Антология фантастики и фэнтези-37. Компиляция. Книги 1-14 [Ежи Тумановский] (fb2) читать онлайн

Алексей Гравицкий, Сергей Палий АНАБИОЗ

С добрым утром!

Книга, которую вы держите в руках — необычное явление для нашего книжного рынка.

Это первый роман большого межавторского цикла. Цикл не базируется на кино, комиксе, компьютерной игре или культовой, хорошо проданной книге. Более того, сама книга не претендует на роль основоположника нового проекта. У нее есть порядковый номер — один, но при этом она равная среди равных.

Мир, очнувшийся после анабиоза, придумал Сергей Палий. Один талантливый писатель предложил интересную идею другим авторам. Те поддержали, развили мир, вместе разработали его историю и законы. Затем взялись за истории живущих в этом мире людей.

Именно эта человеческая составляющая — главная фишка нового мира. И хотя в нём будет место и приключениям, и боевику, и научно-фантастическим изысканиям, и мистике, главное — люди.

Вот, пожалуй, и всё, что я скажу. Главное — в самом романе. Читайте. Нам было интересно работать над этим миром. Надеемся, вам будет так же интересно складывать из ярких кусочков огромную литературную мозаику. Первый фрагмент уже у вас в руках.

Приятного чтения и…

С пробуждением!

Алексей Гравицкий

Я никогда не писал предисловий к своим книгам, полагая, что автор на то и автор, чтобы уметь выражать мысли в тексте. Но в данном случае просто необходимо сказать несколько слов.

Идея мира, в котором все люди впали в анабиоз на долгие годы, пришла столь внезапно, что я слегка растерялся. В голове буквально вспыхнул сложный, многоплановый мир. Подумав, я решил поделиться соображениями с коллегами по перу. Ведь одному такую махину пришлось бы поднимать долгие годы. Да и не факт, что сумел бы.

Сейчас, когда целая вселенная уже готова раскрыться перед тобой, уважаемый читатель, я совершенно четко знаю: не ошибся, разделив идею с талантливыми людьми. Именно благодаря им мир оброс интересными деталями и наполнился самыми неожиданными событиями. Благодаря им мир ожил!

Думаю, будет неправильно выделять заслуги каждого, кто принял участие в рождении вселенной «Анабиоз», да и займет это полкниги. Поэтому я просто перечислю тех, кто вдохнул жизнь в этот мир. Без должностей и регалий.

Ирина Белова, Юрий Бурносов, Сергей Волков, Алексей Гравицкий, Игорь Заботин, Дмитрий Иванов, Светлана Игнатова, Дмитрий Казаков, Светлана Карачарова и журнал «Мир фантастики», Александр Киселев, Сергей Ковалев, Виктор Косенков, Иван Кузнецов, Роман Куликов, Руслан Масленников и группа Melancholy, Вячеслав Мурыгин, Андрей Петров и студия On/off production, Александр Пилишвили, Павел Романов, Сергей Серебрянский, Илья Тё, Ежи Тумановский, Аделя Хадиева, Александр Хохлов, Елена Ширшова, Александр Щавелев.

Спасибо!

Каждый месяц, в новых книгах, мы будем рассказывать про тех, кому довелось пережить самый странный катаклизм в истории человечества. Впереди — тайны и загадки. Впереди всё, что каждый раз пробуждается по утрам вместе с нами, людьми: жестокость и предательство, радость и счастье, страх и ненависть, жалость и милосердие…

Анабиоз закончился.

Добро пожаловать в проснувшийся мир!

Сергей Палий

ГЛАВА 1 Пробуждение

Гулко ухнуло.

Тишина.

Пусто.

У-у-ух.

Вот, снова.

Тяжело, с натугой, будто отовсюду сразу. Прорывая тьму, разбивая безмолвие. Возвращая мысли…

Ух-ух-ух.

Звук стал громче, ритмичней, с каждым новым ударом он нарастал, давил, накатывал плотными волнами до тех пор, пока не оборвался так же резко, как возник.

Я вздрогнул и рывком, с хрипом вдохнул. Легкие наполнились воздухом, но облегчения это не принесло: обожгло изнутри и только.

Больше не ухало.

Я открыл глаза.

Расплывчатые контуры и рябь поплыли во все стороны, словно кто-то сбил настройку телевизора. Овальное световое пятно оформилось, стало ярче и едва не ослепило. Пришлось зажмуриться.

Рефлекторно дернувшись, я шарахнул себя кулаком в грудь. Жуткое ощущение пустоты, таящейся где-то рядом, не отпускало. Чувствуя, как дрожат руки, вдарил по груди еще сильней, со всей дури.

Ну же!

Ухай!

Бейся же, зараза!

Сознание поплыло, пальцы судорожно сжали футболку и на удивление легко разорвали ткань. Нет-нет-нет, не хочу в пустоту… Ухай, ты же сердце… Ты должно работать…

У-у-ух.

На этот раз вдох не прошел вхолостую. Все тело закололо, будто миллионы иголочек впились в мышцы изнутри, и по ним пустили ток. Спину свело судорогой, к горлу подступил комок, рот наполнился слюной. Я подался вперед, чтобы сплюнуть, но крепко приложился лбом обо что-то твердое. Тошнота на какое-то время уступила место вспышке боли. Ремень безопасности натянулся, впился упругой змеей в ключицу.

Сквозь ухающие удары пульса в висках я услышал собственный стон. Щурясь, на ощупь щелкнул фиксатором, отбросил ремень, уперся ладонями в шершавую пластиковую панель и согнулся. Меня вывернуло наизнанку желчью и тягучими слюнями.

Спазмы продолжались еще с минуту, тело била крупная дрожь, конечности тряслись, покалывание в мышцах усилилось. Ничего, фиг бы с ним. Главное — ухает.

Наконец, я разогнулся и часто, неглубоко дыша откинулся на спинку. Скрипнуло.

Гул в голове стихал, судороги закончились, сознание постепенно прояснялось. Нехотя возвращалось зрение. Перед глазами все плыло, вспыхивало радужными пятнами и подрагивало. От ладоней исходило бледно-золотистое свечение: будто плоть под кожей была едва-едва ярче положенного. Так бывает, если через руку посветить фонариком. Только там видно красную муть и сосуды, а тут — словно тусклые лучи пробиваются через янтарь.

Поморщившись, я встряхнул руками. Глючит, наверное, спросонья…

Спросонья? С какого такого спросонья? Где я вообще?

Продавленное кресло, бардачок, заляпанное снаружи лобовое стекло с замершим на полпути дворником, безжизненная приборная панель. Все грязное и влажное.

Что произошло? Авария?

Но почему тогда водительская дверь приоткрыта? Почему она такая ржавая? Что за лохмотья на мне вместо футболки? Где Борис?

Мы с братом ехали из Внуково. Посадили маму на рейс и возвращались в Москву, а потом…

Что случилось потом, я не помнил совершенно. Пустота. Ватная, без единого просвета. Без снов, видений и воспоминаний. Без мыслей. В какое-то мгновение меня будто… выключили.

Сердце заухало быстрее. Нутро подернулось инеем страха.

— Бор-рь… — выдавил я.

Голос сорвался. Пришлось долго кашлять и отплевываться прямо на резиновый коврик мерзкой желчной слюной. Откуда она только берется?

— Борис, — позвал я громче.

Никто не отозвался.

В сознание угрем вползла пугающая мысль: снаружи — подозрительно тихо. Это на Киевском-то шоссе возле аэропорта?

— Борис!

Тишина.

Превозмогая вернувшуюся тошноту, я выпрямился. Дернул ручку и толкнул локтем дверь. Та не открылась: то ли заблокирована, то ли заклинило. Надавил посильнее, плечом. Бесполезно. Покликал по клавише стеклоподъемника — ноль реакции. Взгляд упал на торчащий из замка зажигания ключ. В рабочем положении.

Наверное, мы врезались, и электрику в машине переклинило.

Еще раз, наудачу, дернул ручку — никак. Дверь застопорилась намертво. Наверное, чем-то прижало с той стороны. Я завалился набок, извернулся и стал переползать через рычаг переключения передач на соседнее сидение. С водительского места можно было выбраться наружу.

На полпути меня снова замутило, пришлось раскорячиться, упершись одной рукой в руль, а второй — в спинку кресла. Перед глазами опять все поплыло, гадкое покалывание волной прошло по всему телу. Я несколько раз крупно сглотнул, но с рвотным позывом совладать не смог, и затрясся в спазмах. Противная слюна упала тягучей нитью на сиденье.

Сотрясение, что ли? Так тошнит после сильного сотрясения мозга, но череп вроде бы цел, хотя голова продолжает гудеть…

Отплевавшись, я перебрался на водительское сидение и толкнул приоткрытую дверь. Она подалась на удивление легко, и мне пришлось упереться в стойку, чтобы не вывалиться по инерции наружу. Тело слушалось с трудом, суставы будто поролоном забили, чудовищная слабость мешала двигаться.

Кое-как подтянувшись, я поставил правую ногу на порог и замер. На заскорузлой кроссовке белели плесневелые пятна. Рука машинально потянулась к порванной футболке, и пальцы сжали ветхую ткань.

Лоскуты.

Тишина продолжала втекать в салон через распахнутую дверь. Тишина давила на уши, заполняла холодным ужасом сознание.

Что же тут творится?

Путаясь в движениях, спотыкаясь, я вылез из машины и моментально рухнул наземь, отшибив коленки и ладони. Ноги не держали. Какое-то время пришлось стоять на четвереньках и восстанавливать дыхание. Перед глазами дрожали ярко-зеленые травинки, пробивавшиеся через трещину в асфальте. Чуть в стороне, возле отбойника, чернел свежий грязный след — вроде Бориса. Значит, жив.

Но куда он ушел? Почему бросил меня?

Я собрался с силами и поднялся на ноги. Сразу же заштормило, крутануло, повело в сторону. Еле успел облокотиться на багажник машины, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Ладони уперлись во что-то шершавое, ломкое.

Я пригляделся, все еще щурясь с непривычки.

Ржавчина.

На багажнике, дверях, крыльях, на стойках и крыше — коричневые оспины темнели повсюду. Борькина «аудюха» была покрыта мелкими пятнами ржавчины, будто за ней не ухаживали. Долго не ухаживали.

Бред…

Тишину разбил птичий клекот, заставив меня резко вскинуть голову и сморщиться от вспышки головной боли. На крыше автобусной остановки, торчащей на обочине справа от шоссе, сидела какая-то пестрая птица: то ли дрозд, то ли клест — не особо в них разбираюсь.

Справившись с приступом, я отпустил, наконец, багажник, и осторожно выпрямился. Застыл в оцепенении.

Пульс вновь заухал в висках, как гигантский отбойный молот.

Зрение практически полностью вернулось в фокус, но того, что я увидел вокруг, просто не могло быть. Никак. Разве что в дурном сне…

Серый асфальт растрескался, кое-где вдоль выцветшей разметки пробивались островки травы, столб оплетали нити вьюнка. Рядом замер давным-давно сгоревший и успевший основательно прогнить бензовоз. Стекла в кабине осыпались, и скелет водителя серой кочерыжкой торчал за рулем. В толстую опору надземного перехода врезались сразу две легковушки. Двери одной были распахнуты. Часть закрытого пешеходного моста обрушилась прямо на дорожное покрытие. Но не сама по себе, а так, словно по пролету врезали чем-то большим и тяжелым вроде экскаваторного ковша. За отбойником, метрах в пятидесяти темнела сплющенная фурой легковушка. Сам длинномер лежал под разбитым рекламным щитом поперек трассы. А за ним виднелись крупные искореженные обломки, разбросанные далеко против движения по обочине. Столбы там были поломаны, отбойник перекручен, асфальт покрывали глубокие царапины, а за фурой валялся большой цилиндр. Если прикинуть вероятную траекторию полета этой махины, получалось, что именно она проломила пешеходный мост и опрокинула грузовик.

Бомба? Не взорвавшаяся ракета? Что это за фиговина?

Следующая мысль испугала гораздо сильнее увиденных разрушений.

На этом участке Киевского шоссе не было движения.

Вообще.

Наша машина стояла посреди трассы, недалеко от центрального отбойника. От бампера до бампера тянулись ржавые царапины. Мы перестроились в левый ряд, потом, видимо, потеряли управление, отскочили от ребра ограничителя и встали.

Все остальные машины — были они разбиты или выглядели более-менее целыми — тоже стояли как попало, будто кто-то выключил их на ходу и бросил. Словно игрушки. А некоторые, что уже совсем не укладывалось в голове, были оплетены вьюнком.

Окружающий пейзаж походил на фантасмагорию. На вымысел спятившего художника. На кошмарный сон…

Сердце бешено колотилось в груди, страх все туже сжимал в холодных тисках рассудок, заставляя беспомощно оглядываться, не давая трезво рассуждать.

— Борис! — крикнул я, чувствуя, как подступает паника. — Эй! Кто-нибудь!

Дрозд-клест испуганно защебетал и полетел прочь. Из-за забора вспорхнула целая стайка пичужек поменьше. На грани слышимости раздался то ли свист, то ли скулеж.

Брат не отзывался. Никто не отзывался. Хотелось делать что угодно: ходить, бегать, кричать, — лишь бы притупить накатывающий волнами страх.

Доберусь хотя бы до пешеходного моста, разведаю обстановку.

Озираясь, я отошел от машины. Ноги получалось передвигать с трудом, слабость все еще не позволяла двигаться быстро и уверенно.

Меня мотало из стороны в сторону, колени ходили ходуном, но равновесие держать уже получалось. Осторожно подойдя к бензовозу, я на автомате заглянул в открытую кабину и шарахнулся от истлевшего скелета.

— Твою мать…

Мгновенно вернулась тошнота. Издалека обгоревший водила выглядел нестрашно, а вот так, с расстояния в пару метров…

Меня в третий раз вывернуло прямо на асфальт. Казалось бы, уже нечем, ан нет: запасов тягучей желчи хватило. Вдобавок жестоко закружилась голова, и пришлось с минуту ждать, согнувшись пополам и уперши ладони в колени.

В правом кармане джинсов, которые, в отличие от футболки не разошлись по швам, что-то мешалось.

Мобила!

И как раньше не вспомнил!

Я разогнулся, достал телефон, раскрыл его привычным движением. Выключен.

Треснувший экран безжизненно темнел. Краска на пластиковых вставках облупилась, надпись стерлась, от узнаваемого бренда осталась только буква «а».

Дрожащим пальцем я не сразу попал по нужной кнопке. Надавил.

Давай! Включайся! Ну же!

Раздался сухой щелчок. Задняя панель отвалилась и шлепнулась под ноги. За ней вывалился потускневший аккумулятор.

Чувствуя, как страх подступает с новой силой, я нагнулся, сгреб запчасти в кучу и трясущимися руками собрал телефон, в глупой надежде, что он вдруг сказочным образом заработает…

Куда там! Аппарат был мертв. Давно.

Я машинально сунул его обратно в карман и еще нетвердым, но быстрым шагом направился к ближней опоре пешеходного моста.

— Борис!

От крика с цистерны бензовоза вспорхнула стайка воробьев. За ними в воздух поднялись несколько голубей, а следом, шумно хлопая крыльями, взлетел огромный черный ворон. Откуда здесь столько пернатых?

Возле бетонной громадины я остановился. Лестница, ведущая наверх, была завалена ветками и мусором. Нижние ступени скрывались под слоем почвы, который тянулся от газона через брусчатку тротуара. Словно водой намыло. Знак пешеходного перехода закономерно торчал рядом с бордюром, но некогда синий квадрат потускнел и покрылся грязью — привычного человечка с лесенкой на нем было не различить. Разметка на дороге тоже поблекла. Покрытие в целом разрушилось несильно, но потрескалось капитально. Тонкие полоски травы зеленой паутиной покрывали асфальт. Складывалось ощущение, что я не на федеральной трассе около Москвы, а в глубинке, где по недоразумению отмахали по четыре полосы в каждую сторону и забросили никому не нужный автобан лет на двадцать…

Последняя мысль жутким эхом раскатилась по сознанию, вызвав совсем уж неуместные ассоциации. Я по инерции сделал еще несколько шагов, заглядывая за покрытый ржавыми язвами микроавтобус, и встал как вкопанный.

Посреди шоссе торчало деревце. Небольшая, тонкая осина чуть-чуть скривилась возле корня, прорастая сквозь трещину в асфальте, но дальше тянулась к небу стройным и вполне здоровым стволом и ветвями. Ветер едва заметно колыхал зеленые листья, вдыхая жизнь в застывшую картину и будто издеваясь над моим воображением.

Этот штрих пейзажа доконал меня окончательно. Колени снова подогнулись, и я уже готов был взвыть, чтобы очнуться, вырваться из затянувшегося кошмара, как по ту сторону забора повторился звук. Тягучий, пугающе реальный, наполненный отчаянием скулеж или… стон.

— Эй! — хрипло крикнул я, срываясь с места, спотыкаясь и чуть не падая. — Отзовитесь! Я здесь!

Стон будто бы отдалился. Или показалось?

Я обогнул опору и притормозил. Угол забора изогнулся, крайняя секция была опрокинута. Сразу за тротуаром начинались густые заросли кустарника, над которыми нависала молодая, но уже разлапистая сосна.

Стон оборвался. Зато краем глаза я заметил движение — правда, вовсе не в той стороне, откуда доносился звук, а правее, возле врезавшихся друг в друга легковушек.

Резко развернувшись, я успел увидеть, как между машинами мелькнул силуэт.

— Подождите! — заорал я, шагая к легковушкам. — Эй… Да стой ты!

Силуэт появился еще раз, уже дальше, за следующими автомобилями. Продолжая срывать голос, я рванул за беглецом, но почти сразу пришлось остановиться: перед глазами потемнело от слабости. Я опять уперся руками в колени, отдышался.

Так, по крайней мере, я здесь не один. И даже улепетывающий со всех ног человек — это человек. Хотя, с чего я взял, что это именно человек? Видно было лишь силуэт…

— Да ну на фиг, — пробормотал я самому себе. — Не накручивай.

Хватит бессмысленных телодвижений. Хочешь понять, что происходит, нужно сосредоточиться и поработать головой. Без истерики.

Так, последнее воспоминание… последнее… Мы с Борисом посадили маму на рейс во Внуково, дернули кофе в закусочной и поехали обратно в Москву. У меня днем намечалась встреча с клиентом, показ квартиры, а вечером планировали с Элей сходить в кино. Борису тоже надо было по каким-то срочным делам. Он и так водит агрессивно, но тут вообще дал жару: нырнул в туннель и, выскочив на шоссе, перестроился сразу в крайний левый ряд. Кажется, кого-то подрезал… А дальше? Что-то случилось. То ли удар, то ли свет просто разом погас.

Не помню.

Может, мы разбились насмерть, и…

— Не накручивай, — повторил я уже громче.

Поморгал и шумно выдохнул.

Фыркающий звук повторился, словно кто-то неумело передразнил меня. И этот кто-то стоял сзади.

Я вздрогнул. Сердце заухало, как поршень в моторе. Что-то удержало меня от резкого движения. Будто почувствовал: нет, нельзя дергаться, иначе он моментально нападет.

«Кто? — взорвалось в мозгу, заставляя и без того заходящееся сердце ускорить ритм. — Кто — он? С чего я взял, что там не человек?..»

Только-только начавшие выстраиваться мысли вновь посыпались, как сметенный ветром карточный домик.

По шее и спине бежали мурашки. В затылке будто кто-то сверлил дырку — настолько явственно ощущалось присутствие. И взгляд. Чужой, голодный, нечеловеческий.

Еле сдерживая животное желание сорваться с места и бежать без оглядки, я застыл на несколько секунд. Даже дыхание задержал. Собрался с духом. В голову, сквозь шум пульса, пробилась единственная более-менее четкая мысль, за которую удалось зацепиться, как за соломинку: «Если он не напал сразу, то можно договориться».

Стараясь двигаться плавно, я убрал вспотевшие ладони с коленей, разогнулся и медленно-медленно повернулся всем корпусом.

Интуиция меня подвела.

Договориться с ним было абсолютно нереально…

Возле бетонной опоры стоял волк.

Я почему-то сразу понял, что это не собака, а именно волчара — матерый, голодный, неизвестно откуда взявшийся в этих краях.

В лучах пробившегося сквозь облака солнца взъерошенная шерсть на его спине блестела, и это со стороны могло показаться даже красивым, если бы не оскал. Взгляд невольно цеплялся за ряды грязно-желтых зубов, останавливался, и отвести его от этой смертоносной ухмылки было уже невозможно. Острые клыки отпечатывались в сознании, гипнотизировали, подавляли волю, вызывали в генной памяти какой-то дикий, древний страх. Мелко дрожащая верхняя губа оттеняла статичную фигуру хищника. А черный холод глубоко посаженных глаз вымораживал почище зимней вьюги. В них не обязательно было смотреть. Они сами… смотрели, превращая мышцы в камень.

Выйдя из ступора, я прерывисто вдохнул и, едва чувствуя ноги, сделал маленький шажок назад. Под кроссовкой скрипнул камушек, и я вновь замер.

Волк моментально перестал скалиться, уронил голову на бок и заскулил. Вот что за стон я слышал пару минут назад в кустах! Только теперь эта смесь рычания, воя и хриплого скулежа больше не казалась жалобной или отчаянной. Звук заставлял ежиться, сжиматься, подталкивал бежать… Рассудок подсказывал, что бегство сейчас равноценно смерти, но тело, подчиняясь первобытным инстинктам, работало само.

Я попятился, смещаясь к ближайшей машине. Укрыться в салоне не успею, но кузов легковушки — хоть какая-то защита: остаться с хищником один на один на открытом пространстве, значит стать его быстрой добычей.

Я не побежал, не запаниковал. Я отступил, и это дало мне шанс выжить. Мозг заработал на удивление четко. Возникло ясное понимание, что к зверю нельзя поворачиваться спиной. Появилась трезвая оценка сил, осознание его превосходства в скорости. А еще захотелось найти оружие, любое, чтобы не чувствовать себя настолько беспомощным.

Ткнувшись спиной в машину, я вздрогнул и судорожно нащупал пальцами ручку задней двери. Дернул. Бесполезно: закрыто.

Хотел было проверить переднюю дверь, но в этот миг волк сорвался с места и помчался на меня. Беззвучно, стремительно, еле слышно шурша лапами по асфальту. От вида быстро приближающегося хищника кровь застыла в жилах. В его движениях чувствовался опыт охоты, умение настигать и убивать добычу. Он несся с единственной целью: сбить меня с ног и вцепиться в горло, чтобы загрызть…

Время словно замедлило бег, картинка развалилась на отдельные кадры. Зверь приближался скачками, каждый из которых выделялся обострившимся зрением в отдельный рывок. Мозг отмечал траекторию несущейся серой массы как пунктир, упирающийся полупрозрачным концом в мою грудь. Листья на проросшем в дорожной трещине деревце замерли вместе с порывом ветра.

А затем мир словно взорвался, наполняясь резкими движениями, ощущениями, пугающим звуком шуршащих по сухому шоссе лап.

Страх близкой смерти, как электрический заряд, прошиб вдоль позвоночника, махом сняв оцепенение и заставив совершить немыслимый прыжок на грани возможностей организма. Я пружинисто оттолкнулся обеими ногами и сиганул влево, отклоняя корпус и голову как можно дальше от летящего на меня волка. Он уже оторвался от земли, когда сообразил, что жертва ушла с линии атаки. Решительно не желая упускать шанс сбить добычу с ног, хищник крутанулся всем телом, изогнулся в полете и сумел зацепить мое плечо лапой.

Зубы клацнули над самым ухом, но зверь промахнулся. По инерции его унесло на багажник, перевернуло. Царапнув когтями по железу, он приземлился по ту сторону машины и свирепо зарычал.

Падая, я едва успел подставить руки, чтобы не грохнуться на асфальт плашмя. Удар все равно получился сильным, и на мгновение я потерял ориентацию. Разодранное плечо пронзила сильная боль. Сознание поплыло.

Нет! Только не отключаться! Иначе — смерть…

Сжав зубы, я вскочил на ноги и, сообразив, что выиграл секунду-другую, побежал к опоре моста. Лестница там хоть и завалена хламом, но других укрытий вокруг нет.

Едва я успел обогнуть дорожный знак и завернуть за угол, как следом донесся до жути знакомый шорох лап, и волк серым призраком выскочил на остановку. Он не промазал, нет. Этот гад все рассчитал: вышел на удобную точку, чтобы взять разбег для решающего броска.

Я подбежал к лестнице, но завал оказался серьезнее, чем выглядел со стороны.

Спотыкаясь, разбрасывая в стороны гниль и ветки, я рванул наверх, но растянулся на первых же ступенях.

Сзади послышалось разрывающее нервы рычание.

Сердце пропустило удар.

«Вот и всё», — буднично мелькнуло в голове, когда я переворачивался на спину, чтобы хоть как-то отразить убийственный бросок…

Хрясть!

Сбитый мощным пинком с траектории атаки, волк отлетел в стену и с утробным рыком ощерился. В первый миг я даже не понял, что произошло, а когда осознал, то напряженное до предела тело вдруг разом расслабилось, словно из него вынули стержень.

Краем глаза я успел заметить, как Борис подался вперед и со всего размаху полоснул волка чем-то острым, заставив того заскулить и отскочить в сторону.

— Пош-ш-шел! — зловеще прошипел Борис, наступая и не давая зверю опомниться.

Раненый хищник не дольше секунды размышлял, стоит ли продолжать схватку. Расклад сил изменился, и жертвой мог стать он сам. Не переставая сипло рычать, скалиться, подволакивая поврежденную лапу, волк отступил. Сначала зашел за остановку, а потом проворно нырнул в лаз под забором.

Я запрокинул голову и бездумно уставился в длинную ветвистую трещину на своде.

Сердце ухало, отдаваясь громоподобными ударами в висках и пульсирующей болью в поцарапанном плече. Иней страха, выморозивший грудь изнутри, постепенно таял. Возвращались запахи, звуки. Во рту появился соленый привкус крови: наверное, я прикусил губу или язык во время безумного паркура.

Хотелось полежать так подольше, прийти в себя. А еще больше хотелось проснуться в холодном поту и с облегчением осознать, что эта замусоренная лестница, пыльное шоссе с мертвыми машинами и проросшие сквозь асфальт деревья — всего лишь ночной кошмар…

— Отдохнул? — поинтересовался Борис, протягивая жилистую руку. Во второй он держал саперную лопатку. По всей видимости, догадался прихватить из багажника. — Подъем.

Я с трудом поймал его ладонь и встал на ноги, морщась от боли в плече.

— Покусал? — нахмурился Борис, заметив мою гримасу.

— Царапнул. Обработаю, и заживет, — ответил я, облокачиваясь на перила. — Спасибо тебе.

— Еще заходи, брат, — усмехнулся Борис и подмигнул.

Его скуластое узкое лицо сделалось похожим на морду борзой: вытянутое, с острым носом и рыжеватой щетиной. Борис еще со школьных времен жутко бесился, когда его сравнивали с худощавой собакой, поэтому я старался лишний раз не подначивать на эту тему. Но похож, ох похож! Не зря ему в старших классах кличку Борзый дали. Высокий, сухопарый, резкий в движениях, с характером…

Странный он: мне бы наоборот понравилось такое сравнение, а этот бесится.

— Надо ближе к машине перебраться, — сказал я, отходя на присыпанный землей тротуар и осматривая следы. — Волк может вернуться.

— Еще разок с лопатой поцелуется, — фыркнул Борис, переставая улыбаться.

— Тебе повезло, — покачал головой я. — Если б с первого раза его не ранил, то еще не известно, как…

— Ладно, не топчи клумбы, — отмахнулся Борис, разворачиваясь и шагая поперек шоссе, к «аудюхе».

Терпеть не могу эту присказку. Да еще этим его хриплым тоном. Когда он так говорит, сразу вспоминаются тупые бандиты из девяностых. А Борис вовсе не тупой, и почти не бандит. Он и хрипит не ради эффекта, у него действительно такой специфический голос.

Но сходство все равно есть.

Как и с борзой.

Возле машины Борис остановился, прислушался. Я тоже невольно замер.

Солнце опять скрылось за пухлыми, будто сделанными из ваты облаками, и усилившийся ветер принес обрывки фраз. Что именно говорили, разобрать не представлялось возможным, но на этот раз у меня не возникло сомнений: речь была человеческая.

— Вроде там бормочут, — кивнул Борис в сторону опрокинутой фуры. — Пока обождем. Хрен знает, что у них на уме.

Он положил лопатку на крышу, с хрустом открыл заднюю дверь и полез в салон. На дорогу посыпалась ржавая труха, с порога свисла оборванная резиновая прокладка.

— Ты где был? — спросил я, хотя на языке вертелись совсем другие вопросы.

— На разведку ходил, — буркнул он, продолжая копошиться на сидении. Его летние брюки тоже обветшали и местами разошлись по швам. — Потом тебя спасал.

Слова вроде бы не были обидными, но где-то возле желудка привычно кольнуло. Борис обожал в любой ситуации поставить собеседника в зависимое положение. А уж меня — старшего брата, не добившегося в жизни карьерных высот, — просто-таки считал своим долгом пошпынять при первом удобном случае.

Он, наконец, закончил рыться в салоне и выбрался наружу. Сунул под мышку портфель с документами, протянул кожаный футляр с моими очками и аптечку.

— Держи. Йодом мажься и бинтуйся, если марля не сгнила.

Последняя фраза, как удар хлыста, вернула меня в пугающую реальность. Я повесил футляр на шею, взял аптечку и повертел головой, переводя взгляд со сгоревшего бензовоза на оплетенный вьюнком столб, и обратно. Ветхий скелет водителя продолжал равнодушно скалиться через осыпавшееся лобовое стекло…

— Ты понимаешь, что здесь произошло? — обронил я, запоздало соображая, насколько глупо прозвучал вопрос.

Но Борис, вопреки ожиданию, ответил без издевки:

— Ни хрена я не понимаю. — Он нахмурился. Взгляд стал цепким и колким. Лоб прорезала глубокая вертикальная морщина, какую редко увидишь у тридцатилетнего человека. — Ясно одно: мы долго провалялись в отключке.

— Не просто долго, — поправил я. — Очень долго. Судя по…

Я не нашелся, как закончить фразу. Просто махнул рукой за спину, показывая на ужасающий пейзаж.

— Ага, — подхватил Борис, толкуя жест по-своему. — Я тоже видал, как дерево через асфальт растет. Что последнее помнишь?

— Выехали из туннеля, ты подрезал кого-то. — Я потер лоб, вспоминая. — Всё. Дальше — как отрезало.

— Та же фигня, — согласился Борис, отвинчивая крышку бака и нюхая. — Бензина нет.

— Как нет? — тупо спросил я.

— Так. Выдохся, наверное.

— Не может быть. Ерунда какая-то.

Я говорил в пику фактам лишь потому, что рассудок был не готов признать очевидное. Мне все еще сложно было поверить в то, что нас каким-то невероятным образом перебросило в будущее. В странное будущее, словно бы искаженное…

Борис некоторое время сверлил меня взглядом, будто подозревал, что я знаю больше него, но не хочу делиться. Потом, видимо, усек, что я просто-напросто растерян, и отвернулся. Почесал в коротко стриженом затылке, неопределенно хмыкнул.

— Как думаешь, что с нами случилось? — осторожно спросил я.

— Не знаю, — отозвался он, подходя к кабине бензовоза и заглядывая внутрь. Меня снова замутило. — Где в грузовиках инструменты обычно? Под сиденьем, что ль…

Я не ответил. Борис поворошил что-то внутри кабины, выругался и спрыгнул со ступеньки. Достал зажигалку, пощелкал, вхолостую высекая искры.

— И сигареты ек, — зло сообщил он, убирая бесполезный предмет в карман ветровки.

— Если мы попали в будущее, то как объяснить все это… запустение? — проговорил я, сам не понимая, кому задаю вопрос, себе или Борису.

— Не знаю.

— Если предположить, что у нас коллективная потеря памяти, то…

Я запнулся.

— Откуда все это запустение, — закончил Борис. — Слышал про летаргический сон?

— Отпадает, — покачал я головой. — Слишком долго получается. Даже по самым скромным прикидкам, дереву, которое на дороге проросло, лет пять.

— Зато многое объясняет, — задумчиво сказал Борис. — К примеру, волка, который тебя чуть не сожрал.

— Ничего это не объясняет, — опять возразил я. — Почему мы не состарились? Почему зимой не перемерзли? Почему нас тупо черви не сожрали? Кстати, чтоб на Киевском шоссе волки завелись, надо всю экологию перекосить. Не Подмосковье. Гораздо шире. А тут всего лишь местная…

Я осекся.

Сердце заухало. В голове зашумело, в конечности вернулось покалывание.

Я рефлекторно поежился.

Кусочки мозаики окончательно сложились в картину.

Повсюду, насколько хватало глаз, темнели безжизненные машины, растения буйствовали так, словно их развитие ничто не ограничивало на протяжении многих лет, там и тут щебетали птицы. Воздух был чист и прозрачен — ни выхлопных газов, ни пыли, ни той надоевшей матовой дымки, которая висит над крупными городами.

Аптечка вывалилась из ослабевших пальцев и с глухим стуком упала на асфальт.

Я уже знал, что сейчас озвучит Борис. Замотал головой, словно не желая слышать, но слова все равно ударили по ушам.

— Такое не только здесь, — сказал Борис и махнул рукой в сторону Внуково. — Пока ты спал, я метнулся к аэропорту на километр. Везде одно и то же. Дохлые машины, заброшенные дома. Ни света, ни огня.

Чувствуя, как приходит осознание трагедии, я отступил на шаг. Будто это Борис был виноват во всем случившемся, будто он мог заразить меня какой-то неведомой инфекцией катастрофы.

— Нет, — сорвалось с пересохших губ.

— Да, брат, — жестко отрезал Борис. — Вырубило, как минимум, все окрестности.

Я снова мотнул головой. Взгляд уперся в большой искореженный цилиндр, лежащий за перевернутой фурой. Уже понимая, что это за штуковина, я сделал еще один шаг назад.

Хотелось убежать от надвинувшейся вдруг реальности. Далеко-далеко, туда, где снова все будет привычно и просто.

— Мама…

Я не узнал своего голоса.

Борис посмотрел на меня исподлобья. Пронзительно, страшно.

— Ее самолет был уже в воздухе, — произнес он, наискось отсекая прошлое.

Ух-ух. Ух-ух-ух.

Меня словно вынули из тела и дали взглянуть на себя со стороны…

Лицо серое, как дорожная пыль, кулаки сжаты до белизны в костяшках, плечо перепачкано кровью, в глазах отражается чистое небо с белоснежными ватными облаками. А под этим прозрачным небом — серое полотно шоссе, разбитый пешеходный мост, сплющенные легковушки, перекрученный отбойник, опрокинутая фура, искореженный цилиндр авиационной турбины…

Ух-ух.

Ух-ух-ух.

Сердце уже работало в штатном режиме, сильно и ровно. Сердце начало отсчет новой жизни, и плевать оно хотело на то, что мир навсегда изменился.

Ух-ух.

Ух-ух-ух.

Пульс ритмично колотил по вискам, взрывая тишину и оглушая чудовищной явью, в которой случилось проснуться.

Сердце билось здесь и сейчас.

Сильно и ровно.

Вопреки.

ГЛАВА 2 Бензоколонка

Ничего не хотелось.

Понимания произошедшего не прибавилось. Осознание непоправимости угнетало. Зато страх немного отступил, притупился.

Саднило плечо. Голова разламывалась до тошноты.

Я сдавил ладонями виски, но легче не стало. Только замутило сильнее.

В аптечке не нашлось ничего от мигрени. Разве что анальгин. Но срок его годности заканчивался в 2016-м — всего парой месяцев позже, чем мы оказались посреди этого злосчастного шоссе. А с тех пор, как мы очнулись, судя по масштабам разрухи, прошло явно больше двух месяцев.

Я достал из висящего на груди кожаного футляра очки и вздохнул, глядя на сальные разводы. Стал протирать линзы уцелевшим краем футболки. Чем заляпал-то? Толком и не припомнить, когда последний раз снимал их. Кажется, в закусочной аэропорта.

Как я мог забыть про стекла… При моих «минус двух» это, конечно, не критично, но к очкам я как-то давно привык. Если б Борис не прихватил футляр, так бы и остался без «глаз».

Я надел очки и посмотрел на Бориса. Тот подобрал булыжник, устроился прямо на асфальте спиной к покореженному отбойнику, и яростно шкрябал камнем по ребру саперной лопатки. Примостившись на краю заднего сидения, я видел брата через грязное стекло распахнутой дверцы. Вернее не видел, а угадывал. Сквозь муть не просматривалось даже выражение лица.

— Борь, а просроченный анальгин помогает?

— Не знаю.

— Ну, я им хоть не отравлюсь?

— Не знаю, — буркнул брат, продолжая заниматься своим делом. — Попробуй, и поглядим.

Пачка анальгина выглядела, мягко говоря, не свежо. Я повертел бумажную упаковку в пальцах, но выдавливать из нее таблетки не рискнул. Бросил в сторону, на побитый временем, пахнущий плесенью велюр. Хотел откинуться на сиденье, но новый приступ головной боли скрутил так, что я подскочил обратно. Сел, скрючившись. Принялся массировать виски. Бесполезное занятие.

Вроде бы есть какие-то точки. Одна на лбу, в том месте, где начинают расти волосы, вторая на затылке. Если массировать их одновременно, то боль уходит. Так мама говорила и свято верила, что это помогает.

При воспоминании о матери заныло в груди. Свыкнуться с мыслью, что ее больше нет, не получалось.

Я поднялся на ноги, шагнул в сторону.

— Ты куда?

Борис сидел на прежнем месте, и остервенело точил лопату о камень. На меня даже взгляд не поднял. Его манера сохранять хладнокровие всегда меня поражала.

Как-то в детстве мы с ним крепко подрались, и я зарядил брату в ухо сильнее, чем следовало. Он разобиделся и на эмоциях выбежал вон из квартиры. Через пять минут вернулся, спокойный и сосредоточенный. Сообщил, что на лестнице что-то горит и надо вызывать пожарных. Обиды как не бывало. Я сперва подумал, что врет, вышел на площадку, а она и в самом деле в дыму. Вернулся в квартиру. Что делать не знаю, а брат уже номер на телефоне накручивает. Набрал ноль один, там услышали детский голос, решили, что это неудачная шутка и трубку повесили, пообещав уши оторвать. Борис сразу же сориентировался и позвонил маме на работу, чтобы она вызвала пожарных.

Позвонил маме… Господи!

Мысли путались. Он ведь сказал сейчас что-то.

— Что?

— Куда намылился, спрашиваю?

— Надо людей поискать, — ответил я, сам толком не понимая, куда именно идти.

— Успеется, — сказал он таким тоном, словно приказывал оставаться на месте и никуда не ходить.

Это Борис хорошо умел: говорить так, будто распоряжения раздает. Причем делал он это не беспочвенно. В словах чувствовалась уверенность человека знающего больше, чем говорит. Иногда так и было на самом деле.

Я снова посмотрел на брата.

— Ты видел людей?

— А ты?

— Слышал. И видел. — Я припомнил невнятное бормотание, метнувшуюся тень, добавил уже без уверенности: — Кажется.

— Вот именно. Я по машинам пошарил: кругом трупы одни. И не удивительно. Трасса, скорость большая. Побились хорошо.

— Но мы-то живы.

— Уверен?

Хлесткая мысль стеганула по нервам. Я замер. А в самом деле, кто сказал, что мы живы? Может, мы разбились всмятку и сейчас на полпути к раю? Или в каком-нибудь чистилище. Хотя чистилище, кажется, только у католиков. Бред. Какие католики? Я же в бога никогда толком не верил…

Я покосился на брата, тот удостоил-таки меня взглядом. В глазах Бориса была насмешка. Он не издевался, да и иронизировал скорее над ситуацией, чем надо мной, но выглядело это форменным свинством.

Борис посмотрел на ребро лопаты, мягко провел по нему большим пальцем, пробуя остроту. По всей вероятности, она его не удовлетворила. Брат подхватил булыжник и снова принялся методично шваркать им по железу.

— Повезло нам, — бросил он. — Я же только повернул. Скорость никакая была, и в нас никто не влетел. Посреди рабочего дня здесь в сторону Москвы не так много машин идет.

— Хочешь сказать, только мы и выжили?

— Не знаю.

— Не может быть. Если предположить, что…

— Хрена тут предполагать, брат? — в голосе Бориса сквозило раздражение.

— Надо же понять, что произошло.

— Зачем?

Вопрос оказался настолько же простым, насколько обескураживающим. Я открыл было рот, чтобы ответить, и завис.

— Надо думать, чего делать. А что произошло, потом разберемся. Если вообще разберемся.

Борис снова потрогал ребро лопатки и на сей раз остался доволен. Поднялся на ноги, взвесил на ладони камень, размахнулся и швырнул булыжник за отбойник на другую сторону дороги. Камень пролетел над потрескавшимся асфальтом и, всколыхнув траву, растворился в зелени обочины.

Брат несколько раз резко взмахнул лопаткой, рассекая воздух, и поглядел на меня, всем видом вопрошая: «ну и чего стоишь?»

— Пошли? — обронил я.

И тут же озлился собственной неуверенности. Голос прозвучал вяло, будто я не спросил, а промямлил.

Борис не ответил, только коротко кивнул и зашагал вдоль отбойника в сторону Москвы. В руке заточенная лопатка, под мышкой портфель с документами.

Я поплелся следом. Куда теперь? Домой? Наверное, домой. Только, что там с этим домом? Есть ли он еще, или развалился? Да и чего там делать по большому счету? Мамы нет, а…

Эля! Мысль ударила в темечко и окатила до пяток ледяным душем. Надо скорее добраться до города. Если мама летела в самолете, то Эля должна была сидеть дома.

Воспоминания проявлялись медленно и нечетко. Словно с трудом вынимались из каких-то запредельных глубин чужой, крепко подзабытой жизни.

Ну да. Мы с Борисом поехали провожать маму во Внуково. Потом у Бориса были намечены какие-то деловые встречи, а у меня один клиент, и вся вторая половина дня посвящена Эле. Легкий перекус в итальянском ресторанчике, кино и домой. Ужин при свечах с приятным продолжением, благо, мамы дома нет, а Эля догуливает последнюю неделю отпуска. Все было заранее спланировано.

Хочешь посмешить бога, поделись с ним своими планами. Кажется, я не раз думал о том, что если б мама не приходила домой без предупреждения, было бы счастье. Сейчас желание исполнилось, а вот счастья не прибавлялось.

Не будет мамы. Не будет итальянского ресторанчика и ужина при свечах. Ничего не будет.

Только бы Эля была жива.

— Куда мы идем? — спросил я, не выпуская мысли из головы.

— В город, — не оборачиваясь, ответил Борис. — А что, есть другие предложения?

— Нет. Мне надо найти Элю.

Брат кивнул, но понять, с чем он соглашается, было невозможно. Не то хотел сказать «да, надо», не то «да, найдем», не то вовсе «да ищи ты кого хочешь».

Какое-то время шли молча. Борис топал вдоль отбойника, разве что рукой за него не держался. Дорога серой изувеченной лентой тянулась вперед. По краям ее торчали загородки шумоуловителей и буйной порослью перли кусты. Шуршали на ветру. А может, кто-то там лазал, приглядываясь к двум людям на дороге.

— Борь, давай на обочину отойдем, — предложил я.

— Зачем?

— Нас здесь видно со всех сторон. Не стоит лишнее внимание привлекать.

— Нам здесь тоже видно всё, во все стороны. Если какая дрянь на нас кинется, ей сначала придется четыре полосы перемахнуть. А это незаметно не сделаешь. Чего ты кипеш развел?

Чего? Хороший вопрос. Просто молча идти через всю эту помесь сюрреализма с театром абсурда страшно. Но не скажешь же младшему брату, что у меня очко играет.

— Ну, все-таки дорога, — пробормотал я.

— Не боись, — ответил Борис спокойно, без сарказма, — машин здесь нет. Вернее, они больше не ездят, — поправился он и зашагал к двум переплетенным между собой легковушкам.

Машины не ездят, факт. Какие-то побились настолько, что не до езды — в утиль прямым ходом. Какие-то, как Борькина «аудюха», встали тихо, без особых повреждений, но работающие двигатели выжали топливо под ноль и застыли. Теперь, должно быть, уже навсегда.

Бензин-то долго не хранится.

Сколько именно хранится бензин, я не помнил, если вообще когда-то знал. Но он же вроде испаряется, или выдыхается, или что там с ним происходит от долгого хранения?

К тому же проржавело и сгнило все, что могло проржаветь и сгнить…

С близкого расстояния в покореженном железе проступили узнаваемые очертания. То, что стояло позади, было когда-то шестой «маздой». Символика на багажнике никуда не делась, хоть и не сверкала хромом. Передняя часть «мазды» превратилась в металлический фарш. Развороченная морда сплелась с такой же изуродованной задницей чего-то мелкого и, судя по корявости исполнения, отечественного. «Ока»?

Я зашел сбоку. Внутри неприятно съежилось, сердце заухало. Это была не «Ока», а «девяносто девятая». Только задницу ей смяло так, что багажник уехал в салон, а заднее сидение ушло под переднее. Смотреть, что внутри, смысла не имело. Живыми из таких консервных банок не вылезают.

Но Борис уже отпер водительскую дверцу и ковырялся в салоне. Главное, самому туда не лезть.

Я поспешно сглотнул подступившую слюну и отвернулся к «мазде». Ее лобовое стекло осыпалось, с водительской стороны на капот вывалилось нечто, похожее на грязный гнилой мешок.

Понимание того, что этот мешок вовсе не мешок, а останки водителя, пришло не сразу. Что-то с ними было не так, с этими останками… Головы у них не было, вот что!

Снова замутило. Я длинно сплюнул на асфальт и отошел в сторону.

Борис, наконец, вынырнул из «девяносто девятой», легко хлопнул дверцей. Та не закрылась, что-то ей помешало. Свесившаяся рука мертвого водителя: тлен и кости, но этого хватило, чтобы дверь отскочила. А может, она вообще не могла закрыться, кузов-то наверняка повело. Так или иначе, это взбесило казавшегося спокойным брата.

Он резко хлопнул дверцей второй раз, третий. На четвертый она распахнулась во всю ширь, демонстрируя сгнившее тело. С этим все было нормально.

И голова на месте, и оскал через истлевшую плоть проступает, как в дешевом фильме ужасов.

Рот в который раз наполнился слюной. Стараясь задавить рвотный позыв, я чаще задышал и невероятным усилием сглотнул, проталкивая назад то, что лезло наружу, хотя лезть там было уже нечему.

У брата проблем с желудком, кажется, не возникало. Он яростно пнул ногой останки, плюнул и, не пытаясь больше захлопнуть дверь, развернулся ко мне.

Глаза бешеные, складка поперек лба теперь еще глубже. А ведь все его спокойствие — лишь усилие воли. Изнутри Бориса ой-ей-ей как корежит!

От понимания, что брат не железный, почему-то стало легче.

— Борь, не надо.

— Что не надо? — хрипло рыкнул Борис. — Я к аэропорту ходил, там то же самое. И здесь та же фигня. Везде одно и то же. Трупы.

— Они умерли, мы живы. Радоваться надо.

— Вот именно, — огрызнулся Борис. — Эти гады попередохли, а я за каким-то хреном живой. Один среди кучи дохлых ублюдков. Радости полные штаны.

— Ты не один. — Я попытался поддержать его, чувствуя какую-то потерянную еще в юношестве, почти материнскую нежность к младшему брату.

Борис хотел что-то ответить. Лицо его напряглось, скулы заострились, с языка уже готово было сорваться нечто хлесткое, как удар плети, но брат передумал. Выдохнул и зашагал прочь.

Мы шли. В побитые машины больше не заглядывали. Борис, кажется, перестал интересоваться их содержимым, а я с самого начала не особо любопытничал.

Сколько мы так шли, точно не знаю. Кажется, не очень долго. Я топал за братом, стараясь двигаться след в след. В этом не было никакой необходимости, но мне почему-то казалось, что оно успокаивает. Во всяком случае, такая манера передвижения позволяла хоть на чем-то сосредоточиться.

От мыслей, впрочем, это занятие отвлекало не сильно. Что все-таки произошло? Что делать дальше? Что пить? Что есть? Тошнота отступила, и жрать теперь хотелось просто зверски. А еще этот итальянский ресторанчик и ужин при свечах. Воистину, хочешь посмешить бога, поделись с ним планами. Поделился. Посмешил…

— Не ной, свечи не портятся, — подбодрил Борис, и я понял, что какое-то время говорил вслух. — Успеешь еще поужинать. Я вот договор должен был подписывать сегодня. Вернее… тогда. Теперь не подпишу. И со жратвой разберемся. Не боись, с голоду не сдохнешь.

— Спасибо за чуткость, — огрызнулся я, злясь больше на себя, чем на него. Снял очки и без надобности протер стекла краем футболки. Вернул на переносицу.

— Еще заходи, — тут же откликнулся брат и остановился, оглядываясь. Сощурился, высмотрев что-то, и мотнул головой влево: — Туда.

Я проследил за направлением его взгляда. Ничего нового: потрескавшийся асфальт, через который пробивается трава, кусты, разросшиеся во всю обочину, автобусная остановка.

Борис уже перемахнул через отбойник. Куда его понесло?

— Борь! — окликнул я. — Подожди.

— Догоняй, — не оборачиваясь, отозвался брат.

В своем репертуаре. Нет бы объяснить что-то или посоветоваться. Нет. Боря решил, Боря пошел. Остальные подстраиваются. Всю жизнь он таким был. И попробуй что скажи — рассмеется в лицо и пошлет за демократией в Штаты. Мол, это там демократия и свободы, а у него все жестко.

С другой стороны, у него и вправду все жестко. Чуть жестче, чем надо. Мама с этим смирилась, я пытался мириться. Подчиненные Бориса вешались, компаньоны матерились. Зато клиенты всегда благодарны были. Видимо, его неприязнь к демократии все же давала плоды. Вот только ни одной женщины, которая терпела бы братца больше трех месяцев, я не припомню.

Не сказать, что у Борьки были проблемы с бабами, нет. У него всегда кто-то был. Но недолго. Иногда он их посылал, чаще — они его. Брат не расстраивался.

Я перелез через грязный отбойник и припустил следом за Борисом. Догнал его уже возле остановки. Асфальт под ней потрескался. Через остов скамейки и разбитую крышу вверх тянулось внушительное дерево.

А ведь, когда мы ехали во Внуково, остановка была целая. У меня привычка — в окно смотреть от нечего делать. Если б увидел заросшую остановку, определенно бы запомнил. А дерево вырастает не за год и не за два. Сколько же мы спали?

— Осторожно, двери открываются. Остановка «Институт полиомиелита», — сообщил Борис.

— И чего мы здесь забыли?

— Не здесь, — отрезал Борис и с треском вломился в кусты.

В груди невольно екнуло. Он с ума сошел! А если там волк опять, или еще какая гадость похуже?

Я машинально коснулся раненого плеча и огляделся в поисках хоть какого-то оружия. Возле остановки, среди осколков крыши валялся булыжник. Небольшой, с кулак, но все же лучше, чем ничего.

Подхватив камень, я двинулся следом за братом. Идти пришлось недолго. Вскоре кусты и деревья кончились, уступив место поломанному пятачку асфальта. Здесь разруха ощущалась больше, чем на шоссе. И растительность была куда гуще.

Под обветшавшим навесом торчали почерневшие остовы колонок. Стояли несколько выгоревших и проржавевших скелетов машин. В стороне, среди зеленой поросли, высился закопченный магазин.

— Сгорела бензоколонка, — констатировал я.

— Главное, чтоб магаз внутри уцелел, — рационально подошел к вопросу Борис. — Пошли.

Он снова зашагал вперед. К магазину. Поджарый, резкий, решительный. Будто и не было у него недавно никакого срыва.

Стеклянные двери, работавшие когда-то от фотоэлемента, не открылись. Стекла покрывала копоть. Я подошел ближе, попытался разглядеть хоть что-то внутри, но так ничего и не увидел. Некстати пришло воспоминание из детства…

Мама в гостиной наряжает елку. Двери в комнату заперты. В дверях стекла. Хочется посмотреть, и мы вместе с братом размазываемся носами по стеклу, лишь бы увидеть хоть что-то. Но стекла хитрые, прозрачность их весьма условна, и разглядеть ничего не удается. А хочется. И я вру Борьке, что вижу, как мама цепляет на елку макушку. Боря врет что-то в ответ…

— Нос не испачкай, — посоветовал брат, глядя на меня у закопченной двери. Словно в мысли заглянул.

Я не ответил.

Борис уперся в дверь и попытался сдвинуть ее в сторону. Поднатужился. Затем отступил на шаг и отер о штаны перемазанные сажей ладони.

— Заклинило, — сказал он буднично, словно каждый день как на работу ходил на сгоревшие бензоколонки и пытался попасть внутрь.

— Попробуем разбить? — предложил я.

Брат прищурился. Остановил взгляд на камне, который я все еще сжимал в потной ладони, хмыкнул.

— Попробуй.

Я отступил на шаг.

А может, не стоит лезть? Мало ли чего там внутри?

— Не боишься? — спросил я на всякий случай.

— Чего? Что труп обгоревший выскочит? Боюсь, конечно.

Черт бы его подрал! Может он хоть иногда нормально разговаривать?

Пальцы судорожно стиснули камень. Я размахнулся и бросил его в стеклянную дверь. Сильно, вложив всю злость и отчаяние.

То ли злости оказалось мало, то ли дверь была рассчитана на хулиганье с подножным орудием пролетариата, то ли я вообще в раму попал — стекло выдержало. Камень отскочил в сторону с металлическим звяком. Точно, в раму тюкнул. Снайпер.

Я поглядел на Бориса. Тот, оценив мою попытку, хозяйским взглядом окинул окрестности. Пихнул мне портфель с лопаткой, отошел на несколько шагов, подобрал валяющуюся рядом металлическую урну и вернулся.

— А ну-ка, посторонись.

Я отшатнулся в сторону. Борис подхватил урну и, занеся ее сбоку по кривой дуге, вмазал по стеклянной двери. Громко треснуло. Стекло расцвело «розочкой», но не осыпалось.

— Каленое? — предположил я.

— Пофиг, — отозвался Борис и, вскинув урну второй раз, врезал по двери, закрепляя успех.

Стекло не выдержало четвертого удара: хлопнуло, посыпалось мелкими брызгами. В раме остались угловатые осколки, подернутые сеткой трещин. Борис откинул свое стенобитное орудие. Урна, громыхая, откатилась в сторону.

Брат забрал лопатку, сбил остатки стекол и полез внутрь.

В магазине было темно и грязно. Воздух, душный и влажный, застоялся. Пахло старой гарью.

Пожар здесь явно случился давно, и огонь не пощадил ничего. Полыхало не только снаружи, но и внутри магазина. И хотя не все выгорело подчистую, ни еды, ни воды здесь не сохранилось.

Больше всего досталось той части магазина, что располагалась возле входа. Витрины тут торчали почерневшими металлическими остовами с налипшим расплавившимся пластиком и еще невесть какой дрянью. За стойкой, где вероятно когда-то была касса, сидел обгоревший скелет.

Я пошел вглубь магазина. Под ногами хрустело и лопалось. Что именно? Не знаю. Я предпочитал не думать о том, по чему иду. Подсветить все равно было нечем.

Дальний конец зала сохранился лучше. Здесь обнаружилось несколько почти не тронутых огнем витрин. Зато в них поселились мыши. Видно, что-то съедобное тут все же можно было отыскать. А еще здесь была задняя дверь. В сортир или в какое-то техническое помещение.

— Борис! — позвал я.

Брат был далеко и, судя по звуку, рванул ко мне через ползала не разбирая дороги.

— Чего орешь? — спросил он недовольно, едва не налетев на меня в полумраке.

Я постучал пальцем по дверному полотну.

— Здесь другой выход.

— И чего стоим?

Рука брата бесцеремонно вцепилась в предплечье, и он отодвинул меня в сторону. Перед носом покачнулся знакомый поджарый силуэт. Защелкало. Судя по звуку, Борис дергал ручку.

Затем перестал, но с места не сдвинулся. Что он там делает?

Тишина нового мира угнетала. Хотелось чего угодно, пусть самого глупого разговора — лишь бы не молчать.

— Заперто? — спросил я.

— На ключ, — подтвердил Борис и отошел в сторону. — У кого здесь может быть ключ?

Я зашагал следом за ним обратно к выходу. Что будет делать брат, уже было ясно, хотя я до последнего надеялся, что ошибаюсь.

Не ошибался.

Борис прошел за кассу и стал искать ключ там, где он, безусловно, мог быть. Там, где у меня рука бы не поднялась его искать.

— Боря, это мародерство, — сказал я.

— И что? — спокойно поинтересовался брат. — Помещение закрыто. Дверь подогнана плотно. Дверь металлическая. Есть шанс, что за ней сохранилось что-то полезное. Может, хоть воду найдем. Нужен только ключ, и я, блин, его найду, даже если этот мертвяк сожрал его перед смертью.

— Это не по-человечески.

— А что по-человечески? — с интересом спросил Борис.

— Не знаю. Надо похоронить как-то…

— Тогда на улицу выйди и там всех похорони. Я буду думать о себе живом, а не выражать почтение к нему мертвому. О!

Звякнуло, и Борис вскинул над головой целую связку ключей.

Возможно, среди них и был нужный, но подобрать его в темноте оказалось невероятно сложно. Брат долго чертыхался, но дверь так и не отпер.

— Свет нужен, — сказал он, наконец, и направился к выходу.

Далеко уйти Борис не успел. Впереди что-то ярко вспыхнуло, заполыхало неровно. Я сощурился, только сейчас осознав, как внутри темно, и насколько привыкли к этой темени глаза.

Рядом рыкнул Борис. Звякнули ключи, вверх взлетела саперная лопатка, едва не вспоров мне щеку заточенным ребром. И вслед за светом появился голос.

— Эй, н-на, есть кто?

Голос был насыщенным, густым. И фигура, судя по высвечивающимся в дрожащих всполохах очертаниям, у мужика была под стать голосу.

Огонь встрепенулся, упал и утих. Неизвестный ругнулся.

— Мужики, — позвал он. — Вы тут живые?

— Мужик, — в тон ему откликнулся Борис. — А ты кто?

— Э-э, — запнулся нежданный гость. — Свой я. Выходите, что ли. Снаружи всё поприятнее.

И сам, судя по звукам, полез на улицу.

Все произошло настолько неожиданно и быстро, что я даже испугаться толком не успел. Шепнул Борису:

— Чего делать будем?

— А чего тут делать? Я выйду, ты следом.

— А если…

— Если что, с лопатой поцелуется, — сказал Борис. — Уж один-то раз садануть успею. Мало не покажется.

Снаружи бил нестерпимо яркий свет. Солнце слепило до пятен перед глазами. Я запоздало понял: лопата, в случае чего, не спасла бы. Будь снаружи еще хоть кто-нибудь, и имей они что-то против нас — уложили бы слепыми прямо на выходе.

Но мужик был один, и настрой его не казался агрессивным. Хотя росту в дядьке было за метр восемьдесят, и ширина плеч соответствующая.

Мы стояли втроем возле разбитых дверей и жмурились от солнца, пытаясь разглядеть друг друга.

Мужик перестал щуриться первым. Протянул широкую ладонь.

— Колян, н-на, — представился он, глядя на Бориса. И зачем-то добавил, повернувшись ко мне: — Николай Витальевич.

— Борис, — поздоровался брат.

— Глеб, — в свою очередь пожал я протянутую руку.

Ладонь у Коляна оказалась мозолистой и крепкой. Мужик явно не в офисе штаны просиживал. Простецкую рожу избороздили глубокие морщины, на щеках топорщилась недельная щетина, в висках просвечивала пепельная седина. Если судить по внешности, то ему было лет пятьдесят. Плюс-минус.

Колян хохотнул:

— Мужики, н-на, а вы не в Борисоглебске часом родились?

— Нет, — улыбнулся я грубой шутке. — У нас мама учитель истории.

Колян угукнул, но по физиономии было ясно, что ничего не понял.

— Ты откуда огонь взял? — поинтересовался Борис.

Новый знакомец приосанился, со значением выудил из кармана очки, повертел ими перед носом. Поведал гордо, словно только что получил яблоком по башке и делился открытием всемирного тяготения:

— Линза. Солнышко. Бумажка.

Под последнее слово он кивнул на валяющийся возле дверей братов портфель, который я оставил возле входа.

О как. А я со своими линзами не догадался такой фокус проделать.

Борис мрачно посмотрел на Коляна, перевел взгляд на меня.

— Значит, мой договор посреди улицы бросил, — напряженно констатировал он. Повернулся к мужику: — А ты из него факел сделал.

— Не сердись, Боряныч, — потупился Колян. — Там еще много бумаги. Не на один костер хватит.

— Угу. Три юриста с этим договором конодребились неделю. Понадобится, еще заходи. Ладно, — резко выдохнул брат, гася злобу. — Новый нарисуем.

Колян, кажется, опять ничего не понял.

— Да ладно, н-на, — виновато пробормотал он. — Я ж не со зла.

— Проехали. Надо костер развести и факелы соорудить, пока солнце не село.

На то, чтобы запалить костер, ушло не больше получаса. Веток приволокли много. Те, что были поменьше, ломались об колено. Какие потолще — Борис подрубал лопаткой.

Факелы тоже оказались не проблемой. Колян нашел за магазином сорванные с крыши куски рубероида. Намотанный на палки и подожженный, он светил куда дольше, чем горящая бумага.

В отличие от брата, Колян бубнил без умолку.

Жил он тут неподалеку. То есть, вообще-то, он жил далеко, в Калужской области, но там ему все надоело, и Колян дернул в столицу на заработки. Давно. Потом какое-то время торчал в Москве, какое-то время — под Москвой, работая кем ни попадя и где придется. Жил и сожительствовал, пил со студентами по общагам и… с кем он только не пил. Потом устроился в одну лавочку сторожем. Тут, совсем рядом. Проторчал там год. А потом заснул и проснулся сегодня.

Тот день был хороший, тихий. Начальства не предвиделось. Колян накромсал хлебушка, откупорил килечку в томате, вскрыл пузырь, и понеслось. На вечер была заначена вторая бутылка и вино для Клавки, которая обещала заглянуть.

Когда Колян проснулся, что-то было не так. И с ним самим, и вокруг. Сперва думал, что вырубило спьяну, грешил на похмелье. Потом понял: не так всё. И похмелье ни при чем. Мутный и непонимающий, добрел до шоссе, перемахнул через дорогу. Искал… Не, не Клавку. Пес с ней, с Клавкой. Людей искал. Слава богу, нашел…

Я слушал вполуха. В большей части этого трепа не было никакого смысла, но, по крайней мере, он разрушал жуткую тишину. Борис, напротив, оживился и стал перекидываться с Коляном байками из беспутного студенчества.

Мне было не до их бодрых разговоров. Тревога не уходила. Вот бы поскорей добраться до Арбата, найти Элю и убедиться, что с ней все хорошо.

Солнце катилось к закату. Костер весело потрескивал. Факелов навертели с десяток, дровами запаслись на сутки вперед. Колян свалил последний припертый ворох хвороста. Сел к костру. В зубах торчал молодой, еще совсем мягкий еловый побег.

— Жрать охота, — поделился он, пожевывая хвойную ветку.

— А елка съедобная? — улыбнулся я.

— Не очень, — признался Колян. — Мы мальчишками были. Хлобызднем чего или покурим и елкой зажевываем. Чтоб запах, н-на, отбить. Елочка — это первое дело.

«Н-на» он вставлял по поводу и без. Присказка явно требовала продолжения, но Колян его культурно избегал.

— Помогало? — подколол Борис.

— А то, — подмигнул Колян. — Правда, один раз ухряпались с пацанами до соплей, н-на. Зимой было. Иду домой, вижу елку. Знаю, что не то. Молодых побегов-то нет, но перемкнуло в башке. Думаю, какая, н-на, разница? Встал под елку и чуть ли не три ветки сожрал. Жесткие, колючие, н-на. Домой пришел, мать увидала, как меня мотает, и отхлестала мокрой тряпкой, н-на. На другой вечер успокоилась и говорит, мол, я тебе, дураку, сама налью, только одеколон тот хвойный больше не пей.

Колян благодушно хохотнул и тут же загрустил.

— Курить охота. На той стороне дороги тоже заправка, н-на. Та не сгорела, но там магазина нет. Только будка с кассой. Там ничего кроме масла и омывалки.

Омывалка, масло… Мысль взорвалась в голове, заставив сердце забиться чаше.

— Может, вода дистиллированная? — спросил я.

— Как же! Там только эта, с добавками от насекомых, н-на. Чтоб комаров размазанных с лобовухи смывать легче было. Не знаю, что туда добавляют, но я это пить не рискну.

— Да ладно, Коль, — поддел брат. — С твоим-то стажем и испугаешься?

— Не надо грязи, — оскорбился Колян. — Я чистый продукт потребляю. Одно дело водка, хлебная слеза. Другое — химия всякая.

Упоминание химии подействовало на Бориса странным образом. Брат переменился в лице, подскочил на ноги и выругался.

— Ты чего? — нахмурился я.

— Ничего, — хрипло выдохнул тот и, подхватив обмотанную рубероидом палку, сунул ее в костер.

Лицо брата стало резким, будто столкнулся с чем-то неприятным, раздражающим. А раздражала его, обычно, человеческая глупость. Факел загорелся, закоптил.

«Про дверь-то забыли», — сообразил я, поднимаясь.

— Ага! Дотумкал, — оскалился Борис и с факелом наперевес направился ко входу в магазин.

Я уже поджигал вторую палку. Колян смотрел озадаченно.

— Вы чего, мужики?

— Ничего, — отозвался я в тон брату, вытаскивая из костра факел. — Сейчас вернемся.

При свете нутро магазина выглядело еще неприятнее. Гарь, грязь, копоть. Копошащиеся мыши, какие-то жучки и сороконожки. От вида насекомых стало противно настолько, что очередные человеческие останки, обнаруженные между черными каркасами витрин, не вызвали сильных эмоций.

Или я стал понемногу привыкать к мертвечине?

Борис стоял возле двери и ковырял ее, перебирая ключи. Чадящий факел он приладил к полке, отчего на щетинистой щеке и скуле дрожали красно-желтые отблески.

Когда я приблизился, брат как раз вставил подернутую ржавчиной железку с бородкой в замок. Ключ подошел, но радоваться было рано.

Замок проржавел. Ключ не желал поворачиваться.

— Дай-ка я, — подошел Колян, не ставший дожидаться снаружи.

Брат отступил. Пальцы нашего нового знакомца тронули ключ так, словно он брал не ржавую железку, а смычок. И собирался не вскрывать дверь, а играть четвертый концерт Рахманинова.

Щелкнуло.

— Я в свое время слесарил малость, — поделился Колян и надавил на дверь. — От ё, н-на!

Несмотря на то, что замок Колян отпер, дверь не поддалась. Приржавела, что ли?

Колян шагнул назад, накренился, завис, словно мультяшный самолет, разогревающий турбины. А потом немного качнулся и с глухим «н-на» врубился плечом в дверь.

Створка влетела внутрь. Колян провалился за ней по инерции, тормозя и ругаясь уже в полную силу.

Остановился, отступил на полшага. Гордо сообщил:

— Вот теперь давайте свет.

На этот раз я успел раньше Бориса. Поднял факел и ступил в дверной проем.

Насекомых и мышей здесь не было. Небольшой коридорчик затопило по щиколотку. Пахло гнилью, канализацией. В конце коридорчика, между двумя дверями, лежал на животе человек.

Я подошел ближе. Страшно не было, но внутри что-то опасливо сжалось.

— Эй, — тихо позвал я.

Человек продолжал лежать без движения. Я присел на корточки, посветил и отшатнулся. Это только со спины он казался спящим. Несчастный был мертв. Возможно, не сумел очнуться: захлебнулся, приходя в себя.

Давясь слюной и часто дыша, я поднялся на ноги.

— Приплыл, — прозвучал над ухом спокойный хрипловатый голос.

Борис стоял за спиной и смотрел на меня.

— Давай проверим, чего стоять, — предложил он и, не дожидаясь ответа, протиснулся мимо меня.

Нам повезло. За одной из дверей был сортир, другая не открылась, зато за третьей обнаружилась небольшая комната, заваленная коробками и упаковками с тем, что раньше составляло ассортимент магазина.

Канистры с машинным маслом и пачки заплесневевших глянцевых журналов нам были сейчас не особенно интересны, но наружу мы выбрались вовсе не с пустыми руками. Упаковка минералки без газа, упаковка кока-колы, коробка с шоколадными батончиками, коробка с растворимым картофельным пюре, коробка с какой-то дрянью типа доширака и ящик с инструментами, который Борис откопал в дальнем углу.

Впрочем, половина добычи оказалась бесполезной. Колян хватанул батончик, раздербанил обертку и поморщился. Хотел куснуть содержимое, но быстро передумал. Судя по выражению его лица, толстый-толстый слой шоколада вместе с орехами, нугой и карамелью превратился в толстый-толстый слой чего-то гораздо менее аппетитного. Кола тоже годилась лишь для тушения костра. Зато негазированная минералка была вполне пригодна, и яичная лапша хрустела так же задорно, как в голодно-запойном студенчестве.

Во всяком случае, так выразился Борис. Впрочем, он как-то по молодости и пиво собачьим кормом закусывал. Лично мне лапша в сухом виде не очень нравилась.

— Может, поищем какую железку, — предложил я. — Воду погреем и заварим по-человечески.

Бессмысленность предложения дошла до меня быстро. Колян просто пожал плечами и продолжил хрустеть макаронами. Борис же, при упоминании о железе, подтянул к себе ящик с инструментами.

Я вздохнул и, решив не выпендриваться, захрустел лапшой. Как все.

Брат жевал и неторопливо раскладывал перед собой содержимое ящика. Ржавые гаечные ключи, наборная отвертка, ножовка, подернувшаяся рыжими пятнами. Борис преобразился, просиял, словно у него в голове лампочку включили. С абсолютно счастливой рожей достал топор.

— Брат, я дарю тебе саперную лопату, — торжественно сообщил Борис, будто оглашал завещание, по которому мне доставался как минимум небольшой остров в Тихом океане.

— Нашел себе новую игрушку?

— Э-э, Глебыч, — встрял в разговор Колян. — Это не игрушка, это оружие, н-на.

На Бориса он смотрел с плохо скрываемой завистью. Было видно: Колян жалеет, что не нашел ящик с инструментом первым.

— Орудие труда, — утешил я его. — Чтоб топор стал оружием, нужно уметь с ним обращаться.

— Не обязательно, — покачал головой Борис. — Топор штука замечательная. Какой стороной не кинь, все равно попадешь.

— Берсерк среднего звена, — усмехнулся я и осекся.

Подначка прошла мимо. Это я простой риэлтор, средний класс.

Борис, хоть и младше на пять лет, а хватка у него что надо. Деловая. Пока я манагерствовал, а потом сдавал-продавал чужие квартиры, брат успешно строил собственный бизнес.

Борис молча ухмылялся. Надежда, что он не понял моей реплики, таяла как воск. И услышал, и понял. И гораздо раньше, чем я сообразил, как облажался.

— Ладно, — пробормотал я. — Фиг с ними, с вашими топорами-лопатами. Дай мне пилу.

Борис подначивать не стал, молча протянул ножовку.

— Спасибо.

— Еще заходи.

Я поднялся с ножовкой в руке и направился к кустам.

— Эй, — хрипло окликнул Борис.

Я обернулся.

— Ты куда, брат?

В его голосе прозвучали нотки беспокойства.

— До ветру, — соврал я. — Скоро вернусь.

Он посмотрел недоверчиво. Сказал:

— Не задерживайся. Темнеет.

Я кивнул и зашагал сквозь кусты обратно к дороге. Идея возникла давно, когда Борис только выудил ножовку.

Кусты хлестали ветками, вокруг все шуршало и стрекотало не по-московски. Так стрекочут насекомые под вечер на лугу, у опушки леса.

Птицы притихли, чувствуя близкую ночь. Окружающий мир менялся. Звучал по-другому, пах по-другому и жил совсем не так, как должен был жить на Киевском шоссе.

Зябко ежась — не от холода, а от напряжения, — я вскарабкался по откосу и выскочил на дорогу.

Немного промазал. Остановка осталась метров на пятьдесят в стороне.

Я развернулся и быстро зашагал вдоль шоссе.

Солнце скрылось, подкрасив небо над горизонтом розовым. Наметились сумерки. Но фонари не загорались, фары не светили, не горели огни заправок, домов и магазинов. Ни рядом, ни вдалеке. И людей не было, хотя нельзя было пожаловаться на отсутствие жизни.

Возле остановки я притормозил. Сел на остов скамейки, убрал очки в футляр, приладился и, выбрав удобный угол, стал пилить проросшее сквозь разбитую крышу дерево. Заныло поцарапанное плечо. Ножовка оказалась тупой и ходила неохотно, но сгущающиеся сумерки и незнакомые ночные звуки нового мира добавляли адреналина в кровь, заставляли шевелиться быстрее.

Придерживая ствол, я допилил до конца, не давая дереву упасть. Когда зубья пропахали последние сантиметры древесины, аккуратно уложил ствол на бок и поглядел на спил.

Спина вспотела. По позвоночнику скользнул знакомый холодок. От затеи я не ждал ничего хорошего, но это было слишком.

Я судорожно сглотнул. Во рту пересохло. Жаль, воды с собой не взял. Где-то недалеко, будто издеваясь, расхохотался проснувшийся филин.

Пора возвращаться, но не тащить же с собой все дерево.

Я опустился на колени, взял сантиметров на двадцать выше спила и начал с остервенением елозить по стволу тупой ножовкой. Аккуратность и ровность второго разреза меня уже не заботила.

Рука болела, с непривычки вздулась пара пузырей. Футляр с очками от энергичных движений болтался на шее, как аритмичный маятник. Сумерки густели. Я торопился…

К костру вернулся уже почти в темноте. Огонь сквозь кусты был заметен издалека. А голос Коляна вообще разлетался на всю округу.

— …проснулся, н-на, по телу какие-то золотистые мурашки бегают. Думал, всё, допился. Проморгался, вроде пропали, — закончил он фразу.

— Та же фигня, — хрипло отозвался Борис. — Кстати, а число у тебя какое было, когда заснул?

— Число?

— Ну, дата.

— Н-на! Чтоб я помнил… Я как-то больше по дням недели… сейчас…

Колян зашлепал губами, прикидывая в уме.

— Двадцать восьмое июля, — выдал он наконец. — Точно! Как раз начальство за деньгами уехало. Зарплату кинуть должны были.

Колян замолчал. Я подошел вплотную к костру и остановился. Борис, заметивший меня еще несколько секунд назад, состроил недовольную рожу.

— Ты где шлялся до сих пор? Лапша застряла? Она вроде сухая была.

Сил препираться не было. Я молча бросил на землю полено.

— Смотрите.

Колян подхватил деревяшку. Повертел в руках. Продекламировал:

— Над Италией обширной солнце светит с наглой мордой, а под лесенкой в каморке Папа Карло пилит бревна. Хочет сделать Буратину…

— Это что? — оборвал его излияния Борис, глядя на меня снизу вверх.

— Дерево помнишь? — спросил я, чувствуя, как дрожит голос. — Которое на остановке через лавочку проросло?

Борис кивнул.

— Я его спилил. Считай годовые кольца.

Брат хмыкнул с уважением. Протянул руку забрать у Коляна полено.

— Двадцать восемь, — обронил я, не выдержав.

— Что? — опешил Борис.

— Двадцать восемь колец. Этому дереву двадцать восемь лет. И чтобы прорости через асфальт нужно было еще какое-то время. Так что мы спали лет тридцать. Это как минимум.

Борис смотрел сквозь меня. Складка на лбу стала глубже. Или просто от всполохов костра сгустились тени?

Я ждал, когда мой всезнающий, рациональный брат выдаст какое-то логичное объяснение. Выдаст хоть что-то.

Он молчал.

Мир вокруг притаился, возвращая пугающую, неприятную тишину. Даже костер теперь потрескивал не так дружелюбно, как минуту назад.

— Фига се, — выдохнул наконец Колян. — Это ж сколько мне лет, н-на?

ГЛАВА 3 Ночные гости

В стеклышках очков плясали отражения багряных головешек. Костер мы не гасили, но пламя притушили. Света хватало от взошедшего месяца.

Волков или других хищников огонь, возможно, отпугнет, но привлечет людей — а люди разные бывают. Ведь после тридцатилетнего сна, кроме нас, очнулся кто-то еще. Ощущение присутствия тлело внутри, как подернутые золой угли.

Кто-то проснулся. И тоже начал осваиваться в новом мире.

Тридцать лет, подумать только. Миг для природы, целая жизнь для человека.

Миг? Да не такой уж миг, судя по тому, как изменился мир. Даже если предположить, что природа и впрямь на треть века сбросила человеческое бремя, то картина выходила пугающая.

Хотя, что тут предполагать. Вот она, картина. Вокруг нас.

В линзах отражалась ночь с мерцающими точками углей…

Сам не заметил, как достал очки и стал протирать их краем футболки. Раньше такого за собой не замечал. Неужели обзавожусь новой привычкой?

Впрочем, чего особо удивляться: новый мир — новые привычки.

Убрав очки обратно в футляр, я протянул слегка озябшие руки к тлеющей головешке. Рану на плече дернуло. Пальцы рефлекторно сжали теплый воздух.

— Я ж не постарел, н-на, — глубокомысленно сообщил Колян, закончив изучать ногти. — Даже когти не отрасли. Если бы реально тридцать лет прошло, мог бы уже ими во-он ту колонку царапать.

Я невольно глянул на темный силуэт сгоревшей заправки.

— А вам по сколько лет-то было? — Колян замялся, подбирая слова. — Ну… когда вырубило.

— Да столько и было, — хмуро отозвался Борис, принимаясь шкрябать найденным в ящике с инструментами точильным камнем по лезвию топора. — Тридцать да тридцать пять.

Я обратил внимание, что он не уточнил, кому сколько. Интересно. Обычно Борис не стеснялся, что он младше меня, а наоборот козырял: мол, добился для своего возраста побольше, чем некоторые.

Впрочем, Коляну так и так — до фонаря.

— Молодые, бодрые, — решил Колян. — И все же я не понимаю, почему я… мы все не постарели. Ведь, если треть века… — Он прикинул что-то, наморщив лоб, и погрустнел. На тон ниже закончил: — Я б уж сдох, н-на.

— Дерево выросло, — постучал я по спиленному полену, на котором сидел. — Значит, время прошло.

— Бревно выросло, а я оста-а-ался, — протянул Колян на мотив песни Шарикова из известного фильма, — и, очнувшись, н-на, чуть не обдри…

Он осекся и, резко вскинув голову, уставился на небо. Вытянулся, замер, как старый пес, почуявший след. Даже взгляд остекленел. Только тусклые красноватые блики подрагивали в глазах.

Я поежился. Борис перестал шкрябать и перехватил топор.

Мы подняли головы. Вроде ничего особенного: редкие облака неторопливо плывут над темной кромкой леса, месяц подсвечивает их, высекая контуры на чернильном небе. А вокруг — звезды. Непривычно яркие, колкие на фоне черной бездны, но это и неудивительно: ведь обычной московской иллюминации нет.

Колян продолжал таращиться на небо.

— Чего ты там увидел? — не выдержал Борис.

— Тихо-тихо, — не меняя позы, прошептал тот. — Сейчас чиркнет.

Я открыл было рот, чтобы уточнить, все ли с ним в порядке, и тут чиркнуло. Он подобрал очень точное слово. Именно чиркнуло. Ярко-белым по черному. Метеор быстро, но длинно прорезал полнеба.

— Большой камушек сгорел, — хмыкнул Борис. — И что?

— Это не камушки, — все еще не двигаясь с места, тихо сказал Колян. — Прошлый развалился на несколько штук. И каждый своим путем… чиркнул.

— За тридцать лет протрезветь не успел, — проворчал Борис, потягиваясь. — Камушки у него в небе разваливаются.

— Это не камушки, — с нажимом произнес Колян и наконец повернулся к нам. Мне стало не по себе от его шального взгляда. — Это инопланетяне, н-на.

Брови Бориса поползли вверх.

Только теперь, когда мы дружно умолкли после откровения Коляна, я поразился, как громко заливается сверчок, как вторит ему целый хор лягушек. Ночь была наполнена сотнями звуков.

— Это твоя версия? — осторожно уточнил Борис.

— Сам посуди, они нас вырубили и, эт-а-а… вторглись, — объяснил Колян.

Опустил голову и, стараясь больше не смотреть вверх, стал ворошить палкой угли. Кажется, он уже и сам понял, что озарение получилось идиотское, а версия с инопланетными захватчиками трещит по швам, но Борис добил.

— Ну теперь я спокоен.

— Почему? — не сообразил Колян, переставая перемешивать угли.

— Потому что эти инопланетяне — кретины. Целых тридцать лет ждали, прежде чем вторгнуться. Нет бы спящими нас перебить…

— Может, они тех оставили, кого хотят с собой взять? — буркнул Колян, возвращаясь к углям. — А остальные, того… не проснулись.

— Конечно. Тебя первого увезут. Иди на шоссе, проголосуй, а то тарелка не сразу заметит.

Краем глаза я отметил, как по небу скользнула еще одна звезда.

— Еще предположения будут? — мрачно спросил Борис, вновь подхватывая точильный камень и принимаясь за топор. — Американцы? Фашисты? Злые русские олигархи?

— Причину и виноватых искать — смысла нет: мы ничего толком не знаем, — начал я, осторожно трогая пальцем зазубрины пилы. — Но то, что с нами случилось, очень похоже на один биологический феномен…

— Массовый психоз? — не унимался брат.

— Борь, ты можешь на минуту перестать брызгать желчью и поговорить серьезно? — осадил я его и раздраженно выдохнул.

— Уж куда серьезней, — пробормотал Борис, но дальше огрызаться не стал. — Ладно, на что все это, по-твоему, похоже?

— Анабиоз. — Редкое в обычной речи слово оставило во рту странное «послевкусие». Я продолжил: — Это когда все жизненные процессы в организме очень сильно замедляются. Некоторые земноводные могут так переживать зиму.

— Да что земноводные, н-на, — подхватил Колян, воодушевляясь свежей идеей, — вон сурки такого храпака дают, что пушкой не разбудишь.

— Именно, — подтвердил я. — Правда, есть один момент. До сих пор даже при помощи самых совершенных технологий человека не удавалось вывести из состояния анабиоза. Заморозить — запросто. А оживить — нет.

— То есть, нас всех разом окатили душем из жидкого гелия? Или что они там применяют? — недоверчиво покосился Борис. — А потом, типа, растопили?

— Вряд ли, — сказал я. — Но само состояние похоже. Мы не состарились за такую уйму времени. Ну, или почти не состарились.

— Это хорошо, — кивнул Колян, ежась. — А то я б точно сдох.

Становилось все прохладнее. Борис подбросил в костер несколько веток и только после этого спросил:

— Никто не против?

Как же это все-таки похоже на моего брата: сделать что-то, а потом, уже поставив человека перед фактом, поинтересоваться у него, мол, ничего, что я так?

Ветки занялись, костер негромко затрещал, оттеняя трели сверчка. Сразу стало теплее.

Горело ярко, но когда холодно, уже не до маскировки.

Интересно, а какой сейчас месяц? Судя по буйной еще растительности, но холодным ночам, август. Хотя, кто его знает, что могло произойти с климатом за треть века.

— Я вот о чем, — нарушил молчание Борис. Дождался, пока мы повернем головы к нему, и только после этого продолжил: — Проснулись-то не все. Вот мы с братом в машине ехали, нам повезло, что тюкнулись об отбойник и встали. И что в нас никто не вмазался. А то вон как некоторые побились и погорели в тачках.

— Дело говоришь, н-на, — согласился Колян. — Я тоже спокойно отрубился, у себя в каморке.

— Выборка из трех человек — это сильно, — не утерпел я.

Борис гадливо посмотрел на меня.

— Ладно, ладно, — отмахнулся я.

— Может, нас таким образом кто-то… — Борис поискал слово. — Просеял?

— Золотой миллиард отобрали?

— На миллиард не потянет. Слишком мало проснувшихся. Да и кто мог такое сотворить?

Брат умолк. Сам выдвинул версию, и сам себя загнал в угол вопросом.

— Нестыковочка, н-на, — встрял Колян. — Раз волки гуляют, и птицы табунами летают — животных не вырубало.

— Стаями, — автоматически поправил я, с подозрением глядя на него. — Птицы летают стаями.

— Ну стаями, какая разница.

— Ты откуда про волка знаешь?

Борис тоже напрягся.

— Как откуда, н-на? — даже не почуяв подвоха, пожал плечами Колян. — Сам видел. Еще днем. Трусил по кустам, то ли покоцаный, то ли побитый. Я тогда подумал: фига се, откуда в Подмосковье такая зверюга!

Это походило на правду.

Борис расслабился, да и меня, честно говоря, отпустило. А то мало ли, какого соседа мы пригрели… Тут невольно параноиком станешь.

— Так в чем твоя нестыковочка-то? — продолжил Борис прерванный разговор. — В том, что животных не вырубило?

Колян почесал могучей пятерней в затылке.

— Хм. И в этом тоже, — решил он. — Но я о другом думал. С фига зверье не пожрало тех людей, кто тихо-мирно дрых тридцать лет? Не знаю, как вас, н-на, а меня вот запросто могли. Дверь в лавочке приоткрыта была, чтоб духота не мучила и не хмелеть шибко быстро.

— А вот это нестыковочка, — вздохнул я, понимая, что за всеми этими разговорами мы не нашли ни одного ответа. Только вопросов добавили. — И не только в зверье дело. Зим-то сколько было. Замерзнуть должны были. По логике, вообще выжить никто не мог.

— Но кто-то выжил, — хрипло отозвался Борис.

Я кивнул в ответ и подложил еще дров в костер. Поясницу холодило, но поворачиваться спиной к огню не хотелось: пламя успокаивало и внушало какую-то уверенность, а таращиться в глухую ночь… Нет уж.

Неуклюже поворочавшись на полене, я набросил на плечи кусок засаленного брезента, подобранный в подсобке еще вечером. Не ахти камуфляж, конечно, но все ж защита от ночной прохлады. У Бориса-то осталась нетронутая временем ветровка, у Коляна — джинсовый пиджак, а на мне висели одни лоскуты: футболка почти развалилась.

Что вообще у нас есть?

Немного еды и воды.

Ни теплых вещей, ни оружия.

Горючка. В кладовке вроде были канистры с машинным маслом, но горит ли оно? Честно говоря, не знаю. Наверное, нет. Его лучше использовать для смазки, только вот чего? Бензин в машинах, по всей видимости, выдохся или превратился во что-то малопригодное. Солярка? Ее еще найти надо, да и опять же не факт, что сохранилась. Получается, что горючки нет, как и средств передвижения.

С транспортом — вообще проблема. Сколько понадобится времени, чтобы поставить простоявшую тридцать лет машину на ход? Неделя? Месяц? И то, если ты в этом понимаешь, и все необходимое под рукой.

Крыши над головой у нас тоже нет, но сейчас она и не нужна. Стоять на месте нельзя. Надо постоянно двигаться, искать таких же, как мы, проснувшихся. Объединяться, чтобы выжить.

Палатку бы…

Что осталось у меня?

Очки, пила, саперка. Кроссовки. Джинсы. Еще бы наверх найти что-нибудь вместо лоскутов футболки и куска брезента. Мобила…

Я достал дохлый телефон, повертел в руках, сунул обратно. Абсолютно бесполезный, он напоминал мне о прошлой жизни.

Хлопнув по заднему карману джинсов, я цыкнул зубом. Кажется, остался без документов. Паспорт валяется в бардачке «аудюхи», но не возвращаться же. Да и черт бы с ним: вряд ли в ближайшее время кто-то спросит прописку.

Снова вспомнилась Эля.

Мы встречались семь с половиной месяцев: не так долго, чтобы полюбить друг друга, но достаточно, чтобы крепко привязаться.

Некоторым, правда, хватает и недели на всю радугу отношений — от флирта до расставания. У нас ритм не такой. Нормальный, наверное.

Жили втроем, в маминой двушке на Арбате…

Я застыл, глядя на угасающий язычок пламени.

Мамы больше нет. От этого теперь не бросало ни в истерику, ни в ступор. Понимание отупляло.

Поморгал, встряхнул головой.

Мамы нет. Значит, у меня остался всего один близкий человек. Эля. Нужно во что бы то ни стало найти ее, и скорее!

Внутри рос противный холодок беспокойства.

Чем дольше я думал об Эле, тем сильней меня охватывало волнение. Ведь она осталась дома, в центре Москвы. А кто знает, сколько народу проснулось в том районе, и что там сейчас творится? А вдруг там вообще никто не засыпал? Нет, это вряд ли. Тогда бы сюда давным-давно пришли…

— Ты чего бледный? — Голос Бориса вышиб меня из водоворота тревожных мыслей.

Я глубоко вдохнул и медленно, шумно выдохнул.

— Ничего, спасибо.

— Еще заходи.

Все та же дурацкая присказка.

Япокосился на Бориса. В пляшущем багряном свете его лицо особенно сильно походило на острую морду борзой. Жесткую, даже какую-то жестокую морду… то есть, лицо.

Тут в голову пришла неожиданная, необычная мысль. Мамы не стало, и я автоматически записал в близких Элю. Удивительно, что родного брата, Бориса, мое сознание такой чести не удостоило. Или не удивительно?

— Эх, водочки бы, — мечтательно сказал Колян, щурясь на огонь. — А то спать все равно не тянет.

— Правильно, — усмехнулся Борис, — тридцать лет дрых. Куда ж еще. Опухнешь.

Колян сморщил крупный нос и захрюкал. Я даже не сразу сообразил, что он смеется.

Вдалеке, где-то над Москвой, наметилась розовеющая полоса. Пахло росой, стелился легкий утренний туман над видимым отсюда въездом на заправку, хотелось даже додумать крик петуха, но это было бы уже слишком.

Ночь пролетела как-то незаметно. Рассвет был уже рядом…

По спине пробежали мурашки.

Рядом.

Сзади меня, совсем близко, притаился кто-то живой. Очень осторожный. Сам не знаю, как я его почуял, но в затылок будто впилось тонкое сверло — так пристально он за нами наблюдал со стороны магазина.

— Борь, — шепотом позвал я.

Он нехотя повернулся в мою сторону.

— Ну?

— Тише. Сзади, глянь.

Я, стараясь не двигать всей рукой, показал пальцем за спину. Борис чуть наклонился вперед, заглядывая за мое плечо. Застыл.

Сердце заколотилось. Значит, не ошибся!

В голове заколошматила морзянка мыслей: «Это он вернулся. Точно он. Ведь понятно было, что он так просто не отпустит нас. Вернется отомстить…»

— Давай же, — выдавил я, глядя на спасительный топор в руке брата. — Чего тянешь?

Борис моргнул и опять сфокусировался на мне.

— Чего давать?

Я онемел. Настолько неожиданной оказалась его реакция. Мне на какой-то миг показалось, что всё — крышка, что вот-вот давешний волчара вцепится мне в холку и перегрызет шею в отместку за дневное поражение.

— Кс-кс-кс, — позвал Борис, отводя руку в сторону, словно в ней была приманка. — Здоровый, зараза.

Я резко развернулся. Перед глазами поплыли радужные круги, и я понял, что после долгого неподвижного наблюдения за костром совершенно ничего не вижу во мраке. Попятившись, натолкнулся на Коляна, чуть не спихнул его на головешку. Он отрывисто матюгнулся и ощутимо двинул мне локтем в бок.

Больное плечо привычно дернуло. Я же, не обращая на это внимания, продолжил таращиться в темноту.

Со стороны магазина донеслось урчание, неясный силуэт метнулся на фоне костра к заправке. Толком я разглядеть не сумел, но на волка зверь не тянул. Ни по габаритам, ни по манере передвижения.

Внутри словно пружину отпустили. Я обмяк и опустился на оброненный кусок брезента.

— Еще чутка и в костер бы сел, н-на, — проворчал Колян. Повернулся к бензоколонке, приложил ко лбу ладонь козырьком, словно ему солнце в глаза светило. — Что за зверюга?

— Да кошак, ёлы-палы! — раздраженно отозвался Борис. — Перепугали животину. Теперь хрен подойдет.

— Думал, волк… — возвращаясь на полено, признался я. Нахмурился: — А зачем он тебе сдался?

— Ты что, совсем дебил? — Борис обернулся и крутанул пальцем у виска. — Да в нем килограммов пять.

Я почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Сглотнул волглую слюну. Умом-то я понимал, что в нашей ситуации гастрономический выпендреж выглядит глупо, но чтобы… Бр-р.

Возле ближайшей колонки громыхнуло. То ли кот не особенно скрывался, то ли нарочно долбанул лапами по железному кожуху, но получилось убедительно.

— Надо его подманить, — негромко сказал Борис и стал искать глазами, что из нашего скудного походного арсенала может заинтересовать хищника.

Пока он безрезультатно рыскал, сориентировался Колян. Хлопнул упаковкой, поддернул брючины, встал на четвереньки.

— Кыса-кыса, — позвал он. И начал быстро и необычно щебетать: — Еш-еш-еш-еш.

Борис замер. Я тоже.

— Еш-еш-еш. Иди сюда, н-на. Вкуснятинка. Н-на.

Мы с ужасом наблюдали, как Колян пытается приманить кота брикетом растворимой лапши. Желтым, крошащимся, абсолютно сухим. Было в этом что-то противоестественное, пугающее и манящее одновременно, заставляющее окончательно поверить в реальность происходящего.

— Еш-еш… — Колян умолк. Прислушался. В этот миг он сам чем-то напоминал огромного лохматого кошака. Наконец, удовлетворенно шепнул: — О, идет. Еш-еш-еш. Вкуснятинка. Н-на.

В круг тусклого света от потухающего костра вошел кот. Крадучись, на полусогнутых. Сначала я разглядел длинный, прижавшийся к земле силуэт, а потом и самого ночного гостя. Хотя кто тут из нас гость, можно было еще поспорить.

Крупный, серый в черную полоску, с рыжеватыми ушами. С длинными, белыми усами и бездонными омутами глаз. Лапы его мягко ступали по растрескавшемуся асфальту, длинный опущенный хвост едва заметно двигался из стороны в сторону.

— Еш-еш, — подбодрил Колян. — А и впрямь здоровенный. Камышовый, что ль?

— Хоть лопуховый, — обронил Борис, убирая топор за спину, как зубной врач клещи перед ребенком. — Поймать бы.

Кот насторожился. Замер в полуметре от руки Коляна и повернул голову к Борису. Словно понял смысл слов. Я поймал себя на том, что с удовольствием слежу за этим грациозным животным, прожившим без людей всю свою жизнь и вдруг столкнувшимся со странными двуногими существами. То ли друзьями, то ли врагами.

— Еш-еш. — Колян двинул брикетом из стороны в сторону, и несколько лапшинок упали на асфальт. — Вкуснятинка.

Кот решительно подошел, понюхал и снова отступил. Взглянул на Коляна осуждающе.

— Нашел чем приманивать, — тут же обозлился Борис. — Еще бы семечками угостил.

— Ну простите, вискаса под рукой не было, — огрызнулся Колян, вставая с четверенек и откусывая от брикета. — А если б и был — сам бы сожрал.

— Всю жизнь тебе лапшу хавать, — подвел черту Борис.

И метнул топор. Резко, без замаха, неожиданно для всех. Человек бы точно не успел среагировать…

Кот успел. Мягко отпрыгнул в сторону, пропуская опасное орудие мимо себя, и снова уселся на границе света и тьмы.

Топор улетел в кусты.

Кот не выгнул спину дугой, не ощерился, не зашипел, даже не мявкнул на двуногого, попытавшегося его убить. Просто сел и стал умываться, тщательно вытирая лапой за ухом. Наверное, ему раньше встречались штуковины гораздо опаснее, чем эта палка с набалдашником.

Сказать по правде, сам я испугался выходки брата гораздо сильнее, чем пушистый абориген.

— Шустрый, — констатировал Борис и полез в кусты за топором.

Я вдруг понял, что в тот момент, когда кот благополучно увернулся от смертельного снаряда, я с облегчением выдохнул. В животе урчало, есть хотелось зверски, но мне никак не удавалось заставить себя воспринимать кота в качестве еды. Напротив, мне хотелось погладить его, ощутить под рукой мягкую шерсть и теплое тело.

А вдруг подпустит?

Пока Борис копошился в темноте, а Колян дожевывал лапшу, я осторожно обошел догоревший костер и остановился возле урны, которой брат накануне высадил стекло. Присел на корточки.

— Еще один укротитель, — усмехнулся Колян. — Имей в виду, н-на, лапша и топор на него не действуют.

Я молча отмахнулся: мол, тихо, не мешай. Протянул руку. Кот перестал вылизываться, зевнул, показав клыки, и с интересом поглядел на меня.

Черные кругляши глаз завораживали. Казалось, что в их глубине я вижу прошлое. Чудилось, будто кот хочет поделиться со мной чем-то важным, но не может выразить свои мысли и воспоминания на странном языке двуногих.

Он повернул голову, и гипнотический взгляд исчез. Сначала показалось, что полосатый абориген прислушался к возне Бориса, но я быстро сообразил, что кот смотрит совсем не туда. Он навострил уши и вытянул морду в сторону шоссе.

Я всмотрелся в промежуток за бензоколонкой, но не увидел ничего подозрительного. Грязная лента асфальта, угловатое пятно убитой легковушки, силуэты мелких деревьев, светлеющая полоса на небе. Тихо, спокойно. Впрочем, мои глаза и уши, по сравнению с…

Кот зашипел, вздыбил шерсть на спине. Распушил, выгнул дугой хвост. Его беспокойство мгновенно передалось мне. Я вскочил на ноги.

— Глянь, как напрягся, — нахмурился Колян. — Собаку, что ль, учуял?

— Или волка, — брякнул я. Позвал: — Борь!

Брат не откликнулся. Кот тем временем попятился и улизнул за магазин. Явно что-то почувствовал!

На подъездной дороге между деревьев мелькнула тень.

На хищника не похоже. Почудилось?

Со стороны трассы донеслись голоса. Неразборчивые, но, вне всякого сомнения, человеческие.

— Слыхал? — шепотом спросил я у Коляна.

— Слыхал, — сипло отозвался он. — Будем звать, н-на?

— Не знаю… Борис, ты чего там застрял?

Не дожидаясь приглашения, люди свернули с дороги, обогнули заправку и двинулись в нашу сторону. Человек пять, может, меньше — издалека точнее было не сосчитать.

Колян напрягся. Бориса все еще не было. Да куда же он запропастился?

Я невольно отступил к своему полену и пошарил в поисках лопатки. Не нашел. Зато нащупал рукоять пилы.

К костру подошли трое. Остановились метрах в пяти, приглядываясь к нам.

Весь прошлый день и всю ночь мне казалось, что обрадуюсь любым людям в этом опустошенном мире. Представлялось, как мы начнем расспрашивать друг друга о том, что видели, что знаем, как станем вместе думать о дальнейших действиях, планировать что-то…

А теперь, когда люди сами пожаловали, я не чувствовал ничего, кроме исходившей от них угрозы. Как сваливший от греха подальше кот.

Пламя костра погасло, но на улице уже рассвело настолько, что можно было рассмотреть подошедших. Молодые парни, лет по восемнадцать. Коротко стриженые, оборванные похлеще меня самого. Со злыми, изучающими взглядами. Местные. Сложно сказать, были они знакомы раньше, или познакомились уже после того как очнулись, но сейчас в них угадывалась сбитая стая.

И стая эта явно искала наживы.

Напившиеся минералки и налопавшиеся сухой лапши, согретые раздобытым огнем, мы под утро совсем расслабились и стали очень похожи на легкую добычу.

— Жрать есть? — спросил тот, который стоял по центру.

По всему в нем угадывался лидер.

В руке парень сжимал ржавую арматурину. У остальных оружия я не заметил, но было видно, что в прошлом эти юнцы не ботаникой занимались и драться умели. Уж всяко получше обыкновенного московского риэлтора.

Я хотел было что-то ответить, но тут поднялся Колян.

— Сивый, ты? — спросил он.

— Не я, — отозвался парень. — Жрать, говорю, есть?

— Обознался, — пожал плечами Колян.

— А я ж тя узнал, — осклабился правый, лопоухий, пониже остальных. — Это ж ты, дядь Коль, Клавку с магаза дрюкаешь, да?

Колян вздрогнул. Едва заметно вздрогнул, скорее взглядом, чем телом, но шпана почуяла. Парни подступили на шаг ближе.

— А что за Клавка? — спросил у лопоухого тот, что с арматуриной.

— Да с магаза ж, — ответил лопоухий. — Мы ж заходили ночью, помнишь? Там жмурики одни. И бабу я ж те показывал без башки. Вот та Клавка и была, я ж ее по цепочке узнал, мудрилку пластилиновую.

Он тряхнул рукой и показал украшение, наспех обмотанное вокруг запястья. Я со смесью отвращения и страха посмотрел на оборвыша, похваляющегося награбленным.

— Значит, н-на, Клавка… — Колян не закончил фразу, взгляд его изменился. — Ты что, щенок, с мертвых золото снимаешь?

— Дядь Коль, ты лучше пожрать дай, — улыбнулся тот. — И погреться пусти. А то мы ж на огонь пришли.

За пугающей улыбкой лопоухого проступил самый настоящий первобытный оскал. У давешнего волка дружелюбнее был, честное слово.

Я почувствовал, как вспотела ладонь, в которой была зажата пила.

— А, пожрать тебе, — с напускным гостеприимством хмыкнул Колян и нагнулся к коробке. Пошебуршал там. Распрямился и бросил к ногам юнца сгнившую шоколадку. Тот рефлекторно отступил. — На, пожри, падальщик. Нуга, карамель, все дела, н-на.

Шпана среагировала на действие Коляна, как бык на тряпку. Лопоухий подхватил возле бордюра обломок кирпича — когда только успел присмотреть? — и со всего размаху швырнул в Коляна.

Тот увернулся.

Парень с арматурой и его молчаливый сосед без лишних слов пошли вперед.

— Эй, ну вы чего творите-то? — крикнул я, отступая. — И так тут неизвестно что…

— Закрой туннель, — обронил лопоухий. — Вали их, пацаны. В коробке ж стопудово хавчик!

Они надвинулись. Все трое, разом. Хорошо, что нас разделял догоревший костер.

Колян сориентировался моментально: поддел ботинком угли и швырнул в рванувшего на него лопоухого. Тот ругнулся и сиганул в сторону, едва не сбив лидера.

А вот молчаливый атаковал беспрепятственно. Он быстро обошел разворошенный костер и ударил меня ногой. Прямо, в живот. Я еле успел отбить мощный тычок обеими руками, теряя равновесие и отступая. В последний момент сообразил, что до сих пор сжимаю в правой руке пилу, и взмахнул ей. Наугад, особенно не целясь.

Вопль разбил утреннюю тишину вдребезги. Парень схватился за ухо и обложил меня таким матом, что я невольно отступил еще на пару шагов.

— Да чего ж ты телишься, — подстегнул его лопоухий, поднимая очередной булыжник и заходя с фланга на Коляна. — Это ж городской хлюпа! Вали его!

Пропиленное ухо, по всей видимости, всерьез разъярило моего противника. Парень молниеносно поднырнул под выставленные руки, очутился рядом и двинул кулаком в висок. Увернуться я не успел. В глазах потемнело, голова мотнулась вбок и загудела. Уже падая, я отметил, как на Коляна опускается арматурина. Изображение и звук словно бы смазали, поэтому до конца разобраться в происходящем я не смог.

Жахнулся об асфальт ничком, едва не расшибив лоб. Где-то рядом звякнула пила. Начал перебирать ногами, пытаясь перевернуться на спину, но ничего не вышло.

Сейчас этот парень поднимет кирпич и добьет меня. Ведь это очень больно, когда камнем бьют по голове? Или моей собственной пилой рубанет…

Сквозь гул в ушах я услышал звук. Резкий и неприятный. Хрустящий.

Наверное, мне башку проломили? Но почему, в таком случае, я еще соображаю и слышу, как глухо бьют арматуриной по рухнувшему наземь грузному телу? Почему я вижу, как из закатившегося глаза Коляна течет густая кровь?

Почему я чувствую, как кто-то хватает меня за руку и вздергивает, словно тряпичную куклу?..

— Подъем! — заорал Борис в самое ухо.

«Ем… ем… ем…» — срикошетило в черепе. Я болезненно сморщился и выдернул локоть. Развернулся.

Борис был похож на борзую… Я как-то сразу увидел его всего, с ног до головы, будто сфотографировал. Грязные туфли, разошедшиеся по шву брюки, топор, заляпанная чем-то склизким ветровка. Узкое лицо, острые скулы, цепкий, сосредоточенный взгляд… Борзый. Вот за это его так и прозвали.

— Бежим, — коротко рыкнул он и потянул меня за собой. — Живо, брат! Валим отсюда!

Я по инерции двинулся за ним и споткнулся обо что-то мягкое, но тяжелое. Обернулся, все еще плохо соображая, и царапнул взглядом по месту нашей ночевки.

Время будто замедлило свой бег.

В ушибленном виске загромыхал пульс.

Угли багряной россыпью мерцали прямо посреди асфальтового пятачка.

По одну сторону серой кляксы кострища валялся ударивший меня парень, об него я и споткнулся. Только теперь вместо легкого пропила на ухе, у юнца отсутствовала часть головы. В тот миг мне это даже страшным не показалось. Просто не хватало немного головы, и всё. Факт.

По другую сторону костра лежало еще одно тело — большое, в джинсовом пиджаке, с неестественно вывернутой ручищей и разбитым в лепешку лицом. Я не сразу сообразил, что это Колян. Добродушный Колян, забавно рассуждавший про инопланетян и почти приманивший дикого кота сухой лапшой.

Над ним стоял парень и усердно махал арматуриной. Тук. Тук. Тук. Словно мясо на кухонном столе отбивал.

Тук. Тук.

А лопоухий поднимал саперную лопатку, которую я в суматохе так и не нашел…

— Быстро! — гаркнул Борис, выдирая меня из мира приглушенных звуков и замедленных движений. — Не справлюсь. Порвут.

Пришло понимание: если хочу жить, если хочу добраться до Москвы и найти Элю, то нужно бежать. Без оглядки, не думая о том, что происходит за спиной, игнорируя это «тук-тук-тук», забыв, что у молчуна не хватает части головы, а ветровка Бориса забрызгана какой-то гадостью.

Бежать.

Мы сорвались с места. И откуда только силы взялись?

Бежать. Вдоль сгоревшей бензоколонки. Через кусты, к шоссе. К бледному пятну месяца на розовом полотнище рассвета.

Я даже не заметил, как мы обогнули несколько машин, выскочили на центр дороги и помчались вдоль отбойника, прочь, прочь, прочь от безумия, о котором не хотелось вспоминать. Кажется, за нами даже никто не погнался, но оборачиваться было нельзя. Ни в коем случае!

Борис скакал рядом, хрипло дыша, не выпуская из руки окровавленный топор, стараясь держать его так, чтобы не покалечить меня или себя самого. Его ветровка с чернеющим влажным пятном мелькала рядом. Темное, светлое, темное, светлое. Скорее всего, Борис тоже понимал, что нас никто не преследует, и тоже до дрожи боялся оглянуться на заправку, на точку, за которую уже невозможно было вернуться.

Никогда.

Футляр с чудом уцелевшими очками болтался у меня на груди, отсчитывая ритм.

Мы, как заведенные, бежали через прохладную мглу, из которой то и дело возникали силуэты машин и проросших сквозь асфальт деревьев. Бежали, не слыша щебета пробуждающихся птиц, поскрипывающих под собственной тяжестью сосен, далеких голосов впереди.

Я бежал к.

Брат бежал от.

А следом за нами сквозь легкий утренний туман, подернувший пустое шоссе сизой пеленой, несся пугающий звук, от которого так хотелось скрыться. Очень-очень хотелось…

Тук. Тук. Тук.

Не оглянуться.

Будто чьи-то шаги стучат следом. Чужие и жуткие.

Не спрятаться.

Тук. Тук.

Тук.

ГЛАВА 4 Гипермаркет

Никто за нами так и не погнался. Мы бежали еще какое-то время, потом я выдохся, да и Борис стал притормаживать. Не сговариваясь, сбавили темп, перешли на шаг. Мысли тоже замедлили ход, потекли размеренно.

Солнце поднялось над шоссе и жарило нещадно. Судя по холодной ночи, звездопаду и начинающим жухнуть кое-где листьям, можно было предположить, что сейчас август. Но солнце как будто решило доказать, что я ошибался.

Или во всем было виновато безветрие?

Плавился воздух над асфальтом. Верещали птицы.

Борис остановился и впервые с момента нашего бегства обернулся. Окинул меня странным взглядом. Сплюнул и присел на корточки. Я стоял, не зная как реагировать, что сказать. За последние сутки произошло слишком много такого, о чем невозможно было судить с привычных позиций.

Стоило подумать о ночных гостях, Коляне, Борисе — моментально задирала голову мораль. И сразу же расшибалась вдребезги о реальность, оставляя лишь пустоту и душевные метания. Я никогда не любил рефлексий и старался не опускаться до интеллигентского самокопания, но следовало признать: на этот раз старания пошли прахом.

Брат первым нарушил тишину.

— Чего примолк?

Я поглядел на него. Жесткий, злой. Он всегда был жестким, но не злым. Или мне хотелось думать, что злым он не был? А сейчас…

— В голове не укладывается, — пробормотал я.

— Помочь уложить? — Борис качнул топором.

Взгляд зацепился за окровавленное лезвие. Меня передернуло.

— Ты убил человека.

— Да, — легко согласился Борис. — Этот человек хотел мочкануть тебя, брат. И мочканул бы, не сомневайся.

И в этом тоже была правда. Но Боря… Я знал его с рождения. Помнил мальчишкой, юношей. Он мог быть каким угодно: злобным, жестокосердным, нахальным, — но убийцей он не был. А теперь стал. И от этого делалось не по себе. Честно говоря, сейчас, когда первый шок отступил, я не знал что пугает меня больше: смерть Коляна или родной брат.

— Но ведь не могут же люди так просто…

— Могут, — отрезал Борис. — И раньше была та же фигня. А сейчас им последние тормоза посрывает. Эти — обычная гопота. Они убили так же, как убили бы раньше. Для них еще ничего не изменилось. Подожди, скоро повылезут те, кто будет убивать от ощущения безнаказанности. Вот тогда станет плохо.

— Как будто сейчас хорошо.

— Терпимо. Будет хуже.

— Но ведь должны же и другие проснуться. Полиция, армия, правительство.

Борис кивнул.

— Должны. Не все, но проснутся. И что? Они тоже люди. Вот проснется какой-нибудь мент. Что, думаешь, он мирных граждан спасать бросится? Да ни фига. Прежде чем вспомнит, что мент, он вспомнит, что человек. И чего он начнет творить, по-твоему? Справедливость?

Я пожал плечами. Уже давно понял, куда клонит братец.

— Ну, а правительство?

— Представь себе, что проснется президент.

Я представил. Страна в разрухе, ничего не понятно. Кругом горы сгнивших человеческих останков. Деньги — ничто, бывшая власть — пустое место. Достижения науки и техники превратились в тлен. Экономики нет, социальные и политические системы навернулись.

Нет, туфта это все. Есть же наверное положения и установки на случай войны, ядерного взрыва или еще какой-то глобальной катастрофы. Не может система рухнуть полностью. Должны быть какие-то схемы, по которым станут действовать власти.

— Или вот я, — снова заговорил Борис. — Раньше у меня было все, что я хочу. Ну, или почти все. А сейчас — только топор и один великовозрастный баклажан на шее.

— Иди ты, — рассердился я. — Убийца.

— Я тебе жизнь спас, — безразлично напомнил Борис и отвернулся.

Обиделся? Нет, он не умеет обижаться. Разозлиться может, обидеться — нет. Но ощущение, что я его всерьез задел, не покидало.

— У тебя кровь на куртке, — сказал я.

— Ты тоже заметил? — Интонация была такой, что я не понял: ерничает Борис или говорит серьезно. — Подержи.

Он пихнул мне в руки топор, стянул ветровку, забрал у меня топор и стал обтирать лезвие. Вышло у него это настолько рутинно и обыденно, что мне снова стало не по себе.

Закончив чистку, он удобнее перехватил оружие. Перемазанная кровью ветровка комом полетела в сторону.

— Ночью холодно, — одернул я.

— До ночи разберемся. Сейчас важнее не выглядеть мясником. Идем.

— Куда?

Он кивнул в сторону и зашагал по растрескавшемуся шоссе.

Я поспешил следом, походя отслеживая направление. Впереди, слева от Киевки, высился синий куб гипермаркета. Стены поблекли и облупились, но цвет все же угадывался.

Гипермаркет — это хорошо. Там может быть еда, вода, одежда и много чего еще полезного. Если не сгорело, не сгнило, не сожрали мыши. Если, если, если. Но зайти все равно нужно.

А еще там могут быть люди.

От последней мысли бросило в озноб. В животе что-то сжалось. Как в детстве, на качелях, когда отец раскачивал сильно-сильно. Только в детстве было радостно, а сейчас стало жутко.

А ведь сутки назад я мечтал найти людей.

Борис свернул с шоссе. Пошел осторожно, разводя руками ветви.

— Борь, — позвал я.

— Чего?

— Тормозни. Мне надо.

Борис остановился и посмотрел на меня, как на врага народа. Я молча кивнул на кусты.

— Иди, — проворчал он.

Сам, что ли, в туалет никогда не ходит? Так чего ведет себя так, как… Да, собственно, как обычно.

— Спасибо за понимание, — огрызнулся я.

— Еще заходи. — Борис хищно ухмыльнулся.

Черт бы его подрал.

Я зашел за кусты, кое-как расстегнул заедающую ширинку.

— Далеко не уходи, — окликнул брат.

Вместо ответа я зажурчал. Ну его в баню с играми в мамочку. В конечном итоге я старше, я самостоятельный взрослый мужик и…

Мысль оборвалась. Струя дернулась в сторону. Прямо передо мной за кустами стоял небритый парень лет двадцати пяти в когда-то черной, теперь обветшалой и выцветшей до серости форме. С пистолетом в руке. На груди желтела затертая вышивка: «ОХРАНА». Ствол недвусмысленно смотрел мне в живот. Указательный палец второй руки, касался губ парня, предлагая мне и дальше хранить молчание.

Крикнуть?

Выстрелит.

А если не крикнуть, тогда что? Чего ему надо? Откуда он здесь вообще взялся?

Парень проследил за тем, как я выпустил из себя остатки жидкости, и жестом велел застегнуть штаны. Я повиновался.

А Борис-то не догадывается. Что если этот с пистолетом нас обоих положит?

Охранник, если он, конечно, не снял форму с какого-нибудь скелета, качнул пистолетом. Иди мол. Я развернулся и пошел обратно, к брату.

Надо было руки поднять, что ли? Или не надо? Вот если я сейчас начну руки поднимать, он выстрелит?

Мысли путались. А если не поднимать руки, а развернуться и выбить пистолет? А потом… Что потом? Сюжеты дешевых боевиков за тридцать, или сколько там прошло, лет из памяти не стерлись. Но героем блокбастера я себя не ощущал. Зато даже на расстоянии чувствовал направленный в спину ствол.

Раздвинув кусты, я вышел навстречу Борису вместе с сопровождением. Брат застыл. Я заметил, как напряглась рука с топором. А потом его лицо заполнило такое искреннее удивление, что я невольно расслабился.

Охранник перемену в лице брата воспринял по-своему.

— Бросай топор, лошпед.

— Если брошу, то в голову. Уверен, что тебе оно надо? — отозвался Борис.

Лицо его снова было хищным. Борзым. Рука с топором не расслабилась ни на секунду. Что же его так удивило?

— Бросай топор, или я его убью. — В голосе охранника замерла угроза.

Может, Борис не видит пистолета?

— Покалечишь мне брата, я с тебя скальп сниму, — пообещал Борис.

— Борь, у него пистолет, — не выдержал я.

Борис посмотрел на меня, как на идиота, и расхохотался.

— Какой пистолет? Это пукалка пневматическая. Надо быть полным риэлтором, чтоб не разглядеть.

Он снова рассмеялся. Обидно. Выходит, Боря здесь самый умный и проницательный, а я, получается, балбес?

Парень нехотя вышел вперед. Я почувствовал, как окончательно растворяется страх и закипает злость.

— Урод, — сказал я.

Голос прозвучал хрипло.

— Кто? — уточнил Борис.

— Оба!

Брат снова развеселился. Вроде и смеялся не надо мной, а над ситуацией, но как же обидно он это умеет делать!

Парень убрал пневматику: видно, сообразил, что толку от нее никакого.

— Тебя как звать, стрелок? — спросил Борис.

— Павел.

Парень неуверенно протянул руку. Брат пожал, но я видел, что топор он все еще держит крепко. Готов в любой момент ударить.

— Борис. Где ствол взял?

Охранник помялся, мотнул головой в сторону обшарпанных стен гипермаркета, возвышающихся в стороне. На меня он не обращал внимания.

— Еще есть? — заинтересовался Борис.

Он держался и говорил так, что ему можно было либо ответить, либо послать куда подальше. Но на то, чтобы отправить брата по известному адресу, у охранника явно не хватало характера. Он долго мялся, наконец, сдался.

— Есть.

— Дашь один? — в лоб спросил брат. — А лучше два.

— Я не решаю, — выдохнул Павел, почуяв облегчение от того, что можно спихнуть на кого-то ответственность. — Если только Алексей Иваныч разрешит.

— Тогда идем, — кивнул Борис.

— Куда?

— К Алексей Иванычу.

Брат расслабился и начал вести себя как хозяин положения. Странным образом парень поддержал эту игру. А может, в самом деле увидел в Борисе лидера?

— Идем.

Мы пошли. Друг за другом, след в след. Первым затопал парень в форме охранника. За ним Борис пропустил меня, а сам пошел замыкающим.

Дороги не было, но и густых зарослей, как возле бензоколонки, не встретилось.

— А этот Алексей Иваныч, он кто? — спросил я.

Павел оглянулся, но на брата, хотя спрашивал не он. Борис не сказал ни слова, но схожий вопрос был написан у него на лице.

— Алексей Иваныч, он… — парень замялся.

— Директор гипермаркета, что ли?

— Не, директора на месте не было, когда… ну, когда все уснули. А Алексей Иваныч, он…

Сформулировать парень так и не смог, но и без того уже все было ясно. Загадочный Алексей Иванович, принимающий решения, то ли проснулся первым, то ли быстрее других сориентировался в ситуации и взял на себя руководство.

— Он главный, — выжал из себя Павел, подтверждая мои догадки.

Борис хмыкнул.

Мы шли. Надо было остановиться, подумать. Все взвесить.

Слишком много произошло, слишком быстро все это происходило. Для осознания происходящего мне не хватало покоя и одиночества. Нужно было остановиться. А мы снова куда-то шли…

— И много вас там? — продолжил расспросы Борис.

— Человек пятьдесят.

— Еда, одежда есть?

— Кое-что сохранилось.

— Так чего ж ты по кустам шаришь?

— Патруль, — туманно объяснил парень и добавил: — Алексей Иваныч сказал, что надо патрулировать. А то тут всякие ходят, а у нас там женщины и дети.

Мы болтались по кустам какими-то заячьими петлями. Куб гипермаркета показывался то правее, то левее. В конечном итоге мутно-синяя, поблекшая от солнца, влаги и ветра стена вывалилась из-за деревьев с неожиданной стороны.

Вдалеке посверкивал стеклом вход. Фотоэлементы, как и в магазине при заправке, сдохли, электричества не было — стеклянные ворота застыли навсегда.

От слова «навсегда» покоробило. Неужели я уже свыкся с мыслью, что все случившееся безвозвратно? Но ведь порядок можно восстановить. Наверное…

Еще дальше, у противоположного конца здания, из-за кустов показалась невысокая фигурка. Некоторое время человек приглядывался, затем помахал нам. Павел вскинул руку в ответ.

К входу наш провожатый не пошел. Завернул за угол и нырнул в комнату для персонала. Мы с Борисом двинулись следом.

Как только дверь за нашими спинами захлопнулась, все утонуло во мраке. Не удивительно, это в зале гипермаркета есть какой-то свет от входа, а здесь в технических помещениях — ничего. Мрак.

Зажужжало. Странно, рывками, выхватывая какие-то смутные воспоминания из детства…

Темноту прорезал луч света. Охранник стоял перед нами и сжимал в руке фонарик-жучок, нагнетая энергию движением руки. Вот оно что! Я уж и забыл, что такие в природе существуют.

— Откуда? — спросил Борис.

— Алексей Иваныч подарил, — гордо поведал Павел. — Там в зале еще есть. Много. Но те современные, китайские. Работают кое-как. А этот старый, советский.

«Старый советский» работал в самом деле исправно несмотря на то, что лет ему выходило за полста. Да и «современным китайским» годиков тридцать исполнилось, так что можно было назвать их нетронутыми, новыми, но никак не современными.

Я петлял по темному лабиринту техпомещений следом за Павлом, прикидывая, кем мог быть Алексей Иванович, и откуда он выкопал фонарь советского производства. Уж во всяком случае, не из торгового зала. Здесь все-таки гипермаркет постройки начала века, а не блошиный рынок.

Впереди забрезжил естественный свет. Охранник перестал жужжать фонариком, и мы пошли на яркое пятно. Уперлись в небольшую комнату с высоким мутным окном. В углу, на грязном ящике, спал человек в камуфляжных штанах и куртке.

Павел осторожно кашлянул. Спящий вскинулся, сел и осоловело посмотрел по сторонам. Впрочем, взгляд его прояснился в считанные секунды. Мужик промычал что-то неразборчивое, провел ладонью по лицу. И глянул уже совсем иначе: будто оценивал.

— Чего, Паш? — спросил он грубым прокуренным голосом.

— Алексей Иваныч, новых нашел у шоссе. Нормальные ребята. Это Борис. А это… — он запнулся, но выкрутился: — Его брат.

— Глеб, — представился я.

— Они с вами поговорить хотели.

— Хорошо. — Алексей Иванович встал.

Был он невысок, но коренаст и крепок. На круглом лице с бульдожьими щеками красовались мохнатые, как мочалка, усы и такие же лохматые брови.

Пока я глядел на главного в гипермаркете человека, Борис с интересом рассматривал комнату.

— Иди, Паш, — сказал Алексей Иванович. — Я разберусь.

Охранник кивнул и скрылся в темноте дверного проема. Оттуда знакомо зажужжало.

Усатый подождал, пока звук удалится, и снова посмотрел на нас. На меня, на брата, снова на меня. В отличие от Павла, на местного начальника я, видимо, произвел большее впечатление, чем Борис.

— Ну, рассказывайте, — хрипло предложил Алексей Иванович.

— А чего рассказывать? — не понял я.

— Как заснули, как проснулись, — он зевнул и добавил: — Извините, сутки на ногах. Спал меньше получаса.

— Ничего, — в тон ему ответил Борис. — Заснули, как все. Проснулись вчера в машине, на съезде от Внуково.

Алексей Иванович поглядел на брата с неприязнью. Я не сразу понял, откуда она взялась. Когда сообразил, поспешил с объяснением:

— Он не дразнится, у него в самом деле голос такой.

Главный кивнул, смягчаясь. Но было заметно, что Борис ему все равно не нравится. Непонятно почему. Обычно брат производил на людей благоприятное впечатление.

— А откуда вы знаете, сколько времени спали? У вас часы есть?

— Часы есть, только они не работают, — отозвался Алексей Иванович. — Да они мне и не нужны. По солнцу же видно.

— А что еще есть? — вроде как между делом ввернул Борис.

Алексей Иванович нахмурился, неприязни во взгляде снова стало больше.

— Люди есть, которым надо как-то жить дальше. И всякое полезное для выживания есть. Не так много, как хотелось бы, но магазин большой — кое-что сохранилось. Вас ведь это интересует?

Я хотел ответить подипломатичнее, но, пока подбирал слова, голос подал Борис.

— Да, — без обиняков сказал он.

— И чего вы хотите?

— Минимум — одежда, — отозвался брат. — Максимум — одежда, еда и снаряжение.

— Хорошо, — кивнул Алексей Иванович. — Оставайтесь, получите всё, что вам будет необходимо.

— В смысле?

— В прямом. Выживать проще вместе, чем поодиночке. Нужно закрепляться. Пускать корни.

— Здесь? — на этот раз не сдержался я.

Алексей Иванович пожевал губу, отчего усы его смешно зашевелились.

— А чем это место хуже любого другого? Есть стены, крыша над головой, некоторые запасы. Плюс котельная, довольно мощная: один и шесть десятых мегаватта. На природном газе.

— Про котельную откуда знаете? — удивился я.

— Знаю, — пожал плечами Алексей Иванович. — Я здесь работал. И котельную среди прочего обслуживал.

— Надеетесь ее раскочегарить? — фыркнул брат.

— Я не исключаю такой возможности. До зимы время есть.

— А ты тут до зимы сидеть собрался? — оскалился Борис, переходя на «ты».

— Боря, — одернул я.

Тот только отмахнулся. Алексей Иванович же, вопреки моим опасениям, остался абсолютно спокоен.

— А у вас есть другие предложения?

— Я бы для начала разобрался, что произошло. Посмотрел, что в других местах.

— Нечего тут разбираться, — спокойно, но уверенно отрубил Алексей Иванович. — Люди уходят, люди приходят, рассказывают. Везде одно и то же.

— Всего сутки прошли.

— Не всего, а уже, — покачал головой Алексей Иванович. — Если б где-то было иначе, уже начались бы спасательные миссии.

Я больше не встревал. В очередной раз незаметно для себя выудил очки из футляра и полировал стекла, наблюдая за диалогом.

Морщина на лбу Бориса заострилась. Взгляд стал колючим.

— А ты кто такой? — спросил он вдруг с несвойственной ему приблатненностью.

Алексей Иванович приподнял бровь.

— Для слесаря слишком умный, — пояснил Борис. — А для начальника — дурак-дураком.

— А тебе важно, кем я был раньше? — Голос Алексея Ивановича прозвучал, как прежде, спокойно, но переход на «ты» с его стороны резанул ухо сильнее, чем тыканье брата. От этого перехода потянуло угрозой. — Забудь, кто кем был. Выброси это из головы.

— Хорошо, — кивнул Борис. — Забыли, если ты этого стесняешься. Я сказал, что нам нужно.

— Ты слышал мои условия.

— Мы не останемся.

— Тогда предложите мне что-то взамен.

— Могу предложить топором по кумполу, — выдал брат таким тоном, что даже я не понял, шутит он или говорит серьезно. — Не боишься, что я тебе сейчас башку снесу, а потом возьму, что надо, и уйду.

Усатый покачал головой.

— Не боюсь. Думаешь, желающих занять мое место здесь не найдется? Никто не разбежится, и тебя не отпустят.

— Боря, можно было просто попросить, — вклинился я, понимая, что положение уже не исправить.

— Нельзя, — сердито отмахнулся тот. — Этот хрен все равно просто так ничего не даст. Он тут решил империю построить.

Я посмотрел на Алексея Ивановича, тот улыбнулся в усы.

— Ваш брат прав: этот хрен просто так ничего не даст. Мне надо думать о людях.

— А мы не люди? — попытался я.

— Вы идете мимо. Таких здесь уже много прошло. Мне надо думать о тех, кто доверился и решил остаться.

— Мы не можем остаться, мне надо найти близкого человека.

Теперь уже Борис молча следил за нашей перепалкой. Только, если я переживал, то брат откровенно забавлялся.

— Это ведь не ваш магазин. Вы на него имеете не больше прав.

— Ошибаетесь. Мы здесь проснулись.

— Вам повезло.

— А вам нет.

Алексей Иванович вновь улыбнулся.

— Не стоит взывать к совести, Глеб. Совесть как инструмент управления умерла вместе с прошлым миром. Запомните это, если хотите выжить. Мир, который выживает, существует по другим законам, чем мир, который живет. Моя совесть болит за всех. И за своих и за чужих. Но спасти всех нельзя. Поэтому я буду помогать тем, кто в этом нуждается и готов помочь в ответ. Идемте.

— Куда? — не понял я.

— Я дам вам куртки, — ответил усатый. — Ночами холодно. Но больше вы не получите ничего. И после этого вы уйдете. Когда найдете своего близкого человека, можете вернуться и остаться.

Он мотнул головой, приглашая на выход, и сам первым шагнул в дверной проем.

Я поплелся за ним, сзади, чуть не наступая на пятки, зашагал Борис.

Вход в торговый зал казался свободным лишь со стороны. Стоило только попасть внутрь, как дорогу преградили четверо мужиков, вооруженных кто чем. Впрочем, присутствие Алексея Ивановича их успокоило.

— Караулят, — заметил Борис, когда мы отошли в сторону.

— Люди должны заниматься делом, — отозвался Алексей Иванович. — От безделья в голову лезет чего не надо.

— Значит, всех припахал? — ядовито поинтересовался Борис. — И где они? Охраняют границы твоего княжества?

— Кто-то охраняет. Кто-то копает.

— Траншеи?

— Могилы. У нас тут трупов хватает. А людей надо занять.

Внутри здания усатый ориентировался, как в своем кармане. Выбрал направление и потопал вглубь зала между стеллажами. Если у входа от окон шел хоть какой-то свет, то в глубине был полный мрак.

Алексей Иванович достал «современный китайский» фонарик и подсвечивал им. Но, скорее, для нас с Борисом, чем для себя. Во всяком случае, мне так показалось.

Шел Алексей Иванович уверенно, остановился совершенно неожиданно. Отступил на шаг.

— Берите, — велел коротко.

Я подцепил жесткую куртку, разукрашенную под камуфляж, прикинул размер, не надевая. Не знаю из чего их делают, но на ощупь материал не из приятных. Да и на вид — не пик моды.

Раньше я бы такую надел разве что в лес, да и то вряд ли. Борис не надел бы вовсе. Теперь привередничать никто не собирался.

— Всё, что ли? — осведомился Алексей Иванович.

— Спасибо за пацанский подгон, — отозвался Борис. — Если еще штаны подаришь и флакон водки, чтоб обмыть, цены тебе не будет.

Кажется, на эту наглость не хватило даже железного спокойствия главного. Во всяком случае, фонарик резко погас, а в темноте что-то неразборчиво крякнуло. Усатый, должно быть, собирался что-то ответить, наверное, и слова правильные подобрал, трехэтажные как стеллаж в гипермаркете, но не успел.

— Алексей Иваныч! — проорали из темноты, и в проходе заметался луч.

Рядом снова зажужжало, помещение осветилось.

— Идем, — бросил Алексей Иванович уже на ходу.

Мы с Борисом двинулись следом за ним.

— Ты чего его злишь? — прошептал я в самое ухо брату. — Нельзя просто «спасибо» сказать и уйти?

— Нельзя, — так же тихо отозвался Борис. — Или ты поверил в его бескорыстность?

Я покачал головой. Вот у брата совести точно нет и болеть нечему. Человек помогает, а он…

— По себе людей не судят, — процедил я сквозь зубы.

— Я не по себе, брат. Этот не из тех, кто что-то просто так делает. Он в лицо улыбается, благодетеля строит. Ты веришь, а он тебя потом имеет. Знаешь, сколько я таких видал.

Из-за стеллажа выскочил один из мужиков, что охраняли вход. Алексей Иванович резко остановился. Борис тоже среагировал мгновенно. А я пролетел по инерции еще несколько шагов и едва не вписался лбом в угловую вертикальную стойку.

— Чего орешь? — спросил Алексей Иванович. — Случилось что?

Глаза мужика сияли не хуже фонарика.

— Там Мишка одного дядьку притащил, который точно знает, что произошло.

Фраза стеганула, будто хлыстом. Не сговариваясь, мы бросились к выходу. Весь дележ, разногласия и дипломатия на останках былого мира показались вдруг совершенной ерундой. Знание было во сто крат важнее штанов и водки. И порыв, который охватил меня, в равной степени захлестнул и Бориса, и Алексея Ивановича.

Солнце шарахнуло по глазам, заставив остановиться. Мы притормозили у дверей, щурясь и чертыхаясь. Дальше пошли медленнее, едва ли не на ощупь. К свету, туда, где толпился народ. Люди стояли плечом к плечу и слушали, боясь пропустить хоть слово.

Алексей Иванович вышел вперед, перед ним почтительно расступились, пропуская в круг. Мы с Борисом протиснулись следом.

В центре внимания, на стволе упавшего дерева, сидел сухонький мужичок лет шестидесяти и лопотал.

— …я как увидел, испугался. Жуть! Побежал, побежал. Меня светом как ударило! Тут я совсем растерялся. Как же это так, чтоб светом било. Бегу, ничего не соображаю. Так с разбегу в столб вмазался и брякнулся без сознания. Очнулся, в голове гудит…

— А искорки на коже были? — спросил кто-то из толпы.

— Какие искорки? У меня они из глаз сыпались, — сухощавый истерично хихикнул.

Стоявший рядом мужик успокаивающе похлопал его по плечу. Наверное, это и был тот самый Мишка. А сухарь на бревне, по всей видимости, знал, что произошло. Впрочем, сморщенный мужичок выглядел скорее помешанным. А Мишка больше всего походил на человека, незаслуженно обделенного властью.

Он был высок, крепок и светловолос. Моего примерно возраста, но выше, шире в плечах. И лицо у него было нехорошее. Лицо человека сильного физически, но слабого внутри, и оттого пользующегося своей силой не по делу.

На Алексея Ивановича Мишка посмотрел так, словно тот был недоразумением, вставшим у него на дороге.

— Стой, Семеныч, — притормозил он сухощавого. — Расскажи-ка еще раз, с самого начала.

Мишка обращался вроде бы к мужичку на бревне, но смотрел при этом на Алексея Ивановича и говорил скорее для него.Семеныч крякнул и завелся по новой. Видимо, такое внимание ему льстило.

— Я на станции «Солнечная» стоял. Хотел в город ехать. Стою, стало быть, на платформе, тут меня и срубило. Просыпаюсь — кругом никого. Только пара человек. Лежат. Прямо на платформе. Ну, я поднялся кое-как… А они лежат. Думал, мертвые, посмотрел. Вроде мертвые, а вроде нет. Не разберешь. И вокруг ни души. Спросить некого, на помощь не позовешь. И тишина. Я подумал: электричка-то, поди, не придет теперь. И пошел.

Мужичок судорожно сглотнул. Огляделся. Люди слушали молча, хоть и по второму разу.

— Глаза поднимаю, — выдержав драматическую паузу, продолжил Семеныч, — а там птица. Летит. Задом наперед летит.

— Ты сколько выпил-то перед этим, друг? — мрачно полюбопытствовал Алексей Иванович.

Белобрысый Мишка самодовольно ухмыльнулся. Видимо вопроса ждал и ответ на него знал.

— Ни граммулечки, вот те крест, — перекрестился мужичок на бревне. — В завязке я. Нельзя мне, врач запретил. Зуб дам.

— Ты дальше, дальше говори, Семеныч, — подбодрил Мишка, глядя на Алексея Ивановича.

— Летит, — повторил мужичок. — Задом наперед. Я как увидел, тут у меня все похолодело. С платформы прыгнул и бежать. Бегу, дороги не разбираю. А там свет. Как стена стоит. И как ударит меня! Тут я совсем… Ну, как же это, чтобы светом било? В голове помешалось. Бегу и с разгону в столб. Бах. И без сознания брякнулся. Пришел в себя, голова гудит. Смотрю, кругом все странно. Под столбом череп лежит человеческий. Тут меня совсем пробрало. А сзади свет стеной, и за ним платформа.

— Что ж ты назад не вернулся?

Семеныч поглядел на Алексея Ивановича. В глазах мелькнул страх, готовый обернуться безумием.

— Страшно там, — жутким голосом проговорил он. — Птицы задом наперед летают.

Воцарилась тишина. Люди молчали. Молчал Борис, Алексей Иванович и даже белобрысый Мишка. Только птицы щебетали да потрескивали в траве кузнечики.

— Я и пошел, куда ноги шли, — снова забормотал Семеныч. — Кругом все мертвое. Люди, машины, дома. Думал, совсем один остался. Потом вот его нашел.

Мужичок указал на Мишку.

— Хорошо, — спокойно кивнул Алексей Иванович. — Идите, вас накормят. Потом еще поговорим. Помогите ему.

Алексей Иванович вроде бы не обращался ни к кому конкретно, но толпа начала рассасываться. Поредела. Семеныча повели к блекло-синему кубу гипермаркета.

Алексей Иванович сердито посмотрел на Мишку.

— Миша, — проговорил он, не обращая внимания на не успевших уйти людей, — ты зачем народ переполошил?

— Ты чего, Иваныч, не вкурил? — вопросом ответил белобрысый. Безо всякого почтения к усатому. Поглядывая на оставшихся зрителей.

Мне показалось, что и говорит он теперь не для Алексея Ивановича, а для остальных.

— Это же рядом со Сколково.

— Что рядом со Сколково?

— Станция «Солнечная». И стена света, где птицы задом наперед. Не понял еще?

Мишка состроил рожу, будто хотел добавить: «ну и тупой же ты, Иваныч». Но вслух этого не сказал, ограничившись мимикой.

— Там Сколково. Ученые там. Заварили кашу, нас всех и вырубило. Вкурил? Теперь у нас тут сам знаешь что, а у них там все по-другому. И они должны знать, что стряслось, и что с этим дальше делать.

— Миша, — холодно повторил Алексей Иванович, — зачем ты переполошил людей?

— Люди должны знать правду. Ты от них все скрываешь.

— Я не скрываю. Я не знаю ничего, Миша. И ты не знаешь. Все, что нам известно, это то, что везде одно и то же.

— Не везде, — повысил голос белобрысый.

— Везде, — отрезал Алексей Иванович. — Потому надо действовать вместе и…

— И идти в Сколково, — перебил Мишка. — А если кто-то не способен, то пусть перестанет корчить из себя главнокомандующего.

Он снова обвел взглядом людей, ища поддержки. Не знаю, нашел ли он ее, но совершенно точно заметил нас с Борисом.

Я почувствовал, как меня оценивают. Словно просвечивают рентгеном.

— Новенькие?

— Нет, — подал голос Борис. — Мы уйдем.

— А куртец знакомый, — проигнорировав брата, сообщил белобрысый Мишка. — Видите, что ваш благодетель творит? Пока мы горбатимся, он наше последнее разбазаривает.

По остаткам толпы пробежал ропоток. Алексей Иванович поджал губы, круглое лицо его приобрело угловатость, усы воинственно встопорщились. Он был зол. На Мишку, пытающегося перетянуть на себя одеяло. На нас с Борисом, подвернувшихся так некстати. На себя.

— Мы должны помогать людям, иначе станем скотами, — проговорил он медленно, давя злость.

— Это кто тебе сказал, Иваныч? — Мишка хохотнул и снова оглядел толпу. — Кто тебе сказал, что мы должны сдохнуть, чтобы кто-то мог пожрать? Знаешь, что. Мне кажется, с тобой все ясно. Теперь мы будем делать так, как скажу я.

— Миша, — вмешался знакомый голос, и я заметил стоящего по другую сторону толпы Павла. — Перестань.

— А ты молчи, стручок. Не суйся, дольше проживешь.

— Прекрати, — с тихой угрозой проговорил Алексей Иванович.

Он стоял, как скала. Неколебимый, вечный. За таким, кажется, действительно можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но людям, видимо, этого уже было мало.

— Алексей, — вступился кто-то из толпы, — а Миша прав.

Эта невинная, с первого взгляда, реплика переломила ситуацию. Горстка людей будто взорвалась: загалдела, швыряясь взаимными упреками и выплескивая напряжение. Я тронул пальцами футляр с очками. Захотелось вырваться отсюда и сбежать.

В голове чехардой поскакали мысли. Куртку, кажется, придется оставить. Лишь бы самих отпустили. А то сейчас нас перемолотят и станут жить дальше. Может, как раньше, может иначе — нам-то с Борисом будет уже не важно.

Борис!

Стоявший у меня за плечом, он грубо отодвинул меня в сторону и шагнул вперед, в круг. В руке сверкнул топор.

Сердце пропустило удар.

Братец, да ты спятил…

— Эй ты, фраер, — хрипло сказал Борис, обращаясь к белобрысому Мишке.

Он произнес это тихо, но гомон мгновенно стих. Толпа пришла в движение, расколовшись на части. Кто-то остался на стороне Алексея Ивановича. Кто-то переметнулся к белобрысому. Большая часть народа отпрянула. Кажется, только я и остался на месте. Как истукан.

— Хочешь что-то сказать? — спросил Борис в тишине. — Пойдем, поговорим. А воду мутить не надо.

Мишка смотрел на брата зло. Глазки его стали крохотными и колючими. Он был крупнее Бориса и мог заломать того в два счета. Но Бориса, а не Мишку звали Борзым. А может, дело было в том, что брат уже стал убийцей, а Мишка им пока не был?

— Думаешь, я топора твоего испугался? — спросил белобрысый, но по голосу чувствовалось, что угроза наиграна, а топора он в самом деле боится.

И почувствовал это не только я.

— Всё, хватит, — уверенно сказал Алексей Иванович, осознав, что сегодня смены власти не произойдет. — Поножовщины я не допущу.

— Ничего, Иваныч, — огрызнулся белобрысый. — Они уйдут, а мы с тобой останемся.

— Я еще вернусь, — пообещал Борис.

Алексей Иванович глянул на него с оттенком благодарности. Сказал уже спокойно:

— Миша, займись делом. А вы идите со мной.

Он кивнул мне, Борису и зашагал обратно к синему зданию. Ошметки толпы привычно расступились перед своим вожаком. Сегодня власть не поменялась, но что будет в этом месте завтра?

Я думал, что мы вернемся в кабинет для продолжения разговора. Ошибся.

Алексей Иванович провел нас обратно в торговый зал. Отошел подальше, чтоб не слышали его бойцы на входе, сунул мне фонарик и обронил:

— У вас пятнадцать минут. Берите всё, что нужно. Только не наглейте.

И вышел. Я стоял озадаченный: такого поворота, честно говоря, не ожидал. Борис бесцеремонно выдрал у меня из рук фонарик.

— Чего стоишь? Идем. Пока дают — бери, побьют — беги.

Он двинулся вдоль полок. Я молча поплелся сзади. В отличие от брата, я в темноте почти не ориентировался. А Борис, видимо, бывал здесь раньше, еще до катастрофы. Ну, или ему везло на находки…

Вскоре мы обзавелись еще какой-то одеждой, крепкой обувью, парой рюкзаков и палаткой. Следом пошла всякая полезная мелочевка, потом брата унесло в продовольственные ряды, и я вовсе перестал понимать, что мы тащим.

Фактически я исполнял роль носильщика. Что нужно, что не нужно — брат решал сам. Не советовался, не озвучивал свой выбор. Как обычно. С тем же успехом он мог использовать вместо меня тележку.

Пробежав по рядам, мы вернулись к стене с окнами и выходом. Здесь можно было что-то разглядеть и без фонаря. Брат остановился, велел разложить все, что я тащил, и стал упаковывать рюкзаки.

— Скажи спасибо Мишке, — впервые с того момента, как мы остались одни, заговорил он. — Если б не этот обалдуй, хрен бы мы еще что-то получили.

Я кивнул.

— А Иваныч этот все равно обречен, — добавил Борис, затягивая тесемку рюкзака. — Он мыслит правильно, но делает неверно. Рано или поздно Мишка его сожрет.

— Ты, правда, решил вернуться? — спросил я.

— Дурак, что ли? — искренне удивился брат. — Я под Иваныча не встану. Скорее свою команду соберу. С блэкджеком и шлюхами.

Я поморщился. Брат не заметил. Распрямился, закинул рюкзак на плечи, мне кивнул на второй.

— Бери, идем.

Алексей Иванович ждал нас у входа и поглядывал на небо с таким раздраженным видом, с каким прождавший лишние полчаса глядит на часы.

— Это все, что вам надо?

Борис кивнул.

— Хорошо, — сказал Алексей Иванович. — Я даже смотреть не буду, чего вы там набрали. Забирайте и уходите. Только с одним условием.

Вот оно как. Я потер глаза, все еще щурясь от света. Борис красноречиво фыркнул: мол, говорил же я тебе, что этот хрен просто так ничего не сделает.

— С каким условием? — осторожно спросил я, понимая, что Алексей Иванович ждет риторического вопроса.

Ждет, потому что вопрос этот уже можно считать согласием.

Ждет, потому что, как он сам выразился, его совесть болит за всех.

— Ее зовут Ольга, — сказал Алексей Иванович улыбнувшись.

И стало ясно: болеть совесть стала меньше. На один пункт.

ГЛАВА 5 Трудные пассажиры

На самом деле совести усатого благодетеля стало легче аж на два пункта.

Ольге было лет тридцать, ее дочери — около десяти. Женщина ехала с девчонкой от родителей, проводивших лето на даче, и отключилась в автобусе. Когда пришла в себя, решила, что угодила в аварию. Вытащила дочь из прогнившего салона и едва не попала под раздачу. Неизвестно, что вообразил с перепуга шофер, но Ольге пришлось бежать, чтобы не получить по голове ржавой монтировкой. На шоссе, возле гипермаркета, их с девчонкой перехватил белобрысый Мишка. Отвел к людям, одел, накормил. И, со слов Ольги, положил на нее глаз.

— А у меня муж, — объяснила женщина, когда мы вышли на трассу и терпеливо выслушали ее историю. Легкомысленно пожала плечами и добавила: — Да и какие тут отношения, когда неизвестно что творится.

— Ма, — сердито одернула ее девчонка, поправляя рюкзачок за спиной. — Мишка этот злой. Сама говорила, что злой.

— Злой, — нахмурилась Ольга. И резко сменила тему: — Батя твой дурак, дочь. Он котлет-то пожарить не умеет, а теперь и вообще загнется, если не найдем его.

Ольга была простой, без зауми. Такие остаются серыми в жизни, а когда ситуация выходит из-под контроля, словно бы обнаруживают скрытые резервы.

Такие выживают.

Ольга не была красавицей. Обычная провинциалка, понаехавшая на рубеже тысячелетий в столицу за пристойной жизнью. Практичная, без кукольности и желания понравиться каждому встречному мужчине.

Я покосился на нее. Русые волосы, выбивающиеся из-под оранжевой банданы, славянское лицо, бледноватое и унылое без косметики, щуплая фигурка под синим комбинезоном.

Наряженная в эти дурацкие шмотки из гипермаркета, женщина напоминала рабочую из какого-то старого советского фильма.

А вот девчонка уже была коренной москвичкой — это чувствовалось в ее поведении и манере держаться. Она бодро вышагивала рядом с матерью — держа за руку, но в любой момент готовая отпустить. Пигалица выглядела так, словно не провела сутки в исковерканном неведомым катаклизмом мире, а только что вышла погулять во двор после школы. Временами, правда, из-под напускной уверенности пробивался детский страх, но менялся при этом только взгляд.

Она не боялась того, что творилось вокруг. То ли еще не успела испугаться, то ли не понимала, что все поменялось. Раз и навсегда.

Мне стало не по себе, и я отвел взгляд от шагающей девчонки.

Было в этой парочке что-то потустороннее. Словно они все еще жили там, в минувшем, за невидимой гранью, преломившей время. Вот, идут вроде бы рядом, разговаривают, а протяни руку и поймаешь воздух, потому что между нами — десятилетия…

Ну и мысли лезут.

Небо затянули облака, но жара не спадала. Ноги невыносимо прели в грубых походных ботинках на высокой подошве. Куртку я скинул и затолкал под клапан рюкзака, оставшись в синтетической безрукавке и камуфляжных штанах. Разношенные джинсы пришлось выбросить: места для лишних вещей у нас не было. А вот мобилу выкидывать не стал, сунул в карман. Может, и глупо, но с этим осколком прошлого расставаться не хотелось.

— Значит, муж в городе, и ты к нему топаешь? — поинтересовался Борис, оценивающе поглядывая на Ольгу.

— Ага, — согласилась та не оборачиваясь. — Он же неумеха, пропадет. Только со мной никто не хотел идти, пока вы не появились. Спасибо.

— Еще заходи, — привычно обронил Борис.

Ольга сбилась с шага, повернулась и удивленно посмотрела на него. Не обиделась, просто не поняла.

— Это у него такая присказка, — пояснил я останавливаясь. — Вместо «пожалуйста».

— А, — кивнула Ольга и зашагала дальше.

Борис задержался, провожая ее взглядом и будто бы что-то прикидывая про себя. Мне это сразу не понравилось. Прекрасно знаю такое оценивающее зырканье, брат еще в детстве так на приглянувшиеся игрушки в «Детском мире» смотрел.

— Ты чего задумал? — осторожно спросил я.

— Научить ее муженька котлеты жарить, — пробормотал он и поскреб рыжую щетину на щеке. — Побриться надо.

— Совсем сбрендил? — уточнил я, чувствуя, как холодок тревоги растекается в груди.

Борис, наконец, удостоил меня взглядом.

— Чего?

— Сбрендил, говорю?

— Меня длинная щетина напрягает. Тебя не?

— Да причем тут щетина! — разозлился я и тут же понизил голос, видя, что Ольга с девчонкой притормозили и ждут нас. — Ты чего так на нее пялишься?

— На кого? На эту колхозницу? — Губы Бориса растянулись в гадкую улыбку. — Меня такой наряд заводит. Представь себе.

Я даже не сразу нашелся, что сказать. В конце концов, выдавил:

— Она же с ребенком.

Борис перестал улыбаться. Наклонился к моему уху и шепнул:

— Ты пойми, брат, мне пофиг, с кем она. Я тридцать лет не трахался.

Меня словно ледяной водой окатили. От хриплого шепота, такого знакомого и одновременно очень далекого и чужого, по спине побежали мурашки. Близость этого человека ощущалась на физиологическом уровне, гипнотизировала, как едва слышимое дыхание хищника, подкравшегося к добыче на расстояние последнего прыжка.

В нас же одна кровь. Он дважды спас мне жизнь. Почему же мне так неуютно от его близости?

Борис хлопнул меня по плечу, заставив поморщиться: волчья царапина еще не зажила. Я машинально отступил на шаг и поправил рюкзак.

— Не напрягайся ты так, — подмигнул Борис.

— Не смей, — тихо начал я. — Есть черта, которую…

— Все будет ништяк, — бесцеремонно перебил он и пошел вперед. Театрально провел рукой перед Ольгой и девчонкой в сторону Москвы: — Добро пожаловать, москвичи и гости столицы.

Мы снова зашагали между ржавыми легковушками. В салоны старались не смотреть, но время от времени взгляд непроизвольно падал на истлевшие останки. Девчонку мать как-то умудрялась вести подальше от машин.

Метрах в ста, примерно с такой же скоростью двигались двое парней — я их давно приметил. Мы не мешали друг другу. Они не оборачивались, мы не стремились их догнать.

Навстречу тоже стали попадаться люди. Я окликнул одну из групп, хотел выяснить, что делается в Москве, но беженцы шарахнулись от нас и затерялись среди машин.

Вдалеке показалась эстакада.

— МКАД уже, — предположил я, помогая Ольге перебраться через завал из рассыпавшихся возле грузовика труб.

— Шустрый больно. Это другая развязка, — осадил меня Борис, подхватывая под мышки взбрыкнувшую девчонку. — Тихо ты, егоза! Как зовут?

— Мария. Можете Машей звать, — серьезно ответила та. Высвободилась из его рук, как только нащупала носками ботинок землю. — Сама могу, не маленькая.

— Дочь, веди себя прилично, — строго сказала Ольга, беря девчонку за руку и с благодарностью кивая Борису.

Я мрачно посмотрел брату в коротко стриженый затылок. Промолчал. Что ему сейчас ни говори — все без толку. Самец.

Сзади донеслось странное урчание, непохожее на звуки природы, к которым мы уже успели привыкнуть. Уркнуло басовито: казалось, что почва вот-вот дрогнет под ногами.

— Что это? — тихо спросила Ольга, обернувшись вслед за крутанувшейся дочерью.

Мы с Борисом уже вглядывались в просветы между застывшими остовами длинномеров и легковушек. В руке брат крепко сжимал топор — и когда только успел выхватить?

— Звук механический, — надевая очки, сказал я. — Может, кто машину на ход поставил?

— Нереально, — покачал головой Борис, продолжая щуриться от вновь выглянувшего солнца. — Все прогнило. Даже если в гараже стояла — покрышки в труху, бензин в мочу, электроника в хлам.

Звук повторился. В той же низкой тональности, но на этот раз урчало дольше.

— Дизель заводят? — выдвинул я следующую версию.

— Не похоже, — отозвался Борис.

Брат хотел добавить что-то еще, но его перебила девчонка:

— Да железяками скребут. Двигают. Как мебель, только железяки.

Борис приподнял брови и глянул на нее сверху вниз.

— А что, может быть, — хмыкнул он под нос. — Отодвигают какую-нибудь тачку с дороги, делов-то. А мы и обоср… — Борис осекся. Видимо, какой-то внутренний тормоз все-таки еще работал. Поправился: — Обознались мы.

— Глупо двигать убитые тачки по дороге, — с сомнением возразил я.

— Мало ли, фен-шуй чей-то нарушила, — пожал плечами Борис, убирая топор за пояс. — Вроде больше не гремит. Двинули.

Я перехватил его взгляд. Вздрогнул. Ни черта брат не верит, что кто-то где-то просто так машины двигает. Говорит одно, в мозгах — совсем другое. Напряжен, готов в любую минуту действовать по ситуации. Интересно, что у него на уме?

Борис развернулся и пошел, поглядывая через плечо каждый десяток метров. Ольга потянула дочь и двинулась следом за ним. Видимо, ее успокоили слова брата.

А вот девчонка что-то заподозрила. Она догнала Бориса, дернула за рукав и хитро поинтересовалась:

— Вы что, правда, поверили про железяки? Я же шутила.

— Да какая разница, железяки — не железяки, — отмахнулся он от нее. — Нас не трогают и хорошо.

— Дочь, — привычно одернула Ольга.

— Ма, он врет, — категорично заявила девчонка, обиженно косясь на Бориса, ритмично вбивающего ботинками пыль в асфальт. — Я ж пошутила, а он теперь врет.

— Да перестанешь ты так себя вести! — прикрикнула Ольга, некрасиво поджав губы. — Заладила. Один злой, другой врет. Иди и помалкивай.

Девчонка сдвинула бровки, раздула ноздри и покраснела. Реветь вроде не собралась, но набычилась капитально. Вырвала ладошку из руки матери и отстала, ровняясь со мной. Ольга хотела схватить ее обратно, но я сделал успокаивающий жест: мол, не волнуйтесь.

Так сам собой выстроился своеобразный походный порядок: Борис с Ольгой, я с девчонкой. Парами.

С минуту мы молча огибали машины и всматривались в приближающуюся полосу эстакады, разбивавшую густой лес по краям дороги, словно гигантский бетонный тесак.

Я слышал, как необычное урканье-лязганье еще пару раз повторялось где-то сзади. Борис настороженно оглядывался, но не останавливался. Тоже верно: если там опасность, то надо скорее уходить от нее.

— Вам куда в Москве надо? — спросила Ольга у брата, нарушая молчание. Уточнила: — Ну, территориально.

— Ему в центр, на Арбат, — ответил он, даже не посмотрев на меня. Снова оценивающе чиркнул по женщине взглядом. — А я приятелей навестить хотел, но не бросать же его. Доведу сначала, а там поглядим.

Опять преподнес все так, будто я несмышленыш, за которым следить надо.

— А нам поближе, в Чертаново, — поделилась Ольга, поправляя на ходу штанину. — Уф, жара какая…

— Неизвестно, что творится в городе, — сказал я ей в спину. — И Чертаново не так уж близко.

Ольга осуждающе посмотрела на меня через плечо. Так, будто именно я устроил апокалипсис и уложил всех в анабиоз на треть века. Обронила:

— Нечего ребенка пугать.

— Нечего прикидываться, что все в порядке, — неожиданно остро огрызнулся я.

— Да я не боюсь, — успокоила девчонка, пытаясь заглянуть в приоткрытую дверь прогнившей насквозь «девятки». Я поторопил ее. — Эй! Не толкайтесь!

— Дочь! — Ольга все-таки поймала девчонку за руку и с силой подтянула к себе. — Всё. Пойдешь рядом.

Та дернулась пару раз и притихла, продолжая хмуриться. Я обратил внимание, что Борис наблюдает за перепалкой с кривой ухмылкой. Он что, собирается в хороших-плохих полицейских сыграть?

На встречной полосе, за отбойником промелькнул человек — мужчина лет пятидесяти, лысый, в лохмотьях. Он бежал трусцой, сосредоточенно глядя под ноги, сипло дыша, не обращая ни на что вокруг внимания.

— Эй! — окрикнул я.

Мужчина встрепенулся и шарахнулся в сторону. Ударился спиной о борт маршрутки. Сыпанула ржавая труха. Мужчина стеганул по мне безумным взглядом и забормотал:

— Свет-свет-свет…

— Подождите, не бойтесь!

Я выставил вперед руки, показывая, что безоружен и не причиню ему вреда, но мужчина уже бочком сдвинулся вдоль микроавтобуса и побежал дальше.

Блестящая лысина пару раз мелькнула между машинами. И всё.

— Дядька испугался, — уже без бравады прошептала девчонка.

— Чего он там бурчал? — спросил Борис. — Свят-свят-свят, что ль?

Я ответил не сразу, перебирая в голове догадки и сопоставляя факты. В памяти всплыл суетливый мужичок Семеныч, пришедший в гипермаркет из Сколково…

— Нет, — медленно произнес я, глядя на Бориса. — Он сказал: свет-свет-свет.

— О как, — нахмурился брат. — Как тот хрен, стукнутый сиянием?

— Да.

— Тоже, поди, из Сколково скачет. — Борис понизил голос. — Видно, все-таки ученые наши головожопые что-то там намудрили. А?

— Кажется, этот не из Сколково бежал, — дрогнувшим голосом сказал я. — Совсем не с той стороны.

— Из… — Брат посмотрел на виднеющиеся за эстакадой верхушки многоэтажек. — Ну, фиг его знает.

— Наверное, в Москве тоже что-то не так. — Я глубоко вздохнул, унимая страх. Снял очки, на автомате протер и убрал в футляр. С Элей все будет в порядке, обязательно. Я еще раз вдохнул и выдохнул. Резюмировал: — Надо разобраться, что это за свет, прежде чем угодим туда сами.

— Разберемся, — отрезал Борис. — Пошли.

Под обветшавшей эстакадой устроили привал двое парней. Кажется, те, что шли впереди нас. Их экипировка оставляла желать лучшего: тертые резиновые сапоги, дряхлые рубашки и древний саквояж с каким-то барахлом. По сравнению с нами — нищие.

Зато у них были сигареты.

Завидев дымок, Борис аж крякнул в предвкушении. Без колебаний свернул с шоссе под мост и направился прямиком в тень, на мерцающие красные огоньки. Я остался с Ольгой и девчонкой.

С минуту брат разговаривал с парнями. Те держались настороженно — похоже, боялись его. Пару раз попытались что-то возразить, но Борис довольно резко перебил, и парни притихли. Зато оживились, когда брат скинул рюкзак.

Обратно Борис вернулся пружинистым шагом с довольной физиономией. Вид у него был настолько пижонский, что грубый камуфляж, говнодавы и здоровенный рюкзак с палаткой казались недоразумением.

— За банку варенья и пачку печенья, — бодро доложил Борис, прикуривая от газовой зажигалки. — М-м, кайф.

— Что ты им отдал? — не разделяя его восторга, спросил я.

— Лапши пару брикетов, — махнул он рукой. — Эх, надо было просто забрать курево. Делов-то.

— Забрать? — не поняла девчонка. — Как?

— Как бывает у макак, — смачно затягиваясь и выпуская густую струю дыма, сказал брат. — Топором по башке дать и забрать. — Он сделал большие глаза и клацнул зубами. — Шучу.

Девчонка некоторое время таращилась на него, а потом повертела пальцем у виска и отвернулась. Ольга неопределенно покачала головой, промолчала.

А вот меня от этой его шутки передернуло. Перед глазами всплыла картина утреннего побоища. Разбросанные угли, забитый насмерть Колян, гопник с проломленным черепом… Скользкое и мерзкое на лезвии… Заляпанная ветровка…

Борис перехватил мой взгляд и посерьезнел. Втоптал в асфальт окурок и молча пошел вперед. Мы гуськом потянулись за ним.

За эстакадой дорога стала посвободнее. Вдалеке серела развязка МКАДа, чуть в стороне замерли многоэтажки, а над ними собирались тяжелые фиолетовые тучи, изрезанные косыми солнечными лучами.

Видимо, скоро ливанет — не зря так парило целый день.

Басовитое урчание слышалось теперь отчетливо. Оно стало ровнее, приблизилось. Я оглянулся, но источника звука все еще не было видно. Что же это такое? Трактор, что ли?

Брат печатал шаг все быстрее, и нам пришлось прибавить, чтобы не отстать. Ольга уже не болтала — берегла дыхание. Девчонка тоже перестала выпендриваться — сопела рядом с матерью, все чаще поправляя рюкзачок и хмурясь.

Я шел замыкающим, посматривал по сторонам. Угрюмо возвышающиеся над лесом короба высотных домов невольно притягивали взгляд, и в голову упорно лезла пугающая мысль: риэлторы больше не нужны. Бессмысленно показывать кому-то квартиры и расписывать их преимущества. Каждый сам волен выбирать, где жить: места теперь полно. Правда, с удобствами напряженка.

Борис притормозил.

— Поцеловались и разбежались.

Поперек дороги, перекрыв несколько полос, возвышался обшарпанный икарус. К погнутому отбойнику был прижат крупный внедорожник — видимо, автобус его туда и загнал.

Брат нырнул в узкую щель между железными монстрами. Я пропустил вперед Ольгу с дочерью и протиснулся следом за ними.

— Ма, подожди, я устала, — капризно заявила девчонка. — Пить хочу.

Ольга повернулась, хотела ее одернуть, но Борис резко остановился, скинул рюкзак, достал бутылку минералки. Отвинтил крышку и сунул девчонке.

— На, только не ной, — сухо сказал он.

Та взяла бутылку обеими руками, с трудом подняла, поднесла к губам и забулькала. Напившись, вернула брату.

— А я и не ною.

— Отлично, — прикладываясь к минералке, буркнул Борис. — Будешь хорошо себя вести, получишь приз.

— Какой приз? — оживилась девчонка.

— Главный, — хамовато гыгыкнул брат.

Девчонка скуксилась.

На этот раз Ольга уже откровенно нахмурилась. Ага, кажется, начинает понимать, что за фрукт перед ней. Это хорошо — будет поменьше его провоцировать легкомысленным поведением.

Борис наконец оторвался от горлышка и передал бутылку Ольге. Затем очередь дошла и до меня. Я сделал пару глотков и завинтил крышку.

— Всё? — Борис обвел нас взглядом. — Водопой окончен.

— Я писать хочу, — сообщила девчонка.

— Какие же вы трудные пассажиры, — после недолгой паузы обронил брат. Указал Ольге на внедорожник: — Вперед. Чего стоим?

— Я туда не пойду, — мгновенно взвилась девчонка. — Еще чего не хватало, чтобы вы подглядывали. Ма, пошли в лес…

— Дочь… — начала Ольга.

Но Борис ее перебил, кивнув в мою сторону:

— Вчера брата волк чуть не задрал.

— Нет там никаких волков! — захныкала девчонка, шмыгнув носом. — Ма, он врет!

— Он не врет, — встрял я, наклоняясь к ней. — В лес действительно ходить опасно. Мы отвернемся.

— И не будете подглядывать? — недоверчиво глядя на меня, уточнила девчонка.

— Ни глазком даже, — заверил я.

— Точно-точно?..

— Какие же трудные пассажиры, — все сильнее раздражаясь, повторил Борис. — Дуй уже.

Ольга, косясь на брата, ухватила дочь за руку и потянула в щель между внедорожником и автобусом. Девчонка хотела что-то еще возразить, но мать так сильно дернула ее, что та утихла.

Мы остались одни. Борис закурил, провожая взглядом белку, скакавшую поперек трассы — с одной обочины на другую. Прищелкнул языком, но рыжая даже не обратила внимания на звук. Видимо, приближающееся урчание волновало ее куда больше.

Я хмуро наблюдал за братом, соображая, как остепенить этого кобеля, всерьез решившего трахнуть Ольгу. Ведь, если женщина заартачится, силой возьмет. И плевать он хотел, что рядом ребенок.

Урчание внезапно стихло, погрузив мир в звонкую тишину. Возле эстакады что-то громыхнуло, заскрежетало, и послышался размеренный лязг.

Я с замиранием сердца почувствовал, как асфальт под ногами мелко задрожал.

— Что-то едет, — сказал Борис, отволакивая свой рюкзак к краю трассы. Сплюнул с губы сигарету и достал из-за пояса топор. — Надо попробовать. Если остановим…

— Да ты рехнулся! — крикнул я, уставившись на него.

— Нам нужен транспорт, — жестко отрезал брат. — И там, — он указал топором в сторону автобуса, который загораживал обзор, — то, что на ходу. Возможно, единственное в своем роде.

— Уйди с дороги, Борис! — гаркнул я, хватая за руку подбежавшую Ольгу и оттаскивая их с девчонкой на обочину. — Слышишь!

В потемневшем небе сверкнуло, подсветив на мгновение дерзкий профиль брата.

— Подстрахуешь, если что, — хрипло велел он, пряча руку с топором за спину. — Хрен знает, сколько их там.

— Борис!

Крик потонул в надвигающимся лязге и рухнувшем сверху раскате грома.

Так не шумят обычные машины! И даже тракторы так не шумят! Это похоже на…

Внедорожник, за который Ольга водила девчонку пописать, вздрогнул, словно живой, и со скрежетом пополз вперед, скребя по асфальту давным-давно спущенными колесами.

Чувствуя, как слабеют колени, я шагнул назад. Рефлекторно прикрыл собой отступающую Ольгу и пронзительно завизжавшую девчонку. Жест получился больше глупым, чем благородным.

Внедорожник продвинулся еще на несколько метров и замер. Из-за него на свободное пространство вывернула огромная гусеничная самоходка.

Борис стоял с заведенным за спину топором, тупо глядя, как на него надвигается стальная махина. Лязг, мутные отсветы на выкрашенной в защитный цвет броне, вонь черного солярочного выхлопа — все это слилось в нечто опасное и громкое, в механического монстра, о существовании которых природа успела основательно подзабыть за треть века…

Я схватил Бориса за ремень и одним чудовищным рывком сдернул с пути самоходки. Брат выронил топор, по инерции сделал несколько шагов, остановился, ошалело глядя на автоматически повернувшееся на крыше броневика дуло пулемета.

В лицо дохнуло раскаленной копотью. Я зажмурился, фыркнул. Лязг и густое ворчание дизеля стали постепенно отдаляться.

Сердце бешено ухало, отзываясь эхом в висках, поджилки тряслись, в носу щипало от гари, а пальцы все еще судорожно сжимали ремень брата.

Борис помотал головой, и его взгляд стал осмысленным. Он отбросил мою руку, поднял топор и посмотрел вслед уезжающей самоходке. Потом медленно обернулся. Сказал одними губами:

— Спасибо, брат.

— Еще заходи, — вернул я его любимую присказку.

Хотелось много чего сказать, от души выматериться, наорать на этого идиота. Хотелось врезать ему по наглой, самоуверенной морде, а потом развернуться и уйти.

— Пошел ты, — процедил я сквозь зубы, сдержав ярость. — Брат.

— Не топчи клумбы, — моментально ощерился Борис. — Я бы и сам успел отпрыгнуть. А ты обгадился, да?

— Знаешь что… — Я почувствовал, что терпение лопается. Еще одна подначка с его стороны и действительно двину этому уроду в челюсть. С какой-то животной ненавистью произнес, глядя Борису в глаза: — С меня мамы хватит. Твои кишки соскребать с гусениц — желания нет.

— Заметил? Пулемет автоматический, — быстро меняя тему, сказал он. — И задраено все наглухо.

Я взял себя в руки, гася эмоции, и уже спокойнее уточнил:

— Хочешь сказать, беспилотная?

— Да не, — подхватывая рюкзак, ответил Борис. — Герметичная. Это ж не боевая хреновина, а разведывательная. Пулемет так, для острастки. Мы в армии такие изучали, только подревней.

— Войска химической защиты?

— Они, химики. А ты думал, откуда такая новехонькая единица, да еще и на ходу! На консервации стояла. У вояк такой техники полно. Масла залил, сальники поменял, заправил и поехал.

— Значит, военное положение ввели, — предположил я.

— Фиг знает. Наверное, — пожал плечами Борис. — Машина радиационной, химической и биологической разведки. В расчетное место приедет, замеры сделает, радиосигнал подаст. А там уж могут и посерьезней чего подтянуть… — Он помолчал. Потом провел ладонью по лицу, оставляя на скуле пыльный развод, и тихо добавил: — Я и впрямь очканул.

Сверкнула молния, почти сразу пророкотал гром. Тучи подобрались уже совсем близко.

Ольга за все время, пока мы с братом разговаривали, не произнесла ни слова. Просто стояла на обочине, по колено в траве, и прижимала к себе перепуганную дочь. Из-под банданы выбилась прядь волос, щеки раскраснелись, грудь под комбинезоном вздымалась от частого дыхания. Растрепанная и посерьезневшая, она в этот момент даже показалась мне по-своему красивой.

И, судя по всему, не одному мне.

Я перехватил оценивающий взгляд Бориса и с ужасом понял: брат вовсе не отказался от своего плана, на что я втайне рассчитывал. Только что ведь едва под гусеницы не угодил, и хоть бы хны. Все примеривается, как под юбку залезть.

— Надо разбить лагерь, — сказал я, чтобы хоть как-то отвлечь этого кобеля. — В палатке все не уместимся, но есть тент. Растянем и переждем дождь. Поможешь?

— Помогу, — нехотя отклеивая взгляд от напряженной Ольги, произнес брат. — А дамы пока пожрать соорудят. Правда, дамы? А то костер долго разводить.

Ольга, ни на шаг не отпуская от себя дочь, стала вытаскивать из рюкзака пакеты с провизией. Глухо звякнула тушенка, аппетитно зашуршали полиэтиленовые брикеты с галетами и вермишелью. Я вдруг понял, как сильно проголодался и устал. С самой ночи — на нервах, не замечал, что организм работает на пределе возможностей, а теперь накатило…

Поставить на обочине палатку и кое-как растянуть на складных кольях тент мы успели ровно за минуту до того, как обрушился ливень.

Гроза налетела мощно, но прошла быстро. Молнии сверкнули цепочкой одна за другой, отпечатав в тучах свои яркие прожилки, громовые раскаты волнами проутюжили землю, порывы холодного ветра попытались снести наш хлопающий навес, но безрезультатно: закрепили мы его на совесть. Стихия угомонилась. Первый шквал прошел, оставив после себя в воздухе сизую пелену. Шум ливня стих, обернулся шепотом мелкого дождя.

Некоторое время мы сидели на рюкзаках и смотрели, как по шоссе растекаются мутные ручейки.

— Следы смыло, — нарушил молчание Борис. — Теперь не угадаешь, куда разведмашина ушла.

— Зачем тебе? — спросил я, хрустнув галетой.

— Ну-у, — он неопределенно покачал головой, — всегда полезно знать, что интересует вояк. Где вояки, там власть. А где власть, там нормальные условия для жизни.

— Нет больше никакой власти, — хмуро возразил я.

— Сейчас нет, завтра будет, — резонно заметил Борис. Отставил ополовиненную банку тушенки и повернулся к Ольге. Подмигнул. — Не забудьте оплатить проезд.

— Чего? — не поняла она. — Какой проезд?

— И провоз багажа. — Борис кивнул на притихшую девчонку. Снова перевел масленый взгляд на Ольгу. — Пойдем в палатку, пошепчемся. А брат пока с Машенькой посидит. Правда, брат?

Навеянное тихим дождем спокойствие как рукой сняло.

— Никуда ты не пойдешь, — выдохнул я, чувствуя, как мерзко дрожит голос.

— Тебе сложно десять минут с ребенком посидеть? — не смотря на меня, обронил Борис.

— Ма, — вцепляясь в Ольгу как клещ, пискнула девчонка, — ма, ты только не уходи никуда. Ладно?

Ольга молчала, затравленно глядя то на меня, то на брата.

— Какие же вы все-таки трудные пассажиры, — хмыкнул Борис.

Он хотел потрепать вздрогнувшую девчонку по волосам, но Ольга отпрянула и утянула дочь за собой. Я подался вперед. Борис резко обернулся и, чиркнув по мне колючим взглядом, выбрался из-под тента. Сунул руки в карманы, подставляя лицо летящим с неба каплям, и медленно проговорил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Вернусь через пять минут. Оставайтесь на нашем канале.

И исчез в бледном водяном мареве.

Сквозь шелест дождя и журчание ручейка, подбирающегося к палатке, я услышал, как часто и неглубоко сипит Ольга. Девчонка, казалось, вообще перестала дышать и двигаться — только два огромных глаза блестели из-под растрепавшейся челки да белели впившиеся в рукав матери пальчики.

От обеих веяло отчаянием загнанных в угол зверей.

Наверное, только теперь до них по-настоящему дошел смысл случившегося. В обманчиво милосердном, безжалостном, хищном облике Бориса к женщине и девчонке пришел новый мир, который они так старательно не замечали.

Жуткий, совсем чужой. Будто плохой монохромный сон, перетекший вдруг из глубин сознания в явь.

— Бегите, — прошептал я, быстро впихивая в Ольгин рюкзак еду и теплые шмотки. — Вон уже МКАД. Там люди, не пропадете.

Ольга, так и не обронив ни слова, собралась и шмыгнула под дождь, утянув за собой дочь. Девчонка в последнее мгновение обернулась и, пронзительно, совершенно не по-детски глянув на меня, спросила:

— А он ведь врал про то, что… топором по голове? Он же врун?

Я кивнул.

— Врун. Бегите.

Ольга привычным движением дернула девчонку за руку, и они растворились в пепельно-серой мгле, оставив меня наедине с монотонным шуршанием дождя.

Я еще долго смотрел им вслед, чувствуя, как с этим августовским ливнем внутрь втекает что-то потустороннее — ледяное и неуютное, как сквозняк в студеную зимнюю ночь. Смотрел на размытые очертания застывших в последней агонии машин на зыбкой ленте шоссе, на еле заметную отсюда развязку кольцевой дороги, на бесконечную рябь в лужах и видел странный золотистый свет, стеной уходящий в самое небо. За мерцающей гранью, словно разделяющей пространство на слои, дрожали узнаваемые, но слегка искаженные контуры домов, неясные силуэты, темные точки чудно, неправильно летящих птиц. Из этой полупрозрачной янтарной стены появлялись люди. Один за другим выходили из слепящего сияния, вспыхивая на миг, как крошечные солнца, и…

Я вздрогнул.

Борис стоял метрах в десяти, прислонившись к столбу, почти слившись с ним. Без движения. Тихо.

Он никуда не уходил.

Брат стоял и внимательно наблюдал, как я отпускал попутчиков. Точнее… наших нечаянных трудных пассажиров.

ГЛАВА 6 Добрые люди

Дождь кончился. День кончился.

Мы вошли в Москву. Заночевали. Проснулись, собрались и пошли опять. Молча, словно чужие. Топали по Ленинскому, посматривали на разрозненные группы людей, обходили гигантские, заросшие ряской лужи, больше напоминавшие настоящие болота, пару раз останавливались на привал.

Я никогда не понимал людей, которые могут подолгу обижаться и не разговаривать, не понимал их и теперь. Но говорить с Борисом мне в самом деле было не о чем. И он молчал в ответ.

Небо так и не просветлело. Дождя больше не было, но и солнце не пробивалось сквозь низкие блеклые облака. Мир вокруг стал серым, потускнел под цвет настроения.

Город, в котором я родился и вырос, который всегда любил и, как мне казалось, чувствовал, сейчас был незнакомым, холодным. В нем затаилась агрессия. Москва смотрела на меня темными провалами окон, смотрела с настороженностью и непониманием. Город был другим. В этом он чем-то походил на Бориса. Я не знал, как реагировать.

Я вообще ничего теперь не знал. А кто знал? Борис? Нет, знаний у него не больше моего. Просто он реагирует на происходящее быстрее и резче. На него наезжают, он тут же отвечает ударом в челюсть. Не задумываясь. А я теряюсь. Может быть, именно потому, что думаю больше чем надо?

Может, правильнее не думать, а реагировать? Но как тут не думать?

Мысли сами лезли в голову. Обо всем сразу и о многом по отдельности. Перепрыгивали с одного на другое и снова бежали. По кругу.

Я думал о том, что произошло. Вообще с миром и с нами в частности. Думал о Борисе. Много. Не мог не думать. Мы всю жизнь с ним ссорились. Сначала в детстве из-за игрушек и прочей мелочи. Потом, по мере взросления, из-за взглядов на жизнь. Из-за карьеры…

Борис вкалывал на результат, мне нравилось работать с людьми. Борис не понимал, как можно ставить процесс выше результата. Считал, что получать удовольствие от работы в ущерб доходам может только неудачник. Меня удивляло, как можно работать без удовольствия, даже если это приносит солидные барыши.

Борис знал, что за деньги можно купить все или почти все. Я не был в этом так уверен. А от мысли, что продается каждый, вопрос лишь в цене, меня коробило. Для него же это была едва ли не основа веры.

Я не понимал и не желал понимать, как можно пользоваться женщинами и менять их, словно перчатки. Борис посмеивался над моей «внеземной любовью» и над тем, что я притащил ее в мамину квартиру. Да и над тем, что я в свои тридцать пять живу с матерью, тоже смеялся. Хотя чего вроде бы смешного? Просто мне так казалось удобно. И мама не оставалась одна.

Мы были разными. Во всем. Всегда. Очень разными. Но мы были братьями.

А теперь?

Сейчас вопрос стоял уже не в мировосприятии, не в жизненной позиции. Не в игрушках, детских ли, взрослых — не важно. Причина размолвки сидела куда глубже. И размолвка уже выглядела не пустой ссорой, а расколом. Будто прямо посреди Ленинского проспекта, поперек дороги между мной и Борисом пролегла глубокая трещина, на дне которой текла магма. Трещина была широкой, но через нее еще можно было перешагнуть. Ему или мне. Перешагнуть, чтобы снова оказаться на одной стороне. Шестое чувство подсказывало, что перешагивать надо сейчас, пока трещина не превратилась в пропасть.

И перешагивать надо мне. Борис делать шаг первым не станет. Хотя…

Ведь не бросил же. Пришел со мной в город, идет дальше к Арбату. Впрочем, ему-то сейчас не так важно, куда идти. У него же нет Эли.

От последней мысли сжалось в груди.

Эля. Где она сейчас?

Я очень надеялся, что дома, на Арбате. Хотел в это верить. Верил. Почти видел, что она проснулась в старенькой квартире сокнами не на воспетую Окуджавой улицу, а во двор. Что сидит там сейчас на широком подоконнике и смотрит на шумящие за стеклом ветви. Ждет меня.

Конечно, ждет. Я видел ее лицо. Мягкую улыбку, легкую, одними уголками губ, от которой на щеках появлялись очаровательные ямочки. И глаза. Глубокие, бездонные, по-настоящему добрые. В них я готов был утонуть.

Главное, чтобы она дождалась. Чтобы с ней ничего не случилось…

Поток мыслей замкнулся, выходя на новый круг. Я почувствовал, как пальцы непроизвольно теребят футляр на шее. Вовремя остановил руку, чтобы не вытащить очки. Хватит. Надо отвлечься.

Я попытался на что-нибудь переключиться. Вариантов выходило не так много. Борис разговаривать со мной не торопился. Окружающий пейзаж к перемене мыслей не располагал. Оставалось одно: слушать треп Серого.

Серый прицепился к нам утром. Вчера вечером мы успели добраться до Тропаревского парка. Ночевать среди леса мне не хотелось, но Борис решил устроить стоянку, не спрашивая моего мнения. Просто остановился, сошел на обочину, сбросил рюкзак и начал ставить палатку.

Впрочем, надо признать, он оказался прав. Во всяком случае, в плане людей бывший парк оказался безопаснее, чем каменные джунгли. Люди здесь не ходили. Может, боялись, а может, смысла не видели. А зверье, если и было, не полезло на огонь.

Ночь прошла спокойно. Сюрпризы начались утром. Проснулся я оттого, что кто-то возился у входа. Сперва подумал, что это Борис. Потом понял — нет. Пока потихоньку крался к выходу и прикидывал, что делать, снаружи что-то произошло.

Когда я высунул нос из палатки, все было кончено. Борис цепко держал за рукав русоволосого мужика лет сорока. У того был бомжацкий прикид и рожа интеллигентного неудачника-пропойцы.

— По рюкзакам шарился, — пояснил Борис в воздух.

Мужик тут же возмутился и пустился в пространные объяснения, из которых следовало, что он не собирался воровать, а только хотел чего-нибудь сожрать, потому что очень проголодался. И даже если считать акт пожирания еды ближнего своего воровством, то все равно он не виноват, просто искушать не надо было. В общем, по любому выходило, что грешен он в последнюю очередь.

Бориса наглый пройдоха почему-то развеселил, и он разрешил тому остаться на завтрак.

Русоволосый отказываться не стал.

— Серый, — представился он.

— Серега, типа? — уточнил Борис.

— Не-е, фамилия моя Сергеев. А кличка вперед меня родилась.

Серый болтал без умолку. Травил байки, рассказывал истории из своей беспутной жизни, напевал какую-то ерунду. Он не замолкал ни на минуту. Даже, когда ел.

Если верить рассказам Серого, то в молодости он успел поработать в политике, был руководителем молодежной организации одной небезызвестной партии. Пробовал писать рассказы и даже что-то большее. Под это дело начал общаться с литераторами, потом переключился на родноверов.

— С язычниками, что ли, бухал? — фыркнул Борис.

— Не язычество, — поправил Серый. — А родноверие.

— Бабушке своей расскажи, — фамильярно заявил Борис мужику, который был старше его лет на десять. — Я в детстве с реконструкторами путался. Тоже смешные фрики, но те хоть просто в рыцарей заигрались. А у этих ваших Велехренов всех мастей — все всерьез.

— Ты говоришь, о чем не знаешь, — покачал головой Серый. — Потому что ты дурак, но я тебя полюбил, я тебя научу…

— Почему не знаю? — продолжал забавляться Борис. — Знаю. Круглый стол Родноверческого Бреда, волхвы, жрецы самоназваные, обряды с целью девок за сиськи помять и все такое. Знаю я про ваше неоязычество.

Борис говорил зло и дерзко. Я хотел по привычке одернуть, но передумал. В конце концов, пусть один раз нарвется — может, получит по башке и перестанет на людей как на дерьмо смотреть. Тем более, еще большой вопрос, чего он там на самом деле знает. С реконструкторами-то он общался, а вот про знакомство Бориса с языческой тусовкой я слышал впервые.

Серый явно был не согласен, но спорить не стал. Просто перевел тему.

После завтрака мы поспешно собрали вещи, Борис попытался распрощаться с Серым, но тот неожиданно увязался с нами. Так и шел теперь, рассказывая всякую бессмысленную дребедень.

Борис прогонять навязавшегося попутчика не стал. Уж не знаю, чем он при этом руководствовался. Просто позволил тому плестись рядом и все.

Меня Серый поначалу раздражал, но к обеду я уже спокойно воспринимал никчемный треп, находя в нем свои плюсы. За пустой болтовней Серого сглаживалась наметившаяся между мной и Борисом трещина, молчание больше не давило на психику.

А теперь вот нашелся и еще один положительный момент: Серый помог мне отвлечься от мрачных мыслей.

— Не, — трещал он, вышагивая впереди, рядом с Борисом, — люди, в большинстве своем, добрые. Вот собирал я как-то подписи для одного кандидата в мандидаты. Веселая работа, я тебе скажу: ходишь по квартирам, всеми правдами и неправдами выжимаешь из людей автографы и паспортные данные. И не просто так, а в поддержку какого-то мужика, чтоб он мог свою кандидатуру на выборы выставить. Так вот наткнулся я на одну бабку. Мы с ней полчаса на лесенке стояли, разговоры разговаривали, потом в квартиру прошли. Бабка живет на пенсию, видно же, что денег нет. Но все, что есть в печи, на стол мечи. Традиция. Накормила, чаем напоила…

Серый мечтательно вздохнул то ли от воспоминания о гостеприимной старушке, то ли от мысли о домашней еде и чае. Беззлобно закончил:

— Но подпись не дала. Старая вешалка.

— Скажи спасибо, что ментов не вызвала, — фыркнул Борис. — Я бы позвал, если б ты ко мне со своими закорючками сунулся. А еще скорее в рог бы дал без всяких ментов. Тебя за подписи не били?

— Не, — помотал головой Серый. — Люди добрые, если с ними по-доброму. Они не только подписи, они последнюю рубашку отдадут, когда с ними говоришь правильно. Так вот идешь по квартирам: где накормят, где чаю нальют, где — покрепче. Где бутылку с собой пихнул, мол, держи, мужик, работа у тебя вредная.

— Вредная? — усмехнулся Борис.

— Вредная. Политика.

— Зато теперь ты отстранен от вредной работы. Политика-то ёкс.

— Ой, я тебя умоляю, — в голосе Серого появились наигранные одесские нотки. — Мир без политики — утопия. Два человека встретились, начали разговаривать — вот тебе уже политика.

Борис не ответил, только усмехнулся и зашагал дальше.

Мы шли по обочине. Если по Киевке можно было идти прямо по шоссе, то по мере приближения к центру двигаться по проезжей части становилось все сложнее. Машин здесь было не в пример больше. Они стояли мертвым ломом, разбросанные по дороге, словно не убранные капризным ребенком игрушки. На крупных перекрестках автомобильная свалка достигала таких масштабов, что варианта оставалось два: либо прыгать по гнилым капотам и крышам, либо уходить на обочину.

Мы благоразумно сместились с дороги.

Здесь было немного легче, но тоже не свободно. Зелень, что прежде боролась за выживание среди асфальта и бетона в загазованном городе, теперь неторопливо, но уверенно отбирала свое. Газоны, скверы, бульвары и аллеи заросли. Трава, кусты, деревья цеплялись теперь за каждую трещину в асфальте, куда ветром намело хоть немного земли. Город зарастал.

Дома обветшали. Краска облупилась, облезла. Стекла — те, что остались — помутнели. Другие вывалились из сгнивших рам и разлетелись в мелкое крошево. Кое-где из черных провалов окон торчали шевелящиеся на ветру останки занавесок.

Рекламные щиты прогнили, металлические каркасы покрылись ржавчиной. Торчали столбики с изувеченными временем дорожными знаками. Болтались то тут, то там, оборванные сломанными ветками и поваленными деревьями, черные кишки проводов.

Нет, это был не мой город. Это был его труп. Еще с узнаваемыми чертами, но уже неживой, изменившийся, подернутый тленом. И в своем пылком обещании, которое бросил на прощание Ольге, я тоже был неправ: людей здесь не было. Вернее были, но не те, от которых можно дождаться помощи.

Москва жила по-новому. Завидев нас, встречные прохожие чаще всего спешили обойти по широкой дуге. От окликов шарахались, сами не окликали.

О невероятном количестве человеческих останков я старался не думать. Страшно было даже приблизительно предположить, сколько людей не проснулось.

Несколько раз мы видели сумасшедших. Мужчина, сидящий на бордюре и посыпающий голову землей. Полуобнаженная, в истлевших лохмотьях девушка, с жутким тихим смехом кружащаяся возле мертвого светофора на перекрестке с Ломоносовским… Наверное, когда-то она была красива. Теперь от вида развевающихся на ветру лоскутов платья, едва прикрывающих молодое тело, бросало в дрожь.

В голову снова полезли мысли об Эле, и я отвернулся. Серый нахмурился. Борис не обратил внимания на несчастную.

Время от времени он всматривался в арки, дворы и подъезды. Перехватывая его оценивающие взгляды, я очень скоро почувствовал подступающую паранойю. Казалось, что из пустых домов и дворов, куда мы не совались, кто-то следит за нами. Что жизнь затаилась там, внутри, и спрятавшиеся люди провожают нас такими же оценивающими взглядами.

По спине пробежал холодок. Нет, не думать об этом. Люди добрые. Не могла же смерть и истерия охватить весь город. Не могли же все вокруг превратиться в зверей, как Борис.

Борзый шел, пружиня шаг. Он был напряжен, словно перетянутая струна. И я поймал себя на ощущении, что иду следом за хищником. Осторожным, решительным, если надо — безжалостным. От этой мысли трещина между нами, кажется, разъехалась еще сильнее.

Надо сделать шаг. Надо перебраться на его сторону, пока не поздно…

Хищник остановился, обернулся. Посмотрел глазами Бориса на Серого. Улыбнулся губами Бориса.

— Эй, гроза политики, а скажи мне, кто такой Дмитрий Ульянов?

— Такой дурак, типа тебя, — бесхитростно отозвался Серый. — Только в честь него вот эту улицу назвали.

Попутчик мотнул головой вправо от перекрестка, куда убегали разделенные заросшим бульваром полоски потрескавшегося асфальта. Борис хмыкнул, остановился. Сбросил рюкзак и достал сигарету.

— Всё, привал.

Серый опустил на землю палатку, которую доверил ему тащить Борис. Я подошел, скинул рюкзак и уселся на него, отметив, что порядочно устал.

— Там, — говорливый попутчик указал куда-то за деревья, — музей был. Биологический… Зоологический… имени Дарвина, короче. Чучелки всякие. Я там был.

— Молодец, — похвалил Борис и выпустил в сторону Серого несколько колечек дыма.

— У них в одной витрине каюта Дарвина воссоздана, — не отреагировал на издевку Серый, присаживаясь на корточки. — Стол, на столе карта, чернильница-перо, фигня всякая. Полки с книгами. А за книгами пузырь заначен. Жизненно. Дарвин, выходит, не дурак выпить был.

Борис пыхнул сигаретой и благосклонно поглядел на попутчика.

— Водки хочешь? — спросил в лоб.

— Я закодировался, — помотал головой Серый.

— И чего? Пока спал, код забыл? — ухмыльнулся Борис.

Сергеев снова покачал головой.

— Не, водки не хочу, — решительно сказал он. И добавил: — Жрать хочу.

— Для ужина вроде рановато. А для обеда уже поздно. Или ты думаешь, что я тебя просто так кормить буду? Хрен. У меня иждивенцев и без того хватает.

Я смолчал. Серый насупился. Пробубнил:

— Вообще-то, мне казалось, что мы команда.

— Ну, раз мы команда, то твоя очередь хавку доставать, — тут же ввернул Борис.

Бывший политик-язычник посмотрел на него с немым укором. Так выразительно, что если бы смотрел со сцены, зал бы уже рукоплескал, а если бы в жизни — то тот, на кого был направлен взгляд, просто обязан был раскаяться и заняться благотворительностью.

Борис ни каяться, ни раздавать добро нуждающимся явно не собирался.

Серый решительно поднялся.

— Хорошо. Раз мы команда… Хорошо.

Он резко развернулся и шустро потрусил прочь. Через несколько секунд его спина скрылась в ближайших кустах.

— Куда это он? — спросил я.

Борис поглядел на меня, как на восьмое чудо света.

— О, у кого-то голосовой модуль заработал.

— Да пошел ты, — разозлился я и отвернулся.

Тут же пожалел, что упустил возможность хотя бы попытаться поговорить по-человечески, но было поздно.

Борис курил у меня за спиной. Дым сигареты сносило легким ветерком в сторону. Он проплывал мимо меня сизым призраком, поднимался, терялся в ветвях, растворялся в прозрачном воздухе.

Сверху мягко хлопнуло. Я запрокинул голову — в глаза полетела древесная труха. Я зажмурился, поморгал, потер пальцами веки, стараясь избавиться от сыпанувшей сверху дряни. Затем разглядел виновника шума.

На дереве сидела здоровенная ворона и косила черной бусиной глаза.

Чертова птица! Сейчас бы рогатку…

Будто подслушав мои мысли, ворона каркнула и, сорвавшись с ветки, полетела туда, откуда мы пришли.

Борис докурил. Бычок прочертил в воздухе дымную дугу и спикировал в траву в нескольких шагах от меня.

Я слушал город.

Москва звучала очень необычно. Не было урчания двигателей, не шуршали по асфальту тысячи подошв и сотни покрышек, не орали автомагнитолы в распахнутых окнах. Не звенел трамвай на перекрестке, там, где возвышался за деревьями музей Дарвина. Не кричали дети, не гундел у светофора побирающийся безногий калека, не жаловались на дороговизну тетки возле входа в магазин по ту сторону улицы.

Зато трещали, как безумные, насекомые. Да тявкала где-то далеко собака. Хорошо если собака, а не кто-то посерьезней…

Я повел больным плечом и поймал себя на том, что кручу в руках очки. Глупая привычка.

Протерев краем безрукавки линзы, я сунул оптику обратно в футляр.

Борис ковырялся в рюкзаке. Видимо, все же решил пообедать. Интересно, устроит перекус сейчас, или подождет Серого?

Подождал, хотя ждать пришлось долго. Серый появился минут через тридцать, напевая очередную бессмыслицу. В руках навязавшийся попутчик держал мусорный пакет.

Он оборвал песню, если это можно было так назвать, и бросил пакет на землю.

— Вуаля! Кушайте, не обляпайтесь.

Борис недоверчиво посмотрел на пакет, на Серого. Тот с независимым видом уселся прямо на землю, подхватил упакованную палатку и, положив ее на колени, принялся отбивать ладонями ритм.

Серый вновь затих и покосился на кусты, из которых пришел. Борис поднял пакет, потряс в воздухе.

— Это что?

Ответить добытчик не успел. Ветви раздвинулись, и нас стало четверо. Мужик, выскочивший из-за кустов, был грозен и решителен. На лице его было написано желание убивать, но ярость мгновенно сошла на нет, уступив место промелькнувшим растерянности, испугу и разочарованию.

— Твою мать, — рыкнул мужик.

Серый не обратил на него никакого внимания, продолжил напевать:

— А ну-ка тихо, — оборвал его Борис, в руке которого снова, будто из воздуха, материализовался топор. Повернулся к мужику: — Тебе чего, дядя?

Тот с досадой покосился на топор, засопел.

Я решил не вмешиваться и наблюдал за происходящим со стороны. Мужик явно имел претензии. Не иначе мешок Серый у него упер.

— Это мои сухарики, — наконец пропыхтел мужик.

Обиженно. По-детски оттопырив толстые губы. Вид надутого детины и его клянчащий справедливости голос были настолько нелепы, что я невольно улыбнулся.

— Какие сухарики? — опешил Борис.

Мужик кивнул на мусорный мешок.

— Я ларек на углу вскрыл. Там и так ни хрена нету, только сухарики и жвачка вроде съедобны. Но от жвачки никакого толку и каменная она, а сухари этот дрыщ спер.

— Я не пер, — возмутился Серый с тем же праведным видом, с каким негодовал с утра, пойманный за руку возле наших рюкзаков. — Оно лежало, никого не трогало. Я подобрал.

Борис повернулся к мужику. На лице светилась дружеская улыбка, но рука крепко сжимала топор.

— Ну, мужик, — миролюбиво проговорил он, — нечего было бросать свое добро. Или оно тебе так нужно было, что разложил посреди улицы?

Взгляд мужика заметался между топором и мусорным мешком.

— Ладно, — сжалился Борис, — давай пополам.

— Так не честно! — рассердился тот. — Я их нашел!

— Он тоже, — кивнул на Серого Борис. — Не жадничай, дядя. Половина лучше, чем ничего. — Он запустил в мешок лапу и стал доставать оттуда пакетики с сухариками. Мужик скрипнул зубами. Борис поглядел на выгруженные пакетики, заглянул в мешок и протянул его мужику. — Держи, я тебе даже с тарой отдам. Только больше не разбрасывайся, а то еще с кем-нибудь делиться придется.

На лице Бориса продолжала сверкать дружеская улыбка. Но пальцы все также стискивали топор. Забавность нелепой ситуации улетучилась, как сигаретный дым. Внутри стало неуютно. Убийство в виде самозащиты я еще мог оправдать, но убийство из-за сухариков…

Хотя топор в руке мог быть только для острастки. Или не только? Сейчас мне почему-то казалось, что это уже не игра. Все серьезно. Очень серьезно.

Мужик взял мешок, пробурчал под нос что-то неразборчиво-матерное и пошел прочь.

Борис смотрел, как смыкаются за его широченной спиной кусты. Слушал, как шуршат ветки, как удаляются шаги.

Когда затих последний шорох, улыбка мгновенно сползла с его лица. Борис развернулся, словно спущенная пружина. Складка на лбу заострилась, взгляд сделался бешеным.

— Борис! — вскрикнул я, чуя недоброе.

Рука с топором взметнулась и резко опустилась, вгоняя лезвие в ствол дерева. В десяти сантиметрах от головы Серого.

Тот даже испугаться не успел. Борис схватил его за грудки и резко встряхнул. Процедил сквозь зубы:

— Ты что же это, скотина, творишь?

— Сам же сказал, что моя очередь, — оторопел Серый. — Да чего ты? Он же один, а нас трое.

Борис разжал пальцы, выпуская попутчика. Отошел в сторону, с деланным спокойствием поднял пакетик, дернул за края и захрустел сухарями.

— Еще хоть раз подобную подляну устроишь, и можешь считать, что ты тоже один. Понял?

— Злой ты, — пробормотал Серый, поправляя одежду.

— Люди добрые, — желчно отозвался Борис.

Обеда, пусть даже и запоздалого, не вышло. Мы похрустели сухарями, оставшиеся пакетики распихали по карманам. Голод я почти не утолил, только аппетит разыгрался. Но продолжения трапезы не получилось.

Борис закинул рюкзак на плечи и пошел. Молча, ничего не объясняя, никого не спрашивая, будто все должны были понимать его без слов. Самоуверенность сродни наглости. Но и я, и Серый, не сказав ни слова, подхватили пожитки и двинули следом.

— Арбат не с той стороны, — хмуро заметил я, когда мы прошли по улице имени младшего брата вождя мирового пролетариата метров триста.

— Не топчи клумбы, — отозвался Борис, не оборачиваясь. — Ты видел, куда этот с сухарями пошел?

— В кусты.

— А я видел, — проигнорировал мои слова Борис. — Он по кустам в сторону прошуршал, ветками потрещал, а потом тихой сапой по той стороне обратно вернулся. И вперед по Ленинскому.

— Думаешь, у него там друзья? — поинтересовался Серый.

— А ты думаешь, ты один такой «втроем»? — парировал Борис. — Может, друзья, а может, и нет. Но рисковать не будем. Обойдем немного. И лучше не злите.

Серый благоразумно поотстал и затянул фальшиво: «Ходы кривые роет подземный умный крот, нормальные герои всегда идут в обход». Впрочем, дальше этой фразы он петь не отважился, поравнялся со мной и зашагал плечо в плечо.

Я молчал. Говорить не хотелось. Внутри боролись злость и усталость. Хотелось лечь, закрыть глаза и проснуться тридцать лет назад.

— Серьезный у тебя брат, — тихо, чтобы слышал только я, заговорил Серый.

— Разный, — хотелось сказать грубее, но я постарался быть объективным. — Наглец и самодур.

Сергеев несогласно мотнул головой.

— Он лидер. Я тебе скажу: главное в политике — найти крепкую руку и хорошо при ней устроиться.

— А я думал, главное в политике — самому стать крепкой рукой.

— Ерунда, — безапелляционно отрубил Серый. — Так может рассуждать только дурак или романтик. Ты вот при всем желании лидером не станешь. А ему и становиться не надо. Он уже лидер. Потому он о том, как стать крепкой рукой, не думает. Он ей становится. А ты слишком идеализируешь все. И других под свои идеалы подогнать пытаешься. Только понять не хочешь, что, если все станут также наивно на жизнь смотреть, получится толпа растерянных идеалистов. А без лидера никуда. Без паровоза состав с места не сдвинется.

Я слушал его. Сперва хотел поспорить, затем передумал. Сергеев говорил неожиданно серьезно и, кажется, искренне. В этом теперешнем Сером не было ни вороватости, ни дури, ни раздолбайства. Куда чего девалось?

— А ты? — спросил я.

— А я не дурак и не романтик. Я знаю свои возможности, а потому предпочитаю место при лидере. Так удобнее, спокойнее и ответственности, если что, сильно меньше.

За деревьями темнел облезлый силуэт музея Дарвина. Серый кинул на него мечтательный взгляд, словно его с этим зданием связывало что-то большее, чем воспоминание об экспозиции каюты на «Бигле», и уставился себе под ноги.

Борис шагал впереди, не оглядывался. Будто находился в другой реальности, в которой нам не было места. Или только мне? Ощущение разрастающейся трещины между нами крепло. Надо было сделать шаг. Пока еще возможно. Ведь прыгал же между нашими реальностями Серый. Шустро прыгал. Может быть, он и появился возле палатки сегодня утром лишь для того, чтобы научить меня как перебраться на ту сторону?

На ту сторону чего? Понимания? Жизни?

— Как думаешь, он может убить? — спросил я.

— Он способен на поступок, — уверенно отозвался Серый.

Это было сказано так просто, что мне снова сделалось не по себе.

— То есть он, по-твоему, мог убить за сухарики?

— Не за сухарики, — покачал головой Серый. — Ты все-таки дурак. Но я тебя полюбил, я тебя научу. Ты думаешь, там все из-за сухариков случилось? Сухарики — ерунда. Там совсем в другом дело.

— В чем?

— А ты подумай, — предложил Сергеев и устремился вперед, сокращая расстояние до Бориса.

Не в сухарях дело. А в чем? Борис вписался за Серого, а потом с него же чуть скальп не снял. Тогда выходит, вопрос не в том, способен ли Борис убить за пакет сухарей. Вопрос: способен ли он убить чужого, защищая своего. И получается, что косящий под простачка и трепло Серый просто проверял, можно ли доверять Борису? Нет, слишком сложно. Или не слишком?

Впереди замаячила еще одна свалка гнилого побитого автотранспорта — там улица Дмитрия Ульянова пересекалась с проспектом шестидесятилетия Октября.

Борис повернул налево и стал пробираться сквозь заросли на другую сторону улицы. Никого не предупредив, не обернувшись.

Знал, что за ним идут, и не считал нужным удостоить идущих своим вниманием.

Может прав Серый, и так было нужно, но злило это невероятно.

Кусты на бульваре разрослись настолько, что продраться через них без вреда для здоровья казалось невозможным. Я несколько раз получил ветками по физиономии. На другую сторону улицы вылез еще более раздраженным, со свежей царапиной через полморды.

Мы свернули на проспект шестидесятилетней годовщины забытой революции. Посреди зеленел очередной заросший сверх меры бульвар. По ту сторону торчали ветхие магазинчики с проваленными крышами, за ними возвышалась на гранитном постаменте огромная круглая блямба. Памятник заплесневел и разглядеть на поверхности круга хитро прищурившегося Хо Ши Мина было теперь весьма проблематично.

— Давайте на ту сторону, — скомандовал Борис.

Хоть слово сказал и на том спасибо.

Я направился к переходу, над которым, кренясь на проржавевшем столбе, торчала поблекшая литера «М».

— Куда? — окликнул Борис. — На метро решил покататься?

— Туда, — кивнул я. — Хоть здесь по кустам лазать не придется. Переход есть.

— Тебе больше нравится плавать, чем по кустам гулять?

— Почему плавать?

— Потому что, если в земле выкопать ямку, ее обычно заливает грунтовой водой. Руководствуясь этим принципом, человечество давным-давно изобрело колодцы, — голос Бориса был тошнотворно язвительным.

— Причем здесь?.. Там не колодец.

— Фантастики начитался? — презрительно фыркнул Борис. — Ну-ну.

Он был прав, я нет. Не подумал сразу, а когда подумал, было поздно… Но в тот момент мне очень захотелось его умыть. Спуститься под землю и доказать, что он не прав.

Я упрямо зашагал к лестнице.

Вопреки прогнозам Бориса, плыть не пришлось. Воды в переходе было не выше щиколотки, а заходить в стеклянные двери с надписью «выхода нет» и смутными силуэтами на полу, ой как не хотелось. Да и незачем. По сути, Борзый был прав. Грунтовые воды никто не отменял, зато, пока люди спали, вырубило электростанции. Кончилось электричество — отключились насосы. Сдохли насосы — и вода в считанные дни беспрепятственно разлилась по подземке имени вождя мирового пролетариата, превратив метро в аквариум.

Под ногами хлюпало. Сзади чертыхался Серый, жалея, что поперся за мной.

Борис ждал нас наверху с едкой ухмылкой.

— Сплавали?

— Не так страшен черт, как его Малевич намалевал, — проворчал Серый. — Ноги промокли.

— Ничего, на теле быстро сохнет. А могли бы со мной поверху. Упрямство — достоинство ослов.

— Иди ты, — буркнул я.

Борис злил. Каждым словом, каждым жестом, каждой ухмылкой. Наверное, я от него просто устал. Но он раздражал меня теперь все время, когда был неправ. А когда оказывался прав — бесил особенно. Не потому ли, что его мелкая бытовая правота никак не компенсировала неправоту моральную? Ведь не может же человек, совершивший смертный грех, отмолить себе прощение, поставив дюжину свечек…

Борис не ответил. Просто повернулся и пошел. Впрочем, далеко уйти он не успел. Из-за угла сгнившей будки магазинчика метнулась невысокая фигурка, кинулась Борису под ноги, ткнулась в живот и отпрянула.

Тот слегка опешил. Пока двое — большой и маленький — таращились друг на друга, мы с Серым подошли ближе.

Борис наконец пришел в себя и громко выругался. Еще бы! Для него и в прошлой жизни, до анабиоза, любое существо младше восемнадцати было не человеком, а проблемой.

Пацану, что налетел на Бориса, было лет семь-восемь. Ободранный, изгвазданный, он напоминал беспризорников из советских книг вроде «Республики ШКИД». Грязные, слипшиеся волосы цвета соломы торчали во все стороны, словно распотрошенное гнездо. Голубые глаза смотрели умоляюще.

— Ты куда летишь, босяк? — как-то наигранно спросил Борис. Словно повторил подсмотренную в кино фразу.

— Помогите, — пролепетал пацаненок.

— Чего случилось? — вклинился я.

— Там папка… — Паренек махнул рукой себе за спину.

— Чего с папкой? — насторожился Серый.

Пацаненок сделал неопределенный жест и состроил такую рожу, что стало ясно: с папкой точно ничего хорошего.

— Ну, веди, — кивнул я, решив, что на подробные расспросы нет времени.

Паренек развернулся и побежал вперед.

Борис поглядел на меня неодобрительно. Ничего, перечешется.

Мальчишка отбежал уже на пару десятков шагов. Притормозил, обернулся. Опять махнул рукой.

— Туда!

И побежал дальше по тротуару, тянущемуся вдоль проспекта.

Я потрусил следом. Борис и Серый не отставали.

Бежать пришлось с полкилометра. Дорога здесь была на удивление свободная. На проезжей части застыли всего несколько разбитых машин, значительно больше их стояло у обочины на вечной теперь уже парковке. А тротуар был пуст и неплохо сохранился.

Впереди замаячил светофор с тремя потемневшими глазами. Вправо от проспекта уходила узкая улочка, название которой я не помнил, если вообще когда-то знал. По эту сторону улочки еще шли пятиэтажки, зато на другой стороне высился панельный дом в полтора десятка этажей. Поперек дороги, за светофором, стоял на спущенных колесах «кошелек». Так Борис называл инкассаторские машины.

Все это я отметил краем глаза, походя, не акцентируя внимания.

Паренек вылетел на Т-образный перекресток и резко вильнул вправо, проскочив мимо машины.

Шустро бегает. Я уже запыхался, а он…

— Долго еще? — пропыхтел на ходу Серый.

Мальчишка не ответил. Снова свернул, скрывшись за припаркованным у обочины грузовиком. Шаги его стихли.

Пришли…

Мысль оборвалась. Из-за грузовика выступил крепкий парень лет двадцати пяти, с острым взглядом. Мальчишка торчал у него из-за спины. В глазах у пацаненка больше не было мольбы, скорее любопытство.

Рядом хрипло выругался Борис. Я обернулся. Из-за инкассаторской машины вышли еще двое мужчин. Постарше. У одного из них в руке было зажато помповое ружье.

В груди ухнуло и затихло, пропустив удар. Снова ухнуло.

«Ты вот при всем желании лидером не станешь», — всплыл в голове тихий и удивительно серьезный голос Серого.

Зачем, ну зачем я вылез с инициативой и погнал всех за мальчишкой? Не расспросив, не разобравшись…

Все это пронеслось в голове за долю секунды.

— Вы чего, пацана обидеть хотели? — спросил тот, что вышел из-за грузовика и угрожающе шагнул вперед.

Он был высок, еще пара шагов — и навис бы надо мной. Но сейчас меня больше пугал тот, что стоял за спиной, с ружьем.

— А ты его папаша? — осведомился Борис.

— Мы все тут папаши, — подал голос мужик с ружьем.

Я обернулся и посмотрел на него внимательнее. Одежда потеряла цвет, обветшала, но узнать в ней форму было несложно. Инкассатор.

— Ваша машина? — осторожно спросил я.

— Моя, — кивнул он.

У меня слегка отлегло от сердца. Перед нами стоял пусть не полноправный представитель власти, служитель закона, но, по крайней мере, не бандит.

— Здесь все теперь мое, — добавил инкассатор, убивая не успевшую угнездиться в сердце радость.

Внутри снова завозилась тревога.

— Машина моя. Деньги мои. Банк мой. — Он указал в сторону панельного дома, и я только теперь заметил, что с торца зеленеет козырьком обшарпанное крыльцо Сбербанка. — Зачем мальчика обидели?

— Никто твоего щенка не трогал, — угрожающе прохрипел Борис.

Мужчина вскинул руку с ружьем.

— Хлопни варежкой, крысеныш.

— Мальчика никто не трогал, — быстро заговорил я. — Мы думали, помощь нужна. Если нет, мы пойдем.

— Никуда вы не пойдете. Допустим, я тебе верю, но твой приятель мне нагрубил.

— Он извинится, — пообещал я, понимая, что извиняться никто не будет. Понимая, что говорю ерунду. Но слова лезли сами собой, как и просительный тон. И надежда, что если с людьми говорить вежливо, то можно разойтись мирно.

Люди же добрые.

Борис стоял напряженный и злой. На меня не смотрел. Взгляд его был прикован к инкассатору. Оценивающий взгляд.

— А ты быстро освоился, козлина, — процедил Борис. — Деньги прикарманил, ружьишко присвоил. Молодца. Только со мной гоп-стоп не прокатит, понял чмошник?

Глаза мужика с ружьем сузились, превращаясь в щелочки.

— Закрой рот! — рявкнул он. Видимо, почуял, что теряет инициативу.

— А то что? — Борис набычился, ссутулился, став похожим на приблатненную шпану. — Что, если не закрою? — повторил он.

Борзый. Злой. Хищник, способный убить. Вот только сейчас убить здесь способен не он один.

Инкассатор перехватил ружье и нацелился Борису в грудь.

Тот сделал шаг навстречу. В руке возник топор. Как он так незаметно его выхватывает?

— А ну-ка стой, паскуда! — прорычал мужчина с ружьем.

Второй, что стоял с ним рядом, напрягся. Борис остановился.

— Будете делать, что скажу, — быстро проговорил бывший перевозчик чужих ценностей, — будете жить. Если кто-то станет выёживаться, пристрелю.

— Ага, — оскалился Борис. — Пристрелишь. Ну так стреляй.

И он сделал шаг навстречу инкассатору. Палец того лежал на спусковом крючке.

— Борис! — заорал я.

— Стреляй, — повторил Борзый, делая еще один шаг. — Правило знаешь, гопник неудавшийся? Достал, стреляй.

Палец инкассатора на спусковой скобе дрогнул, дергая металл, спуская что-то смертоносное внутри.

Я снова хотел крикнуть, но связки отказали.

Я ждал выстрела.

Выстрела не прозвучало. Но мир взорвался…

Борис сорвался с места, словно спусковой механизм сработал у него, а не у ружья. Одним долгим невероятным движением он пролетел к инкассатору. Сверкнуло отточенное лезвие. Тюкнуло.

Коротко, пронзительно взвизгнул мальчишка.

Я почувствовал, как у меня из груди с сипом вырывается воздух, которого там уже вроде бы не осталось.

Лезвие топора врубилось в лицо инкассатора.

Брызнуло.

Борис отдернул руку. Мертвый хозяин банка повалился навзничь. Рядом на землю упало помповое ружье. К нему тут же метнулись с двух сторон — Серый и подельник убитого инкассатора.

— Стоять, сучье племя! — хрипло рявкнул Борис. — Или еще кто сдохнуть хочет?

Мужик замер. Серый подхватил упавшее ружье, распрямился.

Я крутанулся на месте, пытаясь осмыслить, что происходит. Парень за спиной застыл на полпути к Борису, в нескольких шагах от меня.

Мальчишка теперь уже с неподдельным страхом жался к колесу грузовика. Серый стоял с ружьем возле Бориса, переводил взгляд с одного противника на другого.

— Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, — произнес он звенящим от напряжения голосом и истерично хохотнул.

Борис склонился над трупом. Инкассатор лежал на спине, лицо было залито кровью. От прорубленной головы расползалась лужа.

Пальцы Бориса быстро ощупывали карманы покойника.

— Борь, — выдавил я. — Что ты делаешь?

Он не поднял взгляда, не посмотрел на меня. Он был занят. Он сидел рядом и обыскивал человека, которого только что убил.

— Идти надо, — сказал он. — Нужно идти, а то мы до твоей бабы никогда так не дойдем.

В руке его что-то блеснуло. Борис удовлетворенно крякнул, поднялся и быстро потрусил к «кошельку».

У мертвеца он забрал ключи. Я понял это, когда Борис остановился возле инкассаторской машины и принялся ковырять замок…

Внутри у меня было пусто, гулко ухало, словно мерно били в огромный барабан в пустом концертном зале.

Борис ругнулся, дернул за ручку. Дверь поддалась, и он полез в кузов инкассаторской машины. Я заглянул внутрь. Борис методично перетряхивал мешки. Деньги его не интересовали. Лишь в одном из банковских пакетов он нашел небольшой кейс.

Вынул, повозился с запорами и стал подбирать ключ.

— Что ты делаешь? — повторил я непослушными губами.

Борис не ответил. Он уже подобрал ключ, вскрыл кейс и теперь распихивал по карманам лежавшие внутри золотые побрякушки.

— Деньги это бумага, брат, — быстро проговорил он. — Кто этого до сих пор не понял — клинический идиот.

И на меня посмотрел хищник.

Я стоял совсем рядом. Между нами было всего полшага… И огромная трещина с расходящимися в стороны краями. Трещина, через которую надо было перешагнуть значительно раньше, а теперь…

В плечо толкнули. Я затравленно обернулся. Держа наизготовку обрез, спиной к нам стоял Серый. Он так и шел спиной, потому и налетел на меня. Двое мужчин по-прежнему не сдвинулись с мест. Видимо, случившееся шокировало их.

Да, эти явно были когда-то простыми людьми, а не той мелкой криминальной шушерой, которая кинулась на нас у бензоколонки. Скорее всего, что-то человеческое в них еще осталось.

— Борян, — тихо сказал Серый. — Валить надо. Ствол гнилой. Ржавый совсем. Они, видать, не знают, но он не стреляет. Им только гвозди заколачивать.

Тихие слова ударили по ушам, загрохотали лавиной.

Борис подхватил мешок с деньгами и подошел к краю фургона.

— Ты ведь знал, — прошептал я.

— Прекрати истерику, брат, — произнес Борис.

— Это убийство… Пустое убийство. И мародерство. Это не самозащита… это…

— Это жизнь, — холодно отрезал он.

Я отшатнулся. Отступил на шаг. Потом еще. И еще. В ушах громыхала лавина. Перед глазами все плыло. Я видел только кусок фургона и стоящего на краю Бориса.

Край трещины.

Край пропасти. Бездонной и настолько широкой, что теперь уже не перешагнуть. Ни мне, ни ему. Никогда.

Я пятился, цепляясь взглядом за край. Потому что надо было за что-то цепляться.

А сквозь ревущий протяжный грохот в ушах, пробивался знакомый хриплый голос чужого человека.

— Это жизнь. Привыкай. Так теперь будет всегда. Мы дойдем до Арбата, найдем твою Элю, но дальше все равно будет так.

— Нет, — сорвалось с губ. — Нет.

Я развернулся и побежал.

— Стой! — ударил в спину голос Бориса.

Я не остановился.

— Куда побежал?

Я не обернулся.

— От жизни убежать хочешь? — хрипло долбануло в спину. — Дурак!

Я не слушал. Я бежал прочь.

— Встретимся на Арбате.

Я бежал от хищника. От убийцы и мародера. От жестокого беспринципного зверя. У меня больше не было брата. Хотя позади остался человек, который по какой-то странной причине выглядел как брат и говорил голосом брата.

Споткнувшись, я невольно обернулся.

Борис стоял возле инкассаторского фургона с банковским мешком в руке. Рядом замер Серый с обрезом.

Лицо Бориса было злым. Очень злым. Словно он отчаянно давил что-то, что сидело внутри и рвалось наружу…

И вырвалось.

— А вы что же? — яростно заорал он, срываясь на знакомый хрип. — Чем он вас напугал? Этой гнилушкой? Или, может, купил?

Борис развернул мешок, запустил пятерню внутрь и выхватил ворох купюр.

— Этим, да?

Он размахнулся и с силой швырнул пачку. Банкноты взвились вверх, развалились, рассыпались веером, разлетелись, кружась и осыпая асфальт, как подкинутый в небо букет осенних листьев.

— Налетай, подешевело! — с надрывом проорал Борис и швырнул вторую пачку.

Двое, что до этого стояли как соляные столпы, бросились собирать деньги.

Мальчишка осторожно отлип от колеса.

Я развернулся и стремглав бросился прочь. Больше не оборачивался.

Бежал неведомо куда по петляющей улице, названия которой не помнил.

Бежал, несмотря на подступающий вечер и долбивший о спину рюкзак. Несмотря на усталость и боль в груди. Не то от быстрого долгого бега, не то от осознания потери. У меня больше никого не было. Только Эля, да и та — неизвестно где. Неизвестно, жива ли…

Далеко впереди замаячили человеческие фигуры.

Я метнулся влево. Во двор, заставленный ржавыми машинами.

Не разбирая дороги, пробежал через детскую площадку с гнилыми скамейками, развалившимися качелями и проржавевшей горкой. Снова свернул. Дома остались сзади, меня обступили деревья.

Лес? Откуда здесь лес?

Хотя почему нет? Если кругом дикость, если законы джунглей — должен быть лес. Дикий, безжалостный. Пусть даже из стекла и бетона.

Впереди вырос холм. Я взлетел на вершину, скатился вниз.

Деревья кончились. Вокруг, справа и слева, замелькали рыжие боксы гаражей. Бетонный забор. Ворота, будка со шлагбаумом. Завод? Проходная? Куда меня занесло?

Я сбавил темп. Перешел на шаг, сипло дыша. Подтянул лямки рюкзака.

Сумерки сгустились. Сколько я бежал? Куда?

Неважно. Я знал главное: от кого.

Серый был прав. Я никогда таким не стану. А Борису и не нужно было становиться, он был таким всегда.

Забор и гаражи остались за спиной. Щербатый асфальт сменился газоном. Я прошагал еще немного и остановился. Дорога круто уходила вниз. Там, в темноте, чернела вода, из которой торчали товарные вагоны и цистерны.

Рельсов видно не было. Вода затопила состав по середину колеса. Вагоны высились над чернильной гладью огромными мертвыми махинами.

Внизу хлюпало. А еще откуда-то из-за состава доносились негромкие голоса.

Судя по тембру, мужчины. Несколько.

Но они не спорили, не ругались. Скорее, просто беседовали. Голоса звучали с той мягкостью, с которой течет разговор в теплой компании на уютной кухне.

Обойти?

Да какого черта! От жизни не убежишь, в этом Борис прав.

Я начал неторопливо спускаться, стараясь не скатиться по склону. Людей отсюда видно не было. Скорее всего, они меня тоже не видели. Зато услышали.

Голоса стихли.

Я добрался донизу и с тихим шлепаньем зашагал к вагонам. Вода захлестнула выше колена. Дно было вязким, словно в болоте. Пахло тухлятиной, гнилью и еще чем-то до боли знакомым. Спиртом, что ли?

— Эй, — раздался в тишине голос. Громкий, но расслабленный. — А ну-ка стой, стрелять буду.

Я остановился. В темноте квохчущее расхохотались. Прорезался другой голос:

— Из чего стрелять-то собрался, охотник?

— Не важно, — благодушно отозвался первый. И добавил уже, видимо, для меня: — Эй, отец, если ты студент или псих, пошел на хрен, едрить меня под хвост.

— Я не студент, — честно признался я.

— Педагог, что ль?

За вагоном снова заржали, а потом в просвете над сцепами мелькнул отсвет огня, и проявилась пунцовая рожа с прозрачными глазами.

Мужику было лет пятьдесят. Он был упитан и простоват.

— Не студент? — уточнил он. — Студенты заманали. Ну, чего стоишь? Заходи, отец, едрить меня под хвост. Гостем будешь.

ГЛАВА 7 Шысят четыре тонны

Внутри что-то перегорело. Сознание медленно, но уверенно затягивала пелена безразличия.

Булькая по колено в воде, я плелся за провожатым вдоль цистерны и отстраненно думал, как было бы сейчас хорошо добраться до квартиры, обнять Элю, сбросить промокшие грязные шмотки, забраться под горячий душ…

Такова человечья натура: даже при полной безнадеге устроиться поуютней. Выстлать помягче там, где придется спать, найти чего повкуснее поесть, позаботиться о том, как побыстрей согреться. И, желательно, зафигачить вокруг всего этого хозяйства забор, чтоб соседи не доставали. А уж если никак не получается обеспечить себя материальными благами — оборудуем уютный вольер в голове: знать не знаю ваших проблем, мне и так хорошо. Не лезть, убьет.

Человек — тварь избалованная. Странно, как мы вообще умудрились вскарабкаться на вершину пищевой пирамиды со своей тягой к комфорту и излишествам. Крайне сомнительное решение главного уравнения эволюции.

А может, анабиоз — это работа над ошибками?..

Я взобрался по приваренной к борту лесенке, сбросил рюкзак и оглядел шатию-братию, расположившуюся на полу открытого вагона-платформы.

Нет, вряд ли. Так ошибки не исправляют.

Кроме встретившего меня упитанного мужика с пунцовой рожей, здесь были еще двое. Небритый оборвыш лет тридцати, с кривым носом и насмешливымвзглядом. Он вполне органично вписывался в антураж — таким только вагоны разгружать. И чернявый задохлик, старательно корчащий из себя несправедливо обиженного умника. Этот мелкий даже слова еще не сказал, а ему уже хотелось съездить по физиономии, чтобы окончательно вогнать образ всей недобитой интеллигенции в грунт. Кривоносый, в свою очередь, вызывал неодолимое желание подарить ему букварь и заставить выучить хотя бы алфавит.

Мужики сидели на надувных матрасах вокруг дымившего мангала. Мелкий покручивал прутья с румяными рыбными тушками, а кривоносый лениво перебирал струны гитары. У низкого борта вагона торчало с полдюжины удочек. На одной призывно звякал колокольчик.

Мой провожатый скинул болотники, умело подхватил звенящую закидушку, подсек и вытащил трепыхающуюся рыбу. Ловко снял ее с крючка, бросил в садок. Поставил на разложенный столик лампу-спиртовку, которой подсвечивал себе. На клеенчатой скатерти блеснули миски, стопки, крупный кусок окаменевшей соли.

Я фыркнул, вышел из дыма, который ветром понесло в мою сторону, и втянул носом воздух. Если на склоне мне лишь показалось, то тут сомнения отпали: спиртом несло совершенно отчетливо.

— Женя, — протянул руку встретивший меня мужик.

Я пожал. Ладонь у него была жесткая и такая же пунцовая, как рожа.

— Глеб.

— Глеб, — проговорил Женя, будто пробуя имя на вкус. — Глеб, а у тебя есть хлеб?

Кривоносый загыгыкал, а мелкий страдальчески закатил глаза.

— Нет хлеба, — ответил я, машинально пододвигая к ноге рюкзак. — Лапша есть.

— Да я шучу, отец, — благодушно, но без тени улыбки успокоил пунцовый Женя. — Хлеба теперь ни у кого нет.

— Вопрос спорный, — мигом ввинтил мелкий.

— Обоснуй, — тут же предложил Женя. — Все в плесень давно превратилось.

— Понимаешь ли, в чем дело, — протянул мелкий, — в хранилищах могло остаться зерно.

Еще сильнее зачесались руки. Из всех троих задохлик казался наиболее безобидным, но именно ему больше всего хотелось засадить кулаком между глаз. Просто так. Чтобы разрядиться…

Я поморгал, отгоняя от себя чужие мысли. Будто не сам думал, а частичка Бориса, поселившаяся где-то глубоко внутри, нашептывала.

Прочь! Хватит диктовать мне, что делать и что думать. Прочь…

— Плюс дикие злаки, — продолжил мелкий, сняв прут и нюхая исходящую паром рыбу. — Наверняка полно растет на посевных полях, которые не заболотились. Обработка зерна и пекарное ремесло — дело нехитрое. Вот тебе и хлеб.

— Погоди-и-и… — вклинился кривоносый, перехватывая гитару.

Он хотел сказать что-то еще, но запнулся и сосредоточенно засопел. Кажется, гитарист был основательно пьян, хотя струны перебирал довольно уверенно.

— Башка не варит, пальцы помнят, — заявил он. Взял какой-то умопомрачительный аккорд и повел бровями, мол, во, учитесь. — Битлов-то, ё-моё, как лабали…

Мелкий вновь мученически закатил глаза, потом вздохнул и посмотрел на меня.

— Я Алексей, — проговорил он, словно делал великое одолжение тем, что сообщал свое имя. Мотнул головой на кривоносого. — А это Пасечник.

— Пасечник, — эхом повторил я, расшнуровывая промокшие ботинки и садясь на рюкзак. — Почему Пасечник?

— Потому что алкаш, — хмуро сказал мелкий и вернул прут на мангал. — Как нажрется, кажется ему, что он пасечник. С пчелами разговаривает, зараза. Спать мешает.

— Не просто алкаш, — поправил Женя. — Пасечник — это особый вид. Уникальный. Живет в резервации черепа и временами выходит попастись.

— Попастись? — снова эхом отозвался я, чувствуя, что теряю нить разговора.

— Он из дурки пришел, — объяснил Женя. — Соседей нам судьба послала просто сказочных. Вон там, — он неопределенно махнул рукой в темноту, — психушка. А там, — взмах в противоположную сторону, — общага. Этот Пасечник еще ничего: спирт жрет да песни поет, ну с пчелами иногда общается и про мед задвигает. Студенты хуже, едрить меня под хвост.

Я покосился на кривоносого. Кажется, слова Жени были ему перпендикулярны. Я никогда не имел дела с сумасшедшими, но почему-то мне всегда казалось, что при них вслух нельзя говорить про невменяемость. Впрочем, черт его знает. Это мы предполагаем, а бог, наверное, уже давно все расположил.

Женя перехватил мой взгляд.

— Ты чего, отец, решил, что Пасечник псих? — хохотнул он. Я растерялся. А что тут еще думать? Женя беззаботно махнул рукой. — Не-не, он санитар. Но бухает так, что с пациентом можно спутать.

Я понимающе кивнул и перестал коситься на кривоносого.

— Ты бери тару, отец, не стесняйся, — доставая потертый термос, сказал Женя. — Стопок всего три, но вон, кружка есть.

— Щедро, — сказал я, взяв эмалированную кружку.

— Чего жалеть-то? — гыгыкнул кривоносый, встряв в разговор. — Его ж цистерна.

— Кого… цистерна? — сглотнув, уточнил я, уже понимая, что сейчас услышу.

— Спирта, кого, — ответил Женя и набулькал мне из термоса. — Не боись, тут уже разбавленный. Сегодня мы тебе нальем, завтра ты нам подсобишь чем-нибудь.

— Ну да, люди-то добрые… — выскочило у меня. Я нахмурился и замолчал.

— Злые люди, злые, — проворчал мелкий, пододвигаясь на матрасе и тоже хватая тару. Кивнул на пунцового: — Это он добрый.

— За знакомство, — предложил Женя и, не чокаясь, опрокинул в себя стопарь. Занюхал рукавом.

Глядя, как его лицо побагровело еще сильнее, я понюхал содержимое своей кружки. Зря. Резкий запах спирта прострелил до пяток! Я рывком отстранил тару, едва не плеснув в мангал, и шумно засопел.

— Ну кто ж нюхает, — выдавил Алексей, скривившись, будто это ему в легкие попал дурман. — Чуть аппетит не перебил. Выдохнул, тяпнул, закусил. Детский сад, ей-богу.

Он четким движением осушил стопку, подхватил из миски кусок остывшей рыбы и, эстетски отогнув мизинец, откусил. На смуглых щеках задвигались желваки.

Да пошло оно все…

Я выдохнул и выпил. На глаза навернулись слезы. Глотку продрало так, словно туда плеснули кипятка, по пищеводу прокатилось горячая волна, рухнула в пустой желудок. В ладонь ткнулось что-то холодное. Я уронил взгляд на сунутый в руку желтоватый огурец, и с хрустом откусил. Гадать о его съедобности — себе дороже.

— Не боись, едрить меня под хвост, — успокоил Женя, забирая опустошенную стопку у кривоносого. — Растут вон там, на склоне — видать, семян из супермаркета нанесло сто лет назад. Дикие, но вполне съедобные. Максимум, понос прошибет.

— Вы как спирт разбавляли? — постепенно отходя от горлодера, спросил я.

— Как все, — пожал плечами Женя, — на глазок.

— А я предлагал хотя бы мензурки у студентов выменять, — ворчливо вставил Алексей. — Так нет же. Тут все сами себе профессора. Тут все во всём разбираются.

Первый обжигающий вал сошел на нет. Тепло растеклось от груди к конечностям, на голодный желудок моментально шибануло в мозги. Захотелось накатить еще немного, чтобы окончательно смыть с души гадкую накипь последних дней.

Я дожевал огурец и протянул руки к мангалу. Пальцы приятно закололо от жара. Внутреннее тепло должно жить в гармонии с внешним.

Хотелось забыть о кошмаре, обступившем со всех сторон и без спросу ворвавшемся в жизнь. Хотелось поговорить с этими людьми, чтобы не потерять мимолетное ощущение легкости. Хотелось встать, запрокинуть голову к ночному небу…

Я крепко зажмурился, до радужных пятен. Поморгал.

— Круто прихлобучило, — констатировал Женя, хлопнув меня по коленке. Сказал, как похвалил.

— Что, правда, целая цистерна? — поинтересовался я, кивая себе за плечо.

— Шысят четыре тонны, — ответил вместо Жени Пасечник. — Есть все-таки бог на свете. Есть.

Алексей страдальчески закатил глаза и поправил:

— Пятьдесят, пятьдесят тонн. Заладил со своими «шысят четыре». И откуда только взял?

— Шысят четыре тонны, — повторил Пасечник, игнорируя мелкого. — Нам с врачами на всю жизнь бы хватило. Не медицинский, конечно, но пить можно.

— Тьфу ты! — Алексей в сердцах шарахнул стопкой по столику. — Угораздило же рядом с этим клоуном проснуться.

Пасечник снова его проигнорировал, стал перебирать струны и напевать что-то себе под нос.

— Проснулись удачно, — подхватил тему Женя, разливая по второй. — Правда, жмуриков много вокруг было. Пришлось сплавить. Пути-то вон как затопило. Течения нет, но глубина приличная. Столкнули трупаки в воду и отогнали палками туда, под мост. Жалко они все уже пустышки были, костяшки — даже рыбе на корм не хватит…

Меня передернуло. Румяная рыба на прутьях больше не выглядела аппетитной.

— Ну-ну, не все так плохо, — оптимистично сказал Женя, протягивая наполненную кружку. — Жмурики сплавились, мы остались. Хорошо же сидим, едрить меня под хвост.

— Ага, просто чудесно, — буркнул Алексей. — Еще пару таких коматозных вечеров и можно будет оставаться тут навсегда. Всё, — решительно заявил он, беря стопку, — уйду утром.

— Куда уйдешь-то? — равнодушно спросил Женя. Тут же сам ответил: — Некуда тебе идти. Семьи нет, сам говорил. Ну, доберешься домой, сядешь там и что?

— И то, — мрачно огрызнулся Алексей.

— Вот и всё, — кивнул Женя. — Пей.

Алексей набычился, но стопарь замахнул. Вернул тару на столик. Движения его оставались точными, но взгляд уже порядочно осоловел. Правильно, на такую массу тела и пары бутылок пива может хватить, а тут спирт в чудовищной пропорции, да вдобавок — уже не первый день.

Я заранее достал из рюкзака сухари, минералку и, не нюхая, опрокинул в себя пойло. На этот раз Женя налил больше, и пришлось пить в два глотка. В горле заклокотало. Я поперхнулся, сплюнул, тонкие струйки неприятно потекли из уголков губ по подбородку и шее.

Прокашлявшись, я запил водой из бутылки и победно выдохнул.

— Низкая культура пития, — заключил Женя. — Ничего, это поначалу. Третья легче пойдет.

Пасечник перестал тренькать, насторожился.

— Ходят, пчел пугают, — обронил он.

— Началось… — закатил глаза Алексей.

— Тихо ты, — поднял руку Женя. — Кажись, и впрямь кто-то идет. — Он встал и крикнул в темноту: — А ну стой! Стрелять буду!

Сквозь хмельной шум в голове я только теперь услышал, как со стороны цистерны приближается хлюпанье. Повернулся и постарался рассмотреть хоть что-нибудь.

Хлюпанье стихло.

— Здравствуйте, — донеслось снизу.

— А, это ты, — расслабился Женя, возвращаясь на матрас.

Я снова попробовал разглядеть, кто там пришлепал, но на фоне матовой пленки воды угадывался лишь худосочный силуэт.

— Как у вас дела? — спросил он.

— Залезай, отец, — пропустив вопрос мимо ушей, позвал Женя.

— Я не полезу, — ровным тоном сказали из-за борта платформы. — Не могли бы вы одолжить немного спирта?

— Иди и сам налей, — злобно посоветовал Алексей. — Что, руки оторвало и крантик отвинтить не можешь?

— Хорошо, — сказал силуэт, не двигаясь с места.

Осмелев, я взял спиртовку и, рискуя сверзиться в воду, перегнулся через бортик. Ночной визитер не шелохнулся, и мне, наконец, удалось его рассмотреть.

Высокий, худощавый, в обшарпанном пальто и обернутом вокруг шеи шарфе. С хвостом черных засаленных волос. Глаз не различить за бликующими линзами очков, на лице вежливая улыбка. В руке — эмалированное ведро.

— Здравствуйте, — сказал визитер, не переставая улыбаться.

— Здравствуйте, — в тон ему ответил я.

— Вы здесь новенький, — безошибочно определил он. — Моя фамилия Серебрянский. Я организовал студенческую ячейку. Мы проводим перепись выживших и хотим начать восстанавливать документы, удостоверяющие личность. Не хотите присоединиться?

— Не хочу, — искренне признался я.

— Зря…

— Пошел на хрен со своими документами! — Вопль Пасечника взорвал ночь, заставив меня вздрогнуть. Лампа мотнулась в руке и едва не полетела в воду. — Ща встану и в рог дам!

Студент Серебрянский развернулся и молча ухлюпал в темноту, громыхая пустым ведром. У меня так и отпечатался в памяти его образ: вежливая улыбка, равнодушный басок, дурацкий шарф, пальто не по сезону и бликующие очки, скрывающие взгляд.

Я вернулся к мангалу, поставил спиртовку на стол. Спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Кто он?

— Студент местный, — отозвался Женя.

— Задрал со своими документами, — все еще кипятясь, сказал Пасечник. Взял термос и отпил прямо из него, будто там был компот, а не горлодерка. У меня аж скулы свело от такого зрелища. Пасечник вытер губы рукавом и резюмировал: — Вот кого надо в дурку-то упаковывать.

— Тут общага недалеко, — объяснил Женя. — Этот… Здравствуйте… набрал там команду из юристов юных или бухгалтеров, фиг знает, я в них не разбираюсь, и решил, что надо сделать учет населения. И документы новые всем наштамповать.

— Это же… — Я поискал слово, чувствуя, как язык перестает слушаться, а мысли скачут веселой чехардой. Хмель все уверенней заволакивал сознание. — Это же ведь неплохо. В сущности.

— Понимаешь ли, в чем дело, — включил свой менторский тон Алексей, и ко мне мгновенно вернулось желание двинуть ему в челюсть, — с одной стороны, вроде бы неплохо. Хоть какая-то упочаред… — Алексей насупился, поджал губы и со второй попытки выговорил: — Упорядоченность. А с другой — это, фактически, новое гнездо бюрократии.

— Он первым приперся, когда мы у цистерны обосновались, — сказал Женя, доставая из-за матраса второй термос, точную копию первого. Я сначала даже решил, что в глазах двоится. — Сразу предложил товарооборот наладить. Мы ему спирт и всякое полезное барахло, что из супермаркета натаскали, а эта их ячейка взамен — рыболовные снасти, прибамбасы всякие вроде спиртовок, гитару вон этому приволокли…

— Погоди-и-и… — перебил Пасечник, но опять не нашелся, как продолжить и, посопев, добил остатки из первого термоса.

Я зажмурился и тоже выпил. В руку опять ткнулся холодный огурец, и я с удовольствием захрустел. Легкий шум в голове сменился протяжным низким звоном, словно где-то далеко ударили в колокол, а тысячи усилителей разнесли звук по всей округе.

— О, комендантский час, — отметил Женя.

— А я думал, это у меня в б-башке… комендантский час, — сказал я.

Сравнение показалось ужасно смешным, и я расхохотался над собственными словами. Загыгыкал и Пасечник.

Алексей покачал головой. Женя тоже не поддержал шутку, подчеркнуто серьезно разъяснил, хотя никто его не просил об этом:

— Это в Донском. Там какая-то банда окопалась. Говорят, монастырь в настоящую крепость превратили. Посреди ночи в колокол бьют, а потом — утром. Комендантский час. Всех, кто сквозь стену идет — в расход.

Мне все еще было смешно про комендантский час в башке, но в сознание уже плавно въезжала новая мысль, вытесняя остальные. Я перестал хихикать и сел ровно. Сфокусировался на пунцовой роже Жени. Уточнил:

— Скв-возь к-какую стену? Монастырскую?

— Какую монастырскую, — опешил он. — Стена света там. Ты чего, не знаешь?

Несколько секунд я соображал, чувствуя, как остатки мимолетного восторга растворяются в ночи, а на их место пытается вползти тягучий, животный ужас.

— Не знаю, — наконец выдавил я.

Перед глазами закружились обрывки странного видения, которое проступило через пелену дождя позапрошлым вечером, когда я прогнал Ольгу с девчонкой от слетевшего с тормозов Бориса. Золотистое свечение, стеной уходящее в самое небо. Неясные силуэты людей по ту сторону… Откуда я мог это знать?

— Во дает, — хмыкнул Алексей и удостоил меня взглядом. — Ты где очнулся-то, клоун?

— Сам клоун, — вяло огрызнулся я. — У Внуково я очнулся.

Алексей присвистнул. Кажется, мне удалось его удивить.

— Некисло. А как тебя сюда-то занесло? — поинтересовался он.

— Ветром попутным, — грубо ответил я. — Про стену лучше расскажи.

— Понимаешь ли, в чем дело… — начал Алексей, но я предупреждающе вскинул руку. Он воззрился на меня и уточнил: — Чего?

— Одному мне хочется стукнуть его за эту фразу? — спросил я, напряженно сопя.

— Не-а, — мотнул головой Пасечник. — Мне тоже. И давно.

Женя лишь неопределенно пожал плечами. Алексей непонимающе оглядел нас и поджал губы. После секундного размышления спросил:

— Так мне рассказывать или нет?

— Рассказывай, — сказал я, чувствуя, как вспышка необоснованной агрессии проходит.

Алексей осуждающе поглядел на меня косящими от пьянки глазами.

— Понимаешь ли… — Он осекся. Посопел. — Дурдом… Ладно. В общем, стена. Непрерывная, бьет прямо из земли. Если издалека смотреть, почти не заметно. Но чем ближе, тем ярче кажется. Вплотную я не подходил, но, говорят, если рядом стоять — слепит.

— Что это такое? — спросил я.

— Вот бы знать, — ответил Алексей, разглядывая ополовиненную стопку. Голос его сделался неожиданно спокойным. — Думаю, это как-то связано с тем свечением, которое на коже было после пробуждения. Или это только меня глючило?

— Я тоже видел, — признался я, невольно посмотрев на руки.

— Зверье за треть века не пожрало, — начал загибать пальцы Алексей. — Мы не померзли, не состарились, даже щетина и ногти почти не отросли. Тех, кто не умер естественной смертью, словно бы что-то законсервировало, верно?

— Верно, — опять согласился я, стараясь не впустить внутрь липкий страх, пробивающий спиртовой барьер. — На анабиоз похоже.

Алексей кивнул, сказал:

— Животные не заснули. Значит, критерием… э-эм… отсева был разум. Так?

Он посмотрел мне прямо в глаза. В этот момент мелкий казался абсолютно трезвым и вовсе не выглядел задохликом, как поначалу.

— Так, — тихо ответил я, понимая, что сдерживать подступающий страх все труднее.

— Когда пустили коллайдер, что-то там у них переклинило… — продолжил Алексей, но я его перебил.

— Коллайдер?

— Слушай, ты в своем Внуково газет, что ли, не читал? — раздраженно уточнил он. — Впрочем, вы все вообще темные, за наукой не следите… В тот день, в шестнадцатом году, запускали на предельную мощность новый коллайдер. Видать, когда там рычаг на полную выкрутили, тогда и шарахнуло. Может, частицу какую хитрую получили, может, крошечную черную дыру в разгоночном туннеле, может, поле какое — хрен его знает. Вот и появилась эта стена.

— А в Сколково? — нахмурился я.

— Что в Сколково? — не понял Алексей.

— Ну, там же вроде тоже… стена, — растерялся я, вспоминая рассказ мужичка в гипермаркете.

— О как. — Во взгляде Алексея мелькнул интерес. Он допил стопку, быстро проглотил кусок рыбы. — Значит, не одна такая хреновина возникла. Занятно, занятно. А что там, в Сколково?

— Мужичка одного видел, — поделился я. — Утверждал, что его этим светом ударило… И птицы задом наперед летали. Чушь, наверно…

— Еще неизвестно, чушь или не чушь, — задумчиво изрек Женя. — Говорят, там с физикой нелады. Какие-то законы бытия, что ли, нарушены, едрить меня под хвост. Это свечение — вроде как граница между слоями реальности.

— Занавес, а за ним какая-то дрянь аномальная, — добавил Алексей.

— Так студент один говорил из ячейки этого Серебрянского, — подтвердил Женя. — Он вроде как ходил на ту сторону, к донским, а потом вернулся. Перепуганный, заикался даже сначала. Там, говорит, не так, как здесь, всё. Может, и брешет, конечно, едрить меня под хвост. Бандиты ему по куполу дали, вот и заговаривается… Ну-ка, тару сюда. Обновлю.

Я машинально протянул кружку. Попытался сосредоточиться, но мысли непослушно разъехались. Значит, это из-за коллайдера… И такая штука не одна… И свечение под кожей, когда очнулся… Оно наверняка связано с этой стеной…

Кружка вернулась в руку, изрядно потяжелев. Мы чокнулись, выпили.

Глотку уже почти не жгло, закусывать не хотелось.

— И сколько ведь времени прошло, — проговорил Алексей, словно подцепляя какой-то обрывок неоконченного разговора. — Я тут прикинул… Если вырубило не только Москву, а вообще… ну, всех… то на Земле произошли глобальные изменения. Многие обжитые районы заболотило, а то и вовсе затопило, береговые линии поменялись. Возможно, — он поднял палец, — даже климат кое-где стал другим.

Мне тоже захотелось что-нибудь рассказать, а лучше — похвалиться. К примеру, как запросто определил по спилу дерева, сколько времени люди провалялись в отключке.

А что, это идея.

Я открыл было рот, но понял, что членораздельно выговорить все то, что так стройно пронеслось в мыслях, не получится.

Женя разлил еще по одной и извлек третий термос. Или это уже четвертый? У него там под матрасом что, термосный склад?..

Мы выпили.

Пасечник задвинул что-то эпохальное про ульи и начал наигрывать какую-то знакомую мелодию. Гитарный перебор слился с шумом в голове, и они зазвучали в унисон. Ночь закружилась ярким хороводом вспыхнувших и сорвавшихся с бескрайнего неба звезд…

Я дернулся и резко открыл глаза.

Светало.

В глотке стоял ком, язык прилип к небу, в нос и пищевод словно насыпали колючек.

Хотел сесть, но получилось только повернуться с одного бока на другой. Затекшая левая рука отказалась повиноваться и осталась лежать плетью на матрасе. От резкого движения картинка поплыла, и огонек спиртовки весело запрыгал на фоне ржавого вагонного борта.

Промокшие ноги замерзли, но холод ощущался как-то приглушенно, не напрягал. Напрягало то, что в висках пульсировала боль, и в голове не было ни единой ясной мысли.

— На, а то сдохнешь, — донесся до сознания голос Жени, и в правой ладони возникла прохладная кружка. — Только нюхать не вздумай.

Я стиснул зубы, чувствуя, что сводит скулы. Кое-как приподнял голову и выпустил из легких весь воздух. Одним глотком осушил кружку. Спирт смел колючки из пищевода и провалился в желудок. Замер, решая, остаться или красиво вернуться?

— Воды дай, — просипел я, отпуская кружку. Звякнуло.

В ладонь ткнулась баклажка. Трясущейся рукой я донес ее до рта и жадно припал к горлышку. Минералка оказалась теплой и безвкусной, но в тот момент мне было до фонаря.

— Нормально, отец? — спросил Женя из-за спины.

— Более-менее, — прошептал я, чувствуя, как онемевшую руку начинает покалывать, а спирт устраивается в желудке поудобней, отказавшись от варианта «красиво вернуться». — Голова трещит.

— Минут через десять еще накатишь. Ну ты дал жару, едрить меня под хвост.

— Да ладно? — Я усмехнулся и закашлялся. Сплюнул. — Не помню почти ничего.

— Научил Пасечника играть этот, как его… битбокс. И танцевал. Чуть за борт не навернулся раза три.

— Битбокс? — уточнил я. — Круто. С трудом представляю, что это такое, честно говоря.

— Зато ночью ты это отлично представлял, — сказал Женя. — Был раскован и непредвзят.

Я засопел, прислушиваясь к ощущениям. Убийственная боль перестала пульсировать в висках, в разы уменьшилась и сместилась к затылку. Затаилась. Сознание накрывала та редкая звонкая эйфория, которая граничит с тревогой.

— Эй, — позвал я хмурого Пасечника, — хорош грустить. Спой чего-нибудь. Подушевней, а.

Тот медленно поднял на меня расфокусированный взгляд. Мужик был пьян в дрова. В таком состоянии не то что петь, говорить трудно.

— Не, ты не в форме, — решительно сказал я. — Дай-ка сюда гитару, сам…

— Я те дам, сам. — Пасечник глубоко вдохнул, шумно выдохнул и очень внятно для его состояния произнес: — Башка не варит, пальцы помнят.

— Ну валяй, раз помнят, — подбодрил я. — Пой.

Пасечник еще раз посмотрел на меня исподлобья и запел, аккомпанируя себе ритмичным боем. Голос у него оказался неожиданно сильный, глубокий, и практически трезвый.

Пальцы действительно что-то помнили. Даже, наверное, не помнили… Они будто выхватывали ноты из другого измерения…

Он замолчал так же резко, как начал.

Оборвал песню, и все.

Он-то замолчал… Но последнее слово, изрезанное острыми гранями финального аккорда, еще звучало. Странно звучало, пронзительно, надрывно и как-то… неприкаянно. Это слово будто бы застряло между уже отпустившим его исполнителем и еще не принявшим миром. Будто зависло над вагоном, водной гладью, скользкими от росы склонами, серыми в предрассветной мгле домами и пустыми дворами. Над тихонько шелестящими на ветру деревьями. Над неподвижными машинами и растрескавшимися дорогами.

Оно могло в любой момент упасть или рвануть ввысь.

— Понял? — проговорил Пасечник. Совсем другим голосом, пьяным и насмешливым. Словно это не он только что пел, а другой человек. На другом языке. Выхватив частицу музыки из другого мира. — Пальцы-то, ё-моё, помнят…

Слово упало.

Я молча налил в кружку из термоса и выпил, понимая: зря, лишняя… Но в тот миг мне было плевать. Мимолетная эйфория растворилась в этой бледной утренней мгле без следа. На душе стало погано и мерзко.

Проснулся Алексей. Обвел всех тяжелым мутным взглядом, зябко поежился. Плотнее закутался в безразмерную клеенчатую куртку. Буркнул:

— Лучше б не просыпался. Ни сейчас, ни вообще… Дайте, что ли, горло промочить.

— Ты утром уйти хотел, — напомнил Женя, распутывая «бороду» на закидушке. — Утро. Энтузиазм прошел?

— Понимаешь ли, в чем дело, — вставая и дотягиваясь до очередного термоса, пробормотал Алексей, — я вот сейчас уйду, а вы сопьетесь и помрете. Я, конечно, порядочная сволочь, но…

— Погоди-и-и, — перебил кривоносый, кося глазами и все дальше ускользая из реальности в свой волшебный мир с пасекой.

— Не-е, — качнул головой Алексей. — Я такой грех на душу не возьму.

— Погоди-и…

Я слушал их пустую болтовню и понимал: нужно идти. В памяти вспыхивали и гасли осколки вчерашнего разговора про коллайдер, стену света, необъяснимые вещи, которые творятся за ней.

Да, пьянка на время отодвинула насущные проблемы, но теперь все вернулось, навалилось с новой силой…

Как там Эля? Дома ли? Если дома, что она ест? Где берет воду? Ведь уже прошло три дня! Дома нет ни воды, ни еды. Разве что крупы какие-то, да и то вряд ли: крысы и мыши, наверное, всё пожрали. Вероятно, ей пришлось выбраться на улицу. Куда она могла пойти в первую очередь? В гастроном, конечно же. Он ближе всего. Но там наверняка уже кто-то обосновался.

Я сел на матрасе. Подышал, чувствуя, как меня коловоротит. Сосредоточившись, натянул все еще мокрые ботинки и зашнуровал непослушными пальцами. Встал, схватился за бортик.

Штормило беспощадно.

— Э, отец, ты куда? — забеспокоился Женя.

Я промолчал, стиснув зубы, и постарался сконцентрироваться.

Черт вас всех возьми! За бесконечными пререканиями с Борисом, за чужими жизнями и судьбами, о которые то и дело приходится спотыкаться, за усталостью и стремлением зашториться я совсем перестал ясно видеть цель. Напрочь забыл о том, что Эле может быть гораздо хуже, чем мне.

Женя встал. Хлопнул по плечу.

— Ты б проспался, отец. Сгинешь ведь, в таком-то виде.

— Не хочу! — резко скидывая его руку, выдохнул я.

— Чего не хочешь? Сгинуть или проспаться?

Откуда мне знать? Ничего не хочу! Только бы Эля жива была!

Я развернулся, хотел было надеть рюкзак, но понял, что с ним в таком состоянии идти нереально — упаду, не выдержу. Достал несколько пакетов лапши, распихал по карманам. Подумал и прихватил бутылку минералки.

Оружие?

К черту. Не спасет в этом зверинце ничто.

Мутило просто чудовищно, но мысль, что Эля там одна, а вокруг дикий, обезумевший мир придавала сил и заставляла двигаться. Я подошел к борту вагона, взялся рукой за приваренную лестницу. Главное, не свалиться.

— Тебе в центр, что ль? — спросил Алексей, так и не поднявшись с матраса. — Так ты б лучше по берегу и через мост. Первый завален, но чуть дальше, через второй, есть проход. Потратишь лишние полчаса, зато сухим останешься.

— Пошел ты со своими советами, — обронил я, не узнавая собственного голоса, сквозь хмельную вату в ушах. — Сиди тут… как сидел.

— Да мне-то что, — обиделся мелкий. — Я-то завтра утром уйду.

— Никуда ты не уйдешь, — зло усмехнулся я. — Кому врешь-то?

— Понимаешь ли, в чем дело…

Я не стал дослушивать очередные доводы. Пусть чешет языком. Плевать.

Перекинул ногу и уперся в ступеньку. Крепче взялся за борт. Перенес вес, едва не упал. Выровнялся.

— Спиртом несет, — откладывая гитару, взволновался Пасечник.

— Дык, конечно, несет, едрить меня под хвост, — отозвался Женя. — Было б удивительно, если б не несло.

— Не, это не от нас. — Пасечник встал сначала на карачки, а потом на ноги. Повел кривым носом, снова становясь похожим на вменяемого человека. — Из воды пахнет.

Женя подошел к борту и, упершись ладонями, нагнулся.

— Точно, разит, — распрямляясь, констатировал он. — Цистерна прохудиться не могла?

Я уже начал осторожно спускаться по лестнице, но после этих слов замер.

С Пасечником что-то произошло, и я даже не сразу понял, что именно. Сначала из взгляда ушла пьяная муть. Потом пальцы на руках хрустнули, сжались в кулаки. Лицо побагровело, сравнявшись по тону с рожей Жени.

— Она не прохудилась, — зверея, прошипел он. — Это Серебрянский…

— Что Серебрянский? — не понял Женя. Было видно, что поведение Пасечника его всерьез обеспокоило. — Отец, что Серебрянский-то?

— Вечером спирт сливал и кран не закрыл. — В голос Пасечника добавились истерические нотки. Он, не глядя, взял со столика так и не потушенную лампу и шагнул к борту. Выдавил: — Шысят четыре тонны.

— Пятьдесят, вообще-то… — начал Алексей, но осекся.

— Э, э, отец! — Женя двинулся в сторону вставшего, как монумент, Пасечника. — Ну, не кипятись, сейчас пойдем и закроем крантик. Чего завелся?

— Стоп. В рог дам, — тихо сказал тот, таращась на водную гладь с решимостью одержимого. Женя остановился. — Когда улей разоряют, выжившие пчелы мстят.

— Кому? — закатил глаза Алексей, приподнимаясь с матраса. Видимо, его тоже напрягла ситуация. — Кому ты мстить собрался, шмель?

— Всем, — выдохнул Пасечник.

Я уже догадывался, что сейчас произойдет. Вокруг — насыщенный водно-спиртовой раствор. Если этот упырь бросит туда лампу с горящим фитилем — полыхнет все. За ночь полцистерны, поди, вылилось.

Ждать больше нельзя…

Я разжал пальцы и прыгнул.

Брызги разлетелись во все стороны.

Приземлился неудачно. Устоять на ногах не получилось. Меня повело, и я плюхнулся в воду, хлебнув сразу носом и ртом. От убийственного спиртового привкуса едва не вырвало.

Отхаркиваясь и мотая головой, кое-как сумел подняться. Ботинки почти полностью ушли в вязкое дно.

Пасечник так и стоял памятником с занесенной рукой, в которой подрагивал язычок пламени.

Оглядываясь, я выдрал одну ногу, затем вторую. И почапал к противоположному берегу. Намокшая одежда тянула вниз, каждый шаг давался с трудом, каждый метр приходилось буквально выгрызать у этой равнодушной водной глади. Очень хотелось перейти на бег, но остатки здравого смысла не позволяли этого сделать. Бежать нельзя. Снова упаду и потеряю драгоценные секунды.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем, я услышал сзади громкий хлопок.

Этот кретин все-таки бросил спиртовку!

Тело рефлекторно рванулось вперед, подальше от вспыхнувшей воды.

Следующее мгновение растянулось, словно резиновое. Мышцы напрягались и расслаблялись, работали, качали энергию, воздух врывался в легкие и обжигал их, глаза застилала серая пелена.

«Вот сейчас, — билось в голове, — вот, вот сейчас загорюсь…»

Сообразить, что не загорелся, удалось только, когда выбрался на берег и вскарабкался по скользкому склону. Но окончательного понимания, что повезло, еще не было.

Оскальзываясь и падая в грязь, я добежал до полуразрушенной будки обходчиков и только здесь притормозил, чтобы отдышаться. Облокотился на осыпающуюся под ладонью штукатурку. Обернулся.

В светлеющей утренней мгле полыхающее пятно вокруг цистерны и вагона-платформы выглядело инфернально. Синеватые всполохи плясали на воде, прыгая на полузатопленные колеса, рессоры, сцепы. Нижняя часть цистерны тоже горела. Пятно неторопливо расползалось, кое-где от него отделялись призрачные островки пламени.

Троица уже покинула свое пристанище. Мужики размахивали руками на противоположном берегу, о чем-то споря.

«Шысят четыре тонны», — всплыло в памяти.

Гори, нечаянная радость алкоголиков, гори.

Я сплюнул и отвернулся. На скорую руку отжал шмотки и пошел прочь от затопленных путей. Прямо через заросли, не разбирая дороги, понимая, что ломиться напрямки опасно. Но тревога уже полностью вступила в свои права и прочно засела мерзлым комом в груди.

Слева, между ветвями, мелькнула гофрированная жесть. Ангар? Забор? Может быть.

Опять заросли, заросли…

Я уже не шел, я бежал трусцой, лишь иногда переходя на шаг, чтобы не выдохнуться окончательно.

Наверное, это глупо торопиться, когда уже прошло три дня, и могло случиться все, что угодно. Наверное. Но я не мог ничего с собой поделать. Страх за единственного оставшегося у меня близкого человека гнал вперед.

Вылетев из надоевших зарослей на дорогу, я споткнулся о бордюр и чуть не врезался в стоявший посреди проезжей части пикап. В последний момент успел затормозить.

Я обошел машину, перебрался через спутанные провода, сорванные с фонарных столбов упавшим неподалеку деревом, и потрусил дальше, вдоль пятиэтажки.

Возле одного из подъездов стояла компания — человек пять. Когда поравнялся с ними, один из подростков окликнул меня, но я не стал останавливаться. Либо помощи начнут просить, либо прибьют и оберут.

В спину ударилось обидное проклятие, но за мной никто не погнался.

Добежав до конца дома, я огляделся и узнал место. Дальше — автомойка и кафе на Третьем транспортном. Мы тут однажды с Борисом останавливались и пили кофе, пока его «аудюху» мыли.

Как же давно это было! Тогда, все было проще — не так, как теперь. Или так?..

А, не важно. Сейчас главное — добраться до Арбата и найти Элю. Перейду кольцо, двину до Шаболовки, а там уже и до центра не далеко.

Скорее! Столько времени потеряно…

Я снова побежал. Ритмично замелькали носки ботинок. Пришлось поднять голову, чтобы не смотреть на это мельтешение — и без того тошнит.

Тропинка, по которой я двигался к мойке и Третьему транспортному, сильно заросла. С обеих сторон над ней нависал высокий кустарник, образуя сумрачную галерею. Асфальт растрескался, через него пробивалась трава, там и тут чернели земляные кочки, поросшие подорожником.

С диким мрррявом из-под ног метнулся кошак, заставив вздрогнуть и шарахнуться в сторону. Зверь прошелестел по кустам и стрелой взлетел на дерево. Следом моментально вскочил еще один.

— Брысь! — запоздало рявкнул я, чтобы хоть как-то разрядиться.

Коты отозвались шипением. Дикие какие-то.

Я побежал дальше. Конца тропинки все еще не было видно. То ли с местом обознался, то ли из-за этих вездесущих зарослей казалось, что расстояния совсем другие…

На Третье кольцо я выскочил так неожиданно, что в первый момент едва не ослеп от золотистого свечения, разрезавшего автостраду пополам, по разделительной полосе. Полупрозрачная янтарная пелена подрагивала метрах в двадцати от меня. На самом деле она была не очень яркая, просто после полумрака затененной тропинки даже этот мягкий свет сильно ударил по глазам.

Сердце заухало с бешеной скоростью. В голове пронесся калейдоскоп картинок. Да, именно такой я и видел в своих странных грезах эту призрачную стену: беспрепятственно пробивающую землю и уходящую в самое небо, отрешенную, мерцающую, чужеродную.

С одной стороны, эта желтоватая пелена совершенно не вписывалась в окружающий пейзаж. Ее словно бы наклеили, как лишний слой кальки на уже готовую аппликацию. Но с другой…

Я моргнул.

Посмотрел на необыкновенное свечение неуловимо изменившимся взглядом.

И золотистая стена предстала абсолютно иной. Теплой и гостеприимной. Такой органичной, так уверенно бегущей тонкой линией по Третьему кольцу, что казалось, будто она всегда тут была, а дорогу потом построили по какому-то недоразумению…

Я посмотрел по сторонам: никакого движения, только бесконечные остовы машин. Тихо.

Попробовать обойти? Я пристально вгляделся вдаль, где стена бледнела и растворялась в утреннем тумане. Нереально. Судя по всему, эта штуковина тянется на многие километры.

Придется идти сквозь пелену. Что там говорил Женя? По ту сторону нелады с физикой?

Вот и проверим.

Я дождался, пока сердце угомонится, несколько раз глубоко вдохнул и двинулся вперед. Обогнув прогнивший скелет легковушки. Свечение усилилось.

Я остановился.

Может, показалось? Да нет, стена действительно стала ярче, потеряла прозрачность. Теперь почти не было видно пейзажа и предметов на той стороне. Алексей вроде бы упоминал о чем-то таком… Издалека — прозрачная, вблизи — ослепить может.

Ничего, разберусь. Я прикрыл глаза ладонью и пошел дальше.

Свечение стало еще сильнее.

Как странно. Почему со стороны этого не заметно? Оптический обман?

Метрах в трех от стены сияние сделалось нестерпимым. Пришлось зажмуриться.

Свет пронзал. Бил сквозь веки. Свет становился частью меня…

Пусть. Раз люди проходили, значит, ничего страшного не случится.

Главное, не бояться.

Ни звука. Ни запаха. Ни дуновения ветра.

Что же ты такое?

Когда до пелены, по прикидкам, оставалось совсем чуть-чуть, я остановился. В душу вкралось сомнение. Стоит ли? Может, все-таки обойти?

К черту! Меня Эля ждет.

Я шагнул в стену света. Чужого и родного. Далекого, как ледяное мерцание звезд, и близкого, как жаркая агония умирающего…

Полыхнуло.

И мир раскололся.

ГЛАВА 8 Умножая свет

Мне было лет тринадцать, не больше. Борису, выходит, восемь. Стоял солнечный день, и мы в компании таких же оболтусов — соседей по даче — валяли дурака у местного пруда. Потом откуда-то взялась надувная лодка. Я не помню, кто ее притащил, не помню, кто спустил на воду. Из того дня, прожитого много лет назад, очень хорошо запомнился другой момент.

Мы уже в лодке, лодка на середине пруда. Жарит солнце, нам весело. Лодка раскачивается. Борис сидит, вцепившись рукой в борт. Почему-то ему не смешно, хотя только что смеялся. Как будто он увидел что-то, чего еще не видим мы все. А потом лодка переворачивается.

Я лечу в воду, пытаюсь глотнуть воздуха, но вместо этого захлебываюсь. Слишком поздно открыл рот. Рвусь наверх, к солнцу, но ударяюсь во что-то, снова отлетаю вниз. Громоздкий силуэт закрывает солнце. Понимаю: наша лодка. Это в нее я ткнулся, пытаясь вынырнуть. Осознание приходит странно: словно думаю уже не о себе, а о ком-то постороннем. Словно это не я сейчас трепыхаюсь под водой, а герой плохого фильма на простыне экрана. А я сижу в пустом зале, жую воздушную кукурузу и смотрю на его трепыхание.

Медленно отползает в сторону темное пятно лодки, играет переливами солнце в полупрозрачной воде. Я вижу убегающие вверх пузыри воздуха, понимаю, что это из меня…

На яркие отблески света снова наползает темное пятно. Не то лодка, не то…

Мысли обрываются.

В голове долбит, в ушах звенит, перед глазами мельтешат тусклые и светлые пятна. Я прихожу в себя, поворачиваюсь. Меня выкручивает наизнанку мутной, противной на вкус водой. Проявляется картинка. Рядом стоит незнакомый мужик. За его спиной — Борис. Напуган. Надо же, Борис умел бояться. Может быть, надо испытать невероятный страх, чтобы перестать бояться вовсе, стать зверем.

И боялся он тогда не перевернувшейся лодки, он боялся за меня. Может, именно тогда он стал смотреть на меня не как на старшего, опекать?

Мысль была не тогдашней, теперешней. Я пришел в себя.

В голове долбило оглушительным набатом, в ушах звенело. Перед глазами плыли тусклые и светлые пятна. Как тогда, в детстве, только я не захлебнулся, я…

Сквозь боль и грохот в висках снова заметались обрывки воспоминаний. Ослепительный первозданный свет, бьющий сквозь сомкнутые веки. Тьма, ударившая после света. Оклик. Удар. Всё.

Удар. Жесткий, по затылку. Видимо от него теперь долбит в голове, как в колокол.

Колокол! Они бьют в колокол посреди ночи и потом еще утром. Второй раз колокол не звонил, значит у них — комендантский час. Именно поэтому теперь звенит в ушах и долбит в виски. Комендантский час в башке.

Теперь от плоской шутки было совсем не смешно. Я медленно перевалился на бок и открыл глаза. Было сумрачно, подташнивало.

Не то с похмелья, не то от удара по затылку, не то от того и другого разом.

— Очнулся, болезный? — спросил вкрадчивый голос, откуда-то сверху и сбоку.

Я медленно перекатился на живот, приподнялся на локтях, давя тошноту и пытаясь сфокусировать взгляд на дощатом полу. Сфокусироваться удалось, но тошнота усилилась. Сотрясение, что ли, словил?

— Плохо? — снова поинтересовался голос.

Он был таким отвратительно заботливым, что вызывал раздражение.

Я поджал под себя ноги, встал на карачки, потом на корточки. Подняться сил не хватило, но хотя бы появилась возможность оглядеться.

Помещение было тесным и темным. Стены кирпичные, грубо окрашенные. Дощатый пол, вывазюканный такой же дешевой краской только другого цвета. Небольшие, забранные решетками оконца под самым потолком. Из мебели — койка, тумба.

На койке, подобрав ноги и обхватив рукой колени, сидел сухощавый мужик с немытыми волосами, козлиной бородкой и иконописными глазищами. На мужике была ряса, правая рука болталась, подвязанная черным платком и небрежно перебинтованная грязными бинтами.

— Как ты? — спросил мужик вкрадчиво, отвратительно-заботливо.

— Где я?

— В келье. То есть, раньше здесь келья была. А теперь используют как тюрьму. Глупые.

Мужик грустно улыбнулся. Наверное, так мог улыбаться висящий на кресте Иисус. Хотя там вроде без улыбок обошлось.

— А келья — нетюрьма?

— Глупые, — повторил мужик. — Клеть для тела ничто, если дух свободен.

Тюрьма, клеть. Я поглядел на дверь. Тяжелая, массивная. Явно запертая.

— Какая уж тут свобода духа, если тебя даже в передвижении ограничили, — проворчал я и попытался подняться. Вышло с трудом.

Тошнота и муть перед глазами отступали неохотно. Я оперся о стену и перевел дыхание.

— Для того чтобы идти, надо видеть цель и знать направление, — снова заговорил мужик в рясе, и козлиная бородка задергалась в такт словам. — Люди в смятении и растерянности. Потому умнее оставаться на месте. А кроме того, неизвестно куда придешь, даже если идешь в известном направлении.

Я посмотрел на козлобородого. Тот не просто нес ахинею, но был при этом благостен. Алиса в стране чудес какая-то. Бред. Не то меня по затылку слишком сильно приложили, и я чего-то не понимаю, не то очередной сумасшедший нарисовался.

По спине побежали мурашки. Находиться рядом с сумасшедшим это одно, а находиться рядом с сумасшедшим в замкнутом пространстве, взаперти…

— Как ты? — будто вспомнил про свой вопрос мужик.

— Терпимо, — отозвался я.

— Плохо, — покачал он головой.

— Почему?

— Работать заставят.

Я снова поглядел на мужика, потом на дверь, на зарешеченные высокие оконца. Мир сжался до размеров кроличьей норы, и рядом сидел некто, достойный безумного часовщика и мартовского зайца в одном флаконе.

Видимо, мысли отразились на физиономии весьма красноречиво. Мужик растянул губы в грустной улыбке.

— Не бойся. Не надо бояться. Господь нас испытывает. Но он не оставит. Главное — верить.

Блаженный, что ли?

— Ты священник? — спросил я, все еще подпирая стену.

— Андрей, — отозвался он. — Послушник я. А ты?

— Глеб.

— Хорошее имя. Сильное. Я за тебя молиться стану, — истово проговорил Андрей.

Он прикрыл глаза и быстро беззвучно зашлепал губами.

В бога я никогда особенно не верил, поэтому только невольно обронил:

— Толку-то.

Андрей открыл глаза и странно посмотрел на меня.

— Я не верю в бога, — смутился я от этого взгляда.

— А это не важно. Веришь ты в него или нет, а он есть и помогает.

Тошнота помаленьку отступила, хотя не сказать, что мне стало хорошо. Я наконец оторвался от стены и сделал пару нетвердых шагов. То ли в самом деле становилось лучше, то ли я просто отвлекся от мутного состояния, но на ходу и думалось и ощущалось легче.

— Странно ты говоришь для священника. Ваши обычно щепетильны в вопросах веры.

— Я не священник. — Он покачал головой, бородка мотнулась из стороны в сторону. — Я просто в Господа верую и пошел к нему в услужение.

— Уверен, что по адресу пришел?

Андрей насупился, запыхтел, не ответил. Вместо этого лег с ногами на койку, повернулся на бок, спиной ко мне, и затих. Обиделся, что ли?

Да бог с ним. Я сделал еще несколько шагов, привалился спиной к стене и медленно сполз на пол. Повозился, усаживаясь удобнее. Попытался собраться с мыслями.

Келья. Я заперт в келье с монахом. И я немного не дошел до монастыря, в котором объявляют комендантский час. Что из этого следует? Меня окликнули, двинули по кумполу, притащили в монастырь и заперли. Зачем? Возможно, чтобы использовать в качестве бесплатной рабсилы. Этот Андрей что-то говорил про принудительные работы. Сам сидит с больной рукой — видно, потому и не трудится. Значит работа тяжелая.

Послушника не припахивают, у него рука. А у меня что? Я прислушался к ощущениям. Холодок тревоги в груди, боль в голове и баламуть в желудке. Сотрясения, судя по всему, все-таки нет. Максимум — похмелье. С таким диагнозом особо не закосишь.

А что здесь дают за работу? Выход на свободу? Тогда я готов отработать все, что нужно, лишь бы поскорее уйти. Домой. К Эле. Вот как чуял, надо было обходить стороной эту стену света. Хотя… а была ли такая возможность? Может и Арбат теперь в световом застенке?

От этой мысли в животе нервно сжалось, неприятно заворочалось. Меня окатило волной страха. Не за себя, за Элю. За единственного близкого человека.

Мне надо было уходить отсюда. Уходить как можно быстрее. Но дверь была заперта, а окна зарешечены.

Мутило, болезненно стучалось в висках и затылке. А еще хотелось пить. И есть. Сожрать хотя б какой-нибудь дряни. Я похлопал себя по карманам. Пусто. Баклажку с водой я выронил еще возле цистерны. Лапшу, видимо, сперли те, кто отоварил меня тяжелым по голове. Из всего нехитрого багажа остались лишь очки в чехле на шее и сломанный мобильник в кармане.

Я выудил телефон, откинул крышку и… почувствовал, что схожу с ума.

Трещины, что еще сутки назад раскраивала дисплей надвое, не было. Она пропала. Экран темнел — совершенно ровный, без намека на повреждение. Потертости на корпусе тоже поубавилось. И логотип теперь переливался половиной букв вместо одной.

Этого не могло быть! Но это было. И от этого сделалось крепко не по себе.

Я судорожно сглотнул.

На койке зашевелился Андрей. Повернулся, спустил на пол ноги и снова сел.

— Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы.

Послушник говорил быстро, глаза его были безумны. Он смотрел на меня и в то же время — мимо меня. И от этого голоса и взгляда становилось жутко.

— Ты много переносил и имеешь терпение. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.

Слова ударили не хуже пощечины. Я вздрогнул.

— Я не оставил, — вырвалось невольно.

Андрей не услышал, он все еще бормотал, но уже без прежнего жара. Вяло. Слова сминались, проглатывались, превращаясь местами в невнятное бормотание.

— Имеющий ухо да слышит… Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия.

Послушник замолчал. Взгляд его смотрел в никуда.

Я поднялся на ноги, подошел к двери и со всей дури замолотил в створку.

— Эй! Откройте! Эй!

— Не шуми, болезный, — раздался голос.

Я обернулся. Андрей снова был спокоен, глядел вменяемо и говорил вкрадчиво.

— Не шуми, не откроют. Там никого нет.

В голове замелькали страшные догадки.

— Это ты меня запер?

— Ты сам себя запер, — покачал головой послушник. — Твой дух несвободен.

— Я не про дух, — внутри распускало тягучие щупальца отчаяние, я с силой пнул створку, — про дверь! Это ведь ты нас здесь запер?

Послушник грустно растянул губы. Лицо его озарилось иисусовской улыбкой.

— Ванечка. Ваня это.

— Какой Ваня? Тоже послушник?

— Нет, он не послушник. Он из чопа.

Градус идиотизма накалялся. Я уперся спиной в дверь. Три алкоголика, один из которых работал в психушке, выглядели более здравомыслящими, чем один блаженный недоклирик. Очень захотелось бежать, но дверь по-прежнему была заперта.

— Не бойся. — Андрей, вероятно, уловил мое состояние. — Господь нас не оставит.

— Господь благоволит сумасшедшим? — вырвалось у меня.

Я прикусил язык, но было поздно. Послушник впрочем, не расстроился. Скорее наоборот — развеселился.

— Блаженны нищие духом. Ты думаешь, я сумасшедший?

Я смолчал. Андрей снова улыбнулся.

— Не больше, чем другие, Глеб. Не больше, чем другие. Ты тоже выглядишь странно, а если учесть, что ты пришел оттуда…

— Откуда?

— Из-за стены, — пожал плечами Андрей и встал.

Я едва не попятился. Впрочем, сзади все равно была дверь.

— Не бойся. Я божий человек. К тому же, калека. Я не обижу. А другие могут. Они боятся тех, кто приходит из-за стены.

— Мне казалось, что за стеной — это здесь.

— А мне кажется, что за стеной — это с противоположной стороны стены от смотрящего.

— С той стороны все как было, только постарело на много лет. А здесь у меня мобильник починился.

— Заработал? — мгновенно оживился послушник.

— Нет, — опешил я от такого напора. — Просто экран был расколот, а теперь нет.

Андрей расслабился и снова вернулся на койку.

— И при этом, — заметил он, — сумасшедшим ты считаешь меня. Любопытно, правда? Подойди сюда.

Я поколебался. Послушник вел себя странно и говорил непонятно. Это настораживало, если не пугало. С другой стороны, что он мне сделает со своей рукой?

А если на самом деле рука не больная и это просто фиглярство?

Но ведь если так, то он уже много раз мог меня убить. Сколько я тут провалялся без сознания, а послушник ничего мне не сделал.

Кажется, у меня начинается паранойя.

Додумав до этого места, я отклеился от двери и не торопясь подошел к Андрею.

— Смотри, — кивнул он на стену с зарешеченными окнами.

Я проследил за взглядом. Стена как стена. Старая, обшарпанная. В некоторых местах покрывшаяся плесенью. От окна вниз — грязная дорожка. Такие обычно появляются там, где потихоньку, капля за каплей, протекает труба.

Внизу немного вздыбился отсыревший дощатый пол. Сверху, у оконной решетки, повисла капля.

— И что? — не понял я. — Вода камень точит? Или тут еще какая-то аллегория.

— Смотри, — повторил Андрей. — Имеющий ухо да слышит.

Говорить он больше ничего явно не собирался. И я стал таращиться на стену.

Ненавижу шарады. Не люблю, когда вместо простого ответа, выдают дурацкую загадку. Не терплю людей, которые любят этот прием. Есть в них какой-то снобизм. Мол, я познал истину, а тебе не скажу. Вот тебе вводные, сам познавай. И ведь самое главное: в девяноста девяти случаях из ста истины за этой позой никакой нет. Только дурь и самолюбование.

Ничего не происходило. Капля под решеткой уменьшилась, словно впиталась. А потом…

Крохотная капля воды сорвалась с отсыревших досок пола и юркнула по стене вверх к решетке, с такой скоростью, будто земное притяжение отменили, а вместо него включили какое-то иное, под действием которого капля не падает, а взлетает.

Я потер глаза. Капля висела возле решетки и медленно таяла, словно впитывалась или растекалась.

— Что это? — спросил я чужим хриплым голосом.

— И одним сумасшедшим в этой келье стало больше, — довольно заметил послушник. — Я бы сказал, что это Божье чудо, но не уверен в его божественности. Слежу за этим уже сутки. Вода капает вверх, Глеб. Во всяком случае, в этой точке мироздания.

Будто подтверждая его слова, новая капля сорвалась с пола и стекла по стене вверх к оконной решетке.

— Что скажешь?

— По ту сторону стены, — глухо проговорил я, — вода капает нормально. Так что странности у вас, а не у нас.

— «У нас» и «у вас» звучит, согласись, не очень здорово. Засыпали-то мы в одном мире. Общем.

— А проснулись в разных, — слова выходили одно нелепее другого и от этой нелепицы делалось жутко.

— Не уверен, — помотал бородкой послушник. — Совсем не уверен. И потом, приходившие из-за стены еще не такое рассказывали. Потому здесь, мягко говоря, не очень любят пришлых. Ваня их боится и его архаровцы тоже. Бог им судья.

Окончательно запутавшись, я помотал головой.

— За стеной все нормально…

Я осекся, вспомнив заросший вымерший город, с потрескавшимся асфальтом, ржавыми остовами машин и рваными клочьями проводов. На понятие «нормально» это не особо тянуло. Но, по крайней мере, там все было в порядке с законами физики.

— Там только город, в котором много лет не было людей, — поправился я.

— Другие говорили иначе, что подтверждает мою догадку.

Андрей замолк. Я молча сверлил его взглядом, не желая впадать в риторику и задавать вопрос, который и без того повис в воздухе.

За дверью послышалась возня. Заворочался ключ в замке.

Я повернулся на звук.

Створка распахнулась. В проеме стоял крепкий мрачный парень в потрепанной форме.

— Прочухался, — в его голосе не было вопроса. Скорее, небрежная констатация.

Андрей на появление парня среагировал странно. Подскочил с койки, как подскакивает из-за парты школяр при появлении в классе учителя.

— Это, что ли, твой непослушник Ваня? — спросил я у своего сокамерника.

Тот осторожно качнул головой. Мол, нет, и шутить не стоит. Парень отступил, освобождая проход.

— Новенький, на выход. Живо.

Тон его мне очень не понравился, но спорить я не стал. Пошел на выход. Отпустят вряд ли, но всё ближе к свободе, чем в четырех стенах.

Парень ждал.

Когда я уже был в дверях, в спину ударил вкрадчивый голос послушника Андрея:

— У каждого своя стена.

В этом ли была его догадка? Уточнить я не успел. Дверь захлопнулась, меня грубовато пихнули в спину.

— Топай.

Под конвоем я прошел по коридору и вышел на улицу. В лицо пахнуло свежестью. Воздух был прозрачен и чист, что особенно ощущалось после сырости каземата. Рядом высилась могучая монастырская стена. Красная кирпичная кладка, позеленевшая от мха и пропахшая древностью. Сквозь старые высокие деревья осторожно пробивались солнечные лучи, падали рассеянным светом. Как в детстве.

Еще в доперестроечные времена нас с Борисом приводила сюда бабушка. Я был маленьким, Борис совсем крохой. Тогда к храму не тянулись желающие воткнуть свечку, не сновали монахи. Монастырь не действовал, но в его постройках постоянно проходили выставки, посвященные храмовой архитектуре. Из тех выставок я мало что запомнил. Только невероятных размеров макет Кижей. Деревянное зодчество в миниатюре поражало.

Бориса в то время не поражало ничего. Он просто радостно поносился по некрополю, попрятался в доступных для этого полуподвалах. Единственное, возле чего он остановился с любопытством — сохраненные у дальней стены останки барельефа разрушенного Храма Христа Спасителя.

Снова я был здесь, кажется, спустя лет двадцать. Перестройка давно отгрохотала, вернув православной церкви некоторую часть имущества и положение в обществе. Не помню, за каким лешим я пришел в монастырь будучи взрослым, но от того образа детства не осталось ничего.

Стены окрасились в тошнотворный розово-коричневый цвет. Внутреннюю территорию разгородили, появилась охрана, монахи. Старушки, торгующие свечками и иконками. Старушки, свечки и иконки покупающие.

Донской монастырь потерял загадочность и величие древней крепости. А может, просто детство кончилось?

Так или иначе, сейчас монастырь напоминал, скорее, о своей позднесоветской ипостаси, чем о постперестроечной. Краска облезла, обнажив суровую кладку. На башнях проросли молодые деревца. Загородки были убраны. Подворье заросло, потеряв напускную прилизанность.

Монахи, правда, остались.

Мой конвоир провел меня вокруг храма. У главных ворот он перехватил мой взгляд и ухмыльнулся. Причина лежала на поверхности, хотя мне-то было не до ухмылок: ворота были наглухо закрыты. Просто так не убежишь.

Обойдя храм, мы вышли к некрополю. Вернее, к тому, что от него осталось. Часть могильных камней и надгробий была стащена под стену, на которой стояли несколько крепких молодых парней, похожих на моего конвоира. Парни наблюдали за возящимися между деревьев людьми.

Люди были заняты.

Здесь внизу большей частью работали монахи. В истлевших рясах они напоминали тоскливых молчаливых призраков. Призраков, разбившихся на группы и силящихся уволочить собственные надгробья.

Среди ближайшей группы выделялся могучий бородач. Высокий, плечистый, с проседью в бороде и волосах. Под рясой у него были джинсы, в которые он ее успешно заправил спереди, чтоб не мешалась. В руках у бородача была неплохо сохранившаяся, хоть и изрядно посеревшая веревка.

Веревочная петля обвивала мраморную могильную плиту, помутневшую и подернувшуюся зеленью. Бородач тянул. Остальные толкали. В сторонке стояла еще пара парней, покуривали и поглядывали за работой.

Невольно я отметил: надсмотрщиков здесь довольно много. Могли бы и присоединиться, работа пошла бы быстрее.

— Стой, — приказал конвоир.

Я послушно остановился. Не в том положении, чтобы спорить. В такой ситуации даже Борис, наверное, выпендриваться не стал бы. Или стал? В любом случае, Бориса здесь не было, из чего можно сделать вывод, что, в отличие от меня, он в такие ситуации не попадает.

— Отец Серафим, а ну-ка поддуй сюда, — гаркнул конвоир. Достал сигарету и прикурил.

На оклик отозвался бородач с заправленной в джинсы рясой. Он сделал знак своим, бросил веревку и послушно потрусил к нам. Расторопность и смирение, с которым реагировали на парней монахи, пугала.

Бородатый Серафим подошел ближе. Остановился. На конвойного поглядел с неодобрением.

— Хоть бы не курили в Божьей обители.

— Не гундось, борода. Я в сторону курю, а не тебе в лицо. И вы тут тоже во славу Господа воскуряете.

— То благовония.

— Откуда вам знать, что для него благовония, а что просто вонь. Меня вот от ладана вашего воротит. Может, бог тоже табак предпочитает. А если в биографии вашего патриарха поковыряться, то выходит, табак — штука богу угодная.

Конвоир весело хохотнул и выпустил струю дыма. В сторону.

— Богохульник, — буркнул бородатый Серафим.

— Попрепирайся мне еще. Вот тебе новенький в бригаду. Введешь в курс дела, объяснишь. Будет выеживаться — его в расход, тебя на голодный паек. Правила знаешь.

Бородатый нахмурился, кивнул. Говорить ничего не стал, только поглядел на меня и тихо бросил:

— Пошли.

Я окинул взглядом надсмотрщиков. Внизу в стороне и на стене. Покосился на конвоира, тот следил за мной и откровенно забавлялся.

Поговорку про поход в чужой монастырь со своим уставом я помнил всю жизнь и как-то старался придерживаться принятых в незнакомом месте норм поведения, но сейчас был явный перебор. Донской монастырь со своими порядками напоминал не то немецкий концлагерь, не то лудус, из которого сдернул восставший Спартак со своими друзьями-гладиаторами.

Серафим остановился, поплевал на ладони и подхватил веревку. Монахи уперлись в надгробную плиту. Я оглянулся на конвоира с сигаретой и почувствовал, что как никогда понимаю Спартака.

— Не стой столбом, — тихо прогудел бородатый. — Толкай и молчи.

Я кивнул и уперся в плиту. Серафим с бодрым кряком натянул веревку. Плита сдвинулась, но ненамного. Желание перерезать всех надсмотрщиков вместе с хозяином этой крепости и вырваться на свободу усилилось.

— Правила простые, — бурчал Серафим между рывками, хэкая и крякая на каждое усилие. — Мы работаем. Они нас кормят. Мы не работаем. Следует наказание.

— Это же рабство, — прохрипел я с трудом. — Как вы на это согласились?

— Молчи. Толкай. У нас выбора не было. Тех, кто громче всех кричал, они убили сразу. И еще убьют. Мы живем, пока не спорим.

Он снова хэкнул и замолчал. Я тоже прикусил язык. Толкать надгробье под разговор было тяжко. Посмотрел на подернувшуюся зеленым мраморную плиту. Надписи было не разобрать. Сквозь муть и зелень проглядывал лишь барельеф, в котором угадывался печальный профиль ангела.

Вскоре я перестал всматриваться. Стало не до того. Я только толкал и толкал вперед эту каменную глыбу, а она, казалось, приросла к месту. Усилий много, толку мало.

Перед глазами болтался заросший камень. В стороне курили надсмотрщики, переговаривались о чем-то. Неподалеку еще несколько групп пытались тащить неподъемные надгробья. Хэкал отец Серафим. Перекидывал бестолковые, практически бесполезные катки какой-то щуплый монах из тех, что толкали глыбу рядом со мной. Перекладывал и снова возвращался к остальным и пихал глыбу, которая отказывалась катиться по каткам, отказывалась двигаться, пыталась врыться в землю.

Пот катил градом, застилал глаза. Про головную боль и похмелье я забыл. Муть перед глазами осталась, но была теперь иного характера.

Сколько мы волокли чертово надгробье, не знаю. Когда плита уперлась в стену, кто-то, кажется мой давешний конвойный, крикнул:

— Перерыв!

И Серафим бросил лямку.

— Отдыхаем, — распорядился он, снимая петлю с надгробной каменюки и сматывая веревку. Потом выправил рясу и сел на камень.

Я стоял, уперши ладони в колени. Сил не было. Плечо саднило, напоминая про незажившую толком царапину. Во рту застыл металлический привкус. Я сплюнул — слюна оказалась розоватой от крови. Провел ладонью по лицу, отмечая, что носом кровь не пошла. И то хорошо.

Монахи молчали. Тишина угнетала.

— Чью могилу мы подвинули? — сипло поинтересовался я.

— Не знаю, — мотнул головой Серафим. — Там не прочитать уже. А на память — не знаю. Да и какая разница. Вчера вот Одоевского Владимира Федоровича под соседнюю стену отгрузили. И Солженицына.

— Дважды похороненные ум честь и совесть эпохи, — невольно фыркнул я.

Бородатый покачал головой.

— О покойниках либо хорошо…

— Либо честно, — перебил я его.

Внутри сидели злость и сарказм. Сидели давно и требовали выхода. Странно, что я почувствовал это только теперь, ведь вылезать они начали еще ночью, у цистерны. Тогда я ловил себя на том, что из меня прут какие-то черты Бориса, потом перестал. А сейчас спохватился, но поздно. Вроде бы какие-то вещи, за которые еще недавно мне было бы стыдно, выходили теперь сами собой как нечто естественное.

Почему так? Или все из-за страха? Когда пугаешься, что-то отключается. Перегорает. Страх — первый шаг… К чему? Кажется, я об этом думал совсем недавно…

Серафим укоризненно покачал лохматой головой. Его густой голос буквально втек в уши, вытесняя мысли:

— Нельзя так о покойниках. Не по-божески это.

— Не по-божески? — злость рванула-таки наружу, сметая все преграды. — А кладбище курочить — это по-божески? О чем вы говорите, святой отец? Словом покойников обидеть боитесь, когда мы тут делом и мертвых и живых приложили!

Бородатый собирался сказать что-то в ответ, но не успел. Увидел кого-то у меня за плечом и подскочил, словно плетью перетянули. Остальные последовали его примеру. Я нехотя повернулся. К нам шли двое. В одном я узнал своего конвоира. Второй был крупнее, крепче и старше. По замашкам — хозяин.

— Сейчас молчи, — предупредил Серафим тихо.

— И толкай, — огрызнулся я, чувствуя, как пьянею от собственной наглости. — У меня женщина в центре, неизвестно жива ли, а я здесь в рабстве. Думаешь, мне есть чего терять, святой отец?

Бородатый смолчал.

— Здравствуй, отец Серафим, — издалека приветствовал хозяин. — Как труд? Облагораживает?

— Иван, скажи своим, чтоб не курили в святой обители. Христом богом прошу, — пропустив мимо ушей приветствие, хмуро проговорил бородатый.

— А ты, Фима, бога попроси, — усмехнулся тот. — Помолись, чтоб он серой с лица земли смыл тех, кто в монастыре курит.

— Плохо говоришь, — помотал головой Серафим. — Сам ведь знаешь, Ваня, что плохо. И думать и молиться о таком. Так что как человек человека прошу, пусть хоть при мне не дымят.

— Не видно, не страшно, — понимающе кивнул Иван. — Да ты страус, Фима.

Иван. Ваня. Ванечка. Непослушник из чопа. Не о нем ли говорил Андрей?

Бородатый не ответил. Зато мелкий монах, тот что перекладывал катки, взвился на высокой ноте, как бензопила:

— Монастырь находится в ведении Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. Очень скоро сюда придут и с вами разберутся!

Иван посерьезнел. Кивнул. Сперва монаху, мол, ага, ты прав, затем своим людям. Возле крикуна как-то само собой образовалось свободное пространство. Группа незаметно переместилась. Лишь отец Серафим не сдвинулся с места.

Двое парней, выросших словно из-под земли, завернули крикуну руки за спину, наклонили. На Ивана смотрели ожидая приказа. Тот не торопился. Посмотрел на монаха серьезно.

— Патриарх, говоришь? Вот если б ты, шнурок, про бога вспомнил, а не про патриарха, я б, может, еще и поверил. А так, катись колбасой со своим патриархом. Если бога нет, то мне все едино. А если он есть, то это не вы страдаете от того, что я у храма закурил, а мы от того, что вы по храмам торговлю крутили. Библию читай, батюшка. Там все написано. А еще рот откроешь, обедать будешь через неделю.

Он мотнул головой, и смутьяна поволокли в сторону.

— Монастырь сейчас находится в моем ведении, — громко сообщил Иван. — Все остальное — в руках бога. Ему и молитесь. А патриарха вашего я в гробу видал.

— Не прав ты, Ваня, — хмуро покачал головой Серафим.

— А с вами, Фима, по-другому нельзя, — зло ощерился Иван.

Сейчас он мимолетно напомнил мне Бориса. И, видимо, прав был Борзый: в каждом человеке живет зверь.

Иван уже глядел на меня. Цепко, изучающе.

— Это кто? — спросил он.

— Новенький, — пояснил конвоир. — Гришка притащил.

— Откуда? — Иван смотрел на меня так, будто я был лошадью. Или, скорее, даже ишаком, которого на халяву подогнали ему на конюшню и он думает, стоить оставить это приобретение, или незачем зря кормить.

— Из-за стены.

Иван резко переменился в лице, обернулся. Конвоир запнулся под его взглядом. Оказывается, этот чоповец может не только монахов пугать.

— Я разве что-то неясно сказал?

— Но он вменяемый. Н-нормальный, — пробормотал парень.

— Я обозначил на этот счет четкие инструкции, — холодно произнес Иван.

— Его Гришка притащил, — совсем потерялся конвоир.

— Хорошо. — Иван стиснул зубы и кивнул на меня. — Этого ко мне. Григория сюда. А вы чего встали? Работаем, Фима, работаем. Подбирай свою рясу, заправляй в трусы по последней моде и вперед.

Серафим тяжело вздохнул, но не ответил. Монахи подобрались и потащились за очередной могильной плитой. Меня пинками погнали обратно.

На этот раз повели не в келью. Мы обошли храм и, к моему удивлению, вошли внутрь.

Здесь было темно. Скудный свет метался тенями где-то высоко под сводами. Не то там были какие-то окна или отдушины, не то верхняя надстройка с куполами изрядно поистрепалась. Но того света явно не хватало, и зал внизу тонул во мраке.

Конвоир протолкал меня вперед. Чиркнула зажигалка. Вспыхнул огонек свечи. От одной церковной свечки он зажег другую, третью. На пятой остановился, решив видно, что мне будет достаточно.

— Жди, — велел он и собрался на выход.

— Спросить можно?

Он молча остановился, поглядел косо. Я принял это за согласие и поинтересовался, кивнув на свечи:

— Откуда такая роскошь?

— А я говорил Ивану, что ты вменяемый. Облажался. Тебя, на самом деле, интересует, откуда в церкви церковные свечи?

— И мыши не пожрали? — осторожно уточнил я.

Конвоир нахмурился, будто соображал, стоит еще что-то говорить или нет.

— Нет здесь мышей, — выдавил он, наконец. — Ни мышей, ни крыс, ни собак, ни кошек, ни тараканов. С тех пор как проснулись, еще ни единого живого существа, кроме людей, не видел. Жди.

И не дожидаясь новых вопросов, он быстро вышел.

Я остался один. Огоньки пяти свечек подрагивали, тщетно силясь разогнать тьму.

Один в темноте. Ни писка, ни шороха. Здесь нет ни мышей, ни тараканов. Несколько десятилетий назад я бы порадовался такому посылу. Сейчас от этой мысли стало совсем жутко.

Ждать пришлось долго.

Вооружившись одной из свечей, я медленно пошел в сторону от алтаря. Мысль о том, что неразумно оставлять пленника одного взаперти, а то мало ли что он сделает, рассосалась очень быстро. Делать здесь было нечего. Из храма вынесли все, что можно было вынести. Остались разве что алтарь и свечи. Да облупившиеся стены пугали истертой росписью, где сквозь невнятные очертания нет-нет да проглядывал чей-то полный понимания и тоски нарисованный взгляд.

Я один в храме. Все, что есть вокруг меня — нарисовано. Да и то давно стерлось.

Я один в мире. Все, что есть вокруг…

Я тряхнул головой, отгоняя страшную мысль. Я не один. У меня есть Эля. Она ждет меня, и я уже рядом. Осталось только уйти отсюда и…

Скрипнуло. Во мраке обозначился светлый прямоугольник дверного проема. Мелькнул силуэт, и все снова залило темнотой.

— Фресками любуешься? — в голосе Ивана прозвучала насмешка, но сам он не смеялся. Изучал.

Медленно опустив руку со свечой, я шагнул назад к алтарю. Иван, между тем, подхватил другую свечку и начал зажигать одну от другой, плодя свет.

— Откуда ты? — спросил он, не глядя в мою сторону.

— Вам же сказали: из-за стены.

— Я говорил с Григорием. Он подобрал тебя возле стены. Не ври мне.

— Я пришел из-за стены, — повторил я. — Проснулся во Внуково. Иду…

Слова застряли. Не объяснять же этому мордовороту, что я ищу женщину, которая мне даже не жена. Он ведь не поймет. Или поймет?

— Домой иду, — закончил я предельно нейтрально.

— Ну-ну, — кивнул Иван, и стало ясно: не поверил.

Он поставил свечку на место. Старался не зря, стало светлее. Над стайкой свечей вереницей трепыхались языки пламени. Иван отошел в сторону и опустился на замусоренный пол. Чертыхнулся.

— Не терплю беспорядок, — объяснил он.

— В армии приучили?

— Врожденный педантизм. — Иван не обратил внимания на подначку. — Психологи говорят, это не лечится. Я не жалуюсь.

— Ну да, — согласился я. — Жалуются те, кто в рабство попал.

Меня снова охватил приступ бесшабашной смелости. Чего бояться? Этого человека? Да что он мне сделает? Ну, убьет. Это в самом худшем случае. И это не страшно. Вокруг мир изменился. Все рухнуло. Вымерло. А то, что восстает, как замурзанный феникс из пепла, странно, а иногда и вовсе безумно. Безумно настолько, что какой-нибудь Босх со своими гипертрофированными бреднями должен был бы свихнуться от страха перед такой реальностью.

Но Иван был спокоен.

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Не знаю, — честно признался я. — А что ты сделал? Устроил тут филиал Освенцима? Печей не хватает.

— Каких печей?

— Чтоб трупы жечь.

— За забором крематорий, — спокойно произнес Иван.

Я бессильно опустился рядом с ним на пол.

— Ты пытаешься меня вывести, — продолжал Иван. — Это бесполезно. Ты считаешь меня зверем? Твое право. Я тебе расскажу историю. Когда-то много лет назад одного мужика списали из армии. Несколько десятков боевых операций в разных точках, железки на груди бряцают за всякие заслуги перед отечеством. Дай бог, если на благо отечества половина той дряни была сделана. Но медиков-то не это интересовало, а восемь ранений и вырезанные наполовину кишки. Короче списали мужика по здоровью. И чего мужику делать? На пенсии в сорок лет сидеть?

— И чего мужик сделал?

— В чоп пошел. Пристроился в охране. Там всё больше пацанва молодая, зеленая, но и мужика пристроили. Попов в монастыре охранять и всякие прочие ценности. Вот караулил мужик, караулил и заснул на посту. Просыпается, думал все — с работы вылетел. А тут уже ни работы, ни хрена. Тридцать лет прошло и три года, как в сказках говорят. Видит мужик: вокруг разруха, в головах разруха, да еще и со странностями. Но разруха разрухой, а монастырь — ценность практически вечная. Крепость как-никак. И начал мужик новую жизнь строить. Набрал себе команду из более-менее дисциплинированных. С этим проблем не было: рядом пожарная часть да еще завод «Серп и молот», а там тоже какая-то охрана есть. И стали они выживать. Укреплять крепость, готовить запасы, думать о будущем. Жить как-то надо. Людей кормить.

— Рабов, — поправил я.

— Пусть рабов. Ты вообще представляешь, что произошло?

— Нет. А ты представляешь?

— Я представляю объем катаклизма. Помощи не будет, понимаешь. Надо выживать. Тебе рабовладельческий строй не нравится? Метод кнута и пряника не устраивает? Придумай другой. Только, чтобы работал. Мне сопли жевать некогда.

— А демократию отменили?

Я поддевал его, скорее, по инерции, все надеясь, что он взорвется, начнет орать и тем докажет свою неправоту. Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ. Но он был спокоен. Ни разу даже лишней эмоции в голосе себе не позволил.

— А она была? — парировал Иван. — В любом случае, демократия рухнула вместе со всеми прочими достижениями цивилизации. Погляди вокруг. Цивилизации нет, власти нет, деньги ничего не стоят. Выйди за монастырскую стену, что увидишь?

— Джунгли, — пожал плечами я.

— Именно. Ты можешь думать, что джунгли будут жить по законам демократического общества, но эта мысль губительна. И погубит она, в первую очередь, тебя. Джунгли живут по законам джунглей. Там, где нет власти и денег, вопросы решает другая сила. Грубая физическая. Что будет с этими попами, если им дать возможность высказывать свое мнение? Один заведет телегу, что надо патриарха искать, другой ломанется приход восстанавливать, дескать, людям в смутные времена без храма нельзя. Третий сядет грехи людские перед богом замаливать. Один за все человечество. Ты их видел. Из них здравомыслящий — Фимка один, и тот достал со своим морализаторством. А мне морали не нужны. Мне нужна крепость и запасы. До зимы времени мало, подготовиться надо. Зиму переживем, будем жить. Там можно рефлексировать, молиться и патриарха искать. Сейчас нельзя, иначе сдохнем.

В его словах была уверенность, у него была своя правда. Но смиренные монахи и им подобные, которых заставляют работать покуривающие в сторонке надсмотрщики…

— Тебе не страшно? — спросил я.

— Несколько десятков боевых операций, восемь ранений, вырезанные кишки. — Иван поднялся и отряхнул штаны на заднице. — Мне страшно. Может быть, мне страшнее, чем вам всем, потому что я кое-что знаю, о чем вы даже не догадываетесь.

— Тебе не страшно людей расстреливать и в рабов превращать?

Иван криво усмехнулся.

— Да не расстреливал я никого. Собрал горлопанов, вывел за стенку, отвел подальше в сторону и отправил на все четыре. Тем более, половина тех идиотов за свет уйти собирались. Как бабочки на лампочку. Только у бабочки мозгов нет, а у этих вроде должны быть. А рабы. Я их кормлю и защищаю. Они работают. Всё честно. Каждый должен выполнять свое дело. Иначе опять начнется ваша демократия, где все говорят, и никто ни хрена не делает.

Он подошел к свечам, подцепил свежую и принялся зажигать новые взамен прогоревших.

Он снова умножал свет, а я сидел во тьме.

— А ты? Может, все-таки расскажешь, откуда пришел?

— Зачем?

— Думаю, куда тебя пристроить: к монахам двор расчищать, к себе в команду или еще где по хозяйству.

— Ты ведь все равно не поверишь, — я поднялся вслед за ним и встал рядом. — И потом, я домой иду. Отпустил бы ты меня.

— Дом где?

— На Арбате.

Иван оторвался от свечей и поглядел мне в глаза. В его зрачках отражались крохотные, трепещущие, заботливо зажженные огоньки. Я не отвел взгляда.

— Туда не пройти. Там стена.

— Я пришел из-за стены.

Иван стиснул зубы.

— Не знаю, зачем ты врешь, но ты даже не представляешь, что там, за стеной.

Голос его звучал страшно. И хотя я точно знал, что ничего плохого за стеной света нет, мне сделалось не по себе.

— А ты знаешь?

— Я видел людей, пришедших оттуда.

В глазах Ивана впервые промелькнуло что-то похожее на страх. И я почувствовал, как страх этот совершенно беспричинный, совершенно необоснованный забирается ко мне внутрь, разрастается.

— Отпусти меня, — попросил я. — Меня ждут. Мне очень надо.

— Самоубийца.

У Ивана дрогнуло веко. Он поспешно отвернулся, задул на свечи. Дул долго, сбивая пламя, отправляя нарисованный облупившийся мир обратно во мрак. Пахнуло дымом и воском. Стало темно.

— Идем, — прозвучало в этой темноте, и к выходу затопали шаги, отдаваясь гулким эхом.

Он на самом деле вывел меня. Мы вышли из храма, прошли к охраняемым воротам. Монахи, тянущие на себе надгробные камни, робко смотрели мне вслед. Я уйду, а им расскажут байку о том, что меня убили. Потому что тех, кто пришел из-за стены, как и тех, кто не подчиняется, убивают.

Двое парней долго возились с запорами на воротах. Один поспешил следом за нами, но Иван остановил жестом.

— Я один. Я вернусь.

И ворота закрылись.

По ту сторону монастырской стены зелени было меньше, слепило солнце. Мы с Иваном молча шли по растрескавшемуся асфальту, через который пробивалась трава и молодые побеги. Шли в сторону Шаболовки. Потом повернули к Ленинскому, запетляли дворами. Здесь было тихо и безлюдно. Тут и до анабиоза редко кого видно было, а теперь этот кусок города и вовсе вымер. Совсем вымер. Ни людей, ни…

— Здесь птицы есть? — спросил я.

— Здесь есть мы, — жестко ответил Иван, — и те, кто против нас. А птиц не было. Может, они и не проснулись вовсе. А может, просто давно вымерли.

Он кивнул вперед. Там, между домами в конце дороги, на выезде на проспект, было светло. Будто мы стояли в тени, а там начиналось открытое солнечное пространство. Стена?

— Я дальше не пойду, — бросил Иван. — Ты там за демократию ратовал? Я подарил тебе свободу выбора. Но только сейчас. Назад не возвращайся. Привет.

— Спасибо.

— Благодарить палача — моветон.

Он развернулся и пошел прочь. Лишь буркнул, не оглядываясь:

— Что ж вы, как мотыльки, на свет…

Я не стал глядеть ему вслед. Впереди была стена, и чем ближе я подходил, тем яростнее она полыхала, застилая мир за собой. Вскоре Ленинского проспекта было уже не разглядеть, он тонул в этом свете, за которым…

Я пришел оттуда. Я знал, точно знал, что ничего плохого за этой стеной нет. Я был уверен. Но внутри креп страх, посеянный Иваном.

Это все от неведения. Люди всегда боятся того, чего не ведают. А Ивану еще и выгодно, чтобы мир заканчивался стеной света. Маленьким миром проще управлять.

Но страх — беспричинный, необоснованный — никуда не девался.

И еще здесь нет птиц. А возле Сколково они, по слухам, были. Только летели задом наперед.

Свет стал нестерпимым, я закрыл глаза.

Там все, что связывает меня с этим миром. Там то, ради чего еще стоит жить. Там Эля.

Я должен.

И я нырнул в ослепительный первозданный свет.

ГЛАВА 9 Нити Ариадны

Мне снится сон. Странный сон про будущее в прошлом, про будущее, которого уже никогда не случится. Я знаю, что все вокруг происходит не наяву, но не хочу бежать отсюда. Мне хорошо. Я счастлив в этом зыбком сне.

Поток людей высыпает из кинотеатра в иллюминацию летней Москвы. Новый Арбат шуршит несущимися машинами, горит огнями рекламы, шепчет человеческой жизнью.

Эля толкает меня в плечо и, когда я собираюсь обнять ее за талию, ускользает в сторону. Я укоризненно смотрю на нее поверх очков — это я умею.

Она смеется, возвращается, берет меня за руку.

Тепло.

Я улыбаюсь. Легко сжимаю ее ладонь своей.

— Как тебе кино? — спрашивает Эля, доставая из сумочки билеты и пуляя в урну.

Она всегда выбрасывает использованные билеты. Не хранит. Это у меня дурацкая привычка: складывать всякие клочки памяти в ящики и на полки.

— Если перед сеансом открыть череп, вынуть мозг и засыпать туда попкорн, то отличный фильм, — отвечаю я, улучая момент и все-таки обнимая ее.

Мы сворачиваем и топаем в сторону Садового. Там через переход, мимо плазы, во дворики и домой.

— Главное, потом не забыть обратно мозги засунуть, — смеется Эля. — А то станешь, как эти веселые роботы.

Я согласно киваю. Мимо шелестят машины, цокают прохожие. Легкий ветерок доносит вкусный запах из ближайшего ресторанчика.

— Пошли пиццу есть, — предлагает Эля.

Я обнимаю ее крепче. Незаметно кошусь на черную челку: под таким углом глаз под ней не видно. Что-то идет не так. До сеанса мы уже были в итальянском ресторанчике, а после кино договорились ужинать дома.

— Может, лучше домой? — осторожно спрашиваю я. — Обещаю: у плиты стоять не будешь.

Эля сбавляет шаг. Я тоже. Останавливаемся возле подземного пешеходного перехода.

— Да, лучше домой, — говорит Эля. Ежится и прижимается ко мне. По-прежнему не вижу ее глаз. — Тебе не холодно?

— Да нет вроде.

Я понимаю, что все должно было случиться не так. Этот сон рассказывает о вечере, который мы заранее распланировали, здесь нет места импровизации.

Или есть?

Волосы Эли щекочут мне шею. Ветер усиливается. И свет от рекламного щита словно бы становится ярче. На плече Эли — мурашки, за плечом — резкая тень на асфальте от падающей сверху золотистой стены.

— Пойдем отсюда!

Я срываюсь с места, увлекая Элю за собой, но она остается на месте, как вкопанная. Моя ладонь теряет ее ладонь.

Тепла больше нет.

Щурясь от нестерпимого света и ветра, я разворачиваюсь, и с замиранием сердца вижу, как Эля стоит в слепящем потоке и смотрит на меня. В ее больших глазах замерло необыкновенное выражение: смесь обиды, ужаса и долгого печального понимания.

Со скрежетом сталкиваются машины, падают, как подкошенные, люди, с громким хлопком лопается отпущенная лебедка, и строительная люлька летит вниз с восемнадцатого этажа углового дома-книжки.

Все это я отмечаю краем глаза, в единый миг.

А между нами вырастает бесконечная стена мерцающего золотом света.

— Не-е-е-е…

Мой крик застывает в горле, будто все внутренности внезапно залили тягучей смолой, и она мгновенно превратилась в янтарь. Занесенная для шага нога мягко врезается в невидимую преграду, сердце ухает в последний раз и замолкает.

Ветра больше нет.

Лишь необыкновенный, пронзительный взгляд остается передо мной.

За мириадами золотистых капель.

Эля совсем рядом. Протяни руку и коснешься ее плеча, протяни вторую и обнимешь, прижмешь к себе, схватишь крепко-крепко, чтобы никогда уже больше не отпускать…

Да вот только между нами дрожит стена света.

И никаких шансов, что, пройдя через нее, выйдешь там, где положено. Запросто можно промахнуться. Тут всё совсем иначе, не как в прошлой жизни.

«У каждого своя стена», — взрывается пространство знакомым вкрадчивым голосом.

Не может быть!

У нас с Элей одна стена на двоих!

Почему, ну почему сны никогда не кончаются счастливо?

Янтарь крошится, плавится. Желтые капли, вместо того, чтобы упасть вниз, исчезают. Будто их и не было. Снизу летят новые. И тоже растворяются в первозданном свете.

Навсегда.

…Мне снился сон. Странный сон…

Я вздрогнул и открыл глаза.

Чуть не ослеп, зажмурился что было сил. Закончил шаг, и едва не подвернул ногу от неожиданности. Споткнулся, больно грохнулся коленом.

— Ч-ч-черт!

Не разжимая век, я встал и пошел дальше, прочь от проклятой стены. В спину не жарило, не холодило. Если б не вездесущий свет, ни за что не догадаться, что сзади дрожит эта острая грань между…

На очередном шаге я споткнулся и нырнул вперед, рефлекторно выставляя перед собой руки. Ладони скользнули по чему-то прохладному. С утробным охом я растянулся в полный рост.

Приподнявшись на локте, осторожно открыл глаза.

Здесь стена уже не ослепляла. Просто отрешенно мерцала, переливалась золотистыми искорками метрах в десяти, посреди проспекта.

Мне повезло: плюхнулся в траву. Спикируй я так бодро на асфальт — костей бы не собрал. А так ничего, только локти поцарапал.

Отдышавшись, я сел. Среди ярко-зеленых травяных стеблей из земли торчал осколокстекла. Я поежился и, осторожно взяв его двумя пальцами, отшвырнул подальше. Звякнуло. А если б на полметра раньше споткнулся?

Я снова поежился и отогнал ненужные мысли.

В голове вихрем крутнулись отголоски сна, но быстро улетучились — я даже не смог припомнить деталей. Осталось лишь горькое чувство потери чего-то родного. Наверное, в этом сне была Эля? Хм. Не помню.

Шумно выдохнув, я одернул перекосившийся ворот куртки. Открыл футляр, съехавший при падении на плечо. Надо же, уцелели! Только одна линза чуть треснула.

Я машинально протер очки о рукав и привычным движением поместил на переносицу Интеллигент, блин, недобитый. Риэлтор джунглей…

Кое-как отряхнувшись, я наконец поднялся на ноги и внимательно осмотрелся.

По левую руку — поросший деревцами и островками травы тротуар, длинный забор с каменными столбами и прогнившими решетчатыми пролетами. За забором густые заросли. Кажется, там должен быть какой-то храм — забыл, как называется, — но строений не видно. За буйными кронами деревьев вообще ничего не видно. Ну и фиг с ним, я теперь храмы с монастырями еще долго буду стороной обходить.

Справа — обветшалые сталинские дома. Монументальные, унылые, с облезлыми фасадами, мутными окнами и полуразрушенными арками. Тусклые вывески и линялые рекламные щиты. Как и везде.

Правда, за одним исключением.

Ленинский проспект здесь был на удивление пуст. Не считая, конечно, ставших уже привычными проржавевших остовов машин, разбросанных на растрескавшемся асфальте, да одиноко бредущей по противоположной стороне собаки.

Крупная облезлая псина обнюхивала бордюр, изредка вскидывала мохнатую голову и задумчиво глядела на стену света. Близко к золотистому свечению она не подходила. На меня никакого внимания не обращала.

Что ж, по крайней мере, понятно: я снова с другой стороны сияния — ведь здесь есть животные. Только вот… Куда же подевались люди? Почти центр Москвы. Даже с учетом того, что большая часть не проснулась, все равно должно быть много людей. А тут…

Ни души.

Я невольно оглянулся.

Стена по-прежнему беззвучно мерцала над мостовой. За ней угадывались очертания высотки, светлое небо за вязью оборванных проводов.

Что же ты такое?

Стена молчала…

Ну да, еще бы она со мной заговорила.

На противоположном тротуаре вились уже две собаки. Они не перебегали через дорогу, но уже откровенно посматривали в мою сторону.

Пора валить отсюда.

Не глядя на псов, я зашагал прочь, держась своей стороны проспекта. До Октябрьской отсюда километр, может, полтора. А уж там-то точно должны быть люди…

Поглядывая через плечо на забеспокоившихся собак, я продолжал быстрым шагом идти по тротуару. Обходил деревца, старался не споткнуться.

Псы покрутились, но так и остались возле стены, не стали преследовать.

Я перестал оглядываться, сосредоточился на дороге. На обочине то и дело попадались машины с открытыми дверями, но вокруг все так же не было видно ни души. Слева — забор, справа — сталинки.

Почему же Иван так боится тех, кто приходит из-за стены? Пока, кроме бродячих собак, ничего ужасного тут нет. Правда, и людей, тоже нет. Вот это настораживает…

Взгляд невольно зацепился за что-то пестрое. Я повернулся и увидел на одной из решеток забора повязанные ленточки, проволочки, веревочки. Остановился, сам пока не понимая, почему. Вернулся на несколько шагов назад, рассмотрел странный пролет забора внимательнее.

Ржавая решетка была увешана узелками — самыми разными, из чего попало. Среди лоскутов одежды, полиэтилена, кусочков проводов, изоленты, ветхой бечевки я даже заметил серебряную цепочку.

Огляделся по сторонам. Никого.

Какое-то оно здесь нелогичное. Я такие штуки видел где-то на черноморском побережье. Туристы, кажется, считали модным повязать ленточку на дерево, чтобы потом еще раз к нему вернуться. Бедное дерево.

Я снова осмотрелся. Тротуар, забор, заросли, мертвая неотложка с выбитыми стеклами. Напротив — дом. Прогнившая автобусная остановка. Ничего примечательного.

Кому взбрело в голову сюда возвращаться? Зачем? Может, еще до анабиоза здесь какое-то место было примечательное? Да нет. Эта мишура за годы, проведенные на свежем воздухе, превратилась бы в прах. Ее недавно повязали.

Ерунда какая-то.

Я уже развернулся в сторону центра и собрался продолжить путь, когда из арки дома вышел человек. Он прищурился после полумрака, быстро сориентировался и твердым шагом направился через дорогу в мою сторону.

Я напрягся. Мужчина был одет в выцветший комбинезон и берцы. Подтянут, крепко сложен. Оружия в руках заметно не было, но черт его знает…

— Привет, — обронил он, даже не глянув на меня. Подошел к решетке с мишурой и, безошибочно определив, сорвал одну из проволочек. — Первый раз?

— Что первый раз? — не понял я.

— Понятно, — кивнул он и наконец удостоил меня взглядом. В глазах пульсировала растерянность, никак не вязавшаяся с образом уверенного в себе мужчины. — Не советую тут метку ставить. Я четвертый круг уже нарезаю. Ноль эффекта.

— Хорошо.

— По Ленинскому тоже бесполезно. Попробуй свернуть в Парк Горького.

— Хорошо, — повторил я. Осторожно спросил: — Ты сам-то куда идешь?

— Не важно, — быстро сказал мужик, отступая на шаг. — За мной не ходи. Я с одним уже пробовал — без толку.

— Да я и не напрашиваюсь, — пожал я плечами.

— Не веришь мне, ни хера не веришь, — констатировал мужчина, машинально обматывая проволочку вокруг большого пальца левой руки. В его голосе послышались истерические нотки. — Ну и хер с тобой, пионер.

Он развернулся и, не простившись, зашагал прочь. Вышел на центр проспекта и уверенно запетлял между легковушками.

Я посмотрел мужику в спину.

Никак не могу привыкнуть к невменяемым. Вроде немало уже встретил на своем пути, а привыкнуть не могу.

Озираясь, я пошел дальше. После встречи с незнакомцем внутри остался гадкий осадок. Понятно, что в последние дни приятных впечатлений от людей было крайне мало, но тут… Какое-то особое чувство. Вроде и не врал этот мужик, но и ничего толкового не сказал. Шарахнулся, словно я с ним заговорил, а не наоборот. И еще этот тон. Будто знает не в пример больше моего.

Ленинский проспект опять был безлюден. Впереди уже виднелся поворот, за которым Садовое, ныряет в туннель. Маячил на площади памятник Ленину. Уже недалеко. По Якиманке, через центр…

Я притормозил.

Что-то не так. Показалось, или проспект начал изгибаться гораздо раньше, чем должен был?

Я всмотрелся в дома. На той стороне проспекта, возле высотки возникло движение. Парочка пенсионеров, видимо, давно ошивалась у дверей магазина, но я не обратил на них внимания, потому что старики стояли неподвижно. А теперь, искоса поглядывая на меня, они начали тихонько шагать поперек улицы, волоча за собой ведро, то и дело нагибаясь. Я даже не сразу понял, что они делают. Дед наклонялся, макал кисть в краску и проводил жирную полосу на асфальте, бабка подтаскивала ведро. Раз, два, раз, два. Постепенно — от бордюра к ближайшей легковушке — стал угадываться косой пунктир, наподобие дорожной разметки.

— Уйди! — гаркнул дед, не успел я сделать и шага в их сторону. — И так проку мало, а ты еще хлеще спутаешь.

Я развернулся и, сдерживая себя, чтобы не перейти на бег, заспешил в сторону Калужской площади. Ощущение неправильности происходящего крепло с каждой минутой. Если до того, как я впервые прошел через стену света, вокруг творился более-менее обоснованный кошмар, то теперь он грозился перерасти в фантасмагорию. Но какая-то логика во всем этом присутствовала. Просто я еще не уловил, какая именно…

Уже почти дойдя до угла громоздкого здания, я вдруг понял, что впереди больше нет памятника вождю мирового пролетариата. Только… прямой, как стрела Ленинский проспект, который здесь должен был упереться в площадь и перетечь в Большую Якиманку.

Должен был.

По левую руку тянулся забор, по правую — сталинские высотки.

Я прошел по инерции еще метров десять и остановился возле решетки с мишурой. Ленточки, проволочки, целлофанки, серебряная цепочка…

Сердце колотилось, как бешеное, по спине тек пот. Мне хотелось развернуться и побежать обратно. Сквозь стену света, к Ивану и надсмотрщикам монастыря, таскать могильные плиты. До посинения таскать и ни о чем не думать. А лучше запереться в келье и таращится на капли, летящие снизу вверх!

Я уперся ладонями в колени, несколько раз глубоко вздохнул, взял себя в руки. Унял накатившую панику. Неимоверным усилием остановил скачущие мысли.

Так.

По очереди.

Сначала в сознание просочилась жуткая догадка: вторая золотистая стена, к которой вывел меня Иван, не являлась продолжением предыдущей. Тут все было по-новому. Не так, как до первой стены. Не так, как между первой и второй. Значит, стена… не одна…

Стоп. Пока хватит. Это обдумаю позже.

Следующая мысль пугала еще сильнее. Если в монастырской келье вода текла в обратном направлении, то здесь… Здесь…

Дальше думать не хотелось. Получалось, что вокруг нарушены законы физики. Фундаментальные.

Я еще раз глубоко вздохнул. Разогнулся и посмотрел на уходящий вдаль проспект. Нет, это вовсе не оптическая иллюзия. Все реально. Просто здесь нарушено одно из трех линейных измерений. Длина, ширина или высота. Не полностью, конечно, иначе мир просто не смог бы существовать. Частично.

Понимание всего этого пришло как-то разом, навалилось, сгребло в уродливую кучу кусочки мозаики.

Что там сказал мужик? Четвертый круг нарезает?

Взгляд зацепился за мишуру. Десятки, сотни ленточек и проволочек. Люди здесь отмечают маршрут, ставят вешку. Потому что не могут попасть из точки «А» в точку «Б».

Я почувствовал, как страх холодной змеей возвращается внутрь, обвивает позвоночник, стискивает органы, морозит кровь.

Ни в коем случае не поддаваться. Идти. Пробовать. Петлять и блуждать, но не останавливаться. Ни за что! Остановка — смерть. И не зря псы рыщут в окрестностях. Они ждут тех, кто остановится.

Я оглянулся. Никого.

Так. Что еще говорил мужик? По прямой бесполезно? Попробовать через Парк Горького?

Попробуем.

Я пошел вперед, пружиня шаг. Чувствуя, как открывается второе дыхание. Твердо глядя на протоптанную сотнями ног дорожку в прибитой давнишним дождем пыли. И как раньше не замечал этой тропы?

Остановка — смерть. Движение — жизнь.

Пусть вокруг творятся странности. Пусть. Если мир существует, значит, основные законы природы все же работают. А если главные правила действуют, нужно просто-напросто понять, что второстепенно. И не лезть туда.

Только бы Эля не растерялась во всей этой кутерьме. Только бы не заблудилась в чудовищном зазеркалье. Только бы дождалась.

Дойдя до ближайшего перекрестка, я свернул налево, прочь с проторенной тропы. Двигаться по ней, наверное, и впрямь бесполезно: так и будешь петлять, пока не обессилишь от жажды и усталости на радость бродячим псам.

Не расслабляться. Идти вперед.

Дорога вильнула. Передо мной возвышался забор парка культуры. Чугунные прутья в одном месте будто растянули.

Я нырнул в дыру и снова оказался среди густых кустов. Какое-то время двигался сквозь заросли, раздвигая руками ветви, пока не выбрался на аллею. Сбоку замаячили сгнившие аттракционы.

Сердце радостно замерло. Неужто сработал совет мужика? Неужто удалось выскочить из хитрой петли проспекта?

Вдали, за будкой тира, мелькнула одинокая фигурка. Силуэт показался знакомым. Мой советчик в комбинезоне? Похоже. Что ж, навязываться не стану, а пойти следом лишним не будет. Если он угадал один раз, не исключено, что и теперь выбрал правильное направление.

Я пошел за мелькающей между зарослями фигуркой.

«А что, если мне просто повезло? — закралось сомнение. — А что, если здесь у каждого свой путь?»

Я зашагал тверже. В любом случае, мне нужно именно в ту сторону, к главному входу. Если не удалось пройти через Якиманку, то придется добираться до Арбата в обход…

Спина мужика исчезла за разросшимся на пол-аллеи кленом и больше не появлялась. Я ускорил шаг. В сумраке, под кроной дерева, едва не врезался в скелет скамейки, чертыхнулся и, отодвинув ветви, выскочил на свет.

В живот ткнулся гранитный парапет, вышибая дыхание.

Стало страшно. И вовсе не потому, что чуть не кувырнулся по крутому откосу, а потому, что внизу плескалась вода. И я бы охотно поверил, что за треть века Москва-река вдруг изменила русло и потекла по центральной аллее Парка Горького, но метрах в пятнадцати правее возвышались ржавые американские горки.

Ошибки быть не могло: я оказался на другом краю парка.

Ничего не кончилось, ни из какой петли я не вырвался. Кто-то незримый лишь слегка ослабил силок, чтобы поиграть с добычей, дать ей ощутить мнимую свободу, а потом дернуть еще сильнее.

Стиснув зубы, я развернулся и потопал обратно. Но не в обманчивые заросли клена, а мимо гигантских механизмов горок, к дороге, которая, по логике, должна была вывести меня на центральную аллею.

По логике. Да уж, смешно. Самое время и место поговорить о логике. Я опять промазал и вместо твердого фундамента наступил на избитую парадоксами зыбь. Провалился. Ладно хоть не утонул.

Оставив исполинские переплетения горок позади, я вышел на поперечную дорогу и едва успел затормозить перед натянутой на уровне груди леской. Отступил на два шага. Уставился на мутно поблескивающую нить. В памяти моментально всплыли сюжеты из фильмов и книг о войне, где герой нарывался на растяжку, срабатывала граната, и бедолагу разносило в клочья или отрывало конечности.

Я согнулся, аккуратно подлез под леской и, отойдя на несколько шагов, вновь затормозил. Обернулся. Толстую, натянутую не возле земли, а на высоте метра леску мог не заметить только такой очкарик как я. Либо растяжку ставил дилетант, либо… это не растяжка.

Кусты, где терялся один из концов лески, раздвинулись, и оттуда с хрустом, не таясь, выбрался давешний мужик в комбинезоне. Правда, выглядел он теперь много хуже: одежда потерлась, истрепалась, волосы были взъерошены, на щеках красовались несколько царапин — как свежих, так и затянувшихся. Одной рукой мужик держался за нейлоновую нить, второй отодвигал ветки, норовящие стегануть по глазам.

Увидев меня, он слегка удивился.

— Привет, пионер. Жратва есть?

Я машинально похлопал по пустым карманам и покачал головой.

— Жаль, — вздохнул мужик, переходя через дорогу и продолжая держаться за леску, словно боялся, что она порвется или выскользнет из ладони. — Целый день потратил, пока сообразил, что тут да как.

— Целый день? — сглотнув, переспросил я.

— Ну да, — кивнул он, хмурясь. — Чего тупишь? Я ж вчера тебя на проспекте видел, возле меток… Бодро выглядишь. Точно, хавки нет?

Я снова помотал головой.

— Ну и хер с тобой, пионер, — озлобился мужик. — Смотри, не пристраивайся, а то опять полдня буду плутать.

Он с хрустом исчез в кустах на противоположной стороне дороги, а я так и остался стоять, ошарашенный. Меня терзало смешанное чувство дежа вю и свежего страха.

Он утверждал, что бродит здесь уже сутки. Я видел его час назад.

Наплевав на просьбы мужика «не пристраиваться», я схватился за туго натянутую леску и пошел следом за ним. Проломился через кустарник, добрался до мертвой подстанции, обнесенной забором. Леска крепилась за угловую стойку, и от нее же начиналась новая, уходящая к проваленному балагану, а от него еще одна — в просвет, где виднелась центральная аллея.

Перехватившись, я направился по нити, потом взялся за следующую и уже через полсотни метров оказался посреди аллеи, возле фонарного столба. От него в разные стороны разбегались сразу несколько лесок и капроновых бечевок. Со стороны летней эстрады ко мне двигалась целая группа: три человека шли гуськом, крепко держась за путеводную нить.

Так вот оно что! Неужели, если ухватиться за леску и не отпускать, то можно попасть на другой ее конец?

Я потер ладонями лицо. В любой другой момент, я бы принял происходящее за ахинею. В любой другой, да. А теперь — стоял посреди Парка Горького, через который невозможно было пройти без направляющих нитей.

Встречаться с подходящей группой не хотелось. Вдруг они тут… неделю бродят.

Я взялся за толстый изолированный провод и, двигаясь по хорошо различимой тропинке, пошел в сторону главного входа. В конце концов, чтобы выйти на Крымский мост, мне надо именно туда.

Интересно, а почему никто не догадался на Ленинском устроить такую… паутину? Или там у физики свои правила? Хм. Вполне возможно. Сейчас это не важно. Сейчас важно поскорее добраться до Эли. Желательно до темноты: еще раз ночевать в этом обезумевшем городе, где придется, желания не было.

На какой-то миг меня посетила пугающая мысль: а что если я тоже блуждаю уже сутки, или дольше. Я даже остановился и пощупал щетину, поглядел на ногти. Да нет, вроде без изменений. Впрочем, кто говорил, что должны быть изменения…

— Тьфу, дурак, — выругался я сам на себя, продолжив двигаться. — Дурак и шизик.

Арка главного входа приближалась, становились заметны изъяны на облицовке, на колоннах. Время не пощадило ничего.

Пройдя через выломанный турникет, я оказался на площади перед входом в парк. Изолированный провод вывел меня к старой, сгнившей почти до основания карусели с лошадками.

Здесь была целая община. Или перевалочный пункт. Или нечто среднее.

От карусели во все стороны тянулись лески, провода, проволоки и бечевки всех мастей. Вокруг стояло несколько палаток, между тремя столбами колыхался на ветру сшитый из кусков прорезиненной ткани тент, часть Крымского вала была расчищена от бесполезных машин, у замусоренного подземного перехода дымил между выложенных стенками кирпичей костер.

Один азиат следил за углями, второй — помоложе — насаживал на обструганные ветки рыбу и освежеванные тушки голубей. Видимо, клевало одинаково хорошо, как в реке, так и на обочине. Несколько человек спали, растянувшись на сооруженных из всякого хлама настилах. Девчонка-подросток в безразмерной толстовке смолила сигарету, прислонившись спиной к одной из уцелевших карусельных лошадок.

На площади было человек двадцать. Кто-то уходил, кто-то приходил, кто-то возвращался с промысла.

Что интересно, моего знакомца в комбинезоне я не приметил. Ушел на очередную петлю?

Площадь жила своей жизнью. Здесь не было надзирателей, никто никого не заставлял работать. Скорее всего, на этом перепутье троп даже не было явного лидера. Наверное, именно так выглядели в прошлом веке общины хиппи.

После блужданий по закольцованным проспектам и перекидывающимся аллеям этот островок жизни с тихим анархическим укладом показался мне почти родным…

— Откуда идешь, брат? — правильно, но с сильным акцентом спросил парень-азиат, продолжая помахивать над костром плоским осколком пластика.

— С Ленинского, — ответил я, подходя ближе и чувствуя, как проголодался и устал.

— О, — уважительно кивнул азиат. — Повезло тебе, что нашел дорогу. Там, говорят, много людей гибнет. Собаки вас жрут.

Я передернул плечами. Вовсе не из-за воспоминания о лохматых дворнягах. Не понравилось, что он сказал «вас». Будто ставил себя отдельно от людей.

— Первый раз кормим даром, — объяснил азиат, принимая у младшего новую порцию веток с тушками. — Дальше — на промысел ходишь, по хозяйству помогаешь. Хочешь, оставайся, не хочешь, не оставайся.

Я почувствовал, как слюна заполняет рот.

— А если поем, отработаю и уйду? — сплюнув, спросил я.

Азиат подумал. Решил:

— Можно и так. Только тут особо идти некуда. У Октябрьской менты: там же МэВэДэ. Они совсем звери. Мы с ними нитку порвали, не пускаем сюда. За домом художника проходы только начали делать. Опасно там, люди пропадают. Можно в окрестных домах поселиться, только тут мало жилых домов. Можно через парк вернуться на проспект, но там вообще делать нечего. Сам видел, какие дела, если оттуда пришел.

— А на ту сторону? Через мост? — спросил я.

— Через этот? — Азиат показал смуглой рукой на возвышающиеся слева балки Крымского моста. — Не, там прохода вообще нет.

— Почему?

— Нитки нет.

— Везде есть, а там нет?

— Длинный он, не проложишь. Один мужчина пробовал, но не вернулся. Взял катушку, пошел, нитка оборвалась, мужчину больше никто не видел. Аллах знает, куда вышел. Другой мужчина полез через верх, по железякам этим. Упал, разбился. Третий добрался доверху и исчез. Пробовали через реку переправиться, но тоже не доплыл никто. Так что через мост нельзя. Пропадешь.

— А как же мне попасть в центр? — тупо спросил я.

— Никак, — пожал плечами азиат. Побрызгал водой с пальцев, сбивая огонь. Угли зашипели. — Да и что тебе там делать, в центре? Там вообще неизвестно что.

Я снял очки, протер и опять надел. Есть перехотелось, шашлычник, впрочем, не настаивал.

Я подошел к карусели, обессилено сел на выгнувшийся край круга и вытянул ноги. Ступни гудели, поясница ныла, спина болела. Только сейчас пришло понимание того, как сильно я устал. Но ни спать, ни отдыхать не хотелось. Даже просто расслабиться не получалось.

Все мысли вертелись вокруг проклятого моста. Со слов азиата выходило, что в центр отсюда не пройти. Врать, судя по всему, ему смысла не было.

Значит, придется искать другой путь.

Путь…

С горькой усмешкой я посмотрел на тянущиеся от карусели, словно из центра паутины, направляющие нити. Вон их сколько, путей. Да только на кой хрен они сдались, если ни один не ведет к Эле.

Я медленно поднялся, развернулся и посмотрел исподлобья на выцветшую морду одной из лошадок. Зло посмотрел. Совсем не так, как раньше. Помнится, такие погибшие игрушки или фигурки во мне всегда вызывали жалость. Теперь жалости не было. Была злость. Было желание ударить…

— Покури, — прозвучало рядом. — На, покури. Отпустит.

Я зажмурился, стиснул зубы и шумно выдохнул носом. Открыл глаза и посмотрел на хозяина голоса. Точнее — хозяйку.

Возле карусели, подпирая лошадку, стояла девчонка в мешковатой толстовке, с небрежно расчесанным каре. На ногах — серые джинсы и здоровенные кроссовки.

Она протягивала мне наполовину выкуренную сигарету со следами помады на фильтре. Надо же, а мне казалось, что вся косметика должна была за тридцать лет превратиться в бесцветную пудру.

— Не курю, — хмуро сказал я.

— Как хочешь, — пожала плечами девчонка и затянулась. Зачем-то призналась: — А меня предки шпыняли-шпыняли и вот, — она обвела рукой вокруг себя, явно подразумевая царящий вокруг хаос, — дошпынялись. Где я, и где теперь эти предки.

— Родителей потеряла? — спросил я, поддерживая разговор, который вовсе не нужно было поддерживать.

— Это они меня потеряли, — рассмеялась она, блеснув на удивление чистыми и белыми зубами. — Пусть ищут — не найдут. — Бросила окурок на асфальт, растоптала кроссовкой и по-пацански протянула руку: — Марта.

— Глеб, — сказал я, автоматически пожимая хрупкую, совершенно девичью ладонь. Сам не понимая, на кой черт, добавил: — Я потерял маму в авиакатастрофе.

— Сочувствую, — закуривая новую сигарету, обронила Марта. Разумеется, без тени сочувствия. — Моя старуха, поди, выжила. Ее и атомной бомбой не пришибешь. Хорошо, что потерялась, а то бы так и шпыняла.

В сердце больно кольнуло воспоминание о маме, но я промолчал. Нет смысла обижаться на бунтаря-подростка, которому избавление от докучливых родственничков — благо, а не горе.

— Зря не куришь. — Марта сплюнула и коротко, оценивающе стрельнула глазами. — Меня реально расслабляет.

— Не зря, — строптиво ответил я.

— У тебя и воды нет, — констатировала Марта. Ловко скинула с плеча рюкзак, вытащила баклажку и протянула мне. — На, пей. А то тебя наш Шашлык-машлык каждую каплю потом заставит отбатрачить.

Я благодарно кивнул и припал к горлышку.

Хотелось пить еще и еще, но, стараясь не наглеть, я остановился. Завинтил крышку и вернул бутылку девчонке.

— Спасибо.

— Да пожалуйста, — пожала она плечами, убирая тару обратно в рюкзак и туша кроссовкой очередной окурок. — Ты где проснулся?

— Во Внуково.

— Где-е-е?

Кажется, впервые с начала нашей неуклюжей беседы мне удалось ее удивить.

— Возле аэропорта.

— Это же за… — Она помялась, подыскивая слова. — Ну, за стеной света за этой, или как там ее…

— За двумя, — поправил я.

— Чего «за двумя»? — не поняла Марта.

— За двумя стенами, — пояснил я. — Я прошел через две стены света.

— Одна и та же, — теряя интерес к теме, махнула рукой Марта. — Просто виляет туда-сюда.

— Нет, — с нажимом сказал я. — Не одна и та же. Две разных. Это вроде… — Теперь я, в свою очередь, поискал слово. — Это как камень кинули, и круги пошли. Каждая стена — круг. Граница. А между ними — слой воды.

Марта посмотрела на меня. На этот раз — пристально, долго. Словно решая, поверить или списать на невменяемость.

А я вдруг ужаснулся, как точно выразил догадку, которая давно крутилась у меня в голове. Слои. А границы между ними — эти стены золотистые. Как круги на воде, куда камень бросили. Только не движутся, а застыли намертво. Или движутся?

Получается, сейчас я на втором с края слое, что ли? Интересно, кому-нибудь еще эта мысль в голову приходила? А может, кто-то уже и карту набросал, как эти слои-волны расположены? Нет, это вряд ли — слишком большой масштаб получается, даже навскидку.

— Я слышала, что люди оттуда приходили, но сама стену не видела, — серьезно сказала Марта. — Не зна-а-аю, не верится как-то… Тут вон, в одном-то районе хренотень какая творится, ниток не хватает… Не зна-а-аю.

— Да мне, в общем-то, не важно, верят мне или нет, — признался я. — Мне идти надо.

— Не пройдешь ты в свой центр, — закуривая очередную сигарету, обронила Марта.

— Откуда ты…

— Да чего я, не слышала, что ли, как ты с Шашлыком трындел, — хмыкнула она. — Он жлоб, конечно, но одно верно сказал: в центр отсюда не пройти.

— Вы сговорились, что ли? — выдавил я.

— Это не мы, это природа сговорилась. — Марта глубоко затянулась и выпустила дым, широко раздув ноздри. — Знаешь, кто придумал по ниткам ходить?

— Ну?

— Я придумала. И я тебе говорю, в центр здесь можно пройти только через мост. А через него не получается перекинуть направляющую нить. Слишком большое расстояние. Поэтому — в центр пройти нельзя.

Я стиснул зубы. Процедил:

— Что нужно, чтобы твою нитку протянуть?

— Нитка не моя, — тут же пожала плечами Марта.

— Перестань ты! Объясни!

— Э, Глебушка, — фамильярно заявила девчонка, включая гонор на полную катушку, — иди-ка ты обратно в свое Внуково. К маме. А на меня не ори.

Зубы сжались еще сильней. Если бы она была мужиком — врезал бы. Но бить девчонку… Не, тут надо иначе. Она ведь придумала, как по ниткам ходить, а задачку с мостом не решила. И пусть сколько угодно корчит из себя бунтарщицу, которой всё до фонаря, на самом деле — эта задачка ей покоя не дает.

— А ведь ты хочешь на ту сторону попасть, — прошептал я, разжав, наконец, зубы.

Марта стрельнула глазами. Затянулась. Промолчала.

Попал. В самую точку!

— Ну, так что? — добил я. — Расскажешь, как тянуть направляющие?

Девчонка затушила окурок. Облизнула пухлые губы, на которых уже почти не осталось помады. С напускным равнодушием поинтересовалась:

— Глеб, тебе очки не жмут?

— В самый раз, — победно улыбнулся я. — Слушаю.

Девчонка начала рассказывать, дымя без остановки, раскуривая одну сигарету от другой. Говорила долго. Как проснулась, как петляла возле Октябрьской, как прошла по Крымскому валу, держась за обвисшие провода, и как ее посетила идея насчет направляющих…

Методом проб и ошибок установила, что оттуда, откуда нельзя выбраться без нити, совершенно спокойно можно выйти, держась за леску. Раздобыла снасти и стала прокладывать маршруты. Скоро стало ясно, что лески хватает не везде. Иногда требовалось натягивать что-то потолще: проволоку, капроновую бечевку или провод. А в некоторых местах приходилось сначала набрасывать нить на какую-нибудь вешку и только после этого идти.

Вскоре к Марте присоединились еще несколько человек, и прокладывать пути стало легче. Спустя пару дней, когда жизнь начала налаживаться, на общину наткнулись менты. Хорошо, что успели вовремя оборвать нити, ведущие в сторону Октябрьской, а то бы озверевшие стражи правопорядка всех бы вырезали — у них там вконец кровлю перекосило.

Постепенно наладили кое-какое хозяйство, раздобыли и поставили палатки, освоили безопасные места для рыбного и голубиного промысла. Птиц ловили так же, как и рыбу: на крючок и наживку.

— …а Шашлык-машлык у нас вроде администратора, — закончила Марта, утрамбовывая окурок в пластиковое седло лошадки. — Ну, какой у тебя план?

У меня плана не было, но девчонке знать об этом вовсе не следовало.

— Пошли, поглядим на мост, — предложил я.

— Ну, пошли. — Она пожала плечами и отклеилась от карусели. Взялась за бечевку. — Только, если ты фигурально выражаешься, предупреждаю: у меня месячные.

Я не сразу сообразил, что она имеет в виду. Когда дошло, сухие губы невольно растянулись в улыбке.

— Дура.

— Я что, некрасивая? — в лоб спросила Марта.

— Да не в этом дело…

— В месячных?

— Да при чем здесь это! — оборвал я ее, сбивая со скользкой темы. — У меня женщина есть.

Некоторое время мы молча шли, держась за веревку. Потом Марта остановилась, обернулась и спросила:

— И что?

В глазах девчонки застыло искреннее непонимание. Ну и как ей объяснить, что случаются еще такие феномены, когда люди любят только друг друга. Редко, но случаются.

Борзый бы в этой ситуации не растерялся…

— Не тормози, — сказал я, добавив в голос жесткости.

Марта хмыкнула и пошла дальше.

Через минуту мы остановились у въезда на мост. Края проезжей части были уставлены машинами, а две центральные полосы пустовали, перегороженные выцветшими конусами. На этих полосах машин не было. По-видимому, в момент отключения здесь проходили дорожные работы.

Высоченные балки торчали на фоне светлых облаков, как клыки какого-то исполинского зверя. От пустынной громадины Крымского моста становилось не по себе. После всего, что мне наговорили, так и представлялось, что вот сейчас сделаешь еще шаг-два и окажешься где-нибудь в Алтуфьево.

— Ну вот, пришли, — сообщила Марта, закуривая. — Что надумал, Макиавелли?

Я оглядел асфальт. Прикинул расстояние до ближайшей легковушки. От нее — до следующей.

— Что, если попробовать двигаться отрезками? Добрался до одной машины, закрепил нить, потом дальше.

— Умник, — фыркнула Марта. — Я в первую очередь об этом подумала. Хорошо, сама не сунулась проверять… Так первый мужик пропал.

Я прикусил язык.

— Тут всё хитрее, — сказала девчонка. — Видно, по всей длине нитку тянуть надо. Иначе не пройдешь.

— Шашлычник говорил, поверху нельзя. Это правда?

— Пробовали. Бесполезно.

— Слушай! — осенило меня. — А вы ведь снасти нашли где-то? Наверняка можно в охотничьих магазинах отыскать рабочий арбалет или лук там какой-нибудь спортивный…

— Фильмов насмотрелся? — усмехнулась она, запуская окурок под откос. — Тут знаешь какая машинка нужна!

Я крепко задумался, оглядывая местность.

Занесенная пылью и ветошью горка асфальта, проржавевший насквозь укладчик, огромные барабаны с черными мотками кабелей, продавленный ударом автобуса парапет, неторопливо плывущий по реке труп…

Я отвел глаза от воды. Спросил, не поворачивая головы:

— Просто так хочешь на ту сторону? Или…

— Или, — перебила Марта, провожая взглядом проплывающий труп. — Надоело мне на одном месте сидеть. И хочу на этот золотой свет посмотреть. Пока сама не увижу, не поверю. Там, за мостом, судя по тому, как ночью дома мерцают — должен быть.

— А что же через парк к внешней стене не пойдешь? — удивился я. — С твоими-то способностями — оно куда проще.

— Не могу я туда. — Марта сунула руки в карманы и по-мальчишески сгорбилась. — Собаки там.

— Они, как я понял, только на истощенных нападают, — сказал я.

— Ну вот, истощусь, и нападут. — Марта нахмурилась. Достала последнюю сигарету, щелкнула зажигалкой, выкинула пустую пачку. — Боюсь я их. С детства.

Вон оно что. Девчонка просто боится собак. Самостоятельная, неглупая, а вот собак боится. Впрочем… в данном случае, это не стыдно.

Я еще раз внимательно осмотрел мост. Так и не уложенный асфальт, выцветшие конусы оградителей, каток, спутанные провода, кусок дырявого брезента…

Опа. Взгляд зацепился за них неожиданно и намертво. Опа-па. Сердце заколотилось с удвоенной силой, в голове моментально выстроилась схема.

Я резко повернулся к Марте и взял ее за плечи. Девчонка вздрогнула.

— Будет тебе свет с золотыми кренделями, — выдохнул я. — Зови людей!

Она неопределенно хмыкнула, хотела что-то спросить, но, наткнувшись на мой взгляд, не стала. Фыркнула и ушла, придерживаясь за бечевку. Я посмотрел в спину строптивой девчонке. Видимо, ей на самом деле нужно на ту сторону, раз молча подчинилась. Я развернулся и вышел на проезжую часть.

Вернулась она довольно быстро, привела человек десять. Когда я рассказал о своей задумке, осталось семеро. Включая меня, Марту и шашлычника.

— Если все получится, брат, я тебя за просто так накормлю. — Азиат оглядел гигантский пластиковый барабан с намотанным кабелем. — Нет, я тебе даже заранее сухой паек дам. Пропадешь, ну и шут с тобой.

Я снял очки и убрал в футляр. Попросил:

— Давайте поставим на ребра.

От этого предложения азарт у помощников поугас. Мужики на корточках полукругом расселись вокруг бобины.

— Да в ней тонны полторы, поди, — прикинул рыжий парень. Выглядел он крепче и здоровее остальных. — А еще сам кабель сколько весит.

Марта покачала головой и громко скомандовала:

— Взяли! Подняли! Или так и будем телиться?

Командный тон девчонки оказался эффективнее моих просьб. Трое мужиков зашли с одной стороны, уперлись руками в край барабана. Еще двое приспособили стальные прутья в качестве рычагов. Сама девчонка встала рядом со мной и толкнула тяжеленную бобину.

— И р-р-раз! — залихватски выдохнула она, будто всю жизнь работала прорабом на стройке. — И дв-в-в-ва!

Я налег. Почувствовал, как катушка под ладонями сдвинулась. Надавил еще сильнее. В глазах помутилось, но это было даже по-своему приятно. Пусть мутится! Главное, чтоб небесполезно! Это вам не могильные плиты из угла в угол ворочать!

— И р-р-раз!

Я надавил. Катушка уже шла сама собой, съезжая с плиты и опрокидываясь на ребра.

— Поберегись!

Мы разбежались в стороны, а барабан с глухим ударом встал на асфальт. Прокатился с полметра и замер.

— Крепим конец кабеля здесь, — велела Марта, которая, кажется, уже сжилась с ролью руководителя. — А потом пробуем разогнать и отпустить. Если повезет, эта хренотень до того конца докатится.

— Ну. И что потом-то? — спросил рыжий, щерясь. Кивнул на толстый кабель: — Сама по этой ниточке пойдешь? Или хахаля своего пошлешь?

— Сама пойду, — без улыбки ответила Марта. Посмотрела на меня и добавила: — И не завидуй. Завидок не хватит.

Мужик выругался себе под нос, сплюнул, но возмущаться не стал, потащил конец кабеля, чтобы примотать к столбу.

— И покрепче, — крикнула вслед Марта. — А то хренотень здоровая: дернуть может.

Когда все было готово, мы устроили перекур перед решающим рывком. Азиат, как и обещал, собрал в рюкзак нехитрый сухпай, добавил две баклажки воды и вручил мне.

— Готовы? — спросила Марта, оглядывая мужиков. — Не халявим. Толкаем изо всех сил. У нас только одна попытка.

— Дык, вон еще сколько этих катушек-то, — хмыкнул рыжий. — Попытки еще будут.

— Ага, только места свободного больше может не быть. Смотря как покатится, — отрезала Марта. — Так что напряглись и вперед!

Я уперся в шершавое ребро барабана. На счет «р-р-раз» толкнул. Потом еще. И еще. Тяжелая катушка поначалу шла очень медленно, и мне уже стало казаться: не то что через мост не перегнать… до середины не докатится.

Но вскоре махина стала понемногу разгоняться.

Пот градом тек со лба, противные капли катились по шее и спине. Мышцы вздувались, едва не рвались от напряжения. Ноги проскальзывали, несмотря на то, что под подошвами был сухой асфальт…

— Давай-давай-давай-давай! — доносился откуда-то сбоку голос Марты.

Шаг, другой, третий… Десятый… И вот мы уже бежим за набравшей обороты бобиной, с хрустом сминающей на своем пути мелкие камешки, щепки и прочий мусор. А под ногами остается черная змея кабеля…

— Стоп! Всё!

Крик заставил меня вздрогнуть и тряхнуть головой. Капли пота слетели с волос, я сбился с шага и остановился. Рядом притормозили разгоряченные мужики, глядя вслед катящемуся прямо по центру моста барабану с разматывающимся кабелем.

— Пошла, — выдохнул шашлычник.

— Не сглазь, — просипел рыжий.

Бобина стала забирать правее, я затаил дыхание. Сглазили!

Только бы не врезалась в машины раньше времени! Только бы прошла мост… Хрясь!

Катушка наскочила на выбоину, выровнялась и через несколько секунд скрылась из виду.

— Докатилась, что ли? — с надеждой спросил шашлычник.

— Ну, — отозвался рыжий. — Вон мы ее как раскочегарили-то.

Некоторое время висела тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечика из-под моста.

— Давай, брат, — наконец, подбодрил меня шашлычник. — Если разведаешь путь и вернешься, героем будешь.

Он сказал это без иронии, и от простых слов повеяло холодом. В другой ситуации такая фраза прозвучала бы либо наивно, либо насмешливо. Сейчас — жутковато.

— Пошли, — сказала Марта и с трудом приподняла кабель. — Покажешь мне ту сторону.

— Я сам ее не видел, — буркнул я, закидывая рюкзак с сухпаем и тоже поднимая пыльный кабель. Ух! Тяжелый. — Дай-ка, вперед пойду. Если что случится, хотя бы вернуться сможешь.

— Если что-то случиться, никто не вернется, ни ты, ни я, — обронила Марта, вставая позади меня. — Но за благородный порыв спасибо, Макиавелли.

— Киселев я, — проворчал я и пошел вперед. — Не отставай.

— Йеп, командир, — отозвалась девчонка.

— Ну, кто что думает? — догнал голос рыжего. — Дойдут, не?

Мужики подхватили тему. Шашлычник предложил делать ставки…

Через минуту мы отдалились на приличное расстояние, гомон стих. Навалилась тишина. Мы с Мартой остались одни на мертвом мосту.

Я шел, ловя за хвост какую-то мысль, которую уже давно не мог поймать. В голове навязчиво тикало, словно напоминание о том, что я забыл проверить нечто важное. Нечто, обнаруженное еще в келье с блаженным Андреем. Но, как я ни старался, мысль с завидным упорством ускользала.

Сзади сопела Марта. Сосредоточенно, настырно, громко. Скрывая за мальчишеской бравадой обыкновенный девчачий страх.

Мы до колик боялись не дойти. Оба. Боялись задуматься, отвлечься, а потом вдруг — бац! — оказаться совсем в другом месте.

— А ты, видать, и впрямь ценишь свою… хм… женщину, — сказала Марта в спину. — Вон как скачешь, аж пар валит. Если честно, я ей даже чуть-чуть завидую.

Послышался нервный смешок.

Я не стал отвечать. Уже почти удалось поймать ускользающую мысль…

Под ботинком хрустнуло. От неожиданного звука внутри все сжалось. Я не увидел, почувствовал, как вздрогнула девчонка.

— Ложная тревога, — натянуто пошутил я.

Марта не ответила.

Мы пошли дальше.

Через минуту знакомо щелкнуло. Потянуло сигаретным дымом. Во дает! И где только успела новую пачку достать?..

Мысль, наконец, попалась. Вспомнил, что хотел!

Я резко остановился. Марта мягко врезалась в спину. Недовольно спросила:

— Чего?

— Проверить кое-что надо…

Я полез в карман, достал мобилу и посмотрел на аппарат. Новый. Без царапин. Со всеми буквами на логотипе. Будто и не был развалиной всего несколько дней назад. Словно каждый проход сквозь стену света возвращает его к жизни.

— Что там у тебя? — заглядывая через плечо, спросила девчонка. — Ух ты!

— Да это просто…

Я перехватил ее взгляд и осекся. Марта смотрела не на телефон. Она смотрела на полупрозрачное золотистое сияние, мерцающее за мостом.

Стена шла поперек Садового, вдоль берега реки.

— А говорили, яркая, — разочарованно протянула девчонка, когда первый восторг прошел. — Бледнота какая-то.

— Это отсюда бледнота, а ближе подойдешь — ослепит, — сказал я, убирая мобильник обратно в карман. — Двинули?

— Ну двинули.

Продолжая перебирать руками тяжелый кабель, мы пошли вперед, к золотистому свечению. Я смотрел на стену. Неужели это граница еще одного слоя? Что за ней? Птицы задом наперед летают?

От мысли стало неуютно.

— Дошли, — сказала Марта, выпуская из рук кабель. Обошла меня справа. — Надо же, сработал твой план, Макиавелли! А здесь эта хренотень и впрямь ярче светит…

Я не ответил, почувствовал опасность. Странно почувствовал, будто хребтом, будто шестым чувством. Будто вокруг что-то неуловимо изменилось.

— Вернись к кабелю, — негромко сказал я.

Марта стрельнула глазами, ответила:

— Если бы что-то могло случиться, оно бы уже случилось. Как только я…

Я предчувствовал беду, но совсем, совсем, совсем не оттуда, откуда она пришла.

Законам природы в этом месте уже было глубоко плевать на нас. А вот людям — нет.

Нас ждали. Скорее всего, они тоже пробовали перебраться через мост, и у них тоже не получалось. А когда прикатился барабан с кабелем, устроили засаду и терпеливо выжидали. Судя по тому, как проходила стена, эти люди оказались заперты между золотым свечением и рекой, из которой, по-видимому, тоже никто не возвращался. Они проснулись в загоне — на узкой набережной, между мертвыми автомобилями, редкими обветшалыми строениями и бесполезными зарослями.

И теперь те, кто не решился уйти через свет, ждали нас — голодные и озлобленные.

— Девку держи! — рыкнул здоровенный бугай в обносках.

Он выбрался из-за ржавого «форда», как гигантский паук, почуявший, что жертва увязла в паутине. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь с нами разговаривать никто не станет. Здесь нас прибьют.

Марта при виде бугая не испугалась, наоборот — окрысилась. Схватила камень и без предисловий швырнула мужику в голову. Попала, но вскользь. Бугай взревел и ринулся на нас.

С другой стороны дороги подбирались еще трое — тоже драные, похожие скорее на обезьян, чем на людей.

— В стену! — заорал я Марте, которая собралась метнуть еще один камень. — Живо! В стену!

— В стену? —молниеносно обернулась она. В глазах девчонки мелькнул испуг. Не от вида четверых разъяренных голодных мужиков, а от мысли, что ей нужно прыгнуть в это золотое сияние. — Туда? Я… я не хочу… Я боюсь!

Я сшиб девчонку в длинном броске, увлекая за собой вниз по лестнице. Рискуя переломать кости и ей и себе, охая и матерясь.

Мы скатились по ступенькам метра на два, и я кое-как сумел замедлить падение. Остановились.

Я встал, чувствуя, как прихрамываю на левую ногу. Помог подняться обалдевшей, исцарапанной девчонке. Обернулся.

Бугай очухался от промаха и уже подбежал к лестнице.

Не уйдем сейчас — порвут.

Я рывком привлек Марту к себе и прошипел ей в ухо:

— Сама пойдешь или помочь?

— Э, Глебушка… — начала она.

— Ясно. Помогу.

Я жестко взял ее за руку и так дернул за собой, что думал, сустав не выдержит.

Сустав выдержал. Не выдержали нервы.

Марта завизжала. Уши заложило мгновенно и наглухо.

Я проволок голосящую и брыкающуюся девчонку до конца лестницы и пинком отправил в ослепительный свет. Перед тем, как исчезнуть в яркой вспышке, эта коза извернулась и умудрилась влепить мне пощечину. Получилось не прицельно, но звонко и обидно.

— Ах ты засранка! — выдохнул я и, держась за горящую щеку, бросился следом.

Первозданный свет мгновенно заполнил все вокруг. Он принял меня. Просто, без лишних вопросов, как старого знакомого.

Свет уже знал меня.

ГЛАВА 10 Зверь

— Спятил?

Я сделал еще один шаг, остановился и открыл глаза. Свет остался за спиной.

Впереди, за развязкой, маячил Зубовский бульвар, вправо с эстакады убегала Остоженка. А прямо передо мной сидела на растрескавшемся асфальте Марта.

— Осёл!

Я молча протянул руку, но она поднялась сама, даже не заметив предложенную помощь.

— Идиот!

— У меня не начинается, — усмехнулся я себе под нос, вспомнив фразочку из той жизни, которой уже никогда не будет.

— Чего не начинается? — совершенно искренне не поняла Марта. Видимо, ее поколение культивировало уже другие флэш-мультики.

— Ничего не начинается, — отмахнулся я.

— Идиот, — уже спокойнее констатировала Марта.

Засранка. Как будто у меня было время готовить ее неокрепшую психику к проходу сквозь стену. Или полагалось разрешения спросить?

Сзади взревело. Протяжно, дико, страшно. Я рефлекторно дернулся в сторону. Что-то ощутимо толкнуло в плечо, и я едва удержался на ногах. Мимо, продолжая орать, пролетел бугай и растянулся на асфальте.

Твою мать! Я отпрыгнул, хватая за руку упирающуюся Марту, и поволок девчонку в сторону. Но тревога оказалась ложной: бугай был один. Компания его осталась где-то там, на набережной, за границей слоя.

— Суки! — рявкнул мужик так, словно ему отрезали пальцы по одному. Затем ввинтил еще пару ласковых.

Сегодня день вежливости, не иначе. Я остановился. Девчонка вывернулась, строптиво выдернула руку. Мужик поднялся на колени, но так и не встал. Продолжил орать. Разобрать в его воплях что-то, кроме сквернословия, было невозможно, но в голосе звучало столько боли, отчаяния и страха, что мне сделалось не по себе.

— Ты предпочла бы с ними остаться? — спросил я тихо.

Марта презрительно фыркнула: мол, хоть бы и так, ты мне не папа, чтоб за меня решать. Правда, вслух ничего не сказала.

Мужик, наконец, притих. Он больше не орал, только подвывал тихо, как побитая собака. Жалко и испуганно.

— Суки-и-и-и…

Марта шагнула ближе. Я напрягся. Интересно, это любопытство, протест или то и другое вместе взятое?

— Эй, дядя, сука только я. Он кобель.

Бугай дернулся и завертел головой. Его широко распахнутые глаза слепо таращились по сторонам — взгляд прошел мимо девчонки, даже не задержавшись на ней. Да он же не видит ни черта!

— Он слепой, — подтвердила мою догадку Марта, отступая назад.

Мужик попытался подняться, но передумал, так и остался стоять на коленях. Затянул отчаянно, раскачиваясь туда-сюда:

— Суки-и-и…

Бугай, еще несколько минут назад готовый убивать, а теперь стоящий на коленях и ноющий, как обиженный ребенок, выглядел жутковато. Пугала молниеносность, с которой все произошло. Секунда — и человек сломлен. Но как?

— Он ведь зрячий был, — пробормотала Марта. — Может, это камень?

— Какой камень? — не понял я. Догадка вертелась рядом, казалось, вот-вот уцеплю.

— Макиавелли, не тупи. Я ему булыжником в башку попала. Может, там центр какой в мозгах повредился?

Нет, не центр. Я зацепил ускользающую мысль и поглядел на девчонку.

— Ты глаза закрывала?

Марта заморгала часто-часто. Сзади продолжал скулить бугай — он будто и не слышал нас, охваченный горем и страхом. Я мог его понять: в одно мгновение лишиться зрения это должно быть страшно.

— Когда сквозь стену шла, глаза закрывала?

— Хочешь сказать, его стена ослепила?

Я не стал вдаваться в риторику. Хочу сказать? Да нет, не хочу. Сейчас это казалось мне очевидным. А проверить догадку можно только на практике: открыть глаза и шагнуть в стену. Но проверять меня не тянуло.

— Идем, — сказал я и зашагал вперед к эстакаде.

— Погоди, — окликнула Марта.

Я остановился, посмотрел на девчонку.

— А этот? — кивнула она на бугая.

— А этот пять минут назад был готов тебя изнасиловать, убить и сожрать.

Марта поежилась.

— Сожрать? Не преувеличивай.

Девчонка. Такая самостоятельная, такая находчивая. А ничего еще не поняла. Играет в свои нитки и не понимает, насколько все серьезно. С другой стороны, может, в этом ее счастье?

У нее на глазах не забивали человека ломом, не сносили топором башню, не шептали на ухо жарко и бешено «я тридцать лет не трахался, брат…»

Я тряхнул головой.

— В любом случае, этот дядя сделал бы тебе бо-бо. И твои месячные его бы вряд ли остановили.

Девчонка открыла рот, хотела что-то ответить, но я не стал слушать. Развернулся и пошел к Зубовскому бульвару. Догонит.

Сзади зашлепали шаги. Снова заорал притихший было бугай. Наверное, мужик понял, что остается один, в своей личной темноте.

Вопил он отчаянно, матерно.

Марта догнала, зашагала рядом. Временами она со смешанным чувством оглядывалась назад.

— Тебе его не жалко? — спросила, наконец.

Я мотнул головой.

— А ты злой, Глебушка.

Последняя фраза прозвучала странно. В ней было не то осуждение, не то удивление. Она от меня этого явно не ждала. А чего ждала? Что я возьму слепого озверелого урода, который и в прошлой жизни быдлом был, а теперь и вовсе с катушек сорвался, пожалею, приласкаю и потащу за собой в светлое будущее? Но ведь это же бред…

Я осекся. От этой мысли в груди екнуло. А ведь несколько дней назад я бы пожалел и потащил. Если б Борис позволил. А если бы не позволил, а он не сделал бы этого ни за какие плюшки, я, должно быть, смотрел бы на него так, как сейчас смотрит на меня Марта.

Стоп. К черту самокопание. И без морального аспекта есть о чем подумать. Вот, к примеру, о слепом бугае. Интересно, прозреет, или совсем ослеп? И что именно его ослепило? Вспышка света, или у стены есть какие-то недоступные пониманию свойства? Что он видел, когда вошел с открытыми глазами в свет? И какого черта он вообще туда сунулся? Ведь явно не собирался? На адреналине? Или просто споткнулся неудачно?

— Неуютно идти без нитки, — снова нарушила тишину Марта, сбивая с мысли. — Как-то это непривычно. И вообще, здесь что-то не так.

— Привыкнешь, — не глядя бросил я.

В одном девчонка права: что-то не так. Да я и не сомневался, что так оно и случится. У меня уже было достаточно опыта, чтобы не ждать от нового слоя ничего хорошего. Но что именно здесь сломалось, вывернулось наизнанку — я пока понять не мог.

Скулеж бугая затих в отдалении. Эстакада приблизилась, нависла темным, побитым временем монстром. Я поднырнул под нее, выскочил на Зубовский… И замер. Вот оно!

Садовое кольцо, насколько хватало глаз, было совершенно пустым. Ни людей, ни машин. Ничего! Уже обыденных ржавых остовов не виднелось и на развязке, под эстакадой. Но там это не так бросалось в глаза, давая лишь легкое ощущение чего-то непривычного. Здесь же не замечать отсутствие машин было уже невозможно.

Рядом присвистнула Марта.

Я оглянулся. На Крымском мосту, за дрожащим золотистым светом, торчали ржавые, побитые автомобили. Высился влетевший в ограждение автобус. Тянулись пустые полосы, огороженные пластиковыми конусами. Бежала по асфальту кишка кабеля.

Все это было там, за стеной. А здесь — пустота. Будто какая-то фея взмахнула волшебной палочкой, превратив весь транспорт в тыквы, которые успешно сгнили за тридцать лет.

— А где все?

Девчонка дала петуха, ее совавшийся голос эхом разнесся по пустому пространству, отражаясь от фасадов мертвых домов. Растительности здесь практически не было. Сквозь трещины в асфальте пробивалась лишь трава.

И ни одной машины. И ни единой живой души! Ни собаки, ни крысы, ни голубя, ни человека.

— Не знаю, — ответил я, лишь бы не добивать испуганную девчонку молчанием.

— Я боюсь, — честно призналась она и придвинулась ко мне.

Завибрировало.

Неожиданно. Не к месту. Между нами.

Марта шарахнулась. Я не сразу понял, в чем дело, а когда сообразил, внутри все замерло.

— СМС-ка, СМС-очка, — верещал в кармане дурной механический голос. Тогда, до анабиоза, этот рингтон казался мне забавным и оригинальным.

Я запустил руку в карман. Непослушные, подрагивающие пальцы подцепили телефон.

— СМС-сообщение! — закончил восторженный вопль мобильник и замер в руке.

Не понимая, не зная, чему верить и что думать, я с замиранием сердца откинул крышку и ткнул в непрочитанное сообщение.

Экран осветился.

«Вам звонили: „Мама“, последний вызов был в…»

Не глядя на время и дату, я ткнул в кнопку вызова. На какое чудо я надеялся? Это было невозможно, как тот сон о не сложившемся прошлом. Это было похоже на помешательство. Это было…

Телефон плямкнул сбоем и замолчал.

На дисплее безжалостно маячил пустой столбик сети. И надпись: «Только SOS».

Только SOS!

Я захлопнул раскладушку, едва не до хруста сжал телефон в кулаке и бессильно опустился на корточки. В левое колено стрельнуло болью, но я не обратил на это внимания.

Мне звонила мама. Звонила из прошлой жизни.

Может быть, она звонила из самолета перед взлетом.

Может быть, уже после взлета, когда вырубился пилот, и стали отключаться сидящие рядом. Ведь могла же она заснуть чуть позже?

Может быть, она не звонила мне вовсе. А невероятно изменившаяся реальность издевалась надо мной доступными ей средствами.

На макушку легла тонкая девичья ладонь. Хрупкая, ласковая, нежная. В этом прикосновении я почувствовал задушенный страх и желание утешить. Сильное желание сильного человека который где-то внутри слаб и беззащитен, но никогда не покажет этого.

Захотелось схватить эту ладошку, ладошку Эли, поцеловать. Выхватить из нее искру, которая добавит сил, заставит справиться с приступом отчаяния, позволит подняться и идти дальше.

Я схватился за ее руку, как утопающий хватается за соломинку.

Развернулся…

Эли не было. Рядом стояла Марта.

— Что случилось, Макиавелли?

В голосе девчонки был придавленный страх, который она не показала бы сейчас никому. А еще было желание утешить. Чисто женское желание. Не строптивой девчонки, требующей к себе взрослого отношения и оттого часто ведущей себя как ребенок, а взрослой женщины, знающей или чувствующей, что нужно находящемуся рядом мужчине.

— Ничего, — ответил я. Встал.

Горло свело. Слово прозвучало сипло. Я откашлялся.

— Ничего. Мама звонила.

— Ты же говорил, что она…

Я покачал головой и бездумно пошел вперед по Зубовскому бульвару. Говорить не хотелось. Ничего не хотелось.

Марта тихо зашагала рядом.

Мир вокруг опустел. Нет, Зубовский не умер, но жизни здесь не было. Никакой, даже той ветхой, что осталась за спиной и светом. Не смерть, но пустота. Точно как в душе.

Правда, у меня еще теплилась надежда, что впереди ждет Эля. А что ждало впереди этот опустошенный фрагмент реальности?

Садовое изгибалось. Перекресток на Зубовской площади тоже был пуст, как пустовал и Смоленский бульвар за ним. Ничего и никого. Только асфальт, скудная растительность, дома и небо.

В кармане знакомо завибрировало.

— СМС-ка! СМС-очка!

— Да заткни ты его, — поморщилась Марта.

Я выудил телефон из кармана, ткнул в сообщение.

«Вам звонили…»

Не читая дальше, я вышел в меню. Не хочу знать, кто мне звонил. Какой в этом смысл, если я все равно ничего, совсем ничего уже не могу сделать. Отключив звук, я сунул телефон обратно в карман. Пусть вибрирует, главное чтобы не орал.

— Извини, — перехватив мой взгляд, тихо сказала Марта. — Он на самом деле на нервы действует.

Я попытался улыбнуться и только теперь понял, насколько был напряжен. Хорошо, должно быть, рожу перекосило, раз девчонка решила извиниться. Я представил, как моя зверская физиономия выглядит со стороны, и вяло усмехнулся.

— Я не сержусь.

— Слушай, а вопрос можно?

Девчонка была на удивление вменяема и спокойна. Не иначе жалеть меня вздумала. Только б в душу не лезла, а то ведь сорвусь.

— Попробуй, — предложил я.

— Как думаешь, а тот дядька чего видел, когда сквозь стену шел? Или он сразу ослеп?

Кажется, я переоценил порыв попутчицы, и жалеть она меня не собиралась. От этого, с одной стороны, стало легче, с другой — сделалось обидно. Что ж я, даже жалости не заслуживаю?

— У него бы и спросила.

— Спросила бы. Только один орал как резаный и не склонен был разговаривать, а второй очень торопился.

— Я и сейчас тороплюсь.

— Ты не ответил.

Я пожал плечами.

— Откуда мне знать. Я глаза всегда закрывал. Видел только очень яркий свет.

— Так мой дедушка рассказывал, — задумчиво проговорила Марта, и я отметил, что дедушка, в отличие от предков, не вызывает у нее раздражения.

— Что рассказывал? — не понял я.

— Когда он перенес клиническую смерть, его потом спрашивали, что он видел. Знаешь, как обычно рассказывают про трубу, тоннели, коридоры, в конце которых свет и родственнички стоят помершие… Дед ничего такого не гнал. Только сказал: «я видел очень яркий свет».

Она повернулась ко мне и посмотрела очень серьезно.

— Слушай, Макиавелли, а может, мы все на хрен умерли?

Мысль стегнула будто хлыстом.

И тут же хлестнуло еще раз.

— Стойте!

Я резко обернулся на голос. От Пречистенки в нашу сторону двигались трое. Впереди шел невысокий, интеллигентного вида мужчина лет сорока с аккуратной, коротко стриженой бородой. Одет он был просто. И одежду, судя по всему, с момента пробуждения не менял. Впрочем, она довольно сносно сохранилась.

Чуть позади него, справа и слева, молча вышагивали крепкие молодые парни. Не качки, но, если что, мне от такого не отбиться. А их двое. Плюс бородатый. Скверно.

— Эти на мертвых не похожи, — шепнул я Марте. — И на святого Петра с архангелами — тоже. Те двое, скорее, на охрану смахивают.

— Охрангелы, — хмыкнула девчонка.

— Не двигайтесь, — мягко, но уверенно приказал тот, что шел впереди.

Мужчины приблизились. Бородатый остановился шагах в десяти от нас. Предусмотрительно. Если я захочу перегрызть ему глотку, одним рывком не достану. А больше у меня не будет. Охрангелы, как выразилась Марта, свое дело явно знают.

Парни подошли ближе, сдернули у меня с плеча рюкзак и принялись бесцеремонно нас обыскивать. Марта хихикнула, когда пальцы молчаливого парня пробежали по ее ребрам.

— Чего? — окрысилась тут же, поймав его взгляд. — Я щекотки боюсь. И не мечтай.

Я хотел добавить, что у нее месячные, чтоб окончательно добить парня, но у того и так с рожи слетела вся непроницаемость. Я не стал усугублять, промолчал.

— Мы не грабители, — пояснил, между тем, бородатый, — и не причиним вреда. Обычные меры предосторожности. Просто мы должны убедиться, что у вас нет оружия.

— А мы не должны убедиться в том, что у вас его нет? — поинтересовался я.

— А у нас оно есть, — легко отозвался бородатый. — Но мы не причиним вреда.

— Свежо питание, — буркнула Марта, — да серется с трудом.

— Грубость тебе не к лицу, — улыбнулся интеллигент в бороду.

Девчонка вскинулась. Улыбка бородатого стала шире.

— Я не собираюсь тебя воспитывать, просто грубость тебя не красит. Чисто по-женски. Но, если ты отрицаешь в себе женственность, продолжай на здоровье.

Парень, закончивший с Мартой, изучал содержимое моего рюкзака. Второй, шерстивший мои карманы, с удивлением посмотрел на мобильник, сунул обратно и повернулся к бородатому.

— Все чисто, Антон.

Бородатый посмотрел на второго, дождался кивка и только после этого подошел, наконец, к нам ближе. Протянул руку.

— Антон.

Я пожал протянутую ладонь.

— Глеб. Это Марта.

Бородатый кивнул девчонке.

— Откуда вы здесь?

— От верблюда, — ляпнула Марта и тут же нахмурилась, наткнувшись на усмешку Антона.

Он в самом деле не воспитывал, не сыпал нравоучениями. Ему это было не нужно. В нем чувствовалась сила. Не физическая, внутренняя.

— Оттуда, — мотнул я головой в сторону Крымского вала.

— Значит с другого круга.

— Круга? — уточнил я.

— Круг, конечно, не совсем верное определение. Они не ровные, но закольцованы и без углов.

Он говорил спокойно. Не играл. И знал, что я прекрасно понял, о чем он. Он вообще слишком много понимал. Пугающе много.

— Идем, — позвал Антон.

— Куда это?

— Тут рядом. Не бойтесь, я просто хочу поговорить.

У него все выходило просто и без напряга. Это настораживало. Когда кругом дурдом, спокойствие настораживает. Или это замануха?

— А здесь поговорить нельзя?

— Здесь не самое хорошее место. Конечно, тут никого нет, но сюда приходят с других кругов. И оттуда, — он кивнул в сторону Крымского вала, — и оттуда. — Второй кивок был в сторону Смоленки. — Не со всякими людьми здесь стоит пересекаться. Встречи бывают разными. Небезопасными, в том числе. Идем?

Я покосился на Марту. Та смотрела на меня и явно ждала решения. Мужчины тоже ждали. Мне очень захотелось сказать, что я тороплюсь, и уйти, но Антон умел заинтересовывать. А, кроме того, двое его молчаливых спутников стояли за спиной, и я вовсе не был уверен, что мой отказ не будет воспринят как команда «фас».

— Идем, — согласился я.

Вопреки ожиданиям, на Пречистенку, с которой они вышли, Антон не свернул. Отошел с проезжей части, будто боялся, что его задавят, и двинул вперед по Смоленскому бульвару. Что ж, тем лучше: по пути.

Говорить он начал сразу, и говорил явно для меня. Марта поняла это довольно быстро и, одарив бородатого небрежным взглядом, отстала. Вскоре сзади послышался ее голосок, а еще через некоторое время, к моему удивлению, с ней заговорили молчаливые парни Антона. В смысл их беседы я не вслушивался — то, что говорил сам Антон, было интересней.

— Здесь пустой круг, — рассказывал он. — Но в домах многое сохранилось. Вещи, не люди. Люди, на счастье, этого еще не поняли. Когда поймут, начнут мародерствовать. Тогда нужно будет либо серьезно озадачиться безопасностью, либо придется уходить.

— И ты решил здесь закрепиться, пока никого нет?

— Напротив, — покачал головой Антон. — Я предпочитаю отсюда уйти. Если б я был обычным человеком, разумно было бы пустить корни.

— А ты необычный человек?

Реплика показалась странной. В лучшем случае, этот тип страдал манией величия, в худшем… Худший вариант в легкой версии я уже наблюдал. Наверное, сумасшествие в свихнувшимся мире — норма, но я все еще жил другими нормами.

— Они называют меня Просветленным. В этом есть доля правды, — спокойно отозвался Антон. — У меня другой путь. Дорога. Просто, прежде чем отправляться в путешествие, надо набрать сил и подготовиться. Потому мы здесь.

— И к чему ты готовишься?

— Не волнуйся, — мягко, понимающе улыбнулся он, — никаких крестовых походов. Просто немного истины для тех, кто ее не знает. Это миссия.

— То есть ты мессия, а это, — я кивнул назад, — твои апостолы? Который из них Иуда?

— Надеюсь, обойдется без этого. — Он оглянулся, спокойно закончил: — Зато вакансия Магдалины пока свободна.

— Забудь, — отрезал я.

Он снова понимающе улыбнулся. Такой мягкой, светлой улыбкой. В нем было слишком много понимания и света. Так много, что рядом с ним любой бы показался моральным уродом. А дальше вилка: или смирено идти к нему в ученики, осознав свою ничтожность, или дальше жить ничтожеством.

При этом он не морализаторствовал и не пытался навязать свою истину. Он ее даже предлагать не торопился. Просто говорил, что знает. И говорил так уверенно и спокойно, что ему хотелось верить. Если передо мной и не пророк, то, в любом случае, очень сильный, очень мягкий, очень светлый человек. Ощущение было удивительным.

И все же что-то меня тревожило. Или я просто привык ждать подвоха от каждого куста?

— И что ты готов дать людям? Ради чего поход?

— Немного знаний. О кругах. О жизни, о смерти.

Антон не заметил колкости. Вернее заметил, конечно — он все замечал, — но не обратил внимания. Я пытался поддеть его, скорее, по инерции, из-за какого-то глупого, упрямого недоверия. Это он, кажется, тоже понимал. И закрывал глаза.

— О смерти — это любопытно, — против желания сказал я, чувствуя, что вообще-то пора угомониться. — Марта вот считает, что мы все умерли. Так что все это, — я обвел рукой вокруг себя, — выходит, круги ада.

Просветленный улыбался.

— Круги ада — глупая придумка одного фантазера. Человечество ничего не знает о смерти. И до сна ничего об этом не знало. Забытое знание. У нас даже объективного медицинского определения для этого нет.

— Как это, — усмехнулся я, чувствуя, что подловил Просветленного легко и непринужденно. — Сердце останавливается, кровь перестает циркулировать.

— И что? В Тибете умеют это делать усилием воли. Что еще? Прекращение деления клетки? На трупах какое-то время продолжают расти ногти и волосы.

— Прекращение деятельности мозга, — догнала Марта. Оказывается, девчонка давно уже перестала болтать и слушала нас.

— Энцефалограмма мозга шамана в состоянии транса кардинально отличается от энцефалограммы мозга живого человека, — невозмутимо отозвался Антон. — Мы ничего не знаем о смерти и боимся ее. Почему?

— Смерть это всегда потеря. Боль.

— А жизнь разве не полна потерь и боли? Ее мы не боимся.

— Это всё слова, — покачал я головой.

— Вообще всё — слова. Только одни мы принимаем на веру, а другие нет. У всех народов есть мифы и сказки о воскрешении мертвых. Помимо определения «живой» и «мертвый», есть еще определение «не-мертвый».

— Хочешь сказать, что ты можешь воскрешать мертвецов?

— А чего их воскрешать? — улыбнулся Антон. — Погляди по сторонам. Вокруг ходят люди, возродившиеся к жизни. Мы уже воскресли.

— Это высокие материи, — отмахнулся я. — Где факты?

— Будут и факты, — пообещал Антон и свернул направо.

По переулку мы прошли всего один дом и снова свернули, на этот раз во двор. Углубляться не стали. Если на Садовом сохранился более-менее цивилизованный вид, то здесь, где и до анабиоза густо росли деревья, сейчас были настоящие джунгли.

Нас ждали. Пятеро. Не таких крепких, как те, что сопровождали Антона, но и доходяг здесь не было. И ни одной женщины.

Мужчины поднялись нам навстречу. Я внутренне напрягся — вероятно, это отразилось и на лице. Во всяком случае, Антон снова растянул губы в понимающей усмешке.

— Здесь не причинят зла. Вы голодны?

Я запнулся. Последний раз я ел черт знает когда. Привалов мы не делали, хотя в рюкзаке был паек, презентованный шашлычником. Жрать хотелось зверски.

— И чем мы обязаны за такую щедрость?

— Ничем. Просто, если вы голодны, вас накормят. Вы ничего не должны, успокойся. Ни мне, ни им. Ни ты, ни она.

Кажется, он говорил искренне, но мне что-то по-прежнему не нравилось.

— Спасибо, — вежливо ответил я. — Я не голоден.

— А я бы похавала, — подала голос Марта.

Антон кивнул. Прежде чем я успел что-то сказать, Марту окружили люди Просветленного и потащили в сторону, где горел костерок. Семь мужиков уводили одну глупую девчонку.

— Пойдем, поговорим, — предложил Антон.

Я посмотрел на Марту, что весело щебетала с одним из парней, пока другой колдовал у костра. Кажется, девчонка освоилась. Только бы не вышло беды.

— Не переживай, — снова будто заглянул в мои мысли Антон. — Ее никто не тронет. И ей не причинят зла. Обещаю.

— А почему нельзя поговорить здесь?

— Здесь много ушей.

— Ты же хотел делиться истиной со всеми.

— Не всякая истина подходит для каждого. Есть истины далеко не для всяких ушей. К истине надо готовить.

— А я готов?

— Не уверен, — отозвался Антон. — Но раз идешь туда, то должен знать.

Больше он не сказал ни слова. Просто пошел в сторону. Я поглядел на Марту. Кажется, у нее все было в порядке. И, кажется, Просветленному можно было верить.

Я догнал Антона довольно быстро. Еще какое-то время шли молча. Первым заговорил он.

— Не бойся. Ее не тронут. У нас никого не трогают.

— Зачем тогда оружие?

— Мы не трогаем, это не значит, что не трогают нас. Это третий круг…

— Слой, — зачем-то поправил я.

— Слой? — Антон приподнял бровь. Кажется, он впервые выдал какую-то эмоцию, кроме буддистской улыбки и умиротворения. — Да, пожалуй. Так вот, это третий. На нем все достаточно серьезно, чтобы у людей менялось сознание. Оно и меняется.

— Я не видел здесь людей, кроме вас.

— Их мало, но они появляются.

Антон остановился возле могучего дерева и присел, откинувшись спиной на ствол, как на спинку кресла.

— Садись, в ногах правды нет.

Я послушно опустился на корточки, отмечая, что попадаю под магию его голоса, его спокойствия, его уверенности. Слушаюсь.

— Люди здесь появляются, и, как правило, опасные люди. Те, что идут снаружи, останавливаются раньше. Те, что идут изнутри, в большинстве своем, опасны. Третий круг… или слой, как угодно… это рубеж.

— А всего их сколько? Девять?

— Нет, ты не готов, — покачал головой Просветленный. — Забудь про Данте и перестань мыслить штампами, если хочешь жить в этом мире. Перед тобой новая реальность, живущая по новым законам. А ты зачем-то пытаешься к ней приладить свое представление об умершем мире. Зачем?

Вопрос был риторическим. Антон не хуже меня понимал, что отталкиваться от своего опыта — это вполне в духе человеческого существа. Это естественно.

— Ладно. Сколько?

— Четыре, — ответил он. — А дальше — сердце этой червоточины. На четвертом слое свои странности. В сердце все совсем не так. Там нет привычной реальности. Там все иллюзорно и спорно. И каждый, кто туда придет, вынесет оттуда что-то личное.

— Откуда ты все это взял?

Антон не посмотрел на меня, взгляд его затуманился, будто он видел сейчас что-то совсем иное, свое.

— Я был там.

И он заговорил. Голос его звучал мягко, обтекаемо, вливался в уши, в душу, в мозг. Не знаю, каким он был просветленным, но оратором Антон был великолепным.

Он проснулся на втором слое. Не там, где была община шашлычника, а по другую сторону круга. И тут же попал в петлю. С одной стороны была стена, с другой дорога. Стена пугала, и он пошел от нее, но все время возвращался на то же самое место. Он попробовал идти вдоль стены, но результат не изменился.

Когда количество пройденных петель перевалило за десяток, Антон решил, что это знак. И вошел в стену. Третий слой он пролетел со свистом. На четвертом застрял. Потом вошел в червоточину, как он называл центр, и вышел из нее другим человеком.

— Они зовут меня Просветленным, — закончил он. — Это не я придумал.

— А они? Тоже там были?

— Нет, они не готовы. Я подобрал большинство из них на четвертом слое. Одного здесь. Они были растеряны и напуганы. Теперь…

— Теперь они знают истину.

— Ты зря иронизируешь, — спокойно заметил Антон. — Но это нормально. Ты тоже растерян и напуган. Уверен, что тебе надо на четвертый слой.

Я кивнул.

— Заметь, я не спрашиваю, зачем тебе туда. Если надо, иди. Но я хочу тебя предупредить. Там…

Он замолчал, подбирая слова, а может, просто подстегивал мой интерес.

— Что там? — не выдержал я.

— Там сложно. Там ничему нельзя верить. Там не всё так, как кажется. То, что ты видишь, или слышишь, не всегда существует здесь и сейчас. Иногда не существует вовсе. Верить можно только себе. Слушай себя. И не ходи в червоточину.

— Что, — не удержался я, — боишься конкуренции?

Антон растянул губы, снова напомнив улыбающегося Будду. Тот, кстати, тоже был просветленным. Ощутил свою связь с каждой клеткой бытия, почувствовал себя каждой частичкой мироздания и просветлел, если я правильно помню.

— Конкуренции я не боюсь. Я боюсь за тебя. В червоточине был не только я. Если повезет, увидишь тех, кто оттуда вышел. Это трудно объяснить, но там у всех всё по-своему.

— У каждого своя стена, — припомнил я.

— Ты очень верно сказал, — кивнул Антон и поднялся. — Именно так.

— Это не я сказал.

— Все равно — верно.

Он развернулся и пошел обратно. У меня были вопросы, но он, видимо, посчитал, что сказал достаточно.

— Погоди, — позвал я, догоняя.

— Надо бы вернуться. Что-то не так.

Вдалеке хрустнула ветка. Антон прибавил ходу. Я шел за ним, след в след.

Впереди, между деревьев, заплясал огонек костра. Просветленный сбавил шаг.

У костра мирно сидели ребята Антона. Марта болтала, смеялась и трескала что-то из котелка в промежутке между разговорами.

Просветленный подошел ближе к своей ватаге и встал чуть в стороне, у дерева.

Удачно он сбежал от вопросов. Я хотел знать, что случилось. Хотел спросить, что произошло. Хотел уточнить подробности, выяснить хоть что-то про устройство мира. У меня были вопросы и про другую червоточину, в Сколково, и про пустой слой. Как случилось, что здесь никого нет? У меня было много самых разных вопросов. А он поманил меня историей и сбежал.

Почему? Потому ли, что у него на самом деле не было ответов? Или потому, что он не хотел ими делиться?

Я встал рядом с деревом, возле Антона.

— А стена, — спросил шепотом, — стена она такая же, как сама червоточина, или другая? Что увидишь, если войти в нее с открытыми глазами?

Антон рассмеялся вдруг громко и открыто. Ответил тоже громко.

— Я видел очень яркий свет.

Что-то тихо прошуршало сзади, и чья-то рука прижала к горлу Просветленного широкое лезвие. Страшное, необычное, похожее на мачете.

Я дернулся от неожиданности. Тут же в спину, чуть ниже лопаток уперлось острое и твердое. Как будто чуть левее позвоночника легонько ткнули ломом.

— Хочешь увидеть еще что-то, делай, что говорят.

Голос прозвучал хрипло и удивительно знакомо. Эту хрипотцу, не наигранную и не простуженную, я бы узнал где угодно.

За спиной затрещали ветки. Широко. Справа и слева. Люди, что подошли сзади, со двора, уже не таились. Судя по всему, их было много.

Парни Антона встрепенулись. Заметили неладное, но было поздно.

Краем глаза я видел человек пять с ломами, арматурой, топорами. Они неторопливо выходили из-за деревьев. А апостолы Просветленного были хоть и не доходяги, но с пустыми руками против озверевшей стаи. Да и проворонили все на свете. Хоть бы охрану выставили. О чем думали?

В том, что сзади звери, я не сомневался.

— Никому не дергаться, — продолжал командовать невидимый мне предводитель чужаков. — Всю жратву сюда. Шмотки вытряхиваем. Всё, что есть.

У костра мелькнуло бледное лицо Марты. Девчонка медленно поднялась на ноги. Грохнулся и покатился по земле котелок.

Человек, державший Антона, качнулся вперед, и я увидел его.

Борис был страшен. Лицо заострилось, приобрело нездоровую худобу. Морщина на лбу стала глубже и резче. Рыжеватая щетина отросла до неприличного состояния и пошла клочьями. В этой рыжей поросли сквозила седина. Но страшнее всего были глаза. В них не осталось ничего человеческого. Злой, колючий, бешеный взгляд. На той грани бешенства, за которой уже безумие.

— Не дергаться, я сказал, — рявкнул Борис.

— Что ты делаешь? — пробормотал я, чувствуя острие лома чуть ниже лопаток.

— Беру то, что мне нужно, брат, — жестко отозвался он. — А ты, как погляжу, всё сказки слушаешь.

— Ты следил?

Он не посчитал нужным ответить. Чуть повернулся. Антон не успел повторить движение. Лезвие мачете вспороло кожу на шее. У костра зашевелились парни Просветленного.

— Сидеть! — рявкнул Борис и принялся раздавать распоряжения: — Лишнего не берите, только необходимое. Кто будет рыпаться, в расход. Девку мне. Этого оставьте.

Он кивнул в мою сторону, и я почувствовал, как от спины убрали острое.

— Пойдешь со мной, брат. Нечего тебе тут делать. И там тоже. Ее там нет.

«Ее там нет…» Слова врезались в сознание. Внутри похолодело.

Люди Борзого двинулись с места. Парни у костра смотрели на Антона, словно ждали чуда. Чуда не произошло.

Я поглядел на Просветленного. Он был спокоен. И легко кивнул, насколько позволяло приставленное к горлу лезвие. А дальше произошло…

Нет, не чудо. Просто мир вдруг взорвался, и все вокруг молниеносно переменилось.

С Борисом было всего шестеро. Диких, вооруженных чем попало. Их было меньше, но на их стороне была неожиданность, сила и наглость.

И все это сломалось в мгновение ока.

Разбилось, когда стало ясно, что никакой неожиданности в их появлении нет. А сила…

Двое парней у костра поднялись в рост, в руках невесть откуда возникли автоматы. Два потрепанных, но вычищенных и приведенных в порядок милицейских калаша.

«У нас есть оружие», — говорил мне Антон.

«Здесь пустые дома, — объяснял он еще тогда, на Садовом. — Пустые дома, но вещи сохранились».

Вещи сохранились, а дома пустые. Пустые магазины, пустые салоны, пустые рестораны, пустые милицейские участки и опорные пункты. А вещи сохранились…

Все это пронеслось в голове за долю секунды. Парни вскинули автоматы.

И они не пугали демонстрацией оружия, они…

Треснула очередь.

Следом вторая.

Вышедшая из дворовых джунглей свора уже на полпути к костру споткнулась, сломалась, не ожидая такого расклада.

Все смешалось.

Взвизгнула, зажав уши руками, Марта.

Заметались люди Борзого.

Кто-то швырнул топором в сторону костра, но промахнулся…

Потом…

Потом мир сузился до близлежащего пятачка. Как Антон умудрился вывернуться из захвата Бориса, я не видел. Возможно, знал какие-то хитрые приемы, возможно Борис растерялся, не ожидая столкнуться с автоматным огнем. Хотя, в последнее я не верил.

Выпавший из рук Борзого клинок ударился рукоятью о мою больную ногу и отлетел в сторону. Именно на этот удар я и обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть заваливающегося на спину Бориса.

Падая, он отпихнул меня. Я не удержал равновесия, отлетел к дереву.

Борзый крутанулся, пытаясь ухватить Антона за ногу, но не успел, и тот с силой ударил его носком ботинка под ребра.

Все слилось. Звуки, запахи, образы…

Грохотали выстрелы.

Несло гарью.

Метались, падали люди.

Оборвался на высокой ноте крик Марты… Она смотрела по сторонам полными ужаса глазами.

Кто-то с хрипом повалился на землю, зажимая разорванное очередью брюхо. Чуть поодаль сцепились два мужика. В одном из них я узнал охрангела.

Выхватив откуда-то небольшой нож, Борис пытался подняться на ноги.

Почти, почти удалось…

Он бросился на Антона, но получил резкий удар, отлетел, повалился на землю.

«Они не причинят вреда. Они никому не причинят вреда», — метнулось в голове.

Антон жестоко ударил ногой упавшего Бориса. Взгляд того зацепился за валяющееся неподалеку мачете. Взгляд рванулся за клинком… только взгляд. Очередной пинок перевернул Борзого на спину. Ботинок Антона опустился ему на горло, припечатал к земле.

Треснула финальная очередь.

Всхлипнул, затихая, последний из нападавших.

Все было кончено. Вот так. Неожиданно, быстро и страшно. Борис лежал на асфальте, мачете отлетело в сторону шагов на пять. Дотянуться до него Борзый не смог бы, даже если б захотел. Над ним возвышался Антон, наступив на горло. Каблук Просветленного давил Борису на кадык.

Бородатый был спокоен и безмятежен. Лицо Бориса искажала боль.

Один из парней Антона возник рядом. В лоб Борзому уставилось дуло автомата. Просветленный вскинул руку, останавливая, посмотрел на меня.

— Он действительно твой брат? — голос его звучал все так же спокойно и невозмутимо. Почему-то это злило.

Я кивнул. Сделал шаг к Борису.

Антон убрал ногу. Борзый перекатился на бок и надсадно закашлялся. Растер ладонью горло.

Зверь. Дикий, злой. Загнанный в угол, но все еще опасный. Почему он стал таким? Что он видел там, откуда пришел? Там, куда иду я?

— Почему? — прошептал я.

Борис ощерился и расхохотался. Закашлялся. Так и дохал еще какое-то время, чередуя смех с кашлем.

— Ты там не был, брат. А я был.

— На Арбате?

— И еще дальше. Там ад кромешный. После того, что было там, мне уже все равно. Если бы ты видел, ты бы понял… Ты еще поймешь.

Он снова прокашлялся и начал медленно вставать на ноги. Парень с автоматом напрягся. Тихо щелкнул предохранитель.

— Подожди, — остановил его Антон.

Борис тяжело поднялся. Его шатало. На направленный в живот автомат он смотрел с кривой ухмылкой. Ему в самом деле было все равно. И для него не существовало больше никаких ограничений.

Я мог бы просить Антона отпустить его. Наверное, тот даже согласился бы. И Борис, возможно, смог бы уйти, не сделав глупости. Но везде, где бы он появился после, случалась бы беда. Потому что ему было все равно. Потому что больше не было ограничений для того, кто когда-то был моим братом. Не было морали, не было закона, не было заповедей. Ничего не было, кроме сиюминутных целей, для достижения которых все средства оказывались хороши. Любые средства.

Он пошел бы дальше. Наверное, когда-нибудь он нашел бы смерть, потому что искал ее и потому, что смерти он больше не боялся. Не было для него теперь страха смерти.

Сколько он еще убьет и покалечит, прежде чем найдется кто-то, кто сможет его остановить?

Я посмотрел на Антона. Тот сверлил меня взглядом и ждал. Чего? Моего решения? Разрешения? Лицензии на отстрел собственного брата?

Он ждал, когда я скажу что-то. А я не мог ничего сказать. Не мог сказать «нет», потому что это был мой брат. Не мог сказать «да», потому что…

А он смотрел на меня и ждал…

Ждал.

Ждал!

Я бессильно закрыл глаза. Мир погрузился во тьму. В ушах зазвенела тишина.

— Не здесь, — разорвал эту свистящую тишину голос Антона.

Лязгнуло. Послышались шаги. Зазвучали метрономом, стали удаляться.

Я открыл глаза.

Борис, пошатываясь, шел вдоль дома. Следом твердо вышагивал парень с автоматом. Ствол смотрел в спину Борзого. И каждый его шаг отдавался у меня в груди болью. И не было сил остановить это.

Если бы Борис обернулся. Если бы он только посмотрел на меня…

Но он не обернулся и не посмотрел.

Еще несколько шагов, и мой брат под дулом автомата скрылся за углом дома.

Навсегда.

— Авель, — проговорил спокойный вкрадчивый голос в самое ухо, в самую душу, — зачем ты убил брата Каина твоего?

Я развернулся. Антон был невозмутим, уравновешен и светел. Как всегда.

В глазах потемнело. На секунду мне показалось, что внутри вот-вот что-то взорвется, и я убью Просветленного.

На секунду.

В груди глухо ухнуло. Осечка.

— Пошел ты к ядрене матери! — прорычал я и не узнал своего голоса.

— Ты ведь мог… — начал Антон.

— Пошел ты! — рявкнул я и бросился к Садовому кольцу.

Прочь из переулка.

Прочь отсюда.

Прочь!

Не соображая, выскочил на Смоленский бульвар. Перед глазами поплыло, заволакивая все вокруг мутной пеленой. Показалось, что теряю сознание. Не сразу понял, что это всего лишь слезы.

Споткнулся. Упал на колени, размазывая горячее и влажное по лицу. Хотелось выть, орать, плакать в голос. Но голоса не было.

Меня трясло.

Сколько я сидел так на асфальте посреди Смоленского бульвара, содрогаясь в беззвучном рыдании?

Минуту? Час? Вечность?..

— Он был не прав, — снова врезался в голову спокойный, как айсберг, голос Антона. — Там нет ада. Я был, я знаю. Там то, что у тебя внутри. Если внутри кромешный…

— Заткнись, — просипел я, поднимаясь.

Снова возникло желание убить.

Там нет ада, если ада нет внутри? А откуда этому бородатому знать, что у меня внутри? Да я сам этого до конца не знаю. И это незнание пугает. Может, у меня внутри еще больший ад, чем у Бориса. И сейчас он вырвется наружу без всякого «там». Вырвется и похоронит этого недоделанного Будду.

Я стиснул кулаки.

Антон стоял рядом, спокойный, как танк.

Я почувствовал, что теперь ударю. Кулаком. В лицо. Со всей силы, которой сейчас больше, чем когда бы то ни было. Ударю, а потом буду бить. Долго. Много. В кровавый фарш. Пока хватит сил…

Кто-то мягко взял меня за руку.

Рядом стояла Марта.

— Тихо, Глебушка. Тихо. Идем. Идем отсюда.

Она потянула меня, и я пошел. Спотыкаясь и запинаясь на каждом шагу. Не соображая, куда и зачем иду.

— Идем. У тебя там женщина. Она тебя ждет. Она тебя обязательно ждет, Глебушка. Не может не ждать. Если бы я была на ее месте, я бы ждала. Идем, мой хороший.

Она говорила и говорила. И, кажется, плакала.

Мы шли. Сколько? Не знаю. Наверное, недолго. Впереди знакомо золотился воздух. За этой светлой пеленой высилась готическая громадина МИДа.

— Идем, Глебушка. Идем.

Свет приближался, становился ярче.

— Идем. Тебе надо, надо идти. Тебя ждут.

Стена наливалась силой, светила нестерпимо. Я остановился. Марта стояла рядом и плакала. Улыбалась сквозь слезы, но губы кривились, дрожали.

— Знаешь, что я думаю, Макиавелли? Ни хрена мы не сдохли, — всхлипнула она. — А может, и надо было бы. Как думаешь, что тот мужик увидел?

— Какой мужик? — не понял я.

— Идем. Тебя ждут.

И она шагнула в свет.

Да, меня ждут. Меня ждет Эля. Там, за стеной. Осталось совсем немного.

Я закрыл глаза и пошел вперед. Свет стал нестерпимым, он слепил даже сквозь сомкнутые веки, пронзал насквозь…

А потом вдруг пощадил. Сделался глуше, отступил.

Я огляделся.

Марты рядом не было.

ГЛАВА 11 Ад

Золотистая стена света разбивала площадь надвое. Высотка МИДа молчаливой пирамидой возносилась в грозовое небо. Казалось, шпиль вот-вот вспорет слишком низкую тучу, и оттуда ливанет. Но дождя все не было. В воздухе висел приторныйзапах умирающего лета. Легкий вихрь кружил над ярко-белой «зеброй» газету. Свежую, будто отпечатанную только вчера.

Марты не было.

Она вошла с той стороны, вместе со мной. А с этой не вышла.

У каждого своя стена.

Что ты увидела, непокорная, хрупкая девчонка, так не вовремя научившаяся жалеть и верить? Эти же новенькие машины и нетронутые здания? Этих же темных призраков, стоящих в очереди в кассу за стеклом гастронома, которых вижу сейчас я?

Вряд ли.

Ты шла к другим призракам. К своим. Шла по натянутой до бритвенной остроты струне, ведущей тебя из детства. Вон из скомканного, так толком и не прожитого детства.

Марты больше не было. Точнее, она была, конечно, но уже не рядом, а где-то далеко, за своей персональной стенкой.

Ждать не имело смысла.

Я обогнул блестящую легковушку, припаркованную на пятачке возле выезда на Садовое, и неторопливо пошел по Арбату. Не хотелось оборачиваться, не хотелось смотреть по сторонам, не хотелось думать. Ни о чем. Хотелось идти вперед и просто знать, что каждый шаг немного приближает меня к родному человеку. К Эле.

Строптивая девчонка Марта была чертовски права: меня ждут…

Дверь Макдональдса распахнулась и оттуда выскользнула парочка. Молодой парень с девушкой, под руку. Я, не сбавляя хода, повернул в их сторону, и парочка рассыпалась ворохом янтарных искр. Лишь два темных силуэта еще некоторое время двигались по инерции. Потом исчезли и они.

Четвертый слой. Непостоянный. Лживый.

По-прежнему зверски хотелось есть, но я заставил себя пройти мимо забегаловки. Почему-то не покидала уверенность, что картошка-фри или гамбургер, попробуй только к ним прикоснуться, рассеются золотистым дымом. Ерунда, скорее всего, но проверять желания не возникало.

Интересно, а я для других тут тоже кажусь призраком? А что, если Эля…

Я со злостью выгнал мысль из головы и зашагал быстрее. Главное, чтобы она не ушла далеко от дома. Ведь наверняка не все здесь иллюзорно, можно что-то есть и пить. Здания же вон стоят. Деревья растут. Машины целехонькие. Значит, и какие-то продукты должны были сохраниться.

В ушах до сих пор звучало эхо выстрела. Перед глазами все еще стоял звериный оскал Бориса. От куртки пахло пороховой гарью и сырой землей…

Я остановился. Шумно и долго выдохнул. С остервенением содрал с себя грязную куртку. Бросил на асфальт. Она вздрогнула, будто погибая, и замерла бесформенным комом возле ноги.

От памятника Окуджаве отделились три тени и двинулись в мою сторону. Я даже не пошевелился. Что могут сделать эти лишь наполовину настоящие призраки? Избить? Маловероятно. Душу вынуть? Так поздно уже. Вынули и обратно заправили. Кое-как. Наспех.

Тени делались все насыщенней, на ходу обретали форму, их движения становились похожи на человеческие. Метров с пяти можно уже было различить лица. Неформалы. Вечный контингент Арбата. Две девки и долговязый парень — лет по двадцать, а может, и меньше. По прикиду они напоминали Марту, но только внешне. Между этими балбесами и пропавшей в стене света девчонкой была бездна.

— Не нужна куртка? — спросил парень, останавливаясь.

Когда стоял рядом, он выглядел совершенно реальным, как живой. А может, долговязый и был живым — разве тут разберешь?

Возникло мимолетное желание дотронуться до плеча парня, чтобы удостовериться в его материальности. Незачем. Я посмотрел на него оценивающе, потом перевел взгляд на девок. Шпана. Безобидная и безмозглая.

Разговаривать с ними не хотелось. Абсолютно. Даже отвечать на простой вопрос.

Я развернулся и пошел дальше по мощеной улице. Сзади хмыкнули. Сухо зашуршала оттряхиваемая ткань. Наверное, уже делят куртку.

Пусть делят. Грязным — грязное.

У театра Вахтангова снова притормозил, глядя на старушку, плетущуюся вдоль колонн. Я узнал ее. Соседка с третьего этажа. Тогда, в прошлой жизни, она то и дело наведывалась к маме и доставала нудными разговорами про сталинские репрессии и разруху в современном демократическом обществе. Впрочем, четкого мнения ни по первому, ни по второму вопросу у нее не было, поэтому старушка просто поливала желчью всех и вся. Мама терпеливо выслушивала одни и те же наезды на прошлую и настоящую власть, а потом вежливо выпроваживала докучливую гостью.

Старушка тоже меня заметила. Заковыляла наперерез, обретая четкость, и махнула клюкой на манер гаишника, словно хотела остановить и штрафануть.

— Глеб, — щурясь и быстро жуя губами, пробормотала она. — Глеб, ты?

— Здрасьте, тёть Зин. Я тороплюсь.

— Туда торопишься? — Старушка повела клюкой себе за спину. — Нет там никого, ушли или сгинули. А твоя-то…

Она затихла, жуя губами.

— Что с Элей? — спросил я, чувствуя, как накатывает волна страха.

— Не ходил бы ты туда, Глеб, — покачала головой тетя Зина. — Плохо там. Не разберешь толком, что творится…

Не дослушав, я сорвался с места, побежал вдоль театральных колонн. Темный силуэт старушки остался за спиной. Слева, в переулке, мелькнули и растворились еще несколько призрачных теней. Брусчатка под ногами вдруг раскрошилась, превратилась в месиво из щебенки, песка и камня. Я едва не споткнулся, сбавил скорость.

Поперек улицы словно бульдозер проехал, забыв поднять ковш. Брусчатка была вспахана, резной фонарный столб свернут в дугу, скамейка искорежена. Возле противоположной стены серело с полдюжины крупных теней.

Не собираясь гадать, что здесь произошло, я свернул в проулок и, скользнув между невысоких домов, понесся через палисадник. За оградкам и, на газонах, возвышались заросли: какой-то колючий кустарник, бурьян, крапива. Запустение здесь чувствовалось гораздо сильнее, чем на самом Арбате. А главное, люди больше не выглядели бесплотными призраками, даже издалека.

Мужчина в потрепанной форме охранника махнул мне рукой и позвал:

— Куда летишь? В том квартале нет ничего, пусто…

Ноги понесли еще быстрее.

Это у вас всех там ничего нет, а у меня там Эля!

Из-за высоченного дерева показался знакомый балкон. Светло-зеленая краска потускнела, лак на перилах облупился, но стекла в комнате были целы. На кухне и в зале, кажется, тоже.

Скорее. Марта сказала, что если бы она была моей женщиной, то ждала бы, обязательно ждала. Девчонка болтала на эмоциях, но эти слова запали в душу, вонзились, глубоко вошли занозой. А за ними звучали другие, страшные… Борзого…

«Ее там нет».

Скорее всего, он обронил их бездумно, или напротив — осознанно солгал. А вдруг — не солгал? Ведь он, в отличие от Марты, здесь был… Правда, видел что-то свое…

Я с разбега ткнулся в запертые ворота и с силой толкнул калитку. Закрыта. Нужно обойти дом с другой стороны, чтобы попасть к подъезду.

Стараясь глядеть под ноги, чтобы не навернуться, я полез сквозь кусты, буйно разросшиеся под окнами. Ржавая водосточная труба на уровне плеча была разорвана, острые фестоны жести опасно торчали во все стороны. Я обошел трубу и завернул за угол. Впереди виднелась улица. Здесь уже все было знакомо и, в то же время, пугающе чуждо: сгнившие соседские машины, растрескавшийся асфальт с разросшейся выбоиной, пробившиеся вдоль бордюра побеги и островки травы. Получается, нетронутым все было только там, на Арбате. И люди там издалека казались призрачными тенями. А тут? Не тени?

Четвертый слой преподносил свои загадки.

Но это все потом.

Сначала — найти Элю.

Я вышел к подъезду, остановился. Прислушался. Со стороны Нового Арбата доносились размеренные глухие удары, будто забивали сваи. В конце улочки тихонько брел человек: издалека было не разобрать, мужчина или женщина. Шелестела листва, где-то высоко, в кроне дерева, свиристела какая-то птица. Дверь подъезда была распахнута, кодовый замок выбит. Из глубины дома доносились странные звуки…

Музыка? Или кто-то напевает себе под нос?

Я вошел в подъезд. Тихо, никакого движения. Только эта дурацкая песенка.

Мы жили на втором этаже. Я стал подниматься по лестнице, поглядывая на обветшалые, покрывшиеся плесенью двери. За каждой из них таились свои истории, правильные и не очень судьбы.

Вот здесь живет… жил… пацан-наркоман. Выращивал травку под лампами в кашпо, прямо у себя в комнате. Небуйный, только музыку иногда по укурке врубал посреди ночи. Но по первой же просьбе выключал и извинялся. А за этим стальным монстром, которого язык не поворачивается назвать дверью, жила… живет… тетка с двумя мелкими дочерьми. Девчонки невоспитанные, а оттого наглые и беспардонные.

Двери, двери, двери…

На площадке между этажами я остановился. Не знаю почему. Словно почувствовал: сейчас что-то произойдет.

Мелодия, доносящаяся сверху, прервалась, как будто кто-то резко выключил запись. Или поставил на паузу. Стало тихо…

А потом громыхнуло.

Я дернулся, еще не понимая, что за резкое пиликанье ворвалось в этот притихший мир. Крутанулся на месте, ища источник звука, и только после этого почувствовал дрожь в кармане.

Звонок!

Но я же ставил телефон на виброрежим! Почему он так голосит? Черт подери! Как он вообще может здесь звонить? Неужели связь наладили?

Путаясь в движениях, я вытащил мобильник. Раскрыл.

И вздрогнул.

На экране высвечивалось: «Эля вызывает…»

С третьего раза палец попал по нужной кнопке…

— Алло, — осипшим голосом проговорил я.

В динамике звенела тишина. Глубокой, бездонной пустотой она дрожала где-то по ту сторону мембраны, и эта дрожь передавалась мне. Сглотнув, я ощутил, как пропадает так и не наладившаяся связь. Связь между прошлым и будущим, между жизнями, между душами.

— Алло! — заорал я. Стекла в подъезде задребезжали от истошного вопля. — Алло! Алло! Ты слышишь меня?!

Короткие гудки втекли в ухо, впились в сознание, оборвали что-то внутри. Разрезали тонкую нить, держась за которую я шел сюда через все безумие проснувшегося мира, через боль и жуть, через озверевший город, через проржавевшее насквозь время и до неузнаваемости искореженное пространство.

— Алло… — беспомощно прошептал я, глядя на опустевшие палочки антеннок в углу экрана. — Алло.

Тихо.

Мобильник выпал из ослабевших пальцев. Подпрыгнул и застыл на ступеньке.

Зачем я принес его сюда? Зачем взял с собой? Почему не выбросил еще тогда, на Киевском шоссе? Чтобы услышать, как рвется связь с реальностью?

— Ненавижу тебя, — обронил я, понимая, что вещь ни в чем не виновата. Что внезапно заработавший кусок пластика с микросхемами — тоже всего лишь жертва взбесившегося мира. Но что-то черное все равно рвалось изнутри, вымораживая артерии. — Ненавижу.

Каблук расплющил мобильник легко. Словно тот был сделан из картона. Какая-то деталь отлетела в сторону и застряла в паутине у позеленевшей от плесени батареи.

В груди полыхала страшная, холодная ярость.

Я еще не дошел.

Эля ждет.

Крепко ухватившись за перила, я двинулся вверх, отсчитывая ступени. Раз, два, три. Раз, два, три. Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…

Второй этаж. Налево.

Единственная дверь на всей площадке приоткрыта. Наша дверь. И из квартиры снова доносится эта едва различимая, бубнящая мелодия…

Я толкнул дверь с такой силой, что та чуть не слетела с петель. С хрустом шандарахнулась о вешалку с истлевшей одеждой да так и осталась там, будто приклеилась к лоскутам плаща.

Мелодия опять оборвалась. В дальней комнате звякнуло, послышались быстрые шаги через коридор, в кухню, а оттуда — в зал.

— Эля, — прошептал я, и бросился вперед, буквально снося распахнутую дверь ванной. — Эля!

Влетел в зал и… замер на пороге, придерживаясь рукой за косяк.

Щёлк.

Картинка отпечаталась на сетчатке как-то вся сразу, с мельчайшими деталями, будто на матрице фотоаппарата.

Щёлк, и кадр в семейный альбом готов…

Оборванные куски штор. Диван с прогнившими подушками, из которых торчат ржавые пружины. Шкаф с перекошенными от влаги и зимних морозов дверцами, одна приоткрыта, внутри видны истлевшие мамины кофты на разноцветных пластиковых плечиках. Сервант с расколотыми стеклами, сдвинутым в угол сервизом. Серебряных стопок и блюдец нет — только следы от них на толстом слое пыли. Потолок со вспучившейся побелкой и грязной люстрой по центру. Изъеденный то ли молью, то ли мышами ковер. Рассыпанные вдоль плинтуса скукоженные журналы: изображений на выцветших обложках теперь уже не разобрать.

Посреди комнаты — мужик с высоким костистым лбом, крючковатым носом и бегающим взглядом. Глазки блеклые, похожие на рыбьи. В руке кухонный нож, на плече мешковатый рюкзак. Поверх какого-то рванья — моя старая, но все еще крепкая кожанка.

А рядом с ним, на полу…

Эля.

Она лежит навзничь, голова неудобно повернута в сторону, волосы разбросаны, глаза закрыты. Юбка из прочной ткани не сгнила, а вот хлипкая блузка разошлась по шву и размахрилась. На груди видна полоска лифчика.

Щёлк…

Кадр поплыл. Ушел из статики.

Мужик шмыгнул носом и прищурился, рассматривая меня. Отступил на шаг, отвел в сторону руку с ножом. Наверное, лицо у меня посерело и стало страшным, раз мародера так проняло.

— Мой дом, — сказал он. Отрывисто, как сплюнул. — Разорался тут. Алло, алло… Ну, алло. Иди своей дорогой, чел, ищи другие места.

Я не пошевелился, только пальцы сильнее стиснули рейку дверного косяка. Сознание медленно затягивала темная пелена, лишая способности трезво соображать. Взгляд соскользнул с рыбьего мурла подонка, уперся в лежащую Элю. Неподвижную.

Бездыханную.

— Чего встал? — нахмурился мародер. Неумело взмахнул ножом. — Сказано же, занято. Давай, вали отсюда. Кручу, кручу, кручу педали, кручу… Вали, вали.

«Вот кто напевал дурацкую мелодию», — пронеслось в голове. Перед глазами продолжала густеть мутная пелена бешенства. Пальцы на косяке побелели.

— Что ты с ней сделал?

Я услышал свой голос со стороны. Хриплый — почти, как у Борзого.

— Чего? — Мужик, кажется, не ожидал такой реакции. Он машинально глянул на Элю, потом снова уставился на меня рыбьими глазками. Ухмыльнулся. — А, с этой… Тебе-то что? Сказано же, дом мой. И всё, что в доме — тоже мое.

Где-то глубоко внутри клацнуло. Коротко. Будто рубильник переключили.

Я отпустил косяк и пошел вперед. Не выставляя рук, не защищаясь, не выгадывая лучшую позицию для атаки. Я просто пошел вперед, видя перед собой только костистый череп и рыбьи глаза, в которых мелькнул испуг.

Перед лицом пронеслось лезвие. Щеку обожгло, но я даже не вздрогнул. Не сбавил шага.

Ударил его ногой в живот. Спокойно и сильно. Будто не человека бил, а высаживал дверь. Никто же не злится на дверь, когда ее надо выбить. Ее просто выбивают.

Мародер с утробным охом сложился пополам, потерял равновесие и завалился назад. Нож отлетел в одну сторону, рюкзак в другую. Я сделал еще шаг, схватил его за отвороты куртки и вздернул. Тело взрослого мужика показалось легким, как тряпичная кукла. Не останавливаясь, я продолжил движение, опрокинул гада на подоконник.

Раздался треск, звон, и я — словно со стороны — увидел, как костистый череп оказался среди крупных осколков вышибленного оконного стекла. Мясистое ухо моментально залило кровью.

Он завизжал.

Пронзительно и на удивление высоко, как женщина. Попытался высвободиться и оттолкнуть меня, но я с хрустом проволок его головой по подоконнику, собрал затылком стеклянное крошево. Он завизжал громче.

— Что ты с ней сделал? — чужим голосом повторил я вопрос. Пелена, застилавшая глаза, мешала сконцентрироваться.

— Я ничего не делал, ничего не делал! Слышь, ничего не делал! — верещал мародер, дергаясь, как в конвульсиях. — Сволочь, пусти! А-а-а-а! Паскуда! Пусти!

Я провез его еще немного в сторону и остановил под большим треугольным осколком, торчащим из рамы.

Рыбьи глазки наполнились откровенным безумием.

— Тихо, тихо, тихо, чел, — истерично забормотал мародер. — Тихо ты! Я нашел этот дом. Пустой. Он пустой был, понимаешь, я бабу даже не сразу заметил… Это твоя баба, что ли? Это твой дом? Так я уйду, ты только пусти… Я ж ничего… Я ж только барахло… Тут даже жратвы нет…

— Ты ее трогал?

— Да не трогал я ее! — затравленно косясь на осколок, выдохнул мужик. Уха его уже совсем не было видно, только бесформенное вишневое пятно и мерзкие розовые пузыри. — Я ж сначала и не заметил, а потом, глядь, лежит — вроде не дохлая, но и не дышит… Мысли были, конечно, дык я ж не успел… Только ты…

Не знаю, откуда у меня нашлись силы. Понятия не имею. Видно, в человеке и впрямь полно скрытых резервов.

Перехватив правой рукой мужика за ногу, я одним резким движением приподнял его и протолкнул в окно. Он даже не вскрикнул. Просто съехал вниз, и всё. Следом ссыпались осколки и гнилые щепки.

Под окном глухо тумкнуло, донесся умопомрачительный мат. Значит, живой. Второй этаж, не десятый. А если б шею сломал, так не матерился бы…

На самом деле, мне было глубоко плевать на судьбу подонка. Мысли просто проскакали и исчезли. Как не было.

Рефлекторно смахнув кровь с порезанной щеки, я развернулся и подошел к Эле. Она все так же лежала без движения.

Я опустился рядом на колени.

Осторожно, будто боялся спугнуть замершую под мраморной кожей жизнь, положил исполосованную стекляшками руку на ее плечо. Пальцы дрогнули от прикосновения.

Прохладное.

— Эля, — сорвалось с пересохших губ. — Элька ты моя…

Ярость ушла. Внутри теперь все клокотало. Воздух рвался в легкие, но я никак не мог надышаться — словно кровь вхолостую гоняла кислород, мимо клеток. Наружу рвалось что-то дикое, отчаянное, разметавшее все мыслимые барьеры.

Прохладное, неподвижное тело Эли под пальцами не отзывалось.

Не холодное, не окоченевшее.

Но и не теплое.

Стараясь унять дрожь в руках, я аккуратно повернул голову и посмотрел на бледное лицо. Родное, знакомое до последней черточки лицо самого близкого человека в этом обезумевшем мире.

Тихонько провел ладонью по лбу Эли, чтобы смахнуть грязь, но только больше испачкал. Оставил кровавые разводы на светлой, будто бы слегка подсвеченной изнутри коже. Поискал глазами, чем бы вытереть, но все вещи были пыльными, мертвыми.

— Эля, проснись, — закрывая глаза, попросил я. Сердце ухало в груди, как бешеное. Левая щека пульсировала болью, кожу на скуле стянуло от свернувшейся крови. — Элька, проснись. Пожалуйста…

Я же пришел.

Эля спала.

Я поморгал. Слабо соображая, что делаю, взял Элю на руки и поднялся. Обвел невидящим взглядом комнату и сделал шаг к двери. И еще один. И еще.

В ногу стреляло болью, по щеке и губам текло горячее и соленое, сердце ухало за двоих.

Еще шаг.

Еще.

Я вынесу тебя отсюда. Прочь. Куда угодно. Я же пришел за тобой, именно за тобой. Сквозь бессмыслицу и страх, сквозь боль и смерть, сквозь переломанный мир. Вернулся. За тобой. И мне плевать на все вокруг. Главное, проснись…

Эля не могла ответить на мои сбивчивые мысли.

Она спала.

ГЛАВА 12 Там, за стеной

В груди гулко ухало. Вокруг было тихо, оттого удары сердца грохотали набатом. А в груди у Эли стояла жуткая, звенящая тишина. Тишина, от которой можно было оглохнуть.

Я шел по Арбату. Шел на свет. Летел, как мотылек, не боясь обжечься, потому что и так уже был опален. То, что осталось за спиной, то, что происходило здесь и сейчас, было страшнее любой неизвестности.

Наверное, так мог бы чувствовать себя человек, попавший в чистилище. Или встретивший конец света. Да, наверное, конец света даже ближе. Такой библейский апокалипсис. Мертвые уже восстали и ждут распределения: кому в рай, кому в ад. Но вокруг при этом творится такое, что ад уже не пугает. И возможность пролететь мимо рая — тоже. Ничего уже не страшно. Почти ничего…

Может быть, это и впрямь конец света? И не важно, кто его устроил: господь бог, или какие-то ученые с коллайдером. Важно, к чему все это. Может быть, нам, на самом деле, дали еще один шанс? Обнулили наше никчемное существование, позволили начать все заново, исправиться, стать лучше. А мы?

Кто-то стал озлобленнее, кто-то хитрее, кто-то жестче. Но стал ли хоть кто-то лучше?

Ответов не было. Только вопросы.

Гудели ноги, ныли руки. Я старался не обращать внимания на усталость. Плевать на нее. Мне нужно было дойти. Пройти сквозь свет, через все эти чертовы стены. И выбраться наружу. Туда, где все еще действуют законы природы. Туда, где люди проснулись.

Я спешил. Торопился скорее прорваться сквозь слои и одновременно боялся этого. Кто знает, что произойдет там, за стеной. Быть может, Эля проснется… Я хотел верить в это. Ведь проснулся же я, проснулись другие. Но внутри мерзким червяком ворочалась пугающая мысль: а что, если она растает, как сон? Превратится в прах, в золотую пыль, лишь только пересечет границу слоя.

«Ее там нет», — обронил Борис.

«Там сложно. Там ничему нельзя верить. Там не всё так, как кажется. То, что ты видишь, или слышишь, не всегда существует здесь и сейчас. Иногда не существует вовсе. Верить можно только себе. Слушай себя. И не ходи в червоточину», — сказал просветленный Антон.

Нет, гнать эти мысли. Гнать.

Верить себе.

Я верю себе, своим глазам, которые видят Элю. Своим рукам, которые ощущают тяжесть спящей женщины. Спящей?

Не думать об этом.

Я нес на руках единственного человека, который связывал меня с прошлым. Единственного человека, ради которого стоило жить в этом будущем. Единственного дорогого мне человека во всем мире, да во всех мирах: и в том, которого не стало, и в том, который есть здесь и сейчас.

Единственную.

И моя Эля не могла оказаться сном. Это было бы слишком жестоко.

У-ух! У-ух!

В груди заухало чаще. Нервы.

Я глубоко вдохнул, выдохнул. Прислушался, стараясь поймать ритм другого сердца, почувствовать ее дыхание. Но пульса не было, и дыхание отсутствовало. Анабиоз.

Мне казалось, что из него выходят все, кто выжил. Казалось…

Я ничего не знал об этом новом мире. Никто не знал. Разве что Антон, да и тот, скорее, догадывался.

Свет впереди сделался ярче. Он снова набирал силу, стараясь скрыть от меня что-то по ту сторону.

Что ты скрываешь? Что ты знаешь?

Стена молчала, лишь наливалась мощью.

Почему молчишь? Ты ведь моя. У каждого есть своя стена.

— Почему молчишь? — спросил я вслух и облизал губы. — Что скрываешь?

«Слушай себя. И не ходи в червоточину», — говорил Антон.

Откуда взялся этот совет? Опасался ли он за меня, или на самом деле боялся, что кто-то станет вторым просветленным? Что он там увидел? Господа бога?

Борис видел там ад. И мы с Борисом были одной крови.

Нет, кровь здесь ни при чем.

У каждого своя стена.

«Не ходи в червоточину, — звучал в голове голос Просветленного. — Не ходи… Не ходи. Не ходи!»

Свет был уже совсем близко. Надо идти. Не возвращаться же…

Я подумал о том, что ждет меня сзади.

Стена, в которой застряла Марта. Бедная девчонка столкнулась с реальностью, и эта реальность ее раздавила.

Убийца моего брата с отвратительно благостной рожей. Он никого никогда не обидит. Он просто убил шесть человек и моего брата. Пусть это были плохие люди, но разве благость разрешает отнимать жизнь?

Набережная с оголодавшими, злыми и сходящими с ума от страха мужиками. Нет, не мужиками. Будь они мужчинами, не побоялись бы пройти сквозь стену. А это… просто люди. Маленькие, злые, несчастные. Они были такими всегда. И в прошлой жизни тоже. Сидели по офисам и боялись начальства днем. Боялись хулиганов во дворе ночью. Большие, крепкие, взрослые люди, а боялись. А теперь этот страх просто вылез наружу. Они могли бы хорошо себя чувствовать под яростной властью Бориса. Или под спокойным присмотром Антона. Они, наверное, прекрасно устроились бы и в Донском монастыре, безропотно ворочая могильные плиты за гарантированную кормежку. Там им было бы не страшно.

Что дальше? Мост, Крымский вал. Сплетение ниток, лабиринт дорог.

Монастырь. Иван. Помнится, он велел мне не возвращаться.

Не возвращаться. За спиной нет никого и ничего.

Вперед.

Свет налился, стал нестерпимо ярким.

— Ну, что ты мне там приготовил?

Я закрыл глаза и сделал шаг.

У-ух.

Гулко.

В груди.

И тишина.

У-ух.

В моей груди. Только в моей.

Я вошел в свет, не разлепляя век. Вошел и увидел…

…Я видел Землю с той высоты, с которой ее не видят даже птицы. Птицы были ниже.

Не горели огни городов. Ни одного огонька.

Поверхность планеты была покрыта черными язвами. Червоточинами. Их были сотни. Может, даже тысячи.

Я видел человека, который смотрел на них с невероятной высоты. Смотрел и падал.

Летел к земле с бешеной скоростью…

…Я видел людей, бредящих идеей взлететь над землей. Зачем? Зачем вам взлетать, люди, чтобы упасть и удариться еще больнее?

Я не понимал их, не чувствовал. Не знал, кто они и где находятся. Просто видел.

Среди них был негр. Откуда? Почему?..

У-ух…

Я шел сквозь свет. В груди гулко ухало. Удар сердца — образ, виденье…

…Я видел город, затопленный водой. Вода покрывала окна и двери, заливала все до второго этажа, а быть может, до третьего.

И здесь тоже были люди. Они выбирались на крыши, строили лодки и плоты. Пытались выплыть куда-то. Пытались выжить.

Я видел группу людей, плывущую по затопленным улицам. Что это был за город? Откуда в нем столько воды? Куда плывут эти люди?

У-ух, ух-ух…

Образы переплетались, взрывались в голове яркими осколками, пытались сложиться в причудливую мозаику. Но не складывались…

…Я видел людей. И других людей.

Первые спали. Спали глубоким анабиозным сном. Их было много. Они лежали аккуратными рядами. Как в госпитале, в фильме про войну.

Другие люди несли новые спящие тела. Они проходили между рядами. Останавливались там, где заканчивалась вереница тел, и опускали на пол свою ношу, продолжая ряд.

Один смахнул пот со лба. Устал. На жуткую коллекцию человеческих тел он смотрел едва ли не с гордостью.

В груди похолодело…

У-ух…

…Я видел больного, голодного мужчину. Он шел куда-то к видимой лишь ему одному цели. За ним жалкой стайкой семенили дети. Четверо или пятеро. Грязные, оборванные.

Мужчина останавливался. Заходился в жестком приступе кашля. Дохал надсадно и жутко.

Он кашлял, и дети смотрели на него со страхом. Мужчина улыбался вымученно, говорил что-то утешающее. Говорил, и дети верили ему. Я видел это…

У-ух…

…Я видел маленькую девочку восточной внешности. Она тоже шла. Хрупкая, словно сбежавшая из аниме. Она шла к людям.

Люди выглядели совсем иначе. В них чувствовалась озлобленность, угроза. Но девочка, кажется, не замечала этого. Она шла с легкой улыбкой. Светлой улыбкой.

Сердце сжалось в предчувствии беды, пропустило удар.

Девочка неуловимым движением выхватила откуда-то огромный револьвер.

Грохнул выстрел. Полыхнуло…

У-ух…

…Я видел свет. И парня с девушкой, которые стояли перед ним. Скованные общей целью, общим прошлым, они смотрели на стену света.

Не бойтесь, это не страшно.

Словно услышав меня, они сделали шаг и растворились…

…Я видел свет. Другой. У каждого он свой.

Этот принадлежал человеку, предсказывающему будущее.

Человек выходил из света.

Человек видел то, что не видели другие.

Человек не понимал своего дара…

Я тоже. Я видел образы, но не видел смысла. Не понимал. Что это? Прошлое? Будущее? Настоящее? Кто все эти люди? Почему я вижу их? Существуют ли они? Или это только растревоженные светом иллюзии?

Я не почувствовал просветления. Нет, не ощутил себя каждым из них. Я даже не понял их. Они просто проскользнули мимо картинкой, виденьем. Кадрами, выдернутыми из середины незнакомого фильма.

У-ух…

Свет начал отступать. Всё?

Я шел вперед с закрытыми глазами.

Что это было? Зачем мне все это?

— Мне ничего этого не нужно, — тихо прошептал я.

Голос сел. Руки гудели, ноги ныли. В висках бился пульс.

Говорить со светом было глупо, но больше говорить мне было не с кем.

— Ничего не нужно, слышишь? — добавил я громче. — Только чтобы она проснулась. Только чтобы она не оказалась сном. У меня больше нет ничего и никого. Пожалуйста, не отнимай ее.

Свет молчал. Даже образов больше не было.

— Я не хочу власти. Не хочу нести истину. Я даже не уверен, что хочу ее знать, — бормотал я. — Я хочу просто жить. Пусть в новом, другом мире. Пусть этот мир будет более жестоким, или более справедливым. Пусть он будет каким угодно. Я ничего не требую, ничего не прошу. Я просто хочу жить рядом с любимым человеком. Неужели это так много?

Свет молчал. Он не был ни богом, ни волшебной палочкой. Глупо было рассчитывать, что он ответит. Что с ним можно о чем-то договориться. Что он вообще способен что-то изменить.

Нет. Меняем только мы сами.

Хотя сейчас, как никогда в жизни, мне хотелось поверить в высшую силу, которая услышит мою бесполезную для человечества просьбу и выполнит ее.

Свет остался позади, рассеялся, перестал слепить.

Я сделал последний шаг и открыл глаза. Эля не исчезла.

Я прислушался.

В груди гулко ухнуло.

В моей груди.

И тишина.

Ну, давай, бейся! Гони кровь. Ты же сердце!

Давай! Так, чтобы в унисон!

Тишина.

У-ух…

Виктор Косенков Анабиоз. Мигранты

Посвящается моей жене. Без нее эта книга была бы невозможна.

Вечером в темноте

Детей ведут из детского сада домой.

Ян Кашинский (эстонский поэт).

Было темно и очень холодно. Игорь Морозов с трудом разлепил глаза. Застонал. Нутро сжалось в спазме, желудок будто бы подпрыгнул к горлу. Судорожно сглотнув, Игорь перевернулся на живот и сумел кое-как приподняться на локтях. Тут его и вырвало мутной жижей.

Игорь точно помнил, как вечером наливался в баре, пропивал законную премию, выданную бригаде, с которой он колымил в Финке. До следующего объекта было три дня. Часть ребят осталась в Турку, здраво рассудив, что мотаться в Таллинн — только деньги зря тратить. Игорю вот втемяшилось в голову: домой, и все тут. Ну да никто и не возражал. Подсобник, не бригадир. Даже если к началу не успеет вернуться, не велика беда. Морозов добрался до Хельсинки, там сел на паром и первым делом забурился в кабак, на верхнюю палубу. Пил Jack Daniel's, шиковал.

При воспоминании о выпивке кишки снова скрутило. На этот раз Игорь сдержался.

Он с трудом отполз в сторону, стукнулся головой о какой-то хлам па полу. В темноте захрустело. Сквозь гул в ушах Игорь слышал чьи- то голоса, крики, кажется, плач, но все это доносилось издалека, будто бы через вату. Голова гудела.

«Что они там мне намешали? — Он привалился спиной к стене, протер глаза. Поднимая руку, зацепился за гвоздь. Жилетка легко треснула и разъехалась по шву в подмышке. — Почему темно?»

Он хорошо помнил, как пил, как палуба стала крениться больше обычного. В тот момент Игорь направился в туалет. Со второй попытки попал в кабинку. С третьей попал в унитаз. А потом… Потом закрыл глаза. Открыл глаза. И оказался тут. В темноте, на холодном полу.

— Э-э-эй! — позвал Игорь.

Получилось негромко, голос был хриплый, сухой. Очень хотелось пить.

Словно в ответ издалека снова донеслись неясные голоса. Кто-то кричал. Кажется, плакала женщина.

Вопли, стоны, громыхание.

— Что происходит? — крикнул Игорь. Голова отозвалась такой болью, что некоторое время он ничего не соображал.

Но постепенно дурнота начала отступать. Глаза привыкли к темноте. Игорь обнаружил, что через отверстие в потолке проникает тусклый свет.

Весь пол был завален каким-то сухим хламом, трухой, кусками пластика. Знакомый до боли по стройкам гипсокартон разбух, покрылся густой плесенью и от любого прикосновения вываливался ломкими грязными кусками.

«Где я?»

В голове плясали сцены из фильма «Пила». Сейчас загорится экран, и страшная харя скажет что-нибудь жуткое… Абсурдный домысел подпитывала темнота, черные потеки на стенах и, главное, то, что он совершенно не помнил, как здесь очутился.

Не падал, головой не бился. Пил, конечно, но не столько же…

Никакой экран не загорался. Страх и оцепенение начали потихоньку проходить.

На всякий случай Игорь ощупал себя, но никаких наручников, ошейников, механизмов не обнаружил. Из одежды на нем осталась только сетчатая майка из синтетики и ветхие, расползающиеся штаны. Любимая кожаная жилетка с множеством карманов была еще ничего, но нитки сгнили, и швы местами разъехались. На поясе болталась сумочка с документами. Пластиковый ремень был единственной полностью сохранившейся деталью гардероба.

Игорь с трудом открыл закисшую молнию и обнаружил, что от паспорта осталась только ламинированная часть. Зато пластиковая ID-карта, выдававшаяся в Эстонии как документ, была почти как новенькая.

Порывшись в сумочке, Игорь выудил кошелек и мобильник, покрывшийся скользкой противной плесенью.

Вот дрянь…

Морозов вытер руку об пол, но телефон выбрасывать не стал, просто отложил. Вещица ценная, да и номеров на симке столько, что и не упомнишь все. Не в блокнот же записывать, как делал покойный отец.

Из кошелька высыпались мелочью с пяток евро. Бумажные деньги слиплись в единый ком. Слава богу, их было не много, но с тридцатником пришлось расстаться. Банковские карточки Игорь аккуратно вытянул и обернул целлофановым пакетом. Зарплату педантичные европейцы переводили на счет.

— Сколько я тут провалялся? — спросил сам у себя Игорь. — Бригадир уроет, если что…

Он поднялся на ноги и обнаружил, что пол наклонен под углом, потому дверцы туалетных кабинок распахнуты и болтаются на полусгнивших петлях. Внутри кабинок черными зевами торчали унитазы.

Осторожно подойдя к двери, Игорь подергал ручку. Дверь дрогнула. На той стороне что-то заскрипело, бухнуло. Игорь дернул снова, но створка встала как влитая. Тогда он напрягся и потянул. Изогнутая ручка вдруг хрустнула и вылетела из двери.

Игорь с грохотом рухнул на пол.

— Черт!

Вскочив, Морозов принялся барабанить кулаками в заклинившую дверь.

— Люди! Помогите! Кто-нибудь! Эй!

Никто не отозвался. То ли его не было слышно, то ли помощи ждать было неоткуда.

— Да где же я?! Эй! Кто-нибудь!

На грудь навалилось тяжкое, гадкое чувство. Сдавило горло. На миг почудилось, что не хватает воздуха.

Игорь оттянул ворог майки. Ему показалось, что стены комнаты сдвигаются…

Чтобы хоть как-то успокоиться, он зажмурился и сосчитал до двадцати.

Отпустило.

«Ты же строитель, думай… — Морозов стал исследовать помещение, в котором очутился. Он прощупал стены, дверной косяк, долго пытался что-то разглядеть через дырку в потолке, но, кроме крохотного кусочка голубого неба, не увидел ничего. — Да что же это? Должен быть выход!»

Или не должен?

Игорь не знал. Дикий страх очутиться в ловушке какого-нибудь маньяка овладел им с новой силой.

Морозов заметался из угла в угол. Несколько раз оскользнулся на плесени и упал. Попробовал забраться на унитаз, но рухнул, едва не свернул шею и окончательно разодрал штаны. Увидел под потолком черное, заросшее грязной пылью вентиляционное отверстие. Когда- то, видимо, к нему вели гофрированные трубы. Теперь от фольги остались только воспоминания, а каркас ржавой пружиной свешивался с направляющих подвесного потолка.

Несмотря на то, что помещение мало походило на приличный, хотя и изрядно загаженный финнами, корабельный сортир, Морозову казалось, что он на том же пароме, на котором и был. Никуда чудесным образом не перенесся, не был украден маньяком или инопланетянами. Место было прежнее.

Но почему все вокруг такое ветхое, ржавое, хрупкое?

«Может быть, это трюм, или какой-то контейнер? Но как, как я в нем оказался?»

— Ты же строитель, строитель… — повторял Игорь, ощупывая стены.

На самом деле, строителем он не был. То есть, работал в этой области, мотаясь с объекта на объект, но никогда специально не учился. Умел многое понемногу: сооружать черновую кладку, мешать раствор, собирать деревянные конструкции под чутким руководством бригадира, класть плитку. Ну и, конечно, подай-принеси. Девяносто процентов работы на стройке — переноска тяжестей с места на место. Это могут все, но заставлять таскать ведра с раствором высокооплачиваемого каменщика — слишком расточительно. Поэтому на любой сколько-нибудь солидной стройке есть подсобник. Человек, который умеет многое, но по чуть-чуть. Таскает ведра, брусья, доски, мастерит опалубки, устанавливает «леса». Словом делает все для того, чтобы профессионал мог спокойно работать.

Таким подсобником Игорь Морозов и был. Нельзя сказать, что много получал, но в целом на жизнь хватало.

Раньше, до кризиса, дела на стройке вообще шли хорошо: трудяг не хватало, зарплаты росли, а рабочий день уменьшился до приличных восьми часов. На стройку ломились все, кто не сумел найти себя и других сферах. Потом мировые рынки обвалились, строительство и Эстонии встало. Люди, как пчелы в улье, принялись собираться в рои, то есть в бригады, и улетать на заработок туда, где все еще была Работа. В более благополучные и стабильные страны. В Финляндию, в Швецию. В Россию ехали меньше, побаивались «кидалова».

Пробиться в одиночку на скандинавский рынок было непросто, по Игорю повезло. Последний его прораб — мужик дельный, в возрасте — подхватил молодого, прежде всего потому, что тот неплохо знал английский. Так Морозов попал на странную должность: кем- то между простым подсобником и переводчиком. Это положительно сказалось на зарплате.

Так что полноценным строителем Игорь не был. Но кое-что знал. Например, что внутренние перегородки бывают сделаны из металлического каркаса и гипсокартона. И такую стену ничего не стоит пробить ногой или даже кулаком.

Игорь забарабанил по стенам, легко раскалывая сыпучий, набравший воды гипсокартон. Почерневший гипс отваливался кусками, с гулким стуком падая на пол. Игорь разодрал руку о торчавший из каркаса шуруп, отшатнулся от висящих пучком проводов, опасаясь удара током…

Увы. За слоем гипсокартона обнаружилась сталь. Железная коробка, в которой оказался Игорь, не желала его отпускать.

Выдохшись, Морозов сел на пол.

Сильно хотелось есть. От поднявшейся в воздух пыли драло горло. Игорь чувствовал себя несчастным и раздавленным.

Привычка носить наручные часы у населения выветрилась с приходом мобильных телефонов. Но мобилка не работала. Аккумулятор не пойми почему покрылся слоем белесых кристаллов, и теперь Игорь не мог даже сказать, сколько времени он просидел вот так у стены, жалея себя. Да и был ли в точном времени какой-нибудь толк? Наверное, никакого.

Свет, проникающий через дырку в потолке, начал меркнуть, и Игорь, наконец, снова взялся за дело. Теперь он попытался с помощью куска каркаса расковырять часть косяка, чтобы добраться до спрятанных петель. Точного понимания того, что будет, когда он до них доберется, у Игоря не было. Но ему казалось, что таким образом он сможет разблокировать створку.

Пластиковая обшивка косяка поддавалась плохо. Жестяной каркас был весьма паршивым инструментом, постоянно гнулся и резал руки. Измазав кровью лицо, дверь и стены, Морозов все же ухитрился проковырять небольшую дырочку, в которую можно было засунуть палец. Но не более.

К тому времени уже совсем стемнело.

Он вновь посидел на полу, привалившись спиной к двери. Спать не хотелось. Затем подобрался к потолочной дыре и попытался разглядеть звезды. Но, увы, на светлом в это время года небе их почти не было видно.

Утомившись от безделья, Игорь снова вернулся к работе. Стал практически вслепую расцарапывать косяк. Он работал с упорством фанатика. Ощупывая пальцем получившееся отверстие, с радостью ощущал там что-то холодное. Железо! Дверные петли! Ощущение близкой победы придавало сил.

В конце концов, Игорю удалось засунуть под пластик руку, и он принялся раскачивать пластик, стараясь выдрать его из креплений. Рывок! Еще рывок!..

Морозов упал на пол вместе с вывороченным куском рамы. Радостно крикнув, он поднялся и бросился обратно к двери, ощупывая ее поверхность и стараясь определить масштаб успеха.

Но его ждало разочарование.

Дверь уходила под край стальной плиты, которая образовывала несущую стену. Петли были надежно спрятаны в стенной нише. Игорь яростно замолотил в дверь кулаками, нецензурно завопил, брызжа слюной.

Остановился.

Тишина. Никто не отозвался на его крики, не пришел на помощь.

Он был один.

В голове глупо крутилось: опоили, заперли неизвестно где. Кто? Какие-нибудь маньяки, уроды, инопланетяне, кто угодно! Чья-то злая воля!

Надо было выбираться, любой ценой, но выбираться из этого мерзкого места, где уже будто бы не хватает воздуха, где стены давят со всех сторон!

В очередной раз Игорь опустился на пол. Обхватил голову руками. Зажмурился, стараясь удержать истерику на том пороге, за которым начинается безумие.

Через некоторое время стало легче. Морозов, все еще не открывая глаз, пополз вперед. Он полз до тех пор, пока не уперся головой в угол. Там и остался лежать. Одинокий, без понимания происходящего, измученный страхом. Вскоре, Морозову удалось уснуть…

Разбудили его крики птиц. Где-то наверху чайки отчаянно спорили из-за чего-то важного в их жизни. Скорее всего, из-за еды.

В желудке у Игоря урчало.

Некоторое время он просто лежал, пытаясь сообразить, где находится. Постепенно в памяти всплыл вчерашний день, и отчаяние навалилось с новой силой.

Игорь застонал и поднялся на ноги.

Теперь он исследовал помещение методично, тщательно, обшаривая каждый угол, каждый закуток. Свернул все три унитаза, в надежде найти какое-нибудь слабое место. Составив унитазы в пирамиду, добрался до дыры в потолке, но сумел просунуть в нее только руку. Потом скользкий фаянс поехал под ногой, Игорь с грохотом упал на пол и больно ушибся.

Шли часы.

Морозов не оставлял попыток. Он раз за разом, снова и снова дергал дверь, ощупывал каждую заклепку. В голове роились «дельные» мысли о том, что будь у него хотя бы плохонькая аккумуляторная дрель, он выбрался бы отсюда в два счета. Не говоря уж про такую полезную во всех отношениях штуку как болгарка.

Вспомнился смотренный еще черт знает в какие времена сериал про секретного агента Макгайвера, где мужик с прикольной старомодной прической выбирался из разных трудных ситуаций при помощи всякой подручной ерунды вроде шариковой ручки или зеркальца из женской пудреницы.

Периодически Игорь кричал и звал на помощь. Бил ногами в звонкую металлическую стену, надеясь, что кто-нибудь услышит. Утешал себя басней про двухлягушек, попавших в молоко…

Но потом снова пришел вечер. И на Игоря навалилась жуткая тоска.

Он лежал под дырой в потолке, бездумно глядя на кусочек неба, наливавшийся густой синевой. Помимо голода его теперь мучила жажда. Губы потрескались, гортань горела. Морозов оборвал все трубы в комнате, но не добыл ни капли воды.

Ночью стало прохладней, и на стенках выступил конденсат. Обнаружив это, Игорь начал слизывать капли с железа. Это оказалось ужасно невкусно, но выбора не было. Кое-как утолив жажду, Морозов заснул…

Проснулся среди ночи от немыслимого грохота.

Поначалу Игорь подумал, что ему приснилось, но через минуту грохот повторился. Пол отозвался дрожью. Где-то в темноте металл заскрежетал о металл. От отвратительного звука проснулись и загорланили чайки. Морозов забился в дальний угол.

Когда все стихло, он на четвереньках подполз к двери и принялся колотить в нее, зовя сорванным хриплым голосом:

— Помогите! Помогите!

Но тишину ночи больше ничто не нарушало. Птицы успокоились.

Стремительно терявший силы и устававший с каждым разом все быстрее и быстрее, Игорь заснул прямо у двери.

На следующий день Морозов не вставал. Он лежал в углу, прислушиваясь к крикам птиц и шуму волн.

— А все-таки я в порту. — Говорить вслух было приятно. Звук собственного голоса успокаивал. — Волны шумят. Значит, в порту. И на корабле. Потому что тут не туалет, а гальюн.

Игорь говорил много, временами нес чушь, иногда повторял одни и те же слова. Спутанное сознание уже не могло контролировать речь.

Иногда, в минуты просветления, Морозов строил планы, как выбраться из той ловушки, в которую угодил. Один другого фантастичней.

Звал кого-то по имени: не то Федора, не то Марка… Хотя уже не мог точно припомнить, кто это был. Единственное осмысленное действие, которое он мог совершать, это слизывание конденсата со стен по ночам. Днем Игорь спал, а ночью ползал, постанывая, вдоль стен.

Сколько прошло дней, он не знал: сбился со счету. Должно быть, много.

Страх, жажда и голод подточили его сознание. Игорь галлюцинировал. Ему грезилась вода, реки, озера в которых он плавал, нырял, пил и пил холодную свежую воду…

Когда за дверью загрохотало, створка задергалась и отворилась, Морозов был фактически без сознания. Мир воспринимался, как из-под толщи воды.

Запомнился только густой мужской баритон:

— А тут что за херня? Японский городовой…

А потом — ничего. Пустота, туман.

Из этого «ничего», из тумана, изредка появлялись чьи-то руки с алюминиевой ложкой, в которой была жирная, соленая вода. Бульон.

Морозов пил его жадно, давился, кашлял.

Тогда из тумана появлялась салфетка. И чей-то голос бубнил:

— Спокойно ты, не трясись, дурак… Разлил.

Так продолжалось какое-то время. Опять же — сколько точно, дней или недель, Игорь сказать не мог. Он с трудом осознавал себя…

Но в какой-то момент бред кончился. Как-то резко, внезапно, словно кто-то решил: всё, хватит.

Морозов проснулся.

Его разбудило солнце. Нахальный и жаркий луч долбил прямо в глаза, пробивался сквозь закрытые веки, окрашивая мир в ярко- красный цвет.

Игорь болезненно нахмурился, недовольно заворчал, повернулся на бок и только потом открыл глаза.

Рядом с лицом лежала мятая, закопченная консервная банка, а чуть дальше стоял большой наглый баклан и с интересом рассматривал Морозова круглыми желтыми глазами.

— Пшёл… — просипел Игорь. Закашлялся.

Птица улетела. Морозов уперся ладонями в железный пол и сел. Закружилась голова. Чтобы унять стук в висках, Игорь зажмурился, выровнял дыхание. Густо пахло морем, наперебой орали чайки.

Когда перед глазами перестали плавать цветные крути, Морозов огляделся. Он лежал на палубе все того же парома, под драным, выцветшим тентом с едва различимой надписью «Кока-кола». Ноги его были укутаны в брезентовый плащ. Рядом были рассыпаны угли и обгоревшие дрова. Валялся перевернутый армейский котелок, на линялых боках которого еще угадывалась зеленая краска. Еще дальше стоял деревянный шезлонг, и на нем, держа в руке погасшую сигару и задрав в небо острый клин бороды, сидел мертвый мужик.

То, что мужик мертв, Игорь понял сразу.

Ну и еще один баклан, примостившийся у мужика на лице и что- то сосредоточенно там клюющий, выглядел вполне убедительно.

— Твою мать… — выдохнул Морозов. — Твою мать.

Баклан посмотрел на Игоря, наклонил голову и, мотнув испачканным клювом, тяжело взмыл в воздух. Сытая, видимо, была птица.

Морозов осторожно поднялся на ноги. Колени чуть дрожали, но стоял он твердо. Сделал несколько шагов к телу, потом увидел лицо, точнее то, что от него осталось, и резко отвернулся. Замутило. С трудом подавив рвотные позывы, Игорь огляделся.

Помимо небольшого кострища, котелка и хвороста, на палубе обнаружилось большое количество пустых бутылок, откатившихся к одному борту. Напитки мужчина потреблял крепкие и, что интересно, дорогие. Коньяк, виски. Водочные бутылки были редкостью. Рядом с шезлонгом лежали серебристые футлярчики от сигар. Видно, жил мужик на широкую ногу. Единственное, чего Игорь не обнаружил, это еды. Несколько пустых упаковок с растворимым супом, какой- то засохший до каменного состояния коржик, которым побрезговали даже чайки, и все. Как-то это не очень сочеталось с дорогими бутылками и сигарами.

Больше на палубе не нашлось ничего. Игорь осторожно вернулся к телу.

Одет покойный был странновато. В одну лишь белую болоньевую куртку и такие же штаны. Голый волосатый живот торчал из разъехавшейся молнии куртки.

Смотреть на труп было неприятно. Игорь брезгливо, не касаясь тела, охлопал места, где должны были быть карманы, но ничего не обнаружил. Кошелька, документов, телефона не нашлось. Игорь обратил внимание, что левую руку мужик крепко прижал к груди. Мертвые пальцы впились в ткань куртки. Именно из-за этого молния на одежде и разъехалась… Сердце?

По другую сторону от шезлонга стояла бутылка с бумажкой внутри.

Подцепить записку пальцем и вытащить не получилось. Игорь, отвернувшись, хлопнул бутылку о ржавый поручень. Осколки разлетелись в разные стороны. С крыши, хлопая крыльями, с возмущенными криками взлетели несколько чаек.

Аккуратно свернутая бумажка оказалась довольно большой. Она была плотно исчиркана чем-то черным, скорее всего, маленьким угольком. Записка писалась не за один раз и более всего напоминала дневники.

Тому, кто меня найдет.

Меня зовут Анатолий Куприянов. Если это кому-то нужно.

Наверное, я уже умер. Или при смерти. У меня больное сердце. Лекарств нет. Да и оставаться долго в этом грёбаном мире я не собираюсь. Мне удалось захапать местный дьюти-фри. Так что остаток жизни проведу, как в раю. Только жрать нечего. Зато много выпивки.

За едой надо идти в город. А там все хуже и хуже. Сначала я, как и все, туда ломанулся, но, слава богу, хватило ума вернуться. Хотя какой тут бог?.. И есть ли он? Не знаю. Скоро проверю, жаль рассказать не смогу.

На корабле нашел какого-то парня, заваленного в гальюне. Он там чуть богу душу не отдал. Парень, если ты это читаешь, привет тебе!

Тут можно жить. Входы на корабль я завалил. Какие-то хмыри ползают по порту, но на корабли не суются. Боятся. Я их понимаю. По ночам кричу страшно. И бросаю за борт всякий хлам. Очень хочется есть. Много курю. Как здорово, что сигары сохранились. Это чудо!

Ребят! Жрать чаек можно. Но на вкус — гадость. Зато если сразу не стошнит, то терпимо. Запасы воды кончаются. Ну да ничего, у меня еще есть виски. Кстати, рыбы в порту — тьма. Хоть сапогом черпай. Где б еще взять сапог? А лучше удочку с наживкой! Ха-ха.

Сердце шалит. Больно так, что сил нет…

Вроде отпустило. Так помру и главного не напишу.

Думал тут, почему это все произошло. За что? Кто виноват?

Так и не понял.

Никто не виноват, наверное. Как всегда. Или все мы. А когда все, так вроде и никто. Главное — понять, зачем это все. Это очень важно — понять. Может быть, нам, людям, это как второй шанс. Или как предупреждение? Или еще что-то. Жалко, я не увижу, чем все кончится. И не узнаю, что это вообще было.

Ну вот, снова сердце…

Ах да, вот еще что. Вышло все вот как… Я очнулся, все вокруг сломанное, корабль на пирс налетел и застрял. Воды нахлебался и сел. Борта как труха. Все старое, ржавое. Ни хрена не работает. Не понятно, как это случилось.

Больше писать не могу. Кажется, конец.

Бортмеханик второго разряда Анатолий Куприянов.

P.S. Парень… держись там. В ящике тебе сюрприз. Всё.

Игорь опустил записку и посмотрел на мертвеца. Борода клином, татуировка на руке. Солнышко да имя ТОЛЯ.

Вот тебе приехали…

Бортмеханика Морозов уложил на пол и завернул в тент. Мужик уже порядком окоченел. Вроде, по морским обычаям, полагалось сбросить покойника за борт, но у Игоря не повернулась рука. Он обложил Куприянова всем, чем смог: стульями, снятой с петель дверью, обломками шкафа. Получилось подобие саркофага. Птицы, по крайней мере, не доберутся.

И только после этого Игорь посмотрел на берег…

Вообще, это было странно. Он очнулся, прочитал записку, упаковал тело, и так ни разу за все это время не посмотрел за борт. Будто порта и не существовало вовсе. Где-то в подсознании Морозов знал, что там есть Таллинн с его знакомым до отвращения профилем. Башни, шпили, новомодные высотки — образ, растиражированный в миллионах туристических открыток, значков и плакатов. Каждый раз, возвращаясь домой, Игорь видел эту картину. Красиво, да. Правда, когда живешь в этом всю свою жизнь, прелесть теряется.

Нет, конечно, город никуда не пропал. Но…

Наверное, теперь архитекторы, протестовавшие против застройки центра, были довольны. Из башен-высоток осталась только гостиница «Олимпия», построенная еще во времена СССР. Остальные новостройки торчали подобно гнилым, почерневшим зубам. Частично обрушившиеся, с выпирающими остриями строительных ферм и арматуры. Старая часть города выглядела лучше, хотя из церковных шпилей прилично сохранился только один: Нигулисте. Церковь Олевисте лишилась крыши, видимо во время пожара, а что произошло с Домским собором, отсюда было не разглядеть.

В порту ничего особо не изменилось. Разве что у терминала обвалилась крыша, и повсюду росли молоденькие деревца. В трещинах на асфальте зеленела трава.

— Что за… — прошептал Морозов. — Что за хрень?

Он обернулся к самопальному саркофагу, словно ожидая ответа от мертвого бортмеханика. Но тот уже свое отмучился: кроме записки и кучи пустых бутылок ничего после себя не оставил.

Игорь вспомнил, что ему приготовлен сюрприз. В каком-то ящике.

Огляделся.

Ничего похожего рядом не наблюдалось…

Игорь долго рыскал по палубе, вскрывал большие шкафы, где хранились спас-жилеты и круги, противопожарный инвентарь, ведра, топоры, несколько пластиковых баллонов с пресной водой… Но ничего хотя бы отдаленно напоминающего «сюрприз» не находилось. Морозов спустился вниз, прошел по гулким коридорам, но шарить в каютах не решился. Точнее, сунулся в одну и тут же рванул обратно. На черном, покрытом плесенью полулежала мумия. Сгнившие, наполовину рассыпавшиеся человеческие останки. Больше Игорь в каюты не лез. По лестницам он спускался все ниже и ниже, с опаской заглядывая в темные коридоры. Остановился лишь тогда, когда увидел что ступеньки следующего пролета уходят в воду.

Все нижние палубы были затоплены. Может быть, вместе с людьми, которые там находились. Игорь вспомнил, как в первые минуты после пробуждения слышал чьи-то крики… Люди были. Совершенно точно. Наверное, многие спаслись. Но кто-то наверняка остался на этом пароме. Навсегда.

Сюда, на нижнюю площадку, свет через пробитую крышу уже почти не проникал. В коридорах было темно. Вода, колыхавшаяся рядом, казалось черной.

В этот момент Игорь понял, что он один. Один на корабле, где в каютах лежат мертвецы, расползаются черной гнилью по полу…

Стало страшно. Показалось, что кто-то смотрит на него оттуда, из колышущейся тьмы. Смотрит. Тянет пальцы, холодные, белые, как живот угря, скользкие…

Игорь бросился наверх, часто дыша и стараясь не споткнуться. Вырвавшись на свежий воздух, он упал на палубу, хватая воздух ртом.

— Фу ты, черт! Фу ты… Напридумывал себе, черт знает чего.

Морозов усмехнулся через силу, но по спине все еще бегали холодные мурашки. Казалось, будто там, в темноте пустых коридоров, действительно кто-то был…

В этот момент, лежа на палубе, он и увидел тот ящик, о котором говорилось в записке. Под шезлонгом темнела небольшая фанерная коробка, вроде посылочной.

— А я-то, дурак, искал…

Игорь откинул шезлонг, не без труда оторвал крышку с коробки. На дне, в груде шелухи, лежала фигуристая бутылка коньяка. Hennessy ХО. И пачка растворимых суповых химикалий. Двенадцать кубиков.

Вот и весь сюрприз от бортмеханика Анатолия Куприянова.

— Самое время, — пробормотал Морозов и откупорил бутылку.

Приложился из горла.

Коньяк был душистый, крепкий и показался густым, как сироп. От первого же глотка закружилась голова. Игорь подошел к борту и снова посмотрел на Таллинн. Ничего не поменялось, видение не развеялось, как дым. Все было по-прежнему.

Город. Изуродованный, постаревший, полуразрушенный.

— Война, что ли? — Игорь продолжал разговаривать сам с собой. Думать вслух казалось очень естественным делом. — Да какая война… Сколько я там провалялся? Неделю, две? А тут уж камня на камне не осталось.

Он вдруг понял, что напрочь потерял ощущение времени.

Сколько он просидел взаперти? Сколько сейчас часов? Какой день недели? Игорь не знал. Телефон не работал, часов нигде не было. Можно, конечно, спуститься вниз, найти там календарь или какой-нибудь хронометр…

При мысли о том, что придется снова лезть в сумрак мертвого корабля, Игоря передернуло. Впрочем… Был ли сейчас хоть какой-то смысл в точных датах и числах? Гораздо важнее казалось решить, что же делать дальше. Куда идти? Что искать?

— В конце концов, если что-то случилось… — Игорь посмотрел. Поправился: — Когда что-то случается, то обязательно полиция должна быть, скорая, спасатели. Не может же быть, что все умерли. Вон… механик, тоже не сразу…

Ему вспомнился фильм, где какой-то герой очнулся в пустом городе, совсем один. Почему, отчего? Объяснено не было.

Фильмов-катастроф Игорь помнил довольно много, потому что любил этот жанр. Занятно было ассоциировать себя с человеком, который оказался в пустом городе или среди зомби. Был в этом мотив избранничества. Однако сейчас, становилось жутко при мысли о том, что все те люди с которыми он раньше был знаком, выпивал, ругался, любил их или терпеть не мог, сейчас куда-то пропали или того хуже…

Игорь снова приложился к бутылке.

— Что делать-то?

Солнце клонилось к закату. Нужно было что-то решать. Бакланы вновь осмелели: садились рядом, нагло орали, по-базарному хлопали крыльями.

— На хрен пойдите! — крикнул Морозов, махнув рукой. — А ну-ка вон отсюда…

Его быстро развезло. Ослабевший за время голодовки организм, воспринимал каждый глоток алкоголя как оглушающий удар по голове.

Краем затухающего сознания Игорь понял, что, при всем желании, спуститься в город не сможет. Тогда он добрался до кучи оранжевых спас-жилетов, которые сам же выкинул на палубу, пока искал «сюрприз», и зарылся в них.

Как заснул, не заметил…

В ночи кто-то кричал. Пронзительно и страшно. Морозов сквозь пьяный угар пытался вскочить, но не смог. Тело не повиновалось. Было плохо, мутило. А в летних сумерках кто-то надрывно верещал, как подстреленный заяц. Кричал и кричал, кричал и кричал, надрываясь…

Проснулся Игорь с дикой головной болью. Этого, конечно, следовало ожидать, но уж больно башка разламывалась. Всем его вчерашним ужином был растворимый супчик, да и тот почти всухомятку. А коньяка он успел наглотаться немало.

Некоторое время Морозов сидел, привалившись к борту, и дышал морским воздухом. Было довольно прохладно. Небо затянуло серой хмарью, с моря дул сырой неприятный ветер. Если б не похмелье, Игорь, наверное, уже бы убрался с корабля. Делать тут было совершенно нечего. Но удивительным образом именно плохая погода и удерживала его на месте. Казалось, что ветер сдувает головную боль в сторону, вместе с выдыхаемыми парами алкоголя.

Во рту было сухо. Игорь за раз выхлебал почти половину баллона воды.

Он попытался вспомнить и понять: реальными были ночные вопли или показалось? Может, какие-то железки терлись одна о другую? Ион их сколько висит…

Ответа не было.

Постепенно отпустило. Похмелье осталось, но голова уже так не Раскалывалась.

Игорь встал, размялся, доплелся до борта, помочился. И тут заметил, что на бетонном основании пирса что-то… расплескано? Он прищурился. С высоты парома казалось, что по пирсу растеклась красная краска. Вчера ее не было, Морозов помнил это совершенно точно.

В памяти моментально всплыли ночные крики. Сложив два и два, Игорь с содроганием понял: вовсе это не краска.

Теперь картина выходила совсем уж дурная.

Город в руинах, корабль — ржавая развалина. Жратвы нет. Связь не работает. А пока он спал, тут, возможно, кого-то убили.

— Ребята, что ж вообще делается-то? — спросил Игорь у бакланов, чувствуя, как подступает новая волна отчаяния.

Птицы с гомоном заметались над водой. То ли что-то нашли, то ли просто, от общей птичьей дурости.

— Погано. — Морозов снова сел. Попытался упорядочить мысли. — Надо Ленку найти. Ленку. Она точно знает. Она ж дома была. Она должна знать, что здесь случилось, пока я в Финке был.

Лена была его девушкой. Двадцати пяти лет — высокая, крепкая, крашеная блондинка. Она нравилась Игорю потому, что у нее всегда был свой взгляд на жизнь. Лена часто могла высказать то, что Игорь не мог понять или не мог оформить в слова. Одним словом, она была умная блондинка.

Раньше у Игоря уже была семья.

Но жена уехала за границу, пять лет назад. То ли в Германию, то ли Австрию. Уехала, оставив ему ребенка-четырехлетку и долги. Оттуда, из-за границы, Игорю пришли бумаги на развод. Ему, конечно, как отцу-одиночке все сочувствовали и помогали, даже бывшая теща, которая мучилась угрызениями совести из-за того, что так дурно воспитала дочку.

Может быть, из-за этой всесторонней помощи и поддержки толковый отец из Игоря так и не вышел. Своих родителей он давно уже схоронил, а самому почувствовать себя папой как-то… не получалось.

Сын, Андрюшка, большую часть времени проводил у своей бабушки, тещи Игоря. Лена мальчишку любила, таскалась с ним везде. Но когда Морозов уезжал на работу, Андрюшка жил у бабушки. Это было надежно.

Поэтому Игорь в первую очередь и вспомнил про Лену. Во-первых, о ребенке он не тосковал, и во-вторых, чего волноваться, он же с бабушкой. А теща была, что называется — кремень.

Лена жила в старом районе города — Копли. Зеленые улицы, старые деревья, такие же старые хрущевки и еще более древние дома постройки начала двадцатого века. Квартиры с печным отоплением. Несколько уцелевших после Перестройки заводов. Когда-то, в девяностые, этот район был сложным, потому что, по большому счету, был русским. Потом как-то все успокоилось. Одни бандиты перестреляли других. Наступило равновесие, и теперь по улицам Копли можно было без опаски гулять даже ночью. Подросшая гопота теперь промышляла в другом районе. Тоже, что интересно, русскоязычном.

Спускаясь вниз по лестницам, Игорь прикидывал, как ему проще всего добраться до Ленкиной улицы. Лезть через темные переходы и коридорчики было страшно. Конечно, не так как вчера, но все же… Поэтому Морозов разговаривал сам с собой, бормоча под нос.

— Сяду на единицу и — до упора. Совсем рядом же. Через терминал, а там и выберусь.

Тут ему пришло в голову, что трамвай номер один, та самая «единица» на которую он хотел сесть, чтобы ехать до упора, может и не ходить. Да и вообще, с транспортом при таком странном раскладе в городе может быть плохо.

— Ничего, частника поймаю… Хотя, какой частник! Денег нет, один черт. Пешочком пройдусь. Главное, ни на кого не нарваться. А там, как разберусь, в полицию заявлю. Про бортмеханика расскажу, про пирс… Пусть разбираются.

Он с трудом сумел открыть дверь. Все входы и выходы с парома были завалены, как и было написано в посмертной записке. Бортмеханик постарался на славу. Каким образом этот сердечник умудрился натаскать таких тяжелых вещей, осталось загадкой.

Наконец, Игорь выбрался наружу. Спрыгнул с покосившейся, уходящей в беспокойную воду лестницы, шлепнулся в лужу. Резиновые сапоги, подобранные на корабле, были великоваты и уже начали натирать пятки. Брезентовый плащ намок и сделался тяжелым, но снимать его Игорь не стал.

Наполовину затопленный терминал, через который Морозову и пришлось пробираться, был в аварийном состоянии. Игорь помнил его крепким, надежным, а сейчас казалось, что эта рухлядь готова обрушиться в любой момент. От обвалившейся крыши остались только решетчатые фермы арматуры. Через щель в полу, прямо в центре зала, проросла березка. С потолка свешивались длинные языки лишайника или вьюнка — толком было не разобрать. Стены зияли прорехами, из которых неряшливо торчала черно-зеленая вата утеплителя. Всё вокруг было завалено хламом: кресла, распахнутые чемоданы, неведомо как тут оказавшийся электропогрузчик, врезавшийся в пустую стойку кафешки.

На всякий случай Игорь пошарил в этом бардаке, но ничего дельного не нашел. Зато едва не порезался о стеклянные осколки.

Выбравшись на улицу, Морозов увидел огромную автомобильную свалку. По-другому это назвать было трудно. Машины стояли повсюду. Ржавые, с просевшими колесами. Некоторые с выбитыми стеклами. Игорь отметил, что большинство автомобилей так или иначе пережили столкновение. Либо с другими такими же машинами, либо с домами и фонарными столбами.

— Похоже, попутка отменяется, — пробормотал Морозов. — И полиция в ближайшее время — тоже.

Второе, на что он обратил внимание, была трава.

Трава росла повсюду. Мостовая с бледной разметкой и щербатым бордюром, теперь была едва различима. Огромные зеленые кляксы будто расползлись по дороге, как вирус.

Глядя на все это, Игорю начало казаться, что покойный бортмеханик был не так уж и неправ, запершись на корабле с грудой выпивки и едва живым «собутыльником».

— Ничего… Ничего-ничего. Как-нибудь, — прошептал Морозов.

Выбравшись из развалин порта, он обнаружил ржавые, едва заметные в зелени клевера трамвайные рельсы. В принципе, Игорю нужно было идти именно по ним, но любопытство тянуло в Старый город, где дома сохранились. В ту его часть, которая почти не менялась еще со средних веков.

Те дома и бастионы из плитняка казались оплотом порядка и цивилизации в этом сошедшем с ума городе. Быть может, там найдутся хоть какие-то ответы на бесчисленное число вопросов?

Игорь принял решение и быстро зашагал в Старый город.

Между камнями брусчатки тоже росла трава. Однако того разрушительного эффекта, как на асфальте она не производила. Улицы лишь немного утратили свой изначальный облик, будто какой-то художник чуть смазал их зеленой краской, растерев ее пальцем. Старые стены, сложенные из плитняка, серые с глубокими швами и трещинами, почти полностью сохранились. Они стояли так не одно столетие и были предметом туристической гордости Таллинна. В некоторых местах башни полностью скрылись под переплетением плюща, из сырых мест, куда не заглядывало солнце, поднимался густой мох. Но в целом стены и улицы остались прежними. Гораздо хуже было с домами, покрытыми штукатуркой. Смесь песка, цемента и извести практически полностью обсыпалась, обнажив кладку или деревянную решетку. Почти нигде не осталось целых окон. Только редкие стекла торчали осколками, да в стрельчатых проемах сгоревшей церкви Олевисте, через буйство дикого винограда, просматривались куски разбитого витража.

Еще одна особенность неприятно поразила Игоря. Двери во многих домах были выставлены. От витрин туристических магазинчиков, торговавших разномастной и по большому счету никому не нужной ерундой, остались одни обломки. Складывалось впечатление, что кто-то с особой ненавистью вытаскивал на мостовую деревянную утварь, остатки одежды, керамику и топтал получившиеся кучи. Некоторые магазины не так давно были уничтожены пожарами: в воздухе тревожно и гадко пахло гарью.

Нигде не было видно людей, но явственно читались следы их недавнего пребывания здесь. И это пугало, сильно пугало.

Игорь несколько раз забирался в старые магазинчики, но ничего, кроме крысиного помета на полках, разбитых витрин и исковерканных холодильников, не обнаружил. Тут кто-то побывал до него. И, судя по всему, не раз.

Лезть в жилые дома Морозов не решился. То ли из-за неясного предубеждения, то ли из-за суеверного страха. Осыпающиеся остовы с черными провалами окон выглядели жутко.

Иногда из развалин доносились шорохи, тихий скрип и хруст. Игорь прижимался к стене. Прислушивался. Пару раз Морозов пробовал кричать, звать кого-то, но голос предательски дрожал, и от этого становилось еще страшнее.

В конечном итоге он уперся в баррикаду. Поперек улицы была навалена высокая, едва ли не до второго этажа, пирамида из всякого старья. Облезлые диваны, ржавые газовые плиты, вывороченные из мостовой булыжники, бордюрный камень.

Морозов осторожно приблизился. Из щелей торчали длинные, остро заточенные колья. Перед баррикадой целая россыпь битого стекла.

Не зная, что делать, Игорь остановился. Не пройти. Перелезать через эти завалы опасно. Того и гляди поскользнешься да насадиться на какой-нибудь кол, как бабочка на булавку.

— Эй… — негромко позвал Игорь. — Есть кто живой?

Где-то за баррикадой посыпались мелкие камушки. То ли под чьей- то ногой, то ли сами по себе, то ли сдвинутые ветром.

— Эй! — уже громче позвал Морозов.

По ушам ударил резкий свист. Эхом прокатился по улице, отразился от стен, втянулся в пустые черные окна.

От неожиданности Игорь оскользнулся на куске стекла, но равновесие удержал. Бросился бежать, петляя как заяц. Без оглядки, со всех ног.

За ним никто не погнался. Никто не крикнул в спину. Но страх преследовал Морозова, как опытный погонщик. Игорь чудом не заплутал в переулках. Вскоре, запыхавшись, он выбежал из Морских ворот Старого города, оставив за спиной бастион Толстая Маргарита с провалившейся крышей.

Прыгнул в кусты и упал на траву, чтоб перевести дыхание.

В городе происходило что-то немыслимое. Что именно и почему, Морозов не знал. Да и не особо хотел знать.

Возникла зыбкая догадка, скорее даже, ощущение, что кто-то могущественный, огромный и жестокий, погрузил его, а может быть, и всех людей на Земле, в сон на черт знает сколько лет. А потом разбудил. Пинком. Выкинул в мир, который уже привык жить без человека.

От этой мысли в грудь вполз совсем уж первобытный, необъяснимый, дикий страх. Несмотря на то, что Игорь уже перевел дух, сердце заколотилось с новой силой, затрепыхалось в груди перепуганным зверем.

Морозов поднялся, выбрел на старые трамвайные рельсы. Трава практически полностью скрывала пути, однако идти здесь было сравнительно легко. То тут, то там проглядывали ржавые железяки, так что ориентироваться было легко.

Игорь неожиданно понял, что не помнит названий некоторых улиц. Таблички давным-давно упали и истлели, часть домов обветшала и обрушилась, часть была изуродована настолько, что узнать их было очень трудно. От резиденция «Ильмарине», которая при Советском Союзе была машиностроительным заводом, остались одни руины. Стадион, расположенный неподалеку, густо порос молодыми, но уже крепкими липами.

Все было незнакомым. Диким.

Давно, когда у Игоря и Лены был, как говорится, конфетно-цветочный период, Морозов, ночью возвращаясь от девушки, проходил эти пути за пару часов. От начала до конца. Сейчас он двигался медленно. Осторожно. Постоянно озираясь и глядя под ноги, словно боясь наступить на гадюку или провалиться в заброшенный колодец.

Колодцы, к слову, встречались. На дороге там и тут темнели разверстые пасти канализационных люков. Кому понадобилось выдирать чугунные крышки? Для чего? Неизвестно.

К одному из таких люков Игорь подошел, чтобы заглянуть вглубь, по от дыры так пахнуло тухлятиной, что Морозов шарахнулся прочь и больше к колодцам не совался.

Добравшись до железнодорожного вокзала, Игорь остановился и прилег в кустах. Постарался рассмотреть, что происходит в развалинах. На первый взгляд, никакого движения не наблюдалось, но при этом было заметно: кто-то успел там поработать. Крыши у здания вокзала не было, как и у многих домов. Но весь мусор — обломки, камни, стекла — был вынесен наружу и свален таким образом, чтобы образовывать вал вокруг уцелевших стен. Сгоревший остов привокзальной гостиницы также был укреплен: по верху черных стен шел самопальный частокол.

Тут жили люди.

Игорь не стал переть напролом по трамвайным путям, что проходили совсем рядом с вокзалом, а обошел укрепления стороной, по рассыпавшимся кварталам, где когда-то стояли старые дома. От многих остались только печные трубы. Единственной уцелевшей постройкой оказался бывший райком комсомола: квадратное здание с выбитыми окнами и раскуроченными решеткам.

Обойдя вокзал, Игорь вернулся на трамвайные пути.

Вздрогнул от неожиданности. Замер.

Ей было лет одиннадцать. Вместо одежды на девочке висел рваный «балахон» из полиэтилена, в прорехах которого виднелось голое тело. Девочка рылась в куче хлама.

Морозов переступил с ноги на ногу. Он не собирался пугать девочку, но под ботинком предательски хрустнул камень…

Девочка мигом упала в траву, перекатилась, подхватила палку и замерла, зло глядя на Игоря.

— Тихо, тихо. — Он выставил вперед руки. — Все нормально…

Под полиэтиленом вздымалась худая грудь, волосы девчонки, когда-то светлые, свалялись и теперь походили на сантехническую паклю. Босые грязные ноги были напряжены: видимо, она в любой момент была готова задать стрекоча.

— Я ничего тебе не сделаю! — Игорь медленно развел руки в стороны. — Только не кричи…

— Mine perse![1] — выплюнула девочка и нырнула в дыру в старом заборе.

Загрохотало, посыпалась кирпичная крошка. Игорь осторожно подошел ближе, заглянул в отверстие, но там уже никого не было.

— Вот и поговорили, — пробормотал он. Потом громко позвал: — Эй, ты! Где родители?

Никто не ответил.

— Они что тут, одичали? — хмыкнул Морозов себе под нос.

Кто «они», Игорь не знал. Просто рассуждал вслух.

Странное поведение девочки ему совершенно не понравилось, Сводя воедино происшествие в порту, баррикады и укрепления на улицах, разграбленные магазины, получалось, что закон и порядок в городе, а то и во всей стране, рухнули. На гражданскую войну, впрочем, это не было похоже. Происходящее, скорее, напоминало… одичание.

Игорь присел в траву около дыры в заборе, куда сбежала девочка, и открыл бутылку с остатками коньяка. Хлебнул, но, припомнив, как резко его развезло в прошлый раз, тут же закупорил.

— Что же ты там искала? — нахмурился Игорь, глядя на хлам, в котором рылась девочка.

Он поднялся и подошел к разбросанному барахлу.

Какие-то вещи девочка успела отложить в аккуратную кучку: видимо, собиралась забрать с собой. Что-то отшвырнула подальше.

В аккуратной кучке обнаружились пластиковая расческа без половины зубьев, выцветший лоскут ткани и позеленевшая от плесени кукла Барби. Вот и все детское богатство.

Морозов не стал трогать отложенное. Разворошил ногой большую кучу, выдернул оттуда желтый кусок пластика и с одной стороны красную машинку…

А ведь точно! Раньше здесь стоял ларек с игрушками. Девчонка искала то, что когда-то казалось ей очень важным. И она ценила эти вещи даже сейчас, в жутком, исковерканном мире. Гребешок, тряпки, куклы…

Игорь автоматически — сам не осознавая: зачем? — сунул в карман машинку. Двинулся дальше. Странная, одичавшая девочка убежала, ей уже не помочь. К тому же, похоже, что она лучше него ориентируйся в ситуации.

Тут с самим собой бы разобраться.

Шагая по бывшим рельсам вглубь района, Игорь поглядывал по сторонам.

Единственной территорией, не так обильно поросшей зеленью, оказалась промзона. Там, где тонны щебенки были залиты сотнями пиров масла, бензина, солярки, трава, кустарник и деревья принимались плохо. За сгнившим забором торчали верхушки ржавых железнодорожных цистерн и сухогрузов. На мосту замерла выцветшая и облупившаяся электричка. Откуда-то издалека доносился тоскливый скрип железа. Впереди, за обветшавшим, но все еще крепким зданием бывшего завода «Стандарт», виднелись остатки дизельного локомотива, ушедшего в сторону на развилке и жестко въехавшего в состав, стоящий на соседних путях. Будто диспетчер вовремя не перевел стрелку.

Мертво и страшно. А еще очень необычно…

Напрашивались странные аналогии.

Паром, на котором он пришел в себя, стоял в порту. Но не так, как должен был стоять — пришвартованный, с протянутыми причальными трапами. Корабль словно бы насадился на бетонные ограждения, получил пробоину, наглотался воды и плотно сел на дно.

Два поезда столкнулись, будто автоматика подвела, диспетчер не заметил неверно переключенной стрелки, а машинист даже и не подумал затормозить.

Паром.

Поезда…

Корабль словно бы лишился капитана и, возможно, всей команды. И вошел в порт. В прямом смысле слова.

Машинист дизельного локомотива не затормозил, хотя наверняка мог бы: судя по картине столкновения, скорость была небольшая.

Не доглядели? Ни машинист, ни диспетчер, ни капитан? Вряд ли. Столько совпадений за раз не бывает.

Получалось, что люди… выключались.

От посетившей догадки Игоря прошиб озноб.

А что если и правда: люди не умирали, а именно выключались, как вскипевшие электрочайники. Щелк! И нет человека. А потом кто-то нажимает на кнопку: бац! И человека возвращают на то место, где был, и он снова открывает глаза. А пока он спал…

Морозов притормозил. Посмотрел вокруг по-новому.

Если допустить, что его сумасшедшее предположение верно, все выглядит уже намного осмысленней и логичней. Получается, что люди то ли исчезли неведомо куда, то ли выключились. А мир все то время, пока они где-то пропадали, жил, двигался, зарастал зеленью, ломался.

Правда, это никак не объясняло хаоса, который происходил вокруг сейчас. Полуголые нищие девочки, разграбленные магазины, баррикады…

Словно и не было многих лет порядка, государства, главенствующей роли закона.

— Как будто одичали, — повторил Игорь.

В голове с новой силой закружили вопросы. Даже если предположить, что все население Эстонии куда-то делось, почему же, вернувшись, люди не постарались устроить все по-прежнему? Или там, где они все были, произошло тотальное отупение и озверение?

— Одичали, — в третий раз повторил Морозов и поймал себя на том, что повторяется. — Надо поискать еду.

Он помнил, что неподалеку, возле трамвайных путей, раньше был продуктовый магазинчик. На первом этаже дома. Чем черт не шутит, а ну как там осталось чего. Не могли же враз обезумевшие эстоноземельцы все разграбить.

Игорь поискал глазами нужный дом и, свернув с трамвайных путей, направился к магазинчику. Голод уже всерьез тянул в желудке и быстро отбирал силы. На работе он привык терпеть, когда хотелось есть. Экономил, да и времени не всегда хватало, чтобы нормально пообедать. Один раз за смену перекусил, хорошо. Вечером макарон с тушенкой навернул — вообще порядок. Но сейчас слабый заряд, который он получил от растворимого супа, иссяк окончательно. Во что бы то ни стало, нужно было поесть…

Запах Морозов почувствовал, еще не дойдя до дверей. Поначалу сладковато-терпкий, смутно знакомый, ненавязчивый. Но, как только Морозов распахнул покосившиеся створки, вонь тошнотворной полной ударила в нос.

Игорь попятился. Из-за двери метнулась серой тенью крыса. Согнув руку в локте и прикрыв нос, Морозов осторожно зашел внутрь.

То, что он увидел, ударило по нервам, как молот по наковальне. Желудок подпрыгнул к самому горлу. Морозов зажмурился, пережидая спазм. Потом медленно открыл глаза, стараясь дышать мелко и редко.

Под потолком, раздувшись и источая зловоние, висел труп. Наверное, хозяин лавки или продавец. На мертвеце болтались ошметки белого фартука. По углам шныряли взбудораженные появлением незнакомца крысы.

Для прожорливых грызунов пришел праздник. После стольких лет вернулись люди, а значит… вернулась еда.

Мертвец едва заметно покачивался. Он висел к Игорю спиной, за что Морозов был ему даже по-своему признателен.

В другой ситуации одного этого зрелища было бы достаточно, чтоб бежать из магазинчика куда глаза глядят. Но не теперь. Теперь у Игоря был мотив: он зверски хотел есть. А на полках магазина он заметил подернувшиеся плесенью, но не лопнувшие цилиндры. Консервы.

Рот наполнился слюной, несмотря на жуткую вонь и омерзительный вид.

На полках стояли пирамиды из банок. Этикетки давным-давно облезли, но сами жестянки, судя по всему, выдержали проверку временем.

Игорь пошел вперед, споткнулся о валяющийся табурет, упал, вскочил, зажимая нос. Отчаянно хотелось дышать, вдохнуть полной грудью, но он понимал, чем это может кончиться, и изо всех сил сдерживался!

Морозов прихватил столько банок, сколько сумел. Нагрузил их, как поленья, на сгиб руки, выскочил на улицу и только тут позволил себе глубоко вдохнуть. Вонь дернула в ноздри, будто не хотела отпускать. Игорь отбежал от магазинчика, кинул банки на траву и задышал часто-часто, выгоняя запах.

Когда более-менее полегчало, он стал суетливо перебирать консервы. Ножа-то не было. Чем открыть? О железку?

На одной из банок мелькнул лепесток «ключа». Морозов, не раздумывая, потянул…

С негромким хлопком крышка отскочила в сторону. Игорь резко выдохнул и отбросил банку подальше: от ее содержимого воняло не многим лучше, чем от покойника.

Сразу он не обратил внимания, зато теперь, приглядевшись, заметил, что все банки немного вздулись на основаниях. Странно, что те, на которых был «ключ», вообще не взорвались.

В голову противным призраком втекло полузабытое слово «бутулизм».

— Черт! — крикнул Морозов и швырнул банку в витрину магазина. Чудом сохранившееся стекло побежало трещинами и с хрустом осыпалось на траву. Среди осколков мелькнуло упитанное серое тельце. — Черт вас всех дери!

Игорь встал, пнул от досады банки. У одной от удара лопнула крышка, и вонючая жижа брызнула на траву.

Морозов некоторое время собирался с духом, затем несколько раз глубоко вздохнул, прикрыл нос и снова вернулся в магазин.

Суеверно стараясь не поворачиваться к покачивающемуся трупу продавца спиной, Игорь залез за ветхий прилавок. Все полки были пусты. На том месте, где когда-то стояли пакеты с крупами, теперь лежала труха и мышиный помет. Соль большим окаменевшим комом лежала на полу. А может, это была не соль, а сода или еще что-то похожее?

Разбираться Морозов не стал, консервные банки больше не трогал. Забравшись в тускло освещенную из притолочного окошка подсобку, он шарахнулся от холодильника со стеклянной дверью. Что там когда-то лежало, выяснять не хотелось. Было видно, что тут побывали до него. Но, скорее всего, висельник отпугивал грабителей, поэтому выносили, что попадалось под руку, тщательно не искали.

Но сейчас Игорю нужно было поесть. Голод сделал его терпеливым.

Подсобку Морозов обследовал методично и тщательно, ведь здесь могло сохраниться что-то, ускользнувшее от взгляда предыдущих посетителей.

И действительно!

Усилия Игоря были вознаграждены. Перекопав кучу хлама, он обнаружил пластиковый ящик, с одной стороны прогрызенный мышами. Разодрал. Внутри среди помета, пуха, птичьих косточек и прочего убранства мышиной квартирки, нашлись несколько пачек быстрорастворимых супов. Вермишель и борщ. Плюс два «бомж-пакета» с сушеными макаронами. Отчего их не сожрали вездесущие грызуны, было не ясно. То ли не успели, став добычей более крупного хищника, то ли не унюхали, то ли побрезговали. Говорят же, что многое из того, что ест современный человек, животное обходит стороной. Боится отравиться.

В придачу к найденному на верхней полке обнаружилась пачка чипсов. Наверное, их не заметили последние магазинные визитеры.

Воодушевленный, Игорь снова облазил весь магазин, нашел заваленный рухнувшими полками люк в подвал, но там было темно. Да и, кажется, воды по пояс. Зато под прилавком нашлась большая бутылка с минералкой.

На этом Игорь решил поиски закончить. Найденное добро он сложил все в тот же пластиковый ящик и вытащил на улицу. Не желая торчать на виду перед разгромленным магазином, Морозов отошел подальше. Поймал себя на том, что воровато озирается. Несмотря на царивший вокруг кошмар, он никак не мог отделаться от ощущения, что, обыскивая магазин, делает что-то незаконное, неправильное, за что его могут наказать.

Кто? Игорь не знал.

Греть было не на чем, поэтому Морозов развел суповую основу в холодной воде и долго мешал этот раствор палочкой. Ссохшиеся кусочки не желали размачиваться, плавали на поверхности. Жир всплыл крупными желтыми пятнами. В другое время Морозов вылил бы эту мерзость к чертовой матери. Но сейчас выбирать не приходилось.

Игорь выхлебал жидкость, тщательно пережевал твердую, колючую вермишель. Желудок яростно заурчал. Морозов открыл чипсы.

Густо запахло луком. От плоских кругляшей осталась лишь труха, но он и ей был рад.

Наконец, отбросив пустой пакет, он запил все водой и растянулся на траве. Над головой, клекоча, кружили птицы.

Пришла мысль, что еще совсем недавно понятие о счастье включало в себя новую машину, свою, а не съемную, квартиру, большой телевизор и приличную зарплату. А сейчас все это выглядело никому не нужной шелухой. Да и само понимание счастья резко изменилось: сыт, жив — уже хорошо.

Отдохнув, Игорь поднялся, взял ящик под мышку и пошел дальше. Солнце уже клонилось к закату, и, несмотря на белые ночи, Морозову совершенно не улыбалось остаться ночью на улице. Нужно было искать место для ночлега.

И оно вскоре нашлось. Когда вокруг так много разрушенных, брошенных зданий, подобрать себе приют несложно. Игорь выбрал хрущевку, что одиноко стояла на краю большого старого пожарища. Морозов припоминал, что где-то там, среди обуглившихся остовов, была котельная. Видимо, от нее и полыхнуло. Среди серо-черного поля торчало несколько живых деревьев, но густой травы и кустарника не было.

У хрущевки, в которой остановился Игорь, было два достоинства: частичносохранилась крыша и не до конца обрушилась лестница. Привыкший скакать по «лесам», Морозов легко забрался на третий этаж и соорудил себе убежище на ночь из обломков старой мебели и тряпья. К краю лестницы Игорь придвинул большой древний телевизор. Еще чуть ли не ламповый, в крепком фанерном корпусе. В случае чего, можно было легко обрушить зомбоящик вниз. Мало ли какие психи могут пожаловать.

Впрочем, людей вокруг вроде бы и не было. Лишь косвенные свидетельства человеческого присутствия: баррикады, разграбленные магазины, следы крови, трупы. Но живых, кроме странной девочки, Игорь не видел. В голове навязчиво вертелась мысль о том, что все эти завалы, погромы и убийства могли совершить вовсе и не люди, а какие-то иные существа. Зомби? Пришельцы? Образы, подсаженные в сознание заботливыми ребятами из Голливуда, никак не хотели уходить. И с наступлением сумерек становились только явственней.

А что если «они» активизируются ночью? А что если это какие-то совсем уж инфернальные существа, вроде вампиров? И без толку объяснять взбесившейся фантазии, что вампиров не существует, а ходячие мертвецы встречаются только в кино. Когда приходит ночь, страхи, даже самые дурные, берут верх.

Морозову стало совсем не по себе.

Он, замерев в своем логове, прислушивался к шорохам, к скрипу разболтавшегося кровельного железа на ветру, к шелесту деревьев.

— Ну и ну, — прошептал Игорь, вглядываясь в полумрак за оконным проемом. — Взрослый же человек.

Но страшно было до одури.

Он зажал в руках ножку от стула и напряженно смотрел в серый сумрак эстонской белой ночи.

Игорь просидел так час или около того. Но затем усталость взяла свое, и он забылся беспокойным сном. Провалился в него, как в мутную воду. Мрачные образы поплыли где-то рядом, легко касаясь сознания своими холодными щупальцами. Заставляя даже во сне вздрагивать…

Морозов пришел в себя от истошного крика. Он дернулся, уперся в стену рукой и сбил на себя остатки цветастого ковра. Запутался в пыльной ткани. Вскочив, наконец, на ноги, Игорь метнулся в сторону, налетел в полумраке на хлипкий стол, упал, больно ушиб колено.

А из темноты снова донеслись крики, и теперь стало ясно: не приснилось! Орала женщина.

Боль в колене привела Игоря в чувство. Он покрепче сжал ножку от стула и выбежал на лестничную клетку. Оттуда рванул к провалу, где когда-то была вторая половина дома. Притормозил.

Сердце бешено колотилось в груди.

Морозов осторожно выглянул за край. Внизу метались тени.

— Держи ее! — рыкнул мужской голос. — Держи, падла! Уйдет!

Женские крики не стихали.

Одна из теней упала. Кажется, прижала руки к лицу.

— А, тварь! Глаза!

— Коля, козел ты, мать твою!

Жертва вырвалась и дернула прочь через пустырь. Из-за дома следом за ней выбежали трое.

— Упустим, Коля, урод ты!

Трое поскакали следом за женщиной и скоро догнали ее. Раздался визг. Женщину сбили наземь и долго пинали. Коля — тот, кому едва не выцарапали глаза, — ковыляя, спешил к месту расправы.

Игорь прикусил губу, заметался на своем этаже, не зная, что делать.

С одной стороны, надо было хоть как-то помочь женщине.

С другой стороны… а с другой стороны, было очень страшно. И мужиков там было достаточно, чтоб Морозова укатать, и тетка была не знакомая. А ну как это какие-нибудь семейные дела? Чего лезть-то? Да и что он может сделать?

Но грызла, грызла изнутри совесть. Билось в груди что-то, кричащее: ты же человек! Убивают же!

Игорь в отчаянии упал на пол, стиснул до скрежета зубы и зажал уши ладонями, чтобы не слышать хрипов и нового звука: довольного хэкания.

Женщина, наконец, перестала орать. Притихли и мужики. Они что-то деловито делали там с телом…

Через некоторое время Игорь поднялся. Шатало, словно он был пьяный. Отошел от края, бросив через плечо чумной взгляд.

Морозов оперся на что-то и едва не сверзился вниз. Опора ушла из-под руки и тяжело рухнула в темноту. Через мгновение, показавшееся Морозову невероятно долгим, старый ламповый телевизор хрястнул и загрохотал по ступеням лестницы.

— Э, мужики, тс-с-с, — донеслось снизу, когда громыхание стихло.

Игорь замер.

Теперь сердце колотилось у самого горла. По спине побежали мурашки. Казалось, даже волосы на голове зашевелились.

Внизу послышался сдавленный шепот. Что говорили, разобрать не получилось. Хрустнула щебенка под ботинками. Уже у самой лестницы.

Кто-то шикнул.

— Да тут без шума не пройдешь, — громче ответил другой голос.

— Не топай как слон-то!

— Эй, кто там есть? Выходи! — крикнули с улицы.

Игорь даже дышать перестал.

— Серый, что там?

— Телик упал.

— Откуда?

— Вот оттуда, с лестницы.

— Э! Слышь, выходи! — снова позвали снизу. — Не тронем, вылазь!

Игорь молчал, застыв, как изваяние, и редко-редко дыша. В руке он крепко сжимал свое дурацкое орудие. Мысли в голове метались одна другой дурнее.

Ответить? Сдаться? А ну как не тронут… В банду возьмут, с ними пойду… Или заорать, что нас тут много? Может, не сунутся. Сбросить еще что-нибудь?

Морозов поискал глазами хоть какую-нибудь в меру массивную вещь, но ничего подходящего рядом не было. В дальней комнате валялись остатки стола, но что от них толку?

Сознание того, что он из безучастного свидетеля может запросто стать следующей жертвой, пугало до онемения в скулах.

— Да нет там никого. Толстый в прошлый раз чуть ноги не переломал. Там лестница худая… Кто полезет?

— Я проверю.

По лестнице зашуршали шаги.

Игорь стиснул зубы и до боли сжал кулак, чтобы не сорваться с места.

Хрустнули камушки.

Еще ближе. Еще…

Надсадно заскрипела арматура. Морозов вспомнил, как пролезал по торчащим из бетона штырям. Опасное место…

Он осторожно, маленькими шажками, подкрался к краю лестничного пролета, спрятался за выступ стены. Старая штукатурка с шумом обсыпалась вниз.

Сердце пропустило удар.

Зачем рыпнулся? Ну зачем?..

Шаги на лестнице замерли.

— Ну, что там?

— Да черт знает… Тут, блин, сыпется все уже… Стремно.

— Ползи-ползи. А то засел там какой-нибудь хрен.

— Ну и что? Засел. Мало ли, кто тут засел… Светает уже. Территория чужая, валить надо. И так из-за этой сучки завязли.

— Лезь давай, умник!

Шаги послышались снова. Осторожные, едва слышные. Но арматура опять угрожающе заскрипела. Игорю показалось, что он мельком увидел в полумраке чье-то лицо. Деревяшка в руке сделалась скользкой от пота.

Арматура скрипнула. Что-то упало.

— На хрен! Нет там никого. Тебе надо, Маркел, ты и лазай. Туда фиг заберешься!

— Ну, смотри.

Шаги стали удаляться. Еще пару раз что-то упало, хрустнуло и после того внизу все стихло. Сердце стало биться ровнее, одеревеневшие ноги стали ватными, чуть не подогнулись…

До самого рассвета Игорь не спал, сторожил лестницу. Но больше до наступления утра ничего не произошло.

Когда рассвело, Морозов осторожно спустился вниз.

Следов ночного преступления было немного. Только кровь. В подъезде и на пустыре. Там, где лежала женщина. Тела на этом месте не оказалось.

Игорь перехватил дубинку и поспешно убрался с жуткого пустыря. Прочь, прочь отсюда, от этого зверского кошмара…

Ночь отступила, оставив после себя не только мрачные тени из беспокойных снов, но и вполне реальные жертвы. Зато теперь было ясно наверняка: люди в городе были.

Когда опасный пустырь остался позади, Морозова слегка отпустило. Вернулись усталость и голод. Трамвайные рельсы кончились, в трещинах на асфальте густо росла трава. Местность вокруг все больше напоминала лес. Ветхие дома виднелись там и тут сквозь кустарники кроны деревьев, но Морозов никак не мог понять, где находится. Может быть, виной всему был шок от пережитого ночью, может быть, переутомление.

Игорь понял, что заблудился. Это звучало смешно. В родном городе, в знакомом районе… Заблудился. Среди деревьев, мощного подлеска, высокой некошеной травы.

И рельсы пропали.

— Трамвай дальше не идет… — прошептал Морозов и сел под дерево. — Чертовщина.

В животе протяжно заурчало.

— Война войной, а обед по расписанию… пробормотал он и только тут понял, что забыл все припасы там, на третьем этаже. И коньяк, и сухие супы…

В кармане плаща остался только мятый «бомж-пакет». Ни воды, ни супов. Отлично!

Возвращаться назад?

Игорь покачал головой. Нет. Назад ему не хотелось совершенно.

— Приехали.

Он с хрустом разорвал пакет и стал, крупинка по крупинке, есть сухие, обезвоженные макароны. Гадость…

Содержимое вкусовых пакетиков он всухомятку употреблять не решился: высыпал в траву. Черт с ними.

Игорь дожевывал травянистые, безвкусные волокна, когда в траве, как раз там, куда он сыпанул золотистый порошок, зашебуршало. Морозов напрягся, ожидая увидеть змею, но из зелени выглянула острая серая мордочка и глазки-бусинки.

Игорь не ожидал от себя такой молниеносной реакции. Дубинка, казалось, сама прыгнула ему в руку. Удар!

Крыса подскочила, но тут же упала на траву с разбитой головой.

Это получилось рефлекторно. У Морозова не было намерения убивать животное. Он даже не знал, что теперь делать с тельцем зверька…

Но внутри уже что-то сработало само по себе.

Некоторое время Игорь смотрел на тушку. Потом осторожно, двумя пальцами поднял мертвую крысу за хвост.

Нет, он не испытывал брезгливости. Да и вообще от чрезмерного чистоплюйства был избавлен. Но мысль, которая пришла Игорю в голову ему совершенно не понравилась.

Мясо.

Он держал в руках мясо. Добычу. Еду. Именно этой идеей, пусть несознательной, объяснялась быстрая реакция и то, как легко Морозов, прежде никогда не убивавший животных, прибил крысу. Организм сам решал за него, что лучше, а что хуже. Рядом была пища, и инстинкты требовали: бери, ешь!

Для рассудка же эта перспектива была отвратительна. Будь то птица: утка или голубь… Но крыса! С ее мерзким голым хвостом, с ее похожими на человеческие руки лапками. К тому же, некстати вспомнилось, что крысы в средние века были разносчиками чумы.

Игорь осторожно поднес трупик к лицу и втянул воздух. Пахло как в сыром подвале.

А еще — кровью.

И от этого запаха у Морозова во рту непроизвольно собралась слюна.

— Дичаем… — пробормотал он, сглатывая. — Что ж мне ее… сырую? Без соли?

Он вспомнил, что в лавке с висельником видел соль, хоть и слипшуюся в единый ком, но все же… Что ей сделается? Соль она и в Африке соль.

Но это означало — возвращаться. Во-первых, в дурную лавку, где разлагающийся труп смердел на всю округу, во-вторых, через страшный пустырь. Можно было, конечно, в обход…

Игорь оборвал эту мысль.

— Да что я ее, жрать, что ль, собрался?

Он откинул тушку в сторону.

— Шкуру еще надо содрать… — сквозь зубы процедил Морозов, тщательно вытирая руки. — Нечем. Даже ножа нет.

Он вспомнил, что в далекой Финляндии остался в его потрепанной робе классный строительный нож. С широким и острым как бритва лезвием. Плексигласовая рукоятка удобно ложилась в ладонь, даже в воде не тонула! Как-то раз напарник Морозова уронил нож в ливневую канализацию. Нашли легко.

— Да. Жалко.

Игорь высыпал оставшиеся макароны в рот, с натугой захрустел и и очередной раз огляделся.

Деревья… Будто и не в Таллинне.

Нет, конечно, столица Эстонии всегда была местом зеленым и экологически чистым — не Марду какой-нибудь и не Кунда, где стоял целлюлозный завод и от вони можно было задохнуться. Но деревья и парки в Таллинне были разбиты с эстонской аккуратностью. В них нельзя было заблудиться.

Морозов припомнил, как давным-давно, когда еще был жив отец, он ездил с ним к родне, в Брянск. И тамошний родич, то ли дядька, то ли еще кто, стращал молодого Игоря тем, что в центральном брянском парке в годы войны прятались партизаны. На отца эти истории не производили впечатления, его больше волновала пивная: он с европейской непривычки маялся похмельем, оставшимся после давешней бурной родственной встречи. А вот Игорь запомнил. Уж очень его поразили деревья, которые он по малолетству не мог обхватить. И то, что дорожек как таковых не было. А главное, его удивила тетенька, собиравшая в парке, посреди города, грибы.

В Таллинне ничего подобного не было, и быть не могло по определению. В советские годы маленькая Европа держала марку. Да и места откровенно не хватало. Не размахнешься с парками, одним словом.

Оттого еще более странной казалась буйная растительность, выросшая посреди города.

И главное, рельсы-то где? Вроде бы он по ним шел…

Игорь встал и побрел к ближайшим развалинам. Перелез через упавший, вывороченный с корнем ясень, обошел колючий кустарник, взобрался на гору кирпича и битого шифера. Прикинул расположение фундамента. Получалось, что там, на другой стороне развалин, должна была быть улица. На уцелевшей части стены угадывалась арка подъезда. Морозов осторожно, чтобы не оступиться, преодолел руины и стал внимательно изучать углы здания.

Где-то тут, по логике, должна быть табличка с названием улицы. По ней можно сориентироваться.

Увы. Ничего подобного Игорь не обнаружил. Зато среди мусора нашел предмет, который заставил Морозова ненадолго забыть обо всем.

Нож!

Небольшой, ладонь в длину, грязный, но не ржавый, с хищно задранным носиком, наподобие финки. Простенькая пластиковая рукоятка была поцарапана, в одном месте сколота, но неплохо сохранилась.

— А вот это удачно! Ой как удачно!

Игорь подбросил нож, перекинул из ладони с ладонь.

— Нержавейка.

Сказать по правде, нож имел совершенно кухонно-самопальный вид. Этим, наверное, и объяснялось его «нержавеечное» происхождение и странная финкоподобная форма лезвия. Видимо, выточил его какой-нибудь местный дядя Петя. Или дядя Ваня, что сути не меняло. С советского времени тут осталось много заводов, которые с началом Перестройки были начисто распроданы, а то и вовсе снесены. Слесари же остались, промышляя кто чем в новой, незнакомой для них жизни.

Игорь сунул нож в карман и неожиданно вспомнил про крысу. Он вернулся и попытался найти тушку. Не удалось. Труп крысы исчез. То ли утащили не слишком брезгливые сородичи, то ли кто покрупней.

Игорь вздохнул, но не сильно расстроился. Найденный нож перевешивал любые потери.

В надежде выйти на дорогу, Игорь начал бродить по округе, все дальше и дальше уходя от развалин. В конце концов, он вышел к обветшавшей, но почти полностью сохранившейся часовне. Высокий, изогнутый клен пророс сквозь здание, поднявшись над крышей и раскинув над ней зеленый полог кроны.

— Живые и мертвые… — прошептал Морозов.

Кладбищенский парк — место, где с восемнадцатого века хоронили моряков, — разросся до неузнаваемого состояния, одичал, превратился в лес. Почва, благодаря старым могилам, тут всегда была добротная…

— Как же это я такого кругаля дал?

Игорь огляделся. Получалось, что он в какой-то момент потерял направление и ушел от трамвайных путей в сторону. Эти места он помнил плохо, потому что обычно гулял с девушками в старом городе, на Вышгороде, где было больше романтики и всяких красивостей. А на старом кладбище… какая к черту романтика?

Игорь на глазок прикинул направление и пошел в ту сторону, где, как ему казалось, раньше проходила дорога.

Скоро деревья поредели, идти стало легче, и Игорь выбрел на потрескавшийся, белесый асфальт. Под фальшиво легкомысленным, солнечным небом тихо догнивали остатки трамвайной остановки.

В целом, разрушений здесь было меньше. Зелени тоже. Деревья и кустарники не сумели сильно разрастись. Трава, как в центре города, торчала там и тут, взламывала асфальт, но не сплошным ковром, а клочками. На некоторых домах неплохо сохранились крыши.

Игорь обратил внимание, что некоторые окна заколочены. И, судя по всему, совсем недавно.

Люди…

Морозов задумался.

Что делать? Кричать? Звать кого-то?

Возможно.

Но для чего? Спросить дорогу? Узнать, что произошло?

Так дорогу он и сам знает, а что произошло… Почему-то ему казалось, что на этот вопрос вряд ли кто сумеет внятно ответить.

С другой стороны, он уже столько времени не видел людей…

Хотя нет. Стоп.

Людей он как раз видел. Совсем недавно. Этой ночью. И снова встречаться с ними не имел никакого желания.

Странный все-таки зверь человек. И с себе подобными ему плохо, и в одиночестве жизни никакой нет.

И все-таки любопытство пересилило. Кричать и привлекать к себе внимание Игорь не стал, но в подъезд, стараясь не шуметь, зашел.

Тут жили. Лестницы были очищены от мусора и ссыпавшейся штукатурки. Побитые кирпичи и прочий хлам, лежали аккуратными кучками. На нижних этажах двери квартир были либо распахнуты, либо вовсе отсутствовали.

В них Морозов соваться не стал. Он поднялся выше, на третий этаж, потому что именно на нем еще с улицы приметил забитые окна.

Здесь двери всех четырех квартир были заперты.

Игорь потоптался в нерешительности и, собравшись с духом, постучал в дверь с кривым облезлым номером «9».

Секунда, другая. Тихо.

Морозов занес было руку, чтобы стукнуть повторно, но в квартире послышались шаркающие шаги.

— Какого надо? — донесся из-за двери глухой старческий голос.

— Я… Меня…

Игорь осекся. Нахмурился. В самом деле: какого надо-то?

Сказал, наконец:

— Меня Игорем зовут.

— И что с того? Сплясать? Пшел отсюда! Уходи! А то собаку спущу!

— А где все-то?

— Ой, нечего паясничать, а! Жрать тут нечего. Всё! Давай, шевели копытами! Вали-вали!

— Да я не жрать, я не понимаю ничего…

— А я понимаю? Справочное бюро, прям.

— Я на корабле проснулся. А тут черт-те что творится… Да откройте!

— Пошел в жопу, морячок! На корабле он проснулся… А я тут проснулся. И что с того? Сто лет в квартире прожил, и ничего. И еще проживу. Пошли вы все! Понял? Не вытащишь меня! Так сиплому вашему и передай. Не вытащишь. Не пойду никуда. Дурачка нашли? Сами вы кретины безмозглые…

Старик еще долго брызгал желчью. Морозов не уходил, просто слушал. Молча. В этом было какое-то странное удовольствие: слышать хоть и бранную, но человеческую речь.

Наконец, дед замолчал.

Наступила тишина.

— Эй, — через минуту снова подал голос старик. — Ты там еще?

— Это ты, дед, там. А я тут.

— Тут он… Ты вот что, морячок, ты в «двенадцатую» постучись.

— Куда?

— Напротив!

Игорь оглянулся.

— С клеенкой, что ли?

— Ara, ага. С ней, с клеенкой.

Обитая поблекшей клеенкой дверь выглядела вполне надежно. Правда, номера на ней не сохранилось.

Игорь подошел. Постучал.

Отозвались почти сразу.

— Чего надо?

Голос был женский. Резкий и звонкий.

— Да я… Меня Игорем зовут.

— И что?

Разговор грозил пойти по тому же сценарию, что со стариком из «девятой».

— Я поговорить хочу. Узнать, что происходит?

— В «девятую» стукнись. Там тебе скажут.

— А пошла ты в задницу, Машка! Дурой ты была, дурой и осталась!

Игорь вздрогнул и обернулся на громкий голос. Успел увидеть, как захлопывается дверь «девятой» квартиры. Хитрый дедок умудрился бесшумно открыть дверь и подначить соседку.

— Ах ты, старый пердун! — яростно заорала тетка из «двенадцатой». — Зараза!

Дед за дверью хрипло захохотал и тут же закашлялся.

— А ты потаскуха старая! — отозвался он, прочистив горло. — Старая, старая! И мужик от тебя ушел! Вот так!

— Я тебе шарики оторву! — вскипела женщина.

— А силенок-то хватит?..

Игорь плюнул и пошел вниз.

— Эй, морячок! Морячок! — ударил в спину крик старика. — Стукни к ней еще, а? Пожрать дам.

— Смотри не подавись… — Женский голос Игорь уже едва расслышал.

Морозов убрался со скандального этажа, вышел из дома и отошел от подъезда. Задрал голову и посмотрел на окна жилых квартир. В одном из окон качнулась целлофановая занавеска. Видимо, кто-то из жильцов следил за происходящим на улице.

— Психи, — пробормотал Игорь и вернулся к скелету трамвайной остановки.

Идти оставалось недолго.

В этом районе обжитые дома встречались все чаще. Людей по- прежнему заметно не было, но следы их присутствия явственно читались. Мусор лежал кучами, а не как попало, многие деревья были срублены, осколки стекла не торчали из рам кривыми зубами. Кто-то пытался, пока еще робко, наводить здесь порядок. Но опасливо, не в открытую. Словно боялся чего-то.

Возле одного из подъездов Игорь увидел висящие на проволоке серые шкурки и с содроганием вспомнил про убитую крысу.

Соваться в чужие дома он больше не рисковал, но чувствовал пристальное внимание к себе. Будто кто-то постоянно наблюдал за ним.

Морозов шел осторожно: не торопясь, но и не скрываясь.

И через два квартала он, наконец, встретил людей…

Игорь остановился.

Трое мужиков, одетых во что попало, стояли посреди улицы. Позы у всех были расслабленные, даже слегка развязные, наполненные той уверенностью, с которой гопники обычно обкладывают свою жертву.

Мужики молча разглядывали Игоря. Он в переговоры вступать не спешил, стараясь угадать, что произойдет дальше.

«Неужели прикурить попросят? — пришла непрошеная мысль. — Жаль, мобильник на пароме остался…»

Первым подал голос тот, что был постарше.

— Ты чей? Откуда тут?

— Я Игорь, — просто ответил Морозов. — А чей — не знаю пока. Я с парома только-только…

— С какого-такого парома? — перебил старший.

— Из Финки.

— Не понял… Это что, паромы, типа, ходят?

— Не знаю. Может, и ходят. Тот, где я очнулся, в пирс уже врос…

— А, ну понятно. Ты, типа, новенький?

— Ребят, — не выдержал Игорь, — я вообще ничего не понимаю. Новенький-старенький… Я к бабе своей иду! Очухался на пароме, кругом черт-те что!

— И чего ты на пароме так и торчал все это время?

— Застрял я там. Потом меня мужик один вытащил да выходил. Я без сознания провалялся…

Морозов вдруг понял, что он не знает точно, сколько пробыл без сознания.

— А бабу твою как звать? — прищурился второй, одетый в старую брезентовую штормовку.

— Ленка Малахова. А что?

Мужики переглянулись.

— А живет она где?

— А вам зачем?

— Надо, раз спрашиваем. Чего, адреса не знаешь?

— Знаю. На Калури она живет. Что дальше-то?

— Ладно, — махнул рукой тот, что был постарше. — Давай, проходи. Только учти: тут у нас, типа, порядок. Если шухер какой подымешь, пеняй на себя. Таких тут не любят. Понятно?

— Понятно, — кивнул Игорь.

— И вот еще что… — Старший нахмурился. — Ты на Калури не ходи. Нет там больше ничего. Одна рухлядь. Если баба твоя жива, то в школе, наверное. Школу-то знаешь тутошнюю?

— Я не местный. Я с Ласнамяэ вообще-то… Так-то территория знаю, в общем и целом. Но где там школа, или еще что… — Морозов пожал плечами.

— Найдешь. Школа большая, сохранилась хорошо. Давай, дуй…

И мужики ушли с дороги, скрылись за домом. Игорь успел подметить, что у каждого за пояс были заткнуты солидные тесаки.

«Местная полиция, что ли?» — подумал Морозов, торопливо двигаясь дальше. В сознание моментально втекло основательно забытое слово «дружинник».

По мере продвижения вглубь района люди стали встречаться все чаще.

Тут сохранилось подобие нормальной жизни. Старики грелись на солнце у заросших подъездов. На растянутых проволоках сушились тряпки: белье — не белье, одежда — не одежда. Окна жилых квартир были либо заделаны наглухо, либо, к удивлению Игоря, сияли вымытыми стеклами. В этом квартале сохранилось много оконных стекол. Дома, в основном, выстояли. У многих уцелела даже крыша, хотя Морозов как-то раз участвовал в капитальном ремонте такой хрущевки и своими глазами видел балки, которые составляли основу крыши. Паршивые были балки, гнилые. С них постоянно сыпалась желтоватая труха.

Дорогу, с оглядкой на общий фон разрухи, можно было назвать чистой. Судя по всему, жильцы самостоятельно убирали территорию, чего здесь не случалось, наверное, с советских времен. Крупных деревьев в неположенных местах почти не осталось: с зеленью тут боролись усердно. Если не обращать внимания на редкие развалины, можно было сказать, что в этом районе город похож на город.

Встречалось немало молодых мужчин. Хмурых, заросших, каких- то… неустроенных. Они сидели небольшими группками на пнях, о чем-то разговаривали вполголоса и замолкали, когда Игорь подходил ближе. Практически у каждого было при себе оружие. Дубины, топоры, ножи. Но ни одного огнестрела. С одной стороны — странно и нелогично: в Эстонии можно было вполне официально купить пистолет. С другой — если все вокруг так обветшало, то и огнестрельное оружие наверняка пришло в негодность.

Люди людьми, общество обществом, а все равно было неуютно. Слишком пристальные взгляды в спину, слишком хмурые взгляды исподлобья в лицо. Тут и в обычное время было не слишком ласково, а сейчас…

Впрочем, Лене тут нравилось. Она говорила, что Игорь слишком предвзято на все смотрит.

Через некоторое время Морозов добрался до школы. Пройти мимо нее и не заметить действительно было сложно. От морского побережья район словно бы отгородился густым лесом и развалинами. Что тут произошло, черт его знает, но дома, стоявшие близко к морю, были разрушены практически полностью: из-за деревьев виднелись лишь груды строительного мусора. Школа же сохранилась очень хорошо, только некоторые лопнувшие окна портили общую картину.

Около школы Игоря снова остановили дружинники с тесаками.

— Кто такой? — поинтересовался мускулистый мужик в полосатом тельнике.

— Игорь я, Морозов. Лену Малахову ищу. Мне сказали, тут она…

— Может, и тут. А сам откуда?

— Да я уж рассказывал, — нахмурился Игорь.

— А ты повтори. Глядишь, не развалишься.

Мужик говорил спокойно, без эмоций, совершенно не меняясь в лице. То и дело оценивающе окидывал взглядом Игоря, словно что- то прикидывал.

— Очнулся на пароме, застрял там. Мне мужик один помог. С того света вытащил, можно сказать. Я только вчера более-менее очухался и на берег смог выбраться. Вот и все. Еще вопросы есть?

Морозов вдруг понял, что ответил резко, раздраженно.

— А ты не кипятись. Мы тут таких враз успокаиваем. — Мужик сплюнул. Его голос показался Игорю смутно знакомым. — Может, и есть вопросы. Спросим — ответишь. Никуда не денешься. Значит, все время на корабле был. Хм. И как выбрался?

— Говорю же, помог мне мужик один.

— А он с тобой, что ли?

— Нет. Помер он. Сердце у него слабое оказалось.

Дружинники неторопливо, без суеты окружили Игоря.

Погано. Если навалятся, пикнуть не успеет…

— Эк не повезло-то, — с иронией покачал головой мускулистый мужик. — Сердце. Болеть тут не с руки, это да. А сам-то ты, чего же… откуда?

— С Финки я вернулся. Работал там. Ребят, чего за проблемы-то?

— Строитель, что ли? — проигнорировал мужик вопрос Игоря.

— Ну, типа того.

— А к-как через город-то прошел? — слегка заикаясь, поинтересовались из-за спины.

Морозов обернулся. Там стоял лысый бугай.

— Как… Шел-шел и прошел. На трамвае приехал.

— Сюда смотри. — Мужик в тельнике дернул Игоря за рукав, разворачивая к себе. — И что, никого не встретил?

— Почему никого? Девку какую-то. Да висельника…

Позади дружинников возникло шевеление. В темноте дверного проема показалась опухшая физиономия. Мелькнула и пропала. Игорь вздрогнул. Он успел заметить, что поперек лица у мужика пролегали четыре глубокие красные борозды, а один глаз был замотан грязной тряпицей. Раны были свежие.

— Какого висельника?

— Да в магазине, повесился мужик. Я внутрь забрался…

— Чего нашел?

— Ни черта не нашел.

— Есть хочешь?

— Не, — соврал Игорь. — Спасибо, позавтракал.

— Это чем же?

— А крысу прибил, да поел. Чего еще рассказать? Мускулистый лидер переглянулся с остальными дружинниками.

Некоторые вразнобой пожали плечами: черт его знает, мол.

— Ладно. Я Маркел. У нас тут порядок. Баб обижать нельзя. Все по согласию, так что, если какой шухер наведешь, разговор короткий будет. Мы в другие районы не суемся, и к нам чужих не пускаем. За тобой присмотрим… Еду тут каждый сам добывает, как может. Но если что, помогаем. Своих не бросим. Понятно?

— Понятно, — кивнул Игорь.

Вранье насчет «других районов» он отметил, но виду не показал. Больно подозрительно смотрел на него этот мускулистый Маркел, да и рожа, мелькнувшая в дверях, навеяла неприятные ассоциации.

— Типа, добро пожаловать, — протокольно осклабился Маркел. Игорь заставил себя вернуть улыбку. Дружинники, не сводя с него глаз, отвалили в сторону.

— Погодите, — окрикнул Игорь. — А Ленка-то Малахова где? Жива?

Лысый бугай безразлично махнул рукой в сторону темного подъезда:

— Там спрашивай…

В школе Игорь Лену не обнаружил. Спрашивая у всех подряд, Морозов, наконец, наткнулся на тетку, которая послала его к колодцу, куда Лена вроде как недавно ушла. В школе было много бодрствующих женщин, мужчины же, в основном, спали на матрасах и набитых травой тюфяках. Судя по неплохому вооружению, они тоже были дружинниками. Рядом с караульным находился целый арсенал: ухоженные тесаки, заточенные арматурины и даже короткие копья. В воздухе стоял тяжелый запах мужских тел.

— Армия, — пробормотал Игорь, осторожно пробираясь между спящими.

Женщины жили в бывших классах, тоже сообща. Они сновали туда-сюда, суетились по хозяйству: носили ведра, стирали, мыли, резали, натирали. Вокруг царил дух большой казармы, где у всех есть дело, и где, одновременно, всем на всё плевать.

Что-то неестественное почудилось во всей этой жизни. На короткий миг Игорю показалось, что цвета изменились, поблекли, что спящие уже и не спят вовсе, а давно умерли — просто никто не удосужился их вынести, похоронить…

Морозов тряхнул головой, отгоняя наваждение. Ну и чушь в башку лезет!

Пытаясь выбраться из душных коридоров, Игорь сам не заметил, как потерял направление. Его занесло в темный закоулок на лестнице, где густо воняло чудовищной смесью мочи и гнилых опилок. Двое с пиками резко выступили из закутка на свет.

Морозов замер.

— А чего верхние этажи? Заперты? — спросил он, кивнув на угадывающуюся в полумраке дверь с массивным засовом.

— Резерв, — важно ответил веснушчатый парень, перехвати» пику.

— А чего все на первом этаже ютятся? Жилья, что ли, нет?

— Всё есть. А там резерв. Вали давай, а то шухер подымем.

— Как к колодцу пройти? Мне там человека найти надо.

— Новенький? — уточнил второй парень, подозрительно глядя на Игоря.

— Вроде того.

— Вон туда, направо, там во двор выйдешь и найдешь свой колодец. Заходи со стороны котельной, а то вода разлилась. — Парень гыгыкнул, веснушчатый тоже усмехнулся. — По-другому только вплавь.

— Понял, спасибо.

Игорь, озираясь, пошел в указанном направлении и через пару поворотов действительно нашел выход.

Часовые не соврали: на заднем дворе школы растеклось порядочно. Из канализационного люка били мутные ключи, собирались в ручьи и стекали в огромную лужу. Женщины таскали воду в подвал, пригибаясь у низкой двери и громыхая ведрами на кургузой лестнице.

В груди приятно сжалось.

— Ленка! — крикнул Игорь, вертя головой. — Ленка!

Он не сразу увидел ее, не сразу выглядел среди друг их, одетых как попало, растрепанных и запыхавшихся баб. Она сама обернулась на зов.

Бухнула ведра на землю, вода прозрачным фонтаном брызнула в разные стороны. Развернулась и с криком «Игорёшка!» бросилась к Морозову, сдирая на ходу с головы платок.

Разлетелись на ветру светлые волосы, и Игоря будто кипятком обдало. В горле образовался комок, глаза защипало, сердце заколотилось часто и сильно.

— Ленка!

Он схватил ее, поднял в воздух, закружил, едва не оскользнувшись, замер, осторожно поставил на землю. Прижал к себе, как самое драгоценное сокровище.

— Игорёша, Игорёша… — зашептала Лена. — Миленький! Игорёша! Господи! Худой какой…

Она бормотала еще что-то свое, бабье, бессмысленное и нелепое в этом кривом, в единый миг состарившемся мире, а он прижимал ее к себе и слушал, как колотятся сердца. Совсем рядом, почти в унисон. Сильно и часто.

Наконец Лена замолчала. Постояла немного, выравнивая дыхание, аккуратно отстранила его, шепнула «Погоди» и опрометью кинулась обратно. К ведрам. Но остальные бабы замахали на нее руками: иди, мол, иди! Только одна тетка, крупная и толстая, подошла, глянула недовольно. Лена что-то ей сказала, та сморщилась, но потом тоже махнула рукой и пинком опрокинула одно из ведер. Сердито выругалась.

Лена вернулась, взяла Игоря за руку и потащила прочь.

— Что это за баба рожу корчила?

— Старшая это, Игорёша, старшая. Потом объясню! Пойдем!

— Да куда ты меня тащишь?

— Дурак! — Она вдруг развернулась, обхватила его за шею и впилась губами в губы. — Игорёша! Дурак ты какой, господи…

И снова потащила.

В подвал.

Шуганула молодежь, а затем просто и бесхитростно отдалась ему, со всей страстью изголодавшейся, отчаявшейся, перепуганной женщины. Они разделили друг с другом весь накопившийся страх, все переживания, весь сладостный восторг от долгожданной встречи. Разделили все, что билось в их сердцах.

Жгуче. Поровну. Без остатка…

После этого они выбрались наружу и долго сидели под одиноко стоящей стеной, на солнышке. Молчали. Лена по-кошачьи щурилась, Игорь, прикрыв глаза наблюдал за ней. В теле была нега и расслабленность. Даже голод, ставший во все эти дни постоянным спутником Морозова, отступил.

Лена потянулась, провела по волосам Игоря. От ладони шла прохлада, но прикосновение получилось не отстраненным, а нежным.

— Где ж ты был все это время?

Морозов улыбнулся.

— Кажется, только это и интересует всех окружающих. Уже устал объяснять.

— Да ладно. Расскажи еще раз.

— Паром. Туалет. Заклинило дверь. Если б не тамошний бортмеханик, кранты мне. Потом тебя искал. Ты как?

— Ох… — Лена вздохнула. — Жуть была такая, что и вспоминать не хочется. Тошно. Сейчас как-то отлегло, а тогда, поначалу…

— Ну и черт с ним, не вспоминай.

— Да ладно. — Она снова вздохнула. — Очнулась в завале. Обломками придавило. Помню, под шифоньером лежу, не вылезти. Страшно было… Орала. Ногти все обломала. А рядом кто-то тоже кричит. Мне еще повезло. Я на пятом этаже была…

— А что случилось-то, кто-нибудь знает? Что говорят у вас тут?

Лена махнула рукой.

— Кто что болтает. Ерунда всякая. Кто про пришельцев несет, кто про какие-то аномалии. Пара психов была, так они подумали, что теперь типа вокруг будут одни живые мертвецы, мол, вирусы, зомби… Сгинули потом где-то.

Игорь хмыкнул и отвернулся. Симптомы были знакомыми.

— А выбралась как?

— Откопали. Многие друг друга откапывали. Мне повезло. Катьку вытаскивали, так ногу сломали. Маму я не нашла, видимо погибла. Она ж на первом этаже была, а дом как карточный сложился. — Лена помолчала. — Жуткое дело было. А вокруг чертовщина, если одним словом. Когда я из дома выбралась, гляжу, кругом кошмар. Лес. Все кричат. Ночью собаки напали…

— Собаки?

— Да. Большая стая. А огня у нас, очнувшихся, не было. Друг к другу жались, палками отбивались. Катьку твари… насмерть загрызли.

— Погоди, Лен. Собаки на людей же не нападают вроде…

— Да черт его знает, Игорёша. — Между бровей у Лены пролегла глубокая морщина. Игорь пожалел, что начал этот разговор. — Собаки… Собаки, это еще ничего. Поначалу все тут на власть надеялись, что спасатели придут, полиция, пожарники… Не пришли. А когда стало ясно, что весь город в таком положении, стали ждать помощи от Евросоюза. Мол, должны же гуманитарку прислать…

— И чего?

Лена печально улыбнулась.

— Глупый ты. Откуда ж помощи взяться, если везде так. — Она кивнула на развалины. — Везде, понимаешь? И пошло-поехало…

— Ну, у вас тут вроде порядок, — попробовал перевести тему Морозов.

Лена махнула рукой.

— Да какой тут порядок. Живем как в кошмаре.

— Ну, не знаю. У вас более-менее нормально.

— Это кажется, что ничего, потому что в других местах еще хуже. Как ты сюда добрался, ума не приложу.

— А что?

— Вокруг погляди. Школу в форт превратили. Гарнизон, часовые. Все как надо. Казарма. Мужики службу несут, вроде как охотятся. А на деле что? Крыс да собак ловят. Голубей, кто проворный. Отбирают все, что есть, у слабых, а то и еще хуже. Думать не хочется. За бульонный кубик убить могут! Это в форте, а что там дальше, так совсем жуть. Психов столько, столько психов… Помнишь дядю Сережу? Ну, Коновалова?

— А, мужик такой в ветровке все бегал.

— Точно. Он самый. Так теперь ему чудится, что все по-прежнему. На углу вон — ларек сохранился. Каждое утро дядя Сережа у прилавка там стоит. Знаешь, чего ждет?

— Чего?

— Когда откроется, чтоб газету купить. У него в доме крыши нет. Он там на верхотуре и живет. Голый уж почти ходит. А все живой… Когда по ночам костры жгут, выходит к огню. Сидит, молчит. Убогий такой, жалкий. И таких тут полно! Те, кто пошустрее, по подвалам прячутся. Понимают. Детей видел?

— Нет, — признался Игорь. Встреченную у кучи хлама одичавшую девчонку он в расчет не принимал.

— Прячут.

— От кого?

Лена не ответила. Некоторое время они сидели молча. Потом она вдруг всплеснула руками, вскочила.

— Игорёша, ты ж голодный поди! Вот я дуреха… Пойдем! У меня ж паек остался… Пойдем! — Она схватила Игоря за руку и потащила за собой.

— Куда? Какой паек?

— Я ж в форте живу, нам паек полагается. Вроде как — от общего котла. За него и работаем… Давай, шевелись!

Она протащила Игоря кружными путями мимо охраны и часовых, в подвал. Но не в тот, куда они спускались в первый раз, а с другой стороны. Там в большом чане что-то булькало.

Пахло супом. Настоящим! Морозов уж и забыл, как пахнет суп! В животе заурчало, рот наполнился слюной.

— Теть Валь? — позвала Лена. — Теть Валь, вы где?

Игорь огляделся. Когда-то здесь был тренажерный зал. В углу валялись ржавые блины от штанги и разобранные брусья. Часть зала была отгорожена большой цветастой тряпкой, на удивление хорошо сохранившейся. Перед тряпкой стоял длинный стол. Грубые алюминиевые миски лежали в большом чане с водой.

За перегородкой послышалось кряхтение. Занавесь колыхнулась, и на свет выбралась могучая тетка.

— Это кто там? — с тяжелым придыханием спросила она.

— Это я, Лена. Теть Валь, ко мне парень пришел. Покормить бы его, а?

— Покормить… А Маркел опять ругаться будет, — проворчала тетя Валя, убирая волосы под косынку.

— Да он и не заметит. Тем более охотники опять ушли, долго еще не вернутся. Ну, теть Валь… Он хороший, он меня нашел. Поздоровайся. — Лена дернула Игоря за рукав. — Это тетя Валя, она поваром у нас.

— Здрасьте, — кивнул Игорь.

Повариха, подслеповато прищурившись и уперев руки в необъятные бока, молча изучала его. Вдоволь наглядевшись, вздохнула.

— Налей ему еды. Вон миски чистые, сейчас покажу…

Она пошла к большим стеллажам, что стояли вдоль стены, но Лена успела раньше.

— Не беспокойтесь, теть Валь, я сама… Вы отдыхайте.

— Ну, сама так сама… А и хорошо, что разбудили. Все одно надо готовить. Скоро набегут, архаровцы Маркеловы. Корми их… Дежурных- то, как всегда, нет. Шляются где попало.

Она говорила тем привычным тоном, каким обычно говорят люди незлые от природы. Ворчала не чтобы поругаться, а так, для острастки.

Лена подхватила большой половник, налила в миску густого парящего варева.

— Ложку возьми.

Игорь подошел к сетке с грудой алюминиевых ложек.

— Откуда это все?

— Из школьной столовой. Там крыша совсем плохая, того и гляди рухнет. Маркел обещал новую поставить.

— Ох, уж обещать он мастер, — хмыкнула повариха.

— Вот. Мы оттуда все сюда перенесли. Только плохо, что со светом тут не очень, — продолжила Лена.

— Вечером с лучинами сидим. — Тетя Валя загремела грязной посудой. — Средневековье какое-то. Дикость.

— Хорошо еще, что огонь есть. — Лена поставила миску на стол. — Ешь давай.

— Уж это точно, — повариха хохотнула. — Как, помню, они маялись. Как зажигали… Ужас. Чистый ужас.

— А как справились-то? — прихлебывая варево из миски, пробубнил Морозов.

— Не подавись, — строго погрозила ему пальцем тетя Валя.

— Тетя Валя у нас повар со стажем. — Лена погладила Игоря по спине. — Так что ты ешь нормально. Потом говорить будешь.

Игорь возражать не стал. Суп был невероятно вкусен.

— Тот же Маркел кремень нашел, только так и справились. А то зажигалки, которые нашлись, выдохлись. Спички отсырели. А откуда еще огонь-то взять? Вот то-то. Нашлись умники: палочку терли. Говорят, мол, древние люди так огонь добывали и мы добудем! Руки натерли только, онанисты проклятые. Потом уже, с кремнем-то, легче пошло. Но света все равно не хватает. Говорила, в столовой надо оставаться, там окна большие. А тут? Что за окошки? Одно названье.

— Нельзя там, — покачала головой Лена. — Там же стекол нет. И потолок худой.

Повариха отмахнулась.

— Да знаю я! Дай поворчать.

Лена заулыбалась, и в темном подвале будто бы стало светлей. Впервые со времени пробуждения Игорь почувствовал себя почти счастливым. Рядом любимая женщина, он сыт, вокруг малознакомые, но все же люди. Живые, нормальные.

В супе плавала какая-то трава, похожая на капусту, и что-то, напоминающее картошку. А еще там плавало мясо! Волокнистое, немного напоминающее говядину. Небольшими кусочками.

— Откуда мясо? — спросил Морозов.

Тетя Валя хмуро глянула на него.

— Откуда-откуда… Оттуда. Будешь много знать, станешь мало есть.

— Да ладно вам, теть Валь. — Лена села рядом, положила голову Игорю на плечо. — Охотники приносят. Ходят по округе, ищут съестное. Что попадется, то и готовим, не до капризов. Тут все так живут. Первое время крысами одними питались. Потом собак стали бить…

— Собак?

— Да. Они сильно поначалу досаждали. Обнаглели совсем. Злые такие. Стаями ходят. А потом мужики собрались… Теперь псы нас даже боятся. В окрестностях их и не видно совсем.

Игорь хмыкнул, но все же поймал на себе пристальный взгляд тети Вали. Но решил, что повариха просто не любит разговоров во время еды.

Суп был вкусный. Но очень не хватало хлеба. Во время работы на разномастных стройках Игорь понял одну простую истину: какой бы ни была еда, она должна быть с хлебом, иначе от нее мало проку. Потому даже пельмени он предпочитал есть с горбушкой черного.

Но сейчас, как сказала Лена, не до капризов…

Через минуту он уже отставил пустую миску и поблагодарил повариху. Потянулся.

— Ленка, с ног валюсь. Где тут можно прикорнуть?

— Эк тебя развезло, — улыбнулась Лена. — Только… здесь тебе нельзя.

Она беспомощно посмотрела на повариху.

— Не-не, тут никак нельзя! — покачала та головой. — Даже и не думай, девонька! Тут не могу. Маркел на ремни порвет, ты его знаешь. Кто не из форта, тот не из форта. Несерчай, но тут не оставлю.

— Ладно-ладно. — Игорь встал. — Я там, где-нибудь…

— Пойдем, найдем тебе место, — сказала Лена. — Спасибо, теть Валь!

Повариха только рукой махнула.

Лена вывела Игоря на улицу, и вместе они вернулись к давешним развалинам. Подыскали более-менее комфортное место, натаскали сухой травы и завалились на эту импровизированную лежанку.

Спину кололи тростинки, мешались комья, но несмотря на это было уютно. Через проломы в потолке проникал солнечный свет, а вместе с ним приятное, умиротворяющее тепло.

— Спи, тут тебя никто не тронет. У нас не принято. — Лена прижалась к Игорю сбоку.

— А у кого принято? — сонно уточнил Морозов.

— Да много тут вокруг всяких, — уклончиво ответила она. — Сбились в стаи, как волки. Да и мы-то не сильно отличаемся. Просто тверже устроились. А так-то все одно, человек человеку…

Она что-то еще говорила, но слова уже слились в однотонный, баюкающий звуковой фон. Сквозь подступающий туман сна сознание выхватило всего несколько фраз:

— Ты спи… Мне работать надо… А то Маркел ругаться станет… Когда проснешься, не ищи меня… Сама найду…

Морозов хотел ответить, но не успел. Уснул…

Проснулся резко, непонятно от чего всполошившись. Мотнул головой, дернулся и тряхнул затекшей рукой. Кончики пальцев закололо.

На дворе стояла ночь. Вокруг царил полумрак.

Морозов потянулся, сел… И понял, что не один. Присутствие чужака вдруг почувствовалось так явно, что по спине пробежал холодок.

Игорь осторожно огляделся и увидел на фоне серого оконного проема темный силуэт. Незнакомец был без верхней одежды: неверный свет, проникающий с улицы, мутно бликовал на голых коленях и плечах. Человек сидел на корточках так естественно, как это умеют только шпана, дикари и обезьяны.

— Здрасьте, — негромко проговорил Морозов.

Человек вздрогнул. Наклонил голову на бок. Свет скользнул по лицу, по-волчьи блеснули глаза.

— Это ваш дом? — спросил Игорь и попробовал бесшумно нашарить свою дубинку.

Гость движение уловил. Пошевелил руками, которые показались в полутьме неестественно длинными. Сверкнул длинный нож с широким лезвием.

Морозов замер. Прошептал:

— Я просто тут сплю. Я новенький.

— Мяса хочешь? — голос низкий и… молодой.

Подросток?

— Есть хочешь? Хочешь есть? Мяса? — забормотал незнакомец. — Мяса, да? Много мяса возьмешь? Хочешь есть? Хочешь? Вкусно. Жевать. Мяса хочешь? Приходи. Мясо есть. Будешь? Вкусно. Жевать. Зубами. Мясо…

Он говорил, как квакал. Не слова, обрывки.

Игорь почувствовал, как на загривке зашевелились волосы. Он прижался спиной к стене, ладонь наконец нащупала дубинку, машинально стиснула ее.

Справа рывком метнулась тень.

Игорь вскрикнул, замахнулся. В лунном свете мелькнул тощий голый зад, и на мгновение стало совсем темно. Когда Морозов развернулся, в проеме уже никого не было.

Сердце бешено колотилось, пульс гулкими ударами бил по ушам.

Кто-то забрался сюда, пока он спал. И черт его знает, чем бы все закончилось, не проснись он вовремя. Почему не напал сразу?

Осторожно, сжимая в руке дубинку, Морозов пробрался к проему, выглянул на улицу. Пухлый месяц освещал траву, кустарник, развалины, школу.

Никого?

Игорь выбрался наружу. Какое-то движение возле школы привлекло его внимание. Он присмотрелся: наверняка разглядеть не удалось, но ему показалось, что кто-то копошится у входа.

Пригибаясь, стараясь держаться в тени кустарника, Морозов подобрался ближе. Чертов пульс продолжал долбить по ушам, не давая сосредоточится.

Их было двое. Совершенно голые, худые подростки усердно ковыряли палками окно в школьный подвал. Вот рама подалась, и один из них ловко, будто много лет тренировался, нырнул внутрь.

Воруют!

Игорь хотел было отползти и поднять шум, но вовремя почуял неладное.

Если бы не запах, наверное, парню удалось бы подобраться вплотную и пустить в дело нож. Но легкий ветерок дул Игорю в спину, и острый запах пота ударил в ноздри, выдал подкрадывающегося человека.

Морозов резко обернулся и встретился взглядом с тем, кто зашел ему за спину…

Большие, широко раскрытые глаза. Волосы грязными прядками спадают на лоб, делая его узким, едва заметным. Мокрые губы, жадные губы. И нож. Тот самый, кухонный…

— Мяса хочешь… — вновь расслышал Морозов алчный шепоток. — Мяса хочешь…

Это был уже не вопрос. Это было утверждение. С кем говорил парень? С Игорем или сам с собой?

— Хочешь… хочешь…

Морозов перехватил дубинку, отвел ее назад для удара. Просипел:

— Не шали, пацан.

Сердце трепыхалось у самого горла. В висках продолжала тяжело бухать кровь.

Парень шагнул вперед. В лунном свете было хорошо видно, как играют под кожей мускулы…

В этот момент в школе кто-то закричал.

Парень вздрогнул, скачками, пригибаясь, бросился и сторону, словно уходя из-под обстрела. Спустя секунду мимо Игори таким же рваным галопом пронеслись двое подростков, что пробрались в подвал.

Застыв в оцепенении, Морозов смотрел им вслед. От школы уже бежали мужики с факелами.

— А ну лежать!

— Ребят, ребят! — Игорь выставил перед собой руки. — Ребят, я свой!

— Дубинку брось!

Морозов выпустил палку. Ее тут же пинком отшвырнули подальше. В дрожащем свете факелов блестели оскаленные, небритые рожи. Злые, как черти, мужики окружили его со всех сторон.

— Вяжем!

Кто-то подскочил, махнул палкой. Игорь успел уклониться. Но его тут же сбили с ног, несколько раз крепко саданули ногами по бокам, прижали к земле так, что дух чуть не вылетел.

В ноздри ударил густой запах давно немытого тела. Замутило.

Руки заломили за спину. Грубо стянули веревкой. Кто-то коленом надавил на затылок, душа крик. В рот набилась земля.

— Поднимай!

Игоря поставили на ноги и, дергая из стороны в сторону, потащили к школе.

— Мужики! Не я это! — прохрипел Морозов, сплюнув сырые комья.

Ему моментально сунули кулаком в живот. Желание оправдываться на время пропало.

Игоря протащили по коридору. В полумраке кто-то перешептывался, кто-то плакал испуганно, но негромко, метались фигурки женщин… Морозов попытался разглядеть Лену, но в прыгающих отсветах факелов не смог ничего толком разобрать.

Наконец его приволокли в крошечную комнатку, швырнули на пол, пнули напоследок и заперли дверь. Шаги удалились, навалилась тишина.

— Сволочи! — крикнул Игорь в кромешную темноту. Окон здесь не было.

Заелозил ногами, кое-как отполз к стене. Выгнутую под немыслимым углом шею свело, Морозов со стоном уронил голову на пол и ощутил щекой холод кафеля.

Неужто опять туалет?

Сочащиеся кровью губы сами собой разъехались в горькой усмешке.

— Это начинает становится похоже на дурную традицию… — пробормотал он. — Не жизнь, а сплошной сортир.

В темноте время потянулось медленно. Игорь не взялся бы точно сказать, через сколько дверь распахнулась, и в лицо ударил свет, через час или через несколько. Казалось, прошла целая вечность.

Крепкие руки вцепились в Морозова. Он хотел отмахнуться, но получил очередной тычок в бок и решил не дергаться. Его выволокли из каморки, провели коридорами и вывели на улицу.

Глаза начали привыкать, но их все еще резало от непривычно яркого света. Щурясь, Игорь глянул на красноватое солнце, поднимающееся над горизонтом.

Значит, рассвет.

Его снова куда-то погнали. На этот раз не тащили, просто гнали пинками, как скот. Игорь молчал.

В конце концов, Морозова втолкнули в кабинет.

Маркел. Понятно.

Местный заправила сидел за большим столом, сцепив пальцы в замок. Ни дать, ни взять — следователь. Не хватало только пухлого личного дела на столе и писчих принадлежностей.

— Ну, привет.

Игорь не ответил.

— Как мы с тобой быстро встретились, а? — Маркел ухмыльнулся. — Чего молчишь-то?

— А чего говорить? Сначала лупите, потом в кутузку кидаете, а уж потом на разговоры тянете. Я поговорить-то и раньше пытался, так мне чуть башку не проломили. Лучше помолчу.

— Чего ж ты хотел? Являешься неведомо откуда. Про паром какой- то заливаешь. И следующей же ночью повариху режешь. Как прикажешь поступать?

У Морозова екнуло сердце. Повариху? Ту, что суп давала?

— Никого я не резал, — сказал он. — Я спал.

— Да? А ребята тебя возле школы повязали.

— Да не я это! Там трое пацанов было! С ножами, психи конченые! Голые бегают… Я в подвале спал. Они ко мне забрались, бормотали чего-то… Мясо, мол… Чего мясо, какое? Я за ними пошел, думал воруют…

— Эх ты, какой герой получаешься. А чего это они пришли и тебя не тронули?

— Поди у них спроси, — окрысился Игорь.

— Ну-ну. Не борзей. — Маркел потянулся, хрустнул пальцами. — Я сам-то, может, думаю, что ты ни при чем, но выглядит странно. Пришел, черт знает откуда. Живой, почти здоровый. И в ту же ночь — нападение. Согласись, хрень выходит?

Морозов пожал плечами, понимая, что с точки зрения местных — действительно может показаться, что он странный тип.

— Руки развяжите. Пальцы немеют уже…

— Успеется. Мы знаешь что сделаем? Мы сейчас дежурную позовем. А ну как признает она тебя. А то наплел, понимаешь, про голых пацанов… Вдруг ты у нас упырь, а? Что скажешь?

— Зови кого хочешь. Я никого не трогал.

— Ладно. — Маркел встал, прошел по кабинету, открыл дверь и крикнул: — Эй, кто там! Эвелин сюда давайте!

Вернулся, сел, закинул ноги на стол.

Через минуту привели Эвелин — пожилую эстонку, напуганную, с заплаканными глазами.

— Этот? — без предисловий спросил Маркел.

Игорь поморщился, повернулся к женщине. В груди беспокойно сжалось: вдруг ляпнет чего-нибудь не того с перепугу…

— Нет, — покачала головой Эвелин. — Те молодые были, мальчики совсем. И голые.

Она опустила взгляд и густо покраснела.

— Ты точнее посмотри. Может, привиделось в темноте?

— Нет, я точно помню. Они ж Валю, бедняжку, разделали почти. Зарезали. Крови столько… — Эвелин зажмурилась, прижала ладони к лицу, сдерживая слезы.

— Ладно, — вздохнул Маркел. — Иди.

Эстонка ушла.

— Ну вот, видишь. — Маркел остро улыбнулся. — А ты боялся.

— Руки развяжи, — хмуро повторил Игорь.

— Развяжу. Но имей в виду, ты мне все равно не нравишься…

Дверь распахнулась. В комнату вбежала Лена.

— Маркел, отпусти его! Маркел, не дури, говорю тебе! Он ничего не делал! Отпусти! Я его знаю. Ручаюсь за него. Не мог он Валю зарезать!

Она почти кричала, нависнув над грозным Маркелом.

— Тихо, тихо, — он поднял руки. — Налетела. Отпускаю уже. Ошибка вышла… может быть.

Он встал. Лена сделал пару шагов назад, испуганно гладя на Игоря. Маркел подошел сзади, рывком — так, что Морозов застонал — развязал узел. Стянул веревку.

Игорь принялся неуклюже растирать запястья. Колкая боль пульсировала под кожей.

— Я-то отпущу, — вздохнул Маркел, поглядывая на Лену, — а чего Костя скажет, ты знаешь?

— Это мое дело, — коротко и серьезно ответила Лена.

— Твое, твое… Идите. — Маркел махнул рукой. — Но учти, парень, как там тебя звать… Я следить за тобой стану. Если хоть что-нибудь не так пойдет, пеняй на себя.

Когда они с Леной вышли из кабинета, Игорь спросил:

— Что за Костя?

Лена вздохнула.

— Есть тут один. Ухажер.

— То есть?

— Ну что, то есть… — Лена повела его по лестнице вниз, на улицу. — Кушать хочешь?

— Да погоди ты с едой. Что за тема?

— Ну, подкатывал тут один. — Она остановилась на площадке. Мимо прошел мужчина. Он на ходу кивнул Лене и с интересом глянул на Игоря. — А что ты хотел? Тут знаешь, что было? Тут такое было! А мне что? Что баба может в таком кошмаре? Сдохнуть только.

Знаешь, сколько таких на улице осталось? Скольких собаки подрали, скольких психи порезали… Не видишь, что делается? Тетю Валю порубили прямо тут!

Лена выдохлась. Бессильно уткнулась Морозову в грудь, заплакала. Игорь вздохнул и обнял ее.

— Ты с ним была, что ли, этой ночью?

Она всхлипнула, не поднимая головы.

— Н-да… — протянул Игорь. — Хреновина.

На улице они сели на бревно и долго молчали. Морозов чувствовал, как солнце пригревает щеку и шею, но внутри было холодно.

— Ты кушать-то будешь? — спросила Лена.

— Что ты пристала с едой с этой… — раздраженно буркнул Игорь.

— Поначалу голодно было, вот и… — Она вздохнула. — Пока всё наладили… Всякое было.

— Вижу я, как вы наладили, — процедил сквозь зубы Морозов, разминая кисти. Руки почти отошли после веревки, но пальцы все еще слушались с трудом. — Чокнутого какого-то начальником поставили.

— Маркел нормальный. Жесткий только. Но как тут по-другому? Сам же видел: люди в зверей превращаются.

— Кто это был?

— Ночью? — Да.

— Не знаю. Я ведь тебя предупреждала: психи кругом. У нас что-то вроде крепости. Остальные выживают, как могут. Когда стало ясно, что во всем городе так же, как здесь, у многих нервишки не выдержали. Привыкли же по-другому жить. Старики еще ничего, у них закалка, им легче. Кто из деревни, кто дачи держал — они быстрее освоились. А молодым трудно.

— Как эта шпана меня не прирезала… — нахмурился Игорь, вспоминая ночных визитеров. — Не понимаю. Спал же…

Лена странно посмотрела на него, а потом тихо ответила:

— Тощий ты больно, потому и не тронули.

— Дурная шутка. — Морозова передернуло.

Лена промолчала. Потом в третий раз спросила:

— Есть хочешь? Там сейчас без тети Вали бардак, конечно. Но… Кашу сделали. Рисовую.

— Откуда рис?

— Склады. — Лена подсела ближе к Игорю. Положила голову ему на плечо. — Маркел нашел. Знал, где искать. Он портовый…

Морозов обнял ее одной рукой. Лена сильнее прижалась к нему.

— Что же случилось? В целом.

— У нас уже не думают об этом. Кому какое дело? Поначалу искал и причину. Кто на бога кивал, мол, за грехи, кто-то на инопланетян.

— А Маркел что?

— Да ничего. Жить, говорит, надо. Как есть жизнь, так и надо. У него забот много — не до размышлений.

— А этот… Костя? Что ж он… Кто он…

Лена вздрогнула.

— Мужики мужик. Подвернулся… Я и… Жить-то хочется… — Лена вздохнула, и внутри у Игоря опять стало холодно. — Он из охотников. Спозаранку ушел, вернется к вечеру. И так все время. Он хороший, в общем-то. Вечно что-то тащит со своей охоты.

Морозов не ответил. Да и что тут отвечать? Как бы он сам поступил на месте Лены? Он, честно говоря, и не знал.

— Детей жалко… — пробормотала Лена. Потом внезапно вскинула голову и посмотрела на Игоря, будто проснулась. В глазах метнулся страх. — А Андрюшка где?

— Андрюшка… — Игорь сдвинул брови. — С тещей, конечно. Где ж ему еще быть?

— С какой тещей? — прошептала Лена, округляя глаза.

— Как с «какой»? — опешил Морозов. — С Дарьей Тимофеевной. С матерью жены моей… бывшей.

— С какой, к черту, тещей, Игорёша? Откуда ты знаешь, что сними все хорошо? Вокруг вон что творится…

— Прекрати! — прервал ее Игорь. — Раскудахталась.

— Я?

Лена сверкнула глазами и влепила ему крепкую пощечину. Игорь дернулся, отшатнулся и удивленно уставился на нее.

— Ты что, совсем одурел? — крикнула Лена. Вскочила с бревна. — Ты что, ребенка бросил? С тещей? Да она, может, и не живая уже! Может ее порезали! И его тоже!

— Тихо-тихо… — Игорь выставил вперед ладони. Но страх уже остро шевельнулся в груди.

— Что «тихо»! Что «тихо»! Ты соображаешь вообще? Туда идти надо! Сейчас же!

— Куда идти, Лена? Это другой конец города.

— Вот именно! А ну пошли к Маркелу!

— Чего мне Маркел ваш? — повысил голос Игорь, тоже поднимаясь с бревна. — Экспедицию, что ли, затеет? Не нужен ему никто чужой. Сам я разберусь…

Но Лена уже не слушала Игоря. Она схватила его за руку и бесцеремонно потащила за собой.

Маркел сидел во дворе, ел кашу, шкрябая ложкой по дну миски, и жмурился на солнце. Можно было бы подумать, что он всем доволен, если бы не взгляд — цепкий и холодный.

Лена стала объяснять ему ситуацию. Он слушал. Не перебивая, продолжая щуриться на свет.

Игорю показалось, что Маркел не прерывает ее вовсе не из вежливости, а руководствуясь правилом вроде: «Пусть сами роют себе могилу». Видимо, он был из тех, кто предпочитал выслушивать человека, когда тот сам про себя все рассказывает. А потом использовал сказанное для собственной выгоды. Ведь слова можно легко обернуть и против самого болтуна.

Когда Лена закончила, Маркел отложил миску и вытер губы.

— И чего ты от меня хочешь?

— Да я… — Лена растерялась. Сглотнула. — Ребенка же надо спасти.

— Он не в моей зоне. В Ласнамяэ никто из наших не ходил: нам своего района достаточно. Тут все есть. Море, склады, дома почти целые. Даже перезимовать можно, если не высовываться.

— Не высовываться? — хмыкнул Игорь. — Как страус?

Маркел перестал жмуриться. Смерил его взглядом.

— Высунешься, страждущие набегут. Чем их кормить? А зимой? И то, это если по-хорошему. А если по-плохому… Нет, любезные, мне проблемы не нужны. Сочувствую, но никого туда посылать не стану. Ясно?

— Ясно, — ответил Игорь.

— Тогда нас отпусти, — решительно сказала Лена.

Морозов удивился такой постановке фразы. В его понимании и он, и Лена были людьми свободными.

Однако у Маркела на этот счет, по всей видимости, было иное мнение. Он поморщился и протянул:

— Тут ведь такое дело получается… С одной стороны, баба с возу — кобыле легче. С другой… Пока мы на месте сидим, то и к нам никто не суется. А то еще шухер наведут, полезут кому не лень туда-сюда… Мне не нужна такая… — он поискал слово, — миграция.

— Погоди, — нахмурился Игорь. — Мы тебе что, крепостные?

— Крепостные, не крепостные… — Маркел почесал в затылке. — Но те люди, что при мне, должны подчиняться.

— Я не при тебе.

— Тут все при мне. — Маркел посмотрел Игорю в глаза. Как пикой проткнул.

— Маркел. — Лена осторожно присела около него. — Ты ведь мужик разумный, ну сам посуди. Как ты нас тут удержишь? В карцер сунешь? — Она помолчала, потом добавила: — У него ведь там ребенок. Сын.

Маркел вздохнул.

И Морозов понял, каким образом их собираются «удерживать». Неясно было только одно: Маркел сейчас крикнет соратничков или решит все ночью, по-тихому. По спине пробежали мурашки.

— Маркел… — Лена тоже, видимо, поняла.

— Да что ты заладила-то! — Маркел вскочил, зло зыркнул на нее. — Маркел, Маркел… Что я, не понимаю, что ли? Я все понимаю. Мне этот, — он ткнул пальцем в Игоря, — сразу не понравился. Какого он приперся сюда? Чего сразу в Ласнамяе не пошел? Папаша, тоже мне… — Маркел прошелся взад-вперед, остановился. — В общем так, если решите свалить, учтите: назад не пущу. Лишние рты без надобности. Скоро осень, и без того будет сложно, а вы еще ребенка притащите. Нет уж… И ты имей в виду, Лена, это тебе впрок не пойдет. Не пойдет. Помяни мое слово. Сейчас, конечно, время другое. Костян тебе вроде никто, но… этот, — он снова указал на Морозова, — до добра не доведет. На твоем месте я бы подумал. Крепко подумал.

— Ценю заботу, Маркел, — тихо ответила Лена. — Но ты уж прости, лучше я один день с ним, чем всю жизнь тут. Вот так как-то. А Косте скажи… Впрочем, ничего не говори.

Маркел стоял к ним спиной. Игорь чувствовал, что ему неприятен не только сам разговор, но и ситуация, и присутствие Игоря. И что, не будь рядом Лены, все вышло бы совсем по-другому.

— Хочешь идти, иди. Но сейчас. Не откладывай.

— Спасибо, Маркел.

Лена развернулась и пошла к школе. Игорь помедлил всего мгновение, потом двинулся следом.

— Учти, — ударилось в спину, — Костян вернется, я ему запретить ничего не смогу. Мне добрый охотник дороже, чем вы оба.

— Я поняла, — отозвалась Лена, не оборачиваясь.

Ждать у моря погоды они не стали, выдвинулись через четверть часа. Лена собрала нехитрые пожитки: нож, длинную палку, кое-что из еды. Люди к ним особого интереса не проявили.

Кто-то приходит, кто-то уходит. Пока, видимо, вопрос миграции волновал только Маркела. Пока.

Лена взяла на себя роль ведущей. Игорь понимал, что эту местность она знает лучше. Он просто держался рядом, поглядывал по сторонам.

Скоро они покинули территорию, обжитую людьми Маркела. Лена пошла другой дорогой, совсем не той, по которой он добирался сюда.

После парка живых и мертвых они свернули в сторону центрального проспекта и через завалы выбрались на относительно чистую дорогу. Идти стало легче. Приходилось обходить ржавые скелеты машин, но здесь хотя бы не было густых зарослей. Дома тоже сохранились неплохо. И многоэтажки, и здания поменьше.

Игорь чуть не споткнулся об оторванный от легковушки, прогнивший до дыр бампер и снова подстроился под шаг Лены.

— Что теперь?

— Откуда я знаю, ты мужик, тебе решать.

— Слушай. — Морозов остановил ее, взял за локоть и повернул к себе. — Я тебя за собой не тащил. Так что нечего на мне срываться! Ясно?

— Ясно, — буркнула Лена, высвободив локоть.

— Вот и ладно. — Игорь сбавил обороты. — Почему именно этой дорогой пошли?

— Я вообще не знаю, как ты по трамвайному маршруту пробрался. Там вроде как ничья территория, развалины крутом. Наши туда на охоту ходят…

— Видел я их охоту.

— В смысле?

Морозов коротко рассказал о том, что видел ночью из хрущевки. О кричавшей женщине, об одноглазом, которого видел в школе, о том, что слышал, как «охотники» называли имя Маркела. Игорь давно для себя сопоставил все эти факты, но всё не решался озвучить до этого момента.

— Ваши охотнички это были, ваши. Что уж они там отбирали, я не знаю, но женщину они, скорее всего, убили.

Лена закрыла лицо ладонями. Пробормотала:

— Все-таки тетя Валя правду говорила, а я не поверила тогда.

Морозов промолчал.

— Ладно, понятно все. — Она убрала ладони от лица. Глубоко вздохнула, беря себя в руки. — В общем, Костя говорил, что в этом районе спокойно. Магазины кое-какие сохранились, склады. Народ вроде бы тут тихий. Торгуют, кто чем. Здесь опорный пункт полиции был. Ну, помнишь, красного кирпича такой, красивый?

— Не помню. Ты ж знаешь, я тут не ходок был.

— Там меновой рынок устроили. Местные охраняют территорию, люди товаром обмениваются, кто чем.

— Ясно. Пойдем?

— Погоди. Не так все просто. Надо найти Индрека.

— Кто такой?

— Мужик один, в троллейбусе живет. Он, мол, скажет, можно пройти или нет.

— Откуда ты знаешь?

— Костя рассказал… — Лена недовольно поморщилась. — Что?

Игорь не ответил. Просто дождался, когда она пойдет и двинулся следом.

Найти Индрека оказалось просто. Заросший, седой дядька сидел на крыше подернутого ржавчиной, но на удивление неплохо сохранившегося троллейбуса. Машины вокруг были развернуты вплотную друг к другу и ограждали своеобразное жилище подобием забора. Подобия ворот не было.

— Эй! — позвал Игорь, остановившись перед гнилой малолитражкой. — Индрек?

Бородач поднялся на ноги.

Он был совершенно голый. Загорал?

— Вам чего? — Индрек говорил с заметным акцентом и совершенно не стеснялся своей наготы.

— Пройти хотим. Можно?

— А вы откуда?

— Оттуда, — ответила Лена, махнув себе за спину. — Пройти можно, нудист?

Индрек оскалился и потряс причинным местом. Лена вскинула брови и отвела взгляд.

— Налог давайте. У нас налог надо платить.

— Какой еще налог? — спросил Игорь.

— Какой-нибудь, — невозмутимо ответил Индрек.

— Нет у нас ничего. Нам бы пройти, ребенок мой там.

— Меня не касается, — отрезал Индрек. С сарказмом добавил: — Это у меня ничего нет. Видишь? Даже одежды. А у вас есть, точно знаю.

Морозов достал брикет сухой лапши.

— Хочешь?

Индрек присмотрелся. Презрительно скорчился.

— Целый хоть?.. Ну ладно. Закидывай.

Игорь швырнул брикет через малолитражку. Раздался глухой шлепок об асфальт. Индрек с удивительным проворством сиганул за «налогом».

— Маловато! — сообщил он через секунду.

— И столько-то много. Мы пошли… Уговор дороже денег.

Игорь поймал на себе обиженный взор. Старик с укоризной глядел на него через разбитые окна прогнившего салона малолитражки.

— С чего ты взяла, что он пропуска выдает? — шепотом поинтересовался Морозов у Лены.

Та пожала плечами.

— По-моему, он псих, — еще тише сказал Игорь.

— А где ты последний раз нормальных видел? — хмыкнула Лена. — Тут все немного тронутые. А некоторые… много.

— Я нормальный, — насупился Игорь, отходя от малолитражки.

— Серьезно? — Лена впервые за сегодняшний день улыбнулась. — Может, за это я тебя и люблю.

Морозов не нашелся что ответить.

Оставив монументальный троллейбус позади, они пошли дальше, виляя между остовами машин. Здесь их было много. Потрескавшиеся покрышки, смятые кузова, разбитые стекла. И ржавчина, ржавчина, кругом — ржавчина.

Игорь старался глядеть не только под ноги, но и по сторонам.

Тут действительно жили люди. Обживали территорию, которая им досталась. Собирали мусор в кучи, растаскивали кирпичи на стройматериал. Кто-то вскапывал поляны, в которые превратились бывшие газоны. Раскрытые канализационные люки были огорожены досками. На пришлых смотрели с равнодушным интересом: видимо, к чужакам здесь привыкли. Навстречу часто попадались вооруженные молодые люди.

Впрочем, Морозова с Леной никто не останавливал. Некоторые даже вежливо здоровались, кивали.

Они старались идти по центру проспекта, не приближаясь к домам. Мол, мы вас не трогаем, а вы нас не трогайте.

— Давай на рынок заглянем, — предложила Лена.

— Зачем? У нас менять нечего. И денег нет.

— Ну, а мало ли… Ну давай, а?

В Лене, по всей видимости, проснулась женщина, в которую страсть к покупкам вшита генетически. Не важно, что денег нет, не важно, что нет больше магазинов, но пройти мимо рынка оказалось для нее совершенно невозможно.

Игорь покачал головой, но не стал препираться.

— Ладно. Давай глянем.

— Это должно быть там, — указала Лена на примыкающую улицу и свернула на перекрёстке.

Судя по толкучке, рынок действительно был где-то рядом. Разбитые и ржавые машины были сдвинуты к обочине. Несколько раз навстречу Игорю и Лене выходили люди с тачками, попалась даже одна телега. Ее тащили трое крепких мужиков, запряженные, как лошади.

А еще с вхождением в эту человеческую сутолоку росло странное чувство, уже забытое за ужасами нового мира.

Предвкушение! Еще неясное, но все же радостное.

Они оба чувствовали это. Лена на ходу вертела головой по сторонам и тянула за собой Морозова. Игорь едва поспевал за ней.

Тут была жизнь. И она была хороша! Еще немного. Вот-вот…

Они обошли квартал, повернули у высотки направо.

Здание полицейского опорного пункта сохранилось отлично. Уцелели и окна, и решетки на них. Судя по всему, здесь был не только рынок, но что-то вроде центра. Маркел обосновался в школе, а местные ребята выбрали в качестве крепости опорный пункт.

На бывшей парковке, перед зданием, собралась настоящая толпа. За последние несколько дней столько народу в одном месте Игорь не видел ни разу и успел отвыкнуть. Это было так необычно по сравнению с жуткими пустынными улицами, что они с Леной даже остановились, глядя на скопление людей.

— Что, сынок, издалека? — поинтересовался у Морозова вынырнувший неведомо откуда дед. — Ищешь чего?

— Да нет, в общем-то, — пожал плечами Игорь.

— Первый раз здесь?

— Ага.

— Ну пройди, тогда, пройди посмотри.

Дед улыбнулся щербатым ртом. Что-то было в его улыбке нехорошее, но не успел Морозов вглядеться в лицо старика, как Лена утянула его за руку к опорному пункту.

— Пойдем скорей!

Прилавков, в традиционном понимании, тут не было. Все это больше напоминало стихийную барахолку. Товар раскидали на кусках материи, старых занавесках, скатертях, разложенных прямо на земле.

Лена вела Игоря по узким проходам, как по лавке сумасшедшего старьевщика. Тут, наверное, нашлось место всему, что можно было вынуть из-под развалин: годная мебель, уцелевшая одежда, ткани, подсвечники, тарелки, стаканы, даже вазы. Трясущийся то ли с похмелья, то ли по здоровью оборванец продавал аквариум с тремя мышами-полевками. Старухи приставали с подлатанными платьями, джинсой и кожанками. Отдельно стоял солидный мужик с неплохим выбором обуви. Ботинки были разложены на земле. К ним подходили, но не мерили, а только прикладывали подошву снизу к ступне. Мужик, видимо, где-то подломил склад.

Игорь остановил Лену и присмотрелся к кирзовым сапогам. Спросил:

— Почем?

— Видишь, товар вечный. Сносу нет. — Продавец приосанился, сложил руки на груди. — Так что дешево не отдам. Что у тебя есть?

— Да ничего особо нет, — улыбнулся Игорь.

— Чего лапаешь тогда? — окрысился мужик. — Нищета.

Игорь хмыкнул, поставил сапог на место и отошел. Продавец еще долго ругался, сетовал на обнаглевших нищебродов и ворчал в спину.

Лена потянула Морозова дальше, щебеча:

— Ух! Я и не знала, что тут так здорово! Так всего хочется!

— Платить нечем, — хмуро сказал Игорь.

— Не важно. Найдем сына твоего, обживемся и вернемся сюда… Ох!

Она чуть изменилась в лице и кивнула вперед.

Там, над головами людей, виднелась большая вывеска, сделанная из куска вздувшейся фанеры. На ней была нарисована свиная голова и красовалась крупная надпись: «Мясо».

— Ходовой товар, наверное. — Игорь протиснулся поближе. Лена заметно напряглась, но нехотя пошла следом.

Прилавком тут служил широкий стол. За ним возвышался огромный мясницкий пень. И было много мяса. Большие красные ломти лежали на столе-прилавке и на клеенке возле пня. Толстый мужик лениво помахивал веточкой, отгоняя мух.

Рядом топтались покупатели, крутилась пара мальчишек. Но никто не покупал. Сердитая тетка придирчиво рассматривала кость с небольшим куском мяса. В руки не брала, только смотрела.

Позади мясника, за пнем, стоял большой шатер.

Внезапно оттуда раздалось громкое, пронзительное блеяние. Лена взяла Игоря под руку и потянула прочь.

— Пойдем, а то тут язву желудка заработать можно.

— Пойдем.

Они уже развернулись, но тут их окликнули:

— Лена!

Морозов обернулся, мельком отметив растерянное лицо Лены.

К ним шел высокий, бородатый, черноволосый мужик с кудрями, подвязанными веревкой. За ним, лениво раздвигая толпу, плелись еще пятеро. На поясе у бородатого болтался знакомый тесак.

— Костя? — Лена бросила предостерегающий взгляд на Игоря.

— Лена, ты чего здесь? Опасно же. — Костя широко улыбнулся. Зубы у него были белые, большие, крепкие.

— Костя…

— Я, как увидел, не поверил. Мы как раз домой собираемся. Всё, что нужно взяли. Нормально.

Он попытался ее обнять, но она отстранилась.

— Костя…

— Ты чего?

Игорь решил, что теперь самое время вмешаться. Демонстративно взял Лену за руку.

— Пойдем?

— Да, сейчас… — Лена засопела и опустила глаза.

— Не вкурил, — сказал Костя тем тоном, который обычно предвещает драку.

— Понимаешь, Костя… — вздохнула Лена. — Ухожу я. Прости.

На лице Кости промелькнула беспомощная улыбка. Он обернулся к своим товарищам, потом вновь посмотрел на Лену. Перевел взгляд на Игоря. Обратно на Лену.

— Ухожу, — повторила она. — Так надо. Ты хороший. Но не мой.

— А он, значит, твой, — глухо не то спросил, не то сказал Костя.

Лена посмотрела ему в глаза.

— Значит.

— И давно?

— Давно. Задолго до… до того, как все случилось.

Костя вновь просверлил Игоря взглядом. Морозов выдержал.

— Пойдем, — напряженно сказала Лена и потянула Игоря за собой.

Морозов кивнул и двинулся за ней.

Но, как только он отвернулся, за спиной раздался крик, и что-то тяжелое обрушилось ему на спину. От неожиданности Игорь упал на четвереньки и тут же получил удар по почкам. Хороший такой, крепкий! Морозов охнул и кувыркнулся боком. Люди с криками расступились.

Когда Игорь поднял голову, Костя уже несся на него с яростным, раскрасневшимся лицом. Встать Морозов не успевал. Все, что ему удалось, это выставить ногу…

Удачно!

Костя споткнулся, крякнул и рухнул на Игоря сверху. Однако не растерялся: с ходу стал не глядя вбивать кулаки тому в бока. Морозов сжался, подтянул руки к груди и несколько раз сильно ткнул обидчика в челюсть. Особого успеха, впрочем, это не принесло.

— А ну! — рявкнул кто-то над ухом, и Костя слетел с Игоря.

Тут же крепкие руки подхватили Морозова, встряхнули и завернули локти к лопаткам. Изогнувшись, Игорь расслышал, как всхлипывает Лена.

— Я тебя найду! Найду! — надрывался Костя.

Игорь встряхнул головой, осмотрелся. Ситуация на рынке сложилась непростая. Местная охрана — с ножами и дубинками — окружила место стычки. Четверо держали зачинщиков драки, а остальные сдерживали Костину команду. Те что-то кричали и угрожающе размахивали тесаками. Хозяева рынка пока за ножи не хватались.

Перед Игорем встал здоровый бугай, на поясе у которого, судя по истертой рукояти, болталась настоящая антикварная шашка.

— Ну? — спросил бугай. — Что не поделили?

— Михей! Михей, ты меня знаешь! — крикнул Костя. — Ты меня знаешь, Михей! Он мою бабу увел!

— Да? — Бугай Михей насмешливо посмотрел в сторону Кости. — Это которую?

— Он не увел, — вмешалась Лена, прорываясь через оцепление. — Я сама ушла. Я право имею.

— Да? — Михей перевел взгляд на Игоря. — Она сама ушла?

Морозов кивнул.

— Ну и дура, — фыркнул бугай. Было видно, что незнакомец- Игорь ему нравился меньше, чем охотник-Костя. — Дура, но в своем праве. Слышал, Костян?

Костя только зубами заскрежетал.

— Я его прибью!

— Имеешь право, — согласился Михей. — Но не на моей земле. Понятно? Тут без драк. Разборки чинить не позволю никому. Уж тем более из-за баб.

Он смерил взглядом Лену.

— Тощая какая-то. И чего вы из-за нее сцепились?

Ни Игорь, ни Костя не ответили.

— В общем, так, — решил бугай. — Девку с ее хахалем отпускаем сейчас. Костю с его братками — через час. Если узнаю, что вы на моей территории беспредел устроили, не обессудь, Костян. У нас закон. Ну, а все остальное, ты знаешь… Как всегда.

И он подмигнул охотнику. Тот нехорошо оскалился.

— Без обид? — спросил Михей и, не дождавшись ответа, махнул рукой. — Отпускайте молодых. Советую поторопиться.

Его люди плотным кольцом окружили дернувшихся было охотников Кости.

— Ну-ну, ребята, не шалим. — Михей приложил ладони к губам рупором и оглушительно крикнул: — Всё в порядке! Все возвращаются к своим делам!

И, отвернувшись, пошел куда-то в сторону мясной палатки.

Лена подбежала к Игорю. Шмыгая носом, утерла ему лицо. Морозов поморщился и с удивлением посмотрел на следы крови. Это когда же Костя успел ему по физиономии-то насовать?

— Ладно. — Игорь крепко взял Лену за руку. — Пойдем. Не больно уже.

Но она не унималась. Повисла на шее Морозова и расплакалась.

— Ну, ты чего? — Игорь погладил ее по вздрагивающей спине. — Ну всё уже, идти надо.

— Я… боялась… — всхлипывая, выдавила Лена. — Что он… тебя убьет.

— Не убил же. Все нормально. — Игорь потащил ее с рынка. — Пойдем.

— Прости меня… это я, дура… тебя сюда привела…

— Да ладно, всё уже… Зато на людей посмотрели. Пойдем.

Они убрались с территории полицейского опорного пункта, вернулись на проспект. Раньше, в советские годы, эта улица, прямая как стрела, называлась бульваром Карла Маркса. Потом, когда вошла в моду манера переименовывать все и вся, стала именоваться улицей Сыле. Как ее называли нынешние местные жители, Игорь не знал. Скорее всего — никак. Не до названий теперь, живым бы в этом сошедшем с ума Таллинне остаться.

Лена довольно быстро пришла в себя. Вытерла слезы, поправила волосы и взяла такой темп, что Игорь теперь едва поспевал за ней.

— Лен, ну куда ты так понеслась?

— Ты что, не слышал? Костя тебя порежет, и меня заодно.

— Да ладно тебе, все-таки взрослый мужик. Должен понимать.

— Кто взрослый? Костя? — Лена фыркнула совсем по-кошачьи. — Псих он. Ты что, не понял, зачем Михей нас раньше выпустил? Боже, какая я дура! На кой ляд потащилась на этот рынок долбаный… Дура!

— А чего выпустил? Все ведь правильно сделал.

— Да это все для того, чтобы Костя нас прирезал не на территории Михея, а где-нибудь в сторонке. Чтоб Михей чистеньким из ситуации вышел. — Она помолчала. Потом добавила тихонько: — Разделают нас на мясной ряд, а потом на тот же рынок и притащат.

— Ты чего городишь? — Игорь сморщился. — Этот твой хахаль, конечно, козел, но не монстр же.

Лена остановилась и обернулась к Игорю. Ее лицо горело, она то и дело нервно прикладывала ладони к щекам.

— Ты что, не понимаешь? Ты совсем-совсем ничего не понимаешь? Ты дурак? Все еще думаешь, в сказку попал?

— Ну, если в сказку, то в страшноватую, — попытался пошутить Игорь.

Лена даже не улыбнулась.

— Нет, ты дурак! Идешь, как по бульвару. Ты не понимаешь, что ли? Мы дичь для них! Добыча, мясо! Очнись, Игорёша! Они нас убьют, убьют и на рынок продадут. В ту самую лавку, на мясо…

У Игоря неприятно заворочалось в груди, к горлу подступил комок. Он все отгонял от себя мысли, все зашторивался, все брезговал, но, видимо, пришла пора взглянуть правде в глаза.

— Человечиной тут все питаются, человечиной, — шепотом продолжила Лена. — Собак жрали поначалу, крыс, птицу. Чаек этих гадких! Рыбу ловить пытались, да не вышло, где ж ее сразу столько возьмешь? А жрать все хотят. Все, понимаешь? Так что осталась одна только жратва: ты да я да мы с тобой. Всё! Все вокруг жрут друг друга. Это не кино, это не сказка. Это ад, Игорёша… Мне тетя Валя намекала, да я не верила, дура. Не могла… И Костя намекал. А я дура. Дура! И таких дур тут много, которые не верят. Или не хотят. Или просто глазки закрывают. Понимаешь?

— Не может быть, чтобы все… — тихо произнес Игорь.

Лена выдохлась. Вздохнула и облокотилась на «форд», на капоте которого еще сохранилась эмблема и остатки синей краски.

— Может, и не все. Но там, где от одного котла питаются, точно. Каннибалы.

— Но ведь можно же рыбу ловить, зверей…

— А кто умеет? — пожала плечами Лена.

— Ну, рыбу-то ловить, всякий может, — нахмурился Морозов.

— Чем? — Лена насмешливо посмотрела на него. — Удочкой? С берега? В море много не наловишь. Был у нас такой рыболов. Крючки даже нашел. Ржавые, гнилые, но всё же. Так и сгинул.

— Сети, — предположил Игорь.

— Лодки, — в тон ответила Лена. — Лодки где? Сгнило все. Это ж Финский залив, у меня отец рыбачил. Я тут все знаю. Мать, бывало, ругалась, когда он селедки этой дурной притаскивал мешок… То же самое с животными: охотиться уметь надо. Чем пользоваться? Луком со стрелами? Много настреляешь? Сначала, когда собаки оборзевшие шастали да зверье разное — кое-как получалось. Палками забивали, топорами. А потом…

— Потом, — эхом отозвался Игорь.

— Потом… осталось только одна добыча, — еле слышно закончила Лена.

— Так что же, я там у вас в столовой… — Морозов почувствовал, как горло сдавило спазмом.

— Не знаю. — Она отвела взгляд. — Точно не знаю. Может, в тот раз что другое… Но бывало, точно.

Она провела ладонями по лицу, широко раскрыла глаза, словно пробуждаясь.

Игорь молчал.

— Ладно, — наконец сказала Лена, — прости. Я что-то наистерила тут. Прости, Игорёша. Пошли скорее, а то не дай бог Костя нас нагонит.

Через час они миновали развалины Макдональдса. Казалось, кто- то умышленно тут все разломал, разбил. Забегаловка превратилась в руины. Из груды битого камня нелепо торчала голова клоуна с выбитым, провалившимся носом. От жуткой бутафорской усмешки бросало в дрожь.

— Вот и всё, — сказала Лена. — Вышли мы с территории Михея, теперь за нас никто ломаного грошика не даст.

— Ты уж совсем не нагнетай. — Игорь взял ее за плечи, легонько встряхнул. — Прорвемся. Ну что, напрямки?

— Как?

Морозов махнул рукой в сторону Длинного Германа.

— Туда.

Лена, поежившись, кивнула. И они пошли.

Древняя средневековая башня, на которой раньше развевался государственный флаг, была все еще самой высокой точкой Старого города. Правда, верхушка ее, площадка с зубцами, обветшала, а флаг давно сгнил, оттого башня казалась обломанным зубом, торчащим в медленно оползающей крепостной стене. Снизу, по каменной кладке, тянулись длинные зеленые щупальца ползучих растений, обвивающие башню почти до самого верха.

Дорога вела под железнодорожный мост. С насыпи свешивались плети дикого винограда, потому туннель теперь походил на пещеру.

Игорь опасался, что в этом полумраке кто-то притаился, но здесь оказалось пусто. В туннеле было сыро, холодно, звонко капала вода.

Выбравшись на другую сторону, они уперлись в перевернутый на бок троллейбус и притормозили.

По правую руку было огромное, начавшее зарастать тонкими деревцами пепелище. Когда-то тут был район старой застройки: деревянные дома. По левую — стояли пустые панельные коробки с мутными окнами. Дальше виднелись развалины. Давным-давно здесь, прямо около гостиницы, был котлован, заброшенный еще с советских времен. На дне его со временем скопилась вода, и в образовавшемся озере поселились утки. Однако за несколько лет до того, как все отключились, местечко ожило. Подвезли технику, залили все бетоном, и стройка пошла. Стремительно поднимались леса, опалубки, росли новые корпуса гостиницы…

Но сейчас почти все вернулось на круги своя. Часть возведенных конструкций рухнула, часть еще стояла. Ржавый кран одиноко согнулся над покосившейся строительной будкой. Из крошащегося бетона обрубленными нервами торчала ржавая арматура.

Сетчатый забор тянулся поперек дороги.

— Несчастливое место, — пробормотал Игорь.

— Везде все одинаково, — вздохнула Лена.

Морозов не ответил. Ему не нравился перевернутый троллейбус. Да и забор, старательно развернутый поперек дороги, тоже выглядел подозрительно. Некстати вспомнилась та баррикада, которую увидел, когда впервые попытался проникнуть в Старый город. Складывалось впечатление, что кто-то всеми силами пытается ограничить проход в центр.

— Давай-ка обогнем. — Морозов кивнул влево.

Лена пожала плечами, и они осторожно двинулись в обход. Однако далеко уйти не успели. С насыпи посыпалась щебенка, камешки дробно застучали по ржавой крыше уткнувшейся в лужу легковушки.

Резко обернувшись, Игорь заметил, как на фоне неба появляется человеческая фигура.

— Пошли-пошли! — Морозов подтолкнул завертевшую головой Лену в спину и перешел на бег.

В спину стукнули крики:

— Вот они! Сюда!

Кто-то азартно и одновременно диковато заулюлюкал.

Продумывать маршрут было некогда. Игорь с Леной нырнули за девятиэтажку, перескочили через упавшее дерево и сломя голову понеслись дворами, давно превратившимися в редколесье.

Тут, наверное, можно было спрятаться, но Игорь понимал: это станет лишь отсрочкой. Нужно было искать убежище надежней, чем кусты,невысокие деревца и трава по пояс. Можно было добраться до второго железнодорожного моста, уйти под него и попробовать затеряться среди старых двухэтажек. Но тот район Морозов знал совсем плохо. Да и что там с мостом — тоже было неясно. Так что пока оставалось только гнать вперед. Там, под стенами Старого города, раньше был парк. Судя по тому, как зарос Таллинн, этот парк должен был вообще в джунгли превратиться. Там наверняка можно скрыться от погони…

Лена метнулась влево. Игорь едва успел ее поймать, дернул за руку.

— Куда?

Она что-то неразборчиво обронила на бегу и выровняла траекторию движения.

Сзади кричали, свистели. Охотники заметили их, и теперь счет шел на секунды. Игорь повернул направо, за дом, пересек рощу, посреди которой замерли несколько легковушек. Странно было видеть, как деревья прорастают через развороченные капоты и багажники…

Миновав рощу, Морозов с Леной выскочили на дорогу, протиснулись между двумя столкнувшимися давным-давно грузовиками и оказались на стройке. Забор, который минуту назад встревожил Игоря, оказался насквозь гнилым. Было совершенно непонятно: кому и, главное, зачем понадобилось перетаскивать тяжелые основания стоек.

Работа на стройке приучила Игоря не суетиться на объекте. Наступить на гвоздь или стукнуться головой о торчащий брус опалубки — это полбеды. Тут могли случиться вещи и пострашней. Истории о том, как «один такой же как-то раз бригадира не послушал…», вам может рассказать любой прораб. В деталях. Так что Морозов притормозил, остановил Лену, приложив палец к губам, и пошел первым. Очень осторожно.

Как оказалось, не зря.

Через несколько шагов перед ним возникло темное пятно незакрытого колодца. Из глубины несло сыростью и гнилью. В голову пришла мысль спуститься в эту тьму и затаиться, но, рассудив здраво, Игорь отказался от этой затеи. Во-первых, не факт, что железные скобы-ступени не проржавели и выдержат вес тела, во-вторых, черт его знает, что там в глубине…

Держа Лену за руку, Игорь осторожно повел ее между обвалившихся бетонных перекрытий и ржавых арматурин. Отделка превратилась в труху, с потолка свешивалась паутина проводов.

— Ничего не трогай, — прошептал Морозов.

Они лавировали в холодных лабиринтах комнат. Дверные проемы зияли пустотой, деревянные части были старательно содраны со стен. На дрова? Может быть.

Через минуту они уткнулись в настоящий завал из мебели. Дорогие кожаные диваны валялись со вспоротым нутром поперек коридора.

— Лестница должна быть, — буркнул Морозов, помогая Лене перелезть через громоздкий каркас софы.

Оставив битую мебель позади, они увеличили темп. Крики приближались. В проходе мелькнула человеческая фигура. Игорь присел, потянул за собой Лену, отполз за кучу щебня.

Лена вздрогнула, прижалась к нему.

— Что?

— Там… — Она смотрела в темный, наполовину засыпанный переход. — Может, показалось…

Игорь прищурился, вгляделся. В темноте метнулась быстрая тень. Преследователи? Вряд ли. Те идут с другой стороны. Скорее, кто-то из местных жителей.

— Видела? — Да.

Если развалины обитаемы — плохо. Судя по всему, люди стремительно зверели, охраняя свою территорию от вторжения любых чужаков. При таком раскладе от любого знакомства ждать хорошего не приходится.

— Пойдем.

Он повел Лену прочь от полузасыпанного перехода.

Скоро им повезло: наткнулись на лестницу. Бетонная заливка кое- где покрошилась, треснула, но все же держала. Перила были выгнуты и местами оторваны от стены.

— Уходим наверх, — решил Игорь. — Осторожно.

— Они внутри! — пролетел по коридорам громкий крик.

Лена поскользнулась на бетонной крошке и едва не упала. Игорь успел ее подхватить. Аккуратно, но сильно толкнул вперед.

— Давай, давай!

Хватаясь за ненадежные перила, они забрались на второй этаж. Следующего лестничного пролета не было. В зияющий провал заглядывало синее небо.

— Вон они! — Снизу мелькнула темная фигура. Захрустели камешки под ботинками. — Сейчас возьмем!

— Твою мать! — выдохнул Игорь, чувствуя, как внутри все сжимается.

Он быстро огляделся. Вправо уходил коридор, слева виднелось большое помещение вроде конференц-зала. Когда-то там случился пожар: следы копоти сохранились на потолке и стенах, на полу валялись железные части столов, кресел, остатки оргтехники.

Опасно. В этой свалке можно запросто ногу распороть.

Нужно было уходить в коридор. По логике, он вел к старым корпусам, тем, что должны были уцелеть…

По лестнице уже грохотали тяжелые шаги. Рядом мелькнула взъерошенная голова…

Если сейчас рвануть в коридор — ударят в спину.

Оставлять неприкрытый тыл нельзя!

Морозов принял решение мгновенно: развернулся, прикрыв собой Лену, и встретил первого преследователя лицом к лицу.

Не ожидавший отпора охотник замешкался. Этого хватило. Игорь лягнул его ногой в живот, а затем изо всех сил толкнул вниз. Мужик охнул и, взмахнув руками, скатился вниз по ступеням. Смотреть на его полет Игорь не стал, дернул по коридору, таща за собой Лену.

На ходу он заглядывал в комнаты. Пусто, пусто, пусто… Редкие обломки, голые стены… Будто кто-то вытащил отсюда все вещи, всю рухлядь…

Коридор резко вильнул влево и оборвался. Игорь едва не застонал от досады: тупик! Но как спасение мелькнула в последней двери лестница.

— Сюда!

Уже заскакивая внутрь, Игорь увидел тень, скользнувшую в темном провале шахты лифта. Снизу раздался дикий крик.

Игорь споткнулся и едва не упал. Лена притормозила, закрыла ладонями уши.

Вопль оборвался.

Морозов снова потянул Лену за собой. Наверх.

— Вперед!

Снизу опять заорали.

Не обращая на это внимания, Игорь волок Лену за собой. Ступенька за ступенькой. Выше. Еще выше! Еще…

Они выскочили на площадку третьего этажа.

Выше!

Четвертый этаж. Выше — тупик. Ступени крошатся, через трещины в потолке капает вода…

Морозов выбил ногой наполовину сгнившую дверь. Доски хрустнули и упали вместе с косяком. Подгоняя Лену, Игорь побежал по коридору.

Гостиница может стать ловушкой, если они не найдут другого выхода! Спрятаться в комнатах можно, но это не решение проблемы: намерения преследователей серьезные, а значит, рано или поздно их найдут.

Игорь нырнул в один из номеров, выглянул в окно.

Внутренний двор. Ни пожарных лестниц, ничего. Внизу уже дежурит кто-то из охотников.

— Костян, на четвертом этаже!

Игорь выругался. Обложили!

— Игорёша… — Испуганные глаза Лены. — Игорёша, если нас поймают…

— Спокойно!

Морозов дошел до конца коридора. Здесь обнаружился еще один лестничный пролет. Лестница вела и вниз, и вверх.

— Сюда, — негромко подозвал он Лену.

На этот раз Игорь не побежал вверх. Он медленно спустился на третий этаж и осторожно, чтобы не попадаться на глаза тем, кто, может быть, поднимается по другой лестнице, перебежал коридор. Там, где обвалилась часть фасада, он нашел то, что искал. Перекрытие одного из номеров просело, образовав эдакую аппарель на второй этаж. Опасно, но лучше чем ничего.

Послышался топот. Крики.

— Давай-ка вот тут попробуем.

Игорь взял Лену за руку и заскользил по бетонному спуску, как на лыжах по снежному склону.

Повезло. Они легко спрыгнули с плиты и мигом отскочили от края. Игорь тихонько вышел из номера, осмотрелся.

На втором этаже было тихо.

— Игорёша… — Пальцы Лены испуганно сжали его ладонь. — Смотри.

Там, куда она указывала, растеклась темная и даже на взгляд липкая лужа. Крови было много. Жуткая клякса расползлась по старому, потрескавшемуся ламинатному паркету, просочилась под плашки.

Игорь замер. В ушах молотил набат пульса.

Сложно было привыкнуть к тому, что в новом, проснувшемся после странного сна мире человеческая жизнь стоила ноль целых ноль десятых. Можно убивать, насиловать, и ничего, ничего за это не будет!

Морозов с трудом представлял себе тот ужас, через который пришлось пройти людям, очнувшимся в этом безумном городе, а не парившимся черт-те сколько в запертом гальюне.

За считанные дни цивилизованный Таллинн, тщательно маскирующийся под Европу, превратился в чудовищную клоаку из покореженных человеческих судеб.

Достаточно оказалось закрыть глаза, открыть их и по-новому взглянуть на все вокруг.

Уснуть и проснуться…

Понимание дикости, анархии и всеобщего озверения приходило теперь очень быстро. Вид крови бил по глазам, завораживал, звал…

Игорь заметил, что от кровавой лужи в один из номеров тянется след.

Вид крови шибал не только по глазам, но и по нервам, по трепыхающемуся, как птица в клетке, сердцу, по глубинам сознания и подсознания, из которых всплывали смутные родовые воспоминания далеких предков-охотников…

Будто загипнотизированный, сам не зная зачем, Игорь пошел по темным липким разводам. В номер.

— Игорёша, не надо, — шепнула Лена.

А Морозов все равно продолжил идти, понимая, что ничего хорошего там не увидит. Но что-то толкало его туда, тянуло, словно лживая песня сирены, Игорь чувствовал, что должен зайти в эту страшную комнату. Должен увидеть все как есть, во всех деталях…

И только когда закричала Лена, Морозов вздрогнул и резко обернулся, выставив перед собою нож.

Дергающиеся ноги исчезали в одном из номеров. Проклиная себя, Игорь кинулся следом, ворвался внутрь и заметался в густом полумраке. Окна в номере были чем-то заложены.

Лена яростно верещала в темноте. Видимо царапалась, отбивалась.

Кто-то тяжело, надсадно пыхтел:

— Держи, держи руки!

— Отпустите ее, сволочи!

Морозов замахнулся, но замешкался, бить не стал, опасаясь попасть в Лену. В тот же миг в живот ему ударило что-то твердое, будто лошадь лягнула. От боли он захрипел и согнулся пополам. Его тут же ударили по затылку, да так, что Игорь впечатался лбом в пол. Перед глазами ярко сверкнуло, и наступила долгая звенящая тишина…

Первое, что увидел Игорь, когда открыл глаза, — лицо Кости. Борода того была в крови, рот раскрыт в крике, вместо одного глаза темнело жуткое месиво. Морозов всхлипнул и отшатнулся, но что-то тугое, жесткое и колючее, впилось в шею. Остро резануло болью руки.

Страшная рожа Ленкиного ухажера сдвинулась, приблизилась, не меняя выражения. А потом стремительно ушла в сторону.

Сознание постепенно прояснялось.

Игорь понял, что лежит на полу, руки его связаны за спиной, веревочная петля перехлестывает шею. А Костя… Видимо, мертв… Потому что его, голого и окровавленного, тащит за ногу лохматый бугай, похожий на гориллу…

Бугай отволок тело за стену. Морозов огляделся. Он лежал на бетонном полу, острая каменная крошка впивалась в щеку. Солнечный свет проникал через узкие оконца. Каждое движение отдавалось болью. Наверное, после того как Игорь потерял сознание, его били. И только после этого связали грубой веревкой.

Воняло здесь просто ужасно. То ли тухлятиной, то ли дерьмом.

— Ты смотри, живой, — сказал кто-то за спиной.

Игорь заелозил, стараясь обернуться. Веревка больно сдавила шею.

— Да не дергайся, не дергайся.

Чьи-то руки подняли Морозова, помогли сесть. Голова гудела, но он уже неплохо соображал.

Перед Игорем покачивался, сидя на корточках, неплохо по нынешним временам одетый молодой человек. На парне была синяя майка, пятнистые штаны армейской расцветки «березка» и такая же куртка, накинутая на плечи.

Парень улыбался.

— А мы думали, что ты… того. Накроешься. Почему эти за вами гнались? Бабу, что ль, не поделили? — Парень рассмеялся.

— Вроде того, — просипел Игорь. Закашлялся.

Это еще больше рассмешило собеседника.

— Да ладно? Что, серьезно? Вот так, из-за бабы? Ну дела… — Парень крикнул туда, куда ушел гориллообразный: — Слышь, Казачок! Из-за бабы весь кипеш! А ты ее хотел прибить. Ценная особа!

— Что с ней? — задергался Игорь.

— Да ты не суетись. — Парень хлопнул Морозова по плечу. Игорь охнул. — Больно? Ну, брат, ты сам виноват: влетел, ножом махать начал, а когда тебя вежливо успокоиться попросили, не понял. В драку полез. Ну, кто ж так дела делает?

Про драку Игорь ничего не помнил. Его сознание оборвалось после удара по затылку и тычка лбом в пол.

— Что с ней? — повторил Игорь.

— Да все хорошо, чего ты вертишься. Жива твоя баба, жива. Хорошая девка, только не пойму, чего вы так из-за нее сцепились. Вроде ничего особого: ни сисек, ни задницы. Впрочем, на вкус и на цвет…

Он поднялся и направился к выходу из комнаты.

— Эй! — прохрипел Игорь. — Развяжи!

— А вот это лишнее, — неожиданно серьезно сказал его собеседник. И вышел.

На некоторое время Игорь остался в одиночестве.

Он аккуратно повертел головой, стараясь не слишком растирать и без того саднящую кожу на шее. Толкаясь скрученными ногами, кое- как подобрался ближе к окну, но, увы, это ничего не дало. Рассмотреть что-либо с пола было невозможно, а высвободиться Морозов не смог. Встать тоже. Ноги затекли.

Игорь прекратил бесполезные попытки подняться. Перевернулся на бок.

Он надеялся, что находится все в тех же полуразрушенных корпусах гостиницы. Вряд ли эти ребята оттащили его куда-то далеко. Незачем.

Мысль потянула за собой другую: а для чего он им нужен? Для чего вообще его взяли в плен, но не убили, оставили? Почему напали? Хотели помочь? Тогда зачем связывать? Или они с Леной опять попали в разборки за территорию? До чего ж люди оскотинились…

Минут через десять пришел гориллоподобный Казачок. Присел перед Игорем на корточки. Этот был одет попроще: в одни только ветхие штаны. Широкие плечи, волосатая грудь, мощная челюсть, поросшая короткой, седоватой щетиной. И руки по локоть в крови… Красавец.

Морозов молча смотрел на него, морща нос. От Казачка несло, как от неухоженного коня.

— Ну, чего молчишь? — Голос у Казачка оказался неожиданно высокий, почти фальцет. Но сиплый, сорванный.

— А чего говорить?

— Не знаю, все чего-то говорят.

Казачок пожал плечами и ущипнул Морозова за живот. Больно.

Игорь ойкнул.

— Дохляк. А всё туда же, за бабой. — Казачок улыбнулся. Зубы у него были под стать фигуре: широкие, как корабельные сосны. — Бабы, они мужиков покрепче любят.

— Пить дай, — попросил Морозов.

Бугай хмыкнул, встал и вышел.

— Слышь, Буфер, чего с ним делать? — донесся из соседнего помещения его свистящий фальцет.

Голоса сделались тише. О чем говорили, Игорь не расслышал. В голове все еще шумело, тяжело бухала кровь в ушах.

Вскоре вернулся Казачок. Принес в жестяной кружке воды. Грубо сунул ее Игорю в зубы, дал сделать несколько глотков, щедро облив подбородок и плечо. Потом чуть-чуть ослабил веревки на шее и ногах.

— Дальше чего? — спросил Морозов, облизнув губы.

— Ничего, — лаконично ответил здоровяк и снова ушел.

По ощущениям, Игорь провалялся так несколько часов. Время от времени он ворочался, перекатывался с боку на бок, чтобы окончательно не затечь. В соседних помещениях что-то происходило, кто- то то и дело проходил мимо двери. Несколько раз Морозов мельком видел Казачка и Буфера. Появлялись и исчезали другие, не знакомые люди. Деловитые, сосредоточенные, словно выполняющие важную, изученную до мелочей работу.

Наконец, когда Игорю уже начало казаться, что он не чувствует конечностей, к нему подошли двое. Развязали ноги и, подхватив под мышки, поволокли куда-то. Сам идти Морозов не мог, он едва чувствовал ступни.

На вопросы парни не отвечали.

Затем с него сняли веревки и швырнули в каменный мешок. За спиной хлопнула дверь. Ноги у Игоря тут же подкосились, он рухнул на пол.

— Игорёша!

— Ленка!

Свет в каморку проникал через дыру в потолке. В полутьме Морозов разглядел Лену. Платье на ней было порвано, тело в синяках.

Она подошла, взяла его под руку, помогла сесть и прислонила к стене. Стала растирать запястья и кисти. Игорь застонал от пульсирующей боли.

—: Ничего-ничего, пройдет. Сейчас пройдет.

— Да черт с ним… Ты как?

Она отвернулась. Пробормотала:

— У женщин в этом мире есть преимущество.

— Какое? — не сразу понял Морозов.

— Женское, — жестко сказала она и посмотрела ему в глаза.

Он промолчал. Да и что тут скажешь.

— К этому привыкаешь, — беспощадно продолжила Лена. — Как в первобытные времена: дал дубиной по голове, сделал дело, пошел дальше. Если не хочешь, чтобы били по голове… делай выводы.

Игорь снова не ответил.

— Осуждаешь?

— Нет. — Он покачал головой. — Не надо было тебе со мной тащиться.

— Какая разница? — криво улыбнулась Лена. Игорь вздрогнул от этой улыбки. — Что там, что тут — везде одинаково. Думаешь, я за тобой пошла? Нет. Я за мечтой пошла. Ты вернулся, и для меня на какой-то миг все будто бы стало по-прежнему. Вот за этой прошлой жизнью я и пошла.

— Разве это мечта? — прошептал Игорь, осторожно прижимая дрожащей рукой голову Лены к своей груди.

— Не знаю, — тихо ответила она. — Раньше мы так всё ругали. Мол, государство — дрянь. Язык дрянь. Денег нет. Давят, жизни не дают. А сейчас… Сейчас все бы отдала, чтобы туда вернуться.

Игорь в очередной раз промолчал.

— Ты обязательно Андрюшку разыщи. Обязательно, — сказала Лена. — Бабам сейчас тяжело, а уж ребенку совсем плохо. Что из него получится, если ты его не найдешь…

— А если найду? — риторически спросил Морозов, чувствуя, как грудь сковывает холодным страхом перед будущим. — Я ведь тоже, наверное, оскотинюсь. Примкну к какой-нибудь банде, стану глотки рвать. За еду, за женщин, за одежду.

— Нет! — Лена затрясла головой. — Не надо! Не будешь! Не должен… Нельзя так. — В ее тоне проскользнула сухая жестокость. — Уходи. Найдешь Андрюшку, и уходи. Беги отсюда.

— Куда? — грустно усмехнулся Игорь.

— Не знаю. Куда-нибудь. Прочь! Не может быть, чтоб везде так было. Уходи отсюда, беги из этого ада, Игорёша… Обещаешь?

— Обещаю. — Он не видел ее лица. — А ты чего так говоришь, будто со мной не собираешься?

Она дернула плечом.

— Не знаю. Что-то вдруг… Будто я уже все свое прожила.

— Хватит чушь городить.

Игорь осторожно отстранил Лену. Встал, покачиваясь. Ноги еще держали неуверенно.

Он прошелся по каморке туда-сюда.

— Где мы?

— Не знаю.

— А кто тут заправляет, как думаешь?

Лена пожала плечами.

— Не знаю. Мясники какие-нибудь. Сейчас везде только один вид бизнеса: мясом торговать. Спрос, сам понимаешь, рождает предложение. А есть все хотят.

— Есть-то да. — Морозов болезненно поморщился. — Но не может быть, чтоб вокруг одни каннибалы…

— Может. Почему нет?

— Да ну, ерунда. Психов полно, конечно, но не все ж поголовно.

— Тогда для чего им это все?

— За территорию дерутся? — предположил Морозов. Сознание до последнего старалось отвергнуть жуткую реальность.

— Да кому сами по себе эти руины сдались? Территория имеет значение, только если с нее кормиться можно. — Лена помолчала. — Неземной ты какой-то все-таки. Наверное, и жив только поэтому.

Морозов махнул рукой: мол, ладно тебе заливать. Но память тут же услужливо подбросила картинки…

Кровавая клякса в коридоре и разводы на полу… Бугай Казачок деловито волочет труп Кости в соседнюю комнату… Руки по локоть в крови…

Снова подступил животный страх.

Людоедство было чем-то из области самых жутких кинематографических фантазий. Об этом можно было рассуждать, щекоча себе нервы, но оказаться в ситуации, когда человек человеку не только, друг, товарищ и брат, но и пища… Поверить в такое до конца Морозов все еще не мог.

— Всякое же случалось, — то ли для Лены, то ли для самого себя сказал он. — В блокадном Ленинграде люди держались, облика не потеряли. Хотя всякое говорят, но все же…

— Во-первых, и в блокаду по-разному случалось. А во-вторых, тогда люди другие были. Они верили во что-то. Уж не знаю точно, во что, в коммунизм, может? Или в то, что их рано или поздно спасут. Потому и держались, назло врагу. А сейчас? Кто нас спасет? Где коммунизм? Кому вообще нужно, чтобы мы людьми остались? У меня бабка в Ленинграде жила тогда. Так она кремень была! Несгибаемая! Мамка уже… с капитаном завертела, дура. Так и завалилось всё… Нет, Игорёшенька, то люди были, а мы… Я даже и не знаю, кто мы такие. Прижало чуть, и посыпалось с нас труха.

Она закрыла лицо ладонями.

— Выбираться надо, — решительно сказал Игорь, пристально глядя на дверь, словно мог прожечь ее взглядом. — Выбираться.

Позже им принесли еду. Бульон. В деревянных плошках.

Лена взяла миски, одну протянула Игорю, из другой начала есть сама. Молча. Морозов был благодарен ей за эту тишину.

После обеда пришел немногословный Казачок, указал на Лену пальцем и мотнул головой. Пошли, мол.

Игорь выбрал момент, одним прыжком оказался рядом с бугаем, но получил ногой в пах и свалился на пол, хватая ртом воздух. Боль взорвалась внутри, как граната, и ничего с ней невозможно было поделать…

Лену увели. Вернули через несколько часов. Молчаливую, с потемневшим лицом. Разорванное платье едва держалось на худых плечах…

Игорь без слов прижал ее к себе. Так и сидели, пока не принесли ужин — все тот же бульон…

Наступила ночь.

Игорь пытался заснуть, но каждый раз, когда закрывал глаза, вздрагивал от наплывающих образов перепачканного кровью Казачка. Под утро сон все же взял свое, но задремавшая Лена проснулась с криком. Игорь тоже вскочил.

Она потерла лицо грязными ладонями и сказала в никуда:

— Я не умру. Не умру.

Обрывки сна… Образы… Громкий стук сердец…

Утром вернулся Казачок. Принес завтрак. Ухмыльнулся, глядя на Лену, ушел.

Игорь, не чувствуя вкуса, проглотил еду. Нужно было сохранять силы. После завтрака он начал лихорадочно обследовать помещение, чтобы хоть чем-то себя занять. Глухие бетонные стены, крепкая дверь, отверстие параши да дыра в потолке. Морозов попробовал было повиснуть на куске арматуры, что торчал из стены, но ни вырвать его, ни раскачать не получилось. Забраться наверх тоже не удалось.

Лена сидела тихо, а Игорь метался по каменному мешку до самого обеда.

Лену снова увели. Игорь с упорством хищника пытался этому воспрепятствовать, но снова был нещадно избит. Потерял сознание…

В себя пришел от грубого похлопывания по плечу.

Открыл глаза. Дернулся. Тело пронзило болью от побоев.

Рядом Буфер.

— Что, плохо? — риторически спросил парень и улыбнулся. — Ты б не рыпался зря. Ребята здесь без фантазии. И убить могут.

Он помог Игорю сесть. Морозов привалился к стене.

— Я вот чего хотел спросить, — продолжил Буфер, шмыгнув носом. — Ты что думаешь обо всем об этом? Ну, не конкретно про свой случай, а в глобальном плане. Думаешь, все эти перемены — к лучшему? Или наоборот?

Игорь посмотрел Буферу в глаза. Серо-голубые, широко раскрытые, они не отражали ничего.

— Не к лучшему перемены, уж точно, — процедил сквозь зубы Игорь. Отвечать не хотелось, но молчать тоже было тошно.

— А почему?

— Как же… — Игорь даже растерялся от такого вопроса. — Ты вокруг-то посмотри. Чего ж тут хорошего?

— А если дать тебе сейчас еду, помочь дом отстроить и технику завести?

— При чем тут я? Сам сказал, в глобальном плане.

— Ну да, ну да, — покивал Буфер. — Только я вот над чем думаю: если каждому человеку и впрямь вернуть, что ему нужно, в обществе что-то наладится?

— Может быть… Но кто ж вернет?

— Я, к примеру — Буфер опять покровительственно заулыбался, будто на полном серьезе возомнил себя богом. — Вот тебе что нужно?

— Лена. И свобода, — ответил Игорь. — Отпусти нас.

— Правда? — Улыбка Буфера потускнела. — А что изменится? Вот отпущу я вас, и что дальше?

— Мы уйдем.

— Куда?

— За сыном моим.

Буфер поднял брови.

— Первый раз такой ответ слышу. Это хорошо, что у тебя есть цель. Но… Чем это поможет остальным? Ты скажи, скажи. Я ж не дурака валяю, я понять хочу. Если это действительно так, то вали на все четыре стороны.

Игорь нахмурился. Пристально посмотрел на Буфера и медленно проговорил:

— Ты нас отпусти. Другие узнают о твоей человечности, и, может быть…

Буфер зацокал языком.

— Нет, брат. Ты как-то идеально рассуждаешь. Страшно тебе, вот и городишь ерунду… Сам-то веришь в то, что говоришь?

Игорь сглотнул. Не ответил. Не было смысла ломать комедию.

— Вот то-то и оно. Получается, что если я вас отпущу, то улучшится только ваша личная жизнь. Ну, пацана, может, еще своего найдешь. Да и то, бабушка надвое сказала. — Буфер сделал жест рукой, видя, что Игорь хочет что-то сказать. — Погоди, погоди. Даже если ты не врешь, и у тебя действительно есть сын, даже если ты его найдешь… Что дальше-то? Примкнешь к какой-нибудь банде. Или терпилой станешь, который только тем и озабочен, чтоб пожрать. Или беспредельщиком. Сам убивать будешь или кто-то другой станет убивать с твоего молчаливого согласия. Где перемены? Где улучшение в глобальном плане?

Морозов запрокинул голову, уперся затылком в холодную стену.

Буфер был психом.

— Думаешь, что я тронутый, — словно прочитав его мысли, спросил Буфер. — Не-а. Это не я, это ты сумасшедший. Сказать, почему?

— Скажи.

— Ты точно знаешь, что тебя ждет. И ничего не делаешь.

— А что я могу?

— Не знаю. Убить себя, например. Это тоже поступок. — Буфер в который раз улыбнулся. — Или убить меня. Ну или подругу свою хотя бы задушить.

Игорь дернулся, как от пощечины. Напрягся, но тело вновь прострелило болью сразу в нескольких местах…

А Буфер продолжил ронять страшные слова.

— Ты ведь знаешь, что будет. Догадываешься. Точно-точно догадываешься, но поверить все никак не можешь. Так я тебе озвучу. Послушай. Сначала мы тебя будем кормить. Хорошо кормить. А подругу твою — по кругу пускать, пока не надоест. Я в целом баб не очень люблю: от них все беды, сколько мужиков погорело, страшно сказать. Но природе не прикажешь… А потом, когда надоест, мы ее зарежем. Потому что это не товар, а так… обуза. Выгодно ее продать вряд ли получится. А тебя мы все равно будем кормить, чтобы ты хорошенько ожирел. И только потом… — Буфер вновь широко улыбнулся, и Морозов вдруг понял, как он ненавидит эту улыбку — Что будет потом, ты знаешь. Да. И вот скажи мне, пожалуйста: ну какой смысл в твоем существовании? Ты же ни на что не способен. Ни на самый грошовый поступок. Ты же баран, животное. И если я тебя отпущу, что произойдет? Ничего. Кончишь жизнь так же, только не здесь, а где-нибудь еще. И ведь самое-то грустное то, что ты поймешь это совсем не сразу, а через месячишко. Если выживешь. Но и это тоже ничего не изменит. И ты все равно будешь надеяться на лучшее. Как баран. Будешь надеяться, потому что так положено животному. А ведь все это, — он покрутил пальцем над головой, — и случилось из-за таких, как ты.

Морозов с усмешкой поинтересовался:

— С чего бы?

— А с того. Животных стало слишком много. Всё б вам жрать да размножаться. И гадить. — Буфер брезгливо кивнул в сторону параши. — Загадили все вокруг, вот и кувыркнулся мир с ног на голову. Ясно тебе?

— Ясно, — кивнул Игорь. Какой смысл спорить с психом?

— Ничего тебе не ясно. — Настроение Буфера изменилось. От напускного дружелюбия и фальшивых улыбок не осталось и следа. Он говорил зло, смотрел с презрением. — Я таких, как ты, повидал. Знаешь, как мы таких зовем? Консервы.

— Завтрак туриста, — пробормотал Игорь.

Эта пугающая мысль, да и ситуация вообще, показалась ему вдруг страшно смешной. Страшной и смешной.

Морозов хихикнул. Потом еще раз. Буфер посмотрел на него с легким удивлением. А через несколько секунд Игоря затрясло от истерического смеха. Он хохотал в голос, не таясь и не сдерживаясь.

Наконец, вместе с ним заржал и Буфер.

Парень посмеялся с минуту вместе с Игорем, а затем резко перестал и без особых церемоний избил Морозова ногами. Просто так. Бил больно, но старался не портить «товар». Он явно умел причинять боль и любил это делать. Каждый удар вызывал настоящую вспышку боли, пронзительную и яркую…

Лену привели к вечеру. Она сползла спиной по стене и застыла. Уставилась в одну точку. Игорь сел рядом, осторожно положил ее голову себе на колени. Лена свернулась калачиком и тихо заплакала. Морозов слышал где-то, что женщина легче переживает стресс, если дает волю слезам. Потому не утешал, а только гладил спутанные волосы. Гладил и гладил, как заведенный.

Ночью, когда стемнело, Морозов аккуратно снял с Лены остатки платья. Она что-то пробормотала во сне. Еле слышно, жалобно. Игорь почувствовал, как каменеет лицо и становится трудно дышать. Сердце будто бы поднялось к горлу и заколотилось там, тяжело прогоняя через себя кровь.

Он медленно, чтобы не будить Лену, начал рвать ее платье на длинные, узкие полоски. Ветхая хэбэшка поддавалась легко и почти бесшумно. Сидя в темноте и вслушиваясь в тишину, Игорь складывал полоски вместе, скручивал их в жгутики и, беря по четыре, переплетал друг с другом в нехитрую косичку. Жгутики кончались. Он снова рвал, наращивал, связывая узелками. Снова переплетал… И так почти всю ночь.

Под утро получилась довольно длинная веревка. Игорь долго сворачивал ее кольцами и петлями. Прикладывал в руку так и эдак. В голове, как в пустой пещере, билось сказанное Буфером: «Ты ведь знаешь, что будет… Знаешь… Убить себя… Задушить свою подругу… Это тоже поступок. Убить…»

До самого рассвета он не спал, накручивая на руку веревку. Петли, кольца, петли, кольца…

«Задушить ее… Убить себя… Это тоже поступок».

В предрассветных сумерках на теле Лены четче проглянула ее худоба. Исцарапанная спина, грудь в синяках, ноги… Игорь стащил с себя майку и укрыл ее. Дотронулся до коленки… От прикосновения Лена проснулась. Приподнялась на локте, посмотрела на него внимательно и настороженно.

— Игорь, почему я голая?

— Видишь ли, какое дело… — вздохнул Морозов, не зная как начать. — Ко мне тут приходил один местный козел, пока тебя… пока тебя не было…

…Когда Казачок вошел в камеру, где сидели заключенные, то первое, что он увидел, это метнувшегося на него Игоря.

Гориллоподобный Казачок и не такое видал, поэтому просто швырнул в сторону миски и шваркнул Игоря кулаком в грудь. Удар был страшный. В груди у Морозова что-то хрустнуло. Он отлетел к стене, где и остался лежать.

— Ты что, — пошел на него Казачок, — козел!

Но потом он увидел Лену, которая лежала на полу в откровенной позе, совершенно нагая. Видно, правду говорят, что у мужчин от возбуждения кровь отливает от мозга. У Казачка, человека близкого к природе и потому очень охочего до податливого женского тела, кровь от мозга точно отлила.

Казачок остановился в нерешительности, а Лена добавила томно:

— Ну что же ты… Давай…

Казачок двинулся к ней.

Морозов, наконец, вздохнул после зверского удара и, собрав волю в кулак, поднялся на ноги.

Прежде чем здоровяк что-то понял, Игорь успел много. Он перекинул веревку через горло Казачка, перекрутил, развернулся к нему спиной и дернул что было сил, сгибаясь в поясе.

Если бы это была струна от рояля или хотя бы прочная капроновая нить, из горла Казачка уже хлестала бы кровь. Но сплетенная из обрезков женского платья веревка только с хрустом врезалась в кадык, причинив страшную боль.

Игорь тянул изо всех сил, буквально ломая хрипящего бугая! И Лена, мигом превратившись из податливой шлюхи в адскую фурию, с визгом вцепилась Казачку в лицо, раздирая щеки, лоб и глаза ногтями.

Ослепший и обезумевший от боли Казачок метался, стараясь разорвать душащую его веревку. Он сипел, вырываясь из тех жутких когтистых лап, в которые превратились нежные женские руки. Огромное его тело не желало умирать. На четвереньках он полз к выходу, волоча на себе убивающих его людей, Лишь на пороге сознание, наконец, оставило его. Казачок рухнул, придавив Лену, и обмяк.

Сообразив, что здоровяк больше не двигается, Игорь ухватил его за руку и перевернул. Жутко изуродованное лицо, разбухший, вывалившийся язык…

Лена с отвращением столкнула с себя обмякшее тело.

Морозов быстро обыскал Казачка. Снял с его пояса самодельную дубинку с выпуклыми шляпками крупных гвоздей. Ножа не обнаружилось.

Осознания того, что он только что убил человека, еще не приходило.

Игорь стянул с Казачка одежду и бросил ее Лене.

— Надевай.

— Да я ж в этом утону.

— Лучше чем голой бегать. Подвяжи там, подверни… — сердито сказал он.

Пока Лена справлялась с видавшей виды одеждой, Игорь выглянул наружу. Вправо и влево уходил длинный коридор. Как он и предполагал, их держали в подвале. Вдоль потолка тянулись ржавые трубы и свисали остатки проводов. На бетонных стенах темнели коричневые потеки. Кишка коридора уходила в темноту.

— Темно, — констатировала Лена, высовываясь из-под руки Игоря. Она уже оделась, подвязалась веревкой, той самой, которой Игорь задушил Казачка.

— Скоро глаза должны привыкнуть, — ответил Морозов. Гибкость женской психики приводила Игоря в замешательство. Его самого от пережитого трясло, а Лена выглядела бодро, как кошка, увидавшая в темном углу мышь. — Готова?

Лена кивнула.

Игорь вышел из каморки.

— Меня туда водили, — показала Лена направо. — Там вроде… кают-компании.

— Тогда туда пока не пойдем. Может, в другой стороне выход?

— Может. — Лена пожала плечами и улыбнулась. Заметив эту улыбку, Игорь почувствовал, что успокаивается и даже набирается уверенности.

Стараясь сильно не шуметь, они пошли вдоль стен. Постепенно стало совсем темно, и двигаться пришлось на ощупь.

Игорь вел рукой по холодной бетонной стене. Он нащупывал старые, рыхлые, с облупившейся краской двери. Запертые. Иногда рука ловила воздух в провалах. Что там? Другие коридоры? Возможно. Но, чтобы не заплутать, нужно было идти по одному коридору.

Так они и шли.

Скоро впереди замаячило светлое пятно. Игорь вытащил дубинку.

Когда подошли поближе, стало ясно: свет проникает внутрь через квадратное окно, закрытое решеткой из арматуры. Дальше по коридору потолочные плиты резко опускались и закрывали проход: видимо, дом просел.

Тупик.

Игорь осторожно приблизился к решетке, выглянул наружу.

Окно выходило во внутренний двор. Это была не гостиница, как он предполагал. Судя по всему, их увели куда-то дальше, в сторону железнодорожного вокзала, где стояли вереницей жилые дома. А если так, то надо было только выбраться наружу, пересечь дорогу и уйти и парк. В парке можно затеряться. Пока их хватятся, пока сообразят, куда побежали…

Вот только — решетка.

Морозов пригляделся к прутьям. Следов сварки на арматуре не было. Кто-то просто скрутил их между собой проволокой и заглубил в землю.

Игорь осторожно подергал железку. Та подалась, но неохотно. Он надавил сильнее. Сверху посыпалась каменная крошка. Морозов прислушался, но ничего подозрительного не услышал.

— Спят они, что ли? — пробормотал он.

— Наверное, — шепотом отозвалась Лена. — Я когда ходила, видела. Многие днем спят. И вообще на свет не ходят.

— Почему? — не понял Игорь.

— Упыри потому что, — еще тише сказала она.

— Тьфу ты! — фыркнул Морозов.

Он стал энергично раскручивать проволоку, соединявшую прутья. С трудом, но ему удалось отогнуть три горизонтальных перемычки. С вертикальными получилось больше возни. Судя по всему, их вбивали в землю кувалдой. Но все же у Игоря получилось немного разогнуть центральные арматурины в стороны.

Он медленно высунул голову на улицу.

Это действительно был внутренний двор. Пустой, залитый солнцем и заросший высоченной травой.

— Кажется, никого, — сказал Морозов. — Помоги-ка…

Он уперся ногой, толкнулся изо всех сил и, обдираясь о ржавое железо, выбрался наружу. Следом за ним через раздвинутые прутья ловкой ящеркой выбралась Лена. Игорь помог ей вылезти, и они осторожно отползли в сторону. В тень.

— Где-то тут должна быть арка. Выход на дорогу, а там парк…

Лена молча ткнула пальцем за спину.

Игорь обернулся и сморщился. Когда-то арка стояла как раз на этом месте. Сейчас она была завалена тоннами бетона, каменной крошки и прочего хлама. Пройти можно было либо через первый этаж, взобравшись по строительному мусору, либо в обход.

Игорь завертел головой, стараясь найти другую дорогу. Внутренний двор был чем-то вроде садика, безопасного места, где собирались те, кто жил в этом квартале. В центре чернел след крупного кострища. Несколько больших вертелов, согнутых из арматуры, лежали на больших треногах. В траве торчали грубые скамейки, сколоченные из бревен. Видимо, вечером тут сидели, готовили еду, обменивались новостями. Обычный двор, где собираются люди… И если не знать, чем они занимаются, чем живут, то можно подумать, что все хорошо и правильно. Если не знать, что днем они спят, а ночью выходят на охоту… Как это было бы хорошо — не знать!

Сердце Морозова застучало чаще, когда он понял, для каких целей можно использовать такие большие вертела. Он поднялся на ноги и, не оборачиваясь, бросился к мусорной куче, которая была своеобразной лестницей к окнам первого этажа.

Лена последовала за ним. Они забрались внутрь, оскальзываясь на битой керамической плитке и вполголоса чертыхаясь. Замерли.

Здесь была небольшая кухня со следами евроремонта. На стенах — покосившиеся шкафы с оторванными дверцами, в углу — плита с проломленной панелью, рядом — грязная раковина. Пахло затхлостью.

Казалось, воздух замер, застыл прозрачным желе, через которое просто так не пройти… Через него надо продавливаться, преодолевать упругое сопротивление вязкой массы. Один раз пропустив это желе себе в легкие, избавиться от него, казалось, будет уже невозможно…

Игорь, пошатываясь, выбрался в коридор, оперся о стену с остатками обоев. Перед глазами все плыло.

— Ты чего?

Ленкина прохладная рука легла на шею. От прикосновения Морозов вздрогнул. И наваждение прошло. Просто еще одна грязная, загаженная квартира. Ничего особенного.

Правда, возвращаться в жутковатую кухню не хотелось.

— Нормально, — пробормотал Игорь. — Все нормально.

От кухни шел длинный коридор, заваленный старыми вещами. По правую сторону виднелась открытая дверь. Игорь осторожно заглянул туда, но ничего особого не увидел. Все то же запустение: стены с облезлыми обоями, мусор на полу. Вторая дверь была закрыта, и Морозов не стал ее трогать.

Коридор упирался в большую комнату. Окно ее выходило на другую сторону здания. Тут было сравнительно чисто. В старом серванте стояли пыльные рюмки и бокалы. На полулежал побитый молью ковер, в дырах темнел паркет, хоть и вздувшийся, но все еще целый. Посреди комнаты стоял диван, развернутый к окну.

Игорь застыл, увидев плешивый затылок сидящего на диване человека.

Соблазн ударить по макушке и убежать был велик. Морозов даже машинально перехватил дубинку поудобней, но… бить не стал.

Человек сидел тихо, никого не трогал.

Спит, что ли?

Морозов, едва дыша, обошел диван сбоку. На потертом, сохранившем остатки красного цвета покрывале сидел старик. Он смотрел в окно слепыми бельмастыми глазами. В руках держал палку.

На мгновение Игорю показалось, что старик мертв. Просто тело пока еще сохранилось, лишь духа больше нет…

Старик моргнул. Игорь вздрогнул. Неловко ступил ногой, и паркет под ногой скрипнул.

— Дима? — спросил старик, подслеповато прищурившись.

— Нет, — обронил Игорь. — Дима… Дима занят. Мы пойдем.

— Да-да… — Старик закивал. — Что-то Димочка все занят и занят. Ох уж работа у него. Все занят и занят…

— Мы пойдем.

Старик не слышал Игоря.

— Закрутила его работа эта, — твердил он. — Не жалеет себя совсем. А я сижу тут, один-одинешенек. Хорошо хоть за город переехали. Тут и воздух свежий, и шума меньше…

Старик кивал и кивал головой, как заведенный.

Игорь поманил к себе Лену, она осторожно обошла диван с другой стороны.

— Димочка-то мой — казачок. Лихой парень-то, только занят вечно. Но не бросает, заходит. Не бросает, не бросает…

Игорь повернул ручку окна. Старик замолчал. Прислушался, щурясь.

— Ты что же это?

— Ничего, все хорошо, — пробормотал Игорь.

— Ты что же это, а? — спросил старик громче. — Дима где? Где Димочка?

Старик попытался встать, но Игорь легонько толкнул его в грудь. Тот плюхнулся обратно на диван и в ужасе вытаращил белесые глаза.

— Дима! — надсадно закричал старик. — Димочка!

— Пошли! — крикнул Игорь, распахивая окно.

Вскочил на подоконник, спрыгнул вниз, протянул руки, подхватывая Лену. Оказавшись на земле, они побежали через дорогу. За спиной продолжал голосить старик.

Возле легковушки, давным-давно боднувшей замерший микроавтобус, Игорь притормозил. Развернулся.

— Ты чего? — взволновалась Лена.

Морозов наклонился, подхватил камень и со всей дури метнул его в окно. Зазвенели стекла. Старик заткнулся.

— Гнида твой Дима! Гнида! Понял? — проорал Игорь в навалившейся тишине. Ярость металась внутри него черным призраком, ища выхода. Морозов шумно выдохнул и ввинтил, срывая голос: — Зверюгой жил твой Димочка, зверюгой и сдох!

Схватил Лену за руку и побежал прочь.

Парк Шнелли действительно сильно разросся без ухода. Огромные каштаны и ивы породили множество молодых побегов. Старые сучья рушились, кое-где образуя завалы. Через трухлявые стволы прорастали новые и новые деревья. Тут не осталось дорожек, а пруды, где раньше жили утки и водились карпы, вышли из берегов: нижняя часть парка превратилась в болото.

Игорь и Лена с трудом миновали по твердым кочкам топь, взобрались на вал, где когда-то проходила пешеходная дорожка. Отсюда через переплетение ветвей можно было разглядеть стены Вышгорода.

— Там должна быть лестница, — выдохнула запыхавшаяся Лена. — Наверх.

— У вокзала?

— Нет, раньше… К ресторану ведет. Помнишь?

Игорь помотал головой.

— Пошли. — Лена решительно двинулась по валу.

Игорь пошел за ней, тревожно прислушиваясь. Ему показалось, что сзади доносятся голоса.

— Давай ускоримся, — поторопил он Лену.

Она не ответила, но пошла заметно быстрее. Несколько раз затравленно обернулась. Игорь отметил, как сильно она осунулась за последние сутки, как посерело ее лицо.

— Уйдем, — подбодрил он. — Обязательно уйдем, не бойся.

Лена ничего не сказала, лишь улыбнулась в ответ одними глазами.

Она шла быстро, почти бежала по узкой гряде насыпного холма. Внизу слева зеленели пруды и болото, справа, на обветшавшем спортивном стадионе, буйно рос кустарник. Прорываться через такое заросшее поле…

Додумать Игорь не успел.

Лена решительно нырнула вниз, к кустарнику. Морозов тихо выругался и поспешил за ней. Споткнулся о корень, прокатился пару метров, но сумел опять вскочить на ноги.

— Жив! — подстегнул он себя.

Лена вырвалась вперед. Она не проламывалась через кусты, а ловко их обходила, лавировала, подныривала под ветки.Получалось это у нее до того ловко, что Игорь с трудом поспевал за ней.

Под ногами чавкала слякоть. Ботинки промокли. Дурно пахло гнилой травой. Скоро Морозов понял, что выдыхается. Он начал отставать, хотел было сбавить темп, но испугался, что потеряет Лену. Собрался с силами. Выложился на полную катушку, но в правом боку остро закололо, и он все-таки остановился. Согнулся пополам, тяжело дыша.

Тут же рядом оказалась Лена. Схватила Игоря за руку.

— Идем, Игорёша! Идем! — Морозов поднял голову и поразился, какими большими были ее глаза. Какими испуганными. — Идем! Идем, а!

— Да, — выдохнул он, стараясь унять гул пульса в ушах. — Да-да. Идем.

Превозмогая боль, Морозов пошел за Леной, которой страх придавал сил.

Серая, обсыпавшаяся в некоторых местах стена была все ближе. Нависала над ними. Улетала ввысь и, казалось, подпирала небо.

Дорога начала круто забирать в гору. Теперь приходилось едва ли не карабкаться, цепляясь за корни и кустарник. Зато кончилось мерзкое болото. Стало суше…

Свистнуло. Коротко и зло.

Кусты дернулись, резко распрямились. И шедшая впереди Лена вдруг осела на землю, неловко завалилась на бок.

Тихо и жутко.

— Ленка! — Игорь подбежал к ней, подхватил.

Из правого бока Лены торчала заточенная палка, перепачканная темной-темной кровью.

— Ленка!!!

Она удивленно посмотрела на свою страшную рану. Потом подняла глаза на него. Игорь поразился тому, каким чистым вдруг стало ее лицо. Прозрачным, светлым, словно и не было только что серым от усталости и грызи.

Лена улыбнулась. Несмело, будто извиняясь.

— Игорёша…

Игорь схватил проклятую палку, напрягся, сломал. Подпружиненная ветка, свистнув, ушла вверх. Закачалась над головой красная тряпка. Сигнал! Продуманная ловушка для зверя.

Или для человека.

Какая разница…

Игорь осторожно положил Лену на землю, взялся за сидевший в ее геле остаток кола, но она громко застонала.

— Не надо! Больно… Игорёша…

Кровь была темной. Почти черной. В сознание стукнуло пугающее слово: «печень». И тут же заметались мелкие мыслишки: «Врача! Перевязать! Жгут!»

Что перевязать, куда наложить жгут, где взять врача в этом людоедском городе? Игорь не знал.

Это были лишь панически мыслишки. Ничего больше.

А кровь все текла.

— Игорёш, ты… — Лена говорила с паузами, глядя на него так, будто умирала не она, а он. С жалостью смотрела. — Ты не плачь, Игорёша. Все хорошо. Так лучше… Не хочу я так жить… Не хочу тут… Ты хороший… Я тебя люблю, Игорёша…

И вдруг в ней словно бы что-то переключили. Медленно текущие слова превратились в поток коротких, резких и отрывистых. Как дыхание мелкого зверька.

Лена заговорила быстро-быстро, сбивчиво, стараясь успеть сказать как можно больше…

— Ты, главное — найди Андрюшку, найди его и увези. Увези отсюда. Нельзя так жить, как они живут. Главное — увези его. И всё. И не плачь, не надо. Увези. Никого нет у тебя. Он маленький. Жалко. Не знала я его толком. Но хороший же. Увези. А меня, меня не бросай, Игорёша! Не бросай. Не хочу, чтоб съели. Не хочу. Обещаешь? Обещай мне, Игорёша! Обещай мне! Обещай, обещай, обещай… Не бросай меня тут! Обещай мне… обещай…

Голос становился все тише и тише.

Внизу отчетливо хрустели кусты. Погоня приближалась.

Морозов закинул слабеющие руки Лены себе на шею, подхватил ставшее вдруг легким, как кукольное, тело, поднялся на ноги.

Лена тихо застонала, но глаз уже не открыла.

— Сейчас… — сипло прошептал Игорь. — Сейчас… Потерпи…

Как он шел вверх и нес Лену, Морозов помнил урывками. Как только не упал? Как не поскользнулся?..

От слез он почти ничего не видел. Сзади кричали, обкладывали с разных сторон.

Игорю повезло. Он не влетел в капкан, не упал и не свернул себе шею. Он нашел лестницу, наполовину просевшую вниз, узкую и неудобную.

Тяжело дыша, Морозов побрел по древним плитам, уходя все выше и выше, отмечая свой путь темными каплями крови. Он был уже на промежуточной площадке, когда снизу закричали:

— Он тут! Тут!

Игорь осторожно положил Лену на камни. Поднялся. Развернулся. Вытащил из-за пояса окованную гвоздями дубинку и спустился на несколько ступеней вниз.

Навстречу уже бежали двуногие существа. Дикари, одетые в лохмотья. Игорь не испытывал к ним ненависти. Лишь невероятное отвращение и брезгливость, какие накатывают на человека, столкнувшегося с клубком опарышей…

Первому Игорь размозжил голову. Удар дубиной пришелся в висок. Существо коротко хрюкнуло и отвалилось в сторону. Ухнуло в зеленую пропасть. Затрещали кусты.

Остальные взвыли, крича что-то на языке, которого Игорь не знал. Да и был ли у них язык? Они же не люди…

Твари.

Следующего Морозов сбил с ног прямым пинком. Он упал на каменные ступени, покатился вниз, мерзко вереща.

Остальные сбились в кучу. Кто-то оскользнулся и съехал вниз. Крупный, злой самец перепрыгнул через тело и кинулся вперед.

Игорь отвел дубинку для удара. За мгновение до прыжка самца он подцепил носком ботинка каменную крошку, и швырнул ее в лицо врагу. Самец зажмурился. Не остановился, но концентрацию потерял. Игорь изо всех сил ударил его ногой в живот.

Потом широким махом дубинкой — по ногам и в голову.

Брызнула кровь.

И твари будто обезумели!

Они полезли на Морозова, размахивая палками и ножами. А Игорь все бил и бил. Не целясь. Наотмашь. Он не служил в армии: в советскую не успел, в эстонскую не взяли. Он плохо дрался: не умел и не любил.

Но сейчас Морозова словно подменили.

Все, что осталось в памяти за неполные три года спортивной секции, все немногое, что сохранилось в рефлексах от редких уличных драк, сейчас вынырнуло, всплыло, как страшный подводный ракетоносец. Игорь дрался не для того, чтобы убить. Ему просто было противно. Ему были тошнотворны касания прущих на него с алчным голодным визгом существ.

Морозов яростно рубил дубинкой направо и налево, пробивая черепа, с хрустом ломая кости. Он несколько раз падал на жесткие ступени, отпихивал тех, кто прыгал на него сверху, снова вставал. Опять падал. Ворочался, как медведь, под собачьей стаей. Потерял дубинку, но успел перехватить чью-то волосатую руку с тесаком. Со всей дури впечатал чужой кулак в камень, выхватил оружие из изуродованных пальцев.

Шаг за шагом Игорь отступал. Драка уже потеряла смысл. От запаха крови дурела голова, холодило в груди…

Когда очередная волна тварей откатилась назад, Морозов вскочил на площадку, где лежала Лена. Тяжело опустился на каменную плиту, исподлобья глядя на тех, кто утаскивал тела вниз, в подлесок нижнего города.

Существа отступали. Хватали поверженных сородичей и, гикая, отходили вниз. Как звери…

Постепенно Игоря начало отпускать. Мутное помешательство, окутавшее сознанием перед дракой, вытекало. На место холодной ярости берсерка приходило опустошение.

Он снова увидел в тварях людей. Гадких, уродливых, но людей. Начал понимать, что они говорят, о чем кричат и почему стонут.

Морозов узнал Буфера. Тот сидел у стены и зажимал рукой ужасную рану на животе. Буфер молчал. Только буравил Игоря полным ненависти взглядом. Его ноги подергивались, словно предчувствуя близкую агонию.

Игорь устало сплюнул розовым.

Буфер откинул голову назад и закрыл глаза. Его люди деловито скидывали мертвых вниз, там их подхватывали другие. Все с опаской посматривали на Игоря.

Морозов вспомнил старинную циничную поговорку: только бизнес, ничего личного. Теперь она могла звучать иначе: просто еда, ничего личного…

Страшно вскрикнул Буфер. Крик перешел в булькающие хрипы. Бывшие подчиненные споро перерезали командиру горло.

Ничего личного…

Потом они ушли. Не оборачиваясь. Игорь больше их не интересовал.

Деловые люди. Или деловые нелюди. Есть ли разница?

Морозов остался лежать на каменной площадке, вместе с женщиной, которую любил. С той, которая по-настоящему любила его.

Из-под Лены натекла большая лужа крови. Тело медленно остывало.

Игорь подполз ближе, сел, привалившись к щербатой кладке, положил голову Лены себе на колени и долго гладил спутанные волосы, бормоча что-то ласковое, успокаивающее. Наверное, на какое-то время он сошел с ума. Разговаривал, спорил с кем-то, но беззлобно, будто бы уговаривая. По лицу безостановочно катились слезы. На свои раны он не обращал внимания. Ушибы, ссадины, рассеченное лицо и глубокая царапина на бедре, заплывший глаз, налившийся кроваво-синей блямбой — все это сейчас было как-то незначительно, несерьезно.

Солнце клонилось к закату, где-то над головой оглушительно орали птицы. С болота тянуло гнилью. А он все сидел и сидел. Говорил, даже пел что-то тихо, как колыбельную. Чуть раскачиваясь, баюкал мертвую женщину…

Морозов пришел в себя только когда начало темнеть.

Он будто очнулся от долгого кошмара. Вздрогнул. Огляделся. Со страхом посмотрел вниз, на лестницу залитую кровью, которая в лучах заходящего солнца казалось черной. Осмотрел себя. Болезненно морщась, ощупал ребра и затекший глаз.

Кружилась голова. То ли от сотрясения, то ли от потери крови, то ли от пережитого стресса.

Игорь с трудом поднялся на ноги, аккуратно подложил под голову Лене камень. Пошатываясь, подошел к краю площадки. Бордюр давным-давно обрушился вниз, в зелень кустарника.

Отсюда можно было прыгнуть. Разбежаться, оттолкнуться ногами посильнее и прыгнуть… Упасть на склон и свернуть себе к черту шею. Это было заманчиво. Уйдет боль. И весь этот мир, полный уродливых чудовищ, тоже пропадет, исчезнет. Это было очень заманчиво, но, увы, делало совершенно бессмысленными все те муки, что пришлось пережить. Все страдания, надежды, всё то, пусть и коротенькое, но счастье, которое было в жизни.

— Я потом, — прошептал Игорь. — Попозже. Ты подожди.

И отошел от края.

Осторожно, словно боясь причинить боль, поднял Лену на руки и понес наверх. Куда? Он не знал. Надеялся найти какое-нибудь место, где можно будет похоронить тело так, чтобы до него не добрались ни животные, ни люди, которые сейчас были значительно хуже животных.

На площадке остались только остывшая кровь и тесак.

Взобравшись наверх, Игорь опустил Лену и упал рядом на брусчатку, проросшую травой. Он долго лежал, глядя в высокое, темно- голубое небо, на котором угадывались первые звезды. В голове было пусто. Страх, который сидел в нем со времени пробуждения на пароме, исчез.

Руки коснулось что-то холодное. Морозов повернул голову и увидел крысу. Грызун испуганно пискнул и серой тенью исчез в подворотне. Игорь вспомнил крысу, которую убил в начале своего путешествия. Усмехнулся. Мог ли он тогда подумать, что с презрением отбрасывая тушку мертвого животного, выбрасывает самое ценное, что есть в этом городе… Еду…

Игорь повернул голову в другую сторону. Лежавшая рядом Лена не мигая смотрела прямо ему в глаза. Спокойно, даже нежно.

Морозов зажмурился.

Подождал, когда угомонится взбесившееся сердце, и встал. Поднял тело и пошел. Медленно. Машинально считая про себя каждый шаг, чтобы не сойти с ума от тоски.

Он шел по узким, петляющим улочкам Вышгорода. Шел и считал про себя шаги.

Тут было меньше разрушений. Старые дома были сложены на совесть. Кое-где отвалилась штукатурка, но известняк лежал давно и плотно. Окна и крыши — не в счет. В некоторых местах виднелись следы пожаров, но прочные стены все равно стояли. Выгорали толь ко современные внутренности.

Иногда можно было увидеть следы деятельности человека. Пергороженные улицы или тусклые огни в окнах.

В такие места Игорь не совался. Не из страха. Просто не хотелось видеть людей.

Морозов шел куда глаза глядят. Из головы вылетело намерение найти Лене могилу. Он шатался в ночи без цели и смысла, вскинув на плечи мертвое тело и расходуя остатки сил. На него снова опустилось спасительное сумасшествие…

Глядя на редкие освещенные окна и припаркованные у обочины, проросшие травой автомобили, Игорю казалось, что он вернулся в тот бесхитростный Таллинн, каким он был когда-то давно. Все, что Морозову довелось пережить за последние дни, казалось дурным кошмаром, сном, который слишком остро отпечатался в памяти. Игорю казалось, что Лена просто спит. Ведь они сидели весь день в ресторане. В том, что около лестницы.

Игорь тихо смеялся, вспоминая давние шутки, которые, казалось, уже навсегда затерялись в уголках памяти. Ему слышался шум пирушек, виделись веселые компании, которые шатались по улицам, пили, кричали и улыбались.

Морозова никто не трогал. Редкие люди, что встречались на его пути, шарахались от его гулкого, далеко летящего жутким эхом смеха, а зверей в городе уже почти не осталось. Съели.

В том радужном мире, что виделся Игорю, Таллинн был прежним: красивым, чуть чопорным, разноцветным, полным пьяных туристов и невозмутимых барменов.

А временами сквозь эту мишуру проступал настоящий город — темный и холодный. Жуткий.

Игорь смутно помнил, что стучался в двери, путался в арках и переходах, забредал в узкие тупички, где вдоль стен лежали… Кто?

В голове Игоря все выглядело иначе. Там было светло и хорошо.

Когда силы, наконец, его оставили, он упал. Игорю показалось, что он валится пьяный, хохоча, под девичий визг и смех…

На самом деле он просто рухнул на широкие каменные ступени собора Александра Невского. Подтянул к себе мертвое тело и вцепился в него из последних сил, не желая отпускать.

Потом сознание оставило Морозова окончательно.

Мир погрузился в темноту.

Игорь уже не видел, как дверь храма бесшумно открылась и вниз по ступеням скользнула черная тень…

Поп был худ, имел куцую, торчащую вперед бороденку и водянистые серые глаза. Он был одет, как и полагается, в черную рясу. На узкой груди висел огромный, грубо сделанный металлический крест. Тяжелый и неудобный. Казалось, что этот предмет вырезан автогеном из куска толстой листовой стали. Но в современном мире это было невозможно: вряд ли при церкви был автоген. Поэтому Игорь лишь гадал, откуда взялся крест. Спрашивать было как-то неудобно.

На самом деле, поп был пресвитером. Он был не стар, но выглядел неважно. Ряса висела на нем, как на вешалке: то ли была велика, то ли священник всерьез исхудал.

Впрочем, несмотря на худобу, в жилистом теле скрывалась недюжинная сила. Ведь именно этот человек сумел втащить в собор Игоря вместе с прижатой мертвой хваткой Леной.

Морозова колотило, трясло в лихорадке. Почти сутки он метался в бреду. Поп, которого звали Андрей, давал ему пить что-то кислое, периодически прикладывал ко лбу смоченный холодной водой платок. И молился. Больше он ничего сделать не мог.

Может быть, кто-то на небе услышал голос одинокого пресвитера, а может, организм Морозова оказался сильнее накатившего безумия, но на второй день Игорь открыл глаза.

Он был слаб, но сознание постепенно прояснялось.

Пресвитер не дал ему сразу встать. Принес миску с пюре, от которой Игорь поначалу шарахнулся, как от огня.

— Ты чего? — не понял священник.

— Что там? — хрипло спросил Морозов, кивая на миску.

— А, пустое, — вздохнул поп. — Травки разные. Курочку бы хорошо, да где ж ее, милую, возьмешь? Но ты ешь всё одно. В тебе сил-то и нету совсем.

Игорь настороженно пригляделся к миске, взял ее в руки и с опаской попробовал зеленую кашицу. Нельзя сказать, что это было вкусно. Но зато там не было мяса.

Не доев, Морозов вздрогнул. Отставил миску.

— Где Лена?

Он попытался встать. Священник его остановил.

— Погоди ты!

— Девушка со мной была… Где она?

— Так ведь… — По лицу священника пробежала тень. — Умерла она, страдалец. Умерла.

Игорь прерывисто вздохнул. Кивнул.

— Знаю. Тело где?

— А тебе зачем, позволь спросить?

— Похоронить, — тихо ответил Морозов.

— Вот оно как. — Поп пригладил бороденку. — Тогда, стало быть, я верно поступил. Пойдем-ка…

Он помог Игорю подняться и повел его в полумраке собора.

— В этой жизни ведь как бывает, — говорил священник, пока Морозов медленно, неуверенно переставлял ноги, — грешит человек, грешит, не задумывается. А потом, в последнюю минуту, посмотрит на дела свои, да такой его ужас обуяет, такое раскаяние. На все он готов, чтобы вину свою искупить, чтобы сделать все как надо, как должно. Что тут сказать-то? Кто ж такого осудит? А безгрешных нет. Не бывает так, чтобы жил-жил, а греха миновал. Так что про это и спрашивать не буду. Грешен и сам… А уж женщине-то вдвойне сложно греха избегнуть, природа ее такая.

Он толкнул большие двери, те отворились со скрипом.

В прошлой жизни Игорь бывал здесь нечасто. Он был когда- то крещен, но, как и большинство современных людей, не придавал этому особого значения. Заходил в храм больше из любопытства, нежели по велению души. Ему запомнилась вся эта позолота, богатый орнамент, иконы в красивых окладах. Тут всегда было странно и спокойно. Пахло ладаном, горели свечи, толкался народ: туристы и верующие. Перед храмом вели свой нехитрый бизнес нищие…

Так было раньше.

Сейчас все изменилось.

Морозов даже остановился, недоуменно оглядываясь.

— Удивляешься, — хмыкнул поп. — Вот так… Всё растащили. Чего ради? — Священник показал в угол: — Я вон там очнулся. Настоятель тоже. Он пытался сначала людей удержать, успокоить… Убили его.

— Настоятеля?

— Его, родимого. Ночью пришли и убили. Потом и коны потащили. Оклады выдирали. Тех, кто не убежал, били смертно… Ох, вандалы. Я в подвалах прятался. Не нашли.

— Повезло, — тихо сказал Игорь.

— Какое там! Это промысел божий. Наказано мне за грехи мои службу церковную нести, просвещать дикарей, со злом бороться. — Поп необычным, каким-то домашним жестом погладил царапины на стене. — При чем тут везение? Все по воле Божьей. Испытание суровое. — Он помолчал. Затем добавил: — А из икон… вот только ее и сохранили.

В центре храмового зала на подставке стояла икона Божьей матери. Перед ней теплилась свечка. Рядом же стоял гроб, в котором лежала Лена.

Игорь подошел к ней, дотронулся до лица. Кожа была холодна.

— Пока ты без сознания был, я по ней молитвы читал, за душу ее грешную, значит. — Священник подошел сзади совсем неслышно. Спросил с искренней наивностью: — Она ведь хорошая была женщина, да?

— Самая лучшая, — ответил Игорь, не отрывая от Лены взгляда. — Самая лучшая.

— Я так и подумал, иначе чего ж ты за нее держался-то так. И то, что ты похоронить ее хочешь, тоже хорошее дело. Нынче бросают покойников где попало… А это не по-христиански, нехорошо так. Дикость. Варварство…

Священник еще что-то говорил, вроде как проповедь, что-то про грехи, про тьму, что «опустилась», про последние дни, но Игорь не слушал. Он просто смотрел на свою женщину. Ту, которая ушла, но будет ждать его где-то там, на другой стороне, за гранью. Обязательно будет ждать. Уже ждет. И дождется… Он совершенно точно это знал.

— …гроб-то я сам сколотил. Для себя берег, но вот, видишь, как пригодился… Значит, мне не срок еще. Значит, не искупил еще.

Игорь вздрогнул.

— Что?

— Я говорю, поскольку родственник ты ее, то тебе решать. Хочешь, в саду зароем. Там земля, конечно, не сахар, но все братья там лежат. Вроде как святая земля. А если не хочешь, так — где в другом месте…

— Нет, в саду.

Поп кивнул.

— Это правильно. Только тогда поторапливаться надо. Все ж лето… — Он сочувственно посмотрел на Игоря.

— Да-да, — ответил Морозов. — Конечно.

С могилкой управились только к вечеру. Копали долго, тяжелая слежавшаяся земля поддавалась с трудом. То и дело попадались корни, которые надо было перерубать. Для этой цели опытный священник принес ржавый пожарный топорик. Лопата была одна, рыли по очереди. Несмотря на худобу, поп был жилист, махал черенком как заведенный, и Игорь, который уставал быстрее, с некоторым стыдом передавал ему лопату.

Они очень старались, но яма получилась неглубокой. Правда, достаточной, чтобы звери не добрались. Да и зверей-то в городе почти не осталось, кроме человека. А этот хищник предпочитает свежее мясо.

После того, как гроб опустили в могилу, священник отчитал положенную в таких случаях молитву. Игорь сам забрасывал яму землей, хотя было тяжело, голова кружилась. Горсть за горстью, взмах за взмахом.

Закончил он уже в сумерках.

Отец Андрей принес полбутылки кагора. Смущенно улыбнулся:

— В подвалах-то осталось. Хотя вроде и негоже, а все ж помянуть надо. Только с посудой плохо. Вот, что не унесли, то и использую. — Он поставил на стол большую серебряную чашу, налил до половины и пояснил: — Мне не жалко, просто много нельзя: спьянимся быстро.

Игорь кивнул.

Когда они умолкали, в храме становилось тихо. Удивительно, оглушительно тихо. И по-прежнему пахло ладаном и воском. Горело несколько свечек.

Поп поднял чашу, перекрестился на икону, вздохнул и отпил пару глотков. Протянул Игорю.

— Давай, страдалец. Пей. Средство древнее, немного можно.

Кагор был сладким и крепким. В голове практически сразу зашумело… И ледяной комок в груди вдруг остро уколол, бросился к лицу в глаза, поплыл, потек холодными каплями…

— Ты плачь, плачь, — кивнул отец Андрей. — Я лицо духовное, меня стесняться нечего. В былое-то время тут знаешь сколько люда разного слезами заливалось. Ой, страсть! И придет, и крестится да плачет, плачет да крестится. Чего, спрашиваю, милый, случилось? А он только денежки сует свои, да плачет, плачет… Вот оно как. Не в радость богатство. Это в девяностые годы было. Народ тогда хоть и злой был, но чистый более-менее. Потом таких вовсе не стало… Придет, бывало, свечку ткнет, будто палку, крест положит да и на выход. Торопится. Куда бежит? От кого?

Отец Андрей хлебнул вина. Крякнул, протянул чашу Игорю и ушел за алтарь. Через четверть часа вернулся, неся в миске распаренный соленый горох.

— Вот, покушать придумал, — пробормотал священник. — Посадки сделал, да не знаю, вызреет ли к осени. Поднялись росточки-то… А полезная штука — этот горох. Белка больше чем в мясе, вот как. Чудом сохранился, чудом. Ты давай, кушай. — Отец Андрей простодушно улыбнулся, показывая темным пальцем на блюдо. — С серебра едим. Настоятеля нашего так и трясли: где, говорят, золото да серебро прячешь? К чему им? Вот ты скажи, к чему? — Он махнул рукой в сторону дверей. — Вот что там сейчас злато? К чему оно там? Ан нет! Брали, тащили… Изверги. Упыри.

После этих слов он испуганно обернулся и поглядел в окно, словно ждал, что грабители услышали его брань и вот-вот вернутся.

— Как же вы живете тут? — спросил Игорь, жуя мучнистый — невкусный, но полезный — горох. — Убийства же кругом, дикость.

— Истинно так, — подхватил отец Андрей последнюю мысль, игнорируя вопрос. — Варварство, тьма. Гоги и Магоги. Вот они откуда вышли-то, вот откуда! — Он стукнул себя в грудь. — Из сердец наших вышли народы эти, из сердец наших алчных да холодных. Вышли и поработили наши умы, вот что страшно. Тьма пришла, да не откуда- то, а из нас самих.

— Ну, а храм как же? Неужели не трогают?

Отец Андрей пожал плечами.

— В первые дни, конечно, грабили. Алтарь жгли. А потом… Видишь как, стороной обходят. — Он приблизился к Игорю и сказал доверительно: — Я думаю, усовестились.

— Вряд ли.

— А я все же думаю так. Хотя и понимаю, что наивно, но всё ж. В душу человеческую нельзя не верить. Она тогда умереть может совсем, а это же против Божьего промысла преступление. Усовестились. Как есть. Страшные времена-то, страшные. Куда человеку податься? Кому душу открыть? Кто один-единственный простить может? Вот так-то. Только в Боге спасение их…

А вы, значит, полагаете, что это все по его воле произошло? Вся эта… — Игорь попробовал найти слово, но не смог. Только рукой махнул вокруг себя: мол, посмотри сам.

— Я над этим думал, но только ответа не нашел, — смутился отец Андрей. — Мир наш кончился, это правда. В ужас и кровь погружаемся. Конец света? Может, и конец. Всадник Бледный… Глад… Мор… Третий ангел прортубил… Тьма…

Он бормотал все тише и тише, погружаясь в себя. Его губы продолжали шевелиться, но слов уже не было слышно. Глаза отца Андрея сделались стеклянными.

Дергать священника Игорь не решился. И без того было ясно, что тот испытал невероятный кризис веры, столкнувшись с ужасом реальности. Сыпать соль на его раны было совершенно лишней жестокостью.

В то, что весь этот кошмар делается по велению Господа, Морозов не верил. Произошедшее было человеческим. Слишком человеческим: дурным, гадким и отвратительным. Может быть, какое-нибудь новое оружие? Или эксперимент? Очередная дрянь! Дрянь пошлая и дурная. Игорь полагал, что Господь-бог мог бы придумать что-нибудь более впечатляющее и масштабное. А тут… Одним словом, в причинах катастрофы Морозов был более чем уверен: что-то наше, людское. Зато в тех испытаниях, которые выпадали на долю каждого конкретного человека, очутившегося в мясорубке, было что-то от Божьей воли. Но говорить об этом с отцом Андреем казалось не с руки.

И вскоре Игорь понял — почему…

Священник помотал головой, вздрогнул, прокашлялся.

— Что-то засиделись…

Игорь кивнул.

— Спать пора, — решил отец Андрей. — Что делать-то собираешься, страдалец?

— Делать? — Игорь поднял голову, посмотрел на теряющийся в темноте купол храма. Где-то там, потертое и потускневшее, скрывалось изображение неба. В этом было что-то таинственное, будто намек на какое-то движение, жизнь, о которой ничего не знаешь. — Сына найду. А там видно будет.

— Сына? Сына это хорошо, — задумчиво произнес поп. — А если чего, так возвращайся: вместе полегче будет. Как-нибудь зиму перебедуем, а там весна, глядишь…

Он оборвал фразу. Замер, прислушиваясь.

Игорь увидел, как глаза священника опять становятся странными, остекленевшими.

— Слышишь? — страшно прошептал отец Андрей. — Ты слышишь?

Морозов прислушался, но сначала ничего, кроме звенящей тишины и легчайшего потрескивания свечек, не услышал. Но затем… Действительно был какой-то звук. Игорь застыл, напрягся.

Это были шаги. Но не в храме, а на улице. Там, снаружи, на площади кто-то ходил. Не один, и не двое.

Много людей.

— Слышишь? — крикнул отец Андрей, хватая Игоря за плечи. — Ты слышишь?

— Тихо, тихо… — Игорь аккуратно отвел руки священника в стороны. — Ну, ходит кто-то, так что же?

— Это не «кто-то», — прошептал отец Андрей в лицо Морозову. Игорь поразился, каким безумным сделался его взгляд. — Это не «кто-то»! Это они ходят. Они ходят! Они бродят. Ногами топочут. Несут, несут красное мясо своему господину! — Священник прижал ладони к лицу и забормотал ритмично, будто заклинание: — Красное мясо своему господину. Не свинину. Не говядину. Тащат людскую убоину. Шерстью покрыты, чумазы и не мыты. Черные руки у них трясутся, злые глаза по сторонам косятся, лицом нетопыри, а на деле упыри… Упыри!

От громкого крика, усиленного пустым пространством храма, Игорь вздрогнул. Попытался вскочить, но не удержался — упал на спину.

А отец Андрей завопил:

— Упыри! Упыри!

Подскочил, забегал по темному залу. В черных развевающихся одеждах, он в этот момент больше напоминал призрака, чем человека.

— Упыри! Упыри! Упыри!

Поп притормозил. Нырнул за колонну, с натугой выволок оттуда большую бронзовую рынду и принялся колотить в нее обрезком арматуры. От дикого грохота Игорь заткнул ладонями уши. Но даже так, сквозь разрывающий душу звон доносились вопли отца Андрея:

— Господь пасетъ мя, и ничтоже мя лишить. Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла. Не убоюся зла! Не убоюся зла! Не убоюся!

Эти крики, звон и грохот сводили с ума! Лишали последней возможности думать…

Священник бросил рынду и подскочил к Игорю. Схватил его за локти и, глядя безумными глазами в самую душу, закричал:

— Иди! Иди со мной, чадо! И покажу тебе долину смертной тени! Зло покажу, дабы мог ты отличить свет от тьмы! Иди со мной!

И он поволок обалдевшего Игоря к выходу. Легко — откуда только силы взялись? — откинул тяжелый засов, распахнул двери так, будто раскрывал створки адских врат. Откуда-то в руках пресвитера очутилась длинная палка, которой он погрозил во мрак.

— Упыри! Упыри! Не убоюсь я!

Ветер развевал его одежды и трепал волосы, безумные глаза смотрели в темноту.

— Смотри! — крикнул он, указывая посохом в ночь.

Испуганный Игорь глянул в указанном направлении и… обмер.

По площади суетливо двигались черные тени.

— Кровопийцы! Маммоне поклоняетесь! Асмодея тешите! От бесовского причащаетесь! Не убоюсь я зла и господина вашего не убоюсь! Ибо он прах пред ликом Господа моего!

Игорь в ужасе отступил в глубь церкви.

Черные тени метнулись в сторону здания парламента, которое стояло напротив храма, через площадь. Игорь видел, как эти люди- тени тащат тяжелые длинные свертки. Странно, но ни один из них не напал на обезумевшего священника, не крикнул ему ничего в ответ. Они, словно стыдясь своего дела, быстро уходили внутрь высокой арки бывшего губернаторского дома…

В то, что это действительно упыри или демоны, Игорь, несколько отошедший от первого шока, конечно, не верил. Но и называть этих существ людьми после всего пережитого и увиденного — тоже язык не поворачивался.

Для отца Андрея, сознание которого пошатнулось в первые дни катаклизма, это были упыри, вурдалаки и кровопийцы…

Интересно было то, что банда людоедов поселилась в здании, где когда-то заседал парламент.

— Вурдалаки! Упыри! Бесы! — надрывался на ступенях храма отец Андрей. Вдруг его голос надломился. Худая фигура покачнулась. Игорь кинулся к нему и подхватил падающего священника под мышки. — Упыри…

Морозов отволок пресвитера внутрь храма, запер дверь. Налил вина в чашу, поднес к бледным губам святого отца. Тот отпил, сморщился, мотнул головой и допил остатки. Сел.

— Сухого бы, кисленького, — выдохнул священник уже совсем другим голосом. Видимо, его отпустило.

— Где взять? Скажите, я принесу.

— Да где ж возьмешь-то? Нету. Кагора полные подвалы. А кисленького нет. Веришь-нет, о кисленьком скучаю. Ф-фух… — Он виновато посмотрел на Игоря. — Что, напугал?

— Есть маленько.

— Тут всякое бывает… Не могу я. Как услышу их… — Его передернуло. — Когда первый раз увидел, драться полез. Посохом бил.

Думал, пришибут. Ан нет! Не отвечают. Будто боятся меня… Упыри и есть… Дверь-то закрыл? — Да.

— Правильно. Поутру придут, стоять будут на ступеньках, смотреть… Ироды.

— Так, может, войти хотят? Покаяться… — предположил Игорь.

— Я тоже так думал. — Отец Андрей кивнул на чашу: плесни, мол. Морозов налил. — Не хотят. Упыри они, понимаешь? Они это… ну… мертвецов туда несут. А утром обратно разбегаются.

— В парламент несут?

— В парламент. В зал для заседаний. Это у них вроде как обряд такой… Я ходил… — Священника снова передернуло. — Страшно там. И вонь. В каждом кресле — по покойнику… Жуть… Упыри. Упыри же… — Он прижал ладони к щекам. — За грехи… За грехи наши, за тяжкие, за грехи… Ох…

Игорь заметил, что пресвитер плачет. Хотел было подбодрить, даже руку протянул, но понял, что не знает — как.

Так они и сидели: плачущий священник и потерявшийся в жутком мире страдалец. А тишина всё звенела, разбиваемая легчайшим потрескиванием догорающих свечек.

Заснули только под утро, уговорив до конца бутылку кагора…

Когда Игорь проснулся, отца Андрея рядом не было.

Очень хотелось пить. Перед глазами плавали цветные пятна, но голова не болела. Солнечные лучи проникали через цветные окна, раскрашивали храм удивительными красками. Не понаслышке зная, что такое похмелье, Морозов осторожно перевернулся на спину.

Высоко над головой, там, куда уходили колонны, на храмовом куполе, были нарисованы ангелы и старцы. Через потускневшую краску и потрескавшуюся штукатурку они смотрели на Игоря — бесстрастно, с едва различимой укоризной.

Морозов поморгал, перевернулся на живот и встал. Сначала на четвереньки, потом в полный рост.

Двери в храм были распахнуты. На полу стояла серебряная посудина с водой, которую Игорь сначала не приметил. Никак отец Андрей озаботился.

Морозов попил, умылся остатками воды и вышел наружу. Прищурил один глаз, второй прикрыл ладонью как козырьком.

Священник сидел на ступеньках, жмурясь на солнце.

— Как спалось? — поинтересовался он.

— Бывало хуже. — Игорь сел рядом.

— Я напугал тебя давеча, ты уж прости дурака. — Он вздохнул. — Припадки у меня бывают.

— Ерунда, — усмехнулся Морозов. — По сравнению с остальным — ерунда.

Священник посмотрел на него с грустью.

— Глаз не болит?

Игорь осторожно потрогал лицо. Опухлость спала, осталась только тупая боль. Он ощупал тело. Болело. Где от побоев, где от долгого лежания на твердом полу. Остро постукивали пульсом рассечения, заботливо забинтованные отцом Андреем.

— Ничего. Жить можно. Не фонтан, конечно, но что ж…

Пресвитер покивал.

— Уйти хочешь?

Игорь промолчал.

— Понимаю. Жаль.

— У меня сын. Найти надо.

— А дальше?

Морозов тяжело вздохнул.

— А дальше? — повторил священник.

— Не знаю я, — ответил Игорь. Он понимал, что святой отец интересовался не от праздного любопытства. От одиночества. — Не знаю. Нельзя тут оставаться. Вон что делается… — Он махнул рукой на парламент. — Отсюда уходить надо, а куда — не знаю. Кто-то говорил, что, мол, сейчас везде одно и то же.

Отец Андрей не ответил Он рассеянно улыбался, глядя на залитую солнцем площадь, такую яркую сейчас и такую страшную несколько часов назад, ночью.

— Хотите, вместе пойдем? — предложил Игорь.

Священник покачал головой.

— Нельзя мне уходить. Один я тут остался, больше некому… Крест на мне тяжкий, да и грехи уйти не дадут. Такова уж воля Божья. И этих… — он кивнул через площадь, — кто ж вразумит?

— Упырей?

— Это ночью они упыри. А утром приходят, смотрят. Так глядят, что будто в самую душу… Читать им буду Писание. Как думаешь, поймут?

Игорь пожал плечами, встал.

— Погоди. — Отец Андрей поднялся следом. — Вот, возьми-ка.

В его руке оказался узелок из белой ткани.

— Что это?

— В дорожку тебе собрал. Кагора бутылочка, горох. Травки кое- какие, бинты, воды баклажка. Всё сгодится. Ты бери, бери, у меня еще есть… Баклажка удобная, с ремешком… — Отец Андрей помялся. Было видно, что ему страшно не хочется отпускать Игоря. В конце концов, вздохнул и решительно протянул длинную палку, с которой ночью выскакивал на улицу. — Вот. Это тоже возьми.

— Не. Оружия не надо, — сказал Игорь. — И без того натворил уже дел.

— Это посох. Страннический, — улыбнулся отец Андрей и вдруг порывисто обнял Игоря. Хлопнул по спине, отстранился, размашисто перекрестил. — Иди, страдалец. Иди.

Не найдя что ответить, Игорь повернулся и, не оборачиваясь, пошел прочь.

Вперед, из темной ночи в солнечный день…

Почти весь центр города лежал в руинах. Новомодные небоскребы, которые строились с большим шумом, пафосом и традиционным попилом бюджета, торчали подгнившими зубами. Железные фермы, как кости проступали сквозь раскрошившийся бетон, мусор, штукатурка и стекло пыльной коркой погребли под собой автомобили и людей, парковки и магазины. Не выстояла и гостиница «Виру», выстроенная еще в советское время. Огромная ее махина сползла вниз, на одноименную площадь, а рядом осыпался, как трухлявая коробка, бывший Дом Быта, превращенный в отель Tallinn — пристанище алкоголиков и ворья. С провалившейся крышей стоял посреди этого разорения старый серый корпус торгового центра «Каубамая».

Игорь с удивлением обнаружил незасыпанный вход в подземный автобусный терминал. Но соваться в его темные, поросшие плесенью и мхом недра, не решился.

Тут было малолюдно. Видимо, уцелевшие жители ушли на окраины. В развалинах продуктового магазина жило несколько собак. При приближении Игоря они оскалились, взъерошили шерсть на загривке, но не напали.

Около старой каланчи с потрескавшейся башней Морозов наткнулся на засыпанную пожарную машину. Огромный Man уперся носом в старенький «Газ», практически расплющил его. В кабине желтели кости. Череп озорно скалился через приоткрытую дверь.

Дальше зеленел Полицейский парк.

Игорь с трудом перебрался через завал и уселся на теплую, нагретую солнцем крышу пожарки. Железо просело под его весом, но выдержало.

В ближайшем доме, в окне первого этажа мелькнула тень.

Игорь всмотрелся, но движения больше не повторялось. Он разложил на железе узелок, кинул в рот несколько горошин и разжевал, не чувствуя вкуса. Запил водой. Желудок протестующе заурчал, но это было уже привычно: голод стал верным, крайне надоедливым спутником. Горох был паршивой едой, сил давал мало, но та альтернатива, которую нашли растительной пище обезумевшие горожане, внушала омерзение и ужас.

В окне напротив вновь мелькнуло. Показалось милое женское лицо. Светловолосая незнакомка осторожно, будто зверек, рассматривала Игоря, готовая моментально исчезнуть при первых признаках опасности. Морозов равнодушно жевал, глядя на эту бледную тень в чужом окне.

Осмелев, девушка подошла ближе.

Игорь видел, как жадно она смотрит, как ищет глазами, как пробует понять…

— Горох. — Он высыпал на ладонь несколько горошин. — Хочешь?

Девушка шарахнулась, но уже скоро ее лицо снова показалась в проеме. Она подошла вплотную к подоконнику.

Худая.

— Что ты ешь? — спросила она. В голосе угадывался легкий акцент.

— Горох. Соленый горох.

— Вкусно?

— Нет, — покачал головой Игорь. — Но полезно. Хочешь?

Она кивнула. Потом подумала и сделала, по ее мнению, выгодное предложение:

— Хочешь, сиськи покажу?

Игорь почувствовал, что кровь отлила от лица. Окаменели скулы.

Он оторвал кусочек белой тряпицы, завернул горсть горошин, завязал узелок. Собрал свои вещи, молча спрыгнул вниз, подошел к окну.

Девушка отступила. Предупредила:

— У меня тут оружие есть.

Игорь молча закинул на подоконник узелок с горохом и пошел в сторону парка.

— Эй! — крикнула девушка вслед. — Ты куда? Постой!

Игорь не ответил.

Не обернулся.

Парк оказался непростым препятствием. Разросшиеся деревья стремительно отвоевывали себе место у дряхлеющего города. Остовы домов постепенно врастали в землю, становясь частью леса. Идти через переплетение ветвей кустарника было трудно…

Игорь добрался до «канавы» — самой короткой и прямой дороги, проходящей через весь восточный район города — уже к вечеру.

Про это шоссе чего только не говорили в свое время. И что планировалось тут когда-то таллиннское метро, и что хотели пускать по дну огромной траншеи скоростной трамвай. Кто-то даже пускал слухи о тайных убежищах. Но от всех реальных и надуманных прожектов остались только четырехрядное шоссе и система мостов. «Канаву» регулярно подтапливало, зимой заваливало снегом, а летом наносило ветошь и пыль, и все же она оставалась одной из неофициальных таллиннских достопримечательностей.

Сейчас, в лучах заходящего солнца, «канава» напоминала темный овраг. Посреди трассы, на зеленой полосе, тянулись к свету высокие ясени. Опутанные травами и диким виноградом известняковые стены опускались в тень. Впереди стоял обрушившись двумя центральными пролетами первый мост. Дальше Игорь отсюда не видел.

Идти в сумерках по «канаве» было боязно. Морозов хорошо помнил, как однажды «бэха» соседа влетела на полном ходу в открытый канализационный люк. Провалиться в такую штуку в темноте — раз плюнуть.

Морозов решил заночевать, а утром продолжить путь. Он осмотрелся, нашел подходящие заросли кустарника и, предварительно пошуровав там посохом, забрался в них. Нагнул ветки таким образом, чтобы они на них можно было лечь, устроил подобие спального места. Игорь поужинал горохом с водой и, закинув под голову узелок, заснул.

После смерти Лены им владело равнодушие. Было все равно, что есть, где спать. Осталась только цель. Нужно было найти ребенка. Даже не потому, что Игорь вдруг остро почувствовал отцовский долг, а потому, что это удерживало его в уродливом мире. У многих других такого цепляющего фактора не было. Перебираясь через городские завалы, Морозов видел то, что осталось от таких людей. Мертвые тела, пустые глазницы. Толстые вороны. Среди самоубийц было немало висельников. Обмотав веревкой шею, люди выбрасыались из окон. На радость птицам. В этих раздувшихся на солнце телах Игорь с каким-то извращенно-сладостным фатализмом видел свое будущее. Открыто он не признавался себе в этом, но все же понимал: все, что ему осталось в жизни — найти сына. Где-то глубоко внутри сидела пугающая мысль: ребенок уже мертв. А значит… Давным-давно он читал в какой-то приключенческой книжке, что если затянуть эшафотный узел за ухом, то от резкого рывка ломается шея, и смерть становится не такой мучительной, как кажется. Нужно было просто дойти до дома, все выяснить. Игорь предполагал, что завтра уже доберется до нужного места. А голод… Голод можно и перетерпеть.

Он спал без сновидений. Просто провалился в тьму, и всё. Изредка сквозь сон слышал комариный писк, но далеко-далеко, как через вату…

Посреди ночи Игорь вздрогнул и резко поднялся, ошалело озираясь.

«Где я? Где?..»

Понимание пришло через несколько долгих секунд.

Шумел ветвями прохладный ветерок, шелестел высокой травой, шуршал в «канаве».

Игорь приподнялся. Сердце бешено колотилось в груди.

«Кто то кричал? Может, я сам во сне? Или почуди…»

В темноте завизжала женщина.

Морозова вскочил, как ужаленный. Выставил посох перед собой, завертел головой. Кричали сзади, откуда он пришел. Но рядом!

Игорь осторожно выбрался из кустов, остановился в нерешительности. Пока он топтался на месте, женщина завопила снова, теперь уже совсем близко.

Морозов резко выдохнул и кинулся на крик. Выскочил на поляну, притормозил.

По земле, сцепившись в клубок, катались трое. Два человека исступленно молотили третьего палками, пытаясь попасть по лицу. Не в голову, а именно по лицу! И дрались как-то нелепо: жестоко, злобно, но неумело. Жертва визжала, изворачивалась, выставляла перед собой ладони со скрюченными пальцами — видимо, пыталась выцарапать глаза обидчикам…

— Эй! — гаркнул Игорь, замахиваясь посохом.

Он не хотел бить. Но ведь двое на одного… на одну… И все же бить он не стал. Прицелился и, как штыком, ткнул концом палки в темную фигуру. Толчок получился приличный. Драка распалась, жертва откатилась в сторону, мигом поднялась, чуть присела, выставила перед собой руки.

И только тут до Игоря дошло: все трое — женщины.

Две бабы метелили третью!

— Вы чего? — выкрикнул он, теряясь. — Д-дуры!

— Больше всех надо? — вопросом ответила та, в которую Морозов ткнул посохом. Она прижимала руку к ребрам. — Скотина!

— Да я… — Игорьотступил на шаг.

— Вот и вали отсюда!

Морозов сделал еще один шаг назад. Тем временем растрепанная жертва потасовки боком-боком подобралась ближе к Игорю.

— Я с тобой.

— И не думай! — грубо обронил Морозов. — Мне попутчики не нужны.

— Зато мне нужны.

Голос показался Игорю знакомым.

— Что дашь?

— Сиськи покажу.

— Ага… — Морозов хмыкнул. — Горох понравился?

— Дерьмо твой горох, — зло ответила девушка. — Сучки меня убьют, если не поможешь…

— С чего бы?

— Она воровка! — крикнула вторая нападавшая. — Украла у нас!

— Что украла? — нахмурился Игорь. Он схватил девушку за руку и тряхнул. — Что украла, спрашиваю?

— Вот! — взвизгнула та и вытащила из-за пазухи холщовый мешок.

— Ваше? — Да!

— Так забирайте и катитесь к чертовой матери!

Морозов швырнул девицам мешок и, развернувшись, зашагал прочь.

— Стой… — Девушка побежала за ним. — Зачем ты им отдал? Ты идиот, что ли? Ты чего наделал? Слышишь? Я с тобой разговариваю!

Она бежала следом, пытаясь ухватить Игоря за рукав, но у нее не получалось. Наконец, Морозов остановился. Обернулся.

— Что там было?

— Супы там были, идиот! Кнорра пять пачек! — Она ударила его кулачком в грудь.

Игорь прикинул. Пять пачек растворимой бурды. По нынешним меркам — довольно ценно.

— Они б тебя прибили.

— Не прибили б, если бы помог! Давай вернемся, а! Они ж не ушли еще далеко! Ты ж мужик, дашь сучкам по балде и заберем супы! Я поделюсь. Половину отдам.

Морозов покачал головой.

— Я тебе отдамся потом! Хочешь?

— Дура!

Игорь сплюнул и пошел дальше.

— Импотент! — стукнулось в спину.

Морозов не обернулся, только вздохнул. Забрался в кусты, поднял узелок и, сердито грохоча посохом, пошел вниз. В «канаву».

В предутренних сумерках быстро идти не получалось. Солнце всё медлило за горизонтом: разливало красную зарю, стреляло поверх низких туч первыми резкими лучами, но никак не желало показываться.

Игорь пробрался через завалы и миновал мост. Справа, на фоне светлеющего неба, высились почти целые многоэтажки, а левый склон наглухо зарос зеленью. Над «канавой» нависали кроны высоких деревьев. При этом дорога была на удивление ровной — лишь вездесущая трава, взломавшая асфальт, заставляла глядеть под ноги, чтобы не споткнуться. На пути попадались машины. Старые, ржавые, битые. В некоторых серели человеческие останки.

В какой-то миг все люди словно заснули… Словно их кто-то отключил, повыдергивал из сети, как шумные пылесосы или перегревшиеся кофеварки… А неуправляемая более машина цивилизации еще некоторое время мчалась по инерции, ломая все на своем пути, разрушаясь и теряя детали. Потом остановилась и она. Внутри этой адской машины гибли люди, но не было никого, кто позаботился бы о них…

Это жуткое четырехрядное шоссе олицетворяло теперь собой весь город. А может, всю страну? Или… Или целиком всю Землю.

Планету, покрытую лесами и обломками.

Планету, засыпанную трупами и костями.

Планету, усеянную искрами возрождающейся разумной жизни: теми, которым довелось проснуться в новом мире — растерянными, голодными, недоверчивыми, злыми хищниками вида homo sapiens.

Игоря прошиб озноб.

«Неужели, правда, за грехи какие нам такое? — с содроганием подумал он, глядя на замершее, словно в янтаре, шоссе. — Но в чем смысл? Зачем нужно наказание, которое нельзя понять? Или… нам только предстоит разобраться в том, что же произошло?»

Следом в голову втекла другая мысль, холодная и ясная: «Впереди — только это».

Мертвая техника, гнилые кости и трава.

Дорога через тлен и смерть.

По спине опять пробежали мурашки. Но выбора не было. Другой возможности добраться до цели Игорь не видел.

Только по этой длинной проклятой дороге через просыпающийся, как гигантское чудовище, мир…

Помня о канализации, Морозов шел медленно, прощупывал дорогу впереди себя посохом. Впрочем, по заваленной автомобильным хламом трассе быстро двигаться так и так не получалось.

Вскоре он достиг второго моста. Этой конструкции повезло меньше. Мост напряженно просел вниз, словно сопротивляясь разрушению, но было видно: стоять ему осталось уже не долго. Проломив перила, с моста слетел грузовик Volvo. Он уперся в дорожное полотно расплющенной кабиной, да так и остался стоять наискосок. На ребрах кузова трепыхались остатки материи. Приближаться к машине Игорь побоялся: казалось, она может рухнуть в любой момент.

По неосторожности Морозов умудрился соскользнуть в бойкий ручей, который широко разлился по остаткам асфальта. Ручей тек под уклон, к центру города.

Выбравшись на сухое место и отряхнув штанины, Игорь огляделся. Он даже не сразу понял, что оказался на местном карьере, куда, будучи еще ребенком, неоднократно сбегал от родителей. Чаша карьера переполнилась водой, которая потихоньку уходила в «канаву». Видимо, именно этот поток и стал причиной обрушения моста, подмыл опоры.

На то чтобы перебраться через обломки, ушло немало времени. Когда Морозов, наконец, спрыгнул на другую сторону, уже окончательно рассвело.

Здесь, запруженное обломками камня и остовами машин, набралось уже целое озерцо. Его пришлось обходить, прыгая по валунам. Расчетливо и неторопливо он сигал с камня на камень, отдыхал и перескакивал на следующий. И на следующий…

Примериваясь к очередному валуну, Морозов почувствовал, что не один на этом водохранилище. Ощущение пришло буквально за секунду до того, как позади вскрикнули, и раздался всплеск. Затем бултыхание и ругань.

Игорь вздохнул, обернулся. Перепрыгнул на несколько камней назад. Присел на корточки перед сердитой мокрой девушкой, выбравшейся из воды.

— Ну и какого лешего ты за мной поперлась?

— Да что ты, важный! Надо мне больно за тобой тащиться. Я по своим делам иду.

— А, ну ладно… — Игорь встал и развернулся. — Пока-пока.

— Э! — позвала девушка. — Э, погоди ж…

Сзади произошел очередной бултых. Брызги долетели до шеи Морозова. Он усмехнулся и перепрыгнул на следующий валун.

— Да помоги вылезти! Идиот!

Игорь перебрался на следующий валун. А потом на следующий. И на следующий…

Девушка нагнала его только у третьего моста.

— Ты! Э, ты! Что, помочь не мог? — задиристо поинтересовалась она.

— Один раз помог уже, — ответил Игорь, не сбавляя шага.

— А. Помог, да, один раз. Хватит, типа? — Она на ходу выжимала платье. — Или ты за «спасибо» работаешь? А?

— Ты наглая, — констатировал Игорь.

— Это плохо?

Игорь промолчал.

Девушка не отставала.

— А ты вялый, — запоздало передразнила она. — Ты всегда такой вялый?

— Не всегда.

— О. А я думала всегда. А оружия чего не носишь? Или палкой этой всех колотишь?

— Это не палка, это посох.

— Надо же, — саркастически протянула девушка. — А ты, типа, спецназ? Или там карате, кун-фу? Джеки Чан, типа?

— Нет.

Она чуть забежала вперед, заглянула Морозову в лицо.

— А может, ты головой ударился?

— Отстань.

— Вот и поговорили. — Некоторое время она топала молча. Потом сообщила: — Меня Полиной зовут.

Игорь снова промолчал.

— А ты куда идешь? — не унималась она.

— Никуда.

— Да ладно заливать! Я знаю, куда ты идешь.

— Надо же.

— Ага. Ты к Врачу идешь. Угадала?

— Нет. Что за врач?

Полина посопела.

— Ты не местный, что ль?

Игорь ответил не сразу.

— Меня долго не было. Тут.

— О как! — обрадовалась девушка. — Круто. Так ты не знаешь ничего… А где был?

— Знаю я всё, — сердито отозвался Игорь. — Вокруг не люди, а павианы. За бульонный кубик глаза выцарапать готовы.

— Ой-ой-ой… — фыркнула Полина. — Сам-то что, лучше?

Игорь покачал головой.

— Не лучше.

Четвертый мост практически полностью уцелел. Только висели обломки перил, вышибленных рухнувшим вниз микроавтобусом. На мосту Игорь заметил вооруженных копьями людей. Двое мужчин лениво проводили его взглядом, но даже не окликнули.

Может, «канава» — что-то вроде демилитаризованной зоны?

Чуть дальше по верхнему краю бродили еще несколько человек. Они что-то искали в зарослях. Грибы? Ягоды?

Полина не обращала на людей никакого внимания. Ее больше занимал Игорь.

— Так ты откуда сам-то?

— Из Финки.

— Опа. А там чего? Там как?

— Не знаю.

— Не поняла.

— Я на пароме очнулся, — нехотя объяснил Морозов. — Застрял там на несколько дней. А когда выбрался, понял, что лучше б не выбирался. Вон тут как всё…

Он выразительно посмотрел кругом.

— А-а… — разочарованно протянула девушка. — Я думала, у фиников по-другому. Думала, может, их не тронуло…

— Что тронуло?

— Ну, катастрофа. — Она повторила жест Игоря. — Всё это.

— Не. — Морозов покачал головой. — Так везде.

— Тебе-то откуда знать?

— Если б только у нас, пришла бы помощь. А уже какой день — ни помощи, ни вестей. Ниоткуда.

— Неправда, — легкомысленно ответила Полина. — Ты же везде не был. Значит, наверняка знать не можешь. Я вот слышала, что в России все нормально.

— Где слышала?

— Люди говорят. — Она пожала плечами. — Типа.

— Кто-то там был?

— Ну… Георг говорит, что знает парня, который оттуда пришел. Как-то даже имя его называл, да я не помню сейчас, не то Валян, не то Стасян… Как-то так. Из-под Питера вроде пришел. Так там, говорит, все в норме. Даже машины есть.

— Какие машины… Ты вокруг глянь!

— Это ж здесь, у нас. А там, говорят, все по-другому.

— А чего этот твой Валян-Стасян сюда пришел тогда, если там хорошо?

— Ой, слушай, — устало протянула Полина, — ну какой же ты зануда. Ужас просто! Не веришь и не надо. Я вот точно туда подамся.

Игорь только хмыкнул в ответ. Подастся она. На чем, интересно?

Они приблизились к большой развязке. Хорошо сохранившийся пятый мост был перегорожен серьезной баррикадой. Возле нагромождения скучали люди. Охрана.

Игорь притормозил.

— Что это?

— Что-что… — Полина ушла вперед. — Граница тут, типа.

— Какая граница? — догоняя, уточнил он.

— Ну, не поделили чего-то. Там, — она махнула направо, — свободная зона. А напротив… тоже вроде как свободная.

— А баррикада тогда зачем?

— Да не знаю я! Не дрейфь, пройдем без проблем. По «канаве» можно.

Игорь с сомнением покачал головой. Перехватил поудобнее посох.

— А все-таки ты куда идешь? — Полина легкомысленно пнула попавшийся под ноги осколок кости. Тот с глухим стуком ускакал под машину. — К Врачу?

— Что за врач?

— Да есть один. — Девушка неопределенно ухмыльнулась. — Хороший мужик в целом, но стукнутый слегка. У него целый отряд набрался. Все… стукнутые.

— Почему?

— Людей лечат. В конце «канавы» открыли приют. Больницу, типа. Смешно, правда? — Она заглянула Морозову в лицо, но ответа не дождалась. Хмыкнула и продолжила: — Их не трогает, никто. Как достопримечательность.

— Молодцы, — задумчиво произнес Игорь, обходя остов грузовика.

— Да какие молодцы? Идиоты. Сейчас время такое, что не лечить надо, а жить-выживать. А хочешь жить, умей вертеться.

В ее словах Игорю послышалось что-то смутно знакомое. Что-то, слышанное давным-давно, шут знает сколько лет назад. Когда он еще школу не кончил, так говорили многие, даже учителя. «Такое сейчас время…» «Хочешь жить, умей вертеться…» «Нужно устраиваться…» Эти нехитрые в своей гнусности истины звучали на каждом углу в агонизирующей стране, которой больше нет, и никто тогда совершенно не понимал, куда эти слова приведут. Всем хотелось жить-выживать. И не просто, а хорошо. Всем хотелось, чтобы лохом оказался сосед. Всем хотелось устроиться так, чтобы шмотки, чтобы жрачка, чтобы баблос был зеленый, а тачила обязательно «бэха». И чтобы уважали, боялись. И кинулись тогда, помнится, все устраиваться: кто к туркам челночить, кто челноков «держать». Потому что «такое сейчас время» и «надо вертеться».

Морозов потом тоже, как умел, крутился и устраивался. Возил из России по мелочи какие-то полулегальные таблетки и металл. Пришло время — попался. Вывернулся удачно, по возрасту. Родители ругались и кричали про институт, но трубить там пять лет было лень. Да и «такое время» тоже не позволяло расслабиться. А там умер отец, заболела мать…

Сейчас «такое время» повторялось, только с поправкой на случившуюся хреновину. И снова нужно было вертеться, если хочешь жить-выживать. Устраиваться. А ведь под этой немудреной вывеской оскотиниться проще всего.

Теперь было, конечно, не до «бэх» и баблосов. Зато жрачка по- прежнему плотно держала лидерство: заставляла человечков крутиться и окончательно вбивала их в дикость.

«Канава» пошла вверх, и через полсотни метров их остановили. Четверо.

— А ну, тормози. Разогнались…

— Что, не узнал? — нагло брякнула Полина, выступая вперед.

— Тебя черт лысый только не узнает, — огрызнулся лысый мужик в кожаной куртке. — Вали давай… Хотя, стой-ка. Это что за тип?

Полина смерила Морозова взглядом. Вынесла вердикт:

— Со мной.

— Тоже под Георгом, что ли?

— Тоже…

— Я сам по себе, — встрял Морозов.

Лысый повернулся к нему.

— Руки подними, боец.

Морозов поднял руки. Его быстро и по-деловому обыскали. Развязали узелок. Глазки патрульных загорелись, когда они увидели кагор.

— А это… Нельзя с этим…

— Э! — тут же вынырнула из-под локтя Полина. — Что за беспредел? Отнимать нельзя. Не по понятиям.

— Много ты понимаешь, — окрысился лысый.

— Нельзя, — уперто повторила Полина. — Я Георгу скажу, что вы тут честных путников кидаете.

— Вот сучка бешеная… — начал лысый, но Полина его перебила.

— Он мне помог! И вообще, он вроде Врача, такой же блаженный. Не по понятиям таких кидать. Я Георгу скажу.

— Вертел я твоего Георга… — Лысый продемонстрировал, на чем и каким образом он вертел Георга. Но узелок запахнул, бутылку вернул. — Вали давай. Но учти, мы тут порядок держим.

— Где-то я это уже слышал, — пробормотал Игорь, проходя.

Когда патрульные остались позади, он кивнул Полине:

— Спасибо.

— Идиот, — констатировала она спокойно. — Сказал бы, что под Георгом ходишь, так и не тронули бы.

— Я сам по себе.

— Вот я и говорю: идиот, — махнула она рукой. — Ну, я пошла. Бывай.

— Куда? — спросил Морозов.

Ему было все равно, но слова сами слетели с языка.

Полина опять смерила его взглядом. Теперь как-то по-новому Сказала:

— У Врача больных кормят. Глядишь, и мне перепадет.

Подмигнув Игорю, она ускакала в сторону торгового центра, возле которого толпились люди.

Морозов растерянно побрел следом. Неужели кто-то в этом безумном городе оказался настолько смел, чтобы не рвать других, а помогать им?

Возле торгового центра собралось много вооруженных людей. Судя по всему, они были из разных группировок, но при этом соблюдали какое-то соглашение и сообща выполняли охранные функции. Видимо, существование общего центра, где лечат раненых, было действительно выгодно всем.

Игорь обратил внимание, что вооруженные люди стоят у одного из входов в торговый центр и придирчиво осматривают тех, кто выстроился в очередь. Кого-то пропускают сразу, кого-то задерживают, кого-то гонят с руганью.

Он подошел ближе.

Охранник, прислонив к стене топорик на длинной ручке, рассматривал хилого паренька с перебинтованной рукой. Бинты — старые, грязные — были намотаны неровно, между витками виднелась чумазая кожа.

— А тут болит? — уточнил охранник, трогая руку парня.

— Да, — отозвался тот.

— Как поранился? Арматура, что ли?

— Ага… Ржавая. — Парень состроил плаксивую мину.

— На меня смотри. — Мужик нахмурился, всмотрелся в лицо парня. — Отвечай честно. Старая рана? Гной был?

— Был, там грязно было. Вдруг заражение? Пропустите…

— И сейчас болит?

— Ага!

— Вот что мы сделаем, — проникновенно сказал охранник. — Ты тут первый раз вроде, хотя… где-то я тебя уже видел… Ну да ладно. В общем, сейчас ты развернешься и пойдешь, козлина, к тому свистуну, который тебе подсказал, что сюда можно на халявный хавчик подрулить.

— Я… не…

Лицо охранника побагровело. Он заорал:

— Пошел вон, гнида! Еще раз увижу, сапог в жопу засуну!

Всей ладонью охранник толкнул симулянта в лицо. Тот отпрянул, оступился и с невнятным вскриком сел на асфальт.

Охранник сделал шаг в сторону и гаркнул, чтобы покрыть всю очередь.

— Этот первый сегодня! Если еще кого-нибудь запалю, церемонии разводить не буду! Зарублю!

Он вернулся обратно, посмотрел на карточку, которую ему протянул очередной «клиент», и пропустил того внутрь.

От очереди тем временем тихонько отпочковалось несколько человек. Видимо, пример «псевдогангренного» был достаточно показателен.

Игорь подошел еще ближе. Встал рядом с охранником.

Тот раздраженно покосился в его сторону.

— Не стой над душой. Чего?

— Ничего, — ответил Игорь. — Смотрю.

— Нефиг тут смотреть.

Морозов проигнорировал грубый тон.

— Чего ему надо было? — поинтересовался он, кивнув на симулянта.

— Понятно чего… — Охранник снова зыркнул на Игоря, но, видимо, не заметив бинтов и прочей симулянтской атрибутики, смягчился. — Лечиться хочет. И жрать.

Он окинул Морозова уже внимательным взглядом.

— Ты, поди, тоже хочешь?

Игорь пожал плечами. Развязал мешочек, достал горсть гороха, кинул пару шариков в рот. Протянул охраннику. Тот хмыкнул, взял одну горошину, пожевал, с трудом проглотил.

— Гадость, но есть можно. — Охранник обернулся, посмотрел внутрь. С кем-то там перемигнулся, кивнул и обратился к очереди: — Перерыв! Ждите.

Очередь загомонила, но негромко.

Охранник топориком припер двери, присел у стены. Игорь устроился рядом.

— Симулянтов полно, — пожаловался охранник. — Бинтов намотают на себя, как на мумию, лишь бы внутрь пролезть. А там прямиком в столовку дуют. Мол, с голоду помираю, а у самих руки так и трясутся. Поначалу еще наркоманов много было, но сейчас меньше: тяжелые долго не живут, а дури-то днем с огнем теперь не найдешь.

— А вы на Врача работаете?

— Я — нет. То есть как… Типа да, но у меня свои ребята, свой босс.

— Я смотрю, тут много таких…

— Порядочно. А ты с какой целью интересуешься?

— Без цели. — Игорь покачал головой. — Первый раз вижу, чтобы люди не вцеплялись друг другу в глотку.

— Ну, в общем, да, — ухмыльнулся охранник. — Тут вроде как перемирие. Врач сказал: если грызню устроим, закроет клинику.

— Решительный мужик.

— Ну да, крепкий. Да и лечиться всем надо. Сколько наших заштопал. Меня вон тоже… — Охранник показал рукой себе на спину. — И тебя подлечит. Но без очереди не пущу! И не думай.

— Да я мимо иду. Мне не надо.

— Ну да. То-то у тебя харя вся перекошенная, — рассмеялся охранник. — Ладно, не серчай…

На площади показалась Полина. Увидела Игоря, махнула рукой. Подошла ближе.

— Ты чего тут расселся?

— О, — хмыкнул охранник, — Полька, а ты чего это? С ним, что ли?

— Ой, а вот тебе какое дело? Папаша выискался! — тут же полезла в бутылку девушка. — Вас таких знаешь сколько, папаш недобитых!

— Ладно, не визжи. — Охранник сморщился. — С тобой свяжешься, так…

— Вот и не лезь! А ты?

— Я, — машинально отозвался Игорь.

— Хорош сидеть — штаны просидишь. Пошли!

— Куда? — удивился Игорь, поднимаясь.

— К Врачу. Он тебя видеть хочет.

Она схватила Морозова за руку, потащила за собой к другому входу. Морозов только и успел на прощанье махнуть рукой обалдевшему охраннику.

Через соседние двери Полину и Игоря пропустили без лишних вопросов.

Внутри торговый центр был перегорожен пустыми стеллажами на несколько секторов. Здесь были холлы, коридоры, приемные, палаты. Там и тут сновали люди в белых халатах.

— Доктора? — вполголоса спросил он у спутницы.

— Типа того. Медики всякие… — Полина шагала быстро, искала кого-то глазами. — Их тут знаешь сколько!

— Сколько?

— Много! — Она схватила одного из проходящий мимо эскулапов за рукав. — Слушай, Хендрик где?

— В пятой…

— Спасибо!

— Да не лети ты так, — попросил Игорь, вертя головой. — Это ж настоящая клиника!

— Клиника-клиника… — Она остановилась и огляделась. Махнула рукой. — Хендрик!

К ним подошел мужчина в халате и шапочке. Пожал Игорю руку, профессионально прищурившись, осмотрел его глаз. Кивнул.

— Полина сказала, что вы ее привели. — У него был почти чистый русский язык. Разве что совсем-совсем легкий акцент. — Хорошо сделали.

— Я бы так не сказал… — нахмурился Морозов. — Скорее, она меня притащила. Я не знал, что кто-то здесь занимается таким делом…

— Делаем, что можем. — Хендрик взял Игоря за локоть, отвел чуть в сторону. — Хорошо, что вы привели девушку. У нее расстройство психики. На улице ее держать нельзя. К сожалению, мы не можем держать ее тут долго. Убегает.

Игорь почувствовал, как брови полезли вверх. Он не нашелся, что ответить, только покосился на Полину. Она совершенно спокойно стояла у стеллажа и на сумасшедшую совершенно не походила. Во всяком случае, пока.

— Таких больных у нас не много. Кого-то держим в клинике, кого- то отпускаем домой, — продолжил тем временем доктор. — Но, сами понимаете, людей не хватает.

— Разве? Снаружи у вас большой штат.

— О, нет. — Хендрик улыбнулся. — Это не наши работники. Сборная солянка. У нас тут демилитаризованная зона. Никаких драк. Сами понимаете, эти люди не совсем подходят для настоящей работы. А чем вы занимаетесь?

Игорь пожал плечами.

— Как и все, наверное…

— Нет, вы не правы. Сейчас люди очень по-разному живут.

— Я за сыном иду. Попробую его найти, а дальше — не знаю, — честно сказал Морозов.

— Хорошо. Далеко ваш сын?

— Нет. Думаю, сегодня…

— Хорошо. Сейчас у меня мало времени. Но я могу вам предложить работу. Хотите?

— Работу? Какую?

— Санитар. Зарплата не очень, но зато без дела не останетесь. — Хендрик опять улыбнулся. — Вам и вашему сыну будет еда и кров. У нас уже сейчас набирается небольшая группа детей наших работников. Думаем организовать что-то вроде школы. Дети очень разные, но надо что-то придумать. Такое время сейчас…

Игорь посмотрел доктору в глаза. Тот выдержал взгляд.

— Ну что, придете? Легкой работы не обещаю, зато будете помогать людям. Мне кажется, вам это нужно. Тут есть разные люди… Очень много травм. Много тех, у кого обострились хронические болезни. Лекарств очень мало. Некоторые медикаменты, конечно, есть, но срок годности… Используем на свой страх и риск.

— Откуда вы все это взяли? Я думал, все сгнило…

— Да-да, — Хендрик кивнул, — все и сгнило. Если бы мы не сумели найти армейский склад, то было бы значительно хуже. Нам просто повезло. Я знаю, что мы единственные, кто этим занимается. Власти больше нет. Что делается в остальной Эстонии, не могу даже представить.

— Я приду. Обязательно, — пообещал Игорь. — Вот только сына найду и вернусь.

— Очень хорошо. — Хендрик протянул ему руку. Игорь пожал крепкую ладонь. — Заодно и с ранами вашими разберемся, уход не повредит. Буду вас ждать. На входе скажете, что к Хендрику Розипуу. Пропустят.

Он кивнул, развернулся и пошел. Игорь окликнул:

— А скажите…

Хендрик обернулся, вопросительно поднял брови.

— Вы и есть Врач?

Тот рассмеялся.

— Врача нет. Это выдумка. Мы все и есть Врач. И вы тоже им станете, если вернетесь.

Хендрик ушел.

— Я вернусь, — тихо сказал Морозов.

Он огляделся. Полины рядом уже не было, но Игоря это не особенно расстроило. Ведь впервые за эти несколько жутких, грязных дней он почувствовал, что у всего вокруг появился смысл.

И у Игоря Морозова родилась надежда…

По мере удаления от клиники пейзаж и люди менялись. Игорь ушел в сторону от «канавы» и почувствовал: тут договор перемирия уже не действует. Его по-прежнему никто не трогал, но смотрели уже иначе. Во взглядах ясно читались страх, ненависть и… голод. Здесь было много целых домов. Почти все многоэтажки стояли нетронутыми, во многих окнах поблескивали стекла. В этих кварталах сохранялась видимость обычной жизни: женщины хлопотали по хозяйству, мужчины расчищали центральные улицы от завалов и ржавых автомобилей. Банды, в основном русскоязычные, старались «держать территорию». Но было видно: централизованной власти тут нет. И единственное, что удерживает местных от того, чтоб не вцепиться друг другу в глотки, это растерянность и страх перед неопределенностью. Может быть, не будь Врача и его клиники, район уже погрузился бы в кровавую анархию. Но клиника была тем, что придавало жизни хоть какой-то смысл. Это, наверное, понимали все.

Когда Игорь подошел к знакомому дому, в груди раненым зверьком заколотилось сердце. Внутри, словно вынырнув из-под толстого зимнего льда, ожили воспоминания, надежды, страхи! Все это долго удерживалось там, скованное, вмерзшее в холодную воду. С хрустом взломав корку, оно выплеснулось и обожгло!

Морозов вспомнил, как ходил в этом дворе по кругу с коляской, из которой на него смотрели внимательные, темные глаза. Эти глаза молча, как совершенно другую реальность, разглядывали незнакомый мир. Он вспомнил, как носился по квартире, от окна к окну, с маленьким кулечком на руках, а проклятая неотложка все не ехала и не ехала! Как держал худенькую ручку у врача на прививке и шептал потом в приемной что-то нелепое и успокаивающее. Вспомнил жену, которую все же любил. С которой при этом ругался, громко, размашисто. И тещу вспомнил, кремень-тетку, с которой можно было оставить ребенка безо всяких сомнений. Даже дружбанов своих вспомнил, с которыми пил пиво первый раз, вот в этом подвале, холодном и сыром. Как блевал потом — куда уж без этого… Как за девчонками бегал…

Тут прошла его жизнь: та самая, которая настоящая. Прошла и кончилась. А то, что происходило последние годы — и жизнью-то вроде нельзя было назвать. Так, мутный поток, который завертел, понес, словно щепку. Швырял на камни, бил о дно, да так ловко, что вымело из души все то, что было важно когда-то.

— Господи… — сорвалось с губ Игоря, когда взгляд рефлекторно отыскал нужную квартиру на пятом этаже. Из окон кухни замытыми черными языками высовывалась копоть давнего пожара. — Господи!

Морозов бросился в подъезд, рванул ручку. От него с криком шарахнулась в темноту чья-то тень, он не притормозил, не обернулся. Побежал наверх, прыгая через две ступеньки! Быстрее, еще быстрее! Прошиб пот, тяжело закололо в правом боку…

Еще пролет! Скорей!

Игорь отпихнул стоящего на площадке человека, даже не разглядев его, толкнул плечом ветхую дверь квартиры. Она распахнулась.

Пусто!

— Андрюша! Дарья Тимофеевна!

Пахнет! Плохо пахнет в квартире! Плохо!

Игорь кинулся в спальню. Большая тещина кровать, вздувшаяся серая вата, плесень одеял, черные мокрые пятна на потолке, висит ушами спаниеля штукатурка. И маленькая кроватка рядом. Почти целая, почти нормальная, почти, почти почти!

— Андрюша!

Игорь метнулся обратно. Туалет, ванная, коридор, большая комната…

Выставил пинком дверь.

— Дарья Тимофеевна!

Диван, все перевернуто, выбитые окна…

Еще одна комната. Маленькая, метров двенадцать, когда-то они жили тут с женой… Стереосистема, видик, телевизор с мутным экраном…

Прочь!

Кухня…

На пороге кухни ноги Игоря ослабли. Он оперся на косяк, но не удержался и сполз вниз, в желудке образовалась опасная пустота.

Черный потолок, гадкий, тяжелый запах старой, застоявшейся гари и еще чего-то, особенно мерзкого. На полу — кости. Спекшаяся в ком из пластика и железа плита, прогоревшая до раковины столешница, обрушившиеся шкафчики, осколки посуды. И кости… кости…

— Господи…

На ногах у давно обгоревшей и истлевшей мумии дико смотрелись бесформенные оплавленные комки резиновых домашних шлепанец. Синие, с никелированными пряжками.

Теща. Дарья Тимофеевна. Кремень-женщина…

Сгорела.

Давно сгорела…

Морозова вырвало. Он отполз подальше от порога кухни. Прислонился к стене и, тяжело дыша, уставился в темный закопченный потолок.

Ребенка нет.

В глубине души Игорь ожидал подобное. Но не был готов столкнуться с таким кошмаром в реальности.

Лицо онемело. Морозов провел ладонями по небритым щекам. Сколько же времени прошло с тех пор, когда он проснулся на корабле? Неделя? Он спал, шел, ел. Что-то происходило. Снова спал. Дрался. Бежал. Часы, минуты, дни — все это утратило смысл.

Игорь повернул голову и увидел часы.

Теща сама вешала их на стену, туда, где циферблат был виден почти из любой точки квартиры. Шесть пятнадцать. Когда они остановились? Когда села батарейка? Когда Дарья Тимофеевна догорала на кухне? Когда Андрюшка…

Игорь запустил пальцы в волосы, сжал ладони.

— Где искать?

Входная дверь заскрипела, приоткрылась. В образовавшуюся щель протиснулась косматая физиономия.

— Эй, мужик… Эй… Ты где?

— Тут, — отозвался Морозов.

Косматая голова повернулась в его сторону.

— О! Мужик, ты чего тут? Кипеш какой?

Голос показался знакомым.

— Дядь Толь? — спросил Игорь.

— Ага, ага… — Дядька протиснулся внутрь. Косматый, нечесаный, с сединой в черной бороде. На ногах шлепки, на плечах серый пиджак с порванными карманами. — А ты кто такой?

— Игорь я, дядь Толь…

Дядя Толя был синяком. И казалось, будто вся та спиртовая дрянь, которую он в себя вливал, влияла на него только положительно. Дядя Толя будто бы законсервировался в одном возрасте и состоянии. Когда Игорь был маленьким, дядя Толя был такой же, грязноватый, замызганный, вечно пьяненький. Работал он то ли слесарем, то ли сторожем. Потом Игорь подрос, а дядя Толя все оставался прежним. Не старея, не меняясь, не умирая, хотя по всему выходило, что у него давно должна была отвалиться печень, желудок, сердце, почки и легкие, потому что дядя Толя еще и курил. С приходом независимости для дяди Толи изменилось только одно: он окончательно скатился на дно социальной лестницы. Потерял работу, квартиру. Переселился в подвал, где его поддерживал местный управдом, доверяя работу дворника. Все остальное было по-прежнему: одеколон, дешевая водка, дружбаны-синяки. Вечно приветливый, улыбающийся из недр косматой бородищи, дядя Толя был одним из столпов мироздания.

— А, Игорек! Ты чего тут? А? Был-то где?

— В Финке был, дядя Толя. Работал.

— Ой, работа эта, кипешное дело, пустое. Всех денег-то и не заработаешь. — Он присел рядом с Игорем на корточки. Сурово пахнуло немытым телом.

— Мои где? Не знаешь?

— Твои. Ну, Дарья-то… вон как… Видал?

— Видал.

— А Андрейка твой у соседки… Ты куда? Эй! В подвале они хоронятся, в подвале! От дурной. Узелок забыл…

Дядя Толя посмотрел вслед убежавшему Игорю, взвесил на ладони узелок. Потом, воровато озираясь, развязал ткань. На свет выкатилась бутылка кагора.

— От те нате, — хмыкнул он, облизнувшись. — Подгон босяцкий…

Соседка Мария Оттовна была женщиной одинокой и, что называется, с прошлым. Первый супруг ее, подводник, бравый мужчина, сгинул во время очередного похода. Почему и как, никто не знал. Мария Оттовна вышла замуж повторно уже во времена независимости, за рыбака. Родила двух детей. Но море и на этот раз оставило ее без мужчины. Второй муж застудился во время лова, лечился, по традиции, спиртом и помер, отравившись паленой дрянью. Не приходя в сознание. У Марии Оттовны остались двое детей, лет семи-восьми. Чтобы их хоть как-то прокормить, она работала на трех работах, получала все равно мало. Рано состарилась. И когда все заснули, а некоторые проснулись через много лет в неузнаваемом мире, для нее мало что изменилось. Заснула, проснулась, стала жить дальше. Женщину заботили только она сама, ее собственные дети… Да еще один. Приемыш, которого она нашла рыдающим рядом с ветхими останками его бабушки…

Сейчас этот парень висел на шее у пропавшего и нашедшегося отца.

Рыдали оба.

А Мария Оттовна всхлипывала, глядя на них, и утирала сухие глаза платком. По привычке. Все слезы она выплакала давным-давно.

Жила Мария Оттовна в подвале, по соседству с дядей Толей. По ночам с улицы часто доносились крики. Люди пропадали. По дворам рыскали страшные люди с ножами, жадно высматривающие… Что? Мария Оттовна боялась даже думать об этом.

Она хорошо знала травы. Днем выбиралась и собирала вершки- корешки, обильно росшие в округе. Вываривала из них «летние щи», как она называла ту странную бурду, что у нее получалась. Дядя Толя навострился ловить мелкую живность. Добычей делился только со своей нечаянной соседкой.

О будущем Мария Оттовна, как и большинство жителей Таллинна, не думала. Ей и без этого хватало забот. Только изредка она с содроганием вспоминала о будущей зиме, охала и крестилась…

Андрюшка отца узнал сразу. Наверное, тем особым детским чутьем, каким определяется родитель — в каком бы виде он не явился. Игорь был небрит, лохмат, грязен, оборван, весь в синяках и ссадинах, но все равно это был папа. Единственный важный человек в жизни. Все остальные были как бы не в счет, шли фоном…

Морозов осторожно обнимал худенькое, легкое существо, прижимался лицом к его волосам, вдыхал его запах. И вздрагивал от странного, убийственного чувства, которое неожиданно поселилось в груди и начало распирать, расти… Это был новый страх.

Раньше ему было все равно: умрет или нет, что будет есть, где будет спать. Теперь все стало иначе. Резко! В один миг! Теперь крайне важно стало находить нормальную еду, ночлег, хороших людей. Потому что рядом трепетала маленькая, восторженная, настоящая жизнь, за которую он, Игорь Морозов, был в ответе. Перед кем? Не понятно. Перед собой, наверное…

Еще был стыд. Давящий и жгучий, разъедающий сердце. Стыд за то, что он, здоровый мужик, шлялся черт знает где, а тут его ждал ребенок! Плакал, надеялся, звал…

Морозов возненавидел себя за это.

Он обнимал и прижимал теплое существо, вдыхал родной запах и знал, что теперь просто обязан делать все по-другому…

Когда первый вал эмоций, наконец, стих, Игорь осмотрелся.

Подвал не сильно изменился за прошедшее время. Все было по- прежнему: сыро, холодно, пыльно, сумрачно. Только никто не чинил лопнувшие водопроводные трубы и не воняло канализацией. Узкое оконце по случаю солнечного дня было распахнуто настежь, в подвал вливалось тепло и запахи трав.

Двое соседских парнишек, Коля и Олег, смотрели на Игоря со смесью испуга и интереса.

— В подвале, значит, обосновались, — сказал Морозов, улыбнувшись Марии Оттовне.

— Так ведь спокойнее тут, — ответила она. — У нас как? Кто где пристроился, тот там и живет.

В проходе послышались шаги. В помещении возник дядя Толя.

— Ты это, Игорек… узелок-то оставил. — Он протянул котомку Морозову Смущенно кашлянул. — Там бутылка была, я того… отпил чуток. Не в обиде?

— Да хоть всю, — махнул рукой Игорь.

— Одному как-то нехорошо. — Косматый дядя Толя вытащил ополовиненную бутылку. Поставил на столик. — Давай, Марья, стаканы что ли.

Мария Оттовна засуетилась, принесла желтые пластиковые стаканчики. Расставила. На фоне грязно-серой столешницы они смотрелись ярко и празднично.

— И нам тоже, — подал голос Коля.

— Это для взрослых, — проворчала Мария Оттовна. — Хотите водички?

— Все время водичку, а я соку хочу. — Олег надулся.

— Нет соку, где ж его взять. Возьми яблочко… — Она протянула пацану мелкую ранетку с красным боком.

Олег взял с недовольной миной.

— И мне!

— И мне!

Андрюшка и Коля тут же вытянули руки. Получили свою долю и захрустели.

Дядя Толя с профессионализмом алкоголика разлил кагор поровну, миллиметр в миллиметр.

— Ну, давайте, что ли… — с подзабытым тоном даже не сказал, а прошептал он. — Вздрогнем. Так сказать, за восстановление семьи.

Игорь заметил, как мелко задрожал стаканчик в его сухой руке.

Выпили. Кагор был сладким и крепким. Сразу ударил в голову. Игорь почувствовал, что хмелеет, расслабляется.

Несколько минут они разговаривали ни о чем и обо всем сразу. Дядя Толя изрядно повеселел. Мария Оттовна словно бы похорошела…

— Пап. — Андрюшка дернул Игоря за рукав. — А ты мне чего-нибудь привез? Ну, вкусненького.

Игорь вздрогнул, будто просыпаясь. Развязал котомку, протянул сыну остатки гороха.

— Вот, пока только это…

— Горошек! — Дети как воробьи налетели на «угощение». — Вкусно!

— Не угадаешь, что им нужно, — вздохнула Мария Оттовна. — Сто пятниц на неделе.

— Спасибо, что приютили Андрюшку, — искренне сказал Морозов.

Она отмахнулась.

— Где два, там и три. Не бросать же. Тут такое творилось…

— Ну, ладно тебе, — легкомысленно перебил дядя Толя. — Вспомнила тоже. Мало ль чего было. Сейчас вот устаканилось, и ладно.

— Да где ж устаканилось? — Мария Оттовна нахмурилась. — Каждый день что-нибудь происходит. Соседи, как в себя пришли, так сразу из города убежали. И Ильмар, и Тойво с семьей. Помнишь их, Игорь?

— Более-менее. — Эстонских соседей Морозов помнил плохо. Русские и эстонцы даже в одном доме жили, как в разных мирах, пересекаясь только на лестничной площадке, чтобы коротко кивнуть друг другу. Но Мария Оттовна, будучи по отцу эстонкой, хорошо общалась и с теми, и с другими. — Вот Карела помню. Он же председателем товарищества был, да?

— Да-да. Тоже уехал… Ну, то есть, ушел. У него дочка пропала в первый же день. Помнишь, красавица была такая… ой, жалко…

— Ладно тебе причитать, — пробурчал Толя. Он уже клевал носом с непривычки. — Может, жива. Может, нашел он ее…

— Да какое там нашел, что я дурочка, что ли. Ты уж лучше помолчи! Несешь что, сам не знаешь! Нашел он ее, как же.

— Всё-всё, молчу-молчу.

Мария Оттовна покачала головой. Продолжила:

— А нам куда бежать было? Некуда. Хуторов нет, родни нет. Вокруг — зверье. Мы сначала все по магазинам… А там пусто! Ну, кто половчее, вперед прочих успел урвать консервов каких. А другим-то шиш с маслом остался. Драки начались. Что творилось, не передать! По квартирам шастать начали. Я сразу в подвал. Вон с Тол и ком скооперировались. Держим тут оборону.

Дядя Толя показал в угол, где стояло несколько кусков водопроводной трубы с косыми, острыми срезами. Такой ткнуть в брюхо — мало не покажется.

— Ничего, — с пьяноватым бахвальством произнес он, — проживем как-нибудь.

Игорь подумал, что это нехитрое правило сопровождало дядю Толю всю его жизнь и, можно сказать, ни разу не подвело.

Дети шмыгнули в коридор и принялись кидать камешки, стараясь попасть в ржавую железку, висящую под потолком.

— Их вот жалко, — вздохнула Мария Оттовна, глядя на ребятишек.

— Ой, да ладно тебе… — начал было дядя Толя, но она в раздражении отвесила ему подзатыльник.

— Молчи уже, попугай! Не зли меня. Не понимаешь ничего, а все говоришь. Что вон ему делать теперь с пацаном? А? Тут и есть нечего, и жить негде. А ты все болтаешь невесть что!

Мария Оттовна искоса посмотрела на Игоря с как: им-то особенным выражением лица, смысла которого Морозов не? понял. Спросила:

— А ты где был? Что видел?

— Везде примерно одинаково, — признался Игорь- И в центре. города, и в порту. Разруха. Голод. Жрут друг друга.

— Как это, жрут? — осторожно спросила Мария Оттовна.

— В прямом смысле. — Игорь покосился в сторону детей. — Жрут.

— Не может быть! — Мария Оттовна прижала руки к груди.

Жест этот показался Морозову наигранным, неестественным.

— Ой, ладно… Может, я ж говорил тебе… — попытался вклиниться дядя Толя, но получил очередной тычок и заткнулся.

— Не верю я, ерунду ты говоришь, — сказала Мария Оттовна и отвернулась. — У нас говорят, что в других странах по-другому. В Финляндии и в России вроде лучше.

— Там кто-то был? — поинтересовался Игорь.

— Говорят, был.

— Говорят много чего. Мне б поболтать с кем-нибудь, кто там был, — вздохнул Игорь. — А таких я пока не видел. — Он помолчал. — Вот клиника тут рядом, это дело.

— Да ерунда это всё. Еды нахватали и не дают никому. — Мария Оттовна сморщилась, как печеное яблоко. — Сидят там, как куркули.

— Они больных кормят.

— Так уж и больных. Я ходила, мне не дали.

— Ты ж здоровая, — подал голос дядя Толя, предварительно отодвинувшись на безопасное расстояние. — Что им твой артрит?

— Заткнись! — огрызнулась Мария Оттовна. — Прямо достал уже! Лежишь целыми днями тут. А я по полям шастаю, с травками этими колдую, будь они прокляты. Горбатишься на вас, горбатишься, а даже благодарности нет никакой. Что вот ему делать? Где он жить будет? Что есть? Тебе-то все равно, а у него теперь ребенок на руках. У нас- то места нет. Что ему делать?

— Да проживет как-нибудь… — затянул старую песню дядя Толя.

Игорь поймал на себе очередной косой взгляд соседки и вдруг понял его значение.

Мария Оттовна ждала от него ответа на вопрос, за которым скрывался самый обыкновенный страх. Она очень не хотела, чтобы в их компании появился лишний рот. В то, что выжить проще гуртом, она не верила. Каждый, кто приходил в этот подвал, стремился не принести что-то свое, а наоборот — отнять. Мария Оттовна не верила людям, боялась их. Потому и спустилась в подвал, спряталась в нем. От людей, от сложных вопросов, от мира вообще. Игорь, пришедший снаружи, для нее был очередным лишним ртом.

— Я… — Морозов прокашлялся. — Вы не волнуйтесь, я знаю, куда пойти. Перекантуюсь у вас денек-другой, а потом уйдем мы с Андрюшкой…

— Ой, как жалко, — фальшиво выдала соседка. — Мальчики так друг к другу привязались.

Это, впрочем, вполне могло быть и правдой.

Перед тем, как остатки кагора и травяной супчик окончательно разморили его, Игорь узнал много нового про свой, когда-то не то чтобы благополучный, но обычный и понятный район.

Тут уцелело немало людей. Многоэтажки лепились здесь одна к другой, плотность населения была высокой. Панельные дома оказались достаточно прочными. Конечно, случались пожары, куда-то ударила молния, где-то провалилась крыша, но в целом — разрушений было немного…

А вот с человеческой точки зрения картина складывалась не радужная.

Люди в один миг очнулись в мире, где нет электричества, техники, канализации и товаров в магазинах. Зато есть трава, проросшая на дорогах, лес вместо парковой полосы и собаки, превратившиеся из лучших друзей в страшных и жестоких хищников.

За первые дни многие из тех, кому довелось проснуться, погибли. Кто-то свихнулся и покончил с собой, кого-то разорвали собаки, кто-то отравился неизвестными ягодами. А кого-то убили соседи… В ситуации, когда власть кончилась, неожиданно остро всплыли на поверхность старые обиды. Всплыли и обернулись ненавистью.

Оставшимся в живых тоже пришлось несладко, и некоторые из них начали завидовать мертвым.

Когда прошел первый хаос, люди поняли: мир изменился раз и навсегда. Сначала еще ждали, что восстановится власть, объявится правительство, полиция или,на худой конец, поступит иностранная помощь. Но ничего этого не произошло.

И первыми это поняли эстонцы. Едва ли не в один день все, кому было куда бежать, ушли из города.

Среди прогнивших в сыром балтийском климате машин, разрушающихся домов и озверевших мародеров остались те, кому идти было некуда. Люди начали стихийно объединяться вокруг неформальных лидеров. Такими лидерами зачастую по иронии судьбы становились бывшие отверженные — уголовники. В микрорайонах образовались банды, но до повального каннибализма дело не дошло. Среди проснувшихся нашлось немало рыбаков и охотников. Но хоть дичи в лесах и парках было достаточно, еды не хватало. А рыбный промысел еще толком не был налажен. Люди собирали ягоды, орехи, коренья. Появились охотники за человечиной, но, скорее, как исключение из общего правила.

Центром цивилизации была клиника. Команда докторов сумела в короткие сроки организовать работу, нашла понимание среди лидеров наиболее мощных банд и с их помощью взяла под контроль здание торгового центра. Клиника одним своим существованием напоминала людям о том, что они все-таки еще не животные. Что они могут и должны поднять одряхлевший мир. Прежде всего — в самих себе, чтобы не оскотиниться, не озвереть. Как это случилось в других частях города, Игорь видел своими глазами.

Наверное, именно наличие цивилизованного центра позволило Игорю беспрепятственно пройти через район. Странников тут не трогали. Присматривались.

Впереди была зима. И дальновидные люди понимали, что для значительной части выжившего населения она окажется последней. Холод и голод решат судьбы многих. Выживать в экстремальных условиях умеет далеко не каждый: тот, кто слабее, обречен.

К зиме каждый готовился по-своему. Игорь видел, как целыми командами жильцы обдирают свои дома, сваливая и сортируя во дворах разномастные дрова. Обломки мебели, строительный мусор, паркет — всё, что может гореть. Некоторые пробовали из кирпичей и глины мастерить печи.

В основном, люди селились на первых этажах и в подвалах. Большие оконные проемы закрывали — где кирпичами, где пластиком. Оставляли только форточки для вентиляции и света.

Вечером жизнь замирала.

Мария Оттовна говорила, что ночью хищники ходят. Волки. Те, кто уходил от дома в сумерках — исчезали. Животные были тому виной или нет, неизвестно.

Когда Игорь спросил, кто что думает о причинах случившегося, Мария Оттовна только рукой махнула, а пьяненький дядя Толя рассказал, что в соседнем доме есть профессор, мужик умный, который говорил, будто бы время в одну секунду ускорилось во много-много раз. Только непонятно, почему никто не состарился.

Еще ходили слухи, что всех людей похитили инопланетяне для опытов. Но никто не мог объяснить, где же тогда сами инопланетяне. Ну и, естественно, говорили про божью кару, апокалипсис, конец света. Здесь расходились детали: одни утверждали, что конец света уже наступил, а другие, что только готовится.

Одним словом, никто толком ничего не знал и не понимал. Все просто пытались жить и выживать. Как всегда…

Когда начало темнеть, Игорь вышел на улицу. Андрюшка выскочил за ним, схватил за руку, прижался.

В воздухе звенели комары. В небе застыли воздушные перистые облака, подсвеченные густым красным закатом.

Игорь присел, чтобы оказаться на одном уровне с сыном.

— Ну, как ты тут?

— Нормально, — детским басом прогудел мальчишка и пристроил голову Морозову на плечо. — Только грустно очень. И бабушки нет.

Игорь почувствовал, как немеет язык.

— Бабушки теперь нет.

— Что с ней случилось?

— Бабушка… — Морозов попытался подобрать слова. Но ведь Андрюшка, со слов Марии Оттовны, все видел. Врать не имело смысла. — Бабушка умерла.

— Совсем? — Андрюшка отодвинулся и посмотрел Игорю в глаза.

— Совсем, — ответил он.

Ребенок вздохнул и снова пристроился на плече. Пробубнил:

— А ты не умрешь?

— Я постараюсь не умереть.

— Ты постарайся.

Некоторое время они молча смотрели на погружающиеся в темноту дома и дворы. Там и тут горели костерки. Люди готовили еду, грелись. На ближайшей крыше виднелась одинокая фигурка часового: местная банда наблюдала за окрестностями.

— Мы с тобой завтра уйдем, — сказал Игорь тихонько.

— Куда?

— В больницу. Там много людей, хороших и добрых. Я там буду работать. А ты будешь играть с другими детьми.

Андрюшка помолчал.

— Ты уедешь?

— Куда? — удивился Игорь.

— Не знаю. Работать.

— А… — Морозов догадался, что для ребенка слово «работать» означало только одно: папа уезжает. — Нет-нет, я буду рядом работать.

— Тогда хорошо. — Андрюшка зевнул.

Игорь привалился спиной к стене, посадил сына на колени. Мальчик сложился в уютный клубочек, поджал ноги, устроил голову у Морозова на груди.

Оба молчали.

Через некоторое время ребенок заснул, дыхание сделалось спокойным, ровным. Боясь его разбудить, Игорь сидел не шевелясь. Спина затекла и ныла.

Выбравшийся на улицу дядя Толя накинул на обоих старое дырявое одеяло, пахнущее сыростью. Морозов благодарно кивнул.

— Эх. — Дядя Толя пристроился рядом. Сунул в рот травинку. — Куришь?

Игорь мотнул головой.

— А я вот мучаюсь. — Дядя Толя сложил пальцы, будто бы держа воображаемую сигарету, поднес к губам. Втянул воздух. — Эх и хочется курить. Курил бы и курил… По водке не так скучаю, как по куреву. Раньше с Марьей бродил по полям, махорку дикую искал или коноплю. Так не растет, кудрявая.

— Сигареты могли сохраниться, если запечатанные, — сказал Игорь.

— Какое там… Я первым делом ларек рванул потрошить. Труха. И бумага и табак, все вперемешку. Собрал, конечно. Да толку-то.

— А водка? Тоже в труху?

Дядя Толя крякнул.

— Не, водку расхватали раньше. Там такая суматоха была, что не подойти. У кого пистолеты были — размахивали. — Он засмеялся хриплым, квохчущим смехом. — Боялись сначала все, а когда стало ясно, что пульки отсырели, этих стрелков недоделанных тут же по асфальту раскатали.

— Да уж… — Игорь прикинул, что несчастных владельцев огне- стрела убивали с особым цинизмом. За страх. — Пульки, значит, отсырели.

— Ага, там же хранить по науке надо. И все такое прочее. — Дядя Толя покрутил пальцами в воздухе, изображая, видимо, это самое «прочее». — А там и механизм ржавый, и порох того… Помню, сержант наш так и говорил, вы, мол, все такое прочее и не думайте…

— Дядь Толь!

— А?

— Ты ж не служил.

— Ну, — он пожал плечами, — может, и не служил, что ж с того?

Игорь усмехнулся.

— А может и хорошо, что пульки отсырели, а? Как думаешь, дядь Толь?

— Оно, конечно, лучше. Стрельба-пальба, грохот. К чему это все? Вот еще б и ножи сгнили, так вообще хорошо было бы.

— Палки останутся.

— Да. Палки, кулаки. А если руки за спиной связать, так будут кусаться. Вот человек — скотина, а?

Игорь не ответил.

На руках у него спал ребенок. И несмотря на все ужасы мира, грязь, мерзость и человеческую злобу, не хотелось думать о том, что этот мальчик с возрастом превратится в жестокую скотину. Не может так случиться… Не должно!

Морозов закрыл глаза.

— А помнишь, ребята в подвале магазин держали? — Дядя Толя пользовался возможностью поболтать.

— Это которые?

— Компьютеры у них были. Ходили, такие патлатые…

Игорь смутно припомнил, что в соседнем дворе действительно обитали асоциальные элементы, в подвал к которым все окрестные бродяги тащили всякий электронный хлам, найденный или украденный. «Патлатые», как назвал их дядя Толя, этот хлам ремонтировали или разбирали, а то и просто кидали в общую кучу. Потом продавали. Тем и жили. Ребята были идейные, днюющие и ночующие в своем электронном подвальчике.

— Припоминаю, — признался Морозов.

— Во! — Дядя Толя показал большой палец, видимо, характеризуя таким образом историю, которую хотел рассказать. — Когда стало ясно, что электричество кончилось, один сгинул, а второй головой заболел. Все свое барахло — а там полный подвал был — втащил на девятый этаж, а оттуда на крышу. Орал, телевизорами швырялся, компьютеры кидал вниз. А следом и сам сиганул… Так-то. Представляешь?

Игорь промолчал.

Он представлял. История была жуткая, как, впрочем, и всё вокруг.

Дядя Толя тоже замолк. Сообразил, наверное, что радоваться тут совершенно нечему.

Так они и сидели, пригорюнившись. На небе загорались звезды. По-деревенски яркие, колкие, чистые. Городской смог больше не мешал им мерцать. Не мешал и погибший свет фонарей.

Закат еще теплился большим бордовым костром, а из-за горизонта уже медленно наплывали пузатые темные тучи.

— Я, пожалуй, спать, — пробурчал дядя Толя. Поднялся на ноги, поежился, встряхнулся и ушел в подвал.

А Игорь все сидел, глядя вверх и прислушиваясь к тихому сопению ребенка на руках. Андрюшке стало жарко, он разметался, выпростал из-под одеяла руку. Морозов хотел было поправить, но мальчишка заворочался, что-то замычал во сне.

В конце концов, Игорь тоже прикрыл глаза, чувствуя, как уплывает в бездонную пропасть мир…

Ему снилась Лена. Та, прежняя. В прошлом мире, где машины ездили по улицам, а сами улицы не были похожи на заброшенные лесные тропы. Они вместе с ней бежали куда-то, но не прятались, не спасались, а просто так, от радости и счастья. Смеялись, держась за руки. И все бежали, бежали. А потом запрыгнули на ходу в большой оранжевый автобус, который, надсадно рыча двигателями, пополз в гору — такую крутую, что стоять на полу стало совершенно невозможно. Игорь и Лена, смеясь, вывалились из распахнутого окна и полетели…

Когда случилась беда, Морозов спал.

Спал и Андрюшка, прижавшись к отцу.

Спала Мария Оттовна, спал дядя Толя.

Спали дома, дворы, районы…

Проснулись все в один момент, когда огромный, напряженный пузырь вдруг лопнул с оглушительным грохотом и озарил набежавшие низкие тучи ярким пламенем!

Игорь вздрогнул. Подскочил. Прижал к себе вскрикнувшего ребенка и заметался в поисках укрытия. Спросонья он совершенно не понимал, что происходит, не знал, куда бежать. Ему казалось, что грохот наваливается отовсюду, разрастается, длится невероятно долго — будто он вдруг случайно оказался рядом со стартующим реактивным самолетом.

На самом деле ахнуло только один раз. Сильно, мощно, зло! Вдалеке, за домами, к небу взметнулся столб пламени и дыма с пылью.

Вокруг закричали люди. А потом началось что-то уж совсем невообразимое… Издалека, оттуда, где рвануло, донеслось стрекотание. Автоматная стрельба. В мире, где верхом оружейного дела была обрезанная наискосок труба, где вооруженный тесаком человек мог считать себя господином всея и всех, этот звук был чем-то из области фантастики. Ведь пульки-то, черт их дери, отсырели!

Ан нет! Не отсырели у кого-то пульки. И сейчас этот кто-то щедро рассыпал их, будто ядовитые семена чудовищного растения.

Снова бухнуло. Но уже глуше, чем в прошлый раз.

И снова, и еще…

Будто бы в ответ на эту наглую, беспардонную стрельбу, откликнулось небо. Белая, ослепительная молния перечеркнула потемневший в одно мгновение мир. Как отрезала! А следом за ней с шипением и грохотом разорвались тучи, и на ошарашенных людей обрушился гром, одним ударом перекрывший все прочие звуки.

Шарахнуло совсем близко…

Игорь видел, что Андрюшка кричит, но не слышал. В ушах стояла невероятная, звенящая тишина! И, как в театре абсурда, в этой тишине он прижимал к себе ребенка, глядя как выбегают из домов люди, как сталкиваются друг с другом в темноте. Как люди мечутся, куда-то бегут. Несут факелы, и пламя отражается в безумных глазах.

А небо снова и снова наискось перечеркивает все творящееся на земле.

Слепит, глушит и давит.

Кто-то потрясает ржавыми железками, мня их в глупости своей за оружие, кто-то истово крестится неведомо на что.

Но небу наплевать на эту суету. Оно все лупит и лупит из своих орудий.

И вот сквозь этот, казалось бы, непроницаемый грохот начинает вновь пробиваться злая, рваная автоматная канитель…

Как и началось, кончилось всё в один миг.

Замерла гроза. Взяли передышку гром и молния. Стихла стрельба. А на землю обрушился тяжелыми каплями проливной дождь.

Игорь с Андрюшкой спустился в подвал. Мария Оттовна сидела в углу, крестилась и бормотала себе под нос. Дядя Толя растерянно глядел на Морозова со своей лежанки. А Колька с Олегом, растирая по чумазым лицам слезы, кинулись к Андрюшке.

Игорь обнял всех троих. Усадил на трубы.

Мальчишки дрожали, а Морозов что-то говорил. Успокаивающее, монотонное, во что сам не верил, но знал, что так принято говорить, когда разговариваешь с перепуганными детьми.

Это сработало. Ребятишки успокоились и теперь просто сидели рядом, как цыплята на жердочке.

В подвал с журчанием текла дождевая вода.

— Вас вообще не топит? — просто потому, что надо было что-то сказать, спросил Игорь.

— Хрен его знает, — ответил дядя Толя. — Раньше не топило. А как сейчас, хрен его знает.

— Вот и проверим, — кисло улыбнулся Морозов.

Внезапно на него набросилась Мария Оттовна. Резко и беспощадно.

— Проверяльщик нашелся! Что ты приперся? Что ты тут сидишь?! Иди давай! В клинику свою! К черту на кулички! И нечего на меня пялиться! Дырок не выглядишь, здоровей видали! Забирай своего и дуй на все четыре стороны! Заботничек нашелся! Проверяльщик! Томит, не топит! Даже если топит, наше все, понятно? Чужих не звали!

— Да ты чего, Марья? — попытался остепенить взбесившуюся женщину дядя Толя, но та ничего не желала слышать, а все орала и орала, словно выплескивала мутную черную желчь, накопившуюся за всю жизнь.

Андрюшка испуганно прижался к отцу. Коля и Олег отбежали в дальний угол.

Сам Игорь терпел сколько мог. Потом набрал в грудь побольше сырого воздуха и гаркнул так, будто кричал что-то своему напарнику на соседнюю крышу:

— Да заткнись ты, дура!

Вмиг стало тихо. Даже дождь, казалось, стал барабанить не так зло.

— Не засижусь я у вас, — сбавив обороты, сказал Игорь. — Завтра и уйдем. Понятно?

Соседка хмуро пробурчала что-то. То ли соглашаясь, то ли все еще злясь. Игорь ее понимал. Сейчас, наверное, не было в Таллине человека, на которого не давил бы страшный гнет происходящего абсурда.

— Всё, спать давайте, — решил Игорь устало.

Он лег, где сидел, на трубы. Примостил рядом на свернутое одеяло сына. И вскоре задремал…

Всю ночь барабанил дождь, к утру сменившись мелкой, нудной моросью.

В этом сыром тумане расплывались контуры домов и деревьев, все казалось зыбким, нереальным. Люди не спешили выползать из убежищ…

Игорь проснулся и долго сидел, пытаясь согреться и прийти в себя. На своей лежанке глухо храпел дядя Толя. Марии Оттовны в подвале не было, ушла куда-то засветло. Ее мальчишки спали, обнявшись под большим покрывалом. Андрюшка тоже спал.

Морозов наклонился к нему, прошептал на ухо:

— Я отойду и вернусь, хорошо?

Ребенок что-то пробурчал и завозился под одеялом, но вскоре успокоился.

Игорь накинул плащ, порадовавшись, что у этой брезентовой бандуры есть капюшон. Вышел на улицу. Противная влажная взвесь тут же охватила его, стала сочиться за ворот и в рукава. Неприятно постреливал нерв под глазом, голова после ночной канонады была тяжелой, мутной. Казалось, что туман, опустившийся на город, прятал в себе не только улицы и остовы машин, но и мысли, и чувства. Туман притуплял эмоции.

Игорь огляделся и пошел туда, где вчера взрывалось и горело. В животе было пусто, но не от голода, а от предчувствия какой-то неминуемой, страшной беды.

Он пробирался мимо дворов, которые было не узнать в утренней мгле. Испуганно шарахался от уродливых корявых теней, в которые туман превратил редких прохожих.

Но даже эта мокрая простыня не могла заглушить запаха…

Гарь. Тяжелая, душная, несмотря на прохладу.

А еще пахло чем-то забытым. Резкий запах будто впитался в туман, пронизал его и теперь разъедал ноздри.

Чем ближе приближался Игорь к центру ночной шумихи, тем сильнее становилась вонь. Туман сменился дымом…

Здесь не было людей. Даже тех редких прохожих, что встречались у их дома. Тут будто вымерло все.

Разбежались? Убиты?

Морозов сознательно свернул с дороги, зашел осторожно во двор. Увидел давно прогоревшее кострище на том месте, где когда-то была песочница.

Тут жили.

— Эгей! — крикнул Игорь. — Эй! Есть кто живой?

В тумане его крик прозвучал глухо.

Где-то тихо капала вода.

Игорь подошел к кострищу. Под ногу попался брошенный котелок. Какие-то тряпки. Хорошо сохранившиеся высокие ботинки с крепкой шнуровкой, по нынешним временам — сокровище.

— Эгей!

Снова нет ответа. Морозов подобрал ботинки, связал шнурки, перекинул через плечо. Направился к ближайшему подъезду.

— Эг…

Крик застрял в горле.

В белесой пелене наметился темный силуэт. Руки, ноги… И нелепо свесившаяся на бок голова.

Игорь зажмурился, стиснул зубы так, что хрустнуло в челюсти.

Подошел ближе.

Повешенный был мужчиной. Вывалившийся язык, выпученные глаза. Его повесили на петле-удавке, самой простой и самой мучительной. Наверное, долго хрипел, царапая горло и дрыгая ногами…

С дерева с карканьем сорвалась ворона. Игорь вздрогнул. Мертвец медленно повернулся вокруг оси, словно отворачиваясь от Морозова.

— Твою мать…

Игорь сделал несколько шагов к подъезду, но там столкнулся с еще одним трупом.

Женщина. Ворох юбок, грязные босые ноги неестественно подвернуты под себя. Лица не видать.

Преодолевая ужас и отвращение, Игорь наклонился. Со странным, уродливым чувством облегчения он понял, что рана ножевая, широкая. Кровь была свежая, еще не запекшаяся. Убийство произошло этой ночью. Глядя на убитую, Морозов осознал, почему от души отлегло при виде резаных ран. Он страшно боялся увидеть аккуратные пулевые отверстия.

Ему очень хотелось, чтобы ночная стрельба оказалась галлюцинацией. Выпили, могло и почудиться. А что дымом несет, так это, простите, дело обычное. Пожары никто не отменял. А уж что там полыхало, что могло взорваться… Может, баллоны с каким газом?

Внутрь дома Игорь не пошел. И без того было ясно, что этот двор мертв.

Почему и кто напал на этих людей? Куда делись остальные?

Кто знает…

Морозов отступил, пятясь и не решаясь повернуться к мертвецам спиной. Только у песочницы он резко развернулся и пошел прочь.

Двигаться в тумане было нелегко. То перегородит дорогу машина, то распахнется уродливой круглой пастью канализационный люк…

Кто с упорством маньяка выдирал тяжелые крышки, Морозов понять так и не сумел.

Постепенно туман начал редеть, таять. Поднялся легкий ветерок. Видимость улучшилась, но морось не прошла.

Игорь спешил. Он сам себе не хотел признаваться в том, чего больше всего боялся. В этом дурном городе, в этом каменном кошмаре было только одно место, за которое Игорь действительно боялся, которое стало ему по-настоящему дорого. И которое, по закону подлости, должно было обязательно попасть под удар.

Морозов гнал гадкие мысли прочь, но они возвращались. Он и не заметил, как с быстрого шага перешел на бег.

Вот впереди показалась «канава». Еще немного…

Игорь вылетел из-за многоэтажки на площадь и замер.

На месте клиники дымились развалины.

Площадь перед торговым центром была усеяна телами. Там и тут лежали люди в белых халатах, а на одном из столбов висел… Врач. С табличкой на груди. Надпись на куске фанеры, видимо, была нанесена кровью: буквы стерлись под дождем, не разобрать.

Лицо Хендрика было спокойным, даже равнодушным. Так не умирают от удушья…

Подойдя ближе, Игорь разглядел несколько пулевых отверстий в заляпанном грязью и кровью белом халате.

Хендрика повесили тут в назидание остальным. Как символ, как… знак.

— Что ж вы, суки, творите-то! — закричал Морозов.

Площадь не ответила ему.

На ней, смрадно чадя химией, догорала его надежда…

Среди мертвых были и бандиты, игравшие роль охраны, и врачи, и пациенты. Давешний мужик, что стоял в дверях и вычислял симулянтов, лежал с простреленной головой.

Огромное здание торгового центра было в нескольких местах повреждено взрывами. Крыша почти полностью обвалилась. Внутри что-то чадило, из окон поднимался к небу черный дым.

Тут были запасы еды, медикаментов. Тут работали люди… Настоящие, хорошие — те, кто делал в этом мире хоть что-то нужное и важное.

И все они погибли.

Игорь брел между мертвецами. Скользил взглядом по бледным лицам и никак не мог поверить…

На другом конце площади возникло движение.

Показалось?

Морозов всмотрелся. Нет! Там кто-то рылся в развалинах…

Игорь быстро зашагал в ту сторону.

Среди трупов стояла Полина. На ней была длинная изорванная рубашка, через дыры виднелись худые, грязные, исцарапанные ноги. Во всклокоченных волосах застряли колючки.

Полина держала что-то обеими руками и жадно ела. Увидев приближающегося Игоря, она отскочила, спрятала еду под рубаху. Подол задрался до бедер, но ее, похоже, это не сильно беспокоило.

Девушка зарычала.

Игорь остановился.

— Полина… Полина, это я. Игорь… — Он вспомнил, что не называл ей своего имени. — То есть… Ну, помнишь, мы с тобой сюда шли? Ты бултыхнулась… Я тебе помог, Полина, помнишь?

Она наклонила голову и посмотрела на него как собака, которая пытается понять, что говорит ей хозяин.

— Полина… Я тебя не обижу, не бойся… — Морозов попробовал подойти ближе. Но девушка тут же отпрыгнула. — Всё-всё, не уходи. Я стою…

Ему показалось, что она успокаивается.

— Полина… Ты же была тут. Что случилось? — Игорь медленно показал на развалины. — Кто это сделал?

Девушка следила за его жестом, но…

Морозов вспомнил слова Врача. «У нее психическое расстройство…»

— Полина… Кто тут был?

Она сглотнула, прочистила горло и сделала пару шагов назад. Игорь поднял руки.

— Видишь, у меня ничего нет.

Девушка быстро вытащила руки из-под рубахи, спрятала одну за спину и глупо улыбнулась.

— Хочешь… — вдруг очень четко произнесла она, — сиськи покажу?

И задрала рубаху до самого горла.

Игорь опустил руки. Опустошенно вздохнул. Закрыл глаза, словно устыдился девичьей наготы.

— Полина… — слетело с его губ. — Что же ты…

Через некоторое время девушка утратила к нему интерес и принялась бесцельно кружить по площади.

Игорь присел на бордюр.

— У кого же это пульки не подмокли, а? — пробормотал он.

Рядом, что-то мурлыча себе под нос, моталась Полина.

В какой-то момент Морозов взглянул на площадь по-новому. Что- то во всем этом было… Ему вдруг показалось, что трупы лежат не просто так, а в каком-то определенном порядке…

Морозова осенило. Это было не просто нападение! Это была полноценная операция! Спланированная, проведенная под командованием…

Сначала перебили охрану и тех, кто пытался оказать сопротивление. Остальных, кто не успел скрыться, просто вывели из помещения и расстреляли. А само здание взорвали. Чтоб ни у кого не возникало и малой мысли о том, чтобы восстановить клинику из руин.

Это была карательная акция.

Только… зачем?

Что-то коснулось его руки. Игорь вздрогнул, повернулся. Полина, кружась рядом, положила около него кусок черного хлеба.

Откуда?

— Полина! Это откуда?

Но сумасшедшая была уже далеко.

— Значит, они и хлеб тут пекли. Мука же нужна… Где взяли?

Игорь осторожно отломил кусочек, попробовал. Вкус был странный, незнакомый. Морозов припомнил где-то слышанное, что хлеб можно делать из желудей и тростника. Или из корней кувшинки… Сейчас он наверняка вспомнить не мог. Да и так ли важно, из чего? Важно то, что клиника могла стать центром возрождения города! Объединить вокруг себя разрозненные банды, поднять людей из той грязи, в которой они оказались…

А теперь…

Город был обречен.

Игорь аккуратно положил хлеб в карман. Поднялся и побрел обратно. Тут больше нечего было ловить кроме смерти и сумасшествия.

Кто и почему лишил Таллинн надежды?

Убийцы ушли еще ночью и, если среди них были потери, то они сумели забрать тела с собой. Никаких следов.

Полина была уже далеко.

К развалинам начали постепенно подтягиваться люди. Кто-то деловито обшаривал тела. Кто-то искал среди мертвецов знакомых…

— Эй, парень! — окликнул Морозова крепыш лет сорока. — Чего тут стряслось?

Игорь равнодушно пожал плечами.

— Это ж стреляли?

Игорь не ответил.

Ему нужно было возвращаться к своему ребенку и как-то устраиваться по новой в этой жуткой жизни.

Он уже свернул за многоэтажку, когда над площадью разнеслось страшное:

— Моё!

Но Игорь уже не видел и не хотел видеть, как мародеры сцепились в драке.

Обратный путь занял больше времени, чем Игорь рассчитывал. Район отреагировал на уничтожение клиники почти сразу. Началась суматоха. Драки. Активизировались мародеры. Теперь разобрать, где чья территория, где чей дом, было уже сложно.

Несколько раз Игорь был вынужден обходить стороной массовые драки. Банды шли одна на другую. Бились жестоко, зло. Цепями, обрезками арматуры, ножами, самодельными копьями… Люди будто вернулись в средневековье! Резались люто и безжалостно!

Почему? За что?

Морозову уже было плевать. Теперь все, что ему было нужно, это вернуться к себе во двор, спрятаться с сыном. И думать, куда податься.

Чем дальше он уходил от разоренной клиники, тем спокойнее становилось вокруг. Даника еще не добралась досюда. Чувствовалась общая нервозность, люди смотрели настороженно, но друг на друга еще не кидались. Однако Игорь прекрасно понимал: это временно. Скоро и сюда доберется эта чума. Скоро и тут пойдут стенка на стенку, будут убивать за еду, одежду или даже вязанку дров. В этом было что-то от болезни, от какой-то жуткой заразы, которая передается от одного человека к другому почти моментально. Больной сходит с ума, начинает громить все вокруг…

И вирус этот возник не сейчас. О, нет. Его коварный возбудитель, наверное, жил здесь всегда.

Раньше, до анабиоза, все те, кого эстонцы назвали «русскими» — то есть хохлы, евреи, татары, белорусы, русские, армяне и еще масса других, — так и не смогли собраться с силами и сделать хоть что-нибудь для защиты своих интересов. Не смогли выдвинуть внятного политика. Не смогли организовать митинг, акцию протеста. Не решились закидать яйцами нацистских демагогов из правительства, наконец! Не потому, что эти сборные «русские» были ленивы. Нет, тут было множество активных, бойких ребят, которые действительно хотели что-то изменить. Но…

Они совершенно не умели договариваться.

И вот теперь, когда рухнула власть, рассыпалось, словно карточный домик, государство и пропала последняя надежда, они ринулись рвать друг другу глотки. Может быть, появись у них общий враг, все было бы иначе, но сейчас… Сейчас самым злейшим врагом оказался сосед. Потому что он тоже хочет есть. Но где ж ее взять, еду? Ее на всех не хватит! А тут уж арматура сама в руку просится…

Пока стояла клиника, была иллюзия единства и какой-то общей цели. Но теперь все рухнуло окончательно.

Игорь быстрым шагом пересек двор и спустился в подвал. На нем тут же с радостным воплем повис Андрюшка.

— Пап! Ты пришел!

— Пришел. Конечно, пришел… — пробормотал Игорь, стараясь оттащить от себя ребенка.

Но не тут-то было! Мальчишка вцепился намертво и, на всякий случай, обхватил отца еще и ногами. Игорь понял, что надо подождать. Как порядочный бабуин, он вместе с ребенком на шкуре подсел к столу.

Мария Оттовна хмуро покосилась в их сторону. Она крошила большим кухонным ножом белесые корешки. С улицы доносился запах костра: дядя Толя кипятил воду.

— Я уж думала, сбежал, — проворчала Мария Оттовна.

Игорь не ответил. На руках сидел Андрюшка. В голове было пусто.

Топоча, в подвал спустился дядя Толя.

— Здоров, Игорек! Что там, случилось что? Наши много всякого болтают…

— Случилось, — нехотя ответил Морозов. — Клинику взорвали. Людей… убили. Много. Всех убили.

Он почувствовал, как напряженно замер Андрюшка. В своем возрасте он уже понимал значение слова «убили». Игорь погладил его по спине.

Мария Оттовна рассеянно отложила нож, с беспокойством посмотрела на дядю Толю. Тот шмыгнул носом, но ничего не сказал.

— Как же так? — Мария Оттовна встала, потом села. Было видно, что она боится. — Да что ж такое опять? Кому она мешала-то?

— Не знаю, — чуть грубее, чем следовало, ответил Игорь. Обида за ее ночной срыв ушла еще не полностью. — В других кварталах уже резня пошла. Скоро и до этих мест доберутся. Уходить надо.

— Уходить… — Мария Оттовна всплеснула руками. — Куда ж уходить?

— Куда угодно, только отсюда подальше. Черт его знает, может, в других городах лучше. Может, в Тарту… Или… я не знаю… в Нарву.

— Да как? Как?! Ни автобусов, ни поездов! Ничего же нет! Боже мой, что же делать? Что делать? — Женщина обхватила голову руками и закачалась из стороны в сторону. — Что делать?

— Да ладно тебе, Марья, — несмело вмешался дядя Толя. — Жили и проживем как-нибудь…

— Ой, уйди! Ой, уйди, гад! Видеть тебя не могу!

Дети Марии Оттовны стояли рядом, растерянно глядя на причитающую мать.

Игорь вытащил из кармана кусок хлеба, подаренного Полиной. Разломил на три части, отдал пацанам.

— Идите. Поешьте, поиграйте…

— Ух ты!

Мальчишек как ветром сдуло.

— Уходить надо, — повторил Игорь. — Куда угодно. Вы как хотите, а я пойду уже сегодня.

— Я с тобой! — вдруг подорвалась Мария Оттовна.

Ее заплаканные глаза смотрели на него виновато, с надеждой.

— Куда? — ошеломленно спросил Морозов.

— А куда ты, туда и я. Мне тут оставаться нельзя, у меня ж тоже дети.

— Вот те раз, — развел руками дядя Толя. — А я что? Не-е-е, я с вами не пойду… Вы как хотите, а мне и тут хорошо. Чего я там не видел, в вашем Тарту?

— Вот и сиди тут! — рявкнула на него Мария Оттовна. — А я вот слышала, что в России хорошо. Там вроде как и беды этой не было. И жить там можно, не то что тут.

Игорь только вздохнул. Он слышал это уже не раз, от разных людей. Слухи, сказки, выдумки.

Он не верил.

Но это было не важно.

— Сначала за город выберемся, — уверенным тоном сказал Морозов. — Вы вон в корешках разбираетесь… Устроимся где-нибудь, не пропадем. В конце концов, и другие города есть. Не может быть, чтоб везде так плохо было. На Таллине свет клином не сошелся.

— Пойдем, пойдем… — как загипнотизированная, закивала головой Мария Оттовна. — А там и увидим… Пойдем. Мне б только собраться. Я соберусь, и завтра пойдем. Да?

— Завтра… Как бы поздно не было, — нахмурился Игорь.

— Вы как перед войной, — усмехнулся дядя Толя. — Может, и не будет ничего? Пошумят, да успокоятся…

Игорь покачал головой.

— Давай завтра, а? — Мария Оттовна умоляюще посмотрела на него. — Я приготовлюсь. У меня кое-какие припасы есть…

— Какие такие припасы? — удивился дядя Толя.

Алкаш вроде бы просто поинтересовался, но в его тоне Игорь услышал… то самое. Страшное, заразное… Пока лишь отголосок, тень интонации, но этого уже было достаточно, чтобы понять: чума близко.

Мария Оттовна ничего не заподозрила. Она ждала решения Игоря.

Говоря откровенно, сил на поход прямо сейчас у него не было. Ночной переполох, поход до развалин клиники, вся эта чехарда… Хотелось есть и спать…

Игорь прогнулся, позволил себя уговорить.

— Ладно. Двинем завтра поутру.

— Вот и хорошо, вот и ладненько. — Мария Оттовна засуетилась. — А я пока еды приготовлю…

Дядя Толя ничего не сказал. Как-то незаметно он выскользнул из подвала.

Весь оставшийся день Мария Оттовна болтала безумолку — жизнерадостно и бодро, словно и не орала ночью, как одуревшая, в страхе, что лишние рты пропишутся в ее жилище. Она рассказывала что- то про коренья, про то, что слышала, мол, как за городом проще жить и, по традиции, про то, как хорошо где-то там, где нас нет: в России, в Финляндии…

Игорь молча собирал вещи. У Марии Оттовны действительно оказались хоть и невеликие, а припасы. Бульонные кубики, несколько консервов, пучки засушенных трав.

На тушенку Игорь посмотрел косо, но Мария Оттовна замахала руками:

— Ты не сомневайся, хорошая! На черный день хранила, прятала от проглота этого синего… Консерва надежная, еще в советское время делана. Отец приволок, помню, он же военный был. Государственный резерв. Вечная консерва.

Игорь покачал головой, но консервы в мешок все же закинул. Налил во флягу воды. Упаковал немногочисленные вещи сына…

К вечеру все было готово.

На улице стояла тишина. Не горели костры. Не горели окна в домах. Даже бородатые мужики, что клали печь, куда-то исчезли, хотя вертелись во дворе целый день.

В подвале сидели дети, Игорь и Мария Оттовна. Несмотря на усталость, спать никто не ложился. Игорь нервничал. Это передавалось пацанам: они капризничали, хныкали.

Но ничего не происходило. Время тянулось, как каучук в жаркий день. Игорь проклинал себя за то, что не ушел еще днем.

Утомленный этим самоедством он, наконец, задремал. Рядом примостился Андрюшка…

Сквозь сон Игорь подумал, что, может быть, ничего и не случится. Может быть, все это просто эмоции, надуманные страхи и мнительность. Ну передралась парочка банд, ну и что?

Под утро взвыл весь двор. Казалось, что в какой-то момент закричали все разом. Игорь и представить себе не мог, что здесь столько людей…

Проснувшиеся дети заплакали. Морозов с трудом оторвал от себя Андрюшку и кинулся к окошку.

Во дворе полыхал костер, метались тени с факелами. Из окон верхних этажей летели старые вещи. Визжали женщины. Мужики ожесточенно дрались. Кто с кем — не понятно. Несколько человек, сцепившись, катались по траве.

В подвал влетел дядя Толя. Следом за ним ворвалось облако перегара. Синяк был на взводе, окровавленная борода топорщилась в разные стороны.

— Мяса давай! Мяса! — страшно закричал он и кинулся к онемевшей Марии Оттовне. — У тебя же есть!

Он невероятно сильно для своего возраста и состояния ударил ее в голову кулаком. Женщина рухнула как подкошенная, чиркнула виском о торчащий из стены кусок арматуры.

Дети завизжали, спрятались за Игоря.

Когда озверевший алкаш обернулся к ним, Морозов был уже готов. Он прицельно, как будто отрабатывал это движение на тренировках, ткнул посохом дяде Толе в лицо. Попал в глаз.

Брызнула кровь, дядя Толя взвыл, бросился в сторону, ударился о стену, пополз по ней, оставляя за собой кровавые следы. Игорь не стал дожидаться, пока тот придет в себя. Схватил мешок, детей и рванул прочь из подвала. Уже выбегая, отметил, что из-под головы Марии Оттовны растеклась темная лужа…

На улице творился хаос.

Это не было набегом одной банды на другую. Нет. Тут шла война всех против всех. Озверение достигло своего пика. Болезнь. Жуткая эпидемия ненависти, зависти, безнадеги, подстегиваемая страхом и чувством обреченности.

У подъезда катались две женщины, вцепившись друг другу в волосы. Обе визжали, старались пнуть, царапнуть посильнее. До них никому не было никакого дела. Тут дрались, тащили какие-то вещи, сдирали то ли с мертвых, то ли с еще живых одежду. Насиловали. Это было похоже на жестокий абсурдный фильм, где все человеческие мерзости возведены в гротеск.

Морозов оттолкнул мужика, рванувшего наперерез, и двинулся к выходу из двора. Он старался идти по заросшим газонам, быть незаметнее. Основные стычки проходили в центре и около подъездов.

Бежать было трудно. Дети вцепились в Игоря мертвой хваткой, он буквально тащил их на себе. С другой стороны, так они не могли потеряться.

— Морозов! — раздался за спиной чей-то крик. — Морозов! Стой! Стой, гад!

Игорь, обмирая, обернулся и увидел, как из подвала, зажимая рукой правый глаз, выскакивает дядя Толя.

— Морозов, стой!

Игорь сгреб в охапку детей и бросился бежать, не разбирая дороги.

— Морозов! — Дядя Толя с воем бежал следом, спотыкался, падал, снова вскакивал.

Последний раз обернувшись, Игорь увидел, как дядю Толю сбивают с ног какие-то молодчики и пинают. Лежачего. А тот вертится на земле, катается, стараясь прикрыться…

— Извиняй, дядь Толь, — выдохнул Игорь и потащил детей за собой.

Через пару кварталов он остановился, чувствуя, как жжет изнутри грудную клетку и остро колет в боку.

Дети притихли.

Тут было спокойней. По крайней мере, люди не дрались прямо на улице. Сновали туда-сюда бойкие парни, деловито таскали полиэтиленовые мешки с чем-то тяжелым. Возводили посреди улицы баррикаду.

— Эй! Стой! Куда? — окрикнули Игоря. И три темные фигуры вынырнули из подворотни. Дети испуганно прильнули к Морозову. — Кто такой?

— Я… — Игорь набрал в легкие побольше воздуха, выравнивая дыхание. Резко выдохнул. — Человек.

— Куда прешь, человек? — пошел на него один, но другой ухватил того за рукав.

— Оставь! Не видишь, дети у него.

— Надо еще выяснить, зачем ему дети…

— Это мой папа! — сипло пискнул Андрюшка.

— Батя я его, — подтвердил Игорь.

— А эти? — спросил мужик, показывая на Олега с Колей.

— С нами. Они… — Морозов покосился на детей. — Они одни остались.

— Как это?

— Так это! — рявкнул Игорь. — Непонятно?

Ему не хотелось говорить при детях о том, что их мать, скорее всего, погибла. По крайней мере, сейчас.

— Отцепись ты от него, пусть идет, — снова предложил второй мужик.

— И я так думаю, — поддержал третий. — Сколько их прошло уже. Что ты до него докопался?

— Того и докопался, — зло огрызнулся первый. — Бегут все… А случись чего, нам всем конец.

— Ну и что? Нам и так конец.

— А… — Мужик махнул рукой. — В самом деле, что я тут кочевряжусь, если всем похрен. — Он деланно поклонился. — Милости просим.

Игорь прошел мимо, утягивая за собой пацанов. Обогнул баррикаду, зашагал дальше. Не оборачиваясь.

Где-то там, впереди было Питерское шоссе, за которым фактически кончался город.

— Дядя Игорь, а что с мамой? — подал голос Олег.

Морозов стиснул зубы. Ну вот, начинается.

— Мама ваша… — Игорь поискал слова. — Мама, она не смогла с нами пойти. Она очень хотела. Мы даже с ней договаривались, что пойдем вместе. Но она не смогла.

— Почему?

— Ее убили, — сказал молчавший до этого Коля.

— Врешь ты все, — ответил Олег.

— Убили!

— Вот и нет!

— Убили! — заорал мальчишка.

— Так! — рыкнул Игорь, сбивая детский крик. Присел на корточки, взял обоих братьев за плечи. — Никто никого не убил. И кончили эти разговоры. Мама ваша хотела, чтобы я пошел с вами. Понятно? Вы же в садик ходили?

— Да… — хмуро ответил Коля, исподлобья глядя на Морозова.

— Вот это у нас все равно что садик. Понятно? А я как воспитатель. Так велела ваша мама, и мы будем делать так, как она решила. Понятно? Вопросы есть?

Олег помотал головой. Коля не пошевелился, промолчал.

— Вот и хорошо. — Игорь потрепал их по головам. — Будем вместе, да?

Коля, наконец, кивнул, глотая слезы.

— Пап… — подал голос Андрюшка.

— Что?

— Ты нас не бросишь?

— С чего ты взял? — серьезно спросил Игорь. — Я же тебе сказал, что не уеду.

— Не знаю, просто вдруг…

— Не брошу, — ответил Игорь. — Всё теперь? Тогда пошли дальше. Поищем, где спрятаться.

И они пошли.

— А от кого сейчас надо прятаться? — спросил на ходу Андрюшка.

— От плохих людей, — отозвался Морозов. По большому счету, он и сам не знал, от кого надо прятаться, а от кого нет.

— А их много?

— Порядочно.

— Это значит, много? — по-взрослому уточнил Коля.

— Да, — не стал лукавить Игорь.

Они миновали перекресток с ржавыми светофорами. Прошли мимо людей, сидящих вокруг большого костра и зачарованно смотрящих в огонь. Обогнули большой проржавевший грузовик.

В сером утреннем свете казалось, что город вымер. Тех, кто его теперь населял, не хотелось называть жителями. Они больше походили на тени. Плоские отпечатки живших тут когда-то людей. Игорь с детьми проходил мимо них. Ему даже иногда казалось, что все это сон, что скоро он проснется. Там, в подвале. Будет утро. Все еще будут живы. И никакого кровавого бардака…

Морозов шел вперед, как заведенный. Где надо, переносил пацанов на руках, помогал перебираться через препятствия. Иногда останавливался, отдыхал. Отвечал на заковыристые детские вопросы. Снова шел. Утро казалось бесконечным, как и дорога. Скользили мимо кварталы — покинутые и населенные, более-менее спокойные и крайне тревожные. Иногда его останавливали, что-то спрашивали. Морозов отвечал сухо, ровно. Страха он не чувствовал, словно уже не принадлежал этому городу. Те, кто раньше мог напугать, теперь не вызывали никаких эмоций.

Когда, наконец, дома кончились, Игорь притормозил. Чтобы покинуть эти проклятые развалины, ему нужно было только пересечь «ленинградку». Дальше плотной стеной поднимался лес. Но почему-то Морозов остановился, словно ему что-то мешало. Но что?

Он прислушался.

Скрипел коростель. Пересвистывались птахи. Ни криков, ни драк. Спокойно.

Нужно было сделать всего несколько шагов.

Морозов обернулся. Окраинные дома чернели пустыми окнами, будто черепа чудовищ. Жуткое место, когда-то бывшее домом…

Сделать эти несколько шагов оказалось невероятно трудно! Также трудно было в свое время поехать на работу в Финку. Словно требовалось перешагнуть некий барьер. Возможно, так оно и было.

А сейчас?

— Пап! — Андрюшка дернул его за руку. — Пап!

Игорь поморгал.

— Да?

— Ну, — сын смешно развел руки в стороны, видимо копируя чей- то жест, — чего стоим?

Морозов улыбнулся.

— Вперед?

Андрюшка сжал его ладонь маленькими пальчиками. Серьезно сказал:

— Вперед.

— Значит, вперед, — согласился Игорь и сделал шаг.

Ничего не случилось. Не вспыхнула земля под ногами, не раздалось пения ангелов, не воскресли мертвые.

Просто город стал дальше. Пусть на один шаг, но все же.

Они прошли еще километров семь. По пересеченной местности не получалось двигаться быстро. Мальчишки то капризничали и жаловались, то замыкались в себе, то ругались по-детски яростно и бескомпромиссно. Игорь время от времени сажал их по очереди себе на плечи. Приходилось то сбегать под горку, то, пыхтя, взбираться на склон.

Когда впереди показался неглубокий овражек, Морозов решил сделать привал. Он выдохся, нужно было восстановить силы.

Игорь развернул мешок, оценил припасы. Несколько консервных банок, внешне целых, не вздувшихся. Шут его знает, может быть, годные. Он где-то слышал, что советская армейская тушенка может храниться десятилетиями. Но опасения все же были. Да и вскрывать консервы было нечем. Так что Морозов отложил их в сторону. Для настоящего сокровища по нынешним временам — кубиков бульона, нужна была горячая вода. А значит — огонь и котелок. Ничего этого не было. Как пристроитьсушеные травки, заботливо положенные в мешочек Марией Оттовной, Игорь не знал. Еще в целлофане была аккуратно завернута соль, но не есть же ее просто так.

Оставались ранетки. Игорь честно разделил между детьми зеленые яблочки и взял несколько себе. Пока перекусят, а потом он что- нибудь серьезнее придумает. Раздобудет где-нибудь нож для того, чтобы открыть консервы, или кастрюлю… Разведет костер и сварганит бульон…

Ерунда. Неизвестно, когда удастся все это найти. А еда нужна сейчас.

Пока мальчишки сосредоточенно хрустели яблоками, Морозов огляделся. Овражек, в котором они остановились, был неглубоким, но довольно длинным. Чуть в стороне, из моря травы торчали стройные побеги ивы и частокол камыша.

Вода.

Игорь осторожно, помня о змеях, направился туда. На дне овражка блестел небольшой пруд, будущее болотце. Вода была прозрачная, чистая. Игорь зачерпнул пригоршню ладонями. На вкус вода была железистой. Мальчишки, подбежавшие следом, пили без особых колебаний.

Морозов снял ботинки. Фыркая и шипя от холода, он подобрался к камышу, надергал корней, вернулся. Отделил белую прикорневую часть, протянул ребятишкам.

Они взяли, вопросительно глядя на него.

— Ешьте. — Морозов сунул камыш себе в рот, захрустел. Вкус был сладковатый, чуть отдавал болотной затхлостью.

Андрюшка попробовал.

— М-м… Вкусно, — объявил он. — Пап, а откуда ты знаешь, что это можно есть?

— В школе проходил, — ответил Игорь.

После этого начали кушать все. Игорь нарвал еще камыша. Выбрался на сушу, разложил корешки на траве.

Решив таким образом задачу обеспечения подрастающего поколения едой, Морозов лег на спину и закинул руки за голову Ноги гудели, тело болело, но он был жив, практически здоров, и дети были целы. А значит, жизнь продолжается.

Если до этого Морозова волновало только то, как выбраться из объятого безумием города, то теперь эта проблема отпала. Нужно было решить, что делать дальше. Куда идти.

Итак, у него на руках трое детей. Они, конечно, уже насмотрелись всякого и адаптировались к новой жизни, но все же это дети.

Куда их вести?

Добраться до другого города? Тарту? Нарва?

В Тарту ему случалось бывать несколько раз за всю жизнь. Знакомых там не было, да и какие сейчас знакомые…

К тому же, Тарту, в отличие от Нарвы, был преимущественно эстонским городом.

Игорь задумался. Что было хуже? Эстонцы и русские никогда не жили единой семьей. Слишком разное прошлое, разные взгляды на жизнь не позволяли сблизиться достаточно, чтобы понять друг друга. Так было даже в советское время, а уж после обретения Эстонией независимости прежние недопонимания усилились, выплыли наружу. Два народа оказались в разных углах ринга.

В неумелых попытках интеграции русские видели только стремление ассимилировать их, перевести с положения полуврагов-оккупантов на роль недоэстонцев. Эстонцы же, в свою очередь, так и не сумели отказаться от мелочного желания отомстить за время русского владычества. Дело осложнялось националистической риторикой граждан из правительства. В общем, в объятия друг к другу никто пасть не торопился.

Игорь понимал: в Тарту идти опасно.

Если двигаться на восток, к Нарве, то, по крайней мере, можно было быть спокойным, что с ними станут говорить на понятном языке. Но Морозов боялся встретить в Нарве тот же кошмар, что творился в Таллинне. Те, кого эстонцы называли «русскими», жить вместе не умели.

Получалось, что идти Игорю с тремя детьми, собственно, некуда.

Конечно, все было возможно: нашлись же в Таллинне люди, которые попытались переломить положение, поднять город. Впрочем, он видел, чем это кончилось…

Если бы не дети, может быть, Игорь бы скорее нашел себя в новой жизни. Но с другой стороны, если бы не они, то его вообще уже могло бы не быть на этом свете. Морозов вспомнил, в каком состоянии он находился после смерти Лены. Как тяжело ему пришлось. Прыгнул бы из окошка, и привет на тот свет.

Если бы не дети…

Игорь поймал себя на том, что думает о мальчишках только во множественном числе, как о своих, не разделяя соседских пацанов и Андрюшку. Наверное, это было правильно.

Морозов поднял голову. Мальчишки увлеченно что-то ковыряли палками в пруду, забравшись по колено в воду. Коля и Олег, скорее всего, еще до конца не осознали, что их мамы больше нет.

Игорь вздохнул. Нужно было решать и куда-то идти. Нельзя же жить в чистом поле. Да и одними корешками сыт не будешь.

— Пап… — голос Андрюшки был напряжен.

Игорь мигом поднялся.

Дети пятились в его сторону, не спуская глаз с противоположенной стороны пруда. Там стоял мужчина. Невысокий, худой, бритый. Короткий ежик светлых волос едва-едва пробивался на его черепе. Одежда была поношенная, но в свежих заплатах. У мужчины были глубоко посаженные глаза.

Он пристально смотрел на отступающих детей, не замечая Игоря.

Мальчишки с визгом бросились прочь. Лысый рванул за ними, поднимая тучу брызг. Игорь поднял посох и гаркнул:

— Стоять!

Мужчина замер как вкопанный. Взгляд его горел лихорадочным огнем.

«Псих, — сообразил Игорь. — Если нападет, отобьюсь. Вон худой какой…»

За овражком, со стороны поля, послышались голоса. Лысый дернулся, пригнулся. Игорь, не спуская с него глаз, поднялся на кочку. Глянул поверх камыша.

По полю шли пятеро. В зеленых армейских камуфляжах навыпуск. Разобрать, на каком языке они говорили, Игорь не смог.

Лысый заметался по дну оврага и побежал прочь, наискосок, вдоль болота. Пятеро в армейской форме оживились, ускорились и потрусили наперерез странному незнакомцу.

— Он ушел? — спросил испуганный Андрюшка, вылезая из кустов.

— Ушел, сын, ушел.

— А кто это был?

— Дурной дядя… И вот что, идите-ка все сюда, — подозвал Игорь мальчишек. Дождался, когда они подойдут, и продолжил: — Запомните, такие люди очень опасны. Нельзя к таким подходить. Ясно?

Пацаны серьезно закивали.

Выбраться из города оказалось недостаточно. Нужно было двигаться. Нужно искать пристанище, защиту, место, где можно укрыться от опасности.

Куда?

Игорь сломал две травинки, одну короткую, другую длинную. Сжал в кулаке, выровнял, протянул Андрюшке.

— Ну-ка, выбери одну.

«Если короткая, — мелькнула мысль, — то на восток, если длинная…»

Мальчишка без раздумий дернул левую палочку.

Короткая.

— А что это значит? — поинтересовался Олег.

— Это значит, что мы пойдем на восток, — ответил Игорь, чувствуя себя идиотом, выбирающим судьбу травинками. — Лотерея называется.

— Я тоже хочу лотерею, — решил Олег.

— И я! — подхватил Коля.

Пришлось дать возможность выбора еще и братьям. Морозов снова зажал в кулаке травинки. Олег вытянул длинную. Игорь перетасовал, зажал в третий раз. Коля дернул короткую.

— Два из трех, — подвел итог Игорь. — Мы идем на восток…

Старые проселочные дороги, занесенные известняковой пылью с карьеров, плохо зарастали травой. Идти по таким дорогам было значительно легче, чем по чистому полю. На асфальтовые шоссе Игорь выходить боялся. Ведь по асфальту передвигаться еще проще. А раз проще — значит, опасней.

Они шли уже часа два, когда обнаружилось, что пропал Коля.

Вот только сейчас пацан был рядом, а потом вдруг — оп… И вот уже только двое мальчишек устало бредут по дороге. Из-под ног пылища, мордочки чумазые…

— Эй, ребят… — Игорь остановился. — А Коля где?

Андрюшка удивленно закрутил головой. Олег плюхнулся в траву, под глазами у него четче проявились темные круги. Морозов тревожно подумал, что хорошо бы найти тень, а то так и до теплового удара недолго. Собственно, впереди была рощица, там он собирался отдохнуть, но… куда запропастился Коля?

— Коля! — крикнул Игорь.

— Ко-о-оля! — поддержал его Андрюшка. Пацан держался молодцом, не ныл, только изредка тяжело вздыхал.

— Черт! — Морозов пробежал по дороге назад. — Вы что, не видели, куда он делся? Рядом же шел!

Олег с трудом поднялся из травы. Пробормотал с нарастающим волнением:

— Яне заметил…

— Сидите тут! сердито велел Игорь. — И ни с места!

Он побежал вдоль дороги, стараясь восстановить по примятой траве, откуда они шли, и куда мог деться парнишка. В какой-то момент ему показалось, что отдельная тропинка уходит вправо. В поле. Морозов кинулся туда, путаясь в траве. Следы терялись, Игорь кружил, стараясь найти их, но не удавалось.

— Коля!

Под ногу попалось что-то большое и твердое. Игорь споткнулся, упал и больно ушиб колено. С шипением перекатился в сторону. Тряхнул головой. Резко стрекотали кузнечики, оглушительно пахло травами, землей, летом. Со стоном Игорь поднялся, раздвинул сухую траву, чтобы выяснить, обо что так неловко расшибся. На поле лежало большое, растрескавшееся колесо от трактора.

— Фермерский привет? — Прихрамывая, Морозов обошел препятствие. Рядом обнаружились и другие детали. Создавалось впечатление, что тут развалился целый трактор. — На мину, что ли, наехал?

Морозов осторожно обошел опасное место и вернулся к дороге. На поле были заметны только его собственные следы. Примятая трава не могла быстро распрямиться, даже после ребенка. Значит, показалось. Колька тут не ходил. Тогда где же он?

Со стороны рощицы донесся крик.

Игорь насторожился. Крик повторился. Высокий голос. Детский!

Морозов, не чуя ног, бросился на шум. Следом за ним ринулся было Андрюшка, но Игорь рыкнул на него так, что мальчишка аж присел.

— Коля! — кричал Игорь на ходу. — Коля, я тут!

Скоро он увидел мальчишку. Тот визжал, несся навстречу.

«Змея укусила», — мелькнуло в голове Морозова. Под рукой не было даже ножа, чтобы разрезать рану и отсосать яд, не говоря уж о всяких сыворотках, о которых Морозов имел крайне смутное понятие.

Колька с визгом влетел в Игоревы объятья. Морозов подхватил легкого пацана.

— Что? Что случилось? — Он оглядел Колю. — Ну? Укусила?

Игоря переклинило, что причиной крика мальчишки была именно змея. Как городской житель Морозов сам панически боялся змей.

— Там! Там! — Колька захлебывался от волнения. — Там!

— Что там? Змея?

Мальчишка замотал головой.

— А что же?

— Скелеты!

Игорь сплюнул.

«Твою мать! Скелеты там! Я тут чуть не обделался, а у него там скелеты…»

— Ты же уже видел скелетов раньше, — выдыхая, сказал Игорь. — Видел же?

— Видел… — у Коли задрожал подбородок. — Только там они… страшные…

Он заплакал. У Игоря ёкнуло в груди, и он прижал к себе пацана. Тот, словно только этого и ждал, зарыдал сильнее.

— Ну, всё-всё… — пробормотал Морозов вечную взрослую скороговорку. — Уже прошло… Уже не страшно.

Он опустил ребенка на землю, взял за руку и повел обратно. И только добравшись до Андрюшки с Олегом, вдруг сообразил: Коля бежал оттуда, куда они шли.

— Погоди-ка… — Игорь развернул мальчишку к себе. — А ты как там оказался?

— Не знаю… Я шел, потом пописать остановился… А вы уже потерялись… Я и побежал. — Он всхлипнул. — А там скелеты…

— Почему же не позвал нас?

— Не знаю… Испугался.

Андрюшка сочувственно похлопал Колю по плечу. Как взрослый.

— Ладно, — решил Игорь, — сейчас отдохнем, а потом посмотрим, что там за скелеты.

— Не надо, — с дрожью в голосе попросил Колька. — Не надо…

— Я пойду, — строго сказал Игорь. — Меня они точно не тронут. И если вы со мной рядом будете, тоже ничего не будет. Понятно?

Дети закивали.

— Вот и ладно. Тогда сидим, приходим в себя, а потом уже идем. А ты, Коля, больше не отставай. Если в туалет захочешь — предупреди. А то вдруг бы там был кто похуже скелетов…

— Кто? — моментально уточнил Коля, Слезы у него высохли. Он смотрел на Игоря и ждал ответа. Андрюшка с Олегом тоже смотрели.

Морозов лихорадочно соображал, что сказать. Нужно было найти ответ. Такой, чтобы и страшно было, и не перекосило детские мозги — и без того на долю пацанов выпало слишком много жестокости…

— Бабай, — многозначительно произнес Игорь.

На детских мордашках нарисовалось разочарование.

— Бабая нет, — вздохнул Олег.

— С чего ты взял?

— Мне мама говорила. А еще говорила, что бабая бояться нельзя.

— Мама погорячилась, — осторожно сказал Игорь. Нужно было, чтобы дети кого-то опасались. Бояться не надо, а вот опасаться стоит. Он продолжил: — Это раньше бабая не было, а сейчас есть. Такой страшный бабай, что лучше вам с ним не встречаться никогда. Бояться не надо его, но лучше стороной обходить. Если увидите его, то надо спрятаться и вести себя тихо. Поняли?

Коля кивнул, а Олег недоверчиво уточнил:

— Как же мы узнаем, что это бабай, если мы его не видели?

— Я подскажу, — успокоил Игорь. — Я видел.

— А какой он? — спросил Андрюшка.

Морозов вспомнил, как смотрел на него Буфер. Как мелко подрагивали его руки, когда он с удовольствием хэкая, бил ногами Игоря в живот…

— Страшный он. Мерзкий. Глаза большие и смотрит недобро. Но вы, главное, меня слушайтесь, не шумите. И он вас не тронет.

— А ты его не боишься? — не унимался Олег.

Игорь размышлял лишь секунду, прежде чем ответить.

— Нет. Раньше боялся, а сейчас нет. Пойдем?

Он поднялся, отряхнулся. Две детские ручонки тут же протиснулись ему в ладони.

— А я? — возмутился Олег.

Андрюшка тут же протянул ему руку. И снова его жест получился совсем недетским.

— Пошли.

Вчетвером, держась за руки, они двинулись к рощице. Скоро Игорь увидел среди деревьев строения хутора. Ветхие, заброшенные.

Национальная эстонская особенность хуторского расселения — обсадить дом елями и сиренью, да так, чтобы со стороны самого дома было не видно. Пока вплотную не подойдешь, не разберешься, есть хозяева дома или нет. И достаток не угадаешь сразу. Богатый хуторянин? Бедный? А вот хозяевам все хорошо видать.

Национальная особенность. Хуторской индивидуализм.

Здесь со временем лесопосадки разрослись, поднялись, раздвинулись. Хутор совсем скрылся с глаз. Дорога кончилась, пришлось продираться через кустарник и бурелом.

Юркие пацаны пролезали под ветками, а крупному Игорю приходилось двигаться напролом. Он ломал сучья, отгибал ветви, прикрыв руками глаза, пролезал через густую сеть хлесткой сирени.

Скелеты, которых испугался Коля, выглядели действительно жутко. Двое, видимо, хозяева. Они сидели на почерневшей от старости лавочке-завалинке перед домом. Буйные заросли дикого винограда окутали человеческие останки плотным пледом. Сквозь стебли и листья скалились черепа, торчали сгнившие, обтянутые высохшей кожей, кисти рук. Казалось, мертвецы тянутся к гостям, и лишь зеленая поросль удерживает их от нападения.

Жуть. Бр-р.

Сквозь щель между досками на веранде проросло дерево. В доме царила тишина. Казалось, тут даже птицы не поют.

Дети прижались к Игорю. Он осторожно подошел к скелетам.

— Здрасьте… — вырвалось у Морозова, и он прикусил язык. Нашел время шутить.

Игорь обошел мертвых хозяев, заглянул внутрь домика.

Запах сырости. Покосившиеся двери, пустые окна.

Игорь тихонько постучал посохом по дверному косяку. В тишине кто-то зашуршал, маленькая серая тень метнулась по полу. Мышь.

Морозов пошарил по стенам, нашел в углу две ржавых лопаты.

— Понятно. Жили были дед да баба… — еле слышно пробубнил Морозов.

Он обошел хутор по кругу, раздвигая заросли. Дети неотступно следовали за ним, вперед не лезли. На заднем дворе валялась пожелтевшая сетка-рабица и ряд клеток вдоль стены. Глядя на мелкие косточки, валявшиеся за прутьями, Морозов добавил:

— И была у них курочка-ряба. — Помолчал. — Ладно, ребята. Тут отдохнем. Только надо одно дело сделать.

— Какое? — ёжась, спросил Колька.

— Важное…

Игорь вернулся к входу. Вытащил лопату, ту, что была в наиболее приличном состоянии. Вышел на заросший огород и начал копать яму. Вскоре к нему молча подключились дети. Вместе они отрыли вполне приличную могилу. Морозов осторожно освободил останки хозяев от виноградных веток. Кости развалились, и вместе с этим ушла из них вся жуть. В углу веранды нашелся подгнивший брезентовый тент. В него Игорь завернул кости горемычных эстонских хуторян и уложил их в яму. Не зная, что сказать, просто махнул рукой: прощайте, мол. Забросал могилу землей, соорудил простенький крест из веток.

— Вот и ладно, — устало выдохнул он.

— Зачем это? — только теперь спросил Коля.

— Положено так. И… ведь больше не страшно, правда?

Мальчишка серьезно кивнул.

Игорь потянулся, чувствуя, как болит все тело.

— Пошли в дом. Только осторожно… — последние слова он крикнул в спины убегающим пацанам.

Хутор, несмотря на первое впечатление, сохранился вполне прилично. Крыша в нескольких местах провалилась, но бревенчатые стены держались, хоть и покрылись густым мхом. В оконцах сохранились помутневшие стекла. Правда, в комнатах было сыро… но все лучше, чем под открытым небом.

Игорь обратил внимание, что в этом хозяйстве все лежит на своем месте. В большом платяном шкафу на плечиках висели ветхие платья и несколько пиджаков, жестоко обожранных молью. Там же обнаружился свитер, грубый, тоже побитый насекомыми, но все же годный. На длинной полке стояли книги, запылившиеся, пожелтевшие. Здесь крепко поработали мыши: пол был усыпан бумажной трухой и пометом. С покосившейся тумбочки сполз, опершись на стену, телевизор. В гостиной стояли большая кровать и диван с позеленевшей от плесени обивкой. Посреди дома возвышалась большая, облицованная плиткой печь. Скудный свет, проникавший через заросшие плющом окна, создавал в комнатах таинственные зеленоватые сумерки.

Вместе с пацанами Игорь вытащил на улицу плесневелый дива и. Нашел старые ватные одеяла и разложил их на солнышке, просушиться. Ободрал с окон плющ, и кое-как протер стекла.

В комнатах стало светлее. Морозов вытащил из кухни оцинкованный таз, приспособил под тряпки остатки одежды и пошел искать воду.

Колодец, заросший и покосившийся, обнаружился сбоку от дома. Андрюшка, натолкнувшись на странную конструкцию, некоторое время осторожно трогал ее длинной палкой, потом кинул в нее камешек и только после этого рискнул подойти, но поднять деревянную крышку без помощи отца не сумел.

Колодец заилился, обмелел, но ведро зачерпнуло воды, а старая цепь выдержала. Ворот, правда, развалился, и вытаскивать ведро пришлось руками. Первым делом Игорь попробовал воду на вкус. Ничего особенного, вода как вода, разве что немного отдает болотцем. Он кивнул, и пацаны напились. Умылись.

Потом они все вместе мыли пол, вытирали пыль и вытаскивали из дома одряхлевшую мебель.

В конечном итоге, дом стал выглядеть вполне прилично.

Игорь выволок из-за сарая алюминиевую раскладную лестницу, приставил к стене, забрался на крышу, собираясь оглядеть окрестности, но высота была не слишком большой, деревья загораживали обзор. Он уже собрался лезть обратно, как заметил возле одного из провалов в кровле движение.

— Ох ты ж… — От неожиданности Морозов чуть не сверзился с крыши.

— Что там, пап? — взволнованно крикнул снизу Андрюшка.

Игорь присмотрелся.

— Не знаю, сын. Почудилось, наверное.

— А мне мама говорила, что в старых домах привидения живут, — назидательным тоном сказал Олег.

— А мне не говорила, — чуть обиженно ответил Коля.

Игорь быстро ввинтил, пытаясь пресечь разговоры о погибшей матери:

— Не бывает приведений. Ни в старых домах, ни в новых.

— А мама говорила, что бывают, — упрямо повторил Олег. — Вот бабая нет, а привидения есть.

— Да? — Игорь понял, что надо выворачиваться. — А откуда они берутся, мама не говорила?

Мальчишка нахмурился, помотал головой.

— Ага, вот именно. Привидения могут прилететь, если не похоронить хозяев. А мы же похоронили. Правда?

Олег нехотя кивнул.

— Вот видишь. Так что нет тут никаких приведений. Разве что барсук…

— Барсук?

— Где?

— Дай я!

Пацаны почти одновременно повисли на лестнице. Игорь почувствовал, что основание поехало в сторону…

— Разойдись!

Мальчишки с визгом бросились врассыпную, а Морозов сиганул вниз. Приземлился на четвереньки, а упавшая стремянка хлопнула его по спине. Ладно хоть алюминиевая, а то б хребет сломала!

— Твою ж ма-а-ать…

А в кухне уже развернулось новое действо. Оттуда донеслись радостные вопли:

— Конфеты!

— Ухты!

— Пап, конфеты!

Андрюшка вытащил шкатулку, доверху заполненную цветными бумажками. Колька и Олег уже разрывали упаковку зубами.

— А ну-ка погодите в рот тащить! — крикнул Игорь, поднимаясь.

— Пап! Ну конфеты же! Сто лет не ел…

Игорь отобрал у сына шкатулку.

— Ну па-а-а-п!

Морозов прокашлялся.

— Это не конфеты, — сообразил внимательный Олег. — Одни фантики…

— Ну да, — согласился Игорь. — Фантики.

Шкатулка была доверху наполнена разноцветными упаковками презервативов.

— Да ничего это не фантики, — плаксиво заявил Коля. — Что это такое?

— Напалечники, — резюмировал Морозов, швыряя шкатулку в кусты. — Нужно добыть огонь. Все ищем камешки светлые, из которых искры можно выбить.

Установка сработала. Мальчишки разбежались в разные стороны, и через несколько минут Морозов уже был счастливым обладателем груды разнокалиберных камней и голышей.

«Вряд ли получится, — подумал он. — Но попробовать стоит».

Тоскливо чиркая по камням обломком ржавого напильника, Игорь припоминал, что на каком-то сайте читал: мол, кремень самый популярный камень на земле. Черта с два! Скорее всего, это было полной ерундой. Ведь не мог же бог, помимо прочих природных ископаемых, обделить еще и кремнем?

Через четверть часа куча камней выросла до полуметровой, а дети, наконец, утомились.

Игорь отбросил в сторону напильник.

— Искры из глаз не получилось, — резюмировал он.

Мальчишки не отреагировали. Действительно устали.

Морозов всерьез прикинул возможность добыть огонь по принципу древних людей, трением, но, увы, он совершенно не представлял технического процесса. Две сухие деревяшки. Одна вращается внутри другой… Еще там нужен лук с тетивой…

Что-то шевельнулось в памяти. Игорь вспомнил, как однажды прибежал домой, весь в копоти, с почерневшими и оплавленными кедами, возбужденный и взволнованный. И как ему влетело за испоганенные вещи. И за то, что грязные руки он вытер о чистое полотенце. Бестолковые родители никак не желали понимать, что он с друзьями спасал город от пожара, ведь на поле горела сухая трава. И ее надо было во что бы то ни стало потушить. А как? Залить или затоптать, но воды ведь рядом не было… Но родители понимать этого не желали. Всыпали по первое число… Но маленький Игорь был рад, что в ажиотаже не упомянул, от чего именно загорелась сухая трава. Ведь это он стянул у бабушки большую лупу и, вдохновленный «Гиперболоидом инженера Гарина», жег сухие стебли, представляя, что горят не травинки, а анилиновые заводы Роллинга…

Солнце уже садилось, но… Где бы еще раздобыть лупу?

И тут Игоря замкнуло. Однажды он видел в интернете ролик, где некий чудак разжег костер с помощью…

— А ведь это вариант! — Морозов полез в кусты и достал шкатулку с презервативами. — Андрюш, Коль, несите сухую траву. Олег, ломай тонкие веточки.

Дети нехотя разошлись.

Морозов высыпал на траву разноцветные «не-фантики». Распаковал один, налил в него колодезной воды. Попробовал сжать так и эдак, превращая резинку в подобие круглой линзы, меняя фокус.

— Я вам всю эволюцию вспять поверну, — пробормотал Игорь, ловя яркую точку на сухой травинке.

Скепсис с детей как ветром сдуло. Они стояли рядом, затаив дыхание.

Еще немного… Игорь сжимал пальцы, менял геометрию мягкой «линзы».

— Ну же…

Травинка зашевелилась, изогнулась, пшикнула в сторону тонкой струйкой дыма. Ее примеру последовала другая. Еще одна! Игорь начал дуть на маленькие искорки, дым повалил гуще. Еще гуще! Он лез в глаза, забивался в горло! И вот затрещало, обдало жаром…

— Вот так! — Игорь вскочил и победно вскинул руку вверх. — И мы можем!

— Ура-а-а! — заголосили мальчишки, от восторга на время позабыв про голод. — Вот же классно!

В костерок полетели щепки, кусочки бересты. Пламя набрало силу. Игорь быстро, чтобы не дать огню разбежаться, обложил будущее кострище камнями, которые натаскали детишки.

— Андрей! Кастрюлю! — скомандовал Игорь.

И дело закипело…

Из тушенки получился отличный суп. Пригодились и травки, припасенные Марией Оттовной. На заброшенном огороде отыскались одичавшие, но все еще пригодные в пищу лук и укроп…

Поели они все вместе, с удовольствием причмокивая и нахваливая варево на все лады.

Пока костер горел, Игорь добрался до хозяйской поленницы и занялся печкой. Поначалу она совершенно не желала разжигаться, отчаянно дымила, но потом прогрелась, занялась, и в дом постепенно потекло тепло. Сухие дрова горели жарко, легко.

С помощью топора, найденного в сарае, Игорь нащипал лучин и пристроил их в ржавую железку над тазом с водой. В доме стало значительно уютней.

— Жизнь налаживается? — осторожно спросил Морозов у самого себя.

Помолчал некоторое время, будто ожидая ответа, и вышел на улицу. Мальчишки уже раздраконили запасы презервативов и, наполнив несколько штук водой, пытались повторить его подвиг. Но уже вечерело, и трава никак не желала вспыхивать…

Когда солнце ушло за горизонт и на небе зажглись первые звезды, Морозов с мальчишками, укутавшись в просушенные за день одеяла, сидели у костра. Молчали. Мальчишки пригрелись и дремали, утомившись за день и разомлев от неожиданно сытного ужина. Игорь шевелил палкой угли, глядя, как к небу поднимается вереница искр. В кустах, привлеченный треском и шорохом, покрякивал коростель. Стрекотали кузнечики. Дым отгонял комаров.

Несмотря на все пережитое за последние дни, было хорошо.

Игорь вспомнил, как в юности они с друзьями убегали к карьеру, жгли там костер, пекли картошку и купались с девчонками. Всю ночь. Кто-то бренчал на гитаре Цоя и «Гражданскую оборону». Город шумел вдалеке машинами. Девчонки были ласковыми, вино — дешевым. И наутро от него совершенно не болела голова. Тогда тоже было хорошо. Проблем не было, хотя казалось, что они есть — большие и серьезные.

«Картошки бы сейчас…»

Игорь оглядел привалившихся к нему пацанов.

Да, все познается в сравнении. Теперь, вернись он в то время, не было бы никого беззаботней и веселее. Но молодость не особо задумывается о своей быстротечности. И тогдашний Морозов… он едва ли бы понял Морозова нынешнего.

Игорь плотнее укутал Андрюшку. Тот завозился, удобнее устроился на отце.

Мальчишки спали. Надо было бы отнести их в дом, уложить в постель. Благо печь раскочегарилась, и тепло потеснило сырость…

Игорь посмотрел на чумазые мордашки. Что умывались, что нет — без толку. Пацаны. Совсем еще пацанята.

Он улыбнулся.

Почему все дети во сне одинаково трогательны?

Черт его знает.

Маленькие, доверчивые, искренне верящие до поры до времени, что ничего дурного с ними не случится…

Морозов глухо кашлянул. Кажется, горло начинало першить.

Игорь снова и снова убеждался: нет ничего божественного в том кошмаре, который приключился с ним, с этими детьми, со всеми остальными людьми. Теперь уже он был почти на сто процентов уверен, что случившаяся катастрофа глобальна. Что и в Штатах, и в Австралии, и в России, и в Монголии — всё так же. Хотелось верить, что есть во всем этом какая-то воля свыше. За грехи, за уродство, за зло… Хотелось верить. Но снова возвращалось понимание того, что корни беды надо искать в человеке. Потому что, каким бы жестоким ни был господь, какими бы страшными ни были грехи человеческие, ничто не могло оправдать детских страданий. И только человек мог быть настолько безответственен, чтобы устроить… Что? Игорь не знал. Он до сих пор не мог понять того, что произошло, и дать этому какое-то определение. Было ясно только, что в один миг миллионы людей очнулись в совершенно новом мире — постаревшем, разрушающемся, одичавшем. Но почему люди уснули?

Иногда Морозов видел сны. В юности это были женщины, экзамены, какие-то приключения… Потом что-то более предметное. Иногда приятное, иногда не слишком. Но были такие ночи, когда Игорь засыпал — почти мгновенно — и просыпался утром, по звонку будильника. Так, будто и не спал вовсе. Лишь закрыл глаза и открыл снова. Ни снов, ни отдыха.

То ощущение, когда он открыл глаза в проржавевшем корабельном гальюне, было сродни такому пробуждению. Человечество никто никуда не похищал и не возвращал. Просто все в один миг заснули и через много лет проснулись. Но уже в совсем других условиях. И вот тут-то вся шелуха с людей и слетела, вот тут-то человечья натура обнажилась, вылезла наружу.

Кровавая, мерзкая, страшная.

Морозову повезло. Он застрял, смешно сказать, в туалете. И пусть он едва не отдал там концы, зато опоздал к началу спектакля. И это сделало его чуточку другим. Кто знает, выберись он из ловушки сразу, кем бы он стал в новом мире? Нашел бы себя среди бандитов, мародеров, убийц, каннибалов и психопатов? Сделался бы одним из них? Возможно. Нашлись бы «добрые люди», вроде того же Маркела, объяснили бы необходимость. Растолковали бы положение. Они умеют это делать, любители промывать чужие мозги собственными помоями. И ничего этого не случилось бы: ни страшных потерь, ни похода в неизвестность с тремя детьми… Всё, что нужно было — потерять себя.

А с другой стороны… Что он мог предложить этим мальчишкам, которые доверчиво прикорнули около него, большого и взрослого? Какую истину должны они были усвоить, чтобы выжить в бардаке, который теперь стал их миром? Ведь самый простой способ — это оскотиниться, одичать. Жри других, делай все, чтобы не сожрали тебя. А там… будь что будет, в будущее смотреть некогда.

Это самый простой способ.

Но были же и другие. Доктора в клинике, собравшие в себе остатки человечности, чтобы помогать нуждающимся. Может быть, в этом и есть особая людская сила, которую во что бы то ни стало нужно и должно сохранить и поддерживать в себе? Может быть. Только поможет ли это в новом мире?

Игорь поворошил угли.

Мысли снова вернулись в привычную колею. Что делать? Куда идти?

Если везде одно и то же, что можно придумать?

В слухи о том, будто в России все хорошо, Игорь не верил. И раньше говорили, что там хорошо, но почему-то, когда Морозов приезжал в Москву, ему так не казалось. Не нравилась ему Москва. Жить там он бы точно не смог. Ему слабо верилось в то, что в этом огромном муравейнике что-то может быть лучше… Но подспудно зрела мысль: другого варианта нет. Игорь старательно прогонял ее, но мысль возвращалась.

Еще он прикинул, что можно вообще никуда не уходить. Хозяева хутора давно умерли. Место глухое, безлюдное. Почему бы не осесть?

Сделать запасы на зиму, наловить горлиц. Он может научиться ставить силки, попробует охотиться на мелкую дичь. Где-нибудь в округе наверняка есть водоем, а значит, и рыба. Все это можно коптить, откладывать в погреб. Так и зима не страшна. Зачем обязательно надо рваться в город? Зачем стремиться к людям, которые непременно захотят тебя ограбить или сожрать?

Игорь по-новому оглядел хутор, погрузившийся в сумерки. К зиме надо подновить крышу, чтобы не провалилась. Заделать окна. Усилить дверь. А в остальном… Печка на месте, работает. Дровяник почти полный, спасибо прежним хозяевам. Колодец есть, только почистить бы. А зимой можно топить снег, слава богу экологическая обстановка теперь заметно улучшилась…

Морозов даже удивился, как легко находились решения. Казалось, что жить на природе значительно легче, чем выживать в городе.

Он повертел эту идею так и эдак и не нашел отрицательных моментов, кроме одного: в лесу можно было надеяться только на себя. Никто не выручит, если вдруг кончатся припасы, никто не придет на помощь, если он заболеет или сломает ногу. Но и в городе может быть так же. Там вместо помощи могут и последнее забрать под шумок. Ресурсы быстро истощаются, на всех не хватит — это точно. А животноводство — когда еще его удастся восстановить… Жрать крыс или соплеменников? Не слишком радостная перспектива. Здесь он хотя бы сам себе господин. Всё, что поймал — его.

В дом скользнул сквозняк, и свет от горевшей лучинки задрожал, бросая из комнаты длинные тени. Морозову показалось, что из две рей на него кто-то смотрит. Почудился маленький силуэт…

Игорь встряхнулся. Силуэт пропал.

— Засыпаю…

Он осторожно разбудил мальчишек и отвел их в кровать. Укутал одеялами. Пацаны сонно завозились, засопели. Игорь вернулся к костру, забрал кастрюлю с остатками супа, отнес в дом. Поставил на стол и укрыл отмытой еще днем крышкой.

Места на кровати хватило только пацанам, поэтому Морозом устроился на полу. Холодно не было, а к жесткой постели Игорь уже привык.

Сознание уже провалилось в пустоту, как пришла ленивая мысль: вот бы проснуться в прошлом… Игорь открыл глаза. Улыбнулся темноте. Он обратил внимание, что каждый раз, засыпая, неизбежно думает, что проснется не тут, а в прежнем мире. Где есть электричество, вода льется из крана, полно еды, и всё якобы хорошо.

Морозов, наконец, уснул.

Ему снилась стройка, работа, магазины. Снились друзья. Лена не снилась. В этом не было нужды.

Она и так все время была рядом. Ждала…

Утром Игоря ждал сюрприз. Похлебки в кастрюле было гораздо меньше, чем оставалось с вечера.

— Вот тебе раз, — хмыкнул он, открыв крышку. — Это кто тут наведывался?

Когда были живы родители, у них была дача. В недостроенный дом ночью пробрался местный кошак. Полосатая бестия умудрилась вскрыть кастрюлю с напечёнными оладьями и выжрать едва ли не половину. Что интересно, собака все это время продрыхла на кухне и никак на вторжение не отреагировала…

Но тут другое. Вылакать литр супа — куда ни шло. Но крышка-то была прикрыта. Мог ли зверь наведаться на кухню, полакомится, а потом аккуратно прикрыть за собой кастрюлю? Вряд ли.

Впрочем, совершить такое зверь мог. Только имя этому зверю человек.

Ночью Игорь спал довольно чутко, никаких посторонних шумов не слышал. Поскрипывали старые балки, ветер стучался в окно ветвями, но это природа… Мышиная возня на чердаке… Или не мышиная? И что за барсук привиделся ему вчера на крыше?

Пока дети одевались и умывались, Игорь раздул угли в печи, разогрел еду. Потом вышел во двор и, озираясь, долго выискивал в одичавшем огороде что-нибудь на роль салата. Лук и укроп он выдрал еще вечером, а все остальные культурные растения либо безвозвратно одичали, либо были насмерть задавлены своими бескультурными собратьями.

В голове завертелись странные рецепты.

Вообще Игорь чувствовал некоторый перелом, происходящий в сознании. Если раньше на такую малозначительную часть обеда как салат он не обращал никакого внимания, то с появлением детей ею взгляды поменялись. Теперь он ловил себя на том, что его сильно заботит столь редкая вещь как сбалансированный обед. Витамины, минералы… Смешно…

Крапива!

Вот и ответ.

Игорь полез в жгучие заросли, прикрывая лицо воротником. Надрав пучок веточек с остроконечными листьями, он проклял всю крапиву на свете и, поплевывая на волдыри, вернулся в дом.

Выскочивший навстречу Андрюшка взвизгнул и бросился обратно.

— Тихо-тихо! — Игорь осторожно протиснулся внутрь, положил на столе крапиву, поставил на разошедшуюся печь чайник.

— Пап… это зачем?

— Для салата.

— А я подумал, — Андрюшка состроил смешную рожицу, — пороть будешь.

— Провинишься — буду, — с напускной суровостью погрозил пальцем Морозов.

Когда вода вскипела, Игорь обдал кипятком крапиву, ободрал верхушки, сложил в миску.

— Это точно салат? — усмехнулся Андрюшка.

Игорь пожал плечами, посыпал листья щепоткой соли, которую наскреб от большого спекшегося кома. Сказал:

— Уж какой получился. Однажды я кофе из корней одуванчика пробовал приготовить.

— Получилось?

— Я так и не понял. Мой батя, твой дедушка, не оценил, все выкинул. — Игорь помял пальцами размякшую крапиву в миске, чтобы дала сок. — А где Олег с Колей?

— В колодец полезли, — радостно сообщил Андрюшка.

Игорь сорвался с места в карьер. Едва не вышиб дверь, споткнулся о порог, покатился по двору.

— Коля! Олег! Елки зеленые…

Когда Морозов подоспел к колодцу, Коля уже висел вниз головой, цепляясь за полусгнившие бревна, а за ноги его держал Олег. Было видно, что пальцы вот-вот разожмутся.

— Не упусти!

Игорь бросился к мальчишке, но Олег, заметив несущегося к нему Морозова, перепугался, вскрикнул и отпустил ноги брата.

Словно в жутком замедленном кино, Игорь увидел, как соскальзывают уставшие пальцы. Он прыгнул вперед, чуть не разбил голову, но успел схватить визжащего Колю за штаны. Ткань хрустнула…

Выдержала.

Коля отпустил бревна, Игоря рвануло вниз. Возникло шаткое равновесие.

Перепуганный пацан верещал, как зверек, дергался.

— Не брыкайся! — рявкнул Игорь.

Перехватил его за ногу. Потянул. Потом еще раз, уже уверенней…

И выдернул засранца из колодца.

Коля тихонько пыхтел и отплевывался, вцепившись в Игоря мертвой хваткой. Рядом размазывал по носу сопли Олег, на крыльце стоял перепуганный Андрюшка.

— Всё уже, дайверы, всё… — успокоил виновников Морозов, чувствуя, как отпускает напряжение. — Ныряльщики, черт бы вас побрал, за жемчугом…

Он отволок Колю подальше от колодца. Олег засеменил следом.

— Чего вас туда понесло?

— Мы… мы… — начал Олег. — Мы посмотреть хотели…

— Чего там смотреть?

— Русалок…

Игорь почувствовал, как брови полезли вверх.

— Отлично… — сказал он. — Русалок… Вы в следующий раз и меня прихватите, когда посмотреть чего-нибудь удумаете. Ладно?

Братья закивали.

— Я в туалет хочу, — сообщил Андрюшка.

Морозов вздохнул.

— Сам справишься. Без меня.

— Не справлюсь! Там страшно… теперь… Я русалок боюсь.

— Ситуация выходит из-под контроля. Ладно! Пошли, покараулю…

Когда они вернулись из чудом уцелевшего деревенского сортира, остатки супа уже подгорели. Пришлось есть вязкую гущу и заедать салатом из крапивы. Впрочем, мальчишки притихли и не жаловались.

После еды Игорь отправил детей на улицу, строго-настрого наказан не отходить далеко и не безобразничать, а сам принялся методично обыскивать дом. Он заглянул в каждую коробку, в каждую щель, выгреб кучу гнили и тряпья. Стащил мусор на кострище, но поджигать кучу пока не стал. Днем дым будет виден издалека, лучше — ночью.

Из полезностей, найденных на первом этаже, имелась пластиковая удочка с леской и крючком, моток тонкой капроновой веревки, кое-какой садовый инвентарь, серп, коса и топор. Еще несколько нержавеющих мисок и кружек.

В сарае обнаружился даже вездеход АТУ. Морозов обрадовался было, но потом разглядел потрескавшиеся гнилые колеса, проржавевший бензобак и лопнувшие масляные шланги. Машина, даже будучи в крытом помещении, за много лет превратилась в хлам.

На крюке, вбитом в стену сарая, Игорь нашел старый кожаный патронташ и чехол для двустволки. Видимо, где-то в доме было ружье. Согласно правилам хранения, оружие и боезапас должны были находиться в сейфе. Если сейф герметичный, то ружье могло неплохо сохраниться. Правда, сейф еще нужно было открыть, да и не заметил Игорь на первом этаже ничего, похожего на железный ящик.

Морозов обшарил сарай. Обнаружил останки овец, несколько мотков гнилой веревки, сгнившую бензиновую косилку, ржавую наковальню с набором молотков.

Закончив в сарае и на первом этаже, Игорь решил идти наверх. Поднялся по лестнице, морщась от каждого скрипа и опасаясь, что очередная ступенька под ногой вот-вот проломится. Но лестница выдержала, и он благополучно дошел до конца. Открыл чуть перекошенную дверь.

На втором этаже были только две маленькие комнатки. Спальня и кабинет.

В спальне стояла большая кровать, сильно попорченная протекающей пробитой крышой. По углам здесь ютилась плесень.

— Мрачненько, — пробормотал Игорь.

В кабинете было немного чище, хотя время и здесь оставило свои беспощадные следы. Около стола темнел высокий сейф. Но мечте разжиться рабочим оружием не суждено было сбыться: на сейфе был цифровой замок. Морозов на всякий случай дернул дверцу, но та не сдвинулась ни на миллиметр.

Морозов обыскал ящики письменного стола. Пожелтевшие бумаги, скрепки, пустые пластиковые папки, ржавая отвертка, кусачки, путаница проводов, разномастные зарядные устройства.

На столешнице стоял покрытый густым слоем пыли ноутбук. Полезный здесь и сейчас, как лысому расческа.

Морозов машинально побарабанил по пыльным клавишам пальцами. Негусто.

Он пошел прочь из кабинета, но остановился в дверях и оглянулся. Ему показалось, будто он что-то упустил. Что-то важное. Игорь внимательно осмотрел каждый предмет еще раз и обомлел. Взгляд его прилип к ноуту.

На темном, пыльном экране были нарисованы четыре человеческие фигурки. Одна большая и три маленькие…

Здесь недавно кто-то был!

Игорь вернулся в кабинет, обследовал все с удвоенным тщанием. Но, кроме примитивного рисунка, следов присутствия человека больше не нашлось. Разве что упавшее кресло. Но кто знает, почему оно опрокинулось?

Морозов повторно обыскал спальню. Ничего. Плесень, вздувшиеся панели на стенах, гнилая кровать.

Морозов спустился на первый этаж. Проверил детей. Мальчишки возились в траве, что-то обсуждали вполголоса, спорили. По всей видимости, игра была в самом разгаре.

На душе у Игоря было тревожно.

Отъеденный ночью суп, рисунки на мониторе…

Нужно было отвлечься от загадок.

Игорь составил в уме приблизительный список дел и начал действовать. С мотком капроновой нитки ушел к деревьям и долго пытался поставить силки. Скользящая петля получалась хорошо, но вот куда ее приладить, Морозов ума не мог приложить. Опыта охоты у него не было. Он переходил от одного дерева к другому, примеривался и приглядывался, пока не уперся в узкую тропку, проложенную неведомо кем в высокой траве. Изловчившись, он устроил здесь первую ловушку. Вторую приладил под большим кустом. Вбил колышки, примотал петли.

Вроде бы получилось дельно.

На обратном пути Морозов услышал хлопанье крыльев и кряканье. Замер. Осторожно, стараясь не шуршать, он стал подбираться туда, откуда доносились всплески.

Через десяток метров приторно потянуло болотом. Игорь почувствовал, как ноги погружаются в холодную грязь. Он сделал еще пару шагов, но провалился в жижу по щиколотку. Остановился. Утопнуть в болоте в его планы не входило. А где-то впереди отчетливо раздавалось хлопанье крыльев, плеск и кряканье уток. Там явно был водоем. Нужно было только найти верную дорогу к нему.

Морозов выбрался из грязи.

— Ладно! — погрозил он пальцем невидимымуткам. — Еще посмотрим… Посмотрим…

Что именно «посмотрим», Морозов не придумал, поэтому ограничился условными угрозами. Чавкая промокшими ботинками, он вернулся к дому. Возле колодца взгляд зацепился за какую-то черную веревку, валявшуюся в траве. Ничего подобного тут раньше не было!

Игорь резко развернулся. «Веревка» стремительно исчезла в траве.

Гадюка!

От ужаса внутри Морозова все похолодело. Сердце заколотилось.

— Тварь, — прошептал он. — И ведь рядом совсем ползаешь, гадина…

Игорь терпеть не мог змей, патологически их боялся. Восторг натуралиста Дроздова, с которым тот хватался за любую ползучую хреновину, был Морозову категорически чужд.

Игорь по широкой дуге обошел место встречи с гадом, заскочил в сарай и снял с гвоздя косу. Критически оглядел лезвие. Не фатально, но ржавое. Так дело не пойдет. Он внимательно поискал возле стены и с радостью обнаружил точильный камень…

На жаре окашивать двор было нелегко. Сухие стебли плохо срезались, норовили сломаться, да и косарь, честно говоря, из Игоря был аховый. С него сошло семь потов, прежде чем удалось привести в порядок сравнительно небольшой пятачок перед домом. Зато мальчишки с удовольствием помогали ему сносить скошенную траву в одну большую кучу.

Когда с сенокосом было покончено, Игорь плюхнулся в тень, отдуваясь, а дети с восторгом сиганули в ароматный стог.

— Ну, хоть кому-то хорошо, — пробормотал Игорь, сдувая капли пота со лба.

Подходило время обеда. Поскольку сегодняшняя добыча состояла только из натруженных непривычной работой мышц и разболевшихся ран, Морозов понял: готовить придется все тот же суп из тушенки. На этот раз он не стал разнообразить меню сомнительными салатами, а просто сунул верхушки крапивы в кастрюлю вместе с кубиками и содержимым консервов. Получилось значительно лучше, чем накануне.

Пока суп остывал, Игорь размышлял над ночным происшествием. Если кто-то вчера слопал пол-кастрюли, то ведь ничто не мешает этому «кому-то» сделать это и сегодня?

— Надо будет подготовиться, — решил Игорь. Он подметил, что снова стал часто разговаривать сам с собой, как в первые дни после пробуждения. Хмыкнул и будто бы назло сказал: — Ну и ладно. Как хочу, так и делаю.

Морозов вышел на крыльцо и крикнул мальчишек. Те прибежали вспотевшие, грязные, довольные. В глазах каждого тлели червоточинки испытанного горя и пережитых ужасов, но червоточинки эти сидели глубоко, не вылезали наружу без крайней необходимости. Коля, Олег и Андрюшка даже сейчас, даже среди этого чудовищного мира оставались детьми. И Морозову было приятно создавать вокруг них островок… нормальности.

— Пап, ты звал?

— Звал. Умываться и кушать…

За день Игорь еще несколько раз выходил косить траву, проверял ловушки и разведывал, как подобраться к пруду с утками. А под вечер сделал вместе с детьми небольшой обход новых владений.

Они обогнули хутор по широкой дуге. К западу раскинулось широкое поле, поросшее сорной травой, на юге — тот самый заболотившийся пруд, к которому Игорь не решался подходить без предварительной разведки, на востоке рос густой ломкий ивняк. На севере же Морозов снова столкнулся с сырью. Под ногами чавкало, вокруг колосился тростник. Но это уже было не болото, скорее, река. Хутор находился между двумя водоемами, и это Игоря обрадовало. Была перспектива рыбалки и охоты.

Думая об охоте, Игорь задумался о том, как, собственно, зверя бить? Если с зайцем, попавшем в силки, все было более-менее ясно, то как быть с уткой? Ее в ловушку еще надо заманить, да и какой должна быть эта ловушка, Игорь не представлял. Голубей он в детстве ловил, на леску с крючком и хлебную крошку. Но то был голубь — городской, тупой и жадный. Лесную горлицу так просто не купишь. А уж утку и подавно. Нужно было какое-то оружие, способное бить жертву на расстоянии. В голову приходило лишь два варианта: метательное копье и лук со стрелами. Морозов пришел к выводу, что надо сделать и то и другое.

Домой он вернулся в приподнятом настроении. Тут же отправил детей играть, взял топор и срубил несколько длинных орешин. Ободрал с них кору и начал мастерить лук.

Задача, впрочем, оказалась не такой уж простой. Натянуть веревку на палку не составило труда. Однако изготовить более-менее внятную стрелу, было сложно. Ветки были кривые, пришлось вытачивать из довольно толстого стволика. С оперением тоже пришлось повозиться. Не зная, каким образом делать правильно, Морозов испробовал множество вариантов, и в конечном итоге просто плюнул на это дело. Метров на семь-восемь стрела летела вполне сносно и без оперения, потом все равно теряла силу и шла боком. Кончик Игорь заточил и обжег на огне.

Изготовив несколько таких стрел, он пошел тренироваться во двор, несмотря на то, что уже почти стемнело. Спустя пару минут он лишился трех стрел из пяти: две улетели неведомо куда, одна сломалась, ударившись о камень. В старый матрас, служивший мишенью, попали только две стрелы, но ни одна не смогла пробить ветхую ткань.

С такой техникой нечего было и мечтать об успешной охоте. Зато детям лук понравился. Они тут же принялись носиться с ним по дому, стреляя из одной комнаты в другую. Пару раз Игорю даже пришлось успокаивать не на шутку разошедшихся лучников, которые никак не могли разрешить вопрос очередности: каждый хотел стрелять именно сейчас, а не после другого, и дело кончилось небольшой потасовкой. Морозов вмешался, отобрал лук и пообещал потом каждому сделать такой же. На этом инцидент был исчерпан, а Игорь взялся за копье.

В теории это было значительно проще, чем лук. В учебниках писалось о том, что древние люди вообще делали копья в виде палки с обожженным острием и как-то умудрялись со всем этим успешно выживать. Но и тут обнаружились подвохи. В убойную силу просто заточенной палки Игорь не верил. Он понимал, что не сможет метнуть ее так, чтобы прибить хотя бы утку. Требовался наконечник. В голову приходил только нож, примотанный к палке. Игорь даже нашел в хуторском хозяйстве подходящее лезвие и сбил с него ручку. Расколол древко, втиснул в щель железку. Получившаяся конструкция оказалась слишком громоздкой, и ее пришлось еще долго доводить до ума, подтесывая и подтачивая, прежде чем окончательно замотать место соединения капроновой веревкой. Перед сном Игорь на пробу метнул дротик в стену. Тот вонзился между бревнами и застрял. Когда Морозов его вытаскивал, нож ушел в сторону. Нужно было перематывать.

Это уставший Игорь решил оставить уже на утро.

Заснул он сразу. Мальчишки, к тому времени уже сами угомонились и залезли в кровать. Сквозь сон Морозов подумал, что капризничают дети только дома с мамой, а в экстремальных условиях быстро берутся за ум…

О своем намерении устроить ловушку на неизвестного ночного гостя Игорь вспомнил лишь утром, когда обнаружил, что из кастрюли снова кто-то ел. На этот раз визитер поступил наглее: не стал хлебать из общего котла, а аккуратно налил себе в тарелку, все съел, но посуду за собой не помыл.

Игорь оглядел дом, стараясь понять, что еще мог трогать гость. На глаза попали не убранные с вечера инструменты, парочка ножей, топор, недоделанное копье.

По спине пробежал холодок.

Неизвестный мог запросто прирезать спящих…

Правда, убивать Морозова смысла не было. Он готовил еду, не надоедал. Ночью можно было прийти и спокойно поесть. Куда не глянь — сплошная выгода. С другой стороны, кто знает, что может взбрести в голову неведомому ночному визитеру?

Может быть, это кто-то из хозяев? Но зачем прячется?

А может, очередной псих?

Вспомнив лысого сумасшедшего, встреченного на болоте, Игорь поежился. Не хотелось бы находится под одной крышей с кем-нибудь подобным. Психи, конечно, бывают тихие, но все равно, доверять сумасшедшему глупо.

После завтрака Игорь снова обыскал дом. Поднялся на второй этаж, ничего нового не обнаружил. Спустился вниз, простучал все доски, в поисках входа в подпол. Обнаружил небольшую, но крепкую дверцу. Выцарапал лопатой из-под слоя грязи кольцо. Потянул, чувствуя, как от напряжения вздуваются мышцы. Крышка со скрипом откинулась.

Пахнуло прелью и холодом.

Игорь осторожно заглянул в прохладную тьму.

Если в доме и был кто-то живой, то уж точно не здесь. Подпол оказался на четверть затоплен — и как только сам дом устоял? Игори аж передернуло от суеверного ощущения, что на него кто-то сейчас внимательно смотрит из глубины.

Морозов поморгал, чтобы избавиться от наваждения. Сунул голову вниз, посмотрел по сторонам. Из воды торчали верхние пустые полки.

Он захлопнул дверцу, поплотнее утоптал кольцо, чтобы дети не добрались.

Задумался.

Он все время искал в доме. А вдруг ночной визитер прятался снаружи?

Игорь взял недоделанное копье, веревку и вышел на улицу. Перемотал наконечник, обошел дом кругом, внимательно рассматривая каждое бревно, каждый угол. Заглянул в сарай, перерыл груду сгнившей соломы. Забрался на верхние перекладины, но, увы, и там не обнаружил ничего подозрительного.

— Где же ты, зараза, — пробормотал Игорь, отряхиваясь.

Он отошел от дома, осмотрел картину в целом. Играющие дети, сарай, клочками выкошенная зона вокруг хутора. Ничего. Никакого намека на чье-то постороннее присутствие.

— Я тебя поймаю, — громко пообещал Морозов. — Я те дам суп чужой жрать!

— Что, пап? — Андрюшка вынырнул из стога скошенной травы.

— Ничего, — махнул рукой Игорь. — На охоту схожу. От дома не отходите. Понятно?

— Да! — Мальчишка снова исчез в траве.

Морозов подхватил копье и двинул вдоль ловушек. Одна была сорвана и исчезла, вторая стояла нетронутой. Игорь восстановил силок, растянул еще пару и направился к пруду.

Теперь он зашел с другой стороны. Дал солидный крюк вправо от того места, где его чуть не затянуло и нашел более-менее твердую почву. Подобрался к водоему почти вплотную.

Впереди поблескивало зеркало воды.

Игорь пригнулся, пошел тихонько, стараясь шуршать как можно меньше. Трава была высокая, тут можно было легко спрятаться. Но уток обмануть таким образом не получилось. Когда Игорь оказался у воды, те настороженно покрякивали у другого берега.

Прицельно бросить копье на такое расстояние Морозов не мог.

Когда Игорь поднялся во весь рост, птицы громко заголосили. Они будто кричали что-то вроде: «Мы знали! Мы знали!»

— Бе-бе-бе… — передразнил Морозов. — Дуры.

Он снял ботинки, закатал штаны и залез в прохладную воду. Ступни ушли в противный ил. Через пять шагов дно круто пошло вниз. Игорь остановился. Присмотревшись, он заметил в глубине быстрые тени.

— Вместо копья надо было удочку взять… — проворчал Морозов.

Где-то вдалеке ему послышался смутно знакомый звук. Он шел, казалось, с голубого неба, опускался на Игоря вместе с жаркими лучами солнца.

Или это ветер гоняет миражи вместе с запахами трав?

Утки по-прежнему крякали, стрекотали кузнечики, в зарослях камыша надрывалась птаха.

«Почудилось», — решил Игорь.

Он выбрался на берег, погрозил уткам кулаком и пошел обратно. По пути решил проверить последний силок, что ставил вчера чуть в стороне.

И тут Игоря ждал сюрприз. В плену у крепкой веревки бился заяц…

На хутор Морозов вернулся в приподнятом настроении. С добычей.

День прошел, наступил вечер. А затем ночь.

Переполох случился утром.

Громыхнула посуда. Игорь вскочил, подхватил копье и кинулся на кухню. Там никого pie было. Валялась заранее поставленная на краешек стола миска с водой. И пара тарелок. Открытая кастрюля с тушеной зайчатиной осталась нетронутой.

Игорь принес лучину, раздул в печи огонек. Стало светлее.

На полу отчетливо отпечатались мокрые следы босых ног.

Игорь присмотрелся.

Следы были совсем маленькие… детские.

Ребенок?

Вот почему старые половицы, скрипевшие под его собственным весом, не отзывались на визит ночного гостя.

Игорь перехватил лучину поудобнее и пошел на разведку. Судя по следам, неведомый визитер метался по кухне, потом поскользнулся и кинулся к лестнице. Наверх. На ступеньках остались капли.

Морозов поднялся на узкую площадку между этажами. Тут следы обрывались.

— Не испарился же… — Игорь негромко позвал: — Эгей! Есть кто живой?

— Пап? — подал голос Андрюшка.

Игорь посмотрел вниз. У начала лестницы уже собрались мальчишки. Олег держал в руках палку. Мордочки у всех троих были решительные и встревоженные одновременно.

— Все нормально, ребят. Идите в кровать. Если что, я позову.

— Только вы точно позовите, дядя Игорь, — серьезно сказал Олег.

— Точно.

Морозов с трудом подавил улыбку и присел. Опустил лучину низко к полу и посмотрел чуть-чуть сбоку.

Были видны следы на верхней ступеньке, потом еще один шаг вперед, уже с трудом различимый. А дальше… ничего.

Игорь нашел в перилах щель, воткнул туда лучину, чтобы не занимала руки. И осторожно, тупым концом копья стал простукивать стены. Глухой звук неожиданно сменился гулким.

— А га.

Деревянная панель была подогнана плотно. С низким пазом. С высоты роста взрослого человека и не разглядишь сразу. Люк был небольшой, сантиметров шестьдесят в поперечнике. Морозов подцепил его кончиками пальцев. Потянул, преодолевая слабое сопротивление. Крышка вышла легко — чуть вперед и вверх, на шарнирах.

Игорь наклонился, осторожно заглянул внутрь.

Темно хоть глаз коли.

Морозов снял лучину и просунул ее в лаз. Из темноты мгновенно метнулась тень и ударила по маленькому огоньку. Тот погас.

Игорь отшатнулся, ударился затылком о люк.

— Твою мать! — Он подышал успокаивая сердце. — Кто там?

Никто не откликнулся.

— Ладно… — Игорь отполз назад, сел. Позвал: — Андрей!

Внизу послышался топот.

— Да, пап!

— Принеси-ка лучину. В печке зажги. Только осторожно, не обожгись там.

— А… Хорошо…

Снова раздался топот. Что-то упало. Теперь бегал уже не один Андрюшка. Скрежетнула печная заслонка. Послышалась возня. И вскоре лестница осветилась.

Наверх выбрались все трое, у каждого в руке было по лучине.

— Охламоны, — пробормотал Игорь. — Давайте.

Игорь поджег свою лучину и снова заглянул в люк. На этот раз он был готов. Когда метнувшаяся тень вновь попыталась затушить огонь, Игорь быстро прикрыл свет ладонью.

По руке ударило мягкое, будто бы матерчатое. Но сразу после этого в кисть вцепились коготки и впились зубы!

Игорь рыкнул, выронил лучину, опять бахнулся головой об угол, да так, что перед глазами полыхнуло.

Мальчишки заверещали!

Пока он моргал и тряс головой, приходя в себя, гомон и шум прекратились. Наступила тишина.

А потом раздался удивленный Олежкин голос:

— Оба-на, девчонка…

Игорь открыл глаза и в неровном свете трех лучин увидел, что и тайнике, на дощатом, грубом полу, сидят двое детишек. Мальчишка, худенький и чумазый, с буйной копной взлохмаченных светлых волос на голове и девочка. Тоже чумазая. Невероятно худая, в драном платьице. Она прижимала к груди тряпичную куклу, сине-белого Сипсика,[2] и прикрывала плечом мальчишку. Вид у этой девочки был решительный.

— Ни фига ж себе, — только смог сказать Игорь. — Вы… вы откуда здесь?

Дети промолчали.

Потянуло едким дымом.

— Пожар, — несмело обронила девочка.

От упавшей лучины в углу тайника ярко полыхнула ветошь.

— Вниз! — гаркнул Игорь своим пацанам. — Воды!

Коля и Олег скатились по лестнице, Андрюшка потянул за собой Игоря, но он махнул сыну рукой: мол, иди!

Девочка прижала к себе мальчишку, фыркая от дыма, но не решаясь приблизиться к Морозову. Игорь пролез в заполняющийся дымом тайник и протянул руку:

— Сюда!

Она поколебалась лишь секунду. Поползла к Игорю, волоча за собой мальчишку. Морозов вытащил обоих из лаза.

К тому времени вернулись запыхавшиеся Коля и Олег, каждый нес по ковшу с водой. Игорь плеснул на огонь раз, другой, сбил пламя и залил мелкие угольки. Пожар удалось потушить быстро, благо никакие деревянные конструкции не занялись. Только ветошь.

Когда Морозов убедился, что ни дыма, ни огня больше нет, он согнал всех вниз и только после этого спустился сам.

Мальчик и девочка уже стояли возле стола, прижавшись друг к другу. Не убегали, но и знакомиться не спешили.

— Дела, — произнес Морозов, не зная с чего начать.

Коля подался вперед и попытался отобрать у девочки Сипсика. Та зашипела, дернула игрушку на себя двумя руками.

Морозов отвесил Коле звонкий подзатыльник. Мальчишка ойкнул и отскочил.

— Это что за выходки? — Игорь строго посмотрел на него. — Не сметь обижать… новеньких. Понятно?

— Понятно, — буркнул Колька, потирая затылок. — Я просто хотел…

— Цыц.

Морозов пригляделся к девочке. Она была старше мальчишки, но худоба делала ее меньше. Мальчишка же был совсем маленький, однозначно младше и Коли, и Олега, и Андрюшки.

Он испуганно смотрел на Морозова и шмыгал носом.

Игорь нашел две чистые миски, кинул туда несколько кусочков зайчатины, налил наваристого бульона. Вытер две ложки о свою рубаху, протянул их новеньким.

— Кушайте.

Девочка с недоверием посмотрела на него.

— Ладно модничать, — улыбнулся Морозов. — И так по ночам уже лакали из кастрюли.

Мальчишка сморщил нос и хихикнул.

— Лакали, — повторил тихо.

Девочка зыркнула на него строго, аккуратно взяла ложки и — Морозов не поверил своим глазам! — сделала вполне правильный книксен. После этого она разложила приборы на столе, подсадила на стул брата и села сама. Сипсика положила рядом.

Мальчишка зачавкал супом. Ела девочка очень аккуратно, старательно, не проливая ни капельки.

Игоревы пацаны наблюдали за ней, раскрыв рты.

Морозов прокашлялся. Все-таки горло першило.

— Вот так, ребят, женщина дома. Вы того… Теперь чтоб регулярно руки мыли.

— Пап, я тоже кушать хочу, — заявил Андрюшка.

— И я!

— И я!

— Понятно, — вздохнул Морозов и расставил стулья.

Через минуту весь его детский сад дружно хрумкал за одним столом.

На улице уже рассвело. Начинался новый день…

Мальчик и девочка оказались молчунами.

Игорю не удалось выбить из них ни полслова. Девочка лишь единожды сказала: «Пожар». А мальчик повторил за Игорем слово «лакали».

И всё.

При этом проблем с общением у них не возникало, особенно у девочки.

Если было нужно, она вполне могла объясниться жестом, позой, поступком. Она четко давала знать, что и как нужно делать, чтобы ей было хорошо. Девочка не наглела, брала только то, что ей было необходимо, и устраивала жизнь вокруг себя таким образом, чтобы уютно было всем. К примеру, она взяла за правило ставить на всех столах и подоконниках в доме цветы. Собирала их в лесу, в поле, в заросшем огороде. Совала в отмытые стеклянные банки и меняла букеты ежедневно. Также она отыскала где-то скатерть, отстирала ее. Каждый день подметала полы веником собственного изготовления.

Как взрослая.

Временами Игорю казалось, что в хрупком теле и впрямь живет взрослая женщина, но девочка совершала какую-нибудь мелкую детскую глупость, и иллюзия пропадала…

Через несколько дней, возясь с запутавшимися рыболовными снастями, Игорь услышал шум за домом. Морозов отложил удочку и выглянул из-за угла.

Его мальчишки обступили новеньких и уже толкали девочку в плечо. Вроде как драку зачинали. Для них еще не было особой разницы в том, драться с девчонкой или с другим пацаном.

Младший брат девочки постоянно вылезал вперед, сопел, пытался защитить сестру, но та отпихивала его за спину: мол, не лезь, взрослые разбираются.

— Так! — грозно сказал Игорь, выходя из-за угла. — И что тут за шум?

Мальчишки потупились и отступили. Поле боя осталось за девочкой.

— Она нам волосы дерет, — пожаловался Андрюшка.

— Да! — бойко подтвердил Коля. — А мы ее не трогали!

— Волосы? — Игорь удивленно посмотрел на девочку. — Ты чего?

Та молча показала ему большую деревянную расческу, лишившуюся половины зубьев.

— А-а… Вот оно что… Ладно. — Морозов сел на землю рядом с девочкой, кивнул ей на расческу, потом показал на свою голову. — Вот что, парни. Это надо делать каждый день, и чтобы никакого выпендрежа.

Он сморщился, девочка старалась на совесть и драла волосы нещадно. Краем глаза он видел, что она сосредоточена и серьезна. Наверное, копирует кого-то из своей прошлой жизни. Мать? Бабушку?

Когда девочка закончила, Морозов встал и указал сыну на свое место.

— Я не хочу… — нахмурился Андрюшка.

— Надо, — внушительно сказал Игорь. — И вот еще что, обижать девочку нельзя. Понятно?

Пацаны промолчали, но возражать не решились…

Прошло еще несколько дней.

Девочка и мальчик продолжали упорно молчать. Даже имен из них Игорю выбить не удалось. Он стал называть мальчика Максимом, а девочку Аней — по аналогии с Ану и Мартом из сказки про Сипсика.

Игорь регулярно ходил на рыбалку, возвращался почти всегда с уловом. Таскал мелкое зверье из силков. Пару раз ему удалось подкараулить и поймать утку.

В поле он обнаружил участки с одичавшими злаками. То ли рожь, то ли пшеница колосились буйно, но вразнобой. Игорь пометил участки вешками, решил по осени собрать урожай и попробовать смолоть зерна в муку.

Морозов даже сумел насушить мелкой рыбешки про запас. Засолил и подвялил несколько кило зайчатины.

Все стало получаться. Жизнь постепенно налаживалась.

Будучи на рыбалке, Игорь регулярно слышал все тот же странный, смутно знакомый звук, доносившийся издалека. Будто заключенный в коробку шмель бился крылышками о крышку. Но понять, что это за звук и откуда он долетает, Морозов никак не мог.

Центром мира для него стал хутор, поле, ближний лес, пруд. Все, что не касалось напрямую его или детей — не имело смысла. Озверевший Таллинн казался далеким, как страшная сказка. Тревоги и страхи потонули в мелких проблемах и бытовых заботах. Хутор постепенно становился все более обжитым, казалось, что сам дом поднимается, становится крепче от того, что в нем снова живут люди.

Хозяева…

А потом все закончилось.

Разом.

В тот день погода испортилась: дул неприятный ветерок, моросил мелкий, будто пыль, дождь. Игорь, натянув на голову капюшон, стоял по колено в воде, с удочкой. Вдалеке привычно жужжало. И вдруг «шмель» словно бы вырос в размерах! Жужжание превратилось в рычание, а затем…

Морозов бросил удочку в кусты, метнулся на берег, упал в камышах, отполз в сторону и только тогда поднял голову.

По полю ехала машина!

Судя по басовитому звуку, тяжелая, дизельная, вроде трактора или тягача. До ноздрей долетела вонь горелой солярки. Вонь ударила воспоминаниями, воскресила картины прошлого…

До этого момента Морозов ни разу не видел в новом мире машин на ходу. В Таллинне и окрестностях дороги были завалены ржавыми коробками на продавленных, потрескавшихся колесах. Без электроники, без масла и бензина…

То, что автомобиль может двигаться, казалось сейчас странным. Даже не верилось.

Но по полю однозначно шла техника.

Морозов лежал в камышах, не смея пошевелиться. Сердце бешено билось в груди, ладони вспотели. Очень хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят.

Рычание приблизилось. Стало громким. Игорь почувствовал животом, как подрагивает земля под тяжелой машиной.

Вставать он не решился. Морозов понимал, машины сами по себе не ездят. За рулем должен сидеть человек. А с людьми после пережитого в Таллинне Игорю совершенно не хотелось встречаться.

Рык неожиданно утих. Двигатель покряхтел на холостом ходу, а потом фыркнул и совсем смолк. В навалившейся тишине закрякали перепуганные утки.

Игорь сел на корточки и выглянул из зарослей камыша. Обомлел.

В десятке метров от дальнего края пруда стояла большая носатая бандура зеленого цвета. Бронетранспортер. Острая морда, узкие глазницы окон. Из верхнего люка торчал человек. Второй стоял на броне в полный рост и мочился сверху в траву. Оба были одеты в пятнистый зеленый камуфляж.

Вскоре из броневика выбрался еще один военный в танковом шлеме. Спрыгнул на поле и деловито заглянул за колесо. Пнул покрышку.

О чем говорили военные, Игорь не слышал. Но язык узнал: эстонский…

Увы, как и большинство русскоязычных жителей Эстонии, государственного языка он в должной мере не знал. В этом было что-то исключительно неправильное, изумлявшее всех, кто хоть в какой-то мере касался проблем жития за рубежом. Первое, что следовало сделать эмигранту — выучить язык, а уж потом требовать для себя каких- либо прав. Но большинство тех, кто родился в Эстонской республике в советский период, себя эмигрантами, мигрантами и оккупантам и не считали. А потому в общую для всех переселенцев тенденцию не вписывались. Более того, чем жестче становилась политик правительства в отношении «языкового вопроса», тем сильнее чувствовалось противодействие со стороны русскоязычных. И если кто-то и знал эстонский, пользоваться предпочитал русским. В этом была какая-то фронда. Своеобразное пассивное сопротивление властям, которые упорно пытались провести водораздел между гражданами высшего и всех прочих сортов. Хотите нас отделить? Пожалуйста, давайте выроем яму поглубже! В этом на самом деле не было ничего удивительного или странного: обычная человеческая природа. Люди совершенно не терпят насилия над собой, и в знак протеста часто делают глупости… Точно так же поступали и сами эстонцы, в годы, когда они последовательно пытались то онемечить, то русифицировать, то приучить к шведскому, а местами даже к польскому языкам. Сохранение родного языка стало для эстонцев равнозначно сохранению своей культуры. Но! Этот важный исторический урок был начисто забыт властями, которые с удручающим усердием принялись поголовно обэстонивать население…

Игорь сидел в камыше и ни черта не понимал из того, о чем говорили сейчас эстонские военные на бронетранспортера На короткий миг он даже пожалел, что некогда относился к государственному языку как к тупой и бесполезной обязаловке.

Тем временем военный, что ползал под машиной, выбрался, пожал плечами и вполне понятно выругался:

— Perse![3]

Командир проигнорировал комментарий, встал на броне и, приложив руку ко лбу, осмотрел окрестности.

Морозов медленно опустился в траву.

«Откуда у них машина? Откуда топливо?» — билось в голове.

Он снова высунулся. Теперь по броне расхаживал только один военный, до этого справлявший малую нужду. Парню было скучно. Он пинал крышку заднего люка. Через некоторое время крышка распахнулась, из люка высунулся мужик в шлеме, нещадно обложил солдатика последними словами и сунул ему ведро. Ткнул пальцем в сторону пруда.

Парень соскочил в траву и пошел по направлению к Игорю. Морозов снова прижался к земле. По спине пробежал холодок. Ему показалось, что он дышит слишком громко, а сердце бьется так, что слышно за километр. От земли пахло сыростью, на щеку заполз муравей, путаясь в отросшей бороде.

Вскоре послышались чавкающие шаги. Зашуршал тростник. Игорь приподнял голову. Солдат был молод. Форма на нем сидела мешковато, но выглядела целой и совсем не ветхой, как большинство одеяний жителей Таллина. Куртка была перетянута армейским ремнем, на котором болтались фляга и нож. Солдатик аккуратно поправил за спиной автомат и зачерпнул ведром воду. Распрямился, неторопливо огляделся.

У Игоря замерло сердце.

Но военный ничего не заметил, поднял ведро и зашагал обратно.

Вскоре бронетранспортер взревел, развернулся, срывая дерн, и укатил прочь…

Морозов еще некоторое время полежал в камыше, поднялся, нашел удочку и потопал домой. В голове было пусто, на душе погано.

Возле крыльца Игорь остановился. Аккуратно вытер ноги о тряпку, которую положила на пороге Аня. Снял плащ, дал девочке себя расчесать.

Вокруг вились мальчишки, каждый хотел рассказать ему что-то, спросить, просто обняться. Морозов терпеливо слушал, кивал, что- то отвечал, а перед глазами все пыхтела большая, на вид неповоротливая, но очень опасная машина.

И солдаты на броне.

Из сумбура вопросов, страхов и предположений постоянно всплывало глупое: «И больше не нужно бояться человека с ружьем…»

Увы, в нынешние времена бояться человека было нужно. А уж с ружьем…

У солдата был автомат. Наверняка — рабочий. Если уж машина сохранилась…

«Пульки подмочило…» — вспомнился дядя Толя.

— Вот тебе и пульки, — брякнул Игорь. — Вот тебе и подмочило.

— Какие пульки, пап? — тут же спросил вертевшийся рядом Андрюшка.

— Никакие. — Морозов натянуто улыбнулся. — Ты вот что… Позови-ка всех.

Через пять минут весь детский сад собрался вокруг Игоря и замер в ожидании.

— Ребят, мне надо будет уйти на денек-другой. Ничего страшного, просто мне надо посмотреть на наших новых соседей.

— Соседей? — удивился Коля.

— Да. Мне надо к ним сходить и посмотреть, можно ли им доверять. Понятно?

— Ты уходишь, — взволнованно констатировал Андрюшка.

— Нет, — твердо ответил Игорь. — Это только на пару дней. Не больше. Может быть, даже раньше вернусь. А пока вы должны слушаться… — Он обвел детей взглядом и указал на девочку: — Ее.

— Да как ее слушаться, если она не говорит ничего? — возмутился Олег.

— Разберетесь, не первый день уже вместе, — отрезал Игорь. Еда у вас есть. Аня готовить умеет. Со двора ни ногой! Узнаю, что не послушались, в крапиву кину!

— А ты когда… — Андрюшка не договорил, шмыгнул носом.

— Сейчас, — решительно сказал Игорь. — Раньше уйду, раньше вернусь.

Он обнял всех разом. Детские ручонки обхватили шею. В ухо беспокойно засопел Андрюшка.

— Всё. — Игорь поднялся. Прихватил с веревки пару соленых рыбешек, сунул в карман. — Чтоб спать легли вовремя. Я скоро.

Голос предательски дрогнул.

Он пошел, опираясь на свое копье, как на посох. «Страннический», — всплыло в памяти слово отца Андрея…

Игорь направился к пруду, обогнул его по изученной уже дорожке и осторожно подошел к ясно видимым на влажной траве следам бронетранспортера. По ним Морозов предполагал дойти до того мест, откуда выдвигались военные. До базы или воинской части. Нужно было разведать обстановку, чтобы понять: стоит бояться новой силы или нет.

Игорь пошел по четким следам. Шел и размышлял.

Армия — это, как правило, порядок. Армия — это техника, цивилизация, чистая и сухая одежда, медикаменты. Все то, чего ему и детям так не хватает.

Но военные должны были с самого начала помогать мирному населению. А они почему-то этого не делали. Морозов не видел никаких бронемашин или другой техники на разрушенных улицах Таллинна. Не видел полевых кухонь, которые, по логике, должны были быть развернуты на площадях. Не видел патрулей…

Государство умерло. А вместе с государством умерла и армия в привычном ее понимании.

Что же тогда от нее осталось?

Игорю нужно было разобраться.

Он шел по колее, проложенной в поле тяжелой техникой, наметанным уже взглядом примечал звериные тропки, пару раз видел вдалеке стройные силуэты косуль, что выходили из небольших рощиц.

А дождь все моросил и моросил. Намокший плащ начал тянуть к земле, давить на плечи, и теперь Игорь уже с силой опирался на древко копья. Морозов снова чувствовал себя странником, человеком, ищущим что-то, может быть самому ему еще и неведомое. Это было как тогда, когда он только-только покинул отца Андрея и его храм, торчащий куполами посреди всеобщего безумия и хаоса. Как там священник? Жив ли? Сколько в городе еще осталось таких? Уцелевших, не ставших жрать других, чтобы жить. Не ступивших на животный путь…

Странно, но Игорь в прошлой жизни никогда не задумывался над подобными вопросами. Его не интересовало, как люди живут, хорошо ли им, плохо ли… Это были другие люди, те, чьи судьба и жизнь совершенно не касались самого Игоря и его близких. Да и с близкими у Морозова не очень складывалось. Жена сбежала. Сын больше видел бабушку, чем отца. Лена…

Лену он любил.

А больше никого и не было.

Нет, были, конечно. Давно. Но в какой-то момент он незаметно для самого себя остался один. Друзья разбежались, приятели и подруги обсыпались, как листья по осени. И не потому, наверное, что были они плохими людьми. Просто дорожки разошлись. Каждый шел по своей, единственно для него верной. И Морозов тоже. Топал по своей тропинке, стремительно отдаляясь даже от родных.

Так было раньше. А теперь все странным образом изменилось. И вместо личной, понятной дороги было поле, по которому нужно было идти. Куда? Игорь не знал. Но теперь вместе с ним шли другие, те, кому он, Морозов, был остро необходим. И платой за все это — была искренняя детская любовь…

Игорь остановился. В груди сжалось. На какой-то миг перехватило дыхание. Он растерянно обернулся. Где-то там за полем и лесом стоял одинокий хуторок.

Как они там?

Что делают?

Все ли в порядке?

Морозов вытер ладонью мелкие капельки со лба.

Прежде чем продолжить путь, он еще долго стоял так — под усилившимся дождем, один посреди поля, пытаясь понять что-то в себе. Что-то тревожное и очень-очень важное…

Игорь приближался к цели. Он понял это по тому, что следы бронетранспортера, уже слабо видимые в подступающих сумерках, влились в изрядно разъезженную колею.

Морозов решил найти место для ночлега, пока совсем не стемнело. Ничего подходящего вокруг не было, поэтому пришлось довольствоваться зарослями ивняка. Он забрался в самую гущу, заботясь о том, чтобы не ломать гибкие ветви за собой и не оставлять след. Нашел в глубине диких кустов относительно чистое место, проверил, чтобы вокруг не было змей, и улегся на мягкую подушку из палой листвы. Поплотнее укутался в мокрый плащ, вытащил из кармана вяленую рыбку.

Грыз и прислушивался к вечерним звукам.

Совсем рядом скрипел вездесущий, но невидимый, коростель, потрескивал одинокий кузнечик, шелестел по листьям нудный дождь.

На запах рыбы приполз, фыркая, настороженный ёж. Игорь кинул ему кусочек. Ёж подхватил и убежал.

А где-то далеко ворчала большая дизельная машина. То ли обещая новую жизнь, то ли сетуя на нынешнюю и горюя о старой…

Игорь проснулся рано — небо на востоке только-только посветлело. Он сильно замерз. Мокрый плащ нисколько не защищал от холода, наоборот.

Вздрагивая и ежась, Игорь выбрался из ивняка, нашел неглубокую канавку с чистой дождевой водой. Умылся, попил. Сделал несколько приседаний, чтобы хоть как-то разогреться. Ёж, всю ночь крутившийся неподалеку, с деловым видом выбрался следом. Фыркнул и утопал в траву.

— И тебе не хворать, — пожелал ему Морозов и двинулся дальше по дороге.

Вскоре прекратился дождь. Но теперь туман укутал все вокруг своим прохладным и зыбким одеялом. Сквозь белесую пелену было видно, как медленно встает солнце. В утренней тишине гулко падали капли с листьев, кусты и редкие деревья выплывали из тумана странными, изломанными фигурами. Иногда страшными, иногда величественными.

Игорь месил ботинками грязь. Шмыгал носом и покашливал, чтобы не першило.

— Не заболеть бы.

В тумане было сложно ориентироваться. Что было вокруг — лес, поля или болота — Морозов не представлял.

Поэтому когда где-то взревел движок, ему показалось, что бронетранспортер совсем рядом. Игорь прыгнул с дороги в сторону. Отбежал на несколько метров, присел в высокой мокрой траве.

Отдышавшись, он понял, что машина работает не рядом, а в стороне. Просто водитель, видимо, желая стартануть, изрядно поддал газу. Скоро рык рассерженного дизеля стих, машина зачихала и заглохла. Послышались голоса. Кто-то с эстонским акцентом звучно послал кого-то по-русски по известному адресу. Затем, словно фоном, Игорь услышал другие голоса. На каком языке они говорили, было не разобрать. Воображение нарисовало группу людей, которые, просыпаясь, с трудом разгибаются, держась за поясницы, растирают затекшие мышцы…

Игорь терпеливо ждал.

Через четверть часа туман осел, рассеялся настолько, что Игорь смог увидеть всю картину.

Перед ним раскинулось поле. Не в смысле плоской поверхности, заросшей травой, а настоящая пашня. Черная, вывороченная ровными бороздами земля. На дальнем конце стоял давешний транспортер. На броне, положив автомат на колени, сидел солдат. У колес вертелся тот, кого Игорь определил как механика. Видимо, с машинкой что-то не ладилось.

Около бронетранспортера лежала на земле большая ржавая конструкция, явно сельскохозяйственного назначения.

У другого края поля угадывались постройки. То ли большой хутор, то ли остатки колхоза. Возле крайнего строения стояли двое, беседовали. Один в телогрейке и сапогах, другой в военной форме. Говори ли тихо, изредка кивая то на машину, то на поле.

Хозяин хутора и офицер?

Возможно.

От хозяйственных построек выходили на поле мужики. Разновозрастная толпа, человек двадцать. Одеты они были кое-как, в руках тащили что-то, напоминающее строительные волокуши. Шли явно неохотно. Их сопровождали пятеро солдат с автоматами наперевес. Или конвоировали?

Криками и толчками солдаты построили мужиков в шеренгу. Пересчитали. Один из солдат громко скомандовал, и мужики побрели по полю, изредка нагибаясь, подбирая что-то и кидая в ведра. То один, то другой, относили свои ведра к волокушам. Впрягались в них и тащили к краю поля, вываливали содержимое в большую кучу.

Камни! Круглые гранитные валуны и плоские блины плитняка.

Морозов припомнил расхожее выражение, что в Эстонии земля родит камни. Они вылезают на поверхность каждый год, будто им нарождаясь где-то там, в черной глубине.

Приглядевшись, он увидел еще троих таких же мужиков, которые укладывали камни в аккуратную линию вдоль дороги по старой, средневековой технологии — без цемента. Морозов видел множество таких сооружений и в Эстонии, и в Финляндии вдоль монастырей или старых родовых хуторов. Каждый камешек держался за счет других, большие подпирались мелкими, мелкие закладывались таким образом, чтобы не выпадать, опирались на большие.

Каторжная работа.

Хозяин хутора и офицер перешли на повышенные тона. Разговор был явно неприятный и прервался только, когда на дороге появилась еще одна машина.

Морозов услышал ее заранее. Забрался глубже в кусты.

Мимо проехал военный джип. Этот выглядел хуже: краска облупилась, местами виднелись ржавые проплешины. Но она тоже была на ходу!

Джип лихо запрыгал по свежевспаханному полю, с разворотом остановился около офицера, чем окончательно вывел из себя хозяина хутора. Тот замахал руками, но военный резко его осадил. Из джипа выбрались двое солдат. Сгрузили под ноги хозяину мешки и ушли к постройкам. Следом за ними пошел офицер. Хуторянин остался на поле. Развязал мешки, сунул руку внутрь. Вынул горсть чего-то наподобие песка и долго пересыпал из ладони в ладонь. Потом завязал мешки, вздохнул и попер их за сарай.

Вскоре вернулись солдаты, они волокли то ли косулю, то ли козу. Из холщового свертка торчали голенастые ноги с острыми копытцами. Еда.

Картина постепенно прояснялась.

Это была жизнь.

Обмен. Торговля. Порядок.

Было понятно, что у армейцев сохранилась некоторая техника. Наверное, та, что стояла в закрытых военных складах, в режиме консервации. Наверняка у них также были стратегические запасы еды, дизельного топлива, машинного масла, медикаментов! Может быть, запасы посевного зерна. А тяжелая техника способна тянуть за собой плуг…

У армии было все.

Цивилизация не потерялась, не кончилась! Все можно восстановить! Засеять поля, поднять дома из руин, наладить… Наладить все!

Морозову захотелось вскочить, познакомиться с этими людьми, вернуться на хутор, привести детей…

Он, может быть, так и поступил бы. Может быть, поднялся бы на ноги, подошел к этим людям, все объяснил…

У одного мешка, который волокли солдатики, разошелся шов, и на поле вывалились серыми комочками зверьки. Зайцы! Штук пять или шесть. Они кинулись врассыпную, испуганно мельтеша между людьми. Солдаты бросились ловить их, мужики побросали работу, засвистели. Кто-то попытался поймать петляющего косого курткой.

А один из работников, самый молодой, вдруг сорвался с места.

Побежал, отчаянно выдирая ноги из рыхлой земли, в сторону Морозова. Игорь заметил, как болтаются у него на носу очки, подвязанные белой веревкой.

В воздух хлестко ударила очередь. Мужики попадали на землю, прикрывая голову руками. Выскочил из-за дома испуганный хуторянин.

Коротко и равнодушно гавкнул пистолет. Словно чихнул.

Парень споткнулся, всплеснул руками, переламываясь в пояснице, и рухнул в черные комья. Очки с белой бельевой веревкой вместо дужек улетели вперед.

Закаркали перепуганные вороны.

Солдаты пинками подняли мужиков, споро прижали их к стене сарая, наставили автоматы…

Игорь уполз подальше в кусты, поднялся на ноги и отбежал в сторону.

Он ошибся.

Не было тут жизни. Все тут было по-старому.

Он еще какое-то время крутился возле дороги. Смотрел, как мужики продолжают таскать камни, как починенная, наконец, усилиями двух механиков бронемашина вспахивает оставшуюся часть поля. Как хуторянин, вздыхая и бормоча, катит на тачке труп беглеца, скидывает его в большую яму и забрасывает свежей землей.

Что еще было в той яме? Или… кто?..

Джип, переваливаясь, покатил по дороге в обратную сторону. Игорь, стараясь не раскрыть себя, поспешил за ним.

Туман окончательно рассеялся, в небе засияло солнце. Игорь старался идти быстро. Он рассчитывал, что база военных, откуда приехал джип, располагалась где-то неподалеку. Морозов шел туда, сам не зная зачем. Ведь он уже узнал, что соседи недружелюбны…

В голове роились дурные мысли. К вечеру стало ясно, что с расстоянием до базы он ошибся, и Морозову опять пришлось искать место для ночлега.

Он завернулся в плащ в небольшом леске, полном лещины. Надрал недозревших, практически безвкусных орехов.

Сон пришел незаметно…

Игорю снилось, что он лезет сквозь узкие решетки, а железные ребра впиваются ему в грудь, сдавливают, душат. Но он все равно ползет, выбрасывает вперед худую грязную руку, цепляется за землю, подтягивается. А мир сужается, обхватывает его со всех сторон, сжимает, осыпается землей. Комочки падают за шиворот, колко скатываются по спине. И хочется дышать, дышать… Но воздуха так мало, что кажется, будто он поступает по тонкой трубочке. А земля все сыпется, давит… И уже невозможно пошевелить ногами… Только худые грязные руки все тянутся к свету, туда где воздух, туда где можно дышать!

Куда? Где это место? Что там?

Игорь не знал. Он понимал только одно — там можно дышать…

Проснулся Морозов от кашля. Вздрогнул, приподнялся и понял: кашлял он сам.

— Все-таки простыл.

Он сел и долго всматривался в темноту, пытаясь отойти от жуткого сна. Что-томешало двигаться ногам. Игорь потрогал рукой и понял, что на ступни намотались влажные полы плаща. Вот откуда взялась земля, засыпавшая ноги…

Вскоре он снова заснул.

На этот раз без сновидений.

Утром Игорь вернулся на дорогу и пошел дальше. По дороге съел еще одну рыбку. В животе урчало, но пока было еще терпимо. В конце концов, случалось голодать и дольше.

Во второй половине дня погода снова испортилась. Пошел мелкий дождик.

Усилился кашель.

Только ближе к вечеру Игорь вышел туда, куда и хотел.

Издалека запахло дымом, едким и противным. Морозов со шел с дороги и двинулся по траве. Выбрался на холм, с которого хорошо была видна небольшая долина, ограниченная с одной стороны старой грунтовой дорогой, а с другой — лесом.

Игорь долго не мог понять, что же перед ним. Пока, наконец, и памяти не всплыло то самое, виденное только в кино. Колючая проволока на свежих сосновых столбах. Простенькие вышки. Бараки. И люди, как серые тени…

В долине располагался лагерь.

Концентрационный.

Игорь долго смотрел на это, чувствуя, как внутри что-то дрожит, готовое вот-вот лопнуть.

Колючая проволока была совсем новенькая, блестящая, словно не коснулась ее всепроникающая влага и ржавчина. Словно колючка все те десятилетия, пока люди были погружены в странный сои, ждала своего часа. На складах и в хранилищах. Лежала, законсервированная в промасленной бумаге.

И вот дождалась.

Внутри периметра Игорь разглядел только мужчин. Одеты они были кто во что, но вели себя все одинаково: топтались уныло или сидели возле стен барака. Именно отсюда они уезжали на работы. Та екать камни, расчищать хуторянам поля. Строить новые лагеря, бараки, сараи…

Военные на башнях и около казармы были вооружены. Хорошо одеты.

Щелкнуло в голове у Морозова. И картинка, как говорится, сложилась. Он понял, кто совершил нападение на клинику. Понял, у кого «пульки не подмокли».

Отчаяние навалилось тяжелой наковальней.

Надежда на другую жизнь, на то, что все может вернуться, на то, что все можно поднять, восстановить, сделать по-новому, истаяла. Исчезла, оставив после себя только горечь и боль.

Морозов молча смотрел вниз. Долго смотрел. И через некоторое время понял: заключенный, что стоит у ближнего к нему угла колючки, ведет себя странно. Этот человек торчал там не просто так! Он делал осторожные, но ясно видимые знаки…

Ему! Игорю!

Морозова прошиб озноб. Неужели его так хорошо видно?

Игорь медленно отполз назад.

Может, почудилось…

Заключенный заметался вдоль проволоки, завопил:

— Помогите! Помогите! Помогите мне! Помогите мне! Не уходите, пожалуйста! Не уходите! Помогите! Вытащите меня…

С вышки закричали. Бахнул выстрел в воздух. Заключенные разбежались по углам, сели на землю, закинув руки за голову..

И только один все бился в колючку, все тянул через нее руки, исцарапанные стальными жалами.

— Помогите! Помогите мне!

А через зону уже бежали двое молодцов.

Буйный метнулся вдоль забора, но зацепился за колючку, застрял. Его сбили наземь и отходили прикладами. Потом — ногами.

А он все кричал:

— Помогите! Помогите…

Игорь сполз с холма, чувствуя, как подкатывает тошнота. Вскочил на ноги и рванул через лесок сломя голову. Прочь! Прочь. Прочь…

Обратно он двигался как мог быстро, избегая дороги, но всегда держа ее в поле зрения. Иногда останавливался, прислушивался, внимательно оглядывал местность. Игорь снова чувствовал себя как тогда, в городе. Ощущение безопасности, к которому он привык за время обитания на хуторе, бесследно исчезло. Мир снова сделался прежним: страшным и злым.

Игорь шел всю ночь, как заведенный. Страх придавал ему сил, гнал, как зверя.

Утром он обнаружил себя около знакомого пруда. Сюда уже была проложена настоящая колея. Бронетранспортер в отсутствие Игоря ездил сюда не один раз. Зачем?

Сердце подпрыгнуло и забилось.

Дети!

Морозов кинулся в обход пруда. Вломился в подлесок, как танк. Ветви хлестали его по лицу, в голове билось: «Я успею! Успею!»

Он несколько раз спотыкался, падал. Разорвал рукав. Когда добрался до хутора, замер, стараясь выровнять дыхание.

Тут было спокойно. Подрастала выкошенная трава. Стог сена был аккуратно собран. Подновленный колодец закрыт крышкой.

Морозов вытер ладонью пот со лба.

Если все в порядке, то нет нужды лишний раз пугать детей…

Он перешагнул границу скошенной травы. Зашел на крыльцо, тихо открыл двери. Стараясь не греметь ботинками, прошел в спальню.

На кровати было пусто.

Игоря бросило в жар. Он кинулся было назад, но тут сверху донесся голосок:

— Пап, это ты?

Морозов провел рукой по лицу и обнаружил, что ладонь дрожит.

— Да, сын. — Ноги подкосились, Игорь тяжело опустился на стул. Откашлялся. — Вы что же не в кровати?

Андрюшка уже спускался вниз, аккуратно ступая босыми ножками по ступенькам. Сверху, в проеме лестницы, показалась физиономия Ани. Исчезла. Девочка сбежала вниз и вместе с Андрюшкой прижалась к Игорю. Следом спустились остальные.

Игорь осторожно гладил детские головки, стараясь глубже дышать, чтобы унять тяжело бьющееся сердце.

— Напугали вы меня. Напугали… Что ж вы не в кровати-то?

— Это Аня придумала, — сказал Колька. — Мы, как ты ушел, наверху спали.

— Молодец. — Игорь улыбнулся девочке. — Молодец.

— Где ты был?

— Пап, я боялся…

— Ты нам что-нибудь принес?

Игорь нахмурился.

— Не было там ничего хорошего. Знаете… Мы с вами скоро пойдем.

— Куда? — спросил Олег.

— Куда… — Игорь задумался. — Куда…

— В другой город?

— Наверное, в другой город.

А если в других городах все еще хуже, чем здесь?

Куда именно нужно идти, Игорь не представлял. Он понимал только одно: уходить с хутора надо. Рано или поздно солдаты их найдут. По дыму от печи, по тропкам или вообще случайно. И тогда…

Расстрел? Концентрационный лагерь? Колючая проволока и конвоиры на вышках?

Или, может быть, все, что видел Морозов, было вовсе не концлагерем? Может, он чего-то не понял? Что если люди за колючкой — преступники?

Вряд ли.

Не бьются негодяи о проволоку с криком: «Помогите!» И уж очень легко застрелили работника при попытке побега, там, на поле. А еще была уничтоженная клиника, расстрелянные доктора…

У кого еще могли сохраниться патроны и оружие? Только у тех, кто после катастрофы решил наладить новый порядок. Свой порядок. Ведь именно сейчас очень легко можно подчинить людишек: согнать за проволоку неугодных, расстрелять неудобных. И жить, наконец, так, как пожелается. Никто не помешает. Нет больше суда в городе Нюрнберг. Нет больше большой политики. Теперь каждый озабочен личным выживанием.

Удобно.

В этой мутной водичке вполне реально урвать жирный кусок.

Вот и колючая проволока на складах пригодилась… А тем, кто будет мешать или заигрывать с гуманизмом, можно легко напомнить о порядке вещей, высадив в нужное время десант. И главное — много не нужно. Десяток воспитанных в верном духе молодцов — и нет клиники… Зато в перспективе есть сильное государство. То, к которому так долго стремились…

Нужно было уходить.

— Может быть, в другой город, — повторил Игорь. — А может… и в другую страну.

Покидать хутор было жалко.

Игорь собрал все припасы, которые успел сделать за это короткое время. Обошел все ловушки, принес двух зайцев и какого-то вонючего зверька вроде хорька. Дети с интересом его рассмотрели, но решили в пищу не употреблять. Все остальное мясо Игорь густо натер солью и уложил между тарелками. Из тряпок он сделал простейшие вещмешки для себя и детей. На всякий случай, сделал еще одно копьецо. Скатал в тубус большое покрывало из жесткой прочной ткани.

К неудовольствию детей, все это время носившихся по хутору босиком, Морозов заставил их обуться. Кое-что пришлось подремонтировать. У Кольки оторвалась подошва, и Игорь примотал ее куском проволоки, выдранной из проводки.

Ане оказалось очень трудно втолковать необходимость похода. Она хлопала глазами и хмурилась. Максим цеплялся за платье и не отходил от нее ни на шаг. Однако, когда девочка поняла, что на них надвигается опасность, ее будто переключили в другой режим. Она забегала по дому, собирая в свой мешок все, что под руку попадется, попыталась упаковать какие-то вазочки, кружки, старые рамки от картин, вилки и еще кучу ненужных, но очень важных для нее предметов. Игорь пытался ее остановить, но в этом наивном стремлении унести с собой весь дом, Аня была непоколебима. Казалось, она перестала его понимать.

Когда, наконец, девочка поняла, что взять все она физически не сможет, то села посреди комнаты и заплакала. Тихо, горько. Морозов уселся рядом, обнял ее. Так они и сидели: она молча плакала, а он не знал, что делать.

Игорь нашел в куче вещей куклу и протянул ее девочке. Аня схватила Сипсика, прижала к себе и уткнулась Игорю под мышку.

Удивительно, но, кроме этой куклы и запаса еды, который Игорь уложил ей в котомку, Аня не взяла ничего. Она, словно прощаясь с домом, разложила все, что взяла, по своим местам.

Мальчишки уходили легко. Каждому Игорь вырубил по палке, каждого осмотрел, как мог, подлатал обувь и одежду.

Напоследок Игорь устроил детям банный вечер. Нагрел на печке воды и вымыл всех песком и щелоком, настояв воду на золе.

Утром он проснулся с острой болью в горле. Болезнь, прицепившаяся, пока он ночевал под дождем, никак не хотела отпускать. Было больно глотать и временами он душил сухой противный кашель.

Пришло время идти.

Вместе с детьми он переступил условную границу из скошенной травы. Повинуясь какому-то неясному порыву, обернулся, посмотрел на старый хутор. И неожиданно поклонился ему, благодаря за заботу и за то ощущение дома, которое было им даровано, пусть и не надолго.

Больше Игорь не оборачивался. Но Аня, бежавшая рядом, еще много раз останавливалась и подолгу смотрела назад…

Последующие несколько дней запомнились Игорю как череда вырванных из контекста фраз, сцен, диалогов. Все остальное слилось в неопределенную серо-зеленую массу, наполненную движением, солнцем, запахами травы, леса, болот. А еще — беспокойством, страхом, который нельзя было показывать.

Морозов шел в таком темпе, чтобы дети не отставали и не уставали. Часто отдыхал. Старался следить за тем, чтобы дети много пили…

— Дядя Игорь, дядя Игорь… — Рядом семенил Олег, они шли по едва заметной в высокой траве дороге. — А когда нас мама догонит?

Игорь остановился, оглянулся. Ребятня не отстала, хотя выглядели все усталыми.

— Мама. — Рано или поздно придется сказать правду, но сейчас Игорь не был готов. Да можно ли вообще быть к такому готовым? — Мама потом догонит.

— А как она узнает, где мы?

Морозов некоторое время молчал. А потом нашел, как ему показалось, удачный ответ:

— Мы голубя пошлем.

И они пошли дальше.

А потом его нагнал уже Коля и спросил прямо:

— Мама умерла, да?

Игорь ответил сквозь онемевшие скулы:

— Да.

Он посмотрел на мальчика. Взгляд ребенка был сосредоточенный.

— А ты не умрешь?

— Когда-нибудь умру.

— Когда будешь старенький?

— Наверное.

И они пошли дальше…

Двигаться по старым дорогам было опасно, но деваться было некуда. Игорь пробовал двигаться через поле, но мешала слишком высокая трава: дети хоть и шли гуськом по его следам, все равно сильно уставали. К тому же ни в полях, ни в лесу не было указателей. Эстония, конечно, была небольшой страной, но дело было не в том. Игорь очень слабо ориентировался в картографии. Основные направления представлял, но в мелочах путался. А вдоль дорог сохранились хоть какие-то облезлые указатели, на которых можно было различии, направления и название городков. Эти городки Игорь старательно обходил. Несколько раз он укладывал детей в траву, потому что ему казалось, что за ними кто-то идет. Иногда, оставив ребят в надежном месте, ходил на разведку.

Окраины малых городов выглядели пустынно. Ветхие домишки, запущенные сады. Государственные флаги на шпилях церквей.

Флаги Морозов тоже обходил. Он понимал: флаг просто так вешать не станут. Это символ порядка. Видимо, того нового порядка, который он уже видел за колючкой…

— Пап, пап, а там собачка! — тонкий палец Андрюшки указывал на темную точку, медленно двигающуюся по полю.

Игорь прищурился, но разглядеть животное не смог. У него второй день слезились глаза.

— Давайте обойдем собачку, а то вдруг она злая.

Он повел детей в сторону.

Собака сделала петлю и пошла на них. Морозов отвел свой маленький отряд дальше, на холм. А за холмом темнел город.

Дома, растрескавшиеся улицы, высокие деревья. Покосившийся указатель, скелет машины, сгнивший деревянный столб.

Морозов свернул к домам, прошел вдоль трехэтажных каркасов и остановился.

Из-за домов вышло несколько поджарых псов — крупных, лохматых, грязных. Они остановились, вывалили языки. Сзади на холм выскочила первая псина. Еще три щенка зашли сбоку. Стая.

Дети сбились в кучу возле Игоря, притихли.

— Хорошие песики… Хорошие… Тихо… — Игорь лихорадочно озирался.

Он слышал, что нужно смотреть собаке в глаза, и тогда она не нападет. Но здесь псов было много, каждому в очи не наглядишься.

Игорь шагнул вперед. Псы напряглись, вздыбили холки. Раздалось глухое рычание.

Щенки подбежали ближе. Нервно облизнулись.

Игорь вдруг понял, как это произойдет…

Сначала нападут мелкие. Будут метаться вокруг, цапать за ноги, отвлекать. А большие тем временем подойдут и бросятся на него. Свалят самого опасного. А остальная стая и черный загонщик начнут рвать детей…

По спине пробежали мурашки.

— А ну-ка, ребята, держитесь за мной. Отступаем… — Игорь наклонился, подобрал с земли камень. Щенки ощерились. Видимо, с булыжниками они уже были знакомы. — Отступаем… К дому…

Дети пятились к развалинам. Игорь, выставив вперед копье, отходил следом. Собаки двигались синхронно, настороженно, пригнув морды к земле.

Когда Игорь почувствовал спиной стену, он схватил Аню в охапку и скомандовал:

— За мной! Бегом!

Следя, чтобы пацаны не отставали, он бросился в обход здания. Рявкнула собака. Стая бросилась за ними. Завизжали дети.

— В дом! В дом!

Игорь буквально вбросил Аню внутрь через выбитое окно, подсадил Колю, забросил Максима. Олег и Андрюшка забрались сами.

А вдоль стены уже с рычанием неслись собаки. Игорь рубанул копьем первого подростка, швырнул камень в черного загонщика.

Раздался визг. Собаки замешкались. Этого Морозову хватило, чтоб забраться внутрь.

За спиной раздалось щелканье челюстей, хрипы. Вожак заскочил на подоконник. Морозов развернулся, ткнул его копьем в бок, лезвие соскользнуло с ребер, но собака с рычанием вывалилась обратно на улицу.

У Игоря были в запасе считанные секунды. Он завертел головой. Пол в комнате был завален обломками штукатурки и перекрытий второго этажа. Где-то там, за выбитыми дверями должна быть лестница…

— Все туда! — велел он. — Бегом!

Игорь загнал детей на второй этаж и приготовился держать лестницу. Через проломленные перекрытия было видно, как мечутся по первому этажу собаки. Псы злобно рычали, задирая морды вверх, чуяли.

Выждав момент, собаки бросились к лестнице. Моментально проскакали по ступеням…

Игорь с воплем ударил одного. Попал! Сбил с ног второго. Третьего. Но лохматая лавина продолжала наступать. Морозов замолотил копьем и ногами. Древко хрустнуло, и лезвие улетело в сторону.

Мальчишки пытались кидать в собак камни, но Игорь понимал, что скоро им конец…

Спасение пришло снаружи.

К дому подошли несколько мужчин, вооруженных дубинами и топорами. Они вошли на первый этаж и с гиканьем бросились на псов. Стая, зажатая с двух сторон, потеряла свою агрессивность и рассеялась. Гавкая и скуля, дернула прочь.

Морозов выждал минуту и спустился.

Местные мужики были неплохо одеты. Им было по пятьдесят- шестьдесят лет. Эстонцы.

— Теге,[4] — выдохнул Игорь.

— Теге Теге, — улыбнулся самый пожилой. Безошибочно определив акцент, перешел на русский. — Тут очень злые собаки.

— Я уже понял, — кивнул Игорь. Он по-прежнему не знал, чего ждать от этих людей. — Спасибо.

— Пожалуйста. Тут мало кто ходит. Вы откуда? — Мужик глянул вверх, на торчащие детские мордашки. Заплаканные, но по-своему суровые.

— Из Таллинна. Там беда. Идем, ищем, где лучше… Со мной дети.

Местные переглянулись.

Что-то почудилось Игорю в этом взгляде, что-то особое. Он насторожился.

— А куда идете? — уточнил старший.

— Не знаю еще. Может быть… в Россию. — Морозов прищурился, ожидая, какая будет реакция.

— Да, мы слышали, что там хорошо, — серьезно кивнул старший. — Но в город вам лучше не ходить. Тут не будут рады.

— Понимаю. — Игорь почувствовал, как кровь приливает к лицу. — Мы обойдем стороной.

Эстонец махнул рукой.

— Идите сейчас. Много крику было. Мы скажем, что собаки дрались.

Игорь позвал детей. Они шустро, гуськом спустились вниз и пошли к выходу. Молча, без пререканий.

— Как детский сад. — Стукнулось в спину. — Все твои?

Игорь обернулся в дверях. Ответил не сразу.

— Все мои.

И они пошли дальше.

Вдоль дорог попадались хутора. Чаще всего покинутые или сгоревшие. Иногда вдалеке чернели свежевспаханные поля, и от таких мест Игорь уводил детей как можно дальше.

Когда им хотелось есть, они ели. Игорь экономил запасы, но не жадничал. По ночам его бил сухой, болезненный кашель. Вскоре плохо себя почувствовала и Аня.

Сначала Морозов заметил, что она стала плохо есть. Шла медленно, тяжело. Он потрогал лоб девочки: горячий, как печка.

Игорь устроил внеочередной привал, разжег костер при помощи найденных в одном из домов годных спичек в целлофановом пакете.

Велел ребятам, чтобы собирали сухие палки. В небольшой закопченной кастрюле вскипятил воды. Нашел в подлеске заросли ежевики и дикой малины. Ободрался, но ягод и листьев набрал. Когда вернулся к костру, обнаружил, что дети сами сообразили по хозяйству. Андрюшка сидел у больной Ани и менял ей влажную повязку на лбу. Коля и Олег неуклюже нарезали соленое мясо. Старались тонкими ломтиками, но получалось плохо. Максим сидел возле сестры и гладил ее по руке.

Игорь обратил внимание, что черты лица у девочки опасно заострились.

В кастрюле побулькивала вода.

Игорь осторожно истолок ягоды в Аниной кружке, залил эту смесь кипятком. В оставшуюся воду высыпал листья, дал покипеть, снял кастрюлю с огня.

— С чего решил, что компресс поможет? — спросил Морозов у Андрюшки.

— Не знаю, — мальчик пожал плечами. — Бабушка так делала.

— Хорошо. — Морозов погладил сына по голове.

Тут же рядом очутились Коля с Олегом.

— А мы мясо нарезали.

— И вы молодцы, — сказал Игорь, обнимая братьев. — Всё правильно сделали. Всё хорошо. И Максим молодец…

— Он же ничего не делает, — нахмурился Олег.

— Ты не прав. — Морозов покачал головой. — Он сестре тепло свое дарит, а это важно. Больному человеку надо знать, что его любят, что жалеют. От этого и здоровья прибавляется, и болеть не так тяжело.

Олег ничего не ответил, но было видно: что-то соображает.

Игорь дорезал мяса. Очистил одну рыбку. Навязал пару петель для того, чтобы поставить силки, а когда собрался уходить, обнаружил, что все мальчишки сидят рядом с девочкой и по очереди гладят ее по голове.

— Смотрите, не загладьте до лысины. Я пойду силки растяну.

Ползая по кустам, Игорь почуял запах дыма. Сначала он не обратил на это внимания, думая, что это наносит от их костра. Но вскоре запах сделался сильнее. По небу плыли низкие облака, и дым, предвещая дождь, стлался по земле.

Пожар? Нет, у пожара иной запах. Этот дым пах едой.

Морозов нарезал несколько кругов по окрестностям и, наконец, наткнулся на хутор.

Здесь стоял небольшой дом с частично провалившейся крышей. Пространство перед крыльцом было аккуратно выкошено, одичавшие и разросшиеся яблони — подрезаны. Кое-где хозяева начали поднимать плетень.

Морозов обошел хутор и обнаружил, что на заднем дворе за загородкой ходят с подрезанными крыльями утки.

Здесь жили не временщики.

Игорь осторожно отошел от построек, вернулся к детям. Он напоил Аню малиновым морсом, добавив в сладкую взвесь настой из листьев. Укутал девочку поплотнее.

Аня легла на бок, обхватила Сипсика и закрыла глаза.

От еды отказалась.

Игорь с тревогой потрогал лоб девочки. Потный. Это хорошо или плохо?

— Кажется, хорошо…

Морозов вспомнил детство. Тогда его, часто болеющего бронхитами, поили сладким чаем и держали под одеялом, чтобы пропотел.

Мальчишки разбрелись по округе и, вооружившись палками, что- то искали в траве. Смысла этой игры Морозов не понимал. Да и не старался особенно. Главное, поели.

Игоря слегка волновало соседство с хутором.

В другое время он бы просто ушел куда-нибудь. Но сейчас, с больным ребенком, это было практически невозможно. Приходилось рисковать.

Так прошел день. Пацаны исследовали окрестности. Натаскали лягушек и ежевики. Из ягод Игорь сварил компот. Лягушачьи лапки зажарил на прутиках. Морозов удивлялся, как легко, оказывается, человек может перейти с обычной пищи на экстремальную. На вкус лапки напоминали то ли мидий, то ли курятину. Ничего особенного, съедобно.

К вечеру погода испортилась.

Ветер пригнал с севера тяжелые тучи. Игорь накидывал шалаш из еловых ветвей и с тревогой косился на приближающуюся грозу. От сильного дождя никаким лапником не укроешься, вымокнут все до нитки… А сейчас это было уже опасно — простуда могла перерасти во что-то более серьезное.

Когда с неба упали первые холодные капли, Игорь отбросил ветки и решительно поднялся. Нужно было действовать.

Он закинул за спину мешок, подхватил Аню, укутанную в покрывало, и крикнул мальчишкам:

— Не отставать!

До хутора они добрались без проблем. Морозов понял, что за время обитания в диких условиях научился сносно ориентироваться на местности, будто какой-то животный инстинкт проснулся. Около ограды Игорь остановился, прислушался. В оконцах горел тусклый свет.

— А сейчас — очень тихо… — прошептал Морозов парням.

Налетевший порыв ветра заглушил его слова. В небе заворчал гром. Дождь припустил, и Игорь перешагнул через плетень.

Во время прошлого визита Морозов разглядел, что часть здания, та, где когда-то был то ли сарай, то ли хлев, покосилась. Крыша в том месте завалилась набок, поднять ее у хозяев пока руки не дошли. Туда Игорь и привел свой детский сад. Под перекошенной, но не полностью прохудившейся крышей можно было переждать непогоду.

Место действительно было неплохое. Шифер хоть и потрескался, но все же от воды защищал. Обвалившаяся часть крыши служила естественной стеной, и проход в помещение, заваленное свежим сеном, был только один.

Мальчишки тихонько устроились на ночлег. Аню Морозов уложил рядом с собой. Девочка спала, несмотря на раскаты грома и барабанную дробь капель. Иногда она вздрагивала, ежилась, и Игорь плотнее укутывал ее в одеяло.

Гроза отгремела и уползла за горизонт, а дождь обернулся моросью. Аня горела. Игорь укрывал ее, стараясь вогнать маленький организм в пот, но ничего не получалось. Он часто поил ее водой и малиновым морсом.

Утро облегчения не принесло. Девочка по-прежнему температурила. Но к этой проблеме добавилась еще одна: хозяйская собака обнаружила вторжение, и когда Игорь попытался высунуться, зарычала и едва не укусила его. Цепь не позволяла псу забраться внутрь, но лохматый наглухо заблокировал выход. И как только он с вечера их не учуял? Видно, гроза помешала.

Псина то успокаивалась, то принималась сипло лаять. Бить собаку копьем Игорь не решился. Решить вопрос по-плохому никогда не поздно, но ведь можно попробовать…

— Kes on seal?[5] — донеслось снаружи. Было слышно, как подошел хозяин.

Игорь решился.

— Тут дети! — громко крикнул он. — Уберите собаку!

Он не был уверен, что хозяин поймет по-русски, но повезло.

— Какие дети? У меня нет детей, — почти чисто ответил мужчина.

— У меня есть. Мы прятались от дождя. — Игорь подошел к проему и осторожно выглянул, держа руки на виду. — Мы просто прятались от дождя.

Хозяин хутора — зрелый мужчина — в одной руке держал вилы, в другой на коротком поводке рвущегося пса.

— Как вы сюда попали?

— Мимо шли. — Игорь помялся. — Из Таллинна.

— А что там?

— Там плохо.

Мужчина поджал губы. Велел:

— Отойди-ка…

Морозов отодвинулся. Хозяин заглянул внутрь, увидел детей.

— Что, все твои?

— Все мои, — спокойно ответил Игорь. — Мы сейчас уйдем…

Аня тяжело закашлялась.

— Болеет, — констатировал хуторянин.

— Да, лекарств-то нет. — Игорь развел руками.

— Оружие?

Морозов показал копье и нож.

— Давай. — Хуторянин взял копье, отставил его в сторону. Отвел собаку. — Выходи. Девочку веди в дом.

Игорь вынес Аню на руках.

— Куда?

— Сюда, — донеслось от крыльца. Игорь повернулся. Там стояла полная женщина в фартуке. Седые волосы были аккуратно заколоты в узел. — Она так кашляла, что мы уже ночью слышали, что гости пришли. Проходи.

Женщина открыла дверь. Игорь проследил, чтобы все мальчишки вошли, и лишь тогда шагнул следом.

В доме было чисто, прибрано. На скамье лежало какое-то рукоделье и большой крючок, видимо хозяйка плела из полосок крепкой ткани. Несколько самодельных ковриков лежали у стола и посреди комнаты. Игорь замялся. Ботинки были грязными.

— Проходи-проходи, — махнула рукой хозяйка. — Вот, клади ее на кровать.

Игорь осторожно уложил Аню на покрывало, снял с нее ботиночки. Хозяйка принесла теплую воду, сполоснула девочке чумазое личико и ножки. Уложила под одеяло.

Мальчишки жались у дверей.

— Снимайте обувь, — шепнул им Морозов. — И живо на скамейку. Сидите тихо.

Вернулся хозяин. Он поставил копье Игоря в угол, кивнул головой.

— Уходить будешь, заберешь. — Он повернулся и обратился к хозяйке: — Они действительно были одни.

— Одни, — подтвердил Игорь.

— Что, в Таллинне совсем плохо?

— Совсем, — ответил Игорь. — Люди одичали.

1 В эстонском языке нет разделения по полу. Поэтому фраза «девочка скачал», является вполне допустимой.(Прим. автора).

Хозяин поморщился, будто у него заболел зуб. Его жена вздохнула.

— У нас сын в Таллинне. Не знаем, что с ним. Ждем каждый день. Тойво, — она кивнула на хозяина, — пробовал туда ходить. Искать. Дошел до Маарду.[6] Там его войска остановили. Никого не пускают. И никого не выпускают. Сделали какие-то там посты…

Она покачала головой.

— Мы, наверное, раньше ушли. А армию я видел… — Морозов замялся, не зная, как сказать. Перехватил косой взгляд Тойво.

— Сюда тоже приходят, — глухо сказал хозяин. — Иногда.

Игорь поежился.

— Не бойся, — успокоил Тойво. — В другой раз не скоро придут. Может быть, через недели две.

Морозов кашлянул. Сказал:

— Я видел, они поля вспахивают. Машины есть. Люди…

— Мне не нужно ничего сажать, — сухо ответил Тойво. — И таскать ничего не нужно. Мне вообще от них ничего не нужно. Это им вечно что-то надо. А у меня все есть.

Хозяйка сходила в сени, принесла каких-то трав, залила кипятком и теперь поила Аню этим настоем с ложечки. Девочка хмурилась и смешно дула на отвар.

— Это кора… Paju…

— Ивы, — перевел Тойво. — Кора ивы.

— О! — Хозяйка щелкнула пальцами. — Точно. Хорошо жар снимает. Надо пить чуть-чуть. — Она кивнула Игорю на печку: — Там возьмите. Кушать же хотите, наверное.

— У нас есть… — засуетился Игорь, раскрывая мешок.

— То, что у вас есть, спрячь. — Тойво положил руку Морозову на плечо. — Ты в гостях.

Он был слегка грубоват, но за этой грубостью пряталась человечность.

Тойво поставил на стол большой котелок. Снял крышку. Игорь заметил, как вытянулись шеи у детворы.

— Налетайте… Хлеба только нет.

Мальчишки мигом облепили стол, вытащили свои ложки, но замялись. Посмотрели на Игоря, ожидая разрешения.

— Ешьте, — кивнул Морозов.

— Ты тоже угощайся.

— Спасибо. — Игорь дождался своей очереди и зачерпнул из котелка. Маленькие кусочки мяса и какая-то однородная масса. — Что это за каша?

— Лопух. Не так вкусно, как картошка, но годится. — Тойво хмыкнул, глядя на детей, которые уминали кашу за обе щеки. Добавил: — Точно годится.

Он снова встал, слазил в подпол, водрузил на стол большую бутылку с мутноватой жидкостью. Рядом звякнули два стакана.

— У нас давно не было гостей. Солдаты не в счет. — Хозяин разлил самогон по стаканам. — Дикие яблоки. Есть невозможно, зато получается… — Тойво почесал лоб и неожиданно улыбнулся. — Кальвадос?

От самогона пахло сивухой и антоновкой.

— За знакомство. — Хозяин замахнул стакан залпом, даже не поморщился.

Игорь задержал дыхание и выпил одним глотком. Горло жестоко обожгло, дышать сделалось совершенно невозможно. Из глаз потекли слезы. Дети в ужасе смотрели на него. Игорь махнул им рукой: все, мол, в порядке. Шумно выдохнул.

Протянул Тойво руку.

— Игорь.

Пожатие у хуторянина было крепкое, ладонь твердая, как лопата.

— Закусывайте. — В голосе хозяйки послышалась настороженность, обычная для женщин, которые с подозрением относятся к спиртному. — Закусывайте!

— Баба моя строгая, — сказал Тойво, беря ложку.

— Говоришь ерунду, — засмеялась та.

Тойво налил еще стакан, встал из-за стола.

— Подожди-ка…

Он вышел, погремел засовами, вернулся. Поставил на стол трех литровую банку с чем-то густым, янтарно-желтым.

Мед!

— Дай девчонке. Лучшее средство.

Хозяйка тут же намешала горячий напиток: малина, мед и еще что-то. Разбудила задремавшую Аню, стала ее поить.

— Угощайтесь, — кивнул Тойво мальчикам. Те тут же кинулись к банке.

— Осторожно, не разбейте! — прикрикнул Игорь.

— Да пусть хоть разобьют. — Хозяин махнул рукой. Поднял стакан.

— Где ж вы пчел взяли? — удивился Морозов.

— А чего им будет? — пожал плечами Тойво. — Пчела не ручная. Пчела всегда дикая. Только живет с человеком, если ей удобно. А если человека нет, тоже не беда. Ей что улей, что дупло — все равно. Пчела без человека может хорошо. Это человеку без нее трудно. Я слышал, что, если пчел не станет, то на всей Земле люди только четыре года проживут. Вот так. А мед, ну что мед… Если знаешь что делать, то не проблема и такой мед собрать. Дикий. И пчел переселить можно, чтобы удобно жили. Просто, — он хитро покрутил пальцами, — знать надо, как. Раньше в Эстонии закон был такой: кто дупло нашел с пчелами, тот знак свой ставит. И трогать нельзя. Если поймают, что взял чужой мед, то можно было живот резать и кишки вокруг дерева мотать. Потому что взять сладкое больше негде было. Почти, как сейчас.

Он помолчал. Налил еще по полстакана и закупорил бутыль.

Выпили.

— За этим, — Тойво постучал ложкой по банке, — приходили уже. Много обещали.

— Бандиты?

Хуторянин усмехнулся. Покачал головой.

— Военные?

Тойво кивнул.

— Мне не нравится, что они хотят делать. Не очень хорошая идея. — Он убрал бутыль. — Ты куда шел?

— В Россию, — ответил Игорь.

Тойво понимающе кивнул. Затем крякнул, махнул рукой.

— Вы оставайтесь, пока девочке лучше не станет. Живите. Потом решим. — Он поглядел на мальчишек. — Дети мне нравятся. Сними… шумно.

У Тойво они задержались на несколько дней. Дети осваивали новые угодья. Аня потихоньку шла на поправку. Да и у самого Игоря от постоянной работы днем и вечерних процедур с применением местного «кальвадоса» начала проходить боль в груди.

Морозов помогал Тойво, как мог. Работы было много. Они пилили дрова старой, но все же крепкой двуручной пилой. Расчищали лес. Хуторянин показал Игорю свои пчелиные угодья, несколько дуплистых деревьев, вокруг которых жужжали насекомые.

— Буду переселять по весне. Ульи сделаю. На поле поставлю. Цветение там большое. — Тойво погладил старую дуплистую березу. — Когда сын вернется, будет помогать.

Игорь соглашался и вновь начинал задумываться о будущем…

Кончилось все в один момент.

С вечера Тойво куда-то ушел. Вернулся поздно ночью, разбудил Игоря.

— Вставай!

Морозов проснулся сразу, вскочил, будто и не спал.

— Что такое?

— Вставай, уходить тебе надо. Девочку можешь оставить. А сам уходи. И пацанов забирай. — Тойво зажег лучину. — Пойдешь через овраг, там, где вчера ходили. Помнишь?

— Помню. Случилось-то что? — Игорь растолкал Андрюшку и остальных мальчишек. — Одеваемся, живо.

В его голосе, видимо, было столько тревоги, что дети послушались сразу, без вопросов. Они привыкли к тому, что в этом мире нужно делать и соображать очень быстро.

— В Таллинне беспорядки, — пояснил Тойво. — Мне сказали, что стреляют. Обыски идут по хуторам, облавы. Так уже было, в самом начале. Нас не тронут, а вам попадаться нельзя. Уходите!

— Понял… Аня пусть с вами… — Морозов осекся. Девочка уже стояла в дверях, серьезная, собранная, с Сипсиком в руках. Позади нее маячила встревоженная хозяйка.

— Не хочет оставаться, — развела руки хуторянка. Брови ее страдальчески изогнулись. — Не хочет.

Аня подошла к Игорю и взяла его за руку.

— Понятно всё. — Морозов тряхнул головой. — Собрались, ребят?

Мальчишки уже натягивали на спины вещмешки.

Тойво сунул Игорю небольшую бутылочку «кальвадоса», горшочек с медом, вяленое мясо, похожее на бастурму, и свой нож. Крепкий, охотничий.

— Этот лучше. Идите.

Морозов остановился на пороге, пожал хозяину руку. Твердую и надежную, как и положено настоящему крестьянину.

Ночь была прохладной и безлунной. Морозову потребовалась пара минут, чтобы глаза привыкли к темноте. Он сориентировался, повернул через кусты в сторону оврага. Через десяток метров нырнул вниз, приглядывая за детьми.

Сзади послышался громкой лай. Игорь обернулся. За деревьями мелькали огни. То ли факела, то ли фонари.

Дети шли молча, старались не шуметь.

Миновав овраг, они пошли по краю леса. Потом вдоль небольшого заболоченного поля добрались до реки.

Тут Морозов остановился на отдых.

— Пап, — прошептал Андрюшка, — почему мы ушли?

Игорь отогнал налетевшую мошкару.

— Плохие дяди пришли, сын. Пришли плохие дяди, с которыми нам лучше не встречаться.

— Как раньше, да? Как бабай?

— Точно.

— А дядя Тойво?

— Он справится.

— Они его не убьют? — спросил Коля.

— Нет, — стараясь, чтобы голос звучал уверенно, ответил Игорь. — Нет, не убьют.

— А нас? — подал голос Олег.

— И нас не убьют. — Морозов достал из мешка соленое мясо нарезанное дольками, протянул детям. — Мы ж не дадимся.

Такая формулировка детей несколько успокоила.

Утро застало их в дороге.

И последующее — тоже…

Через несколько дней путешественники уперлись в большое болото. То ли Игорь ошибся в выборе направления, то ли ландшафт сильно изменился, но широкая трясина здесь перегораживала дорогу и тянулась до самого горизонта.

Обходя по краю топь, Игорь обнаружил торчащий из воды ржавый указатель. Видимо, тут действительно залило дорогу. И хотя впереди была ровная зеленая поверхность из травы и лишайников, Морозов накрутил не один километр в поисках брода, прежде чем решился ступить на этот опасный ковер.

Шли друг за другом, след в след. Игорь прощупывал дорогу палкой, часто оборачивался, старательно обходил «окна» открытой воды.

Пару приходилось сворачивать в сторону, когда почва под ногами неожиданно начинала проседать и наполняться холодной водой. Однажды из-за корявых березок показалась лежащая на боку решетчатая ферма, ржавая до крайней степени, с круглым ретранслятором, торчащим у вершины. Телефонная вышка.

Солнце в очередной раз спустилось к горизонту, тени удлинились. Болото окрасилось красным. В воздухе стоял тяжелый дух испарений, но делать было нечего, нужно было устраиваться на ночлег.

Морозов выбрал более-менее сухой островок, расстелил покрывало, укрыл детей своим плащом. Аню положил в центр, сам устроился с краю.

Умаявшиеся мальчишки уснули мгновенно.

Морозов, закинув руки за голову, наблюдал, как исчезают за краем болота последние лучи солнца, как загораются первые звезды. На душе было тревожно, но несмотря на это он задремал…

Проснулся от того, что кто-то крикнул, казалось, совсем рядом.

Игорь вздрогнул, открыл глаза, сел. Быстро осмотрел детей… Вечна месте.

Ночь, на небе молодой месяц, удивительно-яркие звезды, Млечный Путь.

Вокруг никого.

— Почудилось, что ли?

Морозов обернулся. Он знал, что на болотах звуки разносятся очень далеко…

Снова кто-то протяжно и тоскливо закричал.

— Эээ-ге-гееееей!

Но кричали не рядом.

— Эээ-ге-геееей…

Игорь вскочил, хотел было крикнуть в ответ, но посмотрел на спящих детей и не стал. Сделал несколько шагов в сторону крика.

«Вдруг кто-то тонет?»

— Э-ге-гей!

Игорь пошел на зов. Ботинки зачавкали в тине.

И снова заголосили, но уже в другой стороне, чуть справа. Игорю даже показалось, что он увидел далекий огонек.

Туда!

Возможно, там кому-то нужна помощь!

Он зашлепал по воде, с трудом поднимая ноги, вязнущие в болотном иле. Когда Игорь остановился, чтобы передохнуть, крик раздался снова. И снова с другой стороны. Теперь это точно был зов о помощи… И Морозов побрел туда, откуда звали, с каждым шагом увязая все глубже и глубже…

— Пап?

Игорь вздрогнул. Огонек, маячивший прямо по курсу, исчез. Подуло свежим ветерком.

— Пап! Ты где?

Морозов обернулся и вдруг понял, что совсем недалеко убрел от своего островка, за ним оставался видимый даже ночью след.

В полумраке виднелась светлая головка Андрюшки.

— Тут я… — хрипло ответил Игорь, стараясь лишний раз не шевелиться. Он вдруг как-то разом почувствовал ту страшную засасывающую силищу, которая потянула его вниз, в черную глубину. — Спи… Не бойся. Я… пописать отошел…

— М-м… Ладно… — сонно пробормотал Андрюшка и забрался под плащ.

Игорь завалился на бок, широко раскинул руки. Правой ладонью ухватил жесткую траву кочки. Осторожно подтянулся. Подгреб под себя левой. Трясина медленно, словно бы с сожалением отпустила его ноги. Чавкнула напоследок.

Выбравшись на сухое место, Морозов снял и выжал одежду. Ощупал себя и с омерзением содрал пиявок.

Дурно пахло гнилыми травами и болотным газом.

И никто больше не кричал. Огоньков тоже было не видать.

Чтоб хоть как-то унять дрожь, Морозов ходил туда-сюда, растирал замерзшие ноги и прислушивался к ночной тишине, втайне боясь снова услышать крик.

— Чертовщина, — произнес он наконец, выплескивая накопившуюся злость. Но тут же понизил тон, чтобы не перебудить детей. — Чертовщина… Развелась, понимаешь, чертовщина по лесам. Без человека. Совсем распустилась, сволота. Нежить, твою мать…

Он дрожал и матерился до самого рассвета. А утром отчетливо понял: загнанная «кальвадосом» в глубину организма болезнь вернулась. С подмогой. Ночная прогулка в трясину, мокрая одежда и обувь довершили дело.

Игорь тяжело кашлял, то и дело вытирал со лба испарину, но старался казаться бодрым. Он выпил немного самогонки, надеясь унять простуду, и повел свой маленький отряд дальше через болото.

Это был долгий и утомительный день, из которого запомнилось только одно. Посреди топи торчала черепичная, заросшая мхом крыша. А из чердачного окошка смотрел на мир ветхий, невероятно древний дед, с ввалившимися глазами и сухой, морщинистой кожей.

И до того жутким был его взгляд, до того сильно веяло от нею страшным бесконечным безумием, что Игорь даже подойти побоялся. Да и не смог бы — вокруг была сплошная жижа.

Чем старик там питался, застрявший между небом и черной водой, затопившей его прежнюю жизнь? О чем думал, очнувшись в пой жуткой ловушке?

Морозов шел и шел без привала, чтобы уйти подальше от страшного дома. Шел и шел, подгоняя детей. Шел и шел. Шел и шел…

К вечеру они вышли на край болота. Там Игорь и упал без сил на сухую траву.

Весь следующий день он провалялся. Его хватило только на то, чтоб распалить костерок и просушить одежду. Комары жрали нещадно, но мерзкие кровососы были меньшей из бед.

Игорь чувствовал себя отвратительно. Болела голова, трудно было дышать, он часто заходился кашлем. Поднялась температура. Несмотря на солнечный день, Морозову было холодно, он жался к костру, норовил натянуть еще мокрую одежду. Выздоровевшая Аня с ложечки кормила его медом. Укладывала рядом с Игорем свою куклу. Андрюшка с пацанами собирали сушняк.

К ночи небо опять затянуло сплошной пеленой облаков. Морозов нашел в себе силы, чтобы соорудить простенький шалаш из прутьев. Накидал сверху мха и лапника, ободрав для этого единственную на этом берегу болота елку.

Вечером ему полегчало. То ли мед помог, то ли просто надо было отдохнуть после сложного перехода. Игорь собрал одежду, пропахшую дымом, но теплую и высохшую, проследил за тем, чтоб дети сидели на сухом и были сыты. Сварил простенький бульон. Запасы провизии подходили к концу. Соленая рыба подмокла и испортилась, пришлось выбросить ее в болото. Мясо, просоленное значительно лучше, держалось, но его осталось не так много. Нужно было ставить силки или искать водоем с рыбой.

Несмотря на улучшившееся общее самочувствие, в груди неприятно покалывало на вдохе. А на плечи давила отвратительная слабость.

Хотелось лечь и сдохнуть. Прямо тут, посреди эстонского болота. Избавить эту страну от лишнего мигранта…

Очень может быть, что раньше Морозов так бы и поступил. Но с ним были дети. Игорь понимал, что, кроме него, о пацанах и девочке совершенно некому позаботиться. Так уж сложилось. А значит, нужно было бороться до конца.

Он боролся. Утром, несмотря на лихорадочную дрожь, Морозов поднялся на ноги, разогрел в углях остатки бульона. Накормил свой детский сад.

И они пошли дальше, на встающее солнце, которое было едва- едва видно из-за облаков.

Им повезло, дорога шла через вересковую пустошь, где торчали из земли проржавевшие вышки ЛЭП. Идти тут было значительно легче, чем по лесу. Конечно, маленький караван можно было легко обнаружить издалека, но сворачивать в лес Игорь не хотел. Помня ночные приключения на болоте, он стремился уйти от топи как можно дальше, желательно — по прямой.

Он вспоминал крики в ночи, что едва не сгубили его. Что это было? Галлюцинация? Морок?

А если нет?

А что если за то время, пока не было туристов, охотников, грибников, всех этих шумных, любопытных людишек, которые лезут повсюду, берут, ломают, ищут, в болоте зародилось нечто иное?..

От этих мыслей становилось жутко. Проще было списать все на глюки от усталости иболотного газа…

На дороге появился человек.

Игорь остановился, придержал детей, покрепче перехватил копье.

Молодой парень, у которого еще и щетина не начала расти, стоял подбоченившись. На голове у него была повязана линялая бандана. Длинные волосы были спутаны — то ли дрэды, то ли от грязи слиплись. Парень был один.

— Ты кто? — бесхитростно спросил он.

— Человек, — пожал плечами Игорь. — Если твоя территория, то мы не претендуем. Мимо идем.

— А куда? — оживился парень, оглядывая детей.

— В Россию, — устало ответил Морозов. Повторять одно и то же уже поднадоело.

— Так ты по адресу, мужик! Пойдем… — И он, бесстрашно повернувшись к Игорю спиной, зашагал в сторону от дороги.

Прибить парня сейчас ничего не стоило. С чего это он такой смелый?

— Эй, ты куда?

— Пойдем-пойдем. Не бойся!

Поколебавшись, Игорь пошел следом. Дети засеменили рядом.

По пути парень быстро ввел Морозова в курс дела. Оказывается, неподалеку от Кохтла-Ярве[7] сформировался лагерь беженцев, в котором не было централизованной власти. По словам парня, в лагере царил мир и «договорные отношения». Одним словом — община хиппи. Про действия эстонских войск ребята в лагере были наслышаны, поэтому и выставляли шустрых дозорных на дальних подступах, чтобы те могли вовремя подать сигнал.

— А чем вам сигнал поможет? — не понял Морозов.

Парень пожал плечами.

— Ну как… Мужики же у нас тоже есть, сам понимаешь. Если что, вломим. Главное, чтоб врасплох не застали.

— Вломите? — переспросил Игорь.

— Ну да, — фыркнул парень. — Из эстонцев вояки никакие.

— С чего ты взял?

— Это все знают.

Игорь вспомнил, как хладнокровно офицер застрелил пытавшегося сбежать пленного. Но покосился на хипующего дозорного и не решился втолковывать ему то, что эти «никакие вояки» сметут весь их Вудсток за четверть часа.

Вскоре показался лагерь.

Тут действительно было много людей. После того, как Морозов ушел из Таллинна, он впервые видел столько народу в одном месте.

— Осторожно тут… Под ноги глядите, — пробормотал парень. — Тут… туалет как бы…

Пространство вокруг лагеря было и впрямь густо «заминировано», отсутствие централизованной власти, выдаваемое за достоинство, на деле оборачивалось изрядным бардаком. По крайней мере, санитарная обстановка оставляла желать лучшего.

Сам лагерь располагался на большом поле. Поднимались к небу столбики дыма от костров, около жилищ готовили еду. Тут были старые брезентовые палатки, простенькие шалаши из веток и травы, странные и уродливые постройки из неведомо где взятого пенопласта.

А некоторые спали вообще под открытым небом.

Игоря провели к центральной группе палаток, где жили семьями. Морозов увидел детей. Какая-то девочка, постарше Ани, попыталась разговорить Колю, но тот насупился и отошел.

Игоря помучили расспросами полуголые мужчины и женщины, которые, видимо, претендовали здесь на роль старейшин.

Морозов честно рассказал о себе все. Откуда он, и почему с ним столько детей. Осторожно упомянул о своих встречах с армией, намекнул о концентрационных лагерях. Сказал, что Таллинн, по слухам, оцеплен, и сейчас там идут зачистки.

Когда он сообщил, что собирается идти в Россию, собрание оживилось. Как понял Морозов из сбивчивых объяснений, все беженцы собирались именно туда, потому что слышали, будто за Нарвской заставой жизнь несравненно лучше, чем тут. И еда есть, и работа, и вообще «сохранилась инфраструктура», потому что там ребята с головой дружат.

Игорь поинтересовался, был ли кто-нибудь там лично, но ему сразу же назвали несколько ничего не значащих имен тех, кто там был и все видел своими глазами…

С эстонской армией некоторые беженцы тоже сталкивались, но до реального противостояния дело не доходило. Северо-восток Эстонии традиционно был русскоязычным, поэтому новому национальному порядку тут было почти не на кого опереться. В лагере царила непонятная Игорю эйфория. Почти каждый был готов драться «с этими», но что делать в случае, если на них действительно нападут, не знал никто. Еду добывали по принципу: кто что поймал, тот то и съел. Слава богу, людей не жрали. Природа вокруг позволяла жить не впроголодь: рядом протекала река, было несколько озер. Кто умел ловил рыбу. Кто не умел — собирал лягушек и разные травки. Редкие охотники, люди умевшие ставить ловушки и добывать вкусную дичь, были в почете. Многочисленные одинокие женщины вились вокруг таких завидных мужиков, как пчелы вокруг меда.

Это действительно напоминало Вудсток. Многие курили то ли дикую коноплю, то ли какую другую дурь, найденную благодаря «травникам-самоучкам».

Когда Игорь спросил, а чего же, собственно, все ждут? Ему ответили, что, мол, вот-вот, уже совсем скоро, они соберутся все вместе и пойдут табором в сторону границы. Потому что вместе легче, и вообще в единстве сила.

Морозов поставил небольшой шатер из кольев и покрывала на краю лагеря. Дети забрались внутрь и притихли. Андрюшка высказался за всех.

— Пап, а мы тут надолго? Мне… нам не нравится.

— Скоро пойдем, — пообещал Игорь. — Немного отдохнем и пойдем.

Игорю становилось все хуже и хуже. Простуда прогрессировала, любое движение было в тягость, от частого кашля болела грудь.

Он развел костер, вскипятил воду. На последнюю не очень свежую соленую рыбу выменял пучок трав: дикий лук, петрушку и какие-то корешки, которые тут повсеместно употреблялись в еду. Сварил из этого и солонины приличный суп. Накормил детей, поел сам и целый день спал.

Вечером к их шалашу подошел мужик из соседней палатки. Поболтать.

— Митяй, — представился он и пожал руку Морозову. — Из Таллинна вы, да?

— Оттуда. — Игорь вытер со лба пот, подкинул в костер мелких дровишек.

— А когда ушли?

— Извини, календаря не было под рукой.

Митяй несколько секунд тупо глядел на Игоря, потом рассмеялся.

— Шутник… А я вот из Кохтла. Как очухался, сразу оттуда дунул. Ловить там нечего: одни развалины. Жмуриков — тьма. Собаки эти чертовы… Ужас.

Игорь угукнул. Надо было поесть меду, но светить запас при мутном знакомце было не с руки.

— Долго мотался, потом вот с ребятами лагерь этот нашли, — сказал Митяй и понизил голос: — А чего? Тут нормально. Баб много, все податливые… Им же тоже надо. А их много. Конкуренция.

Игорь не ответил. На конкуренцию он в Таллине уже насмотрелся.

— Вообще, думаю, что скоро двинем уже в Россию… Дойдем до границы, поклонимся. Мол, здравствуйте, вот и мы! А там уж разберемся… — Митяй продолжал улыбаться, у него явно было хорошее настроение. — Говорят, завод в Кингисеппе поднимают. Люди нужны позарез.

— Какой завод?

— Да вроде как что-то там с продуктами… Был же там какой-то…

— Фосфорит там был.

— Да? Ну значит, что-то такое там эдакое. Там же инфраструктура, все дела, руки нужны. Жратва, порядок. Все будет ништяк!

Он фамильярно толкнул Игоря в плечо. Морозов пошатнулся, с трудом удержался, чтобы не упасть.

— Что-то ты погано выглядишь. — Митяй озабоченно заглянул Игорю в лицо и прошептал: — Может, водочки? У меня есть… чуток. Дернешь, и к бабе. Я тебе найду нормальную. У тебя, смотрю, солонина есть. Сунешь шмат, и всё, порядок. К утру будешь огурцом!

— Огурцом? — Морозов невесело ухмыльнулся. — Зеленым и пупырчатым? Нет, спасибо… Я лучше человеком останусь. Отлежусь.

— Как знаешь…

— Скажи, а если эстонцы придут, что тогда?

— Да вломим им, делов-то, — отмахнулся Митяй. — Тоже мне вояки. Слышал, поди, что Эстония берется силами одной псковской десантной дивизии? Вижу, что слышал. Вот и все дела.

— Так тут-то не псковский десант.

— Ты не забивай голову… — Митяй оглянулся. — Во, смотри какая!

Мимо шла женщина. Молодая, стройная… Похожая на Лену…

У Игоря кольнуло сердце, общество Митяя сделалось совершенно невыносимым. Но тот, видимо, задерживаться и не собирался. Поднялся, потянулся.

— Пойду-ка счастья попытаю.

Митяй свинтил.

Игорь заглянул в шалаш, убедился, что дети спят, сходил за дровами в ближний лесок. В кустах кто-то барахтался, слышались охи вздохи. Может, Митяй счастье свое нашел?

Морозов промаялся полночи, задыхаясь от кашля, а потом уснул тревожным беспокойным сном. Снились змеи, бегущие люди с пулевыми ранениями в головах, подступающая к ногам вода…

В лагере беженцев они провели несколько дней. Игорь старательно поправлял здоровье. Дети собирали лягушек, учились вместе с Морозовым ловить мелких зверушек, без особого, впрочем, успеха. Зато в ближнем озере клевало. За час-другой можно было натягать карасей, из которых получалась недурная уха. Только вот запас соли, взятый Игорем с хутора, таял.

За те дни, что они пробыли здесь, Морозов неплохо изучил лагерь. Он, не обращая внимания на лихорадку, ходил там и тут. Слушал, что говорят люди. Все чаще он опирался на свое копье, ставшее дорожной палкой. Посохом странническим, как сказал бы отец Андрей.

Настроение в лагере царило приподнятое. Все постоянно собирались двигаться в Россию, где всё хорошо, но никто не двигался с места. Кое-где уже заводились разговоры о грядущей зимовке.

Об эстонцах чаще шутили, чем всерьез опасались.

Слушая все это, Игорь с горечью понимал: опять он попал не по адресу. Эти люди никуда по-настоящему не собирались, а царившее вокруг благодушие было эйфорией страуса, глубоко засунувшего башку в песок, а задницу подставившего всем желающим…

Нужно было уходить. К тому же, детям в лагере не нравилось. Они не играли с другими детьми, держались вместе с Игорем, капризничали, чего раньше почти не случалось.

Но уйти было… трудно. Игорю казалось, что всеобщее настроение передается ему, словно еще одна болезнь: жить мечтами было так легко…

На третий день Морозов в поисках новых звериных троп зашел далеко от лагеря. Затаившись и подкарауливая в густом подлеске молодую косулю, он услышал далекий рычащий звук, от которого все внутри задрожало.

Мотор.

Снова.

Игорь быстро вернулся в лагерь, нашел группу так называемых старейшин и рассказал им все. Возражения и дебаты слушать не стал. Разобрал шалаш, накормил детей и пошел на восток.

Он понимал: беженцам оставалось жить считанные дни.

Вместе с Игорем не пошел никто. Зато дети аж расцвели после ухода из лагеря.

На каждом большом привале Морозов ставил силки и, преодолевая слабость, ходил на охоту. Увы, безрезультатно. От голода спасала рыбалка. Но кончилась соль, что создало сразу две проблемы: консервировать запасы больше было нечем, несоленая еда вызывала отвращение. Где взять соль в природе, Игорь не представлял. Ста но вилось понятно, почему в средневековье белый минерал пользовался таким бешеным спросом.

Правда, у Игоря имелось, что предложить на обмен. Оставалось только найти тех, кто готов меняться…

Возможность подвернулась довольно скоро.

Вечером они вышли на окраину небольшого поселка. В крайнем доме горел свет, из трубы поднимался дым.

Игорь долго приглядывался к дому, пытаясь понять, насколько опасно будет контактировать с местными. Участок был ухожен, трава прокошена. На заднем дворе крякали утки. В небольшом загоне из свежеструганных досок топтался кабанчик.

Оценив обстановку, Морозов велел детям ждать, а сам пошел к дому. Стараясь сильно не шуметь, перебрался через ограду. От сырою вечернего воздуха сильно першило в горле. Душил едкий кашель, казалось, что грудь наполнена колючками.

— Па-а-ап… — донеслось из-за спины. Игорь вздрогнул, обернулся.

— Блин! Просил же подождать.

В горле запершило, Игорь закашлялся, плотно прикрыв рог рукой, чтобы не шуметь.

— Там страшно, — ответил за всех Коля.

Вся детская компания стояла у забора. Соваться в малознакомый дом с детьми Игорь не хотел. Слишком велик был риск…

Дверь распахнулась, и в грудь Морозову уперлась двустволка.

— Тихо… тихо… — сказал Игорь, давясь кашлем. — Спокойно…

— Что надо? — с акцентом спросил старик, щурясь.

Позади него замерла, прижав руки к груди, пожилая женщина.

— Я… — Игорь опять зашелся кашлем. Собрался с духом, проговорил: — Я не заразный, не подумайте. Я за солью зашел.

— За какой солью?

— За солью. За обыкновенной. Я просто мимо иду, с детьми… У нас соль закончилась.

— Дети? — Женщина подошла ближе.

Старик отодвинул Морозова к стене и покосился на ребятишек. Уточнил:

— Соль?

— Соль. Я поменяться могу… В мешке…

Дед снял мешок с плеча Игоря, протянул жене. Мотнул головой внутрь дома, мол, заходи.

— Tomas, lapsed…[8] — напряженно сказала женщина.

Старик сморщился, отмахнулся. Сделал пару шагов назад.

— Давай заходи, только без глупостей. Я стрелять умею.

Игорь зашел, держа исхудавшие руки на виду. Следом гуськом вошли и дети.

— Что ты тут делаешь? — спросил старик, запирая дверь. — Это эстонский поселок. Ваших тут нет.

— Просто мимо шел.

— Куда?

Игорь вздохнул.

— В Россию. Соль у меня кончилась. Поменяться хочу. Думал, у вас есть. Послушайте… — Игорь закашлялся. — Я… кхм… Мы пойдем отсюда, хорошо? Я не знал, что сюда нельзя.

— Все так говорят. Уже не первый раз. Эти ваши как тут обосновались…

— Беженцы?

— Не знаю. Я таких называю тунеядцы и бандиты. Мусор…

— Lapsed, — взволнованно повторила женщина.

— Ja! Ja! Ma tean! Ole vait![9] — рыкнул на нее старик и зло посмотрел на Игоря. — Сейчас мой внук придет. Тебе лучше уходить.

— Я про это и говорю. — Игорь через силу улыбнулся. — Уходим уже…

За дверью послышались шаги. Скрипнула створка.

«Приехали…» — мелькнула у Игоря мысль.

На плечо легла твердая рука. Сопротивляться и уж тем более давать отпор уже не было сил…

Их заперли в небольшой комнатке без окон. Наверное, в кладовке. Тут было темно и тесно. Вшестером даже не сесть.

— Пап, — дрогнувшим голосом прошептал Андрюшка. — Пап, за- чем нас закрыли?

— Ничего страшного, — тяжело дыша, ответил Игорь. — Ничего страшного, сын. Все будет хорошо. Просто недоразумение.

— Недозару…

— Недоразумение.

— Ага. Что это?

— Это когда люди ошибаются, а потом понимают, что поступили неправильно и-кх… — Игоря опять прошиб кашель.

— Мне страшно, — признался Коля.

— И мне, — подтвердил Олег.

— Ничего-ничего, — постарался успокоить детей Морозов, борясь с приступом кашля. — Это просто… кхм… ерунда.

Он прислушивался к происходящему за дверью. Двое эстонцев, молодой и старый, о чем-то спорили. Как «оккупант» Игорь языка толком не разумел, но интонации ему очень не понравились.

Внук, надо сказать, у дедушки был что надо. Метра два ростом, белокурый. Хоть сейчас на плакат.

Судя по «Калашникову», который был наставлен на Игоря вместо дедовской двустволки, внук был членом Кайтселийта. Добровольного ополчения, организации, которая в национальном вопросе частенько была «святее Папы римского».

Уж лучше бы Морозова взяли за жабры солдаты…

Дверь внезапно распахнулась, и Игорь чуть не вывалился наружу.

— Выходи, — велел внук. Качнул стволом автомата. — Давай- давай.

Морозов вышел, делая детям знак «не высовываться».

— Что пришел? Хотел грабить? — По-русски молодой эстонец говорил плохо, приблизительно так же, как сам Игорь по-эстонски. — Я тебя буду стрелять. И всё.

— Я хотел попросить соль, поменяться… — Взгляд Игоря упал на мешок. Не хватало меда. Бутылка с «кальвадосом» стояла рядом. Пустая. — Понятно…

— Mida?[10]

— Да ничего уже.

— Что пришел? Хотел грабить?

Игорь покосился на старика. Тот сидел за столом, хмурый и злой. На пленников не смотрел. Женщины видно не было.

— Хотел грабить или попрошайка? — Белобрысый ткнул его стволом автомата.

Морозов промолчал. Говорить с пьяным засранцем, которому дали в руки автомат и объяснили, на кого этот автомат можно наставлять, не хотелось. Да и о чем с ним, собственно, говорить?

Картина была ясна, как день.

Подал голос старик. Молодой ему ответил — резко, как плюнул. Игорь ни черта не понял. Ему показалось, что дед не особенно заинтересован в том, чтоб ставить гостя к стенке. Оставалась призрачная надежда, что умудренный жизнью старик сумеет найти подходящие слова, чтобы успокоить воинственного внучка.

«А ведь беженцев с дерьмом равняли не армейцы, — неожиданно подумал Морозов. — А вот эти… добровольцы».

Хуторяне продолжали активно ругаться.

Игорь прикинул шансы на успешный побег. «Дверь не закрыта. Копье снаружи оставил, когда входил под дулом ружья. Вещи… черт с ними, не так много осталось. Веревка под силки в кармане. Как-нибудь… Главное, шибануть молодого чем-нибудь. Может, сковородой? Эх, если б не дети… Они ведь могут не сориентироваться…»

Игорь сделал полшага в сторону плиты.

Белобрысый резко обернулся, ткнул в Морозова стволом и плотоядно оскалился. Сердце пропустило удар. Игорь приготовился к вспышке и боли…

Но тут случилось то, чего Игорь никак не ожидал.

Из-за спины вынырнула маленькая светловолосая фурия. Яростная и неукротимая. Аня с разбегу ударила молодого кайтселийтчика в живот головой и завопила.

По-эстонски!

— Аня, стой! — заорал Игорь.

Но было поздно…

Подвыпивший юнец, хлебнувший вместе со спиртным и власти, махнул левой рукой, продолжая в правой держать автомат. Удар пришелся девочке по скуле. Аня вскрикнула и отшатнулась.

Белобрысый схватил ее за горло.

На миг возникла страшная пауза.

Мальчишки замерли у двери кладовой. Старик исподлобья уставился на внука.

А Морозов неожиданно понял: сейчас он может… всё.

Ярость ослепительным потоком ударила в голову.

Игорь одним прыжком очутился у плиты, схватил тяжелую чугунную сковороду, которая оказалось горячей, толкнул белобрысого под руку, уводя автомат вверх, и врезая ему по башке. Гулко бамкнуло.

Морозов выпустил сковороду и метнулся к двери.

— Бегом! — просипел он, выдергивая из ослабевшей руки эстонца придушенную девочку и вскидывая ее себе на плечо. — Все бегом!

Дети высыпали на улицу.

— Живо за мной!

Игорь понесся, как обезумевший лось, проламываясь через кусты.

Кашель рвал легкие изнутри. Дышать было нечем. В груди пылал огонь.

Но останавливаться было нельзя! Ни в коем случае нельзя!

На бегу он успел пересчитать детей… Пока все на месте, это главное…

За спиной громыхнула очередь.

Что-то сильно толкнуло в спину, но боли не было.

Игорь перекинул Аню на другое плечо и нырнул в овраг, примеченный еще днем. Пробежал по его дну до конца, притормозил, оглянулся.

— Все тут? Андрей! Коля, Олег, Максим…

Мальчишки были в сборе — запыхавшиеся, перепуганные, окрысившиеся, словно маленькие хищники.

Аня не шевелилась.

«Неужто придушил, сволота белобрысая…» — мелькнуло в голове.

За спиной раздался треск. Морозов сорвался с места, и побежал, подгоняя пацанов, в обход чертова поселка.

Бежал и бежал, чувствуя, как груз на плече становится все тяжелее. Потом шел. Шел, не слыша просьб остановится и передохнуть, шел, не решаясь остановиться, шел, не смея даже взглянуть на бледное лицо девочки…

Аня умерла сразу. Пуля попала ей под лопатку.

Игорю хотелось выть, кататься по земле, жрать ее… Но он не мог, нельзя было пугать детей. И без того им досталось слишком много.

Утром он, надрываясь кашлем, вырыл палкой могилу. Долго копать не пришлось: девочка была совсем маленькой.

Примолкшие мальчишки собрали голубых васильков. Укрыли Аню одеялом из цветов в последний раз.

Синие цветы, черная земля и светлые волосы.

Как зарыл могилу, Игорь помнил плохо. На сознание наполз странный искристый туман, мешавший сосредоточиться. Мальчишки вроде бы, как могли, помогали ему. Максим плакал. Коля утешал его, гладил по голове. Олег молча стоял в стороне.

Потом Игорь еще долго сидел у свежего холмика, прижав одной рукой к себе Сипсика. Замызганная матерчатая кукла глупо улыбалась, глядя на мир глазками-пуговками.

Игорь очень боялся погони, старался делать длинные переходы. Детям было тяжело. Максима временами приходилось нести на плечах. Остальные пацаны терпели, но было видно, что сил у них почти не осталось. Развести огонь толком не получалось, небо постоянно было затянуто облаками, моросил дождь. Ночью грелись, сбившись в кучу. Ели что под руку попадется, сырое и несоленое.

В груди теперь болело постоянно. Сильно. Игорь то и дело сплевывал рыжеватую мокроту, его бил озноб. А после того как они попали под ливень, он целый день провалялся под разлапистой елью, стараясь прийти в себя. Проваливался в забытье, снова возвращался в реальность. И опять терял сознание… Как маятник — туда-сюда.

Андрюшка поил его водой.

Лучше Игорю не стало. Но все же он нашел в себе силы, чтобы подняться и снова идти. Идти туда же, куда и раньше.

На восток.

Несколько дней подряд параллельным курсом с ними трусила небольшая собачья стая.

Псы приглядывались к выдыхающимся людям, прикидывая шансы на успех. Игорь хрипло кричал, когда они подбирались слишком близко. Кидал в них камни и палки. Собаки, рыча и огрызаясь, отходили. Пока еще они были сыты. Просто думали о будущем, потому и не отставали.

На пути попадались выжженные деревни. Кое-где на деревьях болтались висельники с выцветшими табличками на груди…

Зачищенная территория.

Игорь смутно вспоминал виденную в юности немецкую книгу периода Третьего рейха, в которой на территории балтийских государств были напечатаны проценты неполноценных в расовом плане народов. На Эстонии стояла крупная надпись: JUDENFREI.

Сейчас, как и тогда, «всяких прочих русскоязычных» к полно ценным никто не причислил. И старательные ребята, которые один только сатана знает, каким образом сохранились с тех давних пор, когда герр Гейдрих составлял свой печально знаменитый отчет, снова принялись за работу…

— Пап, что это? — спросил как-то раз Андрюшка, указывая на дымящиеся развалины очередной деревни.

Игорь долго молчал, а потом тихо ответил:

— Обыкновенный фашизм.

— Что такое… фашизм? — ребенок будто попробовал незнакомое слово на вкус. И, судя по кислой мине, оно ему не понравилось.

— Это когда всё совсем плохо, — сказал Морозов. — Когда хуже некуда.

Морозов спустился вниз, дети пошли следом.

Около одной из сохранившихся стен лежали обугленные тела. Стоял мерзкий, густой запах. Вдоль улицы бежала рыжая с подпалинами собака с костью в зубах.

Дети с немым ужасом взирали на смерть и опустошение.

— Тут больше нечего делать, — совсем тихо произнес Игорь.

И они пошли дальше.

На восток.

Нет, конечно, он помнил и тех хуторян, что приютили их, когда была гроза. И того доктора, который был убит за то, что пытался остановить ад. Конечно, помнил. И наверняка было еще немало других прекрасных людей, которые не слишком морочились на предмет расовой чистоты одного мужика и пятерых… четверых… бездомных детишек…

Но сила, видимо, была не на стороне этих людей.

Морозов не верил в то, что Россия устояла, что где-то под Кингисеппом строится завод, где нужны рабочие руки, не верил, что сохранилась какая-то мифическая «инфраструктура». Он не верил и в то, что их там кто-то ждет. Кому нужны лишние рты? Игорь понимал: благополучная Россия — просто сказка для тех несчастных, что остались за его спиной. Светлая сказка, где все хорошо.

Но из всех россказней, что были накручены вокруг этого образа, одна-единственная была правдой: там говорят на одном с тобой языке. И этот факт перевешивал едва ли не все остальные.

Игорь вел детей на восток…

Они шли вперед. Медленно, но верно. Взрослый и четверо пацанов.

Мигранты.

Собачья стая, что трусила рядом, наглела. Псы подбирались все ближе и ближе. Заступали дорогу, отходили с ворчанием, нехотя. Они чуяли, что самое крупное и опасное животное в стаде двуногой еды стремительно слабеет.

Кончилось противостояние тем, что Игорю из последних сил удалось подбить лапу самой крупной самки, догнать ее и зарезать. Псы разбежались, но не ушли. Стали держаться на приличном расстоянии.

Состояние Морозова с каждым днем ухудшалось, хотя ему казалось, что хуже уже некуда. Он все чаще бредил. По ночам его мучили видения. Морозов разговаривал с давно умершими людьми, о чем-то спорил с ними. И пока он метался в холодном поту, дети вытирали ему лоб, поили водой или просто гладили по голове.

Однажды, в один из редких уже моментов просветления, Игорь заметил, что Максим плачет.

— Ты чего, дружище? — тихо спросил Морозов.

— Он испугался, что ты умрешь, — дрожащим голосом пояснил Андрюшка.

— Нет. — Игорь покачал головой. — Нет…

Он почувствовал, что сознание снова ускользает, и улыбнулся.

— Не бойтесь. Я ведь… улыбаюсь… Значит, всё хорошо.

Утром Игорь встал, пересчитал детей и пошел.

На восток.

* * *

Его подобрали русские пограничники, патрулировавшие Нарву.

Наверное, нашли по детскому плачу.

Морозова бил чудовищный кашель. Ему, казалось, что он выкашливает куски легких…

Гарнизонный врач только руками развел. Сквозь бред и горячку Игорь услышал обрывки фраз:

— …пневмония… ничего не могу… странно, что вообще… лет…

Морозов пытался встать. Ему казалось, что он говорит. На самом деле, он только шевелил руками и хрипел. Зрение пропадало. Все перед глазами плыло…

Но временами он четко видел четыре мордашки, склонившегося над ним. А иногда даже пять… Или это уже было не наяву?

И гладя на эти светлые лица, он улыбался. Через силу, давя кашель и боль в груди. Игорь улыбался, чтобы его дети не боялись.

И дети тоже улыбались, несмотря на то, что по их щекам текли слезы. Он знали, что он не любит, когда они плачут, но слезы сами текли. Пацаны гладили Игоря по слипшимся волосам, помня, что больному человеку надо знать, что его любят, что жалеют. От этого и здоровье прибавляется, и болеть не так тяжело…

Пограничники переправили Морозова в Иван-город, определили в лазарет. Но и там дети не оставили его, наотрез отказавшись уходить. Игорь до конца чувствовал их мягкие ладошки.

И улыбался, чтобы не боялись…

Так и умер.

Улыбаясь.

* * *

— Всё, — капитан Лукин кинул белый халат на спинку стула. — Отмучился страдалец.

В ординаторской сидел только майор Тишков да два медбрата, парни первого года службы.

— На кладбище? — спросил старший.

— Погоди, я детей уведу. — Капитан открыл нижний ящик стола, вынул графин, налил. Выпил одним глотком. Вопросительно посмотрел на майора. Тот покачал головой. — Как он вообще дошел, не понимаю. Детей куда?

Тишков вздохнул. Спросил:

— Накормили?

— Естественно.

— Давай-ка я с тобой пойду. В детском саду крышу уже починить должны были. Вот и определю их туда. К тому же, давно зайти обещал.

Лукин кивнул солдатам:

— Пошли.

— Погоди, капитан. — Майор помолчал. Тяжело поднялся из-за стола. — У тебя… конфеты какие-нибудь есть?

Сергей Волков Анабиоз. Марш мародеров

Пролог

Старая кошка дремлет, подвернув под себя лапы и уткнув покрытую шрамами морду в толстую тополиную ветку. Во сне она переживает за уже выросших котят, сердится на другую кошку, пытающуюся отбить у нее пойманного голубя, убегает от собак, лакает воду из лужи — и совершает еще множество разных действий, изредка взрыкивая.

Теплый августовский день едва перевалил за середину. Бездонное небо украшают пушистые облака, похожие на длинные хвосты диковинных зверей, легкий ветерок путается в древесных кронах, из темных ущелий между громадами многоэтажных домов тянет холодком. Воркуют голуби, пахнет отцветающими травами, нагретым асфальтом, уставшей за лето землей и чуть-чуть, еле ощутимо — прелью и прахом, вестниками приближающейся осени.

За свою долгую жизнь[11] кошка привыкла слышать шум ветра, шелест листвы, шорох дождя, птичьи голоса, собачий лай, хрюканье кабанов, писк мышей в траве — привыкла и не обращает на это внимание.

Неожиданно в обычный шумовой фон вторгаются новые, незнакомые для кошки звуки: уверенные шаги какого-то существа. Кошка еще не открыла глаза, но чуткие уши зверька задвигались.

Приподняв голову, она внимательно оглядывает окрестности, продолжая прислушиваться. Теперь у нее уже нет сомнений, что к убежищу на тополиной ветке приближается кто-то чужой и, возможно, опасный.

Кошка давно научилась различать поступь разных зверей. Гулкий топот бегущего лося она никогда бы не спутала с глухими ударами кабаньих копыт, а сторожкие шаги косули всегда отличила бы от неряшливого, шумного шага дикой коровы. И стук собачьих когтей, и лисий топоток, и даже испуганная дробь мышиных лапок были известны кошке и вызывали у нее привычные реакции — страх, злость, ненависть или желание настичь добычу и вонзить в нее когти.

Неизвестное существо, чьи шаги слышит кошка, пугает ее. Она никогда еще не встречала двуного животного, а это, судя по шагам, было именно таким.

Сузив зрачки, кошка выгибает спину и топорщит шерсть вдоль хребта. А когда к первому двуногому зверю присоединяется второй, а затем и третий, кошка шипит, сердито водит из стороны в сторону хвостом и забирается повыше. Скрывается среди густой листвы на вершине дерева. Оттуда она и следит за троицей жутковатых двуногих.

Они выходят на заросший осинами перекресток, пересекают его и скрываются за углом ближайшего дома, оставив после себя незнакомые запахи и странные следы…

Часть первая «И сделалась тишина на небе на полчаса…»

Глава первая

Старая кошка еще долго злится, умащиваясь на тополиной ветке. Наконец, она успокаивается и вновь засыпает, а люди — девушка и два парня — продолжают тем временем свой путь через тихий, безжизненный город. Пройдя по забитой ржавыми остовами автомобилей улице Горького, миновав краснокирпичные корпуса Кадетского училища, они поворачивают на Карла Маркса.

— Смотрите, церковь! — обращается к своим спутникам девушка, отзывающаяся на короткое имя Эн. — И купола золотые. Даже крест уцелел на одном.

— Зато «Корстон» сгорел, — бурчит один из парней, тот, что помоложе. Его прозвище Хал, а на самом деле он — Дамир Халилов.

Гостинично-развлекательный центр «Корстон», в прошлом огромное здание из стекла и бетона, высится впереди черным скелетом гигантского динозавра. Бушевавший здесь огонь уничтожил все, остались только закопченные стальные балки каркаса.

Подавленные этим зрелищем, путники быстро и молча минуют руины, лавируя между навечно замершими на дороге машинами.

— Слева — это кладбище, Арское, — поясняет Хал.

— Там теперь просто лес, — вглядываясь в густые заросли, высказывается высокий парень, скорее даже молодой мужчина с русыми волосами. — Вон, уже на въезде деревья растут.

— Ник, — обращается к нему Эн, — а если мы не найдем еду?

— Вернемся, — вздыхает высокий. — Только мы обязательно должны найти. В Цирке дети, старики…

Он косится на шагающего рядом Хала. Тот чувствует взгляд, поворачивает голову, улыбается.

— Все путем будет, блин! В Больших Клыках садов немеряно. Я сам пацаном там лазил. Огурцы — во такие! Яблоки, помидоры!

— Лучше бы картошки нарыть.

— Картошки втроем много не унесем, — качает коротко стриженой головой Хал.

— Ну, мы же, типа, на разведку. Если все нормально — Бабай народ поднимет.

— Ой, человек! — указав в сторону моста над железной дорогой, восклицает Эн.

По мосту, медленно волоча за собой тележку, ковыляет пожилая женщина. Она навертела на себя куски грязного полиэтилена, отчего походит на персонажа новогоднего карнавала. Вместо шляпки голову старухи покрывает пластиковый плафон от люстры, подвязанный под сморщенным подбородком куском провода.

На тележке друзья видят сваленные кучей ржавые железки, мятый эмалированный чайник, расколотый красный стул из уличного кафе и прочую рухлядь.

— Здравствуйте, бабушка! — звонко кричит издали Эн. — Как ваши дела? Помощь не нужна?

Старуха что-то хрипит в ответ, разевая беззубый, проваленный рот. Нику бросаются в глаза глубокие морщины, крючковатый нос и бесцветные космы волос, свисающие на высохшую, впалую грудь.

— Мы из общины Цирк. Там много людей, — на всякий случай очень громко говорит он, указывая рукой в сторону центра Казани. — Можете к нам присоединиться.

— Сейчас, сейчас, — членораздельно шамкает старуха, продолжая тащить тележку. — Вот продукты домой отвезу…

— Вы пропадете одна. — Ник заступает ей дорогу.

— Не одна, не одна, — не глядя на него, часто кивает женщина. — Детки мои, Коленька, Верочка, Санечка… Покормлю, напою…

— Шизанулась, — вздыхает в стороне Хал. — Еще одна.

— Она ж погибнет, — в отчаянии сжимает кулачки Эн.

— Мы тоже погибнем, если не найдем еды, — напоминает ей Ник.

Тем не менее девушка догоняет удаляющуюся в сторону улицы Абжалилова старуху, спрашивает:

— Бабушка? Вы где живете? Мы вас заберем на обратном пути!

Неожиданно женщина резко поворачивается — трещит полиэтилен, тележка жалобно скрипит и останавливается.

— Не скажу! — каркает старуха. — Ограбить хотите? Не скажу! Эх вы-ы… А еще пионеры!

Как-то по-вороньи, боком, она отбегает к краю тротуара, туда, где за сгнившим заборчиком начинается крутой склон железнодорожной выемки, и выставляет обе руки, сложив из грязных пальцев кукишы.

— Вот вам, выкусите!

Затем старуха принимается подпрыгивать на месте, хрипло распевая какой-то дикий вокализ.

— Ла-ла-ла-ла-ла, ло-ло-ло-ло-ло!

Она скачет на самом краю обрыва.

— Стойте! — орет Ник, срываясь с места. — Стой, дура!

Эн взвизгивает.

— Все, бетте[12], — спокойно произносит оставшийся на мосту Хал.

Оступившись на крутом косогоре, старуха с криком летит вниз.

И наступает тишина.

— Я сейчас, сейчас! — Ник бросается вниз по заросшему полынью и борщевиком склону, цепляясь за жесткие стебли.

Эн, с трудом удержавшись на самом краю, тонким голосом кричит:

— Ну, что там? Она живая? Живая?

Проходит минута, прежде чем Ник выбирается обратно, мрачно вытирая пучком травы испачканные руки. Посмотрев в глаза девушки, он отрицательно мотает головой. Эн всхлипывает, шепчет:

— Как глупо…

— Алга[13], мусульмане! — окликает их с моста Хал. — Нам еще долго топать, блин.

— Ты! — бросается на него Эн. — Ты… Как ты можешь шутить в такой момент! Она же умерла.

— Мы все умрем, — флегматично пожимает плечами парень. — Че ты психуешь? Бабка съехала, блин. Все равно не выжила бы. Так хоть не мучилась.

Троица продолжает путь в молчании. Мимо проплывает совершенно не пострадавшее от безжалостного времени здание республиканского ДОСААФ. Стоящий через улицу от него шестиэтажный корпус Нефтехимпроекта, наоборот, разрушился почти полностью — в окнах нет стекол, крыша просела, козырек крыльца обрушился.

— На Патриса Лумумбу свернем и через Старый аэропорт пойдем, — ни к кому конкретно не обращаясь, говорит Хал. — Так ближе, блин. Вон, где сгоревший автобус, — нам туда.

Улица Патриса Лумубы скрывается в густой зелени. Раздвигая высокие стебли репейника, Ник делает первый шаг и тут же останавливается.

— Ух ты! Смотрите!

Бурьян и кусты на углу крайнего дома вырублены, не успевшие увянуть измочаленные стебли и ветки валяются тут же. На стене, покрытой грязевой коростой, отчетливо белеет глубоко процарапанный в штукатурке круг, а внутри его две буквы: АК.

— Что бы это значило? — хмурит бровки Эн.

— В первую очередь то, что здесь тоже есть люди, — отвечает Ник. — Надо будет, когда пойдем обратно, покричать.

— Нафига? — в своей обычной манере спрашивает Хал. — Чтобы жратву отобрали? Мало ли кто тут тусуется, блин.

— АК… — бормочет Ник. — Странная аббревиатура.

— Может — «Аномальная Кривая»? — высказывает предположение Эн.

— Или «Автомат Калашникова», — хохочет Ник.

— Или «Ак»? — включается в угадайку Хал. — Ну, который «Барс».

— Или «Ангмарское Королевство»? — продолжает Эн.

— Это чё за хрень? — таращит черные глаза татарин.

Девушка усмехается:

— Ты Толкиена не читал, что ли?

— Какого еще… Всё, киттек[14], — неожиданно Хал начинает психовать. — Шагайте, негры, солнце уже высоко!

— Здесь все как в сказке, — задумчиво говорит Эн пятью минутами спустя, разглядывая молодые деревья, проросшие сквозь асфальт на парковке возле одного из домов на Взлетной улице. — Как в страшной, злой сказке. Готика такая. Братья Гримм, Шарль Перро. «Спящая красавица». Принцесса уколола палец веретеном, все уснули. Прошло сто лет. Замок и окрестности заросли деревьями и кустами. А потом пришел принц и поцеловал спящую принцессу…

— И все проснулись, блин! — подхватывает Хал бодрым голосом. — Сказочка… А кто принцесса-то? И почему все уснули?

— Не сто лет прошло, — вмешивается в разговор Ник. — Меньше. За сто лет тут бы такие дубы-колдуны стояли, что не продерешься. Газеты же нашли, Аркадий Иванович по датам смотрел. Две тысячи шестнадцатый год, июнь, июль. Старее нет. И в Цирке народ говорил — лет двадцать девять, тридцать нас… ну, не было.

— А где мы были? — свесив на бок черную челку, интересуется Эн. — Ведь где-то же были, да? Мы же живые…

— Живые, — ежится Ник, припоминая, как шесть дней назад он пришел в себя после долгого — или мгновенного? — небытия.

Даже теперь думать об этом было больно, а тогда, почти неделю назад, его корежило и выгибало дугой. Боль жила в каждой клеточке тела, была внутри и снаружи, рвала внутренности, железным обручем стискивала голову, огнем жгла суставы. В холле гостиницы «Волга», где Ник очнулся, царило запустение, но он тогда не обратил на это внимание — просто катался по пыльному полу и выл, словно раненный зверь.

Когда боль чуть-чуть ослабила когтистую хватку, накатила дурнота. Все плыло перед глазами, спазмы сводили желудок, а сердце, казалось, хотело взломать грудную клетку и вырваться наружу. Так продолжалось не меньше часа, и лишь потом Ник сумел кое-как подняться на ноги и оглядеться. То, что он увидел, напугало парня еще сильнее, чем приступ неизвестной болезни.

Казалось, совсем недавно, вот перед самым приступом, он спустился из номера на ресепшен, чтобы договориться о сдаче номеров и заказать такси в аэропорт. Ник отчетливо помнил улыбчивое лицо девушки-администратора Гули, ее фирменный жакетик и крохотный золотой значок с изображением крылатого змея Зиланта, герба Казани, в петличке. Еще в память врезались часы над стойкой, рекламные буклетики, пальмы в кадках, оранжевые шторы, залитая солнцем улица за окном, вымытый до блеска мозаичный пол, в котором отражались плафоны освещения.

Ник хорошо запомнил, что он сказал Гуле в самый последний момент:

— Позвоните, пожалуйста, в номер, когда придет такси.

— Конечно, не волнуйтесь, — улыбнулась девушка.

И всё.

Тишина.

Темнота, прорезаемая золотистыми сполохами.

Мир исчез, чтобы мгновение спустя обрушить на Ника ревущий водопад боли и страданий. А когда терзающий поток схлынул, Ник увидел, что никакого солнца за окном нет. И оранжевых штор тоже нет. Все вокруг сделалось серым, пыльным, грязным, как будто орда сумасшедших дизайнеров-апокалипсистов промчалась по холлу, разбрызгивая вокруг грязь, корежа предметы, ломая мебель, разбивая плафоны.

Пальмы превратились в сухие струпья, кадки расселись горками земли, стойка ресепшена проломилась, в потолке над нею зияла дыра, часы на стене покрывал толстый слой пыли. В углах колыхались полотнища паутины, обивка кресел вспучилась, потеряла фактуру и цвет.

— Гу-уля-я… — еле выдавил из себя Ник. Сделал шаг, другой, ухватился за торчащий угол стойки и, не удержав равновесия, повалился на грязный пол.

Второй раз он встал куда увереннее — дурнота проходила, руки-ноги сделались почти послушными. Снова взявшись за покрытую растрес shy;кавшимся пластиком панель стойки, Ник навалился на нее грудью.

— Гуля! Вы… вы здесь?

Ответа не было. Ватная тишина, плотная, непривычная, пугающая, окружала Ника со всех сторон. Ни звука. Ни ползвука. Ни даже шороха. А ведь вокруг огромный город, третья столица России! В городах вообще не бывает тишины. Даже ночью обязательно есть какие-то звуки — шум мотора проехавшей где-то машины, тиканье часов, жужжание кондиционера у соседей за стеной, урчание холодильника, вой сирены «Скорой помощи», грохот мусоровоза в соседнем дворе. Эти привычные каждому городскому жителю звуки давно стали фоном, их никто не слышит, на них не обращают внимание.

Но вот они исчезли — и Ник ощутил себя глухим.

— Эй! — испугано позвал он и тут же скривился от боли — странный приступ не прошел до конца, боль еще жила в нем и коварно напомнила о себе.

С трудом перегнувшись через стойку, Ник посмотрел вниз и увидел коричневый человеческий череп, облепленный плесенью. Череп выглядывал из кучи гнили, придавленный здоровым куском бетона, сорвавшимся с потолка. Единственным ярким пятнышком здесь был крохотный золотистый значок с крылатым змеем Зилантом.

Ник вскрикнул, отшатнулся, упал, но тут же вскочил, уже не обращая внимания на боль.

— Наташа-а! — закричал он. — Наташка!

И спотыкаясь, побежал к лестнице, ведущий на верхние этажи гостиницы.

Они приехали в Казань в конце июля 2016 года на первенство России среди юниоров. Сборная Иркутской области по стрельбе из лука, полтора десятка парней и девчонок. И три тренера, одним из которых как раз и был Ник. Никита Проскурин.

Соревнования прошли, что называется, «на ура» — в командном зачете иркутяне уверенно взяли бронзу. С личным состязаниями все сложилось не так гладко, до медалей добрался только «блочник» Женька Старостин, а в классическом луке все надежды тренеры возлагали на Наталью Николаеву, миниатюрную брюнетку с косой челкой, острым языком и хорошими спортивными перспективами.

Главная соперница Натальи — или Эн, как ее называли в команде — читинка Людмила Зайцева не пожелала уступать, и стрельбы затянулись. Два раза — неслыханный случай! — лучницы набрали одинаковое количество очков. Главный тренер иркутян Семен Сергеевич Бокарев в приказном порядке велел Нику остаться с Николаевой, а команда отправилась домой — не пропадать жезаказанным и, что самое главное, оплаченным билетам.

Эн все же уступила Зайцевой. Причем уступила совсем чуть-чуть, обидные два очка — 572 против 574-х. Заслуженное «серебро» расстроило девушку. В придачу к отличным спортивным данным природа наградила ее трудным характером: Эн не признавала ни в жизни, ни в спорте полутонов и для нее существовало только одно место — первое. Первое — и точка!

— Я брошу лук! — рыдала Эн в раздевалке после награждения.

Ник бестолково топтался рядом. Он был на восемь лет старше своей воспитанницы, но не имел опыта в плане утешения истеричек противоположного пола. Да и вообще с женщинами Никите не везло. Школьная первая любовь, пара мимолетных увлечений, один драматический роман с грустным финалом, ворчание матери: «Пора тебе жениться, сынок» — вот, пожалуй, и всё.

— Наташа, поедем в гостиницу. У нас самолет вечером, — наконец выдавил он из себя неуклюжую фразу.

— Никуда не поеду! — топнула ногой Эн. — Умру прямо здесь!

Он все же уволок ее из огромного Дворца спорта «Мирас», выстроенного к Универсиаде 2013 года, посадил в такси. В гостинице истерика продолжилась: Эн разбросала вещи, пригрозила, что напьется, как бомж, на что Ник сообщил, что семнадцатилетним девушкам спиртного в России не продают по закону.

— Плевала я на законы! — выкрикнула Эн.

Ник вздохнул. К сожалению, на законы в Российской Федерации плевала не только юниорка Наталья Николаева.

Наконец, девушка успокоилась, и Ник отправился на ресепшен. А потом…

Потом все и случилось.

Сперва Ник бросился к лифту, вдавил пыльную кнопку — и как-то сразу понял, что электричества в здании нет. Пришлось бежать вверх по лестнице, перешагивая через три ступеньки. Второпях Ник не обратил внимания на кучи тряпья, мусор и грязь, невесть откуда взявшиеся там, где час с небольшим назад все сияло чистотой.

Час назад? А может быть, год? Или десять лет?

Ник миновал второй этаж, сделал особенно широкий шаг — и почувствовал, как на нем лопнули брюки. Ситуация комичная, анекдотическая, но Нику в тот момент было не до смеха. Он задержался на секунду, чтобы осмотреть себя — и пришел в ужас. Одежда висела лохмотьями. Рубашка скукожилась, половины пуговиц не было на месте, ткань истлела, под мышками образовались дыры. Брюки представляли собой еще более плачевное зрелище: одна штанина почти оторвалась, мотня прохудилась, на коленях зияли прорехи.

— Что за черт? — пробормотал Ник и тут же забыл про странное происшествие со своим гардеробом — не до того было.

Час или год? Или десять? Сто?

Или он сошел с ума?

Гостиничный коридор встретил Ника полумраком, затхлыми запахами и покосившимися дверьми. Номер триста шестнадцать, где осталась Эн, находился в самом конце. Спотыкаясь о разлезшуюся ковровую дорожку, Ник побежал, выкрикивая:

— Наташа! Наташка! Эн!

Дверь с тусклыми цифрами 316 висела на одной петле — вторая вывалилась из трухлявого косяка. Оттащив лопнувшее дверное полотнище в сторону, Ник ворвался в тесный предбанник — и замер, увидев девушку.

Она застыла возле кровати, растрепанная, напуганная. В номере стоял тяжелый запах рвоты. Прикрыв руками полуобнаженную грудь — гардероб Эн подвергся таким же печальным метаморфозам, как и одежда Ника — девушка жалобно всхлипнула.

— Живая! — выдохнул тренер.

— Телефон не работает, — тихо ответила Эн, продолжая всхлипывать. — Мне переодеться надо. Ты это… выйди, а?

— Переодеться… — пробормотал Ник и сполз спиной по пыльной стене на пол.

Одежда, лежавшая в сумке Эн и чемодане Ника, сохранилась гораздо лучше той, что была на них надета. Но все остальное — мыльно-пузырные принадлежности, кое-какие продукты — пришли в негодность. Зубная паста окаменела в тюбиках, шампунь сгустился в странную желеобразную массу, одеколон Ника испарился, сыр и печенье изгрызли то ли мыши, то ли тараканы. Пластиковые обложки тетрадей с тренерскими почеркушками Проскурина склеились, высохли и покоробились, а все записи, сделанные гелевой ручкой, сильно вылиняли и еле читались.

— У меня застежка лифчика сломалась, — пожаловалась Эн. — И пуговицы на кофточке растрескались.

— Ты на ботинки мои посмотри. — Ник мрачно пихнул ногой на середину комнаты скрюченный, серый от пыли башмак. — Ссохся весь. Не то, что ногу — палец не всунуть.

— Что с нами случилось? — в сотый, наверное, раз задала один и тот же вопрос Эн. — Ничего не включается… ни телефоны, ни часы. Тока нет. Водопровод не работает. Вода в бутылке протухла. Голова болит. Пыль кругом…

— Не знаю, — тоже в сотый раз ответил Ник. — Ты готова? Пойдем вниз, выйдем на улицу, посмотрим.

Эн подошла к окну, провела рукой по серому от грязи стеклу.

— Ничего не видно.

— Вот поэтому и надо выйти наружу. Ну, давай!

— Давай, — кивнула Эн.

…Что же случилось? Почему всё… испортилось?

Эти два вопроса стали риторическими, набили оскомину, их в разных вариациях в течение последующих дней и Ник, и сама Эн задавали себе столько раз, что давно уже сбились со счета.

Но вопросы требовали ответов.

Что случилось?

Почему все вещи вокруг так сильно состарились, пришли в негодность, истлели, сгнили?

Ответов не было. Были наблюдения и находки. Жуткие, невозможные находки.

Первая состоялась сразу после того, как они выбрались из пустой гостиницы. Улица, некогда оживленная, полная машин и людей, встретила их тишиной — лишь легкий волжский ветерок шелестел листвой деревьев да где-то в отдалении перекликались тонкими голосами птицы.

Прямо напротив входа в гостиницу поперек проезжей части застыл трамвай, врезавшийся в грузовик. Краска на вагоне облупилась, крыша проржавела. Ник обратил внимание на оборванные провода, лежащие сверху. Кабина трамвая смялась, стекла вылетели. С гостиничного крыльца хорошо просматривался салон.

И люди. Вернее, то, что от них осталось. Кости, черепа, истлевшая одежда.

Трамвай мертвецов.

— А почему мы… живые? — спросила Эн и прижалась к Нику.

Девушку трясло, отчетливо было слышно, как у нее постукивают зубы.

— Не знаю…

— П-пойдем отсюда. С-скорее!

И они пошли, озираясь и с каждым шагом пугаясь все больше и больше.

Город умер. Асфальт на тротуарах и проезжей части там и сям был взломан деревьями и кустами. У поворота на Вокзальную площадь, прямо посреди перекрестка, шелестел на ветру выводок молодых березок. Вдоль ржавых рельсов росла трава. Не жалкий городской ежик, а высокий, сочный бурьян. Там, где раньше были газоны, глухой стеной встала густая крапива. Ее заросли тянулись вдоль всей улицы Саид-Галеева. Остовы изуродованных машин утопали в этих джунглях, некоторые застыли посредине дороги — водители почему-то не удосужились припарковать их согласно правилам.

Ник и Эн сунулись было к одной, некогда вишневой, а теперь густо-ржавой «Вольво» — и тут же отпрянули, встретившись взглядом с пустыми глазницами дочиста выбеленного черепа водителя.

— Я сейчас закричу, — прошептала девушка.

— Я тоже, — так же тихо ответил ей Ник. — Давай на раз-два-три…

Что они собирались кричать, зачем, с какой целью? Может быть, просто для того, чтобы нарушить жуткую тишину вокруг? Или позвать на помощь? Подумать об этом Ник не успел.

Позади зашелестела трава, послышались шаги, и раздался незнакомый голос:

— Э, братан!

Глава вторая

Он представился Халом. Обычный парень лет восемнадцати, несколько развязанный и явно не отягощенный избыточным интеллектом. Среднего роста, коротко остриженный, с правильными чертами лица, чуть смугловатой кожей, быстрыми черными глазами.

Пожав руку Ника и внимательно оглядев Эн, Хал сообщил, что «ни хрена не понимает, блин». Ник развел руками: мол, мы тоже не в курсе.

— А где люди-то все? — потирая через обширную прореху в футболке грязную грудь, поинтересовался Хал. — И чё за заросли везде, блин?

— Могу задать аналогичный вопрос, — ответил Ник.

Хал засопел, сунул руки в карманы широких спортивных штанов — раздался треск сгнившей материи. Парень выругался. Эн поморщилась.

— Айда к Кремлю, позырим, чё там, — не то предложил, не то приказал Хал и, заметив смятение своих новых знакомых, спросил: — Вы не казанские, что ли?

— Иркутские. — Ник зачем-то махнул рукой в сторону железнодорожного вокзала.

— А-а-а… — Хал коротко улыбнулся, и сразу стало понятно, что он понятия не имеет, где находится город Иркутск. — А здесь чё делаете?

— На соревнования приезжали, — недовольный расспросами, сухо ответил Ник. — Я тренер. Она…

— Гимнастка! — выпалил Хал.

Эн снова скривилась.

— Почему гимнастка? — удивился Ник. — Лучница. Стреляет из классического лука.

— Я думал, только гимнастки такие симпотные бывают, блин, — дерзко глядя Эн в глаза, заявил Хал.

— Хватит болтать! Эксо-эксо, Кэнди[15]! — девушка покраснела и первой зашагала вдоль крапивных зарослей.

— Стой! Не туда! — Хал догнал ее, попытался взять за руку. — Кремль в другой стороне. Вон туда, за дом — и по Ташаяку, мимо ледового дворца.

— Сама знаю!

— Откуда?

— От маленького и двугорбенького!

Хал оскалил в усмешке белые зубы:

— Вот ты коза!

— Эй! — Ник догнал парня, схватил за локоть. — Слышь, давай полегче, понял?

— Не понял, понял? — Хал резко развернулся, как-то очень умело вывернулся, мгновенно отступив на два шага. — Руки! Чё ты, чё?

Ник растерялся. Он был крупнее этого ловкого и подвижного паренька, но дрался редко — в детстве, само собой, пару раз в армии… Хал же, судя по всему, имел богатый опыт по этой части.

Они стояли друг против друга, сжимая кулаки. Шелестела крапива. Посвистывали в небе ласточки. Хал упруго раскачивался на напружиненных ногах, готовый в любую секунду броситься на соперника. Ник обреченно поднял руки. Во рту у него пересохло, сердце барабаном стучало в ушах. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не ушедшая вперед Эн.

— Мамочка! — пронзительно вскрикнула девушка.

Переглянувшись, парни сорвались с места и бросились на помощь своей спутнице.

Эн они обнаружили за углом гостиницы. Вцепившись обеими руками в ржавый заборчик, она сжалась в комок, зажмурилась и визжала, не переводя дыхания, а в двух шагах от нее глыбился огромный, покрытый клочковатой шерстью зверь с раскидистыми рогами.

— Ох, ё-ё! — Хал от неожиданности отскочил назад, отчаянно зашарил взглядом по зарослям в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Ник, еще не до конца пришедший в себя после неожиданной стычки с новым знакомым, среагировал на ситуацию рефлекторно — заорал что-то невнятное, поднял вверх руки и, тяжело топая, пошел на рогатое чудовище.

Лось — а это был именно он — испуганно фыркнул, вломился в крапивные джунгли и исчез из виду, оставив за собой широкую просеку.

— Уф! — Ник вытер вспотевший лоб, краем глаза заметив, что на ладони осталась грязная полоса, и повернулся к Эн. — Тихо! Не кричи! Всё уже, всё.

К ним подскочил Хал, сжимая в руках кусок гнилой доски с прилипшими к ней белыми корешками.

— Чё это? Кто это?

— Сохатый, — не глядя на него, ответил Ник и встряхнул находящуюся в полуобморочном состоянии девушку: — Наташа! Ты меня слышишь?

— С-слышу, — кивнула та, постукивая зубами. — П-просто ис-спугалась… Очень!

— А чё такое сохатый, блин? — влез сбоку дотошный Хал.

— Лось, — бросил Ник. Заметив, что Эн тоже ждет пояснений, добавил: — Все копытные боятся, когда ты делаешь вид, что больше, чем есть на самом деле. В деревне у бабушки пацаны так лошадей и коров пугали.

— Ништяк! — Хал бросил доску. — А я очканул, блин. Думал — всё, хавандец.

— Лоси летом не агрессивные. Ладно, пошли. — Ник крепко взял Эн за руку. — Только идем все вместе, понятно?

— Ага, — первым отозвался Хал.

Ник встретился с ним глазами и понял, что в ближайшее время посягательств на его авторитет не предвидится.

Так начался их первый день в этом новом, невозможном, немыслимом мире. За первым последовал второй, третий…

Сегодня был шестой день. Сегодня они впервые рискнули совершить длительную вылазку за пределы здания Казанского Цирка, в котором жили все это время вместе с другими выжившими людьми.

Людям была нужна еда. Продовольствие. Жратва. Хавчик. Паек. Чифан. И стихийно выдвинувшийся в главы общины пожилой татарин по прозвищу Бабай отправил всех здоровых и сильных на ее поиски. Тогда-то Хал и вспомнил про сады поселка Большие Клыки.

— Жрать охота! — сообщает Хал, потирая живот. — От вчерашних консервов кишку крутит, блин. Супчику бы сейчас…

— Да с потрошками? — усмехается Ник.

— Нафига? С лапшой, матуха у меня лапшу классную варит… — Хал умолкает, сплевывает и тихо говорит: — Только нет теперь эни[16].

Эн и Ник понимающе переглядываются. Первые дни после того, как все очнулись, в Казани царил настоящий ад. Выжившие, пробудившиеся люди искали родственников, друзей, любимых, но чаще всего находили лишь скелетированные, обугленные, исковерканные останки. Скелеты были везде — в пыльных, замусоренных квартирах, в магазинах, в офисах, в машинах, на улицах…

Потом начались похороны. Могилы рыли во дворах, в скверах, в парках. И только после того, как сотни, тысячи останков предали земле, уцелевшие начали задумываться — как жить дальше. К этому моменту остро встала продовольственная проблема, и люди, не сговариваясь, стихийно, начали собираться вместе. Общины, подобные той, что обосновалась в Цирке, возникали в уцелевших зданиях, имевших пригодные для жилья помещения — большинство попросту не решилось возвращаться в квартиры, ставшие склепами для родных и близких людей.

Похоронил свою мать и Хал. Похоронил — и вернулся в Цирк, к Бабаю, Нику и Эн.

Эн

Мамочка, милая моя мамочка… Ты живая, я знаю. Ты ждешь меня. И я обязательно вернусь к тебе. Вернусь, когда все это закончится. Иногда мне кажется, что на самом деле все вокруг — ненастоящее. Я живу точно во сне. В страшном сне, в кошмаре, который все никак не закончится.

А может быть и я, и все остальные — мы на самом деле спим? Конечно! Это сон, и мне только кажется, что прошло несколько дней, ведь сны всегда так — длятся секунду, а кажется, что целую вечность.

Когда я была маленькой, мне часто снился сон про дерево. Как будто я стою возле него, а дерево большое, очень большое. Такое, что его ствол — как дом, а ветви уходят прямо в небо, и на всех ветвях — разные листья. На одной — как у дуба, на другой — как у клена, на третьей — березовые, на четвертой — осиновые…

Наверное, это Мировое Дерево. Иггдрасиль из скандинавских мифов. Стержень мира, корнями уходящий в адские бездны Нифльхельма, а ветвями — в мир богов Асгард. Под одним из корней бьет источник мудрости Урд и три волшебницы-норны, Вельд, Скульд и Урд, поливают водой Иггдрасиль, продлевая судьбу нашего мира.

Вот только никакого источника я не вижу. Есть только корни, страшные, толстые, похожие на одеревеневших змей, они впились в землю под моими ногами. А над головой…

Узловатые, изломанные ветви цепляются за небо, словно лапы неведомых чудовищ. На пальцах этих лап сидят птицы, черные, страшные птицы с красными глазами и загнутыми клювами. Время от времени эти птицы хрипло кричат жуткими, предсмертными голосами.

Все вокруг окутано туманом, земля под ногами покрыта мхом. Свистит ветер. Солнца не видно, мрак окутывает ветви дерева, колышется, словно он — живое существо, темная бесформенная амеба, готовая поглотить весь мир.

Я чувствую себя очень одинокой, ничтожной, никому не нужной в этом страшном мире. Дерево, птицы, туман… Я — букашка, разумный муравей. Меня можно раздавить, даже не заметив. Почему-то именно осознание этого пугает больше всего.

Мне страшно. Я забираюсь на узловатые корни и прижимаюсь к изрезанному морщинами стволу, ища защиты и спасения. И тут дерево оживает. Оно начинает двигаться, со скрипом шевелятся ветви, по стволу пробегают волны, точно под корой перекатываются исполинские мускулы. Мне на голову сыплются сухие листья, какой-то мусор, сломанные веточки.

Я с криком шарахаюсь в сторону, и мрак алчно принимает меня в свои гибельные объятия…

На этом месте я обычно просыпаюсь — с бешено бьющимся сердцем, с потными ладонями. Просыпаюсь — и долго таращусь в темноту спальни, убеждая себя, что все это было не на самом деле, что все хорошо, что я дома…

Дома… Где он теперь, мой дом? За тридевять земель. Если идти пешком, наверное, придется потратить целый год или даже больше.

А может, все-таки он совсем рядом? Вот тут, рукой подать — надо только закричать и проснуться? Или найти поводыря, того, кто сумеет вывести меня из этого кошмара? Интересно, смог бы это сделать Ник? Он большой, сильный. Смелый? Наверное. Лося вон не испугался. Не болтун, не трепло какое-нибудь. И тренер хороший. Хотя кому теперь нужны тренеры?

Мне нужны. Не все, а он один. Мой тренер. И единственная ниточка, связывающая с домом, с прежней жизнью. Если бы не Ник, я бы сошла с ума, наверное, как наши несчастные шизики. Или просто умерла. Перестала жить.

Хотя — разве сейчас это жизнь? Профессор Аркадий Иванович сказал: «Катастрофа». А мне кажется, что наступил Конец света. Потому что катастрофа — это то, что сделали люди. Пожары там, взрывы на атомных станциях, столкновения поездов или самолетов — вот это все катастрофы. И люди знают, как с ними бороться. Но как бороться с тем, что непонятно? Мы попали в другой мир. Он похож на наш — и не похож. В какой-то книжке, давно, еще в школе, мне попалась фраза: «И живые позавидуют мертвым». Нет, я не завидую. Но мертвым проще. Они уже добрались до конечной станции, всё, поезд дальше не идет. А мы еще в пути. И никто не знает, что ждет нас на следующей остановке…

— Нет, это не «Спящая красавица», — качает головой Ник. — Размерчик не тот. А главное — вряд ли это все из-за какой-то принцессы. Ну, то есть я хотел сказать — из-за одного человека. Тут что-то другое…

— Например? — заинтересовано спрашивает Эн.

— Не знаю.

— Я знаю! — вмешивается Хал. — Это инопланетяшки. Не, а чё? Типичные такие пришельцы, блин. Зеленые, наверно. Скользкие, бр-р-р…

Хал скукоживается, выкачивает глаза и начинает ковылять по заросшей лопухами детской площадке, подвывая и дергаясь на каждом шаге. Ник улыбается, Эн прыскает со смеху.

— Прилетели они, значит, — продолжает свою мысль Хал, размахивая руками, — посмотрели… И собрали всех в мешок, блин!

— В какой еще мешок? — удивленно распахивает глаза Эн, отмахнувшись от надоедливой осы.

— Ну, не в мешок, а в этот… В трюм, блин.

— Сомневаюсь. В Казани населения — больше полутора миллионов. Большой у них должен быть корабль, — качает головой Ник, но, заметив, что Хал готов возразить, снова улыбается и выставляет ладони: — Всё, всё, продолжай.

— А чё продолжать-то? — недовольно бурчит Хал. — Собрали, значит… Трюм… Лаборатории всякие, блин. И айда изучать! Изучали, значит, изучали…

— Блин, — подсказывает ему Эн с ехидной усмешкой.

— Блин, — машинально повторяет Хал и окончательно выходит из себя. — Ржете, да? Травите?

— Ладно, успокойся, — примирительно хлопает его по плечу Ник. — Я согласен, что твоя версия с инопланетянами вполне себе имеет право на жизнь. Только она, как и все остальные, не выдерживает критики.

— Ага, — кривится Хал. — Критика-фигитика, блин. Критиковать — много мозгов не надо.

— Это точно, — легко соглашается Ник. — Чтобы было по-честному, предлагаю свой вариант. Фантастический.

— А инопланетяне — это был реализм, — насмешливо фыркает Эн.

— Погоди, пусть скажет, блин, — одергивает ее Хал и заинтересованно смотрит на Ника.

Тот молчит, задумчиво глядит в небо, потирая небритый подбородок.

— Ну? — не выдерживает Хал.

— Гну! — теперь уже Ник злится и негодует, что ему не дали додумать. — Сейчас… Вот! Я книгу читал, давно. Американский писатель написал, Филипп Фармер. «Мир реки» называется. Как будто какие-то боги собрали всех людей, которые жили на Земле, ну, в разные времена, оживили их и поселили на некой планете, где есть только одна река.

— А остальное чё, пустыня? — удивляется Хал.

— Нет, просто река так извивается, что везде на планете течет. И вот эти люди начали жить…

— Так мы чё, умерли, что ли, блин? — уточняет на всякий случай Хал. — А теперь нас оживили? Но это же никакая не другая планета, это Казань! Вон проспект Победы, вон Старый аэропорт, вон Азино!

Эн прищелкивает пальцами и выпаливает:

— Точно! Страшный суд! Конец света!

— Фигня, блин! — не соглашается Хал. — Так не бывает.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! Богов не бывает.

— А инопланетян?

— Так зря, что ли, фильмов про них сколько! — Хал указывает вверх. — Люди врать не будут. Прилетели, забрали всех жителей Казани, изучали много лет, а потом выпустили, блин.

— А почему так много мертвых? — продолжает упорствовать Эн.

Ник останавливается, театральным жестом хлопает себя по лбу.

— Слушайте! А ведь это все — не только в Казани.

— То есть? — Эн смотрит на него так, словно видит в первый раз.

— Если бы пострадала только Казань, сюда бы давным-давно прибыли разные люди: военные, спасатели, строители. Ведь времени-то прошло — много лет, это же видно.

— И чё, — Хал обводит рукой широкий полукруг, — вот так везде, что ли? И в Америке? Вот блин…

— Везде? — Эн мрачнеет. — И в Иркутске, да? А как же наши…

— Стоп! — Ник опять выставляет ладони, словно защищаясь от чего-то. — Давайте не будем об этом. Все равно нам домой не добраться.

— Почему? — упрямо вскидывает голову девушка. — Есть же поезда! Надо завести поезд и поехать.

— Какой там «завести». — Хал подходит к вросшему в землю микроавтобусу с плохо читаемой надписью «Полиция» на дверце, пинает сморщенное колесо. — Сгнило все, блин.

— Поставить локомотив на ход, может быть, и можно, — нахмурив лоб, говорит Ник. — Но представь — до Иркутска тысячи километров. И везде на путях стоят составы. Не проехать, короче.

Эн продолжает гнуть свою линию:

— Тогда надо лететь. Починить самолет, найти летчика…

— Нам сперва жратву надо найти, — перебивает ее Хал. — А то кони кинем, блин.

— Тебе только бы жрать! — вскидывается Эн. — Кишкун!

— Грести-скрести, можно подумать, ты воздухом питаешься, блин, — ворчит Хал.

— Кстати, о еде, — прерывает вспыхнувшую перепалку Ник. — Вот мы идем в эти Клыки. Чего мы можем там найти? Ну, реально — что? Картошку? Свеклу, огурцы? Ягоды?

— Яблоки, — уверенно отвечает Хал. — Мы пацанами часто туда ходили. Там яблоков полно, блин. Отвечаю.

— Яблок, — мстительно поправляет его Эн.

— Да знаю я, блин!

Ник, не слушая их, говорит:

— Яблоки — это, конечно, хорошо… Эх, нам бы военный склад найти какой-нибудь! Неприкосновенный запас, на случай войны. Там на пятьдесят лет все рассчитано.

— Да ладно, — не верит Эн.

— Я, когда в армии служил, мы на таких складах работали, ящики всякие разгружали. Хал, где в Казани может быть военный склад?

— А куян[17] его знает, — пожимает тот плечами. — Стойте, вон крышу сломанную видите за деревьями? Это уже Большие Клыки. Почти пришли.

Они останавливаются у сильно пострадавшей от пожара многоэтажки. Впереди, насколько хватает глаз, зеленеют сплошные заросли, из которых то там, то сям торчат крыши частных домов.

— Магистральная улица, — поясняет Хал. — Казань кончилась, дальше поселок. Деревня почти. Коттеджи, блин, всякие. И сады.

— Тишина-то какая, — задумчиво произносит Эн, оглядываясь.

— На кладбищах всегда тишина, — цедит Ник, глядя на закопченную многоэтажку.

— Умеешь ты настроение испортить, — вздыхает девушка. — Эксо-эксо, Кэнди.

— Сказал как есть, — пожимает Ник плечами. — Ладно, пошли.

Проезды между домами заросли сиренью и малиной. Пробравшись сквозь эту густо заплетенную паутиной чашу, друзья вскоре оказываются на Садовой улице, пересекающей Большие Клыки с севера на юг. Она тоже заросла, но деревьев и кустов тут меньше, на проезжей части кое-где сохранились проплешины асфальта. Заборы окрестных домов тонут в бурьяне.

— Яблоня! — восклицает глазастый Хал. — Вон, зырьте! Айда!

Продравшись через лебеду и чертополох, Ник рвет на себя заплетенную хмелем железную калитку с дочерна проржавевшей табличкой.

— Закрыто.

— Лезь через верх, блин!

Замшелый дом, кирпичный, с большой верандой, высится посреди заросшего сада, точно склеп. Не сговариваясь, друзья обходят его стороной. И так ясно, что там: пыль, гниль, мусор. А может быть, и останки хозяев.

— Нет тут никакой картошки. И свеклы нет, блин. — Хал по-хозяйски ворошит крапиву и осот, перевитые мышиным горошком, пытаясь разглядеть среди сорняков хоть что-то съедобное.

— Зато малины много! — весело откликается Эн.

Она убрела в дальнюю часть сада и лакомится там перезревшими, темными, сморщенными ягодами.

— На малину не сезон сейчас, — авторитетно заявляет Хал. — А вот яблочки…

Ник, не слушая своих спутников, бродит по саду, испытывая странные чувства. С одной стороны, яблок и на этом участке, и на соседних и впрямь много, это хорошо, это витамины, можно насушить на зиму. С другой… он где-то глубоко в душе чувствует, что собирать плоды в мертвой деревне — все равно что обирать могилы на кладбище.

— А-а, крыжовничек поспел! Вкусный! — радостно кричит Хал, углубившись в заросли. — Грести-скрести, блин! Тут забор упал. Зря через калитку лезли.

— Хватит жрать! Мешки доставайте! — обрывает его Ник. — Яблоки брать целые, не червивые. И давайте быстрее, скоро вечер, а нам еще тащить всё это через весь город.

Мешки у них — что надо. Крепкие, вместительные мешки из черного полиэтилена. Обычно в такие складывают мусор. А еще пакуют мертвецов в американских фильмах. Только там у мешков есть молнии. Вжик! — и очередной покойник отправляется в морг. В кино все это кажется легко и просто, не по-настоящему.

Ник вспоминает, как хоронят людей теперь — просто в земляных ямах, потому что любая прочная ткань, любой целый ящик или мешок сделались большой ценностью.

— Яблони не трясите, лезьте наверх и срывайте, а то яблоки побьются, — авторитетно объясняет Хал и первым начинает карабкаться на раскидистое дерево, ветки которого усыпаны небольшими красноватыми яблоками.

Сорвав одно, Хал усаживается на толстый сук, с хрустом откусывает, морщится.

— Сочное, блин. Сорт называется «конфетные». Но еще кисляк.

— И что, брать нельзя? — спрашивает Ник, задрав голову.

— Почему нельзя? Можно. Дай-ка мешок.

Эн подходит к дереву, протягивает Халу скомканный полиэтилен, и тут в кустах малины, там, где был упавший забор, слышится треск. И возня.

Все замирают.

— Да собака, наверное, — беспечно машет рукой Хал и едва не падает с яблони. — Мешок-то давай, блин!

— Плохо, если собака, — бормочет Ник, судорожно вспоминая, в каком углу сада он оставил ржавый железный дрын — единственное оружие их небольшого отряда.

Одичавшие собаки с первых же дней стали самой большой угрозой для пробудившихся людей. Стаи косматых тварей, потерявших всякий страх перед человеком, постоянно нападали на тех, кто в одиночку рисковал пройтись по мертвому городу. Псы, все как на подбор песчано-бурой масти, повадками здорово напоминали волков — они загоняли свою добычу, окружали и набрасывались всей сворой. После того, как несколько людей из общины погибло, Бабай строго-настрого запретил выходить в город по одному.

Треск в кустах усиливается, тонкие ветки малины качаются, слышится тяжелое сопение, и к подножью яблони буквально выкатывается большой, коричневый меховой шар, а следом за ним — второй.

— Медвежата! — расплывается в радостной улыбке Хал.

Ник каменеет. Горло перехватывает, крик ужаса умирает на задрожавших губах, по спине мгновенно продирает холодом. Эн пятится и прижимается спиной к коричневому стволу яблони.

Сибиряки хорошо знают: самое страшное — встретить в тайге медвежонка. Это верная смерть, потому что по пятам за симпатичным пушистым зверенышем всегда следует его мать. Медведица не разбирает, есть ли реальная опасность для ее потомства, слепо убивая всякое живое существо, оказавшееся поблизости.

Медведь-самец, особенно если он сыт, встреч с людьми избегает. Он ленив и, учуяв человека, всегда предпочтет уйти. Его можно напугать громким криком, грохотом выстрела, звоном котелка, иными резкими звуками.

Медведица — совсем другое дело. Почти не уступая самцу в размерах, она агрессивно лезет вперед, не задумываясь бросается на все, что движется вблизи от медвежат. Бросается и убивает. Удар медвежьей лапы не оставляет шансов на дальнейшее сопротивление. Можно попытаться увернуться, но убежать от разъяренной хищницы все равно не получится. Она догонит даже чемпиона мира по бегу.

Есть такое старинное русское выражение: «медведь заломал». Именно так и поступает медведица со своей жертвой: догоняет, наваливается всей тушей и начинает корежить обреченного, сдирая кожу, дробя кости, вминая ребра.

Страшные рассказы бывалых таежников о несчастных, встретившихся с медведицей и ее медвежатами, в Сибири слышали все, от мала до велика. Даже опытный охотник, хорошо вооруженный и знающий все повадки зверя, в большинстве случаев проигрывает медведице: убить это животное с первого выстрела практически нереально, а на второй хозяйка тайги времени, как правило, не дает.

Слоистые облака, закрывшие было солнце, расходятся, и косые лучи клонящегося к закату светила пронизывают заросший сад золотистыми стрелами. Шерсть медвежат в их свете переливается, играет, вспыхивают глазки-бусинки. Не обращая на людей внимания, звереныши принимаются с урчанием объедать малину вместе с листьями.

— Б-бежим… — жутким шепотом кричит Эн, стиснув кулачки на груди. Кажется, кричать шепотом невозможно, но у нее получается.

— А чё? — не понимает Хал, свесившись с ветки. — Это ж мясо, блин!

Ник, наконец, обретает способность двигаться — прошло уже несколько секунд, а медведица так и не появилась. Может быть, им удастся…

Может быть.

Но действовать надо очень быстро!

Схватив улыбающегося Хала за руку, Ник бесцеремонно сдергивает его с яблони и тащит за собой к дому, не обращая внимания на возмущенные вопли. По дороге свободной рукой сгребает побледневшую Эн. Наверное, им бы удалось убежать, но нога Ника попадает в кротовину, он спотыкается, и все трое летят в бурьян.

Низкий утробный рык прокатывается по саду. Медведица выскакивает из зарослей, громко сопя. Под лохматой шкурой перекатываются могучие мышцы, длинные когти взрывают землю. Идеальная живая машина для убийства весом в полтонны на мгновение застывает всего в полутора десятков шагов от лежащих людей, оскаливает клыки…

Ник чувствует тяжелый запах, исходящий от зверя.

Рыкнув на медвежат — те немедленно бросают малину и укатываются в кусты — медведица медленно двигается вперед, низко наклонив лобастую голову с крохотными злыми глазками.

Ник

Вот и всё. Конец. Смерть. Будет больно, но это недолго, надо только потерпеть, а потом — всё. Темнота. Тишина. Так уже было. Получается, один раз я уже умер? Умер, опять родился, и сейчас снова умру. Наташку жалко. Хала этого. И себя.

И всех.

Жизнь кончилась. А она была вообще? Ну, была, конечно. Родился, потом садик, школа. С отцом по воскресеньям в цирк ходили. Мама на Новый год торт «Муравейник» пекла. Каникулы. Июнь. Окрошка, запах свежепорезанной зелени и кваса. Мороженное. Кола. Чипсы.

Господи, одна жратва на ум лезет! Что еще-то было? Пятый класс, секция во Дворце спорта. Первый раз взял в руки лук. Тренер, Кабан Кабаныч, сказал — хорошо. Стрелять нравилось. На соревнования ездили. Ночью в гостинице девчонок пастой ходили мазать. Кабаныч всех запалил, заставил отжиматься.

Девятый класс, школьный вечер. Я Настю на танец пригласил. У нее талия упругая такая была, как будто из резины. А потом Генка Штырь с пацанами наваляли мне за школой — она ему тоже нравилась.

Дальше, дальше!

ЕГЭ, выпускной… Напился первый раз, блевал на школьном крыльце. Стыдно? Не, ни капельки не стыдно. Наплевать! А вот когда не поступил — было стыдно. Не прошел по конкурсу. И денег на платное у родителей не нашлось. Не заработали. Всю жизнь работали, а только на еду и хватало. Отец крутился, как пропеллер — там подработает, тут подкалымит…

Они хорошие, добрые. Просто не в то время родились. Им бы Енисей перегораживать, города в тайге строить. А в наше время важнее уметь купить за сто, продать за двести, договориться, нужные знакомства завести.

Вернулся домой, валял дурака. Потом достало все — пошел работать. Продавцом-консультантом в салоне мебели, мать устроила по блату. Каждый вечер с пацанами на лавочке возле гаражей. Пиво, травка… Лук бросил. Кабаныч домой приходил, кулаком стучал по столу. Мать плакала.

А Настя поступила. Иркутский университет, Сибирско-американский факультет менеджмента. Я удивился, когда узнал — что за нах? Оказалось, бизнес-элиту готовят. Настя — бизнес-элита. Смешно. Только у нас с ней что-то замутилось — повестка в армию. Полтора косаря баксов, чтобы отмазаться. Не собрали. Поехал топтать сапоги. Месяц в учебке под Ангарском, полгода в Улан-Удэ, поселок Восточный, дослуживал почти дома — в Шелехове. «Войска связи — по уши в грязи». Настя три раза приезжала. Дождалась. Пацаны со двора смеялись — бывает же! Дембельнулся, в секцию обратно начал ходить — в армейке сильно по луку тосковал. А Кабаныч умер. Инфаркт. На похороны все его ученики пришли, кто рядом был. Тысяча с лишним человек. Сторож на кладбище спросил: «Авторитета, что ли, хоронят?»

Предложение Насте сделал. Она сказала, что подумает. Это потому, что у нее уже этот летчик был. Он не летчик на самом деле, а бизнесмен какой-то, свой самолет имел, спортивный. Настю на нем катал. Докатались они до загса. Вот тут стыдно: напился, ломился в ресторан, где свадьба гуляла, хотел летчику в морду дать. Разбил витрину, стекло толстое, наискосок раскололось. Сухожилие на правой руке повредил. Хрен с ней, с Настей. Но вот спорт… Прощай, лук.

Что потом? Все просто — поступил на заочку в Омский физкультурный институт, работал. Когда доучился — пошел к директору Дворца спорта, попросился на место Кабаныча.

Всё.

Совсем всё.

Вроде много чего было. А вроде и не было ничего.

И уже не будет…

Медведи обычно нападают, поднявшись на задние лапы, а затем всем своим весом обрушиваются на добычу, ломая ей кости. Если бы Ник, Эн и Хал стояли, всё так бы и случилось, но поскольку люди ворочались на земле, хищница бросилась к ним на четырех лапах.

Двумя огромными прыжками она покрывает разделяющее их расстояние. Эн кричит, Хал выплевывает в оскаленную пасть зверя короткое ругательство, Ник пытается прикрыть собой девушку…

Оглушающий рев бьет по ушам, раскатывается над всем поселком Большие Клыки. В нем столько первобытной мощи, столько вызова и злобы, что медведица замирает на месте и медленно, недовольно поворачивает тяжелую голову, словно пытаясь разглядеть — кто осмелился бросить ей вызов?

Между стволами деревьев что-то мелькает, и в следующую секунду на поле битвы появляется новое действующее лицо, новый боец, новый хищник.

Тесно сбившись вместе, друзья с изумлением и страхом разглядывают невиданного зверя. Длинное, мощное тело, покрытое густой шерстью песчаного цвета, еле различимые темные полосы, идущие от хребта к брюху, почти белая, очень короткая взлохмаченная грива — и огромная квадратная морда, похожая сразу и на львиную и на тигриную.

Зверь покачивается на напружиненных лапах, злобно хлещет себя по бокам длинным хвостом, снова ревет. Медведица отвечает низким ворчанием и медленно разворачивается к противнику. Она теперь все делает медленно, точно напоказ — вот, мол, какая я неуклюжая, неповоротливая…

— Кто… это? — тыча испачканным в земле пальцем в тигрольва, сипит Хал, тараща глаза.

— Валим! — выдыхает Ник, судорожно отдирая от себя вцепившуюся в него мертвой хваткой Эн. — Валим отсюда! Быстро!

Оскалив длинные желтые клыки, тигролев с места, без подготовки прыгает на медведицу. Прыжок великолепен. Ник видит его словно в замедленной съемке: вот хищник взвивается в воздух, мощно отталкиваясь от земли задними лапами, вот на передних появляются загнутые смертоносные когти, вот он уже почти над сжавшейся, испуганной медведицей, и кажется, уже ничто не спасет ее от неминуемой смерти…

Доля секунды — и внутри медведицы словно распрямляется туго сжатая пружина. Мгновенно вскинувшись, хищница поднимается на задние лапы, приглашающе раскрывает смертельные объятия. Тигролев врезается в нее, вонзает когти в густую шерсть, но тут же получает два могучих удара и катится по земле, сминая гибкие стебли лебеды. Отлетев на пару метров, он по-кошачьи изворачивается, встает на лапы и вновь бросается на врага.

Что было дальше, друзья не видят. Вскочив, они вихрем проносятся через сад, единым духом, обдирая руки, перемахивают через калитку и со всех ног бегут, петляя между стволами деревьев, растущих на Садовой улице.

Глава третья

Они бегут, пока хватает дыхания. Без дороги, через кусты сирени, через заросшие травяной дурниной дворы, по узким проездам между домами, а потом — по городским улицам, мимо мертвых домов и машин.

Их гонит вперед даже не страх — животный ужас, первобытная, генетическая боязнь быть убитыми и съеденными. В этот момент они — не люди, не хомо сапиенсы, они превратились в диких зверей, спасающихся от хищника.

— Всё-ё, не могу больше! — стонет Эн и без сил валится в траву возле покрытой трещинами стены торгового комплекса.

Ник пытается удержать девушку, но теряет равновесие и падает на колени, часто дыша открытым ртом. Рядом, как подкошенный, рушится на землю Хал.

— Оторвались, вроде, — сипит он. — Во, блин, фигня какая…

— Пять минут на отдых — и возвращаемся в Цирк, — объявляет Ник.

Некоторое время они лежат в тишине, смотрят в белесое небо и прислушиваются к треску кузнечиков.

— Самолеты не летают, — шепчет наконец Хал.

— У меня подошва почти оторвалась у кроссовки, — жалуется Эн. — Еле держится. А вроде выглядела, как новая…

— На, проволокой примотай. — Ник достает из кармана небольшой моточек медного провода, протягивает девушке. — В Цирке чего-нибудь подберем по размеру.

Общине, обосновавшейся в здании Цирка, в известном смысле повезло: неподалеку находился казанский ЦУМ, огромный двухэтажный торговый комплекс, не пострадавший от пожаров, уничтоживших едва ли не треть зданий в городе.

Многочисленные магазины и магазинчики ЦУМа, а главное — складские помещения, дали людям возможность разжиться множеством полезных и необходимых вещей. И если продукты, большая часть одежды, обуви и железные предметы пришли в негодность, то нержавеющая и стеклянная посуда, ножи, инструменты, пластик, синтетика, разнообразное туристическое снаряжение сохранились отлично.

Конечно, ЦУМ привлек к себе внимание людей и из других общин. Горожане, обосновавшиеся в здании Колхозного рынка, регулярно отправляли поисковые партии, чтобы пополнить свои запасы или отыскать в темных складских терминалах необходимые вещи. Дело дошло до прямых столкновений, и только вмешательство Бабая и главы «рыночных» Демьянова решило конфликт мирным путем.

Общины честно поделили сферы интересов, организовали что-то вроде меновой торговли: вы нам — крючки и лески, мы вам — саморезы и отвертки.

Самую большую ценность — сохранившуюся одежду и обувь — поделили по-братски, исходя из количества людей в каждой общине. Резиновые сапоги и зимние ботинки крепкий хозяйственник Бабай объявил неприкосновенным запасом, а для повседневной носки выдавал общинникам «условно годные» вещи: более-менее крепкие спортивные костюмы, куртки, штаны, кеды, кроссовки. Ник, Эн и Хал благодаря стараниям Бабая щеголяли в фирменных «адидасах», но, судя по всему, жить их спортивным костюмам осталось недолго.

В плане продуктов большие надежды все возлагали на огромный супермаркет «Бахетле», располагавшийся на первом этаже ЦУМа. Там надеялись отыскать еду, много еды. Понятное дело, речь шла только о консервах. Все остальное — крупы, муку, макароны, печенье, колбасы, сыры, мясо, молоко и молочные продукты — уничтожили грызуны, насекомые и безжалостное время.

Но надеждам не суждено было сбыться. Большинство металлических банок с мясом и рыбой вздулись, в стеклянной таре вместо компотов и солений колыхалась мутная жижа. Проверку временем прошли только изготовленные еще по советским ГОСТам в Белоруссии тушенка и сгущенка. Причем сгущенка превратилась в некое подобие сладкого плавленого сыра, а от тушенки у добровольцев, в числе которых оказался Хал, крутило животы. И тем не менее это была еда, хотя запасы ее в «Бахетле» оказались ограниченными.

Призрак голода встал над общиной во весь рост, и Бабай вторые сутки ломал голову над тем, где добыть продовольствия. Переговоры с «рыночными» и общинами, обосновавшимися в Речном порту и на железнодорожном вокзале, ни к чему не привели — у соседей была такая же плачевная ситуация. «Портовики», правда, подсказали Бабаю хорошую идею насчет рыбной ловли, и он наряду с поисковыми отрядами отправил бригаду из десяти человек на Волгу, но не ждал от этой затеи большого успеха.

Дело в том, что с рекой, некогда раскинувшейся на несколько километров, произошла странная метаморфоза — Волга сузилась, отступила от города, ушла под далекий правый берег, а все ее бывшее русло заросло ивами, камышами, осокой, превратившись в сырую болотину, над которой роились мириады комаров и мошек…

Обо всем этом Ник успевает подумать в оставшиеся минуты отдыха. Часов ни у него, ни у других общинников нет, и отведенную на «перекур» пятиминутку он засекает на глаз. Когда время, по мнению Ника, заканчивается, он с трудом поднимается на ноги.

— Ну, всё, пошли.

— Еще немножечко! — просит Эн, не открывая глаз.

— Надо идти. Может, удастся хоть по магазинам пошарить на обратном пути. — Ник нагибается, подает девушке руку. — Вставай!

— Эх, блин! — с горечью произносит Хал. — Зуб даю — ни фига мы там не найдем…

Человеческое тело они замечают в самый последний момент, едва не наступив на него.Мужчина в зеленой строительной робе лежит возле покосившегося скелета автобусной остановки. На спине зияют две жуткие раны, земля вокруг буквально пропитана кровью. Отблески закатного солнца играют в темной лужице.

— Блин, башки-то нет! — хрипло вскрикивает Хал, к которому возвращается голос. — Ё-ё, вон она! Кышь! Пошла!

Серая ворона, недовольно каркнув, тяжело взлетает и исчезает за деревьями. Ник подходит к отрубленной человеческой голове, сглатывает комок в горле.

— Ой, мамочки! — всхлипывает Эн, зажимает ладонью рот и тут же отворачивается. — Я не буду смотреть! Я не буду смотреть! Я не бу-ду смо-треть!

Взяв девушку за узкое запястье, Ник ведет ее за собой, по широкой дуге обходя останки того, кто совсем недавно был живым человеком. Хал задерживается. Заинтересованно присев на корточки возле трупа, он внимательно оглядывает его, трогает, макает пальцы в кровавую лужу, осматривает голову с выклеванными глазами и лишь затем устремляется следом за остальными.

— Кровь уже свернулась, блин, — сообщает он друзьям, догнав их возле магазина с обрушившейся крышей. — В спину били. Два раза, блин. Чем-то тяжелым и острым. Потом башку отрубили. Губ нет, языка нет…

— Хватит! — истерично вскрикивает Эн. — Замолчи!

— А чё? — ухмыляется Хал. — Как было, блин, так и говорю.

— Ты что, эксперт? Патологоанатом? — недовольно прищуривается Ник.

— Какой еще эксперт… — Хал мрачнеет. — У нас пацана со двора убили в прошлом году. Махач был, блин. Семь ножевых. Ну, потом менты, блин, скорая, труповозка. Я рядом стоял, нас допрашивали — чё почём хоккей с мячом, блин. Ну, наслушался, как они описания на диктофон делают…

Обогнув серую многоэтажку, друзья выходят на перекресток, густо заросший молодыми рябинами. Под ногами скрипит смешанное с землей битое стекло — от ларька на углу остался один ржавый остов, внутри темнеют неопрятные кучи покоричневевшей бумаги. Светофор поодаль венчает лохматое воронье гнездо.

— Тихо! — Ник вскидывает руку. — Слышите?

— Чё там, чё? — Неугомонный Хал выскакивает вперед, застывает возле косо стоящего на дороге «Камаза». — Орет кто-то?

— Или поет… — неуверенно говорит Ник.

— Пойдемте обратно, — с жалобной ноткой в голосе просит Эн.

После страшной находки у автобусной остановки девушка сильно напугана.

— Погоди. — Хал вертит головой, как охотничья собака. — Надо же узнать, блин!

— Точно — поет. Слышите? — Ник машет рукой влево. — Там вроде.

Ветер на мгновение стихает, и в наступившей тишине становится ясно слышен плывущий над мертвым городом далекий голос:

— …беззаконие моё я знаю, и грех мой всегда предо мно-о-ою. Тебе, Единому, я согрешил и злое пред Тобою сотворил, — да будешь оправдан в словах Твоих и победишь, если вступят с Тобою в су-у-уд[18]…

— Как в церкви, — шепчет Эн и тут же начинает торопить своих спутников: — Пошли, пошли!

— С ума, наверное, кто-то сошел, — предполагает Ник.

— Да давайте сходим, глянем, чё там за движуха, блин? — азартно пританцовывая на месте, предлагает Хал. — А чё?

— Если на помощь не зовет, значит — нам там делать нечего, — веско режет Ник. — Пошли в Цирк, темнеет уже, а тут еще топать и топать. Хватит с нас на сегодня…

— Вон, Дом Кекина, видите? — Хал указывает на большое здание, выстроенное на углу улиц Горького и Галактионовской. — Там, блин, магазин был продуктовый. Айда, поглядим, может, чё осталось.

Ник недовольно кривит губы — больно уж место ходовое, наверняка люди уже побывали здесь, причем не раз.

— Какой красивый дом, — говорит Эн, разглядывая башенки и стрельчатые готические окна. — Был…

Некогда серое, теперь здание стало почти черным. Мрачный, загадочный дом возвышается над соседними постройками. Он и вправду похож не на жилой доходный дом, выстроенный на средства купца Кекина в начале двадцатого века, а на старинный замок, полный леденящих кровь тайн прошлого. Стекла в окнах полопались, осыпались, и кажется, что дом ослеп. Он похож на многоглазый каменный череп.

Двери в магазин приоткрыты. Внутри колышется густой мрак.

— Огонь надо, — деловито говорит Хал, вытащив из-за пазухи несколько свернутых бумажных листков. — Спички бар[19]?

— На. — Ник протягивает ему большой желтый коробок с надписью «Охотничьи».

Эти спички Бабай нашел в туристическом отделе ЦУМа. Их было много, несколько ящиков. Головку каждой спичинки покрывала защитная нитроцеллюлозная пленка, а сама спичка была пропитана нафталином — для защиты от влаги и горения даже на сильном ветру. Свою находку Бабай берег как зеницу ока, выдавая тем общинникам, которые выходили в город, всего по пять спичек.

— Только по мере необходимости! — говорил он при этом. — Жесткая экономия! Понятно?

Сейчас как раз и наступает эта самая необходимость. Хал входит в двери, чиркает спичкой о коробок — валит едкий сизый дым — и поджигает свернутую в жгут бумагу.

Мятущееся пламя выхватывает из темноты кучи мусора, битое стекло на полу, угол барной стойки, свисающие сверху провода.

— Это не магазин! — громко говорит Ник, проходя вперед. — Это кабак, что ли? В смысле — ресторан.

— Тьфу, блин! — раздосадовано восклицает Хал. — Точняк! Тут пивной ресторан был. Перепутал я. Ну чё, пошли отсюда?

Ник пожимает плечами:

— Пошли…

— Постойте, — останавливает их Эн. — Смотрите, плакат…

Хал поднимает свой импровизированный факел повыше, осветив на удивление хорошо сохранившийся лист глянцевой бумаги. Это постер к голливудскому фильму «Дракула»: лицо мужчины с длинными оскаленными клыками, летучая мышь на фоне полной Луны и лежащая навзничь блондинка в открытом платье.

И кровь. Ненастоящая, нарисованная кровь, стекающая по подбородку вампира.

Под плакатом уцелел небольшой столик, а на нем — высокий пивной бокал с логотипом известной пивоваренной компании.

— Как новый, — говорит Ник, берет бокал в руку и тот вдруг рассыпается мелким стеклянным крошевом.

— Карты. Пластиковые. — Хал, пошарив по столу, двумя пальцами берет белый прямоугольник.

— Не трогай! — кричит Эн. — Брось!

— Ты чё? — удивляется парень, выронив карту.

— Тут только пики! Девять пиковых карт! Это… Это к смерти! Я знаю.

— Ай, блин! — восклицает Хал — бумага догорает до пальцев.

Помещение ресторана погружается во тьму.

— Всё, пошли отсюда! — решительно объявляет Ник.

Ощупью они выбираются на улицу. Отойдя на несколько шагов, все, словно по команде, оборачиваются на мрачный дом — и видят нацарапанный на стене в двух шагах от двери круг и буквы «АК» внутри.

— Вроде раньше не было… — неуверенно бормочет Хал.

— Не заметили, наверное, — предполагает Ник.

— Как дела, добытчики? — скрипит вдруг за их спинами знакомый голос.

— Как вы нас напугали! — Эн первой поворачивается к стоящему посреди улицы мужчине.

Невысокий, весь какой-то помятый, с серым лицом, редкими волосами и маленькими бесцветными глазками, он сжимает в руках ржавые вилы. За плечами виднеется тощий вылинявший рюкзак.

Этот человек с неприметной фамилией Филатов часто появляется в Цирке, но где он живет и что делает — для всех общинников остается загадкой. Дружбы или хотя бы приятельства Филатов ни с кем не водит, промышляет в одиночку. Он обладает неприятным голосом и манерой во время разговора заглядывать в глаза собеседнику. Ник припоминает, как кто-то говорил, что серый человек шарит по пустым квартирам, собирая документы, золото и драгоценности.

Тревожить жилища мертвых — негласное табу среди общинников, и хотя прямых доказательств того, что Филатов мародерничает, ни у кого нет, Ник, Хал и Эн относятся к нему без приязни.

— Дела как сажа бела, — неохотно отвечает Ник.

— Мы тигра видели. И медведей, — как-то очень по-детски говорит Хал. Он почему-то всегда робеет перед Филатовым.

— Главное, чтобы не черта, — серьезно скрипит тот.

— Типун вам на язык, — злится Ник и указывает на круг с буквами. — Это вы написали?

— Что? А… Нет, не я.

— Тогда кто?

— Не знаю. Сейчас много всяких развелось… писателей. Ладно, ребятки… — Филатов взмахивает вилами. — Через Баумана не ходите, я там компанию веселую видел. Ломают двери Госбанка. Серьезные люди.

— А вилы вам зачем? — спрашивает Эн.

— Что? Так, нашел просто. Вроде крепкие еще, — Филатов со звоном пристукивает вилами об асфальт. — Может, пригодятся. Ну, счастливо!

Он резко поворачивается и исчезает в кустах на другой стороне улицы.

— Пошли и мы. — Ник еще раз бросает взгляд на загадочную надпись и решительно шагает прочь от Дома Кекина.

Хал и Эн устремляются за ним.

— По Дзержинского двинем, — предлагает татарин и добавляет: — Не люблю я этого хмыря, блин.

— Почему? — спрашивает Эн.

— Скользкий. Как мыло, блин.

Мимо Черного озера, где некогда находилось республиканское КГБ, а еще раньше — НКВД, друзья проходят уже в сумерках. Низина, в которой раньше было само озеро, а точнее, небольшой пруд, превратилась в сильно заросшее рогозом болото. Над темными силуэтами домов по другую сторону пламенеет тревожный закат. С севера на него наползает огромная туча.

— Дождь будет, — констатирует Хал.

— Давайте быстрее, нам еще топать и топать. — Ник затравленно оглядывается. — Черт, все время кажется, что кто-то за нами идет.

Эн тут же начинает вертеть головой.

— Где, где?

— В Караганде, блин! — Хал суживает глаза. — Может, бегом?

— Давай — до Джалиля!

Памятник Мусе Джалилю, поэту, казненному в немецкой тюрьме Маобит во время войны, стоит возле самого Казанского Кремля. Сорвавшись с места, друзья, тяжело топая, бегут по улице Дзержинского, сворачивают на Миславского, огибают «Бегемот» — огромное, занимающее целый квартал здание, в котором находился республиканский краеведческий музей и масса офисов разных организаций — и на подгибающихся от усталости ногах уже не выбегают, а буквально выплетаются на площадь перед Кремлем.

Солнце закатывается за Услонские горы на другой стороне Волги. Небо там еще хранит его отсветы, но над головами путников уже зажигаются первые звезды. Впрочем, гореть им остается совсем недолго — туча, замеченная Халом, расползается, растет, пожирая небосвод.

Каменный Джалиль, вырывающийся из тугих витков колючей проволоки, почти скрывается во мраке. Через площадь от него сереет некогда белоснежная Спасская башня Казанского Кремля.

— Смотрите! — указывает в сторону башни Эн. — Там огонь!

Приглядевшись, Ник тоже замечает отблески далекого костра, горящего где-то на территории Кремля.

— Завтра сходим, посмотрим, кто там, — говорит он.

— А чё смотреть-то, блин? — ворчит Хал. — Ну, тусуются там какие-нибудь уроды. Лишний рот хуже пулемета…

Спустившись по мощенному брусчаткой и сейчас сплошь заросшему травой проезду к улице Баумана — слева тонет во мраке брусок здания Академии наук — друзья, не сговариваясь, облегченно вздыхают: впереди появляется гигантская бетонная летающая тарелка.

Цирк.

Дом родной. Надежный приют, где тебя ждут, где ты получишь кружку кипятка, полбанки сгущенки и половник чудом сохранившейся перловки, разваренной до состояния клейстера.

В темноте путеводной звездой вспыхивает костер, который всю ночь поддерживают у входа в здание дежурные сторожа.

— Дошли! — обрадовано выдыхает Эн и прибавляет шаг. — Эксо-эксо, Кэнди.

Пройдя мимо давно высохшего оврага с каменными берегами — всё, что осталось от протоки Булак, — друзья поворачивают направо и ковыляют по площади Тысячелетия, огибая сгрудившиеся в беспорядке костяки машин. В стороне мрачно темнеет острой вершиной футуристическое здание развлекательного центра «Пирамида», выжженное огнем. Цоколь его густо оплетен диким хмелем. За «Пирамидой» угадываются руины пятизвездочного отеля «Мираж».

Друзьям остается пройти не больше пары сотен шагов, когда справа, там, где на холме высятся стены и башни Кремля, раздается чей-то крик, полный мольбы и ужаса…

Сторожа, братья Калимуллины, Рашид и Рафшат, встречают их со сдержанной настороженностью.

— Это вы орали? — спрашивает Рафшат, вороша дрова в костре кривой алюминиевой лыжной палкой.

— Жратву нашли? — интересуется Рашид, с надеждой разглядывая ребят. — Юк[20], пустые? Анансыгым[21]!

Вяло отмахнувшись от сторожей — Хал, правда, успевает что-то ответить по-татарски Рашиду — друзья входят в гостеприимно распахнутые двери Цирка и по широкому проходу идут прямо на арену, откуда тянет костровой гарью вперемешку с аппетитными запахами тушеного мяса.

Хал

Я, когда маленьким был, цирк не любил. Да ну, фигня какая-то — клоуны, фокусники, лошади. Навозом воняет. Телки только прикольные выступают, почти голые и гибкие. А так — кино лучше, особенно 3D. А класснуха, блин, у нас повернутая была. «Высокое древнее искусство!» И таскала нас постоянно. Я один раз во время представления в туалет отпросился и фломиком на плитке написал: «Цирк — гавно!» Там и другие такие надписи были, много, всякие. Наверное, не я один эту бодягу ненавижу.

А теперь мы в Цирке живем. Это Бабай придумал. Он — чёткий мужик. Весь расклад сразу просек. Сперва в Кремль хотели, но там трупаков дофигища. Костей, в смысле. Тогда Бабай про Цирк и сказал. Тут ништяково. Тепло, сухо, вода рядом — родники возле моста бьют. Раньше… ну, до всего… их не было, а теперь вот текут. Вода хорошая, чистая. Можно не кипяченой пить.

Я с Бабаем в первый день познакомился. Сперва — с Ником и Энкой, а потом мы его встретили. На Ташаяке, там еще пятиэтажка, в которой спортивный магазин был, сгорела вся, черная такая. То есть снаружи она не совсем черная, дождями копоть смыло маленько, а внутри все квартиры как будто покрашены битумным лаком. Я тогда лося напугался, а Ник его прогнал. Мы дальше пошли — смотрим, мужик стоит на углу. Здоровый такой, лысый, мордатый, блин. И говорит нам: чё, мол, пацаны, заблудились? Мы такие говорим: типа того, а чё случилось вообще? Он: фиг его знает, только всем людям теперь надо вместе быть. Ну, и рассказал, что он в машине был, по делам приехал в Казань из Альметьевска, а потом отрубился, как мы. Водила ушел воды купить — и всё. Нет водилы.

Ник ему говорит: мы в Кремль идем. А Бабай: правильно, хорошее дело. Так мы вместе и пошли, блин. Ну, по дороге разных других людей встретили. Бабай им сказал, что он в Альметьевске по нефтянке начальником был, не самым большим, но все же. Расспрашивал, кто чем занимался, есть ли полицейские, врачи или кто руководил чем. Кадры, сказал, нужны.

Только не оказалось кадров. Весь народ — все больше продавцы, в офисах кто работает, командировочные всякие. Ну, понятное дело — центр же, тут люди не живут вообще. Профессор нашелся, Аркадий Иванович, он историк вроде. Баба пожилая, Анна Петровна, она в конторе какой-то главным бухгалтером работала. И мужик один, Цапко, фельдшер из Заинского района, тоже командировочный, как Бабай.

Пришли мы в Кремль, а там сгорело все — и церковь большая, и Дворец президентский, и Кул-Шариф[22]… Трупаков везде полно, ну, скелетов, а живых нет. Бабай говорит: пошли отсюда. Вышли мы всей толпой на площадь Тысячелетия, стоим. «Пирамида» тоже сгорела. Машины ржавые. Кусты какие-то. Дождь пошел. Тут кто-то сказал: может, в Цирке спрячемся? Пошли в Цирк. Там пусто, скелетов нет. Вообще ничего нет, только кресла гнилые и всякое барахло на складах цирковое. Бабай сказал: пока тут обоснуемся. И народ отпустил по домам, проверить, чё там и как. Проверили, блин. Многие вообще не вернулись, у человек двадцати крыша поехала.

Народ к вечеру подтянулся, рассказали, что в других районах творится. Везде одно и тоже — все заросло, заржавело. Разрушилось, погнило. И трупаки. Скелеты то есть. Мертвый город, блин. Электричества нет, воды нет, газа нет. Ничего не работает — ни компьютеры, ни телефоны.

Я в первый день домой не пошел — занят был. Лазил везде, на Сююмбике[23] забирался — Бабай попросил, посмотреть, может, что-то интересное увижу. Ни фига. Казань вся зеленая, в лесу как будто стоит. Дыма нет, самолетов, вертолетов, машин — ничего не видно. Все улицы, дороги — все заросло. В натуре, мертвый город.

Вечером Бабай велел костер зажечь перед Цирком — народ чтобы собирался. Зажигалки ни у кого не пашут, спички в ЦУМе надыбали, охотничьи. Они четко горят, фиг погасишь. Всю ночь люди подходили — и по одному, и толпой. Утром я к себе в Азино-2 пошел. Долго шел — Казань большая. У нашего дома половина сгорела. Наш подъезд тоже. Мамка дома была, когда пожар начался. Я ее нашел…

Короче, вечером в Цирк вернулся. Бухнуть надо было. Пошел в ЦУМ, водку нашел. Водка не испортилась, все путем. Нахреначился так, что прямо там отрубился, блин. Ник с Энкой меня искали и другие — Филатов видел, как я в ЦУМ ушел. Бабай, когда я очухался, по шее мне звезданул и сказал, что всё, больше никакого бухалова — сухой закон.

Не, он прав, конечно. Но иногда вмазать охота. И курить еще, блин. Сигареты, табак — все пропало, испортилось. Если не отсырело даже, то все равно курить нельзя — солома голимая.

Вот так и живем.

Глава четвертая

— Значит, ничего не принесли, — вздыхает Бабай, исподлобья глядя на Ника, Хала и Эн. — Это плохо. Едрит-трахеит, плохо! Есть хотите?

— Конечно, — за всех отвечает Ник.

— Идите к Анне Петровне, она жаркое делает. Сергей с мужиками кабана убили на Казанке.

— Э, кабан — дунгыз[24]! — деланно качает головой Хал, а у самого глаза смеются.

Бабай тяжело смотрит на него, и парень понимает, что шутка не удалась.

— Да чё, я так просто… Знаю — ночь сейчас. Аллах не видит, блин.

— Идите, — повторяет Бабай.

Оставив главу общины у центрального костра, ребята спешат к выходу с арены. Здесь находится импровизированная кухня — сложенные из старых кирпичей очаги, над которыми висят закопченные котлы и ведра с горячей водой. Сквозняк утягивает дым в подсобные помещения, но все равно глаза у нескольких женщин, добровольно вызвавшихся быть поварихами для всей общины, слезятся от гари.

Командует на кухне Анна Петровна — энергичная тетка за пятьдесят. Несмотря на свои годы, она выглядит по-спортивному подтянутой, и только морщины вокруг глаз и уголков рта выдают ее немалый возраст. В общине все признают авторитет этой женщины, считают ее правой рукой Бабая и доверяют самое ответственное и сложное — раздачу еды.

— А ну кыш! — в очередной раз прикрикивает Анна Петровна на стайку голодных ребятишек, вертящихся у парящих котлов в надежде урвать лишний кусочек мяса.

— Здрасьте, — приветствует женщину Ник. — Мы вот…

— Еще одни дармоеды, — ворчит Анна Петровна. — Фания, выдай им по урезанной — и все, шабаш, закрываем лавочку. Нам еще рыбаков кормить.

— А почему по урезанной? — оскорблено взвивается Хал. — Полную порцию давай, мы с утра не жравшие, блин! Кишка с кишкой в прятки играет…

— Цыц! — рявкает Анна Петровна, сердито сдвинув выщипанные бровки. — Вот я тебе повыступаю, балабол! Вы еды принесли? Хоть вишенку, хоть мышь дохлую? Нет? Значит — урезанные порции!

— На нас медведица напала, — робко вступается за всех Эн. — Там яблок было полно, но мы мешки не смогли забрать.

— Медведица? — щурится Анна Петровна, уперев в бедра красные руки. — Правда, что ли?

— Так и было, — подтверждает Ник. — А потом на нее тигролев набросился, и мы смогли убежать.

— Тьфу ты! — в сердцах женщина плюет себе под ноги. — А я уже поверила, дура старая! Всё, разговор окончен. Марш к Фание, а то вообще кормить не буду.

Получив по алюминиевой миске с мясом, тушенным с разной зеленью, корнем рогоза и крапивой, друзья отходят в сторону и усаживаются на продавленный бортик арены.

— Чай забыли! — окликает их Фания, полная добродушная татарка, работавшая раньше в столовой. — Чай хороший сегодня, на смородиновом листе! Улым[25], иди, забери!

Хал, отставив ополовиненную миску, идет за кружками.

— Они нам не верят, — кривится Ник, обращаясь к Эн. — Думают, мы врем всё про медведицу.

— Надо с профессором поговорить, — говорит девушка. — Поедим и пойдем, да?

Аркадий Иванович Мишарин и вправду был профессором, историком, специалистом по домонгольскому периоду в истории региона. Но поскольку в новом — голодном и опасном — мире его профессиональные знания оказались не востребованы, этому старику с седой бородой и обширной лысиной пришлось выполнять сразу несколько ролей: психолога, универсального интеллектуала, знающего ответы на самые сложные вопросы, и советника Бабая во всем, что выходило за рамки обычных хозяйственно-бытовых дел.

После ужина профессор обычно садился у центрального костра, и вокруг него тут же образовывался кружок желающих поговорить на разные темы и обсудить животрепещущие вопросы. Ник про себя называл эти сборища «клубом безжилетных пикинеров»: разговоры зачастую переходили в споры, споры — в пикировку, а пару раз доходило до откровенной ругани, и только вмешательство Коростылева и Семена не давало разгореться драке.

— Раньше все подобные вопросы обсуждались в интернете, — смеялся потом профессор. — Там всё просто: не нравится тебе оппонент — отключи его, забань, и вся недолга. А тут за каждое резкое слово ответ лицом держать приходится. Разучились мы искусству риторики, молодые люди. Интернет — это все-таки зло.

Аркадий Иванович отчего-то выделял среди общинников Ника, Хала и Эн и часто беседовал с ними перед сном.

— Наверное, тоскую по своим студентам, — говорил он. — Есть потребность общаться с молодежью. Вы уж простите старика, если я вам надоедаю.

— Что вы! — совершенно искренне прижимала руки к груди Эн. — Нам очень интересно, правда.

Тушеная кабанятина оказывается необыкновенно вкусной, не смотря на своеобразный привкус.

— Хорошо, но мало, блин, — собрав ложкой остатки подливки, сообщает друзьям Хал. — Ну чё, айда на боковую?

— Погоди, надо же про медведицу рассказать и про тигра этого. — Ник собирает тарелки, кружки, ждет, пока Эн допьет ароматный чай, и относит все «на мойку», где заправляет высокая, тощая, нервная женщина с удивительно не подходящим ей именем Снежана.

Посреди арены, у центрального костра, тем временем уже начинают кучковаться любители почесать языками. Дождавшись, когда к ним присоединиться профессор, Ник ведет своих друзей к нему. Довольно бесцеремонно растолкав постоянных участников «клуба безжилетников», он обращается к старику:

— Аркадий Иванович, мы сегодня… В общем, встретили медведицу и тигрольва.

— Интересно, интересно, — профессор, как это с ним всегда бывает в моменты задумчивости, начинает теребить седую бородку. — Тигрольва? А как он… м-м-м… выглядел?

Перебивая друг друга, ребята описывают хищника. Дослушав, Аркадий Иванович пораженно восклицает:

— Удивительно! Воистину, природа способна на любые сюрпризы. Знаете ли вы, друзья мои, что вам сказочно повезло? Вы наблюдали в естественных условиях одного из самых загадочных зверей на нашей планете, а именно лигра!

— Лигра? — переспрашивает Хал. — Чё, блин, так и называется?

На него шикают со всех сторон: молчи, мол.

— Именно лигра! Под этим именем скрывается помесь льва-самца и самки-тигрицы. Полученный в результате спаривания этих животных гибрид внешностью и повадками полностью совпадает с вымершим в плейстоцене пещерным львом, наводившим ужас на наших первобытных предков. Что особенно примечательно, лигры — естественная, природная форма жизни, она не выводилась искусственно. И самое главное: лигрицы, то есть самки лигров, могут давать потомство! Это совершенно не характерно для гибридов кошачьих, к примеру, тайгоны — помести самца-тигра и самки-львицы — свой род продолжить не могут.

— А как они выглядят-то, лигры эти? — подает голос подошедший Коростылев, тот самый, что сегодня вместе с десятком мужчин забил на болоте, образовавшемся на месте реки Казанки, кабана.

— Лигры огромны! — с воодушевлением отвечает профессор. — В длину они достигают пяти метров, а вес самцов превышает триста пятьдесят килограммов. Это намного больше размеров и веса даже самых крупных львов и тигров. Кстати, в природе раньше данный вид не встречался, потому что ареалы обитания тигров и львов практически не пересекаются. Хотя некоторые ученые считают, что в древности они были куда обширнее, и на их границе существовала устойчивая популяция лигров. Возможно — но это всего лишь гипотеза! — именно лигры и были теми легендарными ископаемыми пещерными львами, самыми грозными хищниками плейстоцена. Лигры очень похожи на один из подвидом пещерных львов, так называемых мосбахских львов. Это самые крупные кошачьи, жившие на Земле.

— А откуда у нас-то эти твари взялись? — продолжает спрашивать Коростылев, сбоку нависая над профессором.

— Это очень хороший вопрос, молодой человек! Тут нужно крепко подумать… — Обведя взглядом плотные ряды окруживших его слушателей, Аркадий Иванович спрашивает: — Есть версии?

— А чё думать-то, блин, — неуверенно усмехается Хал. — Сами же говорили — помесь льва и тигрицы.

— А откуда в Казани львы? — насмешливо интересуется кто-то из задних рядов. — Тут тебе не Африка.

— Откуда-откуда, — сразу же выпячивает челюсть Хал. — Из зоопарка, ясен пень!

— А кто их выпустил? — спрашивает тот же голос.

— А на фига выпускать? — Хал разворачивается всем телом в сторону своего оппонента. — Нам мастак в училище рассказывал случай. Мужик пьяный в зоопарк пришел, к клетке с тиграми. Там решетка высокая, метра четыре, с острыми концами и вовнутрь загнутая — ну, чтобы тигры не выскочили. Залез этот алкаш наверх и кинул в тигрицу пустую бутылку. Герой, блин. Ну, тогда тигр подпрыгнул и лапой его внутрь клетки смахнул. Потом голову ему откусил и спать пошел. Мастак говорил, жена того алкаша лет пять цветы к этой клетке приносила.

— И что?

— А то, блин! Все думали, решетка такая высокая, тигры ни в жизнь не перепрыгнут. А они, когда надо — раз! — и все дела.

— Молодой человек хочет сказать, — приходит на выручку Халу профессор, — что в экстремальной ситуации крупные хищники из породы кошачьих способны на действия, существенно превышающие наши представления об их возможностях.

— Ну, типа того, — удовлетворенно кивает Хал.

— Лигр, значит, — раздается за спиной Аркадия Ивановича голос Бабая. — А я не поверил сперва, признаться. Бывает, значит, такой зверь. Да еще и медведица с медвежатами… Хм… Вот что, дорогие товарищи! Давайте-ка с этого дня на окраины малыми группами — ни-ни. Ясно? Ночь уже на дворе, а у нас еще не все добытчики вернулись. Как бы чего…

— И рыбаков до сих пор нет, — говорит Анна Петровна. — Жалко мужиков. Двенадцать человек и Семен.

Наступает тишина. Никто не высказывает вслух опасение, что потеря тринадцати взрослых мужчин серьезно ослабит общину, но все всё понимают и без слов.

Народ начинает потихоньку расходиться — обычного вечернего толковища не получилось. Вскоре на арене остается лишь небольшая группа людей. Они сидят вокруг костра, разожженного на перевернутом ржавом «зиловском» капоте прямо посредине цирковой арены. Ник называет эту группу Советом общины. Помимо Бабая, профессора и Анны Петровны, в Совет входят фельдшер Цапко, электрик Коростылев, несколько женщин и мрачный человек по имени Семен, о котором никому ничего не известно. Фамилию его Ник не запомнил — что-то на букву «ч». Сейчас Семен отсутствует — он возглавляет бригаду рыбаков, ушедших на промысел еще утром.

— А ведь хищники — это на самом деле большая проблема, Рустем Сагитович, — обращается к Бабаю профессор. — И, боюсь, по мере того, как наша община будет расширять свою хозяйственную деятельность, она станет актуализироваться с каждым днем. Дело тут не только и не столько в лиграх. Это своего рода нонсенс, диковинка. Я не думаю, что этих зверей в окрестностях Казани много. Скорее всего, одна-две семьи. Но есть еще медведи, волки, наконец, дикие собаки…

— Что вы предлагаете? — спрашивает Бабай, не мигая глядя в огонь.

Наступает тишина, нарушаемая лишь треском костра и приглушенным гомоном общинников, располагавшихся на ночлег по всему Цирку.

Эн

В Цирке нас человек пятьсот, может, больше. Каждый день новые приходят. Иногда кто-то уходит. Женщин много, детей, стариков. Вместе не так страшно. А боятся все. Никто не знает, что делать, как жить. После пробуждения все вообще потерянные ходили, родственников искали, знакомых. Многие с ума сошли. У нас в общине таких человек тридцать. Хал их зовет «шизиками». Они, все почти, тихие, плачут часто, бормочут чего-то. Есть человек пять агрессивных, но их Бабай велел в клетки закрыть, которые раньше для зверей были. За «шизиками» ухаживают, все их жалеют.

Люди здесь вообще хорошие, заботятся друг о друге. Тем, у кого дети, помогают. Раньше, в том, нормальном мире, все не так было. Раньше мы каждый сам по себе жили. Профессор Аркадий Иванович говорит, что большая беда всегда сплачивает. Так во время войны Великой Отечественной было — и сейчас вот.

Но я чувствую, это все ненадолго. Люди боятся будущего. Все разговоры вокруг этого вертятся. Главных тем три. Первая, понятно — это про то, что с нами случилось. Тут одни предположения и гипотезы. И мы с Ником и Халом это обсуждаем, и другие, а толку никакого. Понятно только, что лет тридцать назад все люди вдруг заснули… А вот проснулись не все.

Слухи разные ходят — как будто бы есть в Дербышках, где-то за Компрессорным заводом, старик, который не уснул. Говорят, что он жил все эти тридцать лет один, ходил по городу и пытался пожары тушить, зверье отгонял от спящих, хотя звери вроде и не жрали людей почему-то… Старика называют Хранителем. Не знаю, правда это или вранье. Ник вот не верит.

Еще говорят про спасательный вертолет с МЧСовскими эмблемами — вроде видели, летал за Волгой. Про военных в бункерах под городом говорят, про людей, которые в метро живут. Это точно вранье, мы на три станции заходили — там затоплено все. Когда электричество отключилось, насосы перестали работать, и вода все залила. В метро нельзя жить.

Ну, и страшилки всякие рассказывают. Даже думать про это не хочется. Людоеды там, беглые зеки, сумасшедшие, не такие, как наши, а настоящие, из психбольницы. Про бандитов и мародеров, которые у слабых одежду и еду отнимают и всех убивают, тоже говорят. Наверное, это так и есть, мы же сегодня видели убитого. Аркадий Иванович сказал, что мародеры — это те, кто незаконно присваивает себе чужое имущество в атмосфере безнаказанности, обычно в бедственных ситуациях — например, во время природных катастроф или боевых действий.

Я тогда подумала — а мы кто? Ведь мы тоже присваиваем…

Еще есть страшилки про радиацию и химию. Я Казань плохо знаю, а местные все время про какой-то Химический институт рассказывают, где взрыв был, и вся отрава вокруг рассеялась. Там теперь вообще ходить нельзя. Вдохнешь — и сразу труп.

Вторая тема — это ожидание. Все ждут спасателей, ждут, когда нормальная власть в городе появится. Поэтому в вертолет очень верят. Женщины, так они вообще готовы разорвать любого, кто скажет, что никаких спасателей не будет, что везде, по всей стране, по всему миру — так же, как у нас. Я их хорошо понимаю. Думать, что всё вот это навсегда — страшно.

Мамочка, как же мне страшно!

А третья тема — ее обсуждают в основном те, кто реально на вещи смотрит. И тема эта — как жить дальше? Бабай сразу сказал: проблемы надо решать по мере их поступления. Вот сейчас с едой проблема — ее и решаем. С водой, одеждой, обувью вроде разобрались. Топлива для костров полным-полно, город же весь деревьями зарос. Но скоро осень, за ней — зима. В Казани не так холодно, как у нас в Иркутске, но все равно минус постоянно, и снега много выпадает. Коростылев предлагает дизельные генераторы искать — без электричества нам не выжить. Другие, Цапко например, думают, что как раз без тока обойдемся, а вот без лекарств, без витаминов зиму переживут не все.

Детей очень жалко. Они, бедные, ничего не понимают, грудные плачут все время. У одной женщины молоко от стресса пропало, так ее младенец орал от голода так, что хоть уши затыкай. Хорошо, его другая женщина взяла, стала кормилицей.

А девочка одна, лет трех, все время ходит по Цирку, подходит ко всем женщинам, дергает за руку и говорит: «Мама, пойдем домой». Где ее мама — никто не знает. Анна Петровна за этой девочкой присматривает, имя ей придумала — Светланка. Девочка и правда светленькая очень, глазки голубые. Что с ней будет?

Что с нами со всеми будет?

— Оружие нужно! — решительно заявляет Ник. — Ружья. А лучше — автоматы. И патронов побольше.

— Едрит-архимандрит, может, сразу пулеметы? — скептически смотрит на него Бабай.

Ник злится.

— Можно и пулеметы! — говорит он с вызовом.

— Иди, ищи. — Бабай зевает. — Только учти, ходили уже. Семен и Коростылев вот. По отделениям полиции смотрели. По охотничьим магазинам. Ржавое все, негодное. И главное — патроны.

— А чё, они тоже ржавеют? — влезает в разговор любопытный Хал.

— Порох разлагается при контакте с воздухом. Поэтому на всех коробках с патронами написано — я уже наизусть выучил: «срок хранения охотничьих патронов для гладкоствольного оружия — восемнадцать месяцев, охотничьих для нарезного — десять лет на складах в заводской герметичной упаковке и два года в негерметичной». Понял? Но это охотничьи, гражданские патроны. Армейские, наверное, не так. Семен вон сказал, что у цинка запаянного гарантийный срок хранения — пятьдесят лет. Только где их взять, цинки эти? У вас в Казани военных частей-то не осталось…

— Да есть, есть, блин! — едва не подпрыгивает от возбуждения Хал. — Я знаю…

— Баню надо сделать, — неожиданно говорит Бабай. — Воды натаскать, нагреть, ребятишек помыть, и самим тоже… Головы брить надо, а то вши заведутся.

Хал осекается, непонимающе смотрит на Бабая, а Ник вдруг понимает: сам он, Никита Проскурин, и Хал, и Эн — все они воспринимают происходящее, несмотря на весь его невозможный ужас, всё же как приключение, страшное, жуткое, но приключение, а вот для Бабая это беда. Большая, настоящая беда. И он действительно решает вопросы по мере их поступления. Оружие, лигры, медведи — это все где-то далеко, а сейчас главное: еда, одежда. Не зря Бабай на второй же день собрал всех, кого смог и отправил потрошить ЦУМовские склады. Теперь пришла очередь гигиены.

Нику становится стыдно, но отступать он не любит и поэтому упрямо нагибает голову:

— Ну, ладно, профессор прав: лигры там, тайгоны эти, их мало. Может, сюда и не придут. А медведи? Волки? Собаки дикие?

— Не зови беду по имени, — сурово сверкает глазами Анна Петровна.

Ник разводит руками. Вновь наступает тишина. Общинники затихают, даже дети перестают переговариваться.

— Ого-го! — неожиданно гремит на весь Цирк чей-то сильный голос. — Встречай, Родина, героев!

— Семен с мужиками пришел! — обрадовано вскакивает с ящика Анна Петровна. — Вернулись!

Из прохода, ведущего на арену, выходят усталые, но донельзя довольные рыбаки. Они сгибаются под тяжестью мешков, многие дополнительно несут в руках вырезанные из ивовых ветвей куканы, унизанные рыбой. Топорщатся во все стороны антенны удочек и спиннингов, волочатся по полу мокрые капроновые сети.

— Уф! — тяжело выдыхает Семен, опускаясь возле Бабая прямо на пол. — Ну и рыбалка… С утра как закинули — так до темна и таскали. Рыбы там — во!

И он грязной ладонью рубит себя по красной от свежего загара шее.

Остальные рыбаки, подойдя, располагаются вокруг костра. У всех у них усталые, но счастливые глаза, лица, как и у Семена, сильно загорели. Анна Петровна уже суетится возле «кухни», поднимая свою поварскую команду.

— Кушать, мальчики? Мяса вам оставили, свининки…

— Да мы там, на реке… — вяло отзывается кто-то. — Рыбки пожарили.

— Попить бы горяченького и в люлю, — поддерживают его остальные.

— Докладываю. — Семен смотрит снизу вверх на Бабая. — Волга действительно вся ушла под правый берег, узкая стала. Течение сильное. Утром сразу две сетки поставили — вечером еле вытащили — потом поднялись выше по течению, малька наловили в заводи для живца. Резинки закинули, спиннинги — и пошло! Судаки — по три килограмма, жерех метровый, стерлядь берет, сом, щука, окунь, горбатый, под кило. Вот это рыбалка, я понимаю!

— Я всю жизнь рыбалю, но никогда такого не видел, — поддерживает своего бригадира один из рыбаков.

— Ух ты! — восхщается Ник, сам неравнодушный к рыбалке. — Здорово!

— Алла берса[26], — спокойно говорит Бабай. — Анна Петровна, собери женщин — всю рыбу выпотрошить, присолить и на продув развесить. Завтра тузлук[27] сварим, в бочки положим.

Снежана и Фания разносят разомлевшим у костра рыбакам чай. Ник придвигается вплотную к Бабаю, тихо спрашивает:

— Ну, а всё же — на счет оружия? Звери ведь… тигрольвы, медведи…

Бабай упирается короткими руками в колени, с кряхтением поднимается со стула и говорит, ни на кого не глядя:

— Зоопарк потом смотреть будем. Сейчас людей кормить надо. Мыть надо. Завтра будем много рыбы ловить. Солить, коптить, вялить. Все пойдут. А вы, — он поворачивает голову к Нику, Эн и Халу, — соль поищите. Много соли — в запас. Всё, спать давайте. Ночь уже.

По Цирку плывет сладковатый запах свежей рыбы — это мобилизованные Анной Петровной женщины дружно берутся за работу. Вытряхивая из полиэтиленовых пакетов рыбу, они взрезают тугие животы, вычищая внутренности. Анна Петровна лично солит каждую — чтобы не испортилась до завтрашнего дня — и развешивает на натянутый поперек служебного прохода трос.

— Ой, батюшки, она живая! — заполошно взвизгивает кто-то.

Слышится мокрое хлопанье рыбьего хвоста о пакет, женский смех.

Рыбаки, допивая на ходу смородиновый чай, расходятся с арены. Их окликают, спрашивают подробности, но у мужиков совсем не осталось сил.

На ночлег общинники устраиваются на уцелевших креслах, в проходах, на полу, на ступеньках — кто где. Верхние ярусы амфитеатра, скрытые мраком, остаются пустыми: никто не хочет удаляться от костра. Люди инстинктивно чувствуют в огне защитника.

— Это генетическая память, — вздыхает Аркадий Иванович, устраиваясь рядом с ребятами. — В каждом из нас живет пещерный предок. Шелуха цивилизации слетела — и вот вам, пожалуйста, кроманьонцы пробудились. Цирк — это наша общая большая пещера. Огонь греет, огонь отпугивает зверей. Огонь — божество.

— И все-таки надо добывать оружие! — не слушая профессора, горячо говорит вполголоса Ник. — Допустим, звери сюда не пойдут. А люди? Мы же видели мертвого. Его убили! И убили не звери! Голову отрезали… Ну, вы-то понимаете, что без оружия нам…

— …капец, — заканчивает за него Хал.

Эн нервно хихикает. Аркадий Иванович снова вздыхает.

— Молодые люди, я понимаю и, поверьте, разделяю вашу тревогу. Но и вы поймите нас, старшее поколение… Голод — это ужасно. Угроза голода стократ страшнее всех прочих вызовов, что бросает нам дивный новый мир.

Когда все ложатся, Хал приподнимает голову и шепотом спрашивает:

— Эта… А нафига вы новый мир дивным назвали?

— Была такая книга, — тоже шепотом отвечает Аркадий Иванович. — Написал ее английский писатель Олдос Леонард Хаксли. Называлась она «О дивный новый мир».

— Там про нас, что ли?

— Отчасти, молодой человек. В том смысле, что Хаксли описал антиутопическое устройство будущего.

— А-а-а… — разочаровано тянет Хал. — Фигня, короче, блин.

— Эй, давай спать уже! — недовольно бурчит Эн, переворачиваясь с боку на бок.

Хал хочет огрызнуться, но тут в проеме главного входа возникает силуэт одного из сторожей. Громко топая, он выбегает на арену и останавливается возле дремлющего у центрального костра на лежанке Бабая. Женщины, чистящие рыбу возле «кухни», недовольно отвлекаются от работы.

— Атас! — Хал вскакивает, напряженно вслушиваясь. — Чё-то случилось, блин. Зуб даю!

Ник тоже поднимается, на всякий случай подтянув к себе ржавую арматурину. Эн демонстративно отворачивается — она хочет спать.

Сторож — им оказывается кучерявый малый Жора по прозвищу Домовой — тычет пальцем в сторону выхода и что-то втолковывает Бабаю про какие-то песни.

— Айда, позырим! — Хал дергает Ника за рукав.

— Эн? — поворачивает тот к девушке.

— Я сплю!

— Идите, молодые люди. — Профессор садится, хрустнув суставами, вытягивает ноги. — Я присмотрю за нашей…

— Ага, щас! Эксо-эксо, Кэнди! — Эн немедленно вскакивает. — Что там у вас?

Хал, перепрыгивая через ступеньки, уже бежит к арене. Ник и Эн устремляются за ним.

Цирк понемногу оживает — люди поднимаются, переговариваются. Отовсюду слышится:

— Что случилось?

— Что там?

— Тревога?

— Тихо! — подняв руку, рычит Бабай. — Все в порядке, спите! Просто человек пришел. Новый.

— Песни поет! — вякает из-за его спины Жора, тряся кудрями.

Хал пробегает вдоль бортика арены, застывает возле входа и вдруг начинает пятиться. Ник, остановившись в паре метров позади, вскидывает арматурину.

Из темноты выплывает тяжелый, низкий бас:

— Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри мен-я-я-я!

Слова гудят набатом. Это не стихи, но и не песня, а скорее какой-то варварский гимн, псалом, полный внутренней силы, мощный и пугающий.

Эн ойкает. Хал отступает в сторону. Бабай, наоборот, делает пару шагов по направлению к черному зеву выхода и растопыривает толстые руки, точно хочет остановить то, что прет из тьмы. Жора нелепо оглядывается, ища, куда бы спрятаться.

— Не отринь меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня-я-я-я! — ревет бас. — Возврати мне радость спасения Твоего и Духом Владычественным утверди меня-я-я-я!

Мрак колышется. Ник угадывает в нем высокую человеческую фигуру, широким шагом движущуюся по проходу.

— Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратя-я-я-ятся! — дорёвывает последний строки псалма бас, и в круг света вступает мужчина огромного роста, весь в черном, косматый, до самых глаззаросший густой бородищей.

Сжимая в руке суковатую палку с прикрученным алюминиевой проволокой позеленевшим медным крестом, незнакомец встает перед Бабаем, смотрит на него сверху вниз, гулко пристукивает посохом и заканчивает псалом на невероятно низкой ноте:

— А-а-а-а-м-м-ми-и-и-н-н-нь…

Глава пятая

— Еще один шизик. — Хал плюхается на пол возле Ника, профессора и Эн. — Слаб на башку народ, блин.

Цирк постепенно успокаивается. Люди укладываются, шикают на детей, Бабай возвращается к костру, заваливается на лежанку, закрывает глаза.

Возле вновь прибывшего хлопочут женщины, в основном пожилые — о чем-то спрашивают его тихими голосами, а он, задрав бороду, неразборчиво гудит в ответ колокольным басом. Ник следит за пришельцем, прикрыв глаза, и уже готовится соскользнуть в сонный омут, как вдруг бородач поднимается во весь свой немалый рост, выставив руку с посохом так, что крест оказывается высоко вверху, и провозглашает на весь Цирк:

— Господь послал рабам своим испытание! Помолимся, братья и сестры, как деды и прадеды наши молились. Отче наш, Иже еси на небесах…

И удивительное дело — никто не кричит на него, как на других шизиков, никто не выражает неудовольствие, что, мол, нельзя шуметь ночью, люди ведь спят — и все такое… Со смешанным чувством удивления и досады Ник наблюдает, как старухи вокруг пришельца начинают опускаться на колени, как взлетают руки с собранными в троеперстие пальцами. Многоголосый хор плывет над ареной:

— Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли-и-и…

Все новые и новые люди поднимаются со своих мест, присоединяясь к горстке молящихся. Голоса умножаются, взлетают под самый купол:

— Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго-о-о…

И все покрывает тяжелый бас бородача:

— А-а-а-а-м-м-ми-и-и-н-н-нь…

— Я этого монаха видала, — слышит Ник тихий говорок какой-то женщины, вместе с парой товарок устроившейся через три ряда от них. — В Раифском монастыре, на Пасху.

— Важный чин, небось? — спрашивает кто-то.

— Ну, важный или нет — не знаю, а только он во время крестного хода самую большую хоругву нес.

— Кому попало не доверят, — уверенно вмешивается в разговор еще один женский голос. — Бабы, а чего мы лежим-то? Айдате, помолимся с остальными. Без веры нельзя…

Женщины поднимаются, встают, поправляя лохмотья, повязывают головы тряпками и одна за другой начинают спускаться вниз, к арене.

— Не хочу оказаться провидцем, но явление данного человека может принести вред всей общине, — вдруг произносит профессор.

Он тоже не спит и, подобно Нику, следит за разворачивающимся внизу богослужением.

— Почему, Аркадий Иванович? — шепотом интересуется Ник.

— Нынешняя ситуация, молодой человек, как никакая другая располагает к религиозному фанатизму. Верующим нужен только толчок, запал, детонатор, если угодно. И все, взрыв. Жаль, что среди нас нет настоящего священника, грамотного и рассудительного батюшки, который смог бы дать окорот этому несчастному.

— А разве нужен этот самый… окорот?

— Наш гость явно не в себе, но его помешательство особого свойства. Не удивлюсь, если он имел душевное расстройство еще до… хм-хм, катастрофы.

— Братья и сестры! — басит на арене монах. — Помолимся теперь обо всех погибших и умерших, о детях, отцах, матерях и родных наших! Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего, сестры нашу, всяк имя свое скажи…

И десятки голосов вразнобой, торопливо частят, выкрикивая имена родственников.

— …отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная, избави его вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ему причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя, — Монах возвышает свой голос.

Нет, не голос это уже, а глас, гремящий на весь Цирк!

— Аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу в Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда!

Кто-то из молящихся женщин вдруг громко вскрикивает, слышатся рыдания. Даже у мужчин увлажняются глаза. Монах воздевает руки к куполу, пучит безумные глаза и в экстазе заканчивает молитву:

— Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Амии-и-и-и-инь!

— Батюшка, благослови! — истерически выкрикивает рыдающая женщина и поднимает на вытянутых руках мальчика лет пяти.

Ребенок тоже плачет, но, похоже, от страха.

«А ведь профессор прав, — думает Ник. — Не к добру явился этот Монах…»

— Рыбы. Христов знак. — Монах хватает метрового судака и высоко поднимает над головой. — Знамение! Божье знамение!

Люди вокруг снова крестятся. Многие женщины всхлипывают.

— Почему — «Христов знак»? — шепотом спрашивает Эн у профессора.

— Рыбы изначально считались символом Христа, — тоже очень тихо отвечает он. — По-гречески рыба будет «ихтис», это первые буквы фразы «Иисус Христос Теу Хуос Сотер». Изображение рыбы было секретным знаком первых христиан, чем-то вроде пароля. Все одно к одному, одно к одному…

— Вы о чем?

— Не нравится мне все это. — Аркадий Иванович сердито дергает себя за седую бородку. — Этот человек — классический истероид. В совокупности с религиозным фанатизмом это — взрывоопасная смесь, я уже говорил.

Ник, прислушавшись к разговору, кивает, соглашаясь:

— Я вот тоже смотрю, как бы наша община не превратилась в секту. Уж очень много потенциальных желающих.

— Может, людям просто вера нужна? — заступается за верующих Эн. — Ну, опора такая в жизни, психологическая. Страшно ведь!

Профессор через силу улыбается.

— Конечно, Наташенька, вы совершенно правы. Вакуум веры. А человек без веры жить не может. Ну, или может, но только очень непродолжительное время — пока борется за выживание. И как только проблема выживания становится хоть чуть-чуть не актуальной, вот как у нас, как только наступает пусть даже призрачная стабильность — тут же возникает необходимость на что-то опереться в духовном плане. Как говорили в старину: «Человек без веры — что светоч на ветру», понимаете?

— Ну, то есть как свечка? Любой ветерок задуть может? — предполагает Эн.

— Именно — любой ветерок. Это, конечно, фигура речи, но она имеет большой подтекст: верующий обладает внутренним стержнем, виртуальным, воображаемым, конечно же, но все же. И тем самым выгодно отличается в пиковых ситуациях от человека, веры не имеющего.

— От атеиста?

— Ну, атеист — это немножко другое. Он тоже верует. Верует в то, что Бога нет.

И профессор тоненько смеется, тряся бородкой.

Ник

Я в Бога не верю. Ну, точнее, я в церковь не хожу. А Бог, он, может, и есть. Не такой, естественно, как в кино, мультиках или на картинках, не старик с седой бородой.

Бог — это что-то непостижимое, Космический разум там или Природа. Вот такой Бог и создал наш мир — и звезды, и планеты, и галактики, и все живое. Понятное дело, что для существования всего этого нужна гармония и порядок. Чтобы они были, каждый человек обязан совершать добрые дела и не совершать злых. Примитивная теория, конечно, но у меня другой нет. Это во-первых. А во-вторых — для меня она понятнее той, которую предлагает церковь.

И потом: я так думаю, что если уж ты крещеный, верующий, на службы ходишь, то должен все делать в точности с церковными законами — посты соблюдать, никогда не грешить, следовать заповедям разным и все такое прочее. А у нас кто так живет? Сами же священники — первые нарушители. Ну, и остальные тоже. Когда по большим праздникам религиозным показывают храмы, в которых стоят первые лица государства, олигархи всякие, министры, мне всегда смешно. Я Библию читал, несколько раз. Там есть такое словечко: фарисеи. Это те, которые «говорят, но не делают». В общем, я не люблю лицемеров.

Еще я не понимаю, для чего вообще верующему человеку посредник между ним и Богом? Чем занимается церковь — не только у нас, а вообще, во всем мире? По-моему, она уже давно стала коммерческой структурой. Они же души должны спасать, а не купола золотить!

И еще: для меня церковь всегда связана со смертью. Это, наверное, потому, что умерших у нас всегда хоронят по церковным правилам — батюшка приходит, старухи какие-то в черном, поют всякие церковные гимны или псалмы. Для меня запах восковых свечек — это запах смерти. И дед когда умер, и бабушка… У нас тренер есть, пожилая женщина, бурятка, но очень верующая, православная. Мы с ней однажды спорили на эту тему. Я ей: «Кресты на могилах ставят, это символ смерти». А она: «Ты молодой еще и ничего не понимаешь. Крест — символ спасения!» Еще она сказала, что я — агностик, но это возрастное и пройдет.

Наверное, я действительно не дорос, что ли, до понимания… Но мне кажется, что вот люди старшего поколения, которые верят и в церковь ходят — это не значит, что они доросли. Просто они боятся смерти, боятся, что после того, как сердце остановится, ничего больше не будет. И верят они не столько в Бога, сколько в загробную жизнь, в рай, ад и Страшный суд. Им так легче закат жизни встречать.

Поэтому, когда Монах у нас появился, все к нему потянулись сразу. Он мужик харизматичный, по-церковнославянски так и сыплет, «Откровения Иоанна Богослова» наизусть выдает. Признаюсь, даже мне не по себе стало, когда он читать начал: «И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?[28]»

Вообще, после молитвы и благословления много желающих нашлось с Монахом поговорить. Люди ему вопросы задают: «Что случилось? Почему, за что нас Бог наказал?» А он в ответ как раз Апокалипсис и начал цитировать. Дошел до момента: «И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее».

И замолчал. Стоит, поверх голов смотрит, борода как черное пламя. И глаза горят. Профессор тут захихикал тихонечко и шепчет мне: «Вот кем он себя возомнил, оказывается!»

А Монах про грехи начал, про то, что свершилось, сбылось пророчество Святого Иоанна, и мы уже как бы все в мире Апокалипсиса и живем. И что шесть печатей уже сняты, оттого весь наш старый мир разрушился, и множество грешников погибло. И вот снята седьмая печать: «и воцарилась на небе тишь как бы на полчаса».

В общем, мы все сейчас — за седьмой печатью. Вроде как на испытательном сроке у Господа. И теперь только от нас зависит, как и что с нами дальше будет. Нет, теория интересная и даже правильная в чем-то. Вот только не нравится мне, что Монах это все как бы под себя придумал. То есть мы все слепые и глупые, не дотумкали сами, а он вот пришел, весь такой просветленный, и всё всем растолковал.

А с другой стороны — я вот с религией, с попами не во всем согласен. Покаяние, грехи, «подставь другую щеку»… Но раз христианство две тысячи лет существует, значит, что-то в этом есть, не просто так люди в церкви ходят, верят, надеются.

Сложно всё. Я когда об этом думать начинаю, как слепой становлюсь. Блуждаю впотьмах без фонарика. Наверное, надо просто спать лечь. Это сейчас правильнее всего будет…

Цирк спит. Ночь перевалила за полночь. Кудрявого Жору и его напарника, болезненного пенсионера по кличке Аппендикс, у уличного костра сменяют Коростылев и Ринат Ахметзянов. Они усаживаются у огня, Ринат подбрасывает в костер наломанных загодя сучьев, и веселое пламя отодвигает темноту, даря людям свет и тепло.

— Луна какая, — хриплым со сна голосом говорит Коростылев.

— Как в фильме про оборотней, — усмехается Ринат и чешет большой, горбатый нос. — Я любил ужастики смотреть раньше.

— Тьфу ты! — Коростылев сердито смотрит на напарника. — Чтоб тебя змея укусила! Нам только оборотней тут и не хватало.

Ринат снова усмехается, на этот раз невесело.

— Ну, спасибо за пожелание, коллега. Знаешь, что высказанное вслух имеет особенность сбываться?

Ахметзянов, как и Коростылев, работал электриком в гостиничном комплексе на «Комбинате здоровья», они давно были знакомы и часто беззлобно подтрунивали друг над другом. Но сейчас, похоже, Ринату становится не до шуток.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — стучит по кривой липовой ветке Коростылев. — Это я так, к слову. Извини.

Ругательство про змею появилось уже после пробуждения. Змей в Казани за время отсутствия людей развелось множество. В основном это безобидные ужи, медянки, но часто встречаются и гадюки, облюбовавшие многочисленные подвалы и канализационные колодцы. За неделю гадюки покусали уже четверых общинников, а поскольку никаких лекарств нет, лечат бедолаг народными средствами — отсасывают яд, прижигают места укусов. Все четверо лежат в будке униформистов под присмотром фельдшера Цапко с распухшими, как бревна, ногами, страдая от постоянно высокой температуры. Цапко поит их отварами из подорожника и листьев малины, делает какие-то примочки. Больным лучше, но о выздоровлении пока речи не идет.

— Детей берегите! — каждый день втолковывает общинникам фельдшер. — Взрослый организм еще может сопротивляться яду, а детский…

И он грустно машет рукой.

Цапко постоянно мучается от отсутствия возможности проявить свое врачебные таланты — медицина без поддержки фармацевтики оказалась беспомощной и бессильной, а народная — неэффективной. Единственный лекарственный препарат, прошедший испытание временем и имеющийся у фельдшера — марганцовка. Цапко каждый день готовит несколько ведер раствора, заставляя всех, а особенно детей и работающих на кухне женщин, мыть этим раствором руки.

— Не дай Бог дизентерия! — как заклинание повторяет Цапко. — Кишечные инфекции, сальмонеллез, холера… Мы все вымрем!

Фельдшера в Цирке прозвали Паникером, но Бабай к нему всегда прислушивается.

Томительные минуты ночного дежурства тянутся, как резиновые. Мужчины у костра уже обсудили удачную рыбалку, поговорили о будущем, сойдясь во мнениях — ничего хорошего ждать не приходится, зима идет. Потом разговор сам собой прерывается. Чтобы не уснуть, Коростылев поднимается и начинает бегать по площадке перед входом в Цирк, размахивая руками.

Ринат приносит из-под крыльца охапку сухих веток, смотрит на величественно плывущую среди обрывков облаков в темном небе Луну.

— Часа три, наверное. Скоро смену будить.

Часы в общине ни у кого не работают, и время люди меряют на глазок, а ночные дежурства отсчитывают по прогоревшим кострам. Четыре костра — смена. Сейчас как раз догорает четвертый.

— Доброй ночи, мужики! — раздается вдруг из темноты спокойный и уверенный голос.

— И вам того же, — быстро повернувшись на звук, отвечает Коростылев, на всякий случай нашарив рядом с кучей дров топор.

— Ты топорик-то брось, брось, — насмешливо советует голос. — И другану своему скажи, чтобы к костру подошел.

Друган, то бишь Ринат, тем временем пятится к входу в Цирк: согласно установленному Бабаем правилу, в случае появления незнакомых людей один из сторожей должен сразу будить главу общины.

— Ты выйди, покажись, — предлагает побледневший Коростылев, мельком глянув на Рината. — И командовать тут не надо. У нас свои законы.

— А у нас свои, — отвечает голос.

Следом в темноте раздается звук, хорошо знакомый каждому мужчине, отслужившему срочную службу — резкий металлический лязг, разбитый на два такта.

Коростылев бледнеет еще сильнее — неизвестный передернул затвор Калашникова. Ринат продолжает отступать к входу.

— Чего надо-то? — через силу спрашивает Коростылев.

— Если второй не вернется к костру — стреляю на счет три, — голос по-прежнему звучит спокойно и уверенно. — Раз! Два!

— Все, все! — Ринат бросается обратно и частит: — Чего ты, мужик? Нас тут много, если что…

— Много — это хорошо, — со смешком произнес неизвестный и резко командует: — Симонов, Коваль, Беляш — вход!

Из мрака появляются три высокие фигуры, быстро и бесшумно занимают позиции возле дверей, ведущих в здание Цирка. Коростылев замечает в руках неизвестных укороченные автоматы АКСУ.

— Вы военные, что ли? — спрашивает он дрогнувшим голосом.

— Много будешь знать… — отвечает темнота, и тут же следует новый приказ: — Стеценко, Ахтырцев, Григорьев, Панарин, Кислый — заходим. Ребус, Кидняк, Мышь — со мной. Остальные — проверить задний вход.

Мимо костра пробегают несколько человек — Коростылев успевает заметить камуфляжную форму, по вороненому металлу автоматов скользят тусклые отблески кострового огня. И только после этого в освещенную мятущимся пламенем зону вступает тот, кто отдавал команды. Высокий, плечистый мужчина под сорок, с серыми, холодным глазами. За его спиной угадывается несколько силуэтов.

Коростылев заглядывает в эти глаза — и видит там свою смерть. Это какое-то секундное озарение, откровение свыше — бывший электрик вдруг ясно понимает, что через мгновение его не станет.

Вскочив на ноги, он отчаянно кричит:

— Тревога! Трево…

Свистит брошенный нож, и Коростылев, поперхнувшись криком, булькает, хрипит и валится рядом с костром. Потрясенный Ринат видит рукоять ножа, торчащую прямо из кадыка напарника.

— Мышь, второго! — приказывает человек с холодными глазами.

Гибкий, ловкий парнишка выскальзывает из темноты, и прежде чем Ринат успевает крикнуть, узкий, тонкий клинок пронзает его грудь и рассекает сердце…

Ник просыпается и сам не понимает, что его разбудило. Все вроде бы как всегда — вокруг спят сотни уже ставших хорошими знакомыми людей. Вот кто-то вскрикивает во сне, кто-то переворачивается с боку на бок, шурша палаточным полотном, с разных сторон доносится приглушенный храп. Спальных мешков, найденных в туристическом отделе ЦУМа, на всех не хватило, и общим решением их отдали матерям с маленькими детьми и старикам, мерзнувшим даже на солнце. Все остальные спят на чем придется, а в качестве одеял используют куски синтетической палаточной ткани.

Прислушавшись — вроде все спокойно — Ник поднимает голову и оглядывается. Костер, горящий обычно посреди арены, почти погас. Серый пепел подернул угли, и Цирк погрузился в темноту. Тишину нарушает лишь дыхание спящих да мерное бормотание невидимого во мраке Монаха, который сидит у дальнего выхода с арены и молится, перебирая узловатыми пальцами насечки на посохе.

Осторожные шаги нескольких человек заставляют Ника встрепенуться. Вцепившись руками в сломанное сидение, он таращится в темноту, пытаясь не столько разглядеть, сколько понять — кому не спится в столь поздний час? Если это сторожа, то почему они ступают так тихо, ведь большинство мужчин в общине носят резиновые сапоги, которые громко бухают при ходьбе?

Луч фонарика, прорезавший густую тьму, пугает Ника. Все фонари и батарейки к ним, найденные в ЦУМе и других магазинах, давно пришли в негодность.

Этого просто не может быть — работающий фонарик!

Однако не верить своим глазам Ник никак не может — вот к первому лучу присоединяется второй, третий, четвертый. Пятна желтоватого света шарят по арене, по рядам амфитеатра, по спящим, пока, наконец, не сходятся в одной точке: на лежащем возле центрального костра Бабае.

— Э! — тихо говорит кто-то. Слышится звук несильного удара. Ник напрягает слух. — Подъем, мужик! Кто старший?

— Вроде как я, — хрипло бормочет Бабай. — Вы кто?

— Буди народ! И огня побольше. Живо!

Один из фонариков на мгновение высвечивает человеческую фигуру, и Ник холодеет от волнения — пришелец в военной форме и с оружием! Значит, правы были те, кто говорил, что помощь придет! Значит, не все погибло, есть армия, есть государство, власть — и эта власть вспомнила о несчастных обитателях Цирка!

Бабай возится, поднимаясь. Хрустят ветки, большая охапка их ложится на еле светящиеся угли и сразу слышится треск, валит дым — едва не умерший огонь с жадностью набрасывается на топливо. Становится светлее, и Ник видит, что пришельцев в форме много, человек двадцать.

Целый отряд! Силища!

— Вставайте! — радостно кричит Ник, поднимаясь на ноги. — Люди, ау! Подъем! У нас гости! Вставайте!

— Поднимайтесь! — кричит и Бабай, сопровождая слова громкими хлопками ладоней. — Важное дело!

Минуту спустя Цирк гудит, словно растревоженный пчелиный улей. На арене полыхают, рассеивая мрак, уже с десяток костров. Несколько растерянный Бабай топчется возле рослого, светловолосого мужчины в новеньком, отглаженном камуфляже. По периметру расположились остальные пришельцы, вооруженные укороченными автоматами Калашникова. Ник, следом за профессором, Халом и Эн спускаясь на арену, обращает внимание на белые повязки на рукавах военных.

Гостей разглядывает не только он. Общинники переговариваются, делясь впечатлениями:

— Гляди-кось, бритые все! Волосы чистые. А форма-то, форма! Настоящая, новая! И берцы начищены. Дождались, слава тебе Господи! Дождались…

— Ну, — громко интересуется светловолосый, в свою очередь разглядывая собравшихся вокруг арены заспанных, помятых людей. — Проснулись? Извините за ночное вторжение, со временем у нас туго.

— Да ничего, ничего! — отвечают ему сразу несколько голосов. — Главное — вы пришли.

— Это точно, — кивает светловолосый. — Мы пришли. Разрешите представиться: майор министерства внутренних дел Асланов, Анатолий Дмитриевич.

— Дяденька, — тонким голосом спрашивает вездесущая Светланка, теребя Асланова за рукав. — А что это за тляпочка?

Майор поднимает руку, и все видят белую повязку, на которой отчетливо выделяется черный круг, а внутри него две буквы: «АК». Ник пихает Хала локтем, кивает на арену:

— Вот это чей знак!

Хал шмыгает, хмурит брови. Он, в отличие от большинства общинников, не выглядит радостным. Ник решает, что это из-за незапланированного подъема — парень любит поспать и спросонья всегда злой и дерганный.

— Это, девочка, не тряпочка, а отличительный знак, — с широкой улыбкой отвечает Светланке Асланов. — АК — это значит Администрация Казани, временный орган, созданный нами для наведения порядка в городе и спасения людей. Ну, иди к маме, девочка.

— Где моя мама? — тут же переключается Светланка.

Из толпы выскакивает Анна Петровна, подхватывает ребенка на руки.

— Всякая власть — да от Бога! — гудит из задних рядов Монах.

— О, у вас и батюшка есть, — Асланов продолжает улыбаться. — Я смотрю, ваша община — одна из самых организованных в городе. Это хорошо. Это очень хорошо. Но… — Он становится серьезным, сгоняет с лица улыбку и продолжает: — Едва не проспали вы себя, дорогие товарищи. Да, именно так! В городе неспокойно, появились вооруженные банды мародеров. Грабят, насилуют, убивают…

— Ой, Господи! — вскидывается какая-то женщина.

— Этой ночью, — теперь голос Асланова звучит жестко, в нем отчетливо лязгает железо: — Этой ночью мы выслеживали такую банду. Оказалось, что мародеры готовили налет на вашу общину. К сожалению, к великому моему сожалению, мы не смогли помешать им напасть на ваших дозорных. Да, товарищи, да. Эти люди пытались поднять тревогу, но заплатили за это своими жизнями. Симонов, прикажи принести тела…

— Рина-а-ат! — ударяет под самый купол отчаянный и безнадежный женский крик.

Асланов опускает голову, сокрушенно разводит руками. Бабай темнеет лицом.

— Как же так? Обоих?

— Обоих, отец. Ножами.

— Вы нас защитите? — с надеждой спрашивает Анна Петровна, прижимая к себе Светланку.

— Конечно, — уверенно успокаивает ее майор. — В настоящий момент часть моих людей преследует банду, и я даю вам слово офицера — они получат по заслугам. Поскольку в городе объявлен режим чрезвычайно ситуации, а это фактически означает, что наступило военное время, по законам этого времени мы имеем право не задерживать особо опасных преступников, а уничтожать их на месте.

— И правильно! И хорошо! Так и надо! — гудит сразу весь Цирк.

— И аз воздам! — рявкает Монах, пристукнув посохом.

На арену вносят окровавленные тела Коростылева и Рината. Женщины плачут, слышатся детские крики. Жена Ахметзянова с воплем бросается к трупу мужа, обхватывает неподвижное тело, прижимается к нему.

— Унесите, — бурчит Бабай и машет в сторону служебных помещений. — Туда, туда!

Мертвецов уносят. Народ понемногу успокаивается.

— Так что, — подытоживает Асланов, — отныне вы все под надежной защитой! Утром к вам прибудет отделение автоматчиков, они и будут нести караульную службу. Естественно, товарищи, на вас ложится обязанность обеспечивать их всех необходимым: водой, продовольствием, помещением для проживания.

— Обеспечим, — кивает Бабай.

— И вот еще что, — буднично продолжает майор. — Ситуацию в городе вы знаете. Тяжело всем, и нам в том числе. Особенные трудности мы испытываем с продуктами питания, а личный состав нужно кормить. У вас, я гляжу, была вчера удачная рыбалка… — Он указывает поверх голов на гирлянды развешанной в проходе рыбы. — А у меня бойцы сутки ничего не ели. Сами понимаете: голодный солдат — не вояка. Так что уж поделитесь, вы завтра еще наловите.

— Конечно, поделимся! — слышится со всех сторон.

Бабай кивает — мол, забирайте.

— Человек десять мужиков покрепче выделите, донести рыбу до нашей базы, — просит его Асланов. — Это тут, неподалеку, в Кремле. И нам бы еще народ — порядок в казармах навести, полы помыть, окна, пыль вытереть. Людей не хватает, отец. Женщины! — вскидывает он голову. — Поможете?

— А как же! — задорно кричит разбитная Лена Телегина, тридцатилетняя продавщица из ЦУМа. — Девчонки, ведь поможем?

— Конечно, поможем! — отзывается дружных хор женских го shy;лосов.

— Много не надо, человек двадцать в самый раз будет, — несколько охлаждает их порыв майор. — Тряпки, ведра — у нас все есть.

— Простите… — К Асланову протискивается фельдшер Цапко. — А лекарства? Есть у вас аптечки, препараты, медикаменты?

Майор с высоты своего роста смотрит на фельдшера и улыбается:

— Всему свое время, товарищ. Всему свое время…

Глава шестая

Сразу после Асланова, который отходит в сторону и принимается беседовать с Бабаем, Анной Петровной и Семеном, на центр арены выбирается Монах. Воздев крест, он провозглашает:

— Помолимся, братья и сестры, возблагодарим Создателя за счастливое избавление от смертных мук! Вознесен хвалу славным ратникам Христовым, заступникам нашим!

Народ сгруживается вокруг него, хором повторяя слова молитвы.

— Ну, молодые люди, — улыбается Аркадий Иванович. — Как говорится в известном анекдоте — жизнь налаживается. Вы не поверите — я с самого начала был убежден, что власть в городе обязательно появится и наведет порядок.

Ник улыбается в ответ:

— У меня такое чувство, Аркадий Иванович, что дышать стало легче.

— Конечно, Никита, конечно. Вы получили то, без чего человек попросту не может существовать.

— Что же?

— Надежду! А те, кому была необходима еще и вера, обрели ее чуть раньше. Сегодня воистину удивительная ночь, ночь радости, — профессор искренне смеется.

— Чего радоваться-то, — глядя себе под ноги, ворчит Хал. — Я этого майора помню. В ментовке работал, у нас, в Советском районе. Он тогда капитаном был. Оборотень в погонах, блин.

Аркадий Иванович переглядывается с Ником, сердито трясет бородкой.

— Молодой человек, мне кажется, вы зря проецируете свое восприятие данного человека на сегодняшний день. Все изменилось — и мир вокруг, и люди внутри его.

— Крысу фиг изменишь, — совсем тихо говорит Хал и отходит в сторону.

— Я с мужиками пойду, рыбу помогу нести. — Ник хочет шагнуть вниз, переступив через ряд кресел, но татарин неожиданно вцепляется в него, словно клещ.

— Стой, не ходи!

— Да ты чего? — удивляется Ник.

— Ты чё, на самом деле не въехал? — горячо шепчет ему в ухо Хал. — Это же разводка, базар-вокзал! Крышевать они нас будут, продукты забирать! И девок, понял? И Рината с Коростылевым они сами замочили, зуб даю!

— Да ну-у… — недоверчиво тянет Ник, но на всякий случай оглядывается на Эн, стоящую в сторонке. Слова Хала о девках заставляют его насторожиться.

На арене тем временем Семен и десяток мужиков поздоровее, которых отобрал сам Асланов, взваливают на плечи мешки с рыбой. Женщины, вызвавшиеся помочь в наведении порядка на базе военных, беззаботно болтают с солдатами.

— Ну, спасибо вам, товарищи! — Асланов поднимает руку в прощальном жесте. — Выручили.

— Прими благословение, сын мой! — басит Монах, приближаясь к нему.

— Спасибо, батюшка, в другой раз — время не ждет, — отказывается майор. — Через пару дней зайду, договоримся, чтобы службу у нас провести, по всем правилам. А сейчас — спешим мы. Всех благ, товарищи и господа, всех благ!

Утро в общине выдается ранним. Солдаты вперемешку с общинниками тянутся к выходу из Цирка. Бабай, усевшись на ящик возле костра, назначает людей в рыболовецкие бригады. Анна Петровна отправляет детей и женщин обратно в зрительские ряды досыпать, но никто не идет. Община, взбаламученная появлением военных, никак не хочет успокаиваться. Люди действительно получили надежду, у них пропало тоскливое ощущение одиночества. Все понимают: отныне они — не просто несчастные робинзоны, пытающиеся выжить в мертвом городе, у них появились надежные защитники, способные разобраться с любым врагом.

Правда, до сегодняшней ночи ни о каких врагах никто и слыхом не слыхивал, но это никого, кроме Хала, не настораживает.

— Айда, проследим по-тихому, — предлагает он Нику, воспользовавшись тем, что профессор спустился вниз, к Бабаю.

— Я с вами! — Эн встает рядом.

— Нет, — твердо говорит Ник. — Ты останешься. И не возражать.

Эн

Когда Ник вот так говорит: «Не возражать!», когда он «включает тренера», я его не-на-ви-жу! Что я, маленькая? Сама не знаю, что мне делать? А может, мне в Цирке одной страшно оставаться? Монах этот безумный, жуткий, с его молитвами. Мародеры какие-то. Жена Рината воет, как волчица. А ведь и ее мужа, и Коростылева убили совсем рядом с нами. А если бы эти мародеры в Цирк ворвались? Ужас просто…

И вообще — зачем нужно следить за майором и его людьми? Ясно же, что они хотят. Профессор прав — теперь все будет хорошо, жизнь наладится. Я вот Монаху не верю. Он фанатик просто. И люди его слушают, потому что отчаялись. Весь этот бред про Апокалипсис, про семь печатей, про то, что нам Бог дал второй шанс, и грехи надо искупать и все делать согласно церковным правилам… Ну, не знаю. Правила-то они нормальные, конечно. Только вот как быть с мародерами? Их, майор сказал, расстреляют, когда поймают. А как же тогда «не убий»? При этом Монах сам сказал, что люди майора — наши заступники и «славные ратники Христовы». Нело shy;гично же!

Хотя о какой логике можно сейчас вообще говорить? У нас все нелогично, все наперекосяк. Как мы дальше будем жить? Когда сможем вернуться домой? Надо спать, а заснуть я не могу. Лучше бы с Ником и Халом пошла. Можно, конечно, попробовать потихонечку выбраться из Цирка — и за ними. Нет, страшно. Там еще темно, мародеры где-то шастают. Придется сидеть тут и ждать… Эксо-эксо, Кэнди, в общем.

— Ну, и где мы их тут теперь найдем? — поеживаясь от знобкого ветерка, спрашивает Ник у Хала.

Они стоят в паре десятков метров от стены цокольного этажа Цирка, в кромешной темноте. Луна давно скрылась за облаками, звезд тоже не видно. Наступает глухой предутренний час, про который классик написал: «Когда горланят петухи, и нечисть мечется в потемках». Впрочем, никаких потемок нет и в помине. Есть самая настоящая тьма, непроглядная, густая, как нефть.

— Т-ш-шь! — шипит Хал, словно тысяча рассерженных котов. — Слышишь? Базарят! Это они, блин, зуб даю. Погнали!

И они «гонят», ощупью, наобум двигаясь в сторону удаляющихся голосов.

— Где бы прибор ночного видения раздобыть, а? — ворчит Хал, поминутно спотыкаясь.

Ник ковыляет следом, осторожно прощупывая дорогу перед собой обломанной кленовой веткой. Эта импровизированная клюка помогает мало — он тоже постоянно спотыкается, несколько раз падает.

Мрак стоит такой, что можно идти хоть с открытыми, хоть с зажмуренными глазами, поэтому друзья больше полагаются на слух. В ночной тишине разговоры солдат и общинников разносятся далеко окрест. Женщины кокетливо хихикают, что-то зычно говорит Семен, майор Асланов отвечает ему солидным баритоном.

— Куда они тащатся-то, блин? — неизвестно у кого спрашивает Хал. И тут же сам себе отвечает: — В Кремль, что ли? Ник, это у меня глюки — или впереди что-то светится?

Присмотревшись, Ник утвердительно кивает, но тут же вспоминает, что Хал не видит его и добавляет:

— Огонь там. Костер, наверное.

— Значит, точняк — в Кремль. Козлы, блин. — Хал скрипит зубами.

— Почему «козлы»? — удивился Ник. — Асланов, он же так и сказал: «Наша база в Кремле».

— Доить нас будут постоянно. Под боком же, рядышком, блин.

Пропустив мимо ушей очередной Халовский аргумент в копилку его же теории «крышевания», Ник спрашивает:

— Ну чего, идем обратно?

— Ни фига! Надо все до конца разузнать, блин.

На восточной стороне неба появляется светло-серая полоса. Буквально на глазах она расширяется, бледнеет, по краям ее плывут зеленоватые облачные клочья. Ник облегченно вздыхает — ночь заканчивается, наступает утро. Тьма вокруг чуть-чуть, едва заметно, линяет, превращаясь в еще пока густые сумерки.

— Хал, а тебе не кажется, что мы ерундой занимаемся? — в сотый, наверное, раз споткнувшись и здорово ударившись коленом, сквозь стиснутые зубы спрашивает Ник. — Что за нахрен? Ну, вон, дошли они уже до Кремля. Там и есть база. Что ты хотел выяснить-то этой слежкой?

— Фиг знает, — пожимает плечами Хал. Выглядит он смущенным и озадаченным. — Ладно, айда обратно.

— Ну уж нет. — Ник потирает ушибленное колено, выпрямляется и машет в сторону белой Спасской башни, украшенной часами. — Я к ним пойду. Пить охота, да и мужики наши там, Семен…

— Как хочешь. А я в Цирк, блин. Еще пару часов покемарю. Давай, пока!

— Пока! — чувствуя досаду, откликается Ник.

В небе, на восточной стороне, розовеют облака. Они становятся похожи на куски зефира, обмакнутого в малиновый сироп. Подумав, что закат — это красиво, но рассвет в сто раз красивее, Ник двигается через густо заросший шиповником пустырь возле бывшей станции метро «Кремлевская», но не успевает сделать и пары шагов вверх по склону в сторону площади, как слышит отчаянный, полный боли и ужаса, женский крик. Кричат там, за высокой стеной, где, по идее, как раз находятся те, кто должен приложить все усилия, чтобы подобных криков не было.

— Слышал, слышал?! — не успевший далеко уйти Хал подбегает к Нику, тяжело дыша. — Чё это? Помнишь, мы вечером шли, блин. Тоже так же кричали. И тоже тут где-то.

— Не знаю, — медленно произносит Ник. — Может, случайность? Ударился кто-нибудь, или…

Договорить, что «или» он не успевает. В сером проеме ворот появляются темные человеческие силуэты.

— Ложись! — Хал дергает Ника за полу куртки. — Чё встал столбом?

— Тут колючки…

— Потерпишь, блин. Смотри!

Вереница людей — Ник теперь хорошо видит, что это мужики из общины — вместе с автоматчиками Асланова проходят мимо стены и останавливаются на краю вала.

— Построились, — долетает до друзей голос майора. — На колени. Все на колени. Живее!

— Ты что творишь-то? — удивленно спрашивает кто-то из общинников.

— На колени! — рявкает Асланов. — Иначе стреляем!

И начинается какая-то возня, топот, на фоне темно-синего утреннего неба мелькает несколько раз топор, слышатся мерзкие, чавкающие звуки ударов, короткие вопли, стоны…

— Что там такое? Что? — шепчет Ник, сжимая в кулаке колючие ветки. Шепчет, хотя на самом деле он уже все понял и задает этот вопрос скорее с надеждой на чудо — вдруг он ошибся, вдруг всему, происходящему на валу старой крепости, найдется какое-то простое и понятное объяснение.

Наступившая тишина взрывается криками и руганью. Слышится частый топот, серая тень мелькает на открытом пространстве между памятником Мусе Джалилю и зеленой стеной шиповника.

— Один сорвался! — возбужденно говорит Хал. — Сюда бежит, блин!

Автоматная очередь вспарывает рассветный сумрак. Пули цокают по заросшим булыжникам, возле ворот Спасской башни звенят гильзы.

— Патроны береги, сука! — орет там кто-то. — Аслан башку оторвет!

Беглец, тяжело дыша, вламывается в шиповник — трещат ветки. Сделав несколько шагов, человек останавливается и грузно падает на землю в двух шагах от убежища Ника и Хала.

— Эй! — тихо зовет неизвестного Ник. — Живой? Ты кто?

В ответ раздается приглушенный стон.

— Живой, блин, — констатирует Хал и на четвереньках ползет вперед.

У ворот гремит голос майора. Теперь Асланов говорит уже совсем с другими интонациями:

— Черти, вашу мать! Упустили? В нарядах сгною! Чего стоим, зенки пялим? Догнать! Бегом! Бегом, я сказал! И без шума, патроны экономим! За каждый нецелевой выстрел на день жратвы лишу! Всё, пошли, пошли!

Приподняв голову, Ник видит, как пятеро или шестеро автоматчиков мчатся через площадь по следам беглеца. И в ту же секунду Хал тихо ахает и зовет его:

— Ник, скорее! Это Семен! Весь в кровище, блин!

Это и вправду Семен. Он лежит ничком, подвернув под себя руки. Из жуткой рубленной раны на плече толчками вытекает густая, черная кровь. Хал, наклоняется к раненому, прислушивается.

— Дышит, блин. Без сознания. Чё делать?

Отправленные Аслановым бойцы, перекликаясь, начинают прочесывать заросли, держа автоматы наготове.

Ник раздирает на себе футболку, сворачивает ее в некое подобие жгута и кое-как перевязывает бригадира рыбаков. Когда он затягивает узел, Семен издает короткий вой, точно собака.

— Э, слыхал? — окликает за кустами один из солдат АК другого. — Вроде вон там…

— Уносим его. — Ник хватает Семена подмышки. — Ноги держи.

— Кабан, блин…

Сгибаясь под тяжестью тела, они едва не волоком тащат раненого через заросли. Аковцы слышат шум.

— Вон он! Беляш! Отсекай! Мышь, слева! Стой, сука! Сто-ой!

Шиповниковые джунгли заканчиваются прямо у стен «Бегемота». Старинное здание, уже порозовевшее в лучах восходящего солнца, нависает над друзьями, слепо пялясь на них грязными окнами.

— Вдоль дома давай! — командует Ник, хотя этого и не требуется — другой дороги все равно нет.

Повязка, наложенная второпях, почти не сдерживает кровь, и на траве позади беглецов остаются хорошо заметные пятна. Сбоку трещат кусты — погоня не отстает. Стена «Бегемота» кажется бесконечной. Ник уже не чувствует рук, задыхается, дыша широко открытым ртом.

Приоткрытую дверь, вросшую в землю, они с Халом замечают одновременно.

— Туда! — хрипит Ник.

— Стой! — татарин вдруг срывает с раненого пропитавшуюся кровью футболку, отбегает на несколько метров в сторону, волоча ее за собой и обильно пятная кровью траву и кусты, потом комкает и забрасывает на низкую крышу.

Нехитрый этот прием никогда не ввел бы в заблуждение опытного следопыта, но Хал надеется, что в команде Аслана таких нет.

Затащив слабо постанывающего Семена внутрь, ребята оглядываются. Они попали в какое-то учреждение — столы, шкафы, стеклянные двери, лестницы, ведущие наверх и вниз, в подвал. На рогатой вешалке в углу висит зонтик, обросший пылью. Его оставили здесь тридцать лет назад.

— Вниз давай, — предлагает Хал.

— Дверь, — кивает Ник, придерживая Семена так, чтобы голова раненого находилась в вертикальном положении.

— Ща, сделаем!

Упершись ногой в стену, Хал спиной наваливается на обитую дерматином дверь. Скрипят ржавые, прикипевшие петли, сыплется мусор, но дверь поддается, и татарину удается почти полностью закрыть ее. Для верности он подтаскивает и ставит поперек прохода стол и шкаф.

— Всё, теперь всё.

Семен начинает говорить совершенно неожиданно. Еще секунду назад он лишь постанывал, закатив глаза, бледный, с обескровленными губами, но вдруг отталкивает от себя Ника, садится, упершись руками в пол, и произносит, брызгая кровью:

— Парни, это бандиты. Они всех наших убили. Топором пожарным. Предупредите… Они женщин… Парни… Хр-р-р…

Завалившись на бок, Семен дергается, делает ногами несколько движений, словно хочет убежать, вытягивается и замирает. Ник впервые в жизни видит, как рядом с ним умирает человек. Он испытывает странное чувство раздвоения. Как будто бы один он буквально содрогается от ужаса и готов разрыдаться, а другой, напротив, спокоен и деловит. Этот другой трогает жилку на липкой шее бригадира, поднимает глаза на испуганного Хала и раздельно произносит:

— Всё! Он умер.

Дверь трещит.

— Вдвоем давай! — кричит кто-то снаружи. — Там он, там!

— Сваливаем, блин! — Хал тащит Ника на лестницу.

— Куда? А Семен?

— Ему уже все равно, блин. Быстрее! Надо нашим про Аслана сказать!

Они, перепрыгивая через ступеньки, поднимаются на второй этаж, вбегают в первый попавшийся кабинет. Хал подхватывает стул, выбивает окно — летят осколки — высовывается.

— Здесь низко!

Внизу — внутренний двор «Бегемота», заставленный машинами, заросший, пустой и тихий. Спрыгнув на крышу «Газели», друзья оглядываются. В дальнем конце двора Ник видит арку, ведущую на улицу. Не сговариваясь, они бегут туда, а в спину им бьют крики:

— Стой! Стоять, твари!

Они не успели. Солнце уже высоко поднялось над городом, когда Ник и Хал, грязные, измученные, покрытые пятнами засохшей крови, добрались до Цирка. Им пришлось потратить около двух часов, чтобы оторваться от автоматчиков Асланова, сбить их со следа и кружным путем выйти к главному входу своей «пещеры».

Первое, что бросается друзьям в глаза — четверо бойцов в камуфляже, сидящих возле потухшего костра на улице. Глава аковцев сдержал свое обещание, прислав для «охраны» Цирка своих людей. Нечего было и думать прошмыгнуть мимо них внутрь незамеченными. Ник вспоминает, что ночьюАсланов говорил об отделении, стало быть, в здании должны находиться и другие «кремлевские».

— Чё делать будем? — Хал кивает на греющихся на солнышке автоматчиков.

— Может, со стороны моста попробуем, через задний вход? — неуверенно предлагает Ник. — Надо же все рассказать нашим! И еще — там Эн…

Вспомнив о девушке, оба мрачнеют. Что стало с женщинами, уведенными Аслановым в Кремль, друзья понимают без обсуждения. Похоже, в этом новом дивном мире термин «сексуальная рабыня» приобретал свой самый исконный, однозначный смысл. А когда аковцы натешатся женщинами из «первой партии», им понадобится «свежачок»…

— Пошли, — хлопает Ника по плечу Хал. — Обойдем, блин, позырим, чё там, сзади.

Служебный вход в здание Цирка скрывает целая роща американских кленов. Поодаль, в камышах, которыми заросло русло реки Казанки, квакают лягушки. День обещает быть теплым, в воздухе носятся стрекозы, жужжат слепни и оводы.

Устроившись в густом бурьяне у края замусоренной, заросшей дороги, наполовину поглощенной болотом, друзья наблюдают за зданием.

— Вроде тихо, — вглядываясь в зеленую мешанину листьев, бормочет Ник. — Двери открыты… Но не может же быть такого, что бы они тут охрану не поставили?

— Ща проверим, блин! — хищно усмехается Хал, подбирает трухлявый сук и изо всех сил бросает его в густую крону одного из американских кленов.

Его старания вознаграждаются сторицей — на шум откуда-то выныривает щуплый парень в камуфляже, задирает узкое лицо и направляет ствол автомата вверх, напряженно вглядываясь в листву.

— Ну, что там? — окликает его невидимый со стороны напарник.

— Хрен его знает, — успокоившись, пожимает плечами охранник. — Птица, наверное.

— Тоска-а… — второй аковец выходит на площадку перед воротами. Он намного крупнее и старше. — Слышь, Леха, сходи, притарань телку какую-нибудь, что ли.

— Кидняк узнает — секир башка сделает. Тех двоих так и не поймали, — Леха настороженно зыркает по сторонам голубенькими глазками. — Слышь, Бурый, может, они тут где-нибудь шарогрёбятся?

— Не ссы! — авторитетно заверяет его Бурый, потирая квадратную челюсть. — Тащи телку, только помоложе бери. Вон, в кусты отведем. Ты покараулишь сперва, потом я. Все путем будет. Давай!

Ник и Хал переглядываются. До кустов, на которые указал аковец, от них недалеко, метров пять-шесть.

— У меня нож, — шепчет татарин.

— Я его голыми руками удушу, — скрипит зубами Ник. — Пошли!

Они ползком, обдирая животы о вздыбленный, разорванный корнями трав и деревьев асфальт, добираются до густых зарослей акации, назначенных Бурым стать местом сексуальных утех, затаиваются.

— Иди, иди, красавица, — слышится гнусавый голосок Лехи. — Сахар хочешь? У нас есть. Мы хорошие. И тебе хорошо будет. Да иди ты, сучка! Бурый, во, зацени!

Ник вытягивает шею, стараясь рассмотреть сквозь густую листву, кого привел Леха. Сердце его сжимается от дурного предчувствия.

— Руки убери! Козел! — режет по ушам такой знакомый, такой родной голосок. — Не пойду-у, не пойду!

Звук пощечины заставляет Ника вздрогнуть.

— Ой, мамочки! — взвизгивает девушка.

— Эн! — не помня себя от ярости, Ник рвется вперед, и, если бы не Хал, бультерьером повисающий на нем, жить ему осталось бы считанные секунды.

— Куда, дурак? — шипит татарин в ухо Нику. — Всех попалишь, блин! Сиди, жди!

— Вот ты дура, что ли? — выговаривает тем временем Бурый отчаянно извивающейся в руках Лехи Эн. — Чего ты кобенишься, лярва? Все равно ведь по-нашему будет. Времена нынче такие. Настоящие. У кого сила, тот и права имеет. И ты могла бы. Ну, девка! Как там в кино говорят? Расслабься, гы-гы, и получи удовольствие. А то ствол сейчас сама знаешь, куда засуну, и одного патрона не пожалею. Ну, иди! Вон туда, туда. Леха, на шухер!

— Ага, — довольный Леха толкает Эн к Бурому и вскидывает автомат. — Ты только это… не долго!

— А как получится, — скалит желтые зубы Бурый, хватает беззвучно плачущую Эн за руку и тянет к акациям.

Ник до боли стискивает зубы. Хал достает нож, обыкновенный столовый нож из хозяйственного отдела ЦУМа, с лезвием из нержавеющей стали и пластмассовой рукоятью. Татарин носит его за пазухой в самодельных деревянных ножнах.

— Ну, не брыкайся, не брыкайся, — утробно воркует Бурый, затаскивая девушку в кусты.

Эн молча отбивается, но видно, что ей не по силам справиться с крепким мужчиной.

— Вот здеся, ложись. Ну что ты, дурочка! Все хорошо будет! Нас двое всего, двое. — Бурый толкает Эн, роняет на траву. — Слышь, я терпение теряю! Будешь выламываться — остальных мужиков позову. Сама подумай, что лучше…

Эн всхлипывает. Ник опять рвется к ней, но Хал сдавливает ему руку.

— Не лезь, блин! Рано!

Звякает пряжка расстегнутого ремня. Бурый, не глядя, вешает автомат на ветку, через голову стягивает армейскую куртку. На бледной, не тронутой загаром спине его синеют наколки — купола, ангелы. Эн закрывает глаза и заслоняет лицо рукой. Уголовник тихо смеется, нагибается над девушкой…

— Теперь пора! — выдыхает Хал.

Они одновременно прыгают на аковца, ломая ветки. Ник, словно куклу, выдергивает из-под него Эн, а Хал двумя руками обхватив рукоять ножа, всаживает его под левую лопатку Бурого. Уголовник кашляет, пытается что-то сказать, но захлебывается — и роняет голову в траву.

— Уходим! — цедит Ник, взваливает на плечо бесчувственное тело девушки и ломится через заросли. Хал устремляется следом.

Убегая, они слышат позади гнусавый голос Лехи:

— Бурый, ну что там? Всё на мази?

Глава седьмая

Эн приходит в себя минут через пять, когда Ник решает, что с девушкой на плечах он больше уже не сможет сделать ни одного лишнего шага. За это время друзья добегают до обвалившегося моста Миллениум, пролезают под опорами, со стороны болота выходят к заросшему сиренью валу Кремля и прокрадываются на улицу Карла Маркса.

Теперь они прячутся в подвале полуразрушенного дома. Здесь сыро, темно, с потолка капает, под ногами чавкает густая грязь. Осклизлые стены покрывает липкий зеленый налет, пахнет водорослями. Устроившись на ржавых бочках, друзья усаживают Эн, подстелив ей куртку, и отдыхают, с тревогой посматривая в сторону узкого проема подвального окна, через которого и заползли в подземелье. Если преследователи вычислят беглецов, найдут их по следам, то уйти из подвала не удастся. Ловушка.

— Вот только фиг им, блин! — сверкает в полутьме улыбкой татарин.

Идея бежать в сторону Кремля принадлежала Халу.

— Там они нас не додумаются искать, — сразу сказал он.

— Пить! — шепчет Эн, невидяще глядя перед собой. — Водички. Один глоточек…

Ник вытаскивает из кармана помятую пластиковую бутылку без этикетки, откручивает грязную крышку. Такие бутылки, прекрасно сохранившиеся, носят с собой многие общинники — они заменяют им походные фляжки.

Девушка припадает к горлышку, судорожно глотает — и тут сказывается накопившееся нервное напряжение. Оттолкнув руку Ника с бутылкой, она плачет, буквально заходится в рыданиях.

— Тихо, тихо! — пытался успокоить ее Ник. — Всё уже, всё прошло…

— Гады! Вы гады, гады! — Эн молотит кулачками по широкой груди Ника. — Зачем вы меня с собой не взяли? Бросили… Там так страшно было… Они утром пришли, Бабая избили, ногами… Все лицо черное. А профессора… — Девушка всхлипывает, отворачивает голову и утыкается мокрым лицом в плечо Ника. — Профессора уби-и-ли-и! Он заступился, сказал, что это произво-о-ол… И Снежану… Но-о-жо-ом!

— Вот тебе и жизнь наладилась, — глупо говорит Ник, прижимая к себе сотрясаемую рыданиями Эн.

Проходит не менее получаса. Выплакавшись, Эн успокаивается и засыпает, прижавшись к Нику. Хал, стараясь ступать потише, пробирается к окну, выглядывает, прислушивается.

— Тихо вроде. Ну чё, еще посидим или будем выползать?

— Автомат! — бьет себя кулаком по лбу Ник. — Автомат не взяли!

— Да теперь-то чего, — хмыкает Хал. — Поздняк пить боржоми, блин. Ты скажи лучше, куда мы теперь?

— Туда, где людей поменьше. Где можно посидеть спокойно, помозговать, как дальше жить…

— Помозговать, — ворчит Хал. — Мозгуны, блин. Знаешь чё? Давай к Дому Кекина двинем. На цырлах, в обходняк. Там вроде спокойно, переночуем. Чё думаешь?

— Давай, — кивает Ник и осторожно принимается будить девушку.

Поход к готическому особняку проходит на удивление гладко. Выбравшись из подвала, друзья стараются как можно дальше уйти от Кремля. По Нагорной, по улице Зои Космодемьянской, прячась в тени деревьев, прижимаясь к стенам, с опаской, они выходят к площади Султан-Галеева, прокрадываются какой-то козьей тропой через густой боярышник вдоль серого монолита здания бывшего Госсовета, сворачивают на Малую Красную и уже отсюда начинают двигаться в сторону улицы Горького.

День выдается, как на заказ — теплый, солнечный. В такой хорошо лежать на пляже, попивая холодное пивко, и ни о чем не думать. Над городом плывут мелкие облака, похожие на овец, к полудню разжаривает так, что воздух над пятачками уцелевшего асфальта начинает дрожать и струиться.

— Сейчас бы на пляж, блин, — то и дело вытирая пот со лба, в сотый раз произносит Хал.

— Лучше мороженого. — Ник поворачивается к Эн, подмигивает, но девушка никак не реагирует.

Несмотря на жару, ее бьет внутренний озноб. Опухшие от слез, покрасневшие глаза со страхом смотрят из-под челки. Ник ощущает острое чувство жалости. Эн, в сущности, еще ребенок. И Ник решает — никогда, никогда больше он не оставит ее одну.

— Странно, — произносит вдруг идущий впереди Хал.

— Что? — немедленно откликается Ник.

— Странно, блин. Мы людей по дороге сколько раз видели? Четыре раза. И все толпами.

— И с охраной.

— Или с конвоем, блин. Не нравится мне эта движуха.

— Думаешь, нас ищут? — Ник тревожно оглядывается.

— Да на фига мы им сдались, — презрительно дергает плечом Хал. — Тут другое. Аслан, падла, город под себя подминает, понял?

Ник

Наверное, без власти жить нельзя. Нет, совершенно точно — нельзя. Но власть должна быть нормальная. Чтобы для всех людей, а не для одного или нескольких. Хотя это утопия, конечно. Ну, тогда так: чтобы те, кто у власти, о людях не забывали. И чтобы честно все было, по справедливости.

Если вдуматься, вся русская история — сплошные поиски справедливости. Всякие там восстания, Разин, Пугачев, Булавин, Болотников — все этого хотели.

Самое смешное, что цари и императоры тоже за справедливость были. Только понимали они ее по-своему. Это как в сказке про две правды — у народа своя, у барина своя. А когда император Александр Второй решил крепостное право отменить, многие считали, что это он для того делает, чтобы правда у всех общая стала. И убили императора злые люди за такой вот альтруизм.

На самом деле все не так там было. Крепостное право отменили, а крестьяне освобожденные бунтовать начали. Потому что не их это была правда с освобождением, чужая. И справедливости никакой не получилось: свободу дали, а землю — нет. Вся земля у помещиков осталась. Вот и вышло, что крестьяне стали свободными и свободно могли помереть с голоду, а если хотели не помирать, а жить, то все равно приходилось в ярмо идти и в кабалу, батрачить на помещика. И реформа императора Александра, которого тогдашние журналюги прозвали «Освободителем», разорила коренную Россию, пустила по миру сотни тысяч человек. Такая вот общая правда получилась. А если вспомнить еще, что «Освободитель» терпеть не мог русских, считая их самой ленивой и «бездельной» нацией…

Короче, я так понимаю, что власть осторожной должна быть. Как сапер. И никогда с плеча не рубить, даже если считает, что хорошее дело делает. Ну, это в том случае, если она все-таки нормальная власть. А такая, как у майора Асланова — это диктатура, конечно. С ней бороться надо, без вариантов. И вот когда мы ее одолеем, вот тогда вопрос о справедливой власти и встанет. И делать эту новую власть сами люди будут. Потому что понятно уже — никто нам не поможет, ниоткуда герои-спасатели не прилетят в оранжевых своих вертолетах. Это, то, что вокруг — наш новый мир. Это — навсегда.

Дом Кекина встречает их настороженной тишиной. Стараясь не оставлять следов, друзья огибают ту часть здания, что выходила на улицу Галактионова, пролезают через пролом в каменной ограде во двор и поднимаются по замусоренной лестнице на третий этаж. Анфилада пустых комнат, высокие двери, рассохшийся паркет. Грязные стекла почти не пропускают дневной свет и в помещениях царит полумрак. Мебели здесь нет вообще никакой — судя по всему, на этаже готовился ремонт.

— Пыль, паутина! — с наслаждением говорит Ник, возвращаясь из дальней комнаты. — Хорошо!

— Чего хорошего-то? — впервые после истерики в подвале подает голос Эн. — Бр-р-р-р… Мерзость.

— Хорошо, потому что сразу видно, что тут никого не было. Всё, отдыхаем.

— Жрать охота, блин! — Хал выразительно хлопает себя по тощему животу. — У кого чё есть?

Съестного оказывается не густо. Ник стелет на полу пластиковый пакет и выкладывает на него пару лепешек из перетертой пшенки, Эн добавляет небольшой кусок тушеной кабанятины, завернутый в бумагу, у Хала находится твердый, как камень, ломоть сыра и банка просроченных шпрот. Воды тоже мало — меньше литра.

— Бетте, обедаем! — татарин садится прямо на пыльный пол у импровизированного стола, достает нож.

Едят молча, стараясь не уронить ни крошки. Ник замечает, что Эн все время прислушивается к чему-то. Наконец, он не выдерживает и тихо спрашивает:

— Ты чего?

— Там, на лестнице… шуршит что-то.

— Кошка, может?

— Или крысы? — предполагает Хал. Подцепляет кончиком ножа последнюю шпротину, закидывает в рот и вздыхает: — Хорошо, но мало, блин!

— Может, посмотрите? — Эн со страхом косится на приоткрытую дверь, ведущую на лестничную клетку.

Ник поднимается, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не трещал паркет, подходит к двери, выглядывает.

— Да нормально все! Ну что, братцы-кролики, чего дальше делать будем?

— В Цирк нам нельзя, — заявляет Хал. — Блин, курить охота.

— Тебе всегда что-то охота. Раб желаний, — осаживает его Эн. — Давай, не отвлекайся.

— Да, в Цирк нельзя, — соглашается Ник. — Там теперь всем заправляют эти… аковцы.

Хал мрачнеет.

— Я вам с самого начала говорил, блин, что Асланов этот — гнида. Как он Бабая и всех остальных развел… Если бы сразу навалились, примочили бы гадов, блин. А теперь всё, саубулыгыз, ипташляр[29]. Надо из города уходить.

Эн снова оглядывается на дверь.

— Нет, там кто-то есть! Слышите? Ходит…

— В потолке открылись люки… — бормочет Хал, хищным движением вытирает нож о полу куртки и низко пригнувшись, крадется к выходу.

Ник и Эн настороженно следят за ним. Скрип рассохшихся досок теперь слышится всем, он очень явственный и идет, как всем кажется, с нижнего этажа.

— Ну, чего там? — шепотом окликает татарина Ник.

— Там — абсолютно ничего, — скрипит вдруг в комнате знакомый голос. — Здравствуйте, господа.

Эн от неожиданности охает. Ник резко оборачивается. Хала буквально подбрасывает, и он в одно мгновение оказывается посреди комнаты, выставив перед собой нож.

Невысокий, щуплый человек в длинном плаще стоит у окна, опираясь на все те же старые вилы.

— Филатов! — облегченно вздыхает Эн. — Как же вы нас на shy;пугали!

— За такие штучки… — начинает Ник угрожающе.

— Анансыгым! — ругается Хал и добавляет по-русски: — Козел, я чуть не обделался!

— Старые дома часто обманывают своих постояльцев, — туманно говорит невозмутимый Филатов.

Он абсолютно бесшумно проходит на средину комнаты, скидывает на пол рюкзак, кладет рядом вилы и садится. Серое, морщинистое лицо его не выражает никаких эмоций.

— Вы, я вижу, только что изволили отобедать. Позвольте и мне потрапезничать, со вчерашнего вечера ничего не ел.

— Да легко, блин… — Хал убирает нож и неожиданно брякает: — Прошу вас.

— Какой там «отобедать», — грустно вздыхает Ник.

Филатов резиново улыбается, быстро стреляет водянистыми серыми глазами на Ника, Эн, а длинные тонкие пальцы его уже расстегивают клапан рюкзака.

Через несколько секунд перед потрясенными ребятами разворачивается настоящая скатерть-самобранка. Свежие огурцы, печеная картошка, вареные яйца, зеленый лук, ополовиненная пачка галет и — о, чудо! — жареная на вертеле утка. Большая, румяная, истекающая соком утка, призывно растопырившая свои чуть обугленные крылышки. Этот великолепный натюрморт довершает бутылка с выцветшей этикеткой.

— «Зубровка», настойка горькая, — судорожно сглатывая слюну, читает Хал.

— Филатов, да вы волшебник! — улыбается Эн.

— Угощайтесь, — радушно предлагает тот в ответ. — И без церемоний. Вы ж чуть живые. А силы вам еще понадобятся.

— Откуда вы знаете, что нам понадобится? — медленно, чтобы никто не заметил, как ему на самом деле хочется есть, беря картофелину, спрашивает Ник.

— Я всё знаю, господа — и про Цирк, и про произвол Асланова. Слухами земля полнится.

— Да откуда он взялся-то, хорек это? — с набитым ртом интересуется Хал.

— Кружка у меня одна, пить будем по очереди, — проигнорировав вопрос, скрипит Филатов и скручивает крышку с бутылки.

Он достает из кармана плаща зеленую кружку с отбитой по краю эмалью, наливает на два пальца — к ароматам снеди прибавляется острый запашок «Зубровки» — и слегка торжественно провозглашает:

— Ваше здоровье, господа! Как я уже сказал, оно вам еще понадобится.

Влив в себя настойку, Филатов ставит кружку, с хрустом отламывает от утки ножку, закусывает и вытирает жирный рот огромным фиолетовым носовым платком.

— Послушайте, — раздраженно ворчит Ник. — Хватит говорить загадками. Что вы знаете? Выкладывайте!

— Вы пейте, пейте, господа. В небольших дозах спиртное исключительно полезно для тонуса мышц и мозговой активности. А про Асланова… Так получилось, что на момент пробуждения бывший, я подчеркиваю, бывший майор Асланов находился в следственном изолятора номер один УФСИН, это на улице Япеева. Что ему инкриминировали, я не знаю, но догадываюсь. Впрочем, тут не нужно быть провидцем. Коррупция, господа, коррупция… Но вернемся к нашим баранам. После пробуждения Асланову удалось освободиться и выпустить на свободу из камер часть, так скажем, питомцев этого учреждения. Среди них оказался один из бывших сотрудников хозяйственного управления Правительства республики. Он-то и подсказал Асланову мысль проверить склады НЗ, оборудованные в специальных помещениях под Кремлем.

— Бункер, что ли, какой-то? — морщась от горечи «Зубровки», спрашивает Ник.

— Именно бункер. Там Асланов и его новые друзья, среди которых были как бывшие полицейские, так и обычные уголовники, нашли всё, что нужно для создания незаконного вооруженного формирования — обмундирование, оружие, боеприпасы, продукты и прочее.

— Вы сказали, что Асланов освободил часть заключенных, — задумчиво произносит Ник, которому «Зубровка» сразу ударяет в ноги. — А как же остальные? Они… заперты в камерах?

Филатов холодно улыбается.

— Думаю, в настоящий момент живых там уже не осталось. Но это не важно.

Эн

Филатов похож на ящерицу. Кожистый такой человекоящер. Без эмоций, без чувств. Глаза — как у рыбы. Я его боюсь, если честно. Боюсь больше всех и больше всего. Потому что знаю, чувствую — он все время где-то рядом, он может появиться в любой момент и в любой точке города. Появиться и сказать: «Пошли со мной». И я пойду. Пойду, как крыса за Гаммельнским крысоловом. Как кролик за удавом. У Филатова есть какой-то секрет, какая-то тайна. И вилы. Как у дьявола.

Хотя дьявол в моем представлении должен быть таким… брутальным, что ли? Большой, агрессивный, с темной кожей, алчными глазами, волосатый, рогатый, мускулистый. Но это, конечно же, киношный дьявол, компьютерный. А настоящий — вот он, угощает нас горькой настойкой и жареной уткой. Где он ее взял, интересно? Поймал на речке? Или подстрелил? Вроде оружия у Филатова нет. Хотя — зачем дьяволу оружие? Он и так все может, и утку добыть, и душу купить. Вот сейчас наши покупает, наверное. А мы и рады стараться, сидим тут, клювами щелкаем. Может, он врет все — про Асланова? Хотя вряд ли. Я глаза того урода никогда не забуду. И в них, в этих глазах, что-то такое было… Радость, что ли? Радость от того, что теперь ему и таким, как он — все можно.

Поэтому пусть лучше мы продадим душу дьяволу Филатову, чем нами будет управлять бывший майор Асланов, и в городе воцарятся его порядки…

— А что важно? — принимая из рук Хала кружку, спрашивает Эн.

— Важно, что Асланов теперь монополист. Он подчинил себе девять крупных общин города, его люди согнали туда всех, кто пытался выжить в одиночку или небольшими группами. «Кремлевские» обложили общины данью, а фактически превратили людей в рабов…

— Ой, горькая какая! — задохнувшись, Эн не глядя ставит кружку на пол, трясет головой.

— А вы закусывайте, барышня, рекомендую вот огурчиком — очень способствует.

— Много их? — деловито спрашивает Хал.

— Боевиков, тех, кто получил оружие — около сотни. Десятка три обслуживающего персонала. Ну, и рабы — женщины, мужчины.

— И что, все вот так вот согласились, никто не выступил против? — вмешивается Ник и тут же вспоминает, как всё произошло в Цирке. Вспоминает — и кривится от несуразности собственного вопроса.

Филатов тем не менее берется отвечать:

— Асланов хитер. Он почти нигде не действовал нахрапом. Вы же знаете — все обставляется под законную власть. Администрация Казани — кто же будет против? Правда, на самом деле аббревиатура «АК» расшифровывается иначе — «Аслан, Кремль». Но это для своих. Что-то вроде пароля.

— Почти нигде — значит… — начинает Хал.

— Да, — кивает Филатов, вытирая платком порозовевший нос, на котором выступили мелкие бисеринки пота. — В Советском районе его люди попросту наехали на небольшую общину, обосновавшуюся в здании бывшего профтехучилища. Наехали — и получили достойный отпор. В общине оказалось несколько охотников, сохранивших свои ружья. Они сумели раздобыть где-то качественный порох, снарядили патроны, и когда «кремлевские» сунулись к ним, начали отстреливаться. В итоге у Асланова двое «двухсотых»[30].

— Значит, не такая уж у него и монополия на оружие! — восклицает Ник и с досадой бьет кулаком в ладонь. — Оружие! Я же говорил Бабаю! Если добыть стволы…

— Думайте, — дергает острым плечом Филатов. — Соображайте.

— Не, а чё тут думать, блин! — Хал откладывает обглоданную утиную косточку. — Военные склады надо искать. Только я не знаю, где они.

— Склады складами, а что потом? — неожиданно включает «задний ход» Ник. — Ну, найдем мы оружие…

— Нас же всего трое, — поддакивает Эн.

— Наверное… — мягко, без обычной скрипучести, произносит Филатов, внимательно глядя в глаза Нику, — наверное, стоит поискать единомышленников. Наводку на общину в Советском районе я вам уже дал. Не исключено, что и в других общинах найдутся люди, готовые к вооруженной борьбе.

— В Соцгороде, например! — захмелевший Хал мотает головой куда-то в сторону. — На Савинке, на Восстания.

— За реку, в Соцгород, Асланов пока не лезет, — кивает Филатов. — Но и вам я тоже не советую. Там черт-те что творится.

— Единомышленники — это понятно, — Ник задумчиво трет обросший подбородок. — Но это уже второй пункт, так? А первый все же — оружие! Вот вы опытный человек, подскажите — где?

— Эхе-хе… — Филатов наливает в кружку «Зубровку», задумчиво покрутил посудину в руках, выпивает и заканчивает: — Шире надо мыслить, господа. Военные склады — это тайна за семью печатями. Просто так их не найти. В полицейских отделах нет условий для хранения, там все пришло в негодность.

— Про охотничьи магазины мы знаем, — вставляет Ник. — Тоже мимо.

— Танковое училище! — вдруг орет Хал, подскакивая на месте. — Точняк, блин! Там же… У нас пацан со двора туда поступил, Руслан Рэмбо! Он рассказывал — они на стрельбы ездили. Блин, а там еще и танки, и БМПшки, и…

— Так что ж ты молчал, дубина? — накидывается на Хала Ник и тут же машет рукой: — Там, небось, аковцы побывали в первую очередь.

— Скажу вам по секрету, господа, — прикрыв ладонью зевок, произносит Филатов. — Люди Асланова в Казанский военный университет, который вы по старинке называете танковым училищем, еще не наведывались. В том районе сложная обстановка.

— А чё там? — удивляется Хал.

— Зверья много. И народ такой… Ну, да вы сами все увидите.

— Скажите, Филатов, — тихо спрашивает Эн. — А вот вы… Вы ведь специально это все делаете?

— Что — «это»?

— Ну, подговариваете нас…

— Барышня, — серьезно отвечает Филатов, — я никого не подговариваю. Не хотите — можете делать все, что вам заблагорассудится. Вы же собирались уйти из города? Ну, так скатертью дорога. Только не советую…

— Почему?

— Вы просто не представляете, что творится за городской чертой. Джунгли. Тайга. Дичь. Человек человеку волк.

— Можно подумать, блин, что тут все друг другу овцы, — фыркает Хал.

— И тем не менее. Но я бы все же отметил, — Филатов делает паузу, — отметил бы, что у вас есть уникальная возможность, друзья мои.

— Это какая? — Ник с сомнением смотрит на серого человека.

— Вы начинаете жизнь с чистого листа. И можете нарисовать на нем все, что угодно, все, что хочется и нравится. Да, сейчас на листе образовалось несколько пятен, но стереть их в ваших силах. Вы улавливаете, о чем я?

Все молчат. Ник берет кружку, вертит в руках, начинает барабанить пальцами по донышку. Эн машинально улавливает ритм, вспоминает мотив и слова известной песенки: «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…»

— Ну, а вы знаете, где там, в Танковом училище, оружие? — спрашивает Эн.

— Не знаю, — пожимает плечами Филатов. — Мне это не нужно.

— А что вам нужно? Вы же видите, что Асланов — бандит, убийца, подонок…

— Барышня, я не Вий, мне веки поднимать не надо, — жестко, четко выговаривая каждое слово, говорит Филатов. — У каждого человека в жизни своя дорога. Прямая, кривая — но своя. И по чужой пройти не удастся. Многие пробовали…

— Подождите, — обрывает его Эн. — Филатов, я правильно поняла — вы с нами в Танковое училище не пойдете?

— Не пойду, — отрицательно качает головой Филатов, поджимает тонкие губы, некоторое время молчит и заканчивает: — Я наблюдатель, барышня. Сейчас мой принцип простой: «Пусть лучше хорошему человеку будет плохо, чем плохому — хорошо». Вот и всё.

— Ах, как это по-русски! — невесело смеется Эн. — Может быть, лучше так: «Пусть будет плохому плохо, а хорошему…» Эксо-эксо, Кэнди.

— Это утопия. — Филатов опять зевает. — Прошу прощения, ночка выдалась аховая.

Он поднимается, отходит к стене, полой плаща смахивает пыль и садится там.

— Это всё, конец разговора? — недовольно спрашивает Ник. — Вы с нами не идете?

— Не торопите события, Никита. У нас впереди много дел. Мы в самом начале пути.

— Какого, блин, пути? — взвивается Хал. — Энка права — подговорил нас и слился.

Прислонившись спиной к стене, Филатов прикрывает глаза и начинает тихонько напевать:

Голос его постепенно становится громче, в нем отчетливо прорезается сталь.

Спешат уцелевшие жители, как мыши, забиться в норы.

Девки рядятся старухами и ждут благодатной тьмы.

Но нас они не обманут, потому что мы — мародеры,

И покуда спят победители — хозяева в городе мы!

Хал набычивается, шагает к Филатову.

— Слышь, певец!

— Оставь его. — Ник дергает друга за руку, утаскивает обратно к скатерти-самобранке. — Сядь. На, выпей, тут еще есть. «Девки рядятся старухами», понял? Это главное. И слушай: я так понимаю, что делаем мы все одно общее дело. Вот только по-разному. Так что давайте доедать, допивать — и ложиться. Завтра с утреца пойдем в это самое Танковое училище…

Они еще некоторое время сидят, потом Эн аккуратно собирает остатки трапезы. А Филатов все поет и поет, и слова этой странной песни заставляют Ника сжимать от ярости кулаки.

Часть вторая За седьмой печатью

Глава первая

Серый от грязи памятник Ленину, некогда указывавший рукой в светлое будущее, представляет собой жалкое зрелище. Путеводная длань вождя обломана в локте и висит на ржавой проволоке, на голове Ильича красуется воронье гнездо, напоминающее папаху. Рядом, перед самыми воротами, мрачно темнеет еще один памятник — Т-34 на невысоком постаменте. На корму легендарного танка нанесло земли, и там зеленеют чахлые кустики. Столб городского освещения у края дороги покосился, оборванные провода висят, как лианы.

Остановившись у памятника-танка, друзья оглядываются. В двух десятках шагов от них гостеприимно распахнули ажурные створки железные ворота. Перед воротами торчат из жидкой грязи расставленные в шахматном порядке бетонные блоки. На них кое-где еще сохранилась предупреждающая раскраска — белые и черные полосы. Поодаль высится одноэтажное здание КПП из красного кирпича. На фронтоне уцелели грязно-серые буквы: «Тан…ов…е …чил…ще», а ниже: «основ…но в» и дата «1866 го…»

— Там еще крест был, — указывает на КПП Хал. — Белый, большой.

Вдали, за широкой площадкой, ныне там и сям поросшей травой, за густыми еловыми зарослями, виднеются крыши учебных корпусов. Из ельника торчит ствол танковой пушки — там на постамент водружен еще один танк, Т-72. На стволе сидит синица и чистит перышки.

Начинается дождь, вначале мелкий, но через несколько минут он превращается в настоящий ливень.

— Что-то тут как-то… негостеприимно, — ежится Эн.

Ник косится на девушку, снимает крутку и накидывает ей на плечи.

— Меня другое волнует, — говорит он после паузы. — Почему людей нет? Если тут есть оружие, значит…

— Значит, кто-то здесь уже пошарился, блин! — заканчивает за него Хал.

— Но почему этот «кто-то» тут не поселился? И почему аковцы свой знак не поставили?

— Так, может, они все и вывезли? — предполагает Эн. — Мало ли что Филатов нам рассказывал.

— Место больно хорошее, — смахнув с бровей капли воды, говорит Ник, продолжая разглядывать территорию училища. — Я вот чую — тут могла бы появиться община вроде нашей. Смотрите, какие здания вон там! Все стекла уцелели. И пожаров не было. А никого нет.

— Или лежат в засаде, блин. — Хал недобро ощеривается. — Целятся.

— Не исключено, — кивает Ник. — Но выбора у нас нет. Пошли.

Обойдя блоки, они входят в ворота и останавливаются.

— Куда дальше? Я промок весь, блин. — Хал проводит рукой по коротким волосам. Во все стороны летят брызги.

— Надо склады искать. Вряд ли оружие хранилось в казармах и учебных корпусах.

— Пахнет… — бормочет Эн. — Вы чувствуете, как тут пахнет?

Хал тут же принимается активно втягивать носом сырой воздух.

— Ни фига не чувствую. Дождем пахнет!

— Не, какой-то запах точно есть. Резины, что ли? — предполагает Ник. — Смотрите!

Он указывает на высоченные ели, чьи темные пирамиды высятся возле корпусов училища. У их подножья, под надежной защитой густого лапника, друзья видят какие-то грязно-желтые пятна. Много пятен.

Вот одно из них пошевелилось, задвигалось — и превратилось в собаку. Крупную дворнягу с закрученным в баранку хвостом.

— Псиной пахнет! — догадывается Ник. — Точно! Назад! Уходим!

А из-под елового полога на площадку у ворот выбираются все новые и новые собаки. Разбуженные человеческими голосами, они недовольно вертят лобастыми головами, коротко взлаивают, прочищая глотки, присматриваются…

— Бежим! — орет Хал.

Его крик словно бы становится для псов сигналом к атаке. Не менее трех десятков лохматых тварей широким клином устремляются в атаку на непрошеных гостей. Гости, впрочем, не дожидаются собачьего гостеприимства. Поскальзываясь и разбрызгивая жидкую грязь, они выбегают за вросшие в землю ворота и мчатся через Сибирский тракт к огромной, футуристического вида постройке, высящейся всего в полусотне метров.

— Что это? — на бегу хрипит Ник.

— Стадион! — отвечает Хал. — Для хоккея на траве.

— Там спрятаться можно?

— А куян его знает.

— Быстрее! А-а-а-а! — визжит Эн. — Они уже рядом! Рядом!

Действительно, псы явно не собираются упускать добровольно забредшую к ним в пасти добычу. Сплошным потоком оскаленных морд они вытекают из ворот училища и сразу разворачиваются в загонную цепь. Когда друзья добегают до бетонного основания многоэтажного здания стадиона, стая полностью отрезает им все прочие пути к бегству.

Ник, наконец, вспоминает, что это за стадион. Центр хоккея на траве слыл даже в богатой на подобные объекты Казани уникальным спортивным сооружением и строился в середине нулевых годов с использованием всех новейших для тех лет технологий. Бетон, белый полированный металл, тонированное стекло, полукруглые пилоны, опоры, ажурные мачты с вантами, идущие по верху здания — если не знаешь, что перед тобой стадион, можно подумать, что это какая-то футуристическая постройка, декорация к фантастическому фильму, космодром для звездолетов или научная база на другой планете.

Примерно такие мысли посещают голову Ника, когда он касается мокрой рукой шершавого бетона. В двух шагах, за стеной, виднеются двойные двери входа в здание, но они заперты.

— Куда дальше? — кричит Хал.

Ник собирается ответить, что это именно Хал как казанский житель должен знать ответ на этот вопрос, но тут Эн в очередной раз взвизгивает: собаки начинают сжимать полукольцо. Оглянувшись, Ник видит совсем близко желтые клыки и вываленные языки псов. Повсюду друзей окружают косматые морды, от которых валил пар.

— Лезем наверх! — выдыхает он первое, что приходит в голову.

Хал тут же начинает карабкаться по наклонной стенке и уже через секунду оказывается на широком карнизе высокого первого этажа. Здесь вдоль фасада идет сплошной ряд окон, но все они закрыты. Строители могли бы гордиться своей работой — тонированные стеклопакеты выдержали испытание временам на «отлично». Для друзей это означает только одно: поднявшись на карниз, они окажутся в ловушке. Но иного пути к спасению просто нет. Ник подсаживает Эн и лезет следом, а за его спиной слышится разочарованный многоголосый лай. Стая упускает добычу и теперь псы, сгрудившись в кучу, остервенело лают, подпрыгивают в тщетных попытках достать оказавшихся слишком смекалистыми двуногих.

— Он-ни все п-почти од-динаковые! — дрожа то ли от пережитого страха, то ли от холода, стучит зубами Эн.

— Домашние собаки за два поколения вырождаются в изначальную форму, — отвечает Ник, поудобнее усаживаясь на карнизе. — У меня брат двоюродный в Индии работал, рассказывал, что там есть большая популяция диких собак, их называют париями. Выглядят парии как раз вот так — рыжие, здоровые псы. Маугли помнишь? Они воевали с этими собаками.

— Они воевали, а мы сбежали, блин, — включается в разговор Хал.

Бегать от врага всегда стыдно. В то же время бежать от опасности — разумно и порой даже необходимо. Человек, лишенный инстинкта самосохранения, обречен на смерть — таков закон эволюции, и это хороший закон. Безмозглый храбрец не оставит потомства, не продолжит свой род и, соответственно, не закрепит в популяции хомо сапиенс ген бессмысленного бесстрашия, угрожающий всему человечеству. Старик Дарвин был прав: естественный отбор — великая вещь.

Так или примерно так Ник утешает своих друзей, сидя под проливным дождем на внешнем карнизе стадионной трибуны. Эн молчит, вжимая мокрую голову в плечи, а Хал, послушав умозаключения Ника, нагибается, плюет вниз, целя в голову самому голосистому псу и говорит:

— Фигня! Эту шнягу очкуны придумали, блин. А вообще — нам бы пару калашей… Отойти на десять шагов и та-та-та-та! Калаш — вещь!

— Ты его хоть в руках-то держал? — поддевает парня Ник.

— По телику видел! — вопрос совершенно не смущает Хала. — Ну, и на ОБЖ в школе показывали: затвор дергаешь и стреляешь.

Ник невесело присвистывает, скорее удрученный, чем обрадованный такими познаниями в военном деле человека, с которым ему предстоит сражаться плечом к плечу, потом мотает головой в сторону ворот Танкового училища и говорит:

— В любом случае, автоматы все — там. Давайте думать, как псов выкуривать.

— Облаву надо. Толпой собраться — и айда!

— А людей где возьмешь? — подключается к разговору Эн. — Если только Монаха убедить…

— Этого козла убедишь, блин! — немедленно реагирует Хал. — Пошел он…

— Луки надо делать, — перебивает его Ник и уверенно заканчивает: — Луки и стрелы. В ближнем бою они нас сожрут. Будем отстреливать издали. Но для начала нам надо как-то отсюда спуститься. Хал, попробуй разбить окно.

— Момент! — татарин радуется возможности проявить себя.

Он вообще не любит бездействия. Скрючившись в три погибели, Хал разворачивается и несколько раз бьет локтем в синеватое стекло.

— Беспонтово! Оно бронебойное что ли, блин?

— Откуда тут бронебойные стекла? — резонно удивляется Ник. — Надо ногой попробовать. Эн, подержи меня.

Цепляясь пальцами за узкие выступы металлической рамы, Ник поднимается на ноги — Эн хватается за его штанину — и со всей силы, на какую только способен, наносит удар тяжелым резиновым сапогом в стекло.

С тем же успехом можно пинать кирпичную стену.

— На совесть строили, — досадует Ник.

— Ага. — Хал достает из-за пазухи свой кухонный нож, смотрится в широкое нержавеющее лезвие, как в зеркало и начинает ковырять резинку уплотнителя стеклопакета.

— Бесполезно, — машет рукой Ник. — Так мы внутрь не попадем. Пошли по карнизу до конца. Вон до того полукруглого выступа, там вроде тоже окна, только другие, повыше.

— А может, просто подождем? — предлагает Эн. — Они погавкают и уйдут. И всё, эксо-эксо, Кэнди.

— Когда, ночью? Мы к тому времени окоченеем тут. Простудимся.

— Кашлять будем, блин, — смеется Хал.

— Зря веселишься, — осаждает его Ник. — Сами же знаете — болеть сейчас нельзя. Врачей нет, лекарств тоже нет. Сдохнем — и вся недолга.

Проползая по карнизу к центральной части фасада здания, они совсем уже отчаиваются, но тут судьба делает им царский подарок: Хал натыкается на приоткрытое окно. Он первым и вваливается внутрь одного из помещений Центра. Собачий лай на улице сразу стихает — умные псы понимают, что всё, двуногие окончательно ускользнули от них.

Комната, в которую попадают друзья — обычный офис. Столы, стулья на колесиках, просевший шкаф с папками, пыльные компьютеры, календарь с улыбающейся Аленой Тим, чемпионкой страны по художественной гимнастике, на стене.

— Июль 2016 года, — смахнув пыль и паутину, читает Ник и грустно произносит: — Знать бы, какой год сейчас…

Эн, застыв у большого монитора, рисует пальцем на пыльном экране сердечки и звездочки.

— Айда инде[32], пошли! — приоткрыв дверь в коридор, зовет Хал. — А то вдруг они стадик окружат.

— Значит, чтобы сделать луки, нам нужно…

— Палки кривые, ветки там, гнучие такие. — Хал делает руками волнообразные движения.

— Нет, — с неудовольствием посмотрев на парня, качает головой Ник. — Нужен капроновый шнур. Не очень толстый, миллиметра три. Такой бывает в хозяйственных магазинах. Хал, где тут есть хозтовары?

— Здесь вообще нету. На Зорге есть, это Горки.

— Далеко?

— Не очень.

— Ник, а оперение? — подает голос Эн.

— Обойдемся, нам на дальние дистанции не стрелять. Стрелы будут простые, колышки. Ну, десяток можно сделать, конечно, по уму. Там, в офисе, где календарь был, я папки видел пластиковые. Из обложек нарежем.

— Шнур, папки, — ворчит Хал. — А луки-то из чего делать?

— Из веток, ты правильно сказал. — Ник повторяет руками движения, которые делал татарин. — Орешник подойдет, но на худой конец и клен сгодиться. Луки будем делать ассиметричные, как у японских самураев — они мощнее. Ветки мы найдем, это ерунда. Главное — шнур для тетивы. У таких самоделок тетива — самая главная вещь.

— Я б еще копье сделал. — Хал достает свой нож, вертит в руках. — Примотать веревкой к палке — и хабах!

— Сделаем, сделаем, если нужно будет, — кивает Ник. — Веди давай на это свое Зорге.

Очередной поход по мертвому городу поначалу не сулит никаких неожиданностей. Дождь стихает, выглядывает солнце. Мокрые листья, трава, лужи на дорогах — все блестит, отовсюду, слепя глаза, прыгают солнечные зайчики.

— Хорошо как. — Эн с наслаждением вдыхает чистый после дождя воздух, напоенный лесными ароматами. — Как будто всё, как раньше, как будто и не было ничего.

— Было. — Хал мрачно указывает на очередной закопченный дом, панельную пятиэтажку, выглядывающую из-за деревьев. — Тут Старые Горки, район такой, блин. У меня тут телка… бикса… девушка жила. Вон в том доме, который черный.

Эн тоже мрачнеет, и всю дорогу до улицы Рихарда Зорге молчит.

С Танковой улицы друзья сворачивают на улицу Братьев Касимовых, обходят, продравшись через мокрую рощу американского клена,развалины длинной многоэтажки. Она не просто сгорела, как многие другие — судя по всему, тут произошел сильный взрыв. От большого жилого дома осталась лишь часть стены с оконными проемами, торчащая из заросшей шиповником груды обломков наподобие обглоданной кости.

Хал, руководствуясь ему одному ведомыми приметами, ведет Ника и Эн дворами, по внутриквартальным проездам, периодически отпуская короткие комментарии:

— В том доме пацан знакомый жил, Генка Трубач. Он траву курил, в трубку забивал специальную, блин. Вот тут у нас махач был с горкинскими. Там колледж, дискотеки делали. Мне башку монтажкой разбили, козлы.

— Долго еще? — не выдерживает этого экскурса в богатую событиями, но довольно однообразную жизнь Хала Ник.

— Почти пришли. Сейчас мимо ларьков пройдем — и налево.

Ларьки, вернее, то, что от них осталось — красные каркасы и груды битого стекла вперемешку с мусором, — друзья проходят в гробовой тишине. Свернув с улицы во дворы, они видят на стене хорошо сохранившейся кирпичной девятиэтажки знакомый символ — круг и буквы: АК.

— Здесь люди есть, — принюхавшись, сообщает Хал. — Дымом пахнет, блин. И вон, смотрите!

Он указывает на длинные глинистые валы, нанесенные дождевыми ручьями поперек дороги. Мягкая глина хранит глубокие отпечатки человеческих ног, в которых стоят мутные лужицы. Друзья подходят, останавливаются.

— Трое в обуви шли. И двое босиком, — говорит Ник.

— С фига ли они босые-то? — удивляется Хал и тут же сам отвечает на свой вопрос: — Разули, наверное. О, зырьте, а тут один босой упал! Похоже на вмятину от тела!

Оплывшая вмятина в глине действительно напоминает по форме человеческое тело.

— Причем от женского. И голого, — подает голос Эн.

— А отпечатков рук не видно, блин. — Хал вертит головой. — Чё она, пьяная, что ли, была — мордой в грязь падать?

— Связанная, — тихо говорит Ник. — Здесь трое мужчин провели двух босых женщин. Одна из женщин была без одежды и со связанными руками.

Эн испугано ойкает.

— Кремлевские, — убежденно произносит Хал и зло матерится.

— Если что — сразу бежим, — предупреждает друзей Ник. — Нам с этими аковцами пересекаться ни к чему.

Однако его опасения оказываются напрасными — до самого магазина путникам не встречается ни единой живой души. А вот в самом магазине, называвшимся, судя по сохранившимся на фронтоне буквам «Мастер на все руки», их ждет сюрприз: он оказывается обитаем. Большие витринные окна забиты досками, кусками мебели, завешаны полотнищами автомобильных тентов. Вместо двери проход загораживает железный шкаф. Вкусно пахнет мясом: то ли разогретой тушенкой, то ли супом. Внутри — тихо. Ник поднимается по замусоренным ступенькам и стучит по металлической поверхности костяшкам пальцев.

— Тук-тук! Кто в теремочке живет?

— Чего надо? — сердито отвечает из глубины магазина недовольный мужской голос.

— Шнур капроновый, гвоздей, лески, топор бы еще хорошо и пассатижи, — не смущаясь, перечисляет Ник.

В магазине хохочут, причем ясно слышно, что обитателей «Мастера на все руки» явно больше, чем один.

Доносится шарканье шагов, грохочет отодвигаемый шкаф и на пороге возникает мужик лет тридцати пяти, небритый, опухший, с налитыми кровью глазами. От него несет застарелым потом и псиной. Одет он, тем не менее, в чистый спортивный костюм, на ногах — резиновые шлепанцы. В руках житель и, видимо, хозяин магазина сжимает кусок водопроводной трубы с навинченной на него массивной переходной муфтой. Таким оружием при желании можно размозжить голову любому незваному гостю.

Ник отступает на несколько шагов. Хал и Эн придвигаются к нему. Рука татарина исчезает под курткой, сжимает рукоять ножа.

Некоторое время на крыльце стоит тишина — мужик разглядывает пришельцев, с трудом ворочая выпученными глазами.

— Откуда? — интересуется он наконец, дохнув многодневным перегаром.

— Из Цирка, — отвечает Хал и опускается на корточки.

— Под кем сидите?

— Под Асланом. А ты?

— Тоже. Кремлевская крыша, — со вздохом отвечает мужик и принимает точно такую же позу, что и Хал. — Что дать можете?

Ник облегченно выдыхает — вроде пронесло, драки не будет, начинается разумное толковище.

— А чё надо? — спрашивает Хал.

— Девку. — Мужик тычет дрожащим грязным пальцем в Эн. — На час. Нас трое, все путем будет. За это получите шнур — два мотка, ведро гвоздей, лески катушку и топор. Водка нужна? У нас есть. Три бутылки дам, но это будет полтора часа. Идет?

Эн возмущенно набирает в грудь воздуха, готовясь выпалить что-то очень гневное и злое, но Ник, уверенный, что Хал сейчас даст достойный отпор хозяину магазина, обнимает ее за плечи и шепчет в розовое ушко, украшенное серебряной сережкой-звездочкой:

— Молчи!

— Давно бухаете? — словно и не слыша предложения мужика, лениво осведомляется Хал.

— Неделю, — мычит мужик. — Ё-ё, надо завязывать. Ну, что, вы согласны? Если нет — валите к бебеной маме, я спать хочу!

Эн открывает рот, чтобы послать похмельного сластолюбца по уже озвученному адресу, но ее опережает Хал. Спокойно кивнув, он говорит:

— Согласны. Пошли внутрь, товар покажешь.

И не дожидаясь ответа, поднимается. Мужик хмыкает и тоже встает.

— Ну, пошли.

— Я никуда не пойду! — выкрикивает Эн. — Эксо-эксо, Кэнди.

Ник хмурится. Он ничего не понимает, так же, как и Эн. Самое время высказать Халу претензии по поводу его умении вести переговоры, но тут татарин оглядывается и хитро подмигивает своим спутникам — мол, все будет нормально.

В торговом зале магазина царит полумрак. Разгромленные прилавки сдвинуты в дальний угол, а прямо напротив входа друзья видят чугунную печку-буржуйку, на которой аппетитно побулькивает в большом дюралевом котле-тагане какое-то мясное варево. За печкой, у дальней стены, громоздятся ящики и мешки.

Поодаль, на грязных надувных матрацах, лежат двое мужчин. Судя по всему, оба находятся в состоянии глубокого похмелья. Они лишь вяло машут гостям, но даже не пытаются встать. Между матрацами высится импровизированный стол — снятая с петель и уложенная на ящики пластиковая дверь, густо заставленная пустыми и полными водочными бутылками, грязными мисками, кружками.

— Это Колян, это Ильнур, — представляет лежащих пучеглазый. — С нашего двора мужики. Ну что, товар смотреть давай. Вот гвозди, вот тут, в мешке, шнур. Топоры там, в ящике. Все в смазке, как новое.

— Может, нальете? — предлагает Хал, алчно пожирая глазами водку на столе. — А то как-то не по-русски, блин.

— Не вопрос, — легко соглашается пучеглазый. — Падайте, где найдете.

Себе он подтаскивает пустой пластиковый ящик, гордо садится верхом, точным движением подхватывает со стола бутылку и разливает водку по кружкам.

— Э, ты чё, не уважаешь? — возмущается Хал, указывая на кружку. — У нас за знакомство по полной льют!

Ник и Эн вдвоем приносят узкий железный шкаф-пенал, укладывают его в стороне, садятся. Они так и не понимают, какую игру ведет Хал. Эн бьет мелкая дрожь, Ник, как может, шепотом успокаивает девушку.

— По полной, по полной, — руководит действиями пучеглазого татарин. Повернувшись к Коляну и Ильнуру, он делает приглашающий жест рукой. — Айда, мужики, похмелитесь!

— Олег, мы ж завязать хотели! — подает неуверенный голос узколицый Колян.

— Да ладно, — радостно машет рукой пучеглазый. — Вишь, гости у нас. Девушка-красавица. Повод! Как зовут-то?

Эн передергивает от отвращения.

— Это Наташа, я — Никита, — отвечает за нее Ник. — Мы пить не будем… И это, мужики…

— Стопе! — обрывает его Хал. Он поднимает полную кружку, чокается с пучеглазым Олегом, Коляном и Ильнуром. — Давайте, за то, чтобы у нас все было и ничего нам за это не было!

Обитатели магазина переглядываются, чернявый Ильнур кривится, но вслед за Олегом и Коляном вливает в себя содержимое кружки.

— А-а-а… хорошо пошла, — сообщает неизвестно кому пучеглазый. — Сейчас закусим! Ильнур, как там наш супчик?

— Готово!

— После первой не закусываю, блин, — категорично заявляет Хал. — У нас во дворе один бродяга по жизни жил, Беляш. Он знаете, чё говорил? От первой ходки до второй перерывчик не большой! Ха-ха! Поливай, Олегыч!

— Первый раз сидим как люди, — масляно улыбаясь, блеет мгновенно захмелевший Ильнур. — Ну, давай по второй. Колян, ты как?

— П-подреживаю, — заплетающимся языком отвечает узколицый и хватается за кружку. — Выпьем — и пожрем, да?

Олег, выпучив глаза так, что они едва не вываливаются из орбит, кивает. Он залпом одолевает свою порцию и выжидательно смотрит на Хала. Из всей троицы магазинных жителей он один не окосел, а скорее наоборот — движения его сделались более уверенными, мутные глаза прояснились.

Хал, улыбаясь, выпивает водку как воду, со стуком ставит кружку на стол. Ник шарит взглядом по грязному полу, подыскивая что-нибудь потяжелее — непонятная игра Хала явно подходит к концу, близится развязка. Татарин между тем совершенно спокойно спрашивает:

— А чё, где у вас тут поссать можно?

— Вон туда, — кивает на темный проем, ведущий в служебные помещения, Олег. — Прямо по коридору — и во двор. Там увидишь.

— А собак там нет?

— Бывает, — снова кивает пучеглазый. — Трубу возьми.

Подхватив тот самый кусок водопроводной трубы, с которым Олег выходил встречать гостей, Хал нетвердой походкой удаляется в темноту.

— Ну чего? — поворачивается пучеглазый к Нику и Эн и жадным взглядом обшаривает девушку с головы до ног. — Давай уже расплачиваться. Наташенька, может, ты выпьешь? Мартини нету, но водка у нас хоро-о-ошая!

— Не буду я! — сверкает глазами Эн.

Ник примечает в нескольких шагах от того места, где они сидят, ржавую чугунную сковороду с короткой ручкой. На оружие сковорода не тянет, но это лучше, чем ничего.

— Ну, как хочешь. — Олег тяжело поднимается, делает шаг, пошатывается, но восстанавливает равновесие и задумчиво смотрит на Ника. — Слышь, братан, ты как, выйдешь? Или посмотреть хочешь?

Хал возникает за спиной пучеглазого, словно призрак. Коротко, без замаха, он бьет его трубой по голове, перешагивает через упавшее тело и ударом ноги опрокидывает котел. Дымящийся бульон широкой волной разливается по заплеванному полу, длинные узкие куски вареного мяса разъезжаются во все стороны, извиваясь, точно живые.

Пьяный Ильнур пытается приподняться, опершись об стол, но его рука скользит, и он с матюгами падает в горячую лужу. Колян, глядя на все это, громко икает.

— Они людей жрали, блин! — поигрывая трубой, сообщает Нику и Эн Хал. — Там, за домом, в кустах, руки отрубленные… и разное другое. Гасим всех, короче!

— Погоди. — Ник поднимается, аккуратно перешагивает через парящий бульонный ручеек, трогает пульс на шее у пучеглазого. — Живой.

— Ща добью! — Хал вскидывает руку с зажатой в ней трубой.

— Погоди, сказал! — Ник вырывает у него трубу. — Мы — не убийцы. Эн, достань из мешка моток шнура…

Спустя полчаса, нагруженные всем необходимым, друзья покидают страшный магазин. Железный шкаф, служивший людоедам дверью, они из соображений гостеприимства убирают в сторону. Троицу пьяных нелюдей, накрепко связанных толстым капроновым шнуром, оставляют лежать посреди торгового зала, в бульонных лужах.

На прощание Ник говорит им:

— Когда сюда придут собаки, очень рекомендую перед смертью вспомнить тех, кого вы лишили жизни. Вспомнить — и покаяться. Может быть, там, наверху, вас все же простят.

Хал, которого все же развезло от выпитой водки, истерично хохочет, указывая на стонущих людоедов:

— Колбаса в обвязке, блин! Куть-куть-куть, собачки! Ужин готов.

— Перестань, — морщится Эн. — Пошли скорее, а то меня сейчас вырвет.

Глава вторая

Ник

Лук — это не просто кривая палка и натянутая на нее веревка, как думают многие. На протяжении тысячелетий лук был главным — и очень эффективным! — дистанционным оружием человечества, причем на всех континентах. Именно лук позволил Чингиз-хану и его нукерам одерживать победы над более технологичным врагом, благодаря луку английские войска победили французскую армию Филиппа Четвертого в битве при Креси, положив начало концу эпохи рыцарства в Европе. Турецкий султан Селим Третий, стреляя из рефлексивного составного лука турецкого типа, отправил стрелу на 889 метров — мировой рекорд, между прочим. Кстати, турки используют при стрельбе «монгольский способ» — тетиву они натягивают большим пальцем, на который надето специальное кольцо. У нас этот хват называется «замок», он прочно удерживает стрелу и тетиву, исключая срывы. Наташка умеет стрелять с помощью «замка» и кольцо у нее есть, китайское, костяное. Бедная, она даже не догадывается, что это именно ей придется в основном убивать собак…

Энка еще не отошла после истории с магазином и теми ублюдками, что в нем сидели. В Цирке поговаривали, что где-то на окраинах, за бывшей Казанкой, в районе химического завода «Оргсинтез», есть целая банда охотников за людьми. Но это где-то далеко, а тут — вот так, без боязни, на виду у всех…

И еще — аковцы и Аслан их «крышевали». И наверняка знали, что эта троица — людоеды. Вывод? Да все просто: Аслану по барабану. Главное, чтобы на его власть не покушались.

Хал с самого начала заподозрил, что там дело не чисто. Он нам потом, когда проспался, рассказал: мол, сначала просто хотел опохмелить этих уродов до отключки, забрать все, что надо, и уйти. А когда мясо в тагане увидел, вспомнил про следы на улице и решил проверить.

Хал молодец, чего уж там. И Эн. Для девчонки она держится на пять с плюсом. А я вот все никак не соберусь, в себя не приду. Не понятно мне, как быть, что делать. Законов нет, правил нет. Ничего нет. Все живут наобум, как придется. Кто сильнее — Аслан вот со своими отморозками — тот и главный. Может, правы те, кто говорит, что простым людям, ну, народу, всегда начальник нужен, жесткая власть, твердая рука? Наверное, правы. Не могут люди жить сами по себе. Из меня вон солдат нормальный был, а вот командир…

Нет, всё, к черту эту рефлексию! Кто был однозначно прав, так это древнегреческие философы-стоики: «Делай, что должно, — и будь, что будет». Я сейчас должен делать луки и стрелы. Много стрел. Я должен показать Халу и Эн, какие ветки, какой длины и толщины, нужно выбрать для этого. Вот это мое дело. А все остальное — ну его к лешему. Проще надо быть. И увереннее в себе.

Импровизированную мастерскую по изготовлению луков Ник решает устроить в глухой чащобе, поднявшейся на месте спортивной площадки, примерно в километре от Танкового училища. Первым делом он берется за тетиву. Размотав шнур, оборачивает его вокруг бетонной опоры столба освещения, выравнивает концы и кивает Халу и Эн:

— Тяните! Изо всех сил.

— Порвем же, — неуверенно улыбается Хал.

— Этот трос выдерживает нагрузку в несколько тонн. Не порвете. Тяните!

И Ник, сам ухватившись за крапчатый шнур, наматывает его на кулак, упирается ногами в землю, выгибается…

— Ну, давайте!

Эн и Хал присоединяются к нему. Слышится скрип, шнур елозит по грязному бетону.

— Сильнее! — хрипит Ник. — Нужно максимально вытянуть его.

— Зачем? — не понимает Хал.

— Чтобы тетива не растягивалась потом. И-эх! Взяли! Еще — взяли!

Ветви для луков, толстые, длинные — под два метра — и чуть изогнутые, лежат в сторонке. Их Ник вырубил в зарослях клена. Когда с вытяжкой шнура покончено, он берет одну из ветвей, упирает одним концом в землю, наваливается, пробуя согнуть.

— Нормально. Будет простой дугообразный лук, типа английского длинного, только ассиметричный. Нагрузка натяжения в двенадцать килограммов — а больше нам и не надо. Хал, бери топор, плющи гвозди, отрубай шляпки. Эн, вот тебе нож — пошли, будем срезки для стрел делать. И давайте, ребята, поторопимся — скоро вечер.

Хал, хмыкнув, садится, вытаскивает из промасленного бумажного свертка гвоздь-пятидесятку, кладет на бетонный бордюр, предварительно очищенный от грязи, ловко перекидывает в руке топор обухом вниз и с оттяжкой наносит первый удар…

Под звонкое тюканье Ник и Эн спускаются в небольшой овражек, сплошь заросший молодыми ивами.

— Нож держи заточенной стороной от себя. Ветки срезай наискосок, выбирай более-менее прямые, толщиной в палец, и чтобы не меньше метра длиной, — объясняет Ник девушке. — Всё, давай. Ты тут, а я вон там, в сторонке. Нам надо не меньше сотни стрел.

— А ты где этому научился-то? — сдунув набок челку, интересуется Эн. — У нас на ролевках луки не так делают…

— Это потому, что на ролевках вы ерундой маетесь, — сварливо говорит Ник.

— Чего это ерундой-то? — мгновенно вспыхивает Эн.

— Потому что глупости все это — эльфы, гномы, плащи, мечи… Бегство от действительности.

— Если действительность такая, что от нее сбежать хочется, мы что, виноваты?

Эн вздыхает, берет нож, примеривается и бьет по упругому ивовому отростку с зеленовато-желтой корой.

— Эй, ну ты чего? — восклицает вернувшийся Ник. — Я же сказал — в палец толщиной. Из этой ветки не стрела, а в лучшем случае розга для порки получится.

— Но она как раз в палец и есть, — оправдывается Эн и демонстрирует свой розовый указательный пальчик с обкусанным ногтем.

— В мой палец! — Ник сует ей под нос руку, вертит перед носом. — Поняла?

— А что ты орешь? — не выдерживает девушка. — Объяснил бы сначала толком! Тоже мне, мастер… Эксо-эксо, Кэнди.

— Ну всё, всё, работай, — сразу уступает и Ник уходит в заросли.

Часа полтора все заняты делом. Хал плющит гвозди, напевая себе под нос куплет из песни, услышанной от Филатова:

Ник и Эн приносят охапки заготовок для стрел, сваливают на траву.

— У меня мозоль на руке от ножа, — жалуется девушка. — Больно.

— Терпи, — усмехается Хал, откидывает очередной расплющенный гвоздь в кучку таких же, кладет на бордюр следующий, придерживает, взмахивает топором — удар! — и тут же орет диким голосом, тряся ушибленным пальцем:

— Ёкарный… Блин… Мать… Грести-скрести!

— Ой, дай посмотрю, — бросается к нему Эн.

— Да ничего, ничего, — сразу успокаивается и начинает по-пацански важничать Хал. — Ноготь только слезет, блин.

— Работнички, — ошкуривая ножом кору с будущих стрел, усмехается Ник.

Вечереет. Солнце садится в тучи, вся западная часть неба окрашивается багряным цветом. Длинный сиреневые тени ложатся на землю, овражек заливает фиолетовая мгла.

— Я закончил. Бетте! — сообщает Хал, вертя в пальцах последний расплющенный гвоздь.

— Сколько? — спрашивает Ник.

— Чего — сколько? Я их чё, считать должен, блин?

Ник устало вздыхает.

— А как мы, по-твоему, узнаем, сколько нам стрел надо подготовить?

— Ой-ё! — Хал уныло сгребает гвозди, принимается вслух считать, перекладывая их из стороны в сторону: — Один, два, три…

Ник сматывает шнур, берет основы для луков и командует:

— Эн, собирай заготовки, пойдем в спорткомплекс, доделаем всё там, переночуем, а утром…

Утро выдается ветреным, хмурым, ненастным. Эн, зябко поеживаясь, сидит на корточках у крохотного костерка, разожженного прямо на полу посреди комнаты, где они ночевали. Девушка пристроила над огнем закопченный котелок, налила в него воды. Три герметичных пакетика с растворимым кофе, срок годности которых истек много-много лет назад, ждут своего часа. Немудреный завтрак, помимо кофе, включает в себя несколько печеных картофелин, великодушно подаренных Филатовым, и стебли дикушки, нарванные вчера в овражке.

Ник, поднявшийся раньше всех, сидит по-турецки у окна и оснащает стрелы наконечниками. Методика его проста и эффективна: расщепив стрелу, вставить до половины в расщеп расплющенный гвоздь, замотать медной проволокой и затянуть пассатижами.

С десяток уже готовых стрел аккуратно уложены на полу.

Очередная ошкуренная ветка. Очередной гвоздь. Ник приставляет лезвие ножа к торцу, нажимает, расщепляя древко. Эн подходит, берет готовую стрелу, взвешивает в руке.

— Перетяжелённая же! Утыкаться будет.

— А мы сверху станет стрелять, — весело подмигивает ей Ник. — На будку залезем, которая возле ворот — и все дела.

— Мы? — удивляется Эн.

— Конечно. Вернее, ты. — Ник внимательно смотрит на девушку. — Из меня стрелок, сама знаешь, какой — сухожилие же. Ну, ты в курсе. А Хал лук вообще в руках не держал.

— Я что… буду убивать собак? Ни за что!

Ник откладывает недоделанную стрелу, встает, берет девушку за плечи и смотрит в глаза.

— Наташка, пойми — жизнь у нас теперь такая. Или ты — или тебя.

Они долго, минуту или даже две, стоят молча глядя друг на друга. Наконец Эн бормочет:

— Я постараюсь… Ой, вода закипела. Хал, вставай!

После завтрака гнут луки. Ник и Хал вдвоем, уперев в пол один конец ветви, тянут противоположный вниз, а Эн накидывает на зарубку петлю тетивы.

— Осторожно, осторожно, чтобы не треснул! — предупреждает татарина Ник. — Соизмеряй силы. Сдури можно и, сам знаешь, что сломать. Еще чуть-чуть. Ну вот, всё! Эн, пробуй.

Девушка берет готовый лук, недовольно поджимает губы.

— Тяжелый.

Пару раз дернув тетиву — та басовито гудит, — вновь корчит гримаску.

— Детский сад, средняя группа.

Хал, наблюдающий за ней, хватает второй лук.

— А ну, я попробую!

Он не глядя берет первую попавшуюся стрелу, накладывает, щепотью натягивает тетиву, целится в дверь и разжимает пальцы. Еле слышно свистнув, стрела с глухим стуком бьется в пластик и отскакивает.

Эн смеется.

— Смотри, как надо.

Она надевает на большой палец правой руки толстое желто-зеленое кольцо с зубцом, выбирает стрелу, жалуется:

— Кривоватая!

Захватив кольцом тетиву, складывает пальцы в замок, зажав стрелу, резко выносит лук вперед и спускает басовито загудевшую тетиву. Свист! Насквозь пробив дверь, стрела улетает в темный коридор.

— Моща, блин! — уважительно произносит Хал.

— Будущая олимпийская чемпионка, — гордо усмехается Ник.

И все тут же сникают, понимая, что в ближайшие годы никаких Олимпийских игр явно не ожидается.

— Всё, пошли, — сердито бросает Эн, собирая с пола стрелы. — Я готова. Нечего кота… то есть пса за хвост тянуть.

Хал тащит на себе перевязанные куском шнура охапки стрел, Эн и Ник несут луки. Пробравшись к ограде Танкового училища, друзья прячутся в паре десятков шагов от ворот. Ветер дует им в спины, а значит, псы не учуют людей раньше времени.

Собаки свободно бродят за оградой, несколько десятков крупных зверюг лежат в глубине двора.

— Штук сорок будет, — шепчет Ник. — Значит, делаем так: вы бежите к КПП. Собаки пока прочухаются, успеете. Хал, ты подсаживаешь Эн, закидываешь ей наверх стрелы, луки. Потом лезешь сам. Вон, возле дверей каменный столб ограды, заберешься на него — и хватайся за ограждение наверху.

— А ты? — спрашивает Эн.

— Я отвлеку собак. Стрелять старайся в шею. Или в голову. Всё, начали!

Они выскакивают из своего убежища и бросаются к воротам. Хал первым добегает до кирпичного здания КПП, зашвыривает на крышу стрелы и луки, чуть приседает, выставив соединенные ладони.

— Ногой, блин! Ногой сюда наступай!

Ник бежит чуть сзади и понимает: они недооценили чутье и резвость псов. Едва заметив людей, собаки сразу, всей стаей, рвутся к незваным гостям. Ник резко поворачивает, хватается за ажурную решетку ворот, начинает орать что-то нечленораздельное, улюлюкает, тряся металлическую конструкцию, с которой летят хлопья ржавчины.

Эн бесстрашно прыгает вперед, Хал кряхтит, подбрасывает девушку вверх. Взвизгнув, Эн по-кошачьи цепляется за край крыши, быстро-быстро вскарабкивается наверх, делает несколько шагов, поскальзывается и едва не падает.

— Стреляй! — кричит Ник, забираясь на самый верх левой створки. — Да стреляй же!

Псы уже беснуются вокруг него, постепенно к воротам потягиваются даже щенки. Хал, с побелевшим от страха лицом, лезет на каменный столб ограды. Несколько собак устремляются к нему, и только природная ловкость и везение спасают парня от их клыков.

Эн наконец умудряется встать на краю крыши, широко расставив ноги. Пук стрел она прислоняет к низенькой декоративной решетке, идущей по периметру всей крыши.

— Стреляй! — в два голоса орут Ник и Хал.

От собачьего лая закладывает уши. Матерый рыжий пес с черным ремнем вдоль хребта подпрыгивает, пытаясь достать Ника. Створка трясется, не выдерживает веса человека, наклоняется. Одна из проржавевших петель со скрежетом отрывается.

— Ну, Энка! Стреляй! — отчаянный крик Ника перекрывает лай.

Эн на мгновение зажмуривается, поднимает лук, прицеливается прямо в скопище беснующихся псов и…

Эн

Я никогда не стреляла в живое существо. Даже в птицу, даже в бабочку. А тут собаки, настоящие, живые, лохматые. Раньше, наверное, это были бы добродушные дворняги, которых так любят подкармливать сердобольные старушки и малышня во дворах. Но теперь они стали дикими зверями, способными растерзать человека за считанные секунды. И всё же, всё же…

Я никогда не стреляла в живое существо!

И только когда ворота начали рушиться, и Ник повис над сплошным месивом из оскаленных пастей и безумных, налитых кровью глаз, я решилась.

Первые десять стрел я высадила, вообще не целясь. Просто стреляла на скорость, быстро-быстро. И почти все стрелы попали в цель — сквозь лай прорезались вой, скулеж и несколько псов с торчащими из спин древками, пятная кровью землю, бросились врассыпную.

Мне стало дурно. Руки ослабели, к горлу подкатил тугой комок. Перед глазами все плыло. Стая распалась на группы, которые закружились вокруг ворот, словно в хороводе. Тут уже пришлось выцеливать, брать упреждение. Поначалу все было плохо — я мазала, раз за разом. Но стрелы отвлекли собак, и Ник, слава Богу, кое-как сумел перебраться со сломанной створки на забор. Они с Халом сидели там вдвоем и что-то кричали мне. А чего кричать, я и так все знаю и понимаю.

Просто надо успокоиться. Представить, что это соревнования. Нет, даже не соревнования, там мишени неподвижные, а ролевка. Обычная игра, после которой проводятся состязания среди лучников. Стрельба по движущийся мишени «бегущий орк». У нас в клубе парни сделали такой фанерный щит на колесиках, его нужно было тянуть за веревку.

Стрела, кольцо, замок, натяг, выстрел! Вот так, вот так. Молодец, Наталья Николаева, город Иркутск. И еще раз молодец! Прямо в шею попала.

Клуб… Кажется, это было в прошлой жизни. Или вообще никогда не было, просто приснилось. В тусовке ролевиков у меня красивый ник — Нириэль. Я эльфийская дева-воительница, предводитель клана Крадущихся в ночи. Мы не убиваем понапрасну, только защищаясь или спасая союзников. На игры я всегда надеваю походный плащ, перешитый из старого бабушкиного покрывала. Плащ темно-зеленый, с красивыми муаровыми разводами. Мишка Тарасов, наш гном-кузнец Строин, сделал мне застежки под серебро, чеканные, на цепочке. Красивые… С тех пор три раза на финальном балу меня признавали Королевой игры.

Стрела, кольцо, замок, натяг, выстрел! Какой живучий пес! В нем уже три стрелы, а он все прыгает. Ну, получи четвертую. Вот так, отлично!

И вот теперь Королева, дева-воительница, эльфийка Нириэль убивает собак. И щенков. Смешные, пушистые комочки внизу путаются под лапами взрослых псов, тявкают, машут тонкими хвостиками. Для них это всё — игра. И лук в моих руках тоже больше похож на игрушечный, хотя Ник и делал его по всем правилам.

Стрела, кольцо, замок, натяг, выстрел!

Но игры кончились. Окончательно я поняла это, когда мужик с автоматом потащил меня в кусты возле Цирка. Господи, как у него воняло изо рта. А потом были людоеды. И Хал с трубой в руке. И запах вареного человеческого мяса…

Стрела, кольцо, замок, натяг, выстрел!

Я больше никогда не буду эльфийской девой. Нириэль умерла, ушла за море.

Мир изменился.

Простите меня, щенки. Сегодня вам не повезло. У меня устали руки, но я буду стрелять в вас. Это закон природы. Вы соблюдали его всегда — убей, или убьют тебя. А мы, люди, ушли от этого закона, мы построили себе города и придумали множество других законов и правил, по которым жили. Теперь все закончилось. Звери, мы вернулись обратно. Встречай же, мать-природа, самое безжалостное свое творение, хищника номер один — человека разумного!

Стрела, кольцо, замок, натяг, выстрел…

Собаки начинают разбегаться, когда у Эн остается всего семь стрел. Оставив у ворот полтора десятка трупов, стая рассыпается и молча — лишь поскуливают раненые псы — покидает территорию училища.

Ник, усевшийся верхом на столбе ограды, показывает девушке оттопыренный большой палец — молодец, мол. Хал, ругаясь, спускается с соседнего столба, вытаскивает из-за пояса топор и принимается деловито добивать подранков.

Эн устало опускается на пыльный, теплый пластик крыши, аккуратно откладывает лук и закрывает глаза. Ее трясет. Трясет от физического и нервного напряжения. А еще девушке очень неприятно, что во время боя — да какого там боя, истребления! — она в какой-то момент вдруг ощутила азарт охотника, стремящегося во что бы то ни стало убить, убить, убить…

— Я сама теперь — зверь, — шепчет Эн небу и облакам. — Эксо-эксо, Кэнди.

— Спускайся, я помогу, — говорит снизу Ник.

— Да пошел ты, — одними губами отвечает девушка. — Сухожилие у него… Тренер… Гад.

Она все-таки спускается. Сама, проигнорировав помощь Ника. Хал к этому моменту уже оттаскивает трупы псов за ворота, в расползшийся, поросший лопухами кювет.

— Эх, шкуры бы снять, — качая головой, говорит он, бродя вокруг груды собачьих тел. — И мясо, блин. Это сколько же тут мяса!

— Я это… этих есть не буду… — говорит Эн и вдруг кричит, размахивая луком: — Что встали, а? Мы зачем сюда приперлись? Оружие вам надо, да?! Ну, так ищите! Давайте, ну!

— Ты чё? — не понимает Хал. — Взбесилась? Чё орешь-то, блин?

— Оставь ее. — Ник отбирает у Эн лук, с сожалением смотрит на второй, запасной, оставшийся на крыше.

Они с Халом собирают стрелы, валяющиеся повсюду, кое-как очищают наконечники тех из них, что покрыты собачьей кровью. Все это время Эн сидит на приступочке у стены КПП, закрыв глаза.

— Ну, мы готовы, — наконец произносит Ник. — Где тут у них что? Вон, желтое, с мозаикой — это что за здание?

— Главный корпус вроде. — Хал прищуривается. — Нам туда не надо, блин. Пошли влево, там у них спорткомплекс вроде, а за ним учебные корпуса.

— Караульные вышки ищите. Где караулы, там и склады, — напоминает Ник.

Но едва только они делают несколько шагов по занесенному землей плацу, как со стороны Оренбургского тракта доносятся странные звуки. Какое-то металлическое дребезжание, бренчание, позвякивание…

Звуки очень знакомые. И Ник, и Эн, и Хал слышали их в своей жизни тысячи раз, но сейчас, здесь, они кажутся невозможными, потому что относятся к прошлому, к мирному, домашнему прошлому.

— Это… — Хал прищелкивает пальцами, силясь вспомнить.

— Велосипед! — хором восклицают Ник и Эн.

— Точняк!

Друзья разворачиваются и выбегают за ворота. Они не ошиблись — по кочкам, объезжая лужи и деревца, мимо ограды училища катит самый настоящий велосипед, на котором гордо восседает тощий, высокий, сильно небритый человек в очках. Одетый в оранжевый плащ с капюшоном и тапки-вьетнамки, он походит на сумасшедшего клоуна из сюрреалистического фильма.

Поблескивают спицы. Покачивается прикрученный проволокой к рулю большой зонт, защищающий седока от солнца. Пощелкивают педали.

— Бли-ин… — с восторгом в голосе говорит Хал.

Велосипедист замечает людей и останавливается.

— Эта… Мне нужно проехать! — несколько надменно заявляет он высоким голосом. — Туда.

— Слышь, Очки, а ты где велик взял? — с развязанной непосредственностью уличного подростка осведомляется Хал.

— В гараже нашел, возле РКБ[33], — отвечает мужчина и тут же добавляет: — У меня ничего нет. Пропустите меня.

— Да нам ничего и не надо, — качает головой Ник. — Просто удивительно — велосипед на ходу. Как новенький!

— Там эта… всё, как новенькое, — человек указывает рукой себе за спину. — Только там желтый туман. Не ходите туда!

— Я — Никита, это вот… — Ник представляет своих спутников. — А вы кто?

— Вилен Юсупов. Я эта… инженер, на КАПО[34] работал.

— Может, вы кушать хотите? — спрашивает Эн.

— А есть? — сразу утратив все высокомерие, жадно спрашивает Юсупов. — Я эта… три дня назад суслика из норы вылил, с тех пор только траву жую, как кролик.

— Кормить его еще, — ворчит Хал. — Самим не хватает…

— Перестань, пожалуйста, — одергивает парня Эн. — Люди должны помогать друг другу. Эй, Вилен, заезжайте во двор.

Глава третья

Инженер Юсупов ест быстро и неряшливо. Пяток картофелин и дикушку он уминает со скоростью мясорубки и с надеждой смотрит на Эн сквозь очки близорукими голодными глазами.

— Натали, эта… а больше нет?

Хал ругается. Ник смеется.

— Увы, Вилен, это все, что у нас было, — разводит руками девушка. — Эксо-эксо, Кэнди.

Они сидят у стены главного здания училища, украшенной большим мозаичным панно на милитаристскую тему. Внизу панно идут буквы: «КВТККУ». Это значит — Казанское Высшее Танковое Краснознаменное Командное Училище.

— Жаль. — Юсупов снимает очки и протирает их грязноватой тряпочкой. — Ну что ж… Наверное, эта… я должен вас отблагодарить. А поскольку самым ценным товаром всегда была информация, я расскажу о том, что видел.

Хал снова ругается. Инженер ему не понравился с самого начала.

— Прежде чем вы начнете, скажите — а куда вы ехали? — спрашивает Ник.

— В город, — удивленно смотрит на него Юсупов. — Домой! И эта… давай на «ты», что мы, на фуршете, что ли?

— Боюсь, в городе вам… тебе не понравится. — Ник сводит брови к переносице. — Хреново там сейчас.

— Я так и думал, — кивает инженер. — Мародеры… Но за городом — то же самое.

И он начинает рассказывать, как неделю назад пришел в себя среди руин дачного домика, в котором собирался провести пару законных отгулов.

— Мы эта… С мужиками на рыбалку хотели съездить. У меня дача на Светлой поляне, ну, знаете, за Боровым Матюшино. Я приехал первым, порядок маленько навел. А потом эта… раз — и всё…

Очнувшись, Юсупов обнаружил, что все вокруг изменилось — лес поглотил дачный поселок и окрестные базы отдыха. Очутившись в непролазной чащобе, среди бурелома, мхов и зарослей папоротника, Юсупов растерялся. Он целый день бродил вокруг своего покосившегося домика, кричал, звал на помощь, но на его вопли откликались только птицы.

— А потом эта… человек пришел. Сторож из санатория. Там санаторий был, «Санта», большой, семь этажей. Сторож сказал, что все сгорело, только давно. И людей нет. Никого нет. Непонятно. В общем, решили мы выбираться. Эта… вышли на дорогу, а дороги тоже нет. Асфальт растрескался, расползся весь, одни ямы. Лес кругом. Дошли до Борматюшина. Ночевали в каком-то доме, а утром увидели… Хозяев, короче. Мертвых. Ну, эта… не мертвых, а скелеты одни остались. Кости. Тут я понял, что времени много прошло. Что меня через время перенесло, и сторожа тоже.

— Почему вы… ты думаешь, что перенесло? — заинтересованно спрашивает Ник.

— Так эта… я-то такой же, как был. А все вокруг состарилось, сгнило.

— А одежда? — вмешивается Эн. — Одежда ведь тоже сгнила.

— Хм… — Юсупов задумчиво чешет лохматую голову. — Верно, верно. Получается, эта… только тело перенеслось?

— Тебе плохо было, когда очнулся?

— Очень! — кивает инженер.

— Это потому, что никуда твое тело не переносилось. Оно просто пролежало все это время на даче. — Ник вздыхает. — Мы здесь уж тысячу раз все это обсуждали. У всех одно и то же. Те, кто в пожар попал или там придавило чем-то или током шарахнуло — те и погибли. Остальные выжили. Тридцать лет прошло примерно, понял?

— Понял, — потрясенно шепчет Юсупов.

— Очки, а чё ты там про РКБ нес, блин? — встревает в разговор Хал. — Велик-то новый.

Юсупов некоторое время молчит, потом с сожалением смотрит на опустевший пакет, служивший походным столом, подхватывает грязными пальцами картофельную шелуху, сует в рот и продолжает рассказ.

В Боровом Матюшино они со сторожем провели два дня, встретив за это время всего несколько человек: таких же бедолаг, мыкающихся без одежды, еды и информации. Наконец, Юсупов твердо решил пробираться в Казань. Сторож собрался идти с ним. Пошарив по домам, они обзавелись кое-какой одеждой, нарыли на заросших огородах выродившейся моркови, картошки, набрали яблок и с этим запасом тронулись в путь.

У автобусной остановки возле сворота на Песчаные Ковали на них напали мародеры. Пятеро крепких мужиков с дубинками и ножами отняли у путников еду и одежду, а когда сторож начал возмущаться, без лишних слов убили его.

— Я эта… в лес убежал, — повесив голову, рассказывает Юсупов. — Сиганул, значит, как сайгак. А то бы и меня… эта… тоже.

Оставшись в одиночестве, голый — в одних очках — инженер сутки или около того блуждал по лесу, питаясь ягодами и сырыми лисичками, пока не вышел к окраине Казани, поселку Мирный. Оранжевый прорезиненный плащ и вьетнамки он нашел в одном из сараев. Юсупов решил было задержаться там, чтобы запастись продовольствием — у рачительных мирнинцев были большие огороды, — но его быстро вычислила и обстреляла из охотничьих ружей какая-то местная банда.

— И что ведь главное, — обиженно трясет головой инженер, — даже эта… разговаривать не стали. Сразу из двух стволов — бах, бах! Не попали, правда. Да и ружья у них не сильно стреляли — больше шума. Я долго бежал, через железную дорогу, опять по лесу. Как раз к РКБ и вышел. А там…

По словам Юсупова, весь больничный комплекс и окрестности тонули в каком-то золотистом свечении.

— Это, типа, как туман, только не туман, а свет, — путано объясняет он. — Вблизи еще что-то видно, а дальше эта… вот как на лампочку смотришь, сощурившись — все расплывается, так и тут.

— Фигня, блин, — недоверчиво говорит Хал. — Туман, свет… С голодухи, наверное, а, Очки?

— Я пошел туда, — проигнорировав слова Хала, продолжает Юсупов. — Вблизи оно выглядит как эта… сетка такая, тюль или женский платок газовый, только прямо до неба и во все стороны уходит. Ну, как стена. Я смотрю — трава там, за нею, растет, деревья, птицы летают, пчелы, мухи. Ну, в общем, прошел я насквозь эту стену. Вроде ничего, нормально. Иду в сторону Фермы-2, дома там. И эта… нормальные дома, понимаете? Целые, без грязи, без мусора. Асфальт целый тоже, машины. Только людей нет совсем. Вижу — гараж большой, открытый. Ну и эта… зашел. Велосипед вот взял. И тут мне ка-ак по голове даст!

Юсупов произносит последнюю фразу так, что все вздрагивают. Схватившись за голову, он частит, глотает слова:

— Все закружилось, завертелось… Голоса какие-то, шум. Как будто эта… я посреди улицы стою. Дети смеются, машины едут. А вокруг на самом деле — ни-ко-го! Трава, деревья, дома. Я на велосипед вскочил — и ходу оттуда. Ехал, ехал… Вижу, вторая стена, такая же золотистая, только плотнее. А за ней как раз РКБ и новостройки. И там… — Он пучит глаза за стеклами очков, понижает голос до шепота и говорит: — Провода по синусоиде ходят, как живые… И эта… Земля дышит! Камни ползают… В общем, не помню, как я оттуда уехал. Вырвался, значит, за стену, в кусты закатился, упал и часа два лежал, пока голоса в башке не умолкли. Ну, а там ночь, кое-как пересидел и вот… сюда приехал.

— Ну, и куда ты дальше думаешь? — спрашивает после некоторого молчания Ник.

— В город. Эта… квартиру надо посмотреть — может, что осталось.

— А родственники где?

— Ну, эта… мать с отчимом в деревне живут, Карадуван, Балтасинский район. Третий год уже. Дядька с семьей — в Ульяновске.

— А жена? — осторожно интересуется Эн.

— Как-то не сподобился, — виновато улыбается Юсупов.

— А квартира где? — продолжил допрос Ник.

— На Ямашева.

— Сгорела, блин. Точно говорю, Очки — тю-тю твоя хата. — Халу, похоже, надоедает разговор с инженером. Он поднимается, сплевывает, глядит на серые крыши каких-то построек, виднеющихся за деревьями, и подытоживает: — Не хрен тебе в городе делать. Аковцы прибьют.

Юсупов, переводя близорукие глаза с Ника на Хала, с Хала на Эн — и обратно, робко спрашивает:

— Эта… может, я с вами?

— Как вести себя будешь, — важно отвечает за всех Хал. — Мы ж тут не просто так шаримся. Задание у нас. Секретное, блин.

Ник морщится.

— Да ладно тебе тень на плетень наводить! Видишь, человек не в курсе…

Ник коротко излагает Юсупову обстановку в городе.

— Так что нам теперь оружие нужно. Без него никак. И оно здесь должно быть.

Инженер чешет затылок, указательным пальцем вдавливает очки в переносицу и неожиданно весело говорит:

— Конечно, должно. Что ж, эта… будем искать.

Солнце переваливает за полдень. Над крышами дрожит марево. Для конца лета жарковато. Хал скидывает куртку, линялую футболку и подставляет и без того смуглую спину солнечным лучам. Ник следует его примеру. Эн завистливо вздыхает, но ограничивается тем, что заворачивает рукава футболки — купальника у нее нет.

Только Юсупов, кажется, никак не реагирует на жару. В своем оранжевом плаще и вьетнамках, напоминая гротескного персонажа из фильма какого-нибудь Бюнуэля, он мотается от бокса к боксу и с сожалением повторяет:

— Замок врезной, пломба цела. Не открыть. И здесь замок… эта… тоже не открыть.

— Давайте обедать, — предлагает Эн. — Чаю попьем. Потом продолжим.

Устроившись в густой тени здания спорткомплекса, они быстро сооружают костерок, обложив его битым кирпичом. Ник, посчитав спички, горестно вздыхает. Спичек осталось девять. Когда они закончатся, придется переходить на первобытные способы добычи огня.

Налив в котелок воды из бутыли, Эн пристраивает посудину на кирпичах, достает узелок с подвядшими листьями смородины. Хал выкладывает последнюю банку шпрот, Ник — опять же последние лепешки. Припасы не то чтобы подошли к концу, они просто закончились.

— Чем же мы ужинатьбудем, а? — ни к кому конкретно не обращаясь, спрашивает Эн, и тут же, поймав быстрый взгляд Хала, поспешно заявляет: — Нет! Собак я есть не буду!

— Жить захочешь — будешь, — усмехается татарин, ловко открывая консервы.

— Эй! — кричит откуда-то из двора учебного корпуса Юсупов. — Тут эта… дверь открыта в какой-то бокс. Темно только.

— Очки, блин! Хватит шароводиться, иди жрать, потом посмотрим, чё там, — зовет его Хал.

Проходит несколько секунд. Вода в котелке закипает, Эн бросает туда листья и вокруг сразу распространяется терпкий, знакомый с детства аромат черносмородинового варенья.

— Ну, где он там? — ворчит Хал. — Падла, блин. Я его ждать…

Он смотрит в ту сторону, откуда должен прийти Юсупов — и осекается на полуслове, потому что из-за облупившегося угла учебного корпуса выходит не инженер, а собака. Большой, лохматый кобель какой-то неопределенной, песчано-бурой масти, с крупной головой, украшенной стоящими торчком ушами. Сделав несколько шагов в сторону людей, пес замирает, чуть вытянув короткую шею. Шерсть на загривке встает дыбом, и от этого собака кажется еще больше.

— Ой, мамочки, — шепчет Эн и, как завороженная, глядит на незваного гостя.

— Лук, — шипит Ник, отчаянно шаря вокруг себя глазами. — Где лук?

— Там остался… — Хал кивает в сторону главного корпуса и берет половинку кирпича.

Пес, отследив его движение, чуть-чуть, еле заметно, приподнимает верхнюю губу, демонстрируя внушительные клыки. После этого он вдруг припадает на передние лапы и виляет пушистым хвостом, к которому прицепилось несколько репьев.

Хал поднимает осколок кирпича, замахивается. Пес отскакивает, но не убегает. Продолжая повиливать хвостом, он по дуге обходит костер и останавливается.

— Погоди-ка. — Ник придерживает Хала. — Он не жрать нас пришел, похоже… Эй, псина! Чего тебе надо?

Пес коротко гавкает.

— Разговаривает… — восторженно шепчет Эн.

Ник смотрит на нее и видит, что в глазах девушки стоят слезы.

— Куть-куть, — зовет собаку Хал, но избавляться от половинки кирпича не спешит. — Чё, кечек[35], по людям соскучился?

Пес наклоняет тяжелую голову, вываливает язык и вправду становится похожим на большого, лохматого щенка. Встопорщенная шерсть на загривке опадает.

Ник улыбается. Эн затаивает дыхание.

— Ну, иди сюда. — Хал вытягивает руку, складывает пальцы щепотью и трет их друг об друга. — Куть-куть…

Пес делает шаг, другой…

Юсупов оранжевым пугалом вываливается из кустов, громко шлепая вьетнамками. Он очень возбужден и очки его победно сверкают. Пес, увидев инженера, тут же вновь весь ощетинивается, скалит клыки, рычит и отскакивает в сторону.

Хал замахивается, Ник тоже хватает кирпич…

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Эн. Она подбегает к собаке и бесстрашно обнимает готового к битве пса за толстую шею.

— Да он сам боится! Дрожит весь! Эх, вы! Бросьте камни.

И, наклонив голову к собачьей морде так, что челка свешивается едва ли не на глаза псу, ласково начинает что-то говорить ему, поглаживая между ушами.

— Вот это номер, — только и может выговорить Ник, выронив кирпич.

Пса называют Камилом. Имя придумывает Хал.

— У моего абы[36] в деревне такой же был. Кавказская овчарка. Камилом звали, блин. У-умный…

— Какая же это овчарка? — удивляется Юсупов, прихлебывая смородиновый чаек. — Эта… он дворняга типичная.

— А ты, Очки, вообще молчи! — окрысивается Хал. — Если бы не ты, блин, он бы ко мне первому подошел.

Эн, не слушая их, тихо говорит улегшемуся у ее ног псу:

— Камил… Нравится тебе?

Навострив уши, пес виляет хвостом.

— Нравится! — улыбается девушка. — Камил, а вот покормить тебя и нечем…

— Он, небось, не голодает, — говорит Ник. — Вон упитанный какой. Интересно, зачем он к нам пришел? Мы же его стаю того…

— Он из другой стаи, — уверенно заявляет Эн. — Или вообще одиночка. Генетическая память в нем проснулась. Костер, люди…

— Слушайте! — не выдерживает Юсупов, которого, похоже, мало волнует пес. — Я там эта… два бокса смежных нашел. И дверь открыта. Ворота вот только просели, в землю вросли. И внутри темно. Возле входа бочка стоит. Я эта… открыл, палку сунул внутрь. Вроде солярка. Надо факелы делать и смотреть.

Резкий, сладковатый аромат солярки перебивает тонкий и терпкий запах старого железа, стоящий в боксе. Факелы, на скорую руку сделанные Юсуповым, горят плохо — чадят, стреляют искрами, заставляя всех кашлять и жмуриться. Но их неровный, мигающий свет все же разгоняет темноту, и из мрака выступает угловатая, пыльная морда какой-то военной машины.

Покатые плиты лобовой брони, люки наверху, сбоку маленькая башенка с закрытым клеенчатым чехлом пулеметом, решетчатые колпаки на фарах, широкие гусеницы…

— Ух ты, танк! — радуется Хал.

Юсупов, шагнув вперед, поднимает свой факел повыше.

— Нет, всего лишь МТ-ЛБ. «Многоцелевой транспортер легкий бронированный».

— «Маталыга», — кивает Ник. — У нас были такие в Шелихове.

— Но гусеницы же есть, блин. И пушка! — тыча в башенку, не унимается Хал.

— Это пулемет ПКТ, — со вздохом говорит Юсупов и, размахивая факелом, уходит куда-то вглубь бокса, за корму тягача.

— Умный больно? — спрашивает ему в спину Хал.

Вопрос остается без ответа. В темноте слышится металлический лязг, что-то с грохотом падает, звенит…

— Что случилось, Вилен? — окликает инженера Ник.

— Двигатель смотрю, — отвечает уже сверху Юсупов. — Пылища. Ну-ка, ну-ка… Тэ-экс… А что, эта… вполне себе двигатель, на консервации, все жидкости слиты… А электроника… Тэ-экс… М-да-а…

— Да нафига он нужен, тягач-то, — с презрением бросает Хал и пинает гусеницу. — Вот если бы танк, блин!

Из темноты появляется Юсупов, на ходу вытирающий о плащ руки.

— Там контакты окислились, но если почистить, масло залить в движок и коробки, солярку… Может, и заведем! Аккумуляторы только нужно найти сухозаряженные, ну да эта… найдем, думаю! — И, повернувшись к Халу, добавляет: — МТ-ЛБ — хорошая машина, пройдет везде, где только можно. К тому же плавающая. Видишь вот этот лист на крепежах? Это волноотражательный щиток.

— Слышь, Очки! — вскидывается Хал. — Нам куда плавать-то? Думай башкой, блин!

— Броня — полтора сантиметра, берет на борт одиннадцать человек десанта, — почему-то обижено говорит Юсупов. — Эта машина, «маталыга», использовалась во всех военных конфликтах последней трети двадцатого века — и отлично себя зарекомендовала. Ты эта… если не знаешь, то молчи!

— Я тебе сейчас помолчу!

— Хватит! — гасит в зародыше вспыхнувшую перепалку Ник. Он подходит к тягачу, оглядывает гусеницы, корпус. — Что, правда, сможем завести?

— Эта… — Юсупов снимает очки, протирает их тряпочкой и вновь водружает на короткий курносый нос. — Как два пальца… ох, пардоньте, Натали. Нефиг-нафиг, короче. Работать надо!

Камил, вместе со всеми зашедший в бокс, шныряет по углам, потом подбегает к Эн. Морда пса испачкана пылью. Чихнув, он ложится у гусениц тягача и зевает.

— Что ж, — глядя на собаку, говорит Ник. — Значит, будем работать. Но прежде давайте посмотрим, может, из этого бокса можно пройти в другие помещения. Оружия-то мы не нашли.

— Замки на других боксах надо вскрывать, блин, — предлагает Хал. — Верняк говорю — все стволы там.

— Как ты их вскроешь? — поблескивает очками, спрашивает Юсупов. — Замки внутренние, ворота железные, металл эта… толстый. Я смотрел. И еще эта… пломбы там.

— Да чё ты там смотрел, Очки! — презрительно бросает Хал. — Смотрел он, блин… Ломиком подденем — и алга! А пломбы твои… Фигня, короче.

Инженер недовольно сопит, но ничего не говорит. Хал, светя себе дымящим факелом, лезет через бочки и ящики в самый угол бокса, долго гремит там какими-то железками.

— Во! — радостно кричит он спустя несколько минут. — Нашел, блин!

Размахивая обросшей пылью монтировкой, Хал отправляется вскрывать опломбированные боксы. Ник и Эн, оставив Юсупова осматривать тягач, идут с ним.

Высоченные, крашенные в защитный цвет ворота с подвыцветшими номерами кажутся незыблемыми, вечными. Время вообще никак не коснулось их, разве что слегка пострадала краска — ее покрывает какой-то сероватый налет.

— Ща мы, один момент, биш[37] секунд! — уверенно вертя в руке монтировку, сообщает друзьям Хал и втыкает расплющенный конец инструмента в еле заметный зазор между воротами. — Ну-ка… И-и-ы-ы-ы… Ни-ик! Помогай!

Бросившись к нему, Ник наваливается на монтировку, пытаясь отжать воротину. Слышится скрип, скрежет…

— Навали-ись! — мычит Хал. — Энка, давай!

И тут монтировка с сочным лязгом выворачивается из щели. Ник успевает отскочить в самый последний момент.

— А-а-а! — тряся ушибленными руками, пляшет на месте Хал. — У-у-у, вот она сволочь, блин, а!

Камил весело лает, прыгая вокруг человека. Пнув пару раз ворота, Хал усаживается на землю, нянча сбитые пальцы.

— Очень больно, да? — Эн садится рядом.

Камил, любопытничая, подходит ближе, наклонив лохматую морду, с видом знатока смотрит на распухшие, кровоточащие костяшки и вдруг лижет их.

— Ты чё? — Хал отдергивает руку. — Жжется, блин!

— Пусть, пусть залижет, — говорит ему Ник. — У собак слюна целебная.

— Ну да, потому что они свои… лижут, короче, блин, — бурчит Хал, косясь на Эн.

Девушка хихикает. Камил машет хвостом.

Потерпев фиаско с запертыми боксами, в которых наверняка — Ник в был этом уверен — стояли танки, друзья решили обыскать казармы училища. Подсознательно они оттягивали этот момент до последнего, опасаясь, что обнаружат там останки курсантов.

Опасения развеивает Юсупов. Инженер плотно занимается двигателем тягача — он уже снял головки блоков, топливный насос и теперь промывает найденным в боксе керосином цилиндры.

— Эта… — говорит он, стряхивая с пальцев капли керосина, — если вы говорите, что все уснули в июле, то в казармах пусто должно быть. Абитура экзамены сдала и разъехалась до сентября, курсачи на каникулах. Так что если там кто-то и есть… ну, эта… остался… то только дежурные. А вот оружейные комнаты должны быть в порядке.

— Вилен, тебе, может, помощь нужна? — глядя на поблескивающие в свете факелов металлические части двигателя, разложенные на стеллажах, спрашивает Ник.

— Пожрать бы чего, — застенчиво улыбается инженер. — А так пока всё эта… в норме. Вот потом, когда промазывать и протягивать ходовую будем — тогда да.

— Мы с Камилом на охоту пойдем, — решительно говорит Эн. — Лук заберем — и пойдем.

— Осторожнее только, — предупреждает ее Ник. — Вдруг собаки вернутся…

— Эксо-эксо, Кэнди! — подмигивает ему Эн. — Камил меня в обиду не даст.

Пес, словно понимая, о чем идет речь, виляет хвостом и тычется лобастой головой в бедро девушки.

Кирпичные жилые корпуса училища, когда-то выкрашенные в экономичный желтый цвет, сейчас стоят серыми, неопрятными, но окна почти везде сохранились целыми, следов огня не видно. Ник и Хал замирают перед дверью с красной стеклянной табличкой. Краска на табличке облупилась, но при желании можно прочесть: «Казарма № 5».

— Ну что, идем? — дрогнувшим голосом спрашивает Ник.

Хал кивает.

Казарма встречает их тишиной и строгим армейским порядком. Конечно, и здесь внутри всюду пыль, а стекла в окнах затягивает короста грязи, но кажется, что даже пыль тут лежит строго по ранжиру — тонкий, ровный слой темно-кофейного цвета, безо всяких неопрятных куч и кисельных хлопьев, покрывает железные дужки кроватей, синие одеяла, белые подушки, тумбочки, табуретки.

Длинное широкое помещение, ряды аккуратно застеленных коек. С потолка свисают светильники с желтыми абажурами, на стенах — горшки с давно погибшими цветами, стенды, эстампы. Музей орднунга, да и только.

Ник, отслуживший срочную и хорошо знакомый с устройством армейской казармы, несколько секунд оглядывается, потом машет в конец коридора.

— Вон туда, по «взлётке». Оружейка должна быть с железной дверью и сигнализацией. Наверняка вон та, видишь?

— А чё такое «взлётка»? — не понимает Хал.

— Центральный проход казармы, переходящий в коридор, — усмехается Ник. — Ну, типа, взлётная полоса. Драить «взлётку» — главная обязанность наряда по роте. Чтоб блестела, как у кота эти самые…

Оружейную комнату они находят без проблем. Но могучая, современного вида, стальная дверь с двумя врезными замками повергает их в уныние. Повертев в руках прихваченную Халом злополучную монтировку, Ник со вздохом прислоняет ее к стене.

— Тут динамит нужен.

— Или ключи, блин, — поддакивает Хал.

— Твою мать! — хлопает себя по лбу Ник. — Ключи! Ключи должны быть у дежурного или… или в штабе. И от тех боксов тоже. Пошли!

Ник

Черт его знает, что происходит. Я как-то успокоился, что ли? И все время звучит у меня в башке песня, которую Филатов пел, про мародеров. Мы все сейчас — мародеры. И Аслан со своими бандюгами, и те, кто в Цирке и других общинах живет, и Энка с Халом, и я сам. Ничего не делаем, в смысле — не производим, не создаем. Просто живем за счет грабежа собственного прошлого. Раньше-то у нас в стране этим только олигархи занимались, а теперь вот — все. И когда до меня дошло, что никто сейчас не хуже, не лучше, все одним миром мазаны, я и успокоился.

А может быть, все совсем не так и просто у нас появилась цель. Настоящая, реальная цель — завести тягач, погрузить в него оружие и ехать… Куда? Вот это я пока представляю с трудом. Прямо в Цирк — нельзя. Аслан, точнее, его люди засекут нас сразу. Засекут — и покрошат в мелкий винегрет.

Сперва нужно собрать мужиков, вооружить. С оружием хорошо получилось. Две сотни автоматов, нормальные калаши, «весла», калибр 7,62. Или, если по правильному, АКМ. У нас в армии говорили, что такие с трехсот метров рельс пробивают. Это, конечно, легенда, но лупят эти «весла» действительно дай Бог.

Патронов тоже нашлось в достатке. Я раньше не знал, как они хранятся. Слышал, конечно, о «цинках» и думал, что это такие здоровые ящики, в которые патроны засыпают, как картошку, и запаивают. Оказалось всё не так. Патроны для калаша укладывают в картонные пачки, а уже этими пачками заполняют продолговатые железные коробки защитного цвета, действительно запаянные. Две коробки укладываются в деревянный ящик. В комплекте идет нож типа консервного — распаковывать «цинки». Мы с Халом пару вскрыли, на пробу. Посчитали — в одном «цинке» ровно шестьсот шестьдесят патронов. Ящики тяжелые, килограммов тридцать.

Еще нашли гранаты РГД-5, штык-ножи, каски, броники, ОЗК — полный комплект на две стандартные роты. Наверное, тут где-то в каптёрках и комплекты формы должны быть, переодеться было бы здорово, а Вилену — так просто и необходимо, но на сегодня сил уже не осталось. Завтра. Завтра мы перевернем все училище с ног на голову.

Наташа вернулась с охоты вся в слезах. Они с Камилом вышли за ворота, видели тех собак, что раньше тут жили. Псы теперь бегают за спортивным комплексом, где мы прятались. Трупы своих сородичей они растащили и частично сожрали. Камил на них лаял. Наташка испугалась и залезла на дерево, но собаки не стали нападать. Камил, наверное, и впрямь из другой стаи, крутой и авторитетной.

Потом они пошли в сторону оврага, где мы резали заготовки для стрел. Видели каких-то зверей, похожих на оленей, но далеко. Я думаю, это были косули. Наташа попробовала стрелять птиц, но не попала. Ну, а потом Камил выгнал из кустов зайца. Тут все и началось. Заяц бегал как ненормальный — это Наташкино выражение. Она потратила семь стрел и два раза попала. Но заяц, даже пробитый насквозь стрелой, все равно бегал. Тогда Камил его догнал. И съел. Остались только голова, лапы и уши. Наташка разозлилась, наорала на пса и вернулась к нам.

Пришла, носом хлюпает. Гад он, говорит, а не собака. И смех, и грех. Есть-то реально нечего. Все голодные и злые. Запалили костерок, чай поставили. Тут пришел Камил, весь такой виноватый, и принес в зубах еще одного зайца. Целого. Сам поймал. Тогда Наташка его простила, поцеловала в нос и гордо так сказала: мол, с собаками надо как с мужчинами — в тонусе все время держать. Тоже мне, знаточиха мужской психологии нашлась!

В общем, ободрали мы зайца, сварили и съели. Не вкусно, честно говоря, дичиной отдает сильно, но питательно. На ночлег расположились в казарме номер пять, поближе к оружейной комнате. Мы туда после ужина перетаскали автоматы, патроны и гранаты из другой казармы, номер три. Там два скелета лежат у входа. Отчего погибли — черт его знает. И в главном здании скелеты видели — их, похоже, током убило, горело там что-то, но пожара большого не случилось.

Перед сном Вилен сказал, что завтра мы будем «маталыгу» смазывать и масла заливать в агрегаты — в коробки передач, в редукторы. Масло в закрытых бочках в боксе стоит. А он попробует двигатель привести в рабочее состояние и аккумуляторы электролитом заправить. Бутыли с дистиллированной водой и серной кислотой в боксе есть, в специальном закутке с вывеской «Аккумуляторная».

Еще Вилен предложил склад НЗ поискать — там продукты долговременного хранения должны быть. Без еды мы скоро ноги протянем. На Камила надежды мало — это сегодня он провинился и зайца принес, а завтра встретит в здешних пампасах какую-нибудь сучку и свалит. А что? Мужская психология…

Глава четвертая

Когда солнце опускается к самым верхушкам деревьев, Ник понимает, что сил у него попросту не осталось. Весь день они помогали Юсупову: таскали какие-то тяжеленные канистры, ведра с маслом, огромные аккумуляторы, неподъемные бутыли с серной кислотой, весь день в носу першило от пыли, запаха солярки, едкого электролита…

Эн сдается первой. Сообщив, что Камил принес добычу и надо готовить ужин, она быстренько убегает из бокса. Хал с завистью смотрит ей вслед, вытирает грязной рукой потный лоб, оставив на нем жирную темную полосу, и уныло плетется к тягачу — Юсупов, ковыряющийся в моторе, попросил его подать со стеллажа набор головок.

Ник, отмачивающий в ведре с керосином шестеренки непонятного назначения, с трудом поднимается и массирует натруженную поясницу. Поясница болит так, словно он несколько дней внаклонку проработал на стройке — был у него в жизни такой опыт.

Оглядев темный бокс, освещенный коптящими факелами, он с удивлением понимает, что Юсупов взялся за дело серьезно — на разостланных вокруг тягача ветхих брезентовых полотнищах аккуратно разложены узлы и детали, разноцветные электрические провода, напоминающие внутренности экзотического существа. Все дверцы, люки, лючки, бойницы раскрыты настежь, и МТ-ЛБ напоминает больного на операционном столе.

— Ты эта… что притащил? — слышится из открытого люка гневный голос инженера. — Головки! Чтобы болты и гайки эта… откручивать, понял? Набор целый, там, на второй полке лежит. А это — сменные насадки для отвертки: крестовые, шлицовые… Балбес!

— Сам ты! — огрызается Хал. — Не объяснит толком, блин…

Подивившись работоспособности Юсупова — он словно и не устал вовсе, увлеченно ковыряясь во внутренностях МТ-ЛБ — Ник решает, что пришло время задействовать то, что журналисты завуалировано именуют «административными рычагами», и громко объявляет:

— Всё, мужики! Шабаш на сегодня! Пошли на воздух, поглядим, чем нас там Камил осчастливил.

Эн колдует у костра, помешивая оструганной веткой в большой закопченной кастрюле. Пес лежит неподалеку, на морде явственно читается полное удовлетворение жизнью.

Хал тянет носом.

— Куриный супчик?

— Почти, — поворачивает к нему раскрасневшееся лицо Эн. — Похлебка из куропатки с корнем лопуха и крапивным листом.

— Блин, мы как коровы, жрем всякое сено — то крапива, то лопухи… — недовольно ворчит Хал.

— Ничего ты не понимаешь в кулинарии, — смеется девушка. — Между прочим, лопух — ценнейший продукт, в Японии его, например, даже выращивают на огородах. Там он называется гобо. Японский лопух в три раза толще нашего и листья до метра в диаметре, вот. Из гобо делают салаты, повидло, жарят, варят… А наилучшие вкусовое качества он набирает ближе к осени.

— Сдаюсь! Сдаюсь! — поднимает в притворно испуге руки Хал.

— Энка, а ты откуда это все знаешь? — удивляется Ник. — За тобой раньше вроде кулинарных талантов особо не замечалось…

Наградив любимого тренера красноречивым взглядом, Эн все же снисходит до ответа:

— У нас в десятом классе в спортивном лагере вечер японской кухни был. Все готовили по какому-нибудь национальному блюду. Ну, суши там, сашими, мисо, унаги-маки разные. А мне захотелось что-то совсем необычное сделать.

— И как называлось твое блюдо?

— Кинпура, — гордо сообщает Эн. — Всё, давайте к столу… в смысле, помогите мне кастрюлю перенести.

Похлебка оказывается вполне сносной — куропатка была жирной, бульон получился наваристым, порезанные листья крапивы напоминают шпинат, а волокнистую мякоть корня лопуха при известной доле фантазии можно принять за разварившуюся картошку.

— Хорошо, но мало, блин, — традиционно заявляет Хал, покончив со своей порцией.

— У тебя это уже стало вместо «спасибо», — поддевает парня Эн.

— Ну, спасибо…

— «Нуспасибо» за водой не ходит и дрова не собирает, — завершает нехитрую интригу девушка и поворачивается к остальным: — Кстати, и посуду оно тоже не моет. Намек ясен?

Юсупов улыбается, подмигивает Нику.

— Вот кому-то эта… с женой повезет.

В вечерних сумерках вся компания располагается на отдых.

— Санаторий, блин, — высказывается Хал, развалившись на траве. — Жаль, курёхи нет. Очки, слышь, а ты курил раньше?

— Нет, — отрицательно мотает головой Юсупов.

Он даже сейчас продолжает работать: приволок из бокса пучок каких-то проводов и шершавым плоским камнем зачищает кон shy;такты.

— Ты вот умный, блин, — безо всякого перехода продолжает Хал. — Инженер. В школе отличником был, так? Чё думаешь — как все это получилось? В Цирке про конец света говорили. А кто его устроил, блин? Монах считает, что Бог. Он все про этот… как его… апокла…

— Апокалипсис, — лениво подсказывает Ник.

— Во, точняк! Про него задвигал. Какой-то святой давно все это в книге написал. Ну, там конь бледный, а всадник на нем — смерть!

— Отстань ты от человека, — вмешивается Эн. — Тебе делать нечего, а он работает, между прочим.

— Дурная голова… — начинает было Хал, но не развивает тему и снова обращается к Юсупову: — Очки, слышь, так ты чё думаешь-то?

Помолчав, инженер откладывает провода, снимает очки и в задумчивости протирает стекла.

— Конец света — интересная версия, — говорит он наконец. — Человечество почему-то эта… всю свою историю об этом думает. Пророки, предсказатели, ученые — все его предрекали. Апокалипсис и Страшный суд — это религиозный вариант. Я эта… плохо помню, давно читал, но вроде бы Бог должен собрать всех людей, воскресить мертвых и оценивать добрые и злые дела каждого, чтобы решить — кому эта… в ад идти, кому — в рай. Но эта… не похоже. У нас что-то другое случилось.

— Другое — какое? — не отстает Хал.

— Всемирная катастрофа, я так думаю. — Юсупов покусывает дужку очков. — И этого, судя по всему, ни Нострадамус, ни Ванга, ни кто другой не предсказали.

— А как же майя? — вставляет свои пять копеек Ник, прислушиваясь к разговору.

— Эта… а что майя? — поворачивается к нему Юсупов. — Там вообще другая история. Во-первых, речь у них шла о две тысячи двенадцатом годе, во-вторых, никакого конца света они эта… не пророчили. Это просто неправильный перевод и эта… много-много… как это говорится, охочих до дутых сенсаций журналистов.

— Что значит «неправильный перевод»? — удивляется Эн. — Я сама читала, что по каменному календарю майя в декабре двенадцатого года время человечества должно было закончиться. Вот оно и закончилось. Просто в другой год. Может, не перевод, а просто посчитали неправильно?

Юсупов усмехается, водружает очки на нос, жует губами. Изрекает:

— Про время — в самую точку. Действительно, в декабре две тысячи двенадцатого года закончился круг времени майя. Эпоха, понимаете? Ну, эта… календарь у них был рассчитан до этой даты. И не более того! С января две тысячи тринадцатого началась новая эпоха, просто календарь для нее майя вырезать… эта… высечь не успели — вымерли.

Хал коротко гыгыкает и сразу снова становится серьезным.

— Очки, ты нам, блин, про науку давай.

— Наука… — Юсупов чешет затылок и усаживается поудобнее. — Вообще, существует четырнадцать версий… ну эта… сценариев конца света. Глобальное потепление, например. В ходе него растают все льды и в Арктике и в Антарктиде. Уровень океана повысится на восемьдесят метров. Пол-Европы и пол-Азии затопит, по всей планете эта… изменится климат. Холодные воды из Северного Ледовитого океана хлынут в Атлантику, Гольфстрим исчезнет, и в Европе наступят холода, как в Сибири. Англия, вся Скандинавия эта… вымерзнут… вымерзут. Жить там будет нельзя. А в Америке…

— Погоди, Вилен, — останавливает инженера Ник. — К нам-то это какое отношение имеет? Ясно же, что с климатом все в порядке.

— Да, этот вариант не катит, — поддерживает друга Хал. — Давай, блин, дальше — чё там еще у тебя есть в загашнике?

Юсупов усмехается.

— Еще есть сценарий, согласно которому Земля сталкивается с крупным астероидом…

— Не пойдет, — качает головой Эн. — Я по телевизору смотрела — там такое должно начаться… Везде землетрясения, новый всемирный потоп, в атмосферу поднимается гигантское количество пыли и наступает глобальная зима, потому что солнечные лучи не могут пробиться сквозь эту пыль.

— Правильно, — соглашается Юсупов. — Такой вариант нам действительно эта… не подходит. Есть еще версия, что в один прекрасный… ну, точнее, ужасный день земная кора провернется.

— Это как, блин? — вытаращивает глаза Хал. — Чё такое «провернется»?

Юсупов опять усмехается и назидательным тоном произносит:

— Ученые считают, что земная кора эта… как бы плавает в магме, ну, в расплавленном камне. Она — как скорлупа на яйце. И одновременно как куски масла на горячей сковородке. И если вдруг произойдет перераспределение массы… из-за вулканов, например, которые выбрасывают из земных недр тысячи тонн лавы, то земная кора придет в движение и поедет. Северный и Южный полюса эта… поменяются местами. Опять же будут землетрясения, катаклизмы всякие.

— Опять мимо, — говорит Ник. — Давай дальше. Что там еще?

— Вспышка на Солнце. Такой глобальный термоядерный взрыв. Землю сперва атакует эта… мощный электромагнитный импульс, который выведет из строя всю электронику, потом придет ударная волна и температура повысится до тысячи градусов. Вся планета превратиться в выжженную пустыню… Да, тоже не то.

— А что — то? — спрашивает Эн. — Столько всяких ужасов, но с нами-то они не происходили.

— Ну, есть совсем фантастические гипотезы… — Юсупов машет грязной рукой в воздухе. — Вторжение инопланетян…

— Во-во, точно! — обрадовано вскакивает Хал. — Я же говорил — инопланетяшки, блин! Прилетели и ставят над нами эксперименты всякие, уроды зеленые!

Ник и Эн, вспомнив разговор по дороге в Большие Клыки, смеются.

— При всем моем уважении, — иронически выгибает бровь Юсупов, — эту версию серьезно рассматривать нельзя.

— Чё это? — сразу насупливается Хал, не выносящий насмешек. — Другие, значит, можно, а мою — нет?

— Инопланетяне — это из той же серии, что и эта… Бог там и прочие мистические варианты, — посерьезнев, пытается объяснить инженер. — Не рационально, понимаешь? Абсурд. Фантастика. Знаешь, как в интернете писали: «Что курил аффтар?»

— Пошел ты… — Хал выглядит не на шутку обиженным.

— Да я не тебя имею в виду, — старается смягчить ситуацию Юсупов. — Ты же эта… не сам придумал — в кино видел или читал где-нибудь.

Сжав кулаки, Хал сопит. Последняя фраза окончательно выводит его из себя.

Эн и Ник переглядываются. Оба прекрасно понимают, что если не разрядить обстановку, дело может закончиться дракой.

— Оставим инопланетян на потом, — дипломатничает Ник. — А сейчас лучше обсудим оставшиеся версии. Катастрофы там всякие, экологию…

— А что «экологию»? — пожимает плечами невозмутимый Юсупов. — Как мы видим, она-то как раз в порядке — природа возвращает себе то, что отвоевал у нее когда-то человек. Наше счастье, что прошло не сто, не двести лет, мы бы эта… вообще не узнали наших городов. Нет, то, что произошло, к экологическим бедствиям не имеет никакого отношения. Если обсуждать гипотезы, то я бы выдвинул три: катастрофа космического масштаба, которую породили какие-то явления во Вселенной, результат некоего глобального научного эксперимента и биологическая причина.

— В смысле — биологическая? — не понимает Ник.

— Ну эта… можем же мы предположить, что у всех особей эта… хомо сапиенс случился сбой на генетическом уровне? Люди уснули…

— И спали тридцать лет, блин? — Хал морщится. — Фигня! Да нас бы всех если не звери, то червяки с муравьями заточили бы, блин, за это время!

— Ну, кого-то они и того… действительно съели, — рассеянно говорит Юсупов, явно думая о чем-то другом.

— Да ни фига! — вскидывается Хал. — Смотри — те, кто умер… погиб, короче — те давно лежат, кости остались только, блин. И умерли они или от пожаров, или от того, что их придавило чем-то, или взрывы были…

Ник поддерживает Хала:

— В самом деле, мы видели останки тех, кто попал в аварии, кого убило током. Но главное даже не это — не бывает так, чтобы вдруг целый биологический вид впал в кому…

— Может быть, может быть… — кивает Юсупов. — Я эта… вот о чем сейчас подумал: а что, если произошел временной скачок? Нет, не скачок, а перенос? Мы все, разумные существа, точнее эта… наше сознание, наш разум — перенеслись во времени, а все материальные предметы, вещи, строения — все добиралось своим ходом?

— Ерунда, — отмахивается Ник. — Слишком много нестыковок получается.

— Эх ты, Очки! — искренне расстраивается Хал. — Я думал, блин, ты чё-то умное задвинешь… А ты пургу несешь конкретную. Баклан ты, блин, тупорылый.

— Слышь, улым. — Юсупов снимает очки, складывает их и убирает в нагрудный карман. — Ты кончай борзеть. Я эта… хоть и интеллигент, но казанский! Я вырос на Хади Такташе. Если что, я и въе…

— Брэк! — вмешивается Ник, ухватив Хала и Юсупова за плечи. — Кончайте, мужики. Тоже мне, горячие казанские парни! Нам только мордобоя тут не хватало. И главное — из-за чего? Кстати, Вилен, ты еще про космическую катастрофу говорил и научный эксперимент.

— Ничего я не говорил, — раздраженно стряхивает руку Ника со своего плеча Юсупов. — Это все бред взбудораженной совести…

— Совесть-то тут при чем? — удивляется Эн.

— Натали, не обращай внимания. Я просто процитировал одну хорошую книжку. Там эта… описано нечто вроде того, что случилось с нами. Эксперимент есть Эксперимент[38].

— Значит, блин, наука все же виновата, — бурчит Хал.

— Наука виновата в том, что ты на свет родился! — не выдерживает Юсупов. — Если бы не достижения современной медицины, тебя и на свете бы не было. В средние века детская смертность такая была, что эта… только десять младенцев из сотни выживали, понял?

— А я никого не просил, блин! — заявляет Хал, вставая. — Может, и хорошо было бы… Короче, я спать.

Он уходит и даже со спины видно, что парень продолжает злиться. Ник провожает худощавую фигуру Хала взглядом, подбрасывает дров в притухший костер и спрашивает у мрачного Юсупова:

— Что это вы с ним как кошка с собакой?

— Это вечное противостояние, — инженер по привычке изображает в воздухе какой-то энергичный жест. — Гопота против тех, кто использует голову не только для того, чтобы эта… в нее есть. У нас в Казани штук двадцать вузов, студентов много. И таких вот, как он, эта… тоже дополна. Ох, я в молодости натерпелся от них… Дебилы!

— В молодости? — деланно удивляет Эн, явно собираясь поменять тему. — А сейчас вы что, старый?

— Мне тридцать четыре года, Натали, — грустно улыбается Юсупов.

— А выглядите вы так молодо… Никогда бы не сказала, что вам столько! — теперь удивление девушки уже не притворное.

— Вернемся к нашим баранам. — Ник начинает скучать от этого «бабского» разговора. — Итак, где-то кто-то проводит какой-то глобальный эксперимент, в результате которого все люди на планете засыпают. Впадают в своеобразный анабиоз, так? Спрашивается — кто, где, как и зачем все это сделал?

— Я эта… не знаю, — разводит руками Юсупов. — Но если у Теслы в начале двадцатого века, при тогдашнем уровне развития науки, получалось ставить всю планету на уши, то почему бы сейчас не сделать что-то подобное?

— Тесла — это который с электричеством, с магнитными полями что-то мутил? — уточняет Ник.

— Он занимался разными вещами, — уклончиво отвечает Юсупов. — В частности, попытками передачи энергии на расстояния без проводов, перемещениями во времени — и так далее. Пойду-ка я тоже спать, ребята. Эта… устал я. Спокойной ночи.

Пожелав инженеру в ответ сладких снов, Ник и Эн еще долго сидят у костра. Взбудораженный разговором, припомнив все, что он знает о Николе Тесле, Ник разворачивает перед Эн одну гипотезу за другой.

Он очень увлечен и совершенно не замечает, что девушке невыносимо скучно слушать эти околонаучные бредни и что она явно хотела бы поговорить с ним о совсем других вещах…

В боксе не продохнуть — тяжелый, сладковатый солярный выхлоп заполняет его полностью, от пола до потолка.

— Мы тут как в коптильне, — шутит Ник, но, когда Юсупов теряет сознание, шутки кончаются.

— Надо эта… во двор выбираться. Угорим насмерть, — придя в себя, не то просит, не то приказывает инженер.

— Ворота как будем открывать? — Ник подходит и пинает тяжелым ботинком створку. — Вросло. Выкапывать, что ли?

— Да эта… вышибем, и всё. — Юсупов поднимается с пола, покачиваясь, подходит к воротам. — Вы только подальше отойдите.

Вскоре бокс оглашает утробный рык заведенного двигателя. Из открытой дверцы валит синеватый дым выхлопа. Лязгают гусеницы. Слышатся глухие удары.

— Он там опять не отрубится? — интересуется Хал.

Грохочет, гремит, земля под ногами у Ника и остальных вздрагивает, и вдруг большие деревянные ворота, обитые жестью, складываются посредине, как крыша карточного домика, сами собой вываливаются на площадку перед боксом и разъезжаются в разные стороны. Тягач, победно рыча и громыхая гусеницами, проползает по ним и останавливается, окутавшись облаком пыли.

Камил, яростно лая, скачет в стороне. Эн заслоняется рукой, Хал испугано приседает. Никто не ожидал от неказистого тягача такой прыти.

— Смотри-ка, получилось, — хмыкает Ник.

Откинув верхний люк, из «маталыги» выбирается страшно довольный Юсупов.

Усевшись на броню и обняв башенку с зачехленным пулеметом, он гордо заявляет:

— Ну эта… вот так вот!

Глава пятая

Эн

Солидол — это такая гадость! Бр-р-р… Как повидло, только есть нельзя. Камил вон, дурачок, попробовал — бегал потом и смешно, по-собачьи, плевался.

У меня все руки в солидоле. И вся одежда. Это потому, что я целый день мазала тягач. Всякие железки и колеса. Шприцом таким большим металлическим закачивала солидол в специальные дырочки. Вилен сказал, что это специальные пресс-масленки. Хорошо хоть Ник с Халом нашли комнату с военной формой, каптерка называется. Конечно, моего размера не оказалось, но все равно: поменять одежду на чистую — это здорово.

Ребята, похоже, собираются воевать по-настоящему. При этом они ругаются, спорят. Хал и Вилен готовы друг другу в горло вцепиться. А я вот не понимаю — ну какая война? Для войны солдаты нужны, которые всё умеют. А Хал вон автомат взял и не знает, как его зарядить. Ник, конечно, в армии служил, но ведь война — это людей убивать надо. А я даже представить не могу, чтобы Ник в человека выстрелил. Он же тихий, спокойный, нерешительный. Рохля. И Юсупов тоже такой же, как мне кажется. Умный он, конечно, и знает много. Но какой из него боец? Смех один. И слезы.

Они, мужики, хорохорятся — вот мы, мол, партизанский отряд, боевая единица, Аслану надаем и вообще всё круто будет. А я почему-то всегда ополчение хоббитов вспоминаю. Вояки такие же. Хотя хоббитам-то удалось с врагами справиться, но это только потому, что у них вожди были настоящие. А мы… В общем, бежать нам надо из города.

Бежать…

Третий день в Танковом училище начинается с уже привычной процедуры всеобщего благодарения Камила за своевременное снабжение продовольствием. На этот раз пес притаскивает сурка, здорового и очень жирного. Хал быстро раскладывает перед казармой костер, ловко разделывает тушку зверька, нарезает мясо тонкими пластинками, кидает его на решетку и жарит над углями. Получается вкусно, гораздо вкуснее зайчатины. Камил, получивший в полное и безраздельное владение всю требуху и голову сурка, радостно их съедает и теперь лежит рядом с Эн, сыто облизываясь.

— Не понимаю я его, блин, — доедая сурчатину, говорит Хал. — Бегал, ловил. Мог в однёху всё захавать. Нет, блин, нам принес, самому только кишки достались — и доволен до жопы!

— Психология, — улыбается уголками рта Ник и встает. Завтракают они во дворе, обустроив здесь что-то вроде столовой — стол, табуретки, сложенный из кирпичей мангал с решеткой, когда-то служившей для чистки обуви. — Ладно, хватит загорать. Солнце уже высоко. Эн, поможешь Вилену, а мы пойдем этот долбанный склад НЗ искать.

— Гранаты с собой возьмите, — советует инженер, поднимаясь и по привычке вытирая о новую форму жирные пальцы. — Двери эта… взорвете, если что.

— Эргедешкой? — прищуривается Ник. — Не выйдет. Это же так, хлопушка.

Он сует руку в карман камуфлированных штанов, вытаскивает гранату и подбрасывает на ладони.

— Хочешь — покажу? Пыли много будет, а толку…

Камил вдруг начинает ворчать, тревожно задрав голову.

— Не надо показывать, — укоризненно смотрит на Ника Эн. — Видишь, ему не нравится.

— Да я пошутил…

— Погоди-ка, — перебивает Ника Хал. — Он, блин, учуял что-то…

Пес вскакивает и поворачивается в сторону ворот. До них отсюда довольно далеко, метров триста, а разросшиеся деревья мешают увидеть, что там происходит.

— Собаки? — испугано восклицает Эн.

Хал тут же вскидывает автомат, с которым не расстается ни на минуту.

— Вроде тихо? — прислушиваясь, говорит Ник. — Надо бы вообще-то пост какой-то установить, дежурство… Живем тут, как в пионерском лагере.

— Ага, — кивает Юсупов. — А потом эта… местные придут. Девчонок на дискотеке зажимать.

— Не смешно, — дергает плечиком Эн. Форму для нее подобрали с большим трудом, таких маленьких размеров на складе училища не нашлось, и девушка напоминает этакую «дочь полка». — Ник прав — надо на крыше того домика, с которого я собак стреляла, наблюдателя поставить.

— Давайте лучше эта… побыстрее тягач до ума доведем и уедем отсюда, — не соглашается Юсупов.

— Куда? Куда ты собрался, Очки? — немедленно бросается в спор Хал. — Тут про нас никто не знает хоть.

Спор этот, то затухая, то разгораясь вновь, продолжается уже второй день. Когда стало ясно, что у них есть оружие и бронированный тягач с пулеметом, вопрос «А что же дальше?» сделался донельзя актуальным.

— Забор надо укрепить и людей сюда сманивать, — гнет свою линию Хал. — Тут танки, оружие, байда всякая военная. Крепость сделаем, блин! А чё? И никакой Аслан не сунется.

Ник считает, что первым делом нужно помочь людям из Цирка, поднять что-то вроде вооруженного восстания против АК, а потом уже думать о создании общины в училище.

Юсупов вообще предлагает уехать из города, обосноваться где-нибудь в хорошем и спокойном месте, делая вылазки за техникой и оборудованием.

— Генератор достанем, запустим, электричество будет, радиостанцию заведем, компьютеры. Не может быть, чтобы эта… по всей земле так. Найдем людей, сохранивших цивилизованный облик, свяжемся…

Еще он хочет начать диверсионную войну против Аслана.

— Будем эта… ощипывать его постепенно, с разных сторон. Пока один костяк не останется, — хищно оскалясь, говорит Юсупов.

Очередной виток спора достигает своего пика, страсти накаляются, как вдруг Камил начинает лаять и бросается все туда же — в сторону ворот.

— Нет, там все-таки собаки, — подхватив свой автомат, Ник передергивает затвор и делает несколько шагов вдоль жилого корпуса.

Лай Камила резко обрывается — словно отключают трансляцию. Слышатся крики, ругань, а затем воздух распарывает короткая, злая автоматная очередь.

— Ка-амил! — взвизгивает Эн. — Ка-амил, ко мне!

Хал, выставив ствол, уже крадется вдоль деревьев. Ник бежит вперед, готовый в любую секунду упасть в траву. Юсупов зигзагами несется к казарме — за оружием. Эн бестолково мечется возле костра и всё зовет пса.

— Ка-а-амил! Ко мне!

— Не ори, дура! — шипит на нее Хал.

В этот момент Ник видит тех, кто стрелял в Камила. Видит — и сразу падает в бурьян.

Незваных гостей пятеро, все с оружием и белыми повязками на рукавах.

Аковцы.

Нашли.

Люди Аслана цепью идут поперек двора училища, держа автоматы наизготовку. Они совершенно спокойны, разговаривают, даже смеются, уверенные в своей силе и безнаказанности. У Ника мелькает мысль, что это не целенаправленный рейд, а обычная разведка или даже простое патрулирование. В этот район города, достаточно удаленный от центра, патрули аковцев, судя по всему, еще не забредали. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.

— Их нельзя упустить, — доносится до Ника со стороны деревьев тихий голос Хала. — Мочим всех, блин. Где Очки?

— Я здесь, — отзываются из-за его спины Юсупов. — Наверное, эта… надо подпустить ближе, да?

— Когда дойдут до акации — стреляем разом, — чуть приподнявшись из травы, говорит им Ник. — Я беру двух левых, вы поделите остальных. И хорошо бы кого-то живьем взять.

— Языка, блин, — шепотом смеется Хал. — Слышь, Очки, по ногам стреляй, понял?

Тянутся томительные и волнующие секунды ожидания. Ник через просветы в траве разглядывает противников. Это взрослые, крепкие мужики. Оружие они держат умело, в движениях угадываетсярасслабленная сила и немалый опыт. Подняв ствол автомата, Ник ловит в прорезь прицела крайнего, небритого, с расплющенным носом, и кладет палец на спусковой крючок.

Когда до раскидистого куста акации, зеленым шаром выкатившегося на край плаца, аковцам остается пройти метров десять, неожиданно грохочет автомат Хала и тут же ему в унисон начинает стрелять Юсупов.

— Куда, рано! — в отчаянии орет Ник и тоже дает короткую, экономную очередь в три патрона — как учил на стрельбище армейский инструктор, подполковник Новиков.

Пули выбивают фонтанчики пыли у ног аковцев. Они сразу начинают отходить, отстреливаясь в ответ. Ник на секунду представляет, что будет, если Аслан узнает о том, что его патруль напоролся на вооруженное сопротивление. Воображение за доли секунды рисует вполне реалистичную картину — несколько десятков аковцев мелкими группками проникают на территорию училища, окружают казарму номер пять… Стрельба, битые стекла, взрывы, выкрошенная пулями штукатурка. И четыре трупа, развешанные в назидание другим на погнутых воротах училища.

Зримо представив себе все это, Ник обливается холодным потом, вскакивает и огромными прыжками бросается вперед, не обращая внимания на вжикающие над головой пули. На бегу перехватив автомат левой рукой, он закидывает оружие за спину, достает из кармана гранату, ломая ногти, отгибает усики чеки. Прикрываясь все тем же злосчастным кустом акации, Ник изо всех сил рвется вперед, сокращая расстояние. Дергает кольцо. Вслепую, на звуки выстрелов, бросает темно-зеленый железный мячик — и валится прямо в ломкие ветви, густо усеянные спелыми стручками.

Взрыв! Свистят осколки. Действуя скорее по наитию, чем осознанно, Ник на четвереньках, обдирая руки, лезет прямо сквозь куст, вскакивает, перехватывает автомат…

На углу главного корпуса училища висит рыжее пыльное облако. В нем колышутся какие-то тени, напоминающие рыб в грязном, запущенном аквариуме. Уже не экономя патроны, забыв обо всех наставлениях подполковника Новикова, Ник начинает стрелять в эти тени, выкрикивая что-то, какие-то злые и грозные слова.

Он не видит и не слышит, как сбоку подбегают Хал и Юсупов и в два ствола поддерживают его, наполнив все пространство впереди смертоносным свинцом.

Поднятая взрывом гранаты пыль как-то очень быстро опадает. Наступает тишина. Ник тупо смотрит на россыпь тусклых гильз у своих ног, потом переводит взгляд туда, откуда стреляли бойцы Аслана. Он видит четыре пятна на припорошенной охряной пылью траве и мелькающую вдалеке, возле ворот, фигурку.

— Один ушел, блин! — как сквозь вату доносится до него голос Хала. — Заложит. Сматываться надо отсюдова, по-бырому…

Убитых они хоронят у забора, с внутренней стороны.

— Всё же они тоже люди, — говорит Эн.

Она помогает Нику и Халу рыть братскую могилу. Юсупов возится с тягачом, гоняя двигатель на разных режимах, проверяя электросистему и ходовую.

Потом, уже в сумерках, мужчины грузят оружие и боеприпасы, а Эн с Камилом, который совершенно не пострадал от пуль аковцев, сидят «на стрёме», чтобы люди Аслана не застали их врасплох. Погрузка занимает несколько часов — двести автоматов сваливают в длинные зеленые ящики, которыми забивают почти весь десантный отсек «маталыги». Две бочки с соляркой, запасной аккумулятор, ремкомплект, канистры с маслом, комплекты обмундирования, обувь, сумки с гранатами, ОЗК — все немаленькое пространство отсека забито, что называется, под завязку.

Хал приносит последний тюк с формой.

— Как ныне сбирает все вещи Олег, — глядя на него, шутит Юсупов.

— Какой Олег, блин? — не понимает Хал. — Меня зовут Дамир.

— Олег конефоб.

— Коне… кто?!

Ник беззвучно трясется от смеха, догадавшись, что послышалось парню.

— Зря вы так, — укоризненно говорит Юсупову Эн.

Хал сбрасывает на землю тюк, набычившись, идет на инженера, сжав кулаки.

— Чё ты сказал, блин? — цедит он сквозь зубы.

Юсупов хватает гаечный ключ на тридцать два, бледнеет.

Ник срывается с места и бежит к ним.

— Стоять, мужики! Перестаньте!

— Пошел ты, — не глядя на него, кидает Хал и кричит Юсупову: — Ну чё, Очки! Зассал смахнуться? Брось ключ!

— Эта… убью, гаденыш! — сипит тот и замахивается.

Эн бросается между ними.

— Не смейте! Нам же всем вместе надо быть, вы что, не понимаете? — в отчаянии она срывается на крик. — Дураки! Камил!

Пес лает, рычит, встопорщив шерсть. Ник отталкивает Хала от Юсупова. Звенит выбитый из руки инженера гаечный ключ.

— Умные вы все, да? — Хал смотрит на свои запыленные ботинки. — Командиры все… А я не командир, блин! Но еще раз кто пошутит, в пятачину заряжу, грести-скрести. Поняли?

И зацепив тюк с формой, он волоком утаскивает его к тягачу.

Ник приносит две последние коробки с лентами для пулемета ПКТ, перебрать и опробовать который так и не дошли руки, вручает их Халу.

— Тяжелые, блин, — распихивая коробки между ящиками, бурчит татарин.

— Тяжело в учении — легко в бою, — невпопад брякает Ник.

Он очень устал, и усталость эта не физическая, а скорее нервная, психологическая. Скоротечный бой, сумевший уйти аковец, конец беспечной жизни и увлекательной эпопеи с реанимацией тягача, ссора Юсупова с Халом. Теперь впереди — неизвестность, позади — майор Асланов со своими отморозками. Партизанская война, о которой столько говорено, становится реальностью помимо их воли.

— Ну, все готово? — спрашивает из темноты Юсупов.

Ник кивает, спохватившись, что инженер его не видит, произносит:

— Вроде да. Осталось только аутодафе, вернее — костер тщеславия…

Они разбредаются по казармам. У Ника в одной руке факел, в другой — канистра с керосином. Поливая пол, стены, кровати, тумбочки, он морщился от резкого запаха и всё думает, всё сомневается: правильно ли это, надо ли сжигать училище?

С одной стороны, надо — люди Аслана придут сюда, и все достанется им, и оружие, и техника из запертых боксов. Если там действительно танки, это будет настоящая катастрофа.

А с другой — ну кончатся же когда-нибудь эти мрак и дикость, восстановится нормальная жизнь, появится власть, наведет порядок, и в училище снова придут курсанты…

Осознав, что он по-прежнему ждет чуда, ждет, что кто-то сильный и мудрый во главе суровых и справедливых придет откуда-то и все наладит, настроит, вернет жизнь в старое русло, Ник вслух ругается самыми черными словами, какие знает, швыряет факел в лужу керосина, разлитого по «взлётке».

— Никто не придет! — говорит он, перешагивает разгорающееся пламя и идет к двери.

Никто не придет. Он — и все остальные люди тоже — предоставлены сами себе. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Поэтому никакой рефлексии! Никаких сомнений! Принял решение — доводи до конца. Делай — или умри. И точка.

Ник, пошатываясь от внезапно накатившей слабости, выходит на улицу, не обращая внимания на разгорающийся за спиной пожар. Начинается дождь, и холодные капли падают ему на лицо, а он ловитл их ртом, слизывает с губ и все повторяет про себя: «Делай — или умри».

В десантном отсеке душно. От рева двигателя закладывает уши. Под полом грохочет, лязгает, над головами тоненько дребезжит какая-то плохо закрепленная железка. Крашенная белой краской переборка, отделяющая двигатель от десантного отсека и от кабины водителя, ходит ходуном.

Ник поднимается со своего места, дергает Хала, торчащего в открытом люке, за штанину.

— Что видно? — перекрикивая грохот, спрашивает он.

— Ни фига, блин, — скрючившись, орет тот в чрево тягача. — Туман! Кажись, кольцо проезжаем. На, сам посмотри…

Дождавшись, когда Хал слезет вниз, Ник хватается за теплую ручку, ставит одну ногу на какой-то металлический короб, другую — на ящики с автоматами, и высовывается наружу. Его глазам предстает зрелище, достойное кисти художника-сюрреалиста.

Тягач уверенно прет по сильно заросшей кустарником канаве, в которую за тридцать лет запустения превратился Оренбургский тракт. Пласты сизого тумана перекрывают канаву, напоминая слоеный пирог, пробитый во многих местах темными силуэтами деревьев.

Тягач мокрый, словно его поливали из пожарного брандспойта. Капли воды дрожат на броне, а когда машину сильно дергает на очередной яме, стряхиваются вниз, но на их месте тут же появляются новые.

Юсупов ведет «маталыгу», не разбирая дороги. Плоский нос тягача сминает кусты, ломает небольшие деревца. Ник выворачивает шею и смотрит назад. Вопреки его ожиданиям, он не видит остающейся там просеки. Пройдя под днищем машины, кусты тут же выпрямляются, и туман скрывает их. У Ника складывается впечатление, что они едут по огромному ворсистому ковру, без дороги и следа. Это хорошо. Это даже здорово. Если беглецов начнут искать, сделать это окажется затруднительно. Жалко, начавшийся ночью дождь быстро кончается. Вода хорошо смывает следы — и в прямом, и в переносном смысле слова…

Впереди неожиданно встает раскидистая липа, старая, с толстым, в два обхвата, стволом. Юсупов резко поворачивает вправо, объезжая дерево, тягач мотает, и Ник едва не проваливается в люк, прикусив язык. Рот наполняется кровью, от боли темнеет в глазах. Сплюнув, он сжимает зубы, мысленно выругавшись. Ругаться вслух чревато — «маталыгу» начинает таскать из стороны в сторону, подбрасывая то вверх, то вниз.

Туман немного рассеивается, и Ник видит в просветах между деревьями, по правую руку от себя, отблески воды. Он вспоминает, что где-то здесь находится озеро Кабан, то ли Верхний, то ли Нижний. Впереди сереет бетонный короб автобусной остановки, за ним — кривая просека, уводящая вверх и несколько остовов легковых машин, перегораживающих бывшую дорогу. Тягач дергается и останавливается. Ник бьется грудью о край люка. Рев двигателя переходит в утробное урчание. Люк над водительской кабиной приподнимается и появляется взлохмаченная голова Юсупова. Повернувшись к Нику, он скалится, тычком поправляет очки и кричит:

— Я эта… прямо через машины поеду!

Ник молча кивает. Выбора у них действительно нет — по обе стороны дороги высятся большие деревья. Юсупов ныряет обратно. «Маталыга» словно бы приседает на корму — и резко рвется вперед. Задрав нос, тягач наползает на ближайшую легковушку — кажется, это какой-то джип — и лихо проутюживает его, лязгая гусеницами. Молодая сосенка, на свою беду выросшая слишком близко к центру дороги, сгибается, ствол ее с громким треском лопается и длинная белая щепка отлетает, кувыркаясь, в сторону.

Выбравшись из низины, они едут по более-менее ровной местности. Низкие облака сливаются с туманом и где-то там, в белесой мути, оловянно светится кружок встающего солнца.

На пересечении с Фермерским шоссе Юсупов теряет дорогу, впарывается в березовую рощу, валит несколько больших деревьев и едва не сажает тягач днищем на завал.

Пока «маталыга» задом, вырыв под собой изрядную яму, выбирается оттуда, туман рассевается. Солнце находит себе дыру в облаках, наливается желтизной, блеском. Сразу становится жарко, броня высыхает.

Оставив раскуроченную рощу позади, тягач выбирается на тракт и прет в сторону Республиканской клинической больницы. Слева, в зарослях, время от времени проглядывают квадратные рамы поваленных рекламных щитов, справа тянутся какие-то ангары с просевшими крышами — видимо, раньше тут был складкой комп shy;лекс.

Ржавых машин на пути «маталыги» становится больше. Юсупов уверенно давит легковушки, грузовики и автобусы объезжает или таранит, спихивая в сторону. Грохот при этом стоит такой, что слышно, наверное, даже в центре города. По крайней мере, Ник думает именно так. Он даже представляет, как Аслан отдает приказ своим людям, и отряды «кремлевских», дергая затворы автоматов, с нескольких сторон несутся через всю Казань, чтобы отрезать тягачу все пути к отступлению, взять машину в кольцо и…

Собственно, о том, что будет дальше, Ник имеет самые смутные представления. Юсупов говорил, что броня МТ-ЛБ выдерживает автоматную пулю на средней дистанции. Значит, чтобы подбить «маталыгу», вывести из строя ходовую часть, нужно что-то посерьезнее — гранатомет, например. Наверняка гранатометы у Аслана есть. Значит, открытый бой, прямое столкновение с «кремлевскими» — верная смерть. Это, в свою очередь, означает, что решение спрятать тягач с оружием и начинать партизанскую войну — верное и правильное.

Ник несколько успокаивается, опять сплевывает накопившуюся во рту кровь, изгибается и смотрит в отсек. Эн, вжавшись в закуток между ящиками, двумя руками вцепилась в густую шерсть на загривке Камила и бормочет ему в мохнатое ухо что-то успокоительное. Пес довольно жмурится, вывалив длинный розовый язык.

Хал, завернувшись в тент, безмятежно дрыхнет в корме «маталыги», на тючках ОЗК. Позавидовав нервной системе парня, Ник высовывается наружу, и тут тягач во второй раз резко останавливается.

Кустарник закончился. Метров через тридцать начинается широкий, ровный луг, уходящий вдаль, к проспекту Победы. Далеко слева, в дымке, высятся серые многоэтажки района Горки-2. Справа, тоже не очень близко, темнеет лес, а за ним громоздятся новостройки района «Солнечный город», некогда самого молодого жилого массива Казани.

А прямо перед «маталыгой» из земли торчит наискось вкопанный в землю и подпертый жердями столб, на котором висит привязанный за ноги голый человек. Мертвый человек. Вороны выклевали ему глаза, лицо почернело и распухло, на животе зияет огромная дыра, сочащаяся чем-то темным. Из дыры время от времени вылетают какие-то птички. Грязные руки мертвеца свисают почти до земли.

К столбу прибит кусок синего пластика, на котором черной краской значится:

СТОЙ! ОПАСНАЯ ЗОНА! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!

НАРУШЕНИЕ КАРАЕТСЯ СМЕРТЬЮ.

И вместо подписи внизу — осточертевший уже круг с буквами АК…

Глава шестая

Вначале все пугаются. Юсупов отгоняет тягач назад, в заросли, глушит двигатель. Похватав автоматы, друзья вылезают на броню, тревожно оглядываясь. Камил, выпущенный «в пампасы», бегает туда-сюда, то задирая лобастую голову вверх, то что-то вынюхивая в траве. Потом пес запрыгивает на нос «маталыги», ложится в самой непринужденной позе и принимается выкусывать блох.

— Вроде никого, — глядя на собаку, неуверенно говорит Хал. — Камил не кипишует.

— Его сначала эта… убили, а потом повесили, — с дрожью в голосе произносит Юсупов, сквозь зеленое кружево листвы разглядывая казненного.

— Меня больше интересует — кто это сделал и зачем. — Ник тоже смотрит на повешенного.

Эн, тиская автомат, вздыхает и шепчет:

— Кто — понятно, там подпись есть. Зачем — тоже понятно. Твари они потому что.

— Это предупреждение всем — дальше ехать… или ходить нельзя.

— На разведку надо идти, блин, — высказывается Хал.

— А смысл? Если там блокпост или просто засада, то нас уже засекли. Это ведро с гайками, — Ник каблуком бьет по броне, — грохочет так, что в Кремле слышно. Причем в Московском.

— Не обижай машину, — очень серьезно говорит Юсупов и украдкой гладит нагревшуюся броню. — «Коробочка» у нас молодец.

— Ты ее еще поцелуй, блин, — недобро смеется Хал.

— Надо будет — поцелую, — с вызовом отвечает инженер.

— Хватит! — хлопает ладонь по люку Эн. — Не начинайте. Поехали дальше. Наверняка они уже в училище.

Хал отворачивается. В том, что пятый аковец ушел, он винит в первую очередь себя. Винит, но при этом никогда не признает свою вину вслух.

— И то верно, — еле ворочая прикушенным языком, соглашается Ник. — Вилен, заводи. Будем делать так, как решили.

— Камил, в машину! — кричит Хал собаке, но пес даже ухом не ведет.

— Камуша, — зовет Эн. — Давай, милый. Потерпи, скоро приедем.

Пес немедленно поднимается на лапы, спрыгивает с тягача и бежит к корме, туда, где находятся десантные люки МТ-ЛБ.

— Смотри, блин, какая у них любовь, — с плохо скрываемой завистью ворчит Хал и тут же снова начинает злиться: — Один с танком целуется, другая…

Эн реагирует немедленно.

— Заткнись. Эксо-эксо, Кэнди!

— И это не танк, сколько раз тебе повторять! — поддакивает ей Юсупов, забираясь в проем водительского люка.

Хал открывает рот, чтобы ответить обоим что-то очень резкое и грубое, но инженер перебивает его, обратившись к Нику:

— Эта… за пулемет сядь, что ли. На всякий случай.

— Так он же весь в консервационной смазке, не опробованный!

— У нас эта… выбора нет.

Открыв коробку с лентой, Ник с непривычки очень долго заправляет ее в пулемет. В армии на занятиях по огневой он делал это сотни раз — подполковник Новиков был мужиком въедливым и гонял связистов в хвост и в гриву. «Солдат — это, прежде всего, оружие, — любил повторять он. — Когда дойдет до дела, оружие должно стрелять».

Наконец, справившись с непослушной лентой, Ник опускает крышку ствольной коробки и ставит ПКТ на боевой взвод.

— Готов? — спрашивает инженер.

— Давай.

Пожужжав стартером, Юсупов запускает двигатель, дает обороты и гонит тягач далеко в объезд. Продрав через кусты, он выводит машину на луг и едет вдоль леса. Ник, упершись поясницей в жесткую спинку сидения стрелка, одной рукой крутит маховик поворота башенки, рыская стволом ПКТ из стороны в сторону, а большой палец другой держит на кнопке электроспуска, готовый в любой момент начать стрельбу.

Видно через мутноватую оптику башенного прицела плохо. Да чего там плохо — вообще ни черта не видно. Тягач постоянно подбрасывает, и Ник то лицезреет поголубевший небосвод, то зеленую мешанину травы, а один раз и вовсе «ловит» солнце и на несколько секунд слепнет.

Наконец, не выдержав пытку неизвестностью, он кричит Юсупову:

— Ну что там, что? Где мы вообще?

— Тихо всё. К проспекту Победы подъезжаем, — доносится сквозь рев двигателя в ответ. — Эстакада упала. Буду пробовать напрямик. Эта… держись!

Тягач ухает вниз и катится под уклон. Ник, вцепившись в рукоять маховика и коленями раскоряку упершись в стойки, молит всех богов, чтобы «маталыга» не заглохла, не перевернулась и вообще чтобы эта поездка поскорее закончилась.

В прицеле мелькает бурьянистый склон, раздается скрежет — Ник чувствует сильный удар по корпусу машины, — и тут же нос тягача задирается вверх. Юсупов прибавляет обороты до максимума, двигатель переходит на какой-то авиационный, реактивно-турбинный звук. Ник успевает удивиться — как же на войне люди, сидя вот в таких железных «коробочках», умудряются еще и стрелять, куда-то попадать, побеждать врага?

Тут подъем заканчивается и тягач выскакивает на бугристую равнину, поворачивает вправо и ползет в сторону многоэтажных жилых комплексов на улице Уныш. Ехать прямо к больнице, поглощенной золотистым сиянием, Юсупов не рискует. В сущности, он почти в точности повторяет тот путь, по которому ехал на велосипеде несколько дней назад к Танковому училищу.

Тягач застыл на краю старого котлована, заполненного водой. Глинистые склоны оплыли, обильно поросли травой, но на темной поверхности рукотворного озера не видно даже ряски.

— Темна вода во облацех, — бормочет Ник и поворачивает голову.

Небо окончательно проясняется и слева, далеко, за лесом и домами, хорошо просматривается столб жирного черного дыма — это горит танковое училище.

— Будем считать, что аковцы уже там. Не уверен, что тот, который сбежал, видел тягач, но следы они найдут. И рано или поздно придут по ним сюда.

— И увидят это… — с дрожью в голосе говорит Эн, глядя на золотистую стену, вставшую впереди.

Ник пытается вспомнить, где он уже видел эти странные сполохи. Пытается — и не может.

— Увидят — и дальше не полезут, — подхватывает Хал. — Очканут, блин! Точно говорю.

— Может, они уже видели. Мертвец же не зря там висел, — предполагает Ник и тут же добавляет: — Но нам от этого не легче.

— Гараж вон там, где деревья. — Юсупов показывает, где. — Дом надо объехать только. Вы эта… не бойтесь, когда голову начнет жать. И голосов всяких, звуков…

— А может, это радиация? — Видно, Хала, не смотря на всю его браваду, страшит золотистое марево, колышущееся впереди.

— Может. Только вряд ли. — Юсупов вертит в руках похожий на авторучку дозиметр ИД-1. — Не знаю… Может эта… он из строя вышел, но, в любом случае, ничего не показывает.

— У нас выхода все равно нет. — Ник пристукивает кулаком по борту «маталыги». — Или сразу сдаваться, или делать то, что решили.

— Партизанский отряд имени Камила, — хохочет Хал, маскируя страх за немудреными шутками. — Вооруженная группа полевого командира Проскурина, блин.

— Хватит болтать! — обрывает его Ник. — Лезем в «коробочку». Нам еще потом через весь город топать.

Вырывая гусеницами куски дерна, тягач ползет к золотистой стене. Ник, высунувшись из люка, с замиранием сердца ждет, что будет, когда они пересекут границу сияния.

Двадцать метров. Пятнадцать. Десять. Пять…

Он зажмуривается, невольно задерживает дыхание, словно перед тем, как нырнуть…

Два метра, один…

Золотистое сияние наползает…

И ничего не происходит!

Все так же рокочет двигатель, все так же уползает под нос тягача трава. Стена, завеса, пелена, грань — назвать это можно как угодно — остается позади. Две ласточки, догоняя друг друга, проносятся над самой головой Ника, едва не задев задранный вверх ствол ПКТ. Божья коровка приземляется на нагретую солнцем броню, замирает, потом быстро-быстро ползет вверх по башне, раскидывает крохотные крылышки и исчезает, унесенная ветром.

Вокруг шелестят листвой те же деревья, мощная крапива выперла из двора многоэтажки и заполоняет собой пространство между домами. Бетонная коробка трансформаторной будки торчит из крапивного моря, как айсберг.

И вдруг Ник понимает, почему он сравнил будку с айсбергом. Она белая! Абсолютно белая, точно только вчера покрашенная. И провода, уходящие от нее к столбу, выглядят как новенькие. Блестят на солнце изоляторы — ни пыли, ни грязи.

И торчащая из крапивы крыша жигулей-десятки тоже выглядит обычно, обычно для того мира, который существовал пару недель — или тридцать лет? — назад. Даже выцветшая георгиевская ленточка на выдвинутой антенне сохранилась!

Ник вертит головой — действительно, всё так, как и рассказывал Юсупов. За золотистой стеной предметы, постройки, машины не подверглись действию времени. Никакой ржавчины, грязи, разложения, гнили. Но при этом трава, деревья растут тут так же буйно, как и по всей Казани.

Почему так? Что явилось причиной этого феномена? Ник не знает, хотя и догадывается, что все дело в золотистой стене, точнее, в стенах. Вторая завеса отчетливо просматривается впереди, примерно в полукилометре. Она кажется более плотной, осязаемой, имеет более насыщенный, медовый цвет. Что находится за ней, рассмотреть уже не получается — здания, деревья искажаются, дрожат, утопая в желтом тумане.

Тягач дергается, поворачивает и, ломая забор, лезет напрямик через чей-то участок, едва не своротив угол одноэтажного кирпичного коттеджа. Еще раз свернув, Юсупов подгоняет машину к гостеприимно распахнутым железным воротам большого гаража. Хозяин, видимо, выстроил его для грузовика — тентованный КАМАЗ с красной кабиной застыл рядом, в нескольких метрах.

Двигатель МТ-ЛБ рявкает и глохнет. С наслаждением вслушиваясь в наступившую тишину, Ник различает в ней треск кузнечиков, пересвист птиц, деловитое жужжание пчел, торопящихся собрать последнюю дань с августовских цветов.

— Эта… приехали! — сообщает Юсупов, вылезая из люка, и тут же спрашивает: — Всё нормально? Как голова?

— В порядке, — кивает Ник и спрыгивает в траву. — Хорошо тут.

Клацают дверцы десантного отсека. Эн, Камил и Хал выбираются наружу, удивленно оглядываясь.

— Как на даче, блин, — резюмирует Хал и по привычке сплевывает. — Найдут они тут наши волыны. Звиздун ты, Очки. Не фига тут не страшно.

— В самом деле, Вилен… — начинает Ник и тут его накрывает.

Шум накатывается одновременно со всех сторон и бьет по ушам. Перед глазами плывут какие-то темные пятна, резные, разлапистые, колючие. Сердце бьется так сильно, что Ник с перепугу хватается за грудь, словно пытаясь удержать его там.

Камил взлаивает, но Ник не слышит звука — просто пес, ощетинившись, разевает пасть и пятится задом к тягачу. Эн хватает его за шерсть на холке, тащит куда-то в сторону. Хал, приседая и выпрямляясь, ладонями бьет себя по голове. Юсупова Ник вообще не видит — инженер куда-то исчез.

Шум в ушах стихает, распадается на множество составляющих, на звуковую мозаику, а она, в свою очередь, складывается в знакомые, привычные голоса людей, тарахтение двигателей и шуршание шин по асфальту. Ник закрывает глаза и у него создается полное ощущение того, что он стоит на тротуаре посреди обычной городской улицы.

— Да, приложение к договору надо подписать отдельно! — басит совсем рядом мужской голос. — Что? Не слышу? Тут ловит плохо…

На смену басу приходит щебетание двух подружек явно пубертатного возраста:

— А Юлька ему — я ни-ку-да с тобой не пойду!

— Ой, а он?

— А что он? Сказал, что она дура, и поехал к Ремезовой.

— Во-от сволочь!

Детский голос, звонкий и нетерпеливый, перебивает сплетничающий подружек:

— Мама, мама, возьми на ручки! Мама, я устал…

Шелест поливальной машины заглушает все прочие звуки, где-то в стороне звенит трамвай.

Ник открывает глаза и видит за стеклами очков веселые глаза Юсупова. Инженер что-то говорит, оживленно жестикулируя.

— Отойди! — долетают до Ника через несколько секунд его слова. — Загонять буду.

— Хорошо! — громко, как глухому, отвечает Ник и, борясь с головокружением, делает несколько шагов по направлению к красному КАМАЗу.

Там уже сидят прямо на траве Хал и Эн с Камилом. Девушка гладит дрожащего пса — пожалуй, самого напуганного из всех.

Когда Ник садится рядом, до него сквозь по-прежнему звучащий в ушах городской шум доносятся слова Хала:

— Тут звуки медленно доходят, блин…

— Я понял, понял! — кричит Ник. — Это какая-то ерунда. Архивные фоновые звуки, которые застряли тут почему-то.

— Давайте уйдем отсюда, — говорит Эн. — Камилу не нравится.

Юсупов загоняет тягач в гараж, прикрывает железные двери, подпирает их лопатой и машет рукой — пошли, мол.

С явным облегчением все спешат за инженером. Шагая следом за Эн, Ник чувствует острое желания заткнуть уши, что немедленно и делает. Но шум жизни большого города никуда от этого не исчезает. Он звучит в голове, воздействуя не на барабанную перепонку, а непосредственно на какие-то центры мозга, ответственные за передачу звуков.

— Магазин! — орет Юсупов и сворачивает к одноэтажной пристройке, украшенной вывеской «Ашамлыклар[39]».

— Зачем? — с запозданием в несколько секунд кричит ему в спину Ник и тут же понимает: если тут не «постарели» машины, дома и прочее, значит, и продукты тоже.

В магазине пованивает — мясо и рыба уже успели подпортиться за прошедшие с момента пробуждения дни. Торты и пирожные в обесточенной витрине поросли нежно-зеленой пушистой плесенью. Хлеб и батоны высохли до каменного состояния. Но консервы, пресервы, твердые сорта сыра, сухари, баранки, молоко в пакетах, колбасы, нарезки, копченая рыба — все это годится в пищу.

Набив рюкзаки, партизаны делают несколько ходок к гаражу, сваливая тушенку, сгущенку и консервы в десантный отсек. Все это время их изводят шумы давно омертвевшего города.

— Я больше не могу! — в отчаянии заявляет Эн, тряся головой. — Я сейчас с ума сойду!

— Всё. — Ник спортивным жестом скрещивает руки, показывая остальным, что пора заканчивать. — Берем то, что унесем с собой — и валим!

Покинув разграбленный магазин, они гуськом двигаются вдоль дома, сминая огромные лопухи.

— Зырьте! — Хал останавливается и вытягивает руку. — Провода, блин…

Ник смотрит туда, куда указывает татарин и видит невозможное: извивающиеся кабели линии электропередач, уходящей в сторону второй золотистой стены. Стоит практически полное безветрие, ни птиц, ни каких-то иных источников движения поблизости от линии нет, но тем не менее провода вытанцовывают какое-то змеиное танго. Ник ловит себя на том, что тоже начинает покачиваться в такт этих колебаний.

— Не надо смотреть! — пробивается сквозь гомон и какофонию звуков голос Юсупова. — Пошли скорее!

Через несколько минут, добравшись до границы этой жуткой территории, Ник с облегчением понимает, что шум в голове начинает затихать. Пройдя сквозь золотистую завесу, он в изнеможении валится на траву.

— Очки, что это было, блин? — спрашивает Хал, плюхнувшись рядом.

— Откуда я знаю? — пожимает плечами Юсупов. — Но надеюсь, что наших кремлевских друзей это всё сильно напугает. Они ведь не знают, что там можно эта… ходить.

— В Цирк пойдет Вилен. Его никто там не знает, а убежавший аковец вряд ли рассмотрел в пылюке тех, кто в него стрелял.

— Да я не отказываюсь, — пожимает плечами Юсупов. — Я эта… не знаю просто, смогу ли…

— А чё там мочь-то, блин? — Хал презрительно плюет под ноги инженеру. — Придешь, прогонишь пургу про Светлую поляну, дачу и все такое. Потом найдешь Бабая и скажешь, чтобы он пришел сюда. Всё, блин, товарищ полковник, задание выполнено.

— А если его убьют? — спрашивает Эн, поглаживая Камила.

Они сидят на чердаке старого трехэтажного дома, кирпичным фасадом выходящего на улицу Айвазовского, а задней частью — на Муштари. Раньше здесь была школа, причем не простая, а с углубленным изучением английского языка. Пройдя по пустым, гулким классам и стараясь оставлять как можно меньше следов, бойцы партизанского отряда имени Камила не обнаружили человеческих останков. В здании побывали какие-то люди — на первом этаже в коридоре имелось кострище, а в одном из классов явно ночевали, сложив из столов и стульев нечто вроде большой многоместной кровати. Но других следов присутствия человека они не нашли.

С чердака, через небольшие окна, которые во Франции называют «сидячие собаки», хорошо просматривалась примыкающая к школе территория и часть улицы Бутлерова. Удостоверившись, что в случае чего чердак можно будет покинуть с разных сторон, Ник объявил, что здесь будет временный командный пункт.

— Нам нужен Бабай. Через него мы сможем поднять людей. Договоримся о месте сбора, подгоним «маталыгу», раздадим оружие…

— Хороший планчик, — усмехается Хал. — А если Бабай уже того…

— Ну, вряд ли. — Нику как-то не хочется верить в то, что Аслан и его отморозки могут убить главу общины.

— Ладно, нечего эта… коты тянуть… — Юсупов вытаскивает из армейского рюкзака грязные вьетнамки и свой оранжевый плащ. — «Если», «а вдруг», «может быть»… Пока не схожу, ничего не узнаем. Сидите и ждите меня. Ну, или Бабая. День, два, три, но не больше. И эта… осторожнее тут.

— Пароль надо, — согнав с лица улыбку, говорит Хал.

— Да какой пароль, — раздраженно отмахивается Ник. — Вилен, тот, кто придет от тебя, должен встать во-о-он там, возле того дома на Бутлерова, где на стене ржавые ящики…

— Это кондиционеры были, — приглядевшись, отмечает Юсупов. — Лады, эта… я все понял. Ну, пока, что ли?

— Удачи, Вилен. — Ник пожимает инженеру руку, Эн чмокает его в небритую щеку, Хал салютует сжатым кулаком.

Скрипят пыльные доски, и оранжевый плащ Юсупова исчезает в проеме чердачного лаза.

Эн

Никогда не думала, что ждать — это такое мучение, особенно когда ждешь человека, от которого зависит очень многое и жизни людей в том числе.

Этот Вилен смешной, конечно. Нелепый даже. Плащ этот, велосипед с зонтиком, шлепанцы. По крайней мере, он мне нелепым показался вначале. Когда Хал на него наезжать начал, мне даже жалко стало — взрослый мужик, а отпор дать не может. И разговаривает — словно стесняется чего-то все время.

А потом, когда мы тягач начали чинить… ну, не чинить, а пытаться отремонтировать, чтобы он завелся, Вилен оказался самым главным. И мы все его слушались. Я, честно говоря, не верила, что у нас получится. А он знал. И всё по его вышло. Теперь мы — сила. И будем сражаться. Страшно, конечно, но не так, как там, за желтой стеной, где мы тягач и оружие оставили. Там я просто до обморока испугалась — голоса эти, шум. И главное — ведь все эти люди, которых мы слышали, они же, наверное, умерли давно…

Жуть. И объяснения никакого нет. Мы, пока сюда шли через весь город, все пытались понять — что это за стена, почему звуки, почему провода танцуют? Ник сказал, что это все наверняка как-то связано с тем, что со всеми нами случилось. Хал больше молчал, он, когда не понимает, всегда молчит или повторяет «сила дурака в молчании». Ну, хоть на это у него ума хватает.

А Вилен предположил, что мы столкнулись с каким-то неизвестным физическим явлением вроде электростатического поля, только стабильного во времени и пространстве. Они с Ником заспорили, но я ничего не поняла и молчала вместе с Халом.

Спорили, спорили, но так ни до чего и не договорились. Очень надеюсь, что, по крайней мере, поле это безопасно для здоровья. Мне болеть нельзя, потому что я обязательно с мамой должна встретиться. Вернуться домой. Когда наша партизанская война закончится, я поеду в Иркутск. Попрошу Вилена, чтобы он отремонтировал какую-нибудь машину, возьму Камила и поеду. С Камилом мне ничего не страшно. Я всю жизнь мечтала о таком друге — сильном, смелом и надежном.

Вот он лежит сейчас рядом со мной, спит вроде, но ушами все время двигает — слушает, что вокруг происходит. И если человек где-то по улице проходит, сразу вскакивает и всем своим видом показывает — тревога!

Люди здесь ходят часто. Мы второй день ждем Вилена и Бабая. За это время человек двадцать видели. Один раз группа из пяти человек даже завернула в школу. Мы уже приготовились уйти, но они походили по первому этажу — и ушли.

Вообще, тут ночью очень жутко. Все время кажется, что кто-то бродит внизу, по пустым классам, звуки какие-то раздаются оттуда. Но я всегда на Камила смотрю. Если он спокоен, значит, это всего лишь мыши. Или призраки. Призраков я не боюсь.

Я боюсь людей.

Глава седьмая

Бабай приходит утром на третий день ожидания. Приходит один. Хал, дежуривший у чердачного окна, тихонько свистит, привлекая внимание спящих Ника и Эн. Камил вскакивает, стуча когтями, подбегает к дозорному и высовывает лохматую морду в окно. Неизвестно, что он там видит, но неожиданно начинает махать хвостом и вываливает язык, словно бы улыбаясь.

— Он его признал! — радостно говорит заспанная Эн.

Ник хмыкает, снимает автомат с предохранителя и идет вниз. Вскоре он возвращается с Бабаем. Глава общины выглядит сильно похудевшим. Синяки на лице почти прошли, но двух передних зубов как ни бывало.

— Живые, значит, — говорит он вместо приветствия. — Едрит-архимандрит. Очкарик ваш тоже живой. Измудохали его сильно.

— Нафига, блин? — удивляется Хал. — Чё с него взять, с дохода?

— Проверка, — криво усмехается щербатым ртом Бабай. — У нас теперь так — всех новичков проверяют: кто, откуда, зачем пришел? Ну, и все такое прочее…

— Аслан приказал?

— А кто же еще. Он же теперь — власть. — Бабай наклоняет голову и тихо добавляет: — Сволочь, сука.

— В чем заключается проверка? — озабоченно спрашивает Ник.

— А у них все просто, парень — трое держат, один бьет ментовской дубинкой и вопросы задает.

— И? — напрягается Ник.

Не то чтобы он не верит в Юсупова, но уж больно жуткая картинка рисуется в мозгу.

— Нормально всё. Не сказал он про вас. Всё кричал про сторожа убитого и бандитов с двадцать пятого километра. «Вы же полиция, вы должны задержать преступников!» Кремлевские ржали потом долго.

— Понятно. А сейчас он где?

— Отлеживается. Бабы ему ребра тряпками перетянули, листами подорожника облепили. С завтрашнего дня на работу должен выйти. Пока его в землекопскую бригаду отрядили.

Бабай умолкает, оглядывает чердак, рюкзаки, спальники, задерживается взглядом на автоматах, встречается глазами с внимательно следящим за ним Камилом и переводит разговор на другое:

— Я смотрю, прибарахлились вы… Танковое училище?

— Угу, — кивает Ник.

— И сожгли потом.

— Чтобы врагу не досталось.

Бабай вытаскивает грязную тряпицу, заменяющую ему носовой платок, вытирает пот, выступивший на лысине.

— А Аслан со своими бошки ломают — кто пятерых его людей завалил и пожар устроил.

— Четверых, — поправляет Хал. — Мы, блин, четверых мочканули.

— А-а, значит, пятого не вы… — Бабай делает движение глазами — словно что-то отмечает для себя в памяти. — Ну, я так и подумал. Четверо-то пропали, с концами. А одного возле бывшего ресторана «Акчарлака» нашли. Четыре дырки в спине.

— Из чего стреляли? — заинтересовано спрашивает Ник.

— А в него не стреляли. Проткнули почти насквозь и ствол забрали.

— Это же Фи… — начинает Эн, но Ник резко обрывает ее:

— Погоди! Значит, они не знают, что…

— Что «что»? — прищуривается Бабай.

— Что у нас есть танк, двести стволов, патроны и гранаты! — режет правду-матку Хал.

— Едрит-маргарит, вот, значит, как… Ну-ну… — кивает Бабай. — А делать что собираетесь?

— Есть хотите? — отвечает вопросом на вопрос Ник и пододвигает к Бабаю вскрытую банку тушенки, в которую воткнут штык-нож.

— Рахмет[40].

Пока он ест, аккуратно, не роняя ни кусочка мяса, ни капли жира, на чердаке царит тишина, нарушаемая лишь постукиванием ножа о банку. Когда с тушенкой покончено, Камил подходит к Бабаю и, наклонив голову, внимательно смотрит на опустошенную банку.

— На. — Бабай ставит ее перед псом.

Камил радостно вылизывает жестянку и уходит в свой угол.

— Вы ему понравились, — тихо говорит Эн.

— Меня больше удивляет, как он вообще с вами ходит, — флегматично отвечает Бабай. — Видать, не может собака без людей. А про Танковое народ знаете, что говорил? Что там тысячи собак, людей жрут на раз. А дальше на запад по Оренбургскому тракту вообще местность зараженная, газ какой-то желтый или туман. Все, кто туда попадает, с ума сходят и мрут, как мухи.

Помолчав, он добавляет:

— Теперь вижу — врут люди. А?

— Ага. — Ник протягивает Бабаю бутылку с водой и сухарь с кусочком сыра. — Расскажите, что в городе сейчас творится.

— Что-что… Власть у нас теперь есть, крепкая и полномочная, мать ее. Военный комендант города Казани — это майор Асланов, понятно, да? Монах при нём как бы политруком. Общественная организация «Второй шанс». Мулла один еще, Фарид-ага, тоже с Монахом, спелись они — мол, Бог един, только молимся мы по-разному, а так все одинаковое, и всему народу надо стараться, работать, не грешить, власть почитать и все такое прочее. И если грешников не станет, то наступит всеобщее счастье — всех на небо возьмут, прямо в рай.

— А как же люди Аслана? — удивляется Эн. — Они же грешат! Убивают даже…

— А им можно, — недобро ухмыляется Бабай. — Они как бы божьи прислужники и всё, что ими делается — во благо и на пользу. «Второй шанс» — это вам не бирюльки, там все серьезно.

Эн вспоминает лицо уголовника, тащившего ее в кусты, и закусывает губу от злости.

— Ну, а исполнительную власть в городе осуществляет мэрия, — продолжает с той же злобно-глумливой интонацией Бабай. — Возглавляет мэрию ваш покорный слуга, да. Рыбу ловим, охотничать начинаем помаленьку, рвы копаем…

— Противотанковые? — удивляется Ник.

— Скотопоимочные, — говорит Бабай и отворачивается, словно ему стыдно.

— То есть все, в общем-то, нормально? Жизнь наладилась? Так получается?

— Да как бы да, выходит, что так… Генератор вон в Кремле обещали запустить. Электричество будет, рации заработают, приемники, может, удастся с другими городами связаться, с Москвой… Прожектора будут, лампочки, ну, освещение то есть, да. Машины чинят, шесть штук, разобрали все, до винтика. На Кремлевской улице деревья вырубают, пни корчуют, чтобы проехать можно было.

Бабай говорит все это тихим голосом, не поворачиваясь. У Ника возникает ощущение, что в душе этого пожившего и многое в жизни повидавшего мужика идет упорная внутренняя борьба. Кто с кем там сражается, понять, конечно, невозможно, но наверняка ни одна из сторон не может сейчас одержать верх, и Бабай попросту тянет время.

Ник решает, что торопить события не стоит и задает следующий вопрос:

— А что в Кремле?

— Сосредоточие, — отвечает Бабай. — Центр всея земли. Пулеметы на стенах. Три штуки. Перед главными воротами траншеи вырыты, окопы. Колючка везде, в несколько рядов, такая, кольцами… забыл, как называется…

— Спирали Бруно или «Егоза», — подсказывает Ник.

— Во, точно, «Егоза». Из нее заграждений наделали везде — не пролезть, не перепрыгнуть. Когда надо рабочих пропустить, например, заграждения отодвигают, а так путь в Кремль всегда перекрыт.

Припомнив, что на экскурсии им показывали несколько ворот, через которые можно попасть внутрь старой крепости, Ник спрашивает:

— А другие башни?

— Ту, через которую туристов водили обычно, Аслан велел законопатить. Проход камнями заложили и землей засыпали. Нижнюю башню тоже. Проезд засыпали.

— То есть теперь внутрь можно попасть только через самую большую башню, которая с часами?

— Ну да, через Спасскую. — Бабай, наконец, поворачивается и из-под косматых бровей тяжело смотрит на Ника. — А вы никак штурмовать Кремль задумали, да?

Хал вскакивает, проходится по чердаку, всем своим видом давая понять, что ему не нравится этот разговор. Гневно посверкивая глазами, он говорит, постепенно повышая голос:

— Да вы там совсем, блин… Прижились! Этот ментяра вас зашугал, что ли? Зачмарил, блин? Он завтра скажет — землю жрите, и что, блин, будете жрать?

— Сопляк! — вдруг рявкает Бабай. — Что ты понимаешь, а? Там женщины, дети… Это же последние люди, нету других! Да я, чтобы жизнь каждому сохранить, не то, что землю — навоз буду жрать, понял? На брюхе буду ползать… Аслан порядок установил. Свой, конечно, говняный, но порядок! Народ работает, пайку получает. Все общины в городе объединились. Почти все… Одиночки к нам идут, из-за города народ начинает подтягиваться. Потому что понимают люди — без порядка нельзя. Если каждый сам за себя будет, чем все закончится? Перебьем, передавим друг дружку… нам надо вместе. И верить. И работать. Все будет хорошо.

Последние слова Бабай бормочетсовсем тихо и с такой тоскливой интонацией, что Эн тоже не выдерживает. Совсем как Хал, она вскакивает и кричит:

— Вы сами-то верите в то, что говорите? Какой порядок? Какое «все вместе»? Это же средневековье просто! Сеньор и его вассалы сидят в замке, а вокруг пеоны, ну, крестьяне, трудятся и выполняют все их приказы. Почему?

— Потому что у сеньора и вассалов есть автоматы, — негромко подсказывает ей ответ Ник. — Ты права, действительно средневековье. Только раньше были мечи и кольчуги, а теперь бронежилеты, АК и РПК[41].

— Нет у них бронежилетов, — качает лысой головой Бабай. — Но народу много, больше двухсот пятидесяти человек. И все с автоматами, верно. Плюс в Кремле постоянно бригады работают — землекопы, строители… Если что, Аслан их в бой первыми погонит. Ну, и женщины. Они там устроили что-то типа публичного дома, да. Дозоры на стенах, на башнях. Пост в тех воротах, что на Казанку смотрят…

— А они что, не засыпаны? — удивляется Ник.

— Нет, зачем? Там же вместо реки теперь сплошное болото, прямо до стен — ни пройти, ни проехать.

— Вы про генератор говорили — ну, что свет будет, прожектора и прочее. Когда его запустят?

— Через пару недель Садыков обещал.

— Садыков — это кто? — интересуется Хал. — Не Закир? Не с Адельки?

— Нет, его вроде Наилем зовут. Он не наш, не из Цирка. Механик, наладчик… по железной части, короче. Хороший специалист, толковый.

Ник вытаскивает из половицы воткнутый туда Бабаем штык-нож, тщательно вытирает его и убирает в ножны. Мысли в его голове путаются. Положение партизан аховое, если не сказать — вообще проигрышное. Аслан хорошо укрепился в Кремле, а главное — сумел создать систему власти, несправедливую, как и любая подобная система, но к которой люди уже начали привыкать.

— Стабильность, — говорит Ник, прислушиваясь к звукам собственного голоса. Помолчав, он повторяет еще раз: — Ста-биль-ность… Человек способен привыкнуть ко всему. Говорят, в концлагерях люди умудрялись выпускать газеты, играть свадьбы, рожать детей, ставить спектакли.

— А ты как думал? — сверкает глазами из-под бровей Бабай. — Появишься весь такой краснознаменный, с оружием, с огнем большевистским в груди: «Я пришел, чтобы дать вам волю!», и тебя народ на руки поднимет? Да он тебя до ближайшего столба как раз и дотащит. А там вздернут тебя еще выше — и бетте.

— И что, все вот так думают, все так считают? — Ник набычивается и смотрит на Бабая исподлобья.

— Нет, конечно. Вместо Семена у нас новый старший над рыбаками — Заварзин Николай. Бедовый мужик, тертый, да. Похоже, у них там, в артели, подполье какое-то создается. И главный врач наш, Цапко, тоже вроде как с ними.

— А что Аслан, не знает?

— Нет, — качает головой Бабай. — Но узнает, конечно. Боюсь, тогда одними порками не отделаемся.

— Порками? — не понимает Ник.

— У нас теперь по новым законам в тюрьму не сажают и не штрафуют. У нас теперь порют. Ну, секут. Детей и женщин ивовыми прутьями, мужиков — стальной проволокой. Не поклонился аковцу — пять ударов. Не выполнил дневную норму — пятнадцать. Отказался от работы — двадцать пять в первый раз, потом вплоть до сотни. И так далее…

Вновь вытерев лысину, Бабай тихо добавляет:

— Сотню никто не выдержал еще…

Видимо, внутренняя борьба в душе новоявленного городского головы вновь входит в острую фазу. Ник понимает, что надо ковать железо, пока оно горячо и решительно трогает Бабая за плечо.

— Вы можете вывести Юсупова из Цирка и направить к нам?

В воспаленных, покрытых сеточкой полопавшихся сосудиков глазах Бабая мелькает на мгновение злость, но тут же уступает место обреченной усталости.

— Завтра. Завтра его вместе с другими отправят рыть рвы, в которые будут загонять коров. Это за Победилово, в Отарах, возле старых очистных. Там у нас… Великая Стройка, мать ее… С полдороги я его отцеплю от бригады и отправлю, вроде как с посланием. Но раньше обеда не ждите, понятно?

— Второй вопрос: где можно будет найти рыбаков?

— Где-где… на реке. Откуда я знаю, в каких местах они ловят? — неожиданно психует Бабай. Похоже, упоминание Ником рыбаков вконец расстраивает его. — Выходят затемно, работают в две смены. Вместе с нашими, из Цирка, на промысел ходят бригады из других общин. Пойманную рыбу обрабатывают — чистят, солят, коптят, вялят — на старом стадионе. Это недалеко от Цирка, но там всегда аковцы дежурят, туда вообще не суйтесь.

— А на реку с рыбаками они ходят? Ну, вроде как охрана там или конвой? — продолжает задавать вопросы Ник.

— Нет, а зачем? — усмехается Бабай. — Народ в рыбацкие бригады подбирается так, чтобы в общинах у всех жены, дети, близкие родственники были. Они навроде заложников, понял? Если кто сбежит, за него родню накажут — каждый день пороть будут до полусмерти.

Хал матерится. Эн тоже цедит что-то очень нелицеприятное в адрес бывшего майора Асланова.

— И последний вопрос, — говорит Ник. — Вы сами — за нас? Тут много слов было сказано про власть, про стабильность…

— Про стабильность — это ты говорил, парень. — Бабай поднимается. — А последний твой вопрос — глупый, ты уж извини за прямоту. Если б я был против вас, едрит-трахеит, вы бы уже перед ясными очами Аслана стояли, голые, связанные и на коленях. Всё, пора мне. Ждите завтра вашего очкарика, а после уходите отсюда. Аслан большую зачистку замышлял, чтобы центр города полностью контролировать. Когда начнут, не знаю, но могут в любой день. Всё, счастливо вам!

Он спускается с чердака, но его тяжелые шаги еще долго звучат внизу.

— Я чё-то не понял, — говорит Хал, в упор глядя на Ника. — Завтра Очки придет, а потом чё делать, блин?

— Действительно, — поддерживает его Эн. — Если там такая организация, столько народу — как мы будем с ними бороться? Они нас просто числом задавят. Окружат где-нибудь — и эксо-эксо, Кэнди!

Ник по очереди оглядев друзей, переводит взгляд на беспечно дрыхнувшего у чердачного окна Камила и тихим голосом произносит:

— План у нас будет такой…

Хал

Я вроде никогда перед махачем не очковал. А сейчас прямо чувствую, блин, как внутри все жмет. Ник, конечно, классно все придумал, но это же война будет, настоящая, как в кино. Когда с пацанами двор на двор машешься, там такого нет. Ну, договорились, встретились, смахнулись, блин — кому челюсть сломали, кому башку разбили, потом менты на лыжах, трёш-мёш, аля-улю — и всё.

А тут убивать ведь будут. По настоящему, наглушняк. Интересно, а что будет, если убьют? Вот я сейчас живой — дышу, вижу, думаю, блин. И фигак! — ничего не станет. Просто темнота. Или как будто уснул? Или действительно вся эта шняга — светлый коридор, голоса там разные — всё это существует? Рай, ад… Тогда еще ладно, тогда не так страшно. Я-то в рай вряд ли попаду, не за что. А вот ад — там как, блин? В кино всякие ужастики показывают — огонь, котлы, черти разные, демоны. Но вырваться можно, если очень постараться. По любому движуха какая-то есть, значит, прорвемся. Главное, чтобы не темнота. Чтобы что-то было.

По плану Ника я буду с отрядом рыбаков — типа контролировать, как представитель. Мужики там вроде нормальные, все путем будет. Скорее бы уже все началось. Не люблю, блин, ждать. Если уж начали делать — надо быстро ураганить. Иначе мысли разные появляются, ненужные. Навтыкают вот нам аковцы по самые помидоры. Их много, все борзые, деловые. Зуб даю — навтыкают. Или мы им. Нам терять-то нечего, отступать некуда. В общем, зарубь будет крутая.

Скорее бы уже. Очки придет — и начнем…

Тягач, съехав с небольшого травянистого пригорка, звучно плюхает по воде днищем и урчит, как огромный сытый кот, медленно уходя все дальше и дальше от берега.

Волноотражательный щиток сминает рогоз и камыши, сплошным ковром покрывающие бывшее русло реки Казанки. Ник вспоминает, что до катастрофы здесь везде расстилалась водная гладь, через которую было переброшено несколько мостов.

Казанка впадает в Волгу чуть ниже Кремля, и пока уровень воды в Куйбышевском водохранилище был высоким, река выглядела как полноводная. После разрушения плотины в Жигулевске — это, по мнению многих, было стопроцентным фактом, а как иначе объяснить нынешний уровень Волги? — Куйбышевское водохранилище «слилось», «утекло», наверняка смыв по дороге какие-то приволжские города, расположенные ниже по течению. Упал уровень Волги — обмелела и Казанка. Обмелела, заилилась, заросла водными растениями и постепенно на том месте, где купались, катались на лодках и ловили рыбу казанцы и гости Третьей столицы России, раскинулось обширное болото, царство уток, стрекоз, комаров и лягушек.

Мутный рассвет еле-еле набирает цвет, восточный край неба напоминает кусок деревенского сала — бледно-розовые полосы там чередуются с густо-багровыми. Ник сглатывает некстати образовавшуюся во рту слюну и запрещает себе думать о еде.

Туман, три дня и три ночи висевший над болотом, по закону подлости начинает рассеиваться и сквозь него даже отсюда, фактически с другого берега, просматривается Кремль — стены, башни, пирамидка Сююмбике и тонкие спицы трех уцелевших минаретов Куль-Шарифа.

Ник вскидывает монокуляр, разглядывая крепость и припоминая, что рассказывал им экскурсовод во время обзорной экскурсии по Кремлю.

Ник

Казанский Кремль не похож на Московский. Никакой помпезности, никаких архитектурных излишеств. Все очень строго и просто — крепость на холме у слияния Волги и Казанки. Толстые стены, круглые и квадратные башни с шатровыми крышами. Возведенный из кирпича и дикого камня, побеленный, Кремль кажется сказочным градом из древнерусских былин, такие любили изображать на своих полотнах братья Васнецовы и Николай Рерих.

На фоне белых стен Кремля сильно выделяется краснокирпичная семиступенчатая дозорная башня с острым шпилем, выстроенная в готическом стиле. По легенде, на ней стояла казанская царевна Сююмбике, когда русские войска штурмовали город. Московский царь хотел взять красавицу в жены, а она, чтобы не достаться врагу, бросилась с башни вниз, в воды Казанки. После этого башня покосилась. Теперь она отклоняется от вертикальной оси почти на два метра и входит в знаменитый общемировой список падающих башен. В народе, естественно, ее так и зовут: «башня Сююмбике».

Экскурсовод рассказала нам эту романтическую легенду, а потом скучным голосом сообщила, что к реальной истории она не имеет никакого отношения. Башню построили уже после взятия Казани, а царица Сююмбике, мать малолетнего царевича Утямыш-Гирея, никак не могла броситься с нее, так как задолго до этого была низвергнута и увезена вместе с сыном в Москву, где и умерла. Да и река Казанка никогда не подходили к подножию башни, которая стоит внутри стен Кремля. В общем, легенда красивая, но всего лишь легенда.

При этом история Казанского Кремля мне показалась увлекательнее любого сказания. Когда-то на этом месте стояла ханская крепость с дворцом и мечетями, вокруг которой шумел богатый торговый город. Казанское ханство, одновременный наследник Волжской Булгарии и Золотой Орды, угрожала восточным рубежам недавно народившегося Русского государства. Иван Третий Великий воевал Казань несколько раз, но подчинить себе не сумел. Казанцы в ответ совершали набеги, уводили в полон жителей приграничных земель. Между Москвой и Казанью шла перманентная война за приволжские области, населенные малыми народами — черемисами, мордвой, чувашами.

Главной опорной крепостью русских в здешних землях был Нижний Новгород — там стояла дружина, там хранились воинские припасы, имелись пушки и опытные пушкари. Но чтобы сдерживать казанскую экспансию, одного Нижнего было не достаточно. Московские государи стали переманивать на свою сторону татарскую знать, обиженную на казанских ханов. Карамзины, Державины, Юсуповы — это все потомки мурз и ханов, перешедших на сторону двуглавого византийского орла, символа Третьего Рима — Москвы. А царевич Касим и вовсе получил во владения земли неподалеку от Рязани, где и осел вместе с семьей и подданными — в обмен на обязанность нести пограничную службу.

Однако все это были полумеры. Набеги продолжались. Более того, казанские ханы искали союза с крымчаками, с Блистательной Портой, а это означало для Москвы — война на два фронта. Почти пятьсот лет назад Иван Васильевич Четвертый Грозный взялся за окончательное решение «Казанского вопроса». Было собрано войско, в верховьях Волги по приказу царя срубили деревянную крепость — стены, башни — которая должна была стать базой русской армии. Потом крепость разобрали и, не привлекая лишнего внимания, сплавили по реке до слияния Волги со Свиягой. Там, на высоком прибрежном холме, крепость, получившую название Свияжск, быстро собрали, и ее заняли войска. Под влиянием этих обстоятельств татары были вынуждены принять к себе царем Шах-Али, ставленника Москвы, жестокого и двуличного правителя. Однако казанцы остались недовольны промосковской политикой Шаха-Али, и тому пришлось уйти. Затем татары согласились принять царского наместника, русского воеводу. Но когда этот самый воевода, князь Семен Микулинский, подъехал к Казани, они заперли ворота и не пустили русских. «Ступайте, дураки, — насмехались казанцы, — в свою Русь, напрасно не трудитесь, мы вам не сдадимся, мы и Свияжск отымем!»

Осаду Казани Иван Грозный вел по всем правилам. Были и ночные штурмы с приставными лестницами, и обстрелы стен из пушек, и осадные башни, и попытки ворваться в крепость на плечах возвращавшегося после вылазки неприятеля. Судя по всему, та, старая, ханская крепость была очень мощным оборонительным сооружением — численно превосходящее казанцев русское войско, имевшее сто пятьдесят мощных пушек с чудными названиями — «затинные пищали», «гафуницы», «можжиры» — билось в ее стены довольно долго. Осада оказалась драматичной, кровавой, были в ней свои герои и антигерои. Мне запомнился один момент, о котором рассказывал экскурсовод: на службе казанского хана находились пушкари из Армении. Скорее всего, это были обыкновенные наемники, хотя не исключено, что и рабы, которых прислал в дар хану турецкий султан Сулейман Первый Великолепный. Так или иначе, но артиллерией ханской крепости заправляли они. Заправляли — и саботировали изо всех сил, не желая стрелять и убивать единоверцев-христиан. Финал этой истории был, естественно, трагичным — армян казнили, насаженные на колья головы выставили на крепостных стенах в назидание своим и на страх врагам. Но русские не забыли подвиг пушкарей. Среди приделов построенного в честь победы над Казанью московского храма Покрова на рву, больше известного как собор Василия Блаженного, есть один, посвященный святому Григорию Армянскому. Это память и благодарность безвестным героям.

Русское войско таяло. Тогда фортификаторы-горокопы по приказу царя прокопали подземный ход под одну из башен, в которой находился колодец, снабжавший осажденных водой. Взорвав в подкопе несколько бочек с порохом, русские заставили казанцев страдать от жажды. В городе начался голод и болезни. Недалеко было и до эпидемии. Иван Грозный, вовсе не собиравшийся разорить Казань и бросить его — у царя были совсем иные планы касательно города, — понял, что нужно действовать решительно и быстро. Под стены крепости прокопали второй подземный ход. Он шел под рекой Казанкой и достигал в длину более километра. Горокопы рассчитали все с точностью до аршина — конечная камора хода расположилась точно под Арскими воротами. Камору набили бочками с порохом и утром второго октября тысяча пятьсот пятьдесят второго года крепость сотряс страшный взрыв. Башня и стены рухнули, и русские ратники устремились в проломы. Казанцы отчаянно сопротивлялись, дрались за каждый дом. Вся земля в городе была залита кровью. Когда стало ясно, что Казань не удержать, большой отряд защитников вышел в поле — биться с русскими на просторе и пить смертную чашу, не сдаваясь врагу. Иван Грозный не умел жалеть неприятеля — все мужчины-воины были истреблены, русские войска заняли Казань. Толпы русских пленников встречали царя, обливаясь слезами: «Избавитель ты наш! Из ада нас вывел, для нас, своих сирот, головы не пощадил!» Царь приказал отвести их к себе в стан, накормить, а потом разослать по домам. Все сокровища Казани, кроме пленного хана, пушек и ханских знамен, Иван Васильевич приказал отдать ратным людям. К вечеру третьего октября все было кончено — в городе остались только женщины и дети. Казанское ханство перестало существовать. Но город, конечно же, остался. Он стал новой русской опорной крепостью, новым бастионом, позволившим начать экспансию на юго-восток, в сторону Среднего и Южного Урала.

Старая ханская крепость обветшала, и Иван Грозный повелел зодчим Постнику Яковлеву и Ивану Ширяю выстроить на ее месте белокаменный детинец-кремль. Предполагалось, что он станет надежным убежищем для русских войск в случае, если регион захватят кочевники из южноуральских степей. Этого, к счастью, так и не произошло. Кремлю пришлось повоевать всего один раз — во времена Пугачевского бунта.

Захватив Воткинский и Ижевский заводы, Пугачев двинул свои войска на Казань и взял город довольно легко. Бунтовщикам помогли особые орудия «воровского боя» — стволы у них имели не круглое, а овальное сечение и картечь после выстрела разлеталась в одной плоскости, поражая большее количество врагов.

Казань была взята, разграблена и сожжена пугачевцами. Губернатор края вместе с небольшим отрядом солдат заперся в Кремле. Бунтовщики несколько раз пытались взять крепость, но безрезультатно. Тем временем к городу подошел корпус генерала Михельсона. В состоявшемся сражении Пугачев был наголову разбит, потерял всю артиллерию и обоз. От стен непокоренного Казанского Кремля он бежал на юг, в низовья Волги, где и был выдан соратниками правительственным войскам. Под конвоем, закованный в кандалы и посаженный в специально сделанную железную клетку, Пугачев был доставлен в Москву и четвертован на Болотной площади.

С тех пор много воды утекло в Волге и Казанке. Но красавец-кремль все так же стоит на высоком холме, и Спасская башня белоснежной ракетой вонзается в голубое волжское небо. Про ракету — это слова экскурсовода. Мне, если честно, увенчанная звездой башня больше напомнила гигантский поминальный обелиск, такие обычно устанавливают на местах боев. Учитывая историю этого места, сравнение вполне уместное.

Сегодня ночью нам предстоит сделать то, чего не сумел Пугачев. И мы возьмем Кремль, чего бы нам это ни стоило.

Ник косится на ивовые ветки, закрепленные повсюду на броне тягача, для чего-то поправляет пучок камыша, маскирующий башенку с пулеметом, и сползает пониже в люк, оставив снаружи только голову в зеленом мягком шлеме.

— Вилен, не газуй! Потише, — говорит он в микрофон ПУ[42], реанимированный Юсуповым как раз накануне начала операции.

— Не бойся, — трещит в наушниках голос инженера. — Они эта… спят там все. Да и далеко, звук не добьет.

Тем не менее Ник чувствует, что скорость движения тягача по болоту, и без того не высокая, сразу снижается. Юсупов может говорить все, что угодно, но умом он понимает, что преждевременное обнаружение МТ-ЛБ сорвет всю операцию.

Тягач прет и прет сквозь водные заросли, оставляя за кормой перекрученные стебли рогоза, сломанный тростник и мутную, грязную воду, от которой в воздух поднимается тяжелое, гнилостное зловоние.

— Никита, посмотри, я с курса не сбился? — спрашивает спустя какое-то время Юсупов.

Ник, вытянув шею, достает монокуляр, ищет в тумане ориентир — здание с куполом и башенкой, которое все казанцы называли Дворцом Минсельхоза. По мнению Ника, корявое слово «минсельхоз» не имеет ничего общего с этой изящной, стилизованной под барокко постройкой, но оказалось, что дворец действительно строили как обычный министерский офис.

Монокуляр у Ника откровенно дерьмовенький, с небольшой кратностью, к тому же оптика помутнела. Ник нашел его в ЦУМе еще в первые дни, когда общинники потрошили склады магазина. Обнаружив в тумане узнаваемый силуэт дворца, Ник говорит:

— Всё нормально. Метров через сто — поворот. Подойдем ближе к дамбе, где деревья — и глуши мотор.

— Хорошо, — отзывается Юсупов. — Ты только эта… скажи, когда поворачивать. Ничего не видно, вообще…

Как это часто бывает, мешкавший рассвет вдруг словно вспоминает, что пришло его законное время — восток вспыхивает, закрасив полнеба багрянцем, звезды над головой Ника мгновенно тают, залитые синевой. Заполошно орут вороны на старых ивах, густо облепивших дамбу. Одеяло тумана расползается буквально на глазах. Еще несколько минут — и ворочающийся посреди болота вездеход будет виден из Кремля как на ладони.

— Право руля, — с досадой рявкает в микрофон Ник. — Гони прямо к дамбе и стоп-машина. Иначе засекут.

— Понял тебя, командир, — как-то очень по-военному отвечает Юсупов, поворачивая тягач.

«Маталыга» приближается вплотную к зеленой стене тальника, чуть-чуть проползает вдоль скрытой зарослями дамбы и, наконец, останавливается, уткнувшись носом в густой частокол камышей.

— Всё, приехали! — обрадовано сообщает Юсупов и глушит двигатель.

Ник стягивает со вспотевшей головы шлем, с наслаждением вдыхает свежий утренний ветерок и тут же морщится — вонь от взбаламученного тягачом болота по-прежнему висит в воздухе.

Тишину теперь нарушает только шелест камышей и рогоза да комариный звон. Люк над сидением механика-водителя приподнимается и появляется всклокоченная голова Юсупова.

— Эта… ну, чего тут?

— Пока ничего, — пришлепнув на щеке первого комара, отвечает Ник. — Давай-ка вниз, и я за тобой. Иначе нас тут сожрут заживо. Это ж не болото, это филиал замка Дракулы — одни кровопийцы кругом.

Закрыв за собой люк, Ник усаживается на командирское сиденье, с трудом вытягивает затекшие ноги и говорит:

— Часа два можно поспать. Потом разведаем обстановку.

— А если эта… они патрули по дамбе пустят или отряд на ту сторону отправят? — спрашивает Юсупов, устраиваясь поудобнее на своем кресле. — Большая Зачистка, помнишь? Засекут нас.

— Во-первых, с дамбы нас не видно. Во-вторых, мост Миллениум обрушился, и отряд из Кремля на другую сторону болота может пройти только двумя путями — через дальние мосты или тут, по дамбе, с которой, напомню, нас не видно. Так что спи, отсыпайся впрок, ночью времени не будет.

Юсупов вздыхает, натягивает на голову полу камуфлированного бушлата и закрывает глаза.

Глава восьмая

Эн

Они опять оставили меня. Война, видите ли, не женское дело. А несчастных собак из лука убивать — выходит, женское, так, что ли? И это при том, что собаки-то в чем виноваты были? Только в том, что выбрали себе для жилья место, которое понадобилось нам.

А теперь — совсем другое дело. Теперь мы собираемся штурмовать Кремль, где засели бандиты. Там почти каждый виновен, и можно никого не жалеть. Хотя, конечно, это не мне решать — кто виноват, кто нет. Суд будет разбираться. Так Ник сказал. Он сильно изменился за последнюю неделю. Когда Вилен вернулся к нам, весь избитый, со сломанным ребром и свороченным набок носом, Ник первый раз при мне выругался матом. И в глазах его как будто огонь зажегся, такой темный, нехороший огонь, страшный.

Из красного дома, где была школа, мы сразу, как и советовал Бабай, ушли. Пробирались обратно к золотистой стене и гаражу, где спрятали тягач — и возле Архангельского кладбища напоролись на банду. То есть натуральная такая шайка отморозков, человек десять их было. У троих ружья, остальные кто с чем — ножи, топоры, дубинки… Камил их первым учуял, лай поднял. Мы за автоматы взялись, а они решили, что раз собака лает, значит — дикая, и на нас бросились. Там кусты такие и насыпь железнодорожная. Хал сказал, что раньше электрички и поезда ходили. Ну, внизу этой насыпи мы и встретились. Их главный, пахан или как там правильно, сразу начал орать, чтобы мы оружие кидали и сдавались, тогда, мол, они нас не тронут.

Ник с ними разговаривать начал, предлагать вступить в наш отряд и сражаться против Аслана и его людей. «Когда мы победим, — сказал он, — вы сможете вернуться к человеческой жизни». Тут эти отморозки ржать начали, как лошади. А потом их пахан говорит: «На кой ляд нам твоя человеческая жизнь? Мы сейчас имеем всё, что хотим, и живем, как хотим. Сами себе хозяева. Так что кидайте стволы и мешки, иначе будем стрелять».

Я на лица остальных посмотрела, на ружья и поняла — будут, действительно будут стрелять. А еще я на поясе у одного из бандитов уши увидела, человеческие, коричневые уже. Он их веревочкой привязал. Целая связка ушей.

Ну, в общем, я первый раз из автомата стреляла. Оказалось — очень громко, и дергается он сильно. Хал тоже сразу за мной начал стрелять. Он справа от Ника стоял, я — слева. У Вилена позиция плохая была, ему Ник все загораживал. И Вилен закричал: «Падай, падай!», и когда Ник упал, прямо над ним начал стрелять.

Бандиты тоже два раза выстрелили, но у них ружья охотничьи, дробью заряжены и порох в патронах старый. Вилен сказал, что патроны «прокисли». Короче, не опасные у них ружья оказались. К этому моменту мы троих уже убили. Остальные побежали, и тогда Ник гранату кинул им вслед. Не знаю, кого там осколками задело, мы не смотрели. Мы тоже сразу начали уходить с этого места, потому что сверху, с насыпи, кто-то стал кричать: «Что за стрельба? Выходить по одному, без оружия и с поднятыми руками!»

Наверное, это патруль аковцев был. В общем, ушли мы, прямо через кладбище, без дороги. Когда возле озера Средний Кабан привал сделали, Ник на меня за то, что стрелять без команды начала, так ругался, что я даже заплакала. А Хал сказал ему, что если бы не я, они бы нас врукопашную уделали бы, потому что дистанция была маленькая, и мы лопухи, что так близко их подпустили. Ник спорить не стал, он только сказал, что если мы хотим победить, то у нас должно быть единоначалие и дисциплина. Вилен его поддержал и Хал тоже согласился, что без дисциплины на войне нельзя.

Вот поэтому меня оставили. Хал ушел с мужчинами из общины, они будут отвлекающий маневр выполнять. Ник и Вилен на тягаче уехали в обход. Сегодня ночью все начнется. А я сижу тут, в подвале Дома Кекина, запершись вместе с Камилом, и жду. Это, наверное, вообще главная женская работа — сидеть и ждать. Хорошо еще, что я тут не одна. Камил, когда мы сюда забрались, все обнюхал, во все уголки залез, все ходы-выходы проверил. Поймал крысу, съел и возле двери лег — охранять. Я дверь на замок заперла и села рядом.

Замок с ключами, настоящий, работающий, не ржавый. Мне его Филатов подарил. Мы его встретили, когда к рыбакам поехали первый раз. Там место такое — раньше речной порт был, а потом, когда Волга ушла, все травой заросло и деревьями. Протоки какие-то остались, озера. Жарко было, мы все наверх повылезали, на броне разлеглись, только Вилен один в духоте мучился, но иначе никак — сменить его некому, никто из нас водить тягач не умеет.

Филатов из кустов вышел, и мы так резко остановились, что Камил чуть не слетел на землю. Я думала — он лаять будет, а он уши прижал и за меня спрятался. Испугался, что ли? Или пахло от Филатова чем-то таким, неприятным для собачьего носа?

Мы, вообще-то, все пахнем. Это так ужасно, что я иногда просто утыкаю нос в воротник или в угол одеяла, если ночь. Мыла нет, шампуня нет, про дезодорант я вообще молчу. Нет, нагреть воды и помыться — не проблема, но только на первый взгляд. Потому что для этого нужно время, емкости подходящие и место, причем укромное. А самое главное — чем мыться-то? Одной водой — ерунда получается. Кто-то из моих знакомых ролевиков с реконструкторами тусовался и говорил, что в старину мылись золой — там все вещества такие же, как в мыле. Ну, попробовала я… Нет там никаких веществ, одни грязные разводы остаются. В общем, с гигиеной у нас беда. Действительно — живем, как в средние века. Цивилизация наша без электричества и магазинов оказалась в полуобморочном состоянии. Хотя кого я обманываю? При смерти она: чуть дышит и пульс еле прощупывается.

На самом деле, это не мои слова. Так Филатов сказал. Он все такой же, в плаще и с вилами. Я про пятого аковца вспомнила, спросила у него — как, мол, он сумел? А Филатов только плечами пожал, давая понять, что вообще не понимает, о чем речь.

Ник ему говорит — давайте с нами. А он — не могу, очень занят. И ушел. На прощание замок с ключами мне подарил, а Нику — две сигнальные ракеты военного образца. Сказал, что пригодятся. Там такая трубка и металлический колпачок в конце. Его нужно открутить, появится веревочка. За нее дергаешь — и ракета взлетает.

С рыбаками мы быстро договорились. И с Цапко, он раньше фельдшером был, а теперь — главный врач города. Но Аслана и всех его отморозков он ненавидит. Просто и сразу сказал, что поможет всем, чем может. Цапко нас предупредил, чтобы мы к Монаху даже не думали обращаться и его людей опасались. Ник тогда сказал, что с Монахом разбираться будем позже, после победы.

Только бы у них все получилось! Только бы никого не убили…

Вообще — никого.

Когда солнце поднимается высоко и дело идет к полудню, Ник делает неприятнейшее открытие: в тягач поступает вода. Сначала ее совсем немного, так, похлюпывает что-то под ногами в десантном отсеке. Но потом уровень поднимается на несколько сантиметров, и Ник начинает паниковать.

— Вилен, мы утонем в этом болоте!

— Ну, утонуть, наверное — вряд ли… — глубокомысленно заявляет сонный Юсупов, глядя на залитый пол. — А вот эта… системам оно всё повредить может.

— И что делать?

— Вычерпывать, — пожимает плечами инженер. — Ведро эта… смять чуть-чуть, чтобы удобнее с плоского пола воду забирать — и айда.

Потрясенный простотой решения, Ник, расплескивая воду, безропотно шлепает через десантный отсек в корму тягача и находит там замасленное ведро. Открыв верхний люк, он принимается за работу. Тут же налетают комары, несколько слепней с басовитым жужжанием бьются о стенки в тщетных попытках выбраться из стальной ловушки, в которую превратился для них тягач.

Вычерпав почти всю воду за каких-нибудь пятнадцать минут, Ник веселеет. Становится понятно, что течь не помешает выполнить задуманное, да и занятие на весь долгий день найдено.

Как известно, хуже нет, чем ждать и догонять. А если вдобавок от тебя, от твоих действий зависят жизни нескольких сотен — а в конечном итоге и тысяч! — человек, ожидание превращается в изощренную пытку. И тут есть только одно лекарство — отвлечься, причем не просто там пасьянс раскладывать или ворон считать, а чтобы дело было важным и нужным, вот как с этой водой.

Так или примерно так рассуждает Ник, выгоняя из тягача слепней. Комаров он попросту шлепает старой рукавицей-верхонкой. Наконец, ложится на лавке, весьма довольный собой. До «часа Ч» остается еще долгих двенадцать часов…

— Слышь, ты не дергайся, не дергайся, парень. Все будет как в аптеке, — говорит Николай Заварзин нетерпеливо вышагивающему туда-сюда по поляне Халу.

— Сам знаю, блин!

— Ну, тогда сядь и не мельтеши, не пугай народ раньше времени. И так все на взводе.

Хал хочет ответить бригадиру рыбаков что-то резкое, но натыкается на лениво-спокойный взгляд Заварзина, машет рукой и садится прямо на землю.

— Вот так-то лучше, — кивает Николай, поудобнее устраиваясь на стволе упавшей осины. — До вечера у нас времени — пруд пруди. Всем отдохнуть надо, успокоиться. Жека, проверь посты!

Один из рыбаков, рыжеватый, с длинными волосами и густой бородой, вскакивает, неловко закидывает за спину автомат и исчезает между деревьями. Остальные — ровно шестьдесят пять человек — провожают его взглядами.

Посты Заварзин выставил на тот случай, если вдруг кому-то в городе взбрело бы в голову проведать, как нынче ловится рыбка. По плану Ника о вооруженных рыбаках до поры не должна знать ни одна живая душа.

— Интересно, — покусывая травинку, говорит Заварзин, — какое сегодня число? Часом не первое сентября?

— Анна Петровна календарь ведет, — откликается кто-то из рыбаков. — Я только забыл с утра посмотреть…

— Хорошо, если первое сентября, — с какой-то мечтательной интонацией произносит Николай. — Приметный день. Дата.

Хал угрюмо смотрит на скуластое лицо Заварзина, на немытые волосы, сосульками свисающие на лоб, на кудрявую светлую бороду и неожиданно для самого себя говорит:

— Сейчас бы в школу. В третий класс. Пришел, сел, звонок, училка, здрассте-дети-здрассте, блин… Тишина, покой, цветами пахнет и мелом, в столовке кисель дают. А я школу не любил тогда, блин. Дурак потому что был.

Заварзин негромко, но обидно смеется. Хал понимает, что, по мнению бригадира, он и сейчас не особенно умный, сплевывает в траву и отворачивается.

Трещат ветки, из кустов выскакивает рыжий Жека. Прозвище свое он получил не от имени Евгений, а от фамилии Жеканов.

— Всё нормуль, босс, — улыбаясь, докладывает Жека Заварзину.

— Через час сменишь ребят, потом обед, — все с той же ленцой в голосе приказывает Николай. — Потом проведем занятия — сборка-разборка автомата, чистка там и смазка. Десятникам скажи, чтобы готовы были.

— Всё сделаем, босс, — продолжая улыбаться, энергично трясет волосами Жека и уходит.

— Слышь, а чё они тебя боссом называют? — спрашивает Хал.

— Потому что я знаю, как надо, — усмехается Заварзин и щелчком отправляет изжеванную травинку в последний полет.

— Что «надо»?

— Да всё. И вопросов я, парень, тоже не задаю. Потому что… — Николай перекидывает ногу в резиновом сапоге через осиновый ствол, садится верхом и заканчивает свою мысль: — Потому что у слов «спросить» и «просить» один корень, а я не люблю унижаться. Понял?

— А ты кем был… ну, раньше, до всего?

Заварзин внимательно смотрит на Хала, потом откидывается назад, опершись спиной о ствол. Он явно не спешит отвечать. Проходит минута, другая… Вдруг Николай серьезно и тихо, чтобы никто не слышал, произносит:

— Учителем начальных классов. Только не трепись.

Рыбаки сидят на поляне посреди небольшого леска, выросшего на бывшем дне Волги. В нескольких сотнях метров от поляны, невидимый из-за деревьев, высится подковообразный холм с постройками наверху. Тридцать лет назад этот холм был пристанью с пирсами и причалами. Лодки, яхты, катера, небольшие суда и даже один гидросамолет сейчас во множестве лежали по склонам, напоминая о том, что когда-то тут была вода.

За пристанью начинается город — узкая полоса промзоны, железнодорожные пути, затем вокзал, Привокзальная площадь, от которой к центру ведет улица Чернышевского. Именно по ней отряд Заварзина должен с наступлением темноты продвигаться к Кремлю.

По плану Ника рыбакам в ночном штурме отводится едва ли не самая главная роль, но при этом и риск погибнуть для этих людей — максимальный. Когда он впрямую сказал об этом Заварзину, тот, не раздумывая, кивнул:

— Все всё понимают. В лоб на пулеметы пойдем. Но так даже лучше — народ злее будет. Ты нам, главное, оружие дай. Автомат — он окрыляет лучше редбула.

Оружие, конечно, выдали тут же. Пожалуй, появление тягача МТ-ЛБ, ящики с автоматами и патронами, бронежилеты, каски произвели на рыбаков самое сильное впечатление. Они увидели, поняли, почувствовали, что есть сила, способная противостоять силе Аслана. Хал заметил тогда, как грязные, загорелые, небритые лица вдруг озарялись каким-то внутренним светом. Разбирая оружие, набивая рожки патронами, примеряя броники и каски, взрослые, семейные мужики радовались, как дети.

Потом было два дня подготовки — обсуждались детали, рассчитывалось время, проводилась разведка. Каждую мелочь проговаривали по несколько раз, понимая — второго шанса Аслан не даст никому.

Кремль тем временем готовился к Большой Зачистке. По городу были развешены рукописные листовки, призывающие всех жителей прийти в мэрию, расположенную в здании бывшего Цирка, пройти добровольную регистрацию и получить удостоверение личности. Нарушителей ожидало суровое наказание: патрули должны были ловить их, доставлять в Кремль для порки, после чего на лоб бездокументному лицу ставилось татуированное клеймо «АК», и он до скончания дней считался «человеком администрации», попросту говоря — рабом.

— А что, все очень гнусно и правильно, — прочитав листовку, сказал Юсупов. — Государство, оно эта… учетом и бюрократией сильно. Аслан государство строит? Строит. Значит, эта… без переписи населения ему никуда. И потом: как налогами людей облагать, если не знать, сколько их у тебя? Вполне себе нормальный эта… тоталитаризм.

— Сволочизм это — людей в рабство загонять! — разозлился тогда Ник. — И никто не имеет права…

— Тихо-тихо, не горячись, — осадил его Заварзин. — Про права и обязанности — это мы потом разговаривать будем. Сейчас надо дело сделать. Так что бумажка эта на подтирку пойдет, а мы давайте еще раз обсудим, что будет, если второй отряд не успеет вовремя…

— Хорошо бы, если б дождь пошел, — в очередной раз высовываясь из люка, чтобы опорожнить ведро, говорит Ник.

Юсупов вертит головой и скептически хмыкает.

— Не похоже.

— Сам вижу, что не похоже. А жаль. Дождь шумит, видимость плохая — для нас самое оно.

Неспешно, словно делая великое одолжение всем живущим на планете Земля, солнце начинает клониться к закату. Озверевшие от духоты, комарья и болотных запахов, Ник с Юсуповым по очереди изучают в монокуляр будущий театр военных действий.

— Часов пять осталось, — глядя на покрасневшее небо, говорит Ник. — Вилен, а если ракеты не сработают?

— Давай эта… без если. Меня самого трясет.

— Надо было водки взять, — бормочет Ник и, поймав удивленный взгляд Юсупова, поясняет: — Во время войны перед атакой выдавали же наркомовские сто граммов!

— Во-первых, не перед, а после, — начинает загибать грязные пальцы инженер. — Во-вторых, это делалось для снятия стресса и эта… чтобы бойцы лучше спали. В третьих, я не люблю спиртного…

Ник разочаровано машет рукой.

— Понял, понял. Будем воевать насухую. Кстати, давно хотел тебя спросить — ты где служил? Ну, в каких войсках?

Юсупов застенчиво улыбается, снимает очки и принимается протирать стекла, медля с ответом. Водрузив очки на нос, он хмыкает и произносит:

— Я эта… вообще не служил. У меня же зрение. И здоровье такое… не подходящее.

Ник изумленно смотрит на инженера.

— Так ты белобилетник?

— Ну да.

— А откуда тогда знаешь все про «маталыгу»? Где водить научился?

Юсупов снова улыбается и, глядя в сторону, еле слышно говорит:

— Ну, эта… я моделями бронетехники увлекаюсь. У меня коллекция, большая. Больше тысячи единиц. Ну, и эта… книжки читаю разные. История создания, ТТХ[43] там всякие, боевое применение… Я ведь этот тягач, — он хлопает ладонью по броне, — первый раз в жизни вижу, если честно.

— Ни хрена себе! Ладно, движок ты запустил и ходовую в порядок привел, потому что это твоя работа — ты ж инженер, образование позволяет. Но водить-то, водить ты где научился? — все больше изумляясь, продолжает допрашивать Юсупова Ник.

— Я эта… вообще-то специалист по узлам механизации крыла среднемагистральных самолетов гражданской авиации, — уточняет инженер. — А водить… Деду надо моему спасибо сказать. Он у меня бульдозеристом был, на карьере. Старый такой бульдозер, еще советский. Когда совхоз в девяностых развалили, всю технику в качестве компенсации людям эта… раздали. Деду и достался бульдозер. Дизель у него все время ломался, изношенный уже был. Ну, дед его чинил, а я эта… помогал. Пацаны деревенские меня щемили, поэтому не любил я там на речку ходить или в клуб. Все время с дедом был, в сарае в железках ковырялся. А когда эта… мне двенадцать исполнилось, дед меня начал учить ездить. Там все просто — три педали, два рычага, переключение скоростей. Точно так же, как здесь, в тягаче. Я, когда увидел, решил — попробую. Ну и эта… смог.

И Юсупов улыбается в третий раз, почти счастливой детской улыбкой.

— Ну, Вилен, ну ты… — Ник разводит руками, стараясь не свалить ветки камуфляжа, которыми обвязан весь тягач. — Молодчик, одно слово! Спец!

— Да ладно… — скромно отмахивается инженер. — Я просто человек такой… с интересом. И время сейчас такое… все пробовать надо, за все хвататься.

Они еще некоторое время обсуждают отдельные забавные моменты, связанные с реанимацией МТ-ЛБ, вспоминают, сколько сил было потрачено, и как они радовались, когда двигатель в первый раз завелся. Ник вдруг ловит себя на том, что воспринимает эти совсем недавние события как нечто очень далекое, случившееся давным-давно.

«Наверное, — думает Ник, — это связано с тем, что в Танковом училище никому из нас и в голову не приходило, что придется не просто выживать, спасая себя от аковцев, захвативших весь город, а бросить им вызов и на равных сразиться с этим грозных противником».

И подумав обо всем, Ник суровеет, еще раз поднимает монокуляр и осматривает дальний берег болота, вплотную подходящий к Кремлю. Особенно пристально он разглядывает низкую, приземистую Воскресенскую башню с черной аркой ворот, притулившуюся у крепостной стены.

— А помнишь эта… как Хал в ведро с маслом наступил в темноте? — продолжает веселиться Юсупов.

— Всё, Вилен, вечер воспоминаний закончен, — обрывает его Ник. — Давай, еще раз проверь всё. Солярки точно хватит?

— Полбака и в красной бочке выше половины. А бочку с полосками мы вообще еще не трогали. Мы ж эта… экономим, — обиженно отвечает инженер и скрывается в люке.

Ник следует за ним — в десантном отсеке вода поднялась до щиколоток, пора вычерпывать.

Когда в чистом аквамариновом небе над болотом зажигаются первые звезды, неожиданно где-то левее Кремля вспыхивает перестрелка. Ник и Юсупов вылезают на броню, уже не опасаясь, что их заметят — густые сумерки затапливают болота, от воды поднимается еле заметный пока еще парок, грозящий, однако, скоро сгуститься в плотный туман.

— Кто это там эта… палит? — задает риторический вопрос Юсупов.

— Не знаю, — не столько всматриваясь, сколько вслушиваясь, отвечает Ник. — Но тут не только автоматы… Во, слышишь, слышишь? Одиночные, глухо так — ты-дых! Ты-дых! Это ружья, наверное.

— Значит, аковцы с кем-то столкнулись. — Юсупов тычет себя в переносицу, поправляя очки. — Испортит нам эта перестрелка все дело.

— Думаешь?

— Переполошатся они, будут следить усиленно.

— Бог не выдаст — свинья не съест, — уверенно говорит Ник. — О, вроде стихло все. Давай, готовься. Когда луна выползет, начнем.

Глава девятая

План захвата Кремля и разгрома группировки Аслана, придуманный Ником и доработанный при участии Юсупова, Хала, Эн, Бабая, Заварзина и Цапко, в сущности, был прост. И чисто теоретически он должен был сработать на сто процентов. Но практически… Ник понимал, сколько их ожидает «подводных камней» и «узких мест». Взять то же время — часов ни у кого из общинников не было, аковцы по особому приказу Аслана изымали их все, даже сломанные. Поэтому время начала операции решили отслеживать по восходу луны. Когда «волчье солнышко» поднимется на ладонь от горизонта, Ник должен подать сигнал. Никто не подумал о том, что будет, если небо вдруг заволокут тучи. Слава Богу, этого не произошло, но Ник, вертя в руках картонный тубус сигнальной ракеты, чувствует: все висит на волоске, и тучи тут не главная проблема. Наверняка они что-то еще не учли, о чем-то забыли, чего-то не просчитали…

Холодает. Вглядываясь в силуэты башен и стен Кремля, Ник представляет, как сейчас там, внутри, сотни людей несут дозорную службу, отдыхают, едят, пьют, развлекаются с насильно согнанными в Северный корпус Пушечного двора женщинами, а в подвале здания бывшего Юнкерского училища допрашивают какого-нибудь несчастного, может быть, бьют, пытают его или даже…

Тряхнув головой, Ник отгоняет жутковатые видения и думает о людях, что собрались в эти минуты неподалеку от Кремля. Первый, большой отряд, возглавляемый Халом и Заварзиным, должен быть у церкви на Профсоюзной улице, второй, ведомый Бабаем и состоящий всего из двадцати человек — на улице Батурина.

О чем думают, что переживают сейчас общинники, какие мысли теснятся в их головах? С большой долей вероятности, да даже наверняка многие из них погибнут во время штурма, погибнут, чтоб освободить город от той мрази, что засела за серыми кремлевскими стенами…

Громыхает люк — Юсупов вылезает наверх, отмахивается от комаров, смотрит на звезды, на показавшийся над далекой Волгой, над Услонскими горами, серебряный диск луны.

— Вечер-то какой, а!

— Да уж… Сейчас бы не в болоте сидеть, а где-нибудь на юге, в парке, на скамейке с девушкой, — в тон ему отвечает Ник.

— Вы с Натали ездили?

Несколько опешив, Ник поворачивается к инженеру.

— Мы с Наташкой? А… Э… Нет, конечно! Мы вообще не это… ну, не встречаемся. С чего ты взял-то?

— Да все думают, что она эта… твоя девушка, — с обезоруживающей прямотой говорит Юсупов.

— С какого перепугу?

— Ну, вы вместе всегда, заботишься ты о ней…

— Я же тренер! — несколько громче и поспешнее, чем хотел, восклицает Ник и тут же понимает, что получилось фальшиво и глупо.

— То есть?

— Да нет у нас ничего!

— Зря, — усмехается Юсупов. — Хорошая девушка. Ты смотри, упустишь. Пацанчик этот, Хал который, он эта… на нее запал, по-моему.

— С чего ты взял? — хмурится Ник.

— Вижу, — уклончиво говорит Юсупов.

— Ладно, тоже мне, знаток.

— Знаток — не знаток, а эта… трудно не заметить.

— Всё, — решительно обрывает неприятный разговор Ник. — Вон, луна поднялась уже. Пора, Вилен. Я подаю сигнал.

— Ну, давай. Эта… «Ак Барс» чемпион!

И коротко хохотнув, Юсупов ныряет в люк.

Ник стискивает зубы, заставляя себя не думать об Эн, вытаскивает из-за пояса трубку ракеты, отвинчивает колпачок, расправляет шнур с кольцом и поднимает картонный раструб вертикально в небо.

В темноте не видно, но Ник знает, что на корпусе ракеты имеется маркировка: «реактивный двухзвездный сигнальный патрон зел. огня». Он успевает подумать, что это еще один «подводный камень» — если ракета «протухла», сигнал подать не удастся, но тут же усилием воли гонит эту мысль и резко дергает за кольцо, инстинктивно отвернув лицо в сторону.

Зашипев, точно тысяча рассерженных змей, в темное небо вертикально уходит изумрудная огненная стрела. Наверху она раздваивается, светящиеся шарики зависают в верхней точке — и летят вниз, теряя яркость.

— Вилен, заводи! — командует Ник. — Началось!

В недрах тягача оживает стартер. Натужно жижикнув, он вдруг умолкает. Юсупов повторяет попытку — с тем же эффектом.

Двигатель не заводится, его бодрый рык не нарушает ночной тишины. Звенят комары, шелестит камыш. И стучат зубы Ника, облившегося холодным потом от ужаса. Сейчас там, в полутора километрах отсюда, по темным улицам, прилагающим к Кремлю, со всех ног бегут, сжимая автоматы, десятки людей. Спустя несколько минут они вступят в бой, пойдут на пулеметы, отвлекая на себя основные силы Аслана. А главный козырь, ключевое звено всей операции — тягач МТ-ЛБ — стоит на краю болота мертвой глыбой железа!

— Заводи! — согнувшись, орет в люк Ник.

— Аккумуляторы эта… сдохли! — кричит в ответ Юсупов. — Слазь, поменяем один на запасной.

Обрушившись внутрь тягача, Ник принимается бестолково метаться по отсеку, матерясь сквозь зубы. Он хватает запасной аккумулятор, тяжеленный, как гроб, и тащит его к переборке.

— Куда? — тонким голосом возмущается Юсупов. — Погоди, я эта… один старый сниму.

Чтобы завести дизельный двигатель Ярославского моторного завода, которым оборудован тягач, требуется напряжение в двадцать четыре вольта, и для этого используются два двенадцативольтовых аккумулятора. За прошедший день они подсели — Юсупов и раньше жаловался, что где-то «пробивает на массу» и «эта… ток утекает». Запасной аккумулятор может решить проблему, но на то, чтобы его поставить, требуется время, а счет уже идет — и Ник буквально физически ощущает это — на секунды.

Лихорадочно звеня ключами, Юсупов отворачивает болты на клеммах, снимает провода и, едва не переломившись пополам, оттаскивает в сторону один из черных пластиковых ящиков.

— Давай!

Ник, рыча от злости на всё сразу — на этот гребаный мир, на себя-раздолбая, на время, которое никак нельзя попросить, да чего там просить — заставить остановиться, на Юсупова, на тягач, на аккумуляторы, весящие, словно золотые, — на выдохе передвигает запаску, и инженер тут же накидывает клеммы, затягивает их и бросается к рычагам.

Затаив дыхание, Ник замирает, зажмуривается…

Звук работающего стартера тонет в грохоте «схватившегося» дизеля.

— Йес! — сделав победное движение рукой, Ник бьется локтем о бочку с соляркой и шепчет ругательства.

Юсупов решает не церемониться с тягачом — они безнадежно опаздывают — и рвет с места так, что не успевший забраться на сидение Ник кувырком летит на мокрый пол.

«Маталыга» ворочается в болоте, точно доисторическое чудовище, какой-то гигантский ископаемый звероящер. Взбаламутив воду, извергая потоки грязи, тягач разворачивается носом на Кремль и прет, гоня впереди себя волноотбойным щитком пенистый вал.

— Давай, давай! — надсаживаясь, кричит Юсупову пробравшийся в кабину Ник. — Жми!

— Связь! — инженер указывает на шлемофон.

Натянув потный шлем, Ник подключается к бортовой сети.

— Как слышишь?

— Эта… нормально. Вылези, посмотри, чего там.

Высунувшись из командирского люка, Ник видит совсем близко черный ступенчатый силуэт башни Сююмбике, треугольную крышу Тайницкой башни и острые огненные иглы, время от время от времени посверкивающие в небе.

— Трассеры! — говорит он в микрофон. — Они уже начали! Левее, левее давай! И врубай фары, теперь можно, а то ни хрена не видно!

Три луча света протягиваются от тягача к краю болота, желтые пятна прыгают по камышам, по метелкам тростника, по траве и стенам крепости.

— Вот, вот так и держи, ровно! — заметив низкую, похожу на русскую печь Воскресенскую башню, командует Ник Юсупову. — Чуть-чуть осталось…

Полукруглую арку ворот загораживает рогатка, срубленная из неошкуренных жердей и опутанная колючей проволокой. Возле нее мелькают человеческие фигуры.

Ник понимает, что их заметили и спешит убраться вниз — ему пора садиться за пулемет.

— Иду на таран! — весело вопит Юсупов, разгоняя тягач.

Болото кончается. Выгнав вал мутной, илистой воды, МТ-ЛБ вцепляется гусеницами в грунт, сминает низенький заборчик, когда-то огораживающий набережную и, всё увеличивая скорость, с ревом и лязгом несется к башне.

Припав к прицелу, Ник чуть поворачивает башенку, целясь в людей у рогатки. В рев двигателя и лязг гусениц вплетаются какие-то щелчки и удары. Ник догадывается, что по ним стреляют и произносит, ни к кому не обращаясь, но с глубоким удовлетворением:

— Не я первый начал!

Одновременно он нажимает кнопку электроспуска и пулемет в башенке начинает грохотать, плюясь гильзами. Хотя ПКТ и отличается от обычного семь-шестьдесят-два пулемета Калашникова тем, что пороховые газы у него выводятся наружу, тем не менее в тягаче сразу пахнет кислым и горелым.

Короткая очередь стегает по стене башни возле ворот, выбив в штукатурке здоровенные дыры. Пощелкивание пуль по броне сразу прекращается — аковцы спешат покинуть площадку перед воротами, отступая под защиту древних стен.

Прямо перед башней, в пологой низинке, тягачу приходиться преодолеть обширную лужу, больше похожую на пруд. Скорость продвижения машины сразу снижается, и Ник в боевой горячке начинает кричать на Юсупова.

— Не ори, — спокойно отвечает инженер. — Все равно эта… быстрее, чем может, «коробочка» не поедет.

Сломав рогатку, подмяв ее под себя, тягач врывается в арку, с жутким скрежетом бортом прочерчивает по стене глубокую борозду, и Ник видит через стекло прицела впереди темную громаду Президентского дворца, подсвеченную горящими на площади кострами.

Это красивое, величественное здание, построенное еще в эпоху императора Николая Первого, в прежние времена было резиденцией главы республики, но случившаяся катастрофа не пощадила его — дворец выгорел дотла, крыша провалилась и лишенные стекол окна напоминают закопченные бойницы какого-то исполинского дота, пережившего ожесточенный штурм.

— Впереди! — возвращает Ника в реальность голос Юсупова. — Ты эта… ослеп, что ли?

На расчищенной от кустарника дороге, ведущей вверх, к Сююмбике и огромному Благовещенскому собору, появляется группа аковцев, человек десять. Ник, закусив губу, дает пристрелочную очередь, а затем начинает вести огонь, стремясь не столько уничтожить, сколько отогнать противника и расчистить тягачу путь.

Аковцы пробуют организовать перекрестный обстрел невесть откуда взявшегося бронированного врага, но не могут выстоять под очередями ПКТ и двух десятков секунд.

Юсупов выжимает педаль газа до упора, и «маталыга» буквально взлетает к собору, тоже сильно пострадавшему от огня. Оставив справа вычурный Восточный корпус Пушечного двора, тягач выбирается, наконец, на проезд Шейнкмана, ведущий через всю территорию Кремля к Спасской башне, возле которой кипит бой.

Слева промелькивает темный абрис памятника зодчим Казанского Кремля, а впереди вырастает длинное двухэтажное здание Присутственных мест — по крайней мере, Ник запомнил, что экскурсовод называл этот больше напоминающий казарму дом именно так.

По броне снова стучат пули, но среагировать на них и ответить стрелкам Ник не успевает. Тягач катит прямо, и его фара-искатель высвечивает далеко впереди ту самую, похожую на ракету глыбу Спасской башни, и множество темных фигурок у ее подножия. Стены по соседству с башней тоже усыпаны аковцами.

— Ну, вот и началось веселье, рано думать про похмелье… — бормочет себе под нос Ник.

Повинуясь его воле, пулемет в башенке оживает и начинает лупить по бойцам майора Асланова, никак не ожидавшим удара с тыла. Тягач немилосердно кидает из стороны в сторону, от рева двигателя и грохота пулемета Ник, несмотря на шлемофон, практически глохнет и даже хлопок взрыва он не то что бы оставляет без внимания, а скорее, не слышит на общем фоне боя.

— Граната! — пробивается сквозь звуковой кавардак голос Юсупова. — Сбоку где-то…

— Не останавливайся! — кричит Ник. — Нам надо расчистить проход! Давай, Вилен, давай!

Спасская башня надвигается, закрыв собой половину звездного неба. Фары «маталыги» освещают разбегающихся в стороны аковцев и тут же гаснут, разбитые пулями. Теперь по тягачу ведется густой, плотный огонь. Свинцовый ливень барабанит по броне, и Ник представляет, что если она не выдержит, то все эти пули изрубят их с Юсуповым тела в фарш.

Он бешено вертит рукоятку поворота башенки, беспорядочно стреляя во все стороны.

— Со стен, со стен их эта… сними! — подсказывает Юсупов. — Они сверху бьют!

Задрав ствол пулемета, Ник дает длинную, почти до конца ленты, очередь, и на этот раз попадает очень удачно — сразу пять или шесть человек, засевших на крытой галерее стены, падают, выронив оружие, а остальные бегут прочь от башни, стремясь уйти из зоны обстрела.

Ворота, через которые тягач должен пробиться, чтобы смять заграждения на площади с внешней стороны, приближаются. Стрелять становится практически не в кого — все аковцы теперь находятся позади тягача. Ник начинает быстро перезаряжать пулемет — в первой ленте осталось всего четыре патрона.

Мощный удар подбрасывает машину, двигатель хрипит, словно живое существо.

— Что это?

— Граната под днище залетела, — отвечает Юсупов. — Мощная! Если эта… под гусеницу попадет, то все…

Второй взрыв, прозвучавший где-то сзади, уже не так опасен. Ник торопливо захлопывает горячую ствольную коробку и взводит затвор. Он успевает подумать, что если тягач сейчас остановится, это будет равносильно провалу всей операции. И с почти стопроцентной вероятностью — их с Виленом гибель.

Еще взрыв! Еще!

— Жми-и-и! — не помня себя, надрывается Ник.

Рядом с тягачом мелькает покосившийся столб с декоративными фонарями, стилизованными под пушкинскую эпоху, что-то сильно ударяет в люк десантного отсека. На несколько секунд Ник теряет выдержку — ему кажется, что он навечно заперт в этом грохочущем, душном стальном гробу. Врезавшись плечом в стойку, он орет от боли, но эта боль оказывается спасительной — приступ клаустрофобии проходит.

До ворот остаются считанные метры. Выжав из двигателя «маталыги» все, что только можно, Юсупов вгоняет тягач в арку. О листы лобовой брони щелкают пули — те аквоцы, кто удерживают траншеи с внешней стороны башни, слишком поздно понимают, что случилось у них в тылу. Ник припадает к прицелу, несколько раз чувствительно бьется лбом о резиновый предохранительный валик, но не обращает на это никакого внимания.

ПКТ, плюясь гильзами, лупит по защитникам траншеи практически в упор, пули прошивают человеческие тела насквозь и уходят глубоко в землю. Тягач, переваливаясь на ухабах, рвется вперед, под гусеницами что-то трещит, лопается, вокруг грохочут выстрелы. Ник вспоминает фразу из старого советского фильма «На войне как на войне»: «Поддержите нас огнем и гусеницами». Вот сейчас они с Юсуповым именно это и делают — поддерживают отряды, штурмующие Кремль, огнем и гусеницами. Причем гусеницы делают гораздо больше пулемета в башенке — они давят уцелевших аковцев, ломают заграждения, рвут колючку, пробивая людям Заварзина и Бабая дорогу в крепость.

Если внутри Кремля горели костры и было хоть что-то видно, то снаружи царит ночная темень. Ник совсем теряется, пытаясь хоть что-то разглядеть через прицел и триплексы. Стреляет практически наугад.

— Них шизен! — говорит Юсупов, когда они выкатываются далеко за ворота. — Наших эта… заденешь.

— Где тут наши, где тут вообще кто? — Ник с досадой бьет ладонью по колену. — Как у негра в жо…

— Держись! — кричит инженер.

«Маталыга» почему-то взлетает вверх, словно бы зависает в воздухе — двигатель переходит на турбинный вой, — и грузно обрушивается на землю, загрохотав всеми своими стальными внутренностями. Ник, вцепившись в поручни, догадывается, что тягач преодолел ров, выкопанный вокруг прибашенных укреплений.

— Ра-а-азворот… — увлеченно комментирует свои действия Юсупов, дергая рычаги. — А теперь еще раз-з-з…

Тягач, перемалывая гусеницами землю, куски асфальта, остатки заграждений, разворачивается носом к воротам, проезжает несколько метров и останавливается. Двигатель работает на холостом ходу, и становится почти тихо.

Ник прислушивается к тому, что происходит снаружи, за броней.

— Почему никто не стреляет?

Словно в ответ на его вопрос, со стены звучит одинокая очередь — несколько пуль цокают по башне и с визгом рикошетят в стороны.

— Эта… сейчас бутылки полетят! — предупреждает Юсупов. — Просто подождать надо.

Позавидовав твердой уверенности инженера в том, что все идет как надо — самому ему кажется, что весь их план захвата Кремля давно провалился — Ник приникает к прицелу.

Первая брошенная из темноты бутылка разбивается об угол башни и голубоватый огненный шар освещает площадку перед воротами. Ник успевает ужаснуться увиденному — перепаханные гусеницами траншеи, загогулины колючей проволоки, похожие на ветки невозможного стального терновника, обломки жердей, бревен — и трупы, множество трупов в окровавленном камуфляже, вмятые в глинистую землю.

Опять наваливается темнота, но следом за первой бутылкой летят новые — одна, две, три, пять. Вместо зажигательной смеси Бабай придумал использовать растворитель, который прекрасно прошел тридцатилетнюю проверку временем и которого в строительных магазинах и на складах было полным-полно. Бесцветная резко пахнущая жидкость отлично воспламеняется, но, в отличие от керосина, бензина и прочих нефтепродуктов, не дает яркого, долгого огня, быстро выгорая в ноль.

Тем не менее этот импровизированный «коктейль Молотова» делает свое дело — растворитель поджигает прилепившиеся к стене кусты, деревья и ночная мгла отступает. Ник поворачивает башенку и видит множество людей, бегущих к воротам со стороны темных домов.

Охваченный каким-то невыразимым восторгом, он откидывает люк, высовывается и кричит:

— Хал! Живой?

— Живой, блин! — орет из темноты татарин. — Все ништяк, блин! Без булдырабыз[44]!

— Пропустите людей и давайте за нами, — перебивает его Заварзин. — Будете прикрывать. Как с патронами?

— Нормально, — отвечает Ник в темноту.

Со стены снова стреляют, на этот раз одиночным. Видимо, засевший там неизвестный аковец воображает себя великим снайпером — пуля высекает искру в нескольких сантиметрах от локтя Ника.

— Лезь внутрь! — рычит совсем близко от тягача Бабай, и тотчас же несколько автоматов начинают грохотать со всех сторон, поливая огнем бойницы на стене.

Ник проваливается в люк, захлопывает его за собой и, ощущая в душе странную веселую злость, поворачивается к Юсупову.

— Чуть-чуть не попал, сука! Представляешь?

— А ты эта… зачем полез-то? — флегматично спрашивает инженер и поясняет: — Нормально же все. Сейчас поедем.

Бойцы из отрядов Заварзина и Бабая постепенно втягиваются в ворота. Разбитые на десятки, люди разбегаются в стороны, обшаривая территорию. Внутри Кремля немедленно вспыхивают короткие перестрелки, кто-то дико кричит, дважды гулко бухают гранатные взрывы.

— Давай, давай, Вилен, поехали! Там же наших убивают! — торопит Ник Юсупова.

Наконец тягач дергается и ползет к воротам, возле которых остается на карауле последняя десятка штурмующих.

Хал

Колян Заварзин — четкий мужик. Автор. В смысле — в авторитете. Если говорит — то реально так, по делу, без байды всякой. Я с ним когда общаюсь, тоже стараюсь пургу не мести, типа я серьезный пацан, не фуфлогон какой-нибудь.

Мы когда к штурму готовились, он меня в первую десятку поставил. Я ему кричу — ни фига ты начальник, блин! Мы с Ником и Очками всю эту движуху замутили, а ты меня простым бойцом ставишь. Не по честнаку, понял? Поставь хотя бы десятником.

А он посмотрел на меня и в таком роде сказал, что справедливость — это круче честности. И вообще, главное в жизни — чтобы все было по справедливости. А когда салага без опыта командует взрослыми мужиками, у которых семьи, то никакой справедливости тут нет. Короче, развел он меня, блин — высший класс. Умеет. И я не в обиде, потому что понимаю, что так-то, чисто по жизни, он прав со всех сторон.

В общем, дождались мы ночи и пошли. Впереди разведка идет, семь человек. Квартал пройдут и знак подают — всё чисто, можно двигаться. Тогда мы перебежками, перебежками — и опять затихаримся. Так до Профсоюзной и добрались. Кругом темнота такая, что ног не видно. Один раз совсем близко, по Баумана, патруль прошел. Три человека, идут, анеки травят, ржут. А нас тут сидит такая бригада, что за минуту не оббежишь — и все стремаются, блин, потому что если кипиш начнется, то всё, капец всему.

Посидели мы с полчаса где-то, и опять перебежками, перебежками — до точки добрались. Залегли, натурально, как в кино про немцев. Потом Колян троих выдергивает — меня и еще двух пацанов, ну, молодых в смысле, — и говорит: валите на церковь — она там справа стояла — и секите во все зенки, когда над Казанкой ракета взлетит сигнальная.

А церковь давно пустая, даже не пахнет в ней уже. Обычно-то там запах такой, как в магазине, где всякие индийские приблуды продают, ну, там, сувениры, звенелки. А тут даже такого запаха не осталось. Просто дом — и всё. Один из пацанов, который с нами был, сказал, что Монах в этой церкви хотел обряды всякие проводить, но чего-то ему тут не понравилось, и он теперь рулит в большом таком соборе, который возле геофака.

Короче, поднялись мы наверх, туда, где колокола должны висеть. Сами-то они попадали, один, большой такой, раскололся даже. В общем, долго сидели, я даже замерз, но это хорошо, потому что спать охота, а когда холодно, то фиг уснешь.

Ночь, блин, густая стоит. В Кремле костры горят и возле Цирка, и еще дальше, где стадион. Я тогда подумал, что людей в Казани вообще много осталось, и что мы для них для всех стараемся, потому что Аслан реально всех вместе достал и каждого конкретно, по отдельности.

Пока я думал и представлял, какие мы все будем герои крутые, и как Энка меня заценит наконец, что я классный пацан, ракета и взлетела. Зеленая, двойная, нифига не красивая, на Новый год у нас фейерверки намного круче.

Я через перила свесился — чуть не навернулся — и ору шепотом Коляну, мол, атас, погнали наши городских, заводи мотор, пора щипать гусей.

Он мне так конкретно говорит — понял тебя, Хал, спускайтесь. И произносит речь. Я бы такого никогда не смог задвинуть. Колян сказал: «Лучше умереть стоя, чем сосать сидя!» И мы пошли, блин, умирать. Вернее, побежали. Сначала молча, а когда до памятника Мусе Джалилю добежали, все как заорут — кто матом, кто «Ура!», а кто просто «А-а-а-а!» от страха. Эти, «кремлевские», в траншеях своих переполошились, стрелять начали. Мы сразу залегли и тоже огонь открыли. Я тогда подумал, что если бы мы продолжили бежать и кричать, то смогли бы, наверное, добраться до этих долбанных траншей и захватить их, но людей бы с нашей стороны много погибло, а потом нас бы со стен всех положили.

А так ползаем мы в темноте по кустам с места на место, пуляем в сторону «кремлевских», они в ответ по нам долбят. Пулеметы у них, патронов много. Всё, короче, по плану идет, как доктор прописал. Тут еще Бабаев отряд подтянулся с другой стороны, там крутая перестрелка была, и даже гранаты кидали. Аслан не слабо пересрал от такой войнушки, подкрепление выслал — и в траншеи, и на стены. Тут вообще чума стала — пули везде свистят, трассеры летают. А Колян зубами скрипит и сквозь этот скрип все время матерится, потому что переживает — если наш танк не проедет через болото, то всё.

Но он проехал. Я, когда услышал, как он ревет на другой стороне Кремля и как Ник из пулемета вламывает по кому-то, чуть-чуть не вскочил на ноги от радости. Заварзину кричу — слышь, мол, братан? Грести-скрести, а ты боялся! И Колян засмеялся вдруг — мне аж страшно стало, и запел песню про то, что гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход. И чё-то там про товарища Сталина, блин.

Я про Сталина почти ничего не знаю, но нам везде всегда говорили, что он плохой и угнетал всех и вообще ничтожная личность. И в школе, и по телику. Так много говорили, что даже я просек — чё-то тут дело не чистое. О ничтожных личностях так много не говорят, особенно если после того, как эта самая личность зажмурилась, шестьдесят с лихуем лет прошло.

А Колян песню про Сталина спел и велел прекратить огонь. Лежим мы в кустах, слушаем, как танк наш в Кремле шорох наводит. Громко так. «Кремлевские» гранаты кидать начали, стрельба там, ор стоит, блин, как на стадионе, когда «Зенит» приезжает.

Ник пулеметчиков на стене снял, потом танк в ворота выперся — и сразу на траншеи попер. Очки классным водилой оказался, хотя и ботан он причумлённый. А Ник из пулемета затушил всех, кто в траншеях был, конкретно так. В общем, порвали они всех нах, гусеницами подавили, заграждения разломали. Танк развернулся и встал. Тут Колян скомандовал, чтобы мы ползли к башне и бутылки готовили. Кто-то из бабаевских с той стороны первым бутылку метнул, и мы тоже фитили подожгли и айда кидать в стену. Зажглось там что-то, стало светлее. Я смотрю — Ник из люка вылез и орет мне — живой?

Я ору в ответ, что все чики-поки. Тут какой-то мудель со стены стрелять начал, а мы в ответ тоже вдарили и загасили этого муделя, наверное. Колян Нику сказал, чтобы они обратно в Кремль после нас ехали, и мы внутрь побежали. Мужик на нас вылез, из «кремлевских», не стреляйте, кричит, я сдаюсь. А какой там «не стреляйте», когда у всех стволы и все на конкретной военной мазе? Замочили его, конечно — и айда в атаку.

Забежали мы внутрь, Колян нас в разные стороны направляет — первая десятка туда, вторая — сюда. «Кремлевские» в домах засели, опять стрельба, движуха мутная пошла, блин. Ну, мы дали жару и давай зачистку делать — трое бегут, трое прикрывают. Зашли четырьмя десятками в длинный дом, который прямо за башней, пошли по коридорам, в комнаты гранаты кидаем. Пыль, темно, песок на зубах хрустит, как сахар. Танк на улице с пулемета валит тех, кто в окна кидается. Половину первого этажа зачистили — тут «кремлевские» кричат, что, мол, всё, хорош, мужики, мы сдаемся. Колян сразу приказывает: пленных разоружить, гнать к воротам. И чтобы никакого самосуда, блин. И костров побольше, потому что в темноте они разбежаться могут.

Короче, мы дальше пошли, до корпуса добрались, где бабы были — типа публичный дом. «Кремлевские» нам из окон кричат, что они баб замочат, если мы их не выпустим. Это такая старая тема — террористы, заложники. А нам пофигу, блин, мы же не менты. Колян «кремлевским» кричит — если вы хоть одну женщину убьете, мы вас все равно возьмем и каждого — каждого! — по очереди танком нашим раздавим заживо. А так, если сдадитесь, то гарантируем жизнь до суда, и если кто в особых зверствах не замечен, то и дальше жить будет. И счет до ста на размышления.

И тут мы хором считать начали, громко, чтобы всем слышно было. И до сорока четырех когда дошли, они начали в окна автоматы выкидывать. Семнадцать человек сдалось, блин.

Бабы из дома этого выбегают, плачут. А мужики озверели — там у кого-то жена, у кого-то дочка. И давай они прессовать этих уродов, конкретно так — руками, ногами, прикладами. Если бы не Колян, наверное, забили бы, наглушняк. В общем, увели пленных тоже к воротам, а мы ломанулись дальше — там, где-то возле Сююмбике, стрельба шла густая. Колян нам всем кричит — Аслана, Аслана ищите, живьем падлу брать надо! А где его тут найдешь, когда темно, все бегают, стреляют?

До утра этот цирк с конями продолжался. То там стрельба, то тут кипиш какой-то. Бабай пулю в руку словил, я о стекла порезался сильно, когда в окно залезал. Ну, и насмерть убило многих. Трупы везде валялись — и на улице, и в домах.

А потом все вдруг закончилось. Тихо стало, только танк ревет внизу, возле Президентского Дворца. Там какая-то бригада «кремлевских» засела, отморозки конченые, беспредел галимый. Их долго выковыривали, блин. Гранаты уже кончились, народ устал. Тогда Колян сказал всем, что это Аслан со своим штабом. Ну, тут, понятное дело, бодрости у людей прибавилась — достали этих тварей, даже двоих живыми взяли. А Аслана нет. Он, сука, уйти успел. Через нижние ворота, откуда танк из болота в Кремль и заехал. С ним еще человек десять свалили. Ник наладился за ними ехать, а потом оказалось, что это все еще ночью случилось. Беспонтовым боевиком оказался Аслан. Зато гнидой зачетной.

Так наша войнушка и закончилась.

Часть третья «Бог есть любовь…»

Глава первая

Колонна пленных под усиленным конвоем двигается к Цирку. Позади нее устало ползет тягач, весь испещренный пулевыми отметинами. На броне сидят и лежат в разнообразных живописных позах легкораненые. Тяжелых положили в десантный отсек, там над ними колдует Цапко.

Ник, на правах командира боевой машины, расположился на носу тягача, положив на колени автомат, из которого он за время ночного боя не сделал ни единого выстрела.

«Администрация Казани» потерпела полный и окончательный разгром. Сорок девять человек убито, больше тридцати ранено, почти семьдесят сдались в плен или были захвачены силой, остальные попросту разбежались. Нападавшие тоже понесли жестокие потери — тридцать два мертвых тела лежат на травянистом склоне возле Спасской башни, а неподалеку от памятника Джалилю уже роют большую братскую могилу.

На рассвете Бабай на правах мэра города закрепил фактический успех, юридически объявив АК преступной и запрещенной организацией. Раненый навылет в руку, он сидит тут же, на передке «маталыги», и вслух рассуждает о том, что делать с пленными.

— В тюрьму их сажать? То есть кормить-поить за счет общины? Так это, едрит-трахеит, получится курорт какой-то. Похерить всё и отпустить? Где гарантия, что они обратно не возьмутся за старое, тем более что Аслана мы упустили? Да и крови кое на ком немало…

— И прочих мерзостей, — вставляет Ник.

— Вот именно. Значит, наказать надо. А как? Я думаю — только каторжный труд. Тяжелый, изнуряющий и каждодневный. Чтобы поняли, едрит-архимандрит, чтобы до кишок пробрало, чтоб как кони — рыдали по ночам. Что думаешь?

— Все верно, — рассеяно кивает Ник. — Только вот…

— Что?

— Там ведь, — он показывает на грязно-зеленую колонну пленных, извивающуюся впереди, — народ разный. И вроде рядовых есть, и типа офицеры. Кто-то вообще по мобилизации попал, мне тут сказали, пятьдесят человек они собрали по всем общинам, да?

— Было дело.

— Ну, вот! В общем, комиссия нужна. По расследованию. А еще — охранники для тех, кого… ну, вы поняли. Каторжный труд — это хорошо, но их же, каторжников, охранять надо, а?

— Полиция, короче, нужна, — резюмирует Бабай и, сморщившись, осторожно перемещает простреленную руку. — И народный суд. Едрит-трахеит, все возвращается на круги своя…

— Это вы о чем?

— Не обращай внимания. Скажи лучше — вот ты в полицию эту пойдешь?

— Я? — Ник от неожиданности едва не выпускает из рук автомат. — А почему я?

— А почему не ты? Почему кто-то другой?

— Ну, я не знаю… — замявшись, Ник вдруг находит подходящий аргумент и с облегчением выкладывает его: — Я же не местный! Нам с Наташкой все равно в Иркутск надо возвращаться.

Бабай поворачивает круглую голову и с нескрываемой иронией смотрит на Ника.

— Серьезно? Когда вылет, какой рейс? На чем, на Боинге полетите? Или на Сушке?

Ник хмурится — язвительное замечание Бабая попадает в точку. Ясно, что в ближайшее время ни в какой Иркутск они точно не попадут, причем под словосочетанием «ближайшее время» можно понимать сколько угодно долгий промежуток — от месяца до нескольких лет.

— И во славу воинов, одолевших исчадия тьмы, вознесем благодарность господу! — низким, пробирающим до мурашек голосом выпевает Монах.

Вся арена и проходы к ней заполнены молящимися. Многие держат в руках зажженные лучинки, заменяющие свечи. Сотни огоньков трепещут в густом, тяжелом воздухе. Погасшие лучины немедленно зажигаются вновь. Люди вразнобой повторяют за Монахом:

— Господи Иисусе Христе, Боже наш! Прийми молитвы и рук наших воздеяния о оставлении всех грехов и беззаконий наших, имиже раздражихом Твое человеколюбие и прогневахом Твою благость: и отврати от нас весь гнев Свой, праведно движимый на ны, и утоли вся крамолы и нестроение, и раздоры, ныне сущия, и кровопролития, и междоусобную брань, и подаждь мир и тишину, любовь же и утверждение, и скорое примирение людем Твоим, их же честною Твоею искупил еси Кровию, славы ради имени Твоего, утверждения же и укрепления Церкве Твоея Святыя, яко благословен еси во веки веков.

— Амии-и-и-инь! — торжественно воздевает вверх крест Монах.

— Это вроде не во славу, а про другое немножко, а? — тихо говорит Ник Заварзину.

— Да пусть тешатся, — Николай дергает уголком рта, словно у него нервный тик. — Сейчас вся эта бодяга закончится — на Совет приходи. Знаешь, где у нас теперь госпиталь?

Ник кивает. Раненых разместили в комнатах бывшей дирекции Цирка, на двух этажах пристройки, выходящей окнами на болото. Цапко вместе с добровольными помощницами, по большей части родственницами тех, кто пострадал в ночном сражении, не выходит оттуда весь день — оперирует, извлекает пули, как может, облегчает страдания испытывающих нестерпимую боль людей.

Имея из медикаментов только марганцовку и спирт — все остальные лекарства пришли в негодность — фельдшер обратился к народной медицине. Отвары, примочки, мази, листья и корни растений — за прошедшее время его врачебный арсенал существенно пополнился, но все равно этого недостаточно для того, чтобы помочь всем страждущим.

— Газовая гангрена будет, — сокрушался он сразу после окончания штурма и боев внутри Кремля. — К гадалке не ходи — будет. Антибиотиков у меня нет. Сульфаниламидов нет. Анальгетиков нет. Анестезии нет! Что делать, как людей спасать? Ума не приложу…

На торжественный молебен Цапко выйти отказался, сославшись на неотложные дела в госпитале. Ник видел его в коридоре, ведущем из главного здания Цирка в пристрой — фельдшер, а ныне главный врач общины, еле держится на ногах от усталости. Под глазами фиолетовые круги, лицо серое, губы обмётаны. Как говорится — краше в гроб кладут.

Утром, сразу после того, как «маталыга» доковыляла до Цирка, с трудом продравшись через заросли кустарника на площади Тысячелетия, Ник собрался за Эн. Он тоже с ног валился после событий прошедшей ночи, но не мог оставить девушку в неведении. Неожиданно откуда-то появился Хал, который теперь хвостом ходил за Заварзиным, и весело сообщил, что сам сходит к Дому Кекина. Ник совсем уже было согласился, но тут вспомнил разговор с Юсуповым и впервые за все время в душе его вспыхнул странный огонек, маленькая такая искорка, которая, однако, жгла и терзала изнутри, точно кусок раскаленного железа.

Довольно грубо отказав Халу, Ник отправился за Эн в гордом одиночестве, и уже в дороге понял, что заставило его так поступить.

Он банально приревновал свою воспитанницу. Приревновал, даже не решив для себя толком, как к ней относиться. Это открытие разозлило Ника. Добравшись до дома Кекина и постучав в запертую подвальную дверь условным стуком, он в ответ на радость Эн повел себя холодно и отстраненно, отчего разозлился еще больше. В итоге все закончилось ссорой, Ник был облаян Камилом, и до Цирка они шли практически порознь.

Дальше — больше. Эн радостно бросилась к Халу, они даже обнялись и вообще разговаривали так, точно были знакомы всю жизнь. Огонек внутри Ника разгорелся с новой силой. Он окреп, набрал жар и сделался похожим на пламя газовой горелки, ровное и мощное. Скрипя зубами, Ник полез было помочь Юсупову — тот в окружении толпы зевак возился с тягачом, — но там помощников хватало и без него, «героя ночного штурма», как назвала Ника Анна Петровна.

Так он без цели и без дела и прошатался до полудня, на который был назначен торжественный молебен.

— Братья и сестры! — гудит тем временем на арене Монах. — Испытания, ниспосланные нам свыше, положили конец вековой вражде вер и религий. Вернулись времена вавилонские. Ныне едины мы перед лицом единого для всех господа. Брату нашему, уважаемому Фариду, даем мы слово.

Ник, отогнав от себя неприятные воспоминания сегодняшнего утра, вытягивает шею, стараясь разглядеть неожиданного соратника Монаха, муллу Фарида, о котором он только слышал.

На центр арены степенно выходит сухонький, тощий старик с темным, сердитым лицом, на котором двумя угольками горят неожиданно большие, как будто бы нарисованные глаза. Ник успевает подумать, что мулла Фарид и Монах внешне странным образом дополняют друг друга, но тут мулла начинает говорить высоким и очень чистым для своего возраста голосом. Вначале звучит переливистая фраза на арабском, потом Фарид говорит по-татарски, а уж потом переводит свои слова на русский:

— Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. Хвала Господу Миров, сотворившему нас и разделившему на племена и народы, чтобы мы познали друг друга, а не чтобы презирали друг друга. Если враг склоняется к Миру, склонись к Миру и ты и доверься Богу, ибо Господь — тот, кто слышит и знает всё. Среди слуг Бога самые милосердные те, кто ходит по земле в смирении, и обращаясь к ним, мы говорим: «Мир»!

— Ибо смирение есть высший добродетель! — диссонансом басит Монах.

— Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его! — взвивается под самый купол голос муллы.

— Аминь! — хором провозглашают оба.

— Слуги врага рода человеческого низвергнуты, как низвергнут был в адские бездны падший ангел, что предал своего Господа и творца! — продолжает Монах. — То было великое испытание, и мы с честью выдержали его. Но рано, рано, братья и сестры, нам пожинать плоды и почивать в покое. Всеблагой Господь дал нам второй шанс, дабы могли мы деяниями своими доказать ему, что достойны войти в царство Божие!

Ник наклоняется к Заварзину:

— То есть сперва Аслан с подельниками были вроде как хорошие, а вот теперь они — слуги Сатаны, я правильно понимаю?

Николай сердито дергает уголком рта и ничего не отвечает. Бабай, стоящий с другой стороны от Ника, слышит его слова и вполголоса произносит:

— И имей в виду — это фактически уже официальная версия.

Монах снова поднимает вверх крест:

— Как сказано в Откровении Святого Иоанна Богослова: после сего взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих. И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!

— Он что, наизусть его помнит, что ли? — удивленно шепчет Ник.

Анна Петровна поворачивается к нему, прикрыв сухой ладонью пламя лучины. В мокрых от слез умиления глазах женщины отражаются огоньки.

— Благодать какая! — восторженно говорит она. — Что бы мы без батюшки делали? Бог не оставил нас! Все хорошо будет…

А Монах уже начинает новую молитву, которую громогласно объявляет покаянной:

— Смута тяжкая над землей нашей. И мы, недостойные чада Божьи, обращаемся к нему: Господи Боже, Вседержитель, призри на нас, грешных и недостойных чад Твоих, согрешивших пред Тобою, прогневавших благость Твою, навлекших гнев Твой праведный на ны, падших во глубину греховную.

Заварзин после этих слов скрипит зубами, резким движением гасит лучину и начинает пробираться к выходу. Ник провожает его удивленным взглядом.

— Ты зриши, Господи, немощь нашу и скорбь душевную, веси растление умов и сердец наших, оскудение веры, отступление от заповедей Твоих, — ревет Монах. — Умножение нестроений семейных, разъединения и раздоры церковныя, Ты зриши печали и скорби наша, от болезней, гладов, потопления, западения и междоусобныя брани происходящыя. Но, Премилостивый и Человеколюбивый Господи, вразуми, настави и помилуй нас, недостойных.

— Я, может быть, и недостойный, но эта… по-моему, эта молитва сейчас не в тему, — вздыхает Юсупов за спиной Ника. — Пойду-ка я тоже, пожалуй. Дел полным-полно…

А Монах все читает и читает. Общинники внимают старинному напеву молитвы:

— Исправи жизнь нашу греховную, утоли раздоры и нестроения, собери расточенныя, соедини разсеянныя, подаждь мир стране нашей и благоденствие, избави ю от тяжких бед и несчастий.

Ник думает, что в сущности-то в молитве все правильно, а принять ее людям типа Заварзина или Вилена мешает то, что в церковных книгах зовется гордыней. Впрочем, его тоже царапнуло, с какой ловкостью Монах объявил аковцев слугами ада, выполнявшими волю врага рода человеческого. Ник вспоминает, что раньше он именовал людей Аслана «наши заступники» и «славные ратники Христовы».

Монах выпевает финальные слова молитвы:

— Всесвятый Владыко, просвети разум наш светом учения Евангельскаго, возгрей сердца наша теплотою благодати Твоея и направи я к деланию заповедей Твоих, да прославится в нас всесвятое и преславное имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и во веки веков.

— Амии-и-и-инь… — многоголосо звучит отовсюду.

— Второй шанс! — вдруг выкрикивает Монах так громко, что где-то в толпе от испуга начинает плакать ребенок. — Помните о втором шансе, братья и сестры! Идите и делами своими докажите, что достойны вы называться чадами господними и рабами его смиренными!

Хал

Совет в бывшем кабинете директора Цирка собрался. Тут у Бабая теперь приемная, все как положено, даже секретарша есть, пожилая, правда, такая тетка, некрасивая. Если бы я мэром был, я бы Энку вон в секретарши взял. Только она не пошла бы, конечно. Нафига ей это — сидеть, бумажки перебирать или там чай из малиновых листьев заваривать?

Внизу, под кабинетом — госпиталь. И в нескольких комнатах на этом, втором этаже, тоже раненые лежат. Я больницы с детства не люблю — запахи всякие лекарственные, врачи в белых халатах, туда не ходи, сюда не смотри, таблетки, уколы и прочая фигня.

Но это тогдашние больницы, а здесь, в госпитале, все вообще страшно. Вонь такая… Раненые стонут, кричат, один уже умер. Еще ночью был живой и здоровый, а сейчас вот вперед ногами его вынесли. Цапко сказал — обезболивающих у него нет, коагулянтов каких-то и кетгута, а без этого полостные ранения он лечить не сможет и даже аппендицит не удалит. Мне сразу плохо стало от таких слов. У меня-то аппендицит целый, ну, в смысле — здесь он,в животе, с ним проблем-то никогда не было. И я как представил, что вдруг — р-раз! — и заболел он, и операцию надо делать… Чё вот будет? Всё, тапки в угол. Как в старину.

В общем, Цапко долго говорил. Его первого слушали, потому что ему надо было к раненым идти. А еще перед этим Бабай гонцов отправил в другие общины, чтобы все те, кто медицинское образование имеет, к нам в Цирк шли — помогать раненых спасать. Только никто не пришел, блин.

Когда фельдшер закончил говорить, начался такой серьезный и вдумчивый базар — как жить дальше. Не, про раненых и медицину тоже все серьезно было, конечно, но там конкретная тема, а тут — вообще про всё.

Бабай сказал, что нам менты нужны, суд и все такое прочее — законы там всякие, тыры-пыры… А еще он сказал, что пленные будут после суда дороги расчищать и дрова заготавливать на зиму. И утеплять выбранные для зимовки дома. Это, сказал Бабай, первоочередная задача. При этом все остальное идет по старому — и рыбаки на Волгу ходят, как раньше, и рвы какие-то, чтобы одичавших коров в них загонять и по новой приручать, тоже надо продолжать копать, потому что коровы — это молоко и мясо.

Начали думать, кто судьями будет. Решили, что трех человек достаточно. Этими тремя стали Колян Заварзин, Анна Петровна и Фарид-ага. Он на Совет пришел, а Монах — нет. Его право, я считаю. Не нравится мне он, блин. Мутной какой-то. Я при нем даже дышать не могу нормально.

Потом Колян сказал, что суд должен работать быстро — проверили, есть ли за человеком преступления, свидетелей там опросили — и аля-улю: или на свободу, если мобилизованный и никого не убил, или на каторгу, или в расход. Фарид-ага заспорил, говорит — нельзя в расход, аллах против. Решили этот вопрос на потом отложить и перешли к полиции — кто будет командовать, кого в нее набирать. Бабай вдруг говорит — предлагаю начальником вот Проскурина. Это Ника, ага! Я чуть не заржал: Ник — главный мент! А Бабай дальше базарит: заместителем к Проскурину предлагаю Халилова. Тут уже мне не до смеху стало, блин. И тут такой Колян — нельзя, типа, Халилова, он невыдержанный и влиянию поддается.

Я, блин, сижу ни живой, ни мертвый. Вот такая подляна мне выпала ни с хера лысого. Обидно стало, даже в носу защипало. Я ж Коляна уважаю, он реально доказал, что мужик конкретный. Если бы там Очки, да даже Ник или Бабай такое сказали — и пофиг, а тут Колян…

Короче, встал я и ушел. Пошел гулять. Вокруг Цирка походил, потом до нашего танка дошел. Его пять человек охраняют — Бабай так велел. Ну, меня, понятное дело, пропустили. Залез я внутрь и спать лег. Пошли они все…

Глава вторая

— Ты пойми! — втолковывает Нику Бабай, то и дело потирая красные от бессонницы глаза. — Всё, детство кончилось. Жизнь пошла серьезная. Никакой помощи ниоткуда мы не получили, связи даже с Усадами, Бирюлями, Лаишево нет, я уж про дальние города и поселки не говорю. Нам выживать придется самим. А раз так, то всё, всё, пойми! Никто ничего за нас не сделает. Если хочешь знать, нам государство надо обустраивать. Что ты улыбаешься? Да, государство. Маленькое Казанское…

— Ханство, — подсказал Ник.

— Нет, ну почему ханство… — Бабай смущается, вздыхает и снова потирает слезящиеся глаза. — Демократия у нас, едрит-трахеит, настоящая, народная. Ханство — это вон Аслан хотел сделать. И мы права не имеем дать ему или кому-нибудь еще второй шанс.

Где-то над Волгой кричит чайка. В темном небе горят звезды. Очередной день, первый после освобождения города от власти Аслана и АК, заканчивается.

— Да, вот именно — второй шанс. — Ник выразительно смотрит в сторону входа в Цирк. Где-то там, среди укладывающихся людей, находится и Монах. — Если уж серьезно говорить о серьезных вещах, то этот самый «Второй шанс»…

— Погоди, погоди, — останавливает его Бабай. — Ты кислое с пресным не путай. Монах, он нужен, понял? Он людям надежду дает.

— Надежду дает, а потом власть захапает, — кивает Ник. — Он же сумасшедший, неужели вы не видите?

— Погоди, я сказал! — в голосе Бабая прорезается сталь. — Едрит-трахеит, когда мы все по-нормальному наладим, он в тень уйдет. Или, глядишь, настоящий батюшка появится… — низко наклонившись к сидящему у костра Нику, Бабай свистящим шепотом произносит: — Он же… Монах… не монах никакой! Жил при монастыре, в работниках. Как там у них называется, не помню… послушник, да? Ну, нахватался по верхам. Фанатик, да. Он, и правда, не в себе. Но видишь — нет у нас другого священника. Фарид-ага старый совсем, еле ноги таскает. Да и мулла он, а у нас мусульман меньше половины, а всерьез верящих — вообще с гулькин хрен.

— А откуда у вас такие сведения — про Монаха? — заинтересованно спрашивает Ник.

— Филатов рассказал.

Ник сводит брови к переносице, ворошит прогоревшие ветки. В темное небо взметается сноп искр.

— Кстати, — говорит он через какое-то время. — Вот про Филатова…

— Э, не нашего ума это дело, — неожиданно сворачивает разговор Бабай. — Филатов сам по себе. Забудь. Ты лучше скажи — что решил-то? Принимаешь назначение?

— Вы же мне до утра дали время подумать!

— Утро, вечер… Ты дурака не валяй, отвечай как мужик: будешь работать начальником полиции?

Ник смотрит в красные глаза Бабая, отражающие блики костра и стискивает зубы. Он прекрасно понимает, что все его, в сущности подростковые, аргументы про то, что мент — это западло, не имеют никакого значения. Совету общины нужен порядок. Порядок нужно наводить жестко. Для этого нужен молодой, энергичный и уже проявивший себя человек. Еще вечером, на Совете, Ник объявил, что берет самоотвод и предлагает Заварзина. Но сразу несколько членов Совета чуть ли не хором объяснили ему, что Николай уже выбран судьей и при этом он — бригадир рыбаков, потому что разбирается в этом деле.

Ник в рыбалке был если не полным профаном, то где-то рядом — так, любитель-поплавочник, и заменить Николая, конечно же, не мог. Масло в огонь своим демонстративным уходом с Совета подлил Хал, кандидатура которого на должность заместителя начальника полиции как раз не прошла — тот же Заварзин его и задвинул, причем по делу, объективно.

Что такое полиция в нынешних условиях, Ник понимал плохо, о чем честно и заявил. Ему популярно растолковали: нужно отобрать людей, организовать пункты охраны правопорядка, пресекать преступления, бороться с мародерами, которых за время аковщины в городе расплодилось немало — и прочая, и прочая, и прочая…

— Я все-таки до утра хочу подумать, — отведя глаза, тихо, но твердо говорит Ник. — Утром все скажу, обещаю.

Бабай коротко блякает, машет рукой и идет спать. Ник оглядывается. Стоит тихая, темная августовская ночь. Довольно холодно, но от костра идет приятное тепло. Мимо проходит десятник и несколько общинников, вооруженных автоматами — смена караула. Теперь с наступлением темноты Цирк охраняют десять человек, причем посты вынесены далеко от здания — чтобы больше никто не застал общину врасплох.

Завтра утром, если Ник даст согласие, эти и многие другие люди станут его подчиненными. И всё, приключение под названием «новые робинзоны» закончится окончательно.

— Да боюсь я, что ли? — зло говорит Ник, глядя в костер.

— Именно что боишься, — скрипит за спиной.

Не оборачиваясь, Ник бурчит:

— Как через посты прошли?

— Молча. — Филатов усаживается напротив, кладет рядом вилы, вытягивает ноги к огню. — Грош цена пока вашим караулам. Как рыбы сонные. И глухие к тому же.

— Других-то нет.

— Этих надо учить.

— А кто учить-то будет? Может, вы?

— Нет, ты. Не боги горшки обжигают, Никита.

— Слушайте, — Ник вскидывает голову, — вы кто такой вообще? Откуда взялись? Ходите, высматриваете, вынюхиваете… Когда воевать надо было, где вы были? И нашим, и вашим… Наблюдатель херов!

Узкое лицо Филатова делается вдруг хищным, глаза сужаются в щелки. Он скрипит, почти не размыкая губ:

— Однажды, очень давно, я произнес перед строем моих товарищей такие слова: «Клянусь мужественно, не щадя своей жизни, защищать народ и государственные интересы России. Клянусь не применять оружие против своего народа и законно избранных им органов власти[45]». И не тебе, сопляк, учить меня, что и как я должен делать!

Ник косится на вилы, лежащие в стороне, вспоминает про пятого аковского патрульного, убитого этими самыми вилами, и ему становится стыдно. Если бы не Филатов, скорее всего МТ-ЛБ так и стоял бы сейчас в боксе Танкового училища, а кости Эн, Хала, Юсупова и самого Ника давно уже растащили бы собаки.

И не было бы никакой победы, никакой свободы, а Аслан со своими подручными развлекался бы в Кремле с новыми наложницами, попивая коллекционный коньяк.

Слышатся тяжелые, шаркающие шаги. Ник поворачивается и видит Цапко. Белый халат его спереди весь покрыт темными пятнами. Выглядит бывший фельдшер, а ныне главный врач общины ужасно — серое, землистое лицо, всклокоченные волосы, борода сосульками.

— Здравствуй, Анатолий, — кивает Цапко Филатову и буквально падает на пластиковый стул, стоящий поодаль.

— Как там? — спрашивает Ник.

— Еще двое умерло, — отвечает врач. — Внутренние кровотечения. Остальные вроде ничего. Руки уже инструменты не держат. Я на свой страх и риск отвар какой-то из дурмана даю вместо анестезии. Помогает, но хреново. Господи, когда ж это кончится!

— Тебе поспать надо. — Ник встает, подходит к Цапко. — Пошли, я провожу…

— Какой там спать! — с надрывом выкрикивает тот. — Пацаненка сейчас принесли. Температура за сорок. Водку развели, обтерли, малины заварили… Вроде сбили до тридцати восьми, теперь дежурить надо. И главное — диагноз не могу поставить. На простуду не похоже, горло в порядке, насморка нет, кашля тоже. То ли энцефалит, то ли менингит, а может и пневмония! Вот такой разброс… Я же фельдшер, просто фельдшер, а не педиатр!

Скрипнув зубами, Цапко поднимается и уходит обратно в Цирк.

— А ему, — нарушает тягостную тишину Филатов, — до утра думать никто не предлагал. Он, может, тоже хотел бы — как все. Рыбку ловить, дрова рубить, спать по ночам и на больших дядей-начальников надеется — авось они придумают, как дальше жить.

— Не надо! — раздраженно перебивает его Ник. — Не маленький, понял…

— Да я знаю, что не маленький. — Филатов подбирает вилы и собирается уходить. — Совет: ты мальчика с температурой на контроль возьми. Не нравится мне эта история…

Он уходит, а Ник еще долго, до следующей смены караульных, сидит у костра, время от времени подбрасывая в огонь нарубленные ветки.

Утро выдается недобрым: еще двое детей с температурой госпитализированы, и не сомкнувший всю ночь глаза Цапко объявляет по общине карантин. У первого заболевшего к этому времени на теле проступают какие-то пятна, набухают лимфоузлы в паху. Цапко приказывает вывесить над входом в Цирк черный флаг и вводит обязательное ношение масок.

— Эпидемия в нашем случае — это конец всем, — говорит он.

Ник по-простому, буднично известив Бабая и других членов Совета, что он вступает в должность начальника полиции, быстро отбирает тридцать человек из числа мужчин, участвовавших в штурме Кремля, разбивает их на пятерки и отправляет патрулировать центр города.

Халу, которого, не обращая внимания на вчерашнюю обиду и возражения, он записывает в рядовые бойцы полиции одним из первых, Ник поручает контроль за порядком на территории госпиталя. Эн с Камилом остаются при начальстве в качестве курьеров. Ник с удовольствием сделал бы своим заместителем Юсупова, но у Вилена масса дел с тягачом. Вместе с двумя помощниками, выделанными Бабаем, он с рассвета возится с ходовой — что-то там у него травит масло, то ли редуктор, то ли коробка…

Цапко, не смотря на протесты, отправляют отдыхать.

— Едрит-архимандрит, если что-то с тобой случится, мы ж совсем загнемся, — говорит ему Бабай. — Спать — и никаких разговоров.

Врач с импровизированной — из куска более-менее чистой ткани — повязкой на лице отходит в сторону и ложится прямо в кабинете, на стулья у стены.

Все помогающие Цапко в госпитале женщины безропотно носят теперь маски, но Хал, вставший на пост в карантинный блок, пытается отказаться от этой меры предосторожности. Ник, не выбирая выражений, говорит:

— Сдохнуть хочешь? Чтобы по-быстрому на тот свет, а нас тут бросить?

Татарин недовольно сопит, матерится вполголоса, но маску надевает.

В столовой начинают раздавать завтрак: вареную рыбу, салат. Детям — кашу. Перед началом раздачи Монах благословляет пищу и читает короткую молитву. Ник замечает, что никто не противится этому, хотя видно, что люди голодны.

После завтрака должен был начаться суд на аковцами. Пленных содержат в помещениях, предназначавшихся в прошлом для цирковых животных. Бабай просит Ника направить туда пятнадцать автоматчиков.

— А на Волгу кто пойдет? — возмущается новоиспеченный судья Заварзин. — Он же всех людей у меня забрал!

— Сегодня — никто, — отвечает Бабай. — Запасы у нас солидные, денек перетопчемся. Надо с этими вопрос решить.

Хал, похожий в белой повязке на какого-то неправильного ниндзя, появляется у Бабая за спиной.

— Там в госпитале доктора зовут, — говорит он. — Пацану одному совсем плохо, блин.

Ник идет будить Цапко. Тот поднимается, трет глаза и шаркающей походкой удаляется по коридору в сторону карантинного блока. Буквально через минуту — Бабай с Ником и Заварзиным еще не успели обсудить регламент судопроизводства — возвращается, сдирает повязку, сует в карман. Цапко бледный, руки трясутся.

— Я все понял! — тихо говорит он, пытаясь унять нервную дрожь. — У мальчика на ногах… там следы укусов от блох. Понимаете?

— Нет, — качает головой Бабай. — При чем тут блохи?

— Дети ловили сусликов на железнодорожной станции, мне родители рассказали. Они силки делали и возле нор ставили… — Цапко нервно шарит руками по карманам, вытаскивает грязную повязку и вытирает ею крупные капли пота со лба. Сосредоточившись, он переходит на шепот: — Шкурки сдирали. Блохи… Переносчики… Эпидемия… Черт, неужели вы не понимаете?

— Переносчики чего? — вдруг громко кричит Бабай. — Да говори ты нормально!

Ник чувствует страх — в памяти всплывают какие-то полузнакомые термины, вывеска возле дверей небольшого кирпичного здания с длинной трубой крематория и высоким забором. На вывеске написано: «Иркутский Государственный…»

— Это чума! — выдыхает Цапко.

«…противочумный институт», — блок воспоминаний заканчивается и сразу же начинается новый: «Чума — опасное инфекционное заболевание, человек заражается после контактов с грызунами, блохи переносят возбудитель, а затем начинается эпидемия…»

— Чума! — бывшего фельдшера снова начинает трясти. — Один ребенок скоро умрет, это вопрос пары часов. Поделать ничего нельзя. Двое других — я уверен, что к вечеру. И к нам поступили еще трое заболевших. Симптомы те же. Всё, конец! Нам всем… — он вдруг по-бабьи взвизгивает: — коне-ец!

Ник делает шаг и резко бьет Цапко по щеке отрытой ладонью. Звук пощечины разносится по всему помещению, привлекая внимание. Наступает тишина, все смотрят теперь на них — на Цапко, на Ника, на Бабая, на Заварзина.

— С-спасибо… — потирая налившуюся краснотой щеку, говорит фельдшер. — Извините. Просто я не знаю…

— А что случилось? — Анна Петровна отодвигает Ника, Заварзина и встает напротив Цапко. — Что такое?

— Я п-поставил диагноз… — начинает говорить фельдшер.

Бабай за спиной Анны Петровны делает ему знак, чтобы молчал, но Цапко не видит и продолжает:

— Диагноз страшный, но я уверен… Увы, это чума.

— Чума-а-а?! — округлив глаза, восклицает Анна Петровна так, что слышно во всех уголках пристроя. — Господи боже мой! Чума! Батюшка-а! Вы слышали? У нас чума-а!

Она срывается с места и, не разбирая дороги, отталкивая людей, бежит по проходу в сторону арены.

— Что ты наделал, — не глядя на Цапко, говорит Бабай. — Вот теперь, похоже, действительно всё…

— Нечестивцы. — Монах наконец подбирает и выдает правильное слово. — Нечестивцы, вмешавшиеся в Божий промысел! И навлекшие на всех гнев Господен. Он, Вседержитель всемогущий, даровал нам второй шанс, даровал спасение, а они… — следует негодующий жест, — они его у нас похитили.

— Я его сейчас пристрелю, блин, — цедит сквозь крепко сжатые зубы Хал.

— Стоять! — тихо одергивает его Бабай. — Только не ты. И вообще — никто. Стойте спокойно.

Ник усмехается. Стоять спокойно очень сложно, потому что дело идет к бунту. В старину бывали соляные бунты. А этот назовут потом чумным. Если будет кому называть, конечно.

Монах, потрясая крестом, начинает рассказывать сгрудившимся вокруг него людям про Каина и Авеля и про то, что Каин тоже необходим, чтобы все поняли, что есть добро и что есть зло.

— И не в праве Авель убивать Каина, ибо добро тогда оборачивается злом и промысел Божий нарушается…

— Вот зараза, — теперь уже Ник хватается за автомат.

Монах хитер. Хитер особой хитростью фанатика или, если называть вещи своими именами, шизофреника. Общинники верят ему и готовы идти за ним, как овцы за вожаком. Ник помнит, кто обычно бывает вожаком отары овец. Но ему сейчас не смешно. Монах, после победы над Асланом вроде бы полностью поддержавший восстановленную власть Бабая и все нововведения, сразу же после того, как Цапко подтвердил страшный диагноз, начал бурчать про кару Господню. Это было вчера.

А сегодня он открыто обвинил Ника и остальных в том, что именно их действия стали причиной появления болезни. Что самое удивительное — напуганные люди сразу приняли эту версию. Анна Петровна какой-то взлохмаченной кликушей металась по Цирку, собирая членов Совета и авторитетных общинников. Вместо суда над аковцами случилось какое-то невозможное, немыслимое действо, похожее на средневековые процессы над ведьмами и колдунами, где обвинение изначально базируется не то что на неверных предпосылках, а вообще напоминает по степени абсурда вербализацию картин Иеронима Босха.

Самое печальное, что Заварзин и его ребята, объявленные Монахом слепыми орудиями в десницах отступников, только разводили руками: мол, против Бога и мнения большинства общинников мы не пойдем — демократия. А когда Ник излишне эмоционально попытался объяснить им, что Бог здесь вовсе не причем, что сейчас надо не молитвы читать, а обустраивать карантинные зоны, проводить дезинфекцию и искать способы борьбы с самой болезнью, кто-то из бойцов полиции, фактически его подчиненный, высказался в том смысле, что Аслана они свалили не для того, чтобы его место занял Ник. После этого все разговоры можно было считать законченными.

Но становиться жертвенным бараном, бессловесным и покорным, никому не хотелось, и Эн, Хал, Юсупов, даже Бабай пытались оппонировать, холодной логикой разрушить громоздкие умозаключения Монаха — безрезультатно.

На судилище не было Цапко. Всю ночь продежурив в госпитале, называемом теперь не иначе как «чумной барак», утром он сам вынес тела троих умерших, проследил, чтобы их сожгли, как положено, и только после этого лег спать.

— Дабы восстановить справедливость и положенный Господом порядок проистечения жизни, смутьянов и нечестивцев… — Монах делает паузу, горящими глазами оглядывает внимающих ему, — смутьянов и нечестивцев надобно исторгнуть из числа верных рабов Божьих, как исторг сам Господь ангела Сатанаила, умыслившего против своего творца и господина.

— Изгнать их! — раздаются в толпе старушечьи голоса. — Изгнать! Вон из общины!

— Что здесь происходит? — на пороге битком набитой людьми комнаты Совета появляется заспанный Цапко. — Кого изгнать?

— И о самозваном лекаре, неумением своим прогневившем Создателя, забывать не след, — немедленно переключается на него Монах. — Вон пошел! Вон!

И все немедленно начинают орать:

— Вон! Пошли вон! Сволочи! Из-за вас всё! Вон!

Глава третья

Эн

Нас выгнали. Это ужасно, это неправильно и непонятно, но это так.

Как они вопили! Я видела вокруг только искаженные злобой лица, выпученные глаза… Анна Петровна… Она раньше называла меня «доченька»… А теперь… Я никогда не забуду, как она брызгала слюной, как тыкала в меня желтым согнутым пальцем… А какие слова она выкрикивала! «Потаскуха» и «ведьма» были самыми безобидными из всех.

Нас выгнали. Всех. И Цапко. Ему, наверное, обиднее всего. Он все то время, которое прошло после пробуждения, лечил людей. Не спал ночами, делал все возможное и невозможное. И вот такая благодарность. Они все сошли с ума. Говорят, что шизофрения не заразна. Неправда. Это опасное инфекционное заболевание, такое же страшное, как чума. Монах заразил нас всех. То есть мы, те, на кого повесили всех собак, вроде бы нормальные, но на самом деле мне кажется, что где-то в наших мозгах тоже гнездится этот вирус. Рано или поздно он проявится. Но мне уже не страшно. Я не боюсь ничего, вообще ничего. Очень может быть, что Ник, Юсупов, Хал, Бабай или Цапко — или я сама! — уже заражены не выдуманным мною вирусом помешательства, а вполне реальным чумным микробом, вибрионом, палочкой, спирохетой или как там оно называется. Но мне пофиг. Я устала бояться. Хал правильно сказал: «Если всего бояться, то жить не стоит». Он не так сказал, конечно, там совсем другие слова были, но смысл именно такой. Хал вообще сильно изменился — или я просто по-другому стала его воспринимать? Он ведь на самом деле очень честный, смелый и умный. Да, да, умный, просто не всегда может выразить то, о чем думает, правильными словами. И еще у него есть душа. Странно, если бы мне год назад сказали, что у гопника есть душа, я бы долго смеялась. А теперь вижу, знаю — есть. Хал — человек, тонко чувствующий и ранимый. Он всю жизнь провел среди всяких отморозков и вынужден был прятать свое «я», чтобы не быть слабее. Это жестокие законы мира, в котором он жил, сделали его таким грубым, резким. Но если очень захотеть, можно разглядеть под маской его настоящего — человека, друга, способного отдать жизнь за тех, кто рядом.

Мы ушли из общины. Сели в тягач, Вилен, который так и не понял, что произошло, завел мотор. И мы поехали прочь от Цирка. Я посмотрела на хмурых охранников, сжимавших в руках автоматы. Никто из них не сказал нам ни одного доброго слова на прощание. А ведь если бы не мы, они сейчас всё так же были бы в рабстве у Аслана.

Мы поехали вдоль берега Казанки в сторону Волги. Тут растут только кусты вербы, и тягач может свободно проехать. Я сидела с Камилом на броне и все время поворачивалась. Над Цирком развевался черный карантинный флаг. Такие же флаги теперь висят и над другими общинами.

Чума — как странно. Я и не знала, что такая древняя болезнь до сих пор существует. Цапко говорит, что в средние века от нее вымирали целые страны. Тогда люди не знали о причинах, вызывающих болезнь. Они молились, искали виноватых — колдунов, грешников, еретиков. Тех, кто мог прогневать Бога. И вот все повторилось — наступило новое средневековье. Снова чума, снова умершие. И снова люди надеются на Бога и ищут виновных. Наверное, это не правильно. Но наука, справившаяся с чумой, теперь бессильна. Ее просто нет. И людям не остается ничего другого, как искать защиты и спасения у высших сил, про которые тоже не известно, есть они или нет. Такая вот история: науки нет, Бога нет. Ничего нет. Есть только мы, больные, злые, глупые люди. Кучка мародеров. Если так будет и дальше, мы вымрем. Человечество вымрет. Совсем…

— Давайте остановимся, — свесившись в люк, перекрикивает рев двигателя Цапко.

Он уже в пятый раз предлагает поговорить. Но люди, сидящие внутри тягача, не хотят ничего обсуждать. Бабай, притулившись на скамейке в десантном отсеке, уперся лбом в сложенные на коленях руки и, похоже, дремлет. Хал чистит автомат. Он уже час натирает детали оружия, елозит шомполом с намотанной на конце промасленной тряпочкой в стволе, полирует затвор. И молчит.

Ник, сидящий на командирском сидении, не отрывая глаз, смотрит вперед. Юсупов рвет рычаги, ведя МТ-ЛБ по берегу старого русла Волги. Эн вместе с псом — наверху. Цапко даже не пытается обращаться к девушке — она плачет. Зарывшись лицом в густую шерсть Камила, время от времени Эн вскидывает голову, и фельдшер видит ее залитое слезами лицо.

Подминая под днище ивовые кусты, тягач выползает на край заболоченной протоки. В небо взлетает потревоженная стая уток. Шелестят камыши. Юсупов глушит двигатель. Наступает тишина, нарушаемая лишь звоном комаров, жужжанием слепней и кваканьем лягушек.

— Вылезайте! — кричит инженер. — Устроим эта… пикник.

Хал в ответ громко матерится. Матерится в том смысле, что вертел он на одном месте пикник, Юсупова и вообще всё и всех.

Цапко первым спрыгивает в густую осоку. Под ногами фельдшера сочно чавкает болотина. Камил, лизнув Эн в мокрую щеку, уносится в заросли тростника. Грохочет откинутый люк — Ник выбирается на броню, недовольно смотрит на всех, кладет рядом с собой автомат.

Бабай открывает дверцу десантного отсека. У него отекшее лицо, на лбу отпечатался рисунок ткани с рукава камуфляжа.

— Рука болит, — глухо произносит он.

— Мы не можем их так бросить! — в отчаянии говорит Цапко. — Они же все умрут! Без соблюдения элементарных карантинных норм через пару дней эпидемия охватит весь город, понимаете?

— И что ты предлагаешь? — Ник сверху вниз смотрит на фельдшера. — Пробраться ночью в Цирк, убить Монаха, остальных связать…

— Не городи ерунды! — взрывается Цапко. — Уже поздно. Теперь спасти людей может только помощь извне. Ну не может же быть, чтобы на всей Земле всё — так же, как у нас. Нам нужны специалисты-эпидемиологи, а главное — вакцина! Противочумная вакцина, понимаете?

— Да что ты заладил, как попугай: «понимаете», «понимаете»? — рычит Юсупов. — Не дурнее тебя. Где ее взять, эта… вакцину? Связи нет, месяц прошел, а никто не прибыл нас спасать. Всё, это всё. Мы можем только эта… сбежать.

— А здесь, в Казани, были запасы вакцины? — дрожащим голоском спрашивает Эн.

— Раньше были. — Цапко садится прямо в траву. — Но срок годности… Все давно пропало, испортилось.

— А где были-то? — неожиданно вмешивается Хал. — В аптеках, что ли, блин?

— Почему в аптеках? — Цапко срывает травинку, режется об острый край листа и сует окровавленный палец в рот. Не вынимая его, он невнятно произносит: — У экабэ ханиища…

— Чего? — вдруг кричит Юсупов.

Сорвавшись с места, он подбегает к фельдшеру, хватает его за плечи, вздергивает на ноги. Вытащив палец изо рта, Цапко слегка испугано повторяет:

— В РКБ хранилища. Там были запасы сухих вакцин на случай массовых заражений. И противочумная была…

Ник спрыгивает на землю, забыв про автомат.

— Вилен, а ведь это шанс! — говорит он.

— А, ты тоже эта… понял? — улыбается инженер.

— Что понял-то? Что? — таращится на них Цапко.

— Время, братан! — скалит зубы в довольной усмешке Хал и хлопает его по плечу. — Время не властно над истинными ценностями, блин.

К полудню небо над городом заволакивает тучами. Иссиня-черные снизу и грязно серые наверху, тучи похожи на туши гигантских обитателей моря — кашалотов, странным образом вознесшихся ввысь. Они плывут в сомкнутом строю, голова к голове, опускаясь все ниже и ниже. Нику кажется, что вскоре город будет раздавлен этой массой. Чувствуя себя ничтожным, крохотным, он с внутренней дрожью отводит глаза от неба. Нервы, это просто нервы. Нужно собраться, сосредоточиться на главном. Тучи, ветры, дожди, снега — природа все равно возьмет свое. У людей другие задачи, другие дела и заботы.

Сейчас главное — РКБ. Республиканская клиническая больница. Комплекс многоэтажных зданий, окруженный перелесками, полями, жилыми кварталами. И золотистыми стенами, за которыми привычный мир сходит с ума. Они побывали только за первой стеной, внутри первого слоя, но и этого хватило, чтобы навсегда отбить охоту соваться туда. Теперь нужно идти дальше, глубже — за вторую, третью, пятую, десятую — сколько бы их там не было! — стену.

Ник предпочитает не думать о том, что ждет их там, в глубине этой странной территории. Лучше туши облачных кашалотов, лучше мысли о том, что будет, когда они добудут вакцину, лучше мучительная надежда на спасение, чем безнадежные мучения — мы не дойдем, золотистый туман сожрет нас, поглотит, перемелет кости и даже памяти не останется о горстке безумцев, дерзнувших сунуться в место, куда по своей воле не пойдет ни один здравомыслящий человек.

Тягач с натугой ревет на подъеме. До знакомого пустыря возле улицы Фермы-2 осталось совсем чуть-чуть. Где-то за деревьями, слева — сгоревшие корпуса и казармы Танкового училища. Ник на мгновение чувствует стыд — зря сожгли, теперь там можно было бы сделать базу, чтобы вернуться после всего.

И тут же холодный и злой внутренний голос говорит: никогда не жалей о том, что уже сделано. Не жалей, потому что все равно невозможно ничего исправить.

А еще Ник понимает: нельзя сейчас думать про «после всего». Главное — сделать дело, добыть вакцину. Если за золотистыми стенами время не властно над вещами, у них есть шанс. Не «Второй шанс» Монаха, а просто один-единственный шанс спасти людей. Это сейчас главное. Основное. Единственное.

Удар по спине едва не сбрасывает задумавшегося Ника с брони. Тягач резко останавливается, качнувшись вперед. Сжав автомат, Ник рывков перекидывается на нос машины и сталкивается с Халом.

— Филатов! — орет Хал и машет рукой вперед.

Там, на опушке небольшого леска, скорее даже рощицы, окружающей кварталы бурых многоэтажек, выстроенных к Универсиаде тринадцатого года, действительно стоит человек в плаще, с вилами в руках и рюкзаком за плечами. У него красное, мокрое лицо. Он машет рукой, привлекая к себе внимание. Рыкнув, двигатель тягача умолкает. Камил спрыгивает с брони и бежит по густой траве к Филатову.

— У нас мало времени! — издали предупреждает Ник. — Что случилось? Откуда вы вообще здесь взялись?

— Я… — Филатов тяжело дышит, со свистом втягивая ртом воздух. Обычная выдержка изменяет ему, он взволнован. — Я очень торопился… Фу-ух… Извините… Мне надо вам сказать…

Ник подходит ближе. Камил усаживается поодаль, не сводя внимательных глаз с Филатова. Эн, Бабай, Хал — все уже здесь. Юсупов и Цапко стоят возле тягача.

— Ну, Филатов! — подбадривает человека в плаще Бабай. — Не томите, нам и вправду некогда.

— Вы ведь… Вы идете в червоточину, да? — не то спрашивает, не то утверждает Филатов. — Так вот…

— Погодите, — качает головой Бабай. — Что еще за червоточина?

— Область с измененными…. Искаженными… — Филатов никак не может восстановить дыхание и от этого злится. — Не перебивайте меня! — вдруг кричит он, втыкает вилы в землю и садится, привалившись спиной к ближайшему морщинистому стволу. — Это очень важно… Очень… На второй день после… после пробуждения я был здесь… Фу-ух… Дайте воды, моя вся вышла.

Хал кидает Филатову бутылку. Запрокинув голову, тот пьет — струйки стекают по щетинистому подбородку, по морщинистой шее.

Напившись, Филатов закручивает синюю крышечку, не глядя ставит бутылку в траву, проводит ладонью по лицу, виновато улыбается.

— Ох, такие марш-броски уже не для меня. Так вот — на второй день я осматривал территорию вокруг Академии тенниса. И встретил человека… Он был одет в такой серебристый костюм… Знаете, видели, наверное, в кино — их носят в лабораториях, где необходимо поддерживать режим стерильности. Человек был стар, очень стар — даже белки глаз у него пожелтели, причем мне показалось, что старение его организма произошло очень быстро. Он еле стоял на ногах и почти ничего не слышал, оглох. Мне кажется, он был немцем, по крайней мере, говорил он по-немецки. Я почти не знаю этого языка, а он не понимал по-русски. Поэтому общались мы на таком пиджинг-инглиш… Фу-ух, я еще попью, извините.

Все терпеливо ждут, когда Филатов утолит жажду. Камил зевает, ложится рядом с Эн и кладет голову на передние лапы. Ник мимолетно завидует псу — у собак все просто: выбрал хозяина и все, думать не надо, дальше твоя жизнь всецело зависит от него.

— Человек в серебристом костюме сказал, что его зовут Вольфганг, как Моцарта, — продолжает свой рассказ Филатов. — Еще он сказал, что пришел из червоточины…

— Откуда? — не понимает Хал.

— Червоточина… Это там, куда вы собрались. — Филатов указывает в сторону РКБ. — Золотой туман, слои, мерцающие стены. Вольфганг назвал этот объект червоточиной. Он объяснил мне, что их много, они покрывают всю планету. Это зоны искаженной физической реальности. Там, за стенами, внутри слоев, что-то случилось с привычными для нас законами физики. В его рассказе было очень много терминов, я, к сожалению, почти ничего не понял. Но это очень опасно, понимаете? Там… — снова следует жест рукой в сторону РКБ, — можно погибнуть за долю секунды. Вольфганг особо отмечал седьмой слой, окружающий центр червоточины. Он сказал: «Седьмой слой убил меня». А потом он умер.

На опушке рощи воцаряется тишина. Слышно только, как крепчающий ветер рвет листву с деревьев на той стороне пустыря да потрескивает в тягаче остывающий двигатель.

— Это всё? — спрашивает Ник.

— Не совсем… — Филатов твердо смотрит ему в глаза. — Вольфганг сказал еще, что если кто-то решит пройти через четвертый слой червоточины — и дальше, — необходим разряжающий контур. Что-то вроде вот этого… — Следует кивок в сторону воткнутых в землю вил. — Чтобы сбрасывать напряжение темпорального поля.

— Какого поля? — переспрашивает Юсупов.

— Темпорального. Так он сказал. Это как-то связано со временем. Грубо говоря, анод в одном слое, катод — в другом. Их надо замкнуть. Иначе всё, смерть…

— И с тех пор вы ходите с вилами? — усмехается Ник.

— Я нашел их вечером того же дня, когда возвращался в центр города. Помните, мы встретились возле Дома Кекина?

Ник кивает.

— Помним. Но на кой черт вы таскаете с собой вилы везде и всюду, если не ходите в эту…

— Вольфганг сказал, что червоточина может начать расти, что она нестабильна, — не дав ему договорить, торопливо произносит Филатов. — Правда, пока этого не произошло, и возможно, уже не произойдет.

— Он что-то не договаривает, — холодно говорит Эн таким тоном, как будто Филатов сейчас где-то далеко и не слышит ее.

— Я тоже так думаю, — соглашается с ней Юсупов. — Какая-то эта… своя игра.

Бабай, тяжело сопя, делает несколько шагов, выдергивает из земли вилы, взвешивает в руке.

— Контур, едрит-трахеит… — бормочет он. — Обычные ржавые вилы. Слышишь, друг любезный, а чего ж ты раньше-то молчал?

Филатов поднимает на него свои прозрачные глазки, кривит тонкие губы. Ник чувствует волну чистой, слепящей ярости, поднимающуюся изнутри. Такое с ним уже было во время ночного штурма Кремля. Вскинув автомат, он подходит к сидящему Филатову, тихо, но очень отчетливо произносит:

— Или вы сейчас рассказываете нам всё…

— Или что? — в скрипучем голосе Филатова проскальзывают саркастические нотки. — Вы меня убьете? Рекомендую стрелять вот сюда, в затылок — это гарантированная, без мучений, смерть. Быстро и четко.

Ник смотрит на потный лысоватый затылок Филатова, по которому тот только что постучал собранными в щепоть пальцами. Злость проходит. Остается только решимость.

— С чего вы взяли, что нам подходит такой вариант — «гарантировано, без мучений»? — усмехается Ник.

— Да прекратите вы! — не выдерживает Цапко. — Устроили телесериал «Братва против Бешеного». Филатов, вы были в червоточине? В РКБ? Туда можно пройти? Там, правда, всё осталось таким, как было тридцать лет назад? Мы сумеем достать вакцину и другие лекарства?

— Да, — коротко отвечает Филатов.

— Что «да»? — не понимает фельдшер.

— Всё «да». Я был в червоточине, дошел до пятого слоя и еле спасся. Не спрашивайте меня, от чего. Этого… этого не объяснить. Нужно увидеть и почувствовать самому. Но в РКБ действительно есть запасы противочумной вакцины и другие медикаменты — я это знаю. И они действительно не подверглись разрушительному действию времени.

— Ну почему из вас все нужно тянуть как клещами! — раздраженно кричит Эн.

Камил вскидывает голову и недовольно ворчит: ему не нравится, что его хозяйка говорит таким голосом, и он готов броситься на ее защиту.

— Я и так сказал гораздо больше, чем следовало, — устало говорит Филатов. — Что вам еще надо? Вот контур… то есть вилы. Повторяю: без них за четвертый слой лучше и не соваться. Где медикаменты, вы знаете. На всякий случай возьмите карту. Это обычная карта города. Осторожно, она очень ветхая. Что ждет вас в червоточине — этого никто не знает. Всё, я свое дело сделал…

— Какое дело, блин? — вступает в разговор Хал. — Ты вообще кто? Ну, по жизни? Колись давай, блин. На фига тебе все это?

Филатов усмехается. Сует узкую ладонь за обшлаг плаща, словно хочет что-то достать оттуда, но в последний момент передумывает, чешет впалую грудь и поднимается на ноги.

— Неужели вы еще не поняли? — говорит он своим обычным скрипучим голосом. — Есть такая профессия… Всё про всё знать. Прощайте.

Резко развернувшись, он уходит. Шум ветвей заглушает его шаги. Ник с Халом переглядываются, Камил вопросительно смотрит на Эн, готовый броситься вдогонку.

— Чуть не забыл, — доносится из рощи голос Филатова. — Вольфганг сказал еще, что все червоточины разные, и что некоторые из них связаны между собой! Но это…

Ослепительная молния рвет небо. Последние слова Филатова тонут в громовых раскатах. Ливень падает сверху, тонны воды обрушиваются на деревья, траву, людей.

Чертыхаясь, все бегут к тягачу, лезут внутрь.

— Ну, и чё теперь? — спрашивает Хал, заботливо стирая дождевую воду с автомата.

— Всё то же, — флегматично отвечает Бабай, разглядывая карту города, которую передал ему Филатов.

Юсупов заводит тягач и практически наугад ведет машину сквозь потоки воды к границе первого слоя червоточины. Ник ловит взгляд Эн, ободряюще улыбается, но так и не дожидается ответной улыбки.

Глава четвертая

Темнота, плотная, вязкая, непроницаемая для звуков. Черный туман. Мрак. Мгла. И при этом — косые лучи света, падающие откуда-то из-за деревьев. Они рассекают пространство впереди на неровные сегменты, режут на куски, расчерчивая тьму узкими, ослепительными линиями.

Свет не смешивается с чернотой, не освещает, не высветляет ее, но при этом слепит глаза не хуже электросварки.

Где-то капает вода.

Ник делает несколько шагов, притормаживает. Позади слышно шарканье ног. Или это эхо его собственных шагов? Чтобы понять, нужно остановиться, прислушаться. Но останавливаться нельзя. Земля сразу начинает шевелиться, засасывать, втягивать в себя. Внизу — как будто смола, твердая, если топнуть, но мягкая и податливая, если просто стоять.

Где-то капает вода.

— Эй! — кричит Ник. — Кто здесь?

Тишина. Наверху — ничего. Ни звезд, ни облаков, ни Луны. Просто тьма. Надо идти. Надо поскорее преодолеть этот кажущийся бесконечным отрезок пути. Ближайшая полоса света приближается. Шаг, другой — и Ник зажмуривает глаза от нестерпимого сияния. Но любопытство — или страх неизвестности? — пересиливают, и он приподнимает веки.

Солнце. Оно висит в безоблачном небе. Щебечут птицы. Качает ветвями старая липа. Под ногами — трава. Обычная, сорная трава — одуванчики, подорожник, мятлик. Справа — бензозаправка за ядовито-зеленым цементным забором. На заборе граффити — изображение улыбающейся рожицы и наползающие друг на друга буквы «smile», выполненные в обычной манере уличных художников. Слева — дорога, новенький рекламный щит с предложением покупать газонокосилки какой-то немецкой фирмы и деревья.

Ник смотрит вперед. Там колышется уже знакомая золотистая пелена. Третий слой. Сквозь него просматриваются сверкающий синими стеклами павильон автостанции и больничные корпуса. До них вроде бы рукой подать, но это только кажется — судя по карте, которую вручил им Филатов, до РКБ еще топать и топать.

Шаги позади звучат все отчетливее. Кто-то идет за ним. Идет и молчит. Кто это? Юсупов, Хал, Эн, Цапко? Но они остались там, возле тягача, у золотистой стены, отгораживающий этот невозможный мир от мира нормального, если можно называть нормальным первый слой червоточины, слой, в котором всего лишь звучат звуки умершего города.

Где-то капает вода.

Солнечный свет меркнет. Снова мрак. Переход такой резкий, что Ник невольно разводит руки в стороны, чтобы не потерять равновесия и не упасть.

Шаги все ближе. Нику становится страшно. Где он? Что происходит? Он резко оборачивается и видит, как полосу света пересекает чья-то размытая тень. Это тот, кто идет за ним.

— Стой! Ты кто? — крик вязнет в темноте, слова звучат глухо, незнакомо, словно их произнес кто-то другой.

Ноги вязнут, приходится вытягивать их и идти дальше. Нет, не идти — бежать! Быстро бежать прочь от этих шагов, от тьмы, от света, от невозможной жути. Бежать, как бегут от хищников звери, как бегут дезертиры на поле боя, спасая свои жизни.

Где-то капает вода.

Ник снимает с плеча автомат. Он знает — бежать нельзя. Неизвестно, что ждет его впереди. Один поспешный шаг, неверное движение — и всё, конец. Какая-нибудь яма без дна, вроде той, в которую провалился Бабай, каменные иглы, плазменные шары, живые деревья, мягкие стены, падающие бетонные плиты…

Ник вспоминает, как погиб Бабай. Он шел первым, ощупывая дорогу филатовскими вилами. Шел и говорил что-то об усталости, о том, как ему все надоело. Еще успел сказать про дом, который хочет построить на берегу Волги, на холме. А потом резко залаял Камил, и Бабай исчез — только бурьян зашумел. Они бросились вперед и застыли на краю круглой дыры метра три в диаметре. На дне ее колыхался фиолетовый кисель. Из киселя торчал черенок вил. Хал ухватился за него, дернул, но что-то вырвало вилы из его рук и утянуло вниз.

Они кричали, совали в яму ветки, потом Юсупов сбегал и подогнал тягач. Буксировочный трос ушел в кисель весь, целиком и повис, не достав до дна. Тогда Ник кинул туда камень. Звука удара никто не услышал. После этого он велел всем оставаться у машины и двинулся на разведку…

Затвор автомата лязгает с таким звуком, как будто это челюсти фантастического робота-трансформера из старого фильма. Ник поворачивается, поднимает оружие.

— Стой! Назовись! Буду стрелять!

Шаги умолкают.

Где-то капает вода.

Ник начинаетпятиться — ноги опять засасывает. Задрав ствол в воздух, он нажимает на спусковой крючок. Звук выстрела бьет по ушам, голова отзывается нестерпимой болью. Гильза с отчетливым чавканьем поглощается ожившей землей.

— Следующий выстрел — на поражение! — чеканит Ник, морщась — в висках бьют кузнечные молоты.

Тихо.

Почти.

Где-то капает вода.

Ник поворачивается и прибавляет шаг. Вторую полосу света он проходит с закрытыми глазами — и снова слышит позади шарканье.

Идет. Этот неизвестный все так же идет за ним. Он не испугался выстрела и грозных окриков, он не свернул, не отстал. Он преследует Ника. Гонится за ним. Надо стрелять. За прожитое в этом новом мире время Ник хорошо понял, буквально печенкой уяснил простое правило, закон неизбежности: стреляющий первым остается живым.

Но Эн, остальные? Вдруг это все же они, вдруг проклятая червоточина играет с ним, как с котенком, подставляя друзей? Сейчас он выстрелит — и всё…

— Сволочь! — Ник чувствует, что сейчас заплачет, заревет, как в детстве — от обиды, от безысходности, от неумения принять правильное решение.

Сжав автомат двум руками, он бежит туда, где капает вода — наобум, наугад, уже не думая об опасности.

Свет, тьма, свет…

Резко остановившись, Ник оглядывается. Это совсем другое место. Нет, золотистое сияние, павильон автостанции и корпуса РКБ никуда не делись, вон они, впереди. Но вокруг теперь пустырь, заросший чертополохом и лопухами. В стороне, в нескольких метрах — бетонная плита и ржавый канализационный люк посредине. Ник подходит, ногой пробует плиту — твердая. Встав на нее, он опускается на одно колено, как учили в армии, вскидывает автомат и ждет.

Где-то капает вода.

— Никитос! — звучит буквально над ухом.

Голос странный, полузнакомый. Голос из прошлого. Ник вертит головой.

— Здорово, братуха!

Человек стоит в двух шагах от него. Ник опускает автомат, потому что это — Борька Сотников.

Борян. Баркас. Друг детства, верный корешок, с которым съеден не один пуд соли. В голове Ника проносятся воспоминания.

Первый класс, первый день. Старая двухэтажная школа номер четыре, класс на втором этаже, учительница Нелли Егоровна. Знакомство с Борькой происходит на перемене. «Ты откуда? С Четвертой Советской, а ты? С Трилиссера. А у меня отец летчик. А у меня шофер. Он меня на машине катает. А меня на самолете. Врешь! Сам ты врешь!» Короткая драка, примирение.

После уроков Ник и Борька идут изучать школьную территорию и находят в траве у забора мертвого голубя. Сразу решают — птицу надо похоронить. Отправляются к сторожу за лопатой. Лопату надо украсть. Это настоящее приключение, опасное и захватывающее дух. Голубя хоронят уже в сумерках. Лопату прячут в кустах. Грязные, голодные, но довольные, идут к школьным воротам. А там мечутся потерявшие голову матери, так и не дождавшиеся после уроков своих первоклашек.

Нагоняй они получают по полной — с криками, с подзатыльниками. С этого и начинается их дружба. Сколько потом всего было! Рогатки, самострелы, костры на стройках, драки с пацанами из тридцать первого дома, мороженое, поездка на грузовике Борькиного отца, закончившаяся столкновением с мусорным баком…

— Привет, Борян! — улыбается Ник.

Борька подходит ближе. Он все такой же — белобрысый, загорелый, с крупными руками. Костяшки пальцев на правой ободраны. Ник помнит — почему. Салтыков из девятого «А» отнимал у младшеклассников деньги — зажимал в туалете и заставлял отдавать все, что есть. Борьке сказал об этом зареванный пацан со двора. Когда они вошли в туалет, Салтыков курил, поставив ногу в яркой кроссовке на подоконник. Борька врезал ему только один раз, попал по зубам — Салтыков как раз со смехом рассказывал, какой он ловкий и умелый добытчик.

Потом был педсовет, праведный гнев директрисы, округленные глаза завуча: «Вы что, мальчик идет на медаль, его папа уважаемый человек, депутат городского собрания. Сотников, Проскурин, вам не стыдно? Избить вдвоем своего товарища! Обвинить его в ужасном преступлении — грабеже! — безо всяких доказательств…» И так далее и тому подобное.

Ник тогда жалел только об одном — что сам не успел навалять Салтыкову…

— Ну, ты как? — спрашивает Борька и улыбается.

— Да так… — пожимает плечами Ник. — Вроде ничего. А ты?

— Тоже в поряде, — смеется Борька.

Он и впрямь такой же, каким был весной две тысячи седьмого. Через три дня после истории с Салтыковым Борька поехал с отцом на охоту. Большая компания, взрослые мужики, опытные и умелые таежники. И — нелепый, глупый, идиотский случай. Раз в году и палка стреляет. Борька вечером забыл вытащить патроны из ружья, случайно нажал на спуск… Хоронили его в закрытом гробу — заряд картечи попал в лицо.

Они смотрят друг на друга и улыбаются. Говорить не нужно. Да и не о чем. Ник понимает, что Борька знает о нем всё. Там, где он сейчас, все всё про всех знают. Как Филатов. А о Борьке никакой новой информации не появилось, это понятно. Впрочем, нет, один вопрос у Ника все же есть.

— Это ты шел за мной? — спрашивает он, усевшись на нагретый бетон.

— Нет, — мотает головой Борька. — Зачем? Я всегда тут.

— А кто тогда?

— Твоя тень.

— Тень? Разве тень может ходить отдельно?

— Здесь — может.

И тогда Ник задает второй вопрос:

— Борян, а где мы сейчас?

Друг детства улыбается, показывая чуть кривоватые передние зубы. Улыбка застенчивая, словно бы извиняющаяся.

— А ты разве еще не понял?

Треск под ногами, сухой и какой-то скрипучий. Ник теряет равновесие, роняет автомат и летит спиной вниз в темноту. Удар, вспышка боли между лопатками и в пояснице. Рядом падают куски бетона, гулко хлопает о землю, поднимая едкую пыль, крышка люка. Последним приземляется автомат и бьет Ника прикладом по голове. Перед глазами вспыхивает фейерверк, руки и ноги становятся ватными. Ника рвет. Спазмы терзают желудок, выворачивают его наизнанку. Наконец, неожиданный приступ проходит. Отдышавшись, Ник встает на четвереньки и поднимает голову. Он — на дне какого-то квадратного помещения, находящегося ниже уровня земли. Сверху, через рваную дыру, сочится обычный дневной свет. Пыльно, грязно, кругом ржавые трубы, вентили, обросшие плесенью. Из трещины в трубе капает вода.

Капает вода.

Капает вода…

Ник теряет сознание.

Это очень странно — смотреть на себя со стороны, одновременно понимая, что ты не можешь этого сделать, потому что лежишь на спине в техпомещении старой теплострассы. И тем не менее, Ник видит свое тело, лицо, поросший короткой щетиной подбородок — после победы над Асланом он сбрил бороду, но вот опять оброс, — мешковатый комбез с камуфляжными разводами, грязный автомат, подошвы армейских ботинок, тоже очень грязные… Где же он умудрился найти столько грязи, наверху же вроде было сухо? Или это только иллюзия, что сухо, а на самом деле он шел по болоту, потому и ноги вязли, потому и грязь…

Надо встать. Надо выбраться отсюда и идти дальше. В общине, в городе умирают люди. Виной тому чума, жуткая гостья из прошлого. Нужна вакцина и лекарства. Только он…. Только ты… Только я могу добыть ее. Голова трещит. Черт, как же трещит голова!

Бах! — ослепительный шар вспыхивает перед глазами Ника, видение исчезает. Он снова чувствует свое тело, скрученное болью — руки, ноги, позвоночник. Боль засела там, ржавым дрыном пронзив его от лопаток до крестца.

Со стоном Ник шевелит руками, пытается сесть. Это удается, не с первой попытки, но он все же садится, нашаривает автомат. Теперь нужно встать. Цепляясь за мокрую, ржавую задвижку, он кое-как поднимается на ноги. Боль терзает спину, но это ничего, это даже хорошо. Раз он чувствует ее, значит, позвоночник цел, не сломан.

Проломленная бетонная плита над головой, через дыру льется солнечный свет. Кричать бессмысленно — никто не услышит. Выбираться придется самому. Всегда, всю жизнь вот так: рассчитывать нужно только на себя. Это правильно. Это честно. Ник выбрасывает автомат в дыру, хватается за острые края и упирается ногой в задвижку. На мгновение ему кажется, что сейчас он сорвется и опять полетит вниз, но страх вновь удариться спиной оказывает стимулирующее воздействие на мышцы — рывком выдернув себя наверх, Ник громко кричит от боли, распластавшись на теплом бетоне. Ноги свисают в дыру, но это ерунда, главное, что сам он уже наверху.

Все, дело сделано. Что дальше? Филатов говорил про разрядный контур. Вилы исчезли вместе с Бабаем. Без них не пройти к центру червоточины. Или все-таки… пройти?

Ник вспоминает картину из школьного учебника по литературе. Витязь на распутье. Витязь… Какой он к черту витязь! Так, заплутавший путник, не герой, не злодей, просто щепка в мутном потоке бытия. У щепки не бывает своей воли. Она плывет туда, куда ее несут вреющие воды. Вреющие воды — это из какой-то книжки. Вреющие означает — бурные, мутные.

Припекает солнце. Становится жарко. Конец августа — или уже сентябрь? — а жара, как в июле. Сейчас бы искупаться. Окунуться с головой в прохладную морскую воду, забыть обо всем. И чтобы боль в спине отступила. И чтобы не думать ни о чем, как в детстве. Просто лежать на горячем песке с закрытыми глазами, чувствовать, как капельки воды высыхают на коже, слышать, как гомонят и визжат малыши в полосе прибоя, как лениво переговариваются где-то под соседним зонтиком взрослые. И чтобы отец принес мороженое и бутылку кваса. Июль — это середина каникул, макушка лета, до школы еще далеко…

Резко вскинув голову, Ник испугано озирается. Кажется, он задремал, распластавшись на теплом бетоне. Похоже, тело таким образом выпросило у мозга передышку. Но это ничего не меняет. За июлем всегда приходит август, за ним сентябрь — и неизбежная школа. Неизбежность — вот главное слово. Ник растягивает потрескавшиеся губы в злой усмешке. Кого он пытался обмануть? Себя? Это невозможно. Нужно принимать решение. Вековечные русские вопросы: «Кто виноват?», «Что делать?». На первый он обязательно найдет ответ, не сейчас, когда-нибудь потом. А второй требует ответа прямо сейчас.

Что делать? Идти вперед, к четвертому слою? Но Филатов сказал, что без разряжающего контура дальше третьего слоя не пройти. Получается, что Ник должен возвращаться обратно, через полосы света и тьмы, мимо Борьки, разгуливающего где-то там, мимо собственной тени, мимо…

— Нет, — шепчет Ник. — Ни шагу назад… Только вперед!

Опираясь на автомат, как на клюку, он поднимается. Вот он, следующий слой — стена густо-медового цвета колышется совсем рядом. Ник делает шаг, другой, третий — и исчезает за переливающейся завесой…

Вроде бы ничего не меняется — та же трава, тот же зной, то же раскаленное солнце в зените. Ник оглядывается. Он в третьем слое. Над головой пролетает пара голубей. Где-то совсем рядом заводит свою вечную как мир песню кузнечик. Интересно, кузнечики существовали на Земле еще в эпоху динозавров, когда не было не то что людей, а вообще — млекопитающих. И тогда они тоже вот так трещали в траве и замолкали, когда мимо проходил какой-нибудь велоцераптор или диплодок. Спустя какое-то время людей не станет — а кузнечики останутся.

— Какое-то время, — бормочет Ник и делает шаг. — Возможно, очень скоро. Совсем скоро…

Пройдя метров сто, он понимает, что граница четвертого слоя совсем рядом. Чем ближе к центру червоточины, тем слои становятся уже. Простая геометрия, концентрические окружности. Впрочем, слои не имеют четкой формы, они скорее похожи на неровные овалы. Размышляя над формами и содержанием, Ник добредает до четвертого слоя. Стена, отделяющая его от третьего, кажется очень плотной. Сквозь нее почти ничего не видно, особенно вблизи. Золотое пламя стекает сверху вниз, как вода по стеклу. Ник смотрит на землю в том месте, где с нею соприкасается стена. Там, в траве, что-то еле слышно шипит, и стебли мятлика шевелятся сами по себе, как будто их колышет легкий ветерок. Вот только никакого ветерка нет и в помине. Стоит абсолютный, полный штиль.

Неожиданно Ник вспоминает, где он видел золотистый мятущийся огонь, из которого сложены стены червоточины.

За секунду до пробуждения это пламя стояло у него перед глазами.

Задрав голову, Ник смотрит вверх. Мысли о том, что до центра червоточины можно добраться по воздуху, уже приходили ему в голову. Стена первого слоя не имеет верхней границы. Она просто растворяется где-то наверху, теряет цвет, сливается с воздухом. Стена второго слоя вроде бы чуть-чуть загибается внутрь. У третьей это загиб просматривается совершенно четко, но в пятидесяти метрах от стены он истончается и исчезает.

Четвертая стена — это и не стена вовсе. Ник ясно видит, что перед ним — овальный купол полукилометрового примерного диаметра. Внутрь этого купола, как в матрешку, вложены купола поменьше. Сосчитать их сложно, мешает золотистое пламя, но Нику удается разглядеть внутри шестого слоя главный корпус РКБ с красными буквами на крыше: «Республиканская клиническая больница».

Он снова смотрит вверх. Да, вариант с перелетом отпадает. Наверняка и под землей то же самое. Слои этой червоточины — сферы, окружающие центр. Физики всего мира жизни бы, наверное, отдали, чтобы узнать, что там, в этом центре. А он, Никита Проскурин, знает — там вакцина и лекарства для тысяч людей. Все остальное его не интересует.

Потоптавшись у границы четвертого слоя, Ник с тоской оглядывается. Вилы потеряны и теперь нужна какая-то скоба, железяка, чтобы сделать этот самый разряжающий контур. Нику очень не нравится шевелящаяся трава и тихое шипение. Такое шипение бывает в неисправных розетках, когда там нет хорошего контакта. Розетка греется, пахнет паленой изоляцией, а потом вдруг, неожиданно — бах! — и короткое замыкание.

Чуть нагнувшись, Ник прислушивается к ощущениям. Спина отзывается на движение вспышкой боли, но эту боль можно терпеть. Значит, пришло время экспериментов. Для начала надо попробовать с деревом. Доковыляв до ближайших кустов — кажется, это вездесущая акация, — Ник одним взмахом штык-ножа вырубает длинную гибкую ветку. Зажав ее под мышкой, он идет дальше, туда, где траву рассекает асфальтовая дорожка. Она совсем свежая, видимо, асфальт клали за несколько недель до катастрофы. Дорожка описывает кривую и уходит за стену. Там, где граница слоя соприкасается с асфальтом, Ник видит черную полосу, чувствует характерный запах. Асфальт здесь кипит, знакомее шипение чуть громче.

— Ну, с Богом, — машинально шепчет Ник и кидает ветку с таким расчетом, чтобы часть ее оказалось за стеной.

Ничего не происходит. Вообще — ни-че-го. Ветка ложится на асфальт. И лежит. Подождав на всякий случай несколько минут, Ник, чертыхаясь — все же спину дерет, словно раскаленным железом, — нагибается, выдергивает ветку и внимательно разглядывает ее.

Вроде бы ветка осталась такой же. Вроде бы ничего не изменилось. Но это только на первый взгляд. При внимательном осмотре Ник замечает: кора на той части, что побывала за стеной, стала светлее, листочки уменьшились.

— Темпоральное поле, — произносит он вслух. — Темпо — это значит время…

Позади, чуть в стороне от дорожки, ведущей на забитую автомобилями стоянку, из травы торчит толстая арматурина с приваренной к ней и выкрашенной в желтый цвет табличкой. Обычной такой табличкой с грозной надписью: «Не копать! Кабель!» Ник идет туда, начинает раскачивать арамтурину. Вскоре ему удается вытащить ее из земли. Очень жарко. Хочется пить. Пот ест глаза, солнце по-прежнему в зените. Волоча табличку за собой, Ник бредет к стене. Автомат он оставляет в траве. Испачканный землей ржавый конец арамтурины дребезжит по асфальту, оставляя за собой длинную светлую царапину.

У Ника не остается сил на какие-то осмысленные действия — он просто бросает табличку через стену, так же, как ветку пять минут назад. Желтая железка наискось падает на асфальт. Тот конец арматурины, что был в земле, оказывается за стеной. Резкий хлопок, шипение усиливается, золотистое пламя стены прорезает красивая сиреневая молния, за ней следует вторая, третья…

Взрыва Ник не слышит — его просто отбрасывает назад. Бормоча ругательства, он с трудом поднимается на ноги и видит дымящуюся табличку, торчащую из травы. Желтая краска обгорела, от надписи «Не копать! Кабель!» не осталось и следа.

— Сволочь! — говорит Ник золотистой стене.

И видит человека. Какой-то мужчина в военной форме стоит по ту сторону, внутри четвертого слоя. Стоит — и смотрит на Ника. От незнакомца исходит угроза. Он явно появился там после глупого эксперимента с табличкой. Как будто сработала сигнализация, и часовой вышел посмотреть, в чем дело.

Пошарив глазами, Ник видит в траве свой автомат и бросается к нему. Бросается — это, конечно, громко сказано. Он пытается бежать, но спину скручивает болью, и бег превращается в такое обезьянье ковыляние на получетвереньках. Тем не менее. Ник добирается до автомата, тяжело дыша, дергает затвор и поднимает оружие наизготовку. С автоматом сразу становится спокойнее, появляется уверенность, страх прячется куда-то в специальный уголок мозга, туда, где ему и положено быть.

Сквозь дрожащее марево стены Ник видит, что загадочный часовой тоже изготовился к стрельбе. Между ними — метров сорок. И стена света. С такого расстояния трудно промахнуться. В голове Ника стаей проносятся мысли. Центр червоточины обитаем, надо стрелять первым, это не дуэль, тут не до приличий и законов чести, а может быть, все же попробовать поговорить? Интересно, что произойдет с пулями, когда они пробьют стену? На звуки выстрелов наверняка прибегут другие военные. Почему Филатов ничего не сказал про них? Он же просто заманил нас в ловушку, точно, это ловушка…

Палец, дрожащий на теплом спусковом крючке, словно бы сам собой сгибается.

Выстрел!

Уже не мысль, а так, ее мимолетный контур: я не перевел флажок на автоматическую стрельбу.

Второй выстрел!

Тот, военный за стеной, тоже стреляет. Пуля взвизгивает где-то рядом, чуть выше головы Ника. Он большим пальцем наконец-то перещелкивает злосчастный флажок и дает очередь, крепко вжав приклад АКМ в плечо. Нервы, боль в спине, усталость — ствол ходит ходуном, и все усилия Ника пропадают втуне. Его противник за стеной даже не пытается уклониться, спрятаться — продолжает вести ответный огонь, стоя во весь рост под пулями.

И тоже не попадает. Пули с глухим чавканьем входят в землю, парочка пробивает асфальт.

— Стрелок, твою мать, — цедит сквозь зубы Ник и со злостью высаживает в противника весь рожок.

Вспышка, удар в голову — точно в школьном спортзале, когда во время матча класс на класс в баскетбол ты замешкался и литой резиновый мяч прилетел тебе точно в затылок.

Ник еще успевает удивиться, насколько это не больно — получить пулю в голову, и тьма накрывает его…

Глава пятая

Самая страшная смерть — захлебнуться. Вода, источник жизни, превращается в коварного врага. Она заливает нос, рот, дыхательные пути, проникает в легкие, не дает вдохнуть, она душит, давит, убивает…

— А-а-а! — кричит Ник, выгибаясь всем телом.

Спину тут же пронзает болью. Отплевываясь, он садится и бьется головой о фляжку, которую не успевает убрать Хал, ливший воду ему на лицо.

— Ты чё, блин! — испугано кричит татарин. — Псих!

— Где… что?.. — Ник ошалело крутит мокрой головой.

Он видит всё то же слепящее солнце в зените, траву, стоянку, дрожащие контуры зданий. А совсем рядом — Камила с вываленным языком, Эн, как-то мрачно смотрящую на него из-под челки, Цапко возле костра, заляпанный грязью нос «маталыги», и Юсупова, поблескивающего стеклышками очков.

И еще видит совсем близко границу четвертого слоя, ту самую, за которую так и не смог пройти.

Видит изнутри! Вон, за золотистой стеной — она, асфальтовая дорожка, даже дыры от пуль различимы, вон дурацкая обожженная табличка… И лом, косо воткнутый в землю. Лом соединен проволокой с монтировкой, глубоко вбитой в асфальт на той стороне, в третьем слое.

— А где? — Ник сглатывает, ему никак не удается подобрать слова. — Где этот… которого я… который меня…

— Ты эта… зачем в одиночку? — укоризненно спрашивает Юсупов.

— Куда полез, в натуре? — поддерживает его Хал. — Пить будешь еще?

— Я… нет, не буду. — Ник садится, проводит рукой по лицу, стирая воду. — Как вы прошли… там, где полосы?

— А мы на танке, — объясняет Хал. Он упорно называет тягач танком. — Стрельбу услышали. Очки как дал, блин, по газам — и понеслась! Проскочили… Там глюки какие-то, затмение мозгов.

— Чего? — Ник даже пытается улыбнуться. — Чего затмение?

— Не важно, блин, — легко отмахивается Хал.

— А вы не встречали… — снова спрашивает Ник.

Он хочет рассказать про Борьку, про свидание с человеком, которого давно нет, и вдруг понимает, что не должен ничего говорить, потому что это глубоко личное, это не для всех, а только для одного человека — для него.

— Ты в кого стрелял-то? — в свою очередь интересуется Хал.

— Не знаю, — качает головой Ник. — Там… тут военный какой-то…

— В себя он стрелял, — убежденно говорит Эн. — В себя…

Перекусив под сенью тягача разогретой на костре тушенкой — солнце наконец-то покидает зенит и начинает медленно клониться к западу — исследователи червоточины пьют чай и пытаются выработать план дальнейших действий. Все помнят слова Вольфганга, переданные Филатовым: «Седьмой слой убил меня».

Седьмой слой — это как раз РКБ. Цапко предлагает и дальше прорываться всем вместе на тягаче, делая остановки перед границами слоев.

— Хватит уже. Сперва Бабай… Потом Никита едва не… В общем, я за прорыв. Предлагаю голосовать. И давайте быстрее, у нас каждый час на счету. Я как представлю, что сейчас творится в Цирке…

— Да чё тут голосовать, блин. — Хал треплет вылизывающего банку из-под тушенки Камила по спине. — Ясно же, что в одиночку не пройти. Броня крепка, блин. И танки наши быстры.

Юсупов разбрасывает прогоревший костер, заливает остатками чая головни. Эн забирается повыше, на башенку «маталыги», и в монокуляр долго разглядывает окрестности больничных корпусов.

— Смотреть очень неудобно, — сообщает она через несколько минут. — Все дрожит, плывет. Ничего такого я не вижу.

— Какого «такого»? — спрашивает Ник.

— Странного. Или необычного. Трава, деревья слева и справа, дорога, торговый комплекс «Эдельвейс», автовокзал, еще одна стоянка, машины, будка кирпичная. Потом забор и въезд на территорию. Но это уже в пятом слое. Дальше — просто как растопленный мед. Или янтарь. Только он еще колышется.

Ник, превозмогая боль в спине, лезет на тягач, берет из рук девушки монокуляр. Через некоторое время говорит Юсупову:

— Вилен, поедем до тех ворот. Медленно, не больше десяти кэмэ. Я буду наверху. Два удара по броне — немедленная остановка, понял?

— Эта… поехали, — кивает инженер и лезет в люк.

Цапко, Хал и Эн с Камилом забираются в десантный отсек. МТ-ЛБ выбрасывает длинную сизую струю выхлопных газов и рвет гусеницами стерню. Нику приходит на ум, что тягач похож на гигантское ископаемое членистоногое, этакого стального трилобита цвета хаки. Трилобит ползет по траве, переваливает через беленый бордюр, корежит машины на стоянке и приближается к трансформаторной будке, которую видела Эн. На серых железных дверях будки хорошо видна надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!» и треугольный знак с черепом и скрещенными костями.

Ощутив холодок где-то под сердцем, Ник дважды ударяет прикладом автомата по командирскому люку. Юсупов бьет по тормозам. Тягач оседает вперед, гусеницы окутываются пылью. Из десантного отсека высовываются Хал и Эн.

— Чё такое?

— Не знаю, но там высокое напряжение. — Ник указывает на будку.

— И чё? Тока-то все равно нет, блин. Ты это… на шугняке, похоже, а, братан? — Хал усмехается, крутит ладонью у виска.

Ник, подавив в себе острое желание двинуть ему с ноги в челюсть, спрыгивает на асфальт. Из тягача вылезают Юсупов и Цапко.

— Стой! — Эн бежит за Ником. — Не ходи один…

— Ну, пойдем вместе.

Камил, сделав несколько шагов за хозяйкой, вдруг садится у края заасфальтированной площадки, задирает голову и начинает выть. Это настолько неожиданно и страшно, что Ник с Эн возвращаются с половины дороги.

— Камиша, ты что? — присев рядом с псом, Эн обнимает его за шею. — Что с тобой? Не хочешь, чтобы мы шли дальше? Не хочешь?

Перестав выть, Камил смотрит на девушку, лижет ее в щеку шершавым языком. Ник задумчиво пощипывает волоски на подбородке, потом вспоминает, что это было любимой привычкой покойного профессора Аркадия Ивановича, и сует руку в карман.

— Так и будем стоять? — подает голос Цапко. — Там люди гибнут…

— Да знаем, знаем, не нуди! — кричит Хал. — Я пойду, гляну, чё там, блин. Подумаешь, говна-пирога — будка…

И он решительным, широким шагом идет по стоянке, обходит чуть припорошенный пылью двести шестой «пежо», поворачивает…

Камил с яростным лаем вырывается из объятий Эн и несется за ним. Вцепившись в штанину Хала, пес тащит его назад с такой силой, что материя рвется. Хал от неожиданности падает на спину, матерится, пытается ногой отпихнуть пса. Эн с криком бежит к нему. Ник тоже что-то орет, размахивая руками.

Когда все возвращаются к тягачу, Юсупов, козырьком приставив ко лбу ладонь, смотрит на будку и задумчиво произносит:

— И не объехать никак. А Камил эта… чует, что там опасность.

— Все штаны подрал, блин! — Хал замахивается на пса.

— Дурак, он тебе жизнь, может быть, спас, — заступается за своего любимца Эн.

— Спас — молорик, блин. А штаны-то зачем было рвать?

— А как он тебя еще остановит-то? Что, подойдет и скажет человечьим голосом: «Дальше идти нельзя?»

Наступает тишина. Все смотрят на Камила, а пес все не сводит глаз с проклятой будки, время от времени катая в горле сдержанный рык. Ник представляет на секунду, что Камил и впрямь поднимется на задние лапы и произнесет что-нибудь, какой-нибудь «абырвалг». От этого видения становится жутко.

— Держите собаку, — решительно говорит Цапко и срывается с места.

Он не идет, бежит к будке. Камил, в которого вцепляются Эн и Юсупов, дыбит шерсть и снова принимается выть.

— Стой! — орет фельдшеру Ник и мчится за ним. — Стой, тебе нельзя! Ты же один умеешь… Ты врач. Стой!

Он хватает Цапко за худое плечо, толкает назад и, превозмогая боль в спине, большими прыжками несется к будке. Позади слышатся крики, а потом вырвавшийся Камил, пуча бешеные глаза, обгоняет Ника. С гандикапом в десяток метров пес первым оказывается у выкрашенных серой шаровой краской дверей с грозной надписью…

Ослепительная вспышка бьет Ника по глазам. Тугая волна горячего воздуха толкает в грудь, валит на землю. Когда зрение восстанавливается, Ник видит, что никакой будки впереди больше нет. На ее месте лежит багровый блин, от которого пышет жаром. Воздух над блином струится и дрожит, трава по краям дымится, сворачиваясь и осыпаясь кучками пепла. Листья на деревьях по обе стороны пожелтели и скрутились в трубочки.

Навзрыд плачет Эн. Хал пытается ее утешить. Цапко бормочет что-то, боком отступая к тягачу.

— Он эта… всех нас спас, — говорит Юсупов.

Ник встает, подходит к краю блина. Отсюда видно, что это никакой не блин, а лужа лавы. Будка со всей начинкой и Камилом в придачу расплавилась, причем расплавилась мгновенно, за какую-то долю секунды. Нестерпимый жар медленно спадает. Ник поднимает из травы камень, кидает в самый центр лавовой лужи.

Камень выбивает кусочки окалины. Ничего не происходит. Когда лава остынет, путь будет свободен. Камил собственной жизнью заплатил за возможность людей двигаться дальше. Ник думает, что когда-нибудь здесь, вот на этом самом месте, псу поставят памятник.

Эн продолжает рыдать.

— Ну всё, всё, блин. — Хал гладит ее по голове, прижимая к себе. — По Бабаю не плакала, а тут собака…

— Да он лучше любого человека-а-а… — заходится Эн. — Он нас спа-а-ас…

Ник

Эн сказала, что я стрелял в самого себя. Наверное, это правда. Тот человек в камуфляже действительно был похож на меня. Но я стрелял, не задумываясь особо, кто передо мной. Как сильно мы все изменились за время, прошедшее после пробуждения… Тогда, в самом начале, когда мы встретили медведицу и лигра в заросшем саду, мне казалось, что это вот — самое страшное, что может быть в жизни.

Сколько всего произошло с тех пор! И каждый раз я думал, что очередной Рубикон, который мне, нам предстоит перейти — последний, что новых испытаний не будет. Но, похоже, испытания никогда не закончатся. Наверное, такая же жизнь была у людей в древности — каждый новый день преподносил сюрпризы, причем сюрпризы неприятные. Геракл, небось, свои двенадцать подвигов совершил не оттого, что он крутой, как горная вершина. Тоже ведь хотел, скорее всего, тихой и спокойной жизни — коз там пасти на склонах греческих гор, пить вино, играть с подрастающими ребятишками, любить жаркими южными ночами жену и ни о чем таком не думать. А ему пришлось давить всякую нечисть, мотаться туда-сюда по всему Средиземноморью по воле богов и в итоге помереть героем…

Нет, такая судьба меня как-то не прельщает. Лучше быть живой собакой, чем мертвым львом. Собака… Камил вот как раз погиб как самый настоящий герой. А мы, люди, не смогли его уберечь, защитить.

Черт, что-то я сейчас упустил. Какую-то важную деталь. О чем я думал? О Геракле… А, точно! Воля богов. Вот, наверное, ключевой момент. Не зря Монах стал таким популярным в общине. Самое просто и понятное всем объяснение — воля Господа. Все совершается по ней. И точка. А мы, похоже, идем против этой воли, потому что рассчитываем только на себя, на свои силы. Как Геракл. И нас тоже настигнет рано или поздно божья кара. Геракл надел пропитанную ядом одежду и страшно мучился, а потому попросил своего друга сжечь его заживо. Смерть в огне еще страшнее, чем смерть в воде. Но я не остановлюсь. И Хал, и Юсупов, и Эн не остановятся. А Цапко и подавно.

И раз так, то нечего рассусоливать и тратить время на размышления. В нашем случае цель действительно оправдывает средства, потому что она благая. Интересно, а если мы творим добро против Божьей воли, то что главнее — добро или Бог? М-да, дилемма. Нет, нафиг, блин, как любит говорить Хал. Вон из головы все ненужные мысли. Всё лишнее — вон. Правильный лозунг был во время войны: наше дело правое, победа будет за нами! В это и надо верить…

Глава шестая

К границе пятого слоя тягач добирается без помех. В десантном отсеке жарко, как в бане. Эн все еще всхлипывает, уткнувшись в плечо Хала. Ник пытается не обращать на это внимание. Цапко осматривает его спину, давит на грудную клетку, проверяя, целы ли ребра.

— Судя по всему, сильный ушиб. Кости целы. Одевайся, — говорит он.

Натянув провонявшую потом хэбэшку, Ник трогает Эн за руку.

— Наташ, ну всё, заканчивай уже.

— Отстань, — не поворачивая головы, отвечает девушка.

Тягач останавливается.

— Всё. Эта… приехали, — сообщает Юсупов.

Все выбираются наружу. Ворота, через которые можно въехать на территорию РКБ, совсем рядом, в нескольких метрах. Стена уже не золотистого, а рыжего какого-то пламени — буквально в двух шагах. Пока все мнутся, решая, как быть, Юсупов возвращается к тягачу, достает старое, помятое ведро и бросает его через границу слоя.

Ведро беспрепятственно пролетает через пламя и с неприятным, жестяным грохотом катится по дороге до самых ворот.

— Ты чё, дурак? — от неожиданности Хал приседает.

— Эта… можно ехать, — говорит Юсупов и лезет в тягач.

Ник проходит через стену холодного огня следом за МТ-ЛБ, пешком. Он абсолютно спокоен. После третьего слоя у него появилось какое-то внутреннее чутье на опасность. Сейчас это чутье молчит, а значит, внутри пятого слоя им ничего не угрожает.

Решетчатые ворота, ведущие на территорию Республиканской клинической больницы, чуть приоткрыты. Рядом блестит на солнце стеклами будка охраны. Там никого нет. Ник успевает подумать, что надо бы обогнать тягач и открыть ворота, но Юсупов решает по-своему. Он добавляет газу и таранит ворота, вывернув их в обратную сторону. «Маталыга», грохоча гусеницами, выкатывается на больничный двор, проезжает мимо нескольких бело-красных и красно-желтых микроавтобусов с крестами и цифрами «03», разворачивается в сторону проезда, ведущего к главному корпуса, и останавливается.

Ник догоняет тягач, смотрит по сторонам. Слева и впереди высятся серо-зеленые трех- и четырехэтажные больничные здания — широкие окна, плоские крыши. Кое-где к стеклам изнутри приклеены листы бумаги с номерами палат. Тишина. Над нагретым асфальтом дрожит марево. Ник поднимает голову и видит наверху еле заметное желтоватое сияние. Все верно, пятый слой намного меньше предыдущих. Он похож на купол, полусферу, накрывающую РКБ.

Из тягача доносятся звуки работающего стартера — Юсупов пытается завести неожиданно заглохший мотор. С десятой попытки это ему удается. МТ-ЛБ проползает еще несколько метров и снова глохнет. Но Ника это не волнует. Он смотрит на темные окна больницы и думает о том, куда делись пациенты и медперсонал.

— Всё! — кричит ему Юсупов, выбравшись следом за Эн, Цапко и Халом из тягача. — Эта… отъездились.

— В обратку он пойдет, — говорит Ник.

— Почему ты эта… так думаешь?

— Я не думаю, я знаю, — убежденно отвечает Ник, не отрывая глаз от окна на втором этаже.

— Ты чё там увидел? — спрашивает подошедший Хал.

— Не пойму никак…

И тут из глубины комнаты за стеклом медленно, как в компьютерной игре, начинает проявляться нечто… Желтое пятно, размазанное, нечеткое, оно постепенно приближается к окну. Эн вскрикивает. Цапко пятится к тягачу. Ник слышит, как Хал лязгает затвором и тихо говорит ему:

— Только не стреляй…

Пятно обретает силуэт, превращается в человеческую фигуру. Бледное, безжизненное лицо, белый халат, черные провалы глазниц, распяленный в немом крике рот. Приблизившись вплотную к стеклу, эта жуткая маска смотрит на людей внизу, затем начинает отдаляться, тая в полумраке.

— Может быть, надо попробовать войти туда, — неуверенно говорит Цапко. — Может быть, ему… ей… нужна помощь?

— Там никого нет, — отвечает Ник.

— Но мы же видели… И ты сам.

— Там никого нет, — повторяет Ник. — Это просто изображение. Как в кино. Но нам нельзя тут задерживаться. Надо идти к шестому слою.

У стены на асфальте лежит белый больничный халат. Прямо за ним начинается граница шестого слоя. Она выходит из-за здания и огненным полукругом отсекает главный корпус РКБ. Что там, внутри, разглядеть очень трудно. Ник останавливается, разводит руками.

— Ничего не видно. Слепит.

— Идем? — тихо спрашивает Хал.

— А есть варианты? — пожимает плечами Ник и первым шагает в золотое пламя.

Время исчезает. Ник понимает это, но не может объяснить, что происходит. Просто он оказывается где-то вне времени. Его взгляду — скорее внутреннему — открывается странный мир, «зависший» в доле секунды от обычного. Параллельная вселенная. Иное измерение. Здесь нет привычных форм и красок, здесь царствуют иные цвета и объемы. В колышущемся нигде сверкают то ли звезды, то ли ядра атомов, несущиеся непонятно откуда — и неведомо куда. Вокруг них мчатся по вытянутым орбитам не то планетоиды, не то невидимые и неведомые ученым частицы. Их траектории трассерами режут еще более экзотические порождения этого удивительного мира. Ник вспоминает когда-то слышанные слова, которые явно имеют отношение ко всему тому, что он сейчас видит, но звучащие для него совершенной абракадаброй: кванты, нейтрино, мезоны, бозоны…

Конечно, он проходил физику в школе: делал лабораторные, решал задачи, заучивал постулаты Нильса Бора, законы Ома и Ньютона, уравнения Бернулли и Ломоносова-Лавуазье. Но, кроме архимедовского «на тело, погруженное в жидкость, действует сила…» в памяти, по сути, ничего не осело, не задержалось. Даже строение атома Ник помнил очень приблизительно — вроде бы в центре протон, вокруг летают электроны, причем они одновременно являются и частицей, и волной. Еще есть какие-то «спины», что-то с чем-то соединяется, куда-то летит…

Озираясь, Ник с досадой понимает, что, по сути, он — папуас, дикарь, варвар, наблюдающий за работой, скажем, электрического генератора. Перед ним в абсолютной тишине, в стерильном вакууме, происходят драматичнейшие столкновения. Вспышки холодного огня озаряют все вокруг, пламя волнами всех цветов радуги расходится в стороны, чтобы через миг исчезнуть в сполохах новых беззвучных взрывов.

Нику кажется, что он заглянул за подкладку Вселенной, попал на запретную территорию, в служебное помещение, куда посторонним вход категорически запрещен. Он ничего тут не понимает, но даже то, что он вообще увидел эту адскую кухню, уже достаточно, чтобы покарать любопытного.

Вот только кто будет карать? И как? И чем?

— Нет, — говорит Ник, не слыша собственного голоса, — врете, господа физики и лирики. Букашку, проползшую по капоту стоящего автомобиля, никто не карает. Главное — чтобы она проползла быстро. И незаметно.

И он покидает бесконечное нечто, просто делая шаг вперед. Покидает — и оказывается в шестом слое, у угла девятиэтажного здания, облицованного по цоколю плиткой приятного оливкового цвета. Резко повернувшись к остающимся за золотой огненной стеной спутникам, Ник кричит:

— Бегом! Эту границу надо пересекать только бегом! Быстро, быстро!

Первым рядом с ним оказывается Цапко. Фельдшер ошарашено мотает головой, трет красные глаза, спрашивает:

— Что это было?

Ник не отвечает — а что он может ответить? Указав за угол, он идет туда. Хал, Эн и Юсупов появляются одновременно и бегут прочь от огненной стены.

Дождавшись всех во внутреннем дворе РКБ, Ник оглядывается. В шестом слое очень много движущихся объектов. На бетонных колоннах дрожат плазменные шары. Стена здания время от времени идет волнами и из нее выглядывают каменные иглы, словно там, в глубине ожившей материи, прячутся гигантские морские ежи. Кабели над головой извиваются, как змеи. Воздух потрескивает. Но это все ерунда, это они уже проходили во втором слое и это — не страшно, главное только ничего не трогать руками и не делать резких движений.

Седьмой слой живым янтарным куполом накрывает въезд в подземные помещения больницы. Он совсем маленький, этот купол — метров сорок в диаметре. «Седьмой слой убил меня», — вспоминает Ник и идет туда.

— Децл тормози, блин, — говорит за его спиной Хал.

Он дышит тяжело, точно только что пробежал кросс по пересеченной местности. Ник поворачивается, смотрит на него, на Эн, на Цапко и Юсупова.

— Нам нельзя останавливаться!

— Лезть на рожон эта… тоже нельзя. — Юсупов чешет затылок. — Ты же помнишь, что рассказывал Филатов.

Посмотрев на Цапко, Ник спрашивает:

— Где хранилища с вакциной?

— Там, — неуверенно кивает на переливчатый янтарный купол фельдшер. — На нулевом этаже.

— Другой вход туда есть?

— Должен быть.

— Тогда давайте искать. Обойдем здание по пери…

Договорить Ник не успевает — реальность вокруг искажается, все прямые линии словно бы расслаиваются, распадаются на пласты, как в компьютерной трехмерной модели.

А потом он видит человека, который идет прямо сквозь то, что еще минуту назад было бетоном, кирпичом, стеклом. Идет не спеша, даже устало. Человек одет в грязную военную форму, у него большая круглая голова, лысина, крупный нос и маленькие, прижмуренные глаза. В руке он сжимает вилы. Такие знакомые, филатовские вилы.

— Бабай, — пораженно вскрикивает Эн и пятится.

Ник и остальные тоже отступают, не сговариваясь, выставляют стволы автоматов. Дело в том, что идущий прямо на них Бабай может свободно заглянуть в окно четвертого этажа — росту в нем никак не меньше десяти метров.

— Эй! — кричит Хал. — Абы! Слышишь меня?

Бабай не слышит. Мерно переставляя ноги, он идет и идет через расслоившуюся реальность к янтарному куполу седьмого слоя. Ник еле успевает отскочить — огромная ступня, обутая в армейский ботинок, опускается на асфальт совсем рядом.

— Он… он живой? — спрашивает Эн.

— Может, галлюцинация? — неуверенно предполагает Цапко.

Дойдя до купола, Бабай останавливается. Он лишь чуть-чуть, на какие-нибудь пару метров, ниже выпирающей из земли полусферы. Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление, Бабай оборачивается, но смотрит не на людей, а куда-то вдаль. Потом он поднимает вилы и вертикально вонзает их в землю с таким расчетом, чтобы два зубца оказались внутри купола…

— Осторожнее, ради Бога, осторожнее! — кричит Цапко, размахивая руками. — Не впихивай, ну что ты делаешь!

— А как я ее тебе сюда поставлю, блин! — оправдывается Хал, застывая с белой картонной коробкой у десантного люка тягача. — Тут места не осталось уже.

— Значит, ставь сверху, — командует Цапко.

— Сверху тоже не влезет, все, под самый потолок забито.

— Тогда… — Цапко в отчаянии ломает тонкие пальцы, лицо его страдальчески искажается. Он бежит вокруг «маталыги», заглядывает в передний люк и радостно объявляет: — Тут еще есть место! Давай, давай!

— Может, наверху привяжем? — предлагает Ник.

— Обязательно, обязательно, — радостно кивает фельдшер. — Физраствор и инъекторы — это наверх.

— Вот это всё? — изумляется Ник, кивая на пирамиду коробок и ящиков. — Мы же хотели второй раз приехать.

— Мало ли что случится, — опасливо говорит Цапко и рубит воздух ладонью: — Берем всё по максимуму.

После того, как на нулевом этаже главного здания РКБ они нашли хранилища с медикаментами, Цапко словно подменили. Куда только девалось его нервная неуверенность, усталость… В фельдшера точно вселился другой человек, энергичный, бодрый и стопроцентно уверенный в себе.

Весь остаток дня они таскали к тягачу лекарства, вакцины, упаковки одноразовых шприцов и ящики, в которых булькали бутыли с физраствором.

— Стрептомицина еще шесть коробок! — орал Цапко в распахнутые двойные двери, откуда веяло холодом. — И тетрациклина.

— А бицилин брать?

— Обязательно! Против воспалительных процессов в мочеполовых органах!

Конечно, львиную долю всех медикаментов составляли противочумная вакцина и антибиотики, которыми лечат древнюю болезнь — стрептомицин, хлорамфеникол, тетрациклин. Но помимо них Цапко набрал кучу всевозможных медикаментов, а когда Ник попытался урезонить аппетиты фельдшера, отбрил его счисто докторской безаппеляционностью:

— У меня больных полный город! Всё берем, всё!

Проходит несколько часов. Наконец Цапко понимает, что больше на МТ-ЛБ погрузить нельзя. По пояс голый Хал притаскивает из хранилища последнюю коробку с детскими витаминами. Фельдшер штык-ножом вскрывает ее и высыпает весело дребезжащие баночки с яркими этикетками прямо в командирский люк.

— И под ноги, под ноги смотрите! — наставляет он Ника и остальных. — Не дай Бог подавите.

Ник свешивается в люк, усмехается. Тягач забит лекарствами под завязку. На сидении стрелка лежат плоские коробки с желтыми наклейками.

— Если что случится, как я огонь вести буду? — спрашивает он у Цапко.

— На коленочки положишь, — ничуть не смущаясь, говорит фельдшер. — Всё, поехали, поехали!

— Сейчас. — Ник спрыгивает с тягача, идет к главному зданию.

Юсупов, Эн и Хал устремляются следом. Цапко недоуменно смотрит им вслед, потом до него доходит — он срывается с места и бежит, громко топая сапогами.

Все пятеро подходят к черному кругу копоти на асфальте. Из центра его торчат вилы, тоже черные, обугленные. Рукоятка сгорела. Это все, что осталось от Бабая.

— Может, он еще живой? — спрашивает Хал. — Мы же думали, блин, что он погиб, а он вона как… Ходит где-нибудь там…

— Нет, — твердо говорит Ник. — Не ходит. Он умер. Совсем. Умер, чтобы мы были живыми и спасли остальных.

— Откуда ты знаешь? — Эн смотрит на Ника, и он понимает, что девушка очень недовольна его словами.

— Знаю. Объяснить вот не могу.

— Здесь эта… тоже произошло что-то вроде разрядки двух полей, — пытается объяснить Юсупов. — И было искажение оптической…

— Не надо, Вилен, — останавливает его Ник. — Не нашего это ума дела. Но когда-нибудь мы обязательно разберемся, кто, зачем и каким образом это сделал и как нам все это прекратить. А сейчас давайте выдвигаться, нам надо до темноты попасть в Цирк.

Все, кроме Юсупова, сидят на броне — и потому, что внутри тягача нет места, и для того, чтобы удерживать разъезжающиеся по наклонным плитам коробки с медикаментами. Пятый слой, четвертый, третий — червоточина смирилась, она больше не строит козней, не пытается убить проникших в нее людей. Бабай словно бы разрядил какой-то невидимый и неведомый конденсатор, и пока энергия не накопится вновь, червоточина будет относительно безопасной. Относительно, потому что каменные ежи в живых стенах домов никуда не делись, провода все так же танцуют свою беззвучную самбу, и бледно-желтое лицо в окне больничного корпуса все смотрит и смотрит на машины «Скорой помощи» внизу.

Филатова Ник замечает у границы второго слоя. Силуэт в длинном плаще причудливо искажается, и кажется, что он пляшет какой-то народный танец, размахивая руками и приседая. Тягач пробивает полупрозрачную стену и останавливается.

— Что-то случилось? — спрашивает Ник.

Филатов опускает руки.

— Всё, конец! — скрипит он. — Они идут сюда. Они… крестный ход… сюда!

— Кто? Какой еще крестный ход? — наперебой спрашивают все.

Подойдя к тягачу, Филатов опирается на гусеницу.

— Монах собрал всех. И людей из Цирка, и из других общин. Он сказал им, что здесь, в червоточине, находятся райские врата. И что все, кто хочет спастись, должны идти крестным ходом и просить апостола Петра пропустить их.

— Какого еще Петра? — Ник спрыгивает на землю. — Они что там, с ума сошли?

— Хуже. И они несут с собой больных. И умерших.

— Что? — страшно кричит Цапко. — Идиоты! Это же стопроцентная вероятность заражения…

— Зачем? — не понимает Ник.

— Чтобы исцелить и оживить.

— Бред!

Хал растерянно моргает, потом говорит:

— Бред — это там, где мы были, блин.

— Далеко они? — спрашивает Ник.

Филатов тяжело дышит, у него дергается небритая щека.

— Танковое училище прошли, — скрипит он. — Через полчаса самое малое будут здесь.

— Идиоты, какие идиоты, — сокрушается Цапко, по-бабьи всплескивая руками.

Он бродит вокруг тягача, нелепый, рассерженный и потерянный одновременно.

— Что же теперь будет? — громко спрашивает Эн.

— Ничего не будет, — резко поворачивается Цапко. — Понимаешь, девочка? Ничего… Тотальное заражение. Они там…. — фельдшер машет рукой в сторону города, — уже все покойники. Если не соблюдать карантинный режим, смертность при чуме достигает девяноста процентов.

— И их никак нельзя вылечить? — напряженным голосом интересуется Ник.

— Если мы провакцинируем всех, изолируем больных и начнем их немедленное лечение, можно будет взять ситуацию под контроль. Но надо…

— Я знаю, что надо делать, — говорит Ник и забирается на тягач.

Он встает там во весь свой немаленький рост, достает монокуляр и надолго застывает, разглядывая заросшую дорогу, ведущую в город.

— Ну, и чё ты придумал? — Хал дергает Ника за штанину.

— Увидишь, — коротко бросает Ник, не отрываясь от монокуляра.

Глава седьмая

Хал

Оно, конечно, стремно — когда вот так. Все на измене сидят, да мне и самому очково, блин. Я про чуму вообще ничего не знал раньше. Думал, это просто слово такое прикольное — чу-ма. Ну, когда там пацан телке страшной говорит: «Вот ты чума, блин», или наоборот, когда кипиш идет и кто-нибудь потом рассказывает: «Там такая чума началась». Еще другие слова есть — «чумаход», «чумагон», «чуматары», «чучмек». Хотя «чучмек» — это уже другое что-то. Короче, я не думал, что это болезнь, от которой умирают все. А оказалось — это просто капец какая зараза. Так-то я про болезни серьезные знаю немного: СПИД там, гепатит Б или триппер. Еще есть энцефалит, это когда клещ укусит, и мышиная лихорадка, у нас мужик со двора чуть однажды кони не двинул от нее.

Когда Филатов сказал про крестный ход, я ничего не понял сперва, блин. Какой рай, какие врата? А потом, когда все узнали, что больных с собой тащат и на измену крепко присели, до меня дошло — Монах всех перезаражал. Он верит, что Бог поможет и спасет, но в червоточине-то никакого Бога нет, там просто беда какая-то происходит. Я как лицо это в окне вспомню, у меня мурашки по спине бегают, и сразу спрятаться куда-нибудь охота.

В общем, чё делать — никто не знает. Никто, кроме Ника. Ник чё-то придумал, но не говорит никому. Он вообще стал в последнее время борзый какой-то и типа крутой. У нас таким профилактических звездюлей выписывали — чтобы не мастерились, блин. И Энка раньше на Ника не так смотрела. Она сама мне вчера сказала, что Ник изменился. У нее типа любовь к нему была, я думаю. А теперь нет. Теперь она одна, и можно попробовать к ней подкатить, блин. Ну, это если мужики с чумой сладят, конечно. Потому что если не сладят, то уже ничего не будет.

Пестрая колонна крестного хода появляется вдали минут через пятнадцать. Ник видит мелькающие между деревьями фигурки людей, опускает монокуляр, сует его в клапан камуфляжных брюк. Всё, время наблюдений закончилось, наступает иное время.

Время действий.

Он запрокидывает голову и смотрит в небо. Уже по-осеннему бездонное, светло-голубое, подернутое легкими облаками, небо всегда было и всегда будет. А вот будет ли спустя час Никита Проскурин? Ник видит птицу, белую чайку, кружащуюся в вышине. Чайка точно будет. Ей ничего не угрожает.

— Перед смертью не надышишься, — говорит он.

Мысли о смерти давят на Ника, мешают ему, но избавиться от них он не может. Это становится невыносимым — чувствовать, понимать, что ты не управляешь собственным мыслительным процессом!

Ник ругается сквозь зубы, тянет с плеча автомат, отсоединяет рожок и проверяет патроны. Все в норме, оба смотанных вместе изолентой магазина полны. Скорее всего, столько патронов и не понадобится, но на всякий случай…

— Всякий случай… — вслух произносит Ник и со щелчком вгоняет рожок в автомат.

— Ты эта… что задумал? — спрашивает его Юсупов.

— Все нормально, Вилен, — не поворачивая головы, отвечает Ник. — Все нормально. Сидите тут, ждите. — И повысив голос, сообщает всем: — Будьте у тягача! Я сейчас…

Спрыгнув с брони, Ник широкими шагами движется навстречу уже хорошо различимой на опушке леса колонне. Сзади что-то кричат, но он не оборачивается. Разнотравье, которым заросло поле, доходит Нику до пояса. Он идет быстро, и кудрявые головки полыни хлещут по прикладу автомата, по ремню, по фляжке и брезентовому подсумку.

Ветер доносит до Ника звуки сотен голосов, поющих одно и то же, одну и ту же фразу:

— Господи милосердный, спаси и помилуй нас…

— Никто не даст нам избавления, ни Бог, ни царь и не герой… — шепчет Ник.

Он не помнит, откуда эти строчки, они как-то сами собой возникают в памяти[46].

А потом Ник замечает Монаха. Огромный, в развевающемся белом одеянии, на котором контрастно выделяется черная, широкая и длинная борода, высоко подняв крест, он шагает впереди всех, и его колокольный бас гремит над лесом, над полем, заглушая все прочие звуки.

— Господи милосердный, спаси и помилуй нас…

Ник поднимается на небольшую возвышенность, холмик, поросший чертополохом. Колючие растения уже отцвели, теперь их головки сорят пушистыми семенами. Ник случайно задевает их, и по ветру летят невесомые комочки, похожие на хлопья снега.

Снег — это зима. Ник останавливается. Он думает о зиме, о том, увидит ли он когда-нибудь ее, вдохнет ли морозный воздух. Почему-то это кажется ему сейчас очень важным — зима.

Толпа общинников приближается. Между нею и Ником — не более двухсот метров. Хорошо видны самодельные хоругви и кресты, которые они несут. Острое чувство жалости сдавливает грудь Ника. Ему жаль этих людей, жаль себя. Все очень нелепо, неправильно, гнусно. Ему предстоит сделать то, чего делать нельзя, за что наказывают, даже казнят. Но при этом в душе Ника живет четкая уверенность в том, что осуществить задуманное необходимо. Отчасти это будет медицинская процедура. Ампутация. Наверное, хирург, отрезающий молодому, сильному человеку ногу или руку, тоже терзается в нравственном выборе, ведь он фактически калечит больного, спасая ему при этом жизнь.

Но у хирурга все просто — удалив пораженную конечность, он почти на сто процентов уверен, что его пациент выживет. У Ника такой уверенности нет. Есть только вера в правоту своего решения.

Усмехнувшись — надо же, опять он столкнулся с дилеммой веры и правоты — Ник поднимает автомат. Один выстрел, всего один.

А может, всё проще? И нет никакого противостояния хорошего зла и плохого добра? И жизнь — действительно миг между прошлым и будущим? Ник упрямо мотает головой, трет костяшками пальцев внезапно заслезившиеся глаза. Вся эта философия хороша, когда ты сидишь в уютном кресле с бокальчиком хорошего вина. Теории, гипотезы, идеи…

А сейчас, здесь, на этом холмике, поросшем чертополохом, как раз и есть жизнь, настоящая, реальная. И ее движут поступки. «Боишься — не делай. Делаешь — не бойся»[47], — кажется, так.

Ник расставляет ноги, как учил подполковник Новиков, вжимает в плечо приклад автомата…

— Стой! — раздается за спиной срывающийся голос Эн. — Ник! Никита… Не надо!

Эн

Я не смогла его остановить.

Или не захотела? Не знаю. Дамир… ну, Хал, он сразу сказал: «Не ходи, он так решил». Но я пошла. Зачем? Может быть, потому что еще надеялась его вернуть? Тоже нет. Не надеялась. Того Никиты, которого я знала практически с детства, моего тренера, моего… В общем, человека, казавшегося мне самым лучшим, самым правильным, его ведь больше не существует. Он исчез, а на его место пришел другой — жесткий, даже жестокий. Теперь Ник всегда знает, что надо делать и как надо. Мне плохо становится, когда я на него смотрю.

Никогда не любила вот таких — уверенных, с холодными глазами. Они думают, что все в этом мире просто и легко. А мир сложный, тут никогда не бывает однозначных решений. За все надо платить.

Душа… Вот у Ника теперь как будто нет души. Нет сердца. Только разум. Математический такой разум, как у робота. Когда он выстрелил первый раз и не попал — пуля вошла в землю, — у меня мелькнула мысль толкнуть его, схватить автомат, кричать, царапаться… Только я сразу поняла, что это не поможет.

Могла, но не сделала. Не стала. И еще я поняла в тот момент, что он не пойдет со мной в Иркутск, домой. Вот Дамир пойдет. И будет защищать меня всегда и везде. Как Камил. А Ник… Ему проще опять оставить меня в каком-нибудь подвале, запереть — и идти одному.

Он думает, что стал сильным. А он слабый. Потому что главная сила — она в душе и сердце, а не в голове. И не в автомате. Хотя, наверное, я и ошибаюсь — ведь он думал в тот момент, когда стрелял, не о себе, не обо мне, а обо всех людях.

Он попал с третьего раза. И все там, впереди, закричали, страшно очень закричали, и побежали к нам, и тоже начали стрелять. Я легла в траву, колючую такую, жесткую и закрыла голову руками. А он остался стоять. Эксо-эксо, Кэнди…

Эпилог

Могилу Монаху вырыли на том самом холмике, откуда Ник стрелял в него. Но это случилось уже вечером. Весь день Цапко и добровольцы делали прививки общинникам, кололи антибиотики заболевшим. Поле на краю червоточины превратилось в госпиталь под открытым небом. Никто уже не надевал маски — смысла в них не было никакого.

Ник все это время просидел возле МТ-ЛБ в обнимку с автоматом. Он смотрел в небо. К нему никто не подходил, не разговаривал с ним…

Когда начинает темнеть, на поле вспыхивают многочисленные костры. На тягач грузят самых тяжелых больных, в основном детей, и Юсупов увозит их в Цирк. Цапко обходит костры один за другим, разговаривает с людьми, дает советы. За ним по пятам тенями движутся Анна Петровна и бригадир рыбаков Заварзин. Фельдшер убеждает общинников остаться на поле до утра. Ему задают множество вопросов, главный из которых — сумеет ли он остановить болезнь.

Ник слышит ответы Цапко, осторожные, взвешенные, но полные оптимизма. Он вздыхает. Да, все получилось именно так, как Ник и предполагал — после смерти Монаха люди словно очнулись. Нет, поначалу они, конечно, попытались убить его, Никиту Проскурина, но Юсупов подогнал тягач к холмику и Цапко, взобравшись на башню, закричал, что они добыли вакцину, что за золотистыми стенами червоточины нет никакого рая, и много чего еще…

Дело сделано. Мавр может уходить. Уходить потому, что никто и никогда не простит Нику смерти Монаха. Он, Монах, хотел как лучше. Хотел искренне, от всего сердца. А Ник его убил. Потому что тоже хотел, как лучше. Смешно, конечно. Но это жизнь, она так устроена.

Ник где-то читал, что, на самом деле, самым главным учеником Христа был Иуда. И что он принял на себя самое тяжелое и главное бремя — грех предательства, позволивший учителю стать Спасителем. Принял осознанно, из любви к тому, за кем шел, кому верил.

А кому верит он, Ник? Себе? Еще утром он был уверен в этом. Но после того как третья пуля, вылетевшая из его автомата, попала в грудь Монаху и он упал, выронив крест, вера эта исчезла.

Ник больше никому не верит. И ни на что не надеется. Что остается? Просто жить. Обустраивать новый мир, что лежит вокруг. Пахать, сеять, строить, возрождать, чинить, воевать. И медленно, по капельке, копить в себе новую веру — в будущее, в людей, в себя и в Бога.

Так будет. Но потом. А сейчас ему предстоит дальняя дорога. Утром Ник уйдет из города. Уйдет вместе с Филатовым на запад, в сторону далекой Москвы. Нужно обязательно выяснить, что там происходит. Нужна информация, нужна связь с другими городами.

Ник принимает решение, и ему становится легче. В голове звучат слова песни, которую пел Филатов бездну времени назад в Доме Кекина…

Ник вздыхает и смотрит на Эн и Хала, сидящих возле одного из костров. Они о чем-то говорят, склонив друг к другу головы. Что ж, Ник не держит на них зла или обиды. Если у его воспитанницы и этого парня что-то получится — он не против. Как говорится, совет да любовь.

Филатов неслышно подходит к Нику, садится рядом на траву.

— Нам надо взять с собой универсальный набор медикаментов, — скрипит он.

Не поворачивая головы, Ник отвечает:

— Только не много. Самое необходимое. Приготовьте воду, патроны и гранаты. И какие-нибудь теплые вещи — сейчас по ночам холодно.

Филатов некоторое время сидит рядом, потом встает и уходит. Солнце садится за зубчатую стену леса на западе. На небе высыпают яркие звезды. Ник откидывается на спину, подтягивает к себе автомат и закрывает глаза.

Официальный сайт проекта «Анабиоз»: anabioz.com

Официальная группа «ВКонтакте»: vkontakte.ru/anabioz_books

© Волков С. Ю., 2011

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», оформление, издание, 2012

Илья Тё КОРЕЙСКИЙ КОРИДОР

Никогда не используй силу, если не уверен в победе.

Николай Бердяев

Только тот, кто стремится к смерти, может считаться непобедимым.

Кодекс Бусидо

ПУЛЯ 1 Мегаполис страха

Работорговец вел мисс Мэри из Инчхона уже двое суток. Она шла, пошатываясь от усталости, однако нормальными переходами назвать это было нельзя. Во время привалов Бугай бил ее, поминая недобрым словом синюю отвертку, стягивал веревкой руки и ноги, чтобы не убежала, потом падал спать.

Натянув собачий ошейник, Мэри иногда удавалось добраться до ручья, текшего в этот дождливый сезон вдоль обочины шоссе. Она подползала и отшатывалась от собственного отражения. Высокая блондинка, совсем недавно сводившая с ума богатых сеульцев одним взмахом длинных ресниц, сейчас походила на кадр, вырезанный из фильма ужасов. Пасмурное, дождливое небо, развернутое над головой серым покрывалом, было фоном печальной картины. Центром оставалось лицо. Красивые когда-то губы, нос, скулы и высокий лоб мисс Марии Тешиной покрывала грязь, маскировавшая следы ссадин и синяков. Гордый взгляд девушки, несмотря на катастрофу, мог бы оставаться, как прежде, прекрасным, однако кровоподтек — след от удара ботинком — превратил левый глаз в щелку.

Мисс Мэри знала: ее ведут на убой.

В Мегаполисе практически не было пищи, но оставалось много голодных мужчин. А еще в Сеуле были рабыни. Молодые и красивые рабыни. Ведь всех остальных — старше возрастом или дурнушек — давно порезали.

Бугай гнал Мэри в Сеул с единственной целью: продать. В последнее время это становилось все более прибыльным предприятием. Живой дичи в окрестностях Мегаполиса почти не осталось, а есть хотелось каждому юнговскому стрелку и каждому бойцу из диких городских гангов.

Тащить труп на себе было тяжело, поэтому проклятый работорговец, в соответствии с личным представлением о практичности, заставил будущую жертву шлепать босиком по холодному осеннему асфальту. Изредка он пинал ее. Ботинком в зад. Зад у Мэри, как ни крути, оставался шикарным. Он и раньше был как орешек, а ныне, учитывая жуткие голодные дни, мог вызвать зависть у любой страдающей анорексией топ-модели. Вот только сил на подиумную походку у Мэри, увы, давно не осталось.

Девушка ковыляла, спотыкаясь на каждом шагу, падала и вновь поднималась. Тычки и затрещины заставляли истощенное тело механически двигаться.

Когда она падала, Бугай, злобно матерясь, тащил ее за волосы.

Мисс Мэри не сопротивлялась. Она даже улыбалась в такие моменты. Когда Бугай волок ее по земле, девушка могла позволить себе чуть расслабиться, отрешиться, забыть на время про боль. В такие прекрасные моменты, пока хозяин не видел лица своей пленницы, та презрительно скалилась, сдерживая нервный смех.

Временами Бугай машинально порывался почесать отсутствующий глаз: подносил руку к лицу, но тут же отдергивал — испуганно и зло. Под грязной повязкой, скрывающей пол-лица, зияла ужасная рана.

То была отметина от их встречи.

От немедленной смерти девушку на данный момент спасала только жадность хозяина. Убить ее он мог еще сутки назад, но желание заработать заставило Бугая на время забыть о глазе, в который Мэри воткнула синюю отвертку.

Бугай терпел, человеческого мяса не ел — опять же по рациональным соображениям.

Риса в хранилищах министерства республиканской гражданской обороны оставалось более чем достаточно, а вот с мясом была беда. За тридцать лет свиньи с коровами передохли или вконец одичали. Юнговцы меняли живых людей на рис и ржаную муку по весу, в соотношении два к одному: две меры зерна на одну меру плоти.

Плоть была дороже зерна.

Бугай экономил.

Его действительно ожидала выгодная сделка: мисс Мэри была худой, но зато очень высокой. Она выделялась ростом даже среди своих диких северных соплеменников в далекой Москве. На востоке же, особенно в низкорослом маньчжурском Китае или среди пукханов, ей просто не было равных.

Бугаю доводилось бывать на севере. Поэтому грацию и стать нового имущества, по сравнению с прочими захваченными девушками, он мог оценить сполна.

Рост Мэри составлял почти метр девяносто. И на Бугая она могла смотреть свысока, даже когда он бил ее при прямом взгляде или подъеме головы. Волосы у девушки были светло-золотистые, почти платиновые. В начале путешествия из Инчхона они были стянуты в хвост — именно так она очнулась на причале. Сейчас хвост растрепался, и значительная часть роскошной шевелюры закрывала половину лица, при каждом шаге попадая в глаза и приоткрытый от усталости рот. Глаза у мисс Мэри были огромные, ясные, серо-голубые. По крайней мере, один глаз, который можно было видеть, без жуткого распухшего кровоподтека. Губы девушки — аккуратные и тонкие — были разбиты.

Бугай смотрелся менее колоритно. Ниже пленницы, ярко выраженной восточной наружности, с выпяченными скулами и плоским носом, он походил — если приделать к нему усы и меховую шапку с лисьим хвостом — на монгольского нукера семисотлетней давности, только без лошади. Вместо халата на работорговце висела измаранная майка с надписью Tiger Beer. Также на нем были драные голубые джинсы, довольно крепкая кожаная куртка и грязно-красная кепка с логотипом Ferrari club.

«Для мелкого сеульского торгаша, — усмехалась про себя мисс Мэри, — прикид глупый».

Вооружен Бугай был в местном, специфическом стиле. Людоеды, выжившие на улицах современного Мегаполиса, наверное и должны были так вооружаться. У Бугая была бита, утыканная гвоздями — наверняка самодел и предмет гордости. Был у него также завидный кухонный нож из нержавейки — огромный, заточенный до бритвенной остроты. И некая штуковина, похожая на самурайский меч либо его декоративную копию, которую раньше можно было купить в любом местном супермаркете.

Завершающими штрихами амуниции Бугая служили синтетическая бечевка и собачий ошейник. Один конец бечевки был привязан к ремню на джинсах, а второй к тонкой шее мисс Мэри, на которой крепился собачий ошейник. До катастрофы их пара наверняка вызвала бы интерес у полиции или служащих психбольницы. Однако теперь редкие прохожие не обращали на них никакого внимания.

Шествие вооруженного мужика с привязанной к нему полуголой девицей теперь не выходило за пределы общественной нормы.

Мисс Мэри шлепала по асфальту, временами вздрагивала и ежилась.

На момент встречи с Бугаем она была одета вполне прилично. Когда девушка очнулась, на ней красовались узкие джинсы, рубашка, свитер, шарф, сапоги и легкая замшевая куртка. Все вещи были новыми, что казалось странным: на прочих выживших одежда истлела, молнии заржавели, пуговицы покрылись плесенью… А на Мэри все осталось целехоньким.

Сначала девушка задумывалась об удивительном феномене, гадала, отчего так случилось, почему ее вещи не испортились? Но в последнее время это происходило все реже и реже. Ботинки и кулаки Бугая составляли неплохую конкуренцию философским размышлениям.

В некотором смысле девушка попала в такое положение как раз из-за новых шмоток. При встрече Бугай увидел на ней одежду, нетронутую временем, и своего шанса не упустил. Сокровище он быстро снял, скрутил в узел и приготовил на продажу. Как и саму Мэри. Взамен снятой одежды Бугай благородно презентовал голой пленнице свою старую байковую рубаху.

В этом тряпье, слишком широком и коротком для узкоплечей и длинноногой мисс Мэри, она шлепала за Бугаем уже километров сорок.

За время жуткого путешествия девушку поразили многие вещи. Например, асфальт. Замечательная скоростная трасса, предмет зависти русских туристов, — даже таких специфических туристов, как сама Мария Тешина, — оказалась покрыта трещинами, через которые пробивались пучки травы. Идеально гладкую серую поверхность местами пронзал даже жухлый кривой кустарник.

Это выглядело ошеломляюще. Фантастично.

Вид автобана, проломленного растениями, поразил Мэри. Если сквозь полуметровое покрытие и крепкий асфальт успела прорасти трава, значит, в памяти Тешиной был не просто провал. Там зияла пропасть глубиной в годы, даже в десятилетия. С момента потери сознания минул большой срок.

Спокойно прикинуть размеры этого срока и осознать случившееся не удалось: события после пробуждения понеслись вскачь.

Девушка очнулась в Инчхоне на сгоревшей дотла пристани. Судя по обугленным доскам и каким-то оплавленным обломкам, вокруг бушевал сильный пожар.

Как же все-таки могла уцелеть одежда, да и само тело, если в том месте, где Тешина лежала, все сгорело?..

Пробравшись сквозь остов будки, мисс Мэри выбралась на гранитную мостовую. Мостовая, с первого взгляда, выглядела так знакомо — совсем недавно она служила милым местным жителям для семейных прогулок…

Недавно?..

Милым?..

Один из «милых» аборигенов здесь ее и встретил. Это был Бугай. Кроме него вокруг никого не было.

Умерли? Ушли? Не проснулись?..

Увидев девушку, Бугай бросился к ней. Молча, страшно. Мэри рванула прочь, но он быстро догнал, сбил с ног и ударил кулаком в голову.

Раз. Другой… Мэри кричала, отбивалась, но он был гораздо сильнее ее…

После жестокого избиения, отключившего сознание на несколько страшных минут, мисс Мэри почувствовала острую боль в голове и груди. Пришла в себя. Бугай вновь начал бить. Она снова отключилась…

Очнулась голая. Теперь боль стучала не только в голове и груди, но и в низу живота. Мэри свернулась калачиком и часто задышала. Неприязнь, злость, бессилие — все смешалось в единый пульсирующий клубок.

Сколько она провалялась в отключке на этот раз?..

Бугай стоял рядом.

Он окинул Мэри оценивающим взором и бросил ей свою байковую рубаху. Мэри кое-как надела ее, улучила момент и хотела сбежать, но была снова повалена наземь и избита. На этот раз Бугай стянул бечевкой ее запястья, украсил шею собачьим ошейником и нацепил петлю из синтетического жгута.

Мэри заплакала, но после чудовищных побоев слезы не помогли даже сбросить напряжение.

Бугай дернул за веревку, и началась мучительная дорога. Сорок километров пешком от изуродованного, пустого Инчхона к голодающему, но еще живому Сеулу…

Мэри ковыляла по автобану, оглядываясь по сторонам. С Бугаем они не разговаривали. Она видела все сама.

Сеул уже не был тем чарующим городом, в который мисс Мэри приехала вдохновленной студенткой. Зеленовато-серые, черные, карие полутона и оттенки пропитали великолепный некогда Мегаполис от приямков дорог до вершин полуразрушенных небоскребов. Чахлый кустарник, еле живая трава, с невероятными усилиями пробившаяся сквозь бетон и асфальт, уродливые деревья, не срубленные на дрова лишь по никчемности и безлюдью, плесень, мох, лужи, земля, нанесенная рваным ветром, сырой глинозем — вот что отныне дарило цвет великому городу. Вернее, его трупу, медленно разъедаемому временем и людьми — двумя самыми безжалостными падальщиками в мире.

По кварталам, в которых совсем недавно — относительно глубины памяти Мэри — проживало одиннадцать миллионов мужчин и женщин, будто прокатилась ковровая бомбардировка. Однако единственными боеприпасами, падавшими на беззащитные улицы, были… мгновения. Мириады мгновений. Секунды, сцепленные в минуты и часы, переплетенные днями и годами.

Всё рухнуло в пропасть: привычные социальные связи, экономика, валюта, коммуникации, закон и порядок. Здесь, в Сеуле, остались лишь разломанные куски цивилизации, стремительно дробящиеся на крохотные осколки, готовые, в конце концов, стереться в мелкий песок.

Небоскребы, от которых захватывало дух, перестали существовать. Их мрачные остовы, похожие скорее на готические иллюстрации к картинам безумного художника, чем на останки отелей и бизнес-центров, внушали мисс Мэри мистический ужас. Когда она украдкой поднимала голову, чтобы увидеть вершину любого из гигантов, в душу заползало нечто холодное и липкое. Это нельзя было назвать просто страхом. Душа пасовала вовсе не перед смертью и разрушением. Душа трепетала перед чем-то более тяжким и неподъемным.

Перед катастрофой. Перед безумной помесью конца и начала Истории.

Это был ужас — слепой, всеобъемлющий, выписанный исполинскими буквами ветхих небоскребов.

Выпавшие стекла. Перекошенные рамы. Пустые глазницы эпохи, обрамленные мрачными скулами руин и щербатым ртом эстакады. Все это смотрело на мисс Мэри с укором. Городские стоки занесло мусором, канализация сгнила или забилась. По улицам Мегаполиса текли бурные ручьи. На парках и площадях дремали болота. Ухоженные пруды превратились в озера, покрытые зеленым ковром ряски. Перепачканные оборванцы, больше похожие на заключенных концлагерей, только что выпущенных на свободу, лакали воду из луж, подобно диким животным.

Через весь этот пугающий мир Бугай вел ее на убой.

Она знала.

Чувствовала.

Несколько раз пыталась сбежать, но получала такие зверские удары, что в глазах темнело.

Бугай… Почему она про себя назвала его именно так? Вероятно, за широкие плечи и коренастое тело, сидящее на крепких коротких ногах. Когда он шел впереди, и мисс Мэри видела его спину, Бугай казался ей этаким Квазимодо: мощным, но низкорослым.

Впрочем, Бугай редко двигался впереди. Обычно он топал за спиной девушки, что гарантировало ему, во-первых, отличный вид, а во-вторых — возможность пинать и понукать жертву, ускоряя ее неуклюжие после побоев движения.

То ли Бугай всегда был садистом, то ли после катастрофы внутри у него слетел какой-то предохранитель и пробудилось изуверское начало — неизвестно. Но факт оставался фактом: он совершенно открыто упивался властью над беззащитной пленницей, делая ее существование невыносимым не только в силу необходимости, но получая громадное удовлетворение.

Вот так — в компании с осатаневшим торгашом — они шагали по трассе.

Людей было немного. В основном, завидев бредущую пару, местные отходили на обочину и скрывались в мрачных подъездах. Никто не пытался напасть и отобрать товар. То ли боялись Бугая, то ли голод еще не окончательно доконал жителей этого района. Скорее — первое.

Автобан, поросший кособоким кустарником и вялой травой, усыпанный ржавыми останками машин, петлял между серыми от старости магазинами, между остовами мертвых многоквартирных домов, между заболоченными площадями…

Автобан рассекал пробудившийся Сеул — Мегаполис страха.

ПУЛЯ 2 Под знаком Топора

Пусан. Закрытый клуб «Патриот». 27 июля 2016 года. 24 часа до анабиоза

Общий свет в помещении медленно погас, а вместо него вспыхнули яркие боковые софиты. На сцене возник круг света, разгоняющий полумрак. Проплыв по залу, круг остановился в центре тяжелого занавеса, рухнул к полу и мгновенно растаял. Зал замер в предвкушении зрелища. Слух о новой огненной стриптизерше расползался по Белому кварталу как ветер. А значит — танцевать кукла умела.

Ждать пришлось недолго. Раздвинув тканевый полог, возле шеста, в луче света, как вспышка, возникла девушка с блистающими, словно звезды, глазами. Высокая и гладкая, белая, будто полированный алебастр, гибкая, тонкая, уверенная в себе. Она словно бы сама лучилась светом, одаряя зал вибрирующей энергией, вырывающейся в воздух с каждым движением.

Мисс Мэри танцевала в блестящем алом корсете, клетчатом кепи на голове и юбке-поясе, открывающей длинные ноги так, что они казались просто бесконечными. Туфли на безумно высоком каблуке добавляли к немалому росту еще пятнадцать сантиметров. Золотоволосая богиня с феноменальной фигурой и распущенными, пылающими, словно пожар, волосами, кружилась и танцевала, сводя с ума и намертво приковывая взгляды. Зал бешено аплодировал, кричал. Что именно — было не важно. Главное, они завелись. Стаканы с виски опрокидывались в глотки залпом. Дорогие сигары тлели, а челюсти отвисали. Мужчины не видели ничего вокруг, кроме танцующей на сцене нимфы. Немногочисленные женщины, которые все же присутствовали в закрытом клубе, с досадой и завистью отводили от нее взгляд. Эффектно, под бешеный ритм зубодробительного металла, мисс Мэри срывала с себя одежду.

Во всем зале к спиртному не притронулись, пожалуй, только два человека: капитан Том Сойер, названный родителями то ли из любви к большой литературе, то ли в качестве извращенного издевательства над сыном, и подполковник Джо Юнг. Капитан был всего на пять лет моложе своего непосредственного начальника, но значительно беззаботней. В кои-то веки ему удалось уговорить старшего коллегу пропустить по стакану после службы и показать ту самую жгучую красотку, о которой на базе уже трещали все офицеры. Подбодрить старого друга, которому давно не светило повышение, определенно стоило. Уже несколько лет старина Джо ходил в полушаге от нового звания, но всякий раз его отодвигали, пропуская вперед более удачливых сукиных детей. Золотой дубовый лист на рукаве, черт возьми, никак не становился серебряным!

— Признаю, Томми, штучка хороша, — заявил подполковник, прожигая стриптизершу хмурым взглядом. — Если организуешь с ней встречу, двести баксов с меня, как договорились.

Подполковник начал рано седеть. На лице не было ни морщины, мускулистое тело пребывало в отличной форме, только проклятые седые прядки украшали уже всю шевелюру. Выходов оставалось два: краситься или бриться наголо. Красить волосы подполковник считал делом женским, а брить череп наголо — уделом сержантов и рядовых. В итоге его череп украшала квадратная площадка, что придавало подполковнику моложавый вид. Но волосы в прическе были сплошь седые, что выдавало его возраст и заботы.

— Хороша, не то слово, сэр, — отозвался веселый капитан и махнул рукой половому. Тот подбежал, выслушал заказ и умчался за текилой. — Но самое интересное, эта миловидная танцовщица испытывает нешуточную симпатию к американским военнослужащим.

— Ко всем? — спросил подполковник, глядя, как Мэри рвет на себе завязки корсета.

— Черт побери, Джо, конечно, нет. Только к таким брутальным красавцам, как я. Хотя… — хмыкнул капитан, — ты тоже сойдешь, если скинуть десяток лет. Тут ведь дело в подходе. А ты вечно грозный, как туча, любую бабу напугаешь. Улыбнись хоть раз, а то так и уедешь, не поимев никого в этой стране узких щелок.

Полковник оценил шутку, натянуто улыбнулся. Он безотрывно смотрел на то, как Мэри оголила плоский живот и ритмично двигалась, вылезая из узкого корсета, словно змея из старой кожи. Миру явился шикарный черный лиф — смертельное разочарование для тех, кто ожидал, что под корсетом ничего нет.

— О, нет! Сними его быстрее! — заорал кто-то в зале.

— Давай, детка! Ну же! — подхватил второй.

Мэри кокетливо улыбнулась и погрозила пальчиком. Затем послала в зал воздушный поцелуй и закрутилась вокруг шеста. Когда после очередного круга лифчик все же полетел к столикам, мисс Мэри вдруг рухнула на колени, сорвала кепи и длинные волосы, упавшие на грудь, закрыли точеное тело почти целиком. Под финальные аккорды звукового сопровождения зал испустил гулкий стон.

Подполковник Джо цокнул языком.

В этот момент прискакал половой и стукнул о стол большой бутылкой текилы. Тарелка с лаймом упала рядом. Джо не глядя схватил ломтик и запихал в рот, пожевал, проглотил с каменным лицом.

— Определенно, меня к ней тянет, — многозначительно заявил Том Сойер, глядя как шеф, не морщась, съел лайм. — А насчет двухсот баксов все просто. Я подумываю пригласить эту красотку к нам на базу на выходные. Придется выписать пропуск и решить дело с дежурной частью. Тебе это как два пальца, так ведь, Джо? Организуешь доставку?

Подполковник оценил и вторую шутку. Превышение должностных полномочий офицерами базы ради провода проституток — дело известное, почти норма. Но вот только он, Джо Юнг, так не шалил никогда. Дома, в Бостоне, его ждала жена и двое детей. Однако… страна узких щелок. Разве он хуже остальных офицеров?

Неопределенно пожав плечами, подполковник расплескал текилу по рюмкам. По-прежнему хмуро обронил:

— А повод? Она ведь не шлюха, а танцовщица.

— Думаешь, есть разница?

— А думаешь, нет?

— Она русская, если ты заметил.

— С чего бы?

— Белая.

— Австралийки тоже белые.

— Да не гони. Если ты видишь в Корее белую танцовщицу, официантку или проститутку — она на девяносто девять процентов русская. В крайнем случае — украинка. На оставшийся один процент.

— Значит, без повода прилетит?

— Могу соврать, что у меня день рождения, — нашелся капитан. — А что? Бывают же у отмороженных янки дни рождения, как у приличных корейских толстосумов. Хотя бы пару раз в году.

Третья шутка не вызвала улыбки у Юнга. Юмор Сойера, признаться, его больше раздражал, чем смешил. «Бэнни Хилл доморощенный, разорви ему глотку», — с отвращением подумал он.

— Ладно, доставку организую, — прикинув, согласился подполковник. Насыпал на руку соль, лизнул и опрокинул в себя стопку текилы. Снова зажевал лайм.

— Тогда выпьем за старый добрый трах, Джо. Буду рад за тебя, приятель! — кивнул капитан и тоже опрокинул стопку. — И с тебя двести баксов.

— За старый добрый, — кивнул подполковник. — Двести баксов будут.

Верность жене, если честно, Джо Юнг соблюдал не из пуританства. Просто местные проститутки ему претили. Однако секс с танцовщицей, тем более, белой танцовщицей, казался делом куда более достойным.

— Кстати, — наставническим тоном возвестил Том, — если хочешь подкатывать к местным дамам, тебе нужно учить язык, хотя бы немного.

— С чего это вдруг? — Подполковник зло посмотрел на собеседника. — Пусть учат английский, зачем мне их дикарский зубрить? Киплинг писал: бремя белого человека…

— Ах, да брось! — перебил Том Сойер. — Зачем нам Киплинг, он же не пьет! А корейский язык не сложный на самом деле. Вот прикинь. Знаешь, как по-корейски слово «жираф», например?

— Ну и как?

— Жирафа! — радостно возвестил Томми. — А знаешь, как «банан»?

— Ну, не знаю.

— «Банана!» — возвестил Томми еще веселей. — А знаешь, как «бандана»?

— Что, «бандана»?

— Бог мой, заговорил!

Подполковник Джо недоверчиво покачал головой.

— Глупость какая-то, — прокомментировал он. — Это всего лишь пара аналогий.

— Да местный язык у тебя в подсознании! — возразил Том Сойер, обнимая и тряся подполковника за плечи. — Корейцы, они как дети. На местный язык наслоилось множество слов, в основном русских и американских. Ну, во время холодной войны. И вообще оба государства на нас очень похожи. На русских и янки, я имею в виду. Северяне — типичные русские эпохи Сталина. Южане — копия нас. На севере — военный коммунизм, лагеря, гигантская армия, вооруженная дешевыми пукалками, тяжелая промышленность и прочие прелести вооруженного лагеря, так сказать, страны-крепости. На юге наоборот — царство кока-колы и идиотов-потребителей. Корейцы меньше похожи друг на друга, чем на нас, американцев и русских, поверь! Вот прикинь: северяне жрут водку и сало как потерпевшие. Русская водка у них даже в традиционных похоронных обрядах стала использоваться, они чествуют предков русской водкой, а не фруктовым вином, как было в средневековье. А южане? Глушат дорогой вискарь и фабричное пиво! Я не говорю уже о религии. Огромная часть южан протестанты, прикинь? В какой еще восточной стране ты видел подобный идиотизм?

— То есть корейцы, — это ухудшенная версия русских и американцев? На юге — одни, на севере — другие. Ты это хочешь сказать? — прямо спросил подполковник.

— Я хочу всего лишь провести несколько параллелей!

— Да ты нажрался, как суслик!

Том Сойер икнул.

— К твоему сведению, суслики не пьют, — с серьезной миной возразил он.

— Только в случае, если не говорят о политике, приятель, — ответил подполковник и в ответ похлопал Сойера по плечу.

После третьего «дринка» процесс осмысления происходящего пошел быстрее. Корейский язык и суслики подполковника интересовали мало, но красавица, танцевавшая возле шеста, зацепила не на шутку. С каждой новой выпитой стопкой идея Тома Сойера насчет приглашения ее в лагерь казалась подполковнику все более и более удачной. «Вот только почему день рождения должен быть у капитана? — подумал он, устало откидываясь на спинку своего кресла. — По идее самое сладкое должно доставаться имениннику. Если главный подарок на торжество — она, Том Сойер должен подвинуться в качестве юбиляра».

Но это были уже детали, их можно было уточнить в процессе. Подполковник хмыкнул и впервые без напоминания беззаботно улыбнулся, глядя как Мэри, помахав пальчиками, исчезает за занавесом под пьяный свист и аплодисменты. Фантастически привлекательная девчонка, черт возьми!

Джо Юнгу казалось, что весь этот вечер мисс Мэри улыбалась только ему.

Сеул. 11 октября 2046 года. 63-й день после пробуждения

Чувства почти покинули мисс Мэри, когда Бугай, наконец, остановился. Они оказались возле огромного двухэтажного здания из выцветшего оранжевого кирпича, с маленькими окошками, затянутыми пленкой и грязным тряпьем. Здание было покрыто двускатной крышей, казалось очень длинным и походило на старый барак. Вдоль фасада лежали ржавые рельсы, выше которых вдоль всего здания тянулся разбитый бетонный пандус. Сквозь зияющие дыры разбитых окон было видно, что внутри здания отсутствует перекрытие между этажами.

Мисс Мэри тяжело вздохнула.

Перед ней высился склад с протянутой к нему железнодорожной веткой.

Склад? Поморщившись от самых страшныхпереживаний, мисс Мэри невольно втянула голову в плечи. Ее вели в Сеул на продажу. Подобные ей «покупки», вполне могли содержаться здесь.

К вящему ужасу девушки уродливое здание действительно оказалось обитаемым.

С торца, возле ржавых и покореженных металлических ворот, стоял агрегат, похожий на рефрижераторный контейнер. Судя по монотонному гудению, рефрижератор находился в рабочем состоянии. Это было почти невозможно, учитывая общий уровень запустения, однако противный гул слышался далеко и отчетливо.

Подойдя ближе, мисс Мэри увидела вывеску над воротами: изображение большого алого топора, заботливо выведенное на грязной кирпичной стене чем-то темным. Мисс Мэри сглотнула. Кажется, это была кровь.

Сознание заволокло туманом. Живо представив, как ее кровью расписывают стены, Тешина почувствовала, как подкашиваются и без того уставшие ноги.

Надменно взглянув на собственность, Бугай вразвалочку подошел к девушке, грубо схватил за волосы и, пригнув к земле, потащил за собой. Вовнутрь, сквозь раскрытые настежь ворота. Не в силах вымолвить ни слова, мисс Мэри послушно перебирала босыми ногами.

В здании бывшего железнодорожного склада, к удивлению Мэри, их встретили всего два человека в замызганных кожаных фартуках. Они топтались перед воротами и по очереди курили одну сигарету. Где они достали настоящую сигарету — если это была сигарета, а не самокрутка из какой-нибудь растительной гадости, — оставалось только гадать. Сам Бугай, сколько ни пытался, отыскать курево в развалинах Инчхона не смог. Найти в руинах любого супермаркета табачный отдел было несложно. Но вместо цветастых пачек на витринах лежали только труха и гнилье. Некоторые дурные привычки остались в прошлом мире.

Однако на мясников в кожаных фартуках это правило, очевидно, не распространялось.

Молодцы смотрелись независимо и деловито. Появление внутри здания неизвестного лица, вооруженного битой, их нисколько не удивило. Морды по-прежнему оставались каменными, а позы расслабленными. Сигарету один из них держал внутри кулака, словно солдат или заключенный на режимной территории.

Здание за спинами молодцов в фартуках действительно было очень большим, однако рассмотреть его полностью оказалось невозможно. Пространство закрывали разнообразные перегородки — кирпичные, деревянные, гипсовые, высотой от двух до трех метров, но не до потолка, ниже. Судя по материалам и грубой, неряшливой работе, склад перегородили относительно недавно, а значит, сделали это для практических нужд, имеющих смысл только в условиях агонизирующего города.

Бугаю, между тем, было некогда размышлять. Он быстро подтащил Мэри к потенциальным покупателям и небрежно швырнул на бетонный пол. Качество пола было потрясающим — из него не торчала даже травинка. Серая поверхность казалась ровной и гладкой, будто полированной. Возможно, она была покрыта особым полимером, что и позволило зданию выстоять в течение тридцати лет, почти без ущерба. Фактически, бетон выглядел как зеркало — Мэри, упавшая животом вниз, даже увидела в нем смутное отражение.

Демонстрируя права собственника, Бугай водрузил на Мэри ногу.

— Продаю! — многозначительно заявил он.

Мясники вяло переглянулись. Очевидно, процедура приобретения невольников стала для них явлением заурядным. Передав остатки курева напарнику, один из них присел на корточки, чтобы рассмотреть товар поближе.

Мэри приподняла голову. Фартуки на покупателях выглядели одинаково, но сами хозяева отличались. Один из них был высоким и тощим, словно узловатая палка, второй — такого же роста, но очень крепким, с огромными ладонями и монументальным торсом.

Рассматривал Мэри тощий и жилистый, в то время как второй, скалообразный, внимательно изучал притихшего Бугая. Имя «Бугай», впрочем, сейчас как-то не звучало. По сравнению с габаритами курильщиков в кожаных фартуках, пленитель Мэри смотрелся мелковато.

— Неплоха, — цыкнул языком тощий. — Такую бы не на мясо, а отмыть и в койку. Только заездил ты ее что-то. Живого места на лице нет.

Второй, здоровый, ничего не сказал, лишь продолжал выпускать носом дым. Запах курева стоял тошнотворный. Набивка сигареты, точнее — папиросы, состояла из чего угодно, только не из табака. Где курильщик раздобыл, а главное, высушил этот травяной сбор во время сезона дождей, оставалось загадкой. Отопления, как и электричества, не было давно, а автономные генераторы, если и оставались в рабочем состоянии, требовали бесценного топлива.

— Все зубы целы, — со знанием дела ответил Бугай. — А лицо вам зачем? Башку как трофей на стену, что ли?

Мясники снова — на этот раз раздраженно — переглянулись.

— Шутник, однако, — пробубнил тощий, вероятно, ответственный за финансовую сторону в дуэте. — Хочешь, я твою голову на стену присобачу? Языком много болтаешь, пухлый.

Бугай на «пухлого» не среагировал. Когда-то он был полноват и к издевкам в этом плане давно привык. С напускным спокойствием хозяин Мэри покачал биту в руке. Он предполагал, что, в случае чего, может справиться с обоими и оперативно свалить — на первый взгляд мясоделы были безоружны. С другой стороны, по городу бродил слух: кто убьет Топора — не доживет до утра.

Проверять народную мудрость Бугаю не хотелось.

— Извини, — спокойно бросил Бугай. — Дело-то у меня простое, известное. Я к вам с бартером, меняю мясо на рис. Ты зацени, какая самочка ладная!

Бугай с наслаждением пнул Мэри.

Мясник, прищурившись, заценил.

— Тариф знаешь или как? — пробурчал он.

— Или как. Мой товар лицом, дешево не отдам.

— А не убраться ли тебе, брат, к дьяволу? — деловито поинтересовался тощий.

— Нет, не убраться, — миролюбиво покачал головой продавец. Как и прежде, он не обижался. — Ты цену-то назови, а то что за торг?

Мясник пожал плечами, еще раз присмотрелся к мисс Мэри, что-то прикинул в уме. Девка была тощая, но, с другой стороны, полненьких он давно уже не видал.

— Возьму по весу, — решил он, наконец. — Один к одному.

— По весу, один к одному? А не дешево ли, приятель? — начал Бугай, но двое сразу ощерились.

— Если дешево — вали к черту!

Бугай кивнул.

Посверлив его взглядом, тощий мясник тоже кивнул и собрался было исчезнуть в недрах склада, но Бугай неожиданно поднял руку.

— Погоди! — воскликнул он, опуская биту с гвоздями. — У меня есть одно дополнительное условие.

— Условие? — Мясник резко развернулся. Недоуменно уставился на Бугая. — Ты понимаешь, к кому пришел?

— Условие совсем простое, — возразил Бугай, переборов страх.

— Ну? — прикрикнул на него тощий, перехватывая топор.

Он выглядел слабоватым лишь для тех, кто не видел его за работой. Тощий мог без перерыва, часами рубить мясо, демонстрируя потрясающую выносливость, в то время как его мускулистый напарник делал частые перекуры.

Сейчас, когда дубина с гвоздями была опущена на землю, Бугаю стоило лишь сказать что-то глупое или оскорбительное, и его жизнь не стоила бы горсти риса.

— Я хочу ее убить лично, — осторожно выдавил Бугай, чеканя слова. — Освежевать и выпотрошить. Все, как положено.

Мясник хмыкнул, и топор его опустился.

— С чего б это, интересно? — с задором поинтересовался он. — Ты часом не долбанутый на всю голову, а? Может, как мой молчаливый друг? — Он подошел вплотную, сверля Бугая взглядом. — Или хочешь у нас работать, а? Тогда сразу проваливай!

Стоящий рядом «молчаливый друг» с хмурым видом выпустил из легких последнее облачко дыма и достал из-за пояса огромный разделочный нож. Остатки папиросы полетели под ноги. Раньше за это подобие курева не дали бы гроша, но нынче такая самокрутка была в цене. Осознав, какое сокровище только что выбросил мясник, ради того, чтобы извлечь оружие, Бугай догадался что шутки кончились.

— Нет, я не извращенец, — быстро сказал он, не рискуя поднимать биту. — И мне есть, чем заняться, не нужна мне ваша работа, ей-богу! Просто у меня есть причины разобраться с этой гадиной, вот и все.

Произнеся это, Бугай аккуратно отодвинул повязку с лица, показывая зияющий провал пустой глазницы сначала тощему собеседнику, потом его протеиновому партнеру.

— Девка попыталась убить меня моим же мечом, когда я ее обрабатывал. А потом ткнула в глаз отверткой, сняв с моего пояса. Шустрая. Она сделала меня инвалидом.

— Мечом говоришь? — протянул первый мясник, игнорируя демонстрацию пустой глазницы. — Слушай, а покажи-ка мне этот меч. Шедоши ценит мечи.

— Что еще за Шедоши? — спросил Бугай.

— Босс всех боссов гангов Сеула, — с гордостью возвестил долговязый. — И конкретно — босс нашей организации, ганга Топоров! Раньше говядиной тут торговал, старый хрыч…

Второй мясник толкнул партнера плечом, но первый только отмахнулся.

— Пошел ты! — заявил он. — Товар лучше посмотри, может в зубах золото осталось.

— Нет, — обломал надежды Бугай.

— А ты, я гляжу, парень тертый.

— Не жалуюсь.

— А что ж глаз проворонил?

Бугай нахмурился. Тощий довольно хмыкнул и наклонился над Мэри, переворачивая девушку с живота на бок и щупая грязными пальцами. Гадкая усмешка расползлась по его узкому лицу. Задрав Мэри правую ногу, он похлопал ее по бедру. Мисс Мэри молчала.

Бугай, догадавшись, что сделка состоялась, молча скинул сумку с плеча и извлек из нее короткие ножны. Из ножен торчала замысловатая рукоятка, украшенная ободранными дракончиками.

Бугай протянул клинок тощему. Немедленно позабыв о полуголой девушке, лежащей перед ним, тот быстро перехватил изделие, с жадностью дернул рукоятку из ножен и… глаза его моментально потухли. Меч был явно декоративным, материал клинка говорил сам за себя. Сталь была нержавеющая, инструментальная, а значит, полученная путем проката и штамповки, а не закалки и ковки, имела волнообразную заточку и дешевую протравку. Красивый никчемный мусор, не более того.

— Дешевка! — немедленно воскликнул мясник и с презрением швырнул меч Бугаю под ноги. — Ты чертов глупец, эта штука не стоит и горсти риса!

— Да ладно, — пожал плечами Бугай. Он бережно поднял брошенный меч и, аккуратно засунув в ножны, вернул подделку в рюкзак. Лично ему меч нравился. — Так что с товаром?

Тощий мясник обернулся к напарнику. Тот поймал взгляд и молчаливо кивнул, словно говоря, что к двуногому имуществу претензий нет.

— Берем, — уверенно сказал тощий. — Однако за то, что хочешь освежевать сам, я вычту с тебя две меры риса, годится?

Бугай втянул носом воздух.

— По рукам.

— Договорились. Хватай ее, Баг. Пошли! — С этими словами мясник кивнул своему напарнику и, словно позабыв о Бугае, исчез в проеме двери.

Мускулистый мясник по имени «Баг» подхватил мисс Мэри легко, словно перышко. Взвалил на плечо и, подождав, пока внутрь первым войдет Бугай, втиснулся с ношей следом.

Трое мужчин и рабыня проследовали по пустому длинному коридору, разграничивающему отдельные комнатки огромного железнодорожного склада. По полу тянулись грязные, бордово-черные борозды. Мэри решила, что это засохшая кровь. Признаться честно, засохшую кровь она никогда прежде не видела, но считать дорожки на бетоне чем-то иным не хватало фантазии. Ужас охватил мисс Мэри целиком, без остатка. Ей ничего никто не сказал, ее не били и не резали на кусочки, но мышцы рук и ног онемели. Даже сердце, казалось, остановилось, а легкие перестали гонять воздух. Девушка висела на плече Бага, словно кукла, глядя на проплывающий под ней пол.

Искусственного освещения в ангаре не было, двигаться приходилось почти наугад. Мясники давно привыкли к темноте внутри своих владений и досконально знали каждую комнату или поворот.

Бугай же, как и его пленница, сильно переживал. Он то и дело оглядывался на Бага, марширующего за спиной, перехватывал биту, трогал на поясе нож.

В глубине ангара было светлей. В просторном, вытянутом в длину помещении горело два ярких факела. Их света, естественно, не хватало, однако мерцающее маслянистое пламя позволяло рассмотреть длинные ряды клеток, тянущихся вдоль каменных стен.

В клетках сидели пленники.

Товар.

Едва завидев мясников, некоторые люди — видимо, из новеньких, — закричали, пытаясь возмущаться, молить о пощаде или просить воды. Но большинство пленников остались на полу. Они сидели и, казалось, безразлично глядели перед собой.

Лишь казалось.

Пленники смотрели вовсе не в пустоту. Между рядами клеток возвышался большой разделочный стол. Он-то и притягивал взгляды замерших невольников.

Разделочный стол был огромный, крепкий, деревянный — сколоченный из грубых широких досок, обработанных ударами топора. Он был темный, но не от старости — ведь сколотили его не так давно. Стол был пропитан кровью…

Мэри почувствовала, что ее тошнит.

Еще одно свидетельство специфического «бизнеса» местных пищевых производителей располагалось чуть дальше. За столом с потолка свисали огромные ржавые крюки, похожие на рыбные, но значительно больше размером. На них было удобно подвешивать туши, чтобы вниз стекала кровь. Кровосток, грубо выложенный кирпичом, тянулся тут же, точно под крюками. Только сейчас Мэри поняла, что в помещении есть мухи. Их было не слишком много, но жужжание звучало отчетливо и мерзко.

Тощий мясник в два счета освободил мисс Мэри от веревок при помощи тесака, сорвал злополучную рубаху, после чего швырнул девушку в одну из клеток.

— Курица в клетке, — прокомментировал до этого молчаливый Баг неожиданно высоким голосом.

Бугай взглянул на него с интересом. Взгляд и общее выражение лица выдавали в могучем мяснике умственно отсталого. Тощий напарник, видимо, держал Бага при себе лишь за физическую силу и габариты.

Падение на бетонный пол привело Мэри в чувство. Присев и поджав ноги, девушка обхватила плечи руками. Оказывается, за время путешествия из Инчхона, чувство наготы и стыда никуда не пропало. Пропахшая мужским потом грязная рубашка Бугая была последним, что защищало мисс Мэри от внешнего мира. Теперь пропала даже она.

— Выпустите… — жалобно простонала мисс Мэри, затравленно глядя из-за ржавых прутьев. — Пожалуйста…

Бугай усмехнулся. Подойдя к решетке, он наклонился и с придыханием, словно бы сильно волнуясь, заговорил.

— Ну потерпи, моя сладкая, совсем немного осталось. — Лицо Бугая расплылось в добродушной улыбке. — Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь? Вот этими самыми руками, которые ты так любишь… Ты сдохнешь под моим ножом, моля о пощаде, представляешь? И последним, что ты увидишь, когда я стану вырезать тебе сердце, будет мое лицо…

Мисс Мэри резко подняла голову. Слезы, катившиеся по ее щекам, вдруг словно окаменели. Сердце екнуло. Душу Мэри перекосило от ярости, но внешне не дрогнул ни один мускул. Красивое, исцарапанное лицо превратилось в восковую маску.

— Твое лицо? — переспросила она. — А может, твои глаза? Кстати, их стало меньше.

— Сволочь! — вспыхнул Бугай. Пустая глазница под повязкой зачесалась. — Да я освежую тебя прямо сейчас! А ну-ка иди сюда!

Бугай кинулся на решетку всем телом, просунул правую руку в клетку, пытаясь схватить отпрянувшую девушку. Но та вжалась в угол. Одиночная клетка была мала, рассчитана скорее на собаку, чем на человека, и все же дотянуться Бугай не мог.

— Как сильно ты косишь, — бросила невольница, глядя на растопыренные пальцы, не дотягивающиеся буквально сантиметра до ее лодыжки. — Попробуй другой рукой, с той стороны у тебя глаз!

За спиной Бугая тряслись от смеха оба мясника. Наконец один из них шагнул вперед и звонко хлопнул Бугая под ребра.

— Погоди, торопыга, — обронил он. — Сделка заключена, если ты не понял. Идем, получишь свой рис и вали. Убить ее сможешь завтра утром. Не раньше. Я доходчиво излагаю?

Безумным взглядом Бугай пронзил сначала одного мясника, потом другого. Оба были вооружены широкими ножами, стояли не двигаясь, готовые ко всему. Бита с гвоздями валялась на полу.

Бугай сник. Ярость сошла на нет.

— Почему утром? — процедил он сквозь зубы.

— Потому что за новой партией оптовики прибудут только завтра к вечеру, — охотно пояснил тощий мясник. — А за сутки продукт потеряет товарный вид.

— Значит утром? — настороженно уточнил Бугай.

— Точно. У нас весь день уйдет на подготовку партии. После этого развлечешься.

Бугай сокрушенно покачал головой. Сдавая Мэри, он был уверен, что быстро покончит с этим делом и вернется в Инчхон.

— И что мне делать в городе целые сутки? — спросил он.

— А меня это заботит? — усмехнулся тощий. — Что-то ты начал раздражать меня, пухлый. Может тебя самого в клетку посадить, а? И с твоей девкой возни меньше. И весишь ты прилично.

Бугай раздул ноздри. Он был здоров и вооружен, а охотиться на крепких вооруженных мужчин в Мегаполисе было не принято, — женщин в округе водилось много, и традиция сложилась сама собой. Но ведь у правил есть исключения. Бугай прекрасно знал, что пленников конкурирующих гангов кромсали на мясо. Как и собственных погибших. В обычной ситуации мясники не стали бы лезть на рожон, чтобы его убить — такая драка всегда была чревата. Но в определенных условиях… они могли попытаться.

Миролюбиво подняв вверх руки, Бугай бочком вернулся к своей бите. Поднял ее, держа свободную руку над головой, и попятился к выходу.

Несмотря на браваду, мисс Мэри стало по-настоящему страшно.

«…Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь?..»

Мисс Мэри представляла.

С одной стороны, ей хотелось закрыть глаза и исчезнуть, раствориться, не видеть нового мира. С другой — страстно хотелось жить.

Быть может, если бы в клетке был нож, чтобы вскрыть себе вены, она сделала бы это не задумываясь, хотя и боялась боли в своей прошлой, далекой жизни. Однако суицид для товара являлся роскошью, причем немыслимой, недоступной…

Больше всего пугала новая встреча с Бугаем. Хорохориться за решеткой Мэри могла сколько угодно, однако она прекрасно понимала смысл сделки, заключенной между ее пленителем и торговцами. Бугай освежует ее всего за две меры риса. Завтра. При одной мысли о будущем тело Мэри передергивало, словно через нее пропускали электрический разряд, комок подкатывал к горлу, голова начинала кружиться.

До утра оставалось не так много времени. Часы мчались быстро. Сначала Мэри пыталась уснуть, чтобы встретить смерть достойно и, по возможности, в нормальном физическом состоянии. Но это, увы, оказалось невозможно. Возбуждение просто зашкаливало, а сердце бешено колотилось в груди. У мисс Мэри дрожали пальцы. Как она ни заставляла себя успокоиться, ничего не получалось. Вытянутая ладонь почти вибрировала. Кожа словно бы стала очень тонкой. Невыносимо остро ощущалось любое прикосновение, даже прикосновение собственного дыхания.

Наконец, устав от слез и наплевав на пробивавший все тело озноб, мисс Мэри улеглась на пол. Мэри было все равно, что пол грязный и холодный. Впервые за несколько суток она могла спокойно лежать без веревок на руках и ошейника на горле. Эта относительная свобода радовала Мэри тоже весьма относительно — вместо открытого неба над головой был заплесневелый потолок, вместо горизонта — ржавые прутья. Прохладный воздух подвала промораживал до костей. Мучил голод. И все же отчего-то стало спокойно. Невыносимо страшно, но спокойно. Дрожь по-прежнему била ее, но зато можно было лежать. Закрыть глаза и не шевелиться. Ничего не видеть, не делать, не думать. Для Мэри это вдруг стало величайшим из наслаждений…

Помещение по-прежнему освещалось лишь факелами, естественный свет в помещение не проникал. И все же было очевидно, что приближается вечер. Часы шли, стоны и голоса в подвале сначала превратились в едва различимые всхлипывания, а затем и вовсе стихли, словно все пленники уснули. Но это было не так. Никто не спал. То и дело мисс Мэри слышала шевеление, шорохи, стук. За решетками кто-то ворочался, шептал.

Утро близилось. Мэри вдруг осознала, что не знает ни одной молитвы. Это был первый день в ее жизни, когда она искренне об этом жалела…

Спустя несколько часов безмолвного ожидания мисс Мэри услышала противный лязг решетки. Она подняла голову. Осторожно протерла веко здорового глаза тыльной стороной ладони и увидела, что в подвале снова появился мясник Баг. Выглядел он деловито — в фартуке, с засученными руками и бодрым выражением на туповатой физиономии. Видимо, Баг собирался работать.

«Так вот почему факелы не гасили», — догадалась Мэри. И тут же рассмотрела кое-что еще.

Мясник нес ведро с водой и черпак. Наполнив несколько старых алюминиевых кружек, он расставил их рядом с клетями и приказал:

— Пейте!

Выходит, насчет питья мисс Мэри ошиблась. Часть пленников немедленно бросилась к кружкам, толкая друг друга. Но Мэри не двигалась. Ей жутко хотелось пить, и все же она спокойно дождалась, пока разносчик напоит всех. После чего кружка досталась и ей. Выцедив мутную воду медленно, маленькими глотками, стараясь не торопиться, бывшая туристка задумалась о смысле происходящей процедуры. Как бы сильно пленников не мучила жажда, до утра бы никто не умер. Во всяком случае, большинство. Вопрос: зачем тогда их поить? Не из милосердия же, в конце концов. Мисс Мэри вспомнила, что раньше часто ужинала в ресторанах. Мужчины заказывали для Мэри стейки и рассказывали о том, как именно их следует готовить.

Перед убийством скот поят водой — мисс Мэри это знала. Питье выводит из организма токсины, кровотечение происходит легче и разжижаются сгустки крови, способные испортить вкус мяса. Вот, видимо, и все объяснение заботливости мясников. Еще очень желательно следить за тем, чтобы будущий стейк голодал несколько суток перед убийством. Подумав об этом, мисс Мэри усмехнулась: с последним условием у рабовладельцев проблем точно не возникнет — в полумертвом городе свирепствовал голод и мало кто вообще ел так, чтобы насытиться полностью. Однако, к удивлению девушки, процедура с водой имела еще одно жуткое последствие.

Пока мисс Мэри с наслаждением цедила мутную жидкость, некоторые из пленников бросились к решеткам, вытащив руки с грязными кружками, и стали просить еще. Мисс Мэри тоже хотела протянуть руку, однако осмотревшись, сдержалась. Те пленники, что выглядели наиболее грязными и измученными, а значит, дольше всех сидевшие в неволе, не шевелились. Раздававший воду кого-то выбирал. На удочку попался моложавый парень лет двадцати, требовавший пить громче прочих. Мясник подошел к нему, присел на корточки и с улыбкой протянул черпак. Когда раб принялся с жадностью лакать воду и от наслаждения прикрыл глаза, палач шустро выхватил из-за спины тонкий нож, скорее даже стилет или заточку, и змеиным движением выбросил руку вперед.

Мэри не видела, как лезвие вошло в сердце. Однако молодой невольник повалился на пол, не издав даже стона. Тощий быстро открыл клеть и выволок труп наружу за ноги. Кружка со звоном покатилась по клетке…

Решеток в ангаре было несколько десятков. Из них заняты были девять или десять, что говорило об относительной ценности и редкости человеческого товара для бартера. Из шести клеток три были «общие», их занимали слабые или больные. Еще в трех клетках размещались женщины и девушки, одной из которых была Мэри. Три наиболее мелкие и тесные «одиночки», едва ли больше собачьих конур, предназначались для тех, кто мог представлять трудности для мясников. Обычно таких закалывали самодельным копьем прямо в клети. Сейчас старший мясник умудрился убить крепкого пленника стилетом.

От страха мисс Мэри сжалась в комок. Чтобы не видеть того, что случится дальше, она уткнула лицо в колени и закрыла глаза.

ПУЛЯ 3 Кольт «Питон»

Сеул. Утро следующего дня

Запах мяса царапал ноздри. Выжившие старались избегать район ганга Топоров. На склад мясников приходили лишь «охотники», чтобы предложить добычу в обмен на крупу или соль, а также фуражиры бандитов, чтобы получить недельную пайку, согласно утвержденным отрядным нормам. А вот голодранцы, попрошайки и неосторожные любопытные сами становились строкой в меню. Распределение продуктов в голодном Мегаполисе происходило жестко и торопливо.

Солнце еще только неторопливо всходило над обветшавшим Мегаполисом, пробиваясь через нагромождения туч, но небо уже было полно черных стай. Ветер разносил по округе карканье вместе с царапающим ноздри запахом паленого мяса. И от первого, и от второго стоило держаться подальше.

Однако…

Чьи-то маленькие ножки топали по лужам в направлении логова мясников. Наполовину стертые каблучки звонко цокали по разбитому асфальту. Каблучки скользили на вздыбленных глыбах, иногда расплескивали воду из луж, но шаг был храбрым и уверенным, словно загадочного анабиоза и озверевших сеульских каннибалов никогда не было.

По просыпающемуся городу, ничего не боясь и не стесняясь, шагала юная особа. На ней была потрепанная темно-синяя школьная форма и два огромных голубых банта на голове. Ножки в красных туфельках бодро перешагивали через разбросанные повсюду кости и ветошь.

То и дело девочка останавливалась и оглядывалась по сторонам, но не из-за беспокойства, а с деловым и заинтересованным видом. В глазах блестел охотничий азарт. Девочка двигалась по запаху жаркого.

Дымок над крышей здания был почти незаметен, и все же школьница с бантами углядела его издалека.

Девочка вошла в тесный двор.

Почти всю ночь мясники работали в подвале, теперь же загружали товар в складские недра. Точнее, носил только один — крупный и широкоплечий. Второй мясник, тощий, но тоже высокий, возвышался над решеткой для барбекю и ритмично двигал челюстью, пережевывая кусочек стейка, только что запеченного над огнем. Над барбекюшницей поднимался сизый дымок. Тошнотворно-ароматный запах разносился по округе именно отсюда.

Каблучки цокнули по бетону и замерли. Крупный Баг на мгновение застыл. Глаза его немного расширились от удивления, и мутный от недосыпания взгляд неторопливо проплыл от туфелек до коленок. Поднялся выше, задержавшись на юбке и узком поясе. Лицо и глаза вошедшей Бага не интересовали.

— Чего? — поинтересовался он.

Школьница кротко подняла глаза.

— Говорят, вы торгуете мясом, сэр, — вежливо сказала она. — Я хочу взять немного костей для кальби. Лучше телятины, чем свинины. — С этими словами девчушка протянула Багу коллекционный серебряный доллар. — Сдачи не надо, сэр. Спасибо!

Каннибал поперхнулся. Топоры не продавали костей, это знал каждый. Девочка, юная и свежая, явилась словно из прошлого, давно погибшего мира.

При взгляде на ее сладкие коленки, рот мускулистого Бага заполнила слюна.

Услышав незнакомый голос, очнулся и долговязый. Он поднял голову, выпрямился и подошел к напрягшемуся напарнику. Вытер испачканные руки о фартук и озадаченно крякнул:

— Надо же… Дьявол, нам сегодня дико везет!

— Какая ми-илая девочка, — добавил обычно молчаливый Баг.

Оба живодера засмеялись, тряся животами — удача определенно им улыбалась. Даже туповатому Багу опротивели полудохлые рабыни. В отличие от сломленного «мяса», школьница выглядела чудесно, очень бодро и боевито. На первый взгляд, она едва перешагнула порог, отделяющий девочку от женщины.

Раньше за секс с подростком светила тюрьма.

Сейчас — не раньше.

Бросив на землю очередной пакет с товаром, скалообразный Баг облизнулся. Малолетка стояла смирно, чуть опустив голову, словно не понимая, что происходит. Мясник уже двинулся вперед, прикидывая как вмажет дурехе под дых, заломит локоть и за волосы протащит на склад, но школьница резко отступила на пару шагов и заложила руку за спину. При следующем движении Бага миру явился гигантский револьвер, вероятно, скрывавшийся на поясе девочки под школьной курткой.

Сверкающая, полированная поверхность из хромированной стали сияла. Длинный ствол с вертикальными прорезями, увенчанный крупной квадратной мушкой, рос из короткого, но мощного корпуса, хищный профиль которого обрамляли бока барабана. Из бездонного, бесконечно черного дульного среза тянуло холодным ветром, словно бы оттуда манила и звала сама красавица смерть.

Для тонких пальчиков малолетки оружие выглядело непропорционально большим. Подобное несоответствие вбило мясника в ступор на несколько мгновений.

Разумеется, у девочки не могло быть такого оружия. Точнее, могло быть, но нерабочее, рухлядь. Найти винтовку или пистолет в разрушенном городе было несложно, стоило лишь побродить по обветшавшим жилым кварталам, наспех разграбленным полицейским участкам, обыскать останки. У бывших горожан находились любопытные вещи, вплоть до коллекционных видов охотничьего оружия и редких импортных пистолетов-пулеметов. Но, пролежавшее тридцать лет, стрелять такое оружие не могло, за очень редким исключением.

«Вероятно, — подумал Баг, — девка нашла старый револьвер и отполировала его до блеска». Малолетка была не первой, кто пытался наехать на живодерню с пугалом в руке.

С кривой улыбкой Баг снова протянул руку.

— Игрушка? — хрипло прошептал он. — Тебе надо в куклы играть.

— Брось пушку! — крикнул за его спиной тощий.

Взяв лежавший на барбекюшнице тесак, долговязый быстро шагнул вперед.

Расстояние между мужчинами составляло пару метров. Дистанция от Бага до обнаглевшей школьницы — метра три. Попасть из револьвера, даже если он был рабочим, в две мишени с такого расстояния для хрупких ручек было совсем непросто.

Тощий ухмыльнулся. Тесаки он метал здорово: в городе, в котором фактически издохло огнестрельное оружие, умение обращаться с оружием холодным стало необычайно ценным навыком.

— Я сказал, отдай пушку, — властно повторил он. — Хочешь костей для бульона? Нет проблем, пойдем, отмерю.

— Я тебе сама отмерю, урод, — огрызнулась школьница. — Брось топор. И оба грохнулись на пол.

— Я не шучу!

— Прикинь, я тоже.

— Слушай, милашка, я могу тебя… убить.

— Однохренственно. — Девочка холодно, совсем по-взрослому усмехнулась. — Если не станете сопротивляться, свяжу вас, заберу еду и уйду. Жизнь за еду, приятель. Ничего личного.

В воздухе повисла пауза. Школьница не только борзо себя вела, но и умела хамовато разговаривать. От раздражения тощий хмыкнул. Прищурился, оценивая ситуацию. Нет, ствол у кобылки работать все-таки не мог. А значит, всё блеф. Признаться, тощего бесил сам этот разговор. Он давно привык разговаривать только с мужчинами, а девок давить пузом, развлекаясь, или резать…

Наконец он принял решение.

— Баг, взять ее! — с яростью рявкнул мясник и примерился к броску.

Дальше события заплясали в безумном калейдоскопе.

Подчиняясь команде старшего, Баг сжался, наклонил голову и бросился вперед, словно игрок в американский футбол. Одновременно, под углом к направлению его движения, в школьницу порхнул тесак. Но налетчица не дремала. Резко подпрыгнув, она взлетела вдруг вверх и влево, уходя от сверкнувшего в солнечном луче тесака и выпрямляя обе руки, в которых было сжато оружие.

Чудовищный револьвер оглушительно рявкнул свинцовым дуплетом.

Девчонка умудрилась спустить курок в полете. Дважды.

В следующее мгновение школьница упала на левое плечо. Падать она умела: хотя обе руки сжимали дымящийся револьвер, голова осталась поднята и не пострадала. По инерции тело в школьной форме немного протащило по земле, синие банты испачкались.

Одновременно со школьницей-стрелком рухнули оба живодера. Во лбу каждого зияла жирная точка. Точно по центру.

Девочка поднялась, отряхнулась. Не спеша подошла к убитым мясникам. Пошевелила тонким каблуком удивленное лицо одного из них. С отвращением, по-мужски, сплюнула.

— Еще одна пара тупоголовых уродов, — брезгливо заявила она, свободной рукой встряхивая юбчонку. Вторая рука по-прежнему сжимала огромный револьвер. И тут же добавила гораздо громче, оглянувшись через плечо: — Рик, баста! Вылазь!

Рик, до этого момента совершенно незаметный, показался из-за угла. Он был невысок, коренаст и широкоплеч для своего возраста. Судя по свежему, почти детскому лицу, парень вряд ли был старше школьницы.

При виде Рика, девочка улыбнулась.

— Ты опять опоздал, — провозгласила она с гордостью.

— Трудно успеть за такой ловкачкой, как ты, — не стал спорить Рик, заходя во двор. — Но Кити, клянусь Иисусом, ты опять рисковала! Зачем ты с ними разговаривала? Нужно было палить сразу.

— Даже у озверевших животных, таких, как эти двое, должен быть шанс на выживание. Если бы они сдались мне…

— За последний месяц тебе еще никто не сдался.

— Но ведь должны быть исключения из правил.

Глядя на подругу, Рик упрямо покачал головой. В его руке была зажата боевая дубинка из толстой арматуры. Он нравоучительно помахал ей в воздухе.

— Когда-нибудь, Кити, у тебя кончатся патроны, и нам придется не сладко. Давай я буду хоть кого-то добивать врукопашную. Экономия как-никак.

— Не будь занудой. — Кити отвернулась и зацокала каблучками по направлению к рефрижератору. — Пока есть чем стрелять, будем стрелять. А рукопашной тебе достанется выше крыши. Позже.

— Но зачем рисковать патронами?

Кити повернула миловидную головку и с укором поглядела на приятеля.

— Затем, чтобы не рисковать твоей чудной задницей, глупыш. Ты действительно считаешь, что смог бы завалить взрослого один на один?

— А ты сомневаешься?

— Ты подросток. Любой крепкий мужчина сделает из тебя пулькоги с какашками.

— Может, проверим на спор?

— Иди ты, — с раздражением отмахнулась Кити. Она разглядывала раскрытый рефрижератор и расставленные в нем тазики с мясом. — Иди лучше, глянь, что нам досталось. Гадость какая-то, если честно.

Рик подошел к подруге и тоже с интересом посмотрел на содержимое морозильника. Прокомментировал:

— Бе-е-е.

— И это вся твоя реакция? — уточнила Кити. — Я думала, тебя хотя бы стошнит… Ладно, проехали. Чтоб мне сдохнуть, кроме человечины, у этих людоедов-отморозков должен быть меновой товар!

— Чтоб мне сдохнуть? — ехидно переспросил Рик.

— Фигура речи. — Кити поболтала пальцами в воздухе. — Да не волнуйся, суеверный мой. Погнали, погнали!

Рик кивнул и, не пряча нож, потрусил к входу в ангар, время от времени поглядывая на подругу. Все же он старался держатся ближе к своей боевитой спутнице, ведь ее жуткий револьвер мог пригодиться в любую секунду.

Напряженно вглядываясь в полумрак, оба налетчика вошли внутрь.

Ребята вышли на свет, льющийся из частично или полностью отсутствующих окон помещения, и поняли: ситуация с захватом чужого имущества далека от завершения. Было трудно представить, что богатство, хранившееся в ангаре-складе, охраняли только два мясника. И действительно это оказалось не так. На звуки выстрелов из дальних помещений огромного здания выбежали еще четверо бойцов. В отличие от Бага и его старшего товарища эти ребята выглядели цивилизованней. На них не было фартуков, плечи и кисти рук не были такими мощными и широкими. Можно было догадаться: они не машут разделочными топорами по несколько часов в день и не ворочают тяжелые туши. Вероятно, эти четверо работали охранниками.

Однако Кити и ее спутника это нисколько не смутило.

Охранники были вооружены топорами. На удлиненной рукояти, остро заточенное, с зазубринами на лезвии — оружие смотрелось страшно. Но лишь для тех, кто не привык любоваться изящными обводами винтовок и пистолетов.

— Какого черта? — крикнул ближайший охранник. — А ну стоять! Да я вас, щенки…

Улыбка Кити сделалась откровенно плотоядной и злой. Не говоря ни слова, девочка подняла револьвер и хладнокровно спустила курок. Кричавшего навылет пробила пуля.

Объяснение было доходчивым. Трое оставшихся гангстеров развернулись и, опустив топоры, хотели рвануть прочь. Однако звонкий голосок, звеневший, как стальная струна, приказал им остановиться.

— Ни с места! — яростно воскликнула Кити.

Трое огромных мужчин застыли, как изваяния.

— Бросьте оружие, — велела школьница, качнув гигантским стволом. — Затем встаньте шеренгой, один за другим и идите к выходу. Цепочкой. И не разбегаться, дьявол вас раздери! Пуля догонит каждого!

— Не разбегаться? — очнулся один из сдавшихся бандитов, глядя на психопатку через плечо. — Да ты что, больная? Ты хоть знаешь, кто мы? Мы — Топоры!

— Да хоть стамески, — зло сказала Кити. — Заткнись и шагай!

— Детишки, вы реально попали, — угрюмо прокомментировал второй охранник. — Ганг Топоров самый сильный из гангов города. Вам конец.

— И когда у тебя кончатся твои чертовы патроны, — добавил третий, — мы найдем тебя и порвем по швам.

Кити расхохоталась. Выглядело это жутковато, поскольку ее прекрасные юные глаза оставались холодными.

— Легче на поворотах, красавчик, — посоветовала она, — а то патроны у меня кончатся быстрее, чем ты думаешь. Живо! Потопал в подвал.

Подойдя ближе и наставив на ганга ствол, Кити пнула его в широкий зад.

Матерясь и чертыхаясь, сдавшиеся охранники выстроились гуськом, как требовала упрямая малолетка, и побрели в глубину здания.

Рик дернулся было пойти за ними, но Кити остановила его взмахом руки. Подождала пока ближайший к ней Топор отойдет на пару метров, затем легко, словно в танце, сделала два шажка в сторону, заходя гангстеру точно за спину. Небрежно подняла револьвер. И выстрелила. Без раздумий, как в тире. Только худенькая, но сильная рука дернулась от сильной отдачи «Питона».

Пуля прошла по прямой. Линия, соединявшая затылки бандитов с мушкой на стволе школьницы, на долю мгновения окрасилась красным.

Три трупа повалились на пол.

— Какого черта ты делаешь, Кити! — воскликнул Рик. — Они же могли нам сдаться! Сама же говорила, что даже такие ублюдки достойны права на милосердие…

— Я пошутила, — резко перебила школьница. — И ты прав, нам нужно экономить боезапас.

Рик остановился и вздохнул.

— Знаешь, ты действительно больная на всю голову, — заключил он.

— Какая есть, отвали, — отмахнулась Кити.

Перешагнув через трупы, она невозмутимо двинулась дальше.

Пройдя через коридор, малолетние налетчики оказались в новом просторном помещении. Как прежде, когда сюда входили Бугай и мисс Мэри, здесь царил полумрак. Солнечные лучи не добирались до клеток с невольниками. В отблеске факелов лишь дорожка из капель крови указывала налетчикам путь.

Внутри тошнотворно пахло. Самодельные кожаные сандалии Рика и деревянные каблучки Кити липли к грязному полу и отставали от него с омерзительным звуком, словно от влажной глины. Рик с отвращением морщил нос и оглядывался на идущую следом спутницу. Та не вела даже бровью. Казалось, запах и мерзкий пол не только ее не волнуют, но возбуждают расчетливый боевой азарт. Девочка выглядела сосредоточенной. Рука с револьвером спокойно висела возле бедра.

В подрагивающем свете факелов отразились пустые клетки, обрисовались столы, темный пол, тазики и баки в углах помещения, ведра с тряпками.

Малолетки заметили в клетях две согбенные человеческие фигуры. Из почти десятка живых пленников, сидевших за решетками еще накануне, большая часть уже была мертва. В живых осталось двое.

Полностью обнаженные, они сидели в клетках на полу, почти обезумевшие от бесконечного кровавого шоу, которое наблюдали всю ночь. Рик уже хотел шагнуть к ним, но услышал негромкий стон.

Оказывается, он ошибся. Выживших было трое. Третий находился не в клетке, а на большом разделочном столе в середине зала. Только царящая вокруг полутьма не позволила сразу его рассмотреть…

Чтобы не продлевать мучения, Рик без колебаний вытащил из-за пояса нож и вонзил его несчастному между ребер. Навалился двумя руками, вдавливая лезвие глубже, затем уверенно провернул стальную полоску внутри. Несчастный дернулся от острой мгновенной боли и затих.

— Во избавление, — прошептал подросток, закрывая бедолаге глаза.

Рик усилием вытащил нож и перекрестился — как большинство верующих жителей Полуострова, он был протестантом.

Парень перевел взгляд на столик с инструментами.

Образцов здесь было достаточно. Рик выбрал топор на длинной рукояти. Личным оружием — великолепно сохранившимся охотничьим ножом с кровотоками и пилой, он гордился невероятно. Собственно, как и самодельной дубиной с прикрученным к ней ржавым дюбелем. Однако топор их превосходил по любым параметрам. Блестящее лезвие из нержавеющей стали сидело на длинной пластиковой ручке и не имело обуха, поскольку было двусторонним.

Подросток усмехнулся: теперь он точно знал, что будет носить на плече вместо дубины.

Боевой топор!

На самом деле перед Риком была настоящая сокровищница — множество великолепных стальных предметов: разделочных ножей, тесаков, топориков, пил, стилетов и всего прочего. Металлические изделия, сохранившиеся в приемлемом для эксплуатации виде, ценились после пробуждения высоко.

Сняв из-за спины объемный пустой рюкзак, подросток принялся набивать его смертоносными трофеями.

— Рик, опять побрякушки собираешь? — раздался за спиной строгий голос Кити. — Ищи лучше припасы.

Девочка сняла со стены факел и подошла к клеткам, освещая их дрожащим огнем.

— Эй, остался здесь кто живой?

Оба выживших придвинулись к ржавым прутьям. Это был еще один подросток и взрослая девушка. Обнаженные, грязные, с дикими и блестящими в свете факелов глазами.

— Я живой.

— Я живая.

Они прошептали это почти одновременно.

— Рик, ну чего ты копаешься? — не отвечая пленникам, бросила через плечо Кити, рассматривая голую девицу. У той была чудесная грудь, гораздо больше, чем у «компактной» сеульской школьницы. — Открой клетки, здесь есть выжившие.

— Так мне продукты искать или клетки открывать? — уточнил напарник.

— Лучше клетки. Раз здесь детки.

Рик снова фыркнул, закинул на спину отяжелевший от добычи рюкзак, возложил на плечо новоприобретенный трофей и подошел к решеткам. Посветив на засовы и определив слабое место, он с размаху ударил топором по дужке замка. Лезвием, ничуть не жалея заточку. Проржавевшие железные прутья поддались, и замок с лязгом отвалился.

— Рик, ты совсем дурак? — спросила Кити, невольно отступая на шаг. — Хоть предупреждай, прежде чем рубить сплеча. К тому же здесь наверняка есть ключи.

— Возможно. — Рик пожал плечами.

Он посветил на стены, на массивные колонны, поддерживавшие потолок, однако ключи нашел не сразу. Связка оказалась на крюке, вбитом сбоку в разделочный стол.Вернувшись с гремящей связкой, Рик отворил вторую клетку цивилизованным методом.

Оба голых невольника выползли из клетей.

— Спасибо…

— You are welcome! — с жутким акцентом возвестил Рик.

Взрослая девица приняла его руку, выпрямилась во весь рост. Она оказалась выше не только Кити, но даже Рика — почти на голову. В последние годы в Республике бурным цветом распускалась акселерация, и сеульцы ничем не уступали европейцам в физическом смысле — ни ростом, ни статью. Однако мисс Мэри была высокой даже для родной северной страны.

— Вот это дрына! — простодушно восхитилась Кити. — Не удивительно, что у нее такая грудь.

Рик молча сглотнул и облизнулся.

— Я Мэри, — сказала Мэри. — Спасибо, что спасли нас.

— Обращайтесь! — радостно объявил Рик. — А ты кто?

— Туристка.

— А откуда?

— Из России.

— О, так ты из Москвы?

— Ну, не совсем. Хотя в данной ситуации можно сказать, что из Москвы. Вообще я из Томска. Это Сибирь.

— О, Сайбория! А правда, что у вас в Сайбории делают сайборгов? — заинтересованно спросила Кити. — То есть киборгов, ну, искусственных людей.

— Нет, это просто игра совершенно разных слов. Вообще правильно говорить не Сайбория, а Сайбирия.

— А ты откуда так хорошо корейский язык знаешь? — спросил восхищенный Рик.

— Я филолог по образованию. Училась на факультете восточных языков. Последний курс. Вот приехала к вам вроде как на летнюю практику… скажем так, за свой счет.

Мисс Мэри отвела взгляд, опуская детали. Рассказывать школьникам о танцах с шестом почему-то не хотелось.

— А, вот оно что, — уяснила Кити и зачем-то добавила: — Но ты все равно молодец. Я вот, кроме родного корейского, знаю только плохой корейский.

— Серьезно? — удивилась мисс Мэри. — А как же инглиш? Неужели он не входит в национальную программу образования?

— Входит, — улыбнувшись кивнула Кити.

— И выходит, — усмехнулся ей в тон Рик. — Мы с Кити не любим англичан и американцев. Янки — это бе-е-е. Оккупанты.

Мисс Мэри пожала плечами, вспомнив, как к русским солдатам относились, например, в странах бывшего социалистического блока. Тут было что-то подобное. Союзники союзниками, главы правительств целуют друг друга в задницу, однако у населения о любви до гроба к Большому брату и речи не может быть. Вот тебе и эффект холодной войны. В миниатюре.

— Английскому нас учили, — пояснила Кити. — Однако учить язык и говорить на нем — вещи разные, согласись.

— А говорить на чужом языке и думать на этом языке — еще более разные вещи, — поддакнул Рик. — Вообще, английский… на кой черт он теперь сдался? Нет больше надобности в международном языке, мисс Мэри.

— Дурень ты, — возразила приятелю школьница. — А на каком бы языке она говорила сейчас с нами, если бы не училась на своем восточном факультете?

— А, ну это…

— А! Ну это! — передразнила малолетка. — Ладно, может, мы все же свалим отсюда, а потом будем трепаться? — Кити покачала головой. — Ха! Вы до сих пор держитесь за руки. Пусти ее, Рик!

Мисс Мэри отдернула руку.

— Простите, я…

— Да не парься, он не мой парень. Он мой помощник и подчиненный.

— Какого черта я твой подчиненный? — возмутился Рик.

— Завянь! — Кити показала маленький кулак. — Ладно, кто тут у нас еще?

С этими словами школьница демонстративно отвернулась от Мэри и посмотрела на молодого человека, выползшего из соседней клетки.

Руки несчастному юноше никто не подавал, грудью никто не восторгался, так что он просто вылез и стоял молча рядом, с подавленным, но при этом жутко серьезным видом. Как и мисс Мэри, парень был старше малолеток лет на восемь-десять. Спасенный был очень худ, что, безусловно, придавало ему моложавый вид. Худоба эта была не только следствием долгого голодания, но общей комплекции. Тонкие ноги были похожи на спички, на руках можно было различить рельеф жидковатой мускулатуры, однако они тоже были худыми для взрослого мужчины.

Как и мисс Мэри, после ночи, проведенной в этом аду, молодой человек совсем не испытывал стыда. Во всяком случае, нагота беспокоила его меньше возможного будущего.

— Меня зовут Дэмио, — хрипловатым голосом проговорил спасенный и проглотил слюну. — Вы ищете припасы, да?

Кити прищурилась. Ответила:

— Что-то вроде того. А тебе чего? Тоже жрать хочешь?

— Ну да.

— Еды мало, — сказала Кити. — Мы спасли вас от живодеров, но неодолимого желания кормить спасенных у меня нет. Я доступно излагаю?

Дэмио опустил голову.

— Так мы можем идти… с этой девушкой?

— Вот еще, — рассмеялся Рик, вновь украдкой посмотрев на грудь стоящей рядом мисс Мэри. — Да погодите вы! Мой босс Кити так шутит. Кити, ну ты что? Давайте посмотрим здесь на складе, все равно много унести не сможем. Может, и заморите червяка. Погнали!

Кити скривила губки.

— Во-первых, я тебе не босс, а командир, — сказала она, упирая руки в боки. — Во-вторых, я вовсе не шутила. Допустим, поискать вместе еду мы можем. Но если еды будет мало, мы с тобой заберем припасы, а этим двоим достанутся жизнь и свобода. Охренительный приз, если хорошенько подумать. — Она обернулась к мисс Мэри. — Вы вообще знаете, где мясники хранили нормальные продукты?

Мисс Мэри вздохнула.

— Кажется, в следующем помещении, сразу за стенкой. Ночью они говорили об этом. Но вход, вероятно, не отсюда, а с улицы. Ключи должны быть у тощего. Был тут такой…

— Ага, был, — согласилась Кити.

— Вот это дело! — обрадовался Рик, резко разворачиваясь на пятке и шлепая к выходу. — Пошли наружу, живей!

— Ладно, идемте. Найдем вам одежду и обыщем мясников, — нехотя согласилась Кити, направляясь вслед за ним. Мэри и Дэмио зашагали следом. — Слушай, Рик, а почему ты сразу не проверил в карманах тех двоих?

— А на фиг мне их обыскивать? — чтобы не казаться полным олухом, огрызнулся Рик. — Мы и так вон сколько взяли. — Он подпрыгнул, вызвав мелодичное бряцание в рюкзаке. — Столько годного к использованию металлолома. Это знатная добыча, черт подери!

— Варить будешь эту добычу? Или жарить? Балбес.

Мисс Мэри, которая все еще не пришла в себя после ночи ужасов, робко подняла голову.

— Добыча? — спросила она.

— Конечно, — ответила Кити, оборачиваясь. — Мы что, по-твоему, валим каннибалов из чистого альтруизма? Делать больше нечего. И так патронов почти не осталось. Если не найду у живодеров еды, очень-очень расстроюсь. Но у этих жлобов должны быть заначки, уверена. Покупатели к ним частенько наведываются. Не деньгами же платят!

— Интересно, — мисс Мэри невольно поежилась как от холода. — Скажи, почему тебя зовут Кити? Ведь Кэйт — это не корейское имя.

— А я вовсе не Кэйт. «Кити» — это героиня из одного ниппонского мультфильма. Меня, разумеется, совсем не так назвали родители. Но кому какое дело, как человека назвали при рождении? Особенно сейчас. Я Кити. И у меня — револьвер!

«Ага, вот и пунктик», — усмехнулась про себя мисс Мэри.

— А про что был тот ниппонский мультик? — спросила она вслух.

— Про школьниц, которые сражаются с якудза. С бандитами, — охотно ответила малолетка. — Дерутся на мечах, бьют ногами, крутят вертушки, стреляют с обеих рук по-македонски. В общем, как я.

— Знаешь, — мисс Мэри пожала плечами, — ты ведь сама только что призналась, что с бандитами не сражаешься. Что просто пришила их, чтобы забрать у них пищу. Разве нет?

Кити насупилась.

— Если бы знала, что станешь гнать, подруга, оставила бы тебя в клетке. Поняла? Умничает она. Эти твари сейчас как раз бы тебя резали дольками на пулькоги.

— Не обижайся. — Мэри прикрыла глаза и устало вздохнула. — Я к слову сказала, прости.

— Обижаться на тебя? — Кити фыркнула. — Ты беспомощная, бесполезная европейская кукла, чью белобрысую головку я только что вытащила из самой глубокой и беспросветной задницы. Знаешь что? Вали! И в следующий раз сама себя выручай.

С этими словами Кити резко развернулась на каблучках и уверенно зашагала в сторону выхода. Мэри по-прежнему стояла неподвижно. Ей было «стрёмно», причем во всех смыслах этого удивительно многогранного слова. Не то чтобы она боялась одиночества или страшилась собственной беззащитности — в конце концов, с некоторых пор она не боялась даже смерти. Просто… ей было плохо. И всё.

Внезапно, на самом выходе, Кити остановилась. Обернулась и уперла до комичного строгий взгляд в мисс Мэри.

— Жрать хочешь? — спросила она. — Если да, то потопали. Второй раз, клянусь эльфами, предлагать не буду!

Мэри устало поплелась за малолетней спасительницей. В конце концов, даже если тебе на все плевать — голоду этого не заявишь.

«Какая-то сумасшедшая малолетка, — сама того не зная, повторила про себя мысль мертвого Бага мисс Мэри. — Клянется эльфами, нет, ну надо же! Точно больная на голову».

Вслух она ничего не сказала. Револьвер в руке девочки Кити и топор на плече ее напарника вызывали в душе Мэри осторожный страх. И все же школьники-убийцы, только что уничтожившие кровожадных людоедов, при всей своей нелепости отчего-то казались мисс Мэри более реальными, чем все то, что она встретила в Сеуле после пробуждения. Садист Бугай, маньяки из мясобойни — все это было похоже на дикости, придуманные дьяволом, объевшимся ЛСД. Но Кити и Рик — школьница и школьник, убивающие убийц… Они казались настоящими. Реальными, хотя и жутковатыми.

«Вот ведь в чем соль, — задумалась Мэри, — налетчики-малолетки, это какое-то безумие! И все же они мне роднее и ближе выживших взрослых, способных убить и съесть. Безумный, безумный мир».

Обнаженная, Мэри шла за школьниками и ежилась от утренней прохлады. За ней шлепал по бетону босыми пятками абсолютно голый юноша. При этом мисс Мэри не испытывала ни капли стыда. Дискомфорт был. Но это был дискомфорт от пережитого ужаса и страх перед будущим, в котором малолетние налетчики вполне могли их с Дэмио прикончить.

«Их с Дэмио, — повторила собственную мысль Мэри. — Ну вот, у меня новый спутник… А также новые собственники. Или… все же не собственники?»

Мисс Мэри улыбнулась.

Уверенно и дерзко перед ней вышагивала девочка с револьвером. И в уверенном стуке каблучков слышалось: «Всё. Бу-дет. Хо-ро-шо».

ПУЛЯ 4 Дом босса и нора робингудов

Бугай стоял в самом центре разрушенного Мегаполиса — у бывшего дворца президента корейской Республики, так называемого Чхонваде, знаменитого «Дома под голубой крышей» или попросту «Голубого дома». Неширокие улочки этого старинного горного квартала, где когда-то располагались городские укрепления, до катастрофы перегораживали ряды глянцевых полицейских в отглаженной белой униформе, а также уникальные предметы, которые можно было наблюдать только в Южной Корее или каком-то ином «конфетном» восточном государстве с расслабленными жителями и процветающей экономикой. А именно — противотанковые кресты, декорированные живыми цветами.

Эти удивительные дорожные препятствия могли задержать боевую машину пехоты, несущуюся по улице на полной скорости. Не говоря уже об автомобиле. При этом они были очень красивы. Возле Большого президентского дворца, в историческом центре Сеула, традиционно гуляли миллионы туристов из разных стран. Именно для их придирчивых глаз милитаристские изделия превратились в чудесные живые клумбы. На школьных каникулах за ними могли фотографироваться влюбленные пары, а в случае войны или кризиса — отстреливаться пулеметный взвод.

После пробуждения все это исчезло. Синода Шедоши — бывший мясник, а ныне глава ганга Топоров, новых властителей опустошенных голодом центральных кварталов, — давно приказал убрать кресты вокруг своей резиденции. У его многочисленных конкурентов из окраинных районов Мегаполиса автомобилей на ходу и топлива давно не осталось. Юнговцы же, контролировавшие северный Коридор, требовали убрать от главной крепости банды любые препятствия для своих транспортных средств.

Требование это, однако, распространялось только на искусственные рвы, траншеи, колючую проволоку — которых отродясь не было возле Большого президентского, — а также на противотанковые кресты. Гигантских навалов ломанного бетона, джомолунгм из мусора, щебня, песка это правило не касалось.

Именно через эти нагромождения пробирался Бугай, прежде чем оказаться перед логовом знаменитой банды. До анабиоза на этот путь от метро он потратил бы несколько минут. Сейчас же сбил себе все ноги, пока карабкался по завалам. К резиденции босса всех боссов падшего Мегаполиса Бугая привел вовсе не грошовый меч-подделка. Охотник из Инчхона нес с собой еще один товар, который можно было продать. До катастрофы Бугай знал Шедоши, хотя понял это только вчера, после беседы с мясниками. Бугай когда-то работал на будущего хозяина ганга, правда, в несколько ином качестве. Возможно, что-то перепадет с барского стола и сейчас?

В том, что задумал Бугай, безусловно, имелась немалая доля риска: он мог оказаться не узнан и словить пузом нож, вместо того, чтобы получить порядочную работу. Однако соблазн был велик. «Пришло время напомнить о себе старому знакомому», — размышлял инчхонец. Уже не было нужды играть простака, не имеющего понятия о Шедоши. Нынешнего босса всех боссов Бугай знал очень хорошо. Убийцей и охотником на людей Бугай раньше не был, но грязных поручений для Шедоши-из-прошлого хватило бы в сумме лет на десять тюрьмы общего режима: список вился, как веревочка, бесконечно.

Президентский дворец возвышался перед запыхавшимся после подъема Бугаем, он сверкал рождественской елкой среди ночной темноты — скромный кусок порядка среди царства хаоса и разрухи. Дворец именно сверкал. В его окнах горели электрические светильники.

— Бессмысленная трата топлива, — хмыкнул Бугай. — Транжиры.

Он пригляделся внимательнее. Увидел, что на самом деле электрическим светом освещаются всего несколько комнат на втором этаже и небольшой кусок фасада над украшенным колоннадой парадным входом. Остальное скрывалось во тьме, как и всё в Мегаполисе.

Бугай вздохнул. Раньше, насколько он знал, Сеул был виден из космоса, во всяком случае, на ночных фотографиях, сделанных с орбиты, город сиял, как скопление звезд. Сейчас вместо миллионов ночных огней, уличных плазм и мерцающего неона работали лишь несколько лампочек на фасаде Большого дворца. На них любоваться теперь с орбиты? Но кому? Космос отодвинулся от человеческой расы на долгие годы. Если не навсегда. Все, что кружило на орбите, наверняка пришло в негодность и рухнуло на голову кому-нибудь из спящих в анабиозе…

Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?

Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.

Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к «Голубому дому».

…После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом — взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям «старых» госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом — все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.

Бугай помнил удивительную вещь: когда во время последнего экономического кризиса правительство обратилось к населению с просьбой сдать накопления в банк — любой национальный банк! — чтобы помочь своей стране, почти все корейцы молча встали, пошли и перевели личные сбережения на расчетные счета корейских банков. Государственных или частных — не важно, главное — корейских. Финансовый кризис был остановлен. Стране не пришлось занимать деньги. Какая еще нация в какой стране мира была на такое способна? Американцы? Русские? Китайцы? Французы? Да нет, черт возьми! Весь мир был обиталищем циников, и только жители Полуострова оставались наивны как дети. И при этом, что удивительно, правительство их никогда не обманывало!

После катастрофы, однако, правило не сработало.

Еды оказалось мало, ртов много, и бывшие чиновники при всем желании не смогли накормить всех. Но люди привыкли, что о них кто-то заботится. Люди ждали помощи слишком долго, ничего не предпринимая сами. Отсутствие грабежей, насилия и мародеров в первые дни после пробуждения автоматически вылилось в волну убийств и каннибализма сразу, как стало ясно: муниципальные власти бессильны перед лицом настоящего голода. Послушание и порядок обратились в свою противоположность. А поскольку послушание и порядок были у корейцев в крови, то и «обратный эффект», оказался невероятно сильным. «Возможно, — считал Бугай, — такого падения нравов, какой увидел Сеул, не было нигде. Разве что еще в Японии или Сингапуре, где уровень экономики, степень доверия к правительству и природное послушание были похожи на местные».

Людей убивали даже не за еду — просто так. Женщин и юношей насиловали не из похоти — просто так. И людей стали есть. «Возможно, — размышлял Бугай, — это случилось в первые дни после начала беспорядков тоже не из-за голода и отсутствия продуктов — еда еще оставалась, — а именно просто так. Из-за того, что спустили с короткого поводка ту нацию, которой это было противопоказано».

Относительный порядок восстановился чуть позже. Мегаполис разделили между собой около двух десятков банд-гангов, сформировавшихся абсолютно хаотично вокруг группировок самого разнообразного толка: от уцелевших полицейских участков до фанатов спортивных команд. Самым крупным формированием стал ганг старика Шедоши. Тот не был копом и уж тем более фанатом бейсбола. Он был содержателем скотобоен.

Остался им и сейчас…

Бойцы Шедоши обступили Бугая полукольцом, поигрывая оружием. Гангов в Мегаполисе было много. Злые ножи, Синие дубинки, Молоты, Кровавые биты…

Шедоши звал своих Топорами.

В руках обступившие Бугая люди держали большие американские фермерские топоры для рубки деревьев, маленькие плотницкие топоры для работы дома или в мастерских, раскладные топорики для туристов, кухонные тесаки. Название ганга расшифровывалось в этих инструментах вполне доступно.

— Ты кто, убогий? — лениво произнес ближайший из бойцов — судя по обращению, начальник караула.

Внешний вид бойцов Шедоши Бугая не настораживал. Одеты все участники ганга были так же, как и он сам: в грязное, рваное, кустарно подшитое тряпье неопределенного цвета. Относительно единообразным было только оружие, остальное — от посеревших от времени модных бейсболок до крутых когда-то джинсов, похожих на использованную половую тряпку, отражало индивидуальный «стиль» каждого.

— Куда собрался? — обронил второй Топор.

— А тебе не все равно, куда он собрался? — сказал третий. — Смотри… пухлый какой.

— Точно, мясистый. Я б его окорок слопал. Целиком.

— А как он поскачет дальше?

— На одной ноге.

— С чего бы? Вторую тоже надо резать. Ему все равно, а нам — жрать.

Бандиты заржали.

— Ладно, заткнулись! — повысил голос начальник караула. — Пухлый, ты кто?

«Опять пухлый, — огорчился Бугай, — точно, блин, сожрут меня когда-нибудь».

— У меня дело к боссу Шедоши, — ответил он вслух. — Скажите, Чхун Пак пришел. Он меня знает.

— Кто тебя может знать, дурака? — нахмурился охранник, мгновенно собравшись и внимательно рассматривая. — Если гонишь, я тебе точно ноги оттяпаю. После ушей и носа. Что у тебя за дело к боссу? Говори.

Бугай с удовольствием бы съездил гаду по челюсти битой или воткнул в глаз гвоздь, торчащий из той же биты, однако остальные бойцы караула покромсали бы его за такое на паштет. На вид ребята были шустрые, молодые. На месте спокойно им не стоялось, постоянно двигались, помахивали оружием и крутились, обходя Бугая то справа, то слева, чем изрядно действовали на нервы. Бугай знал, что если он даст слабину, ему немедленно воткнут топор в голову.

— А у тебя задница не треснет лезть в наши с боссом дела, а? — грубо крикнул он, понимая, что мямлить с гагстерами не стоит. — Просто скажи: Чхун Пак пришел! Остальное не твоего ума дело. А не передашь — Шедоши с живого шкуру сдерет. В первую очередь с ушей и носа!

Старший охранник от удивления открыл рот, потом задумчиво потер обухом подбородок. Пришедший хамил, однако объясняться с Шедоши страсть как не хотелось. Доходы у ганга падали в последнее время — а любые доходы после пробуждения были «пищевыми», — поэтому иногда количество бойцов в ганге сокращалось. В том числе — пускали на еду. Шедоши свирепствовал как мог, причем уже не столько в силу природной жестокости или поддержания дисциплины, сколько из-за медленно нарастающих продовольственных проблем.

— Пасть закрой, червь навозный, — все же рявкнул старший боец для порядка. — Чхун Пак, говоришь? Ну ладно. — Он подмигнул одному из караульных. — Метнись наверх, доложи!

…Спустя пять минут Бугай уже поднимался по винтовой лестнице на второй этаж, в президентскую комнату для приемов. В одну из немногих, где горел электрический свет.

Боец на входе изъял у Бугая рюкзак и оружие, швырнул прямо на пол, словно какой-то хлам, а не самое дорогое, что осталось у того в жизни. Небрежно махнул головой, приказывая гостю войти.

Бугай послушно вошел.

Комната была обставлена как рабочий кабинет. Массивная мебель, высокое кресло, обитые кожей стены. Облезлые дубовые полки, заваленные книгами до потока. Откуда взялись книги, было не понятно. Сохраниться в самой комнате за треть века они не могли — давно бы истлели и сгнили. Вероятно, их привозили сюда специально, откуда-то, где в течение тридцати лет были приемлемые условия для хранения подобных сокровищ.

В любом случае, смотрелся этот зал для аудиенций роскошно. Если целью босса всех боссов было произвести впечатление на собеседников, цели он своей достиг.

«Пыль в глаза пускает, урод», — подумал Бугай.

Кроме книжных полок, кабинет был заставлен и завален разнообразным антиквариатом. Была тут и металлическая посуда, и редкая керамика, и даже бюсты каких-то мужиков, в том числе лысых, бородатых и старых.

«Ни одного бабьего бюста, — отметил Бугай. — Извращенец».

Но преобладало здесь антикварное оружие. В основном — европейское, не восточное. По большей части — холодное, а не огнестрельное.

Немецкие мечи, венгерские сабли, французские эстоки, итальянские рапиры, многочисленные кинжалы, полумечи, шпаги и штык-ножи. Встречались японские катаны, а также непонятные кривые африканские клинки — возможно, ритуального назначения.

Босс всех боссов, мясник Синода Шедоши восседал посреди всего этого смертоносного великолепия в мягком домашнем кресле. При взгляде на кресло Бугая скривило. Когда-то оно было кожаным, но снизу, где виднелись ржавые ножки, давно облезло, сморщилось и потеряло цвет. На верхнюю мягкую подушку, видневшуюся за спиной Шедоши, было нашито… человеческое лицо.

Прямо над креслом знаменитого главаря самой крупного городского ганга висела огромная фотография в пластмассовой рамке. Но на ней красовалась не семейный портрет Шедоши-из-прошлого, и даже не симпатичная полуголая киноактриса доанабиозных времен. На фото был меч.

Бугай поморгал. Рамку-картину украшало не оружие, а именно — репродукция оружия. Высококачественная, крупноформатная фотография. То ли Шедоши очень хотел иметь подобный предмет, то ли имел когда-то, но фотография была явно ему дорога.

Надпись на рамочке гласила:

Меч Барклая.

Русский кирасирский палаш.

1808 год.

«Девятнадцатый век, самое начало, — подумал Бугай. — Старинная и наверняка дорогая вещь. Вот только на кой черт она старому козлу? Из ума выжил. И почему на стене только фотография?»

Бугай подобострастно улыбнулся.

— Рад видеть вас в добром здравии, мистер Шедоши, — произнес он, склонившись в полупоклоне.

Шедоши подался вперед, по-старчески вглядываясь в лицо гостя.

— Чхун Пак, Чхун Пак, — пошамкал губами он, вспоминая. — Кажется, рожу твою я и впрямь видел когда-то. Я тебя, падла, знаю?

— Я ваш бывший юрист, господин, — пояснил насильник и рабовладелец Бугай. — Сделки по недвижимости. Международная адвокатская контора Рональд Шмидт и партнеры. Австралийские соединенные штаты, Мельбурн. Помните склад на пересечении Девятнадцатой и проспекта Свободы? Я помогал вам оформить землю…

— Это там, падла, где моя старая мясобойня? — уточнил гангстер.

— Именно так, сэр. Сегодня я был там.

— Сегодня?

— Именно так, сэр.

— И, падла, вспомнил про меня? Да неужели?

— Вас забыть невозможно, сэр. Еще тогда, задолго до катастрофы, я понял, сэр, что вас ожидает великое будущее! Великая власть!

Шедоши шумно пошевелился в кресле. Лести он не любил. И о каком великом будущем толковал этот безмозглый объедок? Кости у Шедоши болели, а от человечины мучило несварение.

— Эх, падла, — огорченно скривил губы гангстер, — горазд ты врать, однако. Чхун, падла, Пак.

— Ни в коем случае…

— Да заткнись. Выходит, ты живой. — Старый гангстер покачал лысеющей головой. — Юристишка. Я думал вас, крючкотворов поганых, всех перемочили вместе с бюрократами из муниципалитета еще во время первой Уличной охоты.

— Никак нет, сэр. — Чхун Пак снова поклонился. — Возможно, я просто живучий.

Не вставая с кресла, Синода Шедоши затрясся от смеха.

— Ты, падла, живучий? — надтреснуто загрохотал он. — Может быть. Однако, как прежде, тупой! Заявлять боссу всех боссов Сеула, что ты, падла, «живучий» — это крайняя самонадеянность, не говоря уже о неуважении к моей власти. Не находишь? Как это там у Киплинга? Дергать смерть за усы? Ты сейчас дернул, падла, меня не за усы, а за мой старый хер. Давай-ка я отпилю тебе голову, и кончим базар на этом. Согласен?

Бугай проглотил слюну.

— Но мистер Шедоши…

— А ты думал что? Был знаком со мной в прошлой жизни, и я тебе пятки лизать буду, падла?

— Да нет же, сэр, господин, я вовсе…

— А какого дьявола ты на моих охранников возле парадного наехал, а? Дело у тебя ко мне, а? Ну так выкладывай его, падла. Только, падла, не обгадься. А то, если дела нет, отпилю башку прямо здесь.

Бугай зажмурился и затряс головой из стороны в сторону.

— Нет, сэр, погодите! — затараторил он быстро. — Дело у меня действительно есть!

Он суматошно порылся в кармане и извлек маленькую вещицу, которую сложно было рассмотреть при плохом освещении.

— Я нашел то, что вы искали последние два месяца! — закричал Бугай. — Возьмите!

Вцепившись в подлокотники, Шедоши наклонился вперед.

В грязной ладони Чхун Пака лежала латунная пластинка с оплавленным краешком и выдавленным и окрашенным номером посередине. Краска, теоретически пробывшая тридцать лет под дождями и снегами, блестела как новая.

* * *

Квартет робингудов возвращался на базу двумя парами в пятидесяти метрах друг от друга. С самого утра зарядил дождь, заставляя двигаться быстрее, чтобы согреться. Сил было мало, так что переход больше походил на самоистязание. Рик с Дэмио топали впереди. Кити и Мэри — за ними.

Груз, который несла мисс Мэри, был легче, чем у ее новых товарищей, однако нести этот груз ей было тяжелее, чем прочим. Сказывалось сильное истощение, недоедание, стресс, переутомление. Сил у девушки практически не осталось.

Шустрая Кити просто подстраивалась под шаг новой подруги, то ли оберегая, то ли конвоируя ее.

Изредка мисс Мэри оборачивалась.

На первый взгляд Кити выглядела милой корейской девочкой почти мультипликационной наружности. Однако ребенком она лишь казалась. Скорее потому, что имела привычку одеваться как ребенок. На самом деле, как выяснила мисс Мэри во время скоротечной беседы, куколка Кити была старшеклассницей. Ей было полных шестнадцать лет. Обладая от природы хрупкой фигурой и огромными миндалевидными глазами, с вечно удивленным, изумительно детским выражением лица, Кити стала великолепной актрисой, без труда играющей малолетку.

При нападении на дикие ганги Кити и ее напарник Рик использовали примитивнейший трюк с ловлей на живца. Причем всегда беспроигрышно. Рисковать подобным немудреным образом подростки позволяли себе не часто — максимум раз в неделю. Но куш стоил того. Юные «робингуды» — так Рик и Кити называли себя — не загадывали, везло ли им или хранили их небеса, однако формулы успеха, позволявшей мочить гангстеров и набивать желудок, придерживались строго.

Подобно Бугаю, Рик ходил по полуразрушенным кварталам, выбирая цель для атаки. Причем ходил один. Если б он нес добычу, вел невольника или женщину, что в падшем Мегаполисе с некоторых пор считалось одним и тем же, на него могли бы напасть. Однако вооруженный мужчина — а Рик вооружался для таких разведывательных рейдов до зубов, — практически не рисковал. Бандиты, даже превосходя числом, на одиноких «нищих» бойцов никогда не нападали, поскольку в рукопашной, учитывая отсутствие огнестрельного оружия, был очень велик риск ранения кого-то из нападавших. Поживиться за счет подобных Рику «пустых» одиночек было невозможно, так что обмен один к одному гангстеров не устраивал. Убить за добычу они могли не задумываясь. Но рисковать за бесплатно не собирался никто.

Рик бродил по городу, высматривая, выспрашивая и мотая на ус. Обычно он выбирал самое шикарное из бандитских заведений, прощупывал возможности подхода и бегства, изучал охрану и вообще количество лиц, постоянно обретающихся внутри объекта. Кити же все это время сидела дома и не показывала на улицу носа, так что ее, кроме Рика и жертв налетов, никто не видел в лицо.

После того как объект для нападения был выбран, Кити вступала в преступную комбинацию. На пару со смертоносным кольтом «Питоном». Ее огнедышащий револьвер назывался, как выяснила мисс Мэри, именно так: «кольт Питон калибра .367 Магнум, с удлиненным стволом». Признаваясь откровенно, «Питон» был главным козырем в безумной игре парочки робингудов. Отец Кити до катастрофы служил в полиции, причем был копом блестящим. Наградной револьвер, который ему вручили перед уходом на пенсию, хранился в герметичной коробке, регулярно чистился, смазывался маслом, в общем, его холили и лелеяли с большим усердием и любовью. Спрятанный в лакированной коробке, замотанный в полиэтиленовый пакет и масляную тряпку внутри огромного противопожарного сейфа — отец Кити хранил самые дорогие вещи в сейфе, например, ценные бумаги, документы и дочкин фотоальбом, — «Питон» оказался редким экземпляром огнестрельного оружия, сумевшим пережить тридцать лет катастрофического анабиоза. Именно благодаря этому уникальному стечению обстоятельств миловидная школьница Кити стала владельцем сокровища, ценность которого было сложно переоценить.

С первых минут после пробуждения, опять же по случайному стечению обстоятельств, напарником крошки Кити стал Рик — одноклассник и сосед по этажу.

С тех пор пара не расставалась. Было неизвестно, где сгинул папаша Кити и что стало с родителями Рика — оба малолетних налетчика отмалчивались по этому поводу, — однако предположить было несложно. Город, прикончивший десять миллионов жителей за восемь недель, был не самым безопасным местом.

В коробке с кольтом «Питон», помимо собственно револьвера, было шесть позолоченных подарочных патронов. А также упаковка обычных. Сорок штук. В совокупности все это обеспечивало крошке Кити неизмеримое превосходство над многими людьми.

С детства отец натаскивал ее в тире, так что Кити отлично стреляла, несмотря на возраст и хрупкое телосложение. Рик требовать у нее оружие не рисковал. Во-первых, как стрелок он был хуже, а во-вторых, Кити никогда не отдала бы никому револьвер. Не потому, что не доверяла Рику, вовсе нет. Просто она воспринимала «Питон» как неотделимую часть себя, нечто вроде пальцев на руке или косичек с бантами. Впрочем, Рик не видел смысла требовать себе пистолет, так как трюк с растерянной девочкой всегда проходил на ура. Схема работала.

С «приросшей» к руке пушкой изменился и характер маленькой Кити. Лишившись родителей, но приобретя револьвер, из капризной избалованной девицы Кити превратилась в бешеную оторву, скорее склонную к мрачной агрессивной депрессии, нежели к хныканью.

В мире после пробуждения слезы были ни к чему, а вот свинец оказался определенно в цене…

Когда мисс Мэри была готова свалиться на землю от усталости, Кити, наконец, заявила, что они пришли. Мэри застыла, рассматривая убежище робингудов. Перед ней возвышался полуразрушенный остов очередного небоскреба, такой же пустой и мертвый, как все остальные дома в издыхающем Мегаполисе.

В мрачной конструкции Мэри опознала очень известное в городе здание: 63-этажный Юксам Билдинг — не самую высокую, но одну из самых красивых башен столицы. Когда-то Юксам Билдинг принадлежал крупной страховой компании, в нем размещалось почти пятнадцать тысяч человек постоянных служащих и около тридцати тысяч человек посещали его ежедневно по делам. Исполненный в виде «молящихся рук», то есть плавно восходя с двух сторон от фундамента к вершине по параболам, Юксам Билдинг возвышался над берегом Хангана — широкой реки, пересекавшей центральные кварталы Сеула с востока на запад. Давным-давно отражение небоскреба пересекало реку, переливаясь в прозрачных водах мириадами звезд. Яркие золотистые стекла, отражавшиеся в Хангане и украшавшие некогда роскошно-горделивый фасад, теперь либо отсутствовали, обнажая серый бетон и металлические конструкции, покрытые ржавым налетом, либо помутнели до черноты. Цоколь и первый этаж небоскреба утопали в горах мусора и обломков.

— Добро пожаловать в нору! — жизнерадостно провозгласила Кити. — Шестнадцать ресторанов и восемь кинотеатров Юксам Билдинг нынче закрыты, зато в подвальных этажах по-прежнему действует Океанариум. Морские животные в нем давно сдохли, зато поселились мы с Риком!

С этими словами крошка Кити указала в дальний угол здания, заваленный кирпичом и кусками бетонных плит.

— Идемте! — возвестила маленькая разбойница.

«Прячутся в туннелях Океанариума? — Мисс Мэри скептически покачала головой. — Действительно нора, иначе не скажешь…»

В это мгновение необъяснимое переживание кольнуло мисс Мэри в сердце.

Даже не переживание…

Предчувствие.

Путь под ногами был полон мусора, проволоки и камней, поэтому Тешина остановилась, чтобы не пораниться, и только после этого осторожно подняла голову.

Причина беспокойства висела перед ней. Пока они с робингудами шли от логова живодеров, небоскребы острова Ёыйдо — своеобразного сеульского Сити, делового центра столицы — загораживали ей вид на юг города. Однако теперь, поднявшись на высокий цоколь бани Юксам, возвышающейся над рекой, мисс Мэри смогла разглядеть местность отчетливо и далеко. За стенами полуразрушенной «золотой башни», прямо в воздухе полыхало мерцающее янтарно-желтое марево, такое же сияющее и золотое, каким некогда казался сам Юксам Билдинг.

Оптическое явление было очень странным, не свойственным природе Полуострова вне зависимости от сезона или погоды. Сравнить его можно было разве что с полярным сиянием, однако говорить об Aurora Borealis в субтропической Корее было смешно. Свечение воздуха не было также и радугой. Дождь шел свирепый, не переставая, солнца не проглядывало. Восход и закат тоже вычеркивались, ведь день близился к полудню. Самолеты над городом давно не летали: распыление в воздухе каких-то химических веществ также отпадало.

Что же это такое?

При взгляде на золотистое чудо мисс Мэри вдруг ощутила странный трепет в душе. Однако Дэмио, стоявший рядом, проследил за ее взглядом и безразлично пожал плечами. Хозяева норы вообще не обращали внимания на загадочное свечение воздуха. А значит, заключила мисс Мэри, аномалия была привычной для всех, кто проснулся раньше нее. Помотав головой, словно отгоняя наваждение, мисс Мэри заставила себя отвернуться.

Она продолжила путь.

Логово налетчиков-малолеток располагалось в обширном подвале под цокольным этажом, в многочисленных туннелях и лазах, в которых до катастрофы плавали белые акулы, дельфины, мурены, ползали гигантские крабы и сновали морские коньки. Парадный вход в Океанариум находился далеко от места, где пролезли в него Рик и Кити. Он был наглухо завален обрушившимися панелями и известковым кирпичом. Пол первого этажа сплошным ковром покрывали куски бетона с торчащей арматурой, обвалившаяся штукатурка, сгнившая мебель.

Лавируя между каменными кучами, перепрыгивая через препятствия или проскальзывая под накренившимися балками, Кити уверенно вела свой отряд к дальнему углу, на который она и указывала мисс Мэри в самом начале. Там, под обрушившейся железобетонной глыбой, скрывался крохотный люк. Раньше этот люк служил техническим входом для водолазов, решивших прогуляться по подземным туннелям Океанариума.

Пробравшись к нему, малолетки, Мэри и Дэмио спустились вниз по хлипкой алюминиевой лестнице.

Внизу мисс Мэри ожидал вид, от которого она успела отвыкнуть. Вместо привычного серого бетона, ободранных лохмотьев, ржавчины и гнилья там было вполне обитаемое помещение, обставленное уютно и даже со вкусом. Конечно, не президентский номер отеля «Хайят», но все же весьма комфортабельное жилище.

Панели норы были аккуратно выкрашены известкой, пол украшали самодельные коврики, сшитые из кусков материи, возле стен возвышались лавки, сколоченные, очевидно, из остатков мебели, собранной в здании. Единственным неприятным моментом была крайне запутанная и сложная система ходов, доставшаяся от старого Океанариума, располагавшегося в цоколе знаменитого небоскреба. Будучи фактически туннелем для рыб, но с выбитыми стенками аквариумов и спущенной водой, нора имела разноуровневый пол, множество лестниц, коридоров, залов, комнат и переходов.

В центре запутанной системы помещений располагался большой «главный зал» со сферическим потолком. Под его сводом возвышался гигантский мраморный стол, неизвестно каким образом перенесенный в глубокое подземелье. Свет проникал в помещение через несколько небольших отверстий, затянутых полиэтиленовой пленкой и пластинами битого стекла, кое-как скрепленных кусками пластикового профиля и ржавыми жестяными листами. Отверстия были вентиляционными шахтами. Кроме шикарного стола и примитивных деревянных лавок, мисс Мэри отметила грубо сколоченные табуретки, тумбы и старый холодильник без дверей, служивший чем-то вроде шкафа.

Но удивительным было даже не это.

По всему центральному залу Океанариума беспорядочно, но в то же время в определенной последовательности, которую сложно было сходу уловить, были расставлены, разложены, разбросаны потрясающие вещицы.

Мраморные и металлические статуэтки, диковинные подсвечники, сувенирные фигурки, стеклянные вазы, кубки, шкатулки, фарфоровая и даже оловянная посуда. Наследие рухнувшего мира. Подвал занимал без малого половину цоколя небоскреба. И все было заставлено трофеями робингудов.

Только в самом углу — низком, темном и, видимо, холодном — виднелся приямок, в котором хранились предметы практического характера. К приямку вели ступени, а за ступенями просматривались стеллажи, вероятно, служившие раньше электрическими щитами или же стендом для трансформаторной подстанции. На полках хранились пластмассовые ящики, в которых когда-то на городские рынки завозили свежие овощи. Ящики до верха заполняли металлические предметы. Топоры, молотки, лопаты, биты, ножи, ножовки, кирки и даже ломики. Все это, по-видимому, было оружием гангстеров. Трофейным.

На нижних ярусах хранилось еще более ценное: мешки с зерном, мукой, крупами, солью, сахаром и прочими сокровищами, сохранившимися в Мегаполисе и доставшимися робингудам по наследству от людоедов.

Прикинув количество продуктов питания, мисс Мэри уважительно покачала головой. Кити с Риком резвились в новом мире на славу.

Мэри вздохнула. Квартиру робингудов, освещенную только естественным светом, пробивающимся сквозь утлые отверстия в потолке, окутывал полумрак. Он мешал сразу разглядеть жилище как следует. Присмотревшись, было несложно угадать пятна луж на полу, плесень, покрывавшую тут и там куски стен на колоннах… Все это разрушало старательно устроенный уют.

А еще здесь было холодно.

— Вот мы и дома, — воскликнул Рик, спускаясь по лестнице вслед за Мэри. — Подвинься.

Мэри послушно отошла в сторону. Рик и Дэмио сгрузили через люк добычу: сначала скинули вниз мешки и коробки, потом спустили тачку.

— Ну, вот и все, — возвестил Рик, жизнерадостно потирая чумазые ладони. — Есть хотите? Тогда тащите все в приямок, и я быстро сооружу.

— Почему в приямок? — осведомился Дэмио. — В подвале разве костер разведешь? Я сейчас могу и сырой рис сожрать, в животе распухнет. Но просушиться и согреться не помешало бы. Нужен огонь.

Рик высокомерно посмотрел на него и фыркнул.

— А отбиваться от гангстеров, что набредут на твой огонек, сам будешь?

Дэмио сник.

— Да ладно, — Рик ободряюще хлопнул его по плечу, — не куксись, все путем. Просто снаружи костер разводить нельзя. Идем, покажу!

Парни вместе протопали в приямок, где Рик указал на дымоотвод, созданный в подвале небоскреба на случай пожара.

Дымоотвод шел по длинному коридору к технической пристройке, отделенной от лаза в нору порядочным расстоянием. Именно оттуда, из-под непроходимого нагромождения бетонных развалин, потянул дымок, когда Рик и Дэмио, наконец, развели долгожданный костер.

Рик водрузил над огнем металлический котелок, залил водой, насыпал крупы и принялся кашеварить.

Кити удалилась в противоположный угол подвала, где стала сосредоточенно чистить и перебирать револьвер, вздыхая при каждом движении, словно, в руках ее было не оружие, а любимый раненый зверек.

Мисс Мэри наблюдала за процедурой.

С одной стороны, крошка Кити выглядела комично, как и любая, наверное, девочка с гигантскимревольвером в ладошках. Еще более комичным было выражение ее лица — крайне печальное и удрученное. Бровки стояли домиком, глаза потускнели, плечи поникли. Смотрелась бравая налетчица донельзя любящей и заботливой. Каждая царапина на стволе револьвера, каждый потраченный патрон задевали ее за живое. И это было понятно — школьница могла сколько угодно строить из себя героиню из англо-саксонского эпоса, однако патронов это не прибавляло, а как раз наоборот.

С другой стороны, как бы уморительно ни смотрелась маленькая школьница, мисс Мэри не могла не признать одного: именно эта девчонка несколько часов назад спасла ее шкуру — в прямом смысле слова.

Тихонько вздохнув, мисс Мэри вернулась к парням. Как ни крути, новый мир не только пугал, унижал и убивал ее. Он ее поражал! Вселенная после пробуждения сошла с ума, и это было очевидно.

Пока Мэри размышляла, а Кити возилась с оружием, их невольные кавалеры приготовили еду. По восточной традиции, насколько знала мисс Мэри, готовить дома могли только женщины, причем в любой компании, за исключением сугубо мужской. На робингудов это правило не распространялось, или же они считали свою нору не домом, а только логовом для организации налетов.

Не прошло и двадцати минут, как к мисс Мэри скромно подошел умник Дэмио и пригласил «к столу». Затем он от имени Рика позвал крошку Кити. Вскоре все четверо уже сидели глубоко в подвале у небольшого кострища, разгребая переваренный рис в котелке.

Рик назвал блюдо «фирменным» и торжественно вручил каждому из присутствующих по фарфоровой ложке, какими раньше Мэри ела только в ресторане. Повозив полученным орудием в обжигающе горячей чашке, мисс Мэри поняла, что ей подали рис, отваренный с вместе с соленой рыбой. Приправы отсутствовали, но они и не требовались: лучшей специей в данном случае служил голод.

Сначала ели жадно, молча и необычайно быстро, наплевав на любые приличия, даже если таковые и оставались. Из России мисс Мэри уехала много лет назад, побывала во многих странах и ела блюда, которые не могли присниться большинству ее соотечественников даже при очень развитом воображении. И все же впервые в жизни мисс Мэри могла поручиться, что никогда, ни в парижских ресторанах, ни в московских кафе, ни в токийских барах, ни в уличных харчевнях Гонконга и Сингапура она не ела ничего настолько вкусного. Все гастрономические изыски меркли перед варевом из риса и соленой рыбы, которое подал Рик.

Каждая ложка еды была божественной. Голод — эта лучшая и самая жгучая из приправ — заставляла мисс Мэри наслаждаться каждым граммом этого прекраснейшего из блюд.

— Каша — не самая лучшая пища, — неожиданно заявил Рик, выскребая тарелку. — Завтра приготовлю вам суп от шеф-повара. Гораздо полезней. Людям, которые долго голодали, лучше питаться жиденьким.

Кити фыркнула.

— Жиденьким, — ехидно повторила она. — Ты меня вчера супом кормил и позавчера, брехун несчастный. Знаете, в чем отличие его хваленого супа от шеф-повара и того варева, которым мы сейчас давимся? В него добавлено чуть больше кипятка. Жиденьким он нас решил побаловать, трепло!

— Вот и зря ты, — с некоторой обидой в голосе возразил Рик. — Рецепт высокой кухни в наше суровое время вынужденно очень прост. Если добавить воды чуть меньше — получится каша, а если добавить воды чуть больше — суп. Чего тут такого? Кстати, Кити, мы договаривались по очереди готовить. Ты когда в последний раз кашеварила?

— В прошлой жизни, — огрызнулась девочка. Показала пальцем на тарелку мисс Мэри. — Однако в одном этот пентюх прав. Ты, Марррия, ешь слишком много. Мне не жалко, просто тебе сейчас переедать нельзя.

— Копыта откинешь. — Рик, довольно улыбаясь, продемонстрировал зубы. — От несварения желудка после голодовки.

— Я поняла, — сказала мисс Мэри, глядя Рику в рот. Зубы у него были на удивление белые.

Она отложила тарелку, хотя та все равно была уже пуста.

Вскоре отставил свою тарелку и Дэмио, умудрившийся после пребывания в клетке и многодневного голодания сдержать животный аппетит. Последней доела порцию Кити, которую, казалось, еда волновала очень мало, если волновала вообще.

Пока Кити ела, мисс Мэри осторожно рассматривала ее.

Девочка была очень хороша. Губки бантиком, розовая кожа. Немного сохранилась даже детская припухлость щек. Длинные ресницы. Тонкие пальцы. Одно слово — миловидная кроха. Правда, с убийственным револьвером и взрывным характером.

Пока они шли в нору, мисс Мэри расспрашивала спасительницу о прошлом. Как оказалось, кроме отцовской пушки у маленькой воительницы с бандитами сохранилось еще одно сокровище. Оптический телескоп. При помощи этого прибора — после перенастройки — девочка могла в любую погоду обозревать окрестности. Как и кольт «Питон», это техническое чудо досталось благородной разбойнице от папаши-полицейского. Наследие криминального управления муниципалитета, как и наградной револьвер, хранилось в огнеупорном сейфе. Сам сейф, как поняла мисс Мэри, был найден в весьма плачевном состоянии — покрытый ржавчиной, плесенью и потемневший от времени.

Вообще в арсенале у Кити имелось много чудесных безделушек и целый набор мелких трюков, которые она использовала в самых разнообразных комбинациях. Тот стиль, в котором школьница совершила нападение на базу живодеров, был самый простой и примитивный. Извращенцев тянуло к беззащитным малолеткам во все времена, и крошку Кити такой расклад привлекал. Она явно тешилась, вышибая мозги потенциальным насильникам. Кити пользовалась нежным возрастом, внешней беззащитностью и актерским мастерством. И хотя она всегда предлагала насильникам спасти свои жизни бегством, они никогда не бежали. Либо не верили, что револьвер в рабочем состоянии, либо Кити была слишком привлекательной жертвой.

В любом случае, живых свидетелей ее налетов не существовало. Грамотных криминалистов и вообще людей, разбиравшихся в оружии, в Мегаполисе осталось немало, поэтому ганги знали: кто-то мочит их из кольта «Питон». Но кто конкретно — оставалось загадкой.

Кити и Рик понимали, что гнев банд может быть ужасен. Ведь пока — именно пока — жители Сеула думали, что бандитов тут и там уничтожают другие бандиты, конкурирующие за сферы влияния в городских кварталах. Но если бы вдруг тайна Кити и Рика раскрылась, их не спасло бы ничто. Крупные группировки расправились бы со школьниками за сутки. Не помог бы ни «Питон», ни сам Господь Бог.

И все же пока все шло хорошо. Даже та незначительная добыча, которую робингуды захватили на глазах Мэри при последнем налете, покрывала их насущные потребности на недели вперед.

Четыре мешка зерна, в том числе риса, были главным трофеем. Также удалось унести сушеное мясо и вяленую рыбу, кое-какое холодное оружие, металлические тазы и кухонные ножи, не вспучившиеся консервы и немного окаменевшей соли, годной, в отличие от компрометирующих ножей, для обмена и торга. Одежды, кроме той, которую отдали Мэри и Дэмио, не оказалось, но робингудам она и не требовалась. Сеул был не тропическим, но все же достаточно теплым городом. Тряпок Кити успела набрать во время предыдущих налетов, так что сейчас их с Риком интересовали продукты длительного хранения и предметы для бартера.

Поживиться в месте последнего налета можно было еще много чем, однако ходку из жуткого склада сделали только одну из соображений безопасности. Радовало уже то, что смогли вывезти самое ценное. Рис и соль.

— Интересно, а на что живодеры у юнговцев соль меняют? — в такт мыслям мисс Мэри проговорил Рик, ковыряя в зубах мелкой щепкой.

— На человечину, на что же еще, — уверенно сказала Кити. На ее лице застыла обычная — хмурая и до ужаса серьезная — гримаска.

— Вообще-то юнговцы людей не едят, — со знанием дела возразил Рик. — По крайней мере, я о таком не слышал. Может, гангстеры вскрыли какие-нибудь склады?

— Может, и вскрыли, — иронически ответила Кити, — однако это ничего не меняет. Голод заставит сожрать что угодно. Если бандиты в городе едят человечину, то юнговцы наверняка тоже.

— Полностью согласен с Кити, — подал голос Дэмио. — Уверен, что соль меняли на людей и только на них. Давайте признаем честно: мясникам больше нечем торговать. Мясо — единственный природный ресурс, который остался доступен людям в Мегаполисе после того как началось это безумие. Сельского хозяйства нет, промышленности нет, охотиться, рыбачить или заниматься собирательством в округе очень сложно. Зато на узком клочке земли обитает очень легкая добыча: сотни тысяч людей, в том числе женщин и детей, которых можно поймать без особых трудностей. В условиях такого перекоса пищевой пирамиды самой простой возможностью выжить становится каннибализм. Такова экономическая ситуация.

Рик и Кити недобро переглянулись.

— В рожу бы тебе дать, — сказал Рик. — Экономическая ситуация…

— Это точно, — подтвердила Кити. — Слишком много мозгов создают излишнее давление в черепе. Может тебе дырку просверлить, чтобы пар выходил?

Дэмио открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент мисс Мэри решила вмешаться, чтобы сгладить намечающийся конфликт.

— Послушайте, а кто такие эти ваши юнговцы? — спросила она.

Рик взглянул на нее с удивлением.

— Я вижу, ты совсем ничего не знаешь, — сказал он. — Неужели за два месяца не смогла сориентироваться?

— За два месяца? — в свою очередь удивилась Тешина. — Я очнулась три дня назад. На побережье Инчхона…

— Не может быть, — перебила Кити. — Все люди в Мегаполисе отключились в июле 2016 года, а проснулись ровно спустя тридцать календарных лет, включая, как ни странно, лишние сутки високосных годов. Все уже знают об этом! За два месяца-то додумались… Есть те, кто очнулся чуть позже, но с разницей в часы. Никто не проснулся позже целой страны на два месяца.

— Я не знаю, кто и когда проснулся, и понятия не имею, почему так произошло, — решительно возразила мисс Мэри. — Но я действительно пришла в себя только три дня назад.

— А не гонишь?

Мисс Мэри поджала губы. При всей крутости своих освободителей она все же имела дело почти с детьми.

— Нет, я не… вру.

Рик с Кити снова переглянулись.

— Ну, допустим. Хотя это и кажется очень чудным, — согласилась Кити. — Жалко, что ты не сразу об этом сказала. Я бы тебя тогда в нору не привела. Знаешь, не обижайся, но меня настораживают всяческие странности. А человек, с которым что-то случилось позже, чем со всеми остальными на два месяца, — это странно. Согласись?

— Возможно.

— Ну вот и ладушки.

— Идти мне, однако, все равно некуда.

— А тебя кто-то гонит?

— Ты только что сказала, что…

— Ай, не парься. Что сделано, то уже сделано. Можешь оставаться с нами, я разрешаю.

— Спасибо.

— Но если ты останешься, тебе придется выполнять определенные обязанности внутри группы. Например, готовить или выполнять различные поручения. Дэмио, кстати, это тоже касается.

Кити строго посмотрела на умника в очках.

— Я не против обязанностей, — заметила Мэри, — но что конкретно ты имеешь в виду?

— Первая обязанность будет такая: вы не должны оспаривать наше с Риком старшинство, несмотря на ваш возраст. Это ясно?

— Ясно, — подтвердила мисс Мэри.

Дэмио кивнул.

— Так все-таки, — вернулась к теме Тешина, решив, что вопрос о субординации исчерпан, — кто такие эти ваши юнговцы?

Видя, что Кити не собирается отвечать, Рик вздохнул и, поковырявшись на одной из полок мертвого холодильника, извлек оттуда здоровый кусок пластика толщиной миллиметров пять и шириной едва ли не метр. Он передал пластину Мэри, и девушка увидела импровизированную карту Сеула и окрестностей.

Поверх старой карты, напечатанной на пластике тридцать лет назад, грубо и схематично были нацарапаны новые метки и линии границ. Краски на карте сильно выцвели, однако опознать на ней очертания Мегаполиса и его пригородов было несложно. Перед Мэри был не просто Сеул, а современный Сеул. Мелкими пунктирными царапинами на карте были отмечены границы гангов, а также иные детали, свидетельствовавшие, что карта запечатлела события после катастрофы.

Также на карту были нанесены крупные пунктирные линии. Они делили город на четыре широких зоны. Вместе эти зоны тянулись вдоль одной сплошной жирной линии. Линия эта, как догадалась мисс Мэри, обозначала границу бывшей Корейской Республики. Сеул и прилегающие районы, обозначенные на карте, располагались последовательно, составляя все вместе нечто вроде широкой ленты или полосы, располагавшейся вдоль указанной границы.

— Юнговцы — это выжившие на территории Южной Кореи военнослужащие армии США, — пояснил Рик с важным видом. — Те люди, что установили здесь военную диктатуру. Юнговцы — это власть, контролирующая зону «Коридор». То есть обширное пространство бывшего столичного округа Сеул. Так понятно?

— Коридор? — снова переспросила мисс Тешина.

Рик ткнул пальцем в карту.

— Коридор. Ты разве еще не врубилась?

Мисс Мэри внимательней присмотрелась к карте и оттопырила нижнюю губу.

Действительно, рисунок на пластике очень напоминал по форме узкий коридор, в одном из сегментов которого располагался город. Так вот в чем дело…

Заметив реакцию Мэри, Рик заговорщицки усмехнулся и подмигнул Кити.

— Блондинка, — прокомментировала девочка. — Я же говорила, что все умные женщины исключительно брюнетки. А белобрысые дрыны — тупые, как первый айпад.

— Вот смотри, — продолжил Рик, — с запада Коридор ограничен морским побережьем Инчхона, портом и аэропортом, в которых, правда, как я слышал, не осталось живых людей. — С этими словами Рик провел по карте рукой, словно очерчивая названую зону. — На севере Коридор ограничен территорией пукханов, так называемых красных банд. А также владениями прочих местных мародеров. Цвет флага, приверженность коммунизму и даже армейским подразделениям КНДР тут, в сущности, роли не играет. Единственное, что важно — бесконечная борьба за пищу, которую ведут по ту сторону границы. По большому счету, это даже не война, а множество пересекающихся друг с другом охотничьих экспедиций, которые ведут охоту на человечину. Ведут по всем правилам, с засадами, ловушками, загонами и травлей. На востоке Коридор не ограничен ничем, кроме горного хребта Тхэбэксан и здравого смысла, не позволяющего бывшим подразделениям ВМС США и подконтрольным им частям корейской республиканской армии удаляться от базы «Кэмп Грей» на значительное расстояние.

— Базы «Кэмп Грей»? — совсем запуталась Мэри.

— Я рассказываю по порядку, не перебивай, — одернул ее Рик. — Да, базы «Кэмп Грей». Дело в том, что внутри своих границ зона «Коридор» также имеет определенное деление. Она разделена на четыре больших района, в каждом из которых за прошедшие два месяца сложился определенный политический уклад. В частности, земли ближе к границе, то есть север города контролируют американцы. Давно, после окончания последней войны с пукханами, севернее Сеула, прямо перед границей с КНДР, штатовцы построили огромную военную базу. Ее назвали «Кэмп Грей». Она стала самой большой и самой мощной военной базой Соединенных Штатов в дальневосточной Азии. После анабиоза сложилось так, что именно вокруг этой базы стали концентрироваться квартировавшие на территории Полуострова американские военнослужащие, а также, как выяснилось позже, гражданские лица. Именно вокруг «Кэмп Грея» американцы и подчинившиеся им немногочисленные части корейской национальной армии пытаются раскорчевать и засеять огромные плантации, чтобы избежать голода в следующем году.

— Далее, за «Кэмп Греем», — продолжил Рик, — если следовать к югу, располагается центр зоны «Коридор», то есть собственно Мегаполис. Его кварталы, а также прилегающие окраины поделены между дикими гангами, то есть бандами местных отморозков. Дикие ганги хаотически образовались в первые дни после завершения массовых убийств, получивших название Уличных войн. Убийств, конечно, много и сейчас, но если ты действительно проснулась позже остальных, то даже не сможешь вообразить, что творилось здесь во время Уличных войн. Люди гибли десятками тысяч каждый час. Люди резали, колотили, рвали друг друга. Лидером диких гангов теоретически является банда Топоров, у которой мы тебя отбили. Топорам подчиняются все остальные ганги, однако это подчинение достаточно условно, так как у каждого ганга в городе своя четкая территория. Оставшиеся в живых жители распределены по гангам, но много и одиночек. Население может свободно перемещаться по всему Мегаполису, но делать это часто не рекомендуется, если дороги жизнь и здоровье. Ганг Топоров собирает с остальных гангов в пользу американцев так называемый «налог» в виде дани кровью — живых рабов для обработки плантаций. В этой «привилегии» заключается единственное превосходство Топоров над остальными бандитами. Главу банды Топоров зовут боссом всех боссов Сеула, им является некто Синода Шедоши, бывший мясник, возможно, ты слышала о нем. Сами Топоры подчиняются американцам с базы «Кэмп Грей», которые, в свою очередь, представляют собой просто самый сплоченный и сильный бандитский клан, вооруженный огнестрельным оружием.

— В принципе, Коридор — это полноценное государственное образование, занимающее огромную площадь, — подытожил Рик. — Коридор — своего рода королевство. Правит в нем хозяин базы «Кэмп Грей», бывший американский военнослужащий, один из старших армейских офицеров в Южной Корее. Взгляд на режим этого полковника у нас с Кити двоякий. С одной стороны, его бойцы представляют собой цивилизованную силу, способную поддерживать видимость порядка внутри Сеула и противостоять обезумевшим северянам.

— Вот-вот, — подтвердила Кити.

— С другой стороны, — продолжил Рик, — юнговцы оккупанты. Чужие люди в чужой стране, не знающие языка, обирающие население, убивающие местных жителей по прихоти и активно использующие местных женщин в сугубо потребительских целях. Кроме того, насколько я заметил, юнговцы, при всех своих положительных качествах, презирают нас, аборигенов. Причем одинаково, северян и южан. Заметь, именно при юнговцах, желающих экономить запасы продовольствия, среди местных жителей широко распространилась пищевая работорговля и массовый каннибализм. Что людям еще остается делать?

Рик недовольно покачал головой. Злые слова давно вертелись у него на языке, но, боясь сболтнуть лишнее, он сдерживал себя. У него были свои причины ненавидеть юнговцев, а у Кити — свои. Впрочем, повернутая на отстреле людоедов девочка одинаково ровно ненавидела всех, кто не разделял ее взгляд на мир.

— Далее мы движемся немного на запад. — Рик провел пальцем по карте. — Запад, мисс Мэри, это пустая и почти безжизненная земля. Мертвый Инчхон, пустой морской порт и гигантский многоярусный аэропорт. Там никто не живет, кроме одиночек-мародеров. За западом следует юг нашего необычного мира. Юг, пожалуй, самая загадочная часть зоны «Коридор». Ты наверняка знаешь, что до катастрофы здесь располагался Кёнсан — огромный научный центр, включавший в себя корейский институт ядерной физики. Сейчас Кёнсан защищен опасным золотистым свечением, природу которого никто не в силах объяснить. Свечение, если изучить его с помощью хорошей оптики, имеет слоистую структуру и разделено на несколько последовательных поясов. Обычно их называют «слоями». Каждый из таких слоев является чем-то вроде прозрачной световой вуали. Центр всего этого конгломерата из света и полей изучить без мощных приборов нереально. Его называют червоточиной — по аналогии с физическим феноменом из теории относительности. Наконец, за югом следует восток. Говоря честно, я очень мало знаю про восток Коридора. Там, где заканчиваются земли пригородных гангов, начинаются горы и обитают какие-то сельские группировки, так называемые «поедатели падали». Варвары. В их лесах и предгорьях творится полный беспредел. Никакой власти горцы не подчиняются и не признают даже формального верховенства «Кэмп Грей». Они совершенно неподконтрольны. В их общинах, а лучше сказать племенах, царят анархия и хаос. Командование «Кэмп Грей», насколько я помню, активно внушает своим вассалам мысль, что при встрече с падальщиком его следует немедленно умертвить. Без лишних разговоров. В общем, восток Коридора — это земли анархии и беспредела. Лучше не ходить туда без взвода автоматчиков.

— Взвод автоматчиков… У тебя, оказывается, есть чувство юмора, — сказала мисс Мэри, но Рик не улыбнулся собственной шутке.

— Никакого юмора, — сказал он и состроил кислую мину. — Все, что я описал, и есть территория «Коридор». Она ограничена морем с запада, горами с востока, бывшей границей КНДР с севера и золотыми слоями Кёнсана с юга. По форме Коридор напоминает длинную ленту с Мегаполисом посередине. Северная граница — это рвы, колючая проволока, минные заграждения, брустверы и траншеи. — Рик тряхнул куском пластика с нарисованной на нем картой. — Запоминай! Это мир, в котором тебе предстоит выживать.

— Я вот чего не понимаю, — сказала мисс Мэри. — Почему нужно именно выживать? Если зона «Коридор» представляет, как ты говоришь, почти государственное образование и юнговцы поддерживают порядок, то откуда вообще взялось людоедство, беспредел, дикие ганги, падальщики?

— Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, если Рик не против, — подал голос Дэмио. — Но рассказ будет долгий. Он касается, прежде всего, экономической ситуации, о которой я уже начал говорить, но меня прервали.

Очкарик с упреком посмотрел на Рика. Тому на укоризненные взгляды было плевать.

— Опять несешь чушь, — спокойно проговорил Рик. — Какая связь между твоей экономикой и человекоубийством?

— Экономика — основа любых преступлений, — ответил Дэмио. — Каннибализм воцарился в Мегаполисе вовсе не потому, что жители Сеула поголовно были ублюдками, скрывавшими свои животные наклонности под масками жизнерадостных обывателей. Как раз наоборот. И я могу это доказать.

ПУЛЯ 5 Теория доказательств

— Как вы знаете, — начал Дэмио, — после пробуждения люди стали заниматься чем угодно. Кто-то объединялся в ганги, кто-то искал свои семьи, кто-то готовил оружие и так далее. Но все это было не важно на самом деле.

В Сеуле проживало одиннадцать миллионов ртов. Основные запасы продовольствия долгого хранения, стратегические, приготовленные правительством на случай войны с северянами — концентраты, мясо глубокой естественной заморозки, зерно, мука, соль и сахар, — хранились на складах республиканской гражданской обороны. Но по известным причинам — вспомните это! — склады в свое время оказались недоступны. Иных же источников продовольствия в Мегаполисе не было. То, что совершенно случайно сохранилось за тридцать лет в частных домах, а также на складах торговых компаний, было уничтожено всего за несколько дней.

Надеюсь, вы понимаете, что главную проблему тут составила как раз знаменитая на весь мир корейская «социализация». Например, в первые дни после пробуждения люди сами сдавали всё, что могли найти из съестного, в «общественную кассу», организованную уцелевшими чиновниками муниципалитета. Если бы люди заперлись в своих домах и дрались за еду, убивали друг друга, то, возможно, все было бы иначе. Выжило бы больше людей!

Но этого не случилось.

Массовая и организованная раздача остатков пищи привела к тому, что в первые две недели почти никто не умер, выжило слишком много едоков, которые съели за это время слишком много продуктов. Спустя эти две недели в городе не осталось в буквальном смысле ни грамма съестного. И миллионы жителей. Марррия, это похоже на чудо, но это так: почти никто из жителей не умер от голода в первые дни после пробуждения — такова была сила общественного самосознания, таков был порядок. Но именно этот порядок, порожденный гуманизмом и человеколюбием, привел нацию к катастрофе.

Когда на пятнадцатый день после того как люди очнулись, муниципальные учреждения объявили гражданам о полном отсутствии еды, произошел взрыв. Началась дикая резня всех и вся. Власть пала. Районы разделились на ганги. Но было уже слишком поздно. Ведь еды, которая могла прокормить немногих выживших, уже не осталось. Ее съели все остальные.

Вы знаете: Сеул не тот город, в котором можно ловить рыбу или диких животных — даже после тридцати лет запустения. Слишком много асфальта, слишком много бетона, слишком много стекла и стали. Слишком мало открытой земли. Но главное — слишком много ртов на слишком маленькой территории. Охота, рыбалка и собирательство не могли спасти Мегаполис. Не помогла и миграция.

По известным мне данным муниципальной администрации, первые случаи каннибализма в Мегаполисе были зафиксированы уже на двадцатый день после пробуждения. Каннибалов тогда выловили и казнили. Это не помогло. Волна насилия и людоедства стала нарастать. Однако, признаем честно, цивилизованных граждан, отказавшихся есть себе подобных, оказалось не так уж мало. И это стало второй трагедией Мегаполиса. Именно отвращение к каннибализму в условиях отсутствия в городе другой еды, привело к тому, что девяносто процентов населения скончалось в следующие дней двадцать. Скончалось элементарно — от истощения. Ведь в городе, где нет пищи, люди, отказавшиеся есть себе подобных, могли только умирать.

По моим подсчетам, на сороковой день после пробуждения человечину в Мегаполисе попробовал практически каждый. Каждый выживший, разумеется.

И тут, собственно, мы можем вернуться к началу описанного мной экономического феномена.

Как вы можете видеть, людоедство и рабовладение возникли в Мегаполисе не на пустом месте. В городе оказалось слишком мало продуктов. Муниципалитет переоценил имевшиеся ресурсы. Не смог накормить людей.

Однако! Количество пищи в городе — особенно огромном и приграничном городе, а Сеул всегда был «фронтовым» поселением, ведь от границы с КНДР нас отделяет лишь сотня миль, — должно было быть очень значительным.

Министерство гражданской обороны Кореи было огромной организацией. Повсюду в Республике создавались большие бомбоубежища на случай авиационной или ядерной атаки со стороны северян. Должны были быть и огромные склады, способные много лет существовать автономно — без электричества и рефрижераторов, недоступные гниению и грызунам, — чтобы обеспечить нужды армии и укрывшихся в подземельях беженцев после ядерного удара.

Где все это? Куда же делись стратегические запасы, которые не должны были пострадать даже в течение тридцати лет?

Моя мысль очень проста: голод мог стать угрозой для таких диких стран, как Индонезия, Малайзия, Таиланд или Филиппины, не ведавших войны. Но Корея с ее постоянным страхом нападения с севера не могла погибнуть от голода. Не могла!

С этим возгласом Дэмио замолчал.

— Действительно, очень странно, — прервала повисшую тишину мисс Мэри. — Но где же тогда запасы, о которых ты рассказал?

— А ты не догадываешься? — выдавил из себя Дэмио. — Разумеется, у юнговцев, у вояк. Крупнейшей вооруженной силой в окрестностях Сеула на протяжении многих лет после гражданской войны пятидесятых годов прошлого века была база «Кэмп Грей» с солдатами США. Очнувшись после неведомого физического явления в чужой стране, не имея связи с родиной, не зная местного языка, но имея под боком — вернее, под полом, потому что большая часть складов находилась под землей — огромное количество оружия, американские военные сделали то, что на их месте, вероятно, сделал бы кто угодно другой, хоть русские, хоть китайцы. Они в первый же день атаковали склады Министерства гражданской обороны и взяли под контроль все запасы стратегического продовольствия, припасенного правительством на случай войны с северянами. Гигантские автономные хранилища, которые могли бы кормить половину Мегаполиса в течение нескольких месяцев, оказались отобраны у жителей… Впрочем, я говорю не совсем верно.

Дэмио помотал головой.

— К юнговцам, — продолжил он, — единственным обладателям бесценного сокровища — оружия и еды — в ближайшие недели присоединились и сохранившиеся части корейской республиканской армии. Так что в «Кэмп Грее» сидят не только американцы. Но и «наши», солдаты Республики, граждане Полуострова…

К слову, американцам следует отдать должное. В Корее было расквартировано почти сорок тысяч американских солдат. Многие из них размещались не на базе «Кэмп Грей», а в других войсковых частях, разбросанных по всем корейским провинциям.

И представляете юнговцы не бросили своих! Не жалея топлива, на немногочисленных уцелевших автомобилях и на вертолете, сохранившемся в одном из законсервированных ангаров, юнговцы обыскали весь юг и вытащили всех своих выживших граждан. По крайней мере, военных. И вывезли их в «Кэмп Грей».

— Отдать должное? — Кити фыркнула. — Эти ублюдки обрекли на смерть почти десять миллионов сеульцев. А могли бы их накормить, раз стены «Кэмп Грея» ломятся от зерна!

Дэмио лишь махнул худой рукой.

— В общем, ушлый офицер захватил власть над главной азиатской базой вооруженных сил США, спас множество военных из других подразделений, став таким образом главным и для них. После этого он захватил запасы продовольствия, ограбив склады гражданской обороны, присвоил себе оружие с приграничных складов и при помощи безотказных инструментов — стволов и еды — с легкостью подчинил себе дикие ганги, едва сформировавшиеся к этому моменту на просторах Мегаполиса.

Сейчас полковник официально признан боссами гангов диктатором зоны «Коридор» с неограниченными полномочиями. Очевидно, на пожизненный срок. Как старший офицер «Кэмп Грей», он неожиданно превратился в хозяина сначала всей американской армии в Корее, затем в хозяина всех стратегических запасов, затем — уже автоматически — в хозяина огромной корейской столицы. Способствовало этому также то, что ни единого американского генерала 28 июля 2016 года в Южной Корее не было. Хотя, может, кто-то и был, да не проснулся. А может, кто-то проснулся, да не дожил.

— Ты думаешь, колонель убил всех, кто был старше его по званию?

— Думаю, что колонель, прежде всего, продемонстрировал в экстремальных условиях отличные волевые качества и впечатляющую харизму, проявил себя трезвомыслящим и расчетливым офицером, великолепным тактиком и стратегом. Возможно, он никого не убивал, зато сумел вовремя сориентироваться. Возможно, его выбрали в качестве лидера главы подразделений, пристрелив замшелых офицеров, что были старше его по званию, но не способны к активным действиям. Возможно всё!

Но важно другое. Колонель вовремя осознал, что подчиненных ему бойцов из бывшей армии США не хватит для контроля всех территорий страны. Корейцы могли в любой момент предъявить права на продовольственные запасы по праву хозяев своей земли. Для колонеля это означало бы только одно: сдачу базы «Кэмп Грей» и голодную смерть для всех его подопечных. Американских солдат. Янки умирать не хотелось и, чтобы этого не допустить, офицер-оккупант решил не ждать явления манны с неба. Он нанес превентивный удар.

Под угрозой возможной эпидемии в городе, где улицы уже покрывал слой из трупов, полковник организовал из местного населения специальные отряды, слившиеся впоследствии с дикими гангами. Первоначально это были группы добровольцев, собранные для зачистки города от мертвых. Они вполне годились американцам с «Кэмп Грея» в качестве вспомогательных войск. Колонель просто кормил бойцов этих групп. И они служили ему очень преданно. После этого американцам не могло противостоять уже ничто. Получив не только качественный перевес в виде огнестрельного оружия, но и перевес численный — в виде массы людей, организованных в отряды чистильщиков, пусть не вооруженных винтовками, но многочисленных, — колонель установил свою власть над остальными бандитами дипломатическим путем: без перестрелок, убийств и никому не нужной траты патронов. После принесения вассальной клятвы остальными бандитскими группировками во власти полковника оказался весь город. С тех пор, балансируя на грани фола, используя шпионаж, агентуру и разведку во всех формах, умело стравливая группировки, полковник стал властвовать в Коридоре и Мегаполисе, не допуская никаких союзов между боссами отдельных городских гангов.

Зато он вычленил среди боссов всех гангов явного лидера, которому и поручил сбор «налогов». Так в Мегаполисе появился босс всех боссов. Благодаря своему процветавшему после пробуждения ремеслу, первым среди равных стал владелец мясного рынка — старик Синода Шедоши. Шедоши заключил с полковником сделку: поставки рабов в обмен на зерно, одежду и прочие уникальные предметы, хранившиеся в «Кэмп Грее».

Теперь вы понимаете, почему я говорю об экономике?

Современная коммерция — это торговля людьми. Ганги реализуют юнговцам живых людей в обмен на зерно, соль, сахар, обувь, сохранившуюся на складах одежду. Основа экономики внутри самих гангов — это охота и собирательство. Люди гангов собирают в развалинах любые уцелевшие после анабиоза промышленные изделия. Керамические, стеклянные, металлические, пластиковые. Всё, что можно использовать в новом мире. И, конечно, люди гангов охотятся на людей. Это замена промышленному производству прошлого. Мы ничего не создаем и не добываем. Мы копаемся в руинах и ловим себе подобных для продажи или еды.

В сложившейся социальной модели просто нет иного способа выжить — выжить обществу, я имею в виду, а не одному человеку. Ведь единственный продукт, который могут добывать люди в Мегаполисе для потребления или обмена — это сами люди. Понимаете?

Мэри помолчала. Рик тоже ничего не сказал.

— А как же Сопротивление? — с надеждой подала голос Кити. — Я слышала, что на юге, далеко от Сеула, из сил внутреннего реагирования, уцелевших армейских частей корейской армии и резервистов созданы боевые отряды для похода на «Кэмп Грей» и отвоевания Мегаполиса. По слухам, у них есть огнестрельное оружие. Не меньше, чем у юнговцев! Чтобы собрать в кулак разрозненные регулярные части и перегруппироваться, им пришлось отступить на юг Полуострова, отдав в распоряжение полковника весь Коридор. Сейчас они уничтожают пукханов, прорывающихся через границу восточнее Коридора. Но я уверена, придет время и корейская армия вернется сюда. В свою, черт возьми, столицу!

— Мне кажется, это слухи, которые рождаются от голода, — покачал головой Дэмио. — Последняя надежда выживших, не более того. Людям не во что верить, они и придумывают небылицы. Даже если я ошибаюсь, это хваленое Сопротивление отсюда далеко… Да дело вовсе не в Сопротивлении, не в полковнике и даже не в противостоянии гангам. Я считаю, не так важно, что именно произошло после пробуждения. Важно, почему случился сам анабиоз. Причины каннибализма и гибели десяти миллионов человек заключаются не в борьбе между группировками, а в уникальном событии, которое им предшествовало. Понимаете, о чем я? Расскажу еще одну вещь… Мой отец по специальности физик-ядерщик. В прошлом он много преподавал, но в последнее время работал в одной из лабораторий на юге Сеула…

С этими словами Дэмио почему-то повернулся к мисс Мэри.

— Так вот, 28 июля 2016 года, — продолжил он, — в тот день, когда всё случилось, ядерщики по всему миру ждали важное событие. У вас в России запускали новый адронный коллайдер. Данные должны были пройти во все международные научные учреждения, занимающиеся проблемой элементарных частиц и нулевого времени. В том числе — в институт моего отца в Кёнсане. Именно там располагалась лаборатория…

— Опять Кёнсан? — нахмурилась Мэри, услышав знакомое слово. — Место, которое закрыли эти стены света?

— Точно. — Дэмио кивнул. — И в этом вся соль. Первый Большой адронный коллайдер, как вам известно, был запущен в 2008 году на границе Швейцарии и Франции, возле Женевы. Коллайдер нового поколения, как я уже говорил, запускался в 2016-м, недалеко от Москвы.

Однако за событиями в России следили во всем мире. Запуск коллайдера такого масштаба — слишком важное событие, чтобы стать достоянием одной нации. Этот запуск должен был стать достоянием ученых всего мира, ибо теоретическая физика с ее глобальными, просто космическими по масштабу проблемами — не ноу-хау бесшумной стиральной машины и не технология производства крекеров.

Наш Кёнсан, университет в Мумбаи, отделение Массачусетского университета в Штатах и огромное количество прочих научных учреждений по всему миру ждали этого мига. Ждали все вместе, в разных частях света, на разных континентах, но одновременно. 28 июля 2016 года. Мне известно, что в Кёнсане к результатам запуска русского коллайдера готовились очень долго. Мой отец говорил, что эксперимент будет очень важен для основ теоретической физики. Возможно, говорил он, сама теория относительности будет пересмотрена. В подробности он меня не посвящал. Впрочем, думаю, даже если бы он расписал все в научных терминах, я ничего бы не понял. Как возможна, например, физическая связь между разгонным коллайдером, расположенным под Москвой, и лабораторией моего отца в Кёнсане, пригороде Сеула? Не понимаю. Но эта связь существует!

— А с чего ты взял? — спросила мисс Мэри, пытаясь уложить услышанное в голове. — Возможно, твой отец, как всякий ученый, просто волновался, ожидая результатов запуска. У тебя есть конкретные предположения?

Дэмио взглянул на нее как на истинную блондинку.

— Предположения? — с сарказмом переспросил он. — А ты сама ничего странного не заметила? Свечение в южном направлении от нашей норы. Мне кажется, что червоточины и слои окружают те объекты, которые так или иначе были связаны с русским коллайдером.

Мэри инстинктивно обернулась и посмотрела через плечо в сторону невидимого отсюда желтого марева. Где-то там по-прежнему над землей возносилась полупрозрачная стена, переливаясь золотистыми бликами.

— Кёнсан, — проговорила мисс Мэри. — Эти световые штуковины там, на юге Сеула. Значит — это Кёнсан.

— Голова! — торжествующе провозгласил Дэмио.

— Но ты не ответил. Как именно может осуществляться такая связь?

— Только догадки, — уклончиво сказал Дэмио. — Всё это более-менее точно представлял мой отец, а я… — Он сокрушенно покачал головой. — Я недоучка. Не ученый. Ничего толком в этом не понимаю… Какого черта! Почему всегда знают и умеют только наши отцы? Почему не мы сами? Всё, что ни случилось в прошлом, сделали они. Но сейчас должны что-то начинать делать мы… Мне не хватает моего отца, ведь он знал, что именно произошло там, в чертовой лаборатории. Он мог бы все объяснить! Но давал лишь обрывки знаний. Или я хотел слышать только обрывки… Теперь не важно. Знаю только то, что перед запуском коллайдера в России, между многими научными центрами в мире, которые следили за экспериментом, шел активный обмен информацией, как по интернету, так и по остальным видам связи. Непосредственно перед запуском отец разговаривал с кем-то по телефону, долго разговаривал. Кто-то делился с ним важной информацией. После разговора отец был задумчив, напряжен, словно перед ним поставили задачу, которую невозможно решить. Я даже не знаю, что могло на него так повлиять. Раньше он никогда…

Дэмио осекся. Мисс Мэри подошла к нему и обняла одной рукой за дрожащие плечи.

— Если у тебя нет версий — забудь, — прошептала она. — Старикам принадлежало прошлое. Нам — настоящее. А будущее будет принадлежать кому-то другому. Надеюсь, нашим детям. Мир после анабиоза, чем бы он ни был, должен принадлежать сильным.

— Это странно… — вновь подал голос Дэмио. — Большинство из старшего поколения были вполне способны за себя постоять. Мой отец, например, отлично боксировал, оставался крепким и физически здоровым. Мать работала врачом, была молода. Они хотели родить мне брата. С ее знаниями хирурга она могла бы стать очень ценным жителем нового мира… Но я выжил, а они нет? Отец был значительно сильнее меня физически и гораздо более опытен. Почему?

На это ответил Рик:

— Потому что привыкли жить так, как жили. Выживать — это не для стариков, какими бы сильными они не были физически. Прошлое поколение выросло без войны, без страданий. Они — потребители. Целое поколение потребителей. Раса потребителей, если хочешь. Работа, дом, накопления, социальная страховка. Всю жизнь копить на шикарный кондоминиум, раз в год ездить на Гавайи или Сайпан — в этом был смысл их жизни. Ну и семья, конечно. Старое общество пропагандировало семью как высшую ценность. Не спорю, семья и дети — это, вероятно, высший идеал, ради которого способен жить человек. Жить. Не выживать. Вспомните Древний Рим, страну гладиаторов и легионеров. Солдаты Рима не имели права заводить детей и жену до старости, до выхода на пенсию. Потому что семья — это слабость. Любовь — это слабость. Волк должен быть голодным. Его питает одиночество и пустой живот, а вовсе не тяга к любимым.

— Твой отец слишком долго жил с твоей матерью, — добавила Кити. — Был слишком привязан к семье, дому, работе, машине, привычному укладу жизни. Ему проще было умереть, чем принять новые правила игры. Мои ведь тоже ушли. Их нет. Это жестокая правда: умереть в сложной ситуации всегда проще, чем жить и бороться.

— Черт возьми! — с жаром воскликнул Дэмио. — Ты права! Не знаю, как остальным старикам, но конкретно моему отцу умереть было проще. До сих пор не могу забыть, как пытался его отговорить, остановить…

— Постой. Как он умер? — нахмурилась Мэри, чувствуя, как стрельнуло болью в кровоподтек возле глаза. — Разве не от голода? Его убили?

— Какое там «убили», — ехидным голосом сказал Рик. — Кто ж в наше время людей мочит просто так? Сожрали, наверное, каннибалы хреновы. Я прав?

Дэмио покачал головой. Медленно проговорил:

— Нет, приятель, не прав… Всё сам, черт возьми. Всё сам.

— А-а, поня-а-атно. — Рик покивал. — Самоубийца, значит. Позитива мало, конечно, но что поделать. Кстати, а как он это сделал?

— Как? — Дэмио сглотнул. — Ствол к подбородку, двенадцатый калибр, мозги долой, потолок в красном. Мать после этого выбросилась из окна.

— Хм. У него пушка рабочая была?

— Да. Осталась в Кёнсане.

— Понятно, — повторил Рик. — Если оружие было, то — типичный случай.

— В смысле? — напрягся Дэмио.

— А ты не врубился? — насмешливо хмыкнул Рик. — Кроме тех, кто умер от голода, и тех, кого замочили в Уличных войнах за еду или… на еду, было слишком много тех, кто не умирал и кого не убивали.

— И что?

— Опять не врубился? Эх, статистики нам не хватает. — Рикдемонстративно покачал головой. — В первые дни после пробуждения я невольно пригляделся к трупам на улицах города. Не грабил, не подумай. Просто обратил внимание и отметил для себя одну странную вещь: каждый третий свел счеты с жизнью. Не могу говорить за всех, но отвечу за свой южный Сеул, микрорайон Гуннак. Много людей прикончило себя самостоятельно, без прямой угрозы или серьезных на то причин. Им не угрожало рабство или съедение, пытки, изнасилования, изнурительная работа, ничего такого. Да, им угрожал голод, но с голодом ведь сражаются трудом, а не самоубийством. Я думаю, всем этим людям, в число которых попал и твой отец, просто не по плечу оказался новый мир и трудности, с которыми в нем пришлось бы столкнуться. Мир разбитой цивилизации. Улавливаешь? Я слышал, что некоторые млекопитающие, в случае если численность популяции превышает определенную норму для конкретной территории, бросаются с обрыва. Для планеты без инфраструктуры, техники и науки наша популяция превысила все допустимые нормы. Так откуда, говоришь, твоя мамаша шмякнулась?

Дэмио вскочил.

— Да как ты смеешь так говорить о ней! Прибью!

Рик молча поправил куртку и размял большие кулаки, всегда готовый к хорошей драке. Бить очкарика, однако, ему было совсем не в жилу. Какая уж тут хорошая драка? Одно название.

— Присядь, приятель, — мягко сказала Кити с другой стороны костра. — И больше не повышай голос в норе. Мы тут прячемся, если помнишь.

Несколько секунд парни смотрели друг другу в глаза. Наконец, Дэмио не выдержал и, закрыв лицо ладонями, сел. Уткнулся лбом в колени и стал покачиваться, словно перевернутый маятник.

— Зачем вы так? — спросила мисс Мэри.

— Я зла ему не желаю, — пристыженно ответил Рик.

Мисс Мэри грустно вздохнула.

Разговор был закончен. Кити раздала дырявые пледы, и компания улеглась спать. Стало тихо. В углу, как показалось мисс Мэри, вздрагивал безмолвно под тканью очкарик. Он плакал. То ли обижаясь на новых друзей, то ли проклиная самого себя.

ПУЛЯ 6 Кошки делают ход

Следующее утро в норе встретило мисс Мэри холодом и тишиной. Бывший Океанариум был очень объемным помещением, огонь небольшого костра, который согревал робингудов, давно потух, да и вряд ли мог протопить даже единственный «главный зал».

Проснувшись, девушка поежилась и обнаружила перед собой гладкую бетонную стену. Мэри не сразу сообразила, где находится. На мгновение ей показалось, что она снова валяется в клетке у людоедов. Но наваждение быстро прошло. Мисс Мэри вспомнила события вчерашнего дня.

Девушка выбралась из-под пледа и надела выданные вечером ботинки. Не то чтобы ей хотелось скорее выбраться из обжитого подвала, просто Мэри потянуло к свету. Тем более, в это первое спокойное утро, когда никто не ограничивал ее свободу. Бывшая стриптизерша впервые со времени пробуждения оказалась полностью предоставлена сама себе.

Осторожно отодвинув тяжелый люк, мисс Мэри выскользнула через лаз, миновала нагромождения мусора и взошла на вершину огромной, покосившейся бетонной плиты. Здесь, на незначительном возвышении, где почти ничто кроме отделанных мрамором и относительно тонких колонн не мешало взгляду, мисс Мэри увидела перед собой ярко-алое солнце, зацепившееся краем за горизонт. Точнее — за ломкую границу развалин, загромождающих улицы и отделяющих друг от друга землю и небо.

Мисс Мэри замерла.

Как всякая танцовщица, Мария Тешина любила ритмичную музыку, но особенно ей нравился металл. Ее память заполняли тысячи звенящих мелодий. Звуки жили в ее голове, и сейчас, глядя на умопомрачительную картину падшего Мегаполиса, Тешина слышала тяжкий надрыв струн и безумную канонаду ударных. Брутальная, грозная, но при этом по-своему прекрасная панорама окружала ее.

Логово робингудов располагалось почти в центре старого Мегаполиса. Места эти были давно разграблены, чем и привлекли малолеток. Мало кому взбрело бы в голову повторно соваться туда, где, по слухам, ничего не осталось. Бомба дважды в одну воронку не падает, верно? Рик и Кити, по всей видимости, были одними из немногих, кто проживал в руинах сеульского Сити.

Как и всякое грамотно построенное здание, 63-этажный небоскреб Юксан располагался на возвышении, благодаря чему фундамент гигантского здания не заливала сточная и дождевая вода. В подвале всегда было сухо и это, возможно, стало решающим фактором для выбора робингудами места своего обитания.

Широкая площадь и близлежащие улицы выглядели совершенно неподвижными. После волны мародерства и грабежей выжившие бежали из некогда роскошного Сити на окраины, а то и вовсе за пределы Мегаполиса.

Кити и Рику было удобно совершать отсюда нападения на большинство районов города и возвращаться на свою базу. Прочие районы, насколько поняла Мэри, были поделены между гангами.

Тайное убежище и кольт «Питон» дарили робингудам огромные возможности. Это словно бы возвышало подростков над всем остальным окружающим миром. Вокруг бушевали голод, ужас, каннибализм, но двое ребят, школьников, относительно сносно существовали в новом мире и умудрялись оставаться людьми.

Благодаря чему? Револьверу, коробке патронов и норе в цоколе небоскреба?

Возможно.

Солнце, наконец, отцепилось от линии горизонта. За спиной послышался скрип. Под чьим-то ботинком застонала чудом уцелевшая деревянная половица.

Мэри обернулась.

— Мисс Мэри. Эй, мисс Мэри! — шепотом позвал Рик, выбираясь из подземного лаза. — Зачем вы наружу вылезли? Еще увидит кто ненароком.

По знаку Рика мисс Мэри послушно спустилась вниз, продолжая размышлять о чем-то своем и не слушая его болтовни. Оказывается, на улице она простояла довольно долго. В норе уже бурлила жизнь.

Костер в приямке под воздуховодом пожирал остатки старого дивана, уютно трещал и фыркал. Над костром колдовал Дэмио. Он подкидывал в пламя некогда лакированные доски филенок и столешниц. Рик закрывал за собой лаз. Кити складывала и прятала пледы. Запах пищи, тепла — запах жизни — разносился по обиталищу проснувшихся робингудов, стирая остатки воспоминаний о кошмарном ожидании смерти, мучивших Дэмио и мисс Мэри совсем недавно.

«Всего лишь револьвер и убежище!» — усмехнулась про себя мисс Мэри, глядя на всю эту возню.

По словам Дэмио, у населения города не было иного выхода, кроме как скатиться в дикость и каннибализм. Однако те, с кем прошлой ночью она разделила кров, людей не ели. А значит — не все так плохо. И выход все-таки есть.

Каннибализм — это дикость, это преступно. Но не преступно ли убивать людоедов?

Встав посреди подвала, мисс Мэри громко кашлянула, привлекая внимание.

— У меня необычная идея, — произнесла она громко.

Ребята подняли головы, оторвавшись от несложных занятий.

— Я много думала над тем, что вы вчера говорили, — сказала Мэри, собравшись. — Я прониклась экономическими идеями мистера Дэмио, верой мисс Кити в приход корейской армии и даже скепсисом мистера Рика. Насколько я знаю, до… м-м… анабиоза все население Корейской Республики составляло без малого пятьдесят миллионов человек. Армия Республики при этом насчитывала почти шестьсот тысяч человек. Не кажется ли вам странным, что какая-то жалкая горстка американских солдат умудрилась, засев в этом самом «Кэмп Грее», подчинить себе всю страну?

— Странным казаться может многое, — заметил Рик, обходя мисс Мэри и присаживаясь на стул. — Однако против фактов не попрешь. «Кэмп Грей» контролирует Сеул и весь приграничный Коридор.

— А говорить об одиннадцати миллионах сеульцев вообще не приходится, — присоединилась к Рику Кити, — поскольку десяти из них уже нет. Выходит, соотношение между американцами и корейцами сейчас уже совсем другое.

Мисс Мэри понял лишь умник Дэмио.

— Сорок тысяч американских военных выжили там, где погибли миллионы местных, — сказал он, грея над костром руки. — Дело, по-моему, вот в чем. Солдатам корейской армии в первые дни после пробуждения было важно разобраться, что произошло, вернутся домой, просто выжить. А вот для американских солдат — не просто выжить, но выжить на территории, плотно населенной чужеземцами. Большинство американцев не знают местный язык. Они могли общаться только друг с другом. Они сплотились сами собой, тем более что каждая американская военная база на территории Кореи представляла собой настоящую крепость. Даже спустя тридцать лет остались рвы, валы, бетонные брустверы и многое другое. Я говорю о психической реакции. После пробуждения корейской армии уже не существовало. Остались только люди, нацеленные на одно: вернуться домой и отыскать родных. А вот американская армия напротив сплотилась. Родных в Корее почти ни у кого из них не было. Практически сразу стало ясно, что добраться до Штатов в одиночку в ближайшее время невозможно. Вокруг — чужаки. Шестьсот тысяч наших солдат распались на единицы. Сорок тысяч американцев стали действовать сообща, как один организм. Неудивительно, что они смогли выжить и остаться армией, а наши передохли с голоду, по одному или со своими семьями.

— Все верно, — кивнула Мэри. — И, кроме организации, у янки есть кое-что еще. То, что делает их властелинами корейского Коридора.

Рик, Кити и Дэмио повернулись к мисс Мэри.

— Единство? — спросил Дэмио.

— Провиант? — удивился Рик.

— Сила духа? — подала голос Кити.

— Оружие, — сказала Мария Тешина. — Годное к стрельбе оружие. В Сеуле каждый рабочий экземпляр уникален. Чего стоит один ваш револьвер! Пушка, способная сделать хотя бы выстрел, превращает владельца не просто в бойца, а практически в бога. Когда вокруг только гангстеры с топорами и людоеды с кухонными ножами, рабочий ствол делает человека королем улиц! Почти ни у кого из выживших в Сеуле огнестрельного оружия не осталось. Зато база «Кэмп Грей» просто ломится от стволов и патронов! Как это объяснить?

— Ты спрашиваешь какую-то ерунду, — пожал плечами Рик. — Чудо, благодаря которому «Кэмп Грей» сохранил столько стволов и боеприпасов очень простое и о нем знают все. Корея — приграничная страна. Сеул — приграничный город. Шестисоттысячная армия, о которой мы говорили, в случае нападения пукханов разворачивается в четыре миллиона рекрутированных военнослужащих. В течение суток! Это значит, что для такого количества людей в течение многих лет должно было храниться оружие и амуниция. Много оружия и амуниции. Это и хранилось! Хранилось на складах «Кэмп Грей» возле Сеула, поскольку в самом большом городе Полуострова проживает большая часть резервистов. Ясно, что за такой огромный срок многое уничтожено: погибло в огне, сгнило, испорчено водой, завалено обломками. Но все равно много оружия сохранилось. Штурмовые винтовки и боеприпасы содержались на складах бережно упакованные, в герметичных ящиках. Если бросить такой ящик на улице, неизвестно, уцелеют ли ствол и патроны. А если ящики хранятся на алюминиевых полках, внутри подземных складов? В «Кэмп Грей» сохранилось полно оружия, способного стрелять. Если даже янки не могут производить патроны и порох, запасов хватит надолго.

Кити нахмурилась. Посмотрела на Мэри.

— Марррия, ты говоришь очевидные вещи, — сказала она. — Твои вопросы глупы, а ответы общеизвестны…

— Тогда ответьте мне вот на что, — перебила Мэри, глядя на низких собеседников с высоты своего роста. — Как долго вы собираетесь заниматься налетами на живодерни гангов? Месяц? Два? Три? И сколько у вас патронов?

— Чего? — Кити нахмурилась еще сильнее.

— За два месяца вы совершили десяток налетов на бандитские логова, — объяснила мисс Мэри. — Было сорок патронов. Плюс золотые, сколько-то там… А теперь?

— Тринадцать.

— И что это значит? Это значит, скоро все кончится. Вы всего лишь два школьника. Без оружия вы — ничто. Следовательно?

Подростки молчали.

— Нужно добыть патроны к «Питону», — резюмировала Мэри.

— К револьверу очень сложно достать патроны, — сказала Кити. — «Питон» слишком редкое оружие.

— Тогда отыщите другой ствол, с более распространенными боеприпасами!

— И где его взять?

— Бог мой, я что, со стенами разговариваю? — в сердцах воскликнула Мэри. — У юнговцев! На базе «Кэмп Грей»! Вы оба понимаете, что долго совершать налеты на гангстеров невозможно — что с тринадцатью патронами для «Питона», что с холодным оружием, которое заготовил Рик. Везение не может продолжаться вечно. Когда-нибудь что-то сорвется. Вас найдут и убьют. Ваша опора — револьвер. Оружия здесь нет практически ни у кого, кроме янки. Их было всего сорок тысяч на пятьдесят миллионов жителей, но они подчинили себе всю страну. У американцев в «Кэмп Грее» есть оружие и боезапас — в этом их сила, мощь, власть над всеми остальными группами, выжившими в Мегаполисе! У вас всего лишь револьвер — но даже он дает фантастическое могущество там, где правят дикие ганги, вооруженные всяким дерьмом вроде ножей, топоров, арматурин и цепей. Следовательно? Нам нужно оружие!

— О, уже нам? — хмыкнула Кити.

Мэри вздохнула и, посмотрев на девочку, сказала прямо:

— Именно нам. Нам нужно совершить налет на «Кэмп Грей». Больше чем у них, оружия нет ни у кого. Понимаете, к чему я клоню?

— К могиле, — заверил Рик. — Мы не сможем пробраться на подземные склады. Револьвер не поможет перелезть через колючую проволоку и пробить бетонные перекрытия. Забудь. Знаешь…

— Нам не нужны склады, — перебила Мэри. — Как юнговцы ходят по улицам? Если поймать одного из них в Мегаполисе и прижать…

— Прижать? Да ты что, блин, грибов объелась? — потерял терпение Рик. — Это невозможно! Юнговцы не ходят поодиночке. Они же военные! В чужой стране! С «Кэмп Грея» всегда передвигаются крупными отрядами, не менее десяти, а то и двадцати человек. Даже на торг. Даже в лавку. Даже отлить по пути останавливаются все вместе. Больше того! Именно на торг в Мегаполис солдаты приезжают с максимальной предосторожностью. Иногда даже на бронемашинах, хамвиках с настоящими большими пулеметами. Правда… никто вроде бы не слышал, чтобы юнговцы палили из тех пулеметов. Вполне может быть, что пулеметы нерабочие. Но в любом случае пытаться напасть на двадцать бойцов со штурмовыми винтовками, имея на руках единственный револьвер — извращенное самоубийство. Про подступы к складам и самой военной базе я вообще не говорю. Вокруг базы натянута колючая проволока, стоят вышки, обновлены рвы. У базы три КПП — это всем известно. И каждый оборудован пулеметом. И вот он наверняка стреляет. Проезд постоянно охраняют три-четыре вооруженных бойца. Бронежилеты, М16, три «рожка», пистолет, каска и черт знает что еще! А склады ГО с продовольствием охраняются круче самой базы. На базе-то пищи нет, продукты хранят на складах. Вокруг ГО несколько колец обороны. Думаю, почти каждый бандитский ганг обсасывал возможность прорваться туда. Каждый знает…

— Постой! — Мэри встала и, подойдя к Рику, положила ему руку на плечо. — Не важно, что знает каждый бандит в этом несчастном городе. Не нужно ничего объяснять про склады. Ты сам только что ответил на свой вопрос. Военная база! Нам не надо проникать в подземелья, чтобы украсть что-то оттуда. Три КПП. Четыре бойца на каждом. Четыре винтовки, четыре пистолета. Рожки. Бронежилеты. Ты слышишь себя? И никого между нами и ими. Нужно просто прийти и взять.

— Пропускной пункт? — удивился Дэмио.

— Именно! Перебьем охранников — и адью!

Повисла тишина.

Мэри знала, что ее план далек от идеала. Знала, что это опасно. Но после двух суток жуткого пути из Инчхона и страшной ночи, проведенной в клетке в ожидании смерти, в ней что-то надломилось. Подстроилось в унисон новому, жестокому миру.

— А мне нравится план дрыны, — обронила наконец Кити с ноткой безумия в голосе. — Прийти и взять. Есть цель — иди и добейся. Прямо как лозунг!

Дэмио смущенно усмехнулся. Помялся, но все же сказал:

— Я стих сочинил. Глуповатый, конечно, но сейчас как бы в тему. Вот послушайте.

Он принялся декламировать:

— Слог у тебя отвратительный, — оценила Кити. — Надеюсь, под героиней этого тупого стихотворения ты не меня подразумевал? Тоже мне, «голая школьница». Откуда ты вообще взял такое? Аниме насмотрелся, мастурбатор хренов?

Щеки очкарика стали пунцовыми.

— Ну почему сразу мастурбатор? — обиделся он. — Да, аниме я смотрю довольно часто. В смысле, смотрел. Люблю очень. Ну и что?

— А мне стих нравится, — подал голос Рик. — Нет, правда. Есть в нем образность, цепляющая недоразвитую подростковую психологию. Это привнесено из комиксов. Полуобнаженная девочка с оружием — один из самых ярких типажей в манге, манхве и аниме. Например, «Боевой ангел Алита», «Первый отряд», «Агент Наджика», «Смертоносная принцесса»… Или хотя бы «Эльфийская песнь», про которую мне все уши прожужжала Кити. Все они построены именно на этом образе.

— Ты ж вроде боксер? — удивился Дэмио. — Разбираешься в графических историях?

— Не боксом единым…

— Господи, да заткнетесь вы оба? — Кити тоже подошла ближе. — Мне кажется, мисс Мэри дело предложила. Что думаете?

— Пощупать юнговцев? — Рик пожал плечами. — Это извращенное самоубийство, я уже говорил. Пока еще есть патроны к «Питону», может, пристрелишь нас, чтоб не мучились?

— Почему бы и нет? — огрызнулась Кити. — На самом деле, в идее мисс Мэри есть здравое зерно. Если нападать не на саму базу, а на один из КПП… это может оказаться проще, чем кажется на первый взгляд.

— Если все так просто, почему ни один ганг до сих пор до такого не додумался?

— Потому что ганги как раз совершить такое не могут, — сказала Мэри. — Как я поняла, все они официально подчиняются базе «Кэмп Грей». Как ни скрывай такое нападение, информация все равно всплывет — хотя бы в виде самих винтовок во время какой-нибудь разборки с другим гангом. Но мы — совершенно другое дело. И подумайте, каков куш! Подумайте: несколько штурмовых винтовок вместо одного «Питона». Это обеспечит спокойное существование группы как минимум на год!

— А она умеет убеждать, — усмехнулась Кити, подтолкнув Рика в бок.

— Скажу откровенно: я не считаю, что нападение на базу и убийство людей, даже юнговцев, ради оружия — хороший план, — вмешался Дэмио, ставший серьезным и позабывший о стихосложении. — Вы хотите лишить жизни несколько человек, чтобы отнять у них пушки. Пока есть кольт «Питон», есть запасы, можно жить как-то иначе, не убивая людей ради других, будущих убийств. Нужно не вхолостую бороться со следствиями, а разбираться в причинах. Надо идти в Кёнсан. Может быть, выяснив, почему случился анабиоз, мы сможем по-настоящему помочь людям.

Кити и Рик промолчали.

«В чем-то, наверное, Дэмио прав, — подумала Мэри. — Однако реальность остается реальностью». Дело было не в том, что Кити хотела убивать людей ради личного блага, а Дэмио собирался отринуть все ради священной жажды познания, просто эти двое по-разному смотрели на мир. Умник Дэмио видел так, как его отец, через призму логических абстракций и научной зауми. А Кити, Рик и, наверное, сама мисс Мэри как обычные живые существа из плоти и крови, попавшие в экстремальную ситуацию. Ежедневно в Мегаполисе страха убивали и ели людей. И если они хотят попробовать остановить этот отвратительный процесс — пусть не глобально, как желал Дэмио, а хотя бы выборочно, им следует раздобыть оружие. И сражаться. Когда-то мисс Мэри читала удивительную книгу. В ней говорилось, что единственная человеческая жизнь иногда важнее целой Вселенной. Возможно, сейчас был как раз тот самый случай. Момент, когда надо сделать правильный выбор.

Перед глазами мисс Мэри возник образ Бугая с перекошенной одноглазой физиономией и занесенной для очередного удара рукой…

Она вздрогнула.

Размышлять о вечности можно бесконечно. А убить людоеда, чтобы спасти жизнь конкретного человека, можно только здесь и сейчас.

— Кёнсан и загадки науки это, конечно, важно, — сказала Мэри. — Но мне нужны винтовки. Если сумеем раздобыть стволы и пресечь деятельность нескольких банд, то, может быть, получится пошатнуть всю систему.

— Я согласен, — решился Рик. — Убивать людей это плохо. Дэмио прав. Но только невинных людей. Солдаты полковника, сидящие на запасах пищи, виновны по самые уши. И продолжающие беспредельничать живодеры — тоже.

— Я тоже согласна, — сказала Кити. — Что бы мы ни делали, прежде всего нам необходимо оружие. Добро должно быть с кулаками. Кажется так?

Дэмио нечего было ответить. Он переводил взгляд то с Кити на Рика, то с Рика на мисс Мэри. Робингуды, которых неожиданно стало трое, молчали.

— Я не пойду убивать солдат из-за винтовок, — наконец упрямо сказал Дэмио.

— Ты волен поступать как знаешь, — пожал плечами Рик.

— Пойду в Кёнсан и попробую поискать ответы на вопросы.

— Отлично, — сказала Мэри. — Попробуем оба пути.

— Решено, — задорно согласилась Кити. — Дуй в свой научный городок, а мы атакуем «Кэмп Грей»!

ПУЛЯ 7 Эльфийская песнь

Из рассказов Рика мисс Мэри уже знала о Великих костяных полях на севере Сеула. Ушлый полковник, чтобы не допустить в Мегаполисе эпидемий, в первые недели после окончания знаменитых Уличных войн заставлял ганги трудиться не покладая рук. Сеул в эти памятные, полные отчаяния дни вспыхнул миллионами погребальных костров. Прах вывозили, выносили, сметали, скатывали, чистили, ссыпали и складывали в брикеты. Его ковыряли лопатами и скребками. Везли на тележках, тащили в носилках и ведрах, в бочках и тазах — в любых мало-мальски пригодных емкостях.

В результате столь упорной человеческой деятельности на окраинах Мегаполиса образовались Великие костяные поля из человеческих останков. Сплошной серо-черный ковер протянулся от великого города до самого горизонта, сделав пейзаж в этом месте монохромным. Куда бы ни бросил взгляд одинокий путник, оказавшийся в окрестностях некогда процветавшего города, он мог увидеть перед собой только темный прах.

На этой колоссальной площади колонель, обладавший очень живым и весьма практичным воображением, решил создать свои будущие плантации. Следующей весной Великие костяные поля должны были превратиться в Великие зерновые. Удобренная земля могла дать, по мысли полковника, такой урожай, какого еще не видел Полуостров.

В последние несколько дней частый ливень раскрасил гигантские поля смерти в окончательно унылые, грязно-коричневые тона. Над полями не показывались даже редкие падальщики, расплодившиеся здесь в первые недели после массовых захоронений. Грифы, волки, дикие псы, как и прочие хищники, совались к многочисленным гангстерским мясобойням. Но там их либо отлавливали, либо гнали прочь. Хищники, огрызаясь, уходили все дальше и дальше от Мегаполиса.

А поля пустовали.

Безрадостное однообразие равнины из праха разбавляла лишь одинокая грунтовая дорога, проторенная две недели назад армейскими грейдерами от городских окраин к базе «Кэмп Грей». Для Кити, Рика и Мэри идти по дороге означало стать заметными для наблюдателей с биноклями на постах охраны, разбросанных по периметру. В планы налетчиков подобный расклад не входил.

Пришлось жертвовать комфортом и брести по стылой грязи, вязнуть по колено в золе, скользить по желтым костям. Погребальное месиво вызывало отвращение и холодный, вяжущий душу страх. К пустым глазницам черепов и хрусту позвонков мисс Мэри привыкла только пару километров спустя, когда усталость стала медленно затмевать брезгливый ужас.

С Дэмио расстались хорошо. Кити милостиво выделила очкарику немного продуктов. Рик поделился самодельной кожаной обувью и одеждой. Натянув на голову капюшон и закинув на спину заплечный мешок, юноша попрощался и уверенным шагом отправился в сторону университета Кёнсан. Из оружия у него был только нож, также благородно подаренный Риком. Но Дэмио не требовался нож, поскольку сама мысль об убийстве вызывала в нем протест.

«Быть может, он лучше нас троих вместе взятых? — размышляла мисс Мэри, глядя на удаляющуюся в сторону далеких золотых сполохов худую фигуру. — Быть может… Однако, меняет ли это дело?» Думая так, она прислушивалась к себе. В ее сердце ничего не происходило. Истинная сущность анабиоза, этого удивительного феномена, перевернувшего жизнь целого биологического вида, разумеется, волновала ее. Но воспоминания о Бугае и гангах-людоедах вызывали чувства куда более зримые и живые. Мисс Мэри одергивала себя. Она приняла правильное решение. Мозг требовал информации и ответов на вопросы, но слабые руки нуждались в оружии куда сильнее. А значит — ее ждал «Кэмп Грей».

Идти вперед становилось все труднее. Шагать по полям из пепла в сезон осенних ливней было равносильно блужданию по болотным топям.

Мисс Мэри шлепалась, поднималась, смахивала грязь с коленей, одежды, рук и лица. Легконогая Кити выглядела чуть лучше, но было видно, что путешествие ей тоже не доставляет удовольствия. Только неутомимый крепыш Рик чапал по месиву, наплевав на все неудобства. Его сильные ноги в высоких сапогах раздвигали жидкий глинозем, а за спиной уверенно покачивался тяжелый рюкзак с амуницией и припасами. Скрученные в узел полиэтиленовые пакеты и крепкие мешки для строительного мусора, использовавшиеся налетчиками для выноса трофеев, бечевка, наручники, немного воды и галет, аптечка с редкими уцелевшими медикаментами, эластичные бинты, а также небольшая, раскладывающаяся огородная тачка. Кроме привычных вещей, сейчас в рюкзаке были чистые женские вещи: белье, платья, сменная обувь, ленты для бантов крошки-Кити, кое-какая косметика. Этот арсенал был приготовлен для… атаки на базу.

— На хрена мы премся через костяные поля, если все равно выходить к КПП, — мрачно буркнула Кити, извлекая миниатюрную ножку из глиняного плена.

— Ты у нас босс, не я, — отозвался Рик, шагавший ведущим. — Сама сказала: по дороге не пойдем. Ну вот, мы и не идем.

— Мог бы и поправить, — набычилась Кити. — Помощник хренов, блин. Мы ведь с Мэри могли пойти по дороге, открыто, раз уж прикидываемся рисовыми проститутками. А ты бы топал по своей грязюке и прикрывал нас.

— Нам не стоило разделяться, — примирительно сказала Мэри. — Рик без рюкзака с нашей одеждой добрался бы до «Кэмп Грей» быстрее. А нам нужно быть всем вместе.

— Да уж! — фыркнула Кити. — Я сейчас такая грязная, что ни один нормальный мужик на меня не посмотрит. А мой «Питон»? Ему такие переходы точно противопоказаны.

— Ты говоришь о своем револьвере, словно он живой, — заметил Рик. — Между прочим, это всего лишь оружие. Неодушевленное, в отличие, скажем, от меня.

— А я разве иначе к нему отношусь? — Кити упрямо вскинула голову, пропуская последнюю фразу Рика мимо ушей. — Да, я люблю свой ствол. Это факт, не стану отрицать. Однако сила настоящего бойца заключается вовсе не в оружии.

— Разве? — удивился Рик. — Да ты просто боготворишь этот кусок железа!

— Я его уважаю. — Кити молниеносно выхватила кольт из-за пояса и совершенно по-ковбойски прокрутила на пальце. — Он верткий, ловкий, очень удобный. Стильная, мощная, классная вещица! Он подходит мне, вот и всё.

Неуловимым движением она бросила «Питон» обратно в кобуру.

— Неплохо, — сказал Рик с завистью. — Я вот не умею так ловко обращаться с револьвером. Это сколько ж времени нужно было потратить, чтобы так наловчиться? Ты сумасшедшая, Кити, я тебе всегда это говорил.

Школьница отмахнулась. Заявила:

— Ерунда. Что мешало тебе за эти два месяца научиться обращаться с револьвером так же ловко, как я? Лишний вес?

— Брось, — огрызнулся Рик. — У меня нет такого чудного оружия.

— Я давала тебе его много раз.

— Посмотреть и поиграть. Ага. Во время налетов ты не даешь к нему даже прикоснуться.

— Потому что в тебе нет духа, Рик, — серьезно сказала Кити.

— Духа? — Рик даже замедлил шаг. — Какого такого духа, подруга? С пушкой любой из нас король улиц. Любой! От бомжа до проститутки. Есть ствол — есть всё! Мисс Мэри тоже так думает.

Кити, уже открывшая было рот, чтобы разразиться гневной тирадой и осадить Рика, вдруг передумала. Поджала губки, повернулась к мисс Мэри. Лицо ее вдруг стало серьезным, а голос — печальным и взрослым, словно у женщины, умудренной опытом и годами.

— Вы оба ошибаетесь, — проникновенно сказала Кити. — Рик думает, что оружие и физическая сила дают человеку власть над другими людьми. Но это неправда. Послушай, что тебе скажу я. Не револьвер делает сильным человека, а человек — револьвер. Настоящий кольт «Питон» — это я, а вовсе не тот кусок металла, который я таскаю с собой в кобуре. Если ты думаешь, что наша мощь заключается в наличии ствола и коробки с патронами, ты заблуждаешься. Фатально заблуждаешься. Сейчас мы идем в «Кэмп Грей» за оружием, это так. Но ни одно оружие в мире не превратит зайца в льва. Поверь, рабочий ствол и патроны после анабиоза сохранились не у меня одной. Мегаполис огромен. Но почему только я убиваю гангстеров? Запомни: оружие — ты сама. Твое тело — ствол. Твой порох — воля. А твоя пуля, тот кусочек свинца, что покрыт бронебойной сталью — это твоя голова. Так выстрели же, ты слышишь?

Мисс Мэри не ответила.

Но слова «Так выстрели же, ты слышишь?» она запомнила навсегда.

* * *

На «Кэмп Грее» было устроено три контрольно-пропускных пункта. Общий периметр базы составлял без малого восемь километров. Восемь километров колючей проволоки, брустверов, бетонированных валов, контрфорсов, щитов-отбойников, противотанковых крестов, и даже, по слухам, минных полей. В слухи Мэри не верила, однако объективную информацию впитывала, как губка. Сама база, ее центр, расположенный на поверхности, занимал площадь около двадцати гектаров.

Такая относительно скромная территория неофициальной столицы всего корейского Коридора объяснялась элементарно. Большая часть корпусов и складов «Кэмп Грэя» располагалась под землей. Двадцать гектаров наверху служили своеобразной дверью в святая святых американских вооруженных сил на территории Республики. На этой компактной площади располагались грузовые лифты, автомобильные пандусы, а также железнодорожный тупик, на котором могли разгружаться контейнеры.

Робингудов в данный момент начинка базы не интересовала.

Первый или, как называл его Рик, центральный КПП охранялся лучше остальных. Налетчикам туда соваться не стоило: на центральном КПП были установлены крупнокалиберные пулеметы, воровать которые было не с руки. Кроме того, на вышках там круглосуточно дежурила охрана, слишком многочисленная, чтобы Кити могла расстрелять ее в одиночку. Именно через центральный КПП осуществлялось главное сообщение «Кэмп Грея» с окружающим миром. Только сюда юнговцам привозили рабов, только отсюда юнговцы вывозили продукты для бартера.

Как охранялись два других КПП, точно сказать было невозможно. По идее, лучше всего охраняться должны были северные врата, поскольку с этого направления базе и вообще всей зоне «Коридор» могли угрожать обезумевшие пукханы.

Южный КПП, по идее, должен был охраняться неизмеримо хуже, поскольку пукханы отсюда лезть не могли. С юга «Кэмп Грей» прикрывали Великие костяные поля и северные кварталы Сеула. Соответственно, если с этого направления вдруг появился бы враг, ему пришлось бы шерстить бандитов из диких гангов и только потом долбить головой в железную дверь «Кэмп Грей».

После того как закончился беспредел первых недель после пробуждения, после кровавой зачистки улиц и хаотичного передела собственности между дикими гангами, территория зоны «Коридор» была четко разграничена полковником на гангстерские кварталы, находившиеся под строгим контролем американцев. Бандиты теперь устраивали разборки только между собой, прекрасно понимая, что люди с винтовками и пулеметами им не по плечу. Когда Уличные войны закончились, бойцам «Кэмп Грей» стало некого опасаться. После создания в Мегаполисе хрупкого равновесия напасть на территорию новых властителей центральной Кореи не посмел бы никто. Разве что сумасшедший.

Или трое сумасшедших, которые продвигались к южному КПП, фактически слившись с местностью. Великие костяные поля были обширны, но не однородны. Тут и там возвышались настоящие костяные курганы и темнели ямы с пеплом. Перепачканные в грязи, робингуды были практически неотличимы от окружающего пейзажа.

Основная фаза операции должна была начаться с наступлением темноты. И тьма — эта благородная госпожа, из века в век сопутствовавшая всем разбойникам, как благородным, так и не очень, — не заставила себя ждать…

— Вот уж, в натуре, испытания плоти закаляют дух, — пробубнил себе под нос Рик, останавливаясь перед очередным холмом скоксовавшегося пепла. — Ну ничего, база уже недалеко.

Он указал чуть в сторону от пепельного холма. Там, за колеблющейся вечерней дымкой, виднелся силуэт невысокого строения.

— Это и есть «Кэмп Грей»? — удивилась Мэри.

— Он самый, — со знанием дела кивнул Рик. — Да не парься, это всего лишь бетонный бункер — что-то вроде каптерки для караула. До центральных корпусов базы, где находится въезд в подземелья, отсюда почти километр хода. Присмотрись. Видишь? Вся территория справа и слева от бункера огорожена колючей проволокой. Там много проволоки, и над землей и под. Муха не проскочит! Если приглядеться внимательней, то дальше виден второй точно такой же бункер. Там сидит внутренний караул пропускного пункта. Машина с гостями сначала проходит мимо первого бункера, где проверяют документы, потом — мимо второго. Теперь смотри: справа от обоих бункеров виднеются две П-образные конструкции. Обе полупрозрачные. Это ворота южного КПП — первые и вторые. Створки сделаны из металлической решетки, поэтому и кажутся полупрозрачными с такого расстояния. Решетки эти тоже обтянуты колючей проволокой. Ворота крепкие, хамвик удержат от прорыва.

— Шипастый объект, — задумчиво проговорила Кити.

— И не говори.

Мисс Мэри подумала, что, если бы она шла по костяным полям одна, то не заметила бы никакого бункера. Во всяком случае, с такого расстояния. Обе бетонные «каптерки» казались маленькими коробочками, наполовину скрытыми сизым туманом и испарениями влажной почвы.

— Переодевайтесь здесь, — сказал Рик. — Воды для умывания я с собой прихватил. Грязь сотрете полотенцами. Прихорошитесь и прете к КПП напролом, тупо, как две рисовые проститутки.

— Не пристрелят нас? — Мэри охватило беспокойство перед решающим рывком.

— Не должны, — покачал головой Рик. — Им же баб хочется до одури. Да и скука.

— Это весь план? — уточнила Кити.

— У тебя есть иной?

— Ладно, заткнись. Успокаивает меня лишь то, что испытания и впрямь закаляют дух. Сам чем займешься, штабист?

— За вами тихонько поползу.

— Отсюда до КПП с полкилометра. В принципе, неплохо. Потренируешься заодно.

— Мне вообще-то как бы силы нужны, — нахмурился Рик. — Еще обратно награбленное барахло тащить… Если все получится, я имею в виду.

— Что значит «если получится»? — сморщилась Кити. — Ссыкун.

— Ссыкун, как же, — обиделся Рик. — У меня сисек нет, чтобы в авангарде идти… Ладно, переодевайтесь живей!

Девушки, расстелив на земле резиновый коврик, быстро переоделись. Кити облачилась в крохотную курточку и юбчонку, мисс Мэри, за отсутствием приличного женского наряда — в привычную уже мужскую рубаху, взятую с чужого плеча, очень длинную, но зато свежую. Также она со вздохом натянула военные сапоги, весьма распространенные среди диких гангов, а вот Кити обулась куда более элегантно. На ней оказались большие охотничьи ботфорты с огромными отворотами. Внутрь сапога, под один из указанных отворотов, прямо на голень чуть ниже колена, налетчица прикрепила кобуру с кольтом «Питоном».

— Ты зачем револьвер туда сунула? — удивился Рик.

— Сразу стрелять не стану, — пояснила Кити. — Нужно будет пробраться внутрь, как минимум до первого КПП. А лучше до второго, чтобы не оставлять свидетелей и не вызывать тревогу. Это значит, что у солдат будет довольно много времени, чтобы провести нас с Мэри до места, в котором они соберутся с нами развлекаться. Уверена, за этот промежуток нас ощупают во всех местах…

— За исключением сапог, — кивнул Рик с пониманием. — Ведь вы будете идти.

— Именно.

— Умница, Кити.

— А ты тупишь, как всегда.

Рик добродушно улыбнулся.

— Удачи, девчонки, — прошептал он. — Я подползу вслед за вами. И буду рядом, если понадоблюсь… Точнее, если получится. — Рик помолчал. — Вы только постарайтесь вести себя хорошо.

— Постараемся.

— И… берегите себя, хорошо?

— Не дрейфь, — подмигнула Кити и, поправив спрятанный в ботфорте револьвер, без тени сомнений пошла вперед.

* * *

Ричард Адам Уинковский стоял со своим напарником «на стрёме» — именно так на нынешнем полубандитском жаргоне называлась караульная служба. Дежурство выпало ночное, и спать хотелось зверски.

Ричард зевнул.

— Дик, ты бы ротик прикрыл, а, — рекомендовал напарник Уинковского. — Пулька залетит.

— Катись ты! — вспылил в ответ Уинковский. — Где твоя винтовка? Опять в караулке? Ты у меня доиграешься, недоносок.

Чернокожий Патрик Джек Джонс к священным обязанностям караульной службы относился философски, то есть — пофигистически. Из табельных винтовок М16, доставшихся «Кэмп Грею» в наследство от славной заокеанской родины, годной к стрельбе считалась едва ли не каждая четвертая. Но то были данные отдела матобеспечения, не имевшего никакого представления о реальном положении дел.

Как считал сам Уинковский, на базе в рабочем состоянии была от силы сотая часть стволов. И каждая действительно рабочая единица стрелкового оружия почиталась едва ли не чудом — вроде лечения геморроя от прикосновения к мощам святого Петра. А в то, во что верил Уинковский, верил и чернокожий Патрик. Поэтому на дежурство они выходили, полагаясь в основном на штык-ножи и заточенные лопатки. А также на святую веру балбесов-сеульцев в огнестрельное могущество базы «Кэмп Грей».

Стреляющие винтовки и даже пулеметы в «Кэмп Грее», на самом деле, были. Мало, но, чтобы подавить любую банду из сеульских кварталов, действующего оружия и не отсыревших патронов хватило бы с лихвой. В каждый конвой, караул и дозор, согласно неписанному уставу базы, полагалось выдавать как минимум одну действующую огнестрельную единицу. Остальные носили муляжи, то есть винтовки, не способные стрелять, но начищенные до блеска.

В карауле на КПП, где командовал бывший сержант-майор Уинковский, после дикой чистки рядов превратившийся в капитана, стреляющая винтовка была у него. Тем не менее, остальные бойцы караула были обязаны таскать с собой муляжные стволы на протяжении боевого дежурства. Чернокожий Патрик об этом прекрасно знал. Но, сволочь, игнорировал.

— Мне и лопатки хватает, — говаривал черный Патрик, оправдываясь перед Уинковским, которого уважал совсем ничтожно, если не сказать, что не уважал совсем.

Уинковский нехотя соглашался. Черный Патрик был страшный детина ростом под два метра и метровыми плечами, на которых бы поместился маленький танк. И лопаткой он махал просто здоровски. Во время чистки черный Патрик некоторое время работал батальонным палачом и мог одним махом перерубить шею крепкому сослуживцу. Может по этой причине, может по какой-то другой — заставить Патрика подчиняться приказам для Уинковского с некоторых пор оказалось совершенно невозможно.

Дисциплина на базе падала давно и неотвратимо, не только в роте Уинковского, но повсеместно. Хотя его величество сэр полковник Юнг поддерживал порядок жесточайшими методами, Уинковский и его товарищи офицеры — большинство из которых, как и он, получили нашивки совсем недавно — иного результата не ожидали. Личный состав базы «Кэмп Грей», насчитывавшей в данный момент три батальона и четыре отдельных роты специального назначения, изнемогал от безделья. В первые недели после пробуждения на базе царили сначала беспросветная анархия, а потом железная дисциплина, изредка поддерживавшаяся массовым кровопусканием, в котором миролюбивый, на первый взгляд, полковник Юнг оказался превеликий мастак и дюжий специалист. Затем последовали энергичные схватки с гангами, в которых «Кэмп Грей» очень быстро доказал, сколько стоит одна стреляющая винтовка в пересчете на биты с гвоздями и топоры. Наконец, был захват корейских складов гражданской обороны, организация их охраны и вечная, бесконечно нудная оборона присвоенных сокровищ. В основном, продуктов питания, собранных корейским правительством на случай ядерной войны с северянами.

Все это значилось в прошлом. Ныне всё устаканилось и осточертело. На базе не работали телевидение, радио, связь, компы, айфоны и айпады. Онанировать под порнушку с веселых сайтов стало, черт возьми, невозможно. А виски? А шумные прокуренные бары?

Ах, ничего этого не стало. Чашка риса, этого проклятого ватного дерьма, крошечная головка лука, собранного с недавно распаханных вокруг базы огородов, немного соевой пасты, которую раньше ни один уважающий себя американец на дух не переносил и… всё.

Всё!

Боевой дух военнослужащих отныне зиждился на трех вещах: шлюхах, спирте и земляных рабах. Земляные рабы считались самым безобидным из развлечений.

База «Кэмп Грей» скупала крупные партии живого мяса: рабов, причем здоровых и сильных рабов, насколько таковых возможно было, конечно, отыскать в Мегаполисе после двух адских месяцев.

В земляные рабы набирались преимущественно мужчины. Для работ на плантациях. Юнг, этот чертов умник, планировал потягаться с голодом, засеяв вокруг города обширные территории парков и кортов для игры в гольф. Для этого требовались именно рабы, ведь заставить возиться с мотыгами своих белых — а также черных и краснокожих — солдат он никак не мог. Рабы набирались из местных жителей. Это было умно, честно и справедливо, учитывая, что на Полуострове аборигены по-прежнему составляли большинство. Чистопородные янки играли роли надзирателей, охранников, конвоиров, а также, по необходимости, тюремщиков и палачей. «В каком-то смысле, — размышлял Уинковский, — это было естественно, ведь раз янки сумели здесь развернуться, обскакав все иные силы, в их праве было распоряжаться полученными возможностями так, как попустил Господь Бог. То есть, как заблагорассудится».

Лично Дику Уинковскому претили забавыего подчиненных с земляными рабами. Однако возражать он не смел. Не в силу природной робости — Уинковский вовсе не считал себя трусом, — но в силу зрелого понимания: подобные зверства были необходимы. Ведь личный состав сходил с ума от безделья.

Дела со спиртом и проститутками обстояли неизмеримо хуже. Более-менее чистый этиловый спирт, конечно, на базе был, но бережно хранился Юнгом для медицинских целей. Самогон тоже на базе гнали без зазрения совести, почти повсеместно, от низших чинов до высших. Однако употреблять спиртное на службе запрещалось категорически, под страхом смерти, которую, вместо классического расстрела на месте заменили так называемым «молочением», когда виновного убивали ударом кувалды по голове. При таком способе не портилось тело, которое можно было выменять диким гангам на половину живого раба или полторы рабыни.

На этом список развлечений обитателей базы «Кэмп Грей» подходил к своему заключительному, печальному пункту — рисовым проституткам.

Девушек в Мегаполисе еще оставалось много. Ценность секса с любой из них, учитывая процветающее людоедство, стремилась к нулю. Однако здесь был один момент, который Уинковского огорчал. Девяносто девять процентов рабынь и проституток Мегаполиса были желтыми. За беленькую или хотя бы черненькую наложницу Дик Уинковский, не задумываясь, пристрелил бы любого из своих бойцов. Вообще, капитан Уинковский по жизни любил восточных женщин — за внешний колорит, за податливость и покладистый характер, за мягкость, хрупкость и, главное, за молчание: по-английски ведь они ни бельмеса не понимали. Однако после откровенно пугающих оргий первых двух месяцев, прошедших с момента пробуждения, когда его взвод умудрялся обработать по сотне проституток в день, тяга к восточным женщинам у него отпала сама собой. Возможно, в изменении сексуальных пристрастий Уинковского сыграло роль и то, что после всех утех женщин продавали диким гангам. Понятно, с какими целями.

Размышляя об этом, Уинковский уныло шамкал губами, качал головой, прятал руки в карманы и воображал себе нормальную белую женщину.

Каково же было удивление Дика, когда он увидел перед собой белую девушку наяву. Она стояла возле ворот КПП и глядела на него прекрасными серыми глазами, один из которых, правда, прикрывал локон светлых, почти золотистых волос…

* * *

Мэри и Кити топали по грязи.

— Бусидо учит нас, — талдычила маленькая налетчица, — что любое движение есть движение к смерти. Такова природа Вселенной. А человек слишком слаб, чтобы противиться воле целого мироздания. Это значит, Марррия, только одно. Правильный путь — только тот, который ведет тебя к разрушению. Не к самоубийству, нет. Но к смерти как таковой. К смерти в бою. К смерти от руки твоего врага. Ты понимаешь вообще, о чем я говорю?

— Кажется… да. Но странно, ведь самураи — мужчины. Да ты и сама кореянка. При чем тут Бусидо?

— Национальность не имеет значения, — отмахнулась Кити. — Кодекс Бусидо — это всего лишь отголосок вечности. Что-то вроде закона всемирного тяготения, существующего вне зависимости от того, знает о нем человек или нет. Он существует у всех народов, просто у японцев сформулирован в наиболее полном и компактном виде. Среди вас, русских, и среди немцев, которые сражались во Вторую мировую войну, очень много тех, кто жил по кодексу Бусидо, ни разу о нем не слышав. Путь самурая кипит в крови, он не написан пером на бумаге. Он пишется сталью по разрубаемой плоти. Он пишется пулей, пролетающей через мозг. Он произносится сквозь стиснутые во время пытки зубы.

— Но ведь ты всего лишь женщина, Кити, — удивилась мисс Мэри. — Ты слабее любого мужчины. Ты вообще… всего лишь юная девочка.

— Именно. — Кити широко улыбнулась. — Ты ведь так и не поняла. Путь Бусидо ведет меня к смерти. И если я умру рано — я останусь юной девочкой навсегда!

Мисс Мэри помассировала пальцами виски. Кити поражала ее с первой встречи, но сейчас удивила еще сильнее. Логика школьницы, невелички, щеголяющей монстром-револьвером, была поразительно стройна, а убеждения глубоки. И Мэри показалось… Нет — Мэри вдруг отчетливо поняла, что сила Кити, ее особенность, ее отличие от всех остальных жителей Полуострова, которых Мэри встречала с момента пробуждения в Инчхоне, заключалась вовсе не в револьвере!

Бусидо. Пусть самурая. Путь, для которого не имеют значение национальность, возраст, физическая сила, наличие оружия и, тем более, пол. Неужели…

— Всё, мы пришли! — прервала ее размышления Кити, резко останавливаясь посреди чистого поля. В голосе школьницы прорезался металл. — Готовься, танцовщица Марррия. Сейчас будем танцевать!

* * *

Белая нимфа пришла не одна. Как водилось в этих проклятых краях, рядом с ней мяла чернозем какая-то мелкая смугляшка. Смугляшка была миловидной, очень нежного, почти школьного возраста, однако караулу Уинковского, сбежавшемуся посмотреть на удивительный феномен, было не до нее. Девочек от шести до пятнадцати лет каждый из них перелапал за последнее время столько, что трудно было сосчитать. Всех интересовала другая. Белая шлюха. Экземпляр, надо сказать, прибыл что надо. Уинковский сотоварищи повелись бы и на корову, лишь бы не была желтокожей… Но перед ними стояла если не топ-модель, то точно — охренительная красавица с точеным телом и лицом французской принцессы.

— Смерть Христова! — прохрипел за спиной Уинковского черный Патрик. — К черту устав, я хочу ее прямо здесь!

— Юнг тебе хотелку отрежет, — напомнил Уинковский. — Винтовку возьми и спроси, сколько она берет за сеанс.

— У меня риса нет, — процедил Патрик сквозь зубы. Обернулся к капитану с презрительным выражением на лице: — А ты что, ей платить собрался?

— А ты что, нет? — огрызнулся Уинковский.

— Я — точно нет.

— Им наверняка нужна всего лишь горсть риса. Отдерем и накормим. Это благородно.

— Манны небесной пожрут.

— Слушай, Патрик, побойся Бога.

— Да имел я твоего Бога! — взорвался Патрик. — Если б он был всеблагой, так не устроил бы нам этот чертов сон! А я с белой девкой не развлекался, почитай, с прошлого Дня благодарения, а тот был, черт подери, тридцать один год назад! Или, может, мне с тобой равзлечься, а, белобрысый?

— А в челюсть?

— А не слабо?

— Вообще-то я твой капитан, Патрик.

— А мы вообще-то базарим не по службе.

— Черт возьми, куда подевалась хваленая армейская дисциплина. — Уинковский покачал головой. Крикнул: — Куда ты побежал, твою мать?

Патрик уже спускался по лестнице.

— Ворота открывать! — бросил он через плечо.

— Стоять! — заорал Уинковский. — Не по уставу!

— В задницу! — отозвался Патрик.

Уинковский покраснел от гнева, но вдогонку не бросился. По трезвому рассуждению, ситуация была штатная. Во взводе его давно никто ни во что не ставил, как и большинство командиров нижних чинов. Боялись только Юнга и расстрельную команду. Те получали самый большой паек, множество привилегий, в том числе возможность прибить на месте любого, кто посмеет ослушаться или косо двинуть бровью. Капитан Уинковский, к сожалению, подобной привилегии был лишен. Если бы в кобуре на его боку находился пистолет, а не дополнительная пайка, он бы с удовольствием пристрелил зарвавшегося подчиненного. Но пистолета не было. К тому же Патрик был великолепным бойцом-рукопашником, что в условиях снижения количества патронов было качеством очень ценным. По сравнению с самим Уинковским, Патрик, безусловно, выигрывал в глазах Юнга. Так что капитану оставалось только скрипеть зубами.

Судя по всему, пожаловавшие проститутки опасности не представляли. Даже если за их спинами в кустах прятались налетчики из какого-нибудь отмороженного ганга, Уинковский мог их в два счета остановить при помощи рабочей М16. И не стоило забывать о втором вооруженном карауле, дежурившем в пятидесяти метрах от их КПП в бронированном бункере.

«Кстати, о втором карауле… — подумал Уинковский. — Белая девка — редкость. То, что ее придется подарить сэру Юнгу — факт. Но перед этим можно и самим потешиться. И с сослуживцами поделиться».

Мысль показалась Уинковскому доброй и позитивной. Он накрутил ручку на самодельном аппарате связи, подхватил трубку и проорал:

— Девятнадцатый пост! Это Уинковский! Вы как там?

Трубка зашипела.

— Нормально… — прозвучало в ответ сквозь шум. — Что стряслось?

Уинковский хмыкнул. Патрик был прав, устав караульной службы действительно пошел прогуляться в зад. Такие времена, черт подери…

Честно рассказав о новоприбывших ребятам с соседнего поста, Дик передернул затвор боевой М16 и пошел следом за Патриком.

Развлекаться.

* * *

База действительно была огромной.

Длинные ряды местами ржавой, местами подновленной колючей проволоки впечатления на мисс Мэри не произвели. Благо родилась она в матушке-России и воинских частей насмотрелась вдоволь. Однако массивные бетонные бункеры и крепкие ворота смотрелись внушительно. А если представить, что большая часть сооружений была под землей…

Девятнадцатое КПП находилось под защитой двух бункеров: передового и контрольного. Между ними было метров пятьдесят. Вокруг бункеров тянулась гравийная дорожка, которая затем уходила к сердцу базы «Кэмп Грей» — небольшому огороженному пространству, где размещался вход в подземелья. Там, в глубине, хранились продукты, собранные целым поколением жителей Полуострова на случай ядерной войны с пукханами.

Два КПП встревожили Мэри, но Кити и бровью не вела. Она шепотом предположила, что если бойцы из первого блокпоста поведутся на «рисовых проституток», то наверняка захотят поделиться редким развлечением с соседями.

Кити оказалась права. Не прошло и пяти минут, как их с Мэри затащили внутрь первого бункера, лапая и хлопая с прибаутками.

Внутри бункера было четверо. Все в камуфляже, двое с нашивками — по всей видимости, офицерскими. Первый офицер выглядел каким-то зашуганным, второй смотрелся чуть солиднее, но тоже не ах. А вот солдаты держались бодрячком. Оба высокие, широкогрудые, особенно чернокожий.

Мужчины скалились и плотоядно взирали на Мэри и Кити. Однако действовать никто не спешил…

— Думаю, одного нужно оставить на стреме, — решил Уинковский, обращаясь к старшему офицеру из второго бункера.

— Согласен, — кивнул тот и облизнул нижнюю губу.

— Полковник не простит, если мы потеряем бдительность, — продолжил нудить Уинковский. — К тому же девки две, а нас четверо.

— И что? — кашлянул в кулак второй офицер.

— Я брезгую, — пояснил Уинковский. — Одна девушка — один я. В смысле, две, но по очереди. Я бы начал с белой.

— Болтаете до хрена! — гаркнул Патрик. — С белой, не с белой… по одной, не по одной… Бросим жребий?

Офицеры обернулись. Уинковский про себя усмехнулся: «Вот сейчас эта черная кувалда получит!»

— С фига? — грозно спросил у Патрика офицер из второго бункера. — Будем развлекаться по старшинству. Сначала мы с Уинковским, потом ты… черный пес.

— Ты не особо на «черных псов» налегай, — посоветовал Уинковский, убирая с лица улыбку. — На Полуострове все разноцветные, чего уж. Ну нигер и нигер. Он же не виноват.

— Нигер? Черный пес?! — Патрик сжал пудовые кулаки. — Да я по стенке размажу вас обоих, молокососы! Да я…

— Заткнулся! — рявкнул второй офицер. Вскинул М16 и упер ее ствол чернокожему прямо в нос. — Ей-богу, о насморке позабудешь, если не заткнешься. Заткнул рот и свалил на дежурство в соседний бункер. Бегом, я сказал!

Патрик стиснул зубы, но спорить не стал. Все-таки пушки у офицеров были рабочие. Он демонстративно развернулся на каблуках и вышел.

Уинковский извлек из заначки скрытые резервы: несколько бутылок с мутно-розовым самогоном и кое-какую закуску. Он все же был человеком щедрым и, кроме унижения, готов был предоставить девкам немного пойла. И даже чуть-чуть еды.

— Раздевайтесь! — на ходу бросил капитан.

…Девушки переглянулись. В комнате осталось трое мужчин. Еще один охранял КПП снаружи. С одной стороны, это облегчало задачу, поскольку справиться с тремя Кити было проще. С другой — боец за пределами здания мог услышать выстрелы, и тогда…

Впрочем, Кити не беспокоилась. На револьвер, скрывавшийся за отворотом ботфорта, она заранее навернула глушитель, который прилагался к кольту вместе с патронами.

Ей оставалось достать ствол, сделать три выстрела и уйти.

Мисс Мэри стала приподнимать рубашку, а Кити, на которой было больше одежды, резво сорвала с себя курточку. Еще секунда и…

— Кольт? — удивленно обронил один из солдат, указывая на лестницу. — Черт возьми, это же револьвер!

Мэри замерла.

Кити резко развернулась. «Питон» валялся на ступени. Возможно, во время подъема по лестнице их лапали слишком напористо, и револьвер слетел с крепления.

Упал и сорвал весь план!

— Не та ли это пушка, которой валят гангстеров в Сеуле? — нахмурился офицер со второго КПП. — Насколько мне известно, там пользуют как раз кольт «Питон»…

Бойцы подобрались. Они потянулись к стволам и острым лопаткам.

Маленькая Кити, едва успевшая вынуть руки из рукавов, на мгновение застыла как статуя. Прикинув расстояние до лестницы, где лежал «Питон», она поняла — не допрыгнуть. К тому же мужчины следили за револьвером.

Безумный взгляд девочки метнулся из стороны в сторону. Затем за спину солдату.

Мисс Мэри напряглась. Волной накатил страх. Они проиграли. Девушка и почти девочка… Вдвоем им нереально справиться с тремя вооруженными бойцами…

Однако Кити посчитала иначе. Девочка схватила бутыль с самогоном, стоящую за спиной солдата, нависшего над ней. Прыгнула мягко, как кошка, и коротким движением обрушила ее на затылок янки.

И события закружили вьюгой…

Оглушенный бутылкой вояка шагнул вперед и рухнул на пол, сломав собой столик. Бутылка при ударе разбилась. Кити дернулась в обратную сторону, к соседу оглушенного бойца. И вонзила «розочку» тому в горло. Солдат вздрогнул, и руки его опустились. Он повалился на пол.

В то же мгновение Кити снесло, словно машиной.

Третий боец, — а им оказался капитан Ричард Адам Уинковский, — схватил винтовку и ударил Кити прикладом. Сплеча, как дубиной. Разница в весе оказалась серьезна. Кити снесло.

Однако, даже влетев в стену, девочка не отключилась. Она встала и пошла, словно робот.

Это было невероятно, но Кити по-прежнему улыбалась.

Решив пристрелить зарвавшуюся психопатку, боец быстро передернул затвор, вгоняя патрон в патронник. Мгновение. Но Кити этого хватило.

Она прыгнула, как злая пантера, и вцепилась в М16. Уинковский сбросил ее, задрав оружие вверх, и тут же получил удар ногой в живот. Согнувшись от боли, он рефлекторно отшвырнул Кити обратно в угол. Взревел. Разогнулся и шагнул вперед, чтобы добить…

И удивленно замер.

Из груди капитана торчал его собственный нож, который Кити умудрилась снять с портупеи.

Винтовка выпала из немеющих рук. Шатаясь, Уинковский хлопнул ртом, будто хотел сказать что-то. Но из горла вырвался лишь хрип.

Кити выдернула клинок.

Мисс Мэри обескураженно молчала. Хрупкая шестнадцатилетняя школьница уложила трех крепких мужчин.

Но это было не всё.

В дверном проеме появился огромный негр. В одной руке он держал консервы, в другой вилку.

Кити швырнула в великана штык-нож.

Метать клинки она не умела. Тяжелая рукоять ударила Патрика в переносицу, и тот, выронив консервы с вилкой, повалился на пол.

Кити уселась негру на грудь. В руке блеснуло лезвие.

— Что нужно? — выдавил он, моргая.

— Немного, — сказала Кити. — На любом КПП, кроме нерабочих винтовок, должно быть нормальное оружие. Где?

— На складах, далеко отсюда, — пробормотал негр, косясь на нож. — У нас стреляющие винтовки только на случай нападения гангов. И патронов почти нет. Остальное — муляжи…

* * *

— Ты убила его, — отрешенно констатировала мисс Мэри, когда они с Кити выходили из бункера со стволами и боезапасом.

— Да, — просто ответила девочка.

ПУЛЯ 8 Триумф Бусидо

Они подобрали Рика в сотне метров от первого КПП. Опьяненная победой, Кити шагала как заведенная. За ночь удалось пройти все костяные поля и добраться до окраины города. Там на рассвете устроили привал.

Эйфория прошла, подступил страх. Мисс Мэри казалось, что за ними гонятся, что вот-вот из-за поворота вылетит армейский джип и солдаты расстреляют их.

Страх давил потому, что за спиной висел приговор. Кити и Рика давно ожидала казнь в случае поимки любым из квартальных гангов. Однако то, что девочка и мисс Мэри совершили сегодня, перечеркнуло любые варианты помилования.

Американский дракон, охраняющий несметные богатства, отныне стал их врагом. Мэри надеялась, что две рабочие винтовки и несколько магазинов с патронами стоили этого.

Светало. Госпожа тьма уходила, превращая лихих разбойников в обычных обитателей Мегаполиса. Грязных, голодных, злых и не выспавшихся.

Винтовки разобрали на части и, обмотав тряпьем, сложили в рюкзаки.

Когда совсем рассвело, троица добралась до норы. Усталость валила с ног, но все же Рик вскрыл пару консервов. Перекусили и только после этого рухнули на матрасы.

Для мисс Мэри эта боевая операция была первой в разбойном зачете. Она уснула мгновенно. А Кити лежала на спине с открытыми глазами и молчала. Рик сел по-турецки и положил ее голову себе на колени.

Кити в этот момент показалась Рику родной и любимой. Совсем беззащитной маленькой девочкой. Сейчас она была настоящей. Принадлежала ему.

— Не спи, прошу тебя, — прошептал Рик еле слышно. — Я хочу быть с тобой. Просто так. Только ты и я.

— А как же мисс Мэри? — тихо ответила Кити. — У нее чудесная грудь. И такие длинные ноги. Она красавица. Зачем тебе такая замарашка, как я?

— Кити, ты самая красивая женщина в мире.

Рик обнял подругу и притянул к себе. Стал баюкать, как ребенка. В сущности, она и была ребенком где-то глубоко внутри. Под маской из стали. Под доспехами безразличия.

— Рик, ты такой… — Кити коснулась ладонью его щеки. — Такой небритый, дьявол тебе в печенку!

— А ты просто чудо, — улыбнувшись, ответил Рик.

Он наклонился и поцеловал Кити в шею. В плечи, в грудь.

— Рик, я в грязи вся, — дрожащим голосом прошептала Кити.

— Я тоже, — ответил он.

Их губы соприкоснулись.

— Рик…

— Помолчи.

— Я молчу, — покорно ответила Кити.

— Молчи, — повторил Рик.

* * *

Мисс Мэри снился удивительный сон.

Ей было холодно.

Тело казалось ватным, тяжелым, словно мешок с промокшим песком. Веки налились свинцом…

Она уже чувствовала этот холод. Когда-то очень давно. В Инчхоне…

Вспышками начали приходить воспоминания.

Гигантский аэропорт…

Пробуждение.

Она очнулась на пристани. Было зябко…

«Что я там делала? — подумала мисс Мэри. — Почему в Инчхоне? Наверное, я летела из Пусана в Инчхон. На самолете? Конечно, на самолете. Да. Я летела в Инчхон, чтобы… Чтобы что?»

Самолет рухнул. Вот почему вокруг валялись обугленные обломки…

Мисс Мэри вспомнила, как очнулась без единой царапины. Это после авиакатастрофы?

Да.

Именно так.

Сложно поверить, если с тобой случается что-то плохое. А вот если происходит что-то хорошее — поверить просто.

Но было еще кое-что.

На Мэри сохранилась одежда, не истлевшая за тридцать долгих лет.

В то время как весь остальной мир медленно, но неотвратимо обращался в прах, ее джинсы и куртка не портились.

Почему?..

Как же тут холодно…

«Нора! — вдруг вспомнила мисс Мэри. — Я сплю в норе робингудов, где холодно по утрам!»

Просыпаясь, она вновь падала в горящем самолете.

* * *

Открыв глаза, Мэри увидела, что Кити, свернувшись клубком, прижимается к Рику.

Это было невозможно. Кити, бешеная и дерзкая школьница, не прижималась никогда ни к кому. Но теперь она боялась. Боялась за Рика. Переживала за тонкую нить, протянувшуюся между ними.

Кити не бросилась к револьверу, когда было нужно…

Кольт «Питон», валявшийся возле пледа под одеждой мисс Кити, теперь вертелся в руках одного из гангстеров, стоящих в норе. Бандитов здесь было много. Они бродили между колоннами, осматривали мебель, совсем недавно заботливо изготовленную Риком, поднимали статуэтки. Они плотоядно ухмылялись.

От ужаса мисс Мэри прикрыла глаза.

Число бандитов, впрочем, не имело значения. Если бы Кити, Мэри и Рик дотянулись до оружия в первые секунды после того как проснулись, половина гангов уже была бы мертва. В изрытой множеством ходов норе можно было очень долго держать оборону.

Можно было. Но так не случилось…

Уже спустя минуту все трое стояли перед гангстерами на коленях. Кити и Рик держались за руки. Мисс Мэри загнанно озиралась.

Обычно после налетов Кити с Риком по очереди дежурили возле телескопа, осматривая окрестности. Однако вчера оказались не в силах этого сделать. Была ли виновата в этом победа или любовь — не важно.

— Прикинь, эта маленькая сволочь мочила наших! — сказал один из Топоров, смотря на Кити. — А вот эта сладкая белоснежка сбежала из ограбленного склада.

— Возьмем с них полный расчет, — заверил второй Топор и ударил Кити.

В этот момент девочке вдруг стало безумно страшно. Мир вокруг замер, потерял краски. Но не от боли. Кити плевала на боль! Жутко стало от незнакомого, обескураживающего ощущения, что Рик, ее Рик может быть убит!

Стоя на четвереньках, Кити подняла голову, чтобы отыскать взглядом парня, но получила еще один удар.

Бандиты распотрошили рюкзак Рика и с восхищением осматривали захваченные винтовки и магазины с патронами. Половина уличных гангов понятия не имела, как обращаться с импортным автоматическим оружием. Но они понимали главное: винтовки — добыча босса Шедоши.

— Бомбанули полковника, — наклонился над Кити один из Топоров. Было похоже, что он старший во всей этой группе. — Храбро. И вообще у вас здесь богато.

— Да тут добра на сотню тележек, — подхватил другой ганг. — Надо бы послать в резиденцию за подмогой. А то не перенесем за раз.

Кити не ответила. При всей ценности уникальных предметов, собранных робингудами за недели разбоя, главным призом для Шедоши, безусловно, были они сами. Девочка с револьвером и ее напарник. Те, кто убивал людей босса всех боссов направо и налево.

Их выгнали на улицу, заставили разуться и босиком погнали на аудиенцию к королю Сеула.

Босс Шедоши, оказавшийся матерым дедком с тощими усами и седой шевелюрой, лично спустился на первый этаж Большого президентского дворца.

До анабиоза мисс Мэри часто гуляла по Мегаполису, по праздникам или на выходных. Тогда, помнится, она мечтала побывать внутри Чхонваде, в знаменитом «Доме под голубой крышей». «Вот и довелось, — мрачно усмехнулась про себя Мэри, заходя в подъезд, — мечты сбываются. Правда, вовсе не так, как ждешь».

Пленников повели не в кабинет босса всех боссов, двумя этажами ниже.

Там оказалось просторное помещение, отделанное в темных тонах. Потолок, стены и пол были обиты полиэтиленовой пленкой и фольгой. Мебели здесь не было. Посреди зала торчала тонкая стальная труба, напомнившая мисс Мэри шест для стриптиза. Рядом валялись топоры, ножи, плоскогубцы, резцы, пилы, сверла, цепи, наручники…

Босс всех боссов Сеула пристально смотрел на пленников. Молчал.

Синода Шедоши не случайно остался одним из немногих выживших после пробуждения стариков в Мегаполисе. Большинство людей старшего поколения покончили жизнь самоубийством. Таков был менталитет корейцев. Шедоши остался. Он стал единственным гангстером старше сорока лет, не погибшем в Сеуле после знаменитых Уличных войн. Дорогу к власти он прокладывал сноровисто, не гнушаясь никаких методик.

Шедоши смотрел на Мэри, Кити и Рика и молчал.

И от этого становилось невыносимо страшно.

Кити понимала: их ожидает смерть. А смерть на пробудившемся Полуострове водилась в двух формах: быстрой, безболезненной и долгой, мучительной.

— Чего ждешь? — не выдержав, крикнул Рик. — Пришей нас или катись ко всем чертям. Молчаливый маскарад по нервам ездит!

Синода Шедоши слегка повел рукой, и Рика потянули к пыточному столбу.

В то же мгновение в помещение затащили истерзанного Дэмио.

— Стукач, падла, с нами, — прошамкал Шедоши. — Можно начинать представление.

Мисс Мэри в ужасе закрыла глаза. «Путь Бусидо в гораздо большей степени проявляется в смерти, нежели в битве», — вспомнила она слова крошки Кити. Значит, глаза врагов не увидят на лице девочки слез. Их уши не услышат мольбы или криков.

Школьница с револьвером прикажет себе молчать.

ПУЛЯ 9 Не спящие перед смертью

Сидя в клетке на пару с человеком, можно остаться один на один с собой в гораздо большей степени, чем кажется. Спустя час после смерти Кити Мэри и Дэмио неподвижно сидели в разных углах своего нового обиталища. У Мэри после случившегося не осталось сил. Дэмио, виновный в гибели Рика и Кити, тоже не решался заговорить первым.

Бессмысленный стыд прожигал его изнутри. Он молчал. Его слова уже убили Рика и Кити. И должны были убить Мэри. Он один был виновен в том, что произошло.

Мисс Мэри понимала его положение. Истерзанная пытками рука была красноречивее любых слов.

Даже если Дэмио выживет, он обречен. Мужчина без правой руки не может рассчитывать в Мегаполисе ни на что, кроме увядания. Он уже не боец, впрочем, никогда им и не был. Он не работник и даже не раб. Фактически, рядом с Мэри в ржавой клетке сидел живой труп.

— Знаешь, что мне интересно, — сказала наконец Мэри, чтобы хоть как-то подбодрить Дэмио. — Все эти гангстеры, бандиты, маньяки и людоеды… Корея ведь была мирной, процветающей страной. Почему вышло именно так? Почему именно здесь? Куда делись улыбчивые люди, продававшие рыбу на площади Тандемун, бесплатно угощавшие меня салатами на Намдоне, кланяющиеся по утрам в кафе и отелях? Куда? Я помню о корейском феномене, да, но все равно в голове не укладывается.

Услышав ее голос, Дэмио немного ожил. Заворочался, пытаясь хоть немного согреться.

Дэмио не хотел умирать! Именно поэтому он отказался идти с робингудами в поход на «Кэмп Грей». Он хотел найти ответы на вопросы и глупо попался на улице гангстерам Синоды Шедоши. Он сдал робингудов, когда его начали пытать…

Боль была адской. Неистовой, страшной, невыносимой. Но, главное, она ничего не меняла. Факт оставался фактом: Дэмио сдал своих.

Мисс Мэри знала подобный тип людей. Поэтому она попыталась завязать разговор. Размышления об анабиозе были важны для Дэмио. Его отец наблюдал за экспериментом в Подмосковье из Кёнсана. Мэри не спрашивала в подробностях, что произошло с Дэмио по дороге в университет. Ответ на этот вопрос был очевиден. Поймали. Пытали. Он проболтался. Имели ли тут значение детали?

Пожалуй, нет.

В этом смысле мисс Мэри занимало только одно: интересно, а если бы ее подвергли истязаниям, сдала бы она друзей?

Девушка вздохнула.

Пожалуй, да.

Удивительно, как выдержала Кити? Она ведь даже не закричала…

Смогла бы мисс Мэри выдержать подобную боль?

Пожалуй, нет. Точнее — нет. Без всяких «пожалуй».

— Ты разговариваешь со мной? — прошептал Дэмио, сделав ударение на слове «разговариваешь».

— Да, — кивнула мисс Мэри. — Это странно, согласись. Когда люди, которых ты знал, кажется, всю свою жизнь, вдруг превращаются в диких животных. Все разом. Ведь это те же люди, что жили в Сеуле тридцать лет назад. Они не постарели. Их не коснулась радиация или эпидемия. Бог мой, нет даже войны и внешнего врага, кроме этих несчастных пукханов, наверняка таких же горемык, как и сами сеульцы. Так что же тогда? Массовое безумие?

Дэмио смотрел на нее некоторое время не отрываясь, потом усмехнулся.

— Я думал, что ты уже давно во всем разобралась, Марррия, — тихо проговорил он. — Люди — животные. Согласно биологической классификации, мы всего лишь высшие приматы. Высшие, да. Но приматы. Знаешь… мир очень велик. Много народов, много городов. Связи пока еще практически нет. Никто толком не знает, что происходит в Каире или Париже, в Рио, Мехико или в Сан-Питерсбурге. У вас же в Рашше есть такой город — Сан-Питерсбург?

— Есть. Город Петра. Красивый город. Правда, маленький по азиатским меркам: всего четыре миллиона жителей, как на востоке в провинциальном захолустье.

— Я все же считаю, — продолжил Дэмио, — что реакция людей, очнувшихся после тридцати лет небытия, вполне предсказуема. Марррия, то, что происходит — массовые убийства, жестокость, каннибализм, — всё это вписывается в некую общую логику обычных социальных процессов. Именно так и должно быть, как ужасно это ни звучит, в такой ситуации. Просто на Полуострове это проявилось гораздо сильнее, чем в других местах. Мне так кажется, по крайней мере… Вот, допустим, юнговцы. Что им было делать? Путь, который выбрали американцы, оказавшиеся заложниками чужой страны, был единственным, гарантировавшим им выживание. Если бы они отдали склады ГО муниципалитету, миллионы ртов просто уничтожили бы запасы. Юнговцы остались бы ни с чем. Им пришлось бы умереть с голоду или драться за рис, растрачивая патроны. Ведь зерно было нашим, оно принадлежало корейской Республике. И нас было больше. И части корейской армии встали бы на защиту города. Была бы война. Так что юнговцы просто рациональные, трезвомыслящие животные. А гангстеры-людоеды, работорговцы… Думаешь, они виноваты в том, что творят?

Мисс Мэри покачала головой.

— Боже, — сказала она. — Ты и Шедоши собрался выгораживать? Он же тебе руку изуродовал. Ты в своем уме?

Дэмио машинально глянул на руку, поежился.

— В уме я, в уме, — отозвался он. — Боль уже стала привычной. Нудной, ноющей, но терпимой. Я вовсе не оправдываю ублюдков, которые едят себе подобных. Я лично никогда не опускался до такого. Ни разу. Просто я хочу сказать, что для людей с более низким моральным порогом, чем у большинства тех, кто умер от голода, поедание себе подобных — логичное действие. Не дикость. Возможно, варварство. Но не дикость. Каннибализм объясним именно с точки зрения человеческой культуры и цивилизации. Варварской, доантичной цивилизации. Явившейся к нам из далекой, почти доисторической эры, понимаешь? Проклятый анабиоз отбросил человеческое общество на несколько тысячелетий назад. Показал, кто мы на самом деле. Вот он — страшный итог.

Мэри заметила, что Дэмио дрожит. В клетке было прохладно, но парня, судя по всему, бил озноб. У него был сильный жар, но он продолжал говорить, как на лекции. Выговаривался, не одергиваемый Риком. Не было больше крепыша-спортсмена, чтобы отвесить умнику подзатыльник или съязвить. И не было маленькой Кити. По библейским канонам, они уже горели в аду. Но, возможно, Бог, если он есть, сделает им некую скидку…

— Я неоднократно говорил и повторю еще раз, — продолжил Дэмио, — что последствия анабиоза не столь важны, как это может показаться на первый взгляд. Они очевидны для каждого, кто смог набить желудок на один день и хоть чуть-чуть подумать. Спроси себя о другом. Что такое сам Анабиоз? Для чего он случился? Кто сделал это с нами?

Мисс Мэри оглянулась.

— Потише, — попросила она. — Разбудишь охрану.

Дэмио рассмеялся, но тон снизил.

— И что? — спросил он. — Мы оба понимаем, что я не жилец. Но я хочу и буду говорить.

Дэмио сделал паузу и внимательно посмотрел на мисс Мэри.

— Марррия, ты мне позволишь? — спросил он.

То, как раздавленный собственным предательством, искалеченный и униженный умник Дэмио просил у нее позволения на этот странный разговор, было необычно и поразительно.

Мэри кивнула.

— Конечно.

— Есть традиция — исповедоваться перед смертью, — сказал Дэмио. — Возможно, это последняя моя ночь, так что я хочу исповедаться так, как не исповедовался никогда. Но это будет не просто исповедь. Я хочу именно говорить. Мне нужны не просто уши, чтобы выслушать. Но нужно мнение, чтобы его обсудить. Ты понимаешь? Я говорю про анабиоз. Поверь, мне не жаль, что я умираю. Глупо жалеть о смерти, глядя на нынешний Сеул… Но мне жаль, что я умру не узнав.

— Я попробую принять твою исповедь, — ответила мисс Мэри. — Говори.

Исповедь мертвеца

— Помнишь, — начал свою речь Дэмио, — вместе с Кити и Риком, упокой Господи их несчастные души, мы обсуждали, что такое анабиоз? Я тогда говорил, что мой погибший отец служил в Кёнсане, институте ядерной физики, как раз в том отделении, что отвечало за связь с центром, запустившим адронный коллайдер в России. Это я говорил.

Но я не упоминал о другом.

В тот день, когда все это произошло, я был в Кёнсане вместе с отцом. Для нас этих чертовых лет не существовало. Сотрудники университета Кёнсан оставались в лаборатории. Мы были заперты там. Понимаешь?

Тридцать лет сложились для нас в несколько минут. Ты не представляешь, что это было. Ты не можешь даже вообразить, как это выглядело. Я видел, как вокруг здания возникла первая прозрачно-золотистая стена света. Появился первый слой. Сначала он был один, очень узкий, едва закрывавший кирпичный корпус. Это заперло нас в институте. И сквозь полупрозрачную грань мы видели, как бежит время.

На моих глазах от старости складывались небоскребы. Я видел тысячи спящих людей, видел мелькавших животных и птиц. Я видел, как сквозь асфальт на автобанах прорастает трава. Видел, как она умирает и сменяется новой. Видел дожди и зной. Годы складывались в минуты. Месяцы — в секунды. Дни и недели летели как мгновения. Это было жутко…

Но это лишь следствия. А мы говорим о причинах.

В том, что случилось, виноваты не пукханы и не американцы. Не инопланетяне. Не сдвиги земной коры или аномалии в магнитосфере. Не чертовы атомные взрывы. Виноваты мы. Это сделали мы — ученые. Своими руками и головой. Двадцать восьмого июля в России был запущен адронный коллайдер нового поколения. Помнишь эту дату? Наверняка. Именно в этот день все отключились. Знаю, проснулась ты позже, но ведь уснула именно в тот злополучный день.

В разгонных туннелях российского коллайдера случилось то, что не произошло в кольце европейского ускорителя. Эксперимент удался. Случилось то, чего мы все ждали. В коллайдере под Москвой, по словам отца, возникла единственная в нашей Вселенной частица Бога. Бозон…

Дэмио страстно облизнул пересохшие губы, словно увидел перед собой таз с едой.

— Бозон, — повторил он. — Не знаю, что это такое точно, но мой отец сказал тогда именно так. Частица Бога. Меньше электрона. Легче кварка. Быстрее света. Она появилась на нашей планете и… вскоре исчезла. Но взгляд Божества, коснувшийся разумных созданий, погрузил их в феноменальный сон.

Понимаешь, в чем суть? Анабиоз — всего лишь краткий взгляд Бога, мисс Мэри! Мгновение, которое он был здесь, отразилось в тридцатилетии покоя.

Не веришь? Слушай дальше. По словам отца, бозон представляет собой частицу, существовавшую лишь в самый первый момент зарождения нашей Вселенной. Частицу, с появления которой начался Большой взрыв. Частицу, породившую пространство и время, создавшую нашу Вселенную из сингулярной точки. Игра с коллайдером была опасна — этого, в принципе, никто не скрывал. Бозон Хиггса мог породить в месте своего появления микроскопическую черную дыру. Мог нарушить шаткое равновесие и привести к схлопыванию Вселенной. Но этого не произошло. Могло произойти, но не случилось. Ученые с усмешкой перебирали подобные возможности. Ведь такое, хотя и возможно математически, все же находится за рамками привычного стабильного мира.

Но вот ведь смех: эксперимент удался.

В каком-то смысле, нам всем немыслимо повезло. Вместо схлопывания Вселенной или возникновения нового пространства-времени произошла, в сущности, совсем ничтожная вещь: пространство-время не стерлось, не вывернулось наизнанку. Произошел лишь легкий сбой. Время жизни Вселенной — около двадцати пяти миллиардов лет. Мы сбились всего на треть века. На миг по космическим меркам.

Дальше все было просто. Период пребывания бозона Хиггса в нашем пространстве-времени совпал с периодом сна, в который было погружено человечество. Совпал секунда в секунду. Только для нас, чудом не тронутых анабиозом, это продолжалось несколько минут. Для остальных людей прошло тридцать лет. Возможно, всё то время, пока частица была здесь, она двигалась, словно взбесившийся маятник, создавая червоточины, калеча или напротив исцеляя пространство, время и… что-то еще. Что-то в нас самих.

Анабиоз — вовсе не катастрофа, мисс Мэри. Это немыслимая, фантастическая удача. Мы остались, хотя запросто могли исчезнуть. Могла быть уничтожена сама ткань времени. Могло не быть череды Больших взрывов. Могло не стать всех возможных вселенных, всех тех миллиардов лет, что были до нас и что будут после. Мне кажется, Господь все же есть на этом проклятом свете. Не исключено, что, поймав бозон, мы насильно втащили Творца в мир смертных. Но он не обиделся. Он поглядел на нас и простил…

Дэмио умолк.

Мэри подползла к парню, подняла край своей рубашки и стала вытирать пот и грязь с его лица.

— Значит, то был взгляд Бога, — задумчиво повторила мисс Мэри, глядя на Дэмио. — По-твоему, такое с человечеством произошло всего лишь из-за взгляда Божества?

— Всего лишь? — Дэмио через силу улыбнулся. — Ты говоришь о Господе, грешница.

— Нет. Я говорю об элементарной частице, которая возникла в коллайдере, а потом исчезла. Но постой, ведь эта штуковина была запущена в России… Почему это повлияло на вас, находившихся в Кёнсане?

— Когда я говорю слово «взгляд», — тихо сказал Дэмио, — я имею в виду именно то, что означает это слово, мисс Мэри. Взгляд Бога. За экспериментом следили не только у вас в Москве, я уже объяснял. Массачусетс, Берлин, Лион, институт в Осаке. Медельин в Колумбии. Международный университет Конго. Аделаида в Австралии. Индусский Мумбай. Оксфорд. Кембридж. Исламабад. Университеты Шанхая. Весь мир, весь этот чертов научный мир. Величайший эксперимент в истории науки видело все человечество. Все физики-ядерщики. Все, кому была близка эта тема, кто вкладывал в нее деньги, труд, ум и талант! Возможно, большинство простых людей и не знало об этом, но все, кто мог и был должен, следили за экспериментом во все глаза. Мы смотрели на главный экран центра управления русским коллайдером сквозь очи видеокамер. Теперь улавливаешь? Когда ты смотришь на кого-то, этот некто смотрит на тебя в ответ.

Спина Мэри похолодела. Ее взгляд остановился на лице Дэмио. В его глазах горело безумие открывателя. Никому неведомо, прав ли он был, говоря всё это, или нет, но в тот момент парень верил.

— Почему… — Мэри закашлялась. — Почему срок именно такой? Почему тридцать лет для всех, а для вас всего несколько минут? И почему… анабиоз завершился?

Взгляд Дэмио потух.

— Точно не знаю, — со вздохом произнес он. — Вполне возможно, что эксперимент был прерван. Здесь возникла червоточина. Описать ее непросто… это что-то вроде нити или струны, окруженной слоями измененного пространства-времени. Их можно распознать по золотистому свечению, которое мы видели из норы.

Я думаю, эпицентр червоточины крошечный. Фактически — точка. Точнее, как я уже сказал — струна. Но окружающие ее слои могут занимать большие территории или накрывать эпицентр, как колпаки. Думаю, все эти штуки видно даже из космоса… Но нам не повезло. Аэропорт расположен близко к городу. Москва, Париж, Лондон, Нью-Йорк и Шанхай — всё это огромные города. Но из всех столиц мира только Сеул способен похвастаться статусом приграничного города. Столица на границе. База «Кэмп Грей» и территория «Коридор» находятся в пределах городской черты. Военные самолеты пролетают… пролетали над Сеулом так часто, что жители отвыкли считать, сколько раз в день над крышами небоскребов жужжат стальные пчелы.

— И что же? — голос Марии дрогнул.

— Сквозь червоточину пролетел самолет, — закончил Дэмио. — Обычный военный транспорт из тех, что летают тут каждый день из Пусана или Мокпхо. В момент возникновения червоточины он оказался с краю. А потом пролетел сквозь все слои и попал в эпицентр. Для самолета прошли мгновения, для остального мира — тридцать лет. Червоточина схлопнулась. И, может быть, именно поэтому анабиоз закончился. Из-за этого самолета.

— Господь отвернулся?

Губ Дэмио вновь коснулась грустная улыбка.

— Это всего лишь версия. Анабиоз закончился в тот момент, когда исчезла струна червоточины в Кёнсане. А может, и наоборот. Спустя несколько дней Кёнсан снова был закрыт слоями. Но это уже была другая червоточина. С другим географическим распространением и другими границами. Да, первая червоточина сгинула, Анабиоз кончился, бозон Хиггса исчез, Господь отвернулся. Но сейчас Кёнсан, как и множество других мест по всему миру, по-прежнему закрыт этими стенами света. Знаешь, — Дэмио понизил голос, в глазах его вновь блеснуло безумие, — говорят, там происходят очень странные вещи. Можно встретить давно умершего человека или заглянуть в будущее. Заблудиться на прямой улице… Что это означает? Я не знаю. Мы сумели уйти из лаборатории в Сеул как раз в то время, пока Кёнсан был чист. Остальное ты знаешь сама. — Горькая улыбка в третий раз тронула губы парня. — Видишь, как получилось… Мы ушли оттуда, чтобы умереть здесь. Господь отвернулся от всех своих детей. Но тот самолет поймал его взгляд последним.

Дэмио закрыл глаза.

— Вот и вся исповедь, Марррия. Думаю, хоть кто-то на проклятом Полуострове обязан был это знать.

Мэри долго молчала.

— Это самая удивительная исповедь, которую я когда-либо слышала, — призналась она наконец.

— Будем спать?

— Пожалуй.

Дэмио поднял веки.

— Мне кажется это моя последняя ночь, — сказал он. — И, кажется, я знаю, как хотел бы ее провести. Могу ли я просить тебя кое о чем?

Мэри взглянула ему в глаза. Теперь взгляд Дэмио был чистый и ясный, словно боль в руке и безумные мысли больше не мешали ему.

— Проси, — ответила Мэри. — Я не откажу.

Он так и не смог произнести это вслух, но слова стали бы лишними.

Хватило взгляда.

* * *

…Обессилев, мисс Мэри упала на грудь Дэмио.

Он выдохнул:

— Спасибо тебе, Марррия…

И умолк.

Мисс Мэри слышала, как медленно, удар за ударом, затухает горячее сердце. У-ух. Ух-ух. Когда оно затихло, она закрыла глаза и заплакала.

Тихо и страшно.

Под ее разбросанными золотистыми волосами в последний раз опустилась грудь человека, который хотел увидеть взгляд Бога.

Впрочем… Может быть, он его ивидел сейчас.

Может быть.

ПУЛЯ 10 Человек в желтом камуфляже

Казалось, утро не наступит никогда. Но рассвет пришел, пробившись сквозь пелену туч. А вместе с ним в Мегаполис страха пожаловал и новый день.

Босс всех боссов Сеула сидел на огромном троне. Именно троне, иначе мрачную конструкцию назвать было сложно. Сооружение представляло собой нагромождение металлических уголков и швеллеров, скрученных болтами и водруженных на бетонные блоки полуметровой высоты. С трех сторон к блокам вели ступеньки.

С этого трона Шедоши мог поглядывать на своих гостей или пленников свысока. Сиденье, спинка и подлокотники трона были обложены кожаными подушками, поэтому сидеть на этой конструкции было комфортно. Вместе с боковыми колоннами, подпорками и перекладинами трон был в ширину метра три, а в высоту — все четыре. Скрюченный Синода Шедоши смотрелся на фоне всего этого кожано-стального мракобесия, как пестик внутри огромного уродливого цветка, раскрывшего колючие лепестки. Впрочем, насколько понимала мисс Мэри, при создании трона речь не шла о красоте или эстетике. Трон должен был пугать. И с этой функцией он справлялся прекрасно.

Конструкция была выкрашена в черный цвет, насыщенный и густой, отливающий синевой в бледном солнечном свете сеульского утра. Трон был угловат и колюч. А от воли безумца, восседающего на нем, зависели жизни и смерти многих.

Престол гангстеров возвышался под деревянным навесом, грубо сколоченным из досок на уровне второго этажа здания, окружающего внутренний двор. Босс всех боссов дремал под козырьком. Косые солнечные лучи лишь высветляли боковую сторону трона, но не тревожили предводителя Топоров.

Рядом с Шедоши стоял кувшин с узким горлышком. При взгляде на сосуд, в котором наверняка плескалась чистая, прохладная вода, мисс Мэри рефлекторно облизнула сухие губы. Жажда давно мучила ее.

Мэри кашлянула, прочищая горло. Она понимала: сейчас ей придется говорить. Или кричать…

Внезапно ворота президентского двора распахнулись и внутрь «тронного зала» вкатились четыре желто-зеленых армейских внедорожника. Над кабинами торчали стволы пулеметов. Двери трех машин синхронно распахнулись, и на улицу вывалились солдаты с М16 в руках.

Бойцы Шедоши, вооруженные цепями и топорами, нервно озирались и поглядывали на своего босса.

После того как прибывшие стрелки заняли охранные позиции, в последнем джипе открылась задняя дверь. Из кабины вальяжно и легко, словно молодой зверь, спрыгнул известный всему корейскому Коридору человек.

В желтом камуфляже.

С серебряными нашивками в форме дубовых листьев.

Увидев мисс Мэри, некоронованный бог Сеула и окрестностей, командующий базой «Кэмп Грей» лучезарно улыбнулся. Он подошел к девушке, стоящей на коленях перед его машинами и вооруженными бойцами.

— Ты? — прошептала Мэри, с трудом разлепляя пересохшие губы.

— Хм. Я, — усмехнулся Джо Юнг.

Обрывки воспоминаний вспышками пронеслись в сознании мисс Мэри, танцовщицы из России.

Перед глазами проплыл сумрак клуба «Патриот» в Пусане…

Транспортный самолет.

Пробуждение.

Бугай и торговцы-каннибалы. Сражавшиеся за призрачную справедливость школьники и умник Дэмио…

Юнговцы.

И Джо Юнг. Этот полковник, о котором твердили Рик и Кити. Хозяин «Кэмп Грей».

Все сошлось. И как только она раньше не удосужилась сопоставить очевидные моменты? Юнговцы… Юнг… Воистину правы были мертвые дети — она глупая блондинка.

Брови Синоды Шедоши тем временем удивленно поползли вверх. Колонель могучей «Кэмп Грей», властелин Коридора и его собственный сюзерен разговаривал с рабыней-воровкой, как с равной.

— Похоже, у меня начинается, падла, старческий маразм, — пробормотал Шедоши.

— Жаль, что нам так и не удалось спокойно поговорить после твоего сногсшибательного танца в Пусане, — сказал Юнг, с интересом рассматривая измученную девушку. Жизнь в новом мире не прибавила ей красоты, но и изначальную, данную природой, до конца отобрать не сумела. — Все еще впереди. Мир полетел к чертям. Надо же… кажется, все случилось вчера, а ведь сколько лет прошло…

— Тридцать, — по-прежнему стоя на коленях, мисс Мэри заставила себя ответить спокойно.

— Почему ты не появилась на базе? Я ждал тебя.

— Я не думала, что ты — это ты. Юнговцы, надо же… — Мэри поежилась.

— Моя фамилия Юнг.

— Да, теперь я все понимаю. Я запуталась. Слишком многое случилось за эти… дни.

Колонель рассмеялся.

— Это точно. Станцуешь для меня?

— Сейчас? — Мисс Мэри тоже вымученно улыбнулась. — Ты явно сошел с ума.

Полковник прищурился. Щелкнул пальцами, скомандовал:

— Посадите ее в машину!

События развивались не по плану Шедоши. Босс всех боссов хотел вернуть полковнику винтовки и получить что-нибудь взамен, поторговаться, выбить поблажки со стороны янки… А сейчас все нарушилось.

Синода Шедоши спустился со своего трона и, прихрамывая, подошел к полковнику.

— Колонель, — прохрипел он, — эта сучка — мой небольшой презент твоему величеству, черт возьми! При ней было вот что… Смотри, какая вещица!

Шедоши протянул полковнику револьвер крошки Кити.

Юнг молча кивнул, взял ствол. Автоматически откинул барабан, проверяя содержимое. Из дырочек глядели шесть золотистых капсюлей. Последних. Которые так берегла школьница.

— Ты в курсе, что именно эта шлюха бомбанула твой КПП? — продолжил Синода Шедоши. — Две рабочие винтовки. И четыре магазина с патронами. Не цацкайся с ней. За такое надо карать. И карать страшно, вот мой совет.

Не оборачиваясь, полковник процедил сквозь зубы.

— М-да… шлюха. Голая, в одной драной рубашке. Твои ребята развлекались с ней, верно?

— Да черт их разберет, — расстроенно ответил Шедоши, не чувствуя в голосе Джо Юнга угрозы. Все же Шедоши был стар: долго стоять, как и слушать, ему было тяжело. Встав шире, гангстер сместил тяжесть на одну ногу и воткнул кулак в пояс, для большей устойчивости. Затем продолжил: — Я не слежу за такими мелочами, колонель. Ну, может, кто шмякнул ее пару раз. Чай не убыло, падла.

Полковник направил подаренный кольт «Питон» на своего ставленника и выстрелил. Шедоши отбросило и снесло на землю. По президентскому двору прокатился всеобщий вздох. Юнг подошел и разрядил в гангстера оставшиеся пять пуль.

Тело босса всех боссов вздрогнуло в последний раз.

Солдаты-юнговцы ощетинились во все стороны штурмовыми винтовками. Гангстеры заорали, вскинули самострелы и топоры. Ножи выпорхнули из ножен, над головами взметнулись дубинки, но дальше угроз дело не зашло. Соотношение сил было слишком очевидным. Умирать никто не спешил.

Полковник демонстративно медленно спрятал «Питон» в карман. Аккуратно вытер испачканную подошву сапога о лицо босса всех боссов, валявшегося в грязи с открытым от удивления ртом. Потом обернулся и поискал взглядом в толпе бандитов.

— Разберитесь, кто старший, — приказал он, обращаясь ко всем и в то же время ни к кому конкретно. — Лучше без поножовщины, голосованием командиров отрядов. У нас демократия, верно? Завтра к вечеру жду предложений по новому боссу вашего ганга. Вопросы?

Топоры лишь лязгнули оружием.

— Удачных выборов.

Юнг сплюнул и сел в джип.

Один из его командиров принял винтовки, накануне захваченные малолетними налетчиками. Взревели двигатели внедорожников, и колонна стремительно сорвалась с места.

* * *

Мисс Мэри сидела в машине напротив Юнга. Джип оказался внутри не таким большим, каким виделся снаружи. Кресла были жесткими, обитыми дерматином. Одно слово: колеса для вояк.

Убийство главы Топоров Синоды Шедоши, похоже, мало взволновало обоих. Полковник знал, что власть ганга не пошатнется. Переназначат главаря, и всех делов. Старого хрыча давно пора было отправить на пенсию. Мэри же так перенервничала, что теперь тоже не испытывала никаких чувств по поводу гибели человека, повинного в смерти ее друзей. Она восприняла убийство Шедоши цинично и практически равнодушно, как нечто должное.

Зато мисс Мэри мучили вопросы. И человеку, сидящему напротив, были известны на них ответы.

— Могу я спросить? — осторожно уточнила Мэри.

Колонель усмехнулся.

— Давай. Чего мне тебе отказывать?

— Я не все хорошо помню…

— Спрашивай.

Мисс Мэри чуть наклонилась вперед, вглядываясь в лицо Юнга.

— Мы спали с тобой?

Полковник фыркнул.

— Нет, не спали.

— Женат? Дети?

Колонель нахмурился.

— Я мог бы обсудить с тобой живую жену. Но насмешки над мертвой — это слишком.

— Откуда ты знаешь? Быть может, она жива?

Полковник покачал головой.

— Ты видела, что творилось в Сеуле. Уверен, что-то подобное происходит и в Бостоне. Стабильного радиосообщения со Штатами у нас нет, узел связи был основательно поврежден. Обрывки из радиопередач, которые ловят любительские станции, противоречивы. Я не строю иллюзий. Новый мир не для женщин. Скорее… — Полковник блеснул зубами. — Скорее, женщины для него.

— Возможно, в других местах все иначе, — предположила Мэри.

— Возможно. Но я реалист. Моя жена, скорее всего, мертва.

Они помолчали.

— Зачем я летела в Сеул? — наконец спросила Мэри.

Полковник пристально посмотрел на нее.

— Странно, что не помнишь… Ты летела ко мне. Мы познакомились в баре. Ты танцевала. Отлично танцевала, черт подери. Я заказал приватный танец. Заплатил двести долларов, и ты вертелась обнаженной, сидя у меня на коленях. Заплатил триста и получил телефонный номер. Потом я пригласил тебя, и мы сидели в большом ресторане. Помню, на тебе было платье, такое воздушное, словно из блесток. Обнаженные плечи, обнаженная спина… — Юнг сглотнул. — Это было даже лучше, чем приватный танец, который ты исполняла полуголой. Мы оба заказали рибай. С кровью. Не помнишь? После ужина я пригласил тебя к себе, на базу «Кэмп Грей». На день рождения к Томми.

— К Томми?

— К Томми Сойеру. Человеку с глупой фамилией и еще более глупым именем.

— Ага. И что должно было случиться на той вечеринке у… Томми Сойера?

Джо Юнг откинулся на спинку.

— Так, кое-что, — усмехнулся он. — Ты действительно не помнишь? Тогда я попробую объяснить. Ты летела не к Сойеру, Мэри. Ты летела ко мне. Считай, я заказал себе приватный танец с выездом. И оплатил его.

— Оплатил?

— Эскорт. Тысяча двести долларов, не считая затрат на перевозку.

— И это всё?

— Это всё.

— То есть мы не спали?

— То есть нет.

— Но должны были?

— Но должны.

— И кроме этого, не было никакой причины для нашей встречи?

— Можно сказать и так.

Мисс Мэри закусила губу.

— Сейчас все это, конечно, звучит смешно, — пробормотала она. — Но я считала себя студенткой с языковедения. Преподавателем корейского языка в колледже. А оказывается…

— Да, стриптизерша. Но что такого? В конце концов, стриптизерша — не проститутка. Кроме того, почему стриптизерша не может быть одновременно и студенткой. Или преподавателем, какая разница… А что касается владения языком…

— Хватит!

Юнг в очередной раз усмехнулся.

— К тому же, — продолжил он, — после пробуждения большинство женщин стало или проститутками или мертвецами. Анабиоз многих сравнял. Многих уравнял.

— Но некоторых больше чем других, — хмыкнула Мэри, кивая на форму полковника.

Юнг прищурился.

— Ты о моей власти над Мегаполисом?

Мисс Мэри сглотнула.

— О твоей власти надо мной. Сейчас.

Протянув руку, Юнг схватил ее за плечо.

— Ты не поверишь, — сказал американец, и дыхание его при этом стало значительно чаще и тяжелее, — за два месяца с нашего расставания у меня было умопомрачительное количество женщин. Не только кореянок. Много белых, метисок, черных. Сеул большой город, черт возьми. И в нем, черт возьми, даже сейчас полно женщин! Но я думал о тебе все это время. Не скажу, что ты красивее всех на свете, тут дело в другом. Ты… не дала мне тогда. Но обещала приехать.

Мисс Мэри подняла голову и ответила:

— Ну что же, Джо, так или иначе обещание сдержано.

ПУЛЯ 11 Подземелья «Кэмп Грея»

Со стороны центрального пропускного пункта база казалась мощнее и выше, чем с дальнего КПП, на который робингуды совершили налет.

Мисс Мэри разглядывала высокие смотровые вышки и залатанную колючую проволоку. Тяжелые ворота КПП были, по всей видимости, установлены заново. Листовое железо и скрепляющий их уголок крепились на вкопанные столбы не сваркой, а болтами и клепками.

Поле перед въездом на центральный пропускной пункт было вспахано. Казалось, его совсем недавно боронили плугами на тяжелой технике. Но это, разумеется, было не так. Тратить топливо на подобные мелочи — было для офицеров «Кэмп Грея» непозволительным расточительством. Поле наверняка вскапывали ручным плугом рабы. Разрыхленная полоса предназначалась для того, чтобы отслеживать попытки проникновения: следы виднелись бы на ней отчетливо.

Справа и слева также простирались поля. Однако назначение их было иным. Там и тут торчали покосившиеся кресты и мрачные надгробные камни. Изобилие христианских символов не удивляло. Во-первых, база была американской, а во-вторых, и жители Сеула по большей части являлись протестантами или атеистами.

Кресты тянулись до самого горизонта и были сделаны из чего попало: арматуры, досок, палок, обломков промышленных изделий. На холмах под крестами валялись ржавые солдатские каски, сгнившие останки рваных бронежилетов, булыжники, битый кирпич и другой мусор, которыми приваливали надгробия.

По какому принципу осуществлялись захоронения и кто именно лежал в стылой корейской земле, мисс Мэри оставалось только гадать. Откуда столько могил? Умерли от голода? Но на базе должны были быть припасы. Самоубийцы?

Вчерашним вечером Синода Шедоши сообщил полковнику, кто совершил налет на его КПП. В обычных условиях подобный проступок карался крайне жестоко, настолько жестоко, что даже смерть могла показаться счастьем для провинившегося. Однако соучастие мисс Мэри в убийстве американских солдат Юнга не волновало.

Колонель посмотрел в окно. На вспаханное поле, на подтянувшихся с приездом командира караульных, на земляные брустверы, на хмурые рыла пулеметов, торчащих из глазниц дотов, на ржавые ограждения. Юнг поморщился и перевел взгляд на Марию Тешину, девушку из прошлого, с которой судьба мимолетно его столкнула. И так прочно зацепила.

Мисс Мэри молчала. Джо Юнг был ужасным человеком. Но мог ли он быть иным? Вполне возможно, что честный, умный, мужественный человек в новых условиях не мог поступить иначе. Джо Юнг убийца — да. Но можно ли бороться с хаосом без жертв? Не Юнг придумал анабиоз, не Юнг создал дикие банды гангстеров-каннибалов. Зато он сохранил жизни своим солдатам, своим соплеменникам, очнувшимся в чужой, враждебной, густонаселенной стране. Заслуга это или порок?

Мисс Мэри не знала ответа на этот вопрос.

Она сидела и глядела, как солнечные лучи высоко в небе полосуют своими золотистыми лезвиями тяжелые грозовые тучи, которые не уходили из проклятого города в сезон дождей. Лишь отступали временами, а потом вновь возвращались и обрушивали на улицы и небоскребы ливни.

Лучи резали облака, пробиваясь сквозь сине-фиолетовую толщу.

В небе воцарилось шаткое равновесие света и тьмы.

«Как во всем этом мире», — скользнула у Мэри мысль.

В этот момент полковник Джо Юнг взял девушку за руку. Как умел нежно и бережно. Мисс Мэри дернула руку на себя, но сильные пальцы, крепкие, и одновременно мягкие, словно у пианиста, а не военного, ее удержали.

Юнг посмотрел ей в глаза.

И Мэри стало не по себе от этого взгляда. Голова слегка закружилась.

Глаза у полковника были большими, глубокими, очень внимательными. Темными, словно таежное озеро в непогоду. На мгновение мир для Мэри вдруг сделался простым и спокойным. После всех ужасов падшего Сеула с взглядом Юнга в нее скользнуло почти утраченное, давно забытое ощущение безопасности. Уверенности в завтрашнем дне. Удовлетворенности и покоя.

Рядом с Мэри был сильный, преданный мужчина, способный ее защитить. «Похоже, — думала, Мэри, — он мог действительно искренне влюбиться. В рабыню? В налетчицу, разорившую его КПП? Нет. В девушку, которую знал до анабиоза».

Сжимая в ладошке длинные пальцы Юнга, мисс Мэри опустила глаза.

Юнг был ласков и обходителен. Он был хозяином нового мира, властителем. Почти монархом. С ним Мэри венчала новую пищевую пирамиду. С ним она могла не бояться.

Вот только… В спину укоризненно смотрели Кити, Рик и Дэмио.

* * *

Ворота базы открылись, и внедорожник вполз на охраняемую территорию. В крепость «Кэмп Грей». И если накануне Мэри заглядывала в нее с черного хода, то теперь ее ввозили с парадного.

Дежурные подскочили, обступая и провожая автомобиль с военным диктатором. Они старательно изображали почетный караул, который раньше сопровождал на центральных улицах Сеула только правительственные машины.

Когда «Хаммер» остановился, полковник вышел первым, обошел машину и открыл для мисс Мэри дверь. Галантно подал девушке руку. На выбравшейся из джипа Мэри оставались лишь обрывки одежды, но все равно жест получился величественным.

Отыскать одежду наверняка здесь было не сложно, хотя бы военную форму. Мисс Мэри больше беспокоили царапины и ссадины, синяк под глазом. Впрочем, обнадежила себя девушка, синяки и царапины пройдут, если не плодить новых. Главное сейчас — хорошая пища и отдых. Нет, ерунда, главное — это любая пища. В мире, где тысячи людей ежедневно умирали от голода, выбирать не приходилось.

По-прежнему, как на плацу перед Большим президентским дворцом, мисс Мэри жутко мучила жажда. Но девушка за последние дни научилась терпеть.

Босые ноги с опаской ступили на землю. Подхватив Мэри под локоток, колонель повел ее к зданию, всякий раз придерживая, когда от слабости у девушки кружилась голова. Для Мэри в эти минуты все вокруг плыло: сказалось чудовищное переутомление последних дней. Она чувствовала только сильную мужскую руку, удерживающую ее от падения и направляющую вперед. Сквозь пелену она подмечала трещины, изъевшие тут и там асфальт, горы щебня и битого кирпича, оставшиеся на месте некоторых построек, отверстия и проломы в стенах, кое-как замазанных цементом и заколоченных досками. Несмотря на ветхий вид, «Кэмп Грей» для Мэри все равно олицетворял богатство, защищенность и сытость.

Внутри база оказалась огромной. Большая ее часть действительно находилась не на поверхности, а глубоко под землей. В этом гигантском муравейнике суетились сотни людей, бегающих, словно жуки, по своим маленьким, но неотложным делам. Содержание базы, дизельные генераторы и системы электроснабжения, искалеченный пожаром узел связи, инженерные коммуникации, склады, канализация — все это требовало внимания. Солдаты и офицеры занимались своими обязанностями. Система работала.

Джо Юнг вел Мэри по подземельям.

Спустившись по длинной многомаршевой лестнице вниз — лифт пускали только для переброски грузов ввиду экономии топлива для генераторов, — мисс Мэри, полковник и сопровождающие офицеры оказались в длинном сводчатом туннеле, похожем на подземную улицу.

Вход в туннель перегораживал ряд решеток и кордон с дежурными на боевом посту. При приближении полковника решетки лязгнули, открываясь, раздались приветствия, зазвучали короткие команды. Солдаты отдавали честь. Во всем этом ощущался дух старой американской армии. И если где-то в «Кэмп Грее» было разгильдяйство, то точно не здесь.

По туннелю сновали люди, исчезая и появляясь то в боковых ответвлениях, то в помещениях.

В комнатах стояла простая мебель. За столами сидели люди. Большая часть из них работала, мастеря примитивные ремесленные изделия: посуду, мебель, ручной инструмент. Рабочие полировали, красили, раскладывали и упаковывали изделия в пластиковые коробки. Здесь же подшивали одежду, плели циновки, набивали матрасы. Чуть дальше, в просторном помещении, рабочие отдыхали. Кто-то спал, кто-то стучал по столешнице, играя в кости или трик-трак. С другого конца туннеля люди катили тачки, груженные материалом для мастерских. А также водой и едой. При запахе пищи мисс Мэри проглотила слюну. Рис, который Мэри никогда особенно не любила, источал сейчас сногсшибательный аромат. На тележке походной кухни везли жестяную кастрюлю, источавшую пар. А также несколько здоровых ведер с зеленым луком и другими съедобными травами.

— Голодна, — констатировал Юнг, заметив взгляд Мэри.

— Разумеется.

Полковник приказал, и Мэри наложили в тарелку риса с зеленью. Она с жадностью стала есть, прямо на ходу.

— Откуда столько продуктов? — жуя, спросила Мэри. — Допустим, рис взят из хранилищ. Но зеленый лук?

— Хочешь увидеть? — Джо Юнг с гордостью улыбнулся. — Я покажу.

Они прошли по туннелю почти до самого конца. Свернули в примыкающий коридор, почти такой же широкий и высокий, уходящий вдаль. Свет дневных ламп здесь был даже ярче, чем в основном проходе. Этот туннель не петлял, но уходил вниз, скатываясь под землю ярус за ярусом.

Мисс Мэри покачала головой. Подземные лабиринты, безусловно, впечатляли. Учитывая масштаб постройки, было совсем не трудно поверить, что в «Кэмп Грее» действительно может храниться все необходимое для выживания в экстренных условиях десятков тысяч людей. А может быть, даже сотен тысяч. Два месяца назад в Сеуле очнулись миллионы жителей. А сколько осталось сейчас? Возможно ли было всех их прокормить запасами «Кэмп Грея»?

В конце туннеля, за очередным постом охраны, оказалось множество ответвлений, каждое из которых упиралось в комнату. Там были установлены пластиковые лотки с черноземом. К лоткам вели металлические трубки для орошения. Светили яркие лампы, гарантировавшие подземному огороду свет и тепло.

По словам Юнга, бетонные парники с гидропоникой были созданы задолго до анабиоза. Здесь была автономная система очистки грунтовых вод, а также возможность дополнительного забора жидкости из специально вырытых в подземельях резервных цистерн. Эти цистерны представляли собой настоящие водохранилища, гарантировавшие жителям базы возможность пить чистую воду даже в случае ядерной войны. Первое, что Юнг восстановил, захватив «Кэмп Грей», были именно эти фермы.

И все же гидропоника была лишь подспорьем. Настоящая война с голодом велась на поверхности, где сельское хозяйство не требовало затрат электричества и сложных химических удобрений, запас которых на базе с каждым днем истощался.

Следующей весной на десятки километров от «Кэмп Грея» во все стороны должны были протянуться кукурузные поля и рисовые чеки. Именно с их помощью можно было положить конец беспределу, который творился в Сеуле после пробуждения. Но строить серьезные планы пока было слишком рано.

«Кэмп Грей» лишь чистил пространство для будущих полей, убирая камни и занимаясь корчеванием мешающих деревьев.

Юнг использовал для работы сотни рабов, получавших минимальную пайку. Ремесленники, которых она видела в туннелях, получали чуть больше. Они могли протянуть до весны.

Способ выживания у полусолдатской общины в огромной подземной базе был единственный: жесточайшая экономия и процветающий в кварталах города каннибализм. Трупы собственных солдат и невольников Джо Юнг сдавал диким гангам в обмен на лояльность. Уличные правители его ненавидели, но боялись. Пулеметы «Кэмп Грея» учили их уважению, а товар, который Юнг поставлял, позволял им выживать. Собственные мясобойни были у каждого ганга. Но, видимо, их производительности не хватало.

Жуткий экспорт «Кэмп Грея» поддерживался мелкооптовой продажей круп, а также соли и редких драгоценных консервов. В обмен на продукты база получала рабов, а также разнообразные предметы культуры и искусства, которые, после получения первых урожаев, должны были серьезно вырасти в цене.

Юнг был уверен, что в течение пары лет ситуация на Полуострове, да и на всей планете стабилизируется. Во всяком случае, в отношении продуктов питания. В конце концов, плодородная почва была и осталась главной ценностью человеческой расы. А значит, массовый голод уйдет, как только восстановиться земледельческая система — пусть сначала не автоматизированная, как раньше, пусть ручная и примитивная, но достаточная, чтобы снимать урожай.

Каннибализм в Мегаполисе, по мнению Юнга, был явлением временным. Бороться с ним внутри базы помогало только одно — запасы. На складах «Кэмп Грея» было немало зерна, муки, масла в герметичных бутылках, соли, спирта и всего прочего, о чем на поверхности можно только мечтать.

Немало.

Но и не много.

Бочки с дизельным топливом кормили немногочисленную технику, простоявшую тридцать лет в ангарах на консервации, и генераторы электричества. Генераторы вырабатывали энергию для освещения и тепла растений. И, по возможности, для освещения и тепла жилых помещений.

Девиз «Кэмп Грея» был прост: дожить до первого урожая. Выжить. Дотянуть. Любой ценой, наплевав на всё! Ради этой цели полковник Юнг экономил запасы, ощетинившись пулеметами и обвившись колючей проволокой.

Полковника можно было осуждать сколько угодно, проклинать и сулить все жаровни ада, но его нельзя было обвинить в глупости.

За подземными садами с гидропоникой — в каком-то смысле самым ценным имуществом обитателей подземелий — находились штабные помещения и личные покои диктатора Коридора. Вход в святая святых преграждал еще один КПП с четырьмя вооруженными бойцами и аппаратом местной связи.

Пройдя через последнюю решетку, Юнг отворил перед мисс Мэри дверь. Она вошла и остановилась. По нынешним временам, большое помещение было обставлено шикарно. Мебель была фабричной, не самодельной.

— Это бывший тир, — пояснил полковник. — Стены отделаны звукоизолирующим материалом. Здесь можно спокойно поспать. Есть санузел и система канализации.

— Размер впечатляет, — сказала Мэри. — Ты живешь здесь один?

— Ну, не совсем.

— С Томми Сойером? — усмехнулась девушка.

— Том Сойер мертв, — без улыбки ответил Юнг. — Я убил наглеца в первый же день после пробуждения за неповиновение. Его глупый юмор меня давно не смешил. А глупая фамилия раздражала… Отдыхай. Сейчас тебе принесут еще еды и воды. Приведут в порядок. Мне нужно ненадолго отлучиться.

С этими словами полковник резко развернулся и вышел.

Мисс Мэри принялась осматривать новый дом. На полу лежали ковры, на стенах светлели картины. Над огромной кроватью висели ножны с холодным оружием. Ниже великолепного антикварного изделия висела бронзовая табличка с надписью:

Меч Барклая.

Русский кирасирский палаш.

1808 год.

С интересом осмотрев оружие, но так и не решившись взять его в руки, мисс Мэри подошла к кровати и потрогала перину грязной рукой. Все было мягкое, очень чистое. Шерстяное покрывало и простыни из нежнейшего шелка.

Ложиться на кровать, не сменив одежду, мисс Мэри не рискнула. Не потому что боялась хозяина, просто внутри встал какой-то барьер, не позволявший пачкать собой подобную красоту. В каких запасниках хранились эти сокровища десятки лет? Наволочки, простыни — просто волшебство.

От усталости мисс Мэри покачнулась. Все же присела на самый край кровати.

В это мгновение в комнату впорхнула целая стайка молодых женщин с тазиками, ковшами и кувшинчиками с водой. Все хрупкие и миниатюрные, чем-то напоминающие погибшую Кити. На каждой были одинаковые национальные сандалии и темный ханбок.[48]

Женщины быстро, как живые механизмы, окружили растерянную мисс Мэри и принялись без слов освобождать ее от остатков одежды. Затем, обнаженную, поставили в большой таз и начали омывать из кувшинов подогретой водой. Девушки действовали очень слаженно, будто занимались этим делом всю жизнь.

— Кто вы? — спросила Мэри.

Женщины, словно не расслышав вопроса, продолжали гладить ее мочалками, оттирать плечи, ягодицы, бедра и мыть волосы. Еще одна женщина внесла и положила на кровать стопку выглаженной одежды.

Вскоре волосы Мэри были вымыты и расчесаны, а сама она вытерта насухо несколькими полотенцами. Девушка то и дело что-нибудь спрашивала у молчаливых служанок, однако ответов так и не получила. В лучшем случае — они кивали. В худшем — игнорировали.

«Получили приказ молчать, — решила Мэри. — Но почему?..»

Ей вспомнилась Кити. Сердце болезненно заныло от утраты, но Мэри прогнала эту несвоевременную скорбь.

В памяти всплыли слова девочки.

«Не револьвер делает сильным человека, а человек — револьвер. Настоящий кольт „Питон“ — это я сама, а вовсе не тот кусок металла, который таскаю с собой. Знай — оружие ты сама. Твое тело — ствол. Твой порох — воля. А твоя пуля — это твоя голова. Так выстрели же, ты слышишь…»

— Слышу, — прошептала мисс Мэри.

С молчанием омывающих ее девушек что-то было не так.

Решившись, Мэри схватила одну из мойщиц за локоть и с силой подтянула к себе.

— Почему молчишь? — требовательно спросила девушка.

Но слов не потребовалось. Мойщица послушно раскрыла губы. Ее язык был отрезан.

Мисс Мэри в ужасе отшатнулась, поскользнувшись и едва не грохнувшись на пол. Хорошо, что она стояла уже не в тазу.

Несмотря на виденное за несколько дней в Мегаполисе страха, Мэри все никак не могла привыкнуть к злым насмешкам нового мира.

Все девушки были молоды и красивы. Языки им отрезали умело и аккуратно. В ушах прозвучала фраза Юнга: «Что касается владения языком…»

Пожалуй, это было страшнее, чем то, что вытворял с рабынями Бугай или мясники-людоеды. Первый, вероятно, страдал маниакальным синдромом. Для вторых убийство было лишь прибыльным бизнесом. Но сейчас перед Мэри был пример рациональной жестокости.

С содроганием вытерпев еще несколько минут трогательной заботы невольниц, мисс Мэри оделась и, проводив прислужниц, рухнула на кровать.

Зачатки симпатии, накопившиеся за последние несколько часов по отношению к Юнгу, растаяли. Розовые очки свалились с носа на пол и разлетелись вдребезги на миллионы осколков.

Мисс Мэри вспомнила грубость Юнга по отношению к подчиненным, убийство Шедоши, совершенное с легкостью, без тени сомнения…

И нежность по отношению к ней самой.

Его глубокие глаза.

Зачем она ему? Для приватного танца, из-за странной страсти к девушке из далекого прошлого? Вряд ли. Он мог овладеть ею где угодно, прямо во дворе, где убил Шедоши, в своей машине по пути к базе, в любом из помещений своего подземного царства. Мог, но не сделал этого. Зачем же нужно хождение вокруг да около? Зачем беседы, ухаживания, притворство?

Все это не вязалось с образом жестокого, расчетливого полковника.

Выходит, ему нужно что-то еще.

Во власти Юнга были жизнь и смерть его воинов, контроль над зоной «Коридор» и всеми гангами Сеула. И уж конечно — жизнь и смерть этих девушек, по сути, бесправных рабынь. На этом фоне внимание, проявленное к Мэри, казалось лживым. У Юнга наверняка множество наложниц. Если он отрезает служанкам языки, просто чтобы не болтали, то с женщинами привык не церемониться.

Учитывая новые нравы мужчин Мегаполиса, проявившиеся после пробуждения, было бы странно, если б властелин самого мощного ганга — а «Кэмп Грей» фактически таковым и был, — не содержал бы гарем.

Только сейчас мисс Мэри обратила внимание на свою новую одежду. Помимо шелковых трусиков, на ней была тонкая туника-сетка, легкая и полупрозрачная, из воздушного, почти невидимого нейлона. Это — одежда? Она бы не удивилась, если бы ей принесли мужские камуфляжные штаны и военную рубаху. В них можно было бы выйти наружу. Пройти по туннелям, подняться на верхние этажи, если бы охрана позволила. А в этом? Добраться от постели до купальни и вернуться обратно. Рубаха, которую надевал на нее Бугай, была одеждой в большей степени, нежели юнговская обновка.

Схватив себя за плечи, Мэри затравленно осмотрелась, глядя на помещение уже совсем другими глазами. Огромная комната, бывший тир, с двумя выходами и двумя санузлами, переделанными в две широких купальни. Шикарные апартаменты угнетали. От первой радости не осталось и следа.

Забравшись под одеяло, мисс Мэри замерла. На огромной мягкой кровати с пуховой периной и шелковыми простынями она казалась себе букашкой, прикованной к бумаге тонкой иглой.

Однако мысли ее никто пришпилить булавкой не мог. Кусочки мозаики в голове девушки начали медленно складываться в единую картину.

Она направлялась в Инчхон.

Борт, летевший с востока, попал в возникшую червоточину. А когда самолет прошел через эпицентр, бозон исчез. Господь отвернулся от своих чад.

Самолет разбился.

Она очнулась на причале, целая и невредимая.

Что это было? Совпадение? А может быть, нечто большее?..

* * *

Следующим утром полковник Юнг разбудил мисс Мэри, нежно погладив ее по руке.

Девушка дернулась и вскочила, словно ужаленная. Отползла от хозяина Коридора.

Юнг фыркнул и раскрыл кулак. На ладони покоились шесть патронов.

— Нашел подходящий калибр для кольта твоей дерзкой подруги, — произнес он без всякого выражения. — Той, что убивала Топоров.

Мисс Мэри судорожно кивнула.

Присев на край кровати, полковник начал вставлять патроны в барабан. Это простое действие произвело на мисс Мэри сильное впечатление. «Питон» был опасной игрушкой. Тем более заряженный, в руках такого страшного человека, как Юнг.

— Послушай, Джо, — осторожно сказала Мэри, давя в себе страх. — Ты меня пугаешь этим револьвером.

— В «Кэмп Грее» тебе нечего боятся.

— Я стараюсь, однако… — Перед глазами Мэри возник обрубок языка корейской наложницы.

— Однако, — подбодрил полковник. — Продолжай. Ты можешь мне доверять.

Мисс Мэри проглотила вставший в горле комок.

— Если уж мы говорим о доверии, Джо, то для начала перестань заряжать передо мной револьвер.

— Это выполнимо.

— И я хотела бы получить нормальную одежду, вместо тех сеточек, что на мне сейчас.

— И для чего? — улыбнулся Юнг.

— Не могу же я в таком виде щеголять перед твоими солдатами. Ты пригласил меня на приватный танец, помнишь?

— Конечно.

— Я же не пленница? Не очередная твоя рабыня? Не наложница?

— Ни в коем случае, но… — С щелчком закрыв барабан, полковник крутанул кольт на пальце. — Но со свободным передвижением по базе могут возникнуть некоторые проблемы… — Он убрал револьвер в кобуру. — Ты так забавно пугаешься.

Юнг протянул руку и потрепал мисс Мэри по щеке. Она не посмела отстраниться.

— Другую одежду ты получишь, я обещаю. Револьвер на нашей кровати заряжать больше не стану. Но насчет прогулок поговорим чуть позже.

Полковник говорил совершенно обычным голосом, однако от каждого его слова Мэри продирал озноб.

— Послушай, Джо, зачем я тебе нужна, в самом деле? — решительно спросила она. — Вряд ли из-за танцев, любви или тем более маскарада с гаремом. Ты бы не стал носиться со мной из-за такой чепухи, разве нет? Ты даже не пришел ко мне этой ночью.

Джо Юнг нахмурился. Некоторое время он молча сверлил Мэри взглядом. Она выдержала, не отвела глаза.

— Ты права, Мэри, — ответил наконец полковник. — Ты нужна мне вовсе не для гарема.

— Тогда зачем? Я не понимаю.

— Хочу провести с тобой один нехитрый эксперимент. Не думай, что я всего лишь тупой вояка. Это не так. То, что произошло в Сеуле и во всем чертовом мире, то, что уничтожило Республику, Штаты и чертову уйму других стран… мы назвали это словом «анабиоз». Но что он такое? Мы боремся за еду. Убиваем друг друга за щепотку риса. Выживаем, кто как умеет. Но причины произошедшего вряд ли волнуют хотя бы каждого десятого из чертовых голодранцев. У людей нет времени подумать над этим. А у меня есть. Приручив дикие ганги и более-менее наладив жизнь в «Кэмп Грее», я впервые за долгое время получил уникальную возможность. Тратить силы и ресурсы не только на войну всех со всеми, не только на прокорм подопечных, но и на изучение первопричин. Ты, Мэри, нужна мне для опыта. Очень простого опыта, который однако может дать ответы на кое-какие из моих вопросов.

Джо Юнг помолчал, внимательно следя за тем, как Мэри кутается в одеяло.

— Странное совпадение, — сказал он, — анабиоз прервался в тот миг, когда из схлопнувшейся кёнсанской червоточины вылетел самолет. Тот самый самолет, который оказался над институтом в момент запуска коллайдера и погружения планеты в анабиоз. Тот самый, на котором ты летела ко мне. Именно ты, Мэри Тешина, танцовщица из Пусана. Что это? Невероятное совпадение? Или закономерность, изменившая весь наш мир?.. Можно долго гадать. Если коротко, моя версия такова. В момент начала эксперимента над Кёнсаном пролетал самолет. Случайно. Рядом возникла одна из червоточин. Все люди погрузились в анабиоз, и только в Кёнсане, а может быть, и в центральных частях других червоточин, возникших по всему миру, люди продолжали бодрствовать. Однако время там исказилось. На планете прошли, уничтожая технические достижения цивилизации, тридцать долгих лет. В Кёнсане — минуты или секунды. За это время самолет пронзил эпицентр Червоточины. И каким-то образом повлиял на нее, заставил на время схлопнуться. Этому есть множество подтверждений, и ты сама об этом упоминала, пока мы ехали сюда. Твоя одежда, которая не пострадала за три десятилетия. Твое пробуждение, которое произошло всего несколько дней назад, в то время как все остальные на ногах уже больше двух месяцев. А также расчеты, которые произвели мои умники, восстановив траекторию полета борта № 44.

Мисс Мэри смотрела на полковника, и странное чувство втекало в ее сердце. Чувство близости к чему-то большому и жуткому.

— За прошедшие два месяца я отправил в Кёнсан четыре экспедиции, — сказал Юнг. Поднялся с кровати и продолжил: — Лучших из своих бойцов и умников. Все спокойно прошли через границу внешнего слоя. Но назад не вернулся никто. Что с ними случилось? Один дьявол знает.

— Но при чем здесь я? — прошептала Мэри.

— Ты — частица червоточины, милая мисс Тешина. Когда червоточина схлопнулась и самолет рухнул на землю, все, кто находился на нем, погибли. Выжила ты одна. Я давно отправлял людей к месту падения борта сорок четыре. Они нашли там только обугленные останки обшивки, искореженные кресла, оплавившийся металл и останки экипажа. Странно, что они не обнаружили тебя, словно бы не заметили… Пристань возле места падения сгорела дотла. Но ты выжила и проснулась позже остальных. И даже осталась в одежде… Мы расспросили того одноглазого охотника, что поймал тебя возле места катастрофы. Он пришел на услужение к Шедоши, но мы выбили из него дурь. Одноглазый утверждает, что после того как ты начала брыкаться, он вырубил тебя, чтобы порыться в останках. — Юнг сунул руку в карман и вытащил на свет крохотный латунный жетон, оплавленный с одного края. — Это жетон одного из пилотов. По всей видимости, в момент падения корпус самолета треснул. Вероятно, владельца жетона разорвало при ударе и выбросило из вспыхнувшей машины. Взгляни на номер.

Мисс Мэри медленно протянула ледяную ладонь. Жетон лег на кожу и показался девушке обжигающе-горячим. На металлической поверхности, в обрамлении стилизованных геральдических лепестков отчетливо просматривались две цифры: «44».

— Это номер моего самолета?

Джо Юнг кивнул.

— Верно. В «Кэмп Грее» много умников, в том числе тех, кто трудился непосредственно в Кёнсане и наблюдал за запуском русского коллайдера через видеокамеры. Многие из них считают, что слои — это границы, отделяющие червоточины от обычной реальности. Некоторые также утверждают, что Бог вечен и существует всегда. В настоящем, будущем, прошлом. И он всегда неизменен. Когда он взглянул на мир, то уровни его восприятия породили разные слои реальности. Именно они сейчас окружают Кёнсан. Но это всё, скорее, метафизика. Суть в другом. Первая червоточина схлопнулась, когда самолет прошел через ее эпицентр. В Кёнсане возникла другая.

Мисс Мэри нахмурилась, теряя нить разговора.

— Я с трудом разбираюсь в таких сложных вещах, — сказала она. — Но почему ты уверен, что физический объект, даже такой массивный, как военный самолет, способен уничтожить червоточину? Быть может, он лишь… как-то повлиял на нее? Изменил?

— В яблочко, — кивнул полковник Юнг. — Обычно физические объекты проникают через границы слоев беспрепятственно. С ними что-то происходит уже там, внутри, но границу предмет пересекает без проблем. Самолет, на котором ты летела, прошел сквозь границу внешнего слоя в момент возникновения червоточины. И в этом, возможно, заключается все отличие.

Мисс Мэри подняла бровь.

— Как утверждают мои умники, слои двух разных червоточин не могут соединяться, — продолжил Юнг. — Видимо, эффект «взгляда Бога» повторяется при поступлении в человеческий мозг визуальной информации, отправленной по сети с АСУ русского коллайдера. Ученые, бежавшие из Кёнсана после того как первая червоточина схлопнулась, принесли с собой единственную видеозапись. Это похоже на мистику, но посмотрев ее в определенных условиях, человек погружается в летаргический сон, похожий на тот, в котором пребывало все человечество. Мы полагаем, что во время того странного сна в человеческом теле изменялось течение времени на клеточном уровне. Возможно, происходило и что-то еще, находящееся пока за границами нашего понимания. Только этим можно объяснить то, что на протяжении многих лет люди не старели, не становились жертвой хищников или бактерий. Даже пролежней не было. Умники считают, что границей между человеческим телом, погруженным в анабиоз, и остальным миром, в котором время течет с обычной скоростью, должен быть слой. Или нечто похожее. Некий… э-э… механизм, защищающий тело. Как золотистые слои защищают центральные области червоточин, так и здесь, только в миниатюре. Одно с другим связано. Это пока только допущение, но оно многое объясняет. В том числе то, что ты выжила при авиакатастрофе. Возможно, в твоем случае произошел какой-то сбой. И частица… чего-то, черт его знает, чего именно… осталась в тебе.

— Ты хочешь отправить меня в Кёнсан? — вздрогнула мисс Мэри. — Столкнуть с этими… золотыми стенами света?

Полковник покачал головой.

— Мы поступим проще, — объяснил он. — Я хочу увидеть эффект от физического контакта между тобой — единственным уцелевшим человеком с кёнсанского самолета — и людьми, отключившимися после просмотра видеозаписи с русскогоколлайдера. Не исключено, что это уникальная возможность столкнуть червоточину Кёнсана с эффектом анабиоза. Проследить по частному случаю за общим и понять, что же произошло на самом деле.

— Это опасно?

Юнг улыбнулся.

— Я показал видеозапись из туннеля русского коллайдера твоему старому знакомому из Инчхона, — не ответив на вопрос, сказал он, — одноглазому Чхун Паку.

— Бугаю? — удивилась Мэри.

— Бугаю? — Юнг в свою очередь непонимающе пожал плечами. — Скорее, он напоминает Квазимодо.

— Он здесь?

— Выше уровнем.

— Могу я с ним увидеться и поговорить?

— Зачем?

— Нужно. Тебе ведь это совсем не сложно.

— Не понимаю, зачем, — обронил Юнг. — Впрочем, увидеться вы можете. Но вот побеседовать… вряд ли.

Мисс Мэри почувствовала, как у нее волосы на темени зашевелились от страха.

— Т-ты… Т-ты ему тоже… язык отрезал?

Джо Юнг развернулся на каблуках и несколько секунд смотрел на нее. Затем неожиданно громко рассмеялся.

— Не стоит считать меня таким уж засранцем. Он посмотрел запись. Я уже говорил, что те, кто ее видят, засыпают каким-то гипнотическим… точнее анабиотическим сном. Наподобие того, в котором люди провели долгие годы. Так что твой одноглазик сейчас сладко дремлет. В каком-то смысле ему повезло, моя дорогая. Обычно с отработанными шестерками из гангов мы поступаем иначе. Он тебе дорог?

Мисс Мэри проглотила комок.

— Я просто хочу увидеть его, — повторила она.

Колонель помолчал.

— Ты увидишь его через пару часов, — ответил он наконец. — На лабораторном столе.

Мисс Мэри невольно вздрогнула. Человек в желтом камуфляже последний раз пристально посмотрел на нее и вышел из спальни. Дверь со стуком захлопнулась.

Юнг даже не обернулся.

Никаких иллюзий. Для полковника Мэри была всего лишь подопытной крысой. Если эксперимент не удастся, ее ценность для Юнга будет сведена до нуля.

Рик, Кити, Дэмио — все они мертвы.

Мэри поежилась, и в голове вновь прозвучал голос Кити. Раскатился эхом по базе «Кэмп Грей», по вновь укрытому пеленой дождя Сеулу, по всему этому жуткому новому миру…

«Оружие — это ты сама! Выстрели же, ты слышишь?..»

Мисс Мэри подняла голову. Взгляд ее уперся в кирасирский палаш, висящий на стене.

— Антикварное оружие ведь настоящее? — прошептала Мэри.

Конечно, это не кольт «Питон» и не М16, но не все ли равно, что человек использует для убийства?

Меч Барклая.

Мария Тешина приподнялась и с усилием вытащила старинный клинок из ножен. Он оказался тяжелым. Она спрыгнула с кровати, прошлась по комнате, взмахнула клинком пару раз, рассекая воздух. Полюбовалась ухоженным лезвием и с острой улыбкой вернула меч на место.

Меч — это пока лишнее.

Она сама — оружие.

— Полковник, ты хотел приватный танец? — сорвалось с губ мисс Мэри. — Ну что ж, станцуем.

ПУЛЯ 12 Частица Бога

Спящий Чхун Пак выглядел умиротворенно. Бешенство последних недель, когда из послушного обывателя он превратился в охотника на людей, осторожно уходило. Уставший мозг возвращался в нормальный режим, волны памяти скользили к давно забытому прошлому…

Жена и дети. Маленький сын. Крохотная дочь. Уютный дом в пригороде Инчхона. Международная юридическая практика. Успешная работа. Мечта о новой машине. Кажется, он хотел себе «Вольво». Удивительно, но корейцы любили «Вольво», этот чемодан на колесах, казавшийся маленьким азиатским бюргерам визитной карточкой солидности и достатка. Собственные автомобили, более быстрые, более экономичные, более комфортные, стоили дешево. И это давало эффект, обратный всем закономерностям, что проповедовали маститые маркетологи в знаменитых корейских бизнес-школах.

Что стало с тем старым миром?

Он умер.

Мистеру Чхун Паку снился сон…

Чудесный воскресный вечер. Он вытянул ноги возле камина, жена суетилась на кухне, готовила индейку на американский манер…

Жаль, что это был всего лишь сон, дернувший прошлое за нити памяти.

Жаль.

Жену убили на улице во время одной из массовых стычек, произошедших при ежедневной раздаче еды. Сына затоптали. Он лежал рядом с матерью, когда Чхун Пак нашел их. Мертвая женщина обнимала мертвого мальчика. Дочь умерла через неделю от какой-то болезни. Чхун Пак делился с ней пищей, урезая собственную пайку до крошек. Однако не помогло. Эпидемии в Сеуле, заваленном трупами, бушевали с силой, которую трудно было представить даже в средневековых городах тысячу лет назад. Чхун Пак так и не узнал названия болезни, от которой умерла его девочка.

Впрочем, диагноз у всех жителей Мегаполиса был один. Анабиоз. И лекарств от него не придумали…

Чхун Пак лежал на лабораторном столе спокойно, уцелевший глаз был открыт, остановившийся взгляд устремлен вверх, в одну точку. Чхун Пак не двигался. Внутри своих грез он тоже старался не шевелиться, чтобы не спугнуть удивительный морок.

Проснуться Чхун Пак не мог. Он пребывал в пограничном между жизнью и смертью состоянии почти сутки и, вероятно, мог пробыть в нем еще очень долго. Может быть, дни, а может быть, месяцы или годы. Его диафрагма не двигалась, легкие не накачивали кислород, сердце не билось.

Справа и слева от него, на соседних столах, покоились еще девять человек. В основном, мужчины. Как в камуфляжной форме, так и в изношенных обрывках гражданской одежды. Все они спали удивительным сном, похожим на прошедший анабиоз.

Чхун Пак лежал на столе и смотрел невидящим глазом в потолок. Он видел жену и детей. Он видел мир, где был любящим мужем и внимательным отцом, а не конченым садистом и озверевшим бандитом…

От Мэри требовалось лишь коснуться одного из людей, которые посмотрели видеозапись из разгонного туннеля коллайдера. Какой странный эффект. Мистический, непостижимый. Как набор картинок может сделать такое с человеком?

Вопросов оставалась уйма.

Замеры, сделанные до начала эксперимента, Юнга насторожили. Мисс Мэри и десять человек, приготовленных для контакта, излучали слабые электромагнитные волны идентичной частоты. В очень узком диапазоне. У обычных людей этого не было, но это еще ничего не доказывало. Излучение могло быть следствием, а не причиной.

Мэри подвели к телу Чхун Пака. Бугай лежал перед ней, расслабленный и неподвижный. Единственный глаз беспомощно сверлил потолок.

— Я готова, — объявила Мэри, стоя над бывшим владельцем.

Горячая пища и несколько часов сна, подаренные «Кэмп Греем», вернули бодрость и силу, от которых девушка давно уже отвыкла.

Полковник кивнул. По его знаку персонал лаборатории вышел. Последним покинул зал сам Юнг.

Бронированное стекло, отделяющее процедурную от комнаты наблюдения, было односторонне прозрачным. Мисс Мэри не видела, как ученые, инженеры и приближенные офицеры Юнга столпились за ним.

Приборы были расставлены по всему периметру процедурной и нацелены металлическими раструбами на тела спящих людей. Дополнительно велись аудио- и видеозапись. Несколько датчиков закрепили на теле самой мисс Мэри. Провода от них тянулись к массивным системным блокам, сложенным на двух длинных столах в углу.

— Мэри, начинай, — послышался властный голос полковника в динамиках. — Дверь заблокирована, приборы активированы. Попробуй коснуться подопытного.

Мисс Мэри не отрываясь смотрела на Бугая.

Совсем недавно этот человек пленил ее. Сделал из нее рабыню. Он продал ее на мясо в людоедскую живодерню и собирался сам содрать с нее кожу. Именно он протащил ее на поводке от Инчхона до Сеула. Сколько раз он ее избивал до потери сознания? Сколько раз жестоко насиловал?

Теперь лицо Бугая казалось спокойным и умиротворенным. Отсутствующий глаз скрывала темная повязка.

Почти нормальное лицо почти нормального человека. Был ли Бугай маньяком и садистом? Безусловно. Однако был ли он виноват?

Судьба распорядилась так, что многие люди превратились в животных во всем Сеуле. Возможно, в других местах все сложилось иначе, но здесь, на пресыщенном порядком и сытостью Полуосторове, жители урбанизированных супергородов повели себя именно так, а не иначе. Дети богатства, пасынки идеального законопослушного общества оказались не способны выдержать удар, который им нанесли смертельный голод и беззаконие.

Так был ли Бугай перед ней виноват?

Был ли виноват босс всех боссов Синода Шедоши?

Виновны ли те работящие мясники?..

Мисс Мэри вытянула правую руку. Тонкие пальцы зависли надо лбом спящего Чхун Пака. Затем девушка позволила векам упасть и отделить ее от всего мира.

Задержала дыхание, почувствовала, как сердце пропустило удар.

И увидела удивительную сеть тонких золотистых струн, пронзивших всю планету…

Мария Тешина опустила ладонь чуть ниже.

Совсем немного.

Буквально на дюйм.

* * *

Полковник Юнг отшатнулся и зажмурился. Поляризационное стекло ослабило яркость вспышки, но все равно полыхнуло ослепительно…

На что он надеялся? На то, что два слоя оттолкнут, отринут друг друга? На продолжение анабиоза? На то, что эти неизученные поля как-то проявят себя? Возможно. Полковник Юнг действительно был не просто тупым воякой. Он хотел познать природу анабиотического сна, изучить его свойства, проникнуть в Кёнсан, но так, чтобы иметь возможность вернуться. И мисс Мэри для него была всего лишь маленькой ступенькой на этой длинной лестнице открытий и исследований…

Едва девушка коснулась пальцем лба спящего человека, ее кожа замерцала. По всему телу словно бы прошел электрический разряд немыслимой силы. Полыхнуло так ярко, словно рядом возникло небольшое солнце.

Ученые и офицеры, стоявшие рядом с Юнгом, даже присели от неожиданности.

Мэри, слой за слоем, окружали золотистые вуали света.

Приборы, расставленные по комнате, зашкалили и задымились. Стены, металлические столы с Чхун Паком и остальными спящими, бетонный пол — все поплыло, словно процедурная начала плавиться.

Золотые сполохи наслаивались друг на друга, заполняли воздух, затмевали газовые лампы дневного света. По бронированному стеклу пробежала трещина.

Из сияния на обомлевших за перегородкой людей смотрела уже не мисс Мэри, точнее, не только она, а что-то большее.

Возможно, это видели ученые, запустившие адронный коллайдер тридцать лет назад. Возможно, ушедший Господь обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на сотворенный им мир.

В течение какого-то мига хозяин корейского Коридора, полковник Юнг, смотрел через свои сомкнутые веки в глаза вечности.

Мисс Мэри дрожала и расплывалась. Сквозь нее скользили потоки энергии, которую еще не научились получать люди. Незнакомой энергии.

Она вспомнила абсолютно все. В подробностях. Ярко и зримо, словно все события произошли только что. Детство, томскую школу, родителей, пять лет университета, путешествие в Республику, первый огненный танец вокруг шеста.

Пусан. Закрытый клуб. Безумный ритм музыки и тайные разговоры. Том Сойер и восторженный взгляд полковника. Солдаты на взлетно-посадочной полосе, борт номер сорок четыре.

Гнущиеся крылья самолета, пикирующего вниз. Пристань. Дождливый осенний день в Инчхоне.

Пробуждение.

Она не впадала в анабиоз, как все. Она находилась в мистическом полусне-полусмерти даже меньше, чем ученые в научных центрах Кёнсана. Для них за тридцать лет минуло несколько минут, для нее — секунды.

За это время борт сорок четыре прошел сквозь эпицентр червоточины, и в Мэри осталась частичка чего-то непостижимого.

Теперь девушка сияла. Она ощущала, как энергетические слои окутали ее тело. Здесь и сейчас неведомая энергия концентрировалась вокруг нее и обретала материальную форму. Мисс Мэри была самой этой энергией.

Эти полупрозрачные слои света были не просто крыльями птицы или вуалью, послушной ее желаниям и синапсам. Взгляд Бога — или что-то другое, чем это было, — расслоил реальность на разные физические уровни, и мисс Мэри чувствовала это всей своей сутью. В одном пространстве сейчас было спрессовано сразу несколько различных времен. Анабиоз окружающих ее мужчин в этот миг казался выпадением из реальности. Он вырывался из привычного потока, к которому привыкли человеческие существа. Секунды текли вокруг мисс Мэри с различной скоростью. В одних слоях чуть быстрее, в других чуть медленнее, в третьих вовсе замирали.

«Человек-червоточина», — отрешенно мелькнуло у нее в голове.

Мисс Мэри окружали мистические коконы света, золотые, как ее роскошные волосы. Собственное тело вдруг показалось слабым и маленьким. Сквозь растянутый внешний слой девушка увидела всё и сразу: комнату, спящих людей, раскрытые рты ученых и вояк в соседнем зале. И проклятого колонеля…

Джо Юнг.

Видение застыло.

Она уже знала, что полковника не трогает ее красота. С началом новой эпохи Юнга вообще мало интересовали женщины. Сначала был шок пробуждения, потом кровавая схватка за власть. Затем череда коротких победоносных войн с дикими гангами. Везде Джо Юнг выходил победителем. Он привык к этому ощущению. Ни дружба, ни любовь, ни привязанность, ни даже влечение к противоположному полу больше не имели значения. Два с лишним месяца минуло с того момента, когда прервался анабиоз. За это время Юнг брал себе самых красивых женщин, но ни одна не вызвала в нем ни каких-то чувств, ни особенных ощущений. Ничего. Властелин корейского Коридора испытывал теперь единственную жгучую страсть, рядом с которой остальные меркли.

Она называлась властью.

Юнг сознательно прятал от людей продукты, собранные до анабиоза правительством Республики на случай войны с пукханами. Стратегические, непортящиеся запасы, которые могли бы сохранить жизнь миллионам людей и не ввергать Сеул в пучину беспредела и каннибализма.

Не потом. Сейчас.

И если Бугай и Шедоши убивали людей чтобы выжить, то Джо Юнг обрекал их на смерть, имея возможность спасти. Ради достижения благородных, по его разумению, целей. Ради якобы возрождения нации. Невольники из «Кэмп Грей», понукаемые его вооруженными солдатами, возделывали вокруг базы все годные к обработке земли, чтобы в следующем году собрать большой урожай. Это было правильно. Но запасы, спрятанные в подземных складах, позволили бы дожить до этого урожая если не всем, то большей части жителей. Ведь до весны осталось меньше полугода.

Раздув внешний слой, мисс Мэри «увидела» кое-что еще. Подземные хладохранилища, поглощавшие львиную долю электричества, вырабатываемого генераторами «Кэмп Грея», были забиты под завязку. Производительность разделочных команд Юнга на нижних уровнях была выше всех живодерен Сеула в разы.

Почувствовав в груди жуткий холод, мисс Мэри втянула внешнюю энергетическую вуаль.

Можно сколько угодно прикрываться благими намерениями и мудрой стратегией возрождения.

Юнг — причина каннибализма.

Юнг — причина рабовладения.

Бандитские ганги — щенки по сравнению с ним, матерым волчарой.

* * *

Полковник Юнг еще дальше отошел от стекла.

Мэри смотрела на него сквозь треснувшее зеркало. Не отводя взгляда и не моргая. Стекло было непрозрачным со стороны процедурной, но колонель мог поклясться, что Мэри смотрит именно на него.

Белокурая бестия. Прекрасная, почти идеальная. Слишком сильная и высокая для безвольной постельной игрушки. Только сейчас Юнг заметил, что эта странная девушка, такая тонкая и хрупкая с виду, могла пробуждать в мужчинах не только похоть. Она могла пробуждать страх.

Золотые сполохи мерцали на ее теле. Они проникали под кожу, наполняли девушку завораживающим и пугающим свечением.

Внезапно свечение раздулось, янтарная вуаль пронзила толстые бетонные стены, железные двери, не ощутив этих преград. Вуаль прошла сквозь солдат и рабов, сквозь подземные склады и фермы, сквозь него самого…

И свечение схлопнулось.

За стеклом стояла практически прежняя девушка. Почти обычная. В сером комбинезоне, выданном вместо полупрозрачной сорочки.

Но вот взгляд…

Как же преобразился ее взгляд!

В серо-голубых глазах больше не было страха. В их глубине продолжали мерцать янтарные искры. Взгляд их стал яростным и пронзительным. Рабыни, измученной бегством, насилием и сомнениями, отныне не существовало.

Сквозь стекло на Юнга смотрела сама Месть. И ее жуткая, леденящая красота казалась страшнее самых кошмарных снов.

Полковник тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и скомандовал охрипшим голосом:

— Прервать эксперимент. Оглохли?! Газ в комнату! Живо!

Один из подручных немедленно откинул предохранительную скобу и дернул рычаг. Но газ не пошел.

Золотистая вуаль снова вспыхнула на девушке. Но в этот раз она не просто «ощупывала» пространство. Теперь она несла смерть.

Пройдя сквозь бетон и бронированное стекло, свечение оттеснило группу в комнате от компьютерных мониторов.

Юнг выхватил пистолет и, чувствуя дрожь в руке, выстрелил в кромку сияния. Пуля прошла сквозь вуаль и, стукнувшись о стекло, рассыпалась ржавой крошкой. Он выстрелил еще раз. Эффект был тот же. И еще! И снова от пули осталась лишь коррозийная пыль.

— Дьявол!

Полковник схватил одного из белохалатников и швырнул его в мерцающую пелену. Ученый упал за грань сияния и тут же обмяк на полу. Взгляд его остановился.

Мисс Мэри подошла к стальной двери и коснулась ее. Свечение растеклось по металлическому полотну. В считанные секунды дверь проржавела и осыпалась на пол рыжей трухой.

Мисс Мэри шагнула дальше.

Колонель выругался и отпрыгнул к противоположной стене.

— Брось, Мэри! — надломленным голосом забормотал он. — Вспомни Пусан! Ведь это я привез тебя сюда! Брось! Ты, правда, думаешь, что справишься с целой военной базой? Со всей моей армией? Ну ладно, а что потом? Кварталы, заполненные охотниками диких гангов. Чего ты хочешь, черт тебя дери?

С каждой репликой Юнг отступал на шаг. Но Мэри шла вперед. Она смотрела на полковника с презрением.

И молчала.

— Я отдам тебе все, что ты хочешь! — завопил полковник. — Хочешь командовать «Кэмп Греем»? Городом? Что еще? Я поделюсь с тобой запасами на складах. Зерно и мясо! Рабы и солдаты! Сотни солдат! Тысячи рабов! Мы вместе укрепим власть в Мегаполисе и во всем Коридоре… Мэри, ты понимаешь? Как равная! Как королева! Все будут ползать перед тобой на коленях! Целовать ноги! Преклоняться!

— Скажи это Кити, — проговорила Мэри очень тихо, но отчетливо. Повернулась к застывшим в ожидании смерти ученым и добавила: — У вас пять секунд. Бегите.

Умники сорвались с места, однако пистолет Юнга хлопнул, и один из ученых споткнулся на бегу с пулей в спине. Остальные успели скрыться за дверью. Юнг с остервенением высадил им вслед всю обойму.

— Трусливые крысы…

Колонель отбросил опустевшую «Беретту», и достал трофейный «Питон». Несмотря на то, что он видел, как пули за мерцающей кромкой превращаются в пыль, полковник поднял оружие и взял мисс Мэри на мушку. Это неведомым образом придавало уверенности.

— Я вижу, ты совсем не соображаешь, что делаешь, — сказал Юнг. — Ты разрушаешь порядок. Неужели не понимаешь, что я пытаюсь восстановить в этом проклятом городе хотя бы подобие закона и власти!

— Скажи это Кити, — повторила Мэри. — И Рику с Дэмио. Я видела твой закон. Ты убиваешь людей, калечишь беззащитных женщин, изводишь и пожираешь собственных бойцов… В тебе не осталось ничего, Юнг. В Библии сказано, что хищники, пожирающие себе подобных, не имеют души.

Юнг затравленно сглотнул. Как шакал, зажатый в угол, он оскалился, несмотря на подступающий страх.

— Если б не поганые фокусы с этим светом, я бы давно разнес тебе голову, — прошипел полковник.

Мисс Мэри не шелохнулась, но свечение словно бы втянулось в нее, скрылось под кожей.

— Попробуй, — сказала Мэри.

Перед Юнгом снова стояла обычная девушка. Высокая, красивая, слабая.

Юнг ухмыльнулся.

Полковник был крепок и считал себя молодым. Отличную физическую форму он поддерживал упорными тренировками. И уж, конечно, какая-то русская шлюха была ему не чета.

Он с яростью пошел вперед, одновременно стреляя в девушку.

Но Мэри не уклонилась. И не защитилась энергетическими сполохами.

Она шагнула навстречу врагу, открыто и широко. В руке ее, словно молния, сверкнул осколок разбитого в суматохе стакана.

Пуля прошила Мэри плечо. Руку, сжимавшую осколок, пронзила острая боль. Но Мэри не почувствовала этой боли. Она просто переложила осколок в другую руку. Сжала острые грани, чувствуя горячую кровь на ладони.

«Выстрели же! Ты слышишь?..»

И она выстрелила.

Собой.

…Когда чувства и разум вернулись к мисс Мэри, она сидела на мертвеце. Его кровь и ее собственная смешалась на прозрачном стекле.

Джо Юнг лежал без движения.

Отбросив осколок в сторону, Мэри рухнула на пол без сил.

«О, Кити, — усмехнулась она, чувствуя, как пульсирует далекая боль в раненом плече, — ты снова со мной…»

* * *

Мисс Мэри шагала по огромному туннелю. Одна. Эхо разносило стук ее шагов в непривычной тишине. Военная база «Кэмп Грей» была безжизненна. Всплеск неведомой энергии усыпил всех ее обитателей.

Сеул тоже спал, однако, обычным сном. О том, что произошло глубоко в подземельях американской базы, не ведал пока никто из его обитателей. Ни дикие ганги, ни их несчастные подданные.

Рабы и солдаты «Кэмп Грея» лежали в разных неудобных позах. Вспышка застала кого где. Их время замедлилось, жизненные процессы в клетках практически остановились.

Склады, что ломились от провианта, мастерские с уникальными для нового мира инструментами и самодельными станками, поля, которые готовили к посевной — всё это теперь принадлежало мисс Мэри.

Но что она могла с этим сделать?

Из всех обитателей базы Мэри знала только одного человека…

Как и прежде, Бугай лежал на лабораторном столе и сверлил взглядом потолок. О чем он думал? Как сдирает с живой Мэри кожу в подсобке у мясников? Вряд ли. Мэри чувствовала, что голод, страх и одиночество превратили этого человека в животное. А если голод, страх и одиночество убрать? Готова ли она его простить?

Ее собственные раны зажили с нечеловеческой скоростью. Хорошо быть хозяйкой времени. Поэтому в том, что она сумеет разбудить и излечить Бугая, девушка не сомневалась.

Но вот сможет ли простить?

Мисс Мэри вздохнула.

Не пробуя, не узнаешь.

Решившись, она коснулась рукой лба Бугая. Того, кто проволок ее на поводке сорок километров по лужам и грязи. Кто избивал ее и издевался… Или все-таки не того? Или человека, который скрывался в прошлом?

Мэри окутало золотистое сияние. Время в клетках спящего тела выровнялось с окружающим потоком. Процессы заживления и восстановления изменили структуру тканей, воссоздали нервы и хрусталик…

Чхун Пак вздрогнул и открыл глаза.

Секунду он смотрел на Мэри, не узнавая, затем поморгал и огляделся. Оба находились внутри слоя. Мэри едва заметно светилась, а Чхун Пак глупо улыбался, хлопая глазами.

— Ты? — очень тихо произнес он наконец.

— А ты кого ждал? — усмехнулась Мэри. — Архангела Гавриила?

— Я… сплю?

— Уже нет. Я тебя разбудила.

— А… — Он вновь поморгал. — А нимб у тебя над головой?

— Издержки производства. Помнишь синюю отвертку?

Чхун Пак дернулся, как от удара, лицо его исказила яростная гримаса. Но тут же пропала. Кажется, он почувствовал. Затаив дыхание, прикрыл глаза и дотронулся пальцами до век.

Убрав от лица ладони, Чхун Пак уставился на мисс Мэри.

— О, Господи…

— С пробуждением.

Чхун Пак тихо, словно боялся спугнуть, спросил:

— Ты Бог?

Мэри улыбнулась. Золотое свечение вокруг нее погасло.

— Исполняющая обязанности, — сказала она. — Шучу. Надеюсь, мистер Чхун Пак, что возвращение зрения сгладит недоразумения, возникшие между нами неделю назад. Вы не хотите больше содрать с меня кожу?

Чхун Пак усмехнулся и сел на столе, тупо поглядел на собственные колени. Взрыхлил грязными пальцами отросшие за два месяца волосы.

— Во всяком случае, не с живой, — сказал он. — Шучу. Прости меня…

— Мэри.

— Мэри.

— Вот и отлично, — кивнула девушка. — Тогда давай хорошенько поужинаем и обсудим насущные дела.

* * *

Несколько часов спустя Чхун Пак заворачивал рис в салатные листья, мазал сверху пастой и передавал мисс Мэри. На ней красовалась парадная форма пилота ВВС США, причем подобранная по фигуре. На Полуострове служило множество дам, в том числе и в воздушных силах. Белая юбка, белый форменный пиджак, пилотка с орлом, лихо сдвинутая на бок, и белые туфли — все это придавало мисс Мэри очень элегантный, но в то же время строгий и подтянутый вид. Форме стукнуло три с лишним десятка лет, однако выглядела она отлично, поскольку хранилась на складе в полиэтиленовой упаковке.

Ужинать в форме оказалось неудобно, но Мэри сняла пиджак и все встало на свои места. Они с Чхун Паком уплетали горячий рис с салатом и обсуждали будущее Мегаполиса.

— Ситуацию в Коридоре можно взять под контроль, — сказал Чхун Пак, слизывая с пальцев налипшую соевую пасту. — Я ведь в прошлом адвокат. Заговаривать зубы — моя настоящая профессия.

— О как, — хмыкнула мисс Мэри. — А я думала, ты охотник на рабынь.

— Это если не жрать неделю.

— Ладно. Выкладывай.

— Насколько я понимаю, ты можешь будить людей от этого сна. Давай проведем выборочную работу. Будем будить рабов «Кэмп Грея» по одному и предлагать присоединиться к нам. За сутки вполне можно разбудить человек двадцать-тридцать. Этого вполне хватит, чтобы организовать первичную оборону базы. Затем проведем переговоры с дикими гангами. У нас же полно пищи и оружия. Не думаю, что при грамотном подходе кто-то станет сопротивляться и качать права.

— А ты не думаешь, что кто-то из пробужденных невольников просто завалит тебя, чтобы захватить власть?

— Ну ты им покажешь эти свои штучки со светящейся кожей, сразу охота отпадет. Кроме того, мы ведь будем давать им полную свободу. А свобода и вера — это, знаешь ли, двигатели эволюции.

— Удивительно слышать подобные песни от бывшего рабовладельца.

Чхун Пак нахмурился.

— Ну ладно, хватит уже. — Он прожевал салатный лист. Продолжил: — С ситуацией в городе ты знакома. Все, кто сумел выжить на протяжении этих страшных месяцев, так или иначе запачканы кровью. Те, кто не ел людей, ловил их или убивал. Многие потеряли семьи. У меня тоже после этого снесло башню, но я ведь не пробовал человечину.

— Достойное оправдание садизму.

— Ты перестанешь?

Посмотрев на Чхун Пака, мисс Мэри представила все ужасы, через которые ему пришлось пройти. И невольно поежилась. Он поймал и продал мисс Мэри, но это было законом нового мира. Он бил ее и насиловал, но она выколола ему отверткой глаз. У каждой медальки при внимательном рассмотрении оказывалась оборотная сторона. Ржавая и неприглядная. Что могло быть хуже физического увечья для мужчины-воина в Мегаполисе страха? Рана, болезнь или инвалидность страшили хуже смерти. Греки в дорийской Спарте убивали мальчиков, если те были некрасивы. Маори в Новой Зеландии поедали людей. В любой стране мира во время войн насиловали женщин. Людей всегда делали обстоятельства, противостоять которым могли лишь избранные, самые сильные. Была ли сама мисс Мэри лучше Чхун Пака хоть на йоту? Она вспомнила черного Патрика и Уинковского, охранников на КПП 19. За что умерли эти люди? За пару стволов? Или за то, что оскотинились под давлением обстоятельств?

Есть ли вообще оправдание насилию и убийству?

Вздохнув, девушка положила ладонь Чхун Паку на плечо. Он напрягся.

— Уговорил. Забыли.

— Забыли, — согласился он, расслабляясь. — Надеюсь, с твоей помощью мы сможем построить новое общество.

— Такое, как раньше, вряд ли получится.

— Пусть другое. Главное, не как сейчас. Я потерял семью, друзей, соседей. Я охотился на людей, спал в сырых подвалах, спасался от одичавших собак. Ел всякое дерьмо. И дрался, дрался, убивал, убивал. Чтобы отнять горсть риса или дохлую крысу. Чтобы поспать в мусорном баке, который занял кто-то другой. Чтобы забрать обувь. Это отчаяние, эту дикость просто не описать. Никогда бы не подумал, что цивилизованный человек может упасть на самое дно так быстро. Твое появление — это шанс для всех нас. Возможно, единственный. Мы просто обязаны встать во главе уцелевших кварталов. Подчинить себе ганги и покончить с каннибализмом.

— О-о, я чувствую, как рождается новый босс всех боссов Сеула, — усмехнулась мисс Мэри.

— Почему бы и нет? — с вызовом ответил Чхун Пак. — Во всяком случае, я буду не хуже старого хрыча Шедоши. Прикрою в городе все живодерни! Кроме того, выборы в ганге Топоров утверждаются верховной властью «Кэмп Грея». Поэтому, если нового босса Топоров выдвинешь ты…

— При соответствующем подходе, — подмигнула мисс Мэри.

— Разумеется. Прежде чем являться к Топорам, нужно разбудить и поставить под ружье по меньшей мере человек пятьдесят, чтобы были весомые аргументы во время беседы.

Мисс Мэри прищурилась, обдумывая идею Чхун Пака.

— Можно попробовать.

— Вот только даже богатств «Кэмп Грея» не хватит надолго, если кормить весь город.

— До первого урожая — хватит.

— Если он будет, этот первый урожай.

— Почва не отравлена, семена и рабочие руки есть, — прикинула мисс Мэри. — Земля Полуострова тысячи лет кормила своих детей и гостей. Ну а теперь, после тридцатилетнего перекура, она вдвойне плодородна.

— Это верно. Только люди могут не вернуться к труду, если их не заставлять. Если дать рабам свободу, кто станет обрабатывать созданные вокруг «Кэмп Грея» огромные плантации? Вернутся ли люди к этому тяжкому труду по собственной воле? Засеют ли поля, как хотели юнговцы, сохранят ли гидропонику? Или бросят все и сбегут, прихватив побольше припасов со складов?

— Не пробуя, не проверишь, — серьезно сказала мисс Мэри. — Но если не верить в человеческий разум, то лучше сразу застрелиться.

— Разум это, конечно, прекрасно, — пожал плечами Чхун Пак, — но, как показывает практика, человек часто идет по пути наименьшего сопротивления. Ведь проще не париться с посевами да прополками, а просто отобрать у соседа. Навел оружие — добыча твоя.

— Не веришь в людей? — прямо спросила Мэри.

— Верю, — подумав, сказал Чхун Пак. — Но только если они сами верят во что-то. Если нет власти и силы, способной запугать, человека может заставить вкалывать, сражаться или жертвовать собой только вера. Старые религии что-то не работают, а новой пока нет. Убийство ради пропитания я как вариант не рассматриваю. Поэтому, очень возможно, что именно ты — единственное, что сможет вернуть несчастным жителям Мегаполиса веру в будущее. Если Юнг предлагал рациональное насилие, мы с тобой обязаны предложить людям нечто большее.

— Веру?

— Огромную. Такую, чтобы в сердцах не помещалась. — Чхун Пак помедлил, прежде чем закончить. — Я же… Я же поверил.

Мисс Мэри вдохнула полной грудью.

Сеул будет жить. И он будет свободен, как она сама. Ведь власть гангов держится вовсе не на силе оружия. Власть бандитов питает голод. И если его убрать — оружия надолго не хватит.

ЭПИЛОГ

Спустя неделю новый босс всех боссов Сеула восседал на троне Шедоши, поигрывая любимой битой с торчащим гвоздем. За поясом его был автоматический пистолет «Беретта», за спиной дежурили четыре стрелка со штурмовыми винтовками.

Мисс Мэри с некоторой иронией рассматривала бывшего адвоката. Что ни говори, а правитель из Бугая вышел ладный. Широкоплечий, солидный. Сейчас, когда немного отъелся, Бугай походил уже не на монгольского нукера, а на Будду. Он даже сидел на троне очень похоже: по-турецки, заложив ногу на ногу, что при его коренастой фигуре, смотрелось довольно неординарно. Тело Бугая, как и при первом их знакомстве, обтягивала заношенная футболка с надписью Tiger Beer. На голове красовалась красная кепка с логотипом Ferrari club. Мундир и мантию ему заменяли бронежилет, напяленный поверх футболки, и американская камуфляжная куртка, наброшенная на плечи.

Новая эпоха, новая мода…

Прошедшую неделю Бугай и мисс Мэри работали не покладая рук.

В первую очередь Мэри уничтожила чертову видеозапись, вынесенную из института в Кёнсане, чтобы никто больше не мог случайно или намеренно посмотреть ее. Затем, разбудив на базе сотню человек, они заручились их поддержкой и организовали охрану КПП. Затем совершили на джипах ряд поездок по сеульским кварталам, закрывая мясобойни по всему городу. Затевать масштабную войну с дикими гангами было нереально. Но договориться с ними о запрете на убийства и каннибализм в обмен на регулярные поставки пищи и с условием ограниченного подчинения боссу всех боссов оказалось не так уж сложно. Особенно сговорчивыми становились гангстеры под дулами пулеметов. Впрочем, и условия, которые предлагали Бугай и Мэри, были комфортными для бандитов.

Мисс Мэри потребовала незначительных уступок вроде принесения вассальной клятвы. По типу тех, что приносили в средневековье герцоги королям. А также соблюдения квартальными гангами общегородских законов, которые принимались боссом всех боссов, но могли обсуждаться в случае недовольства на общем собрании. В целом это была определенная форма раннефеодальной монархии. После анабиоза на Полуострове наступило Новое средневековье. И до Нового возрождения оставалось еще жить и жить. Именно жить, а не выживать…

Будущий император Бугай пил чай из виноградных листьев и учил Марию Тешину жизни.

— Послушай, Мэри! — громогласно пояснял он. — Солдафоны «Кэмп Грея», какими бы дерьмовыми они ни были, все же могли сдержать возможный натиск пукханов. А вот мы с тобой не сможем. Режим в Северной Корее раньше был не устойчив, население кричало лозунги на парадах, но реально никто не верил в социализм. Слишком много северян уже побывало и в буржуазной России, и на Юге — слова были им не нужны, они видели уровень жизни «буржуев» собственными глазами. После анабиоза военная машина и государственный аппарат в КНДР рухнули в одночасье. Очнувшиеся бойцы просто послали в задницу высших командиров, а кое-где и прирезали. На севере уже через несколько суток после пробуждения остались только независимые вооруженные банды, в которые превратились бывшие войсковые части. Следующие два месяца они творили беспредел среди местного населения и грабили армейские склады. Но складов с уцелевшей провизией было мало, а армия в КНДР большая. Прикидываешь, что было дальше?

— Ну да, — кивнула мисс Мэри. — Что и здесь, только уже без бит и топоров.

Чхун Пак цыкнул зубом.

— Именно. Стрелкового оружия в КНДР наверняка сохранилось больше, чем в Республике, так что там все было по-взрослому — с пальбой очередями и взрывами, а не маханием тесаков и арматурин. На юг они до поры до времени не совались: юнговцы могли встретить их на границе свинцовым градом. В результате бывшие северокорейские вояки, сгруппировавшиеся в бандформирования, начали закрепляться на территориях и чертить новые границы.

— Обычная история.

— Угу. Старая как мир. Государство — это, прежде всего, земля. Скорее всего, на севере сейчас несколько десятков мелких гособразований во главе с майорами, а то и лейтенантами старой армии. Но соль в другом. Недалеко от Пхеньяна была атомная электростанция. Даже если реакторы не взорвались, а радиация осела за треть века, все равно земля там грязная и не принесет урожая. И как только пукханы это поймут, они полезут сюда. Раньше их мог сдержать Юнг с его пулеметами, уцелевшей техникой и опытными солдатами. Да, юнговцы были скотами: смотрели сквозь пальцы на людоедов и занимались работорговлей, но они хоть как-то охраняли Мегаполис от северян. А сейчас? Возможно, полевые командиры в бывшей КНДР скрывают то, что земля заражена, от своих подданных. Но долго это делать невозможно. Весной начнется исход. Сюда, на юг.

— Подожди, не гони волну. — Мисс Мэри предостерегающе подняла руку. — Хочешь сказать, мы теперь открыты для вторжения с севера?

— Пробка «Кэмп Грея» выбита, пукханы скоро узнают это. Ополченцы из бывших рабов и бандиты из городских гангов, даже вооруженные до зубов, не сдержат этого натиска. Мы не солдаты.

Мэри пожала плечами и ничего не ответила. Она развернулась и отошла от трона босса всех боссов. Вышла из ворот Большого президентского дворца.

На широком офицерском поясе девушки висели ножны с трофейным кирасирским палашом. С другой стороны в кобуре покачивался тяжелый кольт «Питон», патроны к которому нашлись на складах «Кэмп Грея».

Девушка смотрела на север и думала о весне.

Внезапно в памяти всплыл идиотский стишок умника Дэмио…

Никто не знал, что с некоторых пор Мэри больше не подвластна загадочная энергия червоточины. Никто не ведал, что она больше не может вызывать по прихоти смертоносное или исцеляющее свечение. Но это было ей больше и не нужно.

Не оружие делает нас сильными.

Все так, как ты и говорила, маленькая Кити.

Только когда мы сами становимся оружием, только тогда делаемся по-настоящему могущественными.

Мэри не была кореянкой, но именно эта страна научила ее не бояться.

А значит, ее стоило защищать.

Иван Кузнецов КОВЧЕГ

Пролог

За окном раскинулось море. Покрытая пегими хлопьями пены вода стучалась в окна, вползала в подъезды, взбиралась по ступеням эскалаторов. Застрявшие в вечной пробке автомобили давно скрылись в темной глубине. Лишь одинокий троллейбус, словно пытаясь удержаться на плаву, продолжал цепляться за провода усиками антенн.

Улицы таяли в пелене дождя. Ровные, откалиброванные на небесах струи рушились бесконечным потоком, покрывая водную гладь мириадами оспинок. Ни грома, ни молний, ни даже самого слабого ветерка. Только бесконечная серая хмарь и застывший во времени город.

Странно, я представлял конец света совсем иначе: разверзшаяся бездна, карающий огонь с небес, божественный свет, отделяющий праведников от грешников. Что угодно, только не вода, лениво, пядь за пядью, поглощающая землю. В век небоскребов и авианосцев это выглядело нелепым архаизмом, но, видимо, в небесной канцелярии предпочли проверенное решение. Все равно спасаться от потопа некому.

Я отошел от окна. На что там смотреть?

Пройдет час, два, день — картина останется прежней. Разве что вода поднимется немного выше, отвоюет себе еще несколько ступенек или даже этаж. Но мне-то какое до этого дело?

Конечно, можно встать, преодолев отвращение, спуститься вниз, разбить стекло и выбраться наружу. До дома не так далеко: вплавь минут тридцать. Квартира на девятом этаже, ее не затопило. В холодильнике есть продукты — вчера вечером я зашел в магазин. Потом, когда вода доберется до моих окон, можно построить плот и отправиться в Жигулевские горы. Или на юго-восток, к Памиру, если Жигули окажутся недостаточно высокими. А если вода съест и семитысячную гряду, можно податься еще дальше, в Тибет, к девятикилометровому Эвересту.

Возможно, это моя судьба, возможно, я — Ной новой эпохи. В конце концов, я — последний оставшийся в живых…

Я опустился на каменный пол и прислонился к бортику эскалатора.

Бессмысленно, все бессмысленно. Я не герой, не святой и не счастливчик, вытянувший единственный выигрышный билет. Когда вокруг мертвый мир, жизнь не дар, а проклятье.

Я не понимал, что произошло, да и кто бы на моем месте понял.

Минуту назад я осматривал новые английские смесители, болтал с продавщицей Дашей и уже готовился записать ее телефон. А потом все изменилось. Я лежал на полу, а рядом лежала Даша. Ни пульса, ни дыхания. Моя спортивная сумка превратилась в пыльный сугроб, зажатый в руке мобильник молчал. В комнате висел тяжелый гнилостный запах, от которого желудок сжался, норовя вытолкнуть легкий завтрак.

Я обошел этаж. В секциях царил полумрак, электричества не было. Большинство отделов закрыто: «Скала» переживала не лучшие времена. В оставшихся магазинчиках — три продавщицы: одна за столиком перед компьютером, две на полу. И охранник, рядом со сломанным эскалатором. Я не врач, но для того чтобы проверить пульс, большого ума не требуется. Пульса не было. Ни у кого.

Я решил спуститься, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Тела лежали и на третьем этаже, только выглядели они куда страшнее — полуразложившаяся масса, кое-как набитая в рубашки и джинсы, содранная с лица и рук кожа. А еще я понял, откуда шел тот самый тошнотворный запах гнили, как понял и то, что на нижних этажах все будет еще хуже.

Взлетев наверх и кое-как отдышавшись, я подошел к прозрачной стеклянной стене и впервые увидел затопленный город, в котором не осталось живых людей.

Я еще раз обошел этаж. Еще раз проверил пульс и даже поднес к губам Даши найденное в ее сумочке зеркальце. Отражение не помутнело.

Телефоны не работали. Ни мой, ни Дашин, ни сидевшей за компьютером рыжеволосой Тамары. Рация охранника молчала. Я несколько раз крикнул, но никто не ответил. Впрочем, глупо ждать ответа в мертвом мире. Вообще глупо что-либо делать.

Я присел рядом с эскалатором, прикрыл глаза и вдруг сквозь веки увидел едва заметную вспышку. Секунда — и я снова был на ногах. Что угодно! Луч солнца, случайный блик — любое движение, любое изменение в застывшем мире!

Ничего. В пустом холле по-прежнему царили сумерки. За стеной монотонно шуршал дождь. Просто игра воображения…

Лежавший лицом вниз охранник с хрипом втянул воздух и перевернулся на бок. Сел, ощупал левую скулу. С удивлением посмотрел на меня, попытался встать, однако ноги слушались плохо, и он снова опустился на пол.

Я тупо смотрел на ожившего мертвеца и не мог пошевелить ни единым мускулом. Просто не знал, что делать — бежать или помочь подняться.

— Блин… — сипло выдохнул охранник.

И я вдруг расхохотался. Диким, безумным смехом, сбрасывая напряжение. Первое слово, прозвучавшее в мертвом мире, надо же.

Охранник смотрел на меня, и его лицо медленно багровело. А я все никак не мог остановиться. Смеялся до слез, до хрипоты, пока не услышал еще один звук.

Едва слышный стон. Кажется, он шел из секции, где лежала Даша.

Часть первая ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ

Глава 1

Вопреки расхожему заблуждению, английский завтрак не сводится к одной лишь овсянке. Сказать поправде, жидкая размазня, гордо именующаяся кашей — самая унылая его разновидность. В наших краях сие блюдо пользуется популярностью не столько у лордов, сколько в детских садах. И оттого не заслуживает подробного рассмотрения.

Иное дело английский континентальный завтрак. Апельсиновый сок, кофе, тосты и круассаны смотрятся строго и элегантно. Никакой роскоши, никаких излишеств. Если вы не питаетесь так сами, опросите знакомых и несомненно обнаружите, что половина из них предпочитают именно этот вариант, с успехом заменяя тосты и круассаны бутербродами и печеньем.

Третий подвид английских завтраков столь же редок, как и первый, но совсем по иным причинам. В него входят жареный бекон, лоснящаяся от жира сарделька, грибы, фасоль или бобы. Обязателен крепкий спелый помидор либо томатный соус. И уж совсем никак не обойтись без двуглазой солнечной яичницы.

К несчастью, такое изобилие требует известного трудолюбия, а также избытка свободного времени. Встретить его можно лишь на столе человека солидного, семейного, способного зарабатывать за двоих, оставляя на попечение жены домашний очаг и плиту марки «Империал».

Увы, я не был семейным человеком, давно покинул детский сад и с детства не любил сухомятку. А потому для меня оставался только четвертый вариант. Сытные, но легкие мюсли, приятно разбухшие в тарелке деревенского молока, ароматное оксфордское печенье и стакан крепкого свежезаваренного чая — вот выбор молодого спортсмена, не желающего наедаться до отвала, но и ненавидящего перехватывать куски на ходу.

Сегодня мой завтрак выглядел именно так.

До тренировки оставалось полтора часа. Я поменял струны на теннисной ракетке, смахнул пыль с компьютера и поставил на скачивание парочку свежих аддонов. Времени оставалось в обрез, но я все же сделал небольшой крюк: зашел в «Скалу» купить новый смеситель — благо, от торгового комплекса до кортов пять минут ходьбы. Поднялся на четвертый этаж. Покрутил краны, посмотрел новые «вечные» шланги из Англии.

Шланги мне не приглянулись, а вот смешливая темноволосая продавщица Даша — вполне. Я порасспросил ее о том о сем. Выяснил, что в данный момент она совершенно свободна и, судя по тону, совершенно не против этот статус поменять. Народная мудрость гласит: куй железо, пока горячо. Я подтвердил серьезность своих намерений, достал мобильник, чтобы записать ее телефон…

И все изменилось. Свет померк, пол устлал ковер пыли, а льющаяся с небес вода медленно поглощала выцветший город…

— Может быть, глобальное потепление? — Даша стояла у окна и смотрела на разлившееся внизу грязное море. — Я читала, что если ледники начнут таять, затопит всю землю, кроме гор.

— А мы? Что будет с нами? — Тамара, уже наверное в десятый раз, попыталась включить компьютер. Безуспешно.

Третья продавщица — высокая худенькая Ильсия — молчала. Ей было плохо. После пробуждения она так и не смогла подняться, пришлось взять ее на руки и усадить на стул. Полная рыжеволосая Тамара тоже ощущала слабость, хотя и сумела доковылять до окна и посмотреть на тонущую Самару. Охранник — бритоголовый, крепко сбитый мужик под сорок — нашел в себе силы повторить мой нехитрый маршрут. А вот Даша чувствовала себя нормально, только пожаловалась, что очень хочет пить. Увы, воды не было ни у меня, ни у девчонок, а местную столовую месяц назад сдали то ли под картинную галерею, то ли под фотостудию.

— Поймем, когда узнаем, что произошло. — Я оторвался от унылого заоконного пейзажа и повернулся к Тамаре. — Мы ведь потеряли сознание все разом, так? Но от чего? Газ, какое-нибудь излучение? А откуда вода за окном? А пыль на полу? — Я шаркнул ногой, подняв серое дымчатое облако. — Тут пыли, как будто год не убирали. Мобильники не работают, а я свой с вечера зарядил, батарея неделю держит. Все так, будто много времени прошло. Только вот, — я провел рукой по гладкому подбородку, — я с утра брился. Если бы мы пролежали несколько дней, щетина бы отросла.

Тамара машинально провела ладонью по ноге. Судя по лицу, результат ее удовлетворил.

— Я слышала, есть такие бомбы, которые все приборы отключают, — не очень уверенно сказала Даша.

— А пыль, а во… — Я прервался на полуслове, девушка и так была напугана.

— Ничего не вяжется, — продолжил я тоном ниже. — Будто нас забросило в будущее или в параллельный мир. Как в кино…

— Хорош трепаться, — прервал мои разглагольствования охранник. — Выбираться надо. Сан Саныч. — Он протянул руку. Я машинально пожал и посмотрел на бэджик: «Александр Неробелов».

— Николай. Коля.

Рука охранника дрожала. Он бодрился, но было заметно, что странный сон не пошел ему на пользу.

— Я не умею плавать. — Тамара испуганно посмотрела на меня.

Я перевел взгляд с Тамары на едва живую Ильсию, на вспотевшего от пятиминутной прогулки Сан Саныча.

Выбраться вплавь в их состоянии нереально.

— Сделаем плот.

— Что? — удивленно посмотрел на меня Сан Саныч.

— Плот. Обычный плот. Здесь полно дерева. В соседнем отделе продают двери. Двери, кухонные гарнитуры, доски для отделки. Кажется, я видел ДСП. Здоровенные, как раз для плота. Свяжем вместе, спустим на воду, найдем что-нибудь, чтобы грести. В крайнем случае, разломаем пару шкафов.

* * *

— Эта немного полегче. — Сан Саныч придирчиво осмотрел дверь и перешел к следующей.

На поверку двери оказались тяжелыми, намного тяжелее, чем я думал. Конечно, они не утонут, но и большой вес на воде не удержат. И главное, их было мало. Даша сказала, что в отделе выставлены только образцы. После заказа продукцию доставляли напрямую со склада.

Оставалась кухонная мебель и древесно-стружечные плиты, но после осмотра дверей оптимизма поубавилось. ДСП весили будь здоров, а доски, из которых собирали шкафы и тумбы, были слишком узкими или короткими. Будь у нас инструменты, мы бы, наверное, смогли сбить их вместе. Но инструментов не было.

— Надо идти вниз, искать там. — Сан Саныч повернулся к девушке. — Дарья, ты останешься тут. Будешь за старшую. Мы скоро вернемся.

— Можно я пойду с вами? — умоляюще посмотрела на меня Даша.

— Не надо. — Я вспомнил гниющие тела внизу и ощутил тошноту. В отличие от нас, девушки мертвецов не видели. — Даша, не волнуйся, мы ненадолго. Просто осмотрим здание, а потом вернемся и расскажем, что нашли. Слушай… — я замялся, — у тебя есть духи?

Даша посмотрела на меня с удивлением, а вот Сан Саныч понял сразу и кивнул.

Девушка порылась в сумочке, вытащила флакончик «Кензо». Несколько секунд она недоуменно смотрела на флакон, потом отвинтила крышку и понюхала.

— Кажется, я пролила. — Даша недоуменно заглянула в сумку, перевела взгляд на меня, словно ища объяснение, как такое возможно. — Он пустой… Подождите, я сейчас.

Мы вышли в холл следом. Даша стояла рядом с Тамарой, рыжеволосая продавщица рылась в сумке.

— Вот, держите. — Тамара протянула черный флакон «Кристиан Диор». — А зачем вам?

— Там внизу… — Я запнулся, не зная, как лучше объяснить.

— Трупы там, девчонки, — сказал Сан Саныч. — Много их. И гниют. Вы, девчонки, пока тут посидите. За нами идти не надо. Смрад там.

Тамара прижала руку ко рту. На глазах Даши выступили слезы. Ильсия что-то беззвучно зашептала.

Некоторое время я безуспешно пытался соорудить маску из носового платка, потом плюнул, стянул футболку и начал рвать на полосы. Ткань лопнула мгновенно, словно это не фирменный «Найк», а «бумажная» майка с рыночной распродажи. Оторвав две ленты, я смочил их Тамариными духами, протянул одну Сан Санычу, другую повязал сам. Я не был уверен в том, что аромат духов полностью перебьет трупный запах, но уж лучше так.

Оставив девушек, мы спустились по застывшему эскалатору.

На третьем этаже было прохладнее, в спину ударил ветерок. Я обернулся и сразу обнаружил его источник: в стене зияла дыра. Большие стеклянные панели были выбиты, алюминиевые рамы разорваны и согнуты так, будто снаружи ударил тяжелый стенобитный таран. Только вот находились мы на третьем этаже. И ничего похожего на таран рядом с проломом не было.

Прямо под разбитыми окнами лежало тело женщины. Возраст не определить, да я и не слишком пытался. К горлу мгновенно подступил комок. Шею и руки женщины словно изрезали маникюрными ножницами. Крошечные ранки превратились в сплошную сетку. Местами кожа, не выдержав, расползлась, местами была скрыта под толстой кровавой коркой.

— Птицы, — глухо проговорил Сан Саныч. — Залетели и поклевали.

Я отвернулся.

В холле третьего этажа мы нашли еще троих. Им досталось меньше, но было видно, что птицы добрались и до них. Еще несколько человек лежали в отделе бытовой техники. От холла его отделяли стеклянные стены, и пробраться внутрь пернатым не удалось. Впрочем, вздувшиеся синие тела выглядели немногим лучше.

Внутрь мы заходить не стали. Прошли на галерею, где располагался небольшой мебельный магазин, и сразу увидели выстроенные вдоль стены древесно-стружечные плиты — тяжелые, под полсотни кило весом каждая. Вряд ли, даже сложенные вместе, они удержали бы на плаву одного человека, что говорить о пятерых.

Я почувствовал, как отступившая было апатия навалилась с новой силой. Мы по-прежнему оставались в ловушке. Идея плота представлялась сейчас до ужаса нелепой. Как она вообще могла прийти в голову? Мы не в мире Тома Сойера и Робинзона Крузо. Мы в полузатопленном, набитом разлагающимися трупами торговом комплексе. И половина выживших едва стоит на ногах.

— Идем, — подтолкнул меня в сторону эскалатора Сан Саныч. — Вниз.

Глаза закрыла багровая пелена, накатила слепая, жадная, жаждущая чужой крови злость. Я стряхнул с плеча руку, резко обернулся, намереваясь врезать по морде. Охранник отшатнулся. Он был ниже меня на полголовы, хотя и не уступал в весе. Случись драка, наверное, он стал бы серьезным противником. Но после странного пробуждения Сан Саныч и ходил-то по стеночке, что говорить о махании кулаками. К тому же, когда перед тобой молодой мужик за метр девяносто ростом, четверть века посвятивший спорту, невольно задумаешься, прежде чем переть на рожон.

Секундная вспышка ярости угасла столь же внезапно, как возникла. Снова навалилась апатия. Я стиснул зубы. Буркнул:

— Извини.

Спускаться на второй этаж не хотелось. Ну, найдем мы еще пару деревяшек, толку-то?

— Там инструменты кое-какие продаются, — пробубнил Сан Саныч сквозь маску-повязку. — Недавно открыли отдел. Есть еще один, на первом этаже. Там всё: от ломов до бензопил. Но его наверняка затопило.

Я постоял немного, словно взвешивая слова. На самом деле в голове была ватная пустота. Сан Саныч говорил правильные вещи, но никакого желания воплощать их в жизнь не было. В конце концов я все же взял себя в руки, кивнул и, пересилив отвращение, спустился вниз.

Охранник, держась на небольшом расстоянии, двинулся следом.

Первое, что бросалось в глаза, — вода. Она залила второй этаж тонким слоем. Кое-где проглядывали сухие островки, местами собрались лужи — ровный каменный пол на поверку оказался не таким уж ровным. Стены здесь не пострадали, а вот мертвых было намного больше: семь человек в холле, полдюжины в отделе электроники, еще столько же в компьютерном напротив.

Меня снова начало мутить. То ли духи, которыми я смочил импровизированную маску, выветрились, то ли трупный запах был настолько силен, что пробивался даже сквозь повязку. Впрочем, удивительно, что я вообще мог дышать. В отличие от третьего этажа здесь не было и малейшей вентиляции.

— Тут все затопило, — пробурчал за спиной Сан Саныч.

— Где? — Я не сразу понял, о чем он говорит.

— На этаже. Видишь стекло?

Приглядевшись, я увидел на прозрачной стене грязные разводы. Такие, разве что светлее, остаются в банке с застоявшейся водой. Разводы покрывали стекло сверху донизу. Если они следствие потопа, значит, этаж уходил под воду полностью. На стеклах третьего этажа разводов не было. Выходит, выше третьего вода не поднималась и, что еще важнее, сейчас она не прибывала, а уходила. Но тогда дождь — это просто обычный дождь, а не причина потопа. А наводнение… Здесь мыслительная система дала сбой. В Самаре не бывает наводнений. Весенние паводки могут затопить несколько мелких деревень, но и только. Да и какие паводки в середине лета?

И все же я почувствовал прилив сил, сердце забилось чаше. Конец света отменялся. А если происки Высших Сил ни при чем, значит, можно бороться. Нельзя раскисать. Это не пустые дергания в паутине. Надо только собраться.

— Николай. — Голос Сан Саныча раздался с правой стороны галереи.

Как оказалось, пока я занимался анализом, охранник действовал. Нашел отдел с незатейливой вывеской «Все для сборки мебели» и прошел за прилавок.

Продавец лежал тут же — молодой парень в грязной белой рубашке с короткими рукавами. Рядом валялась жеваная бейсболка. Уходящая вода деликатно оставила ее рядом с хозяином.

И шкафчики, и витрина оказались закрыты на ключ — продавец был педантом. Обыскивать разлагающийся труп я не решился. Видимо, Сан Саныч любил утопленников не больше моего. Он молча снял со стенда молоток, разбив стекло витрины, вытащил отвертку и выломал хлипкие замки шкафов, используя ее как рычаг.

Улов был небогатый. Все же тут продавали не инвентарь для столяров и плотников, а инструменты для сборки мебели. Очистив витрину от стекла и распотрошив два десятка коробок, мы стали обладателями груды крепежа, уголков, разнообразных ручек и защелок. Из инструментов нашлись разномастные отвертки, пассатижи, молотки, пара полотен по металлу и полдюжины дрелей — в наших условиях совершенно бесполезных. Со стенда я снял разводной ключ, одинокое долото и набор стамесок. Немного, но гораздо лучше, чем ничего. Сборка плота выглядела теперь вполне посильной задачей. Знать бы еще, поднимет он нас или нет.

* * *

Как оказалось, сомневался не только я. Пока мы таскали инструменты к лестнице, Сан Саныч хмурился и беззвучно шевелил губами, словно что-то подсчитывал.

Когда мы закончили, он опустился на ступени. Лицо покраснело, на лбу выступила испарина. Я молча присел рядом, давая охраннику отдышаться.

В нескольких шагах от нас начиналась вода. Эскалатор на первый этаж превратился в экзотическую лестницу, ведущую в царство Тритона. Ни малейшего волнения или движения. При желании под водой можно было разглядеть стенд и автомат для продажи кофе.

Происходящее по-прежнему не укладывалось в голове. Всего пару часов назад я ходил там, внизу, поднимался на эскалаторе…

— С вами все в порядке? — прокричала сверху Даша.

— Все нормально, — крикнул я в ответ. — Скоро будем.

Повернулся к охраннику.

— Вам лучше вернуться. Я спущу доски, а вы пока посидите.

— Хреново выгляжу? — Сан Саныч с трудом поднялся. — Пойдем, Коля, надо тут еще посмотреть. Нельзя сейчас сидеть.

— Куда? — Я с сомнением посмотрел на напарника. Выглядел он не просто хреново, а словно только что из могилы вылез. И ведь если хлопнется в обморок, мы даже не сможем ему помочь — ни врачей, ни лекарств.

— В «Зеленую страну». — Сан Саныч с силой провел рукой по лицу, смахивая капли пота. — Не поднимут нас эти доски, Коля. Надо что-то еще.

Некоторое время я пытался сообразить, чем нам может помочь «Зеленая страна». Насколько я помнил, продавали там, в основном, дачный инвентарь, краску, семена, плетеные корзины, еще какое-то барахло. Единственное, что пришло на ум, — грабли. Пожалуй, из них вышли бы хорошие рукояти для весел или шесты.

Мы дошли до галереи, соединявшей торговый центр со зданием, где находилась «Зеленая страна», и остановились. Переход, расположенный метрах в шести над землей, был подтоплен. Его построили не на уровне второго этажа, немного ниже. И вода, в полном соответствии с законом сообщающихся сосудов, не спешила отдавать завоеванную территорию.

Я разулся, закатал джинсы выше колен. Сан Саныч, помявшись, и вовсе стянул брюки.

— Снимай, — посоветовал он. — Там еще один спуск, все равно намочишь.

Поколебавшись, я последовал его примеру, оставшись в плавках. Стесняться было некого, но я все равно чувствовал себя неуютно, будто одежда как-то могла защитить, отгородить от сошедшего с ума мира.

По колено в воде, мы пересекли небольшой стеклянный тоннель. Ливень начал стихать, и я невольно задержался, пытаясь понять, что происходит на улице. Увиденное не принесло облегчения. Пелена дождя спала, но город за окном по-прежнему оставался мертвым. Ни движений, ни звуков. Я заставил себя отвернуться и, стиснув зубы, ускорит шаг.

Охранник оказался прав: второй этаж «Зеленой страны» располагался заметно ниже соседа из торгового комплекса. Несколько ступенек — и мы оказались по пояс в воде.

Кафе на выходе из галереи было разгромлено. Легкие пластиковые стулья лежали в полном беспорядке. Бесцельно дрейфовали набухшие бумажные стаканчики и бутылки с напитками. Окон тут не было, в помещении царил полумрак.

Мы осторожно пересекли затопленную забегаловку. Вода, словно болотная жижа, неприятно липла к коже. Здесь не было мертвецов. Возможно, тела вымыло в коридор, возможно, унесло за высокую барную стойку, однако боязнь наступить на утопленника заставляла выбирать место для каждого шага. Один раз я оступился и едва не рухнул в воду. Но это была лишь банка пепси, смытая на пол и почти неразличимая в темноте под водой.

Свернув направо, мы вошли в главный павильон «Зеленой страны». В нос ударил знакомый тошнотворный запах. Желудок немедленно взбунтовался, снова попытавшись избавиться от завтрака. Я закашлял и рефлекторно оперся о стену.

На то, чтобы подавить рвотные позывы и привыкнуть, ушла пара минут. Сан Саныч терпеливо ждал. Наконец я заставил себя отлипнуть от стены и выпрямиться.

Ни окон, ни освещения в отделе не было. Тусклый свет, проникающий из коридора, разгонял сумерки лишь у самого входа. Но и этого хватило, чтобы понять — ловить здесь нечего.

Водную поверхность, словно язвы, покрывали небольшие плавучие островки. Разглядеть детали в темноте было трудно, и я понял что это, лишь подойдя к одному из них. Как и в кафе, вода здесь добралась до потолка. Только там она перевернула пластиковую мебель, а тут смыла все, что стояло на полках. Большая часть утвари утонула, но кое-что осталось на плаву, собравшись вот в такие островки. Какие-то корзины, шланги, пластиковые трубы и пакетики с семенами. Фанерные плитки, деревянные полки, многочисленные пластиковые бутылки и баллончики аэрозолей. У двери на противоположной стороне зала, в пятачке рассеянного света, плавало несколько массивных предметов. По едва различимым контурам — что-то вроде ванн. Только откуда они здесь?

— Нам туда, — пробубнил сквозь повязку Сан Саныч и направился к ближайшей «ванне».

Я последовал за ним, раздвигая плавучий мусор и стараясь дышать через рот.

Запах усилился. Через несколько шагов мы погрузились во тьму. Дальняя дверь служила теперь единственным маяком.

Меня вдруг прошиб озноб, не от холода — вода была вполне терпимой. Лапа липкого иррационального страха мягко коснулась спины. Я судорожно оглянулся. Ничего. Ни единого движения. Ни единого звука, кроме мерного плеска расходящихся от нас волн. Но легче от этого не стало. Казалось, плавучее кладбище, через которое мы шли, может проснуться в любой момент. Или оно уже проснулось?

«Прекрати, — мысленно скомандовал я себе. — Это не фильм ужасов. Мертвецы поднимаются из могил лишь в кино».

«Это не фильм, — шепнул в ответ страх. — Тут все будет по-настоящему. Это ловушка, капкан, из которого не вырваться. Тьма скроет их, пока они не схватят тебя за горло. Вода не даст убежать».

«Здесь не от кого бежать!»

Я стиснул зубы.

«Ты так ничего и не понял. — Страх обволакивал, проникал в каждую клеточку тела. — Мертвый город, прогнивший торговый центр, затопленный склеп, по которому вы идете… Ты следующий. Ты даже не успеешь закричать…»

Я запнулся о какую-то коробку. Пытаясь сохранить равновесие, сделал пару неверных шагов и налетел на один из островков. Отмахнулся, разгоняя мусор. Пальцы неожиданно встретили сопротивление — мягкая безвольная масса, тяжелая, не желающая уходить с пути. А в следующую секунду я понял, к чему именно прикоснулся.

Отпрянул в сторону, споткнулся и рухнул на спину, врезаясь в стеллаж. Падая, раскинул руки и сорвал несколько легких деревянных полок. Предплечье пронзила боль. Сверху с грохотом посыпался какой-то хлам. Тяжелая металлическая банка с краской ударила ребром по ключице. Я вскрикнул от боли, повалился на бок и на секунду с головой ушел под воду.

Несколько секунд барахтался, безуспешно пытаясь найти опору. Потом наконец сообразил, что вода достает лишь до пояса, нащупал дно, выпрямился и прижался к стене.

Сердце колотилось как сумасшедшее. Я мог сколько угодно повторять, что мертвецы останутся мертвецами. Что бояться утопленников взрослому мужику стыдно. Все было бесполезно. Пелена инстинктивного первобытного ужаса не желала уходить. Смерть и темнота — два вечных страха, поселившихся в человеке до того, как он обрел разум, — сейчас слились воедино.

— Коля, — охранник возник рядом, удивленно посмотрел на разгромленный стеллаж, — что случилось?

— Ничего. Подожди. — Я все-таки нашел в себе силы ответить, автоматически перейдя на «ты».

Подозреваю, мой голос звучал не очень убедительно, но Сан Саныч промолчал. Дождался, пока я окончательно приду в себя, и снова пошел вперед.

Я поспешил за ним. Остаться хоть на секунду одному казалось в этот момент немыслимым.

Мы прошли больше половины пути. Плечо ныло, саднила кисть. Хуже всего было с промокшей маской. Ставшая тяжелой тряпка моментально провисла и норовила соскользнуть. Мне приходилось поправлять ее буквально через шаг. Но одна мысль о том, чтобы полной грудью вдыхать отравленный гнилостный воздух, вызывала спазм в животе.

Наконец Сан Саныч остановился. До двери оставалось не больше десятка шагов. Здесь было немного светлее, и этот неровный сумеречный свет произвел магический эффект. Сердце стало биться реже, утихла мелкая дрожь. Страх не ушел полностью, но отступил, спрятался в дальнем уголке сознания, ожидая подходящего момента, чтобы снова вырваться на свободу.

Я наконец сумел разглядеть загадочные «ванны». И не понял ничего. «Ванны» оказались пластиковыми. Часть вложена друг в друга на манер бумажных стаканчиков. Три из них — круглые — больше всего походили на огромные тазы. Еще пара — на обычные ванны. Последняя напоминала небрежно выведенную букву S.

— Придержи. — Сан Саныч выбрал самую широкую и с заметным трудом забрался внутрь. «Ванна» слегка просела, но вес держала. Сан Саныч покачал ее, проверяя баланс, и снова спрыгнул в воду. — Тащи к выходу.

Он подтолкнул ко мне стопку круглых бадей, а сам взялся за импровизированную лодку.

— Что это?

— Ванны для фонтанов. Я их тут видел раньше.

После нехитрого упражнения дышал охранник тяжело.

— Плыть в них собираешься? — Несмотря на наглядный эксперимент, идея показалась мне на редкость глупой.

— Нет. Используем, как поплавки. Чтобы плот держали. — Сан Саныч все никак не мог восстановить дыхание. — Свинтим. Сверху доски положим. Тащи.

* * *

Обратный путь дался легче. Проходя через кафе, я открыл холодильник и высыпал в одну из ванн все бутылки. Проблем с питьевой водой в ближайшие дни не будет.

Мы изрядно провозились у дверей, но все же протащили ванны через переход и бросили их у эскалатора, рядом с инструментами. Я стащил мокрые плавки, натянул джинсы на голое тело. Вслед за плавками последовала ненавистная маска.

Поднявшись наверх, мы столкнулись с перепуганными девушками. Оказалось, пока мы были в «Зеленой стране», они звали нас. Не дождавшись ответа, решили, что мы их бросили. Я начал путано рассказывать о нашем коротком походе, но мои неуклюжие попытки обойти скользкие моменты безжалостно прервал Сан Саныч.

— Никого там нет, девчонки. Все мертвы. Только мы остались.

Охранник сел прямо на пол и привалился к стене. Подъем отнял у него остаток сил.

— И что теперь будет? — тихо спросила Ильсия.

— Сделаем плот. — Я поймал себя на мысли, что затея больше не кажется мне безумной. — Мы нашли инструменты и кое-какие материалы. Выплывем отсюда. Я живу недалеко, минут за сорок доберемся. Сварганим что-нибудь поесть. За продуктами я вчера ходил по магазинам. А потом… Видно будет.

Я не знал, что будет потом. Ясно одно — в «Скале» нам делать нечего. Надо выбираться — и выбираться как можно быстрее. В нашем положении единственным средством уплыть всем вместе был плот. Значит, надо заняться плотом.

— Помогу. — Даша словно прочла мои мысли. — Что надо делать?

Я вздохнул.

— Пока ничего. Если что, мы позовем.

— Я что, мертвецов раньше не видела? — возмутилась она.

— Даша, он прав, — подал голос Сан Саныч. — Нечего там делать.

На секунду в глазах девушки появился испуг, но ответила она твердо:

— Сама разберусь. Нам все равно спускаться к плоту. Или вы нас с завязанными глазами поведете?

— Вот я сейчас возьму ремень и дам кому-то по заднице, — пригрозил Сан Саныч.

Угроза вышла сомнительная. Охранник хоть и был заметно старше, но в отцы явно не годился. Впрочем, что-то в его словах поколебало Дашину уверенность. Воспользовавшись моментом, я попытался закрепить успех.

— Если что, мы тебя позовем. Обещаю.

Получилось. Даша ничего не ответила, и я вздохнул с облегчением. Посмотрел на Сан Саныча и тут же пожалел о своей принципиальности. Охранник был бледный, обильно потел и, кажется, даже дышал через силу. В ближайшее время на его помощь можно было не рассчитывать. Значит, возиться с досками придется мне одному.

Я отодрал от футболки свежую полосу и соорудил новую маску.

— Сидите здесь. Я пока спущу доски вниз.

Сан Саныч не стал возражать. Видимо, ему стало совсем худо.

В полном молчании я перетащил несколько древесностружечных плит к эскалатору, спустил их сначала на третий этаж, потом на второй. Одну все-таки не удержал — плита выскользнула из рук, прокатилась по ступеням, с грохотом рухнула на пол и переломилась.

Неожиданная хрупкость массивной деревянной плиты заставила задуматься. Я вспомнил толстый слой пыли на полу. Вспомнил, с какой легкостью разошлась ткань футболки. Время, обойдя стороной нас, по полной отыгралось на окружающем мире.

Оставшиеся ДСП я проверил на прочность нехитрым способом: ставил под углом к стене и бил в центр ногой. Одна плита треснула, три удар выдержали. Живем!

На транспортировку ушло около получаса, и, вернувшись, я обнаружил, что Сан Саныч немного оклемался. Тамара и Ильсия тоже выглядели живее. То ли помогла найденная в кафе минералка, то ли просто отошли от шока. Я мысленно порадовался этому обстоятельству.

Таскать по лестницам деревяшки в полсотни кило весом — та еще задачка. После небольшого привала я вновь спустился вниз. Сан Саныч нашел силы подняться, и через минуту мы стояли на втором этаже над сваленными в кучу материалами, решая, что делать.

Мою идею катамарана с палубой из ДСП и ваннами-поплавками по краям Сан Саныч забраковал сразу. В отместку я поставил крест на его задумке собрать «палубу» из деревянных плит, прикрутив их к круглым ваннам как крышки. С нашим скудным запасом плит подогнать ровный настил было нереально.

В конце концов остановились на компромиссном варианте. Две широких прямоугольных ванны-бассейна решили накрыть деревянными листами поменьше и разместить по краям. А под самую большую плиту загнать две круглые пластиковые бадьи. Никакой эстетики, зато грузоподъемность должна получиться достаточной.

Я старался полностью сосредоточиться на работе. Это не ограждало от реальности, но помогало ненадолго выкинуть ее из головы. Размеренный скрип шурупов, позвякивание металла, мелкая стружка. Если смириться с запахом и смотреть лишь на свои руки, на минуту удается забыть, что в десятке шагов от тебя лежат разлагающиеся тела…

Больше всего мешало отсутствие дрели. Шурупы-саморезы полностью заменить сверла не могли. Хорошо, что пластик ванн оказался не очень твердым.

С креплениями проблем не возникло. Несколько коробок с уголками для карнизов решили исход дела. С бадьями пришлось повозиться. В конце концов мы просто соединили их болтами, прикрутив по краям к деревянной плите. В итоге получили три независимых части: центральная — с основой из двух круглых ванн — и два боковых прямоугольных поплавка.

Осталось собрать плот.

Пока Сан Саныч подбирал крепеж, я сообразил, что после сборки мы получим неподъемную конструкцию в полтора центнера весом. По уму, плот надо было дотащить до стапелей по частям и свинтить уже там. Однако со стапелями все оказалось не так-то просто.

Вставшее на пути препятствие было таким очевидным, что оставалось гадать, как мы не заметили его раньше. Разбить стекла, заменяющие торговому центру стены, не сложно, но мы совершенно упустили из виду рамы и несущие швеллеры, к которым они крепились. Пройти через эту металлическую сеть плот не мог.

Подтащив полусобранный плот поближе к стене, я оставил Сан Саныча свинчивать блоки воедино, а сам принялся пилить алюминиевые профили.

Эта работа отняла пару часов и куда больше сил, чем вся сборка плота вместе взятая. С помощью отвертки, стамески, молотка и грубой силы я выломал пару профилей. Еще у одного я выбил верхнее крепление, нижнее стояло насмерть. Пришлось браться за полотно по металлу. Будь у меня нормальная ножовка, я справился бы быстрее. Но ножовки не было, и единственное, что оставалось, — запастись терпением.

Вполголоса матерясь и обливаясь потом, я подпиливал профили и выбивал их ногой. Сан Саныч, закончив возню с плотом, помогал по мере сил.

Наконец все закончилось. Мы стояли, тяжело дыша, и смотрели на плещущуюся у ног мутную воду. Будто шахтеры, замурованные под землей, и сумевшие пробиться сквозь завал на поверхность.

Дождь кончился. Влажный свежий воздух смыл с кожи липкий запах тления. По-прежнему царила гробовая тишина. Ни одного движения, ни одной птицы. И все же… И все же это была другая тишина. Не та, что царила в склепе со странным названием «Скала».

— Пойду наверх. — Я хлопнул Сан Саныча по плечу. — Скажу дамам, что карета подана.

Глава 2

С приглашением я поторопился. Плот мы спустили на воду без проблем, а вот на изготовление весел ушел еще час. К деревянным перекладинам для вешалок прикрепили узкие короткие полки. Получилось сносно. Я хотел запастись шестами, но ничего подходящего на глаза не попалось. Правда, по словам Сан Саныча, при такой глубине от шестов все равно мало проку.

Девушки держались достойно. Я боялся, что кто-нибудь сорвется, закатит истерику или просто хлопнется в обморок. Нет, дошли. Хотя белые как мел лица наглядно показывали, чего им это стоило. Мы по очереди спустились на плот. В центр поставили ящик из тумбы, куда сложили инструменты. Рядом приткнули мою спортивную сумку, под завязку набитую бутылками с водой.

Весел сделали четыре. Не столько для девушек, сколько про запас. Тем не менее, Даша твердо вознамерилась грести наравне с нами. Я отправил ее на левый борт помогать Сан Санычу. Сам сел справа.

На палубе было тесновато, но развернуться можно. С ваннами Сан Саныч не прогадал, плот держал нас без всяких проблем. По-моему, он поднял бы и десять человек, сумей они на нем уместиться, а вот управлять было непросто. Весла на поверку оказались неудобными, сам плот — чудовищно неповоротливым. У нас ушло четверть часа, чтобы выгрести на середину затопленной улицы.

— Три мудреца в одном тазу, поплыли по морю в грозу, — пробормотал я. Поймал вопросительный взгляд Сан Саныча и закончил: — Прочнее был бы старый таз, длиннее был бы мой рассказ.

Никто не засмеялся. Лишь Даша неуверенно улыбнулась.

— Ну что, ко мне? — Я постарался, чтобы мой голос звучал бодро.

— Я живу рядом, — смущенно сказала Тамара, — на Дачной. Шестнадцатиэтажка, знаете? Там еще школа во дворе.

— Знаю, у меня там школьный товарищ живет… Жил. Сейчас вроде переехал.

Я прикинул маршрут: вниз по Московскому шоссе, налево по Коммунистической — и как раз к Тамариной свечке. Правда, потом придется поплутать по дворам, чтобы выбраться на Чернореченскую, но, по большому счету, всё рядом.

— Остальные где?

— Я на Победе. — Ильсия зябко передернула худенькими плечами.

Даша отрицательно покачала головой.

— Родители на Самарской площади. Я снимала квартиру на проспекте Кирова. Только она на втором этаже, там вода, наверное.

Сан Саныч в ответ на мой взгляд просто махнул рукой.

— Понятно. — Я снова взялся за весло. — Тогда план такой: сначала на Дачную, потом ко мне. Тут всё по пути.

Возражений не последовало. Плот неуклюже, вперевалку двинулся вперед.

По-прежнему было тихо. Словно разграничительные линии тянулись троллейбусные провода. Торчали уродливые парики деревьев, внизу под нами проплывали неровные силуэты автомобилей. Большинство машин стояло, уткнувшись друг в друга. Разноцветные подводные гусеницы тянулись десятками метров, разваливались и тут же собирались снова. Пару раз мне казалось, что сквозь лобовое стекло я вижу сидящих за рулем водителей. Но возможно, то была лишь игра воображения.

Прошло не менее получаса, прежде чем мы вывернули на Коммунистическую. К тому моменту Даша основательно запыхалась, а Сан Саныч просто выбился из сил. Пешком я прошел бы то же расстояние за пять минут. Но о пеших прогулках предстояло на время забыть.

Плот замер на середине улицы: править в одиночку было невозможно. Во время привала разговаривали мало — обстановка на девушек действовала угнетающе. Я же, наоборот, почувствовал неожиданную и немного неестественную бодрость. По мышцам разлился тягучий огонь, зовущий вперед, желающий вырваться наружу, взорваться действиями. Любыми.

Хриплое карканье заставило вздрогнуть. Я обернулся и увидел ворону. Тощая некрупная птица сидела на торчащем из воды столбе и старательно прочищала горло.

— Ворона… — с удивлением пробормотала Тамара. — Ворона. Живая!

Живая. Я не люблю ворон, но сейчас это не имело значения. В одном слове Тамара выразила то, о чем думали все. Мы не единственные жители затопленного города…

Словно в подтверждение этой мысли раздался крик. Громкий, мужской. Кричали откуда-то со стороны кирпичной многоэтажки.

Не сговариваясь, мы схватились за весла. За считанные секунды плот набрал максимально возможную скорость. Мне казалось, голос идет с другой стороны здания, но не успели мы подплыть и на сотню метров, как я услышал ответ. И еще один, и еще. В считанные секунды разноголосица искромсала паутину тишины.

Мы невольно сбавили темп. Теперь голоса звучали отовсюду: спереди, слева, справа. Разобрать фразы целиком не удавалось, но интонации были понятны — страх, удивление, растерянность. Плот неторопливо вошел в зону жилого массива. Одно из окон многоэтажки распахнулось на нашу сторону, из него по пояс высунулся взлохмаченный мужчина.

— Эй! Сюда! Вы спасатели?

— Кто? — Я не сразу сообразил, о чем он говорит.

— Вы из МЧС? Гребите сюда, у меня соседка с третьего дверь не открывает. Может, случилось что, у нее сердце слабое.

— Мы не из МЧС! Мы из «Скалы»! Только выбрались. Что здесь творится?

Некоторое время мужик пытался сообразить, о какой скале идет речь. Потом махнул рукой и скрылся в квартире.

— Значит, везде — то же самое, — тихо сказала Даша.

Ей никто не ответил.

* * *

До дома Тамары мы добрались за час. Первая эйфория прошла. Картина складывалась не самая радужная. Выжившие нашлись в каждом доме, мимо которого мы проплывали, но число их было невелико. Женщины, мужчины, старики и дети — напуганные, не знающие, что произошло, и что им делать дальше. На наш плот они смотрели, как на диковину. Что-то кричали, просили помочь.

Я сорвал голос, пытаясь объяснить, что мы не спасатели, а такие же, как они. Жертвы.

Дважды нам предлагали поработать таксистами, один раз — продать плот. Умоляли, ругались, требовали, трясли веером купюр. Деньги за плот предлагали такие, что проняло даже меня, далеко не бедного человека.

Я не знал, что делать. Не знал, что отвечать. Я понимал этих людей, очнувшихся в нереальном, абсурдном мире, цепляющихся за любую, даже мнимую надежду. Что бы они делали с нашим плотом? Куда плыли? Спроси их, они не смогли бы ответить. Плот был для них символом организации, отчаянной попыткой сопротивления поглотившей город стихии. Он казался им чем угодно, только не жалкой, сколоченной на скорую руку конструкцией с тремя перепуганными девчонками на борту.

Одинокая шестнадцатиэтажная свечка стала избавлением. Слышать в свой адрес десятки перемежающихся проклятьями просьб — тяжелое испытание.

Мы обогнули Тамарин дом. Я знал, что подъезд затоплен, но рассчитывал на другое, и расчет оправдался. Высокий фундамент добавил дому роста. Козырек над подъездом хоть и накрыло, но совсем чуть-чуть. Высадиться на него было вполне реально. А дальше?

Широкую лоджию над козырьком я помнил, она вела на лестничную площадку. А вот о чем забыл, так это о железной решетке, не дающей на лоджию залезть.

Мы аккуратно подогнали плот к подъезду. Заплыть на козырек не получилось, вода покрывала его всего сантиметров на тридцать.

Пока остальные держали плот, я выбрался на бетонную плиту, осмотрел и подергал решетку. На ладонях остались рыжие отметины. Металл проржавел насквозь и держался на честном слове. Вооружившись разводным ключом и молотком, я начал методично выламывать съеденные ржой штыри. Сопротивлялись они недолго.

Высвободив правый край решетки, я попытался оторвать ее силой. Не вышло. Пришлось перейти к креплению слева. Я так увлекся, что пропустил появление нового действующего лица, и это едва не стоило мне руки.

Краем глаза я уловил движение, обернулся и увидел невысокого худого мужчину. Загорелого, с недельной щетиной и черными запавшими глазами. Впрочем, детали я разглядел позже. А в ту минуту все внимание приковала монтировка. Я отдернул руку за мгновение до того, как железяка со звоном обрушилась на решетку. Попади удар в цель, обычным переломом я бы не отделался.

Я отступил на шаг, покрепче сжав молоток. Спиной почувствовал движение: Сан Саныч перебрался на край плота, готовясь спрыгнуть на козырек. Но угрозы пока не было, решетка надежно разделяла нас с незнакомцем.

— Убирайтесь, — перехватывая монтировку, хрипло прорычал мужик. — Волки…

— Дядя Витя! Не надо, — вдруг выкрикнула Тамара.

Несколько секунд мужчина смотрел на девушку, пытаясь сообразить, кто она.

— Тамарка… Ты откуда?

— Мы из «Скалы» приплыли. Они мне помогли. Дядя Вить, мы только хотели решетку сломать, чтобы я в квартиру попала. Аркадий Юрьевич, объясните ему!

Тамара перевела взгляд в глубь площадки. Из-за спины дяди Вити осторожно выступил благообразный старичок за шестьдесят. С аккуратной бородкой и в неуместном пиджаке.

— Тамара?

Он с подозрением уставился на нашу компанию. Точнее, на меня. Голый по пояс, с молотком в одной руке и гаечным ключом в другой, я внушал старикану вполне понятные опасения. Но Тамара уже выбралась с плота, дошлепала до решетки и пустилась в объяснения.

Разобрались. Дядя Витя помог добить решетку, используя монтировку как рычаг. Штыри, всхлипнув, вышли из гнезд. Решетка опасно качнулась, но была подхвачена и поставлена на пол.

— Мужик, ты прости. — Дядя Витя пожал мне руку. — Ты же видишь, что творится. Я думал, бандиты лезут. Что пожар, что потоп — волки всегда найдутся.

Несмотря на запойный вид, рука у дяди Вити была крепкая, жилистая, и я снова порадовался, что монтировка не достигла цели. Мое рукопожатие он тоже оценил, посмотрел на меня с уважением. Пока мы братались, бдительный Аркадий Юрьевич сосредоточил внимание на остальных членах водной экспедиции. Сан Саныч его не заинтересовал, а вот Даша и Ильсия — весьма.

— Тамара, это твои подружки? — спросил он.

— Мы работаем вместе. — Глаза Тамары заблестели, щеки порозовели. — Дашка, Лиска, оставайтесь. У нас три комнаты, место найдем. Куда вы сейчас поплывете?

Тамара выглядела абсолютно счастливой, словно ничего не произошло. Словно не было набитого трупами супермаркета и затопленного города. Словно все проблемы теперь были решены. Как говорят наши англоязычные друзья: «Дом, милый дом».

Ильсия согласилась, Даша, поколебавшись, тоже. Только посмотрела на меня, будто извинялась.

Я помог девушкам перебраться через парапет, где их не без удовольствия принял Аркадий Юрьевич. Расставание было недолгим. Тамара спешно нас поблагодарила и сразу утащила подружек вверх по лестнице, те едва успели сказать спасибо. На прощание я удостоился благосклонного кивка Аркадия Юрьевича и пожал руку дяде Вите, который сразу начал прилаживать решетку на место.

— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, — пробурчал я под нос, отталкиваясь веслом.

Сан Саныч не расслышал или сделал вид, что не расслышал.

Мы неспешно обогнули соседний дом и выгребли на Чернореченскую. Меня обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, я был рад, что нам удалось пристроить девушек. Несмотря на первое впечатление, дядя Витя казался мужиком надежным, да и Аркадий Юрьевич, по большому счету, тоже. И все же было немного обидно, что Даша предпочла остаться с подругами, а не с нами. «Не с тобой, — поправил внутренний голос. — Называй вещи своими именами».

Я отложил весло, давая Сан Санычу отдышаться. Заодно прикинул дальнейший маршрут и осмотрел окрестности.

Пейзаж выглядел удручающе. Крытый теннисный корт вздымался над поверхностью широкой черной полусферой, словно выброшенный на мель кит. «Перекресток», где я обычно закупался продуктами, ушел под воду полностью. Поликлиника и банк — соседи по длинному одноэтажному зданию — разделили судьбу «Перекрестка». От старой пожарки, выстроенной еще в дореволюционные времена, осталась лишь наблюдательная башня. Рядом торчали метровые буквы «Хлеб-Молоко» — еще один пережиток ушедшей эпохи. Продукты тут перестали продавать в девяностых, хозяева менялись раз пять, и до сего времени магазинчик торговал одеждой и обувью. Но вот вывеска осталась и пережила всех хозяев. В буквальном смысле слова.

* * *

Когда мы подплыли к дому, смеркалось. Солнце полностью скрылось за тучами,но по ощущениям казалось — часов восемь. Сказать точнее было невозможно: наручные часы я не носил, обходясь мобильным, а Сан Саныч именно сегодня умудрился забыть свои дома.

Пришвартовались уже проверенным способом: к козырьку подъезда. Высокого крыльца у нас не было, лоджии на лестничной площадке тоже. Мы вплотную подплыли к стене, а дальше пришлось повозиться. Окна второго этажа наполовину скрылись под водой, окно третьего находилось на расстоянии двух с лишним метров над палубой. С одной стороны, ничего страшного, рост позволял мне подтянуться, забраться внутрь и помочь Сан Санычу. С другой — снаружи окно не откроешь. Чтобы выбить стекло, надо стоять почти вплотную, на башку все и посыплется.

Я до сих пор помнил, как в пятом классе один мой товарищ на перемене сел на подоконник и прислонился к стеклу. А оно аккуратно треснуло ровно посередине. Нижняя половина опрокинулась назад, а верхняя, как гильотина, скользнула вниз. Расстояние было небольшим, и удар пришелся по касательной. Это и спасло. Но кровищи было столько, что мы потом неделю по тому коридору не бегали. И шрам толщиной в палец на шее остался.

В конце концов мы просто отплыли на несколько метров, и я швырнул в окно молоток. Во избежание. Зачастую простые решения самые лучшие.

Стекло разлетелось вдребезги. Висячих кусков не осталось, хотя осколки усыпали всю раму и подоконник. Я разметал их, как мог, сломал или вытащил торчащие в нижней части рамы стеклянные зубья. Осторожно провел рукой по деревяшке. Вроде чисто, но ведь не проверишь толком! Чуть рука соскользнет, и разрежешь пальцы на хрен. Это только Брюс Уиллис босиком по стеклу бегает. Да тибетские йоги.

— Снимай штаны. — Я повернулся к Сан Санычу.

Охранник ухмыльнулся.

— А сам?

— А сам — без трусов, — огрызнулся я. — Мне что, с голой задницей на стену лезть?

— Кого-то стесняешься? — продолжал лыбиться Сан Саныч.

— Блин, ты снимешь или нет?

Я начал злиться всерьез. Вероятно, в другое время ситуация показалось бы смешной, но за сегодняшний день чувство юмора у меня атрофировалось.

Продолжая ухмыляться, Сан Саныч стянул брюки. Ткань была тонкая. Я сложил их по стрелке и свернул вчетверо. Какая-никакая, а подкладка, мелкие осколки не пропорют. Во всяком случае, не должны.

Я уперся покрепче, рывком пробросил тело наверх. Вцепился в раму и осторожно ступил на бетонный подоконник. Лестничная клетка была засыпана стеклом, но я высмотрел местечко почище и спустился. Несколько раз глубоко вздохнул, унимая сердце. Выглянул в окно.

— Я поднимусь в квартиру, найду веревку и что-нибудь стекло застелить. Пришвартуем плот, и вытяну тебя.

— Погоди. — Сан Саныч покопался в тумбе с инструментами, достал стамеску и кинул мне. — Прихвати, мало ли что.

Несколько секунд я пытался сообразить, зачем мне стамеска, потом до меня дошло. Вот оно что… Я взвесил ее в руке, примеряясь. Говорить о балансе не приходилось, но, пожалуй, это серьезное оружие. Пострашнее молотков и гаечных ключей. Молоток я тем не менее подобрал.

В доме царила тишина. Я медленно поднимался по лестнице, останавливаясь и прислушиваясь на каждом пролете. Проморгать «дядю Витю» с монтировкой не хотелось. Но, видимо, с защитниками порядка в нашем подъезде было туго.

Я беспрепятственно поднялся на девятый этаж. Поковырялся в замочной скважине — ключ пришлось поворачивать с заметным усилием — и зашел в квартиру. Первое, что бросилось в глаза, — пыль. «Скала», по сравнению с домом, смотрелась образцом чистоты. Толстый пушистый ковер стелился по полу, серым чехлом накрывал висящую в прихожей одежду. Стоявший у входа пуфик напоминал кавказскую папаху.

В комнатах было еще хуже. Широкие деревянные подоконники сгнили, обои под ними превратились в грязные жухлые лоскуты. Ковер можно было выбрасывать на помойку. Обои на стенах выцвели, рисунок едва просматривался — вот тебе и гарантия пятнадцать лет. Мебель и техника на первый взгляд не пострадали, если не считать все той же пыльной шапки. Впрочем, сейчас не до анализа, сначала надо пристроить плот и вытащить Сан Саныча.

Как выяснилось, с веревками я погорячился, в доме нашлась только бельевая. Моток здоровый, с запасом, вопрос в том — хватит ли прочности. Майке и деревянной плите вот не хватило.

Я размотал клубок и подергал веревку. Вроде держит. Если сложить в несколько раз, точно не порвется.

Я переобулся в кроссовки и натянул свежую футболку. Девушек мы высадили, демонстрировать мышцы некому. В носу немедленно засвербело. Футболка, хоть и лежала в шкафу, насквозь пропиталась пылью.

Пару раз чихнув, я подхватил старую кожаную куртку, добавил к экипировке пудовую гирю и швейцарский кухонный нож с широким лезвием.

Как оказалось, пока я собирал барахло, Сан Саныч тоже не валял дурака. Вколотил в плот пару гвоздей подлинней, загнул их в форме подковы. Я спустил ему гирю и кусок веревки. Гиря звучно шлепнулась в воду и опустилась на козырек подъезда. За якорь сойдет.

Мы переправили через окно инструменты и спортивную сумку. Затем я расстелил на подоконнике кожаную куртку и занялся финальной частью спасательной операции. Она продлилась меньше минуты, но по ее окончании руки висели как плети. Сан Саныч выглядел еще хуже: лицо багровое, пальцы дрожат. Вытянуть мужика под девяносто кило весом — задача для тяжелоатлета, а не для теннисиста. Особенно, если мужик почти ничем не может помочь, хоть и старается.

* * *

Мы сидели в гостиной и решали что делать. За окном смеркалось, света не было. Я нашел пару свечек: одну в форме елки — подарок тети на Новый год, другую в форме фаллоса — друзья-шутники постарались. И ведь нашли же, умудрились… Впрочем, горел фаллос отлично. На эту ночь хватит, а дальше будем думать. И не только о свечках.

К холодильнику я подходил с опаской, но опасения не подтвердились. Все, что могло прокиснуть — прокисло, все, что могло протухнуть — протухло, однако произошло это настолько давно, что продукты успели высохнуть до состояния камня. Так что вместо тошнотворного смрада меня встретил уже привычный затхлый запах с легким привкусом пластика.

Распахнув окно, я без затей повыкидывал продукты на улицу. Достал с нижней полки несколько банок консервов, прошелся по кухонным шкафам. На первый взгляд все было не так плохо: пакет пшенки, пакет риса, гречка, консервы, два кило муки и пять сахара, несколько сухих супов, полпакета макарон, нераспечатанная упаковка спагетти и плитка шоколада. Вроде и много всего, а есть нечего. Без электричества не включишь плиту, не сваришь каши. Хоть мебель ломай и разводи костер на лестничной площадке.

Я возлагал надежды на консервы, но тут нас поджидал неприятный сюрприз. Две банки зримо вздулись, и Сан Саныч забраковал их сразу. Банка с лососем выглядел нормально, но едва пробили крышку, запах ударил такой, что лосось немедленно проследовал в окно. Оставалась тушенка, не съеденная в последнем походе за Волгу, фасоль и кукуруза.

— Вегетарианец? — Сан Саныч вскрыл фасоль и вывалил содержимое в тарелку.

— Для салата. — Я подтолкнул к нему банку тушенки. — Тертый сыр, чеснок, фасоль. Отлично получается.

— Жаль. — Охранник разделил мясо на две равные порции. — Жаль, что не вегетарианец. Тушенка бы мне досталась.

— Оборжаться. — Я подцепил вилкой мясное волокно.

Мы смели ужин минут за пять. Без хлеба вышло не сытно. Увы, высохший до сухаря батон заплесневел до полной несъедобности.

— Тихо у вас. — Сан Саныч хмуро посмотрел на оставшуюся банку с кукурузой.

Я хмыкнул, поднялся.

— Обойду соседей. Не может быть, чтобы никого в подъезде не осталось.

— Не откроют. — Сан Саныч кинул ложку в тарелку. — Если до сих пор не сбились в кучу, значит, сидят по норам на своих запасах. Не откроют.

— Или их некому пнуть.

Я вышел в коридор и тут же услышал тихие шаги. Где-то сверху: не то одиннадцатый, не то двенадцатый этаж.

— Есть кто? — Я высунулся в пролет лестницы, но в коридоре было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

На секунду все стихло.

— Николай Иванович? — Я узнал голос.

— Игорь, ты?

Быстрая дробь шагов скатилась по лестнице. Игорь — высокий худощавый паренек — сбежал на нашу площадку. С удивлением посмотрел на Сан Саныча.

— Николай, с вами все в порядке? — в голосе Игоря звучала неподдельная радость. — Вы не отвечали, я решил, что вы с утра ушли на тренировку и…

Он замолчал, а я вспомнил затопленный на три четверти корт. Если бы спарринг назначили на десять, а не одиннадцать, мы бы сейчас не разговаривали. Впрочем, история не имеет сослагательного наклонения. Меня удивило другое.

— Что значит, не отвечал? У тебя есть телефон?

— Телефон?.. Нет. Я обходил квартиры. Стучал во все двери, проверял, кто остался дома. Вот, составил список. — Он полез в нагрудный карман. — К вам тоже стучал. А вы не ответили.

— Я был в «Скале». Сан Саныч — Игорь.

— В «Скале»? — недоверчиво переспросил Игорь, обменявшись с охранником рукопожатиями. — Вы что, вплавь добирались?

— Построили плот.

— Плот? — Это известие смутило Игоря еще больше.

Я невольно улыбнулся.

— Плот-плот. Стоит у подъезда пришвартованный. Ты не слышал, как мы окна били?

— Н-нет. — Кажется, Игорь все-таки поверил. — Я на крыше был. Пытался понять, что вокруг происходит. С соседними домами связался.

— Перекрикивался? — уточнил Сан Саныч.

— Ну да. А что оставалось? Я только сейчас спустился, специально ждал, когда стемнеет, чтобы проверить. Света нигде нет. Ни у нас, ни в Новокуйбышевске. Вы же видите, какая погода: ни звезд, ни луны. А у меня бинокль десятикратный, я бы любой блик заметил, что в домах, что на воде. И нефтяные факелы за рекой не горят. Там же, в Новокуйбышевске, вся нефтепереработка. Куча заводов… И полная темнота!

Игорь говорил быстро и сбивчиво, ему явно требовалось с кем-то поделиться.

— Я ждал, что пошлют вертолеты или еще что-то. Сложил на крыше костер, чтобы посигналить. Но ничего такого. Я вообще не слышал, чтобы где-то моторы работали.

Он наконец замолчал.

— А что остальные? — Я взял список жильцов.

— А ничего, — неожиданно зло ответил Игорь. — Вышли, побродили, как бараны, и снова по квартирам засели. Ждут, когда их спасут.

— Понятно…

Я зажег свечу и посмотрел на заполненный ровными строчками лист бумаги. Не густо — пустой двенадцатый этаж, старушка-алкоголичка и снимающие квартиру студентки на одиннадцатом, отец с маленьким сыном на десятом… Вместе с нами семнадцать человек, из них шестеро — пенсионеры. Последние строчки относились к пятому этажу. На третьем и четвертом никто не отозвался.

Понемногу картина складывалась. Люди погибли там, куда добралась вода. Судя по ее уровню, затопило весь город. Граница прошла где-то между третьим и четвертым этажами. Местами ниже, местами выше.

Сознание мы потеряли примерно в десять утра в четверг. Рабочий день — заполненные машинами улицы, люди в офисах и на предприятиях, дачи, пляжи, детские сады… По квартирам сидели немногие, и те, кто сидели, вовсе не были цветом общества.

Я отложил список. В голове была пустота. Сколько всего выжило? Если по списку, шестнадцать человек на сорок восемь квартир. Десятая часть, даже меньше. Конечно, все равно немало. Самара — миллионник, тысяч сто наберется. И все же…

— Ночь на дворе, — прервал затянувшееся молчание Сан Саныч. — Завтра разберемся.

Игорь вопросительно посмотрел на меня. Кажется, он ожидал другого. Только что я мог сказать?

— Если хочешь, оставайся у меня.

Игорь отрицательно качнул головой.

— Мне надо кое-что сделать, — с прохладцей сказал он.

— Шустрый, — подытожил Сан Саныч, когда я закрыл за парнем дверь.

— Ага. Папаша — тренер «Крыльев Советов».

— Вержбицкий? — Кажется, эта новость поразила Сан Саныча больше, чем все катаклизмы вместе взятые.

— Точно. Да не, он нормальный парень. Учится в медицинском на хирурга, вроде отличник, мы с ним иногда в третий «Лефт» гоняем.

— Чего?

— «Лефт фо дэд» — игра компьютерная.

Сан Саныч буркнул что-то неодобрительное и повалился на диван. Через минуту он уже храпел, а я еще долго не мог уснуть. Стоял у окна и смотрел на вырезанный из черного картона город.

* * *

Разбудил меня рев. В нем не было ничего человеческого. Так ревут гризли, когда операторы «Энимал плэнет» тычут им в морду камерой, стараясь взять план покрупнее.

Я продрал глаза, выглянул в окно, но так ничего и не понял. Небо посветлело, хотя толком еще не рассвело. Голосили откуда-то из новостройки. Иногда крик прерывался, но спустя несколько минут вновь набирал силу. Через четверть часа стало ясно, что никого не насилуют и не режут. Так блажат алкаши, когда в лобные доли радостно стучится белочка.

Еще через четверть часа анонимный алкоголик поднял Сан Саныча.

— Хрен знает, — ответил я на незаданный вопрос. — Алкаш какой-то. Не пойму — где.

— Пошли на крышу, — мрачно сказал Сан Саныч.

— Чего там делать?

— Разберемся. — С утра он был неразговорчив.

— С чем? — не понял я. — Это где-то там. — Я указал в сторону стройплощадки, отделенной от нас затопленным пустырем. — Из соседних домов пусть разбираются. Поди, уже всех перебудил.

— Разберутся они. Твои, вон, вчера со многим разобрались?

Я вспомнил обход Игоря и засевших по норам соседей. Хмыкнул.

— Ну, а мы-то при чем? Своих проблем мало? Нажралась скотина и орет.

— Нажрался — значит, не человек?

Сан Саныч посмотрел на меня исподлобья и вышел из комнаты. Через секунду щелкнул замок. Продолжая недоумевать, чего охраннику дался этот ранний пьяный, я последовал за ним.

Небо по-прежнему было затянуто облаками. Мы прошли мимо сигнального костра, собранного Игорем из разломанных стульев и табуреток. Подошли к краю крыши. Пока неведомый алкаш собирался с силами, я огляделся. Вода была везде. Если она и шла на спад, то отнюдь не так быстро, как хотелось.

Сзади послышались шаги. Я обернулся и увидел Игоря.

— Тоже проснулись? — вместо приветствия спросил он.

Снова раздался вопль. На этот раз в нем слышались какие-то слова, но я разобрал только «тащите».

— На кране. — Игорь протянул мне бинокль. — Я еще из окна вычислил.

— Охренеть, — только и сказал я.

Алкоголик сидел в кабине крана — обычного башенного крана, достраивавшего десятый этаж дома. Как он туда попал, почему молчал весь вчерашний день, оставалось загадкой. Зато трагедия предстала как на ладони. Лестница, по которой взбирался крановщик, была сломана у самой кабины. Путь назад был отрезан, разве что как-то спуститься по решетчатому корпусу крана. Но, похоже, такой вариант орущий благим матом оператор не рассматривал.

— Что будем делать? — деловито поинтересовался Игорь, когда я протянул бинокль Сан Санычу. Не дождавшись ответа, сказал: — Вообще-то у меня есть план.

— Рассказывай, — совершенно серьезно предложил охранник.

— Стрелу видите? Она совсем близко от дома. Метров десять, не больше. Если подняться на последний этаж и закинуть оттуда веревку, он сможет проползти по стреле и по веревке спуститься на крышу.

— Веревка нужна толстая, — с сомнением сказал Сан Саныч. — Иначе не выдержит.

— Толстая не нужна, — быстро сказал Игорь. — У меня есть альпинистское снаряжение. Там веревки легкие и прочные, не порвутся. И «кошка» есть, зацепится за стрелу без проблем.

Сан Саныч задумчиво кивнул. Я посмотрел на обоих, как на сумасшедших. Спасательная операция на ровном месте. И нет, чтобы старушки или ребенка, — алкаша, зачем-то забравшегося на подъемный кран.

— Ладно, там посмотрим, — тяжело проговорил охранник.

— Ага, я только все соберу. Встречаемся через пять минут у плота.

Игорь быстро спустился в люк.

— Шустрый парень, — повторил Сан Саныч.

— Кажется, я перестаю воспринимать это как комплимент. Во всяком случае, из твоих уст.

Сан Саныч шутку не оценил.

* * *

Весло я Игорю вручил сразу: хотел поработать спасателем — работай. И он работал, причем с энтузиазмом. Я посадил его на левый борт к Сан Санычу, а сам греб справа.

В таком составе дело шло быстрее, да и Сан Саныч за ночь немного пришел в себя. Мы быстро обогнули дом, поплутали между разросшимися на газонах деревьями и выплыли на простор пустыря. Правда, добраться в один прием все равно не получилось, остановились на полпути.

Небо посветлело. Легкий ветерок гнал рябь по свинцовой воде. Странное ощущение — сидеть посреди огромного, раскинувшегося за твоим домом озера, там, где еще два дня назад были гаражи, стоянка, спортивная площадка…

Пока мы отдыхали, Игорь разглядывал в бинокль недостроенное здание. Потом вдруг отложил бинокль, расстегнул длинный чехол и достал оттуда ружье.

А я-то гадал, что в нем.

— «Эдган», — пояснил Игорь в ответ на мой недоуменный взгляд. — Пневматика. Но довольно мощная.

Он вытащил из рюкзака оптический прицел и добавил:

— Прицельная дальность сто метров.

Сан Саныч скептически хмыкнул.

— Зря смеетесь. — Игорь закрепил прицел. — Зимнюю одежду пробивает на раз. Скорость вылета пули больше, чем у «Макарова». Калибр, конечно, мелковат, но попадет — мало не покажется.

— Ты его вытащил-то зачем?

— Затем, что там кто-то есть, — указал Игорь на недостроенный дом. — Только я не понял — кто.

— В доме? — Я с удивлением посмотрел на безмолвный серый остов.

— Ага. Что-то промелькнуло, я потому в бинокль и смотрел. Но сейчас все тихо.

— Может, птица?

— Может, и птица. Только рисковать не хочется. — Игорь зарядил винтовку. — Жаль, она однозарядная. У меня есть вторая, покруче, но там прокладка воздух пропускает. Не успел вечером починить.

Сан Саныч как-то подобрался, и мне вдруг стало не по себе. Охранник воспринимал слова Игоря всерьез. Вся эта дурацкая игра, в которую я зачем-то позволил себя втянуть, внезапно приобрела зловещий оборот.

Мы снова взялись за весла. Пока гребли, я не сводил глаз с приближающейся стройки. Ни души. И тихо, как на погосте. Даже псих на кране замолчал.

Когда до дома оставалось два десятка метров, мы как по команде бросили весла.

— Оружие взяли? — деловито поинтересовался Игорь.

Мне захотелось влепить ему подзатыльник. Эти милитаристские игры начинали раздражать. К моему удивлению, Сан Саныч только кивнул и продемонстрировал мой швейцарский нож. Я даже не заметил, как он его стянул.

Игорь кивнул в ответ, достал из рюкзака тяжелый охотничий нож в кожаных ножнах и передал мне.

— Медленно подгребайте. — Он взял винтовку наперевес.

Секунду я размышлял, не врезать ли ему веслом по заднице, чтобы немного пришел в чувство. Потом плюнул и начал грести.

Каменный скелет здания медленно приближался. Наконец плот уткнулся в бетонную плиту перекрытия.

— Высаживайтесь, я прикрою. — В голосе Игоря не было и намека на иронию.

Сан Саныч коротко посмотрел в мою сторону и первым спрыгнул на пол, оказавшись по колено в воде. Чувствуя себя полным идиотом, я последовал за ним. В кроссовках немедленно захлюпало. Игорь бросил гирю-якорь, закинул за спину рюкзак со снаряжением и, по-прежнему держа винтовку наперевес, спустился вслед за нами. На ногах у него красовались новенькие армейские берцы, но защитить они не могли — вода стояла слишком высоко.

Сан Саныч пошел первым, Игорь вторым. Я замкнул шествие.

Крановщик начал орать вновь. На сей раз, его речь была более членораздельной, но ничего осмысленнее, чем: «Заберите, не рвите душу», не прозвучало.

Поднявшись на третий этаж, я уловил знакомый запах гниющей плоти. А вскоре увидел его источник.

Рабочий лежал у самой стены. Точнее то, что от него осталось. Рубашки не было, штаны — изодраны в клочья. Тело распотрошили, вывернули наизнанку и обглодали почти до костей. Чуть дальше лежал еще один. Этого вообще разорвали на части — одну руку целиком, другую по локоть. Я почувствовал холодок в животе. Птицам такое не под силу. Это или животные, или… Нет, одернул я себя. Это невозможно. Люди не могли сделать такого. Сан Саныч, мрачно разглядывавший останки, вдруг сделал несколько шагов к ближнему мертвецу, нагнулся и подобрал валявшийся на полу лом. Железяка сильно заржавела, но как оружие годилась.

В полном молчании мы поднялись на четвертый этаж.

На этот раз кости были собачьи — некрупную дворняжку растерзали в двух шагах от лестницы. Кости обглодали с таким тщанием, что не осталось даже крошечного кусочка плоти.

Игорь присел на корточки и почти сразу констатировал:

— Собаки сожрали. Не очень крупные. Я такие укусы сто раз видел. Видимо, здесь жила стая. Только странно, что они задрали своего. Псы так не поступают.

— Ты в бинокль не собаку видел? — хмуро спросил Сан Саныч.

— Не знаю. — Игорь выпрямился. — Вряд ли. Собаки охраняют свою территорию. Они бы нас давно облаяли, а тут тишина. Ничего не понимаю.

Сан Саныч пожал плечами и, поудобнее перехватив лом, пошел к лестнице. Он успел подняться до середины пролета, когда сверху на него обрушилась тень.

* * *

Пес промахнулся. Зубы клацнули у самого уха охранника, когти распороли майку, однако цели охотник не достиг. Правда, от удара Сан Саныч покачнулся, но на ногах все же удержался. И тут же врезал собаке ногой, отчего та, всхрипнув, впечаталась в стену. В следующую секунду Игорь оказался рядом. Хлопнул выстрел, но Игорь целился не в нападавшего, а куда-то вглубь пятого этажа. Раздался визг.

Я подскочил к побитому псу и пнул изо всех сил, целясь в живот. Попал. Пес рухнул на пол и завозил лапами. Из пасти вырывался сип. Но, как оказалось, это был лишь авангард. На верхнюю площадку выскочили сразу две собаки — рослые, с грязной свалявшейся шерстью, оскаленными пастями. Первая с ходу прыгнула на охранника, и снова бросок не достиг цели. Сан Саныч выставил перед собой лом как копье. Нанизать собаку не получилось, но в морду ткнул. Дворняга хлопнулась на пол и заскулила.

Сан Саныч шумно выдохнул, перевел взгляд на второго противника — и нападение захлебнулось. Пес спустился было на несколько ступенек и остановился. Утробный рык перешел в хриплый лай. Сан Саныч отступил на шаг, чтобы видеть обоих псов. Я топтался сзади — лестничный пролет не позволял драться плечом к плечу. Ситуацию разрядил Игорь, причем разрядил в прямом смысле слова. Дослал новую пулю в ствол, вскинул винтовку и в упор выстрелил в оскалившуюся псину.

Та взвизгнула, неловко подскочила и заковыляла назад, но, сделав несколько неуклюжих полушажков-полускачков, свалилась на пол. Оглушенный пес так и не успел толком очухаться. Сан Саныч махнул ломом, как клюшкой, и сшиб его с площадки. Пес угодил в лестничный просвет, а через секунду внизу раздался всплеск. Игорь перезарядил ружье и хладнокровно выстрелил в первого нападавшего, которому досталось и от охранника и от меня. Тот дернулся и затих. Три — ноль в нашу пользу.

Мы, тяжело дыша, посмотрели друг на друга. Отбиваться от собак мне и раньше приходилось, но тут мы столкнулись не со сборищем уличных шавок, а с безмолвными, безжалостными хищниками. Таившимися в засаде, выбравшими удобный момент для атаки.

— Наверху еще один, — напомнил Игорь, перезаряжая винтовку. — Я не уверен, что уложил его с первого выстрела.

Игорь ошибся. Выстрел был точен, и подстреленный пес распластался в дюжине шагов от лестницы. Но он был не один. На другом конце этажа стоял рослый, стройный дог — белоснежная шерсть с иссиня-черными пятнами, гордая осанка. Он выглядел генералом, руководившим сражением с безопасного расстояния. Я готов был поклясться, что дог смотрит мне прямо в глаза. И от этого взгляда мне стало не по себе.

Накатило странное чувство, непривычное и в то же время знакомое — вспышка, короткая и яркая, пробежавший по мышцам электрический разряд. Я вспомнил миг пробуждения, твердый холодный пол «Скалы», скрипящую на зубах, набившуюся в нос пыль, ватное тело и… легкость, абсолютное, всеобъемлющее понимание, знание того, что произойдет в следующую секунду, через день, через год, почти просветление. И это странное ощущение было как-то связано с породистым грациозным животным.

Мгновение озарения прошло. В следующую секунду мир вновь стал привычным и серым. Игорь выскользнул из-за моей спины, вскинул ружье и почти сразу нажал на спуск. Хлопнул выстрел. Дог вздрогнул, развернулся и сиганул вниз. Раздался звучный всплеск.

Игорь перезарядил винтовку, подошел к самому краю и озадачено уставился вниз. С полминуты он высматривал беглеца, но так ничего и не обнаружил. Методичность, с которой он расстреливал собак, завораживала и пугала одновременно.

— Кажется, готов, — будничным тоном сказал он. — Признаюсь честно, не ожидал. С одного выстрела завалить такую тушу из «Эдгана»… Нам повезло.

— Кто это был?

Я спросил автоматически и тут же пожалел — вопрос вышел идиотским. Впрочем, Игорь понял его по-своему.

— Тиггердоген, сейчас таких называют Арлекинами — немецкий дог мраморного окраса. Видимо, он и был вожаком. Странно только, что стоял в стороне, а не шел первым, вожаки всегда ведут стаю за собой.

Я кивнул и, чтобы побыстрее замять тему, мотнул головой в сторону лестницы: мол, идем дальше. Игорь не возражал.

* * *

До крыши мы дошли без приключений. На шестом этаже обнаружился еще один обглоданный собачий скелет. Видимо, наводнение застало стаю в доме, отрезав от окружающего мира. Пришлось заниматься самоедством, да вот беспомощные строители подвернулись. Впрочем, это были лишь мои догадки.

Крановщик закатил концерт, едва мы поднялись на последний этаж. Сан Саныч, не мудрствуя, вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул, прерывая причитания. Крановщик затих, с минуту молчал, а потом до него, кажется, что-то дошло. Он распахнул дверцу кабинки, высунул голову и что-то забормотал, глядя в нашу сторону. На вид ему было лет сорок — чернявый, с широкими мушкетерскими усами, в неуместной оранжевой каске.

— Не виноват я. — Голос его сорвался на крик. — Не виноват. Все пили. И бригадир пил, и Петруха, и Даник. Я что? Я как все. Не виноват я…

Он вдруг зарыдал.

Я скептически посмотрел на Сан Саныча. Белочка, как есть белочка.

Мы подошли ближе, пытаясь понять, что делать дальше. Впрочем, более подробный осмотр ничего не дал. Лестница, ведущая из кабины, была сломана аккурат у основания и торчала под углом. Если спуститься через люк и повиснуть на руках, на нее можно было встать. Только вряд ли она выдержит такой вес. Не вариант.

Спуститься по решетчатому корпусу крана с высоты двенадцатого этажа? Для альпиниста — решаемая задачка, для алкаша-крановщика — невыполнимая.

Оставалась стрела. Только что с ней делать? Если бы она висела над домом, можно было бы проползти и спуститься по железному тросу с крюком на конце. Но стрела не дошла до дома метров пять, с крюка не допрыгнуть никак. Повиснуть и раскачаться? На воздушного гимнаста крановщик походил не больше, чем на альпиниста.

— Мужик, тебя как зовут? — крикнул Игорь.

— …ыч.

— Как зовут, спрашиваем? — поддержал парня Сан Саныч.

— Михалыч. — Крановщик всхлипнул.

— Михалыч, слушай. — Игорь достал из рюкзака темно-зеленый трос, скрученный в плотный моток. — Вылазь на стрелу. Кинем тебе веревку, спустишься к нам на крышу.

Взгляд у крановщика был пустой-пустой, не уверен, что он вообще понял, о чем говорил Игорь. Но парня это не смутило, он извлек из рюкзака «кошку» и сноровисто закрепил ее на конце веревки.

— В горы ходил? — Сан Саныч внимательно следил за манипуляциями.

— Только раз. Познакомился с девушкой на Грушинском, она все Жигули облазила. Потом расстались, а снаряжение осталось. У меня приятель хотел купить, но я не продал. Как знал, что пригодится.

Игорь подергал крепление, подошел к краю площадки, раскрутил веревку и метнул с таким расчетом, чтобы «кошка» зацепилась за стрелу…

Через пять минут выяснилось, что ниндзя из Игоря хреновый. Еще через пять, что из Сан Саныча — не лучше. «Кошка» пролетала то выше, то ниже, то билась о стрелу, то соскальзывала, не найдя за что зацепиться. Цирк да и только. В конце концов я не выдержал, отобрал у них веревку и почти сразу попал. Первый раз чуть-чуть не рассчитал по длине, а вот второй бросок увенчался успехом. Веревка перехлестнулась через стрелу, стальные крючья нашли опору и прочно в нее впились.

Игорь, размотав веревку, закрепил ее у дальнего конца крыши. Трос повис под углом градусов в тридцать. Посадка будет жесткой, но терпимой, если, конечно, крановщик не сорвется на полпути. И если вообще полезет.

— Михалыч, ты меня слышишь? — крикнул Игорь. — Лезь на стрелу, только не спеши. Доберешься до веревки, схватишься и съедешь на крышу. Все понял?

Крановщик смотрел на парня все с тем же отсутствующим выражением.

— Михалыч, все в порядке. Ничего не бойся, — продолжал увещевать Игорь. — Стрела широкая, ветра нет, веревка крепкая, из альпинистского набора. Только жилетку сними и с собой возьми вместо перчаток. Иначе руки сорвешь об веревку. Ты понял?

Крановщик даже не шелохнулся.

Игорь посмотрел на нас. Кажется, впервые я видел его растерянным. Он придумал план, запасся снаряжением, все рассчитал, проложил ковровую дорожку к спасению… И ничего не вышло. Жертва осталась на месте и вовсе не собиралась съезжать по тонкой ниточке, протянутой над тридцатиметровой пропастью.

— А ну встал, козел! — неожиданно заорал Сан Саныч. — Вон из кабины! Полез наверх!

Крановщик вздрогнул. Его взгляд сделался осмысленным. Он посмотрел на Сан Саныча и вдруг заскулил, точь-в-точь как раненый пес.

— Начальник, не проси. Убьюсь, расшибусь. Не проси, начальник. Лучше сдохну, лучше птицы склюют. Не полезу, начальник, не проси.

— Лезь, гребаный ублюдок!

Сан Саныч подошел к самому краю крыши. Казалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет на кран, чтобы добраться до крановщика.

Михалыч завыл.

— Нет… Не проси… Сдохну… Лучше тут…

Я подошел к Игорю.

— Ружье заряжено?

— А? Да. А что?

— Дай-ка сюда. — Я подхватил «Эдган» и направил на кабину. — Лезь, пристрелю!

Продолжая поскуливать, Михалыч посмотрел на меня.

— Лезь! — Заорал я и нажал на спуск, целясь повыше. Хлопнул выстрел, разлетелось стекло кабины. — Лезь! Пристрелю!

Михалыч заревел — натурально зверь! — выбрался на площадку и, всхлипывая, полез на стрелу. Движения были угловатыми, неровными, но держался он крепко. Где-то на середине пути я вдруг осознал, что если крановщик сорвется, виноват буду я и только я. Неважно, какими были намерения, неважно, что другого пути не было. Именно я заставил его поставить на карту жизнь, и именно я буду отвечать за смерть.

Михалыч дополз до края стрелы, судорожно ощупал веревку и стянул оранжевую рабочую жилетку. Свернул в рулон, вцепился и начал медленно сползать со стрелы. Ему удалось перекинуть одну ногу через трос, когда вторая сорвалась, и крановщик с воем заскользил вперед.

У меня екнуло сердце.

Каким-то невероятным напряжением мышц он смог удержаться, буквально за секунду пролетел над просветом между краном и крышей, пронесся мимо нас и грохнулся на бетонную плиту крыши.

Сан Саныч подбежал первым. Крановщик свернулся в позу младенца, продолжая поскуливать.

— Не виноват я, начальник. Все пили. И Данник, и Петруха, и Юрген заходил… Я первый утром вышел… Не виноват я, начальник…

Я подошел следом. Веревка разрезала жилетку пополам. Грубая ткань продержалась ровно столько, чтобы спасти своему хозяину жизнь. От крановщика разило спиртом, рядом стремительно растекалось пятно. Пнув жилетку, я обнаружил во внутреннем кармане разбитую чекушку водки. Крановщик пил не только с вечера, он притащил бутылку с собой в кабину, где и отключился. А потом, проснувшись, снова налег на водку. В ослабленном состоянии ему потребовалось совсем немного, чтобы окончательно снесло башку.

— Ну, пойдем, пойдем. — Сан Саныч помог Михалычу встать и повел по лестнице вниз.

Игорь перезарядив ружье, показал мне большой палец.

Глава 3

Мебель горела плохо. Игорь даже порывался спуститься на плот и спилить ближайшее дерево, но Сан Саныч посоветовал не маяться дурью, а следить за кашей. Мы извели три стула, прежде чем вода начала закипать.

Окончательно рассвело. В облаках появились первые прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Народ в окрестных домах окончательно проснулся. То тут, то там из окон высовывалась чья-нибудь голова. Обозрев окрестности, голова обычно пропадала, но иногда начинала перекрикиваться с головой, торчащей несколькими этажами выше или ниже. Разговоры сводились к извечным: «Кто виноват?» и «Что делать?» Герцен и Чернышевский были актуальны, как никогда.

Игорь пытался что-то отвечать, я в основном слушал, Сан Саныч не обращал на головы никакого внимания. Он собрал костер, соорудил из кастрюли котелок и занялся завтраком. Выбор блюд был невелик, сошлись на пшенке. Пока вода закипала, я успел выслушать полдюжины предположений о случившемся: глобальное потепление, поднявшиеся грунтовые воды, прорванная канализация и разрушенная плотина. А вот ответа на второй вопрос так и не прозвучало. Ничего лучше, чем «ждать МЧС и военных» головы друг другу не присоветовали.

К моменту, когда вода закипела, Игорь сорвал голос, и Сан Саныч послал его за тарелками.

Михалыч после высадки впал в полузабытье. Сидел, обхватив колени, и смотрел в пространство. Иногда принимался что-то бормотать, но вскоре затихал. На кашу, правда, отреагировал: схватил ложку и, обжигаясь, принялся запихивать в себя густую массу. Остальные тоже не дремали. Я вдруг почувствовал жуткий голод, будто не ел лет десять. Судя по тому, как Игорь с Сан Санычем орудовали ложками, они испытывали схожие ощущения.

Я почти прикончил свою порцию, когда раздался шум, и на крышу неуклюже, по-медвежьи вылез мужик. На вид ровесник Сан Саныча, он отличался грузной фигурой при том, что ростом был с меня, если не выше. Кажется, он въехал к нам недавно. Мы сталкивались пару раз в лифте, но по имени друг друга не знали.

Богатырь, кряхтя, выпрямился и уставился на нас. Если он и ожидал кого-то увидеть, то уж точно не квартет завтракающих вокруг костра мужчин.

Зато Игорь отреагировал мгновенно.

— Владимир Николаевич, садитесь. Кашу будете?

— Здравствуй, Игорь. — У детины оказался глубокий, хорошо поставленный бас.

— Сан Саныч. — Охранник поднялся и протянул руку.

— Отец Владимир. — Детина пожал руку. — В миру Владимир. Как вам удобно.

О как. Я несколько сумбурно представился. Михалыч промычал что-то невнятное, но позы не поменял и в нашу сторону не посмотрел. Сан Саныч махнул рукой — мол, не обращай внимания и, несмотря на протесты, бухнул отцу Владимиру каши. Остатки разделили между собой. Не сказать, что наелись досыта, но червячка заморили. Правда, насладиться ощущениями я не успел.

— Что будем делать? — спросил Игорь.

— Что делать, что делать — сухари сушить. — Я отставил пустую тарелку. — Что ты хочешь услышать? Все же сам видишь.

— Я-то все вижу, — жестко сказал Игорь. — И знаю, что сидеть тут — не выход. Уже ясно, что за нами никто не приплывет. Больше суток прошло — ни одного вертолета. Про катера я молчу, но хотя бы дежурный облет должны были совершить. Значит, не осталось никаких вертолетов. Если у нас вода три этажа затопила, все аэродромы тоже под водой. Все гаражи, вся техника, ничего не осталось. Значит, рассчитывать мы должны только на себя.

Я хмуро посмотрел на парня.

— И что ты предлагаешь?

— Перво-наперво — обойти все квартиры. Соберем продукты, устроим общий склад. Пока вода не спадет, еду придется экономить. Потом вскроем пустые квартиры, там тоже что-нибудь найдется. На первое время должно хватить. Дров надо напилить, на табуретках много не сваришь. Все лекарства собрать. И вообще действовать, а не сидеть. — Он вдруг повернулся к отцу Владимиру и без малейшего стеснения выдал: — Вы почему вчера не вышли, когда я всех обходил? И вообще не ответили.

— Игорь, угомонись… — начал было я, но отца Владимира вопрос не смутил.

— Я молился. Обо всех, кто погиб во время наводнения. Не знал, что делать, и просил совета.

— И как, получили?

— Игорь, ты или утихнешь…

— Или? — Парень посмотрел на меня с вызовом.

— Все в порядке, Коля, он прав. — Отец Владимир помолчал, собираясь с мыслями. — Я должен был помочь живым людям и только потом думать о мертвых. Но я растерялся и искал вразумления в молитве.

— Нашли? — продолжал наскоки Игорь.

— Да, Игорь. — Голос отца Владимира не дрогнул. — Господь напомнил мне о Ное, приставшем к горе Арарат, когда земля скрылась под водой.

— Предлагаете плыть к Арарату? — не сдавался Игорь.

— Нет. На Управленческий. — Отец Владимир перевел взгляд на нас. — Я слышал, что его строили на горе с таким расчетом, чтобы не затопило, даже если сорвет Жигулевскую плотину. В нашем доме вода едва дошла до четвертого этажа. Вряд ли Управленческий пострадал. Город затоплен. Магазины, аптеки, транспорт — ничего не осталось. На Управленческом мы найдем и то, и другое, и третье. И людей, которые не пострадали и готовы помочь.

— Помогут они, как же, — фыркнул Игорь, отказываясь признавать поражение.

— Я с вами. — Я поднялся. — У меня на Управе родители, а здесь все равно цепляться не за что.

Игорь презрительно посмотрел на меня.

— А люди?

— А на Управе не люди?

— Ну, знаешь, я там никого не знаю. А здесь живут наши соседи.

Я прищурился.

— Кажется, вчера ты называл их стадом баранов. Нет?

— Что такое Управа? — вклинился в разговор Сан Саныч.

— Так вы не местный? — с легким удивлением спросил Игорь.

— Формально — район города, — ответил я. — Строили на отшибе, вокруг завода. По факту получился небольшой отдельный городок, тем более что между ним и Самарой — лес.

— Далеко?

— На машине полчаса.

Я задумался, пытаясь перевести минуты езды в километры.

— Далеко, — резюмировал Сан Саныч. — С нашими темпами и за день не доплыть.

Отец Владимир тактично кашлянул.

— Я рыбак. Есть лодка. Только достать ее трудновато будет.

Мы воззрились на него с изумлением. Отец Владимир едва заметно улыбнулся. Первым отреагировал Игорь.

— Откуда достать?

— Из гаража. — Отец Владимир махнул рукой в сторону пустыря, который мы пересекли, когда плыли к подъемному крану. — Должно быть, его затопило.

Игорь вскочил.

— Я за снаряжением.

— Ты же только что никуда не хотел плыть? — съязвил я.

— Лодку надо достать в любом случае, — серьезно ответил парень. — Сейчас она на вес золота.

* * *

— Твою ж мать. — Я уцепился за настил плота и с минуту шумно сипел, пытаясь восстановить дыхание. Наконец выдохнул: — Бесполезно. Вдвоем надо. Или втроем.

Игорь с готовностью посмотрел на меня.

— Не, ты там не поможешь.

Отец Владимир шумно вздохнул и в три приема спустился в воду. Силой он и впрямь обладал богатырской, но вот грацией похвастаться не мог. Сан Саныч ухнул следом. Я подплыл к крыше гаража.

— Значит так. Я подтащил ее к двери вплотную. Мы с Санычем подныриваем и тащим заднюю часть, вы тяните спереди.

— С Богом.

Отец Владимир одной рукой облокотился о крышу, готовясь к решительному рывку лодки наружу. Я поглубже вдохнул и нырнул в гараж…

Рассказ о нашем заплыве больше всего походил на рассказ пациента дурки. Сомневаюсь, что на Земле найдется хоть один человек, который бы выуживал резиновую лодку из затопленного гаража посреди города. Но все когда-то бывает впервые.

Игорь завернул про снаряжение не ради красного словца. Вдобавок к веревке и набору инструментов из «Скалы» у нас теперь была трубка и маска для подводного плавания. На вопрос Сан Саныча: «А акваланга у тебя случаем нет?» — Игорь хмыкнул и заявил, что предпочитает дайвингу снорклинг. Кажется, ответ понял только я.

Михалыч так и не вышел из полукоматозного состояния. После завтрака я запустил его к себе в квартиру и оставил одного.

Доплыли быстро. Утонувший гаражный массив находился неподалеку — ржавые железные коробки, выстроенные в два ряда. В девяностых, когда половины окрестных домов не было, они продавались за бесценок, сейчас стоили бешеных денег. По словам отца Владимира, гараж достался ему в наследство, а поскольку машины не было, там хранились лодка и всякий хлам.

— Неужели не предлагали продать? — поинтересовался я.

— Предлагали. Только куда я барахло складывать буду? — простодушно ответил священник. — Да и лодка здоровая.

Пришвартовались. Гаражи стояли на пригорке, поэтому ушли под воду неглубоко: от крыши до поверхности меньше метра.

Вопреки опасениям, поначалу все шло гладко. Больше всего я боялся, что заклинит замок, но с пятой или шестой попытки нам удалось повернуть ключ. На то чтобы открыть дверь, ушло минут десять. Петли основательно заржавели, а дернуть как следует под водой не удавалось. Но, сменяя друг друга, мы ее расшатали и после серии неудачных нырков все-таки отодвинули засов.

Распахнуть створку ворот с одной стороны оказалось тяжелее, с другой — проще. Нырять было неглубоко, да и край крыши служил надежной опорой, однако сил и времени угрохали изрядно.

Через полчаса все лежали пластом. Игорь активного участия в работах не принимал, толку от него было немного — только мешался. Но пока мы приходили в себя, завладел маской и пару раз нырнул в распечатанный гараж. Это стоило ему ободранных локтя и спины, зато он сообщил, что нашел лодку. Собственно, найти было не сложно: даже в сдутом состоянии она занимала немало места. Вопрос — что делать дальше?

Игорь промаялся с четверть часа, но не сумел отбуксировать ее даже к входу. Я отобрал у него трубку и попытался выволочь лодку наружу. Черта с два — здоровенная дура. Пришлось звать тяжелую артиллерию.

Помощь отца Владимира решила исход дела. Один за другим, кашляя и отфыркиваясь, мы вынырнули и облокотились на край плота. Три четверти лодки по-прежнему оставалось в гараже, но главное было сделано — нос торчал наружу, а значит, до победы оставался один шаг. Нужно было лишь отдышаться и собраться с силами…

— Пожрать надо, — недипломатично высказался Сан Саныч в ответ на предложение Игоря отплыть немедленно.

Мы вернулись совершенно без сил — последние крохи ушли на то, чтобы забраться в дом. На этот раз мы не стали мучиться с десантированием в окно, апричалили с другой стороны, к одному из балконов. Залезть на него оказалось не в пример проще. Даже отец Владимир, несмотря на немалый вес, одолел подъем. Подозреваю, что в окно мы бы его не втянули.

Квартира, в которую мы проникли, была пуста. Я, уже приготовившись к встрече с утопленниками, вздохнул с облегчением.

Пока мы, выбравшись на лестничную площадку, пытались отдышаться, деятельный Игорь устроил обход подъезда и выцыганил два ручных насоса. Тот, что остался в гараже, мы даже не пытались выловить.

— Он прав, — поддержал я охранника. — Надо передохнуть хотя бы часок. Нам же грести.

Отец Владимир ничего не сказал, но его багровое лицо и всклоченная борода были красноречивее всяких слов.

— Ладно, — сдался Игорь, — пойду разведу костер.

Михалыча мы обнаружили на том же месте, где оставили. Крановщик сидел у окна и что-то монотонно бубнил, глядя на затопленные улицы. Но не буянил — уже хорошо.

Пока закипала вода, я прикидывал маршрут заплыва. Самую простую идею — спуститься к Волге и доплыть по реке напрямик — пришлось забраковать. Прямик прямиком, но грести надо будет против течения. Если такое и возможно, то точно не в нашем нынешнем состоянии. Значит, надо плыть через город. Например, по маршруту «полтинника». Насколько я помнил, пятидесятый автобус ходил на Управу едва ли не кратчайшим путем. Нормальный вариант. Единственное, что меня беспокоило, успеем ли мы до темноты. Судя по солнцу, сейчас где-то в районе полудня. Последний раз я плавал на лодке в далеком детстве и совершенно не представлял, сколько нам понадобится времени.

Ночевать посреди дороги категорически не хотелось. С другой стороны, летом темнеет поздно. Даже если мы выплывем после обеда, уж за девять-то часов допилим. Тут пешком дойти быстрее.

Костер в этот раз горел бодрее, и вскоре каша была готова. Пока Сан Саныч возился с обедом, Игорь носился, как электровеник: собрал очередной «дорожный комплект», осмотрел и немного подкачал лодку, а также привел в порядок, как он сказал, главный калибр. Если «Эдган» не являлся боевым оружием в полном смысле слова, то второе ружье, по его словам, не уступало огнестрелу.

— Так что можно не волноваться, — подытожил он. — И от зверья отобьемся, и от идиотов, которым наша лодка понадобится.

— Замечательно, — кивнул Сан Саныч. — Садись, ешь.

За едой я высказал свои соображения. Отец Владимир согласился, что к ночи должны успеть. Правда, как мне показалось, в его голосе прозвучало сомнение. Сан Саныч только пожал плечами. На Управленческом он не бывал и оценить расстояние не мог. Что касается Игоря, то он готов был отплыть в любой момент.

Я отправил его с порцией каши к Михалычу, а сам пошел следом. Рюкзак у меня был, как и добротная дорожная сумка. Осталось решить, чем набить. Комплект одежды для себя и Сан Саныча, инструменты, остатки воды и еды… Что еще? Моток бельевой веревки — альпинистская Игоря в разы прочнее, но мало ли, — ножи, свечи, лекарства… В итоге набралось прилично. Я даже засомневался, выдержит ли лодка, если Игорь и отец Владимир притащат столько же. Да и вообще четыре мужика на борту… Четыре.

Я посмотрел на Михалыча. Кашу он смел с той же скоростью, что и во время завтрака. После чего снова уставился в окно с отсутствующим видом. Я не представлял, что с ним делать. Брать с собой — не вариант. Плюнуть и оставить тут? Выпроводить из квартиры?

Я спустился на третий этаж, в чужую квартиру, через которую мы проникли в дом. Игорь не поленился, затащил лодку в комнату. На поверку она оказалась здоровенной и даже в сдутом состоянии заняла полспальни.

— Давай-ка вытащим ее обратно, — посоветовал я. — Чует мое сердце: надуем — застрянет.

Игорь фыркнул для вида, но спорить не стал. Легкость, с которой он соглашался, могла соперничать лишь с его же упрямством. Расположившись на плоту, мы принялись за работу.

Один насос оказался совсем дохлым. Второй был получше, и все же прошло немало времени, прежде чем лодка приняла презентабельный вид. Она и впрямь была огромной. Даже учитывая габариты отца Владимира, четверо могли уместиться без особых проблем, да и для вещей осталось немного места.

Работая посменно, мы добились того, что ее бока стали упругими. На первый взгляд, лодка воздух держала. Нигде не шипело, пузырьки не шли.

— Я за вещами. — Игорь одним прыжком забрался на балкон.

Отец Владимир кивнул и кряхтя поднялся следом.

— Думаешь о крановщике? — угадал мои мысли Сан Саныч.

Я махнул рукой:

— Разберусь.

— Ну-ну. — Сан Саныч влез на балкон последним. — Я пока тут осмотрюсь. Может, что подходящее подвернется. Хозяевам вещи больше не понадобятся.

Я пожал плечами и поднялся к себе. Крановщик лежал на диване и смотрел в потолок.

— Михалыч, слушай, — нерешительно начал я и осекся.

Как сообщить человеку, что его выгоняют на улицу? Пусть даже дом не его, но другого-то нет. Может, и впрямь плюнуть да оставить его здесь?

— Михалыч, мы сейчас уплываем…

— Уплываем, — эхом отозвался крановщик и посмотрел на меня пустыми глазами.

— Да, у нас есть лодка, и мы решили плыть на Управленческий…

Я снова сбился и разозлился сам на себя. Чего я оправдываюсь? Мы спасли ему жизнь, накормили. Он сидит в моей квартире. Почему я должен чувствовать себя виноватым?..

— Лодка. — Михалыч вдруг поднялся. — Где лодка?

Как сомнамбула, не глядя на меня, он вышел в коридор и тяжело потопал вниз. В полной растерянности я последовал за ним. Ориентировался Михалыч на удивление неплохо. Не задерживаясь, спустился до третьего этажа, зашел в распахнутую дверь.

Сан Саныч стоял на балконе и смотрел на наш небольшой флот. Заслышав шаги, он обернулся и с удивлением перевел взгляд с крановщика на меня. Я развел руками: мол, сам пришел, что я могу сделать.

Михалыч выглянул на улицу, посмотрел на лодку и неожиданно широко улыбнулся.

— Спасибо, мужики, — хрипло, с чувством проговорил он.

И в следующую секунду провел Сан Санычу тяжелый хук в челюсть. Охранник врезался в ограждение балкона и, не издав ни звука, растянулся на бетонном полу.

* * *

Меня спасло то, что Михалыч стоял в проеме балконной двери. После удара он не смог быстро развернуться и вырубить меня так же, как Сан Саныча. Точнее, развернуться он успел, но я среагировал, отступил на шаг и ударил ногой. Узкий проем помешал крановщику уклониться и, хотя он принял пинок на руку, сила удара пошатнула его.

Я попятился, судорожно оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло послужить оружием. Михалыч, оскалившись, запрыгнул в комнату. Его лицо преобразилось: пустые глаза в один миг стали жесткими и злыми, рот кривил оскал. Ни дать ни взять — дикий зверь. Несмотря на запойный потасканный вид, двигался он на удивление мягко. Подготовку было видно сразу. Да и свалить Сан Саныча одним ударом смог бы только очень сильный боксер.

Я отступил на шаг, лихорадочно вспоминая основы рукопашного боя. Вспоминал и понимал, насколько это бесполезно. Мне ли, мастеру спорта, не знать, как смешны потуги любителей в споре с профессионалами. Михалыч был профессионалом. Впрочем, он не спешил. Замер у балконной двери, сунул руку за спину и вытащил нож. Мой кухонный нож.

— Застрелить хотел, да? — ухмыляясь, проговорил он. — Сейчас я тебя буду резать.

Он перехватил нож обратным хватом.

— Зарежу и уплыву на лодке. Я же только ждал, когда вы с того плота уйдете. А вы лучше. Вы лодку привезли. С лодкой я тут королем буду. Только зарежу.

Он сделал ложный выпад. Я инстинктивно отпрянул, задел кресло и потерял равновесие. Михалыч метнулся вперед, сбил меня с ног, повалил на пол. Кресло отчасти помешало и ему, что спасло мне жизнь.

Я перехватил руку с ножом, удержав острие у самого горла. Михалыч навалился всем весом, кончик лезвия неприятно уколол кожу. Безмолвная борьба длилась вряд ли дольше минуты, но для меня растянулась на вечность. Крановщик давил, я удерживал пляшущее лезвие в сантиметре от горла.

Закончилось все внезапно. Ни я, ни Михалыч не обратили внимания на раздавшийся сбоку шум. Вероятно, крановщик его не услышал, я же при всем желании просто не мог повернуть голову.

Сан Саныч возник за спиной крановщика и обрушил на затылок разводной ключ. Михалыч обмяк и кулем свалился на пол. Судорожным движением я вырвал нож, вскочил и прижался к стене. Крановщик лежал без движения.

— Жив, паскуда, — со злостью пнув Михалыча, невнятно выговорил Сан Саныч.

Тот рефлекторно дернулся: гаечный ключ отправил крановщика в глубокий нокаут.

— Ты как? — Я поймал себя на том, что не могу унять дрожь в руках.

— Сука, крепкий. — Сан Саныч осторожно ощупал челюсть. — Боксер, что ли. Как сам?

— Нормально.

Я коснулся шеи. Пальцы окрасились красным, но крови было немного — царапина.

Сан Саныч кивнул на скрючившегося крановщика:

— Что делать будем?

— Свяжем, пока не очухался.

Сан Саныч хмыкнул и присел на краешек кресла, предоставив мне идти за веревкой. Как он ни хорохорился, было видно, что удар в челюсть не прошел бесследно. Удивительно, как охранник вообще смог подняться и вмешаться в драку.

Принеся моток веревки, я неумело заломил и начал вязать Михалычу руки. За этим занятием нас и застал Игорь, ввалившийся в дверь с рюкзаком за спиной и парой ружей в руках. Через несколько минут подошел отец Владимир.

— …и теперь не ясно, что с этим счастьем делать, — закончил я короткую историю побоища. — Оставить здесь — соседям подарочек. Хитрая тварь. Ведь выдумает что-нибудь, дверь упросит открыть, а потом и прирежет, и ограбит. Но не топить же его.

— А что, самая унизительная казнь. Или на кране повесить в назидание. — Игорь посмотрел на меня с совершенно серьезным выражением лица, но не удержался и улыбнулся. — Шучу я, шучу.

— Мы его одного оставим, — вмешался отец Владимир. — Свяжем покрепче, погрузим в лодку и оставим где-нибудь на островке. Судить мы не вправе, кем бы он ни был, но и оставлять здесь нельзя. Раз привезли, мы за него в ответе.

— Не по-христиански как-то, — съехидничал Игорь. — К свету обратить не хотите?

Отец Владимир ничего не ответил, а Сан Саныч отвесил парню легкий подзатыльник.

— Ноги тоже свяжи, — посоветовал он. — И будем грузить.

* * *

Михалыч пришел в себя уже после отплытия. Заворочался, попытался сесть, но сумел лишь перевернуться на другой бок. В следующую секунду он согнулся пополам и выблевал обед на настил плота.

Игорь демонстративно взял в руки ружье.

— Будешь дергаться — стреляю, — предупредил он.

Михалыч зашелся в кашле, перевел злобный взгляд с парня на меня. Потом разом обмяк, завалился на спину и уставился в небо. Должно быть, понял: раз не убили сразу, его жизни ничто не угрожает. Я с трудом подавил желание перебраться на плот и столкнуть мерзавца в воду. В возможное раскаяние я не верил, такой не раскается и на кресте. А так хоть мир станет чище.

Мы уже выгребли на Чернореченскую, когда Игорь тронул меня за плечо.

— Эта подойдет, — он указал на длинную крышу одноэтажного здания, совмещавшего банк и поликлинику.

За ночь вода и впрямь спала. Не сильно, но здание, вчера затопленное полностью, теперь чуть-чуть выглядывало из воды. Мелькнула мысль: «Не спешим ли мы с отплытием?», но я тут же сообразил, что пройдет несколько дней, прежде чем по дну можно будет ходить. Да и далеко ли уйдешь по грудь в воде?

Причалив к крыше, мы без особых церемоний выкинули Михалыча «на берег». Отец Владимир следил за нами с заметным напряжением, но вслух ничего не сказал. Правда, мне показалось, что именно его присутствие удержало Сан Саныча от пары хороших зуботычин пленнику. Напоследок охранник ткнул Михалыча мордой в мокрый рубероид и разрезал стягивающую руки веревку. Едва мы отплыли, крановщик принялся терзать веревку на ногах, однако высвободиться на наших глазах так и не успел.

Обогнув соседний дом, мы выплыли на Владимирскую. Управлять лодкой оказалось намного проще, чем плотом, и все же мы двигались не так быстро, как хотелось. Сам плот тащился позади на привязи и тоже скорости не добавлял.

Я брезгливо посмотрел на загаженную Михалычем палубу.

— Оставим здесь?

— Шутишь?

Игорь ловко перебрался с носа лодки на корму и подтащил плот поближе. В нос ударил тошнотворный кислый запах, но парень даже не поморщился. Достал из рюкзака какую-то тряпку, прополоскал и, перебравшись на плот, принялся аккуратно вытирать доски.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Ты чего?

— Сейчас протрем, будет как новенький. — Игорь отжал тряпку и пошел по второму кругу. — Коль, это же плот! Сам же рассказывал, как у вас его купить предлагали. Думаешь, сейчас желающих будет меньше?

— Ты серьезно? По-твоему, валюта до сих пор котируется?

— Балда. — Игорь придирчиво посмотрел на палубу, не удовлетворился результатом и стал протирать доски в третий раз. — Обменяем на что-нибудь полезное. У нас, например, проблемы с едой. Сахар да крупы, и тех только на день хватит.

— Сдается мне, еду сейчас никто не отдаст даже за плот. Тем более, вода скоро спадет.

— Ты думаешь, многие это просекли? — Игорь скомкал и выбросил тряпку. — Очень сомневаюсь. И плот для большинства выглядит ой как привлекательно.

Я заметил, что Игорь несколько раз посматривал в сторону отца Владимира. Не из страха, скорее с вызовом: мол, опровергни. Отношения с церковью у него явно не сложились. Однако священник оставил его слова без комментариев. То ли чувствовал задиристое настроение, то ли считал, что сейчас не время для проповедей.

— Ты погреби, умник. А потом рассуждай, стоит или не стоит его тащить.

Я слегка осадил парня, но это ничуть его не обескуражило.

— Давай так, если за час не продадим — бросим, — азартно предложил Игорь. — Обещаю, после этого буду грести две смены.

— Может и будешь, только толку с тебя, — буркнул я в ответ.

Первое «предложение» поступило через полсотни метров. Небритый лохматый мужик высунулся в окно шестого этажа и попросил подвезти. После недолгой торговли Игорь махнул рукой и заявил, что тут ловить нечего. В ответ мужик обложил нас матом. Пришлось досрочно закончить переговоры.

Впрочем, Игорь оказался прав, желающих нашлось немало. Наша и без того невысокая скорость упала, то и дело приходилось останавливаться для очередного разговора. Игорь вел себя как заправский торгаш, сиречь менеджер по продажам. Смело выставлял условия, торговался, искал альтернативы, если предложенная оплата не устраивала. Я уже подумывал о том, чтобы разорвать договор в одностороннем порядке и просто отвязать плот, но тут Игорь, что называется, нашел клиента.

После недолгого перекрикивания, мы отгребли во двор соседнего здания и привычно пришвартовались к козырьку подъезда. Покупателями оказалась семейная пара: женщине за сорок, мужчине около полтинника. Им пришлось повозиться, чтобы спуститься на палубу. Мужчина деловито осмотрел крепления и весла, нашел импровизированный якорь-гирю. Женщина робко поинтересовалась ценой лодки, но Игорь сразу закрыл вопрос, заявив, что лодка не продается, что мы плывем в незатопленные районы за помощью, и что от этой лодки зависят жизни многих людей.

Женщина осеклась. Выглядела она усталой и какой-то потухшей. Мужчина держался лучше, но и ему было явно не по себе. Заплатили они щедро: шесть аккуратных консервных банок, ни вздутий, ни ржавчины. Словно только со склада. И откуда у них такие запасы?

— Если вы спасателей встретите, передайте им, пожалуйста, наш адрес, — попросила женщина. — И еще вот это. — Она протянула бумагу. — У нас дети вчера утром на «Динамо» уехали, они в футбольной секции занимаются. Старший уже пять лет, младший — год. Мы, конечно, сами туда сейчас поплывем, но, может быть, у спасателей получится быстрее.

— Передадим, — сухо ответил Игорь, сложил листок и засунул в нагрудный карман.

Мне кажется, он прекрасно понял, что на стадионе у детей не было ни единого шанса выжить.

— Оставьте себе половину, — вмешался отец Владимир. — Три банки нам хватит.

Игорь бросил на него злой взгляд.

— Мы договорились на шесть, — раздраженно сказал он.

Отец Владимир некоторое время молчал.

— Хорошо, Игорь, — сказал он наконец, — будем считать, что вы договорились на шесть. Но я как хозяин лодки взял с вас три банки за проезд. Эти три банки принадлежат мне, и я возвращаю их этим людям.

Повисла тишина. Я даже немного подался вперед, не отчебучил бы парень чего. Ситуацию разрядил мужчина.

— Возьмите четыре, — сказал он. — Нас двое, вас четверо, по одной на каждого.

Отец Владимир кивнул. Негромко сказал:

— Помоги Господи.

Глаза женщины наполнились слезами. Она прижала руку ко рту и уткнулась мужу в плечо. В полном молчании Игорь покидал банки в рюкзак, перебрался в лодку и отвязал веревку. Я бросил прощальный взгляд на плот. Женщина плакала, мужчина обнимал ее и что-то негромко втолковывал.

Мы обогнули дом с другой стороны. Говорить было не о чем. На душе гадостно, будто я совершил какое-то паскудство. А может, и совершил? Может, стоило вмешаться и отдать плот просто так? Плюнуть на голос разума, на то, что никого они на стадионе не найдут, на то, что еда пригодится и нам. Что если мы не съедим ее по дороге, то на Управленческом она достанется моим родителям, которые консервами не запасались. Что в затопленном городе тысячи семей остались без родителей, столько же без детей, и помочь каждой мы не в состоянии. Все это было правильно, рационально и очень по-Игоревски. Только легче не становилось.

Я приналег на весла, стараясь выкинуть бессмысленные рефлексии из головы. Лодка набрала ход. То ли Сан Саныч поддержал порыв, то ли сказывалось отсутствие плота, но дальше мы двигались быстро. Клиническая и Мичурина остались позади. Вдали промелькнуло здание «Скалы».

Скалы, вознесшейся над морем и невольно спасшей мне жизнь.

Мы выгребли на Осипенко. Дорога, клумбы, каскад лестниц — не осталось ничего. На месте аллеи искрилась усыпанная золотыми чешуйками река. О прошлом напоминали только зеленые шапки деревьев, обрамлявшие ее по краям. По мере того, как мы приближались к Волге, деревья уходили под воду все глубже и вскоре окончательно скрылись под водой.

Минут через пять мы выплыли на проспект Ленина, и только теперь до меня дошел масштаб трагедии.

По мере нашего продвижения картина менялась. Под воду уходили не только деревья. Вычислив, что на пике вода затопила наш дом до четвертого этажа, я отчего-то решил, что в остальных местах уровень был таким же. На деле все оказалось иначе. Мой дом, равно как и «Скала», стоял едва ли не в самой высокой точке города. Расположенным ближе к реке многоэтажкам досталось куда больше. И чем дальше мы плыли, тем безрадостнее становилась картина. Вот скрылся с глаз четвертый этаж. У следующего дома — пятый. За ним вытянулось длинное здание, и водная граница, начавшись у шестого этажа, в конце уверенно полоснула по седьмому.

Проспект Ленина выглядел не лучше. Фонтаны и площадь, трамвайные линии, провода — все ушло под воду. Правая сторона, построенная на естественном возвышении, пострадала меньше, левая… Левая сторона превратилась в одно огромное озеро. Взбесившаяся стихия полностью проглотила этот район. Кое-где торчали крыши высоток. Вздымались несколько свечек — небоскребы. Особняком возвышалась «Ладья» — элитный комплекс с видом на Волгу, выстроенный в начале двухтысячных. Сумасшедшая цена на жилплощадь окупилась с лихвой — ультрасовременный муравейник спас не одного владельца. Даже с учетом перепада высот вода вряд ли добралась ему до пояса. А вот кроме счастливых миллионеров не выжил никто. И в старом городе наверняка творилось нечто подобное.

Самара потеряла не половину и даже не три четверти жителей. Хорошо, если уцелело десять процентов. Но, глядя на безбрежную водную гладь, поглотившую побережье, я не был уверен и в этой цифре. Сколько нас осталось на самом деле: сто тысяч, пятьдесят?..

Мы немного сбавили темп. Сан Саныч начал уставать, да и я почувствовал, как заныли мышцы. Странный сон, перебросивший нас в новую Самару, не обошелся без последствий. Несмотря на неудобную позу и непривычную нагрузку, неделю назад я бы даже не поморщился. А тут полчаса размеренной гребли — и уже не по себе. Ладно, решил я, догребем до Челюскинцев, а там поменяемся. Прыгать за весла и обратно каждые десять минут — тоже не дело.

— Эй, до Победы подбросите? — прозвучала очередная просьба из окна дома справа.

Парень, нимало не смущаясь, сидел на подоконнике последнего этажа, метрах в десяти над водой.

— Нет, — односложно ответил я. Подобные вопросы задавали каждые пять минут, и это начинало утомлять.

— Да ладно, я заплачу. Есть баксы, есть евро.

Что-то в голосе парня заставило насторожиться. Сан Саныч отложил весла, обернулся и нахмурился. Он тоже что-то почувствовал.

— Сказано — нет, — грубовато ответил Игорь. — Не по пути.

— Ну, как знаете.

Парень легко спрыгнул с подоконника и скрылся в глубине комнаты.

Сан Саныч проводил его мрачным взглядом. Лодка начала неспешно набирать ход. Мы почти поравнялись с распахнутым окном, когда из него вылетела бутылка. Я сидел на веслах, лицом к корме, поэтому крик Игоря: «Ложись» услышал с запозданием. Бутылка была тяжелая, из-под шампанского. Попади такая в голову — всё, кранты. Да и не в голову приятного мало. Но нам повезло, снаряд пролетел в полуметре над головами и плюхнулся в воду.

— Гаденыш! — крикнул Игорь.

Вскинул ружье, прильнул к оптическому прицелу. Лодка по инерции прошла еще пару метров и остановилась. Оконный проем был пуст.

Прошла минута.

— Ладно, двинули. Чем быстрее пройдем, тем лучше, — сказал я.

Выпрямился, с опаской поглядывая через плечо, снова взялся за весла. Сан Саныч последовал моему примеру. Мы успели сделать лишь несколько гребков, как вторая бутылка, кувыркаясь, вылетела из окна, ударилась о резиновый борт, отскочила. И в тот же момент Игорь выстрелил. Раздался звон разбитого стекла, вскрик. Игорь хладнокровно передернул затвор, снова прицелился.

— Прекрати! — велел отец Владимир.

Священник словно очнулся. Сидел на носу и сейчас ломанулся через всю лодку к Игорю. Я отпрянул в сторону, всем весом навалился на борт, чтобы лодка не перевернулась от неожиданного маневра священника. Сан Саныч оказался не столь расторопен, но, к счастью, моего веса хватило. Лодка оказалась устойчивее, чем я думал.

— Греби! — заорал Игорь.

Он барахтался на корме под тяжестью отца Владимира. Сан Саныч тоже оказался втянутым в кучу-малу, так что я был единственным, кто сохранил подобие свободы. Разогнать лодку в одиночку оказалось не так-то просто. Но я очень старался. Прошло не меньше минуты, прежде чем мы оказались на безопасном удалении от злополучного окна. Новых бросков не последовало. То ли кончились бутылки, то ли выстрел охладил пыл малолетнего подонка.

На корме наконец угомонились. Сан Саныч выбрался из-под священника. Отец Владимир оставил попытки вырвать ружье из рук Игоря. Тот вцепился в оружие как клещ и, подозреваю, улетел бы за борт вместе с ним, напрягись священник посильнее. Видимо, отец Владимир тоже это понял.

— За весла. Оба, — тяжело дыша, сказал я. — Игорь — ко мне. Сан Саныч — на корму.

Слова вылетели без запинки. Я даже удивился, насколько твердо мне удалось их произнести.

На перетасовку ушла пара минут. Игорь смотрел на отца Владимира волком, протискиваясь мимо с таким видом, будто ждал нападения в любую секунду. Сев за весла, он первым делом перезарядил ружье и начал высматривать, где бы его пристроить.

— Дай-ка мне. — Я тронул парня за плечо. — Если что, ты все равно стрелять не сможешь.

Игорь поколебался, но оружие все-таки протянул. Видимо, с моей стороны подлянки он не ждал. Сан Саныч, сдав вахту, ополоснул руки и поудобнее устроился среди рюкзаков на корме. Спонтанную драку он никак комментировать не стал.

— Попал? — тихо спросил я, когда мы двинулись дальше.

— Не было там никого, — нарочито громко ответил Игорь. — Угол слишком острый. Я в стекло стрелял, шугануть хотел. Не знаю, чего он орал. Может, с перепугу, может, осколком задело.

Я положил ружье на колени и уставился вперед.

Я не знал, чью сторону выбрать. Мотивы Игоря были понятны и объяснимы. Отца Владимира — тоже. Как поступил бы я, будь ружье у меня… не знаю. Наверное, выстрелил. Стрелял же в стекло кабины, чтобы подстегнуть Михалыча.

Куда интересней другой вопрос. А если бы цель была видна, стал бы Игорь бить на поражение? И что бы в этом случае сделал я?

Глава 4

В молчании мы миновали злополучный дом. Кряхтел сидящий на веслах отец Владимир, шумно дышал Игорь. Ему доля гребца выпала впервые. Первое время он постоянно возился, то и дело оборачивался посмотреть, что по курсу, а заодно — не избавился ли я от ружья. Потом немного успокоился, и я мысленно поздравил себя с удачным решением. Посади я его перед отцом Владимиром, он бы точно извелся, не строит ли священник козни за его спиной. А так отец Владимир перед ним, и Игорь уверен — не строит.

Настроение было паршивое. Голодную стаю псов можно понять. С людьми получалось сложнее. Спасенный Михалыч, оказавшийся волком в овечьей шкуре, псих с бутылками… Зачем он их кидал, чего хотел добиться? Просто мстил за отказ?

Я вспомнил дядю Витю из дома Тамары, принявшего нас за мародеров и набросившегося с монтировкой. Тогда я решил, что он не в себе, но теперь не знал, что и думать. Возможно, он был разумнее всех нас. Во всяком случае, сразу сообразил: во время катастрофы ждать от людей можно чего угодно. С другой стороны, тот же Сан Саныч оказался отличным мужиком. Два дня знакомства, а я уже готов положиться на него больше, чем на многих приятелей. Да и отец Владимир, хоть и с заморочками, но тоже ничего. Признаться, я боялся, что он начнет читать проповеди на ровном месте, но пока не услышал ни одной. Значит, все не так плохо. Просто нужно держать ухо востро.

Пока я размышлял, лодка сделала небольшой вираж. Блеснула на солнце торчащая из воды железяка. Сначала я не сообразил, что это, потом догадался. Ракета-носитель «Союз» — памятник далеким временам, когда Самара была одним из центров ракетостроения. Потом, с перестройкой, космонавтика начала загибаться, вместе с ней успешно загнулся и завод. Взгроможденный на постамент «Союз» стал красивым надгробием временам, когда ракеты запускали в космос, а не выставляли в качестве исторической реликвии. Правда, смотрелся памятник красиво. Во всяком случае, до наводнения. Сейчас все, что осталось над поверхностью, — острая поблескивающая верхушка.

Впрочем, огрызком ракеты я любовался недолго. Неподалеку, метрах в пятидесяти от нее и в сотне от нас, стоял катер — красивое белое судно с высокой посадкой и воздушными крыльями. На палубе — четверо мужчин.

Нас они тоже заметили.

— Стоп, машина, — негромко приказал я.

Игорь бросил весла и, тяжело дыша, обернулся. С минуту обе стороны изучали друг друга.

— Давайте потихоньку вперед, — наконец решил я. — И заберите немного вправо, чтобы не впритирку пройти.

Катер стоял неподалеку от очередного затопленного дома, кормой к нему. Откуда он тут взялся и куда плыл — неясно. Команда тоже подобралась странная — в одних плавках.

Когда мы приблизились, на палубе возникло волнение.

— Мужики, помогите катер оттащить, — крикнул лысый, но заросший густым волосом по телу толстяк.

— Чего? — Я не сразу уловил суть проблемы.

— Катер, говорю, помогите к дому пришвартовать! Мы тут застряли. Бензина нет, весел нет. Веревка не достанет. Подтащите поближе, чтоб причалить могли.

Игорь, между тем, снова отложил весла и потянулся за ружьем.

Я незаметно показал ему кулак. Крикнул мужикам:

— Вы откуда?

— Да вот из дома. — Толстяк махнул рукой в сторону одинокого здания рядом с ракетой. — Тут трындец какой-то творится, все затопило. А тут смотрим — катер. Мы сразу к нему, а он без горючего. Вот, второй день кумекаем, что делать.

— Бред какой-то, — вполголоса сказал я. — Откуда здесь катер?

— У нас во дворе магазин был, — вмешался в разговор второй пассажир, смуглый черноволосый мужчина с легким акцентом, по виду типичный кавказец. — Лодки продавали, катера. Во дворе пара стояла. Вода поднялась, их снесло, но один зацепился.

— Вот-вот, — поддержал кавказца толстяк. — Мы его у этого дома нашли, бок помятый, будто с разгона врезался, но не тонет. Видно, со двора течением отнесло и к дому прибило. Мужики, подсобите, ну никак. Мы дома хоть весла какие настрогаем.

Я хмыкнул, вспомнив наши потуги управлять плотом. Грести на катере с высокими бортами — занятие безнадежное.

— Катера во дворах цепями крепят, чтоб не увели, — вполголоса проговорил Сан Саныч и уже громче осведомился: — Веревка есть?

— Есть, — крикнул кавказец.

— Есть, — подтвердил толстяк, — только короткая, метров десять.

— Заманивают, — пробормотал Игорь. — Если подплывем ближе, накинутся.

— Десять метров по воде — не так уж близко. Тем более что мы вооружены.

— А они, думаешь, нет? — Игорь посмотрел на меня исподлобья. — Да они там что угодно могут прятать. Травматика, ножи, топоры. Копья сделать — плевое дело.

Я заколебался. Почему я их защищаю? Пять минут назад размышлял о людской подлости, а тут, в ситуации куда более сомнительной, встаю на сторону незнакомцев. Если подумать, вся история шита белыми нитками. Посаженный на цепь магазинный катер отнесло со двора течением. Да так удачно, что прибило к крыше соседнего затопленного дома. Сказочка для младшего школьного возраста.

— Игорь, подсоби.

Отец Владимир взялся за весла и стал подгребать с одной стороны, разворачивая лодку к катеру.

Игорь подскочил как ужаленный.

— С ума сошли?

— Люди просят помочь, — спокойно сказал священник.

— Какие люди? — прошипел Игорь. — Четверо здоровых мужиков. Один вообще чеченец. Будет драка, я сниму одного, максимум двух. Перережут нам глотки и заберут лодку.

— У нас тут тоже четверо здоровых мужиков, — усмехнулся отец Владимир. — Не дрейфь. Я пока в церкви служил, с кем только не общался. В людях разбираюсь, поверь. Им и правда нужна помощь.

— Какая к черту помощь! — выкрикнул Игорь. — Даже если они агнцы, их там четверо! Они что, не могут придумать, как катер вытащить? Сделать дома весла и вплавь их довезти? Собрать плот и дотолкать? Да что угодно! Причем тут мы?

— Игорь, давай-ка местами поменяемся. — Я мягко, но настойчиво потянул парня за плечо. — Ты уже запыхался. Если что, я быстрее погребу. А ты лучше стрелять будешь. Если что.

Не сводя со священника возмущенного взгляда, Игорь перебрался на нос.

— Не бойся, Коля, — сказал отец Владимир.

Посмотрел мне в глаза и снова начал грести.

* * *

Кавказец действительно оказался чеченцем. Звали его Аслахан, и в Самару он переехал из Грозного. Волосатый толстяк представился: «Юрец» и рассыпался в благодарностях. Юрец был шумным и не по делу энергичным. Пока мы буксировали катер, он успел представить всех своих спутников, описать ужас ситуации и поделиться соображениями насчет дальнейшего будущего. Как выяснилось, они с вечера собрались у Аслахана, обладателя двухметровой плазменной панели, и смотрели футбол.

— «Крылья» «Спартак» три один придрали, — возбужденно делился Юрец. — А я ведь еще когда говорил, что Вержбицкий голова! — При этих словах Игорь усмехнулся. — Быть нашим в этом сезоне чемпионами. Ну, а потом как такое не отметить? Взяли еще пива, включили запись, утром проснулись, а тут… — Толстяк вздохнул. — Сами откуда?

Сан Саныч кратко пересказал наши злоключения.

Юрец планы горячо одобрил, подтвердив, что Красную Глинку должно было затопить, а Управленческий, скорее всего, уцелел.

— Жаль, бензина нет, — посетовал он, — а то мы бы с вами рванули… Полчаса — и на месте.

Я словесный поток толстяка игнорировал, берег дыхание. Волочь на буксире катер оказалось намного сложнее, чем плот. Отец Владимир тоже помалкивал, а Игорь, кажется, так до конца и не поверил, что происходящее — вовсе не смертельная ловушка.

Стометровку от дома до дома мы преодолели за четверть часа. Под конец Аслахан спрыгнул за борт, залез в распахнутое над водой окно, принял от нас канат и привязал катер. Один за другим пассажиры перебрались в полузатопленную квартиру и вместе подтянули катер вплотную к стене.

— Заходите, — предложил Юрец. — Передохнете, расскажете, что как.

— Мы бы рады, но плыть надо, — развел я руками. — До темноты не успеем, придется ночевать посреди леса.

— Тоже верно, — со вздохом согласился Юрец. — Ну, удачи вам. Спасибо за помощь.

— Спасибо на хлеб не намажешь, — процедил Игорь.

Толстяк то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал.

— Так, господа, эксчейндж. — Я слегка подтолкнул Игоря, направляя к веслам.

Сан Саныч занял место священника. Мы уже начали разворачиваться, когда в окне вновь появился Аслахан.

— Эй, воин, — крикнул он.

Игорь обернулся.

— Кинжал возьми. — Он продемонстрировал тяжелый широкий клинок. — Хорошая сталь, острый, вчера сам точил.

— У меня свой есть, — с неприязнью ответил Игорь.

— Гордый, да? — усмехнулся Аслахан. — Лови.

Игорь ловко поймал брошенные часы.

— Хорошие часы, — сказал Аслахан. — Точные. Сорок восемь камней. Батарейка не нужна, только заводить не забывай.

Сан Саныч неожиданно ухмыльнулся. Аслахан поймал его взгляд, улыбнулся в ответ и махнул на прощание рукой.

Игорь повертел часы. Пробормотал: «Неплохо живут гости с юга». И нацепил часы на руку.

— Смотри, намочишь, — предупредил отец Владимир.

— Пофиг, — отмахнулся Игорь. — Водонепроницаемые.

Сан Саныч наблюдал за его действиями с каким-то нездоровым вниманием, и когда Игорь наконец справился с ремешком, заржал в голос.

Я недоуменно посмотрел на него.

— А этот Аслахан ничего, — отсмеявшись, сказал Сан Саныч. — Подрезал-таки в отместку.

— Вы о чем? — Игорь тоже не понял охранника.

— Анекдот знаешь? Отец-чеченец сына отчитывает: «Ты зачем кинжал на часы поменял? Вот придут к тебе домой, скажут, мы твою мать убьем, твою жену убьем, твою дочь убьем. И что ты ответишь? Полвторого?» Вот и наш — кинжал на часы променял…

— Я же сказал, у меня свой есть, — моментально окрысился Игорь.

Его лицо сделалось пунцовым. Мне стоило больших усилий удержать смешок. Нет, не в адрес Игоря — я легко мог оказаться на его месте, — над ситуацией. Вот тебе и Аслахан. Вроде отблагодарил, а вроде как и посмеялся. И ведь точно в цель попал. Меня бы такая подколка не задела, а Игоря — вон как.

— Не бери в голову, — подмигнул я и хлопнул его по плечу. — Зато теперь у нас есть часы.

Это было правдой. У отца Владимира в электронных часах сдохла батарейка. Что до нас с Игорем — до вчерашнего дня мы вполне обходились мобильными. Мать несколько раз пыталась навязать мне часы в подарок, «для солидности», но я упорно сопротивлялся. На тренировке не поносишь, дома тоже. Не в магазин же надевать?

Игорь по-прежнему злился, и я счел за благо сменить тему.

— Кстати, давно хотел спросить, а чего ты ружье поменял? По собакам же из другого стрелял?

— Ну да, из «Эдгана». А это «Диана». Я же говорил, у нее прокладка рассохлась и воздух пропускала. Я заменил перед отъездом. Так-то она намного мощнее.

Игорь бросил на катер прощальный, полный ненависти взгляд и налег на весла. Вымещал злость на них. Подход оказался конструктивным, лодка быстро набрала ход. Потянулась затопленная пустошь. В этом районе было много трех-четырех-пятиэтажных строений, сгинувших под водой целиком. По правому борту еще встречались дома повыше, слева простиралась покрытая барашками водная гладь, упирающаяся в далекие горы на другой стороне Волги. А еще воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками птиц и плеском весел. Никто не просил подбросить, не уговаривал, не проклинал. Догадаться о причинах было несложно. Даже рослые дома выглядывали лишь на один-два этажа. Несколько дней назад, когда уровень воды был выше, их затопило с крышей, а значит… Значит, не выжил никто.

Мы пересекли Панова, миновали Постников овраг. Лет двадцать назад здесь стояли, в основном, старенькие деревянные хибары. Позже их скупили, у кого по желанию, у кого по принуждению. Хибары снесли, и на их месте построили многоэтажки. Они тоже частично избежали затопления. Вдали, словно спина вынесенного на мель каменного кита, из воды выглядывал гигантский жилой массив. Обитатели последних этажей уцелели и в нем.

Дальше высотных домов не было, и ориентироваться стало сложнее. Ни Госунивер, ни крытый теннисный корт, ни Загородный парк над водой не показались. Мы держали направление на глазок.

Еще раз поменяли гребцов.

Я поймал себя на мысли, что не воспринимаю катастрофу катастрофой. Наводнение выглядело настолько масштабно и нереально, что мозг отказывался воспринимать его как трагедию. Ни трупов, ни воронок, ни сгоревших дотла зданий, ни оторванных конечностей. Только мирно плещущаяся вода, по которой даже волны почти не бежали. Тысячи утопленников остались где-то там, на дне. Запертые в машинах, сидящие за партами в школьных классах, прижатые к стеклянным стенам супермаркетов, закрытые в собственных квартирах. Смерть была везде и нигде. Скрытая под паранджой воды и по странной прихоти не желающая показывать миру свое лицо.

* * *

На вид ей было лет двадцать-двадцать пять. Ярко-рыжие крашеные волосы, обкромсанные до колен джинсы, клетчатая рубашка «а ля дачник» и тонна самомнения.

Девушка сидела на краю крыши в метре над водой и, прищурившись, следила за нашим приближением. Темные очки были сдвинуты на лоб.

С тех пор, как мы расстались со счастливыми обладателями катера, прошло почти два часа. Солнце понемногу сползало к горизонту, но и большая часть пути осталась позади. Мы добрались до проспекта Кирова, отсюда совсем немного до Барбошиной поляны. А дальше — короткая пригородная зона, и можно праздновать экватор путешествия. На выходе из города я планировал небольшой привал. Непривычные к гребле, мы основательно вымотались за последние полчаса. Менялись на веслах дважды.

Незнакомку я увидел издали. Трудно не заметить одинокую девушку, сидящую на краю крыши и голосующую с совершенно будничным видом. Будто такси ловила. Правда, среди всех услышанных нами просьб, ее вариант мог претендовать на самый оригинальный:

— До суши подбросите?

Я даже опешил в первую секунду.

— Чего?

— До суши, говорю, подбросьте. Вы же из города плывете? Подвезете?

— Мест нет, — грубовато ответил Игорь.

Он дежурил с ружьем на корме, на веслах сидели Сан Саныч и отец Владимир.

— Ничего, подвинешься, — нагло парировала девица.

«Не люблю рыжих», — подумал я. Правда, заинтриговать она сумела. Например, самим фактом своего существования. Приплыть сюда с одного из окрестных домов — дело нехитрое, но вот чтобы так ловить лодку, надо обладать большим запасом уверенности. В себя и в удачу.

— Давно сидишь? — вмешался я до того, как Игорь вернул «любезность».

— С обеда, — все так же развязно ответила девица.

— И много лодок проплыло?

— Вы первые.

Сан Саныч прекратил грести. Обернулся.

— Тебе чего надо? — нахмурившись, спросил он.

— Я два раза сказала: добраться до суши. — Суровый вид охранника ее ничуть не смутил.

— Ты откуда? — снова вмешался я.

— От мамы с папой. — Девица слегка изогнула бровь. — Или тебе адрес прописки?

— Ты бы, милая, совесть поимела, — дружелюбно посоветовал Сан Саныч. — А то так и будешь сидеть на камне голой жопой.

Девица фыркнула.

— Ну, оттуда, — она махнула рукой в сторону проспекта Кирова. — Если выбираться из города, то либо тут, либо на Московском шоссе. Сюда было ближе. Так подбросите? Я заплачу.

— Чем? Натурой? — съязвил Игорь.

— Ага, — презрительно бросила девица. — Только подрасти не забудь.

Второй раз за день я увидел, как Игорь краснеет. Не так ярко, как после анекдота Сан Саныча, но достаточно, чтобы это стало заметно.

Отец Владимир посмотрел на девушку.

— Как тебя зовут?

Та вдруг смешалась. Нет, не то чтобы смутилась, но ответила на удивление просто:

— Ника.

— Редкое имя, — улыбнулся отец Владимир и, кажется, окончательно сбил нагловато-игривый настрой девчонки.

— Вероника, — сказала она после заминки. — Но это для работы. В жизни — Ника.

— Владимир, — представился священник. — Мы плывем на Управленческий. Его не должно было затопить. Надеемся, там найдутся люди, готовые помочь.

— До Управленческого подвезете? — снова спросила девушка.

Впервые в ее голосе промелькнула легкая озабоченность.

Отец Владимир едва слышно вздохнул. Кажется, он ожидал другого ответа. И вдруг посмотрел на меня, словно передавая право решать.

— М-м… — промычал я, но тут же спохватился и взял себя в руки. — Одна? Вещей много?

— А ты видишь кого-то еще? — Оказалось, сдержанный тон распространялся только на отца Владимира. — Вещи вот.

Она продемонстрировала средних размеров рюкзачок.

Я почувствовал себя неуютно. Если потесниться, мы и впрямь могли разместиться впятером. Что бы ни говорил Игорь, объективных причин для отказа не было. Не считая того, что до Ники мы отказали двум десяткам желающих прокатиться.

— Подойдите поближе, — сказал я гребцам без особой радости.

Ника просияла.

— Спасибо, солнц. Вы не думайте — если надо, я тоже грести могу.

Она закинула за спину рюкзак и выпрямилась в полный рост…

Ножки очень даже ничего.

Кроме рюкзака, к багажу прилагался небольшой надувной матрас, который Ника спешно скрутила в тугой рулон. После недолгой возни девушку с сумками определили на нос, а я перебрался к Игорю на корму.

Отдых пошел нам на пользу, и вскоре лодка набрала прежний ход.

* * *

— Долго еще до вашего Управленческого?

Сан Саныч угрюмо разглядывал проклюнувшуюся на пальце мозоль.

— Примерно столько же, — отозвался я.

Расстегнул боковой карман рюкзака, куда сложил медикаменты, и протянул охраннику пластырь. Свои пальцы я, как заправский волейболист, замотал белыми лентами заранее. Сан Саныч совету не внял — и вот результат.

Ника, притихшая после посадки в лодку, оторвалась от созерцания пейзажа.

— Вы не местный?

— ИзПервоуральска. — Сан Саныч залепил мозоль. — Полгода жил в Чапаевске, потом перебрался сюда.

Я вернул пластырь на место.

— Не ближний край. Какими судьбами?

— Дальнобойщиком работал, — объяснил Сан Саныч и привалился к борту. — Хотели в Чапаевске перевалочную базу организовать. Только кинули нас. Машину пришлось продать, квартиру. Домой возвращаться не хотел, да и проблемы остались с кидалами. Прижали нас тогда крепко. Вроде откупились, а все равно. Так и остался тут. В Чапаевске потыкался — бестолку. Работы нет совсем. Все развалено, народ мыкается по области на заработки. Пока деньги оставались, перебрался в Самару. Тут тоже не разбежишься, вышки-то у меня нет. Работал кем придется. Потом охранником на склад устроился. Платили неплохо, график хороший. Зазнакомился с людьми, подсобили вот, в «Скале» местечко организовали. Обычно туда только молодых берут. Таким, как я, с улицы, путь заказан — только по знакомству. Вот, дежурил посменно: день в «Скале», день на складе. День дома. Вроде и работа не пыльная и деньги поднимать стал. Думал, с комнаты съехать, квартиру нормальную снять, бабу завести. А тут случилось. Просыпаюсь — ребра болят, морда горит, будто кирпичом вдарили, горло дерет, а этот, — кивнул он в мою сторону, — сидит и на меня смотрит. И рожа, словно покойника увидел.

Я хмыкнул. Признался:

— Примерно так ты и выглядел.

— Сам-то где калымишь, спортсмен? — ухмыльнулся в ответ Сан Саныч.

— В спортзале, — в тон ему ответил я. — С семи лет в секции, с девятнадцати зарабатываю себе на жизнь.

— Ты ж не качок вроде? — с удивлением переспросил Сан Саныч. Явно не ожидал, что его шутка обернется правдой.

— Не качок. Теннисист. Мастер спорта, между прочим. И трехкратный чемпион города.

— А в мировом рейтинге? — с интересом спросила Ника.

— Шутишь. — Я с улыбкой посмотрел на девушку. — Это другая лига. Для мирового рейтинга мастера спорта мало. Да и старенький я уже для большого спорта.

— И сколько тебе лет, старичок?

— Тридцать.

— Да, уже на пенсию пора. — Она обернулась к священнику. — Владимир, а вы почему молчите?

— Слушаю вас. — Священник подхватил эстафету улыбок. Его вышла добродушной и удивительно искренней. — В тот день, когда я очнулся и понял, что старого мира больше нет, я искал вразумления. Я обратился к Господу, прося дать сил и укрепить меня в вере. Я искал ответы, а вместо них обрел понимание. Я увидел город в воде. Я вспомнил, какой сегодня день, и понял, что людей, которых я знал, больше нет. Что батюшки только-только закончили утреннюю службу. Что все церкви и монастыри в городе затопило. Все. Я осознал великую ответственность. Потому что, если провидение чудом спасло лишь меня, я единственный батюшка в Самаре. Последний. И это знание неожиданно придало мне сил, потому что великая ответственность — не только бремя. Это мой крест, и я знаю, что буду нести его, насколько хватит сил. Потому что людям нужна вера. Сейчас как никогда.

Отец Владимир замолчал. Ника смотрела на него во все глаза. Она никак не ожидала, что отец Владимир окажется священником. На меня эта странная исповедь произвела гнетущее впечатление и, видимо, не на меня одного, потому что даже Игорь удержатся от очередной нападки.

Сан Саныч молча взял рюкзак и развязал клапан.

— Надо перекусить, — сказал он, доставая консервы. — Нож взял?

Я стряхнул с себя оцепенение.

— Да.

Сан Саныч на удивление ловко вскрыл на весу пару банок. Понюхал и резюмировал: есть можно. Хлеба у нас не было: его полностью съела плесень, но у отца Владимира нашлось немного сухарей. Большую часть тоже съела плесень, однако пара пакетов осталась. По его словам, освященные сухари продавали как благословение небольшими порциями при церквях.

— И почем опиум для народа? — буркнул за моей спиной Игорь, но так тихо, что услышал только я.

Содержимое двух банок поделили поровну. Тушенка оказалась вполне съедобной. Черные сухарики таяли на языке. Жаль, их было мало. К ужину неожиданно вышел десерт: Ника вытащила из рюкзака пакет с пряниками. Пряники высохли и стали твердыми, хоть гвозди забивай. Зато плесень обошла их стороной. Да здравствуют вакуумные упаковки! Несмотря на камнеобразность, полпакета смели в момент. Размачивали в воде и грызли, не дожидаясь, когда толком набухнут.

Ссыпав в рот крошки и соскоблив со стенок последнее мясное волокно, двинулись дальше. После ужина грести не хотелось, но время играло против нас. Я заметил, что Игорь с беспокойством поглядывает на солнце, отчетливо подкрасившее облака розовым. Оказаться ночью посреди затопленного леса мне тоже не улыбалось, и свою смену я отрабатывал так четко, как только мог.

* * *

Вода понемногу спадала. Дорога, над которой мы плыли, постепенно уводила от Волги, и чем дальше мы уходили от реки, тем больше обнажался затопленный ландшафт. Окно за окном дома освобождались от водных оков. Они по-прежнему были скрыты больше, чем наполовину, но на верхних этажах появились первые признаки жизни. Чья-то негромкая перебранка, отблеск огня, поднимающийся над крышей дым костра.

Показались первые верхушки деревьев.

Мне почему-то стало спокойнее. Казалось бы, двадцать метров воды под тобой или десять — невелика разница. Ан нет. Но по-настоящему я оценил ее лишь за городом. Шоссе, над которым мы плыли, было не то чтобы узким, но и не сильно широким. Верхушки деревьев живой изгородью обозначили магистраль. Не будь их, могли бы запросто залезть в лесной массив и пропороть днище лодки о ствол или ветви. А так — ориентир.

— Курить хочется, — пожаловалась Ника.

Игорь разогнул спину, посмотрел на нее презрительно и снова начал грести. Сам он не курил и в адрес курящих женщин отзывался очень нелестно. Я вдруг подумал, что сигареты сейчас будут нарасхват, и что нашей маленькой компании повезло — курильщиков в ней не было.

— Терпи теперь до Управы.

Я привалился к борту, наслаждаясь минутами отдыха. Сан Саныч бесцеремонно пихнул меня в бок — мол, чего развалился, лодка нерезиновая. Ника фыркнула.

— Вы, спортсмены, все такие сообразительные?

— Сама-то кто? — поинтересовался Сан Саныч. — Не журналистка, часом?

— С чего вы решили?

— Треплешься больно много, — беззлобно пояснил охранник.

— Ой, какие все нежные, — всплеснула Ника руками.

— А что, журналистика тебе бы пошла. — Я иронично посмотрел на девушку. — Напроситься в лодку к четверым незнакомым мужчинам не каждый решится.

— Ха, я что, слепая? Я, между прочим, полгода в «Леди-такси» работала. На всякое, знаешь ли, насмотрелась и сразу вижу, если с клиентом будут проблемы.

— Так-таки сразу?

— Да уж дело нехитрое. Думаешь, маньяки сплошь интеллигентные каннибалы Лекторы? Нет, в жизни они обыкновенные придурки, и все их намерения на морде написаны.

— И мы, по-твоему, на затаившихся маньяков не тянем?

— Ну что ты! Вы зайчики.

Несмотря на напускную веселость, в голосе Ники слышалось едва заметное напряжение. Что бы она ни говорила, а возможность вляпаться в историю ее все-таки пугала.

Я посмотрел на мрачную рожу Сан Саныча с синей отекшей скулой и засмеялся.

Охранник ткнул меня локтем в живот.

— Чего ржешь?

— Ох, — выдохнул я. — Извини, засмотрелся… Зайчик.

— Засранец.

Сан Саныч снова двинул меня локтем. Довольно болезненно. Правда, по расплывшейся на секунду физиономии было видно — шутку охранник оценил.

— Что-то не похожа ты на таксистку, — заметил он.

— Правда, что ли? И на кого же я похожа?

— На журналистку, — съехидничал я.

Ника вдруг усмехнулась.

— Это временно. Вообще-то я работаю на «Дежурную часть». Телек не смотрите? У нас на тэвэ сейчас мода — защищаться. Типа, без диссера ты человек второго сорта. Большинство покупает, конечно. А я сама хотела накатать, про особенности психологии извоза. Потому и устроилась в такси, посмотреть изнутри, связи-то у меня были. Полгода отмотала. Думала осенью уволиться, материала набралось выше крыши. Но вот не успела.

— Ясно, многогранная личность.

Я снова хотел ее подколоть, а прозвучало как комплимент.

Ника отвернулась и уставилась вдаль.

Кокетничает.

Мы миновали первую развилку, едва угадываемую по прорубленной просеке, и я снова пересел на весла. Смеркалось. Солнце едва проглядывало между деревьев. Через полчаса оно скроется полностью, еще через полчаса окончательно стемнеет, а значит, финишировать придется впотьмах.

В принципе, я не так уж ошибся в расчетах. Если бы мы не потеряли время на торговле, если бы не провозились с катером — шанс прибыть засветло был. Чего я действительно не учел — физических кондиций остальных. Отец Владимир оказался мужиком здоровым, но не особо выносливым. Сан Саныч все еще до конца не восстановился, а Игорь совсем сдал и дышал, как паровоз. Правда, мы уже одолели большую часть пути, и все было бы не так страшно, если бы… если бы не темнота.

Отдышавшись, Игорь махнул в сторону рослого дерева.

— Подрулите туда.

— Зачем?

— Спилю несколько веток.

Парень стал рыться в сумке с инструментами.

Я обернулся.

— Зачем?

— Сделаю пару факелов. Коля, мы засветло не успеем никак. Останемся посреди леса в темноте. Фонарей нет, нужен свет.

— Факелов? Мы лодку спалим в момент.

— Не спалим, если не будем тупить. У тебя есть идеи лучше?

— Небо вроде чистое, света луны должно хватить.

Я поискал взглядом бледный молочный диск. Луна была на месте — не склонная к полноте, но и далеко не тощий полумесяц.

— Ну, если хватит, не зажжем, — раздраженно сказал Игорь. — Это правило, понимаешь? Ночью посреди леса нельзя оставаться без огня. Лучше потратить пять минут сейчас, чем потом жалеть.

— Всё-всё, уболтал, — сдался я.

В конце концов, не здесь так на Управе пригодятся. Родители жили на другом конце городка, до них еще надо было дойти. А по дороге мало ли что случится. Не свечку же зажигать.

Разумеется, поиск пригодных веток занял не пять и даже не десять минут. Игорь срубил три штуки — две покороче и одну длинную, чтобы установить на манер бушприта. Он хотел срубить еще, но я не дал, слишком много времени мы потеряли на остановке. Сан Саныч взял мою сторону, и спор закончился сам собой — на веслах-то сидели мы. Игорь вынужденно смирился. Разорвал одну из своих маек и принялся накручивать ткань на ветку. Ника молча взяла вторую. У нее получилось даже лучше: тряпка была накручена плотно, хвосты из-под бечевки не торчали.

Когда прямо по курсу показалась вторая, и последняя, развилка, факелы были готовы. К тому времени сумерки сгустились, и деревья начали сливаться в одну сплошную полосу. Насколько я помнил, кольцо-развязка находилось примерно на равном расстоянии от Самары и Управленческого. Три четверти пути остались позади, но теперь окончательно стало ясно: добраться до городка засветло мы не успеем.

* * *

Кольцо дорожной развязки выглядело как круглая водная полянка. Посередине торчал вылинявший фанерный щит, рекламирующий последнюю пасту в линейке «Колгейт». Щит торчал из воды примерно на метр. Я прикинул высоту подводной части. По всему выходило, что она от силы три метра, а то и меньше. Значит, до суши осталось совсем чуть-чуть.

— Нам налево.

Я отложил весла и стал разминать пальцы. Пластырь, насквозь промокший от пота, держался на честном слове. Ничего, скоро все закончится.

Я перебрался на корму, Игорь нехотя занял мое место. Он действительно вымотался, и мне его было жаль. Но я тоже не железный, и хотя руки не налились свинцом, как в конце пятисетового матча, надо было передохнуть. Хотя бы четверть часа.

— Может, факел зажечь? — предложила Ника.

— А смысл?

Темнота скрадывала ее черты, четко я видел лишь сидящего передо мной Игоря.

— Не знаю. Дышать темно.

— У нас их всего три, — напомнил я. — И надолго не хватит.

— Надо же, какой бережливый. А до этого даже один сделать ломало.

В голосе Ники усталости было больше, чем недовольства. Настаивать она не стала…

Мы вырулили на финишную прямую. Еще один поворот — и на месте. Однако не прошло и пяти минут, как лодку тряхнуло. Удар был не сильный, но завязли сразу.

— Бамс, — прокомментировала Ника, по-прежнему сидящая на носу. Взяла один из факелов и потыкала в воду. Раздался глухой звук. — Похоже на металл.

— Машина, — первым сообразил я. — На крышу сели.

— Может, и правда факел зажечь, — сказал Игорь. — Посмотрим, что за марка, сможем прикинуть высоту. Если автобус или «газель» — это одно, если легковушка…

— Да это-то мы и без факела выясним, проблема в другом…

Я порылся в сумке, достал гаечный ключ, тщательно обмотал веревкой и бросил в воду. Подождал, пока опустится на дно, вытянул обратно и посмотрел на мокрую веревку. На глазок — метра полтора.

— И в чем же проблема? — Игорь внимательно следил за моими манипуляциями.

— Проблема в том, что днище пропорем. Пара таких ударов — и все может очень плохо кончиться. Давай-ка тот длинный запалим.

Я прикинул: когда машины покажутся над водой, увидеть их можно будет и без света. Пока же лучше не рисковать.

Факел горел плохо. Не факел, а одно название. Впрочем, оно и неудивительно: ткани с гулькин нос и никакой пропитки. Тем не менее, воду прямо под собой он худо-бедно освещал. Оказалось, мы налетели на древнюю девятку — первую в кластере из полудюжины машин. Венчал цепочку солидный черный джип. В отличие от соседей, его кабина слегка выдавалась над водой. К счастью, водителя не было видно. По спине пробежал холодок. Я вспомнил, как брел по «Скале» по пояс в воде в окружении утопленников. Только сейчас утопленники были закатаны в четырехколесные консервные банки.

Факел почадил еще пару минут и погас. За это время мы встретили лишь две машины. Первую заметили в последний момент и едва успели притормозить, вторую увидели загодя — хэтчбек горбом торчал над темной поверхностью воды.

Я снова бросил импровизированный лот. На сей раз веревка не промокла и на метр. Дорога по-прежнему шла в гору, и меня охватило смутное беспокойство. Лес тянулся ровной черной стеной. Ни прорех, ни отблесков далеких костров, ничего.

Еще пара минут — и лодка мягко уткнулась в асфальт. Нового факела не понадобилось, все было видно и так. Вода обрывалась, дорога шла дальше, городок так и не показался.

— Приплыли, — хрипло сказал Сан Саныч.

— Приплыли, — согласился я. — Дальше, видимо, пешком.

Игорь выбрался на сушу и закинул за спину рюкзак. Спросил:

— Лодку спускаем?

— Погоди… — Что-то мне во всем этом не нравилось. — Слушай, давай-ка немного вперед пройдем. — Я повернулся к остальным. — Вы пока тут подождите, мы скоро вернемся.

Сан Саныч пожал плечами и присел на пузатый борт. Отец Владимир кивнул.

Игорь, поколебавшись, расстегнул чехол и достал второе ружье — то, из которого стрелял по собакам. Зарядил, сунул в руки Сан Санычу.

— На всякий.

Охранник не стал спорить, хотя наверняка полагался на нож больше, чем на пневматику. Впрочем, чего тут бояться. Еще день назад это место скрывала вода. Все, что могло дышать, давно погибло.

— Я с вами, — безапелляционно заявила Ника. — У меня ноги затекли сидеть.

Я пожал плечами, потом сообразил, что в темноте жест останется незамеченным. Сказал:

— Как хочешь.

Прихватил один из факелов, и мы двинулись вперед. Я первый, Ника рядом, а Игорь — замыкающим, с ружьем наперевес.

* * *

Я понял, в чем дело, едва увидел на воде лунную дорожку.

— Твою ж мать…

Несколько минут ходьбы, и мы стояли на вершине горы и смотрели на озеро. Интуиция не подвела, хотя по-хорошему стоило сообразить сразу. Ведь ездил к родителям десятки раз, а тут — как заклинило.

Дорога в этом месте походила на спину двугорбого верблюда. На дальнем горбе Управленческий, к ближнему пристали мы, а между горбами… Между горбами серебрилось озеро, в поперечнике — добрый километр.

— Впадина глубокая? — спросил Игорь.

— Глубокая, — мрачно ответил я. — Вброд не перейдем. Придется тащить лодку.

Игорь промолчал. Он греб последним и потратил на этом участке едва ли не последние силы.

— Ладно, пошли назад. — Я хлопнул парня по плечу. — Недолго осталось.

Когда по возвращении я обрисовал ситуацию, отец Владимир только кивнул.

— Верно. Я и забыл совсем, давно тут был, — пробасил он.

Сан Саныч меланхолично хмыкнул.

Я попытался их подбодрить, хотя и сомневался, что им нужна моя поддержка:

— Тут недалеко.

— Справимся, — уверенно проговорил священник.

После недолгого совещания мы сгрузили большую часть сумок на Игоря с Никой, а сами втроем взялись за лодку. Идти в гору оказалось непросто. Вроде и нагрузка, если разделить, не такая большая, а мышцы заныли уже через несколько шагов. Сказывалась накопившаяся за день усталость.

Первую передышку устроили уже через полсотни метров…

Мы прошли половину пути до вершины горба и уже порядком удалились от воды, когда я услышал тихий треск.

— Стойте.

Я дернул край лодки, призывая остановиться.

— Коля, что случилось, устал? — Отец Владимир шел первым, мы с Сан Санычем держали корму.

— Нет. Там, — махнул я рукой в сторону леса, чертыхнулся и пояснил на словах. — Что-то услышал.

— Птицу, что ли? — шумно дыша, спросил Сан Саныч.

Прежде чем я успел ответить, раздался новый треск. На этот раз громче. И тут же следом протяжный вой — не в чаще, совсем близко.

— Волки! — крикнул Игорь.

Сумка с инструментами грохнулась на землю. Парень кошкой метнулся к лодке и вслепую нащупал ружье.

— Откуда тут?.. — начал было Сан Саныч, и в этот момент вой повторился.

Ветки снова захрустели, уже вполне отчетливо.

Ника схватила один из факелов и судорожно чиркнула спичкой. Факел занялся на удивление быстро и вспыхнул ярко. Ника подняла его высоко над головой. Пятно неровного света выплеснулось на растрескавшийся асфальт, выхватило смутные силуэты деревьев. Никого.

Вой перешел в рык, и в чаще, на краю видимости, мелькнула смутная тень.

— Сумки в лодку, быстро! — скомандовал я. — Бежим.

И мы рванули с места.

Адреналин лучше любого энергетика — мне ли, спортсмену, этого не знать. Как выяснилось, волк за спиной прекрасно способствует выработке адреналина.

А волк был не один: вой раздался снова, немного более высокий и чуть впереди по курсу. Сзади повторился хриплый рык. Снова затрещали ветки. Кажется, хищник не решался в одиночку напасть на пятерых, но не просто преследовал нас — он рычал и подвывал, привлекая внимание собратьев. Судя по шуму, вполне успешно.

Мы взбежали на вершину горба. До воды оставалось метров двести. И тут из темноты наперерез нам вылетел темный силуэт.

Отец Владимир затормозил так резко, что лодка едва не выскользнула из рук. Ника, бежавшая впереди, отпрянула назад и метнула догорающий факел. Бросок вышел неточным. Тлеющая палка ударилась об асфальт в паре метров от волка.

Хищник инстинктивно отпрыгнул вбок, прижался к земле, зарычал.

Это было последним, что он сделал. Короткой вспышки света Игорю хватило, чтобы сориентироваться. Едва хищник замер в стойке, хлопнуло ружье. Раздался громкий визг. Волк неуклюже скакнул и тут же свалился на бок, попытался встать и упал опять.

— Дальше, дальше! — крикнул Игорь, передергивая затвор.

Мы сорвались с места и подстегиваемые уже непрекращающимся треском рванули вперед.

Нам не хватило всего полусотни шагов. Еще один волк, выскочив наперерез, замер у самой кромки воды, сзади послышалось шуршание лап. Нас взяли в клещи.

Игорь прижал приклад к плечу, но не решился стрелять в темноте.

— Саныч, держи!

Я выпустил свой край лодки, моля, чтобы охранник понял меня правильно. И Саныч не подвел — перехватил лодку, не дав ей завалиться на бок. Я нашарил последний факел. Ника оказалась тут как тут, с коробком спичек в руках. Первая сломалась, но со второй край ткани удалось подпалить.

Факел горел не ахти, с прошлым не сравнить, но для того чтобы оценить положение, света хватило. Два хищника замерли в десятке шагов позади. Они утробно рычали, шерсть на загривках стояла дыбом. Однако бросаться в атаку волки не спешили. Вдали продолжали трещать кусты: стая спешила на помощь авангарду.

Слишком много. Возможно, днем у нас были бы какие-то шансы — не победить, но отбиться, напугать, уйти. В темноте шансов не было. Факел потухнет, и мы не увидим зверье, пока оно не вцепится нам в горло. Не помогут ни ружье, ни ножи.

— Вперед! — заорал я. — На прорыв! Игорь, сними его! Я прикрою!

Вода была единственным спасением. Успеем отплыть — выживем, нет — нам конец.

Сан Саныч заревел и ринулся вниз по склону. Ни дать ни взять живой таран. Отцу Владимиру ничего не оставалось, как поддержать порыв. В Игоре я не сомневался, Игорь — умница. Он тоже понимает, что главное — прорваться. Он не будет колебаться, прикрывать меня или прокладывать дорогу к спасению… Придется выкручиваться самому, но это мой выбор.

Ничего, не страшно. До воды близко. Надо продержаться всего-то секунд десять. Против двух волков.

Что жертва пытается уйти, они поняли мгновенно: метнулись следом. Я махнул факелом, выписав огненный полукруг. Волки отскочили и разом повернулись ко мне. Правый одним рывком преодолел разделявшее нас расстояние, клацнул зубами, целя в лодыжку. Но я оказался быстрее. Моему удару позавидовал бы и Тайгер Вудс. Толстая горящая палка с глухим стуком врезалась хищнику в морду. Ослепленный и обожженный, он неловко крутнулся на месте и, поскуливая, засеменил назад.

Я угрожающе махнул факелом в сторону его напарника, стараясь удержать того на дистанции. Это было ошибкой. Горящая тряпка сорвалась с древка и улетела в темноту. В руках у меня осталась лишь короткая палка с красным угольком на конце. Уголек волка не смутил. Он тут же метнулся вперед, и я вытянул его палкой по хребтине. Удар вышел хороший, плотный, вот только передо мной стояла не зарвавшаяся дворняжка, а рослый лесной убийца.

Удар не прошел бесследно, зубы хищника лишь разорвали штанину. Однако отступать волк не собирался. Я попытался пнуть его в живот — он легко увернулся. Кусты слева зашуршали, на дорогу вылетел еще один волк — помельче того, что стоял передо мной, но столь же решительный. И если отбиться от одного шансы оставались, то с двумя не справился бы и отец Владимир.

А на подходе уже были основные силы.

Осознать всю безнадежность положения я не успел. Грохнул выстрел. Второй. Третий. Мелкий волк пронзительно завизжал. Четвертый. Тот, что стоял передо мной, неожиданно тонко тявкнул и, припадая на переднюю лапу, отскочил назад. В шаге за мной, двумя руками сжимая пистолет, стояла Ника.

— Сюда! — раздался крик Игоря.

Я схватил девушку за руку, и мы побежали вниз. Сзади кто-то рычал, шуршали по асфальту десятки лап, но я не оборачивался. Счет шел не на секунды — на доли секунд. Любое промедление было подобно смерти.

Игорь выстрелил. Еще и еще раз. Легкие пули не могли остановить вал первобытной ярости, что хрипел за нашими спинами. Но они задержали его на несколько мгновений. Этого оказалось достаточно…

Лодка немного отошла от берега, последние шаги пришлось делать по колено в воде. Я подхватил Нику и буквально забросил ее на борт. Плашмя прыгнул следом. Приклад ружья больно впился в ребра: Игорь не успел убраться с моего пути. Но мое падение придало лодке импульс, а секунду спустя Сан Саныч уже работал веслами как заведенный.

Сзади прозвучали неуверенные мокрые шлепки, а затем один из волков завыл. Протяжный тоскливый звук подхватила вся стая. Лодка набрала ход и под жуткий аккомпанемент выплыла на середину озера. Но лишь когда мечущиеся на берегу тени слились с чернотой ночи, Сан Саныч выпустил весла и без сил привалился к борту.

* * *

Главный недостаток адреналина — последствия. Так бывает со всеми наркотиками, и тот, что вырабатывает организм, не исключение. Минуту назад ты был готов пробежать стометровку за десять секунд, схватиться врукопашную с волком, а сейчас — полная развалина, мечтающая об одном: лечь на землю и уснуть. К счастью, до земли еще грести и грести. В таком состоянии активность лучше покоя, организму нужно прийти в себя после короткого шока и набрать прежние обороты.

Я ощупал ребра и поморщился. Саданул меня Игорь знатно, но ребра вроде целы, и рассечения нет. На ноге крови тоже не было, а штанину можно заштопать.

Мы кое-как перегруппировались. Обессиленного Сан Саныча отправили отдыхать, я с отцом Владимиром сел за весла. Игорь перезаряжал ружье. Ника забилась на нос и молчала.

— Спасибо, — бросил я через плечо. — Когда второй выскочил, я думал кранты.

— А? — встрепенулась Ника. — Извини, что?

— Спасибо, говорю. Откуда у тебя пистолет?

— Пистолет… Это не настоящий, травматический.

— И ты до сих пор молчала? — вскинулся Игорь.

— Откуда я знала, — огрызнулась Ника. — Да и вообще… отобрали бы, и всё.

Игорь хмыкнул.

— Если патроны остались, перезаряди, — посоветовал он. — И в следующий раз давай без сюрпризов. Повезло, что эта хрень вообще выстрелила. Я ружье три часа драил, прежде чем ржу соскоблил. Ладно смазка нашлась.

— Он в сейфе лежал. Что с ним станется? — попыталась оправдаться Ника.

— Ну-ну.

Игорь замолчал. Видимо, счел собеседницу абсолютно некомпетентной.

— А ты у нас снайпер.

Грести и одновременно разговаривать было тяжело, но я считал долгом похвалить парня. Если бы не он, мы бы точно не выбрались.

— Ты тоже молодец, — серьезно ответил Игорь. — Я думал, вы сейчас лодку бросите и начнете отбиваться.

— Может и стоило, — буркнул Сан Саныч. — Прежде чем в штыковую ломиться.

— Да нет, не отбились бы, — уверенно сказал Игорь. — Николай здорово придумал. Я вот сейчас думаю и других вариантов просто не вижу. Ударить в слабое место, прорвать окружение, оставить заслон. Как в книжке. Хорошо, что вы его послушали. Ночью мы бы от них не отбились, и днем, наверное, тоже.

— Где стрелять-то научился? — Ника впервые проявила к Игорю какой-то интерес.

— Я догхантер. Опыт есть.

Игорь то и дело оглядывался по сторонам, словно ждал, что волки могут подплыть с флангов.

— Догхантер? — недоуменно переспросила Ника.

— Ну да, отстреливаю бездомных собак. Обычно ночью из машины. Так что ситуация знакомая. Волки, собаки — разница небольшая.

— Что значит, отстреливаешь собак? — Голос Ники изменился, но Игорь этого не заметил.

— То и значит — отстреливаю. Собакам без хозяев в городе делать нечего. Раз властям плевать, что стаи без присмотра бегают, значит, надо брать дело в свои руки.

— Ты что, совсем…

Ника неожиданно грубо выругалась.

Игорь в первую секунду опешил, но тут же взял себя в руки.

— Собачница, что ли? — с напускным равнодушием спросил он.

— Да какое вы, придурки, имеете право?!

— Собак без хозяев на улицах быть не должно, — жестко повторил Игорь. — Я, когда в медицинском практику проходил, в больницах сполна на их работу насмотрелся. Такие укусы зашивать приходилось, что оторопь брала. Когда видишь пятилетнего ребенка, у которого кость перегрызена, все сомнения пропадают.

— Ну и козел.

Судя по тону, аргументы Игоря не произвели на Нику никакого впечатления.

— Сама дура, — равнодушно ответил он. — Ты еще волков защищать начни.

— Кстати, откуда они взялись? — встрял я до того, как Ника успела ответить.

— Не знаю. — Игорь задумался. — В принципе, волки в области водятся. На них даже охотятся, чтобы не плодились. Но, конечно, не здесь, под самой Самарой. Я другого не пойму, как их водой не смыло.

— Их смыло, — догадался я. — Видно, они были ближе к городу, чем к Управе. Когда вода поднялась, пытались выбраться, а эта горка и полоска леса — единственное сухое место. Вот и застряли тут. Будь мозгов побольше, переплыли бы это озеро и выбрались на нормальную сушу, а так сидели, как привязанные.

— Как только с голоду не подохли, — пробормотал Игорь.

— Хрен знает, — выдохнул я. — Видать, не одни на горе спаслись. Если тут волки свободно гуляют, то и другого зверья наверняка хватает.

— Может и так, конечно, — с сомнением сказал Игорь. — Это ж сколько времени прошло, что они так расплодились…

А действительно, сколько? Я вспомнил толстый слой пыли, сгнивший подоконник, проржавевшую насквозь лестницу подъемного крана. Мозг тогда отложил проблемы куда-то на дальнюю полочку с ярлыком «лет пять-десять». Его больше беспокоило насущное: как выжить в затопленном городе. Я даже не подумал об абсурдности такого ярлыка — пролежать столько времени и выжить человеческому организму не под силу, даже на летаргический сон не спишешь. Лишь теперь я по-настоящему задумался, насколько далеко нас закинуло в будущее. Точно ли на пять-десять лет?

— Берег, — негромко сказала Ника.

Когда я вклинился в их перепалку, она замолчала. То ли взяла себя в руки, то ли сочла, что спорить с девятнадцатилетним парнем ниже ее достоинства.

Я оглянулся. Рассыпчатая лунная дорожка обрывалась неподалеку. Вскоре лодка мягко села днищем на асфальт.

Мы выбрались на сушу и застыли на месте, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи. Мысли, похоже, у всех были примерно одинаковые: «Если стая волков встретилась на той стороне озера, почему бы другой стае не встретиться на этой». Но пока все было тихо.

— Мы точно на месте? — осторожно спросил Игорь.

— Точно. Сейчас немного поднимемся, повернем налево. Там город. Что с лодкой, спрячем тут?

— Ага, мы ее в темноте так здорово спрячем, что с утра — слепой найдет, — забраковал идею Игорь. — Надо спускать и тащить. Слишком ценная вещь.

— Вот ты и потащишь, — угрюмо сказал Сан Саныч, едва не валившийся с ног.

— Я понесу, — решительно прервал дискуссию отец Владимир.

— Все понесем, — вздохнул я и вытащил свой рюкзак. — Помогите разобрать вещи.

Часть вторая ГОРОД, КОТОРЫЙ БЫЛ

Глава 1

Я проснулся оттого, что в глаза било солнце. Зажмурился, перевернулся на бок. Рядом посапывал Игорь. Завернувшись в покрывало, свернулась на диванчике Ника. Из соседней комнаты доносился могучий храп Сан Саныча. Отец Владимир вторил прерывистыми трелями.

Я потянулся, стиснул зубы и сел. Задрал майку и полюбовался на здоровенную гематому немного ниже сердца. Однако.

Мышцы ныли после вчерашнего, в суставы будто насыпали песка. Я босиком проковылял в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь. До Игоря солнце доберется минут через двадцать, до Ники и вовсе через час, пускай пока спят, герои.

Паркет предательски скрипел, желтые деревянные бруски совсем рассохлись. У входной двери громоздилась бесформенная резиновая куча. Рядом, вдоль стены, аккуратно выстроились рюкзаки — это уже явно постаралась мать. На лодку у нее сил не хватило.

Я расстегнул сумку. От выловленного в «Скале» запаса воды осталось две бутылки, одна початая. Я залпом выпил из горла добрые пол-литра. В соседней комнате полюбовался на спящих чуть ли не в обнимку охранника и священника, заглянул к родителям. Отца не было, мать стояла на балконе, рядом поднимался столб дыма. Я открыл дверь.

— Проснулся. — Она обняла меня тут же, на пороге. Битые ребра кольнуло. — Живой, что ли?

— Напополам.

Я протиснулся на балкон.

Здесь было просторно. У дальней стены стояла ржавая, с облупившейся краской печка-буржуйка. Изрядный кусок трубы отсутствовал, его заменял обрезок водосточной. Рядом притулилась небольшая вязанка дров. В огромной кастрюле потихоньку закипала вода.

— Откуда допотопный мегадевайс? — Я с удивлением посмотрел на агрегат и поймал себя на мысли, что термин «допотопный» надо будет пересмотреть.

— Ну откуда он может быть? — Мать все никак не могла от меня оторваться. — Дед со свалки притащил. Сначала на огороде приспособить хотел, а когда газ отключили, приволок к нам. Что есть будешь? Вот, макароны, рис, гречка. Могу манной каши сварить.

— Манкой тут не обойтись, мужики не поймут. Вари макароны. У нас есть тушенка, пара банок. Если не испортилась, намешаем по-флотски.

— Откуда? Ты же тушенку отродясь не ел.

— Выменяли на плот, — объяснил я. Вздохнул. — Долгая история. Короче, у меня опять лопнул шланг, и пошел я с утра в «Скалу» за смесителем…

Я вкратце рассказал о пробуждении в затопленном торговом центре. О том, как мы добирались до дома, а потом решили плыть сюда. На середине истории вода закипела, и мать засыпала макароны. Часть про волков с сожалением пришлось выкинуть. С одной стороны — повод для гордости, с другой — лишние нервы. И ничего, что история закончилась благополучно. Все равно будет переживать.

— Такие дела, — закончил я. — У вас тут как?

— А что у нас, — вздохнула мать. — Проснулась в своей постели, а отец перед телевизором. Света нет, газа нет, воды нет. Продуктов вот немного осталось. Сходила к родителям, у них, слава богу, все в порядке. Дед, сам понимаешь, сразу деятельность развел, начал выяснять что да как. Решили в город на велосипедах ехать — дорога затоплена. Сходили на вертолетную площадку, там вода до середины горы. Соседние острова с деревьями затопило, от Красной Глинки одни трубы да верхушка завода остались. И Самару видно, что подтопило, хотя много ли с вертолётки разглядишь? Вот, решили пока подождать.

— Ясно. Отец где?

— За водой пошел. Воды нет, даже колонки на улицах не работают, ходим на Волгу. Хорошо еще, что Волга поднялась — спускаться недалеко.

— Да всяко не ближний край. — Я посмотрел на бурлящие макароны, в животе заурчало. — Где дед?

— Дед в дружину записался. Обходит дозором.

— О господи. — Я демонстративно закатил глаза. — Не навоевался еще? Что за дружина-то?

— Да у нас тут ЧП вчера приключилось. — Мать помешала макароны. — Заключенные сбежали.

— Какие заключенные? — не сразу понял я.

— У нас же тут две колонии…

Мать вопросительно посмотрела на меня.

— Первый раз слышу.

— Вот, из одной вчера сбежали. Да и не только в них дело. Магазины грабят средь белого дня. Собаки совсем с ума посходили, кидаются на людей. Вот, решили организовать дружину, чтобы хоть как-то порядок наводить. Вот, и дед твой туда же.

— Погоди, у вас же тут полиция должна быть? Ладно, Самару затопило, но тут-то — все живы-здоровы.

— Может и есть, да много ли их? На всех не хватит.

— Понятно.

Я облокотился на перила и посмотрел вниз. Все как в детстве. Тот же балкон четвертого этажа, тот же газон, разве что чересчур разросшийся, та же дорога. Только «пежо», впечатавшегося в дом напротив, не было. И сложенной в гармошку «калины», ударившей лоб в лоб старенький «хёндай».

— Бабушка дома?

— Какое там дома. — Мать встала рядом. — На огород, поди, пошла. Вот, сейчас вас накормлю и тоже пойду.

— Да ну, прекрати, мы поедим и разберемся. И с водой, и с огородом. Зря я, что ли, бригаду привез.

— Бригада к работам готова, — раздался голос из-за спины. — Доброе утро.

Игорь стоял на пороге и улыбался. В отличие от меня, на нем была свежая рубашка, волосы аккуратно расчесаны.

— Доброе утро, Игорь, — улыбнулась в ответ мать. — Как спалось?

— Все замечательно.

Парень зашел на балкон и прикрыл дверь. Выглядел он неважно, хотя и пытался бодриться: глаза красные, под глазами синяки.

Игоря мать знала, я пару раз про него рассказывал. Правда, воочию видела впервые. С вечера, а точнее с ночи, разговора не вышло. Сил у нас хватило лишь на то, чтобы вползти на нужный этаж, достучаться, попадать и уснуть, где попало. Поэтому познакомиться толком не успели.

— Не знаете, сколько сейчас времени? — вежливо поинтересовался Игорь.

— Все часы встали. — Мать снова помешала макароны и сочла, что они разварились достаточно. — Так, выйдите оба, мне надо воду слить.

— Дай, помогу…

Я попытался перехватить кастрюлю, но не тут-то было.

— Иди банки открывай, — присоветовала мать и вытолкала нас с балкона.

— Слышал, — бросил я Игорю, — иди, открывай банки.

— Ага, разбежался. Тебе сказано, ты и открывай.

— Наглый, как танк. Ладно, пошли, что ли, на кухню, вытащим стол.

— Куда вытащим? — не понял Игорь.

— На середину, куда! Нас теперь семеро. У стены будет тесновато.

* * *

— Всё, теперь можно лечь и помереть.

Сан Саныч откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся.

— Типун тебе на язык, — обронил отец Владимир и поднялся из-за стола. — Благодарю, хозяйка.

— Вам спасибо, батюшка.

Перед едой мать попросила священника благословить пищу. Я следил за ними с кислым видом. Церковь не вызывала у меня отторжения, как у Игоря. Православию я даже симпатизировал. Но все эти ритуалы перед едой… Как в кино, честное слово. Ел, тем не менее, с удовольствием, да и не я один. Консервы оказались вполне годными, и я второй раз с теплотой вспомнил пару, пожелавшую купить у нас плот.

Макарон мать сварила два пакета, тем не менее, смели всё да еще доели пряники. Выглядело это расточительством, но после вчерашнего организму нужно было хоть немного восстановиться.

К концу завтрака вернулся отец. Получил свою порцию и немедленно присоединился к застолью.

Я снова взял командование в свои руки:

— Значит так, мы тут застряли надолго, поэтому сначала надо подумать о хлебе насущном. Где вертолётка знаете?

— Здесь есть аэродром? — удивленно спросил Сан Саныч.

— Да нет, вертолетная площадка. Это просто название. По сути, местечко для отдыха, вроде парка. Лавочки, кафе — всё рядом с обрывом, с видом на Волгу. Оттуда к воде кратчайший спуск.

— Я знаю, — отозвался Игорь.

— Я тоже, — сказала Ника.

— В общем, я сейчас на огород, посмотрю. Точнее, что от него осталось. Если повезет, соберу чего-нибудь. Заодно пройду через центр, гляну, что тут как. А вы пока давайте, как в сказке, воды натаскайте да дров нарубите.

— Экий умник, — крякнул Сан Саныч.

— Надо о наводнении в Самаре властям рассказать. Полиции, пожарникам, администрации, МЧС, — пробормотал Игорь без особого энтузиазма.

Было видно: он и сам не верил, что от этого будет толк. До суши-то мы доплыли, но Управленческий хоть и находился в менее бедственном положении, чем Самара, свободными людьми и ресурсами не располагал. И надеяться, что здесь немедленно создадут бригады, которые рванут в город спасать от наводнения людей, не приходилось.

— Я поспрошаю, — успокоил я совесть Игоря. — Если тут и правда народное ополчение, центр они должны контролировать. Там и магазины, и рестораны.

— Я с тобой, — вызвалась Ника.

Я хмыкнул. Резонно: на огороде от нее толку больше, чем с водой или дровами. Ну и вообще… люблю, когда полезное сочетается с приятным.

Последний раз я был у родителей в начале июня. С тех пор многое изменилось. Разумеется, не так, как в затопленной Самаре, тем не менее, разница была видна невооруженным глазом.

Улицы были пусты. Почему-то я ожидал толпящихся во дворах и у магазинов людей, живо обсуждающих происходящее. Даже готовился к встрече с немногочисленными шапочными знакомыми. Встречи не состоялось. Пока мы шли по узкой зеленой аллее, навстречу попались лишь двое — пожилая женщина и полный краснощекий увалень, тащивший огромный, советского розлива, рюкзак.

Я поинтересовался, где искать дружинников, но внятного ответа не получил. Увалень вообще не понял, о чем я, женщина сказала, что утром видела мужчин с красными повязками, патрулировавших соседнюю улицу. Негусто.

— Твои родители местные? — нарушила затянувшееся молчание Ника.

— Да. Хотя не совсем. Вообще, бабушка из Сибири, а дед питерский. Сюда они приехали после войны. Самара во время войны промышленным центром была, а Управленческий вообще вокруг завода Кузнецова построили. Тут раньше авиационные и ракетные двигатели выпускали, и большинство местных как раз на заводе работали. Вот и дед тоже — после армии отучился в институте на вечернем и на завод определился. Мать уже здесь родилась. А отец с Урала. С мамой познакомился в Москве, потом после универа тоже в Самару переехал. Квартиру в городе дали, когда мне пять было, до того жили у родителей на Управленческом. Так что меня тоже местным можно считать. А когда родичи на пенсию вышли, сюда уехали. Типа, тут воздух чище и все такое.

— Понятно, — протянула Ника. — Деревня.

— Сама-то кто, интеллигент в пятом поколении?

— О, смотри! — дернула она меня за руку.

Мы шли мимо древних, с растрескавшейся побелкой, двухэтажных домов. Смотреть на них без боли было невозможно. По уму, их бы давно снести и построить что-нибудь нормальное, но до Управы рука прогресса пока не дотянулась. С закрытием завода население городка потихоньку сокращалось. Все, кто могли, перебирались в город, и большой потребности в новом жилье не было.

Ника указала на следующую двухэтажку. Окна с полопавшимися стеклами почернели, дверь превратилась в головешку. Дом выгорел дотла и, судя по всему, выгорел давно. Два месяца назад он стоял целехонек.

Через два десятка шагов мы увидели аварию: три намертво склеенные машины. Еще одна стояла рядом на обочине, врубившись в рослый дуб. На крыше лежала толстая, сломанная ветром ветка, капот покрывали листья.

— Не может быть!

Ника бросилась через газон к машине. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом.

За рулем сидел скелет, настоящий скелет из пиратских фильмов. Пристегнутый ремнем безопасности, в гнилой майке. Ветерок, врываясь сквозь опущенное стекло, трепал бледные лоскутки. Салон был загажен птичьим пометом, сиденья почти скрылись под слежавшимися высохшими листьями.

— Охренеть. — Ника храбро подошла к машине и осторожно сунула голову в салон. — Да он вообще сухой, даже не пахнет!

— Верю на слово.

— Коля, ты что, не понял? — Глаза Ники горели. — Он полностью высох. Это сколько времени должно пройти?

— Не знаю, много, — пожал я плечами. — Что тебя удивляет? Я дома окно оставил приоткрытым, так у меня подоконник новый сгнил. Да и металл полностью проржавел, глянь на капот. — Я указал на темно-рыжие пятна. — Мы лет десять… проспали. Как бы бредово это ни звучало.

Ника как-то странно на меня посмотрела.

— Ты так легко об этом говоришь.

— А как я должен об этом говорить? Я проснулся посреди затопленного универсама в окружении разлагающихся мертвецов. Город затоплен, в пригороде стаи волков. Я не против потрындеть наабстрактные темы, но сейчас вопросы выживания волнуют меня больше метафизики.

— Деревня, — со вздохом повторила Ника. — Ладно, пошли дальше.

* * *

Центр города оставил двойственное впечатление. Пожары прошлись и здесь. Небольшое кафе-ресторан на центральной площади сгорело дотла, как и мелкий магазинчик по соседству. Стеклянные стены офисов мобильной связи, торговавших телефонами, были разбиты, стенды перевернуты. Несколько телефонов валялось на полу, большинство выгребли. Битые автомобили стояли кучей и порознь, в киоск уткнулся автобус с разбитыми стеклами. Здесь проходила самая оживленная часть трассы. Вчера ночью, когда мы шли мимо, деталей не разглядели. Да, сказать по правде, мы и не смотрели по сторонам, мечтая об одном: упасть на что-нибудь горизонтальное и уснуть. Теперь же я рассмотрел картину во всех подробностях.

Однако, несмотря на удручающий пейзаж, в глаза бросилось и другое. Центральная площадь стала первым местом, за которое люди начали борьбу.

Главное, на что я обратил внимание, — отсутствие трупов. Ни обглоданных тел, ни высушенных скелетов. Убирать машины с трассы не стали, но водителей или то, что от них осталось, вытащили. Второе — люди. Около местных магазинов собралась небольшая толпа. Несколько человек копались в стареньких раздолбанных «газельках». Мимо прокатил велосипедист. В общем, жизнь кипела.

Ополченцев с красными повязками я тоже заметил. Один прилаживал к маршрутке шланг, собираясь, по-видимому, слить бензин или что от него осталось. Двое дежурили у закрытых дверей магазина. На перекрестке стоял одинокий полицейский — щуплый парнишка в обшарпанной форме, при фуражке и пистолете. Кобура расстегнута.

Когда я направился к нему, он напрягся и положил ладонь на рукоять.

— Стой, — предупредил он. Я замер. — Кто такой, чего надо?

Мы проговорили минут пять. Я так и не понял, поверил ли он, что я из города. Зато мне его напряги стали понятны. За последние полтора дня на полицию нападали трижды. Два раза успешно. Убивали, забирали оружие. Двоих нападавших подстрелили, они оказались беглыми заключенными. Постовой сказал, где заседает местное начальство, но добавил, что хрен мы туда попадем — не до нас.

— Ты пистолет взяла? — спросил я у Ники, когда мы отошли в сторону.

— А как сам думаешь?

— Хорошо. — Разговоры про сбежавших бандитов, нападающих на полицию, мне не понравились. — Давай-ка сходим к местному царьку, тут недалеко. Примут не примут не знаю, а совесть будет чиста.

Не приняли. Нужное здание я нашел быстро. Приемная была забита до отказа, гвалт стоял такой, что себя не слышно. Мне удалось протолкаться в приемную и сообщить секретарю — сурового вида женщине, — что мы приплыли из города и хотим пообщаться с руководством вне очереди. Женщина ненадолго скрылась в соседнем кабинете. Через минуту оттуда выглянул жилистый широкоплечий мужчина в очках, мельком глянул на меня и тут же нырнул обратно. Секретарь посмотрела на меня презрительно и велела выметаться.

— Зашибись, — только и сказал я, когда мы вышли на улицу. — Что это было?

— Эпик фейл. — Ника откинула челку. — И куда теперь?

— Куда-куда, травку полоть.

— Ты всерьез хочешь там копаться? — удивленно приподняла брови Ника.

— Не хочу, — признался я, — а придется. Кушать-то хочется.

Огород представлял собой жалкое зрелище. Я спустился в овражек, где располагался небольшой участок, сначала стихийно облагороженный, а потом честно приватизированный дедом в начале двухтысячных. Я вспомнил, сколько труда ушло на то, чтобы привести его в порядок, заполнить ровными рядами грядок, выстроить прямые, пригодные для посадок террасы на склоне, вырастить деревья.

Не осталось ничего. Исчезли ровные дорожки, исчезли аккуратные грядки. Везде росла сорная, по колено, трава. Ручей, где я в детстве с успехом ловил лягушек, пересох, видимо, питался от городской канализации. А вот миниатюрный колодец с родником на дне уцелел.

Я опустил руку в холодную воду и почувствовал легкую пульсацию у дна. Не найдем еды, так хоть воды наберем.

— Сюда однажды ёж упал, — повинуясь импульсу, сказал я. — Видимо, ночью шнырял, днем мы тут ежей никогда видели. Упал, а выбраться не может, края скользкие. Он лапкой зацепился за край, так и висел до утра. А утром мы с дедом пришли и его нашли. Вытащили, он едва дышал. Мы завернули в вату и положили на солнце. Я весь день вокруг вился, но он так и лежал. Ватку к животу прижал и свернулся в клубок. Так его на ночь и оставили. А на следующий день пришли, его уже не было, только вата. Радости было…

Я отряхнул мокрые руки, выпрямился и посмотрел на Нику. Она едва заметно улыбалась. Я еще раз обвел взглядом участок и вздохнул.

— Ладно, давай посмотрим, что к чему. Не могло же вообще всё зарасти.

Результаты осмотра оказались неутешительными. Огурцы и помидоры отсутствовали как вид. Я внимательно осмотрел грядки и не нашел даже намека на их существование. Морковь росла, но выглядела жалко. Вместо ровных рядов она торчала, где попало, и выкопанные экземпляры по толщине не превышали указательного пальца. Чуть лучше обстояли дела с редисом и свеклой. Облепленные ягодами кусты остались на месте, и я приставил Нику собирать малину и смородину. Крыжовник был зеленый и кислый.

Сам быстро накидал в пакет гороха и бобов — полноценных стручков, к сожалению, нашлось немного — и занялся осмотром деревьев. Здесь дела обстояли чуть лучше. К садоводству дед относился серьезно, и яблонь, несущих кислые терпкие плоды, у нас не росло. Зато были вишни, сливы и привитые абрикосы. Последние, к некоторому удивлению, без присмотра не загнулись и даже худо-бедно плодоносили. Плоды деревьев оказались основным продуктом, который удалось собрать. Еще среди сорняка проглядывали всякие травки, вроде петрушки и укропа. Я сорвал пару пучков маме на радость.

Мы управились за пару часов: урожай был весьма скудным. В принципе, повозись мы подольше, накопали бы еще с десяток корнеплодов, но я решил, что этим можно заняться и завтра. Тем более что огород все равно надо приводить в порядок, чай, не последний день живем.

После слов матери я все ждал появления бабушки, но она так и не пришла. И на двух соседних участках я тоже никого не видел. Странно. Казалось бы, в нашей ситуации дачный участок — одно из первых мест, которое надо проверить. Да и вообще…

Я набрал в прихваченную из дома бутылку родниковой воды, и мы выбрались из оврага. Солнце клонилось к горизонту, но до темноты было далеко. На глазок — часов шесть. Я решил закинуть собранное домой и пойти искать дружинников, а заодно и деда. Однако нехитрый план был разрушен в самом начале.

— О, дачники, — раздался голос откуда-то сверху и справа. — Хорошо поработали? Теперь выкладывайте.

Их было трое: дедок под семьдесят, в потертом сером пиджаке и английском кепи, красномордый толстяк с пивным пузом, едва прикрытым майкой, и высокий субтильный тип — сутулый, с глазами навыкате. Оружия у троицы на первый взгляд не было. Толстяк, единственный, кто выглядел грозно, был в ветхих сандалиях. На матерых разбойников, собирающих с дачников долю, они не походили. Впрочем, что я знаю о матерых разбойниках? Может, у них тактика такая — расслабить противника, а в карманах ножи и пистолеты?

— Это мой огород, — дружелюбно сказал я, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего к моменту.

— Я и вижу, — проскрипел дед. — Рюкзак сыми.

— А не то что?

Я наконец присмотрел палку — короткую, зато толстую и плотную. Не полицейская дубинка, но если приложить — мало не покажется. На меня вдруг накатило странное безбашенное веселье. На фоне вчерашней ночной схватки, на фоне Михалыча, прижавшего нож к горлу, эти горе-грабители не вызывали ничего, кроме смеха. Я мимолетно подумал, что Михалыча мы сначала тоже ни в чем не заподозрили. Но не каждый же раз так ошибаться в людях, тем более что за моей спиной стояла Ника.

— Ты чего, не понял? — грубовато спросил толстяк. — Сказано, рюкзак сними.

Он неуверенно потоптался, сделал пару шагов вперед, но дальше не пошел. Это развеселило меня окончательно.

— Шли бы вы домой, уважаемые, — посоветовал я. — Чесслово, дел по горло.

— Да вы совсем охренели!

Старикану, видать, окончательно снесло крышу. Он набычился и двинулся ко мне. Ничего, что едва доставал до плеча. Я сделал шаг в сторону и подхватил примеченную палку. Она идеально легла в ладонь, как тщательно подобранная рукоять ракетки.

Старикана палка не остановила. Он продолжал переть в мою сторону, сжимая сухонькие кулачки. Я до последнего ждал, что он выкинет фортель, достанет из кармана нож или еще что-нибудь. Но мздоимец, вооружившись одними намерениями, бесстрашно подобрался ко мне по краю оврага и бесхитростно схватил за грудки.

Надо сказать, все могло закончиться неприятно: пока старикан шел, я все никак не мог решить, что с ним делать. Во-первых, уважение к старости было вбито с детства. Во-вторых, был бы он крепче, а так… дунуть страшно — развалится. Лучше бы и в самом деле вытащил нож. Но он не вытащил, а подошел вплотную и вцепился, как клещ.

Толстяк маячил за его спиной и, наверное, смог бы воспользоваться моей нерешительностью, но место боя грабители выбрали неудачно. Узкая тропинка — с одной стороны забор, с другой овраг — не позволяла напасть даже вдвоем.

Кое-как отодрав от себя старичка, я швырнул его в объятия толстяка. Тот с неожиданной нежностью поймал подельника и переправил в тыл. Видимо, тоже уважал старость. На этом сантименты закончились. Ко мне он бросился со всей серьезностью асфальтоукладочного катка, но хлипкие сандалии и узкая дорожка не позволили разогнаться как следует. Я от души врезал ему палкой. Целился в голову, а попал в ключицу. Толстяк хрюкнул от боли, врезался в меня и прижал к забору. Синяк от приклада немедленно дал о себе знать. Я сумел вывернуться и оттолкнуть толстяка, напоследок пнув по бедру и добавив палкой по плечу.

Старикан костерил меня на чем свет стоит. Толстяк с мрачной решимостью готовился к новой атаке. Долговязый маячил позади, в руках он тоже держал палку, но я бы такую подбирать постеснялся. Ей разве что собаку по двору гонять. Да и то не всякую.

Я ухмыльнулся, поудобнее перехватил дубинку и пошел расчищать путь.

* * *

Мы сидели на крепко сбитых деревянных лавочках. Рюкзаки стояли рядом. Долговязый мялся и краснел, старикан кипятился, толстяк потирал ушибленные места, а Ника веселилась. Я же чувствовал себя неловко. Это чувство внушил дед, который расхаживал взад-вперед по дворику и отчитывал присутствующих. Больше всех досталось, понятно, мне. Хотя складывалось впечатление, что про себя дед мною гордится.

Наконец, дед оставил меня в покое и переключил внимание на старикана.

— Нет, ну они великовозрастные балбесы, но ты-то куда полез?

— А чего я должен делать? — не уступил тот. — Смотрю, на вашем огороде какие-то копаются. Не по краям деревья щиплют, а на грядки забрались. Совсем, думаю, офонарели. Вот Пашу с Игорем позвал и пошли. Мне их что, просто так отпустить было?

— Митя, башкой-то надо думать. Тебе лет сколько? Скоро восьмой десяток пойдет. Ты сам-то чего в драку полез?

— И чего я должен был делать? — не сдавался старикан. — Если не мы, то кто? Сам-то туда же.

Я фыркнул. На плече деда поверх белой рубашки красовалась широкая красная повязка дружинника.

— Чего ржешь? — Дед смягчился. Все-таки увидеть меня здесь он не ожидал. Для порядка резюмировал: — Сейчас как уши надеру.

— Ладно-ладно. — Я примирительно поднял руки, обозначая сдачу. — Все всё поняли. Больше не будем.

— Не будут они.

Дед присел на край лавки.

— Ну никто же не пострадал, — сказал я.

Ребра несогласно заныли. Я немного лукавил: с одной стороны, мы действительно отделались синяками, с другой — все могло закончиться куда хуже. Особенно, когда мы с Пашей снесли забор, и повалились на рассохшиеся доски. Но повезло. Царапины не в счет.

— Не пострадали они… Бараны. — Дед окинул меня оценивающим взглядом. Нет, ему решительно нравилось, что я уделал и Пашу и Игоря. — Ну, как ты? — спросил он. — Как добрался?

Я понял, что с матерью они не встречались.

— Да как доберешься… Приплыли.

— С товарищами, что ли? А лодка откуда?

— Нашлась у одного… священника.

Прозвучало как-то глупо, даром что правда.

— Утром, что ли? — продолжал допрос дед. — А где остановился?

— Ночью. У матери.

— А с городом чего?

— Да чего с городом… Затопило все. У нас вода до четвертого этажа дошла, на проспекте Ленина одни крыши торчат, а дальше… совсем… — Я махнул рукой. — Откуда только взялось.

— Говорят, Жигулевскую плотину снесло. — Дед поднялся. — Ты бы в нашу администрацию сходил, рассказал, как есть.

— Ходил я утром, даже слушать не стали.

— Как не стали? — с удивлением посмотрел на меня дед.

— Да никак не стали. Сказал, что из города, тут же получил пинка под зад.

— Это вас, наверное, перепутали, — сказал массировавший локоть Паша. — Они же вчера в город экспедицию по реке послали, чтобы разведать. Наш главный лично инструктировал. А когда вас увидели, решили, что вы себя за одного из них выдаете, чтобы без очереди на прием попасть.

— Зачем? — изумился я.

Паша пожал плечами и поморщился.

— Мало ли у кого какие проблемы. Там же сейчас такие очереди, с ночи надо занимать.

— Вы, Николай, зловещая фигура, — серьезным голосом сказала Ника. — Расхищаете огороды, пытаетесь обмануть честного чиновника…

Долговязый Игорь тактично кашлянул в кулак. Дед одобрительно хмыкнул, перевел взгляд на Нику.

— А вы, сударыня, откуда?

Я вполуха слушал, как Ника рассказывает о нашей встрече. Шутки шутками, но это и впрямь что-то феноменальное. За последние три дня меня дважды принимали за негодяя, дважды пытались загрызть, а также зарезать и закидать бутылками. А я всегда считал, что умею избегать неприятностей. Видимо, счастливое спасение в «Скале» стоило запаса удачи на год вперед. И хорошо, если на год.

— Волки?.. — повернулся ко мне дед. — Коля, ты точно видел?

— Волки-волки, — подтвердил я. — Кстати, днем раньше были собаки.

Я в двух словах пересказал историю про крановщика.

— Собаки и тут набрасывались, — сказал Паша. — Я слышал, вчера женщину покусали и мальчишку. Совсем одичали.

— Может, они и правда одичали? — сказала Ника. — Мы же не знаем, сколько прошло времени. Старые про людей забыли, а молодые вообще… не знали.

— Это сколько ж времени должно пройти? — недоверчиво посмотрел на девушку Паша.

— Лет десять, вполне хватит, — ответил я.

— Тридцать, — сказал дедушка.

— Что?

— Сашка Лопатин говорил, тридцать лет прошло.

— Ладно!

— Да ну!

— Не может быть!

Взгляды всех присутствующих скрестились на деде. Тот развел руками.

— Не знаю, откуда он взял. Нам не до того было. Как раз про тюрьму рассказали. Ты слышал, у нас тут побег? Из колонии чуть не сто человек сбежало.

— Слышал.

Я все никак не мог переварить новость. Пять, десять, ну максимум пятнадцать… но тридцать!

— И чего делать будешь?

— В смысле?

— В дружину не хочешь пойти, раз уж приплыл?

Я вздохнул.

— Соглашайся, — подбодрила меня Ника. — Хуже не будет. Тебя все равно на каждом шагу норовят прибить. А так хоть делу послужишь.

— Очень смешно.

* * *

В дружину нас все-таки записали. Не то что бы я этому факту радовался, но и отказаться не мог. В конце концов, восьмидесятилетний дед, охраняющий сон тридцатилетнего внука, — это слишком. Зато Игорь аж просиял. Ну, может быть, не просиял, но к красной повязке отнесся со всей серьезностью. Сан Саныч привычно хмыкнул и пожал плечами — надо, значит надо. Отца Владимира не было, он ушел посмотреть на местную церковь и до сих пор не вернулся.

Смеркалось. Мы сидели в прокуренном зале Дома Культуры, временно выбранного штабом, и проходили инструктаж. Инструктаж вел капитан полиции. В отличие от субтильного нервного постового это был матерый человечище. Коротко стриженый, подтянутый, с хриплым командным голосом и скупой артикуляцией. Вместо того чтобы рассказывать о долге и чести, он достал кипу бумаг — выцветшие старые листы с фотороботами, выдержки из дел с фотографиями.

— Беглые, — пояснил он. — Всего девяносто человек. Те, что помечены, особо опасные: грабежи, убийства. Увидите, зовите подмогу.

Я пошуршал пачкой, разделил на три части, передал Игорю и Сан Санычу. В моей стопке красным карандашом было отмечено семеро. Трое ничем не примечательные, увидишь — не узнаешь: один загорелый с отчетливо азиатскими чертами, еще один с двойным подбородком, массивным лбом и крошечными глазками, третий — темноглазый, с носом пуговкой и круглым плоским лицом…

— Эти вместе, — сказал капитан. — Не разбегутся. А этот, — он показал на последнего, лысого лопоухого типа с бородавкой на подбородке, — не наш, тольяттинский. Его должны были в конце года этапировать, но не успели.

Не успели… Сколько раз я уже слышал эти слова за три дня. Игорь деликатно кашлянул, забрал мою стопку и передал свою. Потом поменялся с Сан Санычем. Через полчаса в голове у меня крутился калейдоскоп лиц. Кто-то, конечно, врезался в память, вроде троицы с азиатом во главе, но большинство остались беспорядочными обрывками.

— Как вы собираетесь их ловить? — спросил Игорь. — И что требуется от нас?

— Никак не собираемся, — сказал, как отрезал, капитан. — После побега нас осталось семнадцать человек. Половина женщины. Это на весь городок.

— После побега? — не сразу понял я.

— Думаете, их не пытались остановить? — Капитан посмотрел мне в глаза. — Или думаете, тех, кто пытался, не мочканули?

Я отвел взгляд.

— Невиновных там нет, — жестко заключил капитан. — Они подонки, будь моя воля, расстрелял бы всех. Но наша задача удержать город. В первую очередь — полицейский участок, магазины и склады. А дальше будет видно. Сейчас солдатики пытаются наладить связь. Да и не они одни. Все батареи сдохли, но, говорят, придумали, как зарядить. Только вряд ли мы помощи дождемся. Точно даже не известно, что с городом.

— Мы знаем. — Игорь деловито собрал бумаги в стопку и вернул капитану. — Мы из Самары приплыли.

Капитан принял бумаги. Посверлил парня взглядом.

— И что там?

— Жопа там, — коротко ответил за Игоря Сан Саныч. — Мы плыли сюда за помощью.

— Ясно. — Капитан устало помассировал лицо. Махнул рукой в сторону лейтенанта, что-то втолковывающего мужикам рядом со сценой: — За распределением к Севе. Оружие у вас есть?

— Пневматика, — снова опередил Игоря Сан Саныч. Причем сказал с таким видом, что капитан только рукой махнул.

— Ясно. Бывайте.

Глава 2

Игорь хлопнул меня по плечу:

— Не спи, замерзнешь.

— Да не сплю я, не сплю, — вяло отпихнулся я.

— Твоя очередь идти в обход.

— Ты же только что обходил?

— Коля, ну ты даешь. В чем, по-твоему, смысл обходов?

— И в чем?

— В регулярности. Если задницу от лавки не отрывать, никакого смысла не будет.

— Тебе бы в гестапо работать.

Я с неохотой поднялся. Отнекиваться бесполезно. Игорь, если прилип, не отстанет, особенно когда считает себя правым.

Ночь была темной и теплой. Я оставил куртку на скамье и, сунув руки в карманы, побрел вдоль улицы. Луна снова спряталась в тучах, и дома сразу превратились в бесформенные черные кляксы. Надо же, пошел четвертый день, а до меня только сейчас дошло, что значит остаться без света.

Первый день выдался слишком сумбурным и больше походил на какой-то безумный аттракцион. Грот с мертвецами, затопленный город, собранный на коленке плот, ночь без единого огонька — все одно к одному. Вторая ночь осталась в памяти тусклым размытым пятном. Мы тащили лодку через весь Управленческий, Игорь каждый шаг спотыкался, Ника висла у меня на руке, а в голове билась одна-единственная мысль: поскорей бы дойти. Если бы родители не открыли, мы бы, наверное, уснули вповалку прямо на лестничной площадке — идти куда-то еще не было сил. И вот третья ночь. И первая, когда я могу, наконец, перевести дух и спокойно оглядеться.

С районом нам повезло. Он вплотную прилегал к центральной площади — единственному месту, которое патрулировали полиция и военные. Хотя патрулировали — сильно сказано: пара полицейских и пара солдатиков, как снисходительно назвал их капитан. Юнцы восемнадцати-двадцати лет и в самом деле не походили на матерых спецназовцев из фильмов. Но у них были автоматы.

То, что на Управленческом есть воинская часть, стало для меня неожиданностью. Правда, по словам деда, там не часть, а одно название — взвод призывников, набранных этим летом, да пяток ребят постарше. Сразу после катастрофы несколько человек сбежали, остальные… остальные отчаянно пытались сохранить остатки боеспособности. К ним в часть уже нагнали механиков со всей округи. Пытались привести в порядок технику, наладить связь. Пока безуспешно.

Когда произошел побег с зоны, военные начали патрулировать город. Ну, если три наряда по два человека можно называть патрулями. По счастью, один из таких патрулей как раз дежурил на центральной площади. Случись что, на помощь придут. Признаться, меня такое соседство успокаивало. Это Игорь обходил территорию с видом хозяина, а мне было не по себе.

Вдалеке залаяла собака. До катастрофы их тут водилось изрядно: какому-то особо умному чиновнику пришла в голову идея свозить сюда псов со всего города для кастрации. После операции животных выпускали на волю, часть дохла, но большинство выживало, и постепенно Управленческий заполонили озлобленные бродячие псы. После катастрофы их поубавилось, но разговоры о нападениях на людей я слышал несколько раз. Кажется, после сбежавших зэков собаки стали врагом номер один.

Удивительно, но факт: споры мародерства — неизменного спутника любого бедствия — тут словно не смогли прорасти. Офис мобильной связи оказался едва ли не единственной жертвой вандализма. Разумеется, вокруг магазинов весь день кипела толпа. Разумеется, большинство было недовольно тем, что деньги не принимают, а продукты выдают на руки только в исключительных случаях. Но словами дело и ограничивалось.

Городок выдержал первый удар и на удивление быстро оправился после нокдауна. На складах и в магазинах в авральном режиме вели переучет товаров, решался вопрос с выдачей еды по талонам. Проводилась перепись населения. Если бы не побег заключенных, можно было бы сказать, что Управа отделалась легким испугом. Но побег состоялся, и эта бомба замедленного действия, заложенная под просевший фундамент, могла взорваться в любой момент.

Я дошел до перекрестка. Ни души. Отблески огня вдалеке — где-то жгли костер, зашедшаяся лаем псина, которой в несколько глоток вторила стая, луна, провалившаяся в огромную лужу вниз по улице. Никого.

Поколебавшись, я повернул назад, прошел мимо старого кинотеатра, полюбовался на два далеких огонька — патруль на центральной площади устроил перекур. По-хорошему, надо бы обойти дворы, но таскаться по закоулкам одному не хотелось. Мало ли.

Игорь, прилегший было на скамью, при моем приближении вскочил.

— Что-то быстро ты вернулся, — заявил он.

Я посмотрел на свою аккуратно сложенную куртку, которую Игорь использовал в качестве подушки. Демонстративно расправил и отряхнул.

— Совсем страх потерял?

— Да ладно, что ей будет, — тоном ниже пробормотал Игорь.

— То-то, — сурово проговорил я. — А вернулся быстро, потому что дворы не осмотрел. Луна за тучи зашла, не видно ни черта. Хочешь — можем вместе сходить.

— Пошли, — легко согласился Игорь. — Правильно, что один не сунулся. Неприятное место.

— Сам-то, небось, ходил?

— Я только заглянул. К тому же, я вооружен.

— Ну-ну.

Я зашагал назад к перекрестку.

— Я вас откровенно не понимаю. — Игорь поравнялся со мной. — Откуда такое отношение? Я хоть раз дал повод в себе сомневаться? И Сан Саныч тоже: «Пневматика…» Еще презрительно так, как будто не на его глазах из «Дианы» волков рубал.

— Балда, — усмехнулся я. — Он же это специально. Знал, что ты все равно про ружья расскажешь.

— Ну, рассказал бы, и что?

— А то, что тебя про оружие не зря спрашивали. Взяли бы и отобрали в пользу тех же дружинников. А так, у людей с пневматикой ассоциация какая? Пшикалка из тира. Несерьезно. Так что скажи Сан Санычу спасибо. Ценит он тебя, раз выгородить решил. Иначе, дорогой мой правдолюб, остался бы ты без своей «Дианы».

Игорь не нашелся что ответить.

* * *

Ночь прошла без происшествий. К рассвету даже Игорь заскучал, и мы заглянули на центральную площадь перекинуться парой слов с патрульными. Полицейские оказались сонными и оттого неразговорчивыми парнями, а вот солдатики держались бодрячком. Одному было девятнадцать, другому — двадцать один, оба срочники. Того, что постарше, выперли с четвертого курса Аэрокосмического университета, и он тут же попал под кампанию по борьбе с уклонистами. Мне решение преподавателей показалось верным: парень — не семи пядей во лбу, правда, на удивление вежливый. Того, что помладше, тоже звали Колей, и на этой почве мы быстро разговорились. Когда есть что-то общее, разговаривать всегда проще.

В целом ребята оставили приятное впечатление. На службу особо не жаловались. Назначению на дежурство сдержанно радовались, поскольку альтернатива — работа по хозяйству, а таскать воду от Волги до части замучаешься.

Я, в свою очередь, поведал о наших злоключениях. Вышло неплохо, даже сонные полицейские подтянулись. Рассказ про волков вызвал недоверие, но Коля подтвердил, что рядом с частью тоже видели волка. Сначала подумали, собака из поселка забрела, но сержант сказал — волк, значит волк. С сержантами не спорят.

В конце я упомянул про «теплый» прием в администрации и спросил, вернулись ли разведчики из города. Патрульные только руками развели.

— Коля, ты приходи прямо к нам, — предложил тезка. — Поговоришь со старлеем, расскажешь, что да как. Он мужик нормальный, дурака валять не будет. Мы тоже никто ничего не знаем. Связь третий день налаживаем, но пока не выходит. Только это, — он вдруг спохватился, — ты не болтай, ладно? А то как узнают, что мы тоже ни ухом ни рылом, паника начнется и всё такое. Мы же армия, все на нас надеются и вдруг узнают, что мы не в теме.

— Не буду, — пообещал я. — Где у вас часть-то стоит? Никогда про нее не слышал.

— Да тут недалеко, километров пять-шесть. — Он вкратце объяснил маршрут. — Там шлагбаум с постовым, расскажете про себя и про нас, он пропустит. От шлагбаума по дороге еще с километр.

— Ясно. — Я посмотрел на светлеющее небо. — Ладно, бывайте, мужики. Нам вахту сдавать.

На прощание обменялись рукопожатиями. Крепким с солдатами, вялым с полицейскими. Рожи у них были кислые: в отличие от нас, любителей, им еще дежурить часа три, не меньше.

Игорь деловито подкрутил стрелки часов и сообщил, что теперь мы хотя бы ориентировочно будем знать время.

— В конце июля светает примерно в полпятого, — пояснил он. — Точно мы время, конечно, не выставим, но погрешность в полчаса — уже неплохо. Надо будет сверить часы, чтобы относительно друг друга точно показывали.

Смена опоздала на добрый час, но обвинять крепкого загорелого дедка даже у Игоря язык не повернулся. Он лишь побурчал на обратном пути, что почтенным пенсионерам надо сидеть дома, а не улицы патрулировать. Я вспомнил собственного боевитого предка и со вздохом согласился…

Когда я проснулся, был уже день. Если верить часам Игоря — без четверти два. Кроме нас в доме никого не было, в записке, нацарапанной карандашом на желтоватой бумаге, отец сообщал, что они с матерью на огороде. Куда разбрелись остальные, оставалось только гадать.

На обед был щавелевый суп, летний салат, горсть сухарей и остатки утренней каши. Я прикинул, что такими темпами мы проедим родительские запасы за неделю. А дальше… дальше надо будет что-то решать.

— Какие планы? — поинтересовался Игорь, бодро лопая кисловатый суп. Продовольственный вопрос его явно не беспокоил.

— Не знаю. Надо что-то придумать с едой, иначе через неделю будем лапу сосать.

— А что тут придумаешь? — Игорь выхлебал суп и ткнул вилкой в порезанный редис. — Пока не начнут раздавать карточки, только ждать. Сам подумай — все магазины под контролем. На огороде всё выгребут и без нас. Охотиться тут не на кого, хотя… если развелись волки, должна быть и крупная дичь… В общем, я все равно не умею. Так что или по чужим квартирам шарить, или рыбу ловить. По квартирам несолидно, мы все-таки дружинники. Рыбу… Рыбу можно. Тем более что лодка есть. Сегодня вечером, когда все соберутся, надо обсудить.

Беззаботные рассуждения Игоря мне не понравились. Не то что бы они были лишены смысла, но все равно очень хотелось дать парню в лоб. Должно быть, мои намерения отразились на лице, потому что Игорь поспешил сменить тему.

— Я что предлагаю. Давай сходим к военным.

— А смысл?

— Узнаем про всё из первых рук. И про связь, и про общее положение дел. Заведем знакомства. Коль, ты иногда как маленький. Все решают связи. Сейчас мы представляем ценность. Мы единственные, кто может рассказать в подробностях про город. Когда вернутся местные разведчики, наша ценность станет равной нулю. Поэтому надо ситуацией пользоваться сейчас, потом будет поздно. К тому же у нас есть персональное приглашение, помнишь? Нельзя упускать такую возможность!

Я криво улыбнулся. Кажется, за эти три дня я узнал Игоря лучше, чем за предыдущие полтора года знакомства. И я не был уверен, что рад этому. Он, безусловно, личность незаурядная, иногда даже не верилось, что ему только девятнадцать. И все же… И все же что-то с ним было не так.

— Ты прав, наверное. — Я составил тарелки в раковину. — Давай, сходим.

— Ага! Пять минут.

Игорь ускакал в зал проверить и зарядить ружье, а я так и остался на кухне. Присел на подоконник и смотрел на залитую солнцем пустую улицу.

* * *

— Физкульт-привет! — Я махнул Сан Санычу рукой.

Он привычно ухмыльнулся и подкатил ближе.

— Откуда счастье? — кивнул я на велосипед.

Выглядел он новеньким, словно бы и не прошло тридцати — или все-таки десяти-пятнадцати? — лет.

— Из магазина. — Сан Саныч хитро на нас посмотрел. — Я же теперь тоже дружинник, а дружинникам во временное пользование раздают велосипеды. Для мобильности.

— Офигеть! — возмутился Игорь. — Мы всю ночь дежурили — и нам ничего!

— Потому и ничего, что всю ночь дежурили, — добродушно пояснил Сан Саныч. — Раздавали с утра, а вы дрыхли.

— Зашибись, — кажется, Игоря задело за живое, — отличные порядочки.

— Ты ездить-то умеешь? — поинтересовался я.

— А кто не умеет?

— Ну, я вот, например, с детства не катался.

Игорь пожал плечами и зло спросил:

— Уже все разобрали?

— Не все, — усмехнулся Сан Саныч. — На вас хватит. Магазин спорттоваров. Дальше по улице — и налево.

Он указал приблизительное направление.

Я кивнул:

— Ага, знаю.

— А кудай-то налегке? — поинтересовался Сан Саныч, глядя на ружье Игоря, составлявшее всю нашу экипировку.

— За велосипедами можно без танков, — огрызнулся Игорь. Ему не понравилось, что охранник, вместо того чтобы объяснить прямо, стал наводить тень на плетень.

— Это я понял, — проигнорировал выпад Сан Саныч. — Потом куда?

— К военным, — сказал я. — Оказывается, тут часть стоит.

Я вкратце пересказал ночной разговоров с патрульными и утренние рассуждения Игоря о нашей кратковременной полезности.

— Это правильно, — кивнул Сан Саныч. — Пожалуй, прокачусь с вами. Далеко отсюда?

— Километров пять-шесть, как я понял.

— Вот и хорошо.

Охранник оттолкнулся от бордюра и поколесил в сторону магазина.

Велосипедов и впрямь хватало. Рядом с кассиром, худощавым ровесником Игоря, дежурил крепкий ровесник Сан Саныча.

— Вот это Коля, это Игорь, которые как раз со мной приплыли, — представил нас Сан Саныч.

Мужчина кивнул, поправил красную повязку и пожал нам руки. Неожиданно крепко. Видно, они с Сан Санычем нашли общий язык, и охранник выставил нас в выгодном свете.

Продавец быстро отыскал наши фамилии в списке «вип-персон», пометил галочками, попросил расписаться и отправил в правое крыло, где ровными рядами стояли велосипеды.

Выбор оказался велик, но Сан Саныч предупредил, что все не так радужно — у многих проблемы с резиной. Он сразу направился к стойке с такими же, как у него, моделями и стал придирчиво изучать колеса.

— Лучше полегче, с широкими шинами, — посоветовал Игорь. — Быстрее освоишь.

— Брать надо, как у меня, — обернулся Сан Саныч.

— Николай сказал, что с детства не ездил. Ваша модель тяжеловата и колеса узкие…

— Багажник, — прервал рассуждения Сан Саныч. — Главное, багажник.

— На фига велику багажник?

— А ты подумай.

Охранник вернулся к осмотру шин.

К чести Игоря, он не стал продолжать спор. Более того, выбрал «дачный вариант» и для себя. В отсутствии машин велосипеды становились главным транспортом. И возможность увезти на багажнике лишние двадцать-тридцать килограммов стоила любых преимуществ спортивных моделей. Повезло еще, что вообще сохранились: видимо, внутрь магазина не добралась коварная влага, а как следствие — ржавчина. И герметичные банки с солидолом в мастерской нашлись…

Военная часть располагалась за пределами Управленческого.

Выехав из городка, мы первым делом свернули направо. Мне было интересно посмотреть, что стало с озером, спасшим нас от волков. Да и не мне одному, судя по быстрому согласию. Озеро осталось на месте, хотя изрядно обмелело. Конечно, мы пересекали его ночью, и нам тогда было не до замеров, но на глазок за последние сутки вода отступила по склону на несколько метров. Задерживаться не стали, развернулись на сто восемьдесят и покатили в сторону военной части.

— Вы не в курсе, что с машинами?

Вопрос я задал где-то на середине пути. Поначалу было не до болтовни — привыкал к новому способу передвижения. В фильмах часто шутят, что навык езды на велосипеде остается на всю жизнь. Может, оно и так, только разница между ощущениями десятилетнего мальчишки и тридцатилетнего мужчины слишком велика, чтобы от этого навыка был какой-то прок. Считай, что учился заново. Но я справился и наконец получил возможность не только наслаждаться поездкой, но и вести разговор.

— Чего? — переспросил Сан Саныч.

— Не в курсе, что с машинами, спрашиваю, — уже громче крикнул я. — Странно. Тут же воды не было. Почему до сих пор ни одной на ходу? Неужели не придумали, как зажигание включить?

— А как без аккумулятора включишь? — спросил Сан Саныч.

— Ну, не знаю. — Я мучительно вспоминал курс школьной физики. — А от конденсатора нельзя? Его же проще зарядить. Да и просто аккумулятор — должны быть какие-то динамо-машины, бензиновые генераторы… не знаю.

— Бензина нет. Мужики по городу сливали из баков, везде одно — помойка.

— А солярка?

— Соляра дольше хранится. До части доберемся, спросим. У них должен быть запас.

— Ага, нам вчера сказали, что у них какие-то ремонтные работы ведутся…

Игорь в разговоре не участвовал. Он ехал чуть впереди и получал удовольствие. Определенно, велосипедная прогулка была ему по душе.

Тихо шуршали колеса. Асфальтовое шоссе потрескалось, у обочины сквозь полотно кое-где пробились кустики травы, временами приходилось объезжать принесенные ветром сухие ветви. Но в целом дорога сохранилась хорошо. Глядя на нее, не верилось, что прошли десятилетия. Лес совсем не изменился. Он выглядел точно так же, как пару лет назад, когда мы выезжали компанией на пикник, так же, как два десятка лет назад, когда мы с дедом ходили сюда за грибами…

Я заметил, что Игорь нет-нет, да поглядывает по сторонам. Нападение волков не шло у него из головы. Да и я, несмотря на умиротворяющий пейзаж, не мог не вспомнить ночную стычку. Правда, патрульные о нападениях не говорили, но с моей нынешней удачей стоило ожидать неприятностей на ровном месте.

Однако то ли все волки остались за полосой воды, то ли Фортуне надоело тыкать меня головой в самое пекло, но до нужного поворота мы добрались без приключений. Неподалеку от развилки стоял шлагбаум. Вопреки словам патрульных, рядом никого не было.

Игорь поморщился.

— Проходной двор.

Сан Саныч ловко объехал шлагбаум. Игорь тоже протиснулся в полуметровый просвет, а я не стал рисковать: не хватало сверзиться в придорожный овраг.

Наверное, если бы я ездил лучше, просто последовал бы за ними. И, наверное, не увидел бы лежащего в кустах человека…

— Стойте!

Велосипед лязгнул, ударившись об асфальт. Я сбежал с дороги, смел ветки, небрежно набросанные поверх тела. На земле лежал тот самый паренек из ночного патруля, отчисленный из Аэрокосмического за неуспеваемость. Камуфляж залит кровью — не запекшейся, свежей. На правом боку ткань распорота — пырнули ножом. Оружия рядом не было.

— Кто, за что… — глухо проговорил я.

— Оружие, — сказал Игорь и присел рядом, держа ружье в руках.

На тело он посмотрел мельком и тут же начал вглядываться в просветы между деревьев.

— Зачем…

— А зачем нападают на полицию? Бандиты. Сообразили, что одинокий постовой — отличная цель. Как только подкрались незаметно…

— Никто к нему не крался, — мрачно сказал Сан Саныч. — Он просто не решился выстрелить.

— Надо сообщить в часть. Кровь свежая, могут быть неподалеку.

И словно в подтверждение моих слов воздух разорвал грохот выстрелов.

* * *

Стрельба звучала со стороны части. Длинная очередь, сдвоенный хлопок. Еще одна очередь, несколько одиночных…

Затем все стихло.

— По великам, быстро. — Сан Саныч, плюхнувшийся на землю с первым же выстрелом, поднялся и, пригибаясь, подбежал к велосипедам. — Надо сообщить в город.

Автомат заработал вновь. Еще один, и еще. Раздалось несколько приглушенных хлопков. Бой и не думал заканчиваться, он только-только набирал обороты.

— Я туда. — Глаза у Игоря были совершенно сумасшедшие.

— Идиот!

Я попытался схватить его за плечо, но он увернулся.

— Кто-то напал на часть, возможно, им нужна помощь.

— Придурок, это уже не собаки! У них оружие. Не твоя пулялка, автоматы!

Игорь ничего не ответил и все с тем же безумным выражением лица бросился в лес.

— Кретин…

Я побежал следом. Мысль была простая: догнать и отобрать ружье. Без него-то этот идиот никуда не сунется. Будь мы на дороге, Игорь не пробежал бы и пятидесяти метров. Но лес сыграл злую шутку, я споткнулся о корень и полетел в траву. Пока поднимался, парень успел уйти в отрыв. Не такой уж существенный, на ровном участке мне хватило бы минуты, чтобы его догнать, но в лесу это было труднее. Мало того что деревья не давали толком разогнаться, так еще и под ноги приходилось смотреть. Игорю же адреналин крепко ударил в голову. Он скакал, как горный козел, и догнать этого козла было непросто.

Тем не менее, расстояние между нами неумолимо сокращалось. Но и выстрелы теперь звучали намного ближе. Дважды стрельба стихала, через полминуты возобновляясь вновь.

Игорь остановился внезапно. Да не просто остановился, а растянулся на земле. Догадаться о причине труда не составляло. Я упал на землю следом. И тут же снова застрекотал автомат. Впрочем, били не в нашу сторону. Кто бы ни сошелся в схватке, противники были целиком заняты друг другом.

Игорь шустро пополз вперед, и я пожалел, что не добежал до него каких-то десяти метров. Преследовать ползком оказалось куда сложнее. Правда, длилась гонка червяков недолго. Игорь скользнул в едва приметную ложбинку, замер и приложил к плечу ружье.

— Сюда, быстро, — прошипел он.

Пришлось подавить желание свернуть ему шею.

В ложбинке нашлось место и для меня. Я по-прежнему не видел участников перестрелки. Слева между деревьями проглядывала дорога, чуть впереди, за полуразрушенным забором, — похожие на гаражи здания.

— Там. Правее сарая, — шепотом сказал Игорь.

Я осторожно поднял голову. Рядом с гаражом, метрах в тридцати от нас, стоял мужик. Кряжистый, кривоногий, в широких шортах до колен и бежевой рубашке с коротким рукавом. Что твой дачник. Вот только патронташ и двустволка выглядели необычно.

— Узнал? — все так же шепотом спросил Игорь. — Он в той папке был, которую кэп давал. Отмеченный красным. На шухере стоит, гад.

— Да наплевать! Валим отсюда!

— Коля, ты не понял? Это те самые сбежавшие бандиты. Они хотят оружие захватить. Если сумеют — будут в городе хозяйничать. И уже ничего не сделаешь! Нет, сейчас я этого засранца сниму, пока он один…

— Ты идиот…

Договорить я не успел. Впереди, уже совсем рядом, загрохотали выстрелы, и в тот же момент хлопнула «Диана». Мужик дернулся и, не издав ни звука, упал на землю.

— Быстро. Вперед.

Игорь сорвался с места столь резво, что я успел поймать рукой лишь воздух. Несколько секунд — и он был рядом с подстреленным бандитом. Вполголоса матерясь, я подбежал следом.

— Держи. — Игорь сунул мне в руки двустволку и принялся выдирать из-под грузного тела патронташ. — Предохранитель снят. Целишься, стреляешь, потом переламываешь, рычаг вот здесь, вставляешь новые патроны, стреляешь.

Я невольно перехватил протянутое ружье, перевел взгляд на убитого. Он лежал, уткнувшись липом в растрескавшийся суглинок, затылок был залит кровью. Игорь положил пулю аккуратно, в основание черепа. Легко и непринужденно, будто стрелял в бешеного пса.

Я не знал, что делать. В сотне метров от нас шел невидимый бой. Мой сосед — обыкновенный студент обыкновенного медицинского университета — только что застрелил человека. В руках у меня оказалась старенькая, но каким-то чудом до сих пор рабочая двустволка, а Игорь… Игорь вновь вернулся в лес и короткими перебежками уже продвигался дальше, понемногу удаляясь от гаражей и дороги. Бежать за ним? Стрелять в людей, о которых мы ничего не знаем, и погибнуть под автоматными очередями? Догнать, врезать прикладом по башке — потому что слов он не послушает, — оттащить в кусты и подождать, пока все закончится?

Я сделал несколько шагов и увидел тела…

За гаражами, на небольшой площадке, стояли грузовики. Капоты откинуты, шины сняты и сложены невысокими башенками. Рядом лежали механики: голый по пояс мужчина, молодой парнишка лет двадцати вмайке и камуфляжных штанах и седовласый старик в спецовке. Худая загорелая рука до сих пор сжимала гаечный ключ, в белых волосах запеклась кровь. Ни них даже не тратили пуль, просто резали и проламывали черепа. Может быть, не хотели поднимать шум, а может, экономили патроны. Не знаю.

Игорь остановился, отчаянно замахал рукой — сюда.

И я пошел. В голове было пусто-пусто. Я так и не сообразил, что должен делать, — перелесок закончился слишком быстро. Деревья еще оставались, но уже не заслоняли открывшуюся картину.

Дорога, с которой мы сошли, огибала лес и заканчивалась на неровной асфальтированной площади. По краям стояла пара двухэтажных зданий, на въезде — две ржавые легковушки, в центре — старенький ЗИЛ со снятыми колесами.

За грузовиком прятался мужик с охотничьим ружьем, еще один «охотник» с карабином притаился за стопкой шин правее. Дверь в казарму была открыта. Я никогда не мог похвастать фотографической памятью, но выглядывавшего из двери темнокожего азиата узнал сразу. Тот самый, обведенный красным карандашом, которого капитан отнес к «особо опасным». В руках азиат держал автомат Калашникова. Его подельников, отмеченных в досье, я не заметил. Мужики за машиной на них вроде не походили, но в казарме могли быть и другие. Судя по тому, что все трое смотрели в сторону второй двухэтажки, оплот сопротивления находился именно там.

— Вижу четверых, — шепотом сказал прильнувший к оптическому прицелу Игорь. — Двое у машины, один у двери, еще один на той стороне в лесу…

Зазвучали выстрелы. Били из осажденного здания, но не в нашу сторону, а вглубь леса и по забору, охватывающего площадку с противоположной стороны.

— Обходят с тыла! — раздался приглушенный крик, и я узнал тезку, с которым мы болтали ночью.

Лицо азиата исказила злоба, он выглянул из-за двери и дал две короткие очереди. Зазвенело разбитое стекло. Мужики за машиной запоздало поддержали его огнем, и тут же ответная очередь из здания хлестнула по стопке шин. Звякнуло: одна из пуль угодила в грузовик.

— Вот все и определилось, — удовлетворенно произнес Игорь. — Так, Коля, у меня есть план…

— Для меня место найдется? — раздался голос у нас за спиной.

Игорь подскочил как ужаленный, дернулся, поднимая ружье, но Сан Саныч мягко перехватил ствол и отвел в сторону, дабы парень не пальнул в него с перепугу.

— Не шуми, — тихо предостерег он.

Игорь смотрел на охранника круглыми глазами. Ни он, ни я не слышали приближения Сан Саныча. Я отнесся к этому спокойно, только мысленно порадовался, что это все же Сан Саныч, а не один из бандитов, а вот Игоря с его милитаристскими замашками чуть удар не хватил. Видимо, он и впрямь возомнил себя смертоносным ассасином, и подобравшийся незамеченным охранник нанес мощный удар по его самолюбию.

— Стрелял раньше? — кивнул Сан Саныч на мою двустволку.

— Нет.

— Тогда давай. — Он без церемоний забрал у меня ружье и патронташ. И то ли в шутку, то ли всерьез осведомился у Игоря: — И какой план?

Вообще-то ситуация к шуткам не располагала, но я не мог поверить, что он спрашивает у девятнадцатилетнего парня: что делать? Однако Игорь воспринял вопрос серьезно.

— Снимем двоих за грузовиком. Потом отгоним тех, что в здании справа. Они не смогут отстреливаться на две стороны. Останется отряд в лесу, но если мы устраним угрозу с нашего фланга, солдаты в доме смогут полностью сосредоточить огонь на них.

Я, прищурившись, посмотрел на Игоря. Уточнил:

— И это ты называешь планом?

— Большего тут и не надо. — Он снова прильнул к прицелу. — Это же бандиты, а не спецназ. Потеряют пару человек и побегут. Они пришли сюда забрать оружие, а не биться до победного. На счет «три» я сниму того, что справа.

Сан Саныч хмыкнул и поднял дробовик. Руки у него не дрожали.

— Один… Два… Три…

Грохнули выстрелы. Один из «охотников» судорожно дернулся, схватился за подножку грузовика и сполз на землю. Рубашка моментально покраснела, из разорванной дробью спины хлестала кровь. Второй бандит вскрикнул, выронил ружье и схватился за ключицу. Игорь торопливо передернул затвор, почти не целясь, выстрелил второй раз. Мужик хрипло вскрикнул и, не оглядываясь, заковылял к азиату. «Диана» хлопнула третий раз. Игорь снова попал, но ни одна из легких пуль не смогла найти уязвимую точку на теле.

Выстрелить еще раз Игорь не успел. Азиату понадобилось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться. Высмотреть нас среди деревьев он не смог, но положение оценил верно. Длинная, в полмагазина, очередь ударила поверх голов. Подпрыгнула и завалилась набок подрубленная молодая елка. Локоть уколола щепка. Сан Саныч сполз за бугор, служивший нам прикрытием, и сноровисто перезарядил двустволку. Игорь, опомнившись, заталкивал в магазин пули. Лицо побледнело, пальцы заметно дрожали — в него тоже стреляли впервые.

Я сместился чуть левее, осторожно выглянул из-за невысокой насыпи. Раненый доковылял до распахнутой двери и ввалился внутрь. Азиат по-прежнему держал под прицелом лес. Рядом, в полумраке, маячил еще чей-то силуэт. Теперь уже стало ясно: бандит там не один.

Из второго здания выстрелов не прозвучало. Наш внезапный наскок оказался для солдат такой же неожиданностью, как и для бандитов. Вопреки расчетам Игоря, сориентироваться и поддержать нас огнем они не сумели.

Воцарилась хрупкая тишина, только из глубины здания подвывал раненый бандит. Выстрелы в перелеске тоже стихли. Обе стороны пытались понять, что происходит. Среди них и впрямь не было спецназовцев или заматеревших в боях вояк. Никто даже не попытался воспользоваться паузой. И это был наш шанс.

— Алекс, Стас, Юрец, — заорал я, — зайдите справа, мы прикроем!

Сан Саныч понял задумку на середине фразы и, едва я замолчал, дуплетом выстрелил в дверной проем. Штукатурка над головой азиата взорвалась белым облаком, заставив того нырнуть внутрь.

Игорь наконец справился с нервами, выбрался на позицию и стал выцеливать кого-то в глубине здания.

— Бей по окнам! — шикнул я.

И парень тут же, на задавая вопросов, нажал на спуск. Сверкающим фейерверком брызнуло стекло. Еще одна прозрачная пластина раскололась пополам, со звоном осыпавшись на подоконник. В ответ тявкнул автомат, но как-то робко, неуверенно. Я не понял, куда ушли пули. Хотя уже через пару секунд это перестало иметь значение, потому что державшие оборону солдаты наконец сообразили, что к чему.

Захлебываясь, наперебой заработали сразу четыре ствола. Разлетелись остатки стекол, треснула и провалилась внутрь высохшая рама. Может, неэффективно, зато эффектно. Одно дело сражаться, когда невидимые пули свистят где-то над головой, другое, когда крушат все вокруг тебя. Особенно такую зримую и звонкую субстанцию, как стекло.

— Кореец, валим, — раздался визгливый вскрик.

— Шатун, прикрой.

Едва слышная команда завершилась очередной короткой очередью в пустоту, для острастки. Возможно, главарь и не поверил в мою нехитрую уловку, но решил не рисковать. Ситуация и до нашего появления сложилась патовая, а сейчас могла обернуться полным разгромом. Если бы наш фантомный отряд и впрямь существовал, он обошел бы казармы в считанные минуты, и азиат сотоварищи оказались бы под перекрестным огнем с трех точек.

Сан Саныч и Игорь выстрелили еще несколько раз, целя в пустые оконные проемы. Ни в кого не попали, зато обратили организованное отступление в бегство.

Стрельба в лесу возобновилась, однако длилось она недолго. Бандиты потеряли всякое желание сражаться и просто прикрывали отход. Игорь снова прилип к прицелу, пытаясь найти среди деревьев цель, не преуспел, а спустя пару минут все окончательно стихло.

Но мы выждали почти четверть часа, прежде чем решились покинуть облюбованную ложбину.

* * *

— Алексей.

Я сжал протянутую ладонь. Рукопожатие старлея было крепким. Выглядел он лет на двадцать пять, только в волосах торчал одинокий, словно плеснули краской, клок абсолютно седых волос.

— Николай.

— Это вы кричали? Неплохо придумано. — Алексей опустился на скрипучий, с продавленным сиденьем стул. — Я не сразу сообразил. Когда вы стрелять начали, я сначала думал, они трюк затеяли. А потом, когда побежали, поверил, что с Управы подкрепление прибыло. А оказалось… в самом деле трюк.

— Могли бы и «спасибо» сказать, — хладнокровно проговорил Игорь. — Если бы не Коля, они бы вас выкурили.

Некоторое время старлей внимательно изучал парня. Игорь взгляда не отводил.

— Спасибо, — наконец сказал Алексей. — Плохо вышло. Нам и правда повезло.

— Что случилось-то? — спросил я и облокотился о стену. Оба свободных стула не внушали доверия и на вид годились разве что на растопку.

— Да что случилось, вы сами всё видели. Зэки пришли разжиться оружием.

— И вы просто так отдали? — хмыкнул Игорь.

Статус собеседника парня ничуть не смущал. За последние полчаса он буквально переродился, бой придал ему уверенности. Нет, ее и раньше было хоть отбавляй, но теперь она превратилась в уверенность человека, применившего книжные знания на практике. Даже ночная битва с волчьей стаей не изменила Игоря так сильно, как это короткое сражение.

— Не выёживайся, — коротко ответил Алексей. Похлопал ящиком стола и скривился. — Курить хочется. У вас нет?

Сан Саныч развел руками. Старлей захлопнул ящик, устало потер лоб.

— Хреново вышло. У меня же тут что — два десятка пацанов, половину два месяца назад доставили.

— Нам говорили, у вас тут взвод стоит, — все так же холодно сказал Игорь.

— Стоял. Только треть после этой хрени разбежалась. Вчера за водой четверых послал, вернулся только один, трое остались на Управе.

Сан Саныч едва заметно кивнул.

— Повезло вам.

— Повезло. С оружием. Вот уж не думал, — усмехнулся старлей. — Они же сюда за оружием пришли. Их всего-то человек десять было. Но наши-то — мальчишки… Эти суки сначала даже не стреляли, просто резали ребят. Только со стволами им обломилось. У нас на всю часть только шесть калашей рабочих осталось.

Брови Игоря изогнулись вопросительным знаком. Двумя знаками.

— Но взвод…

— Да не стреляло ни хрена, — прервал его Алексей. — Всё ржа съела. Эти-то на хранении лежали, да и то драили потом сутки. Три ствола у караульных, три тут. У караульных они отобрали, сюда сунулись — по рогам получили. Но упорные твари, не побежали. Так мы и отбивались, пока вы не подошли.

— У вас же должна быть экстренная связь с городом, — продолжал докапываться Игорь. — Ну там… сигнальная ракета. Хоть что-нибудь.

— Ты уже задрал, спаситель! — не выдержал старлей. — Башкой-то хоть думал, чем твои сигналы могут помочь? Не?

— В городе есть полиция и дружина…

— Ты видел ту дружину? Предлагаешь гнать стариков на автоматы, стратег?

Игорь замолчал.

— Надо людей предупредить, — вмешался я. — Вряд ли бандиты будут долго по лесам бегать.

— Надо. — Старлей хмуро посмотрел на лежащий рядом автомат. — Все-таки добились своего, сволочи. Уперли стволы… Вы двоих застрелили?

— И еще один тяжело ранен, — добавил Игорь.

— Я только одного грохнул, — недовольно сказал Алексей. — Кажется, ребята кого-то в лесу зацепили. Не знаю. Не бросили, значит сам ковылять смог.

Я нахмурился. Плохи дела. Трое убитых и двое раненых — из десяти человек. Даже если раны окажутся серьезными, радоваться нечему. Половина банды осталась боеспособной и вооружена теперь не ножами и дробовиками, а калашами — не хуже военных. Теперь они реальная сила, а вокруг сильных немедленно собьются шакалы.

Алексей вдруг подошел к старому серому сейфу, достал бутылку и четыре стакана.

— Парней надо помянуть, — буркнул он. — Потом на Управу. Я вам дам пару человек на всякий случай. Пешком пришли?

Я только сейчас вспомнил о брошенном транспорте.

— На велосипедах.

— Ясно. — Алексей плеснул на два пальца, залпом опустошил стакан и поморщился. — Коля говорил, вы же из города приплыли. Рассказывайте.

Говорил в основном Игорь. Говорил четко, выбирая нужные детали и безошибочно отбрасывая мелочи. Я даже немного позавидовал его способности точно выражать мысли. Алексей слушал внимательно, лишь однажды задал уточняющий вопрос.

— Значит, за помощью приплыли, — резюмировал он, когда Игорь закончил. — Только какая от нас помощь — сами все видите.

— Коля говорил, вы с техникой работаете и почти восстановили связь, — осторожно сказал я.

— Да ничего мы не восстановили. Мужики, правда, обещали один грузовик на колеса поставить. Только нет больше мужиков, вы же видели. Опять надо кого-то искать. Тем более, не сегодня завтра спадет вода, и тогда…

Он замолчат.

И тогда. Хотел бы я знать, что будет тогда.

* * *

Вертолётка почти не изменилась. Разве что разрослась, местами скрыв каменные дорожки, низкая колкая трава. Я вспомнил, как за два месяца до всеобщей отключки приезжал сюда в составе свадебного кортежа. Школьный приятель, с которым мы поддерживали отношения и в университетские времена и после, когда он уехал работать в Ирландию, наконец встретил девушку своей мечты. Тоже из Самары, вместе с семьей переехавшую в крошечный ирландский городок. Но сыграть свадьбу они решили здесь, а бывшая вертолетная площадка с роскошным видом на Волгу была обязательным местом фотосессии самарских молодоженов. Пока фотограф отрабатывал обязательную программу, я и еще пара человек из свиты улизнули в стоявший неподалеку тир, где за полчаса успешно простреляли оставшиеся от выкупа невесты деньги.

Железная коробка стояла на месте, только проржавела насквозь, да мишени скрылись под пыльной паутиной. Ружей не было. Видимо, рачительный хозяин, очнувшись, забрал их с собой. Хотя — зачем? Наверняка они сгнили.

— Дай разок стрельнуть.

Игорь посмотрел на меня недоуменно, но скинул «Диану» с плеча и протянул мне. Ружье оказалось тяжелее обычного пневмата. Я прижал приклад к плечу, совместил прорезь с мушкой, нажал на спуск. «Диана» едва заметно дернулась, качнулся пятачок мишени. Заслонка отскочила в сторону, и стальной шарик нехотя покатился по желобу вниз, таща за собой серый шлейф. Десятилетия запустения не сломали простенький механизм.

— В яблочко, — хлопнул меня по плечу Игорь.

— В июне у меня была кое-какая практика, — криво улыбнулся я и вернул ружье.

Мимо прошмыгнула стайка ребят лет по двенадцать-тринадцать, с ведрами. Вода спала, но все равно здесь был ближайший спуск к реке. Только с каждым днем приходилось сходить все ниже и ниже по склону.

Мы подошли к обрыву. Внизу сверкала миллионами золотых чешуек Волга. Неловко барахтались надувные лодки. Несмотря на сильное течение, с каждым днем все больше людей выходило на рыбалку. На вчерашнем собрании даже вынесли предложение: собрать лодки в коллективное пользование и организовать посменную ловлю от рассвета до заката.

Я присел на каменный парапет. Немного правее начиналась крутая тропинка, по которой с утра до вечера сновали люди с ведрами. Вот и сейчас ребята сбегали по ней вниз, а навстречу поднимался крепкий загорелый парнишка с парой канистр и пухлым рюкзаком за спиной. Набивать рюкзак бутылками с водой догадались не только мы.

Вода уходила. На месте затопленных островов посреди Волги появился похожий на спину ежа частокол — рослые деревья проклюнулись еще вчера, сегодня показались их более хилые собратья. Самара по-прежнему была подтоплена, однако берег заметно обнажился. Такими темпами завтра-послезавтра вынырнет и набережная.

Утром я проверил выезд из городка. Озеро, спасшее нас от волков, ужалось вдвое. Если так пойдет и дальше, через несколько дней до Самары можно будет добраться посуху.

После сражения в воинской части прошло два дня. Банда азиата с незамысловатой кличкой «Кореец» так себя и не показала. Несмотря на это, охрану двух центральных складов усилили настолько, насколько вообще возможно с учетом нехватки людей и оружия. С Алексеем мы больше не виделись, а вот с тезкой вновь пересеклись, на сей раз на дневном дежурстве. Он рассказал, что нашлась еще пара толковых мужиков, ремонтные работы возобновились, и первых результатов, тут он загадочно подмигнул, можно ждать со дня на день.

— Сидите, трутни?

Я обернулся. Ника щурилась, глядя на меня против солнца. В руках она держала пустые пятилитровые бутыли, за спиной горбился рюкзак.

— Пойдем. — Я взял у нее тару. — Ты где утром пропадала?

— В церковь заглянула. Прикинь, папаша наш Владимир уже службу организовал. Двери нараспашку, свечи, песнопения, народу — не протолкнуться.

— Тоже мне новость, — фыркнул Игорь. — Бабкам только позволь молиться, сразу лоб расшибут.

— Молодежи, между прочим, до черта… — Ника поскользнулась, и я поймал ее за локоть. — Спасибо. Много, в общем.

— Ну и бараны, — зло сказал Игорь. — Дел до хрена, а они в церкви торчат.

— Вот все-таки ты, Игорь, зануда, — беззлобно сказала Ника.

— Родители на огороде? — вклинился я до того, как Игорь начал перепалку.

— Ага, мы вместе вышли. Саныч пораньше свалил, он там что-то с твоим дедом химичит. Какой-то агрегат то ли собирать, то ли уже запускать собираются.

Я почувствовал, как губы невольно растянулись в улыбке.

— Эти могут.

— А знаете, мы молодцы, — внезапно, без всякой прелюдии сказал Игорь.

— В смысле?

— В целом. — Он ловко скользнул по гладкому скату и поравнялся со мной. — Я вечером на дежурстве думал. Знаешь, люди всегда что-то делают не так. Лень, ошибки, бесцельное шатание из угла в угол… Великие правители сильны не тем, что изобретали какие-то новые экономические модели. Они умели организовать людей, заставляли их правильно использовать свое время. Пускай, зачастую, против их воли, но в конечном счете с пользой для них самих и для страны.

— Ну а мы тут при чем?

— Понимаешь… Я вспоминал те шесть дней со дня пробуждения. Каждый час, шаг за шагом. И ты знаешь, мы не потеряли ни минуты. С утра до вечера, каждый день, по самому краю. Мы действительно сделали все, что могли! Никто не сделал бы больше.

Я усмехнулся.

— Но это ведь только начало.

— Ты о чем?

— Понимаешь, — с растущим возбуждением проговори Игорь, — все только начинается. Вода скоро спадет. Управленческий — это всего лишь островок. Главное — Самара. Если тут творилось такое, представляешь, что будет там?

— У тебя такой вид, будто ты предлагаешь туда немедленно вернуться.

— Я обязательно вернусь, — твердо сказал Игорь. — И мне хочется видеть вас рядом. Понимаешь, нам тут не отсидеться. Сколько бы ни унесло наводнение, в Самаре остались десятки или даже сотни тысяч людей. И им намного хуже, чем местным. Если им не помочь, если их не организовать, там же такое начнется!

Тропинка выписала последний поворот и впереди показалась кромка воды. Я отвинтил крышку, опустил пластиковую бутыль в воду. Невольно посмотрел налево.

Затопленный город ждал. Сосед по лестничной площадке, оставшийся дома с приболевшим сыном. Семья на плоту, чьи дети не вернулись домой. Толстый любитель футбола на сломанном катере и чеченец Аслахан, продемонстрировавший горское остроумие. Тысячи других людей, отрезанных водой от всего мира, ждущих помощи, которая, как мы теперь знали точно, не придет. Игорь по-своему был прав, но здесь тоже моя Родина, здесь мои родители, нуждающиеся в помощи, здесь бандиты, от которых я должен защитить дом. Оставить все это ради незнакомых людей, вернуться в город, которого больше нет…

— Самары, какой она была, больше нет, — сказал Игорь. Он словно прочел мои мысли. — Но только от нас зависит, возродится она или нет. Только от нас, понимаешь?

Из широкого горла вынырнул последний пузырек. Я вытащил из воды враз потяжелевшую бутыль, завинтил крышку и молча передал ее Игорю.

Глава 3

— Психология сексуальности.

— Чего? — Ника, до того разглядывавшая стеклянные двери, с удивлением посмотрела в мою сторону.

Я подошел к старенькому «форду фокусу».

— Психология, говорю. Сексуальности.

Книга в красной глянцевой обложке лежала на крыше машины. Вода пропитала ее насквозь, склеила страницы в сплошную ватную массу. А вот твердая ламинированная обложка уцелела. Во всяком случае, название и автора прочесть было можно. Как вода столь ювелирно уложила книгу на «форд», оставалось загадкой.

— Коля, ты здоров? — с нарочито озабоченным видом спросила Ника.

— Вполне. — С резким режущим звуком я отодрал книгу. На грязной, в разводах крыше остался отпечатанный прямоугольник. — Психология сексуальности. Зигмунд Фрейд. Как думаешь, пригодится?

Я подошел поближе и обнял Нику за талию.

— Кому что, а вшивому баня, — пробормотала она. Отстраняться, впрочем, не стала.

— Думаешь, мы все это уже знаем? Вот, к примеру, предисловие…

Я безуспешно попытался разлепить страницы.

— Да что ты мне эту гадость суешь? Дитя тридцатилетнее…

Сзади послышались голоса, на парковку вышли Игорь и Сан Саныч.

— Развлекаетесь? — ухмыльнулся охранник.

Игорь наклонил голову набок и прочитал вслух:

— Зигмунд Фрейд. Очерки по психологии сексуальности. Ого, месье знает толк в извращениях.

— Так, остряки, дошутитесь. — Я с сожалением выпустил Нику и бросил книгу на капот «форда». — Нашли что-нибудь?

Сан Саныч пожал плечами.

— Чего тут искать. Сзади ворота, грузовик пройдет.

— Только заклинило так, что мы открыть не смогли. Сейчас провозимся, убьем кучу времени, а потом окажется, что никакого генератора нет! Вот если всё на месте, тогда и будем вскрывать. Или грузчики пусть вскрывают, а сейчас надо идти через проходную, — убежденно и с таким видом проговорил Игорь, что стало ясно: этот спор они уже вели.

— Подождешь? — тихо спросил я Нику.

— Там вроде нет никого, — не очень уверенно ответила она.

Я прижался к стеклу, прикрылся ладонями от бокового света.

Холл телефонной станции был пуст. Помещение выглядело на удивление чисто, будто время и наводнение обошли его стороной. Остались у стены железные скамейки с обитыми искусственной кожей сиденьями. Напротив них уснул грузный зеленый банкомат. Лишь каменные кадки с сухими палками — все, что осталось от пальм, — напоминали о прошедших годах. Тел я не увидел, но расслабляться не стоило: сколько я здесь ни бывал, пара охранников всегда дежурила на проходной. Их трупы вполне могли оказаться за стойкой в кабинке напротив входа.

— Давай так: я зайду первым. Если все нормально, дам отмашку, если нет, ты постоишь тут. Хорошо?

— Давай, — не стала спорить Ника.

Я чмокнул ее в ушко и взялся за длинную, утратившую блеск ручку.

Петли основательно проржавели. Стекло дребезжало, пока я рывками открывал внешнюю дверь. Внутреннюю тоже заклинило, но она сдалась после первого же приложенного усилия. Я осторожно втянул затхлый кисловатый запах и немного расслабился. Пахло отнюдь не розами, но в сравнении с вонью разлагающихся тел — аромат божественный.

В холле я вдохнул полной грудью. Трупный запах отсутствовал, за последние три недели мы научились определять его безошибочно. Приятная, хотя и неожиданная новость. Дверь, ведущая на задний двор, была распахнута настежь. Одной проблемой меньше — не надо возиться с замком.

На всякий случай я подошел к кабинке охранников и заглянул внутрь. Мертвецов не оказалось и тут.

— Чисто!

Я огляделся. Правый коридор пустовал. Двери лифтов слева были закрыты. Пыльный восьмигранник настенных часов показывал четверть двенадцатого. Жаль, год не указан. Часы крепили на совесть, даже поднявшаяся до потолка вода не смогла сбросить их на пол.

Вертушку проходной заклинило основательно. Я безуспешно пнул ее пару раз, потом подхватил Нику и перенес через матовые прутья ограждения. Игорь едва заметно улыбнулся, но от комментариев воздержался.

— Где тут лестница?

— Слева, — указал я на запертую дверь.

— А охранники? — Он заглянул в стеклянную кабину и безуспешно подергал ручку. — Закрыто.

— Не знаю. Может, в туалет или покурить выходили, когда все вырубились. Вон, дверь во двор открыта.

Игорь привстал на цыпочки и ненадолго прилип к стеклу. Пробормотал:

— Странно. Оружия нет. Не сидят же они на унитазе с автоматами.

— Поверь, еще как сидят, — снисходительно похлопал его по плечу Сан Саныч.

— Тогда надо проверить. Где туалет?

— Без понятия.

— Ты же говорил, здесь твой знакомый работал.

Я фыркнул.

— И как это связано с моими познаниями в области дислокации туалетов?

— Ладно, разберемся. Вы тогда идите, а я осмотрюсь и догоню.

Игорь начал внимательно разглядывать обстановку.

— Валяй.

Пару недель назад я бы, наверное, отпустил шутку по поводу неуемной страсти Игоря к оружию, но то — пару недель назад. Обстановка в городе с каждым днем становилась все напряженнее. За последние трое суток я дважды участвовал в мелких стычках. А на прошлой неделе произошло настоящее побоище. Результат: два трупа и пятеро раненых. По счастью, не с нашей стороны. Учитывая плачевное состояние городских арсеналов, оружие ценилось на вес золота, особенно автоматы. Не сможем починить — пойдет на запчасти. Две-три бесполезные железяки на моих глазах не раз собирали в один рабочий ствол.

Задний двор больше походил на запущенный сад: разросшиеся кусты, трава по колено, густые кроны деревьев. От наводнения он не пострадал, нечему было страдать. Справа от выхода высился аккуратно сложенный штабель кирпичей, впереди — невысокая пристройка. Я на всякий случай дернул массивный висячий замок. Закрыто. Придется повозиться.

Я скинул тяжелый рюкзак с инструментами, отложил лежащий сверху пакет с нехитрым обедом и походной аптечкой, достал найденную Сан Санычем фомку и начал пристраиваться к замку. Железо скользило по железу, зацепиться толком не удавалось.

— Интеллигенция, — хмыкнул Сан Саныч.

Отобрал у меня фомку, подцепил дужку, напрягся и сорвал штифт. Вернул фомку, бросил поверженный замок на траву.

— Шерлок Холмс утверждал, что из сыщиков выходят неплохие преступники, — весело сказала Ника. — А из охранников явно получаются неплохие взломщики.

— В конце концов, взломщики тоже люди, — поддакнул я.

— Ага, такие же, как мы. Я когда в «Дежурной части» работала, читала чью-то работу по психологии заключенных. Там было написано, что девяносто семь процентов осужденных считают, что их осудили несправедливо, а восемьдесят с чем-то, что они вообще ни в чем не виноваты.

— Балаболки, — прервал нас Сан Саныч, — давайте свет.

* * *

— Оно, — удовлетворенно сказал Сан Саныч. — Может, даже на ходу.

Факел зажигать не стали. Солнце светило ярко, помещение было небольшим, и пробивающегося сквозь дверной проем света хватило, чтобы понять: поход оправдался на все сто.

Про генератор я узнал от товарища. Несмотря на засилье мобильников, междугородняя телефонная станция относилась к стратегическим объектам, и как стратегический объект должна была работать при любых условиях. Даже если город останется без электричества. Для этого в специальном помещении устанавливался дизель-генератор, способный поддерживать станцию, пока есть топливо. Рассказ этот прозвучал во время застольной беседы то ли на Новый год, то ли на чьем-то дне рождения и был благополучно забыт до вчерашнего дня. А вчера технари на ночь глядя затеяли очередной спор по поводу работоспособности стоящего на заводе генератора. Понять, в чем конкретно закавыка, я не смог — язык пролетариев столь обильно сдабривался матом, что проблема уплотнительных колец осталась тайной за семью печатями. Но от многократного повторения слова «генератор» в мозгу что-то щелкнуло, и вспомнился давний рассказ.

Когда я радостно поделился новостью с Сан Санычем, он даже не стал ждать утра: пошел к начальству, выложил все как есть и получил для нашей группы утреннее назначение на междугородку. Назначение, надо сказать, прекрасное. На труповозку нас бы, конечно, не поставили, но послать куда-нибудь на Металлург или по супермаркетам могли вполне. А тут Ленинский район, по нынешним временам самый безопасный, работа на свежем воздухе да еще возможность заглянуть домой, благо, до квартиры десять минут ходу.

Уже по дороге я вспомнил о дежурных-охранниках с автоматами, что превратило наш рейд в натуральную охоту за сокровищами постапокалиптического мира. Причем, более чем успешную: генераторов оказалось два. Один огромный — метра четыре длиной и под десять тонн весом, второй поменьше, видать дублирующий. Правда, к радужной оценке Сан Саныча относительно их работоспособности я отнесся скептически. Вспоминая, сколько сил угрохали на ремонт другой техники, надежды, что генераторы заработают сходу, не было.

— Что будем делать? Здоровая дура.

— Что тут сделаешь. — Сан Саныч обошел вокруг дизелей, прикидывая вес. — Грузовик нужен. Вскроем ворота, подгоним поближе. Большой, конечно, не утащить, а тот, что поменьше, разберем за пару часов, по частям погрузим. Вернемся, напишем заявку.

Кроме дизелей в подсобке ничего интересного не обнаружилось. Стояли несколько старых метел и деревянных лопат, цинковое ведро с грязными тряпками и ржавый лом. Поживиться нечем. Впрочем, от добра добра не ищут.

Игорь ждал нас во дворе, сидел на травке и судорожно дышал через рот. Лицо у него было красно-зеленое, как недозрелый помидор, лоб — влажный от пота. Рядом валялись мокрый носовой платок и портупея. Из кобуры торчала рукоять «Макарова».

— Действительно… в туалете, — с усилием выдавил он. — Автомата… не было… Только… пистолет.

Я представил труп месячной давности, запертый в тесной туалетной кабинке. Стены, насквозь пропитанные запахом разложения, отсутствие минимальной вентиляции. Такую вонь ничем не заглушить, хоть платок насквозь духами промочи. А Игорь не просто заглянул внутрь, он расстегнул и стащил с мертвеца пояс.

— На, глотни. — Я протянул бутылку с водой.

— Не надо… Сейчас… Уже лучше.

По-настоящему лучше ему стало минут через десять. И то, когда проходили через холл, я заметил, как он задержал дыхание. Судьба второго охранника осталась неизвестной. Возможно, он и впрямь вышел во двор покурить, когда произошла отключка, а потом, много лет спустя, разделил судьбу тысяч горожан, уснувших на улицах и унесенных водой.

Мы вышли из здания.

— Ну что, какие планы? — поинтересовалась Ника. — Одиннадцать утра, время детское.

Она была права. Возвращаться в лагерь не стоило. Рабочие машины на сегодня заняты, а дежурную никто не даст даже ради генератора. Зато какая-нибудь срочная работа обязательно найдется. И вряд ли приятная. Единственный плюс — горячий обед — не окупал возможных минусов. На сегодня мы были в статусе вольных добытчиков, и этим надо пользоваться сполна.

Я прикинул варианты и констатировал:

— Все продуктовые в районе разобрали. Аптек тут три, их тоже под ноль выгребли. Есть отделы одежды, но они были затоплены. Электроника всякая, компьютеры — ничего интересного. Так что даже не знаю…

— Коля, а «Скала»? — Сан Саныч погладил отрастающую бороду. После недели мучений он бросил эксперименты с опасной бритвой, и результат не замедлил прорасти. На лице.

— Чего «Скала»? — переспросил я и машинально коснулся подбородка.

В отличие от охранника я пока держался. Главным образом из-за Ники, утверждающей, что моя щетина ужасно колючая и вообще, надо иметь совесть. Приходилось бриться.

— На первом этаже есть отдел с инструментами. Он был полностью затоплен. Там много чего, стоит заглянуть.

— Точно! — неожиданно поддержал Сан Саныча Игорь. — Я там тоже был. Мы на первом курсе с пацанами на даче трэш-ужастик про зомбей снимали. Я там бензопилу покупал.

— Маньяки, — с чувством сказала Ника. — Но я тоже за «Скалу». Хочу пройти по местам боевой славы, посмотреть, где вы там плавали.

— Где мы плавали, ты точно не посмотришь. Это надо на четвертый этаж подниматься… Ладно, ладно, я не против. — Я поднял руки.

Мысль была и в самом деле недурная. В инструментах большого недостатка не ощущалось, а вот расходных материалов не хватало. Особенно шурупов, болтов и прочих гаек. Так что удачная находка вполне оправдывала потраченное время. Тем более что наш отряд был у начальства на хорошем счету, а авторитет надо поддерживать. Как кто-то мудро заметил: «Сначала ты работаешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя». Увы, до второй стадии мы пока не добрались. Да и не только мы.

* * *

Я стоял у подножия «Скалы». Торговый центр, ставший ковчегом для горстки людей, безучастно следил за возвращением спасенных. Тускло поблескивали грязные тонированные стекла. В левом боку здания зияла дыра, другая, пониже — в правом. Ее проделали мы.

С тех пор прошел месяц. Вода покинула улицы. Говорят, обнажилась даже набережная. Но тот день остался в памяти навсегда. День, когда я проснулся.

Сан Саныч молча стоял рядом. Глаза прищурены, на лбу — морщины. Выходит, и для него, сорокалетнего мужика, повидавшего всякое, это место что-то да значило.

— Идемте, чего встали, — поторопил Игорь, и я наконец оторвал взгляд от расколотых стекол.

Небольшой магазинчик располагался на первом этаже — не в основном корпусе, в пристройке. Той самой, где мы нашли ванны. Я мысленно порадовался этому обстоятельству. Судя по тому, что мы видели на третьем этаже «Скалы», первый представлял собой одну большую могилу. Как, впрочем, и в других крупных магазинах. Вот почему назначение в рейды в торговые центры разыгрывалось лишь среди мужчин и всегда по жребию. Хуже только работа на труповозках.

Игорь распахнул дверь, постоял на пороге, потом отступил, с сомнением покачав головой.

— Воняет, — констатировал он. — Не сильно, но воняет. Давай маску.

Маски носили все. Без них разбирать магазины оказалось просто невозможно. После наводнения тела на улицах встречались редко, разве что в машинах, но их всегда можно было обойти стороной. А вот замкнутые помещения превратились в смердящие могильники. В каждом магазине или аптеке были продавцы, в большинстве — покупатели. Вынести их наружу просочившаяся сквозь окна и двери вода не могла.

Парадоксально, но это обстоятельство сыграло коммуне на руку. Если бы не запах, если бы не распухшие разлагающиеся тела, магазины выбрали бы подчистую в первые дни, задолго до организации рейдов. Вернуть же награбленное вряд ли бы удалось. С людьми, бьющимися насмерть за пачку прогорклых чипсов и вздувшуюся консервную банку, мы уже сталкивались. А так продавцы даже после смерти смогли встать на защиту товара: подавить природную брезгливость смогли не все.

Я натянул маску, сшитую Никой из шарфа. Верхняя губа немедленно покрылась капельками пота. Летом, после часового похода, маску можно было выжимать. В начале сентября стало прохладнее, но не настолько, чтобы носить плотную ткань и не потеть. Зато вонь она глушила надежно. Особенно, если заранее смочить чем-нибудь ароматным. Придуманный в «Скале» трюк с духами мы использовали до сих пор.

Игорь оказался прав: запах был отчетливый, но не такой сильный, как обычно. Даже Ника, от подобных ароматов дважды терявшая сознание, не осталась на улице. Откуда здесь вентиляция, выяснилось быстро. Несколько окон с боковой стороны здания были разбиты. Снаружи мы этого не заметили, отдел располагался в полуподвальном помещении, и дыры зияли прямо над тротуаром. Рядом с одной из них валялся молоток, так что сомнений не оставалось — окна били специально. Ни одного тела в отделе мы не нашли, зато на площадке этажом выше лежало аж три. Неизвестные не только устроили вентиляцию, но и не поленились оттащить мертвецов в сторонку. Беглый осмотр показал, что утащили пока немного. Видимо, собирались вернуться, когда комнаты проветрятся. Вполне здравая мысль.

М-да, ситуация…

Дело вовсе не в том, что меня мучила совесть. Будь моя воля, я бы мысленно поблагодарил неизвестных за подготовку помещения и вынес всё до последнего болта. Кто бы здесь ни побывал, эти люди не из коммуны. Но действовали они разумно и организованно, и их явно было несколько человек. Значит, либо торгаши-мародеры, либо сбившиеся в кучку друзья-приятели, решившие, что они проживут и без нас. Как мы неоднократно убеждались, о коммуне слышал уже весь город, и те, кто до сих пор не присоединились, не присоединялись исключительно по собственной воле. Сан Саныч относился к таким толерантно — мол, мало ли какие у людей мотивы. Игорь считал их порядочными мерзавцами, и я, редкий случай, был согласен с ним, а не с Санычем.

Как правило, это были одиночки или небольшие группы, в чьих руках после пробуждения оказалось нечто, пригодное для обмена. Одного такого орла мы недавно поймали. Сторож продовольственного склада, с вечера забухавший с соседом и оттого избежавший утопления, едва спала вода, упер со склада несколько мешков с крупами и полцентнера сахара. На сахаре он и погорел. Сидел бы тихо, как хомяк-переросток, никто бы ничего не узнал, а он торговать начал. Я вам сахар — вы мне то да сё, в основном, ясное дело, водку. Раз поменялся, два поменялся, а потом ребята заинтересовались, откуда столько сахара. С третьей попытки выследили и устроили экспроприацию. За украденное сторож бился. Одному ножом так руку располосовал, что потом зашивали. В итоге все-таки скрутили. Так этот гаденыш еще орал, что мы, воры, грабим его, честного труженика. То, что в коммуне мужчин пятая часть, а остальные — пенсионеры, женщины и дети, его не интересовало. То, что стариков и детей надо кормить, — тоже. Отдельно взятые сволочи не стремятся поделиться своими благами, а садятся на них жопой и предпочитают потреблять в одно рыло.

— Место есть? — пробубнил Игорь сквозь повязку.

Я стянул рюкзак.

— Мой забит наполовину. Кое-что можно выкинуть.

— У меня почти пустой, но туда много не влезет. — Ника тоже сняла миниатюрный рюкзачок. — Тут кое-какие бумаги, велено передать…

— Забей, выкладывай, — прервал ее Игорь. — Здесь недалеко, и так донесем.

— Слушай, а чего нам вообще дергаться?

— В смысле? — Парень посмотрел на меня с недоумением.

— В прямом. Ты правильно сказал, до базы недалеко. Сходим, возьмем тележку или велики, прихватим кого-нибудь в помощь и основательно затаримся. Чего по мелочам карманы набивать?

— А если, пока мы ходим, эти вернутся?

— Да брось. Туда-обратно за час обернемся. Ты думаешь, они именно в этот час придут и всё выгребут?

— Все равно, сколько унесем — надо взять, — уперся Игорь.

Все-таки Ника права, иногда он превращался в невероятного зануду, упрямого, как баран. Я уже собирался было поделиться этим наблюдением вслух, как хлопнула входная дверь…

Игорь среагировал молниеносно: толкнул Сан Саныча за стеллаж, разделявший торговый зал на две половины, и скрылся за ним сам. Послышались быстрые, тяжелые шаги, и в зал грузно вбежал потный мужчина в повязанном на манер бандитов Дикого Запада платке.

Немая сцена длилась несколько секунд. Визитер смотрел на нас, мы на него. Первым молчание нарушил он:

— Ты кто такой?

— Николай. Приятно познакомиться.

В другое время я бы воздержался от подобного тона. Гость выглядел далеко не хлюпиком. Ростом он был пониже, но весил заметно больше, руки, как поленья, кулаки с небольшие гири. Вся кожа в синюшных татуировках. Шутить с такими типами не рекомендуется, однако засадный полк в лице Игоря и Саныча придавал уверенности.

— Ты чё несешь. Кто такой, спрашиваю?

— Коммуняка он. — С лестницы спустился еще один мужчина.

Он был старше и суше, с проседью в клочковатой бороде и темными колючими глазами. Сразу стало ясно: в паре главный именно он. В паре ли? Возможно, эти двое только авангард.

— Коммуняка. — Бугай посмотрел на мою нехитрую нашивку рейдера. — Плохое ты место выбрал, коммуняка.

— Это вы тут прибрались?

— Заткни хлебало! — набычился бугай и двинулся в мою сторону. — Что в рюкзаках?

— Инструменты.

— Ты чё паришь. — Он плотоядно посмотрел на Нику. — Сняли рюкзаки.

Я ухмыльнулся и взял лежавший на стенде бур. По виду он напоминал обычное сверло, только длиной был больше метра, а по весу не уступал хорошему лому. Я перехватил его двумя руками, оттеснил Нику за стойку и сделал шаг вбок, так что угол стойки оказался между мной и бугаем. Броситься на меня он теперь не мог, а будет обходить — получит буром. Место узкое, не увернется.

Бугай остановился. Видимо, осознал возникшие трудности.

— Петенька! — громко крикнул главарь. Снова хлопнула дверь, раздалось приглушенное «чего?». — Петенька, спустись к нам, у нас тут интересное наметилось.

Петенька оказался жилистым мужиком почти одного со мной роста. Уши оттопырены, лицо болезненного желтоватого оттенка. При виде нас он остановился и вопросительно посмотрел на главаря.

— Видишь, Петенька, мы здесь поработали, а коммуняки тут же на готовенькое. Делиться не хотят, железками машут. Ты бы Ильясу помог, объяснил ребятам, что нехорошо они поступают.

Петенька сухо кивнул, подошел к круглой стойке, снял с нее лопату да так и замер, глядя в глубь зала.

— Лопату брось. Руки за голову, — сурово приказал Игорь.

Я не видел ни его, ни Сан Саныча, но судя по звуку шагов, Игорь отошел к самой стене и теперь выцеливал не только Петеньку, но и главаря. Амбала, как и нас, от стрелков по-прежнему отделял стенд.

Петенька растерянно посмотрел на главаря.

— Ты чего не понял? Лопату бросил, на колени, руки за голову!

Голос Сан Саныча прозвучал куда убедительнее. Все-таки Игорь, при всех своих достоинствах, не производил впечатления грозного бойца. Да и его мелкокалиберное ружье устрашающе не выглядело, не то что двустволка Сан Саныча.

Петенька выронил лопату, отступил на шаг и вдруг, взвыв, бросился вверх по лестнице.

— Стой, стреляю, — крикнул Сан Саныч, но на Петеньку угроза не произвела никакого впечатления.

Бить в спину Сан Саныч, конечно, не стал, а вот Игорь, не раздумывая, выстрелил, передернув затвор, выстрелил еще раз. Донесшийся с лестницы вой подтвердил, что попал, а хлопнувшая дверь — что этого вновь оказалось недостаточно. Все-таки что бы Игорь ни говорил, на полновесное боевое оружие его «Диана» не тянула. Хоть я и видел, что она способна убивать.

Главарь не побежал. Он стоял, подняв руки, и, видимо, лихорадочно обдумывал, как бы ему выкрутиться. Тяжеловес же Ильяс растерялся. Он и так-то не выглядел интеллектуалом,а тут еще оказался в капкане. Мы оба понимали, что в рукопашной он меня заломает, но я сжимал в руках бур, а позади стояли люди с оружием. Единственное, что меня беспокоило — не последуют ли они примеру Петеньки, ломанувшись на прорыв. Но главарь решил не рисковать, а Ильяс без команды не действовал.

— Это что у тебя, игрушка? — нарочито развязно спросил главарь.

— А ты проверь, — вызывающе ответил Игорь. — Если сразу не ляжешь, через час истечешь кровью, как твой придурок.

— Это ты меня пугаешь, малек?

— Это я тебе констатирую, дядя.

— На пол лёг, живо, — прервал бесплодную перепалку Сан Саныч. — Руки за голову.

— Ильяс, на пол, — поколебавшись, сказал главарь.

Сложил руки на затылке и опустился на мраморные плиты. Бугай все с тем же обиженно-недоуменным видом последовал его примеру.

Сан Саныч с двустволкой в руках наконец вышел из-за стенда.

— Коля, дай веревку.

— Ничего себе хреновина, — присвистнул Игорь при виде стального бура.

Поймал брошенный моток и принялся вязать подельников. Сноровисто, хитрым узлом, сгубившим, по его словам, не одного иллюзиониста. Не знаю насчет трюкачей, но когда он демонстрировал узел на мне, я не сумел даже ослабить веревку.

Через пару минут все было кончено. Игорь с довольным видом отряхнул руки и вернул остаток мотка.

— Жаль, нет наручников.

— Извращенец, — фыркнула Ника.

— Нет худа без добра, — подвел я итог. — Теперь в наших планах есть определенность. Надо брать этих голубчиков и вести на склад. Порадуем дядю Витю. А потом вернемся сюда и доведем дело до конца. Не думаю, что в наше отсутствие Петенька вернется.

— Вернется он, как же, — недобро усмехнулся Игорь.

* * *

— Николай, какими судьбами?

— Аркадий Юрьевич.

Я невольно улыбнулся. Была в этом подвижном пожилом человеке непонятная мне изюминка, какое-то редкое сочетание активности и размеренности. Всё знает, везде сует нос, за всем следит. Другой на его месте давно бы стал объектом всеобщей ненависти, но Аркадий Юрьевич держался с такой уверенностью и достоинством, что мало кто мог устоять перед его обаянием. В неизменном пиджаке и разношенных, но без единого пятнышка, туфлях, он производил впечатление человека из иного мира — энергичного, добродушного, целеустремленного, хоть и любопытного сверх всякой меры.

Мы встретились неделю назад. Несмотря на то, что знакомство на козырьке Тамариного дома было скоротечным, я узнал его сразу. И он меня тоже. Сейчас Аркадий Юрьевич работал бухгалтером или, точнее, завхозом местного центра коммуны. Вскоре после организации регулярных рейдов нам понадобились перевалочные базы. Всего их было четыре, и, насколько я знал, в ближайшее время на периферии планировалось развернуть еще две: на проспекте Кирова и улице Победы. Но пока не складывалось. Дальние районы оставались проблемными, и чтобы закрепиться там, требовалось немало сил. К сожалению, свободных людей не было, и о том, чтобы взять под контроль весь город, приходилось только мечтать. Но то на периферии. А здесь, в центре Ленинского района, была тишь да гладь. Разумеется, по нынешним меркам.

— Николай, вы один? Пойдемте, я напою вас чаем с сахаром. Только что заварил.

— Шикуете, Аркадий Юрьевич?

— Помилуйте, Николай, разве это шик? Как говорили у нас в институте Лебедева: чай для сотрудников умственного труда не роскошь, а производственная необходимость.

Я деликатно кашлянул.

— Аркадий Юрьевич, бежать надо, мы буквально на минутку заскочили. У вас есть свободные люди? Нам надо пару человек на пару часов. И какой-нибудь транспорт.

— Что-то ценное нашли?

— Да тут целая история…

Я в двух словах рассказал про «Скалу» и короткую стычку.

— И где бандиты сейчас? — поинтересовался старичок.

— Сдали дяде Вите. Сан Саныч с Игорем как раз с ними, конвоируют на всякий случай.

Аркадий Юрьевич покачал головой.

— Плохо это все, Коля, плохо. Чует мое сердце… Пойдем, покажу.

Мы вышли на улицу. Перевалочный пункт открыли во дворе Тамариного дома, в здании бывшей школы. Оно подошло как нельзя лучше — нашлось место и для складов, и для людей. Окна первого этажа были забраны железными решетками, местность хорошо просматривалась со всех сторон. Но главное — школа была пуста: летние каникулы. Нам досталось просторное, чистое, насколько это возможно, помещение. На момент отключки единственным человеком внутри был сторож.

Аркадий Юрьевич повел меня в обход здания и показал на торцевую стену правого крыла. На грязной потрескавшейся побелке двойными линиями был нарисован красный крест. Рядом неровными буквами выведено: «Маршал».

— Трое суток назад, ночью, несколько человек хотели выломать решетку и влезть через окно, — озабоченно сказал старичок. — Их пугнули. А утром мы обнаружили вот это.

— Ну и что такого? Обыкновенные хулиганы. Удивительно только, где краску взяли.

— Я тоже так подумал. Ребяткам показал для смеха. Но позавчера у нас была группа с Ленинградской. Так они сказали, что в том районе видели такой же знак, и не раз. И надпись тоже.

— С Ленинградки? Хм…

Я прикинул расстояние и подивился. Тащиться оттуда, прямо скажем, не ближний край.

— Вот и мне, Коля, это не понравилось. Выходит, эта зараза и до нас добралась. — Он показал на крест.

— Аркадий Юрьевич, не драматизируйте…

— Нет-нет, Коля, — торопливо перебил меня старичок, — попомни мои слова, мы с этими еще хлебнем горя.

Я покорно склонил голову. По мне, это были тревоги на ровном месте, но переубедить Аркадия Юрьевича было ничуть не проще, чем упершегося рогом в землю Игоря.

— Ладно, Коля, пойдем, что тут стоять. — Кажется, он понял, что не сумел донести до меня истину. — Говоришь, вам люди нужны и тележки? Поглядим, кто у нас без дела сидит.

С бездельниками оказалось туго. Что неудивительно: с дядей Витей не забалуешь. За разгильдяйство он карал строго и без всякого снисхождения. Тем не менее, пару человек Аркадий Юрьевич обещал выделить, сняв с каких-то мелких слесарных работ.

В ожидании остальных я прошелся по коридорам школы. Большинство комнат по-прежнему пустовало. Часть была отведена под склады. Не так давно сюда перетаскали весь вещевой рынок, расположенный по соседству. Если подумать, та еще работенка — утопленников не меньше, чем в супермаркетах. Даже ткань провоняла, неделю сушили на солнце.

С тех пор прошел почти месяц. Одежду частично разобрали, но несколько классов было завалено уцелевшими джинсами и куртками до сих пор. Погода стояла теплая, и особым спросом одежка не пользовалась, тем более что какие-то тряпки сохранились дома у всех.

Из спортзала на втором этаже доносились мерные удары железом по железу, там располагался ремонтный цех. Однако заглянуть в него я не успел, на лестничной площадке послышались голоса и навстречу мне вышел дядя Витя. Все так же небритый, со всклоченными волосами, в заляпанном смазкой синем халате.

— Ты где шляешься? — вместо приветствия спросил он.

— Изучал надписи на стенах. — Я пожал протянутую руку.

— А, Юрьича встретил. Не бери в голову, старик на этих фашистах совсем двинулся. Короче, бандюков я оформил и запер в подвале. Ребята вам попались суровые: сбегут при первом случае, еще и охрану загрызут. Таким у нас не место, надо сразу в клетку. Бумажку я написал, в штабе отдадите. Пусть пришлют конвой посерьезнее — и прямиком в тюрьму.

Насчет магазина не тяните, прямо сегодня все и разберите. Где колеса стоят, знаешь, вот ключи, занесешь в сто вторую. Всё, мне пора, бывай.

— Наши-то где? — едва успел спросить я.

— Спустятся через минуту.

Дядя Витя махнул на прощание рукой и вышел на улицу. Занятой человек.

Я направился на третий этаж в кабинет администрации, за Никой. Похоже, бумажная возня в очередной раз затягивалась.

* * *

С утра зарядил дождь. Он продолжался около часа, после чего сменился мелкой моросью, то затихающей, то вновь покрывающей одежду водной пылью. Небо из свинцово-черного сделалось равномерно серым — ни малейшего просвета. Ждать у моря погоды не имело смысла.

Всего поехало восемь человек: Сан Саныч в кабине с водителем, остальные в кузове. «Урал» бодро катил по пустынным улицам. Трясло изрядно. Время не пошло дорогам на пользу, асфальт потрескался и провалился. Полноприводному армейскому грузовику такие мелочи нипочем, а вот его пассажирам доставалось.

«Урал» был свой, родной. Мы приехали на нем с Управленческого. За проведенные там две недели на колеса удалось поставить два грузовика. Один остался в части, на другом мы отправились в Самару вместе с полудюжиной солдат. Появление работающей машины произвело в городе эффект разорвавшейся бомбы: как я потом узнал, до нас их просто не было.

С тех пор ситуация понемногу менялась. Починили уже пять дизельных грузовиков, и в ближайшее время еще несколько должны были вернуться в строй. Однако пока они по-прежнему ценились на вес золота, и выдавали их лишь по особым случаям. Например, для транспортировки дизель-генератора.

Экипаж подобрался соответствующий, чтобы у мародеров даже мысли не возникло отбить машину. Из шестерых пассажиров двое служили в армии, один работал в полиции, а лупоглазый широкоплечий Толик Пушкин на спор мог скрутить арматурину в бараний рог. Ну, или неугодного человека вместо арматурины.

Неугодных людей к счастью не попалось. Зато, пока корячились с генератором, Толику нашлось применение.

Ворота открыли быстро. С большим генератором решили не возиться, сразу занялись маленьким. Работа закипела. Совместными усилиями генератор был разобран, по частям вытащен на улицу и погружен в кузов грузовика. Туда же покидали найденные лопаты и лом. В кузове сразу стало тесно — разместиться при желании можно, но враскоряку.

Я откинул капюшон и, прищурившись, посмотрел вверх. Просветов в небе не наметилось, но дождь временно стих.

— Вы сейчас к школе, заключенных забрать?

— Ага. — Водила нам достался неразговорчивый, зато просидевший за баранкой без малого четверть века.

— Оттуда сразу в город?

— А чего ждать? Погрузим, что сказали, и поедем.

— Десять минут подождете?

— Десять подождем, — снисходительно согласился водитель.

— Кудай-то намылился? — поинтересовался Сан Саныч.

— Домой, куда. Я же еще вчера хотел. Из головы вылетело…

Вчера и впрямь вышло глупо. «Скалу» разгребали до вечера. Уже смеркалось, когда мы отправились обратно, оставив позади лишь пустые полки. Выбрали все подчистую, даже ненужные, на первый взгляд, насадки для садовых шлангов, грабли, электродрели и бензопилы. Тележка и корзины на колесиках, которыми мы пользовались для транспортировки мелкого барахла, оказались забиты под завязку. Без неприятностей не обошлось. На полпути у одной из них сломалось колесико. Пришлось распихивать груз по рюкзакам, а потом, чертыхаясь, тащить облегченную тележку, выслушивая мерзкий скрежет железа по асфальту и утешая себя мыслью, что тут недалеко.

В результате, когда мы уходили из школы, основательно стемнело. Ночная Самара разительно отличалась от более-менее спокойного Управленческого. Даже ружья не гарантировали безопасность, тут нападали на отряды и покрупней нашего. Всю дорогу мы были на взводе, и потому лишь на подходе к лагерю я вспомнил: так и не заглянул в родную квартиру…

— Что ты там забыл? — Игорь, заслышав нашу беседу, выбрался из кузова.

— Одежду хотел кое-какую взять. И Библию. Отец Владимир просил, говорит — не хватает.

— У тебя есть Библия? — В голосе Игоря прозвучало такое изумление, будто он уличил меня в хранении тонны героина.

— Ну да, я пробовал читать.

— И как? — с искренним любопытством спросил Сан Саныч.

— Бросил, как. Тяжелый текст.

— Да уж не детектив. — Охранник запрыгнул в кабину. — Мы подождем, но не задерживайся.

— Хорошо.

Я козырнул Санычу и водиле и быстрым шагом пошел в обход телефонной станции. Грузовик всхрипнул, заворочался, выбрался на дорогу и, тяжело покачиваясь, унесся к школе.

— Любишь ты приключения. — Игорь нагнал меня и зашагал рядом.

— В смысле?

— Вот почему до школы не подъехать, а остаток пути пройти пешком?

— Ты в кузов заглядывал? Там не повернуться.

— Зато быстрее и безопасней.

— Ну, знаешь…

Книжный рационализм Игоря иногда вгонял меня в ступор.

— Вот я об этом и говорю: любишь приключения.

— А кто их не любит? Сам-то со мной пошел, а не с грузовиком, — попытался отшутиться я.

— Потому что поодиночке ходить — последнее дело, тебе ли не знать, — с совершенно серьезным видом пояснил Игорь.

— То есть, ты теперь не только ассасин, но и бодигард по совместительству?

Я легонько толкнул парня в плечо.

— Да ну тебя, все хохмишь. Взрослый же дядя, на десять лет меня старше, — насупился было Игорь, но тоже не сдержался и улыбнулся. — Ладно, прорвемся.

В просвете между домами мелькнула школа. Грузовик уже припарковался, и водитель с автоматом на груди ждал, пока перетащат вещи со склада. Я помахал рукой, но он, кажется, нас не заметил. Мы вышли на Чернореченскую. Я с тоской посмотрел на огромное здание крытого корта — последнее место работы. Перевел взгляд на приземистую поликлинику, куда мы сгрузили связанного Михалыча.

После возвращения в Самару я первым делом проверил крышу поликлиники. Михалыча не было. Вырвался он сам или ему помогли — кто знает? Сказать по правде, я бы не позавидовал тому сердобольному человеку, что разрезал путы крановщика. Плавали, знаем. В квартиру я шел с опаской. Михалыч знал мой адрес и мог… да мало ли что психу в голову придет? Хотя бы устроить пожар. Однако дверь была на месте, замки закрыты, и никаких следов взлома я не обнаружил. Если Михалыч и выжил, у него нашлись дела поважней.

Мы свернули во дворы, и я вдруг почувствовал противный зуд, будто тысяча крошечных кусачих жучков промаршировала по спине. Ощущение исчезло так же внезапно, как появилось, а следом заломило в висках. Несильно, но неприятно. Секунду спустя ноздри обжег странно знакомый запах.

Я остановился. Игорь, бодро шагавший рядом, тут же врос в землю и скинул с плеча ружье. Шепнул:

— Что случилось?

— Нет, ничего, все в порядке. Пошли.

Я осторожно втянул воздух — привычный прелый аромат ранней осени. В висках продолжало пульсировать, однако боль исчезла без следа.

Игорь хмыкнул и закинул «Диану» на плечо. Мы вышли на детскую площадку перед домом.

Он стоял у подъезда, шагах в сорока от нас. Именно стоял, а не лежал, скучая в ожидании. Рослый, грациозный дог мраморного окраса с безупречной шерстью и ушами торчком. Ни вывалившегося языка, ни текущих слюней, ни одного даже самого скупого движения. Он больше походил на статую, чем на живое существо. И он ждал меня. Снова защипало кожу, заслезились глаза. Мимолетный запах внезапно заполнил ноздри, горло, легкие. В этот раз я узнал его сразу — запах пыли тридцатилетней выдержки, запах, окружавший меня в момент пробуждения.

— Не шевелись, — тихо предупредил Игорь, поднимая ружье. — Сейчас я его сниму.

Перед глазами вспыхнули ослепительные разноцветные пятна, словно яркость и контрастность окружающего мира разом вывели на максимум. На секунду я ослеп, но пляска цвета тут же успокоилась, рябь ушла, размытость сложилась в четкие картинки. Мне почти удалось понять, что на них изображено…

Хлопнуло ружье. Дог сорвался с места — не к нам, куда-то вбок. Я мучительно закашлялся, пытаясь выдавить из легких несуществующую пыль. Игорь судорожно передернул затвор и послал вдогонку псу еще одну пулю. Тот не остановился. Нырнул за угол здания.

— Я же попал, попал! — На миг мне показалось, что Игорь бросится в погоню или от досады расколошматит ружье об асфальт. Разумеется, ни того ни другого не произошло. — Нет, ну ты видел! Опять сбежал! Это же тот самый, со стройки, помнишь?

— Помню…

Я снова закашлялся. Стало легче. Налетевший порыв ветра, унес аромат прошлого. Мир вернулся к нормальным цветам.

— Похлопать? — Игорь был так возбужден, что даже не заметил моего странного поведения. — Нет, ну это потрясающе! Второй раз та же самая собака… И опять смылся!

Он перезарядил ружье.

— Ничего, еще поквитаемся. Пошли быстрее за твоей Библией, а то грузовик уедет.

— Пошли…

Второй раз. Второй и не последний. Я не знал, зачем приходил этот похожий на призрака пес. Возможно, и в самом деле по мою душу. Но отчего-то я был твердо уверен, что он вернется. Куда бы я ни перебрался, где бы ни жил, он снова найдет меня. И снова посмотрит мне в глаза.

Глава 4

Начальство бывает разное. Умное и глупое, расчетливое и самонадеянное, злобное и благодушное. Неизменна лишь одна черта: начальство всегда знает, как лучше, но не всегда способно выразить это знание в словах. И неизбежно наступает момент, когда подчиненный уныло, в сотый раз повторяет одни и те же аргументы, а начальник, которому упрямство подчиненного уже поперек горла, с каменным выражением лица безапелляционно приказывает: «Прекратили дискуссию. Делай, как я сказал…» Что именно приключится с подчиненным в случае отказа, во многом зависит от сдержанности и рассудительности начальника. И, разумеется, от сиюминутного настроения.

Наше начальство было рассудительным. Его решения от настроения не зависели, и потому спорить никто не пытался. Распределят на труповозки — и всё. С другой стороны, на труповозках хотя бы безопасно, а здесь… Здесь может случиться всякое. И даже наш усиленный, до зубов вооруженный личный состав вовсе не гарантия безопасности.

Однако хорошее начальство способно не только приказать, но и убедить. «Вы делаете важное дело, парни. Если не вы, то кто? Если не сейчас, то когда?» Десять минут разговора — и ты уже ощущаешь себя супергероем, от действий которого зависит спасение всего города. И тогда ничего не остается, кроме как взять под козырек и, осознав свою исключительность, отправиться к черту на рога ради великой цели.

Впрочем, важность миссии — это одно, а вот предоставить подчиненным транспорт — совсем другое. И несмотря на все просьбы, аргументы и заверения вернуть все в целости и сохранности, в грузовике нам отказали наотрез. «Очень важно, чтобы вы съездили туда, ребята, поэтому на велосипеды — и вперед!» Вот такой вот циничный прагматизм.

После трехдневных дождей немного прояснилось. В свинцовом полотне неба появились прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Воздух после дождя был свеж, приятно пахло прелыми листьями. Идеальная погода для велопрогулки. Только вот назвать нашу поездку прогулкой язык не поворачивался.

Из лагеря мы выехали ранним утром. Путь предстоял неблизкий, а возвращаться в темноте не хотелось. Я толком еще не проснулся. Под утро мне опять приснилась эта дурацкая собака, и часов с четырех я мучился, на минуту-другую проваливаясь в сон и тут же просыпаясь. Треск будильника стал настоящим избавлением, однако через час организм напомнил о недосыпе. Поэтому я пристроился в конце велокоманды и, позевывая, катил за пелетоном, вполглаза поглядывая по сторонам.

Проспект Ленина — тот самый, над которым проплывала наша лодка, — был пуст. Немногие счастливчики, встретившие наводнение на верхних этажах, перебрались в лагерь коммуны в числе первых. Конечно, нашлись и те, кто остался в своей квартире, отчаянно цепляясь за осколки прошлого. Однако с каждым днем таких становилось все меньше.

В целом район считался безопасным. Грабить было некого, все уцелевшие хлебные места раздраконили, едва сошла вода. Да и наши патрули приглядывали за порядком. Поблизости стоял завод и военная часть — объекты, которые серьезно охранялись. Так что бандитам и поживиться особо нечем, и огрести можно по полной, а такие расклады они не любят. То ли дело удаленные районы, пострадавшие меньше других и первыми избавившиеся от тяжелого водного покрывала. Там и потенциальных жертв больше, и рука правосудия не дотягивается. Горькая, но правда.

Наш последний блокпост стоял на стыке улиц Гагарина и Победы. Металлург и Безымянка лежали вне зоны контроля коммуны. Металлург, собственно, и стал главным рассадником насилия. Он и до отключки слыл неблагополучным районом, а теперь вовсе превратился в царство беспредельщиков. Чем руководствовались люди, не желавшие переезжать оттуда в наш лагерь, оставалось загадкой. Уж точно не здравым смыслом. А еще там творилась какая-то антинаучная, по словам Аркадия Юрьевича, хрень, с которой было велено разобраться. Нам.

Пока двигались без приключений. Бутылки из окон в нас не кидали, тягать катер не предложили. Нынешнее путешествие началось куда спокойней того, первого.

Увы, сомнений в том, что в конце пути мы опять столкнемся со стаей волков, практически не было. И от того, что волки в этот раз будут двуногими, легче не становилось.

* * *

— Ну, и что это за хня? — деловито поинтересовался Толик Пушкин.

Он подобрал камень и без долгих раздумий метнул его через забор, прежде чем кто-либо сказал хоть слово. Камень перелетел через ограждение и скрылся с наших глаз. Не удовлетворившись результатом опыта, Толик подошел к дереву и одним движением отломил длинную ветку.

Игорь бросил в мою сторону дикий взгляд — сделай что-нибудь!

— Толя, — позвал я. Пушкин посмотрел на меня блеклыми, ничего не выражающими глазами. — Толь, не надо. Мало ли что.

— Думаешь, опасно? — Он с сомнением перевел взгляд на отчекрыженную ветку.

— Да хрен знает. Чего рисковать?

— Интересно же, как оно устроено, — обиженно ответил Толик.

Он и так не блистал интеллектом, а временами вел себя совсем как пятилетний ребенок. Аргументация была соответствующей.

Я, наверное в сотый раз, посмотрел на счетчик Гейгера. Счетчик молчал: показывал, что радиация в пределах нормы. Молчал и второй, у Сан Саныча, так что грешить на неисправность не приходилось.

— Давайте-ка посмотрим, что с той стороны, — предложил я.

Возражений не последовало — возможно, потому что никто не представлял, что делать.

Мы двинулись вдоль бетонного забора с тянущейся поверху колючей проволокой. Вскоре асфальтовая дорога ушла в сторону, и пришлось свернуть на суглинок. Он хоть и подсох после дождя, все равно оставался скользким, в чем немедленно убедился Пушкин. Колесо угодило в предательскую ямку, велосипед подпрыгнул, и Толик, матерясь, полетел в грязь. Вынужденно спешились. Прошлепав по коричневому месиву, мы снова вышли на разбитый асфальт, кое-как очистили обувь и обогнули комплекс.

Мучения оказались напрасными: открывшийся вид не внес никакой ясности. Счетчики Гейгера по-прежнему показывали нормальный радиационный фон. За унылым бетонным забором гордо высились пузатые, похожие на шахматные ладьи, градирни. Торчало здание администрации и верхушки каких-то железных конструкций. Разглядеть детали не удавалось. Вся территория Самарской ТЭЦ утонула в ровном янтарном сиянии. Стена света начиналась аккурат за забором — местами почти прозрачная, местами бликующая, густая, словно кисель.

Застывшее золотистое облако поставило в тупик не только меня, но и повидавшего всякое Сан Саныча и всезнающего интернет-сёрфингиста Игоря. Ни одной здравой догадки. Бесхитростный эксперимент Толика свечение гордо проигнорировало, камень пролетел сквозь желтую стену без малейших помех. Версию о силовых полях пришельцев, облюбовавших территорию ТЭЦ и припарковавших корабль рядом с градирнями, пришлось отбросить как несуразную.

Других версий не было. Ни читанная в детстве фантастика, ни многочисленные фильмы и игры помочь не смогли. Конечно, какие-то ассоциации сработали — и с порталом в иные миры, и со знаменитой Зоной, по которой любили бродить охочие до хабара сталкеры. Но то книжки. В жизни же ни один вменяемый человек, увидев подобное, не станет проверять, попадет он в иной мир, распылится на атомы или вернется с ценным артефактом за сто тыщ миллионов.

Конечно, если этот человек не Толик Пушкин.

Пока мы глазели на феномен, он осторожно направился к забору. Уж не знаю, что он собирался сделать — видимо, залезть и посмотреть, что с другой стороны. Однако в этот раз стена света отреагировала. Толик, не пройдя и половины пути, вдруг остановился.

— Она светится, — удивленно проговорил он. Сделал несколько шагов и приложил ко лбу ладонь козырьком, будто смотрел против солнца. — Точно светится. Ярче и ярче.

— Толя, ты баран!

Я бросился к Пушкину, собираясь оттащить искателя приключений подальше, и невольно зажмурился. Стена света, до того почти прозрачная, засияла с яркостью небольшого прожектора. Смотреть еще можно, но разобрать, что за ней — уже нет.

По счастью, Толик не стал сопротивляться и позволил эвакуировать себя к остальной группе. Нежданно вспыхнувший свет поубавил его тягу к экспериментам.

Я кратко пересказал ощущения, и у Игоря моментально загорелись глаза.

— Чушь, — безапелляционно заявил он. — Мы все это время смотрели на стену, и с ней ничего не происходило. А вы прошли шагов пятнадцать, не больше, — и все поменялось. Абсурд! Не могла яркость скакнуть, как ты описываешь.

— Сам иди и посмотри, — огрызнулся я.

— И пойду, — немедленно согласился Игорь. — Дай фотоаппарат.

— Зачем?

Я запоздало подумал, что его резкое заявление — чистейшей воды провокация. В Игоре тоже проснулся исследователь, который пострашнее личины ассасина, потому что напрочь отключает всю его рассудительность и инстинкт самосохранения в придачу.

— Надо, Коля, надо. — Игорь посмотрел на мое мрачное лицо и со вздохом добавил: — Проведем небольшой эксперимент подручными средствами. Нас зачем посылали? Проверить, что за хрень тут творится. Хрень мы обнаружили, теперь надо собрать о ней как можно больше данных. Приборов у нас — кот накакал, поэтому надо использовать их по максимуму.

Как ни крути, а убедительности Игорю не занимать. Во всяком случае, внешне.

Я еще поупирался для виду, но в итоге фотоаппарат все-таки отдал. Это был настоящий раритет: «Зенит» девяностого года выпуска, пленочный и оттого работающий даже в нынешних условиях. Правда, самой уцелевшей пленки, как верно заметил Игорь, было «кот накакал», но для нас выделили катушку. По слухам, кроме пленочных аппаратов в коммуне были и работающие цифровики — наши мастера якобы научились заряжать аккумуляторы от динамомашин. С другой стороны, чего удивительного: ноутбук же запускали, сам видел. Как бы то ни было, несмотря на всю важность и судьбоносность нашей миссии, вместо цифровика нам достался «Зенит», а вместо грузовика — велосипеды.

Пока я размышлял о двуличной сущности начальства, Игорь действовал. Точнее, фотографировал стену света: снимок, пять шагов вперед, снимок, еще пять шагов… Вскоре он перестал смотреть в видоискатель — свет из яркого стал слепящим. Однако Игоря это не остановило, и наш начинающий фотолюбитель дошел до самого забора. Вот и думай, кто больший балбес: выгнанный за неуспеваемость восьмиклассник Пушкин или отличник-интеллектуал из Медицинского университета, возжелавший разгадать тайну свечения.

Остановившись у бетонной стены, Игорь ненадолго задумался, потом повесил аппарат на шею и полез в рюкзак. Достал оттуда моток веревки и небольшой гаечный ключ. Привязав ключ, он отступил на пару шагов и с размаху метнул его через забор. Прямо в желтую стену. Ключ пролетел сквозь нее с той же легкостью, что и камень. Игорь выждал немного, а потом шустро выбрал веревку. Стена света и не думала мешать: через минуту ключ снова оказался в руках юного исследователя. Исследователь повертел его в руках, зачем-то понюхал и приложил к другому ключу.

— Ни фига не понятно, — вынес вердикт Игорь. Закинул рюкзак за спину и вернулся к нам. — Нагрева нет, ничем не пахнет, не магнитится. В общем, отрицательный результат по всем пунктам. Интересно, что будет на снимках.

— Засветка там будет, — буркнул Сан Саныч.

— Если это объективная реальность, то конечно, — согласился Игорь. — А может, всё это иллюзия или еще что-то такое.

— Ага, призрачная стена, — поддакнул я. — Мы ее видим, а на фото ничего.

— Может, и призрачная! — посмотрел на меня с вызовом Игорь. — Пока не проверим, нельзя отметать ни одну гипотезу. Во всяком случае, никакого разумного объяснения этой штуке нет.

— Ладно, орлы, закругляйтесь, — прервал дискуссию Сан Саныч. — А то до вечера тут проторчим.

— А чего торчать, надо возвращаться. Все же ясно. — Видимо, Пушкину загадочное свечение успело надоесть.

— Ясно не ясно, а надо завод проверить. — Сан Саныч подобрал с земли велосипед. — Кажется, эта ваша хрень не только ТЭЦ, но и «Металлург» накрыла. Надо выяснить точно. За тем нас и посылали.

* * *

Самарский металлургический завод, в просторечье «Металлург», был построен еще в пятидесятые годы прошлого века. Кировский район, в простонародье также прозванный Металлургом, строился именно вокруг завода. Завод жил и здравствовал в советский период и, как многие предприятия, начал загибаться в девяностых. Речь даже шла о закрытии. В начале двухтысячных из крутого экономического пике удалось выбраться. К прежним объемам производства завод не вернулся, но все-таки мало-помалу пыхтел. Производил он разнообразную алюминиевую продукцию, занимал огромную территорию, и людей там работало немало.

Все это нам поведали на инструктаже перед отъездом. Сказать по чести, рассказали больше, но запомнил я только это. В конце концов, рядом сидел Игорь, который впитывал лекции как губка. Меня же больше волновала практическая сторона вопроса: полные цеха мертвецов. Да, этот район пострадал от наводнения меньше прибрежных, но вода все же побывала и здесь. Значит, завод был затоплен полностью…

Подозрения Сан Саныча подтвердились: стена бледного света окружила не только ТЭЦ. Завод тоже оказался заключен в прозрачную лимонную скорлупу. Светящаяся полоса шла аккурат по периметру, временами ныряя в заводские стены и проступая уже над крышей. Похоже, ни кирпич, ни бетон не являлись для нее преградой. Неподалеку от входа она поворачивала — резко, почти под прямым углом. Накрой покрывало света проходную, мы бы туда и не сунулись. А так пришлось заходить, проверять. Правда, меня тоже разобрало любопытство: как этот диковинный свет уживается с каменной постройкой?

Мы оставили велосипеды снаружи под присмотром Эдуарда Вербовски — пятого и последнего члена нашей выездной бригады. Ника тоже порывалась ехать с нами, но я настоял, чтобы она осталась в лагере. Поездка не сулила ничего хорошего, и мне не хотелось лишний раз рисковать. После долгих препирательств Ника сдалась, а ее место занял Вербовски — рослый, крепкий мужчина с рубленым римским профилем, короткой стрижкой и квадратной челюстью. До отключки Вербовски работал в госнаркоконтроле, а еще раньше — судебным приставом. К своим тридцати пяти он имел седину, одно ножевое и одно пулевое ранение, навыки рукопашного боя, железное самообладание и умение стрелять по людям без колебаний — по нынешним временам навык весьма ценный. В остальном — совершенно обычный человек среднего ума и остроумия, любитель пошлых анекдотов и женщин, неразговорчивый, терпеливый и неукоснительно выполняющий приказы начальства. У нас роль начальника исполнял Сан Саныч. Он быстро просек, что вся эта возня со свечением Вербовски не нравится, и оставил его снаружи контролировать обстановку. Остальные прошли внутрь.

Двери поддались на удивление легко. В нос ударил до боли знакомый запах гниющих тел. Я рефлекторно задержал дыхание и поспешно натянул маску. Отдышался. Заводская проходная выглядела на удивление цивильно: светлые стены, аккуратная будка охранника, две шеренги стульев, никелированная перегородка и белая рамка металлодетектора. Прямо за ним скорчился в позе эмбриона чоповец. Разглядеть детали я бы не смог и при желании. Стена света висела тут же, прямо за детектором. На таком расстоянии она слепила не слабее полуденного солнца. Ее верхняя часть спокойно уходила в потолок, нижняя упиралась в пол. А ведь эта штуковина может уходить вглубь и на десять метров, и на километр… Правый край стены разрубал боковой коридор, левый упирался в стену.

Я прикрыл глаза и отвернулся. Дальше не пройти.

— Вот сволочи! — внезапно выругался Игорь.

Я обернулся и увидел, что он присел на колено и изучает пол. Подошел ближе.

— Что случилось?

— Следы!

Игорь зло ткнул в пол. Приглядевшись, я тоже заметил проложенную в многолетней пыли тропинку. Если бы не сияние, мы бы заметили ее сразу, но слепящий свет резал глаза, и разобрать детали было непросто. Однако Игорь сумел.

— Ну, следы, и что? — Я так и не понял, почему наш следопыт так возмутился.

— А то! — раздраженно сказал Игорь и быстрым шагом подошел к охраннику. Ногой перевернул его на спину. — Ничего нет! Ни рации, ни дубинки. Кобура пустая. Обобрали его, вот что!

Игорь возмущенно взмахнул руками. Сейчас от него до стены света оставалось не больше метра. «Придурок, — подумал я, — пистолета не нашел. Совсем на этих стрелялках помешался. Надо его оттащить, а то чего доброго вляпается в эту хрень».

По-видимому, Сан Саныча посетили схожие мысли, потому что вперед мы шагнули одновременно. Стена вспыхнула, в один миг запылав еще ярче, и меня вдруг прошиб озноб. Закружилась голова. Я почувствовал уже знакомый зуд и ничуть не удивился, когда легкие наполнил затхлый запах пыли. Я даже обернулся, ожидая увидеть за спиной странного дога окраса Арлекин. Но пса не было. Только Толик Пушкин глазел на Сан Саныча, тащившего Игоря к двери.

Я отступил следом.

На улице мне понадобилась минута, чтобы прийти в себя. Я прокашлялся, глотнул воды и обнаружил, что голова вновь стала ясной, зуд исчез, а вместе с ним прошло и внезапное недомогание. За спиной Сан Саныч распекал Игоря за безалаберность и безответственность. Пушкин гыгыкал, Вербовски довольно скалился, ну а Игорю только и оставалось, что пристыженно молчать. Случившегося со мной приступа никто из них не заметил.

* * *

Через пару минут нравоучения закончились. Будь мы на фронте или в армии, одними нравоучениями дело бы не ограничилось — могли и в морду дать. В воспитательных целях. Но дело было на гражданке, действия Игоря вроде бы никому, кроме него, не угрожали, а Сан Саныч относился к парню с симпатией. К тому же не представляю, как Игорь отреагировал бы на зуботычину. Сан Саныч, подозреваю, тоже. Так что обошлись нравоучениями. И, судя по пунцовому лицу, их оказалось достаточно. Как говорится, осознал и раскаялся.

Перед отъездом Игорь сделал еще несколько снимков. Засим исследование объекта сочли законченным, соваться внутрь дураков не нашлось.

Заводской комплекс и ТЭЦ стояли на самой окраине города. Несмотря на опасения, сюда мы добрались без приключений. Тем не менее расслабляться не стоило. В этом районе на наши рейд-отряды неоднократно нападали средь бела дня. Две группы не вернулись, еще одна угодила в настоящую засаду — потеряли троих. Жители, перебравшиеся с Металлурга в наш лагерь, тоже рассказывали всякое. По всему выходило, что в окрестностях орудуют не гопники, а настоящие банды, вооруженные и опасные. Обобранный труп охранника являлся лишним свидетельством — огнестрел есть не только у нас. Рабочий или нет — проверять не хотелось.

Пока все было тихо. Мы выкатили на центральную улицу и двинулись вперед, стараясь держаться поближе к домам. Темп держали невысокий, предпочитая в ущерб скорости смотреть по сторонам.

В целом картина не отличалась от той, что я видел в других районах: заполненные битыми ржавыми машинами дороги, переполненный мертвецами троллейбус, вылетевшая с трассы и разбившаяся о дерево «газель». Вокруг ни души, улицы пустовали. Выжившие предпочитали сидеть по домам, и дело заключалось не только в безопасности. Прогулки по кладбищу — не самое приятное занятие, особенно, если трупы забыли закопать.

Наводнение сыграло на руку лишь в одном: вода выкосила не только людей. Гигантская волна утопила, унесла или прогнала и животных. За все время я не увидел в Самаре ни одной крысы, ни одной собаки, кроме загадочного дога. Ну и той одичавшей стаи, спасшейся в недостроенном доме. Кошку я встретил только однажды: она сразу шмыгнула в ближайший подвал. Впрочем, не удивительно: за десятилетия животные совершенно забыли людей.

А вот почему за все то время, пока мы валялись в отключке нас не обглодали до костей — это вопрос. Как и проблемы с заморозками, бактериями, пролежнями… Вопросы, вопросы, вопросы… И ответов на них пока нет. Лишь гипотезы, домыслы…

Мы миновали еще один «Металлург» — на этот раз стадион. Главная футбольная арена Самары, где играли наши «Крылышки», понемногу перестраивалась, готовилась к чемпионату мира две тысячи восемнадцатого. Отключка разрушила и эти планы.

По правую руку промелькнуло несколько магазинов с разбитыми окнами и распахнутыми дверями. Здесь явно похозяйничали мародеры.

Мы выехали на перекресток, и я притормозил. Пушкин по инерции проскочил вперед, но остальные встали почти мгновенно.

— Что случилось? — напрягся Игорь.

— Глянь-ка, — кивнул я в сторону.

Вниз по боковой улице, метрах в тридцати от нас, стояла небольшая аптека.

— Ну, аптека, и что? — недоуменно спросил Игорь. — Наверняка же всё сгнило. А что не сгнило — растащили.

— Может, растащили, а может, и нет. Ты видел, сколько хлама вокруг разграбленных магазинов? А тут смотри: окна целые, вокруг чисто. Надо бы проверить.

— Надо, — согласился Сан Саныч.

Мы свернули с проспекта и подкатили к аптеке. На вид совершенно обычная, только чересчур чистая. На крыльце прямо перед дверью валялась небольшая коробка. Я прислонил велосипед к перилам и взбежал по высоким ступенькам. Подобрал коробку и фыркнул.

— «Дюрекс антисептический. Тонкий слой бактерицидной смазки послужит дополнительной защитой и убережет от заражения нежелательными болезнями во время полового контакта. Стопроцентная защита только с „Дюрекс“»… Хм, интересно, они — чтобы не заразиться или чтобы не заразить?

Вербовски заржал над топорной шуткой, ухмыльнулся Сан Саныч.

— Зашибись. — Игорь аккуратно пристроил велосипед рядом с моим. — Осталось изобрести презервативы-антиперспиранты. Разумеется, с банановым вкусом. Кстати, коробка явно из аптеки. А это значит, что ее все же разграбили.

Его дедуктивные построения выглядели убедительно.

— Да ладно, — махнул рукой Игорь. — Лучше чем ничего. Коробка же запечатана? Ну и отлично. Бери с собой, будет Веронике подарочек.

— Засранец, — засмеялся я. — Всандалить бы тебе пинка под зад.

— Да ладно, — в тон продолжил глумиться Игорь, — она же говорила, мол, без подарка не возвращаться. Чем не подарок? Особенно в нынешних средневековых условиях.

— Так, сейчас кто-то доострится.

— Всё-всё, молчу, — скорчил серьезную мину Игорь, но не удержался и снова хихикнул. Подмигнул. — Ты все ж подумай. Вдруг и впрямь с банановым вкусом?

Идея отвесить хороший пинок этому клоуну казалась заманчивой, но не гоняться же за ним по улице…

Вероятно, Игорь прав, но раз уж свернули, лучше потратить лишнюю минуту и убедиться во всем наверняка. Да мало ли, вдруг утащили не всё?

Наудачу я дернул ручку. Дверь мои усилия проигнорировала. Я дернул сильнее. Никакого эффекта: дверь сидела как влитая. Еще пара попыток — и пришлось признать поражение.

— Заело? — поинтересовался Сан Саныч.

— Такое ощущение, что заперто. — Я прислонился к стеклу, пытаясь разглядеть помещение. Виден был только правый угол: прилавок и пустые стеклянные стеллажи. — Кажется, разграблена.

— А я что говорил? — довольно усмехнулся Игорь.

— Зачем тогда двери на замок закрывать? И вообще, откуда у них ключ?

— От продавца, откуда. — Топтание на месте Игорю начало надоедать. — Коль, пошли уже.

За стеклом мелькнула тень. Я невольно отшатнулся. С другой стороны к закрытой двери подскочил белобрысый мальчишка лет шести и забарабанил по стеклу кулачками.

— Откройте, откройте, откройте!

Это было настолько неожиданно, что в первые секунды я даже растерялся, в отличие от Сан Саныча и Вербовски. Но, хоть они и услышали стук одновременно, Вербовски действовал быстрее. Сан Саныч еще только скидывал с плеча двустволку и делал шаг к крыльцу, а Вербовски уже стоял рядом со мной. Лицо каменное, в руке пистолет. Заметив его, мальчишка перестал колотить в дверь, замер, как кролик, увидевший удава, и вдруг громко, в голос, заревел. Брови у Эдика поползли вверх.

— Ребенок? — изумленно сказал он.

— Тише-тише, не плачь, — попытался я успокоить мальчишку, но двойное стекло надежно отсекало нас друг от друга. Ребенок рыдал взахлеб. — Эдик, замок прострелить можешь?

— Зачем стрелять? — Вербовски оттеснил меня с крыльца, бегло осмотрел дверь и констатировал: — Ничего стрелять не надо. Замок дерьмо, на пять минут работы. Дайте инструменты.

— Как там твоя говорила? Из охранников получаются неплохие взломщики? — вполголоса спросил Игорь, когда я спустился с крыльца.

— В последнее время мне кажется, что взломщики получаются из всех подряд: из сыщиков, охранников, вот теперь из наркоборцов…

Вербовски не подкачал. Не прошло и пяти минут, как раздался негромкий щелчок.

Эдик осторожно приоткрыл дверь и, заглянув внутрь, приглашающе махнул рукой: все в порядке. Я вошел следом. Мальчуган стоял посреди комнаты и, всхлипывая, тер глаза.

Аптека была разграблена. Полки пустые, на полу — пожелтевшие облатки таблеток, пластиковые пузырьки.

Я подошел к мальчишке и присел рядом.

— Эй, все в порядке. Не бойся. Как тебя зовут?

Мальчишка недоверчиво посмотрел на меня.

— Ва-аня.

Всхлипывать он не перестал, но в три ручья уже не ревел. И то хлеб — не представляю, как успокаивать плачущих детей.

— А меня Коля. Этот дядька с пистолетом — Эдик. Он настоящий полицейский и охраняет нас от бандитов. Ты не бойся. Пока мы рядом, ничего не случится. Тебе сколько лет?

— Пя-ять.

— Целых пять? — Я чувствовал себя полным идиотом, повторяя нелепые книжные фразы.

Мальчик кивнул.

— А где твои родители? Как ты здесь оказался?

— Меня привели-и… — На глазах ребенка вновь выступили слезы.

— Кто привел?

— Китаец…

Мальчик испуганно посмотрел на Вербовски, словно тот был китайцем.

— Китаец? — Я с удивлением посмотрел на мальчугана. — Как ДжекиЧан?

Он кивнул. Уточнил:

— Только темный.

Я недоуменно посмотрел на подошедшего Сан Саныча. Тот пожал плечами: мол, Джеки Чан вроде тоже брюнет.

— И куда темный китаец ушел?

— Ушел, — невпопад подтвердил Ваня. — Он сказал, чтобы я ничего с пола не ел, и закрыл. Я весь день стучал… Кричал! Потом он принес еду и опять закрыл. Я хотел сделать подкоп, но не сумел. Потом он пришел, дал макароны, машинку и опять закрыл. — Мальчик показал в угол комнаты, где лежал красный игрушечный «Биг Фут».

— Давно ты тут? — рассеянно спросил Игорь. Пока я успокаивал ребенка, парень успел наспех осмотреть аптеку и уже рылся под стойкой.

Мальчик загнул два пальца и твердо сказал:

— Три.

— Три дня?

— Три дня? — Игорь высунулся из-за прилавка. — А когда в последний раз этот приходил? Ну, который темный Джеки Чан.

Круглые глаза Вани снова заблестели, но вместо того, чтобы заплакать, он растянул губы в улыбке. Игорь улыбнулся в ответ.

— Утром. Дал коржик и воды. — Ваня поднял с пола бутылку. — Коржик был твердый, как камень. Его мочить пришлось.

— Молоток! Сообразил.

Я не удержался и потрепал мальчишку по голове. Светлые волосы были мягкие, как пух.

— Он больше ничего не сказал? — Игорь снова нырнул под прилавок.

— Нет. Только взял коробку. Вот эту. — Ваня ткнул в упаковку презервативов, которую я, как дурак, все это время держал в руке.

— Коробку? — Игорь резко выпрямился. — Коробку…

Вербовски перевел взгляд с Игоря на презервативы. Было видно, что за гранитной маской спокойствия кипит непонятная мне работа мысли.

— Чего тут у вас? — Пушкин возник в дверях — автомат наперевес, уши как локаторы, морда любопытная и глупая-глупая.

— Хватай мальчишку…

— Валим отсюда!

Возгласы Эдика и Игоря прозвучали одновременно, а в следующий миг загрохотали выстрелы.

* * *

Треснула короткая очередь, слегка приглушенная стеной и расстоянием. Брызнула осколками стеклянная витрина. Пушкин вздрогнул. Любопытство на его лице сменилось крайним удивлением. Он перевел взгляд на стремительно расползающееся по животу алое пятно. Сделал неверный шаг и все так же, не издав ни звука, повалился ничком на пол. Лязгнул автомат. Майка на спине покраснела мгновенно. По полу стремительно побежал алый ручеек. Пули прошли навылет, и кровь теперь хлестала фонтаном.

Окно, буквально взорвавшись, разлетелось на сотни осколков. На противоположной стене с шуршанием лопнула известка. Я почувствовал резкие уколы в ладонь и скулу. Сан Саныч с ревом рухнул на пол. Я нырнул следом, подминая под себя мальчишку. Сзади с хрустящим звоном сложилась пробитая пулей витрина.

— Это стреляют так? — с детской непосредственно спросил Ваня.

— Не вставай! — шикнул я. — Ни в коем случае. Что бы ни случилось, не вставай!

— Не буду, — шепотом пообещал Ваня. Испуг наполнял его взгляд поровну с любопытством. — А дядю застрелили, да?

Я резко обернулся. Пушкин лежал в луже собственной крови. Не было нужды проверять пульс, все было ясно и так. Стволы у тех, кто на нас напал, очень даже рабочие.

Сан Саныч скорчился под разбитым окном и, чертыхаясь, снимал с предохранителя двустволку. Рубаха на его левом плече начала краснеть, по шее змеился алый ручеек.

— Нормально, — процедил охранник в ответ на мой незаданный вопрос. — Дробь. Царапнуло.

Вербовски с «гюрзой» в руке присел слева от распахнутой двери.

— Я в порядке, — негромко произнес из-за прилавка Игорь. — Дверь закройте.

— Выходите! — раздался окрик с улицы. — Мы вас не тронем. Оружие, одежда, велосипеды — всё наше! Вы идите. Мальчишку можете взять с собой.

Незнакомец говорил с едва заметным акцентом. Голос показался мне смутно знакомым. Вербовски, не показываясь в дверном проеме, схватил Пушкина за руку и потянул. Тот весил немало. Эдику пришлось напрячься, и понемногу, оставляя на полу широкую красную полосу, удалось полностью втащить тело внутрь. Хлопнула дверь. Эдик с трудом перевернул Пушкина на спину. Круглые, широко распахнутые глаза бессмысленно таращились в потолок.

— Коля, держи. — Вербовски толкнул в мою сторону пистолет. — Предохранитель снят. Наводишь, стреляешь.

Сам он не без труда стянул с убитого автомат.

— Зачем дверь закрыли? — снова раздался голос снаружи. — Дурака не валяйте. Оружие в окно выкиньте. Всех отпущу, обещаю.

— Дай подумать! — крикнул я в ответ.

— Думай быстро, — бодро отозвался незнакомец. — Минута есть.

Я огляделся. Аптека размешалась в небольшом помещении — входная дверь, широкое разбитое окно, прилавок, стеллажи… и еще одна дверь в углу.

— Вань? — тихо позвал я, — ты ту дверь открывал?

— Открывал, — честно ответил он. — Там ведро и швабра. И халаты драные висят.

Подсобка. Я мысленно выругался. Значит, выход один: через дверь на крыльцо, которое как на ладони. В том, что наш противник хороший стрелок и при попытке побега не промахнется, мы уже убедились.

Ловушка, обыкновенная ловушка. Циничная и такая простая. Запереть плачущего ребенка как приманку, подбросить коробку на крыльцо, чтобы привлечь внимание… Вероятно, одиночку они повязали бы без стрельбы. Но наша группа оказалось слишком большой и хорошо вооруженной, чтобы ввязываться в открытый бой. Они подождали, пока мы зайдем внутрь, и ударили в спину. Холодный, расчетливый ход. Мы заперты в клетке, из которой только один выход. Мы не знаем, где наши противники, сколько их и как они вооружены.

Ясно одно — у них редкий в нашем мире козырь: рабочие стволы.

За прилавком раздалось шуршание. Игорь, как ящерица, заскользил под прикрытием стеллажей.

— Что будем делать? — сипло спросил я.

— Ничего, — хладнокровно ответил Вербовски. — Подождем.

Словно в ответ на его слова с улицы вновь донесся голос:

— Прошло время. Зачем тянете? Бросайте оружие в окно и выходите.

Никто не ответил. Снова зашуршал Игорь. Я наконец увидел его сквозь уцелевший прозрачный стеллаж. Он посмотрел на выбоину в стене, потом куда-то вверх сквозь разбитое окно. Отполз назад и, не вставая, прильнул к оптическому прицелу.

Я тоже времени не терял. Пока бандит распинался, встал на четвереньки и оттащил мальчишку в угол. Это место снаружи не простреливалось, хоть откуда лупи.

— Сиди здесь, — строго наказал я и, выпрямившись, подкрался к разбитому окну.

Улица слева была пуста. Блестели на солнце велосипедные рамы. Выглянуть я не решился, но и отсюда крыльцо просматриваюсь неплохо. Эдик, особо не высовываясь, сквозь дверное стекло следил за подходом справа. Пат. Нам не выйти, но и им не подойти. Нашу позицию и спецназу было бы непросто брать. Нужны либо орудия, чтобы разнести аптеку в клочья, либо гранаты, дымовые шашки, бронежилеты и снайперы прикрытия для штурмового отряда. Без них атаковать в лоб — самоубийство. А мы можем дождаться ночи и тогда, в темноте…

— Долго думаете, — снова крикнул незнакомец. — Я сделаю, чтобы вы думали быстрее.

Мы с Эдиком переглянулись. Я снова посмотрел на улицу — слева пусто. Вербовски тоже чуть высунулся из укрытия… И выругался.

Звякнула бьющаяся о стену бутылка. Раздалось тихое «ф-ф-фух», и в разбитое окно потянуло черным вонючим дымом. Бутылка с зажигательной смесью ударила в стену чуть ниже окна. Влети она внутрь… Не представляю, что бы мы делали.

— Еще! — крикнул незнакомец.

Вербовски отступил от двери на шаг и вскинул автомат.

— Закройте лицо! — скомандовал он и через секунду выстрелил.

Вдребезги разлетелось дверное стекло. С улицы донесся вопль. Эдик тут же прижался к стене, и ответная короткая очередь, впустую прошив дверь, ушла в стену. Запоздало грохнул ружейный выстрел, окончательно разбивший окно и осыпавший Сан Саныча градом мелких осколков.

— Посреди улицы стоял, — зачем-то пояснил Эдик. — Прямо с бутылками. Посреди улицы. Идиот.

— Вижу стрелка, — негромко сказал Игорь. — В доме напротив, третий этаж. Что-то охотничье, без оптики. Меня не видит. Сейчас я его сниму.

В разбитом окне полупрозрачной занавесью висела черная дымка. Ветра не было, и внутрь эту вонючую гарь не задувало. Как ни парадоксально, брошенная «зажигалка» сыграла нам на руку, предоставив зыбкий щит взамен выбитого окна. Изнутри улицу видно, а нас снаружи — не очень.

Хлопнула «Диана», и воцарилась тишина.

Игорь на добрую минуту превратился в застывшую статую, потом отстранился от оптического прицела и передернул затвор.

— В яблочко, — ровно сказал он. — Минус один. Я все ждал, может, еще кто-то появится. Но, кажется, он заседал там в одно рыло. Автоматчика отсюда не видно. Судя по траектории пуль, он должен быть правее и ниже нас.

— Не вижу, — глухо отозвался Эдик.

— А и не надо, — недобро проговорил Игорь. — Спорим, он уже свалил?

Вербовски вопросительно посмотрел на парня, который выбирался из-за стеллажа.

— Коль, ты узнал? — Игорь осторожно вдоль стенки подошел ко мне.

— Что?

— Не что, а кого. — Он дослал небольшую пульку в ружье. — Я сначала не сообразил, где слышал этот голос. А потом вспомнил про темного китайца и все понял. Это же тот самый засранец с Управленческого, который шайкой верховодит. Нам еще кэп досье на него показывал. Как его там, кореец? Когда мы в воинской части дрались, он сразу сделал ноги. Я уверен, что и сейчас сбежит. Это натура такая подлая — бить в спину и смываться, едва жареным запахнет.

— Уверен, что это он? — хрипло спросил я, а сам подумал, что голос и вправду похож.

— Не на сто процентов, все-таки месяц прошел, но акцент редкий. Плюс смуглая кожа, как пацан говорил. Азиат. И главное: у него был автомат. Наверное, тот самый, что захватил в части. Все сходится.

— Мы не знаем, сколько их, — морщась от боли, сказал Сан Саныч.

— Не думаю, что много. Человек пять-шесть. Но это неважно, главное, у них только два ствола. И одного они только что лишились.

— С чего ты взял, что два? — резко спросил Сан Саныч.

— А вы думаете, они главный калибр в резерве держали? Что было, из того и лупили. Автомат да ружье. Два ствола.

— Ждем, — прервал препирательство Вербовски. — Пока ждем.

* * *

Мы просидели в аптеке около часа. На улице воцарилась вязкая, напряженная тишина. Выгорела и перестала чадить выплеснувшаяся на стену горючая смесь. Ни новых угроз, ни команд, ни даже банальной ругани. И не ясно: бежали бандиты или же коварно ждут, когда мы высунем нос из убежища. Игорь был уверен в первом, Вербовски требовал не пороть горячку и отсидеться.

Я перевязал Сан Саныча — курсы первой медицинской помощи прошли все члены рейд-отрядов. Крови натекло порядочно, но рана опасной не выглядела: одна дробина скользнула по шее, не задев артерию, три или четыре впились в плечо чуть правее лопатки. Неудобное для перевязки место.

Кое-как замотав рану, я помог охраннику одеться. Игорь перебрался к двери и внимательно изучал двор и дома напротив. По его словам, все было чисто. Ваня осмелел и порывался завязать разговор, задавая бесхитростные детские вопросы: «Дядя умер?» или «У него теперь вся кровь вытечет?..»

Перестрелка и засыпанный битым стеклом пол все же вызвали в нем больше любопытства, чем откровенного страха…

В конце концов Эдик устал одергивать Игоря, и тот решился на вылазку. Приоткрыл дверь, скатился по крыльцу и пластом переполз за росший на газоне клен. Никто ему не препятствовал. По одному выбрались остальные. На стене чуть пониже подоконника чернело огромное жженое пятно. На дороге, метрах в двадцати от крыльца, скрючился подстреленный Эдиком поджигатель, рядом валялась вторая бутылка.

Под прикрытием Сан Саныча и Вербовски Игорь осмотрел тело, но из оружия нашел только нож и сумку с еще одной бутылкой. После непродолжительного спора приняли решение проверить место стрелка. Лично мне затея казалась неоправданно опасной, но Игорь настаивал, Вербовски не возражал, а Сан Саныч занял непривычно нейтральную позицию. В итоге Игорь с Эдиком отправились в дом напротив, а мы временно вернулись в надежное укрытие — аптеку.

Не прошло и пяти минут, как довольная рожа Игоря показалась в окне. Он потрясал ружьем, видимо трофейным, и всем своим видом демонстрировал несостоятельность моих опасений. Вскоре они вернулись. Вербовски передал мне трофей, отобрал и сунул в кобуру пистолет.

— Теперь уж точно ясно, их было три, максимум четыре, человека, — возбужденно сказал Игорь. — Прикинь, они даже за ружьем побоялись подняться. Просто свалили. Трусливые, расточительные подонки.

— Удивительно, как этот кореец понял, что ты стрелка снял. Он ведь даже не вскрикнул.

Игорь пожал плечами. Он ощущал себя абсолютным победителем и не хотел ломать голову над сомнительными загадками.

Что делать с Толиком Пушкиным мы так и не придумали. Будь мы ближе к лагерю, собрали бы носилки, а так… С раненым Сан Санычем и пятилетним мальчишкой тащить тяжелое тело до ближайшего форпоста слишком опасно. В конце концов мы приняли неприятное решение: оставили его в аптеке. Сан Саныч хмуро пообещал выбить для возвращения тела грузовик, но мне показалось, он сделал это больше для очистки нашей совести. Шансы, что грузовик и впрямь дадут, стремились к нулю.

Добиться от Вани, где он живет, не удалось. Он показывал то туда, то сюда, номер дома не знал — только подъезд, этаж и квартиру. Его семья состояла из мамы и некой тети Светы. А дядя увел его на улице, когда мамы не было рядом.

— Забей, — посоветовал Игорь после пяти минут расспросов. — Ничего мы не поймем. Надо везти его в лагерь. Если у матери есть хоть капля мозгов — сама к нам придет. А если не придет… Пацан хотя бы цел останется.

В итоге я пересел на Толин велосипед с внушительным багажником. Усадил позади себя Ваню и взял с него обещание не совать пятки в колеса.

— А мама? — серьезно спросил Ваня.

— Мы ее найдем, — сказал я, не глядя пацану в глаза. — Или она нас. Не бойся.

Ваня и не боялся. Он просто не до конца понимал, что происходит…

Ехать по главной дороге мы не решились. Попетляли дворами и вырулили на проспект Кирова. Пронеслись по кольцу между ипподромом и памятником Ил-2. Выбрались на Московское шоссе и наконец оказались в относительно безопасной зоне.

Остаток пути прошел без происшествий. Уставшие и голодные, мы въехали в лагерь еще засветло. Игорь сразу же ускакал к фотографу, устроившему у себя дома небольшую химическую лабораторию — и где только реагенты достал? Вербовски забрал бандитское ружье и ушел к завхозу регистрировать. Сан Саныч направился к руководству бронировать на завтра грузовик, а я внезапно остался один на один с Ваней.

Надо отдать должное, вел себя Ваня образцово. Видно сказалось трехдневное заточение. Он не ныл, не мучил меня вопросами и после моего лживого обещания не просился к маме. Словно ему было не пять лет, а все двадцать пять. Впрочем, многие и в двадцать пять нудят так, что хочется засунуть в рот кляп…

Я хотел посоветоваться с Никой, но сегодня она работала в распределительном центре на Ленинградке и еще не вернулась. Пришлось сдать мальчишку в общую детсадовскую группу. Детей в лагере было немало. Почти треть осталась без родителей, и детский сад, или точнее интернат, организовали в первые же дни становления коммуны. Объяснив, что да как, я заполнил бланк и пообещал Ване навестить его завтра утром. Ваня доверчиво кивнул, а я поспешил уйти, ощущая себя последним мерзавцем. Не то что я успел привязаться к пятилетнему мальчугану, но все же вот так спихнуть его с рук было сродни предательству. С другой стороны, что мне с ним делать? Не усыновлять же. Да и что значит «усыновить» в наших условиях? Из лагеря я уезжал утром, возвращался поздно вечером. Иногда оставался ночевать на перевалочных пунктах. В таком режиме с ребенком толком и не встретишься. Да и какой из меня воспитатель…

Сан Саныч заглянул через полчаса. Результат переговоров был написан на его красном от злости лице, и все же он пояснил:

— Не дали. Говорят, хотите, берите лопаты и отправляйтесь хоронить. Наряд на пять человек и полдня сроку.

— Поедем завтра? — Я глянул на охранника исподлобья.

— Завтра. Увидишь Игоря или Эдика — предупреди. Пятым возьмем Стаса, они с Пушкиным друзья со школы.

— Хорошо.

Я достал початую бутылку водки, и мы выпили не чокаясь. По одной. Если позволять себе больше, недолго и спиться, потому что поводы находились каждый день.

Сан Саныч ушел, а я растянулся на кровати и, глядя в потрескавшийся потолок, ждал возвращения Ники. На завтра мы планировали небольшой «уикенд», но теперь все отменялось. За полдня увольнительной мы с похоронами явно не управимся. Значит, опоздаем на смену. Значит, получим выговор и будем вкалывать потом допоздна. Ника, конечно, будет недовольна — со дня поездки за генератором мы только ночи и проводили вместе… Но похоронить Толика все равно надо.

Обязательно.

Нельзя бросать тела товарищей, иначе наступит день, когда никто не станет хоронить тебя.

Часть третья ГОРОД, КОТОРЫЙ БУДЕТ

Глава 1

К шестидесяти годам женщины неизбежно делятся на две категории: бабушки и старушки. Бабушки — вечно румяные, мудрые и малость лукавые, в неизменно потертом, но чистом наряде. Они весело щебечут на лавках в залитых солнцем двориках, кормят воробьев кусками мягкой булки и раздают на улице крошечных пищащих котят, принесенных в дом беззаботной кошкой. Они возятся с внуками, пока родители шляются по кинотеатрам или улетают на выходные в Турцию. Они наполняют наши сердца гордостью за старшее поколение и помогают примириться с неизбежной старостью. В конце концов, думаем мы, старость — не так уж плохо, после чего с любовью берем бабушку под локоток и переводим ее через улицу.

Иное дело старушки. Не дай вам бог перепутать эти две стороны одной медали. В отличие от спокойной и рассудительной бабушки, старушка всегда заряжена на борьбу. Ее корпус наклонен вперед, в глазах полыхает огонь, а сама она стремится к одной лишь ей известной цели. Если вы стоите в очереди или на остановке, у вас есть шанс отпрянуть в сторону. Если вы движетесь старушке навстречу — неприятностей не избежать. Ее не смутит ваш двухметровый рост и полтора центнера мышц. Не остановят велосипед и роликовые коньки. Даже черный джип — последнее чудо японского автопрома, за бешеные деньги выписанное прямо с завода, — не произведет на старушку никакого впечатления. И горе вам, если вы решитесь сыграть с ней на слабачка. Потому что, как бы ни тверда была ваша рука, слабачком окажетесь именно вы. Подслеповато прищурившись, старушка ни на миллиметр не отклонится от выбранного курса, и в итоге именно вам придется искать спасения на бордюре, газоне или того хуже — в кювете. Старушки непоколебимы и неуязвимы — это закон природы. Нам остается лишь стиснуть зубы и попытаться хоть как-то в этой природе жить.

К сожалению, описать все многообразие мира двумя категориями невозможно. Всегда найдется злосчастное исключение. У нас оно приняло форму анекдота про Вовочку: бывают бабушки, бывают старушки, а бывает Милена Юрьевна.

О демоне во плоти, живущем в перевалочном центре на Победе, слухи ходили давно, но я, будучи человеком рациональным, полагал, что они сильно преувеличены. Как оказалось, я ошибался. Слухи не передали и половины правды.

Наше первое знакомство не продлилось и пяти минут, но, выходя со склада, я вдруг отчетливо осознал: Раскольников не хотел убивать старушку. Она сама его спровоцировала.

— А бабульку-то пора усыпить, — задумчиво произнес Игорь, но не удостоился ни смешка Вербовски, ни подзатыльника от Сан Саныча.

Мужчины были мрачны и сосредоточены. Видимо, думали о том же.

Кто и зачем назначил Милену завхозом перевалочного пункта, оставалось загадкой. Поверить в существование у нее протеже было невозможно. Я не мог представить себе человека, который бы общался с ней от души, а не по служебной необходимости. Бронзоволосая семидесятилетняя мегера в вульгарной красной блузке могла достать кого угодно. Обычно я легко нахожу контакт с женщинами вне зависимости от возраста, но тут словно уперся лбом в стену. Впрочем, не только я. Ни мужественный Эдик, ни вежливый Игорь, ни Сан Саныч, у которого полкоммуны ходило в приятелях, не смогли добиться от нее элементарной вежливости, не то что расположения.

Обитала старая ведьма там же, где и до отключки, — в подвальчике одного из домов. Раньше в нем был небольшой продуктовый магазин, а Милена ведала бухгалтерией и складским помещением. Неумолимое время и наводнение привели содержимое витрин и склада в полную негодность, однако Милену Юрьевну это не остановило. Сгнившие и высохшие продукты отправились на помойку. Из соседнего дома доставили облупившийся стол и скрипучий стул. Стол водрузили посреди бывшего склада, а на стул водрузилась сама Милена. На покрытую клеенкой столешницу легла пухлая тетрадь с записями приходов и расходов. Рядом притулились стакан с карандашами и пластмассовая линейка кислотного цвета — весь инвентарь.

Надо сказать, помещение соответствовало хозяйке и сеяло страх в сердцах посетителей. Во всяком случае, впервые оказавшись здесь, я мучился только одной мыслью: когда же нас отпустят? Комната Милены не просто находилась в аварийном состоянии, она грозила развалиться в любую секунду. Старушку такая перспектива не пугала, остальные, глядя на бегущие по стенам и потолку трещины, думали только об одном — как выбраться отсюда побыстрее. Рекомендации переехать в другое помещение Милена игнорировала. Как и кислый, гнилостный запах, навеки впитавшийся в стены подвала. Посетителям оставалось только смириться.

* * *

Я приподнялся на локте и одним глазом посмотрел на будильник. Без четверти одиннадцать. Ника спала. Ей выпала ночная смена, и домой она вернулась под утро.

Некоторое время я разглядывал резко проступающие под загорелой кожей позвонки, потом осторожно провел рукой по спине.

— Отстань, — пробормотала Ника.

Я наклонился поближе и куснул ее за розовое ушко.

— Отстань, мерзавец, я спать хочу. — Ника уткнулась в подушку.

— Если женщина говорит «может быть» — это означает «да», — прошептал я. — Если говорит «нет» — это означает «может быть».

— А если утюгом по башке? — глухо пробубнила она.

— Про утюг ничего не написано. Такого экспириенса у Фрейда с Юнгом не было.

— А у тебя будет.

Вздохнув, я выбрался из кровати, зябко поежился и натянул джинсы. Подобные ситуации неизменно ставили меня в тупик. По крайней мере, в отношении Ники. Продолжи я приставания, вполне мог бы добиться желаемого, а мог получить по башке. И как отличить одно «нет» от другого — совершенно непонятно. Должно быть, я не чуткий.

Небо затянула серая хмарь. Судя по мокрому асфальту, утром прошел дождь, термометр показывал плюс двенадцать. Сентябрь погодой не баловал.

Позевывая, я прошел на кухню, задержался в коридоре полюбоваться в зеркале на мускулистый торс. Торс по-прежнему был ничего, учитывая, что с момента пробуждения я потерял пять с лишним килограммов.

Я выпил стакан воды, некоторое время смотрел на печку-буржуйку, в которой едва тлели угольки. Печка была отличная. Кустарно-промышленное производство, организованное на подшипниковом заводе уже выдало первую продукцию. Сан Саныч выбивал печку лично. Он же помог раздолбить стену и организовать правильную вытяжку. Так что в теории проблема горячей еды решилась. На практике мы с Никой готовили ужин лишь однажды, когда у нас совпал выходной. В остальное время только кипятили воду да грели комнату.

Раскочегаривать печку я не стал: через час обед в столовой — поем там. Заглянул в ведра, затем — в коробку, служившую поленницей. Дров и воды достаточно. На сутки точно хватит.

Я умылся и почистил зубы. Собрал рюкзак. Официально моя смена начиналась в восемь, по факту на Победу надо прибыть к шести. В лагере тоже остались кое-какие дела, так что шанс выкроить минутку и вернуться в квартиру был невелик. Да и смысл — Ника все равно продрыхнет до вечера.

— Ты на Победу? — Вопрос настиг меня уже на пороге.

— Да. В ночь. Вернусь завтра в девять-полдесятого.

— Хорошо. — Послышался громкий зевок. — Милену увидишь, убей, пожалуйста.

— Топором?

— Можно и топором, — покладисто согласилась Ника. — Получится со значением. И вообще… мог бы поцеловать на прощание.

Я закатил глаза и стал разуваться. Женщины. И зачем утюгом угрожала?..

На обед я, естественно, опоздал. Точнее, опоздал к первой смене. Вторая начиналась через полчаса, надежды перекусить в перерыве не было. С едой у нас строго: каждый грамм крупы на учете, каждая порция строго дозирована. Конечно, умельцы урвать кусок находились и тут, но многим за большие аппетиты доставалось. Поваров, пойманных на мухлеже с продуктами, сразу гнали в шею, поэтому большинство предпочитало не рисковать. Кому хочется потерять хлебное место!

В ожидании звонка я сидел у окна и думал о непростой судьбе. Странная у меня карма. Вот Игорь глумится, мол, я постоянно нахожу на свою голову приключения. Самое смешное, что он прав. Если оглянуться и оценить все, что со мной случилось с момента пробуждения, хватит на полновесный роман. Что ни день, то история, что ни шаг, обязательно во что-нибудь вляпаешься. История со спасенным Ваней уже стала местным фольклором, а я то ли героическим, то ли комедийным персонажем. Чувствую, скоро про нашу группу начнут складывать легенды. За водой пошли — русалку встретили, в магазин — мародеров разогнали, потрепаться присели — раскрыли мировой заговор. Смех и грех.

С другой стороны, есть же и светлые пятна. У начальства мы на хорошем счету. На общественные работы нас не гоняют, о труповозках речь и вовсе не идет. Быт какой-никакой обустроили. Квартира нам с Никой досталась отличная: три комнаты, окна целые, мебель крепкая, ничего нигде не прорвало, не затопило. И район отличный — до Самарской площади три минуты ходьбы. Ничего комфортнее и безопаснее в городе просто нет. Опять же печка, талоны на дрова и двухразовое питание. Хорошие назначения. Казалось бы, чего тут о судьбе задумываться, живи и радуйся…

Столовая постепенно заполнялась людьми — в основном стариками, женщинами и детьми. Работяги тоже были, но их набралась едва ли десятая часть. Конечно, тут район такой. Тихий, мирный — ветеранский. Те, кто помоложе, покрепче, работают и обедают на заводах и в мастерских. Солдаты на постах, рейдеры и вовсе берут еду с собой. Однако общую картину пропорция отражала. Грустную картину. Большая часть выживших — пенсионеры и дети, следом — женщины. Мужчин хорошо, если пятая часть наберется. И с каждым днем перекос увеличивался.

Коммуна, сложившаяся в первые дни, разрасталась все быстрее и быстрее. Увы, в основном за счет пенсионеров. Тех, кто первый месяц сидел по квартирам. Затем запас еды дома и в окрестных магазинах закончился, и им ничего не осталось, как идти к нам на казенные хлеба. Просто чтобы не умереть с голоду.

Я взял поднос, отдал повару талон и получил взамен тарелку жидкого рисового супа, половник картофельного пюре, кусочек говяжьей тушенки и стакан компота из сухофруктов. Кормежка по категории Б, лучше только у ударников и на вредном производстве. Впрочем, не настолько лучше, чтобы из-за харчей в ударники стремиться.

Вернувшись за стол, я принялся за еду. Суп был пустой, но хотя бы горячий. Пюре из картофельного порошка на воде отдавало синтетикой. Увы, ничего лучше не предлагали. Я быстро смел обед, посмотрел на часы: без десяти два. Если поторопиться, как раз успею.

Я сдал в мойку поднос с пустыми тарелками и поспешил на улицу.

* * *

Отец Владимир выглядел неважно: лицо осунулось, под глазами залегли синяки. За последний месяц он потерял добрых десять килограммов. Несмотря на опрятную одежду, ровный загар и аккуратно уложенную бороду, было видно, что ему приходится нелегко. Последний священник потерявшего надежду города, он не просто разговаривал с людьми, служил литургии и панихиды. Имея официальное освобождение, он участвовал и в общественных работах. Во всяком случае, я несколько раз видел его среди лесорубов.

— Здравствуй, Николай, — пожал протянутую руку отец Владимир.

Мы нашли сухую лавку напротив захлебнувшегося фонтана, капюшон раскидистых кленов укрыл ее от утреннего дождя. Мимо прокатила труповозка — тяжелая грузовая тележка с взгроможденным на нее деревянным контейнером. Сопровождали тележку трое — мрачный бородач с кривой ухмылкой, наверняка штрафник, худой, высокий блондин с выпирающим кадыком — регуляр. Я видел его на труповозках не раз. Видать, не брезглив от природы, раз выбрал такой способ заработать на питание категории А. Третьим был молодой парнишка лет двадцати. С этим не понятно. То ли тоже проштрафился, то ли вытянул несчастливый жребий. Работа на труповозках была неизбежным злом: рук постоянно не хватало, поэтому часть могильщиков приходилось назначать. Кого-то по графику, кого-то по жребию.

Тележка прогромыхала и скрылась за углом. С каждым днем чистильщики забирались все дальше. Прошли времена, когда вздувшиеся, разлагающиеся трупы валялись прямо на улицах, сидели в разбитых машинах, лежали в некогда затопленных квартирах. Жить в гниющей могиле невозможно, и с момента основания коммуны день за днем, квартал за кварталом мы чистили город. Вытаскивали тела, складывали их в ящики труповозок и свозили на растущие, как грибы, кладбища.

Поначалу работали все. Позже, когда удалось очистить достаточную для проживания территорию, назначения на труповозки стали нерегулярными. Нашу команду и вовсе сняли — дескать, раз уж вам везет, приносите пользу в другом месте. Тем не менее, тележки с телами по-прежнему катались по городу с утра до вечера. И не было их работе конца…

— Что тебя беспокоит? — спросил отец Владимир.

Несмотря на накопившуюся усталость, в его голосе звучало искреннее участие. Все-таки мы вместе прошли через многое, одна стычка с волками чего стоит.

— Отец Владимир, я хотел спросить… Что вы обо всем этом думаете? Вся эта катастрофа, то, что люди не изменились за тридцать лет?..

— Ты спрашиваешь, было ли мне откровение Господне? — пристально посмотрел мне в глаза отец Владимир.

— Ну, прошел месяц, сейчас мы смотрим на это иначе, чем в первые дни…

Я замялся.

— Николай, все это страшная трагедия. Страшная и необъяснимая. Но знаю одно, что все прошло с попустительства Господа. Что смерть людей не была напрасной. Что во всем этом есть промысел Божий, пусть мы и не способны пока его понять…

— Отец Владимир, я немного о другом. Я хотел спросить, мог ли Господь сделать это? То есть сам Господь. Лично или там руками ангелов, я не знаю. Ведь прошло тридцать лет. Никто из нас не состарился ни на день. Наши тела не тронули ни животные, ни бактерии. Прошло три десятка морозных зим. Да те же пролежни… Это невозможно. Если коллективную отключку еще хоть как-то можно объяснить, то заморозку во времени — нет. Промысел Божий — это одно, но как это произошло? Я слышал разговоры об инопланетянах, об экспериментах американцев и китайцев, о временных аномалиях и черных дырах, но это же все детский лепет. Как такое вообще могло случиться, если не божественным вмешательством?

— Я не знаю, Коля, — покачал головой отец Владимир. — Я священник, а не святой. Господь направляет меня, Он поддерживает меня в трудную минуту, но не говорит со мной, как с великими святыми. Но ведь ты хотел спросить не об этом, тебя мучает что-то другое?

Я помолчал. Разговор вышел тягостным. Я никогда не считал себя по-настоящему верующим человеком. Уверенности, что жизнь после смерти есть, и Библии, которую я «когда-нибудь прочитаю», мне вполне хватало. Да и отец Владимир, при всем моем уважении, оставался обычным, пусть и неглупым человеком. Ждать от него откровений там, где не нашли ответов другие, было наивно. И все-таки…

— Вы слышали про нашу поездку на Металлург? Про свет вокруг электростанции?

Священник кивнул.

— Я поговорил с несколькими специалистами. Никто не знает, что это такое, как такое вообще возможно. Я хотел спросить: это не может быть проявлением чего-то… божественного?

— Почему ты так подумал? — бесхитростно спросил отец Владимир, и я непроизвольно сглотнул.

Вот мы и подошли к тому, что меня по-настоящему интересовало. Только как рассказать про мои странные видения, про неубиваемого пса, заинтересовавшегося моей персоной, приходящего во сне и наяву? Я неоднократно проговаривал этот монолог, и каждый раз он выглядел бредом сумасшедшего. Ника, когда я попытался поговорить на эту тему, только отмахнулась и посоветовала сходить к врачу. Сказать по правде, не худший совет. В нашем положении только глюков и паранормальных собак не хватало. Я, понятно, был уверен, что с головой у меня все в порядке. Только… психи тоже в этом уверены.

— Не знаю, — сфальшивил я. — Просто золотое свечение всегда связывали с чем-то божественным. После того, что произошло с миром, хочешь не хочешь, а везде сверхъестественное мерещится.

— Второе пришествие мы ни с чем не спутаем. Так сказано и так записано.

Отец Владимир продолжал пытливо смотреть на меня, и я невольно отвел глаза. Кажется, он не поверил. Как ни посмотри, а в людях священник разбирался превосходно. Но я не мог рассказать ему всю историю. Не мог, хоть убей!

— Отец Владимир, — я сделал над собой титаническое усилие, — а черти или демоны могут превращаться в животных? В кошек или собак?

Судя по удивленному взгляду, этим вопросом я застал священника врасплох. Во всяком случае, ответил он после небольшой заминки:

— Такие случаи известны. Не превращаться, конечно, но бес может войти в тело животного, как после изгнания Иисусом легион вошел в стадо свиней. Животных строжайше запрещено впускать в церковь, и даже если в нее забежит бродячий пес, церковь придется освящать заново, иначе она больше не будет храмом Господним.

— Понятно…

Моя решимость окончательно иссякла. Сейчас затея казалась ужасно глупой. Что я хотел услышать? Что пес — демон из ада? Что ангелы устроили на территории ТЭЦ пикник, закрыв ее от простых смертных божественным светом? Что Отец Владимир раскроет тайну нашей летаргии, объяснить которую не смог пока никто?

Я посмотрел на ржавые трубы сломанного фонтана. Если бы мы легко узнавали божественные проявления, вопрос о Его существовании давно был бы снят. К сожалению, в спорах о высших материях доказать что-либо не удалось никому. Все сводилось к одному — вопросу веры.

* * *

К ночи похолодало. Я сменил легкую ветровку на кожаную куртку и с угрюмым видом сидел у костра. Игорь играл в шахматы с Сан Санычем, Вербовски дремал, подложив под голову кулак. На часах было без четверти полночь. Сна — ни в одном глазу. В такие минуты я искренне завидовал Эдику, приученному засыпать, едва выпадет такая возможность.

— Сдаюсь. — Игорь демонстративно поднял брови и покачал головой. Указал на доску. — Вот здесь кошмарно сыграно. Вообще неправильно посчитал.

Сан Саныч усмехнулся.

— Слишком быстро сдаешься.

— А чего продолжать? Партия-то проиграна.

— Учись бороться, нельзя сдаваться после первой ошибки.

— Не надо совершать ошибок, — недовольно сказал Игорь. — Если бы это была красивая боевая партия, где один пересчитал другого, я бы играл до конца. А тут просто глупый, грубый ляп с моей стороны. Незачем продолжать. Я лоханулся и был наказан. В следующий раз буду внимательней.

— Николай? — Сан Саныч обернулся ко мне.

— Чего?

— Ты же мастер спорта? Объясни Игорьку, почему надо бороться до конца.

— Я не говорю, что не надо бороться! — не дал вставить и слова Игорь. — Просто за глупость надо наказывать. Это была идиотская ошибка. Бороться после такой — полный абсурд!

Я меланхолично хмыкнул. Обе позиции мне были прекрасно известны. Позиция новичка, у которого все впереди, и позиция ветерана, выжимающего все возможное из своего опыта. По большому счету, Сан Саныч прав: среди любителей победа — зачастую не результат сильной игры, а результат ошибок противника. Затянуть проигранный матч, дать сопернику эти ошибки совершить — вполне разумная тактика. Увы, сейчас у меня не было желания кому-то что-то доказывать. Тем более что Игорь моему хмыканью обрадовался и поспешил сменить тему.

— Кстати, ты фотки видел?

— Какие фотки?

— Те, что мы нащелкали. На ТЭЦ.

— И чего там? — навалившаяся после разговора с отцом Владимиром апатия до сих пор не желала уходить.

— Какие вы все-таки приземленные, — осудил Игорь. — Раз в жизни столкнулись с чудом и тут же на него забили. Подумаешь, стена света без всякого источника, да? Ну, яркость с каждым шагом растет по экспоненте. Ну, сквозь камень без проблем проходит. Действительно, чего тут удивительного!

— У нас чудес за последний месяц хоть задницей жуй.

— Я и говорю: приземленные, — с некоторой обидой в голосе закончил Игорь. Он явно ожидал расспросов с моей стороны.

— Так что было на фотографиях? — поинтересовался Сан Саныч.

Я с некоторым удивлением посмотрел на бывшего охранника. Его любопытство выглядело искренним.

Игорь заколебался. После моего показного безразличия ему явно хотелось встать в позу и никому ничего не рассказывать. Однако парня распирало, и после короткой внутренней борьбы он все-таки не удержался.

— Снимков, конечно, мало. Их надо было в десять раз больше сделать, чтобы что-то определенное сказать. Но некоторые странности видны и сейчас. Про то, что яркость света растет не линейно, а по экспоненте, я уже сказал. При этом, как выяснилось, происходит сдвиг спектра. Чем ближе мы подходим, тем краснее он становится. Разница не очень большая — на глаз отличить трудно, но на фотографиях отследить можно. И это еще не все. Последние два снимка были засвечены, а вот на предпоследнем — очень интересная картина. По всей световой стене полоски разводов. Слабые, но разглядеть можно. Полоски эти в форме восьмерок. Помните, как в школе магнитные поля рисовали? Как раз такими пучками в виде восьмерок. А тут такие же разводы на светящейся стене.

Я пожал плечами. Азарт, с которым говорил Игорь, на миг заставил меня поверить, что на снимках и впрямь что-то необычное: призрак там или припаркованная за стеной летающая тарелка.

Игорь чутко уловил мое настроение.

— Дурак ты, Коля. Одно слово — спортсмен.

— И в чем ценность этих разводов? — Лезть в перепалку не хотелось до тошноты.

— Да в том! Никто даже близко не знает, как эта стена стоит. Но уже очевидно, что никакой мистики тут нет. Это физическое явление, пусть пока и необъяснимое.

Я едва удержался, чтобы повторно не пожать плечами. Такого бы мне точно не простили.

— Между прочим, завтра с утра туда отправляется новая экспедиция, — продолжил Игорь. — Оказалось, у нас в коммуне несколько сотрудников физического института и еще кто-то из Аэрокосмического. Будут исследовать эту штуку по полной, всем, что есть.

— Ну, молодцы, чё. Главное, чтобы их по дороге не пристрелили.

Я и в самом деле не мог принять энтузиазма Игоря. Да, есть место, где творится что-то непонятное. Но мало ли на свете непонятного? Как по мне, наша тридцатилетняя отключка куда более серьезная загадка, чем этот свет с разводами.

— Начальство в курсе? — как бы между делом спросил Сан Саныч.

— Насчет чего? — не понял Игорь.

— Насчет исследователей.

— Так оно их и послало! — Парень вскочил. — Полная экспедиция на десять, кажется, человек, на несколько дней.

— Странно, — задумчиво почесал бороду Сан Саныч.

— Чего тут странного? Наверху, чай, не дураки. Понимают, что мимо такой вещи нельзя просто пройти, вот и собрали группу, которая будет разбираться. Не то, что этот… — Игорь возмущенно кивнул в мою сторону.

— Да нет, Игорек, тут что-то другое. — Сан Саныч подвинулся ближе к костру. — Посуди сам: рук не хватает, ситуация аховая, а тут десять взрослых мужиков снимают со всех работ и отправляют заниматься наукой.

— Там, поди, одни пенсионеры. — Замечание Сан Саныча неожиданно пробудило во мне искру интереса. — Кто из молодых сейчас в науку идет.

— Может и пенсионеры, — не стал спорить охранник, — но все равно рабочие руки. И охрану им наверняка приставили, а то и впрямь не доедут, и паек на несколько дней дали, и оружие. Нет, не так все просто.

— И какие варианты? — вмешался Игорь.

— Не знаю, — пожал плечами Сан Саныч. — Вы слышали про котельную?

— Слышал, — я тоже невольно подался вперед, — только без подробностей.

— Подробностей пока нет. — Сан Саныч повернулся к недоумевающему Игорю и пояснил: — Мужики всякое железо осматривали на пригодность, и вроде, по слухам, одна из котельных оказалась в сносном состоянии, С трубами пока непонятно — их проверять и проверять, но то, что на поверхности, вроде как работает. Сейчас там тоже бригада возится. Если удастся запустить…

— И какая связь со светом? — нетерпеливо перебил Игорь.

— А такая, что котельной нужно топливо. Тот же мазут.

— Свет-то при чем?

— При том, что на территории ТЭЦ должен храниться запас резервного топлива на случай аварии газопровода. Как раз тот же мазут.

— То есть, по-вашему, ученых послали только для того, чтобы потом добраться до мазута? — У Игоря было такое выражение лица, словно собирается придушить нас обоих на месте.

— Не знаю. — Сан Саныч зевнул. — Что знал, то сказал.

Игорь презрительно фыркнул, а я мысленно порадовался, что держу язык за зубами. Рассказывать про собаку и странные видения не стоило даже друзьям.

* * *

Без четверти два вернулись патрульные. Вообще-то, сдать вахту они должны были ровно в два, но Сан Саныч не стал возмущаться. Все свои.

Я растолкал беззаботно храпящего Вербовски, выхлебал чашку кофе и стал собираться. Трое патрульных раскладывались вокруг костра, их смена закончена. Теперь до утра они будут охранять перевалочный пункт, а нам обходить окрестности и следить за соблюдением порядка. Пять часов на ногах… Моментально накатила сонливость. Слабенький кофе ничуть не бодрил. И почему я не Вербовски? Пока мы спорили за науку, он отлично выспался и теперь довольно щерился, глядя на наши снулые физиономии. Сан Саныч сверился с часами, расписался в тетради о приеме дежурства, и мы нырнули в темноту переулков.

Сказать по правде, если бы не Милена с ее залетами, назначению можно было бы радоваться. Конечно, сдежурством около лагеря или в центральном перевалочном пункте не сравнить. Там и квартира рядом, и каждый закоулок знаком, и Аркадий Юрьевич всегда готов рассказать какую-нибудь байку или поделиться последними новостями. Но все же место было неплохое, хотя и сопряженное с некоторым риском.

Наш перевалочный пункт находился на стыке улиц Гагарина и Победы. В отличие от того, которым заведовал Аркадий Юрьевич, этот пункт располагался в нескольких зданиях: одинокой многоэтажке, с крыши которой просматривалась вся окрестность; паре железных коробок-магазинчиков, переоборудованных под складские помещения; нескольких пустых квартирах в соседних домах и подвале Милены.

На первый взгляд охранять такое количество объектов непросто, на деле — ничего сложного. Ключом к центру являлись небольшая площадка и сквер рядом с многоэтажкой. Отсюда можно следить за всем: и за складами, и за квартирами, и даже за входом в проклятый подвал. Правда, на моей памяти никто на них пока не покушался, но обстановка накалялась с каждым днем. И наверху приняли решение усилить патрули. Раньше дежурило трое-четверо, теперь — по десять-двенадцать человек. Одна группа в сквере, две обходят территорию. Обязательно с оружием. Разбойных нападений становилось все больше, отбиваться добрым словом и подручными средствами уже не удавалось.

Если вдуматься, ситуация менялась абсолютно закономерно. Ресурсы в открытом доступе почти закончились. Еда, лекарства, инструменты, все полезное и пригодное из магазинов и аптек давно вытащили. Конечно, кое-что оставалось в пустых квартирах. Но те, что на нижних этажах, уже разграблены, а пробраться в остальные нелегко. Среди мародеров редко встречались умельцы, способные вскрыть железные двери. Вот и приходилось промышлять грабежом и разбоем.

Нападать на крупные склады коммуны бандиты не решались, круглосуточная охрана и автоматы отбивали у них охоту связываться. Однако простым гражданам доставалось.

У нас не хватало людей, чтобы гарантировать безопасность повсюду. Коммуна держала под контролем центр города. В Ленинском районе тоже было спокойно. В остальных местах надежно охранялись только перевалочные пункты да прилегающий к ним квартал-другой.

Народные дружины, на которые поначалу возлагали надежды, себя не оправдали. В отличие от Управленческого, городские, особенно молодежь, шли в патрульные неохотно. Дисциплина постоянно нарушалась, выдерживать график не удавалось. Не раз и не два так называемых дружинников ловили за руку во время тех же самых грабежей. Выданные им красные повязки многие восприняли исключительно как символ власти, позволяющий творить что душе угодно.

Мародеров, особенно своих, в коммуне не прощали и карали безжалостно, но ситуация лучше не становилась. И что печальнее всего: перспектива не просматривалась. Дальше будет только хуже — это понимали все. Но сделать ничего не могли.

Костер позади становился все меньше и, наконец, исчез из виду. Впереди лежала пустая Победа. Большинство машин в этом районе оттащили на обочину, освободив проезжую часть. Мы прошли по дороге метров двести, потом свернули направо. Дальше начинались «Дикие земли» — экспромт Игоря приклеился к этим местам намертво. На самом деле, ничего особо дикого тут не наблюдалось. До площади Кирова и Металлурга еще пилить и пилить. И все-таки за пределами расчищенной зоны мы уже не были полноправными хозяевами. Тем более, по ночам.

Наш небольшой отряд выписал крюк. Всюду стояла тишина. Ни людей, ни животных. Правда, в такую темень пока нос к носу не столкнешься, никого не увидишь. Небо полностью затянули тучи. Огня в окнах не было, да и толку от него. Так что всего света — механический фонарик да запасной факел на всякий случай. Фонарик работал исправно. Бледный конус света выхватывал из темноты тротуар с провалившимися пластами асфальта и скрывшиеся в траве бордюры. Разглядеть что-либо на расстоянии больше двадцати метров не удавалось, но хотя бы не споткнешься.

Через два часа мы закончили обход и вернулись к костру. Если уж честно, обходить территорию полагалось непрерывно, но на такие подвиги мало кто решался. Обычно вверенные земли обходили дважды, в начале и в конце дежурства.

* * *

У костра мы просидели до пяти. Разговор особо не клеился, бодрячком выглядел только Вербовски, остальные клевали носом. Еще месяц назад я провел бы ночь на ногах и глазом не моргнул, но то было месяц назад. Укатали сивку крутые горки. Плохое питание и постоянные напряги даже на мастерах спорта сказываются не лучшим образом. Так что зевал я непрерывно и без всякого стеснения.

В пять часов небо слегка посерело, и пришлось подниматься. Лень ленью, а совершить второй обход надо. Смена заканчивалась в восемь часов. Как раз к тому времени вернемся. Практика показывала, что предрассветный час самый тихий. Если что где и случалось, то до полуночи. Но, как говорится, практика практикой, а долг долгом. Поставили в патрульные — патрулируй, пусть и в щадящем режиме.

Обход не задался сразу. Не прошли мы и сотни метров, как зарядил дождь. Спустя несколько минут он обернулся холодным ливнем, и нам пришлось спешно искать укрытие. Небеса извергали воду едва ли не полчаса. Потом напор поутих, и дождь сменился мерзкой осенней моросью. Вроде и не промокнешь, а раздражает.

Пока мы прятались от дождя, окончательно рассвело. Очертания зданий обрели резкость. Коль скоро мы должны вернуться к смене караула, надо было идти дальше, но вылезать на улицу не хотелось категорически. Главным образом из-за бессмысленности: ну какой идиот будет разбойничать в такую погоду? Однако Сан Саныч сказал «надо», и пришлось оставить крохотный салон красоты, послуживший нам убежищем.

Еще через полчаса выяснилось: опаздываем. Полный обход вверенной территории отнял бы добрых три часа, это ночью мы двигались по сокращенному маршруту.

После недолгого совещания решили разделиться. Сан Саныч и Вербовски отправились проверять дворы по одну сторону от шоссе, мы с Игорем по другую. Встретиться договорились в пиццерии, на самой границе подотчетной зоны.

Дождь то стихал, то вновь начинал моросить, неприятно холодя кожу. Сонливость отступила, но настроение все равно было отвратительным. Я сунул замерзшие руки в карманы, накинул тонкий нейлоновый капюшон и с энтузиазмом изображал горного козла, перепрыгивая с одного участка сухого асфальта на другой. Ручейки, в один миг превратившиеся в настоящие реки, не давали проходу. Сзади вполголоса ругался Игорь. С прыжками ему везло меньше, чем мне.

На улицах не было ни души. Никто не стрелял, не бил окна и не звал на помощь. По такой погоде — вполне закономерно.

В конце концов, промочив и основательно измазав в грязи кроссовки, мы вернулись назад на Победу. До пиццерии оставалось каких-то тридцать метров, когда снова полил дождь. Чертыхаясь, мы выдали короткий спринт и буквально ввалились в стеклянные двери.

Пиццерия не изменилась: десяток круглых столов, стулья с высокими спинками, стойка и дверь на кухню. Я бывал здесь пару раз до отключки и один раз после. Но вот кого во время предыдущего посещения не было, так это четверых посетителей — трех мужчин и женщины. Парочка курила за крайним столиком в дальнем конце зала, один дремал, положив голову на сложенные перед собой руки, четвертый возился с рюкзаком. Наше появление оказалось для них сюрпризом.

Когда я хлопнул дверью, дремавший мужчина, опрокинув стул, подскочил как ужаленный. Тот, что возился с рюкзаком, дернулся и вскочил со стула, рука скользнула за спину. Курившая парочка тоже поднялась.

— Тише, свои! — выкрикнул я до того, как события начали принимать неприятный оборот.

Продемонстрировал нашивку. Такие носили все члены рейд-отрядов коммуны. На плече у стоявшего напротив меня мужчины тоже была такая.

— Вы кто такие? — напряженно спросил он, по-прежнему держа руку за спиной.

— Патрульные, кто. С перевалочного.

— Только двое?

— А вы сами кто? — вклинился Игорь до того, как я успел ответить.

Мужчина хмуро посмотрел на плечо парня, где тоже красовалась нашивка.

— Местные мы. Возвращались с Кирова, спрятались от дождя.

— Ясно.

Я вдруг почувствовал странное волнение, смутное, никак не конкретизированное. Что-то было не так. Я перевел взгляд на подошедшую парочку, на проснувшегося мужчину. Нашивок у них не было, только красные ленты дружинников. Ничего необычного: на местах часто дежурили смешанные составы из одного-двух коммунаров и парочки местных. Нет, дело явно не в лентах. Но тогда в чем? Парочка вполне обычная: парень лет двадцати пяти, слегка полноватый, с отросшими небрежно уложенными патлами, девчонке и вовсе лет двадцать, нос пипкой, длинные черные волосы, в носу и губе пирсинг. Мужчины заметно старше: лет по тридцать пять-сорок. Тот, что спал, — крепкий, хотя далеко не атлет. С нашивкой — сухощавый, среднего роста, с густой черной бородой, то ли кавказец, то ли с Ближнего Востока. В национальном вопросе я не эксперт, да и разглядеть черты лица в полумраке трудно.

— Кто у вас главный? — снова спросил Игорь.

— Степанов, — сквозь зубы ответил «кавказец». Напористость девятнадцатилетнего парня ему не понравилась.

— Степанов, — задумчиво повторил Игорь. — Антон?

— Алексей.

На миг мне показалось, что на лице «кавказца» промелькнула злая ухмылка. Уловка Игоря не сработала. Бывший депутат городской думы Алексей Степанов был фигурой известной и отвечал именно за Победу. Под приказом о нашем назначении в патруль стояла его подпись.

Игорь все так же задумчиво кивнул. Черноволосая девушка сжала руку толстощекого бойфренда, и я вдруг все понял. Четко и ясно.

Ухнуло сердце. Я почувствовал уже знакомый зуд. Но мир перед глазами не поплыл, наоборот, стал кристально прозрачным.

— И в какой вы смене работаете? Потому что бригады Алексея Степанова…

Игорь не понимал. Он был умничка, сообразительный, умеющий связывать факты, чувствовавший ложь и фальшь в других. Он тоже догадался, что наши негаданные знакомцы не те, за кого себя выдают. Он нашел аргументы и готовился вывести их на чистую воду. И вывел бы, никаких сомнений. Вот только в детективном азарте он совершенно не учел, что нас только двое. Против четверых…

Договорить Игорь не успел. Мужчина с красной повязкой шагнул вперед и коротко тюкнул парня в лицо. Голова Игоря дернулась назад. Он издал странный икающий звук и рухнул на спину.

«Кавказец» плавным движением вытянул из-за спины пистолет и, наверное, все бы закончилось в несколько секунд…

Но я начал действовать раньше.

Никогда не считал себя специалистом по рукопашному бою, хотя и посещал курсы по самообороне. Последние — под руководством Вербовски. По просьбе Сан Саныча Эдик показал несколько приемов уличного боя. Что называется, из «основных». К урокам я отнесся без особого энтузиазма. Будучи профессиональным спортсменом, я прекрасно представлял эффективность таких курсов. Стань мастером единоборств за месяц. Ага, как же, как же. Однако когда твои противники тоже непрофессионалы, даже от кратких курсов может быть польза. Особенно, если ты под два метра ростом.

Мой первый удар, классический лоу-кик, прошел идеально, словно бил не по живому человеку, а по мешку в спортзале. Выудивший пистолет «кавказец» отправился в короткое путешествие к стойке, попутно сбив стол и пару стульев. Вырубивший Игоря мужик успел повернуться ко мне и даже уклонился от бокового удара в голову. На этом его везение закончилось, потому что боковой был чистым финтом, а вот в пах я залепил от души. Этому трюку нас научил Эдик. Наглядно продемонстрировав и на Игоре, и на мне, что обычный человек после удара в голову меньше всего ждет продолжения в пах. С хрипом мужик согнулся пополам.

Впору было торжествовать победу. Толстощекий парнишка не выглядел серьезным противником в драке один на один. Вот только он не собирался устраивать боксерские поединки, а вытащил нож и без разговоров попытался распороть мне живот…

Драться с ножом всегда проще, чем драться против ножа. Эту нехитрую истину нам сообщил на занятии инструктор, а мы — двадцатилетние парни — радостно заржали, радуясь тренерскому остроумию. Увы, как-то так получалось, что каждый раз с ножом был не я, а стоящий напротив человек. Вот и сейчас я едва успел отпрянуть от нехитрого удара. Бандит по инерции проскочил мимо, но я не сумел воспользоваться моментом. Зато, пока он разворачивался на второй заход, успел оглядеться.

Мои удары вышли на загляденье, как по книжке. «Кавказец» скорчился у стойки и слепо пытался нащупать пистолет. Второй мужик скулил, намертво вцепившись в промежность. Девчонка стояла, вытаращив глаза, и даже не пыталась что-либо предпринять. Это в активе. А в пассиве был Игорь, лежавший на полу без движений, — глаза закрыты, голова запрокинута.

На этом рекогносцировка закончилась. Любитель ножевого боя сделал угрожающее движение в мою сторону, пришлось спешно отступить.

Больше всего я боялся, что либо он, либо девчонка бросятся к пистолету «кавказца». Но, похоже, такая очевидная мысль не пришла им в голову. А может, парень просто захотел покрасоваться или ощутил себя Стивеном Сигалом. Как бы то ни было, на новый наскок он пока не решался, держал нож прямо перед собой и делал короткие рубящие движения. Толку от них мало, но и подойти невозможно. Я попытался пнуть его по кисти, но он успел отдернуть руку.

Позиционная борьба могла продолжаться долго. К несчастью, время работало против меня. «Кавказец» вот-вот очухается, да и девчонка могла вспомнить о пистолете. Надо было что-то предпринимать, и я сделал первое, что пришло в голову: отступил назад, распахнул дверь и выскочил на улицу. Прямо под проливной дождь.

Кругломордый парнишка бросился вслед за мной и закономерно столкнулся с закрывающейся дверью. Я немедленно съездил ему ногой по бедру, к сожалению, недостаточно сильно. Парень стиснул зубы и отмахнулся ножом. Инструктор говорил, что большинство любителей, пропустив болезненный удар, очертя голову бросается вперед. К сожалению, мой противник принадлежал к меньшинству — тем, кто получив плюху, становился вдвойне осторожным. Это меня никак не устраивало. Правда, оставался шанс, что подтянутся Сан Саныч с Вербовски, но мне не без оснований казалось, что быстрее очухается «кавказец».

Я надеялся, что ливень отвлечет противника, заставит хоть на секунду потерять концентрацию. Однако кругломордый внимательно следил за каждым моим движением. Я уклонился от пары не особо глубоких выпадов. Дважды попытался достать его лоу-киком. Впустую. До головореза-боксера Михалыча этому засранцу было, как до луны. Только мне-то что делать? Я почти физически ощущал, как утекает время. Но не бросаться же с голыми руками на нож!

С голыми руками… Решение оказалось настолько очевидным, что впору было стукнуть себя кулаком по лбу. Я сделал вид, что собираюсь выбить ударом ноги нож. Парень отпрянул, я тоже отступил на шаг, разрывая дистанцию. Дернул молнию, расстегивая ветровку, и вытащил из легкой кобуры пистолет. За неделю ношения он мне ни разу не понадобился, и в пылу борьбы я совершенно забыл об оружии, которое легко решало исход поединка. Хорошо, что вообще вспомнил, балбес этакий… Но уж лучше поздно, чем никогда.

Толстощекий парнишка замер, зачаровано глядя на «Макарова».

— Брось нож!

Парнишка стоял как вкопанный.

— Брось нож! Лицом на землю!

Не сводя глаз с пистолета, кругломордый сделал шаг вперед.

Я вдруг почувствовал легкую дрожь. Подушечки пальцев начало покалывать, заслезились глаза.

— Стоять! Брось нож, я сказал!

Парень замер на какую-то секунду, а потом с воплем бросился на меня. Я спустил курок. Рефлекторно. Единственно на что меня хватило — опустить ствол пониже в надежде не убить, а прострелить ногу. Только выстрела не последовало. Парень на полном ходу врубился в меня, и мы оба полетели на асфальт.

Меня спасло то, что самурайский наскок был жестом отчаяния. Не знаю, что в точности двигало парнем, однако на успех он точно не рассчитывал. И вместо того, чтобы насадить меня на нож, лишь распорол куртку. Я вскочил на ноги первым и врезал самураю ногой по лицу. Удар прошел вскользь, но парень, вскрикнув, снова полетел в лужу.

Я бросил взгляд на пистолет и едва сдержал вздох облегчения. Определенно, я заслужил приз за проявленный идиотизм. Но все хорошо, что хорошо кончается.

Щелкнув предохранителем, я снова направил пистолет на бандита.

— Лежать! Всё, отпрыгался.

Парень перевернулся на бок, затравленно глядя на пистолет. На щеке наливалась красным широкая полоса. А недурно получилось… Краем глаза я уловил движение сбоку, но среагировать не успел. Бахнул выстрел. Руку обожгла боль. Пальцы разжались, и «Макаров» шлепнулся на тротуар.

— Шибздец тебе, сволочь. — В дверях пиццерии стоял «кавказец». — Шибздец.

Он поднял пистолет, целясь мне в голову. Все мысли исчезли напрочь. Вот она — смерть, совершенно неожиданная и нелепая. На пороге пиццерии в ходе самого обычного скучного патруля…

В лицо словно плеснули кипятком. По позвоночнику прошел электрический разряд. Заслезились глаза. И я снова с кристальной ясностью понял, что произойдет в следующую секунду.

Дог мраморного окраса стремительной, бесшумной тенью вынырнул из пелены дождя. Прыжок был великолепен. Зубы сомкнулись на вытянутой руке «кавказца». Грохнул выстрел, пуля ударила в бордюр, брызнула гранитная крошка. Пес, мягко приземлившись, присел и дернул стрелка в сторону. «Кавказец» завопил и рухнул на четвереньки. Пистолет он не выронил, но удержаться на ногах не смог.

В следующую секунду я снова обрел способность двигаться. Подхватил выроненный пистолет, мимолетно порадовавшись, что раненая рука осталась работоспособной.

Продолжая вопить, бандит ударил собаку по хребту, а потом, более прицельно, — по носу, но дог и ухом не повел.

— Стоять, стреляю! — в третий раз повторил я бесполезную мантру.

«Кавказец» скривился, выпустил пистолет и с неожиданной ловкостью подхватил его левой рукой. Дог отреагировал мгновенно — разжал зубы, отскочил назад и вдруг, повернувшись ко мне, посмотрел прямо в глаза. Мол, я свое дело сделал, остальное за тобой. Ствол чужого пистолета плавно заскользил вверх. «Кавказец» даже не стал вставать с колен.

И тогда я выстрелил.

Пуля ударила бандита в грудь, опрокинув на спину. Второго выстрела не понадобилось, подстреленный «кавказец» даже не дернулся. А вот его коллега с ножом нашел в себе силы подняться.

— На землю! — закричали со стороны.

Из пелены дождя вынырнула грузная фигура Сан Саныча. За ним с автоматом наперевес бежал Вербовски. Дог одарил меня долгим тяжелым взглядом и все так же беззвучно скользнул прочь.

Толстощекий паренек тоже бросился наутек. Впрочем, бегал он еще хуже, чем дрался. Вербовски перехватил его через три десятка шагов, свалил на землю и ударом приклада пресек всякие попытки сопротивления.

— Где Игорь? — Дышал Сан Саныч тяжело.

— Внутри!

Я первым ворвался в пиццерию.

К счастью, спешка оказалась излишней. Девчонка, следившая за дракой сквозь стеклянную стену, закатила истерику. Скорчившийся на полу мужчина после моего удара так и не пришел в себя. Игорь, правда, тоже. Пришлось лезть в аптечку, искать нашатырь…

* * *

— Он мне нос сломал, — прогундосил Игорь.

Нос действительно покраснел и распух. Вата в ноздрях и широкий пластырь добавили объема. В общем, все было бы смешно, если бы не было так грустно.

— Это ты мне жалуешься?

Извиваясь ужом, я кое-как натянул ветровку. Правое предплечье горело, отзываясь болью на каждое касание. Хотя жаловаться было грех: пуля чиркнула по руке, разорвав рукав куртки и оставив на коже жгучую красную полоску. Рана была неопасной и не ограничивала подвижность. В общем, легко отделался.

— Я не жалуюсь, я констатирую. — Игорь привалился к спинке кровати и прикрыл глаза.

— Голова не кружится?

— Кружится, конечно, не деревянная! Есть сотрясение, если ты об этом. Но, кажется, легкое, так что не волнуйся, мебель не заблюю.

— Я и забыл, ты же у нас медик.

Игорь не ответил. Дверь приоткрылась, в комнату зашел Сан Саныч.

— Живой? — спросил он у Игоря.

— Да.

— Это хорошо. — Охранник опустился в рассохшееся пыльное кресло.

— Ну, что там? — полюбопытствовал я.

— Да ничего. Эдик с ними поработает, но по мне — глухарь. Шестерки. Главаря ты застрелил.

— В твоих устах звучит так, будто это было ошибкой.

— Нет, почему… — Сан Саныч устало потер лицо. — В общем, ничего они толком не знают. Работали за еду. Девчонка с парнем просто малолетние дураки, примкнули неделю назад. А евнух — зэк бывший, по разговору видно. Но и он не рубит. Ему приказывали — он делал. В основном, грабили по мелочи. Говорит, старшой какого-то Маршала упоминал.

— Маршала? — открыл глаза Игорь. — Это что за хрен?

— Он не знает подробностей. Просто Маршал.

— Не в том дело, — напряженно произнес Игорь. — Я слышал это имя раньше. Ребята с Ленинградской рассказывали. Там все стены этим Маршалом разрисованы. «Маршал жив», «Маршал вернулся», в таком духе.

— Точно! — Я вспомнил двойной крест, намалеванный на стене школы, и надпись рядом. — Аркадий Юрьевич тоже про Маршала упоминал.

— Может, пахан их местный? — Игорь вопросительно посмотрел на меня, словно я знал всех местных паханов.

— Хреново это все, ребята, — покачал головой Сан Саныч.

— Да ладно, — Игорь снова закрыл глаза, — бандит и бандит. В наших условиях мародерство неизбежно. Подумаешь, под наших закосили. Большого ума не надо.

— Нет, Игорек, — вздохнул Сан Саныч, — тут другое. Это ведь не случайный сброд. Это один человек шайку собрал. И не просто собрал, а удержал и направил. Если таких, как он, по городу немало, если у них один главарь… Плохо это все. Ленинградская, центр, теперь вот Победа. Нет, это не случайные люди. И нашивки наши с убитых сняли… Плохо.

Я промолчал. Игорь тоже не ответил. Пессимизм Сан Саныча действовал угнетающе, тем более что его прогнозы часто сбывались.

— Ладно, парни, не дрейфьте. — Охранник поднялся. — У Милены отметимся и можно отдыхать. Идти сможешь?

— Смогу, — сквозь зубы процедил Игорь.

— Хорошо. А то старая кляча опять докопается, не посмотрит на ваши раны.

В ответ Игорь прошипел что-то нечленораздельное и, подозреваю, нецензурное.

Мы вышли на улицу. Дождь прекратился, небо окончательно посветлело. На часах — начало девятого.

Снова навалилась усталость. Адреналин схлынул, глаза буквально закрывались на ходу. Ничего, недолго осталось. Отстоять десять минут, выслушать поток ведьминых придирок по поводу и без, и можно спать, спать, спать. Уж по ранению, пусть оно и пустяковое, наверняка от работ освободят. Так что будет у меня неделя, а может и две. Нужно привести в порядок квартиру, замазать щели в стене — дымоход печки плотнее подогнать. Наконец-то провести пару вечеров с Никой. Надо только выдержать еще один недолгий отчет.

Сан Саныч распахнул скрипучую, с проржавевшими петлями дверь, и мы спустились в темный коридор. Склеп, натуральный склеп. Чтобы выбрать такое место своей резиденцией, определенно надо быть потусторонним существом. Ну, или повредиться разумом.

— Если что, бейте в голову, — пробормотал Игорь.

— Чего? — недоуменно переспросил Сан Саныч.

— Ведьму надо бить в голову. Из дробовика. Тогда кроун, и она дохнет сразу.

Я фыркнул. Пояснил:

— Не обращай внимания. Это из игры. Игорь шутит.

Отсылки к фильмам и играм Сан Саныч не любил. Он уже было обернулся, собираясь прочитать контуженому Игорю нотацию, как пол вздрогнул. Громыхнуло так, будто взорвалась граната. Не в коридоре — впереди, в комнате, где сидела Милена Юрьевна. Одним прыжком Сан Саныч преодолел остаток пути, рванул хлипкую дверь…

В комнатушке висело белое облако, в лучших традициях не то ужастика, не то пародии на него. Пахло мелом и штукатуркой. В потолке зияла дыра — огромная, бесформенная, с торчащими по краям гнилыми деревянными планками. Избороздившие потолок трещины от угроз перешли к делу. Источенный временем, затопленный во время наводнения потолок, наконец, не выдержал и обрушился.

Милена, как изваяние, сидела за старым деревянным столом, волосы и одежда — в белом порошке. Сам стол и большая часть комнаты были погребены под обвалом.

При виде этой трагикомедии мы с Игорем замерли на пороге, однако Сан Саныч не растерялся. Посматривая наверх, он подобрался к Милене, осторожно приобнял ее за плечи и вытащил из-за стола. Старушка поглядела на него совершенно безумным взглядом. Вдруг вся подобралась, запустила руку в груду обломков на столе и выудила толстую бухгалтерскую тетрадь.

— Не отдам, — каркающим голосом отчетливо произнесла она.

— Конечно-конечно.

Сан Саныч бережно подхватил старушку под локоть и вывел из комнаты.

— Очешуеть. — Игорь обвел взглядом разрушенное помещение. — Ведь сто раз ей говорили, что потолок в аварийном состоянии.

— Но заметь, как старуха выбрала место. Ее обвалом не тронуло, а вот нас… — Я непроизвольно поежился. — Представь, вошли бы мы на две минуты раньше, стояли бы перед столом, аккурат в эпицентре…

Игорь фыркнул.

— Я тебе больше скажу. Даже если бы мы поменялись с ней местами, все равно убило бы нас, а не ее.

— В смысле?

— Да в прямом. Это как сосульки зимой: взрослого убьет, ребенка убьет, кого угодно убьет, а по старушке промажет. Старушки они, Коля, ближе к Богу. Законы физики на них не распространяются. Помни об этом.

Захотелось отвесить Игорьку подзатыльник, но я вовремя вспомнил о его сотрясении и своей простреленной руке.

Глава 2

Гармоничных людей мало. Если присмотреться, их почти совсем нет. Большинство лишь выглядят гармоничными. Возьмите иного профессора — вдумчивый, сдержанный, в костюме московской фабрики качества, с поблескивающими золоченой оправой очками. Казалось бы, чем не образец строгой гармонии, пропитанной духом чистого знания? Ан нет. Достаточно увидеть того же профессора дома, в трусах и халате, с бутылкой пивчанского в одной руке и пультом в другой, подпрыгивающего в кресле и негодующего, когда спартаковская перекладина ловко отражает мяч, закрученный нападающим ЦСКА… Нет в нем в ту минуту и тени суровой университетской гармонии. Разрушен целостный образ, словно в профессоре живут два разных человека.

Увы, отсутствие гармонии — это полбеды. Иной раз сама гармония — зрелище куда ужаснее. Взять хотя бы падшего бомжа, давно забывшего прежнюю жизнь, — пьяного, страшного, плюнувшего на человечество и проклятого им в ответ. Пропитанного презрением к самому себе и запахом, который не выпарить даже в самой жаркой бане. Ибо запах этот у бомжа везде: и в одежде, и в коже, и в волосах. Бомж гармоничен. В нем нет ни единого противоречия. Он одинаково пьет дешевый портвейн что осенью, что весной. Одинаково копошится в мусорных баках и в лютую стужу, и в жаркий солнечный день. А если вы решите с ним заговорить, одинаково скользнет по вам пустым, бессмысленным взглядом, будь то раннее утро или самый поздний вечер. Бомж гармоничен — и это навеки въевшаяся страшная гармония, которую не под силу сломить в одиночку.

Но есть и третья категория людей, совсем маленькая, но оттого сияющая подобно золотой песчинке в груде пустой породы. Люди, для которых гармония дар, а не проклятье. Такие, как Аркадий Юрьевич.

Обстоятельный и педантичный. Любопытный и невозмутимый. Способный очаровать любого собеседника, любящий крепкий чай и молодых девиц, с коими, впрочем, неизменно тактичен и обходителен. В потрепанном, но чистом пиджачке, брюках и стареньких туфлях, которые подходят ему лучше, чем модели последних коллекций.

Да, Аркадий Юрьевич не был совершенен, как и все мы. Однако между гармонией и совершенством нельзя ставить знака равенства. Отказать же старичку в гармонии было решительно невозможно.

Даже небольшое отверстие напротив сердца имело аккуратную, идеально круглую форму. Даже темная кровь не посмела выбраться из-под борта пиджака и лишь стыдливо пропитала белую сорочку.

Но и умирая, Аркадий Юрьевич не дрогнул. Его лицо сохранило все то же добродушное выражение, только веки были полуопущены, да слегка замялся карман пиджака.

— Напали вечером, часов в одиннадцать, — сипло сказал дядя Витя. Его левая рука висела на перевязи, лицо побледнело, но от постельного режима он отказался наотрез. — Аркадий случайно задержался. У него всю неделю сердце шалило, а вчера вроде отпустило. Бумаг за неделю накопилось, хотел разгрести. А потом они с Палычем сели чаи гонять… — Дядя Витя кивнул в сторону второго тела с изувеченным окровавленным лицом. — Тут и началось.

— Много их было? — хмуро спросил Вербовски.

Дядя Витя скептически посмотрел на миниатюрный стул для младших классов и сел на парту.

— Много. Четверо прошли через главный ход. Представились нашими, показали нашивки и даже карточку. Назвали пароль. Сторож открыл, а тут Аркадий с Палычем вышли. Ну, и слово за слово раскусили визитеров. Они задергались и начали стрелять.

Я вздрогнул, заныла уже затянувшаяся рана. Знакомая ситуация, совсем как у нас. Только отделались мы не в пример легче. А ведь тоже могли лежать с дырками и слушать с того света сухой пересказ дяди Вити.

— В общем, Аркадия сразу положили. Палыча ранили, потом добили. Охранник в ответ успел одного подстрелить, прежде чем до него очередь дошла. Дальше началось — мама не горюй… У них, оказывается, и снаружи отряд был. Левое крыло запалили, начали по окнам стрелять. То ли отвлечь хотели, то ли напугать. Те, что внутрь зашли, сразу на третий этаж сунулись, в бухгалтерию и к Аркадию в кабинет. Там мы их и прищучили. Со мной ребята были толковые. Одного сразу срубили, одного ранили. Хотели взять живым, но он стрелял, как черт. Меня зацепил. Пришлось добить. Последний в окно сиганул. Не разбился, сволочь, ушел. И те, что подожгли, тоже.

Я слегка подался вперед.

— У них при себе ничего не было?

— Ничего. Ни документов, ни рюкзаков. Только одежда и оружие. Рабочее оружие.

— Что за оружие? — Вербовски присел рядом с телом Аркадия Юрьевича.

— Пистолеты, обрезы, у одного карабин. Снаружи — не знаю. Стреляли одиночными…

— …но вооружены были все, — закончил Вербовски. — У них был пропуск, они знали пароль, который мы меняем каждую неделю, они знали, где какой кабинет, и пришли чистыми. Но при этом на месте действовали, как идиоты. Потеряли людей, ничего не добились. Это не профессионалы. А вот тот, кто их готовил, — спец. Вероятно, он был снаружи. Наблюдал за операцией.

— И почему сам не пошел? — скептически спросил Игорь. — Какой смысл тратить столько сил на планирование и доверять исполнение идиотам, которые завалят все дело?

Я усмехнулся.

— Не все такие герои, как ты.

— Точно, — осклабился Вербовски. — Но шанс у них был. Если бы Аркадий не задержался допоздна. Если бы они не столкнулись в дверях. Если бы он не оказался таким въедливым и поверил пропуску и паролю. Если бы исполнители не оказались нервными. Если бы Виталий с парнями не застал их врасплох или отвлекся на пожар… Очень много «если». И любое из них играло на руку бандитам. В каком-то смысле нам повезло.

Повезло… Я посмотрел на тела, повернулся к Вербовски.

— Объясните мне другое. К чему вообще это нападение? Ладно, я могу предположить, откуда у них нашивки и карта. Могу представить, откуда пароль. Да и про планировку здания знали многие. Но что им понадобилась? Что за секретные документы у Аркадия Юрьевича? Мы тут бывали чуть ли не каждую неделю. На этом складе ничего серьезного нет, одно барахло. Вся бухгалтерия, весь приход-расход касается распределения этого же самого барахла. Тут нечего похищать, и бухгалтерия — куда отправлены десять курток и двадцать пар сапог — большой ценности не представляет. Тогда зачем все это? Планировать, нападать, терять людей. В чем смысл?

— Хороший вопрос, — кивнул Эдик и вопросительно посмотрел на дядю Витю.

— Хрен знает, — простодушно ответил тот. — Колька прав, тупо вышло. Чужих положили, своих положили.

— Контакты, — сказал Сан Саныч. — Аркадий знал всех наших функционеров верхнего и среднего звена.

— Я тоже знаю многих, — скептически заметил Игорь. — Да и не только я.

— Многих, но не всех. В бухгалтерии Аркадия есть конкретика: кто чем заведует, чьи разрешения требуются, чьи визы стоят. Подписи, наконец. Если планируются не просто бандитские налеты, а нечто большее, — это ценная информация.

— Чтобы такое использовать, нужна серьезная организация, — заметил Вербовски. — С ресурсами и, главное, целями. Нужна структура, нужен командир.

— Ага, Маршал, — невесело улыбнулся я.

* * *

Толпа кипела. Если бы не двойная цепь солдат, она бы снесла заграждения и трибуну. Что делать дальше, толпа не знала. Она пробовала выжить самостоятельно, не преуспела и стала частью коммуны. Она требовала от других помощи, и она ее получила. В обмен на еду, кров и безопасность толпа согласилась вести себя тихо и кое-как выполнять нехитрые общественные обязанности.

Сегодня перемирие закончилось. Впервые со дня основания коммуны администрация заявила о сокращении пайков.

Сокращение — совсем небольшое — стало последней каплей, катализатором, воспламенившим прежние обиды. «Почему Васе, а не мне выдали двухкомнатную квартиру в центре?», «Почему щегла Петю, а не меня кормят по категории Б?», «Почему рабочая смена Юли длится шесть часов, а моя девять?» И плевать, что Вася переехал в центр с Металлурга, а его новая квартира в двух минутах ходьбы от мастерской, где Вася вкалывает с утра до вечера. Плевать, что Петя дважды ранен во время ночного патрулирования. Плевать, что Юля после шестичасовой смены еще четверть суток часов работает воспитательницей в детском саду. Главное: почему кто-то имеет право жить лучше, чем они — некогда успешные офисные сотрудники, работники умственного труда, владельцы папиных БМВ и подаренных на совершеннолетие квартир.

Анабиоз перевернул привычный мир с ног на голову, но понимание жизни у граждан осталось прежним. Только раньше борьба шла за ежеквартальные премии и теплые бюджетные места, а теперь — за лишние граммы уцелевшей тушенки и десяток заплесневелых сухариков.

Толпа не желала слушать о сложности положения, о необходимости экономить продукты в преддверии зимы, об увеличении численности коммуны, вынудившей сократить размер пайка. Ее не интересовали успехи: с горем пополам реанимированные заводские цеха и запущенные станки, поставленные на колеса грузовики и первый запуск котельной с обещанием обогреть зимой до двух десятков домов. Единственное, что сдерживало толпу, — три десятка солдат в бронежилетах и с автоматами. А еще тупое рыло БТР, как бы невзначай развернувшееся пулеметом в сторону митингующих.

Неизвестно, чем бы все закончилось — люди в таком состоянии пострашнее обдолбанной гопоты, — но к концу выступления зарядил дождь. Холодный октябрьский дождь, крупный, косой от бьющего порывами ветра.

Толпа начала разваливаться. Конечно, остались те, кого дождем не запугать, но таких оказалось мало. Остальные предпочли стихийному митингу крышу над головой. Обсуждать и возмущаться злобной сущностью руководства комфортнее в помещении, а не под открытым неприветливым небом. За несколько минут толпа поредела на порядок. Вспыхнувший было конфликт угас сам собой.

Надо отдать должное Коршунову, он выстоял под дождем еще с четверть часа, отвечая на вопросы, и лишь потом объявил общее собрание законченным. Оставшиеся горожане повозмущались для приличия, но понемногу дождь охладил даже самые горячие головы. Вскоре площадь опустела, и только тогда хмурый немолодой мужчина с погонами подполковника приказал снять оцепление. Остался лишь бронетранспортер — символ безопасности, символ порядка, понемногу превращающийся в символ власти.

— В следующий раз надо оцепление усилить, — по-свойски сказал Игорь. — Слишком мало солдат. Если эти ломанутся, взвод их не остановит.

— Где людей найдешь? — с изрядным сарказмом поинтересовался Вербовски.

— Да хоть где, — отмахнулся Игорь. — Ополчение, добровольцы, дружинники — кто угодно. Надо же что-то делать. Сдается мне, непопулярных решений будет все больше.

— Оцепление тут не поможет, — наставительно сказал Сан Саныч. — Надо завязывать с этими сборищами. Вначале они работали на укрепление власти. Людям нужна была поддержка, хоть какая-то информация, уверенность в завтрашнем дне. Но сейчас — слишком опасно. Коршунов играет с огнем.

— Да ладно, — скептически отозвался Игорь. — Толпа толпой, но не конченые же они дебилы. Полсотни солдат, второй броник подогнать. Не полезут же на пулеметы?

— Толпу легко завести, — ответил Сан Саныч. — Несколько нужных людей внутри, несколько фраз, пара камней, вовремя брошенный призыв — и толпу уже не остановить ни военной формой, ни стрельбой в воздух. Разве что и впрямь пулеметами.

— Ребята, у вас все в порядке? — Я с изумлением посмотрел не столько на Игоря, сколько на Сан Саныча. — Это вообще-то люди. Среди них есть наши друзья и знакомые. Вы сейчас рассуждаете о том, как правильно расстреливать их из пулеметов?

Я ожидал увидеть на их лицах смятение или хотя бы смущение, но Игорь только посмотрел на меня исподлобья. Хорошо знакомый взгляд, означавший: «я понял, что ты говоришь, но остаюсь при своем мнении». Прочитать, что творится на душе у Сан Саныча, было сложнее. Охранник что-то неразборчиво буркнул и отошел от окна.

— Пойдемте, — без энтузиазма сказал он. — Опаздываем.

Игорь кивнул, вытащил из чехла зонт и первым пошел по лестнице вниз. Сан Саныч последовал за ним. Вербовски хлопнул меня по плечу, как мне показалось, одобрительно. Слава богу, хоть кто-то в этом мире не сошел с ума.

Дождь и не думал стихать. Когда мы пересекли площадь, в ботинках хлюпало. Джинсы до колен промокли насквозь. Сушиться было некогда. Коршунов назначил встречу на полпервого, на часах было двадцать восемь минут.

Охрана проверила наши пропуска, секретарша — записи, и ровно в назначенный срок мы вошли в кабинет самопровозглашенного главы коммуны.

* * *

Кабинет почти не изменился. Я бывал здесь однажды, в бесконечно далеком две тысячи первом. В тот год я занял второе место на чемпионате России по кадетам, и меня включили в состав делегации талантливых подростков. Мэр лично пожал нам руки, раздал грамоты и подарки, пожелал дальнейших успехов. С успехами как-то не вышло, а вот кабинет запомнился. Нынешнее его воплощение почти не отличалось от предыдущего. Словно не прошло сорок с лишним лет — сумасшедший, если подумать, срок.

Несмотря на синяки под глазами, Коршунов держался бодрячком. Нам принесли настоящий молотый кофе и колотый белый шоколад. Кофе в разряд деликатесов пока не попал, а вот за шоколад можно было выторговать что угодно. Ну, кроме оружия. Я взял фарфоровую чашку с ароматным напитком и в который раз подумал, как все-таки хорошо, что я не гурман, не сладкоежка и не любитель алкоголя и сигарет. Тридцатилетняя отключка насильственным путем избавляла людей от вредных привычек. Запасы из разграбленных в первые недели магазинов и складов подходили к концу. Хуже всего приходилось курильщикам: время и наводнение практически полностью уничтожили запасы табака.

Я сделал осторожный глоток и оглядел собравшихся — восемь человек: наша четверка, еще двое шапочных знакомых, тоже из рейд-отрядов, бритый наголо мужчина средних лет с погонами капитана и патлатый очкарик под пятьдесят с изрезанным морщинами лбом. Этого я раньше не видел, с капитаном пару раз сталкивался.

— Добрый день, коллеги. — Коршунов отпустил секретаршу и повернулся к нам. — Спасибо, что пришли. Какие-то вопросы, пожелания будут? Нет? Тогда начну я.

Он обвел всех тяжелым взглядом.

— Что сегодня происходило на площади, все видели. Это только начало, дальше будет хуже. Мы, конечно, смягчим, как сможем, но… буду с вами откровенен: положение у нас сложное, если не сказать критическое. Перспектив никаких. Катастрофа слишком масштабна, город к ней не был готов. По оценкам, во время наводнения погибло более девяноста процентов населения, но даже при таких потерях у нас острая нехватка ресурсов.

В начале сентября коммуна насчитывала три тысячи человек, к концу месяца — уже восемь. За первые девять дней октября к нам прибыло более четырех тысяч. На регистрационных пунктах очереди. Если темпы прироста сохранятся, к началу зимы у нас будет тридцать-сорок тысяч, которых надо кормить, селить и, главное, охранять. Что творится на улицах, вы знаете лучше меня.

Зимой все станет в десять раз хуже. Люди начнут замерзать. Деревьев в округе все меньше. Сейчас допиливают парки, к ноябрю закончатся и они. Я подписал указ об организации лесозаготовочной базы за городом, со следующей недели она начнет работу. Однако, учитывая рост коммуны, проблема с дровами зимой все равно будет. Собственно, для этого я вас и собрал.

Коршунов сделал скупой глоток.

— Нам удалось поднять котельную. Пока в аварийном режиме, но к концу ноября ее доведут до ума. Есть проблемы с подачей воды, есть проблемы с дизелями на насосах… Разберемся. Сколько система проработает, не знает никто. Может, всю зиму. Может, месяц. Может, неделю. Большинство труб — труха. Повезло, что незадолго до отключки в том районе проводился капремонт коммуникаций. Насколько его хватит, не знаю, но котельная — наш шанс пережить зиму. Если удастся дать отопление хотя бы в несколько домов, разместить там больных, стариков и детей…

Коршунов замолчал и принялся размешивать кофе в полупустой чашке, серебряная ложка неприятно позвякивала. Игорь покосился на Сан Саныча. На лице бывшего охранника промелькнуло злорадство: мол, я же говорил. Остальные, похоже, не поняли, куда клонит Коршунов. Капитан сидел с каменной рожей и прямой спиной — воплощенный солдафон из анекдотов. Патлатый очкарик с рассеянным видом следил за движением ложечки. Вид у него был нездоровый и какой-то помятый.

— Котельной нужно топливо. — Коршунов решительно бросил ложку и посмотрел на капитана так, словно тот мог решить эту проблему взмахом руки. — Солярки для насосов пока хватает. Нужен топочный мазут. Того, что при котельной, хватит на неделю. Мазут как резервное топливо держат при электростанциях. Вовремя катастрофы Безымянская ТЭЦ выгорела полностью, на ГРЭС минимальный трехсуточный запас. Основной… хранился на Самарской ТЭЦ.

Коршунов вновь замолчал, давая переварить сказанное. На лицах рейдеров проступило запоздалое понимание. Вербовски выглядел ошеломленным. Сан Саныч довольно скалился. Остальные на сообщение не прореагировали. То ли не сообразили, к чему все идет, то ли знали заранее.

— Вы люди проверенные, — резюмировал Коршунов, — прошли через многое. Я не прошу от вас невозможного. Понимаю весь риск. Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы свести его к минимуму. Так же обещаю вам достойную компенсацию вне зависимости от исхода дела. Исследовательская группа проработала рядом с ТЭЦ две недели, с их выводами вы ознакомитесь. Получите в свое распоряжение всё, что у нас есть. Никаких глобальных задач. Только разведка. Нужно убедиться, что топливо на месте. Убедиться, что оно доступно и не утратило рабочих свойств. — Коршунов сделал последнюю паузу и закончил: — Прошу вас сформировать бригаду для проникновения на территорию Самарской ТЭЦ. Несмотря на связанные с феноменом трудности.

* * *

— Что, так прямо и сказал? Связанные с феноменом трудности? — Ника подхватила шипящую сковородку и плюхнула на разделочную доску.

— Ага, — кивнул я и принялся накручивать на вилку спагетти.

— Вот урод. Надо было послать его вместе с феноменом. — Она села напротив и подперла кулачком подбородок. — Коля, ну какого черта ты согласился? Что, никого больше нет?

— Если не мы, то кто? — Я отправил спагетти в рот. — Ефли не фифяс, то кофда?

— Вот ты, Коля, все-таки местами умный, а местами спортсмен.

— Так за это ты меня и любифь. За фпортифные мефта.

— Дурак. — Ника посмотрела на меня осуждающе. — Как макароны, пересолила?

— Не. — Я проглотил. — В самый раз.

— Хорошо… Коль, возьми меня с собой?

— В феномен с трудностями?

— Да, в феномен.

— Ника… Ты же знаешь — не возьму. Не для того мы всё это пережили, чтобы в такое место на пару лезть.

— Ничего мы еще не пережили, — хмуро сказала Ника. Но тут же разгладила морщинку на лбу. — Минуту назад ты уверял, что это совершенно безопасно.

— Уверял. — Я вздохнул. — Но нет. Проси, что хочешь, только не в терновый куст.

— Ясно. — Ника встала, сняла закипевший чайник и разлила кипяток по чашкам.

— К тому же, состав утвержден. Снаряжение подготовлено в расчете на восемь человек.

— Снаряжение? — В ее голосе звучал скепсис. — Это какое же? Зонтик и резиновые сапоги?

— Ну, почему зонтик… Там много чего собрали. Оружие, кое-какие приборы, противогазы…

— Противогазы, — передразнила Ника. — Самому не смешно?

— Не смешно, — честно признался я. — Совсем не смешно. Но надо. К тому же, если все обойдется, получим билет в светлое будущее. Даже если не обойдется, ты получишь вместо меня. На зиму будешь обеспечена и едой, и дровами, и чем угодно. Коршунов обещал. По-моему, неплохо.

— Натурально дурак, — покачала головой Ника. — Ты думаешь, меня еда волнует? Что там с этими учеными?

— Ну, я не эксперт, но как сказал Сан Саныч: если они ничего не смогли объяснить на пальцах, без формул, значит, сами ни черта не поняли. Ну и хрен с ними, главное они установили: свет безвреден.

— Рентген тоже не сразу убивает.

Ника присела на подоконник и сложила руки на груди. Короткая майка слегка задралась, обнажив полоску побледневшей, но все еще загорелой кожи. Разговаривать о завтрашней экспедиции сразу расхотелось. Зато захотелось другого.

— Коля, Коля, мы тебя теряем. — Ника, уловив направление моего взгляда, демонстративно пощелкала пальцами. — Блин, какие вы все-таки примитивные, как в анекдоте: расстегнула верхние пуговицы — мозг мужику выключила, застегнула — включила.

— Ну… — я постарался собраться с мыслями, — пока никаких проблем. Пичугин — это местный ученый — сказал, что проходил за стену дважды, и там совершенно ничего особенного. Правда, надолго он там не задерживался: зашел, взял пробы, сфотографировал, вышел. Зато они отловили голубя, засунули в клетку и продержали на той стороне три дня. И ничего. Ворковал, пил, жрал, загадил клетку. Выпустили — полетел. Стало быть, безопасно.

Ника вновь неодобрительно покачала головой, деловито посмотрела на часы.

— В общем, все равно дурак, — подытожила она. — Я сейчас по делам, вернусь вечером, часов в семь. Может, в восемь. Чтобы был дома как штык.

— Йа-йа, как штык, мадам знает толк…

— Дурак!

Ника кинула в меня полотенце, показала язык и вышла из кухни.

Я в свою очередь посмотрел на часы: половина шестого, придется немного подождать. Отхлебнул чай. Ничего, чревоугодие тоже толковый грех. Голубь, конечно, голубем, но неизвестно, удастся ли мне еще хотя бы раз попробовать горячую пищу.

* * *

За ночь тучи рассеялись, с утра выглянуло солнце. Воздух был прохладный, столбик термометра застыл на отметке плюс шесть. Глядишь, к нашему возвращению поднимется до плюс десяти. Если возвращение состоится.

Прощальный вечер вышел совсем не таким, как мне представлялось. Вроде все подготовил: и свечи, и коньяк, и томик Шопенгауэра для чтения на ночь, а никакой романтики не вышло. Только безудержный секс в первую половину ночи и рев до утра во вторую. Не знаю точно, что нарисовала в своем воображении Ника, но по невнятным всхлипам я понял, что она считает меня кем-то средним между шахидом-камикадзе и Александром Матросовым. Уговоры не помогли, Ника проплакала всю ночь. И хотя ни шахидом, ни Матросовым я себя не чувствовал, уходил из дома с тяжелым сердцем. Признаться, продлись Никины уговоры чуть дольше, я, вероятно, пошел бы прямиком к Коршунову и послал его вместе со всеми трудностями и феноменами. А так — пришлось исполнять долг.

Щедрое начальство выделило нам грузовик, так что добирались с комфортом. Вербовски привычно дремал, Сан Саныч вел неспешные беседы с новыми знакомцами. В походном облачении, с рюкзаком за спиной он вполне мог сойти за туриста, если бы не висящий на груди автомат. Игорь, судя по ерзанию, и вовсе не мог дождаться, когда мы прибудем на место. Кроме нас, рейдеров, в кузове сидели двое солдат. Согласно установке, они должны были охранять грузовик и дожидаться нашего возвращения. Помнится, узнав об этом, Вербовски немедленно сострил про заградотряд и удостоился яростного взгляда Коршунова. На прощание нам пожали руки и пожелали удачи. Засим и отчалили.

С момента прошлого посещения золотистая стена вокруг ТЭЦ ничуть не изменилась. Правда, я увидел ее только мельком, издали. Грузовик подкатил не к ТЭЦ, а к входу на металлургический завод.

Нас уже ждали — семь человек, трое при оружии. Видимо, та самая исследовательская группа с охраной. Возглавлял ученых седовласый мужчина с прилипшей к губам улыбкой. Над улыбкой топорщились усы щеточкой.

— Пичугин Александр Иванович, — бодро представился он. — А вы, я так понимаю, группа разведки? Ничего, я вас долго не задержу.

Он достал из кармана сложенный вчетверо лист и сунул его мне.

— Это карта. Неполная, конечно, но чем богаты.

На листке обнаружился грубый набросок — завод, прилегающие улицы, территория ТЭЦ. Постройки окружал желтый контур. В нескольких местах линия пересекала заводские корпуса. Выходит, рисунок был не условным, он точно передавал положение световой стены. Но заинтересовало меня не это. На территории ТЭЦ рядом с градирнями тянулась еще одна желтая полоса, кое-где непрерывная, кое-где отмеченная пунктирной линией.

— Это что? — ткнул я в пунктир.

Игорь подошел и с интересом заглянул в листок.

— Там еще одна стена, — охотно пояснил Пичугин. — Прямо за этой. Сначала мы хотели пройти внутрь электростанции по Черемшанской — видите, улица между ТЭЦ и заводом? Так вот, стоило нам пройти через первую стену, как мы увидели вторую. Точно поперек улицы. Видите крестики? Это места, где мы проходили через внешнюю стену. Надолго мы не задерживались, поэтому картина неполная и дорисована пунктирной линией.

Я выслушал немного путаную речь ученого и резюмировал:

— Хреново.

С неудовольствием посмотрел на пунктир, аккуратно опутавший цистерны с мазутом. Проходить и через одну чертову стену не больно хотелось, а уж через две…

— Рекомендую — через завод. — Пичугин царапнул ногтем нижнюю часть карты. — Пойдете со стороны ТЭЦ — упретесь во внутренний барьер. А со стороны завода барьер одиночный. Вглубь мы, правда, не заходили, может быть, второй барьер и там есть, но если повезет, подойдете к цистернам со двора. Тогда внутреннюю стену пересекать не придется.

Я посмотрел на расположение крестиков: три со стороны ТЭЦ, еще два на Черемшанской и только один у входа на завод. Как-то маловато они наисследовали.

— На сам завод вы не заходили?

— Нет. — Пичугин отклеил улыбку и посмотрел на меня с возмущением. — Там, знаете ли, не розами пахнет.

— Ага, — вполголоса сказал Игорь. — Холопам идти можно, а бояре побрезговали.

Пичугин покраснел.

— Мы, знаете ли, жизнью своей рисковали. Дорогу вам проложили. Могли бы и «спасибо» сказать.

— Ну да, вымостили благими намерениями, — совсем тихо пробормотал Игорь.

Пичугин то ли не услышал, то ли не узнал цитаты.

— Ладно, все ясно. — Я счел за благо закруглить дискуссию. — Еще что-нибудь интересное расскажете?

— Сами всё увидите, — в голосе Пичугина звучала обида. Впрочем, он взял себя в руки, вернул улыбку под усы и добавил: — Ничего там особенного нет. Я за барьер три раза заходил — ни холодно, ни жарко. Только темные очки наденьте и глаза прикройте. Внутри… обычная картина для людного помещения. Вы такое, поди, сто раз видели. Разве что по сторонам смотрите. Тут собачья стая прибилась.

— Стая? — удивленно изогнул брови Игорь.

— Самая натуральная. Я сам видел, как псина через барьер бегает. Здоровенная такая.

— Ясно, — сразу подобрался Игорь.

Все-таки, что бы он ни говорил, на собачках у него пунктик. И у меня, похоже, тоже. Когда Пичугин упомянул псину, сердце екнуло и забилось чаще. Проклятый дог, в каждой тени теперь мерещится.

— Хватит рассусоливать, — отрезал Сан Саныч. — Больше сказать нечего? Тогда пошли, а то до ночи простоим, в бумажку глядя.

Вербовски усмехнулся.

— Я готов. — Игорь походил на сжатую пружину. Предвкушая встречу с четвероногими врагами, о стене света он уже не думал.

Сан Саныч придирчиво осмотрел наш небольшой отряд и первым двинулся вперед.

Глава 3

Несбывшиеся ожидания бывают трех видов. Чаще всего они не вызывают ничего, кроме раздражения. Взять, к примеру, опытного игромана, собаку съевшего на компьютерных баталиях. Решит игроман развлечься отстрелом конкурентов в многопользовательской сетевушке, и вдруг с ужасом обнаруживает, что в его команду записались сплошь новички, которые не то что о раше — о хедшотах не слышали. В гневе бьет игроман по клавиатуре или джойстику и выходит из игры, предварительно прокричав, что он думает о нубах.

Есть другая категория — приятная, хотя и, несомненно, более редкая. Вместо того, чтобы слить матч, сборная России вколачивает в ворота итальянцев три безответных мяча, и оголтелые футбольные фанаты, еще вчера клеймившие «кривоногих пешеходов», взрывают петарды и оглашают ночные улицы радостным воем, мешая спать честным гражданам. Парадоксально, но несбывшиеся ожидания способны приносить не только печаль, но и радость.

Существует и третий вариант. Странный и непривычный. Когда ожидания обманывают столь нейтральным либо причудливым образом, что не знаешь, как и реагировать.

Я не разделял страхов Ники, не пылал исследовательским энтузиазмом Игоря. Я до последнего ждал какого-то подвоха. И когда стена света оказалась на расстоянии вытянутой руки, все внутри сжалось в комок.

Как и в прошлое посещение зудела кожа, ныли зубы, спина покрылась мурашками. Еще один шаг — и свет, пробивающийся сквозь сжатые веки и очки-поляроиды, погас. Ничего не произошло. Я по инерции прошел дальше, и ослепительное сияние осталось за спиной.

Я открыл глаза. Обычная проходная, обычный коридор, развилка в конце. В углу над распахнутой дверью — растрепанная паутина. Мелкие комочки земли на полу: кто-то из рабочих умудрился принести на ботинках редкую летнюю грязь. Ни звука, только шуршание шагов. Знакомый гнилостный запах — не очень сильный. Главное испытание будет впереди. Ничего необычного, совсем ничего.

Не знаю, что я ожидал увидеть: полный мутантов и аномалий мир Зоны, Зазеркалье, проход в Злую Параллельную Вселенную? Не знаю. Но мои ожидания не оправдались. Никак.

Сан Саныч снял очки и помассировал переносицу. Вербовски убрал одну руку с автомата.

— Похоже, первое испытание пройдено, — с истеричной ноткой в голосе сказал Илья — приписанный к нашей четверке рейдер. Надо же, выходит, тоже нервничал, а с виду скала скалой.

Сан Саныч убрал темные очки в карман.

— Пошли.

— Только не спешите, — предостерег Игорь.

— Собак боишься? — Сброшенное напряжение развязало Илье язык.

— Мало ли что, — серьезно ответил Игорь. — Ученые сами сказали, что дальше границы не проходили.

Он сделал легкое движение рукой, и железный шарик от подшипника заскакал по каменному полу и подкатился к стене напротив. Выходит, мысль о Зоне пришла в голову не только мне. Сан Саныч посмотрел на шарик с удивлением, а Эдик Вербовски вдруг улыбнулся. Узнал.

Мы миновали коридор и увидели первое тело. Чоповец с пристегнутой к поясу рацией и дубинкой распластался перед открытой дверью. Рядом лежал перевернутый стул. Запах усилился. Не сговариваясь, мы натянули противогазы. Что творится в цехах, я прекрасно представлял, и на сей раз ожидания, к сожалению, сбылись.

Людей было много. Счет шел на десятки, если не на сотни. И хотя огромные размеры цехов скрадывали масштаб трагедии, стоило вспомнить сухие цифры, как по спине бежал холодок. Я боялся, что придется идти в полумраке, но огромные окна пропускали достаточно света.

Мы прошли мимо гигантского пресса со стертыми полуметровыми буквами «УЗТМ», мимо огромных цистерн и широкого языка конвейерной ленты. Мне вдруг стало не по себе — не от мертвецов, их я уже повидал достаточно, не от застывших во времени заводских махин. Что-то было не так. Это место чем-то отличалось от могильников, в которых мне довелось побывать. Чем-то неуловимым и вместе с тем важным.

Я немного сбавил шаг, пытаясь понять, что меня взволновало. На первый взгляд — всё как обычно. Сан Саныч и Вербовски бодро вышагивают с автоматами наперевес. Рядом вьется Игорь — в одной руке пистолет, в другой подшипники. Через каждые несколько шагов он останавливается и бросает шарики вперед. Шарики скачут по полу и замирают в четком соответствии с законами физики. Интересно, что кончится раньше — их запас или терпение у Игоря? Вполне возможно, что ни то, ни другое: парень упорен и запаслив. Илья тоже не суетится, его напарник Михаил с любопытством поглядывает по сторонам. Трупами его не увидишь, а вот на заводе он впервые. Все нормально, никакой опасности, даже мифической собачьей стаи. Всё в порядке… Тогда откуда это нарастающее ощущение неправильности?

Я забрал чуть левее, обходя сразу два тела — совсем молодой парень в грязных перчатках и мужчина постарше, до сих пор сжимающий какой-то прибор. На обоих заляпанная синяя униформа, рядом валяются белые каски. Кожа покрыта отталкивающими синюшными пятнами. Трупными пятнами…

— Стойте! — Отряд послушно замер. Вербовски поудобнее перехватил автомат. — Секунду.

Преодолевая отвращение, я внимательно осмотрел тело, перешел к соседнему. Затем еще к одному. Утопленники, такие же, как везде. Как в «Скале», как в магазинах, в квартирах. Вот только…

— Трупы… свежие. Недели две, не больше.

Меня сначала не поняли и, подозреваю, посмотрели, как на идиота. Хорошо, что за противогазами не видно выражение лиц…

Но Игорь не удержался и подошел к ближайшему мертвецу, перевернул его на спину. Некоторое время изучал тело с педантичностью судмедэксперта, затем резко вскочил и перешел к соседнему.

— Николай прав. — В искаженном фильтром голосе звучало удивление. — Две, может быть три недели, но никак не два с лишним месяца.

Сан Саныч нехотя вернулся к нам и присоединился к осмотру. Остальные, помедлив, последовали его примеру. Прямо симпозиум врачей на выезде.

Мозговой штурм не состоялся, здравых идей не было даже у Игоря. Он, правда, блеснул нездравой, заметив, что человечество испытало на себе похожий эффект. Если мы ничуть не изменились за тридцать лет, то тут трупы «законсервировало» еще на пару месяцев — то же самое воздействие, только в измененной форме. Вроде эффекта эха. На резонный вопрос: «Почему же во всем городе трупы гниют?» Игорь пожал плечами и заявил, что он ученый, а не гадалка и вообще: «может, близость света сказывается, может, еще что».

На этом научный диспут закончился.

Не скажу, что рассуждения Игоря показались мне убедительными, но холодок по спине пробежал. Вновь выпустил когти подавленный было страх: «А как на нас скажется близость света?»

Остальным, видать, тоже стало не по себе, потому что отряд без понуканий ускорил шаг. Но выйти с завода не удалось.

* * *

Не прошло и минуты, как воздух впереди замерцал. Еще два десятка шагов — и едва заметные вспышки слились в ровное, светлое полотно. За ним виднелись широкие распахнутые ворота и заваленный металлическими чушками двор. Если верить карте, от него до ТЭЦ рукой подать. Только что толку? Дорогу полностью перегородил еще один световой барьер.

— Пойдем в обход, — без колебаний сказал Сан Саныч, остальные молча подчинились.

Даже Игорь не стал выступать с риторикой: мол, прошли одну стену — пройдем и вторую. Гнетущая атмосфера не располагала к спорам и экспериментам.

Мы пересекли узкую дорожку между корпусами и вошли в соседний цех. Картина здесь в точности повторяла предыдущую. Только стена света немного изогнулась и оттеснила нас от ворот еще дальше. Игорь осмотрел пару тел и еще раз убедился в их «свежести». Выходит, дело не в конкретном цехе. Странный «консервант» будто бы «распылился» по всей территории завода. Возможно, версия о влиянии загадочного света была не так уж далека от истины.

Мы двинулись дальше вдоль барьера, миновали несколько помещений. Везде одно и тоже: на полу графитовая пыль, высохшая смазка, окалина. Пару раз пришлось обходить шлаковые ямы — огромные колодцы, куда стекалась отработанная жидкость. Сейчас, после наводнения, они были заполнены, даже высохшая за тридцать лет эмульсионная пена вновь покрывала поверхность грязными серыми хлопьями.

Мы вошли в прокатный цех. Огромное помещение, стан на всю длину, печи, карманы с трубами. Наверху, метрах в пятнадцати над станом, застыл мостовой кран. На рольгангах лежали заготовки. Их вереница тянулась через весь цех, вливалась в раскрытую пасть печи, выкатывалась на прокатный стан. Словно фотография, стоп-кадр, случайный скриншот производственного процесса. Вот только гигантская печь остыла много лет назад, а ролики, по которым скользили заготовки, покрылись налетом ржавчины.

Золотистая стена полыхала и тут. Я не считал корпуса, но и без того уже знал: мы почти пересекли территорию завода. Вот-вот должен показаться внешний барьер. Видимо, придется выйти «наружу» и искать другую дорогу, в обход внутренней стены. Ученые не нашли лазейки со стороны ТЭЦ, но, может быть, нам повезет больше…

— Стой! — Игорь махнул рукой. — Кажется, там проход.

Он отделился от группы и, пригнувшись, на полусогнутых направился к внутреннему барьеру. Словно кот, крадущийся к добыче. Мы двинулись за ним. Вскоре стало понятно, о чем предупреждал Игорь. Оставалось только дивиться его наблюдательности.

Внутренний барьер изгибался почти под прямым углом. Зазор между ним и прокатным станом едва ли превышал полтора метра. Если пройти по нему, можно протиснуться в раскрытые ворота и выйти во двор. Определенно, это шанс. Главное, не оступиться, не нырнуть в ослепительное сияние, до которого в буквальном смысле рукой подать.

— Я проверю, — сказал Игорь.

Скинул рюкзак, подошел поближе и чертыхнулся. Сияние слепило. Идти по узкой тропке лицом к нему было попросту невозможно. Ему пришлось повернуться спиной.

Я с замиранием сердца следил за Игорем. Два приставных шага, мимолетный взгляд по ходу движения, и снова прикрывает глаза. Два приставных шага…

Прокатный стан закончился. Теперь перешагнуть через мертвеца, уткнуться коротким хоботом противогаза в стену.

Два приставных шага…

Игорь миновал рамку ворот. Сделал еще несколько шагов вдоль барьера и нырнул за угол…

Его не было минут пять. Я уже начал всерьез волноваться, когда нескладная фигура парня вновь показалась в узком просвете.

— Чисто! Я проверял, можно ли дальше пройти. Через Черемшанскую точно пройдем. Дальше еще одна стена, но она правее. До ТЭЦ доберемся, а там… хэзэ.

— Жди, — после короткого раздумья крикнул Сан Саныч.

Кажется, он решал: устроить разнос за самоволку сейчас или уже на той стороне.

— Готовы? — мрачно обратился он к нам, видимо, приняв решение, и стал стаскивать рюкзак.

Протиснуться в узкий лаз с горбом на спине было нереально. Игорь отошел чуть дальше от света и стал следить за нашим переходом.

С вещами в руках Сан Саныч осторожно двинулся по узкой колее. За ним последовали Вербовски, Илья, Михаил. Мне выпало идти последним.

С каждым шагом свет становился ярче, возник уже привычный зуд. Дрожь заставила стиснуть зубы. Я заморгал, пытаясь смахнуть слезы. По примеру Игоря повернулся к светящемуся барьеру спиной, до боли зажмурился. Помогло не очень — сияние пробивалось даже сквозь сомкнутые веки. Перед глазами запрыгали красно-желтые круги. Захотелось ускорить шаг, поскорее покинуть этот искусственный переулок, но я заставил себя удержать прежний темп. Надо потерпеть. Не хватало вляпаться в эту гадость. Игорь прошел, Сан Саныч прошел, значит… тоже пройду.

Я на миг разлепил глаза. До ворот оставалось несколько метров, дальше двор. Большая часть пути позади. Идущий передо мной Михаил уже миновал самый узкий участок. Еще чуть-чуть потерпеть…

Закружилась голова, слюна стала горькой, накатила тошнота. Я вслепую попытался схватиться за железную створку ворот, не преуспел, а в следующую секунду почувствовал мягкий и одновременно тяжелый удар в правый бок. Пальцы бессильно скользнули по металлу, тщетно пытаясь найти малейший выступ. Я оступился, потерял равновесие и рухнул на спину.

В ослепительные объятия янтарного света.

* * *

Падение было быстрым и в то же время каким-то неправильным. Я не успел толком среагировать, даже не выставил руку. Приземлился на спину и болезненно ударился локтем. Однако несколько мгновений для тела растянулись в добрые полминуты для сознания. На миг слепящий свет погас и тут же вспыхнул с новой силой. Снова погас и снова полыхнул.

Я так и не понял, что столкнуло меня с проторенной колеи, но вполне четко сознавал, что пересекаю внутренний барьер. Что надо быть готовым ко всему и при малейшей возможности бежать назад к найденной Игорем узкой дорожке…

Однако планам не суждено было сбыться.

Едва я почувствовал под собой твердую поверхность, как меня рванули за руку. Новый полет оказался короче предыдущего, а удар в конце слабее.

Я не стал разлеживаться. Сразу откатился в сторону, выхватил из кобуры пистолет и щелкнул предохранителем.

Стрелять вслепую — не лучшая идея. К тому же светопляска вокруг вроде прекратилась. Я вытянул руку с пистолетом перед собой и осторожно открыл глаза.

Я лежал на небольшой круглой площадке, от силы метров десять в поперечнике. За моей спиной возвышалась небольшая стопа алюминиевых заготовок. Кажется, на нее я и приземлился в первый раз, после чего меня сдернули на пол. Бетон подо мной был мокрым. То тут, то там мелкие лужицы: вода скопилась в неглубоких трещинах и выбоинах в полу.

Рядом лежал рабочий с удивительно спокойным, умиротворенным лицом. Синяя спецовка промокла насквозь, на бледной восковой коже еще не проступили трупные пятна. Казалось, он умер только вчера.

Стена света никуда не делась. Она опоясывала площадку сияющим забором, но почему-то, несмотря на близость, уже не резала глаза.

Однако не она приковала мое внимание.

В центре круга первозданным белым пламенем полыхала колонна света. Идеально ровная в основании, она раскрывалась кверху подобно шляпке гриба. Края шляпки перетекали в сияющий барьер, замыкая меня в полый цилиндр с выточенным из света сердечником. А рядом с сердечником безмолвно, по струнке стоял дог мраморного окраса. Старый знакомец, спасший меня на Победе и дважды подстреленный Игорем.

Вот и свиделись.

Я прицелился. Нас разделяло два метра. Промазать с такого расстояния невозможно, а выстрелы в упор свалят даже лошадь. Пес равнодушно покосился на пистолет и посмотрел мне в глаза. Совсем по-человечески мотнул мордой в сторону огненной колонны.

— Кто ты? — Дурацкий вопрос сам собой упал с губ.

Фильтр противогаза смазал голос.

Я мотнул головой, поморгал. Не опуская пистолета, осторожно поднялся на ноги. Боль в локте постепенно уходила — просто ушиб.

Дог, не ответив, снова приглашающе мотнул головой в сторону сердечника. Да что же это происходит? Как он здесь оказался? Ждал нас? Шел по следу? Обе версии казались совершенно невероятными. Как и устроенная им засада, заправский толчок в спину, рывок, втащивший меня внутрь светящегося кольца. Ни один пес, да что там пес — человек, не мог предвидеть наше появление. Три дня назад я понятия не имел, что окажусь здесь. Час назад мы не знали, каким маршрутом пойдем. И вот теперь пес хочет, чтобы я приблизился к этой колонне света.

Я невольно сделал шаг, спохватился и взял себя в руки.

Куда, идиот?! Поворачивайся, беги назад!

Когти цокнули по полу, дог нетерпеливо переступил лапами. Видя, что я медлю, подскочил к самому огненному сердечнику, завилял обрубком хвоста. Снова уставился на меня, всем своим видом демонстрируя: подходи, здесь безопасно.

Вопреки всякому здравомыслию, я осторожно шагнул вперед. Еще чуть-чуть, и смогу коснуться ее рукой…

В голове взорвалась граната. По крайней мере, именно таким было первое ощущение. Мир поплыл, сменился калейдоскопом цветов и образов. Большинство проскользнули мимо сознания, словно бесформенные полупрозрачные тени, которые можно выхватить лишь боковым зрением: столб пламени, метель, выезжающий на улицу танк, рушащийся с небес самолет, незнакомые лица, одежда, беззвучные крики, обрывки слов… Я не узнавал ничего. Обрывки исчезли, и сознание раздвоилось. Я прекрасно понимал, что стою посреди завода. В то же время я лежал на бетоне и смотрел в темное серое небо, а надо мной почему-то стоял Михалыч. Все те же безумные глаза, та же волчья ухмылка, только в руке он держал не нож, а пистолет. Я дернулся в сторону, пытаясь уклониться от пули, и сердце взорвалось кровавым фонтаном…

Видение поблекло, хотя хор голосов не стих. Вновь нетерпеливо прогарцевал дог. «Давай же, — читалось на его морде, — еще пара шагов, и ты все поймешь. Никаких загадок, никаких тайн, просто прикоснись…»

Хлопнул выстрел, потом еще один.

Меня схватили за руку и дернули назад, прочь от сияющей колонны. Еще дважды слитно рявкнул пистолет.

— Глаза!

Голос Игоря вывел меня из ступора. Я едва успел зажмуриться перед тем, как мы вновь утонули в океане света…

* * *

Остаток пути я проделал на автопилоте. Игорь тащил меня за руку, а я послушно брел следом. Опомнился только во дворе. Рухнул на чахлую травку. Сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами по-прежнему прыгали разноцветные пятна. Игорь упал рядом и, содрав противогаз, закашлялся. Я последовал его примеру. После всей этой свистопляски противогаз казался глупой, бесполезной игрушкой. От чего, кроме запаха, он может защитить?

— Охренеть, — выдохнул Игорь. — И что это было?

— Меня спрашиваешь? — сипло сказал я.

Шумно втянул прохладный, удивительно свежий воздух. Остальные уже стояли рядом.

— Вержбицкий, сдай оружие, — глухо потребовал Сан Саныч.

Я немо воззрился на бывшего охранника. Игорь словно бы с удивлением посмотрел на пистолет, криво усмехнулся, поставил на предохранитель и протянул Сан Санычу рукоятью вперед.

— По возвращении получишь дисциплинарное взыскание.

— И с какой же формулировкой? — нагловато поинтересовался Игорь.

— За безответственность и самовольные действия.

— О… — Игорь сложил губы трубочкой и беззлобно добавил: — Да идите вы со своей ответственностью. Я Колю не брошу.

Он поднялся и принялся отряхивать пятнистые штаны от сора. Сан Саныч подошел вплотную и вдруг без замаха нанес короткий удар. Вскрикнув, Игорь снова полетел на землю. Тут же подобрался и зло посмотрел на охранника.

— Ну что, кэп, самоутвердился? И что дальше? Изобьешь меня? Руки свяжешь? Поставишь под конвой? Большой, ять, начальник…

Игорь провел рукой по носу, размазывая красную дорожку. Сан Саныч молча врезал ему сапогом по ребрам, и парень, охнув, сложился пополам.

— Вы что, с ума посходили? — Я нашел в себе силы подняться. Встал между Игорем и охранником.

— Забей, — сипло прошипел из-за спины Игорь. — Ничего он мне не сделает.

— Я приказал оставаться на месте, он не подчинился. Отойди, Климов.

Сан Саныч попытался меня отстранить, но я уперся.

— Коля, не лезь, — повысил голос Сан Саныч. — Если не вбить ему в башку, что такое дисциплина, будет только хуже.

Игорь, держась левой рукой за бок, тяжело поднялся. Из носа тянулась алая струйка. Но отступать он явно не собирался, сплюнул на землю.

— Вы посмотрите, кто у нас дисциплинированный выискался. Как чужих баб трахать и наряды за тушенку продавать — это нормально. А когда своих из говна вытаскивать — дисциплина проснулась.

— Прекратите! — Я с трудом, но все же устоял на ногах после повторного толчка Сан Саныча. — В лагере разберетесь. Сейчас делом надо заниматься.

Некоторое время Сан Саныч сверлил меня взглядом. Странная и глупая ситуация — стоять нос к носу с человеком в противогазе. В другое время кто-нибудь из нас обязательно сострил бы по этому поводу. Вот только сейчас нам было не до шуток. Мне показалось, охранник всерьез обдумывает, не дать ли в морду и мне, но он сдержался. Сменил тему:

— Что произошло?

* * *

Пустынное шоссе, перекресток с уткнувшимся в столб грузовиком, гулкая ночная тишина. За последние месяцы я видел подобную картину десятки раз.

Только раньше ночь не наступала в час пополудни.

Луч фонаря выхватил длинный, заваленный трубами прицеп. Грузовик едва успел вырулить с завода, когда водитель отключился. Машина не успела набрать скорость, удар вышел несильным, и спустя тридцать лет водила должен был открыть глаза. Однако в город пришла вода, и сейчас на ремнях безопасности висел лишь склеванный птицами полуразложившийся труп.

Я оглянулся. Несмотря на темень, светящийся барьер был почти не виден: мы отошли слишком далеко. С той минуты, как мы проникли на завод, прошло чуть больше трех часов.

Вот тебе и безобидный, ни на что не влияющий свет.

Никаких прыжков во времени и прочих видимых катаклизмов не случилось. Просто, едва мы вышли с территории завода на Черемшанскую, начало смеркаться, хотя часы показывали полдень. Впору было бежать без оглядки, но мы не сразу сообразили, что к чему. Решили, что виноваты затянувшие небо облака.

Затем начались барьеры. Их было много. Они огораживали небольшие участки, словно огромные капли ртути, разлитые вокруг ТЭЦ. Мы лавировали по пылающему лабиринту, и яркое, неестественное сияние разгоняло сгустившуюся тьму.

Наконец, кольца света остались позади, и мы оказали ровно там, где хотели: рядом с гигантскими цистернами.

Тихо.

Над головой — черное небо, расчерченное падающими звездами.

Ночь среди белого дня — сильное впечатление.

Сан Саныч приказал проверить содержимое цистерн. Мы убили четверть часа, борясь с заржавевшими люками и забирая пробы вязкой черной жидкости…

В город выбрались без проблем. Пунктирная линия на карте на поверку оказалась не монолитной: мнимый внутренний барьер состоял из двух, с довольно широким проходом посередине. Грузовик пройдет без проблем. Так что, если топливо сочтут годным, трудностей с транспортировкой не будет.

Конечно, если найдутся люди, готовые работать там, где день пролетает за три часа…

Пройдя перекресток, мы свернули на Алма-Атинскую и вскоре увидели отблески костра.

— О! А мы уж думали, вам конец! — радостно выдал молодой солдат вместо приветствия.

Проснулся задремавший Пичугин и немедленно полез с расспросами. Остальные — что солдаты, что ученые — сгрудились вокруг. Рассказ о хроновыверте встретили прохладно. Попросту говоря, нам не поверили. Пичугин долго требовал, чтобы мы признались в розыгрыше и перевели подкрученные стрелки часов обратно. Так и не выбив из нас признания, он, в конце концов, с досадой махнул рукой и перешел к частностям. Главным объектом интереса стал я — человек, побывавший за внутренней стеной света.

Игорь из дискуссии самоустранился, неуклюже присел возле костра и уставился на огонь. Судя по неестественной позе, простым синяком на ребрах он не отделался.

Мой рассказ Пичугина не удовлетворил. По его мнению, он слишком смахивал на сцену из фантастического фильма. В ответ я спросил: что именно он ожидал услышать? Рассказывать, как меня затащил пес, я не стал. Версия о том, что я поскользнулся на смазке, звучала достовернее. Никто и не подумал, что вся смазка, попавшая на пол, если она там и была, должна была давно высохнуть и окаменеть. Ну, а выстрелы — что выстрелы… Вы же сами видели тут стаю. Тупой пес заскочил за барьер, и Игорь подстрелил его во избежание… Нормальная версия.

Поняв, что больше из меня не выжать, Пичугин все внимание переключил на карту. Потребовал нанести наш маршрут и нарисовать все встреченные барьеры. Я воспользовался паузой и, пока остальные упражнялись в топографии, подсел к Игорю.

— Болит?

— Ребро. Кажется, трещина или перелом. — Игорь косо посмотрел в мою сторону. На скуле у него разлилась лиловая гематома.

— Спасибо.

— Да ладно, Коль. Сколько мы друг друга в «Лефт фор дэд» поднимали.

Я через силу улыбнулся вялой шутке.

— Ты всегда был командным игроком.

— Да ладно, — повторил Игорь. Криво улыбнулся. — Ты бы тоже за мной пошел. Что я, не знаю?

Я отвел глаза, посмотрел на пляшущие языки пламени. Пошел бы? Наверное, пошел. Это ж не на амбразуру кидаться. Впереди ждала неизвестность, и что бы ни болтали всякие умники, неизвестность лучше верной смерти.

— Коля, это ведь тот самый пес? — тихо спросил Игорь после паузы.

— Да.

— Откуда он взялся?

— Не знаю. Ты его убил?

— Убил. — Игорь подобрал сухую веточку и кинул в костер. — Убил и добил. Не поверишь, я испугался. Никогда собак не боялся, а тут, когда его узнал, страшно стало. Сейчас думаю, может и не стоило его убивать.

— Может быть. — Тема вдруг стала мне неприятна до тошноты.

— Коль, сколько их было?

— Кого?

— Ну, этих… барьеров. — Игорь отправил в огонь очередную щепку. — Мы не один пересекли — это точно. Сначала мне показалось — два, но теперь мерещится, что три.

Я вдруг отчетливо вспомнил, как после падения в свет на миг воцарилась темнота. Потом вспыхнуло вновь, и опять свет сменился мимолетной тьмой — стоящие подряд стены света, между которыми считанные сантиметры?.. Почему бы и нет? Далеко не так безумно, как разлившаяся посреди белого дня ночь.

— Не знаю. Я глаза закрыл. Там какие-то вспышки были. Кажется, всего три.

— Ага. — Игорь осторожно оперся о локоть и растянулся на холодной земле. — Я немного посплю. Когда эти наболтаются, разбудишь, ладно? Тут где-то есть надежная квартира. Наверное, мы туда пойдем, не всю же ночь посреди поля торчать.

— Хорошо.

Я подобрал и отправил в костер веточку. Она занялась и вспыхнула. Янтарные язычки заплясали на ней, как искры в пресловутых мерцающих стенах.

Что же вы такое, черт вас побери?

Что?

Глава 4

— Все в порядке? Жалоб нет?

— Вроде нет.

— Прекрасно, голубчик, прекрасно. Маечку повыше.

Хитроглазый усатый доктор протер стетоскоп и занялся прослушиванием моих легких. Стетоскоп сменился тонометром. Затем док поводил перед глазами молоточком, деловито постучал по коленке и бегло осмотрел ухо-горло-нос.

Как по мне, в осмотре не было никакой необходимости. По мнению дока — тоже. Но распоряжение подписал лично Коршунов, так что выбирать не приходилось. Два раза в день я без очереди заявлялся в кабинет врача, краснел под обжигающими взглядами больных и характерным подергиванием ноги демонстрировал отличные рефлексы.

— Кошмары не мучают? Стул хороший? Голова не кружится?..

Доктор сделал запись в тетради и погладил округлый животик. В наши дни похвастать таким могли немногие. Злоехидный Гиппократ ряшку не только не растерял, но и нарастил.

— Откуда столько злобы? — пробормотал я, натягивая куртку.

Меня била дрожь, несмотря на растопленную печку, в кабинете было прохладно.

— Профессия, знаете ли, обязывает. — Док отложил карандаш и залихватски пригладил усы. — Это не злоба. Жесткость, цинизм, правда-матка в глаза.

У меня было стойкое ощущение, что доктор надо мной посмеивается.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Вержбицкий. Глаза сонные, волосы нестриженые.

— Легок на помине. — Я приветственно махнул рукой. — Заходи, я всё.

— Привет.

Игорь зашел и прикрыл за собой дверь.

— Здравствуй-здравствуй, Игорек. — Доктор снова принялся протирать стетоскоп.

— Привет, Гиппо…

Я спешно покинул комнату. Эти двое друг друга терпеть не могли. Я пару раз присутствовал при их разговорах — яд в каждом слове, причем в смертельных дозах. Профессиональная ревность, что ли?

Продолжая зябко кутаться, я выскочил наружу и быстро зашагал в сторону Самарской площади. В последнее время у меня появилась дурацкая привычка приходить в последнюю минуту… Последнее время, последняя минута — неоптимистичные какие-то тавтологии… И вроде слежу за временем, стараюсь выходить в срок, а все равно постоянно опаздываю. Обязанности, чертовы обязанности, которых с каждым днем все больше: Коля сделай то, Коля сделай это, и никакого света в конце туннеля.

На площади было пусто. Только туша бронетранспортера привычно стыла на ветру. БТР не мог сдвинуться с места — маленький секрет, известный лишь узкой группе людей. Какая-то серьезная поломка, которую так и не смогли устранить. Но башня ворочалась, пулемет работал, так что паралитика отбуксировали к зданию мэрии, то ли для солидности, то для устрашения. Что до бодро бегающего предшественника, он охранял главную сокровищницу коммуны — топливное хранилище.

На КПП я показал пропуск, назвал пароль — теперь их меняли каждые три дня — и прошел в мэрию. По дороге меня останавливали еще дважды. Обыскали и сверили рожу с черно-белой фотографией с такой тщательностью, будто я тут впервые.

Кажется, у Коршунова развилась паранойя.

Впрочем, понять его можно. В последнее время дела шли из рук вон плохо. Нападения неизвестных участились. Было разграблено несколько мелких объектов на периферии. Перевалочный пункт на Ленинградской пришлось эвакуировать. А три дня назад на Победе шел настоящий ночной бой. Мы потеряли троих, еще четверо получили ранения. У нападавших двое погибли, еще двоих взяли в плен и допросили с пристрастием. Никакого толку: твердили, что ничего не знают, что им приказали, что работают за еду. Ссылались на каких-то военных. Вновь прозвучало имя «Маршал».

Сначала им не поверили. Одного отлупили так, что он едва кони не двинул, однако выжать больше так и не удалось.

По наводке пленных навестили пару квартир. Одна оказалась пустой, на другой взяли какого-то узбека или таджика, который по-русски едва говорил. Вроде как просто присматривал за домом. Приходили какие-то люди, о чем-то разговаривали. Кто такие, не знает, куда уходили — тоже. Кормили хорошо, поэтому и служит. Вот и весь сказ.

Нападения между тем продолжались. В основном, по мелочи, но нервы у всех были на пределе. В ночные патрули меньше чем по четверо теперь не выступали. Еще немного и впору переходить на осадное положение. Знать бы только, кто нас осаждает.

— Николай, присаживайся. — Коршунов выглядел уставшим. Морщины на лбу стали резче, кожа бледная, ни кровинки. — Что врач сказал?

— Здоров как бык.

Я примерно представлял, к чему эти вопросы и о чем пойдет разговор.

— Хорошо.

По лицу Коршунова пробежала тень. Если бы я корчился в смертных муках, ему было бы проще. Проект «Поселение» закрыть, на идее поставить крест. Увы, никто из побывавших за барьером умирать не собирался и ничем страшнее простуды не заболел. Ну, а простуда по осени — дело житейское.

— Вчера опустошили первую цистерну, — поделился новостями Коршунов. — Пичугин с командой составили подробную карту территории.

Я молча кивнул, ожидая продолжения.

— Пойдешь с ними? — внезапно спросил Коршунов.

На секунду я опешил, вопрос вышел совершенно неожиданным.

— Я?

— Ты-ты, — в голосе мелькнуло раздражение. — Неважно, на каких условиях. Ты готов пойти с ними?

Некоторое время я лихорадочно обдумывал ответ. В голову лезла всякая ерунда в стиле: «Если партия прикажет».

— Ясно, — прервал Коршунов мучительные раздумья. — Разберемся ближе к делу. Если тенденция сохранится, в начале ноября объявлю набор добровольцев.

Я почувствовал себя оплеванным.

— Это действительно необходимо? — Вопрос вышел глупым, лучше б я и дальше сидел с закрытым ртом.

— Да, Николай, это необходимо. — Коршунов прошелся по кабинету, остановился у окна. — Люди продолжают приходить. Размещать их негде, кормить нечем. Зимой будем замерзать и голодать. Как в Ленинграде сорок третьего.

— А котельная? Лесозаготовки?

— Не хватит солярки. Мазут ладно, мазута хватит. Но водяные насосы работают на дизеле. У нас достаточно топлива, чтобы нагревать воду, но недостаточно, чтобы гнать ее по трубам. Если повезет, растянем на месяц-полтора. Больше не выйдет, нужно оставить запас на весну-лето.

— Зачем? — наавтомате спросил я.

— Для посевной. Как бы мы ни экономили, продовольствия осталось на считанные месяцы. Единственный шанс пережить следующую зиму — плановые посевы. Нас слишком много, огородами не отделаться. Нужен хлеб, нужна картошка. А для них нужна техника, которая жрет топливо. Спалим весь запас на обогрев — вымрем с голоду. Просто чуть позже.

— Помощи ждать бесполезно?

— Помощи? — Коршунов устало усмехнулся. — Откуда? Пол-области смыло. От Кинеля ничего не осталось, Новокуйбышевск вообще давным-давно выгорел дотла, в Тольятти на месте Жигулевской плотины водоворот в километр, и вода по ночам светится вроде как у нас на ТЭЦ. Наводнение ведь было слишком сильным, вода держалась долго… Оно не просто так случилось. Это там, там, на плотине, что-то произошло перед пробуждением. Да что говорить. Тут везде… — Он поискал слово. Обронил: — Черт знает что.

— А Москва?

— А что Москва? Сейчас все равны, дотаций не будет. Там своих забот полон рот. Мы не знаем, как вытянуть коммуну на тридцать тысяч человек, а в Москве — пара миллионов. Да они там, поди, скоро друг друга заживо жрать начнут. Если уже не начали.

Повисло молчание.

— Почему вы мне это рассказываете? — наконец спросил я.

— Я хочу, чтобы ты понял: «Поселение» необходимо. И мне нужны люди, которые будут им заниматься. У меня хватает администраторов, но тут они не помогут. Для работы нужны люди, которые всё видели своими глазами. Которые знакомы с нестандартными ситуациями. Которые умеют их решать.

— И я лучшая кандидатура?

— Да пойми, в городе будет не лучше! — Коршунов звучно хлопнул ладонью по столу.

Дверь моментально открылась, в проеме показался охранник и тут же исчез, словно ветром сдуло.

— В городе будут свои проблемы, — уже тише продолжил Коршунов. — Может, более предсказуемые, но их будет не меньше. Я не могу тебе приказать. Мне надо, чтобы ты сам понял! Бери Вержбицкого, Неробелова, бабу свою бери. Мы вас всем обеспечим, будете жить как короли.

— Но почему…

— Да потому! Потому что если не справитесь вы, не справится никто. Потому что вы первые поймете, если что-то пойдет не так, и вытащите остальных! Сейчас ни у кого нет такой квалификации. Ни у солдат, ни у профессоров, ни у эмчеэсовцев. Понимаешь ты это?

Я промолчал.

— Думай, — резюмировал Коршунов. — Несколько дней у тебя есть. А потом жду положительного ответа.

* * *

Весь следующий день я промаялся, не зная, как поступить, а под вечер взял и выложил все Нике. Как-никак, в плане Коршунова и ей отводилось место. Ника выслушала не перебивая и тут же въедливо поинтересовалась:

— Твой Коршунов прикидывается или в натуре дурачок?

— Это значит, твердое «нет»? — уточнил я, еще не решив, горевать или радоваться.

— Это значит, что план его — идиотский, — пояснила Ника. — Лезть не пойми куда, чтобы сэкономить вязанку дров. Дурь.

— Ну, он же не предлагает лезть всем. Много там все равно не разместить. Те, кто могут перенести зиму на ногах, останутся. За барьер на завод отправят старушенций всяких. Может быть, детей. Тут бы они мерзли пять месяцев на голодном пайке, а там, за стеной… Там ведь всего месяц пройдет.

— А еще можно их расстрелять, — ядовито заметила Ника. — Тогда мерзнуть совсем не будут. Сплошная экономия.

— Нет, ну мы же там были. Нас обследовали, никаких отклонений…

— Ага, только мозг съежился, раз такие планы обсуждаете. Организовать поселение за барьером… Коля, ты хоть понимаешь, что собираешься влезть непонятно во что, непонятно зачем и с непонятными последствиями? Откуда вы вообще про сжатие времени взяли?

— Пичугин замерял. Сказал, что за барьером время течет медленнее. Он нам тогда так и не поверил, полез сам убедиться. Ну и вот. За барьером, как он выражается, «хроноаномалия». Даже коэффициент сжатия вычислил: четыре целых девяносто две сотых. Зимние холода до апреля продержатся, считай, пять месяцев. За барьером пройдет всего месяц. Так что, если в ноябре рядом с ТЭЦ организовать поселение, как раз в пять раз зимовку сократим.

Ника откинула со лба отросшую челку.

— Тебе, Коля, надо было не в теннисисты, а в математики идти. Дурак и уши холодные.

— Всё-всё, понял. Выдам Коршунову решительное «нет».

Я почувствовал себя подкаблучником. Начал от этого злиться, но пока держал себя руках.

— Да ничего ты ему не выдашь, — отмахнулась Ника. — Будто я тебя не знаю. В каждой бочке затычка. Тобой вертят, как хотят, а ты ведёшься.

Ника, демонстративно отвернувшись, зарылась в шкаф с одеждой.

Я плюнул и ушел на кухню. И чего, спрашивается, злюсь? Сам же решил посоветоваться. Вот мне и посоветовали. Между прочим, вполне конкретную вещь безо всяких уловок и оговорок. Чем же я тогда недоволен? Хотел услышать другой ответ? Ах, дорогой, я так рада, пойду собирать чемоданы? Но тогда Ника права. Выходит, никакого вопроса передо мной не стоит, и я, взяв время на размышление, мысленно согласился с предложением Коршунова. Может, поэтому он не стал меня уговаривать, искать какие-то аргументы, пытаться купить? Он просто знал, что я и так соглашусь.

Черт, как же меня все это достало…

Часовая стрелка уперлась в цифру семь. На полвосьмого Коршунов назначил собрание. Должно быть, официально расскажет про «поселенцев». Сначала в узком кругу — посмотреть реакцию, потом запустит информацию в массы. Мол, разыскиваются добровольцы. Родина-мать зовет, усиленное питание прилагается. И ведь найдутся, найдутся желающие рискнуть своей шкурой ради сытного обеда и мнимой безопасности за волшебной золотой занавеской. А значит, неизбежно наступит момент, когда Коршунов подойдет ко мне, положит руку на плечо и проникновенно спросит: «Ты готов?» И я, по мнению Ники, тяжело вздохнув, непременно отвечу: «Да».

Вот такая гнусная предопределенность.

* * *

— …Она же до сих пор там стоит, я давеча заглядывал. Я же сразу к вам, а меня в шею, говорят, очередь. А какая же тут очередь, если разберут всё? Это же сейчас надо, пока еще осталось.

Вид путеец имел слегка сумасшедший: волосы немытые, всклоченные, глаза горят. На щеках щетина, которую он то и дело почесывал желтыми нестрижеными ногтями, под которые забилась грязь. В промежутках между почесываниями он оживленно размахивал руками; с губ слетали мелкие брызги слюны. В общем, зрелище малоприятное, с какой стороны ни посмотри. Однако вещи он рассказывал любопытные. Да что там любопытные — жизненно важные.

По нынешним временам Железнодорожный район считался гиблым местом, хуже Ленинградки и Металлурга. На Металлурге орудовали мелкие банды гопников. На Ленинградке мы столкнулись с целенаправленным сопротивлением, но это сопротивление оказывали отдельные бригады, которые наносили удары и тут же отступали, не пытаясь удержать территорию. В привокзальном районе ситуация сложилась иная. По нашим данным — проверенным и не очень, — этот район превратился в настоящий рассадник бандитизма. Именно отсюда пресловутый Маршал осуществлял руководство.

Разговоры об ответном ударе ходили давно, но все упиралось в недостаток ресурсов. Да, коммуна была многочисленнее. Да, мы были лучше вооружены. Но у нас не хватало людей, чтобы планомерно, дом за домом, зачищать район. Тем более что опыта таких зачисток не имели даже местные вояки, что говорить об обыкновенных дружинниках и добровольцах.

В результате привокзальная зона опустела. Все, кто могли, перебрались ближе к центру. Ничего ценного в окрестностях тоже не осталось. Местную больницу распатронили в числе первых, еще до Маршала. На вокзал мы наведались в августе, сразу, как сошла вода. Оценили состояние полотна, вывезли несколько вагонов полезного барахла, выкачали пару цистерн солярки. Безусловно, кое-что ценное там осталось. К примеру, вагон с углем. Летом его не выгребли — нашлись дела поважнее, а зимой уголь бы ой как пригодился. И все же потеря казалась не столь значительной, чтобы всерьез о ней жалеть. Однако рассказ путейца заставил задуматься.

Сам он был местным. До недавнего времени жил неподалеку от вокзала. Пару недель назад, когда совсем прижало, оставил квартиру и вскоре оказался в длинной очереди желающих прописаться в коммуну. Вполне обычная судьба. Заинтересовало не его прошлое, а рассказ о происходящем на вокзале. Путеец туда нет-нет да наведывался. Все ходы-выходы он знал, а поживиться по мелочи там можно было до сих пор.

В конце сентября халява закончилась. Какие-то люди взяли вокзал под полный контроль. Охраняли с оружием, стреляли без предупреждения и мало-помалу перетряхивали стоявшие на запасных путях составы. И вот тут начиналось самое интересное. По словам путейца, за считанные минуты до отключки в Самару прибыл товарняк из Новокуйбышевска. Состав пересек мост и уже выруливал к вокзалу, когда машинист вырубился. Скорость была низкая, обошлось без серьезной аварии.

Состав небольшой, в основном цистерны с пропаном — продуктом ценным, но не срочным, благо, запас имелся, а использовали его сейчас в основном для сварки. Но вот что Коршунова по-настоящему заинтересовало — так это четыре цистерны с дизельным топливом в конце состава. Как оказалось, заинтересовали они не только Коршунова. Пару дней назад путеец заглядывал на старую квартиру забрать какое-то барахло. Заглянул и на маневровые пути. Состав никуда не делся, но вокруг уже крутились непонятные типы с ружьями. Видать, нашли клад.

Путеец, сообразил, что топливо может уплыть на сторону, и бросился на прорыв к Коршунову. Два дня всеми правдами и неправдами пытался попасть на прием. Попал-таки. Случилось это сегодня утром, а в обед мне сообщили о назначенном на вечер экстренном совещании, где я и еще три десятка человек выслушали историю из первых рук.

Пока путейца засыпали вопросами, я сидел и думал, может ли все это быть правдой. По всему выходило, что может. Сам я после катастрофы бывал на вокзале всего пару раз, но разговоры слышал. И о бессистемности поисков, и о том, что неплохо бы осмотреть окрестности, да времени нет. Под конец, правда, отчитались, что все ценное выгружено, с вокзалом можно закругляться, но работяги к отчету отнеслись скептически. Как оказалось, не зря. Бесхозяйственность вышла нам боком. Точнее, могла выйти, если бы не путеец.

— В общем, надо брать, — подвел итог выступления Коршунов. — Я приказал укомплектовать разведгруппы. Ночью ребята выяснят обстановку. Утром надо решить проблему, пока ее не решили другие. Левитин, отвечаешь за транспорт. Сколько единиц свободно? Нам надо забрать за один заход. Балуевский! Где Балуевский? Макаров вместо него? Организуй личный состав. Если надо, сними часть с охраны. Нужен боеспособный отряд. Звягинцев?..

* * *

Заседание продолжалось до глубокой ночи, самой беспокойной ночи после посещения ТЭЦ. Домой я вернулся только под утро, переоделся, растолкал сонную Нику и кратко ввел ее в курс дела. Для таких ситуаций мы ввели неукоснительное правило: о любых неприятностях предупреждать заранее. Хоть днем, хоть ночью. В принципе, я не считал грядущий поход неприятностью, но и рядовым событием он точно не был, так что предупредить стоило. От греха подальше.

Ника отнеслась с понимаем. Назвала меня балбесом, который опять первым лезет под пули, а Коршунова — тоталитарным кровопийцей. Правда, вела себя более сдержанно, чем раньше. Видимо, масштаб привлеченных сил ее немного успокоил. В итоге я оставил ее досыпать, а сам поспешил на площадь к месту сбора.

Администрация сработала оперативно. Вояки тоже не подкачали. Так что, когда в пять утра разведчики вернулись, основные силы уже приняли позу готовности.

Наша четверка была в полном составе. Вербовски щеголял в бронежилете с АК-74 наперевес. Игорь в десятый раз перебирал винтовку — не пневматику, дедушку Драгунова, — которой давно перевалило за полтинник. Сан Саныч что-то перетирал с водилами.

Я же сидел в кузове грузовика и мелкими глотками пил кофе.

Разведчики докладывали, начальство под чутким руководством Коршунова верстало план, вояки солидно кивали. На их физиономиях читалось, что, как только отряд отъедет подальше, все планы гражданских отправятся в мусорную корзину, а солдаты будут действовать по своему усмотрению. Собственно, по этой причине я и сидел в стороне, а не участвовал в обсуждении — все равно никакого толку. Сан Саныч с Вербовски рассудили так же.

К половине шестого совещание закончилось. На прощание Коршунов пожелал всем удачи, и автоколонна отчалила.

БТР гордо рассекал предрассветные сумерки. За ним шел грузовик с солдатами, еще один с забитым пустыми бочками кузовом и две автоцистерны. Замыкал кавалькаду третий грузовик с нами — ополченцами. Надо сказать, народу и впрямь согнали немало: человек тридцать, не считая экипажа бронетранспортера. Все при оружии, половина в жилетах. Коршунов отнесся к проблеме со всей серьезностью, хотя, по словам разведчиков, по-настоящему проблемной ситуация не выглядела.

Рассказ путейца разведчики подтвердили. Состав с цистернами стоял ровно там, где он накарябал на карте. Его действительно охраняли. У разожженного рядом костра дремал сторож, еще один курил неподалеку. Сам вокзал тоже не пустовал. Внутри здания вокруг огня сидели то ли двое, то ли трое. Разглядеть точнее разведчики не смогли, а соваться внутрь не стали.

В остальном — ничего серьезного. Даже если кого и просмотрели, у нас все равно будет трех-четырехкратное преимущество. Впрочем, береженого Бог бережет. Как бы ни было ценно топливо, как бы ни были отморожены бандиты, у них хватит ума не связываться с взводом солдат и бронетранспортером в придачу. А значит, мы уже победили. Без боя.

Не доехав пару кварталов, колонна остановилась. После короткого совещания из первой машины выгрузились и ушли вперед десять солдат. Задачу им поставили простую: быстро и тихо захватить вокзал. Шуму наши машины наделают немало, если в здании только часть банды, они поднимут тревогу, а дальше всякое может случиться. А так авангард возьмет вокзал, основные силы развернутся на привокзальной площади, и можно будет спокойно заняться цистернами. Простой и надежный план. Лишняя пальба нам ни к чему.

Передовой отряд растворился во мраке. Не прошло и получаса, как зашуршала рация, и штурмовики сообщили, что они на позиции. Колонна снова двинулась в путь. На востоке небо уже слегка посветлело, понемногу приближался рассвет. Впрочем, небольшой запас времени оставался. Подобраться под покровом ночи мы успеем и, если все пройдет успешно, захватим вокзал затемно.

Железнодорожный район и впрямь обезлюдел. Пока мы катили по улице, я лишь однажды видел далекий отсвет костра, да в одном из окон мелькнул огонек свечи или лучины.

Здание вокзала — башня в стиле хайтек — смутно проступило на фоне темно-серого неба. Прямо перед ним на добрый гектар распласталась автостоянка. Соседние дома чернели безжизненными коробками.

У сидящего напротив лейтенанта — единственного военного в нашем грузовике — хрюкнула рация.

— Готовность.

Ладони стали влажными. Я почувствовал легкий озноб. Надо же, через столько прошел за эти месяцы, а такая реакция…

Я вдруг понял, в чем дело. Это была не просто первая войсковая операция. Я впервые сознательно совал голову под пули. Прежние стычки, опасные, пусть даже смертельно опасные, были делом случая. Даже нож Михалыча, пляшущий в миллиметре от моего горла, даже волки, пытавшиеся разорвать нас на куски, даже перестрелка в аптеке на Металлурге, даже падение сквозь сияющий барьер. Все они произошли случайно. Я не провоцировал их, не ввязывался в драку в надежде сорвать куш. Танцы со смертью выходили спонтанными, и времени как следует испугаться не оставалось. Сейчас все было иначе. Мы сознательно шли на конфликт, сознательно рисковали жизнью, стараясь заполучить добычу, которая бы оправдала риск. Только риск от этого меньше не становился.

Я поймал взгляд Игоря.

Игорь улыбался. Игорь расслабленно держал тяжелую винтовку. Игорь готовился действовать. Несмотря на травмированный нос, несмотря на избиение на ТЭЦ, он по-прежнему относился к риску иначе. Нет, не как к игре — как к соревнованию, вызову, операции, которую надо разыграть идеально.

От этой улыбки мне стало не по себе. Возможно, как раз потому, что я был спортсменом и прекрасно понимал разницу между соревнованиями и реальной жизнью…

Краем глаза я уловил короткую вспышку. Раздалось низкое, неприятное шипение, а затем на идущем впереди бронетранспортере вспух пузырь пламени.

* * *

Я не сразу сообразил, что происходит. Опомнился только, когда по кабине забарабанили пули. Сначала робко, потом все сильнее. Сидевший рядом Михаил, вскрикнув, согнулся на дне кузова. Игорь на стрельбу отреагировал мгновенно: метнулся ко мне и вцепился в плечо. Мы выкатились из кузова, залегли за метровыми колесами. Рядом распластался Вербовски.

Свинцовый дождь и не думал стихать. Наоборот, с каждой секундой он набирал силу. Теперь выстрелы звучали отовсюду. Звонкие четкие шлепки, звон разбитого стекла, крики раненых. Снова раздалось едва слышное шипение, и БТР подпрыгнул еще раз. В небо ударил столб дыма. Огня почти не было: боеприпасов на борту мало, а до топливного бака осколки не добрались.

Высыпавшие из кузова солдаты открыли ответный огонь, в основном наугад. Идущий вторым грузовик попытался развернуться и встал поперек дороги с заглохшим двигателем. Автоцистерны с места не тронулись. Из кабины первой вывалился водитель и, матерясь, передернул затвор автомата.

Я не видел, откуда по нам стреляли. Казалось, молотят со всех сторон. Рядом с вокзалом перебивали друг друга десятки стволов. Передовой отряд вляпался не хуже нашего, и противостояли ему явно не снулые поутру охранники. Подмоги от авангарда ждать не приходилось — ушли бы живыми!

Я вжался в землю, изо всех сил стискивая бесполезный карабин. В голове звенело. Куда стрелять? По кому? Нас поливали с нескольких точек. Вскоре в нестройную автоматную балладу вклинился жесткий ритмичный стук пулемета. Звук доносился откуда-то со стороны вокзала, но чтобы понять, где гнездо, надо было приподняться. А это было сродни самоубийству.

— Коля! — дернул меня за штанину Игорь. После падения я потерял его из виду и не понял, как он оказался за моей спиной. — Коля, сюда!

Он ящерицей пополз назад, и я машинально последовал за ним. Мы обогнули ржавую легковушку и вскоре оказались посреди автомобильного кладбища. Привокзальная автостоянка была отличным прикрытием. Высмотреть несколько человек, ползущих между припаркованными машинами и днем-то непросто, а уж в темноте…

Однако я недооценил Игоря. Он вовсе не собирался отступать. Не успел я вздохнуть, как услышал сдержанный шепот:

— Они на крышах. Там, там и там. — Он ткнул в два невысоких старых здания на правом фланге и в многоэтажку прямо по курсу. — Кажется, еще на смотровой площадке вокзала, точно не понял. Но главные силы там. — Он снова показал на многоэтажку. — Из гранатомета били оттуда, и пулемет там же стоит. Надо снять, а то они всех положат.

Несколько секунд я тупо пытался врубится в «надо снять», а когда наконец сообразил, Игорь уже тянул меня сквозь стройные ряды автомобилей.

Поначалу я даже не сопротивлялся. Вырваться из зоны плотного огня было единственным желанием. А потом сопротивляться стало поздно. У края автостоянки нас ждал Вербовски и незнакомый парень лет двадцати пяти. Он ехал в первом грузовике, видно, из армейских.

— Через улицу, быстро, — процедил Вербовски, ткнул в сторону многоэтажки и тут же пополз вперед.

Пять метров узкой односторонней трассы показались бескрайним полем, и я удивился, что они вдруг закончились. Один за другим мы скользнули под прикрытие замершего у привокзальной остановки кособокого троллейбуса. Не знаю, темнота или удача сыграла на нашей стороне. Возможно, и то и другое сразу. Во всяком случае, ни одного выстрела по нам так и не сделали. Бандиты полностью сосредоточились на грузовиках, пропустив наш фланговый рывок.

Беспорядочная пальба не стихала ни на секунду, но теперь я смог четко выделить длинные пулеметные очереди. Били действительно со стороны многоэтажки, с крыши или с верхних этажей. Как Игорь сумел вычислить пулеметное гнездо еще на стоянке, оставалось загадкой.

Вербовски не дал перевести дух.

— Быстро-быстро!

Он погнал нас вдоль кирпичной стены к входу в подъезд. Железная дверь предательски скрипнула, но пронзительный звук утонул в грохоте автоматных выстрелов.

В подъезде было темно, хоть глаз выколи. Зажигать фонари мы не рискнули: вдруг бандиты оставили на лестнице прикрытие? По той же причине бег через ступеньку заменился размеренным и осторожным подъемом.

Мы миновали седьмой этаж, когда в пыльном окне лестничной площадки мелькнул красный отблеск. Сигнальная ракета стремительно ушла в небо и лениво зависла над темным городом, почти тут же сверкнула вторая. Красные ракеты. Это означало только одно — атаку опорных пунктов, гаражей, складов горючего и продовольствия.

Выходит, нападение на колонну лишь часть единого плана, кусочек мозаики, заботливо выложенной неизвестным стратегом, одна из тех ловушек, в которые мы попадали не единожды. Только на сей раз ловушка масштабная, прекрасно скоординированная и потому совершенно неожиданная. Топливо оказалось лакомой приманкой, а путеец — засланным казачком и прекрасным актером, заманившим отряд в капкан.

— Суки, — одними губами прошептал Игорь.

— Наверх. — Вербовски толкнул меня в спину и, уже не таясь, ринулся вперед.

* * *

Стрелявшие не выставили прикрытия на лестнице, но на последнем этаже нас поджидал неприятный сюрприз. Сухие, кашляющие звуки, доносящиеся из приоткрытой двери одной из квартир, не оставляли сомнений: отсюда тоже ведут стрельбу. Плохо, что пулемет работал с крыши. Огневых точек оказалось две, и если накрыть одну, стрелки второй это сразу поймут.

Вербовски сориентировался мгновенно.

— Коля, мы наверх. — Он повернулся к военному. — Стас, вы с Игорем возьмете квартиру. Когда мы поднимемся, досчитайте до пятидесяти и зачистите.

Стас кивнул и достал из подсумка гранату. Игорь осторожно прислонил винтовку к стене, вытащил пистолет. Вербовски тяжело вздохнул и, придерживая автомат, решительно полез на крышу.

Я последовал за ним. Лестница оказалась ржавой до трухи, в ладонь немедленно впилась стальная заусеница. Приклад карабина клацнул по железяке, но звук получился глухой, и за стрельбой его никто услышать не мог.

Мы оказались в небольшой кирпичной надстройке с распахнутой дверью. Вербовски осторожно выглянул наружу. Видимая часть крыши была пуста, пулеметное стаккато звучало с другой стороны надстройки. Видать, использовали ее для маскировки и как естественный щит.

— Зайдешь слева, — шепнул Вербовски. — Я сверху. Подсади.

Он уцепился за край надстройки и с моей помощью в два приема забрался на крышу. Я несколько раз глубоко вздохнул и с карабином наперевес осторожно двинулся вдоль стены.

Обойти надстройку, присесть за углом, дождаться Вербовски, а потом… Потом придется стрелять. В бескровный захват я не верил — не та ситуация. Да и жалости к людям, расстреливающим меня и моих товарищей, не испытывал.

Бетонная плита под ногами вздрогнула. Раздался гулкий взрыв. Я застыл, пытаясь сообразить, в чем дело.

Граната.

Игорь с напарником пошли на штурм квартиры. Отпущенная нам минута истекла чуть раньше, чем хотелось.

Пулемет замолчал, за углом надстройки раздался невнятный возглас. Я метнулся вперед, стремясь занять выгодную для стрельбы позицию, и столкнулся с идущим навстречу бандитом. Рефлекторно отшатнувшись, судорожно нажал на спуск. Карабин рявкнул.

Стреляя в упор, трудно промахнуться. Нужно либо фантастическое невезение, либо хорошо подготовленный противник.

Я столкнулся со вторым.

Моей едва заметной заминки хватило, чтобы он ударил по направленному в живот стволу.

Пуля, прорвав кожаную куртку, ушла в кирпич стены, выбив крошку. Выстрелить повторно я не успел. В мой живот погрузился похожий на молот кулак. Я врезался в стену, безуспешно силясь вдохнуть, и тут же получил правый боковой в челюсть. В последний миг мне удалось отдернуть голову. Кулак скользнул по щеке, а последовавший прямой вышел не столь четким, иначе я бы просто отключился.

Но хватило и его.

Карабин сделался скользким, как рыба. Мир перед глазами поплыл, ноги стали ватными. Я опустился на бетонную плиту и тут же получил болезненный удар ногой по ребрам. Упал на спину, с запозданием сообразив, что остался без оружия. Попытался вслепую нащупать карабин…

Стоящий надо мной мужчина словно в замедленной съемке вытащил из-за спины пистолет. И, несмотря на вязкую предрассветную дымку, я неожиданно отчетливо увидел его лицо. Все та же неопрятная борода, тот же жесткий, безумный взгляд.

Губы Михалыча искривила усмешка, он меня тоже узнал. На секунду замерший пистолет снова заскользил вверх, целя в лоб.

Вот она — смерть.

Я оперся правой рукой о стену надстройки. У меня оставался последний шанс. Сейчас он начнет давить на спуск, я дернусь влево, и если повезет…

Мир замер. Застыл. Стал черно-белым. Контрастным. Чересчур резким.

Я уже лежал на этой крыше. Я видел Михалыча с пистолетом. Я дергался, пытаясь опередить пулю, и она взрывала мое сердце. Все это было. Отчетливо и ярко. Не здесь. На ТЭЦ. Когда я стоял в круге чистого безупречного сияния. В шаге от столба света. Я уже видел свою смерть и по странной прихоти судьбы получил шанс действовать иначе…

Мгновение озарения прошло. Я дернулся. Но не вбок, а вперед, и пнул Михалыча по коленке. Хлопнул выстрел, ногу пронзила дикая боль. Михалыч, на секунду потерявший равновесие, отступил на шаг, оскалился и снова поднял пистолет.

Простучала короткая очередь — Вербовски всегда экономил патроны. Выпущенные в упор пули ударили крановщика в грудь. Злой, сумасшедший взгляд в один миг стал пустым и бессмысленным. Михалыч привалился к кирпичной стене и сполз на бетон, уткнувшись лицом в грязный рубероид. А Вербовски уже снова стрелял — не в него — туда, где находилось гнездо пулеметчика.

Я с трудом сел. Трясущимися руками расстегнул подсумок. Попытался разорвать упаковку бинта, но она выскользнула из рук столь же ловко, как карабин.

Вербовски грузно спрыгнул с надстройки.

— Коля, ты живой?

— Живой. — Я пытался говорить громко, но с губ сорвался только невнятный сип. — Живой.

— Дай посмотреть. — Эдик достал нож, разрезал штанину. — Навылет. Сейчас.

Он вытащил резиновый жгут, перетянул ногу, вскрыл пакет просроченного стрептоцида и засыпал рану ровной желтоватой дорожкой. Лучше чем ничего.

Сзади послышались шаги.

— Живой? — Игорь присел рядом. — Эдуард, к пулемету, я им займусь.

Повторять дважды не пришлось. Вербовски метнулся к оружию, а Игорь наложил тампон и принялся бинтовать рану.

— Сейчас-сейчас, почти закончил, — приговаривал он.

— Я так хреново выгляжу, что нуждаюсь в утешении?

— Ничего-ничего, — кажется, моих слов Игорь не услышал, — только потерпи немного. Сейчас мы дорогу расчистим…

Снова застучал пулемет, послышался звук бьющегося стекла: Вербовски открыл огонь по вокзалу. Мимо пробежал Стас, и вскоре к пулемету присоединилась автоматная трель.

— Сиди, не шевелись. — Игорь затянул узел, помог мне удобнее прислониться к стене. — Я сейчас.

Он подхватил тяжелую винтовку и сжатой пружиной бросился к краю крыши. Раздался одиночный выстрел.

Я поплотнее запахнулся в куртку. Начало знобить. Забинтованная нога судорожно подергивалась то ли от ранения, то ли от холода. А может, от избытка адреналина… Кажется, я слышал о таком в одном фильме…

Веки потяжелели. Несмотря на продолжающуюся канонаду, я задремал…

Очнулся от того, что Игорь хлопал меня по щекам. Простреленная нога онемела. Головокружение прекратилось, хотя голова болела адски.

— Так, давай вдвоем.

Игорь подставил плечо, а Вербовски обхватил меня за поясницу.

— Что… — Я едва смог разлепить губы. Закашлялся и уже тверже произнес: — Что там?

— Кончено. — Игорь перехватил меня поудобнее. — Вокзал взяли. Остальные разбежались. Они не ждали, что их главный ствол начнет бить по своим. Так, на ногу не ступай, давай осторожнее. Сейчас нам главное — спуститься вниз…

Эпилог

Погрузка подходила к концу. Грузовики, под завязку набитые людьми и вещами, чинно выруливали на широкое шоссе. В хвост колонне пристроился солидный черный джип с охраной. Еще один шел впереди — живое доказательство того, что перегонный куб запущен и первая партия нефти переработана в бензин.

Автоколонна стремительно набрала ход и вскоре скрылась за поворотом.

Второй рейс за сегодня из пяти запланированных.

— Гуляешь, инвалид? — Игорь приветственно хлопнул меня по плечу.

— Да, осточертело лежать.

Опираясь на костыль, я проковылял к старенькой лавочке напротив фонтана. Рана заныла.

— Мне можешь не объяснять. — Игорь присел рядом. — Как Ника?

— Пакует вещи.

— Понятно… Когда отъезжаете?

— Завтра, после обеда.

— И всего вас?..

— По спискам — четыреста человек. Обещают до двух тысяч.

— Кто обещает?

— Коршунов.

— Этот не соврет, — двусмысленно прокомментировал Игорь. Улыбнулся, но тут же убрал улыбку и стал серьезным. — Хотя, может и наберется. Сейчас холода ударят, и люди задумаются, что страшнее: месяц за светящейся стенкой на полном пайке или зимовье в городе на урезанном. Честно, я и сам подумывал к вам записаться.

— Но решил остаться?

— Решил, — кивнул Игорь. — А что делать? Это сейчас затишье. Через пару недель банды очухаются, посадят на место облажавшегося Маршала какого-нибудь Генералиссимуса, и все закрутится по новой. Предрекаю: зимой будет та еще заварушка.

— И ты, конечно, не останешься в стороне, пророк.

— Ну, кто-то должен делать грязную работу, — с серьезным видом ответил Игорь. — Слышал, Эдика назначали главой безопасности на лесопилке?

— Да, Ника рассказала. А Саныч теперь ответственный за коммуналку в Поселении.

Игорь промолчал. После похода на ТЭЦ тему Сан Саныча он начисто игнорировал. Даже не поинтересовался, насколько серьезно того ранили во время боя. Причины были. Не каждый день тебе на публике ломают нос за то, что ты бросился спасать товарища.

— Ладно, я пошел. — Игорь снова хлопнул меня по плечу. — Завтра утром увидимся.

— Напоследок?

Игорь засмеялся.

— Прекрати! Вы же не навсегда уезжаете. Да и стена эта, благо дело, не бетонная. Буду зимой к вам заглядывать с новостями. Ну, и в картишки перекинуться. Тут… — он заговорщически понизил тон, — чертовски мало хороших игроков в покер.

Я улыбнулся.

Игорь подмигнул и быстрым шагом направился к зданию администрации.

Стало тихо.

Я остался один. Странное чувство, почти забытое за последние месяцы. С момента пробуждения в «Скале» я почти не бывал в одиночестве. Сначала в силу обстоятельств, потом — потому что понял: одиночки долго не живут.

Три месяца мы держались вместе, и вот теперь, к середине ноября, наши дороги разошлись. Я, Ника и Сан Саныч проведем за загадочным барьером свою самую короткую зиму. Вербовски будет комендантом лесопилки. А Игорь останется в городе. Бороться, сражаться, защищать. Хотя, если подумать, эти слова подходили всем нам.

Я не знал, что случится дальше. Октябрьская бойня показала: мы не можем чувствовать себя в безопасности. Ночное сражение возле вокзала, когда отряд потерял половину бойцов. Штурм хранилищ, в ходе которого погибла почти вся охрана. Атака перевалочных пунктов, сгоревшая дотла база на Победе. Говорят, там тоже сражались до последнего. А Милену Юрьевну нашли застреленной с разряженной двустволкой в руках. Мертвой хваткой, говорят, держала.

Коммуна устояла. Словно во времена Второй мировой люди гибли, отбиваясь до последнего патрона, и сломить их сопротивление бандиты так и не смогли. Нападавшие отступили, оставив после себя десятки трупов. Топливные хранилища и продовольственные склады остались нетронутыми.

Наверное, Игорь прав, теперь у нас есть немного времени. Пока собаки залижут раны, пока сбросят главаря, чей план провалился, пройдет несколько недель. Но прав Игорь и в другом. Они обязательно вернутся. Без того, чем располагает коммуна, им просто не выжить, а стать ее частью и работать вместе со всеми они не захотят. Работа — это для черни. Благородным бандитам приличествует разбой.

Я тяжело поднялся и похромал в сторону дома.

Последний день в городе. Завтрашний я проведу уже на заводе, за стеной золотистого света в компании таких же сумасшедших переселенцев. Но самое странное: какая-то часть меня ждала этого. Даже если бы не план Коршунова, я бы все равно прошел через внешний барьер. А потом еще раз, через внутренний. В круг света, к сияющей колонне, в самое сердце червоточины. В то место, куда меня привел странный пес, дважды спасший мне жизнь. Потому что он привел меня туда не случайно. Судьба, Божий промысел — это можно называть как угодно. Видение боя на крыше дало мне лишнюю секунду, и эта секунда спасла меня от смерти.

Теперь я жил в долг, а долги надо отдавать.

Не знаю, что произойдет, когда я сделаю последний шаг и прикоснусь к сиянию. Но я как-то связан с ним и теперь должен понять как. Возможно, это случится через день, возможно, через неделю или год — не важно.

Я вернусь к тебе, свет. И на сей раз не отступлю. Ты ведь часть меня, правда?..

Перед тем как свернуть во двор, я задержался. Посмотрел на Самарскую площадь, на огромный подернутый ржавчиной монумент — уходящий в небо пьедестал, на вершине которого стоит стальной человек, держащий в руках распростертые крылья.

Сверкнула молния. Со стороны Волги шел грозовой фронт. Через час он окажется здесь и накроет площадь, но стальной человек не обратит на него внимания. Перед ним бессильны штормы, тридцатилетний сон и страшное наводнение. Он простоял здесь десятки лет, постоит и еще.

Символ города, который был.

Символ города, который будет.

Дмитрий Казаков СЫН ЗАРИ

Часть первая ПРОРОК

Глава 1

Под ногами был асфальт, но пыльный, растрескавшийся, и всюду из трещин в нем торчали пучки травы. Ближе к правой обочине покачивались ветки кустов, кое-где поднимались молодые деревца.

Лиза и Петр шагали по тому, что неделей ранее называлось Казанским шоссе.

Хотя неделя миновала только для них, для мира прошло гораздо больше. Сколько точно — пока никто не знал.

Семь дней назад они очнулись после мгновенного вроде бы обморока, и обнаружили, что электричества и газа нет, мобильники не работают, а снаружи простирается дикий, невероятный пейзаж. С видимой из окна частью Нижнего Новгорода произошло нечто странное: многие дома сгорели, аккуратные газоны превратились в заросли, всюду было полно живности!

Возникли тогда и паника, и подозрение, что они сошли с ума…

Петр вытащил из сейфа охотничье ружье, зарядил его, и они отправились на улицу… Отбились от стаи бродячих собак, встретили других выживших, которых оказалось не так много…

К настоящему моменту их собралось почти два десятка, и верховодил всем Толик, в прошлом — водитель-дальнобойщик и завзятый турист-рюкзачник. Они обитали в здании «Верхнепечерского» универсама, пытались по мере сил приспособиться, понемногу изучали окрестности.

Всем до ужаса хотелось понять, что произошло с городом или даже с целым миром, но никто не знал, как это сделать.

Сегодня Петра и Лизу отправили на охоту, вышли они рано, еще до рассвета, и двинулись в сторону бывшей окраины города. Там разведчики несколько дней назад заметили лосей, и еще обнаружили кое-что странное: стену из золотистого света, что пересекала шоссе там, где раньше проходила граница Нижнего.

Еще недавно кто угодно решил бы, что это бред, но после того, что уже произошло, любой бред мог оказаться реальным…

Миновали спрятавшиеся в зарослях горелые развалины автостанции, когда Петр понял, что со зрением у него что-то не так: пейзаж из травы, кустов и деревьев, выросших на асфальте, далеко впереди чуть заметно дрожал, словно там поднимался горячий воздух, хотя взяться ему было неоткуда.

Солнце еще не взошло, хотя над горизонтом вовсю полыхала заря, и было довольно прохладно.

— Видишь это? — спросил он.

— Да-а… — протянула Лиза, как обычно, прикусывая губу. — Воздух плывет. А где свет?

Они прошли еще несколько десятков метров, дрожание стало сильнее, висящее над шоссе марево уплотнилось. Над Кстовской трассой и в самом деле стояло нечто похожее на стену янтарного сияния, уходящую за обочины и там заворачивавшую так, что получалось нечто вроде огороженного участка, не очень большого и, насколько можно было видеть, почти правильной круглой формы.

— Ничего себе… — проговорил Петр. — Что-то мне неохота туда соваться.

— Ага, — кивнула Лиза.

Они остановились.

Стена отрезала кусок бывшего шоссе, но ничто не мешало обогнуть ее, и двинуться дальше по лесу.

— Васька говорил, они внутрь заходили, — сказал Петр. — И что за первой стеной еще одна… Чудеса да и только.

— Ха, смотри! — воскликнула Лиза, хватая мужа за руку.

Золотистое свечение дрогнуло, словно вывешенная на веревку простыня под порывом ветра, и из него вышел человек. Сделал десятка два шагов, пошатываясь, точно пьяный, а затем упал, вперед, на руки, да так и остался стоять на четвереньках, мотая головой.

— Пойдем к нему, только медленно. — Петр вскинул ружье. — Еще неизвестно, кто это, и что он замышляет.

Услышав их приближение, человек поднял голову, и стало видно белое, без кровинки лицо, выпученные глаза.

Выглядел он молодым, лет двадцати пяти, и довольно худосочным, на белой рубашке с короткими рукавами и синих джинсах виднелись пятна грязи, а русые волосы были взлохмачены.

— Стоп, — сказал Петр, когда до незнакомца осталось метров пять. — Ты кто такой?

— Э… киры… мыыы… ууыыыааа… — выдавил из себя человек, с трудом шевеля губами, и на физиономии его, самой обычной, ничем не примечательной, отразилось удивление.

Он недоверчиво ощупал собственное лицо, сунул пальцы в рот, словно хотел убедиться, на месте ли язык.

— Откуда ты взялся? — спросила Лиза.

Незнакомец посмотрел на нее, и попытался встать, а когда это ему удалось, ткнул рукой себе за спину.

В этот момент стена из золотистого света, вблизи казавшаяся куда более яркой, чем издали, вспыхнула, по ней побежали волны сияния, и Лиза догадалась, что дальше, прямо на востоке, из-за края земли выглянуло солнце.

— Что он хочет этим сказать? — удивился Петр. — Он что, в этой штуке… родился?

— Не говори ерунды! — Лиза посмотрела на мужа с раздражением. — Он прошел сквозь нее, и все! И что-то внутри с ним случилось, надо помочь ему, отвести к Амалии, чтобы она его посмотрела…

В группе у них имелся врач, бывший терапевт поликлиники номер семь, располагавшейся в Печерах.

— Мы не можем. Мы не просто так гуляем, а должны вернуться с добычей, — возразил Петр. — Кроме того, мы не знаем, кто он такой и откуда взялся… Может быть, он опасный сумасшедший?

Незнакомец оторвался от созерцания стены из света, и вновь посмотрел в их сторону.

— Змея ждет… — неожиданно четко проговорил он. — Не наступай… она близко, шипение в траве…

— Вот, я же говорил, — сказал Петр. — Эй, стой!

И он вновь поднял ружье, поскольку чужак сделал шаг навстречу.

— Но не можем же мы так его бросить! — возмутилась Лиза. — Может быть, ты пить хочешь?

Если судить по физиономии незнакомца, то вопроса он не понял.

— Или есть? — продолжала допытываться она. — Нет? Но лучше тебе присоединиться к нашим. Смотри, иди прямо, с шоссе не сворачивай, пока не будет поворот на Лопатина, там еще слева остатки торгового центра «Скала», вот мимо него и шагай к универсаму, там тебя кто-нибудь встретит.

— Свет в глаза, — сказал чужак. — Свет внутри и со всех сторон… почему он так жжет?

— Я же говорю, он свихнувшийся. — Петр сплюнул. — Пошли отсюда.

— Змея ждет, — повторил незнакомец. — Кольцо под стволом… крик боли… не наступай!

Лиза колебалась. С одной стороны, не очень хорошо бросать без помощи одинокого человека, а с другой — у них есть задание: они должны точно выяснить, есть ли в ближнем лесу лоси, и при возможности пристрелить одного. Да еще крылось в явившемся из золотого свечения чужаке нечто ненормальное, отталкивающее, а его странные речи вызывали гадливость.

— Ладно, двигаем, — сдалась она. — А ты иди вон туда, там люди.

Они свернули с шоссе, и зашагали в обход участка, огороженного светящейся «стеной».

* * *

Кирилл посмотрел вслед удаляющейся парочке, и в какой уже раз попытался собраться с мыслями.

Вышло ничуть не лучше, чем раньше, а мир вокруг не стал четче, продолжил раскачиваться и расплываться. Вновь накатило яркое воспоминание, впервые явившееся из глубин памяти несколько минут назад: тот самый мужик с ружьем, что стоял перед ним, перешагивает через упавшее дерево и наступает на змею, а та жалит его в лодыжку.

Вроде бы когда-то видел такое, но вот когда?

В первый момент, только вспомнив это, Кирилл попытался рассказать о своем видении, но вышло на удивление плохо: губы и язык, всегда идеально ему повиновавшиеся, не послушались.

Что вообще произошло?

Какое-то время назад, когда он только очнулся в собственном автомобиле, был уверен, что попал в аварию: его «Форд Фокус» стоял, съехав на обочину, и мотор не работал. Оглядеться как следует Кирилл не смог, мешал исходивший непонятно откуда яркий желтый свет.

Он выбрался из машины.

Сосредоточиться никак не получалось.

Вроде бы вот только что он торопился в Кстово, чтобы взять интервью у директора тамошнего нефтяного завода… а сейчас стоял, опираясь на проржавевший и исцарапанный капот автомобиля, купленного полгода назад, а перед глазами все кружилось и плыло…

Осмотреться по-прежнему не удавалось: желтый свет, падавший сразу со всех сторон, ослеплял. Башка гудела, в ней роились воспоминания. Кровать в детском доме, аккуратно заправленная, с зеленым колючим одеялом; выпускной в универе, и он сам, с бокалом шампанского; жена, баюкающая дочку; и какие-то странные образы, которые он не мог привязать к определенныммоментам из прошлого…

Тогда он решил, что не справился с управлением и угодил в аварию.

Но в этом случае надо ждать, когда приедет полиция и «скорая».

И… откуда этот странный свет?

Мысли Кирилла перескочили на другую аварию, случившуюся на «Пролетарке» год назад, и он похолодел. Не хватало еще, чтобы трехлетняя Машенька, тогда оставшаяся без матери, лишилась еще и отца!

Воспоминания о дочери помогли немного очухаться. Он сообразил, что машин вокруг нет, и что с участком шоссе, который доступен его глазам, какой-то непорядок, хотя не совсем понятно, какой именно. Накатил страх, и он решил: нужно вернуться в город, вызвать помощь…

Кирилл шагал, почти ничего не различая перед собой, и ничего не понимая.

По сторонам вроде бы мелькали какие-то фигуры, ничуть не походившие на людей. Автомобилей по-прежнему не попадалось, его шатало, и все силы уходили на то, чтобы не свалиться.

Затем желтый свет стал очень ярким, Кирилл не выдержал: упал на четвереньки. И обнаружил перед собой ту парочку.

— Что за черт… — попробовал произнести он. На этот раз губы послушались, слова вышли четкими.

Мысли потихоньку устаканивались. Кирилл вновь мог связно думать, но видел по-прежнему не пойми что.

Золотистое сияние осталось за спиной, впереди его не было, но шоссе там выглядело так, словно люди тут не появлялись лет пятьдесят: трещины в покрытии, торчащая из них трава, кусты и даже молодые деревья. На одном из них преспокойно сидела белка. Обочины заросли сплошь, а дальше над кронами поднимались силуэты нескольких высоток, но какие-то странные, непривычные.

— О, мой бог… — прошептал Кирилл, сообразив, что дома выглядят частично разрушенными.

Что произошло?

Нет, тут дело не в аварии… Надо бы расспросить тех двоих.

Кирилл оглянулся и разочарованно вздохнул — пока он соображал, парочка успела скрыться в лесу.

— Нет, нет.

Кирилл потряс головой, потер уши, чтобы кровь прилила к мозгу: либо он находится во власти необычайно мощной и стойкой галлюцинации, либо что-то случилось не только с ним, но и со всем миром… По крайней мере, с Нижним Новгородом, с его «верхней» частью.

Пока все выглядело крайне загадочно: желтый свет, исходящий непонятно откуда, заросшее шоссе, пострадавшие дома, двое незнакомцев, для которых все это вроде бы в порядке вещей.

Воздух… тоже какой-то другой, не такой, каким был раньше.

И еще странно — когда он выехал на интервью, время подходило к десяти утра, а сейчас, если верить едва показавшемуся над горизонтом солнцу, было раннее-раннее утро!

Но с этим можно разобраться потом. Сейчас нужно добраться до детского садика, куда утром отвел Машеньку, и убедиться, что с дочерью все в порядке… если необходимо, то дойти туда пешком!

Вспомнив о мобильнике, Кирилл вытащил его из кармана, и выругался: включенный и заряженный, тот ловить сеть упорно отказывался.

— Чудеса на виражах, — пробормотал он.

Зашагал в сторону города, и выяснилось: мускулы слушаются куда лучше, чем раньше. Обернувшись через какое-то время, увидел, что золотистое свечение начало меркнуть, а стена сделалась полупрозрачной.

Когда она исчезла за поворотом, Кирилл испытал облегчение.

Миновал обгорелые руины автозаправки, частью скрытые зарослями. На пути начали попадаться машины — такие же, как его «Форд», проржавевшие, со спущенными шинами и выбитыми стеклами, с сухими листьями и грязью на крышах и капотах, оплетенные вьюнком, некоторые перевернувшиеся или врезавшиеся друг в друга.

В «Волге», что «поцеловалась» с придорожным столбом, сидел лишенный даже намека на плоть и одежду скелет, сжимавший руль. Оскал его выглядел одновременно жутко и жалко. Дверцы черного «Фиата» были приоткрыты, словно из него кто-то выбирался, в траве блестела оторванная пуговица.

По всему выходило, что город постигла катастрофа… вот только какая?

За левой обочиной открылись дома, и тут Кирилл не выдержал, остановился, чтобы «полюбоваться зрелищем». Ближайшая шестнадцатиэтажка была черной от копоти, вторая сохранила цвет, но лишилась большей части окон, и напоминала скорее железобетонный скелет, чем жилое здание.

Что произошло?

Если бы над Нижним взорвалась ракета с ядерной боеголовкой, она уничтожила бы все сплошняком, остались бы только радиоактивные руины и пепел… Землетрясение разрушило бы здания, но этим и ограничилось бы… Но что способно за какой-то час так изменить облик города?

Всюду заросли, птиц вокруг столько, сколько никогда в жизни не видел…

Такое ощущение, что людей просто-напросто выдернули из этого мира на полвека…

Нет, бред.

— Надо идти, — велел самому себе Кирилл и потопал дальше.

Если не встретит никакого транспорта, то на своих двоих придется одолеть не один километр: детский садик, куда ходит Машенька, рядом с их домом, на Пермякова, а это за рекой, на другом конце Нижнего.

Вскоре наткнулся на еще один скелет, на этот раз лежащий на земле, и разглядел на костях следы зубов. А когда из-за домов долетел кровожадный, раскатистый вой, то ощутил себя не очень уверенно: если тут белочки и птички есть в таком количестве, то могут водиться и хищники вроде волков или медведей…

Беспокойство за дочь стало острее. Он огляделся, выискивая, чем бы вооружиться.

Ага, вот, приоткрытый багажник, а в нем… а в нем… мангал, и набор для шашлыка, в том числе и шампуры.

— Почувствуй себя мушкетером. — Кирилл взвесил один из них в руке, подумал, что оружие так себе.

Но другого все равно нет.

Потянулись Печеры, выглядевшие дико и странно — наполовину заросшие, наполовину разрушенные, с брошенными на дорогах автомобилями. Шоссе перед Кириллом перебежал заяц, в зарослях на обочине мелькнул рыжий хвост лисы. Звери человека не боялись, поглядывали на него с любопытством.

Многие машины из тех, что остались целыми, выглядели так, словно из них кто-то вылезал. На дверце и сиденье одной из них Кирилл увидел пятна крови, свернувшейся, но пролитой не так давно.

Наткнулся на очередной скелет, и прошел бы мимо, но глаз зацепился, и он остановился, вгляделся. Эти кости не грызли, их рубили чем-то тяжелым вроде тупого топора!

— О, мой бог… — проговорил Кирилл, и по спине его побежали мурашки.

Неужели здесь одни люди съели другого, причем люди цивилизованные? Откуда в Нижнем каннибалы?

Он крепче сжал шампур, ускорил шаг.

Справа потянулся забор, над которым высились дома, выстроенные еще для сотрудников областного КГБ, слева открылась уходящая вниз улица Бринского. Кирилл услышал человеческие голоса. Негромкий вскрик донесся из чащи, и на обочину выскочили трое оборванных, грязных мужиков.

Один был вооружен топором, другой сжимал что-то вроде копья из палки с примотанным к ней ножом, третий размахивал бейсбольной битой. У всех за спинами болтались рюкзаки.

— Стой, мил человек! — окликнул тот, что с топором, рыжий и низкорослый. Оскалил гнилые зубы.

— Что надо? — спросил Кирилл, медленно отступая.

Он чувствовал угрозу, исходящую от этих троих, помнил о том, что видел совсем недавно, но бежать не хотел — вдруг получится договориться, узнать что-то о ситуации в городе…

— Был бы ты бабой, пригодился б дважды. — Мужик с копьем, сутулый и смуглый, мерзко хихикнул.

— А так мы тебя всего лишь… — третий, говоривший с кавказским акцентом, сделал паузу… — на мясо пустим.

— Но как вы… — Кирилл заглянул в глаза тому, кто находился ближе всех, и осекся. Понял, что слова тут не помогут.

Под огненными бровями жили искорки кровожадного безумия.

— Хватай его, ребят! — заорал рыжий, и они бросились разом, обходя жертву с разных сторон.

На миг Кирилла парализовало от страха, захотелось укусить себя за руку и проснуться, вырваться из жуткого сна. Но он преодолел оцепенение, и прыгнул вправо, навстречу тому из каннибалов, что был вооружен бейсбольной битой и казался наименее опасным.

Ткнул шампуром, целясь ему в руку, и попал!

Брызнула кровь, раздался злобный вскрик, бита просвистела рядом, едва не зацепив плечо. Кирилл отмахнулся, отшвыривая мужика с дороги, и побежал…

Зацепился за кочку, и полетел вперед.

Едва успел выставить руки, ударился локтями с такой силой, что лязгнули зубы. Чуть не откусил себе язык. Перевернулся на спину, увидел три приближающихся силуэта, то, как блеснуло, отражая свет солнца, лезвие топора.

«Вот и всё, — пришла горькая, холодная мысль. — Машеньку я больше не увижу…»

— Ну, падаль, мы тебя для начала помучаем! — снова ухмыльнулся рыжий, показывая черные зубы.

Кирилл сначала не понял, что за треск ударил по ушам, и отчего на лице каннибала появилось изумление. Лишь когда топор вывалился из ослабевшей руки, а смуглый с хрипом согнулся, он сообразил, что это была автоматная очередь!

Мужик с бейсбольной битой рванул прочь, завывая от страха, но упал через несколько шагов, и Кирилл даже увидел фонтанчики крови, выбитые пулями из его тела.

— Прямо в яблочко! — сказали неподалеку. — Все трое наповал, точно в тире.

Кирилл сел, понял, что руки трясутся, а в голове — ни единой мысли.

Увидел, как из кустов выбираются мужчины в камуфляже, вооруженные автоматами Калашникова.

— Повезло тебе, парень, что мы рядом оказались, — сказал тот, что шел впереди, широколицый, со шрамом на скуле и с сединой на стриженной ежиком голове. — Ты кто такой?

— Я… э… вот.

Кирилл полез в нагрудный карман и вытащил журналистское удостоверение. Оно обычно помогало находить выход из разных ситуаций. Но широколицый глянул на корочки пренебрежительно, сплюнул.

— Можешь засунуть эту штуку поглубже в задницу, — посоветовал он. — От нее толку не больше, чем от мобильника, и железяку свою выкинь, а то еще поцарапаешь кого… Понял?

— Понял. — Кирилл отбросил шампур.

Облаченные в камуфляж мужчины деловито обыскивали трупы, выворачивали карманы, и по их движениям было видно, что заниматься подобными вещами им не в новинку.

— Вот, так лучше, — широколицый пинком отшвырнул шампур. — Вставай, пойдешь с нами.

Но тут Кирилла прорвало.

— Куда? Зачем?! — рявкнул он, вскакивая. — Кто вы такие? Что вообще происходит в этом сраном городе? Кто-нибудь может мне сказать, что за чудеса на виражах, вашу мать?

— Откуда ты такой тормоз взялся? — спросил широколицый совершенно спокойно.

— Откуда-откуда, из машины… — буркнул Кирилл, стыдясь собственной истерики и думая, что этим парням, военным или полицейским, может быть известно не больше, чем ему. — Ехал в Кстово, потом бац, провал, очухиваюсь в машине, свет вокруг, и в башке гудит, как в будке трансформаторной…

— И когда же ты очухался? — спросил широколицый, приподняв брови.

— Ну, с час назад… — сказал Кирилл.

— Ой, заливает, как сивый мерин! — произнес за спиной тот же самый голос, что упоминал тир. — Все, значит, неделю назад из коматоза вышли, а он только сегодня? Василич, давай его шлепнем, а?

— К-какую неделю? — Кирилл ощутил, как внутри что-то оборвалось. — Не может быть такого!

— Может, может. — Остроглазый гибкий парень в повязанной на голову черной бандане обошел его сбоку. — Ты что, баклан, нас за идиотов держишь?

— Заткнись, Петров! — рявкнул широколицый Василич. — Пусть майор с ним разбирается. Понял?

— Так точно, — хмуро отозвался парень в бандане.

— Какой майор? — Кирилл сжал кулаки. — Мне к дочери надо… мне…

— Пойдешь с нами, — перебил Василич. — Попробуешь удрать — пристрелим. Закончили, вы там?

— Да, — ответил кто-то гулким басом.

— Тогда двинули, — широколицый почесал подбородок. — Не делай такую злую морду… Мы тебе, парень, жизнь спасли, и благодари бога, что нас сегодня на разведку к Казанке отправили.

Кирилл глубоко вздохнул, давя раздражение. И вправду, если бы не эти парни, его бы уже разделывали и, возможно, живьем. А убежать от пули не сможет никто, поэтому лучше не спорить, не раздражать спасителей.

— Действительно неделя прошла? — спросил он.

— Какой нам смысл тебе врать? — Василич хмыкнул. — И неделя — это после того, как оклемались все… а с того дня, как заснули, и вовсе не один год прошел. Глаза разуй и по сторонам посмотри.

Кирилла словно ударили по затылку тяжелой, но мягкой колотушкой, мысли из головы исчезли, в ушах возник звон: нет, невозможно, такого не может быть… В то же время это многое объясняло: и проржавевший «Форд», и выросшие на асфальте кусты и деревья, и обгоревшие здания.

Не объясняло только, почему он проснулся на неделю позже остальных, и что там было за желтое свечение…

Да, а как же Машенька? Семь дней без него в этом новом, другом, обезумевшем мире!

Кирилл сжал кулаки, изо всех сил пытаясь успокоиться. Не время сейчас возмущаться, кричать, что он должен найти дочь, пусть ведут его к начальству, к «майору», а с ним он договорится…

— Пошли, — выдохнул он.

— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я, — ухмыльнулся Василич. — Двигаем!

Двое бойцов без всяких приказов ушли вперед, остальные зашагали следом, причем так, что Кирилл оказался в серёдке маленького отряда. Казанское шоссе осталось позади, потянулась улица Бринского, заросшая, но узнаваемая — слева покрытый лесом склон, справа остатки некогда роскошных автосалонов.

Фрагменты обгорелых стен торчали из кустов, давая понять, что здесь порезвился огонь.

Прошли мимо нескольких глубоких ям в асфальте, непонятно откуда взявшихся, и тут донесся громкий лай. Василич насторожился, вскинул руку, его люди замедлили шаг, разговоры и смешки затихли.

Ветви качнулись, и на открытое место выскочила крупная собака, блеснули зубы в оскаленной пасти.

— Огонь! — гаркнул Василич еще до того, как рядом со зверем объявились еще два.

Застрекотали автоматы, и их «голоса» показались Кириллу до того громкими, что он зажал уши. Первая собака метнулась в сторону, но пули настигли ее, и на землю упал дергающийся, окровавленный труп. Вторая взвизгнула, поджав пострадавшую лапу, и кинулась прочь, а за ней поспешили другие.

— Вот твари зубастые! — почти с восхищением сказал Петров. — Развелось их, как тараканов!

— Люу-уди-и-и! Помоги-и-ите-е-е! — завопили в той стороне, куда умчались псы.

— Еще один? — спросил Василич, почесывая подбородок. — Пойдем, глянем.

За густыми зарослями на бывшей обочине стояли гаражи, точнее их остатки — проржавевшие стены, обрушенные крыши, бурьян и крапива таких размеров, что возникали мысли о радиации.

— Ты где там? — рявкнул один из шагавших впереди бойцов, когда они наткнулись на хорошо сохранившийся гараж из белого кирпича.

— Ту-у-у-ут! — радостно завопили левее, и на крыше следующего уцелевшего гаража объявился машущий руками человек.

— Санин, тащите его сюда, но аккуратно, — приказал Василич. — Понял?

— Так точно, — отозвался могучий боец и вместе с еще одним, чуть поменьше, направился вперед.

Качнулись ветки, через какое-то время прыгавший человек перестал орать и слез с крыши. А через пять минут Санин с напарником вернулись — привели худосочного небритого мужика лет пятидесяти, облаченного в засаленную спецовку и такие же брюки.

— Ой, спасибо, братцы! Спасибо, что выручили! — бормотал он, покачиваясь и время от времени икая.

Подошел ближе, и Кирилл ощутил запах перегара, такой густой и мерзкий, какой возникает только после многодневной пьянки, проводимой с помощью технического спирта, бодяжной водки или плохого самогона.

— О, ничего себе… — Василич, тоже уловивший этот «аромат», удивленно хмыкнул. — Ты кто такой?

— Да Толян я, — сообщил мужик, радостно и немного глупо улыбаясь. — Заснул в гараже, а как проснулся, то вокруг страх, что творится, я и спрятался, и у меня там оставалось, я и сидел, не вылазил…

Похоже, этот тип всю неделю квасил, не переставая, а значит, запасы у него были будь здоров.

— Всё выпил… а тут стрельбу услышал, и решил, что наши пришли!

— Пойдешь с нами. — Взгляд Василича стал расчетливым. — Протрезвим, а работа в коммуне всегда найдется…

Кириллу почему-то очень не понравилось слово «коммуна». Мелькнуло воспоминание, связанное с Толяном — вроде бы видел его уже, и одетого точно так же, пьяного и небритого.

Нет, глюк, сбой в ушибленной голове!

— Э, работа? — Слово, похоже, не глянулось уже самому Толяну, но он огляделся и, видимо, понял: вариантов нет. — Э, братцы, что-то здесь не так, но ладно, я не гордый, пойду с вами…

Подозрений его хватило ненадолго, едва выбрались обратно на Бринского, как гаражный сиделец затянул гнусаво:

— А за окошком месяц май, месяц май! Ты поскорее приезжай, приезжай, приезжай!

Василич покосился с неудовольствием, но одергивать доморощенного Шаляпина не стал.

Спустились в ложбину, по дну которой текла речушка, спрятанная под дорогой в трубу, а когда вышли из нее, Кирилл услышал стук топоров и визг пилы. Через полсотни метров справа открылась вырубка и… работающие на ней люди под охраной автоматчиков в камуфляже.

— Наши, — с гордостью сказал Петров, и крикнул. — Эй, Гошка, всё нормально?

— Как в аптеке, — ответил один из автоматчиков. — А вы чего стреляли?

— Да по собакам, — сказал Василич. — Еще намучаемся мы с ними, вот увидишь.

Кирилла разговор не заинтересовал, он присмотрелся к тому, как идет работа. Двое мужчин средних лет, один пожилой, несколько молодых парней — все какие-то изможденные, очищали стволы от веток, распиливали на части и таскали обрубки бревен туда, где стояла пара садовых тачек.

Тут заготавливали дрова, причем дело было организовано серьезно.

— Это да, намучаемся. — Гошка вздохнул, повернулся туда, где вышла заминка с двуручной пилой. — Эй, чего заснули?

Вырубка осталась позади, слева потянулись «хрущобы» — район серых пятиэтажек, возведенных в шестидесятые. Справа когда-то находился такой же, но тут прошелся чудовищной силы пожар, так что остались только обгоревшие коробки.

Увидев такое, Толян даже слегка протрезвел.

— Это чего же такое делается, братцы? — забормотал он, не забывая икать. — Откудова все это?

Отвечать ему никто не стал.

Василич махнул рукой, окрикнул бойцов передового дозора, и они свернули с дороги, пошли напрямик через квартал. Кирилл увидел руины детского садика, сохранившуюся в удивительной целости школу, окруженную молодым и очень густым березняком.

Советскую площадь он узнал только благодаря тому, что уцелели флагштоки, на которых ранее болтались разноцветные знамена.

Сейчас их не было, и ржавые трубки поднимались из молодых деревьев. На одной торчало нечто похожее на мохнатую тыкву. Некогда аккуратные газоны покрывал кустарник, а на крыльце здания, где ранее помещалась администрация Советского района, стояли часовые — похоже, «майор», о котором упоминали бойцы, устроил себе резиденцию именно тут.

Кириллу доводилось бывать здесь как журналисту, и не один раз.

— Мать моя, — пробормотал Толян, сообразив, куда их ведут. — Ладно, хоть не в ментовку… ик!

Двери центрального входа уцелели, а вестибюль выглядел так, словно его вымыли только сегодня: пол блестел, а стены, хотя и обшарпанные, были лишены грязи. В воздухе витал запах какой-то химии, напоминавший о больнице.

— Петров, сбегай наверх, узнай, проснулся майор или нет, — распорядился Василич. — А мы подождем.

Время было еще раннее, по прикидкам Кирилла, подходило к семи, хотя точно сказать он не мог, поскольку не знал даже, какой сейчас месяц — судя по траве и листве, мог быть и конец мая, и начало августа.

Болтливый боец вернулся быстро, доложил, что «командир на месте, через час ждет».

Эти шестьдесят минут провели в вестибюле, сидя прямо на полу и наблюдая, как мимо ходят люди. Несколько раз прошагала вереница мужиков с ведрами. В здание — полными воды, обратно — с пустыми. Пробежала группа автоматчиков, похожих на Василича и его бойцов.

А затем тот в очередной раз глянул на часы, и скомандовал: «Поднимайся!»

На лестнице, ведущей на второй этаж, встретили группу женщин с тряпками и ведрами, и рядом с ними топтался охранник с автоматом. Одна из барышень, молодая, с рыжими, собранными в пучок волосами, метнула на Кирилла испуганный взгляд и тут же опустила голову.

У двери, где раньше сидел глава администрации, стояли еще двое часовых.

— Новеньких привели? — спросил один из них, огромный и круглолицый, со спокойными голубыми глазами.

— Точно, — кивнул Василич. — Так, заводите их…

И он толкнул дверь.

В кабинете обнаружился стол, а за ним сидел плотный невысокий человек с короткой стрижкой и бычьей шеей, облаченный в армейскую форму без знаков различия. Когда он поднял голову, Кирилл невольно вздрогнул под пронизывающим взглядом темных, очень маленьких глаз.

Толян в очередной раз икнул.

— Двое, — сказал майор, поднимаясь. — Кто такие? Где найдены? Кем были раньше?

Говорил он четко и отрывисто, и тон не оставлял сомнений: этот человек привык командовать, и не просто привык, а еще и любит это делать, получает удовольствие, «перемещая» других, как пешки.

— Начнем с тебя! — Хозяин кабинета ткнул толстым пальцем в грудь Толяна.

— Автомеханик я… в сервисе работал, в гаражах прятался, товарищ начальник, — забормотал тот, от страха перестав икать. — Боялся выйти, а сегодня стрельбу услышал и закричал… а это ваши оказались… не погубите, братцы, я…

— С ним ясно, — прервал его майор. — В бригаду к Сергееву, и следить, чтобы не пил.

— Ни в одном гла… — Толян осекся и гулко сглотнул.

Василич махнул рукой, один из бойцов вывел автомеханика за дверь, а хозяин кабинета перевел взгляд на Кирилла.

— Так, а тут что?

— Обнаружили его на Казанке, — сказал Василич. — Отбивался от каннибалов, мы их постреляли. Утверждает, что проснулся только сегодня и идет со стороны Кстово.

Майор нахмурился, во взгляде появилось недоверие.

— Не может такого быть, — проговорил он. — Сколько людей я видел, но все очнулись в одно время, менее семи суток назад.

— Может быть, вы мне дадите хоть слово сказать? — раздраженно бросил Кирилл. — Вы бы представились для начала! Кто вы и по какому праву здесь распоряжаетесь?

Хозяин кабинета заулыбался, показывая острые и белые зубы, почти такие же, как у убитой сегодня собаки.

— По праву того, кто обладает властью, — сказал он. — Зовут меня Артур Егорович Дериев, майор МВД, в данный момент — глава свободной коммуны, возникшей на территории Советского района города Нижнего Новгорода. А ты кто, молодой человек? И почему пытаешься ввести нас в заблуждение?

— Я не пытаюсь! — воскликнул Кирилл, вновь теряя терпение. — Я в самом деле очнулся несколько часов назад в своей машине, вокруг был свет, желтый, слепящий, и я пошел, чтобы из него выйти…

— О каком-то светящемся облаке на границе города за Печерами упоминали, — вставил Василич.

— Я не вру!

— Это не очевидно, вот так-то. — Голос Дериева не оставлял сомнений, что он не верит Кириллу. — Хотя значения особого не имеет… Вижу по лицу, что интеллигент, но все же спрошу. Что умеешь делать?

— Я журналист.

Майор и Василич обменялись понимающими усмешками.

— Паразиты нам в коммуне не нужны, — сказал Дериев, — а вот рабочие руки требуются как воздух, поэтому ты сейчас отправишься в бригаду Саленко, и там будешь…

— Никуда я не отправлюсь. — Кирилл прищурился. — Я вовсе не обязан вам подчиняться! У меня дочь на Автозаводе, ей три года, я должен узнать, что с ней! Ясно?

— Не обязан, но будешь. — Глаза майора сверкнули, ноздри слегка раздулись. — Заставим. Учти, что за время, прошедшее с момента пробуждения, твоя дочь либо погибла, либо оказалась в безопасном месте. Если вообще проснулась. Ты видел, сколько домов сгорело?

Кирилл смотрел на него, и боролся с собственным гневом — этот сукин сын, возомнивший себя черт знает кем, диктатор районного масштаба, не пускает его к Машеньке?

А Дериев распинался вовсю:

— Кроме того, сейчас не время для того, чтобы думать о личном. Цивилизация на краю гибели, надо объединять усилия, чтобы хоть как-то бороться с хаосом.

— Насрать мне на цивилизацию, я хочу найти свою дочь! — рявкнул Кирилл, делая шаг вперед.

Василич схватил его за предплечье, не давая двигаться дальше.

— А мне насрать на твои желания, вот так-то. — Дериев вновь улыбнулся, злобно и хищно. — На той территории, что находится под моим контролем, мои приказы всегда выполняются, а те, кто идет против…

В этот момент в голове у Кирилла то ли от злости, то ли от переживаний этого утра помутилось. Он вспомнил, что когда-то очень давно видел ночное, затянутое тучами небо, бьющую из него молнию, что поражает плоскую крышу, и вспыхивает огонь, расползается в стороны…

Сердце пронзила странная, холодная дрожь, и слова потекли с языка сами, без участия рассудка:

— Ты, мнящий в своей власти других, имеешь ли ты власть над собой и собственной жизнью? Ничто и никто не поможет тебе, когда пламя явится во мраке, и кров над твоей головой рухнет!

Майор приподнял брови, но когда заговорил, в голосе его не было ни удивления, ни гнева:

— А, еще один псих… Учти, нам безумцы без надобности, сейчас не время для глупой болтовни, мы должны сплотиться и выжить. Продолжишь нести ерунду — закончишь плохо. Заруби это себе на носу.

Кирилл недоуменно моргал, пытаясь осознать, что с ним произошло, и когда случилась эта гроза с пожаром, в прошлом году или пять лет тому назад… или вообще это картинка из детства?

Память буксовала, и от этого он чувствовал себя неуютно.

— Уводи, — приказал Дериев, — в бригаду Саленко.

Василич кивнул и практически потащил Кирилла за собой.

Выходя из кабинета, тот заметил удивленные глаза часовых, и понял, что они все слышали.

— Парочку ненормальных мы уже расстреляли, — сказал Василич буднично, когда они спускались по лестнице.

— Не сомневаюсь, — сказал Кирилл и сглотнул.

В вестибюле его передали под охрану двух бойцов, и те повели бывшего журналиста на улицу. Они пересекли площадь и по широкой лестнице поднялись к уцелевшему дому, серой пятиэтажке-хрущевке.

Если судить по сохранившимся вывескам, на первом этаже некогда располагалась аптека, и отделения сразу двух банков.

— Что, придется деньги считать? — спросил Кирилл, поняв, что его ведут к двери под надписью «Сбербанк».

— Ага! — Один из бойцов загоготал. — Они нынче даже на подтирку не годятся, скользкие слишком…

Здесь тоже стояли охранники, а внутри, в просторном зале, обнаружилось множество спавших на матрасах мужчин. От запаха потных тел, носков, грязной одежды и сероводорода у Кирилла зачесалось в носу, захотелось немедленно выскочить обратно на улицу.

— Тут будешь жить, — сказал веснушчатый рыжий охранник. — Матрас, одеяло к вечеру получишь, а сейчас тебе ложиться смысла нет — скоро побудка и завтрак… Вот бригадир ваш явится…

Бригадир не заставил себя ждать. Хлопнула дверь, и переступивший через порог малорослый и носатый мужичок гаркнул:

— Подъем, мать вашу! Разоспались, разодрать вас три раза!

Затем он глянул на Кирилла и поинтересовался:

— Новенький?

— Так точно, — ответил рыжий.

— В общем, слушай, — сказал бригадир, подойдя поближе. — Всё просто: ты делаешь то, что тебе говорят, за это получаешь еду и защиту. И все мы трудимся на благо коммуны ради сохранения цивилизации.

Нечто подобное могли начертать на своих знаменах и нацисты, и большевики, да и вообще представители любого тиранического режима — трудись и радуйся, а мы будем тебя кормить и охранять.

— Ясно, — сказал Кирилл, думая, что надолго он здесь не останется — сбежит при первой возможности.

Он должен найти Машеньку, убедиться, что с ней все в порядке.

— Это мы посмотрим. — Саленко поглядел недоверчиво и, отвернувшись, заорал: — Пошли! Шевелимся, шевелимся!

Спавшие поднимались, зевали и потягивались, некоторые бросали на бригадира злобные взгляды. Тут были исключительно мужчины — от уже окрепших подростков до еще сильных стариков, — но выглядели они грязными и заморенными.

— Всем оправиться! — продолжал командовать Саленко. — Сейчас привезут завтрак!

Оправляться полагалось у торца дома, там, где густо разрослась сирень, но пахло вовсе не цветами.

Дребезжа и лязгая, подкатила железная бочка на колесах, вроде тех, в которых раньше развозили квас, и к ней тут же выстроилась очередь. Кирилл замешкался, и оказался в самом ее конце. Уставился в затылок лысому дядьке в вылинявшей рубашке защитного цвета.

— Ты новый? — спросил дядька, обернувшись. — Меня Сашей зовут…

И он протянул мозолистую корявую ладонь.

— Откуда тебя взяли? — продолжил интересоваться новый знакомый. — С Печер? Ничего себе…

— А тебя? — спросил Кирилл.

— Так я тут рядом и жил, — Саша дернул головой, — в пятом доме по Васюнина. Поехал на работу, в троллейбус сел, но и остановки не проехал. Проснулся, а тут заросли, звери дикие рыщут, но не мне тебе рассказывать… — Он махнул рукой. — Первые дни вообще хреново было, едва собакам не попался, так что когда эти пришли, с автоматами, мы сами к ним кинулись… И вот, сюда угодили, в коммуну… Всё лучше, чем псов собой кормить, но как-то не так все равно.

Очередь двигалась быстро, и Кирилл уже видел, что каждому добравшемуся до бочки полагаются ложка, кружка воды и банка тушенки — с остатками краски, покрытая ржавчиной и грязью. Выдавала все это толстая женщина лет сорока, наряженная в халат, некогда бывший белым, а теперь серый. А рядом с ней торчал неизбежный боец в камуфляже.

— Это что, завтрак? — спросил бывший журналист, думая, почему он до сих пор не голоден.

Если и вправду пролежал в непонятном анабиозе много лет, должен быть истощен до предела… тело-то своего требует, и даже медведь в берлоге худеет, и это за какие-то месяцы!

И почему беззащитных людей не трогали звери? Те же собаки, например?

— Он самый, не боись. — Саша вздохнул. — В самую жару еще воды дадут, а потом ужин будет, и всё.

Подошла очередь, и они, получив свою порцию, устроились прямо на земле. Тушенка оказалась вполне съедобной, хоть и с каким-то странным привкусом, но Кирилл жевал без охоты, через силу.

— Ты жир не будешь доедать? — поинтересовался Саша, вылизавший свою банку до блеска. — Давай, я… Значит, ложку и кружку сдаешь обратно, а мусорная яма вон там выкопана.

Едва успел Кирилл сходить до нее, как напомнил о себе бригадир.

— Три минуты, и заканчиваем! — рявкнул он. — Затем все на построение!

Строились по росту, и Кирилл оказался где-то посредине — между совсем молодым парнем, на щеках которого багровели прыщи, и сонным здоровяком лет тридцати, тупо и монотонно моргавшим.

Саленко прошел вдоль ряда, пересчитывая людей, затем остановился и обвел их хмурым взглядом.

— В общем, так, — заявил он. — Настало время потрудиться на благо коммуны… Двигайте за мной!

— Эх, первая бригада обслуживания уже закончила, а мы только начинаем, — прошептал прыщавый, косясь в ту сторону, где двое мужиков впрягались в привязанные к бочке постромки.

Их повели прочь от площади, в ту сторону, откуда Кирилл сегодня пришел, но не через квартал, а по улице. Справа открылся овраг, заросший огромными старыми деревьями, и донеслось многоголосое птичье щебетание.

За годы, пока человек фактически отсутствовал в Нижнем, всякие живые твари размножились неимоверно, и поселились там, где давно не осмеливались появляться…

Неужели то же самое творится по всему миру, от Новой Земли до Антарктиды?

От этой мысли Кирилла пробрало холодком, но как следует задуматься не дал бригадир.

— За работу! — завопил он. — Инструменты на том же месте, где и вчера! Новенький, ты где?

Перед ними высилась груда руин, некогда бывшая кирпичной высоткой. Было видно, что ее понемногу разгребали. У фрагмента сохранившейся стены стояли ржавые ломы и лопаты, рядком выстроились садовые тачки, неожиданно ставшие главным средством транспортировки грузов.

Кирилла определили в десяток к усатому и бородатому Ахмеду, по виду — типичному ваххабиту с Кавказа. В этом же десятке оказался и лысый Саша.

— Не дрейфь, — сказал тот, хитро подмигивая. — Принцип тот же, что и раньше: бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай, но особо не филонь, иначе десятник по морде съездит, а то и бригадир…

— А зачем мы это делаем? — Кирилл махнул рукой, обводя пейзаж, состоявший большей частью из зарослей и развалин. Чтобы разгрести всё, понадобятся тысячи людей и десятки экскаваторов.

— Говорят, майор что-то строить собрался, и ему стройматериалы нужны. — Саша понизил голос. — Всё, за дело, этот мелкий засранец к нам шагает, сейчас как заорет!

Лом оказался мало того, что тяжелым и грязным, так еще и скользким — так и норовил выскочить из ладоней, которые Кирилл ободрал в первые же мгновения. Он быстро вспотел и покрылся серо-рыжей кирпичной пылью.

Одни долбили ломами, другие таскали кирпичи к тачкам, бригадир и охранники прохаживались вокруг, наблюдая и за зарослями, и за работающими. Если бойцы с автоматами молчали, то Саленко время от времени начинал орать, а пару раз пускал в ход кулаки.

Сначала досталось одному из десятников, чьи люди работали слишком медленно, затем прыщавому парню. Он шлепнулся на землю, прикрывая нос, из которого потекла кровь, а бригадир завопил еще громче.

— И как вы это терпите? — спросил Кирилл, испытывая возмущение и бессильный гнев.

— А что делать? — Саша пожал плечами, а работавший рядом пожилой мужчина тяжело вздохнул.

— Напасть на них, вас же больше.

— Пытались уже, в другой бригаде… — безнадежно сказал пожилой. — Троих убили на месте, пятерых расстреляли вечером, собрав всех на это смотреть… У них есть оружие, они умеют с ним обращаться и готовы пустить его в ход. А мы не умеем и не можем.

— Бежать?

— Не дадут. Да и куда? — Саша поскреб голую макушку. — Там звери, и люди, что хуже зверей, каннибалы, мародеры. Я когда в первый день попытался жену найти, она в Кремле работает… работала, в администрации, едва не погиб. Вышел прямо к костру, а на нем человечину жарят… — Его передернуло.

— Чего стоим, да? — рядом объявился Ахмед, грязный и злой, как выбравшийся из-под земли демон.

«Ничего, меня этим не испугаешь, — подумал Кирилл, вновь замахиваясь ломом. — Сбегу, обязательно сбегу, пройду через все, чтобы только увидеть дочь, оказаться рядом с ней».

При мыслях о Машеньке кольнуло сердце. Кирилл вспомнил жену, какой она была на свадьбе, как они жили в небольшой, но уютной квартире, недолго, но мирно и счастливо…

От накатившей горечи заскрипел зубами, яростно врубился в огрызок стены.

Грохот, лязг и мат звучали не переставая, над руинами дома висело удушливое облако пыли. Солнце поднималось все выше, грело сильнее и сильнее, а небо оставалось чистым, точно вымытая сковородка.

И жарило так, будто сковородка эта стояла на сильном огне.

Когда тачки оказались нагружены, Саленко замахал руками, и два десятка мужчин покатили их прочь. С ними утопали два охранника, и рядом со «стройплощадкой» их осталось всего трое, да еще неизбежный бригадир.

Сбежать сейчас, рвануть в сторону оврага, вломиться в густые заросли, чтобы им пришлось стрелять наугад?

Нет, рано, он плохо знает этот район города и может прибежать в руки одному из майорских патрулей. Надо расспросить местных, что здесь и как, подготовить побег, тщательно все продумать.

Воду привезли, когда жара стала невыносимой, и после этого работникам позволили посидеть в тени.

— Фу-у-ух, хорошо, — сказал Саша, вытирая со лба пот.

— Да уж, бывало и хуже, — признал пожилой, откликавшийся на Аркадия Петровича и некогда бывший директором школы. — А скажите, Кирилл, как вы эту неделю выживали, в одиночку или в компании еще с кем-то?

— Я очнулся только сегодня, рано утром.

Саша выпучил глаза, а Аркадий Петрович покачал головой.

— Невозможно, — проговорил он. — Хотя то, что произошло с нами, со всем миром — невозможно.

— Вы мне не верите? — спросил Кирилл.

— Я о таких случаях больше не слышал, — дипломатично отозвался бывший директор. — Возможно, вы зачем-то сочиняете, а возможно, что и нет… При каких обстоятельствах это случилось?

— Там был свет, очень яркий… — Вспомнить первые мгновения после пробуждения оказалось сложно, потому что Кирилл неожиданно осознал: до них было что-то еще, какие-то смутные образы лежали между тем мгновением, когда он сидел за рулем, направляясь в Кстово, и тем, когда он очнулся за ним же, но уже в стоящей машине. — Золотой, словно живой… Это на Казанском шоссе, я тогда ничего не соображал, даже говорить не мог, попытался выйти, и…

— Так, хватит отдыхать! — разнесся мерзкий голос бригадира. — За работу!

— Он-то чего старается? — неприязненно буркнул Кирилл.

— Как чего? — Саша, слушавший с открытым ртом, хитро заулыбался. — У него и кормежка получше, и женщина наверняка есть, там же особая бригада, из молодых и красивых, для этого самого…

Но разговор пришлось закончить, поскольку Ахмед грозно зыркнул в их сторону.

Лом показался еще тяжелее, чем утром.

Кирилл снова быстро вспотел, рубашка, некогда белая, купленная в дорогом магазине, стала напоминать тряпку, которой мыли пол в дизентерийном бараке. Мозоли на ладонях сорвал, и по пальцам потекла кровь, а в мышцах спины и рук появилась дергающая боль.

От усталости в голове начало путаться, а в пустом брюхе горестно заныло.

Команда «Прекратить работу!» прозвучала в тот момент, когда он думал, что все, больше не выдержит.

— О, мой бог… — прошептал Кирилл, распрямляясь и чувствуя, как ноет поясница.

В той, прежней жизни, ему давно не доводилось столько пахать при помощи мускулов.

Работников выстроили, пересчитали и повели обратно к «казарме», расположенной в бывшем помещении банка. На ужин каждый получил аж по две кружки воды, по куску мяса и по несколько упаковок сухой лапши, которую пришлось жрать прямо так, словно чипсы.

— А что, помыться никак нельзя? — спросил Кирилл у Саши, неторопливо хрустевшего своей порцией.

— Душ обещали, — ответил тот. — Но пока не наладили, зато собачатина нынче удалась…

— Что? — Желудок Кирилла протестующе сжался.

— Собачье мясо, — невозмутимо разъяснил Саша. — Псов в городе полно, охотиться на них легче всего, а как еще такую прорву накормить? Что из жрачки не испортилось, то крысы поели… Видел, сколько их по развалинам шастает?

Ну да, за столько лет даже консервы придут в негодность, кроме той же тушенки. Хорошо хоть есть вода. Интересно, откуда ее возят? Не с Волги же?

— В частном секторе, за Советской, колонки есть работающие, — ответил на невысказанный вопрос Аркадий Петрович. — Я в первые дни работал в бригаде водовозов, это потом меня сюда перевели…

Солнце заходило, жара потихоньку спадала, усталые и грязные работники сидели и лежали на траве рядом с «казармой», и охранники не спешили загонять их внутрь. Бригадир отсутствовал, десятники без него вели себя как нормальные люди, и можно было расслабиться.

Неподалеку от Кирилла несколько мужиков уселись в кружок и достали пластиковые карты, еще двое притащили подгнившую шахматную доску, и вокруг образовалось кольцо из болельщиков. Аркадий Петрович принес книгу, толстую, в яркой обложке, с пожелтевшими от времени страницами.

— Надо читать, пока светло, — сказал он грустно. — Света нет, и неизвестно, будет ли.

Кирилл же лежал и наблюдал, что происходит вокруг, слушал разговоры.

Сменилась охрана, ушедшие с поста бойцы, смеясь и переговариваясь, отправились в ту сторону, где из зарослей поднималось здание районной администрации. Среди игроков в карты чуть не началась драка, двое вскочили, схватили друг друга за грудки, но пустить в ход кулаки не успели — рядом оказался парень в камуфляже.

— Эй-эй, осадить! — рявкнул он. — Цивилизация в опасности, а вы тут собачитесь! Кому охота разбитую морду — обращайтесь!

Поссорившиеся мужики, бросая друг на друга злобные взгляды, уселись на место, а Кирилл подумал: «Шустрые они, и с промытыми мозгами. Удрать будет непросто».

— Слушай, а матрас и одеяло мне когда дадут? — спросил он, повернувшись к Саше.

— А там их внутри полно, за загородкой, натаскали в первый день с запасом, так что не боись, — отозвался тот. — Да и те ребятишки, кого вчера расстреляли, своими не воспользуются больше, хе-хе.

— Расстреляли? За что?

— Ну, первый-то удрать попытался, но его поймали… а второй, Иван Захарьич, он к нам три дня назад прибился, старый уже был. — На лице Саши отразилась задумчивость, и он поскреб лысину. — Говорил много, такое, что не сразу и поймешь, но все бредятину. Про то, что небеса открылись, что он пророк времен последних, что за ним придет тот, кому он недостоин шнурки развязывать, и будет изменять мир не просто словом, а светом… Отвели его к майору, а тот решил, что болтливого безумца кормить смысла нет, его и грохнули, а голову, чтобы остальным неповадно было, на железку насадили… Видел, наверное?

— Нет… а, да… — Тут Кирилл понял, что за «мохнатая тыква» торчала на трубе перед районной администрацией.

Слова расстрелянного старика не шли из головы, они напомнили о тех временах, когда он работал над дипломной работой, посвященной учению гностиков — ушлых ребят, что в начале нашей эры пытались выстроить альтернативное христианство для немногих, но не выдержали конкуренции с обычным и сгинули.

Тогда он одолел не только те четыре евангелия, что включены в Библию, а еще и разные апокрифы: «Евангелие от Фомы», «Евангелие детства», «Апокалипсис Баруха», «Евангелие от Филиппа». В голове засели всякие архонты и эоны, Пронойя и Логос, Абраксас и распятый на кресте змей офитов.

В каком-то из тех сочинений и упоминалось «крещение светом», а про «завязывание обуви» вроде бы говорилось в Новом Завете…

— Пойдем, надо тебе показать, что и как, — заявил Саша, прерывая размышления Кирилла.

И они отправились в «казарму».

В одном из закутков, где раньше сидела операционистка, обнаружился склад матрасов, подушек и одеял, невероятно пыльных и грязных. Другой, где стояло несколько ржавых ведер, и немилосердно воняло, отвели под ночной туалет, и на столе у самого входа тут лежали спички и свечи, чтобы можно было пользоваться «заведением» во мраке.

— Если приспичит, сюда двигай, — сказал Саша. — Хотя если снаружи светло, томожешь и попроситься на улицу, парни обычно по-человечески относятся, им главное, чтобы ты не сбежал.

Выбранные матрас, одеяло и подушку вытащили на улицу и выколотили палкой. Едва успели это сделать, как старший охраны в очередной раз глянул на темнеющее небо и скомандовал:

— Давай внутрь, мужики, а то скоро стемнеет, загоняй вас потом.

Место Кириллу досталось у ближней к выходу стенки, рядом с окном и банкоматом, выглядевшим на диво хорошо. Улегся, думая, что будет плохо засыпать — из-за шума, духоты, непривычной обстановки, из-за того, что голова перегружена впечатлениями, но отрубился мгновенно.

Видел во сне Милу, в ее любимом красном платье, и слезы текли по ее лицу…

«Стой, родная!» — хотелось крикнуть ему, но он не мог, что-то давило на грудь, стягивало ее железными обручами, а жена удалялась, удалялась, пока не исчезла в сгустившейся дымке.

Затем мелькнуло личико дочери, желтые банты в волосах, и он проснулся.

В «казарме» царила полутьма, в окна протискивался слабый лунный свет, кто-то храпел, кто-то постанывал во тьме, у двери виднелся силуэт охранника, еще один, судя по звуку шагов и зевкам, прохаживался снаружи.

«Только сон, — подумал Кирилл. — Это был сон, и я их обоих не увижу… Нет, Машеньку увижу обязательно!»

Надо было последить, что делает охрана ночью, не позволяет ли себе расслабиться, но глаза закрывались сами… Он это обязательно сделает завтра, когда сможет одолеть проклятую сонливость…

Кирилл рухнул во тьму, на этот раз абсолютную, и увидел луну, огромную, полную, с серыми пятнами на серебристой «физиономии». Не успел изумиться, как ночное светило с ужасающим грохотом сорвалось со своего места, устремилось вниз, и разбилось на куски…

Непонятно почему, но это наполнило его диким ужасом.

Кирилл захотел проснуться, вынырнуть из этого кошмара, но обнаружил, что луна снова висит перед ним, но уже не монолитная, как ранее, а покрытая глубокими трещинами. Он открыл рот, собираясь закричать, но не смог — провалился в сон безо всяких видений.

Глава 2

Кусок асфальта пролетел над самой головой Васьки. Если бы немного ниже, то зацепил бы макушку.

— Бей уродов! — в ярости закричал он, и бросился вперед, размахивая дубиной.

Хлопнул травматический пистолет в руках Димана, бывшего работника какого-то ЧОПа, и один из врагов с воем покатился на земле. Второй оказался прямо перед Васькой, попытался ткнуть его лыжной палкой, но промахнулся и получил дубиной сначала по плечу, а затем и по башке.

Заорал и кинулся прочь, держась за окровавленную черепушку.

Новый кусок асфальта болезненно ткнулся в бок, и Васька с сердитым рычанием повернулся в ту сторону, откуда они летели. Обнаружил двух пацанов лет четырнадцати, засевших в густых зарослях у самой стены, и решительно двинулся к ним.

Мальчишки дружно побледнели, но не побежали, продолжили выдирать обломки раскрошившегося дорожного покрытия.

— Дрюня, помогай! — рявкнул Васька, увидев, что приятель, с которым вместе трудились грузчиками, расправился со своим противником. — Придавим гаденышей!

Дрюня, низкорослый, но могучий как слон, медленно повернулся и взмахнул большим топором.

— Удирают, сволочи! — бросил Диман.

Раздался дробный топот, возвестивший, что основные силы врага обратились в бегство. Пацаны, швырявшиеся кусками асфальта, замешкались на секунду, но затем тоже дунули прочь.

— Победа, в натуре, — сказал Васька. — Надо отметить!

Он вместе с Дрюней находился на складе торгового центра «Малиновая гряда», когда обоих вырубило. Проснулись они тоже одновременно и обнаружили, что все вокруг в пыли и грязи, света нет, а по ящикам лазают пищащие крысы.

Выбравшись в торговый зал, наткнулись на испуганных продавщиц и покупателей.

Снаружи тоже творилось хрен знает что: непонятно откуда взявшиеся заросли там, где недавно лежали улицы, горелый остов на месте ближайшего дома, проржавевшие автомобили и тишина, почти невозможная в большом городе.

«Никуда мы не пойдем, — сказал Васька, когда люди начали разбредаться из магазина — по домам, узнать, что с родными и близкими, — тут и хавка, и бухло, и крыша над головой целая, а там не пойми чего».

О жене, толстой Зинке, он не беспокоился — если захочет, она его и под землей отыщет. Дрюне тоже не о ком было напрягаться — не о глухой же старухе матери, что со дня на день отправится на кладбище?

И они остались, решив, что «Малиновая гряда» теперь их, и что надо наводить тут свой порядок. Быстро поняли: годных в дело продуктов осталось не так много — что не испортилось, то сожрали крысы, но зато крепкие напитки уцелели, даже дорогие, о которых простые грузчики раньше не могли и мечтать.

В первый же день они напились, как свиньи. Дрюня залез на крышу магазина и блевал оттуда.

А во второй — с самого утра пришлось отгонять первых непрошенных гостей, решивших поживиться чем-нибудь в «Малиновой гряде»: пару тощих дамочек, притащивших с собой детей. Днем — встречать вторую «делегацию», на этот раз из троих мужиков, и пускать в ход кулаки.

К ним прибился Диман со своей «травматикой», еще несколько нормальных пацанов, вернулись четыре продавщицы. И они понемногу обустроились — приспособились ловить крыс, жарить их на костре, выставлять стражу, чтобы никто из чужаков не сунулся в их владения.

Что именно произошло с миром, Васька не знал, да его это и мало интересовало.

Он хотел просто быть сытым, каждый день пить и трахаться, и чтобы всякие уроды не мешали жить.

— Отметим, зуб даю, — сказал Диман. — Но чо-то их много набежало.

Сегодняшнее нападение, а сидели они в «Малиновой гряде» уже семь дней, и вправду оказалось самым опасным: их выманили из магазина на молодую, красивую девку и попытались завести в засаду. Да только переоценили свои силы и теперь удирали, оставив парочку трупов — одного зарубил Дрюня мясницким топором, другой получил от Михалыча с его пожарным багром.

— Ну и чо? — спросил Васька.

— А то, что скоро с огнестрелом кто-нибудь явится. — Диман убрал пистолет в кобуру. — Чо тогда?

— Вот явятся, тогда и решим, — пробормотал Васька с неудовольствием.

Думать он не особенно любил, особенно о том, что в данный момент его не трогало.

На пороге их встретила Катька из кондитерского, мрачная и деловитая.

— Что, кобелины? — спросила она, прожигая Ваську взглядом. — За сучкой побежали и едва не попались?

— Да ладно тебе, — сказал он. — Обед готов, что ли?

Пять дней назад он взял Катьку себе, решив, что такая баба как раз по нему — фигуристая, шустрая и языкатая. Но пожалел об этом уже раз десять — продавщица, раньше строившая ему глазки из-за прилавка с тортами, оказалась склочной и не особенно ловкой в постели.

— А ты его заработал? — спросила она.

— Ой, получишь ты у меня, — предупредил Васька, начиная звереть. — Иди уже! Петька, всё спокойно?

Оставленный дозорным на крыше парень ответил:

— Чисто.

— Ну, тогда мы внутрь, выпьем по маленькой за победу, закусим…

Едва зашли в «Малиновую гряду», как Михалыч отставил багор и поспешил к бывшей церковной лавке. Там он с помощью уцелевших икон соорудил что-то вроде крохотной церквушки и трижды в день ходил молиться.

— Опять бормотать пошел, — злобно сказал Диман. — И чо, помог ему его Христос, когда все это случилось?

У Михалыча, как все знали, в сгоревшем доме на Лебедева осталась жена и двое детей. Сам он выжил только потому, что пошел на работу и успел выйти из подъезда.

— Ага, — кивнул Дрюня.

Его старуха до тех пор, пока окончательно не оглохла и не тронулась крышей, в церковь ходила, посты соблюдала и сыну вместе с Васькой пыталась на уши лапшу вешать, что, мол, пить не надо, и воровать — грех. Да вот только ничего не говорила насчет того, что подобная ерунда произойдет, да и вряд ли о том какие попы предупреждали.

— Эй, Машка, ранеными займись! — велел Васька. — И пошустрее!

Пострадали в схватке четверо, причем Рафику досталось здорово: ему распороли бок, но не зря у них есть настоящая медсестра, а у нее в загашнике имеется кое-что не испортившееся в магазинной аптеке.

— Сейчас иду! — отозвалась Машка и, подобрав толстый зад, зашагала к мужчинам.

В «Малиновой гряде» воняло крысиным дерьмом и гарью, печка, сооруженная в первые дни, чтобы готовить еду, нещадно дымила, но все же это был их дом, и Васька подозревал, что другого в ближайшее время не будет.

— А ты за бухлом, — велел он, повернувшись к Дрюне. — Конины возьми армянской.

Победа в любом случае есть победа, и ее нужно отметить как следует.

* * *

Крик «Подъем!» ворвался в уши, точно отряд разнузданной солдатни — в женский монастырь. Кирилл заворочался, пытаясь разлепить глаза, и тут же получил чувствительный тычок в бок.

Вскинувшись, обнаружил над собой охранника со злобной ухмылкой на небритой физиономии.

— Чего дрыхнешь? — спросил тот. — Вставай, а то без завтрака останешься.

Кирилл проглотил рвущиеся с языка ругательства и откинул одеяло.

Выспавшимся он себя не чувствовал, тело жаждало отдыха, мускулы ныли, ломило спину. В тяжелой голове роились ошметки снов — и того, где видел жену с дочерью, и с упавшей луной. От последнего сохранился не сам пережитый ужас, а некое его послевкусие.

Этим утром все было так же, как и предыдущим: бочка с водой, тушенка, построение, орущий бригадир.

Пригнали их к тому же самому дому, и Кирилл взял, похоже, тот лом, которым орудовал вчера. Едва успевшие поджить мозоли содрал вновь, но когда попробовал беречь руки, махать железкой не так споро, рядом немедленно возник угрюмый Ахмед со сжатыми кулаками…

Жара сегодня была еще сильнее, и работавшие с ненавистью поглядывали в пышущее зноем небо. Многие снимали майки и рубашки, наматывали на головы, чтобы защититься от злого солнца. Кирпичная пыль казалась еще более едкой и ядовитой.

— Фу, неужели так и будем до конца дней горбатиться на товарища майора? — спросил Кирилл, когда пришло время перерыва, и они устроились в теньке.

— Не боись, будем, — грустно сказал Саша. — Даже когда он весь город под себя подгребет, ну, то, что от него осталось, работники по-прежнему будут нужны, ну, не работники, — он оглянулся и понизил голос, — рабы.

— Не может быть, — возразил подсевший к ним щуплый мужичок по имени Илья. — Должна же быть какая-то власть, что призовет Дериева к порядку, мэр там, или президент с премьером.

— Вы в это верите? — спросил Аркадий Петрович.

— Ну, хм… — Илья почесал щеку, сморщил неширокий лоб. — Черт его знает. По мне, что раньше все на нас ездили, что и сейчас ездят. А хуже всего — курева не осталось. Так хочется сигареткой затянуться!

Донесся треск очереди, и все трое глянули туда, где один из охранников, встав на колено, палил из автомата.

— Собаки? — спросил Илья, вглядываясь в мелькающие среди зелени силуэты зверей.

— Нет, волки, — покачал головой Саша. — Но тоже жрать хотят.

— Нет хуже хищника, чем тот, что воспитан между людьми, — сказал Кирилл задумчиво.

— Вы это к чему? — настороженно спросил Аркадий Петрович.

— Да так просто, подумалось… Собак мы кормили-кормили, выводили-выводили, а теперь они на нас охотятся. И где благодарность? Хотя благодарность бывает только на небесах, а не здесь, на земле.

Кирилл и сам не понял, чего его понесло, но увидел изумление на лицах товарищей и осадил себя. На его счастье, подал голос бригадир. Пришлось браться за лопаты, ломы и рукояти тачек.

Работать в этот день закончили вроде бы пораньше, чем вчера — солнце, по крайней мере, висело куда выше.

— Чего это вдруг? — поинтересовался Кирилл, когда их выстроили колонной и повели в сторону площади Советской.

— Увидите, — отозвался Аркадий Петрович.

Там, где обычно поворачивали к «казарме», направились в другую сторону, к районной администрации. Стало ясно, что голову безумного «пророка» с флагштока сняли, на крыльце стоит майор в окружении свиты, а на очищенном от зарослей участке перед ним выстроены другие бригады.

Тут было, по прикидкам Кирилла, около тысячи человек: мужчины и женщины, и даже дети.

— Неужели это все, кто выжил в окрестностях? — прошептал он, думая, сколько человек раньше обитало в той части Советского района, что нынче находится под контролем Дериева.

— Ох ты, ёлки-палки, бабы, честное слово! — проговорил Саша, жадно таращась в ту сторону, где стояли женщины. — Я бы сейчас палку-то любой бы кинул, а уж у них как зудит, так и представить это невозможно!

— Отставить разговоры, — оглянулся Саленко. — Кто заболтается, получит в морду!

Несмотря на малый рост и хилое вроде бы сложение, он пускал кулаки в ход охотно и умело. От его ударов падали куда более крупные мужики, и вовсе не потому, что не желали устоять на ногах.

Их бригада оказалась крайней слева, а в соседней Кирилл обнаружил «гаражного сидельца» Толяна — такого же небритого и грязного, но трезвого. Тот, увидев знакомого, радостно заухмылялся и подмигнул, но рта не открыл: видимо и им запретили разговаривать.

— Слушайте меня! — воскликнул Дериев, подняв руку.

Наступила тишина, охранники, стоявшие со всех сторон, злобно впились взглядами в толпу, выискивая того, кто осмелится нарушить приказ — откроет рот или иным образом помешает речи майора.

— Мы вместе работаем на благо коммуны, на возрождение цивилизации, — продолжил Дериев. — Наша задача — восстановить нормальную жизнь в родном городе. Для этого нужны порядок и дисциплина.

Его выступление Кирилл мог пересказать, еще не выслушав — он сам писал нечто подобное, когда окончил университет и подрабатывал спичрайтером сразу у двух охотников до депутатского кресла. Избитые фразы, общие места, банальности, пересыпанные бесконечными «вот так-то», и всё только для того, чтобы оболванить тех, кто вынужден слушать.

Интересно было лишь то, что говорить Дериев не умел, хотя пыжился изо всех сил.

Он сотрясал воздух фразами, рубил его ладонью, свирепо нагибал голову и напоминал барана, увидевшего новые ворота.

— Так что терпите и работайте, — сказал майор в завершение. — А теперь — разойтись.

Новый взмах руки — и бригадиры повели подопечных в стороны.

— И к чему это было? — задумчиво протянул Аркадий Петрович, когда стало ясно, что запрет на разговоры перестал действовать. — Неужели он верит, что от его речей кому-то будет легче?

— Любая власть нуждается в манифестациях, в том, чтобы порождать веру в себя, — сказал Кирилл. — Одного насилия мало. Чтобы удержать народ в подчинении, нужны еще слова и пусть небольшой, нечасто пускаемый в ход, но все же — сладкий пряник.

— А к бабам так и не пустили, — грустно вздохнул Саша.

На ужин к еде им выдали по бутылке водки на двоих — вроде бы немного, но захмелевших после такой дозы оказалось достаточно. Кое-кто принялся петь, начались разговоры из разряда «Ты меня уважаешь?» и, наконец, охране пришлось вмешаться, чтобы предотвратить драку.

Кирилл лишь отхлебнул спиртного, остатки отдал товарищам по десятку и оказался одним из немногих, кто следующим утром встал без похмелья. Но это его вовсе не обрадовало, как и то, что на этот раз не увидел никаких кошмаров — вновь заснул мгновенно и не смог понаблюдать за охранниками. А ведь собирался.

— Что они нам дали такое? — Саша морщился и ощупывал перекошенную физиономию. — Раньше я бутылку в одно жало — и ничего. А тут какие-то жалкие граммов триста, и башка раскалывается.

— А меня, кажется, сейчас вырвет, — слабым голосом сообщил Аркадий Петрович.

Кирилл подумал, что водка, неведомо сколько лет проведшая в бутылках, хоть не испортилась и не потеряла крепость, могла стать ядовитой, но говорить ничего не стал. От слов никому лучше не станет, а самому умному могут и в бубен настучать — эту истину он постиг еще в детском доме.

Завтрак одолели считанные единицы, но тушенку все остальные попрятали — похмелье является и исчезает, а есть хочется каждый день.

Работали довольно вяло, но бригадир почти не орал и не раздавал зуботычин. То ли понимал, что подгонять людей, находящихся в таком состоянии, бесполезно, то ли сам вчера перебрал и был не в форме.

В «обеденный» перерыв привели новенького — долговязого и белобрысого, с клочковатой бородкой цвета спелой ржи.

— Э, привет, — сказал он, когда сопровождавший его охранник ушел.

— Привет, — отозвался Саша. — Откуда будешь?

— Из Печер я, — ответил белобрысый, ошеломленно моргая. — Егором зовут… Из группы Толика.

— Теперь ты из коммуны майора Дериева, — усмехнулся Саша. — Что, бойцы наши тебя поймали?

Ответить новенький не успел: завопил Саленко, и пришлось браться за работу.

Как следует познакомились с Егором уже вечером, после ужина, когда жара немного спала, и на небе объявились облака. Выяснилось, что он бывший бизнесмен, жил в коттедже на улице Нижнепечерской, а в руки одному из патрулей угодил, отправившись к реке за рыбой.

— Раньше эту речку Срачкой звали, — говорил он, почесывая затылок. — Теперь туда удочку закидываешь, и плотва сама на крючок лезет — вот чудеса… А жена и дети у меня пропали. В то утро она их к аллергологу повезла, на Ильинку, и вот… А ваши как на меня накинутся!

Егор переходил от темы к теме внезапно, видно было, что он так и не оправился до конца от шока, испытанного девять дней назад.

— Ничего, есть шанс, что ваши родные живы, — сказал Аркадий Петрович.

При слове «родные» Кирилл вспомнил Машеньку, улыбку на ее личике, то, как она шепчет «папа» и прижимается к нему.

Нет, что-то он загостился тут, пора бежать, сегодня ночью или завтра.

Он расспросил Сашу и Аркадия Петровича, и теперь хорошо представлял, как ему двигаться, чтобы поскорее уйти с территории коммуны и добраться до Молитовского или Мызинского моста. Выяснил, что в ночном туалете решетка на одном из окон отошла, и там можно вылезти наружу.

Осталось лишь решить, как отвлечь охрану, чтобы она не услышала неизбежного шума, и не кинулась следом. Ведь как бы шустро ты ни бегал, пуля все равно летает быстрее.

— Есть, конечно… — кивнул Егор. — Но только где? А еще наши видели Сына зари, как он из света явился…

— Это еще что такое? — заинтересовался Саша.

— Да там, на Казанском шоссе есть место, где желтое сияние все время… — Белобрысый неопределенно помахал рукой. — Петя с Лизой поутру отправились на охоту в ту сторону, и увидели, как из него человек вышел, а он и сказал «змея тебя ждет». Петька через полчаса на гадюку наступил, она и цапнула его, еле откачали… А он сказал, что выбрался прямиком из рассвета, поэтому мы его и прозвали «Сын зари».

Саша захохотал, да так, что упал на спину и задрыгал ногами. Илья захихикал. Даже на лице Аркадия Петровича появилась улыбка, и только Кирилл остался серьезным. Он вспомнил свою встречу с мужчиной и женщиной, и в голове явилась картинка того, как тот наступит на змею…

Неужели Егор говорит о нем?

— Чего ржете? — спросил белобрысый, моргая на этот раз обиженно. — Так и было!

— Конечно, — проговорил Саша. — Пророки бродят толпами и предрекают мор, глад и понос. Вон у нас один тоже был, Иван Захарьич, так его расстреляли, а голову на трубу насадили. Если этот твой Сын зари к нам явится, майор и его к стенке поставит, и никакой рассвет ему не поможет.

Кирилл похолодел. А если его узнают? Если поймут, что Егор говорит о нем?

Обычный, банальный страх оттенило сосущее душу беспокойство — откуда он сам-то узнал, что незнакомого мужчину укусит змея? Откуда к нему пришла та картинка? И если уж быть честным, то и вторая, которую увидел в кабинете Дериева — с горящей крышей.

Нет, это всего лишь дурацкое совпадение, надо про него забыть. Выкинуть из головы!

— Ха, чего ему здесь делать? — обидчиво спросил Егор. — Сын зари знает обо всем, что происходит вокруг, и пойдет туда, где безопасно, где его станут слушать, а не сюда, где…

— Эй, чего это ты болтаешь? — спросил подошедший охранник, большой и голубоглазый, тот самый, что два дня назад стоял на посту у майорского кабинета. — Или проповедуешь? Нам велено всяких, кто пропаганду разводит, к командиру отводить.

— Нет, просто так рассказываю. — Егор поспешно отвел взгляд.

— А, ну тогда да… — И охранник, подозрительно глянув почему-то на Кирилла, отошел.

А у бывшего журналиста отлегло от сердца. Нет, вряд ли кто заподозрит, что он, ничем не примечательный человек, «родившийся из рассвета» — Сын зари. Нет, надо успокоиться, забыть о том эпизоде, и еще раз хорошенько продумать, как отсюда удрать.

Солнце село в тучи. Когда работников загнали в «казарму», с запада прикатился грохочущий раскат.

— Гроза будет, — сказал Саша, укладываясь на матрас.

— Да, чудеса на виражах, — отозвался Кирилл, а сам подумал: «Вот он, шанс! И надо им воспользоваться. Главное — не заснуть».

Захрапел Егор, засвистел носом грозный десятник Ахмед, а Кирилл все лежал и время от времени щипал себя за руку. Устал за день неимоверно, веки закрывались сами, и тело полнила дремотная тяжесть, но поддаваться ей было нельзя, ни в коем случае. Нужно было потерпеть!

Грохотало ближе и ближе, порывами налетал ветер.

Сверкнула первая молния, за ней вторая. Не дожидаясь, когда хлынет дождь, а охранники зайдут внутрь, Кирилл поднялся. Стараясь ступать бесшумно, прошел в туалет и остановился у окна, мечтая только об одном: чтобы в ближайшие полчаса сюда никто не заглянул.

Громыхнуло вновь, да так, что дом содрогнулся. Снаружи полило — потоки воды хлестнули по стеклу, донеслось бульканье и щелчки, с которыми падающие капли молотили по земле и листьям.

— Давай, — прошептал Кирилл и потянул за задвижку.

Та подалась с трудом. Проржавевший стержень неохотно выходил из паза, приходилось дергать его туда-сюда, стараясь не очень шуметь. Помогал гром, за раскатами которого никто бы не услышал и вопля, мешали молнии, чей свет ослеплял, болезненно бил по глазам.

Справившись с одной задвижкой, Кирилл взялся за вторую, но эта пошла легче, и вскоре окно распахнулось. В лицо Кириллу ударил порыв сырого, холодного ветра, капли забарабанили по подоконнику.

Очередная молния вынудила зажмуриться, и в этот самый момент он услышал встревоженные голоса.

Похоже, охрана обратила внимание, что его место пустует слишком долго. Вот-вот кто-нибудь явится проверить, что тут творится, а значит — надо действовать не просто быстро, а очень быстро.

Рвануть раму на себя, перекинуть ногу…

Навалиться на решетку изо всех сил, не обращая внимания на скрежет…

Протиснуться в образовавшуюся щель…

Кирилл осознал, что не может двинуться, что застрял, как попавшая в ловушку мышь, что дождь лупит по левому плечу и голове, а острые железные прутья цепляются за бок.

Дружный вопль, донесшийся из «казармы», заставил его вздрогнуть.

«Да что же там творится?» — подумал Кирилл, уперся руками и рванулся изо всех сил.

Затрещала ткань, конец одного из прутьев проехался по предплечью, оставив длинную царапину. Зато удалось протиснуться! Он шлепнулся на землю, оказавшись по другую сторону решетки. На свободе!

Вскочив на ноги, Кирилл увидел в свете очередной молнии, что дверь туалета открыта, а внутрь заглядывает тот же громадный охранник.

— Что за… — скорее не услышал, а прочитал по губам Кирилл и, не дожидаясь продолжения, рванул прочь.

По лицу ударили сырые ветки, под ногами зачавкала грязь.

Он тут же свернул за деревья, не давая охраннику прицелиться и заодно уходя в сторону от дома. Пронесся мимо ржавых мусорных баков и едва не поскользнулся на сырой траве, с трудом удержал равновесие.

Накатил страх. Вот, сейчас ударит выстрел, и пуля вонзится в спину, пробьет легкое или почку… Кирилл усилием воли отогнал пугающие мысли, напомнил себе, что из автомата Калашникова в таких условиях непросто выстрелить прицельно.

Он попытался ускориться, едва не врезался в дерево и вновь сбавил ход.

В промежутках между вспышками молний вокруг царила кромешная тьма, наполненная журчанием, хлюпаньем, шорохами. Каждая вспышка позволяла видеть сплетение ветвей, остатки асфальтовой дорожки под ногами, капли на листьях, но ничуть не помогала ориентироваться.

Кирилл вроде бы представлял, где находится, и куда ему надо идти, но не был уверен, что двигается в нужном направлении. Через каждые несколько шагов он притормаживал и прислушивался, пытаясь понять — есть ли погоня? И, если есть, насколько близко?

Но дождь и ветер не позволяли расслышать ничего, а гром и вовсе словно набивал уши колючей ватой.

Споткнувшись о твердое, Кирилл упал и обнаружил, что под руками — куски строительного мусора. Новая молния позволила разглядеть, что впереди высится груда развалин, некогда бывшая домом.

«Заблудился, — мелькнула мысль. — Надо обходить».

Он собирался выйти туда, где раньше проходила улица Ванеева, перебраться за нее, и через частный сектор добраться до проспекта Гагарина. Туда, если верить болтовне охранников, патрули коммуны еще не добирались, только готовился разведывательный отряд…

Но из-за тьмы и панического бегства Кирилл слишком сильно забрал вправо и оказался в самом центре жилого микрорайона.

— Так, надо разобраться, — пробормотал Кирилл, останавливаясь и пытаясь оглядеться.

Гроза потихоньку слабела, гром рокотал не так оглушительно, молнии вспыхивали менее ярко, и даже дождь вроде бы слабел, но тьма и не думала рассеиваться.

Единственное, что оставалось — двигаться почти наугад.

На первом же шаге Кирилл вступил в лужу. Хотя… чего уж тут! И так был мокрым с ног до головы.

В кустах неподалеку кто-то зафыркал, зарычал, шелестя ветвями. Кирилл обмер, готовясь к тому, что из мрака вот-вот вылетит хищник, острые зубы вонзятся в шею…

Но ничего не произошло. Ни рык, ни шелест не повторились.

Кирилл зашагал дальше, выставив руку и ощупывая землю перед собой ногой. Наткнувшись на дом, на этот раз целый, подумал, не зайти ли ему внутрь, немного обсохнуть? Но быстро отогнал эту мысль. Нет, надо уйти как можно дальше.

В том, что будет погоня, он не сомневался — Дериев не потерпит, чтобы кто-то удрал из его коммуны.

— Чтоб тебя понос пробил, — буркнул Кирилл, вспоминая майора.

Дождь закончился. Кирилл начал мерзнуть: мокрая одежда не держала тепло, и холод пробирал до костей — так, что трясло все тело, и время от времени начинали стучать зубы.

Он обошел еще один дом, наткнулся на остатки металлической ограды в густых зарослях. То ли школьной, то ли детсадовской. Огибая ее, ободрал руки о колючие ветки, а когда и эта неприятность осталась позади, сообразил, что тьма уже вроде бы не такая густая…

Облака расползлись, проглянули звезды и висящая в зените луна — круглая, словно блин.

Кирилл приободрился, вздохнул с облегчением, но тут же насторожился. Ему показалось, что рядом прошелестели легкие, едва слышные шаги.

Обернулся.

Увидел массивную тень…

Прежде чем Кирилл успел хоть что-то сделать, сильная ладонь зажала рот. Он дернулся.

— Не шуми, иначе услышат, — шепнул кто-то в ухо знакомым вроде бы голосом.

А затем его подхватили и потащили с такой легкостью, словно не было в Кирилле семидесяти с лишним килограммов.

Тот, кто его нес, обладал медвежьей силой.

Прошуршала под ногами незнакомца трава, хлестнула по боку ветка, и они оказались на территории детского садика, под прикрытием не развалившейся до конца веранды. Могучие руки разжались. Кирилл смог оглянуться и увидеть, кто перед ним.

— Ты?

В двух шагах от него стоял охранник великанского роста, три дня назад дежуривший у кабинета майора, а сегодня вмешавшийся в разговор. Круглое лицо охранника выглядело настороженным и задумчивым.

— Как ты меня нашел? — спросил Кирилл, соображая, что делать.

Броситься на этого здоровяка с голыми руками? Глупо.

Попытаться убежать? Бесполезно.

Может быть, договориться? Ведь не зря тот не стал избивать и вязать беглеца, едва обнаружив его?..

— Найти человека по следу просто, — проговорил охранник. — А убить еще проще.

Кирилл отступил на шаг. Что этому сумасшедшему нужно от него? Почему он один? Где другие вояки?

— Неужели ты тот, о ком говорил Иван Захарьич? — спросил великан, напряженно всматриваясь в лицо бывшего журналиста. — Тот, это, как бы кто придет после него, явится из света и словом истинным спасет мир, так страшно изменившийся?

— Яэээхх? — звуки застряли у Кирилла в горле. Вышло нечто вроде сдавленного кудахтанья.

— Ты ли тот, кому открыты судьбы живущих? — продолжал допытываться охранник.

— С чего ты взял? — выдавил наконец Кирилл.

— Ты пообещал майору огонь и рухнувшую кровлю, я слышал. — В словах великана послышалось благоговение. — А сегодня мы видели, как молния ударила в крышу администрации, где Дериев живет на верхнем этаже. Начался пожар, а затем там что-то еще и обрушилось…

Не может быть… То «воспоминание», явившееся непонятно откуда, оказалось кусочком будущего? Как и тот эпизод, где переступившего через поваленный ствол мужчину укусила змея?

Кирилл попытался скрыть, насколько он удивлен и ошарашен. Похоже, это шанс, и за него надо хвататься.

— Да, я и в самом деле явился из света, — сказал он, — оттуда, где прошлое смешано с будущим.

— Тогда позволь мне тебя сопровождать! — Охранник шагнул вперед, схватил Кирилла за предплечье с такой силой, что руку свело. — Я сбежал. Это, как бы сказал, что ты удрал в другую сторону… А сам пошел следом, чтобы помочь тебе! Меня Серегой зовут.

— Ну, да. — Кирилл попытался вырвать руку. — Отпусти!

— Конечно. — Великан ослабил хватку, и на лице его появилась заискивающая улыбка. — Надо уходить, пока они не добрались сюда, а они скоро доберутся. Лысый — следопыт не из последних.

И в подтверждение его слов издалека донеслись злые голоса.

Пока разговаривали, луна спряталась в тучах, и вновь стало темно, как у крота в брюхе, но Серегу это, похоже, не смущало.

— Давай за мной, — позвал он. — Что скажу, делай. Ладно?

— Хорошо, — согласился Кирилл.

В ситуации, когда уходишь от опасности, лучше довериться тому, кто с этой опасностью знаком.

Они выбрались с территории детского садика и двинулись вдоль его ограды, пригибаясь и через каждые несколько метров останавливаясь. Затем великан шепнул «бегом!», и они побежали, скользя на мокрой траве и шлепая по лужам — точнее, это Кирилл скользил и шлепал, Серега же, несмотря на свои габариты, двигался легко, даже ветки вроде бы не задевал. При этом успевал оглядываться и подсказывать спутнику, где выбоина, а где упавшее дерево.

Схоронились в очередных развалинах. Кирилл вновь начал мерзнуть. Накатила дремота, тело вспомнило, что не так давно хотело спать, и только холод помешал закемарить прямо тут.

— Давай дальше, — вскоре велел Серега.

Они вновь побежали через сырой мрак.

Несколько раз меняли направление, какое-то время просидели в густых зарослях боярышника, где шипы торчали, как казалось, со всех сторон. Двигались перебежками, выжидая моменты, когда луна спрячется в облака и станет немного темнее. Преследователей не видели, но слышали. А единожды те прошли совсем рядом.

Кирилл утомился до такой степени, что перестал что-либо соображать — лишь тупо выполнял приказы.

— Кажется, оторвались, — сказал Серега, когда они в очередной раз остановились. — Утро скоро.

Луна и вправду скрылась за деревьями, ушла к западу, а на востоке начало брезжить что-то похожее на рассвет. Поднялся туман, клочковатый и белый, и его клубы поплыли между стволами, превращая мир в подобие исполинского аквариума, куда плеснули молока.

— Мне на Автозавод нужно, — проговорил Кирилл, с трудом шевеля губами.

— И туда дойдем, но попозже. Сначала с нашей территории уйти надо. — Серега поднялся. — Через Сусловой переберемся, там в какой дыре схоронимся, выждем…

Они шли немного не в ту сторону, куда планировал Кирилл, но главное — шли. И в случае встречи с бойцами коммуны он теперь мог рассчитывать на автомат в руках бывшего охранника.

Неужто тот и вправду поверил казненному «пророку», а теперь еще и ему?

Но другого объяснения происходящему не было.

Прошли между двумя пятиэтажками, что выглядели сравнительно целыми, и выбрались на обочину. На другой стороне улицы из зарослей поднималось небольшое вычурное здание с надписью «Визард» наверху. Дальше из тумана торчали серые глыбы высоток.

— Мы… — договорить Серега не успел.

Грохнул выстрел, за ним раскатилась очередь.

Пули засвистели вокруг, завизжали, рикошетя от стены дома. Бок Кирилла рвануло болью. На миг он задохнулся, но послушно побежал вперед, поскольку услышал команду «За мной!».

Боль была не особенно сильной, но дергающей. Вдобавок земля под ногами качалась.

— Давай-давай! — Серега на миг обернулся. Автомат в его ручищах плевался огнем. — Ранен, что ли? Вот рога и копыта! Потерпи чуток, еще немного! Вперед!

Кирилл кивнул и побежал быстрее.

Еще несколько пуль свистнули над головой. Затем они с Серегой врубились в молодые березки, по лицу хлестнули ветки.

Несколько раз они свернули, не сбавляя темпа, а затем взбежали по короткой лестнице и очутились в темном сыром подъезде.

— Уф, ну и побегали, — выдохнул Серега. — Здесь вроде не должны найти. Место неприметное.

Кирилл скосил глаза и вздрогнул, обнаружив на рубахе алое пятно.

— Давай, рану гляну. Да садись ты, не стой!

Кирилл опустился на грязную ступеньку и отвернулся, чтобы не видеть, что сотворила пуля с его плотью. На миг стало дурно, голова закружилась, но он сумел взять себя в руки, и Серега ничего не заметил.

— Царапина, — пробурчал он, осматривая бок Кирилла. — Ничего жизненно важного не задела.

— А что задела?

— Кожу и мясо, — отозвался великан. — Сейчас бинт наложу. И поесть надо.

Повязку он сделал умело, видно было, что занимается этим не первый раз. Вытащил из рюкзака две банки тушенки.

— Бери-бери, — сказал Серега, увидев, что Кирилл собирается отказаться. — Есть надо, иначе сил не будет, идти не сможешь. И бежать тоже, когда придется. А долго мы тут не просидим.

Мясо в банке ничем не отличалось от того, каким кормили работников из бригады Саленко. Похоже, майор своих бойцов деликатесами не баловал, или просто не было в новом мире этих деликатесов.

Что-то уничтожило время, остальное сожрали звери, грызуны и насекомые, добравшиеся до человеческих припасов.

— Уф, хорошо! — Серега, покончивший со своей порцией, откинулся к стенке, на мгновение напрягся, прислушиваясь к тому что творится снаружи, но тут же расслабился. — Сытому оно всегда лучше… Слушай, а правда ты очнулся не как все, а три дня назад?

Он смотрел на Кирилла, доверчиво моргая голубыми глазами, и читалось в них ожидание чуда, что живет в каждом человеке. А если не живет, то это и не человек больше.

— Нет, неправда, — сердито буркнул Кирилл, которому жутко хотелось спать. — Я проснулся вместе со всеми, но семь дней князь мира сего искушал меня, подсовывая всякую требуху вроде богатства, власти и бесплатных девчонок… Слушай, мне бы надо хоть немного поспать.

— А, да, конечно, — почтительно закивал Серега. — Я посторожу. И разбужу, если что.

Уснуть на ступеньках смог бы разве что индийский йог, так что они поднялись на площадку. Кирилл улегся рядом с мусоропроводом, откуда за годы без людей выветрился даже запах, закрыл глаза и, едва успев подумать о том, что надо бы подложить что-то под голову, уснул.

Сон не принес облегчения: вновь привиделась луна, что со страшным грохотом рушилась с небес…

Проснулся Кирилл в холодном поту. Сердце трепетало от невероятного ужаса.

Серега сидел рядом — автомат на коленях, лицо спокойное, весь расслаблен, как огромный кот.

— Откуда ты только взялся такой? — пробормотал Кирилл вполголоса, но вопрос его оказался услышан.

— А из Матвеевых я, тех, что Арзамасского района, — ответил бывший охранник. — Срочную оттарабанил в десантуре, затем сверхсрочную. Обе на Кавказе. И в других местах бывал. — Он помрачнел, но лишь на миг. — Последний год работал менеджером в одной фирме, мы финансовыми операциями занимались.

Можно было представить, что за дела проворачивала контора, где трудились такие вот мускулистые «финансисты» с боевым опытом — выбивание долгов, рейдерские захваты…

— …а как вот очнулся, так и понял, что нельзя так жить, — продолжал рассказывать Серега. — Ведь к майору многие пристали оттого, что поверили в него, решили, что спасет.

— Душа того, кто ищет спасения, должна следовать за другой, в которой есть Дух жизни, — сказал Кирилл, вспоминая древнее сочинение безымянного гностика, известное как «Апокриф Иоанна». — Она спасена через него. Ее не бросают в другую плоть…

Он глянул в сторону Сереги, увидел, что тот слушает, приоткрыв рот.

— Ладно, хватит в облаках витать, — проговорил Кирилл. — Не пора ли отсюда выбираться?

— Снаружи патрули ходят, я два видел, — сообщил бывший охранник. — Прошли мимо, следов не отыскали, так что уже и не найдут, но до темноты нам придется здесь посидеть.

Кирилл про себя выругался. До вечера торчать в сырой и холодной дыре, не имея возможности сдвинуться с места? Беспокойство за дочь стало глодать душу с новой силой, в какой уже раз за последние дни захотелось, чтобы все это оказалось жутким сном.

— А что там, ну-у… в том свете, откуда ты пришел? — спросил Серега. — Наши говорили, что еще один такой, только большой, за Щелоковским хутором есть. Так там всякая хрень творится, только внутрь войдешь, как глюки начинают одолевать такие, что до блевоты.

«Развлекаться так развлекаться», — подумал Кирилл. И заговорил:

— Это есть капли Света Вечного, Света Первого, пролитые в наш грешный мир Творцом, не тем, кого почитают в церквах, мечетях и синагогах, а истинным богом, отпрысками которого мы все являемся.

Глаза Сереги стали как донышки стаканов.

— Кому же, это, как бы свечки-то ставят? — спросил он.

— Тому, кто узурпировал власть над миром, — вкрадчиво сказал Кирилл. — Кто велел называть себя Вседержителем, не имея на то права, ложный владыка, отражение Вечного в материи, его завистливое и злое подобие, коего знающие именуют Демиургом. Сострадающий Отец, помнящий о детях своих, попытался разорвать наложенные на них оковы и снизойти в наш мир, но этого не выдержал никто из живущих, наделенных разумом…

— Поэтому все и заснули, да?

— Именно так, — кивнул Кирилл. — Ибо, как сказано в откровении Иоанна, и я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, мором и зверями земными.

Ему стоило большого труда оставаться серьезным, глядя на ошарашенную физиономию бывшего десантника.

— Мечом и зверями земными… — повторил тот. — Ведь и верно, так и есть.

— Те, кто погиб, были истинными грешниками, негодными к раскаянию… — Тут Кирилл запнулся, ему вспомнился их выпускающий редактор, Антон Павлович, добрый и душевный, соседка по дому, воспитавшая после смерти мужа пятерых детей… Они что, «грешники»? Он продолжил: — Оставшиеся же будут разделены на тех, кто достоин света, и тех, кого ждет мрак и скрежет зубовный…

Нет, всё. Пора заканчивать эту шутку, посмеялся и хватит.

— Расслабься, — сказал Кирилл. — Неужели ты веришь тому, что я говорю?

— Конечно. А как же? — Серега изумленно посмотрел на него. — Ведь ты сам сказал: чтобы спастись, надо идти за тобой и тебя слушаться, а иначе тьма и пытки всякие.

Кирилл отвернулся.

Признаться, что это бред, что он знает о произошедшей катастрофе не больше остальных, нельзя — «поклонник» запросто может скрутить бывшего журналиста и сдать его обратно Дериеву, а тот беглеца не помилует. Придется играть роль новоявленного пророка до тех пор, пока они не доберутся до Машеньки, а потом… Потом он что-нибудь придумает.

— Майор-то бесится, я его знаю, — сказал Серега. — Из коммуны еще никто не уходил.

А вот тут хорошо подойдет строка из не признанного церковью «Евангелия от Филиппа».

— Те, кто облекся светом, их не видят силы и не могут схватить их. Но облекутся светом в тайне, в соединении, — проговорил Кирилл, сам удивляясь, насколько хорошо огрызки древних текстов засели в памяти — четыре года прошло, а он может цитировать их не хуже, чем средневековый монах Библию.

Ему было стыдно: грех использовать чужую наивность, чужую веру. Но иного выхода он не видел.

— Ага, точно, — заулыбался Серега. — Я так и подумал, когда они ночью мазали.

Этот парень, в жизни мало что видевший, кроме войны, и даже на гражданке продолжавший воевать, был неколебим, точно скала, и если уж что-то попадало в его большую голову, то выбить это оттуда мог разве что метеорит. Зато чужие сложные мысли преломлялись там странным образом и делались своими, простыми и понятными.

До вечера они просидели в подъезде.

Дважды мимо проходили патрули, и оба раза Серега обнаруживал их, не выглядывая в окно. Он прикладывал палец к губам, и тогда они сидели тихо, а Кирилл даже старался дышать пореже — вдруг у врага есть такие же чуткие парни с большими ушами?

Когда начало темнеть, доели остатки консервов.

— Всё. — Серега заглянул в опустевшую банку, и на лице его отразилось сожаление. — Теперь только то, что поймаем… Пока еще до Автозавода доберемся. Ну что, готов?

Кирилл поднялся, поморщился от боли в боку, и они двинулись вниз, к двери подъезда. Та открылась, чуть слышно скрипнув, и бывший десантник несколько минут постоял. Вглядываясь и вслушиваясь.

Шелестели листья под свежим северным ветром, покачивались деревья, по небу ползли облака, предвещая новый дождь.

— Тут тихо, — сказал Серега. — Давай к Ванеева, но осторожно.

Они обогнули угол дома, в котором прятались. Стали видны закрывающие улицу гаражи и за ними — серые пятиэтажки в окружении деревьев, район, где безраздельно властвовал Дериев.

Кирилл не понял, что произошло — огромная ладонь хлопнула его по затылку, и он уткнулся носом в землю. Серега бесшумно шлепнулся рядом, выставил перед собой автомат и снял с предохранителя.

Донесся смех, чей-то голос, и из-за гаража выступили двое мужчин в камуфляже.

— …она ему и говорит — ну и хрень! — закончил один из них фразу, и оба заржали.

Кирилл прижался к землеплотнее, мечтая стать крохотным, словно муравей, чтобы его точно не увидели. Вновь заболел бок — то место, куда угодила пуля. Накатило головокружение, такое сильное, что он на миг потерялся, забыл, где находится, и что происходит.

Едва очухался, из памяти всплыла картинка из далекого прошлого: он в большой комнате, около стены с висящим на ней ковром, сидит в кресле, а вокруг расположились люди, мужчины, женщины и дети, и все они его слушают…

Когда же это было? И было ли вообще?

Патрульные, чьи фигуры смутно вырисовывались в полумраке, прошли мимо, и даже голов в их сторону не повернули. Но Серега остался лежать и тогда, когда голоса стихли вдалеке, а поймав вопросительный и нетерпеливый взгляд спутника, пояснил шепотом:

— Это обманка может быть, двое лохов играют, а настоящие — следом идут.

Было довольно прохладно, от вчерашней жары не осталось и следа, и Кирилла начало знобить. Словно бы вернулась ночь, когда он бежал сквозь дождь и трясся от холода. Команду «Пошли» он едва не прозевал. Поднялся и побрел вслед за Серегой.

Укрываясь за гаражами, они прокрались до следующего переулка. Бывший десантник мельком заглянул в него.

— Там наблюдательный пункт хотели устроить, — сообщил он, тыча туда, где над забором поднимался горелый остов дома. — И устроили, похоже, рога и копыта им всем в глотку! Хотя еще вчера ничего не было.

— И что делать? — спросил Кирилл.

— Что делать? Обходить. А для этого назад топать.

И они развернулись и пошли в обратную сторону.

Но не успели добраться до места, где прятались от патруля, как далеко впереди мигнул луч фонарика.

— За мной, — скомандовал Серега и рванул туда, где во тьме чернел пролом в задней стене одного из гаражей.

Внутри разило гнилью, и Кириллу не хотелось даже задумываться, что чавкнуло под подошвами. Он затаился, прижавшись к холодной стенке, со страхом вслушался в доносившиеся снаружи звуки.

Знобило сильнее и сильнее.

Донеслось жужжание, с каким работает механический фонарик, зашуршала под чьей-то ногой трава, стукнулись друг о друга обломки кирпича. Луч света заглянул в отверстие, через которое они только что пролезли, вырвал из мрака покрытый пылью стеллаж, где валялись ржавые железяки, детали и даже обрывок тракторной гусеницы.

— Сюда вроде шмыгнули, — сказал кто-то гнусаво, и Кирилл краем глаза увидел, как Серега поднял автомат.

— Точно? Или ты опять грибов наелся? — долетел второй голос, тонкий и неприятный.

— Да какие там грибы, так, грибочки, — хмыкнул гнусавый.

Фонарь отвели в сторону.

Вновь зазвучали шаги, на этот раз удаляющиеся, и Кирилл облегченно вздохнул. Понял, что сердце бешено колотится, а пот едва не капает с бровей. Зато озноб исчез без следа.

Из гаража выбрались уже в полной темноте.

— Двинули, — решил Серега.

И они действительно «двинули», хотя куда именно, Кирилл не очень понял.

Район этот он совсем не знал, кроме того, они с Серегой шарахались по буеракам и подворотням, кое-где бежали, затем ползли. Кирилла бросало то в жар, то в холод, голова казалась такой тяжелой, словно мозг вытащили, а получившуюся полость залили свинцом.

Немного пришел в себя, когда они лежали посреди заросшего огорода, а неподалеку в зарослях кто-то шуршал и похрустывал, будто грыз сочные стебли и закусывал ботвой.

— Кто это там? — спросил Кирилл, с трудом ворочая языком.

Бок болел куда сильнее, чем раньше, и вдобавок ощущалась пульсация, будто внутри тела рос крохотный Чужой.

— Крысы, — ответил Серега. — А вообще, дело худо. Напрямую через Ванеева не перебраться.

— Почему?

— Патрули. Похоже, майор знает, в каком направлении ты пойдешь, и на нем нас и ловит. Так что тут разве что крыса и проскользнет.

Кирилл попытался вспомнить, говорил ли Дериеву о том, что ему надо на Автозавод, но не смог.

— Пойдем через Высоково, — продолжил Серега. — Крюк большой, но что поделать.

Они поднялись и вновь побрели сквозь тьму, по буграм, ямам, огибая куски заборов и участки вспучившегося асфальта. Наткнувшись на колонку, попытались накачать воды, но выяснилось, что колонка не работает — рычаг заело от ржавчины.

— А пить-то хочется, — просипел Кирилл.

— Ничего, там дальше речка, — жизнеутверждающе выдал Серега. — Недалеко, метров пятьсот.

— Погоди только, я передохну немного.

Похоже, сказалось то, что в последние дни Кирилл работал много, а отдыхал мало, да еще и не доедал — каждый шаг давался с трудом, по мускулам гуляли судороги. Ломило спину.

— Ну хорошо, — неохотно согласился бывший десантник.

Кирилл уселся прямо там, где стоял. Потер уши руками. Это не помогло — бодрости не прибавилось.

— Что-то со мной не в порядке, — сказал он. — Устал.

— Это ничего, — подбодрил его Серега, — вот доберемся до безопасного места, хотя бы до той же Высоковской церкви, там можно будет передохнуть.

Кирилл с трудом встал. На автомате затопал следом за неутомимым спутником.

Вскоре начался дождь, и им пришлось укрываться от очередного патруля: долго сидеть в густых зарослях сирени, где было холодно, сыро, и почему-то нестерпимо воняло кошачьим дерьмом.

Стало понемногу светать. Разрушенный, заросший труп города начал выбираться из ночного мрака, словно зомби. Поплыли между опустевших домов клочья серого тумана, похожие на обрывки погребального савана.

Потянулся район, где много лет назад бушевал жуткой силы пожар. Из кустов и деревьев поднимались закопченные остовы зданий.

Они миновали остатки одноподъездной высотки, и впереди открылся неглубокий овраг, а за ним, на холме — небольшая церковь.

Тучи на востоке разошлись, и луч выбравшегося из-за горизонта солнца позолотил купола. Кириллу их блеск показался настолько ярким, что он невольно вскинул руку, прикрывая глаза.

— Вот тут речушка должна быть, — сообщил Серега. — Раньше из нее только самоубийца пить рискнул бы, а теперь вроде можно. По крайней мере, из наших никто не траванулся.

Речка больше напоминала ручей, но выглядела и в самом деле чистой.

Кирилл спустился к самому берегу, осторожно зачерпнул воды и даже на всякий случай понюхал. Подумал, что бактерии и вирусы с помощью носа так и так не обнаружить, и хуже уже вряд ли будет. Начал пить.

Серега умылся, затем тоже утолил жажду.

— Теперь в сторону «Медвежьей долины» двинем, — сказал он. — А там свернем, куда тебе надо.

Кирилл кивнул. Ему в этот момент было настолько паршиво, что он с трудом соображал, куда и зачем они идут. Вместо головы на плечах будто бы торчал раскаленный валун. Мышцы слушались еле-еле.

Через речушку перебрались по остаткам деревянного мостика. Некоторое время двигались вдоль берега, а затем полезли вверх, к церкви.

Когда Серега неожиданно остановился, Кирилл налетел на него, уткнулся носом в спину и лишь после этого слегка очухался.

— Что там? — спросил он, кое-как ворочая немеющим языком, и морщась от пульсирующей боли в боку.

— Зверь вроде бы. Крупный, — шепотом отозвался бывший десантник.

Чуть выше по склону, среди молодых деревьев, кто-то ходил, негромко хрустя ветками. Время от времени доносилось недовольное взрёвывание и то шлепанье, какое издает вступающая в лужу нога.

Когда меж стволов мелькнул бурый мохнатый бок, Кирилл сообразил, кто перед ними.

— Медведь. Обойдем, — шепнул Серега.

Чуть дыша, они двинулись в сторону.

Хруст и шлепанье удалились, заросли сменились голым склоном, а затем впереди обнаружилась стена церкви — облезло-желтая, точно старая львиная шкура. Прямо перед воротами, что вели во двор храма, из щели в асфальте вырос раскидистый куст, а сбоку, у ограды, притулился ржавый автомобиль.

Кириллу почудилось, что за ним что-то шевельнулось, и тут Серега сбил его с ног.

— Назад! — рявкнул он, и утреннюю тишину порвал в клочья грохот выстрела.

Бывший журналист покатился вниз по склону, боль в боку вспыхнула с такой силой, что он едва не потерял сознание. Кирилл сумел остановиться, только врезавшись в кустарник. Мгновением позже рядом оказался Серега.

— Кто-то там есть, — сообщил он, настороженно глядя вверх. — Но стреляли, это, как бы не на поражение. Так что я пойду, гляну, кто это, а ты пока укройся здесь и не высовывайся.

Кирилл кивнул, поднялся на четвереньки и забрался поглубже в заросли.

Серега бесшумно и ловко, точно огромная змея, уполз вверх. Вскоре оттуда донесся его голос. Следом долетел другой, приглушенный и вроде бы не агрессивный — похоже, им встретились вовсе не бойцы Дериева. И это хорошо, можно будет с ними договориться, чтобы пройти… уйти…

Кирилл обнаружил, что клюет носом, почти спит, и что за спиной кто-то громко сопит.

— А, это ты? — спросил он, оборачиваясь.

Но круглой физиономии бывшего десантника не увидел.

Рядом, удивленно разглядывая человека, стоял медведь. Розовый язык свисал из приоткрытой пасти. Зверь был вроде бы не очень большим, но зубы и когти на лапах выглядели достаточно внушительными.

— Э… — выскочило у Кирилла.

Ощущение было, будто его обдало кипятком.

Медведь негромко рыкнул и помотал башкой так, что у него затряслась шерсть на шее.

Кирилл встал, стараясь двигаться как можно плавней, чтобы не спровоцировать медведя. Сделал шаг назад. Но хищник потащился следом, не отводя от человека маленьких настороженных глазок…

Подниматься по склону спиной вперед не очень-то удобно, да еще ноги скользят по сырой траве…

Упадешь, и всё! Никуда не денешься, останется только закрыть глаза и ждать, когда тебя начнут рвать на куски. Развернуться возможности нет: потеряешь медведя из виду…

О том, чтобы позвать на помощь, Кирилл даже не подумал.

Когда под ногой оказалась не земля, а потрескавшийся асфальт, он все же споткнулся. Взмахнул руками, чтобы удержать равновесие — его развернуло, — и увидел краем глаза, что Серега стоит рядом с ржавой машиной и разговаривает с невысоким мужчиной в штормовке.

Медведь тоже заметил других людей и вновь зарычал. На этот раз — предостерегающе.

— Твою мать! В сторону с линии огня! — воскликнул бывший десантник, вскидывая автомат. — Брысь!

Но не успел Кирилл даже вздрогнуть, как хищник опустился на четвереньки и оказался рядом. Вновь поднялся, обнюхал лицо, недовольно сморщился, будто учуял какую-то гадость, и рванул вниз по склону.

Треск веток сообщил, что медведь вломился в заросли.

— О, мой бог… — обронил Кирилл.

— Ничего себе, — голос у мужчины в штормовке оказался скрипучим. — Даже не сказал ничего, а косолапый так и дунул прочь, словно ему задницу наскипидарили… Говоришь, что это и есть Сын зари, пришедший из рассвета, чтобы принести нам спасение, да?

«Нет! Неправда! — захотелось крикнуть Кириллу. — Ничего и никому я не собираюсь приносить! Хочу только добраться до дочери, убедиться, что с ней все в порядке, а на вас мне плевать…»

— Да, — сказал Серега убежденно. — Что ему какой-то медведь? Ты сам видел чудо!

— Да какое это чудо. — Кирилл повернулся к ним. Прокашлялся. — Он сам… убежал.

— Испытывает крепость нашей веры, — бывший десантник сообщил это совершенно серьезно.

— Ты, идио… — Кирилл осекся.

Гневные слова застряли в горле, поскольку боль в боку стала необычайно острой. В ране словно заполыхал костер, и огненные струйки потекли по коже.

В голове будто щелкнуло, и из глубин памяти хлынули воспоминания, которым неоткуда было там взяться — бегущие люди с оружием, огромное полуразрушенное здание, вид на «нижнюю» часть города с откоса, но какой-то странный, непривычный…

Потом накатила рокочущая темнота, яркие и бессвязные картинки утонули в ней.

А затем в мрачной бездне потерялся и сам Кирилл.

Глава 3

Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Толян, пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки — это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше. И мощнее, и грузоподъемнее, и, когда едешь на такой штуке, сразу ясно: вот она, цивилизация на марше!

Особыми успехами бригада похвастаться не могла: простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Всё, что могло прийти в негодность, пришло. Приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое дело.

Ну и вдобавок бензин, если не испарился, то превратился в какую-то невнятную хрень.

Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».

На пятый или шестой день после того, как Толян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.

— Э, опять главный выступать будет? — спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.

— Не, — ответил тот. — Просто выходной.

Бригаду привели в «казарму» и, помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.

— Вот это дело хорошее, мужики! — обрадовался Сема, молодой и белозубый балагур. — Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется! И песен запросит.

— Именно, что по маленькой, — пробасил Иваныч, почесывая рыжую бороду.

Расположились на улице, на полянке меж деревьев прямо напротив входа в «казарму» — чтобы и на вольном воздухе, и охрана лишний раз не нервничала. Разлили «прозрачненькую» по пластиковым стаканчикам, которые выглядели такими новыми, словно их отштамповали вчера.

Водка была мерзкой на вкус и драла горло, но Толян зажмурился от удовольствия.

— Вот это дело… — сказал он, и потянулся за закуской — ужасно надоевшей тушенкой.

Через пару минут обратил внимание, что никто не ест. Все пялятся на него.

— Вы чего, братцы? — спросил Толян, прекратив жевать.

— А вопрос к тебе один имеется. — Иваныч кашлянул, вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно. И опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.

— Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном зари пришел? — необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.

— С кем? — не понял Толян.

— Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, — Иваныч говорил почти шепотом, — а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.

— Ну, хм… это да, конечно… — память у Толяна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что, признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.

— Это вот тебе, чтобы язык лучше работал. — Сема взял свою бутылку, набулькал из нее в стакан Толяна.

— Э, ладно! — обрадовался тот. — Сейчас только глотку прополощу и все расскажу!

Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… А прикоснуться к чужой славе всегда приятно.

Вторая пошла еще лучше первой, и Толян, крякнув, решил не закусывать.

— В общем, я сразу понял, мать моя, что этот парняга не из обычных, — начал он. — Собаки, помню, уже меня окружали и готовились сожрать, как я закричал. Так просто, без особой надежды. А тут в ответ вопят! И эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте!

Толяна слушали так, как не слушали никогда в жизни — ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось. Он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато красивые.

— Так вот махнул рукой, и собаки разбежались, скуля? — недоверчиво спросил Сема, когда рассказ был окончен. — Ой, брешешь ты, сдается мне, лапшу нам по ушам развешиваешь. Если он такое мог, то почему позволил себя в коммуну привести? И почему тут горбатился?

— Чего бы вы понимали? — Толян улыбнулся с чувством гордого превосходства. — Вот Христос терпел и нам велел, и этот так же… Ты давай, наливай, а то в глотке страх как пересохло.

И он махнул Иванычу.

Тот помрачнел, покряхтел, но налил — правда, всего половинку.

— Это же специально все сделано! — заявил Толян, употребив водку. — Проникнуть сюда, в голово… логово главного этого… поганца и прямо в лицо ему все сказать… Иначе как бы он до майора добрался?

Он сообразил, что немного увлекся, но отступать уже поздно.

— И что он говорил Дериеву? — поинтересовался молчавший до сих пор Ринат, скуластый и черноглазый, положенное число раз в день встававший на колени и молившийся своему мусульманскому богу.

— Э, карой небесной грозил! — Толян многозначительно потыкал пальцем вверх. — Но это вы, братцы, и так знаете… Еще там поучал как-то и, пока мы шли, всякие советы давал, да только я помню хреново.

— Водки больше не получишь, — сказал Иваныч, сообразивший, к чему идет дело.

— А все равно, мать моя, как ни говори, помню хреново, — покачал головой Толян. — Помню только, что это было… очень здорово. Я радовался и видел, что у него над головой что-то светится…

В этот момент он и сам верил, что так оно и происходило, что Сын зари одним взмахом руки разогнал собачью стаю, что охранники вели себя с ним почтительно и трепетали под его огненным взглядом, а он, Толян, приобщался этой самой, как ее… благодати!

Жаль, что так мало запомнил.

— Брешет, — повторил Сема, но без прежней убежденности.

— Многое, но не всё. — Иваныч ухватил себя за бороду. — Предсказание-то было? Было. Сбылось? Сбылось.

— Ложный пророк, — сказал Ринат. — Истинных после Магомета, да благословит его Аллах и приветствует, быть не может.

— А твой Магомет насчет случившегося с миром безобразия что-нибудь предвещал? — злобно спросил Василий, сообразительный мужик с золотыми руками, у которого в первый же день после пробуждения собаки загрызли жену, а сам он уцелел только чудом. — То-то и оно. И молчи лучше.

— Э, братцы, не ссорьтесь, давай лучше выпьем! — заявил Толян. — У вас же еще осталось?

* * *

Кирилл лежал на чем-то мягком, ему было тепло и покойно, и открывать глаза совершенно не хотелось.

Пошевельнувшись, он вздрогнул от боли в боку, и та потянула за собой воспоминания: наступающий на него медведь, Серега со вскинутым автоматом и низкорослый мужик в штормовке…

Кирилл торопливо поднял веки. Где он? Сколько пробыл без сознания? Что произошло за это время?

Обнаружил себя в кровати под одеялом, а рядом, на стуле, худощавую черноволосую девушку.

— Ты кто? — спросил Кирилл. — Где я?

Девушка вздрогнула, словно увидела говорящую лошадь. Глаза ее, и так большие, стали просто огромными. Она вскочила и метнулась прочь — только хлопнула дверь, и простучали удаляющиеся шаги.

— Чудеса на виражах, — пробормотал Кирилл, оглядываясь.

Он находился в небольшой комнате. Помимо кровати и стула, тут стоял шкаф для одежды. Стекло в окне было целым и вымытым, за ним виднелся небольшой двор, забор, поднимающиеся над ним деревья.

Бок болел, но не так сильно, как раньше. Рану охватывала тугая повязка. Заполнявшая голову звенящая пустота неплохо сочеталась со слабостью. А еще Кирилл был очень и очень голоден.

Вновь зазвучали шаги, но куда более тяжелые, неторопливые. Вошел Серега — в камуфляже, но без рюкзака и автомата. Без экипировки выглядел он непривычно «голым».

— Вот ты и очнулся, — сказал он, после чего отвесил поклон.

— Эй, ты чего? — встревожился Кирилл. — С ума сошел?

— Сын зари, посланный к нам небесами, достоин почестей. — Глаза бывшего десантника сверкнули.

— Какими небесами?

— Это мне неведомо, но думаю, что ты нам расскажешь. — Серега повернулся, махнул рукой. — Входите, можно. И выразите свое уважение тому, кто явился на землю ради нашего спасения.

Первой в комнату проскользнула та же девушка, смотревшая на Кирилла словно маленькая девочка на фокусника. За ней вошли низкорослый, которого встретили у церкви, двое парней лет по тринадцать — похоже, братья, — пожилая женщина с крашеными рыжими волосами, лысый толстяк с приплюснутым носом.

И все они принялись кланяться.

У Кирилла возникло ощущение нереальности происходящего. На миг показалось, что он спит, что это сон или бред, и невероятная картинка сейчас растает, а он обнаружит себя где-нибудь в горелых руинах.

— Мы исполняем всё, что ты заповедал нам, — сказал низкорослый, когда поклоны закончились.

— Я?

— Это проверка чистоты помыслов и крепости веры, — пояснил Серега.

Собравшиеся в комнате понимающе закивали. Все, кроме Кирилла.

У него возникла мысль: либо очутился меж пациентов сумасшедшего дома, либо сам тронулся умом.

— Так, хватит! — бывший журналист вскинул руку, и низкорослый, открывший рот, так и замер. — Давай, Серега, выпроводи всех. Мне надо побеседовать с тобой с глазу на глаз.

Выгонять никого не пришлось — желание «Сына зари» исполнили быстрее, чем он успел поправить одеяло.

— Где мы? И что тут происходит, черт возьми? — спросил Кирилл, когда они остались вдвоем.

Серега пожал плечами.

— Эти дни ты пророчествовал, не приходя в себя, — объявил он. — Исцелил от болезни Антоху, ну того из пацанов, что пониже. Едва дотронулся до него, как Антоха в себя начал приходить…

Из дальнейшего рассказа Кирилл узнал, что его, лишенного сознания, принесли на Яблоневую улицу, где обосновалась небольшая группа выживших, обработали рану и начали лечить, как полагается. К счастью, в группе нашелся врач, та самая женщина с рыжими волосами. У нее были бинты и что-то из лекарств.

А потом он принялся говорить — поначалу слова, потом фразы, и даже целые небольшие речи.

— Глаз, это, как бы не открывал, метался, стонал, и все такое, — объяснил Серега. — Но я все записал.

— Записал? — удивился Кирилл.

— Конечно. — Бывший десантник гордо кивнул и вытащил из-за пазухи ворох помятых бумажек. — Ты предсказал Федору, это тот, с которым мы встретились, что на него упадет дерево, да так и вышло — веткой по кумполу он получил. Предостерег не ходить в Европу, так мужики в магазин «Евро», что тут неподалеку, сунулись — едва ноги унесли…

Нелепицу, какую порой несет оказавшийся без памяти человек, они приняли за предсказания, и понятно, что кое-что «сбылось» — какие-то общие фразы совпали с тем, что и вправду произошло. «Исцеление» больного мальчишки — тоже совпадение: ему в любом случае стало бы лучше.

— И поэтому они… вы мне кланялись? — спросил Кирилл, борясь с желанием засмеяться.

— Ты — Сын зари, — сказал Серега убежденно. — И достоин почестей.

— А, ну-ну. — Желание засмеяться ушло, на смену явилось нечто похожее на страх. — И все тут в это верят?

— Конечно. — Убежденностью бывшего десантника можно было дробить камни. — Всё записано здесь: и то, что ты раньше говорил, когда мы с тобой шли вдвоем, и всё за эти дни.

— А можно посмотреть?

Кирилл протянул руку и получил тонкую пачку пожелтевших от времени листов, вырванных из школьной тетради и исписанных крупными детскими буквами. На верхнем же под заголовком «Сын зари сказал:» прочитал «семь дней князь мира сего искушал меня деньгами, властью и похотью», и вспомнил, что вроде бы говорил нечто подобное… но ведь в шутку. В шутку!

Дальше шла цитата из «Апокрифа Иоанна» и какой-то бред про «капли Света Вечного».

— Нет, нет… — прошептал Кирилл, переворачивая листок.

Новоявленный «евангелист» Серега Матвеев записал все, что запомнил из их разговоров. Зафиксировал все, что Кирилл нес, находясь в бреду… А нес он вовсе не мудрости. Что-то насчет наказания отступникам, о пользе чистоты телесной, о том, что компьютеры — изобретение адское…

— Ну что, все верно? — спросил Серега. — Если напутал, то я поправлю.

— И зачем это? — Кирилл потряс бумажками.

— Мы это используем. Один читает вслух другим. Предписания исполняем. Непонятно, правда, как молиться, ты молитвам же нас не научил, только говорил, что нужно это делать.

На пятом или шестом листке красовалась запись «обращайтесь к вышней истине каждый день, непременно вечером думайте о ней, всякое утро вспоминайте и во тьме ночной мечтайте о ней».

— Но это же ерунда, — покачал головой Кирилл. — Я сам не понимаю, что имел в виду!

— Знаю, ты меня испытываешь. — В голосе Сереги не было и тени сомнения в том, что он понимал все единственно верным способом.

На Кирилла накатило желание отшвырнуть проклятые листки, а еще лучше сжечь, чтобы и следа их не осталось! Но следом пришло головокружение. Он поплыл, потерялся, а когда немного пришел в себя, понял, что «евангелие» у него забрали, и что рядом хлопочет пожилая женщина с рыжими волосами.

— Нельзя вам так переживать, — говорила она, глядя на «Сына зари» с неприятной смесью страха и почтения, — пока еще слишком слабы… Сейчас мы вас покормим, и все будет хорошо, рана зарастет…

— Вы тоже верите, что я — пророк? — спросил Кирилл, когда ему принесли миску бульона.

— Я уже и не знаю, во что верить, — горько ответила женщина. — Раньше для меня все было четко и ясно, а то, что случилось, этот сон, продлившийся много десятилетий… Все это разрушило и простоту, и ясность. Как такое можно объяснить, я не понимаю, и готова теперь принять все, что угодно… Кушайте суп, пока не остыл. Если все пройдет нормально, вечером дадим вам мяса.

Кишки Кирилла уже давно кидались на ребра и грызли друг друга, поэтому он не заставил себя упрашивать.

После того, как поел, ощутил себя таким обессиленным, что едва не заснул. Удержался от дремоты только напряжением воли и, несмотря на несмелые возражения рыжей Клавдии Петровны, решил, что пора встать.

«А то отрубишься, — мелькнула мысль, — а из тебя сделают чучело вождя-учителя и выставят в мавзолее».

— Ничего, сам справлюсь, — отмахнулся Кирилл, когда Серега попытался ему помочь. — Бегал же я с этой раной…

— И едва не добегался, — проворчала Клавдия Петровна. Заработала гневный взгляд бывшего десантника.

Врачи были скептиками во времена Христа и Аполлония Тианского, и ничуть не изменились с тех пор.

Кириллу принесли одежду — его собственные шмотки, выстиранные и заштопанные. Проблема возникла лишь с туфлями: повязка мешала нормально наклоняться. Но он и с этим справился.

Он прошел через дверь в другую комнату — с большим столом, коврами, печью во всю стену. Худенькая девушка, та самая, что сидела у его кровати, повернулась — плеснули росчерком ее черные волосы.

Когда же она попыталась поклониться, Кирилл не выдержал.

— Хватит шею гнуть! — рявкнул он. — Я вам не император всероссийский и не Далай-Лама!

Девушка замерла, моргая огромными глазами. Кирилл отметил, что она красива — тонкие черты лица, изящная фигура, разве что слишком уж хрупкая, но это не самый большой недостаток.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Дина, — несмело ответила девушка.

— Вот и хорошо, а меня можно называть просто Кириллом. Понятно?

— Да, — сказала она. И поклонилась.

— О, мой бог! — Кирилл разочарованно махнул рукой и пошел дальше.

Как такое возможно — чтобы разумные люди, взрослые и самостоятельные, поверили в то, что он какой-то там пророк, чуть ли не Спаситель, и принес на землю новую истину? Для этого нужно потрясение — серьезное, глобальное, — вроде того, что испытали все они, проснувшись после невероятно долгого «тихого часа».

Правильно сказала Клавдия Петровна: «готова принять все, что угодно».

Понятное дело, что каждому страшно, хочется обрести почву под ногами, придумать хоть какое-то объяснение тому, что произошло, найти утешение — ведь почти у всех погибли или остались где-то в другой части города друзья и родственники.

Гляди того — станешь искать и то, и другое у первого встречного.

А если этот встречный еще и не совсем обычным окажется?..

Кирилл подумал про «воспоминания», что оказались картинками из будущего, и недовольно поморщился. Все это ерунда, не больше чем случайность, никакого предвидения не существует, если и есть на земле пророки, то они должны быть белобороды, величавы и мудры.

Через очередную дверь он попал в крохотную прихожую, а затем оказался на крыльце. Окинул взглядом просторный двор, ведущие на улицу ворота в заборе. Сейчас они были распахнуты.

Около ворот топтался молодой парень с охотничьим ружьем.

— Это Дима, — пояснил Серега, так и шагавший следом. — Всего-то у нас, рога и копыта, пятнадцать человек. Только многие сейчас на добыче.

Дима, лобастый и кудрявый, повернулся на голоса и, увидев, кто стоит на крыльце, отвесил поясной поклон.

— Твою мать! — звенящим от ярости голосом воскликнул Кирилл. — Отставить это!

Дима поспешно упал на колени, уткнулся лбом в землю.

У Кирилла от злости перехватило дыхание. Всё, что бы он ни говорил, понимали неправильно! Даже рявкни он на этого парня, обложи его по матушке, тот решит, что это великое духовное откровение, и что именно этими словами нужно молиться, дабы тебя услышали на небесах.

Кирилл сплюнул и пошел обратно в дом.

Надо побыстрее убираться отсюда. Бросить эту толпу фанатиков с вывернутыми мозгами и идти туда, где ждет его крохотный человечек с бантами в волосах — дочка, Машенька…

— Сколько времени пройдет, прежде чем я буду здоров? — поинтересовался Кирилл у Клавдии Петровны.

— Более-менее придете в норму через несколько дней. Полностью все зарастет за пару недель, — ответила рыжая врачиха.

— Ясно, — сказал он и улегся обратно на кровать.

Надо потерпеть, подождать, а затем уйти так, чтобы даже Серега не смог его догнать. Вспомнить бы еще, где точно находится Яблоневая улица, и в какой стороне мосты и Автозавод.

Слабость после раны и сытость сделали свое дело. Кирилл все же уснул…

Когда открыл глаза, день клонился к вечеру, со двора доносились оживленные голоса, звякали ведра, из глубины дома тянуло запахом пшенной каши и жареного мяса.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил Серега, сидевший там, где во время прошлого пробуждения была Дина.

— Неплохо, — ответил Кирилл. — Только надо до туалета дойти… Или Сыну зари туда не положено?

Ирония пропала зря, бывший десантник то ли ее не заметил, то ли не обратил внимания.

— Пойдем, провожу, — сказал он.

По пути до свежевырытой выгребной ямы, что располагалась за домом, посреди бывшего огорода, — они встретили низкорослого Федора, крепкую женщину лет сорока и толстяка с приплюснутым носом. Все трое при виде «пророка» глупо моргали и начинали кланяться.

Кирилл скрипел зубами, но терпел. Молчал.

— Ты очень вовремя проснулся, — сообщил Серега, когда они сделали свои дела. — Скоро ужин, а перед ним неплохо бы тебе сказать, это, как бы… речь там, или проповедь, или молитву возглавить. А то все так ждали, когда ты в себя придешь, боялись за тебя.

— Так уж и ждали? — пробормотал Кирилл. — Кто я такой, чтобы всё это делать? Можешь ты понять или нет, но я — никакой не Сын зари. И вовсе не знаю чего-то такого, что вам неведомо!

— Но кто же ты тогда?

— Обычный человек…

Бывший десантник хмыкнул, и Кирилл неожиданно осекся. Может быть, то желтое свечение сделало с ним нечто такое, чего он сам не замечает? Ведь не просто так он проснулся именно там, и на неделю позже остальных.

Нет, нет, невозможно!

А то, что произошло со всем миром, тотальная спячка, охватившая весь Нижний, да и не только его — это возможно?..

— Ладно, — буркнул он. — Если вы хотите забивать головы ерундой, дело ваше.

Они вернулись в дом, и выяснилось, что в комнате с печью собрались все, кроме оставшегося на страже толстяка с приплюснутым носом.

Обнаружив поставленное у стенки кресло, большое, с малиновой обивкой, Кирилл вздрогнул. Он же видел такое, причем совсем недавно!

— Прошу сюда, прошу садиться. — Федор, до появления парочки беглецов бывший главным в маленькой общине, приглашающе замахал руками. — Мы будем рады послушать и услышать, да.

Кирилл замер, будто пораженный громом. Это кресло, и комнату, и даже сидящих вокруг людей он видел в одном из «воспоминаний», что лавиной обрушились на него тогда, около церкви.

Неужели опять эпизод из будущего? То, что непременно сбудется?

Нет, если он не хочет, то этому не бывать!

Кирилл повернулся, собираясь двинуться в свою комнату, но тут же накатила волна липкой дурноты. Он пошатнулся, и кто-то — он даже не увидел, кто именно — подскочил, подхватил под руки, повел его к креслу.

— Что вы, что… — пробормотал он, но оказалось поздно — под задницей было мягкое, а предплечья лежали на подлокотниках.

Но вот говорить, как в том видении, они его не заставят. Пусть молятся, хоть лбы себе расшибут, он будет молчать.

Кирилл глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, принялся рассматривать собравшихся. Четырнадцать человек: и дети, и женщины, и мужчины, — все заморенные, одеты кое-как, и таращатся на него с надеждой и ожиданием.

Ну, и чего теперь прикажете делать?

Федор беспокойно потер лоб, наклонился к стоявшему рядом Сереге и что-то зашептал.

— Сын зари хочет проверить, насколько открыты наши сердца, — объявил тот. — Начинаем.

Не успел Кирилл глазом моргнуть, как собравшиеся повалились на колени и забормотали какую-то ерунду. Причем каждый свою. Клавдия Петровна пару раз перекрестилась, Дина откинула со лба волосы и, закрыв глаза, застыла, точно изящная статуэтка, мальчишки, глядя на бывшего журналиста, залопотали что-то о том, кто «пришел из рассвета и принес свет».

Это выглядело настолько дико и жутко, что Кирилл содрогнулся.

— Стоп! Хватит! — воскликнул он, забыв о намерении молчать. — Что ж вы делаете!

Все смолкли, наступила тишина.

— Совсем рассудок потеряли? — сказал он, со стыдом понимая, что не сдержался, что видение снова оказалось правдой. — Вы же разумные люди, а не невежественные идиоты из Средневековья. Это те были падки на религиозную галиматью, но вы-то!

Мелькнула мысль, что насельникам века двадцать первого, оболваненным рекламой и телевизором, запудрить мозги куда легче, чем упертым и фанатичным уроженцам тринадцатого или пятнадцатого столетия.

Но Кирилл про мысль мигом забыл, поскольку увидел, как один из мальчишек, не спасенный от неведомой болезни, а другой, чуть постарше, торопливо строчит карандашом в тетрадке.

— Ты что делаешь? — рявкнул Кирилл.

— За-записываю, — ответил пацан, испуганно моргая.

— Зачем?

— Так ведь слова, изреченные Сыном зари, на вес золота, да, — сказал Федор.

Накатившее чувство бессилия оказалось настолько сильным и мерзким, что Кирилл едва не застонал: от него уже ничего не зависело, он мог молчать, мог говорить, проклинать их, ругать, уверять в своей обычности, но в любом случае его «поклонники» истолковывали это как некое указание, как руководство к действию.

Он был, словно статуя бога, способная двигаться и изрекать что-то, что будет объяснено так, как надо жрецам.

— Мы обязательно все запишем, чтобы не забылось и не пропало, — сказал Серега. — Или не надо?

— Пишите. — Кирилл махнул рукой. — Делайте что хотите, только…

Он хотел сказать «оставьте меня в покое», но осекся, поймав взгляд Дины, полный искреннего, ничем не замутненного восхищения. Кирилл подумал, что давно красивые девушки не смотрели на него так.

Затем понял: все ждут продолжения. Неловко закончил:

— …только не причиняйте вреда друг другу.

Серега кивнул, и мальчишка вновь заелозил карандашом по бумаге.

Возобновилось то, что бывший десантник именовал «молитвой», и Кирилл закрыл глаза. Хотел зажать уши, но подумал, что это будет слишком. Придется некоторое время потерпеть.

Подумалось, что богу, если он и вправду есть, приходится выслушивать куда большую многоголосицу.

— Ну что, если Сын зари не возражает, то можно и поесть, — подытожил Федор после того, как все замолкли.

На ужин было обещанное мясо, но со своей порцией Кирилл едва справился. Подступила сонливость, в боку возникла боль, напомнившая о том, что рана никуда не делась, и ему пришлось отправиться в отведенную для «пророка» комнату.

Клавдия Петровна, ворча по поводу того, что лекарства «сдохли», и что в таких условиях работать невозможно, сменила бинты, и Кирилл провалился в сон. На этот раз, к счастью, он не увидел ничего: ни падающей луны, ни погибшей жены, ни дочери. Даже обычных снов не было.

Открыв глаза, Кирилл вновь обнаружил на стуле рядом с кроватью Серегу.

— С добрым утром, — сказал тот. — Как спалось?

— Нормально, — ответил Кирилл. — А тебе?

— Я почти не спал, на разведку ходил. — Бывший десантник хмыкнул и покрутил головой. — Взял одного их тех, с кем недавно вместе служил… Славку Морпеха, из бывших омоновцев.

— Это из парней майора? — спросонья соображалось туго, мозг просыпался куда медленнее тела.

— Из них, — кивнул Серега. — Он мне все выложил…

Из дальнейшего рассказа стало ясно, что Дериев вроде бы плюнул на беглецов и занялся более важными делами. Его патрули дошли до площади Свободы, и вся территория от Кузнечихи до бывшего острога оказалась под жестким постоянным наблюдением.

— Это что, теперь там не пройти? — уточнил Кирилл, садясь в кровати.

— Да, сложновато будет. — Серега почесал в затылке. — А ты все еще на Автозавод собираешься?

— У меня там дочь!

— Тогда и мы все за тобой двинемся.

— Да вы что, с ума посходили? Зачем? — Кирилл покрутил пальцем у виска, но этот жест словно остался незамеченным.

— Ты же сам сказал: душа того, кто ищет спасения, должна следовать за другой, в которой есть Дух жизни, — заявил Серега и посмотрел на Кирилла торжествующе, как справившийся с трудным делом ребенок: гляди, мол, что я могу.

— Ну да, сказал…

Кирилл сам неосторожными словами загнал себя в ловушку.

Можно было попробовать уйти в одиночку, дождавшись момента, когда рана более-менее затянется. Но как пробраться через территорию, занятую вооруженными парнями Дериева, и не угодить им в лапы?

Если двинуться в обход, по самому берегу, получится гораздо длиннее и не факт, что безопаснее. Просто на прямом пути лежит угроза известная, с которой уже сталкивались…

Остаться здесь, и играть роль «Сына зари», новоявленного мессии?

Невозможно. Там же Машенька!

Повести всю эту ораву за собой, отдав прямой приказ? И ведь пойдут, даже с радостью, но если не на смерть, то на верные неприятности. Майор будет рад заполучить новых работников в свою коммуну. Там, где одиночка имеет шансы проскользнуть незаметно, полтора десятка человек будут непременно обнаружены.

А такую разношерстную и по полу, и по возрасту компанию, где есть и старики, и дети, незаметно не проведешь: не все здесь способны ползать по-пластунски и часами сидеть в сырых развалинах.

Может быть, все же попытаться разуверить их, что он Сын зари? Собрать и…

Тут Кирилл вспомнил, что происходит с кумирами, низвергнутыми с высоких, позолоченных пьедесталов — их обычно уничтожают с особой жестокостью, вымещая злобу и разочарование.

Нет, ему не дадут просто так уйти. В лучшем случае — пристрелят как обманщика. Тот же Серега, что сейчас хранит почтительное молчание, и спустит курок.

— Ты прибил этого, Морпеха? — спросил Кирилл.

— Нет, зачем? Отпустил. — На физиономии бывшего десантника появилась улыбка. — Только я ему перед этим рассказал о Сыне зари, об истине и о принесенном тобой знании. Пускай дальше треплется.

Кириллу захотелось рявкнуть «да ничего я не принес!», но он сдержался.

Ведь есть еще один вариант, противный, неприятный из-за того, что придется врать, обманывать доверчивых людей, но похоже, что самый действенный. Сыграть роль, примеренную на него слепой судьбой, притвориться тем, кого в нем хотят видеть — Сыном зари, посланцем небес, вышедшим из рассвета.

Тогда он хотя бы будет уверен, что сам руководит этими людьми, а не другие от его лица.

А когда власть его станет прочной, он скажет, что ему пора нести свет истины дальше.

И он уйдет, отправится на Автозавод искать дочь.

— Пускай треплется, — эхом отозвался Кирилл. — Что там у нас на повестке дня? Завтрак?

— Сначала молитва. — Бывший десантник сурово нахмурился.

Вот уж точно: лучшие монахи и священники получаются из бывших палачей, убийц и солдат.

В соседней комнате, той, что с печью, ждали все, кроме Федора, сегодня, похоже, оставшегося на страже, но Кирилл садиться в кресло не стал. Остановился у двери и махнул рукой, давая знак начинать. Поймал взгляд Дины, горячий, точно внутренности доменной печи, и поспешно отвел глаза.

Только не думать о том, что она красивая женщина!

Какофония на этот раз продлилась несколько меньше, чем вчера вечером. Когда смолкло бормотание последнего из пацанов, Кирилл заговорил, вспоминая «Евангелие от Марка»:

— И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в церквях и на улицах останавливаться молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату свою и, затворив дверь…

Текст он помнил так четко, будто страница Библии находилась перед глазами, и только некоторые места были смазаны, так что их приходилось восстанавливать по смыслу.

Кирилл опасался, что у него ничего не выйдет, все поймут: озвучивая эти вещи, он на самом деле не верит в них. Но его слушали с горящими глазами и открытыми ртами, а мальчишка, тот же самый, что и вчера, торопливо записывал, и карандаш так и летал над страницей.

— …не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду!

Кирилл замолк.

Серега поклонился ему первым, затем начали гнуть шеи остальные, и это вновь породило отвращение в душе недавнего журналиста, полагавшего, что истинная вера имеет мало общего с раболепием и дурацкими ритуалами.

Но она, похоже, нужна людям куда меньше, чем те же ритуалы.

Найди он смелость последовать собственным убеждениям, в этот момент непременно воскликнул бы «Хватит поклонов! Прекратите! Мне это неприятно!», но он промолчал, решил, что Сын зари достоин немного большего, чем простой человек по имени Кирилл Вдовин.

После завтрака Клавдия Петровна вновь осмотрела рану.

— Еще пару дней и, если все останется нормально, бинты можно будет снять, — сообщила она.

Но лежать эти двое суток в кровати Кирилл не собирался. Несмотря на протесты врачихи, он двинулся в обход дома иокрестностей — надо было понять, где он оказался, и что вокруг творится. Серега потащился следом, неизбежный, как тень или отражение, и столь же бесшумный.

За две недели, что прошли с момента пробуждения, Федор и его люди успели неплохо обжиться.

Они обыскивали квартиры и магазины, и стаскивали к дому, что стал их убежищем, всё, что могло пригодиться — одежду, инструменты, лекарства, продукты, как-то пережившие эти годы. Большую часть «добычи» после осмотра выкидывали, но кое-что оставалось и шло в дело. Правда, не сразу.

Шмотки стирали, как сто лет назад, в тазах, безо всяких машин, и только мылом. Посуду отмывали. Условно-съедобное проверяли на истинную съедобность.

Кроме того, сам Федор и еще двое мужчин по очереди ходили на охоту — ружья и боеприпасы нашли там, где их держали на сохранении сгинувшие хозяева, а дичи вокруг имелось предостаточно. Заготавливали дрова. Время в России всегда меряется от зимы до зимы, и до очередной, если судить по долготе дня, оставалось не так много.

Дом был достаточно велик, чтобы почти два десятка человек разместились тут с комфортом — два этажа, гаражи, сараи, обширный подвал и участок соток в двадцать. Ранее тут обитали небедные люди, то ли погибшие, то ли проснувшиеся слишком далеко от своего жилья, чтобы вернуться к нему.

— Кто не работает, тот не ест, — резюмировал Кирилл, когда они побывали на кухне, где женщины разделывали оленью тушу.

— Так ты раненый, тебе лежать надо, сил набираться, — заметил Серега.

— Но какое-то занятие мне можно подобрать?

Бывший десантник поскреб в затылке, и они вместе отправились к Федору.

Тот поначалу и слышать не хотел, чтобы Сын зари трудился наравне с остальными, но потом сдался, и Кирилла приставили к делу — сортировать принесенные из вчерашней «экспедиции» вещи. Как оказалось, занимались этим в одном из гаражей мальчишки под руководством старейшего из мужчин Арсения Викторовича, сурового и морщинистого, в очках и с бородой.

— Еще один помощник? — проворчал он, а пацаны вытаращились на Сына зари с восторгом.

Копаться в грязных, испачканных в земле и крысином помете вещах было не особенно приятно, но Кирилл терпел, понимая, что помогает людям, приютившим его, раненого.

Серега немного покрутился рядом, а затем ушел.

Они рассортировали груду заплесневелой, частью сгнившей одежды — большая часть отправилась в угол, где собирался хлам, а кое-что Арсений Викторович оставил на протянувшемся вдоль стены верстаке.

— Это девкам отдадим. Мож, пошьют чего, — сказал он. — Так, тащи вон тот рюкзак!

Во время «молебна» он вел себя так же, как и остальные, но сейчас обращался с Сыном зари без особого пиетета, именовал на «ты», не стеснялся на него покрикивать, хотя порой в его взгляде сквозила опаска. Похоже, старик не мог решить, с кем он имеет дело — с обычным молодым человеком или с кем-то и в самом деле непростым.

Мальчишки же, Тимоха и Антон, смотрели на Кирилла, открыв рты, и едва не забывали про работу.

— Так, на пол это вываливай, вот сюда, — командовал Арсений Викторович. — Гаврики гараж распотрошили.

Из рюкзака высыпалась куча железного хлама, проржавевшие инструменты, какие-то детали и, среди прочего, тиски, покрытые краской и поэтому не шибко пострадавшие от времени.

— У нас такие в детском доме были, — сказал Кирилл, поднимая их. — В мастерской.

Вспомнилось низкое, душное помещение, куда их водили на уроки труда, и желчный учитель, честно пытавшийся научить подопечных хоть чему-то помимо обычного «не верь, не бойся, не проси…», токарный станок, запах железной стружки, пронзительный визг фрезы.

Осознав, что задумался, Кирилл завертел головой и обнаружил, что и мальчишки, и Арсений Викторович таращатся на него. В глазах у Тимохи с Антоном застыло разочарование.

— Вы чего, на самом деле верили, что я родился несколько дней назад? — спросил Кирилл. — Из рассвета?

Старик закряхтел, мальчишки отвели взгляды.

— А как взаправду? — несмело спросил Тимоха, тот самый, что все записывал.

Он был старше приятеля и выглядел куда серьезнее — этакий маленький мужчина.

— Я не знал родителей, — сказал Кирилл, — ни отца, ни матери. Рос в детском доме…

Как и все соседи по комнате, да и по этажу, он время от времени гадал — кто они, давшие ему жизнь и оставившие в одиночестве, и почему они так поступили? Вместе с другими грезил, что к воротам подъедет машина, из нее выйдут мужчина и женщина, похожие на него…

Мечта умерла годам к двенадцати.

— То же, что было недавно — это второе рождение, — добавил Кирилл. — Ясно?

Мальчишки закивали, а Арсений Викторович вновь закряхтел, на этот раз недоверчиво.

Они работали вместе еще какое-то время, но потом пришла Клавдия Петровна и заявила, что достаточно. Кирилл и в самом деле устал, поэтому не стал спорить, позволил проводить себя в отведенную для него комнату.

А вечером Серега опять вывел его в гостиную, заполненную народом, и указал на красное кресло.

— Я буду говорить стоя, а вы слушать сидя, — сказал Кирилл. — Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, да будет мое именование с сего момента «посланник», и никаким другим.

Лежа в одиночестве, он тщательно продумал речь — первое впечатление всегда самое сильное, и сегодня он должен выложиться по максимуму, показать все, на что способен.

Последователям надо его как-то называть. «Сын зари» звучит пафосно, «пророк» или «мессия» — глупо, а «учитель», «гуру» или «наставник» — банально, и не совсем удачно. Зато слово «посланник», что на греческом библейских времен звучало как «ангел», хорошо подходит к ситуации.

Он всего лишь вестник, не более того.

Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — повторил Кирилл, — того, кто прислал меня сюда, того, кто есть Единое, выше которого нет ничего, тот, кто есть Бог истинный и Отец всего. Дух незримый, кто надо всем, кто в нерушимости, кто в свете чистом, тот, кого никакой свет глаза не может узреть…

И вновь на помощь ему пришел «Апокриф Иоанна», сочиненный безымянным гностиком.

— …не подобает думать о нем, как о богах, ибо он больше бога, ведь нет никого выше него…

Кирилл всегда легко управлялся со словами, это обнаружилось еще в детском доме, и позже, в универе, он этот талант отшлифовал, специально вступив в дискуссионный клуб и пройдя спецкурс по ораторскому мастерству. Тогда он думал, умение говорить пригодится при построении карьеры, но никогда не подозревал, что придется выступать перед такой аудиторией.

— …у него нет в чем-либо недостатка, нет того, чем он мог бы быть пополнен, но все время он полностью совершенен в свете, и все, что есть зло, нечистота и непорядок, не могут быть произведены от него…

Его слушали. Тимоха записывал, прочие морщили лбы, пытаясь понять, что же такое говорит «посланник», а Кирилл думал, что подобные проповеди не звучали на Земле лет семьсот, с тех пор, как сгорели на кострах последние альбигойцы. Они исповедовали схожее учение: мир есть зло, грех и грязь, и благой бог не имеет к его созданию никакого отношения.

— …и что мы видим вокруг, добро ли и свет, или разрушение и гнусность? — Он вскинул руку, приковывая к ней внимание слушателей, ломая монотонность, убийцу интереса. — Каждый видит для себя, каждый видит, что есть наш мир, и что есть Отец! Достаточно!

Кирилл отвернулся, сделав вид, что собирается уйти — но если он все сделал правильно, его должны остановить.

— Но как же… Это все? — подал голос толстяк с приплюснутым носом, откликавшийся на Стаса.

Кирилл обернулся:

— Дальше я буду говорить лишь для тех, кто готов принять знание, кто способен понять Иисуса, сказавшего, «тот кто не возненавидит своего отца и свою мать, не сможет быть моим учеником, и тот, кто не возненавидит своих братьев и своих сестер, и не понес свой крест, как я, не станет достойным меня». — А это уже было из «Евангелия от Фомы», апокрифического, тайного сочинения, многие века числившегося в списках запретных книг и католической и православной церкви. — Но вы готовы, вы способны?

Первым отозвался, как и следовало ожидать, Серега.

— Конечно, — кивнул он.

— И я, и я! — воскликнул Тимоха.

Дина склонила голову, ну а следом зазвучал нестройный хор одобрения.

— Тогда клянитесь! — сказал Кирилл. — Если хотите знать то, что глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не пришло, знать верховное благо, возвышающееся надо всем…

Эту клятву придумал гностик по имени Иустин, и до двадцать первого века от его сочинений дошли лишь обрывки.

Они повторяли, послушно шептали то, что он говорил, от тринадцатилетнего Тимохи до Арсения Викторовича, которому вряд ли было меньше семидесяти. Вроде бы разумные, образованные люди воспроизводили бредни, отброшенные как интеллектуальный и религиозный сор еще в древности.

Нельзя сказать, что Кирилл испытывал какую-то особенную симпатию к учению гностиков, нет, просто он знал о нем достаточно, чтобы создать нечто удобоваримое, и помнил множество «священных» текстов. Кроме того, он понимал, что использующиеся в учении христианские термины и упоминание имени Иисуса вызовут доверие к новой идеологии.

Не особенно умный человек может даже подумать, что это разновидность православия.

— Вы произнесли это, — заключил он, когда немного отстававшая Клавдия Петровна замолкла, — и теперь вы принадлежите к числу тех, кто, как сказал апостол Фома, «блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете царствие. Ибо вы от него, и вы снова туда возвратитесь».

Умение видеть и чувствовать, что происходит со слушателями, относится к числу качеств, необходимых оратору, Кирилл владел им в полной мере. Он почувствовал, что его «последователи» устали и ошеломлены, и дальнейшие речи будут столь же бессмысленны, как полив бархана.

— На сегодня достаточно, — проговорил он. — Приступим же к трапезе.

Ужин прошел в необычайном молчании: параллельно с пережевыванием пищи материальной все усваивали пищу духовную.

После ужина в комнату Кирилла проскользнула Дина и, не успел он сказать хотя бы слово, опустилась на колени.

— Я пришла покаяться, — обронила девушка, глядя в пол.

— Э… в чем же? — спросил бывший журналист, чувствуя себя на редкость неловко.

Одно дело — произносить речи, и совсем другое — принимать исповедь, выслушивать рассказ о грехах, точнее о том, что другой человек считает грехами, и снимать тем самым тяжесть с его души. Нет, он не был готов к такому повороту событий.

— Я грешна. — Дина стрельнула глазами, вновь опустила их, но Кирилл понял, что краснеет. Он ощущал идущее от девушки мягкое притягательное тепло, ему было приятно даже смотреть на нее. Дина продолжила: — До того, до того как все это случилось, я жила неправильно: тусовки, парни, дорогие тачки, вечеринки в клубах, золотые цацки…

— Так, стоп! — поспешно перебил он. — Ты хочешь мне поведать о делах того мира?

— Ну, да…

— Но ведь тот мир не стоит ничего. — Кирилл покачал головой. — И как сказал тот же апостол Фома — «кто нашел мир — нашел труп, и тот, кто нашел труп — мир недостоин его».

— Но как же… — Дина выглядела ошеломленной и недовольной.

— Рассказывая о делах, причастных к тому миру, ты умножаешь их, — сказал Кирилл. — Из того мира нужно бежать, избавляться от всего, что тебя с ним связывает, так что иди и подумай над этим.

Она помялась немного, затем поднялась и вышла.

Она наверняка хотела остаться, побыть с Кириллом наедине, да и он был не против, только не мог этого себе позволить — только что изрекал высокие истины, а через полчаса заманил в комнату сексуальную девицу.

Это вызовет не почтение и уважение, а разочарование и злобу.

— Иначе никак, — проговорил Кирилл негромко, едва за Диной закрылась дверь.

Эх, если бы они встретились при других обстоятельствах… Если бы они встретились при других обстоятельствах, такая цаца, привыкшая к хорошей жизни и богатым мужикам, на него даже и не взглянула бы. Да, это не Мила, разглядевшая что-то в тощем детдомовце и вышедшая за него, несмотря на протесты родителей.

То ли оттого, что вспомнил о жене, то ли по какой еще причине, но этой ночью Кириллу явился сон, что снился долгое время после ее гибели: пустая дорога, переходящая ее женщина, и несущаяся с диким ревом машина, похожая на болид «Формулы-1».

Он знал, что все произошло не так, но видел почему-то именно это.

Проснулся Кирилл в холодном поту, а затем долго не мог уснуть, лежа в полной темноте, вслушиваясь, как шумят за окном деревья, завывает вдали собака и ходит около ворот позевывающий часовой.

А утром, после завтрака, Кирилл заявил, что хочет пойти «на добычу».

— Но вы… ты же ранен, — возмутился Федор, услышав эту просьбу.

— Не настолько сильно. Вон, Клавдия Петровна подтвердит.

Рыжая врачиха заявила, что рана зарастает хорошо, и что «больному» ходить можно, разве что таскать тяжести не рекомендуется.

— Я с тобой пойду, — заявил Серега. — Одного не отпущу. И еще пару человек нам дайте.

Федор почесал нос, и согласился.

Вскоре они уже выходили из ворот. Впереди шагал кудрявый Дима, а прямо перед Кириллом — рыжая Ирка, и оба с рюкзаками. Бывший десантник оказался позади, и за спиной его тоже болтался рюкзак, большой, туристический, с каркасом.

Без груза остался только «Сын зари».

Двинулись в сторону поднимавшихся над зарослями высоток.

— Мы там почти всё осмотрели, — рассказывал на ходу Дима, — но один дом остался. Сегодня в него заглянем. Счастье еще, что этот район мало пострадал от пожаров, только отдельные квартиры сгорели.

За поворотом они уткнулись в груду ржавого железа, некогда бывшую двумя автомобилями. Водители уснули вместе со всеми и погибли, когда машины столкнулись. Ну а тем, что уцелело после пожара, занялись падальщики.

«Почему же звери не трогали тех, кто спал? — подумал Кирилл, глядя на белые кости. — Тогда бы сожрали всех, ведь от мух, тараканов и муравьев не укроешься нигде, разве что в подводной лодке. Да и там бактерий полно. Всё это и вправду похоже на чудо. Неудивительно, что моим бредням верят».

Главное — допустить возможность того, что чудо возможно в принципе. А дальше все идет намного легче.

Дорога пошла вверх. Они миновали небольшой стадион, заросший густым кустарником, из которого торчали футбольные ворота и фермы с остатками баскетбольных щитов. Прошагали через арку в выстроенном буквой «П» доме и оказались в просторном дворе.

— Вон тот, — сказал Дима, указывая вперед, где виднелась одноподъездная высотка. — Начнем сверху, как обычно.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — добавил Кирилл.

— Это всегда н-надо г-говорить? — спросила Ирка, поглядев на него с опаской.

— Когда приступаете к важному делу, — сказал Кирилл. — Ну что, пошли?

Чтобы попасть в дом, пришлось выломать покосившуюся и намертво заклиненную дверь. В подъезде окунулись в запах плесени, сырости и тот неприятный дух, что обыкновенно возникает там, где долго не жили и не появлялись люди.

Подъем по лестнице дался Кириллу тяжелее, чем он ожидал — навалилась дурнота, закружилась голова, тупой болью напомнила о себе рана, так, что он даже приостановился. Но тут же поспешил дальше, понимая: стоит лишь показать слабость, как Серега потащит его обратно.

И тогда уже не помогут никакие цитаты из апокрифических евангелий.

На верхней лестничной площадке их встретили крысы. При виде людей зверьки неохотно разбежались.

— Давай вот в эту, — решил Дима, вновь поднимая топор.

Проржавевший замок не выдержал первого же удара, и дверь с хрустом распахнулась. Бывший десантник проскользнул внутрь первым, вскинув автомат. Практически сразу сообщил:

— Чисто. Никого.

Как вскоре выяснилось, он сказал не совсем правду — в обгорелом кресле у окна сидел костяк с давними следами гари. По всему выходило, что хозяин квартиры заснул с горящей сигаретой в руке, та выпала и случился пожар, оставшийся, к счастью, локальным.

— Отчего-то всё б-быстро п-потухло, — заметила Ирка, шмыгая носом.

Заикалась она, похоже, не от страха перед Сыном зари, а просто так, с детства.

— На наше счастье. — Дима хмыкнул. — Давай, ты на кухню, а мы в комнатах пошарим.

Рыться в заброшенной, грязной квартире было неприятно — всюду пыль и грязь, в углах лежит крысиный помет, кое-где на потолке плесень, в одной из стен красуются трещины, а обои висят неопрятными лохмотьями. Кирилл особенно не напрягался, берег себя, только помогал Сереге, деловито потрошившему шкафы.

— Смотрите, что я нашел, — похвалился Дима, выбираясь из соседней комнаты. — Вещь!

В руках он держал прямоугольную коробку из черного пластика, некогда бывшую дорогим ноутбуком последнего поколения, а ныне ставшую куском бесполезного, мертвого хлама.

— Да, неплохо было бы, если б они опять работали, — вздохнул Серега.

— Нет, ни в коем случае! — воскликнул Кирилл с неожиданной даже для себя самого горячностью. — Мир стремится уловить вас в свои сети, те, кто создал и поддерживают его, веками создавали все более сложные ловушки для частиц Предвечного Света, что стали душами человеческими, и это — ловушка наиболее совершенная! Да не сотворишь никогда ты машины с подобием разума человеческого!

Дима почесал в затылке и с видимым сожалением отбросил ноутбук в угол.

Из кухни выглянула привлеченная шумом Ирка, проговорила недоуменно:

— Чего это вы т-тут ш-шумите?

— Рабочий момент, — пояснил Кирилл. — Не обращай внимания.

В этой квартире не нашли ничего интересного, перебрались в следующую, где наткнулись на змеиное гнездо. Дима едва успел отскочить, когда из-под дивана, злобно шипя, выползла гадюка длиной чуть ли не в метр. Вторая тут же выбралась из темного санузла.

— Отступаем, только медленно и без резких движений, — велел Серега, водя стволом из стороны в сторону.

Кирилл испытал облегчение, вновь очутившись на лестничной клетке. Вспомнилось самое первое «пророчество», сделанное, когда он еще не пришел в себя, ничего не соображал. Змея того мужика с охотничьим ружьем все же укусила, и счастье, если он выжил, ведь противоядие сейчас взять негде.

Все же интересно, что это за облако желтого света, посреди которого ему «повезло» проснуться?

Третья квартира оказалась «урожайной». Ее хозяин, похоже, основательно готовился к голодным временам. На антресолях нашлись железные банки с разной крупой, на балконе — ящик тушенки, а в шкафу — настоящий склад брезентовых рабочих комбинезонов и резиновых сапог.

— Загружаемся, — скомандовал Дима. — Жаль, остальное сгнило…

Помимо тушенки, обнаружились рыбные консервы, но когда вскрыли одну из банок, наружу полезла гнилостно-желтая слизь. Вонь пошла такая, что все зажали носы. Стало ясно: есть это не станет даже очень голодный шакал.

— Может, я все же возьму что-нибудь? — предложил Кирилл. — Одежду хотя бы… Кто не работает, тот не ест.

— Ты работаешь. Делаешь то, что никто больше не может, — непреклонно сказал Серега. — Ты говоришь то, что нужно, и, это, как бы объясняешь все дела. А таскать тяжести — оставь людям попроще.

С этим спорить было сложно.

Несмотря на то, что, когда спускались по лестнице, набитые рюкзаки уже гремели, они заглянули во все квартиры. Везде было одно и то же: грязь и пыль, запустение, пауки и ящерицы, осколки прежней жизни. Трижды натыкались на трупы, причем один раз на относительно свежий: пожилая женщина, проснувшаяся после многолетнего сна, просто не смогла выбраться из квартиры.

— Она одна тут была, что ли? — задумчиво сказал Дима, когда они выбрались из подъезда на свежий воздух. — Жутко ей пришлось, должно быть… Кричишь, а никто не слышит, и вокруг… всё это. Я-то хоть в супермаркете очнулся, ну где охранником работал, и был там не один: и продавщицы, и покупатель — все вместе мозгами шевелили, друг друга успокаивали.

— Куда же они делись? — спросил Кирилл.

— Не знаю, — пожал плечами Дима. — Решили до дома добираться и сгинули, наверное.

В кустах зашуршало. Все притормозили.

Из ветвей выбралась собака, крупная и лохматая, похожая на помесь кавказской овчарки и лабрадора. При виде людей она зарычала, прижала уши, верхняя губа встопорщилась, обнажая мощные клыки.

Рядом с первой псиной объявилась вторая, третья. Но нападать они не спешили — хищники, выросшие из домашних животных, за последние дни выучились узнавать и уважать огнестрельное оружие.

— А ну-ка идите сюда, — позвал Серега. — Будет у нас свежее мясо на обед…

Он не успел закончить фразу.

Издалека, откуда-то из-за домов, донесся выстрел, и собаки кинулись прочь.

— К-кто это там палит? — нахмурилась Ирка.

— Это за Родионова, ближе к берегу, — прикинул Дима, задумчиво почесывая в затылке. — Давно хотим туда на разведку сходить, но все никак не соберемся, время не выберем.

— Ничего, теперь соберемся. — Серега улыбнулся. — Я и один могу.

— Можешь? — засомневался Дима. — Хотя сейчас не до того, надо добычу тащить…

На обратном пути не встретили никого, не попалось ничего интересного. Вскоре они уже были на месте. Добытые продукты и шмотки потащили в гараж на сортировку, Кирилл отправился к себе.

Вылазка далась куда тяжелее, чем хотелось бы. Отдохнуть не помешает. Кроме того, надо подумать, о чем говорить вечером.

Глава 4

Новый кабинет нравился Дериеву куда меньше старого, и не в последнюю очередь из-за того, что тут дуло из окон. Что только ни делали — меняли стекла, осматривали рамы — ничего не помогало. Гнусные сквозняки все равно отыскивали невидимые щели и отравляли майору жизнь.

Если бы не та неприятность во время грозы, он бы ни за что сюда не перебрался.

— Ну что, товарищи, начнем, — сказал глава коммуны, отгоняя желание встать и прикрыть окно поплотнее. — Так, что там у нас на повестке дня? Кто хотел первым говорить? Василич, ты?

Широколицый, коротко стриженый командир разведчиков кивнул и начал докладывать.

Территория до Панина под их полным контролем, в здании бывшего военкомата устроен опорный пункт, надо перебросить туда одну из новых бригад, чтобы навести порядок в окрестностях. Дальше ходят только патрули, но на Свободе и на Сенной их уже дважды обстреливали, причем безо всяких разговоров.

— Обстреливали? — риторически переспросил майор, когда Василич замолк. — Ладно. Отставим пока расширение, будем осваивать то, что есть. Что у нас с процессом?

И он перевел взгляд на Александра Александровича, некогда трудившегося прорабом на стройке в Кузнечихе, а теперь координирующего действия всех бригад под началом Дериева.

Тот рассказывал, как всегда, обстоятельно и занудно, упоминал чуть ли не каждый кирпич и тачку вывезенной земли. Чтобы понять, как идут дела в целом, и как движутся работы на разных объектах, приходилось шевелить мозгами, складывать мозаику из отдельных деталей.

— То есть с храмом Владимирской Божией Матери вы закончили? — не выдержал, перебил отец Павел, появившийся в коммуне недавно и не успевший еще привыкнуть к манере бывшего прораба.

— Так я о чем и говорю! — обиженно воскликнул тот. — Проведена очистка территории…

— Закончили-закончили, — вмешался Дериев. — Завтра можно службу проводить.

— А надо ли? — мрачно спросил Александр Александрович.

— Это не обсуждается, — отрезал майор. — Мы кормим людей, выдаем одежду и вещи первой необходимости, защищаем, даем работу, но этого мало. Есть духовные потребности, их необходимо удовлетворять, и для этого религия подходит лучше всего. Ведь так, отец Павел?

— Истину говорите, Артур Егорович, — кивнул священник, дородный и бородатый. — Окормление верующих — первейший долг всякого пастыря, а так же утешение тех, кто в сокрушении духа пребывает, вне зависимости от того, считают они себя православными или нет.

— Так, можно еще я скажу? — вмешался Василич. — Тут дело такое…

— Давай. — Дериев покосился на командира разведчиков удивленно: тот выглядел до странности неуверенным, мялся и смотрел в сторону.

— Вы помните, что у нас один из бойцов сбежал, Сергей Матвеев? — спросил Василич.

— Тот, что помог удрать одному из работников бригады Саленко? — уточнил Александр Александрович.

— Да. — Майор скрипнул зубами.

Он хорошо помнил того молодого нахала и слова, произнесенные еще в старом кабинете — «ничто и никто не поможет тебе, когда пламя явится во мраке, и кров над твоей головой рухнет!». Дериев старался убедить себя, что все это совпадение: ведь не мог же доходяга из интеллигентов и вправду знать, что во время грозы молния ударит в крышу?

Но нет-нет, а закрадывались мыслишки, что тогда он столкнулся с необычным человеком.

— Так этот Матвеев опять появился, — сказал Василич. — Ночью выследил патруль и скрутил одного из наших, Славку Морпеха.

— Что у тебя за бойцы, если их так легко взять можно? — с неудовольствием пробормотал майор.

Настала очередь обижаться командиру разведчиков.

— Дело не в них, дело в Матвееве, — сердито проговорил он. — Этот из боевых, он такую подготовку прошел, что роты обычных дуболомов стоит или взвода иного спецназа. Так вот он Славку скрутил и допрашивал, а потом ему лапшу всякую на уши вешал.

— Про что? — поинтересовался Александр Александрович.

— А про Сына зари.

— Я слышал о нем. Ваши люди передают из уст в уста рассказы о его чудесах, — протянул отец Павел. — Якобы он видит будущее, имеет власть над животными, обладает способностью исцелять.

— Вот именно, что «якобы»! — резко сказал Дериев. — Мы собрались тут обсуждать серьезные дела, а не фантастику. Сказки и бредни не помогут возродить цивилизацию, для этого нужна правильно организованная идеология. И она у нас будет.

— Истинно так, — кивнул священник. — Учение Христово одолеет любой соблазн, всякое измышление диавольское. А то, что говорит этот Сын зари, внушено ему врагом рода человеческого.

— Ну, как хотите. Только мы еще намучаемся с этим Сыном зари, вот увидите, — пробурчал Василич и с недовольным видом сложил руки на груди.

— Так сделай, чтобы не намучались. — Майор посмотрел на командира разведчиков так, как он умел — чтобы собеседник почувствовал вину, а потом забегал, точно ужаленный. — Отыщи логово, где он прячется, оно не может быть далеко, и притащи мерзавца сюда. Так, что еще?

— Я не закончил, — поднял руку бывший прораб.

Пришлось дослушать его нудный доклад и лишь затем перейти к делам более веселым. Первый молебен в восстановленной церкви назначили на завтра, для чего отменили утренние работы, да еще на полдень определили время для показательной казни — расстрела троих преступников.

— Может быть, проявите милосердие? — осторожно поинтересовался отец Павел.

— Нет, — покачал головой Дериев. — Сейчас время не милосердия, а жесточайшей дисциплины.

Один из тех, кто завтра лишится жизни, попытался бежать, другие двое отказались работать. Если позволить таким поступкам остаться безнаказанными, то коммуну охватит хаос, и они никогда не возродят цивилизацию.

— Новые люди есть? — спросил майор у Василича, когда обсудили вопрос насчет бани за Советским рынком.

Если не запустить ее в ход, то неизбежно возникнут эпидемии.

— Трое, — сообщил глава разведчиков. — Две женщины, и еще один… батюшка.

И он иронично глянул в сторону отца Павла.

— Неужели Господь посылает мне собрата по духовной брани? — спросил тот и перекрестился.

Дериев в очередной раз напомнил себе, что пусть этот поп ему не нравится, без него не обойтись. Нельзя содрать с него рясу и загнать в созданную несколько дней назад команду ассенизаторов.

— Ладно, это без меня, через Панкратова. — Он кивнул на заместителя, ответственного за «кадровую политику», после чего поднялся, давая всем понять, что совещание закончено.

Хватит на сегодня работать, пора отправиться к себе, туда, где его ждет бутылка выдержанного коньяка и девчонка из особой «бригады». Красивая, вымытая, умелая и на все готовая.

Цивилизация цивилизацией, а отдыхать тоже нужно.

* * *

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — проговорил Кирилл, и фразу эту повторили остальные.

Все, кроме одного.

Смолчал пришедший сегодня со стороны площади Сенной грязный и заросший щетиной мужик по имени Григорий. Около магазина «Евро» он наткнулся на Федора и после короткого разговора попросился к ним, сказав «ну его в задницу, надо жить как человек».

Как выяснилось позже, после пробуждения он перебирался из дома в дом, из квартиры в квартиру, прятался от хищников и выискивал что-то съедобное. Похудел, одичал, несколько раз встретил других людей, но не обрадовался, а предпочел укрыться.

Кириллу показалось, что Григорий слегка тронулся умом.

Сейчас он сидел, оторопело моргая и пытаясь понять, что за ерунда творится вокруг, и мысли его читались на лице — они все что, с ума сошли, и чего за ересь несет этот молодой хрен, и кто он вообще такой, на батюшку вроде не похож…

— Тот же, кто отпал от Отца, преисполненный силы, родился от Осознания и Материи, родился извивающимся, подобно зарнице, отраженной в бесконечных водах неизмеримой глубины, — продолжал говорить Кирилл.

Сегодня ему предстояло рассказать о Демиурге, злом творце гностических текстов, создавшем мир и человека. Что самое неприятное — относящиеся к нему знания в голове перемешались, подходящих цитат вспомнить не удалось, и поэтому он импровизировал, сочинял на ходу, отталкиваясь от того, что помнил.

Тимоха шуршал карандашом по бумаге, прочие слушали с напряженными физиономиями, щетинистая челюсть Григория отвисала все больше и больше, лоб усиленно морщился.

— Проникните же в смысл речи апостола Филиппа, некогда написавшего «мир произошел из-за ошибки», — говорил Кирилл, изображая полную увлеченность собственной речью и в то же время внимательно наблюдая за слушателями, — ибо ошибка эта есть на самом деле грех, ведь тварь пожелала сравняться с творцом, Отраженный завистливо возмечтал стать вровень с Первым Светом, с тем, кто создал его. Он сотворил тюрьму для детей света и облек их в одежды кожаные, он, тот, кого именуют Вторым Светом, сказал тем властям, что были с ним: «пойдем, создадим человека по образу и подобию Бога, дабы его образ мог стать светом для нас». И они создали общими силами по знакам, что были даны им, и каждая из властей дала знак и вид образа, увиденного в своей душе…

И снова он цитировал «Апокриф Иоанна» и про себя смеялся, как, должно быть, забавно это выглядит — вроде бы нормальный, разумный молодой человек несет что-то очень похожее на бред сумасшедшего.

Что за «власти» или «архонты» помогали Демиургу, он объяснит в следующий раз, а сегодня пусть поломают головы.

— Но ничего не происходит вне воли Отца, — тут Кирилл покачал головой и изобразил торжествующую улыбку, — и как говорит апостол: «архонты думали, что они делали то, что они делали, своей силой и своей волей. Но Дух святой втайне совершал все через их посредство, как он желал»…

А это уже «Евангелие от Филиппа», заумная и невнятная писанина, где можно отыскать цитату на любой случай. Да и растолковать ее так, как нужно тебе. Вряд ли хоть один из учеников Христа имел отношение к ее созданию. Тут постарался некто, желавший примазаться к славе того, кто был распят на кресте.

И, пожалуй, хватит мудрых рассуждений — народ начинает скучать.

Пора перейти к вещам конкретным, и тут лучше всего подойдет другое поддельное евангелие — от Фомы.

— Но злоба их велика! — Кирилл указал вверх, затем повел взглядом по сторонам, показывая, что «архонты», они же «власти», прячутся вокруг и только ждут случая устроить какую-нибудь гадость. — Поэтому блажен человек, который знает, в какую пору приходят разбойники, поэтому он встанет, соберет силы и препояшет свои чресла, прежде чем они придут.

И теперь парочку конкретных советов насчет духовной бдительности, небольшой ритуал для очищения… Назовем его, скажем, «Омовение Светом». И под конец напомнить, что они — избранные, соль земли и даже круче.

— И всегда помните, — сказал Кирилл, — человек святой свят весь, вплоть до тела его. Ибо, если он получил хлеб, он освятит его, или чашу, или другое все, что он получил — он очищает это.

Кирилл отступил на шаг, показывая, что закончил.

Несколько мгновений все сидели неподвижно и молча, затем Федор кашлянул, Дина порывисто вздохнула, Стас помотал лысой головой, и Кирилл понял: дело срослось — он сумел произвести на них впечатление. Еще несколько дней, рана затянется, они будут в его власти… И тогда он сможет уйти, отправиться наконец на поиски дочери!

— Ну что, ужинать? — несмело спросил Арсений Викторович.

— Э, погодите, — вмешался Григорий, ожесточенно чесавший подбородок. — Вот я не понял, это «умывание свечением» что, каждый час надо совершать или как? Три раза в сутки?

Видно, новенький сообразил, что если прямо заявит о своем скепсисе, то вряд ли встретит понимание, и решил выразить его косвенным образом — вроде бы никого не обижая и ни на что не претендуя.

Кирилл улыбнулся и отвернулся.

Захлопотала Клавдия Петровна, задвигались остальные, сглаживая неловкость, но он видел, что момент запал всем в память — как же так, Сын зари оставил вопрос без ответа? Ничего, надо дождаться, когда они сами к нему вернутся, и тогда он знает, что сказать.

Ужинали, как обычно, вместе, в большой комнате, где устанавливали столы на козлах, и Серега сидел рядом с Кириллом.

— Слушай, так чего, это, как бы с «Омовением Светом»? — спросил бывший десантник, покончив с едой. — Насколько часто его и вправду делать? Каждый час?

— Если я отвечу «да», то это станет для вас обязательным, — покачал головой Кирилл, — но окажется вам не по силам. Вы будете пропускать, раздражаться и впадать в грех уныния. Если скажу «нет», то вы потребуете другого числа — пять раз в день, три раза… Поэтому не спрашивайте меня о том, о чем я должен безмолвствовать, ведь было до этого много людей, что задавали слишком много вопросов посланникам Отца и пошли на верную смерть из-за того, что разонравилось им их учение.

Григория, судя по мрачной физиономии, Кирилл не убедил, но на остальных слова произвели впечатление.

— А что, были другие? — спросил Тимоха.

— Конечно. Я никогда не утверждал, что первый и единственный. — Кирилл представил, как смотрелся бы рядом с настоящим пророком, уверенным в своей правоте, и едва удержался от улыбки. — Были и другие, и тот, кто сказал «видевший меня видел Отца», среди них первый и наилучший.

Вновь заскрипели мозги в головах — люди, считавшие себя христианами, но ходившие в церковь разве что на венчание и крестины, принялись вспоминать, откуда цитата.

А ведь это каноническое «Евангелие от Иоанна», а не замшелый апокриф.

В этот раз после ужина к Кириллу заглянул Антон Семенович, которому повезло заснуть и проснуться, спустя годы, вместе с семейством — женой, сыном и дочерью лет десяти. Именно его отпрыска, названного в честь отца, Сын зари «исцелил» прикосновением, будучи при этом без сознания.

Папаша, то и дело кланяясь, принялся лопотать насчет того, что «посланник» должен принять его покаяние.

Пришлось спровадить его примерно теми же словами, что и Дину.

Следующие два дня походили друг на друга, точно доски из одного забора. Утренняя молитва, вечерняя, обе «во имя Отца, Единственного и Несотворенного», «Омовение Светом», о котором Кирилл, честно говоря, сам вспоминал лишь тогда, когда видел, как его делают другие.

И вечерняя проповедь, которую он предпочитал называть «беседой»…

Кирилл рассказывал о том, как из осознавшего себя Отца возникли Дух и Материя, как Демиург позавидовал сотворившему его и попытался по примеру Первого Света отразиться, и у него вышло множество «копий» разной силы и разумности, и они стали его помощниками и слугами, архонтами и властями, ангелами и богами, лишенными истинной души, хотя и могучими.

Похищенные частицы Духа стали душами людскими, и чтобы они не вернулись, их заключили в материю, в тела, а дабы было им где пребывать, Демиург сотворил мир — громадную темницу, обиталище зла, вырваться из которого души сами не могут, поскольку переходят из тела в тело.

И свет их многие века омрачался, делался все более тусклым, князь же мира сего держал людей в рабстве и вместе со своими «детьми» измышлял новые и новые ловушки. И зов к свободе, живущий в разлученных с Отцом частицах Первого Света, становился все более слабым.

Именно Демиург стал жестоким и завистливым Богом Ветхого Завета.

Слушали Кирилла все так же внимательно, даже отмытый и побрившийся Григорий сидел открыв рот. Особым усердием отличался лысый Стас: молился так, что едва не расшибал себе лоб, и по вечерам, пока хватало света, усердно переписывал то, что зафиксировали Серега и Тимоха. Делал копию для себя.

Серега по-прежнему оставался на положении первого ученика, ревниво охранял этот статус и оберегал посланника, точно заботливая нянька — огромная, сильная, как медведь, и вооруженная автоматом. Иногда его забота становилась чрезмерной, но ее приходилось терпеть: бывший десантник был тем человеком, от которого зависело слишком много.

Странных снов и «воспоминаний» о будущем больше не случалось, и Кирилла это откровенно радовало.

Он работал наравне с остальными, хотя по-прежнему берегся, и рана понемногу зарастала. Клавдия Петровна, делавшая перевязки, улыбалась все более спокойно.

Они изо всех сил запасали продукты — собирали грибы, лазили по одичавшим садам и брошенным квартирам, ходили на охоту, но та становилась все более сложной: звери, напуганные возвращением сгинувшего было царя природы, уходили из города. Счастье еще, что в Нижнем пока оставалось большое количество птиц.

Они рубили дрова и складывали под навесом в поленницу.

Кирилл старался держаться подальше от Дины, хотя избавиться от мыслей о ней не мог. Изредка ловил ее заинтересованные взгляды и понимал, что девушке он нравится не только как «Сын зари» и «посланник».

Она видела в Кирилле мужчину, и это его одновременно радовало и пугало.

На второй день, вечером после беседы, он вышел во двор, чтобы перевести дух и помыть руки перед ужином. Кирилл уже закончил свои дела и возвращался, огибая дом, когда услышал доносящиеся из-за угла голоса.

— Слушай, ну ты чего, а? — уныло вопросил, судя по гнусавому голосу, Игорь, молчаливый и прыщавый молодой человек.

— Нет! — резко ответила Дина. — Отстань!

— И что же мне делать? — Игорь, похоже, был готов разрыдаться.

— Вот уж не знаю. — Девушка его жалеть не собиралась. — Я не одна здесь женщина, усвоил?

Кирилл вывернул из-за угла, и обнаружил, что Игорь замер у крыльца, кулаки его сжаты, а Дина стоит на ступеньках — лицо красное, злое, глаза сердито прищурены.

— Что тут у вас? — спросил Кирилл.

— Так, разговор, — девушка тряхнула волосами и вошла в дом, а молодой человек отвесил «посланнику» поклон.

Кирилл поморщился — до сих пор не мог привыкнуть к этим знакам почтения.

— Пойдем ужинать, — сказал он, стараясь не глядеть на Игоря, чтобы тот не прочитал в чужом взгляде торжество.

Дина только что отшила ухажера, и наверняка не в первый раз!

Нравы в небольшой общине были, с одной стороны, свободные, а с другой — не слишком вольные. Федор жил с Еленой, дородной тридцатилетней «вдовушкой», как она себя называла. Прочие устраивались как умели, но безо всякого насилия, по обоюдному согласию.

— Да, конечно, — пробормотал Игорь, глядя в землю.

И они пошли ужинать.

После того, как с едой было покончено, Кирилл попросил у Сереги принести записи, сделанные с его слов. Настала пора проверить, что они там накалякали, запомнить главное, чтобы потом не ошибаться.

Понятно, что запутанность и многосмысленность идут лишь на пользу религиозному учению, но всему есть предел. Если пророк будет на каждом шагу противоречить сам себе, то рано или поздно у его последователей возникнут сомнения: пророк ли он вообще?

— Конечно, — бывший десантник кивнул. — У Стаса отберу, и притащу.

Солнце уже зашло, но в комнате, где жил Кирилл, горели свечи в старинном канделябре. Его отыскали несколько дней назад, а свечи в железных ящиках, куда не смогли пробраться вездесущие крысы и мыши, принесли еще до появления «Сына зари» на Яблоневой улице.

Серега вернулся быстро. Притащил кипу исписанных листков.

— Вот, — сказал он. — Тут такое дело, я тебе не сказал и другим велел не говорить сразу…

— Что такое? — насторожился Кирилл.

— Сегодня днем, когда вы со Стасом за добычей уходили, сюда явились люди. От Дериева. Трое, рога и копыта — двое с автоматами, я их только по именам знаю. И мужик из помощников майора.

— И чего они хотели?

— Чтобы мы к коммуне присоединились. — Серега вздохнул и почесал голову. — Добровольно. Я им не показывался, но Федор все сказал, как надо: что мы сами по себе, вас не трогаем, и все такое. Правильно он сделал?

— Да, конечно. — Сердце кольнуло словно иголкой, и Кирилл ощутил тревогу.

Глупо надеяться, что их оставят в покое. Ведь отсюда до территории, где железной рукой хозяйничает Дериев, рукой подать, особенно по прежним, цивилизованным меркам. И дым из трубы дома, где они обитают, хорошо видно с Советской площади.

Рано или поздно майор подомнет под себя всех соседей.

Да, надо уходить отсюда, и как можно быстрее — на другой берег реки, туда, где ждет отца Машенька.

— Иди, — сказал Кирилл. — Я займусь вашими писаниями, погляжу, что вы тут наворотили.

Серега глянул на него подозрительно — до сих пор, кажется, думал, что Сын зари собирается уничтожить или сократить посвященное ему «евангелие» — но ослушаться не посмел.

Кирилл же обратился к записям.

Под заголовком шло вольное переложение неудачной шутки, ставшей одним из догматов их крошечной «секты» — про семь дней, якобы потраченных на то, что Демиург всячески соблазнял новоявленного посланника, обещая ему кучу золота, высокие должности и всех баб в окрестностях. А тот отбивался изо всех сил и укреплялся верой. И только через неделю выбрался из того светового облака.

Кстати, он же вроде придумал, что это такое… Не забыть бы.

В семь дней искушения поверили сразу и бесповоротно, несмотря на нелепость этой сказки — такой срок прожить без воды практическиневозможно, будь ты хоть пять раз пророк, а никакого ручья или озера в желтом свечении не наблюдалось.

— О, мой бог, — прошептал Кирилл, переходя к записям того бреда, который он изрекал, будучи без сознания.

«Капли Света Вечного»… «ангелы, ставшие демонами»… «верьте говорящему»…

И в этот самый момент его прихватило в первый раз — показалось, что не сидит на койке в комнате, а стоит на перекрестке безумного количества дорог, и все они начинаются у него под ногами: серые асфальтовые и бетонные, желтые и коричневые проселки, вовсе неприметные тропки. От неожиданности вздрогнул, и понял, что бежит с автоматом в руках, и оружие вздрагивает, выплевывая пули.

Через мгновение Кирилл обнаружил себя там, где и был: в уютном полумраке, рядом с горящей свечой. Но в сердце появился холодок — неужели опять начались видения будущего?

Но при чем здесь многочисленные дороги? Не может же быть их столько?

Неожиданно вспомнил день, когда забирал жену из роддома. Теплое летнее утро, улыбающаяся Мила, сверток в ее руках, хитрая физиономия санитарки. И он сам, ошалевший…

Обнаружил, что вопит что-то, стоя на трибуне, а впереди, целиком занимая площадь Свободы, плещется огромная толпа, и все слушают его, и он видит искаженные фанатизмом лица, пустые глаза…

Потом они кричат, и крик этот заставляет содрогнуться его существо. «Сын зари! Веди нас!» Поднимаются руки, в которых зажаты вовсе не цветы, а оружие: «Калаши», охотничьи ружья, пистолеты…

— Нет! Нет! — воскликнул Кирилл, пытаясь вырваться из этого «воспоминания». — Этого я не хочу!

Видение поблекло. На смену ему явилось другое.

Он стоит у стены полуразрушенного дома, и напротив — автоматчики в камуфляже. Трое, матерые, тертые жизнью мужики. Они поднимают оружие, целятся, и руки их не дрожат, в глазах решимость, и черные отверстия стволов таят в себе непременную смерть…

Боль стеганула по всему телу. Кирилл понял, что не сидит, а лежит на полу. Записки рассыпались, мышцы скрутило судорогой, по лицу текли слезы, а пальцы рук мелко дрожали.

— На по… — попытался позвать он, зная, что верный Серега услышит, прибежит.

Но не успел довести до конца и второе слово, как его засосал настоящий водоворот из «воспоминаний». Нахлынули события, которых не было в его жизни, которых просто не могло быть!

Он ползет на четвереньках через темный, ночной лес и слышит звуки погони, знает, что не уйдет, стонет от отчаяния…

Он в большом зале, похожем на актовый в родном универе, на сцене, а внизу люди стоят на коленях и повторяют его слова…

Он в маленьком доме, где-то в пригороде Нижнего, собирает со старой яблони мелкие плоды, и ветер гонит жухлые листья…

Он лежит на земле, с ужасом глядя на вонзившийся в грудь нож, и боль клокочет у него в горле, вытекает алой струей…

Кирилл снова выпал в обычный мир, глотка пересохла так, что не выдавить и звука, сердце колотилось. Зато судорога отпустила. Попробовал встать. Получилось. Вытер лицо и трясущейся рукой потянулся к стоявшему на столе графину с водой.

Надо успокоиться, надо, а вот звать на помощь бесполезно.

Неужели снова открылась «форточка в будущее», и он увидел то, чему еще только предстоит быть? Но как совместить настолько разные вещи: безумный триумф, бегство, его собственное убийство?

Или — тут Кирилл похолодел, рука со стаканом замерла у рта — ему показали разные варианты будущего? И отсюда привидевшиеся ему дороги, что ведут в противоположных направлениях?

— Нет, нет, — прошептал он. — Я не хочу.

Только безумец возжелает, чтобы его зарезали ножом, падкий до власти ублюдок захочет получить толпу фанатиков, готовых исполнить любой его приказ. Ему же всего лишь надо найти дочь!

Что потом — неважно, только бы отыскать Машеньку!

Откуда взялась эта проклятая способность заглядывать в будущее, ведь раньше ничего подобного у Кирилла не было? Или виновато то облако желтого свечения, где он очнулся, а до этого проспал неведомо сколько лет?

— Так, стоп, — сказал Кирилл. — Надо успокоиться.

Он выпил воды, уселся на кровать и некоторое время сидел, выжидая, пока сердце перестанет биться так часто. Затем подобрал рассыпавшиеся листки, сложил по порядку, пользуясь тем, что на каждом стоял номер, и попытался найти место, где остановился.

Вот оно. «Верьте говорящему, тому, кто несет слово и открывает занавес…»

Какой занавес? Если бы еще можно было понять, что он тогда нес!

Перед глазами закружилось, из глубин сознания вновь надвинулись образы, нечеткие, но яркие и объемные, со звуками и запахами. Он очутился словно в нескольких 3D-кинозалах одновременно. Внутри забормотали, послышались голоса, и Кирилл поспешно оторвал взгляд от записей.

Как это ни глупо выглядит, но именно они на него так влияют!

Стоит начать читать, погрузиться в «изречения Сына зари», как в голове что-то перемыкает.

— Чудеса на виражах, — сказал Кирилл, когда видение отступило. — Так это для меня что, опасно?

Для пробы перелистнул несколько страниц, заглянул в то место, где была зафиксирована первая беседа. И едва прочел «есть Единое, выше которого нет ничего, тот, кто есть Бог истинный и Отец всего», как вновь накатила дурнота, и очертания комнаты поплыли перед глазами.

Кирилл отложил листки в сторону, и все постепенно пришло в норму.

Все-таки это мистика какая-то — как могут записи, пусть даже его речей, оказывать такое воздействие? Хотя о чем разговор, как вообще можно заглядывать в будущее, видеть то, что еще не произошло?

Вот бы отыскать кого-нибудь, кто так же, как и Кирилл, проснулся внутри области желтого света. Хотя та, в которой он оказался, не очень велика и находится за пределами города, и он мог оказаться ее единственным «жителем», но, если верить чужим словам, есть еще и вторая — где-то за Щелоковским хутором…

«Ладно, хватит экспериментов», — подумал Кирилл. Поднялся и выглянул из комнаты. Как и ожидал, неподалеку обнаружился Серега.

Кирилл торжественно вручил ему пачку исписанных бумажек.

— Спокойной ночи, — сказал бывший десантник, проверив, все ли листы на месте.

— И тебе того же, — ответил Кирилл, поморщившись — такая недоверчивость покоробила, хотя могла объясняться простой аккуратностью, желанием, чтобы ни одно изречение посланника не пропало.

Вернувшись в комнату, Кирилл лег и потушил свечку.

Проснулся он от громкого крика. Сначала не понял, где кричат, показалось, что внутри дома. Сел на кровати. Завопили еще раз, и уже точно — снаружи, за забором. Глухо хлопнул выстрел.

Кто там сегодня на страже? Игорь?

Кирилл принялся торопливо одеваться, не попадая в рукава. Что там происходит, нападение? Но чье?

Он услышал прямо под окном шаги, громыхнул одиночный выстрел, а затем раздалась очередь. В ответ прозвучало сразу несколько, зазвенело разбитое стекло, испуганно закричал ребенок.

— Не сопротивляйтесь! Нам не нужны жертвы! — гаркнули издалека, и Кирилл узнал голос: Василич, командир бойцов, что ходят под началом Дериева. Они несколько дней назад спасли бывшему журналисту жизнь.

— А что вам нужно? — ответил из темноты Серега.

Все ясно — к строптивцам, не пожелавшим добровольно влиться в коммуну, явились вооруженные «агитаторы».

— Тебя, предатель, мы пристрелим, — в голосе Василича прозвенела ненависть. — Остальные будут возрождать цивилизацию вместе с прочими нижегородцами.

Серега усмехнулся, и вновь раздался выстрел, а за ним — крик боли.

— Ах ты, сука! — рявкнул кто-то, и автоматы забили вновь, свинцовый «град» хлестнул по стенам.

Кирилл упал на пол, и пополз к двери. Надо было выбираться. Хотелось надеяться на то, что участок не окружили полностью. Василич соврал — его босс и он сам будут рады заполучить удравшего «пророка», и в их руках его ждет нечто более неприятное, чем жизнь впроголодь и изнурительная работа.

Дом ожил — кто-то кричал, кто-то плакал, слышался топот и недовольные голоса.

Снаружи продолжали стрелять, но уже в сторону — пули с деревянным стуком впивались в забор.

— Ай, к-кто з-здесь? — воскликнули из тьмы, когда Кирилл выбрался в большую комнату.

— Я, — ответил он.

— Ч-что д-делать? Ч-что? — перепуганная Ирка заикалась больше обычного.

Если бы он знал правильный ответ!

— Укрепляться духом, — обронил Кирилл, думая, что сейчас ему бы лучше остаться в одиночестве.

— Может быть, молиться? — спросили со стороны двери на кухню. Стало ясно: здесь еще и Клавдия Петровна.

— Это не помешает. — Он повернулся, чтобы двинуться к выходу, но не успел сделать и шага, как раздался топот, и в помещение ворвался кто-то шумно сопящий.

— Всем лечь! — рявкнул он и выстрелил в потолок.

Женщины завизжали, Кирилл невольно присел и подумал, что, если двигаться тихо, то можно выбраться обратно к себе в комнату и через окно наружу, а там как-нибудь во мраке…

— Лечь, я сказал! — темный силуэт нарисовался рядом, и Кирилл получил удар в ухо.

В голове у него зазвенело, он сжал кулаки, но послушно опустился на четвереньки, а затем лег. Вряд ли он справится даже с одним бойцом Дериева, а вон в комнату лезет второй, на крыльце матерится третий.

Внутри теплилась слабая надежда, что его не узнают.

Снаружи вспыхнуло багровое свечение: зажгли несколько факелов. Отсветы упали на ковры, стала видна лежащая неподалеку Ирка — бледная, с выпученными глазами, скорчившийся в углу Арсений Викторович, мордоворот в камуфляже и с автоматом.

— Так, встаем и выходим, — приказал он. — По одному. Сначала ты, дед.

Старику даже помогли подняться и вывели во двор, за ним настала очередь женщин. Кирилл оказался последним, и когда выбрался на крыльцо, то невольно вздрогнул — на земле лежал Игорь, и широко раскрытые глаза его смотрели в небо. На щеке запеклась кровь.

Парень был мертв.

Неподалеку скулил и хватался за простреленное плечо Дима, тесной кучкой стояло семейство Антона Семеновича.

— Ага, вот и он, наш лучший друг, — сказал Василич, рядом с которым держались два бойца с факелами, и широко заулыбался. — Вот таким себя люблю я, вот таким себя хвалю я. Теперь есть, что майору предъявить.

Надежда с протяжным писком скончалась — они явились сюда еще и за беглым «Сыном зари».

Из мрака выступил хмурый парень в черной бандане и принялся что-то шептать на ухо Василичу. Кирилл узнал балагура Петрова.

— Вы траханные идиоты! — гаркнул Василич, раздувая ноздри. — Упустили, да еще и человека потеряли?

Серега посланцам Дериева так и не дался.

Петров вытянулся по стойке смирно, глядел зло и виновато.

Из дома продолжали выводить людей — Лена, Тимоха, Григорий со свежим фингалом под глазом. Кирилл со страхом ждал, когда покажется Дина, но ее не было, как и Федора, и лысого Стаса.

Самые шустрые и везучие смогли удрать.

— Так, ладно, — командир незваных гостей потер шрам на скуле, — тело понесете сами. Осмотреть тут все, оружие собрать… Санин! — Он повернулся. — Останешься тут караулить до прихода трофейной команды.

— Есть, — отозвался мощный, почти как Серега, боец.

Василич кивнул и неспешно, вразвалку, двинулся к Кириллу.

— Ну и доставил ты нам хлопот, — сказал он, потирая руки. — Но ничего, теперь ты в плену.

Все смотрели на Кирилла, таращились с надеждой и верой, наивно моргали и наверняка ждали, что посланник, Сын зари сотворит какое-то чудо, и «врази расточатся, аки дым». Все они ждали — Арсений Викторович и Тимоха, раненый Дима, бледная Клавдия Петровна и трясущаяся Ирка.

Да, как спел один великий, но давно мертвый товарищ нетрадиционной ориентации — «Шоу должно продолжаться», и это верно даже в том случае, если главная заезда не может справиться со страхом.

— Я-то как раз свободен, это ты в плену своих заблуждений. — Кирилл старался глядеть Василичу прямо в глаза, старался, чтобы голос звучал громко и твердо. — Ибо я есьмь корень и потомок Света, звезда светлая и утренняя.

Цитату из «Апокалипсиса» он немного исказил, но вряд ли кто из тех, кто ее услышит, это заметит.

— Какой языкатый, — покачал головой командир майорских вояк. — Петров, поведете его отдельно, последним, чтобы остальных не смущал. И помните, что майор хотел с ним поговорить. Понял?

— Да, — кивнул боец в черной бандане, и на его лице отразилась злобная радость.

На то, чтобы осмотреть дом и окрестности, бойцам понадобилось минут пятнадцать. Затем они подожгли еще несколько обмотанных рубероидом факелов, Василич скомандовал «двинули!», пленников выстроили в колонну, и увели.

Во дворе остался Петров, двое парней в камуфляже, один из них с факелом. И Кирилл. Санин, оставленный сторожить дом, ушел внутрь и, судя по грохоту, устраивал там «генеральную уборку» в мародерском стиле.

— Ну что, баклан, задал ты нам проблем, — сказал обладатель черной банданы. — Пророк хренов.

— А чего, он, типа, может предсказывать? — спросил боец с факелом.

— Сейчас проверим, — Петров подошел вплотную и плюнул Кириллу в лицо. — Мордой к стене, падаль!

Это оказалось так неожиданно, что бывший журналист вздрогнул и замер. Показалось, что все происходит не с ним, или что он угодил в жуткий сон… Удар по лицу привел его в чувство.

Пришлось развернуться к стене, на которой виднелись оспины от пуль.

Что они задумали, Кирилл не понимал, но наверняка какое-то гнусное развлечение. За спиной пошептались, и чей-то кулак ощутимо ткнулся в позвоночник. Кирилл охнул.

— Ну что, Ванга с хером, кто тебя стукнул, а? — глумливо поинтересовался Петров. — Повернись, сука! Покажи нам, как ты умеешь пророчить! Или тебе одного раза мало? Добавим!

Кирилла ударили еще раз, куда сильнее. В спине что-то хрустнуло.

— Чего молчишь, баклан? — продолжил спрашивать боец в бандане. — Повернись, я сказал!

Пришлось развернуться, глянуть в ухмыляющиеся, довольные рожи.

Все трое выставили руки с поднятыми большими пальцами, и это напомнило Кириллу об игре «сифулька», в которую они играли в детском доме — там тоже требовалась жертва, и обычно ей становился кто-то из младших.

— Вы умрете, — прохрипел он, облизав губы. — А ты, с черной головой, перед смертью учуешь запах собственного нутра, и поймешь, что оно забито грехом и нечистотой…

Картинка, мелькнувшая перед глазами, была яркой и мерзкой.

— Тоже мне, удивил! — хмыкнул боец с факелом, а Петров, широко размахнувшись, ударил Кирилла по щеке.

— Пророчь лучше, Нострадамус недобитый, — прошипел он.

— Вас мир не может ненавидеть, а меня ненавидит, потому что я свидетельствую о том, что дела его злы. — Вспомнить эту цитату из Нового Завета оказалось неожиданно трудно, но Кирилл все же сумел.

Лицо Петрова исказилось от негодования.

— Ну точно, языкатый, — буркнул он недовольно. — Ладно, и так задержались, вяжи ему руки.

Запястья Кирилла примотали друг к другу за спиной, в рот засунули грязную, вонючую тряпку. Когда он попытался ее выплюнуть, то получил в живот, да так сильно, что его начало тошнить.

Но, вопреки ожиданиям конвоиров, он не издал ни звука, даже не застонал.

Боец с факелом пошел впереди, а другие двое буквально погнали пленника следом, время от времени пиная его и покрикивая «Шагай, морда!», «Быстрее, не спи!», «Шевели копытами!».

Дом, где нашли приют люди Федора, остался позади. Кирилла повели в ту сторону, где случилась встреча с медведем. Зашуршала под ногами трава, поплыли назад черные, раскоряченные силуэты деревьев, прячущиеся за ними очертания брошенных зданий, заухала во мраке сова.

После очередного удара, когда он едва не потерял равновесие, Кириллу показалось, что это все не на самом деле, что он во власти очередного видения, что это когда-то было, или еще будет, или…

— Э, падать не вздумай! — Его грубо схватили за плечо, возвращая к реальности.

По кривой и узкой улочке спустились к реке, перешли ее по тому же мостику, которым беглецы воспользовались несколько дней назад. Потянулась вырубка, сделанная работниками «коммуны». Тут Кирилл запнулся и вновь едва не шлепнулся, за что отхватил несколько ударов по ребрам и новый плевок в лицо.

Вытереться он не мог. Кляп мешал не только говорить, но и нормально дышать. Больно было зверски, внутри кипели злость и ярость, но он держался, понимая, что им только и надо вывести его из себя.

Ближе к Советской нагнали остальных пленников, шагавших медленно из-за державшегося за сердце Арсения Викторовича.

— У, дедуган замшелый, — проворчал Петров. — Еле ноги переставляет. Может, кони двинет?

В последней фразе прозвучала искренняя надежда.

Но старик выдержал, даже не упал ни разу до того момента, как из мрака выдвинулась темная громада нагорного универсама. Кирилл определил, что это именно он, по огромной надписи на крыше — все буквы уцелели и четко выделялись даже на фоне ночного неба.

— Давай их вниз, — скомандовал Василич, и пленников погнали к спуску на цокольный этаж.

Короткая лестница привела к железной двери, а за ней начались темные коридоры и отгороженные решетками закутки, причем организовано все это было совсем недавно. Виднелись следы того, что тут велись работы: устанавливали заграждения, ликвидировали витрины и полки.

— Поживешь тут несколько дней перед смертью, — прошептал Петров в ухо Кириллу и мерзко захихикал.

Бывший журналист ждал, что его посадят в «одиночку», но его впихнули в просторную «камеру» вместе с Тимохой, Антоном Семеновичем и Григорием. Лязгнул мощный гаражный замок, подошедший к самой решетке Василич удовлетворенно потер руки.

— Утром с вами разберутся, — сказал он, глядя на Кирилла. — Пока сидите тут. Сбежать даже не думайте, охрана начеку. Поняли?

Никто ему не ответил.

Едва командир майорских вояк отошел, Тимоха вытащил посланнику кляп, а Григорий стал развязывать веревку на руках.

— Вот уроды, — бормотал он. — Только я не понял, они нас что, надолго сюда засадили?

— Вас — не думаю, — сказал Кирилл, растирая затекшие запястья и морщась от колющей боли в кистях. — Дериеву нужны не узники, а работники, причем покорные работники, поэтому я…

Он хотел сказать, что «я отсюда не выйду», но осекся, вспомнив, что Сын зари не может позволить себе испытывать страх, а что такое неуверенность и пессимизм, ему вовсе не положено знать.

— Мне страшно. — Тимоха поглядел умоляюще, вид у него был жалкий.

— Не бойся, — Кирилл погладил пацана по голове. — Повторяй за мной: страх убивает разум, страх — это малая смерть, несущая забвение. Я смотрю в лицо моему страху и дам ему пройти сквозь меня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу страха…

Губы мальчишки задвигались, он зашептал те же самые слова:

— Там, где прошел страх, не осталось ничего, там, где прошел страх, останусь только я.

— Это что такое? — спросил Антон Семенович.

— Называется «Литания против страха», — ответил Кирилл, вспоминая книгу, из которой это вычитал.

Он отлично представлял, как она выглядела: в темной «слепой» обложке, изданная еще в конце прошлого века, со штампом библиотеки детского дома внутри. Но ни имени автора, ни названия в памяти не задержалось.

— Литания против страха, — повторил Тимоха. — А ведь помогает.

Послышались шаги, по потолку побежали алые отсветы. Из-за угла появился охранник — невысокий, но очень плечистый, с факелом в руке и пистолетом в кобуре на поясе.

— Чэго вы тут? — спросил он с кавказским акцентом, помахивая резиновой дубинкой. — Тиха! Нэ шумэт!

— Как скажешь, начальник, — кивнул Кирилл, усаживаясь на пол спиной к стенке.

Ночь выдалась нерадостной, тело ныло от побоев, и нужно хоть сколько-нибудь поспать, чтобы достойно встретиться лицом к лицу с майором Дериевым. Кирилл услышал, как удаляющийся охранник мурлычет себе под нос, уловил, что Тимоха устраивается рядом… А затем провалился в темноту.

Пробуждение оказалось на редкость болезненным — синяки точно увеличились да еще и обзавелись отпрысками. Пошевелившись, Кирилл охнул и поспешно вытащил из-под себя руку, которую безжалостно отлежал.

Мальчишка спал, подложив под щеку ладонь, Григорий зевал и потягивался, протирая глаза, в углу похрапывал Антон Семенович. В «тюрьму», устроенную под бывшим универсамом, откуда-то проникал рассеянный свет — судя по нему, снаружи наступил день.

— Это, доброе утро, — сказал Григорий. — Что дальше? Поесть дадут? Или попить?

— Сначала начальству покажут, — ответил Кирилл. — Куда тут оправляться положено, прямо на пол?

Он ждал, что на разговор явится охранник, тот, что показывался ночью, или другой, но никто не пришел. То ли отважный боец-цивилизатор уснул на посту, то ли решил не мотаться лишний раз по пустякам.

Прошло около получаса, и из-за угла прилетел тяжелый грохот отпираемого замка.

— Что? — встрепенулся задремавший Григорий.

Кирилл говорить ничего не стал — для него все казалось очевидным.

Послышались голоса, шум шагов, и к их «камере» выбралась настоящая делегация. Перед решеткой, но по бокам, чтобы не загораживать узников, встали двое бойцов с автоматами, а между ними, чуть подальше, расположился майор, а с ним — Василич, еще один мужик средних лет в камуфляже, сидевшем на нем мешком, и дородный батюшка с седоватой бородой.

Продравший глаза Антон Семенович, увидев его, удивленно хмыкнул.

— Ну что, самозваный Сын зари, — сказал Дериев, не тратя время на приветствия. — Солнце взошло, и чем помог тебе рассвет?

Кирилл улыбнулся и встал — в такой момент очень важно показать, что разговор идет на равных, что он избит, лишен свободы, но не унижен, не склонил голову перед силой. У беседы есть свидетели, и пусть вояки делают каменные морды, уши у них торчат, и потом они будут трепаться, как вел себя «пророк».

— Солнце еще не зашло, — проговорил он. — Что, починили загоревшуюся крышу?

Майор дернулся, а Кирилл, не давая ему опомниться, сделал шаг вперед, и произнес:

— Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.

— Браво, — сказал батюшка. — От Матфея Святое Евангелие, глава три, стих десять. Слова добрые, только…

— Тихо! Я не давал права говорить! — одернул его Дериев. — Выведите этого сюда!

Из-за спины Василича выбрался давешний охранник с дубинкой, загремел ключами. Здоровяки с автоматами шагнули в «камеру», потащили Кирилла наружу. Он не стал сопротивляться.

— Думаешь, что очень умный? — тихо и вроде бы спокойно поинтересовался майор, но в темных глазах его бушевала ненависть. — Думай на здоровье, это я тебе не запрещаю. Поучите его, вот так-то.

Стоявший справа боец коротко ударил Кирилла в бок, прямо по печени. Неожиданно острая боль вынудила его опуститься на колени, и удар второго, нацеленный в солнечное сплетение, пришелся в подбородок.

«Только бы не потерять сознание, только бы не потерять», — думал Кирилл.

Он услышал жалостливый всхлип Тимохи, и этот звук странным образом придал сил. Кирилл вскинул голову и посмотрел прямо в лицо Дериеву.

— Вы можете делать, что угодно, но Иисус сказал: я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает.

Краем глаза он заметил, как нахмурился священник, пытаясь вспомнить, откуда цитата. Напрасная попытка — «Евангелие от Фомы» в семинарии не изучают.

— Я призываю остановить это издевательство! — воскликнул батюшка, но Дериев только посмотрел в его сторону, и обладатель седой бороды осекся.

— Здесь я решаю, чему быть, а чему не быть, — сказал майор. — Займемся остальными. Так, тут что?

Вопрос относился к прочим пленникам.

Кирилла бросили обратно в «камеру», а наружу выволокли задрожавшего Григория. Тот от страха так ошалел, что не смог ответить ни на один вопрос, и рассерженный майор определил: «в ассенизаторы его».

Тимоху отправили в старшую детскую группу, а Антона Семеновича — в бригаду Саленко.

— Погодите, — подал голос Василич, когда всех троих под конвоем повели к выходу. — А этого вы что, хотите оставить в живых? — Он указал на лежащего Кирилла.

— Пока — да, — сказал Дериев.

— Так ведь намучаемся мы с ним, вот увидите, надо бы его немедленно шлепнуть…

— Грех, грех! — забормотал священник.

— Оба замолкли. — Голос майора прозвучало скучно и тихо, но Кирилл уже знал, что это нехороший признак — глава коммуны в ярости, только он эту ярость тщательно контролирует. — Это не простой дезертир или мародер, с ним разбираться будем особым образом.

Бросив на «пророка» злой взгляд, он зашагал дальше.

Процедура допроса и распределения повторилась и у других «камер». Пленников погнали прочь, на дневной свет, чтобы сделать их частью коммуны, винтиками в огромной социальной машине.

Кирилл остался один. Он попытался сесть, и когда это получилось, задрал рубаху, чтобы осмотреть синяки — те оказались не очень заметными.

Ну, ясное дело, били его профессионалы.

Эта мысль показалась смешной, и он не только улыбнулся, но даже хихикнул. Подумал о том, что совершил Дериев, и смех стал громче — те, кто слушал «посланника» в эти дни, участвовал в беседах, попадут в бригады, команды и детские группы. Они принесут с собой рассказ о Сыне зари, основанный на искренней вере, и поэтому живой и доходчивый.

Майор сам впрыснул духовную отраву в тело коммуны. Надо лишь подождать, пока она начнет действовать. Вот только будет ли у Кирилла шанс подождать? Или во внимание примут мнение Василича — что самозваного пророка нужно расстрелять как можно быстрее?

Он задремал. Очнулся от удара по решетке.

— Э, ты есть будэшь? — поинтересовался стоявший за загородкой охранник и продемонстрировал в одной руке открытую банку тушенки, а в другой — пластиковый стакан с водой.

— Да, — отозвался Кирилл, облизав пересохшие губы.

— Тогда тиха сиды.

Лязгнул замок, дверца со скрипом открылась, и тюремный паек очутился на полу внутри «камеры». Банка оказалась наполовину пустой, а вода — мутной и неприятной на вкус, но Кирилл не обратил на это внимания, поскольку зверски проголодался и хотел пить.

— И чэго они с табой так носатса? — спросил охранник, когда узник покончил с завтраком.

— У них спроси, — отозвался Кирилл.

— Э, нэ отвэтят, — охранник разочарованно махнул рукой. — Ты и правда прарок?

— А ты как думаешь?

Этот вопрос озадачил любознательного кавказца, и тот принялся чесать в черной кудлатой шевелюре. Простимулировав таким образом то, что пряталось в черепе, и могло называться мозгом, он изрек:

— Ну, тэба бьют, ыздэваютса, а так всэгда с пророками поступают.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал Кирилл.

Охранник напрягся еще сильнее и, похоже, достиг максимума интеллектуальных возможностей. Глянув на узника недовольно, он забрал стакан и банку, и вскоре его шаги стихли за углом.

Новые прозвучали нескоро. На этот раз вместе с тюремщиком явились двое амбалов с автоматами.

— Вставай, — бросил один, неприязненно глядя на Кирилла.

Второй смотрел спокойно, даже с некоторым интересом.

Кирилла вывели из «камеры», а когда выбрались из подвала, выяснилось, что солнце висит довольно высоко. Зашагали неспешно и, как он и ожидал, в сторону бывшего здания районной администрации.

— Мужики, можно мне отлить? — попросил Кирилл. — Сил нет терпеть больше.

— Шагай! — рявкнул первый конвоир.

— Ладно тебе, — примирительно сказал второй. — Что, лучше будет, если он перед майором обоссытся?

Злобный вояка не нашел, чего возразить, и они сделали остановку, немного не дойдя до угла здания. На крыльце столкнулись с выходившей на улицу группой женщин, среди которых мелькнуло лицо Лены, красное и заплаканное.

Увидев Кирилла, она вытаращила глаза. Он подмигнул ей.

Судя по тому, что «гостя» не повели на лестницу, крышу над обиталищем Дериева так и не починили, или оно само слишком пострадало от огня. Новый кабинет оказался меньше, на стене обнаружилась карта Нижнего Новгорода, а на стульях у стенки — толстый батюшка, мрачный Василич и тот же мужчина средних лет, что был с ними утром.

Майор сидел в кресле, глаза его злобно блестели.

— Привели, вот так-то, — сказал он. — Ну что, давай, рассказывай.

Кирилл поглядел на него и, сделав глубокий вздох, встал прямо, гордо вскинул голову. Главное сейчас — загнать поглубже страх физической боли, воспоминания о побоях и мысли о том, что его будут бить снова. Вспомнить о чем-то хорошем, о дочери, например…

— Чего молчишь? — губы Дериева нервно искривились.

— Может, чего поконкретнее спросить? — предложил мужик средних лет.

Он выглядел скучающим, недовольно хмурился, как человек, оторванный от дела ради пустяков.

— Попробуем так. — Майор наклонился вперед и впился взглядом в Кирилла. — Ты и вправду считаешь себя пророком?

Кирилл не ответил, демонстративно отвернулся и уставился в окно. Там шумели на ветру молодые деревья, торчали из зарослей ржавые трубы флагштоков, дальше за расчищенной площадкой виднелась улица Бекетова, что ведет к Дворцу Спорта.

Новую реплику Дериева он не осмыслил, только уловил ее. И получил жестокий удар в поддых. Захрипел, согнулся, хватая воздух ртом и пытаясь распрямиться, но пока безуспешно.

По шее Кириллу досталось, судя по всему, ребром ладони. Он упал на колени.

— Когда я спрашиваю, нужно отвечать, — голос майора прозвучал почти ласково.

— Он так и будет корчить из себя партизана в руках фашистов, — сказал Василич. — Фанатик. Расстрелять его надо.

— Позвольте мне, — произнес батюшка. — Только без насилия, во имя Господа.

Кирилл все же сумел вдохнуть, а когда поднял голову, то обнаружил, что священник стоит рядом.

— Меня зовут отец Павел, сын мой, — сообщил он. — Воистину, пророк ли ты?

— Ты сам это сказал, — с трудом ворочая губами, выдавил бывший журналист.

Служитель нахмурился, в глазах его мелькнуло нечто похожее на страх, но когда заговорил вновь, то красивый баритон его прозвучал спокойно и уверенно:

— Веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа?

— Анафема тому, кто не верует в Господа нашего Иисуса Христа, — ответил Кирилл, ничуть не погрешив против истины.

Все гностики почитали того, чей крестный путь описан в евангелиях, вот только по-иному, чем ортодоксальная церковь. В одном из сочинений против манихеев, «Истории Петра Сицилийского», приводились ответы еретика на вопросы христианского священника, и они очень подходили к ситуации.

— Почитаешь ли ты себя принадлежащим к православной вере? — спросил отец Павел.

— Анафема тому, кто отрекся от православной веры. — Кирилл поднапрягся и поднялся с коленей.

Болело, как казалось, везде, от макушки до пят, но это не имело значения.

Эти твари могут лупить его сколько угодно, забить до смерти, но им его не сломать.

— Хитер и увертлив, — сказал Дериев.

— Я вижу, — кивнул священник. — Наверняка ты понимаешь под верой что-то свое… Чему учил ты людей?

— Я беседовал со всеми в открытую. — Кирилл улыбнулся. — Иди, и спроси их. Почему спрашиваешь меня?

Отец Павел отшатнулся и перекрестился.

— Воистину, дьявол, отец твой, нашептывает тебе ответы! — воскликнул он.

— Ты в этом уверен? — спросил Кирилл.

— Давай расстреляем его, хватит болтать, — снова вмешался практичный Василич.

— Нет, просто убить этого типа нельзя, — покачал головой майор. — Пойдут слухи, что он бежал, число тех, кто в него верит, будет расти. Надо сделать так, чтобы он прилюдно отрекся, и все это увидели. Чтобы покаялся и просил прощения. А потом решим, что с ним сделать — убить, или спрятать в застенок года на три, чтобы его забыли. Вот так-то.

Кирилл находился в полной их власти, они могли сделать с ним что угодно, но что странно, он не чувствовал себя беспомощным, да и не боялся особенно — страх достиг той величины, когда его перестаешь замечать, свыкаешься, как с хронической болезнью, и только иногда морщишься, вспомнив про нее.

— У вас не было бы надо мной власти, если бы она не была вам дана свыше, — сказал Кирилл, и прозвучало это торжественно, почти грозно.

— Опасен, безумно опасен, — прошептал священник.

— Уведите его обратно, — приказал майор. — И поучите как следует.

На лице его обозначилась очень неприятная ухмылка.

Часть вторая ПОСЛАННИК

Глава 1

Утро наступало медленно и неохотно, солнце еле-еле выбиралось на небо, словно ему было тяжело двигаться.

— Итак, они увели его? — сказал Федор, вытирая грязное и потное лицо.

— Да, — кивнул Серега, и лицо его, обычно выражавшее спокойное добродушие, стало на мгновение очень злым.

— Ублюдки, — прошептала Дина. Всхлипнула, а затем и вовсе отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Пожалеют еще! — пообещал Стас, сжимая кулаки.

Только они четверо сумели вырваться из окруженного людьми Дериева дома, и то, что они не разбежались в разные стороны, не попрятались по руинам, а довольно быстро нашли друг друга, можно было счесть настоящим чудом.

Хотя чудеса для того, кто верует истинно, и слушает Сына зари — обыденное дело.

— Оставили одного упыря, это, как бы на хозяйстве. — Серега почесал в затылке. — Скрутил я его и расспросил, да только толку мало — куда посланника засадят, и что с ним сотворят, он не знает.

Дина перестала всхлипывать.

— Итак, что будем делать? — Федор выглядел спокойным, и лишь нервное поглаживание лежавшего на коленях винчестера выдавало, что он переживает.

— Для начала помолимся, всссыыы! — воскликнул Стас.

У него была неприятная манера в конце фразы с хлюпаньем втягивать в себя воздух. Серегу это слегка раздражало, и за дни, проведенные в общине, он понял, что не только его.

Они встали на колени. Бывший десантник первым произнес:

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного…

Забормотали на четыре голоса, а потом еще каждый сделал Омовение Светом.

— Так куда легче, — сказала Дина, промокая глаза платком. — Ты чего-нибудь поесть не догадался захватить?

— А как же. — Серега подгреб поближе рюкзак и потянул за завязки.

Во время визита в разгромленный бойцами Дериева дом он не только побеседовал с часовым, но забрал свои вещи и кое-что полезное. Жаль, что оружие майорские вояки уволокли — ничего не оставили, даже упакованные в пачки патроны к охотничьему ружью.

Завтракали в молчании, передавая по кругу банку с тушенкой и единственную ложку.

— Уф, так получше, да, — сказал Федор, вытирая жирные губы. — Дело ясное, что надо его освобождать. Только вчетвером мы с этим никак не справимся, только погибнем зря.

— Один уверовавший всем сердцем стоит тысячи пребывающих в невежестве! — пылко заявил Стас.

— Не притворяйся идиотом! — напустилась на него Дина. — Ты понимаешь, о чем речь!

Лысый раздраженно засопел, даже рот приоткрыл, но сообразил, что никто его не поддержит, и предпочел смолчать.

— Первое дело при любой операции — разведка, — сказал Серега. — Надо узнать точно, где он, и что с ним.

— Ты пойдешь? — спросил Федор.

— А кто же еще, рога и копыта? Отправлюсь ближе к вечеру. — Бывший десантник помялся. Вытащил из рюкзака пакет, некогда яркий, но поблекший. — Только мне это с собой брать опасно.

Дина ахнула — внутри пакета были записи, листки с речами посланника!

— Да, лучше это забрать, — кивнул Федор.

— Можно я сохраню? — попросила девушка.

— Нет, нельзя такое дело доверить женщине, — вмешался Стас, — ибо ты есть неверный и нечистый сосуд греха…

— А ты просто дурак, уяснил? — Дина свирепо глянула на лысого.

— Кто еще тут какой сосуд, это неизвестно, — вмешался Федор. — Пусть девчонка забирает, я не против.

— Держи. — Серега протянул ей пакет.

— А нам нужно помощь искать, — продолжил Федор, не обращая внимания на надувшегося от обиды, красного Стаса. — Мы знаем, что какие-то люди за Родионова, у реки живут. У Сенной нас разок обстреляли, и мы больше туда не совались, да еще посланник говорил о том, что с кем-то в Верхних Печерах сталкивался. Всюду не успеть, придется разделиться, причем девчонку отпускать одну опасно.

— Вот и иди с ней, всссыы, — буркнул лысый.

— И пойду, — спокойно согласился Федор. — Мы направимся к берегу, и вдоль него к центру…

— А я тогда что, в Печеры? — Злость исчезла с лица Стаса, на нем появилась неуверенность.

— Выходит, так, — кивнул Серега. — Надеюсь, сообразишь, чего сказать.

— О майоре и его «возрождении цивилизации» слышали наверняка многие, да. — Федор задумчиво огладил подбородок. — Кто не слышал, тем нужно поведать, и в красках. Но не забыть и о том, чему учил нас посланник.

— Не учил, а продолжает учить, пусть даже его нет с нами! — возразила Дина. — Примером, словами, духом!

Глаза ее горели, лицо, обычно бледное, раскраснелось, и видно было, что девушка готова что в огонь, что в воду.

— Это верно, — подтвердил Федор, а Стас, демонстративно отвернувшись, еще раз сделал Омовение Светом.

— Надо договориться, где и когда встречаемся, — подытожил Серега, поднявшись одним мягким и гибким движением.

— Прямо тут? — предложила Дина. — Место заметное.

Они находились на асфальтированной площадке перед супермаркетом «Евро», где из трещин в асфальте торчали молодые деревца, и стояли два проржавевших автомобиля. Рядом с ближайшим торчало несколько крупных мухоморов, на капоте грелась серая ящерица.

— Годится. — Стас вскочил. — Завтра на рассвете.

Бывший десантник кивнул, закинул за спину рюкзак и двинулся в сторону окруженной деревьями школы. Едва он скрылся из виду, как лысый развернулся и, не прощаясь, решительно затопал в противоположном направлении.

— Этот парень хочет быть святее самого Папы римского, — сказал Федор грустно. — Печально это.

— Я должна любить его как брата по вере, но не могу, — пожаловалась Дина.

— Тогда терпи. Иногда терпение может заменить любовь. Ты готова?

— Да, сейчас. — Девушка убрала записи в пакет, а его засунула в карман ветровки. — Пошли.

* * *

«Учить» Кирилла начали, когда они добрались до «камеры».

— Давай дубинку, — сказал один из конвойных.

— Э, зачэм? — тюремщик нахмурился. — Она твоэ, да?

— Я верну, — пообещал вояка, улыбаясь. И бывший журналист понял, что сейчас будет очень больно.

Второй конвойный хмурился, ему происходящее не особенно нравилось, но мешать выполнению полученного от командира приказа он не собирался.

— Ну, дэржи… — Тюремщик неохотно вытащил из петли на поясе резинотехническое изделие.

Конвойный взвесил дубинку в руке, а затем ударил так стремительно, что самого удара Кирилл не увидел. Хрустнуло в боку, стало трудно дышать, а перед глазами потемнело от охватившей все тело боли.

— Это за папу, — сказал экзекутор со смешком. — Сейчас будет за маму…

Второй удар пришелся на бедро, и то онемело. Затем досталось другой ноге. Кирилл не выдержал, застонал через сжатые зубы, попытался отступить, как-то уклониться, но ноги его не послушались.

— Может, хватит? — осведомился второй конвойный.

— Еще немножко, за дедушку, и за бабушку…

Куда пришлись эти удары, Кирилл не понял, он просто обнаружил, что лежит на боку, и зверски болит спина. Перед глазами все плыло и раздваивалось, он плохо понимал, где находится, мысли уплывали, чудилось, что сейчас войдет Мила и велит принять жаропонижающее, ему станет легче…

Кирилл немного пришел в себя, когда его взяли под мышки, и потащили.

Клацнула дверца «камеры».

— Подумай хорошо, пророк, — посоветовал экзекутор, улыбаясь. — Если понравилось, повторим.

И они ушли, громко топая по полу.

Кирилл провалился в болезненное, тяжелое забытье, а когда вынырнул из него, обнаружил, что рядом стоит и качает кудлатой головой тюремщик, а в руке у него пластиковый стаканчик.

— Э, попэй, да, — предложил он. — Еды дават запрэтили, но вода есть.

— Спа-спасибо, — родить это единственное слово оказалось сложнее, чем иного человека.

Кирилл смог сесть, отхлебнул теплой, отдающей ржавчиной жидкости. Попытался осознать, где болит сильнее всего, но не сумел — ныло все тело, будто синяки равномерно распределялись по торсу и конечностям.

— Спасибо, — повторил он. — Ты… Ты иди, а то заметят, накажут.

— И пуст! Оно мнэ надо? — Тюремщик засверкал глазами, замахал руками, демонстрируя знаменитый горский темперамент. — Нужна мнэ эта цывылызацыя, эсли такоэ творят, вэртэл я ээ восэмнадцат раз, и майора тожэ!

Кирилл помимо желания улыбнулся.

Тюремщик ушел, и он остался в одиночестве — лежать, понемногу приходить в себя. Через какое-то время ему стало плохо, нахлынула жаркая волна, разбилась на тысячи разноцветных капель, и он окунулся в каждую, попал одновременно в сотни разных ситуаций.

Увидел, как исхудавший священник, отец Павел, стоит на коленях, и плачет, и борода его трясется…

Увидел Дериева наколотым на толстую ржавую арматурину — лицо майора было удивленным…

Увидел совсем незнакомых людей, что окружали его плотным кольцом, и робко тянули руки…

Затем все смешалось, и Кирилл провалился в беспамятство, заполненное, как это бывает при высокой температуре, смутными образами и бормочущими голосами. Вынырнул из него и обнаружил, что трясется от холода и не может согреться, хотя сжался в комок, подтянул колени чуть ли не к подбородку.

Попытался позвать на помощь, но не сумел.

Кирилл напряг все силы, чтобы подняться и постучать по решетке, но перед глазами закружилось…

Удар по щеке оказался столь резким, что голову мотнуло, а глаза открылись сами. Вверху обнаружилось лицо, злое, скуластое, молодое, с родинкой над верхней губой и узкими глазами.

Где-то Кирилл видел этого парня в камуфляже.

— Тебе уже прострелили живот? — спросил он, вспоминая одно из сегодняшних видений.

Узкоглазый отшатнулся, на лице его отразилось удивление.

— Вот сука, пророк хренов, — сказал он, отводя руку для удара.

— Э, нэ бэй эго! — вмешался стоявший в стороне тюремщик.

— Молчи, черножопый, — огрызнулся парень с родинкой, но руку все же опустил. Махнул кому-то, и Кирилла подняли на ноги.

— К-куда? — выдавил он, пытаясь понять, что происходит.

— Раскудахтался, — голос у узкоглазого был недовольным. — Сейчас получишь по морде и поймешь!

— Осади, Равиль, ему и так досталось, — пробасил кто-то до сих пор молчавший. Повернувголову, бывший журналист увидел еще одного бойца из армии Дериева: постарше, лет тридцати, с лысиной и носом картошкой, невысокого, но чудовищно широкоплечего. — Ты идти можешь?

— Попробую.

Кирилла отпустили, и он осторожно сделал первый шаг. Пошатнулся, но устоял. Закряхтел, когда мышцы бедер пронзила острая боль — воспоминание о недавнем «уроке».

— Может, так что пошли. Если опоздаем, нам Василич головы снимет, — удовлетворенно кивнул Равиль.

— Угу, — поддержал его широкоплечий.

Куда идти, Кирилл не спросил — знал, что сначала все равно придется выбраться из темницы. Проходя мимо одной из соседних «камер», обнаружил, что там лежит бородатый звероватый человек в майке с бретельками и деловито собирает кубик Рубика.

Ни на конвойных с тюремщиком, ни на «Сына зари» новый узник внимания не обратил.

Снаружи царил прохладный вечер, из затянувших небо облаков сыпался дождь. Ветер заставлял вспомнить о том, что до холодов недалеко, летели сорванные с ветвей листья — письма от близкой осени.

Здание районной администрации осталось позади, и они зашагали в сторону Бекетова. Пройдя здание то ли клуба, то ли небольшого кинотеатра под названием «Звезда», очутились в сквере, где меж кустов и деревьев была прорублена широкая тропа.

Как вскоре стало ясно, вела она к церкви.

Храм не выглядел особенно большим, казался новоделом, возведенным уже в постсоветское время. Вокруг него толпились люди. Хотя «толпились» — неверное слово, они стояли в строгом порядке: мужчины отдельно, дети отдельно. И всюду торчали автоматчики в камуфляже.

— Что это? — спросил Кирилл.

— Служба ваша христианская будет, — объяснил Равиль. — Всех согнали до кучи.

— Молчи уж, морда твоя татарская, некрещеная, — осадил его широкоплечий напарник.

— А кто будет пить воду, которую я дам ему, тот не будет жаждать вовек, — сказал Кирилл, радуясь, что язык и губы вновь подчиняются ему так же хорошо, как обычно. — Но вода, которую я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную.

Равиль приподнял брови, широкоплечий, наоборот, нахмурился и рявкнул сердито:

— Молчать!

Кириллу показалось, что среди детей, стоявших справа от входа в церковь, мелькнуло лицо Тимохи. Потом увидел старого «приятеля» Толяна, стоявшего с выпученными глазами, но не успел даже порадоваться, поскольку из храма им навстречу выбрался крайне злой Василич.

— Где вы ходите, улитки засранные? — рявкнул он. — Только вас и ждем, мать вашу!

— Я не могу идти быстро, — объяснил Кирилл, прикрывая ни в чем не повинных парней.

Ему уже ничем не поможешь, а им, глядишь, меньше достанется.

Командир майорских вояк бросил на бывшего журналиста сердитый взгляд, повелительно махнул рукой:

— Внутрь его!

В церкви наверняка находились лишь те люди, в чьей лояльности Дериев не сомневался, но и их набралось немало, так что свободным оставался только проход, ведущий от дверей к алтарю. А около него стоял знакомый Кириллу батюшка, но уже в полном церковном облачении, а рядом с ним топтался второй, помельче, с козлиной бородой. Многие держали горящие факелы, у каждой из икон мерцало по свечке — крысы не смогли отыскать и сожрать все.

«Сына зари» встретили недовольным гулом, он почти ощутил хлынувшую со всех сторон враждебность, смешанную с интересом.

— Держитесь тут, — приказал Василич, и они остановились чуть ли не посреди храма, прямо под куполом.

Перед глазами у Кирилла поплыло, на миг почудилось, что его затягивает в трубу со стенками из разноцветных кирпичей. Вновь нахлынула обжигающая волна, как сегодня днем, и поток текущих через сознание «воспоминаний» стал на какое-то время более реальным, чем церковь и люди вокруг.

Он видел их всех одновременно, но не такими как сейчас важными и довольными.

Одного — умирающим от болезни, мечущимся на кровати.

Второго — нашедшего смерть в собачьих зубах.

Третьего — получившего пулю в голову, так, что череп разлетелся на куски.

Здесь были в основном трупы, настоящее кладбище, и не имело значения, что они пока ходят и разговаривают.

— О, мой бог… — прошептал Кирилл, пытаясь как-то смириться с этой мыслью, впустить ее в себя.

Сил для этого не находилось, он чувствовал себя пауком, висящим в центре паутины и являющимся ее пленником, рыбой, пойманной волнами, птицей, ставшей игрушкой ветров… То, что всегда казалось свободой, сделалось прочными, непрошибаемыми стенами.

Будущее, эфемерное и неопределенное, превратилось в жесткую конструкцию, намного более ограниченную, чем настоящее и тем более прошлое, стало лабиринтом с минимальным количеством степеней свободы и кровавыми тупиками, жестоким Молохом, пожирающим время и выплевывающим события.

Кирилл почти услышал хруст и чавканье его чудовищной пасти, упал на колени, попытался зажать уши.

— Тихо ты. — Его схватили за предплечья и поставили на ноги, за чем последовал ощутимый удар в бок.

Пришелся он то ли в старый синяк, то ли в сломанное ребро, так что острая боль заставила Кирилла прийти в себя. Отец Павел бормотал что-то, его помощник размахивал кадилом, из того валил дым, и зрители внимали, пребывая в почтительном молчании и неподвижности.

И все это казалось рисунком, картинкой, что вот-вот будет убрана в сторону…

Пришлось закрыть глаза, чтобы избавиться от этого невыносимого чувства, и некоторое время просто дышать, прислушиваться к ощущениям многострадального тела — ныли ушибы и ссадины, саднила пятка. Неужели сумел заработать такую банальную вещь, как мозоль?

Уж она-то не к лицу и не к ноге пророку.

Эта мысль заставила Кирилла улыбнуться. Он глубоко вздохнул и рискнул поднять веки. Обнаружил, что оба священника шагают к нему, а отец Павел вещает что-то о «чадах Господних, в заблуждении пребывающих».

Очередной удар будущего оказался настолько сильным и внезапным, что бывшего журналиста выгнуло дугой.

— О ты, да… — просипел он, пытаясь справиться с языком и губами, что начали шевелиться по собственному почину. — Ты, мнящий себя служителем истины… Не пройдет и месяца, как ты отречешься от своего Господа… Не трижды, но и одного раза будет достаточно…

Лицо отца Павла исказилось от страха, но только на миг, затем он вновь стал величавым и уверенным.

— Демоны овладели тобой, сын мой, но церковь святая и вера истинная помогут нам справиться с ними… — Взмах кадилом, и из него повалил дым, серый, с редкостно едким запахом.

А Кирилла несло.

— Да, о вере вы знаете все… Вы, торговавшие сигаретами и водкой, сдававшие церковные помещения под автомастерские и магазины… Сделавшие из учения Иисуса бизнес… Настало время снова изгнать вас из храма, и это будет сделано… Будет сделано…

Силы закончились вновь, и он обвис на руках конвоиров.

Отец Павел и его помощник ходили вокруг, бормотали какие-то молитвы, но он их почти не слышал. Боролся с сотрясавшими тело судорогами, и мечтал об одном — оказаться где-нибудь в темноте и тишине.

Потом Кирилл обнаружил, что стоит сам, а прямо напротив — Дериев. И лицо у майора довольное.

— А, майор… — Чтобы произнести эти слова, не понадобилось ни малейшего усилия, они словно родились сами. — Все, что ты есть, и что ты сделал, пойдет прахом, и острие железное уже наточено, и плоть твоя не устоит.

Если глава коммуны и испугался, то никак не показал этого. Он усмехнулся и сказал что-то, но Кирилл ничего не понял. Его подтолкнули в бок, развернули и повели между двух рядов молчащих, насупленных людей — вот этот уже мертв, забит озверевшей толпой, и этот погиб, отравился какой-то дрянью, и черви ползают по круглому лицу.

Меж трупов оказался и бригадир Саленко — в его шее торчал нож.

На улице было темно, и окружавшая церковь толпа волновалась, слышались недовольные возгласы, ругань. Ветер трепал пламя факелов, время от времени доносились сердитые окрики охраны, звуки ударов.

Попавшие на лицо капли дождя помогли Кириллу прийти в себя, и он подумал — сколько здесь людей? Десять тысяч, меньше? Неужели это все, кто проснулся в Советском районе почти двадцать дней назад?

Хотя многие наверняка погибли уже после пробуждения, другие ушли из города.

— Ну ты и болтун, приятель, — сказал Равиль, когда шум и свет остались позади. — Странно, что тебя не приказали шлепнуть на месте. Да, и что ты там предсказывал майору и попу тому?

— Нечего эту ерунду повторять, — буркнул его широкоплечий напарник. — Тихо!

— Но Вань…

— Заткнись, я сказал!

До здания универсама дошли в молчании, а у двери самопальной темницы их встретил новый тюремщик — лопоухий, лысоватый мужик лет сорока, улыбавшийся хитро и заискивающе.

— А, привели, голуби? — забормотал он, бренча ключами. — Давай его сюда, давай…

Тут у Кирилла вновь наступил провал, и он очнулся только в «камере». Обнаружил, что остался один, зверски болит голова, а во рту пересохло так, что язык напоминает кусок пемзы.

То, что наступило потом, можно было назвать сном.

Пробуждение оказалось намного лучше предыдущего. Кирилл очнулся сам, безо всяких ударов по щекам, и в первый момент ему показалось, что весь вчерашний день, начавшийся с ночного нападения — просто сон, что сейчас он поднимет веки, и увидит свою комнату.

Но открыв глаза, он обнаружил «камеру», решетку и железное ведро в углу.

— Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери зла немеряно… — гнусавил кто-то неподалеку.

Похоже, бородатый сосед с кубиком Рубика продолжал развлекать себя сам.

Раздались шаркающие шаги, и у решетки объявился лопоухий тюремщик с пластиковым стаканом.

— Здорово, сиделец, — весело сказал он. — Получи свои двести граммов.

— А… поесть? — спросил Кирилл, вспоминая, в каком из видений ему встречался этот тип.

— Не велят, голубь ты мой. — Лопоухий отпер «камеру», поставил стакан на пол. — Хорош орать, дурилка!

— Это я пою, — гнусаво сообщили из-за угла.

— Ты не Басков, чтобы петь, так что заткнись. — Тюремщик захихикал, довольный собственной шуткой, и аккуратно, даже ласково погладил себя по лысине. — Этот, ну тот, что твой сосед, он человека убил, так что его скоро пришьют, на столбе повесят, чтобы болтался остальным в назидание.

— А-а. — Кирилл подполз к стакану, и принялся жадно пить.

Вода закончилась слишком быстро.

— В обед еще принесу, — сказал лопоухий. — Ты, бормотальщик, слышал хоть, чего в мире творится?

И он, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать — о том, что в районе площади Свободы ночью опять стреляли, что на завтра назначена «перепись», то есть все бригадиры и начальники коммуны должны предоставить полные списки людей, находящихся у них в подчинении.

— И возраст надо указать, образование, профессии и языки, какими владеешь, и прикинь — национальность! — болтал тюремщик, скаля редкие, желтые то ли от природы, то ли от никотина зубы. — Вот бредятина!

Кириллу все это было не особенно интересно, но он поневоле слушал, понемногу уплывая в дрему.

— Сосчитать нас майор хочет, ха… Вот у нас бригада маленькая, и Василич всех знает, и все его знают, и каждый другого не подведет, — продолжал распинаться лопоухий. — А в больших что?

Дальше пошли новости поинтереснее. У Дворца Спорта началось что-то вроде меновой торговли, выловленную в Оке рыбу приходящие от реки люди отдают за патроны, о том, что из отправленных в зону желтого свечения у Дубенок разведчиков вернулся только один, да и тот не в своем уме, плетет что-то о членистых инопланетянах и сисястых инопланетянках.

— А нижняя-то часть, говорят, затоплена, — сообщил тюремщик, и Кирилл вздрогнул, выходя из оцепенения.

Как же так, там же Машенька?

— Точно? — спросил он.

— Э, голубь ты мой, что в наше время точно? — Лопоухий покровительственно глянул на него. — Разве только то, что майор наш рано или поздно всем городом командовать будет. Вот увидишь.

«Это всего лишь слух, глупая сплетня», — подумал Кирилл, но сердце билось тревожно и глухо. Он сидит здесь, а дочь где-то там, наверняка ждет отца, а он никак не может к ней прийти!

От отчаяния Кирилл чуть не застонал.

А тюремщик уже рассказывал, какое строительство затеял Дериев на улицах Васюнина и Корнилова.

— Эти дома-то старые, их ведь не протопить, если дровами, — вещал он, — поэтому из кирпичей бараки с печами возводят, ну такие, чтобы в них обороняться можно было, а то мало ли что. Ведь кто-то же стреляет на Свободе, и на Сенной, говорят, неспокойно, и в Печерах кто-то засел…

Поток слов, казавшийся нескончаемым, пресекся неожиданно.

— Да, я чего хотел-то, — сказал лопоухий, глядя на узника. — Спросить, ты кто? Правду говорят, что прорицатель какой?

— Я — свет, который на всех. Я — все: все вышло из меня, и все вернулось ко мне. Разруби дерево, я — там, подними камень, и ты найдешь меня там, — ответил Кирилл словами Иисуса из «Евангелия от Фомы» и добавил фразу из «Старшей Эдды». — Довольно ль вам этого?

Тюремщик выпучил глаза, челюсть его отвисла.

— Вот точно — бормотальщик, с ума сдвинутый, — заявил он.

Бородатый сосед выбрал этот момент, чтобы затянуть очередной выкидыш тюремно-поэтического творчества на тему «мама, водка, пацаны», и это оказалось очень кстати. Лопоухий решил, что хватит с него общения с сумасшедшим, забрал стакан и утопал прочь.

Вскоре донесся его недовольный голос. Пение прекратилось.

Кирилл прикрыл глаза и даже сумел задремать, а проснувшись, обнаружил, что в гости к нему пришел Василич.

— Да, неплохо тебе вчера досталось, Сын зари, — буркнул он неприязненно.

— Вот видишь, ты сам признаешь меня мной, — сказал Кирилл, садясь на полу. — Будешь отрицать?

— В болтовне ты силен, куда уж там отцу Павлу. — Командир майорских вояк подошел вплотную к решетке, взялся за прутья. — Слушай, мой тебе совет — покайся, признай, что все пророчества ты выдумал, и тогда всё будет хорошо. Понял?

— Отпустите?

— Вряд ли, — не стал врать Василич. — Но «уроков» больше не будет, тебя станут кормить, а то, что просидишь здесь до тех пор, пока о тебе не забудут, так это ерунда. Главное — жив останешься.

У Кирилла мелькнула мысль предложить им такой вариант — он раскаивается, выполняет все, что они хотят, а в обмен его отпускают как можно ближе к одному из мостов, и он уходит на другую сторону. Но нет, нет, Дериев никогда не поверит слову «Сына зари» и, скорее всего, отдаст приказ убить пророка после того, как его освободят…

И не обманет, и от потенциальной угрозы избавится.

Кроме того — варианта, при котором он спокойно уходит, оставляя статус «посланника» и последователей, не было в том будущем, какое он видел, зато выстрел в затылок где-то на Окском съезде там имелся.

— И зачем я Дериеву живой? — спросил Кирилл. — Меня выгоднее будет грохнуть.

— Тебя и сейчас проще всего расстрелять, — сказал Василич. — Значит, ты отказываешься?

— Да.

— Я предложил тебе самый легкий вариант, и ты еще пожалеешь об этом, вот увидишь.

Командир майорских вояк отлепился от решетки и, тяжело ступая, зашагал прочь.

А Кирилл лег, подложив руки под голову, и закрыл глаза — внутри кружились смутные образы, пришедшие во время вчерашних «галлюцинаций», и так хотелось разглядеть их получше.

Вот он сам, совсем мальчишка, и тут же рядом дряхлый старик с его чертами…

* * *

Ворона, сидевшая на крыше проржавевшего автомобиля, повернула голову. Недовольно каркнула, когда из-за угла дома бесшумно выступил могучего сложения человек с автоматом, и медленно полетела прочь.

Серега проводил птицу взглядом, покачал головой — обнаглели, забыли, кто здесь хозяин.

— А, ты уже тут. — Из зарослей около забора выступил Федор, державший наготове ружье. За ним появилась Дина.

Увидев ее, бывший десантник украдкой облегченно вздохнул — он не столько переживал за девушку, сколько боялся, что та не сумеет сохранить бесценные записи. Понятно, что копия вроде бы есть у Стаса, но неизвестно, успел ли лысый перекатать всё, и не переврал ли где.

— Тут, — сказал Серега. — Ждем последнего.

Стас явился минут через десять. Вместе с ним пришел невысокий, но жилистый мужичок в джинсах и рубашке с короткими рукавами: он был без оружия, но смотрел решительно. Наголо обритая голова его блестела.

— Привет, — сказал незнакомец, приветственно кивнув. — Меня зовут Толик.

— Это главный той группы, что в Печерах, — сообщил Стас и как-то особенно смачно втянул в себя воздух.

— Серега, — назвался бывший десантник, протягивая руку.

Когда представления закончились, заговорил, глянув на Серегу, Федор:

— Итак, давай первым ты. Что узнал?

— А может быть, помолимся? — влез Стас, выпученные глаза которого, темные, словно терн, неестественно блестели. — Посланник заповедовал обращаться к Отцу каждое утро…

— А утро еще не закончилось, — оборвал его Федор. — Сначала — дело.

— Это, как бы взял я одного. — Серега поскреб в затылке. — Ночью пробрался и стянул часового от какого-то склада, так что тот и не пикнул, а когда они спохватились, поздно было…

— И что, узнал что? — нетерпеливо спросила Дина.

— В темнице посланник, под универсамом, и стерегут его хорошо, вроде бы сам майор допрашивал. Водили его вчера на богослужение в церковь восстановленную, что на Бекетова, и там этот эроцизм, хреноцизм…

— Экзорцизм, — подсказал Толик. — Посланником вы называете того, кого мы знаем, как Сына зари?

— А вы его знаете? — Дина гордо вскинула голову.

— Мои люди наткнулись на него в тот момент, когда он только вышел из золотого свечения. — Предводитель обитающих в Печерах людей говорил спокойно, не хвастался, а констатировал факты. — Он предсказал Петьке, что того укусит змея, и так оно и случилось. А потом ушел, и попал в руки этого, майора.

— Посланник велик и мудр, всссы! — воскликнул Стас, но никто не обратил на него внимания.

— А теперь угодил к нему еще раз, — сказал Федор. — Слушаем дальше.

Но ничего особенного добавить Серега не сумел. Что будут делать с Сыном зари, никто не знает, и, похоже, сам Дериев тоже, хотя ходят слухи о готовящейся казни, стерегут его тщательно, рядом много вооруженных людей, так что похитить посланника будет непросто.

— Часового я прибил, — сказал он в завершение. — Оружие принес.

И он продемонстрировал пистолет Макарова в поясной кобуре.

— Пусть это сложно, но мы не можем оставить его там, — быстро проговорила Дина, и отбросила упавшие на лицо волосы. — Они убьют его, а этого допустить нельзя ни в коем случае. Это будет ужасно! Невозможно!

— Я готов вам помочь, насолить майору, взявшему в плен двоих моих людей. — Толик сложил ладони перед грудью. — Но оружия у нас не очень много, боеприпасов на один хороший бой, а автоматов и вовсе нет.

— А что те, к кому вы ходили? — Серега перевел взгляд на Федора.

— Мы нашли людей, живущих внизу, у Гребного канала, — ответил тот. — Точнее, они нас встретили, едва мы оказались на их территории, да. Там тоже слышали о Сыне зари, но такие басни, что в них не поверит ни один разумный человек… Что он умеет ходить по воде, что над ним разверзается небо, и что сонмы ангелов летят следом, где бы он ни появлялся.

— Я бы не поверил, что можно предсказывать будущее, — покачал головой Толик. — Но… был тот случай со змеей.

— Если мы чего-то не видели, это не значит, что это невозможно! — запальчиво заявила Дина.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — снова влез Стас.

— Они не уверовали в посланника, и биться за его освобождение не хотят, — продолжил Федор. — Зато знают о майоре Дериеве, и о том, как он «возрождает цивилизацию». Поэтому обещали подумать, а к сегодняшнему вечеру решить — что делать, помогать нам, или нет.

— Спасибо и на том. — Бывший десантник вздохнул. — Нам бы пригодился человек внутри коммуны, о котором там не в курсе, что он из наших. Разведка — первое дело. Тогда мы будем знать, что там происходит, и сможем подготовить операцию… Кому-то неплохо бы это сделать.

Стас отвел глаза, Федор задумчиво хмыкнул.

— Я готова! — сказала Дина. — Вам обоим нельзя, вы слишком нужны здесь, а я смогу, смогу!

— Это будет нелегко, — сказал Серега. — Тебя могут ну, того, определить в особую бригаду… хм.

— Я понимаю, но я не боюсь! — девушка была спокойна. — Истина со мной, и душа моя полна настоящего света, и я знаю, что слуги зла, марионетки ложных ангелов ничего не смогут сделать со мной!

— Хорошо, — Федор кивнул, — я всегда знал, что ты смелая девочка… Только как она будет передавать нам сообщения?

— Придумаем, есть способы. — Бывший десантник поковырял в ухе.

— И все это не поможет, если мы не призовем на помощь того, кто его послал, вссссы! — голос Стаса звучал обиженно, а моргал он, точно ребенок, оставшийся без конфеты. — Не забывайте о том, от чьего лица пришел Сын зари, о боге единственном, истинном!

— Итак, теперь и вправду можно помолиться, — сказал Федор, откладывая ружье. — Попросим у небес мудрости, чтобы потом правильно решить — что делать, как поступить и как вызволить посланника из плена.

Они четверо опустились на колени, и Толик, немного поколебавшись, сделал то же самое. Серега закрыл глаза, и обратился к Отцу так, как умел — простыми, обычными словами, других он просто не знал, излагая немудреные желания, касающиеся ближайших дел.

Чтобы печерские не подвели, с Сенной дали подмогу, у Динки все получилось…

Закончил бывший десантник, как обычно, первым, а последним — Стас, истово бормотавший что-то вполголоса и раскачивавшийся всем телом. Толик, молчавший и наблюдавший за новыми союзниками с легким любопытством, кашлянул и поинтересовался:

— А что, разве у вас нет таких слов, которыми вы обязаны молиться?

— Каждый находит собственные в сердце своем, а Отец слышит всех детей, — отозвался Федор, вспоминая одно из изречений посланника. — Ну что, теперь за дело — решаем, что, кто, куда, как и зачем, и не забываем, что нас не так много, да.

* * *

Время текло незаметно, единственный прибор для его измерения, имевшийся в распоряжении Кирилла — собственное сердце, работал неравномерно. Еще он мог надеяться, что тюремщик вовремя приносит воду, и догадаться, что вот сейчас обед, а значит середина дня, а теперь вроде бы ужин, и время к вечеру…

Его все так же лихорадило, бросало то в жар, то в холод, и видения, сплетаясь в грохочущие потоки, проносились через голову. Он пытался в них разобраться, определить хотя бы какие-то маршруты в невероятно сложном лабиринте времени, где настоящее и будущее сплетались в единое целое, но это было слишком трудно. К тому же, у него зверски болел затылок.

Новые «гости» явились вскоре после того, как он выпил очередной стакан воды. Донеслись шаги, затрещало, разрывая сумрак, рыжее пламя факелов, и перед решеткой очутился сам Дериев в сопровождении тюремщика и нескольких молодчиков в армейском камуфляже.

Кирилл моргнул — ему показалось, что глава коммуны вырядился в китель вроде того, в каком любил щеголять Гитлер.

— А тут что? — спросил майор с легким оттенком брезгливости. — Кусок человека, мнящий себя пророком, новым духовным учителем заблудшего человечества. Не передумал?

Кирилл только усмехнулся в ответ.

— Тогда очередной урок. — Дериев повелительно кивнул.

Лопоухий тюремщик поспешно отпер замок, и двое здоровяков шагнули в «камеру». Бывший журналист не успел даже пикнуть, как его подняли на ноги и прислонили к стене так, что он даже упасть не мог.

— Поучите его для начала вежливости. Пусть знает, что на вопросы надо отвечать. — Голос майора звучал спокойно, даже скучно, и только глаза выдавали, насколько он напряжен.

От резкого удара в живот Кирилл должен был согнуться, но ему не позволили. Невольно ахнул, когда один из палачей ткнул пальцем куда-то в шею, и мир исчез, превратился в океан бушующей боли.

Когда боль немного отступила, стало ясно: он все еще стоит, хотя ноги дрожат, а по лицу текут слезы.

— Ничего личного, — шепнули в ухо, и вновь стало очень, очень больно.

Сознание Кирилла в этот момент странным образом будто отделилось от тела, воспарило куда-то, и он смог думать о постороннем. О том, что многочисленные образы будущего, живущие ныне в его голове, да нет, не в голове, во всем естестве, находились там давно, не с последних дней, и он их на самом деле вспоминал… Когда же они появились внутри?

Да, похоже, что они возникли за неделю, проведенную внутри золотого сияния.

Но с чего он взял, что только неделю?.. Может быть, он проспал там те десять, пятнадцать, пятьдесят лет, весь этот «тихий час», непонятно отчего наступивший для всего человечества?

Кирилл поморщился, обнаружив, что боль отвлекает от размышлений, какая-то новая, не испытанная доселе боль. Он встряхнулся, обнаружил, что лежит, один из палачей сидит на ногах, а второй деловито загоняет иголку под ноготь большого пальца на правой руке.

Дериев стоял вплотную к решетке, лицо у него было напряженное.

— Что, пророк, где легионы ангелов, что следуют за тобой, если верить басням? — спросил он.

— Здесь, — прохрипел Кирилл. — Но ты их не видишь, ты не видишь ничего… ох…

— Отрекись, признай, что ты не пророк, — сказал майор, нервно облизывая губы. — Клянусь, я оставлю тебя в живых, переведу тебя в лучшее помещение, буду кормить, предоставлю женщину. Разве что на свободу не отпущу.

— Поздно… — Боль мешала говорить, мозг из-за нее работал с перерывами, иногда Кирилл проваливался в темное оцепенение. — Надо было отпустить меня немедленно… Помнишь наш разговор, чудеса на виражах… Тогда я просился к дочери.

— Я не мог. Цивилизация — превыше всего, и ее нужно возродить. — Дериев покачал головой.

— И для начала ты… возродил пытки. — Кирилл через силу усмехнулся. — Молодец.

Он услышал, что кто-то стонет, не сразу сообразил, что это он сам, и рухнул во мрак. Тот рассеялся. Палачи занялись ногтями на другой руке, запас тупых иголок у них был большой.

В голове что-то щелкнуло, и Кирилл вновь смог думать отстраненно.

Да, виной всему то желтое свечение, сияющее облако, севшее на землю и «пустившее корни». Оно что-то сделало с ним, с простым парнем по имени Кирилл Вдовин, изменило его, не снаружи, как мутантов из глупых голливудских фильмов, а изнутри, выжгло нечто на душе и рассудке…

Что это, интересно, такое?

Вправду ли там водятся инопланетяне, как утверждал свихнувшийся разведчик из коммуны? Или это некое естественное образование, возникшее в тот момент, когда все человечество отправилось баиньки? Или оно появилось намного позже, в самый момент пробуждения?

Хотя какая разница…

— Отрекись, — проник в сознание настойчивый голос, и Кирилл, повернув голову, увидел Дериева. — Объяви прилюдно, что ты лгал, и мы больше не будем тебя мучить. Понимаешь?

— Похоже, он ничего не соображает, — заметил один из палачей. — Ошалел.

— Так приведите его в себя.

Затопали, залязгало, и на голову Кириллу полилась холодная вода, струйки защекотали кожу. Сознание вернулось на место, и он разом ощутил все, что с ним сотворили за последний час. Сжал челюсти так, что те захрустели… Только чтобы не закричать, только чтобы не закричать.

— Отрекись, — повторил майор.

Кирилл открыл рот, проговорил:

— Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. — Это глава коммуны уже слышал, а теперь добавим еще, чтобы его «порадовать». — Святым служат злые силы, ибо они слепы из-за Духа святого, дабы они думали, что служат своим людям, тогда как они работают на святых…

«Евангелие от Филиппа».

Увидел краем глаза, как отшатнулся один из палачей, другой издал изумленное восклицание. Лицо Дериева вроде бы не изменилось, только резче обозначились черты, и немного сузились глаза.

— И как только терпит, — сказал он. — Оставьте его, на сегодня хватит, вот так-то.

Кирилл спокойно глядел, как иголки выдирают у него из-под ногтей, и отстраненно думал: «Это мои пальцы, моя плоть, мне должно быть сейчас зверски больно». Но ощущение было такое, что он наблюдает за собой со стороны, возможно, что из глубокого прошлого, и что Вдовин-нынешний просто не в силах уловить страданий Вдовина-будущего.

Кровь текла из мелких ранок, но почти тут же застывала.

Громыхнул замок, свечение факелов удалилось, и он позволил себе закрыть глаза, погрузиться в беспрерывное мельтешение между несколькими точками «сейчас», ни одна из которых не выглядела значимее других.

Кирилла словно мотало на качелях, имевших больше, чем два крайних положения, и только одно из них находилось в «камере». Другие два… или три, никак не удавалось сосчитать… отстояли от того места, где он испытывал боль, на несколько дней, месяцев, лет.

Кирилл почти не понимал, что видит — измученный разум отказывался работать.

Оклемался в темноте, обнаружил у решетки очередной стаканчик с водой. Это означало, что он проспал «отбой», что на улице — ночь. Постанывая от боли, возникавшей в теле при каждом движении, он попил, а затем переполз к стене — там почему-то казалось теплее.

Во сне Кирилл видел мать — темную женскую фигуру без лица. Он пытался подойти к ней, но она удалялась, уплывала прочь, и Кирилл задыхался, тянул руки, под ногами что-то проваливалось, чавкало и хрустело…

Проснулся он от гортанного голоса над самым ухом:

— Э, что оны с табой сдэлали? Вай!

— Да уж… — сказал Кирилл, открывая глаза. — Доброе… утро.

Боль была тут, никуда не делась, но как-то словно пригасла. Он мог двигаться, мог разговаривать.

— Мнэ запрэтилы с табой общатса, — объявил тюремщик, тот же горбоносый кавказец, сменивший на посту болтливого лопоухого. — Да толко клал я на их запрэты! Вартан — мужчина, Вартан — сам рэшает, что ему делат, а что — нэт!

Вид у него был такой гордый, будто сказал то же самое в лицо Дериеву, и тот промолчал, утерся.

— Да. — Кирилл не выдержал, улыбнулся.

— На, попэй. — Тюремщик вошел в камеру, поставил на пол уже не стакан, а пол-литровую банку. — Я поболше налыл, а то бэз эды долго можно, а вот бэз воды никуда.

— Спасибо.

Руки у бывшего журналиста дрожали, в голове слегка звенело — то ли от пыток и голода, то ли само по себе. Тело казалось легким, точно его накачали воздухом, а боль сосредоточилась на его оболочке, внутренности не ощущались совсем.

— Слюшай, — Вартан опасливо понизил голос, — а как узнат тэх, кто в тэба вэрит? Как вы своих узнаёте?

Это походило на провокацию, но ее не было — ни в одном из видений, прошедших через голову Кирилла за последние дни, не содержалось намека на предательство этого парня. Он еще не научился вытаскивать отдельные эпизоды так же легко, как файлы из компьютера, но мог, потянув за «нить» цепочку событий, напрячься и почувствовать, куда примерно она ведет.

Это напоминало десятки веревок, уходящих в мутную воду — неподвижные, они лежат вместе, создавая единую темную массу, но стоит тронуть одну и начинаешь отличать ее от прочих.

— Все просто. — Кирилл приподнялся, руки едва не подломились, но он все же сумел сесть, прислониться спиной к стене. — Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный — если человек повторит это свидетельство, произнесенное тобой, то он один из нас.

— Нэт Творца, кромэ Отца, и Иисус — сын эго по Свэту единородный, — повторил тюремщик, почесывая нос и морща не особенно широкий лоб. — А что это все значит, вай?

— Мне трудно будет объяснить, — сказал Кирилл. — Найди кого-нибудь из тех, кто был со мной… Помнишь? — Силы стремительно уплывали, и он боялся, что не доведет фразу до конца. — Передай им от меня, скажи всё… И тебе объяснят, помогут понять… всё.

Похоже, он обрел еще одного последователя — там, где никак не ожидал.

— Это сложна, оны всэ в разных мэстах, гдэ мнэ быват нэ положэно. — Вартан покачал кудлатой головой. — Ладна, я попробую. Только ты держись тут, нэ помырай пока.

Кирилл еще услышал, как тюремщик уходит, а затем уснул. По крайней мере, увидел перед собой полную луну, и на фоне ее диска — очертания какого-то зверька, похожего на мышь, но с более длинными лапками, полупрозрачного, словно призрачного. Затем ночное светило с протяжным шумом рухнуло, и разлетелось на тысячи осколков, как ударившееся об пол блюдо.

Страх пронзил сердце подобно острому колу.

Кирилл попытался выбраться из этого сна, открыть глаза, но провалился в другой, более глубокий, тяжелый и мрачный, словно могила, заполненный шепотами и смутными тенями, скользящими в сумерках…

Отец Павел пришел вместе с тюремщиком и, что странно, не привел с собой палачей.

— Мир тебе, чадо мое, — сказал он, глядя, как узник жадно пьет воду.

Вартан неприязненно покосился на священника, но тот этого не заметил, поскольку стоял впереди.

— Так уж и чадо? — Кирилл усмехнулся. — Позавчера вы из меня демонов изгоняли.

— Я помню, во имя Господа, — отец Павел кивнул и перекрестился. — Но всякий, кто крещен, есть чадо церкви нашей, пусть даже заблудшее, в грехах и гордыне пребывающее…

— Чадо есть, только церкви нет, — отозвался Кирилл.

— Неправда, там где один верующий…

— А есть ли искренне верующие среди тех, кого вы считаете «православными»? — перебил собеседника бывший журналист и понял, что немного отошел от пыток, что может говорить так же бойко и легко, как и ранее. — Вот вы сами, что для вас религия — способ жизни или работа, средство заработка и выживания, неплохой способ социализации?

— Мы тратим время, — отец Павел поморщился.

— У меня его очень много. — Кирилл повел рукой. — Куда мне спешить?

— Торопись спасти свою душу, — похоже было, что священник говорит искренне. — Ибо враг рода человеческого, аки лев рыкающий, бродит в ночи и нашептывает соблазны, и тебя, сын мой, он почти уловил в свои сети, поймал на гордыне и лжи, и еще немного…

— Я сильно удивляюсь, почему вы пришли в одиночку, — вновь перебил Кирилл. — Где отцы-инквизиторы?

Отец Павел вновь поморщился.

— Не стоит юродствовать, — произнес он тихо. — Парни майора придут к вам завтра, и «уроки» будут продолжены, я же хотел всего лишь облегчить вашу участь, сделать так, чтобы прекратилось это богопротивное мучительство.

— Так поговорите об этом с Дериевым. — Кирилл отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.

Священник вздохнул, и зашагал прочь.

Ему на смену вскоре явились знакомые уже «учителя» и вместе с ними сутулый человек, как выяснилось чуть позже — врач. Он смерил узнику давление, пощупал пульс, скривился так, словно ему в рот положили намазанный горчицей лимон, отвел старшего из палачей в сторону.

Разговор велся на повышенных тонах, но Кирилл не смог разобрать ни единого слова.

— Приступаем, — велел экзекутор, вернувшись к «камере».

Но этот раз они пустили в ход полиэтиленовый пакет — его натягивали на голову и зажимали вокруг шеи, так что дышать не было никакой возможности, в ушах начинало грохотать, а в глазах темнело…

Кирилл напрягал всю волю, не давая телу вступить в бесполезную борьбу, удерживал себя от попытки ударить, как-то освободиться, хотя бы задергаться, чтобы только прекратилась эта мука. Понимал, что лишь насмешит палачей, даст повод для новых издевательств и поколеблет их мнение о своей стойкости.

Дважды прощался с жизнью, считал, что всё, не вернется, и думал о Машеньке…

Но затем обнаруживал себя на полу, судорожно хрипящего, с болью в груди и сухостью в горле.

— Пожалуй, этого хватит, больше он не выдержит, — сказал старший из палачей. — Другое попробуем.

Затем Кирилл узнал, сколько всего неприятного можно сделать с человеком с помощью столь банальных предметов как шариковая ручка, шар для бильярда и расческа.

Но что бы с ним ни творили, экзекуторы избегали трогать лицо и не уродовали горло узника.

Дериеву нужно было, чтобы раскаявшийся Сын зари мог сам, громко и ясно, под сотнями взглядов, объявить о своих заблуждениях. И при этом не выглядел жертвой издевательств. Кроме того, майор понимал, что не стоит доводить Кирилла до крайнего состояния, когда тому будет просто нечего терять.

Сколько это продолжалось, Кирилл не мог сказать, но наверняка не один час.

— Уф, запарился я, а он все молчит, — пожаловался второй из палачей, низкорослый и смуглый, вытирая пот со лба. — Неужели и вправду ему всякие дьяволы помогают, как тот жирный попяра балакал?

— Щаз, — сказал первый. — Их же изгоняли, дымом и воплями. Или новых набежало?

Этот разговор мог бы даже развеселить Кирилла, если бы в этот момент ему не было так больно.

Экзекуторы собрали вещички и ушли, но легче не стало — пришла лихорадка. Кирилла затрясло так, что заклацали друг о друга зубы, по телу побежали волны то ли жара, то ли холода, и мир потерял четкость, превратился в дымное марево.

Вроде бы еще кто-то приходил, стоял возле решетки, но кто это был и являлся ли вообще, Кирилл не мог сказать. Он обливался потом и качался на дурманных волнах, отчаянно пытаясь сообразить, где находится, и отчего ему так плохо. Почему не едет «Скорая».

Мерещилась разная дрянь — та же падающая луна, огромный паук с головой Дины, тысячи змей, заполняющих «камеру». И желтое свечение, где он спал минимум неделю, тут было ни при чем.

Потом стало легче, и Кирилл обнаружил, что жив и вроде бы даже подвижен, только очень слаб.

— Штиль, сходим с ума! Жара пахнет черной смолой! — доносилось из-за угла. — Жизнь одному лишь нужна! Но мы, мы вернемся домой!

Бородатый сосед вновь развлекал себя пением. Но на этот раз, к счастью, не поганой блатотой, а русским роком. И голос его казался не мерзким и гнусавым, а вполне нормальным, даже приятным.

Кирилл сел, вытер лицо, ощутил запах пота, исходивший от его собственной одежды, и ему стало противно. Сколько же дней он не мылся, и даже не раздевался… Если посчитать, то выходит двое с небольшим суток, хотя по внутренним ощущениям прошло несколько месяцев.

К его большому удивлению, руки и ноги двигались нормально, суставы и пальцы сгибались, а уши слышали, хотя любое движение отдавалось болью в многочисленных ушибах и ссадинах. Соображал он вроде бы тоже ясно, хотя на самой грани осознания крылось настоящее море «воспоминаний». Тронь — и потонешь в буре, что стирает границы между настоящим и будущим.

— Твою мать, — сказал Кирилл, поднимая оставленный у решетки стаканчик с водой. Там их было два, один — с «обедом», другой — с «ужином», и это означало, что уже вечер. — Когда же это кончится?

Будь он настоящим пророком, его не испугали бы никакие пытки, ведь искренняя вера дает чудовищную духовную силу. Но он не был ни «посланником», ни «Сыном зари», всего лишь жертвой того загадочного золотого света, непонятно откуда взявшегося и чем являвшегося.

Угоди туда другой человек, с ним, вероятно, произошло бы то же самое…

«Нет, не совсем, — подумал Кирилл. — Мне повезло, что тексты гностиков и Библии отложились в голове со времен дипломной работы, и что я сообразил, как их использовать…» Обычный человек, в меру невежественный и ограниченно-практичный, не сумел бы симулировать божественное откровение.

Но попади в желтое свечение фанатичный мусульманин, над Нижним сейчас вилось бы зеленое знамя и стоял крик «Аллах акбар!»…

Окажись там безумный католик — маловероятно, но возможно, — они жгли бы на кострах ведьм и готовились бы к крестовому походу…

Или нет, или им бы не поверили?

Ведь представители традиционных конфессий много столетий твердили о наступлении Страшного Суда, когда Господь или Аллах воздаст каждому по заслугам, но ничего не говорили о том, что человечество погрузится в сон на несколько десятилетий. Как объяснить произошедшее с миром с точки зрения православного или буддиста?

Резкий звук, донесшийся откуда-то от входа в темницу, заставил Кирилла вздрогнуть — неужели опять к нему? Долетел недовольный голос Вартана, затем послышались шаги, и из-за поворота явился один из бойцов майорского войска, державший факел.

За ним показался молодой парень со связанными за спиной руками.

— Здорово, брателло, — бросил он, заметив бывшего журналиста. — И тебя эти волки позорные замели? Ничего, не проканает у них, зону нынче отменили, весь мир по понятиям стал жить…

Шагавший позади второй конвоир толкнул его в спину, и парень чуть не упал.

— Э, полегче! — воскликнул он. Они протопали мимо «камеры» Кирилла, свернули за угол.

Залязгало, загрохотало, и вояки из майорской «армии» прошагали обратно.

— Ещэ одын сосэд у тэба будэт, — прошептал Вартан, остановившись у решетки. — Воруга, настоящый, матерый. Я сэгодна вэчэром смэнюс, и попробую вашых найты, вай. Нэт Творца, кромэ Отца, и Иисус — сын эго по Свэту единородный.

Подмигнув, он заторопился к выходу.

Глава 2

В кабинете было темно, на столе стоял канделябр с тремя горящими свечами, и хотя пламя их не дрожало, Дериеву все равно казалось, что от окна тянет холодным сквозняком. Расположившийся на стуле у стены отец Павел недоуменного моргал, Василич сидел неподвижно, глядя перед собой.

На улице шел дождь, в ночном мраке шелестело и булькало.

В коридоре послышались шаги, в дверь стукнули, и она бесшумно приоткрылась.

— Можно? — спросили из щели.

— Да, заводи, — кивнул майор.

Проскользнувший в кабинет мужичок был невысок, коренаст и обладал совершенно неприметным лицом — мелкие черты, взлохмаченные русые волосы, хитрые глаза, щетина на щеках.

— Доброй ночи, — сказал он.

— Говори, — велел Дериев.

Отец Павел смотрел на неприметного мужичка с изумлением. Похоже, он не до конца понимал, что здесь происходит. Василич же выглядел напряженным, встревоженным, но не удивленным.

— Настроения ныне царят следующие, — начал ночной гость. — О Сыне зари упоминают ежедневно, хотя и шугаются охраны. Болтают, что он пришел дать всем свободу…

Он говорил довольно долго, и из его рассказа выходило, что в коммуне царит недовольство — ее главу тайком чихвостят на каждом углу, надеются на сидящего за решеткой «пророка», мечтают о свободе, и лишь немногие искренне верят в возрождение цивилизации.

— Есть те, кто считают себя его последователями. — Тут неприметный мужичок на миг задумался. — Таких в нашей бригаде пятеро, причем только один из тех, кто пришел недавно, прочие научилисьот него. Рассказывает всякие нелепицы о Сыне зари, или как они называют его — «посланнике», молятся несколько раз в день, и всегда говорят… это, вот… «Во имя Отца, Единственного и Несотворенного».

— Всё? — спросил майор, оставшийся совершенно спокойным.

— Да.

— Тогда иди, свободен. Свое получишь.

Ночной гость кивнул и выбрался обратно в коридор, а Дериев повернулся к отцу Павлу.

— Вот так-то, — проговорил он. — Что на это скажете?

— Во имя Господа, это был что, шпион? — брезгливо поинтересовался священник.

— Мы предпочитаем называть их осведомителями, — вмешался Василич.

— Не заговаривайте мне зубы, — нахмурился майор. — Вы прекрасно знаете, что для воплощения в жизнь нашего замысла годятся любые средства. Во многих бригадах есть люди, поставляющие информацию, и без них мы были бы как без глаз. Так, давай к делу… Почему они верят в этого проходимца, а не в вашего Христа?

Отца Павла от этих слов передернуло, а когда он заговорил, то голос его зазвучал обиженно:

— Мы делаем всё, что в наших силах, проводим молебны, утешаем, беседуем с людьми, окормляем заблудших овец, чтобы вернуть их в стадо иисусово. Но нас слишком мало, я и отец Амвросий.

— Новых батюшек я вам не рожу, — буркнул Дериев.

— Это ясно. — Отец Павел перекрестился. — Но мы можем создать что-то вроде духовной дружины из надежных мирян, назвать ее, скажем, именем Святого Благоверного Князя Юрия, покровителя города, чтобы они проповедовали евангельское учение среди товарищей.

— Поможет? — Василич скептически приподнял бровь.

— Об этом знает только Всевышний, — твердо ответил священник.

— И это требует времени, — сказал Дериев. — А тут что? Пока вы их отберете и соберете, пока выучите, зараза распространится еще больше. — Он перевел взгляд на бывшего командира разведчиков, получившего вчера новую должность — начальника службы безопасности коммуны. — Ты что скажешь? Можно ли одолеть все это силовыми методами?

— То есть выявить всех, кто верит в Сына зари, и казнить их? — уточнил Василич. — Так, технически — возможно, но наверняка вызовет открытый бунт, а справиться с ним будет непросто. Даже если сделаем это, потратим кучу патронов, получим некоторое количество трупов и беглецов — кто-то обязательно воспользуется суматохой и удерет. Намучаемся с ними, вот увидишь.

— И что тогда? — спросил майор мрачно.

Начальник службы безопасности понял вопрос буквально.

— Есть опасность, что оставшиеся за пределами коммуны ученики «пророка» попробуют выкрасть учителя, — сообщил он. — Поэтому я распорядился насчет усиленной охраны тюрьмы, и…

— Да я не о том. — Дериев махнул рукой. — Что нам делать? Ведь «уроки» не дают результата?

— Нет, он невероятным образом держится, — сказал Василич. После паузы добавил: — Может, все же убьем его по-тихому?

— По-тихому нельзя, поползут слухи, что он скрывается, а на самом деле жив. — Майор встал из-за стола и, подойдя к окну, уставился на сбегающие по стеклу капли дождя. — Нужно иное… Если не выйдет публичное отречение, то организуем публичную казнь.

Он резко повернулся.

— Но это как-то не по-христиански, — несмело возразил отец Павел.

— А что в этом мире по-христиански? — Дериев тяжело поглядел на священника. — Сон длиной в несколько десятилетий упоминается в Библии?

— Пути Господни неисповедимы.

— На это очень легко все свалить, вот так-то. — Майор вернулся к столу, скрипнуло его кресло. — Необходимо, чтобы все видели, что именно самозваный Сын зари, а на самом деле обычный человек, умер. Все запомнили, что он подох, и поняли, что так будет с каждым, кто станет угрожать целостности нашей коммуны и будущему цивилизации.

— Как бы бунт не начался, прямо там, — сказал Василич.

— А это твоя забота, — отрезал Дериев. — Еще пару дней попробуем «уроки», и по максимуму, а если не сработает, то через три дня казним этого болтуна.

— Как? — деловым тоном спросил начальник службы безопасности. — Повесим?

— О Господи, помилуй меня, помилуй нас всех… — забормотал отец Павел, мелко крестясь, но на него никто не обратил внимания.

— Нет, это слишком быстро. — Майор задумчиво потер подбородок. — Надо, чтобы он умирал долго, и зрители прониклись. Расстрел тоже отвергаем, да и патронов жалко. Сожжение?

— Позвольте мне еще раз воззвать к его душе! — вмешался священник.

— Взывай, только не верю я, что это сработает. — Тон у Дериева был совершенно равнодушный. — Значит, спалим его на костре. Давай лучше не одного, а с двумя ублюдками, что сейчас в соседних отсеках сидят. Один вор и бунтовщик, другой убийца.

— Где? — Василич радостно потер руки.

— А прямо тут, перед администрацией. Нужны дрова, столбы, и веревки…

Они еще обсуждали какие-то детали, а отец Павел слушал, и ему было холодно и гадко. Казалось, что угодил в безумный, нескончаемый сон, и что самое страшное — в сон чужой.

* * *

Проснувшись, Кирилл обнаружил себя там же, в «камере».

— Утро красит белым светом стены древнего Кремля… — вспомнил он слова старой, еще советских времен песни.

Попытавшись встать, понял, что ноги дрожат, а голова кружится — давало знать о себе недоедание, хотя голода как такового он удивительным образом не чувствовал. Организм, травмированный пытками, не обращал внимания на такую «мелочь», как отсутствие пищи.

В животе посасывало, но не особенно сильно.

Едва отошел от ведра-параши, как послышались шаги, и за решеткой объявился лопоухий тюремщик.

— Доброе утро, — сказал Кирилл, но лопоухий сделал вид, что не услышал.

Он поставил на пол стаканчик с водой, забрал пустой, оставшийся с вечера, и удалился. Похоже, этот парень, в отличие от Вартана приказ не разговаривать с «Сыном зари» решил выполнять.

А жаль, наверняка рассказал бы еще чего-нибудь интересное.

— Э, баклан синий, ты чо-то попутал, — донесся веселый голос нового узника. — Притащи икорки красной, пузырик вискаря, и чтобы одна нога здесь другая там, ползаешь, как сифилитичная вошь. А это говно засунь туда, где ему место — себе в жопу.

Тюремщик ответил что-то, но слов Кирилл не расслышал, уловил только обиженный тон.

Сознание вновь уплыло, и он погрузился не в сон, так, в легкую дремоту. Выдернуло бывшего журналиста из нее появление около камеры экзекуторов, тех же самых, что и вчера.

— Настало время нового сеанса, больной, — заявил старший из палачей, открывая ящик для инструментов. — Так, что тут у нас есть — щипчики, напильнички, молоточки и гаечный ключик.

— Уф, поиграем в сантехников, — хохотнул второй, смуглый.

В последующие несколько часов было очень плохо, и не столько из-за боли, сколько потому, что сегодня не получалось отстраниться от терзаемого тела, нырнуть в красочные видения. Кирилл ощущал все, что с ним делали, и не выдерживал, кричал и стонал, и любой делал бы то же самое на его месте.

Но он не плакал, и не молил о пощаде, не проклинал палачей.

Те работали в поте лица, спокойно и добросовестно, и вроде бы даже удовольствия не получали. Оставалось только гадать, где майор нашел таких исполнителей? Хотя в полиции, бывшей милиции, садистов всегда хватало.

Несколько раз Кирилл терял сознание, но его отливали водой, били по щекам, приводили в себя и вновь принимались за дело. О чем-то разговаривали, смеялись, вспоминая дела из прошлого, лежавшего за пределами тех нескольких недель, что прошли с момента всеобщего пробуждения.

— Ну что, бедолага, может быть, скажешь, что майор хочет? — поинтересовался смуглый, когда «сеанс» подошел к концу. — А то ведь мы, хе-хе, еще придем и что-нибудь новое придумаем.

Понять, что от него требуют, было сложно, раздвинуть губы — еще труднее, но Кирилл смог это сделать. Он выдавил:

— Не… нет.

— Ну, как хочешь. — В голосе старшего палача прозвучало даже что-то вроде уважения.

Они собрались и ушли, а ему еще какое-то время казалось, что в «камере» кто-то есть, прикасается к коже холодными пальцами или инструментами, шепчет в ухо гадости, сипло дышит перегаром. Затем морок неохотно отступил, и Кирилла начало зверски трясти, так что он даже шарахнулся затылком об пол.

Боль, которую причинил себе сам, помогла немного прийти в себя.

— О, мой бог, — пробормотал Кирилл, сев и обнаружив, что пол вокруг него весь в крови.

— Э, брателло, ты там жив? — долетел до него голос нового узника.

— Жив.

— Эти волки позорные тебя конкретно в оборот взяли… Я — Сеня, Сеня Крытый.

— Кирилл.

— За что они тебя? Ты не просто рамсы попутал, ты у самого главного телку увел, — новый знакомый хохотнул, — или в суп ему нагадил. Блин, уроды поганые, ментовские морды, эх, перо бы мне и пару вольных ночей.

— В суп не гадил. — Разговор отнимал силы, но в то же время от него становилось легче. — Ты, может быть, слышал обо мне, люди называют меня Сыном зари.

— Ни фига себе!

— Эй, хватит болтать! — донесся из-за угла голос лопоухого. — Не положено.

— О, засвистела жопа дудкой, — бросил Сеня. — Хлебало закрой, вертухай недобитый!

— Молчать! — разгневанный тюремщик объявился возле «камеры» Кирилла. — Заткнись, голубь, или я охрану вызову!

— Ну да, за чужой жопой прятаться сподручно, особенно если своя такая широкая. — Сеня захохотал. — Зови, зови приятелей, в одиночку ты только и годишься, что парашу за нами выносить, шестерка гребаная!

Лопоухий побагровел, затем побледнел, издал некий звук, похожий на кряканье, и прошипел:

— Ты еще пожалеешь!

— Вот прям сейчас и начну, — продолжал веселиться новый узник.

Тюремщик схватился было за резиновую дубинку, но затем махнул рукой, и заковылял прочь.

— Вот так лучше, — сказал Сеня. — И воняет меньше, зуб даю… Слышь, брат, так ты вправду он? Тогда все понятно — ты такой же вор, как и я, только намного солиднее, ха-ха.

— Вот чудеса на виражах… Это почему? — полюбопытствовал Кирилл.

— Так ты утащил то, на что я даже не знаю, как сети раскинуть… Ну, веру ихнюю. Майор попытался батюшек вернуть, чтобы фраера в церковь ходили и все такое, а тут ты как кость поперек горла со своими речугами. Так что грохнут тебя в ближайшие дни, как и меня. Такие как мы в этой сраной коммуне не нужны.

— И меня тоже? — громко поинтересовался из своей «камеры» обладатель бороды и кубика Рубика.

— И тебя, вот увидишь, брателло, — уверенно заявил Сеня. — Лес рубят — щепки летят.

— Посмотрим, — сказал Кирилл.

Он видел свою смерть, причем не в одном варианте — на костре, от пули, от болезни, даже в петле, — но сейчас не мог сказать, когда и как она последует. Настоящее походило на бурный поток, мчащий его с безумной скоростью. А впереди, в водяной дымке, прятались водопады, пороги и протоки будущего.

Он видел лишь смутные образы и был слишком слаб, чтобы вглядываться.

Бородатый, так и не назвавший своего имени, и Сеня еще что-то обсуждали, но Кирилл не слушал. Лежал с закрытыми глазами и чувствовал, как в груди ворочается и тяжело бьется огромное горячее сердце.

За ним пришли скорее, чем он ожидал. Вновь зазвучали шаги, забренчал отпираемый замок.

— Поднимите его, — велел звучный баритон, принадлежащий отцу Павлу.

Кирилл поднял веки и увидел священника, нескольких крепких парней с оружием, трещащий факел в руке одного из них. Ощутив прикосновение, он не выдержал, охнул, и боль из тупой и привычной стала острой — словно к коже приложили кусок раскаленного металла.

Его поставили. Бывший журналист не упал, хотя ноги подгибались.

Странно, но Кирилл совсем не испытывал ненависти — ни к мучившим его людям, ни к майору Дериеву или Василичу, отдававшим приказы, ни к лицемерному отцу Павлу. Он даже не презирал их, а просто никак не относился, точно это были не люди, а нарисованные на холсте персонажи картины.

Такого раньше он и представить не мог. Но золотое сияние, в котором Кирилл провел неделю, что-то изменило внутри.

— Как ты себя чувствуешь, сын мой? — спросил священник.

— Лучше всех, — ответил Кирилл и упал бы, не подхвати его конвойные под мышки.

— Не хочешь ли покаяться в своих заблуждениях?

На второй дурацкий вопрос подряд он отвечать не стал. Закрыл глаза и отвернулся.

— Не хочешь? — уточнил отец Павел. — Тогда ведите его.

Шагать сам Кирилл не мог, и его понесли два крепких молодца — резво, но довольно аккуратно. Он ощутил под ногами ступени, лицо овеял свежий ветер, лишенный привычных «ароматов» подземелья, ушей коснулся шорох листвы и далекое карканье вороны.

Узника вновь тащили к церкви.

То ли священник и вправду верил, что в «Сыне зари» свили гнездо зловредные демоны, то ли полагал, что храм и служба могут повлиять на лжепророка. Удивительно, насколько сужает разум людей пусть самая благая и чистая, но все же жесткая идеология.

— Я… я сам попробую, — сказал Кирилл, когда до церкви осталось метров сто.

Это расстояние он сумел пройти, хотя глядел все время себе под ноги, а голова кружилась так, что казалось — стоит на палубе корабля, идущего по морю при хорошем волнении. Шагнул в раскрытые двери, ощутил запах горячего воска, услышал изумленные возгласы.

Он мог поднять глаза и посмотреть, но это было не нужно, и так знал, что собравшиеся тут люди таращатся на него, и мог догадаться, о чем они думают. Как же! Сам «Сын зари», чуть ли не дьявол в человеческом обличии, первый враг коммуны, хотя выглядит как самый обыкновенный молодой мужик, сильно усталый и истощенный, морда бледная, да и одежда в каких-то бурых пятнах.

Сегодня тут собрались лишь те, кто пришел по своей воле. Народу оказалось немного, с полсотни человек.

— Следите, чтобы он не упал, — шепнул отец Павел конвойным и шагнул назад, исчез из виду.

Вскоре он уже в облачении появился у алтаря, и служба началась.

Кирилл не следил за ней, не вслушивался и не вглядывался, он думал лишь об одном: как не потерять сознание, не упасть. Почему-то это казалось очень важным, а во взглядах икон, чьи оклады поблескивали в полумраке, ему чудилось злорадное одобрение.

«Потерпи-ка, парень, — будто шептали святые, в свое время претерпевшие от язычников великие мучения. — Почувствуй, каково это, страдать за веру, даже если ты сам ее верой не считаешь, и ни во что не ставишь».

Мысль показалась смешной, и Кирилл расхохотался.

Читавший проповедь отец Павел сбился, а прихожане начали оживленно и сердито перешептываться.

— Тихо ты, — один из конвоиров слегка встряхнул бывшего журналиста. — Тихо!

Но Кирилл уже забыл, отчего развеселился. Он поднял голову и задохнулся от ужаса: церковь была полна трупов! Скелетообразные жуткие мертвецы с обмороженными руками и ногами стояли меж живых, точно так же крестились, склоняли головы, бормотали что-то.

«Это те, кто умрет зимой, — подумал он. — От голода и холода. Или уже умер?»

Видения с жутким шумом хлынули из памяти, он не смог их удержать и словно разорвался на тысячи маленьких мыслящих кусочков, способных лишь корчиться от ужаса и молить, чтобы это закончилось. Время предстало огромным полотном, расшитым тысячами светящихся нитей, и он понял, что эти нити — те событийные линии, которых он касается в данный момент.

Вот эта обрывается тут же…

Эта идет далеко-далеко, но постепенно гаснет…

Две перекрутились так, что не понять, где какая…

Кирилл рухнул в обычный мир и едва удержался на ногах — вновь только благодаря помощи конвойных.

— Спа… спасибо, — прошептал он, радуясь, что снова видит как обычно, и вокруг только живые люди.

— Нашел, кого благодарить, — со смешком ответили из-за спины.

Проповедь закончилась, и верующие по одному подходили к отцу Павлу и ко второму священнику… как его… отцу Амвросию. Оба благословляли, улыбались, лица прихожан выглядели умиротворенными и спокойными, на «Сына зари» многие поглядывали с неприязнью.

Заметив среди них худенькую девушку с черными длинными волосами, Кирилл сначала удивился, отчего она кажется ему знакомой. Подумал, где он мог ее видеть, и только затем до него дошло… Это Дина, та самая, что приходила к нему на беседы и смотрела так откровенно!

Очередной глюк?

Он зажмурился, даже поднял руку и ущипнул себя за предплечье, но это не помогло — девушка не исчезла. Мысли взвихрились в голове. Как она сюда попала, отчего забрела в церковь и ведет себя так же, как и остальные, и в его сторону не глядит? И почему он этого не «вспомнил»?

— Нет, нет… — прошептал Кирилл. — Хватит… я не хочу.

Если он поверит в то, что его видения истинны, начнет во всем доверять только им, не сойдет ли он с ума, не станет ли рабом этой странной, непонятно откуда взявшейся способности?

Конвоиры поняли слова узника по-своему: его подхватили и вытащили наружу.

Тут ноги все же не выдержали, подломились, и бывшего журналиста уложили прямо на землю. Из тьмы появился отец Павел, скомандовал что-то. Перед глазами Кирилла замелькали листья, переплетения ветвей.

На какое-то время он отключился, поскольку не помнил, как оказался в «камере», и откуда взялся Вартан.

— Э, совсэм эго замучили, вай, — бормотал тюремщик, запирая замок.

— Да только в церковь сводили и обратно, — оправдывался кто-то из конвойных. — Днем ему вот здорово досталось, но так то парни из личной охраны Дериева…

Голоса их удалялись, становились тише.

«Это и в самом деле была Дина, или мне померещилось? — подумал Кирилл. — Неужели я начинаю сходить с ума? Или свихнулся давно, с того момента, как вылез из машины на Казанском шоссе?»

Тогда всё, что вокруг — изощренный бред, порождение больного мозга.

Кирилл сумел сесть, нащупал стакан с водой, стоявший на обычном месте — у самой решетки. Сделал несколько глотков и едва не выронил пластиковую посудину — мышцы предплечья свело судорогой.

— Вот черт… — прохрипел Кирилл, пытаясь с ней справиться.

Сделать это удалось, но пришла слабость, и вот ее одолеть он не смог: провалился в беспамятство.

Когда очнулся, Кирилл понял, что вокруг темно. Был слышен храп кого-то из соседей. Кирилл с трудом сел и попытался сосчитать, сколько дней он находится на этом «курорте»… По всему выходило, что с момента нападения на Яблоневой прошло четверо суток.

Интересно, что все это время делали Серега, Федор, остальные?

Может, они собираются освободить его?..

Но надежда вспыхнула и погасла, как залитый водой факел — слишком неравны силы. С одной стороны несколько человек, а с другой десятки бойцов и вся мощь коммуны…

— Э, ты нэ спыш? — рядом с решеткой бесшумно, как привидение, объявился Вартан.

— Нет.

— Хочэш, я дам тэбэ эды?

— Не надо, — Кирилл помотал головой. — Ты принес присягу майору Дериеву и верно служи ему, ведь сказал Иисус: невозможно человеку сесть на двух коней, натянуть два лука, и невозможно рабу служить двум господам: или он будет почитать одного, а другому он будет грубить.

Нечто похожее содержалось и в канонической Библии, но ту цитату Кирилл не помнил, и воспользовался апокрифом.

— А я нэ хачу ему служит, вай! — воскликнул Вартан. — Тэбэ хачу!

— Не мне, а Первому Свету, частью которого мы все являемся.

— Да, да! — горячо зашептал тюремщик. — Ты расскажеш мнэ? Тут эщэ моя жэнщына прышла, она хотэла тэбя послушат, и одын из парнэй, что в наружной охранэ. Я позову?

— Зови, — сказал Кирилл.

Похоже, порядки в коммуне изменились: раньше никому не позволялось выходить из «казарм» ночью, теперь же для проверенных людей, похоже, делаются исключения.

Хотя ничего странного — народу все больше, и контролировать всех труднее.

Вартан ушел, но вернулся довольно быстро, привел маленькую, закутанную в платок женщину и крепкого парня, вооруженного не «Калашом», а охотничьей двустволкой. Автоматического оружия у майора на всех не хватало.

— Мы слушаэм, — сказал тюремщик, усевшись на пол около самой решетки. — О чэм ты расскажэш?

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, о чем бы я ни говорил, это будет знанием, а тот, кто обретет истолкование моих слов, не вкусит смерти… Пусть тот, кто ищет, не перестает искать до тех пор, пока не найдет, и когда он найдет, он будет потрясен, и если он потрясен, он будет царствовать надо всем.

«Евангелие от Фомы», одна из кумранских рукописей.

Кириллу было немного стыдно, что он будет обманывать этих людей, пытаться убедить их в истинности того, во что ни капли не верит сам, но ведь работа журналиста, рекламщика, режиссера, да много кого как раз и состоит в том, чтобы как можно лучше выполнить эту задачу.

В первые минуты он говорил медленно, с трудом — давно не проводил бесед, да и обстановка была необычной, но затем разошелся, и стало легче. Кирилл забыл о страданиях и боли, сопровождавших каждое движение, о дремлющих где-то в глубине сознания жутких видениях.

Для начала Кирилл вспомнил то, что уже рассказывал на Яблоневой — про Отца, Первый Свет и про отделившегося от него Демиурга, завистливого и могущественного творца мира, во власти которого и находится человечество. Поведал про души, заточенные в материи частички бессмертного сияния, что с каждым воплощением становятся все тусклее и тусклее.

— Это что, я многа раз жыл? — удивленно спросил Вартан, почесывая кудлатую голову.

Поверить в это ему было труднее всего.

Парень с ружьем и женщина слушали молча, но Кирилл чувствовал их жадное внимание, и понимал его: привычная картина мира, обычные ценности рухнули, открыв нечто непознаваемое, а значит жуткое и опасное, и нужно срочно закрыть пробоину, придумать объяснение тому, что произошло, или лучше, чтобы не напрягаться, найти того, кто все растолкует.

Спасет от страха и тревоги, даст надежду на лучшее.

— Христос пришел выкупить некоторых, освободить одних, спасти других. Он выкупил тех, кто чужой, сделав их своими. И он отделил своих, тех, кого он положил залогом по воле своей. Он положил душу свою, когда пожелал… — вещал Кирилл, рассказывая о миссии первого и сильнейшего пророка, настоящего Сына Божьего, посланного в этот мир сострадательным Первым Светом, чтобы указать другим его детям дорогу к спасению.

Он старался говорить проще, не «грузить» слушателей, но понимал, что это для них все равно сложно.

— Так это чо, типа, новое христианство? — спросил парень с ружьем.

— Христианство не бывает новым или старым, оно бывает истинным или ложным. — Кирилл покачал головой. — Как сказал апостол Филипп: если некто спускается в воду, выходит оттуда, ничего не получив, и говорит «я — христианин!», то он взял имя в долг. Но если он получил Дух святой, он имеет в качестве дара имя, и тот, кто получил дар, у него не отбирают его, тот же, кто получил его в качестве долга, тот лишается его… — Кирилл вдруг осознал, что не слышит больше храпа — сосед проснулся, и на одного слушателя стало больше. — За первым пророком явились другие, и имена некоторых из них угодили в людскую память — Мани, Сын Вдовы, проповедовавший в Персии, Святой Франциск, Сеид Али-Мохаммед, попытавшийся извлечь лучшее и истинное из всех религий. Демиург и его отражения-архонты, раздраженные тем, что власть над миром уплывает из их рук, давали могущество своим ставленникам, призванным еще крепче привязать человечество к материи.

Кирилл умолк.

— Всё, достаточно, — сказал он, чувствуя, что выдохся.

Заболела голова, напомнили о себе синяки и раны, и как-то особенно мерзко задергало в животе.

— Э, ы что нам дэлат? — немного растерянно осведомился Вартан.

Он наверняка полагал, что Сын зари за полчасика объяснит ему все тайны мироздания, научит творить чудеса, ну а заодно подскажет, как вытащить его отсюда и самим не пострадать.

— Жить и ждать, — выдохнул Кирилл. — Это иногда так много…

Парень с ружьем что-то спросил, тюремщик ответил, затем они поспорили — похоже, насчет того, не стоит ли попытаться бежать сейчас, прихватив с собой узника, или это слишком опасно.

Сознание уплывало, Кирилл соображал все хуже и хуже.

Женщина бросила единственную фразу, и на этом разговор закончился. А потом они ушли.

— Слышь, брателло, — прилетело из тьмы хриплое, — это было круто!

Кирилл не ответил, но улыбнулся — похвала эта оказалась неожиданно приятной, и неважно, кто ее озвучил. Затем подал голос второй сосед, начавший бурчать по поводу того, что ему мешают спать, и пришел сон, заполненный мерцающими вспышками и раскатами грома, похожими на смех.

И в нем Кириллу было до ужаса стыдно. Он понимал, что за вранье угодит в ад, на вечные муки. И муки эти рисовались до тошноты знакомыми — «камера» за решеткой, железное ведро в углу и являющиеся каждый день экзекуторы с инструментами, один повыше, лобастый, с глазами навыкате, другой пониже, смуглый и со шрамом над губой.

* * *

Ночь выдалась тихой, сырой и прохладной.

Серега перемещался по тому, что когда-то было городом, а ныне представляло из себя помесь руин с лесом, тем скользящим, бесшумным шагом, каким выучился ходить на Кавказе. Двигался он неравномерно, менял направление, время от времени замирал, чтобы сбить с толку возможного врага, а заодно оглядеться и прислушаться.

Когда добрался до условного места, тучи разошлись, и стало немного светлее.

Осторожно прошел мимо стены старой школы и выглянул из-за угла — вот она, пристройка, где Дина должна оставить сообщение.

Увидев, как во мраке кто-то шевельнулся, он немедленно залег и лишь потом разглядел, что это сидящая на корточках девушка.

Неужели она сбежала? Или это ловушка, и ее раскрыли?

Серега знал, где находятся «казармы» женских бригад, и рядом с каждой они выбрали укромное место. Куда бы Дина ни угодила, она будет знать, где положить листки с информацией о делах в коммуне. Понятно, что первым делом ее обыщут, но блокнот и карандаш вряд ли отберут.

А днем всегда найдется возможность поместить письмо куда надо.

Девушка ушла три дня назад. Вчера бывший десантник ходил на разведку, обошел, а точнее обполз на брюхе все места, где работали женщины, и выяснил, куда зачислили Дину. Дважды чуть не попался бывшим соратникам, но оба раза успел спрятаться.

Сегодня еще до рассвета он проник в самое сердце коммуны и устроил «наблюдательный пункт» на верхнем этаже углового дома на Советской площади, прямо над хозяйственным магазином. Отсюда он мог видеть всю площадь и ее ближайшие окрестности, почти ничем не рискуя.

Это здание майорские вояки проверили давно и внутрь более не совались.

Целый день Серега просидел на одном месте, наблюдая, запоминая и стараясь не шевелиться без особой необходимости. Выяснил много интересного, а едва стемнело, осторожно выбрался и отправился забирать послание от Дины.

И неожиданно наткнулся на нее саму.

Серега полежал какое-то время, пытаясь определить, нет ли рядом засады, но никого не увидел и не услышал. Затем двинулся вперед, ползком, не приподнимаясь, точно очень большая и толстая змея.

— Тихо, — шепнул он, оказавшись рядом с девушкой.

Та вздрогнула.

— Ты что здесь делаешь, рога и копыта? — осведомился бывший десантник, все еще ожидая, что сейчас заорут «Бросай оружие!» или сразу начнут палить, если хотят убить предателя, а не взять в плен.

— Тебя жду, уяснил? — голос Дины прозвучал сердито.

— А что, это, как бы сейчас по ночам можно выходить? — спросил он удивленно.

— Официально — нет, но многие девчонки на свидания бегают, и меня вот отпустили. Под честное слово, так что я должна к рассвету вернуться. — Она вздохнула. — Представляешь, я встретила посланника сегодня! В церкви!

— Не тараторь. — Серега поморщился. — Говори по порядку. Что ты там делала?

Он видел сегодня, что храм на Бекетова вроде бы функционирует, что туда ходят люди, даже в сумерках, с факелами, но заглянуть внутрь и послушать, что там творится, не мог.

Из рассказа девушки стало ясно, что Дериев добыл где-то пару батюшек и решил перековать коммуну на православный лад. Обязательными стали молитвы трижды в сутки, всех раз в несколько дней гоняют на принудительные богослужения, а желающие могут еще ходить на обычные.

— Тот поп проповедь читал, кадилом размахивал, на исповедь звал к себе, — вспоминала Дина. — И тут его привели, посланника, изможденного, и одежда кое-где в крови… Его пытали!

Голос ее задрожал.

— Наверняка, — сказал Серега. — Он тебя узнал?

— Я не поняла, — призналась девушка. — Он выглядел как безумный, хотя безумны все остальные.

И она рассказала, что людям из коммуны внушают, что за ее пределами каннибалы и дикие звери, и что поэтому желающих бежать очень мало. Но майора почти все ненавидят и боятся, и о Сыне зари рассказывают всякие глупости и нелепицы, никто точно не знает, где он, и что с ним, но ходят слухи, что его держат где-то в заточении и собираются казнить.

— На Советскую свозят дрова. — Серега почесал в затылке. — Делают три кучи.

— Ты думаешь?.. — Дина прижала руки к лицу.

— Почти наверняка. Майор любит унижать своих врагов и все такое.

— Что же мы будем делать?

— Готовиться.

Серега знал, что ничего не успокаивает лучше, чем будничный тон. Сработало и сейчас — девушка порывисто вздохнула, а когда заговорила вновь, то в голосе ее уже не было истеричных ноток.

— Мы освободим его?

— Обязательно, — кивнул Серега. — И для этого тебе нужно быть готовой, и чтобы все наши, кого увидишь, были готовы. На казнь соберут все бригады, пригонят каждого, чтобы показать торжество Дериева. Ваша задача — по сигналу начать беспорядки, поднять панику…

— По какому сигналу?

— Вы его услышите, — злобно улыбнулся бывший десантник. — Те парни, что с Гребного канала, дали нескольких бойцов и гранат выделили. Вот они и пригодятся, чтобы пошуметь.

План его был прост — навести панику, взбунтовать работников, отвлечь охрану, не такую уж и многочисленную, а затем ударной группой из того дома, где он сегодня прятался, атаковать место казни и забрать Кирилла.

Там по прямой всего метров сто.

Главное — выяснить когда будет казнь не позднее чем за сутки, чтобы оставалась ночь на подготовку засады.

— Это рискованно, — сказала Дина. — Может быть, узнать, где темница, и выкрасть оттуда?

— Ее уж точно охраняют как ничто. — Серега оглянулся. Ему показалось, что за углом что-то зашелестело. — А такой наглости как открытое нападение, от нас никто ждать не будет, так что охрана в день казни расслабится. Ну и как дело закончится, разбегайтесь все, кто куда может. Место встречи то же самое… А если услышишь что о казни, приходи сюда завтра или послезавтра, или записку клади — я каждую ночь буду появляться.

— Да, да, я постараюсь. — Дина устало потерла лоб. — Помолишься со мной? А то за эти дни у меня ни разу не получилось.

Они опустились на колени, и в ночном мраке рядом с покинутой школой зазвучали два негромких голоса, славивших того, кто незрим и неслышим, единственного истинного Творца.

* * *

Утро выдалось мерзким. Кирилл просыпался тяжело, выныривал из одного кошмара в другой, а на то, чтобы встать и дойти до параши, потратил чуть ли не полчаса. День же оказался еще хуже: экзекуторы явились вскоре после «завтрака», состоявшего из стакана воды, и приступили к обычным «упражнениям».

И вновь плоть молила о пощаде, рассудок мутился, а по цокольному этажу бывшего универсама разносились стоны, крики и ругательства — Сеня костерил «ментов поганых» на чем свет стоит.

Но те не обращали на него внимания.

— Ну что, будешь каяться? — примерно раз в час спрашивал старший, смахивая пот со лба.

Кирилл молчал. Сдаться после всего, что он перенес? Глупо.

Ближе к вечеру в импровизированную тюрьму явился Дериев в сопровождении Василича.

— Ну как он? — поинтересовался глава коммуны.

— Не отвечает, — сообщил старший экзекутор.

— Эй, пророк, — позвал майор. — Слышишь меня?

Кирилл открыл глаза, посмотрел на человека, отдавшего приказ о пытках и… улыбнулся.

— Твою мать! — почти испуганно воскликнул Василич. — Он сумасшедший!

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Дериев, лицо которого не изменилось.

Кирилл улыбнулся вновь и опустил веки. Слова излишни, все давно произнесено.

— Вот так-то, — в голосе майора прозвучало разочарование. — Собирайтесь, уходим.

Последняя фраза относилась к палачам.

И Кирилл остался наедине с ознобом, провалами в беспамятство и чудовищной слабостью в измученном теле. Во время очередного просветления, когда мог думать связно, в голову пришла мысль: если он умеет заглядывать в будущее, почему бы ни сделать это осознанно, попытаться узнать, что ждет его?

Поначалу он испугался — только дай свободу бездне образов, «воспоминаний», таящихся в подсознании, и она поглотит его, сделает настоящим, заблудившимся во времени безумцем.

Затем Кирилл рассудил, что ему нечего терять.

И как бы потянул за одну из множества нитей, проходящих через его голову, сжимаясь и готовясь к тому, что сейчас на рассудок обрушится многокрасочная, многомерная лавина.

Мелькнули лица множества людей… площадь Советская… И в глаза ударило рыжее пламя!

Жар оказался настолько реальным, что Кирилл невольно отшатнулся, почувствовал запах паленых волос. И вновь оказался на полу «камеры», холодной, уродливой и грязной, с могучим замком на решетке.

Передохнул несколько минут, и тронул другую «нить», цепь событий.

И вновь — толпа, глядящая на него с любопытством, и огонь, жгучий огонь со всех сторон!

— Нет! — прохрипел Кирилл, корчась от страха и боли.

Он пытался еще и еще, словно нырял в темную воду, заполненную размытыми, подвижными силуэтами, но вытаскивал одно и то же — громадный костер, столб дыма, уходящий в синее небо, и пялящуюся на все это толпу.

Потом не выдержал и потерял сознание.

«Неужели все дороги в будущем сошлись в одну? — подумал Кирилл, придя в себя. — Их же было так много, а теперь осталась одна, ведущая в огонь, к смерти, и все, что я видел ранее — ложь».

Нет, такое невозможно. Вероятней, что на самом деле он ни в коей степени не может управлять собственным «талантом», и тот проявляет себя так, как ему угодно, показывает не то, что нужно пророку, а нечто случайное. И до костра еще многие годы, десятки развилок, и сейчас он маячит перед глазами случайно…

Пару раз к его «камере» подходил Вартан, но разговаривать с ним не было ни сил, ни желания, и бывший журналист делал вид, что дремлет, так что мрачно сопевший тюремщик топал дальше.

Бородатый обладатель кубика Рубика пел русские народные песни.

Вечером кудлатого кавказца сменил лопоухий болтун и тут же отправился на обход.

— Ничего, недолго тебе мучиться, голубь, — сказал он, остановившись у «камеры».

Говорил тюремщик, глядя в сторону, и приказ «не общаться с узником» не нарушал. Морда у него была самая злорадная, губы кривились в улыбке, а глаза посверкивали торжеством.

— В смысле? — выдавил Кирилл.

— Недолго, вот скоро выведут тебя отсюда, поверь мне. — Лопоухий захихикал. — Радость будет.

И тут Кирилл понял, что не зря он видел тот костер. Дар вовсе не подвел его, просто бывший воспитанник детского дома номер четыре свернул на ту дорогу, в конце которой тупик, и нет возможности остановиться, двинуться в сторону, как-то избежать катастрофы.

— Меня сожгут, — сказал он.

Тюремщик вздрогнул, на мгновение уставился прямо на Кирилла, но тут же отвел глаза.

— Вот колдун проклятый! — воскликнул он. — Но ничего, колдовство твое тебе не поможет! Я еще спляшу на твоей могиле и плюну на твой гроб, если он у тебя вообще будет, если тебя не бросят собакам.

— Этот мир — пожиратель трупов, — проговорил Кирилл, перед глазами которого встали строчки из переведенного на русский язык гностического текста, писанного якобы апостолом Филиппом. — Все, что в нем поедается — ненавистно. Истина — пожиратель жизни. Поэтому никто из тех, кто вскормлен в истине, не может умереть.

Лопоухий заморгал маленькими глазками, пытаясь понять, что ему говорят, но «не осилил», и заторопился прочь.

— Эй, брателло! — позвал Сеня, когда шаги тюремщика затихли вдалеке. — Ты как, в форме?

Кирилл не ответил — силы он отдал на последние несколько фраз.

Он вспоминал дочь, Машеньку, те времена, когда видел ее ежедневно и не понимал своего счастья. Жалел о том, что так и не нашел ее после этого жуткого сна, продлившегося несколько десятилетий.

Хотя нужен ли маленькой девочке такой странный, не совсем нормальный отец?..

Затем пришла ночь. Уснуть по-настоящему Кирилл так и не смог — мешала боль, возникавшая то тут, то там, при каждом движении и даже при вдохе. Он попытался считать овец, быстро сбился, но со второго раза все же погрузился в тяжелую, не дающую облегчения дрему.

Несколько раз вскидывался. Казалось, что в «камере» есть кто-то еще.

Один раз это была Мила. В ее любимом платье, грустная и заплаканная…

В другой — Серега. Мрачный и сосредоточенный, с автоматом в сильных руках…

Затем — лучший друг Денис, с которым вместе учились в универе…

В могучей и темной, но излучающей свет фигуре он узнал Демиурга, о ком столько рассказывал, но ни разу не пытался вообразить, как тот выглядит. Кирилл содрогнулся, представляя, как должен ненавидеть Сына зари князь мира сего, но потом сообразил — это же бред! Галлюцинация!

И тот, кого Кирилл назвал Отраженным, растаял во мраке.

Снова начались приступы лихорадки, от них пот выступал по всему телу. Кириллу казалось, что он уже горит на костре, и что языки пламени лижут кожу, проникают внутрь, оглаживают внутренности.

Он почти видел их…

Утро, обозначенное визитом лопоухого тюремщика, притащившего «завтрак», не принесло облегчения. Кирилл выпил воду и снова погрузился в болезненное полузабытье, заполненное бессвязными видениями.

Через какое-то время он осознал, что экзекуторов нет, хотя им давно пора появиться.

А это означает… Это означает, что Дериев оставил надежду сломать Сына зари, принудить того к покаянию, и казнь состоится сегодня. Может быть, завтра. Жить человеку по имени Кирилл Вдовин осталось всего ничего — какие-то часы, максимум сутки.

Эта мысль не вызвала злости или тоски, лишь смутное сожаление… Так мало успел сделать.

— Ну что, всё? — спросил он, когда тюремщик во время очередного обхода появился у его «камеры».

Лопоухий демонстративно отвернулся и пошел дальше.

На какое-то время Кириллу стало до дрожи, до жути страшно — что ждет там, по другую сторону бытия? Может, и вправду частичка света, составляющая его душу, отправится туда, откуда пришла — к Творцу?

А если к Демиургу в лапы?

Совсем некстати выплыли из памяти чеканные слова библейского пророка Исайи, за много столетий до Христа произнесшего: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему…»

Кирилл не помнил, чтобы внимательно штудировал книги пророков. Он вообще Ветхого Завета в работе о гностицизме касался мало, поскольку гностики больше опирались на Новый.

Но сейчас он был уверен, что эти строки принадлежат Исайе и звучат именно так.

И они жгли мозг, точно вколоченные в череп раскаленные гвозди.

— О, мой бог… — прошептал Кирилл, пытаясь избавиться от мыслей об этом пророчестве.

Неужели оно о нем?

Помогло очередное беспамятство, из которого вернулся тихим и равнодушным.

Вечером явился отец Павел, да не один, а в сопровождении отца Амвросия и пары охранников.

— Да помилует тебя Господь, сын мой, — мягко сказал старший священник, перекрестившись. — Не терзает ли твою омраченную душу раскаяние, не имеешь ли ты желания исповедаться?

Кирилл даже говорить ничего не стал, отвернулся к стене.

Услышал, как батюшки о чем-то пошептались и отправились к той «камере», где содержался Сеня. Ему предложили то же самое, но он ответил смехом и отъявленной бранью. Зато третий узник, бородатый любитель пения, неожиданно согласился на исповедь.

Долгое время доносилось его бормотание, мягкий голос отца Павла.

Священники удалились, но им на смену явились несколько крепких хлопцев — без оружия, зато с большим тюком.

— Вставай, — сказал один из них, узкоглазый и усатый, когда тюремщик открыл «камеру».

— Зачем? — спросил Кирилл.

— Переоденем тебя, как положено… — со смешком отозвался усатый.

На то, чтобы подняться, силы у бывшего журналиста нашлись, а вот устоять на ногах он не сумел. Его подхватили под руки, помогли стащить одежду, грязную, пропитавшуюся потом и кровью, и выдали новую. Точнее, условно новую: вроде бы хорошую, но пролежавшую где-то на складе много лет.

Хотя Кириллу было все равно, они могли даже оставить его голым.

«Костюмеры» ушли, и он остался лежать, ощущая прикосновение чистой ткани к коже.

— Завтра нас повесят, — громко сказал Сеня. — Или пристрелят? Интересно мне знать, братва, что за фарт нам такой вышел.

— Заткнись! — неожиданно взревел бородатый узник. — Если бы не этот козел со своей религиозной галиматьей, мы бы остались в живых. Наказали бы, но казнить не стали бы!

Кирилл не сразу понял, что «козлом» поименовали его.

— Э, фраер, что бы ты понимал, — откликнулся Сеня. — И вообще, пасть захлопни… Майора того видел харю поганую? Такому только и надо, чтобы жмуриков побольше было.

Но бородатого оказалось не остановить — он вопил, и брызгал слюной, даже колотил руками по решетке. Явился лопоухий тюремщик, но успокаивать узника не стал, рассудив, что тот сам проорется и заткнется. А устрашить чем-то человека, которого завтра казнят, почти невозможно.

Потом случилась смена караула, и к Кириллу в гости явился Вартан.

— Тэбэ смэрт готоват, — горячо зашептал он, прижавшись лицом к решетке.

— Я знаю.

— Давай попробуэм бэжат? — предложил тюремщик. — Там их патэро, но прорвемса, я думаю…

— Не надо. — Кирилл покачал головой. — От судьбы не уйти. И зачем тебе умирать? Поживешь еще.

Он еще раз попытался по собственному почину заглянуть в будущее, снова увидел пламя и клубы дыма. А это значит, что любая попытка увильнуть от костра закончится неудачей и приведет только к лишним жертвам. Пусть уж лучше погибнет трое людей, а не больше.

— Зачэм, вай? — В отчаянии Вартан ударил по решетке. — Зачэм жыт?

— Ты найдешь смысл.

Тюремщик ушел, иКирилл остался наедине с воспоминаниями, на этот раз настоящими — эпизодами прошлого, фрагментами уже погибшей реальности, сохранившимися в памяти…

Вкус манной каши с маслом, падение с велосипеда, драка с другом, смугленькая девчонка, которую он таскал за косы, страшные истории про «черную руку», рассказанные после отбоя, уроки и домашние задания, первая студенческая попойка, когда его страшно тошнило, знакомство с Милой, выпускной, свадьба, рождение дочери — всё то, что и составляет жизнь.

Кирилл лежал во мраке и переживал ее заново — в последний раз.

Его так же трясло, напоминали о себе раны и синяки, но это было неважно, не имело значения.

Вот день, когда он, уже взрослый человек, с дипломом и работой, явился в детский дом, чтобы поговорить с директором, получить копии документов, узнать наконец, как он сюда попал и, может быть, найти родителей. Не для того, чтобы осудить или броситься в объятия, а только посмотреть, пусть даже издали.

К его удивлению и искреннему изумлению директора, документов не оказалось. Они исчезли, словно испарились.

Кирилл Вдовин провел в этих стенах восемнадцать лет, но как он сюда попал — никто не знал. Новые сотрудники такой возможности не имели, а никого из тех, кто работал в момент его приема и мог вспомнить подробности, не осталось.

Вот та проклятая авария, когда погибла Мила…

Никто не смог объяснить, что произошло, как маршрутка вылетела на встречную полосу, и от столкновения с «КамАЗом» смялась в гармошку… Выживших в «Пазике» не оказалось.

Вот недавние события, то, что началось с его пробуждения на Казанском шоссе.

Это и вовсе напоминало откровенный бред. Заросший, одичавший город, каннибалы и майор с его коммуной, золотое свечение и «воспоминания» из будущего, бегство и люди, верящие в Сына зари…

Эх, вернуть бы времена, когда этого всего не было. Хотя Дину можно оставить.

Затем Кирилл задремал. Проснулся от того, что прямо над ухом лязгнул замок. Подняв веки, тут же прищурился — красный свет факелов бил в глаза, казался невыносимо ярким.

— Поднимите его, только осторожно… Поняли? — раздался приказ, отданный голосом Василича.

Кирилл сообразил, что всё, за ним пришли, и в груди родился страшный холодок, по рукам и ногам пробежала дрожь. Захотелось во весь голос заорать «Нет!», вскочить, рвануться прочь, сделать хоть что-нибудь, только бы свернуть с той дороги, что ведет на костер!

Но он сдержал себя, только глухо застонал.

Сильные руки аккуратно подняли его, и Кирилл оказался липом к лицу с ближайшим помощником Дериева.

— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я, — сказал тот. — Молчишь, проповедей не читаешь.

— А надо?

На этот вопрос едва хватило сил.

— Шутник. — Василич потер подбородок. — Ничего, скоро тебе будет не до шуток. Этому руки не связывать, он сейчас и мухи не свалит.

«Это точно», — подумал Кирилл.

Его повели к выходу, медленно, осторожно, давая ступать самому, только придерживая. Еще двое вытащили из «камеры» дрожащего, дико бормочущего бородача, а впереди всех оказался Сеня, которого пришлось «успокоить», несколько раз треснув резиновой дубинкой и заковав в наручники.

Мелькнуло отчаянное лицо Вартана с выпученными глазами и осталось позади, за спиной. Лестница далась тяжело, так что Кирилл едва не упал, но наверху ему дали передохнуть.

— Все готовы? — Василич еще раз оглядел подопечных и скомандовал. — Пошли!

От сырости и мрачности последних дней не осталось и следа, солнце весело сияло, а небо выглядело таким чистым, каким оно обычно бывает во время июньской жары, когда облака словно боятся вылезать из-за горизонта. И это совпадение реальности с тем, что он «вспомнил», заставило Кирилла испугаться еще больше.

Каждый его шаг отдавался болью во всем теле, сердце колотилось, но он шел и старался не горбиться. Их вели в обход универсама, к зданию районной администрации, туда, где когда-то располагалась автостоянка.

Недавно здесь торчали молодые деревца и ржавые флагштоки, но сейчас ни того, ни другого не было. Волновалась и перешептывалась толпа — выстроенная по бригадам коммуна, — на каждом шагу торчали вооруженные пестро и разнообразно охранники, усердно пучили глаза.

При виде узников шепот перешел в гул, и Кирилл гордо вскинул голову.

Едва не содрогнулся, увидев, что дальше, рядом с ржавым «костяком» остановки торчат три обложенных дровами столба, но удержался, понимая, что на него смотрят, и что единственное доступное ему оружие сейчас — это именно выдержка.

— Но я же покаялся! — заорал бородатый, пытаясь вырваться из объятий конвоиров. — Я же все признал, все принял! Отпустите меня, я хочу жить! Жить хочу! — Голос его сорвался на визг.

— А толку, брателло? — спросил обернувшийся Сеня. — Умри не как лох.

Но бородатый не слушал. Он брыкался и вопил так, что его приходилось тащить.

Толпа почти не обращала на крикуна внимания, сотни глаз смотрели на Кирилла. Он ощущал взгляды как горячее давление, и оно вроде бы даже придавало сил, позволяло забыть о слабости и о боли, о том, что до мучительной смерти осталось меньше часа.

Узников провели по специально оставленному проходу, и Василич скомандовал:

— Стой! Кругом!

Значение последней команды Кирилл понял, когда его развернули лицом к зданию районной администрации, и он увидел, что на крыльце стоит Дериев, рядом с ним отец Павел и еще кто-то.

Бывший журналист усмехнулся.

Мелкий тиран, «отец народа», действовал так же, как его предшественники более крупного калибра — устраивал из казни шоу, урок для подданных, повод для собственного возвеличивания.

— Слушайте меня! — крикнул майор, и толпа притихла.

С первых же фраз стало ясно, что речь эта не лучше той, которую Кирилл слышал, находясь в коммуне — набитая казенными штампами вроде «внутренних врагов» и «идеологической измены», она вызывала отвращение. А Дериев, стремившийся выглядеть оратором, был достоин лишь презрения.

Но его слушали не все — в толпе кое-где наблюдалось движение. Глянув в одно из таких мест, Кирилл увидел лицо Клавдии Петровны, врачихи из группы Федора, лечившей его от раны.

Она стояла, прижав руки к лицу, и беззвучно плакала.

В другой бригаде в первые ряды пытался пробиться мрачный и решительный Григорий.

— Назад! — приглушенно рявкнул на него охранник, и даже замахнулся дубинкой.

Затем Кирилл сомлел от усталости, а когда пришел в себя, майорская речь уже закончилась.

— Приступайте! — велел Дериев.

Василич махнул подчиненным, и узников поволокли к столбам.

На Кирилла вновь навалился страх, жуткий, парализующий. Он едва удержался от крика. Бросил отчаянный взгляд вокруг, надеясь, что вот сейчас, как джинн из бутылки, появится Серега…

И тут же пристыдил себя за малодушие.

Заскрипел зубами, позволил привязать себя и даже шепнул закреплявшему узлы бойцу:

— Надежнее давай, надежнее.

Тот оступился и едва не упал с кучи дров, из которой торчал столб.

Сенька ругался все то время, что его привязывали, и ни разу не повторился, а вот бородатый продолжал скулить и плакать, заверять всех в том, что он покаялся, что хочет жить, что его надо отпустить.

— Я же не такой как он, я же не хотел… нет, — молил он, кивая в сторону Кирилла.

Внутри у бывшего журналиста сжалось, когда он увидел медленно идущего к ним человека с факелом. Удивился, зачем рядом с каждым столбом расположились мужчины с большими опахалами из железных листов, но затем вспомнил — обреченный на сожжение обычно быстро задыхается в дыму, и чтобы казнь продлилась подольше, а смерть была помучительней, дым надо отгонять.

— Вот сволочь, — прошептал он, имея в виду предусмотрительного майора.

Первым запалили дрова под бородатым, и тот тонко, по-бабьи взвыл, задергался в путах. Сеня плюнул на «поджигателя», не попал и вновь принялся сотрясать воздух матерщиной.

Кирилл смотрел, как факел приближается к дровам под ним, и понимал, что уже видел это — и толстое запястье, поросшее рыжеватыми волосами, закатанный рукав, пляшущие язычки, вот один перебегает на березовую чурку, и та вспыхивает ярко и весело.

Дым ударил в лицо. Он вздрогнул, закашлялся.

Из толпы донесся жалобный крик, его дополнил женский плач, резкая команда.

— Люди… — произнес Кирилл, напрягая горло.

Он еще не знал, что собирается сказать, но понимал, что от него ждут последних слов, и что от них зависит, запомнит кто-то Сына зари, или через полгода о нем забудут все, кроме пары фанатичных приверженцев?

Что же вспомнить… Классические евангелия?.. Что-то из апокрифов?.. Свое?..

Но придумать Кирилл ничего не успел — навалилась слабость, он обвис на веревках и провалился в кружащуюся темноту.

Глава 3

Зрелища Анька Федосеева любила всегда, с тех пор как была еще сопливой девчонкой.

Страсти этой она не утратила и с возрастом, вот только удовлетворять ее в последнее время стало сложно. После непонятной катастрофы исчезли с лица земли такие вещи как концерты, телевизор и кино, остались только речи новоявленного правителя да службы в церкви.

И то, и другое нагоняло на Аньку тоску.

Узнав, что предстоит увидеть публичную казнь, и ни кого-нибудь, а самого Сына зари, о котором столько судачили бабы из бригады, она обрадовалась. Но зрелище оказалось не особенно увлекательным, по крайней мере, поначалу — трепался Дериев, вопил один из осужденных на смерть преступников.

Сын зари, вроде как шарлатан, на вид самый обычный парень, вел себя спокойно, точно одурманенный.

— Охти! — воскликнула Анька, когда наконец запылали костры, а по толпе прошел стонущий гул.

Многие подались вперед, кое-кто отвернулся.

— Сдохнете, суки! — заорал тот из преступников, что ругался матом, и лицо его перекосилось от боли.

Дым тремя столбами поднимался в синее небо.

Сын зари бессильно обмяк, голова его свесилась — похоже, он потерял сознание. Но Анька не успела даже возмутиться по этому поводу, как началась такая развлекуха, что мама не горюй!

Позади, где-то за районной администрацией, громыхнуло так, что вздрогнула земля.

— Склад, твою мать! — рявкнул помощник Дериева, широколицый, седоватый, тот, что командовал солдатами.

Он куда-то побежал, и за ним устремились несколько автоматчиков.

— Пожар! Спасайся, кто может! — донесся крик из стоявшей по соседству мужской бригады.

Словно эхо ответило ему с разных сторон, толпа заволновалась.

— Бежим, девчонки! — крикнула Ленка, молодая толстуха-блондинка, угодившая в коммуну несколько дней назад, молившаяся каким-то странным образом, и утверждавшая, что Сын зари — посланник бога.

И она на самом деле рванула к ближайшему охраннику, вооруженному лишь дубинкой.

— Куда, дура? — гаркнул тот и попытался схватить беглянку, но не успел.

Испуганные женщины сбили его с ног — не со зла, а просто так, случайно.

Кто-то помчался в сторону улицы Васюнина, другие побежали в противоположную, и на площади перед районной администрацией, где только что все было чинно и благородно, воцарился настоящий хаос.

— Охти… чего? — воскликнула Анька, которую толкали и пихали со всех сторон.

Услышав громкий треск, она сначала не поняла, что это такое, но затем догадалась — очередь!

— Нападение! — заголосили неподалеку. — Спасайся!

Повернув голову, Анька обнаружила, что пальба идет неподалеку от столбов, к которым привязаны преступники: солдаты Дериева стреляли в направлении хозяйственного магазина, а оттуда им отвечали бегущие мужики в армейском камуфляже.

Анька успела подумать, что эти, судя по лицам, знают, куда несутся. Тут Федосееву толкнули так, что она упала. Едва смогла выставить руку, чтобы не расквасить лицо, но локоть все-таки ушибла, и очень больно.

Она зашипела, мечтая вцепиться ногтями в морду той корове, что на нее налетела.

— Пустите! Пустите! Чтобы вас черти взяли! — надрывался кто-то неподалеку, похоже, один из солдат майора хотел пробиться туда, где шла стрельба, но охваченные паникой люди ему мешали.

Кряхтя и постанывая, Анька поднялась на ноги. Нет уж, она досмотрит все до конца, когда еще будет такой случай!

Бой у столбов закончился: на асфальте валялось несколько трупов, а мужики в камуфляже деловито разбрасывали костер, на котором должен был сгореть Сын зари; двое держали еще кого-то, отчаянно дергавшегося и голосившего. Бородатый преступник орать перестал, огонь лизал ему ноги, второй исчез за дымом, но он вроде бы еще шевелился…

Неужто последователи самозваного «посланника» явились, чтобы спасти его?

Вот бы они еще пришили майора, было бы совсем хорошо.

Дериев, разместившийся, по обыкновению, на крыльце коммуны, тоже что-то вопил, махал руками и отдавал приказы, вот только его помощники не могли их исполнить. Впавшая в панику, вышедшая из-под контроля толпа разбросала охранников в стороны, кое-кто из них оказался без оружия, а кое-кто и без сознания.

Мужики из бригад воспользовались случаем и припомнили прошлые унижения.

На Аньку вновь кто-то налетел. Ее закрутило на месте, но она удержалась на ногах.

— Вот курва! — рявкнула Федосеева. — Идиот!

Но задевший ее мужик с бешеными, выпученными глазами не обратил внимания на ругань, он понесся дальше, в ту сторону, где возились у столба чужаки, и завопил что-то радостное.

Ближе к Васюнина грохнул выстрел, раздались крики. Там молодчики Дериева уже пытались навести порядок.

— Охти! — воскликнула Анька, когда ее шандарахнули вновь, на этот раз в спину. Не столько от боли, сколько от обиды — как же, такое зрелище, а всякие недоумки смотреть мешают!

Она торопливо поднялась и уставилась в сторону места казни.

Чужаков там уже не было, и все три костра пылали по-прежнему, разве что средний, предназначенный для Сына зари, выглядел пожиже. Столб из него торчал, накренившись. У него дергался вроде бы кто-то пузатый, лысый, но густой дым мешал нормально видеть.

— Стоять на месте! — гаркнул кто-то рядом.

Анька повернула голову и обнаружила знакомого охранника — в неизменной черной бандане, с автоматом, со свежим синяком под глазом.

— А я и так стою, — буркнула она недружелюбно. — Что, огреб, милок?

— Заткнись! — охранник сплюнул, замахнулся прикладом на совсем ошалевшую от страха Настьку, девку из их бригады. — Перестань орать, а то получишь!

Донесся еще один выстрел, затем очередь, прозвучал зычный голос одного из бригадиров.

Дериев спустился с крыльца, примчался его седой помощник со своими автоматчиками, в ход пошли кулаки и приклады. Бригады возникли на тех же местах, правда несколько уменьшившиеся в числе — наиболее расторопные смазали пятки салом.

Три костра продолжали гореть, хотя не так ярко. Столбы рухнули, от места казни плыл смрад горелого мяса.

— Да, интересно было, только непонятно, — сказала Анька, с сожалением цокая языком.

— Что непонятно? — спросила Настька, слегка пришедшая в себя, но все еще дрожавшая.

— Что тут творилось, и сгорел тот Сын зари или нет, — пояснила Федосеева, с сожалением думая, что такого зрелища она еще долго не увидит.

* * *

Кирилл лежал животом на чем-то твердом, и это твердое равномерно подпрыгивало так, что его подбрасывало. Руки и ноги безвольно свисали, нос упирался в шершавое, боль стегала тело подобно сотне маленьких кнутов, вымоченных в уксусе, в горле першило…

Открыв глаза, он обнаружил перед лицом что-то пятнистое.

Неужели он умер там, на костре, и попал… Куда, интересно, он угодил?

В раю такие штуки не предусмотрены, но и ад все это не напоминает. Хотя, может быть, у чертей есть чувство юмора?

— Кажется, шевелится, — произнес кто-то. Голос был знакомый. — Может, остановимся?

— Давай, — сказали в ответ, и твердое, упиравшееся в живот Кириллу, перестало вздрагивать.

Последовали какие-то движения, и он понял, что лежит, а вокруг стоят несколько мужчин — один толстый и лысый, другой невысокий, постарше, третий большой и могучий, с носом картошкой… Стас, Федор, Серега и еще незнакомые парни с автоматами, один с перевязанным плечом.

— Вы? — еле ворочая языком, спросил Кирилл.

Так не хотелось, чтобы это оказалось еще одним мороком, бредовым видением, родившимся в глубине воспаленного мозга.

— А кто же еще? Мы и есть, — сказал бывший десантник, широко улыбаясь. — Подоспели, это, как бы вовремя, еще немного, и твои пятки начали бы поджариваться.

— Хватит болтать, лучше осмотрим его раны, — вмешался маленький, но крепкий мужичок с ружьем.

Кирилл видел его в первый раз.

— Это Толик, — сообщил Серега. — Он из Печер. Давай поглядим, что там у тебя.

Один из незнакомых мужчин, тот, что постарше, в сером камуфляже и очках, оказался, судя по уверенным движениям, врачом. Зашуршала одежда Кирилла, и он ощутил легкие, невесомые прикосновения, почти не причинявшие боли, но все же заставлявшие вздрагивать.

Это была реакция не разума, а тела, помнившего о недавних пытках.

Лицо у доктора осталось спокойным, но в глазах появилась тревога.

— Да, проблемы есть, — сказал он. — Надо как можно быстрее обработать раны.

— Куда… куда вы меня несете? — спросил Кирилл.

— На новую базу, — ответил Серега. — Федь, вы со Стасом отправляйтесь на место встречи. Соберешь тех, кто там окажется, и подходите. А мы прямиком двинемся…

Ответа бывший журналист не услышал — провалился в беспамятство.

Вновь очнулся он на плече Сереги и, подняв голову, увидел, что они переходят улицу Родионова неподалеку от Сенной площади: на проезжей части торчали деревца, из трещин выпирали пучки травы, у обочины лежал самосвал, а врезавшаяся в него ржавая легковушка была смята, как игрушечная.

Перед глазами замелькали ветки, и тут вновь закончились силы, так что дальнейшее он воспринимал урывками: спуск… забор, над ним крыша, из трубы идет дым… что-то мягкое под спиной… боль, возникающая то здесь, то там, но не такая, как раньше… голоса рядом, тяжесть в голове…

А затем Кирилл резко, рывком очнулся, точно выскочил на поверхность воды после затяжного нырка. Показалось, что он вернулся в прошлое, на Яблоневую улицу — лежит в кровати, а рядом, на стуле, расположился Серега.

— Ага, зашевелился, — сказал тот. — Не зря док над тобой колдовал.

Кирилл попытался сесть и понял, что весь в бинтах. Носа коснулся резкий травяной запах.

— Лучше не дергайся, — посоветовал Серега. — Тебя каким-то отваром намазали, чтобы раны не воспалились, чего-то еще сделали и упаковали, что твою мумию.

— Я уже понял. Сколько времени прошло?

— Сейчас вечер, а сюда я тебя приволок утром. Есть хочешь?

Кирилл подумал и кивнул. За последние дни он привык, что в животе ничего нет, и попросту не обращал внимания на сосущее ощущение под ребрами.

— Тогда подожди. — Серега вышел из комнаты.

«Но как же так? — подумал Кирилл. — Ведь я видел впереди только костер… Почему я остался жив?»

Да, но он на этот костер в конце концов попал, и все было точно так, как в «воспоминаниях» — огонь вокруг, уходящий в синее небо столб дыма, глазеющая толпа…

Серега вернулся, но не один — с ним пришел тот самый «док» в очках с тонкой золоченой оправой.

— Сейчас я вас посмотрю, — сообщил он, — и решу можно ли вам есть.

Осмотр занял считанные минуты, и после благосклонного кивка врача бывший десантник предъявил миску с торчащей из нее ложкой. От запаха мясного бульона Кирилла замутило, в животе началось форменное светопреставление, а слюна просто потекла изо рта.

— Только немного, — предупредил «док». — Иначе он умрет.

— Да я же все понимаю. — Серега обидчиво поморщился.

Первую ложку Кирилл проглотил с жадностью, вторую и третью оказалось впихнуть в себя несколько труднее — он словно отвык глотать, а внутренности позабыли, что делать с попавшей в них субстанцией гуще воды. На лбу выступила испарина, веки стали будто свинцовыми, их потянуло вниз.

Кирилл услышал, как врач сказал: «Пусть спит…»

Второе пробуждение за пределами «гостеприимной» коммуны сильно походило на первое, разве что Серега не сидел, а похрапывал, невероятным образом уместившись на двух стульях.

Стоило Кириллу пошевелиться, как бывший десантник поднял голову.

— Охраняешь? — спросил Кирилл. — От кого?

— От всех. — Серега зевнул. — Там такая толпа, и все хотят тебя видеть. Динка, Стас, Федор, хозяева, черный, который кричит, что «всэх зарэжыт», если его к тебе не пустят… Ничего, подождут.

— Хозяева? Где мы хоть находимся?

Кирилл чуть не ляпнул «я перестал верить, что вы за мной придете», но вовремя вспомнил, что почти всеведущий Сын зари обязан был знать о замыслах своих последователей.

Из рассказа Сереги стало ясно, что они на улице Приволжская Слобода, недалеко от Печерского монастыря, и что их приютили люди из общины, контролирующей берег до самого Подновья. С ними, как и с печерскими, удалось договориться еще несколько дней назад, когда Кирилл находился в плену.

Услышав же, что они специально ждали начала казни, чтобы похитить его, он только покачал головой.

— Когда мы тебя от столба отвязали, то на твое место прикрепили «опахальщика», — сказал бывший десантник, и в глазах его появились веселые огоньки.

— Кого?

— Ну, там стоял такой, дым от тебя отгонял, и от страху даже удрать не смог. — Серега ухмыльнулся. — Так что, рога и копыта, свято место пусто не осталось, и кое-кто реально поджарился.

— Поджарился, да.

Кирилл прикрыл глаза, вспоминая Сеню и бородатого мужика, соседей по темнице. Вот они теперь точно остались лишь в воспоминаниях.

— Не все тут верят в то, что ты Сын зари, — сказал бывший десантник. — Вон, док сомневается, да и многие другие. Уж больно дикие вещи о тебе рассказывают — что прямиком с неба спустился, что умеешь делаться невидимым и летать, что тебе ангелы подчиняются.

— Ничего, они поверят, они обязательно поверят, ведь… — Кирилл помедлил, вспоминая «Евангелие Истины», еще один не признанный церковью текст. — Когда его зовут, он слышит, он отвечает, он направляется к тому, кто зовет его, и возвращается к нему.

— А, ну да, — бывший десантник закивал. — Ты как, есть хочешь?

Ответ на этот вопрос мог быть только один.

Явился «док», сделал перевязку, заодно осмотрел Кирилла и на этот раз, похоже, остался доволен.

— Повреждений много, — сказал он, — но все поверхностные, понемногу зарастут. Плюс истощение, но не самое сильное. Бороться с ним будем известным всем методом. Кормите его.

В этот раз Сыну зари, помимо бульона, дали маленький кусочек мяса.

Прожевав его, Кирилл ощутил такую тяжесть, словно выпил ковш-другой расплавленного свинца. Едва не уснул, но удержался на самом краю, и в этом полудремотном состоянии неожиданно пришел гнев — на мелкого тирана Дериева, на его подручных-палачей, дружно «возрождающих цивилизацию».

Возникло желание отомстить, сделать так, чтобы они хорошенько помучились.

Будто спавшее все это время сердце очнулось, и в нем закипели простые человеческие страсти.

— Нет, — пробормотал Кирилл. — Нужно добраться до дочери, а потом думать о мести.

Но по всему выходило, что быстро это сделать не получится. В том состоянии, в каком он сейчас находился, не особенно побегаешь, надо ждать, пока организм восстановится. Почему бы не использовать это время для устранения главного препятствия на пути к одному из мостов через Оку, а именно майорской коммуны?

Ведь у Сына зари есть последователи, готовые за него в огонь и в воду. Да, их меньше, чем бойцов у Дериева, вооружены они хуже, но…

Стыдно использовать других людей, гнать их в бой ради исполнения собственных желаний, но ведь Кирилл не заставлял их поверить в него, они сами решили, что он пророк, а он лишь поддержал это убеждение. Кроме того, погибая за «посланника и веру», они будут счастливы, что исполняют свой долг, сражаются со злом.

Скрипнула дверь, и в комнату проскользнула Дина.

— О, посланник… — прошептала она. — Счастье видеть тебя среди своих.

— Э, да? — Кирилл несколько растерялся. Он никак не ждал, что кто-то явится в гости и увидит его в таком состоянии.

Глаза девушки горели, а голос подрагивал от волнения.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Представляешь, мы…

Тут на пороге появился Серега, и лицо его мгновенно стало сердитым.

— Так, это что? — спросил он грозно. — Нарушение приказов и все такое?

— Да, но я… — Дина попыталась возражать, но когда бывший десантник повелительно взмахнул ручищей, покорно зашагала прочь и только у самой двери оглянулась.

Кирилл улыбнулся и подмигнул ей — пусть девчонка порадуется. Он тоже был рад видеть ее.

— Ходят тут всякие, выздоравливать мешают, — сказал Серега, усаживаясь на стул. — Там еще несколько человек подошло, точнее их привели. Патрульные наткнулись на них около нашей старой базы. Тимоха, а с ним несколько беглецов из коммуны. Они уверены, что ты сгорел.

— Интересно, Дериев в этом тоже уверен? — поинтересовался Кирилл, чувствуя, как усталость потихоньку овладевает им, голова начинает туманиться, а в теле возникает неприятная ломота.

Да, переживать чувства и думать мысли — это тоже работа, и не самая легкая.

— Вряд ли, ядрена мать. — Серега почесал в затылке. — Труп не мог сгореть до конца, да и видели нас, не все же от паники голову потеряли. Мы…

Что он еще сказал, Кирилл не услышал — заснул.

В этот день его кормили еще два раза, а к вечеру он даже попытался встать, чем вызвал легкое раздражение «дока», откликавшегося на Вадима Степановича. Но все обошлось благополучно, температура не поднялась, ни одна из многочисленных ран не загноилась.

Никого более к нему не допускали, но так было даже лучше — последователям ни к чему видеть «посланника» в таком жалком состоянии, надо хоть немного очухаться и лишь потом являться народу.

Следующим утром Кирилл почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы после завтрака заявить:

— Сегодня вечером устроим беседу.

— Это еще что такое? — насторожился врач.

— Увидите. — Серега заулыбался. — Во дворе вон места много. Вытащим для тебя стул…

Кирилл его уже не слушал. Он думал о том, что нельзя терять времени, нужно действовать сейчас, пока коммуна Дериева в нестабильном, возбужденном состоянии.

Вадим Степанович принялся возражать, утверждать, что больной еще слишком слаб для подобных экзерсисов, но после недолгих уговоров сдался, сообщив, правда, что «он ни за что не отвечает». Серега вызвал Федора, и они о чем-то долго шептались за дверью, а Кирилл лежал и размышлял, перебирая хранившиеся в памяти цитаты из священных текстов.

О чем сказать сегодня? Как?

От этой речи зависело слишком многое: поверят ли в него подопечные Толика и люди из «прибрежной общины», станут ли союзниками Сына зари в борьбе с Дериевым, или отойдут в сторону?

Совершенно неожиданно Кирилл провалился в «воспоминание» — увидел себя сидящим на стуле, расположившихся вокруг людей, знакомых и незнакомых, высокий деревянный забор, деревья за ним. Поднатужившись, даже услышал слова, вылетающие из собственного рта: «Горе вам, совершающим неправду, и обман, и хулу — это будет памятью против вас к вашему злу!»

Через миг Кирилл пришел в себя — потный, с часто бьющимся сердцем.

— О, мой бог… — Кирилл вздрогнул, по спине побежали мурашки. — Это же «Книга Еноха».

Неужели и в самом деле нет никакого свободного выбора, будущее предрешено, даже известно, к какому именно из апокрифических текстов он обратится сегодня вечером? К чему тогда дергаться, переживать, пытаться что-то сделать, если ты катишь по тоннелю без ответвлений и не можешь ни остановиться, ни свернуть?

Но нет, он же видел разные, исключающие друг друга варианты грядущего!

— Но «Книга Еноха», да…

Чем больше Кирилл думал насчет сочинения, приписанного одному из библейских патриархов, тем более удачным казался ему этот вариант.

А если еще добавить цитат из разных евангелий…

После обеда он подремал еще и проснулся не вялым и разбитым, как раньше, а с ясной головой.

— Ну что, готов? — почтительно спросил заглянувший в комнату Серега.

Кирилл кивнул и выбрался из кровати.

Выйдя во двор, он поморщился — все было точно таким же, как в «воспоминании»: и забор, и стул, и поленница. Он удивился только, как много народу пришло его послушать. Почти три десятка, немало знакомых — вот Вартан, улыбка во всю пасть, глаза сверкают, вот Дина, вот Тимоха с тетрадкой и карандашом, готов записывать речи посланника, вот бывший скептик Григорий, а вот и Стас…

Увидев его, Кирилл нахмурился. Мелькнула мысль: может, еще сумеет избежать того, что «вспоминал» уже не один раз… Хотя нет, до тех событий еще есть время, он успеет как следует подумать, что делать.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — проговорил он, садясь на стул. — Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный, и тот, кто произнесет это свидетельство, признавая его за истину, тот есть брат ваш по вере.

Никогда не поздно напомнить об основах, а кроме того, здесь полно скептиков, тех, кто не верит в Сына зари, считает его самозванцем. И в чем-то, как ни стыдно это признать, недалек от истины. Вон «док», рядом с ним лысый Толик, отдельно стоят несколько мужчин с оружием, похоже, что из «прибрежной» общины, в чьих владениях они находятся.

Придется говорить так, чтобы было интересно и им, и тем, для кого это не первая беседа.

— Человек соединяется с человеком, лошадь соединяется с лошадью, роды соединяются с такими же родами, — начал Кирилл, цитируя «Евангелие от Филиппа». — Подобным образом дух соединяется с духом, и слово сочетается со словом, и свет сочетается со светом. Здесь нет случайных людей, и все, кто пришли ко мне, пришли, чтобы слушать.

Его дело доказать им сегодня, что они — избранные, олицетворение добра, ниспосланное в мир, и что зло в лице Дериева и его подручных надлежит уничтожить как можно быстрее.

Речь он продумал заранее, даже несколько вариантов в зависимости от того, как будут откликаться слушатели, и сейчас внимательно наблюдал за их реакцией — кто отвел глаза, кто начал зевать, показывая, что ему скучно, а кто наоборот, наклонился вперед, весь захваченный красиво составленными словами.

Начинать следует постепенно, понемногу накаляя атмосферу, и это знали все хорошие ораторы от Демосфена до Гитлера.

— Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч, — вспомнил Кирилл высказывание Иисуса из Библии и перешел к «Книге Еноха»: — Вы, праведные, надейтесь, ибо грешники внезапно погибнут перед вами, и вы будете господствовать над ними, как желаете! И в день страданий грешников ваши юнцы вознесутся и взлетят, как орлы, и выше, чем у коршуна, будет ваше гнездо…

Там было еще много, и всё про то, что грешникам придется худо, а праведники обретут всяческое счастье. Голос не повиновался так, как обычно, но Кирилл старался по максимуму пользоваться его возможностями, повышал и понижал тон. Когда надо, почти шептал.

И его слушали.

На лицах тех, кто давно уверовал в Сына зари, читалось благоговение, скептики, поначалу улыбавшиеся, смотрели удивленно и серьезно, Тимоха шустро чиркал карандашом, благоговейно сопел Серега, Стас сидел, приоткрыв рот, и время от времени вздрагивал.

Чужое внимание, интерес, как обычно придавали сил, вызывали кураж, так что Кирилл забывал о том, что его раны еще не заросли, что его потряхивает от слабости. Помнил только, чего должен добиться, какие мысли поместить в головы тех, кто собрался в этом дворе, видел их глаза.

— Горе тем, которые совершают нечестие и похваляют и сохраняют в уважении лживые речи: вы погибнете через это, и для вас нет хорошей жизни! Горе вам, искажающим слова праведности! — продолжал он вспоминать строки, вложенные безымянным автором в уста Еноха.

Еще немного мутного бреда, чтобы слушатели ошалели, а затем перейти к конкретным лозунгам, что легко запоминаются, остаются если не в сознании, то в подсознании, и дают обильные «всходы» в виде поступков.

— Я пришел бросить на землю разделение, огонь, меч и войну… Те, кто наследует мертвое, мертвы сами, и они наследуют мертвое. Те, кто наследует живое — живы, и они наследуют живое и мертвое. Мертвые не наследуют ничего… Слава тому, кто без страха берется за оружие не ради этого мира, а света вечного…

Усталость накатила неожиданно. На мгновение Кирилл поплыл, показалось, что все это морок, что сейчас он рассеется, и удастся увидеть, наконец, истинный, настоящий мир, обнаженный и прекрасный.

Дикое ощущение ушло, и Кирилл обнаружил, что молчит, во дворе стоит мертвая тишина, а на глазах кое-кого из слушателей блестят слезы.

— Вы всё слышали сами, — сказал Кирилл. — Довольно ль вам этого?

— Да, да! — воскликнул Стас, вскакивая на ноги. — Это истина, всссы, истина! Поверь, мы готовы идти за тобой, посланник, готовы идти туда, куда ты поведешь нас, и слава воссияет над нами!

Больше никто не вопил, но Кирилл видел, что у него получилось — он задел их души, и сейчас они готовы на многое, хотя понятно, что уже завтра у тех, у кого он есть, заработает интеллект, возникнут сомнения и вопросы.

— Утром мы решим, что делать! Во имя Отца, Единственного и Несотворенного! — сказал он, испытывая легкое отвращение к самому себе: как ни крути, он обманул этих людей.

Серега понял все правильно, аккуратно помог Сыну зари подняться, и они пошли в дом. Следом метнулся Вадим Степанович, вскоре они были в комнате и укладывали Кирилла на кровать.

— Это просто феноменально, — бормотал «док», — но неужели… неужели оно так и есть? Вы и вправду верите в то, что излагали?.. Другие верят, тут я не сомневаюсь, а вот вы?

Глаза его за стеклами очков поблескивали.

— Я должен отвечать, или вы сами поймете? — спросил Кирилл, борясь со слабостью.

Со столь умным и наблюдательным человеком лучше не спорить. Нужно дать ему возможность подумать самому, и тогда мозг его, скорее всего, обманет хозяина, приведет к неправильным выводам.

— Я сам, да… А вам нужно отдыхать! — тон Вадима Степановича стал властным. — Оставим его в покое.

Последняя фраза относилась к Сереге.

— Но завтра утром мы будем думать, что делать, — сказал Кирилл. — Ты понял?

— Да, я всех соберу, — уверенно кивнул бывший десантник.

* * *

Выбравшийся из зарослей мужик уставился на Ваську и его приятелей так, словно не видел людей целый месяц.

— Чего пялишься, морда? — спросил Диман, поднимая травматический пистолет.

Патроны к нему закончились несколько дней назад, во время очередной схватки у стен «Малиновой гряды», но чужак об этом не знал. Странно, но при виде оружия он не испугался, не затрясся от страха, не попытался упасть на колени или дать деру, а даже вроде обрадовался.

— Э, я вот вижу, что к серьезным пацанам попал, — сказал мужик, шмыгая носом. — Мать моя, подскажите, где я хоть?

— Да ты чего, в натуре, головой тронулся? — поинтересовался Васька и махнул, давая своим понять, что бросаться на чужака не надо.

Было ему на вид за полтинник, сложением он мог «похвастаться» самым хлипким, щеки и подбородок казались серыми из-за щетины, а одежда выглядела так, словно ее хозяин продирался через колючие кусты.

— Нет, с головой порядок. — Чужак оглянулся, словно боялся, что за ним гонятся. — Мужики, у вас выпить есть?

Васька даже несколько опешил.

За почти целый месяц, что миновал с момента пробуждения, у «Малиновой гряды» появлялись разные люди — агрессивные и жалкие, истощенные и полностью свихнувшиеся. Пытались нападать, умоляли накормить и даже просились в рабство за еду, но никто не спрашивал насчет бухла.

И Васька подумал, что к ним явился свой брат пролетарий, обычный, простой человек.

— Найдем, — сказал он, не обращая внимания на кровожадное сопение рвавшегося в бой Дрюни. — Только мы абы с кем не пьем, сам понимаешь. А тебя видим первый раз.

— Да Толян я, — назвался мужик. — Удрал тут от этого, от майора, из коммуны… Слышали о такой, братцы?

Слухи о том, что ближе к Советской площади наводят порядок какие-то менты, до обитателей «Малиновой гряды» доходили, но они на них внимания не обращали — у нас все спокойно, и ладно, пока мы сами себе хозяева, а глядишь, все так и обойдется, и останется.

— Слышали, — отозвался Диман. — А ты чего свалил? Не понравилось?

— Э, а чего на сухую говорить? — Толян хитро ухмыльнулся. — И жрать охота. Я два дня по развалинам бродил, от людей шарахался, думал, что меня поймают и обратно утащат.

— Ладно, пойдем, послушаем тебя, — сказал Васька.

Катька будет ругаться, да и бухла осталось не так много, за месяц они «подъели» запасы, но это ладно. Вдруг чужак расскажет чего интересное. А если нет, то его всегда можно вытурить пинком под зад. Пусть бродит по городу дальше или шагает обратно к ментам в их поганую коммуну.

— Это бывшая улица Жукова, Щербинки, — сообщил чужаку Диман, когда они двинулись в сторону «Малиновой гряды».

— Да ладно?

— Зуб даю!

Сегодня с утра они решили пошариться по окрестностям, поглядеть, нет ли рядом людей, кого можно обобрать, или чего съедобного по квартирам уцелевших домов поискать. Пошли втроем, но осмотрели только два подъезда, монотонная и скучная работа надоела. А тут Толян попался, и очень кстати.

Показался торговый центр. Дозорный на его крыше, опознав своих, замахал рукой.

— Тут вы, значит, и устроились? — спросил чужак, с любопытством оглядываясь и зажимая нос.

Окрестности «Малиновой гряды» ее обитатели, честно говоря, подзагадили.

— Не пялься, нам стукачи не нужны! — прорычал Дрюня, и Толян посмотрел на него с опаской.

— Это вы что, уже? — спросила высунувшаяся из дверей Катька. — Ах, лентяи…

Она наверняка собиралась сказать еще немало, но наткнулась на взгляд Васьки и осеклась. С неделю назад за длинный язык бывшая продавщица из кондитерского отдела получила хорошую трепку, и с тех пор всегда останавливалась вовремя, не доводя своего мужика до озверения.

— Михалыч, тащи бухло! — велел Васька, когда они оказались внутри.

Хватило одного взмаха в сторону баб, чтобы они забегали.

Толян, получив стакан виски, ошеломленно вытаращился, а затем ловко вылил спиртное в рот.

— Ох, отрава, — сказал он довольно.

— Давай, трепись уже, — сказал Дрюня. — Только если ерунду расскажешь — уши оторву!

Упрашивать чужака не пришлось, вскоре он заливался соловьем и размахивал руками. И говорил о вещах странных: о каком-то Сыне зари, что вышел из золотого света, чтобы спасти всех людей, но вместе с Толяном попал в лапы к солдатам майора Дериева.

— Меня-то к работе приспособили, — вещал он, — а его-то сразу в темницу засадили.

— Сказки какие-то, — вздохнул Диман, но на него зашикали с разных сторон, и Васька обнаружил, что вокруг собрались все обитатели «Малиновой гряды», кроме оставшегося на крыше Рафика.

Толян не обратил на замечание внимания, повел рассказ о том, что Сын зари удрал, затем его поймали, водили в церковь — тут оживился Михалыч, знающий толк в религиозной лабуде — и даже над ним молитвы читали, а потом взяли и сожгли на костре, только он не умер.

— Это как? — не понял Дрюня.

Васька, честно говоря, тоже не все уловил, но на всякий случай сделал умную морду — он тут главный, и ему не к лицу дураком выглядеть.

— А вот так, братцы! — Толян развел руками. — Сын зари ведь умереть не может, верно?

И он выразительно потряс пустым стаканом.

— Ерунда какая-то, — сказал Михалыч, глядя, как с бульканьем льется в посудину забугорное бухло. — У нас не католицизм проклятый, чтобы людей на кострах жечь.

— Э, что видел, о том и говорю. — Чужак вроде бы даже обиделся. — Хех, пошла!

Выпив второй стакан, он принялся за еду.

Дождавшись, пока старая алюминиевая миска опустеет, Васька нетерпеливо спросил:

— И как его сожгли, что он не умер, в натуре?

— Это ж Сын зари! — Толян многозначительно ткнул пальцем в потолок. — Он чудеса всякие может творить, больных лечить, зверей отгонять хищных, и в плен специально сдался… ик!

Непонятно почему, но рассказ этот наполнил Ваську беспокойством — будто упер чего со склада и знаешь, что тебя вот-вот запалят, и сделать ничего не можешь, только кулаки бессильно сжимать.

— Ерунда, — повторил Михалыч. — Христос учит…

— Чо, помог тебе твой Христос, когда все это случилось? — спросил Диман насмешливо.

— А ну рты закрыли! — рявкнул Васька, понимая, что еще чуть, и дойдет до драки. — Сейчас выпьем по маленькой, и ты нам еще раз все расскажешь, только подробнее… Понял?

— Как не понять. — Толян облизнулся.

Идея насчет «по маленькой» пришлась ему очень по вкусу.

* * *

Ночью Кириллу вновь привиделась падающая луна, и, возможно, поэтому он не выспался. Зато встал сам, без посторонней помощи. Осмотревший его «док» заявил, что все зарастает, как на собаке.

Чувствовал себя Кирилл все еще паршиво, но куда лучше, чем даже накануне вечером.

«Военный совет» собрали в самой большой комнате, откуда ради этого вынесли почти всю мебель. Оставили здоровенный стол, шкаф в углу, неподъемный, точно каменный саркофаг, и единственный стул.

— Ну, это, как бы к делу, — сказал Серега, едва Кирилл уселся.

Зашуршала развернутая карта Нижнего.

— Прежде чем начать, мне хотелось бы понять, чего вы хотите добиться, — неприятным резким голосом проговорил высокий, очень худой мужчина в камуфляже, как уже знал Кирилл — Арсен, фактический глава «прибрежной» общины.

— Так ясно что — уничтожить коммуну, — вмешался лысый Толик. — Но… это будет непросто.

— Оно и понятно. — Серега склонился над картой. — Смотрите, согласно последним данным от перебежчиков, силы майора Дериева можно оценить примерно в триста-четыреста стволов, и размещены они следующим образом…

Кирилл подумал, что видел эту сцену в «воспоминаниях», давно, после встречи с медведем, и ему стало не по себе — все стояли точно в таких же позах, как и там, совпадала одежда, жесты, обстановка, все детали, какие он мог вытащить из памяти, и наверняка те, о которых забыл.

Бывший десантник говорил, водил пальцем по карте, остальные слушали его — Федор, Арсен, Толик, лидеры, в первые дни после пробуждения оказавшиеся во главе групп растерянных людей.

На лицах мелькало сомнение, но онисогласятся, это неизбежно.

Все понимают, что майор Дериев и его «восстановление цивилизации» — это угроза каждому. Кроме того, Сын зари видел это и знал, что они будут сражаться рука об руку.

— Ну что, как ты смотришь на этот план? — спросил Серега, и Кирилл понял, что все смотрят на него.

— Я никогда не придумаю лучше, — сказал он. — Кто из нас военный, я или ты? Выступайте, сражайтесь, и свет будет на нашей стороне, и в сердцах будет гореть отвага.

Арсен хмыкнул недоверчиво, он на вчерашней беседе был, но не особенно впечатлился.

— Есть другие варианты насчет того, кто должен командовать? — поинтересовался Кирилл. — Если они в наличии, то лучше их высказать сразу, чтобы не случилось недоразумений.

— Имеется среди моих один офицер. — Глава «прибрежной» общины наморщил лоб. — Только он ракетчик, а не спецназовец. Сам я в армии служил, но давно и в транспортных войсках.

— Я — за Сергея, да, — кивнул Федор.

— Поддерживаю, — согласился Толик. — Тут нужен тот, кто разбирается в штурмовых операциях.

— Ну, тогда, это… — Серега чуть смущенно откашлялся, и улыбнулся. — Принимаю командование. Для начала надо решить вопрос с боеприпасами и оружием, сколько у нас всего, и на что мы годимся…

Кирилл вновь отвлекся — он был уверен, что с чисто военными делами эти четверо справятся и без него, в армии не служившего, человека совершенно мирного и даже миролюбивого. Подумал о том, какой яркости и глубины может достигать его «воспоминание» — неужели он сумеет разглядеть все подробности, тупики и развилки, выбрать ту дорогу, по которой можно пойти, но при этом не сможет создать новую, вырваться за пределы известного?

И как, интересно, в таком случае жить, зная все наперед?

Нет, это просто невероятно, нельзя же подумать, что все раз и навсегда предопределено неким божеством, пусть Отцом, Единственным и Несотворенным!

— …не можем себе позволить, — проговорил Серега, и Кирилл встрепенулся, осознал, что говорят о нем. — Поэтому надо создать что-то вроде персональной охраны для посланника — человек пять, не больше.

— И назовем мы их федайкины, — сказал он.

— Как? — удивился Федор. — И что это значит?

— Если я ничего не путаю, то «готовые отдать свою жизнь». — Кирилл вспомнил книгу, откуда вычитал это слово, ту же самую, где почерпнул литанию против страха. — Троих будет достаточно.

Арсен скривился, открыл рот, собираясь что-то сказать, но глянул в лицо бывшего журналиста и предпочел промолчать — похоже, осознал, что с Сыном зари, посланником неведомого Творца, лучше не спорить. По крайней мере, когда рядом находятся его последователи.

А Кирилл с мрачным удовлетворением подумал, что они еще приучатся выполнять его приказы.

— Я отберу лучших и самых преданных, — пообещал Серега.

— Не сомневаюсь, — сказал Кирилл. — Но помимо обычной войны мы должны начать духовную. И мне нужны собственные бойцы, те, кто способен понести слово истины во все концы города. «Апостолы», что отправятся во всех направлениях, станут, во-первых, лазутчиками, а во-вторых, своеобразными агентами влияния, средством распространения информации о Сыне зари и его учении, своими речами они заставят колеблющихся принять решения и сделают твердых колеблющимися. Много людей не надо, всего с десяток, но зато это должны быть искренне верующие.

— Да, идея здравая, — оценил Арсен, когда Кирилл замолк.

— Тогда сегодня вечером соберите всех, кто готов произнести свидетельство, — добавил бывший журналист.

Дериев еще взвоет от злобы и тоски, когда его предадут вернейшие из верных.

Хотя предадут не только его…

День Кирилл отлеживался, готовился к совмещенному с проверкой «инструктажу». Когда он вышел во двор, то чувствовал себя бодро. Оглядевшись, убедился, что народу набежало еще больше, чем вчера, и что много незнакомых, тех, кого не видел ни раньше, ни в «воспоминаниях».

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного… — начал он, вглядываясь в лица, молодые и старые, мужские и женские.

Многие бабы смотрели на него с восхищением, и не с тем, какого удостаиваются духовные наставники, а с обычным, переходящим в собственнический интерес — взять бы этого Сына зари в оборот, чтобы он был мой, и только мой, и вот тогда-то…

Под их жадными взглядами Кирилл невольно поежился.

Кого выбрать, кого отпустить в неизведанное, чтобы они стали его глазами и устами там, куда сам Сын зари не может добраться? Вот Вартан, как боец он слишком горяч, но в качестве бродячего проповедника может сгодиться. Вот Дина, но ее отправлять слишком рискованно, она пригодится здесь. И тех, кто уже бывал в коммуне, лучше туда не посылать — могут опознать с неприятными последствиями.

И в этот момент Кирилл понял, что знает, кого выбрать, кто не подведет и выполнит свою задачу, не погибнет быстро и не струсит, попав в лапы врагов.

Ниточки событий уходили в будущее от каждого из сидящих здесь.

— Ты, ты, и ты… — Сын зари просто указывал пальцем, и люди, на которых пал его выбор, вздрагивали, радостно и удивленно, а кое-кто из тех, кого обошли, смотрел обиженно. — Вы останетесь. Сегодня я буду говорить не для всех и сделаю вас, отмеченных светом, ловцами человеков…

Стас оскорбленно засопел, но поднялся первым, и мрачно глянул на Кирилла.

«Делай, что должен, и будет, что будет», — подумал Кирилл, с холодом понимая, что он такая же пешка на огромном игровом поле, как и другие люди, разве что способен видеть и просчитывать ходы, свои и чужие.

Но делает их кто-то иной.

Всего «апостолов» оказалось десять: три женщины и семь мужчин, и меж них — Вартан.

— Иисус сказал: то, что ты услышишь своим ухом, возвещай другому уху с ваших кровель. Ибо никто не зажигает светильника и не ставит его под сосуд и никто не ставит его в тайное место, но ставит его на подставку для светильника, чтобы все, кто входит и выходит, видели его свет, — процитировал Кирилл «Евангелие от Фомы». — Завтра вам предстоит уйти, нести слово мое к ушам чужим, и я должен убедиться, что вы все знаете и понимаете верно. Начнем с Первого Света, с того, как он осознал себя, и разделился на осознающее, или Дух, и осознаваемое, или Материю…

Сегодня придется пустить в ход всю гностическую премудрость, все, что перелопатил во время работы над дипломом, бредни насчет Демиурга, его детей-ангелов и мира, лежащего во зле.

— Если вам говорят: откуда вы произошли? — скажите им: мы пришли от света, от места, где свет произошел от самого себя. Если вам говорят: кто вы? — скажите: мы его дети, и мы избранные Отца живого… — повторял Кирилл древние строки, с ужасом понимая, что его слушатели в них верят.

Давно сгинувшее учение, чьи последователи были сожжены на кострах, возрождалось.

Он отпустил их, когда окончательно стемнело, и велел выступать с рассветом. Каждый из «апостолов» узнал, куда ему идти. Одному к площади Минина, где вообще не пойми что творится, другому — на Свободу, чтобы проскользнуть мимо майорских патрулей, третьему — через Печеры в Щербинки, но большинству — в коммуну, чтобы попасть в ее ряды, и проповедовать там.

Самое страшное оружие — бесшумное и незримое, что называется «пропагандой».

— Да благословит вас Отец, — сказал Кирилл, кивнув ушедшему последним Вартану, и поплелся к себе.

Но как оказалось, это еще не всё.

В комнате при его появлении на ноги вскочили трое крепких мужиков — все с оружием, не юнцы, но и не старые, в самой силе, и с каким-то одинаковым, хищным прищуром.

— Вот, федайкины. — Это слово Серега произнес с откровенным удовольствием, видно было, что оно ему нравится. — Я сам отбирал, будут теперь тебя охранять, беречь от всего.

— Ну, хорошо. — Кирилл кивнул. — Как хоть звать-то?

Самый высокий, с морщинами на лбу и яркими голубыми глазами оказался Иваном, приземистый, с прижатыми к черепу ушами — Аркашей, а третий, без особых примет — Степаном.

— Теперь я, это, как бы командовать буду, — сказал Серега. — А они присмотрят.

— Не сомневаюсь. — Кирилл зевнул. — Только пусть уж завтра приступают.

Впервые за много дней его нормально тянуло ко сну, как обычного, здорового человека. Не накатывала смешанная с одурением слабость, путающая мысли и разжижающая мышцы. Это было приятно — тело давало понять, что еще немного и оно будет в полном порядке.

Кирилл прошел в свою комнату, но не успел раздеться, как явился Вадим Степанович — делать перевязку. Пришлось вытерпеть эту процедуру, выслушать некоторое количество одобрительных замечаний, ответить на несколько серьезно-врачебных вопросов — нет ли крови в моче, не болит ли справа под ребрами, не колет ли при вдохе?

Наконец удовлетворенный «док» ушел, и Кирилл погасил свечу.

Заснул быстро, но вынырнул из сна резко, рывком, и уловил рядом движение.

— Кто тут? — спросил бывший журналист, протягивая руку.

Ладонь уткнулась в теплое. Он ощутил длинные, шелковистые волосы, и еще до того, как она ответила, понял, кто пришел к нему в гости. Проклятие, но этот момент он тоже «вспоминал» когда-то, только тогда не понял, что именно происходит, принял за бред.

— Это я, — несмело ответили из темноты.

— Не даешь мне спать? — спросил Кирилл, чувствуя себя актером на сцене.

Роль выучена, слова известны, и любая попытка отклониться ни к чему не приведет.

— Ну да. Представляешь, я не смогла удержаться, пролезла, как девчонка… — и дальше Дина понесла вовсе какую-то ерунду насчет того, что не может спать, что раньше, еще в той жизни, она ночами шлялась по клубам и так к этому привыкла, но теперь все иначе, и она молится постоянно.

Кирилл слушал, и думал, что делать.

Хотя чего думать — из этого момента в будущее ведут две дорожки, две нити из событий, и одна выглядит намного привлекательнее. Кроме того, он здоровый мужчина, никому ничего не должен… Мелькнула мысль о Миле, но он отодвинул ее в сторону — жена мертва, с момента ее гибели прошло немало времени, и глупо тратить время на скорбь по тому, кого не вернешь.

— Ты ведь не прогонишь меня? — спросила Дина, прервав свой монолог.

— Нет, — ответил Кирилл. — Тебя прогонит моя охрана, если обнаружит…

А затем Дина оказалась рядом, он ощутил ее тепло, ее дыхание, волосы упали ему на лицо. Но в следующий момент выяснилось, что обниматься недавно побывавшему в руках палачей человеку не рекомендуется — Кирилл охнул от боли в боку, невольно отстранился.

— Что? Что не так? — испуганно забормотала девушка.

— Ничего. — Он поморщился. — Вот заживет… все, что на мне, и будет, как у людей, а пока…

Пока он всего лишь притянул ее к себе и поцеловал.

Это оказалось зверски приятно, не так, как с Милой, по-иному, но очень знакомо, привычно — ведь он мог «вспомнить» и этот поцелуй, и другие с участием своим и Дины, мог сказать, что у нее родинка в паху, как она ведет себя в той или иной ситуации, он знал ее не хуже, чем бывшую жену.

Это было немного страшно, но страх Кириллу удалось заглушить.

Девушка задышала часто-часто и придвинулась ближе, но тут вновь напомнила о себе «работа» палачей — заныло в груди, резкой болью отозвалось бедро, позвоночник словно превратился в веретено из раскаленного металла, так что на мгновение Кирилл даже выпал из реальности.

Распался на десятки фрагментов, испытал множество поцелуев…

— Нет, нет, хватит, — пробормотал Кирилл, с трудом отстраняясь. — В другой раз, чудеса на виражах.

Дина с сожалением вдохнула и поднялась с кровати.

Он тоже встал. Прежде чем выпустить девушку за дверь, осторожно приоткрыл ее — федайкины на месте, двое дремлют, один бодрствует, слышно, как прохаживается туда-сюда.

— Может быть, в окно? — шепотом предложила Дина.

— Нет, все равно рано или поздно это откроется, — ответил Кирилл и потянул за скользкую ручку.

Девушка переступила порог.

Дремавший в кресле Иван вскинул голову, и на лице его отразилось удивление. Степан глянул вскользь, и глаза его хитро заблестели, но оба тут же отвернулись и морды сделали показательно равнодушными. Аркаша вообще не проснулся или ловко сделал вид, что не проснулся.

Дина, гордо вскинув голову, зашагала через комнату, и в этот самый момент через другую дверь в нее вошел Стас со свечой в руке. Светлые брови его поднялись, нижняя челюсть отвисла, а во взгляде, обращенном на посланника, отразилось громадное, безумное удивление.

Еще Кирилл уловил страх, разочарование и боль.

Вспомнил, что именно это лицо являлось к нему в одном из видений и запало в память, потянуло за собой «цепочку» из эпизодов: Стас молится в одиночку, и слова его полны горечи, он вскидывает руки и идет к развалинам, откуда ему навстречу поднимаются люди в камуфляже с автоматами в руках, в полутемной комнате он разговаривает с невысоким и плотным человеком, чья шея толста, как у борца, а маленькие глаза полны злобы.

Что бы ни делал, куда бы ни стремился самозваный Сын зари, будущее предрешено, и изменить его невозможно.

— Всссыыы… — Стас с шумом втянул воздух, когда Дина прошла рядом, едва не задев его плечом.

Затем он отвернулся и, сгорбившись, зашагал следом за девушкой.

Вот и всё — теперь пойдут шепотки, и последователи Кирилла будут знать, что он не чужд земных радостей, что он интересуется женщинами подобно обычным мужчинам. И если одних это оставит равнодушными, то у других вызовет разочарование и недовольство.

Как же так — пророк, Сын зари, и столь низменные удовольствия?

Но ничего, этот вариант будущего не самый худший, а кое-что из того, что он несет, можно будет использовать к вящей славе. Вот только чьей, Несотворенного Отца или его посланника?

Кирилл уловил полуулыбку на лице «спавшего» Аркаши, и прикрыл дверь.

Дрых он на этот раз крепко и спокойно, видения с «воспоминаниями» душу не тревожили.

Утром все пошло по заведенному порядку — визит «дока», молитва во дворе, где собралось чуть ли не полсотни человек, завтрак и военный совет, где всем управлял Серега, а Сын зари только слушал и даже не старался особенно вникать.

После совета он вновь оказался на улице, под моросящим холодным дождем.

Сам Кирилл стоял на крыльце, Иван держал над ним зонтик, а еще двое федайкинов располагались чуть ниже. Выглядели они спокойными, но чувствовалось исходящее от них напряжение, готовность к немедленному, взрывному действию, а стоявший у стены дома Серега казался недовольным.

Объяснялось это легко — двор заполняли вооруженные мужчины, бойцы, уходящие на задания. Кое-кто из них был на вчерашней беседе, но другие видели посланника впервые, и они разглядывали его с удивлением и недоверием, а кое-кто — с неприязнью.

Кирилл их понимал. До его появления все шло более-менее неплохо, жизнь наладилась, а теперь придется отправляться воевать, рисковать своей шкурой.

И ему предстояло воодушевить этих людей, найти слова, что зажгут в их сердцах огонь.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — сказал он и повторил то, что однажды говорил, — может быть, люди думают, что я пришел бросить в мир космос, и они не знают, что я пришел бросить на землю разделение, огонь, меч, войну. Ибо пятеро будут в доме, трое против двоих, и двое против троих… Так говорил Иисус, и так говорю вам я!

— Ты? — раздалось из толпы звонкое. — А многие считают, что ты лжец!

Дерзил молодой парень с рыжими, как осенние листья волосами и наглым взглядом, державший «Калаш» с небрежностью профессионала. Бойцы вокруг него стояли тесной группой, и видно было, что своего они просто так в обиду не дадут, а если что — и оружие в ход пустят.

Расположившийся рядом с Серегой Арсен нахмурился и сдвинулся с места, но Кирилл жестом остановил его.

— Воздастся мне за деяния мои, вам — за ваши, — сказал он. — Вы не в ответе за то, что содею я, я не в ответе за то, что вершите вы, и пусть либо каждый идет своим путем, либо…

Тут бывший журналист сделал паузу, давая слушателям проникнуть в смысл сказанного, впустить его слова в себя, позволяя их мозгам закрутиться в нужном направлении и прийти к определенным выводам.

Взгляд рыжего стал менее дерзким, он даже отвел глаза, а группа его соратников сделалась не такой сплоченной, хотя никто вроде бы не сдвинулся с места.

— Знайте, что тот, кто раб против своей воли — он сможет быть свободным, — продолжил Кирилл, пользуясь изречениями гностиков, — но тот, кто стал свободным по милости своего господина, и сам отдал себя в рабство — он более не сможет быть свободным…

С этого момента его слушали, не прерывая, в почтительном молчании.

И когда Сын зари провозгласил аналог того, что мусульмане называют «шахадой» — «Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный», это повторили все до единого, даже рыжий смутьян и его приятели.

— Идите же, — сказал Кирилл, — и пусть рука ваша будет тверда, а сердце полно огня.

И они пошли. Ему было и сладостно, что столько людей, сильных мужчин, повинуются его воле, и одновременно противно, что он отправляет в бой тех, кто искренне верит в то, во что сам «посланник» поверить не может. И наверняка не сможет никогда.

Он не заглядывал в будущее, но даже без этого знал, что вернутся не все.

Часть третья ПРЕДВОДИТЕЛЬ

Глава 1

Серега Петров всегда не любил, когда при нем кто-то отлынивал от работы.

Сам он лентяем не был и не терпел, когда всякие хитрецы начинали сачковать, и тем самым угрожать общему делу. Поэтому работяги из бригад, какие он попадал охранять, страшились бойца в черной бандане куда больше остальных, жилы рвали, когда он находился рядом.

Сегодня Петрова с его «взводом» из десяти человек приставили к людям Остапчука, а тех отправили за дровами. Они миновали пепелище, оставшееся на месте жилого квартала, и очутились в густо заросшем овраге, за которым начинались Верхние Печеры, «чужая» территория.

Хотя Серега не сомневался, что скоро и эта территория, и весь город станут «своими».

— За дело, суки, не стоять! — принялся орать бригадир, громадный и бородатый, похожий больше на медведя, чем на человека.

И застучали топоры, завизжали пилы, полетели наземь куски коры и опилки.

Петров разместил бойцов так, чтобы они видели весь рабочий участок да еще имели возможность наблюдать за окрестностями — могут пожаловать собаки или еще какие хищники, или кто из работяг захочет удрать, оставить благородное, но тяжелое дело возрождения цивилизации.

Сам он прохаживался туда-сюда, с удовольствием замечая, как под его взглядом работяги дергаются от страха.

— Не ссыте, — бросал он время от времени. — Вы под надежной защитой.

Погода была мерзкой, по-настоящему осенней, и хотя в коммуне до сих пор не имелось календаря, чувствовалось, что лето закончилось. На дворе, скорее всего, уже стоял сентябрь. Моросил дождь, под ногами чмокало, желтых листьев на ветвях висело хоть и меньше, чем зеленых, но все же предостаточно.

Выстрел раздался в тот момент, когда первую тележку загрузили березовыми стволами.

— Тревога! — рявкнул Самир, боец, расположившийся выше всех по склону. Затрещал его автомат.

Работяги попадали наземь, как им и положено, а Серега рванул вверх, оскальзываясь на мокрой траве. Через мгновение брякнулся рядом с Самиром, пытаясь разглядеть, в кого тот стреляет, и что творится в молодом, густом березняке.

Там перемещались какие-то фигуры, изредка хлопало охотничье ружье.

— Похоже, явились печерские, мать их за ногу, — сообщил Самир, круглолицый и узкоглазый, по виду — типичный татарин из фильма про нашествие Батыя на Русь. — Задумали, мать их за ногу, нас пощипать, показать, что тут их земля, а не наша.

В коммуне знали, что в Верхних Печерах обосновалась небольшая группа выживших, но до нее у Дериева никак не доходили руки: находились более важные дела. Поэтому патрули туда особенно не совались, лишь хватали попадающихся людей.

При воспоминании об одном из них, худосочном дрище, объявившем себя Сыном зари, Петров заскрипел зубами.

— Ничего, мы им покажем, кто тут козырь, и где раки зимуют в базарный день, — сказал он.

Если это плохо вооруженные «дикари», не имеющие представления о том, что такое правильный бой, то справиться с ними будет проще простого — обойти с фланга, и ударить так, чтобы остались только трупы. Жалко, что недавно майор отдал приказ экономить патроны. Придется бить лишь наверняка, а затем еще и отчитываться за каждую обойму.

— Сдерживай их пока, но не пугай, — велел Петров и рванул обратно, туда, где за поставленной на бок тележкой укрывался бригадир Остапчук, а вокруг валялись испуганные работяги.

Через несколько минут уже пятеро бойцов ползли вверх по склону, уходя в сторону и делая это так, чтобы их ни в коем случае не заметили. Пусть чужаки думают, что охрана в растерянности и может только отстреливаться. Петров двигался последним и от нетерпения скалил зубы — слишком уж медленно перемещались соратники, давно не гоняли их по-пластунски.

Сам он вернулся с войны на Кавказе за несколько месяцев до всеобщей отключки и ничего еще не забыл.

— Твою мать… — прошипел Серега, когда неподалеку обнаружилась длинная змея.

Желтых пятен на башке нет, а значит гадюка или еще что похуже.

Приподняв голову, гадина настороженно следила за людьми, но убираться в сторону и не думала.

Змея осталась позади, он перевел дух, но через мгновение уже запамятовал о ней, поскольку они вышли во фланг атакующим, и настала пора подняться, врезать изо всех стволов… экономя патроны, черт подери. По крайней мере, показать чужакам, кто здесь хозяин, и завалить несколько человек, чтобы было что предъявить Василичу в качестве «отчета о проделанной работе».

Петров различал врага отчетливо: три мужика, укрываются за поваленным стволом, двое вооружены ружьями, один вроде бы с пистолетом. Непонятно на что надеются при таком «арсенале».

— Все их видят? — спросил Петров вполголоса.

Ответом стали четыре кивка.

— Тогда по моей команде, одиночными… Готовимся… Огонь!

Пять АКСУ ударили одновременно и точно. Но чужаки повели себя странно. Вместо того, чтобы заметаться в панике, они залегли, вжавшись мордами в землю, и Сереге это не понравилось.

Он еще успел подумать, что они словно ждали обстрела…

Очередь прошла над самой головой. Гошка, ползший первым, а теперь оказавшийся на левом фланге, вскрикнул и повалился наземь.

— Что за… — Петров развернулся, пытаясь увидеть, что происходит, и тут несколько пуль разорвали ему живот.

В первый момент было даже не больно, он просто ощутил тупой удар и то, как в пах потекло что-то горячее. Затем ноздрей коснулся запах дерьма, и Серега тупо уставился вниз, туда, где по зеленой ткани камуфляжной куртки сползали темно-багровые струйки.

Он валялся на земле, а вокруг орали и стреляли.

Судя по крикам, туго приходилось не только их пятерке, но и тем, кто остался внизу, рядом с бригадой. А работяги, воспользовавшись переполохом, со всех ног удирали в стороны.

«Засада, — подумал Петров, корчась от боли и унижения. — Вот я глупец».

Его провели как зеленого салабона, поймали на живца, на ложное нападение.

Отчего-то вспомнилась ночь, когда они штурмовали логово беглого Сына зари и взяли его в плен. Избитый, прижатый к стене человек, который сказал… что же он тогда сказал такого важного?

Серега напрягся, судорожно вдыхая «аромат» собственных разорванных кишок.

«А ты, с черной головой, перед смертью учуешь запах собственного нутра и поймешь, что оно забито грехом и нечистотой» — всплыл из памяти звучный, красивый голос.

И Петрову стало страшно.

Ведь все так и произошло, он и вправду умрет от раны в живот…

Серега задергался, задышал, в бессильной ярости сжимая кулаки и думая, как здорово было бы оставить того ботаника на съедение каннибалам. От боли его скрутило, и тут в голове возникла жуткая мысль — а вдруг тот, кто выдает себя за Сына зари, и вправду им является?

С ней Петров и потерял сознание, чтобы больше в него не вернуться.

* * *

На этот раз темой для вечерней беседы Кирилл выбрал Иисуса и его миссию. Большинство из его нынешних последователей являлось или хотя бы считало себя христианами, и им образ сына плотника был хорошо знаком. Да и у мусульман пророк Иса, сын Мариам, пользовался определенным уважением.

Вот только гностики трактовали его жизнь совсем иначе, чем те или другие.

— И не зря Иисус сказал, где двое или трое собраны во имя мое, там я посреди них. Иисус овладел ими всеми тайно, ибо он не открылся таким, каким он был, но он открылся так, как можно было видеть его… — вещал бывший журналист, мешая апокрифические евангелия с каноническими, и одновременно вглядывался в лица слушателей.

Стас не умолчал о том, что заметил вчера, и посеял в некоторых сердцах семена сомнения. Кое-кто смотрел на посланника с осуждением и недоверием, а самого лысого «апостола» видно не было. То ли он прятался в задних рядах, то ли вовсе не пришел слушать кумира, постамент под которым дал большую трещину.

Тимоха шуршал карандашом, Федор держал над ним зонт, чтобы дождь не намочил драгоценные записи.

«Придется принимать меры, иначе этот яд отравит многие души, — думал Кирилл, рассказывая о том, как Демиург пытался уничтожить первого истинного пророка или хотя бы извратить его миссию. — Слишком много я рассуждал о далеком и мудром, о Первом Свете и ангелах, об Отраженном и душах человеческих, пора говорить о земном и практичном».

Любая религиозная община нуждается в правилах повседневной жизни, в указаниях — что можно делать, а что нельзя, что есть грех, а что не осуждается, но и не одобряется.

К завтрашней беседе придется все это продумать и изложить.

И не забыть, что союз мужчины и женщины вовсе не грешен, а естественен и необходим.

И еще необходимо урегулировать его отношения с Диной, а затем объявить о них во всеуслышание, перед лицом свидетелей, чтобы все знали, что речь идет не о тайном сладострастии и не о скрываемом пороке, а о том, чего не стыдится даже сам Сын зари, посланный на землю небесами.

Как всегда, при таких мыслях Кириллу стало смешно, и он с трудом удержался от улыбки.

— Идите же, и пусть Первый Свет освещает ваш путь, — резюмировал он, завершая беседу.

Сегодня Кирилл чувствовал себя куда лучше, чем даже вчера. Полученные «в гостях» у Дериева повреждения понемногу заживали, силы восстанавливались, и после получасовой речи он не ощущал себя выжатой тряпкой.

Кирилл закрыл глаза и некоторое время постоял, вслушиваясь в то, как люди расходятся. Шорох одежды при поклонах, приглушенные возгласы, перешептывание, негромкие шаги — вроде бы обычные звуки, но искушенному уху они скажут о многом, о том, какое настроение осталось у слушателей после беседы.

Кажется, он не достиг ничего особенного, но негативное впечатление, созданное Стасом, ухитрился поколебать.

— Ты как, рога и копыта? — полюбопытствовал Серега, ухитрившийся подойти бесшумно.

— Нормально. — Кирилл открыл глаза. — Лучше, чем сутки назад, по крайней мере. Пойдем, расскажете мне, чего вы сделали за день.

Этот военный совет мало отличался от вчерашнего — та же комната, подробная карта Нижнего на столе, те же люди вокруг. Правда, говорили уже не о планах, а о результатах. Сначала Федор, потом Толик, затем приземистый помощник Арсена, бывший офицер, откликавшийся на Василия.

Сыну зари оставалось только слушать.

По всему выходило, что им удалось добиться успеха: атакам подверглись пять бригад, две из них перестали существовать. Убито не меньше десяти вояк Дериева, захвачена дюжина стволов.

— Так, стоп, — сказал Кирилл, когда с победными реляциями оказалось покончено. — Сколько у нас погибших?

— Пятеро, — ответил Серега.

— И где они? Надеюсь, тех, кто погиб за истинную веру, не бросили на поле боя?

— Нет, все тела принесли, они здесь. — Бывший десантник переглянулся с Арсеном и смущенно закряхтел. — Мы хотели похоронить их завтра на рассвете, и тебя не беспокоить.

— И зря, ибо их душам грозит опасность не воссоединиться с Первым Светом, а остаться в лапах Демиурга, и в наших силах помочь духовным братьям, добиться для них освобождения, — сказал Кирилл, думая о том, что погребальные ритуалы нужны его общине не меньше других. — Ведите меня туда, где лежат они, и я научу вас, что делать.

Пока совещались, на улице успело стемнеть, и Серега повел остальных через хлюпающую, сырую тьму. С той улочки, где стоял дом, ставший чем-то вроде штаб-квартиры Сына зари, свернули на другую и очутились перед раскрытыми воротами, за которыми в сумраке виднелись очертания джипа.

Некогда мощная и шикарная машина проржавела и осела на землю.

Тела находились в одной из комнат, каждое лежало в сколоченном из досок подобии гроба. Лица убитых, молодых парней, в свете факелов казались желтыми, напоминали маски из светлой глины.

Кириллу при первом взгляде на них стало противно и дурно — не будь его, эти парни остались бы жить. Но он сжал зубы и отогнал гадостное чувство. Нет иного пути, чтобы одолеть Дериева, и та дорога в будущее, что выбрал он, обещает наименьшие жертвы.

Надо только пройти ее до конца.

— У каждого тела должен бодрствовать один верующий, до самого утра молиться и совершать Омовение Светом, — сказал он, старясь, чтобы голос звучал уверенно, чтобы никто не догадался, что он изобрел все это только что. — Начнем мы, нас как раз хватит. А в середине ночи пусть приведут тех, кто будет согласен сменить нас.

Воплощение плана в жизнь, как всегда, взял на себя бывший десантник. Факелы заменили на свечи, принесли стулья, и пятеро живых мужчин уселись на них так, чтобы каждый находился у головы одного из умерших.

Федайкины остались снаружи — им не положено отдыхать, пока бодрствует тот, кого они призваны охранять.

Подавая пример, Кирилл зашептал что-то похожее на молитву, а потом задвигал руками, исполняя придуманный им же ритуал. Федор и Серега проделали то же самое, и даже Толик с Василием забормотали что-то, хотя по лицам видно было, что не искренне, а лишь для того, чтобы не выделяться.

Ничего, привычка — страшная сила. Если правильно ее использовать, можно приучить человека к чему угодно.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — проговорил Кирилл и замер, опустив голову.

Они сидели неподвижно, потрескивала, укорачиваясь, свеча, шуршал за окном дождь и шумел ветер.

Довольно быстро Кирилл понял, что взялся за дело, которое было ему пока не по силам — накатила усталость, напомнили о себе ссадины, ушибы и вывихи, зверски захотелось прилечь, закрыть глаза. Он подумал, что бессонная половина ночи может ему дорого обойтись, но отступать было поздно. Сдавшись сейчас, он подорвет веру в себя у предводителей «войска», а это — первый шаг к катастрофе.

Из глубин «памяти» всплыла картинка — шею натирает шершавая веревка, привязанный к ней камень лежит у ног, и большой плот покачивается на серых волжских волнах. Плещут весла, от воды тянет холодом.

Нет, нет, этому будущему он не позволит наступить!

Он читал молитвы, точнее бормотал что-то на них похожее, не забывая вставлять знакомые его последователям слова вроде «Несотворенного» или «освобождения от плоти». Делал Омовение Светом, стараясь ничем не выдать своего самочувствия — не хватало еще, чтобы его вынесли отсюда.

В один момент стало так плохо, что Кирилл едва не застонал. Голова закружилась, его повело в сторону, возникло ощущение падения, стены комнаты исчезли, осталась серая гулкая пустота.

Пришлось укусить себя за язык, чтобы немного очухаться.

— …время, — сказал кто-то совсем рядом, и бывший журналист попытался сообразить, к чему это.

Серега, мрачный и собранный, похлопал его по плечу.

— Закончилось наше время, — повторил он. — Сменщики пришли.

— Да, конечно.

Для того, чтобы подняться, Кириллу пришлось напрячься до хруста в суставах. Он едва не задохнулся, но все же перевел непослушное тяжелое тело в вертикальное положение.

Выйдя из комнаты, за самой дверью Кирилл столкнулся с Диной.

Девушка заулыбалась, но тут же на ее лице отразилась тревога — она уловила, что с посланником что-то не так.

— Во имя Отца, что… — Дина прижала руки к груди.

— Пойдем, мне нужно с тобой поговорить.

Кирилл махнул ей, и заторопился прочь из дома. Он надеялся, что на свежем воздухе ему станет лучше.

— Что, что с тобой? — спросила девушка, когда они очутились на крыльце. — Представляешь, я пришла, чтобы отдать долг погибшим за истинную веру, и меня никто не заменит, и я…

Подошедший к самому крыльцу Иван развернулся и бесшумно исчез в темноте.

— Пять минут ничего не решат, — сказал Кирилл. — О том, что ты приходила, узнали. Я думаю, что ты снова придешь ко мне, и нужно сделать так, чтобы это было не тайным грехом, а законным делом.

Глаза Дины, и так большие, стали вовсе огромными, дыхание участилось.

Очень давно, в другой жизни, когда он не был Сыном зари и посланником, Кирилл делал предложение девушке, но тогда все проходило совсем иначе, при ярком свете, в ресторане, красиво и ярко, а не глухой ночью, под дождем, наспех и едва держась на ногах.

И будущее в тот раз выглядело радужным облаком, а не залитым кровью лабиринтом.

— Я бы хотел, чтобы ты стала моей женой. — Эти слова он просто выдавил из себя.

Дина ему нравилась, и выглядела достойной кандидатурой на место жены посланника — достаточно красива, умна, не только безоговорочно верит в Сына зари как в пророка, но и увлечена им как мужчиной.

А Кирилл мужчина, тело требует своего, и осудит его разве что ханжа.

— Я… я должна… — Девушка махнула рукой. — А, ладно… Я согласна. Но как всё? Теперь нет ни загсов, ничего.

— Мы освятим наш брак силой Отца и Сына, и Духа Жизни Святого, — сказал Кирилл. — Понадобятся свидетели.

Федор и Серега оказались под рукой очень вовремя.

Кирилл изложил им свою просьбу. И если на лице недавнего предводителя небольшой общины с Яблоневой улицы на мгновение отразилось удивление, сменившееся одобрением, то бывший десантник остался невозмутимым — все, что исходило от Сына зари, было для него истиной в последней инстанции, руководством к действию, а не поводом для размышлений.

— Когда? — только спросил он.

— Утром, после завтрака, — ответил Кирилл.

— Вот Динка, даже очень шустрая девица, хе-хе. — Федор задумчиво почесал нос. — Все сделаем в лучшем виде, да.

Бывший журналист потянулся, чтобы обнять невесту, но та неожиданно поклонилась ему и проскользнула в дом. Ее ждал долг перед убитыми братьями по вере, долг почти священный.

Кирилл с трудом удержался от недостойной божьего посланника брани.

Дождь усилился. До того дома, где он жил последние дни, брели под настоящим ливнем. Было холодно, во тьме с трудом угадывались очертания заборов, поднимающихся над ними крыш, растопыривших ветки деревьев.

Спал в эту ночь Кирилл плохо. Ему мерещились желтые восковые лица мертвецов, только глаза их были открыты, и в них читался укор: мы убиты из-за придуманной тобой ерунды, а ты остался жить, и после смерти нас встретил вовсе не обещанный тобой свет, а вечная тьма.

Проснулся Кирилл разбитым.

Но пришлось сделать бодрое лицо и натянуть на него улыбку, поскольку явился «док» с утренним осмотром, затем Серега с сообщением о том, что для свадьбы он готов, и что после нее необходимо обсудить кое-какие вопросы относительно сегодняшних операций.

— И никакого медового месяца, даже медового дня, — сказал Кирилл, улыбаясь. — Пошли.

— Но ты, это, как бы так и не сказал нам, что делать. — Бывший десантник нахмурился.

— По ходу дела поймете. Для начала соберите всех во дворе.

Ритуал заключения брака предстояло придумывать на ходу, как и погребальный. И счастье еще, что Кирилла в универе мучили всяческими обрядами всех времен и народов: кое-что осталось в памяти.

Взять разных древностей, смешать, добавить щепоть новой веры, взболтать… Выйдет не хуже, чем у предков.

— Пошли, — решил он.

Дина ждала в соседней комнате, тщательно причесанная, но одетая так же, как обычно — в джинсы и рубаху. Федайкины, находившиеся тут же, как по команде расцвели улыбками, но глаза у всех троих остались серьезными.

— Доброе утро. — Кирилл улыбнулся. — Церемония будет простой и короткой.

Не то время, чтобы затевать выкуп и приглашать тамаду.

Он дождался, пока вернется Серега, и, взяв девушку под руку, повел ее за собой. Скрипнули ржавые петли выходной двери, и они очутились на крыльце, под прицелом множества взглядов — любопытных и удивленных, радостных и завистливых, и даже сердитых.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного и перед его ликом, — Кирилл повысил голос, как во время беседы, чтобы его слышали во всех углах не такого уж и маленького двора, — а также перед лицом истинно верующих и этих достойных свидетелей, я беру эту женщину в жены безо всякого принуждения, с ее доброго согласия.

Он выдержал паузу, давая озвученной мысли проникнуть в умы слушателей.

— И пусть никто не говорит, что мы вступили в брак тайно, или этого не было, или кто-то возражал, — сказал Кирилл, после чего развернулся к Дине, взял ее руки в свои. — «Горько» можно не кричать.

Последнюю фразу он произнес вполголоса, так, чтобы услышала только девушка. Склоняясь к ней для поцелуя, заметил, что глаза Дины заблестели от удовольствия, а щеки заалели.

А затем остался только вкус ее губ, мягких и нежных.

Мир вокруг стал как будто ярче, светлее, и Кирилл услышал восторженные возгласы:

— Чудо! Благой знак!..

Солнце, до сего момента прятавшееся за облаками, нашло прореху, и его лучи упали как раз на крыльцо, где стояли молодожены и довольно пучили глаза свидетели — Федор с Серегой.

В голове у Кирилла словно что-то сдвинулось. Он увидел длинный, чуть ли не бесконечный ряд зеркал, а точнее, отражений, и всюду были целующиеся парочки, и некто восклицал «Во имя Отца, Единственного и Несотворенного!», и горели факелы, и проливали слезы довольные мамаши, одетые странно и дико, и еще более странно, и еще более дико…

Этот момент, коротенькая церемония, сочиненная больше из необходимости, безо всякого вдохновения, отбрасывала в будущее такую мощную «тень», что могла сравниться с иной крупной битвой.

С холодком Кирилл понял, что ее будут повторять, изображать, рассказывать о ней, пытаться воспроизвести то «небесное знамение», что произошло лишь благодаря случайности. Кто-то маленький, испуганный внутри него закричал «Нет! Я не хочу этого! Нет!», но другой голос, куда более сильный и спокойный, заявил «Людям нужны ритуалы, и пусть лучше они используют новые, которые лучше только потому, что они новы и не поросли мхом, не стали догмой и надоевшей привычкой».

А человечество нуждается в свежих идеях, без них оно обречено на вырождение.

Через миг эта раздвоенность кончилась, исчезли отражения, он вновь ощутил себя всего лишь обычным человеком. Правда, очень довольным, насколько может быть доволен мужчина, целующийся с красивой девушкой.

— Всё, хватит, — проговорил Кирилл, с трудом отрываясь от Дины. Она разочарованно вздохнула.

— Ура! — закричал кто-то, и этот крик подхватили остальные. — Ура! Ура!

Не все орали искренне, некоторые голоса звучали принужденно. Кирилл вполне понимал их обладателей — как же, Сын зари, посланник, почти мессия, родившийся из золотого света, и такое низменное дело, как женитьба!

Но ничего, никуда не денутся, привыкнут. А кто не сможет… тому же хуже.

— Вот и всё, — сказал он, подмигивая Дине. — Остальное сделаем позже, сейчас меня ждут дела.

Девушка снова вздохнула, но ничего не сказала — понимала, что так оно и есть, и что человек, доставшийся ей в мужья, никогда не будет только ее собственностью, что на его внимание всегда будут претендовать другие.

— Расходитесь, расходитесь, все за работу, — принялся наводить порядок Арсен. — Праздника не ждите, не время для него.

Дина скрылась внутри дома, а Кирилл поплелся следом за Серегой. Их ждал очередной военный совет.

И снова речь шла об операциях против коммуны Дериева, о том, куда послать боевые группы, где разместить заслоны и наблюдателей, чтобы враг не смог нанести им ответного удара. Бывший десантник отдавал распоряжения, на захватанную карту ставились карандашные отметки.

— Есть еще одно дело, — сказал Кирилл, когда основные вопросы были решены.

На молчавшего до сих пор посланника обратились удивленные взгляды.

— Я не могу отсиживаться в тылу, когда другие рискуют жизнями, — продолжил он. — И поэтому хотел бы сходить на боевую операцию с одной из групп. Скажем, завтра.

— Это опасно, — заявил нахмурившийся Серега. — Тебя могут убить и все такое.

— Сыну зари лучше умереть, отдав другим свет истинной веры, чем прослыть трусом.

Этот момент Кирилл тоже «вспоминал» не один раз и знал, что у него есть выбор, и что оба варианта будущего отличаются незначительно, лишь в каких-то деталях. Но ему самому было противно прятаться за спинами других, укрываться в безопасном месте, точно он старик или ребенок.

Он затеял эту войну и должен принять в ней участие!

— Ну, хм… Я понимаю это желание, — сказал Толик, поглаживая себя по лысине. — Но надо послушать, что скажет док. Посланник недавно претерпел пытки, он может быть не совсем здоров.

Кирилл про себя улыбнулся — он знал их аргументы, все возражения и готовился к ним. Спор закончился через десять минут, закончился так, как и должен был: безоговорочной капитуляцией одной из сторон. И этой стороной оказался вовсе не бывший журналист.

— Вот и славно, — сказал он. — Что у нас дальше? Встреча с неофитами?

После вчерашних боев, когда разбежались две бригады из «рабов» Дериева, многие из них потащились вслед за бойцами посланника. Серега не велел прогонять беглецов, распорядился поместить их в здании автовокзала на Сенной площади, накормить и приглядывать.

А сегодня Сыну зари предстояло решить, что делать с этими людьми.

— Она самая, — проворчал Серега. — Только это далеко. Сил хватит?

Он единственный на правах первого соратника позволял себе разговаривать с посланником в таком тоне.

— Я не настолько слаб, — кротко проговорил Кирилл. — И Отец поддержит меня.

Дождь, еще ночью казавшийся бесконечным, прекратился, и хотя небо было сплошь в облаках, время от времени проглядывало солнце. Они шагали вверхпо узкой пешеходной лесенке, оставив Приволжскую Слободу внизу. Отсюда, если оглянуться, можно было увидеть белокаменные здания Печерского монастыря, а еще дальше — Гребной канал, а за ним Волгу.

Подъем дался Кириллу нелегко, он запыхался, вспотел, хотя вовсе не было жарко, и вспомнил темницу под Нагорным универсамом, где его терзали приступы лихорадки. На самом верху пришлось остановиться, чтобы перевести дух и попить воды.

Предусмотрительный Серега захватил с собой полную фляжку.

— Ничего, дальше будет легче, — сказал Кирилл, ополовинив ее, и вытер мокрое лицо.

Улица Родионова рядом с автостанцией «Сенная» выглядела совсем не так, как он ее помнил — всюду заросли, ржавые остовы автомобилей, на месте ночного клуба «Матрица», когда-то бывшего кинотеатром, высится груда обгорелых развалин.

Только сам автовокзал, выстроенный еще в советские времена, почти не пострадал.

— Как они, не бузят? — спросил Серега у часового, что стоял под навесом у входа, молодого парня, вооруженного охотничьим ружьем.

— Всё тихо, — ответил тот, переводя преданный взгляд с бывшего десантника на Сына зари.

— Вот и славно, посмотрим, что с ними, — сказал Кирилл, и часовой поспешно отступил в сторону.

Внутри автовокзала было сыро, пахло грязью и потом, на полу сидели и лежали мужчины.

При виде посланника они дружно поднялись, десятки лиц озарились надеждой и удивлением. Кирилл же обнаружил кое-кого из знакомых, в том числе из тех, с кем вместе проливал пот в бригаде Саленко.

Как давно это было. Вроде меньше месяца прошло, а кажется, что целую жизнь назад.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, приветствую всех, кто пришел, — проговорил Кирилл. — Вы вольны отправиться на все четыре стороны и делать, что вам вздумается. Никто не будет принуждать вас. Но если найдутся те, кто захочет остаться…

— Мы хотим! — воскликнул плюгавый мужичок из задних рядов.

— Куда нам идти? — поддержал его другой, поздоровее, с рябым широким лицом. — Дома наши лежат в руинах, родственники либо погибли, либо сгинули неведомо куда… Остаемся!

Кирилл выждал, пока выскажутся все желающие, и только когда в здании автовокзала наступила тишина, заговорил вновь.

— Поспешные решения часто бывают ошибочными, вы должны еще раз подумать, ведь принять мы сможем только тех, кто уверует искренне, всей душой, и откажется от старых заблуждений…

Изнутри его словно толкнуло, на самой грани осознания замелькали картинки. Плюгавый мужичок из задних рядов рубит топором дерево, летят щепки. Рябой размахивает кулаками, из разбитого носа летят брызги крови, и жадно смотрит на драку молодая женщина в синем платке.

Будущее рвалось воплотить себя в настоящем, проклятый дар, полученный в недрах облака света, стремился проявить себя, помочь хозяину, подсказать, как поведет себя в будущем каждый из находящихся здесь людей.

Но если Кирилл будет во всем опираться на него, не разучится ли он принимать решения сам? И кто сказал, что он видит всё будущее, все его возможные варианты? Ведь собственное спасение с костра он так и не смог рассмотреть.

— …поэтому вам дается время до завтрашнего утра, — закончил он, решительно отодвигая «воспоминания» в сторону. — Да будет милостив к вам Отец, и да не смущает ваших душ ложными посулами Отраженный.

Некоторого труда стоило держать тон уверенным до конца, но Кирилл справился. Вышел из автовокзала твердым шагом. Часовой, ковырявший в носу, вытянулся так, что макушкой едва не воткнулся в навес.

— Ты сам или кто-то из истинно верующих должен поговорить с каждым из них, — сказал Кирилл Сереге, едва они отошли немного в сторону. — Думаю, что захотят остаться все, и нужно проверить сплошняком — кто на что годится, насколько может быть полезным, и принадлежит ли он к зрячим.

— Это как? — спросил Серега.

Кирилл задумался, вспоминая подходящее место из «Евангелия от Филиппа».

— Слепой и тот, кто видит, когда они во тьме, они не отличаются друг от друга. Если приходит свет, тогда зрячий увидит свет, а тот, кто слеп, останется во тьме. Понятно?

— Да. — Серега кивнул, хотя по тону было ясно, что если и понятно, то не особенно.

Но Кирилл не сомневался, что его первый помощник и самый верный последователь изобретет способ воплотить слова посланника в жизнь, и способ этот окажется полезным и удобным. Во всем, что касалось практики, на бывшего десантника можно было положиться.

— А еще надо бы устроить большую проповедь, хотя бы тут. — Кирилл повел рукой, показывая на площадку перед зданием автовокзала, утыканную кустами и «трупами» автобусов. — Чтобы послезавтра все было готово, включая трибуну.

Уже через несколько дней верующих в Сына зари будет куда больше, чем сейчас, и на вечернюю беседу всех не соберешь. А нужно каждому дать шанс увидеть «посланника небес», услышать его голос.

— Сделаем. — Серега вновь кивнул, на этот раз уверенно.

Обратно к Приволжской Слободе спускались под опять начавшимся дождем, и на это у Кирилла ушли все силы. После обеда он какое-то время поспал, а затем начал обдумывать вечернюю беседу: как связно и просто изложить этическую систему для последователей Сына зари, о чем сказать четко, о чем умолчать, на что лишь намекнуть.

Возникло желание взглянуть на записи, начатые Серегой и продолженные Тимохой: есть шанс, что Кирилл что-то говорил на эту тему, и благополучно запамятовал. В прошлый раз, когда он пытался читать собственные изречения, ничего не вышло, но вдруг все обойдется, если кто-то будет цитировать его слова?

Мальчишку быстро отыскали, тот приволок с собой кипу разноразмерных листков.

— Рад служить Сыну зари! — пылко воскликнул он, оказавшись в комнате, и начал кланяться.

— Оставь. — Кирилл сердито махнул рукой. — Садись и читай, что вы там понаписали.

Тимоха осторожно опустился на стул, прокашлялся и начал:

— Сын зари сказал: семь дней князь мира сего искушал меня деньгами, властью и похотью…

Кирилл сжался, будучи готовым к тому, что закружится голова, а из подсознания вырвется настоящая лавина образов, слишком ярких и живых, чтобы он мог осознать хотя бы десятую их часть. Но мальчишка отложил первую страницу, заполненную почерком Сереги, взялся за другую. И ничего не произошло.

Похоже, «проклятие» действовало лишь в том случае, если Сын зари читал сам.

Кирилл расслабился и стал слушать.

Когда он в сумерках вышел во двор, народу там оказалось еще больше, чем вчера. Откуда-то натащили лавок, приволокли несколько срубленных стволов, всюду расселись люди, мужчины и женщины, молодые и старые. Глаза их горели древней, как само человечество, жаждой чуда.

Тысячи лет назад его желали еще землепашцы Междуречья и долины Нила. И всегда находился тот, кто им его давал, кто придумывал это чудо.

Двое бойцов из отряда Арсена явились на беседу с оружием, а между ними обнаружился незнакомый парень, усатый и лохматый, в армейском камуфляже. Стас устроился в первых рядах, среди женщин, вид у него был мрачный и усталый, глаза решительно блестели.

Кирилл начал с общих фраз, заговорил тихо, вынуждая собравшихся напрягать слух, тратить силы на то, чтобы разобрать слова. И только когда определил, что в достаточной степени завладел всеобщим вниманием, перешел к делу: к принципам, по которым предстоит жить его последователям.

Их не должно быть много. Вспомним Моисея с его десятью заповедями. Они не могут быть очень сложными, чтобы их запоминал сразу и всякий, но их тяжесть должна быть ощутимой.

Только тот, кто чувствует бремя религиозных запретов, поверит, что они и в самом деле божественны.

— …и тело ваше пусть получает то, что должно… Не лгите, и то, что вы ненавидите, не делайте это… Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный — если человек повторит это свидетельство, то будет он как брат вам…

Тимоха записывал, орудовал карандашом еще какой-то молодой человек, сидевший рядом с Арсеном, остальные внимали в благоговейном и — островками — чуть скептическом молчании.

На этот раз Кирилл закончил, сделав Омовение Светом, чтобы показать, что изложенное сегодня — не просто слова, повод для размышлений, а заповеди Отца, обязательные для исполнения, и что тот, кто с завтрашнего дня нарушит хотя бы одну из них, будет считаться грешником.

Бывший журналист собрался уже дать знак расходиться, когда неожиданно подал голос Арсен.

— Посланник, можно вопрос? — осведомился он.

— Конечно.

Кирилл подобрался. Он понимал, что высокий и худой, немного похожий на Кощея глава «прибрежной» общины вовсе не верит в Сына зари, а из рациональных соображений терпит его на своей территории.

— Вот у нас есть упорный, не желающий раскаиваться пленник. — Арсен указал туда, где между двумя его бойцами сидел усач в камуфляже. — Что нам делать с ним: убить как врага истинной веры, который возьмет в руки оружие, стоит только ему вернуться к своим, или оставить в живых, чтобы он увидел наш триумф и преисполнился стыда за собственные заблуждения?

Это было что-то вроде испытания, и с какой целью его проверяют, Кирилл понять не мог. Наверняка в вопросе крылась ловушка, но он ее не улавливал, а прибегать к своему дару и «вспоминать», в чем тут дело, не хотел — слишком устал, в таком состоянии легко потерять контроль над собой, оказаться во власти видений.

— Наверняка он будет не один такой, и бойцы Дериева не раз попадут к вам в плен, — сказал Кирилл. — Нужно использовать их в деле или отпускать за выкуп, если майор пойдет на такое. Или заставлять работать на нас, благо дел в этом новом, изменившемся мире очень много. Но помните, что в доброте — начало жестокости.

Арсен прищурился, на лице усатого отразилось изумление, Стас покачал головой. Кирилл смог удивить если не всех, то хотя бы тех, кто внимательно прислушивался к диалогу.

Они ждали высокомудрых слов, а он свел дело к практике.

Слушатели начали расходиться. Кирилл остался стоять, вслушиваясь в их шаги, глядя в темное небо.

— Пойдем, — сказала оказавшаяся рядом Дина, и решительно взяла его за руку.

— Куда?

— Туда, где мы будем жить.

Девушка потянула его за собой.

Кирилл испытал вялое удивление, смешанное с неохотой тащиться куда-то на ночь глядя. Затрещали факелы в руках федайкинов, поплыл назад покосившийся забор с разросшейся около него малиной, зашлепали под ногами лужи. Они с Диной свернули раз, потом другой.

— Вот. Это будет наше, наше, представляешь? — В голосе девушки прозвучало торжество.

Дом, стоявший посреди небольшого, густо заросшего участка, был не особенно большим, и до сегодняшнего дня тут, похоже никто не жил. Но повсюду виднелись следы того, что здесь торопливо и яростно наводили порядок: свежая поленница, будка сортира рядом с кучей земли, расчищенные от кустарника дорожки.

— Я подумала, что не к лицу Сыну зари ютиться в чужом жилище, — твердо сказала Дина.

— Разумно. — Кирилл ошеломленно кивнул.

Честно говоря, он не ждал от столь юной и к тому же фанатично уверовавшей барышни такой практичности и никогда не натыкался в своих видениях ни на что похожее. Там встречались сплошь кровь и боль, величие и предательство, яркие, но слабо связанные с обыденной жизнью эпизоды.

В доме было протоплено, от небольшой печки веяло уютным теплом, всюду висели пучки какой-то пахучей травы, и их аромат перебивал сырую вонь брошенного жилища.

— Ничего себе… — протянул Кирилл.

Вслед за охранниками внутрь проскользнул «док», причем Дина заставила всех разуться. Вадим Степанович удалился после короткого осмотра, федайкины расположились на веранде, один и вовсе ушлепал наружу. И они остались вдвоем.

— А ты молодец, чудеса на виражах, — сказал Кирилл и вздрогнул, когда девушка ему поклонилась.

Неужели и здесь, наедине с ней, ему придется играть роль посланника небес, всемогущего пророка? Интересно, каково было женам Мухаммеда жить рядом с ним, видеть его ежедневно, готовить ему, стирать грязные шмотки и в то же время верить в его миссию?

Или бывший купец вправду был мессией, безупречным и великим?

А кто тогда он, недавний журналист средней руки, воспитанник детского дома?

— Есть хочешь? — спросила Дина. — Там для всех готовили, я захватила на двоих.

— Интересно, если бы я не был посланником, имел бы я шансы тебе понравиться?

Кирилл вглядывался в ее узкое лицо, серые огромные глаза, в то, как она отбрасывает волосы с лица, и все это казалось до жути, до одури знакомым, будто они прожили вместе не один год.

— Не знаю, — ответила она. — Но к чему эти вопросы? Мы есть то, что есть.

— Это верно, — он протянул руку и затушил свечу, как положено, двумя пальцами. Комната погрузилась во мрак.

Дина задышала чаще, Кирилл на ощупь нашел ее руку и притянул к себе.

Она оказалась у него на коленях, легкая и хрупкая, пахнущая отчего-то медом. Он поежился от возникшей в боку боли. Но через мгновение уже забыл о ней, а потом и вовсе забыл обо всем, кроме находящейся рядом женщины. Они как-то переместились в кровать, и дело пошло дальше, до момента, когда она вскрикнула, а он ощутил сладостное, давно не испытываемое опустошение.

Затем Дина положила голову ему на плечо и задышала ровно и спокойно.

Она даже не задала дурацкого, ненавидимого всеми мужчинами вопроса: «Ты меня любишь?»

Кирилл отрубился мгновенно, а проснувшись довольно рано, впервые с момента попадания в плен ощутил себя здоровым. Да, не все зажило до конца, не вернулись полностью силы, но дурная слабость и мерзкое ощущение, поселившееся в теле после того, как его начали пытать, исчезли.

Уходить от Дины ему не хотелось — так бы и провел с ней целый день, никуда не вылезая, — но он помнил о том, что его ждут, в нем нуждаются, что он посланник, Сын зари, и должен кое-что делать в этом качестве…

Военный совет после завтрака на этот раз был коротким и закончился тем, что Кирилл спросил:

— Ну что, с кем я сегодня иду?

— Со мной, — ответил Федор, важно расправляя плечи.

— Сам бы на дело пошел, — вздохнул Серега. — Но я теперь, это, как бы начштаба… Надо только тебе автомат выдать.

— Не надо. — Кирилл твердо покачал головой. — Мое оружие не удержишь в руках.

Бывший десантник нахмурился и недоверчиво хмыкнул, пытаясь уразуметь, как вообще возможно отказаться от такой надежной и полезной штуковины, как «Калаш».

— Пойдем, ни к чему тянуть время. — Кирилл поднялся. — Твои люди готовы?

Федор кивнул.

Они вышли во двор и у крыльца столкнулись с молодой женщиной, что вела за руку девчушку лет пяти. Та уставилась на посланника с любопытством, вытаращила светлые глаза, и он, увидев ее, замер точно вкопанный. По спине его пополз морозец стыда.

Он несколько дней не вспоминал о дочери!

Забыл о Машеньке, к которой так стремился, о той, из-за кого все это собственно и затеял! Увлекся речами, властью над другими людьми, Диной, ролью «великого пророка, Сына зари» и прочей ерундой!

— О, мой бог… — прошептал Кирилл, испытывая желание провалиться сквозь землю.

Нужно немедленно бросить все, оставить эти глупости и двигать на Автозавод, туда, где его ждут. Она ведь может быть в опасности, а он не спешит ей на помощь… Но к мостам по-прежнему не пробиться, к ним можно пройти только через территорию, контролируемую Дериевым.

Эх, если бы он и в самом деле мог творить чудеса или обладал даром ясновидения!

— Эй, все в порядке, да? — спросил Федор, осторожно трогая Кирилла за плечо.

— Да, — ответил тот, пытаясь справиться с острой болью в душе: он делает все, что в его силах, и как только враг будет сокрушен, а путь свободен, немедленно отправится в «нижнюю» часть города.

Боль отступила не сразу. Более-менее сносно Кирилл себя почувствовал, когда они вышли на Родионова и, перебравшись через нее, зашагали через квартал, за которым была расположена Яблоневая улица.

Отряд Федора был невелик, среди прочих находились в нем давно знакомые Кириллу люди, вроде кудрявого Димы или бывшего скептика Григория. Рядом с посланником, шагавшим в центре длинной цепочки, топали воинственно-спокойные федайкины.

Тот дом, где некогда Сын зари обрел первых последователей, остался в стороне. Они вышли к извилистому, густо заросшему оврагу, по дну которого тек ручеек, а из крон торчали ржавые вышки ЛЭП.

— Куда мы направляемся? — спросил Кирилл, чувствуя смутную тревогу.

— К военкомату Советского района, — ответил Федор. — Там у дериевцев опорный пункт.

Бывший журналист сделал еще шаг, и тут очередное «воспоминание» разорвалось в голове подобно бомбе. Свист пуль, летящих со всех сторон, щелчки сбитых веток, крики людей и брызги крови на зеленой траве, ее струи, потихоньку уплывающие вниз по течению. Очень, очень много крови. И тела, упавшие в воду.

— Нельзя туда соваться! — воскликнул он. — Там засада!

— Но вчера наши прошли спокойно, — возразил Федор.

— А сегодня там засада. — Кирилла трясло, он пытался выкинуть из головы яркую, живую картинку, но это не удавалось: слышалось жужжание мух, слетевшихся к телам, ощущался запах крови, всплывали искаженные лица умирающих. — Если не веришь, отправь кого-нибудь на разведку. Или я вон Аркашу пошлю, он справится.

Приземистый федайкин с прижатыми к черепу ушами когда-то служил на Кавказе и боевой опыт приобрел именно в разведке.

— Не вопрос, — сказал он, с легким презрением глядя на «штатского» Федора.

Тот колебался недолго. Вскоре два бойца исчезли в зарослях, а оставшиеся укрылись за забором ближайшего частного дома — и от взглядов спрячет, и от пуль, если что, защитит.

Кирилл уселся наземь, прислонившись спиной к стволу старой яблони.

«Воспоминание» все еще горело в его голове, понемногу тускнея и рассеиваясь. Кирилл был готов поклясться, что и вправду когда-то давно пережил кровавую стычку в овраге. Похоже, что видения будущего, даже не одного будущего, а многих, причем не только его личных, но и чужих, пришли к нему в то время, когда он сидел в своей машине, оказавшейся в центре облака из желтого света. А позже он их только осознавал, вытаскивал из памяти.

Какое-то внешнее событие или мысль «тянули за ниточку», и он получал готовый образ, а иногда — целый их поток. Когда контроль разума слабел, как хотя бы в темнице, видения становились ярче и сильнее и приобретали над Кириллом опасную власть, подводили его к грани безумия.

Вообще, если бы он мог выбирать, лучше бы обошелся без такого «подарка».

— Ну что там? — спросил Федор, когда разведчики вернулись.

— Около двух десятков человек, — ответил Дима, ходивший вместе с Аркашей. — Позиция у них — вещь, не прорваться и незаметно не пробраться.

— Будем обходить. — Федор вытащил из кармана камуфляжной куртки карту.

Не такую подробную, как в «штаб-квартире», но тоже достаточно неплохую.

От оврага свернули в сторону центра города, к заводу шампанских вин. О том, что творится там, информации не было, зато вроде бы майорские вояки не ждали оттуда нападения.

Когда пошли дальше, Кирилл заметил, как косятся на него бойцы — с уважением, чуть ли не с ужасом. Мелькнула мысль, что пророческий дар и статус посланника отделили его от обычных людей надежнее, чем неестественный облик и сверхспособности какого-нибудь мутанта из голливудских фильмов.

— Ничего, скоро все это закончится, — прошептал он, сжимая кулаки.

Миновали завод, затем квартал, выгоревший так сильно, что запах пожарища чувствовался здесь даже теперь, и оказались на улице Ванеева, заросшей, но все равно узнаваемой.

— Дальше тихо, в боевом порядке, — велел Федор.

Продвинуться удалось недалеко: через полсотни метров наткнулись на патруль из трех человек. Застрекотали автоматы, полетели на растрескавшийся асфальт гильзы, и прежде чем Кирилл успел хоть что-то сообразить, двое федайкинов аккуратно уложили его на землю.

— Так будет безопаснее, — сказал Степан, поймав сердитый и недоумевающий взгляд «шефа».

Бывший журналист решил не спорить.

Патрульные быстро поняли, что проигрывают в численности, и начали отступать. Отряд Федора пошел следом, не разрывая огневого контакта. Вскоре показалось здание военкомата, вырубка вокруг него и полуразвалившийся фюзеляж самолета времен Великой Отечественной.

Некогда он стоял на пьедестале, гордо задрав нос, сейчас же лежал на земле.

Пошла стрельба из окон, пули стали щербить серые стены, зазвенело первое разбитое окно, за ним второе.

— Давай! Давай! — подбадривал своих Федор. — Дадим им жару, да!

Для того, чтобы штурмовать опорный пункт, сил у них было маловато, но и цели такой перед отрядом никто не ставил. Пошуметь, напугать, показать, что враг всюду, что теперь боевая тревога будет каждый день, и по возможности уйти без потерь — вот чего ждал от них Серега.

И с задачей этой небольшой отряд справился.

Они отошли от военкомата практически в полном порядке, только двое бойцов получили раны.

— Это потому, что с нами был сам посланник! — с важным видом заявил Федор, когда улица Ванеева осталась позади, и потянулось пепелище, густо заросшее полынью и иван-чаем.

Кирилл смолчал. Мысли его были по-прежнему заняты дочерью, о которой он так позорно забыл.

В «штаб-квартире» их встретил Серега. При виде невредимого Сына зари на его физиономии появилось облегчение.

— Ну, а я уж боялся, — сказал он.

— Нечего страшиться за меня, ибо путь мой предопределен, и оборвется он не сегодня, и не завтра, и никто не в силах причинить мне малейший вред помимо воли Отца, — резко ответил Кирилл.

Бывший десантник мигом сообразил, что надо сменить тему, и принялся рассказывать, что обитатели автовокзала готовят площадку для завтрашней проповеди.

— Арсен за всем присматривает, — сообщил он в завершение.

— Это радует, — сказал Кирилл. — Сегодня беседу отменим, а завтра — я хочу, чтобы не было никаких операций, чтобы все, кто захочет, собрались в полдень, и я стану говорить.

Он должен сказать то, что зажжет огонь даже в душах скептиков, что погонит их в бой не хуже плети и позволит покончить с Дериевым и его поганым воинством как можно быстрее.

Серега почтительно кивнул. Кирилл поплелся к дому, со вчерашней ночи ставшему его жилищем. Дина встретила мужа улыбкой и поцелуем, но ни то, ни другое его не обрадовало. Натянуто улыбнувшись в ответ, он прошел к кровати и улегся на нее, как был, не раздеваясь.

Что бы ему это ни стоило, каких бы сил он на это ни потратил, он «вспомнит» свою будущую встречу с Машенькой, отыщет этот эпизод среди дорог будущего и найдет меж них нужную…

— Все в порядке? — спросила обеспокоенная Дина.

— Да, — ответил Кирилл, закрывая глаза. — Я просто должен кое-что сделать.

Дать волю подсознанию, то есть тому, что по определению не поддается контролю рассудка — это легко сказать, но почти невозможно сделать, особенно если не использовать наркотики. Что предпринять, как запустить механизм, который выносит наружу яркие видения?

Кирилл попытался вернуть самый первый раз. Затем тот случай, когда «предсказывал» майору Дериеву. Те моменты, когда волны галлюцинаций захлестывали его в подземной темнице… Что он тогда чувствовал? Какие ощущения предшествовали «провалам в будущее»? Что их вызывало?

В один момент он словно рухнул во мрак и почти различил уходящие в будущее нити, темные и светлые, переплетенные между собой, исполинскую паутину, в которой запутались тысячи людей.

Он увидел себя на трибуне, внимающую толпу внизу… в сторону!

Грохот выстрелов, его плечо рвет боль… в сторону!

Дина что-то шепчет ему на ухо… в сторону!

В сторону, в сторону, в сторону…

Он «нырял» раз за разом, вглядывался до рези под веками, но нигде не видел трехлетней девочки с бантами в светлых волосах. Смутные воды будущего, его личного будущего, не содержали ее образа.

А затем у Кирилла закончились силы.

— Хватит, — прошептал он, облизывая пересохшие губы и отгоняя мысли о том, что никогда больше не увидит Машеньки, что она, может быть, погибла, пока он тут играл в мессию.

Нет, просто у всего есть предел. У него тоже.

Вечер Кирилл провел, готовясь к завтрашней проповеди, составляя и взвешивая слова и фразы. Ночью у них с Диной опять все было хорошо: она шептала и стонала в экстазе, а он чувствовал себя не посланником небес, бестелесных сил вроде Отца-Творца, а вполне плотским, настоящим мужчиной.

Утро оказалось дождливым, но к полудню, когда Кирилл вышел из дома, дождь затих.

— Как по заказу, рога и копыта, — сказал ожидавший его Серега.

По знакомой лесенке поднялись к автостанции, а когда очутились наверху, до бывшего журналиста долетел гул, какой издает ожидающая толпа: смесь покашливаний, негромких разговоров и прочих звуков, что испускают стоящие плечом к плечу люди.

— Сколько там народу? — спросил он.

— Не считали, но не меньше пятисот человек. За последние дни столько набежало, — ответил Серега.

Может быть, не так много, как бывало у других ораторов, но достаточно.

Кирилл вышел из-за угла автостанции, и сотни взглядов обратились на него. Раздались восклицания, радостные и нетерпеливые. Толпа заволновалась, а он, не обращая ни на кого внимания, неспешно зашагал к автобусу, превращенному в подобие трибуны.

Федайкины пошли следом. Серега, Дина и остальные двинулись в сторону — им предстоит смешаться с массой, на время превратиться в обычных слушателей, оставив Сына зари одного. В страшном, холодящем душу одиночестве мессии, где нет ни друзей, ни родных.

— Что ж, попробуем, — сказал Кирилл и полез по лесенке.

Прогнулся под ногой ржавый железный лист, заскрежетали самопальные перила, и он очутился на крыше автобуса, перед морем, нет, перед озером людей.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного! — воскликнул он, поднимая руки. Толпа стихла.

Кириллу доводилось говорить перед большой аудиторией, но не в качестве Сына зари. Поэтому он немного волновался.

Первым делом нужно выбрать «жертву», лучше всего женщину в первых рядах, на которую он будет смотреть во время выступления. Хотя бы вот эту дородную даму лет сорока, нервно тискающую нечто похожее на носовой платок. А затем начать, используя рецепт, более двух тысяч лет назад придуманный плотником из Назарета, вошедшим в историю под именем Иисуса Христа.

— Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное…

От добра добра не ищут, и то, что сработало тогда, должно сработать и сейчас: люди со времен Ирода и Иуды мало изменились.

— Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся…

Не зря гностики всех мастей так любили Новый завет, ведь тут можно найти массу удачных подпорок для их учения.

— Вы — соль земли… Вы — свет мира…

А теперь надо немного повысить голос, чтобы напрягающие слух люди могли уловить каждый звук, всякую нотку в тех фразах, что должны проникнуть в подсознание, лишь краешком зацепив рассудок.

— Есть скопцы, которые из чрева матери родились так, и есть скопцы, которые оскоплены от людей, и есть скопцы, которые сделали сами себя для Царствия Небесного.

Это из «Тайной книги богомилов», сочинения мутного и темного, сохранившегося в обрывках. И люди слушают, вытаращив глаза, в полном молчании, покорно глядя на него!

— Небеса, как и земля, свернутся перед вами, и тот, кто живой от живого, не увидит смерти…

Глаза «жертвы» блестят от слез, она забыла про платок и вот-вот сломается. За ней начнут ломаться другие — толпа куда более податлива, чем каждый из составляющих ее людей в отдельности, цепная реакция эмоций распространяется по ней мгновенно.

Еще немного лести, и от пряника можно будет перейти к кнуту.

— Знаете же вы, что малое войско может одержать победу над большим, как это случилось позавчера в Кузнечихе. — Не зря Кирилл ходил на военные советы и слушал, пусть и не очень внимательно, о том, как проходят боевые операции. — Ибо Отец наш, Единственный и Несотворенный, может оказать тем, кто в него верует, помощь ангелами, и страх охватит души врагов…

Да, он помнил, что именовал «ангелами» отпрысков Демиурга, злых духов, вредящих людям, но немного путаницы в мозгах не помешает. Необъяснимые противоречия вынуждают интеллект работать вхолостую, истощать себя, а измученный разум скорее и охотнее принимает свойственные вере нелепости.

— Так пятеро наших братьев обратили в бегство полтора десятка воинов врага!

Факты нужны, но главное, чтобы их не было слишком много, иначе слушатели начнут уставать.

— Но есть и другое. — Тут Кирилл сделал паузу давая слушателям знак, что сейчас заговорит о важном. — Вы, кто ходил вчера на разведку к площади Минина, как посмели вы убить неверующего лишь ради того, чтобы овладеть его оружием? Как посмели вы убить того, кто не нес вреда вам?

И он ткнул рукой туда, где тесной группой стояли бойцы, находившиеся под командой Толика.

Об этом эпизоде Кирилл узнал, когда пытался отыскать в будущем Машеньку. И сейчас он с радостью увидел, как покраснел сам Толик, как высокий парень рядом с ним опустил лохматую голову. Все повернулись в ту сторону, и «грешники» оказались в перекрестье множества осуждающих взглядов.

— О вы, которые уверовали! Когда вы отправляетесь в поход, не говорите встречным «Неверующий ты!» ради земных благ, ибо у Отца вашего добыча для вас куда обильнее, а от ока его не укроется ничего.

— Да, истинно так! — воскликнула «жертва».

Завопили что-то стоявшие рядом с ней женщины, к тонким бабьим голосам присоединились более низкие мужские, окрестности автостанции огласились дружным ревом. Кирилл понял, что победил, что довел толпу до экстаза, и она в его власти.

Даже спокойные и выдержанные люди, лидеры общин и командиры отрядов прыгали и размахивали руками, точно школьники. И на лицах их читались обожание и восторг.

Кирилл мог не говорить слов, предназначенных для завершения речи, но он их все же сказал, только для себя:

— Тот, кто напился из моих уст, станет как я. Я также, я стану им, и тайное откроется ему.

«Евангелие от Фомы», стих сто двенадцать.

Глава 2

Стоявший перед Дериевым человек майору очень не нравился: толстый и лысый, с приплюснутым носом и бегающими глазками. Да еще эта мерзкая привычка втягивать в себя воздух после каждой фразы.

Но глава коммуны понимал, что власть невозможно захватить и удерживать, общаясь только с угодными тебе людьми.

— Так значит, ты утверждаешь, что являешься одним из ближайших учеников того, кто известен как Сын зари? — поинтересовался он, стараясь не выдать собственной неприязни.

— Да. Всссыы… — человек, назвавшийся Станиславом, кивнул.

— Ты сам, добровольно, сдался в плен? И попросил о встрече со мной?

— Истинно так, вссыыы, — лысый снова кивнул, и блики, отброшенные стоявшей на столе свечой, побежали по его голове.

— Зачем? — мягко спросил майор.

Станислава тщательно обыскали, оружия не нашли. За его спиной расположились двое крепких бойцов из команды Василича, готовых скрутить гостя при любом подозрительном движении. Но все равно он может оказаться безумцем, готовым на все ради уничтожения Дериева, главного исчадия зла, по мнению последователей недожженного «мессии».

При воспоминании о неудачной казни глава коммуны вновь ощутил гнев. Надо же было так опростоволоситься, упустить реальный шанс избавиться от серьезной проблемы! Оплошал Василич, бригадиры, дураки-охранники, прозевавшие дерзкую атаку. Да и он сам, если честно.

Эх, надо было повесить с полдюжины «виновников» — глядишь, стало бы куда легче на душе.

— Я хочу уничтожить посланника. — Лысый сглотнул, круглое лицо перекосилось, давая понять, что эта фраза далась ему нелегко.

— Почему? Ты разочаровался в нем?

— Нет, я все так же искренне верую в то, что Сын зари принес истину с небес. — Станислав опустил голову.

— Так что тогда? Не готовишь ли ты ловушки для меня? — спросил майор.

— Нет, нет, во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — забормотал лысый, испуганно моргая. — Просто он, ну, стал противоречить собственному учению, искажать его поступками, делать то, что не подобает Сыну зари. Слабая человеческая плоть взяла верх, и я…

— Ты решил, что мертвый, но безупречный посланник лучше живого, но не идеального? — вкрадчиво осведомился Дериев. — А недостатки того, кто известен как Кирилл Вдовин, бывший журналист, колют твои глаза? Вот так-то?

— Да. — Слово прозвучало очень тихо, но в то же время твердо.

Майор задумчиво огладил подбородок, укололся о щетину и со злостью подумал, что за заботами последних дней вовсе забыл, что надо бриться. Истинный лидер должен всегда выглядеть хорошо.

Дни выдались уж слишком тяжелыми. Нападение за нападением, с разных сторон, но хорошо организованные и скоординированные так, что за ними чувствовалась единая рука. Потери меж бойцов, массовое дезертирство среди работников — несколько бригад вовсе перестали существовать, но и в тех, что сохранились, начались волнения и недовольство.

Пришлось остановить строительство зимних убежищ, собрать все силы в кулак и увеличить численность патрулей.

— Пригласите отца Павла и Семена Васильевича, — сказал он, обращаясь к стоявшему у двери ординарцу.

Велик соблазн использовать такого вот «перебежчика». Но, во-первых, нужно проверить, тот ли он, за кого себя выдает, а во-вторых, понять, каким образом его применить. И для того, и для другого пригодится изворотливый ум бывшего офицера ФСБ, ставшего начальником службы безопасности коммуны, а также хитрость и знания служителя церкви.

Не прошло и пяти минут, как порог кабинета переступил Василич, такой бодрый, словно его не подняли с кровати. Чуть позже явился зевающий батюшка. Оба привыкли к тому, что Дериев часто работает по ночам, и порой в темное время решаются самые важные вопросы.

— Присаживайтесь и слушайте, — велел им майор. Повернулся к Станиславу. — Рассказывай все с самого начала: кто ты такой, откуда явился и зачем…

Во второй раз лысый перебежчик говорил быстрее и охотнее, хотя то и дело вытирал потеющую лысину.

— Ничего себе, красиво, — сказал Василич, когда прозвучало финальное «вссыыы». — Только все это похоже на сказку, а ты — на двойного агента. Чем докажешь, что это не так?

— Я готов… — Станислав сглотнул. — Готов опознать проповедников, отправленных к вам в коммуну, чтобы разрушать ее изнутри. Готов рассказать все, что знаю.

— Но они же твои братья по вере, — вступил отец Павел. — А ты отдаешь их на гибель?

— Смерть ничего не значит, для того, кто достоин Света. Она лишь ступенька к престолу Отца, для тех, кто запутался в тенетах Демиурга — перерыв перед новым обретением плоти.

— Тогда рассказывай, — сказал Василич. — Сколько бойцов у твоего Сына зари, как они вооружены, где располагается основная база, как она охраняется, какие там у вас порядки… Понял?

Дериев поймал взгляд Станислава, полный отнюдь не благожелательности, и подумал: «Он нас ненавидит, искренне считает слугами зла, Сатаны, и в то же время хочет использовать для того, чтобы спасти собственную веру от ее впавшего в грех основателя. Такое вряд ли возможно подделать!»

Лысый перебежчик перечислял факты, а начальник службы безопасности записывал, приговаривая:

— Ну, таким тебя люблю я, таким тебя хвалю я… Ох, если не брешешь… Завтра проверим…

— И завтра же мы скрытно проведем тебя по всем бригадам, — сказал майор. — Посмотришь, кто явился в коммуну не для того, чтоб возродить цивилизацию, а чтобы вредить нам и нашему делу.

Станислав кивнул, но без особого воодушевления.

— Это всё? — Василич почесал седой ежик на голове.

— Да, видит Отец наш, ничего я не утаил, ничего не скрыл, — сказал перебежчик.

— Это мы скоро узнаем. — Дериев махнул конвойным. — Уведите его.

Когда дверь за Станиславом закрылась, он повернулся к помощникам и спросил:

— Ну так что? Не думаю, что это подстава.

— Я не ощутил обмана в его словах, — покачал головой отец Павел. — Сей заблудший агнец Божий несомненно пребывает в тенетах духовного обольщения, и оно руководит его поступками, а не выгода и не хитрость.

— И мы сможем его использовать. — Василич заулыбался, и улыбка получилась злобной, как у волка, что заметил мирно пасущегося теленка. — Заманим этого Сына зари в ловушку и уничтожим. Без него весь этот рехнувшийся сброд разбежится.

— Думаешь, наш пророк поверит лысому, когда тот вернется? — В голосе майора было сомнение.

— Смотря что мы ему скормим, и как именно скормим. — Василич посерьезнел. — Нужно пробовать, иначе намучаемся, вот увидишь.

* * *

Несколько дней пролетели как один.

Кирилл заново привыкал к семейной жизни, к тому, что он женат, что у него есть не временное укрытие, а настоящий дом, место, куда можно вернуться вечером, после того, как разберешься с делами.

А их для посланника всегда находилось предостаточно.

Серега планировал операции, командиры водили в бой отряды, но на любое важное решение требовалось согласие Кирилла, а бойцы ждали, что он воодушевит их. Каждый вечер приносили убитых и раненых. Вторых нужно было утешать, а над первыми — проводить ночные бдения.

Сам бывший журналист в них более не участвовал, но в окнах большого дома у самых стен Печерского монастыря теперь с заката до рассвета горели свечи, и сидящие на стульях люди молились вполголоса.

А на берегу, у Гребного канала, появилось свежее кладбище.

Простые деревянные кресты стояли рядами. Пролетающие мимо птицы любили садиться на них, и с каждым днем этих «насестов» становилось все больше и больше.

Кирилл проводил беседы, на которые собиралось до полусотни человек. Тех, кто допускался на них, начали отбирать. Занимались этим Серега, Федор и Арсен. Посланника они в это дело не вмешивали, считая, что не к лицу ему отягощать свою душу столь мелкими заботами.

Кирилл узнал о том, что не все могут прийти послушать, случайно.

Самоуправцам досталось и на орехи и на все остальное так, что проняло даже бывшего десантника.

— Это, как бы я грешен, — только и сказал он, когда Кирилл озвучил только что выдуманную епитимью.

Тимоха все так же фиксировал слова Сына зари, и кипа листков в его ведении достигла солидной толщины. Свою копию делал Стас, и один верующий из общины Арсена тратил часы отдыха на то, чтобы переписать изречения посланника, но не для себя, а для всех.

Вдруг с первоисточником что-нибудь случится?

Дина к большой радости Кирилла вела себя скромно и спокойно, ничуть не кичилась тем, что стала женой Сына зари, молилась и работала вместе с остальными, а к мужу относилась с благоговением. Остальные понемногу привыкали, что у посланника есть супруга, и осуждающих взглядов становилось меньше.

Сыграли еще две свадьбы по тому самому обряду, который он придумал для своих нужд.

Повреждения, заработанные Кириллом в плену, потихоньку заживали, он все реже вспоминал о них. Дожди шли почти каждый день, ночи становились все холоднее и холоднее, намекая, что лето осталось в прошлом.

На третий день после большой проповеди на автостанции сгинул Стас: отряд, с которым он пошел на задание, угодил в засаду, потерял нескольких человек убитыми, вынужден был торопливо отступать, и никто не мог точно сказать, что произошло с лысым толстяком — погиб, или угодил в плен.

Он не был особенно любим людьми, но яркой, фанатичной верой выделялся среди остальных. Кроме того, принадлежал к числу тех, кто первым признал Сына зари и его миссию.

Вернулся Стас через два дня — на него наткнулся один из патрулей на пересечении улицы Бринского и Казанского шоссе, примерно там же, где Кирилл месяц назад едва не стал жертвой каннибалов. Командир патруля, увидев знакомое лицо и услышав свидетельство, дал единоверцу сопровождающего и отправил в сторону «штаб-квартиры».

Там Стаса, заявившего, что он сбежал из плена и должен поговорить с самим посланником, отвели к Кириллу.

— Ты вернулся, — сказал тот, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.

Этот разговор бывший журналист «вспоминал» дважды. И если в первый раз, когда еще не был знаком с лысым толстяком, он не понял, что именно увидел, то во второй сумел разобраться, что именно произойдет в данной точке будущего и к чему приведет.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, всссыыы! — Стас истово закивал. — Поклонения достоин Сын зари! Я же взял грех лжи на душу, сказав, что бежал из плена! Неправда это!

— А в чем же правда? — спросил Кирилл, думая о том, что он сам, один из величайших обманщиков, какого только можно представить, и не имеет права осуждать других за вранье.

— Меня отпустили.

— Кто?

Реплики звучали для Кирилла дважды: сначала внутри головы, всплывая из памяти, и только затем проникали в уши. Они оба играли давно написанные роли, говорили то, что должны, и если один не мог от этого уклониться, то второй не хотел, его вполне устраивал сценарий.

Но мерзкий привкус, ощущение, что Кирилл мошенничает, оставалось.

— Начальник службы безопасности коммуны, ввссссыыы. — В голосе Стаса прозвучала ненависть. — Его там называют Василичем, широколицый такой, седоватый, волосы короткие…

— И зачем он это сделал?

— Ему не нравится то, что творит Дериев. Он предлагает Сыну зари союз.

— Интересно… А ты, случаем, не лжешь? — Кирилл изобразил на лице сомнение.

Еще бы — в такое сразу поверит только глупец.

— Готов поклясться чем угодно, самим Несотворенным Отцом, и Сыном Его! — фанатично воскликнул Стас.

Кирилл подумал, что имеет дело с редчайшим видом предателя — с тем, кто готов отдать своего духовного наставника в руки врагов не из-за личной выгоды или славы, а ради собственных убеждений, ради того, чтобы истинная вера восторжествовала, стала еще сильнее.

Вряд ли лысый врет. Скорее всего, Василич и вправду его отпустил, сказав все, что нужно на тот случай, если проклятый Сын зари и вправду обладает умением отличать правду ото лжи. В то, что их главный враг в самом деле способен заглядывать в будущее, ни майор, ни его подручные поверить были не в состоянии.

— Не стоит, — сказал Кирилл. — Но информация твоя слишком важна, чтобы я выслушивал ее в одиночку. Кроме того, она касается дел мирских, а для них у меня есть надежные помощники.

Через пятнадцать минут они уже были в штаб-квартире, и Серега с Арсеном внимательно слушали Стаса.

— Василич замыслил бунт против майора и все такое? — Бывший десантник хмыкнул. — Не верю я в это. Он слишком осторожен и сам на первый план вылезать не любит, так что на брехню похоже.

— Ловушка? — спросил Арсен. — Предательство?

— Моя верность посланнику известна всем, всссыыы! — прохрипел Стас.

— Да тебя, толстый, никто не подозревает. — Серега лениво махнул рукой. — Исполнителя, пешку, никто в свои планы посвящать не будет.

— Это может быть шансом быстро разобраться с Дериевым и его кодлой, — сказал Арсен. — Внутренняя рознь разрушит коммуну куда быстрее, чем наши усилия. И потерь будет меньше.

Они оба посмотрели на Кирилла. Что бы кто ни говорил, решать ему.

— Василич властолюбив, и часть бойцов коммуны, в случае чего, наверняка пойдет за ним, а не за Дериевым, — сказал Кирилл, изображая задумчивость. — Он предлагает переговоры в развалинах «Этажей» на Белинке трое на трое, чтобы договориться обо всем. Можно рискнуть. А при личной встрече я точно выясню, лжет он или говорит искренне. Сегодня ночью мы тебя отпустим, и ты спокойно доберешься до места рандеву. К утру вернешься.

В глазах Стаса сверкнуло торжество. Он попытался его скрыть, опустив голову.

Серега и Арсен ничего не заметили, но Кирилл ждал от предателя именно этой реакции и поэтому уловил ее.

— Когда он хочет? Завтра на закате? — продолжил он. — Хорошо, я согласен.

— Всё к вящему торжеству дела света, вссссыыы, — проговорил Стас, и в голосе его прозвучала настоящая мука. Предавать нелегко, даже если ты полностью убежден в том, что делаешь благое дело.

Кирилл улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка не превратилась в оскал.

В будущем, которое он выбрал, на самом деле был риск: существовала вероятность, что он потерпит поражение и угодит в руки майора. В таком случае Сына зари ждет расстрел, когда-то давно пережитый в «воспоминаниях».

Получивший инструкции Арсен увел Стаса.

— Не нравится мне всё. И тип этот тоже, — заявил Серега, почесывая подбородок.

— Он предатель, — сказал Кирилл.

— Что? — Глаза бывшего десантника округлились, он стал напоминать очень большого ребенка, увидевшего хитрый фокус.

— Он собирается отдать меня в руки Дериева.

— Так нужно немедленно его шлепнуть! — Серега сжал огромные кулаки.

— Ни в коем случае, — покачал головой Кирилл. — Майор приказал разведать «Этажи» довольно давно. Сегодня ночью они спрячут в одном из складов продуктового магазина группу захвата, причем сделают это так, что мы завтра обнаружить засаду не сможем.

— Почему? — Серега нахмурился.

— Потому что так надо, — терпеливо проговорил Кирилл. — В ней будет сам Дериев. Он не удержится и явится насладиться триумфом, посмотреть, как меня будут брать в плен и расстреливать. Мы выманим его из укрытия и сделаем так, чтобы его поражение и смерть стали наглядным уроком. Понимаешь?

— Ну как бы да… А что для этого нужно сделать?

В том, что касалось общих замыслов, Серега чувствовал себя не особо уверенно и всегда торопился перейти к конкретике.

— Организовать нашу собственную засаду там, где ее не заметят люди майора, и сделать это не позднее, чем сегодня вечером, пока они еще не знают, согласимся мы на встречу или нет.

— Я сам пойду, — сказал Серега. По физиономии его было видно, как соскучился бывший десантник по настоящему делу. — И, если не возражаешь, возьму кого-нибудь из твоих федайкинов, они все парни умелые и опытные.

В результате, к вечеру Кирилл остался под присмотром одного Степана, а «начальник штаба» исчез в неизвестном почти для всех направлении. Его место занял невозмутимый Арсен и принялся командовать с таким видом, словно дела всегда так и обстояли, и ничего странного не происходит.

Вечерняя беседа прошла как обычно. Стас опять жадно слушал посланника, сидя в первых рядах.

Ночью Кирилл вновь увидел кошмар: с жутким грохотом раскалывающуюся на куски, падающую с неба луну. Он проснулся в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и обнаружил, что Дина тоже не спит — сидит рядом и глядит на мужа расширенными от страха глазами.

— Что с тобой? — спросила она. — Ты кричал и не хотел просыпаться. Я молилась… Это Демиург и архонты, они вредят тебе?

Кирилл хотел сказать «а я откуда знаю?», но вовремя прикусил язык. Сын зари не может пребывать в неведении относительно того, что с ним происходит.

— Да, — сказал он, — это духовная брань, и она тяжка.

Дина подвинулась ближе, положила голову мужа себе на колени и начала гладить его по лбу, по вискам, медленно и ласково, так что сердце его перестало бешено колотиться, а остатки страха рассеялись в сумраке их спальни.

— Так лучше, лучше? — прошептала она.

— Да.

— А мне вот с каждым днем хуже и хуже. — В голосе Дины прозвучала досада. — Многие видят тебя чаще, чем я, и слышат от тебя больше слов. Уходишь утром, возвращаешься вечером, и тебе уже не до меня… Жена я тебе, или только служанка? Или вообще никто?

Извечная женская жалоба, но в данном случае — обоснованная.

— Помни, кто я такой. — Кирилл вздохнул. Кем бы ты ни был, что бы в этом мире не менялось, кое-что останется тем же самым до тех пор, пока сами люди кардинально не изменятся. — Ты полагала, что вышла замуж за человека? Тогда ты жестоко ошибалась.

— А кто же ты? — спросила она с недоверием и страхом.

— Я — сеть в океане времени, что можно забросить и в будущее, и в былое. Я — разделяющая их, движущаяся преграда, которой не избегнет ни одна вероятность.

Кирилл не помнил, в какой именно книге вычитал это изречение, в памяти сохранилось только, что речь там шла о пророке, ставшем правителем галактической империи, и о наркотике, дарующем прозрение.

Дина в очередной раз погладила его по лбу, и словно ярко светящиеся шары из глубины к границе осознания начали подниматься «воспоминания». Он услышал голоса, бормочущие, кричащие и рыдающие, смех и плач, увидел лица, одновременно знакомые и незнакомые, уловил запахи гари и крови…

Всюду в будущем была война, безжалостное убийство человека человеком. И не во власти Кирилла было найти путь, ведущий в обход, в мирную гавань.

Он задрожал, пытаясь остановить этот поток образов, на миг ощутил, что его разрывает на части, и отдельные фрагменты плывут в разных направлениях, но каждый сохраняет способность мыслить и чувствовать. Он стал мелко нарезанным мясом в громадном котле, где варился суп из событий и разговоров, мелких эпизодов и моментов выбора.

Будущее и прошлое кипели рядом, а настоящего не существовало вовсе.

Кирилл даже испугался, что сходит с ума, но вскоре все стало как обычно.

— Эх, Дина, Дина, — прошептал он, — я был бы счастлив оставаться с тобой все время, не ходить на беседы, не думать о том, что делать с пленниками, не утешать заблудших и не ломать голову над тем, как нанести урон врагу. Но у меня есть цель, и я должен во что бы то ни стало ее добиться!

Отодвигая ложные воспоминания в сторону, поднялось настоящее, реально пережитое не так давно — Машенька в новом синем платье, он ведет ее за руку, и светит майское солнце, и им так хорошо вдвоем, разве что не хватает мамы, но тут уж ничего не поделаешь.

Кто мог знать, что через несколько месяцев все это исчезнет, сгинет без следа?

Разве что какой-нибудь проклятый небесами пророк.

— Я знаю, — сказала она. — Ты — Сын зари. Ты больше, чем любой из обычных мужчин, и в то же время меньше.

— Но когда я до нее доберусь, — продолжил Кирилл, — то мы обязательно будем с тобой, и все это закончится. Истина сможет обходиться без меня, а я без нее. Все будет по-другому.

«Она должна понравиться Машеньке, обязательно», — подумал он.

Мелькнула мысль, что кое-кто из последователей Сына зари может не очень хорошо воспринять тот факт, что у него есть трехлетняя дочь, но затем мысли исчезли вовсе, поскольку Дина наклонилась, чтобы поцеловать мужа. Исчезло беспокойство, сгинул страх, порожденный видением падающей луны, отступили назойливые «воспоминания».

Остались только они вдвоем, а это значит, что целый мир…

Утром Кирилл поднялся с большим трудом и еле-еле успел на традиционный военный совет. Голова с ночи осталась тяжелой. Не увидев на привычном месте Сереги, он в первый момент даже удивился, не сразу вспомнил, что тот сейчас далеко, на улице Белинского, там, где некогда было кладбище, а в конце девяностых построили торговый центр «Этажи».

— Доброе утро, — сказал Арсен. — Начнем, во имя Отца, Единственного и Несотворенного.

Бывший глава «прибрежной» общины так и не уверовал в посланника и его учение. Внешне он никак этого не показывал, участвовал в молитвах и обрядах, но Кирилл знал, что все это — маскировка, своеобразная мимикрия, позволяющая избегать лишних проблем.

И как только Сын зари из союзника превратится в соперника, все изменится…

— Начнем, — кивнул Кирилл, усаживаясь на стул.

Обсудили операции на сегодня, носящие отвлекающий, беспокоящий характер, чтобы Дериев ничего не заподозрил. Затем перешли к системе патрулей и опорных пунктов, которую с сегодняшнего дня нужно было менять, потому что информация попала к майору.

Арсен озвучил необходимые приказы, и командиры отрядов начали расходиться.

— Теперь можно говорить спокойно, — сказал он, когда они с Кириллом остались вдвоем в комнате. — Ночью мы проводили Стаса почти до улицы Сусловой, дальше он пошел сам. На рассвете встретили его. Он сказал, что всё в силе, переговоры состоятся в «Этажах» на закате.

— Хорошо, — бывший журналист кивнул, ощутил, как от волнения зачесались ладони: Дериев имел возможность отказаться, выскользнуть из приготовленной для него ловушки, но он шагнул в нее смело, чувствуя себя не жертвой, а охотником. И это значит, что ближайшее будущее обрело четкую определенность, в один миг истинно призрачными стало множество вероятностей.

Сохранилось лишь несколько, и одной из них предстояло сделаться реальностью в ближайшие сутки.

— Как следует обыщите развалины, — приказал Кирилл, перед глазами которого стоял темный, заваленный обломками склад, где укрывался сейчас отряд с Дериевым во главе. — Оставьте наблюдателей рядом с «Этажами», хотя бы на крыше дома через Белинку, чтобы враг не затеял какую-нибудь добавочную подлость. К вечеру должна быть готова группа прикрытия.

— Где поместим ее? — спросил Арсен.

Он обращался с посланником без подобострастия, свойственного тем, кто искренне верил в Сына зари, но с подчеркнутым, спокойным уважением. Кириллу это нравилось.

— В остроге, — предложил он, подумав. — И рядом, и укрыться легко.

Старый острог, где во времена империи держали политзаключенных, а после развала СССР находился выставочный зал, располагался в самом центре города. За те десятилетия, которые за ним не присматривали, острог почти не пострадал — не рухнули стены, уцелели башни.

— Хорошо, место удобное, — признал Арсен. — Ну что же, за дело?

День прошел в обыкновенной суете.

Кирилл разговаривал с людьми — напутствовал умирающих и просвещал тех, кто колебался, принимать новую веру или нет. Он обедал вместе с последователями, ходил смотреть, как продвигаются работы по рытью колодца в окрестностях Печерского монастыря, посещал кладбище.

Он улыбался и изображал скорбь, но глаза его были отсутствующими, а душу смущала тревога. Вечер надвигался, как темная, грозовая туча, и крылось в ее недрах что-то недоступное его дару, не попавшее в его «воспоминания», но опасное, как кол на дне замаскированной ямы.

Видения будущего накатывали в самые неподходящие моменты, приходили образы, настолько яркие, что затмевали реальность, но при этом не очень понятные: болото и торчащие из него дома, бредущая через метель мрачная процессия, парусное судно на волжской глади…

Кирилл вздрагивал, по спине его пробегал холодок.

Увидит ли он это в реальности, или все это останется для него ложными воспоминаниями, «подарком» желтого света, неведомо откуда пролившегося на землю по дороге на Кстово?

Вернувшись с кладбища, Кирилл едва успел перекусить, как в дверь постучали. На пороге обнаружился Арсен.

— Пора выходить, если мы хотим успеть к сроку, — проговорил он.

— Да. — Кирилл поднялся.

— Ты куда? — встрепенулась Дина. — Что происходит?

— Ничего более странного или опасного, чем обычно. — Кирилл обнял жену, но та отстранилась, уловила, похоже, что любимый мужчина кривит душой, чтобы она не волновалась.

— Можно мне с тобой?

— Нет, это исключено. — Кирилл увидел, как заблестели ее глаза, как сжались кулачки, услышал, как она учащенно задышала. — Так, стоп! Только не надо никаких слез!

— Это опасно? — спросила Дина. — Я же беспокоюсь! Представляешь?

— Да, но я должен идти. — Он решительно повернулся к входной двери.

И, уже закрывая ее, услышал, как оставшаяся в одиночестве женщина всхлипнула — единственный раз, горько и отрывисто.

— Надо бы тебя как-то вооружить, — сказал Арсен, когда они оказались на улице.

Кирилл помотал головой. Желания таскать при себе автомат или пистолет у него не было. Кроме того, он совершенно не представлял, как с этими штуковинами обращаться.

— Но там будет опасно, — продолжал упорствовать бывший глава «прибрежной» общины.

— Я знаю, я уже был там, где для вас будет опасно. — Кирилл посмотрел собеседнику прямо в глаза, и тот не выдержал, отвел взгляд. — Мое оружие — это не «Калаш» и не пистолет Макарова. Даже ракетная установка не поможет в той схватке, что нам предстоит.

— Командир, если можно, то я… — подал голос Степан.

— Нельзя! — оборвал его Кирилл.

Да, поначалу их в самые опасные моменты будет всего трое, причем он сам без оружия. А Стас, на самом деле, враг. Одинокому федайкину придется непросто, но на то он и профессионал, для того и выбран, чтобы решать подобные задачи.

Последняя реплика посланника прозвучала достаточно твердо, и возражений больше не было.

— Руины торгового центра мы осмотрели, там все чисто, — сообщил Арсен. — Наблюдатель с ракетницей находится на крыше дома сто шесть по улице Белинского, он получил соответствующие инструкции. Если что, даст сигнал, и мы из острога за три минуты доберемся до «Этажей».

Кирилл кивнул.

— Я провожу вас до перекрестка с Полтавской, дальше пойдете сами, — закончил бывший глава «прибрежной» общины.

Стас ждал их во дворе штаб-квартиры, изможденный и уставший, даже вроде бы похудевший, с лихорадочно блестевшими глазами и автоматом Калашникова на плече. Точно таким же, с укороченным прикладом, был вооружен и Степан, но у него на поясе висела еще и пистолетная кобура.

— Слава Сыну зари, вссссыыы! — воскликнул предатель и поклонился.

«Не хватает только поцелуя, — подумал Кирилл, — и креста».

От этой мысли его обдало холодком. Неудавшаяся казнь осталась позади, но впереди, в недоступных его взору каньонах будущего, может прятаться все что угодно, в том числе и новая Голгофа.

Никто не докажет, что он увидел все варианты.

А гибель пророков бывает кровавой и страшной.

— Сейчас не время для славословий, — сказал Кирилл, стараясь не морщиться. — Пошли.

Они поднялись к автостанции и мимо того места, где неделю назад билась в экстазе толпа, двинулись в сторону Сенной площади. Вскоре открылась картина грандиозной аварии, случившейся здесь в тот момент, когда десятки водителей одновременно заснули за рулем.

Обгорелые, искореженные автомобили наползали друг на друга, из трещин в крышах и капотах торчали ветки. Останки, если они были, прятались среди ржавого металла и пожухлой травы, но картина все равно получалась неприятной.

— Тут, наверное, никто не выжил, никто не проснулся, — сказал Арсен, когда они проходили мимо лежавшего на крыше внедорожника, такого измятого, словно его лупили гигантским молотом.

Рядом валялся гнусно скалившийся череп.

Уходившая вниз от Сенной улица Белинского тоже была забита автомобилями, но выглядела более мирно благодаря разросшимся березкам. Молодые деревца поднимались на полтора-два метра и стояли тесно-тесно, так что проход оставался только на обочине.

Они миновали торговый центр «Шоколад», на стене которого висели выцветшие рекламные плакаты. Затем пришлось обогнуть расколовшую асфальт широкую трещину.

— Дальше вы пойдете без меня, — сказал Арсен, останавливаясь. — Удачи.

— И тебе тоже.

Кирилл смотрел, как удаляется бывший глава «прибрежной» общины, как мелькает в зарослях и скрывается за углом долговязая фигура, и сердце его сжимал неожиданно накативший страх.

Пришлось вспомнить литанию, вычитанную в старой книжке со «слепой» обложкой.

— Страх убивает разум, страх — это малая смерть, несущая забвение, — зашептал он. — Я смотрю в лицо моему страху, и дам ему пройти сквозь меня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу страха. Там, где прошел страх, не осталось ничего, там, где прошел страх, останусь только я.

— Позволю напомнить, что мы опаздываем, всссы, — проговорил Стас, нервно поглядывая на посланника и поеживаясь так, словно по спине у него ползали муравьи.

Солнце пряталось за домами, свет его был багровым. Над Нижним полыхало напоминавшее пожар зарево.

— Сын зари всегда приходит вовремя, — сказал Кирилл.

До «Этажей» оставалось идти пять минут. И никто не ждал их в развалинах, никакие трое переговорщиков во главе с Василичем не переминались там с ноги на ногу. Только дышали нетерпеливо во тьме вояки майора с ним самим во главе, и дожидался своего часа Серега.

— Да, как будет угодно. — Предатель покорно склонил голову.

Если «Шоколад» время пощадило, и он хотя бы снаружи выглядел неплохо, то «Этажи» напоминали скелет здания — громадные прозрачные стены большей частью разрушились, тротуар был усеян стеклом, виднелся остановившийся эскалатор, замершая навеки кабина лифта.

«Кому-то ведь довелось проснуться здесь, — подумал Кирилл. — Куда они делись?»

Кто-то погиб в первые же дни от зубов хищников, рук сородичей или от голода, другие ушли искать родных, третьи оказались в коммуне Дериева или в других человеческих «стаях».

— Никого нет пока, — сказал он. — Идем внутрь, подождем у эскалатора.

Под ногами захрустели обломки стекла, Кирилл прошел через полуоткрытую дверь. Сбоку оказался закуток, где раньше торговали открытками, а носа коснулась туалетная вонь. Кто-то не так давно тут нагадил.

Степан чуть заметно поморщился, Стас сглотнул, лицо его исказилось, а губы задвигались. Судя по всему, предатель начал молиться, пытаясь хоть как-то успокоиться, снять груз с души.

— Ну и где другие трое? — спросил Кирилл, когда они добрались до эскалатора.

Его тянуло поднять голову, посмотреть вверх, туда, где на крыше здания прятался Серега со своими бойцами, или бросить взгляд через улицу, туда, где находился поставленный Арсеном наблюдатель. Да, он примерно знал, что сейчас произойдет, и был готов к этому, но маленькое человеческое «я», набитое страхами и сомнениями, все же жаждало поддержки.

— Я… не знаю, всссыыы. — Стас оглянулся. — Они должны быть.

Багровое зарево заката полыхало вовсю, плыли сквозь него серые плоские облака.

— Тихо! — Степан повернул голову, а через мгновение и Кирилл уловил шорох, донесшийся со стороны второго входа, что располагался с другой стороны здания и вел, помимо прочего, в продуктовый магазин.

Шум повторился, что-то клацнуло, и из-за шахты лифта появился человек в камуфляже, с автоматом в руках. За ним показался второй, третий, и шаги донеслись от той двери, через которую они вошли.

— Засада! — рявкнул Степан. — Уходим!

Автомат в его руках ожил, грохот очереди раскатился по полуразрушенному зданию. Бойцы в камуфляже попадали, но все, насколько понял Кирилл, по своей воле, никто из них не был задет.

Путь для отступления был один. Они побежали вверх по эскалатору.

— Погоди удирать, трусливый Сын зари! — донесся снизу довольный голос Дериева. — Все равно не уйдешь! Сдавайся, и мы убьем тебя быстро. Просто пристрелим, как собаку!

Бежавший первым Стас споткнулся и едва не упал, словно у него подкосились ноги.

— Поверить тебе, майор? — отозвался Кирилл. — Уж лучше я поверю гадюке!

Степан на ходу дал еще одну очередь и на этот раз, судя по крику, кого-то зацепил. Дериев выругался. Началась ответная стрельба — пули засвистели вокруг, кромсая перила эскалатора, впиваясь в потолок, рикошетя от металлических балок.

Бывший журналист невольно присел, и отступавший последним федайкин толкнул его в спину, непочтительно, но действенно. Они влетели на второй этаж. Кирилл повалился на пол, тяжело дыша и пытаясь понять, ранили его или нет, и если ранили, то куда.

— Ты чего завис, твою мать? — рявкнул Степан на Стаса.

— Я… испугался, всссыыы…

— Давай в два ствола, чтобы они наверх не полезли! Шевелись, жирный!

Предатель обиженно всхрапнул, но все же поднял «Калаш».

Кирилл знал, что враг быстро отыщет другие пути на второй этаж, и что перекрыть все они не смогут. А еще он очень надеялся, что наблюдатель Арсена не поднимет тревогу раньше времени, и спрятанный в остроге отряд не ринется выручать посланника.

В этом случае Дериев отступит, и все окажется зря.

— Так, уходим дальше, сейчас они по лестницам полезут. — Степан мгновенно сориентировался в обстановке, и они двинулись вверх, прыгая через две ступеньки.

Когда Стас обернулся, Кирилл увидел облегчение на его лице.

Предатель наверняка стрелял наугад, но все равно имел шанс зацепить кого-нибудь и понимал, что «союзники» его за это вовсе не наградят, а могут и шлепнуть, если попадет под горячую руку. Как и всякий фанатик, он смерти наверняка не боялся, но и торопить ее, похоже, не собирался.

Внизу загрохотали шаги. Кто-то выскочил с боковой лестницы и покатился, сбитый очередью федайкина. Степан торопливо перезарядил автомат, опустевшая обойма брякнулась о ступеньки.

— Остановка! — скомандовал он. — Жирный, следи за эскалатором!

На третьем этаже они продержались несколько минут. Когда прибежали на четвертый, Кирилл совсем ошалел от грохота и свиста пуль. На глаза ему попалась вывеска часового салона, а задрав голову, он через пролом в крыше увидел темное вечернее небо.

Пол здесь был весь в провалах и дырах, местами от покрытия остались только несущие балки, проржавевшие, погнувшиеся.

— Давай вперед, не стоять! — Федайкин схватил посланника за руку и потащил за собой.

Застекленные стеллажи с часами были никудышным укрытием, но иного рядом не было.

Кирилл споткнулся, едва не въехал носом в витрину, а через мгновение очутился за прилавком. Рядом присел на корточки Степан, в углу, под полкой с остановившимися много лет назад будильниками сжался в комок Стас.

— Да, отсюда некуда бежать, — спокойно произнес федайкин.

Часовой салон занимал угол верхнего этажа торгового центра, с двух сторон его ограничивали стеллажи, еще с двух — прозрачные стены, в этом месте уцелевшие, без малейшей трещинки. Внизу как на ладони виднелась заросшая улица Белинского, дальше торчали высотки «Чешского квартала», выстроенные в районе Сенной.

— А тут что? Сами себя загнали в ловушку? — Донесшийся от эскалатора голос майора наполняло торжество. — Предлагаю сдаться, и тогда, повторяю, мы убьем тебя быстро, ложный пророк. А остальных отпустим.

Возможно, что он и не врал, самозваный спаситель цивилизации и мелкий тиран районного масштаба, вот только он кое-чего не знал. И Кирилл ни в коем случае не собирался сдаваться.

— Готовишься торжествовать победу? — поинтересовался Кирилл достаточно громко, чтобы все услышали. — Но что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить, или повредить себе? Скорее небо рухнет на землю, чем я попаду к тебе в руки!

Дериев издал сдавленный хрип, и на стеллажи обрушился настоящий град пуль. Зазвенело стекло, залязгали детали часов, уцелевших под напором времени, чтобы погибнуть во время обстрела. Сверху на сжавшегося Кирилла посыпалось что-то колючее и холодное.

Степан распластался по полу, лицо его оставалось спокойным. А вот белый как простыня Стас трясся от страха.

— Вперед! — приказал майор.

Где же Серега, почему он не вмешивается? Или, как тогда, во время казни на Советской, ждет последнего момента?

Федайкин приподнялся над прилавком, дал очередь, но тут же был вынужден спрятаться обратно.

— Твою мать… — прошипел он, хватаясь за предплечье. По рукаву бежала кровь.

Послышался топот. Грохот и лязг донеслись сверху — кто-то забегал по уцелевшим фрагментам крыши.

— Слава богу, — прошептал Кирилл.

Раздались выстрелы, завопили, громыхнуло так, словно разорвалась граната. Бывший журналист попытался привстать, чтобы увидеть, что там происходит, но сделать этого не смог. Сильные руки Степана нажали ему на плечи, а спокойный голос прошептал в ухо:

— Пока нужно сидеть смирно. Там опасно.

Стрельбу прорезал удаляющийся, слабеющий крик. Донесся голос Сереги, выкрикивавшего приказы. Стас вытаращил глаза, покраснел и стал нервно тискать автомат.

Краем глаза Кирилл увидел, как снаружи, за стеклом, что-то мелькнуло, но, посмотрев в ту сторону, обнаружил только веревку, извивавшуюся так, словно на ней болтался некто очень подвижный.

— Наши вниз пошли, путь к отступлению перекрывают, — гордо сказал федайкин.

Похоже, Серега предусмотрел всё.

Стрельба стала громче, и пули, похоже, летели во все стороны одновременно. Рядом, за самым стеллажом, кто-то отчаянно, надрывно застонал, тяжелое ударилось в стену.

— Всё, теперь можно подниматься, — сказал Кирилл, и в голосе его прозвучало столько уверенности, что Степан не посмел возражать, хотя по физиономии было видно, что он не совсем согласен.

Но Кирилл видел этот момент в «воспоминаниях» и понимал, что им ничего не угрожает.

Пятачок вокруг эскалатора покрывали брызги крови, всюду валялись гильзы и лежали тела. Несколько вояк майора прятались между перилами и наружной стеной, вид у них был ошеломленно-жалкий. Двое бинтовали третьему простреленную ногу, а тот стонал.

Бойцы Сереги оставались сверху, укрывались на уцелевших фрагментах крыши, никто из них не торчал на виду. Дериев находился в мертвой зоне рядом с магазином модной одежды, там стрелять по нему не могли, но и он не имел возможности сдвинуться: с одной стороны большой провал, с другой — простреливаемый участок перед ближней лестницей, позади — стена.

— Ну что, майор, помнишь, что я тебе говорил? — громко спросил Кирилл. — Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.

Вояки из коммуны дружно повернулись в сторону Сына зари, и один даже начал привставать, поднимая оружие. Но над его головой свистнула пуля, с визгом отрикошетила, и смельчак торопливо сел обратно.

Дериев посмотрел на Кирилла безо всякого выражения, спокойно, точно он оставался хозяином положения.

— Помню, и что? — спросил он.

— А то, что всякое растение, что посадил на земле Отец, который на небесах, будет вырвано, и те, кто разделен, будут соединены и исполнены совершенством, но те же, что соединены, разделятся навеки… — Тут Кирилл немного исказил «Евангелие от Филиппа», но вряд ли кто из слышавших его это заметил: шныряли туда-сюда глаза майора, отчаянно искавшего выход, зачарованно внимали его вояки, почтительно молчали бойцы Сереги. — Поэтому силой Света, данной мне, я благословляю тебя! Иди же с миром!

Кирилл поднял руку, обратив ладонь в сторону главы коммуны.

Дериев невольно отступил, зацепился ногой за неровно торчавшую панель пола. Сделал еще шаг назад. Один из майорских вояк вскрикнул, а раненый перестал стонать.

Глава коммуны оказался на самом краю провала, над пропастью в добрый десяток метров.

— Что это? — спросил Дериев. Его нога поехала вперед, и майор свалился назад, в пролом.

Выглядело все так, словно его засосал невидимый водоворот.

Падал глава коммуны молча, не издал ни единого звука. Раздался тяжелый удар, сопровождавшийся мерзким хрустом. Кирилл невольно прикрыл глаза — вся сцена до малейших деталей совпадала с «воспоминаниями», он знал, что майор напоролся спиной на кусок ржавой арматуры длиной в метр, тот пробил тело и окровавленным штырем торчит из груди.

Все было кончено.

— Бросайте оружие! — рявкнул сверху Серега. — Даже если прорветесь к эскалатору, то внизу вас встретят, и не цветами! Быстрее думайте, индюки недоделанные!

— Они уже подумали, — сказал Кирилл, выходя из-за прилавка.

Он видел ошеломленные лица, вытаращенные глаза и понимал, что эти люди не осмелятся поднять руку на него, на Сына зари, не сгоревшего в костре и одним благословением заставившего прыгнуть в пропасть майора Дериева.

Краем глаза он увидел того, кто недавно стонал — молодой мужик в камуфляже лежал, прижав окровавленные руки к животу, и больше не издавал никаких звуков, даже не дышал.

— Бросай оружие! — повторил Серега и мягко, точно огромный кот, спрыгнул через пролом в крыше.

Бывший десантник не особенно доверял тем, кто недавно стрелял в него, пусть они потерпели поражение, морально сломаны и готовы ползать на карачках. Зато он верил своему «Калашу».

Степан вышел из-за прилавка, а через мгновение рядом с Кириллом оказались все трое федайкинов.

— Матвеев, мы сдаемся, не стреляйте! — сказал мощный, широкоплечий брюнет с выдающимся, похожим на клюв носом, и начал медленно подниматься, отставив руку с автоматом.

Его примеру последовали другие. Раненый, что не мог встать, отбросил оружие в сторону.

— Вот так-то лучше, — проворчал Серега. — Взять их, только аккуратно.

Через пять минут все выжившие бойцы оказались связаны, обысканы и выстроены в ряд.

— Да, осталось еще кое-что, — сказал Кирилл, поворачиваясь. — Иди сюда.

Реплика относилась к Стасу, который так и сидел, забившись в угол и тиская автомат.

— Я, всссы? — спросил он, стремительно краснея и белея вновь.

— Да, ты. Ты привел меня сюда, чтобы погубить, и у тебя еще есть шанс преуспеть.

Предатель вздрогнул, засучил ногами, словно пытаясь уползти в глубь стенки. Серега нахмурился, на лицах его бойцов появился гнев — они до сего момента не знали, какую роль сыграл Стас во всем этом спектакле.

— Ну же, — подбодрил Кирилл. — Давай, стреляй! Сможешь ли ты убить меня своими руками, а не чужими?

Он заметил, как пошевелился Степан, как сдвинулся с места Аркаша, и понял, что оба готовы, в случае чего, броситься вперед, прикрыть Сына зари собственным телом, как и положено федайкинам. Только бы они не поторопились, не влезли зря, позволили событиям течь своим чередом!

Кирилл видел этот момент, но не исключал, что есть варианты, ускользнувшие от его взора.

— Я, всссыы… — Стас, похоже, на миг задумался, не уйти ли в глухую несознанку. — Ты знал?

— Конечно. — И Кирилл повторил слова, однажды произнесенные им для Дины: — Я — сеть в океане времени, что можно забросить и в будущее, и в былое, я — разделяющая их, движущаяся преграда, которой не избегнет ни одна вероятность, и поэтому для меня то, что будет, равно тому, что уже произошло.

— Я… нет… — предатель сглотнул и неожиданно заплакал, сотрясаясь всем телом, как огромный ребенок.

Серега сморщился, сплюнул на пол.

— Я хотел, чтобы лучше… Думал, что Сын зари должен быть другим, всссыы… — лепетал Стас. — Нельзя ему быть таким, как мы… Если погубить, всссы, то вера останется, станет даже крепче…

— Да, кое-кто из моих предшественников погиб жуткой смертью, — сказал Кирилл. — Иисус был распят на кресте, Мани уморили голодом, Сеида Али-Мохаммеда, объявившего себя Вратами Веры, расстреляли, но мне еще жить и жить, во имя Отца, Единственного и Несотворенного.

— Да, да! Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, простите меня! — проговорил предатель. Голос его окреп, а руки задвигались, разворачивая автомат так, чтобы дуло смотрело в лицо.

— Эй, что ты делаешь? — осведомился Серега.

Стас дернул за спусковой крючок.

Автомат дрогнул, со звоном покатились гильзы, брызнула кровь предателя, и тело его мягко упало набок.

— Этому суждено было случиться, и радуйтесь, что оно случилось именно так! — Кирилл повысил голос. — Иные пути будущего, от которых он спас нас всех, были страшнее.

Все прошло так, как он и планировал: майор попал в ловушку и погиб, отряд его разгромлен, коммуна обезглавлена, а предатель покончил с собой. Но радости или даже просто облегчения бывший журналист не чувствовал.

Было лишь мерзкое ощущение, что он победил в драке благодаря подлости.

— Сын зари, и вправду, я уверовал… — Донеслось из-за спины.

Кирилл не глядя мог сказать, что кто-то из пленников повалился на колени, а другие стоят прямо только из гордости.

Эти люди ему еще пригодятся, кое-кто потом, другие сейчас.

— Стаса похоронить по обряду после ночного бдения. Он совершил то, на что мало кто сумел бы отважиться, и теперь нуждается в нашей помощи, — сказал Кирилл и сам поразился, как скрипуче и слабо звучит его голос — словно из тела вытянули все силы. — Остальных тоже — в одной могиле. Я сам проведу ночь над ними.

Кирилл мог заглянуть в будущее, попытаться узнать, что будут рассказывать об этом эпизоде через полвека, в кого превратят Стаса, сколько наврут о нем самом и Дериеве. Но он не хотел пользоваться этим «даром», не желал тащить на себе груз, который дает точное знание о грядущем.

А еще он мог представить, что за байки пойдут о схватке в «Этажах»: люди любят врать, но что самое забавное, они приукрашивают и присочиняют по одним и тем же шаблонам.

— А этих… — Кирилл повернулся к пленникам. — Всех, кроме раненых, отпустить. Немедленно.

— Как же… — попытался возразить Серега, но глянул на посланника и осекся.

Махнул рукой, и бойцы из его отряда принялись развязывать узлы, которые сами же затягивали не так давно. Носатый брюнет, морщась, растер занемевшие запястья и, поймав взгляд Кирилла, твердо сказал:

— Не знаю, тот ли ты, кем тебя считают, но я это запомню… Пошли.

— Я не хочу возвращаться! — воскликнул тот из майорских вояк, что упал на колени. — Хочу остаться!

— Пусть остается, — сказал Кирилл.

Брюнет повел соратников вниз по эскалатору, стихли их шаги.

— Спасибо за хорошо сделанную работу, — Кирилл посмотрел на Серегу. — Действуйте тут, а мы пойдем. Только не забудьте забрать и то тело, что лежит внизу.

— Майора, что ли? — бывший десантник и не пытался скрыть удивления.

— Его самого. Но зарыть его надо отдельно, чтобы никто не знал, где могила…

По приказу Дериева пытали и собирались казнить Сына зари, но Кирилл не испытывал ни злости, ни гнева, ни жажды мести. Бывший глава коммуны, пытавшийся «возродить цивилизацию», мертв и более не опасен.

— Это, как бы справимся. — Серега почесал в затылке. — Так, чего встали? За дело!

Выйдя на улицу, Кирилл увидел, что еще не совсем стемнело, вечер не успел превратиться в ночь, а это значит, что времени с того момента, как он вошел в «Этажи», прошло не так много.

А если мерить по внутренним ощущениям, то целая вечность.

Глава 3

Семен Васильевич Стрельцов, откликавшийся на «Василича», давно так не нервничал. Рядом меж тем не происходило ничего волнительного или хотя бы интересного. Начальник службы безопасности коммуны вместе с отрядом из полутора десятков бойцов укрывался в помещении магазина сантехники неподалеку от Оперного театра и просто ждал.

Над Нижним понемногу темнело, багровая вечерняя заря утягивалась за горизонт. Майор Дериев, решивший лично возглавить операцию по уничтожению наглого самозваного пророка, не давал о себе знать, а это означало, что он по-прежнему в «Этажах».

Точнее в том, что от них осталось.

Бойцы сидели на расставленных по торговому залу унитазах, кое-кто расположился на краю огромной ванны. Они изредка перебрасывались репликами, поглядывали на командира. А в голове Василича крутилась мысль, насколько полезными оказались бы сейчас работающие сотовые телефоны или пара исправных раций.

— Вот блин, — пробормотал он, наконец, машинально глянув на часы, украшавшие его запястье.

Древние, «Командирские», еще советской сборки, надежные, как топор, они ходили исправно, лишь не забывай заводить. Только проку от них было мало — точного времени в этом новом мире не знал никто, и определяли его как тысячи лет назад, больше наугад.

Когда донеслась приглушенная стрельба, Василич испытал даже некоторое облегчение. Ну все, «Сын зари», бывший журналюга, угодил в ловушку, скоро ему капец…

Но грохот выстрелов стал громче и затянулся слишком уж надолго. Начальник службы безопасности вновь забеспокоился.

Если «Сын зари» явился на место встречи с двумя соратниками, то убить их…

Или он почуял западню?..

Выругавшись, Василич отвернулся и обнаружил, что один из бойцов, сложив руки перед грудью, негромко шепчет что-то. Возникло желание гаркнуть на него, чтобы обращался к богу погромче, и было ясно, к кому он взывает — к одобренному в коммуне Христу или к тому непонятному божеству, которому учит поклоняться «Сын зари»?

Хотя тот вроде бы тоже поминал Иисуса в своих бредовых речах.

От накатившей злости Василич аж закряхтел. Эх, если бы тогда они не стали стрелять, позволили людоедам прикончить тощего русоволосого паренька, скольких бы проблем они избежали?

— Вот блин, — повторил он.

Кто же мог знать, что этот заурядный тип окажется таким опасным?

За сорок два года жизни, проведенной частью в командировках, частью в родном городе, Василич сталкивался с множеством людей, но никогда не видел никого похожего на Кирилла Вдовина. Имелась в том какая-то странность, чужеродность, непонятное отличие от других людей, вроде незримого хвоста…

— Идут! Наши! — вскрик дозорного оторвал начальника службы безопасности от размышлений.

— Ага, отлично, — сказал он, подходя к окну.

И тут же ощутил, как волосы на затылке шевелятся, а по спине бегут мурашки.

По Ванеева брело всего семь человек во главе с Мустафой Гасановым. Все без оружия. И майора Дериева, главы коммуны не было среди них. Конечно, имелась вероятность, что он зачем-то задержался в «Этажах»… Но куда, черт возьми, они дели автоматы?

— Всем оставаться здесь! — приказал Василич, а сам вышел наружу.

Он должен разобраться с тем, что происходит, и лишь затем обрисовать ситуацию бойцам.

— А, командир, — сказал носатый и плечистый Гасанов совершенно спокойно. — Проиграли мы.

— Где майор? — глухим от ярости голосом спросил Василич. — Что творится? Отвечай! Понял?

— Он погиб, упал с высоты в десяток метров и напоролся на железный штырь. Полагали, что сидим в засаде, но там была еще одна засада, на нас. Сын зари видел все наши замыслы, как на ладони…

— И он творил чудеса! — воскликнул еще один боец, совсем молодой, чьего имени Василич не помнил.

— Тихо, отставить болтовню, — велел он, чувствуя, как холодок ползет уже не только по спине, но и по сердцу. — Гасанов, рассказывай все по порядку. Этот Сын зари что, не пришел на встречу?

Василич слушал, затылком чувствуя любопытные взгляды оставшихся в магазине бойцов — им тоже было интересно знать, что происходит, и куда делся глава коммуны. Чем дальше он слушал, тем меньше волновался, на смену беспокойству приходило холодное спокойствие.

Кирилл Вдовин явился, как условлено, и заманил их в собственную засаду…

Майор погиб, пять человек — тоже, еще пятеро попали в плен…

Оказался ли тот толстяк двойным агентом или произошло нечто иное — несущественно.

— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я, — пробормотал Василич, когда Гасанов замолк.

Дериев мертв, и это означает, что коммуна осталась без головы.

— Так, — сказал он, поворачиваясь к магазину, и повысил голос. — Все наружу. Уходим.

Дериев мертв, и это означает, что в ближайшие дни все развалится.

Слишком много майор взял на себя, излишне туго закрутил гайки даже там, где не нужно. Теперь сложная, громоздкая система коммуны перестанет работать, неминуемы восстания в бригадах и прочие проблемы.

«Надо уходить, — подумал Василич. — Взять десяток верных людей и валить…»

Лучше всего куда-нибудь за пределы города, в сельскую местность, где проще будет пережить зиму. Найти какой-нибудь колхоз, взять местных жителей «под защиту» и спокойно переждать холода.

Ведь Дериев мертв, и это значит, что все потеряно. Сын зари победил.

«Хотя почему?» От этой мысли начальник службы безопасности коммуны аж споткнулся и на мгновение выпал из размышлений: они торопливо шагали по Ванеева, и скоро должен был показаться опорный пункт в военкомате.

Начнется борьба за власть, и кто объявит себя преемником?

Александр Александрович, нудный прораб, при одном виде которого сводит скулы? Кто-то из бригадиров, из тех, кто повластнее и пожестче, с собственными людьми в службе безопасности?

А почему тогда не он сам?

— Вот намучаюсь я с ними… — пробормотал Василич, раздумывая, как бы лучше все обставить.

Собрать бригадиров прямо сейчас, непокорных к стенке.

Потом заняться теми последователями «Сына зари», что есть меж работяг и бойцов, теми, на кого указал Стас, и тайными — тоже расстрелять, чтобы не мутили воду. И встретить врага во всеоружии.

В том, что самозваный пророк попытается разрушить коммуну, Василич не сомневался.

— Ну ничего, мы еще повоюем, — сказал он и покрепче стиснул «Калаш».

* * *

Новую проповедь на Сенной назначили на полдень, но тот выдался сумрачным, как иной вечер. В лицо забравшемуся на «трибуну» Кириллу ударил ледяной ветер, и он едва удержался, чтобы не прикрыться рукой.

Сегодня его задача куда проще, чем в первый раз — толпа, побывавшая в руках оратора, склонна попадать под его власть снова и снова, и не нужно прилагать столько усилий, чтобы вести ее в нужном направлении.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, да будут ваши уши открыты… — начал Кирилл.

Он говорил, а они слушали, в нужных местах задерживали дыхание, когда надо — начинали кричать. Даже стойкие скептики, не очень верившие в божественную миссию Сына зари, попав в окружение тех, кто в ней не сомневался, заражались общим настроением.

Они прыгали и орали вместе с остальными.

Да, потом скептикам станет немногостыдно, и они будут удивляться, как же так получилось, почему они поддались, но в то же время начнут сомневаться в собственных сомнениях — а достаточно ли они обоснованы, вдруг посланник и вправду принес истину с небес, не зря же столько народу пошло за ним?

Разум — страшная сила, особенно если обратить его против хозяина.

Ну а искренние поклонники Сына зари уйдут отсюда с ощущением, что они пережили нечто хорошее, унесут в сердцах кусочек радости и благодати, который создадут сами, выплавят внутри своих душ.

Ибо как может даровать благодать тот, кто не верит в собственное учение?

Кирилл говорил, и им владело ни с чем несравнимое чувство. Наслаждение от того, что твои слова ловят десятки, сотни людей, и они готовы по твоему приказу сделать все, что угодно, броситься в пропасть или ринуться возводить из подручных материалов такую пирамиду, что фараоны позавидуют.

«О, мой бог, и как же я без этого обойдусь?» — подумал он, вскидывая руки.

А придется обходиться, и довольно скоро. Когда он уйдет из «верхней» части города, чтобы продолжить поиски дочери.

При этой мысли Кирилл испытал смутный укол недовольства, возникло нежелание что-либо менять… Может быть, отправить за Машенькой группу лучших бойцов во главе с Серегой, а самому остаться?

Нет, не выйдет. Они даже не знают, как она выглядит, и фотографии нет.

Единственная, что была при себе, осталась в машине, в облаке света на Кстовской трассе.

Новость о гибели майора Дериева вызвала в «разогретой» толпе всплеск безумного энтузиазма. Люди плакали и обнимались, словно выиграли войну длиной в несколько лет. Сам Кирилл удивился. Он не ждал такой сильной реакции, но потом сообразил — в новой жизни, наступившей после массового пробуждения и ставшей одной сплошной битвой за выживание, слишком мало встречалось поводов для радости.

А радость — одна из естественных человеческих эмоций, и ей нужно проявляться так же, как и остальным. Первое подходящее событие освободило накопившийся в подсознании заряд.

Закончив речь, Кирилл слез со служившего трибуной автобуса туда, где его ждали федайкины.

— Браво, — сказал подошедший Арсен. — Все прошло великолепно.

Он, наверное, был единственным слушателем, чьи глаза и душа остались холодными.

— Отец наш направлял меня, — с улыбкой ответил бывший журналист.

Вежливые слова не могли скрыть того факта, что перед ним потенциальный соперник. Стоит окончательно пасть коммуне, созданной майором Дериевым, как недавний глава «прибрежной» общины попытается снова влезть на самую вершину, и вряд ли он захочет подчиняться Сыну зари лишь потому, что тот Сын зари.

Вот только люди, скорее всего, за бывшим предводителем не пойдут.

Хотя в будущем всегда есть варианты…

— Да, отлично ты говорил и все такое, — кивнул оказавшийся рядом Серега. — Побеседовать, это, как бы надо о делах…

Кирилл вздохнул. После спуска с трибуны он чувствовал себя выжатым, как лимон, использованный для пунша, и хотя остатки былого экстаза еще бродили внутри, больше всего на свете хотелось прилечь.

— Ну что же, пошли, — сказал он.

Утром обычного совещания не проводили. Посланник, вернувшийся вчера измотанным до предела, а половину ночи отсидевший на бдении над Стасом, спал намного дольше обычного, и времени утром едва осталось, чтобы приготовиться к проповеди.

В штаб-квартире, том самом доме на улице Приволжская Слобода, где Кирилл очнулся после избавления из плена, все было почти так же, как и две с лишним недели назад. Позади дома рубили дрова, из трубы поднимался дым, женщины ведрами таскали воду от колонки.

Все расселись по местам, и Серега подтянул к себе карту города.

— Вот, значит, как все обстоит… — начал он, почесывая затылок.

Вскоре стало ясно, что утром к границам коммуны с разных направлений пошли три разведывательные группы. И они натолкнулись на заслоны, патрули и опорные пункты, причем в тех местах, где ранее все оставалось чисто, так что вынуждены были отойти.

— Вот это номер, да. — Федор покачал головой. — А я-то думал, что они развалились.

— Выходит, что нет. — Кирилл, честно говоря, не почувствовал особого удивления.

Он не сомневался, что Василич, глава службы безопасности, избавившись от майора, попытается подгрести коммуну под себя, сохранить царившие в ней порядки, а то и сделать их еще жестче.

— Зато народ от них бежит, — сообщил Серега. — Сегодня чуть ли не полсотни взяли. Допрашивали их.

— Давай одного сюда, — предложил Арсен. — Послушаем, что скажет?

Он оглянулся на соратников.

Кирилл кивнул, Толик издал одобрительное восклицание, а Федор махнул рукой.

Вскоре в комнату привели тощего и нескладного мужика лет пятидесяти, одетого в стиле бомжей с Московского вокзала: шапка-ушанка, драное пальто неопределенного цвета и дешевые рваные джинсы.

— Андрей я, — сказал он в ответ на вопрос об имени. — Семенов. Из Кузнечихи, с Рокоссовского… У Дериева где был? В бригаде Вахитова, мы дома строили на Васюнина. Почему сбежал?..

Из дальнейших слов, которые приходилось выдергивать с помощью наводящих вопросов, стало ясно, что с ночи в коммуне началось что-то непонятное. Из бригад забирали людей, поползли слухи, что их уводят на расстрел, и что с Дериевым что-то случилось.

— Бригадира нашего схватили и десятника одного. И парня, который про Сына зари рассказывал. — Андрей шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной грязной ладони. — Мы решили, что с нас хватит, и давай бежать. Охрана постреляла, но без души, кого-то одного ранило вроде бы…

При словах «парня, что про Сына зари рассказывал» перед глазами Кирилла встало лицо одного из отправленных в коммуну «апостолов», молодого и пылкого, с обаятельной улыбкой и чистыми глазами.

«Что же, ты погиб ради того, что для самого посланника было всего лишь выдумкой. И не ты один».

— Так, стоп, все понятно, — сказал Кирилл. — Дальше мы сами.

Дождавшись, когда Андрея выведут из комнаты, он продолжил:

— Внутри коммуны началась борьба за власть между наследниками майора. Сейчас лучший момент для того, чтобы уничтожить ее. Всем, кто пришел к нам сегодня, необходимо сказать, что Дериев погиб, и убедить их вернуться обратно. Я этим займусь.

Две речи за день, причем одна экспромтом, без подготовки — немало даже для опытного оратора. Но поручить это дело кому-либо нельзя, его просто не поймут. Да и кто сказал, что пророком, Сыном зари быть легко?

Иногда удобно, время от времени приятно, но никак не легко.

— А мы плотненько займемся коммуной. — Серега потер ладони друг об друга. — Посмотрим, что можно сделать.

Сегодняшних беглецов собрали во дворе одного из пустующих частных домов на улице Родионова, рядом с остановкой «Фруктовая». Когда Кирилл прошел через скрипнувшую калитку, то увидел множество удивленных, испуганных и растерянных физиономий.

На миг возникло ощущение дежа вю, что это уже было, с этими людьми он разговаривал, а события двинулись по кругу.

— Вы пришли к нам, чтобы избавиться от угнетения, — начал Кирилл, отгоняя наваждение. — Поверьте мне, я знаю, откуда вы явились, я сам был там, я работал в одной из бригад, и лица некоторых из вас мне знакомы…

Тут он лукавил. Среди беглецов из коммуны не было никого из бригады Саленко, и ни один из этих изнуренных голодом и непосильным трудом мужчин не вызывал в памяти никакого отклика.

Но он должен показать, что свой, такой же, как они. Обязан завоевать их доверие.

Иначе ничего не получится.

Через полчаса пошатывающийся от усталости Кирилл прошел через ту же калитку обратно. Кое-чего он достиг: чуть ли не три десятка беглецов согласились вернуться, чтобы принести оставшимся в коммуне товарищам весть о том, что майор Дериев убит.

А это значит, что «наследнику» обеспечена солидная головная боль.

По дороге к дому Кирилл заглянул в штаб-квартиру и обнаружил там одинокого Серегу.

— Всех озадачил? — спросил Кирилл.

— Так точно, — откликнулся бывший десантник.

— А я озадачу тебя… — Кирилл плотно закрыл дверь, за которой остались федайкины.

Арсен представляет опасность, и лучше подумать над этим сейчас, а не потом, когда они столкнутся с открытым бунтом.

— Да, надо будет что-то с этим сделать, — сказал Серега, выслушав Кирилла. — Подумаем.

Великим умом он похвастаться не мог, но прекрасно обходился практической сметкой, хитростью и сообразительностью. И если говорил насчет какой-то проблемы «подумаем», то этой самой проблеме можно было заказывать надгробный памятник.

А Кириллу предстояло еще одно серьезное испытание — разговор с Диной. Точнее, продолжение разговора, ведь то, что она захочет вернуться к позавчерашней беседе, он мог предсказать безо всяких «воспоминаний».

Это испытание состоялось поздним вечером, когда они лежали рядом, вспотевшие и запыхавшиеся. В окно скребся дождь, за дверью негромко переговаривались федайкины.

— Ну что, теперь ты достиг своей цели? — требовательно поинтересовалась Дина.

— Нет… Еще нет. — Вопрос застиг Кирилла врасплох и, переходя от дремотной расслабленности к напряженному поиску вариантов ответа, он испытал почти физическую боль.

— Но ведь Дериев мертв. Что еще? Чего ты хочешь? — Дина села на кровати, и он ощутил ее взгляд.

Наиболее разумно было бы сделать голос задушевным и, начав с «Понимаешь…», понести какую-нибудь успокаивающую ерунду. Но Кирилл замешкался, пытаясь отыскать в памяти этот момент, и его супруга не выдержала паузы, попыталась выдумать ответ сама.

— Ты хочешь уничтожить коммуну? — спросила она. — Твоя цель — полная победа над неверующими? Или мечтаешь сделать так, чтобы весь город обрел истинную веру, или вообще — целый мир?

Кирилл открыл рот, чтобы ответить «нет», а затем рассказать Дине о том, что у него есть дочь, и он должен ее найти. Но как она отреагирует на это, сможет ли смириться с тем, что рядом с ней обычный мужчина, а не идеальный Сын зари?

Если уж у Дины появятся сомнения, то возникнут они и у других.

А он ведь привязался к ней, привык, что рядом есть любящая, заботливая женщина.

И как признаться в том, что он инициировал войну с коммуной не ради высоких духовных целей, а исключительно для того, чтобы убрать майора и его вояк, мешающих добраться до одного из мостов, что ведут в «нижнюю» часть города, туда, где осталась Машенька?

— Это не по силам никому, даже мне… — сказал Кирилл, презирая себя за эту увертливость, и будучи не в силах от нее отказаться.

В этот момент языком водила его трусость. Страх потерять то, чего он добился, прекратить быть тем, кем он стал.

— Тогда чего ты хочешь? Какова твоя цель? — Она придвинулась, обхватила мужа за шею. — Отвечай, иначе я тебя задушу!

Тон у Дины был одновременно шутливым и умоляющим.

— Ты поймешь… — выдавил Кирилл, пытаясь справиться с языком, что повиновался плохо, как и в первые мгновения после того, как он выбрался из слепящего желтого света в обычный мир. — Позже, сейчас я просто не могу, видит Отец… Поверь мне, не могу.

Искренняя, неподдельная мука, прозвучавшая в его словах, сделала свое дело: Дина поверила.

— Ладно, как скажешь… — Она вздохнула, и хватка на горле Кирилла ослабела.

А утром, заявившись в штаб-квартиру, он обнаружил там Вартана, исхудавшего, оборванного и заросшего кудлатой черной бородой, но все такого же шустрого и громогласного.

— Вай, прывэт Сыну зары! — объявил он, и отвесил поклон.

— Привет и тебе, — ответил Кирилл, думая, что с того момента, как ушли его «апостолы», миновало достаточно времени, и те, кто не погиб и не угодил в серьезные неприятности, должны скоро вернуться. — Рад, что Отец наш привел тебя обратно целым и невредимым.

Чтобы послушать Вартана, собрались все находившиеся в штаб-квартире командиры отрядов.

Бывший охранник майорской темницы брызгал слюной, сверкал глазами и размахивал руками, речь его время от времени становилась совсем бессвязной, но рассказывал он вещи интересные.

Владения Дериева Вартан обогнул с востока, пройдя по самой границе города, и двинулся в сторону Щербинок. Вскоре наткнулся на ту область желтого свечения, о которой болтали в коммуне. Глубоко в нее не пошел, но страху натерпелся на десяток фильмов ужасов.

— Вродэ свэт, а кажэтса, что тма! — пытался передать он свои ощущения. — Мэрэщитса, что на тэба со всэх сторон гладят, вай! Я — мужчына, но я эдва в штаны нэ наложыл, так что дажэ стыдно мнэ было!

Обойдя жуткое и непонятное место, Вартан все же добрался до Дубенок, а затем и до проспекта Гагарина. Выяснилось, что и там все почти так же, как здесь: улицы заросли, часть домов сгорела, а в тех, что уцелели, кое-где небольшими группами живут люди.

В торговом центре «Малиновая гряда» знали о Сыне зари. Правда, рассказывали о нем всякие нелепицы — что явился он прямиком с небес, принесенный сонмами ангелов, что по мановению его руки свирепые хищники заливались горючими слезами, и что он не сгорел в пламени огромного костра, разведенного грешниками.

— Не стоит повторять глупые выдумки, — сказал Кирилл, недовольно морщась. — Знают ли они о том, что творится в «нижней» части города?

Он постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но голос подвел хозяина, дрогнул в самом конце фразы.

Кирилл поймал внимательный взгляд Арсена и понял, что тот все услышал, да наверняка еще и отложил в памяти.

— Нэт, точно нэт. — Вартан помотал головой. — Говорат эрунду разную, что залыло там всо…

Кириллу вспомнилось болото из его воспоминаний. Если плотина на Горьковском море «потекла» много лет назад, то вся заречная часть Нижнего может на самом деле обратиться сплошной топью, какой она в основном и была до конца девятнадцатого века.

Выжил ли там кто? Хотя бы на Автозаводе?..

Вартана отпустили, и в комнате остались лишь члены военного совета.

— Я снова хочу отправиться в бой, — твердо сказал Кирилл. — Кто выходит в ближайшее время?

Серега покривился, почесал голову, но спорить на этот раз не стал.

Через полчаса Кирилл в составе небольшого отряда, скорее разведывательного, чем боевого, топал через «Медвежью долину». Вел людей Толик, так и не нацепивший ничего на лысую голову, несмотря на то, что было довольно холодно. Следом за посланником шагали федайкины.

Новый район, возникший лет за десять до всеобщего засыпания, здорово пострадал от пожаров. Дома, судя по всему, полыхали, как огромные свечки. От многих остались лишь обгорелые руины.

— Сколько народу тут погибло, — заметил Толик, когда они проходили мимо того, что когда-то было высоткой, а ныне выглядело поросшей кустарником грудой закопченных стройматериалов.

Кирилл должен был сказать что-то насчет того, что все, сгинувшие тогда, отправились к престолу Отца, подобрать цитату из апокрифических или обычных евангелий… Но у него не хватило духу.

— Да, много, — отозвался один из бойцов. — Светлая им память.

Вскоре они наткнулись на следы того, что здесь после пробуждения выживших бывали люди: кострище, машину с открытой изнутри дверцей, несколько срубленных деревьев. А затем очутились в том самом овраге, где Кирилл не так давно «обнаружил» засаду.

— Тихо, шаг в шаг, — предупредил Толик.

Вперед и в стороны ушли дозоры, скрылись в зарослях, бывших еще довольно густыми, хотя листва начала облетать.

Командир отряда время от времени оглядывался на посланника, но у того на этот раз не было дурных предчувствий. Ничто не всплывало из памяти, кровавые «воспоминания» не тревожили сознание, и помочь своим бойцам он не мог ничем.

Оставалось надеяться, что Василичу и его воякам сейчас не до активности.

Прошли то место, где останавливались в прошлый раз. Никто по ним не выстрелил, не попытался атаковать. Вернулся отправленный далеко вперед дозор, затем еще один, и оба доложили, что вокруг чисто, никаких признаков людей.

Показался Ванеевский мост, бывший аварийным еще в конце двадцатого века, и все же переживший эти годы.

— Пусто, — отметил Кирилл с удивлением.

Он знал, что на мосту Дериев устроил наблюдательный пункт, и что там постоянно дежурят несколько человек.

— Да, никого. — Толик поднес к глазам бинокль.

Оптический прибор у недавнего главы верхнепечерской общины был свой, сохраненный с тех пор, когда по дорогам ездили машины, а людей интересовала такая штука как деньги.

— Действительно чисто, — подтвердил он через пару минут. — Патрулей тоже нет.

Они двинулись дальше и вскоре вышли к Ванеева, чуть в стороне от того места, где был расположен военкомат — цель их похода. На тротуаре лежал свежий труп — облаченный в камуфляж мужик в луже крови. Руки его были раскинуты, а голова разбита.

— Чудеса на виражах… Чем это его? — нахмурился Кирилл.

— Топором, — авторитетно сообщил Степан. — И совсем недавно, тело еще не объели.

На животе мертвеца сидела одинокая ворона, недовольно косившаяся на людей черным глазом, но вездесущих собак, готовых питаться падалью, видно не было.

— Давай осмотрим его, — решил Толик. — Вдруг что узнаем?

Ворона улетела, недовольно каркнув.

Выяснилось, что убитого уже «осматривали», причем очень тщательно. Карманы оказались пустыми, из штанов исчез ремень, и с шеи, судя по расстегнутому вороту, что-то сорвали.

— В коммуне творится что-то интересное, — сказал Кирилл.

Как ни странно, в его «воспоминаниях» не было почти ничего о том, что произойдет после того, как будет убит Дериев — краткие отрывки, смутные образы, слишком невнятные, чтобы можно было сложить их в картину. Никаких линий и цепочек, ничего похожего на лабиринт. Лишь еле различимые тропы, теряющиеся в сумраке грядущего.

Наверняка он мог заглянуть в будущее, напрячься, но не хотел. Зачем? Стоит ли это того, когда главное препятствие на пути к цели почти уничтожено?

— Но что именно, хотел бы я знать, — пробормотал Толик.

На второй труп они наткнулись метров через пятьдесят — мужчина лет сорока, в живот и грудь которого вошло несколько пуль. А подойдя к военкомату, увидели сразу несколько тел, и деловитого пса, грызшего одного из убитых.

— Гр-р-р-р… — проворчал пес, подняв голову.

Заметив автомат, зверь прижал уши и торопливо метнулся в сторону.

— Ученая тварь, — сказал один из бойцов. — Ха, а тут что, пусто?

Опорный пункт выглядел заброшенным. Двери были распахнуты, в окнах — пусто, у самолетного пьедестала стояла брошенная садовая тачка из тех, на которых в коммуне возили грузы.

— Похоже. Сейчас убедимся, — отозвался Толик и махнул рукой: — Садовский, Машков!

Двое парней, вскинув оружие, двинулись вперед.

Когда они исчезли внутри здания, Кирилл поймал себя на том, что затаил дыхание. Может быть, это всё грандиозная ловушка, предназначенная для того, чтобы уничтожить их отряд? Он понял, что отвык не знать о том, что ждет впереди, и что неопределенность одновременно радует и щекочет нервы.

— Никого, только мертвецы, — объявил один из возникших на крыльце разведчиков.

— Пойдем посмотрим, — сказал Кирилл.

За двойными стеклянными дверями была обычная военкоматовская проходная. Вертушка, отсек для дежурного, справа, за загородкой, пронумерованные окошечки. Только вот на полу в неудобной позе лежал невысокий мужчина, в шее у него торчал нож.

Еще до того, как убитого перевернули на спину, бывший журналист знал, кто это.

— Бригадир Саленко, — сказал он, вспоминая, как увидел бывшего начальника тогда в церкви. И тот был уже мертвым, именно с этим вот кухонным ножом в горле.

— Истек кровью. — Толик покачал головой, оглядывая заляпанный багровым пол.

В коридоре за проходной тел было много, они валялись в беспорядке, так что не удавалось представить, что именно тут происходило, хотя Кирилл мог догадаться. Посланная для каких-то работ в опорный пункт бригада взбунтовалась, и озверевшие работяги с голыми руками бросились на охрану, на отлично вооруженных вояк Дериева…

Или уже Василича?

Обнаружив у стены Аркадия Петровича, бывшего директора школы, Кирилл невольно вздрогнул. Взгляд его упал на десятника Ахмеда, в этот раз, похоже, пошедшего не против подчиненных. Затем на лысого Сашу, Илью…

Здесь лежали те, с кем будущий Сын зари вместе работал, делил банку тушенки и бутылку водки.

— Они все равно погибли бы, — прошептал Кирилл, пытаясь убедить себя, что эти люди, в любом случае, угодили бы в пасть смерти, что он тут ни при чем, что он так же мало властен над событиями, как новорожденный.

Разве что видит эти события немного дальше.

Но сердце все равно екало.

— Так, быстро осмотреться. И уходим, — скомандовал Толик, похоже, увидевший, что с посланником не все в порядке.

На свежем воздухе Кириллу стало легче. Он вроде бы сумел изгнать из головы гнусные мысли. Вернувшиеся бойцы доложили, что следов оружия или припасов в здании нет, а это означало, что «победившие» вояки из коммуны, отступая, забрали из опорного пункта все ценное.

— Пройдем немного дальше по Ванеева, посмотрим, что там, — решил командир отряда.

Где-то на грани осознания заклубились «воспоминания», связанные с мертвецами. Все то время, что они шли до моста, Кирилл боролся с ними, не давал волне образов захлестнуть себя изнутри. Напрягся так, что даже вспотел, и тут впервые почти наяву увидел падающую, разбивающуюся на куски луну.

Это оказалось так неожиданно, что он вздрогнул.

Как называют того, кто видит всякую хрень, более реальную для него, чем мир вокруг? Правильно, сумасшедшим, и для таких людей есть специальные заведения с решетками на окнах.

Хотя нет, такие заведения были раньше. Сейчас — нет.

Кирилл встряхнул головой, отгоняя наваждение. Да, возможно, он и в самом деле свихнулся, но он не даст безумию овладеть собой, пока не убедится, что Машенька жива и в безопасности.

— Дальше аккуратно, перебежками, — велел Толик.

Мост лежал впереди, открытый и гладкий, точно грандиозный вытянутый стол, и отлично простреливался из домов, находящихся на другой стороне оврага. Есть там кто или нет — разглядеть не удавалось, несмотря на бинокль, то ли вояки из коммуны отступили дальше, то ли хорошо замаскировались.

Они прошли около половины, когда донесся стрекот автомата, и засвистели пули.

Кирилл повалился на асфальт, больно ударившись локтями. Спереди его прикрыли двое федайкинов.

— Может, двинемся обратно? — предложил третий, оставшийся сзади Аркаша. — Опасно, мы тут как на ладони.

Но Кирилл упрямо помотал головой. Если отступать, то вместе со всеми, не к лицу посланнику праздновать труса на глазах у тех, кто в него верит.

Новая очередь прошла над самыми головами, несколько пуль впились в растрескавшийся асфальт, застонал кто-то из бойцов.

— Назад, — спокойно скомандовал Толик. — Горчик, прикрываешь!

Враги засели в кирпичном особняке, крыша которого торчала из зелени слева от Ванеева, сразу за мостом. Стреляли вояки из коммуны не особенно хорошо, били всего из двух или трех стволов.

Пока Кирилл с бойцами отходили, пуля зацепила еще одного члена их группы. Но рана вновь оказалась легкой.

— У нас есть приказ разведать обстановку и отступить, — сказал бывший глава верхнепечерской общины, когда они очутились в безопасности. Глядел он при этом на Кирилла. — Но… сопротивление слабое. Можем преодолеть его нашими силами. Нарушать приказ — преступление, но если Сын зари даст мне такую санкцию…

— Давай попробуем, — после недолгого размышления отозвался Кирилл. — Только отправим пару человек к Сереге. Пусть знает, что происходит, и пришлет подкрепление.

Двое бойцов, из них один раненный в руку, скрылись в зарослях на обочине, а отряд вновь двинулся вперед, но на этот раз не по мосту, а под ним, через овраг. Зашелестели ветки, заплескала под ногами вода неширокого, но холодного ручья, зачавкала сырая грязь на его дальнем берегу.

Кирилл шагал между федайкинами, напряженно ожидая момента, когда по ним начнут стрелять. Нет, он не испытывал страха, не боялся получить рану. Отчего-то Кирилл был уверен, что останется цел, но ожидание потенциальной опасности все равно щекотало нервы.

Мелькнул в зарослях красный бок особняка, и Толик велел залечь.

— Опять никого не видно, — пожаловался он, доставая бинокль. — Тихо сидят, гады. Садовский, бери свою пятерку и двигай в обход.

В прошлом, как знал Кирилл, недавний глава верхнепечерской общины был водителем-дальнобойщиком и совершенно мирным человеком, но воевать он выучился с удивительной быстротой, и сейчас выглядел уверенно, словно водил людей в бой не первый год.

Пули защелкали по стволам, едва они вновь двинулись вперед.

Пришлось залечь, ответить огнем на огонь. Со стороны особняка донесся звон разбитого стекла.

— Палим, изображаем активность, но патроны бережем! — прикрикнул Толик на своих.

Вояки из коммуны стреляли в ответ тоже без особого энтузиазма. Оставалось надеяться, что все их внимание приковано к засевшим в зарослях бойцам, а те, что пошли в обход, остались незамеченными.

Продолжалось это довольно долго, пока Толик, как-то определивший, что Садовский вышел на указанный рубеж, не скомандовал атаку.

— Нам незачем туда соваться, — убежденно сказал Степан, когда бойцы начали подниматься с земли. — Это все равно ложное наступление, обман. Настоящее будет с другой стороны.

Уже привставший Кирилл шлепнулся обратно на землю, в опавшие листья.

Грянуло и стихло короткое «Ура!», стрельба зазвучала громче, потом вроде бы затихла. Но через мгновение к ней добавились новые «голоса», долетели они с другой стороны особняка: в атаку пошла группа Садовского, и Толик мгновенно поддержал ее всеми силами.

Кто-то вскрикнул, очереди зазвучали глухо, словно изнутри здания.

— Вот теперь вперед, — сказал Кирилл, поднимаясь. Никто из федайкинов не стал с ним спорить.

Пока они добрались до особняка, все стихло.

Около распахнутых ворот обнаружился сосредоточенный Толик. Рядом с ним боец, исполнявший обязанность санитара, бинтовал ногу бледному, точно привидение, соратнику.

— Всё сделали, — доложил командир отряда. — И пленный один есть.

— Сколько их всего было? — поинтересовался Кирилл.

— Четверо, так что на четыре ствола у нас больше… О, ведут!

Грохнула дверь, и с высокого крыльца снесли положенного на простыню молодого мужика в камуфляже. Когда подтащили ближе, стало видно, что живот его в крови, грудь вздымается судорожно, рывками, а глаза закрыты.

— Остальных положили при сопротивлении, — с довольным смешком проговорил Садовский, коренастый, черноволосый малый с квадратным, но каким-то детским лицом. — Этот, честно говоря, тоже не жилец.

— И у нас двое убитых… — Толик наклонился вперед. — Эй, слышишь меня?

Веки раненого затрепетали и поднялись.

— Да… — выдохнул он.

— Говорить будешь?

Тонкие, бледные губы раздвинулись в издевательской усмешке.

— А со мной? — Кирилл вышел вперед, встал рядом с командиром отряда.

Раненый вздрогнул, глаза его расширились, в них появился страх, смешанный с восхищением.

— Ответишь на вопросы, мы тебя просто пристрелим, — пообещал Толик. — Отмолчишься, оставим подыхать от раны, а она у тебя в живот, так что сутки еще продержишься… Ну?

— Этому… этому отвечу, — прохрипел раненый. — Видел его… На костре, и в тюрьме.

И тут Кирилл вспомнил, кто перед ним — тот самый парень, которого Вартан ночью приводил к «камере», чтобы тот мог послушать Сына зари, и проникнуться его учением. Не проникся, и вот как оно вышло.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного… — начал бывший журналист.

Говорить раненому было трудно, он то и дело сбивался, облизывал пересыхающие губы. Но все же потихоньку раскрывал картину того, что творилось в коммуне, начиная со вчерашнего дня.

Василич и вправду попытался ввести более жесткие порядки и одновременно устранить потенциальных соперников в борьбе за власть. Но кое-кто из соратников майора оказался достаточно умен и быстр, чтобы начать сопротивляться, а в разных бригадах вспыхнули восстания — где «против всего», а где ради того, чтобы подчиниться Сыну зари.

— Многие ждут… ждут, когда ты придешь, — прохрипел раненый. — Дайте попить…

— Воды ему принесите, — велел Толик. — Все равно умрет… Так, что еще?

Они узнали, что опорный пункт в военкомате был покинут утром, после кровавого бунта в очередной бригаде, а им четверым приказали оставаться тут, стеречь проход по Ванеева и ждать смену.

— Считай, мы на смену и пришли, — сказал Кирилл. — Да простятся тебе твои грехи.

Раненый рассказал, где и как размещаются посты дальше по направлению к Советской площади. Смертельный выстрел, произведенный Аркашей, встретил спокойно. Зажмурился, сглотнул, а когда пуля впилась в сердце, несколько раз вздрогнул и затих.

— Заройте его с остальными. — Толик повернулся к Кириллу. — Что дальше?

— Подождем, как Сергей отреагирует на наше самоуправство, а то… — Кирилл пожал плечами.

Серега знал куда больше, чем они. Он обладал информацией о том, что творится на всех участках «фронта», а не на одном, и поэтому лезть вперед без его приказа было не очень разумно.

Через полчаса со стороны оврага появились вооруженные люди, и в их числе сам «начальник штаба».

— Ну, рога и копыта, к стенке вас всех надо за нарушение приказа, — сказал он, выслушав доклад Толика. — Да только, это, как бы рука не поднимается, больно здорово у вас вышло. Двигаем дальше!

И они пошли. Половина отряда по одной обочине, другая по второй, прикрывая друг друга, по очереди занимая обнесенные заборами частные дома вдоль дороги. На офисной высотке, стоявшей чуть в стороне от Ванеева, где раньше находился наблюдательный пост, никого не удалось обнаружить. Когда подошли вплотную, увидели, что и рядом с этим зданием сегодня кипел бой.

На асфальте валялись гильзы, темнели пятна крови.

Стрельба донеслась, едва вернулись отправленные на крышу разведчики. Звуки выстрелов раздались со стороны Советской площади, где располагался самый центр коммуны, ее сердце.

— Палят вовсю, — сказал Серега с улыбкой. — Пускай, нашим легче.

Но вслед за стрельбой прикатился звук, который вряд ли кто ожидал услышать — женский визг, причем не на один голос. А через несколько минут прибежал ушедший вперед по Ванеева дозор. Один из бойцов, тяжело дышавший, пучивший темные глаза, доложил:

— Там бабы! Десятка два! Прутся в нашу сторону!

— Часть одной из женских бригад вырвалась на свободу, — сообразил Кирилл. — А чего визжат?

— Нас увидели.

— От радости и все такое. — Серега хмыкнул. — Сейчас разберемся. Толик, давай…

Через пятнадцать минут к офисной высотке вывели толпу женщин в возрасте от тридцати до пятидесяти, испуганных, оборванных, исхудавших. Одна из них, в цветастом платке и яркой, хоть и грязной юбке, при виде Кирилла ахнула, точно обнаружила под столом мышь, и завопила во всю глотку:

— Вот он, девки! Вот он!

— Сын зари! — заверещал еще кто-то. Беглянки дружно повалились на колени.

Осталась стоять только одна, молодая брюнетка. Да еще и гордо вскинула подбородок.

— Поднимитесь, — сказал бывший журналист, чувствуя, что ему приятно такое поклонение, и одновременно стыдясь этого. — Я не царь-батюшка, чтобы мне поклоны бить, и не Отец Небесный, чтобы мне молиться.

Но тут в дело вступил Серега. Часть отряда превратилась в конвой, ахающих женщин повели прочь — сначала до оврага, а затем по безопасной территории в сторону Родионова, где их накормят и разместят.

— Придется выдумать, как такой прорве народа с голоду не умереть, — проговорил Толик, качая головой.

— Выдумаем.

Кирилл вспомнил жуткое видение в церкви, где его окружали трупы вперемешку с живыми. Погибшие от холода, истощения и болезней, загрызенные хищниками. Но еще не знающие о собственной смерти.

До трамвайного кольца дошли без проблем. Здесь Серега почему-то свернул с прямого пути, повел отряд в сторону Печер.

— У них дальше заслон, нам не пробиться, — объяснил он, поймав взгляд Кирилла. — Вдобавок надо с другим отрядом соединиться.

Они шли по тем местам, где не так давно в грозовую ночь удравший из коммуны человек пытался отыскать дорогу и уйти от погони, а по следам его двигался один из охранников, решивший, что смутное откровение Сына зари ему дороже сытого и теплого местечка надсмотрщика.

Кирилл помнил все так хорошо, словно это было вчера.

Вон в том доме, в ближнем к улице подъезде, они просидели целый день. Он спал на лестничной площадке. Вот гаражи, где укрывались от одного из патрулей. А там — детский садик, где случился их первый разговор, и посланник обрел первого и самого верного последователя…

Хотя тогда он еще не знал, что назовет себя «посланником».

С другим отрядом, во главе которого стоял Арсен, они встретились у следующего перекрестка, где на дороге лежал поваленный неведомым катаклизмом фонарный столб со светофором. Теперь под началом Сереги было шесть десятков людей — мизер, если мыслить категориями прежнего мира, но значительная сила по меркам этой новой войны.

Когда свернули на поперечную улицу, почти сразу наткнулись на следы той работы, что проводил Дериев — дом не просто разрушенный, а разобранный едва ли не до основания.

— Ничего себе! — удивился Кирилл, когда глазам его предстало здание, которое лопоухий тюремщик называл «бараком». Приземистое и вытянутое, с двумя печными трубами в разных концах и крохотной входной дверью.

— Чтобы беречь тепло. — Серега одобрительно кивнул. — И сортир рядом.

До деревянного сооружения, установленного над большой ямой, от дома было метров двадцать. Вроде бы близко, но если бежать туда морозной зимней ночью, в метель… Хотя устроить туалет в доме, где живет несколько десятков человек, не имея централизованной канализации, невозможно.

Вслед за первым «бараком» им попался второй, затем третий — рядом с тем местом, где Кирилл в составе бригады орудовал ломом, разделывая «тушу» высотного кирпичного дома. Опять вспомнились давешние товарищи по несчастью, тела которых видел только сегодня.

Здесь Серега и Арсен с Толиком сошлись в кружок, о чем-то поговорили.

Совещание закончилось тем, что один патруль двинулся в сторону Кузнечихи, другой направился прямиком к площади, а сам отряд, перебравшись через Васюнина, оказался в очередном заросшем овраге. Тут они вновь услышали выстрелы, но на этот раз все ограничилось несколькими очередями.

Кирилл шагал в самой середине колонны, его со всех сторон прикрывали федайкины. Под ногами шуршали опавшие листья, нос щекотали запахи грибов и мокрой древесины, с серого неба сеялась морось.

— Стоп! — донесся спереди голос Сереги, и все остановились.

— Лечь! — прозвучала новая команда. Сын зари повалился наземь вместе с остальными.

Сейчас он был одним из многих, почти не отличался от других.

«Разве что у них нет телохранителей», — пришла язвительная мысль, но Кирилл ее быстро отогнал.

Вновь начали стрелять. Судя по шуму, впереди, там, где овраг выходил к Советскому рынку, завязался нешуточный бой. Застрекотали автоматы, глухо захлопали винтовки. Зазвучали команды, и бойцы поползли, расходясь в стороны: части отряда принялись обходить врага с флангов.

— Может быть, нужна наша помощь? — спросил Кирилл, когда они остались вчетвером.

— Будет нужна — скажут, — беспечно отозвался Степан. — Но это вряд ли.

— Если только дело обернется совсем плохо, — пояснил Аркаша.

Ожидание тянулось томительно, стрельба то вспыхивала вновь, то затихала, переползала с места на место, точно по склонам оврага двигалось огромное стрекочущее чудовище. Кирилла понемногу начало клонить в сон.

Встрепенулся он, когда зашуршали ветки, и между стволов показался Серега.

— Радуемся, — сказал он, по-мальчишески вытирая рукавом нос. — Победили. Отступили они.

— Не ловушка? — спросил Кирилл.

— Вроде нет, не похоже. Там народу полно, они бы выдали, если бы знали.

Особого триумфа Кирилл не чувствовал, как и в тот момент, когда погиб Дериев — прекрасно знал, что так оно и будет. Ощущал ту приятную усталость, что наступает после хорошо выполненной работы. И еще… легкую тревогу.

Но нет, о ней не время думать!

Они пошли вперед и вскоре оказались у опоясывающего рынок забора. Когда пробрались через пролом в нем, Кирилл уловил далекие крики. Прислушавшись, разобрал, как кто-то скандирует:

— Сын зари! Сын зари! Сын зари!

— Вот радость, этого еще не хватало, — пробормотал он, но так тихо, чтобы никто не услышал.

Для посланника всеобщее поклонение должно быть в порядке вещей.

Толпа из бывших коммунаров встретила их сразу за рынком. Человек двести. Сплошь раззявленные рты, выпученные глаза, радостные лица и приветственные крики.

Тощий мужичок в древней толстовке рванул навстречу, истошно вопя «Сын зари!»

Иван шагнул наперерез, и Кирилл только в последний момент удержал его за рукав.

— Не надо, ничего не будет, — шепнул он на ухо федайкину. Тот послушно остановился.

Этот момент появлялся в «воспоминаниях» и врезался в память хорошо, бывший журналист мог с закрытыми глазами представить все, что произойдет в ближайшие минуты.

— Слава! — заорал мужик в толстовке и упал на колени, не добравшись до Сына зари нескольких шагов.

Следом за ним начали валиться остальные.

Кирилл пошел через толпу, улыбаясь и изображая рукой нечто вроде благословения. От него ждали именно этого. Почему бы не оправдать ожидания тех, кто так долго жил под властью тирана, тех, кто с легкостью отдастся под ярмо другого. На самом деле свобода нужна очень немногим, что бы ни говорили об этом люди.

Скандирующая толпа осталась позади. Впереди показалось здание нагорного универсама.

— Давай зайдем, — сказал Кирилл, останавливаясь перед дверью в подземелье.

— Наших там еще не было… — В голосе Сереги появились нотки неуверенности.

— Не бойся, опасности нет. Там меня ждет один знакомый.

Толкнув дверь и спустившись по ступенькам, Кирилл окунулся в знакомый запах — моча, пот, фекалии, еще что-то неопределенное, но мерзкое. Из железного ведра, что стояло у стены, он вытащил обмотанный рубероидом факел. Рыжее пламя заплясало, отсветы побежали по полу, по железным прутьям решеток.

Темница была пуста. Лишь в одной «камере» сидел человек, сгорбившийся, жалкий.

— Кто тут? — воскликнул он, поднимая голову. На лице возникло удивление. — Ты?

— Вот и свиделись, отец Павел, — сказал Кирилл. — Что, каково быть на моем месте… и на Его?

Священник мало напоминал себя прошлого. Борода его потеряла всю окладистость и напоминала старый веник, ряса изодралась и испачкалась, сам он похудел, точно усох.

— Я же уверовал! Я сразу уверовал, как увидел тебя, одесную славы Божией сходящего на землю! — затараторил отец Павел, падая на колени и хватаясь за решетку. — Истину открыл я, что ты есть Сын зари! Только не мог я признаться в этом, не мог, меня бы убили! Но теперь я говорю все откровенно, по велению сердца, и готов поклониться тебе, выучить нужные молитвы и отказаться от прошлого!

— Как запел, — хмыкнул Серега.

Кирилл же молчал и улыбался. Под его взглядом священник немного смутился, но не замолк.

— Я ведь пригожусь вам, я много умею и знаю, я смогу заново…

— А помнишь, что я предсказал тебе в церкви? — сказал бывший журналист. — Не пройдет и месяца, как ты отречешься от своего Господа. Не трижды, но и одного раза будет достаточно.

Отец Павел отшатнулся, точно его ударили. Лицо побелело.

— И ты отрекся, подобно апостолу, пытаясь купить отречением безопасность… Пошли отсюда!

Развернувшись, Кирилл зашагал обратно.

— Нет! Я пригожусь! Я честно больше не верю, я не христианин! Выпустите меня… — неслись ему в спину слабеющие крики.

На улице их встретила толпа еще больше, чем у рынка, но тихая и спокойная. На посланника вытаращились, по рядам пробежал дружный вздох удивления, но никто не попытался броситься к нему, схватить за одежду или выкрикнуть славословия.

— Чего делать с попом? Там оставить? — спросил Серега, нагнувшись к уху Кирилла.

— Вечером выпустить, пусть идет куда угодно.

Они шагали в сторону городской администрации тем самым путем, которым истощенного узника две с небольшим недели назад тащили на казнь. Воспоминания о том дне не умирали в памяти Кирилла и по-прежнему вызывали дрожь и холод в сердце.

Он мог увидеть кучи дров, молчаливых зрителей и Дериева на крыльце…

Сейчас этого ничего не было, площадь перед зданием выглядела пустынной. У входа стояли двое бойцов.

— Зайдешь? — поинтересовался Серега.

— Да, надо заглянуть в логово товарища майора, — отозвался Кирилл.

В вестибюле все осталось так же, как в день пробуждения, когда Кирилл еще не понимал, что произошло с миром, что за безумие творится вокруг. Хотя и сейчас, если честно, он этого не понимал. Смирился, как-то приспособился, выучился жить с этим, но и только.

После того, как молния ударила в крышу, Дериев переехал на первый этаж.

Кабинет оказался небольшим, зато примыкающая к нему комната — просто огромной. Обстановка не оставляла сомнений: тут глава коммуны отдыхал, причем на полную катушку. Огромный диван, ванна размером с кухню в хрущевке, настоящая выставка выпивки в баре…

— Все, что уцелело из хорошего, он тут собрал, — сказал Серега, изучая этикетку на бутылке с виски.

— Красиво жить не запретишь.

Кирилл подошел к окну и увидел площадь Советскую, Арсена, что-то втолковывающего бойцам и уходящий в сторону Кузнечихи небольшой отряд.

Вот теперь они точно победили — коммуна разрушена, уничтожена, Василич с уцелевшими соратниками отступил к границе города и даже если оторвется от погони, то вряд ли попытается взять реванш. Дорога к мостам, ведущим в «нижнюю» часть города, на Автозавод, открыта, и где-то там ждет отца Машенька.

Нужно спешить, пока не начались настоящие холода.

Кирилл колебался. Он не очень понимал, как сможет уйти из общины тайком, обманув бдительность федайкинов… Не тащить же телохранителей с собой?.. И нельзя говорить Сереге, куда и зачем он собирается. Тот пристегнет такую ораву сопровождающих, что обитатели другого берега решат, что их хотят завоевать, и встретят незваных гостей в штыки.

Нет, надо уйти тихо, в одиночку. Надо вновь перестать бытьСыном зари и стать Кириллом Вдовиным.

Но как это сделать?

Впереди лежал громадный черный провал, и Кирилл знал, что «воспоминания» не помогут заглянуть в него. Ближний участок будущего был отчего-то недоступен, а то, что находилось дальше, выглядело слишком смутно, представало в каких-то обрывках, в которых трудно было разобраться.

Придется принимать решение самому, безо всяких подсказок.

И воплощать его в жизнь — тоже самостоятельно.

От того и от другого Кирилл, если честно, за последнее время отвык.

«Ничего, — подумал он, тщетно пытаясь отыскать в глубинах сердца решимость. — Сегодня я отдохну, все продумаю, а завтра уйду. Что я буду за отец, если не отправлюсь за дочерью?»

Сумел же он сбежать из коммуны.

Значит, сумеет уйти и от собственных последователей.

Но это будет завтра.

Юрий Бурносов НОВАЯ СИБИРЬ

Посвящается Касе (кэпу «Шквала-7»).

Причина гибели цивилизаций — не убийство, а самоубийство.

Арнольд Тойнби

…и лешие будут перекликаться один с другим…

Книга пророка Исаии (34:14)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лучшие свойства нашей природы, подобные нежному пушку на плодах, можно сохранить только самым бережным обращением. А мы отнюдь не бережны ни друг к другу, ни к самим себе.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Правее по курсу на воде покачивался труп. Почти голый мужчина, толстый, плавающий лицом вверх, раскинув руки и ноги наподобие морской звезды.

Антон поморщился. Так получилось, что за все свои двадцать восемь лет он никогда не видел близко покойника. Из родных никто не умирал, а если и умирал, то в каких-то далеких городах и столь же далекие родственники. Тот случай, когда неприезд на похороны всем понятен.

Зато в последние три дня Антон насмотрелся на трупы в самых разных видах. И на истлевшие остовы, скалящиеся из руин и автомобильных окошек. И на только что убитых людей, истекающих кровью и дергающихся, скуля, в предсмертных конвульсиях. И на такие вот тела в начальной стадии разложения…

— А вон рыба, — задумчиво произнес сидевший на корме негр, глядя в зелено-голубую воду Обского моря.

— Это лещ, — сказал Антон, отворачиваясь от покойника и энергично орудуя веслом.

Весло было хорошее, из алюминия, с пластиковой лопастью. Он подобрал его у эллинга, разглядев под обломками разрушившегося строения. Рядом валялся хороший планшетник в пластиковом чехле, выглядевший почти как новенький, только грязный. Разумеется, он не работал. А вот весло — работает.

— Лещ, — повторил негр.

— В прошлом году… тьфу ты… короче, говорили, что нельзя их есть. Вроде как у них описторхоз.

— А что такое описторхоз?

Негр говорил по-русски с легким забавным акцентом, словно инопланетяне в дублированной версии «Звездных войн». «Рьиба», «опьисторхоз».

— Глист. Живет в такой вот рыбе, а если ее съесть, поражает печень и поджелудочную железу, — мрачно ответила за Антона Лариса. Она тоже гребла, но не веслом, а длинной узкой доской. Антон подумал было, что нужно бы поменяться с девушкой, но не стал. Уж больно удобное было весло. Да и остров Тайвань понемногу приближался. — Я не знаю, может, с тех пор уже и нет никакого описторхоза. А если и есть, все равно нам придется их есть.

— Стихи, — улыбнулся негр.

— Вот такие вот стихи… Жарить и варить подольше, наверное, надо.

Обское море изрядно обмелело — наверное, где-то подтекала плотина Новосибирской ГЭС. Построили ее в конце пятидесятых, потом ремонтировали, конечно, латали, но с тех-то пор черт знает сколько времени прошло без ухода…

Антон посмотрел в сторону береговой полосы, где из-за верхушек сосен проглядывали корпуса домов Шлюза. Наверное, кто-то сейчас за ними оттуда наблюдает. Те счастливчики, кто успел разжиться годными биноклями или телескопами… А может, и никто не наблюдает вовсе. У людей другие заботы: найти жратву, одежду, оружие, а не пялиться на идиотов, которые зачем-то плывут к острову Тайвань на самодельном плоту. Прямо «Приключения Гекльберри Финна», мать его. Гек и негр Джим плывут по Миссисипи. Они же вроде по Миссисипи плыли?

— Давайте я помогу, — сказал негр, вставая с корточек и протягивая руку к Ларисе.

Плотик опасно закачался, Антон крикнул:

— Да сиди ты уже!

Негр пожал плечами и поплотнее укутался в кусок пластиковой накидки. Налетавший порывами ветерок был ощутимо холодноват.

— Только не нужно кричать, — дружелюбным тоном попросил он. — К тому же я физически подготовлен куда лучше вас. Я же спортсмен, футболист.

— Ёлки… — Антон едва не упустил весло, потому что до него дошло, кто такой этот негр. — А я-то смотрю… «Принц» Мбеле? Нападающий «Сибири»? Из Камеруна?!

— Вы болельщик? — осклабился камерунец.

— С детства! Слушай, а я и не думал никогда, что вот так вот… Нет, это надо же! — продолжал удивляться Антон. — На одном плоту…

— Нас сносит, — все так же мрачно заметила девушка. — Греби давай.

Действительно, плотик, собранный из остова легкой яхты-катамарана и дощатых разъезжающихся щитов, дрейфовал вправо.

Идея использовать катамаран принадлежала Антону — когда-то он провел незабываемые выходные в обществе бойкой девушки-серфингистки. Она затащила его в яхт-клуб, познакомила с ребятами, которые в то время ходили на катамаране класса «Торнадо». Одного из них, которого все звали «Кэп», Антон очень хорошо запомнил. Загорелый до черноты, Кэп был молчаливым и медлительным с виду. Симпатичные девчонки, которые заглядывали в яхт-клуб с пляжа, весело здоровались с яхтсменами и просили Кэпа не забыть про них, когда он спустит судно на воду. Кэп только улыбался и продолжал что-то прикручивать и подкрашивать. Антон прочитал на белоснежной лапе катамарана название «Шквал-7» и с любопытством спросил — не страшно с таким-то названием? Кэп усмехнулся и неожиданно рассказал, что «Шквал» уже вторую жизнь проживает, они с друзьями в яхт-клубе выцыганили старый заброшенный остов катамарана и своими силами восстановили его.

Мачту заказывали черт-те где, а паруса вообще купили у какого-то голландского яхтсмена. Пришлось одному товарищу, который в Голландии по контракту работал, тащить багажом эти паруса аж до Новосибирска. А как только отправились в первую дальнюю ходку, до Завьялово, так сразу боевое крещение прошли. Туда-то шли ровно, правда попали в полный штиль, часа два вообще толкали вручную, благо там мель, но на дне — как раз деревня затопленная, чуть ноги не поломали. А вот обратно пришлось идти в шторм. Порвали и тент, натянутый между лапами, и стаксель, но дошли. После этих рассказов Антон другими глазами посмотрел на «Шквал» и на Кэпа. С виду катамаран не производил впечатления серьезного судна, но Антон накрепко запомнил, что устройство катамарана предполагает его непотопляемость, а материалы, из которого он сделан — дюралевые балки и лапы-корпуса из стеклопластика, — практически не поддаются износу. Антон еще раз убедился в этом, когда они нашли остов «Шквала». Конечно, краска за годы с него слезла, но сама конструкция выглядела вполне крепкой…

Антон принялся усиленно грести, продолжая спрашивать:

— А ты-то как сюда угодил?

— В Академгородок? Господин Былинников пригласил на день рождения. Как это говорится — «свадебный генералиссимус», да?

— Генерал.

— Да-да, точно, генерал. Я не отказался — я люблю, когда весело и много людей. И еще люблю покушать. К тому же я все равно травмирован, растяжение связок, можно было позволить себе немного отдохнуть. Тренер был не против.

— Вот и отдохнул.

— Мда… — печально покивал Принц, видимо, вспоминая, чем в результате закончилось празднование.

— А чего сразу не сказал?

— О чем? Что я футболист? А вы не спрашивали. К тому же какая теперь разница?

«В самом деле, — подумал Антон, — какая теперь разница…» Футбольного клуба «Сибирь» больше нет, на стадионе «Спартак», небось, трава по колено и деревья растут, трибуны обвалились… Ёлки, а если во время всего этого там был матч? Тысячи людей очнулись в одном месте, истерика… Антон попытался вспомнить календарь сезона: с кем там планировалась очередная встреча в премьер-лиге, с «Зенитом»? Или с лидером, с брянским «Динамо»? Вспомнить не получилось, Антон потряс головой. Лучше не задумываться, на фиг.

— Перекур, — сказала Лариса.

Положив доску на плот, она поднялась с колен и всмотрелась в приближающийся остров. Течение изменилось, и теперь их помаленьку тащило прямо к Тайваню.

От полицейской формы у девушки остались только портупея, на которой болтались кобура с пистолетом, дубинка-демократизатор и наручники в чехле. Пистолет, понятное дело, сдох, а вот с дубинкой ничего случиться и не могло. Одета Лариса была так же, как и Антон с Принцем: в синтетическую камуфляжную куртку и широкие штаны, прихваченные в не до конца разграбленном магазинчике «Рыболов» на Морском проспекте. На ногах — резиновые сапоги. Кроме одежды и обуви, им досталось лишь несколько ржавых рыболовных крючков, леска, три сильно поржавевших — низкокачественная китайская сталь, что поделать, — ножа и чудом найденные в завале нейлоновые рюкзаки и палатка. Магазинчик кто-то качественно раскулачил, забрав все более-менее толковое, в том числе спальные мешки.

В продуктовом «Экономе» тоже все было растащено и разбросано. Да и выжило-то продуктов минимальное количество. Это подтверждало мысль о том, что времени прошло очень и очень много.

За кассой сидел скелет кассирши в истлевшем белом халате с неуместно ярким в такой обстановке бейджем. Почему умерла — бог ее ведает. Трупов вообще попадалось больше, чем следовало. Оно понятно, в машинах, к примеру, сидели те, кто во время — ну как его назвать? События? — куда-то ехали и элементарно попали в дорожно-транспортное происшествие. Судя по множеству обгорелых руин, в домах бушевали пожары, там тоже кто-то погиб…

Решать эти загадки Антон не брался, потому что не видел смысла. Важнее было найти пожрать.

В «Экономе» набрали соли, перца, пряностей — с ними, как верно заметила Лариса, можно любую дрянь сожрать. Несколько пачек концентратов, которые каким-то чудом убереглись от грызунов: порошковая картошка, овсяные хлопья, макароны. Окаменевший сахар, чай. Спички — слава аллаху, их оказалось предостаточно, и не все коробки отсырели. Вода в бутылках, хотя воду, как думалось Антону, можно было смело пить из любой речки или лужи — производство и канализация давно не работали, загаживать окружающую среду было нечем. Взяли немного консервов, стараясь выбирать не вздувшиеся банки. Хотя, наверное, отрава, пусть даже большую часть года температуры в Новосибирске низкие. Уцелевшие сигареты, ясное дело. Добыли и спиртного, раскопав среди руин и мусора шесть бутылок водки и две — коньяка. С виду, с ними было все в порядке, что внутри — пока не пробовали.

Помимо их компании, поисками еды занимались еще две небольшие группки. В одной два мужика примерно лет по сорок, в другой — старуха, мальчик лет десяти и пара совершенно расклеившихся теток, то и дело начинавших плакать в унисон. Враждебности никто не проявлял, но и заговорить не пытался.

В большие магазины — ТЦ, «Золотую рощу», «Городок» — они даже не пошли. Там явно все было уже украдено до них, а в ТЦ, где теоретически должно было прийти в себя множество посетителей, вообще, наверное, творился ад.

Ада и вокруг хватало. Зачем его искать специально?

В рестораны тоже не полезли, хотя «Т. Б. К. Лонж» был рядом. В ресторанах запас продуктов долгого хранения невелик. Это уже потом Антон сообразил, что там могло найтись приличное спиртное типа вискаря, который с годами хуже не становится. А ведь в новом прекрасном мире бухло рано или поздно станет претендовать на роль твердой валюты…

Как бы там ни было, сейчас они плыли к Тайваню, оставив позади магазины и прочие обломки цивилизации.

— Как думаешь, там никого? — поинтересовался Антон, вслед за Ларисой приглядываясь к заросшему деревьями острову. Поскольку Обское море обмелело, Тайвань стал побольше и, если можно так выразиться, поуютнее.

— Вроде никого, — отозвалась Лариса. — Надеюсь, мы первые догадались.

— Слушай… — Антон замялся. — А все эти истории? Ну, про подземный ход с острова, который военные построили…

— Ага, ты еще про ползающие грибы вспомни, — коротко улыбнулась Лариса.

— Какие грибы? — удивился камерунец.

— Про Тайвань периодически всякие страшилки рассказывают, — пояснил Антон. — Что там живут грибы-мутанты, которые по острову ползают туда-сюда. Или что там было что-то ракетно-стратегическое и еще в советское время туда построили туннель, через который военная техника может ездить, а потом этот туннель вроде как перекрыли и затопили.

— Да ладно? — не поверил Принц.

— Ничего не ладно, — загорячился Антон, — у меня парень был знакомый, диггер, он все подземные катакомбы под Академом облазил. Разве что не жил там. Так он говорил, что знает людей, которые в семидесятые еще ходили этим тоннелем.

— Чушь все это, — категорично заявила Лариса, вновь берясь за доску.

Антон вздохнул. Подумал, что про туннель с военной техникой под Бердским шоссе и про укрепленные бункеры, похожие на «бомбари» с запасами сухпайка, теплой одеждой, противогазами под одним из магазинов и на Морском, пожалуй, не стоит рассказывать. Засмеёт. Хотя никто из них сейчас не отказался бы найти такой бункер.

Покачиваясь и скрипя, плотик уверенно двигался к острову, и минут через десять Антон спрыгнул на мелководье и потащил плавсредство на берег, ухватив за веревочную петлю.

Привязав плот к коряге, они огляделись. На острове было тихо и, кажется, совершенно безлюдно. А потом где-то очень далеко, там, откуда они приплыли, простучала автоматная очередь.

Антон Кочкарев, он же клоун Мотя, очень хорошо запомнил то, что происходило перед… Он даже не знал, как это назвать. Допустим, перед катаклизмом.

Во дворе коттеджа господина Былинникова на Золотодолинской улице вовсю шумел праздник. Из огромных колонок орали очередные безголосые дуры, примерно такие же дуры, включая именинницу — супругу Былинникова — плясали. Мужской контингент в основном пил и закусывал.

«Впрочем, эти тоже нажрутся и станут плясать, никуда не денутся», — подумал Антон, не в первый раз работающий на таких праздниках.

Там был даже негр, знакомый какой-то с виду. Диджей, что ли. Где-то Антон его видел.

Антона, собственно, с профессиональной точки зрения интересовали только дети — именно их клоун обязан развлекать, но дети тут были под стать родителям. Те, что постарше, кучковались, с банками пива в руках. Те, что помладше, возились с коммуникаторами или карманными игровыми приставками, сунув в уши наушники и полностью абстрагировавшись от реальности. Совсем же мелких, с которыми работать легко и приятно, здесь не имелось, потому клоун Мотя был предоставлен самому себе.

Ему и музыкантам, черед которых еще не настал, полагался отдельный столик. Челядь Былинникова не пожадничала: ассортимент почти не отличался от того, что подали гостям, и даже в качестве выпивки стояли «Хеннесси», «Отард» и «Макаллан». Выпив коньячку и закусив жареным мясом с зеленью, Антон решительно снял большой гуттаперчевый нос и сунул в карман. Рассчитались с ним заранее, заплатили хорошо, а если работать не с кем — не его проблема.

— Вот ведь что жизнь с людьми вытворяет, — философически сказал в пространство сидящий рядом с Антоном пожилой барабанщик.

— Это вы о чем? — уточнил Антон.

— Не о чем, а о ком. О Былине. Я его еще в начале девяностых знал. Понтовался — у-у! Правда, недолго: посадили. А потом отсидел, вышел, и вот поди ж ты — депутат. Владелец заводов, газет и пароходов. А я как был лабухом, так и остался. Сенька, на басу у нас брякал, не побоялся — свалил в Европу, повертелся там и устроился. У Меладзе подыгрывал, у Стаса Михайлова… А мы вот, видишь, где.

— Да уж, — из солидарности вздохнул клоун.

Барабанщик, откинув с лица длинные седые пряди, осушил одним махом полстакана виски и заметил:

— Хотя у тебя работа совсем собачья. Прыгаешь с намазанной мордой, этих проклятых детей развлекаешь. Из цирка, что ли?

— Не из цирка, — обиженно сказал Антон. — Я вообще театральное заканчивал, работал в театре, в «Глобусе»! Играл, между прочим, и классику. Меркуцио, Вожеватов в «Бесприданнице», Тузенбах в «Трех сестрах». Мне режиссер, между прочим, будущее большое предрекал…

— А чего ты тогда, между прочим, не во МХАТе, а здесь прыгаешь у этого хлыща на именинах, а, Тузенбах? — подмигнув, спросил барабанщик. Антон развел руками:

— Того же, что и Сенька в Европе, а ты сейчас тут будешь «Владимирский централ» отстукивать.

Барабанщик громко заржал и дружески хлопнул Антона по плечу.

Дуры в динамиках сменились надрывным мужским баритоном, запевшим о тяжелой уголовной доле. Дамы потащили мужиков на медленный танец, кто-то хрипло заорал:

— Погромчее сделайте, погромчее!

Колонки взвыли так, что с ближайшей сосны в ужасе метнулась прочь наблюдавшая за людьми белочка. Барабанщик покачал головой и крикнул, потому что разговаривать было уже невозможно:

— А что это там за блюзмен сидит?

— Какой блюзмен? — не понял Антон.

— В смысле чернокожий.

— А… Не знаю. Вроде знакомый. А может, просто кажется, что знакомый…

— Да они все на одно лицо, — неполиткорректно заметил барабанщик и принялся разливать виски по стаканам. Антон потянулся за маринованным огурчиком.

А спустя минут десять приехала полиция. Два сержанта, мужик и девушка, на «форде» с «люстрой», которая предупредительно мигнула перед тем, как машина остановилась у ограды.

Музыку тут же сделали потише.

— Здравствуйте, — сурово сказала девушка, с уверенностью подходя к центральному столу. — Сержант Реденс, ОВД Советского района. На вас соседи жалуются — шумите.

Коттеджи на Золотодолинской изначально планировались для выдающихся ученых — академиков и прочих докторов наук. Долгое время именно они здесь и жили. Даже в начале века правило соблюдалось, но потом нашлись лазейки, и коттеджи среди сосен стали скупать все, у кого были деньги и связи. Нуворишей ученые не любили и старались напакостить при первой же возможности. Вот кто-то полицию вызвал, смотрит, поди, в окошко, радуется.

— Да вроде день еще, товарищ сержант, — миролюбиво произнес Былинников, поднимаясь с «царского места». — Может, с нами присядете? У супруги день рождения, сами понимаете, повод.

Сержант-мужик, переминаясь с ноги на ногу, просительно посмотрел на напарницу.

— Мы на службе, — так же сурово сказала девушка. — Пожалуйста, сделайте потише. Я понимаю, что сейчас день, но есть же какие-то рамки.

Былинников помрачнел. Он явно не любил, когда ему перечат:

— Как вы сказали, фамилие?

Депутат именно так и произнес: «фамилие».

— Реденс. Сержант Реденс. Жаловаться будете?

— Зачем жаловаться? Жалуются, знаете ли, мне. А я буду сразу принимать меры.

— Принимайте, — равнодушно произнесла девушка. — А музыку сделайте потише.

— Или что? — осклабился Былинников.

— Или…

Что хотела сказать сержант полиции, Антон уже не услышал, потому что вокруг все остановилось. А когда он открыл глаза, то увидел лес, оплетенные какими-то ползучими растениями руины праздничных столов, еще мгновение назад новенький, сверкающий стеклопакетами коттедж, теперь уже с просевшей крышей и мутными пыльными окнами, и самое страшное — разбросанные вокруг тела.

А потом начали оживать мертвецы…

Никаких разбегающихся грибов на Тайване не обнаружилось. Собственно, Антон бывал тут еще в старые времена раз восемь, и тогда грибов тоже не видел. Островок-то с ноготь был: кусты, песок да заболоченная лужа, заросшая осокой. Тут только древесные поганки могли водиться, да и те не водились. Но сейчас Антон с удивлением заметил, что есть обычные грибы! Понавырастали вовсю — вон, кажется, белый, а вон какие-то унылого облика поганцы…

Кстати, грибы можно есть. Сейчас должно интересовать всё, что можно есть.

— Это можно кушать? — с любопытством спросил камерунец, указывая носком сапога на поганку, словно читал мысли Антона. В ответ бывший клоун не удержался от замшелой шутки:

— Можно. Только умрешь.

— Это действительно нельзя кушать, молодой человек совершенно прав.

Из-за буйно разросшегося кустарника на открытое место вышел старичок. Высокий, обросший аккуратной седой бородкой, в разлезшемся ватнике, брезентовых штанах и почему-то резиновых сланцах, в которых обычно ходят в баню или на пляж.

— Та-ак… — протянула Лариса. — Значит, мы здесь не первые.

— Нет, вы здесь не первые, — с готовностью согласился старичок и приятно заулыбался. — Огурцов, Николай Филатович, член-корреспондент РАН, профессор, лауреат, и тэ пэ, и тэ дэ. Всю жизнь занимался плазменной энергетикой, то есть сферой, в нынешней ситуации абсолютно никчемной. Лучше бы я был рыбаком или охотником.

— Как вы сюда попали? — спросил Антон.

— Приплыл, естественно. Нашел байдарку и приплыл. Не мог более смотреть на эти отвратительные вещи, происходящие на берегу. Два уважаемых человека, авторы интереснейших монографий по теории ядра, дрались из-за коробки с вьетнамской лапшой. Дрались по-настоящему, насмерть… — Профессор помолчал, одергивая ватник, словно фрак на вручении Нобелевки. — А моя Света умерла. Проснулась, когда проснулись все, и почти сразу умерла. Сердце… Лекарство не помогло, видимо, вышел срок действия. Имейте в виду, молодые люди, почти все лекарства — в лучшем случае пустышка, в худшем — яд. Только самые простые, наверное, еще могут подействовать. Аспирин, анальгин, активированный уголь, некоторые антибиотики типа бициллина или пенициллина, валерьянка в таблетках да и почти все лекарственные растения в том или ином виде. Впрочем, настойки уже выдохлись, я полагаю.

— Спасибо за совет, — вежливо сказала Лариса. — А что вы собирались здесь делать?

— Да ничего, — развел руками профессор. — Надеялся побыть один. Там, — он махнул в сторону академовского берега, откуда опять застучали выстрелы, — я не выживу. Я и здесь не выживу, но хотелось бы отойти в мир иной в тишине и покое. Нет-нет, вы мне нисколько не мешаете! Я вижу, что вы вполне приличные молодые люди. Только вы, девушка, перестаньте держаться за кобуру, я же понимаю, что ваш пистолет давно уже не боеспособен. Коррозия, отсутствие смазки… По моим прикидкам — исходя из той же степени коррозии, например, или растений, выросших там, где их не было — прошло лет тридцать. Возможно, больше.

— Тридцать?!

Антон не мог в это поверить. Конечно, он понимал, что за три года внушительное дерево посередине проезжей части не вырастет, но… тридцать…

— Вы здесь точно один? — с подозрением спросила Лариса.

— Как перст, — со вздохом сказал Огурцов. — Поэтому с радостью приглашу вас к моему скромному столу.

«Скромный стол» профессора и члена-корреспондента представлял собой две банки говяжьей тушенки, пакет макаронных рожков — «их можно использовать вместо хлеба», заметил радушный хозяин, — и булькавший в примощенной на костерок кастрюле чай с травками.

— Насчет тушенки можете не беспокоиться, — авторитетно заявил Огурцов, возясь с ржавым консервным ключом. — Моя супруга… покойная супруга, знаете, от своей матери, то бишь моей тещи, унаследовала полезную запасливость. На случай войны с Китаем, как мы шутили. В кладовке всегда был ящик тушенки, ну и разное, по мелочи. А тушенка — хорошая тушенка, разумеется — при должном хранении может простоять хоть век. Я думаю, на армейских складах до сих пор хранятся сотни тонн этой тушенки, и тот, кто до этих складов доберется, сразу сделается царем и богом. Вопрос в том, как поступят военные.

Антон мягко отобрал у профессора банку, которой тот безуспешно скрежетал, и быстро вскрыл. Сразу же вкусно запахло мясом, и Антон едва удержался, чтобы не влезть в тушенку пальцами и не запихать в рот кусок покрупнее. Сглотнув слюну, он поставил банку на траву и принялся открывать вторую.

— Мы не представились, простите, — неожиданно сказала Лариса, сидевшая на поваленном деревце. — Меня зовут Лариса, Лариса Реденс. Сержант полиции.

— Фрэнсис «Принц» Мбеле, — коротко поклонившись, с достоинством произнес футболист.

— Антон Кочкарев.

— Очень приятно. Я, как вы помните, уже представился. — Профессор снял с костра кипящую кастрюлю. — Простите, Лариса, а что же ваши? В смысле, полиция? Вы пробовали связаться? Отделение на Кутателадзе…

— Сгорело, профессор.

— Сгорело, вот как… Печально. Хотя я полагаю, что все привычные нам институты в любом случае уже не действуют. Кроме, пожалуй, армии — у них на длительном хранении и техника, и, как я уже говорил, продукты, и оружие.

— Вы думаете, армия наведет порядок? — с надеждой спросил Антон.

— Я думаю, что армия разбежится, — сухо ответил Огурцов. — У солдат и офицеров есть семьи, которые остались дома. Большинство, едва очнувшись, бросилось туда. Кто-то, конечно, вернется, кто-то — нет. Доступ на уже упомянутые склады есть далеко не у всех… Армия не будет наводить порядок, молодые люди. Армия позаботится о себе, возможно — о тех, кто ей чем-то будет полезен. Например, врачи, инженеры… Садовники-огородники, разумеется… Специалист по плазменной энергетике им точно ни к чему. Лишний рот. Вы — хотя бы молодые, можете держать оружие в руках. Хотя…

Старичок с сомнением посмотрел на футболиста.

— Что? — не выдержал тот.

— Понимаете ли, как бы вам объяснить… В таких ситуациях, как сейчас, людям свойственно искать врагов. На поверхность всплывает все низменное, примитивное — страхи, предрассудки, мифы. Я не знаю причины, по которой произошло то, что произошло, но смею предположить, что если выйти на площадь и крикнуть, что во всем виноваты, скажем, евреи — найдется достаточно народу, который пойдет громить евреев. Вместо евреев можно смело подставить китайцев, военных, ученых, иеговистов, велосипедистов… Или вот вас.

— Кажется, я понял, — спокойно согласился камерунец. — Я сталкивался с этим. Когда играл за «Сибирь», бывало, на поле швыряли бананы. Меня не оскорбляло. Правда, бананы у вас плохие, вот если бы кто-то кинул хороший африканский банан…

— Да-да, я вспомнил — вы футболист. Хорошо, что всё поняли и не обиделись. Просто будьте готовы, что на вас будут обращать внимание. И я бы сказал, что чаще это внимание, к сожалению, будет отрицательным. Вы чужак, а чужаков в экстремальной обстановке не любят.

Вокруг потрескивающего костерка повисла тягостная тишина. Ее нарушил Антон, вжикнувший молнией рюкзака:

— Слушайте, у нас тут есть коньяк. Давайте, что ли, выпьем за встречу.

— Отчего бы и не выпить, — согласился профессор.

Антон наплескал коньяку в пластиковые стаканчики, найденные в том же «Экономе» и которым тоже ничего не сделалось за прошедшее время. Осторожно понюхал свой.

— Думаю, с коньяком ничего не случилось, — поощрил Огурцов и, бесшумно чокнувшись со всеми, выпил. Прислушался к ощущениям: — Да, в самом деле. Пивал я и похуже.

С коньяком дело пошло веселее. Смолотили тушенку, хрустя безвкусными окаменевшими рожками и говоря на какие-то отвлеченные темы. Затем профессор накипятил в древнем котелке воды и торжественно опустил туда щепотку заварки, из принесенной гостями. Лариса было фыркнула, что это за чай, но Огурцов строго оборвал ее, что заварка, как и прочая роскошь, типа кофе или какао, скоро исчезнет из их рациона на долгие годы. Пока снова не восстановятся транспортные сообщения и товарообмен. До тех пор придется им довольствоваться тем, чем расщедрится местная природа. С этими словами Огурцов насыпал в котелок каких-то сушеных травок.

За чаем снова вернулись к извечным вопросам: «кто виноват?» и «что делать?». Первый, правда, особо не обсуждали, хотя профессор и предположил, что виной мог стать запланированный запуск адронного коллайдера: вот, кстати, я уже и выступаю зачинщиком лозунга «Ученые виноваты!». В конце концов, что толку, даже если узнаешь, кто виноват? Надо думать о дне сегодняшнем.

— Вы, как я вижу, ждете от меня неких откровений и полезных советов, — добродушно сказал Огурцов, прихлебывая чай с сахаром. — Уверяю, я не Дельфийский оракул, да и человек сугубо кабинетный. В выживании я совершенно не разбираюсь, и те принципы возможного построения общества, о которых говорил, скорее плод моего воображения. Плюс нескольких фантастических романов, прочитанных когда-то.

— Самое дрянное, что скоро зима, — подала голос Лариса. — Продуктов нет. Топить-то и мебелью можно, да и лес везде повырастал…

— Вы правы, — согласился профессор. — Продуктов нет и не будет. Тот незначительный запас, который до сих пор сохранился в магазинах, быстро закончится. Самые предприимчивые постараются собрать урожай — самосейкой многое растет, тот же картофель, зерновые. Но и это не спасет.

— Выход?

— Каннибализм, — просто ответил Огурцов.

Антон потерял дар речи. Вот уж чего-чего, а этого Антон себе никак не мог представить. Его даже слегка замутило. Похоже, этот профессор тоже умом тронулся, не только на его жену стресс влияние оказал…

Лариса нахмурилась и шумно выдохнула, расширив ноздри, но ее опередил футболист.

— Постойте, но есть же различные звери. Я видел оленей, собак, кошек, множество птиц, — взволнованно запричитал Принц.

— Зверей более чем достаточно. Не поверите, я видел семейство обезьян. Видимо, убежали в свое время из зоопарка и каким-то образом выжили, встроились в экосистему. Лохматые, похожи на тех снежных макак, что живут в Японии на острове Хонсю. Наверное, есть и медведи, дикие свиньи… Но чем вы убьете медведя? Рогатиной? Полагаю, медведь расправится с вами куда раньше, чем вы разберетесь, как этой рогатиной правильно вертеть. Оленя тоже голыми руками не поймать. Копья, луки? Возможно, но сколько придется попотеть, чтобы научиться, во-первых, изготовлять такое оружие, а во-вторых, попадать из него хотя бы в неподвижную мишень?

— Я умею пользоваться луком, — с неприкрытой гордостью сказал Принц. — Я много гостил у бабушки в деревне, меня учили пользоваться луком мои дядюшки.

— Что, правда? — Лариса с интересом уставилась на футболиста, а Антон впервые подумал, что она, пожалуй, довольно симпатичная. Может, малость коренастая и ширококостная, но все равно симпатичная. Как говорила мама, «интересная девушка».

— Я попробую сделать лук, — пожал плечами Принц. — Нужно придумать, из чего сделать тетиву.

— Да из любого синтетического материала, — посоветовал Огурцов. — Благо этого добра осталось предостаточно и синтетика практически не портится. Вот когда вспомним, что ругали ее, требовали натуральных материалов… Кто-нибудь хочет еще чаю?

— Нет, спасибо, — отозвался Антон. — Я, пожалуй, пойду осмотрю остров.

— Хотите найти подземные убежища и тайный ход? — хитро прищурился профессор. — Если так, то не трудитесь. Я уже нашел и с удовольствием вам покажу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Природа приспособлена к нашей слабости не менее, чем к нашей силе. Непрестанная тревога и напряжение, в котором живут иные люди, — это род неизлечимой болезни.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Когда вокруг начали оживать мертвецы, а точнее, шевелиться тела, которые Антон поначалу счел мертвыми, он закрыл глаза и потряс головой. Потом снова открыл и понял, что лежит практически голый, а рядом с ним — давешний волосатый барабанщик, который тоже вертит головой и лупает глазами. С одеждой было что-то странное: словно собаки рвали.

— Чё-то я нажрался вчера, что ли… — пробормотал барабанщик.

В этот момент начала истошно вопить женщина. Антон рывком сел, подивившись тому, с каким трудом отозвались мышцы на столь простое, в общем-то, движение. Женщина кричала неспроста: ее тело от шеи до колен было скрыто в огромном муравейнике, сейчас ожесточенно копошившемся. Кто-то на карачках подполз к кричащей, виляя розовым голым задом, и принялся руками отбрасывать в стороны хвою, землю и муравьев.

Антона едва не стошнило, и он отвернулся.

Золотодолинской улицы не было. Растрескавшийся асфальт на проезжей части был пронизан стволами сосен, бордюры раскрошились, на ближнем перекрестке зияла огромная промоина. Полицейский «форд», минуту назад подкативший к ограде былинниковского коттеджа, стоял на спущенных колесах, покрытый проплешинами ржавчины и грязью. Сами стражи порядка выглядели не лучше. Девушка пыталась прикрыть левой рукой крупную грудь в расползающемся ажурном бюстгальтере, перекрещенную ремнем портупеи, а правой стискивала пистолет. Ее спутник отряхивал с лица какой-то мусор и отплевывался.

— Что за нах?! — хрипло заорал Былинников, стряхивая с жирных плеч развалившийся костюм. — Кто это сделал?

К кричавшей женщине присоединились детские голоса — сначала один, затем другой.

— Заткните им пасть! — так же хрипло велел Былинников.

Депутат поднялся с земли, уцапал со стола бутылку виски и, отвинтив крышку, сделал несколько крупных глотков. Скривился, пнул бездумно сидевшего рядом помощника:

— Хрена сел? Давай в подвал, знаешь, что брать! Я эту суку, которая это сделала…

Депутат не договорил, наверное, сообразив, что с трудом можно было представить суку, которая «это сделала». Все вокруг выглядело, словно в замке спящей принцессы, если маленькому Былинникову в детстве читали такие сказки. Хотя, судя по роже, дальше настенной живописи в общественных туалетах он вряд ли продвинулся.

Коттедж выглядел так, словно его бросили на произвол судьбы на четверть века. Деревья, кусты и трава, которых только что не было. Оплетенные вьюнком и усыпанные хвоей и шишками столы с грязной, заляпанной чем-то черным посудой. Уже упомянутый полицейский «форд» — да и машины гостей, припаркованные поодаль на специальном пятачке-стоянке, выглядели не лучше.

А надо всем этим голосили птицы, причем голосили так, как Антон в Академгородке еще не слыхал.

Былинников, надо отдать ему должное, не слишком долго обдумывал ситуацию. Он принялся тормошить и пинать своих приближенных, побуждая к действию и тряся волосатым брюхом. Антон некстати вспомнил, что одна его девушка мужиков с такими брюхами называла «зеркальщиками» — мол, свое мужское достоинство могут только в зеркало увидеть.

«Наверное, чем примитивнее мозг, тем проще ему устроиться в жизни и уж тем более — влиться в экстремальную ситуацию», — подумал Антон, глядя на депутата.

— Так, встали все, нах! — ревел тот. — Лишние все пошли отсюда, нах!

Тут он о чем-то вспомнил, запустил в карман руку и извлек смартфон. Потыкал в него пальцем, размахнулся и зашвырнул на стоянку, где цацка с треском ударилась о грязное лобовое стекло когда-то ярко-красного «мини».

— У кого связь есть? Связь, говорю, у кого? Быро!

Народ, привлеченный активностью Былинникова, шевелился. Кричавшая женщина уже не кричала, а отползла от разоренного муравейника и со всхлипыванием пыталась закутаться в останки скатерти: одежды на ней практически не было. Пара-тройка гостей полезли за мобильниками — связи не оказалось ни у кого. Антон смутно понимал, что никакой связи и не может быть. С миром случилось что-то такое, что с наличием мобильной связи никак не сочетается…

Может, долгожданный конец света наступил? Не в две тысячи двенадцатом, а в две тысячи шестнадцатом. Но они-то все вроде бы живы, это вокруг всё состарилось… Точнее, не всё: деревья растут, белка вон по ветке скачет, удивляясь людям, и явно их не боится совсем, словно не видала прежде. А вот всё, что руками этих самых людей создано, — истлело, сгнило, развалилось… Черт, да что ж такое?

— Не, не нажрался я, — заключил барабанщик, вытряхивая из длинных волос сор. — Вся эта хрень вокруг… Ты чего-то понимаешь, Никулин?

— Ничего я не понимаю, — буркнул Антон и попытался встать.

Его ощутимо повело в сторону, словно вестибулярному аппарату потребовалось время для настройки. Удержавшись на ногах, Антон сделал следующий шаг, уже более организованный, в направлении девушки-полицейского. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, продолжая прикрывать грудь.

— Что здесь происходит? — крикнул ее напарник.

Люди Былинникова организованно таскали из подвала какие-то ящики и коробки. Гости принялись разбредаться, переговариваясь. Кто-то подошел к машине и дергал ручку дверцы, другие, кое-как прикрывшись, пешком потянулись к видневшимся за деревьями многоэтажным домам. Дома, надо сказать, тоже выглядели совершенно безжизненными, один чернел обугленными стропилами крыши.

— Помогите мне встать, — неожиданно попросила девушка-полицейский.

Антон протянул руку, девушка сунула пистолет в кобуру и ухватилась.

— Спасибо, — сказала она.

— Ларис, давай в отделение… — нерешительно позвал ее напарник.

— Какое отделение? Ты видишь, что творится!

— Ну, в отделении разберемся…

— Положите оружие! — крикнула Лариса, не обращая внимания на слова напарника.

Обращалась она к Былинникову, который держал в руках укороченный «калашников» и деловито проверял магазин перед тем, как присоединить. Рядом холуй заботливо протирал второй такой же тряпочкой.

— Зачем это?

— Положите автомат!

— А ты отними, — заржал Былинников.

— Вот же собака дикая, — пробормотал напарник Ларисы и вытащил пистолет.

Делать этого явно не следовало, потому что Былинников короткой очередью тут же свалил его. Наверное, регулярно тренировался в тире. Антон, разинув рот, смотрел, как окровавленный полицейский заваливается назад, роняя бесполезное оружие. Кто-то завопил, и оставшиеся на месте пикника гости с шумом начали разбегаться, ломясь сквозь кусты, перебираясь через машины. Рядом с Былинниковым появился его помощник, тоже с «калашниковым». В притащенных из дома ящиках, несомненно, лежало оружие, которое бандит-депутат берег на черный день. Поди ж ты, пригодилось!

Антон, словно в замедленной съемке, смотрел, как помощник Былинникова поворачивается к ним и поднимает автомат. Клоун не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и рядом с ним точно так же застыла в подобии транса Лариса.

И в этот момент в них словно врезался трактор.

Оскалившись, полуголый чернокожий человек уронил их на землю рядом с уже переставшим дергаться телом полицейского.

— Бежим отсюда! Бежим, скорее! — закричал негр.

Подхватив обоих, он потащил их к уныло маячившему «форду» с навеки угасшей «люстрой», в укрытие. Но Былинников со своими гоблинами вроде и не собирался стрелять на поражение. Они с гоготом дали несколько очередей по автомобилю, разбив стекла и «люстру».

— Ату их! Держи!

— Отползаем вон туда, — безоговорочно велел негр, показывая на ближайшие заросли.

На четвереньках они без проблем добрались, куда сказано, потом пробежали, пригнувшись, к ближайшей многоэтажке и только там отдышались.

— Тебя как зовут? — пыхтя, спросил Антон.

— Фрэнсис… После будем представляться друг другу, надо уходить. Это же преступники!

Неутомимый негр снова поволок их через двор, мимо заросшей детской площадки, нескольких раздавленных упавшим деревом «японок», трансформаторной будки. Вслед никто не стрелял — наверное, повеселившись, Былинников с гоблинами прикидывали, что делать дальше. С автоматическим оружием они были королями. В отсутствие полиции — а в ее присутствие Антону почему-то теперь не верилось — и подавно. Поэтому он больше не задавал вопросов, послушно следуя за чернокожим спасителем и посматривая на девушку-сержанта, все еще пытавшуюся прикрыть рукой грудь.

До самого разговора на плоту Антон почему-то так и не сопоставил Фрэнсиса с Фрэнсисом Мбеле, игроком «Сибири», которого десятки раз видел по телевизору и на стадионе. Наверное, мозг эту задачу отложил на самую дальнюю полочку, пытаясь придумать, как быть дальше.

Можно было, конечно, поискать счастья в Новосибирске. Но добираться туда на своих двоих из Академгородка было страшновато — около тридцати километров, а уж с учетом того, что творится вокруг… Долго искали убежище в пустых квартирах. Найти таковую оказалось не так уж просто: в одних лежали истлевшие или свежие трупы, в других обнаружились хозяева, третьи кто-то уже успел занять. Многие дома выгорели, обрушились. Но в конце концов повезло.

Лариса первым делом кинулась к шкафам, деловито перебрала заскорузлые, поеденные молью шубы. Разложила на кучки более-менее сохранившуюся одежду, извлекла из недр древнего рассохшегося шифоньера старый чемодан. В чемодане оказались какие-то древние скатерти, вязанные крючком, и прочие бабушкины радости. Лариса разочарованно отпихнула чемодан и, вздохнув, нарядилась в то, что более-менее нашла подходящим. Затем выдала по стопке одежды Антону и Фрэнсису.

Негр напялил синтетические трикотаны ядовитого синего цвета и критически осмотрел себя в зеркало. Антон хихикнул — уж больно уморительно показалось. Фрэнсис же невозмутимо почесал репу и трикотаны забраковал. Объяснил, что такого цвета одежду носить в нынешние времена опасно. Словно мишень. Антон был полностью согласен. Так что из всего, что нарыла Лариса, они постарались выискать наименее яркие вещи.

А уже по дороге к Обскому морю они добрались до «Рыболова», где и нашли необходимое.

От отделения внутренних дел на Кутателадзе не осталось камня на камне, и можно было только догадываться, что там случилось. Народ увлеченно грабил магазины, таща порой самые бесполезные вещи типа ювелирных изделий или пыльных телевизоров. Впрочем, длилось это недолго, потому что уже на следующий день гоблины Былинникова начали наводить порядок на свой манер. Мародеров расстреливали, нужное забирали с собой. Помимо вещей и еды, волокли смазливых девчонок, невзирая на возраст, если за них кто-то заступался — убивали.

Немолодой уже мужик устроил былинниковцам на Морском проспекте целый бой, за которым Антон с компанией наблюдали из окна временно занятой квартиры. У мужика был вполне рабочий пистолет — где взял, интересно? И тактикой боя он владел заметно лучше гоблинов. Бывший военный, что ли? Напал неожиданно, сразу положил двоих, третьего ранил, отчего тот, спрятавшись за остовом грузовичка, принялся нелепо вопить: «Вызовите„скорую“!»

Мужика зажали в развалинах, он застрелил еще одного, после чего застрелился сам.

— Человек хотя бы что-то попытался сделать, — сказала тогда Лариса, сидя на подоконнике и глядя, как былинниковцы пинают мертвое тело.

— Глупо, — буркнул Антон. — Может, ему просто нечего терять. У меня в Томске мама, сестра. Мне нужно пробраться в город, а оттуда в Томск. Слезь ты с подоконника — увидят снизу.

— А в городе ты сходишь на вокзал и купишь купейный билет до Томска, — сказала Лариса, спрыгивая. — Не забудь в Юрге за пивком выйти.

— Зачем ехидничать! — вскинулся Антон. — У тебя никого нет?

— Мои далеко, — грустно ответила Лариса.

— Мои — еще дальше, — вставил сидящий в углу на корточках негр.

— Но нельзя же прятаться вот так по домам и ничего не делать!

— Вон мужик сделал, — Лариса кивнула в сторону окна.

— Я не об этом, — рассердился Антон. — Нужно как-то собраться, во что-то одеться. Еда опять же. А то одичаем. Скоро, между прочим, похолодает.

Наутро Лариса со своего наблюдательного пункта у окна заметила, что обстановка изменилась. Растолкав парней, она сообщила, что надо срочно выдвигаться отсюда: мародеры пошли рейдами по ближайшим домам и квартирам.

Фрэнсис помрачнел. Сказал:

— Нам точно нельзя тут оставаться, даже если забаррикадируемся. Осаду мы не выдержим без еды, воды и оружия.

Антон посмотрел на запасы, которые им удалось добыть накануне, — негусто.

— Значит, нужно двигать туда, где более-менее безопасно, во всяком случае не так, как здесь. Здесь даже воды нет.

— Я знаю, где есть, — неожиданно сказала Лариса.

И предложила временно перебраться на остров Тайвань.

То, что обнаружил профессор Огурцов, на секретный бункер Гитлера не тянуло. Утопленная в землю по крышу железобетонная коробка с люком наподобие канализационного. Может, даже и не военные это делали, а просто часть неких загадочных гидротехнических сооружений, заброшенных или недостроенных.

— Тут холмик подмыло, — пояснил Огурцов, — вот люк и стал заметен. Судя по чистоте внутри, там давно никого не было. Иначе набросали бы банок и бутылок. Нагадили бы, простите.

Антон осматривал находку и удивлялся. В самом деле, сколько раз был на острове, проходил здесь и ничего не видел… А вообще укрытие сомнительное. Один вход, он же — выход. Как в ловушке.

Антон поделился сомнениями со спутниками.

— Не в палатках же жить, — отмахнулась Лариса. — Они и со стороны заметны. Потом, нам ведь не вечно здесь обитать. Давайте перебираться, тем более дело к ночи.

В самом деле, начинало смеркаться. Без городских огней, уличных фонарей, мелькания автомобильных фар было непривычно темно. С другой стороны, глаза как-то перестроились, и Антон уже ловил себя на мысли, что в темноте видит довольно-таки прилично.

Перетащив нехитрый скарб в бункер, они решили замаскировать люк: завалили его и видимые части железобетонных блоков хворостом и зелеными ветками. Теперь даже с пары метров можно было не заметить вход, если не знать заранее, что он там есть. На всякий случай, Антон вызвался подежурить. Благо, если кто и приплывет на Тайвань, то, скорее всего, со стороны пляжа. Радиус наблюдения невелик.

— Если угодно, я вас сменю через пару часов, — любезно предложил профессор.

— Я не против, но как вы эти два часа определите? По звездам? Часов-то нет.

— Увы, я не помню, как определять время по звездам, и можно ли вообще это делать. Но у меня бессонница, и моя норма — как раз пара-тройка часов. Потом просыпаюсь и уснуть уже не в силах.

— Спасибо, Николай Филатович, — поблагодарил Антон.

Теперь он сидел на берегу и прикидывал, сколько еще осталось, со скуки грызя профессорские макароны. Казалось, что он здесь уже целую вечность.

Никто к острову не подбирался. На берегу было тихо и темно, никто не стрелял, как днем. Ночью жизнь затихла. Одни, как Былинников с бандой, наверное, сидели у себя в подвале или где там у них логово, жрали и пили. Другие прятались, радуясь, что целы, и вдвойне — если нашли перекусить.

Мир рухнул, и Антон отчетливо это понимал. Почему-то он огорчился, что до сих пор не удалил аппендикс. Теперь это сделать практически нереально, даже если найдется врач и инструменты. Антон читал, как советский хирург — в Антарктиде, кажется, — сам себе удалял аппендикс, но это исключение из правил. А тут, если что, так и загнешься бесславно от перитонита, причем в страшных муках. Да и не только от перитонита — от многих болезней. Флюса, например. Что бы ни говорил профессор, антибиотики-то небось сдохли. Разложились, или что там с ними происходит.

Сзади захрустели веточки под чьими-то ногами. Антон положил руку на нож, укрепленный в голенище сапога, но это был всего лишь Огурцов. Легок на помине.

— Размышляете? — поинтересовался профессор, присаживаясь рядом.

— Караулю. А что, мое время уже истекло? — с надеждой спросил Антон.

— Нет, просто я так и не смог уснуть. Мысли, знаете ли, всякие в голову лезут… К примеру, о том, где сейчас труднее, а где — проще.

— И где же проще, Николай Филатович?

— Это же легко. Догадайтесь.

— Видимо, в наиболее отсталых странах?

— Бинго! — воскликнул старичок. — Именно! Там, где люди привыкли существовать без электричества, газо- и водоснабжения, без магазинов и ресторанов, мастеров по вызову и современной медицины. Какие-нибудь племена в Африке или Индонезии могли и вовсе не заметить случившихся перемен. Ну, завалилась пара глинобитных домиков, скотина сдохла в загоне, джунгли вокруг изменились — так это, небось, духи наказали. Надо скорее пойти охотиться, принести духам жертву и жить себе как раньше. А нам тут плохо. Хотя в больших городах вроде Москвы еще хуже. Население ого-го, продукты закончатся быстро, а садиков и огородиков там нет. Все за городом, за МКАДом. Поэтому толпы хлынут туда, а местные начнут обороняться…

— Новосибирск тоже не маленький, — убив на щеке комара, заметил Антон. Интересно, ему показалось, или комаров значительно меньше, чем было раньше, до События? — И что, жители тоже двинут из города?

— А ведь верно, — помолчав, сказал профессор. — Простите, Антон, а вы кем были до всего этого безобразия? Вы весьма логично мыслите.

— Не поверите — клоуном.

— Клоуном… А что, клоун — профессия для философов. «Глазами клоуна» Генриха Бёлля не читали, случаем?

— Увы.

— Восполните пробел, если, конечно, получится теперь. А насчет новосибирцев — да, видимо, тоже начнется исход. И Академгородок — весьма приятная цель. Рядом дачи, тот же ботанический сад, коттеджи… Очень привлекательно. Другое дело, что на всех не хватит, но обычно это начинают понимать уже на следующей стадии. Да и местные, судя по тому, что творилось на улицах, просто так не сдадутся. Я имею в виду этих бандитов с автоматами.

— И что посоветуете?

— Антон, я же говорил, что я не Дельфийский оракул. Ну что я, кабинетная крыса, могу посоветовать? Я даже не служил в армии. Вы служили?

— Связистом, — улыбнулся Антон.

— И все равно, небось, больше меня разбираетесь в военных делах. Да и в остальном тоже. Вы молодой, вы жили во времена, когда постоянно приходилось в той или иной степени выживать, надеяться на себя. Хотя на самом деле я все же готов дать вам совет. Отсюда надо уходить.

— С острова?

— С острова. И вообще из окрестностей. Заметьте — мы с вами уже додумались сюда приплыть в поисках убежища, хотя убежище сомнительное, но когда вокруг вода, кажется, что подобраться не так просто… Не исключено, что приплывут и другие. Конечно, не сразу: понятно, что с едой здесь полный швах, а люди будут держаться за пропитание. Но заметят, заметят наш костер. И когда начнется война — ждите гостей.

Антон молчал, глядя в черное низкое небо. Среди звездочек он заметил одну, поблескивавшую и неторопливо ползущую.

Самолет?!

— Смотрите, Николай Филатович! — Антон потряс профессора за рукав ватника. — Смотрите! Вон оно, в небе!

— Видимо, спутник, — предположил профессор. — Или МКС, к примеру. Любопытно, добило до орбиты?

— Что добило? — не понял Антон.

— Ну, наш условный адронный коллайдер. Каков его радиус действия? Сколько километров в высоту? Может быть, космонавты остались в полном порядке? Хотя… Даже если и так, то они уже давно погибли: и возраст, и отсутствие пищи, и система жизнеобеспечения столько не проработает.

— Вы сказали: радиус… Так может, это не везде так?

— Америка выжила? — усмехнулся профессор. — Увы, это для фантастических романов. Иначе мы бы уже наблюдали какие-то свидетельства их активности. Это же Сибирь, полезные ископаемые, Соединенные Штаты всегда точили на них зубы. А теперь — прилетай да забирай. Нет, Антон, я думаю, что везде так. И в Америке, и в упомянутой Африке, и в Австралии… Эх, как же мне интересно узнать, что все-таки случилось. Конечно, есть желание все свалить на коллайдер, как я уже говорил. Но даже если и он дал старт событиям, все равно нельзя понять, почему, например, за все эти годы нас с вами не съели дикие и домашние звери? Уж казалось бы, что проще: подошел и кушай. И я уж не говорю о вполне естественных бактериях, о насекомых-трупоедах, о грызунах… Кстати, когда я очнулся, то обнаружил, что в кармане моего домашнего халата мыши устроили очень уютное гнездо. Почему они меня не тронули? Мда… Такой простор для исследований, хоть это и не мой профиль. Думаю, многие сейчас ломают головы.

— Если живы, — мрачно добавил Антон. — И если не заняты другими проблемами, типа — что съесть на ужин.

— И вы снова правы, — согласился Огурцов. — Ладно, Антон, идите спать. А я посижу по-стариковски, подумаю… Спокойной ночи.

— Спокойной… тьфу ты! Удачно вам отдежурить, — пожелал Антон.

Протиснувшись в приоткрытый люк, он на ощупь устроился у стены. Спать, как ни странно, расхотелось. Так всегда бывает, когда пересидишь сон: например, интересный фильм по телевизору зачем-то среди ночи показали или на вечеринке задержался…

Антон таращился в темноту, слушая, как похрапывает Фрэнсис «Принц» Мбеле. Вот кому не повезло. Хотя почему не повезло? Насколько Антон помнил, камерунец перед тем, как его купила «Сибирь», играл в «Пари-Сен Жермен», а во Франции то же самое, если верить профессору. Из Камеруна он давненько уехал.

Зато Фрэнсис умеет стрелять из лука и даже в состоянии изготовить этот лук, если не врет. Прямо завтра и собирался попробовать. А он, Антон? В армии пострелял несколько раз из «калашникова»? Даже разобрать-собрать, наверное, сейчас уже не сумеет. Да и где его взять, тот автомат…

С мыслями об автомате Антон и уснул, чтобы проснуться от грубого тормошения. Это был камерунец.

Через отверстие люка в бункер проникал солнечный свет.

— Что случилось? — спросил Антон, протирая глаза.

— Профессор повесился, — коротко произнес Принц.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я не уверен, что даже мудрейший из людей, прожив жизнь, постиг что-либо, обладающее абсолютной истинностью. В сущности, старики не могут дать молодым подлинно ценных советов; для этого их опыт был слишком ограничен, а жизнь сложилась слишком неудачно.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Николай Филатович Огурцов висел в петле, сделанной из обычного электропровода. Он как-то ухитрился пристроить ее на кривом деревце, выросшем над промоиной. Ноги не доставали до земли всего с полметра, но этого было достаточно. Мертвый, старичок ученый был совсем не похож на себя, с синим опухшим лицом, с языком, вывалившимся изо рта…

Антона неожиданно замутило, хотя, казалось бы, эка невидаль — покойник.

— Это я его нашел, — зачем-то пояснил Принц виноватым голосом. — Встал, вылез, а он висит.

Лариса деловито осматривала тело, сложив руки за спиной.

«Ей-то хорошо, она, небось, в своей полиции не такого насмотрелась», — подумал Антон.

— Тут письмо, — сказала Лариса и вытащила из кармана профессорского ватника аккуратно сложенную бумажку. — Это нам. «Дорогие друзья! Прошу не осуждать меня за слабодушный поступок. Я стар, болен, и в любом случае стал бы для вас обузой. Полезные советы, которые мог дать, я уже исчерпал, изображать из себя Сайреса Смита из жюльверновского „Таинственного острова“ у меня все равно бы не получилось. Поэтому я тихонько уйду. Будучи убежденным атеистом, я понимаю, что это навсегда, посему прощайте. Главное — оставайтесь людьми. Постскриптум: поскольку похоронные ритуалы — вещь, чаще всего особого смысла не имеющая, не тратьте время на мои похороны. Природа сделает все сама, благо она снова становится главенствующей силой».

— И всё? — спросил Антон разочарованно.

Он почему-то ожидал, что Огурцов напишет им некую программу действий, направит, научит…

— Я не ожидал. Он был такой жизнерадостный человек, — печально произнес Принц. — Давайте его все-таки похороним.

Лопаты у них не было, поэтому они провозились долго. Могилка на другой стороне острова получилась так себе, меленькая, и Антон прекрасно понимал, что с началом разложения пойдет запах. Но они и не планировали находиться на острове так долго.

За скромным обедом Антон рассказал спутникам о ночных соображениях покойного профессора. О том, что нужно уходить с острова и вообще подальше отсюда, потому что придут люди из города. Лариса и футболист согласились с доводами, хотя, куда им в итоге направляться, так и не решили. Для начала договорились сделать вылазку на берег, осмотреться, раздобыть, если получится, что-то полезное, после чего вернуться на Тайвань, еще раз прикинуть возможности и отплыть окончательно. Жаль, что байдарка профессора была одноместной — она передвигалась куда быстрее и маневреннее неуклюжего плота.

Вылазка началась успешно: Антон невесть зачем решил пошарить в багажнике проржавевшего джипа, стоящего поперек Бердского шоссе в числе других таких же всеми покинутых автомобилей. Обычно в машинах редко находились полезные вещи или же до них добирались более удачливые предшественники, но здесь Антон обнаружил отличный финский топор с удобной рукоятью, обтянутой пупырчатой резиной. Не только инструмент, но и оружие. Антон искренне надеялся, что использовать топор таким образом ему не придется.

На этом везение закончилось. Придорожный ресторанчик был начисто разграблен, как и небольшой магазин на бензозаправке.

— Интересно, а бензин в емкостях остался? — задумчиво произнес камерунец, пнув ногой свернувшийся на асфальте шланг.

— По-моему, бензин со временем разлагается, — сказал Антон. — Кажется, Дивов про это писал в какой-то фантастической книжке. С другой стороны, зачем бензин, если им нечего заправлять? Машины-то все погнили.

— Из бензина можно делать коктейль Молотова, — покачал головой камерунец.

— Мы ни с кем не собираемся воевать.

— Мы-то нет. Но когда на нас нападут, придется отбиваться, — встряла Лариса. — Вон, смотрите.

Девушка показала на противоположную сторону дороги, где между покинутых домов пробиралась группа из четырех мужчин. Они неприветливо таращились и явно прикидывали, стоит ли связываться со странной троицей. Найденный в джипе топор, который держал Антон, несомненно, являлся фактором сдерживания.

— Эй, черножопый, ты-то откуда взялся? — крикнул один из мужчин, одетый в яркую, явно женскую нейлоновую куртку.

Принц за словом в карман не полез, выдав сложную матерную конструкцию, чем явно поразил противника. Покачав головами, мужики не стали форсировать события и убрались восвояси.

— Прошу прощения, — сказал камерунец Ларисе.

— Я в военном городке родилась и не такое слышала, — отмахнулась она. — А ты их здорово послал.

— Футбол — импульсивная игра, пришлось специально учиться, чтобы понимать соперников и одноклубников, — улыбнулся Принц, и все засмеялись.

Однако на душе у Антона было неспокойно, он постоянно озирался и нервно помахивал топором. Возможно, он выглядел довольно внушительно, но пистолету или ружью топор явно проигрывал.

— Аптека, — сказала Лариса. — Пойдемте посмотрим.

Небольшую аптеку разграбили точно так же, как и все остальные попадавшиеся на пути торговые точки. Коробочки и баночки с лекарствами были разбросаны по полу и прилавкам, шкафчики перевернуты. Видимо, забравшийся сюда человек не представлял, что из медикаментов можно использовать, а что — нет, и в конце концов попросту разозлился и устроил дебош.

«Почти все лекарства — в лучшем случае пустышка, в худшем — яд, — сказал покойный профессор. — Только самые простые, наверное, еще могут подействовать. Аспирин, анальгин, активированный уголь, некоторые антибиотики типа бициллина или пенициллина, валерьянка в таблетках, да и почти все лекарственные растения в том или ином виде».

Активированный уголь нашелся, и в большом количестве. Нашлись и аспирин с анальгином, хотя пожелтевшие таблетки выглядели сомнительно. В антибиотиках никто из троих не разбирался, поэтому рисковать не стали, хотя валялось их вокруг предостаточно самых разных. Принц обнаружил несколько коробочек с заменителем сахара.

— Сдохло небось, — предположила Лариса.

Камерунец пожал плечами, вытряхнул на ладонь продолговатую пилюльку и закинул в рот. Хрустнул белоснежными зубами и удовлетворенно кивнул:

— Сладко. Думаю, тут нечему портиться, это же какая-то аминокислота, кажется…

— У нас ведь есть сахар, — напомнил Антон.

— В хозяйстве пригодится, — наставительно сказал Принц и изумленно уставился на Антона, прихватившего с разбитого прилавка несколько упаковок презервативов.

Поймав взгляд футболиста, Антон засмеялся:

— Не про то подумал. Просто я вспомнил, что презерватив — это прежде всего непромокаемый мешочек. В котором можно хранить спички, соль, да мало ли что еще.

— Вот ведь… — с уважением пробормотал Принц. — Я думал, там только одну вещь можно хранить.

— А что с этим, как думаете? — Лариса внимательно разглядывала пузырек с этикеткой «Настойка боярышника спиртовая». За темным стеклом плескалась жидкость.

— Наверное, тоже ничего критического не произошло, — сказал Антон. — Не испарилась, и ладно, а портиться там нечему. Мы такой пили с однокурсниками. Ничего настоечка… Если градус упал, то боярышник остался, а он, кажется, действует как успокоительное.

— Значит, берем, — заключила Лариса и, звеня стеклом, принялась складывать пузырьки в рюкзак.

После аптеки удача от них окончательно отвернулась. За час или полтора не было найдено ничего стоящего, зато несколько раз встречались конкуренты. Нападать или предъявлять претензии они не решались, но смотрели недобро. К тому же Антон обратил внимание, что промышлявших стало заметно больше: видимо, предсказание профессора сбылось, и из близлежащего разграбленного Бердска, народ потянулся в дачные поселки и деревни. Впрочем, тут неподалеку были новостройки Нового Поселка, возможно это были его жители.

— Надо убираться, — озабоченно сказал камерунец, который, видимо, подумал о том же.

Но, как выяснилось, с этой здравой мыслью они опоздали. Из-за странно просевшей посередине, словно расколотой ударом гигантского молота многоэтажки, показались семеро чужаков. Антон и сам не знал, почему он решил, что это именно чужаки: вроде люди как люди, шесть мужиков и молодая толстуха, одеты черт знает во что, у одного, усатого, в руке — потрепанное, дряхлое с виду охотничье ружье.

— Стоять, — велел человек с ружьем голосом, привыкшим к повиновению.

Мент? Чиновник?

— Эй, эй, парни! У нас ничего нет, — дружелюбно крикнул Принц.

— О, камерунецитос! — удивился человек с ружьем. — Ты откуда?

— Кажись, я его помню, — сказал спутник человека с ружьем, пухлый очкарик. — Он в «Сибири» в футбол играл.

— Мне по хрен, я только хоккей смотрю, — отозвался усатый. — Давайте-ка быстро положили весь свой скарб на асфальт и отошли на десять метров. Баба может остаться.

— Да пошел ты… — сказала Лариса, и Антон увидел у нее в руке пистолет.

Девушка накануне попыталась почистить его и привести в относительно боевой вид, и противник в любом случае не знал, что пистолет — пустышка.

Не знал, но подозревал.

— Да он у тебя не работает, красавица, — пренебрежительно сказала толстуха. — Мы ментов сколько раз встречали, не пашут все их пушки.

— Нет больше ментов, — добавил усатый. — Все одинаковые.

Ситуация была патовая, и для троицы скорее неутешительная: противников больше, плюс у них ружье. Стреляет оно или нет — бог ведает. Проверять не хотелось.

— У меня дробь, — тут же предостерег усатый. — Крупная. Проверять будете?

— Да пошел ты… — повторила Лариса, поняв, что они проиграли.

Убрала пистолет и потащила с плеча рюкзак с булькающими внутри бутылочками настойки боярышника.

— Вот, это правильно, — одобрил усатый, делая Антону и Принцу знак ружьем разгрузиться и отойти назад. — Ты, топор оставить не забудь. Хороший топор.

Антон переглянулся с футболистом.

— Хорош время тянуть! — прикрикнул усатый.

Точно, чужаки, вон как тревожно озираются. Понимают, что на чужой территории…

Антон аккуратно положил топор, снял рюкзак. Сделал несколько шагов назад.

— Все правильно сделал, — кивнул человек с ружьем, и в этот момент на сцене появились новые действующие лица.

— Ты, с ружьем, оборзел?

Антон даже с какой-то радостью увидел двоих холуев Былинникова, видимо, патрулировавших подходы к логову босса. У одного в руках тускло поблескивал автомат, выглядевший среди окружающего запустения совершенно новеньким и чуждым. Вот что значит правильное хранение… А ведь в самом деле где-то есть армия, склады, где таких автоматов сотни, тысячи. Так почему же военные не приходят? Почему ничего не делают?

Усатый отвечать не стал, видать, уже понял кое-какие правила выживания. Он молча выстрелил в автоматчика. Заряд дроби почти разорвал того напополам, второй былинниковец с необычайным проворством метнулся за раскуроченный ларек с остатками надписи «Мороженое».

— Сиди там, сука! — угрожающе рявкнул усатый, после чего скомандовал своим: — Пека, Витя, хватайте ствол, бабу и рюкзаки, валим!

Былинниковец завозился в своем укрытии, но вылезти боялся — двустволка усатого выстрелила только раз. Пека, толстый очкарик, сноровисто подхватил автомат, выдернув зацепившийся за руку трупа ремень, остальные похватали награбленное. Витя, с неприятным узким лицом и белесыми глазами, дернул к себе Ларису. Через несколько секунд они уже скрылись за домом, напоследок стрельнув одиночным из автомата в сторону ларька.

Антон растерянно озирался по сторонам. Футболист сориентировался быстрее: поднял забытый в спешке топор и шагнул навстречу былинниковцу, выглядывающему из-за ларька.

— Ты, это, брось! — заволновался тот. — И так из-за вас Дятла вальнули!

— Никто тебя не трогает, — буркнул камерунец, наклонившись к трупу и проверяя карманы окровавленной ветровки. Ничего не нашел, покачал головой.

— Э, черный, хорош Дятла шмонать! Чё те надо от него? — обиделся за мертвого товарища бандит.

— У него запасной рожок был?

— Не было. Он и в автомате неполный, — признался былинниковец.

— У тебя оружие есть?

— Нож только.

— Выходи, — велел Фрэнсис.

Бандит вышел, недоверчиво глядя из-под вялых, припухших век. Рожа еще та…

— Я вам ничё не делал, — напомнил былинниковец на всякий случай. — Наоборот, вступились за вас… Дятел вон полег…

— Герои, — кивнул камерунец. — Вы не за нас вступились, вы защищали свою территорию. Попадись мы раньше, точно так же нас ограбили бы и девушку забрали. Не так?

Бандит вздохнул, посмотрел на топор.

— Так… Только баба нам без надобности. И так полный комплект, еще корми их… Сами просятся, не берем, только если совсем уж фотомодель. А эти пришлые, им, видать, невмоготу.

— Откуда они?

— Я те информбюро, братан? Со стороны Бердска пришли ночью. Говорят, вроде из Искитима. Их человек двадцать. Базу на Сеятеле устроили, сами шныряют по окрестностям, часть тут, возле Нового Поселка вертится, мы как раз проверяли, чё им надо.

Антон подошел к камерунцу, бандит снова занервничал:

— Завалите меня, Былина вас под землей найдет.

— А кто скажет?

— Да вон, — хмыкнул бандит и показал пальцем. Тут же из-за кустов порскнула фигура в лохмотьях. — Тут же кругом шныри, крысы… Доложат за кусок мяса.

— А где вы мясо берете? — спросил Антон с замиранием сердца, потому что вспомнил слова профессора.

— А там же, где и ты скоро брать начнешь, — неожиданно спокойно и устало произнес былинниковец. — Я тоже рыло воротил, а оно ничего так, на свинину похоже. А тебе, братан, поди, вообще не привыкать, — повернулся бандит к камерунцу и подмигнул.

Обух топора тут же впечатался в узенький лоб, бандит коротко вякнул и врезался спиной в ларек, за которым только что прятался. Сполз по стенке и странно скорчился, словно присел по большой нужде и заснул.

— Я топор вовремя развернул, жить будет… наверно, — сухо сказал Фрэнсис. — Идем отсюда.

— Куда?

— На остров, заберем остатки припасов.

— А как же Лариса?

— А как мы ее найдем?

— Этот сказал, что на Сеятеле. Их можно разыскать.

— В любом случае — не сейчас. Лучше пойти ночью. Их больше, а у нас только топор… Кстати, держи.

Футболист протянул оружие Антону, но тот покачал головой:

— Оставь себе. У тебя лучше получается. Да и лук ты пока не сделал.

Фрэнсис безразлично пожал плечами.

На острове их ждал пренеприятнейший сюрприз: кто-то навестил бункер и забрал все, что там обнаружил, а также угнал байдарку. Раскопали даже могилу профессора — видимо, проверяли, не схрон ли это.

Цедя сквозь зубы ругательства, Антон забросал яму землей, пока камерунец ходил по берегу и что-то прикидывал. Еще бы, у них опять ничего не осталось, кроме топора да одежды… Пришли почти к тому же, с чего и начинали. А ведь еще надо было найти Ларису. Хотя есть ли в этих поисках смысл? А если банда уйдет с Сеятеля? А если схватится с былинниковцами?

— Скоро начнет темнеть, как мне кажется, — задумчиво сказал Фрэнсис, подходя к могиле и хрустя ветвями. — До Сеятеля далеко идти? Я плохо знаю эту местность.

— Что, и в музее паровозов не был?

— Представь себе, нет.

— Прилично идти. Поплыли обратно, все равно здесь больше нечего делать.

Осточертевший плот покачивался на мелкой волне, пошел холодный дождь, солнце спряталось за низкими тучами. Антон взял весло, хотя сейчас ему меньше всего хотелось куда-то плыть. Забиться бы в бункер, уснуть, плюнуть на все… Знакомое ощущение. Такое с ним обычно происходило, когда надо было ехать, скажем, на железнодорожный вокзал или в аэропорт. Любые поездки сразу кажутся ненужными, глупыми, то ли дело — дома почитать книжку, накрывшись пледом и попивая горячее какао. Тут, правда, ни пледа, ни какао уже не предвидится…

— Хреново, правда? — послышался голос Фрэнсиса, который аккуратно размещался на плоту, стараясь не сверзиться в воду.

— Что? — не понял поначалу Антон.

— Хреново себя чувствуешь, правда? Я — очень. Ты говорил, твоя мать в Томске?

— Не говори «твоя мать», пожалуйста, — попросил Антон. — Оно вроде правильно, но… как-то некрасиво звучит.

— Твоя мама в Томске?

— Да, мама и младшая сестра. Черт его знает, как туда теперь добраться.

— А главное, имеет ли смысл?

— Я уверен, что с ними все в порядке, — упрямо сказал Антон, загребая воду.

Дождь усилился, противно бил по капюшону куртки.

— Тогда почему ты сейчас плывешь со мной выручать Ларису? Почему не идешь в Томск? Наверное, это далеко, но дойти можно.

— Да потому что я не знаю ни черта! Раньше я мог позвонить и спросить. Если не отвечал городской номер — звонил на мобильный, если не отвечала мама — звонил сестре… Соседке, в конце концов, тете Шуре… А сейчас — даже если я доберусь до Томска, ничего ведь не изменится! Вдруг я увижу пустую квартиру? Сгоревший дом? Да и потом, они же могли уснуть и проснуться вовсе не дома.

— Вот поэтому я стараюсь о своих родных вообще не думать, — печально сказал Фрэнсис. — Мама, бабушка, сестры, братья… Я им помочь не могу, я не могу к ним отсюда попасть. Вообще никак. И я подумал: наверное, они просто хотят, чтобы я оставался жив. Даже если никогда их больше не увижу. А значит, я должен исполнить их желание.

— Сколько сестер-то? — спросил Антон зачем-то.

— Четверо. И пять братьев, все младшие.

Антон присвистнул.

— Круто… Слушай, но я все-таки не понимаю твою логику. Ты должен беречь себя, и в то же время отправляешься искать почти незнакомую девушку.

— Мы уже несколько дней вместе, — возразил Фрэнсис.

Антон внимательно уставился на футболиста, потом покачал головой:

— Ёлки… До меня только что дошло… У вас с ней что-то было, да? Когда я дежурил ночью?

— У нас ничего не было, — нахмурившись, сказал камерунец. — Мне казалось, что ты…

— У меня точно ничего не было.

— Это хорошо, — Фрэнсис расплылся в улыбке. — А я-то подумал…

— Стоп-стоп. — Антон перестал грести. — Я вообще-то ничего такого тебе не говорил. В смысле, никаких обязательств не давал. То есть я понимаю, что Лариса… в общем, если она вдруг… то я вовсе не обязан…

— Слушай, — перебил камерунец, — давай сделаем все проще. Пусть девушка выбирает сама.

— В каком-то фильме я такой договор уже видел.

— Чем кончилось дело?

— Не помню, кажется, девушка нашла кого-то третьего.

— Значит, так и будет, — решительно произнес Фрэнсис. — Потому что я не хотел бы с тобой ссориться, Антон.

Футболист протянул руку. Антон пожал ее с недоумением, потому что искренне считал происходящее неуместным.

— Как скажешь. Но для начала я предлагаю попробовать найти Ларису.

Плот они пригнали снова на пляж яхт-клуба — оттуда шло прямое шоссе, переходящее в дорогу до Сеятеля. Это было лучше, чем с Центрального пляжа пилить через весь Академгородок, то и дело натыкаясь на дичающих людей. Плот они припрятали там же, где взяли, навалив сверху ржавый корпус катера. Возвращаться на остров они не планировали, но готовое плавсредство никогда не повредит, пусть даже такое неуклюжее. Там же Антон подобрал кусок арматуры — хоть какое-то оружие ближнего боя. Фрэнсис на ходу поудобнее пристроил топор в специальной веревочной петле на боку.

До заправки на повороте Бердского шоссе они дошли довольно бодро. Заправка, как и ожидалось, пустовала. Но Антон и Принц на всякий случай решили ее обойти.

— Надеюсь, у них нет больше стволов, кроме ружья и трофейного автомата, — с надеждой сказал Антон, когда они пробирались через высокие, в рост человека, придорожные заросли сорняков и травы.

— В автомате мало патронов. Но мы не собираемся устраивать перестрелку. Нам и стрелять-то не из чего. Надо действовать скрытно.

— Я думаю…

Договорить Антон не успел, потому что запутался в травяных переплетениях и упал лицом вниз во что-то скользкое и липкое. А когда понял, во что он упал, стало и подавно не до разговоров: перекатившись в сторону, он принялся неукротимо блевать. Фрэнсис в лучах заходящего солнца оторопело смотрел на распотрошенный человеческий труп, уже начинавший подгнивать. Живот вспорот, ноги отрублены, внутренности разбросаны вокруг…

— Черт… — стонал Антон, отплевываясь и пытаясь вытереть слизь и кровь с лица пучком травы. — Черт-черт-черт…

— Кто-то запасал мясо на ужин… — пробормотал футболист. — Все тело нести было тяжело, он взял ноги и, наверное, печень…

— А ведь профессор нам говорил… И бандит тоже…

— Мы просто не сталкивались с этим. Но вот доказательство.

— А ты смог бы? — Антон с трудом поднялся на подгибающихся ногах, потом отыскал оброненный арматурный прут. — Только топором в лоб не бей, не надо.

— Я уже задумывался, — серьезно кивнул Фрэнсис. — Уверяю, в нашей стране уже давно никто никого не ест. Даже не знаю точно, ели ли. По-моему, это где-то на юге Африки: Замбия, Зимбабве… Но тоже давно. Поэтому я, Антон, отношусь к этому как обычный цивилизованный человек. Которым, надеюсь, ты меня считаешь.

— Считаю, считаю… Я же не об этом! Просто это… это началось. Я не верил, хотя понимал, что без пищи никак.

— Давай пока об этом не будем. Продукты еще есть, зима наступит не очень скоро. Может быть, в самом деле, я изготовлю лук. Будем охотиться. Я постоянно вижу белок, они, конечно, небольшие, но пара белок в день на каждого — уже еда.

— А почему они так не делают? — Антон кивнул на труп.

— Потому что охотиться на человека легче, чем на белку. И мяса больше, — спокойно сказал камерунец. — А теперь идем. Ты говорил, до Сеятеля далеко. Заодно покажешь мне музей паровозов.

Музей паровозов в наступающих сумерках они так толком и не увидели — хотя черные туши вагонов и локомотивов стояли на путях. Антон вспомнил, что паровозы раньше считались стратегическим резервом. В самом деле, там же все просто: котел, колеса, шатуны, топка. Никакой электроники, коррозия почти ничему не грозит, смазал, наверное, разные сочленения и подшипники, воду залил, уголька кинул — и вперед. Вот только куда вперед, если на путях — остановившиеся и аварийные составы, да и сами пути без должного ухода за столько лет размыты и разрушены…

— Костер! — шепнул Фрэнсис, толкнув Антона в бок локтем.

Они лежали на небольшом пригорке. Впереди торчали многоэтажные дома и построенные незадолго до катастрофы крупный торговый центр и новое здание станции. А возле самой станции виднелось пламя.

— Думаешь, это они мертвого мужика жарят, на которого я наткнулся?

— Нет, по-моему, тот труп был несвежий. Хотя жарить они там могут что угодно.

— Интересно, если это они, то где Лариса?

— В здании станции, — предположил футболист. — Оттуда труднее сбежать.

— Я даже боюсь думать, зачем она вообще им нужна…

— После разберемся, главное, чтобы жива была. Так, Антон. Нужно разделиться.

— И опять мне это напоминает глупый фильм…

— Ты видишь во-он там часового? — Фрэнсис махнул рукой в темноту.

Антон прищурился и с трудом разглядел человеческую фигуру, почти сливающуюся с толстым древесным стволом.

— Если бы не показал, не увидел бы, — признался Антон.

— Они не идиоты. Тот, с усами, бывший военный или полицейский… Если это их лагерь, конечно… Выставили часового, причем, наверное, не одного. Надеюсь, это все же они. У костра пятеро, двое на крыльце, еще двое там стоят, плюс часовые. Остальные внутри.

— Ну и какой нам тогда смысл разделяться?

— Один отвлекает, другой пробирается внутрь и пытается отыскать Ларису. Одеты все как попало, собрались в группу, наверное, недавно, друг друга знают плохо.

— Я отвлекаю?

— Нет, — покачал головой Фрэнсис. — Ты идешь внутрь, потому что даже если они знают друг друга плохо, меня-то уж точно сразу раскусят.

— Ёлки… Совсем не подумал.

— Поэтому мы поступаем так, Антон… Ты подбираешься поближе к зданию. Я устраиваю переполох с часовым — ты все услышишь. Сколько-то людей от костра и из здания станции побегут на шум. Дальше ты все понимаешь сам. Если все верно и Лариса внутри — забирай ее и уводи, лучше в сторону жилых домов. Там есть ориентир? Магазин или что-то подобное?

— Да, гастроном вроде был…

— Я вас там найду, только сидите тихо. Заберусь внутрь и скажу что-нибудь по-французски, чтобы вы не сомневались.

— А если… — Антон немного помолчал. — А если у тебя… у тебя не получится?

— Тогда я вас не найду. Подождете с полчаса и уйдете. И еще… Давай-ка сюда свой прут и бери топор. Мне в основном придется шуметь и удирать, а у тебя задача сложнее. И не останавливайся, если не хочешь стать ужином.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Человеческое тело представляет собой печь, а пища является тем топливом, которое поддерживает внутреннее горение в легких.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Сказать, что Антону было страшно — значит, ничего не сказать. Страх он ощущал физически, в виде отвратительного холодного комка, плавающего где-то внутри, пульсирующего, то выпускающего ледяные щупальца, то на мгновение прячущего их. И все равно он полз на карачках, царапая руки о какие-то веточки и корешки, стараясь не шуршать и не трещать сучьями, ориентируясь на неверный свет костра впереди. С виду до станции было совсем недалеко, однако сейчас он полз и полз. Пересек рельсы, больно стукнувшись коленкой, не удержался — охнул, испуганно прислушался.

Чей-то смех, потрескивание огня, покатилась по бетону бутылка.

— Сдавайтесь! — неожиданно заорал с противоположной стороны голос Фрэнсиса. — Это наша территория!

В ответ треснул выстрел — кажется, автоматный. Антон вжался в землю, думая, что же будет, если футболист уже убит. Но нет, тут же раздалось еще несколько выстрелов, затем чужаки зашумели, загомонили. Антон привстал и увидел, как на фоне костра мелькают черные тени.

Больше ждать было нечего. Он схватил топор и, пригнувшись, помчался к станции. Вскочил на растрескавшийся перрон, поросший деревцами, поднялся по рассохшейся лестнице и, никем не встреченный, вбежал в пахнущий сыростью и плесенью кассовый зал.

Здесь горело что-то вроде факела, отбрасывая на стены тусклые блики. Под расписанием движения электричек сидел кто-то плотный, пьяно сунувшийся навстречу:

— Чо там стреляют? Герыч, ты?

— Я! — выдохнул Антон, опуская топор на голову сидящего.

Горячо брызнуло, хрустнуло, сделалось противно, но содрогаться от омерзения было некогда. Антон толкнул ногой дверь в кассу, сунулся в темноту, тут же наткнулся на иссохший труп кассирши, брошенный кем-то у стены. Позвал:

— Лариса! Ты здесь?

— Здесь! — проскулило откуда-то снизу.

Антон присел, нащупал теплую руку, ремень портупеи… Она!

— Связана?

— Только руки.

— Быстро за мной, потом развяжу!

Антон потянул девушку за собой. Внутри пока еще никого не было — план Фрэнсиса работал. Снова затрещал автомат, осекся — видимо, кончились патроны. Антон потащил Ларису во внутренние помещения, здраво рассудив, что у здания должен быть служебный выход. Промчавшись по пустому коридору, они на самом деле выскочили на задворки станции. Здесь было темно и безлюдно. Как и велел камерунец, они с Ларисой побежали к многоэтажкам. Погони не было.

Небольшой гастроном с разбитыми витринами они обнаружили быстро. Как и в других магазинах, там похозяйничали мародеры, но Антон и Лариса ничего не собирались здесь искать.

Спрятавшись за кассовой кабинкой, Антон положил на пол топор, распутал связанные проволокой руки девушки и спросил:

— Они… что-нибудь делали с тобой?

— Нет, ничего. По-моему, у Лазарева были на меня какие-то далеко идущие планы, он не торопился.

— Это усатый?

— Да, он… Я так поняла, он вроде в МЧС служил.

— Они чем-нибудь тебя кормили? — продолжал тревожно допрашивать Антон.

— Н-нет… А что?

— Ничего, это потом. Тс-с…

Снаружи что-то грюкнуло, завозилось. На подоконник витрины вспрыгнула огромная черно-белая кошка, презрительно заглянула внутрь.

— Брысь! — тихо шикнул на зверя Антон, тут же сообразив, что привычные «кис-кис» и «брысь» давно перестали что-то значить для одичавших домашних питомцев. Тем не менее кошка тут же скрылась.

— А где Фрэнсис? — поинтересовалась Лариса.

— Нам нужно его подождать. Он придет сюда, подаст условный знак.

— Так это он устроил там чехарду?

— Он. Фрэнсис отвлекал, а я пошел за тобой.

— Спасибо вам, ребята… — помолчав, сказала Лариса. — Я не думала, что вы за мной вернетесь.

— Почему это? — неожиданно для себя обиделся Антон.

— Я не представляла, как вы сможете меня найти. Вы что, пошли следом?

— Нет, мы допросили бандита, он сказал, что банда этого, как он…

— Лазарева.

— Да, Лазарева… Они пришли откуда-то со стороны Искитима. Былинников их засек и послал своих посмотреть, что да как. Мы как раз между двух огней и оказались… Короче, бандит сказал нам, где у них лагерь, мы сплавали на Тайвань и вернулись. Кстати, на острове все плохо, кто-то его навестил и спер припасы… Вот, потом дождались темноты и пришли сюда. Слава богу, нашли тебя.

Антон замолчал и прислушался. «Подождете полчаса», — сказал футболист. Интересно, как это понять без часов? Черт, а ведь придется… Книжку бы какую найти, как определять время по солнцу, какие дикорастущие растения можно жрать, а какие — нет, прочие полезные советы по выживанию… До сих пор такая простая вещь даже в голову не приходила. А ведь это Академгородок, центр науки, кругом библиотеки, книжные магазины… Что-то, конечно, сгнило, что-то сгорело, но ведь не всё же! Здание «Академкниги» на Морском стояло совершенно целое — продуктовые магазины рядом разграбили напрочь, а ему ничего. Небось, никто даже и не зашел. «Топ-книга» в ТЦ тоже, наверное, уцелела, хотя сам центр местами обвалился, местами просели несущие конструкции…

Нужно будет посоветоваться, когда вернется Фрэнсис. Вернее, если вернется…

— Je vous ai pas vu longtemps,[49] — раздалось буквально в двух шагах от них.

— Фрэнсис!

Лариса выскочила из-за кассовой кабинки, Антон — за ней. Они обнялись втроем.

Антон радостно пробормотал:

— Принц, чертяка… Камерунецитос ты мой…

— Спасибо, ребята, — вторила Лариса.

Так они стояли, наверное, с минуту, и Антону хотелось, чтобы это никогда не закончилось. Но Фрэнсис наконец вывернулся из объятий и сказал:

— Нам надо уходить.

Опасное предприятие не прошло для футболиста даром: автоматная пуля располосовала правое плечо. Рана была неглубокая, но болезненная. Когда стало посветлее, Лариса обеспокоенно осмотрела ее и покачала головой:

— Вроде ерунда, но может быть заражение.

— Пойдем скорее в поликлинику и сделаем прививку от столбняка, — попытался отшутиться Фрэнсис, но Лариса шикнула на него, а Антону велела покопаться в машинах и поискать в аптечках что-нибудь вроде йода или любого спиртового раствора.

Они как раз остановились передохнуть в цокольном этаже одного из домов на Тихой. Именно тогда камерунец признался, что ранен — пока торопливо шли, почти бежали, от Сеятеля через лес, он не сказал ни слова и ничем не выказал боли.

— Сейчас посмотрю, — сказал Антон и осторожно выбрался из здания.

Машин на Тихой было мало: несколько праворульных легковушек, лежащий на боку «УАЗ-Патриот» и въехавший в стену панелевоз, с которого рассыпались, словно частигигантского конструктора, бетонные блоки с оконными проемами. Антон прикинул и направился к «Патриоту» — машина для людей хозяйственных, такие с собой возят много полезного.

Он ожидал увидеть в «Патриоте» труп или даже несколько — аварийные машины этим частенько отличались, — но не увидел. Лобовое стекло оказалось выбито, внутри — пусто. Оглядевшись по сторонам, что за последние дни прочно вошло в привычку, Антон встал на карачки и полез внутрь, к бардачку. Тот приржавел и открылся с жутким скрежетом. Какие-то бумаги, труха, ржавые ключи, мобильник, плоская фляжка… Антон потряс фляжку — хорошая, японская, обтянута кожей, внутри булькает. Ишь ты, герметика. Потом посмотрим, решил он и полез дальше в салон.

Аптечка нашлась сзади. Антон проверил на месте: бинты, перевязочные пакеты… ржавые ножницы, жгут — на фиг… Ага, йод. Аспирин. Слава богу, в 2013 году вновь вернули в аптечку хоть какие-то лекарства, а то предыдущая была только с тряпками. В бутылочке с йодом что-то чернело. Сгодится, наверное, даже если один осадок остался.

Андрей задом, неуклюже, выбрался из автомобиля и вернулся к своим.

— Вот, — протянул он найденное Ларисе.

Та первым делом попробовала открутить крышечку фляжки. Не получилось.

— Давай я, — сказал Антон.

Лариса помотала головой, поднатужилась. Крышечка подалась. Девушка понюхала и сказала удивленно:

— Виски.

— Можно мне немножко внутрь? — сразу оживился Фрэнсис.

— Только немножко! Мне надо еще рану обработать.

Камерунец сделал пару глотков и блаженно улыбнулся. Вопросительно посмотрел на Антона.

— Нет-нет, я не буду.

— Тогда я твою дозу выпью, а остальное — на лечение, — заключил Фрэнсис, глотнул еще два раза и вернул фляжку Ларисе.

Та сразу же плеснула на рану, футболист зашипел.

— Тс-с! Сейчас пройдет.

Лариса щепочкой наковыряла из бутылочки загустевшего йода, затем с хрустом разорвала пересохшую бумагу перевязочного пакета. Через минуту на плече Фрэнсиса красовалась аккуратная белоснежная повязка.

Они сели рядком вдоль стены.

Плохо было без часов… Если с утром-вечером еще туда-сюда, стемнело — вечер, рассвело — утро, то как временные промежутки определять? Скажем, решили отдохнуть полчаса, а сколько отдохнули? Может, четверть часа, а может, и весь час. Однако раньше же как-то люди и без этого жили.

— Что, Фрэнсис, лук-то мастерить будешь? — поинтересовался Антон, чтобы развеять скучную усталую тишину.

— Буду, — серьезно сказал камерунец. — Нам нужно оружие. С топором и железякой много не навоюем, а ты видишь, что происходит.

Антон покосился на топор, до сих пор вымазанный засохшей кровью убитого им на Сеятеле. Надо было сразу вытереть чем-нибудь…

— Куда пойдем-то?

— В лес, — сказала Лариса.

— В лес?

— А подумай сам, — девушка прищурилась, глядя на Антона. — Из города все идут в Академ. Ну, не все, кто-то на север, к Колывани, кто-то на запад… Нам нужно уйти отсюда. На юг идти бессмысленно, там Бердск, Искитим, черт знает что творится, наверное. Значит, нам надо идти на восток. Далеко на восток. Бухариха, Коурак, а потом к югу… Туда, где меньше людей.

— Это же далеко, — с сомнением произнес Антон.

— Далеко. Но идти надо. Здесь все равно скоро ничего не останется… да уже не осталось, магазины разграблены, людей жрать начали… Думаешь, я не видела, что они на Сеятеле в котле варили?

— Да, в лесу, наверное, еды больше, — сказал футболист, поглаживая раненую руку. — Грибы, ягоды, животные и птицы.

— Руками ты их будешь ловить? — почему-то озлился на Фрэнсиса Антон.

— Почему? Лук сделаю. Леска у меня есть, я сохранил… И потом, я читал в какой-то книге, что животные, когда долго не видят человека, перестают его бояться. Наверное, они подпустят очень близко.

В этот момент на улице что-то загрохотало, Лариса поднесла палец к губам. Снова стукнуло, совсем близко, потом раздался странный звук, словно гугукал ребенок.

— Я посмотрю, — прошептал Антон и осторожно подобрался к окну. Выглянул, заулыбался и сделал знак спутникам, чтобы подошли.

По улице двигалась стая обезьян. Хотя, стая — громко сказано: шесть особей средних размеров, очень лохматых, жизнерадостных. Видимо, те самые, о которых говорил покойный профессор, — разбежавшиеся из Новосибирского зоопарка и приспособившиеся к местным условиям. Одна из них взобралась на обследованный Антоном «Патриот» и подпрыгивала на дверце, бухая лапами по ржавому железу.

— Интересно, они опасные? — тихо спросила Лариса.

— Бес их знает… У вас опасные? — обратился к камерунцу Антон.

— У нас таких вроде нету…

— Лучше их не беспокоить, — решила Лариса.

Обезьяны деловито осмотрели машины, вытащили из одной трухлявый подголовник, с визгом покидались им друг в друга, после чего неожиданно сорвались с места и прыжками унеслись дальше по улице.

— Жизнь идет по кругу, — философски пробормотал Антон. — Не удивлюсь, если это новые хозяева планеты, они же — ее прежние хозяева.

— Ну, это мы еще посмотрим, — хмыкнула Лариса. — Меня другое волнует: профессор говорил об армии. Как вы думаете, она в самом деле разбежалась?

— А хрен ее знает, — честно сказал Антон.

Камерунец кивнул.

По заросшему травой и местами просевшему Бердскому шоссе ехал танк Т-55, лениво расталкивая ржавые и обгоревшие корпуса автомобилей. На башне сидел, свесив ноги в люк, белобрысый капитан и задумчиво курил.

Неожиданно танк остановился, капитан коротко матюгнулся и спросил:

— Чего там?

— Слушай, Григорич, — сказал, высовывая наружу голову, еще один человек с капитанскими звездочками, — я тут подумал…

— Паша, ты это брось. Тебе не идет, — ухмыльнулся белобрысый.

— Да хорош тебе хихикать… Я подумал, вон фургон стоит, написано ЗАО «Сибирский ЛВЗ». Это ж бухло. Прикинь, сколько водяры.

Белобрысый посмотрел в указанную сторону. Действительно, на обочине стоял покосившись грязно-белый китайский фургон с указанной надписью.

— И куда мы его погрузим, бухло твое?

— А мы его на прицепе потянем. Покрышкам, конечно, капец, но мы ж на танке. Дотащим. Вот если колесо отвалится, тогда хуже.

— Ты сначала пойди да посмотри, может, он потрошеный уже. Тут макак кругом сотни бродят. Вон, смотри, одна идет.

К танку среди автомобильных остовов пробирался человек в длинном брезентовом плаще, из-под которого виднелись голые волосатые ноги.

— Эй, военные! — крикнул он, привлекая внимание. — Товарищ офицер!

— Чего тебе? — отозвался белобрысый и погасил о броню чинарик.

— Всё, что ли? Конец? Вы приехали?

— Чего? — не понял белобрысый.

Человек в плаще подошел к танку и с надеждой повторил:

— Всё, что ли? Армия пришла?

— Слушай, земляк, пока я добрый, — вздохнув, сказал белобрысый капитан. Второй с интересом слушал. — Никакая армия никуда не пришла и не придет.

— Но… вы же…

Человек в плаще не нашелся, что еще сказать, и только сделал руками странный жест, словно лепил невидимый снежок.

— Что «мы же»? В форме? На танке? Ну да, была воинская часть, дядя. Служили в ней два прапорщика. Прочухались как-то раз — без порток, все в пыли, в паутине… Хочешь знать, что дальше?

— Хочу, — кивнул ошарашенный «дядя».

— Хочешь — слушай. Как только более-менее разобрались, что происходит, солдатики тут же разбежались. Оно и понятно: как их удержать, столько-то народу? Стрелять, и то не из чего. То, что на хранении — в смазке, да и не допер никто поначалу. А что было под рукой — в труху. За солдатиками и офицерики двинули. Кое-кто в городке остался, конечно, вот как мы с Пашей. Те самые прапорщики, если еще не допер.

— Но вы же капитан, — обалдело заметил «дядя».

— Хе! — криво усмехнулся белобрысый. — Были бы маршальские погоны, я бы и их надел… Хотя, кажись, в Российской Федерации высшее звание «генерал армии». Понимаешь, всегда в офицеры метил. Вот, дослужились. И Паша тоже. Танк? Танк с хранения. Это ж старая телега, их с вооружения сняли еще в десятом. Слава богу, армия вещь неторопливая, на переплавку не успели отправить… А то, что старая, оно и хорошо: починить проще. Где смазал, где кувалдой треснул, запчасти опять же на складе имелись. Топливо длительного срока. Вот, подладили чуток, едем. Электроники никакой, конечно, так что вражеские ракеты мы сбивать не можем, но какие тут на хер вражеские ракеты, дядя? Я подозреваю, что потенциальный враг сейчас точно так же с голой жопой похавать ищет в своих вашингтонах и пентагонах. А ты говоришь — «армия пришла».

— Значит, вы нам не поможете, — поникшим голосом произнес «дядя» и поплотнее запахнул свой плащ. — У меня семья, понимаете…

— Я бы помог, да чем? Паша, пошарь там в машине.

— Щас.

Паша нырнул вниз и тут же вылез обратно с двумя банками тушенки в руках.

— Держи, дядя, — белобрысый капитан-прапорщик сбросил их по одной мужику. Первую тот поймал, вторую уронил на потрескавшийся бетон. Подобрал, зачем-то сдул пыль. — Могу пистолет дать, «ТТ», тоже с хранения. Да только на хрена он тебе?

— Для самозащиты.

— Да? Ну на, держи, — белобрысый снял с ремня кобуру, протянул «дяде», свесившись с брони. Паша смотрел на все это неодобрительно. Человек в плаще прижал банки и пистолет к груди, нелепо собрав в кучу. — Я так мыслю, дядя, у тебя всё это отберут на хер, но это уже дело не мое. Всё, беги к своим, пока не засекли.

— Да нас давно пасут, — буркнул Паша. — Еще бы, столько шума. Вся округа сбежалась посмотреть.

— Спасибо… — пробормотал мужик, пятясь. — Спасибо…

Он наткнулся спиной на облупленный красный «Судзуки Джимни», испуганно отпрыгнул в сторону, повернулся и побежал, петляя среди машин, как заяц. Белобрысый проследил, как «дядя» скрывается на другой стороне шоссе за перекошенным магазином автозапчастей и покачал головой.

— Может, правда как-то собраться, а, Паша? Ждут ведь помощи. У нас ведь и пожрать кое-что есть, и оружие, и техника.

— А дальше что? Княжество устроишь? Крепостные, все дела? У нас в части без малого полста человек осталось, давай о них думать, — сердито отозвался Паша. — Пистолет отдал, блин…

— Да там их несколько ящиков.

— Пригодятся! В голодный год сменяем, если что. Да и они не вечные. Добрый ты не в меру, Григорич. Ладно, давай к фургону подъедем, посмотрим, что там внутри. Если и вправду бухло — значит, наш день. И ствола не жалко.

Фургон оказался полон ящиков с водочными бутылками. Паша присвистнул:

— Ни хера себе… И как его никто не заметил? Ты сразу усек, глаз наметанный.

— Тупые, — мрачно сказал Григорич, сидевший на башне с автоматом в руках. — Руки из жопы. Они в простое время, если магазин вдруг закрыт, с голоду сдохнут, а сейчас и подавно. Может, оно и правильно, так и надо? Естественный отбор, как у зверей.

— Может, и правильно, — задумчиво произнес Паша, что-то прикидывая. Захлопнул грузовую дверь фургона и добавил:

— Слазь. Будем думать, как эту херню к танку лучше прицепить.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Животные нуждаются только в пище и убежище. Для человека в нашем климате первичные потребности включают Пищу, Кров, Одежду и Топливо; пока это нам не обеспечено, мы не способны свободно и успешно решать подлинные жизненные проблемы.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Домик был страшненький — обросший зеленым мхом и вьюнками, из-под которых чернели бревна, с усыпанной многолетней листвой и хвоей шиферной крышей. Тем не менее смотрелся он каким-то крепким, уверенным, а вот штакетный заборчик, окружавший его ранее, теперь почти весь завалился. У крыльца стоял ржавый мотоцикл с коляской, а за домом виднелись хозяйственные постройки, такие же ветхие.

— Избушка-избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом, — пробормотал Антон.

Они лежали в кустах метрах в пятидесяти от домика и прикидывали, есть ли там кто живой. С виду — никого, но мало ли.

От людных мест они удалились уже давно, следуя идее Ларисы двигаться на восток. Последнего человека видели два дня назад — толстый мужик, весь обмотанный невообразимым тряпьем, тащил большой мешок.

Заметив их, он вначале сел и завопил:

— Не подходить! У меня бомба! Не трогайте меня!

Потом рассмотрел поближе, узрел, видимо, Фрэнсиса, и заорал пуще прежнего:

— Черти! Черти! Господи, спаси! Христос! Христос!

И, бросив мешок, удрал.

Неожиданный трофей осмотрели с осторожностью — кто его знает, вдруг и впрямь бомба. Но в мешке оказался никчемный мусор, из ценного — только детские резиновые сапожки в цветочек. Лариса положила их в свой рюкзак, мотивировав тем, что «хорошие вещи бросать не надо».

По пути из Академгородка они слегка прибарахлились, в основном в придорожных магазинчиках и забегаловках, а также в машинах. Улов был невелик: бейсбольная бита, складная лопатка, три банки подозрительной тушенки — съели, не померли, — кое-какие лекарства и бинты из аптечек, полторы пачки соли, сахар-рафинад, бутылка коньяка, бутылка красного вина, несколько пачек чая и огромный пакет быстрорастворимого кофе со сливками «3 в 1». Попалось несколько охотничьих ружей, но все в безобразном состоянии, и множество удочек — их решили не брать: лишняя ноша, а рыбу испокон веку ловили, как ни крути, на простую палку с леской и крючком.

К лесному домику они вышли сразу после ночлега в уютном овражке, забросанном еловыми ветвями. Погода стояла теплая, дождя не было, поэтому они отдохнули и выспались, даже не озаботившись ночным дежурством. К тому же звери им не докучали, хотя мелькали то там, то сям. На белок они перестали обращать внимание еще в Академгородке, видели куницу, нескольких зайцев и соболей, а вчера под утро вблизи от стоянки долго и нудно орала рысь. Антон охотником сроду не был, но помнил, что рысь для человека опасна весьма условно, в отличие от, скажем, лося или медведя, которых лучше обходить за тридевять земель.

— Ну что? — спросил камерунец. — Так и будем лежать?

— Ладно, — Антон поднялся на колени и отряхнул приставшие к куртке травинки. — Я пойду. Вдруг там ветхая старушка живет, а ты сунешь свою богомерзкую рожу, ей и кранты.

Фрэнсис засмеялся — после случая с толстяком над ним регулярно подшучивали, и он не обижался, понимая, что друзья делают это по-доброму.

Поудобнее ухватив топор за облитую резиной рукоять, Антон зашагал к дому. Идти было страшновато — а ну как пальнут в окошко дуплетом, и поминай, как звали! Но домик при всей своей диковатости выглядел мирным, даже пасторальным. Хоть Шишкина зови — пейзаж рисовать. Шишкина Антон всегда уважал, хотя многие, особенно знакомые, закончившие местное худилище, считали того «мещанским живописцем».

Крылечко немного расползлось и прогнулось, но вес Антона выдержало. Он хотел было постучать в дверь с массивной рукоятью-кольцом, но в последний момент остановил руку.

Неожиданно вспомнилось прочитанное в какой-то книге почти перед самой катастрофой выражение: «Где крещеного человека долго не бывает, там и чему другому поселиться невелик труд». Антон суеверным никогда себя не считал, но с вещами малообъяснимыми сталкивался. Пару лет назад гостил, к примеру, у друга, энтузиаста-поисковика, на Брянщине, и пошли они в лес за грибами. Отъехали на электричке подальше от города и принялись бродить. Бродили-бродили, час, другой — ничего. Хоть бы поганка. Плюнули, сели на краешке оплывшего окопчика, свесив вниз ноги, и стали употреблять с горя взятое с собой: водочку, огурчики, сальце, капустку квашеную. Друг под хихиканье и издевки Антона немного водки плеснул в кусты, сказавши: «Это тебе, дедушка». Допив-доев, собрали мусор и обнаружили, что буквально в паре метров от них лежит трухлявый древесный ствол, полностью обросший крепкими, один к одному, опятами… В результате наполнили всю наличную тару, сделали мешки из курток и то не все собрали. «А это всё потому, что дедушку уважили», — спокойно и на полном серьезе пояснил друг.

Постояв еще пару секунд, Антон оглянулся на кусты, где прятались его спутники, и решительно постучал в дверь. Звук оказался неожиданно громкий, увесистый.

Изнутри никто не отвечал. Тогда Антон осторожно толкнул дверь и она, таинственно скрипнув, отворилась. Делать было нечего, и Антон вошел внутрь.

После солнечной опушки глаза почти ничего не видели в полутьме. Чувствуя себя дураком, Антон громко сказал:

— Домовой-батюшка, пусти прохожих переночевать, Христа ради!

В углу что-то завозилось, зашевелилось, и густой низкий голос прогудел:

— Что ж ты, дурень, нечистую силу-то Христа ради просишь? Вот я тебя!

Антон с перепугу отшатнулся и врезался спиной в дверной косяк. Топор выпал из руки и гулко стукнулся об пол.

— Да не лотошись, не лотошись. Не домовой я, — добродушно продолжил голос.

Чиркнула спичка, загорелась свечка, и Антон увидел лежащего на допотопной кровати с металлическими шишками бородатого старичка.

— Из-звините… — промямлил Андрей.

— Ох… — старичок откинул в сторону шерстяное одеяло и с трудом сел, свесив ноги. — Зови, кто там у тебя прохожие… Я пока свет вздую посильнее.

Старичка-домового звали Кирила Кирилыч, и был он здешним лесником. Как поняли друзья из довольно путаного рассказа, избыточно переполненного фактами, фамилиями и второстепенными событиями, должность Кирилы Кирилыча как таковую упразднили еще в конце девяностых, но домик и даже мотоцикл с коляской ему оставили. Так он тут и жил, пока не случилась «катаклизма» — именно так Кирила Кирилыч называл день, когда все люди уснули на много лет. Сам Кирила Кирилыч по стечению обстоятельств как раз спал в этой самой кровати, потому сначала ничего особо и не заметил. А когда заметил — не слишком удивился, потому что давно ждал чего-то подобного. Даже подсчитал, что прошло примерно лет тридцать — по выросшим деревьям и прочим приметам, городскому жителю непонятным.

— Природа, она шутковать не любит, — говорил старичок, сноровисто пристраивая в печи чугунок с зайчатиной. Зайцев он ловил в силки прямо возле дома. — Я как думаю: вот растет оно всё, живет. Сорвал, съел. Убил, тоже съел. Лишнего брать не надо, портить попусту, а если по уму делать, то всем хватит. Нет, оно, конечно, электричество, машины, телевизер — дело хорошее. Но тоже если с умом. А в последнее время без ума делали. Вот и наделали, аггелы.

Рассказу о том, что происходит в Новосибирске, Кирила Кирилыч тоже не удивился:

— Я-то раньше в Тогучине жил, покамест сюда не перебрался. В Новосибирск тоже ездил, а как же. Последний раз, кажись, году в восемьдесят восьмом. Или когда у нас Брежнев-то помер?

Когда помер Брежнев, не помнил никто из присутствующих, потому сошлись, что вполне мог и в восемьдесят восьмом.

— Тогда еще подумал: строют и строют. И всё вверх да вверх. Человек при земле должен жить, чтобы потом в нее же и уйти, когда срок придет, а не под небом ногами болтать. Вот и понастроили кирпичей, а жить в них, получается, нынче никак невозможно.

К Фрэнсису Кирила Кирилыч отнесся с любопытством:

— А тебя-то, болезный, сюда как занесло?

Когда камерунец объяснил насчет футбола, старичок покрутил головой:

— Дома тебе не игралось, что ли? У вас там, поди, тепло, бананы. Как жили люди, так и живут. Жалеешь, небось, что уехал-то?

Фрэнсис грустно промолчал.

— Раньше, помню, все наши играли: Блохин, Понедельник, Месхи, Численко… Чемпионат Европы выигрывали! А потом стали ехать эфиопы, уж прости, парень, и весь футбол на распыл пошел…

Продолжая ворчать, Кирила Кирилыч накрывал на стол. Продукты были, как говорится, экологически чистые: морковь, мелкая вареная картошка, странноватого вида капуста, всякие травки, зеленый лук с непривычно жесткими перьями.

— На огороде что росло, то и осталось почти все, — пояснил Кирила Кирилыч, аккуратно поставив в центр стола глиняный горшочек с медом. Мед был явно свежий, ароматный и текучий.

— А это у вас откуда, Кирила Кирилыч? — удивилась Лариса.

— Прошелся на днях, тут недалеко пчелки дикие жили. Как жили, так и живут… Я и добыл чуток.

— На дерево, что ли, лазили? — с сомнением спросил Антон.

— Так и лазил, чего тут.

За разговорами поспела зайчатина. Когда старичок принялся раскладывать мясо по древним тарелкам с бледно-голубой надписью «Общепит», Антон крякнул и полез в рюкзак за коньяком. Кирила Кирилыч внимательно осмотрел бутылку «Реми Мартена», одобрительно покивал и добыл из самодельного буфета граненые стопочки.

— Наливай, парень, — велел он почему-то Фрэнсису, что тот незамедлительно и сделал.

Потом они курили, сидя на травке — все, кроме Кирилы Кирилыча, который по старости вынес себе табурет. Курили крепкий самосад, хранившийся у лесника еще со старых времен — «настоялся», как сказал сам старичок, сделав первую затяжку. За домом довольно буйно рос свежий табачок, так что на сей счет волноваться не приходилось.

— Кирила Кирилыч, — сказала Лариса, — а как так вышло, что у вас тут почти все цело, никакой разрухи?

— Так руками же сделано, а не роботами вашими, — усмехнулся старик. — Вон «Урал» стоит — руина руиной. Чуть без присмотра — тут же и развалилось. А вот тубаретка. — Кирила Кирилыч щелкнул большим желтым ногтем по своему трону. — Я ее сам сделал, тут даже гвоздей, и тех нету. Гвоздь он что? Он железо. Сгнил — тубаретку выбрасывай. А тут гнить нечему, дерево хорошее, крепкое… Так что вы, ребята, оставайтесь-ка у меня жить, — без всякого перехода продолжил Кирила Кирилыч. — Места вроде хватает, девке угол чем-нибудь отгородим от сраму, как-нибудь проживем. А то ведь зима скоро, куда вас несет?

Антон и Фрэнсис переглянулись. У Антона давно уже появилась мысль переговорить с лесником насчет приюта. В самом деле, место удобное, обжитое, от людей далеко, вряд ли сюда кто-то придет — хотя они же вот набрели, ну да ладно. А сам Кирила Кирилыч — кладезь знаний, которых у них нет и не будет.

— Если вы не против, мы — с удовольствием, — выразил общую мысль камерунец.

— Вот и ладно, — удовлетворенно кивнул Кирила Кирилыч и погасил самокрутку, растерев ее о широкую мозолистую ладонь.

И стали они, словно в сказке, жить-поживать и добра наживать. Все вертелось, разумеется, вокруг хозяина. А ведь Кириле Кирилычу было восемьдесят девять лет — по тем, докатастрофным меркам. Выспрашивать у него пришлось долго, но как-то вечером старичок раскололся и даже показал альбом с фотографиями. Выяснилось, что он даже успел повоевать, угодив в последний призыв — в Германии и в Японии. Бравый паренек-сержант с орденом Боевого Красного знамени и тремя медалями был весьма отдаленно похож на нынешнего старичка-боровичка, заросшего по уши седой бородою.

— А что ж вы не женились, Кирила Кирилыч? — осторожно спросила Лариса, подразумевая, что в альбоме не нашлось ни одного семейного снимка.

— Отчего же не женился? Женился. В пятьдесят седьмом году, как сейчас помню. Года полтора пожил да и перестал: баловство одно. Кому-то, может, оно и полезно, и нужно, а я человек одиночный, самостоятельный. Хочу — пойду с мужиками пиво пить в ларек, хочу — на охоту… Работал, помню, в Тогучине шофером на грузовике, хорошая машина была, «Студебеккер». Вдруг чую — надоело. За руль сажусь, а душа не принимает. Пошел, взял расчет, да и в лесники. А был бы до той поры женатый, черта с два меня жена бы отпустила.

Во время постоянных походов в лес Кирила Кирилыч показывал друзьям окрестности, учил, что можно есть, чего нельзя, где лучше ставить силки и капканы — у него их было несколько, старых и громоздких, но зато сохранившихся без потерь. Показал озерцо, в котором жили караси. Сберег старый лесник и ружье ИЖ-12. Когда проснулся, в первую очередь им занялся — перебрал, смазал, почистил.

— В шестьдесят третьем году купил, а как новое, — гордо говорил он, похлопывая ружье по затертому прикладу. — Вертикалка, шестнадцатый калибр, их тогда только выпускать начали.

Запас патронов у Кирилы Кирилыча тоже имелся внушительный: от снаряженных всевозможной дробью до пулевых «Вятка», на крупного зверя — кабана, медведя, лося. Собственно, двух лосей они как раз и завалили в своих скитаниях. Мясо закоптили, засолили и завялили на зиму, равно как и множество битой птицы и зайчатины. Насушили карасей, собрали с огорода часть урожая, выросшего самосейкой. «Остальное еще порастет малость», — рассудил Кирила Кирилыч. Попервоначалу страдали от отсутствия хлеба — все, кроме Фрэнсиса, — но потом привыкли. Труднее жилось бы без соли, но у запасливого лесника, который редко выбирался из своего домишки, в кладовой лежал целый мешок. С сахаром тоже особых проблем не было — по той же причине. Антону было удивительно, что все это не съели мыши, но Кирила Кирилыч объяснил, что против мыши толк надо знать, и показал прослоенные толстой жестью стенки кладовки.

Антон понимал, что к зиме они подготовились более чем качественно. Он не представлял, что бы они делали без доброго лесника, даже если бы нашли избушку наподобие этой. Все планы типа «смастерить лук» казались глупыми и смешными, хотя идею насчет лука Кирила Кирилыч, кстати, одобрил и даже помог Фрэнсису выбрать несколько подходящих заготовок. В итоге камерунец сделал несколько луков и регулярно их пристреливал. Из ружья он тоже стрелял неплохо, как и Лариса, а вот у Антона получалось так себе.

Никто не беспокоил компанию, кроме любопытного медведя, повадившегося как-то приходить по ночам и бродить вокруг домика. Кирила Кирилыч объяснил, что пугать зверя не надо — походит и сам уйдет. Главное — не приваживать, не разбрасывать объедки, потому что медведи очень любят человеческую еду.

— Собачка бы еще не помешала, — говорил старичок, печально глядя на добротную будку рядом с банькой. — Мой-то Буян умер месяца за два до катаклизмы, я все собирался в деревню съездить, щенка взять, да не успел. Оно, конечно, можно сходить, да одичали они, пустое…

День проходил за днем. Наступил октябрь.

Рано утром Антон проснулся и обнаружил, что за окном все засыпано снегом. Он чувствовал себя бодрым, свежим и решил почистить дорожки к сарайчику и баньке, но, когда встал, обнаружил, что Фрэнсиса уже нет. Кирила Кирилыч уютно похрапывал, задрав к потолку бороду, Лариса тоже сопела за своей занавеской, а вот камерунец куда-то делся.

Одевшись — к зиме из шкур добытой дичи всем пошили зимние кухлянки и штаны, страшненькие, но зато, как говорится, функциональные, — Антон вышел на крылечко. Следы в глубоком снегу уходили за домик, и он пошел по ним.

Фрэнсис стрелял из лука. Самодельные стрелы у него были двух видов — с обычными заостренными, опаленными на огне кончиками и с более внушительными каменными наконечниками. Изготовляя их, футболист шутил, что возвращается к первобытным временам, хотя, по сути, так дело и обстояло.

— Привет, — сказал камерунец, подходя к сплетенной из травы мишени и выдергивая впившуюся в нее стрелу.

— Доброе утро, — сказал Антон. — Что-то ты сегодня рано.

— Хорошо, что ты встал. Я хотел с тобой поговорить.

Фрэнсис выглядел очень серьезно, и Антон тут же заволновался, не обидел ли он чем товарища.

— Что ты думаешь о Ларисе?

«Вот оно что», — подумал Антон.

— Мы же с тобой договорились, помнишь?

— Да я не об этом, — досадливо поморщился камерунец. — По-моему, она себя плохо чувствует.

— Э-э… Я вроде не замечал. Ну, располнела немного, так это на свежем воздухе, хорошей пище…

— Ее постоянно тошнит.

— Я не замечал, — растерянно повторил Антон.

— А я заметил. Ты знаешь, что означает, когда женщину часто тошнит?

— Ты хочешь сказать, что Лариса беременна? — дошло до Антона.

— Да. Ты умеешь принимать роды?

— Офонарел?! Я в театральном учился! Какие роды… А ты?

— Откуда?

— Может, Кирила Кирилыч умеет… Он ведь все умеет! — с надеждой сказал Антон, но камерунец покачал головой:

— Кирила Кирилыч почти всю жизнь жил один, детей у него нет. Вряд ли.

— Я думаю, для начала надо поговорить с самой Ларисой. В конце концов, мы можем ошибаться, придумываем себе черт знает что, как будто других проблем мало.

— Хорошо, — просто ответил камерунец. — Пойдем и поговорим. Я думаю, Кирила Кирилыч тоже должен знать, если это так.

Когда они вошли в домик, Кирила Кирилыч и Лариса уже собирали завтрак, растапливали медный самовар.

— Что это вы, вдвоем до ветру, что ли, ходили? — улыбнувшись, спросил лесник.

— Да нет, просто не спится… Лариса, мы хотели с тобой поговорить, — сказал Фрэнсис.

Девушка удивленно повернулась к ним, держа в руках миску с вареньем из ягод на меду.

— Что-то случилось?

«А ведь она и в самом деле поправилась, — подумал Антон. — И из домика в последнее время часто выходит — типа, подышать».

— Лариса, ты беременна? Скажи нам, пожалуйста, честно. Все равно скрывать это бессмысленно.

Кирила Кирилыч присвистнул и уселся на табурет, с интересом глядя на собравшихся.

— Да, — сказала Лариса и поставила миску на стол. — Я беременна.

— Сколько месяцев?

— Было три… то есть до того, как мы все уснули. Сейчас, наверное, пять. Может, ты хочешь знать, от кого я беременна? — с вызовом спросила она.

Фрэнсис пожал плечами:

— Да какая разница.

— Вот именно. Этого человека здесь нет, и я даже не знаю, жив ли он.

— Что ж ты, девка, не сказала-то? — пожурил Ларису Кирила Кирилыч. — Чего боялась?

Лариса открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом повернулась и бросилась за свою занавеску. Оттуда послышались глухие рыдания.

— Идемте, ребята, — Кирила Кирилыч встал и взял Антона за плечо. — Подышим, подумаем, чего девке мешать.

На крыльце они задымили самокрутками. С горя приобщился и Фрэнсис.

— Чего делать-то будем? — спросил Кирила Кирилыч. — Я вам не фершал, не умею.

— Мы тоже, — почему-то виновато сказал Антон. — Но оно же как-то само вроде бы происходит, разве нет?

— Во-первых, — сказал рассудительный камерунец, — не всегда происходит само. Могут быть какие-то осложнения, ребенок может пойти ногами, еще что-то случится… Во-вторых, ты не учитываешь одной важной вещи, Антон. Лариса забеременела до того, как мы все уснули.

— И?

— Да чо «и»! — сердито махнул рукой Кирила Кирилыч. — Получается, она с ребеночком внутре все эти тридцать лет пролежала! Откуда ж нам знать, что могло получиться?

Антон стиснул зубы. Почему-то в голову сразу полезли фильмы ужасов, в которых зубастые и когтистые младенцы раздирали в клочья лоно матери и бросались на разбегающихся врачей.

— Погодите, — сказал он, — но ребенок-то растет, ее тошнит… этот, как его, токсикоз появился… Может, все правильно идет?

— Может, и правильно, — согласился Фрэнсис. — Но что мы будем делать, если пойдет неправильно? Нужно быть готовыми ко всему.

— Черт… Хоть бы книжку какую-нибудь найти. У мамы был «Справочник практического врача», наверное, и по родам какие-то руководства бывают. Эх, а я ведь думал по книжным и по библиотекам в Академе пошариться перед уходом… Из головы вылетело совсем!

Антон в сердцах даже шлепнул себя ладонью по макушке.

— Теперь уже поздно. По снегу вы до ближайшей библиотеки нескоро дочапаете, да и есть ли она, откуда нам знать, — заключил Кирила Кирилыч. — Стало быть, живем как жили, а девке — присмотр и внимание. Обижать вздумаете — пришибу.

— Да кто ее обижать станет, что вы глупости говорите, Кирила Кирилыч… — вздохнул Антон.

— Тихо, — вдруг насторожился камерунец и прислушался.

— Чего? — шепотом спросил лесник, тоже приложив руку к мохнатому уху.

— В лесу крикнул кто-то. Вроде матом.

— Так, — сразу же посуровел Кирила Кирилыч. — Все в дом!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Раз почва оказалась подходящей для семени, и оно пустило корешки вниз, оно может безбоязненно выпускать свои ростки вверх. Для чего же человек так прочно укоренился на земле, как не для того, чтоб настолько же подняться вверх, к небесам?

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Их было четверо. Тепло одеты, дорогое охотничье снаряжение, кем-то заботливо сохраненное, у троих — ружья, у четвертого — «Сайга». К домику они подошли не торопясь, остановились метрах в трех от погребенного под снегом мотоцикла, сняли широкие пластиковые лыжи, после чего один крикнул:

— Кирилыч!

Фрэнсис, Антон и лесник наблюдали за незваными гостями через маленькое оконце справа от двери.

— Кто это? — спросил камерунец.

Кирила Кирилыч сердито сплюнул на пол, чего обычно себе не позволял, и ответил:

— Коз-зел один. Платон. Уголовник, браконьер… сволочь, короче.

— Что ему надо?

— А вот сейчас и спрошу, раз зовет. Сидите тихо, как будто нету вас.

Лесник оттолкнул Фрэнсиса и, широко распахнув дверь, вышел на крыльцо.

— Здорово, Кирилыч! — приветливо сказал «козел».

Антон всмотрелся в его лицо под пушистой меховой шапкой. Человек как человек, лет сорок пять, довольно приятная внешность.

— Здоровей видали, — буркнул Кирила Кирилыч. — Что надобно?

— А чего ты такой неприветливый? — деланно удивился Платон. — Зачем так старого приятеля встречаешь?

— Ты, Платон, мне не приятель, и приятелем никогда не был. В гости я тебя тоже не припомню, чтобы звал. А либо ты открытку получил или телеграмму?

Платон засмеялся, его поддержали остальные.

— Нет, Кирилыч, не получал я открытки. Так, мимо проходили, решил заглянуть, посмотреть, как живешь-можешь.

— Посмотрел? — спросил лесник. — Ну так иди себе далее.

— Да нет, — покачал головой Платон. — Нам бы перекусить, отдохнуть. Я, признаться, вообще думал, ты тут кеды склеил. С тринадцатого года тебя не видел, если память не изменяет. А ты бодрячком.

— А у меня тут не хотель, чтобы жрать да отдыхать. Я человек старый, больной. Питаюсь чем бог послал, во сне воздух порчу, грязюка кругом.

— Крутишь ты что-то, Кирилыч, — неодобрительно сказал Платон и двинул плечом, давая знак своим. Человек с «Сайгой» тут же направил свой полуавтоматический карабин на старика. — Мы войдем и посмотрим. Не понравится — уйдем.

Антон быстро переглянулся с Фрэнсисом, из-за занавески тревожно высунулась Лариса.

— Ружье! Ружье! — прошипел ей Фрэнсис. — Спрячь!

Лариса послушно схватила ИЖ и сунула куда-то под свою лежанку. Крыльцо тем временем заскрипело, и в домик сначала вошел, пятясь, Кирила Кирилыч, а за ним — четверо пришлых. Увидев Фрэнсиса и Антона, Платон удивленно поднял брови:

— Вот это да! Кирилыч, ты что это? Даже камерунца где-то нашел, видали?

— Он по-русски умеет? — с интересом спросил человек с «Сайгой». Карабин он по-прежнему не сводил со старика.

— Получше тебя, — процедил сквозь зубы футболист.

— Ой! Оно разговаривает! — притворно испугался другой, с форсистой бородой клинышком.

Кирила Кирилыч молчал. Платон решительно отодвинул его со своего пути, подошел к столу и сел, сняв шапку.

— Вот и самовар, вижу, поспел, — добродушно сказал он. — Разоблачайся, мужики. И достаньте, что там у нас в рюкзаках из жратвы, угостим хозяев за беседой. Кабан, водку тоже.

Домик наполнился шумом: снималась и развешивалась по гвоздикам одежда, звякали бутылки, вскрывались консервы, а в довершение всего бородатый бухнул в центр стола здоровенный кусок жареного мяса.

«Чье?» — сразу же звонко ударило в голову Антону.

— Погреть бы, — сказал он. — Залубенело на морозе.

— Кирилыч, погрей, — велел Платон. Лесник молчал, не двигаясь с места. — Не хочешь? Хрен с тобой, сам погрею.

Он поднялся и только сейчас обратил внимание на занавеску.

— А там кто?

— Девка, — неохотно сказал Кирила Кирилыч. — Беременная она, не трожьте.

— Беременная? Ну-ка, посмотрим… — Платон отдернул занавеску. Лариса сидела на лежанке, нарочито испуганно глядя на чужака. — Ух, и впрямь девка… Да не такая она у вас и беременная, я-то думал, рожает уже… Ладно, сиди пока, беременная. Потом посмотрим.

Это «потом посмотрим» прозвучало зловеще, хотя до сих пор Платон выглядел не особенно угрожающе. Он задернул занавеску обратно, сунул мясо в печку, к огню и вернулся на свое место. Внимательно поглядел на Антона и Фрэнсиса, сказал:

— Садитесь за стол, знакомиться будем.

Знакомство получилось неважное. Гости ели и пили, отпуская шуточки по поводу Фрэнсиса, на которые тот не обращал внимания. Антон и Фрэнсис не притронулись ни к чему, тем более к мясу, а Кирила Кирилыч выпил пару стаканчиков водки, не закусывая.

Наконец Платон хлопнул ладонью по столу, прекращая базары своих людей, и сказал:

— Напрасно ты, Кирилыч, со мной так грубо поступил. Сказал бы, что гости, я бы дальше пошел.

— Ага, — мрачно ответил лесник, — пошел бы ты. Другому кому рассказывай.

— А что ты не ешь ничего? — озаботился Платон. — А вы, братцы, чего не едите? Вон мясо берите, консерву.

— Чье мясо-то? — неожиданно для себя спросил Антон.

— Мясо-то? — Платон хохотнул. — Известно чье мясо. Сла-адкое!

— Что ж вы, сволочи, людей, что ли, жрете? — поднимаясь из-за стола, прогудел Кирила Кирилыч. — Как же вы опаскудели так, а?

— Сиди, дед! — поспешно придавил его к табуретке вскочивший Кабан.

— Лес кругом, что вам, жрать нечего, подлюки? — не обращая внимания, продолжал лесник. — Вон ружья какие, карабин, зверя стрелить не можете, что ли?

— Можем, Кирилыч, — весело сказал Платон. — Мы все можем. Только с людьми, знаешь, попроще. А вкус тот же. Не веришь — попробуй.

— Вот как сдохнешь, тогда я тебе, петуху топтаному, нос отъем, чтобы на том свете смеялись, — спокойно ответил Кирила Кирилыч. — А пока погожу скоромиться.

Издевательски-добродушная улыбка сползла с лица Платона:

— Не хочешь, значит. Кабан!

Кабан с готовностью пригнул голову старика к столу и прижал его щекой к дощатой поверхности. Старенький лесник пытался сопротивляться, но против здоровенного Кабана явно не тянул. Антон и Фрэнсис дернулись, но тут же оказались под прицелом ружей. Платон взял охотничий нож, отхватил изрядный шмат от оставшегося мяса и поднес ко рту Кирилы Кирилыча:

— Жри.

Старик плотно сомкнул губы, но Кабан нажал большим пальцем на челюстную мышцу. Рот открылся, и Платон быстро сунул туда кусок, после чего запечатал рот ладонью. Кирила Кирилыч задергался, но освободиться не мог.

— Жуй, жуй, — заботливо сказал Платон. — Глотай.

Старик забился пуще прежнего, и Кабан все же выпустил его. Упав с табурета, Кирила Кирилыч откатился в сторону, где его вырвало. Бородатый и владелец «Сайги» заржали, не забывая держать Фрэнсиса и Антона под прицелом.

— Хозяина накормили, — деловито продолжал Платон, — подумаем, что дальше делать. Полагаю, братва, этих двоих в расход. Запасы на исходе, а черненького мяса я сроду не пробовал. Интересно, каково на вкус.

Антон почувствовал, как напряглись мышцы на ноге сидящего рядом футболиста. «Нет, нельзя дергаться, — подумал он. — У Ларисы ружье. Глупо погибнуть всегда успеем, а пока еще есть шанс».

— Девку возьмем с собой, — рассуждал Платон. — В дороге пригодится, а коли что, опять же консерва.

— С начинкой! — остроумно добавил Кабан, и все снова заржали.

Платон вытер испачканную жиром ладонь об колено Антона, подмигнул ему и встал. Подошел к занавеске, протянул руку.

Рассчитанная на медведя и лося «Вятка» с расстояния в метр отшвырнула уголовника на стол, который тут же опрокинулся вместе с горячим самоваром. В этот момент Фрэнсис прыгнул, пользуясь тем, что целившийся в него бородач отвлекся на выстрел, брызги и клубы пара. Обычный человек так прыгнуть с места, из положения «сидя», не смог бы, но Фрэнсис «Принц» Мбеле был отличным форвардом, забившим за сезон в «ПСЖ» сорок два мяча и получившим «Золотую бутсу». Бородач полетел в угол, успев выстрелить в потолок.

Далее события развивались столь же молниеносно. Антон, не мигая, смотрел на человека с «Сайгой», у которого в розовом облаке неожиданно исчезло полголовы. Он понял, что это был второй выстрел Ларисы, только тогда, когда слабо перхавший в углу Кирила Кирилыч ожил, схватил табурет и обрушил его на голову Кабана. Прикинув, что леснику помощь нужнее, чем Фрэнсису, Антон неуклюже завалился на поверженного Кабана и принялся месить его кулаками.

Больше он ничего не помнил…

Очнулся Антон на Ларисиной лежанке. За занавеской была слышна какая-то суета, и он было вскинулся, подумав, что там продолжается бой. Но ткань тут же уползла в сторону, и перед Антоном возник камерунец со стаканом водки.

— Выпей, — приказным тоном сказал он. — Тебе нужно.

Антон не стал спорить и высосал противную полувыдохшуюся жидкость. Его замутило, но почти сразу стало легче. Сильно болели руки — он посмотрел на разбитые костяшки, поморщился, попытавшись шевелить пальцами.

— Ты два пальца вывихнул, — пояснил Фрэнсис. — Я вправил, я такое умею.

Антон поднялся с лежанки, и его слегка повело в сторону. Перед глазами поплыли цветные круги. Он плюхнулся обратно и спросил заплетающимся языком:

— Что со мной?

— Во-первых, ты только что выпил стакан водки, — напомнил камерунец. — Во-вторых, ты бил этого Кабана, а потом потерял сознание. Мы тебя положили сюда.

— А что с остальными?

— Двоих убила Лариса. А остальных… остальных Кирила Кирилыч ножом добил.

Антона никак не тронули эти слова. К ним в дом пришли людоеды. Людоеды хотели их убить и разделать на мясо, а Ларису забрать с собой. Они убили людоедов. Все правильно, так и надо.

— Вы с Ларисой оставайтесь здесь, отдыхайте, — продолжал тем временем футболист. — Мы с Кирилой Кирилычем погрузим мертвецов на санки, у него в сарае есть, и отвезем подальше. Там выбросим — звери растащат.

— А если их хватятся? Этот Платон запросто мог сказать своим, куда отправился.

— Да нет, Кирила Кирилыч говорит, он по жизни одиночка. Вряд ли, говорит. А если придут — получат. У нас теперь три ружья и этот карабин, похожий на автомат Калашникова, и еще пистолет — он у Платона был. Отобьемся.

— Вам точно помощь не нужна?

Антон попытался снова встать с лежанки, но Фрэнсис с улыбкой толкнул его обратно:

— Лежи, лежи. Справимся.

Антон послушно лег и тут же провалился в сон. Снилась какая-то дрянь, что-то черное и клыкастое, лезущее со всех сторон, и он был рад, когда из сна его вытащил голос Ларисы:

— Антоша, что ты? Кошмар приснился?

Антон открыл глаза. Лариса сидела рядом с чашкой в руках.

— Вот, водичка, — ласково сказала она.

Антон выпил.

— А Фрэнсис с дедом не вернулись еще?

— Вернулись, вернулись. Силки пошли проверять.Кирила Кирилыч расстроился очень. Сам не свой.

— В смысле? Почему?

— Платон же заставил его человечину есть. «Опоганился я, — говорит, — ребята…» Мы его успокоить пытались — мол, не человечина это никакая, издевался над тобой Платон. А он кусок кожи от мяса показывает, а там татуировка…

Лариса помолчала:

— Не нравится он мне. Как бы не сделал чего с собой.

Лариса оказалась права. Кирила Кирилыч захирел, плохо ел, только пил трофейную водку и лежал на своей старенькой кровати, повернувшись лицом к стене. Еще пару раз сходил с Фрэнсисом и Антоном проверить силки, а потом велел делать это без него. Разговаривал односложно, что-то бормотал себе под нос… Короче, это сделался совсем не тот Кирила Кирилыч, что встретил их в этом домике в конце августа.

Закончилось все просто: ночью они проснулись от близкого выстрела. Старичок лесник сидел на крылечке. Разувшись, он приставил ствол своего любимого ИЖ-12 к подбородку и пальцем ноги нажал на курок.

— Как профессор… — уныло сказала Лариса.

— Профессор почище кончил, — брякнул зачем-то Антон и прикусил язык.

На столе они обнаружили записку, придавленную пепельницей.

«Не могу я так больше жить, ребята. И без того мало оставалось, так зачем мучаться. Вы обитайте здесь спокойно, пользуйтесь, чему умел, я вас чуток научил, остальное сами сообразите, не дураки. Лариске удачно разродиться, а по весне не забудьте огородом заняться, как я говорил».

И всё. Никакой подписи, ничего.

— Хороший был старичок, — сказала Лариса и заплакала.

Фрэнсис крякнул, полез в буфет и достал последнюю бутылку водки, вернее, треть бутылки. Разлил ее по стаканам. Выпили, не чокаясь.

Кирилу Кирилыча решили пока положить в сарайчике. Могилу до весны никак не вырыть, а оставлять его в снегу, как бандитов Платона, было делом подлым. Поэтому тело аккуратно завернули в старый ковер, обмотали веревкой и уложили на поленницу. После этого в сарайчик попусту старались не заходить…

Искать Платона так никто и не заявился, однако трофейный арсенал и Кирил-Кирилычев ИЖ всегда лежали наготове. Уходили в лес теперь только по одному, чтобы не оставлять Ларису. Теоретически хватило бы и имеющихся припасов, заготовленных еще при леснике, но просто так сидеть в домике было скучно. Развлекались историями из жизни: Антон рассказывал всякие цирковые, театральные и корпоративные хохмы, Лариса — ментовские, а Фрэнсис — футбольные и африканские. Еще у покойного Кирилы Кирилыча был книжный шкафчик с небольшой библиотечкой: собрания сочинений Симонова, Шолохова и Шукшина, неожиданный Джеральд Даррелл, куча детективов в мягких обложках, натасканных, видимо, всевозможными гостями-охотниками. Странно, но мыши книги не сожрали — наверное, потому, что вокруг лес, и им хватало пищи более вкусной, чем старая бумага.

Зима дошла до макушки, встретили Новый год. Праздник был весьма приблизительный — даже по дням ориентировались на глазок, прикинув, что очнулись где-то в середине августа. А уж по часам — и подавно. Однако придумали себе некую условную полночь, собрали праздничный стол: жареный глухарь с картофельным пюре, соленая черемша, салат из морковки с капустой, уха из карасей, заранее намороженных в запас, брусничный морс, ягодное вино, поставленное еще Кирилой Кирилычем.

Антон изобразил кремлевские куранты, все чокнулись, выпили. Лариса потрясла головой — пузырчатое вино ударило в нос — и спросила:

— А мне пить-то можно вообще?

— Можно, можно, — успокоил Антон. — Это ж экологически чистое, домашнее, да и спирта там градусов десять максимум. Ты давай закусывай.

И протянул девушке глухариную ногу.

Когда от птицы остались кости, а двухлитровая банка с вином опустела, Лариса пригорюнилась. Фрэнсис и Антон переглянулись.

— Что-то не так? — осторожно спросил Антон.

— Да нет, все так… Спасибо за праздник.

— Это тебе спасибо. Готовил-то кто? С нас только глухарь причитался.

— Я просто вспомнила, как встречала прошлый Новый год. Дома, с родителями. Шампанское, президент в телевизоре поздравляет, Киркоров, Галкин… Вроде противно даже, оскомину набило за столько лет, а теперь вот… скучаю.

— О, кстати, — попытался Антон развеять собирающуюся над столом грусть, — интересно, как они все там? Ну, вот Галкин, Киркоров… Прикинь, Галкин в своем замке проснулся! У него же замок где-то в Подмосковье, в газетах писали. Пугачева с ним, челядь всякая… Вот кому обидно, поди. Они же теперь никто. Телевизора нет, зрителей нет, концертные залы обвалились.

— Зато президент, мне кажется, что-то должен делать, — предположила Лариса. — У них ведь есть различные системы связи, жизнеобеспечения для таких случаев. В Кремле, в Министерстве обороны… Мне отец рассказывал.

— А кто он у тебя? — спросил Фрэнсис, тщательно обсасывая соленый стебель черемши.

— Генерал-майор.

Антон хмыкнул — до этого разговор о родителях у них почему-то не заходил, кроме его давней беседы с Фрэнсисом про братьев-сестер.

— Армейский?

— Да. Только он был в Иркутске, когда все произошло. Точнее, они с мамой. А я осталась здесь после того, как папу перевели. Хотела идти своим путем, потому и в полицию полезла. Папа с мамой хотели, чтобы я пошла на юридический, я и решила: начну с самых низов. Романтика, блин. А если бы поехала с ними…

Лариса, не договорив, махнула рукой и замолчала. Взяла банку из-под вина, заглянула внутрь, вылила в свой стакан оставшиеся граммов пятьдесят.

— Ты про беременность? — понял девушку Фрэнсис. — Боишься, что мы не сможем тебе помочь?

— Конечно, про беременность. — Лариса одним глотком выпила вино. — А помочь… сможете. Рожать-то я не боюсь, у нас в полиции были специальные курсы, я вас научу, что делать…

— Черт! — вскрикнул Антон, подскакивая на табуретке. — Идиоты! Мы с тобой идиоты, брат! Ментов же давно учат роды принимать и пожарных, как в Америке! А мы с тобой хотели справочник для гинекологов искать…

— Что, правда? — Лариса вытаращилась на Антона и расхохоталась. — Справочник? Где?

— Ну, в ближайшем городке, например… — смущенно сказал Фрэнсис.

— Дурачки, — Лариса тыльной стороной ладони утерла выступившие на глазах слезы. — Хоть бы спросили.

— Не догадались, — буркнул Антон. — Ты, кстати, сама от нас скрывала вон сколько. Чего сразу не сказала, а?

— Да я и сама дура, чего ж… Это как зуб больной: всегда думаешь, зачем к стоматологу идти, вдруг само пройдет? Так и я. Глупо, понимаю, но как-то не решалась сказать.

— Кстати, насколько я понимаю в таких вещах, остался примерно месяц? — прикинул Фрэнсис.

Лариса кивнула.

— И что мы станем делать потом?

— Жить дальше. Разберемся с огородом, как завещал Кирила Кирилыч. Я буду ребенка растить.

— А молоко где брать? — спросил Антон и понял, что в очередной раз сморозил глупость.

— Антош, ты совсем дикий какой-то, — с улыбкой ответила Лариса. — Ну не на молочной же кухне.

— Я просто вспомнил, как двоюродный брат для дочки все время на эту кухню бегал, — принялся оправдываться Антон. — Но у его жены вроде молока не было. Слушай, а потом как? Ну, через год или там два. Нельзя же ребенка постоянно грудью кормить. Он творог всякий ест, кашу или чего там…

— Через год или два и посмотрим. Коровы же не вымерли. Еще всякие олени есть… Козы… Что-нибудь придумаем.

— Между прочим, я умею доить козу, — с гордостью произнес Фрэнсис.

— В Париже научили? — съехидничал Антон.

— Нет, бабушка в деревне, в Камеруне. А вот ты не умеешь, бледнолицый!

Антон в шутку набросился на Фрэнсиса и повалил его на лежанку. Некоторое время они боролись. Победил, естественно, более развитый физически футболист. Щелкнул на прощание Антона по лбу и отпустил, сказавши:

— Это тебе за моих предков, которых вы угоняли в рабство!

— Никого мы не угоняли, — обиделся Антон.

— Я и сейчас пашу, как камерунец! Кто вчера дрова колол, пока ты дрых?

— Ну тебя, — отмахнулся Антон. — Давайте, может, споем? Поскольку Киркоров где-то занят, а телевизора у нас нет…

— Запросто, — сказал камерунец и неожиданно для всех затянул:

Антон с Ларисой оторопело переглянулись, после чего девушка уверенно подхватила:

С утра в лучших традициях новогодних праздников доедали остатки пиршества и чуточку похмелились вином из другой банки.

— Мне батя всегда говорил: с утра, если бодун, никогда пива не пей, а выпей лучше сто граммов водочки, но не больше! — поучал Антон камерунца.

— А я бы пивка холодного выпил, — размечтался Фрэнсис. — Помню, в Париже на бульваре Монпарнас есть бар «Ля Марине», мы с парнями любили туда забрести… В карте напитков там указано сто сорок марок пива из почти сорока стран!

— И что пил? — с неподдельным интересом спросил Антон.

— Лучшее пиво в мире — светлый «Пльзенский Праздрой».

— Эх… — Антон вздохнул. — Пиво вроде и варить-то несложно, но поди узнай, как именно… Всё, хватит о грустном. Пошли за дровами, пока Ларка нас ухватом не погнала.

— Я как раз собиралась, — угрожающе сказала из-за своей занавески Лариса.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Как ни жалка твоя жизнь, гляди ей в лицо и живи ею; не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего беднее, когда ты всего богаче. Придирчивый человек и в раю найдет, к чему придраться. Люби свою жизнь, как она ни бедна.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Роды начались в самый неподходящий момент.

Насколько Антон понимал по своим зарубкам и прикидкам, стоял февраль. Он выглянул в окно. Градусник показывал минус двадцать четыре, ярко светило солнце, через дворик проскакал крупный заяц, на несколько мгновений встав столбиком и посмотрев на дом.

— Иди уже, дичь, — благосклонно велел Антон, словно заяц мог его слышать.

Фрэнсис как раз отправился проверять силки и, вполне возможно, принесет сейчас такого же. Антон же скрашивал себе и Ларисе время тем, что читал вслух потрепанную книжечку «Животный мир Новосибирской области».

— Из позвоночных в Новосибирской области встречаются тридцать два вида рыб, земноводных — семь, пресмыкающихся — четыре, птиц — двести сорок семь, млекопитающих — семьдесят восемь видов. Это, наверное, до фига, слышь, Ларис?

Лариса не отзывалась, и Антон продолжал:

— Наиболее ценными обитающими в реке Оби породами рыб считаются осетр, нельма, сырок, муксун, стерлядь. В других реках и озерах — обычные щука, чебак, язь, ерш, гольян, карась, окунь. Из акклиматизированных ценных пород промысловыми стали лещ, сазан, судак, пелядь. Блин, а мы одних карасей хаваем… Пелядь я помню, она жирненькая такая, под пиво… Да и судак вяленый… А вот из земноводных в области обитают обыкновенный тритон, лягушки, жабы и другие. Имеются также немногочисленные рептилии: ящерица прыткая и живородящая, уж обыкновенный, гадюка. Богат и разнообразен класс птиц. Среди них — глухарь, тетерев, рябчик, журавли, кулики, водоплавающие, выпь, серая цапля. В области обитают дневные хищники и совы. На территории области обитают также многие виды млекопитающих. Распространены крупные парнокопытные: лось, косуля, северный олень. Хищные: бурый медведь, с ним мы знакомы, хорошо, что уснул, не бродит больше… волк, лиса, рысь, росомаха, колонок, горностай, соболь, степной хорь. Грызуны: белка, сурок, хомячки, мыши, бобр речной. Зайцеобразные: заяц-беляк и заяц-русак… Во, сейчас один как раз через двор пробегал, жирный такой!

И тут из-за занавески послышалось:

— Антоша…

— Чего? — рассеянно отозвался Антон.

— Антоша… Кажется, у меня воды отошли…

— Какие воды? — не понял Антон, захлопывая книгу.

— Какие-какие… Обычные, околоплодные! Рожаю я, дурак! Не понимаешь, что ли?

Антон вскочил и заметался по комнате. Сунулся было к Ларисе, потом отшатнулся — а ну как нельзя смотреть, может, стесняется…

— Лар, может, воду вскипятить? Нет, я сейчас Фрэнсиса позову, погоди…

Он рванулся к дверям.

— Да погоди ты! Фрэнсис и сам придет, я же не помираю… А воду вскипяти. Остальное у меня уже готово давно, тряпки и прочее… И не суйся пока ко мне. Ох-х…

— Что, плохо?

У Антона затряслись руки. А если осложнение? А если разрывы, бывают у рожениц какие-то разрывы, их еще зашивают… Чем зашивать? Иголкой и ниткой? Леской? Блин, а если ребенок ногами пойдет? А если… А если двойня?! Черт! Черт!

Лариса продолжала стонать, периодически глубоко втягивая воздух сквозь зубы. Антон сунул к огню оба наличных чайника, достал из буфета последнюю, резервную бутылку водки, хранившуюся для стерилизационных и обеззараживающих целей, снова побегал туда-сюда по комнате. Схватил оцинкованное корыто, чуточку поржавевшее, но воду все равно державшее, плеснул туда ковшик воды, ополоснул — новорожденного вроде купать надо… Ну где же этот чертов камерунец? Часа полтора уже, как ушел!

— Ножик, — крикнула Лариса в перерыве между стонами. — Ножик, который с черной ручкой, он поострее! Положи поближе!

Антон с грохотом выдвинул буфетный ящик с вилками-ложками, принялся рыться там, порезался, облизал палец. Нашел просимое, повертел в руках — может, его прокалить на огне? Вроде в книжках так делали… Ладно, скажут — прокалим, решил он и положил ножик рядом с бутылкой водки.

Лариса громко вскрикнула и подозрительно затихла.

— Лар… — испуганно окликнул ее Антон. — Лара-а! Ты живая?

Молчание.

— Лар!!!

— Живая… Ножик давай, скорее!

Черт, ну как знал, надо было прокалить! Антон быстро плеснул водкой на лезвие, попав на порезанный палец, зашипел от боли. Подошел к занавеске и, не глядя, сунул за нее ножик. Почувствовал горячую руку Ларисы. Что она там делает, интересно? Блин, она же пуповину перерезает! Ну не вены же!

— Лариса…

Он сунул морду за занавеску, но успел лишь увидеть что-то розовое, после чего получил такую порцию отборного мата, что отшатнулся и попятился. Генеральская дочка, сержант полиции, мать ее ети…

«Ну и ладно, раз такая самостоятельная, пускай сама разбирается».

С такой мыслью Антон сел на табурет и тут же подпрыгнул на жестком сиденье, потому что за занавеской завопил ребенок. Громко так, бодро завопил.

— Корыто! Воду! — громко крикнула Лариса.

Антон кинулся к печке, обжегся об чайник. Набуровил кипятка в корыто, разбавил холодной водой из ведра, попробовал пальцем — вроде нормально…

— Слушай, — ворчливо сказал он, успокоившись окончательно. — Я же к тебе на лежанку его не поволоку. Вылезай давай, если уж родила…

Когда Фрэнсис вошел в комнату, неся в руках крупного зайца, его глазам предстала идиллическая картина. Лариса нянчила на руках выкупанного младенца, завернутого в чистые холстины, тогда как Антон сидел и умильно смотрел на нее, прихлебывая водку прямо из горлышка.

Оба повернулись на шум, и Антон, глупо улыбаясь, пробормотал:

— В комнату вошел камерунец, румяный с мороза… А мы тут мальчика родили. Имя сочиняем.

— Дай-ка сюда, — футболист решительно отнял у Антона водку и хотел было убрать в буфет остатки, но потом покосился на благостную Ларису с ребенком и, раскрутив бутылку винтом, махом ее добил. Аккуратно поставил на пол у стенки. — Я бы Кирилой назвал. А если с отчеством проблемы, то, может, и Кирилычем.

Кирилл Кириллович Реденс оказался ребенком спокойным и обстоятельным. Кушал и какал, как положено здоровому младенцу, плакал мало, спал хорошо. Зато Лариса слегка достала спутников, то и дело радуясь сама себе — дескать, как она справилась, вот, мол, баба, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Друзья вначале поддакивали, потом это стало помаленьку надоедать, и в итоге Антон пообещал вытесать ей памятник из чурбака и установить во дворе, лишь бы она перестала. Лариса обиделась и дулась дня два, но потом наступило примирение.

Антон к ребенку особого интереса не испытывал — не хлопотный и ладно. А вот Фрэнсис, на удивление, проявлял к маленькому Кириле прямо-таки отеческие чувства. Практически с первых дней он нянчил его, все время качал на руках, так, что Лариса даже начала выговаривать — мол, разбалует дитя, тот с рук слезать не будет. На что Фрэнсис спокойно ответил, что ребенку много ласки не бывает. А в такие времена и подавно. Так что сколько есть у него, Фрэнсиса, времени, столько и будет он маленького Кирилу баловать.

— Послушай, мне лучше знать, я все-таки мать! — возмутилась Лариса.

— Опять стихи, — улыбнулся камерунец, но тут же посерьезнел и сказал: — А у меня пять младших братьев и четверо сестер. Я почти профессиональная нянька!

— А я думала, ты профессиональный футболист, — огрызнулась Лариса, уже понимая, что крыть ей нечем и что с Фрэнсисом в этом вопросе спорить бесполезно.

Камерунец осклабился, празднуя свою победу. Но радовался он рано. С этого момента Лариса иначе как няньку его и не воспринимала. Маленький Кирила оказался почти на полном попечении камерунца, за исключением тех моментов, когда ребенка нужно было кормить. Лариса, как казалось Антону, даже обрадовалась такому раскладу. Все-таки не каждая женщина готова стать матерью только потому, что у нее родился ребенок. А Лариса, с ее характером и подавно. Командовать взрослыми мужиками и устанавливать закон и порядок — это пожалуйста. А вот что делать с младенцем, это она не очень хорошо понимала. Инстинкт инстинктом, а жизнь в обществе все-таки накладывает свой отпечаток. Так что, когда Принц взял на себя Кирилу, она явно вздохнула с облегчением и принялась за другие дела, каковых, разумеется, хватало.

Пришла весна. Как и собирались, похоронили Кирилу Кирилыча. Могилку вырыли рядом с небольшим кладбищем, где лесник хоронил своих собак, и каждый холмик венчала жестяная пирамидка. Икон в доме не наблюдалось, потому возник вопрос, ставить ли крест. Фрэнсис, как человек слегка верующий, настаивал, атеисты Лариса и Антон были против. В результате припомнили славное боевое прошлое старика и установили обелиск со звездой, вырезанной из консервной банки. Звезду, к сожалению, покрасить в красный цвет было нечем, зато сам обелиск сделали из цельного куска дубового ствола — чтоб дольше простоял, не сгнил. Поскольку даже год смерти, не говоря уже о точной дате, указать не представлялось возможным, написали просто: «Кирилл Кириллович Шестаков».

Когда снег сошел окончательно, и земля оттаяла, начали заниматься огородничеством. Антон никогда раньше не любил ковыряться на даче и старался по возможности игнорировать трудовые поездки под благовидными предлогами. А сейчас, поди ж ты, понравилось!

Вскопав очередную грядку, Антон воткнул в землю древнюю лопату с новенькой рукоятью и вытер пот, натекший над бровями. К нему подошел Фрэнсис.

— Перекур? — спросил он.

— Давай закурим, товарищ, по одной, — согласился Антон.

Курили они все тот же самосад, к которому совершенно привыкли. Сигареты с фильтром, с ментолом, со всякими вишневыми и кофейными вкусами безвозвратно ушли в прошлое, словно их никогда и не было. Антон было подумывал совсем бросить курить, но потом решил, что воздух вокруг стал таким свежим и чистым в сравнении со старыми временами, что его не грех слегка изгадить табачным дымком.

— Пивка бы… — мечтательно сказал камерунец.

— Не начинай, — поморщился Антон. — Давай лучше прикинем, что вон там в углу сеять.

— Моркву, что ж еще, — с видом заправского фермера сказал Фрэнсис. — Она свет любит, самое и место.

— Какой же там свет, если вон от сарая тень падает? Там лучше укропа напырять. Чеснока, лука…

— У нас этот укроп и так по всему огороду сам по себе сидит. Что ты его, на рынок продавать повезешь?

— А что, и повезу! — запальчиво начал было Антон и тут же осекся.

А ведь это очередной момент из многих, когда он совсем забыл, что ничего уже нет. Нет рынка в райцентре, куда можно было бы отвезти часть урожая на продажу. Нет, по сути, райцентра, в котором находится рынок. Это уж если не обращать внимания на то, что везти не на чем…

— Что, и с тобой бывает? — понимающе спросил Фрэнсис, выпуская дым колечками — мастер-класс Кирилы Кирилыча, тот на фронте научился. — Я вот тоже пару раз просыпался на днях, потягиваюсь и думаю: та-ак, не проспал ли тренировку? Завтра же вроде со «Спартаком» играем.

— А я вчера вечером обнаружил, что кастрюля протекла — ну, та, трехлитровая, алюминиевая… Думаю, буду в хозяйственном — надо новую купить, тем более у этой и ручка одна почти отвалилась.

— Да что в этом плохого? В медицине есть такое понятие… — Фрэнсис пошевелил пальцами в воздухе, пытаясь припомнить. — Когда человеку отрежут ногу, а она продолжает болеть.

— Фантомная боль?

— Вот-вот, фантомная боль. Этого мира уже нет, а мы все еще продолжаем в нем жить. Иногда. Скоро привыкнем. Меня беспокоит другое, Антон. Пойдем-ка сядем, что мы тут как два пугала, раз уж все равно перекур.

Они уселись на скамейку, сделанную и врытую на краю огорода неделю назад. Конструкция получилась кривенькая, но крепкая, сделанная по заветам Кирилы Кирилыча практически без гвоздей. Правда, три или четыре все же пришлось вколотить, иначе скамейка уж больно шаталась.

— Как ты думаешь, что сейчас происходит в городах? — спросил камерунец, внимательно глядя на Антона своими большими глазами-вишнями.

Антон автоматически отметил, что Фрэнсис говорит по-русски уже почти совсем без смешного акцента из «Звездных войн», который был у него раньше.

— Ничего хорошего, наверное.

— А конкретнее? Вот смотри: когда мы уходили из Академа, там уже начался раздел территории. Этот бандит, на дне рождения супруги которого мы так славно познакомились, по сути, начал войну против чужаков. Наверное, кто-то из них победил — а может, не из них, а некая третья сила. Это же феодализм, иного строя сейчас просто не может существовать…

— Слушай, для футболиста ты хорошо разбираешься в истории, — заметил Антон.

— Мой папа — профессор истории в университете Яунде. Не перебивай… О чем я? А, так вот: происходит становление феодального строя. Есть некий сильный человек с дружиной — или бандой, если тебе так больше нравится, — который подминает под себя других. Я уж не знаю, как они пережили зиму практически без продуктов и сколько их осталось… Но сколько-то, несомненно, осталось. Более того, это звучит страшно, но кто-то попросту играл роль скота. Еды.

— Знаешь, меня это уже не пугает.

— Меня, в принципе, тоже. Пугает меня другое, Антон. Любой феодал рано или поздно начинает расширять свои владения и увеличивать богатства. Один погонит рабов на сельхозработы, заставит охотиться, обложив данью. Другой задумается — а не пошарить ли по округе? Вдруг там есть что интересное или кто-то, кого можно пограбить…

— Мы же далеко, Фрэнсис. Специально сюда забрались.

— Согласен. И Платон со своими головорезами сюда пришел только потому, что знал о домике Кирилы Кирилыча. Кстати, я так и не понял, что там у них за старые счеты, а теперь мы и не узнаем никогда… Но не стоит забывать, что о домике может знать кто-то еще. Точно так же на него могут наткнуться случайно — в конце концов, мы не за сто километров от ближайшего населенного пункта.

— У нас есть оружие.

— Есть. Но Платона никто не искал. А если исчезнет посланный на разведку в определенном направлении отряд, его вполне могут начать разыскивать. Бесконечно отбиваться мы не сможем, у нас и патронов-то не так много… Плюс Лариса с ребенком. О них ты забыл?

— Да помню, я помню, — проворчал Антон, щурясь на солнце.

— Поэтому нам нужно отсюда уходить.

— Ты с ума сошел?! — Антон с негодованием поднялся со скамейки. — Куда? А о Ларисе с ребенком ты забыл, повторяя твой же вопрос? А зачем мы тут горбатимся и спорим, лук сажать или морковку? Чтобы все бросить?

— Прекрати орать! — Фрэнсис тоже встал. — Я что, говорю, что надо удирать прямо сейчас? Во-первых…

— Блин, ты чиновником никогда не работал?

— Э-э… чиновником? Нет… — озадаченно сказал камерунец. — Почему?

— Да твои «во-первых», «во-вторых»… Слушали-постановили… Протокол еще начни вести.

— Я по-другому не умею. Во-первых, нужно провести разведку.

Антон покрутил пальцем у виска.

— И оставить здесь Ларису?

— Кто сказал? Пойдет один из нас, например, я. Ближайшая деревня не так далеко, к тому же у Кирилы Кирилыча есть карта. Хорошо бы найти людей, поспрашивать, что происходит.

— Допустим, — мрачно согласился Антон. — А во-вторых?

— «Во-вторых» я еще не придумал, — широко улыбнулся Фрэнсис. — Думаю, «во-вторых» само собой станет понятно по результатам разведки. Ты не против, если пойду я?

— Против, — решительно сказал Антон. — Еще как против.

— Думаешь, Лариса меня не отпустит? Из-за Кириши?

— А ты думаешь, отпустит? Ты и сам-то подумай — это не на один день в лес сходить поохотиться. Это, поди, неделя минимум. За неделю, конечно, ничего не станется, но я-то, сам понимаешь, в вопросе детей Лариске не помощник.

— Жизнь заставит… — усмехнулся Фрэнсис.

Но Антону не слишком понравилась такая перспектива. К тому же дело было не только в этом.

— Представь: деревня, люди живут себе, боятся. И вдруг приходит вот такое черное рыло с оружием и начинает что-то выяснять. Они же попрячутся по подвалам так, что никого не найдешь.

— Хм… — камерунец поскреб в затылке, — об этом я не подумал.

— И напрасно. Ладно, когда мне идти?

— Да хоть завтра. Только давай посоветуемся с Ларисой, чтобы уж всё честно. Раз нас трое, значит, нас трое. И даже если мы «за», ее мнение тоже надо учитывать.

Лариса спорить не стала. Более того, проявила самое живое участие в снаряжении Антона в путь-дорогу: собрала продукты и наказала помимо прочего поспрашивать у тамошних жителей, если встретятся, нельзя ли у них что-нибудь на что-нибудь обменять. Соль бы не помешала, лишней не бывает, а главное — детская одежда, чтоб самой не шить.

Следующим утром Антон, чувствуя себя золотоискателем, отправляющимся из лагеря к далекой фактории, стоял во дворе домика. На плече у него висела трофейная «Сайга» с полным десятизарядным магазином, еще два таких же магазина лежали в рюкзаке и один — в специально нашитом Ларисой чехольчике на куртке, чтобы быстрее достать, если что. Пистолет, изъятый у Платона, Антон решил не брать. Та же Лариса долго с ним возилась и объявила, что ПМ старенький, плохо сохранившийся, и потому доверять ему нельзя — скорее всего, заклинит. К тому же при нем было всего четыре патрона — арсенал, мягко говоря, слабенький.

Провожали его Фрэнсис и Лариса, а новоявленный Кирила Кирилыч-джуниор мирно спал в колыбельке, которую они, как и скамейку, смастерили собственными руками. Правда, с колыбелькой рисковать не стали и воспользовались гвоздями везде, где нужно.

— Давай, Антошка, — камерунец обнял Антона и похлопал по спине, вернее, по рюкзаку.

Лариса поцеловала его в щеку, а потом, засмеявшись, — в губы. «Ёлки, это ж сколько лет я не целовался, — озадаченно подумал Антон. — А сколько не трахался… И когда теперь придется со всей этой историей…»

— Если видишь, что опасно — не лезь, — напутствовал Фрэнсис на прощание. — Дальше, чем договаривались, — не лезь. Нападают, угрожают — стреляй, не раздумывая. Гуманизм остался в том мире.

— Хорошо. Считайте коммунистом, если чего.

— Не понял.

— Лариска объяснит, пока я гулять буду. Всё, чао. Айл би бэк.

— Вот это понял, — Фрэнсис засмеялся.

Антон повернулся и пошел по тропинке прочь от домика, в котором они провели такую странную и разную зиму…

Он шагал, держа «Сайгу» так, как видел в боевиках про Чечню. Там, конечно, у людей были «калашниковы», но по виду «Сайга» не особо и отличается. В каком-то фильме ветеран поучал салагу, что автомат, закинув за плечо, носят только лохи. Если что случится, снять не успеешь, и тебя шлепнут.

Вокруг перекликались птицы. Кто-то небольшой рысью пробежал впереди по своим лесным делам. Идиллия… Судя по затертой карте лесника, идти ему километров сорок. Почти все — по пересеченной местности. Хотя чего там «почти» — все. По дороге же он не попрется, мало ли кто здесь ходит по дорогам… Зверь лесной безобиднее человека, который теперь и не человек совсем, а сам зверь: жрет друг друга…

Антон готов был примириться с тем, что его убьют. В конце концов, когда-нибудь все равно придется умирать, главное, чтоб не мучительно. Нет, не хочется, конечно, и на амбразуру он ложиться не готов, но если получится вдруг, что убьют — чего поделаешь… Но Антону очень не хотелось, чтобы его съели. Чтобы какая-то мерзкая харя глодала его руку или ногу, варила суп с его печенкой. Одно дело, когда тебя схавают могильные черви, это все же естественно. «Стану я земля, когда уйду, твоей листвой, твоей травой» — то ли песня старая была, то ли стихи.

Пройдя около двух километров — на весьма приблизительный взгляд Антона, — он остановился передохнуть и поправить шнурок на ботинке. Ботинок тоже был трофейный. Много пользы, кроме вреда, принесла им шумная компания покойного Платона. Размер, правда, был великоват, но Антон напихал в носок тряпья, получилось отлично.

Лес по-прежнему щебетал, щелкал и постукивал. Снега почти не осталось, только в овражках и промоинах лежали ноздреватые серо-белые холмики. Из земли радостно лезла травка и какие-то мелкие цветочки, не подснежники — подснежники Антон видел и знал. Пнув один цветочек ногой из мелкой мести — ты сидишь тут на солнышке, а мне идти туда, не знаю куда, — Антон пошагал дальше, бормоча под нос старую аквариумовскую песенку-марш.

Самое обидное, что Антон и в самом деле шел «туда — не знаю куда», потому что названия деревеньки он не знал. На карте Кирилы Кирилыча-старшего она угодила на самый сгиб, и буквы попросту не читались. Разумеется, никакой роли это не играло, но как-то неприятно было идти в безымянное место.

Для приличия Антон назвал деревеньку Хрюково и думал о ней именно так.

Заросшая за много лет, но все равно угадываемая дорога, по которой Кирила Кирилыч когда-то ездил на своем мотоцикле, давно уже исчезла, но он старался держать направление, ориентируясь на солнце. В любом случае, рано или поздно он выйдет на дорогу, а там окончательно разберется. Плохо, что ночевать придется в лесу, засветло он явно дойти не успеет, даже если очень поторопится… О том, что ждет его в деревне, Антон старался не думать. Конечно, деревня есть деревня, народ там не тот, что в городе, опять же привык кормиться с земли, друг друга жрать не бросятся. Даже если и бросятся, то не сразу. С другой стороны, отчего не пустить на тушенку случайного прохожего?

В феодальную теорию Фрэнсиса Антон поверил — уж больно убедительно она выглядела. Чего еще, в самом деле, ожидать от общества начала двадцать первого века, сразу перескочившего от телевизоров, мобилок, интернета и автомобилей к голой заднице, отсутствию пищи? Они и раньше-то друг друга поедом ели, в переносном смысле, конечно. Только тогда с жиру, а теперь — с голодухи. Профессор Огурцов предупреждал ведь. Эх, зря повесился профессор. Пошел бы с ними, не пропал бы, небось. И моторчик, может, еще поработал бы, и полезных вещей сколько мог бы им рассказать… Хотя чего он там изучал? Плазменную энергетику, кажется? Кирила Кирилыч вон даже десятилетку не закончил, а научил такому, чего Антон сроду не знал и не умел. Вон береза. Если она первая распустилась, то лето будет хорошим, ясным и солнечным, дожди будут короткие, но обильные. А если ольха первая распустилась, то жди лета холодного и дождливого. Вон бурелом. Бурелом лучше обойти, потому что перелезть с виду легко, а если ногу сломаешь или вывихнешь — беда. Короткий путь не всегда самый правильный, нормальные герои всегда идут в обход, как в «Айболите-66».

Антон в который раз спел свой марш про истошный вопль идиота и подумал, что пора бы устроить привал, когда впереди сквозь ветви мелькнуло что-то оранжевое. Он тут же остановился и упал на колено, щелкнув предохранителем. Даже порадовался сам себе — красиво среагировал! Осторожно начал красться, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на ветку и не выдать себя. Звуки вокруг были все те же: птицы, потрескивание деревьев, шум ветра в вершинах — никакого признака человека. Однако Антон не торопился.

Оранжевое пятно по мере приближения оказалось нейлоновой палаткой, небольшой, на два человека. Ее купол был установлен под сосенкой, рядом — кострище, с виду очень старое, прошлогоднее. В воздухе плавал сладковатый запах тления, и Антон, уже зная, что увидит, подошел к палатке и слегка приоткрыл полог. Глянул внутрь и отшатнулся — и от зловония, и от зрелища.

В палатке, крепко обнявшись, лежали четыре полуразложившихся трупа. Мужчина, женщина и двое девочек — одна подросток, вторая совсем маленькая. Там же валялись какие-то вещи, дорожная сумка, но Антон не собирался их осматривать. Он отошел в сторону и прислонился к стволу березы.

Судя по всему, семья.

Наверное, как и они, бежали из города.

И умерли здесь, от голода или холода, в часе ходьбы от их домика, где есть огонь, пища…

Как нелепо, как же все это нелепо! Антон сжал зубы до хруста, изо всех сил врезал по дереву кулаком и запрыгал вокруг, взвыв от боли и тряся ушибленной рукой. Потом решительно повернулся и, треща кустарником, вернулся на линию своего маршрута.

Заночевал он в милом месте — на небольшом пятачке между четырех сосен, усыпанном хвоей. Быстро построил около одной сосны шалашик из пары шестов и сосновых лап, разжег небольшой костерок у входа — чудесный запас спичек Кирилы Кирилыча, Антон взял с собой два коробка, — забрался внутрь и принялся грызть полоску вяленой лосятины. Мясо было вкусным, раньше такое прокатывало как деликатес и продавалось в пакетиках по пятьдесят, что ли, граммов как закуска к пиву. Сейчас такого деликатеса у Антона в рюкзаке лежало примерно полкило.

Когда он расправился с четвертой по счету полоской и запил ужин водой из пластиковой бутылки, вокруг окончательно стемнело. Костерок уютно потрескивал, согревая протянутые ноги Антона. Наверное, он привлекал внимание, но люди поблизости вряд ли бродили, а животных огонь, напротив, отпугивал. Натянув на голову капюшон, Антон положил на колени «Сайгу» и закрыл глаза.

Конечно же, он не в первый раз ночевал в лесу. Походы, пикники, байдарки, поездки на Алтай. Но там всегда была компания — с ящиками пива, коньяком, шашлыками, плясками у костра и песнями под гитару, с пьяным путаным сексом в палатках, когда не понять, где чья нога и рука, не говоря уж об остальном. Сейчас Антон был один, и в голову полезли слышанные в тех же походах таежные страшилки. А потом он сдуру начитался бушковской «Сибирской жути» — про деревни медведей-оборотней, про лесных волосатых людей, заманивающих грибников в чащу, про заброшенные сталинские лагеря, по которым бродят жертвы еще довоенных чудовищных экспериментов…

Где-то неподалеку треснула ветка, и Антон быстро открыл глаза, сняв «Сайгу» с предохранителя.

И снова тишина.

Та самая лесная тишина, которая на самом деле наполнена миллионами разнообразных звуков. И это весной, когда еще не все ожили, вылезли на поверхность и занялись своими делами. Практически нет еще насекомых, всяких там жаб и лягушек, зато бродят по лесу лесные волосатые люди…

Тьфу ты!

Антон вполголоса обругал сам себя и принялся считать белых тигров.

Один белый тигр, два белых тигра, три белых тигра… На каком-то из тигров он мирно и глубоко заснул, даже не заметив, что костерок пыхнул среди угольков последними сполохами и погас.

Разбудил Антона дождик. Он шелестел по хвое шалаша, не протекая внутрь — значит, шалаш установлен грамотно, как учил старый лесник. Антон втянул внутрь слегка подмокшие ноги и прикинул, который сейчас час. Судя по свету с учетом туч — дождь ведь откуда-то льется — часов девять. Спина немного затекла от сидячего сна — он спал, привалившись к стволу, — но в целом организм намекал, что выспался неплохо. Вскипятив в армейском котелке травяной чай, Антон употребил его вместе с горстью сушеных лесных ягод и подождал еще немного — вдруг дождь закончится. Но у дождя явно были иные планы, и он припустил еще сильнее.

— Ну твою же мать, — беззлобно сказал Антон. — Теперь мокнуть придется.

Дождь помучил его еще немного и закончился, когда Антон вышел к шоссе.

Строго говоря, шоссе это и раньше назвать было, наверное, сложно — так, более-менее асфальтированная дорога. Сейчас здесь проехал бы разве что танк. Сориентировавшись, Антон определил, что деревенька с условным названием Хрюкино находится слева, сошел с дороги в лес и двинулся параллельно ей так, чтобы не терять из виду. Именно поэтому он едва не сломал ногу, когда споткнулся о кладбищенский памятник. Чертыхнувшись, Антон грохнулся на бок, выронив «Сайгу» и зашипев от боли. Посидел немного на заднице, растирая ушибленное колено и глядя на ушедший наполовину в землю обелиск с пустым овалом канувшей в Лету фотографии и едва различимой надписью: «Курдыган Матрена Афанасьевна. 1890–1979. Спи спокойно, дорогая мама». Сбоку ржавел скелет венка с выцветшими добела пластмассовыми цветами.

Оглядевшись, Антон утвердился в мысли, что угодил на кладбище, а стало быть, Хрюкино совсем рядом. Глядя под ноги, чтобы не споткнуться еще обо что-нибудь, он направился дальше и почти сразу увидел за соснами и осинами серые бревенчатые хаты. Деревенька казалась безжизненной, но только на первый взгляд. Присев, чтобы не маячить, Антон отметил и дымок, поднимавшийся из одной трубы, и явно прошлогодние бревна, сложенные у дальнего дома, и чисто вымытые стекла в ближней хате.

Еще вчера он разработал программу, как поступит в случае «обнаружения жизни в Хрюкино». Короткие перебежки по огородам, подкрадывание к окнам… «Пожалуй, вот эта», — решил Антон, — и заскользил между деревьев к ближней хате с чистыми стеклами.

Заглянув через окно внутрь, он ничего не увидел. Точнее, угол какой-то мебели, на стене — древний коврик с оленями на водопое, такой же был у его бабушки в Воронеже. Определенно здесь кто-то жил, все чистое, обитаемое. Пробравшись к другому окну, Антон увидел стол, на столе — стопку тарелок, чайник, стеклянный графин с водой. «И что дальше-то делать, — подумал он. — Идти на переговоры?»

Вопрос решился сам собой, когда за спиной он услышал угрожающий мужской голос:

— Ну и что ты, городской, под окнами у меня шаришься?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Будь то жизнь или смерть — мы жаждем истины. Если мы умираем, пусть нам будет слышен наш предсмертный хрип, пусть мы ощутим смертный холод; если живем, давайте займемся делом.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Николай Курдыган подлил в антонов стакан самогонки и ободряюще подмигнул:

— Ты пей, пей. Думаешь, небось, напою тебя да и по башке стулом? Так я давно бы это сделал, еще когда ты под окнами мельтешил. Ты ж меня не видел. И «Сайга» твоя не помогла бы.

Карабин лежал на коленях у Антона, но он и в самом деле понимал, что Николай прав.

Пожав плечами, Антон прислонил «Сайгу» к стене и махнул самогонку, заел тертой редькой, уцепив прямо пальцами из миски.

— Вот, короче, как оно…

Николай продолжил свой рассказ, который начал с того, как деревня проснулась. В отличие от города с его природным газом, электричеством, транспортом и прочей опасной ерундой, никаких техногенных катастроф в Хрюкино — деревня называлась иначе, но Антон уже привык к старому условному наименованию — не произошло. Дома не горели, машины не сталкивались, газ не взрывался.

По разным, в том числе непонятным причинам умерло двенадцать человек из тридцати трех. Еще шестерых потеряли в прошлом году, уже после пробуждения: двое повесились, трое ушли и не вернулись, один, дед Мишка, сам помер, старый был совсем.

— Мы поначалу думали, война. Потом смекнули — не война, нет. Деревья вон какие везде проросли, срубы кое-где поехали, у Ивана Фомина погреб обвалился… Поржавело все, погнило… А потом решили сообща — чего думать зря, жить надо. Плюнули и зажили.

— Вам тут проще, — сказал Антон, зачерпывая еще редьки. Овощ был вкуснейший, а у Кирилыча не рос. — Огороды, дичь…

— В городе не так, да. Приходили тут городские.

— Что хотели?

— Разное хотели. Кто еды, кто одежды, кто просился, чтобы пожить пустили.

— И вы пустили?

— Дома пустые есть, отчего не пустить. Одна семья так и живет. Точнее, пришли они порознь, а тут уж поженились. Другие дальше пошли, их на трассе прихватило, так они в Кольцово двинули. Думали, там МЧС, военные, все дела. Я отговаривал, не поверили.

— А в последнее время приходили?

— Приходили и в последнее время. — Николай взял большой грубого вида ножик и отрубил кусок от копченого кабаньего окорока, похвалив инструмент: — Батя из рессоры делал. Вечный… Так вот, приходили, да. Точнее сказать, приезжали.

— На чем? — удивился Антон.

— На велосипедах. А что ты рот раскрыл? Велосипед — машина простая, я в детстве с чердака снял еще дедов, повозился малость и давай кататься. С камерами проблема, ну так набил покрышку тряпками или каучуком, вот и езди. Жестковато, но все же не пешком. На таких они и приехали. Стали мне мозги парить — дескать, в Бердске теперь новое правительство, губернатор. Новая Сибирь называется. Наводят порядок, централизацию, а их, стало быть, послали мосты наводить с теми, кто уцелел. Я слушаю, делаю вид, что вникаю. Чем, говорю, можем посодействовать? Да ничем, говорят, мы так, обстановку оценили. Доложим, чтовсе у вас тут хорошо, жизнь налажена. Доктора, говорит, можем прислать, если надо. Я говорю, будет надо — попросим, а пока и сами проживем. С тем и уехали.

— Они с оружием были?

— Нет, без оружия.

— И ты им не поверил.

— Не-а, — хитро улыбаясь, сказал Николай.

— А мне?

— А что тебе верить? Ты ж не из города. Иначе зачем бы расспрашивал? Да и пришел бы не один. Ты, видать, у деда Кирилы живешь?

Антон на мгновение замер, потом кивнул.

— И как там дед?

— Умер, — коротко ответил Антон.

— Вот ведь… Жалко. Я почему так подумал про тебя-то: поблизости прийти больше неоткуда, а чтобы издалека — слишком ряха у тебя, извини, сытая, да и уставшим не выглядишь. Сколько вас там?

— Трое, — плюнул на секретность Антон. — Вернее, четверо, но четвертый ребенок, в феврале родился.

— Ты не бойся, парень. Мы люди мирные. Живите, вы нам не мешаете, мы вам не мешаем. Сложится — помогать друг другу станем. А то хотите, перебирайтесь к нам. Как тебе такая идея?

— Когда точно эти из города приезжали? — вопросом на вопрос ответил Антон.

— Пять дней тому.

— Плохо. Ты их так же, как меня, угощал?

— Да нет, попроще… — Николай насторожился: — Кажись, понимаю, о чем ты… Вернутся?

— Да черт их знает. Слушай, а бандитов у вас тут не было?

— Каких бандитов, — не понял Николай.

— Ну, Платон там, Кабан…

Николай нахмурился:

— Не слышал. Что за люди?

— Да не люди они, нелюди, — вздохнул Антон. — Пришли полгода назад, с оружием. На закуску нас пустить собирались. Хорошо, что мы…

— На какую закуску? — перебил хозяин. — Что-то ты мутишь парень.

— Чего тут мутить, съесть они нас хотели.

— То есть как? — округлил глаза Николай.

Антон присмотрелся — не шутит ли. Понял, что нет.

— Ты вообще знаешь, Коля, что в городах творится? — Антон сделал небольшую паузу. — Людей там едят.

— Врешь.

— Зачем? Неужели городские, что через вас проходили, не рассказывали? Хотя, если они еще в том году были… С другой стороны, мы из Новосибирска уходили, там уже вовсю это началось. А сейчас, думаю, вообще кошмар. Продуктов же нет. А этот губернатор в Бердске, про которого велосипедисты рассказывали, скорее всего, просто бандит. В Академе мы с такими сталкивались, еле ноги унесли.

Николай молчал, барабаня пальцами по столешнице. Барабанил так сильно, что нож из рессоры начал мелко подпрыгивать и пополз к краю стола.

— Вот же твари, — пробормотал Николай. — Я что-то такое подозревал, но не думал, что вправду дойдет.

— Дошло, Николай, — жестко сказал Антон. — Дошло.

— Ладно, излагай дальше. И что с нами, по-твоему, будет?

— Откуда же я знаю, — развел руками Антон. — Может, ничего. Приедут, доложат, что живет вас тут несколько человек, кормитесь, чем выросло, особого богатства и процветания не наблюдается. Может, вернутся с ружьями или что там у них есть, обложат данью, например.

— В рабы, что ли?

— В рабы, — не стал смягчать Антон.

— Твою же в бога мать…

Николай снова набулькал самогонки.

— Ты пей, пей. Хороший самогон, свекольный.

— Да погоди ты… — Антон отодвинул в сторону полный стакан. — Что делать-то собираешься?

— А что делать? Не в лес же уходить, в землянки… Семнадцать человек нас, в том числе детишки. Как мы всё бросим? Подождем, осмотримся. Может, не так все и страшно. При колхозах жили в Советскую власть, это примерно та же система. Авось, не поедят, им же и картоха нужна, и овощи разные. В городе не вырастишь.

— Зависит от того, что за люди там во власти. Если с головой, не исключено, что так и случится. А если нет? Если одним днем живут?

Николай сокрушенно покачал головой:

— Жили не тужили… Сначала эти на велосипедах, теперь вот ты пришел — тоже не обрадовал. Лады, соберу вечером мужиков, обсудим. Ты как, останешься переночевать?

— Почему же не остаться. Я своих предупредил, что могу задержаться. Пока не хватятся.

— Вот и славно. Ты стакан-то допей, не обратно же выливать. И я тебя поддержу.

Вечером собрались здесь же, в просторном доме Курдыгана. Николай жил один — развелся за год до События, жена в Кемерово уехала, нашла там кого-то.

Мужики числом десять, включая Николая, были вида сурового, кроме городского пришлого Артура — симпатичного армянина с золотым зубом, да совсем молодого Володьки-Допризывника. Николай выставил выпивку и закуску, но тянуться к ним никто не торопился, пока общество не выслушало рассказ Антона о том, что происходит вокруг и чем это грозит деревне.

— Я тебе говорил — подозрительные они, на великах которые, — резюмировал пожилой Евтеич. — Грохнуть их надо было.

— Вариант, — заметил Антон. — Мало ли что с ними в пути могло случиться. Новых бы еще нескоро прислали, а то и совсем не стали бы посылать от греха.

— Поздно уже, — отмахнулся Николай. — Да и не волки мы, откуда же знать, зачем люди приехали. А ну как у них в самом деле там Новая Сибирь? Губернатор, власти. Откуда тебе точно знать, а, Антон?

— Я ничего не утверждаю. Я сам разведать пришел. Но сейчас время такое, вы же видите, мужики — каждый за себя.

— По твоей логике мы тогда и тебя тоже грохнуть должны, — улыбнулся, сверкая золотым зубом, армянин. — Пришел невесть откуда, все высмотрел, нарассказывал тут разного… Так, Евтеич?

— Не пугай парня попусту, — велел Евтеич, а Антону сказал: — Ствол у тебя хороший, землячок. И много у вас таких?

— Такой один, но еще ружья есть, — не стал скрывать Антон. — Выменять хочешь?

— Если будет у вас такое желание.

Про ружья никакого разговора дома не было, но Антон подумал, что четыре охотничьих двустволки им в принципе ни к чему.

— А вы совсем без арсенала? — на всякий случай уточнил он.

— Отчего же, — сказал Евтеич. — У меня ТОЗ «тридцатьчетверка», у Кольки вертикалка турецкая. У Володьки «Фермер», говно, конечно, но тоже стреляет… Еще гнилых штуки четыре имеется, но с тех проку никакого.

«Любопытно, — подумал Антон, — как много оружия сохранилось за тридцать лет». Конечно, хороший хозяин всегда хранил то же ружье в смазке, в чехле, а чехол — в специальном сейфе. Но если ружье и просто так валялось в относительно сухом месте, у него тоже были шансы уцелеть. В конце концов, тот же друг-поисковик, с которым лешего поили, показывал Антону вполне боевые экземпляры автоматов Второй мировой, выкопанные, почищенные и тщательно перебранные. Больше того, Антон лично стрелял из МП-38, поднятого вместе с трупами нескольких немцев в торфянике.

— Можем подкинуть одно охотничье ружье, — принял решение Антон, надеясь, что Фрэнсис и Лариса не будут против.

— Дело, — кивнул Николай. — Что взамен хочешь?

— Одежду детскую. На первый-второй год жизни.

— У них ребенок родился, — пояснил Николай. — Федор, сходи к своей, у вас, поди, такого барахла полно с двоими-то.

Молчаливо сидевший до этого в углу тощий Федор поднялся и вышел, тихонько прикрыв дверь.

— Если ты не против, Антон, я завтра утром с тобой схожу, — предложил Николай. — Заберу ружье, заодно и с друзьями твоими познакомлюсь. Почитай, по соседству теперь живем.

— Мы не решили, что делать станем, — напомнил Евтеич.

— А что делать? По ситуации будем смотреть. Человек нам рассказал, предупредил. Если еще раз к нам заявятся городские, спросим по всей строгости: как у них там, чего от нас хотят на самом деле, не замыслили ли пакость. Про людоедство тоже спросим, соврут — сообразим, не маленькие. Предлагаю на этом заседание закончить и перейти к банкету, — Николай потер руки и потянулся к жареным перепелкам, которых женщины наготовили по такому случаю.

— Стоп, — сказал Антон. Хозяин дома недовольно покосился на него. — Вы что, ничего не поняли? Они ведь могут прийти в любой момент. И не три безоружных человека на велосипедах, а десять или двадцать. Пока вы тут жрете самогон и перепелками закусываете.

Антон встал со своего стула, держа в руках «Сайгу». На всякий случай он не оставлял карабин, как бы дружелюбно ни выглядели деревенские.

— Э, э! — крикнул Артур, тоже привставая.

Напряглись и остальные.

— Вам нужно сделать вот что, — не обращая внимания на армянина, продолжал Антон, глядя прямо на замершего Николая. — Прямо сейчас выставить часового. Часовые должны дежурить круглосуточно, просматривать все подходы к деревне, поэтому лучше выставить даже двух часовых. Придумайте какую-то схему на случай, если явятся гости. Я не знаю — ловушки, неприятные сюрпризы… Места, куда могут спрятаться дети и женщины, если начнется перестрелка или драка. Это же не шутки, вы серьезные мужики, в армии, наверное, почти все служили, а я вам тут объясняю, что нужно делать… Вы знаете, кем я работал в той, старой жизни? Клоуном. У меня был вот такущий нос, рожа размалевана, я прыгал, смешно падал, кривлялся… И я вас, взрослых людей, сейчас учу, как спасать свои семьи. Хотите — пропадайте, черт с вами. По ситуации они будут смотреть, ага…

Антон поискал, что бы еще добавить к своей неожиданной тираде, махнул рукой, налил себе полстакана самогонки и выпил. Выдохнул сивуху, занюхал рукавом.

Общество потрясенно молчало.

— Правда, что ли, клоуном был? — осторожно спросил, наконец армянин Артур.

— Нет, вру, — мрачно сказал Антон и плюхнулся на жалобно скрипнувший стул.

Николай все-таки взял перепелку и положил себе на тарелку. После чего обвел присутствующих взглядом и сказал:

— Артур, ты больно шустрый сегодня, бери-ка Семена — и на пост. Ты вроде в погранцах служил, разберешься. Ружье мое возьмите — знаешь, где лежит.

— Есть, — четко ответил армянин и ушел вместе с еще одним мужиком.

— Доволен? — поинтересовался Николай. — Клоун, видали… Сроду бы не подумал. Раскомандовался тут, как генерал. Может, все-таки врешь?

Антон сунул Николаю «Сайгу», вышел на центр комнаты.

— Ля-ля-ля, вот и я! — противным писклявым голоском заверещал он и сделал обратное сальто. Каблуки ботинок с грохотом впечатались в пол, Антон раскинул руки в стороны и поклонился.

Мужики зааплодировали.

— Да-а… — задумчиво протянул Евтеич. — Чему жизнь людей учит-то, как меняет.

Антона положили на продавленном, пахнущем мышами диванчике в доме Николая. Сам хозяин заливисто храпел в соседней комнате, а ему не спалось. Хотя и выпил-то вроде немало, пусть даже под хорошую закуску.

На душе было неспокойно. Хрюкинцы — Антон упорно продолжал их так называть — жили дружно, хозяйственно, но слишком уж спокойно. Проблем с едой нет, никто не донимает, мужики и бабы все рукастые, обиходить себя в состоянии… Но это все до поры, пока, как говорится, жареный петух не клюнет в известное место. Да, припугнул их Антон, выставили охрану. А надолго ли? Постоят неделю-другую, потом плюнут. Это, конечно, их дело, хрюкинское, но жалко ведь хороших людей. Хотя и жалости на всех по нынешним временам не хватит.

Антон повернулся на другой бок, поправил набитую пером битой дикой птицы подушку.

Как там Фрэнсис и Лариса? Волнуются, небось, как он добрался, что делает. Не съел ли кто по пути… «А ведь это уже не друзья, — подумал Антон. — Это семья». Не в том общепринятом смысле, как раньше, но все равно — семья. Слишком дороги они стали друг другу. И Кирила Кирилыч-джуниор им с Фрэнсисом как сын, получается. Вот только как оно дальше будет развиваться? Неужели Лариса так никого и не выберет? Или природа свое возьмет? Полгода без мужика, наверное, не критично для женщины, да и Антон вот живой, не помер, однако…

Развить мысль у Антона не получилось, потому что в окно кто-то тревожно забарабанил. Тут же прекратился храп Николая, забухали шаги, и хозяин сунулся в дверной проем:

— Слыхал?

— Слыхал, — отозвался Антон, уже нашаривающий стоявшие рядом с диванчиком ботинки.

Николай подошел к окну и отворил створку.

— Это я, Семен! — послышалось с улицы. — Там… там возле шоссе в кустах трещало чего-то и огонек… ну, как будто курит кто-то… Армян остался, а я сюда сразу.

— Стой тут, мы выйдем.

Николай нетерпеливо дождался, пока Антон завяжет шнурки — сам он был в резиновых сапогах — и возьмет карабин. Они осторожно вышли во двор, потом на улочку. Темно, хоть глаз коли…

— Факел взять? У меня есть, на смоле, — сказал Николай.

— Мы с факелом как мишени будем. Пусть лучше глаза привыкнут.

На них наткнулся выскочивший из-за угла Семен.

— Тьфу ты… Трещат, говоришь?

— Так точно!

— А ты сразу бежать?

— Так я ж не знаю, чего делать! Вот пришел доложить.

— Докладчик…

— Давайте-ка туда, посмотрим, кто там трещит да курит, — предложил Антон. — Только аккуратно, не шумим. Не нравится мне все это.

— Как будто мне нравится, — сердито буркнул Николай.

Они вместе с пыхтящим Семеном двинулись обратно, периодически вполголоса окликая Артура. Но долго звать армянина не пришлось — все тот же Семен обо что-то споткнулся, грохнулся и с ужасом произнес:

— Тут человек лежит… Мертвый вроде, кровища кругом…

— Блин… — Николай чиркнул спичкой, прикрывая ее сложенной ковшиком ладонью. Огонек высветил раскинувшего руки в стороны Артура с перерезанным горлом. — Вот и оставил ты армяна.

— Да я же… — начал было Семен, но Антон перебил его, сам пугаясь своих слов:

— Тихо. Они здесь. Они уже в деревне.

Судя по происходящему, городские выбрали метод тихого проникновения. Оно и правильно — точное количество жителей деревни им неизвестно, но расположение домов и место жительства того же Николая, который здесь вроде как главный, велосипедисты пронюхали. Чем устраивать дневной налет, проще пробраться в ночи, без шума и пыли прикончить лидера или лидеров, а остальных поставить перед фактом. Или вообще перебить всех к чертовой матери на мясо, а потом подъедет обоз и заберет добычу. Скорее всего, велосипедисты вообще были разведгруппой более крупного отряда, высланной вперед. А теперь пришло время диверсантов.

«Грамотно, ничего не скажешь», — оценил Антон. И самое печальное, что он оказался в самой гуще событий. Что бы ему вчера уйти, а?

— Что бы тебе вчера уйти, Антон… — словно читая мысли, тихо сказал Николай. — Влип, как жаба в деготь.

— Ты в своем доме с ними в прошлый раз говорил? — спросил Антон.

— В своем, как с тобой.

— Давай обратно. Там явно гости, тебя резать пришли.

Николай спорить не стал. Послав Семена к Евтеичу и вернувшись к дому, они прислушались. Тишина.

— Погодь, — шепнул Николай, пошарил под крыльцом и вытащил что-то тяжелое.

— Пешня, — пояснил он. — Лед колоть. По башке тоже можно.

— Сейчас они поймут, что дома никого, и выйдут, — прошипел Антон. — Ждем.

Внутри что-то стукнуло, покатилась посуда. Все же нападавшие были непрофессионалами: сначала курили на подходах к объекту, теперь вот шумят. Оно и понятно, вряд ли эта Новая Сибирь навербовала где-то настоящих спецназовцев. Те как раз в свои стаи сбились, у них взаимовыручка налажена.

Заскрипели половицы в сенцах.

— Не стреляй, — сказал Николай. — Я сам.

Тень, появившаяся в дверном проеме, была лишь немногим чернее окружавшей ее темноты, но этого хватило Николаю, чтобы с размаху запустить в нее пешней. Тень со сдавленным воплем и грохотом улетела обратно, а Николай бросился за ней.

Очередная зажженная спичка отразилась в вытаращенных глазах молодого парня с редкой светлой щетиной на щеках и подбородке. Парень силился вдохнуть, но не мог.

— Двадцать кило пешня, — с гордостью заметил Николай, прижимавший пленника к полу. — Весь дух выбило. Не подох бы… О, да я его знаю! Велосипедист хренов. Э, ты, падаль! Сколько вас?

Парень хрипло закашлялся, замотал головой.

— На пальцах покажи!

Парень поднял растопыренную пятерню, потом сжал пальцы и снова растопырил.

— Десять?

Парень закивал.

— Соврал — убью, — пообещал Николай и с размаху треснул пленника кулаком в лоб. Тот закатил глаза и обмяк. — Еще девять осталось…

— По домам расползлись, — предположил Антон и несколько раз выстрелил вверх, чтобы поднять шум.

План нападавших почти удался. Почти. Всё же они оказались идиотами, разделившись и принявшись обшаривать все дома подряд, не зная даже, есть ли кто-либо внутри. Рассчитывали на внезапность. В результате деревенские потеряли, как ни печально, Евтеича — его убийцу застрелил посланный к Евтеичу Семен — и двух женщин, в том числе жену Артура. Из десяти горе-диверсантов троих прикончили сразу, еще двоих забили чуть позже, пока Николай не навел порядок. Кроме колюще-режущего, никакого оружия у пленных не обнаружилось — наверное, в городе с этим делом было неважнецки.

Пока бабы оплакивали и обмывали погибших, незваным гостям устроили допрос. Пятеро уцелевших со связанными руками были стащены все в ту же «совещательную» комнату к Курдыгану и брошены в угол. Подбитый пешней парень до сих пор дышал с трудом и муками — наверное, ребра сломали. Впрочем, Антону было его совершенно не жаль. Он смотрел в их лица, такие обычные, и думал: люди как люди. Еще полгода назад, за вычетом трети века, он толкался с ними в автобусе, стоял в очереди в магазине, развлекал их на корпоративах, выступал перед ними в театре. Они толкались в ответ, просили пропустить к кассе, потому что у них «только сигареты», смеялись и хлопали в ладоши. И стоило отнять у них блага цивилизации, как они тут же превратились в дикарей, готовых убить таких же людей ради куска мяса. А что самое жуткое — ради куска человеческого мяса.

— Кто старший? — угрюмо спросил Николай, присев на корточки перед сбившимися в угол пленными.

— Кокнули старшего… — пробубнил мордастый дядька, державшийся спокойнее остальных. Чем-то он напоминал убитого Евтеича, такой же рассудительный с виду, неторопливый. — Раньше надо было спрашивать, прежде чем бабы ваши его рвать начали.

— Да и хрен с ним, — сказал Николай. — Мы ж ему не кланяться собирались. А ты, раз такой деловой, рассказывай — зачем пришли, что хотели.

— А то неясно? — криво ухмыльнулся мордастый.

— На холодец нас пустить хотели, сволочи! — выкрикнул Володька-Допризывник, вцепившийся обеими руками в свое дурацкое ружьишко «Фермер». Дурацкое или нет, но одного бандита парнишка из него завалил.

— Что, правду пацан говорит? — спросил Николай.

— А то ты не знаешь. Слушай, земеля…

— Ишак афганский тебе земеля, — перебил Николай.

— Да я местный сам, из Искитима. Впрочем, тебе один хрен, я вижу. Раз надо, слушай: нас послали из Бердска, губернатор. Мы, считай, заготовители.

— За вами еще отряд идет?

— А ты как думал? Не на себе же мы это все потащим.

— Когда здесь будет?

— Как получится. У них телеги. Пока дотащат по такой дороге…

— С лошадьми, что ли? — не понял Николай.

Мордастый хмыкнул:

— Откуда лошади, земеля? С людишками. Людишек вокруг полно, надо же их к делу приставлять. Губернатор и приставляет.

Мужики загомонили, кто-то воскликнул:

— Повесить их, чего мы базарим!

— Тихо! — рявкнул Николай. — С людишками, значит. Чтобы мясо наше и прочие запасы обратно везти.

— Не сразу, — покачал головой мордастый. — Что-то отправим, а мясо прямо тут коптить придется, чтоб в дороге не стухло.

Говорил он обо всем этом деловито и со знанием дела, видать, не в первый раз ходил «заготовителем».

— И сколько там народу?

— Народу-то как и нас, а если с тягловой силой — человек тридцать. Только ты не думай, земеля, что тягловая сила вам в объятия кинется. Им в Новой Сибири хорошо — кормят, поят, в тепле живут. А работа — телегу везти — ничуть не хуже другой. Так что не справиться вам. Давай лучше договоримся.

— О чем это?

— Да о том, что вы нас отпускаете, а сами идите на все четыре стороны.

— А что нам мешает вас передавить, а потом уйти? Это ты с веревками на пакшах сидишь, не я.

— Ничего. Только не по-людски это как-то.

— Ты по-людски рассуждать оставь. Человеком ты раньше, может, и был, да перестал давно. Кем работал?

— Крановщиком, — сказал мордастый. — ЗАО «Искитимгорстрой».

— А ты? — Николай встал с корточек и с силой пнул ногой соседнего пленного, потом другого.

— Продавцом в магазине электроники…

— Предприниматель, пиво возил в кегах…

— Бомбилой…

— Оператором, свадьбы снимал, праздники всякие…

— Блин, ведь обычные мужики! — сжав кулаки, выкрикнул Николай. — Как же вы так опаскудились с губернатором вашим сраным? Отпустить вас? Да хрена! Семен!

— Да… — Семен осторожно выступил из-за спин собравшихся.

— Семен, ты старший, возьми кого хочешь, бревна там есть, у забора лежат… Сколотите виселицу прямо поперек дороги, перевернутой буквой «Ш». Три столба, перекладина.

— К-какую… какую виселицу? — оторопел Семен, комкая в руках ветхую кепку из кожзаменителя.

— На которой вешают! — заорал Николай так, что на шее надулись вены. — За шею! Вот этих пятерых там вздернем, в самом деле, как кто-то щас предлагал! Пусть висят, а эти, с телегами, подойдут да посмотрят!

— Зря ты, земеля, — сказал мордастый. — Ушли бы с миром, а так вас не просто поубивают, вас долго убивать будут. Наши не любят, когда с ними так вот неприветливо. А то еще так можно: вы, я смотрю, мужики толковые, в Новой Сибири такие нужны. Оставайтесь, я замолвлю словечко. Даже с бабами можно, у кого есть.

Николай ничего не стал говорить, только размахнулся и ударил ногой в резиновом сапоге мордастому по зубам. Тот завалился на других пленных и замычал, выплевывая кровь. Семен поспешно ухватил за рукава двух деревенских и поволок прочь из комнаты — строить виселицу.

— Погоди, Николай, — сказал Антон. — Дело не мое, но допросить их надо окончательно.

— Допрашивай, — буркнул Николай. — Я на эти похабные хари людоедские глядеть больше не хочу.

Николай сел и отвернулся к стене, а Антон занял его место и спросил:

— Кто он, ваш губернатор?

Мордастый по вполне понятным причинам говорить уже не мог, и за него поспешно ответил ушастый свадебный оператор:

— Былинников, депутат.

— Опа! — присвистнул Антон. Раскатал-таки Былина конкурентов. — Старый знакомый!

— Знаешь его, что ли? — неприязненно уточнил Николай.

— Сталкивались. Та еще тварь. А, кроме него, кто во власти сидит?

— Да разные… Мы их видим-то редко, мы-то кто…

— Военные есть?

— Вроде есть какие-то. Командир отряда у нас старший лейтенант бывший… Но так, чтобы много, нету, — торопливо рассказывал оператор. — Военные, они за городом где-то, у них там база. Живут сами по себе, никого не подпускают, оружие у них, танки даже есть. Мы их не трогаем, они нас не трогают…

Со слов оператора картина складывалась такая: Академгородок и Бердск находились сейчас под властью пресловутого Былинникова, который устроил там то, что и следовало ожидать от подобного ублюдка. Существовал некий Совет при губернаторе, который решал все вопросы, в основном касающиеся продовольствия. Продовольствие добывалось элементарно: грабежом, после того, как все городские и пригородные ресурсы были исчерпаны и стащены на былинниковские склады. Распределением ведал, естественно, все тот же Совет. Людоедство процветало, но просто так поймать и сожрать никого не дозволялось и строго наказывалось. Для отлова организовывались специальные отряды, они же грабили уцелевших фермеров и деревни, где можно было найти сельхозпродукцию. Как понял Антон, никаких самостоятельных попыток что-то вырастить или заняться, например, одомашниванием и разведением скота в Новой Сибири не предпринималось. Оно и верно — если вокруг до сих пор столько народу, зачем возиться?

Очевидно, кто-то умный — а в Академгородке таких навалом — рассчитал Былинникову «идеальное» число подданных, которых легко прокормить всеми остальными. Разумеется, если случайно попадался нужный в хозяйстве специалист, его приберегали. Губернатор Былинников не оставлял надежд как-то наладить электроснабжение, например.

Серьезных противников на обозримом пространстве у Былинникова не имелось. В соседние областные центры он не лез — зачем? К тому же далековато. А из ближних оставались уже упомянутые оператором военные, которые тихо сидели на своей базе, видимо, вполне удовлетворенные армейскими запасами. Даже с танками свергать новоявленного диктатора они не торопились. Наверное, не видели смысла. Хотя с оружием у Былинникова было неважно, как Антон и подозревал. Брали в основном числом или хитростью.

Антон поставил себя на место армейских. У них там, наверное, какой-то военный городок, дети, семьи. По сути, та же деревня, только с большими возможностями. И рисковать всем этим ради сомнительных операций во имя гуманизма и человеколюбия он бы тоже не стал. Нынешний визит в Хрюкино — совсем другое. Он оказался внутри событий. А если бы наблюдал за нападением со стороны, случайно, то не встревал бы. Пошел бы обратно, в домик Кирилы Кирилыча, к друзьям…

— Послушайте… — попросил бывший свадебный оператор после своего сбивчивого, но подробного рассказа, — скажите вашему главному… я никого не ел сроду, честное слово, я в первый раз в заготовителях. Я работать буду, что хотите стану делать, только не убивайте, пожалуйста…

Антон отвел глаза и ничего не ответил, потому что прекрасно понимал: как Николай решил, так и будет. Это правила все тех же феодальных войн — для устрашения повесить врагов на крепостной стене.

— Последите за ними, мужики, — попросил он и вышел.

На крыльце, глядя в начинающее светлеть небо, курил Николай.

— Допросил? — без особого любопытства спросил он.

— Допросил. Похоже, не оставят вас в покое. Это первая ласточка.

— Не скажи. Если мы второй отряд распатроним, может, больше и не пошлют. Сам же говорил: дорога длинная, всякое могло случиться. Раций-то у них нет.

— Раций нет, — согласился Антон. — Мда… А систему связи неплохо бы какую-нибудь сочинить.

— Ага. Барабанный бой, как у папуасов. Или этот… гелиограф.

Антон мысленно удивился познаниям деревенского жителя.

— У нас местность не та. А про барабаны, кстати, не так и глупо. Далековато, конечно, но…

— Ладно, это мы еще подумаем. Ты как, останешься воевать или к своим пойдешь?

— К своим, — честно сказал Антон. — А вы постарайтесь, раз такое дело, чтобы никто не ушел. А то прибегут к Былине, доложат, он со злости новое войско пришлет, посерьезнее.

— Не волнуйся, — Николай растер окурок о бревно. — Не уйдут. Жалко, ружье у тебя выменять не успели… Лишний ствол в нашей ситуации не помешал бы.

— А вот, — Антон снял с плеча «Сайгу» и протянул Николаю.

Тот недоверчиво посмотрел на Антона, взял карабин:

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда. Я до дома уж как-нибудь доберусь, а вам обороняться. В следующий раз приду — заберу обратно, а тебе принесу двустволку, как обещал. Погоди, у меня в рюкзаке запасные магазины.

Антон сходил за своим рюкзаком и заметил, что рядом с ним стоит другой, потрепанный, явно самошитый, набитый чем-то мягким. «Детские вещички», — догадался он.

— А, заметил, — одобрительно сказал Николай, когда Антон появился с двумя рюкзаками. — Забирай. Федькины уже подросли, им без надобности, а твоему в самый раз будет.

— Он не мой, — улыбнулся Антон.

— Ну, неважно чей. Дитёнок есть дитёнок.

Антон вручил Николаю запасные магазины для «Сайги».

— Пойдем, провожу, — предложил Николай, вскинув карабин на плечо и распихав магазины по карманам.

Они молча прошли по деревне и выбрались к дороге, где уже вкапывали столбы для виселицы.

— Не одобряешь? — уточнил Николай, покосившись на Антона.

— Да нет, все правильно сделал.

— Ну, давай, — Николай крепко пожал руку Антону. — Ты кладбище слева обойди, там просека будет, по ней двигай, как кончится — направо до оврага, а там разберешься. Так и ближе, и удобнее.

— Спасибо. Удачи вам.

— Тебе спасибо. А что не остался, я не в обиде. Понимаю… Ну, всё, вали, брат. Я, может, сам вас навещу и «Сайгу» твою верну, чтоб ты ноги лишний раз не бил. А щас пойду с мужиками решать, как нам никого отсюда не выпустить.

Николай на прощание хлопнул Антона по плечу и направился к строителям виселицы. Антон посмотрел ему вслед, поправил рюкзаки и тоже пошел.

Домой.

Рассказ о хрюкинских событиях насторожил Фрэнсиса и Ларису, хотя пока особенных причин для волнения вроде не было. За «Сайгу» Антона слегка поругали, но в основном для порядка. Зато детские тряпочки пришлись весьма кстати, и вскоре Кирила Кирилыч-джуниор был разодет, словно лондонский денди.

В отсутствие Антона камерунец изрядно разобрался с огородом, а в спорном углу посеял-таки лук. Вдвоем они поправили расшатавшееся крылечко, окончательно добили текущие огородные дела и теперь пребывали в праздности, играя с ребенком, читая и совершая пешие прогулки по лесу.

Прошла неделя, потом другая. Из деревни никто не приходил, и Антон заволновался.

— Мало ли какие там у них дела, — успокаивал его Фрэнсис. — Вы же никаких сроков не назначали, ни о чем с этим Николаем не договаривались.

— И все же две недели. Он бы пришел рассказать, как отбили былинниковцев.

— Может, ранен.

— Прислал бы другого. Володьку-Допризывника или Семена. Думаешь, они не знают, где домик Кирилы Кирилыча?

— То есть ты хочешь опять сходить в деревню? — понимающе спросил камерунец. — О'кей. Идем вместе.

— С ума сошел? А Лариса?

— Мы пойдем налегке, одну ночь уж как-нибудь переночует без нас. Сам же знаешь, если кто-то сюда и явится, то со стороны шоссе. А мы идем как раз туда.

— Мы можем разминуться с теми, кто идет со стороны шоссе.

— А вот и нет. Если они сюда и попрутся, то по просеке и по старой дороге. Короче, давай спросим у Ларисы, ага? Если она не против, то завтра с утра быстренько собираемся и вперед. А если в ночи выйти, то мы и за сутки обернемся. Идет?

— Идет, — согласился Антон.

Лариса беспрекословно согласилась побыть в одиночестве, тем более ей и самой было интересно, чем закончилась оборона Хрюкино. Потому с вечера Антон и Фрэнсис легли спать пораньше, а в четыре утра уже поднялись и шагали по лесу. С собой взяли минимум еды и воды, плюс ружья.

— Мне периодически становится стыдно за то, что я не остался, — сетовал Антон.

— Ты им отдал карабин. А боец из тебя сам знаешь какой. У тебя лучше получается словами действовать, разъяснять, убеждать. Сам же говорил, как им все толково разложил по полочкам.

— Разложил-то я разложил, а вот что из этого вышло…

— Придем — посмотрим.

Налегке и за разговорами они даже не заметили, как выбрались к просеке, а ближе к обеду Антон понял, что деревня уже совсем рядом.

— Если все в порядке, Николай нас самогонкой угостит. Хорошая у них самогонка, свекольная, — рассказывал Антон. — Жаль, у Кирилы Кирилыча аппарата нет, а то бы мы и сами наловчились гнать.

— И спились бы.

— Почему спились? Это же и лекарство, настойки можно делать, и обеззараживающее, и даже горючее при желании. Я вообще подозреваю, что человечество нескоро вернется к бензину и двигателям внутреннего сгорания. К бензину уж точно, зато спирт добывается не в пример проще.

— А ты сам аппарат видел хоть раз? — спросил Фрэнсис.

— Видел. Там змеевик и этот… ну, капает из него… — Антон замялся, вспоминая деревенское детство и вонючую конструкцию в сарайчике у дедушки приятеля, но кроме витой медной трубки ничего больше вспомнить не сумел.

— Хорошо, срисуем у Николая, — успокоил Фрэнсис. — Только свеклы у нас нет, придется выращивать.

— У него же и семена возьмем!

Взять семян и попробовать самогонки им не пришлось. Когда Антон и Фрэнсис вышли с просеки к деревне, то вместо старых, но ухоженных домов они увидели огромное пепелище, на краю которого поперек шоссе торчала виселица. Та самая, в виде перевернутой буквы «Ш» — три столба и перекладина. На ней висел только один человек, и, подойдя ближе, Антон понял, что это Николай Курдыган.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Если повиноваться чуть слышному, но неумолчному правдивому голосу нашего духа, неизвестно к каким крайностям или даже безумствам это может привести; и все же именно этим путем надо идти, но только набравшись решимости и стойкости.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Судя по состоянию тела Николая, находилось оно здесь уже давно: изрядно было попорчено тлением и птицами.

— Это он? — спросил камерунец тихо.

— Он… Коля.

— Значит, у них ничего не получилось.

— Значит, не получилось… Они даже не стали его забирать, повесили для устрашения.

— Для устрашения кого?

— Того, кто может сюда прийти. О нас никто не рассказал, иначе люди Былинникова уже добрались бы до нашего домика.

От деревни почти ничего не осталось. Вряд ли у нападавших имелось какое-то горючее, просто за многие годы бревна хорошо высохли, погода вторую неделю стояла солнечная, гасить огонь было некому… Везде валялась домашняя утварь — миски, тарелки, детская кукла… А в конце улицы Фрэнсис и Антон обнаружили страшное. Большую коптильню, от которой до сих пор несло гарью и дымом, а в кострище рядом — обугленные черепа и кости. Следы работы заготовителей.

— Их нужно убивать, — пробормотал с ненавистью Антон.

— Что? — видимо, не расслышал камерунец.

— Их нужно убивать! — заорал Антон. — Убивать! Сбросить на них бомбу, я не знаю, расстрелять из танков! Идем к военным! Городской же говорил, там есть военные, у них есть танки, автоматы…

Антон зачем-то хотел сорвать с плеча старенький ИЖ и выпалить дуплетом в небо, но футболист удержал его за руку:

— Успокойся!

Антон вытер сбегающую по щеке слезу.

— Как нам дальше жить? Прятаться? Ждать, пока на нас наткнется очередной заготовительный отряд? Они же хуже фашистов, карателей, те хотя бы просто убивали и жгли, а эти — жрут!

— Антон, я пока не знаю. Возможно, нам и в самом деле имеет смысл уходить подальше от этой Новой Сибири. В конце концов, уже скоро лето, Кирюшка окреп.

— Вопрос в том, куда уходить. Откуда мы знаем, что творится в Кемерово? Что творится в Томске? Может, там своя собственная Новая Сибирь, если не хуже… А самое хреновое, что у нас нет транспорта. Хоть бы кобыла какая с телегой. Можно, конечно, смастерить ручную повозку, с того же «Урала» колеса снять, они еще походят. Но это не выход.

— На шоссе можно найти машины, но там все сгнило. Да и мы не автомеханики. Я ремонтировать автомобиль не умею, всегда гонял его в сервис. А ты?

— Да у меня и машины-то сроду не было. А хоть бы и была — мастерской нет, инструментов нет, даже если предположить, что из нескольких ржавых рыдванов мы соберем один, все равно не запустим. Нет аккумуляторов, нет горючего. Ничего нет.

— Мы все здесь умрем, — подытожил камерунец с мрачной иронией.

Антон поднял на него глаза:

— Издеваешься, да?

— Это ты издеваешься. И в первую очередь над самим собой. Мы уже прожили полгода там, где многим выжить не удалось. Мы выбрались из пекла. У нас родился ребенок. Значит, мы обязаны справиться и с остальным. Помнишь, я говорил тебе о своих родственниках, о том, чего они ждут от меня? Чего ждут от тебя твоя сестра и мама?

— Помню, — угрюмо сказал Антон и поднял с земли ржавую лопату, невесть зачем брошенную тут. — Давай-ка их похороним…

Общую могилу вырыли на кладбище, с самого края, поближе к руинам деревни. На лист кровельного железа собрали из кострища все кости и черепа, которые смогли найти, сложили в неглубокую яму, сделали холмик. Николая сняли с виселицы и похоронили отдельно, рядом с памятником, о который еще не так давно споткнулся Антон. Судя по фамилии, это была его родственница, а может быть, даже мама.

Постояли возле могил, помолчали. Антон выстрелил в небо из ружья — прощальный салют.

— Идем обратно? — спросил Фрэнсис.

— Идем. Может, до ночи успеем.

Они и в самом деле успели до ночи, потому что шли быстро, подгоняемые тем, что осталось у них за спиной. Ларисе рассказывать про коптильню не стали — ограничились сожженной деревней и отсутствием ее обитателей. Антону хотелось напиться, до глюков, до блевоты, как в годы студенческой юности, но пить было нечего. Может, оно и к лучшему.

Утром он взял ружье и ушел охотиться. Делал Антон это редко, потому что стрелял хуже Фрэнсиса и зря тратить патроны не любил, к тому же это был невозобновляемый ресурс. Точнее говоря, условно возобновляемый: порох изготовлять люди начали очень давно, ничего особенного для этого вроде не требовалось, но ингредиентов никто из компании не помнил. Опять же гильзы — из чего их делать?

— Учитесь стрелять из лука, — советовал Фрэнсис и в качестве доказательства регулярно приносил белок, снятых с деревьев самодельными стрелами.

Антон шел по свежей, уже ими протоптанной тропинке. Оделся он поплотнее, чтобы оставалось меньше открытых частей тела — помнил, как Кирила Кирилыч пугал их, что здесь в лесу страшных зверя два: медведь да клещ. И если от медведя шансы уйти все же были, то укус одного-единственного клеща мог наградить энцефалитом или боррелиозом. В нынешних условиях исход при таких болезнях был один — смерть.

Да что там энцефалит или боррелиоз, обычный аппендицит практически гарантировал могилку. Ни навыков, ни инструментов, чтобы разрезать пузо, удалить чего надо и зашить обратно. Хорошо Ларисе, ей еще в детстве удалили ненужный и опасный отросток.

А если заболит зуб? Антон быстро пробежался языком — нет, вроде ни одного дупла, и две пломбы держатся. Но зубы-то не вечные, не говоря о пломбах. В сарае есть разные долота и клещи, с горя можно будет выбить или вытащить, но страшно-то как.

И это если не думать об остальном списке человеческих болезней: пневмонии, дизентерии, гриппе, инфарктах и инсультах, всевозможной онкологии… Хотя вирус гриппа, к примеру, мог до нынешних времен и не дожить. Сохранился он в телах спящих или нет, черт его знает.

Антон некстати вспомнил, что под Новосибирском, в Кольцово, находится Государственный научный центр вирусологии и биотехнологии «Вектор». А если оттуда что-нибудь разбежится, выведенное все теми же хитроумными учеными, которые, скорее всего, устроили катастрофу? Версию с адронным коллайдером, выдвинутую профессором Огурцовым, Антон давно уже принял как единственно верную.

«Мы все здесь умрем», — дразнил его Фрэнсис, пытаясь странным образом подбодрить. Да уж, в каждой шутке есть доля шутки. Но то, что они до сих пор живы, еще ничего не доказывает. Им просто повезло, целое сплетение удачных совпадений, роялей в кустах и богов из машины. Что, если бы они не вышли к домику Кирилы Кирилыча, на который наткнулись совершенно случайно? Скорее всего, потащились бы дальше, в лучшем варианте — добрались бы до Хрюкино и закончили бы свой путь в виде окороков на столе славных граждан Новой Сибири. В худшем — попросту померли бы где-то в лесу от голода или холода.

По стволу сосны справа от Антона, буквально в паре шагов, проскакала белка и повисла вниз головой, словно мартышка, внимательно разглядывая человека.

— Кыш! — напугал белку Антон.

Этих маленьких милых зверьков они набили уже много, из шкурок шили одежду, а вот мясо оказалось не очень вкусным — чем-то напоминало кролика, но было жестковато и с неясным привкусом.

Для себя Антон решил, что стрелять будет, только если попадется крупная дичь вроде лося. В нее и попасть легче, и мяса больше. В еде они недостатка не испытывали, но лось — это внушительная добыча, которую можно заготовить впрок, завялить на ярком солнышке. Правда, лоси в последнее время почему-то попадались крайне редко.

Тропинка ушла вверх на склон, но Антон решил пойти своим путем. Местность на несколько километров вокруг домика Кирилы Кирилыча он изучил давным-давно и заблудиться не боялся, зная незаметные для чужого глаза приметы. Вон нарост на стволе березы, похожий на голову неведомого чудовища, а вот накренившийся градусов на сорок пять дуб, такое впечатление, будто из последних сил цепляющийся корнями за землю…

Если идти от дуба метров сто влево, обнаружится заброшенная землянка. Даже Кирила Кирилыч не знал, откуда она здесь взялась, — утверждал лишь, что довоенная, и показывал найденные там царские монеты и гильзы от трехлинейки. С учетом того, что происходило в здешних местах в двадцатые-тридцатые, в землянке могли скрываться и белые, и красные, и бандиты, и дезертиры — кто угодно. Сработана она была умело, до сих пор не просела и не обвалилась, а вокруг обросла кустарником так плотно, что если не знать, что там землянка, то сроду не заметишь.

Именно возле землянки Антон и решил отдохнуть. Не то чтобы он устал, просто никуда не спешил, и хотелось побыть одному.

Наверное, зря он все-таки устроил истерику. Если отряд Новой Сибири до сих пор к ним не наведался, значит, там ничего не знают о домике лесника. В противном случае они явились бы давно, сразу после расправы над деревенскими. Карательная акция проведена, вряд ли былинниковцы выдвинутся в эти места еще раз, зная, что здесь фактически ничего и никого не осталось. Только у них и забот — шарить по лесам в поисках одиночных небольших групп. Одно дело — прихлопнуть мимоходом, и совсем другое — искать специально.

Нет, в самом деле, никто их не тронет. И чем больше времени пройдет, тем меньше будет вероятность. Согласно все той же истории, образуются небольшие города-государства, рано или поздно даже Былинников сообразит, что грабеж — занятие непродуктивное, устроит фермы, огороды, теплицы. Если сам не додумается — подскажут. Как уже говорилось, это Академгородок, ученый на ученом сидит и ученым погоняет. Тем более, не до морали: в свое время научные умы и с Гитлером неплохо сотрудничали за определенные блага. Хотя еще неизвестно, кто хуже — Былинников или Гитлер. Тот хоть не жрал никого… Между прочим, вообще был вегетарианец.

Антон щелчком сбил с рукава пестренькую букашку и неожиданно услышал голоса. Переговаривались двое или трое, звук понемногу приближался, причем шли, не таясь хрустя сучьями, потом кто-то громко рассмеялся. Антон пригнулся и нырнул в землянку, только внутри осознав, что сам себя загнал в ловушку. Оставалось надеяться, что незнакомцы пройдут мимо. Дыша запахами сырой земли и гнилого дерева, он прижался к влажной стенке. Замер.

Голоса тем временем приближались:

— …а я ему и говорю: Серега, это не пиво! Это товарищ майор с утра в пустую полторашку написамши, потому что до туалета не добежамши!

— А-ха-ха-ха!

— А Серый что? Блевать?

— Ага, не знаешь ты Серого. Сплюнул и говорит: «Блин, на, я и не заметил, на, а пошло как пиво, на, даже похмелье чуток сдулось».

— А-ха-ха-ха!

— Кместу напомнили, дайте-ка я отолью, а то невмоготу уже.

— А ты на ходу, как лошадь, га-га-га!

Нет, не двое и даже не трое. Четверо вроде бы. Сучья затрещали, казалось, над самой головой Антона, потом зажурчала мощная струя. Поплыл табачный дым, причем пахло не ставшим привычным горлодером-самосадом, а чем-то полузабытым. Кто же это такие? «Товарищ майор»… Армейские, что ли? Как и зачем их сюда занесло?

Стоявший над землянкой продолжал журчать, запасы всё не истощались.

— Ну ты Экибастуз! — поразился один из пришельцев.

— В смысле?

— Да это в Казахстане такое угольное месторождение, практически неиссякаемое. Я там в детстве жил.

— А-а…

Журчание прекратилось, после чего раздался удивленный возглас:

— Зацените, мужики: тут блиндаж какой-то! Вон вход чернеется!

«Кранты, — подумал Антон, снимая с плеча ИЖ и взводя курки. — Может, хоть одного получится завалить…»

— Ты аккуратнее, Толик. Вдруг там медведь.

— Дурак он тебе, в блиндаже сидеть? У медведя берлога. А тут бревна вон торчат… Дай посмотрю, вдруг там золото колчаковское.

— Колчак вроде в Иркутске был, — рассудительно заметил кто-то. — И золото его в Байкале, говорят, утопло. Да и на хрена тебе золото, Толян?

Толян не отвечал, сунулся в проем и увидел наставленные на него стволы ИЖа.

— Стой, — хрипло сказал Антон.

— Стою, — безропотно согласился Толян, оказавшийся упитанным крепышом в новенькой с виду армейской форме со звездочками старшего лейтенанта. Ракетчик.

— Чего там? — заволновались наверху.

— Тут мужик с ружьем, — отозвался Толян, не спуская глаз с Антона. — На мушке меня держит. Тебе чего надо, мужик?

— А тебе? Вы кто такие?

— Мы из Егорьевского… Точнее, не из Егорьевского, но ты иначе не поймешь, у нас там объект.

— Военные?

— А то не видно!

— Может, ты форму с трупа снял, — огрызнулся Антон.

— Тьфу ты, пропасть… Давай так: ты не стреляй, я сейчас удостоверение из кармана достану и тебе брошу, хорошо?

Толян медленно расстегнул нагрудный карман куртки и достал книжечку.

— Не бросай, — предостерег Антон. — Раскрой и держи, я увижу.

Толян пожал плечами и раскрыл удостоверение. Фроловский Анатолий Егорович. Личный номер. Старший лейтенант. Воинская часть такая-то… 12 апреля 1991 года рождения… ишь, на День космонавтики родители угадали…

«Что же делать-то?..» — подумал в смятении Антон и опустил ружье, осторожно вернув курки на место.

— Вот так-то лучше, — с одобрением произнес Толик и убрал документы. — Вылезай, мужик. Бить не будем.

Антон вслед за старлеем выбрался на свет божий и огляделся. На него таращились с нескрываемым интересом еще трое, тоже в форме, два лейтенанта и капитан. Жизнерадостные, бодрые, с автоматами, у каждого кобура на ремне. Никакой неприязни не выказывают.

— Партизана поймали, братцы, — сказал капитан, улыбаясь. — Ты чьих будешь, партизан?

— Местный я, — ответил Антон.

— А мы, как уже Толян сказал, с объекта. Вот, охотимся. Заодно рекогносцировку проводим. Меня Антоном зовут, — капитан протянул руку с ярко блеснувшим на солнце обручальным кольцом.

Антон пожал ее и сказал:

— Тезки, значит. Я тоже Антон.

Лейтенантов звали Магомед и Вася.

— Что-то ты, Антон, на деревенского не похож, — заметил капитан. — У меня глаз наметанный, я сам деревенский.

— Я из Новосибирска вообще-то. Мы сюда из города перебрались.

— В городе так хреново?

— А вы не знаете? — удивился Антон.

— Откуда нам знать? Мы в лучшие-то времена с объекта нечасто выбирались, а чтобы в Энск — и подавно. Это же точка, нас там немного.

— С семьями?

Капитан помрачнел:

— Семью я в Адлер отправил. В начале июля. Как раз собирались вернуться… А тут…

— Так что в городе-то творится? — поспешил напомнить Толян, чтобы отвлечь друга от печальных мыслей.

— А знаете что, — сказал Антон, — идемте к нам в гости, там все и расскажем.

Фрэнсис некоторое время продержал их под прицелом, настойчиво выясняя, пришел ли Антон по своей воле или его привели силой, заставляя показывать дорогу. Потом впустил, но оставался подозрительным до тех пор, пока лейтенант Магомед не заорал:

— Принц! Я за тебя по телевизору болел! Как ты «Локомотиву» две банки заколотил, а! Вратарь оба раза даже дернуться не успел! Вай, я ребятам расскажу, с кем пил, они не поверят!

Фрэнсис расплылся в улыбке — азартный лейтенант явно польстил бывшему форварду «Сибири».

— У нас пить-то нечего… — скромно ответил он, разводя руками.

— Как нечего? У вас нечего, зато у нас есть чего! — лейтенант тут же отцепил с пояса армейскую флягу. — Спирт! Чистейший! Ракетчики другого не держат!

Вася тут же начал незатейливо подбивать клинья к Ларисе — Ой, а где я мог вас видеть? Такое знакомое лицо! — на что Лариса ответила, что, возможно, в ментовском «обезьяннике», если пьяный попадался или спер чего. Потом в своей колыбельке завопил Кирила Кирилыч-джуниор, и Вася несколько скис. Для общего эффекта Антон показал ему кулак.

Закуска офицеров порадовала, хотя у них на объекте тоже имелся огородик, но питались в основном консервами. Затем и на охоту отправились, совместив ее с дальней разведкой. Сущность объекта тезка-капитан раскрывать не стал, многозначительно постучав пальцем по петлице и заметив:

— Там же оно все работает, никуда не делось.

— Так может, бахнем? — в шутку поинтересовался Антон цитатой из фильма.

— Обязательно бахнем! — цитатой же ответил капитан, и оба расхохотались.

После того, как офицерам описали то, что произошло в городе, а также основные положения жизнеустройства в Новой Сибири, они помрачнели:

— В Егорьевском нам говорили, но мы не поверили. До чего же народ докатился, а…

— Это закономерно, — на правах специалиста принялся объяснять Антон. — Чересчур привыкли к благам цивилизации, а как только их не стало — одичали.

— Вы же не одичали. И в Егорьевском вроде люди как люди, — сказал капитан. — При нас, по крайней мере, никого не свежевали и на костре не жарили.

— Странно, что вояки из той части, что с танками, порядок не наводят, — встрял Толян.

— А зачем им? Это же какие-то склады, насколько я понимаю, — сказал капитан. — Хозчасть, мобрезерв… Замкнулись на себя и сидят. Ты на их месте не так бы сидел?

— Но танки же, Петрович…

— В самом деле, что они не могут этих людоедов танками распахать! — возмутился подвыпивший лейтенант Вася.

— Василий, танк в городе не воин без хорошей поддержки, это еще Чечня доказала. Штурм Грозного. Столько людей и бронетехники положили… — с досадой произнес капитан. — Да и вообще, арматуры насовал в катки — танк и встал. Опять же я не уверен, что у них, скажем, снаряды имеются. Там, по-моему, какое-то старье хранилось, если я не путаю с другой частью. Пугать они могут, полезть к ним никто не решится, на автоматы и ПКТ, а сами нападать не станут. И потом, им порядок наводить никто не приказывал.

— Но людей ведь едят, Петрович…

— Едят. Предлагаешь по ним ракетами?

— Да ничего я не предлагаю, — мрачно махнул рукой Толян. — Странно мне просто. Они ведь присягу давали.

— Они давали присягу Российской Федерации. Юридически таковая сейчас отсутствует. Связи фактически нет, командования нет, государственных институтов нет. Ладно, хватит о грустном. Малец-то чей?

— Мой, — коротко сказала Лариса.

Капитан поднял руки:

— Вопросов больше не имею.

Судя по рассказам офицеров, на объекте дела обстояли неплохо. Капитан не соврал, кое-какая техника до сих пор работала, другую восстанавливали, благо на складах имелись запасные законсервированные блоки и детали.

— А зачем вы это делаете? — не удержался Фрэнсис. — Войны ведь уже не будет. В смысле, той войны, для которой ваш объект создавался.

— Видите ли, — капитан почему-то обращался к камерунцу «на вы», наверное, как к иностранному гражданину, — видите ли, в первую очередь это дисциплина. Если дисциплины не будет, все рухнет. И к порядку я привык, а если что-то не работает — это непорядок. А насчет войны… Насчет войны мы еще посмотрим. Мы же не знаем, что происходит… с той стороны.

— Жаль, что мы раньше с вами не познакомились, — посетовал Антон, разводя очередную порцию спирта родниковой водичкой. Рецептуру он твердо знал еще со студенческих времен: две части спирта на три части воды.

— Почему?

— Помогли бы деревенским.

— Не знаю, не знаю, тезка… — серьезно сказал капитан. — Мы все-таки далеко, да и не хватит нас на все деревни, которые тут в округе жгут и грабят. Приятно, конечно, чувствовать себя рыцарем в белых доспехах, защитником слабых и угнетенных… Но не осилим, не потянем. Я даже не знаю, когда вас в следующий раз навестим, не говоря о каких-то марш-бросках на помощь обиженным. Кстати, секундочку…

Капитан вылез из-за стола и пошел к своим вещам, сложенным в уголке. Вернулся с четырьмя гранатами, вручил Антону:

— Держи. Карманная артиллерия. Это РГД-5, штука старая, но верная. Перед броском необходимо разогнуть усики предохранительной чеки — вот она, потом взять гранату в правую руку так, чтобы пальцы прижимали рычаг к корпусу. Потом за кольцо выдергиваешь чеку. Граната может продолжать оставаться в руке сколько угодно, так как пока не отпущен рычаг, ударник запала не может разбить капсюль. Замедление — три-четыре секунды, разлет осколков — тридцать метров, имей в виду, может зацепить, если несильно бросил.

— Спасибо… — Антон держал тяжеленькие взрывоопасные яйца на ладонях, не зная, что с ними делать дальше.

— Припрячь куда-нибудь. Сами по себе не взорвутся, не бойся.

Антон положил гранаты на буфет, в большое глиняное блюдо.

— Автоматы дать не можем, нам еще возвращаться, черт его ведает, что по пути случится. Пистолеты тоже. В следующий раз, бог даст, наведаемся, принесем подарков, а пока не обессудьте.

— Мы пару солдатиков прихватим, продукты понесут. У нас даже молоко консервированное есть, — похвастался Толян.

— Стоп, — сказал Фрэнсис. — Если у вас все так хорошо, если оборудование работает и ремонтируется, то почему у вас нет связи с другими такими же точками и объектами? Ведь не одни же вы такие.

Офицеры переглянулись.

— Не одни, — помолчав, сухо сказал капитан. — Да, простите, что скрыл, но мы связывались с… кое с кем. Но это ровным счетом ничего не значит. Централизованного управления страной нет, и сохранившиеся кусочки системы вроде нашего объекта — это обитаемые островки в огромном океане. Да, я могу связаться с Хабаровским краем или, например, Калмыкией. И что? Мне рассказывают то же самое, что я вижу вокруг. Россия умерла, и мы ее не возродим. Будем сидеть, как крысы по норам, и в лучшем случае нас не схарчат эти ваши новые сибиряки во главе с Белкиным.

— Былинниковым, — машинально поправила Лариса.

— И автоматы не помогут, — продолжал, не слушая, капитан. — У них есть свой ресурс, они не вечные, боеприпасы — и подавно. Думаю, еще на нашем веку вернемся к лукам и копьям, начнем заново изобретать порох, мастерить примитивные ружья.

— Лук — хорошее дело, — не преминул отметить Фрэнсис. — Я уже освоил.

— Вот видите, — кивнул капитан. — Потому не нужно строить иллюзий. Я вас прекрасно понимаю: пришли веселые, откормленные люди, с оружием, хорошо одетые. Кусок цивилизации. Но это очень маленький кусок. И хватит его весьма ненадолго…

Дальнейшее застолье пошло было как-то уныло, но потом Магомед взялся спеть народные песни — Антон так и не понял, из какой он кавказской республики родом, а спросить постеснялся, — и дело пошло веселее. Эстафету принял Фрэнсис: пристукивая по стулу, как по барабану, тоже сбацал нечто веселое камерунское. Разговоры о падении цивилизации были забыты, и под конец даже мрачная Лариса развеселилась и позволила немного поухаживать за собой лейтенанту Васе, чем вызвала скрытую ревность Антона. Понеслись армейские байки наподобие той, что Антон слышал, прячась в землянке…

Слегка набравшихся офицеров просили остаться на ночь, но те отказались — у них были какие-то свои планы, строгий маршрут и хронометраж, которые и без того нарушил визит в лесной домик. Перспектива ночевать в лесу их не пугала: в рюкзаке у лейтенанта Васи лежала армейская палатка.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал на прощание капитан. — Обязательно постараемся вас навестить в ближайшее время. Далеко, но что поделаешь. Общественный транспорт нынче не ходит, а никакого другого у нас нет. А если хотите… Если хотите, айда с нами!

— Точно! — радостно поддержал капитана Толян. — Места хватит!

Предложение было весьма заманчивым, и Антон оглянулся на друзей. Фрэнсис молчал, обдумывая услышанное, а Лариса покачала головой:

— Нет, спасибо. Мы останемся здесь. Уже привыкли, не хочется бросать дом, огород…

— Что ж, как угодно. Но если вдруг передумаете, милости просим!

Офицеры ушли в опускающиеся на лес сумерки. Их голоса еще некоторые время слышались и постепенно затихли вдалеке. Трое друзей так и стояли на крыльце.

— А может, мы зря отказались? — нарушил молчание камерунец. — Там безопасно, и люди они хорошие, сразу видно.

— Именно поэтому они долго не продержатся, — сухо сказала Лариса.

— Почему ты так думаешь?

— А по ним сразу видно, как ты только что сказал. Капитан — рассудительный, да. Но остальные его рано или поздно уговорят играть ту самую роль рыцаря в белых доспехах. И поэтому долго они не продержатся. Это же точка. Не полк и не дивизия. Может быть, сначала у них и в самом деле что-нибудь получится, но потом их сомнут. Не нужно к ним ходить, ребята. Не нужно.

Лариса повернулась и ушла в дом, к ребенку.

— А ведь какой был вариант… — со вздохом произнес Антон.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Если день и ночь таковы, что ты с радостью их встречаешь, если жизнь благоухает подобно цветам и душистым травам, если она стала радостнее, ближе к звездам и бессмертию, — в этом твоя победа. Тебя поздравляет вся природа, и ты можешь благословлять судьбу.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

— Мы можем отсюда улететь, — сказала однажды Лариса, нарезая коренья для супа.

Фрэнсис, который пытался починить древние часы с гирьками, недоуменно посмотрел на девушку. Антон, чистивший ружья, остановил руку с ершиком и тихонько поинтересовался:

— Ларочка, милая, у тебя головка не болит?

— Дурак, — фыркнула Лариса, отложив нож. — Я серьезно.

— «Огромный шар, надутый паром, поднялся в воздух он недаром. Наш коротышка, хоть не птица, летать он все-таки годится», — процитировал Антон. — Николай Носов.

— Ты слушать будешь или нет? — Лариса, кажется, начинала сердиться, и Антону вовсе не хотелось с ней ссориться.

— Буду, буду.

— Так вот, я в прошлый раз, когда приходили офицеры, посмотрела их карту. Вася мне разрешил.

— Еще бы, — хмыкнул Антон, но тут же утих под испепеляющим взором Ларисиных глаз.

— Когда мы сюда пришли, я немного запуталась, а старая карта Кирилы Кирилыча во многом неправильная. Оказывается, до Мокрушино ближе, чем я думала.

— И что нам нужно в Мокрушино? — спросил Фрэнсис.

— В самом Мокрушино нам ничего не нужно, но недалеко от него есть небольшой военный аэродром. Секретный, разумеется.

— Та-ак… — Камерунец отложил часы в сторону, стукнув болтающейся гирькой по полу. — Это уже интереснее. И что на этом секретном аэродроме?

— А главное, откуда ты о нем узнала и почему до сих пор не говорила? — сердито спросил Антон.

Лариса виновато потупилась и начала рассказывать.

Ее отец, генерал-майор Реденс, на досуге занимался тем, что летал на самолетике Як-18Т, к чему приучил и дочь. От Яка он постепенно стал переходить к более сложным и совершенным моделям, а потому не упускал возможности посетить тот или иной аэродром, чтобы там сесть за штурвал какого-нибудь Су-31. Лариса, пока не решила пойти своим путем и не отправилась в полицию, таскалась за ним и тоже приобщалась, попутно расширяя познания о системе аэродромов Сибири — известных и не очень.

Возле Мокрушино как раз находился секретный аэродром, предназначенный для испытания и обслуживания разнообразной несерийной и малосерийной техники. По сути, он и особо секретным-то не был, то есть какие-то суперистребители и летающие блюдца там не испытывали. Основную часть тамошнего парка составляли дирижабли.

— Что-то ты гонишь, Лар, — усомнился Антон. — Дирижабли — это ж дела давно минувших дней. По-моему, их после Первой мировой войны уже перестали делать.

— Ни фига, — сказала Лариса. — Их и сейчас делают… делали, вернее. И вот на этом аэродроме есть несколько дирижаблей, в том числе законсервированных.

— То есть их надо еще собрать.

— Нет, там всё проще. Гондола уже должна быть собрана, нужно только снять заглушки, прокладки, кое-что смазать, а главное — закачать газ в баллоны.

— Допустим, механизмы мы расконсервируем, — сказал явно заинтересовавшийся Фрэнсис. — Но где взять газ? И потом, есть двигатель, он на чем-то работает… Нужно топливо. Где его взять?

— Там есть установки для производства водорода.

— Которые работают от электричества? — скептически уточнил Антон, которому эта идея все больше не нравилась, а особенно то, как оживился камерунец.

Антон летать не любил и боялся, потому что самолеты имели свойство падать. «Железяка летать не может, это недоразумение», — считал Антон, а на ехидные замечания типа «А как же ты мир посмотришь?» отвечал, что есть масса прекрасных мест, куда можно добраться по земле или по воде, на его век таковых хватит с запасом.

— Да, — кивнула Лариса, — но энергия вырабатывается фотоэлектрическими элементами. Из солнышка.

— А сырье? — не унимался Антон, желавший найти прокол в выстраиваемой перед ним сложной системе.

— Обычная вода. Водород производится путем электролиза обычной воды.

— Бинго! — воскликнул Фрэнсис. — То есть нам нужно добраться до этого таинственного аэродрома, расконсервировать дирижабль, запустить установку, накачать в баллоны водород и…

— …и мы еще не узнали, на чем работает двигатель и где взять топливо, — сухо заметил Антон.

— Там стоит газотурбинный двигатель. Может работать на спирту, к примеру, — сказала Лариса.

— А вот спирта-то у нас и нет.

Антон почувствовал облегчение. Старый домик лесника казался ему сейчас настолько родным и близким, что он готов был прожить здесь все оставшиеся годы, только бы не тащиться за тридевять земель в сомнительной надежде взлететь в небеса на большом водородном пузыре. Память тут же услужливо представила виденные по телику документальные кадры крушения фашистского дирижабля «Гинденбург». Он весьма быстро и поучительно сгорел.

— Спирт можно найти. А потом, там могли находиться модели с водородным двигателем, тогда проблема решится сама собой.

— Ага, мы попремся в такую даль, чтобы обнаружить, что двигатель на спирту, спирта нет, развернуться и пойти назад. Так? Нет, я в этом не участвую! — решительно сказал Антон и с удвоенной от злости силой принялся шваркать туда-сюда ершиком в стволе ружья. — А даже если и получится — куда мы полетим на этом твоем дирижабле?

— В Абхазию, — просто ответила Лариса.

— Куда-куда?

— В Абхазию.

— Это ж черт знает где.

— Долетим. И вовсе это не черт знает где, а на Черноморском побережье.

— Да я-то знаю, что на Черноморском побережье, — снова начал злиться Антон. — Но с какой стати именно в Абхазию?

— Я там отдыхала. Отличное место, зимой тепло — плюс семь, населения немного… Море, фрукты, землю возделывать несложно, не то, что здесь… Охотиться, полагаю, тоже не проблема.

— Абхазия — это такая маленькая страна, да? — уточнил камерунец, явно не понимающий толком, о чем идет речь.

— Да, независимость получила совсем недавно, на нее еще грузины зарились.

— Кажется, даже война какая-то была?

— Точно, — кивнул Антон. — И вот туда мы почему-то должны лететь. Откуда нам знать, что там сейчас творится? Может, грузины пришли и всех перерезали. Плюс не надо забывать, что там рядом российские курорты, разные Адлеры и Сочи. Там сотни тысяч курортников, которые заснули летом шестнадцатого, а потом проснулись. Они же не сели в самолеты и не полетели по домам, правда? Где гарантия, что они тоже не ломанулись в Абхазию?

— Антош, ну подумай сам: кто из Сочи или Туапсе потащится в Абхазию? Люди двинут на север, к Краснодару, Ростову… Ты бы сам как на их месте поступил?

Антон задумался. В словах Ларисы, несомненно, логика присутствовала, но соглашаться с ней он не хотел. Тепло там, видите ли… Фрукты…

— Антош, — продолжала уговаривать Лариса, — представь, если мы останемся здесь. Мы же одичаем.

— Кирила Кирилыч жил себе и не одичал нисколько.

— Кирилу Кирилыча регулярно навещали люди, сам он иногда ездил в райцентр за покупками, по другим делам. А мы сидим здесь втроем, хорошо, офицеры зашли. Когда они еще придут? Придут ли вообще? Я и так удивляюсь, что у нас достаточно бесконфликтная ситуация, по всем правилам мы уже должны друг другу так надоесть… А впереди ведь снова зима. Сидеть в четырех стенах и глазеть друг на друга… Книжки, и те все прочитаны от корки до корки!

— А управлять? Кто дирижаблем управлять будет?

— У меня есть PPL. Лицензия частного пилота, получил в Париже, — сказал Фрэнсис.

— И что это означает? Ты можешь управлять самолетом?

— Для получения лицензии пилот должен иметь налет не менее сорока часов в ходе прохождения курса подготовки, не менее десяти часов самостоятельного налета, причем один из них не менее двухсот семидесяти километров, не менее часа налета по приборам и три часа налета ночью, включая выполнение пяти взлетов и посадок, — с гордостью доложил Фрэнсис.

— Вот видишь, — сказала Лариса. — Вместе с Фрэнсисом мы как-нибудь разберемся.

— Хорошо, хорошо… — Антон сердито разломил ружье, глянул в ствол. — Только давайте еще раз подумаем, прежде чем волочиться бог весть куда. Кстати, как ты ребенка потащишь?

— Это уже моя проблема, — буркнула Лариса. — Не волнуйся, тебя не попрошу.

— Да я и не волнуюсь, — хмуро сказал Антон и пошел курить.

Разговор о путешествии к аэродрому и полете в Абхазию больше не поднимался до тех пор, пока Фрэнсис не вернулся с охоты, таща на себе человека. Мужчина лет сорока-пятидесяти был изможден до крайней степени, одет в какие-то лохмотья, правая рука сломана, все тело — в ранах и ссадинах, искусано мошкой и комарами. Фрэнсис наткнулся на него совершенно случайно, когда пришелец лежал ничком в папоротнике, не подавая признаков жизни.

Лариса пришла в ужас и тут же начала хлопотать вокруг найденыша, уложив его в баньке из боязни натащить в дом вшей, которые так и кишели в бороде и длинных нечесаных волосах, и прочую заразу. Фрэнсис и Антон помогали по мере сил — изготовили деревянный лубок для сломанной руки, кое-как зафиксировали, хотя перелом был давний, рука почернела и сильно отекла.

— Сюда бы хирурга, — тихо сказал Антон, когда они вышли из баньки, оставив Ларису заниматься полутрупом. — И то без руки остался бы. По-моему, заражение началось.

— Откуда же он взялся?

— Если очнется, спросим. Хотя мне всё это очень и очень не нравится.

— Мне тоже, — согласился камерунец. — Он чего-то или кого-то сильно боялся, иначе в таком состоянии до нас не добрался бы. Шел до последнего, потом полз. Судя по следам, откуда-то с юга, хотя, думаю, он направление строго держать не мог — плутал.

— Спит, — сообщила вышедшая Лариса. — Пойду бульон ему сварю, что ли…

— Совсем плох?

— Насколько я в этом понимаю, долго не протянет. Высокая температура, сепсис… А еще у него вся спина в таких шрамах, словно его били плеткой.

Фрэнсис и Антон переглянулись.

— Плеткой?

— Да, такие характерные рубцы… Очень много, целая сетка, и старые, и свежие.

— Беглый раб? — предположил Антон.

— Все может быть, — устало сказала Лариса. — Я попробую привести его в чувство, может, хоть что-то расскажет. Но не уверена, что получится.

Тем не менее у Ларисы получилось. Через пару часов человек, приоткрыв заплывшие от укусов глаза, осторожно цедил с ложки мясной бульон.

— Где я, — тихо и хрипло спросил он, покачав головой, когда Лариса потянулась к нему с очередной порцией.

— Это дом лесника, — сказал Антон уклончиво. Он толком не знал, как объяснить.

— Не догнали… — пробормотал человек, и потрескавшиеся черные губы сложились в жуткой улыбке.

— За вами кто-то гнался? Вас преследовали?

— Я сбежал… — сказал человек. — Меня зовут Иван, Иван Гринько, я бывший врач. Нынешний раб Новой Сибири. Впрочем, теперь уже тоже бывший.

— Врач? — удивилась Лариса. — Разве им не нужны врачи?

— Девушка… — человек снова улыбнулся, — у них врачей, как гинекологов и дантистов в Израиле. При почти полном отсутствии лекарств много врачей не требуется. А я так вообще анестезиолог, профессия из прошлого… Поэтому быстро стал рабом. Рабы нужны всегда, их много не бывает, потому что они еще и скот.

Гринько неспешно, иногда прерываясь, чтобы передохнуть и съесть пару ложек бульона, рассказал о том, что творится в Новой Сибири под дланью всемогущего губернатора Былинникова. Рассказ в целом не отличался от того, что Антон уже слышал в деревеньке от пленного экс-оператора свадеб и корпоративов. Но ряд важных деталей поверг приятелей в раздумья. В частности, Гринько сообщил, что Былинников добыл где-то внушительный арсенал огнестрельного оружия в разном состоянии, что позволило усилить армию Новой Сибири и подвигло губернатора на захват новых территорий. Добрались уже до Тогучина и Коченево, взяли аэропорт Толмачево, где со времен пробуждения обосновалось много народу из числа пассажиров и сотрудников аэропорта. Регулярно совершали набеги в Новосибирск, где тоже творилось черт знает что.

— Средние века… — бормотал бывший анестезиолог, сверкая горячечными глазами. — Феодальные войны… Разве что тогда не было каннибализма, а теперь это в порядке вещей… Господи, никогда не думал, что увижу такое…

Гринько повезло и не повезло одновременно: он очнулся у себя дома, в академовском микрорайоне Ща, вместе с женой и десятилетним сыном. Некоторое время они выжидали, делая короткие вылазки в поисках продовольствия и пытаясь разобраться в происходящем. В одной из таких вылазок муж с женой и попались, после чего были тут же доставлены на одну из баз Новой Сибири, расположенную в Доме ученых. Сам Былинников по-прежнему обитал в своем коттедже, вокруг которого силами рабов сейчас были выстроены оборонительные сооружения. Уговоры по поводу оставленного дома сына ни к чему не привели, более того, жену Гринько с тех пор тоже не видел.

— Я сначала хотел покончить с собой, — бесстрастно рассказывал врач, — это же легко, существует масса способов… Но потом решил сбежать. Это их взбесит, они считают себя хозяевами всего и вся, а тут какой-то жалкий раб плюнул им в рожи и удрал. Я всегда доставлял им много хлопот, не знаю даже, почему меня давно не пустили на мясо.

Сбежал Гринько однажды ночью, сколько именно дней назад — уже не помнил, потому что много времени провел в беспамятстве. При побеге он ударил куском арматуры охранника, кажется, убил — проверять времени не было. Их как раз отправили разгребать руины дома в поисках чего-нибудь полезного — это было обычно практикой, и за ценную находку, например, оружие, полагалось вознаграждение в виде дополнительного куска мяса или миски похлебки. Гнать на ночь обратно в барак маленькую группу не стали, положили спать прямо среди развалин, а охранники грелись у костра. Выждав момент, пока один отойдет по нужде, Гринько и огрел второго металлическим прутом.

— А ведь остальные видели, что я сбегаю, — качая головой, говорил Гринько. — Видели, но никто не двинулся с места. Это страшно, но ведь их устраивала нынешняя жизнь. Работа, пайка, побои…

Нынешняя жизнь в Новой Сибири устраивала, как выяснилось, не только рабов. В пресловутый Совет при губернаторе входили видные прежде люди — академики, чиновники из администрации, начальник ОВД Советского района. «Вот сволочь», — процедила Лариса сквозь зубы…

— Весь следующий день я прятался в Академе, в Ботаническом саду. Там схорониться нетрудно, всё разрослось, я забрался в самую гущу и спал. А к ночи вылез и пошел в сторону Кемерово.

— А почему именно в сторону Кемерово? — поинтересовался Фрэнсис.

— Ума не приложу, — ответил Гринько. — Почему-то решил, что там шахтеры, это очень сплоченная социальная группа, возможно, у них настоящий порядок… Мечты, конечно — думаю, в Кемерово всё то же самое, что и здесь. Но уже скоро я сбился с дороги, потом на меня напали какие-то люди совершенно одичавшего вида… хотя я и сам выгляжу не лучше, так что не мне судить… Я отбился, но мне сломали руку, я это понял сразу, все же врач, хоть и анестезиолог. Сделал примитивную шину, потом потерял ее где-то, пока полз в лесу. Ел всякую дрянь: лягушек, корни, ягоды, грибы… Всё ж лучше, чем человечина.

Гринько замолчал, глядя в низкий черный потолок бани. Лариса сунулась было с очередной ложкой бульона, но Гринько слабо помотал головой:

— Не нужно. Я все равно умру, я же понимаю. Антибиотиков у вас нет, руку нужно ампутировать… Ничего страшного, зато я умру на свободе, среди нормальных людей. Спасибо, что не бросили в лесу.

— Да не за что, — растерянно сказал Фрэнсис.

Иван Гринько умер к вечеру, тихо и незаметно, во сне. На дереве укрепили факел, и к утру рядом с могилой Кирилы Кирилыча появилась еще одна, с табличкой «Доктор Иван Гринько».

— Ну, и сколько мы будем здесь сидеть? — вопросила Лариса за завтраком, состоявшим из цветочного чая с джемом. — Рано или поздно нас обнаружат. Случайно наткнутся или специально — разницы никакой, результат-то будет одинаковый.

— Интересно, где Былинников взял оружие? — задумчиво сказал Антон.

— У тех же военных выменял, устроил какой-нибудь бартер… Ты что, не слушаешь меня?

— Да нет, я как раз внимательно слушаю. Похоже, ты права. Но нужно все тщательно продумать — что брать с собой, что оставить… Не исключено, что нам придется вернуться. Не очень я верю в то, что в конце пути нас ждет белоснежный дирижабль, который унесет нас к молочной реке с кисельными берегами.

— Я, кстати, всегда удивлялась, почему берега кисельные, — неожиданно сказала Лариса. — Кисель, он же склизкий. Получается, берега болотистые, к реке не подойти. Несуразица.

— Это вы вообще о чем? — удивленно поднял брови Фрэнсис.

— Русские народные сказки, — махнул рукой Антон. — С ними вообще всё не так: если человек дурак или лентяй, то ему всегда везет и всё прямо с неба сыплется. Берега вот из киселя… Да бог с ними, мы же не про сказки тут говорим!

— Постой, — перебил камерунец. — Помню, бабушка рассказывала мне сказку нашего народа. Послушайте, она коротенькая. Жил-был один бедный человек. У него не было ни пищи, ни одежды, ничего, кроме набедренной повязки. Отправился этот человек к царю и сказал: «Устал я так жить, лучше мне умереть. Нет у меня ни пищи, ни одежды, всего и имущества — одна набедренная повязка. Вот как велика моя бедность!» «Хорошо», — сказал царь и приказал своим слугам схватить бедняка и казнить его. А как раз в это время мимо проходил другой бедняк, совсем нагой, и закричал: «Я хочу попросить вас о милости. Когда вы убьете этого человека, отдайте мне его набедренную повязку!» Услыхав такие слова, первый бедняк воскликнул: «Остановитесь! Не убивайте меня! Отведите меня обратно к царю, я хочу сказать ему кое-что». Подвели бедняка к царю, и он попросил: «Позволь мне остаться живым! Сегодня я увидел человека еще беднее меня. Не хочу умирать!» «Иди своей дорогой, — смилостивился царь, — и благодари судьбу, что увидел человека беднее себя».

— И в чем мораль применительно к нынешней ситуации? — недоуменно спросил Антон.

— А ты подумай, — разулыбался Фрэнсис и с присвистом отхлебнул чай из блюдечка.

Поскольку стояло начало августа, с походом решили не тянуть. Если что, получится вернуться до морозов — примерно так они рассуждали, хотя Лариса почему-то была безоговорочно уверена в успехе их предприятия. Тем не менее она прилежно спрятала съестные припасы на случай появления незваных гостей, как людей, так и животных.

С собой взяли почти весь наличный арсенал: четыре подаренных офицерами гранаты РГД-5, два трофейных ружья и верный ИЖ Кирилы Кирилыча. Пистолет Платона с четырьмя патронами отдали Ларисе, как человеку, наиболее привычному к такому виду оружия, а еще одно ружье из числа трофейных убрали в тайничок, сделанный в баньке. Разумеется, Фрэнсис прихватил свой любимый лук и колчан со стрелами.

Лишними продуктами обременять себя не стали: мясо можно добывать и в пути, спички и увеличительное стекло для разведения огня у них имелись, так что в рюкзаки загрузили в основном боеприпасы, кое-что из одежды, скудные остатки лекарств и перевязочного материала, вяленое мясо на первое время, соль. На старенькую карту лесника Лариса перенесла по памяти все, что зафиксировала на показанной лейтенантом Васей армейской карте.

Тщательно проверили самодельные накомарники — мошка жрала не по-детски, а спасаться от нее, как раньше, при помощи ванилина, за отсутствием последнего было нереально. Тележку с колесами от мотоцикла решили не мастерить — тащить ее по лесу в любом случае было неудобно да и скорость передвижения с ней заметно снижалась. Для переноски ребенка Лариса сделала из прочной палаточной ткани слинг, так что Кирила Кирилыч-джуниор мог с равными удобствами ехать как на спине у мамаши, так и спереди. Поскольку рюкзак Лариса нести не могла, то придумала прицепить по бокам к поясу две сумки, куда сложила ребячьи вещички.

— Жаль, памперсы взять негде, — посетовала она. — А ведь сколько их в городке валялось, в аптеках тех же — никто не брал… С ними же вряд ли что-то случилось, как впитывали раньше, так и сейчас бы впитывали.

— По пути попадутся — возьмем, — проворчал крайне недовольный сборами Антон.

Он понимал, что уходить нужно, но делать этого совсем не хотелось. Бродил по домику, зачем-то открывал и закрывал дверцы буфета, заглянул в самовар.

— Всё, ужинать и спать! — пресекла сумбурные действия Антона Лариса. — Завтра чуть свет встаем и выходим.

Ужин приготовили плотный — очень густой суп из мяса с овощами. Таинственно исчезнув за своей занавеской, Лариса вернулась с трехсоттридцатиграммовой бутылочкой кизлярского коньяка, сказав:

— Прятала для подходящего случая, по-моему, сегодня будет очень кстати.

Антон и Фрэнсис спорить не стали.

Маленькая доза коньяка сработала как снотворное, и Антон срубился почти сразу, как только лег. Снилось ему почему-то бескрайнее синее море, галечный пляж с бетонными клыками волнорезов, помпезное здание с белыми колоннами на берегу и близкие зеленые горы. Крик чаек, шум волн, гудок далекого парохода… Может, это и была Абхазия.

Разбудил Антона довольно бесцеремонно трясущий за плечо Фрэнсис.

— Вставай, пора! — сонным голосом говорил камерунец. — Пора, вставай!

— Всё, всё, проснулся уже, — заворчал недовольным голосом Антон и сел. — Что, уже утро? Темно же еще.

— Солнце встает, — заявила до отвращения бодрая Лариса, успевшая уже нарядиться в походный наряд и повесить на себя все причиндалы, от платоновского «макарова» до слинга с мирно дрыхнущим Кирилой Кирилычем-джуниором.

— Меня бы кто так понес, — вздохнув, сказал Антон и принялся одеваться.

Радовало одно: рюкзаки оказались не слишком тяжелыми. Тщательно закрыв ставни, заперев дверь на огромный амбарный замок, постояв у могилок лесника и анестезиолога, присели на дорожку, прямо на крылечке.

— Огород жалко оставлять. Там же столько всего не убрано, — огорченно произнес камерунец, в котором, видимо, глубоко коренились традиции Черного континента не разбрасываться дарами природы.

— Если вернемся, уберем. Ну, перезреет чего-нибудь, — отмахнулся Антон.

— А если нет, будешь в Абхазии кушать мандарины и бананы, — дополнила Лариса. — Правда, бананы там, кажется, до конца не созревают, я только зелененькие видела на пальмах…

— Ладно, идемте уже, — сказал Фрэнсис, поднимаясь.

Они пошли по тропинке к озерцу. Кирила Кирилыч-джуниор продолжал спать сном праведника, поэтому переговаривались негромко.

— А что, на этом аэродроме обслуживающий персонал был? — уточнил Антон, поправляя то и дело сползающее с плеча ружье.

— Был, конечно. Но вряд ли остался. Там стояли специальные домики, но никаких запасов продовольствия нет, так что разбежались, скорее всего.

— Может, там и раскрали все?

— Кому нужна установка для производства водорода? Или детали для самолетов и дирижаблей?

— И то верно, — согласился Антон. — А вдруг там пожар был, и все сгорело? Вон в том же Академгородке сколько домов разрушенных, а ведь там даже природного газа не было… Так и здесь: замкнуло что-нибудь, и тю-тю все дирижабли.

— Придем — увидим, — лаконично отвечала на это Лариса, и Антон заткнулся, погрузившись в мрачные думы.

Чем дальше уходили они от насиженного места, тем ему делалось хуже. Лариса, казалось, вообще не обращала внимания на происходящее, хотя уж ей-то приходилось заботиться не только о себе, но и о ребенке. Фрэнсис тоже не выглядел озабоченным — сверялся с картой, ибо ему была доверена роль проводника, что-то насвистывал себе под нос, для разминки выпустил стрелу в ствол лиственницы, попал, обрадовался…

Антону же представлялись обугленные каркасы аэродромных сооружений на заброшенной, растрескавшейся взлетной полосе. Что мешало им прожить еще одну зиму в уютном домике, заготовить побольше запасов, собрать урожай с огорода? Неужто у Новой Сибири и лично Былинникова нет других забот, как шарить по лесам в поисках таких вот небольших групп, какая сложилась у них?

Чтобы не расстраиваться дальше, Антон принялся вспоминать корпоративы, в которых принимал участие до катастрофы. Все они были довольно однообразными — и в рекламных конторах, и в компьютерных фирмах, и в туристических агентствах… Даже в каком-то проектном институте, разве что там стол выглядел победнее. Те же шутки, та же пьянка, те же обжимания по углам в темных кабинетах, в туалетах и курилках. Не исключено, что большинства тех людей уже нет на свете. И дел, которыми они занимались, тоже нет. Ни рекламы, ни компьютеров, ни турпоездок. И проектировать институту нечего и незачем. Интересно, подумал Антон, а если бы он остался в Академгородке и угодил к Былинникову, что бы он делал? В рабы? Нет, он же клоун. У любого правителя должен быть шут, а то и несколько. Кувыркался бы, наверное, пищал и верещал, придумывал идиотские шутки… Глядишь, еще и некоторое влияние приобрел бы при дворе. Да и с камерунцем ничего страшного бы не случилось, это не Москва, тут камерунец — диковинка. Был бы, пожалуй, вторым шутом. А то, мало ли, организовал бы господин Былинников футбольную команду. Играли бы с теми же вояками, например, на стадионе «Юность», что на улице Мусы Джалиля. Надо ведь развлекаться самим и развлекать подданных…

Глупыми фантазиями Антон занимался вплоть до привала. Они уже вышли за границы изведанных в этом направлении территорий, Фрэнсис предложил передохнуть и определиться на местности.

Остановились на небольшой солнечной полянке. Лариса занялась кормлением проснувшегося Кирилы Кирилыча, Фрэнсис разложил для уюта небольшой костерок и принялся возиться с картой, а Антону не сиделось, и он пошел побродить вокруг.

Антон уже давно понял, что начинает привыкать к лесу. Сначала многое было ему в диковинку, многое не нравилось, а сейчас даже звон назойливого комарья не раздражал. Прыгающие по деревьям белки, стук дятла, мелькающие в траве полосатые бурундуки… Черный жук-носорог, деловито ползущий по березовой коре…

— Ух ты! — восхищенно сказал Антон, увидев под деревом, на островке мха, сразу три крупных белых гриба. А ведь, если вокруг пошарить, явно еще обнаружатся. Может, собрать? Вечером пригодятся в похлебку, на ужин… С другой стороны, помнутся в пути, а на месте ночлега тоже несложно насобирать…

Прислонив ружье к стволу молодого кедра и присев на корточки, Антон раздумывал, стоит ли срезать боровики, как вдруг за спиной у него кто-то деликатно кашлянул.

— Фрэнсис, ты? — спросил Антон, не оглядываясь. — Я тут грибы нашел, белые…

Камерунец не отвечал, и Антон оглянулся через плечо.

И замер.

Позади, шагах в десяти, стоял на задних лапах крупный, килограммов на четыреста, бурый медведь и подслеповато смотрел на него своими маленькими злобными глазками.

Антон, оцепенев, сидел на корточках и судорожно пытался вспомнить, что говорил им Кирила Кирилыч о повадках медведей. Не приваживать человеческой едой, так он уже вот он, его и приваживать не надо… Замереть? Это вроде не про медведей и не Кирила Кирилыч, это он в какой-то книжке вычитал, вроде про львов или тигров… Напугать медведя? Вроде есть такой вариант… И как? Закричать: «Бу-у-у!»?

Медведь стоял, чуть покачиваясь и сложив лапы на животе, словно Гитлер на портретах. Нападать он, кажется, не собирался, но и не поздороваться же подошел.

Заслуженный ИЖ был заряжен жаканами. Жакан, по легенде — пуля как раз против медведя, но Кирила Кирилыч жакану не доверял, говоря, что это все выдумки, и приводя в качестве эксперта почему-то писателя Пришвина. Тем не менее у Антона был заряжен именно жакан, выбирать не приходилось, но вот беда, ИЖ стоял, прислоненный к дереву, в полутора метрах. Дотянуться нельзя, допрыгнуть — вроде бы можно, но ведь надо еще взвести курки, выстрелить…

Медведь пошевелился и заурчал, словно прочитал опасные мысли Антона.

«Нож на поясе, — подумал Антон. — Хороший охотничий нож, заботливо заточенный вчера… Вот только против такого танка с этим ножом выступать бессмысленно. Это только в охотничьих байках медведю в морду шапку бросают, а пока он в недоумении стоит, горло режут. Опытный таежник еще сумел бы, тот же Кирила Кирилыч рассказывал, что надо косолапому брюхо вспороть, и, считай, победил. Но медведь-то ждать не будет, голову сорвет…»

По спине под курткой потекли струйки ледяного пота, и Антон не был уверен, не протечет ли он от страха где-то еще.

Медведь переступил с ноги на ногу, оглушительно взревел, и Антон бросился к ружью. Схватил ИЖ, перекатился, больно угодив ребрами на торчащий сучок, и сидя выстрелил в зверя. Вернее, вту сторону, где зверь вроде как был, потому что в прыжке и перекате Антон утратил ориентацию и пальнул совсем не туда.

Медведь надвигался, растопырив лапы и раззявив огромную пасть. Пахло от него омерзительно — дохлятиной и тухлятиной. Антон подумал, что так, наверное, пахнет смерть. Он выстрелил из второго ствола, и пуля рванула шкуру на медвежьем плече. Кажется, брызнула кровь, но гигант не обратил на рану ни малейшего внимания и занес лапу с жуткими когтями над головой Антона. Кирила Кирилыч говорил, что медведь иногда сразу не убивает, а снимает скальп. Играется…

Антон закрыл глаза, выставив перед собой бесполезное ружье. Медведь угрожающе взревел еще раз и обрушился на человека всей тяжестью почти полутонной туши.

Яркое августовское солнце для Антона погасло.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мы ощущаем в себе животное, которое тем сильнее, чем крепче спит наша духовная природа. Это — чувственное пресмыкающееся, и его, по-видимому, нельзя всецело изгнать, как и тех червей, которые водятся даже в здоровом человеческом теле.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Медвежатину Антону пару раз есть приходилось, но в ресторанах — замаринованную, должным образом обработанную, приготовленную с различными специями. Вещь была вкусная, но как ее готовить в менее приспособленных условиях, он представлял слабо.

Зато представляла Лариса, которая уже жарила на костре вырезанный из медвежьего бедра ломоть мяса.

— Самое вкусное, — говорила она, поворачивая надетый на прутик шипящий кусок, — это лапы. Но с ними возиться долго да и жарить лучше в духовке. В идеале — шерсть выщипывать, а не обдирать шкуру… А еще главное убрать жир, он вонючий. Медвежье мясо вообще пахнет не ахти как, я долго привыкала, когда с отцом на охоту ездили.

Жарящаяся медвежатина и вправду издавала странноватый запах.

— Ее бы выварить пару раз, слить… — бормотала Лариса. Рядом с ней на расстеленной куртке сидел Кирила Кирилыч-джуниор и щурился на огонь. Странно, но пацана комары и мошкара почему-то совсем не кусали, тогда как остальных донимали пуще прежнего.

Остаться на ночлег пришлось прямо здесь, на месте обеденного привала, потому что Антон элементарно не мог идти. Он лежал у костра, туго обмотанный бинтами, потому что у него треснуло как минимум одно ребро — то ли от чертова сучка, то ли под тяжестью медведя, — а все тело болело.

Спас Антона Фрэнсис. Он тоже решил пройтись, захватил с собой верный лук и отправился вслед за приятелем. Увидев, что того вот-вот задерет здоровенный медведь, камерунец принял единственно верное решение: прицелился и вогнал медведю в глаз стрелу. Зверь упал на Антона уже мертвым, но Антону от этого было не легче. Фрэнсис в одиночку не сумел выволочь его из-под тяжелой туши, позвал Ларису, но и вдвоем они справились еле-еле, применив в качестве рычага срубленный ствол березки.

Разделывать неожиданную добычу не имело смысла, ограничились только несколькими кусками мяса. Остальное пришлось закопать, чтобы не привлекать животных, для чего все тот же Фрэнсис, матерясь по-русски, вырыл штыковой лопаткой яму. Это окончательно лишило его сил, и камерунец сидел сейчас рядом с Антоном, мрачно рассматривая истертые рукоятью лопаты руки.

— Фрэнсис, брат, — тихо сказал Антон. — Спасибо тебе. Если бы не ты, он бы меня сожрал.

— Уж лучше он, чем новосибирцы, — буркнул Фрэнсис. — Медведь — это хотя бы естественно.

— Я немножко отлежусь, и завтра с утра пойдем. Вот увидишь, — пообещал Антон, осторожно трогая помятые ребра.

— Да я уже предлагал вернуться. Путешественники, блин, — дня не прошли, как беда случилась.

— Какая же это беда? Это вовсе не беда. Я же говорю, отлежусь и пойдем.

— Ладно, герой, — камерунец улыбнулся. — Отлежишься — пойдем. А вот стрелять учись, видишь, как оно случается.

— Я в него немножко попал, — довольно глупо уточнил Антон.

Поужинав медвежатиной, оказавшейся довольно вкусной, несмотря на запашок, они легли спать. Вернее, легли Лариса с сыном и Фрэнсис, а Антон вызвался подежурить. Лес есть лес, с часовым спокойнее. Палатку ставить не стали, так у костра и прилегли. Помимо общего контроля, Антону вменили подбрасывание дровишек в огонь. Фрэнсис сказал, что подменит его, когда Антон почувствует, что начинает клонить в сон.

Ребра, впрочем, ныли так, что спать вовсе не хотелось. Антон с ужасом подумал, как же ему придется завтра ковылять в таком состоянии, но решил виду не подавать. Конечно, хороший повод вернуться домой, но тогда выходило, что он всех подвел. Нет, решили идти к аэродрому — значит, нужно идти. Уж как-нибудь перетерпится. Могло быть и хуже, учитывая габариты косолапого. Ноги-руки целы — и то хлеб.

В лесу, как всегда, что-то копошилось и шуршало. Выбрались на промысел ночные твари, где-то замогильно заухала сова. Антон поежился. А ведь сколько раз им еще придется ночевать в лесу или в поле… Даже к той минимальной цивилизации, что обеспечивал домик лесника, он привык, как раньше к горячей воде, электроплите и теплому сортиру с мягкой туалетной бумагой.

Костер потрескивал и стрелял искрами. Антон положил в огонь пару поленьев, охнул — движение отдалось в боку острой болью. Неужели сломал? Лариса уверяла, что нет, но что ж так больно? И вот опять: раньше схавал бы пару таблеток нурофена или пенталгина, и все дела. А теперь — майся.

Фрэнсис забормотал что-то во сне, кажется, на французском, перевернулся на другой бок. Накомарник он снял и положил рядом, потому что комары и мошкара на ночь тоже, что ли, ложились спать. Антон тем не менее сидел в накомарнике, потому что привык таскать на голове эту сетку и чувствовал себя в ней уютнее. Курить, правда, неудобно, ну да меньше смолить будет. И так столько никотина употребил за год благодаря самосаду…

Тут же дико захотелось курить. Антон откинул сетку накомарника, свернул самокрутку. Для этих целей использовались старые газеты, пачки которых хранились у Кирилы Кирилыча за печкой. Читать их тоже было познавательно, вот и сейчас Антон, поднеся остаток страницы к пламени костра, прочел: «С глубокой скорбью восприняли советские люди весть о кончине Леонида Ильича Брежнева — выдающегося руководителя Коммунистической партии и Советского государства, крупнейшего политического деятеля нашего времени. Вся его большая, яркая жизнь была отдана великому делу Октября, партии Ленина, интересам трудового народа. На проходящих в стране траурных митингах трудящиеся, отдавая дань глубокого уважения памяти пламенного борца за мир и коммунизм, заявляют о горячем стремлении еще теснее сплотить свои ряды вокруг родной Коммунистической партии, ее Ленинского Центрального Комитета».

Посмотрел на дату — тринадцатое ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Помнится, покойный Кирила Кирилыч говорил, что в Новосибирск в последний раз ездил, когда Брежнев помер — «кажись, в восемьдесят восьмом». Ан и не так все было, а на шесть лет раньше. Долгонько не был в областном центре старый лесник…

Еще Антон не раз вспоминал странный разговор Кирилы Кирилыча с Платоном. Говорили они так, словно раньше не раз встречались, и были у них какие-то старые счеты. Спросить у старичка напрямую Антон так и не решился, и без того лесник был сам не свой, а теперь узнать не представлялось возможности. Поэтому осталось, как в рассказе Джека Лондона «Тропой ложных солнц» — кусок жизни. Антон очень любил этот рассказ еще со школьных лет и помнил наизусть много фрагментов, вроде этого: «Картина — частица жизни. Мы изображаем жизнь так, как мы ее видим. Скажем, ты, Чарли, идешь по тропе. Ночь. Перед тобой хижина. В окне свет. Одну-две секунды ты смотришь в окно. Увидел что-то и пошел дальше. Допустим, там человек, он пишет письмо. Ты увидел что-то без начала и конца. Ничего не происходило. А все-таки ты видел кусочек жизни. И вспомнишь его потом. У тебя в памяти осталась картина. Картина в раме окна».

Антон с трудом поднялся и, попыхивая самокруткой, немного походил вокруг стоянки. Заряженное ружье он прислонять к дереву не стал, держал в руках, а когда сидел у костра — на коленях. Встреча с медведем многому научила бывшего клоуна. А сколько таких медведей или других злобных тварей может встретиться им на пути? Включая, кстати, людей. У которых, в отличие от медведя, тоже может быть в руках оружие.

Фрэнсис снова заворочался.

— Чего бродишь? — спросил он вполголоса, чтобы не разбудить Ларису и ребенка.

— Устал сидеть.

— А мне вот не спится, — пожаловался камерунец. — Не могу на улице спать, и всё тут. Только задремлю и опять просыпаюсь.

— А в Африке ты спал в джунглях?

— Чего мне там делать? — удивился камерунец.

— Ну, у бабушки…

— Бабушка же не на дереве жила. У бабушки был вполне приличный домик. Даже машина была — «Форд Бронко». Если бы не вся эта ерунда вокруг, пригласил бы тебя в гости, сам бы посмотрел.

— Для начала, если бы вся эта ерунда не стряслась, мы бы с тобой не встретились, — заметил Антон.

— Это так, да. Но вдруг мы соберем дирижабль и полетим? До Камеруна ведь тоже можно долететь, разве нет?

— Скажи, Фрэнсис, ты серьезно веришь в Ларисину идею? — спросил Антон. — Вот честно — веришь?

— Знаешь, когда я учился пилотировать, то видел в аэропорту Орли подобные дирижабли. Это пластик, легкие металлы и прочий материал, который вряд ли и за тридцать лет испортится. В установку по производству водорода на солнечных батареях я тоже верю. Почему бы не попробовать? Здесь становится страшно, Антон, ты же сам видишь.

— Видеть-то я вижу… Я летать боюсь, — признался Антон, тяжело вздыхая.

— Это же дирижабль, а не «боинг», — ободряюще улыбнулся камерунец. — Чего тут бояться? Летит низко… Хотя низко это как раз опасно, нас могут обстрелять с земли. Просто так, из злобы и ненависти.

— А может, подумают, что это долгожданная помощь пришла.

— Тогда тем более обстреляют. Такие, как бандиты из Новой Сибири — запросто. По-моему, им очень нравится нынешняя ситуация.

— Значит, полетим высоко, — потерянно сказал Антон. — Эх, раньше перед полетом хотя бы напиться можно было. А сейчас ничего нет.

— Ты забыл, что газотурбинный двигатель работает на спирту, — подмигнув, напомнил Фрэнсис.

— Так спирта-то у нас и нет.

— Со спиртом разберемся. Главное — дирижабль. Если станет понятно, что он — вещь реальная, то и спирт раздобудем.

— Твои бы слова, да Богу в уши. Спи, завтра в походе будешь как сонная курица.

— Сплю, сплю, — проворчал камерунец, отвернулся от костра и почти сразу тихонько захрапел.

Антон так и просидел на часах до самого утра, пока не рассвело. Пристроил над углями котелок, налил воды, бросил сухих травок из полотняного мешочка — богородицыной, чабреца. Когда вода забулькала и над стоянкой поплыл аромат травяного чая, заворочался Фрэнсис.

— Ты что, всю ночь так сидел? — вытаращил он глаза на Антона.

— Не спалось, — пожал плечами тот.

— Ну ты даешь! И как же теперь пойдешь?

— Ножками, — сказал Антон. — Давайте чай пить. Буди Ларису.

— Как твои ребра?

— Получше. Я же говорил: отлежусь, и все будет в порядке.

— Не очень-то ты отлежался, брат, — с подозрением заметил камерунец, но донимать Антона не стал.

И правильно сделал, потому что помятые медведем ребра продолжали жутко болеть. За это Антон мстительно доел последний кусок медвежатины, оставшийся со вчера, и вырезал себе из орешника посох. В ожидании чаепития принялся украшать его затейливой резьбой, склонив голову набок и высунув язык от усердия.

Проснулась и Лариса, потормошила Кирилу Кирилыча, но тот дрых без задних ног. Антон в очередной раз позавидовал ребятенку: едет себе… «Если не получится улететь, — решил Антон, — надо будет заняться одомашниванием скотины. Пахать на ней, ездить, телегу смастерить — пусть возит. Первобытные люди и те сумели, а мы чем хуже?»

Правда, Антон тут же поймал себя на мысли, что не знает даже, как сделать колесо. Не отпилить круглый кусок от бревна, а именно сделать — наподобие тележного, со спицами, ступицей, ободом… Наверное, для этого кузница нужна. Где взять кузницу, Антон вообще не представлял — ее он видел только в кино и знал, что там есть наковальня, горн и меха, которыми этот горн раздувают. В юношестве он знавал некоторых ролевиков, которые что-то где-то ковали, но следы этих людей потерялись еще в цивилизованное время, что ж говорить про теперешнее.

Попив чаю, они собрали вещички и двинулись в путь. Кирила Кирилыч так и не проснулся и был загружен в слинг спящим. Антон бодро шел замыкающим, помахивая посохом и делая вид, что у него все в порядке. К слову, минут через сорок пути ребра и в самом деле как-то замлели и лишь тупо ныли.

Лес стал заметно гуще, пробираться через заросли стало труднее. Кирилу Кирилыча разбудил треск веток, он протестующе завопил.

— Надо покормить, — резюмировала Лариса, и они остановились.

— Далеко еще до Мокрушино? — осведомился у камерунца Антон.

— До вечера можно дойти, засветло еще, если ускориться немного. Но ты ж видишь, какой лес.

— Я думаю, Мокрушино нам как раз не нужно. Кто знает, что там творится, — сказала Лариса через плечо.

— Я его чисто как ориентир имею в виду… Хотя на разведку можно бы сунуться. Если что, представимся новосибирцами.

— И тебя грохнут, — безжалостно предрек Френсис. — Вдруг они уже наслышаны?

— Мокрушино и раньше-то было маленькое, а сейчас там, поди, совсем народу мало.

— Тем более грохнут, — сказал Фрэнсис. — Обойдем мы его, и все дела.

Но до Мокрушино засветло они так и не добрались, потому что часов в пять вечера вышли к месту падения самолета.

Сначала им попался выгоревший участок тайги, а потом на широкой просеке зазеленел огромный хвост с логотипом авиакомпании S7. Смятый и полуразрушенный фюзеляж лежал чуть дальше, а изломанные крылья совершенно скрывались в древесном молодняке и кустарниках.

— Летчики ведь тоже уснули, — нарушил молчание Фрэнсис. — Наверное, много самолетов тогда упало…

— Я так понимаю, все самолеты тогда упали, — сказал Антон. — Которые в воздухе были.

Самолет был небольшой — если Антон не ошибался, Airbus 319. Отсюда, с пригорка, где они стояли, мелкие детали рассмотреть не представлялось возможным, но Антон и так знал, что там вокруг. Скелеты, разбросанные уцелевшие вещи… Вряд ли кто-то выжил. Зрелище еще менее расположило Антона к полету на дирижабле, но говорить вслух он ничего по этому поводу, разумеется, не стал.

— Может, здесь найдется что-то полезное? — предположил Фрэнсис неуверенно.

— Что здесь может найтись? — возразила Лариса. — Если только что-то из одежды в чемоданах, но у нас с одеждой вроде неплохо. К тому же здесь все под снегом и дождем валялось…

— А спиртное?

— Спиртное в самолетах не подавали.

— Я другое хочу предложить, — сказал Антон, потирая бок. — Вот лежит хвост. В хвосте явно сохранились удобные кресла. Может, нам здесь переночевать, раз уж подвернулось? Почти под крышей…

— Тут же мертвецы кругом, — поморщилась Лариса.

— Не мертвецы, а скелеты, которым уже треть века. Если они есть в хвосте — вытащим.

Скелетов в отвалившемся хвосте не обнаружилось, видимо, самолет летел полупустой. Пыльные и покоробившиеся кресла, усыпанные хвоей и палыми листьями, слегка почистили, развели костер. Антон, как раненный медведем, тут же уселся и вытянул ноги, наслаждаясь комфортом, а Фрэнсис пошел собирать грибы для супа. Теперь он в них разбирался хорошо, не то что на острове Тайвань, когда увидал поганку.

Лариса снова кормила Кирилу Кирилыча. Антон искоса посматривал на это умиротворяющее зрелище, а потом поинтересовался:

— Слушай, Ларис, ты только не сердись… А если у тебя вдруг молоко пропадет? Не дай бог, конечно, но…

— Надеюсь, что не пропадет, — обычно суровая Лариса сердиться не стала, поняла, видать, что Антон спрашивает, потому что волнуется. — А вообще, чтобы восстановить лактацию, нужно сгущенку есть, кажется. Орехи. Орехи у меня есть, я взяла с собой мешочек. Правда, не грецкие, а обычные лесные. Но пока все нормально.

— Сгущенка… — мечтательно протянул Антон. — Мир без молока. Никогда себе такого не представлял. И в разных постапокалиптических книжках никто, кажется, о таком не писал.

— Оленей можно доить. Наверное, чукчи до сих пор так и делают. Еще козы есть… В Абхазии их полно и овец тоже. Там козий сыр очень вкусный. И овечий.

— Прилетим — попробую, — не без толики ехидства сказал Антон.

Вернулся Фрэнсис, принес грибов. На всякий случай, Антон просмотрел добычу: ни одного ядовитого, все как на подбор, даже червивых нет. Совсем скоро на огне закипела в котелке похлебка — грибы и вяленое мясо.

Где-то завыли волки. Их слышали и раньше, причем не раз, но близко к домику серые не подбирались и на глаза ни разу не показывались. Однако сейчас вой раздавался совсем неподалеку, и Антон напрягся.

— Вот только их нам не хватало, — проворчала Лариса, роясь в рюкзаке в поисках соли. Соль в дороге они хранили в презервативах, запасенных Антоном еще в Академгородке, — там она не отсыревала.

— К огню не сунутся. Да и смысла им нет соваться к людям.

— От людей-то они как раз отвыкли, — сказал Фрэнсис. — Сколько живет волк, в среднем?

— А черт его знает. Лет десять, наверное.

— Вот. Сменилось как минимум три поколения… Все волчьи старики давно умерли. Нынешние волки не боятся людей и не знают, что такое огнестрельное оружие.

Вой послышался еще ближе. Лариса сверкнула глазами на парней. Кирила Кирилыч-джуниор оторвался от груди и тревожно заверещал.

— Ну ёлки же зеленые… — в сердцах сказал камерунец, — хорошо, что мы в самолете. На открытом месте попались бы, как курица в щи.

Антон не стал поправлять Фрэнсиса, а взял ружье и стал выбираться из кресла, но камерунец остановил его.

— У тебя в ружье что?

— Жакан.

— На хрена тебе жакан? На волков крупную дробь лучше, наверное. Даже если не попадешь, разлет будет, кого-то да зацепит.

— Егерь, блин, — буркнул Антон, прекрасно понимая, что камерунец прав. Полез в рюкзак за патронами с дробью. — Я и стрелять-то не собирался, так, вокруг обойти, посмотреть.

— Ты уже с медведем познакомился. Тогда тоже пошел посмотреть, — насмешливо напомнил Фрэнсис.

Антон решил, что лучше будет промолчать — «Лучше промолчу, — подумала Алиса», — и, зарядив ИЖ, вышел из хвостового обломка самолета.

Начинало темнеть, сумерки, как всегда в Сибири, опускались быстро и бескомпромиссно. Но на короткое патрулирование света должно было хватить, и Антон отправился в обход.

Возле искореженного фюзеляжа в самом деле стали попадаться малозаметные в высоченной траве скелеты, а точнее, части скелетов, обувь, распотрошенные и целые чемоданы, сумочки, саквояжи… Розовел пластмассой мобильник, рядом — автоматический зонтик… Из-под ног бросился какой-то мелкий зверек, бурундук, что ли.

Пройдя немного вдоль фюзеляжа, Антон пошел обратно, к хвосту, перед которым билось пламя костра. Обошел хвост вокруг, прислушался. Никто не выл и не подкрадывался к нему сквозь подлесок.

Вернувшись, Антон забрался в кресло и с радостью принял котелок с похлебкой. А когда съел ее, в очередной раз пожалев, что столько времени не видел хлеба, без разницы, черного или белого, сразу стало клонить в сон.

— Ты спи, спи, — заметив осоловелый взгляд Антона, сказал камерунец. — Вчера отдежурил от звонка до звонка, сегодня моя очередь.

— А если надоест, я покараулю, — вызвалась Лариса. — Кирка все равно дрыхнет, как пожарник.

— Тогда я сплю, — согласился Антон.

И уснул…

Проснулся он, казалось, буквально через минуту. От выстрела.

Подскочив в кресле, Антон зашипел от боли в поврежденных ребрах. В хвосте было темно, но снаружи уже вползал серый рассвет. Лариса стояла возле кострища, держа в руках ружье, рядом — взволнованный Фрэнсис.

— Волки, — пояснил он, увидев Антона. — Повертелись возле фюзеляжа, несколько штук. Сюда пока не совались, но Лара их пугнула.

— Не попала? — спросил Антон, приглядываясь, не валяются ли в траве волчьи трупы.

— Не знаю. Наверное, нет.

— И что мы будем делать, если они не ушли?

— Подстрелим парочку, — предложил Фрэнсис. — Пусть знают, что с нами шутки плохи.

— Волки умные твари, — подтвердила Лариса. — Притом сейчас не зима, с голоду они не пухнут, плюнут и пойдут искать добычу попроще.

Антон вернулся за своим ИЖем и занял место в одном из передних уцелевших кресел, наблюдая за окрестностями — не промелькнет ли между стволов серый силуэт. Волк не заставил себя долго ждать: острая морда высунулась из-за толстой сосны. Антон выстрелил. Крупная дробь посекла дерево, волк молниеносно исчез.

Испуганный Кирила Кирилыч завопил, а Лариса, нещадно тряся его, сказала:

— Не нравится мне это…

И в этот момент волки появились сразу с нескольких сторон, медленно приближаясь к оторванному хвосту самолета.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Каждый из нас является строителем храма, имя которому — тело, и каждый по-своему служит в нем своему богу, и никому не дано от этого отделаться и вместо этого обтесывать мрамор. Все мы — скульпторы и художники, а материалом нам служит собственное тело, кровь и кости.

Все благородные помыслы тотчас облагораживают и черты человека, все низкое и чувственное придает им грубость.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Канис люпус — собака волк — создан для охоты самой природой. Зимой волк на снегу оставляет аккуратную цепочку следов — он ставит заднюю лапу точно за передней. Благодаря такой поступи, он может бегать по любой местности и даже по глубокому снегу.

Оружие волка — это зубы. Их в его пасти целых сорок два. Впереди торчат четыре острых, кривых пятисантиметровых клыка — по два сверху и снизу. Ими волк может прокусить плотную шкуру жертвы. А хищными, или плотоядными, зубами — так называют коренные зубы всех хищников — взрослый волк разгрызает даже бедренную кость лося.

Волки охотятся почти бесшумно, ведь они бегают на самых кончиках пальцев. Так же как лошади и кошки, волк пяткой не касается земли. У него сильные мускулистые ноги и размашистая походка, и он может долго бежать рысью со скоростью десять километров в час, а в погоне за оленями и лосями разгоняться до шестидесяти. На охоте нос, а не уши или глаза, первым подсказывает волкам, где нужно искать добычу. По ветру они улавливают запах даже самого мелкого животного, находящегося в двух километрах от них, когда его еще не слышно и не видно.

Всего этого Антон, разумеется, не знал. Но ничего хорошего от волков не ожидал, хотя в читанных в детстве сказках волк представал героем скорее положительным, помогавшим Ивану Царевичу, да и в мультике «Ну, погоди!» тоже был простым задушевным хулиганом.

Тоненько звенькнула самодельная тетива, стрела впилась в землю. Волки снова прыснули в разные стороны, словно растворившись в утреннем воздухе.

— Что-то ваши умные твари чересчур умные, — сказал Антон. — Чего они хотят?

— По-моему, они поняли, что мы тут в ловушке. Вот и не спешат. Дразнят, такое впечатление… — Фрэнсис подошел к границе, за которой заканчивался самолетный пол и начинался лес.

— Значит, надо отсюда поскорее сваливать, — заключил Антон, заряжая патрон в пустой ствол.

— А вот в этом не уверен. Здесь они могут нападать только с одной стороны, а в лесу — со всех. Мы не справимся.

— Так что же, сидеть здесь и ждать?

— Фрэнсис прав, — сказала Лариса, успокоившая наконец Кирилу Кирилыча. — Здесь нам обороняться проще. Волки поймут, что добраться до нас нелегко, и уйдут.

— Вопрос в том, как долго они это будут понимать, — буркнул Антон. — Продукты у нас не бесконечные. Патроны, кстати, тоже.

— Волки тоже не бесконечные.

— Я видел штук пятнадцать, — сказал Фрэнсис. — И черт их знает, сколько еще вокруг. Кто-нибудь знает, сколько волков в стае?

— Папа говорил, кажется, что до пятидесяти, — припомнила Лариса.

Антон с тревогой осмотрел разболтавшийся курок на одном из стволов. Старенькое все же ружье, да и тридцать лет провалялось не без ущерба… Нужно было отбросить сантименты и оставить дома стариковский ИЖ, а взять одно из трофейных ружей.

Волки не появлялись.

— Давайте соберем вещи, чтобы потом не тормозить, если что, — предложил Фрэнсис.

— Если что — «что»? Если волки спрячутся и сделают вид, что ушли? — криво улыбнулся Антон. — Так они нас при желании тут же догонят.

— Я соберу, — не стала спорить Лариса, усадила в кресло Кирилу Кирилыча и принялась паковать рюкзаки.

За лесом всходило солнце, заливая светом печальную картину авиакатастрофы. Волков по-прежнему не было видно, но Антон чувствовал, что они где-то здесь. А может, и в самом деле ничего страшного? Ну, посидят тут денек, волкам надоест вокруг вертеться, у них тоже дела — охота, например… На более сговорчивую дичь.

Антон поудобнее устроился в кресле, положив ружье так, чтобы можно было сразу схватить его и выстрелить. Жаль, что до сих пор так и не попали — ранили бы волчару, тот бы завизжал, другие бы задумались… Помнится, у Гаррисона был рассказ «Пушка, которая не бабахает» — на неисследованную планету попал землянин, вооруженный дезинтегратором. То есть такой хренью, которая беззвучно уничтожает нападающего. Так вот тамошние хищники совсем не боялись бесшумного оружия. Лук в этом отношении, наверное, куда полезнее, хотя тоже бесшумный. Все же кровь, боль…

На фюзеляж села какая-то крупная серая птица. Антон для развлечения прицелился в нее.

— Не стреляй, — попросил Фрэнсис. — Забрать-то нельзя.

— Да я так… А ведь небось вкусная.

— Забрать-то пока никак.

— Никак…

Через просеку промчался волк. Никто не успел среагировать на эту наглую выходку, совершённую явно с целью напомнить о себе.

Волки развлекались. К обеду они поступили так неоднократно, пару раз Антон выстрелил но, естественно, не попал. На попытку Фрэнсиса выйти из оторванного хвоста совсем рядом кто-то издевательски завыл. Камерунцу пришлось вернуться в импровизированную крепость.

— А что, если они мутировали и стали разумными? — предположил Антон, когда в очередной раз волк с нахальной улыбкой-оскалом высунулся из-за дерева метрах в двадцати от них и тут же скрылся. Впрочем, стрелять в него не стали, наученные опытом.

— Это уж слишком, — сказал Фрэнсис. — С чего бы? Ядерной войны не было.

— Мало ли, — не сдавался Антон, — всякие атомные электростанции, химические предприятия… Хрен его знает, что там разрабатывали. А когда все уснули, кто-то оставил дверь открытой, кто-то пробирку уронил… На АЭС так вообще контроль утратили, и пошла цепная реакция. Скажешь, не могло быть?

— Могло, — согласился камерунец. — Но пока мы мутантов не видели и ни от кого о мутантах не слышали. Да и радиация, как мне кажется, не так страшна, как ее малюют. В том же Чернобыле разве завелись мутанты после катастрофы? А в Хиросиме и Нагасаки так вообще люди живут, и ничего.

— Да я понимаю… Просто волки эти… Они как-то разумно себя ведут.

— Животные всегда себя ведут разумно. В отличие от людей, — сказала Лариса.

Прошло еще два или три часа. Они перекусили всухомятку, еда и в горло-то не лезла.

— Надо бы дровишек собрать, — нерешительно предложил Антон. — Стемнеет, из чего костер разводить?

— Да, мы тут точно еще на ночь застряли… Но как их собрать-то? Волки.

— Может, обшивку можно жечь? Сиденья…

— Химия, пластик, — покачал головой Фрэнсис. — В самолетах при пожаре на земле люди в основном погибают из-за продуктов горения всей этой ерунды. Мы задохнемся или отравимся.

— Не баррикаду же строить!

— Ладно, давай так: один собирает дрова, другой прикрывает. Далеко от самолета не уходим.

— Идет. Я первый.

Антон положил ИЖ на кресло и, медленно двигаясь, выглянул из хвоста. Лес как лес, ни одного волка, если не знать, конечно, что все они здесь. Ты суслика не видишь? А он есть…

— Я пошел, — предупредил Антон и ступил на траву.

— Страхую, — отозвался Фрэнсис, держась в нескольких шагах позади.

— Я тоже, — сказала Лариса.

Антон запоздало подумал, что надо было взять у нее на всякий случай пистолет. Дрова можно и одной рукой собирать, подцепил лесину и тащи. А если волк прыгнет, а Фрэнсис не успеет его снять?

Но ничего страшного не случилось. Подходящая сухая ель лежала рядом с хвостом, прямо на полуоторванной плоскости руля высоты. Антон схватил ее и резво потащил, так что путешествие закончилось быстро.

— Думаю, нам хватит, — сказал Фрэнсис, оценивая добычу.

— Нет, лучше перестраховаться…

— Тогда моя очередь.

Камерунцу повезло меньше: целой дровины в пределах досягаемости не нашлось, пришлось немного углубиться с просеки в лес. Антон с трудом сдерживал дрожь в руках, будучи готов стрелять на малейшее движение. Фрэнсис, озираясь, собирал ветки покрупнее. Охапка понемногу росла.

— Хватит! — сказал Антон.

Как только они вернулись в самолет, через просеку снова прошмыгнул волк. Словно показал: видите, пока не трогаем, хотя могли бы. И опять тишина.

До сумерек так и сидели — молча, изредка мрачно переговариваясь. Антон некстати вспомнил, что именно он предложил укрыться в обломках хвоста, чем загнал всех в ловушку. Правда, не факт, что те же волки не накрыли бы их в лесу, у костерка. И тогда было бы куда хуже. «Тьфу ты, а сейчас-то чем лучше», — подумал Антон и принялся помогать Фрэнсису разводить огонь, чтобы хоть немного отвлечься.

Кирила Кирилыч-джуниор то спал, то ел, то принимался плакать, видимо, разделяя тревогу взрослых.

— Может, волки его слышат? — предположил Антон, когда ребенок разорался особенно громко. — Потому и не уходят.

— И что мне сделать? — огрызнулась Лариса. — Отдать его волкам?

— Дура, что ли… — обиделся в ответ Антон. — Я просто, думаю вслух.

— Если они утром не уйдут, будем пробиваться, — сказал Фрэнсис. — Вдруг не рискнут напасть? А если еще и подстрелим парочку…

— Нечего было вообще сюда влезать, в этот чертов хвост! — неожиданно закричала Лариса, вскакивая с кресла, где сидела рядом с ребенком. — Кто это придумал? Ты?

Она уставилась на Антона.

— Пошли вы к черту! — сорвался он, схватил ружье и, перепрыгнув через костер, направился к фюзеляжу. Остановившись, Антон заорал, оглядываясь по сторонам:

— Ну, ублюдки серые! Выходите! Что вам от нас надо? Сожрать?! Тогда нападайте, но учтите, нас и не такие пытались сожрать, и где они теперь? Сдохли! И вы сдохнете, дрянь серая, волки позорные! Где вы, а? Чего попрятались?

Антон замолчал, тяжело дыша и прислушиваясь. Что-то хрустнуло в кустах справа, потом пробежало слева, завозилось в обломках фюзеляжа.

— Антон, не дури! — позвал Фрэнсис.

— Зассали! — торжествующе заключил Антон, потрясая ружьем. — По кустам шариться мастера, а честно выйти — зассали! Я вам…

Антон не договорил, потому что из-за вырванного с корнем и валявшегося в траве блока самолетных кресел вышел волк. Он был крупнее виденных раньше Антоном, с проседью в серой шерсти, хорошо заметной в свете уходящего дня, с большой лобастой головой и злыми умными глазами. Верхняя губа волка задрожала, он оскалился и угрожающе заворчал.

— Да пошел ты, — сказал Антон с удивившим его самого спокойствием и нажал на спуск.

Ружье глухо щелкнуло.

Изношенный механизм старенького курка сломался.

Волк прыгнул.

Наверное, в театральном все же учат многим полезным вещам, той же пластике. Тело сработало само собой, и Антон в красивом пируэте ушел от прыжка, успев развернуть ружье и врезать волку по морде ложем. Удар получился сильным, но и волк весил под центнер, потому Антон лишь сбил его с траектории прыжка и заставил покатиться по земле.

Наверное, можно было рассчитывать на помощь Фрэнсиса, который, несомненно, страховал Антона. Вот только Антон не знал — вдруг он находится на линии огня?

Наверное, можно было вытащить нож и, в лучших традициях боевиков, честно решить вопрос, кто сильнее: человек или вожак стаи, — а в том, что перед ним вожак, Антон нисколько не сомневался.

Поэтому он принял самое простое решение: выстрелил в поднимающегося с земли волка из второго ствола. Крупная дробь с расстояния в метр с небольшим сделала свое дело: выстрел, визг, тяжелый запах свежей крови и сырой требухи… Антон упал на колени, потому что от резких движений по сломанным ребрам полоснула жуткая боль. Наверное, сейчас волк справился бы с ним без труда, но хищник к этому моменту был уже мертв.

Кто-то схватил его за рукав и поволок прочь. Слава богу, это был не еще один волк, а Фрэнсис. Через секунду Антон уже ничком лежал на твердом полу самолета, слушая, как переговариваются друзья:

— Вон там, смотри…

— Они его, кажется, сожрать хотят. Да, подбираются…

— Не стреляй. Пусть жрут.

— Да, поволокли… на свету опасаются, темнеет ведь уже, а у нас костер…

— Все равно, наблюдай. Я пока гляну, что с ним.

Фрэнсис грубо перевернул Антона:

— Цел?

— Со мной все в порядке, — морщась от боли, сказал Антон.

— Дебил! Я думал, ты умом тронулся, чертов идиот…

— Я волка убил, — с дурацкой улыбкой поведал Антон.

— Волка он убил… Почему сразу не стрелял, а? Что за цирк, твою мать?

— Дай мое ружье, — попросил Антон, решив, что показать проще, чем объяснить.

Фрэнсис пошарил за креслом и подал ИЖ. Ёлки… Ложе было расколото, большая часть его отвалилась. Курок попросту отломился и куда-то улетел. Старенькое ружье Кирилы Кирилыча превратилось в практически бесполезный груз.

— Понял, — сказал негр, осматривая показываемые Антоном разрушения. — Все равно идиот. А если бы ты со второго раза не попал?

— Там близко было. И потом, ты же меня страховал?

— Я тоже мог не попасть.

— Они, кажется, ушли. Не видно ни одного, — сказала Лариса.

— Вот и славно, — сказал Антон. — Тогда давайте, что ли, горячего сожрем, все равно до утра здесь куковать. Ребра вот только болят.

— Странно, что у тебя только ребра болят, — ехидно произнесла Лариса. — И ружье угробил, я так понимаю… Ой, не всех дурных войной побило. А горячее у нас не из чего варить, воды мало. Или ты хочешь пойти в лесок и поискать в темноте ручеек? Давай, у тебя с волками теперь взаимопонимание.

В лесок искать ручеек Антон, разумеется, не пошел. Поэтому отужинали опять же всухомятку и уложили Антона, как победителя монстров и человека умом скорбного, спать. Ребра болели жутко, все же прыгать и скакать с такими травмами негоже, но тем не менее Антон уснул.

Приснился ему кошмар. Он бежал по темному лесу, а сзади и по бокам неслись волки. Точнее, не волки, а какие-то волколаки, оборотни хреновы — с человеческими глазами, зубами и даже пальцами на передних лапах. Причем Антона они не трогали, а просто сопровождали. Наверное, можно было остановиться, раз никто не проявлял неприязни, но Антон остановиться не мог и бежал, бежал, пока с шумом и воплем не провалился под землю.

— Ты меня не кусай, — сказал Фрэнсис, разглядывая свалившегося во сне с кресел Антона. — Я тебе еще пригожусь.

— Да хватит тебе… Мне сон страшный приснился, — Антон встал и машинально хотел взглянуть на часы. Привычка, от которой за столько времени при полном отсутствии часов давно следовало бы избавиться, периодически возвращалась.

— Я все равно как раз будить тебя хотела, — сообщила Лариса.

Рассвело, костерок погас, выпуская последние струйки дыма. Кирила Кирилыч щурился на солнышко и лепетал нечто неразборчивое.

— Как вы меня задолбали, говорит, — перевела Лариса и улыбнулась. — Ну, что, убийца чудовищ. Волки, похоже, и в самом деле ушли.

— Наелись, наверное, вот и ушли, — предположил Антон.

— Да нет, думаю, это ты их так напугал. И вожака такого матерого завалил. Решили не связываться.

— А ведь люди бы так просто не ушли, — заметил Фрэнсис, вертя в руках разбитый ИЖ.

— На то они и люди, — сказал Антон. — Брось ты каку, с ним все равно уже ничего не сделать.

— Уберу в рюкзак, — покачал головой негр. — Мало ли, все же лишний ствол. А ложе и починить можно.

— Не лень — таскай, — махнул рукой Антон.

Дальнейший их путь проходил без происшествий, а его венцом стал ржавый указатель с почти нечитаемой надписью, гласившей, что до Мокрушино три километра. Указатель они увидели сразу, как только выбрались из лесу на дорогу.

Отряхивая со штанов репьи и колючки, Фрэнсис спросил:

— Теперь куда?

— Я уже говорила: в Мокрушино не пойдем. Нечего там делать, лишние неприятности нам ни к чему. Будем искать аэродром, а уж потом, если возникнет необходимость, можно и Мокрушино навестить.

— Веди нас, Сусанин-герой, — проворчал Антон.

— Давайте пока по дороге, вон туда, — показала Лариса в противоположную от Мокрушино сторону. — Там должен быть поворот на проселок.

Еще до поворота они обнаружили совершенно раскулаченный «КамАЗ», который уныло торчал на обочине. С машины сняли практически все, что можно: осталась рама, тяжелый двигатель, который утащить нелегко, обода колес и еще какие-то ржавые железяки, рачительным мародерам не понадобившиеся.

— Качественно растащили, — отметила Лариса, и Кирила Кирилыч что-то радостно завопил, видать, соглашался с мамашей. — И ведь недавно, наверное, если не в этом году уже… Отец, помню, когда начинал служить в Германии, в группе советских войск, так они во время учений машину поломавшуюся на трассе оставили. Вернулись через три дня, думали, там уже половины нету, а немцы даже бензин и тот не слили.

— Это когда было… А сейчас те же немцы, поди, друг друга точно так же жрут, — резонно сказал Антон.

Поворот на проселок они обнаружили с трудом, настолько он зарос. Дорога выделялась среди леса только тем, что деревья были поменьше и сидели пореже. Колея уже почти не просматривалась.

— Вот сюда и пойдем, — сказала Лариса.

Но тут из орешника вышел пожилой мужик довольно приветливого вида, в цветастой выгоревшей рубахе, с травинкой в зубах. В руках — туесок.

— Стойте-ка, ребятки, — сказал мужик. — Кажись, уже пришли вы.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Любая видимость, какую бы мы ни придали делу, не может быть, в конечном счете, выгоднее истины. Она — единственное, что есть прочного. Мы большей частью находимся не там, где мы есть, но в ложном положении. Таково несовершенство нашей природы, что мы выдумываем положение и ставим себя в него и оказываемся, таким образом, в двух положениях сразу, так что выпутаться из них трудно вдвойне.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Перечить приветливому мужику не стали и правильно сделали, потому что вокруг таких мужиков оказалось еще четверо. Доселе незаметные, они по одному появились из кустов, причем бесшумно, умеючи. Правда, вооружены они были абы как: лук, побольше и посолиднее, чем у Фрэнсиса, и с явно коваными наконечниками стрел; рогатина с окованными железом концами; топор и всего одно ружье, тщедушная и дряхлая с виду одностволка. Но почему-то ссориться с этими людьми не хотелось.

Сдав оружие, приятели двинулись под конвоем мужиков куда-то, где с ними «должны были поговорить».

— Вы не бойтесь, — успокоил приветливый, назвавшийся Шурой, который нес мешок с их ружьями. — У нас по-человечески весь подход. Обижать попусту не станем, но если что за вами не так — уж не обессудьте.

— А что за нами может быть не так? — уточнил на всякий случай Антон.

— Да всякое. Вот придем, поговорят с вами, все станет ясно, — сказал мужик и повторил: — Ну, а если что за вами не так — уж не обессудьте.

— Вы из Мокрушино, да?

— Нет, не из Мокрушино, — сказал Шура, но объяснить, откуда, не потрудился.

— А ребятенок чей? — поинтересовался тот, что с рогатиной, самый молодой в компании.

— Мой, — коротко буркнула Лариса.

— Это понятно, но при ребенке отец должен быть. Неужто негров ребенок?

— Не, — с видом знатока сказал тот, что с ружьем. — Негров черный был бы, а этот обнакновенный.

Фрэнсис сердито зыркнул глазами на беседующих, но промолчал. Те, однако, заметили.

— А ты не зыркай, — обиженно велел мужик с рогатиной. — Еще надо проверить, откуда ты здесь такой взялся. Может, из Америки, а у нас с ними, небось, война.

— Верно. Чтобы вся эта пакость без Америки обошлась, такого быть не может, — поддержал товарища тот, что с топором. — А этого, небось, на парашюте скинули.

— Хрен там Америка. Говорю я вам, что это китайцы, — покачал головой Шура, видимо, продолжая давний и бесперспективный спор. — Китайцы давно зубы на Сибирь точат. Вот увидите, скоро явятся.

Так, за разговорами о геополитике, они добрались до хутора. Или не хутора. Черт знает, как это можно было назвать: сложенные из бревен стены, корявые, но мощные башенки по углам, ворота, обитые железом, подозрительно напоминающим ободранные с камазовской кабины листы. Вокруг — следы от фундаментов, уже зарастающие травой. На одной из башенок маялся худой чернявый человек в ватнике. Антону это все напомнило форт — такой, как строили в свое время римляне в Британии.

— Открывай, Абраша! — крикнул ему Шура.

Чернявый тут же исчез, видимо, спустился с башенки. Брякнул засов, что-то заскрежетало, и половинка ворот открылась.

Внутри оказался двор с несколькими постройками. Наверное, ненужные хаты разобрали в целях компактности и обнесли оставшиеся получившимися в итоге бревнами. «Разумно», — подумал Антон.

— Абраша у нас всамделишный евреец, даже в Израиле жил! — пояснил зачем-то Шура, явно гордясь таким экзотическим соседом.

— А как сюда попал? — спросил для порядка Антон.

— Пришел в прошлую осень. Он не разговаривает, немой, только пишет и то немного. Зато скотину понимает, ветеринаром вроде раньше был.

Во дворе возились с тряпочными куклами и деревянными ружьями детишки, бродил кабанчик — неужто дикого приручили? Благообразного вида старичок нес куда-то свежевыструганное корыто. Все, включая кабанчика, с интересом поглядывали на вновь прибывших, особенно на Фрэнсиса. Из-за приоткрытой двери сарайчика, у которого стояла телега, кто-то мычал.

Да уж, жилось тут не в пример Хрюкино. Там народ тоже был знающий, деловой и мастеровитый, однако даже забора построить не додумались. За что и поплатились, хотя, конечно, неизвестно, насколько им помог бы забор.

А командовалафортом-деревенькой, опять же в отличие от Хрюкино, баба.

Именно баба, иного слова тут и не подобрать. Здоровенная, словно танк, но не заплывшая жиром, как городские толстухи, а именно здоровенная. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. На вид лет пятидесяти, может, чуть меньше, с щекастым пунцовым лицом, носиком-пуговкой, прищуренными карими глазами, одетая в меховую безрукавку и длинную черную юбку из грубой ткани.

Она стояла на низеньком крыльце условно центральной хаты форта и смотрела на подходящую к ней процессию.

— Вот, — доложил Шура, — на дороге взяли. С ружьями, пистолет еще и лук.

— Здравствуйте, — сказал Антон.

Женщина молча рассматривала их, словно племенную скотину на выставке.

— Мы не собирались причинить вам никакого вреда, — продолжил Антон попытку наладить общение. — Мы вообще не знали, что у вас здесь деревня…

— Ты откуда? — спросила женщина у Фрэнсиса, не обращая внимания на то, что говорит Антон. Голос у нее оказался под стать комплекции: густой бас.

— Из Камеруна, — с достоинством ответил негр.

— Из Африки, что ль?

— Из Африки, — согласился с такой формулировкой Фрэнсис.

— Врет он! Из Америки, небось! — встрял было мужик с топором, но женщина отмахнулась от него и спросила:

— Чего здесь забыл?

— Я здесь играл в футбол. За новосибирскую «Сибирь». Подписал контракт и прилетел из Парижа.

— А говорил, из Африки! Брешет он! — снова встрял мужик с топором.

— Я родился в Африке, а потом жил в Париже. Тоже играл в футбол.

— Был такой, вспомни, Коля, — вступился Шура. — Мы ж вместе с тобой игру смотрели. Он еще гол забил прямо в девятку. Кажись, с «Динамо» играли.

— Ясно. Ребенок чей? — карие глаза уставились на Ларису.

— Мой. Отец — не знаю где, я еще до катастрофы забеременела, — честно сказала Лариса.

— У нас Клавка тоже так, мы боялись, что урод родится, а девка здоровенькая родилась, Марьей назвали, — неожиданно поведала женщина и улыбнулась: — Идите в дом, у меня как раз уха поспевает.

Антон с наслаждением хлебал из глиняной миски уху, приправленную ароматными травами, с крупой и картошкой, и обсасывал мясо с ребрышек крупного окуня. Остальные занимались тем же, кроме Кирилы Кирилыча, который деловито ползал по чисто выскобленному полу.

— Сели мы тогда с мужиками и стали рассуждать, чего теперь делать, — продолжала обстоятельный рассказ о прошлом форта Ирина Ивановна — именно так звали женщину. — Помощи особой и раньше-то не было, в прежние то есть времена, а тут и вовсе нечего ждать. Шурка Филиппов и предложил: ненужные хаты разобрать, сделать забор, потому мало ли кто припрется. Ненужных-то хат много вышло — кто помер, две сгорели почти, а иные давно уже пустые стояли, народ побросал да в город подался…

Сама Ирина Ивановна была человеком наиполезнейшим — фельдшером. Но не только поэтому именно она стала негласным лидером здешней общины. Рано потеряв мужа, вторично замуж она выходить не стала, подняла троих детей — двое на момент известных событий находились в Новосибирске, одна в Питере. Хозяйство у нее было одним из лучших в деревне. Габариты и бескомпромиссный характер помогали Ирине Ивановне решать вопросы там, где не мог этого сделать даже участковый Малина — кстати, тот самый мужик с топором, который подозревал во всех бедах Америку, а во Фрэнсисе — американского парашютиста.

— Получилась у нас крепость. Оружия, жаль, мало — погнило все, поржавело, мало что удалось починить. Да и охотников у нас тут как-то испокон веку немного было… Зато кузня есть, Леонидыч нацелился сам ружье смастерить — пищалью называет.

— А порох он где берет? — удивился Фрэнсис. Им, кабы не старые запасы Кирилы Кирилыча, пришлось бы без пороха тяжело.

— Порох? Сам делает. У нас тут старый сельхозсклад неподалеку, он там какие-то минеральные удобрения находит и из них добывает.

Антон вспомнил, что когда-то читал в интернете рецепты приготовления пороха. Кажется, селитра и сера — они как раз и есть в удобрениях, — плюс древесный уголь, который добыть совсем уж ничего не стоит. А ведь не вспомнил бы, не догадался бы! Хотя удобрений у них в любом случае не было.

Жила деревня охотой, собирательством и возделыванием того, что выжило на огородах за все эти годы. Какие-то старые семена, лежавшие засохшими в пакетиках и банках, как ни странно, взошли. Дикого поросенка Фунтика действительно приручили, поймав в лесу, и теперь пытались изловить ему подругу, чтобы те начали плодиться и размножаться согласно библейским заветам. А в сарае мычал олень, причем их в деревне имелось несколько. В окрестностях как раз затеяли оленью ферму, а после катастрофы олени разбежались и прижились. Да и чего не прижиться — северный олень есть северный олень, он, считай, здесь как у себя дома…

— Вот так и живем, — заключила Ирина Ивановна. — Мясо жареное будете кушать?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Антон. — Я ухой наелся во как!

— Я тоже, — сказал Фрэнсис.

— Ну, я вам с собой дам. Вы куда идете-то, если не секрет?

Друзья переглянулись, потом уставились на Ларису.

— Нам нужен аэродром, — сказала Лариса.

— Военный, что ли? Секретный который? — запросто уточнила Ирина Ивановна.

— Да.

— А что там делать? Там нет никого. Наши ходили, ничего полезного не нашли… Думали, оружие какое, припасы, а там самолеты ржавые. А что и нашли, тащить поленились, далеко оно, да и заболочено там, трудно добираться.

— Нужно нам, — не стала разъяснять Лариса.

— Да идите, идите. Не мое дело, — махнула рукой Ирина Ивановна. — Могу провожатого дать, а то в болото влезете да потопнете… Еще и ребенка за собой тащите. Может, оставите?

— Нет! — Лариса даже отшатнулась.

— Господь с тобой, — сказала Ирина Ивановна, — отбираю я его, что ли. Я к тому, что если туда пойдете да назад вернетесь, чего его волочить? Пускай пока здесь побудет. Вон Клавка покормит, у нее сиськи здоровые, на двоих хватит.

— Ирина Ивановна, можно вас спросить? Зачем вы нам помогаете? — не удержался Антон. — Вот провожатого даете, Кирку предлагаете оставить… Какой вам прок?

— Да никакого проку. А что ж тут такого-то? — удивилась Ирина Ивановна. — Русские же люди, хотя… э-э… — Она покосилась на Фрэнсиса. Тот засмеялся. — Вот, я ж и говорю, — обрадовалась Ирина Ивановна, — русские все люди, помогать надо. Кто ж другой разве поможет?

— На вас хоть раз нападали? — прямо уточнил Антон.

— Да нет… Медведь ходил, это было…

— Нет, я про людей. А что в Мокрушино?

— С Мокрушино мы не ссоримся, но и не сказать, чтобы дружим, — покачала головой Ирина Ивановна и нахмурилась. — Там народу-то всего ничего осталось, а пришлые, что там оказались, порядки наводить свои стали… Да еще и спиртзавод рядом.

— А что за спиртзавод? — заинтересовался Фрэнсис.

Ирина Ивановна поморщилась:

— Построили тут какие-то, как раз в шестнадцатом открыли… Короче, нехорошо все кончилось, зарезали даже кого-то, а несколько человек к нам пришло. Мокрушинские теперь сами по себе живут, мы — сами по себе. К нам не лезут, и ладно. Так, общаемся иногда по мере нужды.

— То есть вы ничего до сих пор не знаете, — заключил Антон.

— Нет. А что я должна знать?

И Антон рассказал.

Мрачная история почему-то совсем не удивила Ирину Ивановну.

— Город есть город, — сказала она. — Там всё не как у людей. Говорила я своим: не уезжайте. Где-то они теперь… А у тебя, — Ирина Ивановна посмотрела на камерунца, — и подавно…

— А в Мокрушино ничего такого нет? — на всякий случай спросил Фрэнсис. — Не слыхали?

— Да нет, что вы. Сволочи они, конечно, но до такого не опустятся.

— Вы бы поаккуратнее всё ж, — посоветовал Антон. — Охрану выставляйте. Мокрушино Мокрушиным, но про Новую Сибирь забывать не стоит. Хоть она и далеко.

— Да я понимаю. К тому же у них, наверное, зимой много народу перемерло. Морозы какие стояли…

«А ведь верно, — подумал Антон. — Это же город. Примитивную буржуйку смастерить, и то далеко не каждый сумеет, даже если найдет материалы. А если смастерит, то от угарного газа помрет, не умея сделать правильно вытяжку… Покойный анестезиолог Гринько эту проблему не упоминал, да ему и не до нее было, если честно».

— Будем надеяться, что пока им не до нас. А Леонидыч свою пищаль на поток поставит.

«Отобьетесь вы с пищалью, если они с автоматами придут, — подумал Антон. — Но что делать-то? Может, и в самом деле Новой Сибири не до них. Кстати…»

— Кстати, — сказал Антон, — у меня там ружье сломанное в рюкзаке.

— У меня, — уточнил с ехидцей Фрэнсис. — Ты его бросить хотел.

— У него ружье сломанное, — поправился Антон. — Ложе расколото, курок один навернулся… Ваш Леонидыч не посмотрит, что с ним можно сделать?

— Посмотрит, отчего не посмотреть… А вы не ходили бы лучше на этот аэродром. Мертвый он, страшный. Мужики наши оттуда драпали через болото без оглядки и без всякой добычи. Я же их знаю: хоть болт или кусок жести, да сперли бы, кабы спокойно там было. «КамАЗ» небось видели на дороге — ободрали, как липку.

— Не понял, — Фрэнсис наклонил голову набок, — там кто-то есть?

— А вы с ними поговорите, сами и расскажут, если захотят. А если нет — тогда уж я с их слов.

На аэродром ходили, как выяснилось, уже известный им, но молчавший ранее владелец древнего одноствольного ружьеца Киря, совсем молодой парень Ярослав и уже известный Абраша. Волею случая они как раз сидели в приземистом большом доме, служившем чем-то вроде места для общих собраний, и слушали рассказы Кири о разных чудесных происшествиях.

Ирина Ивановна сделала прервавшемуся было Кире знак продолжать. Антон и камерунец тихонько сели на лавку — Лариса осталась возиться с сыном — и прислушались.

— Так вот, дело было в Барнауле, — таинственным голосом рассказывал Киря, скручивая «козью ножку» с самосадом. — Кажись, в конце шестидесятых. Я тогда только-только родился, сам-то не видал. Вот. Работала эта баба продавцом каким-то и в Бога совсем не верила. А однажды тяжко заболела — нашли у нее врачи рак в кишках. Ну, положили на операцию, баба и видит: вознеслась она над своим телом, а потом смотрит — его в морг повезли.

— Не понял, дядь Киря, — сказал Ярослав. — Это как она видит?

— Душа это ее! — сердито ответил Киря. — Ты слушай, там понятно все будет. Вот, отвезли ее в морг, живот кое-как зашили нитками… Смотрит она, а сыну уже свидетельство о смерти выдают. И так ей сына стало жалко! А тут работник морга идет, смотрит — чего-то у покойницы ноги больно розовые. Потрогал — а они еще и теплые! Звонит врачам: тут у вас мертвец ожил! Врачи смеяться: нажрался, поди? Да нет, говорит, правда — баба живая тут валяется! Пришли врачи, глядят — верно… А потом она сказала, что оказалась в незнакомом месте на зеленой аллее, а перед ней — ворота, и светятся. А к бабе красивая женщина идет, и с ней ангел. Подходят они к бабе, женщина и спрашивает: «Господи, куда ее?» И тут раздался глас Божий: «Ее спустить обратно. Она не в срок умерла». Ну и вернулась. Трое суток была мертвая! А потом проверили — у нее даже и рака никакого не осталось. Ни следа.

Многозначительно помолчав, Киря добавил со значением:

— А коммунисты эту историю запретили рассказывать. Они ж против Бога были, вот и скрыли, чтобы народ не засомневался.

— Знаю я эту историю, — громко сказал Антон. — Читал в какой-то желтой газетке. Потом еще письмо врача было, который операцию делал. С опровержением: там даже рака никакого не было, и никто не умирал. А баба эта твоя шарлатанка была и всю историю выдумала, чтобы с дураков деньги собирать якобы за исцеление.

Киря уставился на Антона, словно на таракана.

— Вот, Киря, люди к аэродрому собираются, ты им расскажи, что да как, — безапелляционным тоном произнесла Ирина Ивановна. — И ты, Ярик, помоги. Это Антон, это — Фрэнсис.

— Чего ж не рассказать, — тут же переменился в лице Киря, расплывшись в щербатой улыбке. — Расскажем.

— Всё, тогда я пошла.

Ирина Ивановна обвела строгим взором всю компанию и вышла из избы. Киря пощелкал самодельным кресалом и заметил:

— Про эту бабу дохлую у меня самого сомнения… Хотя история интересная, скажи?

По понятным причинам Абраша в собеседники не годился и тут же куда-то свалил, зато Киря тут же выставил на стол двухлитровую банку настойки малины на самогоне и заметил:

— Для хорошего разговора бензин нужон.

Ярослав принес граненые стаканы, нехитрую закуску: лук, мелкие зеленые яблоки, вяленую рыбу.

— Хлебушка бы, — пожаловался Киря, — без хлебушка даже стакан не всегда идет, рука занюхать тянется… Собрали чуток зерна, посеяли, но пока все в землю, ничего на стол. Может, в будущем году напечем малость.

— Так вы на секретный аэродром хотите, — уточнил Ярослав, аккуратно разливая по стаканам самогон. Видимо, пресловутая секретность для местных была секретом Полишинеля. Лариса, правда, что-то такое говорила, что не шибко он и секретный.

— Есть у нас там дело одно, — солидно сказал Антон.

— Вы пьете? — спросил Ярослав у Фрэнсиса, замешкавшись над его стаканом. Полагал, наверное, что африканцу самогонка — яд.

— Пью, пью, — белозубо ухмыльнулся негр. — Лей до рисочки.

— Если вам на аэродром надо, — сказал Ярослав, недрогнувшей рукой наливая до рисочки, — то я вас могу отвести. Тем более Ирина Ивановна велела. Но не надо бы вам туда ходить. Дурное место.

— Вот и расскажите, что там дурного, чтоб мы знали.

— Ну, для начала со знакомством, — Киря поднял свой стакан.

История похода мужиков на секретный аэродром началась с идеи того же Кири пошарить, не валяется ли у военных чего полезного. Судя по скелету «КамАЗа», в категорию «полезное» у местных зачислялось почти все, но машина все-таки была рядом, а тащить кучу барахла за тридевять земель по пересеченной местности — дело совсем другое. Поэтому экспедиция была невелика числом и проводилась с разведывательными целями.

Первым препятствием на их пути стало болото. Раньше никакого болота там не было, и оставалось только гадать, что произошло. Тридцать лет — кстати, здесь тоже насчитали примерно такой срок таинственного сна, — всякое могло случиться.

Болото решили не обходить, а форсировать. Перемазались тиной и грязью, Абраша едва не утоп, но в результате перебрались и даже наметили вешками тропу, дабы на обратном пути не возникло проблем. К внешнему ограждению аэродрома тоже вышли без проблем. А вот потом они начались.

Как только миновали покосившийся КПП, открытые ворота и вошли на бетонку, у всех троих появилось ощущение, что за ними наблюдают. «Скрадывают», — как образно высказался Киря, имевший охотничий опыт. Вначале решили, что зверь какой-то, почему бы зверю на аэродроме не бродить. Из оружия у них имелись одностволка Кири и «еще один пугач», так что испугаться мужики не испугались, хоть и неприятно было.

На полосе стояли несколько небольших самолетов и два вертолета, все гражданские, без вооружения. С виду ржавые и никчемные. С них можно было разве что снять часть обшивки или стёкла, плюс разную мелочь изнутри, если не сгнила.

В первом из больших ангаров тоже стоял полуразобранный самолет, а у стен были сложены «какие-то армейские ящики». Во время осмотра ангара на улице что-то звучно грохнулось, мужики выскочили, но увидеть никого не увидели. Покричали для острастки, мол, с добром пришли: вдруг кто-то из аэродромной обслуги до сих пор здесь остался? Никто не вышел.

— А потом гляжу: у другого ангара черепок лежит, — рассказывал, поежившись, Киря. — Человеческий, свеженький такой… И кости, кажись, берцовые. Сложены еще этак кучечкой, чтоб видно было, что не само упало, а специально положили, с намеком.

К чести мужиков, костей они не испугались, только насторожились еще больше. Пошли осматривать диспетчерскую башенку, а когда поднялись наверх, кто-то запер снаружи дверь. Точнее, не запер, а привалил тяжелым железобетонным блоком, валявшимся рядом с башенкой. Еле-еле втроем сдвинули, выбрались — опять никого. А потом кто-то принялся хохотать, да так жутко, что мужики решили с аэродрома бежать, прихватив лишь найденную в диспетчерской аптечку.

— И хохочет, падла, так страшно, с переливами, с подвыванием… Словно и не смеется, а истерика у него, во, — подняв палец, сказал Киря. — Или как не человек вовсе.

— А может, все-таки человек? Может, все-таки кто-то из обслуги выжил, а вас пугал? Мало ли откуда у них череп с костями…

— Погоди, — махнул рукой с уже давно погасшим окурком «козьей ножки» Киря.

Когда мужики миновали КПП и уже почти добрались до внешней ограды, Абраша оглянулся, ухватил Кирю с Яриком за рукава и принялся нещадно трясти. Обернувшись, те увидели у КПП силуэт.

— Там туман как раз опустился, дело к вечеру, — пояснил Ярик. — Видно, что стоит, а кто — не видно. Так, контуры одни…

— Эти контуры нас окончательно и добили, — сказал Киря. — Ростом за два метра, плечищи — во такенные, а сам словно в шубе. И башка тоже как кочан, нечеловеческая.

— Я решил, что снежный человек, — сказал Ярик.

— Ага. Ети, — подтвердил Киря. — Раньше писали, помню, что в Кемерове цельную охоту на него объявили. Еще боксер был такой, Валуев, экспедицию собирал. Ети не нашел, зато след его нашел. Во такенный!

Киря развел руки, из чего следовало, что след размером с корыто.

— Я подумал, что они могли расплодиться, пока люди спали, а Кемерово-то здесь не так и далеко, — сказал Ярик.

— Надо, короче, замыть, — снова поежившись, Киря толкнул Ярика локтем, и тот как молодой принялся снова наливать малиновку.

Антон задумчиво очищал вяленую рыбину. Историю про йети в Кузбассе он помнил хорошо, над ней много шутили, даже ролик какой-то по интернету болтался. Шутки шутками, а если и вправду йети? И знакомые пару раз на Алтае кого-то видели, хоть и не успели на камеру снять… Антон покосился на камерунца — тот тоже явно не обрадовался услышанному. Подозревать мужиков во лжи не было смысла: на аэродроме могло найтись много полезного, и придумывать глупую отмазку чисто из-за лени они бы не стали.

— Давайте народу побольше соберем и вместе сходим, — внес предложение Фрэнсис, когда Ярик налил «по рисочку». — Если там что-то нечисто, общими силами разберемся.

Киря выпил, захрустел луком.

— Видишь ли, друг африканский, — сказал он, проглотив закуску, — нам этот аэродром пока без надобности. Без него проживем. Железа хватает, чего-то такого, без чего мы прям жить никак не можем, там нету. Осень на носу, а там зима, работы много, дела всякого. Это как Мокрушино. Мы их не трогаем, они — нас, торгуем помаленьку и ладно. А ети этот к нам вообще не лезет. Возникнет нужда — соберемся да пойдем. Потому и вам бы я советовал туда носа не совать. Живите у нас, места хватит, люди вы вроде приличные, раз Ивановна вас так приветила…

— Мы подумаем, — кивнул Антон.

Он и в самом деле начал серьезно задумываться над таким вариантом. Остаться здесь, в приветливой деревеньке-форте с разумной и рассудительной хозяйкой. Поселиться в свободном домике, жениться, наконец… Не на Ларисе, чего уж, с этой мыслью давно свыкся, так здесь девок хватает, вон как таращились, когда их привели… Зачем им аэродром, дирижабль, неведомая Абхазия? А теперь еще и снежный человек образовался. Ну, оторвет он им головы, чтобы других незваных гостей пугать.

— Спасибо, братцы, — сказал Антон, поднимаясь.

— Стоп, стоп! — запротестовал Киря. — А по третьей? Не на поминках же!

Пришлось выпить по третьей, которая неожиданно сильно ударила в голову на фоне первых двух. Поддерживая друг друга, Антон и Фрэнсис покинули «конференц-зал», услышав на прощание критическое замечание Кири:

— Не, городские всё же насчет выпить — не очень…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

У дикарей каждая семья имеет кров, не хуже чем у других, удовлетворяющий простейшим потребностям. У птиц есть гнезда, у лисиц — норы, у дикарей — вигвамы, а современное цивилизованное общество, скажу не преувеличивая, обеспечивает кровом не более половины семей.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Проснувшись в мягкой постели, Антон долго не мог понять, где он находится. Беленый потолок, яркое солнце светит в окно, рядом, на тумбочке, банка с чем-то мутно-красным… Ох… В голове всплыли Киря, малиновая настойка, «не на поминках же»… Боги, а как трубы-то горят! Антон потянулся к банке и принюхался. Кажется, квас… Сделал несколько глотков, перевел дух и одним махом допил оставшееся. Ягодный квас, холодненький!

Жить стало легче, жить стало веселей. Антон сел и огляделся — на соседней кровати похрапывал Фрэнсис, свесив одну руку до пола. Видимо, здесь что-то вроде комнаты для гостей, а Ларису, ясное дело, положили в другом месте. Чего ее с ребенком к пьяным совать, перегаром дышать.

В дверь постучали.

— Входите! — крикнул Антон.

Это оказалась Ирина Ивановна. Она посмотрела на продолжавшего похрюкивать камерунца и покачала головой:

— Кирину настойку пили… Там же градусов девяносто.

— А по вкусу не скажешь…

— В том и штука. У Кири рецепт свой, хитрый. Зато теперь вот маетесь. Так что с аэродромом решили-то? А то вчера толком ничего не сказали. Не смогли.

— Мы на трезвую голову посоветуемся и решим. Спасибо за квас, очень вкусный!

— На здоровье… Ладно, пойду я, там мокрушинские пришли с переговорами. Специально зашла вас проведать, чтобы малость помариновались, обождали. Не бежать же к ним, спотыкаясь. Еще возомнят о себе…

— А вы сильный политик, Ирина Ивановна! — с уважением сказал Антон. — Вам бы в Госдуму… Хотя ее нет и уже теперь неясно, будет ли.

Будить Фрэнсиса он не стал. Умылся над приготовленным тазиком, поправил повязку на ребрах — надо бы Ирине Ивановне показать, все-таки фельдшер, — оделся. Вышел на крылечко, увидел Шуру, который нес куда-то большую корзину грибов. Под ноги ему бросился веселый поросенок Фунтик, едва не сбив.

— Утречко! — воскликнул приветливый Шура, заметив гостя. — Вот, на жаренку насобирал. В этом году пуще прошлого грибов-то. А там мокрушинские пришли.

— Зачем? — поинтересовался Антон.

— Не знаю, — слегка помрачнел Шура. — Обычно они выменять чего ходят, но сегодня что-то многовато пришло, и морды шибко серьезные. Уголовники, одно слово.

— Уголовники?

— Так в Мокрушино бывшее зэчьё нынче заправляет. С колонии-поселения. Матрос, Шкода, Золотой…

«Вот тебе раз, — подумал Антон. — А ведь Ирина Ивановна ничего такого им не говорила… Не сочла нужным?»

«Нехорошо все кончилось, зарезали даже кого-то, а несколько человек к нам пришло. Мокрушинские теперь сами по себе живут, мы — сами по себе. К нам не лезут, и ладно».

Добрые соседушки, ничего не скажешь.

— А вы, я слыхал, на аэродром собрались? — продолжал Шура, отгоняя ногой привязавшегося поросенка. — Не боитесь?

— Не решили еще.

— Вы смотрите, хорошо подумайте, а то…

Что «то», Шура договорить не успел, потому что дверь штабной избы с грохотом отворилась, и из нее порывисто вышел крупный мужчина в камуфляже. За ним появились еще четверо таких же, следом — Ирина Ивановна с возмущенным видом.

— Ты, Матрос, думай, прежде чем к нам с такими предъявами идти! — крикнула она, заканчивая, видимо, начатый внутри непростой разговор. — Думаешь, мы тебе скотина?

— Там посмотрим, скотина или не скотина, — ответил тот, что вышел первым.

Вокруг крыльца стали собираться местные, у одного Антон заметил топор, у другого — деревянную лопату. Не раздумывая, он тоже поспешил к месту событий.

— Что случилось-то, Ивановна? — крикнул благообразный старичок, которого Антон вчера видел несущим новенькое корыто. Почему-то он решил, что это и есть местный изобретатель и оружейник Леонидыч.

— Дань они с нас хотят собирать, Леонидыч! — ответила Ирина, подтвердив мысль Антона. — Они нам, видите ли, спокойствие станут обеспечивать, а мы им — платить. Продуктами, а еще на заводе отрабатывать. А главное — девками. Скучно им, девок у них мало.

Толпа наперебой зашумела.

— Чего?!

— На хер!

— В кулачок вам, а не девки!

— Друг друга долбите, как на зоне!

— Траву жрите! Защитнички!

Люди в камуфляже тревожно озирались, но испугавшимися не выглядели. В круг прибежал поросенок, сунулся к ногам Матроса, обутым в высокие, хорошо сохранившиеся берцы, попытался потереться.

Бах!

Поросенок упал на бок и задергался, на пыльную землю хлынула кровь. Матрос поднял стволом вверх потертый наган, какие до катастрофы оставались разве что у вневедомственной охраны, и хрипло выкрикнул:

— Кто еще будет орать, замочу, как свинью. Вас, может, и больше, но шестерых положить успею. Мы уходим, вы — отошли все подальше. Не хотите по-хорошему, пеняйте на себя.

Толпа расступилась, только поросенок продолжал визжать и биться в пыли, судорожно дергая копытцами. Пятерка двинулась к воротам, которые уже кто-то торопливо открывал, и вышло так, что на пути у них оказался именно Антон. Он сделал шаг в сторону, пропуская мокрушинских, но Матрос остановился и сказал, пристально глядя на Антона:

— Тебя не помню. Откуда пришел?

Антон молчал, стараясь не отвести взгляд. Глаза Матроса пугали: бледно-голубые, пустые, безжалостные:

— К нам не хочешь? Нам такие бойцы нужны.

— Не хочу, — сказал Антон как можно тверже.

— Смотри сам, — пожал плечами Матрос и двинулся дальше.

Откровенно рассматривая Антона, мимо прошли остальные. Оружия он ни у кого не заметил, но и нагана у Матроса не видел, пока тот не выхватил его из кармана.

Ворота за мокрушинскими уже закрыли, но местные не расходились, негромко переговариваясь. Ирина Ивановна тоже стояла на крылечке, глядя вслед убравшимся уголовникам.

Антон поднялся к ней и тихо спросил:

— Что же вы мне вчера про все это ни слова не сказали?

— Да они раньше с таким и не совались. Спирт на продукты поменять, вещи какие-то приносили, кузнечным промыслом интересовались — не пособим ли… А теперь, видать, изменилось что-то.

— Неужели вы не подозревали, что этим кончится? Уголовники же. Мне Шура все рассказал, — с укором произнес Антон.

Ко все еще бьющемуся Фунтику подошел Леонидыч и аккуратно дорезал его длинным ножом. Шура и бывший участковый подняли поросенка и унесли.

— Подозревала, — сказала Ирина Ивановна. — Но они ж тоже люди. И у них нормальные есть. Раньше Казбек за старшего был, тоже бандит, но с нами всегда по-честному поступал.

— Кавказец, что ли?

— Нет, русский. Откуда я знаю, где они клички свои собачьи берут… А недавно Казбека убили, старшим Матрос стал. И видишь, что творится.

— Они ведь вернутся, — сказал Антон. — Может, проще было согласиться?

— С ума ты сошел, парень. Мы нашими девками не торгуем, на заводе батрачить не собираемся. Сказку про заюшкину избушку знаешь? Как заяц лису погреться пустил?

— Знаю, — буркнул Антон. — Она потом зайца выгнала.

— Вот. Так и с нами будет. Надо держаться, норов показывать. У нас народу-то немало, мокрушинские на дуру не полезут, побоятся. Подождем, посмотрим…

— Ой, забыл совсем, надо же ружье вам отдать, — вспомнил Антон свое вчерашнее обещание.

— Так ты не мне, ты сразу Леонидычу и отнеси.

Фрэнсис все еще спал. Антон вынул из его рюкзака сломанный ИЖ, погладил спасшее его ружье:

— Может, еще послужишь.

Кузню Леонидыча найти оказалось непросто, она стояла на отшибе. Наверное, чтобы дымом и копотью соседей не травить. Старичок был тут как тут, сидел на завалинке и вертел в руках металлическую трубку.

— Добрый день, Леонидыч… не знаю, как вас звать, только по батюшке, — сказал Антон.

— Звать меня Федор, но ты зови просто Леонидыч, я привык, — ответил старичок. — Чего пришел-то?

— Да вот, — Антон протянул ружье. — Почините?

Леонидыч взял руины ИЖа, повертел в руках, открыл, заглянул в ствол.

— Попробую. Кто это его так?

— Я. От волка отбивался.

— Понятно, — не проявил удивления или уважения Леонидыч. — Тебе когда оно нужно?

— Как получится, но хотелось бы поскорее. Я не знаю точно, когда и куда мы от вас пойдем. Может, завтра уже.

— Завтра так завтра, — пожал плечами кузнец. — Тут работы не сказать чтобы много, с курком в основном хлопоты…

— Чем с вами рассчитаться? — спросил Антон.

Старичок удивленно поднял на него глаза:

— С чего это? Я тебе что, дом быта? Принес — починю, не смог бы починить — так и сказал бы… Рассчитаться он хочет… Карточка Сбербанка есть?

Антон не удержался от улыбки. Самое смешное, что карточка Сбербанка у него была. Как валялась в свое время в кармане, так и уцелела. Зачем-то он таскал за собой этот совершенно бесполезный кусочек пластика с фотографией медведя, стоящего в камчатской речке. Кажется, фамилия фотографа была Шпиленок, у него даже свой сайт в интернете имелся, а жил он на этой самой Камчатке и работал в заповеднике.

Старичок тоже коротко хехекнул и положил ружье рядом с собой на завалинку.

— Завтра зайди, а то и сам занесу. Знаю, где вы обосновались гостевать… А я, видишь, пищаль мастерю.

— Ирина Ивановна рассказывала, — кивнул Антон, с интересом глядя на грубую металлическую трубку. — И как вы порох изготовляете, тоже. Я бы не додумался.

— Поколение другое, — спокойно сказал старичок. — Отвыкли вы думать-то. Если в магазине чего нету, сами сроду не сделаете. Еще и крик подымете: «Как так? Почему нет в продаже? Как же нам дальше жить-то?»

— Теперь уже не поднимем.

— Теперь уже не подымете, да, — согласился старичок с некоторой ехидцей.

Имел право: кузнец, мастер, пороховщик, оружейник… Не клоун, поди. Тузенбахов не играл.

За поздним завтраком Антон, Фрэнсис и Лариса совещались о походе к аэродрому. Кирилу Кирилыча по малолетству в обсуждение не включили.

Фрэнсис был за то, чтобы разведать, что за тварь поселилась на аэродроме. В снежного человека он не слишком-то верил, полагая отчего-то, что тот живет исключительно в Северной Америке.

Антон, который еще вчера решительно выступил бы против похода, после утренних событий склонялся к попытке совершить разведку. Ситуация с мокрушинскими ему весьма не понравилась, и он опасался, что ее развитие воспоследует очень скоро. Антон рассказал друзьям о происшествии, и Лариса, которая поначалу терялась в сомнениях, тут же их отвергла.

— Стало быть, просим Ярика в проводники и идем. Завтра с утра, наверное, будет лучше всего, — сказал Фрэнсис, потирая руки. — Посмотрим, что там за йети.

В камерунце, кажется, взыграли охотничьи инстинкты.

— Послезавтра, — возразил Антон. — Я Леонидычу ружье в починку отдал, только завтра готово будет. Или давайте поступим так: пойдем я, Фрэнсис и Ярик. Я возьму твое ружье, Лара, а ты лучше дома посиди. Что мы, втроем не разведаем?

Лариса хитро прищурилась.

— Если бы вы шли йети ловить, я бы слова не сказала. Но вы, по-моему, забыли, зачем нам аэродром. И что вы там без меня поймете? Вы знаете, как что выглядит, где что может стоять?

— Верно, — сказал Фрэнсис. — Без тебя никак.

— А Кирилыча куда?

— Клавке доверю, — сказала Лариса. — Вот познакомлюсь с ней сегодня-завтра…

— Но если там в самом деле опасно, лучше сразу вернемся, — сказал Антон. — Уголовники хотя бы люди, в конце концов.

— Мы на людей уже насмотрелись. С волками вышло куда проще, если ты забыл, — сухо напомнил Антону камерунец. Тот не нашелся, что ответить.

В итоге договорились идти послезавтра с утра при условии, что старичок кузнец завтра обязательно починит ИЖ. Ярик попался тут же во дворе, играл с таким же пареньком в ножички. Нельзя сказать, что он чересчур обрадовался грядущей экспедиции, но и не особо напрягся.

— Идемте, — только и сказал Ярослав. — Если что, мы с дядь Кирей вас предупреждали.

Остаток этого дня и весь следующий друзья провели в праздности. Лариса отправилась к таким же молодым мамашам, которых с разнокалиберными мелкими детьми было в форте шестеро, включая пресловутую Клавку, родившую уже после пробуждения. Фрэнсис и Антон забрали у Леонидыча ИЖ с новым ложем и починенным курком, пару раз выстрелили в рощице за деревней, проверяя, как работает. Работало отлично, и Антон не поленился еще раз сходить к старичку — поблагодарить.

Вечером подходил Киря, звал пить настойку, но накануне раннего подъема на его искушения не поддались. Наоборот, легли пораньше, а разбудил их Ярик еще до рассвета. Он был одет в болотные сапоги, толстую брезентовую куртку, а на плече висела одностволка Кири.

— Вам бы тоже болотники одеть, — хмуро заметил он, — но у меня нету. У мужиков тоже мало у кого…

— Так пролезем, — Антон с сомнением посмотрел на свои «резинки», тоже достаточно высокие, но не идущие ни в какое сравнение с яриковыми.

— Может, и пролезете, — пожал плечами Ярослав.

Вышедшая вместе со всеми Лариса вызвала у него явное неодобрение, но говорить парень ничего не стал — люди взрослые, их дело. Хотят бабу с собой взять, пусть берут.

Спустившийся с вышки дежурный, зевая, выпустил их за стену. То, что дежурный зевал, Антону нисколько не понравилось, но зато на другой башенке теперь тоже сидел страж, и даже с ружьем.

Ярик повел их куда-то влево от ворот, через холмистую пустошь, постепенно сменяющуюся редколесьем. Шли по двое, благо местность пока позволяла: впереди Ярик с Антоном, сзади — Лариса с Фрэнсисом.

— Что про мокрушинских ничего не слыхать? — спросил Антон.

— Не слыхать.

— А сколько их там вообще? В смысле, народу в Мокрушино?

— Не знаю точно, сколько, — ответил Ярослав. — Кто их считал? Наши туда не ходят; если привезут чего для обмена, то прямо на шоссе меняют. Человек сто, наверное. Это если с теми, что на спиртзаводе.

— А бойцов сколько?

— Бойцов? — Ярослав хмыкнул. — Тридцатник, наверное.

— А эти, что к нам приходили — типа совета у них, что ли?

— Матрос вроде главный стал после того, как Казбека грохнули. А остальные — при нем трутся, вроде советников и помощников, да.

— А еще уголовники есть?

— Вот привязался ты, дядя, — несколько укоризненно произнес Ярик. — Считал я их тебе, что ли? Говорил же уже!

— Зря не считал, — сердито сказал Антон. — Когда через стену полезут, уже некогда считать будет.

— Да, я правда, не знаю. Сначала вроде было десять с лишним. Потом Казбека грохнули и явно же еще кого-то, кто его сторону держал. Про местных опять же не знаем, кто ушел, кто помер, кого зарезали… А если полезут, то огребут по самые не балуйся! — с юношеским апломбом заявил Ярик, поправляя на плече ремень своего довольно жалкого ружьеца.

— Оружие у них есть? — не отставал Антон. — Поросенка-то Матрос из нагана застрелил.

— Вроде есть какое-то, что с собой принесли. Ну и в Мокрушино, может быть, что-то подобрали, если уцелело у охотников. Слушай, дядь, ты что, военный, что ли? Расспрашиваешь и расспрашиваешь… Сколько бойцов, сколько оружия…

— Никакой я не военный, — махнул рукой Антон. — Срочную в связистах оттрубил, в основном за пультом сидел да стенгазеты рисовал. А работал клоуном и в театре артистом.

— Клоуном?

Ярик даже остановился и выпучил глаза, глядя с нескрываемой жалостью. Видимо, в его представлении клоун был чем-то вроде сумасшедшего. Какой нормальный человек пойдет в клоуны, в самом деле? Только прибабахнутый.

— Что удивляешься? Я в Новосибирске жил. Работа как работа, иногда прибыльная — если на корпоратив хороший пригласят…

Ага, пригласили на один хороший корпоратив. К господину Былинникову, депутату, ныне губернатору Новой Сибири. То-то повеселились, от души!

— А я в школе учился. Не закончил, — сказал Ярик.

Некоторое время они шли молча. Ярослав уверенно ориентировался по каким-то лишь ему известным приметам. Редколесье снова сменилось небольшой голой проплешиной, затем лес стал заметно гуще и темнее.

— А вон там, — Ярослав махнул рукой куда-то в сторону, — самолет упал.

— Мы тоже по пути один нашли, пассажирский.

— Не, тот вроде грузовой был. Или как оно — транспортный… Он сильно врезался, ничего почти не осталось. Мы с мужиками рылись-рылись — ничего полезного не нашли.

— У нас более-менее целый. Я потом на карте покажу, где он примерно лежит. Правда, далековато, но вдруг оно того стоит. Тем более с учетом вашего Леонидыча с его талантами изобретателя. Нас там волки едва не сожрали. Я одного убил, — не удержался Антон, прекрасно понимая, что рисуется сейчас перед пацаном. — Вожака стаи. В результате они нас выпустили.

— Из ружья убил? — уточнил Ярик довольно безразлично.

— Вот из этого, — похлопал Антон по ИЖу. — Он на меня кинулся, первый ствол не сработал, я его прикладом. А пока очухался, пристрелил из второго.

— Я так зимой нарвался. Только нож с собой был, двоих зарезал, остальные отвязались… — все так же безразлично сказал Ярослав. — Покусали сильно, Ирина Ивановна зашивала: нога, бок… Они возле деревни часто шляются, умные стали, собаки.

Антон почувствовал себя полным идиотом и умолк.

Болото выглядело совсем не так, как должно было выглядеть болото в представлении Антона. Кочковатое желтое поле с зеркальцами мутной воды. Над болотом столбами вились комары и мошка, и Антон в который раз порадовался, что есть накомарник, и запечалился, что нет ни «Тайги», ни даже ванилина.

— Вон первая вешка, — показал пальцем Ярослав. С краю болота торчал березовый стволик. — Старайтесь идти за мной след в след, иначе мало ли что… Прошлый раз Абрашу едва вытащили на обратной дороге. И шесты вырежьте, без шестов никак.

В осиннике вырезали шесты, а про «след в след» дополнительно предупреждать никого не потребовалось. Антон аккуратно шагал в ямки, оставленные болотниками Ярика и тут же наполнявшиеся противной жижей, за ним шла Лариса. Замыкал цепочку Фрэнсис.

Воздух пах гнилью и лягушками. Они, кстати, беспрерывно напоминали о себе, истерично вскрикивая то там, то сям, а то и обрушиваясь на путников нестройным хором.

Идти по болоту было сложно, ноги увязали все глубже, в сапоги то и дело заплескивалась вода. В тине кто-то копошился, и Антон старался не думать, что могло попасть в сапоги вместе с водой. Вторая вешка — такой же березовый стволик, — а затем и третья были пройдены успешно. На четвертой решили сделать небольшой привал.

— Тут уже недалеко, — сказал Ярослав. — Потом посуху еще немного, а там уже колючка пойдет, и рабица всякая. Типа граница, за которую ходить нельзя было. Даже таблички остались, но краска слезла.

— Раньше-то хорошо охраняли? — спросил Антон, тяжело дыша и повиснув на своем шесте.

— Да ни хрена. С аэродрома мужики к нам в деревню за самогонкой ходили и ездили, свинью один раз купили у Федор Леонидыча. А сюда тоже ходить можно было, но чего тут делать-то? А вот если какое начальство приезжало, тогда, конечно, лучше не соваться. Говорили тем более, что если часовой кого застрелит, то ему не только ничего не будет, а еще и отпуск, и медаль могут дать.

— Запросто, — согласился Антон. — У нас в части так грибника застрелили, и ничего. Отпуск, как ты и сказал. Медаль, правда, не дали.

— Слушай, — неожиданно сказал Фрэнсис Ларисе, — а вот, допустим, найдем мы на аэродроме все, что нужно. И дирижабль, и двигатель. И понадобится нам, к примеру, спирт. Как мы его туда доставим? Там же небось не литр и не два…

— Я не знала, что здесь болото, — устало покачала головой Лариса.

— Но сейчас-то мы об этом знаем.

— Тут и другая дорога есть, — вмешался Ярослав. — Я-то вас повел самой короткой, напрямик. А можно через Мокрушино, точнее, чуток мимо Мокрушина. Но, сами понимаете, сложновато оно.

— А где мы возьмем спирт, если там движок не водородный? — кстати припомнил Антон, чувствуя, что их предприятие становится все более несбыточным.

— Я надеюсь, что водородный, — все так же устало сказала Лариса. — А если нет, тогда будем думать. В деревне есть самогон. Можно очистить. А еще есть спиртзавод, который у мокрушинских.

— Ага, так они тебе и нальют. Цистерну.

— Ребята, давайте решать проблемы по мере поступления, а?

— Мы идем или стоим? — снова влез в разговор Ярослав. — Еще пять вешек.

— Ты ж говорил, что тут уже недалеко! — возмутился Антон. — А потом посуху немного!

— Мне недалеко, — сказал Ярослав, намекая на то, что им — дальше.

Антон побрел вслед за Яриком, стараясь все так же ступать след в след и проклиная себя за малодушие. Ну, уголовники. Люди как люди, пришли с какими-то требованиями, Ивановна их отшила. Откуда он взял, что Матрос и компания вернутся со своими предавать деревню позору и разорению? Заняться им больше нечем в своем Мокрушино, имея действующий спиртзавод? С тем же Кемерово можно торговать, если там более-менее все в порядке, спирт — это же условно конвертируемая валюта. Зачем им деревню грабить? На месте Матроса он сидел бы на жопе ровно, руководил да радовался. Кстати, интересно, почему у них спиртзавод рабочий? А, Ивановна вроде говорила, что его в шестнадцатом открыли. А «открыли» — это в России означало «запустили первую линию», а потом когда-нибудь пойдет в ход остальное производство. Техника при этом стоит, упакованная в ящики, в основном импортная, длительного хранения. Да и чему там портиться? Пластик, нержавейка, алюминий… Собрать все это, подключить и запустить ничего не стоит. Тем более если источник энергии — что-нибудь вроде солнечных батарей, которые с 2014 года стали вводить практически повсеместно.

А завод, судя по тому, что Матрос пытался нанять батраков, действует. Там спирт. А спирт — это горючее для двигателя дирижабля…

«Да о чем это я? — окрысился сам на себя Антон. — Во-первых, меня прежде запросто может сожрать снежный человек или какая-то другая криптозоологическая тварь, которая бесчинствует на руинах аэродрома. Если она вообще там одна, что вряд ли. Во-вторых, спирт уголовники просто так не отдадут, да и сложно не отдадут — не наниматься же к ним в головорезы, как звал Матрос».

И что делать?

Остановиться и призвать всех идти назад?

«Хрен с вами, — подумал Антон. — Идем».

Болото кончилось неожиданно, тем более что Антон смотрел исключительно под ноги. Гнилые ямки, куда он старательно ставил ногу в давно залившихся водою резиновых сапогах, сменились вначале липкой и скользкой грязью, а потом — твердой почвой с редкой низенькой травой.

— Вот тут еще раз отдохнем, — командирским тоном изрек Ярослав и показал пример, плюхнувшись на задницу.

Из кармана он достал кусок привычного всем вяленого мяса — нынешние консервы — и принялся жевать сзавидным аппетитом.

«Эх, молодость, молодость», — подумал с высоты своего неполного тридцатника Антон. Есть он совсем не хотел, идти дальше не хотел еще больше. Это как перед посадкой в поздний поезд: сразу хочется спать, укрывшись теплым пледом, смотреть телевизор, сразу придумывается десяток поводов, по которым можно не ехать…

— Устал, как собака, — сообщил Фрэнсис, обрушиваясь на землю рядом с ним.

Лариса села по-турецки, протянула руку:

— Дайте попить…

Ярослав протянул фляжку.

— А к нам военные приходили, — неожиданно сказал Антон.

— То есть? — спросил Ярослав.

Антон вкратце рассказал про визит к ним офицеров с объекта.

— Вот бы их к нам, — мечтательно сказал Ярик. — Мы бы тут всех разнесли.

— Кого бы ты разнес? — неожиданно злобно спросил Фрэнсис, вроде бы тихонько дремавший, сложив руки на груди.

— Э-э… А что такое?

— Ответь на вопрос: кого бы ты разнес?

— Ну… Мокрушино…

— Чем? Ракетой? С ядерной боеголовкой? Тогда уж Кемерово. Станешь властелином края. Или Новосибирск.

— Не хочу я властелином края! — губы Ярослава дрожали от обиды. — Я хочу, чтобы нашим всем стало лучше!

— Вот и Гитлер хотел, чтобы ихним стало лучше, — сказал негр. — Напомнить, чем кончилось? А военные — они только и мечтают, как убить побольше народу, так?

— Да ничего я такого не говорил! — на глазах у парня выступили слезы.

— Пока не говорил. Но разнести кого-то уже хочешь. Ты что, не заметил, что уже год живешь в мире, который, как ты выразился, разнесли?

Ярослав до белых ногтей сжал свою одностволку. Все молчали, пауза затянулась.

— Извините… — пробормотал Ярик. Кажется, искренне. — Извините, дядя Фрэнсис. Извини, дядь Антон…

«Ишь, — отметил для себя Антон, — Фрэнсиса, значит, на „вы“, а меня на „ты“. Ладно, все же иностранец, парень к нему с уважением».

— Идемте, — вспомнив о своей роли проводника и в какой-то степени даже командира группы, сказал Ярик.

По сухой почве идти было не в пример быстрее, и до уныло обвисшей на столбах сетки-рабицы, обозначавшей первую границу аэродрома, они добрались с легкостью. Таблички, о которых говорил Ярослав, в самом деле еще висели, но прочесть на них что-нибудь не представлялось возможным — облезли.

— Теперь аккуратнее, — сказал Ярослав, вновь обретший офицерские нотки.

— Зачем? — осведомился Фрэнсис. — Если верить Кире, вас только на КПП начали пасти.

— Затем, — отрезал Ярослав. — Откуда я знаю, что тут с прошлого раза случилось?

Камерунец не нашелся с ответом, снял с плеча лук, наложил стрелу и пошел чуть сбоку, внимательно повертывая головою.

— С первой стрелы снимешь йети? — не удержался Антон.

Негр испепелил его взглядом и сплюнул с досады.

Вдали показался бетонный забор аэродрома и накренившаяся, как и говорил Киря, коробочка КПП.

— Вроде всё как и раньше, — пробормотал Ярик.

— А ты думал, йети тебе свой флаг вывесит? — опять съехидничал Антон.

— Достал ты, дядя, — вздохнул Ярик.

Бетонка аэродрома выглядела не в пример лучше заброшенных шоссе. Все же покрытие клали на славу, профессионально — ни деревца не проросло, только волдыри да трещины. Чуть дальше, в самом деле, на полосе стояли маленькие грязно-белые самолеты и пара вертолетов тоже явно не боевого вида. Большие ангары с металлическими крышами и железобетонными стенами выглядели внушительно, время на них почти не отразилось.

— Вон там череп лежал с костями, — указал Ярослав. — А вон башня диспетчерская.

— В башню нам не надо, а вот в ангаре, ты говорил, ящики, — сказал Фрэнсис.

— Ну, идемте.

Странно, но никакого «скрадывания», о котором говорил Киря, Антон не ощутил. Просто неприятное чувство заброшенного огромного комплекса, построенного людьми.

Двери ангара были открыты, внутри стоял еще один самолет. Полуразобранный, как и говорил Киря: капот двигателя открыт, пропеллера нет, одно крыло и то снято. У стен громоздились ящики.

— По-моему, не этот ангар, — наморщив лоб, сказала Лариса. — Но давайте посмотрим.

В ящиках оказались какие-то детали с маркировкой «Як».

— Не то, — заявила Лариса.

— А вот тут череп лежал, — повторил Ярослав, когда они подошли ко второму ангару. — Внутрь мы уже не ходили, только диспетчерскую обыскали.

— Сейчас черепа нет, — довольно глупо заметил Антон.

Фрэнсис осторожно подошел к ангару, посмотрел на запоры.

— Открыто, — сказал он.

— Надо бы кого-то оставить на страже, — наконец-то заволновался Ярослав.

— Ну так и оставайся, — сказала Лариса.

В ангаре номер два стояли только ящики и коробки. Самый большой ящик имел яркую маркировку Honda R&D America.

— Вот! — завопила Лариса, в буквальном смысле подскакивая на месте и тыча пальцем в ящик. — Вот оно! Это станция! Зарядная станция!

— Не ори, Лара, — велел Фрэнсис. — Сейчас не только йети, но и те сюда сбегутся.

— Не, ну это правда зарядная станция!

— Лар, — примирительно сказал Антон, — станция — это хорошо, но без дирижабля как-то бессмысленно.

— А дирижабль должен быть в третьем ангаре, — убежденно заявила Лариса, сверкая глазами.

Черт побери, там-то он и оказался. Более того, почти собранный. Гондола на колесах стояла посередине помещения, немного запылившаяся, но все равно какая-то… какая-то первозданная. Антон просто не нашел другого слова. Белоснежная, обтекаемая, явно не гнилая.

Лариса тем временем бросилась к ящикам и контейнерам, стоявшим у стены, как и в первом ангаре.

— Оно! Здесь баллоны! — закричала девушка, стукнув кулаком по фанере.

— Да не ори же ты! — попытался опять урезонить ее Фрэнсис.

— Двигатель ищи, — напомнил Антон.

— Вот он, двигатель, — Лариса метнулась от ящиков к гондоле, провернула изящную лопасть винта. — Вот! Блин…

— Что? — напрягся Антон, уже понимая, что услышит в ответ.

— Газотурбинный.

В этот момент оставшийся снаружи Ярик дико закричал.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Слушай же упрек, ясно различимый в каждом дуновении ветерка; горе тому, кто не способен его услышать. Стоит только тронуть струну или изменить лад — и гармоническая мораль поражает наш слух. Немало назойливого шума на отдалении становится музыкой, великолепной сатирой на нашу жалкую жизнь.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

— Ну и как тебя зовут, боец? — спросил Матрос, отхлебывая из чашки. Судя по далеко распространявшемуся аромату, там был вовсе не спирт, а липовый чай с медом.

— Антон, — сказал Антон.

— Антон… — словно перекатывая слово на языке, произнес Матрос.

Они беседовали в маленькой, но уютной комнатке в Мокрушино. Раньше здесь было что-то вроде администрации. Наверное, сидел какой-то здешний начальник мелкого пошиба. На стене до сих пор криво болтался портрет последнего президента.

«Где-то ты теперь, старина, — с горечью подумал Антон. — Сидишь в бункере, в лучшем случае, а я тут, как последняя сволочь, сдаю своих…»

— И что ты, Антон, умеешь? Откуда ты, Антон, к нам пришел? Что ты, Антон, от нас хочешь?

Примерно такие вопросы и ожидал Антон после того, как вернулся из печальной экспедиции к аэродрому, перемахнул стену у кузни Леонидыча, где сделать это было легче всего, и подошел к блокпосту на шоссе у Мокрушино.

— Умею я мало, — честно сказал Антон. — Из Новосиба. Убил пару человек и волка. Сам я, если чего, клоун.

— Хто? — Матрос аж привстал в автомобильном кресле, откуда-то скоммунизженном и поставленным на четыре деревянные ноги.

— Клоун. Точнее, учился на артиста, даже в театре играл, в Новосибирске. В «Глобусе». Играл, кстати, и классику. Меркуцио, Вожеватов в «Бесприданнице», Тузенбах в «Трех сестрах». Мне режиссер, между прочим, будущее большое предрекал… — говорил Антон, ощущая явное дежавю.

— Клоун, — Матрос сел, отхлебнул из чашки. — Так зачем пришел-то?

— Ты звал, — сказал Антон.

— Так ты ж не хотел.

— Передумал.

— Передумал… — повторил Матрос и пожевал губами.

Сидевший в углу на табуретке Золотой — Антон уже знал, что это Золотой — сказал:

— Фокус покажи, если кловун.

— А что это докажет? — спросил Антон.

— Ты не звезди, ты фокус покажи, — резонно заметил Матрос.

— Хорошо. Дайте пару монеток…

— Я тебе банк? Откуда у меня монетки? Куда я их засовывать буду?

— Хорошо, — поправился Антон, — давайте карты.

— Во, — оживился Золотой, — карты есть.

Он вынул из кармана куртки колоду, встал и бросил на стол:

— Держи, кловун.

Антон взял колоду, бездумно перетасовал, пустил из руки в руку на лету, как учил его в театральном старый препод Коль Колич.

— Чего кловун представляет! — с завистью заметил Золотой, снова умостившийся на табуретке.

— Же не манж па сис жур! — воскликнул с большим апломбом Антон, перегнал карты радугой и выкинул на стол: — Выберите любую.

— Ну вот, — сказал Матрос заинтересованно.

И ткнул пальцем в рубашку…

За полчаса Антон показал штук двадцать фокусов, ни разу не лажанувшись. Наверное, работал адреналин, желание быть принятым в клан. Тому же Коль Количу он постоянно сливал фокусы, за что старичок топал ногами и кричал:

— Да что ж за дебилы повыросли! Даже пальцами правильно шевелить не умеют!

Матрос и Золотой смотрели на представление со все возрастающим уважением. По окончании Матрос спросил:

— В карты играть тоже умеешь?

Сообразив, что предводитель мокрушинских имеет в виду не простого «дурака», Антон кивнул.

— Гут, — сказал Матрос почему-то по-немецки. — Дас ист гут.

— Но ты скажи, кловун, зачем к нам пришел? — снова подал голос Золотой, видимо, играющий роль правой руки Матроса.

— Честно?

— Не, соври, — и Золотой заржал, явно представляя, что случится с Антоном, коли тот соврет.

— Достало, — сказал Антон.

— То есть? — это снова Матрос, с интересом.

— Я сам из Новосибирска. Не миллионер, не менеджер среднего звена, простой человек. Но задницу листьями вытирать не привык, жрать белок — тоже, спать под кустом — и подавно. У вас тут, вижу, все по-нормальному.

— Так и у Ивановны все по-нормальному, — сказал Матрос. — Жил бы там, мы их не обижаем. Земледельцев-то…

— Так я не земледелец, господин Матрос, — Антон специально добавил слово «господин», решив, что лишним не будет. — Я клоун. А потом научился немножко воевать, стрелять.

— Кого замочил?

— В Новосибе, точнее, в Академе — двоих. Волка еще. Я же говорил. Только что. А, еще одного в деревне.

— Мало ли, — Матрос вкусно потянулся, хрустнув суставами. — Соврешь, недорого возьмешь. Я ж не проверю. Кроме деревенского, само собой.

— А ты проверь, — сказал Антон.

— Серьезно, что ли, кловун? — удивился Золотой, которому, похоже, бывший «кловун» понравился. — Это тебе не цацки-пецки.

— Я к вам не шутки пришел шутить, — сказал Антон. — Проверять хотите — проверяйте.

— А если мы тебя иначе проверим? — спросил Матрос. — Волки нам справку не предоставят, из Академа от новосибирских тоже не затребуем… Тут, на месте отыграешь. Как, а?

— Проверяйте, — повторил Антон.

— Ну, сам напросился, — заключил Матрос.

Проверка состоялась возле бывшего магазина «Продукты». В окне до сих пор висела блеклая реклама кока-колы и какой-то мгновенной лотереи. Против ожидания Антона, народу собралось немного: человек сорок. Наверное, рабочих со спиртзавода к зрелищам не допускали. А может, процедура отбора бойцов допускала присутствие только знающих людей.

— Ты сказал: «Проверяйте». Мы сказали: «Проверяем», — торжественно произнес Золотой. — Бой без правил, но без ножей, палок, камней, только руками-ногами. Зубы тоже можно. Пошли.

Против Антона выставили неплохого воина. Молодой, но сильный, мускулистый, с черными волосами, собранными в хвост. «Ну вот, опять я выбрал не ту сторону…» — успел подумать Антон, и тут Матрос ударил в импровизированный гонг-сковородку. Бой начался.

Воин решил, что Антон — дешевая добыча. Антон и сам бы так решил: тощий, бледный… Антон не знал, где и на кого учился воин, но зато крепко помнил, что умел сам.

Поэтому на первый выпад он ответил сальто назад. Кто-то восхищенно заорал — видать, поставил на Антона, а воин удивился.

Вторая попытка нападения закончилась тем же — Антон красиво ушел, несмотря на боль в ребрах. На нее он решил по возможности внимания не обращать: больно — это одно, а помереть — совсем другое.

— Дерись, падла! — закричал кто-то. — Чо увиливаешь?

Антон стиснул зубы и увернулся от третьего удара, едва не закричав по старой памяти: «Трам-пам-па!» Перекатившись, он увидел, что воин поскользнулся, и тут же на четвереньках кинулся к нему и впился в сухожилие, которое прикрепляет пятку. Воин взвыл. Антон, в мозгу которого вместе с наполняющей рот кровью мелькало: «СПИД! СПИД! Хотя откуда он тут?.. А сам пришел!», выплюнул ногу и, увидев над собой воющего противника, ударил двумя кулаками в яйца.

— Готов! — вскочил со своего места Золотой. Наверное, ставил на новичка. Воин верещал, держась за пах и катаясь по земле.

— Готов, — подтвердил Матрос, который спокойно наблюдал за происходящим, словно Джабба за гонками в «Звездных войнах».

— Чего, босс? — крикнул Антон, поднимаясь. — Прошел я твое испытание?

— Не-а, — улыбнулся Матрос. — Не прошел. Заслужил следующее прохождение. Можешь сохраниться, как в игрухе компьютерной.

Из толпы выдвинулся, словно бульдозер, волосатый мужик, весь покрытый примитивными татуировками.

— Простоишь две минуты против Абрамгутана — пройдешь, — сказал Матрос. — Был бы ты со стороны, типа совсем чужой, я бы тебя взял и после Дятла. Дятла ты качественно сделал. Но ты от Ивановны. Не до конца я тебе верю, Антоша. Так что ты завали Абрамгутана, а потом для тебя особое задание будет.

— А правила? Правила какие? — крикнул Антон.

— Теперь правил никаких, — расплылся в улыбке Золотой.

Абрамгутан покрутил головой, топнул ногой.

«Шкаф долбаный… — подумал Антон. — Куда ж я против него?..»

Абрамгутан шагнул вперед и сжал кулаки.

Антон заметался по импровизированной арене, проскользнул под первый удар противника, обежал его сзади. «Медленный, — понял Антон. — Этим надо пользоваться…»

Абрамгутан еще раз ударил, но не попал. Антон убегал. Убегая, он приметил мужика, у которого на поясе болтался штык-нож. А вот это вариант…

Еще один круг.

Абрамгутан вертелся и ревел. С мозгами, видимо, у него были дела нехороши.

— Дерись давай! — кричали вокруг, но появились и голоса в поддержку Антона: — Мотай его, паря, мотай, верно делаешь! Ща устанет или башка закружится!

Еще один круг.

Выбросить в сторону руку.

Схватить нож. Рукоятка здесь.

Вот.

Да.

Теперь — полоснуть!

Антон, которому для этого пришлось подпрыгнуть, распорол лезвием выхваченного ножа горло Абрамгутану. Тот упал на колени, закатил глаза, а потом громко захрипел в небо и упал ничком.

— Готов! — заорал Золотой, прыгая в экстазе. — Готов, падла, сука драная! Новичок, падла, рулит!

Кто-то завопил, что это не по правилам, но Антону было уже по хер. Он оперся на плечо выскочившего на арену Золотого и вырубился.

Нет, он не полностью потерял сознание. Он понимал, что его куда-то тащат, что одевают, протирают раны чем-то огненно-щиплющим, кладут на что-то мягкое…

Открыл глаза.

— Ты молоток, братуха, — сказал Золотой, протягивая Антону бутылку. — Бухни.

— Что это?

— Ну, типа пиво. Не боись, слабенькое, градусов десять. На шишках.

Антон хлебнул отвратного пойла со вкусом хвои и вернул пластиковую бутылку Золотому.

— Ты, чувила, меня поднял неслабо! — заявил Золотой. — И Матроса тоже… Пойдешь завтра в рейд, как говорил. На самом деле, мы бы не поверили, кабы ты башку не принес. Кого, ты сказал?

— Да не помню я, как его звать. И не говорил ничего, Я ж недавно в деревне. Пацан какой-то…

— Верно, не говорил. Но морда знакомая, видал я там такого, видал… И не сам же он ее себе отрезал. Однако проверили все равно. Ты выдержал, чувила! Я бабла поднял на тебе! Вернемся — угощу чем получше.

— Спасибо, братан, — сказал Антон и сделал еще несколько глотков. Конечно, на обычное пиво этот напиток походил весьма отдаленно, но сейчас взбодрил и он. — Спасибо…

— Спи, — велел Золотой со всем максимумом доброты, на который был способен. — Спи. А погоняло тебе у нас будет Кловун.

Антону приснилось, что он поет этот романс в общаге универа. Романс гарантированно снимал поголовье баб, словно косой. Оставалось только выбирать.

Но сейчас было не до баб. Антон вспомнил, где и зачем находится. А окончательно его убедил все тот же Золотой, открывший ногой дверь в халупу и крикнувший:

— Подъем! Война!

Антон выбрался наружу. Войско Мокрушина стояло на плацу во всей красе и, если честно, выглядело куда серьезнее, чем подозревал Антон. Ну да, правильную сторону выбрал. Даже автоматы есть, и пулемет ПКМ. Форт по всем правилам брали ночью, точнее, очень ранним утром. В четыре часа, как известно, самый сон, человеку трудно очухаться, когда его разбудят.

Антон встал в строй, но к нему тут же подошел Золотой и сказал:

— Ты пойдешь вперед. Ты знаешь, что там и как внутри, а если дернешься, чего тоже нельзя исключать, то наши тебя вальнут. Вот они, Кузя и Блесна.

Кузя и Блесна на Антона хорошего впечатления не произвели. Два урода с посеченными шрамами мордами, компания еще та. Но отказываться не пристало, Антон кивнул.

— Кузя старший, — добавил Золотой.

Хрен с ним, старший так старший. Что уж теперь выбирать…

— Пошли!

Ориентируясь на спину Кузи, Антон побежал на построение. Выслушав короткий инструктаж по взятию форта Ирины Ивановны, Антон вскинул на плечо свой починенный ИЖ и присоединился к Кузе и Блесне.

Накрапывал дождик. Бил по капюшону, размывал землю под ногами.

— Ну, Кловун, готов? — спросил Кузя.

— Готов.

— Пошли тогда. И смотри, если чего — не обессудь. Ты вроде как прописался у нас, но доверия полного пока тебе нету.

— Да я понимаю, Кузя, — мирно сказал Антон. — Не волнуйся, все будет в ажуре.

— В ажуре так в ажуре, — не стал спорить Кузя. — А ружье дай-ка лучше мне. А то нехорошо получается: я старший, и с пикой, а ты молодой, и с ружьем.

— Держи, — Антон протянул ИЖ. — Осторожно, там курок на верхнем стволе чиненый, не родной. Я проверял, вроде нормально работает, но, случается, сам срывается — если стукнуть прикладом сильно или уронить. Чтоб ты, если что, на меня не грешил.

— А это правильно, что предупредил, — понимающе кивнул Кузя. — В самом деле, мог и на тебя подумать. Буду внимательнее, Кловун.

Блесна так ни слова и не сказал, молчал, покуривая вонючую самокрутку. Самокрутка была хитро вставлена в дырку между верхними передними зубами.

Они тронулись в путь. В темноте было идти трудно, к тому же земля очень скользила под ногами. Однако Кузя вел уверенно, видимо, хорошо зная местность. Давно, что ли, готовились? Скорее всего. Ну не могли такие люди, имея рядом вполне благоденствующий по нынешним меркам объект, ограничиться сбором с него дани и не разработать план захвата… Так что Антон правильно выбрал сторону, чего уж там Матросу было устраивать проверки. Дураку понятно, что форт не выдержит, хоть там и народу больше. Народ народом, но одно дело — поросенка приручать или зерно сеять, и совсем другое — воевать и командовать. А ведь Ирина Ивановна при желании могла бы с Матросом сговориться, наверное. Баба-то она непростая, даром что обычный фельдшер. Есть у нее командирская струнка, вдвоем бы с Матросом они всех бы в кулаке держали. К тому же это мужики на пару править не умеют, а мужик с бабой — ого-го!

Блесна поскользнулся, ухватился за сухое деревце, с треском сломал. Кузя вполголоса выматерился и добавил:

— Кто еще чем-нибудь треснет, того я сам так тресну, что зубы за километр улетят!

К забору они подобрались именно там, где и рекомендовал Антон. Дело оставалось за малым — перебраться, открыть ворота, тихонько снять часового, если таковой имеется. У Блесны с собой был специальный штурмовой крюк со ступенькой, сделанный из согнутого должным образом арматурного прута. В самом деле, заранее готовились, причем весьма обстоятельно.

Блесна уже хотел воспользоваться своим осадным инструментом, но Кузя остановил.

— Дернем для успеха, — шепотом сказал он и вынул из кармана стеклянную бутылку-четверочку с завинчивающейся пробкой. — Спиртяжка!

Именно эта четверочка и натолкнула Антона на мысль. Точнее, на воспоминание о прочитанной бог весть когда книге Юрия Германа про милиционера Ивана Лапшина. К тому же первому Кузя протянул бутылку Блесне, и тот, держа в руке арматурину, хотел уже прислонить ее к забору, чтобы отвинтить крышечку, но Антон протянул руку:

— Давай.

Блесна отдал ему железяку, открыл бутылку и сделал глоток. Удовлетворенно кивнул, протянул было спирт Кузе, но Антон перехватил, сказав:

— Я чуток хлебну, а остальное командиру.

— Сечешь, — расплылся в улыбке Кузя.

Антон отпил немного вонючего спирта, с трудом проглотил, потряс головой. Мерзость…

— Эх, студент… Кловун… — по-отечески оценил его неопытность Кузя, раскрутил бутылку винтом и присосался к ней, запрокинув голову.

Именно этого и ждал Антон. Он с силой ударил кулаком, с размаху, сверху по донышку бутылки, как если бы забивал молотком гвоздь. Кузя коротко вякнул, давясь зубным крошевом и кровью, отшатнулся и врезался спиной в забор.[51]

Арматурина по прежнему была в руках у Антона, и он с размаху ударил ей в живот Блесну, не успевшего среагировать не происходящее. Блесна согнулся, Антон врезал ему по голове, потом — еще раз. Уголовник мягко плюхнулся в грязь.

Дергающегося и хрипящего — видимо, спирт попал в дыхалку — Кузю Антон с отвратительным хрустом огрел прутом поперек лба. Кузя еще сильнее задергался и неожиданно расслабился, сильно запахло дерьмом.

— Сволочь… — тихо сказал Антон и подобрал упавшее рядом с телом ружье. Кажется, с ним было все в порядке.

Блесна лежал без движения, то ли мертвый, то ли оглушенный.

«Хватит, наигрались», — подумал Антон и разрядил ему в лицо ствол, тот, что с нормальным курком.

Грохнувший выстрел стал своего рода сигналом, за стенами тут же вспыхнули факелы. Антон, закинув ружье за плечи, прицепил к забору так пригодившийся прут и, сунув ногу в петлю, вскарабкался наверх. Спрыгнул на другую сторону и тут же получил чувствительный удар под дых. Хотел было крикнуть, мол, не бейте, мужики, но не сумел и не успел — прислали еще раз, в челюсть. Грохнувшись на какие-то деревяшки, Антон, откатился в сторону, потеряв притом ИЖ, и, задыхаясь, проскрипел:

— Это я, городской… Не бейте…

Его рывком подняли, осветили.

— Антоха! — обрадовался бывший участковый Малина.

— Вы ж знали, что я… — кхекая, пробормотал Антон. — Я же предупреждал…

— Да мало ли, лезет кто-то… Лучше перебдеть… — развел руками Малина.

Со всех сторон тем временем слышались крики, редкие выстрелы, в небо ушла длинная автоматная очередь — почему-то трассирующими. Атаку, судя по всему, сорвали вовремя, на подходах. Освещенные факелами нападавшие со стен смотрелись как на ладони, и здесь им не помог бы даже ПКМ.

Все еще сгибающийся от боли под ложечкой и нехватки воздуха — умел бить чертов мент! — Антон подобрал ружье и потрусил в сторону «их» домика. Бывший участковый последовал за ним, предусмотрительно сняв с забора штурмовую железяку.

Как выяснилось, довольно значительная часть мокрушинских все же смогла пробиться на территорию деревни, развалив стену в неудачном для защитников месте. То ли подгнила там стена, то ли оказалась плохо сложена… Начался позиционный бой. Точнее, сражались малочисленные обладатели огнестрелов, а остальные ждали, что из этого выйдет.

Возле «своего» домика Антон наткнулся на Фрэнсиса.

— Лариса внутри, с ней все в порядке, — без обиняков сообщил тот. — Кирилыч тоже. А ты как?

— Видишь — живой.

— Получилось?

— С грехом пополам. Слышишь, пальба…

— Слышу, — сказал камерунец и вытащил из объемистых карманов гранаты: те самые РГД, подаренные забредшими в гости офицерами-ракетчиками. Карманная артиллерия. Антон, балда такая, о них как-то даже успел забыть. — Бери пару, пошли. Устроим сюрприз этим ублюдкам.

Сюрприза хватило всего одного. Метко брошенная Фрэнсисом граната ушла за угол крайнего дома, откуда периодически постреливали ПКМ, пара автоматов и ружье. Блеснуло, ухнуло, простучали по бревнам осколки, и стало тихо. Лишь кто-то жалобно скулил. По стеночке к месту взрыва проскользнул незнакомый Антону мужик с топором, осторожно заглянул за угол, потом, уже смелее, завернул туда. Скулеж тут же прекратился, а мужик вышел обратно и сказал, помахивая топором:

— Всё, готовы субчики.

Оставшихся уголовников отлавливали по деревне. Одни почти не сопротивлялись, другие, напротив, понимали, что ничего хорошего их не ждет, и потому отбивались до последнего. Антон едва не подстрелил кого-то, пробежавшего по крыше ближнего дома, но не попал.

Мимо протащили вырывающегося толстого дядьку, взахлеб объясняющего:

— Дима, Дим, ты ж меня помнить должен! Я в Мокрушино на углу жил, где колонка! Семенов я, Семенов!

«Интересно, что с этими-то будет? — подумал Антон, имея в виду „коренных“ мокрушинских, выступивших на стороне нападавших. — Наверное, тоже ничего хорошего. Хотя надо посоветовать Ирине Ивановне, пусть отрабатывают свои злодеяния ударным трудом. Все больше толку, лишние руки не помешают…»

Ирина Ивановна как раз попалась на глаза — серьезная, с тесаком в руке — поэтому Антон решил отложить разговор до более удобного момента. Он вернулся к дому и поднялся на крылечко, решив, что на сегодня с него достаточно баталий.

Открыл дверь — чего ж так темно-то внутри? — и сказал:

— Привет, Лара.

— Привет, Кловун, — отозвался из темноты знакомый голос Матроса.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В долгие июньские дни, когда ручьи пересыхают, их влага сохраняется в травинках, точно в русле, и стада из года в год пьют из вечного зеленого источника, а косари запасают им оттуда же их зимний корм. Так и наша человеческая жизнь лишь отмирает у корня и все же простирает зеленые травинки в вечность.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Наверное, то, что Матрос и Золотой оказались в результате именно в «их» доме, где находились Лариса и ребенок, было случайностью. Именно той случайностью, которая происходит раз в год, а может быть, в сто лет. Антон помнил, что в 1944 году газета Daily Telegraph напечатала кроссворд, содержащий все кодовые названия секретной операции по высадке союзнических войск в Нормандии. В кроссворде были зашифрованы слова: «Нептун», «Юта», «Омаха», «Юпитер». Разведка кинулась расследовать «утечку информации», но составителем кроссворда оказался старенький школьный учитель, озадаченный столь невероятным совпадением не меньше военнослужащих.

Сейчас произошло то же самое. Что бы двум предводителям уголовников оказаться в другом месте? Мало ли домов?

«Стоп, — мысленно одернул себя Антон. Они ведь, скорее всего, ничего не знают о его истинной роли в событиях. „Привет, Лара“ — ничего не значит. Что он еще мог сказать девушке, предупредив ее, что это именно он входит в темное помещение?»

— Здорово, Матрос, — сказал Антон, стараясь держаться как можно спокойнее.

Чиркнула спичка, загорелась самодельная свеча, еле слышно потрескивая.

Матрос сидел на табурете у стола, рядом с ним на кровати — Золотой. Под прицелом нагана Золотой держал Ларису с Кирилой Кирилычем на коленях. У Матроса в руках был «калашников».

— Сволочь… — прошипела Лариса, продолжая играть.

Ладно хоть так, молодец, сообразила. Или это она не его имела в виду, а, скажем, того же Матроса?

— К бабе зашел? — с пониманием поинтересовался Золотой.

— Ага. Там хрен знает что творится. Линять отсюда надо. Хотел забрать.

— Так она вроде не хочет, — улыбнулся Матрос. — Сволочью обзывается.

— Ничего, я растолкую, — сказал Антон.

Ружье висело на плече, в карманах — две гранаты, а толку?

И все же: они что-то подозревают?

Или нет?

Непонятно…

— Похоже, ждали нас тут, а, Кловун? — Матрос поправил автомат. Ствол глядел на Антона. — Не знаешь, кто слил?

— Я, что ли? — пожал плечами Антон.

— А если и ты?

— У вас в отряде мокрушинских до фига, они тут всех знают, их тоже. Мало ли кто с кем сговорился.

— Может, и так, — кивнул Матрос. — Но ты к нам последний пришел.

— С головой, — уточнил Антон.

— С головой… Это меня и смущает, Кловун. Хотя был у нас на зоне один скрипач, еврейчик, щуплый такой, дохлее тебя раза в три. Ну и хотели его употребить. Так он двоих порезал. Потому я о человеке изнутри сужу, не по внешности… Но дело в том, Кловун, что человечек у нас тут свой. Все рассказал, жаль, поздно…

Справа, из-за огромного платяного шкафа, выступил немой Абраша. Добродушно заулыбался.

— Так ты что, не немой? — спросил Антон, не удивившись новости.

— Немой он. Поэтому записки передавал, в дупло в лесу клал, — сказал Матрос. — И тут подслушал, написал… А записку, хрен ее знает, ветром из дупла выдуло, что ли, или белка сперла… Повезло тебе, Кловун. Хотя, с другой стороны, не повезло. То бы мы тебя тихонько зарезали, без мучений, даже с уважением за героизм твой. А так — мучительно станешь помирать, да еще и баба твоя, и малой…

Антон скрипнул зубами. Можно бросить гранату, все полягут, там же радиус разлета осколков… Но Лариса, ребенок? Или это лучше, чем их урле отдавать на расправу? Хотя — стоп! Они пока на нашей территории, уголовникам отсюда выбираться надо. Не до пыток.

— Задумался? Прикидываешь, как мы уходить собираемся? — словно читая мысли, спросил Матрос. — А так и уйдем: нас двое, вас трое — Абраша ведь тоже за вашего канает, пацаненок не в счет. Сейчас снаружи стихнет, мы помаленьку и начнем собираться. Кто ж на нас кинется, если у меня дитёнок на руках, а вы с девкой — под стволами идете? Выйдем в лес, отойдем подальше, там и разберемся, Кловун. Кстати, ружьишко-то сбрось, сбрось на пол.

Антон шевельнул плечом. ИЖ упал, глухо стукнув прикладом в доски пола.

Чиненый курок сорвался.

Выстрел пришелся в потолок, по ушам врезало грохотом, сверху посыпалась какая-то пыль и дрянь, моментально укрыв комнату мутной завесой. Дико завопил испугавшийся Кирила Кирилыч. Матрос среагировал быстро, короткая очередь из «калаша» прострочила воздух в том месте, где только что стоял Антон, однако бывший клоун успел уйти влево, перекатиться и вытащить из кармана гранату.

— Стой! — крикнул он. — Не стреляй! Оно само!

Матрос, видать, и сам сообразил, что ружье выстрелило самопроизвольно — видел же, что Антон его даже не коснулся. Снаружи продолжали постреливать, так что выстрел вряд ли слышали. В принципе, с его точки зрения ничего особо не изменилось… Хорошо, что у Золотого нервы крепкие, не пальнул в Ларису. Правда, это их единственный козырь в случае смерти Антона.

— Выходи, Кловун! — велел Матрос и добавил Ларисе: — А ты заткни пацана!

— Не стреляй, — повторил Антон. — Я и не прячусь, я на полу лежу.

— Вставай тогда, сучья морда! — это уже Золотой подал голос.

Антон встал, моргая и отплевываясь — в воздухе по-прежнему висела пыль, но уже начала оседать. Встал и бросил Матросу колечко с чекой, которое ударилось о грудь уголовника и упало на колени. Тот бросил на него молниеносный взгляд и сразу все понял. Видать, имел дело с такими вещами.

— Замедление — три секунды, разлет осколков — тридцать метров, — на всякий случай объяснил Антон, показывая гранату. — Пока я ее держу, ничего не случится. Выстрелишь — уроню, всем кранты.

— Дите не пожалеешь? — уточнил Золотой.

Кирила Кирилыч как раз притих, чего-то бормотал. Ругался, видать.

— А зачем? Лучше уж сразу…

— Может, договоримся?

— Договоримся, почему ж нет. Делаем так: сейчас Лариса идет ко мне, ребенка мы кладем в шкаф…

— На хрена? — удивился Золотой.

— А чтоб ты в него, скажем, перед выходом не пальнул сдуру. Откуда я знаю, сколько у тебя говна в голове?

— Ну, с-сука… — окрысился было Золотой, но Матрос цыкнул на него и сказал:

— Продолжай, Кловун.

— Кладем ребенка в шкаф, закрываем дверь. Потом вы выходите. Дальше всё, как ты говорил. Мы идем с вами.

— Хочешь сына сохранить?

— Хочу.

— А граната?

— Пойду с гранатой. А там, в лесу, или разойдемся, или еще чего… Как пойдет. Ты же сам понимаешь, без нас тебе отсюда не выйти.

— Честно, — согласился Матрос. — Годится. Золотой, пусти девку.

Лариса с Кирилой Кирилычем на руках осторожно поднялась с кровати и подошла к Антону. Она с надеждой смотрела на него, ожидая, что у Антона есть какое-то решение проблемы. Оно у него и в самом деле имелось — вот только совсем не такое, как ждала Лариса…

— Все будет хорошо, Лара, — ободряюще сказал Антон девушке, которой в спину по-прежнему целился из «нагана» уголовник. — Все будет хорошо.

Да, они могут выйти из дома, с территории форта, уйти в лес. Здесь нет спецназовцев, нет снайперов, и приставленный к его спине «калаш» вполне достаточен для того, чтобы убедить местных — лучше пусть уходят. И про Абрашу не предупредишь — вернется, сволочь, станет жить, как прежде… Но главное, что знал Антон и о чем, как думал Матрос, он никак не может знать — это отряд Шкоды. Несколько человек, кажется, трое, которые ждут неподалеку на случай того, если нападение сорвется. Он подслушал насчет отряда перед выходом, оттого, что Шкода был глуховат и Матрос объяснял ему диспозицию довольно громко.

Именно туда поведут их Матрос и Золотой, чтобы потом вернуться. Может, не сегодня, но обязательно вернуться.

— Клади Кирку в шкаф, там тряпок до фига, полежит. А нам придется с ними…

— Ты что, правда?

— Правда. Иначе никак. Ты хочешь его сохранить?

— Хочу…

— Делай.

Кирила Кирилыч был водворен в шкаф и, кажется, не выказывал никакого недовольства. Антон, чувствуя, что рука устает сжимать гранату, сказал:

— Идем?

— Пошли, — Матрос поднялся с табурета. — Но, чур, не дурить. Договор. Ты жить хочешь, я тоже. В лесу решим, как разойтись без потерь. Ты мужик, я мужик, моя карта сегодня не сыграла, что ж поделать. А мы с Золотым свалим, больше не увидишь.

«Ага, поверил, — подумал Антон. — Ищи дурака…»

— О'кей, — сказал он. — Давайте уже скорее, а то держать тяжело. И еще: сейчас Абраша привяжет тебя ко мне веревкой. Пояс к поясу. Чтоб, если ты в меня пальнешь, от взрыва уйти не успел. Веревка вон на окошке лежит, метра три, нам хватит.

Матрос покачал головой:

— Ну ты и хитрая падла, Кловун. Даже жаль расставаться.

После чего велел:

— Вяжи, Абраша.

Самое печальное, что на них никто не обращал внимания до самых ворот. Народ был занят — кто упивался одержанной победой, кто стаскивал в кучу трупы или сортировал трофеи, кто оплакивал погибших… Пятеро шедших тесно, группкой, людей, среди которых были знакомые всем Абраша, Лариса и Антон, подозрений не вызывали. Да, двое в капюшонах, ну так ведь дождик до сих пор идет. Да, у одного автомат, так подобрал, наверное. Да, один Ларису культурно так поддерживает, так грязь кругом, слякоть. И вообще, может, Ивановна куда послала.

Наверное, можно было заорать: «Бандиты!», получить очередь в спину, после чего граната, конечно, рванула бы, но Матрос с Золотым под шумок могли вполне успеть удрать. Еще бы — взрыв, суматоха… К тому же у них есть три секунды, а то и четыре, а вокруг все же не замкнутое пространство комнаты, а деревня. Нырнул за угол — и все. Даже у Матроса на веревке, и то какие-то шансы сохраняются. А вот Антон с Ларисой гарантированно гибли при любом раскладе.

Антон действительно не знал, что предпринять. А когда увидел, что ворота открыты, и подавно сник — он-то надеялся, что там, у искусственного препятствия, да еще, дай бог, охраняемого, что-то сочинится по ситуации. Черта с два: эйфория победы, ворота нараспашку, мелькнувший Киря выбежал куда-то наружу, крикнув по пути Антону:

— Как мы их, а!

Они вышли за ворота и постепенно начали удаляться.

— Ты гранату-то не урони, Кловун, — заботливо сказал Матрос. — Я подыхать не собираюсь пока, говорил уже.

— А что делать планируешь?

— В Кемерово пойдем. Дружок у меня там… был. Надеюсь, не сгинул.

Еще не поскользнуться бы… Чертов дождь, как некстати. Хотя… когда дождь кстати бывает… Если только в палатке спишь, а он по крыше барабанит.

— Далеко еще? — спросил Антон. — Может, здесь и разойдемся миром?

— Не-е, вы за подмогой кинетесь, а нам потом убегай, как лисам. Дальше идем.

Прошли дальше. Места с этой стороны Антону были незнакомые: к аэродрому ходили совсем другой дорогой. Овражки какие-то, вымоины… Прыгнуть в сторону, вдруг Матрос не успеет выстрелить, веревка потащит его следом… И что? Ларису тут же застрелит Золотой, и еще неизвестно, что там есть у немого мудака Абраши.

— Далеко еще?

— Я скажу, — в голосе Матроса звучало все больше уверенности.

— Кажись, тут, Матрос, — сказал Золотой и крикнул в рассветные сумерки: — Шкода, давай сюда! Только осторожно, тут граната!

— Чего на хрен за граната? — осведомился Шкода, выходя из-за толстого дерева. Из зарослей показались еще две рожи, совсем молодые, вроде из мокрушинских коренных. Шкода в руках держал двустволку. — Чего там за кипеш в деревне? Неужели сорвалось?

— Просрали, — сказал Матрос. — Вот Антоша Кловун нам пособил. Засланный оказался… Только тихо, у него граната без чеки в руке, а я к нему веревкой привязан. Хитрый, падла. Стрельнете — мне кранты.

— Мексиканская дуэль называется, — блеснул познаниями один из людей Шкоды. — Я в кино американском видел. Это когда пистолеты друг другу к башке приставят и непонятно, чего делать.

— Какие у тебя предложения, Кловун? — поинтересовался Матрос.

Все же выдержка у него была завидная, держал себя в руках. Может, получится договориться? Хотя куда там, у них понятия о чести свои, нормальному человеку не понятные. Да и о какой вообще чести в данном случае может идти речь? Стоит развязать веревку и отойти на пару метров — всё. И про разлет осколков не подумают…

— Лариса уходит, я — чуть позже, — сказал Антон.

— Не катит. Ломанется в деревню, а нам спокойно уйти надо.

— Хорошо, — сказал Антон, сдвигаясь чуть вправо и натягивая веревку. — Блин, отойди чуток, с дерева же капает прямо за шиворот… У тебя капюшон, а у меня нет.

— Да пожалуйста, — Матрос сделал пару шагов вслед за Антоном.

Золотой с Ларисой, хоть и не был привязан, последовал за паханом.

Вот, теперь можно.

— Иди сюда, Шкода, посоветоваться хочу, — попросил Антон. — Идея есть, оцени.

Слегка польщенный Шкода подошел. Абраша и так вертелся рядом.

— Вот что я вам скажу, уважаемые… — начал бывший клоун и, согнув ногу в колене, с силой ударил ею Ларису, стоящую на краю узкого овражка, к которому Антон только что сместился.

Лариса с криком покатилась в папоротники, а что было дальше, Антон уже не слышал, потому что ладонь он разжал еще на слове «я».

Прямо перед ним расцвел ярко-алый огненный цветок.

Расцвел совсем беззвучно и очень ненадолго.

— А если бы ты сломала ногу? — спросил Фрэнсис, подкатывая к дирижаблю алюминиевый бидон со спиртом.

— Во-первых, земля мягкая, мокрая, во-вторых, овраг весь зарос папоротником… Да и со сломанной ногой я бы доползла до деревни, там ведь не так уж далеко.

Лариса с сомнением посмотрела на небо — хватит ли солнышка для батарей? Баллоны постепенно наполнялись, но как-то медленно. А тем временем уже осень…

— А если бы кто-то уцелел?

— Я так поняла, что Антон решил твердо уничтожить троих, самых главных. А шестерки, скорее всего, удрали бы, даже если б их не ранило. Собственно, нашли только пятерых, один как раз выжил и убежал.

— И все-таки не понимаю, зачем он так… — камерунец сокрушенно покачал головой. — Это ведь не самый лучший вариант.

— Я выжила, Кирка выжил. Он нас спасал, — просто ответила Лариса. — О себе не думал.

— Но в деревне…

— В деревне все были заняты другим. Никто и внимания не обратил. Ладно, Фрэнсис, хватит об этом. Сколько раз уже обсуждали. По мне, так Антоша подвиг совершил.

— По мне тоже, я разве спорю. Тем более они бы вернулись. Такие всегда возвращаются, чтобы отомстить…

Киря и Шура тем временем сняли с телеги еще один бидон спирта.

— Такая прелесть пропадает, — посетовал Киря, неприязненно глядя на тушу дирижабля. — И охота вам переводить добро на говно? Куда собрались, да еще с дитенком? Может, все-таки останетесь?

— Дядь Киря, завод теперь ваш, еще нагоните, — с улыбкой сказала Лариса. — Да там и запасов хватает, смотрите, не перепейтесь!

— Перепьешься тут, — буркнул Киря, — когда Ивановна все на учет поставила! И все равно: делать вам нечего. Вот зарежут вас в этой Абхазии, будете плакать да мои советы добрые вспоминать, а поздно уже!

Запасов спирта на Мокрушинском заводе оказалось и в самом деле много. То ли нагнали уже при уголовниках, то ли еще от прежних хозяев осталось, он-то в хорошей таре не портится… Лариса рассчитала, что должно хватить до Черноморского побережья и даже с запасом. Грузить на дирижабль, кроме топлива, продуктов и кое-каких вещей, они ничего особо не планировали. Экипаж маленький, два человека плюс Кирила Кирилыч. По всей деревне собрали сохранившиеся карты и атласы, чтобы найти более-менее подходящий для прокладки курса.

Антона похоронили на деревенском кладбище рядом с другими погибшими при обороне, по настоянию Леонидыча поставив обелиски со звездами. Стали делать табличку и сообразили, что кроме фамилии и имени ничего не знают. На старой пластиковой карточке,найденной среди вещей Антона, отчества тоже не было. Так и остались фамилия с именем, даже без года рождения и уж тем более — смерти. Рядом с Антоном лежал Ярик, которого на аэродроме убил йети. Именно его головой пришлось воспользоваться, чтобы доказать мокрушинским уголовникам лояльность Антона — дескать, убил часового, вот доказательство. Свою последнюю роль Ярик сыграл отлично, хоть со стороны это выглядело как-то не по-людски: так и схоронили без головы…

Восстановили стену, разобрали пару полусгоревших домов. С пленными поступили по-разному. Уголовников повесили, невзирая на мольбы. Кое-кого из мокрушинских, особо рьяных — тоже, остальных, как и хотел предложить Ирине Ивановне Антон, отправили на принудработы. Те, кто в нападении не участвовал, остались жить в Мокрушине, но отношения у них с деревенскими так и не заладились.

Спиртовой заводик перешел в полную собственность Ирины Ивановны с поселянами. Строился он как экологически чистый: импортная линия, те же фотоэлементы, преобразующие солнечную энергию в электрическую, а уж с принципом производства разобраться оказалось пуще простого, тем более при заводике имелась пара инженеров, пахавших доселе на Матроса.

С йети разобрались после того, как более-менее навели порядок в деревне. Устроили форменную облаву, благо с огнестрельным оружием особенных проблем сейчас не имелось. Выследили в дальнем ангаре, загнали в угол и безжалостно расстреляли, решив, что Академии наук давно уже нет, предъявлять ученым живую диковинку не придется, а иметь рядом с собой такого опасного соседа — себе дороже.

Йети отказался совсем не таким грозным, как в рассказах «первой экспедиции». Ростом повыше обычного человека, облезлый, с глупой мордой… Если бы не шерсть, вполне сошел бы за опустившегося бомжа. В логове, которое йети устроил из кусков брезента и рубероида, нашли человеческие кости и черепа, но кто это был и как угодил на ужин дикой твари, узнать уже не представлялось возможным.

Идея насчет дирижабля и полета в Абхазию вызвала у деревенских оживленные споры. Ирина Ивановна была решительно против и всячески разубеждала Фрэнсиса и Ларису. Мотивировала ожидаемо: да куда ж вы с ребенком, да кто вас там ждет, да еще неизвестно, вдруг там хуже… Другие, напротив, поддерживали: правильно, там море, тепло, растет, поди, все само по себе, не то что здесь, помидоров с огурцами теперь сроду не посадишь… Правда, в саму идею долететь на такой штуке как дирижабль, мало кто верил. Даже когда его собрали и поставили на зарядку, и то не верили, хотя специально приходили посмотреть, благо дорога через болото была теперь четко провешена.

Однозначно одобрил проект Леонидыч, который, казалось, разбирался в чем угодно.

— Вы, главное, повыше летите, — предостерег он. — Дураков хватает, еще пальнет кто. А это, небось, не бомбардировщик, на нем брони нету…

Под впечатлением от уговоров Ирины Ивановны и скептического отношения остальных Лариса и сама было засомневалась, стоит ли торопиться. Может, перезимовать, а по весне и собираться. Но после того, как мужики, ходившие в дальний поход на охоту, заметили на дороге большой отряд хорошо одетых и вооруженных людей, она приняла окончательное решение.

— Лар, может, это просто военные выбрались на разведку. Такие же, как те, что к нам приходили, — рассуждал Фрэнсис, который тоже прислушивался к аргументам Ирины Ивановны. Помимо того, что в деревне ему нравилось, он к тому же взялся тренировать местную детвору играть в футбол.

— Допустим, что военные. Но ты уверен, что это так? А ты уверен, что деревня выдержит еще одну атаку наподобие прошлой? Несколько автоматов и ручной пулемет почти без патронов — с этим они собираются отбиваться? А Новая Сибирь — это, насколько я понимаю, не обычные уголовники…

Фрэнсис пожимал плечами и отставал, но потом, когда они возились с баллонами или перебирали системы дирижабля, рано или поздно опять поднимал проблему:

— И все же я бы подумал. Ирина Ивановна дело говорит, и с мужиками я беседовал, они тоже просят, чтобы остались. Они ж не со зла, вон, и спирта совсем не пожалели, летите…

— Я разве что-то сказала? Фрэнсис, извини, но я просто не хочу здесь оставаться. Вспомни слова профессора на острове.

— Какие именно? Он много чего говорил.

— Вот-вот, и всё по делу. И многое из того, что он говорил, сбылось. А я имела в виду то, что он рассказал Антону, а Антон потом — нам. Что жить теперь будет легче в теплых странах, и в первую очередь там, где и до катастрофы обходились без особенных благ цивилизации. Абхазия — именно такая страна. После войны там долго все восстанавливали, да так до конца и не восстановили, однако ездить туда отдыхать было одно удовольствие. В идеале, конечно, у тебя дома еще лучше…

— Не факт, — помрачнел Фрэнсис. — Африка есть Африка, но ты вспомни, что творилось в Сомали, когда был голод. И еще — я об этом не говорил, кажется, но в Африке много межплеменной розни.

— В России тоже.

— Здесь немного не так… Да и не в этом дело. Скажи мне, пожалуйста, в последний раз: ты точно решила? Как скажешь, так я и поступлю. Я вас с Кирилычем теперь не брошу, здесь — так здесь, в Абхазию — так в Абхазию. Антона я уже потерял…

— Мы потеряли, — мягко поправила Лариса.

— Мы… Поэтому я с вами до конца. Я это говорю без каких-то задних мыслей, правда, не думай, что я намекаю…

— Я не думаю, — сказала Лариса. — К тому же, если честно, я пока и сама ничего не решила. Хотя порой мне кажется…

Лариса замолчала.

— Что кажется? — с надеждой спросил Фрэнсис.

— Ничего. Всему свое время, — улыбнулась Лариса. — Займись-ка пока высотомером!

Проводы им устроили пышные, куда ж без этого.

Выставили столы на улице, благо погода стояла прекрасная, посидели, выпили, попели, сплясали. Разошелся даже Фрэнсис, отплясывал что-то свое, залихватски-размеренное, напевая. Вся его футбольная секция с радостью присоединилась, а потом и кое-кто из местных постарше.

С утра пораньше сходили на могилку к Антону, положили цветов.

— А мне кажется, он бы отказался лететь, — тихо сказал камерунец, глядя на табличку с нацарапанными буквами. — Не потому, что не захотел бы, просто здесь ему было лучше. Да и летать он боялся.

— Так он и отказался… — Лариса похлопала по спине захныкавшего было Кирилу Кирилыча, добавила: — Идем. Надо еще раз все проверить.

Несмотря на прорву сельскохозяйственной и прочей работы — и так вчера полдня прогуляли, — за ними на аэродром двинулось почти все население деревушки, оставив только часовых, хотя требовалась лишь стартовая команда человек в шесть-восемь.

Лариса, Фрэнсис и Кирила Кирилыч распрощались со всеми, забрались в гондолу, закрыли дверцу. Фрэнсис запустил двигатель, а Лариса, высунувшись в окошко, крикнула:

— Давайте помаленьку!

Стартовые начали стравливать тросы, и белоснежный дирижабль с надписью «Рособоронэкспорт» на баллоне понемногу пошел вверх, оставляя внизу маленькие фигурки людей, желтизну увядающей травы и зелень леса.

Фрэнсис напряженно смотрел вперед.

— Все нормально, — сказала Лариса, положив руку ему на плечо. — Мы летим.

— Прощай, Новая Сибирь, — отозвался Фрэнсис и улыбнулся.

Хотя впереди лежала неизвестность.

АВТОРСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Так вышло, что пока я работал над «Новой Сибирью», было издано несколько книг проекта «Анабиоз». Многие знакомые, которые успели их прочесть, тут же принялись давать мне полезные советы и выступать с критикой прочитанного. В основном это касалось того, что тридцать лет — срок большой, а у героев проекта слишком много всего сохранилось. Тут тебе и машины, и велосипеды, и тушенка, и лекарства, и одежда…

Надеюсь, не обидятся на меня отцы-создатели проекта «Анабиоз» Палий и Гравицкий за то, что я немного расскажу, как все было. Дело в том, что работе над книгами предшествовал довольно длительный период сбора информации. Авторы (и ваш покорный слуга в их числе) тщательно выясняли, что же в самом деле может сохраниться, можно ли как-то исправить то, что сохранилось не шибко хорошо, а за что лучше не браться вообще. Составлялись таблицы, приводились доводы специалистов по выживанию, химиков, технарей.

Поэтому то, что в итоге получилось — тщательно выверено и вполне реалистично. Есть, конечно, некоторые натяжки в ряде мест, вызванные сугубо художественными целями, но на общий принцип они не влияют. Скажем, велосипеды. Я прекрасно помню, как в начале восьмидесятых раскопал на чердаке сарая древний велик «Ласточка», валявшийся там более двадцати лет. Мы с батей его перебрали, почистили, даже камеры, насколько помню, не особо рассохлись. Я на этой «Ласточке» ездил года два, только подкачивать колеса требовалось почаще. Или одежда — кто-нибудь из вас рылся в бабушкином сундуке, где лежали аккуратно сложенные одежки, купленные в 1955 году на ярмарке? Вынимай, от нафталина проветривай и носи, если хочется. И если бы этот сундук простоял тридцать лет в достаточно сухом помещении — ничего бы с одежкой не случилось.

С продуктами история несколько иная. Понятно, что для сахара или соли тридцать лет не срок. С крупой и макаронами тоже ничего особо страшного не произойдет, если только до них не доберутся мышки-крыски или жучки-червячки. С консервами сложнее: если по-хорошему, то тридцатилетнюю тушенку кушать, конечно, не стоит. Экспериментировать не рекомендую (хотя где вы ее, собственно, сейчас возьмете?). Но теоретически толковая консерва, тем более простая, тридцать лет продержится.

Еще труднее с лекарствами: здесь уцелеют лишь самые примитивные, типа активированного угля или, как утверждают многие, аспирина, одного из самых загадочных лекарственных средств на Земле, механизм действия которого до сих пор до конца не изучен. Однако и некоторые более сложные препараты вполне могли сохранить хотя бы часть своих полезных свойств.

Ну, а что касается армейских запасов, то вы и сами в курсе — там все рассчитано даже не на тридцать лет, а куда больше. Тут дело в другом: запасы-то уцелеют, но уцелеет ли армия как институт? Впрочем, это уже совсем другая история, а я хотел немного поговорить о дирижаблях. Именно его появление в конце «Новой Сибири» вызвало целый ряд вопросов у читавших книгу. Вплоть до того, «откуда и зачем он взялся, это же вчерашний день».

Прошу прощения за несколько пространное объяснение, но дело в том, что мы с женой Таней, которая традиционно помогала мне в написании книги, очень любим дирижабли. И грех было не ввести в повествование такой любопытный вид транспорта, имеющий весьма большие перспективы. И в том числе из-за топлива.

Автомобиль на водороде рано или поздно будет создан. Раз человечество поставило перед собой такую цель — она будет достигнута. Только почему все уперлись именно в автомобиль на водороде? Что других транспортных средств, что ли, нет?

Из всех вариантов транспорта с использованием водорода избран самый технически сложный: впихать в малогабаритное авто движок на самом легком и трудно сжижаемом газе — это надо очень сильно поднапрячься.

А может, сначала где-нибудь в другом месте стоит попробовать? Более просторном. На кораблях, например. Там проблема размещения топлива не так остра. На дирижаблях водород вообще станет и несущим газом, и топливом.

Небольшое отступление для прояснения картины.

Крушения «Шенандоа», R-100, «Мейкона», «Акрона», а особенно «Гинденбурга», горящие снимки которого попали на первые полосы всех газет мира, поставили крест на целой отрасли, восхищавшей современников своими грандиозными проектами. Дирижаблестроение уступило место авиастроению.

Но авиация взяла верх над воздухоплаванием не потому, что самолеты лучше дирижаблей во всех отношениях, а потому, что в 30-е годы прошлого века мир готовился к войне. А в качестве бомбовозов, вываливающих на людей свой смертоносный груз под огнем зениток и истребителей, самолеты, несомненно, эффективнее дирижаблей. Что же касается мирного использования дирижаблей, то здесь они имеют целый комплекс неоспоримых преимуществ перед самолетами.

Особенно очевидно это становится сейчас, когда идут разговоры о запуске таких проектов как «Московское воздушное такси», где ставка делается на малую авиацию и вертолеты в качестве основы проекта. Хотя очевидно, что ни самолеты, ни вертолеты с их прихотливостью в эксплуатации, требовательностью к наземному оборудованию, прожорливостью топлива, ужасающими последствиями просчетов в управлении и отказов техники, не способны составить серьезной конкуренции автомобильному и железнодорожному транспорту при внутрирегиональных грузопассажирских перевозках.

Другое дело — дирижабли. Дорогих взлетно-посадочных полос не требуется, грузоподъемность достаточная, про дороги и речи быть не может, в части безопасности, разве что железнодорожный транспорт конкуренцию составить может, в части комфорта — водный, по экономичности ни самолеты, ни вертолеты дирижаблям не соперники. Так что завоевавшая превосходство в воздушном пространстве авиация оказывается в роли техники вчерашнего дня в качестве воздушного такси по сравнению с дирижаблями.

Если же учесть возможность использования дирижаблей в качестве мобильных отелей в туристическом бизнесе, передвижных цехов для переработки продуктов сельского и лесного хозяйства непосредственно на месте их производства, надземных центров досуга и отдыха, не занимающих ни пяди дорогущей городской земли, то возрождение дирижаблестроения представляется весьма перспективным и прибыльным делом.

Для России же, с ее бескрайними просторами, несметными природными богатствами и вечной проблемой с дорогами, дирижабль — вообще незаменимое транспортное средство, ключ к решению многих проблем. Особенно это касается Сибири. Воистину, кто возродит дирижабли, получит Сибирь с ее безмерными пространствами и бесчисленными сокровищами.

В свете чисто технических проблем, с которыми столкнулось человечество в связи с бурным развитием транспорта, дирижабли дадут резкий толчок работам по созданию двигателей, работающих на водороде. Ведь если использовать комбинированные водородно-гелиевые дирижабли, где снаружи — жесткая оболочка, заполненная гелием, а внутри — мягкая эластичная с водородом, то водород внутри эластичного резервуара станет топливом для двигателей дирижабля. При использовании водородных двигателей на дирижаблях сама собой отпадает главная проблема: как работать со сжиженным водородом. Водород как топливо будет использоваться в своем естественном газообразном состоянии, и создавать дополнительную подъемную силу, а не съедать полезную нагрузку. Кроме того, на дирижаблях второе дыхание получат топливные элементы, работающие по принципу беспламенного окисления водорода с преобразованием химической энергии в электричество при очень низком шуме моторов, благо, что водорода на борту будет предостаточно, только окисляй. А там уж эти технологии и на землю спустить можно.

А возрождается дирижаблестроение во многих странах. Говорить о былом могуществе исполинов неба пока что рановато, но дело к тому идет. Дирижабли строят в США, Великобритании, Франции, Германии, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Китае. Первое место среди государств-производителей дирижаблей занимают Соединенные Штаты Америки. В списке аппаратов, предлагаемых покупателям американскими фирмами, можно найти термодирижабли, небольшие воздушные такси, аппараты-гибриды, грузовые дирижабли.

Что касается «Новой Сибири», то у меня речь идет условно о многоцелевом дирижабле отечественного производства Au-30, предназначенном для выполнения полетов на дальние расстояния в течение продолжительного времени. Разумеется, с некоторыми отличиями. Такие дирижабли могут выполнять патрульные и рекламные функции, выполнять пассажирские и транспортные полеты. Объем Au-30 — 5200 кубических метров, длина 54 метра, он способен летать на расстояние 2100 километров. В пассажирском варианте берет на борт десять человек. Бортовое оборудование дирижабля представлено аппаратурой радиосвязи, навигационным, пилотажным и другими комплексами, состав которых определен из условия уверенного пилотирования в сложных погодных условиях днем и ночью.

По качеству иностранным дирижаблям Au-30 ничем не уступает. По цене ниже мировых: по среднемировому показателю тысяча кубометров дирижабля стоят около миллиона долларов. Наши «кубы» — в два раза дешевле. Дирижабль, конечно, штука дорогая. Но дешевле вертолета. А совершая такую же транспортную работу, что и авиация, потребляет в пять раз меньше топлива, чем самолет, и в двенадцать-пятнадцать раз меньше, чем вертолет.

Не стану тратить время и место на более подробные технические описания газотурбинного двигателя (водородный я ставить не стал исключительно из сюжетных соображений) и компактной установки для производства водорода. Поверьте, все это вполне реально прожило бы тридцать лет, работало бы, и мои герои в результате, скорее всего, благополучно доберутся до Абхазии.

А если кто-то сомневается в точности исследований авторов «Анабиоза» — что ж, осталось не так много времени. 2016 год уже не за горами…

Ежи Тумановский ГОРОД СТРАШНЫХ СНОВ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Белый, идеально ровный потолок и серые, в грязных потеках стены. Резкий контраст, неприятный и завораживающий. Лебедь в бассейне с мазутом. Балерина в кресле асфальтоукладчика. Пена странных мыслей на черной поверхности отступающего сна…

Егор на секунду прикрыл глаза, сухо сглотнул, сморщился от боли в горле. Такого опустошенного и разбитого состояния он не припоминал со времен «обмывания» диплома. Но безудержные пьянки ушли в прошлое вместе со студенческой беззаботной жизнью. Вчера он лег очень поздно — разбирал до трех часов ночи чужой код — и намеревался спать до обеда. Тем более, что по договоренности с начальством мог приехать на работу во второй половине дня и аргументированно объяснять аутсорсерам, писавшим программу, что вина лежит исключительно на них. Он не слышал, чтобы мама куда-то уходила, и вообще спал как убитый всю ночь, что случалось с ним довольно редко.

Сколько же сейчас времени?

Егор тяжело вздохнул и попробовал повернуть голову. В шее что-то хрустнуло, по спине прошла короткая судорога, в ногах появилось неприятное жгучее покалывание.

«Да я заболел», — сообразил Егор, с трудом переводя дыхание.

Но где же тогда мама? Вчера она взяла отгул, чтобы решить массу накопившихся дел. Значит, с утра должна быть дома… Почему так холодно и откуда эта грязь на стенах? С каждой секундой Егор чувствовал, как все дальше отступает сон, оставляя его наедине с какой-то совершенно неправильной реальностью. Грязь в их квартире была попросту невозможна. А когда единственный сын вдруг начинал болеть, мама не отходила от него ни на шаг.

Может, просто ушла в магазин?

— Мам, — сипло позвал Егор.

Лишь услышав собственный шепот, отчетливо прозвучавший в абсолютной тишине, Егор понял, что еще было ненормально в это странное утро: с улицы не доносилось ни звука. Несмотря на пятикамерные пластиковые окна, звуки большого города были, пусть и глухо, но слышны практически всегда. Стучали по рельсам трамваи, надсадно гудели грузовики, шумела вода в трубах и канализационном стояке… Теперь же вокруг царила абсолютная тишина. Только собака, видимо опять забытая соседом-алкоголиком на улице, протяжно выла во дворе.

Превозмогая слабость, Егор согнул руки в локтях, уперся ладонями в постель и кое-как, в несколько приемов, сумел сесть. Голова кружилась, нестерпимо хотелось пить, но то, что он увидел вокруг, мгновенно заставило его забыть обо всем остальном.

Со вчерашнего дня комната изменилась самым непостижимым образом. Грязные, сплошь в темных потеках, стены скалились крупными трещинами, избороздившими штукатурку от пола до потолка. Обои превратились в бесформенные груды пожелтевшей бумаги. Безобразными буграми пучился на полу дорогой паркет. Шкаф с книгами выглядел так, словно его только что привезли с чердака дачи: разбухшие кривые полки и выпирающие из стройных рядов тома, с расползающимися страницами. Оплавленный «зарядник» в розетке, покрытая толстым слоем пыли люстра, не менее пыльный телевизор в углу. Растрескавшийся журнальный столик, который вроде бы совсем недавно ремонтировали.

Повсюду, куда падал взгляд, виднелись лишь оттенки серого. Единственное яркое пятно в бледной комнате — плакат-календарь с красной гоночной машиной. Плотная бумага поднялась горбом, лишь краями брезгливо держась за обветшавшую стену.

И главное доказательство того, что все вокруг реально, а не просто чудится спросонья — затхлый воздух нежилого помещения.

По рукам двинулась волна колючей боли. Егор поморщился, с недоумением поднес ладонь к лицу. Под кожей явно что-то происходило: слабо пульсировали обычно невидимые мелкие сосуды, а вокруг них медленно таяли ярко-желтые нити.

Егор отпрянул. Если бы собственную кисть можно было отбросить, отбросил бы…

В ужасе он поднял к лицу вторую руку. Она тоже мерцала желто-розовым, словно просвеченная насквозь мощным фонарем…

— Мама… — выдавил Егор, и в этот момент голова взорвалась приступом резкой боли.

Сжав ладонями виски и стиснув зубы, он с мучительным стоном повалился на кровать. За окном к первой завывающей собаке присоединилась вторая.

Боль отступила так же быстро, как пришла. Егор лежал на боку, продолжая отмечать всё новые и новые нелепости в окружающем интерьере. Серые тряпки вместо идеально белоснежных простыней, которыми так гордилась мама. Батареи, покрытые таким слоем ржавчины, словно их притащили с помойки. Бугрящееся кресло. Помутневшая синяя ваза на окне. Огромные скопления паутины во всех углах. Пыльное зеркало в дверце шкафа.

В их квартире что-то случилось. Что-то странное, выходящее за пределы понимания. И произошло это, видимо, прошлой ночью.

Собачий вой сменился яростным рычанием, лаем. Судя по звукам, две собаки сцепились прямо под окнами Егора. Впрочем, рявканье и повизгивание тут же начали быстро удаляться, и вскоре снова стало тихо.

«Как в могиле», — пришла невольная мысль. Егор содрогнулся от того, насколько она подходила к обстановке.

Вытеснив отступившую головную боль, на первый план выступила жажда. Егор дотронулся языком до пересохшего нёба. Казалось, он не пил не короткую летнюю ночь, а минимум несколько дней. Желание сделать хотя бы глоток воды предельно обострилось меньше чем за минуту.

— Мама!

На этот раз крикнуть удалось достаточно громко. В непривычной, какой-то даже вязкой тишине квартиры хриплый звук собственного голоса показался Егору неестественным и жутким.

Осторожно перевернувшись на живот, он сполз на пол, постоял немного на коленях, пытаясь привыкнуть к ощущению слабости в конечности. Посмотрел на руки — обычная кожа, никакого желтого свечения. Голова кружилась, во рту словно прошла песчаная буря, где-то внутри, в районе солнечного сплетения, зарождалась противная дрожь.

Внезапно Егор сообразил: совсем рядом, на кухне, есть вода! Надо только добраться до нее. Даже если графин пуст, можно ведь напиться из крана. Вряд ли, правда, это потребуется: раз он болен, мама наверняка сделала целую кастрюлю прохладного кисло-сладкого клюквенного морса, который так приятно налить в пузатый фужер на тонкой ножке и пить, пить маленькими глотками…

Вдохновленный представленной картиной, Егор глубоко вздохнул и, опершись руками на край кровати, поднялся. Колени дрогнули, голова закружилась сильнее, подступила тошнота, но надежда добраться до кастрюли с морсом дала силы сделать несколько неуверенных шагов к стене. Ног ниже колена он практически не чувствовал.

Медленно переступая непослушными конечностями по грудам ломких, крошащихся обоев, Егор опирался руками на шершавую поверхность грязной стены и понемногу приближался к заветной цели. В тишине пустой квартиры каждый шаг, сопровождаемый хрустом сминаемых обоев, звучал неприятно, словно приходилось идти по насекомым. Несмотря на летнее время, в квартире было прохладно, и Егор начал покрываться «гусиной кожей».

Морса на кухне не оказалось. Как и вообще признаков недавнего присутствия человека. Здесь было чище, чем в комнате, и даже обои остались на стенах, но кран и мойка оказались покрыты странным черным налетом, рождая скверные предчувствия.

Егор открыл кран.

Ни капли. Ни намека на шипение выходящего воздуха, какое обычно бывает в трубах, когда отключают воду.

Стоило надежде на утоление жажды исчезнуть, как все тело начало сотрясать мелкой дрожью. Жажда стала грызть Егора изнутри, сводить с ума. В полном отчаянии осмотрев кухню еще раз, он заметил пластиковую бутылку с минеральной водой. Правда, баллон выглядел странно: пластик помутнел и сильно покоробился, этикетка превратилась в ошметок жеваной бумаги. Но внутри виднелась вода! И остальное было не важно…

Купленная накануне вечером «минералка» показалась Егору в тот миг настоящим подарком судьбы. Резво доковыляв до стола, он вцепился в шершавый пластик трясущимися руками. Однако, сколько ни старался, так и не смог открыть бутылку, лишь зря потратил время: пальцы вхолостую проскальзывали по твердым бокам крышки.

Пить хотелось дико. Вода была прямо перед глазами. Она плескалась внутри бутылки живительным эликсиром, от нее, казалось, даже исходило особое волшебное свечение, но утолить жажду мешал тонкий слой мутного пластика.

Егор схватил со стола кухонный нож и одним ударом пробил стенку бутылки. Наружу с шипением устремился углекислый газ. Стенки мгновенно покрылись многочисленными пузырьками. Егор выдернул нож, схватил бутылку обеими руками и сдавил, жадно ловя ртом струю воды. Благодатная влага хлынула в горло, от восторга закружилась голова: ничего вкуснее никогда в жизни ему пить еще не приходилось. Только выпив половину, он смог оторвался от вожделенной бутылки и тяжело опустился на пол. В голове все еще было пусто, но тело уже наполнялось жизнью.

Некоторое время он сидел, прислонившись к стене и уставившись в одну точку. Постепенно мысли прояснялись и выстраивались в цепочки. Правда, все эти цепочки вели к пугающим переменам, случившимся в квартире. Параллельно внутри нагнеталось напряжение, словно в предчувствии большой беды. Оно не было явным, как в случае видимой опасности, но давило и давило.

Наверное, он все-таки заболел. Вчерашний день помнился смутно…

Тем приятнее на фоне растущего чувства тревоги было ощущение физиологического подъема. Организм за последние несколько минут словно бы сумел подавить болезнь и теперь готовился к экстренному выздоровлению. Еще чуть-чуть и Егор во всем разберется… Просто надо сосредоточиться.

Судя по тому, что в окне было видно темнеющее небо, с кусочком ярко-красного облака, освещенного предзакатным солнцем, Егор проспал весь день и проснулся уже под вечер.

Где-то вдалеке снова завыла собака — похоже, сосед-алкоголик не просто забыл пса на улице, но и отрубился.

Взгляд Егора остановился на собственных коленях. Только теперь он обратил внимание, что одет в джинсы. Прочная когда-то ткань отчего-то начала расползаться на коленях, стоило ему согнуть ноги. Футболка тоже выглядела потрепанной, даже ветхой. Из дырок в носках выглядывали грязные пальцы.

Егору стало понятно, откуда исходит тяжелый запах лежалой тряпки. Но такая одежда мало подходила для больного, проспавшего в своей кровати какие-то сутки…

Его немного знобило, и дело было не только в плохом самочувствии: в квартире и правда царила нехарактерная для лета прохлада.

— Ерунда какая-то, — пробормотал Егор. Ухватился руками за край стола и с трудом поднялся на ноги.

Взгляд снова заскользил по знакомому интерьеру, отмечая новые неприятные подробности. Дорогой кухонный гарнитур выглядел кучей деревянного барахла, недостойного висеть даже на балконе. Холодильник кто-то накрыл сеткой с крупными ячеями… Егор не сразу сообразил, что сеть вовсе не сеть, а трещины в краске. Гипсокартонный потолок выгнулся горбом, казалось, он вот-вот рухнет. На покрытой черной копотью плите громоздилось нечто отдаленно напоминающее две кастрюли, слипшиеся боками. Такая же черно-серая копоть украшала вытяжку. Только керамическая плитка на полу выглядела более-менее нормально.

Егор встал. С высоты своего роста глянул в окно и замер. Перекрывая обзор на соседний дом пышной зеленой кроной, в центре двора красовалось огромное дерево. Примерно таким Егор представлял себе в детстве дуб у лукоморья, хотя здесь речь шла о тополе. Оставалось рассмотреть на дереве златую цепь с ученым котом, после чего добровольно отправиться к ближайшему психиатру.

Вчера никакого дерева здесь не было. Разве что несколько хилых саженцев, которые тщательно пестовала пара пенсионеров на пятачке земли, выстраданном в жарких спорах с автолюбителями.

Несколько секунд Егор с недоумением разглядывал толстый ствол и мощные ветви в обрамлении широких мясистых листьев. Он ждал, когда же наконец по-настоящему проснется, и зеленый исполин исчезнет, открыв вид на балконы соседнего дома…

Дерево не исчезало.

Егор медленно подошел к окну.

Подоконник был завален какими-то серыми комками, но он, не обращая на них внимания, оперся руками на толстый пластик и посмотрел вниз, во двор.

Вместо серого квадрата сплошного асфальта, в который многочисленные владельцы машин сумели правдами и неправдами превратить большую часть внутренней домовой площадки, глазам предстало буйство зелени в обрамлении всех признаков полного запустения. За одну ночь кустарник и деревья непостижимым образом взломали все преграды и вольготно разрослись на автомобильной стоянке, словно на неухоженном пустыре. Из-под густых пучков кустистой травы, все еще виднелись серые проплешины, но выглядел асфальт так, словно был приговорен к уничтожению бандой безжалостных трудоголиков-озеленителей.

А еще двор оказался забит многочисленными остовами старых машин, свезенных сюда непонятно зачем какими-то одуревшими хулиганами. Проржавевшие кузова самых разных форм и размеров теснились аккуратными рядами вперемешку с молодыми деревьями и густым кустарником. На крышах некоторых автомобилей даже росла трава.

Прямо под окнами квартиры Егора сосед Серега держал ярко-желтую иномарку с широким капотом. Теперь кто-то поставил на это место ржавую лоханку примерно тех же габаритов, сквозь которую проросла и задорно тянулась к небу молодая березка. Широкий капот с едва заметными остатками желтой краски был отогнут, словно крышка консервы.

Егор раз за разом осматривал двор, ловил знакомые детали в чужом пейзаже. На том месте, где раньше была помойка, кусты разрослись самым настоящим зеленым островом, больше походя на кусок джунглей, проросших с другой стороны планеты. Возле подъезда кто-то раскидал множество желтовато-белых палок самого разного размера. Часть окон двенадцатиэтажного дома напротив зияла черными провалами выбитых стекол. На светло-серых стенах там и тут виднелись зеленые пятна вьюнка, сумевшего закрепиться на вертикальной поверхности.

Пятиэтажки, вроде той, в которой жил Егор, замыкали двор справа и слева. Некоторые окна в них сохранились, но в целом дома выглядели так, словно пережили пару землетрясений. На стенах кое-где виднелись светлые пятна — там, где обсыпалась внешняя облицовка, обнажив бетонные плиты.

Поперек дороги финальным штрихом абсурдного пейзажа серел раскрошившийся столб, в ржавых вензелях оборванных проводов. А пламенеющее оттенками красного небо усиливало ощущение нереальности.

Возможно, Егор и впрямь до сих пор спит?

— Стоп, — одернул себя Егор. — Стоп, стоп, стоп!

Он ущипнул себя за руку, но проснуться не удалось. Боль казалась настоящей. Только кожа на руке некоторое время краснела овальным пятном, словно раздумывая: стоит ли возвращаться к исходному оттенку ради дурака-хозяина.

Снова захотелось пить. Егор вернулся к столу, схватил изрезанную бутылку с минералкой и опустошил ее. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, даже ощутил вкус воды. Мерзкий, с болотным душком.

Несмотря на абсолютную растерянность и подавленность, Егор ощущал, что сил с каждой минутой становится все больше. Путь, преодоленный с таким трудом четверть часа назад, снова превратился в обычный короткий коридор, соединявший прихожую, кухню и две комнаты.

Егор окончательно встряхнулся и двинулся на поиски матери.

Повсюду виднелись те же самые следы таинственного разрушительного воздействия. Ни малейших признаков воды ни в туалете, ни в ванной, черная кружевная плесень, оккупировавшая все углы — давно выросшая и высохшая. Сухие ржавые разводы рядом со стиральной машиной. Потемневшая плитка, облупившийся потолок.

Вторая комната встретила все теми же грязными стенами и грудой старых обоев, растрескавшимся сервантом, пустыми горшками на подоконнике и покрытой фестонами пыли люстрой.

Мамы не оказалось и здесь.

Егор опустился на заправленную кровать. Прикрыл глаза. В голове было пусто и холодно. Чувства, словно бы еще дремали: несмотря на странности, что окружали его с момента пробуждения, никаких сильных эмоций Егор не испытывал. Разве что гложущее чувство неясной тревоги продолжало давить изнутри.

Жизненный опыт подсказывал, что так его квартира могла бы выглядеть лишь через много лет после того, как из нее выселится последний жилец. Двор за окном тоже напоминал иллюстрацию к статье о каком-то заброшенном поселении…

Может, в этом всё и дело? Случилась какая-то авария, и город-милионник превратился в город-призрак? А печать времени на всем вокруг — оттого что Егор несколько лет пролежал в летаргическом сне?

Егор с силой провел ладонями по щекам, поморгал.

Это объясняло многое. Конечно, еще оставалось полным-полно вопросов, но основная картина уже начала укладываться в рамки логики.

Что такое летаргический сон, ученые до сих пор толком не знают: можно оставить как аксиому и больше не думать об этом. Раз он пролежал в заброшенном городе несколько лет, значит, о нем некому было вспомнить. И… это означает, что мама погибла во время неизвестной катастрофы…

Мысль была горькая, пугающая, но не шокирующая. Все логично. Жутко, но логично.

Что же могло произойти с огромным промышленным городом? Неужели война? Но какое оружие могло оказать настолько опустошающее воздействие?

Эпидемия неизвестной болезни? Или что-то случилось с Белоярской атомной станцией? Нет, вряд ли авария на станции могла накрыть огромный город целиком. А может быть, пострадала лишь часть районов? И совсем недалеко жизнь идет своим чередом?

С улицы, приглушенный стеклами окон, раздался отчетливый хлопок выстрела.

Егор вздрогнул и рывком сел на кровати.

Прозвучал еще один хлопок. Отчаянно завизжала собака, переходя на тонкий, стихающий скулеж…

Где-то там, на улице, были люди. Они наверняка знают, что случилось. Скорее всего, те десятки, а то и сотни тысяч людей, что были эвакуированы после катастрофы, не могут смириться с потерей дома и регулярно возвращаются сюда.

Они помогут!

Подняться с кровати получилось на удивление легко. Внезапно подумалось, что последствия летаргического сна для мышц оказались на удивление ничтожны. Легкое обезвоживание и слабость. Но никаких признаков атрофии. Никаких пролежней. Даже координация движений почти не нарушилась. Весь букет проблем, хорошо знакомый из-за болезни бабушки, не один год проведшей в кровати перед смертью, обошел Егора стороной.

Он осмотрел руки, провел ладонью по щеке, шее. Ни длинных ногтей, которые, как он помнил, растут всегда, ни бороды, ни отросших за годы волос…

И это вновь заворачивало логическую цепочку рассуждений к точке старта: допущение о летаргическом сне могло оказаться неверным. Но думать об этом теперь бессмысленно: через несколько минут он все разузнает, получит помощь и попадет туда, где продолжается нормальная жизнь.

Любимые разношенные кроссовки оказались на ощупь твердыми как дерево. Надеть их удалось не сразу. Покрытый ржавчиной замок сперва не хотел открываться, упирался, скрипел и отчаянно цеплялся язычком за дверной косяк, но вскоре уступил. Щелчок, и входная дверь открылась, впуская в квартиру новые запахи.

Несло влажной гнилью.

Егор шумно выдохнул и решительно вышел в коридор.

2

Улица встретила его равнодушной тишиной и мягким теплом летнего вечера, приятным после могильной прохлады квартиры. Ни стрелка, ни скулящей жертвы больше не было слышно. Зато перед подъездом в изобилии валялись разнокалиберные кости. Именно их Егор принял за белые с желтизной палки, разглядывая двор с высоты четвертого этажа. Он не сразу сообразил, что кости человеческие. Но взгляд остановился на двух черепах, что скалились желтыми зубами из-под ближайшей лавочки. И вот тут пришло понимание. Егор впервые испугался по-настоящему.

Встречаться с человеческими останками ему раньше не доводилось. А то, что как минимум два человека погибли и пролежали рядом с подъездом достаточно долго, и никто их даже не пытался похоронить, говорило о чем-то еще не совсем понятном, но заведомо страшном.

Множество костей в беспорядке валялось на заросшей дороге возле дома. Рядом с грудой ржавого металла, в которой угадывался микроавтобус, лежал почти целый костяк с хорошо сохранившимися ребрами и позвоночником, но большинство останков выглядели сильно поврежденными: сломанными или даже изгрызенными.

Сердце ухнуло в пропасть. Егор задохнулся от ужаса и медленно обвел взглядом двор.

Вдоль стены дома неслышной тенью промелькнула крупная крыса. Жирная муха с недовольным гудением взмыла в воздух, покружила и вновь уселась на бордюр. В кустах неподалеку вприпрыжку пронеслась серая тушка. Разглядеть Егор не успел, но этот зверек был явно крупнее крысы. Кошка? Правда, бежит как-то странно… Но не заяц же посреди мегаполиса шастает, в конце концов.

Воздух, насыщенный тяжелыми, непривычными ароматами, казался плотным, как банный пар. И чего-то в нем не хватало… Гари, что ли…

Тревожное, багряное небо неспешно пересекла крупная птица.

Егор автоматически проследил за ней и уперся взглядом в солнечный диск. Солнце выглядело так, будто собиралось спрятаться за горизонтом, но в последний момент попало под срочную мобилизацию и — как было, красное и большое — оказалось вынуждено обратно подниматься по небосклону и заново тащить дневную вахту. Предзакатное солнце висело высоко в небе. Какая-то оптическая иллюзия?

Егор с трудом перевел дыхание, будто запыхавшись, хотя стоял на месте, а вовсе не бежал.

Все это было очень странно. Раз люди посещают эти места, давно могли бы похоронить тех, кто, очевидно, погиб во время катастрофы. Но раз они этого не делают, значит… находятся здесь незаконно? Или до сих пор чего-то боятся. Агрессии? Облучения? Ядовитой химии?

Если раньше двор можно было назвать царством асфальта, то теперь кругом господствовали растения. Невысокие, с круглыми листиками, зеленые заросли, оккупировали почти полностью занесенный землей асфальт вокруг бордюров. Скромные рощицы высокого, в рост человека, репейника и не менее мощные заросли крапивы вперемешку с колючими кустами занимали почти все пространство вдоль стен домов. Помимо тополя в центре площадки — не такого уж и толстого, как вначале показалось из окна кухни — росло не менее десятка молодых деревьев, сумевших выбраться из-под асфальтового панциря.

Багряное небо над головой давило на подсознание и заставляло делать хоть что-то, а не стоять на месте. Несмотря на то, что солнце висело высоко, цвет его намекал на скорый закат. А как только на покинутый город опустится ночь, здесь может стать совсем неуютно…

При одной мысли о ночевке в пустом доме посреди мертвого города, Егор передернул плечами.

— Эй! — крикнул он, приставив ладони рупором ко рту. — Слышит меня кто-нибудь? Я здесь! Отзовитесь!

Легкий порыв ветра качнул ветви тополя. Листья зашелестели, но вскоре все стихло. Согревшийся было Егор, снова почувствовал легкий озноб. В звуке шуршащих листьев ему почудился пугающий, словно идущий из-под земли шепот чего-то потустороннего.

Издалека донесся множественный собачий лай.

Егор решил больше не медлить. Окинув напоследок двор прощальным взором, он направился к арке, ведущей на улицу…

Девушка лежала прямо на асфальте, под аркой, и больше всего походила на восковую куклу. Вокруг нее накопилось достаточно мелкого мусора, чтобы понять, что тело лежит в этом месте уже очень давно. Грязь покрывала его слишком толстым слоем, чтобы можно было разобрать черты лица, и только длинные свалявшиеся волосы говорили о том, что здесь оборвалась жизнь женщины. Непонятно было, почему тело отлично сохранилось и к нему даже не притронулись собаки. В паре шагов от трупа лежал присыпанный землей, красный мобильник.

Несмотря на то, что верующим Егор себя не считал, захотелось вдруг перекреститься. Постояв несколько секунд возле страшной находки, он двинулся дальше. Но буквально через десяток шагов снова остановился. Открывшаяся картина ошеломила и заставила на несколько мгновений забыть обо всем.

Широкая прямая улица с трамвайной линией посредине теперь странным образом напоминала нечто среднее между просекой в дремучем лесу и скалистым ущельем. На темно-серых многоэтажных домах, сплошь затянутых зеленой сеткой вьюнка, виднелись следы разрушений и пожаров…

Пышные кусты удивительно высокой травы, пробивавшейся отовсюду, где только истерзанный дождями и солнцем асфальт давал слабину, совсем молодые, но уже высокие деревца, растущие там, где раньше ездили машины, лужайки из мха между ржавых рельс и поверх бетонных бордюров, накренившиеся, а то и вовсе поваленные столбы, беспорядочно разбросанные кучки мусора и холмики раскрошенного бетона, вокруг которых волей ветра собирались маленькие грязепылевые барханы…

И надо всем этим торжеством природного хаоса — нереально высокое полуденное солнце в тревожном предзакатном небе.

От дикой красоты незнакомой улицы, на которой прожил всю свою жизнь, у Егора перехватило дыхание. Если бы не уверенность, что за спиной остался собственный двор, он мог бы поклясться, что оказался не просто в незнакомом месте, но в другой стране, надругом материке, а то и вообще в другом мире. Но чем дальше взгляд скользил по «ущелью», тем больше знакомых и понятных вещей угадывалось в этом чужеродном пейзаже.

На перекрестке замер трамвай. На его бортах все еще можно было различить красную и желтую краску, но вагон теперь больше походил на сарай. Или на голубятню, если учесть обилие прилипших перьев и характерные потеки, покрывавшие крышу и окна.

Неподалеку замерли в последней драматической схватке зелено-коричневые «звери». Скорость, на которой «Волга» врезалась в микроавтобус, оказалась достаточной, чтобы прогнуть его дугой и завалить на бок. Так они и остались стоять единой композицией искореженного железа, покрытого ржавчиной и мхом.

Во все стороны от перекрестка длинными рядами, похожими на бесконечную очередь за каким-то дефицитом, стояли остовы автомобилей. На некоторых из них еще можно было разглядеть остатки краски, большинство стояло с уцелевшими стеклами, за которыми кое-где виднелись отлично сохранившиеся трупы, но главный тон в жизни десятков машин задавала ржавчина.

Все газоны вокруг домов оказались плотно заросшими высоким бурьяном. Неизменный сухой репейник местами поднимался выше молодых деревьев. Вперемешку с его бурыми жилистыми стволами вверх тянулось такое буйное разнотравье, что все участки открытой земли казались непроходимыми. И лишь кочковатый асфальт позволял двигаться более-менее свободно.

По обеим сторонам от бывшей проезжей части редкой цепью почетного караула возвышались огромные старые тополя. Предоставленные самим себе, они поднялись на десятки метров вверх, раскинув во все стороны длинные ветви и закрыв пышной кроной часть неба над улицей. Выжило явно не всё, что высаживалось когда-то службами по озеленению города, но даже эти, далеко отстоящие друг от друга, гиганты поражали воображение своими размерами.

Практически на всех домах виднелись трещины, ветвящиеся между окнами и балконами. Кое-где часть стен разрушилась, обнажив внутренности квартир. Повсюду виднелось мелкое бетонное крошево и расколотые, рыхлые от длительного пребывания под дождями, кирпичи.

Потрясенный до глубины души, Егор вдохнул полной грудью удивительно чистый воздух. Город умер и больше не отравлял его миазмами выхлопа сотен тысяч машин, и теперь даже на этой огромной улице дышалось не хуже, чем в сосновом бору. В небе без единого звука пронеслась стая крупных темных птиц. Егор поднял голову и снова всмотрелся в пламенеющие облака и характерные красные оттенки, окрасившие небосвод.

— Ерунда какая-то с небом, — пробормотал Егор.

В памяти всплывало что-то про большое количество пыли в атмосфере, из-за которого свет солнца может, преломляясь и рассеиваясь, становиться более красным, чем обычно.

— Надеюсь, не метеорит по нам шарахнул, — с нервным смешком продолжил Егор, представив на секунду, что он единственный, кто выжил после чудовищной космической катастрофы. — Да нет. Людей-то здесь… полно.

И он вдруг понял: многочисленные грязные холмы, натыканные как попало вдоль домов и частично заросшие бурьяном, это тоже автомобили, простоявшие на улице не один год. Почему рядом с домами их так «замело» грязью, а на проезжей части лишь слегка «припорошило» — было не ясно.

Егор сухо сглотнул, осмотрелся уже внимательнее, пытаясь оценить масштабы трагедии, разыгравшейся здесь, видимо, в то же время, когда он провалился в спячку. Светло-желтые предметы, рассыпанные повсюду, на которые он сначала не обращал внимания, оказались костями. Костей было много. Они были разного размера и формы, отличались оттенками желтого и степенью повреждений. Были свалены в кучи, словно здесь кто-то когда-то складировал покойников, и валялись отдельно от других частей скелетов.

А потом глаз начал различать и черепа.

До этого момента взгляд скользил по шарообразным предметам равнодушно, но стоило заметить один зловещий оскал, как в голове словно что-то переключилось. Стало очевидно, что на единственного живого человека отовсюду смотрят зловещие провалы глазниц, скалятся недобрые ухмылки.

От неожиданности Егор сделал пару шагов назад, наступил на россыпь мелких костей, хрустевших под ногой, и снова замер. Сердце колотилось как бешеное.

Казалось бы, еще совсем недавно он уже смирился с мыслью о грандиозной катастрофе, но… настолько очевидное подтверждение своих гипотез Егор встретить не ожидал. Никакой эвакуации не было. Сотни людей погибли на улицах, и никто даже не пробовал убирать тела и останки. А значит… просто некому было пробовать. Что, в свою очередь, означало…

— Только не бояться, — велел Егор сам себе, ощущая липкие щупальца страха, перехватывающие горло удушающим спазмом. — Подумаешь, кладбище посреди улицы…

Делать дальнейшие предположения категорически не хотелось. Предчувствуя, до чего можно в такой ситуации додуматься, и понимая, что ничего хорошего это ему не принесет, Егор титаническим усилием воли постарался сосредоточиться на другой мысли: кто-то недавно стрелял. Причем, недалеко отсюда. А это значит, что живые люди здесь все-таки есть.

Словно в ответ на его мысли, в сотне метров от перекрестка возникло движение. По центру заросшей молодыми деревцами улицы в сторону Егора бежал человек с ружьем в правой руке и лентой патронташа в левой. Крупный мужчина, облаченный в легкий плащ и высокие болотные сапоги, мчался со скоростью финиширующего спринтера. Егора он не видел, но, судя по траектории движения, должен был неизбежно столкнуться с ним нос к носу.

Еще спустя мгновение Егор заметил преследователей мужчины: целую стаю собак. Рассыпавшись широкой цепочкой на всю ширину улицы, стая догоняла бедолагу, не издавая ни единого лишнего звука. Несколько десятков зверей, похожих друг на друга и темно-рыжим окрасом, и длинными лапами, и вытянутыми мордами не просто догоняли удирающую жертву, но и отрезали ей все пути отступления: крайние псы справа и слева теперь мчались уже вровень с мужчиной, хотя пока не пытались напасть.

Собаки не были крупными, но их количество с лихвой компенсировало посредственные габариты отдельных членов стаи. При этом мчались они с такой скоростью, что в считанные секунды настигли бегущего человека. А у того, видимо, уже совсем не оставалось сил.

Резко остановившись, он развернулся в сторону псов, переломил ружье, выдрал из патронташа патроны и отбросил его в сторону. Нервничая, с трудом зарядил оружие, вскинул к плечу, но выстрелить не успел. Первый зверь нырнул под ружье и вцепился человеку в бедро. Второй тут же повис на правой руке. Третий прыгнул на спину.

Человек страшно закричал, попытался отмахнуться прикладом, но все новые крепкие челюсти впивались в загнанную жертву, не давая повернуться. Егор вдруг ощутил, как от этого предсмертного вопля у него слабеют ноги. Человек выронил ружье и рухнул на колени. В огненно-красное небо брызнула струя ярко-алой крови. И вся стая тут же бросилась рвать на куски и пожирать добычу.

Это было страшно.

На глазах у шокированного Егора обычные дворняги растерзали вооруженного человека…

Ужас поначалу сковал движения, но Егор все-таки смог сделать несколько шагов назад, под арку дома. И все равно опоздал. Из-за ларька, в котором раньше продавали мороженое, внезапно появилась маленькая коричневая собачонка, что-то сосредоточенно вынюхивающая в траве. Егор замер, боясь сделать лишнее движение и лишь с беспомощным страхом наблюдая за животным. Несколько бесконечных секунд собачонка что-то деловито вынюхивала в траве то исчезая из вида, то появляясь вновь. До нее оставалось шагов двадцать, когда она подняла голову и уставилась на двуногого под аркой. В следующий момент звонкий заливистый лай разнесся над пустыми кварталами. И стая, медленно разбредающаяся в стороны с места пиршества, снова ожила, потрусила на лай.

С крыши дома напротив сорвался и хлопнулся наземь кусок облицовки. Под ногами легко, но вполне отчетливо, вздрогнула земля, и Егор побежал. Обратно, под арку, через свой двор, к дому, где можно спрятаться, закрыться изнутри…

А проклятая собачонка семенила следом и продолжала исходить задорным тявканьем, чтобы добыча не ушла, и стая могла продолжить обед.

— Вот тварь! — с отчаянием выругался Егор, притормаживая рядом с подъездом и зыркая по сторонам в поисках подходящего камня.

Собачонка остановилась на полпути между аркой и подъездом, но не замолкла. Егор присмотрел обломок кирпича, но стоило за ним наклониться, как раздалось устрашающее цоканье когтей по асфальту, и во двор влетела шумная собачья свора.

Забыв про кирпич, Егор заскочил в подъезд, плотно прикрыл за собой дверь и поднялся на лестничную клетку между вторым и третьим этажом. Осторожно выглянул в разбитое окно. Собаки сосредоточенно кружили по двору. Заметив добычу, они все как одна остановились и задрали морды вверх. На Егора уставились десятки голодных глаз. Впервые в жизни он ощутил себя в центре внимания такого количества хищников, и от понимания, что компромисс тут невозможен в принципе, и что никто не придет на помощь, в животе застыл холодный ком.

Одна из собак гавкнула, и это послужило сигналом для остальной своры: два десятка псов зашлось в припадке заливистого лая. Егор в страхе отпрянул от окна.

На подъездной двери не было ни пружины, ни доводчика, что превращало ее в не слишком надежную преграду. Поэтому Егор быстро поднялся на свой этаж. Отчетливый запах тухлятины заставил его поморщиться, но опасность за спиной требовала как можно быстрее миновать темный коридор с равнодушными прямоугольниками соседских дверей и нырнуть в убежище, в собственную квартиру.

Лишь захлопнув за собой дверь и плотно прижавшись к ней спиной, Егор почувствовал себя в относительной безопасности. Немного отдышавшись, он проверил, закрыт ли замок, а потом, на всякий случай, подтащил тяжелую тумбочку. Ее ножки, правда, почти сразу сломались, но массивный кубик из ДСП, набитый каким-то хламом, надежно подпер дверь изнутри.

Навалилась усталость. Не хотелось больше ничего видеть и слышать, не хотелось даже двигаться.

С трудом добравшись до своей кровати, Егор брезгливо отодвинул в сторону серые простыни, и лег, свернувшись калачиком.

На душе было пусто и тоскливо. Нависало, угнетая и заставляя сжиматься в комок из нервов и мышц, чувство безотчетной тревоги. Хотелось провалиться в темную яму сна и ни о чем не думать. Но сон не шел. Напротив, внутри вдруг родилось отчетливое понимание, что все это ему снится. Сон, конечно, оказался пугающе ярок и правдоподобен, но все-таки оставался сном, в котором могут случаться любые чудеса и не действует обычная логика. Щипать он себя уже пробовал, но можно было попробовать убедиться в нереальности происходящего, постаравшись, к примеру, взлететь.

Егор попробовал представить, как теряют вес руки и ноги, как отрывается от кровати, устремляясь к белоснежному потолку, тело и…

Проснулся.

В окно светило обыкновенное яркое солнце, комната выглядела так, как и должна была выглядеть — чистой и прибранной. Обои по-прежнему украшали стены, сиял полированным деревом книжный шкаф. По квартире распространялся запах свежеиспеченных пирожков.

— Мам… — с некоторой опаской позвал Егор, садясь на кровати.

Белоснежные простыни, легкий плед.

Он осмотрел себя — майка, трусы. Джинсы, как и положено, висят на спинке стула.

— Вставай уже, засоня! — крикнула с кухни мама. — Пироги стынут, а ты спишь.

Егор с облегчением перевел дыхание, поднялся и подошел к окну. Заасфальтированная площадка, ряды машин, мужики с пивом и домино за столиком в углу двора, бабки на скамейке — всё как обычно. Под аркой стояла длинноволосая девушка в легком плаще и ждала кого-то, нетерпеливо поглядывая на часы.

— Приснится же, — с облегчением выдохнул Егор, входя в кухню и устраиваясь за столом, уже накрытом для завтрака.

Мама не оборачиваясь продолжала сосредоточенно мазать маслом сковородку.

— Словно у нас, в нашем городе, катастрофа какая-то случилась, — продолжил Егор. Взял пирожок. — Все почти погибли, только…

Слова застряли у него в горле: в руке вместо пирожка была зажата большая берцовая кость, увитая веревками изорванных жил с остатками сочащегося кровью мяса.

— Мама! — в ужасе заорал Егор и проснулся.

В комнате было темно, тихо и холодно. Где-то вдали тоскливо выла собака. От этого звука становилось как-то особенно пронзительно ясно, что на много километров вокруг сейчас нет ни одного живого человека.

Егор сел на кровати, поморгал. Усталости как не бывало. А вместо туповатого безразличия внутри поселилась ноющая тревога. Теперь было предельно очевидно, что все это ему не снится, и что дальнейшее выживание зависит теперь только от него самого.

Неприятно пахло старыми вещами, пылью и прокисшей тряпкой. В полутьме угадывался контур окна.

Откуда-то из непроглядного сумрака, со стороны коридора, раздался пугающе громкий, скрежещущий звук.

Егор вздрогнул, отполз к стене. Звук повторился. Создавалось впечатление, что в темном подъезде безжизненного дома посреди заброшенного города, кто-то пытается взломать дверь и попасть в квартиру.

Обычно Егор не верил во всякую чертовщину, но сейчас был готов поверить во что угодно. Сердце зашлось от страха, на лбу выступила испарина. Вцепившись рукой в подлокотник кресла, что стояло рядом с кроватью, он легко выломал его. Толку от нового оружия было мало, но ощущение зажатого в кулаке предмета чуточку успокаивало.

Скрежещущий звук повторился снова, но теперь к нему добавилось шумное сопение и пофыркивание. Собаки? Наверняка. Больше некому. А раз так, значит, пока бояться нечего: дверь псам не открыть. Но что же они не скулят, не гавкают? Как сумели попасть в подъезд и почему пришли только сейчас, а не днем?

К металлическому скрежету добавился легкий треск деревянного косяка. Егора прошиб холодный пот. Чтобы не задавать самому себе все новых вопросов, от которых становилось лишь страшнее, он начал быстро выстраивать в голове понятную и простую схему. И неважно, что в этой схеме не хватало звеньев, главное — отогнать липкий навязчивый страх…

Итак. По всей видимости, собаки потеряли его след днем, а теперь услышали как он проснулся. Или учуяли запах. Сумели открыть дверь подъезда. Что им стоит подцепить длинными когтями край двери? Если напрячься, можно вспомнить стук, на который он не обратил внимания. Открыли подъездную дверь, поднялись по следу наверх. А теперь тянут своими чувствительными носами воздух из квартиры и, посапывая от нетерпения, пытаются проникнуть внутрь…

Из-за напряжения по телу прокатилась судорога, кончики пальцев стали неметь. Егор осторожно разжал и снова сжал кулаки, подвигал пальцами ног.

Вскоре все прекратилось. Наступила абсолютная тишина. Но Егор продолжал сидеть неподвижно, и даже дышать старался через раз. Казалось, что зубастые твари караулят за дверью…

Лишь услышав шаркающий звук, удаляющийся от квартиры по общему коридору, Егор перевел дыхание и поднялся с дивана. Под ногами тут же зашуршали ломкие обои. Он в ужасе замер.

Робкий желтый отсвет проник в окно, будто во двор заехала машина с включенными фарами. Но машине взяться было неоткуда, и Егор на всякий случай решил не высовываться, пока не станет ясно, что происходит.

Свет померцал и стал значительно ярче. Комната наполнилась серыми контурами и тенями. Егор все-таки рискнул на цыпочках подойти к окну.

Вот оно что…

В ночном небе висела полная луна, и по ее желтому диску скользили темные обрывки облаков. Такой яркой луны Егор никогда раньше не видел. Во дворе, освещенном ее бледным рассеянным светом, было светло. Не как днем, конечно, но достаточно, чтобы разглядеть детали.

На заросшей площадке ни одной собаки заметно не было, зато кости и черепа словно светились в призрачном лунном свете.

Егор ощутил, как покрывается мурашками кожа на спине и руках.

Десятки черепов жадно смотрели в окно на четвертом этаже, где притаился единственный выживший, сумевший каким-то образом обмануть смерть…

Стараясь стряхнуть наваждение, Егор перевел взгляд в сторону арки. В ее хорошо просматриваемом пространстве было отчетливо видно торчащую вверх человеческую руку с растопыренными пальцами.

Примерно так обычно начинаются идиотские фильмы про оживших мертвецов… Но сейчас Егору было не до смеха.

Отпрянув к стене, он медленно сполз на пол, закусил большой палец правой руки и застыл, боясь пошевелиться. От ужаса перехватило дыхание, и только настойчивый стук сердца в груди да приступ удушья заставили его втянуть воздух в легкие.

Лунный стробоскоп с перебивками облаков продолжал бросать отсветы на стены комнаты, спинку кровати и пол. Тишина давила на уши, разбиваемая эхом пульса…

Прошло довольно много времени, прежде чем сердце перестало отстукивать бешеный ритм, а страх притупился и отступил. Егор не заметил, как прилег, закрыл глаза и уснул.

Ему снова снился дом, и мама, и даже изрядно наскучившая работа…

В разбитой лунным светом комнате, на заваленном старыми обоями полу свернулся калачиком человек. Он улыбался. Ему было хорошо во сне.

3

Утром, лишь выглянув в окно и оценив по-прежнему сводящую с ума красноту неба, Егор взялся делать копье. Ржавый трехгранный напильник, обнаруженный в ящике с инструментами, превратился в устрашающего вида наконечник. Оставшаяся от последнего ремонта пластиковая труба с толстыми стенками пошла на «древко». Примотав металл к пластику, Егор критически осмотрел получившееся оружие и остался недоволен: конструкция выглядела слабой, а «древко» при некотором усилии начинало гнуться. Но ничего лучше на скорую руку сделать все равно было нельзя. Второй обрезок трубы Егор набил болтами и закупорил деревянными чопиками, превратив в подобие дубинки.

Сильно хотелось пить и есть, но выходить на улицу все равно было страшно. Перед глазами все еще стояла вчерашняя картина гибели человека с ружьем. Непонятно было, зачем он бежал по открытой местности, вместо того, чтобы осторожно идти от одного подъезда, где можно было закрыться, до другого. Вероятно, его тоже выгнали на улицу голод и жажда. Хотя это должно было означать, что он, как и Егор, проснулся совсем недавно. Неужели еще один случай летаргии?

Обзаведясь собственным арсеналом из копья, ножа и дубинки, Егор почувствовал себя немного уверенней. Внутри еще теплилась безумная надежда, что версия о катастрофе и многих годах проведенных в летаргическом сне, ошибочна. Однако чем дольше он осматривался, тем больше крепла уверенность в том, что первоначальный «диагноз» оказался верным.

Компьютер, спрятанный в секретере с откидной крышкой стола, оказался покрыт темными пятнами какой-то липкой смолы. Обветшавший монитор и покоробленная тонкая клавиатура, выглядели так, словно их недавно принесли из погреба. Мобильник и букридер лежали здесь же и выглядели получше, но без электричества и они оставались бесполезными кусками пластика и металла.

Мир, в котором Егор проснулся, больше не подходил для обычного комфортного существования, когда для получения всего необходимого достаточно ходить на работу и зарабатывать деньги. Надеяться больше было не на что. Единственный шанс на спасение давала лишь его собственная способность адекватно оценивать ситуацию и находить оптимальные решения.

Какое-то внутреннее понимание того, что он теперь абсолютно один, пришло внезапно, как некое откровение, хотя вроде бы это было понятно и раньше.

Из шкафа в прихожей Егор вытащил прочную куртку-штормовку: грубая палаточная ткань — пусть и не броня, но хоть какая-то защита. Извлек из мешка сапоги и портянки, оставшиеся с тех времен, когда увлекался походами. Жесткая кирза могла защитить ноги от собачьих зубов, как раньше защищала от укусов гадюк. Опоясался старенькой, еще отцовской портупеей. Сунул за пояс нож. Взял в руку копье, примерился, нанося удар невидимому врагу. Несколько агрессивных движений дали уверенность в своих силах и на некоторое время отвлекли от гнетущей тишины…

Тем неожиданней стал толчок, от которого содрогнулся весь дом. Под ногами едва заметно дрогнул пол, в серванте тонко звякнули фужеры. Чуть погодя, где-то за окном, раздался далекий звук мощного глухого удара.

Егор бросился к окну. Но ничего нового там не обнаружилось. Все так же желтели повсюду многочисленные кости, все так же смотрело сверху большое рдяное солнце.

Не показалось ли?

Егор прошелся по квартире. Осторожно качнул сервант: фужеры знакомо зазвенели.

Видимо, не показалось.

На улицу он выбрался после финального изучения двора из окна. Открыл тяжелую подъездную дверь, выглянул наружу. Темно-красное небо, затянутое багровыми тучами, опять создавало иллюзию вечера, но Егор был уверен, что, несмотря на все световые эффекты, сейчас раннее утро. Собак видно не было. Егор рассчитывал без приключений добраться до ближайшего магазина, где могла сохраниться вода в пластиковых бутылках.

Он выбрался во двор и в который раз осмотрелся. Что-то было не так. И речь уже шла не о странном небе или костях, разбросанных повсюду — к этому Егор почти привык. Просто за короткий промежуток времени, пока он шел от двери квартиры к выходу из подъезда, что-то изменилось. Но что именно — он пока не понимал.

По-утреннему свежий воздух казался слишком прохладным для лета. Егор застегнул верхнюю пуговицу куртки, попутно прикидывая, что такой контраст температуры характерен для августа. А ведь неведомая катастрофа тоже случилась в конце июля, практически в августе. Совпадение?

Помимо арки, через которую он вчера выходил на улицу, можно было уйти еще через несколько проходов между домами, но все они вели в соседние дворы. Вчерашний труп, лежавший под аркой, куда-то делся.

Нужно было добраться до ближайшего продуктового магазина. Пить хотелось так, что Егор готов был лакать из лужи. Только луж рядом не было.

Легкий ветерок, до этого незаметно блуждавший по двору, под аркой вдруг набрал силу, захлопал полами куртки и капюшоном. С импровизированным копьем наперевес Егор осторожно выглянул на улицу.

Со вчерашнего дня здесь мало что изменилось. Разве что птиц стало больше. Помимо знакомых с детства голубей и ворон, Егор отметил несколько неизвестных ему пернатых. Птицы снимались с насиженных мест, пролетали небольшое расстояние и вновь рассаживались в кронах тополей или на крыше застывшего на перекрестке трамвая. Егор вдруг понял, что показалось странным еще накануне: в той, прошлой, жизни, он бы давно услышал веселый птичий гомон. А теперь даже беззаботные воробьи словно онемели.

Жажда мучила все сильнее. Выпитые накануне полтора литра минералки, словно ушли в никуда. При одной мысли о том, что в магазине может обнаружиться упаковка — а то и не одна — пластиковых бутылок с водой, хотелось сломя голову броситься вперед. Но с того места, где Егор выглядывал из-под арки, магазина видно не было. Удастся ли спрятаться в случае нападения собак?

Взгляд скользнул по стене дома. Решетки на окнах первых этажей и открытые лоджии на вторых давали шанс забраться туда, куда собаки залезть не смогут. Пара деревьев, до которых можно легко добежать, несколько киосков… Егор отмечал всё новые и новые потенциальные укрытия, пока не понял, что просто тянет время, опасаясь сделать первый шаг.

Держа копье перед собой, будто собаки могли выскочить прямо из-под земли, он медленно двинулся вдоль стены. И практически сразу наткнулся на труп, который раньше не замечал в траве.

Мужчина лежал на животе, в его обветшавшей одежде угадывался дорогой когда-то костюм. Судя по рукам и части щеки, которые Егор мог рассмотреть, тело отлично сохранилось. Еще вчера эта картина повергла бы его в шок, но истекшие сутки принесли столько потрясений, что Егор просто осторожно обогнул труп и двинулся дальше.

Сохранность мертвеца казалась странной, но среди других странностей, окружавших Егора с момента пробуждения, эта заслуживала внимания не в первую очередь.

До сих пор Егора поражало обилие растительности, успешно осваивающей десятилетиями принадлежащие бетону и асфальту территории. Сплошного травяного ковра здесь, конечно, не было, но небольшие деревца — в основном, сосны, березки да вездесущие тополя — росли повсюду.

Вскоре Егор заметил на дороге еще один труп. На этот раз — пожилой женщины. Старушка лежала на боку, и Егор отвел глаза, чтобы не видеть ее лица.

Чуть поодаль, на остановке, замер автобус, наполовину провалившийся одним бортом в глубокую яму прямо посреди дороги. В окна скалился различимый даже сквозь многолетнюю грязь, покрывавшую стекла, череп. На самой остановке виднелись лохмотья, оставшиеся от одежды каких-то бедолаг, да желтеющие кости.

Все чаще стали попадаться машины с хорошо сохранившимися телами внутри. Сквозь большие окна стоматологии, мимо которой вскоре пришлось идти, были видны останки пациента в кресле.

Несколько хорошо сохранившихся трупов лежало у входа в книжный магазин.

И чем дальше Егор продвигался по знакомой, но бесконечно чужой улице, тем меньше оставалось у него понимания произошедшего. Жертв той самой, давней уже, катастрофы было слишком много. Люди оказались застигнуты врасплох: практически все встреченные Егором останки были расположены так, будто смерть пришла внезапно и в одну секунду обрушилась на ничего не подозревающий город.

Под каблуками сапог иногда начинали похрустывать мелкие косточки, и тогда Егор вздрагивал и до боли в пальцах сжимал пластиковое древко своего копья. С крыши одного из домов взлетела крупная стая ворон и в совершенно неестественной тишине закружила над мертвыми кварталами.

Жажда стала нестерпимой. Егор ускорил шаг, благо до продуктового магазина уже было рукой подать…

В густом бурьяне, разросшемся на месте широкого тротуара с разбитыми когда-то клумбами, что-то зашуршало и бросилось наутек, расталкивая высокие стебли. Егор застыл как вкопанный и выставил перед собой копье.

Из травяных зарослей выскочил крупный серый кот, зыркнул на человека зелеными глазами и скрылся в слуховом окошке подвала. Вдалеке завыла собака.

Егор огляделся и перебежал через проезжую часть.

Возле магазина стояло несколько ларьков. Один из них сильно пострадал от огня, чернел оплывшим кубом. Два других просто покосились, потемнели и стали похожи на деревенские сараи. За ларьками виднелись разбитые стеклянные двери и сумрак торгового зала.

Егор в нерешительности замер рядом с широким крыльцом. Внутри магазина могли притаиться любые звери, самопальное копье может и не выручить… Но ждать дальше было не только бессмысленно, но и невыносимо: в горле окончательно пересохло.

В торговом зале царил полумрак. Стеллажи и холодильные лари стояли на тех же местах, где Егор привык видеть их каждый день, но выглядели так, словно их только что притащили со свалки. Повсюду лежали хорошо сохранившиеся человеческие тела вперемешку с костями.

При его появлении по углам зашуршало, крохотное серое тельце мелькнуло на фоне белой стенки стеллажа. Видимо, мыши в новом мире чувствовали себя прекрасно.

Магазин оказался разгромлен. И самое удивительное заключалось в том, что следы погрома выглядели свежими: кто-то совсем недавно шарил по полкам, громил стеклянные витрины и выгребал на пол содержимое холодильных ларей. Правда, судя по следам, мародерам не повезло: найти что-либо съестное здесь уже было проблематично, практически всё давным-давно сгнило. Неизвестные погромщики раздраконили шкаф с водой, но, к счастью, не смогли унести все бутылки…

Забыв обо всем на свете, Егор схватил ближайшую и, даже не пытаясь открыть крышку, срезал горлышко ножом. Пшикнуло. Он стал жадно пить. Вода оказалась скверного вкуса, но в тот момент это не имело значения: организм, казалось, впитывал влагу еще до того, как она попадала в пищевод и желудок.

Шелест множества мягких лап, донесшийся с улицы, заставил Егора оторваться от воды. Он укрылся за витриной, крепче сжал оружие и с ужасом вглядывался в просвет. Вот сейчас в разгромленный магазин ворвется стая собак, и всё закончится крайне паршиво…

Но собак не было. Шум стих. Немного подождав, Егор выбрался из укрытия и пошел вдоль полок, стараясь обнаружить хоть что-нибудь годное в пищу. Ведь ослепляющая жажда оказалась лишь авангардом чудовищного голода. И если к магазину Егор шел, думая лишь о воде, то теперь в мыслях закружились домашние пельмени в золотистой корочке плавленого сыра, наваристая гречневая каша с тушенкой…

Живот тоскливо забурчал, под ложечкой засосало, по мышцам прошла судорога. Думать о еде становилось не менее опасным, чем без нее обходиться. Встряхнувшись, Егор постарался сосредоточиться на дальнейших планах, а еду стал высматривать как бы между делом.

Следовало провести разведку, попробовать найти живых людей. Обилие мертвецов на улице ничего хорошего в этом смысле не сулило, но оставаться жить в чудовищном склепе, в который превратился родной город, было выше его сил.

Вздувшиеся и даже лопнувшие консервы, покрытые слоем ржавчины. Бесформенные куски, бывшие, видимо, когда-то крупами. Ряды полопавшихся трехлитровых банок с темными комками внутри. Аляповатые этикетки, выцветшие от времени, но не потерявшие былого рекламного задора…

Со стены жутковато улыбался заяц, вырезанный из куска пластика. Видимо, привлекал внимание к сухим завтракам, от которых остались лишь гора пустых сморщенных коробок и ковер мышиного помета.

Проще всего из города было выбираться на запад, по Московскому тракту — благо начинался он рядом. Не давал покоя другой вопрос: что делать, если зона разрушения и смерти не ограничится городской чертой? Лес Егор любил и не раз ходил в одиночные походы на несколько дней. Но одно дело выйти на природу для отдыха и развлечения, и совсем другое — жить там постоянно. По сути, даже не жить, а выживать.

Порванные или изгрызенные в лохмотья пакеты, набитые серой трухой, сухие куриные и рыбьи кости на витринах, на удивление целые бутылки растительного масла и вздувшиеся безобразными буграми, но выглядящие вполне сохранившимися, бумажные пачки с солью…

Откуда-то издалека донесся жалобный вопль. И следом — яростное рычание собак.

Ужас сковал руки и ноги, сердце отчаянно заколотилось в груди.

Еще один живой человек? Еще одна жертва одичавшего домашнего зверья? Считая самого Егора и вчерашнего разорванного псами мужчину, уже третий выживший в опустошенном городе… Была во всем этом какая-то дикая система, но понять, в чем она заключается, Егор пока не мог.

Несмотря на вновь подступивший страх, голод так и не убрал свои жадные щупальца от слипшихся в холодный комок внутренностей.

Егор торопливо двинулся дальше, уже не стесняясь обратной стороной копья выгребать содержимое стеллажей. Бумажные и полиэтиленовые пакеты с остатками чего-то мерзкого на вид он даже трогать не стал. Задержался рядом с чаем и кофе, но потом прошел дальше, понимая: сейчас не до бодрящих напитков. Хотел найти сахар, но, по всей видимости, грызуны нашли его раньше. Тушенку обнаружил в самом темном углу на нижней полке. Егор помнил эти банки с характерным рисунком, которые надоедливая реклама пыталась впихнуть покупателям с обещаниями высочайшего качества продукции, не хуже, чем во времена СССР. Несмотря на то, что рекламе Егор не верил, банки выглядели на удивление целехонькими, без вздутий и повреждений. Каждая из них оказалась покрытой тонким слоем какой-то смазки, похожей на солидол, поэтому на полукилограммовых жестянках не было и пятнышка ржавчины.

При одной мысли о том, что он может взрезать крышку и вгрызться в сочное пряное мясо, Егор чуть не потерял сознание. Но вскрывать банку прямо здесь было нельзя, и причин для этого имелось много. Стиснув зубы и стараясь прислушиваться к происходящему на улице, Егор рассовал по карманам куртки четыре банки, вернулся к стеклянному шкафу, положил за пазуху целую пластиковую бутылку с водой и осторожно подошел к выходу.

На улице было тихо. Легкий ветерок осторожно шевелил листья на огромных тополях и березах, аккуратно покачивал молодые деревца посреди дороги. Собак нигде видно не было. Лишь зловещее темно-красное небо продолжало давить на психику…

Земля под ногами опять ощутимо дрогнула, как полчаса назад. И внутри Егора словно разжалась какая-то пружина. Он побежал. Споткнулся, чуть не выронил бутылку, снова побежал.

Казалось, что он движется очень медленно, едва перебирает ногами, и что-то ужасное вот-вот догонит его. Казалось, что силы уже на исходе. К звучному вою голода, добавились унылые стенания уставших мышц. Пришлось даже притормозить возле урны, затянутой вьюнком, чтобы отдышаться. Но стоило остановиться, как страх с новой силой погнал его домой.

В арку Егор уже не вбегал, а входил, пошатываясь и придерживаясь рукой за стену. Как попал в подъезд и поднялся на свой этаж — не помнил…

Более-менее начал осознавать ситуацию, когда почувствовал божественный аромат тушеного мяса.

Моргнул.

Крышка оказалась частично взрезана и наполовину отогнута в сторону. Еще немного и он вцепился бы пальцами в ароматное содержимое банки, рискуя порезаться… но вдруг вспомнил: после длительного голодания организм может запросто отказаться от грубого угощения. Сил терпеть уже не было. Сдернув с себя куртку, Егор вскрыл бутылку с водой, вытащил из потемневшей раковины кружку и быстро развел в ней подобие мясного бульона.

Жир и мелкие частицы мяса в старой минералке еще вчера — вчера? — наверняка привели бы его к досрочному освобождению желудка, но сейчас Егор пил этот «суп» как самое чудесное угощение в мире. За первой кружкой последовала вторая, а потом он добрел до кровати и отключился еще до того, как сумел толком улечься…

Егору снился заболоченный ночной лес, освещенный полной луной, трясина под ногами и скользкие щупальца, лезущие из покрытых ряской промоин. Холодная жирная грязь, продавливалась между пальцами ног и не давала надежной опоры. Он хватался за тонкие сухие деревца, а щупальца обвивали его изодранные в кровь ноги и тянули вниз, в холодную вековую бездну.

4

Несмотря на кошмары, проснулся Егор заметно посвежевшим и отдохнувшим. Даже ставшая за последнее время привычной беспричинная тревога вроде бы немного отступила.

Он сделал себе еще тушеночного бульона, а чуть погодя рискнул съесть и маленький кусочек мяса. Судя по вкусу, тушенка прекрасно сохранилась, и это означало, что в ближайшее время об источнике пропитания можно было не задумываться.

Больше всего Егора раздражала неопределенность. Он не понимал, что произошло и продолжает происходить с таким привычным когда-то городом, что случилось с его жителями, и, главное, что ему теперь делать. Странные подземные толчки, собаки-людоеды, летаргия — все это никак не связывалось в единую логическую цепь.

За окном по-прежнему царил темный, красновато-сумеречный день, и понять, сколько осталось времени до темноты, было решительно невозможно. Это означало, что еще как минимум одну ночь придется провести в квартире. А утром уже решать, как выбраться за город, избегая пристального внимания голодных собак.

Хотелось снова поесть и лечь спать, но чувство самосохранения подсказывало: для успешной эвакуации за пределы города необходимо осваиваться, привыкать к сложившимся реалиям. У собак нет рук, они не могут лазать по деревьям и не смотрели фильмы про всевозможные уловки, на которые горазд изощренный ум человека. Зато у них полно острых зубов и никаких проблем с аппетитом. Чтобы понять, где проходит граница между возможностями городского человека и одичавшими аборигенами бетонных джунглей, следовало идти на улицу. И получать любой доступный опыт.

К тому же, было бы неплохо оценить масштабы того, что он уже успел увидеть. Не мог огромный промышленный город стать в одночасье заброшенным кладбищем. Не мог в принципе. Правительство обязано было принять какие-то меры: спасти тех, кто сумел выжить, обеспечить карантинную зону.

А может быть, до ближайшей колючей проволоки и блокпостов, совсем недалеко?

Тогда не потребуется долго готовиться и запасаться в дорогу припасами…

Идти не хотелось категорически, но здравый смысл требовал: надо. Так получилось, что к двадцати четырем годам Егор успел вывести для себя несколько простых правил и старался следовать им неукоснительно. Одно из таких правил гласило: желания, продиктованные ленью или страхом, не должны принимать участия в принятии решения.

Еще раз хорошенько все взвесив и пообещав себе, что по возвращении наестся до отвала, Егор облачился в куртку, взял копье и вышел из квартиры.

На улице стояла та умеренная летняя погода, когда и в куртке не жарко, и без куртки не холодно. Егор распахнул штормовку, но снимать не стал.

Двор, поросший травой и кустарником, смотрелся теперь настолько естественно и убедительно, что поднимающиеся со всех сторон к небу многоэтажки уже не казались «хозяевами», рядом с которыми случайно выросло что-то зеленое. Скорее, уродливые коробки, окружившие зеленую поляну со всех сторон, выглядели здесь абсолютно неуместными. Словно, отдав свою территорию на несколько сотен лет в аренду, лес вернулся. И стал по-своему очищать землю от арендаторов.

В траве мелькнуло черное гибкое тело. Змей Егор не особо боялся, тем более в руке у него была длинная палка с острым наконечником, но он решил не рисковать. Отошел в сторону. Не хватало для полного счастья получить укус гадюки.

Сделав круг по двору, он убедился: здесь практически полностью повторяется та же картина, что и на улице. Помимо костей и черепов, хватало трупов, сохранившихся на удивление хорошо.

Наткнувшись на тело знакомого из соседнего подъезда, Егор некоторое время стоял, хмуро вглядываясь в иссохшее и покрытое слоем грязи, но вполне узнаваемое лицо. Впервые появилась мысль, что следовало бы похоронить умерших. Но тут же пришло понимание: ни сил, ни возможностей для этого у него все равно нет.

Казалось странным, что голодное зверье до сих пор не обглодало сохранившиеся трупы. Может быть, не тронутые разложением тела были ядовиты? Или с момента смерти прошло слишком много времени, а хищники просто брезговали падалью? Но в пустом городе некому выбрасывать съедобные объедки… Чем же тогда питалась собачья стая? Птицами? Одичавшими котами?

В собственном дворе Егор чувствовал себя гораздо спокойнее и уверенней, чем на улице. В голову одна за другой полезли жуткие догадки: раз катастрофа случилась внезапно, и никакой эвакуации не было, значит, тело матери тоже может лежать где-то… прямо на улице.

От этой простой и очевидной мысли, внутри все сжалось в болезненном спазме: до этого момента трагедия ощущалась как что-то, оставшееся в далеком прошлом, а изменившийся город воспринимался как альтернативная реальность, из которой хоть и трудно, но можно однажды выбраться. Теперь же вдруг стало предельно ясно, что прошлое никуда не ушло. Оно лишь ждало подходящего момента, чтобы напомнить о себе.

Тело матери следовало найти и похоронить, как положено. Тем более, до ночи еще наверняка много времени. Проблема заключалась в другом. Мама могла находиться где угодно: от десятков магазинов вокруг дома до любых крупных торговых центров. Покупок в тот самый день она планировала сделать много, а это значило, что найти ее останки будет невероятно сложно, если вообще возможно.

Стало заметно темнее. Егор поднял голову и замер.

По алому прямоугольнику неба, обрамленному домами, ползла тяжелая радужно-багровая туча. Двигаясь единым клубящимся сгустком, она переливалась множеством оттенков красного, серого, черного и даже синего цветов. По краям нарядной пушистой окантовкой жались молочно-белые кучевые облака. Часть общего движения в странной туче подчинялась каким-то своим законам: воздушные массы время от времени закручивались спиралью и поднимались вверх, словно перевернутое торнадо. В такие моменты в темных клубах возникала промоина, сквозь которую виднелись яркие пятна. Внутри тучи что-то непрерывно сверкало, но раскатов грома слышно не было.

С трудом оторвавшись от завораживающего зрелища, Егор обошел засыпанный мусором открытый люк канализации и направился к соседнему дому. Там через дворы можно было выйти на улицу, по которой завтра он попытается выбраться на Московский тракт.

Проход между домами густо зарос травой и кустами выше роста человека. Егор в нерешительности остановился. Поверх высоких стеблей репейника и крапивы уже легко просматривался соседний двор, но продираться сквозь зеленый «остров» было страшновато. Перед глазами снова встала пугающая картина: крупный мужчина в болотных сапогах судорожно заряжает ружье, падает на колени, а со всех сторон его рвут в клочья крепкие собачьи зубы. Собаке спрятаться в густой траве проще простого.

Издалека прикатился звук выстрела. Егор непроизвольно посмотрел в ту сторону, словно надеялся увидеть стрелка, и в этот момент в кустах за спиной громко хрустнула ветка. Резко развернувшись, Егор выставил перед собой копье и начал отступать к ближайшему подъезду. Из кустов никто не появился, но верхушки высоких стеблей травы раскачивались так, что было понятно: внизу происходит какое-то движение.

До спасительного подъезда оставалось каких-то пару десятков метров, и Егор бросился бежать. Тут же раздалось азартное рычание, и слева, отсекая дорогу, появился некрупный пес палевого окраса. Он легко обогнал тяжело бухающего кирзачами Егора и оказался перед ним.

Егор резко остановился и со всей силы врезал древком копья собаке по загривку. Ударом зверя аж распластало по земле. С обиженным визгом пес бросился обратно в кусты.

Все произошло так быстро, что Егор даже толком не сообразил, как остался единственным победителем на «поле боя». Сердце гулко стучало у самого горла, вспотели ладони, дыхание было тяжелым, словно он пробежал пару километров, но опасности как таковой больше не было. Псина, проломившись сквозь кусты, завывала уже где-то в соседнем дворе. И, судя по всему, никто не спешил ее утешать и идти разбираться с обнаглевшим двуногим.

Оставшееся расстояние до подъезда Егор прошел быстро, но уже без лишней суеты. Несмотря на бегство противника, имело смысл проявить осторожность. Кроме того, ему пришло в голову, что обзор окрестностей с высотыдвенадцатого этажа может дать намного больше, чем многочасовой обход соседних дворов.

Каждый подъезд в таких домах имел два входа. Один из них позволял пройти к лифтам, а второй открывал путь на лестницу, по которой можно было подняться на любой этаж пешком. Между лифтами и лестницей на каждом этаже был переход, сделанный через специальный балкон. Именно с этих переходных балконов Егор и собирался осмотреться.

Тяжелая металлическая дверь открылась с протяжным скрипом. Егор вошел в темный подъезд и стал подниматься вверх по лестнице. До катастрофы на таких лестницах обычно пахло уродами, чей мочевой пузырь легко захватывал власть над головой. По прошествии многих лет все «канализационные» запахи выветрились, лестница пахла стылым бетоном и пылью. Егор медленно переставлял ноги, стараясь подняться как можно выше, но после шестого этажа устал и вышел на балкон.

В первую секунду у Егора дух захватило от мрачной картины запустения и торжества природы.

Крыши темно-серых хрущевок спального района буквально утопали в зелени огромных деревьев, раскинувших свои кроны повсюду. Небо, не заслоняемое теперь тяжелыми коробками зданий, раскрылось над головой как бесконечная зияющая рана, переливаясь всеми оттенками красного: от слепящего алого света высокого солнца, до темно-бордовых туч у горизонта. На некотором удалении посреди густых крон торчали обгоревшие местами высотки. Темными точками на фоне кровавого неба бесшумно скользили большие стаи птиц.

Передохнув, Егор собрался было подняться на этаж выше, но вдруг заметил слабое движение в квартале от себя. На какую-то секунду в поле зрения появился медленно пробирающийся между кустов человек и тут же вновь пропал из виду.

Сердце ударило в груди бешеным набатом. Позабыв об осторожности, Егор бросился бежать вниз по лестнице. Выбравшись на заросший травой тротуар, он быстрым шагом двинулся в ту сторону, где видел крадущегося человека. Может быть, тому известно, что случилось? А если повезет, он отведет Егора к другим людям…

Поднялся ветер, и на смену тишине пришел мощный шелест листвы. Этот звук заполнил все окружающее пространство, не оставив ни малейшей возможности что-либо услышать.

Егор начал оглядываться по сторонам, крепко сжимая в руках свое копье. Любой зверь мог теперь подкрасться к нему совершенно незаметно: в мелькании колышущихся повсюду листьев он вряд ли бы смог заметить даже слона.

Но вернуться назад Егор теперь не мог. Где-то там, впереди, совсем недалеко, его ждали ответы на вопросы! И шанс на спасение!

Несмотря на разрушительную мощь времени и природы, асфальтовая дорожка все еще выполняла свое основное назначение. Егор бросился бежать по ней насколько хватало сил, стремясь как можно быстрее миновать два ближайших двора и оказаться возле того дома, где он видел человека.

Сил хватило ненадолго. Уже совсем скоро Егор сипел и хватался рукой за правый бок, где противной колючкой поселилась пульсирующая боль. Еще через несколько шагов Егор опустился в густую траву. Перед глазами поплыли темные круги, на лбу выступил холодный пот. Слабость была такой, что в этот момент его можно было начать есть живьем — ничего сделать он все равно бы уже не смог.

Лежа на спине и глядя в красное небо, Егор вдруг понял, что случилось с ним на самом деле. Он просто умер, а его агонизирующий мозг рисует на прощание жуткие картины из преддверия ада. Не могло быть в реальности этого мертвого города. Не могло быть красного неба над головой, мертвецов и костей повсюду, одичавших собак-убийц. Не могло потому, что не могло быть в принципе. И это значило, что делать ничего больше не надо — достаточно лежать так до тех пор, пока мозг наконец не умрет окончательно и не отпустит своего хозяина из этого жуткого мира.

В толстой куртке и сапогах лежать на земле было вполне комфортно, и Егор сам не заметил, как сон одолел его.

Проснувшись, он однако убедился, что продолжает грезить наяву. Ничего вокруг не изменилось. Правда, Егор чувствовал себя намного лучше, хотя и ощущал острый голод.

Искать виденного ранее человека было уже поздно. Егор решил совершить еще одну вылазку к магазину. Теперь, когда сил было достаточно, можно было попытаться найти что-нибудь еще, кроме тушенки.

При мысли о банке тушеного мяса есть захотелось просто нестерпимо, и Егор, размявшись, бодро зашагал в сторону магазина.

Завернув за угол, он увидел закопченную стену и выгоревшее окно на первом этаже. Очевидно, когда-то здесь произошел пожар, а тушить его оказалось просто некому, поэтому горело до тех пор, пока было чему гореть. Другие квартиры, правда, огонь не задел. И, судя по всему, это было редкой удачей: девятиэтажка рядом с магазином выгорела практически целиком — слой сажи на стенах и полностью сгоревшие окна красноречиво свидетельствовали о буйстве разыгравшейся здесь некогда стихии.

С этой точки улица еще больше походила на узкий каньон. С одной стороны «каньон» задирался вверх, достигая наивысшей точки где-то в районе моста над Московским трактом. С другой — упирался в жилые многоэтажные здания, выстроенные между поворотом дороги и пляжем Визовского пруда. На столбах уныло висели обрывки проводов. Высоко в небе продолжали кружить птицы.

В магазине Егор первым делом напился воды, вскрыл банку тушенки и наконец-то достаточно плотно поел. Сыто отдуваясь, обошел магазин по периметру, заглянул в подсобные помещения, проверил кабинеты. Везде было одно и то же: масса костей, ветошь и хорошо сохранившиеся трупы. Это уже почти не пугало, стало привычным в новом мире.

Набив карманы куртки тушенкой и положив за пазуху две бутылки с водой, Егор решительно вышел из магазина. Страх перед собаками отступил на задний план. Появилась уверенность, что даже от стаи он успеет убежать или спрятаться. В крайнем случае, пустит в ход свое копье… Хотя — лучше убежать, учитывая случай с загрызенным мужчиной.

План действий на ближайшее время оформился словно бы сам собой. Первым делом — занести припасы домой, потом начать целенаправленно искать выживших. А заодно и мать. Вдруг она тоже уцелела?..

Но не успел Егор отойти от магазина, как увидел давешнего человека. Тот медленно шел по улице, постоянно оглядываясь по сторонам. Это был коренастый, абсолютно лысый мужчина, лет тридцати пяти от роду. Одет он был в клетчатую рубаху с длинными рукавами, джинсы и тяжелые ботинки.

Егор замер и несколько секунд не мог сдвинуться с места. От радости перехватило дыхание. Наконец-то все его злоключения подошли к закономерному концу!

Егор сорвался с места и со всех ног побежал навстречу лысому.

— Эй! — кричал он на ходу. — Я здесь! Эй! Подождите меня!

Незнакомец повел себя странно. Услышав человеческий голос, он сунул руку за пояс и вытащил короткий топорик, после чего прижался к стене дома и подозрительно уставился на Егора.

— Я спал… каким-то… летаргическим сном! — продолжал кричать Егор. — Помогите мне выбраться отсюда!

Незнакомец расслабился. Убрал топорик за спину и двинулся навстречу Егору.

— Не ори, — сказал он неожиданно грубым голосом, буквально ощупывая Егора взглядом с ног до головы. — Собак привлечешь. Тогда худо будет.

— Хорошо, — с готовностью сказал Егор, останавливаясь в паре шагов от незнакомца. — Вы знаете, что случилось? Знаете, как отсюда выбраться?

— Недавно, говоришь, проснулся? — вместо ответа спросил незнакомец, оценивающе разглядывая копье Егора. — Еду какую-нибудь нашел?

— Да, вон в том магазине было немного тушенки, — смущенный страной реакцией первого обнаруженного живого человека, сказал Егор. — Я почти все оттуда забрал, но если хотите, могу поделиться.

— Да зачем делиться, — легкомысленно сказал незнакомец, — не надо.

Он протянул руку, взял Егора за отворот куртки и неожиданно дернул к себе. А потом сильно ударил головой в лицо.

Удар оглушил Егора. Он упал на землю. От боли перед глазами поплыли темные пятна, а незнакомец тем временем стал деловито шарить у него по карманам и за пазухой, вытаскивая воду и тушенку.

— За что? — простонал Егор корчась от боли и прижимая ладони к разбитому лицу. — Я бы и так все отдал, только помогите мне…

— Дурак, что ли? — насмешливо донеслось уже откуда-то издалека. — Не те времена. Сейчас каждый за себя.

— Какие времена? — закричал Егор, отнимая мокрые руки от лица и стараясь разглядеть незнакомца, но того уже и след простыл.

Не обращая внимания на кровь, капающую из разбитой брови и сочащуюся из носа, Егор пошарил руками в поисках своего оружия. Копье пропало вместе с незнакомцем.

— Вот гад! — в сердцах сказал Егор, сжимая рукой дубинку, которой грабитель, видимо, побрезговал.

Сохранился и нож, заткнутый сзади за пояс. Но дубинкой и ножом даже от одного пса непросто отбиться.

Яростный собачий лай, донесшийся издалека, заставил Егора подняться на ноги. Возвращаться домой без воды не хотелось: наверняка скоро снова замучает жажда. Да и еду теперь следовало поискать заново. Поэтому Егор насколько мог быстро пошел обратно в магазин.

В голове царил сумбур. Болел разбитый нос и рассеченная бровь. На душе было мерзко и тоскливо. Человек, которому он так обрадовался, даже не пытался с ним ни о чем говорить. Он ударил и ограбил просто так, без причины. А точнее, по причине, о которой Егор даже не хотел думать. Но настырные мысли не давали шанса уклониться от неизбежных выводов.

Человек появлению Егора не удивился. Значит они примерно в равных положениях: он не спасатель и не представитель властей. Человек не побрезговал едой и примитивным оружием. Значит, с ресурсами у него те же проблемы, что и у самого Егора. А это, в свою очередь, означало, что ничем помочь он Егору все равно бы не смог, даже если бы захотел. Человек вел себя как зверь в лесу. А закон джунглей одинаков что в уральских лесах, что в африканской пустыне. Поскольку теперь выживают сильнейшие, то следовало либо стать одним из них, либо готовиться к тому, что в следующий раз за банку тушенки можно получить не удар в голову, а нож в живот. И если вся предыдущая жизнь требовала контактности, вежливости и умения находить общий язык, то теперь следовало в первую очередь стать осторожным и недоверчивым. А при необходимости — суметь нанести удар.

Короткий порыв ветра принес запах тухлятины. Собачий лай приблизился. Егор проворно поднялся на низенькое крыльцо и нырнул в сумрак торгового зала. От входа он приметил на верхних стеллажах знакомые пластиковые коробки — сухую лапшу быстрого приготовления Егор узнал бы даже на ощупь. Подойдя вплотную к стеллажам, он легко дотянулся до верхней полки и снял пару коробок. Бросив дубинку на нижнюю полку, покрутил коробку в руках, прислушиваясь к пересыпанию сухих лапшинок внутри. Горячей воды у него не было, но, если не торопиться, для замачивания сойдет и холодная.

В этот момент на улице, совсем рядом с магазином, послышался шорох лап и озлобленное рычание. От страха Егор выронил коробки, судорожно огляделся по сторонам. Заметив полупустой шкаф с прозрачной дверцей, он рывком открыл его, выгреб какой-то мусор и залез внутрь. Скрючившись, закрыл за собой дверцу. И буквально через пару секунд в дверном проеме магазина появился собачий силуэт.

Егор замер, боясь неосторожным движением привлечь внимание зверя. Пес принюхался и вошел в магазин. Егор прикрыл глаза и наблюдал за животным из-под полуопущенных ресниц. Внутри медленно, но мучительно копилось желание сделать глубокий вдох.

Шорох собачьей свары, приглушенный дверцей шкафа, становился все тише, удалялся, но пес не спешил вернуться на улицу. Опустив морду к полу, он начал сосредоточенно вынюхивать что-то, медленно двигаясь к стеллажу, откуда Егор только что доставал лапшу. Судя по всему, зверь чуял запах человека и пытался теперь его найти. Делая мелкие вдохи, Егор старался оттянуть тот момент, когда удушье заставит его пошевелиться. Собака медленно приближалась к его укрытию.

Несмотря на прикрытые глаза, Егор хорошо разглядел зверя. Черный в рыжих подпалинах пес, судя по форме туловища и морде, явно вел свою родословную от добермана, хотя и выглядел более массивным. Больше всего пугало выражение собачьей морды: не было заметно ничего даже близко похожего на одомашненного «друга человека» — по магазину бродил самый настоящий дикий зверь.

Чуткий нос привел пса к шкафу с прозрачной дверцей. Егор застыл, боясь сделать даже маленький вздох. Пес поднял узкую морду и внимательно посмотрел на тело внутри шкафа. Нож находился за поясом, поэтому быстро вытащить его, резко открыв дверь, было невозможно. Дубинка осталась лежать на полке стеллажа. А если животное решит подождать? Скоро в шкафу будет просто нечем дышать…

В груди гулко бухало сердце. Измученные удушьем легкие все сильнее требовали плюнуть на опасность и сделать глубокий вдох. Егор понял: еще несколько секунд и он не выдержит! Ощутив, как на смену тяжелому страху надвигается слепая паника, он постарался представить, что не сидит в стеклянном шкафу, готовясь стать обедом для дикого пса, а ныряет с друзьями на дно бассейна на спор: кто дольше продержится под водой.

Страх отступил, боль в груди хоть и не уменьшилась, но казалась вполне терпимой, и даже сердце слегка угомонилось…

Внезапно что-то изменилось.

Странное ощущение на коже, словно кто-то вдруг протащил Егора сквозь шелковую простыню, заставило его вздрогнуть и открыть глаза. Жалобно поскуливая и нелепо суча лапами, собака валялась на полу. Секунда-другая, и ощущение прошло. А зверь с обиженным рычанием поднялся на ноги и стремглав выбежал из магазина.

Егор позволил себе несколько раз глубоко вдохнуть, но еще несколько минут не решался открыть дверь. С улицы больше не доносилось ни звука.

Нежданное спасение могло нести куда большую угрозу, чем собачьи зубы. Ничего подобного Егору раньше ни чувствовать, ни видеть не приходилось. Поэтому, лишь слегка приоткрыв дверь, чтобы впустить свежего воздуха, он продолжал сидеть, готовый при первых признаках опасности немедленно закрыться изнутри.

Но больше ничего особенного не происходило. Странное ощущение не повторялось, собак не было слышно.

Мысли Егора сами собой вернулись к лысому мужчине в клетчатой рубашке. Лицо болело уже значительно меньше. Гораздо мучительнее оказалось ощущение обманутых надежд и обида. Человек, от которого Егор ждал помощи, повел себя как обыкновенный грабитель.

Еще один проснувшийся? Сильно оголодал, не сумев добыть пропитание? Верилось слабо, тем более, что изможденным мужчина совсем не выглядел. Его жесты и движения были настолько уверенными, словно лысый проделывал эту операцию регулярно. И это означало: как минимум для одного человека в мертвом городе не действовали никакие законы, кроме закона джунглей.

Немного подождав, Егор осторожно выбрался наружу, забрал несколько коробок с лапшой, единственную оставшуюся банку с тушенкой и бутылку воды. Потом взял в руки дубинку и вышел на улицу. Хотелось все тщательно обдумать, но погружаться в мысли в незащищенном месте было опасно.

Кровь на лице успела засохнуть и теперь неприятно стягивала кожу. Умываться прямо на улице Егор не рискнул и решительно направился к дому. Но, сделав несколько шагов, остановился.

Собачья стая расположилась на отдых рядом с аркой, через которую он собирался пройти. Можно было попытаться проскользнуть обратно дворами, но здравый смысл подсказывал, что так тоже лучше пока не делать. Ведь пустующих квартир вокруг полно…

До ближайшего высотного дома было рукой подать. Егор просто вошел в подъезд и поплотнее прикрыл за собой металлическую дверь.

5

С балконов этого дома можно было осмотреть прилегающие кварталы — как в сторону Московского тракта, уходящего на запад, так и в сторону Верх-Исетского пруда. Егор стал медленно подниматься по лестнице. На площадке третьего этажа ему пришлось переступать через груду тряпья, под которым угадывалось женское тело. Никаких особых эмоций ни хорошо сохранившиеся, ни обветшавшие человеческие останки больше не вызывали — стали привычным зрелищем.

Добравшись до десятого этажа, Егор остановился. Ноги подрагивали от перенапряжения, по лицу стекал пот.

Егор отдышался и выбрался на обзорный балкон. Вскрыл пластиковую упаковку и залил сухую лапшу минералкой. Потом неловко взрезал ножом банку тушенки, подготовив все необходимое для торжественного обеда. Умываться пришлось одной рукой, стараясь не задевать опухшую бровь и побаливающий нос.

Только смыв с лица кровяные сгустки, Егор поднялся в полный рост, оперся руками на ограждение и посмотрел вниз. С такой высоты масштаб катастрофы поражал еще сильнее. Век не знавший войны город выглядел так, словно пережил налет штурмовой авиации. Повсюду виднелись следы пожаров и обрушений. Зеленое покрывало густой растительности, стыдливо прикрывающее обожженные раны городских кварталов, только подчеркивало опустошение.

Город нельзя было назвать безжизненным. В красном небе кружили стаи птиц. Внизу, через несколько дворов от высотки, куда забрался Егор, виднелась большая стая рыжих собак, неспешно обследующих огромное скопление ржавых автомобилей. Еще одна стая расположилась на отдых недалеко от знакомой арки.

Вдали поблескивала гладь Верх-Исетского пруда. Огромное количество воды, которую наверняка можно пить и в которой совершенно точно можно помыться. А дальше, на другой стороне пруда, в районе Сортировки, в небо поднималась тонкая струйка черного дыма.

Снова люди. Как минимум, один человек. Слишком много живых людей в мертвом городе. Как сказал незнакомец, что ударил и ограбил его? «Не те времена»? Что он хотел этим сказать? Что теперь так везде, и лишь малому числу людей удалось выжить?

Егор снова попытался в подробностях восстановить короткую встречу с незнакомцем — ему хотелось извлечь из этого события максимум информации…

В первый момент человек испугался. Значит, уже имел негативный опыт общения с другими, более агрессивными, людьми. И кое-чему у них научился. Был он небрит, но без бороды — значит, оторван от цивилизации был недавно. Рубаха, в которую он был одет, слабо походила на повседневную одежду аборигена, долго живущего в развалинах и вынужденного опасаться нападения собак. Значит, он где-то взял одежду недавно. Продуктовых магазинов, подобных тому, где побывал Егор, в округе было немало, но незнакомец предпочел отобрать еду, а не искать самостоятельно. Значит, с большой долей вероятности, просто не хотел терять время. Может быть, уносил ноги из города?

С каждым новым выводом в голове постепенно достраивалась какая-то логичная схема. Егор уже ощущал ее очертания, понимал, как начинают складываться в закономерную последовательность отдельные ее части. Но целостное видение всей системы разом не приходило. Словно для завершения мозаики не хватало еще какого-то — может быть всего одного, но зато самого важного — факта.

— Э-э-э-эй! — донеслось снизу. — Есть кто живой? Эгей, живы-ы-ы-е есть?

В хриплом мужском голосе слышалось столько муки и одиночества, словно человек был на грани отчаяния. Но главное, судя по интонациям, крикун был мертвецки пьян.

Егор опасно перегнулся через перила. Голос показался ему знакомым, но занятый собственными размышлениями, он не сразу сообразил, кто может так громко и с таким пьяным надрывом, орать. А когда сообразил, чуть не перевалился через перила балкона.

В тот же момент его единственный друг детства Макс Обрезкин появился на дороге перед магазином.

Несмотря на приличное расстояние, Макса Егор узнал сразу. И не только по силуэту и походке. Именно в этой ярко-синей рубахе тот заходил в последний вечер перед катастрофой, пытаясь заманить приятеля в ночной клуб. В клуб Егор не пошел и Макс, как, впрочем, в большинстве случаев, отправился туда один.

— Да кто-нибудь! — с отчаянием в голосе заорал Макс, останавливаясь между двумя молодыми деревцами и хватаясь за них руками.

Егор уже хотел было окликнуть товарища, как вдруг заметил оживление в собачьей стае возле арки. Звери услышали человеческий голос и теперь смотрели в сторону улицы, откуда в их сторону и двигался Макс. Они его еще не видели, но уже готовы были сорваться с места, ориентируясь на звук.

Крик застрял у Егора в глотке. Схватив дубину, он побежал вниз по лестнице.

Сердце отчаянно колотилось в груди, перед глазами в безумной пляске мелькали бетонные ступени. Несколько коротких минут отделяли жизнь Макса от судьбы растерзанного псами человека с ружьем.

«Помолчи, Макс, не ори больше», — мысленно взмолился Егор, длинными прыжками преодолевая лестничные пролеты.

Но Макс его молитвам не внял. Минуя второй этаж, Егор отчетливо слышал, как приятель с пьяной слезой в голосе завопил на всю улицу:

— Да куда ж вы, гады, подевались-то все?!

Подъездную дверь Егор распахнул плечом. Минуя ступени, прыгнул с высокого бетонного крыльца. Разом охватил взглядом заросшую кустами и травой площадку перед домом, пьяного приятеля, поворачивающего голову на скрип двери, и собачью свору, неторопливой рысью выворачивающую из-за остова трамвая на перекрестке.

— Сюда! — рявкнул Егор, бросаясь к другу.

— О, наконец! — довольно объявил Макс и плюхнулся на землю. — Знал, что ты меня не бросишь…

— Вставай! — заорал Егор, налетая на товарища и дергая его за воротник.

Треснуло, и в руке Егора оказался кусок обветшавшей синей ткани.

— Ты чего? — изумился Макс, но Егор уже схватил его за руку, дернул на себя и потащил к спасительному подъезду.

Собаки не спеша расходились полукругом, отрезая людям путь к отступлению.

— Да погоди ты! — рванулся Макс. Высвободил руку и остановился, пьяно покачиваясь. — Куда тащишь? Давай поговорим…

— Разговорчики! — заорал Егор первое, что пришло в голову. — За мной, бегом!

И снова поволок Макса за руку.

Собаки прибавили ходу. Набегающая широким полукольцом стая привела Егора в ужас. Заметил зверей и Макс: слабо охнув, он перестал сопротивляться и даже подтолкнул взлетающего по крыльцу Егора.

Первая собака в два прыжка оказалась на крыльце в тот момент, когда друзья начали закрывать за собой дверь. Зверь просунул между дверным полотном и косяком лапу и оскаленную морду. В левой руке Егор по-прежнему сжимал дубинку. Не задумываясь, он треснул ей по собачье морде, да с такой силой, что выронил, не удержав, а Макс тут же топнул по лапе ногой. Зверь взвыл и убрался из проема. Тяжелая железная дверь гулко ударилась о косяк. Егор навалился на нее.

Снаружи раздался скрежет собачьих когтей.

— Погоди, — почти трезвым голосом сказал Макс, поднимая с пола дубинку.

Он сорвал со стены свисающий провод и ловко примотал им дубинку к ручке двери. Велел:

— Отпускай. Такой засов сложно сломать.

Просунутая под ручку и закрепленная дубинка действительно не давала двери открываться наружу.

Несколько секунд друзья смотрели друг на друга. Потом крепко обнялись.

— Как же хорошо, что я тебя нашел, — со слезой в голосе бормотал Макс. Видно, не до конца еще отпустило. — А то куда ни плюнь — одни мертвяки да кости. Думал уже, что сам помер.

Егор не стал уточнять, кто кого нашел. В беспросветном тоскливом одиночестве Макс появился как хороший знак от неведомого ангела-хранителя. Пьяный, чуть не ставший обедом, настоящий. Одним фактом своего появления давший больше сил и надежды на спасение, чем любая еда, вода или оружие.

Осознавая, как крупно им обоим только что повезло, Егор едва сам не расчувствовался.

— А теперь рассказывай, что тут творится, — потребовал Макс, отстраняясь и глядя на Егора осоловевшими глазами.

Он здорово похудел и словно бы даже высох, черты лица заострились, стали блекло-серыми, но в остальном это был все тот же неугомонный Макс, способный на идиотские поступки даже в самых неподходящих обстоятельствах.

— Вот бы мне кто сперва рассказал, — проговорил Егор, хмурясь. — Пошли, у меня что-то вроде штаба на десятом этаже.

Егор насколько мог быстро зашагал вверх, рассчитывая, что, поднявшись следом, Макс немного протрезвеет. С одной стороны, объясняться с приятелем, пока тот был под градусом, не хотелось. С другой же — от радости, что теперь он не один в этом кошмаре, хотелось бежать вприпрыжку.

Макс его энтузиазма не разделял. Пока товарищ полз до десятого этажа, Егор успел замочить две порции лапши с тушенкой. Сам к еде не прикасался, ждал.

— Ничего себе марш-бросочек, — простонал Макс, вползая на балкон. — Ох, башка-то как трещит! Зачем так высоко забрался? Нельзя было на первом этаже штаб устроить?

— Ешь, — коротко сказал Егор, двигая к другу пластиковую коробку с размокшей лапшой.

— Ну и параша, — фыркнул тот, брезгливо разглядывая куски жира вперемешку с размокшими лапшинками. — А вилка есть?

— Ага. С вензелями, — ядовито сказал Егор. — Не хочешь жрать — давай обратно.

— Спокойно, — с достоинством ответил Макс и запустил в лапшу пятерню. — Ты мне одно скажи: что случилось с этим долбаным городом? Или, может, что-то случилось с моими мозгами? Иначе какого хрена я вижу этот долбаный похеренный город?

— Не знаю, — ответил Егор. Взял вторую порцию лапши и последовал примеру друга.

Несколько минут они ели в тишине, нарушаемой лишь сопением, чавканьем и прихлебыванием.

— Что за фигня с небом? — спросил наконец Макс, отрываясь от лапши. — Чего оно… красное?

— Рассказывай, что помнишь, — сухо сказал Егор. — Может и разберемся, что к чему.

История Макса оказалась простой…

В ночной клуб он заявился рано. Выдул бутылку виски и всю ночь отчаянно веселился, мотаясь от танцпола к столикам случайных знакомых и обратно. Ближе к утру организм не выдержал очередной дозы спиртного, и Макс отрубился прямо у стойки бара. В клубе его знали как завсегдатая и хорошего знакомого хозяина заведения, такие фокусы он выкидывал не в первый раз, и, как правило, охрана просто оттаскивала его в тихий угол, где он мирно дрых до обеда. Поэтому, очнувшись в темноте на кушетке, Макс сперва даже не заподозрил подвоха. Желтое свечение, несколько минут исходившее от рук, принял за похмельные галлюцинации. Он даже умудрился воспользовался этим слабым источником света, чтобы найти бутылку коньяка в подсобке…

— Руки просвечивали, вроде как если мощный фонарь приложить? — уточнил Егор, вспоминая собственные переживания.

— Ну да. Я сперва струхнул малость, — признался Макс. — Потом подумал, что мерещится. Но ведь светило нормально! Пузырь нашел в два счета.

Списав плохое самочувствие на тяжелое похмелье, Макс вскрыл коньяк и «полечился» прямо из горлышка. Потом какое-то время снова валялся в отрубе. А когда наконец решил явить себя миру, выяснилось, что мир Макса не дождался…

— Обычно похмелье бывает внутри, — пробормотал Макс, приподнимаясь над перилами балкона и обводя окрестности мутным взором. — А тут — бац! — и оно уже вокруг.

Обнаружив в клубе трупы, Макс вообразил, что случайно выжил при атаке террористов. Основательно струхнув, он на всякий случай выбрался на улицу с поднятыми руками. Но никто не спешил принять выжившего в карету «скорой помощи» или хотя бы в недра полицейского «лунохода». Улицы оказались пусты и заброшены, дома частично разрушены, сотовая связь не работала…

— Вот уж когда я всерьез решил, что всё, допился, — сказал Макс, откладывая в сторону пустую пластиковую коробку из-под лапши. — Кто-то ведь допивается до зеленых чертей и розовых слонов. А я вот… до города после инопланетного вторжения.

— Это, кстати, вариант, — медленно проговорил Егор. — Хотя пока никаких инопланетян я не видал.

— А кто это тебя так приласкал? — спросил Макс, показывая пальцем на опухшую бровь.

— Не важно, — отмахнулся Егор. — Значит, ты проснулся, почувствовал себя плохо, остаканился, снова вздремнул, а потом вышел на улицу и — ко мне?

— Не сразу, — мрачно ответил Макс. Сморщился: — Подташнивает, блин. Чем ты меня накормил? Ну и отрыжка. Фу-у-у… Сперва домой пошел с перепугу. Только… нет больше дома. Выглядит так, словно взорвали его изнутри: один каркас, вокруг куча обломков и мусора. А сверху трава растет. Я три раза кругом обошел, думал, заблудился с бодунища… Хорошо хоть мать с отцом с Нового года на северах. Не знаю, как им объяснить, когда в гости приедут.

Егор не стал ничего комментировать, давая Максу самому дотумкать, что приезд его родителей откладывается на неопределенный срок.

— Блин, — родил Макс через минуту. — Если везде такая хренотень, то… — Он немного помолчал, затем продолжил: — Ну вот, дома больше нет. И на улицах никого нет, только тела кругом и кости. Да зверье воет то и дело. И еще такое осчусч… ощущение… В общем, мне показалось, что стреляли где-то. Вот и решил к тебе податься. А чтоб не страшно было, бутылку по дороге и допил…

— Где шел — везде одно и то же? — спросил Егор. — Как здесь?

— Один в один, — уверенно заявил Макс, делая широкий жест рукой. И вдруг, словно прозревая, спросил: — А чего столько травы на улицах и деревья везде, а? Тачек ржавых кругом — умотаться. Блин, а ты чего?

— А чего я? — встревожился Егор.

— Чего так похудел?

— Похудел — это ерунда. Тут почудесней дела творятся. Трупы, которые не гниют, тебя не смущают? — риторически спросил Егор.

— Так, может, это и не трупы вовсе? — брякнул Макс. — Если весь мир в похмелдозе, то, может, они еще того… протрезвеют и очухаются.

Егор уставился на товарища, как на привидение. Недостающее звено встало на свое место, разом высветив большой кусок мозаики, на которую рассыпался мир после пробуждения.

— Обрезкин, ты голова!

— Пока еще, скорее, башка…

Егор поднялся на ноги и посмотрел вниз. Если предположить, что этот странный летаргический сон разом накрыл большую площадь, а хорошо сохранившиеся трупы — вовсе не трупы, а спящие люди, которые могут при определенных условиях проснуться, всё становится на свои места. Ну, может быть, не совсем на свои, но уж точно близко к тем, где должно стоять.

— Ты понимаешь, что это значит? — взволнованно сказал Егор. — Город не погиб! Мы просто… все… уснули. Все разом, понимаешь! И, раз мы с тобой прочухались, значит, остальные, наверное, тоже скоро проснутся!

— Насчет «скоро» — не уверен…

— Погоди ты! — Егор поймал еще одну ускользающую догадку. — Девушка… Под аркой лежала девушка, а потом исчезла. Может, она просто-напросто проснулась и ушла?

— Девушка — это хорошо, — вяло согласился со своими собственными выводами Макс. Зевнул.

— Да погоди, не спи, — торопливо сказал Егор. — Это ведь все меняет!

— Ничего это не меняет, — скептически отмахнулся Макс. — Догадки сплошные… С чего бы вдруг всем разом взять и уснуть? Почему собаки и воронье не спят?

— Не знаю, — слегка охладевшим тоном продолжил Егор. — Но это неважно. Может, на нас воздействовала какая-то внешняя сила? Судя по всему, это произошло внезапно и очень быстро. На улицах не видно следов паники. Тела лежат в совершенно естественных позах. Много аварий случилось, вспомни. Это значит, что водители тоже мгновенно отрубились. Ну, представь себе: все как обычно, течет себе жизнь, и вдруг — раз! — и все мгновенно засыпают! Я не знаю, что могло так подействовать, современной науке подобные явления вроде бы неизвестны, но, судя по тому, что мы видим, именно так все и было. По крайней мере, такая гипотеза многое объясняет!

— Думаешь, все-таки инопланетяне? — уточнил Макс. И воинственно добавил: — Надо бы «калаш» где-нибудь нарыть и пару «цинков» с патронами. Дадим зеленым чертям прокашляться.

— Не факт, что черти тебя еще ждут, — сказал Егор. — Посмотри вокруг внимательнее. Мы с тобой провалялись во сне лет пятнадцать, не меньше.

— С бутылки вискаря или гипноза каких-то там инопланетян? — удивился Макс. — Чепуха. Я отчетливо помню, как заходил к тебе перед клубом. Это вчера было… Ну, то есть, наверное, уже позавчера. — Он почесал в затылке. — Согласен, мог упустить и пару дней, но уж никак не дюжину лет.

— Отключай уже дурку, — хмуро посоветовал Егор, — включай мозги. Через асфальт трава с кустами проросла. Полно высоких деревьев, которых раньше не было. Они за пару дней не вырастут. Машины сгнили. На трупах… то есть, на телах этих… спящих — слой грязи. Состояние вещей, обветшавшие квартиры и магазины… Дикие собаки на улицах… Все выглядит так, словно людей здесь не было очень много лет. Может быть, даже не пятнадцать, а все двадцать.

— Это что, мне теперь уже сорок три? — хмыкнул Макс. С сомнением пощупал себя за бока. — Да не-е-е… Вроде все, как было — не чую груза лишних лет.

— Ладно, — не поддержал сарказм товарища Егор, — будем считать для простоты, что в конце июля две тысячи шестнадцатого года произошло некое событие. Пока не важно, какое. — Он говорил, продолжая глядеть вниз, где возле подъезда бегали собаки. — И это событие погрузило жителей в летаргический сон. Внезапно. Всех разом. Что случится, если все люди в городе одновременно потеряют сознание?

— Хреново будет, — твердо сказал Макс и приложился к бутылке с водой. — Где ты эту дрянь взял? Лучше б пивка…

— Едущие машины — это аварии, — продолжил Егор вслух складывать мозаику. — Тысячи водителей погибнут от столкновений, а сотни пешеходов — под колесами. В домах, кафе и ресторанах, на заправках и подстанциях, да много где еще начнутся пожары. Чуть позже работающие заводы, фабрики, электростанции без присмотра превратятся в пепелища, некоторые — с выбросами ядовитых веществ. Люди, работавшие с опасным инструментом или на станках, с большой долей вероятности получат смертельные травмы. Начнут падать самолеты, дотянувшие до места назначения на автопилоте… Представляешь пассажирский самолет, вламывающийся в жилые кварталы? А если их будет десяток?

Егор говорил первое, что приходило в голову, а перед глазами стоял перекресток, забитый сплющенными ржавыми автомобилями, закопченные от пожаров здания, оборванные провода. И бесконечные ряды человеческих тел в полуистлевшей одежде, скрюченных в самых разных позах и покрытых толстым слоем грязи…

— Звери-то, судя по всему, не вырубались. Чисто теоретически, через пару дней после такой беды обычные домашние собачки и кошки будут вынуждены есть… что угодно. В противном случае, их ждет голодная смерть. Только вот… почему зверье до сих пор не сожрало всех нас?.. В любом случае, голод быстро заставит питомцев выбраться из закрытых помещений и приучит жрать все что угодно, в том числе — друг друга. А потом в городе появятся дикие звери. Это неизбежно. В борьбе за жизнь выживут только самые сильные, быстрые и приспособленные к новым условиям…

— Слушай, хватит, — прервал Егора Макс. — И так не по себе, а тут еще твои страшилки.

— Это не страшилки. Похоже, именно так все и было.

— Угораздило же попасть в такое… в такой бедлам, — проворчал Макс. От него все так же сурово несло перегаром, но голос уже звучал трезво.

— Боюсь, это далеко не все, что случилось, — негромко сказал Егор. — Зверье-то нас не погрызло. И я не знаю, как объяснить, почему мы не погибли зимой… зимами… В человеческом организме столько жидкости, что… — Егор помолчал, вновь теряясь в догадках. — Я уж не говорю про обморожение… Попревращались бы в ледышки.

— Может, и превращались. — Макс сплюнул вниз.

— Совсем тебе в десантуре мозги об землю поотбивало. — Егор забрал у Макса воду. — При замерзании каждая живая клетка становится похожей на стеклянную бутылку с водой. Что лед делает с бутылкой?

— Разрывает на фиг.

— Вот и с клетками то же самое. Расперло бы тебя изнутри кровавым льдом.

— Так, это, — Макс с легким испугом взглянул на собственные ладони, — не расперло вроде.

— Не расперло, — вынужден был согласиться Егор. — Я не знаю, как объяснить свечение под кожей, когда мы проснулись. У меня ведь оно тоже было, как и у тебя. Я не понимаю, откуда взялось это красное небо. Почему никто не предпринимает никаких мер — тоже не врубаюсь. Власти, полиция, они ведь должны что-то делать… Но то, что случилось с людьми, кажется, объясняется именно летаргией. Это не причина произошедшего, а следствие. И тогда получается, что… все эти люди на улицах — живые. И они, наверное, должны когда-нибудь проснуться.

— Ты это уже говорил. — Макс снова плюнул вниз. — Но, кажись, теперь я тоже начинаю проникаться.

Потрясенный собственной догадкой, Егор удивился, как такой очевидный вывод не пришел ему в голову раньше.

— Валить отсюда надо. И как можно быстрее, — выдал Макс после паузы.

— Да, я собирался из города уходить. Но теперь не уверен, — медленно ответил Егор. — Сам подумай: нормальная жизнь возможна лишь там, где есть люди. И раз город только спит…

— Это всего лишь догадка.

— Логичная догадка. Все объясняющая догадка. И весьма значимая, если те, кто сейчас у власти, примут ее во внимание… — Егор осекся. Поправился: — Ну, кто-то же должен быть у власти.

— А если ты ошибаешься, и все эти люди мертвы? — жестко спросил Макс. — Если они не гниют потому… ну я не знаю… может, они чем-то там пропитаны насквозь, и не гниют.

— Мы бы тогда тоже умерли.

— А черт его знает, кто мы теперь такие. И сколько нам осталось.

Егор не нашелся что ответить.

— Валить надо, — уверенно повторил Макс. — Подальше. Обустроиться в заведомо чистом месте. Начать робинзонить понемногу, благо много чего сохранилось. Разобраться, чем мы отравлены, или что там, блин, с нами стряслось… А уж потом искать, с кем своими гениальными догадками делиться.

— Думаешь, так легко будет выбраться из города? — с усталой усмешкой спросил Егор. — Видел, сколько хищников хотят тобой полакомиться?

— Ха, это собаки, что ль, хищники! Ну-ну, — презрительно бросил Макс.

— Зря бравируешь. Человека рвут на куски в считанные секунды. Я сам видел.

Оба невольно посмотрели вниз, где возле подъезда продолжали сновать черные и рыжие звери.

— Не выпустят они нас до темноты. Чуют, — сказал Егор. — Надо переждать.

— Лады, — согласился Макс, зевая. — Но пережидать надо с комфортом. Можно считать, что теперь все здесь наше. Давай пока найдем подходящую квартиру да как следует отдохнем. А то спать охота, словно лет тридцать не дрых.

6

На ночь решили обосноваться этажом выше, где обнаружилась открытая квартира с уцелевшими стеклами в окнах. Хозяина квартиры, крепкого мужчину лет пятидесяти, катастрофа застала в тот момент, когда он возвращался домой из магазина. В большом пластиковом пакете, лежащем рядом с телом, виднелась какая-то сухая буро-зеленая масса и разбитая водочная бутылка.

Егор предложил занести мужчину в квартиру, но Макс возразил: мол, этому человеку все равно где лежать, а они себя будут чувствовать неуютно рядом с хоть наверняка и спящим, но все же практически безжизненным телом. В итоге, хозяина квартиры положили у стены в коридоре.

Обстановка внутри обычной двушки, оказалась стандартной. Относительно неплохо сохранились диван, кровать и кресла. Пол, застеленный толстым ковровым покрытием, практически не пострадал. Сносно смотрелись шкафы и стол на кухне. На полках обнаружилась небольшая коллекция книг: преимущественно техническая литература и справочники. Телевизор в углу выглядел так, словно и до катастрофы им долгое время не пользовались.

Макс лег на кровать и через минуту уже захрапел. Егор же проверил шкафы на кухне и к огромной радости обнаружил несколько банок тушенки, большой нераспечатанный пластиковый мешок сахара и полиэтиленовый пакет с макаронами. В трехлитровой банке с наклейкой «рис» виднелась только серая труха и огромное количество каких-то дохлых жучков. Несколько вздутых консервов не вызывали желаний проверять на вкус их содержимое. Деревянный ящик в углу был когда-то наполнен овощами: всё, что не успело сгнить после катастрофы, проросло, попыталось выбраться на подоконник поближе к солнцу, но долго не протянуло, да так и засохло длинными ростками, словно щупальцами вцепившись в серый пластик окна.

Лоджия выходила на противоположную сторону дома. В отличие от многих квартир вокруг, она не была застеклена и Егор, выбравшись осмотреться, замер, пораженный жутковатой и величественной картиной уходящего дня.

И без того огромное красное солнце, налилось мутной темнотой, расплющилось о жесткий горизонт безобразной лепешкой и, завернувшись в легкую кисею из полупрозрачных облаков, оглядывало напоследок безлюдный город.

Вышки многоэтажек тоскливо смотрели вслед солнцу черными провалами оконных проемов. Дома пониже давно утонули в тени деревьев, и только редкие светлые пятна на перекрестках напоминали о том, что там до сих пор стоят в немом ожидании хозяев, десятки, а то и сотни машин.

Медленно, словно готовясь зайти в воду, солнце попробовало огненным краешком холодный горизонт. Где-то недалеко почти одновременно и в унисон, завыли две собачьи стаи.

Егор вернулся в комнату, закрыл за собой балконную дверь. Макс занял всю кровать, но уходить в другую комнату не хотелось: где-то глубоко внутри засел иррациональный страх, что стоит оставить товарища одного, как он тут же снова заснет надолго, превратится из живого человека в тело. Поэтому Егор принес из другой комнаты груду постельных принадлежностей, укрыл приятеля толстым одеялом, а сам устроился прямо на полу, подложив под голову маленькую жесткую подушку из какой-то синтетики.

Ночной кошмар не стал ждать, пока он хотя бы немного выспится. Стоило прикрыть глаза, как пугающая реальность смазалась, ушла на второй план, а перед глазами поплыли реалистичные сцены яркого и красочного сна. Егор даже не успел толком заснуть и понимал, что видения, скользящие перед мысленным взором, всего лишь иллюзии, порожденные измученной психикой, но поделать с собой ничего не мог.

Отчетливо понимая, что лежит на полу в заброшенной квартире, он спасался бегством от гигантской крысы.

Крыса могла поспорить габаритами с кабаном. Она страшно сопела и скрежетала когтями по скользкому полу, а Егор бежал, плутая в ледяном лабиринте, и понимал, что убежать ему не удастся: крыса все равно найдет, по запаху. Лабиринт казался бесконечным. Сквозь его полупрозрачные грани устрашающе струился ярко-красный свет, за стенками иногда мелькали мутные пятна, похожие на бегущих людей. Но сколько Егор их ни звал, сколько ни пытался перебраться через высокие абсолютногладкие стены, так его никто ни разу и не услышал…

Он проснулся в холодном поту и долго смотрел в темноту. Кажется, только теперь Егор стал осознавать, что обратной дороги нет, и окружающий его мир не пропадет так, как сгинула вместе с кошмаром чудовищная крыса. В этом мире надо было заново учиться жить. Или умереть. Другие варианты пока не просматривались.

С кровати раздавалось тяжелое с присвистом дыхание Макса. Приятель чуть слышно застонал и резко повернулся всем телом.

Тоже кошмары?..

Жуткий вопль разорвал ночную тьму, пробившись даже сквозь стеклопакеты. Егор рывком поднялся с пола и метнулся к окну. Примолк, перестал храпеть, Макс.

Отчаянный крик, переходящий в жалобный булькающий стон, повторился и смолк. Кричала женщина, но в ночном мраке разглядеть что-либо внизу было просто невозможно.

Егор хотел уже выйти на балкон, как вдруг сзади раздался спокойный, абсолютно трезвый голос Макса:

— Не надо, не ходи туда. Все равно ничем не поможешь. Только мучиться потом ночами станешь. Просто ляг и спи.

Егор немного постоял, нерешительно держась за ручку, потом все-таки открыл балконную дверь и вышел на свежий воздух.

Внизу царила непроницаемая темнота. Словно и не было никакого города — просто черное однородное пространство. Не доносилось ни звука. Простояв с минуту, пытаясь что-то разглядеть или хотя бы услышать, Егор поднял голову и посмотрел вверх. Словно компенсируя мрак, скопившийся у земли, небо оказалось усыпано звездами. Егор сперва даже растерялся, хотя когда-то увлекался астрономией.

Дело было даже не в Млечном Пути, огромную дугу которого не увидишь в больших городах из-за смога и засветки от бесчисленных фонарей. И не в отлично видимых туманностях, которые обычно трудно обнаружить невооруженным глазом. Все небо словно стало ближе, заставив звезды сиять ярче и раскрасив их в разные цвета. Знакомые с детства созвездия не светились белыми точками на черном фоне, а мерцали, утопая в сиянии более мелких и слабых звезд. Ночное небо мира после катастрофы походило на бесконечный светодиодный светильник.

Испытывая иррациональный страх, Егор вернулся в комнату и снова улегся на пол. Он был уверен, что теперь не сможет заснуть до самого утра, но уже через несколько минут глаза устали бесплодно смотреть в темноту. Егор опустил тяжелеющие веки и проснулся, когда в комнате уже начало светать.

Утро показалось Егору почти таким же, как в прошлой жизни. Открыв глаза, он обнаружил, что окна комнаты, выходящей на восток, залиты нежным красно-оранжевым светом. Вся обстановка внутри квартиры тоже окрасилась оттенками розового, и только кровавое небо портило ощущение, что начинается обычный день.

С кровати доносилось мерное сопение Макса. Егор осторожно поднялся, стараясь не шуметь, отложил в сторону куртку и прошел на кухню, где еще с вечера положил остатки продуктов и воду. Ночной крик все еще звучал в ушах. Воображение услужливо рисовало, как проснувшись во мраке, несчастная женщина растерянно бродила, натыкаясь повсюду на трупы, а потом ее услышала собачья стая…

Егор взял бутылку с водой и жадно напился. На смену ночному страху и переживаниям вползала злость. Медленно кристаллизовалась внутри. Сколько бы ни было в городе собак, бояться их было нельзя. Иначе, каждую ночь одичавшие твари будут жрать просыпающихся поодиночке людей. Идея бежать из города казалась теперь верхом трусости и абсурда.

— Никуда мы не пойдем, — сказал Егор появившемуся в дверном проеме Максу. — Нельзя уходить из города, когда здесь такое творится. Нас ведь жрут, жрут по одному! Надо искать всех проснувшихся и выживших. Объяснять, если потребуется. Доказывать. Помогать. Лично я для себя решил так.

— Ну и дурак, — хмуро ответил Макс, отнимая у Егора бутылку. — На Бэтмена ты не тянешь, на Супермена — тоже. Спасение человечества — не твой профиль. Твое дело вон программки писать, в инете лазать и на форумах умничать. И открой окно — дышать нечем.

Егор приоткрыл одну створку. С улицы ворвался легкий холодный ветерок. Закружил над столом, поднял в воздух клуб пыли.

Макс оглушительно чихнул, отер лицо рукавом и посмотрел на Егора. Уточнил:

— Я пока еще спросонья не очень хорошо вкуриваю, что ты говоришь, но идиотский пафос чую. Думаешь, кому-то есть дело до других, когда своя задница горит? Если хочешь — можем о твоих открытиях рассказывать всем, кто будет попадаться по дороге. Пока будем уносить отсюда ноги.

— Нужно хотя бы попытаться, — упрямо сказал Егор. — И нечего бэтменами в меня тыкать. В любой пафосной логике есть и прагматическая составляющая.

— Ой, только вот сейчас не умничай, а. А то я обратно усну лет на надцать. Давай-ка для начала оденемся и найдем побольше еды. Окончательно придем в себя и взвесим все еще раз. Может, кого-нибудь на улице встретим — всё веселее будет.

— Да не скажи. — Егор осторожно потрогал пальцем опухшую бровь. — Вчера вот уже повеселился.

— Рассказывай, — буркнул Макс и присосался к бутылке с водой.

Выслушав историю друга, он покачал головой:

— Вот же гнида. Ну ничего, попадется он нам еще. А с копьем ты здорово придумал. Давай-ка посмотрим: может, найдем из чего можно сделать еще одно такое же.

Запасных водопроводных труб в квартире не нашлось, но Макс недолго думая вырезал два здоровых куска прямо из стояков, которые раньше служили для подачи холодной и горячей воды. Хозяин квартиры оказался человеком запасливым: среди его инструментов приятели быстро нашли несколько железок, подходящих на роль наконечников.

— Привязывать — толку мало, — сказал Макс, критически разглядывая острую стамеску и стряхивая с нее налет ржавчины. — Надо заплавить, а потом сверху еще чем-нибудь обмотать.

— Огонь бы вообще не помешал, — рассудительно ответил Егор, — только, боюсь, спичкам каюк. Если несколько зим прошло, да так, что мебель рассохлась…

— Кто из нас двоих умный? — возмутился Макс. — Давай придумывай, как без спичек огонь получить.

— Думать-то особо нечего: стальных инструментов у нас полно, камней на улице — тоже. Несколько искр на сухую ветошь или вату, и все дела. Но сперва все-таки надо поискать спички, вдруг уцелели. А ты присмотри себе одежду.

В итоге, спички нашел Макс. Егор обшарил все ящики на кухне, обнаружил, что газовая плита была снабжена электрическим автоподжигом, и собирался уже отказаться от поисков, когда приятель радостно вскрикнул и, довольный, появился в дверях. Вместо синей рубахи на нем красовалась куртка из камуфляжной ткани, наброшенная поверх мятой футболки, маловатой по размеру. Черные джинсы, судя по коротким штанинам, тоже были из гардероба хозяина квартиры. В руке он держал запаянный полиэтиленовый пакетик с охотничьими спичками. Судя по всему, хозяин любил вылазки на природу.

— Вот с этим точно ничего не сделалось, — торжественно сказал Макс, извлекая одну из толстых спичек и чиркаш.

Егор не успел и слова сказать, как Макс поджег спичку и показал, как та ровно и красиво горит.

— Истратил спичку зря, балбес! — беззлобно выругался Егор и схватился за стопку желтых газет, лежащих на холодильнике.

Бумага занялась легко. Егор быстро отнес скрученный бумажный жгут к раковине и, подкладывая все новые газеты в «костер», скомандовал:

— Трубы тащи!

К тому моменту, когда в «древки» удалось намертво запаять стамеску и длинный обоюдоострый нож, в квартире уже нечем было дышать от дыма и вони горящего пластика. Аккуратно положив два копья на стол, Егор с Максом потушили огонь и вышли на балкон.

Солнце уже выбралось из-за горизонта и непривычно большим диском зависло над городом. Внизу торчали из зелени, подобно скалам в море, крыши пятиэтажек. Небо, покрытое пышными перьевыми облаками, поменяло оттенки красного и теперь отличалось по раскраске от вчерашнего. Ни одной птицы заметно не было. Как и малейшего движения на земле. Холодный воздух взбодрил, но заставил обоих приятелей наглухо застегнуть куртки.

— При любых раскладах, у нас мало шансов на выживание, — сказал Егор. — Пока мы слабы, с чужими будет проблематично общаться. Нас постоянно будут пытаться грабануть. А нужно бы, чтоб стали бояться. Хорошо бы поискать друзей и знакомых, собрать костяк и, опираясь на эту силу…

— Красиво поешь, — оборвал его Макс. — Только среди наших друзей и знакомых я не припомню еще одного слабоумного, вроде меня, который захочет слушать твои бредни.

— Ты прав, — чуть помедлив, сказал Егор. — Добиться авторитета среди тех, с кем давно знаком, гораздо труднее.

— Попробовать, конечно, можно, — сморщившись, сказал Макс. — Тут недалеко мой хороший знакомый живет… то есть, жил. Славка. Помнишь Славку? Мы к тебе пару раз вместе заходили.

— Смутно, — признался Егор. — Ну, давай попробуем найти его для начала.

— А что с Ириной Сергеевной? — осторожно спросил Макс.

— Не знаю, — хмуро ответил Егор. — Мама в тот день по магазинам хотела пройтись — отгул специально взяла. А еще в центр собиралась… Может быть где угодно. Надеюсь, что жива. Спит.

— А Ленку свою не думал найти?

— Она, конечно, никакая уже не моя, — почувствовав укол ревности, пробормотал Егор, — мы вообще-то расстались три месяца назад… Но зайти к ней нужно, да. Вот только немного освоимся.

Макс хлопнул друга по плечу, и они снова замолчали, глядя вниз.

— Так какой у тебя план? — как бы невзначай спросил Макс, разглядывая руины выгоревшего до черноты здания напротив. — Понятно, что я с тобой, но хотелось бы в общих чертах.

— Найти еду и воду. Помыться. Осмотреться. Попытаться найти других проснувшихся. Объяснить про спящих, чтобы как можно больше людей узнало…

Егор говорил отрывисто, пытаясь за короткими рублеными фразами спрятать свою нерешительность.

— А дальше? — Макс повернулся к приятелю и посмотрел на него в упор. — Займешься спасением человечества?

— Я знаю, что правильнее, наверное, будет уйти… — медленно проговорил Егор. — Но дело не в спасении человечества. Просто бегство по лесам, по горам в поисках уцелевшей цивилизации — это как-то глупо. Даже если я не прав, и помочь никому уже не получится, сам по себе уход из города в нашем положении ничего не решает. Мы спали, долго спали, и никому до нас дела не было. Понимаешь? До целого промышленного города. Мегаполиса. Это означает, что масштаб катастрофы огромен, и ресурсов государства не хватает, чтобы устранить последствия. Так куда же мы пойдем? Куда вот ты собрался идти?

— Ну не знаю, надо попробовать разведать окрестности, — неуверенно пожал плечами Макс. — Может, всё это коснулась только Ёбурга?

— А остальная страна, типа, знать ничего не желает? — саркастически усмехнулся Егор. — Нет, Обрезкин, катастрофа явно глобальная. Может, весь Урал накрыло. А может… и всю страну.

— Думаешь, война была? Да не обычная, а с грибами? Могла ядерная бомба неожиданный эффект дать? Чтобы те, кто не погиб сразу, заснули как медведи зимой… А что, амерам удобно будет демократию разводить: приходи, забирай любое добро, защищаться все равно некому. Ну, мне бы только до этих жвачных добраться!

Егор усмехнулся и потянулся всем телом.

— Пошли, воин. Пока прямо у меня на глазах без всякой бомбы демонстрирует разрушительный эффект реформа образования. Попробуем сперва от собак научиться отбиваться. А уж потом и с американцами разберемся, и с инопланетянами. Кстати… — Егор вдруг вспомнил.

— Что?

— Да я вспомнил, что знаю, где должно было ружье остаться с патронами. Охотничье.

— Отлично! А то неуютно как-то. Нехорошо. Словно кто-то в затылок все время смотрит. Хочется взять что-нибудь огнестрельное, развернуться и шмальнуть навскидку, не целясь. Вот так! — Макс резко повернулся и показал руками, как бы он «шмальнул». Судя по положению рук, стрелять он собирался, как минимум, из гранатомета. — Чтоб не пялилось! Не люблю, когда вот так, сзади, смотрит непонятно кто.

— Не на курорте. Тревога сейчас — это как раз нормально. Не суетись.

— Нормально… А толчки эти подземные? А что-то непонятное, когда стоишь, и вдруг скользко становится, словно под ногами мгновенно льда наморозили? Я сперва думал, что по пьяни, но ведь нет, реально.

— Точно не знаю, — честно сказал Егор. — Сильных землетрясений у нас быть не должно. Горы слишком старые. Я, конечно, читал про сейсмоактивность в области, но там речь шла о совсем слабых толчках.

— Не могу сказать, что ты меня успокоил. Пошли за ружьем. И в магазин заглянуть надо, есть уже охота.

7

Они доели остатки тушенки и отправились на улицу, предварительно осмотрев подступы к дому сперва с одного балкона, а потом, выбравшись в общий коридор, с другого. Собак нигде видно не было. На первом этаже Егор вытащил дубинку, всю ночь выполнявшую роль засова, и осторожно приоткрыл тяжелую скрипучую дверь.

Странно, но еще вчера трепетавший от одной мысли о встрече с дикими собаками Егор теперь был спокоен. Он выспался, пришел в себя и принял план действий на ближайшее будущее. Как показала практика, подъезды вполне годились, чтобы укрываться от нападений. Следовало только позаботиться о каком-нибудь приспособлении, которое позволило бы запирать изнутри любую дверь. Но главное, рядом с ним был друг, на которого он мог полностью положиться.

А еще внутри медленно кристаллизовалась ненависть. Егор вряд ли смог бы внятно сказать, на кого именно эта ненависть обращена. Пожалуй, не нашлось бы в этот момент объекта, уничтожение которого могло бы ее притушить. Все, что происходило вокруг, было настолько ненормальным, что по старым правилам жить больше было нельзя. А преодоление последствий катастрофы требовало больше, чем просто желание выжить. Как-то вдруг само собой подумалось: «Наверное, так чувствуют себя люди на гражданской войне».

— Давай, я вперед, — сказал Макс, оттесняя Егора в сторону. — Твоя задача — наблюдать и думать. Впереди идет десант.

Егор беспрекословно уступил дорогу. Макс со школы был крепче и подвижнее. Пока Егор сидел за книгами или компьютером, ковырялся в микросхемах или полировал зеркало для самодельного рефлектора, Макс занимался самбо и прыгал с парашютом, а позже успел послужить в воздушно-десантных войсках. И хотя, на взгляд Егора, мнение друга о собственных возможностях всегда было несколько завышенным, его физическое превосходство ни малейших сомнений не вызывало.

Макс быстрым шагом пересек полосу разросшихся кустов и травы, вышел на середину дороги, где асфальт еще продолжал сдерживать натиск наступающей зелени, и внимательно осмотрел улицу. Махнул древком копья, подавая сигнал. Егор осторожно прикрыл дверь, спустился по ступенькам и двинулся в сторону магазина по тротуару. Макс одновременно зашагал по дороге, продолжая озираться по сторонам.

Зайдя в торговый зал, Егор замер в нерешительности. Здесь кто-то успел побывать: содержимое большинства полок валялось на полу, а вся лапша с верхних стеллажей и вода из стеклянного шкафа исчезли. Пропали и те консервы, которые Егор побоялся взять в прошлый раз. Несмотря на слабое освещение, было очевидно: в магазине больше не осталось ничего пригодного в пищу.

— Ну, чего встал? — бодро спросил Макс, появляясь сзади.

— Вчера тут собаки шастали, — сказал Егор, разглядывая свежий след на полу. — И шастали они до ночи. Значит, кто-то успел побывать здесь сегодня с утра. Видишь: забрали всё. Даже то, что и есть нельзя.

— Может, это Славка был? — Макс сделал несколько шагов вперед, присел на корточки, перебрал рукой горку какого-то ржавого сыпучего мусора.

— Может быть, — пожал плечами Егор.

— И куда теперь? К Славке сходим? Отсюда всего два квартала в сторону Металлургов.

— Давай. А попутно попробуем найти ружье. Как раз по дороге.

Они вышли из магазина и остановились, опасаясь сразу соваться на заросшую бурьяном и кустами улицу.

— Туда, — показал пальцем Егор. — От перекрестка к мосту, около квартала. Там мужика живьем сожрали, а у него было ружье. Только думаю, посреди улицы сложно будет спрятаться, если что. Давай попробуем угол через дворы срезать. Там можно будет в подъезде укрыться.

— Можно и через дворы, — согласился Макс, первым спускаясь с бетонной ступеньки.

Продравшись сквозь заросли репейника, густо заполонившего проход между зданием магазина и девятиэтажкой, они оказались перед самым настоящим лесом из корявых диких яблонь и высоких кустов с вытянутыми листьями.

— Блин, а если эти твари там живут? — опасливо спросил Макс, выставляя перед собой копье.

— Не, не похоже, — сказал Егор, поворачивая ближе к стене дома, где было относительно свободно. — Это не обычные одичавшие собачки, что жрут на помойках и спят вокруг люков канализации. Все эти твари здесь родились и выросли, и теперь они считают человека законной добычей. Им прятаться в кустах ни к чему. Они — хозяева города.

Макс обогнал Егора и первым двинулся вдоль стены. Попавшаяся вскоре бетонная площадка перед подъездом походила на беседку, затянутую со всех сторон зеленью. Из густой травы торчали чьи-то ноги в ботинках на толстой подошве.

— Хорошие ботиночки, — сказал Макс останавливаясь.

— Да брось, не с трупа же снимать, — подтолкнул его в спину Егор.

— Ты сам говорил, что они только спят, — возмутился Макс. — Ему они все равно не нужны, а у меня смотри: скоро подошва отвалится.

— Эти ботинки провели на улице много сезонов. Развалятся они еще быстрее, чем твои кроссы. Сейчас возьмем ружье и дойдем до обувного магазина. В помещении обувь должна была лучше сохраниться. А этому «трупу» ботинки еще пригодятся. Проснется ведь рано или поздно.

— Уверен?

— Нет. Но предлагаю считать, что это наиболее вероятный вариант. Так мне спокойней будет.

Они добрались до следующего подъезда и остановились, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь зеленую чащу. По всей видимости, в этом дворе до катастрофы было мало асфальта и много насаждений. Теперь все пространство между домами наводнили деревья и кусты, вперемешку с густой сорной травой. Стена из растений казалась непроницаемой. А впереди дорогу перекрывал провал в грунте. Яма, уходящая прямо под стену дома, видимо, прямиком в подвал, была достаточно широка, чтобы желание перепрыгивать ее, улетучилось в момент появления.

— Я туда не полезу, — мрачно сказал Макс, изучив несколько метров почти отвесной, покрытой трещинами, глинистой стены провала. — А в обход — еще страшнее.

Словно подтверждая его слова, в глубине зеленого массива, зажатого между домами, что-то громко зашуршало.

— Отходим? — спросил Егор, делая несколько шагов назад.

Макс посмотрел наверх, прислонил к стене копье, и вдруг схватившись руками за торчащую из стены железку, подпрыгнул, подтянулся и забрался с ногами в пустое окно первого этажа. Квартира когда-то выгорела полностью, лишившись не только рам со стеклами, но и решетки, от которой осталось лишь несколько гнутых креплений и вычурно изогнутые черные прутья, выпавшие наружу вместе с кусками кирпичной кладки.

— Нормально, — сказал Макс, глядя внутрь квартиры. — Не будем шарахаться туда-сюда. Насквозь пройдем.

— Как «насквозь»? — не понял Егор.

— Не тормози, залезай. — Макс развернулся и протянул руку товарищу.

— Оружие не забудь, воин, — сказал Егор, поворачиваясь к нему спиной. — А я уж лучше по-человечески.

Когда Егор вошел в подъезд, Макс как раз выбивал дверь в квартире, окна которой выходили на другую сторону дома. После третьего удара ногой, дверь распахнулась настежь, а вывороченный замок повис на одном шурупе.

Внутри все выглядело намного хуже, чем дома у Егора, но ни костей, ни тел хозяев здесь не оказалось. Окно уцелело, но когда Макс начал его открывать, деревянная рама распалась на части, стекло вывалилось, и во все стороны брызнули осколки. Макс выругался, осмотрел решетку, забрался на подоконник и несколькими ударами ноги выбил ее на улицу.

Соседний двор тоже изрядно зарос, но все-таки не так сильно — сказалось наличие отсыпанной гравием и утрамбованной площадки. Поэтому они легко прошли по длинному двору и уже через несколько минут стояли перед железными дверями квартиры, где, по заверениям Макса, жил его знакомый.

— Славка! — заорал Макс и стукнул в дверь кулаком.

В ответ — ни звука, лишь откуда-то издалека, с улицы, донеслось слабое эхо выстрела.

— Раз постреливают, значит, живых еще навалом, — уверенно сказал Макс и снова стукнул в дверь, на этот раз — уже ногой. — Славка, открывай!

Косяк треснул, по штукатурке побежали трещины, дверь немного сместилась относительно стены.

— Ну, теперь поздно стесняться, — сказал Макс и с силой надавил плечом.

Кусок косяка отломился и вместе с дверью оказался внутри квартиры. Егор вслед за Максом протиснулся через узкий проход.

Часть стены в одной из комнат оказалась разрушена. Сквозь дыру были видны медленно скользящие по красному небу черные пятнышки птиц. Оказавшись доступной ветрам, дождям и холодам, квартира Славки выглядела как пещера, облюбованная для жизни бомжами. Вдоль темных стен виднелись остатки мебели, кругом валялись мелкие косточки, комки земли и птичьи перья. Сам Славка в одних семейных трусах сидел на полу ванной и на его теле лежал толстый слой грязи вперемешку с жухлыми листьями.

— Спит наш Славка, — с грустью в голосе сказал Макс. — Во вторую смену должен был идти — не успел, видать, на работу. А жена уже ушла. Это получается, что долбануло в первой половине дня, до обеда. Надо ему как-то дать знать, что примерно происходит. А то будет сходить с ума, как проснется.

— Так напиши записку, — сказал Егор. — И пойдем.

— Записку? — удивился Макс. — Чем? На чем?

Егор тяжело вздохнул, прошел в комнату и на самой большой стене принялся царапать стену копьем. Через несколько минут на темной поверхности появились светлые процарапанные в грязи и остатках штукатурки, буквы. Макс стоял рядом, одобрительно качал головой.

— Все понятно? — спросил Егор, заново пробегая глазами по тексту.

— Да ты просто Лев Толстой! — с восторгом сказал Макс. — Коротко и по делу. И даже, как нас найти потом, придумал. Здорово!

— Пошли ружье искать.

Без приключений выбравшись на улицу и побродив некоторое время вокруг большого бурого пятна на том месте, где собаки разорвали ранее бедолагу с ружьем, самого оружия они так и не нашли.

— Одно из двух, — сказал Егор, внимательно оглядываясь по сторонам, — или собаки научились стрелять и прихватили ствол с собой, или кто-то здесь успел побывать до нас.

— Конкуренция получается, — буркнул Макс, тыкая копьем в окровавленный ошметок куртки. — Что дальше?

— Раз конкуренция, — медленно сказал Егор, — значит, надо успеть запастись тем, что еще сохранилось. А там посмотрим. Вот тут был продуктовый, да сгорел, видать.

Неподалеку действительно чернела огромной беззубой пастью выгоревшая витрина магазина. В глубине торгового зала виднелась сплошная обуглившаяся масса того, что когда-то было витринами и холодильниками.

— Вон там еще один магазин, — показал пальцем Макс. — Давай туда, бегом.

Им и правда вскоре пришлось перейти на бег, но совсем по другой причине. Стоило отойти на несколько десятков шагов, как вдруг со стороны моста через Московский тракт донесся яростный собачий лай.

— Блин, попадалово! — приглушенно выкрикнул Макс и первым устремился к ближайшему зданию, подходы к которому оказались сплошь заросшими высокой крапивой.

Изжалив руки, приятели забрались по решетке почти до балкона второго этажа и уже оттуда осмотрелись. Висеть на решетке, удерживая одной рукой копье, было неудобно. Макс ко всему прочему тяжело дышал, явно устав даже от такого короткого марш-броска. Собак по-прежнему видно не было, но отчетливо слышался их громкий лай.

— Что делать будем? — спросил Макс, облизывая крапивные ожоги на тыльной стороне ладони. — Наверх? Переждем?

— Так мы никогда до магазина не доберемся, — немного подумав, ответил Егор. — Давай спустимся и пойдем вдоль дома. А если что — снова на решетку.

Они спустились и, отодвигая древками копий жгучие стебли, двинулись вдоль дома в сторону Верх-Исетского пруда. В тех краях было три продуктовых, где можно было чем-нибудь поживиться.

— А не помнишь, где ближайший полицейский участок? — внезапно спросил Макс. — Там ведь должно быть оружие.

— Не помню. Зато знаю, где охотничий магазин был. Там точно стволами можно поживиться.

Где-то далеко ударил одиночный выстрел.

— Если успеем, — озабоченно ответил Макс. — У меня такое чувство, что народу проснулось не так уж и мало. Только прячутся все. И правильно, между прочим, делают.

— Ничего правильного, — возразил Егор, отводя рукой большую ветку дикой яблони. — Если бы не вырывали друг у друга кусок изо рта, а собрались в толпу — проще было бы и еду искать, и от собак отбиваться.

— Идеалист ты, Егерь, и романтик. Неизлечимый. Жратва быстро закончится. И чем больше народу, тем быстрее это произойдет. А когда со жратвой туго, малознакомые люди быстро друг к другу доверие теряют.

Кличка «Егерь» прилипла к Егору с легкой руки все того же Макса еще в институте. В основном, из-за созвучия с именем. Хотя любовь Егора к походам по лесам, тоже сыграла свою роль. И тот факт, что Макс впервые с момента встречи назвал его так, говорил о том, что приятель начал приходить в себя.

Вскоре впереди показался перекресток с облюбованным птицами трамваем. Дом Егора располагался совсем недалеко, но идти туда было незачем.

— Прямо? — спросил Макс, оглядываясь на приятеля.

— Прямо, — подтвердил Егор. — Только будь осторожен. Вчера собачья стая возле арки болталась.

— Да вроде чисто, — ответил после паузы Макс. — Давай я на разведку.

— Теперь моя очередь, — возразил Егор. — А ты прикроешь, если что.

Как Макс должен его прикрывать, Егор уточнять не стал. Просто видел, что приятель явно ослаб с непривычки и вряд ли сможет быстро вернуться, если потребуется.

— Ладно, — сказал Макс и уселся на корточки, прислонившись спиной к стене дома.

Егор осторожно выбрался на перекресток, осмотрелся, перешел на другую сторону. Ни малейшего следа собак, даже лай в отдалении стих. Он махнул рукой Максу и двинулся в сторону большого продуктового магазина, издалека зиявшего разбитыми витринами.

По дороге дважды пришлось огибать машины, уткнувшиеся бамперами в покрытые трещинами стены. В одной из них, за рулем виднелось, наполовину засыпанное грязью, тело молодого мужчины. Судя по всему, эта машина лишь слегка стукнулась о стену, когда ее хозяин уснул. В другой, наполовину сплющенной и деформированной до неузнаваемости, виднелась груда выбеленных солнцем и дождями костей. Между машинами было не менее двадцати метров, но обогнув вторую, Егор сразу подумал и о первой.

Совершенно очевидно, что обе машины остались без управления в момент, когда люди заснули. В той, что оказалась разбитой в большей степени, человек, по всей видимости, получил слишком тяжелые травмы и умер. В другой водитель заснул, но остался невредимым. Чтобы назло морозам, ветрам, солнцу, зверям и бактериям спокойно просидеть в остатках своего автомобиля несколько десятков лет…

Если догадка верна, получалось, что улицы и дворы усыпаны костями тех людей, которые по какой-либо причине погибли непосредственно в момент катастрофы. Или позже оказались в таких условиях, что выжить было нереально. Утонули, к примеру. Или сгорели.

— Подожди меня! — окрикнул сзади Макс.

Егор остановился. Взгляд его упал на хорошо сохранившийся человеческий костяк, лежащий на боку и опирающийся на молодое деревце, не толще руки.

— Смотри, — сказал он подошедшему Максу, — если бы дерево выросло под костями, оно проросло бы насквозь. Но покойник лежит на боку.

— И что? — непонимающе спросил Макс.

— А то, что пока дерево росло, человек этот был спящим. Дерево поднялось под ним и повернуло на бок. Потом что-то случилось, и он умер. Прямо во сне. И стал разлагаться. Видишь, кости даже цветом отличаются от тех, что лежат повсюду. А на черепе вон, кажется, даже куски высохшей плоти видны.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — признался Макс.

— Да ни к чему особенному, — пожал плечами Егор. — Этот сон… Он, конечно, защищает от некоторых проблем, но далеко не от всех. Кстати, несмотря на то, что звери спящих не едят, я теперь понял, чем питались все это время собаки. И почему они мгновенно видят в человеке свою добычу.

— Думаешь, жрут трупы тех, кто умирал во сне?

— Именно. — Егор осмотрелся по сторонам и снова уставился на костяк, лежащий у дерева. — Город большой. Жителей много. Причин для смерти — немало. Постоянно что-то рушится и падает. Достаточно пробежать несколько улиц, чтобы найти свежий труп. Собаки, которых мы с тобой видели — людоеды. Вот и отгадка.

— Давай-ка скорее в магазин, — сказал Макс. — А то я тоже людоедом стану — так жрать хочется.

— Но это означает, что само состояние сна делает людей… несъедобными. Наверное… А когда человек умирает, он это свойство теряет. Так же, как и тот, кто проснулся. Собаки же, видимо, чувствуют, что человек больше не спит и его можно жрать.

— Егерь, ты задолбал со своими научными изысканиями! Давай поедим, и будешь дальше умничать. А я тогда спать лягу.

В магазине им повезло. Несмотря на то, что здесь тоже уже кто-то успел побывать, они обнаружили целую полку, заполненную нетронутыми пакетами с гречневой крупой. То ли мыши и крысы не успели добраться до этих запасов, то ли рядом завелось семейство кошек — пару рыжих кошаков Егор с Максом как раз видели неподалеку.

Находке, правда, обрадовался лишь Егор.

— Не, здорово, конечно… — Макс недовольно осмотрел пакеты с коричневой крупой и двинулся дальше между стеллажами, аккуратно переступая через тела уснувших когда-то покупателей. — Но я бы предпочел что-то посущественней.

— Дуралей! — с превосходством сказал Егор. — Это и есть самое существенное, что только можно было найти. Греча — это же суперкрупа. Всем крупам крупа! Можно сказать — царская. Ничего равного грече по питательной ценности мы все равно не найдем.

— Ну, так сколько еще времени пройдет, прежде, чем ее погрызть удастся, — продолжал ворчать Макс. — Это уже на потом, когда с костром определимся, котелок найдем…

— Гречу и без огня приготовить можно, — уверенно сказал Егор. — Лучше ее, конечно, потом погреть, но с учетом обстановки, можно и по-походному.

— Это как? — с подозрением спросил Макс, сворачивая в отдел алкогольной продукции.

— Просто замочить в воде, — сказал Егор, извлекая из грязной витрины пластиковую бутылку минеральной воды. — И посолить. Вон, кстати, соль.

— Ну замочи, — с торжеством в голосе сказал Макс. — Пока ты там фигней маешься, я тут действительно ценный продукт нашел. Коньяки и водка стоят, как вчера привезли. А вот остальное, похоже, полопалось.

— А чего «остальное»? — спросил Егор, откручивая пробку у бутылки с минералкой и делая приличный глоток. — Неужели рискнул бы пиво после стольких лет пить? Или бутылочное вино?

Макс не ответил, и Егор, вскрыв один из пакетов, стал пересыпать гречневую крупу в пустую бутылку. Когда приятель вернулся, нагруженный коньяком, пластиковая двухлитровка была уже наполовину забита гречкой.

— Каждый добыл, что сумел, — самодовольно сказал Макс, звякая бутылками и вываливая перед Егором целую груду пакетов с сухариками. — Уже попробовал. Вкус странный, но есть можно.

— Отлично. Их тоже можно размочить.

Макс принес несколько пластиковых тарелок и засыпал в каждую по несколько пачек сухариков. Егор залил их водой, и вскоре оба наслаждались своеобразной кашицей из размоченного хлеба. А найденные рядом с тарелками одноразовые ложки позволили на этот раз поесть по-человечески.

— Хорошо, что ты меня уболтал после армии курить бросить, — заметил Макс.

— Чем меньше зависишь от таких вещей, тем при любой жизни лучше.

— Вот на водку только не гони. Если ее умеренно и с толком употреблять, ничего кроме пользы не будет.

— Надо было сумку какую-нибудь взять или рюкзак, — пробормотал Егор, оглядываясь по сторонам. — Не унесем все, что набрали.

— Да вон сколько сумок вокруг, — выразительно потыкал пальцем Макс в пластмассовые корзины для продуктов. — Смекать надо.

Так они и вышли на улицу — с красными пластиковыми корзинкам в руках, загруженными доверху крупой, коньяком, водой в пластиковых бутылках, одноразовой посудой и солью.

— Надо бы домой отнести, — озабоченно сказал Егор, — да уж больно помыться хочется. И свежей воды попить. Давай прямо так к пруду сходим. Если что — собаки крупу не едят. Оставим на улице и спрячемся.

— Из пруда пить собрался? — удивился Макс. — С ума сошел? Да там и купаться-то не всегда разрешают.

— Производства больше нет, не забывай. А нет производства, нет и отходов. И город спит — никакая химия, никакие другие стоки в воду не попадают. Если плотина выдержала, то там должен быть не грязненький пруд, а чистейшее озеро.

— Хм… Ну ладно, пошли, — недовольно сказал Макс. — Только помни: первый магазин уже полностью обчистили без нас. Как бы и с этим то же самое не вышло.

— Ничего, в этот раз мы шустро всё провернем.

8

Они двинулись по улице в сторону пруда, поминутно озираясь и стараясь не выпускать из вида ближайшие подъездные двери. Большую часть пути шли по тротуару: здесь хоть и было больше тел спящих людей, зато не приходилось обходить множество машин, в беспорядке разбросанных на проезжей части и кое-где ставших уже частью диких флористических композиций. Там, где кусты, деревья и трава не могли справиться с асфальтом, они перебирались на прихотливо изогнутый металл автомобильных остовов.

Красное солнце медленно карабкалось в зенит. Стало заметно теплее. Над головой в полной тишине проносились птичьи стаи.

— Заметил, как тихо вокруг? — внезапно спросил Макс. — Ни одна крылатая тварь голоса не подает. Может, у них тоже такое чувство, что кто-то в спину смотрит? Вот и боятся.

— Заметил, — отозвался Егор, поудобнее перехватывая корзину и разглядывая замерший у бордюра грузовик, в кузове которого на большой куче земли росло деревце. — Только сомневаюсь, что птицы ощущают взгляды в спину.

В следующий момент он остановился, схватил Макса за руку и оттащил за угол ближайшего дома.

— Ты чего? — опешил тот.

— Помнишь, я тебе говорил про лысого мужика, что мне головой лицо разбил? — взволновано спросил Егор.

— Ну. Увидел его?

— Да! Идет навстречу по другой стороне. Надо переждать.

— Переждать? — поразился Макс. — Чувак, да эта крыса на тебя напала без объявления войны. И харчи потырила. Его бить башкой об асфальт надо до полного вразумления, а не прятаться. А ну, дай я его проучу…

— Не надо! — в панике зашипел на друга Егор, но Максу собственная идея очень понравилась, и он, схватив бутылку с водкой, выбежал на открытое пространство.

— Эй! — закричал он, радостно размахивая бутылкой. — Помогите мне!

Егор осторожно выглянул из-за угла. Лысый мужчина в клетчатой рубахе спокойно ждал, пока Макс приблизится к нему вплотную.

— Я так рад, — слезливым голосом сказал Макс, — что нашел первого живого человека. Вы не знаете, что случилось?

Каждое слово было отчетливо слышно, несмотря на приличное расстояние.

— Отчего же не знать? — сказал лысый. — Прекрасно знаю.

Макс подошел почти вплотную и встал на расстоянии вытянутой руки от лысого.

— Ты не бойся, сейчас все расскажу, — сказал тот, аккуратно беря Макса за отвороты одежды.

Но когда он попытался резко ударить Макса головой в лицо, тот неожиданно отпрянул, и лысый лишь толкнул его в грудь. А с удивлением подняв голову, получил страшный удар лбом в переносицу. Егору даже показалось, что он расслышал неприятный хруст.

Лысый взвыл, схватился обеими руками за лицо и упал на землю, обливаясь кровью.

— Будешь знать, сука, как людей в беде обирать, — зло сказал Макс и пробил лысому по ноге, как по футбольному мячу.

Мужчина дернулся и заорал на всю улицу.

— Отличная акустика, — прокомментировал Макс. — Ори-ори, скоро собачки прибудут.

Вернулся к Егору и спокойно сказал:

— Я тебя уважаю и все такое. Но такую сволочь нельзя оставлять безнаказанной — потом только хуже будет.

— А если его съедят? — озабоченно спросил Егор.

— А вот не по фиг тебе? — разозлился Макс. — Съедят — значит, не прошел он естественный отбор. Провалил экзамен на жизнь, и за это общество наказало его отсутствием помощи в трудный момент. Хорош нюнить, двинули дальше.

Трамвайная линия вскоре ушла вправо. Приятели остановились, разглядывая густую рощу с несильно заросшей прогулочной аллей. По ту сторону рощи находился невидимый сейчас из-за кустов и деревьев большой продуктовый магазин. Но желание поскорее выйти к воде оказалось сильнее, и Егор качнул головой в сторону пруда:

— Сперва к воде. А потом сходим туда за едой. Если опоздали, то полчаса ничего не решат. Помыться хочу и разобраться с запасами воды: можем на нее рассчитывать или нет.

— Да куда вода-то денется, — пожал плечами Макс, но сам же первым и двинулся вперед, туда, где улица упиралась в массивный дом, ныряла в широкую арку и продолжалась уже с другой стороны.

Дома в прибрежных кварталах были построены относительно недавно и выглядели совершенно иначе, чем серые хрущевки и многоэтажные панельки, возведенные еще в середине прошлого века. Вместо разных оттенков серого, здесь преобладали красные, грязно-желтые и коричневые тона, что в сочетании с багряным небом создавало какое-то дикое ощущение, что недавно здесь случилось грандиозное жертвоприношение. По сравнению с остальным городом, кварталы здесь были совсем новыми, но время, обнаружив, что люди больше не заботятся о своих рукотворных пещерах, не пощадило и их. Правда, разрушений было намного меньше, хотя следы от пожаров встречались так же часто, как и везде. В большинстве окон уцелели стекла, кое-где приятелям встречались даже нетронутые витрины. Лишь в одном месте явно когда-то произошел взрыв: часть здания обрушилась, обнажив закопченные пожаром и обмытые дождями внутренности квартир. Окна в соседних домах зияли черными провалами.

Берег пруда плотно зарос кустами и высокой травой, из которой погибшими кораблями поднимались первые этажи нескольких недостроенных зданий. Пересекая последнюю асфальтовую дорогу, идущую вдоль береговой линии, приятели спугнули зайца.

— Вот тебе еще один источник пропитания, — весело сказал Макс, тыча копьем в ту сторону, где за ушастым грызуном сомкнулись высокие зеленые стебли.

Сам пруд, казалось, совсем не изменился. Километры водного пространства до другого берега, темные с бурым отливом из-за красного неба, невозмутимо рождали на пару с ветром бесчисленные волны, отправляя их с наказом погибнуть, но шлепнуть напоследок изо всех сил пологий берег. Вдали невозмутимо горбатились поросшие лесом сопки предгорий Уральского хребта.

— На том берегу вчера кто-то жег костер, — сказал Егор, останавливаясь среди зарослей ивняка в десятке метров от воды. — Я с балкона видел.

— Если все обстоит, как ты навычислял — так и должно быть. Люди в городе есть. Кстати, вот тебе вариант поиска народа, чтобы ноги не мозолить и собак не бояться: забраться вон на ту стройку, перегородить проходы и запалить дымный костер. Все, кто увидит — будут приходить.

— Отличная идея, — удивленно сказал Егор. — И простая, как репа. Класс! Так и сделаем, наверное. А пока — к воде!

На берегу было заметно прохладнее. С воды задувал ветер. К постоянному шуму листвы добавился ритмичный плеск волн. На противоположном берегу из-за стены зелени не было видно почти ничего, кроме поднимающихся в небо труб разного диаметра.

Вода и впрямь оказалась чистой. И очень холодной. Но Егора такая мелочь остановить уже не могла: выбравшись на узкую полосу песка, отделявшую заросший травой берег от воды, он бросил корзинку, копье и начал раздеваться.

— Хорошо, я покараулю, — с сарказмом произнес Макс, опуская свою корзину рядом и усаживаясь. Свое копье он из рук не выпустил. — А если что — сиди в воде. Собаки к тебе не полезут.

Раздевшись догола, Егор осторожно побрел по мелководью. Ощущение текучей прохлады, обволакивающей ноги, оказалось настолько сильным и приятным, что он, не обращая внимания на холод, быстро зашагал на глубину. Странно, но едва оказавшись в воде, Егор почувствовал, как ослабевает ставшее уже привычным внутреннее напряжение. Зайдя по пояс, он плашмя бросился вперед и с головой погрузился в очищающий холод. На душе стало хорошо и спокойно. Несколько секунд абсолютного блаженства разбудили его окончательно. Вынырнув и шумно отряхнувшись, Егор помахал Максу рукой и поплыл вперед, далеко выбрасывая руки и наслаждаясь каждым движением. Быстро устав, вернулся, вышел на берег и нарвал какой-то мягкой травы.

— Ну что, как оно? — поинтересовался Макс с любопытством.

— Сейчас помоюсь — и сам полезай. Это непередаваемо!

Снова забравшись в воду по шею, Егор долго с наслаждением растирался травяной мочалкой, смывая с себя многолетнюю грязь. Потом не выдержал искушения и снова устроил заплыв. Удалившись от берега на добрую сотню метров, он перевернулся на спину и огляделся. Вся видимая береговая линия представляла собой сплошные заросли камыша, осоки, ивняка и мелких кривых березок.

У жалких остатков наполовину занесенных песком и землей пирсов не было видно и следа многочисленных яхт, ходивших когда-то под парусами по всей акватории. В той стороне, где плотина Верх-Исетского завода скупо сбрасывала часть своих водяных богатств в русло Исети, виднелись остовы заводских корпусов, а за ними на фоне красного неба чернели похожие на гнилые зубы «свечки» высотных зданий.

Как следует осмотревшись и окончательно замерзнув, Егор поплыл к берегу. Вскоре под ногами появилось дно, и он медленно зашагал, преодолевая сопротивление воды. Максу, по всей видимости, стало завидно: он разделся до трусов, искупался, замочил в воде все свои шмотки, кроме куртки, и сразу стал их отжимать…

Парни появились на берегу совершенно неожиданно. Их было четверо. Егор лишь на несколько секунд отвернулся, чтобы еще раз посмотреть на трубы и градирни Верх-Исетского завода, а когда снова повернул голову всторону Макса, вокруг того уже стояли темные фигуры.

— Привет, — сказал Макс, пытаясь подняться на ноги, но его тут же ударили, принуждая оставаться на земле.

Все четверо были вооружены ружьями и обрезами.

Егор сделал несколько быстрых шагов в сторону берега, но остановился, понимая, что ничего сделать все равно не сможет. Один из чужаков коротко взглянул в его сторону и отвернулся. Стало понятно: нападавшие Егора видели, но в расчет не принимали.

— Мужики, вы чего? — подал голос Макс. — Мы такие же, как вы…

— Заглохни, — скучающим голосом сказал один из парней. — Стволы, патроны есть?

Егор, решившись, продолжал медленно идти к берегу. Он пытался придумать, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Его начинало мелко трясти от страха и холода. Ничего путного в голову не приходило.

Нападавшие были одеты в одинаковые новенькие кожаные куртки и темные штаны. Все они были коротко стрижены, выглядели по-спортивному подтянуто.

— Да у вас и так со стволами порядок, — зло сказал Макс. — А за тупой наезд ответить придется…

От удара тяжелым ботинком, он скорчился на траве. И его продолжали пинать с двух сторон.

— Вы чего… Погодите! — растерянно крикнул Егор.

Один из чужаков повернулся в сторону Егора и насмешливо бросил:

— Замри, нудист хренов.

Макса перестали пинать. Один из парней поднял с земли корзину с продуктами.

— О, водяра и закусон, — сказал он с радостным удивлением в голосе. — Вот это повезло. Может, как на окраину выберемся, забухаем напоследок, перед дорогой-то.

— Еще что интересное есть? — обратился другой к Максу, который, держась ладонью за грудь, медленно переворачивался на бок. — Ты давай быстрее сопли жуй, а то я сегодня еще ни одного придурка не замочил. И это меня печалит.

— Сейчас-сейчас, сейчас скажу, — медленно ворочаясь, как пьяный, вяло бормотал Макс, но Егор отчетливо понимал: приятель готовится к броску.

Что может сделать Макс с противником в партере, Егор видел не раз. Но теперь шансов у него против четверых вооруженных грабителей не было в принципе. Еще несколько секунд, и он сломает пару-тройку рук и ног, а потом ему прострелят голову…

— Эй, вы, меня послушайте! — с остервенением выкрикнул Егор, останавливаясь и упирая руки в бока.

Все четверо с удивлением повернулись в его сторону. На их одинаково худых серых лицах отчетливо читалась одна и та же мысль: как может какой-то голый червяк так разговаривать? Несмотря на незавидное положение, от этой картины Егор чуть не усмехнулся, ощущая, как уходит чувство страха.

— Забирайте что хотите, вместе с корзинами, — громко сказал он, отбрасывая в сторону использованную растительную мочалку. — Взамен, мы хотим лишь узнать то, что вам известно. Информация нужна, понимаете?

— Спорим, — громко сказал один из чужаков, — я попаду этому идиоту точно в лобешник?

Он поднял обрез и прицелился в Егора.

Страх моментально вернулся. Внутри все похолодело. Егор замер, парализованный видом черной дырки, из которой вот-вот должна была вылететь его смерть.

— Не, точно меж глаз не попадешь, — сказал другой. — Ставлю вон ту бутылку коньяка.

— Давай второго туда же загоним. Тогда можно будет на спор, кто точнее… — начал было третий, и в этот момент Макс оттолкнулся ногами от земли и в мощном прыжке пробил тому, снизу под челюсть головой.

Глухой удар, хруст выбитых и сломанных зубов и сдавленный вскрик жертвы прозвучали практически одновременно. Тот, что целился в Егора, с изумлением повернул голову и тут же, получив сокрушительный удар в челюсть, всплеснул тряпичными руками и рухнул в воду. Один из парней в испуге бросился бежать, второй попытался ткнуть Макса стволом своего ружья в лицо. Макс легко увернулся, перехватил ружье за ствол и цевье, дернул противника к себе, крутанулся на пятках, подсел и одним мощным броском, используя оружие как рычаг, отправил незадачливого грабителя в воду, туда же, где слабо барахтался, приходя в себя, его приятель.

Егор, громко бултыхая ногами, бросился к берегу.

Тот, что успел отбежать в сторону, возился с ружьем, готовясь стрелять. Макс поднял отобранное оружие и, не целясь, шарахнул дуплетом в сторону противника. Тот испуганно вскрикнул и бросился бежать. Первый нокаутированный так и лежал пластом на земле, еще один ползал на четвереньках по мелководью, но владелец обреза уже очухался и встал в полный рост, готовясь разрядить свое оружие в Макса.

Тут-то Егор с разбегу и врезался ему в спину.

Парень полетел головой вперед, умудрившись при этом нажать на спусковой крючок. Грохнул новый выстрел. Макс сделал длинный прыжок и ногой заехал стрелку в голову. Потом повернулся и от души врезал тому, который пытался подняться на ноги.

— Бери вещи и бежим, — быстро сказал он, шлепая Егора по голому плечу. — Тот сейчас очухается и вернется, а мы можем не успеть зарядиться.

Через несколько секунд они скрылись в кустах и, немного пропетляв, притаились в развалинах недостроенного дома.

— Надо было ружье-то забрать, — тихо сказал Егор, слушая, как долбит пульс в ушах. — А то сейчас пойдут прочесывать, и отбиваться нечем будет.

— Не пойдут, — уверенно сказал Макс. — Тупо побоятся. А для ружья надо было еще патроны у них по карманам искать. Вдруг, у того, что сбежал, страх бы уже закончился?

Кое-как натянув на себя мокрую одежду, они какое-то время сидели в полной тишине. Потом Макс буркнул: «Тут подожди», — и скрылся в кустах.

9

— В итоге, победа осталась за нами, — с усмешкой сказал Егор. — Может, еще раз повезет, и расчистят нам парни улицу от собак. Жалко только, не сразу я у них спросил, как проснулись и что видели. Может, рассказали бы чего интересного.

— Нравится тебе с огнем играть, — мрачно сказал Макс, разглядывая пластиковые тарелки, разбросанные на траве. — Хоть бы один пузырь «конины» оставили, твари. И что дальше делать будем?

— Обедать, — весело ответил Егор, поднимая с земли бутылку с размоченной гречкой. — Только давай уйдем куда-нибудь, а то вдруг нашим новым друзьям захочется еще о чем-нибудь с нами поговорить. Искупайся и пошли.

— Спасибо, что-то расхотелось, — буркнул Макс и стал снова натягивать мокрые после стирки штаны, которые сразу снял, как только они вернулись на «поле боя».

Несмотря на грязную одежду, запах от которой после купания чувствовался особенно остро, Егор ощущал прилив энергии. Отмытое от многолетней грязи тело словно бы принялось каждой клеточкой впитывать свежий воздух.

В том месте, где берег пруда, плавно поворачивая, уходил к дамбе, виднелось приземистое строение, рядом с которым выросло несколько ветвистых деревьев, почти полностью закрывших кронами плоскую крышу. Егор с первого взгляда оценил преимущества этого места.

— Туда, — сказал он Максу, показывая направление. — Собаки, если что, не достанут. И от чужих глаз есть где спрятаться.

Шагая в сторону здания, Егор обратил внимание на большое количество мелкого мусора, лежащего длинным валом вдоль линии, откуда начинались заросли деревьев. С небольшими разрывами мусорный вал тянулся параллельно береговой линии.

— Смотри, — сказал Егор Максу, — я такое только на море видел. Откуда на пруду такие волны?

— Я тебе говорю: наверняка война была. С грибами. А мы видим следы от волн, которые ходили по пруду, когда рвануло.

— Всё, Макс, — отмахнулся от приятеля Егор, — хватит фантазий. Разрушений, характерных для ударной волны ядерного взрыва, я пока не видел. Последствий воздействия ионизирующего излучения — тоже… Вот и пришли. Гляди, дерево рядом со стеной. Давай по нему наверх.

Они вскарабкались по толстым веткам на крышу здания и оказались в огромной естественной беседке, укрытой стеной зеленых листьев. Только со стороны пруда было небольшое «окно» да над головой, словно заглядывая в глубокий колодец, алело ярко-красное небо.

— Отличный наблюдательный пункт, — резюмировал Макс, выглядывая сквозь одну из «стен».

Егор тем временем открыл пластиковую бутылку и начал выдавливать в одноразовые тарелки размокшую крупу. Посолив коричневую жижу, он первым взялся за пластиковую ложку и попробовал.

— Совсем неплохо, — бодро сказал он, остановившемуся рядом Максу. — Хватит маячить. Садись и ешь.

Они жевали размокшую гречневую крупу и смотрели в «окно». На фоне красного неба темные силуэты сопок выглядели торжественно и печально.

— Нормально, — подытожил Макс, отправляя в рот последнюю ложку и глядя на забитую размокшей крупой бутылку. — Признаю, был неправ. Организм говорит, что ничего вкуснее уже лет сто не ел…

— Тихо, — перебил Егор, прислушиваясь. — Кажется, опять собаки.

Издалека донесся дружный лай и подвывания, а затем гулко, с длинными раскатами переменчивого эха, затрещали выстрелы.

— Думаешь, гопнички на собачек нарвались? — спросил Макс, весело скалясь.

— Не знаю, — ответил Егор. — И мне все равно… Вон там, внизу, пустые бутылки. Видишь? Надо заминировать подходы к нашему насесту.

— Как заминировать? — не понял Макс.

— У собак ботинок нет, — пояснил Егор. — Побьем бутылки и разбросаем осколки на камнях вокруг. Если вдруг придется бежать, у нас будет фора. На всякий случай, оставим свободную от стекол тропинку, чтобы самим ходить.

— Ну ты зверюга, Егерь, — с насмешкой, скрывающей уважение, сказал Макс. — А мы что, ночевать тут будем? С костром?

— Нет, — немного подумав, ответил Егор. — Слишком холодно и слишком опасно. Мы еще толком не знаем, что происходит. Так что лучше забраться в квартиру с железной дверью. Но ходить сюда придется регулярно, поэтому «минировать» подходы будем прямо сейчас.

— Давай хоть чуть-чуть отдохнем! — возмутился Макс.

— Отдыхай, — коротко сказал Егор. — Управлюсь и сам.

Он действительно управился в одиночку: нашел и разбил около десятка старых стеклянных бутылок, перетащил на землю выпавшие из разбитых окон большие куски стекла.

Закончив раскладывать осколки, Егор был неприятно удивлен многочисленными мелкими порезами, сплошь покрывшими обе ладони. Сам виноват: перчаток у него не было, а замотать руки какой-нибудь тряпкой — не догадался. Порезы ныли и кровоточили. Вымыв руки, Егор сжал ладони в кулаки, надеясь остановить кровь.

С крыши здания поспешно спустился Макс.

— Изрезался? — озабоченно спросил он. — Ну ты даешь, самый умный! И чем теперь обрабатывать?

— Не стони, — буркнул Егор. — Солнце еще высоко. Бери копья, пошли бинты искать. Аптек здесь перед катастрофой навалом было. Да, бутылку вымой и воды с собой набери.

Макс послушно слазил на крышу и вернулся с бутылкой. Когда, забравшись на остатки пирса, он начал полоскать тару от каши, прямо у него под руками в воде замелькали быстрые тени. Крупинки каши кружились в маленьких водоворотах, оставляемых стремительными рыбами, и не успевали опуститься на дно.

— Слушай, рыбы пруд пруди! — с восторгом сказал Макс. — Нам бы удочки добыть!

— Добудем, — сказал Егор. — Пошли.

Обогнув одноэтажное здание, они обнаружили целую гору деревянной и пластиковой щепы, собранную волнами возле густых кустов. Чуть поодаль виднелись наполовину засыпанные песком и землей металлические обломки.

— Вот и все, что осталось от яхт-клуба, — с грустью сказал Егор. — Хотел как-нибудь попроситься поплавать. Да все откладывал…

— А я хотел на гидроплане погонять, — в тон приятелю сказал Макс. — Особенно, когда международные регаты проходили. Тоже все думал, что еще успею… Ленивый идиот.

Они брели по пустой, заросшей бурьяном улице и говорили о гидропланах, яхтах и автомобилях. О делах, что были важными «буквально вчера». О планах на будущее, которые «совсем недавно» были построены… Словно не ржавели там и тут груды железа с телами внутри. Словно не пламенело над головами ненормальное небо. Словно всего час назад их не грабили отчаявшиеся вооруженные люди…

10

Площадь Субботников встретила одуряющим ароматом цветов. Вместо уже привычной зелени и разнокалиберного бурьяна, пространство перед Дворцом культуры, построенным еще во времена СССР для рабочих Верх-Исетского завода, казалось забрызганным краской всех цветов радуги. Только в этот момент Егор осознал, что раньше не видел на вымерших улицах ни одного, даже самого простенького, цветка.

Красные, желтые, белые, синие и невероятно яркие оранжевые цветы были повсюду. По странному капризу природы, среди нежных бутонов не было видно ни единого репейника, куста или молодого деревца. Словно, понимая свою исключительность, цветы не пускали в свои ряды ничего, что не могло бы сравниться с ними в изысканной красоте. И даже сквозь старый, покрытый крупными трещинами асфальт к небу тоже тянулись только цветы.

Дворец культуры выглядел на удивление светлым и чистым, несмотря на обилие вьюнка, оплетающего до середины каждую из многочисленных колонн. Резким контрастом слева темнела крыша Успенской церкви, густо облепленная черными птицами. Справа, наводя уныние серым и потому особенно жалким видом, обиженно пялился огромными проемами разбитых окон Дворец спорта ВИЗа.

Перед проходной Верх-Исетского завода, оставшейся позади, густо разрослись низкие и колючие кусты. Старые заводские корпуса, казалось, совсем не изменились. На трамвайном кольце стояли друг за другом гуськом два двухвагонных трамвая. Сквозь грязные окна виднелись человеческие силуэты. На крышах трамваев росла мелкая ярко-зеленая трава. Впереди над скоплением пятиэтажек замерли в абсолютной неподвижности гигантские тополя, крона каждого из которых могла бы накрыть по волейбольной площадке.

— Вот так и начинают верить во всякую мистику, — сказал Макс, останавливаясь и озираясь по сторонам. — Никогда ничего подобного не видел.

— Плохо, что мы совсем про зверье забыли, — озабоченно сказал Егор. — Если что, то и бежать будет некуда. Дворец спорта, конечно, рядом, но до него еще добежать надо, а потом найти, где можно укрыться.

— Давай поближе к домам. И аптека тут где-то была.

Егор осторожно разжал кулаки, разглядывая сочащуюся из порезов кровь.

— Не засыхает, зараза.

Они медленно прошли мимо ларька, торговавшего когда-то газетами и всякой мелочевкой. На удивление, в ларьке стекла оказались целы, и весь бесчисленный ассортимент за большими стеклами лежал как на ладони. Газеты и журналы пожухли и выцвели, в паре мест виднелись осколки каких-то стеклянных игрушек, но в целом Егор впервые видел столь мало пострадавшую торговую точку. Сквозь мутное стекло виднелась продавщица, безжизненно лежащая грудью на столе.

— Прикинь, проснется и первым делом обалдеет, что у нее с товаром случилось, — сказал Макс, проследив за взглядом Егора.

— Сомневаюсь, — сказал Егор. — У нее обзор хороший. И возраст вроде бы пенсионный. Значит, глупости делать не будет. Но некоторые из тех, кто заснул на рабочих местах, действительно могут по инерции начать работать. А время будет уже против них. И вряд ли им кто-то поможет…

— Мои системы обнаружения регистрируют появление Бэтмена — проговорил Макс, забавно пуча глаза. — Алярм, алярм!

Ему надоело таскать бутылку с водой в руках и он, открыв крышку, слил немного жидкости на землю, заметно сплющив пластиковую емкость, после чего сунул ее во внутренний карман.

— Не туда твои системы нацелены, — буркнул Егор. — Не везет нам сегодня.

Вокруг трамваев бегало несколько собак светло-рыжего окраса. Людей они пока не замечали, но до них было не больше сотни метров.

— Медленно отходим туда, — качнул Егор головой в сторону жилых пятиэтажек.

— Если не успеем, — сказал Макс, не отрывая взгляда от собак, — можно попробовать в газетный ларек забраться. А там отобьемся.

Внезапно небо над головой стало стремительно темнеть, словно началось солнечное затмение. Егор в испуге поднял голову. Большой красный диск солнца по-прежнему висел почти в зените, но… всё пространство вокруг быстро затягивало странной темной мутью.

— Что еще за фигня? — взволновался Макс.

Собаки дружно уселись на землю и задрали головы к темнеющему небу. Несколько птиц спикировали на крышу церкви.

— Я не знаю, — нервно сказал Егор, хватаясь за свое копье и не обращая внимания на боль в порезанных ладонях, — но зверью, похоже, это явление знакомо. Бегом к дому!

И они бросились бежать, старясь успеть спрятаться до того, как произойдет что-то совершенно непонятное и от этого — особенно пугающее. Сумерки сгущались как бывает в кинотеатре в начале сеанса, но уж никак не на улице в разгар пусть и странного, но все-таки дня. Практически неразличимыми стали заводские корпуса, церковь с птицами, Дворец спорта…

Где-то поверху заскользил ветер, и шелест листвы в кронах огромных тополей отсек все прочие звуки. Шумело отовсюду, да так, что, крикнув, Егор не услышал собственного голоса. Показав Максу пальцем на ближайшие разбитые окна хрущевки, Егор дернул туда. Но не успел он пробежать и десятка шагов, как тьма сгустилась окончательно, и он вообще перестал различать что-либо. На голову словно набросили колпак из плотной ткани.

Ветер усилился, швырнул в лицо горсть песка и пыли, словно проверяя, готов ли ослепший человек поклониться его могуществу, хлопнул по щеке сорванной веткой и вновь поднялся в небо, наращивая силу. Все подавляющий шум листвы стал еще громче, парализуя волю, побуждая упасть на землю и зажать голову руками…

Ничего не видя и не слыша, Егор перевернул копье и пытался тупым концом нащупать вокруг себя хоть какой-то ориентир. Ветер больше не бил в лицо: ему вполне было достаточно тех восхищенных аплодисментов, что дарила послушная листва.

— Макс! — заорал Егор во мглу, но все было напрасно: разобрать что-либо казалось совершенно невозможным.

На несколько секунд Егор поддался панике, не зная толком, что теперь делать, но все же сумел взять себя в руки. Осторожно двинулся туда, где, как ему казалось, должна была стоять спасительная коробка ближайшей пятиэтажки…

Синий всполох над головой на контрасте с сумерками оказался настолько ослепляющим, что Егор невольно вскрикнул и присел, защитив лицо руками. Перед глазами все еще стояло ярко-синее веретено, полыхнувшее в небе за секунду до этого.

Шум листвы сменил тональность. Ветер стал еще сильнее, но сквозь плотный, словно вата, шум Егор вдруг расслышал, как воют собаки. Направление оценить было невозможно, но в том, что он слышит именно собачий вой, Егор не сомневался.

Он рискнул приоткрыть глаза, чтобы тут же закрыть их снова, теперь уже в страхе за свой рассудок. Все черное небо над головой было исчерчено ослепительными разноцветными зигзагами. За долю секунды он успел увидеть чистые спектральные цвета, расписавшие черный холст неожиданными штрихами и закорючками.

Мощный однообразный шум в ушах принес первые слуховые галлюцинации. По счастью, Егор не первый раз сталкивался с подобным эффектом, иначе недолго было и умом повредиться. Сквозь мерный шорох сотен тысяч древесных листьев послышались голоса, будто множество людей разом невнятно забормотали что-то.

Знакомая галлюцинация придала сил. Егор снова приоткрыл глаза и поднялся на ноги. Разноцветные линии беспорядочно чертили небо, оставляя после себя слабое свечение и порождая мощные всполохи. Странно, но вся эта небесная светомузыка совершенно не желала освещать дела земные: вокруг по-прежнему царил мрак. Этот неожиданный перепад между безумством цвета и сумраком, снова испугал Егора, и он быстро двинулся вперед, ощупывая дорогу обратной стороной копья и рассчитывая быстро добраться до здания.

Наверное, не стоило этого делать. Уже через несколько шагов Егор с ужасом понял, что перестал понимать, шагает он вперед или стоит на месте. Мышцы работали, перед глазами плавали красочные цветные пятна, в ушах стоял гул призрачных голосов, и понять где он находится и что делает было нереально. Словно под глубоким гипнозом из головы выветрились все мысли, осталась лишь безумная пляска разноцветных огней в бесконечном шорохе…

Придя в себя, Егор обнаружил перед собой серую бугристую поверхность. Несколько долгих секунд понадобилось, чтобы вспомнить, как он здесь оказался. Правда, последние впечатления больше всего походили на бред.

Егор попробовал поднять ногу, уперся коленом в твердое…

Труднее всего было осознать, что он стоит лицом к стене дома. Почти вплотную. Дальше стало проще…

Медленно обернувшись, Егор оценил заросшую улицу, полуразрушенные дома, которым почему-то именно здесь очень сильно досталось и от пожаров, и от природных катаклизмов. Над головой висело «обычное» красное небо с большим диском солнца, начавшим свое медленное падение на запад. Копье в руках было заляпано кровавыми отпечатками пальцев. Ладони саднило.

Макса нигде видно не было.

Выбравшись на середину проезжей части, взломанной кое-где толстыми корнями деревьев, Егор попытался сориентироваться, куда же его занесло. Больничный комплекс, раскинувшийся за металлической оградой, зеленой от вьющихся зарослей, располагался всего в нескольких кварталах от площади Субботников, где их с Максом накрыло непонятное явление. Парк, раскинувшийся между больничными корпусами, превратился в мрачный лес, в глубине которого что-то хаотично двигалось, порождая самые дурные предчувствия.

Егор приподнял копье и начал отступать вдоль улицы, и в этот момент со стороны парка донеслось знакомое:

— Стой, урод!

Кричал Макс. Судя по всему, он кого-то безуспешно ловил в заросшем больничном парке. Помочь товарищу Егор не успел: стоило ему направиться в сторону ворот, как оттуда выскочил перепуганный худой мужчина в больничной пижаме. Увидев Егора, взвыл и нелепыми длинными прыжками помчался прочь по пустынной улице. На ногах у него были легкие сандалии, при каждом прыжке мужчина громко шлепал ими об асфальт.

— Да погоди ты! — заорал Макс, картинно появляясь в воротах с копьем в правой руке. — Я ж спросить хотел… Тьфу!

Увидев растерянного Егора, Макс обрадовался. Поспешил к приятелю.

— Наконец-то! — воскликнул он, хлопая друга по плечу. — А я уж думал, ты капитально потерялся.

— Что ты видел? Как здесь очутился? — спросил Егор, тут же забывший обо всех страхах. Теперь его полностью занимало то, что именно произошло.

— Ну-у… замелькало, затряслось все, как на танцполе. Я побежал. А очухался под деревом, когда вон тот чучел пытался у меня копье спереть. Будешь пить?

Он вытащил из внутреннего кармана бутылку и сунул в руки Егору. «Чучел» тем временем, пробежав квартал, остановился и теперь смотрел на них с перекрестка.

— Вернись, я все прощу! — заорал Макс. — Да иди ты сюда! Не бойся!

Стая ворон снялась с ближайшего дерева и в полной тишине поднялась в красное небо. Человек в пижаме шарахнулся в сторону, скрылся за углом.

— Идиот, — сплюнул Макс.

— Заметил, что зверье к темноте этой вроде как приготовилось? — развил мысль Егор. — Значит, явление это происходит регулярно. И ничего страшного, наверное, в нем нет. Можно было просто сесть на землю и ждать, пока закончится. Хотя странно все это, конечно.

Вода ободряюще подействовала на Егора. Он чувствовал, что готов встроить произошедшее в общую схему.

— А я испугался, — честно сказал Макс, забирая бутылку у Егора и возвращая ее во внутренний карман. — Вот и рванул к дому. А прибежал… во аж куда.

— Я тоже испугался, — признался Егор. — Ничего, будем теперь знать, что и такое здесь случается.

— И даже, возможно, к лучшему.

— В смысле?

— Уж где, как не в больнице, бинты искать.

11

Они бродили по длинным больничным коридорам, в которых вместо запаха лекарств стояла вонь отсыревшей штукатурки и трупного разложения. Облупившиеся стены и разбитые окна, длинные бурые тряпки на полу, человеческие кости… Казалось, что больница была заброшена еще до катастрофы, но большое количество пациентов, лежащих в палатах, говорило о том, что здесь все произошло так же, как и везде.

Поднявшись на второй этаж, Егор с Максом миновали холл, в котором лежало сразу несколько тел, включая медсестру в белом когда-то халате, и наткнулись на процедурный кабинет. Открывая и обнюхивая все пузырьки подряд, Макс быстро нашел какой-то спиртосодержащий раствор. Целые упаковки бинтов обнаружились здесь же, в стеклянном шкафчике.

Пока Макс заливал его ладони жгучей жидкостью и аккуратно обматывал их бинтами, Егор смотрел в открытое окно, выходившее на ту часть заросшего парка, что не была видна от ворот.

На полянке, поросшей лишь низкой травой, бегали две белки. Время от времени они замирали, вытягиваясь столбиком и оглядывая окрестности, а потом снова начинали заниматься своими беличьими делами.

Макс заканчивал затягивать узелок бинта на левой руке Егора, когда белки разом поднялись на задние лапки, посмотрели в одну сторону, после чего стремительно взлетели вверх по стволу ближайшей сосны. Этажом ниже послышался звон разбитого стекла и надсадный кашель, а через полянку устремились к больничному корпусу несколько собак, неразличимых до того среди густого кустарника.

Вздрогнув и потеряв при этом кончики узелка, Макс ругнулся. А Егор схватился за свое копье:

— Собаки внизу! И человек, видимо, только что проснулся. Надо успевать!

— Что успевать? — растерянно крикнул Макс вдогонку, но Егор не услышал. Он уже бежал к лестнице.

Надрывный кашель разносился по всему коридору первого этажа. Собак отсюда видно не было, но Егор не сомневался: они ищут вход в больницу. Вдруг пришло понимание: бурые тряпки на полу, запах тухлятины, множество костей… Всё это говорило о том, что собаки устроили здесь столовую и регулярно возвращались с проверками: не проснулся ли еще кто-нибудь?

Промчавшись мимо нескольких открытых дверей, Егор ворвался в кабинет, откуда раздавались слабые стоны, сопение и кашель. Человека в сером халате, который явно когда-то был белым, буквально выворачивало наизнанку. Он полулежал на столе, пытаясь отдышаться между приступами рвотных спазмов.

Увидев Егора, человек изумился, хотел что-то сказать, но вновь сложился пополам с характерным звуком.

Не останавливаясь Егор схватил врача за руку и огляделся, пытаясь оценить: можно ли в этом кабинете закрыться. Хлипкая дверь и разбитое окно не выглядели обнадеживающе.

Врач тем временем отчаянно замотал головой и схватился другой рукой за край стола, но появившийся Макс быстро переломил ход борьбы. Вдвоем с Егором они подхватили несчастного под руки, выволокли в коридор и, услышав задорный собачий лай на лестнице, устремились в противоположную сторону.

— Что… вам надо? — с трудом, в два приема прохрипел человек.

— Заткнись, дурак, хуже будет, — угрожающе шепнул Макс, и тот замолчал.

Держа под мышки, они дотащили его до двери, выглядевшей покрепче.

Егор быстро заглянул внутрь, проверил — уцелело ли окно. Кабинет сохранился на удивление хорошо. Окна с честью выдержали отсутствие заботы, мебель тоже не развалилась. Только человек в халате, лежащий ничком возле открытого холодильника, выглядел в таком приличном кабинете совершенно неуместно.

Егор вынырнул обратно в коридор и с ужасом увидел, как к ним несутся несколько зубастых тварей.

Макс отпустил спасаемого и выставил перед собой копье. Егор дернул врача на себя, затаскивая в кабинет, а сам тут же протиснулся обратно и сделал выпад в сторону набегающей собаки. Та увернулась, но мгновением позже в ее бок вошел острый наконечник копья Макса. Собака взвыла. Поверх нее, в длинном прыжке, на Макса бросилась вторая, но Егор успел пихнуть ее древком и сбить с траектории. Макс тем временем выдернул свое копье и с силой снова загнал его прямо в оскаленную пасть первого зверя.

Сквозь хрип агонизирующей собаки из кабинета донесся жуткий надсадный кашель.

Егор дернул друга за руку, принуждая отступить. Та собака, что прыгала и промахнулась, поднялась на лапы и снова бросилась в атаку, стараясь теперь достать Макса за ноги. Одну ногу он убрать успел, но на второй тут же сомкнулась зубастая пасть. Макс заорал дурным голосом и саданул животное древком по голове. Собака крупно вздрогнула и сильнее сжала зубы. Егор со всей силы вогнал копье зверю между лопаток, а Макс метнул свое в следующего набегающего хищника и вцепился «своему» псу в холку, стараясь второй рукой отжать нижнюю челюсть. Под ними быстро росла кровавая лужа. Зверь слабел.

Следующие два пса потеряли наступательный темп и встали по другую сторону от бьющейся в конвульсиях собаки, пригнули головы и обнажили стройные ряды зубов. Издали жуткое горловое рычание.

Макс разжал наконец зубастую пасть мертвого зверя, приподнял его за холку и толкнул в сторону уцелевших псов. Те шарахнулись.

— Быстро, отходим! — рявкнул Егор, дергая товарища за ворот куртки и буквально запихивая себе за спину.

Псы обнюхали свежий труп сородича и, уставившись на Егора, сделали несколько шагов вперед. Несколько демонстративных выпадов копьем, казалось, не столько напугали, сколько озадачили их.

— Егерь, давай… — раздался сзади голос Макса, уже укрывшегося в кабинете.

Егор сделал еще один шаг назад, ощутил спиной ручку приоткрытой двери, резко развернулся, шагнул внутрь и захлопнул тяжелую створку за собой. Щелкнул задвижкой.

Сердце бухало в груди, руки тряслись, по ногам разливалась слабость, но разочарованный лай из-за двери был лучшей наградой за усердие.

Отбросив копье, Егор подошел к Максу, сидевшему прямо на полу, задрал ему штанину и осмотрел собачий укус. Пробормотал:

— Хреново. Но могло быть хуже.

Егор уже собирался смотать бинт с левой руки и перевязать товарища, как вдруг в другом конце кабинета с пола начал подниматься спасенный ими человек.

— Погодите… — сказал тот слабым голосом. — Не знаю, кто вы и что тут происходит, но вашему другу требуется обработка и нормальная перевязка. Я все сделаю, только… У Петровича, кажется, была мини-аптечка в холодильнике. Гляньте…

Он махнул рукой в сторону тела хозяина кабинета.

Егор и Макс внимательно посмотрели на нежданного помощника. Это был обычный, ничем не примечательный мужчина лет тридцати, с русыми волосами, воспаленными глазами и короткими светлыми усиками. Крупные губы и маленький подбородок придавали лицу незнакомца страдальческое выражение, которое не ушло, даже когда он попытался улыбнуться.

— Врач? — хрипло уточнил Макс.

— Врач, — торопливо подтвердил мужчина. — Виктор.

В голосе его звучала профессиональная вежливость, без намека даже на саму возможность говорить на повышенных тонах.

— Отмечай второй день рождения, Витек, — выдохнул Макс, откидываясь на спину. — Егерь тебя, считай, из зубов вынул.

Егор тем временем осторожно оттащил хозяина кабинета от холодильника и выгреб оттуда содержимое.

— Что случилось с… с больницей? — немного помолчав, спросил Виктор. — Почему везде такой разгром? Откуда здесь собаки и… вы?

— Мы и сами не много знаем, — сказал Егор, вываливая на пол рядом с Максом кучу пузырьков, туб и пакетов. — Единственное, что пока понятно… Даже не знаю, как сказать-то правильно… В общем, с тех пор, как ты заснул, прошло много лет.

— Как это — много лет? — Виктор недоверчиво оглядел себя, перевел недоуменный взгляд на Егора. — Я… в заброшенной больнице… И меня… никто не хватился?

Егор испытал укол жалости к этому ничего не понимающему человеку, но постарался быстро его подавить. Тем более, что врача надо было не жалеть, а скорее отвлекать от шокирующих выводов.

— Спал не только ты… Долго объяснять. В общем, осторожнее с лекарствами. Мы только спирт пока употребляли.

Отвечая на немой вопрос в глазах врача, Егор улыбнулся:

— Наружно. Видишь, руки забинтованы.

— Вижу, — сухо усмехнулся Виктор и, с трудом переставляя ноги, подошел к Максу.

Врач больше не задавал вопросов. На его лице закрепилось профессионально-сосредоточенное выражение. Взяв со стола ножницы, Виктор ловко срезал с ноги Макса, пропитанные кровью, лохмотья брючины и осмотрел рану. Несмотря на явный упадок сил, работал он быстро: перебрал всю груду лекарств, попросил Егора надорвать упаковку с бинтом, обработал ногу какой-то жидкостью, абсолютно не пахнущей спиртом, чем-то присыпал, наложил тампон и принялся аккуратно бинтовать.

— Надеюсь, животное не страдало бешенством, — сказал он, закончив перевязку. — Иначе придется ставить прививки. В любом случае, труп собаки надо сдавать на экспертизу…

Макс, который за все время, пока ему бинтовали ногу, не издал ни звука, а лишь бледнел и сжимал кулаки, вдруг рассмеялся.

— Не получится ничего и никуда сдать, — пояснил Егор, видя, что врач им просто-напросто не поверил и теперь пытается выведать правду. — Мы не врем. Ты же видел, что стало с кабинетом. И это… оно не только больницу накрыло. Весь город выглядит точно так же.

Виктор снова недоверчиво смотрел на Егора.

— Давай начнем с обзорной экскурсии к окну, — сказал Егор, верно растолковав реакцию врача. — А то так и будешь мысленно нам смирительные рубахи примерять.

— Ты что такое мелешь, — растерянно обронил Виктор. Из его голоса мгновенно улетучилась вся профессиональная вежливость. — Что значит «весь город»?

— Иди-иди, — кивнул Егор, осторожно подталкивая его к окну. — Вот, присядь на подоконник, пейзажем полюбуйся. Да не в парк смотри, подними голову-то. И туда не забудь глянуть. И вон туда. А небо, небо тебе нравится?

С минуту в кабинете висела тишина. Даже возня и лай за дверями прекратились.

Вспомнив о том, что чувствовал, когда проснулся, Егор забрал у Макса бутылку с водой и отнес Виктору. Тот жадно вцепился в скользкий пластик и, вздрагивая всем телом, пил до тех пор, пока бутылка не опустела.

— Извините, не сдержался, — виновато сказал он, глядя на жалкий оставшийся глоток.

— Ничего, — успокоил его Егор. — Сейчас немного посидим и будем отсюда выбираться.

— Рассказывайте. Я вам… почти верю, — решил Виктор. — Вы не похожи на психов, да и в окно я уже выглядывал, когда эти псы мчались из парка. Просто… как-то не дошло в тот момент.

— Давай-ка для начала договоримся на «ты», — просто сказал Егор. — Если коротко — случилась глобальная катастрофа. Из-за чего — мы не знаем. Все люди вдруг разом заснули…

— Не годится, — перебил Виктор. — Я позже могу объяснить почему, но в сложившихся обстоятельствах…

— Да пойми, — оборвал его Макс, продолжавший лежать на полу, — мы не доказываем теории собственного сочинения. Егерь просто рассказывает тебе о том, что уже случилось. Почему и как — сам будешь придумывать и объяснять. Если доживешь до того времени, когда это кому-нибудь станет интересно.

— Люди уснули… — чуть помолчав, серьезно сказал Виктор. — Уснули и спали много лет, словно находились в анабиозе?

— Вот! Слово, которое у меня в башке все время крутилось! — воскликнул Макс. — Анабиоз! Ну точно! Я ж читал книгу про заморозку, там космический десант отправился к Марсу…

— Погоди, — прервал его Егор. — Да, Виктор, все люди спали. И за это время никто нас не сожрал, мороз не заморозил насмерть, а летом, в жару, мы не высохли, как мумии. Такой вот странный… анабиоз.

— Петрович, значит… — Виктор кивнул на хозяина кабинета, — тоже просто спит?

— Да. И таких большинство.

— А что на улицах? — опасливо спросил Виктор. — Одичавшие собаки кругом?

— Попадаются, — односложно ответил Егор.

— Город без людей много лет… Всё разрушено? Обветшало?

— Не всё, но порядочно.

— Кругом одни спящие? Только мы…

— Не только. Есть еще проснувшиеся, но немного. Мы их не столько видим, сколько слышим. Постреливают время от времени, но сложно сказать, где именно.

Все трое помолчали, думая каждый о своем.

— У меня ведь жена дома одна! — встрепенулся Виктор, разглядывая расползающуюся на рукаве ткань халата. — А неподалеку — родители! Мне домой надо.

— Сразу может и не получиться, — признался Егор, отворачиваясь к окну. — Снаружи теперь не все так просто, как раньше.

Виктор посмотрел на Егора с какой-то необычной смесью отчаяния и упрямства.

— Нет смысла торопиться, — пояснил Макс. — Столько лет прошло — подождут еще пару дней. Надо как следует окрепнуть, отожраться, отоспаться, а потом уже всех выручать. Если сейчас начнем за другими бегать — сами попередохнем и помочь никому не сможем.

— Ты нам лучше скажи: Макс ходить сможет? — спросил Егор, поднимая копье и прислушиваясь к происходящему в коридоре.

— Это пусть он сам скажет. Лично я ничего катастрофично опасного не вижу, — пробормотал Виктор, неуверенно поднимаясь на ноги. — Болеть, конечно, будет. Но если регулярно обрабатывать — заживет. Лишь бы заражения не было, и собака не была больна бешенством.

— А если бешеная была, тогда что? Злым стану? — ненатурально хихикнул Макс.

Виктор окинул его внимательным взглядом и спокойно ответил:

— Нет, до таких ужасов дело не дойдет. Просто помрешь через две недели.

Развивать тему Макс не стал.

В коридоре было пусто. Только два собачьих трупа лежали в лужах темной крови. Егор осторожно прошел до лестницы, спустился вниз к выходу, прикрыл двери, через которые собаки проникли в здание. Когда вернулся, Макс уже не только самостоятельно шел, опираясь на копье, но умудрялся иногда поддерживать Виктора, которого покачивало от слабости.

Заглянув в несколько палат и увидев медсестру, лежащую рядом с каталкой, Виктор изменился в лице, и Егор понял: несмотря на все уверения, до этого момента врач окончательно его рассказу не верил.

Попросив Егора подождать, Виктор опустился рядом с медсестрой, проверил пульс, попробовал прослушать дыхание, согнул и разогнул руку в локте.

— Пожалуй, ты в чем-то близок к истине, — странно щурясь, словно сдерживая слезы, сказал он Егору. — Осталось только найти человека, который выглядит точно так же. И потом проснется.

— Закругляйся с научными изысканиями, — грубовато сказал Макс. — А то сам, наверное, и встать теперь не сможешь.

— Сейчас бы прокапаться, — улыбнулся Виктор бледными губами. — Но, раз столько лет прошло, я не то что растворы взять — капельницей воспользоваться не рискну. Надо поесть, воды попить. С сахаром. Побольше.

— Если б не надо было еду искать, можно было бы и здесь переночевать, — сказал Егор. — Но без еды плохо. А без воды — тем более.

— У нас же свой больничный пищеблок, — оживился Виктор. — Давайте туда заглянем: может, что-то и сохранилось. И ночевать можно с комфортом, если где-то в палатах окна уцелели.

— Уцелели, видел, — коротко сказал Макс.

Через пару часов они сидели в одной из палат на верхнем этаже с пакетами разной крупы, сахара, консервными банками готовой каши с мясом, детским питанием и детскими же сухими смесями. А также — с десятилитровой пластиковой бутылкой воды и литровым пузырем спирта.

Спящего больного, что лежал здесь раньше, без особых затей переселили в другую палату. Поставили три кровати, стол. На блюдцах укрепили несколько найденных свечей. И даже задернули шторы.

Виктор лишь попил сладкой воды и практически сразу уснул. Егор и Макс не торопясь доедали консервированную кашу, разогретую на крохотном костре, разведенном на балконе.

— Жаль, я забыл спросить у него про желтое свечение, — сказал Егор. — Не дает мне покоя эта деталь. Может быть, искры под кожей… они как-то связаны и с анабиозом, и с защитой от всех напастей за то время, пока мы спали.

— Ты так мне и не сказал, кто во всем этом виноват: инопланетяне, американцы или может правительство наше бестолковое, — сказал Макс, разглядывая бутылку со спиртом.

— Считай, метеорит упал, — отмахнулся Егор. — Нервы целее будут.

— Ну вот, никакого объекта для ненависти, — разочарованно протянул Макс. — Будешь спирт? Разведем по соточке?

— Давай, — пожал плечами Егор. На тумбочке уже стоял предусмотрительно подготовленный графин. — Только без фанатизма.

— Не пьянства ради, — провозгласил Макс, переливая немного спирта в графин, — здоровья для! По сто граммчиков накатим и баиньки.

— Да мне бы выпить, чтоб снов не видеть. Каждую ночь какие-то ужасы снятся, — признался Егор.

Виктор заворочался на кровати, слабо застонал.

— И кажется, не только мне, — добавил Егор, глядя в гнетуще-красное даже за желтыми шторами окно.

Пили в тишине. Разведенный спирт закончился, но почти никак не ощущался внутри организма. Разве что стало чуть теплее, да появилось легкое чувство расслабленности. И больше ничего. Хотя раньше с такого количества алкоголя Егор уже давно бы захмелел. Макс, по всей видимости, тоже опьянения не чувствовал.

— Наверное, пропала вся целебная сила «шила» за бесцельно проспанные годы, — разочарованно сказал он, разглядывая бутылку на просвет. — Ты мне, Егерь, все-таки скажи: что дальше? Если нет у тебя ответа — тоже скажи. Я пойму. Но что-то решать все равно придется. Как-то устраиваться, чем-то заниматься. Доктора этого куда-то девать. Он ведь скоро снова домой запросится.

— Запросится — значит, пойдем.

— Ты чего, серьезно? — выпучил глаза Макс. — Нам-то зачем идти? За каким хреном мы потащимся куда-то? А если он далеко живет? Надо здесь что-то решать. Если мы остаемся — скажи зачем. Если нет причин — надо уходить. А этот… пусть валит куда хочет.

— Макс, ты меня достал, — с досадой сказал Егор. — Кто из нас двоих умный? Я сказал: мы остаемся. Доктор теперь с нами, он теперь наш товарищ. И, если потребуется, пойдем с ним хоть на Химмаш.

Егор поднялся и шагнул к двери.

— Не выспался, что ли, за сто лет? — проворчал Макс ему в спину. — Чего сразу орать-то? Остаемся — значит, остаемся. Тебе не в институте надо было кнопки давить, а в армию идти. Там таких влюбленных в свою твердолобость очень любят.

Ночь принесла с собой тяжелую пугающую тишину. Выйдя в коридор больницы, Егор ощутил, как из темных коридоров, заполненных телами и костями, буквально веет иррациональным первобытным ужасом. В ногах немедленно появилась слабость, вдоль позвоночника хозяйски прошелся противный холодок.

Позабыв, зачем выходил, Егор поспешил вернуться обратно. Подпер дверь заранее заготовленным для этого дела шкафом…

Ночью его опять мучили кошмары. Во сне Егор плыл по вязкому безбрежному океану какой-то черной жидкости,из последних сил загребая руками и не желая сдаваться. Подступал вечер, с каждой минутой красный горизонт становился все темнее. Ни малейшего признака суши, ни одной звезды на небе, только абсолютный мрак, медленно сжимающий свои челюсти вокруг маленького бессильного человека. Ни малейшей надежды на спасение, ни единого шанса, что удастся не утонуть до утра. Но вместо того, чтобы плюнуть на все, расслабиться и пойти на дно, Егор продолжал отчаянными гребками бросать себя вперед. Метр за метром, гребок за гребком. Не потому, что надеялся на что-то. А потому, что иначе было нельзя.

12

Утром Виктор первым делом осмотрел ногу Макса и руки Егора. Раны у обоих затягивались на удивление быстро, но повязки врач снять пока не разрешил.

Макс выбрался на балкон, где они вчера уже разводили костер, и стал разжигать огонь, чиркая оставшимися охотничьими спичками.

Виктор чувствовал себя гораздо бодрее, чем накануне, хотя, по его словам, всю ночь ему снились кошмары.

— Да и сейчас как-то не по себе, — сказал он, нервно озираясь по сторонам. — Такое чувство, что кто-то сумел следом выбраться из сна и теперь ходит вокруг. Ждет. Надо было вчера спирта вместе с вами замахнуть.

Егор мысленно согласился с Виктором — постоянное чувство тревоги не покидало и его, — но вслух ничего не сказал.

В этот раз они не только поели, но даже сумели в пустых банках вскипятить воды. Виктор к еде почти не притронулся: проглотил только пару ложек каши. Но продолжал много пить.

— Блин, сколько лет нормального чая не пил, — пробормотал Макс, шумно прихлебывая кипяток из своей банки. — Обычная горячая вода, без сахара и заварки, но как вкусно!

— Предлагаю сделать следующее, — сказал Егор, заканчивая пить свой «чай» с плавающими поверху капельками жира. — Надо подыскать Вите оружие, а потом планомерно обойти несколько кварталов: может, проснувшихся найдем. Нам нужна информация. И люди. Нужно собрать побольше народа.

— Не то говоришь, — покачал головой Макс, отставляя банку. — Раз мы остаемся в городе надолго, нужно успевать собрать все, что может пригодиться в ближайшее время. И ни на что больше пока не отвлекаться. Если, кроме нас, проснувшихся здесь много, мы скоро ничего уже найти не сможем. Поэтому лучше начать запасаться уже сейчас.

— Если люди просыпаются, значит, в обозримом будущем начнут действовать какие-то государственные структуры, — возразил Егор. — Недаром же чиновники зады в кабинетах просиживали. Отойдут от шока и начнут организовывать нормальную жизнь заново. Полицию подключат. Поставки продовольствия наладят. У тебя логика робинзона, но мы ведь не на пустынном острове посреди океана.

— Егерь, ты дурак, — с досадой проговорил Макс. — Твой идеализм нас всех погубит. Тебе сколько лет? Какие институты? Какие чиновники? Сейчас, кто успеет урвать побольше жратвы и барахла, для того и наступит счастье! Хоть и недолгое.

— Мне надо добраться до дома, — хмуро сказал Виктор. — Вы тут собирайте барахло и ищите себе отряды единомышленников, сколько влезет. А у меня жена дома и родители. Не могу я сидеть и ждать.

— Мы слышали это вчера, — неожиданно жестко ответил Егор, уязвленный, на самом деле, словами Макса, а вовсе не врача. — Обязательно пойдем, но только когда полностью подготовимся и приведем себя в порядок.

— Вы-то здесь при чем? — удивился Виктор. — Один пойду. Вот копье только попрошу помочь мне сделать.

— Витя, я же тебе объясняю…

— Да что мне толку от объяснений! — внезапно выкрикнул Виктор, мгновенно покрываясь красными пятнами. — Моя семья в опасности! Я должен быть с ними!

— Да пусть катится, — внезапно встрял Макс. — Чего ты его держишь? Он взрослый мужик.

— Макс, заткнись, пожалуйста, — вежливо, но с хорошо слышимым раздражением в голосе сказал Егор. — Витя, вопрос стоит несколько шире, чем необходимость побежать, куда глаза глядят. Ты, конечно, можешь сейчас уйти, но подумай сам: велики ли у тебя шансы сперва в одиночку дойти туда, а потом — при любом раскладе — хотя бы просто выжить? Ну найдешь ты тело жены, а дальше что? Будешь охранять, пока не окочуришься? Чтобы она, проснувшись, обнаружила труп любимого мужа?

— Она могла уже проснуться.

— Могла. Риск есть, — терпеливо согласился Егор. — Но мы говорим не о гарантиях, а о шансах. Взвесь шансы сам. Руки крутить не станем, хотя врач нужен всем и всегда. Особенно сейчас, когда об уходе из города не может быть и речи.

— Вы никуда не собираетесь уходить? То есть… совсем никуда? — удивился Виктор. — А что тут делать? Мы же здесь с голоду…

— Давай пока не будем про перспективу, — встрял Макс. — Может Егеря приступ идиотизма еще отпустит.

— А ведь есть еще кое-что, — как ни в чем не бывало продолжил Егор. — Здесь, в своей больнице, ты можешь полноценно изучать спящих. А мы тебе поможем, чем сможем. Вдруг тебе удастся придумать, как вывести человека из этого… анабиоза. Тогда и своих сумеешь разбудить.

Вдалеке послышались выстрелы. Все посмотрели в окно, но там по-прежнему виднелась только зеленая стена заросшего парка.

— Когда сможем сходить к моему дому? — после короткой паузы тихо спросил Виктор, разглядывая подрагивающие руки.

— Если не случится ничего непредвиденного, послезавтра сходим, — твердо пообещал Егор. — Нам нужно перестать бояться собак, иначе любые поиски затянутся на несколько дней. У нас есть два копья, но этого мало. Надо что-то еще.

— Хорошо, — сказал Виктор. — Пойду гляну, чем можно вооружиться.

— И бинтов побольше захвати, — посоветовал Макс.

Они выбрались из больницы, хотя и готовы были бежать при первых признаках опасности. На улицах по-прежнему было пусто и тихо. Виктор сперва с удивлением посматривал на красное небо и огромный солнечный диск, начинающий свое неторопливое восхождение, но потом, видимо, принял окружающий мир как данность, так ничего у Егора об этом и не спросив. А может, просто понимал, что внятного ответа все равно не получит.

На боку у него висела спортивная сумка, в которую запасливый доктор положил не только еду и бутылку с водой, но и несколько пузырьков, бинты, десяток скальпелей в железной коробке. На плече он нес вилы, которые обнаружил в подсобке пищеблока.

— Далеко предлагаю не отходить, — сказал Егор, придирчиво оглядывая окрестные дома. — Здесь достаточно самых разных магазинов, а людей пока не видно. Значит, успеем экипироваться не торопясь.

— Егор, я серьезно. — Макс остановился и заступил дорогу. — Не экипироваться надо, а грести все подряд. Скоро очухавшихся людей будет много, и любое барахло станет дефицитом.

— Хорошо, будь по-твоему, — вздохнул Егор. — Сегодня день и завтра до обеда грабим всё, что под руку попадет. Потом сходим домой к Вите. Далеко живешь?

Он повернулся к Виктору.

— В паре кварталов от вокзала. — Врач снял с плеча вилы и попробовал ткнуть ими воздух.

— Далековато, — нахмурился Егор. — Ну ничего, все равно надо будет ближе к центру двигаться, чтобы обстановку разведать.

— Магазин спецодежды! — торжественно объявил Макс и направился к прекрасно сохранившимся стеклянным дверям.

После непродолжительных примерок троица покинула магазин в серых рабочих робах, куртках и штанах.

Большую четырехкомнатную квартиру они нашли на первом этаже в новостройке. Хозяина катастрофа застала рядом с лифтом. Макс обыскал одежду спящего и, обнаружив связку ключей, принялся примерять их ко всем замкам в подъезде. Массивная металлическая сейф-дверь открылась так, словно ее поставили только вчера.

Из двух больших комнат, уставленных почти не пострадавшей мебелью из натурального дерева, устроили склады, а в двух маленьких решили обживаться.

Два ближайших продуктовых магазина «подарили» им десяток пакетов крупы, сахара и соли. Настоящей удачей стали три больших мешка с макаронами. Несколько уцелевших ящиков с водкой Макс бережно переложил шторами, обнаруженными в одном из кабинетов, погрузил в решетчатую тележку для товаров и, вопреки опасениям Егора, с веселым дребезгом и перезвоном без потерь докатил до подъезда.

Отдохнув, все трое выбрались на пустынную улицу и замерли в нерешительности.

— Ребята, нам ведь не нужны проблемы со здоровьем? — внезапно спросил Виктор. — В зонах серьезных катастроф всегда есть трудности с гигиеной. И это оборачивается эпидемиями заразных заболеваний.

— К чему клонишь? — не понял Макс.

— К тому, — опередил врача Егор, — что мыться надо. И почаще.

— Да, чистой одежды недостаточно, нужно держать в чистоте тело, — подтвердил Виктор. — Может, дойдем до пруда? Если вода там пригодна для купания…

— Да проверили уже, — проворчал Макс. — Вчера.

— Не всё, — возразил Егор. — Давайте-ка прямо сейчас на пруд и рванем.

— Жалко время терять, — не сдавался Макс.

— А если мы заодно снасть поставим? — Егор хитро улыбнулся.

— Какую снасть? — удивился Макс.

— Рыбацкую, — пояснил Егор. — Возьмем пустой пластиковый баллон, привяжем к нему длинную палку, навяжем на нее леску с крючками. Здесь недалеко была лавка, где все это должно было продаваться. Потом всю конструкцию на веревку посадим, в воду подальше занесем и привяжем. Пока будем делами заниматься, у нас рыба сама ловиться будет.

— А что, класс! — загорелся Макс, теряя пессимизм. — Это дело. Я согласен.

Через полчаса конструкция была готова, и все трое выдвинулись на пруд.

Больше всего Егора удивляло, что Виктор ни о чем больше не спрашивает. Ничего внятного ему, конечно, все равно никто бы не ответил, но вопросы от недавно проснувшегося человека были логичны. А Виктор молчал. И, как оказалось, удивлял этим даже Макса, который не замедлил поделиться с Егором своими наблюдениями, когда доктор, извинившись, отошел к ближайшим кустам.

— Интересно, врачи все такие нелюбопытные? — спросил он Егора.

— Сомневаюсь, — задумчиво отозвался Егор.

Затем они специально прошли через заросшую цветами площадь Субботников, чтобы посмотреть на реакцию Виктора, но тот и здесь не подал голоса. Лишь с любопытством крутил головой…

На берегу с пруда задувал сильный ветер. По воде шли волны, кое-где украшенные белыми пенными бурунами.

Виктор разделся и через минуту уже шлепал босыми ногами по воде. Макс был настроен менее решительно: к этому моменту он успел снять только куртку.

— Глазам не верю, — выразительно проговорил Егор. — Десантник-вонючка боится холодной воды. Давай-давай. А то так и останется наша мегаснасть сохнуть на берегу.

Макс недовольно посмотрел на друга, но ничего не ответил. Стал быстро раздеваться. Вскоре он легко обогнал бредущего по мелководью Виктора и бросился в воду, подняв целую тучу брызг. В руках Макс держал пластиковый баллон, следом за ним тянулась веревка, которую Егор тут же привязал к дереву.

— Только недолго там! — крикнул им Егор. — Я тоже искупаться хочу!

Он стал прохаживаться по берегу со своим копьем на плече, но вместо того, чтобы следить, не появятся ли поблизости собаки, целиком погрузился в свои мысли. Когда вдалеке, у противоположного берега, над поверхностью пруда появилось молочное облачко, несколько долгих секунд любовался его изящной белизной, нежно оттененной алым багрянцем неба. Но облачко с каждой секундой становилось все больше, на краях появились тонкие серые кружева, и Егор отчетливо понял, что поднимается с каждым мгновением все выше к небу.

От ужаса у него перехватило дыхание. Он ткнул пальцем в сторону растущего пенного гребня формирующейся на пруду огромной волны. Но товарищи, вместо того, чтобы обернуться и бежать к берегу, начали призывно махать руками, словно приглашая его присоединиться к ним.

— Собаки! — донеслось наконец до Егора сквозь шум ветра.

— Какие собаки! — заорал Егор, возвращая дар речи. — Волна! Бегите! Волна идет!

Продолжая показывать пальцем в сторону надвигающейся водяной горы, он вдруг осознал, что именно ему кричали Макс и Виктор. Повернув голову, увидел неспешно трусящую вдоль берега собачью стаю. Животные были еще далеко, но времени на принятие решения оставалось совсем немного.

Его товарищи тем временем тоже обнаружили грозящую им опасность и ринулись к берегу, лихорадочно загребая руками и бултыхая ногами.

Идея родилась практически мгновенно.

Легко перерезав ножом веревку, Егор поднял ее над головой и заорал:

— Хватайтесь за баллон! За баллон хватайтесь!

Когда они вцепились в палку, привязанную к баллону, Егор побежал по берегу, буксируя приятелей по воде. Волна неуклонно приближалась, поднимаясь все выше и выше, но теперь и скорость, с которой Макс и Виктор приближались к берегу, значительно выросла. С Егора пот уже лил ручьем, сердце тяжело бухало в груди, но он продолжал изо всех сил тянуть за веревку, не только вытаскивая друзей как можно ближе к берегу, но и двигаясь к укрытию, которое они обживали в прошлый раз.

Собаки заметили бегущего человека и мчались теперь следом, но Егор был уверен: главная угроза исходит вовсе не от животных. Звери вскоре тоже почувствовали неладное. Сначала они замедлили бег, тревожно косясь на волну, а потом все разом бросились бежать вглубь берега.

Егор тем временем вытащил обоих товарищей на мелководье, и те уже сами побежали в сторону невысокого здания, где они с Максом отсиживались накануне.

— Бегите строго за мной! — крикнул Егор, стараясь ступать, там где не было стекол.

К тому моменту, когда Макс и Виктор добежали до стены, волна уже преодолела урез воды и с грохотом мчалась по берегу. Стоящий на крыше здания Егор с ужасом понял, что гребень водяного холма находится на одном уровне с его ногами. Но приятели успели вцепиться в дерево, и когда тонны воды накрыли их с головой, сумели удержаться.

Волна с разочарованным ворчанием схлынула. А Макс с Виктором, напуганные, но счастливые, быстро вскарабкались на крышу.

— Ни фига себе, половили рыбки, — выдохнул Макс, отплевываясь. — Надо теперь снова сухую одежду искать.

— Точно, — кивнул Егор, глядя вслед отступающей воде. — Мне вот интересно: какой процесс мог такое цунами на нашем пруду породить?

— Это вопрос. И ответа на него, думаю, пока мы не знаем. Зато теперь мы совершенно точно знаем, что такое здесь бывает, — постукивая зубами от холода, промямлил Виктор. — Начинаю разделять желание Максима набрать много-много-много всего, закрыться в квартире и никуда больше не выходить.

— А что, неплохой улов, — сказал Егор, показывая пальцем на берег, где валялась их рыбацкая снасть, которую волна не пожелала унести с собой. На нескольких поводках с крючками бились крупные рыбины.

— Гораздо больше, чем кажется! — радостно воскликнул Макс. — Смотри вон дальше, вдоль берега!

С изумлением Егор увидел, что весь берег усыпан рыбой. Крупные блестящие тушки отчаянно трепыхались, пытаясь добраться до такой далекой теперь воды.

— А мне кажется — гораздо меньше, — печально произнес Виктор, выглядывающий сквозь окружающие крышу ветки с другой стороны.

На берег вернулись собаки и стали жадно поедать рыбу. Где-то вдалеке, на границе видимости, рядом с водой бродила огромная коричневая туша. Неужто полакомиться свежей рыбой пожаловал и медведь?..

В квартиру-склад Егор с Максом и Виктором вернулись ближе к вечеру. Переоделись и снова взялись за работу. К ночи в одной из комнат выросла порядочная куча из продуктов и вещей.

Выглядело внушительно, но уверенности в завтрашнем дне все равно не добавляло.

13

Утром с улицы послышались выстрелы.

— Из пистолета сажают! — оживился Макс. — Айда посмотрим! Может, поможем!

— А если стрелок не отобьется, в рукопашную пойдешь? — хмуро спросил Егор, быстро обуваясь и набрасывая куртку.

— Втроем от любого зверья отобьемся, — бодро заявил Макс, схватил копье и выскочил в коридор.

— Меня подождите! — запоздало крикнул Виктор, хватаясь за свои вилы.

На улице было прохладно: каждый выдох сопровождался облачком пара. Но интенсивная стрельба была куда важнее неожиданных погодных капризов. Егор бежал вслед за Максом, сжимая копье в руке, и слышал сзади дробный топот явно напуганного перспективой драки Виктора. Правда, врачу следовало отдать должное: он держал себя в руках и не впадал в истерику.

Вывернув на улицу, они увидели странную высокую конструкцию на колесах. Егор даже не сразу сообразил, что это телега, собранная из нескольких велосипедов. Телега была нагружена самым разным скарбом. На самом верху кучи сидел грузный бородатый мужчина и азартно стрелял из двух пистолетов куда-то вдоль улицы.

Как раз в тот момент, когда товарищи выскочили на улицу, у стрелка закончились патроны и он, громко ругаясь, стал выщелкивать пустые обоймы.

— Боевой барахольщик, — уважительно хмыкнул Макс. — Всех врагов разогнал. Во с кем надо дружбу заводить!

— В кого он стрелял? — слегка задыхаясь от бега, спросил Виктор.

— Сейчас узнаем, — решительно сказал Макс и, сложив ладони рупором, крикнул: — Эй, уважаемый! Может, тебе помочь чем?

Мужчина вздрогнул, развернулся на звук, выругался и с ожесточением загнал в пистолеты полные обоймы.

— Мне это не нравится, — пробормотал Виктор, начиная пятиться. — Давайте уйдем…

— Не бойтесь! — крикнул Егор. — Мы не причиним вам вреда! Давайте обменяемся информацией!

— У нас водяра есть! — поддержал Макс.

— Да откуда же вы, твари, все время лезете! — проорал мужчина. Дернул затвор на одном пистолете, потом на другом, поднялся в полный рост и направил оружие на Макса с Егором.

— Бегите! — крикнул откуда-то сзади Виктор.

Егор заметил, как из черной дырки в стволе пистолета полыхнул огонь, и в тот же момент у него за спиной раздался визг рикошетирующей пули. Улицу накрыл грохот выстрела.

— Бежим! — завопил Макс, схватил Егора за рукав и потащил под прикрытие дома.

Бородатый стрелок уже азартно палил по ним с обеих рук и, кажется, продолжал выкрикивать проклятия.

— Хреновый стрелок, — обронил Макс, притормаживая за углом дома и тяжело переводя дыхание. — Не зацепило?

Выстрелы прекратились. Видимо, у неутомимого стрелка снова закончились патроны.

— Не з-знаю, — с запинкой ответил Егор, впервые в жизни ставший настоящей стрелковой мишенью. — Он чего, совсем обалдел? Мы ж помочь могли… Мы ж ничего…

— Тихо, успокойся, — велел Макс. — Сгоряча ранение можно и не почувствовать, адреналин-то бурлит… Ну-ка, повернись кругом.

— Я осмотрю, — засуетился Виктор, беря инициативу в свои руки.

— Этого ворошиловца нельзя упускать из виду, — сказал Макс, осторожно выглядывая из-за угла.

Несколько секунд он стоял неподвижно, затем сделал несколько шагов вперед. Егор, отмахнувшись от Виктора, двинул следом. Бородатый стрелок удалялся по улице, волоча на веревке свою велотелегу.

— Между прочим, из центра идет, — с некоторым уважением проговорил Макс. — Драпает из города с кучей полезного барахла. И правильно делает.

— Я в его полезной куче видел раковину и торшер, — сказал Егор. — Грибы в раковине солить будет? И лопать их зимой под любимым торшером между елок? Обычный барыга, тупой и агрессивный. Правда, есть у него полезный выхлоп: защиту от собак он катит с собой. Если надо, лезет наверх и отсиживается. Надо подумать об этом.

— А может, догнать и объяснить, что стрелять в незнакомых людей нехорошо? — предложил Макс, оценивающе разглядывая удаляющуюся корму телеги.

— Не надо. Пусть катится своей дорогой, — махнул рукой Егор. — А нам впредь наука: с чего мы взяли, что у нас безобидный вид?

— А чего сразу стрелять? Док, скажи как врач — может, это псих?

— Я терапевт, а не психиатр, — хмуро отозвался Виктор. — Но его проблемы с головой, а скорее даже не с головой, а с нервами, меня не удивляют. Тут кто угодно… кхм… расстроиться может.

— Мы-то не свихнулись, — самодовольно сказал Макс.

— Уверен? — саркастически усмехнулся Виктор.

— Нам нужно огнестрельное оружие, — прервал никчемный разговор Егор. — Если так и дальше будет продолжаться, собаки скоро станут наименьшим злом.

— А никто, кроме тебя, в этом и не сомневался. — Макс демонстративно глядел в сторону дома. — Где-то здесь ведь был оружейный магазин. Я помню, видел как-то.

— Сейчас пожуем что-нибудь и поищем, — решил Егор. — Витя, ты чего?

Виктор медленно сползал по стене на землю. Лицо его побледнело, руки тряслись.

— Накатило что-то… Сейчас передохну и встану.

— Макс, хватай его под руку, — скомандовал Егор.

— Тоже мне врач, — буркнул Макс. — Себя подлатать не может…

В магазин они пошли вдвоем, оставив Виктора разбирать и раскладывать собранные вещи. Макс нес на плече копье, Егор вооружился вилами. Обилие ржавых, кое-где поросших травой машин больше не удивляло: это стало привычной деталью пейзажа. Но уже на ближайшем перекрестке через автомобильный завал пришлось перебираться — в момент катастрофы здесь была пробка. В итоге, получилась сплошная многослойная баррикада из железа и пластика. Оценив, сколько придется обходить это нагромождение, Егор решительно полез через двухместную машину-купе с опущенными стеклами, в салоне которой полулежали тела двух девушек, густо покрытые грязью и старыми листьями.

— Красивые, поди, были, — вздохнул Макс, карабкаясь следом.

— Почему «были»? — риторически спросил Егор. — Не забывай: они всего лишь спят. И однажды проснутся. Так что еще сможешь познакомиться.

— О! Точно! — хмыкнул Макс.

Пробравшись под грузовиком, замершим на спущенных колесах, они обошли сильно помятую машину, на капоте и в салоне которой лежали кости, протиснулись между превратившейся в груду ржавого хлама «маршруткой» и достойно выдержавшим борьбу со временем, троллейбусом. И снова оказались на свободной от железного хлама узкой улице.

Егор практически сразу увидел лежащего лицом вниз человека, отличавшегося от привычных грязных от времени тел. Обратил внимание остальных.

Это был некрупный мужчина средних лет, одетый в шорты, легкую куртку и шлепанцы на босу ногу. Он лежал ничком в большой луже крови. Из пулевых отверстий в спине и затылке медленно сочилась кровь.

— Ох, блин! — Макс даже слегка присел от неожиданности.

Егор же просто потерял дар речи, когда понял, что мужчина мертв. Но взял себя в руки и подошел поближе.

— Вот в кого бородатый стрелял, — проговорил Макс, опускаясь рядом с трупом на корточки. — Но зачем?

— Не факт, что ему нужна была причина, — сказал Егор. — В нас он тоже стрелял. Пойдем. Собаки могут чувствовать запах крови издалека.

Оружейный магазин оказался разграблен. Друзей встретили разбитые окна и витрины, разбросанные повсюду ржавые ружья, ножи, пистолеты, изодранные картонные коробки и россыпи самых разных патронов на полу. В подсобных помещениях когда-то случился небольшой пожар, а все что уцелело — недавно перевернули вверх дном.

— Еще дольше бродили бы вокруг да около, — мрачно посетовал Макс, — голые стены остались бы.

Егору двинулся вдоль помещения, стараясь осмотреть все, что попадалось на глаза.

— Ты главное не оценил, — сказал он Максу, обойдя большую часть торгового зала. — Оружия кто-то взял немало. Значит, где-то по соседству есть группа вооруженных людей. А это в свою очередь означает, что зверья скоро будет меньше.

— Что-то не видел я пока отстреленных собак, — нахмурился Макс. — А человек… вон, валяется.

Через полчаса они двинулись в обратный путь, нагруженные рюкзаками, обнаруженными в одном из отделов магазина. Макс сумел найти уцелевший охотничий карабин и несколько коробок патронов к нему. Самый большой карман его рюкзака раздувался от россыпи разнокалиберных патронов, торопливо собранных там, где промасленная бумага не дала им превратиться в горсть ржавой пыли. За поясом Макса торчали два красивых охотничьих ножа, уцелевших благодаря герметичной коробке, в которой они лежали под прилавком. Все остальное содержимое рюкзака составляли всевозможные туристические мелочи от упакованных кружек и компактных наборов инструментов до комплектов алюминиевой посуды и крохотных горелок, завернутых в смазанную бумагу.

Примерно так же был укомплектован и Егор, только в руках он нес арбалет, а из карманов рюкзака торчали хвостовики метательных ножей.

— Это, конечно, круто, — сказал ему Макс перед выходом из магазина, — но поверь ветерану десантных войск: ножи надо уметь метать, а из арбалета как следует учиться стрелять. Да и то эффективность против собак будет низкая. Я ножи немного метать умею и то не взял. Может, оставишь бесполезные погремушки? Лучше патронов побольше собрать. Даже если нужного ствола не найдем, из них хоть порох можно вытрясти. А порох всегда пригодится.

— Всё пригодится, — лаконично ответил Егор.

«Дома» их ждал почти настоящий обед. Виктор сварил густой суп из лапши и тушенки, разведя костер во дворе. Накрыл стол. Расставил настоящие тарелки и разложил обнаруженные в шкафу серебряные ложки. На подоконнике дымился, источая чудесный аромат, горячий чайник, набитый свежими листьями смородины и густыми белыми соцветиями какого-то растения.

— Прямо во дворе всё для чая растет, — скромно похвастался Виктор.

— Вот это еда! — с восторгом провозгласил Макс, отправив в рот первую ложку. — Настоящая! Витек, ты — гений!

— А если б собаки? — спросил Егор, с блаженством прихлебывая горячий мясной бульон.

— Я сетку металлическую нашел, — сказал довольный Виктор. — Целый рулон был в грузовичке. Растянул ее так, чтобы отгородить участок побольше. Только не у нашего, а у соседнего подъезда. Поэтому вы ее и не видели. Привязал к балконным решеткам и столбикам. Получился загон перед дверью. Если что — можно в подъезде спрятаться.

— А чего ж у соседнего подъезда? — удивился Макс, с хлюпаньем втянув длинную лапшинку. — Чего не у нашего?

— Если бы звери на меня напали, — пояснил Виктор, — вы бы не только их услышали, но и смогли бы сами укрыться в нашем подъезде. А потом и мне помочь. А если б я в нашем подъезде прятался, вам бы пришлось бежать куда попало.

— Соображаешь, — с уважением согласился Макс.

— Толково, — поддержал Егор. — Эх, после такого обеда можно не только к вокзалу идти, а полгорода облазить…

Карабин Макс разобрал, почистил и смазал. После чего вышел на балкон и сделал пару пристрелочных выстрелов по стене дома напротив. Егор принялся разбирать рюкзаки. Извлек массу полезных мелочей и наконец добрался до арбалетных болтов. Натянул и зарядил арбалет, попробовал представить, как будет с ним управляться на улице, в случае чего. Получалось плохо. Конструкция средневекового оружия казалась громоздкой и неудобной. В итоге, арбалет отправился в кладовку вместе с парой пистолетов, для которых не нашлось патронов, и электрошокером, без зарядки годным разве что в качестве вилки.

— Набрал всякой ерунды, — неодобрительно покачал головой Макс, вернувшись с балкона. — Лучше б еще патронов для карабина поискал.

— И так всё обшарили. Кто-то до нас хорошо поживился. Но оружейный магазин в городе не один: попробуем еще что-нибудь найти.

Через час, собравшись и экипировавшись, они отправились в дорогу.

14

Небольшие улочки, не выдержав дикого напора природы, почти сплошь заросли низкорослым кустарником и высоким бурьяном. Двигаться приходилось только по достаточно широким улицам, которые просматривались хотя бы на квартал. Шли осторожно, через каждые несколько десятков метров останавливаясь и вслушиваясь в непривычные звуки одичавшего города. Все трое несли рюкзаки с небольшим запасом пищи и воды.

Впереди медленно шагал Макс с карабином на изготовку. Несмотря на то, что по-настоящему воевать ему не пришлось, армейская наука не прошла даром: он умудрялся выглядеть одновременно и расслабленным и собранным. Голова его словно была привязана к ритму шага и находилась в непрерывном движении. За определенное число шагов он успевал посмотреть направо, вверх, налево, под ноги, немного назад и снова направо, чем-то отдаленно напоминая монотонно работающий механизм. Если б не свежая повязка на ноге, торчащая из-под штанины, и не догадаешься, что накануне его здорово покусала собака.

Следом понуро брел Виктор. Вскоре после выхода его начало знобить, но возвращаться врач наотрез отказался. Зябко кутаясь в теплую куртку, он иногда вздрагивал и долго смотрел куда-то вверх, словно разглядывая что-то на крышах ближайших высоток. Егор пару раз спрашивал о том, что привлекло внимание врача, но Виктор всякий раз тряс головой и бурчал, что, мол, из-за температуры мерещится ему всякая чертовщина. На крышах действительно было пусто, но чувство тревоги не рассеивалось.

Последним шел Егор. На плече он нес копье и вилы, в боковых карманах рюкзака — стеклянные бутылки с каким-то вонючим раствором, который Виктор нашел в кладовке квартиры. Бутылки предполагалось разбивать за собой, если придется спасаться бегством от собак. Макс, правда, скептически хмыкнул, когда Егор объяснял ему, как подействует на зверей битое стекло и резкий химический запах, но возражать не стал. Прекрасно знал: без практической проверки Егор от своей идеи не откажется.

Вскоре открылся мост через Исеть. Крупный перекресток перед ним превратился в сплошной затор из ржавых автомобилей. Кое-где машины стояли чуть ли не в два яруса, наслоившись когда-то друг на друга с разгона. То, что перед катастрофой было пробкой, превратилось в многослойное нагромождение железа.

С горки, что громоздилась над спуском к мосту, открывался вид на Верх-Исетский пруд, руины корпусов старого завода и другой берег Исети, застроенный огромным спальным районом. Красное небо в темных рваных тучах с этой точки казалось особенно низким и хмурым. Прохладный свежий ветер с пруда заставил всех троих плотнее застегнуть куртки.

Мост, как и перекресток, был полностью забит машинами. А под ним, вдоль невидимой с этого места воды, виднелись такие непролазные заросли, что даже одна мысль подойти к берегу, заранее вызывала беспричинный страх. Егор мысленно порадовался, что на другую сторону идти не требовалось. Ведь окажись дом Виктора в районе Сортировки, им пришлось бы перебираться через всю эту свалку, а так, они свернули направо, туда где широченный бульвар вел в сторону площади Коммунаров. Оглядываясь на перекресток с ржавыми машинами, Егор думал, что Исеть им пересекать все равно придется, но лучше все-таки будет сделать это по мосту, расположенному ближе к железнодорожному вокзалу.

Несмотря на широкое пространство, видимость на бульваре оказалась даже хуже, чем на предыдущих улицах. Несколько грузовых фур и стоящие один за другим трамваи, здорово ограничивали обзор. Кусты на газонах росли густо, а бурьян и вовсе поднимался выше человеческого роста.

— Давайте-ка плотнее ко мне, ребятки, — немного рисуясь, сказал Макс. — Если что — прикрывайте бока. У меня ствол не пулями, дробью заряжен. Пяток выстрелов разгонит любую стаю.

— А вдруг они дроби не боятся? — срывающимся голосом спросил Виктор. — Я думал, у тебя настоящее ружье.

— Не волнуйся, самое что ни на есть настоящее, — успокоил его Макс, вытаскивая из кармана снаряженный магазин. — Просто сейчас заряжена дробь. А вот тут патроны с пулями. Зарядить — пара секунд.

— Стойте! — глухо скомандовал Егор. — Макс, хватит трепаться! Человека прозевал. Вон, смотри, возле витрины ходит.

— Давайте мимо, а, — тут же предложил Виктор. — Вдруг у него тоже нервы ни к черту и пистолеты есть?

— Я ему покажу пистолеты, — угрожающе сказал Макс, меняя магазин в карабине.

— Никакой стрельбы. — Егор положил руку на карабин. — Я один пойду. А то втроем, да с такими рожами, кого хочешь напугаем.

— Может, не стоит рисковать? — озабоченно спросил Макс. — Может и впрямь, ну его на хрен, этого бомжа…

Человеческая фигура возле большой витрины действительно смутно ассоциировалась с бездомными обитателями помоек.

— Мы зачем в центр идем? — спокойно уточнил Егор. — Ну, помимо разведки дома Вити? Информацию получить. Как мы ее получим, если будем от людей шарахаться?

— Ладно, иди, — недовольно сказал Макс. — Но, если что, я его прямо отсюда сниму.

Егор отдал копье и вилы Виктору и медленно двинулся в сторону незнакомца. Тот то ли не замечал их, то ли не придавал этому значения. Еще немного покружив рядом с закрытым магазином, человек поднял с земли камень и запустил им в витрину. Звон разбитого стекла разлетелся по окрестным кварталам, крупные осколки ссыпались вниз, а человек как ни в чем не бывало полез внутрь.

Егор продрался сквозь низкорослый кустарник, обогнул грузовик, груженый щебнем, едва не наступил на голову лежащему в густой траве телу, прошел вдоль облупленного и проржавевшего борта трамвая и оказался наконец перед разбитой витриной. Уже привычно огляделся по сторонам, посмотрел на товарищей. Макс пристроился на капоте грязного, но почти не тронутого ржавчиной внедорожника. С такого расстояния ствол карабина практически не был виден, но Егор не сомневался, что приятель держит магазин под прицелом. Виктор беспокойно ходил позади Макса, появляясь то с одной, то с другой стороны от машины и вытягивая шею, словно пытался найти наилучшую точку обзора.

— Чего надо? — донесся из магазина грубый мужской голос. — Это территория нашей общины, нечего здесь шататься.

Егор всмотрелся в темноту торгового зала и различил за острыми краями разбитой витрины силуэт.

— Здравствуйте, — сказал он своему невидимому собеседнику. — Какой общины? Вас много?

— Какая тебе разница? — раздраженно донеслось изнутри. — Иди своей дорогой. Нечего здесь околачиваться.

— Так я поговорить хотел, — растерялся Егор. Ему и в голову не приходило, что в мертвом городе кому-то будет плевать на обнаруженного живого человека. — Мне ничего от вас не надо, и я скоро уйду. Просто расскажите мне, что знаете. Я недавно проснулся и мало что понимаю.

Из разбитой витрины показалось грязное небритое лицо. Затем человек полностью выбрался на свет и недобро уставился на Егора. Он оказался невысоким, но крепко сбитым, одетым в телогрейку и грязные штаны с отвисшими коленями. Из кармана у него торчала деревянная ручка какого-то инструмента. Примерно так себе Егор всю жизнь представлял мастеровых деревенских плотников. Этаких мужичков себе на уме.

Осмотрев Егора с ног до головы, мужичок сплюнул.

— И что ж это одни рахитики выжили, — презрительно сказал он. — Нашей общине здоровые мужики нужны, а не гнилые соплежуи. Что тебе сказать, паря? Случился конец света. А уж как да почему — не нашего ума дело. Наше дело спасаться, кто как может. Иди себе с Богом. Глядишь, и поможет он тебе.

— Если вас целая община, значит, много народу проснулось. Сколько у вас людей? — Егор вдруг осознал, что пустые улицы могут быть обманчивы.

— А это тебе зачем? — мгновенно ощерился мужичок и потащил из кармана свой инструмент — длинное шило.

— Спокойно, — сказал Егор, поднимая руки и делая на всякий случай шаг назад. — Меня не интересует размер вашей общины. Просто хотел оценить, сколько народу могло вообще выжить.

— Достаточно, — злобно прищурился мужичок, — чтоб всех любителей чужого добра в землю закопать.

— Ты хоть скажи, — продолжая отступать, попросил Егор, — куда ходить нельзя, чтоб на вашу территорию не забрести?

— Ты вот шел по бульвару? — сказал мужичок. — Вот и катись по нему дальше. Тогда точно куда не надо не попадешь.

Сделав еще несколько шагов назад, Егор повернулся и быстро пошел к товарищам.

Разговор с неприветливым мужичком его обескуражил. Получалось, что людей проснулось все-таки значительно больше, чем они полагали. И вместо того, чтобы искать причины катастрофы или ожидать, когда проснутся чиновники, способные что-то организовать, люди начали сбиваться в общины…

— Я тебе говорил, — выслушав друга, сказал Макс, — что надо барахло собирать и обустраиваться. Все эти поиски самоорганизующейся городской жизни — чушь собачья.

— Нам не выжить в одиночку, — сухо ответил Егор. — К тому же, Витя все равно ушел бы к своим. Что мы с тобой вдвоем смогли бы тогда сделать?

— Ладно, проехали, — отмахнулся Макс. — Ты упертый баран, бесполезно что-то доказывать. Что дальше?

— Что и планировали: идем к Вите домой, — пожал плечами Егор.

Виктор с облегчением вздохнул, но промолчал.

— А там, — продолжил Егор, — попробуем выбраться в центр. Поищем другие общины, ну и разберемся на месте. Может, кто нас к себе возьмет…

— Смотри-ка, а этот все пялится, — перебил Макс, глядя Егору за спину.

Егор обернулся. Его недавний собеседник стоял возле разбитой витрины опершись на ручную тачку и смотрел в их сторону.

— Пусть пялится, — сказал Егор. — Нет у меня желания провести несколько дней, доказывая, что мы полезны его общине. Раз они нацелены на сбор барахла и замкнутое существование, то, скорее всего, обречены.

— А мне кажется — наоборот, имеют все шансы, — возразил Макс. — А вот мы…

— Дык иди к ним, — насмешливо бросил Егор. — Ты парень крепкий, и ружье вон у тебя есть. Наверняка примут.

— Пошел ты, Егерь, — обиделся Макс. — Я с тобой как с человеком, а ты всё с дерьмом мешаешь. И так всегда.

— Не нравится мне, как он на нас смотрел. И как быстро ушел, — нервно вставил Виктор, провожая глазами удаляющуюся фигуру мужичка, толкающего перед собой громыхающую тачку. — Давайте пойдем скорее.

— Согласен, — буркнул Макс, отталкиваясь от капота. — Если не тормозить, до площади Коммунаров минут десять-пятнадцать идти. А потом до вокзала — не больше получаса. Много разговариваем. А надо просто быстро дойти, уже сегодня все узнать и устроить. И домой вернуться.

Егор только усмехнулся. Времени, безусловно, требовалось больше, ведь ни о каком быстром перемещении, как до катастрофы, и речи быть не могло. Впрочем, с общим смыслом высказываний Макса он был согласен.

Они снова двигались по бульвару, обходя машины и заросли репейника, осторожно перебираясь через большие кучи штукатурки, обвалившейся с фасадов зданий, и стараясь не задевать бессильно обвисшие плети оборванных проводов. Егору казалось, что они бредут уже целую вечность сквозь мертвое царство, и не будет конца этому разрушенному миру под странным красным солнцем. В какой-то момент ему даже показалось, что пройдя под косо стоящей опорой столба, он вернулся обратно, в привычный мир. Мимо плавно проехала машина, на другой стороне дороги мелькнул силуэт девушки в светло-желтом плаще, радостно спешащей навстречу кому-то, кого Егор пока не видел, в голубом небе медленно тянул пушистый инверсионный след, самолет… Несколько секунд нормальной жизни, вспышка бешеной радости, темнота перед глазами и…

Встревоженный голос Виктора:

— Э, Егор, что с тобой? Егор, очнись!

Он неподвижно стоял, практически упершись в ржавый, с остатками облупившейся краски борт трамвая. Виктор озабоченно смотрел ему в глаза и нащупывал что-то на шее. Встревоженный Макс вопросительно смотрел от перекошенного киоска на остановке.

— Все в порядке, — медленно проговорил Егор. — Похоже, заснул прямо на ходу. Бывает.

— Когда все в порядке — не бывает, — строго сказал Виктор.

— И что ты предлагаешь? Вызвать «скорую»? — устало улыбнулся Егор, осознавая, что никуда он не возвращался, и вокруг по-прежнему разрушенный временем город. — Давайте просто повнимательнее приглядывать друг за другом. Видимо, всё это — последствия анабиоза. Идем, нам еще далеко топать.

Макс теперь держался вдоль трамвайных путей, поскольку именно с этой части бульвара теперь просматривалась наибольшая часть дороги. Слева, за сильно разрушенным зданием, начинался самый настоящий лес, выросший на месте парка. Из зарослей иногда раздавался громкий треск ломаемых ветвей, но узнать, кто и что делает в этой чаще, ни у кого желания не возникло.

Вскоре аккурат посреди бывшей проезжей части обнаружился мужчина неопределенного возраста в лохмотьях. Был он грязен, всклокочен и совершенно никак не отреагировал, когда Макс окликнул его и угрожающе лязгнул затвором. Просто шел навстречу и, казалось, был ко всему равнодушен.

Сделав Максу отрицательный жест рукой, Егор встал на дороге несчастного, дождался, пока тот приблизится почти вплотную, и положил ему руку на плечо. Мужчина вздрогнул, остановился и уставился на Егора безумным взглядом.

— Здравствуй, друг, — как можно мягче сказал Егор. — Куда идешь, что ищешь?

— Какая разница? — неожиданно вполне нормальным голосом отозвался мужчина. — Теперь все равно куда идти и что делать. Вся моя семья умерла, а я один-одинешенек. Никакого смысла в жизни не осталось.

— Тысячи людей потеряли свои семьи, — все также мягко возразил Егор. — А смысл всегда можно найти. Где ты проснулся? Что видел по дороге?

— И главное — лежат все как живые, — продолжил несчастный, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать. — Я пока могилы им копал, все смотрел и не мог насмотреться.

Виктор с Максом переглянулись.

— Глубоко закопал? — деловито поинтересовался Егор после паузы.

Мужчина с недоумением посмотрел на него и неуверенно произнес:

— Да разве я в одиночку шесть нормальных могил выкопал бы? Так, на штык, не больше. Но сверху камней натаскал, чтобы собаки не разрыли.

— Я тебе кое-что скажу сейчас. Только постарайся от радости остатки рассудка не растерять, — проговорил Егор. — Иди домой и откапывай свое семейство. Если тела хорошо сохранились, значит, они просто спят.

— Как… спят? — тупо спросил мужчина. Схватил Егора за ворот куртки. — С чего ты взял?!

— Эй-эй, потише! — осадил его Макс, оттаскивая.

— Мы все в таком состоянии были. А потом некоторые проснулись, — пояснил Егор, делая знаки Максу, чтобы тот отпустил человека. — Все люди впали в спячку. Вроде как медведи зимой. Просто у одних весна уже наступила, а у других — еще нет. Правда, я… — Егор запнулся. Но потом закончил мысль: — Я не знаю, кому повезло больше.

— Так я что же… — растерянно пробормотал мужчина, отлепляясь от Егора, — своих… того… живьем закопал?

— Получается так, — кивнул Егор. — Пока, думаю, особых проблем им это не доставляет. Но вот, если проснутся… Эй, постой!

Мужчина без оглядки побежал в обратную сторону и вскоре скрылся из виду. Некотороевремя был слышен удаляющийся стук шагов, но затем исчез и он.

— Эффектно, — похвалил Макс, — но бестолково. Ему ты информации прибавил, а вот нам — нет.

15

Площадь Коммунаров, и до катастрофы утопавшая в зелени, теперь походила на опушку в лесу. Крохотный декоративный парк в центре превратился в непроходимую чащу из кустарника. Дворец молодежи, расположившийся на схождении двух улиц, с задней части так плотно зарос деревьями, что казался огромным каменным входом в сплошную зеленую стену. Площадка перед Вечным огнем даже не просматривалась.

— Ну и заросли, — прокомментировал Макс, останавливаясь. — И ведь кому скажи, что практически центр города.

— Долгое время здесь была западная окраина Екатеринбурга, — сумничал Егор. — Даже столбы стояли, отмечающие границу города.

— Здесь? — поразился Макс. — Так отсюда до Плотинки пятнадцать минут хода. Это что тогда, деревня была?

— Нет, просто по тем временам это было весьма недурно. К тому же, все в городе крутилось вокруг заводов, а для них много людей не требовалось…

— Ребят, а может, дальше пойдем, — предложил Виктор. — Звук какой-то странный… Слышите?

Егор прислушался. На тихие щелчки, доносившиеся откуда-то издалека, он до этого момента не обращал внимания. Макс тоже насторожился, потом поднял карабин, словно готовился стрелять и медленно двинулся по остаткам асфальтовой дороги вокруг кустарника.

— Пойдем? — нервно переспросил Виктор.

— Витя, не ной, — сказал Егор, двигаясь следом за Максом, с копьем наперевес. — Мы не только за твоими родичами идем. Нам еще и сведения нужны.

Обогнув очередной трамвай, затянутый вьюнком и хмелем, они увидели плотно забитый ржавыми машинами перекресток и двух людей, стоящих к ним спиной возле угла крайнего здания. Судя по напряженным позам, люди на что-то смотрели, высовываясь из-за угла. И пока их внимание было сконцентрировано на невидимой цели, шагов сзади они не слышали. Оба были одеты в одинаковые темные джинсы и серые спортивные кофты с капюшонами.

Макс тут же крадучись пересек трамвайные пути, перешел через дорогу и двинулся в сторону незнакомцев вдоль стены здания. Егор, повинуясь его знакам, жестом усадил Виктора на землю за ближайшей машиной, а сам медленно, но открыто зашагал вдоль рельс. Копье он беззаботно положил на плечо, чтобы выглядеть не слишком агрессивно.

Однако уже через десяток шагов Егор забыл, зачем шел в сторону перекрестка. Едва видимое из-за дома, со стороны проспекта Ленина распространялось желтое свечение. По цвету точь-в-точь как то, что он видел на своем теле в момент пробуждения.

Двое незнакомцев тоже разглядывали странный свет — потому и позабыли о всякой осторожности.

К негодованию Макса Егор ускорил шаг. Не обращая внимания на яростные жесты приятеля, он остановился метрах в двадцати за спинами незнакомцев и тоже выглянул из-за угла.

Сердце забилось чаще. Зрелище впечатляло и пугало одновременно…

Совсем недалеко, в пределах одного квартала, проспект Ленина был перегорожен ярко-желтой светящейся стеной. Полупрозрачное, мерцающее свечение уходило высоко вверх и словно бы врезалось в землю, а справа и слева от дороги легко погружалось в дома. По ту сторону можно было различить продолжение проспекта с прогулочной аллеей посредине, раскидистые деревья и элитные высотки. Но пейзаж просматривался нечетко, а будто бы сквозь размытый желтый светофильтр. Судя по всему, стена не была материальной и легко пронизывала любой предмет, оказавшийся у нее на пути. Причем, без видимых последствий.

Ничего подобного Егор никогда раньше не видел. Даже в том необыкновенном мире, который окружал его после пробуждения, это казалось странным. Больше всего стена походила на элемент какого-то голографического шоу, но кому бы пришло в голову устраивать световое представление в мертвом городе?

Отброшенная ранее в силу бредовости мысль о вмешательстве в земную жизнь инопланетных существ, вновь обрела право на жизнь. Нужно было подойти поближе, осмотреться, попытаться понять природу мерцающей янтарной завесы…

Но Егора смутило то, что незнакомцы, судя по напряженным позам, не просто разглядывали явление. Они словно чего-то ждали. Поэтому Егор замер, ожидая сам не зная чего.

Зато Макс продолжал действовать. Подкравшись к незнакомцам на расстояние в несколько шагов, он поднял карабин и негромко скомандовал:

— Руки вверх.

Один из незнакомцев подпрыгнул и развернулся в сторону Макса, взмахнув неизвестно откуда извлеченным ножом. Второй тонко взвизгнул и присел на корточки, прикрыв голову руками.

— Не бойтесь! — тут же крикнул Егор, понимая, что перед ними совсем молодые ребята, школьники или студенты. Парень и девушка.

Его успокаивающий вроде бы возглас произвел прямо противоположный эффект: обнаружив второго противника, парень заметался, не зная, кто опаснее, а девушка тонко завыла.

— Да что у нас сегодня за день такой, — с досадой вздохнул Макс, вешая карабин на плечо. — Эй, сопляк, ножик свой убери, все равно ничего им не сделаешь. Чего вы такие дерганые?

— Не бойтесь, — повторил Егор, приближаясь со своей стороны. — Мы зла не желаем, грабить не собираемся. Спросим кое-что и уйдем.

— И девку свою успокой, — добавил Макс.

Парень наконец перестал метаться. Растерянно замер, уже спокойнее, хотя все равно недоверчиво, осмотрел Макса с Егором и медленно убрал нож за пояс. Присел рядом с девушкой, нежно обнял ее и что-то зашептал на ухо. Рыдания сменились тихими всхлипами.

— Витек! — позвал Макс. — Давай сюда, может помощь твоя понадобиться.

— Виктор — врач, — пояснил Егор, встрепенувшейся было парочке.

— Да хватит уже трястись, — проворчал Макс. — Хотели бы, давно уже обоих шлепнули. А так — просто поговорим и уйдем.

— Что вам надо? — спросил, наконец, парень неожиданно низким голосом.

— Что вам известно о катастрофе? — быстро сказал Егор. — И что за желтая стена посреди улицы?

— Какая еще стена… — удивился Макс, обходя угол. И замер, потрясенный.

— А вы сами откуда взялись? — подозрительно спросил молодой человек. — Неужели еще ни одной мембраны не видели?

Девушка перестала всхлипывать и теперь настороженно смотрела на Егора и приближающегося Виктора.

— Если эта светящаяся штуковина от неба до земли называется «мембрана», то да — ни одной мембраны мы пока не видели, — терпеливо ответил Егор.

— Ну и не ходите туда, — мрачно сказал парень, оглядываясь в сторону свечения. — Там… там черт знает что творится.

— А тут вроде все в порядке, да? — язвительно уточнил подошедший Виктор, успевший выхватить часть разговора.

Парень огляделся, внимательно посмотрел на небо, оценивающим взглядом пробежался по Егору и Виктору и, наконец, усмехнулся:

— Да. Здесь очень даже ничего.

— Вы это видели? — подал голос изумленный Макс. — Во-во, вот эту желтую хреновину?

— Ваш друг — тормоз, — с кривой ухмылкой констатировал парень.

— Зато стреляет хорошо, — спокойно парировал Егор. — Значит, вы проходили сквозь эти вот… мембраны? И что там?

— Пришлось проходить, — сразу растерял все веселье парень. — Там, где мы очнулись, был настоящий ад. Но чем дальше мы уходим к северу, и чем больше мембран пересекаем, тем больше всё становится похожим на обычный мир.

— А там-то что? — настойчиво спросил Виктор. — Что не так?

— Всё не так, — морщась, ответил парень. — Это… Это трудно объяснить, но лучше туда не лазить.

— Значит, в центре все так же, как здесь? — спросил Егор. — На Плотинке народ не собирается?

— Не были мы на Плотинке, — с тоской в голосе сказал парень. — На Ботанике последний раз сбежали от бешеных тварей в мембрану. А вышли почему-то сразу здесь. И ждали вот… не полезут ли следом. Обычно они боятся через мембрану идти.

— Что за твари? — деловито спросил Макс, снимая с плеча карабин.

— Не понял, — нахмурился в свою очередь Егор. — Что значит «зашли на Ботанике, а вышли здесь»?

— Ты тоже тормоз? — с какой-то отчаянной злостью спросил подросток. — В игрушках порталы видел? Которые переносят человека на любые расстояния? Так вот эти мембраны, они, видать, тоже переносят. Только не всех и не всегда. Или… разных людей в разные места. Мы так с тремя нашими друзьями потерялись: вошли вместе с одной стороны, а вышли только… с ней вдвоем. И совсем в другом месте. Вернулись обратно — попали вообще на Ботанику. А это километров десять от того места, где вошли.

— Смотри-ка, Егор, — шепнул Виктор. — У них волосы светятся.

По торчащим из-под капюшонов челкам у обоих действительно бегали легкие, едва заметные в красноватом свете дня, желтые искорки. Так же еле видимо мерцали кончики пальцев.

Егор в испуге отступил в сторону. Макс после секундного замешательства, навел оружие на подростков.

— Э, вы чего? Так всегда бывает после прохода через мембрану! — с отчаянием сказал парень. — Отпустите нас, мы просто пойдем своей дорогой…

Со стороны желтой стены раздался звонкий треск, словно раскололось по всей длине большое дерево. Все резко повернули головы на звук. По яркой светящейся плоскости змеилась темная линия, похожая на причудливо изогнутую трещину во льду. При одном взгляде на нее Егор ощутил, как немеет лицо и руки, как замерзают мысли, и все медленнее течет время. «Наверное, это и есть анабиоз…» — успел подумать он, а потом события полетели с такой скоростью, словно пытались нагнать упущенные мгновения.

Края темной полосы вспыхнули ярким белым сиянием, искрящаяся желтизна мгновенно затянула прорехи в мембране. Завизжала девчонка. Но смотрела она не на желтую стену, а в сторону наполовину заросшей улицы, уходящей к Центральному стадиону.

Егор мгновенно развернулся. Рядом оглушительно грохнул карабин. Макс среагировал еще быстрее: начал стрелять в набегающую стаю собак.

Один из псов в первых рядах подпрыгнул и кувыркнулся через голову, следующий выстрел сбил еще одно животное, но собаки продолжали быстро сокращать расстояние. Егор дернул Макса за рукав, озираясь в поисках ближайшего подъезда, Виктор уже стоял рядом со стеной дома с вилами в руках и показывал пальцем на разбитое окно. А парень… Парень рывком поднял свою подружку за руку и потащил в сторону мерцающей мембраны.

Грохнуло еще два выстрела, завизжала на весь квартал смертельно раненая собака, стая начала притормаживать. Но Егор, лишь краем глаза отмечая передвижение зверей, как зачарованный смотрел на уходящих в желтое сияние подростков. Оба перед входом в стену подняли руки, словно защищая глаза, сверкнула янтарная вспышка, и подростки исчезли. Шагнули через… или в то, что они называли мембраной.

— Сюда! — крикнул Виктор, продолжая указывать на окно.

Собаки вновь бросились вперед. Макс стал отступать, продолжая стрелять, но звери промчались мимо, мелькнули стремительными темными пятнами на фоне желтой пелены, словно готовясь рвануть сквозь мембрану вслед за добычей, но в последний момент словно передумали: свернули и пробежали вдоль светящейся преграды, чтобы спустя несколько мгновений скрыться за углом здания.

— Уходим! — отрывисто скомандовал Макс, оглядываясь на Егора и Виктора.

Егор продолжал, как завороженный, смотреть на желтую стену. Собачья стая, оставив с полдюжины сородичей издыхать посреди улицы, пробежала мимо трех, стоящих на месте, людей, и погналась за убегающими подростками. Но не решилась войти в этот жутковатый свет… В течение нескольких минут и без того странная ситуация превратилась в совершенно загадочную.

— Не вздумай сказать, что мы сейчас пойдем их спасать, — быстро проговорил Макс, неверно истолковав молчание Егора. — Здесь, конечно, до Плотинки рукой подать — самый короткий путь, — но если пацан не соврал, можно вообще черт знает где очутиться. Выйдешь где-нибудь на Уралмаше…

— Я еще в своем уме, — отозвался Егор, встряхиваясь и отворачиваясь от стены. — На Плотинку двинем в обход. Перейдем по мосту на Челюскинцев, найдем родичей Виктора, пройдем по набережной и окажемся на Плотинке, только с другой стороны. Надеюсь, там этой… желтой штуковины не будет. А пока давайте-ка уносить отсюда ноги — как бы собачки не передумали.

16

Желтая стена осталась где-то далеко сзади и справа. Чем ближе они подходили к мосту, тем тревожнее становилось на душе у Егора. В чем причина, он не понимал, но когда впереди показались характерные ограждения, сердце бухало в груди так, словно их ждала засада, и бой не на жизнь, а на смерть.

Егор становился, вглядываясь.

Исеть в этом месте уже начинала разливаться, подхваченная чуть ниже по течению самой старой и поэтому главной городской плотиной. Мост был заполнен машинами не больше, чем несколько уличных кварталов до этого, и поэтому ничто не мешало просто пересечь его и оказаться на другом берегу. Откуда, по словам Виктора, до его дома оставалось пройти буквально с полкилометра.

Но Егор медлил, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Вовсе не предчувствие опасности заставляло сердце яростно гнать кровь по жилам. Страха как такового не было. Было что-то иное, чужеродное… Напряжение продолжало нарастать, и Егор не выдержал.

Понимая, что еще несколько минут, и он побежит прочь от моста, Егор первым решительно зашагал в сторону реки.

Темная вода неспешно струилась где-то далеко внизу. Десятка полтора машин стояло на перекрытиях моста, но этим все сходство с улицей и заканчивалось. Здесь не было растительности, кроме нескольких жалких кустиков травы на крыше и капоте ржавой «семерки». Не было ни одной кости, ни одного тела — словно перед катастрофой люди оставили здесь свои машины и куда-то ушли. Даже грязь практически отсутствовала на прекрасно сохранившемся асфальтовом покрытии.

Набережная, надежно упакованная в камень, почти не изменилась. Зато повсюду, где бетон и камень не приняли в крепкие объятия труженицу-речку, деревья и кустарник взяли свое по полной программе. Берега за пределами прогулочных зон вдоль набережной походили теперь на джунгли. А многоэтажные здания элитных домов, торчащие повсюду из сплошного зеленого ковра древесных крон, странным образом ассоциировались с древними городами, затерянными в тропических лесах Юго-Восточной Азии. Красное небо над обветшавшими столпами только добавляло ощущение одиночества и печали. Вдалеке тускло блестели между деревьев купола Храма-на-Крови.

— Егор, может не стоит так вот сразу? — нервно сказал Виктор, озираясь. — Что-то мне совсем нехорошо… Кажется, у меня симптомы гипогликемии.

— Кому домой надо было? — процедил сквозь зубы Егор, и без того с трудом преодолевающий желание повернуть обратно.

Внутреннее напряжение росло, каждый шаг давался с трудом.

— Топай вперед, доктор! Тебя пациенты ждут! — рявкнул Макс. Егор с удивлением расслышал в голосе друга неподдельную злость.

До середины моста оставалось совсем немного, когда Егора пробила крупная дрожь. Уже и сам толком не понимая, зачем делает это, он упрямо шел вперед, ощущая, как приливает кровь к голове и неистово колотиться сердце.

Вот и середина моста. Егора трясло как во время сильного озноба, по лбу катились крупные капли пота, но вернуться обратно было нельзя. Без какой-либо причины. Нельзя, и всё тут. Стиснув зубы, выставив вперед руки, словно продираясь сквозь густые кусты, Егор сделал еще один шаг. И еще один. И еще.

Все тело превратилось в один сплошной резонатор, вибрирующий в такт с едва слышимым басовитым звуком, пронизывающим окружающее пространство. Еще один шаг. Мост уже не был каменным. Под ногами лежали массивные деревянные доски, покрытые слоем подсохшей грязи. Медленно поднимая голову, Егор краем глаза заметил быстро обгоняющий его, конный экипаж…

Еще один шаг.

Идти по корявому стволу, пусть и огромного дерева, переброшенного с одной берега реки на другой, было неудобно. Ноги соскальзывали по грубой коре, все время хотелось схватиться за торчащую ветку…

Еще шаг. Еще.

Егор понимал, что его состояние больше похоже на странный сон, но вместо того, чтобы вернуться, старался зацепиться взглядом хоть за какой-нибудь предмет и шагал так, чтобы оказаться к нему как можно ближе. Поэтому, даже когда под ногами захлюпала вода, он не остановился, а упорно продолжал шлепать по ней вперед. Поднять голову не было сил, но в воде отражалось ярко-голубое небо с белоснежным кучерявым облаком…

И вдруг все кончилось. Егор стоял на мосту близко к другому берегу и растерянно смотрел на уходящие к вокзалу трамвайные пути, заросшие густой травой и мелким кустарником. По всей длине улицы лежали остовы автомобилей.

Он посмотрел на ноги. Абсолютно сухие кирзовые сапоги, растрескавшийся асфальт. Ни малейших следов деревянного настила или текучей воды с отраженным в ней голубым небом. Егор поднял голову. Небо по-прежнему было светло-красного цвета, и по нему неспешно ползли темно-вишневые облака.

Вспомнив о товарищах, Егор повернулся в сторону моста. Виктор и Макс с зажмуренными глазами медленно шли друг за другом, одинаково вытянув вперед руки. Несколько секунд Егор в оцепенении смотрел на них, понимая, что и сам именно так пересек мост. Потом встряхнулся и решил им помочь. Шагнул навстречу…

Сознание поплыло, Егор ощутил мощное сопротивление, словно пытался идти навстречу вихрю от работающей авиационной турбины. Он остановился, и в тот же миг давление исчезло. В голове прояснилось.

— Макс! Витя! — позвал товарищей Егор, но они продолжали медленно идти вперед, не обращая на него ни малейшего внимания.

С этого места был виден пологий берег Исети, там, где река делала поворот. На том берегу, с которого они только что ушли, прямо у воды стоял лось с массивными рогами и тянулся к пышному кусту травы, растущему на крохотном островке рядом с берегом. Вдалеке, уже за поворотом реки, была хорошо видна плотина, поросшая по краям высокими деревьями и мощным кустарником. Едва заметное желтое свечение поднималось к небу примерно на половине пути до плотины. Прикинув, как располагалась полупрозрачная стена рядом с площадью Коммунаров, Егор решил, что видит ту же самую преграду, которая уперлась в реку, но не смогла распространиться дальше уреза воды. Приглядевшись, он заметил и вторую стену, упершуюся в воду под небольшим углом к первой. Если вторая стена была похожа на первую, то большой городской район в самом центре, включая проспект Ленина, был отгорожен от остального мира этими едва заметными, но, по всей видимости, очень опасными границами.

Переступив с ноги на ногу, Егор вдруг понял, что, сам того не осознавая, медленно перемещается в сторону ближайшего берега. В этот момент Макс и Виктор почти одновременно остановились и открыли глаза. До Егора они не дошли буквально несколько шагов.

— Вы тоже это чувствовали? Ну это… странное, — настороженно спросил Макс. — Глюки были? У меня-то приход случился совсем недетский.

— Да, — шумно сглотнув, ответил Виктор, — мне все время слышались крики тонущих под мостом людей. Хорошо, что я успел до этого посмотреть на воду возле опоры, и все время понимал, что это галлюцинация. Что-то не так с этим мостом.

Егор почувствовал, как уходит немыслимое напряжение. Спокойнее пульсировала кровь в висках, мышцы наконец расслабились.

— Мне показалось, что я вижу какие-то сцены из прошлого, — признался он, когда все осторожно двинулись к берегу. — Все это началось, когда я был близко к центру моста.

— Я странно себя чувствовал, — задумчиво сказал Макс. — С одной стороны, очень не хотел идти на этот чертов мост. А с другой… был уверен, что это необходимо, что нужно идти во что бы то ни стало. И очень злился из-за этого! А что причудилось — даже рассказывать не стану, брр-рр. Врагу такого не пожелаю…

Они дошли до берега. Егор уселся на землю и привалился спиной к краю массивного ограждения моста. В теле ощущался приятный гул, как после тяжелой, но завершенной работы. Виктор и Макс опустились рядом.

— И что это могло быть? Идеи есть? — спросил Виктор.

— Что толку идеи плодить, — переводя дыхание, ответил Егор. — Все равно ерунда получится. Давай сперва твоих родичей найдем и определимся, что дальше делать. А уж потом будем над теорией размышлять.

17

Пробираться к дому Виктора пришлось через улочки сплошь заросшие бурьяном и молодыми деревцами.

В свой двор Виктор вошел, а точнее вбежал, первым. И замер, увидев обгорелый фасад старого четырехэтажного здания.

— Витя, ты ведь знал, что могло случиться все что угодно, — мягко сказал Егор, останавливаясь у него за спиной. — Ты иди, все хорошенько осмотри, окончательно со всеми делами разберись и возвращайся. А мы тебя здесь подождем.

Не говоря ни слова, Виктор, как был с рюкзаком на спине, быстро зашагал к самому дальнему подъезду.

— Хороший дворик, — оценивающе сказал Макс, стаскивая с плеч рюкзачные лямки. — Два прохода перекрыть и можно гулять спокойно, не опасаясь собак.

— Хм… А ведь и правда, — задумчиво протянул Егор. — Как-то даже в голову не приходило.

Во двор, огороженный со всех сторон старыми домами, вело два пути: решетчатые ворота перегораживали въезды для машин, а рядом ютились калитки для пешеходов. Все створки были на местах, и это означало, что можно даже ничего не баррикадировать, а лишь перекрыть все проходы.

Егора удивил тот факт, что во дворе не росло ни одного дерева, ни единого куста. Вся площадка была покрыта невысокой густой травой и походила на большой одичавший газон.

Они с Максом положили рюкзаки на землю и уселись рядом, прямо в траву. Ветра здесь не было. Благодать.

Прошло минут пять.

— Давай-ка и впрямь прикроем ворота, — решил Егор, вставая. — И спокойно отдохнем на травке.

— Ты смотри, осторожнее там, — предупредил Макс. — Как бы в этой травке задолго до тебя змеи не обосновались.

— Да ты так орешь, что змеи уже расползлись куда глаза глядят, — отшутился Егор, направляясь к ближайшим воротам.

Тяжелая решетчатая створка поддалась с большим трудом, но, в итоге, с протяжным скрипом сдвинулась с места. В уже привычной тишине звук показался неестественно громким, даже каким-то кощунственным. С трудом поставив створку на место, Егор прикрутил ее к соседней куском ржавой проволоки и взялся за калитку. На другой стороне двора ворота оказались закрытыми, поэтому Макс, справившись со своей калиткой, уже возвращался обратно.

Земля под ногами ощутимо вздрогнула. Сверху посыпалась шелуха штукатурки.

Егор поспешно отошел в глубь двора, задрал голову, пытаясь увидеть, откуда сыплется мелкий мусор и нет ли угрозы падения чего-то более тяжелого. Ему показалось, что на крыше дома мелькнул темный человеческий силуэт, но сколько потом не вглядывался, ничего так и не разглядел, кроме покачивающейся от слабых порывов ветра, большой сломанной ветки. Видимо, после всего пережитого воображение было готово подбрасывать угрозу в любой неопознанный сразу предмет.

Виктор выбежал из подъезда и, не глядя на товарищей, скрылся в доме напротив. Рюкзака на нем уже не было.

— Почувствовал? — возбужденно спросил Макс, приближаясь к Егору. — По земле такой удар прошел. И гул следом.

— Да, — мрачно кивнул Егор. — И уже не в первый раз.

Он уселся на землю и оперся боком на рюкзак. Осторожно размотал бинты на руках. Ранки уже почти зажили, но без бинтов немедленно начали саднить. Напротив точно так же пристроился Макс. Карабин он положил на землю, но так, чтобы его можно было легко взять в руки. Глядя на манипуляции Егора, вытащил из кармашка рюкзака новый бинт и бросил ему.

— Интересно, что это могло быть? — риторически спросил Макс.

— Не знаю, — пожал плечами Егор, задумчиво глядя вслед скрывшемуся в подъезде Виктору. — Все серьезные землетрясения в наших краях должны были свое оттрясти вместе с динозаврами. Уральским горам больше двухсот миллионов лет. Потряхивало, конечно, в разных местах региона и в прошлом веке, и в этом. Но чтобы здесь, у нас, да так часто и так сильно — не должно быть такого. Разве что…

— Что?

— Метро. И другие подземные выработки. Если их подмыло водой, и своды обрушаются, вполне возможно, что эхо чувствуется и здесь.

— Да ну. Откуда в метро вода?

— Макс, я иногда диву даюсь, чем у тебя голова занята, — фыркнул Егор. — Как только пропало напряжение в сети, и вырубились насосы, грунтовые воды начали подтапливать шахты метро. Не знаю уж, сколько надо времени, чтобы под водой оказались все подземные выработки, но уверяю тебя, счет там идет на часы.

— Все равно. Что там может обрушаться через столько лет?

— Представления не имею. Других версий у меня все равно нет.

— Может, просто большие здания рушатся? — Макс покрутил головой, словно хотел прямо здесь, во дворе, найти небоскреб. — Если высотка рухнет — тоже тряхнет.

— Звука-то нет, а трясет по-взрослому. Так что, вряд ли.

Из подъезда вышел мрачный Виктор и направился к приятелям.

— Спорим, сейчас скажет, что никуда он не пойдет, потому что не может оставить спящую жену и родителей. — Макс говорил вполголоса, чтобы его слышал только Егор. — Зря мы сюда поперлись.

— Обсуждали уже, хватит заново, — в тон, негромко, ответил ему Егор. — И с женой понятно. Как будто ты бы поступил иначе. Будем думать, как забрать тела с собой. Это было понятно сразу…

— Ну что, Витек, как там твои? — громко спросил Макс.

— Жена… в анабиозе, — ответил Виктор с запинкой, — а родители… пожар там, видимо, был. Сгорело всё. Только кости на полу.

Он опустился на землю и закрыл лицо руками. Несколько минут все трое молчали.

— Макс, Егор, — сказал Виктор, поднимая мокрое от слез лицо и виновато глядя на товарищей, — я не могу ведь их всех просто так бросить здесь. И если вы сейчас пойдете обратно…

— Не волнуйся, — твердо перебил Егор, — обратно пойдем все вместе, в любом случае.

— А я вот думаю, что обратно вообще никто не пойдет, — пробормотал Макс, резво поднимаясь на ноги и хватаясь за карабин. — Егерь, кретин, ты чего калитку не запер?

Тона его голоса было достаточно, чтобы Егор и Виктор моментально очутились на ногах и развернулись к воротам. Через калитку во двор, медленно перебирая кривыми когтистыми лапами, входил медведь. В упитанной коричневой туше было не меньше двух метров длины. Зверь явно видел людей, но, казалось, не обращал на них особого внимания.

— Бежим! — крикнул Егор и первым помчался к ближайшему подъезду.

С усилием открыв железную подпружиненную дверь, он посторонился, пропуская товарищей. Медведь уже обнюхивал рюкзаки. Егор нырнул в подъезд и захлопнул за собой дверь. Макс вытащил из кармана веревку и начал привязывать ручку к торчащему из стены металлическому уголку.

Егор поднялся на площадку между этажами и выглянул во двор. Медведь не спеша приближался к их подъезду.

— Макс, а ты чего не стрелял? — спросил Егор, не отрывая взгляда от зверя.

— Дробью? — саркастически хмыкнул Макс, поднимаясь на площадку к Егору. Виктор остался сидеть у двери. — Я же все патроны с пулями израсходовал. Придется ждать, пока уйдет. Ничего мы ему сделать не можем.

— Надо было в мой подъезд бежать, — подал голос Виктор. — Сейчас бы у меня дома были.

— О, нас в гости приглашают! — развеселился Макс. — А что там у тебя есть? Отбивные с горошком и грибочками под водочку?

— Мой рюкзак. Там хотя бы вода есть.

Егор вдруг понял, что жутко проголодался. Но вся еда осталась во дворе, в рюкзаках.

— Я, конечно, могу по нему и дробью пальнуть, — сказал Макс, выглядывая в окно, — но он может всерьез расстроиться и тогда уж точно останется нас караулить. Убить — все равно не выйдет. Даже расстреляй я по нему весь боезапас. Разве что в упор садануть. В башку. Но так рисковать я что-то не готов.

— Давай, я пока тебе ногу перевяжу, — сказал Виктор, тоже поднявшись на площадку и извлекая из кармана бинт. — Все равно застряли тут теперь надолго…

Прошло около часа.

Медведь разодрал один из рюкзаков и что-то неторопливо там вылизывал, изредка поднимая голову и посматривая на подъезд, где спрятались люди. Словно дразнил. Иногда он отходил в сторону и ложился на землю. Но потом снова поднимался и возвращался к рюкзакам.

— Вот гад, — проговорил Макс, в который раз уже вскидывая ружье к плечу и притворяясь, что хочет выстрелить в зверя. — Это ведь наша жратва. Что он, свежачка себе найти не может? Гад!

— Сахар, — объяснил Егор. — Я брал с собой коробку сахара. Скорее всего, его наш мишка и жрет. Сомневаюсь, что он позарился на сухую лапшу.

— А давайте попробуем его напугать, — предложил Виктор, долгое время сидевший неподвижно у стены. — В квартирах полно тяжелых вещей. Сбросим с балкона пару телевизоров. Хорошо бы кинескопных. Может, и уйдет.

— Кстати, да, чего это мы на лестнице сидим? — удивился Макс.

Егор пожал плечами и начал подниматься на следующую площадку, куда выходили двери квартир. Собственную инертность мышления он мог легко списать на усталость, но тот факт, что еще два человека, как и он, тупо сидели на лестнице, ожидая, когда медведь уйдет из двора, объяснению пока не поддавался.

Следующая мысль стала логическим продолжением предыдущей.

— Слушайте, а зачем нам вообще пытаться его выгнать? — сказал Егор, разворачиваясь к поднимающимся следом товарищам. — Давайте вылезем через окно на первом этаже, с противоположной стороны. Пройдем до подъезда Вити и поднимемся в гости. Заодно по дороге еды поищем.

— Во мы идиоты, — хлопнул себя по лбу Макс.

— Всё несколько сложнее, — вмешался в разговор Виктор. — Даже не знаю, как сказать…

— Что, у тебя не прибрано? — гыгыкнул Макс.

— Нет-нет, я не про это. Вы же чувствуете тревогу, правда? Я не один сходящий с ума параноик — по лицам вашим вижу. С нами что-то происходит. Может, выделяется что-то из земли… Не знаю… Помните, как странно на мосту было? Это ощущение ведь не проходит, только слабее стало, поэтому вроде как по нервам и не бьет.

— Что-то есть такое, да, — согласился Егор. — Но не убиваться же теперь почем зря. Надо жить дальше. Поэтому, если твое приглашение все еще в силе и возражений нет, пошли к тебе.

Возражений не поступило.

Они выбили дверь в квартире на первом этаже, прошли через пустой коридор и запустелую кухню, открыли окно и выбрались на улицу. Прошли по кустам вдоль наружной стороны дома.

— Погодите, — насторожился Егор. — Тихо! Слышите? Вроде бы плачет кто-то!

Все трое замерли, прислушиваясь. Откуда-то издалека действительно доносились едва слышимые звуки, похожие на рыдания.

— Да ну, брось, — помрачнел Макс. — Мы же не пойдем сейчас искать, кто там воет? Может, это вообще ветер.

Егор, не сказав ни слова, двинулся в ту сторону, откуда доносился плач. Макс коротко выругался и зашагал следом. Виктор остался растерянно переминаться с ноги на ногу возле дома.

— Витя, готовь самовар, скоро вернемся, — бросил через плечо Егор. — Макс, а ты хватит уже меня за руки хватать! Там кому-то плохо, а мы можем помочь.

Виктор поднял с земли камень и запустил в окно квартиры первого этажа в своем подъезде. Зазвенело, посыпалось битое стекло.

— В этом городе сейчас всем плохо. Нам бы самим кто помог, — пробурчал Макс в спину Егору. — Мы не можем помочь всем.

— Всем — не можем. Но, кому сможем — поможем.

— Поэт, блин. И дурак.

— Сам дурак.

Плач приближался, становился отчетливей. В тонком — по всей видимости, детском, — голосе было столько горя и тоски, что Егор почувствовал, как все внутри сжимается от жалости.

Надо, надо помогать. Всем не получится, но хоть кому-то — обязательно надо…

Девочка сидела на балконе второго этажа, обхватив руками колени. На вид ей было лет десять. Сквозь решетку балконного ограждения было хорошо видно, что одета она не по погоде, лишь в легкое платье. Силы у нее явно были на исходе. Приближаясь к дому, Егор слышал, как стихает плач. Скорее всего, ревела девочка просто на автомате, от отчаяния.

— Эй! Эй, слышишь меня? Я тут, внизу. — Егор вытянул шею и помахал рукой, но девочка никак не реагировала, продолжая судорожно всхлипывать.

— Давай подниматься, — хмуро сказал Макс. — Я так понимаю, что, согласно твоим бэтменским протоколам, здесь мы ее все равно уже не оставим.

Деревянную дверь в квартире им удалось выставить достаточно легко. В одной из комнат обнаружилось тело мужчины, сидящего в кресле перед пыльным телевизором. За окном продолжали доноситься слабые всхлипывания.

— Одежду поищи нормальную, — бросил Егор и вышел на балкон.

Девочка сидела комочком, плечи ее вздрагивали.

— Ну-ну, не плачь, мы поможем тебе. — Он осторожно прикоснулся к ее голове, но она и на этот раз никак не отреагировала.

Егор осторожно подхватил девчушку под колени и за плечи и взял на руки. Только тогда она приоткрыла глаза, крепко обняла его за шею и зажмурилась, словно боясь, что спаситель рассеется как дым. Или как очередная галлюцинация?..

С девочкой на руках, Егор спустился на улицу и направился в сторону дома Виктора. Сзади тяжело топал хмурый Макс с охапкой детских штанов, кофт и курточек.

18

Ближе к вечеру, отогревшаяся и осмелевшая девочка начала говорить…

Виктор поставил перед ней банку с засахарившимся медом, уцелевшую в кухонном шкафу, и стакан с горячей водой, которую Макс вскипятил на костерке. Медведь так никуда и не ушел, продолжая шариться по рюкзакам. Но на кухне у Виктора нашлась жестяная посудина с рисом, выглядящим вполне нормально, а в рюкзаке, который он по счастью снял только в своей квартире, лежали две большие бутылки с водой.

Сварив в железной кастрюле жиденькую рисовую кашу, Егор осторожно помешивал ее, остужая, перед тем, как накормить девочку. И тихим голосом уверял ребенка, что случилась, конечно, беда, но люди вокруг не умерли, а просто спят. И папа ее тоже спит, а когда проснется — все снова будет хорошо.

Девочка сначала сидела неподвижно, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону и глядя в стену немигающим взглядом, а потом вдруг заговорила. И говорила долго, взахлеб, словно хотела убедиться, что вся предыдущая жизнь ей не приснилась.

А выговорившись — снова заплакала. Но теперь уже совсем по-другому, без отчаяния, с облегчением.

Люське скоро должно было исполнится одиннадцать, и в честь этого события они с папой собирались лететь на отдых, в горы и к морю. Мама их бросила давным-давно, но Люська по ней ни капельки не скучала. Папа у нее был самый замечательный, а впереди ее ждало самое лучшее в ее жизни приключение.

Проснувшись среди ночи в странно пахнущей квартире, Люська сначала вообще не поняла, что вокруг произошли большие перемены. И лишь под утро, когда в странном красном небе появилось неестественно жирное солнце, по-настоящему испугалась. Целый день она пыталась разбудить папу, а потом наступила следующая ночь, и она слушала, как под окнами воют на разные голоса жуткие чудовища. А когда настало следующее утро, она услышала выстрелы и выбралась на балкон, в надежде позвать на помощь людей. Но увидела лишь страшного черного человека, который медленно брел по улицам и высматривал что-то в окнах домов. Она сильно испугалась и еще долго сидела неподвижно, боясь даже дышать. А потом очень долго плакала. Плакала и плакала, сколько — и сама не помнила…

— Жутко это все, — тихо сказал Виктор, когда, поклевав рисовой «размазни», Люська свернулась калачиком в большом кресле и заснула под теплым пледом. — А сколько еще детей сейчас вот так же сидит по квартирам и не знает, что делать…

— Мы этого не знаем. Поэтому давай-ка пока считать, что нисколько. — Егор взялся за кастрюлю с кашей и потянулся к стопке чистых тарелок.

— Сидят, плачут, тормошат родителей… — как заведенный, продолжил Виктор. — Или наоборот. Родители пытаются детей разбудить. Это… даже страшнее.

— Витя, я тебя сейчас тресну чем-нибудь, — резко шикнул Макс и подвинул к врачу тарелку с кашей. — Ешь давай. Нечего нагнетать, если сейчас ничего сделать мы все равно не можем.

— Да, ты прав, — согласился Виктор, тряхнув головой, словно хотел сбросить наваждение. — Нечего нагнетать.

За окном начинало темнеть. В трехкомнатной квартире Виктора можно было разместиться достаточно вольготно, но в итоге все улеглись спать в той же комнате, где уже тихонько посапывала Люська. В комнату с телом жены Виктора, по молчаливому согласию, никто вообще не заходил. А попытку выделить Люське отдельную спальню, Виктор пресек самым решительным образом.

— Совсем с ума сошли? Представьте, что вообразит девочка, когда после пережитого опять проснется одна среди ночи. Да еще и в чужом доме, — сказал он Максу и Егору. — Лучше придумайте, из чего ночник сделать.

Долго думать не пришлось: на полке с книгами Егор заметил толстую свечу. Зажгли и поставили на большой сковороде в самом дальнем углу, чтобы только чуть-чуть разгонять ночной мрак. Потом без лишних разговоров принесли все найденные одеяла, пледы, покрывала и подушки и расположились вокруг кресла со спящей девочкой.

Сон обрушился, словно водопад из ощущений и образов…

Егор искал выход из пещеры, в которую попал неизвестно как и непонятно когда. Он замерз, проголодался, в немеющих руках подрагивал и тускнел свет небольшого фонарика, а пещера открывала ему все новые и новые гроты, стены которых тонули во мраке, длинные ходы, нерукотворные мостики над глубокими провалами с черной водой и многочисленные обвалы породы, там и тут запечатавшие выходы. Иногда слышались странные шлепающие шаги в тех гротах, откуда он недавно вышел, и Егор чувствовал, как от ужаса шевелятся волосы на голове и покрывается испариной лоб. Он ускорял шаг, но идти быстрее почему-то не получалось, и от этого становилось еще страшнее…

Проснувшись, Егор поморгал, растер лицо ладонями и увидел Люську. Девочка неподвижно сидела в кресле и терпеливо ждала, когда кто-нибудь встанет. Она на удивление быстро оправилась и больше не выглядела жалким и потерянным существом, как вчера на балконе.

— Дядя Егор, — сказала она, заметив, что он проснулся, — мы ведь папу здесь не бросим?

— Не бросим, — успокоил Егор. — Поспи еще.

— Не хочу, — твердо решила Люська, упрямо выпятив нижнюю губу. — Лучше сами поспите, а я посторожу. Как часовой на посту.

Егор усмехнулся и отправился в подъезд, чтобы разведать обстановку во дворе. Небо оказалось затянуто сплошной темно-коричневой пеленой дождевых туч, но вместо закономерного леденящего холода, улица встретила его почти летним теплом.

Оказалось, что ночью косолапый ушел. Егор закрыл калитку и привязал ее к воротам куском проволоки. За это время сообразительная Люська вытащила из подъезда обломки мебели, заготовленные Максом накануне, старую бумагу и спички.

Вскоре во дворе весело потрескивал костер, а в хмурое небо поднимался столб сизого дыма.

— Зачетный сигнальчик, — буркнул Макс, появляясь во дворе. — Егерь, ты не боишься после всего людей к нам подманивать? Уже понятно, что народу проснулось много. И стоит ли с ними связываться — бабушка надвое сказала.

— Не утрируй. — Егор вылил последнюю воду из бутылки в закопченную кастрюлю и подвинул ее ногой на угли. — В любом случае придется идти на контакт с людьми. Чем нас меньше — тем меньше шансов на выживание.

— Ты хотел сказать «тем больше шансов»? — Макс уселся рядом и исподлобья глянул на притихшую девочку. — Люська, иди поиграй вон там, рядом с качелькой. Дядям поговорить надо.

— Нету там уже никакой качельки, палки одни остались, — надувшись, сказала Люська, но послушно отошла от костра.

— Я хотел сказать только то, что сказал. — Егор в упор посмотрел на Макса и отвернулся к костру. — Кто из нас умный? Забыл?

— Егор, это уже не смешно, — повысил голос Макс. — Каждый лишний человек — это минус к питанию, защите и отоплению. Пока у нас нет достаточного резерва — никого к себе брать больше нельзя! Плюс: больше народу, больше споров и конфликтов.

— Девчонка тебе, что ли, помешала? — с притворным равнодушием спросил Егор.

— Егерь, прикрой поддувало, — с тихой яростью прошипел Макс. — Я тебе совсем о другом говорю. Надо срочно искать место, садиться там капитально и начинать собирать всё, что уцелело. Иначе мы пропадем! Не сейчас — так через месяц. Не через месяц — так через два!

— А как тебе вариант присоединиться к тем, у кого с ресурсами уже порядок? — предложил Егор, снова поворачиваясь к приятелю.

— Мысль, может, и неплохая, но… кому мы нужны? А даже если и нужны — что с нас потребуют взамен?

— Опять спрошу: зачем гадать, когда можно узнать? Едим и отправляемся на разведку. Все равно воды не осталось и придется к реке идти.

— Есть еще полбутылки, — уже спокойнее сказал Макс. — У меня в рюкзаке, если косолапый с собой не прихватил.

— Вот и отлично. Воду оставим Вите и Люсе. Пусть врач пока думает, как спящих перевозить — тем более, что квартирка, набитая хламом, у нас на ВИЗе уже есть. А мы с тобой сходим в сторону Плотинки, благо тут не очень далеко. Это центр города во всех смыслах. Если народ кучковаться начнет — туда потянутся.

— Может, они конечно и «кучкуются», — Макс хмуро посмотрел в небо, — но патроны у меня только дробовые остались. Да и то немного.

— Выстрелов с той стороны вроде бы не было слышно.

— Конечно. Нас ждут.

— Обещаю: если ничего полезного не разведаем — сразу домой, на ВИЗ, к воде поближе, — успокоил приятеля Егор. — И будем обустраиваться, как ты предлагаешь. Потерпи еще пару часов.

Егор предложил было оставить карабин Виктору, но оказалось, что врач никогда толком не стрелял, да и вообще не понимает, от кого ему в закрытом дворе отбиваться. Животные внутрь не попадут, а людям нет смысла штурмовать чей-то дом, когда вокруг сотни точно таких же пустых.

— Когда планируете вернуться? — взволнованно поинтересовался доктор у Егора. — И что нам делать, если вас долго не будет?

— Вить, ты взрослый мужик и должен понимать, что случиться может всякое. Мы тоже не идиоты, на рожон без надобности не полезем. Ты хорони родителей, собирай вещи, придумай как жену отсюда вывезти. Люське тоже дай какое-нибудь задание — нечего ей киснуть. Работы прорва, хватит до вечера. В крайнем случае, если мы задержимся, переночуете одни, ничего страшного. Тогда завтра вернемся.

Узнав, что Егор сМаксом уходят на разведку, Люська накуксилась, хотя ничего не сказала. Судя по всему, Виктор мало походил на ее представления о надежном защитнике, но девочка постаралась не подать виду, что боится. Она даже внесла свою лепту в общее дело: заявила, что, мол, раз они идут искать незнакомых людей, им нужны другие имена.

— Дядя Егор, — проговорила она, — ты не обижайся, но имя у тебя ни капельки не страшное. А поцен… потенциального противника надо сразу пугать, чтобы у него даже мыслей плохих не возникало!

— Ух ты, какая опасная! Это кто ж тебя такому научил? — засмеялся Макс, но удостоился лишь хмурого взгляда.

— Имя должно быть крутое, — надавила Люська. — Встретите бандитов, и что вы им скажете? «Меня зовут дядя Егор»? И как они на вас после этого смотреть будут?

— А у дяди Егора уже есть крутое имя, — продолжил ёрничать Макс, подыгрывая девочке. — Его давно уже Егерем зовут. Ну а для тебя будет «дядя Егерь». Покатит?

— Покатит, — серьезно кивнула Люська. — А у тебя какой позывной?

— У него тоже есть, — усмехнулся Егор. — Его в школе то Обрезком, то Огрызком звали.

— Все, кто так звал, — насупился Макс, — давно уже морде получили. Некоторые не по одному разу. А особо непонятливые — до полного просветления.

Егор с веселым удивлением уставился на друга. Ему и в голову не приходило, что приятель может до сих пор комплексовать из-за дурацкого школьного прозвища.

— Молодец, — неожиданно похвалила Макса Люська. — Обрезок, кстати, не обязательно обидное имя. Обрезок может быть разный. Например, обрезок ружья — это обрез. И ничего смешного уже нет. Особенно, если у него два ствола, и ты их бандиту между глаз тычешь.

Теперь с удивлением все смотрели уже на Люську. Чем она немедленно и возгордилась:

— Так и говори теперь всем, кто обзываться будет: «Эй, придурок, не обрезок, а Обрез». И сразу — бац по морде!

— Люська, — строго сказал Егор, — это что за дела? Нельзя так грубо говорить, ты же маленькая леди. Придумай лучше крутое имя для дяди Вити.

— Дяде Вите бесполезно имя придумывать, — надула губы Люська. — Все равно никто не поверит, что он крутой.

Егор с Максом почти синхронно посмотрели на Виктора и заржали. Врача действительно было сложно представить грозой Дикого Ёбурга.

— Сейчас возьму ремень, — обиженно пообещал Виктор Люське, — и выпорю. Сразу поймешь, что по заднице можно получить и от самого нестрашного дяди.

Заявление вызвало новую волну смеха. Теперь уже громче всех заливалась сама Люська, и даже сам доктор через несколько секунд сдался — расправил брови и улыбнулся…

А через час, провожая Егора и Макса, Люська крепко вцепилась Виктору в руку, словно боялась, что и он сейчас развернется, помашет ей на прощание и тоже скроется в заброшенных городских кварталах.

19

Шагая вслед за Максом по заросшим, похожим на горные ущелья, улочкам, щедро обваленным осколками битого кирпича и грудами штукатурки, Егор вдруг понял, что не может вспомнить, как эти места выглядели раньше. Целые кварталы выглядели музейными экспонатами, сохранившимися намного хуже, чем бетонные высотки на ВИЗе. И без того далеко не новые дома за годы без человеческой заботы пришли в окончательный упадок и больше походили на скелеты доисторических животных, чем на жилища людей. Заросшие травой, а кое-где даже мхом, развалины выглядели так, словно существовали в таком виде от начала времен.

Вскоре, правда, очередное «ущелье» стало расширяться, и совсем недалеко заблестели купола Храма-на-Крови. С близкой уже реки потянуло сыростью. Сквозь молодую березовую рощицу проглядывало открытое пространство, и Егор невольно ускорил шаг, рассчитывая побыстрее выйти к берегу: хотелось не только набрать воды для питья, но и как следует умыться.

— Далеко ли путь держите, братья мои? — Низкий, хорошо поставленный мужской голос донесся откуда-то справа.

Макс мгновенно развернулся, присел и прицелился в ближайший куст. Егор поискал глазами обладателя голоса, но никого не увидел и беспомощно посмотрел на Макса. Тот, в свою очередь, короткими, рыскающими движениями переводил свое оружие с темного провала окна в доме, рядом с которым они остановились, на большую кучу штукатурки. И снова на куст.

— Опусти смешное орудие свое, — с насмешкой в голосе сказал невидимый мужчина, — а не то я тебя познакомлю с кое-чем посерьезней.

Металлический лязг произвел на Макса впечатление: он перестал целиться куда попало, выпрямился и с независимым видом повесил карабин на плечо.

— Так-то лучше, — одобрительно сказал мужчина, появляясь из-за угла дома с помповым ружьем наперевес.

Был он не стар и дороден телом, хотя и выглядел уставшим. Самое удивительное заключалось в том, что мужчина был облачен в рясу, грязную и сплошь покрытую мелкими дырами. Непокрытая голова с аккуратной короткой стрижкой оттенялась пышной бородой. Впрочем, для полноты образа священнику не хватало креста на груди.

— Красиво ты нас обманул, святой отец, — бодро сказал Макс, стараясь не делать резких движений. — Кричал через окна угловой квартиры, да?

— Это православный поп, — шепнул Егор Максу, но так, чтобы их слышал и священник. — Его святым отцом звать не положено. Не католик. Скажи ему «батюшка» — глядишь, сменит гнев на милость.

— А что, батюшка, разве бог велит направлять на людей пушку такого калибра? — послушно переключился Макс.

— На людей — нет. На врагов и нелюдей — можно, — рассудительно ответил священник.

— Так мы не враги, батюшка, — подмигнул Макс, — а самые что ни на есть пострадавшие от зеленых чертей с Марса. Опусти пушку, давай поговорим!

— Вижу, что не враги, — кивнул священник, отступая обратно за угол. — Потому и говорю вам: бегите отсюда скорее. Прислужники антихристовы скоро появятся. Молитесь и бегите.

— Погоди, отец! — крикнул Макс, но священник больше не отзывался.

Постояв немного в растерянности, друзья обошли здание вокруг, но никого не обнаружили.

— Вот шизанутый поп, — с раздражением сказал Макс.

— Думаю, на психов мы еще насмотримся, — вздохнул Егор. — Пошли. Сейчас к воде, потом вдоль набережной до Плотинки. Надеюсь, не опасно там — тогда попробуем по мосту пройти к площади. Если нет никого — сразу обратно.

— Знаешь что, — предложил Макс, — давай-ка сделаем всё по науке. Я останусь в зарослях, а ты осторожно выйдешь к воде. Если что подозрительное — сразу рвешь когти обратно. Я прикрою.

— Хорошо, — согласился Егор, — только не пали без крайней необходимости.

Через несколько минут Егор, с пустой бутылкой в одной руке и копьем в другой, тихонько выбрался на более-менее свободную от растительности набережную. Несмотря на близость воды, камень, бетон и асфальт достойно держали оборону, хотя трава уже вовсю вела диверсионную работу, прорастая сквозь малейшие трещины и швы.

Вид разлива реки перед плотиной ошеломил Егора. Даже окончательно оцивилизованное в последние годы побережье центрального городского пруда, окруженное красивыми современными зданиями и старинной, бережно отреставрированной архитектурой, никогда особо не трогало вечно спешащего по своим делам программиста. Но теперь, когда особо спешить было некуда и незачем, пришедший в запустение и медленно деградирующий пруд под пламенеющим всеми оттенками красного небом поразил Егора.

Он понял, что они с Максом вышли к воде в районе стадиона «Динамо», там, где река, передумав когда-то течь с запада на восток, сделала крутой поворот к югу. Вдалеке, по левую руку, от Егора водную гладь преграждала плотина с проложенной поверх нее центральной улицей города. Множество темных пятнышек, видимо, когда-то были автомобилями, автобусами и трамваями. Справа виднелся тот мост, по которому они вчера с таким трудом перебрались на этот берег.

Егор пошел дальше.

Как и накануне, с каждым шагом, приближавшим его к воде, идти становилось все труднее. Ноги налились тяжестью, создалось ощущение, что он бредет по колено в густом киселе. Грудь сдавило спазмом. В голове появился легкий звон.

— Да что же это такое? — растерянно пробормотал Егор, упорно продолжая переставлять ноги. Он все отчетливей ощущал себя мухой, попавшей в банку с вареньем. — То на мосту, то здесь… Как заколдовали реку…

Часть набережной впереди оказалась разрушенной, образуя пологий спуск к воде. Однако, Егору уже было понятно, что до воды ему просто не дойти.

Он остановился, с трудом переводя дыхание и вытирая рукавом пот, выступивший на лбу. Стоя неподвижно, он не ощущал ничего необычного, но стоило даже наклониться в сторону реки — по телу начинала разливаться неприятная тяжесть.

— Бред, не бывает такого, — раздраженно сказал Егор, делая еще один шаг…

— Молодец! — крикнули откуда-то сзади. — Первый раз вижу, чтоб так далеко кто-то зашел!

Егор резко обернулся. Из молодой березовой рощицы понуро выходил Макс с поднятыми руками. Сзади ему в спину тыкал стволом автомата небритый мужчина, одетый в черную кожаную куртку и черные же, перепачканные брюки, заправленные в резиновые сапоги. Слева от него шел еще один, в армейском бушлате и кепке, с обрезом в руках и карабином Макса на плече. А ближе всех к Егору стоял молодой — вряд ли старше двадцати — черноволосый парень, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом. Его прикид на фоне остальных выглядел совершенно неуместно: новенькие джинсы, кроссовки, белая футболка, а поверх нее — пятнистый разгрузочный жилет с оттопыренными карманами.

— Давай обратно! — позвал молодой, совершив приглашающее движение стволом винтовки. — Здесь все равно не сможешь воды взять. Только с плотины получится.

— У нас ничего нет! — крикнул ему Егор, медленно двигаясь в обратном направлении и ощущая, как его словно бы даже что-то подталкивает в спину. — В карабине дробь, чтобы от собак отстреливаться. Ни еды, ни других припасов!

— Да мы не грабители, — успокоил молодой. — Мы представители власти. Переходный период, новый город, все дела.

— Какой город? — не понял Егор.

— Уралобург.

И тут до Егора дошло.

— Городские власти? — обрадовался он. — Ну наконец-то! Мы же как раз вас ищем!

— Власти. И вполне официальные, — важно кивнул молодой. — Людей выжило немало, в том числе и некоторые члены областного правительства. Город возрождать надо, работать. А пока нет возможности выборы провести, руководит правительство переходного периода. Новый город, все дела.

Двигаться от реки ничто не мешало. Егор быстро дошел до молодого, но тут в грудь ему уперся ствол обреза.

— Мы народная дружина. А вот вы кто такие — еще разобраться надо.

Егор в недоумении посмотрел на хозяина обреза, перевел взгляд на молодого и наткнулся на оценивающий прищур. Оглянулся на Макса. Тот был чернее тучи.

— Да вы чего, мужики! — возмутился Егор. — Мы ж к вам, по сути, и шли. Искали, кто сможет людей организовать, информацию соберет, жизнь начнет налаживать. Хотели присоединиться… А вы в нас стволами тычете!

— Пока к вам лично — никаких претензий, — пояснил молодой. — Но общий порядок, он для всех установлен. Каждого, кто впервые контактирует с представителями власти, требуется опросить, оценить его возможности, все дела. И только после этого решать, считать ли претендентом на право стать горожанином.

— Погодите, — совсем растерялся Егор, — а те, кого вы еще не нашли, они что, уже перестали быть горожанами?

— Они еще не успели стать ими, — терпеливо сказал молодой. — И потому не имеют право на первичное обогащение, а также на защиту народной дружины.

— Хватит уже трепаться, — раздраженно вмешался небритый, обращаясь к молодому и подталкивая Макса в сторону Плотинки. — Любишь ты, Бес, базарить без дела. Поп вон сбежал уже. Давай этих отведем к Стасу и получим хотя бы за них.

Егор вспомнил священника. Уж не его ли ловила «народная дружина»? И что за странное имя у молодого — Бес? Кажется, поп говорил что-то про прислужников антихриста…

— Пойдемте, — велел Бес пленникам. — Только без глупостей. Время тревожное, будем стрелять без предупреждения.

— Да не собираемся мы бежать, — возмутился Егор. — С ума вы тут все посходили, что ли…

— Ладно, двигаем, — примирительно сказал Бес. — Со Стасом пообщаетесь, он ваш статус определит, тогда все узнаете.

— Еще раз меня в спину ткнешь, — впервые подал голос Макс, обращаясь к небритому, — я тебе нос сломаю.

— Повякай тут еще, — оскорбился небритый.

— Хватит, — пресек пререкания Бес. — Забыли, где находитесь? Новички, идете первыми. Мы охраняем, все дела.

— Кто такой Стас? — поинтересовался Егор.

— Координатор новых горожан, — ответил тот, что нес карабин Макса. — Не врите, отвечайте по существу и, возможно, станете одними из нас. Парни вы вроде не пугливые…

— Ну всё, хватит рассуждать, — повысил голос Бес. — К воде близко не подходить. Шагайте!

Мрачный Макс и растерянный Егор отошли метров на пять, и только после этого их сопровождающие — или все-таки конвоиры? — тронулись следом.

— Вот видишь, — сказал Егор, — я же говорил, что власть обязательно возьмется за организацию нормальной жизни.

— Что-то мне пока не нравится эта «нормальная жизнь», — буркнул Макс. — А дружина их больше напоминает обычных бандитских шестерок.

— Да ладно тебе параноить. — Егор посмотрел на большое алое облако, наплывающее с юга, и добавил уверенным тоном: — Члены правительства, координатор, звание горожанина, суточные нормы питания. Ну почему бы просто не поверить, что все начинает налаживаться?

— Ты, главное, им про Витька с Люськой пока не говори, — шепотом посоветовал Макс. — У них, видать, есть что попить и поесть. Давай-ка для начала повнимательней приглядимся к этой новой власти, прежде чем секреты выдавать.

— Хорошо, — немного подумав, кивнул Егор. — Ты прав. Если честно, мне тоже не все пока понятно.

Чем ближе они подходили к Плотинке, тем больше попадалось на дороге человеческих костей. В одном месте, возле гранитного парапета, они вообще лежали большой грудой, странным образом ассоциируясь с поленницей.

Вскоре их с Максом вывели на проспект Ленина. На некотором удалении от моста целая бригада перегораживала улицу, возводя баррикаду из старых автомобилей, битого камня и многочисленных обломков мебели. Рядом дежурили двое вооруженных автоматами мужчин.

Завидев новеньких, бригада дружно бросила работать. Все с интересом уставились на новеньких. Правда, как только сзади появился «конвой», зеваки враз потеряли интерес к прибывшим и вернулись к своей баррикаде.

— Поворачивай, — скомандовал Бес, нагоняя Егора и Макса. — На ту сторону перейдем. Стас в мэрии сидит.

Егор послушно повернул на плотину. Уже знакомо нахлынула тревога, заставив ускориться сердце, но тут же отступила, хотя он продолжал идти к реке. Люди Беса легко догнали их и теперь шли компактной группой.

— Что случилось с рекой? — спросил Егор у Беса. — Почему к ней стало трудно подходить?

— Да кто же его знает, — отозвался тот. — У всех мандраж начинается. Чем ближе к воде, тем суровей колотит, все дела. Только по плотине можно нормально ходить с берега на берег. И почему-то к воде с плотины тоже можно спуститься без проблем. Правда, только там, где середка самая. А с берега — разве что ведро на веревке кидать, чтоб воды набрать.

— Вот вам всем Стас языки-то открутит, — хмуро бросил небритый. — Будете знать, как болтать лишнее при посторонних.

— Без твоего нудежа как-нибудь разберусь, — ответил Бес, но замолчал.

Дорога привычно топорщилась вспучившимся асфальтом и ржавыми машинами. На рельсах замерли два трамвая, из окон которых незряче смотрели на улицу уснувшие сидя люди.

Вспомнив про желтую стену света, перекрывшую проспект рядом с площадью Коммунаров, Егор посмотрел вперед. Ни малейших признаков странного свечения заметно не было. Это казалось странным, если учесть, что еще вчера он с другого берега Исети приметил сразу две полупрозрачные завесы, упершиеся в урез воды.

Каких-то пятнадцать минут неспешной ходьбы по проспекту, и они смогут вернуться к площади Коммунаров, откуда до ВИЗа и Верх-Исетского водохранилища рукой подать. А там воды — хоть весь город залей. И никаких проблем с головой и ногами при подходе к берегу.

Пройдя сотню метров, они оказались практически на середине плотины. Справа гримасничала небу легкой рябью поверхность старейшего городского пруда. Слева, забитое в камень набережной, русло принимало, как и три последние века, низвергающийся поток проходящей под плотиной воды. Егор обратил внимание, что река стала шире и полноводнее: нижний ярус набережной полностью ушел под воду. Исторический сквер превратился в сплошные заросли. Чуть дальше виднелся еще один мост, пересекавший реку ниже по течению, а вдали темной горой на фоне алого неба возвышался купол цирка. Рядом, словно назидательно поднятый палец, в небо упиралась так и недостроенная еще со времен СССР телевышка.

— Нам бы воды набрать, — обернулся к сопровождающим Егор.

— Еще не факт, что она тебе понадобится, — с гнусной ухмылкой сказал небритый.

— Ну что ты новичков пугаешь, — скривился Бес и добавил, обращаясь к Егору: — Конечно, набирайте. А Гнуса не слушайте, все нормально будет.

Макс мрачно посмотрел на Егора и первым зашагал вправо. Продравшись сквозь промятую в густом кустарнике тропу, Егор оказался рядом с тем местом, где вода из пруда уходила под плотину. Снова появилось легкое ощущение тревоги и желание повернуть обратно, но ни в какое сравнение с тем, что он испытывал на берегу, это не шло.

Макс уже присел на краю каменного парапета и засучивал рукава куртки, чтобы умыться. Было видно, что на встречу с координатором Стасом он совершенно не торопится.

Егор устроился рядом, набрал воды в бутылку, умылся и осмотрел городской пруд еще раз, словно надеялся увидеть что-то упущенное ранее, что может изменить его представление о происходящем.

Запустение с этой точки было видно даже лучше, чем раньше. Вдалеке, над заросшими жилыми кварталами, за стадионом «Динамо», в небо поднимался едва различимый столб белого дыма…

Егор напрягся, оглянулся на дружинников. Но те либо не видели дыма, либо не придавали ему значения. Рядом выразительно кашлянул Макс. Видимо, он тоже заметил дым и пришел к тому же выводу, что и Егор: гроза Дикого Ёбурга дядя Витя продолжал жечь костер.

Площадь 1905 года оказалась почти очищенной от растительности. Несколько человек на дальнем ее краю размеренно рубили остатки кустов. Возле памятника Ленину была навалена огромная груда зеленых веток. Ржавые машины, занимавшие когда-то все пространство перед мэрией, включая большую стоянку, стояли теперь поперек улиц, выходящих на площадь, полностью блокируя проезды. На крышах зданий виднелись вооруженные люди.

Здание мэрии практически не изменилось и выглядело довольно бодро по сравнению с полуразрушенными домами вокруг. Перед входом были сделаны заграждения из бревен и самого разного металлолома. Вряд ли конструкция предназначалась для обороны, скорее, просто обозначала, что кто попало в этом месте не пройдет. Правда, никто вход не охранял, поэтому Егор с Максом в сопровождении дружинников спокойно подошли к самым дверям здания.

Егор все оглядывался, пытаясь разглядеть стену янтарного света, на которую они наткнулись в районе площади Коммунаров, но так ничего похожего и не заметил. Проспект слегка зарос травой и кустами, сверху нависали кроны деревьев. Легкая дымка мешала разглядеть далекие детали, но и так было понятно: никаких следов загадочного свечения здесь нет.

20

В прибранном кабинете практически не было заметно следов неумолимого времени, которое глодало здание без присмотра человека. Тут уже навели порядок. Судя по всему, новый хозяин кабинета озаботился тем, чтобы от налета пыли и грязи избавили не только пол и кожаную мебель, но и стены, и даже потолок. Напротив массивного стола, за которым в большом кресле расположился «господин координатор», стояли два мягких стула, куда усадили Макса и Егора.

Стас оказался некрупным мужчиной лет сорока с резкими, словно на контрастном портрете, чертами лица. Смотрел он доброжелательно и даже улыбался, но вид при этом имел отсутствующий. Слева от него, на столе, стоял большой металлический кубок, на котором виднелись выгравированные бегущие люди.

Стас выслушал короткий доклад Беса и отослал того легким взмахом руки. Барственный жест Егору не понравился, но преждевременные выводы делать он не спешил.

— Я рад, что вы хотите присоединиться к жителям Уралобурга, — проговорил координатор Стас таким равнодушным тоном, словно диктовал письмо секретарше. — Правила у нас простые. Утром дружина делится на взводы и отправляется патрулировать кварталы. Вы можете идти вместе с охраной и заниматься полезной деятельностью для нового города Уралобурга, а можете оставаться в спальных помещениях. В этом смысле, у нас полная свобода. Но рекомендую все-таки идти. Вечером ваша успешная работа превратится в еду и право ночевать в безопасном месте. Бригадир проверит объем собранного, возьмет налог и назначит паек. А также выделит место под хранение ваших вещей. Чем больше вы соберете сейчас, тем богаче станете потом, когда Уралобург поднимется и окрепнет. Свободный рынок и демократия — вот залог успеха нового города.

Егор принюхался. В кабинете едва различимо пахло какой-то курительной смесью.

— Да мы пока еще никуда не собирались присоединяться, — осторожно начал он, стараясь поймать взгляд Стаса. — Нам сперва хотелось узнать: известно ли вам, что произошло? Почему случилась катастрофа? Взамен у нас есть важная информация о тех, чьи тела сохранились.

Стас впервые осмысленно взглянул на них с Максом. На лице его проступило удивление.

— Ребята, куда вы лезете? — изумленно осведомился координатор. — Мы готовы вас принять. Какая еще информация вам понадобилась? Хотите ночью одни остаться, без охраны? Валяйте, город большой, я вас не держу. Но не советую далеко уходить. В одиночку редко кто выживает.

— Неужели трудно сказать, что известно о катастрофе? — неожиданно встрял Макс. — Мы парни не последний сорт. И в охране, между прочим, пригодились бы запросто. Но что-то же вы знаете о том, что случилось?

Стас рассеянно похлопал глазами, но ответил уже вменяемо:

— Да никто ничего толком не знает. Это произошло разом и со всеми. Мы много кого успели опросить за те пару недель, что прошли с начала пробуждения. Никто ничего особенного не помнит. Все занимались своими обычными делами и вдруг… Бум. Проснулись уже сейчас.

— Пару недель? — переспросил Егор. — Это подтверждает мою гипотезу… Я очнулся пять дней назад. Значит, люди в городе просыпаются постепенно, понимаете? Значит, можно считать практически доказанным, что все, кто не превратился в кости, еще проснутся! Все эти люди… на улицах, в домах, машинах и трамваях — они живы, понимаете!

Координатор мгновенно напрягся, внимательно посмотрел на Егора. Он больше не был похож на обкуренного чинушу.

— К сожалению, не так все просто, — сказал Стас, поднимаясь со своего кресла и делая знак приятелям, чтобы те сидели. — Лишь малая часть, те, кому очень повезло, сумела выжить. Остальные — трупы, чье отравленное мясо не едят даже дикие звери.

Стас прошелся по кабинету и остановился у Егора за спиной.

— Что с руками? — внезапно спросил он, меняя тему.

— Порезался, — односложно ответил Егор. — А Макса вон собака покусала. Мелочи, почти зажило. Так что со спящими?

— Мы тоже сначала думали, что все спят, но оказалось, что это не так. Мне бы очень хотелось ошибаться, но, увы, выжила лишь малая часть людей. Понимаю ваше разочарование. Не исключено, что многие близкие вам люди, которых вы считали просто спящими, на самом деле умерли. Крепитесь! Мы соберем все оставшиеся ресурсы и выживем, назло всем катастрофам и недоброжелателям!

Казалось, короткая пламенная речь истощила координатора. Он вернулся к своему креслу и опустился в него.

— Почему вы так решили? — нахмурился Егор. — На чем… на чем основаны все эти ваши выводы?

— По вечерам по бригадам ходит отец Прокопий, — ушел от ответа Стас. — Он рассказывает людям все, что они хотят знать и отвечает подробно на все вопросы. Но лучше, если вы будете задавать поменьше вопросов, а побольше работать. Хотите стать успешными и богатыми? Работайте на себя, пока предоставлена такая возможность. Обогащайтесь. И остаток жизни проведете в роскоши. В бригадах много молодых женщин — можете завести себе временных жен. Хотите иметь не одну женщину? Работайте лучше, присматривайте себе жилье, укрепляйте его как следует и берите хоть пятерых. У нас свобода. А теперь, простите, но у меня мало времени. Новый город, новые заботы, все дела.

Присказка про дела, уже неоднократно слышанная от Беса, царапнула Егору слух.

Стас взял со стола металлическую палочку и стукнул ею по кубку. Открылась дверь, и в кабинет заглянул человек в темной рубашке с длинными рукавами, кожаной жилетке и с двумя пистолетами в плечевых кобурах.

— Отведи в шестую бригаду, — распорядился Стас и уставился перед собой, словно читал какие-то невидимые документы.

— Пойдемте, — велел человек в жилетке. — На месте вам все объяснят.

Уходя по пустому коридору, Егор незаметно обернулся. Сквозь неплотно прикрытую дверь кабинета было видно, что координатор лежит на столе, уронив голову на скрещенные руки.

Судя по скучающему выражению лица, человек в жилетке ничего особенного в этом не видел.

21

Шестая бригада грабила дома. Официально это называлось «сбор ресурсов для нового города Уралобург», но фактически процесс выглядел как методичный вынос из квартир и складирование в большие кучи самых разных вещей.

Бригадир — здоровый рябой мужик с татуированными кулаками — хмуро оглядел новичков, сплюнул и указал на ближайшее пятиэтажное здание:

— Вот ваша территория. До обеда проведете сбор на двух этажах. Тогда получите полную норму питания. Проверяйте все тщательно: я знаю, чего и сколько примерно с такого дома можно собрать. Еду отдельно. Одежду и одеяла — отдельно. Золото в полиэтиленовый пакет и передавать лично мне в руки. Так проще всего потом делить будет. Охрана плату любит брать оружием, едой и патронами. Меня вполне устоит немного желтого металла. За ночлег и хранение с вас вечером возьмут отдельно — там можно и вещами расплатиться.

Центр города с мэрией остался где-то за спиной. Несмотря на то, что провожатый совсем недолго вел их по тропинкам, прорубленным в густых зарослях, заполонивших улицы, Егор никак не мог сориентироваться, где они находятся. Дома в этой части города по непонятной причине выглядели значительно хуже, чем в других местах, но, главное, когда-то здесь обрушилось высотное здание, похоронив под собой часть квартала, и засыпав улицы по соседству целыми горами полуразрушенных бетонных конструкций. Случилось это, по всей видимости, давно: руины успели покрыться травой и мелким кустарником, что окончательно изменило внешний вид городской застройки.

— Инструмент для вскрытия дверей ищите сами, железа всякого тут полно. Если встретите что-то, имеющее, на ваш взгляд, особенную ценность — можно позвать меня. За небольшой процент помогу поскорее гражданство получить.

На крышах окрестных домов Егор насчитал добрую дюжину людей, вооруженных автоматами и ружьями. Все они лениво поглядывали вниз и медленно бродили взад-вперед, обозревая окрестности. Судя по всему, в их задачу входило защищать сборщиков от неожиданных нападений зверей.

Из ближайшего дома высунулась грязная и лохматая голова молодого парня. Он звонко выкрикнул на всю улицу:

— Господин бригадир! Вам обязательно стоит на это посмотреть! Наверняка вам понравится!

— Сейчас приду! — громко ответил бригадир и посмотрел в упор на Макса: — Чего ты меня взглядом сверлишь, недомерок? Что-то не нравится?

Пока они петляли за охранником по уличным зарослям, Егор взял с Макса обещание, что пока они во всем не разберутся, тот будет вести себя тише самого «замороченного ботана».

— Всё нравится, — буркнул Макс. — А что считается «особой ценностью»?

— Другое дело, — подобрел бригадир. — Вот смотри, видишь колечки с камушками? Мне нравится, когда камушки зеленые и синие. И побольше.

— Зачем тебе камушки? — с неподдельным любопытством спросил Макс. — Кому они теперь нужны?

— Не твоего ума дело, — отрезал бригадир. — Жрать хочешь? Гражданство побыстрей получить хочешь? Ищи такие камни и неси мне. Тогда все у тебя будет, что мужику надо. Даже бабенку тебе хоть сегодня подгоню. А будешь много болтать…

— Господин бригадир! — Какая-то женщина неопределенного возраста в лохмотьях, очевидно бывших раньше деловым костюмом, вышла из подъезда. Едва ковыляя и переваливаясь с ноги на ногу, она несла небольшой тряпичный мешок. — Кажется, я нашла то, что вам нравится!

— Господи-и-ин бригадир! — заканючил лохматый парень в окне. — Вы мне первому обещали подойти!

— Ну всё, некогда мне, — заторопился бригадир. — Если пригодную еду найдете, можете хавать, а вот прикарманивать вещи — не советую. Можно по морде за такое схлопотать. И гражданство получить станет трудней.

— Добрый какой, — проворчал Макс по дороге к указанному дому. — Разрешил съесть, что найдем. Ты по-прежнему веришь, что мы просто чего-то немножко недопонимаем, да?

— Как-то всё неправильно здесь, — вздохнул Егор. — Что это за работа такая, квартиры обносить? Где организация нового общества? Что это за форма подачи информации: «отец Прокопий зайдет»? Почему грабеж спящих считается честным и демократическим вариантом обогащения? Где губернатор, наконец? И все его правительство?

— А тебе мало? Тебя ж высокое начальство вон в царских палатах принимало.

— Укуренный координатор и банда охранников — всё, что мы видели. Почему они считают, что большинство людей погибло?

— Это как раз легко объяснимо, — ответил Макс. — Если хозяева квартир мертвы, у них можно забирать барахло без лишних затей. Самим новым властям эти отговорки, конечно, не нужны, зато всяким дуракам вроде тебя надо объяснить, что всё, мол, законно и очень даже демократично. Вот увидишь: если даже кто-то из «мертвецов» проснется и воспрепятствует «сбору ресурсов» в своей квартире, ему быстро объяснят, что прав он больше никаких не имеет. Раньше надо было просыпаться. Кто первым встал — того и тапки.

— Ну да, — согласился Егор, — а потом он все равно вольется в такую же бригаду и будет грабить уже для себя. Потому, что все так делают.

— Я только одного не понял, — сказал Макс. — Вот нагребут они все эти горы барахла, а дальше-то что? Будут сидеть на своих кучах и хвастать, у кого выше?

— Раз объявлено о волшебной силе рынка, значит, надеются, что это всё можно будет продавать и покупать, — предположил Егор. — А дальше… Ты же слышал, что считает главной целью господин координатор? Бухать и курить до конца жизни в мягком кресле — вот что нужно венцу развития тысяч поколений хомо сапиенса. А что, тебе не нравится такая чудесная перспектива?

— Так поскромничал же наш гомо цапус, — саркастически сказал Макс. — Про жратву и баб забыл.

— Про баб не забыл. А в целом ты молодец, далеко пойдешь, — усмехнулся Егор. — Ну что, давай внесем свой вклад в личное обогащение. Чтоб потом всю жизнь с бутылкой, куревом и бабами в креслах сидеть. Тьфу ты! Как, оказывается, просто оскотиниться!

— Откуда начнем?..

За пару часов они сумели вскрыть двери в квартирах на первом этаже и вынести на улицу все сохранившиеся съестные запасы, инструменты и постельные принадлежности. Оказалось, в общем-то, не так и много, но появившийся ненадолго бригадир одобрительно покивал головой и велел продолжать в том же духе. С крыши соседнего дома вниз равнодушно посматривали двое охранников с ружьями. Судя по тому, что иногда точно так же они лениво перемещались на другую сторону крыши, в соседнем дворе тоже кипела работа.

Практически в каждой квартире они находили отлично сохранившиеся тела. Они сидели и лежали в самых разнообразных позах там, где застало их явление, и походили на бесконечный музей восковых фигур. Теперь, когда приходилось смотреть на них практически вплотную, Егор подрастерял уверенность в своих первоначальных выводах. Покрытые слоем пыли, застывшие тела мало походили на готовых проснуться людей. На некоторых кожа шелушилась, и тело больше походило на высушенную рыбу, чем на человека. При этом, правда, эластичности тело не теряло. Егор убедился в этом, пока Макс выходил на улицу: попробовал согнуть в локте руку сидевшей на диване перед запыленным телевизором женщины. Рука послушно согнулась. Егор вздрогнул и отошел в сторону. Где-то в глубине души он ждал чуда, думал, что хозяйка квартиры, чей покой он нарушил, проснется… Но чуда не случилось — женщина продолжала сидеть с согнутой в локте рукой, лежащей на животе, и больше всего напоминала в этот момент втиснутый в кресло манекен.

— В тетрис играешь? — съязвил неслышно подошедший Макс. — Все еще сомневаешься?

— Не знаю, что и думать, — сказал Егор, поворачиваясь к приятелю. — Ни пульса, ни… ничего. Но ведь и не мертвые они — не разлагаются… Чтобы удостовериться, надо за кем-нибудь понаблюдать. Лучше всего за таким, который совсем безжизненно выглядит. И если однажды он проснется…

— Нет никакого «если однажды», — оборвал его Макс. — Надо решать сегодня: мы остаемся с этой новой властью строить… этот… как его… Уралобург, или как-то пытаемся сами организоваться? В частностях мне ситуация, конечно, не нравится, но общее направление у них правильное: запасов уже, поди, нагребли на несколько месяцев впрок. А мы пока туда-сюда ходим… всё проходим, как та стрекоза.

— Ты готов жить вот так? — Егор показал пальцем в окно, за которым кто-то снова заорал счастливым голосом, зовя бригадира.

— А что, это противоречит твоей тонкой натуре? — усмехнулся Макс. — Люди жрать хотят. Им плевать на то, как это выглядит с точки зрения еще не успевшего как следует оголодать эстета в кирзовых сапогах.

— Эстетство здесь ни при чем, мистер баран, — спокойно парировал Егор. — То, как это общество организовано, наводит на печальные мысли.

— И на какие же мысли это наводит того, у кого, кроме мыслей, больше и нет ни фига?

— Я же сказал: на печальные. Эти люди живут сиюминутными целями. Все поставлено так, чтобы потакать самым худшим сторонам человеческой натуры. Да, какое-то время это будет работать, но общество, где личное объявлено более важным, чем общественное — обречено. И тут дело не в том, что коммунизм рулит, нет. Здесь все совсем иначе. Слышал, как они про женщин рассуждают? Кроме того, мне очень не понравились недомолвки про ночной город.

— Что не понравилось? Чего ты панику развел? Как будто мы не ночевали в этом же самом городе, — отмахнулся Макс, собирая в охапку целую груду курток, плащей и пальто.

— Вряд ли нас стали бы пугать обычными собаками, — терпеливо пояснил Егор. — Мне кажется, они знают что-то такое, чего мы еще не знаем. И хорошо бы выяснить, что именно.

— Вот и хватит болтать! — бодро сказал Макс и потащил добычу на улицу…

До обеда они выгребли на улицу такое количество вещей, что удивили даже бригадира.

— Молодцы, — одобрительно покивал он, лизнув свежую ссадину на костяшке правого кулака. — Хорошо у вас получается. Думаю, если будете вовремя с нужными людьми делиться, далеко пойдете. Камушков-то правильных не нашли?

Он пытливым взглядом впился в Макса, видимо, посчитав, что в столь деликатном деле от Егора все равно пользы не будет. Егор, предвидя ответ приятеля, уже начал поворачиваться, но в этот момент Макс, не меняя выражения лица, потянул из кармана проволочку, на которой плотным золотистым рядком висело не меньше десятка колец. Причем, каждое с зеленым, синим или красным камнем.

— От это я понимаю! — обрадовался бригадир. — Парень, да у тебя талант! Сегодня обедаешь со мной. Как звать?

— Максим, — не без позерства сказал Макс.

Егор, выпучив глаза, смотрел на приятеля, как на привидение. Такого Макса он еще никогда в жизни не видел.

— Что за имя? И как я тебя от других максимов отличать должен…

Сообразив, что нужно бригадиру, Егор кашлянул, привлекая внимание, и выдал:

— Мой кореш хотел сказать, что его зовут Обрез.

Макс с сомнением посмотрел на него, зато бригадир подобрел:

— Отличное погоняло. Пойдем проверим, как дела в соседнем доме — и на обед. А ты… Как тебя там…

— Егерь, — подсказал Егор.

— А ты, Егерь, шуруй вон туда. Видишь дым? Там на перекрестке готовят. И едят там сразу три бригады, работающие в этом районе. Так что опаздывать не рекомендую. Будем считать, что дружок твой и тебе немного счастья заработал: скажешь на раздаче, чтоб двойную порцию выдали, сошлешься на меня. Понял? А после обеда возвращаешься сюда и продолжаешь работать.

22

Немного растерянный, Егор побрел в сторону перекрестка, очищенного от растительности. Открытая со всех сторон площадка была превращена в кухню: в большом котле по центру варилось что-то кашеобразное, распространяющее специфический запах. Возле котла суетился долговязый мужчина, а вокруг уже собирались люди. Тут же стоял большой бак, из которого несколько человек черпали воду большими кружками и разливали толпящимся сборщикам в протянутую посуду.

Впервые с того момента, как проснулся, Егор увидел в одном месте столько людей сразу. Десятка три-четыре. Все они выглядели изможденными, их одежда больше походила на лохмотья, чем на вещи. Особенно неприятно это выглядело на контрасте с отлично одетыми охранниками, часть которых продолжала обозревать окрестности с крыш, а остальные сели обособленной группой вокруг большого стола, установленного на ровном пятачке асфальта.

С перекрестка был неплохой обзор во все стороны. Несколько ржавых машин были развернуты поперек проезжей части. Судя по россыпи гильз рядом с ними, иногда их использовали как укрытие во время обороны от собак. Или перестрелок. Одна из улиц, уходящая в южном направлении, обильно заросла молодыми березками в рост человека. Посреди нее шла широкая вырубка, а вдали виднелся мерно двигающийся человек — Егор даже не сразу сообразил, что он продолжает делать просеку.

А в красном небе привычно кружили черные точки птиц.

На Егора никто не обращал внимания, и он встал в хвост выстроившейся перед котлом очереди. Только теперь он обратил внимание на сильный неприятный запах, исходивший от стоящих рядом людей. Видимо, несмотря на доступность с плотины, вода в новом городе Уралобурге все-таки была дефицитом.

Макса, как и бригадира, нигде видно не было. По всей видимости, для них накрывали где-то в другом месте. Впрочем, судя по неподдельной радости непосредственного начальства, за Макса можно было не переживать, поэтому Егор сосредоточился на ближайшем окружении.

Прямо перед ним стоял невысокий мужчина в потрепанной джинсовой курточке и совсем новых штанах. Он несколько раз тревожно оглянулся, словно подозревал, что его вот-вот саданут по затылку. Потом осмелел и, встретившись с Егором взглядом, осторожно спросил:

— Вы новенький?

— Новенький, — подтвердил Егор, разглядывая русые усы, бородку клинышком, резко очерченное лицо с крупным носом и прядь седых волос, торчащую из-под застиранной оранжевой банданы.

Мужчина был немолод, но из-под густых бровей смотрели живые и внимательные, больше подошедшие бы подростку глаза.

— Тогда вы напрасно с пустыми руками, — понизив голос, сказал мужчина и покосился на охранников. — Скорее идите в любой дом и возьмите посуду. Лучше металл — легко хранить, легко вытирать.

— Вытирать? — удивился Егор. — А вон же у охраны — обычные тарелки.

— Охрана обслуживается особым персоналом, — негромко объяснил мужчина. — Им каждый раз чистые тарелки приносят. Нам так нельзя. Нас слишком много.

— Не понимаю, — признался Егор. — В чем разница? Почему нельзя?

— Вы идите за посудой скорей, — посоветовал мужчина, — а то еды может не хватить. Будете тогда до вечера без горячего ходить. Вон в том подъезде, на первом этаже, квартира справа. Зайдете — и на балкон. Я там припрятал пару кастрюлек, на всякий случай. И ложки.

Егор решил отложить все вопросы на потом и быстро направился к указанному дому. Охранники, рассаживающиеся за столом, проводили его подозрительными взглядами, но окликать не стали.

Получив в эмалированную кастрюльку большой черпак серой каши неизвестного происхождения, Егор поискал глазами, куда бы пристроиться. Большинство людей, получив обеденную порцию, разбрелось по всей площадке. Многие уселись прямо на землю. Мало кто собирался в группы, в основном все сидели по одиночке и быстро поглощали полученный паек.

Егор заметил, что мужчина, подсказавший, где искать посуду, машет ему рукой…

Вскоре они сидели рядом на старых автомобильных покрышках за столиком из пластиковых ящиков, связанных капроновой веревкой.

— Не могу я вот так, по-звериному, — пожаловался мужчина, опуская ложку в кашу. — И хотел бы, чтоб силы не тратить, но не могу. Все время, как меняем место, сразу стараюсь себе стол и стул сделать. Выносить для себя уцелевшую мебель охрана не разрешает.

— Красиво, — похвалил Егор, с удивлением обнаружив, что ящики не просто связаны и придвинуты к покрышкам, а составлены в целостную изящную конструкцию. — И удобно.

— Спасибо. Хотя, по нынешним меркам, я бесполезный человек, — с печальной улыбкой сказал мужчина. — Дизайнер. Всё, что могу — красиво сидушки расставить, чтоб самому не противно было. Давайте знакомиться, что ли. Меня зовут Ярослав. Можно Ярик. А вас?

— Егор. Предпочитаю на «ты».

Ярославу было далеко за сорок, но даже на первый взгляд он выглядел таким дружелюбным и беззащитным, что, казалось, обидеть его можно даже грубым взглядом.

— Ешь, Егор, пока не остыло, ешь. Раз ты здесь, значит, горячей пищи давно не видел.

Егор не стал разубеждать нового знакомого, просто отправил ложку еды в рот. Каша оказалась смесью перловой, ячневой и пшенной круп, сваренных в подсоленной воде. Несмотря на странный вкус, горячая густая жижа показалась Егору невероятно вкусной. Желудок довольно заурчал, по телупошла приятная теплая волна.

— Я совсем недавно проснулся, — поделился Егор, опустошив кастрюлю наполовину. — Много людей в этой общине? Где будем ночевать? Что говорят про дальние планы? Мне ж ничего толком не рассказали — сразу отправили работать.

— Я расскажу. Я ведь даже обязан это сделать, согласно правилам проживания в Уралобурге. И мне даже дополнительный паек за это положен.

Егор так и не понял, иронизировал мужчина или всерьез гордился своими правами и обязанностями.

Так или иначе Ярослав оказался отличным рассказчиком. Не забывая ловко работать ложкой, он обрушил на Егора такое количество информации, что впору было начинать записывать. Было б чем…

Чуть больше недели назад несколько человек, едва проснувшись, сориентировались в новых правилах игры, предложенной неведомо кем и неизвестно по какой причине. Вооружившись, они быстро собрали вокруг себя группу бесцельно слоняющихся или мародерствующих горожан, объяснили, что готовы защищать их от всех опасностей, но взамен придется хорошенько поработать. Отчаявшиеся, дезориентированные люди стали охотно выполнять всё, что от них требовалось, и в считанные дни получили взамен регулярное питание, относительную безопасность и хоть какую-то цель дальнейшего существования. Для многих, чьи родные и близкие погибли или лежали бездыханными, идея создания Уралобурга вообще стала единственно понятной идеей в абсолютном мраке новой жизни.

Основой для рождения нового демократического города Уралобурга должны были стать серьезные материальные запасы, которые следовало собрать со всей подконтрольной общине территории. Безопасность сборщикам обеспечивали физически крепкие мужчины, вооруженные ружьями и автоматами. Специально отобранные люди с утра до вечера набирали в реке воду и возили ее в здание, отведенное для ночлега. Поскольку подойти к реке получалось только в центральной части плотины, с водой возникли определенные трудности, решить которые планировалось сооружением в скором времени дизельной насосной станции. Для разъяснения новой картины мира перед сном к людям приходил священник, которому можно было задать любой вопрос. Через него же полагалось отправлять жалобу или предложение властям.

В принципе, со слов Ярослава, все выглядело относительно неплохо.

— Что-то все равно не так, — с сомнением сказал Егор. — Рассказываешь красиво, но вокруг я что-то не вижу счастливых людей, занятых возрождением города.

— Как объясняет отец Прокопий, — с грустной улыбкой ответил Ярослав, — так и рассказываю. На самом деле, разумеется, есть масса нюансов.

Одичавших собак, медведей и волков бродящих по городу охрана худо-бедно отгоняла. Хуже обстояло дело с людьми, не желавшими присоединяться к Уралобургу и выносившими съестные припасы и ценные вещи из магазинов и домов, которые власти нового города уже считали своими. Несколько стычек привели к тому, что на улицах стали появляться первые баррикады и блокпосты, а возле каждого ценного объекта помещалась охрана. Число любителей поживиться уралобуржским добром быстро пошло на убыль, зато в окрестностях завелось несколько наглых банд, как правило, оккупировавших крупные торговые центры и державших свои территории. Банды не желали подчиняться властям и даже имели наглость оспаривать право занимать центр города и строить новое общество. Одиночек, не согласных вставать под знамя Уралобурга, вокруг тоже хватало. Для борьбы с ними была создана «народная дружина». Ее патрули стали все чаще заходить на улицы, прилегающие к официальным территориям Уралобурга.

Но главное, заключалось не в этом.

И без того непростую ситуацию усугубили странные создания, которые вскоре стали появляться из стены света, перегородившей центральный проспект города.

— Так эта желтая мембрана все-таки есть! — удивился Егор. — Я думал, она уже исчезла. Не видел от Плотинки.

— А издалека ее и не видно, — объяснил Ярослав. — Только когда поближе подходишь, начинаешь замечать свечение.

— О как. А эти… странные создания — кто они такие?

— Трудно объяснить, — замялся Ярослав. — Не увидишь — не поймешь. А то и не поверишь… Что-то вроде собаки, но черные, будто сажей их обмазали. И мерцает желтым. А сзади еще шлейф светящийся тянется. Я один раз видел, издалека. Это… — он поискал слово, — это жутко.

Сначала роль желтой стены в происходящем была неясна. Несколько человек, решившихся пройти сквозь нее, назад не вернулись. Веревка, которой обвязался последний доброволец перед тем, как шагнуть в мерцающую пелену, вспыхнула желтым огнем и превратилась в облачко легкой пыли в руках тех, кто ее держал. Через пару дней из стены выбрался слепой сумасшедший. Он что-то несвязно выкрикивал, проклинал всех на свете, громко плакал, а на все попытки завязать с ним беседу, сыпал проклятиями и пытался достать собеседника длинной суковатой палкой. Ночью его растерзали звери.

И все бы ничего, но стена отсекала власти Уралобурга от значительной части города. Попытки обойти ее с юга успеха не принесли: вскоре разведчики-добровольцы наткнулись на сильную банду, обосновавшуюся в крупном торговом центре рядом с цирком, и едва унесли оттуда ноги. Обход с севера был невозможен, поскольку стена упиралась в Исеть. Можно было попробовать обойти преграду по другому берегу, но если по плотине на ту сторону удавалось перебраться без проблем, то вернуться на этот берег через мост на Челюскинцев, чтобы оказаться по другую сторону стены, мешала все та же странная сила, что не подпускала людей к реке.

Увлекшись рассказом Ярослава, Егор чуть было не сболтнул, что сумел пересечь этот мост, но вовремя прикусил язык: любая информация могла теперь стать козырем, а козыри следовало держать про запас.

В итоге, власти Уралобурга решили оставить пресловутую стену в покое и заняться более насущными вопросами. Словно оценив этот факт, стена следующей ночью ярко вспыхнула желтым, напугав наблюдателей, сидевших обычно допоздна на крыше мэрии. А потом по темным улицам хлынул целый поток каких-то светящихся существ. Судя по яростному рычанию, звери были схожи с собаками или волками, но кровавую бойню, что они устроили той ночью, вряд ли смогли бы учинить и десяток обезумевших стай.

Часть охранников и рабочих заперлись в одном из домов. Утром выяснилось: двери выломаны, всё внутри забрызгано кровью, а от двух десятков людей остались лишь воспоминания. С того момента ситуация лучше не стала. Время от времени пропадали люди, и уже дважды те, кто понадеялся лишь на крепкие засовы, исчезали вместе с дверями.

— До сих пор толком неизвестно, что за существа нападают на нас ночью, — передернув плечами, сказал Ярослав. — Несколько рабочих групп, задержавшихся до темноты, не вернулись. И следов не осталось. Это можно было бы списать на происки соседних банд, но у тех тоже стали пропадать люди, из-за чего они предъявляли претензии нам. Координатор с ними разбирался.

— Да уж, тут кипит жизнь, — пробормотал Егор, вспомнив, как всего несколько дней назад был абсолютно уверен, что остался один в огромном мертвом городе.

— Кипит. И жизнь кипит, и смерть, — грустно улыбнулся Ярослав и продолжил свой рассказ.

Единственный способ защиты от неведомой опасности заключался в готовности открыть ураганный огонь при первых признаках того, что за дверью в темное время суток кто-то есть. Огромное здание, тщательно закупоренное со всех сторон, служило укрытием для всех членов общины Уралобурга. В нем оставили один рабочий вход, перед которым располагался закрытый дворик. Как только в этом дворике однажды послышались подозрительные звуки, караульные разбудили охрану, и десяток человек разом дали во двор залп из всех имеющихся на тот момент стволов через смотровые окна и предусмотрительно оставленные бойницы.

До утра люди просидели в страхе, но никто больше не пытался проникнуть внутрь. На рассвете охрана обнаружила, что весь двор заляпан черными пятнами. Никаких других следов обнаружено не было.

— Ничего себе мистика, — с содроганием сказал Егор, представив, как нечто приходит из темноты и остановить его не может даже толстая дверь. — Ладно, с этим понятно, что ничего не понятно. А почему люди ходят в таком рванье? Ведь одежды полно. Даже если не в магазинах, то в квартирах уж точно.

— Нам нельзя брать себе сейчас ни одежду, ни другие вещи, — пожал плечами Ярослав. — Мы ведь не граждане. А все, что находится на территории Уралобурга, принадлежит гражданам. Но мы можем копить то, что станет нашим, когда получим гражданство.

— Если не граждане… то кто же мы?

— Испытуемые, — пояснил Ярослав. — Или претенденты. По-разному называют. Гражданами мы сможем стать потом, когда докажем Уралобургу свою полезность. А пока нам дали шанс произвести первичное обогащение. Днем собираем вещи и еду, вечером отдаем долю охране, губернатору с координатором, владельцу хранилища, где содержится имущество. И за питание. Плюс за ночную охрану отдельная плата. А что делать, — развел Ярослав руками, — не хочешь ночью попасть на растерзание к… этим — заплатишь как миленький. Берут, в основном, едой и золотом. Себе немного удается отложить. Зато потом, когда получим гражданство, а власти наберут новых неграждан, всё, что мы соберем сейчас, станет основой для нашего богатства.

— Ерунда все-таки получается, — покачал головой Егор. — А если те, кто проснется, предъявят права на свое имущество?

— Так они же будут испытуемыми, — объяснил Ярослав. — С отказом от прошлого имущества при вступлении в общину Уралобурга. Или врагами.

— Так вот зачем бригадиру украшения с драгоценными камнями, — пробормотал Егор. — Я искал сложный мотив, а на самом деле все до смешного просто: урвать как можно больше, чтобы, при случае, был начальный капитал.

— Конечно, — снова грустно улыбнулся Ярослав. — Большинство людей в Уралобурге озабочено именно этим. Кстати, бригадирам и охране достается далеко не самое лучшее. И они это знают, а потому иногда просто звереют. Коллекционируют то, что просто так не спрячешь.

— Это что же?

— Женщин, — просто сказал Ярослав. — У некоторых уже целые гаремы по десять-двенадцать девчонок. Кто-то из барышень ленится — готовы на что угодно, лишь бы не работать. Другим выбора не оставляют. Держат в закрытых комнатах, как в тюрьме, да навещают время от времени для удовлетворения, так сказать, потребностей. Заметил, что в бригадах женщин почти нет? Хорошо хоть, что координатор запретил отбирать жен у мужей. А то в первые дни тут такое было…

— Эй, вы двое! — прервал рассказ Ярослава небольшого роста парень в спортивных штанах и олимпийке. — Мне бригадир сказал: брать вас и отправлять батрачить в тот дом, где вот ты, ботан, до обеда был.

Судя по наглому выражению лица, парень был в фаворе у начальства, хотя одеждой и манерой говорить походил на обыкновенного мелкого хулигана.

— А мой товарищ, Макс, где он? — спросил, поднимаясь с покрышек, Егор. «Ботана» он проглотил.

— Товарищ твой останется пока в личном распоряжении бригадира. Ему, скажу по секрету, крупно повезло. — Парень наклонился и неприятно ухмыльнулся, обнажая крупные желтые зубы. — Скорее всего, уже сегодня возьмут в охрану. А через пару дней, если выкобениваться не станет, может быть и гражданство дадут.

— Но я до обеда был в другом месте, гражданин Зверь, — испуганно пролепетал Ярослав.

— Да знаю я, — презрительно обронил парень. — Какая разница, где именно от тебя нет никакой пользы. Пойдешь с нами. Я на тебе свой коронный справа отрабатывать буду.

Он выпятил губы трубочкой, встал в стойку и, коротко выдыхая на каждом ударе, ловко побоксировал с воздухом. Ярослав испуганно сжался, выдрал большой кусок травы и начал быстро протирать им свою кастрюлю. Егор с удивлением смотрел на парня.

— А ты, ботан, кем трудился? Ну, до всего этого.

Вопрос прозвучал неожиданно резко, и Егор растерялся. Ответил с запинкой:

— П… программистом.

— И что, тебе приглашение на принтере распечатать надо? — грубо уточнил «гражданин Зверь». — Или ты только просьбы, полученные с ноги, понимаешь?

— Нет, попробую обойтись без принтера и ноги, — осторожно сказал Егор, ощущая, как окончательно ломается уже почти выстроенное понимание правил существования в новом мире. По крайне мере, в той его части, которая контролируется властями Уралобурга.

23

Вернувшись к дому, в котором они начали работу еще утром, Егор сразу же отправился на третий этаж, прихватив Ярослава с собой. Зверь какое-то время покричал снизу, чтобы Ярослав спускался, но Егор его не отпустил. Поручил вскрывать двери квартир.

— Он что, регулярно так развлекается? — Егор протянул Ярославу найденный еще утром гвоздодер. — Почему не скажешь бригадиру?

— Так это помощник бригадира, — криво усмехнулся Ярослав. — Не друг, нет. Но за такую мелочь ничего бригадир ему не сделает. Вот если бы он норму не давал собрать, тогда бригадир бы его сам отмутузил. Но он норму знает. И бьет так, чтобы синяков особых не было и работать не мешало. Можно терпеть. Зато больше никто не обижает. Зверя сторонятся. А я при нем, ну вроде как груша боксерская. Что поделать.

— Другие тоже развлекаются? — спросил Егор, выгребая все из кухонного шкафа и начиная перебрасывать в коридор пачки с макаронами.

— Это неизбежно, — глухо ответил Ярослав. — В наших условиях доминировать могут только самые сильные и решительные. Как захотят, так и будет правильно. Даже губернатор понимает, что ребятам надо сбрасывать нервное напряжение.

— Какое напряжение! — возмутился Егор. — Сколько вижу — они просто сидят на крышах. Их что, расстреливают, если прозевают врага?

— Да вроде бы нет. Но так говорят и губернатор, и координатор. Проще не выпендриваться.

— Егор! — раздался с улицы знакомый голос.

— Здесь! — обрадовался Егор, выглядывая в окно.

Макс, не обращая внимания на Зверя, который демонстративно разглядывал новичка, помахал рукой.

— Спускаешься? Или мне подняться?

На плече у него висел короткий автомат, из карманов куртки торчали магазины. Держался Макс уверенно и спокойно, на Зверя лишь мельком глянул, как на пустое место.

— Спущусь!

Несмотря на все заверения бригадира и Зверя, Егор беспокоился за приятеля и теперь был рад увидеть его здоровым, невредимым и снова при оружии.

— Все в порядке, — отвечая на немой вопрос Егора, сказал Макс. — Мы с бригадиром быстро нашли общий язык. Тех, кто армию прошел, здесь часто в охрану берут. Скоро и гражданство обещали. Так что, заживем! А что у тебя? Какой план? Давай помогу.

Макс говорил бодро и даже весело, но в глазах приятеля Егор отчетливо различал мрачную решимость.

— Не знаю, какой план, — пожал плечами Егор. — Вон новый начальник. Зовут «гражданин Зверь». Он планы рисует.

— План простой: работаем до темноты, — высокомерно сказал Зверь. — А ты бы шел отсюда на свое место, охранничек. А то увидят наши парни на крыше незнакомого мальчика со стволом да подстрелят не со зла.

Егор почувствовал, что сейчас случится непоправимое: Макс сломает Зверю нос, а потом их просто расстреляют сверху, как в тире. Но друг поступил неожиданно.

— Так здесь и есть мое место, — сказал Макс. — Бригадир сказал, что ему давно нужен был дополнительный охранник рядом с работниками. У меня нормы нет, сам решаю, где и сколько работать, но за это должен держать оборону в случае тревоги. Вот и хотел помочь приятелю. Жалко тебе?

— Не жалко, — разочарованно фыркнул Зверь. Стало ясно, что он просто провоцировал Макса на драку. — Идите и работайте. Еду отдельно, одежду и одеяла — отдельно. Золото…

— В отдельный пакет и — бригадиру, — охотно закончил Макс.

— Мне, — с удовольствием поправил Зверь. — А я уже передам бригадиру.

— Как скажешь, — пожал плечами Макс.

Они поднялись на пятый этаж, а Зверь позвал Ярослава.

— Ну что, осмотрелся я немного, — поделился Макс, когда они вошли в очередную квартиру, переступив через тело пожилой женщины, лежащей на пороге. — Ничего хорошего сказать не могу. Все это дерьмецо нисколько не похоже на ту власть, о которой ты постоянно талдычил. Обычная банда. Но жить можно и тут. У меня гражданство, считай, в кармане. У тебя голова соображает — тоже продвинешься. Витек врач, врачи всегда в дефиците. Можно устроиться. Хоть сегодня сбегать могу за нашими.

— Я не знаю, нужно подумать, — сказал Егор, открывая окно. — Хотя бы до вечера. Судя по тому, что я тут услышал, шансов выжить втроем с малолетней девчонкой на шее у нас мало. Но с женщинами тут…

Последнее слово Егора утонуло в грохоте выстрелов.

Макс мгновенно оказался рядом, оттолкнул его из проема, а сам осторожно выглянул в окно, пытаясь оценить, кто и куда стреляет.

С крыши соседнего дома два охранника азартно палили куда-то вдоль улицы. И, судя по множественным раскатам эха, с соседних домов тоже стреляли.

— Я туда! — крикнул Макс и выбежал в коридор.

Егор еще некоторое время неподвижно стоял у стены, слушая шум пульса в ушах. Вскоре выстрелы стали звучать реже и дальше, словно стрелки преследовали неведомую цель и постепенно удалялись.

Егор снова осторожно выглянул в окно.

Перед подъездом Зверь, как ни в чем не бывало, ставил Ярослава в боксерскую стойку и объяснял, как тот должен наносить удар. Получалось у бывшего дизайнера плохо. Даже на абсолютно не профессиональный взгляд Егора, стойка в исполнении Ярослава больше напоминала сухое корявое дерево за секунду до падения. Тем не менее, он неловко размахнулся и попытался нанести удар. Зверь ловко нырнул под руку и саданул дизайнера в солнечное сплетение. От удара Ярослав согнулся пополам, упал на колени. Зверь мгновенно отскочил назад и запрыгал с ноги на ногу, как заправский боксер на ринге.

— Вставай! — крикнул он. — Ты мужик или баба? Вставай, говорю, а то отпинаю!

Ярослав начал медленно подниматься с колен. Его лицо было красным: судя по всему, он никак не мог вздохнуть.

— Давай-давай! — подбодрил его Зверь. — Подымайся! Закатай мне с разворота!

Егор почувствовал, как раздражение стремительно превращается в бешенство — раньше за собой подобной вспыльчивости он не замечал. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Взял себя в руки. Ничего сделать Зверю он все равно не мог.

Хотя…

— Гражданин Зверь! — заорал Егор, высунувшись из окна. — Когда вы вернете моего напарника? Мы норму не сможем выполнить из-за ваших забав! А бригадир строго-настрого велел ни на что не отвлекаться!

Зверь перестал пританцовывать, с недовольством посмотрел вверх. Рявкнул:

— Поговори мне!

— А почему вы не спрячетесь, гражданин Зверь? — тут же спросил Егор. — Стреляют ведь. Опасно!

— А потому что я настоящий мужик, а не ботан, — заявил Зверь. И зачем-то объяснил: — Какой-то урод пытался на нашей территории пастись. Вот и погнали его.

Палили только потому, что кто-то зашел на территорию Уралобурга? Ну и ну.

— Чего расселся? — гаркнул Зверь на Ярослава. — А ну бегом работать! Попробуйте мне только норму не сделать — обоим мозги вышибу!

Через некоторое время появился Макс. По его лицу Егор понял: друг чем-то расстроен. Но на вопросительный взгляд Макс лишь покачал головой и, забросив автомат за спину, принялся помогать выносить большое одеяло, куда были сложены уцелевшие пакеты с крупами и макаронами. Егор не стал приставать с вопросами, отложил разговор до вечера.

Вскоре к ним поднялся и Зверь. Следом тащился Ярослав. Губы у него опухли, а на подбородке виднелся след крови.

— Медленно работаете, — раздраженно сказал Зверь, проходя мимо Егора. — Что ты эти трупаки шевелить стесняешься? Хватай за ногу — и в сторону!

— Это вообще-то люди, — мягко возразил Егор.

— Это трупаки, — повторил Зверь, поворачиваясь к Егору всем корпусом. — И если они мешают, отбрасывай в сторону. Вот так…

Прежде чем Егор успел его остановить, Зверь схватил лежащее у его ног женское тело, поднял его и, сделав короткое, но мощное усилие, бросил в разбитое окно. Тело легко перевалилось через подоконник и исчезло. Через миг снизу донесся страшный звук удара об асфальт.

— А ну-ка, бери трупак и тоже кидай! Слышь, ты, размазня! Хватай и кидай! Ну? Что непонятно? Что непонятно, спрашиваю?!

Кровь горячей волной прилила к лицу и Егор заорал, срываясь на хрип:

— Ах ты сука! Да как же тебя, суку такую, до сих пор земля но…

Мощный удар в челюсть прервал его на полуслове. Мгновенно потеряв ориентацию, Егор отметил, как покачнулся потолок…

В ушах несколько долгих секунд звенело, перед глазами плавали цветные круги, поэтому часть спектакля он пропустил. Когда соображалка встала на место, оказалось, что сам он сидит на полу, а растрепанный и взбешенный Зверь кричит что-то нечленораздельное и тащит из-за пояса нож.

Напротив Зверя стоял Макс и так нехорошо улыбался, что Егору стало ясно: у друга тоже вот-вот сорвет чеку.

— А против этого у тебя приемчик найдется? — хищно оскалившись, выцедил Зверь и сделал несколько быстрых выпадов ножом, присматриваясь, куда можно пырнуть противника.

Макс ничего не ответил, лишь бросил взгляд на стоящий в шаге от него торшер, за которым на кресле лежал его автомат.

— Падла, решил, что можно так просто ударить гражданина? — продолжал шипеть Зверь. — Сейчас получишь урок…

Макс схватил рукой торшер, тычком ноги сломал его на уровне колена и тут же махнул получившейся палкой, целя Зверю в голову. Тот успел среагировать: отпрянул и рефлекторно выставил блок. Удар пришелся по рукам, нож полетел на пол. Зверь вскрикнул, а спустя мгновение получил ногой в лицо и беспомощной куклой рухнул навзничь.

— Хватит, — просипел Егор, сплевывая кровавую слюну.

— Да я все уже, — зло сказал Макс и на футбольный манер пробил Зверю по тощему заду. Тот дернулся, но так и остался лежать. — Будет знать, как людей из окон швырять.

— Это трупаки, а не люди, — прошамкал Зверь.

— Подъем, — велел Макс, протягивая Егору руку. — А ты, падаль, попробуй только еще хотя бы косо моргнуть на моего друга. Я не посмотрю на твое гражданство — все кости переломаю. Мы теперь с бригадиром тоже кореша. Не надейся на пахана, шестерка сраная.

— Ничего, — с ненавистью прошипел Зверь, — оба свое еще получите. Никто вечно не живет. Вот разделят вас по разным бригадам…

— Макс! — дернул приятеля Егор, не давая ему подойти к Зверю. — Собака лает — караван идет. Пусть гундит. Это священное право любого обиженного слабака.

Через несколько часов пришел бригадир и остался доволен количеством собранного.

— Хорошая работа, — резюмировал он, удовлетворенно оглядывая готовые к переноске тюки, сделанные из одеял, веревок и ремней. — Ходки за три унесем.

— А это спецдобыча, — громко сказал Егор, выуживая из-за пазухи пакет с золотыми цепочками и кольцами и протягивая его хмурому Зверю.

— Не понял! — мгновенно окрысился бригадир. — Ты кому, кретин, пакет суешь?

— Как кому? — деланно удивился Егор, стараясь говорить быстро, чтобы не дать вставить слово Зверю. — Этот гражданин был нашим начальником после обеда. Он велел все золото и камни сдавать лично ему. А когда я сказал, что это принадлежит вам — избил меня.

— Эй-эй, я просто сказал, что сам передам брига… — попытался оправдаться Зверь, но осекся, глядя, как бригадир поднял с земли камень.

— Попался, тварь! Так и знал, что ты у меня из-под носа рыжак уводишь!

Камень угодил Зверю в ногу. Он заорал и, хромая, бросился прочь. Бригадир, сыпля проклятиями, рванул следом за ним, и стало понятно: в ближайшее время Зверю лучше не тормозить.

— Сволоте — сволочное, — с восхищением проговорил Ярослав. И тут же добавил: — Но Зверь вам этого не простит.

— Да плевать мы на него хотели, — обронил Егор.

— Гляжу, ты принял решение. Я тоже. — Макс посмотрел ему прямо в глаза. — Я передумал. Мне здесь не нравится.

— Погодите, — заволновался Ярослав, — вы что, бежать решили?

— Почему бежать? — не понял Егор. — Просто уйдем.

— Думаете, это так просто? — поразился Ярослав. — Здесь порядок такой: кто хочет покинуть общину, должен известить об этом бригадира и отработать три дня. А за эти три дня многое может случиться. И, поверьте, случается.

— Мы что здесь, на положении пленных? — удивился Егор. — А как же автомат? Максу автомат дали. Надо будет — применит.

— Автомат вам, конечно, дали, — шепнул Ярослав, — только патроны в нем холостые. Этот автомат и эти магазины дают каждому новичку, которого берут в охрану. Простой тест на верность и сообразительность. Как поведет себя человек, у которого автомат вроде стреляет, но при этом ничего не происходит?

— Вот уроды, — с чувством сказал Макс.

— Значит, нельзя оттягивать. Надо бежать прямо сейчас, — решительно сказал Егор. — Пойдешь с нами?

— Это глупо. Куда вы денетесь? Уралобург, конечно, не рай, но здесь много людей, а ресурсов собрано столько, что уже сейчас хватит, чтобы пережить зиму. Что вы будете делать вдвоем? Как защищаться, чем питаться? Нет уж, я лучше потерплю, зато в безопасности и с едой.

— Как знаешь, — пожал плечами Егор. — А мы пойдем.

— Боюсь, поздно, — сказал Макс, рефлекторно снимая с плеча автомат.

Бригадир и Зверь возвращались. Зверь бежал всего в одном шаге впереди, но несущийся большими скачками следом бригадир больше не пытался поймать своего помощника. Поскольку сзади живой волной приближалась грозная собачья стая.

— Стреляй! — рявкнул Егор.

— Ты слышал, какие у меня патроны?

— Стреляй!

Макс вскинул автомат к плечу и начал короткими очередями стрелять по массе надвигающихся зверей. Как и предупреждал Ярослав, никаких результатов, кроме грохота, это не дало. Макс покосился на приятеля, но Егор лишь яростно махнул рукой и быстро зашагал к подъезду. Макс снова открыл огонь.

На крышах началось движение: охрана наконец обратила внимание на приближающуюся угрозу. Но еще до того, как стрелки заняли позиции, бригадир оступился и кубарем покатился по земле. Оглушенный падением, он попытался подняться и протянул вслед убегающему Зверю руку.

Макс сообразив, что свою роль выполнил, побежал вслед за Егором и Ярославом к подъезду. На крышах все больше фигур стекалось к одному краю, чтобы открыть сверху огонь по атакующей стае.

Бригадир начал вставать с колен, но в этот момент ему на спину прыгнула первая собака. Взревев, как раненный медведь, он рывком поднялся на ноги, завел руку за спину, схватил пса за шкуру и отшвырнул в сторону. В тот же момент сразу несколько собак бросились на него разом, а остальные пробежали мимо, продолжая преследовать Зверя.

Наконец загрохотали автоматы и ружья с крыши. Множество пуль ушли в «молоко», но несколько собак все же забились в судорогах, и основная масса бегущих животных начала поворачивать обратно. Бригадир продолжал орать и рычать, разбрасывая, рвущих его в клочья псов.

Несколько удачных выстрелов уложили зверей вокруг него, и начало казаться, что бригадиру повезло, но внезапно голова его словно взорвалась изнутри. Бригадир всплеснул руками и рухнул ничком.

Пуля, как известно, дура…

Стрельба мгновенно стихла. Собаки, не обращая внимания на раненых и мертвых сородичей, рвали труп бригадира на куски.

Несколько секунд было тихо, слышалось лишь рычание пирующих зверей. А потом, словно по команде, со всех окрестных крыш разом ударили десятки стволов, превращая роковой участок улицы в мясорубку. Скоро все было кончено: лишь одному псу удалось уйти с места бойни.

Грохот выстрелов стих, и тишина вновь тяжело осела на город.

Егор провожал взглядом бегущего со всех ног зверя…

Через минуту появились охранники, гнавшие, как стадо, несколько десятков плохо одетых, но крепких с виду мужчин. Судя по тому, что Егор успел увидеть в Уралобурге, это была очередная рабочая бригада. Без команды люди похватали подготовленные тюки и начали строиться в колонну по трое.

— А вы что тупите? — грубо крикнул один из охранников. — Берите, что осталось, и марш в строй!

— Мы новенькие, — отозвался Макс, как бы невзначай поворачиваясь, чтоб было видно висящий на плече автомат.

— Да какая разница! — гавкнул охранник. — Взяли по тюку и сюда! Мне что, отдельно вас собирать?

Егор кивнул Максу, взял ближайший узел с одеялами и встал в конце уже сформировавшейся колонны. Приятель нехотя пристроился рядом, а сзади уже переминался с ноги на ногу Ярослав.

— Вперед! — скомандовал охранник.

И колонна двинулась.

24

Вскоре Егор начал узнавать кварталы, по которым они шли. Знакомые магазины с разбитыми витринами и облупившимися вывесками действовали на него странным образом: вызывая такую ностальгию и печаль, что в горле комок встал.

Оказалось, что все добытые ресурсы сносились бригадами во двор мэрии, вход в который был перекрыт двумя рядами баррикад и охранялся добрым десятком вооруженных людей. Человек в очках и с папкой в руках, поверх которой лежал исписанный лист бумаги, руководил здесь складированием тюков.

Избавившись от своего груза, Егор обнаружил, что Макса рядом нет. Впрочем, приятель скоро объявился с довольной улыбкой на лице, но ничего сказать не успел: во двор вышел координатор Стас, поискал что-то в толпе людей и, заметив Егора с Максом, махнул им рукой.

Через четверть часа они оказались в знакомом уже кабинете.

— Мной принято решение о зачислении вас претендентами на гражданство Уралобурга, — важно проговорил Стас, выглядевший на этот раз вполне адекватным. — На одного из вас даже поступило ходатайство от руководителя шестой бригады. К сожалению, ныне покойного.

— Мы хотим отказаться, — быстро сказал Егор. — Мы считаем, что недостойны этой чести. И хотели бы покинуть территорию Уралобурга до захода солнца.

Улыбка координатора стала натянутой.

— Это невозможно, — проворковал он. — Во-первых, потому что вы уже претенденты. А во-вторых… вы подозреваетесь в убийстве бригадира.

Макс тряхнул своим автоматом:

— Из этого? Не валяй дурака! Патроны холостые!

— С этим будут разбираться специалисты, благо сотрудников из бывшей полиции у нас хватает. Охрана!

Макс коротко выдохнул. Отстегнул магазин, вытащил из кармана другой, вставил, дернул затворную раму. Стас спокойно наблюдал за всеми этими манипуляциями.

А вошедший охранник с пистолетами в плечевых кобурах лениво пообещал:

— Будешь дергаться — пристрелю обоих.

— Я сейчас скажу, чего хочу, чтоб потом не разъяснять в спешке, — холодно сказал Макс. — Мне надо, чтоб этот хрен с пистолетами положил свои стволы на пол, закрыл дверь изнутри, отошел в дальний угол и ждал там дополнительной команды. А ты, гражданин координатор, крикнешь через дверь, что у тебя важные дела, пусть катятся на все четыре стороны. Если не сделаете это быстро, я вас убью.

— Ты что, дурак? — осведомился охранник, даже не пытаясь вытащить пистолет. — У тебя там дерьмо холостое. Вали в коридор и не дергайся, если не хочешь, чтобы тебя слишком долго били.

Макс немного повернул автомат и нажал на спусковой крючок. От грохота выстрела в кабинете дрогнули стекла, а у Егора подогнулись колени, и заложило уши. Кубок с бегущими человечками смело со стола координатора, словно по нему с размаху врезали дубиной.

Охранник, демонстрируя правильную оценку происходящего, шустро присел и положил пистолеты на пол. Потом медленно поднялся, держа руки выше головы.

— Дверь, — велел Макс.

Повернувшись, охранник щелкнул замком.

— Молодец, — похвалил Макс и качнул стволом в дальний угол кабинета.

Охранник прошел в указанном направлении. Стас побледнел, но остался неподвижным.

— Я надеюсь, ты меня услышал и понял, гражданин координатор, — ледяным тоном проговорил Макс.

В коридоре загрохотали шаги. В дверь кто-то толкнулся, а затем тревожно крикнул:

— Гражданин координатор! Что случилось? Эй, несите что-нибудь тяжелое, надо дверь выставить!

Макс наклонил голову, с интересом разглядывая координатора. Выглядело это жутковато.

— Все в порядке! — наконец громко сказал Стас. — Объясняем новичкам, как себя следует вести!

— Помощь не нужна? — не унимались за дверью.

— Пошли прочь! Без вас как-нибудь разберусь! Еще раз сунетесь без спроса — ноги оборву!

Через несколько секунд за дверью все стихло.

— Отличная работа, — снова похвалил Макс. — А теперь слушай меня внимательно…

Когда Егор выбирался через окно, охранник и координатор уже лежали связанные в дальнем углу кабинета. Во рту каждого из них торчало по большому кляпу, сделанному из вымпелов.

— Откуда у тебя боевые патроны? — тихо спросил Егор, прикрыв за собой створку и спрыгивая на потрескавшийся асфальт.

— Да все просто, — подмигнул Макс, вешая автомат на плечо и поправляя куртку. — В том доме, что мы обносили, одна моя старая знакомая жила. Буквально помешанная на драгоценностях. Давно с ней не видался, но дом сразу вспомнил. Я вскрыл квартиру, нашел ее запасы и отдал бригадиру. И себе оставил пару перстней. Вот на них-то и выменял у охранников два магазина с нормальными патронами.

— А эта твоя знакомая… она там была? — сам не зная зачем, спросил Егор.

— Была, — нехотя ответил Макс. — Скелет зашибато сохранился. И бусы на позвонках.

На улице сгущались сумерки. Неторопливо, стараясь не привлекать внимания, Егор с Максом прошли вдоль здания мэрии и открыто двинулись по проспекту к Плотинке. Несколько человек, тащивших мешки, и охрана на крышах зданий проводили их взглядами, но никто даже не попытался остановить.

Повезло…

Вскоре друзья бодро шагали по плотине. Слева раскинулась темная гладь городского пруда, справа шумел водопад.

На середине навстречу приятелям из кустов вышел парень с ружьем на плече. Взглянув на них с любопытством, он уже собирался пройти мимо, как вдруг остановился. На лице парня отразилось изумление, а потом он вдруг расплылся в неприятной ухмылке:

— Ого, кого я вижу! Старый знакомый! Обрезок! Давно проснулся?

— Слышь, придурок, — сквозь зубы процедил Макс, — не Обрезок, а Обрез.

И мощным боковым ударом отправил «старого знакомого» в нокаут.

Егор вздохнул и подумал: «Как там гроза Дикого Ёбурга дядя Витя с Люськой? Живы ли? Все ли у вас в порядке…»

Выстрел перебил его мысли. Затем раздался второй, третий. Рассыпалась стрекотом короткая очередь. Кто-то истошно заорал:

— Тревога!

— А вот теперь пора рвать когти, — решил Макс и первым припустил бегом к противоположному берегу. Егор рванул следом.

Через несколько минут, когда в боку уже кололо, по лицу бежали капли пота, а вокруг громоздились темные дома, придавленные темно-красным небом, Егор остановился, чтобы перевести дух. Прислушался.

Звука погони слышно не было.

— Не может быть, чтоб не гнались, — выдохнул Макс, притормаживая рядом.

— Может. — Егор почувствовал, как вздымающуюся от бега грудь заполняет животный ужас. — Если они действительно боятся того, о чем мне рассказывал Ярослав, то очень даже может. Слышишь?

Над темным городом разносился протяжный вой сотен псов. А сквозь него пробивался странный горловой звук, который вряд ли могла издавать собачья глотка. От этого звука по коже бежали мурашки, а сердце сжималось, будто в ледяных тисках.

— Что это? — шепотом спросил Макс.

— Не знаю, — тихо ответил Егор, чувствуя, как дрожит голос. — Но, если оно идет по улицам, нам лучше поскорей вернуться в дом. Хотя Ярослав говорил, что двери их не всегда могут остановить.

— Нагнал страху, блин. Шуруй давай, чего встал…

Еще один сюрприз друзей ждал во дворе, где они оставили Виктора с Люськой. Когда в подступающих сумерках Макс нащупал проволоку на воротах и стал ее разгибать, меж прутьев показался ствол ружья, уперся ему в грудь, и сильный мужской голос обманчиво мирно вопросил:

— Что же это вы, братья мои, без стука в чужой дом ломитесь?

— Поп, а ты здесь откуда взялся? — вырвалось у Макса.

— Батюшка Тихон, — пискнула из темноты Люська, — пусти их! Это дядя Егор и дядя Максим. Ой… то есть, дядя Егерь и дядя Обрез.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Скрежет металла по асфальту отвлекал от работы и мешал сосредоточиться. Егерь с досадой отложил карандаш, критически осмотрел нарисованную на листе пожелтевшей от времени бумаги схему, поднялся со стула и подошел к окну. Несколько человек, привязав длинные веревки к остову легковой машины, дружными рывками тащили его к единственному выходу из закрытой со всех сторон коробки двора.

Две женщины с пластиковыми корытами, наполненными грязным бельем, терпеливо ждали, пока соберется конвой: хоть место для стирки и было обнесено забором из проволоки и труб, ходить без сопровождения к берегу пруда Егерь строго-настрого запретил.

В углу двора, куда только-только заглянуло красное полуденное солнце, пристроился старичок с точилом и целой грудой ножей и топоров. Проснулся он пару дней назад, но, уяснив ситуацию, тут же принялся искать себе работу, и с тех пор Егерь ни разу не видел его без дела. А вот два здоровых мужика, проснувшиеся одновременно со стариком, до сих пор лежали в лазарете под наблюдением Дока и никак не могли взять себя в руки, чтобы влиться в жизнь общины.

В окне дома на другой стороне двора мелькала Люська с тряпкой в руках. Шустрая девчонка ежедневно наводила порядок в одной, а иногда и в двух квартирах, превращая унылые заброшенные помещения в уютное, относительно чистое жилье.

Откуда-то сверху раздались частые удары: бригада начала приспосабливать квартиры к печному отоплению. На улице царило бабье лето, но по ночам уже отчетливо ощущалось холодное дыхание осени.

В кабинет Егеря вошел отец Тихон и бесцеремонно уселся на свободный стул.

— Говори, — коротко велел Егерь, отворачиваясь от окна.

— Тряпок еще надо, — устало сказал отец Тихон. — И площади расширять пора. Знаешь, у меня какими темпами мужики работают? Вот два дополнительных подъезда ты мне выделил, а в них уже больше половины места занято.

— Да вы что там, по одному человеку в квартиру кладете? — удивился Егерь.

— Глупости говоришь, гражданин начальник, — невозмутимо ответил священник. — Всё, как обговаривали. В три яруса. Плотно. Мужички не только тела собирают, но и всякую доску, что увидят — непременно с собою везут. Вечером нары сколачивают. С бортами. Зайди в любую квартиру и сам посмотри.

— В коридоры тоже надо, отец Тихон, — распорядился Егерь. — На лестничных площадках можно много людей положить. Раз уж мы все подземные гаражи заполнили, то в коридорах практически номера «люкс» будут.

— Это само собой, — кивнул священник. — Но в коридоры будем класть в последнюю очередь, когда совсем места не станет. Только, ежели ты в своей политике тверд остаешься, пора уже и про новые помещения думать.

— Хорошо. За последние сутки кто-нибудь проснулся?

— Нет, всё тихо. Дежурный каждый час ходит, проверяет. Никого. Словно затишье наступило после позавчерашнего. Как ты давеча говорил? Волна как будто идет? Вот, похоже на то. Прошла волна, попросыпались люди, кому время подошло, а остальные сопят себе дальше.

— Что с теми, кто проснулся?

— Всё, как напланировано. Оксана объясняет, помогает освоиться, следит за питанием и распорядком дня.

— Ладно, понял. — Егерь прошел к столу, придвинул выцветший ежедневник, открыл на середине и сделал запись карандашом. — Будут тебе тряпки. После обеда Обрез с командой идет на поиски саморезов и утеплителя. Скажу, чтобы ткани тоже поискали.

— А что с помещением? — напомнил священник.

— Расширяться будем за счет уцелевших ангаров, — решил Егерь. — Но для этого придется пересмотреть планы огораживания территории. Как же все-таки не хватает рабочих рук! Давай вместе покумекаем, как заборы поставить, чтобы большую часть берега от зверья закрыть, и чтобы все ангары оказались внутри.

— Показывай, что изменить решил, — сказал священник, поворачиваясь к карте города, висящей на стене. Все окрестности ВИЗа на ней были испещрены карандашными метками…

Всего две недели назад четверо измученных мужчин затащили в этот двор самодельную повозку, груженную немудреным скарбом и двумя телами людей, так и не вышедших пока из анабиоза. Обратная дорога оказалась гораздо труднее, поскольку и зверей, и отчаявшихся людей на улицах стало больше. По пути им пришлось отбиваться от собак и вооруженных кусками арматуры мужчин, чинить развалившуюся на ходу телегу и бежать, бежать, бежать, спасаясь от странных трубных звуков, доносящихся со стороны желтой стены, мимо которой пришлось пройти. Оказавшись рядом с берегом Верх-Исетского пруда, Егерь вдруг остро осознал ценность воды, подойти к которой ничто не мешало. А расположенные неподалеку многоэтажки с закрытыми дворами, казалось, просто манили пойти и поселиться именно в них. О том, что там уже могут жить другие люди, никто сначала даже и не подумал… Только присутствие Люськи удержало двоих жителей дома, уже успевших проснуться и вооружиться, от стрельбы по незваным гостям.

Оказалось, что по соседству обосновалось две общины, не желающих никого брать к себе и считающих большую часть южного берега Верх-Исетского пруда своей территорией. И с теми, и с другими обитатели закрытого двора уже успели повоевать. И были они, по сути, приговорены и теми, и другими к уничтожению.

Поэтому предложенный Егерем вариант создания собственной общины аборигены приняли без особых раздумий. Тем более, что предложенные принципы совместного существования оказались просты и разумны.

Уже вечером того же дня людям пришлось убедиться в правильности сделанного выбора. Дюжина крепких мужчин из общины, оккупировавшей территорию Верх-Исетского завода и несколько жилых кварталов за дамбой, прибыла для окончательного разговора с двумя строптивыми жильцами, мешающими спокойно грабить не меньше десятка многоэтажных домов вокруг. К большому разочарованию уверенного в себе «войска» число защитников увеличилось в три раза. И после короткого, но чрезвычайно эмоционального разговора, нападающим пришлось убраться восвояси.

— А почему бы не поставить ограду вот так? — Карандаш в руке священника наметил легкую линию на целый квартал южнее, чем вариант отмеченный Егерем.

Площадь огороженнойтерритории при этом выросла вдвое, но, благодаря частому расположению домов и плавному изгибу берега, длина будущей изгороди даже уменьшилась.

— Хм, — нерешительно сказал Егерь. — Все бы хорошо, но мы не сможем контролировать такое пространство. Не хватит людей.

— Людей с каждым днем становится все больше, — возразил отец Тихон. — К тому же, как-то особо жестко контролировать всю территорию и не надо. Собаки же все равно не пройдут. Да и зверья стало значительно меньше: их же отстреливают повсюду. Правда, пальбы в городе с каждым днем слышно тоже все меньше: потихоньку патроны у всех кончаются. Но основную массу хищников все равно уже перебили. Кстати, хочу еще обсудить вопросы семейного проживания. Зря ты так круто завернул. Давай разрешим жить вместе хотя бы тем, кто готов венчаться. Я все обряды, что необходимо, проведу.

— Отец Тихон, давай без религиозной пропаганды, — нахмурился Егерь. — Я тебя уважаю, чувства верующих тоже стараюсь не оскорблять. Но в нынешней ситуации мы не можем позволить себе жить семьями. Много раз уже это было обдумано и обговорено. Если до весны продержимся — откажемся от казарменного положения в пользу нормальной жизни. А пока это все равно, что самим себе нож в спину загнать. Столько за собой проблем потянет? Потерпят мужики, если сила воли есть. А женщины… тем более потерпят.

В дверь деликатно постучали.

— Заходи. — Егерь оторвался от карты.

— Текущий доклад, — робко проговорил молодой парень со светлыми волосами, которого Егерь три дня назад сделал ответственным за сбор информации о жизни общины.

— Валяй, — разрешил Егерь, снова поворачиваясь к карте. — А если так?

Его карандаш черканул еще южнее, увеличивая и без того немалую площадь, но ликвидируя при этом значительный участок, который пришлось бы перекрывать забором.

— За вчерашний день было собрано: крупы гречневой — двенадцать пакетов, крупы рисовой — шесть килограммов… — забубнил парень.

Егерь слушая его вполуха, продолжал чертить линию на карте, а сам мысленно снова возвращался к первым дням жизни своей общины…

В первые сутки они перегородили единственный выход из двора баррикадой и заложили всем, что попалось под руки, окна первых этажей, выходящих на внешнюю сторону построенного квадратом здания. На вторые сутки посаженная на девятый этаж наблюдать за окрестностями Люська заметила несколько человек, убегающих со всех ног от группы вооруженных людей, безжалостно расстреливающих беглецов в спину. Тех, кто успел пробежать еще два квартала, встретил и увел под прикрытие Обрез. Этим же вечером в нескольких домах вокруг проснулось сразу около десятка человек. Часть из них пришлось отбивать у подоспевших собак.

Меньше чем за неделю в общине оказалось почти тридцать человек, и перед Егерем в полный рост встали самые разные проблемы. Он довольно быстро нашел оптимальное решение для каждой, но лишь для того, чтобы обнаружить: проблем стало еще больше. Самое же странное заключалось в том, что никто не пытался оспорить его право командовать. Люди успели привыкнуть к молодому главе общины, который, не особо задумываясь о чьих-либо пожеланиях, просто отдавал распоряжения, не стесняясь по несколько раз объяснить, почему принято именно такое решение. Хмурый Обрез, постоянно болтавшийся недалеко от Егеря, одним своим видом отбивал всякое желание спорить по пустякам.

Но через неделю после того, как община была создана, Егерь принял решение, которое едва не привело к бунту. В этот раз он ничего не объяснял, просто выделил бригаду, которая, вместо добывания еды или поиска оружия, должна была собирать с улиц сохранившиеся тела. В принципе люди понимали, что спасают жизни тех, кто однажды выйдет из анабиоза, но тратить на это силы и время, рискуя собственным благополучием в предстоящую зиму, никто не хотел. Однако традиционно вежливый и отзывчивый Егерь вдруг продемонстрировал такое упрямство, что ему могло бы позавидовать целое стадо ослов.

Собрав всех жителей общины во внутреннем дворе дома, он заявил, что готов выслушать недовольных решением. Но только один раз.

— Давай сперва переживем зиму! — сразу же крикнул усатый мужик с копьем в руке. — А потом будем о спящих думать. Я все понимаю, и людей мне тоже жалко, но давай сперва о себе позаботимся! Они лежали много лет, и ничего с ними не делалось. Полежат еще полгода.

— А если нашим детям еды не хватит? — подхватила одна из женщин, стоящих небольшой обособленной группой. — За зимой весна голодная придет!

— Ты еще молодой, горячий, вот и послушай, что тебе старшие говорят…

— Проснутся — сами придут! Как придут — пустим!

— Чем трупы собирать, лучше бы про отдых подумал! С утра до вечера вкалываем, как проклятые…

Егерь поднялся на остов ржавого автомобиля и слушал своих людей. Безоговорочно и сразу его поддержали только Обрез, отец Тихон и несколько молодых парней. Остальные, даже те, кто не сказал ни слова, были недовольны. И это недовольство нужно было выдавливать немедленно, пока в общине не назрел гнойник будущих разногласий.

— Я уже все объяснил, — громко сказал Егерь, выждав несколько секунд после финальной гневной реплики. — Отец Тихон даже проповедь читал желающим об этической стороне вопроса. Для тех, кто никак не может понять, что цели у нас с вами общие, говорю более внятно: сейчас мы закладываем основу под наше будущее. Если этого не сделать, мы погибнем, даже если переживем зиму. Не через год, так через два.

— Так это когда еще будет!

— Не надо нам байки травить про светлое будущее! Плевать на твое будущее!

— Эти, значит, проснутся — и на все готовенькое?

— Мы хотим жить здесь и сейчас! Если тебе нужна довольная община — дай каждому то, что он хочет! И вряд ли кто-то здесь хочет пахать с темнадцати до темнадцати, пока остальные совсем даже не напрягаются в своем коматозе!

— А с чего вы взяли, что мне нужна довольная община? — Егерь сделал удивленное лицо и даже развел руками в стороны, показывая, как он обескуражен.

— Если люди не будут довольны — мы тебя заново президентом общины не выберем!

— А меня кто-то выбирал? — еще больше удивился Егерь.

Толпа обескураженно притихла.

— Мне абсолютно все равно, насколько счастлив будет каждый из вас в отдельности, — громко и четко проговорил Егерь, — но я все сделаю для того, чтобы наша община с каждым днем становилась сильнее. Нельзя быть выживальщиками. Мы должны заново отстроить свой дом. А для этого нам придется вспомнить, что все трудности люди преодолевали только вместе.

— Вы чего такие тупые, а? — неожиданно встрял Обрез, злобно глядя на толпу.

— Все, кто проснется этой зимой и не получит оперативной помощи — гарантировано погибнет, — продолжил Егерь, не обращая внимания на приятеля. — Не от зверья, так от морозов или голода. Любителям подсчитывать дивиденды рекомендую вспомнить, как мы жили, пока нас было чуть больше десяти человек. А люди, которые проснутся, станут серьезной поддержкой для общины. Только подумайте! Их не надо растить и воспитывать: мы сразу получим готовые рабочие руки и светлые головы. Чем больше работающих людей — тем сильнее община. Чем сильнее община — тем лучше и спокойнее живется каждому из вас. Если кто-то считает, что работа на общее благо — непозволительная роскошь для него… вас с удовольствием примут в Уралобурге.

— Хреновый из тебя оратор, — честно сказал Обрез Егерю, когда он спустился на землю. — Не послушают. Айда манатки собирать — сейчас стопудово попросят покинуть помещение.

— Зато из тебя оратор хоть куда, — покачал головой подошедший отец Тихон. — Люди не дураки, они умеют и слышать, и думать. Все будет хорошо.

Священник оказался прав: община прогнулась под странную прихоть своего лидера. В конце концов, сам Егерь, как и все, работал с раннего утра и до позднего вечера, неоднократно демонстрировал умение принимать верные решения и не стеснялся регулярно собирать всю общину во дворе и выслушивать каждого, кто хотел высказаться. По любому поводу.

И люди ему поверили.

Сам Егерь, правда, ощутил это как дополнительную ответственность, которая лишь добавила ему проблем.

— …выловлено и подготовлено к засолке шесть ведер рыбы, — бубнил парень, — собрано диких яблок четыре таза…

— Может еще легкие ограды сделать? — не обращая внимания на бубнеж, предложил отец Тихон. — И чтоб их с крыши было видно. Если кто ночью пройдет — с утра увидим.

— Легкие — это из чего?

— Ветки, старый картон, да что угодно. Здесь же задача — сигнал заметить, а не оборониться.

— Вроде сигнализации? А что, неплохая идея. Можно… Кстати, вчера ребята три ржавых автомата притащили — удалось починить?

— Два из трех точно смастерят, — ответил отец Тихон, поглаживая бороду.

— А что сборщики яиц? — внезапно спросил Егерь у докладчика, демонстрируя, что успевает и с отцом Тихоном говорить, и рапорт слушать. — Есть успехи? Накануне обещали три нормы от обычного собрать.

— Еще не дошел до этого пункта, — объяснил парень. — Но обещание выполнили: яйца на кухне. И не голубиные, что-то покрупнее…

Спустя две недели после возникновения община Егеря насчитывала более шестидесяти человек, включая мужчин, женщин, стариков и детей. Среди них были и те, кто пришел в себя неподалеку, и те, кто собирался уходить из города, но, пообщавшись с Егерем, остался. Трое успели побывать в Уралобурге и сумели оттуда сбежать. Как Егерь и предполагал, дела у нового города шли не блестяще: со всех сторон его окружали конкуренты, и охрана ежедневно вступала в перестрелки с соседями. Тем не менее Уралобург продолжал наращивать количество вооруженных людей и постоянно объявлял всё новые городские кварталы своей территорией.

— …рейдерскими группами доставлены: тара пластиковая для воды, объемом…

— Егерь! — донесся со двора крик Обреза. — Егерь! Пляши! Мы нашли ее!

Егерь поморщился, но подошел к окну и открыл его.

— Чего орешь? — недовольно спросил он. — Совещание у меня. Кого вы там нашли?

— Ирину Сергеевну! В трамвае сидела! Не погибла — спит!

— Маму? — Дыхание у Егеря перехватило, изнутри словно обдало жаром. — Мою маму?!

2

Для спящих, чьего пробуждения по какой-либо причине особенно ждали. Егерь специально отвел два этажа в одном из подъездов. Помимо жены Виктора и отца Люськи, там лежало тело бывшей девушки Егеря, найденное поисковой группой в один из первых дней, когда община только начала собирать спящих повсюду. Там же находились тела мужей, жен, детей, родителей, а то и просто друзей других членов общины. Их было не очень много, места оставалось еще предостаточно, но людей в общине становилось все больше, а поисковые группы, собирающие спящих на улицах, уходили дальше и дальше. Это означало, что рано или поздно будут заполнены все помещения и здесь.

Над мамой Егеря уже хлопотали две женщины, убирая грязь с лица и рук. Здесь же находился и Док — гроза Дикого Ёбурга Виктор, — которого Егерь обязал осматривать всех, кого доставляли в общину. И бодрствующих, и спящих.

Ворвавшись в комнату, Егерь внезапно ощутил слабость в коленях и замер на пороге. Мама почти не изменилась, лишь лицо ее казалось неестественно серым. На ней были та самая ветровка, легкие брюки и туфли, в которых она собиралась ехать по магазинам много лет тому назад.

— Обычный случай. Спит. Переломов и травм, как и признаков близкого пробуждения, нет, — коротко доложил Док, но Егерь его даже не слушал.

Он осторожно подошел к кровати, опустился на колени, провел ладонью по лицу мамы.

— Так, красавицы, идите перекурите, — велел Обрез, показывая женщинам на дверь. — И вы все тоже. Чего надо?

Собравшиеся было на шум люди, оживленно переговариваясь, начали расходиться.

— Ну а ты куда прешь, опиум для народа? — проворчал Обрез, косясь на священника.

— Уйди с дороги, шумный птенец, — невозмутимо ответствовал отец Тихон. Оттеснил Обреза и протиснулся в комнату. Немного помолчав, положил руку на плечо Егерю: — Наградил тебя Господь за труды твои. Благое дело для людей делаешь.

— Я только что понял… я ведь уже смирился с ее смертью, — тихо сказал Егерь.

— Егерь здесь? — спросили от входа. — Там, кажется, проблемы к нам пришли. Видел кто-нибудь Егеря?

— Что за проблемы? — Егерь поднялся и повернулся к двери.

— Опять соседи с претензиями.

— Отец Тихон, — попросил Егерь, — ты тут присмотри…

Чужаков остановили возле баррикады, в квартале от входа во двор. В этот раз никто за оружие не хватался, да и было их всего человек пять. Стоило Егерю пройти под аркой и оказаться на улице, как он сразу их приметил, стоящих в окружении своих людей.

Остановившись, Егерь глубоко вдохнул свежий и влажный воздух. Часть улицы перед входом во двор была расчищена от растительности, но дальше, до самого пруда, природа продолжала диктовать свои условия. Над все еще зелеными зарослями кустов то здесь, то там поднимались в небо стройные березы с густыми желтыми кронами. Впереди, над зеркалом пруда, большое открытое пространство, не истыканное зловещими «свечками» высотных зданий, красиво пламенело оттенками красного: от ярких и светлых тонов высоко в небе до темных пастелей ближе к горизонту.

Не спеша приблизившись к представителям «соседей», Егерь с удивлением обнаружил среди них знакомое лицо. После секундного замешательства он вспомнил мужичка, который пару недель тому назад грабил магазин и весьма неприветливо отозвался на желание Егеря с ним пообщаться.

Мужичок, видимо, тоже его узнал.

— Так это ты, выходит, у энтих старшим будешь? — с удивлением спросил он.

— Выходит, что так, — усмехнулся Егерь. — Что на этот раз требовать пришли? Учтите, мы ничего отдавать не собираемся. Ты, кажется, в прошлый раз говорил, что вы кого попало к себе в общину не берете? Тогда подозреваю, что с бойцами у тебя негусто. Так что угрожать мне — бессмысленно. У меня хватит стволов, чтоб отбиться.

— Такой молодой и такой грозный, — покивал мужичок. — Нет, ничего требовать мы не собираемся. Пришли просить. А кто старое помянет, тому с глазом не ходить.

Егерь изумился и не стал этого скрывать.

— Вряд ли смогу помочь, сразу говорю. Еду сами запасаем на зиму впритык — боимся, что не хватит.

На имеющееся население общины заготовленной еды уже было достаточно, чтобы перезимовать, но Егерь не забывал, что в любой момент у него может случиться прирост голодных ртов за счет тех, кто проснется.

— Не надо нам еды, — отмахнулся мужичок. — Сказывали мне, что видал кто-то среди ваших батюшку. Не мог бы ты отпустить его к нам на полдня? Убили у нас Федора. Похоронить надо, а отпевание провести некому. Верующий он был, Федор-то. Хотим, чтобы успокоилась душа его с миром.

Егерь растерянно уставился на мужичка. Ожидал он чего угодно: от слезных просьб о помощи до угроз, но мысль о том, что кому-то может настолько сильно потребоваться православный священник, даже не приходила ему в голову.

С момента самой первой встречи отец Тихон вел себя скромно и ни на что не претендовал. Причастность свою к церкви не скрывал, но и не выпячивал, вопреки расхожему мнению, выделяясь не словами, а делами. Оказавшись прекрасным организатором, он освоился в роли негласного заместителя Егеря, помогая решать массу мелких вопросов и при этом стараясь всегда оставаться в тени. За что Обрез обвинял его в гордыне, подозревал в корыстном умысле, обзывал серым кардиналом и опиумом для народа. Отец Тихон никогда не обижался. Лишь кротко и понимающе улыбался в ответ. Что, впрочем, не мешало ему при необходимости брать в руки помповое ружье. А стрелял священник отменно.

Отпускать его к соседям было страшновато, но отказывать сразу в такой просьбе тоже не хотелось.

Мужичок, по всей видимости, не только понял колебания Егеря, но и предвидел их заранее:

— Не бойся, ничего батюшке не грозит. Заложников оставлю. Под охраной отведем, под охраной вернем. И не заметишь, что отсутствовал.

Трое молодых парней, по всей видимости, определенные в заложники, безропотно стояли поодаль и, казалось, уже готовы были сами связать себе руки.

— Мне надо поговорить с отцом Тихоном, — хмуро буркнул Егерь.

Отец Тихон не сомневался ни секунды:

— Разумеется, я пойду, — сказал он, поглаживая бороду. — Это не просто мой долг. Пора уже и отношения налаживать. Нельзя долго жить в состоянии вражды с соседями. Всем от этого плохо. Думаю, это ты и сам понимаешь. А у тебя есть отличная возможность взять в оборот заложников: покажи им, как устроена наша община. Объясни, ради чего мы живем. Пусть поймут, что нами движут не только материальные интересы. Они молоды. Если будешь искренним, семена твоих слов найдут в их сердцах благодатную почву. Сперва с этими подружимся, а затем надо будет и к пятнистым делегацию посылать.

«Пятнистыми» в общине звали людей, устроившихся в группе многоэтажных жилых зданий, недалеко от дома, где раньше жил Егерь. В отличие от Обреза, который не разрешал своим носить яркие камуфляжные куртки, добываемые в охотничьих магазинах, у той группы людей никто на эту тему особо не задумывался, и хорошо заметные пятнистые фигуры наблюдатели замечали практически каждый день. Однако от любых контактов с общиной Егеря эти люди, как правило, уклонялись.

— Можно даже будет их специально оповестить, что у нас есть кому проводить обряды таинства крещения, причастия и отпевания, — завершил мысль отец Тихон.

Возражать Егерь не стал, но в качестве охраны отправил с отцом Тихоном Обреза и еще пару крепких мужчин. Заложников, обдумав слова священника, не стал запирать, а повел на экскурсию в тот подъезд, куда одна из рабочих бригад ежедневно таскала тела.

Огромное хранилище, забитое спящими людьми, произвело на парней сильное впечатление. Они медленно ходили из квартиры в квартиру вслед за Егерем, а он, воодушевившись, рассказывал им о том, что не пытался растолковать даже многим из своих людей.

— Очень скоро каждая выжившая община почувствует нехватку рабочих рук. Но все станет гораздо серьезнее, когда люди немного придут в себя и задумаются о том, что же делать дальше. Мы стремительно откатились назад в плане технологий. Но заворачиваться в саван и ползти на кладбище необязательно, поскольку носители знаний и навыков все еще с нами. Это не война, когда выкашиваются кадры. Надо просто подождать и сделать так, чтобы люди, обладающие информацией и знаниями, обязательно выжили, а в дальнейшем получили возможность применять свои умения и обучать других людей.

— Я, кажется, понял, — сказал один из парней, на вид лет восемнадцати. — Ты хочешь сказать, что профессионалы разных специальностей сделают твою общину самой крутой?

— Нет, я хочу сказать, что это единственный шанс всем нам не скатиться в средневековье, — пояснил Егерь. — Или вы считаете нормой, что люди, которые еще условно вчера были вашими соседями по улице, сегодня стали врагами из соседнего племени? Ни одна община, будь в ней хоть сто, хоть пятьсот человек, ничего не сможет сделать с естественной деградацией технических навыков и норм социального поведения. Если оставить все, как есть, через несколько лет у нас будет помесь феодального и рабовладельческого строя с крохами оружия двадцать первого века. Постоянная война за жалкую порцию плохой еды. Нравится такая перспектива?

— Думаешь, еще не поздно? — хмуро спросил второй заложник, явно постарше и поопытнее первого.

— Уверен, что не поздно, — твердо сказал Егерь. — Если бы все проснулись разом — вот это была бы катастрофа. Полный крах, без вариантов. Здесь уже сейчас была бы не вялая конкуренция, а самая настоящая бойня. С едой было бы трудно, не исключаю, что дошло бы и до каннибализма. Сотни тысяч людей постарались бы найти спасение в бегстве и погибли бы за пределами города просто потому, что они не приспособлены жить вне благ цивилизации. А зима завершила бы этот жестокий разгром. Но, к счастью, пробуждаемся мы постепенно. Это дает шанс на адаптацию.

С ним пытались спорить, уточняли детали, старались вникнуть, и вскоре Егерь даже забыл — где и с кем совершает обход. Правда, дискуссия прервалась самым неожиданным образом. Один из заложников замер рядом с телом молодого мужчины и вдруг схватил его за руку. С большим трудом удалось его успокоить и выяснить, что люди Егеря нашли и принесли к себе его брата.

— Отличный способ получить настоящего заложника, — то ли с восхищением, то ли с укоризной заметил молчавший до этого парень.

Егерь хотел было возразить, но промолчал, пораженный этой идеей. До сих пор, ему такой разворот даже не приходил в голову.

— Почему бы и нет, — ответил он после долго паузы. — Если кто-то придет нас убивать, у нас найдется чем отплатить.

Вся троица мгновенно напряглась, но Егерь, как ни в чем не бывало, предложил им подняться по лестнице на самый верх. Выбравшись на крышу, он остановился, давая гостям-заложникам оценить открывшийся вид. Уже несколько дней он поднимался сюда, чтобы посидеть за накрытым столом в одиночестве или в компании с Обрезом. Заросший зеленью город с почти неразличимыми с такой высоты следами опустошения и огромная чаша красного неба над головой дарили ни с чем не сравнимый покой, давая возможность немного отрешиться и забыть обо всем на свете.

— Смотрите, — сказал он замершим парням, — во что превратился наш город. Какое-то чудо вернуло нас с того света, дало второй шанс. Мы можем построить ту жизнь, какую захотим. На что мы размениваем отведенное время? На грызню друг с другом? Вон стол, садитесь, обедайте. Когда отец Тихон вернется, за вами придут.

Спустившись, он отправил одного из людей наверх присматривать за парнями, а сам пошел в подвал, куда уже несколько дней стаскивалось все, хоть отдаленно похожее на приборы.

В большом вычищенном помещении, хорошо освещенном десятком больших свечей, взлохмаченный человек бродил вокруг стола, на котором стояли весы, в продуманном беспорядке возвышались разной высоты горки, собранные из детского конструктора, стройными рядами высились в специальных стойках мензурки, заполненные разноцветными жидкостями. Человек морщил лоб, шевелил выпяченными губами и, кажется, отсутствовал в этой реальности.

— Николай Владимирович, — позвал его Егерь. — Вы сейчас на сумасшедшего профессора похожи. Отдохните уже, поешьте нормально.

— Здравствуйте, Егор. То есть, Егерь, — поправился Николай Владимирович, с трудом отрывая взгляд от стола. — Никуда не пойду. В прошлый раз только отошел за чаем, как оно и тряхнуло. Как с генераторами? Не нашлось ничего?

— Увы, — развел руками Егерь. — Я уже говорил: как только найдем и запустим — вы у нас первый клиент. Полсотни ноутбуков подготовили — хоть один да заработает.

— Вы обещали разрешить мне дойти до желтой стены. Или еще до какого-нибудь феномена.

— Я обещал подумать. Помню. Честно говоря, мне и самому очень хочется вас отправить с группой к реке, чтобы вы попробовали на месте разобраться с тем, что там происходит. Но опасно пока.

— Я готов пройтись по берегу и до Малоконного. Старик, что пришел позавчера с той стороны, сказал, что там тоже к воде подойти нельзя. Весь полуостров из-за этого практически непроходим. И за ним, дальше — та же история. Он еще сказал, что его сосед неделю назад пытался набрать воды, но не сумел. Не выдержал и… повесился.

— Не думаю, что он из-за этого повесился, — чуть поморщившись, сказал Егерь. — Скорее, доконали проблемы, что есть у всех: ночные кошмары и ощущение близкой опасности. Вы-то как? Док говорил, что у вас во сне приступы клаустрофобии бывают?

— Ерунда, справлюсь, — отмахнулся Николай Владимирович. — У меня, кстати, для вас кое-что есть. Удалось более-менее точно установить, сколько именно времени мы провели в анабиозе…

— Сколько?

— Достаточно близким к истине можно считать… м-м… значение в… тридцать лет. А не двадцать пять и уж точно не пятнадцать-двадцать, как вы мне сказали сразу после моего… э-э-э… пробуждения.

— Тридцать, — задумчиво повторил Егерь. — Ну ладно, разница невелика.

— Насчет доступности воды, — вернулся к прежней теме Николай Владимирович, — есть у меня одна гипотеза. Абсолютно бездоказательная, так сказать, умозрительная… — Наткнувшись на обреченный взгляд Егеря, он смутился. Продолжил уже совсем другим тоном: — Скорее всего, трудности при подходе к воде напрямую связаны с этими желтыми светящимися стенками. Хотя мне больше импонирует слово «мембрана». Я обратил внимание, что у нас на значительном протяжении береговой линии нет ни одной мембраны рядом с водой. А вот за полуостровом Малоконным такая мембрана есть. Прошу заметить: она там проходит перпендикулярно береговой линии и уходит в воду. И недалеко от Плотинки, вы сами говорили, тоже есть мембрана, уходящая в воду. Можно предположить, что негативное психофизиологическое воздействие от нее распространяется на значительное расстояние по воде. Но доказательств, повторю, никаких.

— Разумная гипотеза, — кивнул Егерь. — Получается, что у нас едва ли не единственный легкодоступный участок воды?

— Скорее всего, есть и другие, — пожал плечами Николай Владимирович. — Пруд достаточно велик, а наблюдаемая плотность распределения мембран слишком низка. Да и за Плотинкой, ниже по течению, наверняка есть доступные участки на береговой линии. Я уже не говорю про Шарташ или Нижне-Исетское водохранилище. Про них мы вообще ничего толком не знаем. Но то, что вы предположили в прошлый раз, скорее всего, окажется верным: люди, в итоге, будут собираться именно вблизи доступных и при этом значительных по дебету источников воды.

— Самое неприятное, — печально вздохнул Егерь, — что за воду люди будут готовы убивать всех. Хорошо, что про наше сокровище еще никто не знает. Что-то мне раньше в голову не приходило: надо как-то маскировать, что у нас можно не только свободно набирать воду, но плавать. Хотя пятнистые все равно видели. И сами тоже берут воду недалеко от нас.

— А до института поисковые группы еще не дошли? — с надеждой спросил Николай Владимирович.

— Нет, — покачал головой Егерь. — Слишком рискованно. Там пока еще продолжаются бои между двумя общинами. Вот кончатся у них патроны — попробуем зайти большой группой. Что у вас нового по сейсмической активности?

— Ничего определенного, — виновато признался Николай Владимирович. — Я все это уже раньше говорил и пока могу только повторить. Налицо локальные изменения фундаментальных физических законов. По счастью, каждый раз проявляется это лишь одним способом. То в значительной мере ослабевает сила трения, то возникают гравитационные возмущения. Мы ощущаем их последствия как короткие землетрясения. Я поставил достаточно простых опытов, чтобы оценить величину и длительность этих странных флуктуаций, но мне решительно не хватает более серьезной аппаратуры. Пока могу лишь сказать, что предсказать очередной толчок или… э-э-э… скольжение я пока не могу. Все происходит случайным образом, да и длится каждый раз разное время.

— Это ничем нам не грозит? — спросил Егерь.

— Ну, раз до сих пор живы… Хотя, возможен один вариант, при котором все будет… м-м… очень плохо…

— Что за вариант?

— Если ослабление силы трения и гравитационное возмущение произойдут одновременно в одном и том же месте. Боюсь, для города это может оказаться покруче ковровой бомбардировки.

В глубокой задумчивости Егерь поднялся из подвала и вышел во двор. Все, что сказал ему Николай Владимирович, он примерно понимал и сам. Но причина происходящего по-прежнему была неясна, хотя определенная логическая цепочка начала выстраиваться достаточно отчетливо.

Док загородил ему дорогу и терпеливо ждал, пока Егерь додумает свои мысли. Можно было и не спрашивать, что понадобилось врачу: уже который день подряд Виктор напоминал ему про обещание выделить несколько бригад на вынос уцелевшего имущества из больницы. Понимая, что тогда придется решать что-то и со спящими больными, Егерь от этого шага всячески увиливал, но прекрасно понимал, что так бесконечно продолжаться не может. Тем более, что Док ставил один ультиматум за другим.

— Я все помню, — быстро сказал он, дружески хлопая Дока по плечу. — Вот только дозагородим, и будет тебе бригада носильщиков.

— Всегда у тебя много дел, а мне, между прочим, для изучения биологических проявлений этого нашего анабиоза нужны инструменты, материалы, хотя бы простейшие приспособления, — обиженно пробубнил Док, но в этот раз не стал привязываться и таскаться следом.

Егерь облегченно вздохнул, прошмыгнул в свой кабинет и принялся дописывать список заданий поисковым группам на следующие три дня.

— Егерь? — Оксана приоткрыла дверь, но не заглядывала. Ждала, пока он отзовется.

— Заходи, — разрешил Егерь, отрывая взгляд от записей.

Община росла, с каждым днем создавая все больше самых разных проблем и задач. Всего неделю назад Егерь мог запросто позволить себе выдвинуться на разведку с рейдерской группой, а теперь решение всевозможных хозяйственных вопросов отнимало практически все свободное время.

— Отец Тихон и Обрез вернулись, — сообщила Оксана, показываясь в дверном проеме.

— Отлично! — оживился Егерь. — Давай обоих сюда. И ужин организуй нам, пожалуйста.

— Они не одни, — сказала Оксана. — С ними пришел человек из той общины и сказал, что хочет с тобой говорить.

— Вот как, — удивился Егерь. — Ну давай, на всех тогда накрывай.

Отец Тихон и Обрез выглядели торжественно, словно собирались открывать праздничное мероприятие. Пришедший с ними мужичок — все тот же старый знакомец — напротив, смотрел печально и решительно. Он наконец соизволил представиться Романычем и сразу перешел к делу:

— Ты на меня, Егерь, зла не держи, что хотели давеча твой дом к рукам прибрать. Не знали, что тут уже целое племя живет. Думали тех двоих проучить, что раньше тут баловали.

— Дело старое, — согласился Егерь. — Я уж и забыл про это, если больше не полезете.

— Не полезем, — заверил его Романыч. — Без нас найдется кому полезть.

Выяснилось, что до общины Романыча пару дней тому назад добрались вооруженные люди из пресловутого города Уралобурга. Они ненавязчиво предложили охрану за регулярный налог, который следовало платить раз в три дня оружием, патронами и едой.

— Уралобург? — на всякий случай уточнил Егерь. — Как они здесь оказались? Там же стена желтая светится поперек проспекта. Раньше пройти сквозь нее у них не получалось.

— Во-во, они то же самое говорили, — мрачно глядя в стол, подтвердил Романыч. — Была стена непроходимая, а потом в ней вроде как пятно темное выросло. И вот через это пятно можно теперь ходить туда-сюда, насквозь. Вот, стало быть, и пришли. И сказали, что скоро снова придут…

— Погоди-ка, — перебил его Егерь, внезапно кое-что понимая. — Они наткнулись на твоих людей, изложили это все, а потом убили одного из них?

— Федор немудрено послал их куда подальше, — горестно кивнул Романыч. — А они его ножом в печень. Остальных избили и пообещали вернуться большим отрядом, чтобы всю общину вырезать, если добровольно не согласимся. Девчонку одну нашу с собой утащили. Вроде как в наказание.

Егерь помолчал, переваривая услышанное. Потом проговорил:

— За информацию спасибо. Тем более, что знаем мы эту шушеру. Но что ты хочешь?

— Прими нас в свою общину, — просто сказал Романыч. — Самим не отбиться, а жить у кого-то в рабстве… оно как-то не хочется.

— А у нас, значит, не в рабстве будет? — уточнил Егерь. — Твои люди готовы к тому, что мужчины и женщины здесь живут раздельно? К тому, что не будет личных накоплений? Мы работаем во имя общего блага и решаем общие задачи, а священные права уникальной личности соблюдаются иногда в последнюю очередь. Многим это не нравится.

— Про то, как у вас заведено — я от твоих товарищей узнал, — ответил Романыч. — И теперь жалею, что давно не предложил союз. Ты пойми, тебе все равно не отсидеться. К тебе следующему придут. Хоть устроено у тебя получше, но все равно маловато силы. А вместе у нас шансы есть.

— Мне надо подумать, — нахмурился Егерь. — Сколько у тебя людей?

— Тридцать семь, вместе со мной. Позавчера тридцать девять было.

— Ты понимаешь, что вам придется переселиться сюда, поближе к нам?

— Хоть сегодня дам команду перебираться. Где скажешь — там и сядем.

— И будете работать согласно нашим планам? — уточнил Егерь.

— Будем, — заверил Романыч. — Мне батюшка твой все объяснил. Всем сердцем принимаю твои планы. И, кажется, понимаю устремления. Но даже, если бы совсем ничего не понял, все равно — твоя территория, ты и диктуешь условия. И не подумай, мы не нахлебники какие-нибудь. Все люди у меня работящие. Оружие и припасы принесем. Все будет в лучшем виде.

— Какое оружие? — заинтересовался Егерь. — У нас стволы охотничьи есть, но патронов к ним маловато. Если к автоматам патроны в запаянных цинках хорошо сохранились, то годных охотничьих нашли просто мизер какой-то.

— Так мы сами их делаем, — с гордостью сказал Романыч. — Главное, чтоб пороха были хорошо упакованы. Вот мы в одном оружейном взяли сразу много банок с порохом, капсюли…

— Здорово! — восхитился Егерь. — Обрез! Отец Тихон! А вы чего молчите, как совесть депутата? Или я один всё решать должен?

— Чего тут решать, — кротко сказал священник, — спящих берешь, а тут вон — живые просятся. Чем они хуже?

— Причин для отказа не вижу, — пожал плечами Обрез. — Особенно с учетом появления здесь жадных культяпок Уралобурга. Разом усилимся на два десятка крепких мужиков и дюжину красивых девчонок. Романыч свою общину, как коллекционер, собирал. По человечку.

— Я помню, — усмехнулся Егерь, — как мы ему мелковаты показались, и как ты хотел его издалека подстрелить…

— Кто старое помянет… — дружелюбно повторил Романыч.

— Тогда вопрос решен, — заключил Егерь. — Мы все равно собирались дом слева занимать. Туда и переселяйтесь. Вот, смотри на карту. Здесь. И давайте сообща думать, как укрепиться, чтобы нас с наскока взять нельзя было.

3

На следующий день община Романыча начала переселяться в пустой дом. Егерь, лично ходивший встречать новых людей, вернулся в свой кабинет, вызвал Люську и сказал:

— Есть для тебя важное задание. Справишься?

— Справлюсь, дядя Егерь!

— Ты же еще не знаешь, какое задание, — прищурился Егерь.

— Так ты бы не стал предлагать то, с чем я бы не справилась, — рассудительно заявила Люська. — Значит, справлюсь.

— Молодец. Тогда принимай на себя командование бригадой.

— Какой бригадой? — опешила Люська. — Меня же дядьки слушаться не станут.

— Если понадобится — станут, — серьезно сказал Егерь. — Но пока мне надо, чтобы ты навела порядок в большом доме по соседству. Ты отлично знаешь, какие требования Док… то есть, дядя Витя предъявляет к чистоте помещений. Надо сделать так, чтобы у него вопросов не возникло. А помогать тебе станут все женщины, которые будут в этот дом заселяться.

— Так они тем более слушаться не будут, — усомнилась Люська, хмуря брови.

— Еще как будут. А если что — сразу скажешь мне. И не бойся.

— Ни капельки не боюсь, — храбро буркнула Люська. — Все отмоем дочиста.

Пока женщины, беспрекословно слушаясь девчонку, мыли и убирали свое будущее жилье, несколько крепких парней таскали им воду с пруда. Остальные мужчины во главе с Романычем и отцом Тихоном заделывали чем придется окна первых и вторых этажей, сооружали изгородь, превращая пространство между домами в один огромный двор, и строили легкие баррикады поперек улиц, перекрывая ближайшие подходы. На крыши окрестных зданий поднялись наблюдатели — в основном дети и обитатели лазарета.

Обреза с лучшей рейдерской группой Егерь отправил на разведку. Они должны были пройти до площади Коммунаров, а если потенциальный противник не будет встречен, изучить желтую стену и то темное пятно, через которое якобы теперь можно было пройти насквозь и попасть на центральную площадь города.

— В пятно не суйтесь, — напутствовал друга Егерь. — Подошли, осмотрели, зарисовали феномен для нашего профессора и домой.

— Не боись, не подведем, — бодро ответил Обрез.

— Я не шучу, — серьезно сказал Егерь. — Звезду героя мы изготовить пока не успели, поэтому вешать на твой отважный труп будет нечего.

Уже к обеду территория, на которой можно было перемещаться без опасения встретить стаю диких собак, выросла в десятки раз. Люди Романыча начали расселяться по чистым квартирам. Отец Тихон предложил отпраздновать соединение двух общин и, получив одобрение Егеря, ушел распорядиться, чтобы накрывали столы на улице.

Группа Обреза вернулась, так и не встретив противника. Причем выяснилось, что вопреки указаниям Егеря, Обрез все-таки сходил на другую сторону желтой стены.

— Может долбануть чем-нибудь по тупой твоей башке? — с досадой поинтересовался Егерь, разглядывая самодовольно улыбающегося приятеля.

— Ну а что мне было делать, пока рисунок рисовался? — развел руками Обрез. — Зато мы теперь точно знаем, как выглядит проход на ту сторону. И что происходит с человеком в момент перехода.

— Рассказывай, — с трудом сдерживая любопытство, велел Егерь.

— Люди при проходе через стену, — медленно заговорил Обрез, мгновенно теряя всю веселость, — превращаются…

Он остановился и тяжело вздохнул. Егерь в тревоге наклонился к нему поближе.

— В зомби! — заорал Обрез, жутко выкатывая глаза.

От неожиданного вопля Егерь подскочил, опрокинув стул, а Обрез зашелся в приступе смеха.

— Идиот! — гаркнул Егерь. — Нашел время, когда и про что шутить!

— Ой-ой-ой, какая мы важная персона, — протянул Обрез. — Ничего там нет особо страшного. Хотя и неприятно местами. Когда подходишь к стене этой, свет становится все ярче и хочется закрыть глаза. Прямо слепит. Хуже чем электросварка. Делаешь шаг — и все, ты уже на той стороне. И не слепит уже. Только все та же желтая пелена за спиной.

— А пятно? Ты же через пятно обратно прошел?

— Я и туда не через пятно ходил, — смутился Обрез. — К этому пятну даже на три метра подойти невозможно. Онемение начинается и страх накатывает, до мандража.

— Так ты что, просто в стену входил? Не в пятно? — ужаснулся Егерь. — Совсем больной на голову! Забыл, что те парень с девкой говорили? А если бы вышел из стены где-нибудь на Уралмаше?

— Ну-у… не вышел же. А и вышел — не смертельно. И там люди наверняка выжили. Может им только легче бы стало, если бы узнали, что в других районах народ постепенно в себя приходит.

— Ладно, — выдохнул Егерь, — что теперь-то ругаться. Рассказывай, что видел.

— Вот за это я тебя и уважаю, — почти серьезным тоном сказал Обрез. — Умеешь иногда трезво мыслить. Слушай…

Приняв решение пройти сквозь стену, Обрез не стал долго думать: отошел от темного пятна на десяток метров и, оказавшись на аллее, идущей по центру проспекта Ленина, медленно зашагал вперед, не обращая внимания на покалывание в руках и слабое жжение в глазах. Не остановился он и коснувшись стены вытянутой рукой. Только опустил веки, когда желтый свет стал слишком ярким.

Оказавшись по другую сторону от желтой стены, Обрез разглядел впереди еще одну, точно такую же светящуюся преграду. До нее было около квартала, и, видимо, была она копией первой стены, которая теперь переливалась ровным желтым сиянием за спиной, на расстоянии вытянутой руки.

Но соль заключалась в другом. Пространство между двумя стенками выглядело очень странно — Обрез сначала даже немного струхнул.

Если до того, как он вошел в стену, вокруг господствовал зеленый цвет распоясавшейся растительности, то здесь мир казался покрытым цементной пылью. Абсолютно неподвижные, похожие на скульптуры, серые деревья над серыми, точно вырубленными из бетона, кустами, дорожка из серых плит, серая чугунная ограда аллеи, серые дома, серое небо и серые трупы нескольких собак. Но самое чудное заключалось в том, что в этом куске серого мира дома не выглядели разрушенными, а трава и кусты держались в рамках приличия, занимая те же места, что принадлежали им до катастрофы. Даже тишина в этом междумирье казалась какой-то особенной — равнодушной и серой. И никаких запахов, словно Обрез попал в стерильную лабораторию.

Целый квартал выглядел совершенно привычно, если бы не полное отсутствие людей и абсолютная серость, поглотившая все остальные цвета.

— Там тоже стоят тачки, — возбужденно рассказывал Обрез, — и я одну потрогал. Такое ощущение, что все время они простояли в сухом и теплом гараже! Ни пятнышка ржавчины. Никакой гнили в салоне. Даже колеса не спущены…

Оглядевшись, Обрез медленно прошел по серому миру до следующей желтой завесы. Постоял несколько секунд, закрыл глаза и шагнул вперед. Яркая вспышка, едва не ослепившая даже сквозь опущенные веки, и мир вокруг наполнился звуками и запахами.

Обрез открыл глаза.

Он стоял посреди заросшей зеленью аллеи, над головой в разрывах желтеющей листвы привычно краснело небо, а впереди виднелась Площадь 1905 года. Несколько минут Обрез стоял совершенно неподвижно, не в силах поверить, что так легко достиг границы Уралобурга. Посреди площади вооруженные люди выполняли команды щупленького человека, одетого во все черное. На крыше мэрии копошились несколько фигур. Чуть дальше — видимо, недалеко от плотины — в небо поднимался жирный столб темного дыма.

Рядом раздался сдавленный крик. Обрез повернул голову влево и обнаружил, что рядом с тем местом, где он стоит, построена небольшая баррикада. А за ней торчит лицо с выпученными от ужаса глазами. Быстро сообразив, что человека вряд ли посадят на блокпост безоружным, а страх — плохая основа для ведения переговоров, Обрез зажмурился и шагнул обратно в стену.

Серый мир снова шокировал его. Серый статичный трафарет, которому так не хватало хоть какой-нибудь краски, ощущался одновременно и реальным, и настолько же принципиально невозможным. Обрез побежал.

Он промчался по серому кварталу, как заправский спринтер, с ужасом понимая, что не слышит ни собственного дыхания, ни звука собственных шагов. Обрез бросился в желтую стену, едва успев закрыть глаза в последний момент. По счастью, с другой стороны все осталось так, как было несколько минут назад…

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоился Егерь.

— Да все нормально, — подмигнул Обрез. — Только волосы с минуту светились желтым. Пацаны сперва испугались, а потом чуть на смех не подняли.

— Надо, чтобы тебя осмотрел Док, — сказал Егерь. — И не возражай, даже слушать не стану. Прямо сейчас.

— Как скажешь, белый господин. — Обрез низко поклонился и спиной вперед вышел за дверь.

— Клоун! — крикнул ему вслед Егерь. — Не забудь профессору рисунок отнести!

Красный диск солнца уже миновал самую высокую точку своего ежедневного пути и двинулся к линии горизонта, когда за накрытые прямо на улице столы разом уселись все люди из обеих общин. Всего несколько дней назад они запросто могли поубивать друг друга, а сегодня накладывали себе еду из общих больших мисок.

Имеющийся запас водки Егерь категорически запретил трогать, но, по всей видимости, люди Романыча что-то принесли с собой. Вскоре поздний обед, начавшийся в настороженной тишине, превратился в настоящее шумное пиршество, грозящее обернуться заодно и ужином.

Тем неожиданней стала стремительно надвинувшаяся темнота…

Егерь не сразу сообразил, что происходит. Он, как обычно, с крыши дома осматривал в последний раз за день окрестности, чтобы потом спуститься вниз, к пирующим людям. Внезапно воздух словно загустел, стал наливаться черной мутью. Издалека прилетел многоголосый собачий вой: звери мгновенно почувствовали приближение очередного катаклизма. Егерь вспомнил странный «приступ» темноты, который им с Обрезом пришлось пережить вскоре после пробуждения, на площади Субботников. Только в этот раз он стоял на крыше своего дома и был готов. Лишь покрепче схватился за торчащий из рубероида металлический штырь.

Сильный ветер поднял на поверхности пруда большую волну, вцепился в пышные кроны деревьев, хозяйски прошелся по верхним этажам, завывая беспокойным призраком в системах вентиляции. Разноцветные зигзаги расчертили темнеющее небо, а во дворе поднялся страшный крик: далеко не все в общине пережили это явление раньше.

Сделать Егерь уже ничего не мог, поэтому просто стоял, глядя, как непроглядный сумрак накрывает полуразрушенный город. Вскоре он остался один на один с разноцветными разрядами, то и дело прорезающими мрак, но ничего при этом не освещающими. Казалось, что даже время замерло, не в силах оторвать взгляд от бешеной скачки цветастых молний.

Внезапно Егерь заметил вдалеке рассеянный желтый свет, пробивший темноту. Этот свет с каждой секундой становился все ярче и ярче.

Егерь подался вперед, стараясь рассмотреть источник. В небо, насколько хватало глаз, все более отчетливо и при этом, нисколько не заслоняя друг друга, поднимались десятки желтых стен. В их расположении не было порядка. Они изгибались, сближались и расходились, образуя замысловатые линии и контуры. Если бы под руками был лист бумаги, а дом повыше, Егерь, наверное, сумел бы отметить все эти мембраны карандашом. Как… горизонтали, которыми традиционно изображается рельеф на топографических картах.

Но бумаги не было, а дом не стал на десяток этажей выше. Поэтому Егерь просто постарался хотя бы примерно запомнить, где проходят самые близкие стены. Что-то подсказывало ему: рано или поздно с этим рисунком придется разбираться. К югу и востоку количество мембран возрастало, а к западу и северу их почти не было. Совсем далеко, в той стороне, где находился Химмаш, желтые стены располагались в таком большом количестве, что практически сливались в одно сплошное светящееся марево. Но и там каждая из них была странно различима отдельно от прочих.

Егерь посмотрел на запад. Там мерцали всего две полупрозрачные преграды. И это означало, что на Московский тракт все-таки стоило однажды отправить рейдерскую группу.

4

Представители Уралобурга появились на границе общины через два дня. Поздним утром десять человек с автоматами неспешно приблизились к баррикаде, вынесенной на два квартала вперед от изгороди, и остановились, даже не пытаясь спрятаться. Ближайший часовой на крыше дома подал сигнал, и уже через несколько минут навстречу гостям вышли Егерь и отец Тихон в сопровождении нескольких людей. Обреза, невзирая на жалобы и нытье, оставили в качестве резервного командира.

— Ситуация может по-всякому сложиться, — объяснил Егерь. — Община не должна остаться без руководства.

— Вон попа бы и оставил. Все равно от него на переговорах толку меньше, чем ничего.

— Обуревают тебя грехи смертные, сын мой, и самый тяжкий из них — грех гордыни, — проговорил отец Тихон, вытаскивая из шкафа помповое ружье.

Уралобург был представлен все сплошь знакомыми лицами. Прямо перед баррикадой со скучающим видом стоял Зверь. Слева от него — Бес с винтовкой и Гнус с обрезом. Справа — охранник, которого они оставили вместе с координатором Стасом связанным в кабинете.

— По-о-оп, — мгновенно теряя напускное спокойствие, процедил Зверь. — Так вот ты куда смылся!

— Попался, морда елейная, — враждебно добавил Гнус.

— Знакомые всё лица, — вполне миролюбиво сказал Бес, встретившись глазами с Егерем. — Мое почтение! Как успехи в добывании воды? Мы-то насос запустили, все дела. Хоть и ручной, но больше ведрами таскать воду не надо. Зря сбежали.

— И ты здесь, — неприятно улыбнулся Зверь, узнав Егеря. — Надеюсь, тот гном, что был с тобой, еще не издох? А то у меня к вам обоим неоплаченные счета есть. Приговор вы себе тогда подписали.

Отец Тихон с недоумением посмотрел на Егеря. Чуть позади, справа и слева от него собирались вооруженные люди из рейдерских групп. Молодые, крепкие парни и мужчины, вооруженные огнестрелом, хмуро разглядывали нежданных гостей.

— Если с делом пришел, — спокойно сказал Егерь, — говори. А если твоя миссия — сорить угрозами, то я тебе пару глухонемых пацанов оставлю послушать, а сам пойду делами заниматься.

— Шутишь, — ощерился Зверь. — Считай, дошутился.

— Это все, что имеешь сказать?

— Нет. Я пришел объявить вам, что вы незаконно занимаете территорию, принадлежащую новому городу Уралобург.

— И демократичному, — подсказал Егерь.

— Чего? — не понял Зверь.

— Я говорю: и демократичному. Ты самый важный эпитет пропустил.

— У вас есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть нашу территорию. Или принять демократическую власть нового города Уралобурга.

— Вот правильно, демократическую, — похвалил Зверя Егерь. — Повторяй почаще.

— В этом случае, — не обращая внимания на издевательства Егеря, продолжил Зверь, — вы получаете право стать претендентами на гражданство нового города Уралобурга.

— А можно сразу гражданство получить? — спросил Егерь. — А то мы ведь знаем: у вас как в древней Греции — демократия только на граждан распространяется. А неграждане — те же рабы.

— Говорил же я Стасу, что дерьмо это всё, — зло сказал Зверь, обращаясь почему-то к Бесу. — Половину мочить надо сразу, а оставшихся — жестко опускать. Только тогда бояться будут.

— Закончил? — с убийственной вежливостью поинтересовался Егерь. — Теперь я скажу. Проваливай в свой Уралобург и больше не появляйся. Тут тебе не зоопарк, зверям здесь делать нечего.

— Ты чё сказал? — заволновался Зверь. — Ты знаешь, на кого наехал? Ты понял, что подписал себе приговор?

— Как? Опять? — изумился Егерь. — А можно еще парочку? И Обрез просил на него пяток прихватить.

— Поп, ты меня знаешь. Объясни этому идиоту, с кем он играть собирается, — кипя от бешенства, выдавил Зверь.

— Изыди, мерзопакостная отрыжка рода человеческого, — проговорил отец Тихон, сотворив крест.

— Вы пожалеете, — с тихой яростью пообещал Зверь. — Очень пожалеете.

Егерь демонстративно развернулся и пошел к дому. Вопрос о дележе территорий откладывался на неопределенное время, и это его вполне устраивало.

— Мочи козлов! — заорал позади Зверь.

Отец Тихон всем корпусом толкнул Егеря в бок, одновременно приседая и вскидывая ружье. Что-то дернуло Егеря за ворот куртки, раздался грохот короткой автоматной очереди.

Рядом харкнуло огнем помповое ружье.

Судя по всему, к бою вообще никто не был готов. Включая команду из Уралобурга. Несколько секунд люди растерянно метались по обе стороны от баррикады, снимая оружие с предохранителей и стараясь при этом укрыться от вражеского огня. Только Зверь и отец Тихон, перемещаясь короткими рывками, стреляли друг по другу с расстояния не больше десяти метров, и умудрялись при этом не попадать. Первые беспорядочные выстрелы с обеих сторон тоже мало кому нанесли вреда. А потом мимо Егеря промчался Обрез с короткой лопатой в руке, заорал что-то, в один миг взлетел на баррикаду и бросился сверху на Гнуса.

Егерь все еще пребывал в состоянии шока, а его люди, поддавшись лихому примеру Обреза, уже ринулись в рукопашную схватку. Несколько секунд Егерь растерянно смотрел на ожесточенную драку отца Тихона, сноровисто набивающего свое ружье патронами, а потом отступил в сторону: с самого верха баррикады ему под ноги скатился человек с разбитой головой.

Лишь услышав истошный женский визг со стороны дома, Егерь окончательно врубился в происходящее.

С той стороны баррикады два десятка людей с ожесточением наносили друг другу удары прикладами автоматов и ружей, палками, ножами и просто кулаками. Но вместо того, чтобы ринуться в бой и помочь своим, Егерь бросился бежать к дому, из двора которого начали появляться первые люди, услышавшие выстрелы.

— На крышу! — крикнул Егерь. — Срочно! Стрелков на крышу!

Но его не слушали. Осознав, что на общину кто-то напал, люди вооружались чем попало и мчались в сторону баррикады. Пока Егерь нашел на складе винтовку и патроны, пока поднялся наверх и занял позицию для стрельбы, врага уже успели откинуть, заставили спасаться бегством. Егерь успел заметить разбегающихся по окрестным дворам людей, которых никто не преследовал…

Итоги боя оказались неутешительны. Три человека погибло. Пятеро, включая отца Тихона и Обреза, были ранены. Правда, визитерам повезло еще меньше: четверо были убиты во время схватки. В том числе — Зверь. Еще двоих, раненых, ожесточенные люди добили прежде, чем Егерь вернулся к баррикаде. Одного взяли в плен, и Егерю, пришлось приложить немало усилий, чтобы не дать своим людям линчевать пленника на месте. По странному капризу судьбы, им оказался Бес.

Взбудораженная община бурлила, напоминая котел с кипящей водой, грозя плеснуть и обжечь всякого, кто посмел бы положить сверху крышку. Погибших положили в большом дворе между огороженными домами. Вокруг собралась возмущенная толпа — дело шло к стихийному митингу.

Егерь отправил рейдерскую группу вслед разгромленному отряду противника и направился в подъезд, где Док колдовал над ранеными. По дороге ему пришлось пройти мимо трех тел и стоящих вокруг людей. При его появлении толпа замолчала, на лидера общины устремились десятки вопросительных взглядов, но Егерь прошел мимо. Помочь погибшим он уже ничем не мог, а что еще от него могло потребоваться — даже не представлял.

Док устроил себе и кабинет, и палаты для неотложных больных в четырехкомнатной квартире. Две женщины из общины Романыча бесшумно двигались из комнаты в комнату, замывая полы от бурых пятен, вынося разрезанные куски окровавленной одежды и возвращаясь обратно с водой и зелеными листьями какого-то растения.

Обрез получил сквозное пулевое ранение в плечо, потерял много крови. Забинтованный, с красными пятнами на повязках, он, тем не менее, сразу заявил Егерю, чтобы тот со всеми претензиями шел куда-нибудь на пруд, премудрых пескарей учить.

— Да, не послушал, — едва ворочая языком от слабости, но продолжая воинственно сверкать глазами, заявил он. — Да, приперся следом. А если б не приперся, они бы сперва вас всех положили, а потом и сюда бы вломились. И поимели бы вдесятером всю нашу стаю. Им-то опыта уличных боев уже не занимать, а наши пока только и умеют, что громко базарить да оружием трясти.

Док скорчил недовольную гримасу. «Больному и дышать то можно через раз, а ты его волноваться заставляешь», — читалось в каждом его возмущенном жесте.

У отца Тихона было нескольких касательных пулевых ранений, которые сам священник презрительно называл «царапинами», серьезный порез шеи и растянутые связки на ноге. Еще двое отделались более-менее легкими ранами, и лишь один оказался раненным по-настоящему тяжело.

— Помочь сможешь? — тихо спросил Егерь у Дока, кивая на тяжелораненого.

— Я не волшебник, — печально сказал Док. — И не хирург. Что смогу сделаю, но шансов у него мало.

— Ладно, понял. Пленный у тебя?

— Вон там, на кухне. Перевязан, связан и готов к разговорам.

— Скажи, чтоб не мешали мне, пока не допрошу его, — велел Егерь и отправился общаться с Бесом.

Пленник сидел в углу и, несмотря на бледность, смотрел на Егеря без особого страха.

— Ну вот и встретились, — вздохнул Егерь, усаживаясь на низенький табурет. — Давай только коротко и без вранья. Мне твоя смерть не нужна.

— Спрашивай, — с трудом разлепил губы Бес.

— Зачем вы сюда пришли?

— Территория с людьми и вода. Особенно вода, — проговорил Бес. — Координатор заявил, что пока выше нас по течению находятся неподконтрольные силы, Уралобург будет находиться в опасности. Ведь стоит вам захотеть — вы отравите нам воду. Поэтому ВИЗ решено захватывать в первую очередь.

— Дикость какая, — с отвращением сказал Егерь. — Зачем нам травить воду?.. Ладно. Сколько бойцов вы готовы сюда отправить.

— Даже не надейся на счастливый исход, — криво улыбнулся Бес. — Я не желаю вам зла, но сотню людей координатор может пригнать сюда в течение часа. И это далеко не все наши силы.

— Сто человек с ружьями? — с сомнением прищурился Егерь.

— Врать не буду, огнестрел не у всех, — признался Бес, — но стволов достаточно. А остальным будут обещаны такие блага, что они и с ножами на вас пойдут. Так что, зря вы это всё затеяли.

— Стрелять начал Зверь, — напомнил ему Егерь. — Кстати, совершенно напрасно. Убили его. И закопают, как бешеную собаку теперь.

— Зверь погиб? — усомнился Бес.

— Мертвее мертвого, — подтвердил Егерь. — Значит, нас в покое теперь не оставят? И когда можно ждать следующего захода?

— Если решатся идти на штурм, — медленно проговорил Бес, — то сперва будут хорошенько готовиться. Потом попробуют напугать, все дела. А уж после этого, если не прогнетесь, размажут вас, как масло по хлебу. Не тешь себя иллюзиями, так и будет. Так со всеми уже случилось, кто рядом с нами сидел.

— Понятно, — кивнул Егерь. — Посидишь пока у нас. Если сумеем выстоять — отпущу. Если Уралобург нас слопает — разделишь мою участь. Меня вряд ли пощадят, вот вместе на тот свет и отправимся.

— Справедливо, — неожиданно согласился Бес. — Тем более, что я… отчасти виноват перед тобой.

— В каком смысле?

— Это я убил бригадира, в смерти которого обвиняют теперь тебя и твоего приятеля.

— Ты? — удивился Егерь. — Но зачем?

— По этому скоту давно пуля плакала. А недавно я узнал, что они снюхались с координатором и устраняют неугодных членов общины, обставляя всё так, словно их жрут ночные чудовища. Есть у меня человечек в доверенной команде координатора. Он и сказал. Последние ночные смерти — на совести бригадира. А вовсе не тварей, что приходят во тьме. Друга моего не пожалели. А потом начали и ко мне примериваться. В общем, воспользовался я ситуацией. А вы… вы просто удачно подвернулись.

— Весело там у вас, — покачал головой Егерь. — Зачем ты это все рассказываешь? Не боишься, что я тебя сдам на переговорах?

— Я все равно не вернусь в Уралобург, — объяснил Бес. — Надоело жить в этом скотстве. Еще не решил, куда податься, но только не туда. А с тобой все равно будут говорить лишь для того, чтобы заставить сдать свою территорию. Что ты там попробуешь рассказать — никому не интересно.

— Что ж, спасибо за информацию, — поблагодарил Егерь и встал. — Док тебя накормит и устроит покомфортней.

На выходе из лазарета Егеря ждало новое испытание.

— Народ с тобой говорить хочет, — несколько смущаясь, сказал Романыч.

— Раз народ хочет, надо говорить, — серьезно ответил ему Егерь и двинулся во двор.

За время его отсутствия вокруг убитых товарищей собралось еще больше людей. И обстановка продолжала накаляться с каждой минутой.

— О чем вы хотели со мной говорить? — громко спросил Егерь, останавливаясь в нескольких шагах от людей.

— Отдай пленного, — потребовал один из мужиков, который ходил вместе с Егерем на переговоры и одним из первых бросился следом за Обрезом в рукопашную.

У него были густые усы, щеки и подбородок заросли длинной черной щетиной. Он вполне годился Егерю в отцы, и по интонациям было понятно, что он не признает за молодым парнем право командовать.

— Зачем тебе пленный? — спокойно спросил Егерь.

— Не мне. Обществу! — провозгласил усатый. — Он наших товарищей убивал. Теперь наша очередь.

— Нет, — все также спокойно ответил Егерь.

— Что значит «нет»? — изумился усатый. — Ты сам-то где был во время драки? Что-то я тебя на баррикаде не видел!

Над толпой поднялся шум: люди тихо переговаривались, неодобрительно поглядывая на своего лидера.

— А это было обязательно? — чувствуя себя уязвленным, спросил Егерь с вызовом. — Или мне надо было у тебя разрешения спросить, прежде чем что-то делать?

— Зачем разрешение? — прищурившись, сказал усатый. — Твой друг без разрешения бросился в бой первым. Вот у него есть право голоса, чтобы распоряжаться пленным. А у тебя — нету.

— Точно, — поддержал еще один мужчина. — Когда все на подмогу спешили, ты, Егерь, почему-то бежал в обратную сторону. Я ничего такого не хочу сказать, наверное, ты просто производил тактическое отступление. Не мне судить. Но и на пленника ты никаких прав не имеешь. Отдай, или сами возьмем.

Толпа одобрительно зашумела, кто-то издевательски засмеялся.

Кровь бросилась Егерю в лицо. Несмотря на уверенность в своих поступках, он понимал, что его только что прилюдно обвинили в трусости. И возразить было нечего. Кому какое дело, о чем думал лидер общины в момент боя? Кто станет разбираться, мог ли совершенно не атлетического сложения парень хоть чем-то помочь в рукопашной схватке? В то время, как все свои дрались, он бежал в сторону дома. Этого было вполне достаточно для потери авторитета. Кроме того, за спиной больше не стоял хмурый Обрез, готовый поддержать друга тяжелым взглядом и крепким кулаком.

С трудом подавив рвущиеся наружу гнев и обиду, Егерь громко спросил:

— И что вы собираетесь делать потом? Предположим, я отдам вам пленника… Что дальше?

— Дальше, — также громко ответил усатый, поворачиваясь лицом к толпе, — мы заставим его ответить за убийства. Да так, что он еще пожалеет о своем появлении на свет. Потом помянем павших товарищей и отметим победу!

— Пусть водки даст! — крикнули из толпы.

— И немного спиртного нам бы не повредило, — перевел усатый Егерю.

— Отлично! — повысил голос Егерь. — А теперь послушайте, что я вам скажу. Никакой водки вы не получите! И пленного — тоже! Сейчас вы уберете отсюда тела погибших, отдадите их женщинам из лазарета — пусть готовят к похоронам. А потом мы будем работать! Очень много работать! Потому что времени у нас осталось слишком мало!

— Опять работать, — возмутился кто-то в толпе. — Мы когда-нибудь вообще отдыхать будем?

— Хрен тебе, — враждебно глядя в лицо Егерю, сказал усатый. — Никакой работы сегодня не будет. Мы победили врага и заслужили небольшой праздник.

— Это бунт? — спросил Егерь, делая шаг вперед и пристально глядя на усатого.

Тот немного замешкался, но, услышав одобрительный ропот за спиной, сказал:

— Да, это бунт! Ты всех уже задрал своими работами! А как дело коснулось настоящего боя — побежал. Хочешь и дальше нами руководить — выполняй волю общества! И еще… — Он оглянулся на толпу. — Еще мы требуем отменить отдельное проживание мужчин и женщин!

— Слушай меня, любитель водки, секса и праздников. — Голос Егеря срывался от злости и обиды, но голова работала предельно трезво. — Слушайте и вы, жаждущие крови пленника. Наверное, вы думаете, что сегодня вас ждет спокойная ночь. Ведь враг разбит и бежал с позором. Так?

— Так! — заорали из толпы.

— Да, так, — уверенно кивнул усатый. — И не грозят нам сегодня ни холод, ни голод, ни дикие звери. А у тебя что, новая страшная сказочка припасена?

— Припасена, — не стал отрицать Егерь, легко поднимаясь на лежащую рядом старую покрышку от грузовика. — Послушайте напоследок мою сказочку. Просто выслушайте, можете не верить. Если она не покажется вам убедительной — воля ваша. Всю власть после этого готов передать тому, кого сами выберете. Прямо сейчас!

Он помолчал, оглядывая людей. Шум стихал. Община была готова слушать.

— Если бы у кого-нибудь из вас хватило ума подняться на крышу и перестрелять всех людей Уралобурга, пока они не сбежали, у нас в запасе было бы достаточно времени, чтобы и погоревать, и попраздновать. Но сейчас, буквально в этот самый момент, они поднимают сотню бойцов, вооруженных куда лучше, чем мы с вами. К вечеру они будут здесь. И за убийство своих людей отомстят по полной программе.

Над огороженным пространством повисла мертвая тишина. Люди перестали переговариваться и улыбаться. Все теперь угрюмо смотрели на Егеря.

— Раз Уралобург пришел сюда, значит своих соседей он уже победил. А там, рядом с ним, были очень серьезные группировки. Как вы думаете, остановит сотню опытных бойцов вон та жалкая баррикада или вот эта хлипкая изгородь? Сумеете ли вы дать отпор, напившись перед этим водки? Облегчит ли вашу дальнейшую жизнь замученный пленник?

— Так это что, — растерянно спросил молодой парень из толпы, — мы… обречены?

— Если, вместо отдыха, возьметесь за работу, шансы есть, — уверенно сказал Егерь. — Надо усилить баррикаду и добавить еще одну линию изгороди. Укрепить нижние этажи, а на верхних приготовить побольше камней. Надо много еще чего сделать, и тогда, если повезет, мы сможем отбить штурм.

— Какой смысл умирать, защищая какой-то дом? Может быть, проще уйти? — предложил тот же парень.

— Проще, — согласился Егерь. — Но, к сожалению, это тоже верная смерть. Пусть и с небольшой отсрочкой. Без воды, в городе, где уже почти все поделено между общинами, с мизером боеприпасов — мы легкая добыча для зверей, голода и первых же морозов.

По хмурым лицам Егерь видел, что до людей начало доходить понимание тяжести ситуации. Молодая девушка в первых рядах вдруг громко всхлипнула и заплакала. Ее тут же поддержали еще два или три женских воя.

— Те, кто готов ради спасения отдать все силы, — повысил голос Егерь, — пусть берут инструменты, веревки, мешки, носилки и собираются здесь через полчаса. Те, кто хочет бежать — бегите. Не держу. Но обратной дороги вам уже не будет. Да, кстати… Кто все еще хочет праздника и водки — пожалуйста! Мне не жалко. Ведь каждый человек — хозяин своей судьбы.

Егерь ушел, оставив свою общину в сильнейшем смятении. Вернувшись в свой кабинет, он некоторое время сидел, разглядывая карту, а потом начал быстро рисовать сектора обзора с двух своих зданий…

Через некоторое время вернулась рейдерская группа с докладом. Догнать людей Зверя не удалось: практически у них на глазах те скрылись в желтой пелене.

А еще через час, когда, озадачив работой по укреплению обороны практически всех свободных членов общины, Егерь вернулся в кабинет, его ждала радостная Люська.

— Дядя Егерь! Папа проснулся! Открыл глаза и даже узнал меня!

— Это замечательно, — искренне улыбнулся Егерь. — Ну, ты ведь поможешь папке освоиться?

— Конечно, дядя Егерь! Пойдем, посмотришь на него! Правда, дядя Док ругается, говорит, что папе еще попить надо и отдохнуть как следует, но на тебя же он ворчать не будет…

— Извини, солнышко, — вздохнул Егерь, — я сейчас не могу. Очень много работы сегодня. Я обязательно приду поговорить с твоим папкой завтра, когда он окрепнет, а я закончу все дела. Хорошо?

— Хорошо, дядя Егерь, — расстроилась Люська. — Я тогда… снова туда побегу.

— Конечно, беги, — кивнул Егерь, улыбаясь. — Беги.

Когда за Люськой закрылась дверь, улыбка исчезла с его лица.

— Как бы не получилось, — прошептал он тишине, — что твоему папке лучше было бы сегодня не просыпаться.

5

Ближе к обеду стало ясно, что людей на оборону двух домов одновременно все равно не хватит. Тогда Егерь принял решение: укрепиться в одном здании, а второе оставить как наблюдательную площадку и дополнительный опорный пункт. Для того, чтобы обеспечить незаметное перемещение между домами, он приказал стаскивать из ближайших дворов остовы машин и строить из них коридор от одного дома до другого.

Люди больше не роптали. Судя по всему, Егерю удалось их напугать. И хотя, в случае, если Уралобург все-таки не решится больше нападать, и за этот шаг ему придется ответить, Егерь предпочел бы, чтоб все его предположения так и остались пустыми страхами.

Никто больше не таскал тяжелые металлические рамы волоком. Те машины, которые не двигались на остатках колес, тащили, подкладывая обрезки труб и бревна. Две рабочие группы довольно быстро собрали своеобразный коридор от окон первого этажа одного здания до большой, давно разбитой витрины бывшего магазина в другом. Одновременно еще одна группа, состоящая из женщин, дополнительно закрывала стенки «коридора» листами железа, трубами и прочим хламом. Вскоре проходящего по «коридору» человека снаружи уже не было видно.

На верхних этажах также кипела работа. Квартиры, окна которых выходили на улицу, и раньше никто под жилье приспосабливать не хотел. Они использовались, в основном, как склады и рабочие помещения. Теперь их переоборудовали под огневые точки. Несмотря на то, что у людей Егеря хватало стрелкового оружия, конкуренции с вооружением людей Уралобурга оно не выдерживало. Но это преимущество противника можно было компенсировать, устроив удобные позиции для стрельбы.

Прикинув сектора обстрела из разных окон, Егерь указал Романычу, в какие квартиры следует натаскать мешков с песком.

— Еще бы проходы между квартирами продолбить, — сказал Романыч. — Прямо в стенах.

— Зачем? — удивился Егерь. — Чем тебя двери не устраивают?

— Ну вот представь, потребуется подкрепление на одной стороне, — рассудительно пояснил Романыч. — Это что, парням надо будет спуститься вниз, перебежать в соседний подъезд и подняться? Шесть, семь, восемь этажей туда-сюда? Во время боя? Дырки надо бы пробить между соседними квартирами на каждом этаже. Получится общий кольцевой коридор. По нему можно будет за секунды перейти на любую сторону дома. Хоть огнем помочь, хоть от сильного обстрела укрыться.

— Романыч, ты монстр, — с уважением сказал Егерь. — Действуй.

Люська два раза прибегала к Егерю рассказать, что папа чувствует себя намного лучше и даже изъявляет желание поговорить с тем, кто в общине командует.

— Я обязательно поговорю с твоим папкой, — отвечал Егерь, — но завтра. Сегодня слишком много дел. Иди лучше, отнеси ему еще воды.

— Там дядя Витя… то есть Док… раскомандовался. Говорит, чтоб я под ногами со своей помощью не путалась. Он папу и еще двоих велел в лазарет перевести.

— Ну и правильно сделал, — не особо слушая девочку, кивнул Егерь. — Всё, беги, мне еще надо успеть всякое поделать…

Когда один из домов уже превратили в самую настоящую крепость, а на город опустились багровые сумерки, наблюдатели заметили движение в паре кварталов к югу. Егерь немедленно приказал всем жителям общины бросать все дела и собираться в укрепленном здании. Десяток добровольцев с оружием перешли по коридору в соседний дом и разместились на верхних этажах, готовые фланговым огнем поддержать оборону основного здания.

Обрез попробовал сбежать из лазарета и, хватаясь за стены, подняться на крышу, но был перехвачен и водворен на место.

— Егерь! — орал он из-за запертой двери квартиры, в которой размещался лазарет. — Пусти! Я ж могу лежа стрелять!

— Стрелков и без тебя хватает, — строго сказал Егерь. — Твоя задача набираться сил и выздоравливать поскорей.

— Дай хотя бы патронов бесхозных — мы с отцом Тихоном взрывпакетов наделаем!

— Ложись поудобней и спи.

— Егерь! Ты, мерзкий перестраховщик! Дай патронов…

Но Егерь уже бежал по лестнице наверх. На крышу.

Он успел как раз к тому моменту, когда где-то совсем недалеко началась ожесточенная стрельба. Один из молодых парней, находившийся на крыше в качестве наблюдателя, показал направление:

— Вон, смотрите, вспышки выстрелов видно! Это же там, где община пятнистых!

С крыши Егерю не раз приходилось наблюдать за двумя высотками пятнистых, стоящими в глубине спального района. Люди там жили совершенно иначе, чем было принято в общине Егеря. Никто из них не пытался маскироваться: многие носили яркую одежду, часто можно было видеть костры, которые разводились прямо на крышах зданий. В переговоры они ни с кем не вступали, предпочитая избегать контактов. Насколько Егерю было известно, практически у всех пятнистых было огнестрельное оружие. И убитых ими собак рейдерские группы Егеря видели не раз.

Теперь обе высотки пятнистых озарялись частыми вспышками. Громкие звуки выстрелов сливались в сплошной стрекот.

— Интересно, с кем это они? — пробормотал Романыч, появляясь рядом. — Эдак никаких боеприпасов не хватит — всё за час расстреляют. А то и быстрей.

— А мне интересно, как они вообще видят, в кого стрелять? Темно ведь, еще полчаса и ночь наступит, — поделился мыслями Егерь. — У нас костры и факелы готовы?

— Полностью, — ответил Романыч, продолжая вглядываться в сумерки, разрываемые вспышками выстрелов. — Только кто ж к нам полезет среди ночи. Люди побоятся, зверям укрепления не по зубам.

— А если не побоятся? — возразил Егерь. — Если у них такое положение, что все равно смерть на подходе? Им может быть и выгодней скорей захватить чужое жилье и запереться там до утра. А старых жильцов ночью собаки пожрут — меньше хлопот. Все логично.

— Да ну, — усомнился Романыч, — это ж какой риск. Напридумывал страшилок.

— Мне можешь не верить, глазам своим поверь, — невесело усмехнулся Егерь. — Вон же дом. Вот ночь вокруг. И дом берут штурмом. В чем страшилка? Один придурок однажды пустил идею, что, мол, Егерь горазд страшилки сочинять — идея овладела массами. И сколько я не доказываю, что любая страшилка реальна — не помогает. Теперь и ты туда же?

— Смотри-ка, никак наверху всех побили, — совсем другим тоном сказал Романыч.

Стрельба на верхних этажах действительно прекратилась, зато разгорелась где-то во дворах, вокруг высоток. Звуки выстрелов стали глуше, вспышки превратились в едва заметное мерцание, жутко подсвечивающее ветхие дома снизу.

— Егерь тут? — На крышу выбрался молодой парень, огляделся и, обнаружив того, кого искал, громко доложил: — Все на местах. Стрелковые, осветительные и заряжающие группы готовы.

— Отлично, — кивнул Егерь, стараясь не показать удивления.

Он, конечно, старался все это время добиться точного выполнения приказов, но ему еще никогда так информативно и быстро ни о чем не докладывали.

— Отнесите в лазарет пару мешков с патронами-некондицией, — велел Егерь парню. — А то там Обрез совсем с катушек спрыгнет: такая свара намечается, и без него.

— Стрельба, кажется, приближается, — озабоченно сказал Романыч. — Что делать, если пятнистые сюда припрутся воевать?

— Отступающим не до нападения, — после короткой паузы ответил Егерь. — Осветим местность и долбанем по атакующим. Но из дома не выходить.

— А если атакующие утром предъявят? — нахмурился Романыч. — Надо ли в чужую войну ввязываться?

— Нет сейчас чужих войн, — ответил Егерь. — Но твоя мысль мне понятна. Давай — по обстановке. Без команды пусть никто не рыпается. Но чтобы по команде — поджигали костры и факелы.

— Стрелять-то в кого?

— Ни в кого пока. Может, без стрельбы разберемся. Может, договоримся. Но скажи, чтоб нам сюда, на всякий случай, пару стрелков все же прислали. И оружие чтоб принесли. Зря мы здесь огневой точки не организовали.

— Так неудобно с такой высоты долбать, — пожал плечами Романыч. — Деревья же обзор закрывают.

— Знаю, — согласился Егерь. — Но все равно — зря.

6

Вскоре окончательно стемнело. Выстрелы со стороны домов пятнистых звучали реже, но ближе. Потом практически разом все смолкло, и некоторое время не происходило ровным счетом ничего. Темнота скрыла городские кварталы, тишина окутала пустынные улицы, а на небе зажглись тысячи звезд.

Неподалеку затрещали ветки. Ойкнула женщина, ругнулся мужчина.

— Здесь! Где-то здесь они были! — раздался снизу хриплый мужской голос. — Вот изгородь, значит рядом!

— Давай женщин сюда, — приглушенно скомандовал второй.

На улице послышался тяжелый топот и тихие женские причитания.

— Да что они, спят, что ли! — с отчаянием проговорил первый.

— Если и не спят, — ответил второй, — то, скорее, по нам же и врежут. Я бы точно приказал стрелять по всем, кто после такого шухера рядом появится.

— Кого ищем? — громко спросил Егерь, стараясь при этом не высовываться слишком далеко за край крыши.

Внизу мгновенно все смолкло. После паузы донесся хриплый мужской голос:

— Соседи мы ваши. На нас напали какие-то твари, многих поубивали. Пустите к себе, хотя бы на ночь. Нас совсем мало осталось.

— Не нравятся мне его россказни, — шепнул Егерю Романыч. — Я бы не пускал.

— Себя забыл? — укоризненно попенял ему Егерь. Крикнул вниз: — Сколько вас там?

— Да откуда мне знать! — раздраженно донеслось снизу. — Может, человек двадцать осталось, я ж всех не вижу.

— Ловушка, — уверенно сказал Романыч. — Мутят воду, гады!

— Ну? — требовательно заорали снизу. — Куда идти? Что ж вы делаете! Нас сейчас сожрут прямо тут… У нас есть ружья, мы готовы драться, вместе мы еще сможем отбиться!

Словно подтверждая его слова, в темноте раздался глухой удар, следом плеснул отчаянный крик, и яркая вспышка выстрела озарила на миг кусок улицы недалеко от дома. Из темноты, словно фотография, на доли секунды проступили мужчина с ружьем и несколько темных человекоподобных фигур, вцепившиеся в руки и ноги жертвы.

— Они здесь! — заорали внизу.

— Зажечь костры! — рявкнул Егерь в темноту. — Романыч, давай туда, гони всех стрелков на эту сторону! Без приказа стрелять запрещаю категорически! И запускай пятнистых, а то и правда пропадут ни за грош…

Старого машинного масла за последние дни было найдено немало. Оно вряд ли годилось в утилитарных целях, но все еще прекрасно горело. Пропитанные им дорожки из мелких сухих веток и сена, моментально вспыхнули, стоило поднести к ним открытый огонь. Егерь сверху отлично видел, как, родившись в абсолютной темноте, огненные полосы потянулись с обеих сторон от дома к сложенным в большие кучи сухим веткам.

Беженцы тем временем успели встать за изгородью и приготовились к стрельбе. Первые робкие языки пламени осветили дюжину мужчин, вооруженных охотничьими ружьями, и не больше десятка женщин за их спинами. Невидимые в темноте нападающие пока никак не проявляли себя, но, судя по звукам, собирались в ударную группу: трещали ветки деревьев, громыхало железо мертвых автомобилей.

Позади беженцев начал потрескивать хворост, и в сумрачное небо взвились жадные щупальца пламени. Егерю было хорошо видно, как пятнистые оборачивались и замирали, разглядывая укрепленную крепость, в которую был превращен обычный дом.

— Сюда! — закричал от линии костров Романыч. — Живей сюда!

Дважды пятнистых упрашивать не пришлось. Один из них, яростно жестикулируя, прикрикнул на своих. Несколько мужчин тут же похватали за руки женщин и потащили их в сторону костров. Остальные неподвижно ждали следующей команды.

А когда на границе света и тьмы появились темные фигуры, командир пятнистых гаркнул: «Готовсь!» И только тогда шеренга ощетинилась стволами.

Егерь вглядывался в силуэты нападавших, жалея, что у него нет с собой бинокля. Крупные темные фигуры, в беспорядке надвигавшиеся на шеренгу пятнистых, можно было назвать человекоподобными. Но не человеческими. Не было видно лиц. Непонятно было, одеты ли они. Рослые, глянцевито блестящие, черного цвета, они ассоциировались с хулиганами, вздумавшими зачем-то натянуть гидрокостюмы поверх полушубков и валенок.

Сначала они двигались быстро, но, попав на освещенное пространство, резко сбавили темп.

— Ну дела, — пробормотал Егерь себе под нос. — Что ж это за зверье такое…

— Огонь! — скомандовал тем временем лидер пятнистых.

Хорошо видимая в свете костров шеренга качнулась. Вспышки озарили все вокруг на несколько метров, от грохота выстрелов задребезжали стекла.

Странные фигуры буквально смело в темноту. Егерю даже показалось, что некоторых из них при этом разорвало на части, и во все стороны брызнули желтые искры. Впрочем, после залпа из дюжины стволов, это могло и почудиться.

Пятнистые тем временем развернулись и быстрым шагом преодолели расстояние до костров. Романыч ждал их у подъезда и, поторапливая, махал рукой. Как только последний оказался внутри, он нырнул следом. Хлопнуло.

Егерь знал: сейчас дверь изнутри плотно заваливают мешками с песком и подпирают бревнами.

Темные фигуры вновь появились на границе света и тьмы. Теперь Егерь явственно видел, что они сильно отличаются друг от друга габаритами и манерой передвижения. Но было в них что-то общее.

Оказавшись у всех на виду в свете костров, шагали они неторопливо, но уверенно. И вполне целенаправленно.

— Что за ерунда, — с содроганием проговорил Егерь, чувствуя, как от страха его пробирает озноб. — Их что, пули не берут? Или там еще целая стая?

— Долбануть? — предложил один из автоматчиков, выглядывающих за край крыши.

— Не надо. Следи пока. И чуть что не так — сразу сигналь. — Егерь на мгновение задумался, потом подошел к лестнице и крикнул вниз: — Командира пятнистых сюда!

Тем временем часть темных фигур приблизилась к изгороди и… прошла дальше, как колонна маленьких танков, погнув несколько металлических труб и со скрежетом отодвинув в сторону тяжелые бетонные блоки.

Правда, теперь они двигали не к дому.

Возле ближайшего костра темные фигуры замерли. И протянули к танцующему огню толстые руки. Или все-таки… лапы?

Несколько минут Егерь жадно разглядывал новую угрозу своей общине. Но сколько ни смотрел на темные, странно изогнутые тела, так и не смог понять, с кем — или с чем — теперь придется иметь дело. Наверняка эти темные твари имели какое-то отношение к желтым стенам. Скорее всего, именно они пугали людей Уралобурга, вышибая по ночам двери и оставляя после себя лишь лужи крови. Но что это такое, и почему они в таком количестве вдруг появились именно сегодня — оставалось загадкой.

— Спасибо, что пустили, — хрипло произнесли за спиной Егеря.

Он обернулся и внимательно, насколько хватало света, оглядел лидера пятнистых.

Это был крепкий мужчина средних лет. Небритый, с большой плешью во всю голову. Он был одет в просторную камуфляжную куртку, на которой виднелось несколько дыр с разлохмаченными краями, такой же расцветки штаны и тяжелые ботинки. На поясе у него висел патронташ, в котором осталось всего несколько патронов. Ружье, по всей видимости, его заставили оставить внизу.

Не говоря больше ни слова, мужчина подошел к краю крыши и посмотрел вниз, где темные фигуры окружали костер.

— Вот что их манит, — тихо проговорил он. — А я думал, свет их только пугает. Мда, страньше и страньше.

— Как зовут? — без обиняков спросил Егерь, протягивая руку. — Я Егерь.

— Если это фамилия, — сказал пятнистый, обмениваясь с Егерем рукопожатием, — то я Бражников. Василий. А если кликуха…

— Кликуха.

— Тогда — Брага.

— К делу, — кивнул Егерь и указал на обступивших огонь темных существ: — Что это за дерьмо?

— Вот бы узнать, — мрачно процедил сквозь зубы Брага, с ненавистью глядя вниз. — Эти твари появились вчера со стороны моста. Вечером. Наши их видели, но решили не связываться. Ночью слышали с той стороны крики — видимо, нашли кого-то в домах. А сегодня… сегодня вот и до нас добрались.

— Много их? Судя по канонаде, вы там дали им жару.

— Да не пойму я толком, — пожал плечами Брага. — Вроде легко убить, а трупов… не видать. Откуда берутся — непонятно. И это… жрут они людей. Набрасываются толпой, облепляют со всех сторон… Секунда — и всё, высосали человека.

— А что же вы не заперлись? — спросил Егерь, чувствуя, как гложет где-то в районе солнечного сплетения животный страх.

— Просто запереться не получается, — пояснил Брага. — Они собираются толпой и выдавливают любую дверь. А еще… они по стенам лазить могут. Медленно, но лезут, сволочи! Даже по вертикальной стенке, как тараканы… Много у нас народу сегодня погибло, пытаясь закрыться в квартирах. У вас лучше устроено: и двери заложены изнутри, и окна первых этажей. Главное — не дать им залезть наверх. Выстрелом сбить можно запросто. Руками касаться нельзя — они сразу приклеиваются и начинают… я не знаю точно… кровь, что ли, сосать… Надо до утра продержаться — а там уйдут они. Не любят свет.

— Но вокруг костра собрались, — заметил Егерь.

— Собрались, — кивнул Брага, злобно глядя вниз. — Может, дневной не любят? Как вампиры, типа… Господи, как это все глупо звучит-то! Сроду бы не поверил, да только вон они, стоят гады. Эх, не было у нас костров. Знал бы, что это их останавливает хоть на время — все кусты бы в округе сжег. Мы ж пока разбирались, что к чему, драться пытались. Врукопашную. Кажется, им это даже понравилось. Твари! А еще… они, перед тем, как наверх лезть, стоят долго под стенами. А тут вон еще и костерок. Думаю, еще с полчаса будут греться. Дай, что ли, пока моим людям хоть чуть-чуть передохнуть. А потом ставь на любой участок обороны…

На крыше появился Романыч. У него, как оказалось, уже созрело собственное решение проблемы:

— Надо бы отца Тихона из лазарета выписать. Кому, как не ему, бороться с этим… порождением адовым.

— Романыч, боюсь, ад здесь ни при чем, — покачал головой Егерь. — Не знаю, что это, но вид у тварей на редкость материальный, согласись. А у нас — обычныйправославный поп, а не боевой маг… Ты вот что, — Егерь кивнул на Брагу, — бери вон его, веди вниз. Выводите его людей во внутренний двор. Распорядись, чтоб дали умыться. Пусть ребята минут пятнадцать отдохнут, а потом место им для стрельбы определи. Если воевать придется — это нам подмога.

— Спасибо, — с чувством сказал Брага, пожимая Егерю руку. — Нам чуть только дыхание перевести. А потом — положись на моих людей. Не подведем. И смотрите в оба: на три этажа у вас глухо запечатано, а выше — все окна открыты. Если полезут по стене — заберутся внутрь и пойдут по дому.

— Да понял я уже. Иди, разбирайся со своими, — махнул рукой Егерь и повернулся к Романычу: — Возьми по человеку с каждого этажа и отправь с Брагой общаться. Прямо сейчас. Пусть все расскажет, что про этих зверьков известно. А потом те, кто слушал, пусть на свои этажи поднимаются и остальным рассказывают. Гадов нельзя руками трогать, оказывается. Сожрут. Да, еще. В соседний дом к стрелкам надо кого-нибудь порассудительней отправить. Чтобы мог по своему усмотрению действовать и нас поддержать с фланга. Есть кто на примете?

— Так туда уже зам твой по военному делу отправился, — гыгыкнул Романыч. — Сам еще плохо ходит — так трость в лазарете нашел и ухромал. Людей сколько-то взял, а потом двоих обратно прислал — лишние, мол.

— Вот беспокойная душа, — покачал головой Егерь. — Ему бы лежать и лежать еще.

— И я того же мнения, — усмехнулся Романыч. — Куда, говорю, понесло! А он только так строго посмотрел и ничего не сказал. Чудной. Ну всё, пойду распоряжения отдам и на площадки, материал запасать. Чтобы, если что, завалить двери изнутри. Даже если прорвутся через окна, мы их в квартирах запрем.

— Надо усилить охрану баррикады, что перекрывает вход во двор. Если туда прорвутся — нам конец. И передай всем: стреляет только нижний этаж. Остальные — резерв. Так у нас будет пять линий обороны.

— Понял, — отозвался Романыч уже с лестницы.

Десятка два существ внизу так и стояли вокруг огня. Костер все еще горел ярко, но надолго его вряд ли хватит. Стрелять по странному противнику, привлекая к себе внимание, Егерю не хотелось. И что делать дальше — пока было не понятно. Оставалось ждать следующего хода со стороны темных фигур.

В голове у Егеря все крутился разговор с Романычем. Тот факт, что Обрез объявил себя военным заместителем, понять еще можно было: любил приятель повыделываться, хотя никаких особых титулов мог себе и не присваивать — в общине ему и так все подчинялись. Но вот «посмотрел строго»… Это на него совсем не похоже. Как и возврат «лишних» бойцов.

— Егерь, — подал голос наблюдающий за улицей стрелок, — еще твари на подходе. Другие. И кажется, идут прямо к дому.

Из темноты действительно показалось несколько странных силуэтов, больше всего напоминающих больших пушистых собак. Но ни глаз, не пасти видно не было, зато позади… стелился над землей широкий плоский хвост.

Не останавливаясь, они подбежали к дому и попрыгали на стену. От неожиданности Егерь охнул и выругался. Шагнул ближе к краю. Шесть сгустков темноты сидели, намертво прилипнув к вертикальной стене.

— С-стрелять? — нервно спросил автоматчик, часто дыша. Второй стрелок тоже вопросительно смотрел на Егеря.

— Егерь! — заорали снизу. — Тварь на стене! Если полезет — сразу стреляем!

Было слышно, как во внутреннем дворе Брага отдает приказы своим людям, отправляя их на все этажи, где были оборудованы огневые позиции. Егерь мысленно одобрил этот ход: теперь рядом с его людьми будут уже стреляные бойцы.

— Хоть одно движение, — крикнул вниз Егерь, — и мочите! Эй, на пятом! Попробуйте-ка камень на нее сбросить! Всем, кто выше четвертого этажа — не стрелять! А то своих зацепите!

Несколько секунд ничего не происходило. Затем в середине здания из окна показались четыре руки, с трудом взгромоздившие огромный булыжник на подоконник.

— Правее! — скорректировал Егерь. — Еще правее! Хорош!

Руки уперлись в камень и столкнули его вниз.

Булыжник мгновенно смел одну из темных клякс со стены. Во все стороны брызнули желтые искры. А дом взорвался радостными воплями.

Но спустя секунду остальные черные тени медленно двинулись вверх. Двуногие, что стояли возле костра, тут же повернулись к нему спиной и зашагали в сторону дома.

— Эх, блин, — с досадой пробормотал Егерь, — растревожили на свою голову. — И гаркнул: — Четвертый этаж, огонь!

После короткой паузы над ночными кварталами раскатился грохот выстрелов. Из темных сыпанули янтарные искры, но ни одна не прекратила движение.

— Камни готовьте! — заорал Егерь.

— Не давайте им подняться к окнам! — двумя этажами ниже заорал Брага, высунувшись из окна. — Руками, руками не трогайте! Даже палкой не надо! Кидайте!

Костры уже успели прогореть и с каждой минутой давали все меньше света.

— Факел! — приказал Егерь. — Эй, кто-нибудь, бросьте в них факел!

Люди, до которого первым тварям оставалось ползти всего несколько метров, начали стрелять без команды. От сгустков черноты стали отделяться желтые полосы, похожие на стекающую по стене фосфоресцирующую краску, но и это не остановило нападавших. С шестого этажа бросили камень. Промахнулись. Возле стены стояла уже целая толпа темных силуэтов.

— Факел киньте! — заорал снизу Брага. — Вы же слышали! Егерь сказал: факел!

Вниз полетел огненный ком, стукнулся об одну из тварей, выбив целый сноп искр, отскочил и упал на копошащуюся массу внизу. Никакого эффекта это не дало. Еще какое-то время факел горел на земле, подсвечивая снизу страшную сцену атаки темных созданий.

Треск выстрелов прервался радостными криками: еще один из нападающих, получив с близкого расстояния автоматную очередь, развалился на желтые светящиеся куски и рухнул вниз. Но ему на смену по стене ползло еще штук пять таких же.

Страшный удар обрушился на дверь: несколько двуногих созданий ударили в нее руками-лапами.

Егерю показалось, что он услышал какой-то звук с другой стороны здания. Мысленно обругав себя, он быстро подошел к противоположному краю крыши и уставился вниз. Там что-то происходило, но в темноте ничего толком рассмотреть не удавалось.

Только Егерь собрался крикнуть, чтобы кто-нибудь подсветил факелом и эту сторону, как внизу кто-то глухо сказал:

— Давай.

Вспыхнул огонек, разгорелся на промасленной тряпке, и большой факел полетел вниз. Егерь замер от ужаса: вверх по стене уже в районе третьего этажа поднималось, по меньшей мере, десяток темных тварей. Еще минута, и они заберутся в незащищенные окна четвертого этажа. И тогда…

Егерь уже собирался закричать, чтобы привлечь внимание людей, но вдруг сообразил: неизвестные смельчаки, бросившие факел под стену, собирались не просто подсветить противника. Предварительно они успели натаскать туда целую гору бумаги, тряпья, веток и старых досок. Теперь эту гору сухого промасленного хлама стремительно пожирал огонь, на глазах набирая силу. Поднимаясь вдоль стены, языки пламени плясали прямо под темными тварями, не только превращая их в отличную мишень, но и поджаривая.

Снизу по тварям ударила автоматная очередь.

— Эй, вы двое! — крикнул Егерь автоматчикам, сидевшим тут же на крыше. — Живо вниз, на четвертый этаж, блокировать окна вот с той стороны. Но не высовывайтесь раньше времени! Могут снизу пулей зацепить! Если гады успеют подняться и залезть в окно, стреляйте, отходите на лестницу и заваливайте дверь чем придется. И передайте это всем, кто там находится.

Во дворе люди уже выстроились в шеренгу и от души лупили по темным силуэтам. Каждый залп взрывал ночь яркими желтыми искрами. Егерю показалось, что он узнал среди стрелков несколько человек из общины Романыча. На других был яркий пятнистый камуфляж… Это явно была та команда, которую он отправил в соседний дом. Получалось, что всю тыловую операцию продумал и организовал Обрез!

Зато на той стороне здания, где бой начался, ситуация усложнилась. Костры прогорели и теперь со всех этажей вниз летели факелы, чтобы подсветить цели. Но их быстро затаптывали те атакующие, что стояли под самой стеной. На пятом этаже под руководством Браги сооружали огромный факел из длинной палки и штор. Сам Брага, бесстрашно сидя на подоконнике, привязывал ткань к выставленному в окно древку будущего огненного флага.

Егерь хотел было спуститься вниз, но на лестнице царило настоящее столпотворение: часть людей под руководством Романыча складировало на площадках мешки с песком, вытаскивало из квартир тяжелые предметы, чтобы, в случае необходимости, забаррикадировать двери и лестницы. Кроме того, на четвертом этаже кончались патроны, и туда сверху спускалось подкрепление.

Решив не путаться под ногами, Егерь остался наверху.

Выстрелы гремели теперь со всех сторон, сливаясь в жуткий звуковой фон. Вспышки озаряли стены, кроны деревьев, темные фигуры, там и тут летели желтые искры, а над головой висело коромысло величественного Млечного Пути… На секунду Егерю вдруг показалось, что все вокруг ему только снится. Вот-вот поплывет под ногами твердая крыша, смажется безумная ночь с кошмарными созданиями, лезущими вверх по стенам, и он проснется в своей палатке посреди обычного ночного уральского леса…

Но, увы, ничего не плыло и не смазывалось.

Егерь моргнул, и наваждение быстро прошло.

Он подошел к краю крыши, чтобы оценить обстановку. Брага как раз поджег свой гигантский факел и далеко высунул его из окна, освещая значительную площадь перед домом и множество темных фигур, цепляющихся за стену и медленно ползущих наверх. Одна из тварей залезла на соседнюю, словно собиралась покататься на той верхом, и вдруг, сильно оттолкнувшись, прыгнула вверх, ухватилась лапами за подоконник. Люди в доме заорали и открыли ураганный огонь, за секунду превратив черную тушу в фонтан желтого огня. А тем временем в соседний подоконник вцепилась еще одна черная клякса. На нее тут же сбросили камень с шестого этажа.

Но снизу подобрались еще три…

Несмотря на тактическое превосходство и хорошую подготовку, люди теряли позиции. Судя по всему, четвертый этаж был обречен. Брага заорал, чтобы с четвертого все уходили и начинали его запечатывать.

Пять линий обороны больше не казались Егерю достаточной защитой.

— А ну, берегись! — донесся с лестницы задорный голос Обреза. — Подарки из лазарета!

Голова приятеля высунулась из окна пятого этажа. Обрез поджег фитиль и бросил толстый сверток вниз.

— От окон отойти! — завопил он, и сам скрылся в глубине квартиры.

Егерь понимал, что Обрез смастерил-таки взрывное устройство, но высота дома позволяла ему не бояться последствий, поэтому он лишь прищурился и продолжил наблюдать.

Взрыв получился самый настоящий, хотя от самодельной бомбы Егерь ожидал лишь скоротечного яркого пламени. От грохота заложило уши, здание содрогнулось.

Вспышка едва не ослепила его, но Егерь успел заметить, что часть тварей отвалилась от стены и рухнула вниз.

— Обрезкин, ты крут! — восхищенно крикнул Егерь. — Еще есть?

— Есть! — радостно заорал Обрез, высовываясь из окна и стараясь рассмотреть наверху приятеля. — И не только такие! Лучше есть!

Рядом показался Брага, подпалил еще один сверток.

— Все от окон!

Новый взрыв отправил еще нескольких тварей вниз. Под стеной дома теперь мерцала огромная тускнеющая россыпь желтых искр. На пятом этаже повернули большой факел, чтобы он сильнее разгорелся, и в его свете стало видно, что ситуация улучшилась, хотя множество черных пятен до сих пор и продолжали висеть на стене…

Ощущение, что его протягивают сквозь сложенную вдвое шелковую простыню, пришло внезапно. Егерь охнул, ощутив, как под ногами стало вдруг очень скользко, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и рухнул на спину.

Поморгал, оглушенный падением, и начал подниматься.

Как это бывало и раньше, сила трения пропала буквально на секунду. И теперь все снова было, как обычно. Но кратковременный катаклизм привел к тому, что в почти потухших кострах часть недогоревших веток оказалась на углях, и площадка перед домом снова оказалась подсвечена. А на стене больше не было ни одной твари: все они попадали вниз.

Где-то в глубине дома отчаянно матерился Обрез. Видимо, тоже чувствительно приложился и, к тому же, растревожил рану.

Егерь расслышал и голос отца Тихона. Похоже, что весь контингент лазарета все-таки выбрался на передовую.

— Поджигай, — скомандовал Обрез.

Тревожно загудело, и по стенам на темные фигуры хлынуло пламя. Густая жидкость стекала вниз множеством огненных ручейков, падала крупными каплями, с веселым жужжанием летела брызгами и прилипала ко всему, на что попадала. Вскоре все пространство внизу покрылось огненными пятнами.

— Прочь от окон! — орал Брага.

— Да снизойдет кара небесная на бесовские отродия! — громко прочел приговор отец Тихон.

Тихие шлепки возвестили, что вниз льют что-то густое, похожее на кисель. И это что-то тут же вспыхивало, не оставляя рядом с домом ни малейшего пятачка свободного от огня пространства.

Как зачарованный, Егерь смотрел на огромное огненное поле, по которому в полной тишине метались пылающие черные фигуры. Вот одна из них высоко подпрыгнула, словно пытаясь взлететь, да и рассыпалась комками желтого света. Вслед за ней начали лопаться другие…

Вскоре на медленно затухающей площадке перед домом не было заметно ни малейшего движения. Если какие-то из темных существ и уцелели, то стояли поодаль и подходить ближе больше не решались.

Егерь шумно выдохнул. Ничего толком не делая во время самого штурма, он ощущал себя абсолютно вымотанным.

Они выстояли.

Выстояли…

Поднявшийся на крышу Романыч, обнаружил Егеря сидящим на краю крыши свесив ноги. Молодой глава общины смотрел на звезды.

— Всем отдыхать на местах, — велел Егерь, не опуская головы и не дожидаясь вопроса Романыча. — Выставить часовых — пусть смотрят, слушают и, если что, жгут факелы. Обреза и отца Тихона в лазарет. Пусть Док их долечивает, а с героическими делами и напалмом завтра разберемся.

— Всё понял, — коротко ответил Романыч. — Тем более, что многое уже так и сделано. Иди спать.

— Тут останусь, — устало покачал головой Егерь. — Меня общий приказ тоже касается. Если что — сразу буду на месте. Только одеяло бы мне…

— Часовых выставлю и принесу, — пообещал Романыч и ушел вниз.

Егерь лег, ощущая спиной и затылком твердое покрытие крыши. Над головой, как и несколько миллиардов лет до этого, равнодушно светили сотни тысяч звезд. В подкравшейся тишине с пруда отчетливо слышался плеск волн.

Егерь закрыл глаза и заснул.

На этот раз без страшных снов, ведь они уже случились.

Наяву…

7

Егерь впервые встречал рассвет на крыше дома. Хотя на сон ушло всего несколько часов, он не только выспался, но и чувствовал себя бодрее, чем обычно. Открыв глаза и обнаружив над собой темно-красное утреннее небо, он услышал, как на соседней крыше лязгнул затворной рамой автомата часовой. Егерь отбросил в сторону одеяло, встал, потянулся, сделал несколько резких движений, пытаясь согреться. На улице было холодно.

— Стой! — крикнул часовой. — Стой, говорю!

— Зови главного, — донесся снизу смутно знакомый голос.

Егерь подал сигнал часовому, что, мол, слышал. И пошел вниз.

Отыскав Романыча, он растолкал его, попутно разбудил спящего в этой же комнате Брагу и велел по-тихому поднимать общину.

— Если не ошибаюсь, к нам снова прибыл Уралобург, — пояснил он сонным товарищам. — И на этот раз с начальником покрупнее. Как бы чего не вышло.

— Один не ходи, — хмуро сказал Романыч, щурясь спросонья. — Сейчас охрану организую, стрелков на крыши подниму.

— Хорошо. Пока мы разговоры разговариваем, особых проблем, скорее всего, не возникнет. Но, на всякий случай, ухо держите востро, — велел Егерь и вышел.

Как и в прошлый раз, делегация Уралобурга остановилась перед баррикадой на улице. Только теперь людей было значительно больше, а старшим пожаловал сам координатор Стас. Ему уже успели притащить из какого-то дома кресло.

Охрана, получив от Романыча строгие наставления, окружила Егеря плотным кольцом. Двое несли с собой самодельные бомбы, оставшиеся в лазарете после ночного штурма.

Стас задумчиво осмотрел подошедшую с другой стороны баррикады команду. Егерю показалось, что гражданин координатор уже успел приложиться к курительной смеси. Впрочем, выглядел при этом Стас не размазней, вполне уверенно. И пытался заранее произвести впечатление презрительной гримасой. Однако после пережитого ночью кошмара все его потуги выглядели просто смешно.

Егерь без лишних вступлений разъяснил:

— Если тебя сюда помедитировать принесло, ты сиди, а мы пойдем делами заниматься. А вы можете тут погулять. Только за ограждения не вылезать и не гадить по углам. За буйки тоже не заплывайте.

— Невежливо ты себя ведешь, бывший претендент на звание гражданина Уралобурга, — подал голос Стас, демонстрируя, что он не только абсолютно трезв, но и в состоянии говорить одновременно внушительно и вкрадчиво. — А ведь на самом краю ты. Еще немного и висеть тебе вниз головой на ближайшем дереве.

Еще вчера даже не подкрепленная доказательствами угроза могла бы произвести на Егеря впечатление. Он, конечно, не подал бы виду, но легкий мандраж пробрал бы. Сегодня же ему едва удалось удержаться от смеха.

— Ты зря угрозами сыпешь, — сказал Егерь, плечом отодвинув охранника и поднимаясь на баррикаду, чтобы оказаться выше Стаса. — Это твои люди, между прочим, пришли, поболтали, а потом без особого повода начали стрелять. Троих убили. А потом убежали, поджав хвосты. Так что любить мне вас не за что, а бояться — не с чего. Ваша территория меня не интересует. Торговать с вами я тоже не стану. Проваливайте.

— Горячие слова молодого человека, — снисходительно покивал Стас, поднимаясь с кресла. — Сколько таких храбрых парней гниет сейчас на улицах города — не сосчитать. Тебе не кажется, что это глупо — ради гонора ставить под удар всех своих людей? Обычно мы стараемся никого не убивать, но вы вчера оказали вооруженное сопротивление, а ты, к тому же, преступник, обвиняемый в убийстве бригадира. Пощады не будет никому. Вырежем всех, до последнего человека.

Стас говорил спокойно, но в каждом его слове, как гадюка в траве, шипела угроза. И возможности осуществить обещанное у Уралобурга были. Судя по всему, войны с окружающими общинами нисколько этих шакалов не ослабили, а наоборот — сделали сильнее.

Егерь заколебался. Он понимал, что издеваться и борзеть надо в меру, и одним неосторожным словом можно и впрямь подписать приговор если не всей своей общине, то значительной ее части, которая неизбежно погибнет во время штурма.

— Что ты хочешь? — наконец спросил он у Стаса.

Тот стоял в прежней позе и, казалось, нисколько не сомневался, что сумеет заставить слушать.

— Просто поговорить, — проворковал координатор. — Уралобург может легко выставить две с половиной сотни обстрелянных бойцов. Даже если вы занимаете целый квартал, мы вас отсюда выбьем за полдня. Но можно ведь и договориться.

Егерь помолчал, переваривая услышанное. До этого момента он искренне верил, что Уралобург вряд ли может прислать и сотню человек за раз. Но, если Стас не блефовал, то их силы гораздо существенней. К тому же, после ночного боя, во время которого было потрачено слишком много патронов и сил, измученным людям общины придется иметь дело с противником грамотным и набравшимся опыта боев в городских условиях.

— Условия? — коротко спросил Егерь, прекрасно понимая, что крыть ему пока нечем.

— Ваша община становится частью Уралобурга. И тогда никто из твоих людей не пострадает. В противном случае их ждет страшная участь. Но поверь: я этого не хочу. Тебя и твоего дружка мы даже готовы отпустить. И забыть о некоторых случившихся разногласиях.

Егерь в замешательстве уставился в землю. Пока речь шла о нем самом, он готов был рисковать, наплевав на угрозы. Но решать вопросы жизни и смерти своих людей он так просто не мог. И рядом не было никого, с кем можно было бы посоветоваться.

— Люди, — мягко повторил Стас, медленно поднимаясь по баррикаде и оказываясь совсем рядом с Егерем. — Речь идет об их жизнях. Пусть они сами сделают выбор. Не надо из-за своих капризов обрекать доверившихся тебе людей на верную смерть. Я готов пойти вместе с тобой и все им объяснить. Пусть решают. Твоя совесть, в любом случае, останется чиста.

Егерь хотел было отказаться, но, посмотрев на свою охрану, вдруг отчетливо осознал: все эти люди, отважно сражавшиеся ночью с темными тварями, еще до захода солнца будут мертвы. И виноват в этом будет только он — Егерь.

Стас, уловив его состояние, усилил натиск:

— Всего один человек. Без оружия. Я ничего не смогу сделать против вас. Мои люди даже отойдут подальше от вашей… хм… баррикады.

— Не боишься стать заложником? — прищурился Егерь.

— Боялся бы — сидел дома, — насмешливо ответил Стас. — Граждане Уралобурга — свободные люди. Став заложником, я не перестану быть их координатором. Они не будут торговаться, а просто сотрут в пыль весь квартал. А пленных не просто поубивают, а живьем зажарят и развесят на деревьях. Подумай: имеешь ли ты право приговаривать всех своих людей к мучительной смерти? Ты же понимаешь, что я не блефую?

— Хорошо, — сдался Егерь. — Пойдем. Как люди скажут, так и будет.

— Отлично, — оживился Стас. — Я тебе, по старой дружбе, даже оружие разрешу с собой взять. Но чтобы к вечеру тебя и твоего приятеля здесь уже не было. Говорят, что все, кто ушел в сторону Московского тракта, обратно не вернулись. Может быть, там даже лучше, чем здесь.

Он повернулся к своим людям и махнул им рукой, приказывая отойти от баррикады.

Охрану Егерь оставил на месте, а сам, вдвоем со Стасом, двинулся в сторону дома. Координатор с любопытством смотрел по сторонам, но беседу больше не заводил.

Большинство людей из общины Егеря безо всякого приглашения уже собрались во дворе. Но десятки хмурых взглядов, казалось, нисколько не обеспокоили Стаса.

— Так это всё, что у вас есть? — насмешливо покивал он, обводя взглядом подъезды. — Один дом с внутренним двором?

Егерь не ответил. Повернулся к нему спиной и громко сообщил:

— Этот человек представляет большую общину, живущую в центре города. Он хочет поговорить с вами. Я не могу определять за вас некоторые… самые важные вопросы. Как решите, так и будет.

В наступившей тишине, Егерь осознал, что его люди смотрят на него с тревожным недоумением. Словно он неожиданно и прилюдно совершил неприличный поступок.

Заметив в толпе Романыча, Егерь подошел к нему, и встал рядом, как бы подчеркивая, что равен с остальными членами общины. Романыч тоже глянул на него осуждающе. Окончательно смешавшись, Егерь демонстративно уставился в сторону координатора Уралобурга.

— Друзья мои! — полным оптимизма голосом возвестил Стас, игнорируя враждебные взгляды. — Я пришел к вам с хорошими новостями. Новый город Уралобург готов принять вашу общину в свои дружеские объятия. У нас очень много вещей и еды, самая мощная в городе армия и самые справедливые законы. Мы никого не заставляем к нам примыкать. До захода солнца все, кто не захочет остаться в границах Уралобурга, могут уйти.

Люди обменивались растерянными взглядами, пытаясь осмыслить услышанное. Егерь буквально кожей чувствовал общее возмущение и понимал, что только что допустил крупную ошибку. Не понимал только, какую именно. Может быть, дело было в том, что Стас говорил с его общиной, словно все решения уже приняты, и он просто диктует условия ультиматума? Словно Егерь продал свою общину, как помидоры на рынке, и теперь готовится помахать покупателю рукой?..

— А почему это мы должны уходить из собственного дома? — с вызовом спросил, стоящий в первых рядах Брага.

— А я и не говорю, что вам нужно непременно уйти, — повернулся к нему Стас. — Всем найдется место в Уралобурге. Тем более, что ничего особенно для вас не изменится. Вряд ли кто-то захочет переселяться из центра города сюда, на окраину. Просто управление вашей общиной будет улучшено, а вы станете жить безопаснее. Больше ничего в худшую сторону не поменяется. А вот в лучшую — может. У каждого из вас откроются невероятные возможности достичь высочайшего личного благосостояния!

— А если мы откажемся? — требовательно спросил Брага.

— Я же сказал, — гораздо жестче повторил Стас, концентрируя угрожающий взгляд на Браге, — никого насильно держать не станем. Все, кто считает, что истинная демократия Уралобурга им не подходит, вольны отправляться на никем не охраняемые улицы.

Но напугать Брагу Стасу оказалось не под силу. Одернув на себе грязную камуфляжную куртку, тот встал перед координатором и твердо сказал ему в лицо:

— Да по фигу мне, что ты там сказал. Никуда я отсюда не пойду. И никакой Уралобург мне не указ. Вы сперва у себя порядок наведите и покажите, как у вас там все хорошо. А командовать в чужом доме не надо. Понятно?

И люди во дворе, словно проснулись. Грозный одобрительный гул стал Браге наградой за смелость.

— Погодите! — чувствуя себя все нелепее, крикнул Егерь. — У них там… Много людей, вооруженных людей… Если мы… вы откажетесь, они окружат нас и возьмут штурмом. И перебьют всех!

— Послушайте своего вожака, — хищно улыбнувшись, поддержал его Стас. — Вас слишком мало. У нас двести пятьдесят опытных бойцов. Это вдвое больше, чем вся ваша община. В случае сопротивления мы убьем всех, включая женщин и детей. И не думайте, что это будет легкая смерть. Я дам вам время до обеда. Для очень тщательных размышлений.

Егерь внезапно осознал, что выступает заодно с врагом собственной общины. И вроде бы все было логически правильно, но откуда тогда взялось ощущение, что он предал собственных людей? Разве бывают предатели без выгоды?..

Гомон стих. Про военные возможности Уралобурга в той или иной степени было известно всем. Егерю даже показалось, что Стас сумел напугать общину, и вопрос теперь решен окончательно.

Несколько секунд во дворе царила мертвая тишина. А потом от двери ближайшего подъезда на открытое пространство двора шагнул крепкий высокий мужчина лет тридцати пяти, в обычной серой куртке-ветровке и черных джинсах. Шел он с трудом, опираясь на трость, но выглядел внушительно.

— Ответ уже готов, — сказал он мощным голосом, разом приковывая к себе всеобщее внимание. — Катись в задницу вместе со своим Уралобургом. И не вздумай здесь больше появляться. А то хреново будет и тебе, и твоим прихлебателям.

— А ты кто такой, что говоришь за всех? — изумился Стас.

— Это кто? — тупо спросил Егерь у Романыча.

— Как кто? — удивился тот. — Твой заместитель по войне. Он же всю ночь тут, внизу, боем руководил. А я тебе про него докладывал. Погоди… Так ты его не знаешь? Ничего не понимаю. Мне его еще вчера вечером Обрез с отцом Тихоном представили. Сказали, что приказом Егеря он назначен генералом общины.

— Я подполковник российской армии, Анатолий Мороз, — представился мужчина, приближаясь к Стасу. — А теперь ты назови свое звание, должность…

— …и размер противогаза! — весело заорал с балкона второго этажа Обрез.

Рядом с ним на стул тяжело опускался отец Тихон, а за их спинами маячило бледное лицо Дока.

Люди во дворе засмеялись. Напряжение, до того висящее в воздухе и давившее людей незримыми тисками, исчезло, как его и не бывало.

— И фамилию, — закончил подполковник Мороз.

— Я, — повысил голос Стас, старясь взять ситуацию под контроль, — координатор нового демократического города Уралобурга. Мы…

— Фамилия у тебя есть, координатор? — грубо оборвал его подполковник. — Или можно звать первой попавшейся кличкой? Тогда я буду звать тебя Шариком. Или Бобиком.

— Ты на гражданство можешь уже не рассчитывать, — процедил сквозь зубы Стас. — А у остальных шансы еще есть!

— Будем считать, что напугал ты меня до слез, — зловеще усмехнулся подполковник и сочно выругался, убедительно демонстрируя владение обширным непечатным лексиконом.

Было очевидно, что по такому вот эмоциональному выражению своих мыслей армейский подпол изрядно соскучился.

— Я настоятельно рекомендую всем присутствующим подумать до обеда! — громко крикнул Стас. — Или даже до вечера!

— Слушай сюда, прыщ слюнявый! — рыкнул подполковник Мороз, разом перекрывая мощным голосом шум во дворе. — Может быть, ты самый хитрый в своем Уралобурге. Без понятия. Но здесь все твои выкрутасы идут шеренгой мимо кассы.

— У вас нет шансов! Ни одного!

— Мозгов у тебя нет. Ни одного. Что, думаешь, мы ничего не знаем про снайперов на крышах? Так их сейчас вяжут, если сразу не пришибли. Или веришь, что сюрпризом станет группа, которая пытается незаметно пройти вдоль берега? Там их ждет засада, недоумок. А в город уже выдвинулись два отряда, готовые нанести фланговые удары твоим кретинам, что устроили перекур в четырех кварталах к югу отсюда. У вас там, в Уралобурге, войсками кто, уборщицы командуют? Ведь всех твоих болванов видно прямо с нашей крыши!

Стас изменился в лице и под издевательский смех людей, сделал несколько шагов назад.

— Эй, Стас, ты забыл сказать, что мы все еще об этом пожалеем! — задорно крикнул Обрез с балкона.

— Тебе колпак с бубенцами подарить? — Мороз двинулся на Стаса, становясь похожим на танк, готовый раздавить собачью будку. — Ты, правда, считаешь, что сможешь закидать нас тушками своих воинственных хомяков? А тебе папа в детстве не объяснял, что овца с ружьем все равно остается овцой? Рассказать тебе, что будет с твоей «сильнейшей армией города», когда вы попробуете пойти напролом?

— Предлагаю договориться, — сказал координатор, демонстрируя способность быстро ориентироваться в любой ситуации.

— Это будет, конечно, не так самоубийственно, как попытка осадить нас по периметру, но сотню трупов в первые два часа я тебе гарантирую, — не слушая его, продолжал говорить Мороз. — Могу даже рассказать, в какой последовательности ты своих бойцов пустишь под нож. Когда твоя банда тут появится, здесь никого уже не будет. Разведгруппу мы, конечно, не тронем. Ее вырежут позже. А вот с основными силами можно будет бороться как минимум десятком разных способов. Непричастного гражданского населения вокруг нет, руки у меня развязаны. Да я просто мечтаю о той минуте, когда ты вернешься сюда с подкреплением…

— Спокойно! — выкрикнул Стас, останавливаясь и вытягивая перед собой руки. — Никакой войны. Мы уходим и больше не возвращаемся. Отзови людей, нам бессмысленная бойня не нужна.

— Катись колбаской, — грубо посоветовал подполковник. — А еще раз сунешься, я за неделю подготовлю пару взводов из толковых парней, и мы все ваши хваленые сотни прямо на вашей базе вынесем к…

Выражаться подполковник умел не только красочно, но и доходчиво.

С пруда раздался дружный залп, и почти сразу загремели выстрелы со стороны баррикады. Стас дернулся, как ужаленный, но не посмел двинуться с места без разрешения подполковника.

Мороз продолжал уничижительно смотреть на координатора.

— Беги к своим, — наконец сказал он как сплюнул. — Засадной группе было велено пугнуть, а не убивать. Еще спасешь. А придурки возле баррикады сами виноваты. Если через минуту не прекратят стрелять, дам отмашку снайперам. Они хоть и неопытные пока, но перекалечить взвод дебилов на открытой улице сумеют.

— Они же меня там сейчас и убьют, — испуганно пролепетал Стас.

— Не трясись, координатор Шарик. С тобой посыльный пойдет.

Егерь со смешанным ощущением стыда и благодарности смотрел на своего «заместителя по войне». Откуда взялся бравый подполковник, который взял ситуацию под контроль в самый критический момент ночью, и только что обратил в бегство целый отряд Уралобурга, он не знал. Зато догадывался, что управлять общиной теперь у него вряд ли получится.

8

— Могли бы и рассказать, заговорщики хреновы, — беззлобно буркнул Егерь, искоса поглядывая на беззаботную Люську, сидевшую на коленях у отца.

— Да ты сперва даже патроны на взрывпакеты зажал — такой занятой был, — сказал Обрез. — А мы с товарищем подполковником успели пообщаться и выяснили, что он, как никто другой, может помочь разобраться с текущими проблемами. Если бы не он, не отбились бы мы ночью.

Брага и Романыч с уважением смотрели на подполковника Мороза. Люська окидывала всех гордым взглядом. Отец Тихон едва заметно улыбался.

— Я всего лишь помог сделать то, что сам умею, — улыбнулся подполковник. На его волевом лице смущенная улыбка выглядела необычно. — Но ребята правильно сделали, что ничего не сказали. Попробовал бы мне кто-нибудь сказать в горячке боя, что я должен положиться на неизвестного мне человека. Мигом бы послал…

— Папа, — строго сказала Люська. — Не выражайся.

— Людмила Анатольевна, — нахмурил брови подполковник. — Хватит подслушивать разговоры, которые тебя не касаются. Знаешь, что такое военная тайна? Иди-ка лучше принеси всем нам чаю. И чего-нибудь пожевать.

— Нет никакого чая, — вздохнула Люська, нехотя сползая с отцовских колен. — Все давно пропало. Тетя Оксана заваривает душицу, зверобой и таволгу.

— Вот и принеси.

— Это всё правда? — с любопытством спросил Егерь у подполковника. — Всё, чем ты координатора Стаса пугал?

— В борьбе с врагом, — усмехнулся Мороз, — первый удар должен быть информационным. Конечно, не настолько у нас все хорошо. Но и не так печально, как думал этот индюк.

— Надо решить, чего дальше делать, — сказал Романыч, почесывая в затылке. — Патронов, считай, кот наплакал. Я думал, на полгода хватит. Оказалось, что половину исстреляли за ночь.

— Напалм сами сделаем, — встрял Обрез. — Спасибо, товарищ подполковник научил.

— Договорились же, — поморщился «товарищ подполковник». — Просто Анатолий. Ну или, на крайний случай, Мороз.

— Ну, оно как-то непривычно, — пробормотал Обрез. — Так вот, напалм будет — от темных отобьемся. А Уралобург еще долго побоится к нам соваться.

— Да они почти не пострадали, — сказал Брага. — Даже снайперам только фингалов набили. Ну и винтовки отняли. Тех, что вдоль берега шли, вообще надо было на глушняк валить. А не по ногам дробью.

— Ты кем до катастрофы был, такой кровожадный? — с любопытством спросил Мороз.

— Да какая разница, — отмахнулся Брага. — Самоуверенных гадов бить надо сразу побольнее.

— Есть разница, — спокойно ответил Мороз. — В данной ситуации нам выгоднее увеличить противнику обозы. Чтобы раненых было как можно больше, а не убитых.

— Никто ничего так и не сказал про дальнейшее управление общиной, — напомнил Егерь. — Я дискредитировал себя в глазах людей. Даже сам себя слегка ощущаю… иудушкой. Предлагаю управление передать в руки Мороза. Его теперь уважают и любят.

— Я военный человек, — снова смущаясь, сказал Мороз. — Хозяйственные дела — не мое. Ты б глупостями не занимался, а продолжал бы делать, что и раньше.

— Нет, это невозможно, — резко сказал Егерь. — Я теперь отчетливо понимаю, где допустил ошибку. Люди доверились мне — значит, я не имел права на жалость к ним. Я должен был прийти один и спросить совета, а не приводить с собой парламентера врага, чтобы он диктовал условия.

— Скажу больше, — добавил отец Тихон. — Раз люди доверились тебе, совета спрашивать тоже не надо было. Тебя не для того над всеми поставили, чтобы ты на кого-нибудь ответственность перекладывал. Надо принимать решения самому и отвечать за них тоже самому.

— Вот именно, — кивнул Егерь. — Спасибо, отец Тихон. Я струсил, и это теперь понятно всем. А значит — нет ко мне больше доверия.

— Ну, заныл, — недовольно покачал головой Обрез. — Кто тебя заставляет авторитетом трясти? Сиди, мозгами работай. А мы проследим, чтобы твои решения выполнялись.

— Ты устал, — успокаивающе сказал отец Тихон, — поэтому за тебя сейчас говорят твои эмоции. Люди прекрасно помнят, кто разумно организовал жизнь нашей общины, кто заставил всех укреплять дом вчера вечером. Давайте просто закроем эту тему и пойдем дальше.

— Вернемся тогда к боеприпасам, — согласился Мороз. — Я знаю, где могли уцелеть и патроны, и оружие. В моей части. Если мы организуем экспедицию, то сможем поживиться не только боеприпасами, но и много чем еще. Например, дизель-генераторами, которые, как я слышал, вы пытаетесь найти уже давно. Неплохой военной одеждой. А также продуктами длительного хранения. Может быть, проснулся кто-то из солдат и офицеров — заберем их к себе, если получится.

— Где твоя часть находится? — спросил Романыч.

— В черте города. Но ближе к Вторчермету.

— Ого, — сказал Егерь. — Так далеко мы рейдерские группы еще не отправляли. Да и пограбили там наверняка уже всё.

— Если народу проснулось немного, — рассудительно сказал Мороз, — могли и не всё разграбить. Полкового имущества немало — что-то все равно найдем. В любом случае, куш велик, рискнуть можно и нужно.

— Я согласен с Морозом, — кивнул Обрез. — Окрестные кварталы уже проверены. Еды и полезного барахла практически не осталось. С каждым днем рейдерским группам приходится уходить все дальше. А там тоже живут люди, и практически все настроены крайне враждебно. Если повезет, и мы получим автоматы с хорошим боекомплектом, жить станет намного проще и приятней.

— Тогда идти нужно большой группой, — вставил отец Тихон. — И в дороге будет безопасней, и принести сумеют много.

— Я готов идти, — решил Егерь. — А то с ума здесь сойду от косых взглядов и перешептываний за спиной. Будем считать, что у меня отпуск. А как вернемся — будем решать окончательно.

— Я тоже хочу, — заявил Обрез. — Через неделю буду полностью здоров.

— Сколько хочешь хоти, — ответил Егерь. — Этого Док тебе не запрещает. Если отправляем экспедицию, надо сейчас идти, пока не так холодно и не зарядили дожди. Дня три-четыре подождем, чтобы Мороз окреп, и надо выдвигаться. А ты и через неделю будешь еще только выздоравливающий.

— А я уже завтра буду без трости ходить, — твердо сказал Мороз.

— Возьмем двадцать пять человек, — прикинул Егерь. — Самых крепких. И постараемся побыстрей обернуться. Вся дорога туда-обратно и поиски на месте должны занять не больше суток. Опасно общину оставлять надолго.

— Раз экспедиция не прямо сейчас, — вставил отец Тихон, — то и обсуждать ее пока не надо. Принято решение — этого достаточно. А теперь необходимо планы на сегодняшний день составить.

— Сейчас людям надо дать отдохнуть, — посоветовал Мороз. — А после обеда снова браться за работу. Починить и улучшить укрепления. Наладить наблюдение за Уралобургом, на всякий случай. Поискать, откуда вылезли черные твари, наконец.

— Я хочу посмотреть, что осталось от нашего дома, — подал голос Брага. — Хоть и сомнительно, но вдруг кто-нибудь да выжил… И вещи наверняка уцелели. Заодно постараюсь дойти и до ближайшей желтой стенки, откуда они, кажись, появились. Вспомнил я только что: мне же говорили, что видели их в районе дорожной развязки, да некогда было этим еще заниматься. А там как раз стенка есть. Отпустите?

— Конечно. И я с тобой пойду, — внезапно решил Егерь. — Возьми еще пару человек, больше не надо пока. Разведаем, осмотримся. Снова расскажешь про темных. Я так и не понял, что это такое. Может, во время экскурсии разберемся…

Мысль о том, что при свете дня они смогут найти останки уничтоженных ночью темных, настолько захватила Егеря, что весь остаток общего разговора он думал только об этом. Странные существа были частью нового мира, в котором те, кто проснулся, не могли до конца сбросить оковы Морфея. Поэтому, едва дождавшись принятия насущных решений, Егерь сразу же принялся надевать куртку и сапоги.

— Хоть бы ради приличия сделал вид, что ты еще с нами, — ядовито сказал ему Обрез, но Егерь лишь качнул головой, привлекая внимание Браги, повесил на плечо автомат и вышел за дверь.

В ожидании спутников, он бродил под стенами дома снаружи, пытаясь найти хоть какие-то останки тварей. От закопченных стен и обожженной земли пахло гарью. Камни и металлические трубы, которые защитники ночью швыряли вниз, были покрыты жирной сажей. Повсюду лежали обугленные ветки и горелые обрывки тряпок. Но ни малейших признаков странных существ Егерь так и не нашел.

— Мог бы и не искать, — сказал ему Брага, когда Егерь объяснил ему, зачем бродит вдоль почерневших стен. — Мы еще вчера заметили: сгорают они полностью. Желтые искры, вспышка, и нет зверюги. Что твои призраки.

— Ты говорил, — задумчиво проговорил Егерь, — что они кровь сосут. Пойдем, посмотрим, что от твоего человека осталось. Я видел вчера, как они поймали одного из твоих, перед тем, как вы их обстреляли.

— Пойдем, — с тяжелым вздохом ответил Брага. — Да и остальных посмотреть надо. У нас же больше семидесяти человек было. Основная часть в доме и осталась. Похоронить надо бы по-человечески.

Человек в ярком пятнистом камуфляже лежал в густой траве. Головы его не было видно, и Егерь приготовился увидеть страшную картину. Однако, вопреки его опасениям, голова у человека оказалась на месте, а тело выглядело абсолютно целым.

— Что-то я не понял, — пробормотал Егерь, с недоумением разглядывая руки и ноги жертвы, — откуда они кровь-то сосали? Выглядит, как… те, ну кого мы считаем спящими. Может быть, это не ваш?

Брага осмотрел труп и абсолютно целую со спины куртку.

— Да нет, наш, — сказал он растерянно. — Иван Рожкин, я его хорошо знал. Точно он.

— Но я же видел, как твари схватили его и тянули в разные стороны, — проговорил Егерь, с содроганием вспоминая прошлую ночь.

— И еще одна в шею вцепилась, — добавил Брага. — Я тоже видел. Но следов почему-то нет.

— Да и тело не выглядит хоть сколько-нибудь похудевшим после… ну, высасывания крови, — уже скептически сказал Егерь. — С чего вы вообще взяли, что они кровь пьют?

— Ну как же… — растерялся Брага. — Видели несколько раз, как они сзади на шею — ам!

Он показал, как твари кусали людей сзади за шею. Судя по всему, зрелище было не для слабонервных, но Егеря это не удовлетворило.

— Вы видели, как из жертв лилась кровь? — спросил он требовательно. — Смотри, здесь тоже ни одного кровавого пятна, что, согласись, странно для искусанного до смерти человека.

— Невидели, — в смущении пробормотал Брага. — Он они же, как вампиры — гррр!

— Брага, — в сердцах сплюнул Егерь, — ты взрослый мужик, выглядишь опытным и рассудительным, но сейчас я с тебя просто шизею. Скажи своим, пусть тело несут Доку в лазарет. А потом нас догоняют. Надо, чтобы Док посмотрел внимательно, что с вашим Рожкиным случилось.

Через полчаса, пробираясь по этажам разгромленной высотки вслед за Брагой, Егерь никак не мог отделаться от мысли, что видит вокруг обычных спящих людей. А ведь их, по словам Браги, ночные монстры разве что целиком не проглатывали. Настоящий труп они нашли только на шестом этаже, в комнате с выломанной и раздробленной в щепки дверью. Мертвец лежал в луже уже засохшей крови и выглядел действительно ужасно: создавалось впечатление, что ему в грудь ударили кувалдой.

— Вот этого точно убили, — вздохнул Егерь, разглядывая страшный разгром в квартире и лежащее в углу — с виду невредимое — женское тело.

— Васька, — узнал Брага. — До последнего бился. Буквально телом баррикаду держал. Патроны-то у него раньше кончились…

— Странно вы тут оборонялись как-то, — сказал Егерь. — Каждый за себя, что ли? Но то — дело ваше. Меня другое интересует. Видишь, что это тело очень сильно отличается от остальных? Крови опять же целая лужа. Если эти ее пьют — что же они не высосали все соки из умирающего человека?

— Не знаю, — признался Брага. — Может быть, они не кровью, а… мозгом питаются?

— А может быть, твои люди вовсе не мертвы? — в тон ему ответил Егерь. — Может быть, они снова в анабиозе?

Лицо Браги покрыла мертвенная бледность.

— Х-хочешь сказать, что никакой общины у нас не было и все это мне только п-приснилось? — запинаясь, спросил он. — Но я же привел остатки, ты же видел моих людей…

Судя по тону голоса, Брага пребывал в самом настоящем шоке.

— Что за глупости! — поразился Егерь. — Я совсем не это имел в виду. Монстры ваши. Может быть, они вообще людьми не питаются?

— Превращают в зомби? — слабым голосом уточнил Брага.

— Тьфу, — от досады сплюнул Егерь. Помолчал немного, пытаясь побороть раздражение, но не справился и крикнул: — Совсем вы со своим Голливудом крышей поехали! Какие зомби? Какие вампиры? Спят они просто! Понимаешь? Снова! Черные твари связаны с желтыми стенами и с анабиозом. Это… работа одного и того же механизма. Считай, что тридцать лет назад нас всех разом обнимали точно такие же твари. Где их видели перед нападением? Веди. А потом вернемся домой и отправим сюда нашу команду по сбору тел. Если я прав, увидишь еще свою общину живой.

К самой дорожной развязке они не пошли, а поднялись на последний этаж высокого здания в паре кварталов от дома Егеря. С такого расстояния желтые стены, как правило, видно не было, но та стена, на которую они смотрели, была не совсем обычной и, видимо поэтому, отлично угадывалась даже под достаточно ярким светом красного полуденного солнца.

Среди утопающих в листве, наполовину обгоревших зданий к небу тянулась, мерцая, тоненькая желтая пленка, покрытая ветвистым узором из темных линий. А недалеко от земли на ней огромным черным пауком неприятно пульсировало жирное пятно размером с пару грузовиков.

— Мне вот что интересно, — сказал Егерь. — Это оно так выздоравливает или наоборот… заболело?

— Чувствуешь? — спросил вдруг Брага. — Ноги неметь начинают?

— Пошли-ка отсюда, — решил Егерь. — Кажется, эти черные трещины и твари, что нападали ночью — родня.

9

Три десятка человек двигались двумя колоннами по обеим сторонам улицы. У каждого в руках было ружье или автомат — община отдала в экспедицию почти все запасы огнестрельного оружия и патронов. Один человек нес на спине баллон с горючей смесью и держал в руках металлическую трубу: самодельный огнемет успели сделать за два дня, чтобы у экспедиции была возможность отбиваться от тварей наподобие тех, что штурмовали общину ночью.

Егерь шел впереди правой колонны, Мороз замыкал левую. О том, как взаимодействовать в дороге, педантичный и настойчивый подполковник объяснил Егерю в подробностях. Кроме того, на улицах вокруг двух домов общины Мороз успел провести четыре тренировки с теми, кого отобрали для экспедиции.

Перед выходом Обрез, как клещ, вцепился в Егеря, требуя, чтобы тот взял его с собой. Но Егерь был непреклонен. Тогда Обрез заставил друга учиться наносить удары саперной лопаткой.

— В дороге всякое может случиться, а ты у нас такой беспомощный. Если в ближний бой враг кинется — не поможет тебе автомат, — наставлял он. — И лучше, чем саперная лопатка, оружия для рукопашной не придумать.

— А как же тактический ядерный заряд? — поинтересовался Егерь, надеясь, что немудреная шутка охладит паранойю приятеля, и Обрез отстанет.

Но отшутиться не удалось, и с одобрения Мороза несколько часов он в компании еще двух десятков будущих участников похода добросовестно рубил лопаткой тонкие деревца и кусты под чутким руководством заботливого друга.

До моста через Московский тракт добрались без происшествий. Дорога под мостом оказалась забита огромным скоплением разбитых и проржавевших насквозь машин. Здесь, вблизи выезда за пределы города, водители не стеснялись обычно давить на акселератор, и огромное нагромождение металла превратилось в своеобразный памятник бесшабашному лихачеству.

За мостом разрушений оказалось больше. То ли здания здесь были старше, то ли строили их хуже, но практически все одно- и двухэтажные дома превратились в поросшие травой и кустами руины, а высотки стояли покрытые трещинами, в огромных пятнах зеленого мха и производили гнетущее впечатление. Во многих местах не уцелели стекла, и многие квартиры облюбовали птицы.

Недостроенные бетонные коробки превратились в нижних частях в гроты и пещеры, засыпанные у входов землей и густо поросшие бурьяном.

В такой наполовину рукотворной пещере Егерю внезапно и почудилось движение. Он поднял руку, присел и направил ствол автомата в сторону дыры, чернеющей среди зарослей. Несколько человек тут же быстро «обложили» вход в «пещеру», а остальные заняли круговую оборону, на случай, если помеха в пути окажется засадой.

— Что там? — тихо спросил Мороз, появляясь рядом с Егерем.

Автомат у подполковника висел за спиной, но Егерь не сомневался, что при необходимости Мороз успеет открыть огонь раньше, чем многие успеют снять оружие с предохранителя.

— Мне показалось, что в той дыре кто-то прячется, — так же тихо ответил Егерь.

— Эй, мы знаем, где ты прячешься! — мощным голосом крикнул Мороз. — Выходи, а то закидаем гранатами!

— Не стреляйте! — тут же закричал кто-то в ответ тонким фальцетом. — Я не причиню вреда, и у меня ничего нет!

— Выходи наружу и — пузом на землю! — скомандовал Мороз. — И только попробуй мне дернуться. Любое сито тебе потом завидовать станет.

Из темноты на свет вышел с поднятыми руками худой и грязный человек, облаченный в бесцветные лохмотья.

— Не бейте только! — жалобно крикнул он. — Я все скажу, что знаю!

Мороз качнул головой и два автоматчика осторожно проверили укрытие, в котором прятался несчастный. Больше там никого не обнаружилось.

— Почему один живешь? — спросил Егерь, чувствуя сострадание к похожему на опустившегося бомжа мужчину. — Общин в городе много. Одному выжить трудно.

— Не берет никто, — с тяжелым вздохом ответил мужчина. — Лишние едоки никому не нужны.

— Иди к пруду, — велел ему Егерь, — просись в общину, что живет на берегу. Скажешь, что тебя Егерь отправил. Примут.

— Вы из вольного города Уралобурга? — робко спросил мужчина. — Я хотел бы продолжить одиночное существование.

— Не бойся. Людям из Уралобурга мы как следует накостыляли, и они сюда не скоро вернутся. Иди спокойно, просись в общину и начинай нормальную, насколько это возможно, жизнь.

— Спасибо, спасибо, добрый человек, — жалобно залепетал человек и опустился на колени.

— Зря ты так, — сказал Мороз Егерю, давая знак отряду двигаться дальше. — Первому же встречному рассекретил нашу базу.

— Ты видишь — человек пропадает? — спросил Егерь, которому дотошный подполковник успел за два дня порядком надоесть. — Глядишь, еще пригодится.

— Все равно плохо, — констатировал Мороз и отошел на свой фланг.

Грязный человек в лохмотьях еще долго стоял, глядя вслед уходящим людям. Сколько Егерь не оглядывался, худая фигура продолжала неподвижно торчать посреди дороги.

Через пару кварталов, когда на пути экспедиции возникла целая гора бетонного крошева, Мороз велел поворачивать направо.

— Надо уходить за пределы массовой застройки, — сказал он Егерю. — По окружной дороге идти проще будет. И безопаснее.

Егерь не возражал, и вскоре они уже шли по пустырям и кускам леса. За три часа, не сделав ни одного привала, они почти достигли места назначения. Неожиданно впереди начали раздаваться одиночные выстрелы, сменившись вскоре раскатистыми очередями.

— Стой! — скомандовал Мороз. Подошел к Егерю. — Разведку надо произвести. Похоже, стрельба как раз в районе моей части и идет. Как бы не попасть под раздачу — на складах было оружие и посерьезней, чем автоматы.

— Разведка так разведка, — пожал плечами Егерь. — Здесь ты командуешь.

Мороз взял с собой двух человек и растворился в лесу. Ждать его пришлось больше двух часов, но вернулся он в бодром расположении духа.

— Кто-то из наших держит оборону, — доложил он Егерю, начиная чертить прутиком на земле схему, — а их пытаются выкурить какие-то типы с охотничьим оружием. И тех и других немного, площадь огорожена большая — вот и бегают туда-сюда. Стрельба в основном бестолковая, но на стене КПП видел пятно крови. Надо помогать ребятам.

— Что предлагаешь? — Егерь наклонился, разглядывая неаккуратно прочерченные линии.

— Вот смотри: здесь КПП. Вот так идет забор. Вот тут дом, и на нем несколько человек обстреливают всю территорию части. А вот отсюда они пытаются подобраться — видишь, участок плохо простреливается? Вот здесь еще несколько человек сидят. Не похоже, что это все нападающие, давно бы уже спеклись. Скорее всего, измором берут. Значит, где-то недалеко и основной состав пасется. Поэтому нужно обезопасить участок в районе КПП, выдавив стрелков отсюда и отсюда. А здесь поставить несколько человек, чтобы не дали возможность подогнать подкрепление.

— То есть, наносим удар и, пока враги не опомнились, заходим внутрь?

— Сначала еще придется объяснить тем, кто внутри, что мы — свои.

— А как потом выбираться будем?

— Поверь, — усмехнулся Мороз, — с выходом проблем не будет.

Разделив отряд на две части и выделив небольшую группу для засады, Мороз повел людей к тому месту, откуда все громче слышалась стрельба. Вскоре показались первые постройки с которых, по уверению Мороза, неизвестные обстреливали территорию части.

— Твоя задача, — объяснил Мороз, показывая пальцем на отдельные дома, — зайти вон туда, туда и туда. Выбить, а лучше — выгнать оттуда стрелков. Оружие — отнять. При необходимости стрелков надо уничтожать. Гуманизм по отношению к вооруженному противнику неуместен. Потом оставляй людей, которые будут контролировать прилегающие территории, а сам выдвигайся в сторону КПП. Это вон там. А я зачищу дома с другой стороны.

Егерь не без оснований опасался, что, не имея опыта, провалит поставленную задачу, но все прошло на удивление легко. Едва завидев десяток вооруженных людей, одиночные стрелки с охотничьими двустволками немедленно сдавались в плен, безропотно расставались с оружием и моментально скрывались из виду, стоило их отпустить. Лишь один попробовал оказать сопротивление, но его моментально скрутили и привязали к остаткам батареи в той же комнате, откуда он вел огонь. Только в этот момент Егерю пришло в голову, что пленных надо было перед освобождением допросить. К сожалению, единственный оставшийся пленник говорить с ним отказался категорически.

Раздав указания и забрав с собой двух человек, Егерь отправился к тому месту, которое Мороз назначил для встречи. Сам подполковник, судя по всему, встретил более серьезное сопротивление: с той стороны, куда он ушел, слышалась стрельба, а чуть погодя из окон одного из домов повалил густой белый дым. Егерь уже начал опасаться, что все пошло не так, как хотелось бы, но в этот момент появился раскрасневшийся Мороз.

— Ну что, всё в порядке? — спросил он, бегло оглядывая Егеря с головы до ног.

— Да, — коротко ответил Егерь.

— Значит, пора устанавливать контакт.

Не обращая внимания на продолжающуюся на флангах стрельбу, Мороз положил свой автомат, развел руки вверх и в стороны и медленно зашагал в сторону КПП. Егерь напряженно следил за подполковником, в глубине души опасаясь, что нервы у военных не выдержат и одна короткая очередь похоронит разом для Люськи — отца, для общины — опытного офицера, а для экспедиции — конечную цель.

Но, оказалось, что опасения его были напрасны. Дверь КПП распахнулась, и на пороге появился сияющий как медный пятак человек в военной форме.

— Толян! Подполковник Мороз! — заорал он радостно. — Давай быстрее, тут снайпер балует!

10

Седоусый капитан Титаренко чувствовал себя словно второй раз родившимся и, кажется, был готов превратиться из закоренелого атеиста в искренне верующего человека. Обороняя часть территории родного полка, парк боевой техники и склады от нескольких десятков гражданского сброда, лезущих отовсюду с охотничьими стволами, он ни на что особо уже не рассчитывал. Держался потому, что считал это единственно возможным способом выполнить свой долг. И всех проснувшихся солдат тоже заставил поверить в эту нехитрую максиму.

Будучи подкованным технически, Титаренко сумел оживить радиостанцию, пролежавшую неизвестно сколько лет в каптерке, и дизель-генератор, прекрасно сохранившийся в закрытом боксе. Но сколько ни крутил ручку селектора каналов, так ни одной «живой» волны и не нашел.

Люди, что вскоре начали появляться вокруг части, несли какой-то бред, но очевидные разрушения, обилие растительности и стаи диких собак вокруг доказывали: капитан бредит вместе со всеми. Частично сожженный, наполненный трупами город наводил на мысль о применении некогда вероятным противником оружия массового поражения. Правда, ни малейших признаков радиации обнаружить не удалось, да и остальные последствия выглядели, мягко говоря, странно для высотного или наземного ядерного взрыва. Но капитан не стал вдаваться в детали, а принялся принимать меры. Попробовав для начала установить контакт с теми, кто сумел выжить в неизвестной войне.

Однако вскоре выяснилось, что никто из окрестных жителей идти под защиту военных не собирается. Напротив, малочисленная группа солдат создала определенные трудности: ведь территория части уже была поделена между двумя крупными полубандитскими группами людей. Несколько дней банды копили ресурсы, собирали бойцов, а потом начали захватывать городские кварталы, успевая попутно объяснить конкурентам свою позицию с помощью оружия. Лишь территорию военного городка и армейские склады по негласному соглашению решили делить в последнюю очередь: слишком большие преимущества мог дать захват всего этого богатства какой-то одной группировкой. Как раз к тому моменту, когда Титаренко начал примерно понимать новые реалии, все договоренности были достигнуты, и на территории части начали появляться группы мародеров, нагруженные полковым имуществом. На какое-то время разборки между бандами прекратились — всем было просто не до претензий к соседям.

Сначала Титаренко смотрел на все это сквозь пальцы. Он запретил своим солдатам препятствовать грабежу. Хоть по-хорошему договориться и не удалось, а поступать на службу ни в одну, ни в другую банду Титаренко не собирался, часть складских запасов могла помочь выжившим гражданским освоиться в новом мире. А может быть, даже полностью примирить голодающие общины. Вскоре, правда, выяснилось, что некоторый избыток вещей и продовольствия напряженность в отношениях нисколько не снижает, а военных обе банды с подозрением воспринимают как тайных союзников конкурентов. Ну а после того, как прямо на одном из складов состоялась серьезная перестрелка между двумя группами мародеров, капитан Титаренко выделил сам себе территорию и принялся ее охранять. С оружием и патронами проблем не было, и любители порыться в армейских закромах быстро ощутили на своей шкуре, что если мир и погрузился в хаос, то здесь продолжал оставаться островок стабильности. Понятно, что понравилось это не всем.

Труднее всего было с водой. Небольшое ее количество удавалось набирать в бьющем из-под земли роднике, но долго так продолжаться не могло. И капитан нашел единственный здравый, с его точки зрения, выход…

— Уцелевшую БМП с консервации почти закончил снимать, — проговорил Титаренко, переводя взгляд с Мороза на Егеря и обратно. — И телегу из грузовика сделал. Думал похоронить всех, кто не проснулся, нагрузиться самым необходимым и рвануть куда-нибудь поближе к воде. А эти тут пусть грызут друг друга, раз мирно жить не хотят. Думал куда-нибудь в сторону Макаровского водохранилища податься. Но теперь я с вами.

— Гусянки на ходу? — обрадовался Мороз. — И горючка есть?

— А куда она денется? — удивился Титаренко. — У нас же хранилище солярки свое. Сделано по всем правилам. Не знаю, сколько лет вся эта бодяга длилась, но я уже пробовал, дизель-генератор на ней работает.

— Если сумеешь завести БМП, будет тебе от всех нас вечная благодарность, — торжественно провозгласил Мороз. — А хоронить никого не надо. Те, кто не проснулся, еще живы. И однажды обязательно проснутся. Место у воды уже найдено. Можно смело собирать чемоданы.

Неожиданное подкрепление, по всей видимости, напугало всех окрестных мародеров-мечтателей. Обстрел части прекратился, лишь блестели иногда на крышах близлежащих высоток, линзы какой-то оптики. Правда, стоило Морозу сделать на плацу демонстративный смотр солдат, вооруженных снайперскими винтовками, как всякое движение вокруг прекратилось в принципе.

— Страшный ты человек, подполковник Мороз, — посмеиваясь, сказал Титаренко, узнав от наблюдателей, что вокруг охраняемой территории установилось необычайное затишье. — Я их тут несколько дней гонял, а ты только появился — сами утекли.

— Напугались, пока не знают, сколько нас, — спокойно ответил Мороз. — Если сутки-двое просидим, разберутся и снова возьмут в осаду. Но лишних суток у нас и так нет. Община осталась с минимальным прикрытием, надо возвращаться.

Воодушевленные подмогой солдаты и люди Егеря, обрадованные возможностью значительно укрепить общину, дружно принялись собирать тела спящих военнослужащих и самое необходимое имущество. В парке Титаренко пытался запустить БМП, а несколько человек спешно делали вторую телегу из остатков грузовиков. Мороз отобрал несколько человек и ушел в короткий рейд по окрестностям.

Егерь, как и все остальные, переносил вещи, оружие и боеприпасы, помогал устраивать в телеге низкие трехэтажные нары, больше похожие на полки, куда плотными рядами укладывали спящих, таскал ящики с продуктового склада и обследовал боксы с техникой, пытаясь найти позарез нужный Титаренко инструмент…

К вечеру практически все уже едва таскали ноги, но часть груза так и не была еще размещена в телегах. А главное — БМП никак и не хотела заводиться, несмотря на все усилия Титаренко и присоединившегося к нему Мороза.

— Сегодня все равно не успеем, — ответил Мороз на невысказанный вопрос Егеря. — Но завтра до обеда — запустим наверняка. Если дело не в соляре, конечно. Ничего с нашими не случится за ночь, не волнуйся.

Они стояли на пороге бокса, в глубине которого несколько людей во главе с капитаном Титаренко ковырялись в двигателе гусеничной машины. Выглядел подполковник решительно, но Егерь понимал, что у Мороза на душе тоже, что называется, кошки скребут.

Большинство людей уже устроились в казарме, лишь отобранные капитаном часовые медленно обходили свои участки.

— Ты иди спать, все равно ничем особо не поможешь, — медленно обтирая руки тряпкой от машинного масла, сказал Мороз. — А мы еще с полчасика поковыряемся да тоже на боковую пойдем. Лучше завтра встанем пораньше. А к обеду вернемся домой на боевом коне. И тогда пусть Уралобург лучше не попадается мне на глаза. Ровно как и зверье. Враз порядок наведем.

Егерь послушно побрел в казарму. На душе было более-менее спокойно, хотя подспудная тревога продолжала неприятно ворочаться на дне сознания. Завтра они наверняка сумеют завести бронированную машину и притащат в свою общину достаточно самого разного имущества, оружия, еды и топлива, чтобы не ждать зиму как страшное испытание. Пройдет совсем немного времени, начнут просыпаться солдаты, и это позволит максимально обезопасить своих людей, значительно расширить район для проживания. И вот тогда уже можно будет всерьез задуматься о возможности разобраться с причинами и последствиями случившейся катастрофы, а также постараться наладить связь с другими городами. И попробовать получить информацию о том, что происходит в остальном мире.

Погрузившись в приятные мысли, Егерь добрался до своего места и лег, не снимая сапог. Будущее представлялось если не безоблачным, то достаточно светлым, а на остальные мелочи вроде бытовых неудобств было наплевать.

Едва устроившись на неприятно гнущейся сетке железной кровати, Егерь провалился в сон. Ему снилось, что он бредет по ночной степи, ведя рукой по мягким кисточкам ковыля, вдыхает чудесный запах разнотравья и смотрит в черное бездонное небо, перечеркнутое дугой Млечного Пути.

Гудели натруженные за день ноги, саднила свежими мозолями ладонь, но ощущение счастья от понимания, что мертвый город, наполненный спящими, почти мертвыми, людьми, оказался лишь кошмарным сном, а вот теперь он по-настоящему проснулся, стоило того, чтобы выдержать любые трудности и лишения.

Лишь одна странная мысль не давала Егерю погрузиться в бесконечное блаженство: Млечный Путь над ночной степью был вовсе не таким ярким и красивым, как над пострадавшим городом в страшном сне. «Вот если бы сон и явь могли поменяться ночным небом», — подумал Егерь и вдруг понял, что видит одновременно и бесконечную степь, поросшую мягким ковылем, и стены казармы, уставленной железными кроватями со спящими на них людьми.

Стараясь не потревожить странное видение, он поднялся и двинулся к выходу, продолжая раздвигать ногами густую траву и вглядываться в рисунок звезд, проступающих сквозь потолок казармы. Странное чувство близкого волшебства заставило его выйти на улицу, одновременно спускаясь в небольшую ложбину с полноводным ручьем, пройти вдоль мрачных трехэтажных корпусов, за которыми где-то далеко у горизонта угадывалась крупная, почти идеально круглая, Луна, и вдруг оказаться перед желтой стеной, перегородившей тупиковый проход между бетонным забором и последней казармой. В степи желтая преграда тоже была видна. Но, если в мрачном сне среди страшных безжизненных строений она словно запрещала дальнейшее движение, то здесь, в реальном мире ночной степи, напротив — манила подойти и шагнуть навстречу чему-то бесконечно светлому, таинственному и загадочному.

И Егерь шагнул туда, за эту волшебную грань, ничего особо не ожидая, но предчувствуя, что сейчас ему откроется множество самых разных тайн. В кончиках пальцев возникло легкое покалывание, тело «наполнилось» низким звуком, словно рядом дернули за толстую струну, и ощутило мягкое сопротивление, перед глазами полыхнуло, заставляя крепко зажмуриться…

А в следующую секунду Егерь оказался в аду.

Вокруг ревело пламя. Обжигающий воздух моментально опалил кожу и высушил легкие, над головой что-то трещало, обещая вот-вот обрушиться сверху многотонной массой. Шокированный и растерянный Егерь беспомощно оглянулся, пытаясь увидеть ночную степь, но вокруг лишь плясали языки огня. Стремительно обретая трезвость мышления, Егерь инстинктивно присел, закрывая лицо руками. Судя по всему, шагнув в желтую стену, он не прошел сквозь нее к бетонному забору, а оказался внутри горящего дома. Всё, что требовалось — просто сделать шаг назад и вернуться в ночную прохладу, из которой его увел сон-обманщик.

Закрыв глаза, Егерь рванулся назад, стараясь одним мощным движением пройти сквозь желтую стену и вернуться обратно. По рукам словно прошлись мелкой наждачкой, вновь полыхнуло, ослепляя даже сквозь закрытые веки. Егерь не удержал равновесия и упал на спину, больно ударившись о груду острых камней.

Некоторое время он лежал, закрыв глаза и наслаждаясь ночной прохладой. Но откуда здесь взялись камни? Он ведь только что прошел по асфальтированной дорожке и никаких камней не заметил…

Открыв глаза, Егерь несколько секунд смотрел на темные контуры нескольких полуразрушенных строений, отчетливо видимых на фоне звездного неба. Ничего даже близко похожего на казармы и бетонный забор.

В теплом сиянии желтой стены, устремившейся к звездам, Егерю теперь виделась жестокая насмешка.

Быстро поднявшись, он решительно закрыл глаза и снова шагнул сквозь желтую преграду. Озноб по коже, вспышка, от которой даже под закрытыми веками поплыли темные круги — и ноги по щиколотку погрузились в холодную жижу.

Егерь взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, попробовал отступить, но сзади обнаружилась высокая каменная ступенька, с которой он, видимо, и шагнул вниз.

Кругом по-прежнему царила темнота, над головой висел огромный Млечный Путь, за спиной, поднимаясь над темной массой большого здания, издевательски светилась желтая стена.

Где-то вдалеке завыли собаки. Егерь с отчаянием понял, что заблудился. Сделав несколько шагов, он выбрался из глубокой лужи, в изнеможении опустился на камень и прикрыл глаза. Несколько минут он сидел в полной прострации.

Звук чужих шагов заставил его открыть глаза и приподняться. Но уже в следующий миг в лицо ударил яркий свет, шею сзади обхватила охватила крепкая рука, а горла коснулся холодный металл.

Из-за спины донесся напряженный голос:

— Попробуй только дернуться, придурок. Моментально улыбку под челюстью организую.

— Я же свой, — прохрипел Егерь, разглядев перед собой несколько молодых парней в военной форме. — Пришел вместе с подполковником Морозом.

— Хорошо поёшь, — усмехнулся за спиной тот, что держал его за шею. — Только нет у нас такого подполковника. У нас вообще нет офицеров, кроме одного полковника и двух лейтенантов. Держи его ребята. Еще парочку поймаем и можно тащить подкрепление полковнику. Как раз к утреннему штурму успеем.

11

— Товарищ полковник, еще одного новобранца нашли, — солдаты втолкнули вяло сопротивляющегося Егеря в скудно обставленную комнату.

Кроме стола, двух табуретов и узкой кровати в ней ничего больше не было. Посреди комнаты стоял подтянутый человек со строгими чертами лица, в полевой военной форме, аккуратно зашнурованных и начищенных ботинках и внимательно изучал карту города. Ни появление подчиненных, ни пленник не смогли оторвать его от этого важного занятия. Полковник разрабатывал план наступления.

На карте уже были нарисованы жирные желтые границы, похожие на обычные горизонтали, описывающие рельеф местности, синие полосы с поперечными штрихами, точно полковник впал в детство и пытался неумело изобразить грабли, а также две жирные красные стрелы, упирающиеся в эти синие полосы. И одна — проходящая насквозь.

— Разрешите объяснить, товарищ полковник, — сказал Егерь, начиная соображать, что его привели к тому, кто теоретически может приказать его немедленно отпустить. — Меня задержали совершенно случайно, я не отношусь к солдатам вашего подразделения, я обычный гражданский человек, проснувшийся после анабиоза. Меня ждут мои люди, я не могу…

— Молчать, — строго оборвал его полковник. — Родина в опасности, а ты все о своих делах думаешь. Никакого такого анабиоза не было — это всё бредни врачей-предателей.

Полковник был настолько спокоен, что сразу становилось понятно: страшное нервное напряжение у этого человека осталось далеко позади.

— Как же не было, — удивился Егерь, — если мы все спали, а потом проснулись?

— По городу был нанесен ракетный удар. Только боеголовки в тех ракетах были не ядерные, и даже не фугасные, а химические. Американские ублюдки все-таки сделали то, о чем мечтали последние сто лет, — уверенно сказал полковник.

— Да с чего вы взяли? — еще больше удивился Егерь.

— А ты думал, военные дремлют, да? — усмехнулся полковник. От этой усмешки хотелось немедленно признать себя в чем-нибудь виноватым и отправиться отбывать заслуженный срок в камеру. — Нам всё было известно, и мы могли предупредить удар, если бы… Если бы не предательство.

Глаза полковника горели лихорадочным огнем. Он мог бы походить на обычного сумасшедшего, если бы не решимость и уверенность, сквозившие в каждом слове и жесте.

— Да, нас предали, — продолжил полковник. — После десятков лет разложения общества шлюхами-журналистами, многих просто купили за вонючие зеленые бумажки. Но продались не все. И теперь, когда противник выбросил десант, есть кому взять в руки оружие и постоять за родную землю. Иди, солдат и покажи этим макакам, что не боишься умереть, защищая свой дом!

— Я не боюсь… защищая, — растерянно пробормотал Егерь. — Но вы уверены насчет десанта?

Егерь обратил внимание на лицо полковника и понял, что тот сейчас просто ударит его и прикажет расстрелять за сомнения. Но вопрос все же закончил. Слишком трезво и серьезно говорил полковник, слишком хмуро смотрели солдаты из коридора, и все это абсолютно не стыковалось с тем, что он успел увидеть и пережить с того момента, как чуть больше двух недель назад, впервые открыл глаза.

Полковник не ударил, даже не закричал. Лишь печально усмехнулся и показал пальцем в угол комнаты.

— Видишь, что там стоит, солдат? — спросил он. Тон его голоса звучал настоящим обвинительным приговором. — Это американская винтовка SIG 716. Я лично отнял ее у солдата, охранявшего пустой «Брэдли» в шести кварталах отсюда. Ты знаешь, что такое «Брэдли», парень?

— Какая-то военная машина? — Егерь изо всех сил пытался не верить, но все происходившее просто не могло быть розыгрышем или буйством фантазии умалишенного полковника.

На прикладе винтовки были видны подозрительные темные пятна.

— Это их боевая машина пехоты! — рявкнул полковник, повышая голос. — Я видел ее также отчетливо, как вижу сейчас тебя! И слышал в отдалении их противные гнусавые голоса! Мы выбьем этих гондурасов с нашей земли или они прикончат нас. Другого не дано.

— Может, проще договориться? — пробормотал Егерь, окончательно понимая, что ничего не понимает.

— Не вздумай встать на путь предательства, — угрожающе предупредил полковник. — А то твои же собственные боевые товарищи покарают тебя.

— Не знаю, что и думать, — в смятении обронил Егерь. — Это ведь… какая-то шутка, да?

— Увести, — бросил полковник солдатам в коридоре. — В шестую роту. К ненадежным. Я сам поведу их в атаку. Пускай первыми увидят размалеванные пиндячьи хари.

Егеря грубо схватили за воротник и потащили в коридор. Последнее, что он успел заметить в кабинете полковника — слабый желтый отблеск на стволе американской винтовки.

С «новобранцем» не церемонились, но и не обижали. Равнодушный сержант выдал Егерю стальную каску с подшлемником, совершенно новый, вычищенный и смазанный автомат, и шесть магазинов с патронами к нему, а также саперную лопатку в чехле, ремень с тяжелой бляхой, вещевой мешок с флягой и сухим пайком внутри и пачку сигарет. Точно такой же равнодушный лейтенант принял нового бойца и молча показал в сторону ближайших развалин, где расположилось несколько десятков мужчин самого разного возраста, одетых кто во что. Как и у Егеря, у каждого из них были при себе автомат и вещмешок.

Растерянный Егерь медленно побрел к товарищам по несчастью.

— Только что взяли? — участливо спросил высокий и худой черноволосый мужчина в грязном пиджаке и таких же грязных джинсах.

— Да, — устало сказал Егерь, опускаясь рядом с ним на землю. — Я ничего не понял. Это что, правда? Где-то рядом действительно есть американские войска?

— Правда, — подтвердил черноволосый. — Ты куришь?

— Нет, не курю. Вы сами видели… ну, противника?

— Видел, — спокойно кивнул черноволосый. — Уже дважды в атаку ходили, но оба раза нас отбросили обратно. Скоро решающий штурм. Давай меняться: я тебе две гранаты, а ты мне — сигареты. Пойдет?

— Да забирай так, — ответил Егерь. — Почему же я никакой стрельбы не слышал?

— Не знаю, — пожал плечами собеседник, забирая пачку сигарет. — Спасибо. Хоть одну-то гранату возьми — пригодится. Когда сквозь стенку проходишь, там сперва все равно: есть стрельба или нет. Главное — залечь и с минуту полежать. А как в себя придешь, тогда уже надо пробовать искать удобный рубеж для атаки. Вот, слышишь? Это их пушка саданула. Наши там пятачок заняли и не отдают, чтобы было проще атаку начинать.

Егерь прислушался. Кажется, откуда-то издалека действительно доносили редкие мощные раскаты. Но так тихо, словно пушка стреляла в спортзале, набитом подушками.

— Это из-за стенки, — правильно истолковав его сомнения, сказал черноволосый. — Глушит стенка звуки. Главное, как пойдешь насквозь — глаза закрывай. А то ослепнешь. У нас уже в первой роте один такой есть. И в четвертой — двое.

— Погоди, — нахмурился Егерь. — Давай еще раз. По складам. По буковкам. Нас атаковали химическим оружием, и мы заснули на тридцать лет. И вот теперь, именно через три десятилетия, когда мы начали просыпаться, американцы высадили посреди города, до которого им лететь через половину планеты, десант с боевыми машинами и оружием тридцатилетней давности. И где-то тут, недалеко, окопалось подразделение американской пехоты. Так?

— Все верно, — невозмутимо подтвердил черноволосый.

— Да брехня, — лениво проговорил молчавший до того рыжий парень, примерно одного с Егерем возраста. Он сидел, прислонившись к стволу молодого деревца и до этого, казалось, дремал.

— Никакие там не американцы, — продолжил он, открывая глаза. — Это китайцы, можешь поверить. Я жил несколько лет в Харбине, китайского солдата за версту отличу. Что у нас американцам делать? Не слушай глупости психа-полковника.

— Это с каких пор китайцы ездят на американских боевых машинах, стреляют из американских автоматов и говорят по-английски? — агрессивно спросил черноволосый.

— Какой там английский, — с чувством превосходства возразил рыжий. — По-китайски они базарили. Что я, китайский от английского не отличу?

— Погодите, — нахмурился Егерь. — Американцы, китайцы… Всё это просто нелепо. Вы уверены, что там сидят иностранные солдаты? Им что, заняться больше нечем, как оккупировать разрушенный город?

— Никакие это не американы, и не китаёзы, — донеслось из-за тонкой кирпичной стенки. Самого говорящего видно не было, лишь торчала нога, обутая в стоптанный грязный ботинок. — Арабы, растудыть их. Я ж двоих замочил. Разглядел в подробностях.

— Чушь! — фыркнул черноволосый. — Арабы в американском камуфляже?

— Да где там камуфляж-то? — лениво ответил человек из-за стенки. — Обычная ихняя одежда, арабская. Да платки клетчатые.

— Как это вы всё разглядели, если мы даже до их позиций ни разу не добежали? — усомнился кто-то, вообще невидимый среди обломков стен.

— Ну, если сидеть все время там, где сквозь стену прошел, тогда точно никого не увидишь, — насмешливо сказал черноволосый. — И до чужих позиций, лежа на пузе, добежать не получится.

— Да погодите вы! — взмолился Егерь, хватаясь руками за голову. — Я и раньше ничего не понимал, а теперь понимаю еще меньше…

Вокруг него явно собрались психи, но никакой возможности сбежать Егерь не видел: совсем недалеко стояло несколько солдат с автоматами на изготовку, настороженно следящих за шестой ротой.

— Каждый из вас видел совершенно не то, что видели другие, — внезапно догадался Егерь. — Это какое-то наваждение!

— У меня точно не было никакого наваждения, — донеслось из-за стенки. — Как мне в лицо кровь одного из них ударила — до сих пор чувствую.

— Угу, желтая, — язвительно сказал черноволосый. — Помним-помним.

— Ну и что!

— Что значит «желтая»… — тихо начал Егерь, но земля вдруг дрогнула.

Неподалеку огромный кусок стены вывалился из дома и со страшным грохотом обрушился вниз, заглушая и вопрос, и возможные ответы.

— Эй! — раздался из-за груды битого кирпича смутно знакомый голос. — Егор, это вы? Я ведь слышал ваш голос! Егор!

Егерь поднялся, с подозрением глядя на бородатого человека с оранжевой банданой на голове. Кого-то он ему напоминал…

— Ярослав! — обрадовался Егерь, узнав, наконец, бывшего дизайнера, товарища по работе, с которым ему доводилось встречаться на территории Уралобурга. — Какими судьбами? Не дождался своего гражданства?

— Я так рад вас видеть, — вздохнул Ярослав, приближаясь и явно не зная как себя вести. — Думал… больше и не увижу перед смертью ни одного знакомого лица…

— Что ты такое говоришь, Ярик! — успокоил его Егерь. — Как тебя сюда занесло?

— Всё эта тварь, — жалобно пробормотал Ярослав. — Вы, как его побили и сбежали, он стал на мне злобу вымещать. Каждый день бил.

— Погоди. Зверь, что ли?

— Зверь, ага. И знаете, что самое страшное? Он там! — Ярослав ткнул пальцем в сторону предполагаемых вражеских позиций.

— Как «там»? — удивился Егерь. — С чего ты взял?

— Да я сам его видел! Вчера! Там, среди развалин!

— Ты что-то путаешь, — осторожно сказал Егерь. — Зверя убили несколько дней назад, рядом с Верх-Исетским водохранилищем. Я сам видел его труп.

— Значит, вы ошиблись, — горько усмехнулся Ярослав.

— Исключено, — твердо ответил Егерь. — За несколько минут до этого я разговаривал с ним. Он узнал меня и угрожал. А потом я видел его труп. И этот труп мои люди закопали.

— Я точно видел его, — быстро заговорил Ярослав. — Он ждал меня там, среди развалин. А когда увидел, стал насмехаться и звать, как всегда это делал. Может… не до конца вы его убили? Или… выбрался из могилы… Но он там! Я готов поклясться чем угодно!

— Не знаю, что сказать, — растерянно пробормотал Егерь, понимая, что переубедить напуганного дизайнера ему не удастся. — Держись рядом со мной…

— Приготовиться! — громко закричал давешний лейтенант, появляясь рядом.

Люди начали медленно подниматься с земли, выбираться из полуразрушенных комнат, покидать укрытия в густой траве. Никто не пытался сбежать или протестовать, на лицах многих застыло обреченное или безразличное выражение.

— Вы хоть скажите, куда идти и что там делать? — громко спросил Егерь. — Хоть какую-нибудь цель обозначьте.

— Иди вместе со всеми, — хрипло велел лейтенант, сверкая совершенно безумными глазами. — И убивай каждого, кто не похож на своего. Это твоя главная и единственная задача.

— Так ведь нельзя! — в отчаянии закричал Егерь. — Драться, не зная, кто твой противник, чего он хочет, и чего хотим мы! Это же дикая форма самоубийства!

— Заткнись, трус! — Егерь и не заметил, как рядом появился полковник, облаченный в каску и плащ-накидку. С пистолетом в руке. — Жить ради того, чтобы жрать — вот самая дикая форма самоубийства! А мы выжигаем своей смертью клеймо в слабых душах трусов, что не смеют прогнать захватчика вон! Ты любишь свою Родину, солдат?

— Люблю… — Егерь почувствовал, как его накрывает ожесточение, схватил свою каску, нахлобучил ее на голову и принялся непослушными пальцами застегивать ремешок.

— Так пойди и сдохни за нее счастливым, раз представилась такая возможность, — неожиданно тихо сказал полковник, но Егерю показалось, что эти слова услышали все, кто был поблизости.

Лейтенант взмахнул рукой и первым пошел в глубину заросших травой улиц. Люди, рассыпавшись неровной цепью, двинулись следом…

Полковник шел наравне со всеми, и тяжелый пистолет в его руке не казался легкомысленным оружием даже рядом с десятками автоматов…

В голове у Егеря не осталось больше никаких мыслей. Внутри будто бы всё выжгло янтарным светом, дотла. Время, когда надо было размышлять, взвешивать и сомневаться, кончилось. Осталось самое простое: идти, куда скажут, испытать последнее неприятное ощущение боли и навсегда обрести абсолютный покой…

Егерь махнул рукой Ярославу и, больше не оборачиваясь, быстро пошел вслед за всеми. Ощущение свободы открылось, как глоток свежего воздуха после долгих часов, проведенных в душной комнате. И когда впереди замаячила желтая стена, перегородившая мир напополам, Егерь не колеблясь подошел ближе и шагнул в нее, едва успев зажмурить глаза…

Под веками полыхнуло червонным пламенем, пальцы рук пронизало неприятное покалывание, тело словно погрузилось на секунду в смолисто-вязкую субстанцию, и…

Все закончилось.

Егерь осторожно приоткрыл глаза.

Прямо перед ним, словно приглашая на прогулку, вдаль уходила улица. Как и все улицы, виденные до этого, она представляла собой печальное зрелище. Егерю даже показалось, что он уже бывал на этой улице когда-то, очень-очень давно, в другой жизни. Если бы не белая муть, мешавшая увидеть то, что находилось хотя бы в квартале, он, скорее всего, сумел бы опознать район города.

Туши полуразрушенных домов темнели в густом тумане. Этот туман был повсюду. Он скрадывал расстояния и глушил звуки, трогал холодным щупальцем за лицо и проникал под куртку, стелился под ногами ласковым зверем и скрывал близкую угрозу.

— Вперед! Вперед! — раздался справа гневный голос невидимого в белой каше полковника.

Одновременно слева лязгнуло, послышался топот и глухой матерок. Впереди мелькнул затылок черноволосого.

Он осмотрелся, заметил Егеря, подошел и приглушенно сказал:

— Лопатку саперную спереди за ремень заложи. Будет защита для живота. А каску сними. Здесь она тебе точно не поможет… — И нырнул в проем между двумя домами.

Егерь несколько секунд смотрел в спину нежданному советчику, потом вытащил лопатку из чехла и сунул за пояс. Спереди. Потрогал с сомнением металлическую «лопасть», закрывшую часть живота и,отбросив сомнения, быстро двинулся вперед.

Шагов через двадцать Егерь вспомнил про дизайнера. Притормозил и обернулся. Ярослава нигде видно не было. Быть может, он нашел возможность не идти сквозь стену?

Быть может.

Где-то тут заняли оборону то ли американские, то ли китайские солдаты. Егерь все еще не верил в эти россказни, но в том, что какой-то противник мог встретить незваных гостей стрельбой, практически не сомневался.

— В атаку! Бегом! Марш! — крикнул полковник, и в тот же миг туман словно расступился, пропуская солдат с автоматами наперевес.

Увлекаемый общим движением, Егерь тоже побежал вперед, и когда люди рядом закричали, тоже заорал.

И туман бросил навстречу атакующей пехоте темные силуэты.

Еще мгновение назад улица впереди была пустынна и безжизненна, и вдруг откуда ни возьмись появились черные тени.

Общий крик, набрав силу, обрушился на голову противника, рассыпался на отдельные вопли, обзавелся украшениями из звона стали и заплясал в огнях редких выстрелов. Едва начавшись, безумная атака переросла в рукопашную схватку.

Егерь даже не понял, кто скользнул ему навстречу…

Темный силуэт вынырнул из тумана и взмахнул руками, словно занося над головой дубину. И Егерь начал инстинктивно поднимать автомат, чтобы прикрыться от неминуемого удара, но справа грохнул пистолетный выстрел.

Силуэт отбросило в сторону.

— Вперед солдат! — заорал полковник и рванул за скрывшимся в тумане противником.

Рядом кипела рукопашная схватка, сквозь плотную вату тумана доносились характерные звуки ударов, звон металла о металл, крики, стоны и хриплое сипение…

Озираясь по сторонам, Егерь заметил фигуру в оранжевой бандане, торчащей из-под каски. Фигура мелькнула и скрылась в тумане, а вслед за ней промчалось сразу две темные тени. Странно, но они не были похожи на солдат противника. Они, скорее, напоминали тех тварей, что разгромили людей Браги, а потом атаковали общину Егеря.

Сжав зубы, Егерь устремился следом за полковником, но успел сделать лишь несколько шагов.

Туман разорвала яркая вспышка, и почти тут же Егеря отбросило в сторону. Жуткий треск вспорол, казалось, сам воздух, пронзил каждую клеточку тела насквозь и сменился страшным грохотом, от которого заложило уши. Все пространство впереди озарилось светом, вокруг засвистели и завизжали, рикошетируя, пули. Над головой Егеря стальные жала дробили кирпич, а когда снова ударила пушка, часть стены ближайшего здания треснула и начала вываливаться, обнажая в туше дома огромную черную дыру.

Ошеломленный Егерь поднялся на ноги, огляделся, надеясь увидеть кого-нибудь из своих, но обнаружил, что остался совершенно один. Он бросился в ближайший переулок, чтобы укрыться от свистящих пуль. Каску и автомат не потерял, а вот мешавший вещмешок сбросил на ходу.

Несмотря на густую растительность, по старой улице бежать было достаточно легко, и Егерь быстро удалился от злополучного перекрестка на добрую сотню метров. Однако, преследователи, видимо, переместились следом, поскольку пули все еще вжикали рядом и чертили на стенах домов светлые полосы-царапины.

Егерю было страшно.

Сердце, отстукивая бешеный ритм, казалось, гнало по венам не кровь, а чистый адреналин. Еще никогда Егерь не бегал так быстро. За считанные секунды промчавшись еще сотню шагов, он свернул направо, рассчитывая оторваться от погони и спрятаться где-нибудь… И вломился в толпу темных тварей.

Они ждали жертву за поворотом, но, наверное, не рассчитывали, что Егерь появится на такой скорости. Поэтому слегка расступились.

Оказавшись в кольце черных существ, Егерь ощутил, как начинают холодеть руки и теряют чувствительность ноги. Голова стала тяжелой, перед глазами поплыли цветные пятна, на лбу выступила холодная испарина.

На автомате он рванул из-за пояса саперную лопатку и первым уже ударом снес одному из темных голову. Вверх ударил фонтан желтых искр. Егерь тут же рубанул следующего, наискосок, снизу вверх. Огромный янтарный разрез остался на темной туше, но Егерь не стал добивать, а рванул в сторону, продолжая рубить направо и налево. Бока и плечи сдавило чем-то упругим, похожим на резиновые шары, на спину навалилась тяжесть. Егерь заорал и с силой ткнул лезвием лопаты за спину. А потом перехватил оружие и снова ударил вперед, откуда выплыла очередная черная туша…

Онемение отступало, словно твари испугались и больше не пробовали загипнотизировать свою жертву. Но Егерь продолжал щедро раздавать удары. Он купался в желтом свечении, шарахаясь от новых и новых силуэтов, тыча, рубя, жмурясь от ярких сполохов.

Твари продолжали наступать, а силы таять с каждым ударом.

Заметив позади себя смутное пятно какого-то прохода, Егерь устремился туда, оставив в брызгах желтого света очередное существо. В два прыжка вырвался из толпы темных фигур и метнулся в переулок. Неожиданная удача придала ему сил, а появившаяся впереди мерцающая стена подарила надежду.

Не останавливаясь, Егерь закрыл глаза и прыгнул в ее первозданное сияние.

Яркая вспышка.

Обжигающая волна.

И абсолютная тишина.

Сделав по инерции еще несколько быстрых шагов, Егерь остановился. Открыл глаза. Он стоял в узком сером коридоре между двумя желтыми световыми завесами. Над головой висело серое небо. Под ногами лежала серая брусчатка, а справа виднелась черная стена, покрытая крупными комками земли и растущими горизонтально стеблями растений. Слева открывалось темно-синее пространство, усыпанное яркими белыми точками.

Пахло пылью и холодным металлом.

Желтые стены здесь не были статичны. Они стремительно сближались, образуя острый угол и грозя слиться в одну. Но Егерь и не думал задерживаться в этом странном месте.

Обратной дороги не было.

Оставалось идти вперед.

Егерь шагнул и коснулся левым плечом одной стены, а правым — другой. Тело пронизала зубодробительная вибрация. Егерю показалось, что сейчас у него задымится кожа, и тогда, опустив веки, он снова бросился бежать.

Полыхнуло так, что Егерю показалось, будто он ослеп.

Но уже через секунду все неприятные ощущения исчезли. Не останавливаясь, он рискнул приоткрыть глаза.

Егерю показалось, что он узнал улицу. Кажется, по ней он когда-то ездил в аквапарк. Только тогда дома не были похожи на оплавленные свечки под кислотно-зеленым небом. Проезжая часть была забита старыми автомобилями, а на тротуарах лежало много спящих людей. Продолжая бежать, Егерь легко перепрыгнул многометровую лужу, из которой в небо устремлялись многочисленные капельки воды, но удивиться не успел: к нему со всех сторон опять устремились знакомые темные фигуры.

Егерь резко свернул к ближайшей стене света, пробежал целый квартал с немыслимой скоростью и, зажмурившись, прыгнул в золотистое свечение.

Видимо, его начали загонять, как охотники загоняют дикого зверя — за мерцающей пеленой его уже ждали. Егерь набросился на темные создания и отчаянно рубил их саперной лопаткой, рубил и рубил, рубил и рубил до тех пор, пока не расчистил себе путь.

Сил почти не осталось. Пробежав насквозь еще две или три янтарные стены, Егерь понял, что выдохся. Он притормозил и рухнул на землю. Замер, глядя в бескрайнее небо, сквозь радужные круги, плывущие перед глазами…

Наверное, он отключился. Ведь небо было необычного цвета. Он даже помнил, как этот цвет называется: голубой. Небо было голубым, но Егерю было уже все равно. Раз темные сумели его загнать — значит, так тому и быть. Сил все равно больше нет. Возможно, ему снова предстоит погрузиться в анабиоз.

Возможно.

Что ж, пусть.

У руля общины остались сильные и умные люди, способные справиться со всем бедами ничуть не хуже, а то и лучше самого Егеря.

12

Открыв глаза, Егерь несколько секунд не мог сообразить: спит он или уже проснулся. Нелепое голубое небо над головой могло быть только во сне. Но главное — он больше не чувствовал тревоги и напряжения, бывшие в последнее время постоянной составляющей его жизни. На душе было легко и спокойно.

Странная мысль вдруг поразила Егеря: а что, если он просто умер после одного из переходов сквозь желтую стену и попал в загробный мир? А может, он и вовсе умер давным-давно…

Неподалеку кто-то осторожно откашлялся. Егерь вздрогнул и повернул голову.

Рядом с ним, оседлав вязанку хвороста, сидел мужичок в расстегнутой телогрейке, бесформенных серых штанах и засаленном картузе. На ногах у мужичка весело блестели ядовито-зеленые резиновые сапоги.

С любопытством глядя на Егеря, он аккуратно сворачивал самокрутку из тонкого листа бумаги и пригоршни старых ломаных папирос.

— Очухался, — добродушно констатировал мужичок, начиная слюнявить край бумажки. — Ты откуда ж такой чумной взялся? Со Свердловска, что ль?

Егерь нахмурился, собираясь с мыслями. Попытался встать.

— Лежи! — всполошился мужичок, едва не просыпав табак. — Только вот лежал-стонал, едва шевелился. Вот и лежи. Понесло его куда-то… Ложись, говорю.

Егерь послушно лег обратно на землю и снова уставился в голубое небо. Оно уже не казалось странным. Это было обычное небо из прежней жизни. И мужичок — тоже был прямиком оттуда же. А может быть…

Может быть, Егерь просто наконец очнулся от кошмара? Может, не было никаких желтых стен, красного неба, спящих людей в окружении костей и голодных собак?

Может быть, это все ему просто приснилось?..

— Иду, значить, — начал разглагольствовать мужичок, — и вдруг вижу: сполох желтый пошел. Это ж верный знак: кто-то из проклятого места бежать пытается. Встал, жду. Народ-то всякий оттудова идет, кто-то с собой и чего полезное тащит. И тут выбегает, значит! Черт!

— Черт? — снова вздрогнул Егерь.

— Агась. Это я тебя сперва за черта принял. — Мужичок довольно захихикал, поджег самокрутку и сладко затянулся. — Ты ж весь в какой-то черной дряни был. И дымился! Трудно, поди, там пришлось? В проклятом-то месте?

— Да уж нелегко, — согласился Егерь, соображая, что от словоохотливого собеседника можно получить всю необходимую информацию. — А ты, стало быть, тут живешь?

— Зачем тут? — удивился мужичок, скрывшись в клубах дыма. — У меня свой дом в деревне. Земля, хозяйство. Корову вот одичавшую вчера поймал. Заново приручать станем. Жизнь-то она налаживается.

— Много желтых стенок пересечь надо, чтоб из твоей деревни сюда дойти? — осторожно поинтересовался Егерь.

— Да что ты, что ты, — замахал руками мужичок, — нету у нас никаких желтых стенок. Это ж только вокруг Свердловска такая напасть. Проклятое место — оно и понятно.

— С чего ты взял, что проклятое?

— Так ходили наши мужики к вам туда сквозь стенки-то. Ружьишек хотели добыть да инструментов разных. Только долго не выдержали, в тот же час обратно прибежали. И больше ни за какие пироги идти не хотят. Страх, говорят, ползет на сердце, и даже молитва не помогает. Звери чудные бродят. Да и небушко там, сказывали, как в аду. Ты и сам, поди, видал?

Егерь промолчал.

— И с других деревень мужики тоже ходили, — пожал плечами мужичок, не дождавшись ответа. — С тем же и вернулись. Так что, по всем статьям и выходит — проклятое место. Грешили вы, городские, дюже много. Вот и вышло вам натуральное наказание.

— Значит, отсюда и дальше от города стен желтых нет? — чувствуя, как затрепетало сердце в груди, уточнил Егерь. — И небо… Оно здесь… везде такое? Ну… голубое…

— Чудной ты, — покачал головой мужичок. — Что с ним, с человеческим небом, сделается-то.

— Людей у вас много проснулось? — продолжил допытываться Егерь.

— Все, кто не помер, проснулись, — с недоумением пожал плечами мужичок. — Кто на день раньше, кто на день позже. А у вас, что же, до сих пор дрыхнут?

Егерь снова промолчал.

— От городские лежебоки! — хихикнул мужичок.

Егерь обвел подслеповатым взглядом окружающие его кусты и деревья, задумался. Всё, что говорил мужичок, полностью выбивалось из схемы и не стыковалось с полученным за последние недели опытом.

Мужичок несколько минут сидел молча, попыхивая своей самокруткой. Потом деликатно прокашлялся и спросил:

— А что, касатик, раз ты так ловко сквозь стенки сигаешь и жить в проклятом городе не боишься, может, принесешь мне оттудова кой-чего? Я в долгу не останусь. Овощей мы уже заготовили порядочно. Курица есть, хоть и дикая совсем. Пасеку я когда-то держал — мед будет. Тебе человечья еда — мне инструмент. Все по-честному. А то и… — Он прикинул что-то в уме. — А то и к нам в деревню возьму жить. Мы так-то городских не привечаем, дальше отсылаем, но нужного человека мужики разрешат оставить. Тебе даже держать свое хозяйство не понадобится — будешь только иногда в город заходить, да все, что скажем, носить.

Мысль была заманчивой. Поселиться здесь, в относительно нормальном мире, выращивать овощи в огороде и одомашнивать диких коров, не видеть кошмаров по ночам и не сталкиваться больше нос к носу с темными тварями. А город… пусть сам разбирается со своими проблемами. В конце концов, наверное, когда-нибудь желтые стены исчезнут, а банды перебьют друг друга, и тогда можно будет вернуться.

На пепелище…

— Заманчиво, — проговорил наконец Егерь. — Только я тебе получше вариант предложу. Давай встретимся на этом же месте через пару дней — не знаю, успею ли добраться до дома раньше. Не было бы этих чертовых мембран — успел бы и сегодня, а так… В общем, пишите всем колхозом список нужных вещей. А я тебе скажу, чего моим людям потребуется. И сейчас, и к весне ближе, и позже, через год-два. Устроим обмен. Наладим, так сказать, связь города и деревни.

— Во дает! Обратно там жить собрался, — поразился мужичок. — Он же проклятый — город-то твой!

— Что поделать, — улыбнулся Егерь. — Другого для меня все равно никто не построит.

13

Впереди, там, где поднималась в небо золотистая стена света, его ждал город.

Разрушенный, раздираемый на части междоусобными сварами из-за ресурсов, наполненный неодомашненными зверьми и одичавшими людьми, город ждал, пока построившие его создания, опомнятся и вновь восстановят широкие улицы и красивые дома, зажгут миллионы электрических огней и наведут порядок там, где будут жить сами и станут воспитывать своих детей.

Город ждал, когда создания перестанут отражаться в собственных черных снах.

Город ждал.

И Егерь знал, что должен вернуться. Обязательно. Ведь у него там осталось еще столько дел…

Невпроворот.

Роман Куликов ВЕРНУТЬСЯ В НЕБО

Автор выражает признательность конструктору ЦНИИ РТК Александру Хохлову (в прошлом специалисту Главной оперативной группы управления ЦУП-М) за профессиональные консультации и советы. И Ежи Тумановскому за неоценимую помощь и поддержку.

ПРОЛОГ

— Опять любуешься?

Услышав голос напарника, Руслан слегка вздрогнул. Слишком увлекся и не заметил, как тот приблизился.

— Ага. Красивая она у нас все-таки.

Он снова приник к иллюминатору. Внизу, на расстоянии более четырехсот километров, кутаясь в покрывало из облаков и сверкая океанами, плыла Земля.

— Снаружи еще красивее и величественней. Жаль сегодня не увидишь, — подначил Карл.

— Ну, спасибо, что напомнил, ты настоящий друг! — деланно обиделся Руслан.

Карл засмеялся.

— Всегда пожалуйста. Пошли готовиться.

Ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и сказать:

— Слушаюсь, командир.

Руслан поплыл вслед за товарищем.

По протоколу, работать снаружи МКС космонавты должны были по двое. Обычно так и было: станцию консервировали, надевали скафандры и отправлялись на встречу с «бесконечной пустотой», как называл открытый космос Карл Хамсдорф. Немец по происхождению, он всю жизнь провел во Франции. Затем несколько лет готовился к полетам в России. Впервые побывал на МКС, когда она еще летала под углом наклона к плоскости экватора в пятьдесят два градуса и на ее борту находились американцы. И вот теперь возглавлял экспедицию. Но с тех пор, как США вышли из программы и передали свой сегмент станции Европейскому Союзу, финансирование сильно сократили. Теперь экипаж Международной космической Станции состоял лишь из двух человек, и в редких случаях внекорабельную деятельность ЦУП поручал кому-то одному.

В этот раз задача стояла довольно простая: вывести из шлюза и закрепить на борту станции исследовательский модуль, фиксирующий интенсивность солнечной радиации. Поэтому выходил только Карл. Руслан должен был отслеживать получение данных с модуля и сообщать об этом командиру экспедиции.

— И какой лучше? — спросил он, помогая Карлу облачиться в скафандр в шлюзовом отсеке. — Наш «Орлан» или американский «ЭМУ»?

— В «ЭМУ», конечно, комфортнее. Но русский… — европеец задумался, подбирая подходящее слово. — Функциональнее… да, так. Если выбирать, я предпочел бы «Орлан». Тем более я мог бы и сам его надеть.

— Ясно, — усмехнулся Руслан.

Он зафиксировал шлем, щелкнул по нему и вылетел в переходной отсек, чтобы закрыть шлюз и потом слушать по внутренней связи, как Карл вместе со специалистами ЦУПа будет проводить проверку систем скафандра.

— ЦУП, я в «Поиске», — доложил немец. — Готов проверять герметичность.

— Добро, — раздался знакомый голос руководителя внекорабельной деятельностью Александра Хохлова.

Руслан сразу вспомнил, что обычно чувствовал, когда это «добро» предназначалось ему: легкий холодок в груди, предвкушение встречи с безвоздушным пространством, а потом неизбежное потрясение от осознания грандиозности Вселенной и непроизвольное благоговение перед ее великолепием и непостижимостью. Он поймал себя на мысли, что слегка завидует Карлу.

— Приступайте, — сказал Александр.

— Закрыл шлюз, — доложил Руслан, задраив крышку люка.

— Герметичность проверена, начинаю десатурацию, — сообщил Карл.

— Принято, — прозвучал голос одного из специалистов по шлюзованию.

Руслан мысленно присутствовал на каждой, выученной наизусть операции. Время летело незаметно. Пока командир дышал чистым кислородом, выгоняя из крови азот, чтобы избежать кессонной болезни, он занялся подготовкой внутрикорабельной части работы и для начала разыскал необходимую бортдокументацию. Смысла дальше оставаться в переходном отсеке не было, и Руслан, оттолкнувшись от стенки, поплыл в малый лабораторный модуль, продолжая слушать переговоры.

— Перешел на автономное питание, — отчитался европеец перед ЦУПом.

— Принято, переходим к окончательному стравливанию давления и к открытию выходного люка, — отозвалась Земля.

Небольшой планшетный компьютер, подключенный к внутреннему электронному блоку эксперимента, практически не требовал настройки. Простейшая операционная система и единственная программа — вот и всё, что содержал жесткий диск.

— Я готов, — доложил Руслан. — Слушайте, вы не могли бы сказать, чтобы в следующий раз на комп залили пару игрушек?

Карл засмеялся.

— Хорошо, — ответил Хохлов, — непременно передадим твои пожелания европейским коллегам. — Какие-то особенные пожелания?

— Ну… тетрис, конечно, и что-нибудь на их вкус.

— Подниму вопрос на следующей планерке. Ну что, Карл, готов? Еще минута.

— Готов.

Явственно представилось, как командир плавает в невесомости, рядом с исследовательским модулем — громоздким и угловатым. Размеры аппарата были еще одной причиной, почему Карл выходил из корабля один: модуль едва помещался в отсеке и для второго космонавта места не оставалось.

Шестьдесят секунд протекли почти незаметно, и, наконец, прозвучали заветные слова:

— Можно открывать внешний люк!

Руслан непроизвольно затаил дыхание. Снова нахлынули воспоминания о собственных выходах. Появилось щемящее чувство, возникающее, когда люк отходит в сторону и от леденящего вакуума тебя отделяет только тонкая оболочка скафандра.

Руслан, одновременно с ЦУПом, следил за действиями напарника через мониторы, на которые транслировалось изображение с закрепленной на шлеме камеры. Перебирая руками, Карл выбрался из шлюза. Закрепился обоими фалами за ближайший поручень и потянул из шлюза исследовательский модуль. Когда тот полностью оказался снаружи, космонавт доложил:

— ЦУП, птичка вылетела из гнезда.

Ответа не последовало.

Руслан смотрел, как коллега медленно подтягивает модуль к себе.

— ЦУП, я вывел модуль из шлюза, — повторил Карл. Не дождавшись ответа, он забеспокоился: — Руслан, ты меня слышишь?

— Да, Карл, отлично слышу, — ответил Руслан и сам попробовал вызвать центр управления полетами: — ЦУП, это борт МКС, меня слышно?

Безрезультатно. На всякий случай, решил проверить.

— Что-то со связью. И учитывая, что мы друг друга слышим, проблема не у нас, — сделал он вывод. — Возвращаешься или продолжаем?

— Как починят — услышим, — сказал Карл. — Продолжаем выполнять задание.

Он был командиром и принял решение, а значит — надо подчиняться. Это на «Союзе» все было наоборот: командование переходило к Руслану, а Карл исполнял обязанности бортинженера.

Но пока экипаж на борту МКС, руководит европеец.

«Все-таки странно, что ЦУП отключился, — пришла в голову мысль. — Станция сейчас находилась над Европой, неполадок со связью быть не должно».

Беспокойство закралось в душу. В затылке появилось неприятное тянущее ощущение. Неспроста ЦУП замолчал. Что-то случилось. Руслан привык доверять своим инстинктам. К тому же не напрасно его учили: почувствовал неладное — проверь всё, возможно так и есть.

— Карл, — позвал он, — у меня какое-то нехорошее предчувствие.

Взглянул на монитор, показывающий изображение с камеры скафандра и с удивлением увидел, что европеец отпустил исследовательский модуль и тот летит к станции.

— Карл, подтяни модуль, он сейчас врежется в борт, — сказал Руслан.

Когда тот не ответил, Руслан встревожился не на шутку.

— Карл?

Пытаясь понять, почему нет связи с коллегой, он краем глаза наблюдал, как аппарат приближается к станции. Приготовился к тому, что через секунду раздастся гулкий стук, но так его и не услышал…

* * *

Темнота. Странная, неожиданная. Для которой не было ни причины, ни повода. Руслан тонул в ней, словно в трясине. Всем своим существом он стремился вырваться из нее, пытался увидеть свет. Но глаза не хотели открываться.

Словно сквозь слой ваты, доносились непонятные звуки, похожие на скрип снастей какого-то парусника.

Что за бред?! Какой, к шуту, парусник!

Резко затошнило. Руслан едва подавил приступ. Не хватало еще измазать все внутри станции остатками завтрака.

Точно! Он же на станции! На Международной космической станции!

— Карл, — попытался позвать Руслан.

Но губы тоже не слушались.

«Что со мной? Ударился головой? Но обо что? И почему… так холодно?»

Ему было не просто холодно. Зверски холодно!

Он вдруг почувствовал, что промерз до самой последней косточки. Захотелось тепла. Но сознание продолжало барахтаться в вязкой пелене, и на ум не приходило ни одного способа согреться.

Но уже спустя мгновение, Руслану показалось, будто внутри у него вспыхнул маленький костер и стал постепенно набирать силу. Такое желанное, жизненно необходимое тепло начало расходиться по телу упругими, болезненными волнами, которые сопровождались ритмичным гулким уханьем. Темнота сменилась оранжево-красным сумраком.

По щеке, от глаза к уху что-то пробежало. Щекотно и колко. Руслан непроизвольно поморщился и почувствовал, как лопается тонкая корочка, покрывавшая лицо.

Лед!

Руслан чуть не вскрикнул, осознав это.

Какой лед? Откуда?!

Ему очень сильно, буквально до дрожи, захотелось убрать с лица противные, тающие хлопья.

Непослушными пальцами стал счищать мерзкую коросту. Каждое движение давалось с трудом. Тело будто вспоминало, как надо двигаться, управлять мышцами, чувствовать.

Усилием воли заставил себя открыть глаза. Какое-то время не мог сфокусироваться. Когда же ему это удалось, то увидел, что вокруг пальцев летают мелкие капли воды и крупинки льда, а сами руки испускают странный золотистый свет… который, словно испугавшись взгляда, сразу стал гаснуть.

Руслан убрал руки от лица и, разглядев окружающую обстановку, непроизвольно вскрикнул. Приборы не работали, все покрывала корка искристого льда. Несколько диодов сиротливо моргали красным. И всё. Станция была мертва.

Руслан выставил руку в сторону и коснулся кончиками пальцев ближайшей панели. И тут же отдернул — наледь больно щипнула кожу.

— Какого хрена? — проговорил Руслан хрипло и едва слышно.

Он с трудом узнал свой голос.

— ЦУП… — попробовал он вызвать центр управления. — ЦУП, ответьте… Карл? Что происходит?..

Руслан еще не до конца пришел в себя, когда почувствовал легкое удушье и нарастающую головную боль.

Что это, разгерметизация? Куда делся кислород, не мог же он испариться за секунду! Тогда и сам Руслан уже был бы мертв.

«А могла станция покрыться льдом?» — услужливо подбросило вопрос сознание.

Легкие стало неприятно жечь, и к прежнему внутреннему теплу это не имело никакого отношения — им не хватало кислорода.

«Если вся станция не работает, то и вентиляторы, заставляющие воздух циркулировать, тоже, — пришла в голову догадка. — А значит, выдыхаемый углекислый газ скапливается возле лица».

Руслан попытался развернуться. Хотя и довольно неуклюже, но ему это удалось. Включил головной фонарик и, стараясь не касаться обледенелых бортов, поплыл к стойке с огнетушителем и кислородной маской.

Вокруг все искрилось льдом, будто он находился не на МКС, а на заброшенной полярной станции где-нибудь в Антарктике. Мысли роились в голове. Руслан пытался понять, что же произошло?

Связано ли это с тем, что перед самой потерей сознания — а иначе Руслан свое состояние объяснить не мог — пропала связь с ЦУПом? Еще он вспомнил, что Карл не удержал исследовательский модуль, и тот летел к станции. Может, европеец тоже потерял сознание?

Начав действовать, Руслан почувствовал, что к нему возвращается четкость мышления.

Ситуация, в которой он оказался, была не то что нестандартная, она была просто нереальная. Дикая, бредовая, сюрреалистичная. Но она имеет место быть, а значит, нужно что-то предпринимать. В первую очередь, надо проверить системы жизнеобеспечения и помочь Карлу попасть обратно на станцию.

Руслан не без труда открыл мягкую пожарную укладку с ремешками, достал и надел маску. Дышать сразу стало легче.

Посмотреть, что происходит снаружи станции, он не мог. Иллюминаторов в лабораторном модуле не было, а лэптопы скорее всего «умерли», как и другие приборы. По крайней мере, ни одного огонька, сигнализирующего об обратном, на них не светилось.

От холода стало сводить пальцы. Того тепла, что появилось в первые мгновения после того, как Руслан очнулся, уже не хватало, чтобы согреться. Пришлось потратить еще несколько минут, чтобы найти утепленный комбинезон, носки и шапочку. Подумал было забрать еще теплую куртку из «Союза», но решил, что обойдется. Лишняя одежда будет стеснять движения, да и время здорово расходовать нельзя — ведь Карл все еще за бортом. И неизвестно что с ним.

Руслан направился в служебный модуль. На центральном посту было темно, как и везде. Но, в отличие от других помещений, здесь едва слышно подвывали два или три вентилятора.

Это радовало не только тем, что можно свободнее дышать. Это означало, что в электросети станции еще оставалось напряжение.

Попробовал восстановить связь. Нацепил гарнитуру и вдавил на панели несколько кнопок. Диоды нехотя мигнули и остались гореть.

— ЦУП Москвы, ответьте МКС на канале СГ-1. Вызывает МКС. Ответьте на канале СГ-1.

Из динамиков раздавалось лишь шипение. Переключился на другую частоту — никакого результата.

Сменив канал, постарался установить связь с Карлом. Тот не отзывался.

Оставив тщетные попытки, Руслан вытащил из ящика с ЗИПом кислородную шашку, вставил ее в патрон размером с литровый термос и нажал кнопку активации. Внешне ничего не произошло, но внутри начался процесс разогрева, и вскоре патрон уже нельзя было держать в руках. Благодаря термической реакции шашка могла обеспечить кислородом двух человек на целые сутки, но на его выработку требовалось время. Поэтому Руслан взял еще одну маску и поплыл в модуль «Спокойствие», к надирному иллюминатору. Надо хотя бы определить, над какой частью Земли находится сейчас МКС и, по возможности, попытаться увидеть Карла.

Ловко отталкиваясь от поручней, он перемещался по обледенелой станции, осматривая ее с прежним недоумением. Перебирая в голове все возможные причины произошедшего, так и не смог ничего придумать. Станцию словно вывели из эксплуатации, причем… не менее десятка лет назад.

Не мог же он пробыть без сознания целых десять лет! Глупости.

Или… мог?

От этой мысли Руслану стало не по себе.

Он забрался в модуль. Темно, как и на всей станции. Защитные створки обзорного купола были раскрыты. Но вместо ярких контуров Земли Руслан увидел лишь мерцающие огоньки.

«Вероятно, мы сейчас на ночной стороне», — пришло в голову.

Выключив фонарик, он подплыл ближе к стеклу, собираясь опознать материк, над которым пролетал.

— Ой… — непроизвольно вырвалось у него.

Вместо огней городов, в черноте бесконечного космоса сверкали звезды.

* * *

Звезды! Такое просто невозможно!

Первые секунды Руслан просто отказывался верить собственным глазам. Но, как бы ему ни хотелось очнуться от этого фантастического сна, похоже все-таки, это было реальностью.

Видимые в иллюминатор звезды означали одно: станция неуправляема. А все приборы ориентации: гиродины, основные и резервные гироскопные датчики… все вышли из строя.

Ситуации, при которой бы это произошло, Руслан представить просто не мог. Он в замешательстве снял маску, еще раз осмотрелся вокруг. Сверкающие кристаллы льда, покрытое морозным рисунком стекло купола, звезды за ним… Облачка пара вырывались изо рта при дыхании, чтобы осесть инеем на волосах, бровях, коже, воротнике комбинезона…

Руслан встряхнулся. Всего этого не могло быть… но тем не менее было. А значит, нужно брать себя в руки и что-то делать. Его готовили к разным внештатным ситуациям. Можно считать это одной из них.

Перво-наперво надо придумать, как связаться с ЦУПом. Если произошло что-то, практически вырубившее такую махину, как МКС, то вполне вероятно, спутники тоже вышли из строя. Поэтому нет и связи.

Он бросил взгляд на звезды… и вдруг его осенило.

Кроме бортовой аппаратуры на станции имелась старенькая УКВ-радиостанция для образовательных сеансов со школьниками и студентами. Почему бы не использовать ее для экстренной связи с центром управления?

Руслан присмотрелся к рисунку созвездий. Южный Крест. Получалось, МКС сейчас была над Южным полушарием. И — если судить по тому, как быстро смещались звезды, — станция вращалась. А значит, вскоре в пределах видимости должна появиться Земля. Когда же станция повернется к планете нужным боком и антенны УКВ-связи окажутся направлены к Земле, можно попробовать снова связаться с ЦУПом.

Снова надев маску, Руслан быстро вернулся в центральный модуль. Он торопился, однако, чтобы не потерять сознание: все же потратил несколько минут, чтобы открыть и запустить автономные литиевые патроны, поглощающие углекислый газ. Направил еще «живые» вентиляторы на свою рабочую зону, после чего стал снимать защитные щитки иллюминаторов на условном полу модуля.

Он успел. Когда Земля показалась в иллюминаторах, штатная УКВ-связь и любительская станция, были уже включены.

— ЦУП Европы, ответьте Международной космической станции.

Только шум.

— ЦУП, ответьте…

Взгляд упал на иллюминатор. И Руслан замолчал, потрясенный увиденным. В очередной раз.

За четыре месяца нахождения на орбите, он не раз наблюдал за родной планетой. С легкостью распознавал материки, моря, большие реки, крупные города. По заданию ЦУПов, да и для собственного удовольствия, они с Карлом сделали тысячи снимков поверхности.

Опытный взгляд безошибочно определил Средиземное море и итальянский «сапог», расчерченный белыми полосками облаков. Кое-где от поверхности исходило странное, едва различимое сияние, словно в небо с земли светили огромным прожектором, размером с небольшой город.

Но замер Руслан по другой причине: еще никогда ему не доводилось видеть Землю так близко.

Ни о каких четырехстах пятидесяти километрах заданной орбиты, не могло быть и речи. А это означало… станция падала.

Как? Почему?!

Какой бы катаклизм ни приключился, сколько бы часов Руслан ни пробыл в отключке — именно часов, ведь у него даже щетина на щеках и подбородке не успела отрасти, — станция не могла так снизиться. На это потребовалось бы…

Он бросился в лабораторный модуль, где у него хранились резервные лэптопы. Нашел их быстро — да и куда им было деться!

Стал пробовать включать. Один, другой, третий… Ни один, даже огоньками не мигнул: аккумуляторы сдохли. Руслан поискал глазами лабораторный лэптоп, подключенный в разъем, на который шло питание от солнечных батарей. Ведь Солнце же не могло погаснуть!

Счистил с монитора ледяную корку и, с замиранием сердца, нажал кнопку включения. Он чувствовал, что это важно. Очень важно!

К неописуемой радости, компьютер заработал. Засветился зеленый огонек питания, мигнул оранжевый — обращение к жесткому диску. Запустилась операционная система.

Как только загрузка завершилась, Руслан коснулся тачпанели и направил курсор в нижний правый угол, где по обыкновению располагались часы и календарь.

Но едва он вызвал на экране окошко с датой, внутри лэптопа что-то резко затрещало, из-под клавиатуры посыпались искры, потянул сизый дым, и монитор погас.

Но было уже все равно. Взмахнув руками, Руслан отлетел к стене, схватился за поручень и уставился отрешенным взглядом перед собой.

Он успел разглядеть дату, показанную компьютером. Правда только месяц и год, но и этого хватило. Потому что, если верить машине, то сейчас август две тысячи сорок шестого года. То есть с момента, когда Карл вышел в открытый космос, а Руслан запустил программу обработки данных с исследовательского модуля, прошло тридцать с лишним лет.

* * *

В этот раз Руслан быстро оправился от шока. Сознание уже получило несколько «тренировочных» ударов, что помогло принять очередную новость более спокойно.

Тридцать лет…

Здравый смысл подсказывал: не могло пройти так много времени. Но все остальное твердило об обратном. Если принять за основу, что действительно минуло именно столько времени, тогда всё становилось на свои места: положение станции, ее обледенение, отсутствие электропитания на борту… Да вообще всё, кроме того факта, что такого не могло произойти. Ведь сам Руслан ничуть не изменился…

Он сразу принялся ощупывать свое лицо в поисках старческих морщин, осмотрел кожу на руках, даже волос на голове выдернул — не седой ли? Но лишь убедился в том, что и так знал: по всем ощущениям, его тело пребывало в том же самом состоянии, как и до потери сознания.

Захотелось выругаться.

Потом представил, что за тридцать лет стало с Карлом, находящимся в открытом космосе, и содрогнулся. Но почти сразу подумал: раз у него самого никаких заметных изменений в организме, то, может, и у коллеги все в порядке?

От подобных мысленных метаний вновь начала болеть голова.

Услышав глухой стук, Руслан вздрогнул. И сразу прислушался: не показалось ли?

Звук повторился, только определить, откуда он доносится, было непросто. Ясно одно — снаружи. Значит, Карл! Он все-таки жив!

Радости не было предела. Руслан оттолкнулся от стены и направился к шлюзу. Сейчас он поможет товарищу вернуться на станцию, а потом они вместе придумают, что делать дальше.

По пути нашел ящик с инструментами и достал из него отвертку. Подплыв к шлюзу, несколько раз ударил по люку. Прислушался. Стук раздался, но звучал по-прежнему глухо, из другого места, и явно не в ответ на его сигналы. Карл был не у шлюза.

Руслан снова обратился в слух и плыл от отсека к отсеку, следуя за звуком, пока не добрался до «Союза».

Он сам пристыковал корабль к станции четыре месяца… или тридцать лет назад. Потом они вместе с Карлом его законсервировали, и на нем же должны были вернуться на Землю по завершении экспедиции.

Громкий стук совсем рядом возвестил о том, что поиск увенчался успехом. Руслан открыл люк и забрался внутрь корабля. Сразу приник к левому иллюминатору, заиндевевшему, как и всё вокруг. Соскреб наледь и не смог сдержать возгласа:

— Карл!

Напарник был там. Он висел в пустоте, в зеркальном щитке его шлема отражался борт станции.

— Карл! Ты в порядке? — закричал Руслан, нажимая тангенту на гарнитуре. — Ответь мне! Прием!

Тишина.

Карл поднял руку.

«Принимать может, но передавать — нет», — мелькнула у Руслана мысль.

Товарищ коснулся своего шлема. Поднял и опустил противосолнечный щиток. Поднял снова, выждал, опустил… Точка, тире… Молодец Карл!

Азбука Морзе. Она не входила в базовую подготовку космонавтов, но увлечение в молодости радиоспортом не прошло даром. А за четыре месяца пребывания на станции Карл тоже успел ее выучить.

Общались на международном английском.

«Связи-нет-МКС-падает», — сообщил европеец.

Руслан использовал для передачи фонарик.

«Да-Давай-к-шлюзу», — помигал он.

«Не-смог-открыть-снаружи».

«Надену-скафандр-Открою-изнутри».

«Нет-воздуха».

«Возьму-баллоны-О-2-Успеем».

«Десатурацию-Не-успеешь».

«Иди-в-шлюз-время». — Руслан знал, что Карл прав и придется обойтись без насыщения крови кислородом, но был полон оптимизма.

Не получив ответа и видя, что товарищ все еще висит перед иллюминатором, он встревожился.

«Немедленно-к-шлюзу-Приказ».

«Не-успею-1-минута».

«Оставайся-там-Заберу-тебя».

«Нет-Погибнем-оба-Рад-был-работать-с-тобой».

— Нет! — воскликнул Руслан по-русски, спохватился и повторил морзянкой на английском: «Успеешь-получится».

«Возвращайся-Домой-Живи», — просигналил Карл.

Убрал руку от шлема, потянулся и отстегнул страховочный фал.

— Нет! — закричал Руслан. — Не делай этого, сукин ты сын!

В сердцах он хлопнул ладонью по иллюминатору, словно пытаясь отвесить товарищу пощечину, привести его в чувство, заставить бороться за свою жизнь. Сила инерции отбросила назад. Руслан тут же вернулся и приник к стеклу.

К горлу подступил ком. Недавняя радость сменилась горечью.

Карл медленно отдалялся от станции. Потом поднял руку в прощальном жесте.

— Зачем? Ну зачем… — бормотал Руслан, провожая его беспомощным взглядом. — Надо было попробовать!

Он прижал ладонь к стеклу иллюминатора в ответном жесте, не уверенный, увидит ли это Карл. Тот начал судорожно двигать руками и ногами.

Руслану самому показалось, что не хватает воздуха.

Вскоре товарищ перестал дергаться и медленно закувыркался в вакууме, уплывая прочь.

Подсознательно Руслан понимал, что Карл пожертвовал собой ради него. Ведь мог не подплывать к спускаемому аппарату, а остаться у шлюза. Но знал, что Руслан попытается его спасти во что бы то ни стало, и тогда, скорее всего, погибнут оба. Просчитал все, хренов математик!

А как бы Руслан повел себя на его месте? Наверное, поступил бы так же. Но сейчас он не мог перестать корить себя.

Все-таки надо было найти слова, убедить… Вместе бы справились.

Внутри все сжималось. От досады болезненно стиснуло грудь. И в этой тупой тянущей боли вдруг зародилась злость.

Карл сделал свой выбор! Решил, что для него лучше и правильно. Что же, значит так! Но Руслан не собирался сдаваться!

Отплыл от иллюминатора и осмотрелся.

«Возвращайся. Домой».

Переданные морзянкой слова, будто звучали в голове голосом товарища.

— И вернусь! — уверенно и зло проговорил Руслан.

Плавным, отточенным движением забрался в кресло. Еще раз окинул взглядом покрытые наледью приборы и решительно начал процедуру расконсервации.

Кораблю словно передалась его уверенность. Приборы включались один за другим: бортовой компьютер, пульты управления, системы жизнеобеспечения.

Руслан почему-то даже не удивился. Просто делал всё по бортовой инструкции — четко, спокойно, как на тренировке.

Взгляд упал на кресло справа, в котором лежала семидесятикилограммовая аккумуляторная батарея. С тех пор, как экипажи стали состоять из двух человек, для компенсации массово-инерционных характеристик, в корабле появился такой вот молчаливый пассажир. Но сейчас Руслан был один.

Он невольно посмотрел на левое кресло, где должен располагаться первый бортинженер.

— Карл, Карл…

Закусил губу почти до крови, потом резко выдохнул и выбрался из кресла. Вернулся в центральный отсек. В иллюминаторах появилась дневная сторона планеты, и Руслан вдруг увидел нечто, заставившее шевелиться волосы на затылке. По спине поползли мурашки.

То свечение, словно от гигантских прожекторов, которому он не придал вначале значения, пораженный близостью планеты… сейчас оно виднелось под другим углом и было на Земле повсюду. На суше, в океанах, вплоть до самого терминатора, от поверхности, пронзая атмосферу и тая в черноте космоса, тянулись светлые, поблескивающие тусклым золотом иглы. Хаотически расположенные, они делали планету похожей на дикобраза.

Почему-то не вызывало сомнений то, что необъяснимое свечение как-то связано с происходящим или же является последствием странного… катаклизма?

В голову пришла мысль, что неплохо бы зафиксировать увиденное. Ведь, если спутники не работали, то кроме него вряд ли у кого был подобный обзор.

Руслан направился к надирному иллюминатору. Фотоаппарат находился там же, но аккумулятор в нем давно сел. Зато в кармане куртки нашелся карандаш. А вот с бумагой возникли трудности: отсырела.

Тогда Руслан отломал монитор у лэптопа, отделил от него крышку и на внутренней, не покрытой наледью поверхности схематично набросал материки. Потом стал отмечать примерные точки свечения и подписывать по памяти названия мест, где они располагались.

Станция продолжала вращаться, и вскоре в иллюминаторе вновь виднелись только звезды. Пришло время найти компенсационный груз на место Карла.

Гибель товарища саднящей занозой засела в груди. Руслан не мог избавитьсяот тяжких мыслей. Все ли он сделал правильно, когда очнулся? Не было ли его вины в смерти Карла?

Он раз за разом прокручивал в голове все свои действия. Пытался представить, как можно было поступить по-другому, что предпринять, какие шаги пропустить, а какие совершить иначе? От самокопания стало тошно. И когда Руслан вытащил из отсека разряженную аккумуляторную батарею — замену Карлу, — нервы не выдержали и ругательства сорвались с губ.

— Да чтоб тебя, Карл! Чтоб тебя! Чтоб тебя!..

Через минуту он взял себя в руки. Прошлого не вернуть. Надо заниматься насущным.

На пути к «Союзу» Руслан бросил взгляд на открытые иллюминаторы. Земля вновь была видна. Но теперь станция пролетала над ночной стороной.

И вновь Руслан застыл. На планете было темно. Словно во всех городах сразу отрубили электричество. Только гигантские лучи тянулись к небу, при этом совершенно не распространяя вокруг себя свет. Из-за темноты Руслан не мог определить места их расположения, поэтому, прикинув, где на Земле сейчас была ночь, зарисовал еще более приблизительно, чем до этого.

Когда он смотрел на планету и на эти странные лучи, в груди возникло назойливое беспокойство, схожее с тем, что бывало у него, когда не получалось найти, казалось бы, очевидное решение какой-либо задачи. Только сейчас он ничего не решал, а ощущение все равно появлялось. Будто что-то упускал из вида. И чем дольше вглядывался в темнеющую поверхность планеты, тем сильнее становилось беспокойство. По опыту Руслан знал, что вскоре у него получится найти решение.

Он замер, постарался очистить сознание от всего лишнего, направить все мыслительные процессы на поиски ответа…

Резкое шипение, раздавшееся из динамиков, заставило вздрогнуть и броситься к радиостанции.

— Говорит МКС, — почти прокричал он в микрофон. — Меня кто-нибудь слышит?

Снова шипение. Потом — прерывистая фраза на незнакомом языке.

Руслан попробовал поговорить на английском, но в ответ доносился только шум помех. Через пару минут стихли и они. Подождав еще немного, Руслан вернулся к прежнему занятию: отбуксировал вторую батарею в спускаемый аппарат. Еще раз осмотрел все приборы: «Союз» был готов к выполнению своей задачи. Имелась только одна существенная проблема: отсутствовали данные для посадки. Обычно их отправляли напрямую с Земли по командной радиолинии, хотя можно было ввести и вручную при «глухих витках» — когда корабль находился вне зоны связи наземных измерительных пунктов. Главное — было бы что вводить! Оставалось надеяться на то, что в ЦУПе, наконец, проснется хоть кто-нибудь и сообразит, как связаться со станцией.

Неожиданно Руслан почувствовал, что жутко проголодался.

«Будто сто лет не ел», — пришла мысль, но он прогнал ее, не желая сейчас забивать голову неразрешимыми парадоксами.

Выбрался из «Союза» обратно на станцию, нашел упаковки с едой и напитками. Приплыл с ними в центральный отсек, устроился поблизости от радиостанции и поел. Не спеша, наслаждаясь вкусом и осознавая, что, возможно, это одна из последних его трапез.

Насытившись, Руслан плавал над условным полом и думал, что еще ему можно и нужно сделать? Но по телу разлилась расслабленность, голова соображала плохо, и он решил просто понаблюдать за планетой. Спать не хотелось, но и что-либо делать — тоже. И Руслан несколько часов пребывал в странной и непривычной бездеятельной прострации, чувствуя безмерную пустоту, как снаружи корабля, так и внутри себя.

— Альграб… — вдруг захрипела радиостанция. — Альграб, срочно садитесь на Землю. Слышите? Альграб, срочно садитесь на Землю.

Их с Карлом позывной! «Альграб».

От неожиданности Руслан дернулся, задел рукой за пол и поднялся к потолку. Выровняв положение тела, он дотянулся до микрофона:

— Это Альграб! Земля, что случилось? Земля, прием! Что происходит? Земля! Это Альграб, с кем я говорю?

Но, похоже, его не слышали.

Хриплый голос с акцентом продолжал говорить уже на английском, повторил все фразы, затем снова перешел на русский:

— Альграб, срочно садитесь на Землю. Вы падаете…

— А то я не знаю, — огрызнулся Руслан. — Данные, данные давай!

Мужчина, будто услышав его, начал диктовать цифры. Руслан спохватился, вытащил карандаш и принялся записывать на крышке лэптопа, рядом со своим рисунком.

Напоследок неведомый специалист проговорил еще несколько раз: «Альграб. Срочно садитесь на Землю. Вы падаете». После чего эфир снова заполнили помехи, и связь оборвалась.

Руслан смотрел на свои записи. Кто с ним говорил? Непонятно.

— Ладно. Разберемся, — пробормотал он.

Пришло время действовать.

Испытывая легкий мандраж, Руслан окинул взглядом погибающую станцию. Коснулся борта в прощальном жесте и решительно поплыл к «Союзу». Установил стыковочный механизм и закрыл переходные люки. В бытовом отсеке Руслан надел свой полетный скафандр. Потом закрыл люк между бытовым отсеком и спускаемым аппаратом. Уселся в кресло, подключил скафандр к системе жизнеобеспечения корабля и пристегнул ремни. Ввел данные для посадки в бортовой компьютер. Закончив, посмотрел на две батареи в соседних креслах. Вздохнул. Набрал на пульте команды для старта, взялся за рукояти управления двигателями ориентации и причаливания и сказал:

— Ну… Поехали!

ГЛАВА 1

Стыковочный агрегат сработал как надо: оттолкнул «Союз» от станции. Руслан не слышал, но представил, как прошипел импульс расхождения, и корабль стал удаляться от МКС. Он наблюдал через визир, как огромная конструкция, символ победы человека над природой и мирозданием, становится все меньше. Невольно поискал глазами фигуру Карла, но того, конечно, не было.

Зависнув в отдалении от станции, Руслан вручную выровнял свой корабль, направив его двигателями в сторону посадки, потом включил тормозной импульс.

Снизив орбиту, «Союз ТМА-М» рванул вперед, оставив неуклюже вращающуюся станцию далеко позади, и вошел в атмосферу.

Температура внутри аппарата неуклонно поднималась, наледь стаивала, прозрачные капли сбегали по панелям. Через несколько минут сработали термодатчики: активировались пиропатроны, и «Союз» освободился от бытового и приборно-агрегатного отсеков. Жестко тряхнуло. Вскоре начала давить перегрузка.

За иллюминаторами бушевало пламя. Руслан закрыл глаза. Мысли снова вернулись к Карлу. Сила притяжения когда-нибудь вернет его на родную планету. Он безмолвно войдет в атмосферу и сгорит…

Резкий, нестерпимо яркий свет ударил по глазам, даже сквозь закрытые веки. Потом еще раз и еще, и еще… Руслан закричал от невыносимой боли. Ему казалось, будто невероятная сила, на дикой скорости, протаскивает его сквозь очень плотные, упругие и вместе с тем, податливые слои неведомой субстанции. Расщепляя его тело и разум на частицы столь малые, что не поддавались осознанию, выдирая из Руслана то, что можно назвать душой.

В какой-то миг, краткий, но длящийся нескончаемо долго, показалось, будто голова распухла до невообразимых размеров и впитала в себя всю вселенную.

Руслан со стороны увидел, как его спускаемый аппарат медленно пронзает многослойный столб света — один из тех странных лучей, которыми ощерилась планета. Хотя почему «странный»? Руслан знал о нем всё. Абсолютно. Как и обо всем вокруг. Обо всей вселенной. Ведь она была в нем… точнее, он был ей.

«Союз» прошел сквозь последний слой…

В следующий миг Руслан открыл глаза в своем кресле, продолжая кричать от страшной головной боли. Он не понимал, что происходит. Где он?! Кто он? Когда он?..

В сознании поселилась тьма, поглотившая все мысли и воспоминания.

Спускаемый аппарат снова тряхнуло — отделился теплозащитный щит с днища, — и это вернуло Руслана к реальности. Он осмотрелся, понимая, что только что опять терял сознание. Но если судить по происходившему с «Союзом» — совсем ненадолго. В памяти не осталось ни малейших деталей об увиденном, ни крупицы знаний, наполнявших его секунду назад. Только непроницаемая тьма.

Аппарат дернулся.

«Вышел первый парашют», — догадался Руслан.

Следом новый рывок — раскрылся основной парашют. Значит, скоро поверхность. Нагрузки отпустили. Дальнейший спуск пошел ровно.

Руслан сгруппировался, приготовившись к приземлению. Очередной толчок возвестил, что сработали двигатели мягкой посадки. Спускаемый аппарат грохнулся на землю и покатился. От резкого удара боль резанула спину.

Руслан вскрикнул, но тут же сжал зубы. Дождался, пока аппарат остановится, и облегченно вздохнул.

Чтобы прийти в себя и выбраться наружу, потребовалось больше часа. Когда же наконец он очутился на земле, ноги отказались держать. Руслан сел, прислонившись спиной к опаленному борту аппарата.

Сквозь запах гари, исходивший от обшивки, чувствовалось, что воздух необыкновенно свежий, даже какой-то пряный, насыщенный ароматами трав. Руслан поднял взгляд и посмотрел на чистое утреннее небо. Потом огляделся. Вдали виднелись строения: окраина какого-то города. Название он позже узнает, но то, что город — это хорошо: значит, скоро прибудут спасатели.

И вообще… он дома. Наконец дома! Его наполнила радость, и приятная усталость разлилась по телу.

Руслан даже не сразу заметил, что к нему приближаются какие-то люди, а когда увидел — засиял в улыбке.

Пятеро мужчин в спортивных костюмах, но почему-то с топорами, палками и вилами в руках. Странное сочетание.

— Привет, — поднял руку Руслан. — Я в порядке.

У него даже сомнения не возникло, что перед ним соотечественники. И он не ошибся. Первый подошедший — рослый широкоплечий парень, со щетиной на подбородке и щеках — присел рядом, осмотрел, потрогал скафандр. Недоверчиво улыбнулся:

— Космонавт, что ли?

— Да.

Руслану было так хорошо, он так радовался, что все закончилось, что не замечал странности в поведении незнакомцев: обступили, кроме парня никто не улыбался.

— В порядке, говоришь? — переспросил парень.

— Ага.

— Это хорошо. Ну, давай помогу встать.

Руслан протянул руку. Парень помог подняться.

— Спаси… — начал благодарить Руслан, но удар по затылку чем-то твердым выбил сознание и отправил его обратно на землю.

* * *

Сначала вернулся слух. Голоса раздавались где-то рядом, над головой. Мужские, женские и, кажется, ребенка: девочка спросила о чем-то своего отца. Слова Руслан разобрал, но смысл ускользнул, точнее, показался обычной детской глупостью. Она интересовалась, кто еще, кроме львов, может их съесть. Папаша зачем-то решил попугать дочку и рассказал о диких собаках, медведях и волках. Добавив, что, если она хотя бы услышит лай, рев или вой, чтобы сразу бежала к гипермаркету.

Н-да… ну и методы воспитания. Хотя Руслана это не касалось — он вернулся к собственным ощущениям.

Щеку холодил шершавый камень, во рту чувствовался привкус крови. Попытка открыть глаза отозвалась резкой болью в затылке, и он застонал.

— О, кажется, космонавт отживел, — произнес незнакомый голос.

Воспоминания вдруг всплыли в голове чередой картинок: замерзшая МКС, улетающий прочь от станции Карл, спуск на «Союзе», люди, встречающие на Земле, удар по голове…

Кто эти люди, и зачем они его похитили? Бандиты? Террористы? Не могут же они быть настолько глупыми, чтобы не понимать — космонавта будут искать все федеральные службы. Спускаемый аппарат, наверняка, засекли, место падения определили…

— Помогите ему сесть, — раздался негромкий приказ. Судя по голосу, распоряжался отец девочки.

Сильные руки подхватили Руслана и заставили сесть. Он снова застонал от боли, но стиснул зубы и постарался не проявлять слабость. Зажмурившись несколько раз, чтобы прояснить взгляд, посмотрел на окружавших его людей.

Буквально в шаге от Руслана стоял тот самый небритый парень, который разговаривал с ним возле спускаемого аппарата и помог подняться. Правда, сейчас уже было понятно, что его любезность была напускная — лишь для того, чтобы подельники смогли ударить сзади.

В этот раз улыбка у парня отсутствовала, но палку в руках он держал. Впрочем, и у остальных, независимо от пола и возраста, было некое подобие оружия: бейсбольные биты, вилы, железные прутья. Люди, столпившиеся вокруг, выглядели странно. Мужчины, женщины — в основном, среднего возраста. Одеты в спортивные костюмы, джинсы, футболки и кроссовки.

Прямо, какая-то уличная банда из третьесортного боевика. Но поскольку среди них была пожилая пара, мать с ребенком и три подростка — двое юношей и девушка, — то слово клан подходило больше. Всего — человек тридцать.

— Как вы себя чувствуете?

Руслан повернулся на голос и увидел, что рядом с ним, на ступеньках замершего эскалатора, сидит мускулистый, коротко стриженный мужчина. На коленях у него расположилась девочка лет семи и смотрела с нескрываемым интересом.

— Дайте ему воды, — велел незнакомец.

Пить, и правда, очень хотелось. Протянули пластиковую бутылку. Вода оказалась теплой и затхлой, но выбирать не приходилось. Утолив жажду, Руслан еще раз осмотрелся и вдруг понял, что находится в каком-то заброшенном магазине или торговом центре.

— Это что… супермаркет?

— Ну, если быть точным, то гипермаркет.

— М-м-м, — протянул Руслан, словно это в корне меняло дело.

В затылке пульсировала боль. Наморщившись, он коснулся больного места и почувствовал под пальцами неслабую шишку.

— Прошу прощения, вышло недоразумение… — произнес предводитель этой странной группы.

Но мужчина с седым «ёжиком» на голове перебил его:

— Хрена с два, «недоразумение»! Это он во всем виноват! Он один из них!

— Степан, не начинай… — попытался урезонить сосед, высокий худощавый тип в очках.

— Чего «не начинай»! Они что-то сотворили и подыхать нас тут бросили! А сами сидят в своих бункерах или вот как этот — в космосе. Ты и сам знаешь, что я прав, вы все это знаете!

Никто из присутствующих не стал возражать.

— А может, он оттуда всем и управлял, а если и нет, то точно помогал тем сволочам, что устроили нам тут сладкую жизнь! — распалялся седой.

Руслан понимал, что ситуация для него крайне неблагоприятная, но при всем этом решительно не понимал, о чем речь. Приученный искать решение возникающих задач, Руслан перебирал в уме возможные причины негативного отношения к нему этих людей. Потом вспомнил, что планета была погружена во тьму. Полное отсутствие электроэнергии могло вызвать панику среди населения, беспорядки и волнения, но правительство должно было что-то предпринять, чтобы уладить ситуацию. И, скорее всего, именно этим сейчас и занималось. Ему же надо просто найти какое-то временное решение. Для этого нужно понять суть проблемы.

— Если у вас нет электричества… — начал Руслан.

— А у вас, значит, есть? — сразу зацепился за его слова седой.

Тут в разговор снова вступил предводитель группы:

— Отсутствует не только электричество, но и многое другое. Не работает транспорт, нет связи… никакой. Из еды — только консервы, да и то не все пригодны в пищу… и вообще… когда мы очнулись, всё вокруг, словно состарилось. Даже одежда истлела, кроме синтетики.

— Леха, да чего ты ему рассказываешь, — процедил седой. — Он лучше нас всё знает.

Руслан решил не обращать на него внимания, вопросительно посмотрел на Алексея.

— Последнее, что мы помним, что 28 июля мы все пришли в этот гипермаркет, — продолжил тот, — и отключились. А когда очнулись, то вокруг уже было… это. Такое впечатление, что прошло…

— Очень много лет… — закончил за него Руслан, возвращаясь мысленно на МКС к моменту своего пробуждения.

— Я же говорил! — завопил седой. — Они во всем виноваты!

Он перехватил биту и ринулся к Руслану.

Тот только начал вникать в суть происходящего, ему даже показалось, что почти догадался, в чем могло быть дело, но нападение отвлекло от размышлений.

Седой замахнулся битой, и никто даже не подумал его остановить.

Навыками самообороны Руслан владел, но толку от них сейчас практически не было: он сидел на полу да еще и в скафандре. В другое время и иной ситуации он сумел бы дать достойный отпор, но сейчас его положение оказалось крайне невыгодным. Поэтому он не придумал ничего лучше, чем пнуть нападавшего по ногам своим громоздким ботинком. Седой потерял опору, взмахнув руками, перелетел через Руслана и грохнулся на пол. Бита, звонко ударившись о гранит плитки, несколько раз подскочила и покатилась в сторону.

Щетинистый крепыш сразу бросился на помощь поверженному товарищу, но Алексей ссадил с колена девочку, поднялся и преградил ему дорогу:

— Хватит!

— Не лезь! — огрызнулся крепыш, но словно наткнулся на каменную стену.

— Я сказал: хватит, — приглушенным голосом проговорил Алексей.

Рядом с Русланом заворочался седой, приходя в себя после падения.

Крепыш все же решил поступить по-своему. Хотел отпихнуть преградившего путь Алексея, но тот ловким движением поймал его запястье двумя руками и повернулся корпусом. Крепыш в одно мгновение оказался на полу с вытянутой вверх рукой и заломленной кистью. Сдавленно вскрикнул, поднял свободную руку в примирительном жесте и быстро заговорил:

— Ну всё-всё-всё! А-а-а… отпусти! Я понял… твою мать, руку сломаешь!

Стоявшие рядом люди разошлись в стороны. Никто не полез разнимать дерущихся, не принял чью-либо сторону.

Алексей освободил кисть крепыша и шагнул назад. Тот сел и стал потирать запястье, злобно зыркая из-под нахмуренных бровей на обидчика.

Руслан уголком сознания отметил, как это маленькое сообщество было похоже на стаю: вожак приструнил зарвавшегося наглеца, остальные не вмешивались, а лишь ждали исхода драки.

Алексей прошел и помог подняться седому.

— Ты в порядке?

— Да.

От взгляда, которым седой одарил Руслана, того окатило волной ненависти. Было предельно ясно, что разговор еще не окончен и продолжение последует при первом же удобном случае.

Алексей проводил прихрамывающего Степана к остальным и вернулся к дочке.

— Помогите мне выбраться из скафандра, — попросил Руслан.

Но предводитель группы не спешил выполнить его просьбу.

— Так что ты знаешь обо всем этом? — спросил Алексей.

Руслан понял, что ему не доверяют. Посмотрел на собравшихся вокруг него людей и наткнулся на суровые, жесткие взгляды.

Он снова повернулся к Алексею и сказал:

— Двадцать восьмого июля мы с Карлом должны были вывести на орбиту итальянский исследовательский модуль, он вышел в открытый космос, я настраивал приборы внутри станции. Что произошло потом, я не знаю. Очнулся я вчера. Аппаратура не работала, все обледенело, питание отсутствовало. Сама станция сошла со своей орбиты и падала. Я добрался до спускаемого модуля, включил компьютер и полетел на Землю. Где встретил вас, точнее вы меня встретили, и, должен отметить, весьма приветливо. Вот вкратце то, что мне известно.

Выслушав его, люди начали переглядываться. Опровергнуть слова Руслана они не могли, равно как и он не мог доказать, что не лжет.

— А откуда же ты знал, что у нас нет электричества и жратвы? — опять стал гнуть свою линию Степан.

Седой «ёжик» на голове делал его похожим на задиристого енота из мультфильма, просмотренного Русланом незадолго до полета. Наглого, упрямого и дерзкого. Нужно было сразу ставить его на место, иначе конфликт так и будет тянуться, пока в один прекрасный момент снова не перейдет в драку. А Руслану, видимо, придется пробыть здесь еще какое-то время, пока его не разыщут спасатели или другие спецслужбы.

— Если бы ты не битой махал, а головой думал, то догадался бы, что сверху все очень неплохо видно, — спокойно произнес он.

— Ага, и ты хочешь сказать, что вот специально за Пензой наблюдал, — ехидно фыркнул Степан.

«Так, значит, я в Пензе», — сделал мысленную отметку Руслан, но сейчас было не до географии.

Судя по тому, как стали переглядываться люди, аргумент седого смутьяна подействовал. Нужно было отвечать, чтобы не потерять инициативу:

— Так вы что, думаете, что такое только у вас происходит?

— А что, вы еще над какими-то городами свои долбаные эксперименты проводите? — Степан почувствовал поддержку окружающих. — Ну а что, города провинциальные, тихие, всё стерпят. Вы вон в своей Москве или Питере такое учините, вам там быстро головы-то поотвинчивают. Да, Натаха?

Седой подался вперед и посмотрел на высокую девушку с русыми волосами, заплетенными в косу. Одета девушка была в джинсы и полинявшую вязаную кофточку, цвета морской волны.

— Что, сидела бы ты сейчас как здесь, ногти свои полировала, или на улицу пошла бы, революцию устраивать? Как у вас в Питере обычно делали.

В его обращении чувствовалась скрытая злость. Наталья ответила лишь презрительным взглядом. Руслан понял, что Степан не только с ним успел поссориться. Встретился глазами с девушкой. У нее они были зеленые, ясные, в обрамлении длинных ресниц. Прежде чем снова заговорить, Руслан почему-то подумал, что, несмотря на ее теперешний усталый и серьезный вид, Наталья похожа на человека, привыкшего часто веселиться и улыбаться.

— Подождите, — сказал он, — вы, должно быть, не до конца понимаете… Электричества нет не только у вас. Вся Земля погружена в темноту.

Наступила тишина.

— Ты хочешь сказать… — нарушил ее через некоторое время Алексей.

— Я хочу сказать, что после того, как очнулся, станция несколько раз пролетала над ночной стороной, и нигде я не видел огней…

«Только странные столбы света», — хотел добавить он, но посчитал, что сейчас это совершенно неуместно.

— Что, ни в Европе, ни в Америке? — спросил тощий мужчина в очках, с потаенной надеждой в голосе.

— Нигде.

Это вызвало на лице мужчины мину глубокого разочарования.

Руслан снова посмотрел на Степана.

— Насчет еды не знаю, а вот связь кое-какая есть: мне из ЦУПа передали данные для посадки в УКВ-диапазоне. Так что, если тут поблизости есть какие-то радиотовары, то можно включить приемник и попробовать поймать волну. Наверняка МЧС ведет передачу, оповещая население о чрезвычайной ситуации.

— А приемник ты чем запитаешь, умник?

— Если я не ошибаюсь, то простейшую динамо-машину изучают на самых первых уроках физики в школе.

— Ну, может у вас в Москве и изучают… — фыркнул было Степан.

Но Руслан сразу осадил его:

— Я родился и вырос в селе Унжа Костромской области и там же окончил школу, — он повысил голос. Ему надоели беспочвенные обвинения и придирки, к тому же он устал, голова болела после удара, хотелось есть, пить и выбраться, наконец, из скафандра. — Если хочешь мне еще что-то сказать, то подожди, пока я встану на ноги и смогу растолковать все на понятном тебе языке.

Степан насупился и потупил взгляд.

— Действительно, — заговорил рядом Алексей, — чего мы набросились на человека. Он только из космоса прилетел. Мужики, давайте поможем ему, а все разговоры — потом. Будет еще время и возможность.

Руслану помогли подняться. Он начал пояснять, как надо снимать скафандр, когда снаружи торгового центра донесся глухой рев. Обитатели гипермаркета замерли и все как один направили взгляды в сторону стеклянных дверей входа.

Как только мгновения замешательства прошли, Алексей принялся раздавать указания:

— Несите щиты! Степан, Вова, начинайте крепить! Девчонки, бегом за парфюмом! Саня, проверь заднюю дверь! Быстрее!

О Руслане тут же забыли. Люди бросились выполнять приказы своего руководителя. На лицах и во взглядах читался испуг. Мужчины носили к входу самодельные щиты, сделанные из кусков мебельного ламината и деревянных брусьев, скрепленных проволокой. Женщины помогали их устанавливать и закреплять. Девчонки во главе с Натальей притащили несколько флаконов туалетной воды и принялись опрыскивать ей щиты. Все делалось в нервозной спешке, хотя и более-менее слаженно. Всеобщая тревога передалась Руслану.

Сделать что-либо, он все равно был не в силах, поэтому просто стоял, смотрел и терялся в догадках о сути происходящего.

— Задняя дверь закрыта, — один из юношей прибежал откуда-то из глубины торгового центра.

— Хорошо, Саня, — кивнул Алексей, — ну-ка подержи тут… так… прикручивай… крепче! У них дури немерено, особенно если голодные.

Если бы они не находились сейчас в Поволжье, то Руслан подумал бы, что речь идет о каких-то хищниках. Но, если ему не изменяла память, в этой части России опаснее лисицы диких зверей не было. Тем более в городе.

Чтобы не тратить зря время, Руслан стал сам снимать скафандр. Вдруг рядом раздалось пшиканье, и в нос ударил приторный запах туалетной воды. Он сразу обернулся. Наталья держала в руках по флакону и щедро орошала его «по-македонски».

— Я что, так плохо пахну? — попытался пошутить Руслан.

— Наоборот. Для них — слишком хорошо.

— Для них?

— Да. Для львов.

Руслан неуверенно улыбнулся, но Наталья оставалась серьезной.

— Откуда в Пензе львы?

Девушка пожала плечами.

— Я из Санкт-Петербурга…

К ним подошел запыхавшийся Алексей.

— Да, молодец, — похвалил он Наталью. — Я тоже только вспомнил про нашего гостя. Давай и на меня.

Пока девушка разбрызгивала парфюм, Алексей начал помогать Руслану со скафандром.

— Этим тварям жутко не нравятся искусственные запахи.

— Кому? Львам? — спросил Руслан и еле сдержал улыбку.

Творившееся вокруг походило на театр абсурда. Но если так, то Алексей был отличным актером, потому что ответил настолько естественно, что даже Станиславский не смог бы упрекнуть:

— Да, львам. И хорошо бы успеть вытащить тебя из этой штуки, чтобы, в случае чего, у тебя была возможность убежать.

В этот момент Руслан понял: они не шутят. Алексей почувствовал его удивление и усмехнулся:

— Привыкай. Сюрпризы тут теперь на каждом шагу.

От резких запахов Руслана стало подташнивать. Наталья отставила флаконы в сторону.

— Думаю, хватит, — сказала она.

— Если честно, то совершенно не мои ароматы, — наморщился Руслан. — Хотя, может, стоит подождать пока раскроются…

Девушка быстро улыбнулась и тут же вновь стала серьезной, но он успел заметить, насколько она была очаровательна. Ему даже показалось, что в зеленых глазах блеснул и сразу погас задорный огонек.

Общими усилиями его освободили от скафандра. Подошел щетинистый крепыш, окинул Руслана взглядом и доложил Алексею:

— Вроде всё.

— Хорошо, — кивнул руководитель группы. — Будем надеяться, что в этот раз щиты выдержат.

Получалось, что львы уже нападали и укрепления не стали для них преградой. Руслан покачал головой, пытаясь сбросить наваждение и вернуться в реальность. Только, похоже, он уже был здесь — в реальности, какой бы дикой она ни казалась.

— Пижама — класс, — сказал крепыш Руслану про его костюм и ушел к баррикаде.

К Алексею подошла дочка, взяла отца за руку.

— Не бойся, Настенька, — сказал он ей. — Знаешь что, помоги Наташе укрыть всех. — Повернулся к девушке, попросил: — Наташ, проследи, чтобы женщины спрятались. И Макс с Витькой — тоже, а то эти сопляки могут начать геройствовать.

Когда они ушли куда-то в глубь торгового центра, предводитель группы потер лоб и сказал:

— Два раза уже нападали. Первый раз убили двоих, второй раз прорвались через заграждение, но нам повезло, они забрались в парфюмерный отдел, разбили там несколько флаконов, и запах им так не понравился, что по-быстрому свалили. Вот, похоже, снова решили наведаться. Тут у них охотничьи угодья, что ли… Не знаю. Не разбираюсь я в биологи. Вообще-то я всего лишь тренер по тяжелой атлетике, а тут львы… да еще со всем народом приходится возиться, нянчиться, унимать споры, распределять еду… За эти две недели я…

Он еще хотел что-то сказать, но передумал, махнул рукой.

— Погоди, — нахмурился Руслан, — две недели? Вы очнулись две недели назад?

— Да…

Их разговор прервал крик, раздавшийся с верхнего этажа:

— Они здесь! Они здесь!

Руслан увидел, как мужчины у щитов приготовили вилы и самодельные копья из прикрученных к деревянным черенкам кухонных ножей.

Гортанный рык раздался совсем рядом. Царь зверей будто предупреждал людей о том, что решил их посетить.

Алексей вздохнул и направился к остальным. Руслан последовал за ним. Приблизившись к заграждению, он по примеру других уперся в доски руками. Сквозь щели между щитами хорошо было видно хищников. Восемь самок и самец. Крупный, с густой черно-рыжей гривой, которую золотило полуденное солнце. Вожак забрался на крышу ржавого автомобиля и устремил взгляд на торговый центр. Львицы ходили недалеко от него, постоянно поглядывая на перекрытый щитами вход. Мощные мышцы перекатывались под шкурами.

Лев заревел еще раз, потом спустился с машины и не спеша пошел к торговому центру.

— Твою мать! — не выдержал кто-то из мужчин. — Он идет сюда!

— Какой же здоровый!

— Спокойно, спокойно! — прикрикнул Алексей.

Руслан и сам не мог отвести взгляда от зверя. По-царски грациозного, сильного. Остановившись в нескольких шагах от баррикады, лев принюхался. Едва слышно заурчал и вдруг бросился на щиты.

Звук от удара его массивной туши об укрепления гулким эхом разнесся по торговому центру. Мужики дружно закричали, удерживая щиты, кто плечами, кто вытянутыми руками. Руслан вскрикнул вместе со всеми и только в тот момент смог полностью осознать, что все это действительно происходит.

Первую атаку баррикада выдержала, но действия вожака послужили сигналом для львиц. С рычанием они обрушили на преграду, отделяющую их от добычи, всю свою животную ярость и природную мощь.

Раздирали укрепления когтями, рвали зубами, просовывали лапы в щели, в попытках зацепить людей.

Руслану почему-то казалось, что после первых неудачных попыток львы отступят и уйдут, но он ошибался. Атаки продолжались с неугасаемой свирепостью и упорством. Пол под ногами был усыпан щепками и кусками досок, вырванных и выбитых хищниками. Вскоре в щитах появились бреши.

Одна из львиц всунула в дыру морду и лапу. Тощий мужчина в очках, тот самый, который спрашивал у Руслана про Америку и Европу, хотел ударить зверя битой, но в горячках подошел слишком близко. Львица опередила его и, выбросив вперед лапу, распорола ему когтями бедро. Мужчина заорал и рухнул на пол, обливаясь кровью.

Алексей подбежал и ударил львицу копьем. Острие вонзилось ей в плечо. Взревев, она схватила древко зубами и дернула, вырывая оружие у человека из рук. Алексей упал и стал отползать подальше.

— Оттащите его! — крикнул Руслан.

Алексея подхватили под руки и отволокли от беснующейся львицы. Его место занял Степан, зажав покрепче вилы, он ткнул ими зверю в морду. Снова оглушительно заревев, львица убралась прочь.

Воспользовавшись моментом, унесли от баррикады раненого мужчину. Краем глаза Руслан заметил движение в глубине торгового центра. Оглянулся.

Наталья и еще одна женщина крадучись выходили из-за эскалатора.

— Вы что тут делаете? Уходите! Спрячьтесь! — закричал он.

Но Наталья будто не слышала его. Во все глаза она смотрела на окровавленного человека и шагала вперед. Вторая женщина шла позади нее, приседая от страха и касаясь вытянутой рукой спины Натальи, словно боялась, что если перестанет чувствовать ее рядом, то не выдержит и убежит.

Руслан подбежал к женщинам:

— Вам надо уйти! Немедленно!

Тут вторая женщина тоже увидела раненого и вмиг изменилась.

— Коля! — взвизгнула она и побежала вперед. Упала на колени рядом с окровавленным мужчиной и, рыдая, взяла его за руку. Потом подняла взгляд и закричала: — Вы что стоите? Помогите ему! Не стойте столбами! Помогите!

Молодой парень — среднего роста, в очках на тонкой оправе — подбежал и велел ей зажать раны. Остальные мужчины были заняты тем, что отбивались ото львов. Наталья вдруг сорвалась с места и побежала назад. Руслан посмотрел ей вслед и вернулся к баррикаде.

Нападение продолжалось. Хищники искали и находили другие слабые места в укреплениях людей. Нескольких животных ранили, но от этого они только еще больше рассвирепели.

Находиться рядом со щитами и удерживать их стало опасно. Руслан понимал, что скоро львы прорвутся внутрь — это лишь вопрос времени, — и палками с прикрученными ножами их не остановить.

Подобные мысли пришли в голову не ему одному.

— Надо уходить! — завопил полный мужчина. — Они сожрут нас! Сожрут!

— Заткнись! — заорал на него крепыш, который встретил Руслана после посадки, и посмотрел на Алексея, ожидая указаний, что делать.

Но тот, похоже, и сам не знал. Весь его план, видимо, строился на том, что щиты выдержат натиск хищников. Сейчас же он просто не понимал, что делать. Руслан видел смятение и напряженную работу мысли на его лице, пока предводитель группы тыкал копьем во все новые и новые прорехи в баррикаде.

Откуда-то снова появилась Наталья. В руках у нее был пакет с бинтами и медикаментами. Она опустилась на пол рядом с раненным и под руководством парня в очках, видимо, обладавшего какими-то медицинскими знаниями, принялась вскрывать упаковки с перевязочным материалом.

Руслан невольно восхитился мужеством и бесстрашием этой хрупкой девушки. Но все это он отметил краешком сознания: основное внимание занимала оборона укреплений.

Щиты трещали и шатались. Сколько они еще простоят — неизвестно, но явно не очень долго.

— Леха, что дальше?

Кажется, это спросил Степан.

Руслан посмотрел на Алексея и вдруг догадался, какое решение тот примет. И не ошибся.

— Уходим! Все уходим! — крикнул предводитель группы.

Делать это было нельзя. Львы прорвутся и, в первую очередь, пойдут по кровавому следу. За раненым, за женщиной рядом с ним, по всей видимости, женой, за парнем-медиком, делавшим перевязку, за Натальей, помогавшей ему… А потом найдут всех остальных, и отбиваться станет еще сложнее. Но, похоже, понимал это только Руслан. На лицах остальных же появилось некое облегчение — сейчас ими руководил страх.

— Нет! — закричал он. — Нельзя отступать!

Руслан сам не знал, что нужно делать, но был уверен: уходить нельзя.

— Да пошел ты! — ответил полный мужчина и побежал к эскалатору, за ним еще пара человек.

Алексей велел забрать раненого. Руслан схватил его за руку.

— Ты убьешь их! Ты же понимаешь, что львы пойдут за кровью!

— Не здесь же его оставлять!

— Нет, но самим не уходить.

Руслан понимал, что принятое решение далось Алексею нелегко, и лишь надеялся, что гордыня не взыграет и не помешает его пересмотреть.

— Ты не видишь? — закричал Алексей, указывая на прогрызаемые львами щиты. — Останемся — сдохнем, а так, может, хоть кто-то уцелеет!

— Он прав, — поддержал предводителя крепыш.

— Нет! — стоял на своем Руслан.

Алексей смотрел на него, стиснув зубы и сжимая кулаки. Руслан лихорадочно пытался придумать, как справиться с ситуацией. Раненого подняли и понесли, Наталья шла рядом. Мелькнула мысль, что если ничего не придумается, то он пойдет за девушкой и будет защищать… Она словно почувствовала, что он думает о ней. Подняла взгляд, посмотрела на него и снова быстро улыбнулась, как тогда когда брызгала на него туалетной водой… В этот момент, Руслана осенило.

— Все, уходим! — сказал Алексей.

— Нет, стой! Дай мне несколько минут! Продержись еще немного!

— Что задумал?

Но объяснять было некогда.

— Ты, — Руслан указал на крепыша. — Со мной! Хозяйственный отдел! Бегом!

— Толян, — назвался крепыш на ходу.

— Толя, зажигалки или спички! Быстро! И скажи мне, где тут отдел косметики?

— За эскалатором налево, дальше по коридору. Зажигалки без газа. Знаю, где не отсыревшие спички есть! — Кажется, он понял замысел.

— Отлично! Сразу возвращайся к нашим!

Руслан побежал в указанном направлении. Ворвался в отдел косметики, разгромленный львами в их прошлое посещение, и принялся искать нужные флаконы. Набрав с десяток упаковок, он бросился назад, где-то в подсознании понимая, что здорово рискует. Ведь он полагался сейчас на совершенно незнакомых людей. Ну да, он знал, как зовут некоторых из них, но вернется ли Толян со спичками, будет ли Алексей сдерживать хищников или Руслан прибежит прямо ко львам в пасти?

Щиты еще стояли, а люди рядом с ними держали оборону. Слева послышались шаги, и появился Толя, прижимая к груди спичечные коробки.

Руслан невольно улыбнулся.

К входу они добежали одновременно.

— Держи! — он кинул помощнику аэрозольный баллончик с дезодорантом.

Толян побросал на пол спички, оставив себе коробок, и крикнул:

— Леха, сюда!

То, что баллоны под давлением, Руслан попробовал еще в отделе косметики, но вот есть ли в составе горючие вещества, выяснять было некогда — на всякий случай набрал разных.

С замиранием сердца он чиркнул спичкой, дал ей разгореться и, направив выходное отверстие баллона на пламя, надавил клапан.

Полыхнул полуметровый огненный факел.

— Да! — обрадовался Толян. — Подпалим тварям усы! Мужики, сюда!

Львы уже почти прорвались внутрь. В ближайшую к Руслану дыру просунул окровавленную морду сам вожак и пытался пролезть целиком.

Бросившись вперед, Руслан направил сопло на густую гриву хищника. Пламя загудело, облизывая льва оранжевыми языками. Зверь заревел. Дико, оглушительно, до дрожи устрашающе. Но палец продолжал давить на клапан, пока лев не стал пятиться назад, заскоблив по гранитным плиткам пола когтями. Его грива занялась. К ароматам духов и одеколонов, которыми были обрызганы доски и люди, примешался запах паленых волос.

— Получите! — торжествовал рядом Толян, прижигая лапы одной из львиц.

Несколько баллонов не воспламенились, но Руслан притащил с запасом, и почти все защитники баррикады вооружились портативными огнеметами.

Вскоре снаружи раздавался рев опаленных животных. Вожак с дымящейся гривой рванул прочь по ржавым остовам машин, дальше через поросшую травой бывшую парковку и скрылся в кустах. Львицы последовали за ним.

— Ха-ха-ха! — веселился Толян. — Не нравится Шерхану Огненный цветок?

Несмотря на свою грубоватую внешность и щетину, он, похоже, оставался подростком в душе.

— Угомонись, Маугли, — произнес Алексей и подошел к Руслану.

Опираясь рукой о щит, он смотрел, как убегают хищники. Лицо его выражало отнюдь не радость, а скорее злость и досаду.

— Спасибо, — Алексей повернулся и протянул руку, — что спас всех нас.

Окинул взглядом истерзанные укрепления, следы крови на полу, людей, которые устало разбрелись вокруг и добавил:

— И спасибо, что уберег меня от ошибки, которую я не смог бы себе простить весь остаток жизни.

Руслан молча пожал протянутую руку. Ему показалось, что Алексей хочет еще что-то сказать, но не может заставить себя.

Предводитель группы опустил взгляд, тяжело вздохнул и произнес:

— Ладно, пойду дочку отыщу.

Толян полыхнул в воздух факелом, мужики заворчали на него, чтобы прекращал баловаться, а Алексей даже не обратил внимания. Просто прошел мимо, погруженный в свои мысли.

* * *

Парень-медик действительно оказался врачом. Правда не хирургом, а инфекционистом, но зашить раны Николая сумел довольно профессионально и быстро. Жена пострадавшего сидела в углу помещения, быстро переделанного из отдела по продаже сотовых телефонов в операционную. Рядом с ней, обняв женщину за плечи, стояла Наталья. Остальных настоятельно попросили удалиться. Лишь Руслан, единственный из оставшихся обитателей торгового центра обладавший хоть какими-то знаниями в медицине, ассистировал доктору Васильеву, попросившему называть его Александром.

Видно было, парень волновался. И, чтобы скрыть это, сыпал сальными шуточками и анекдотами про врачей.

Поначалу никто даже не улыбался, но постепенно это возымело действие, и не смогла сдержать смеха, пусть и сквозь слезы, даже жена раненного, накаченного анестетиками. В паузах между анекдотами Александр что-то бормотал. Руслану казалось: «надеюсь не испорченные, надеюсь…». Он догадался, что доктор говорил о лекарствах, которые вколол Николаю. Ведь если всё вокруг состарилось, то у медикаментов тоже истек срок годности.

Несколько раз Руслан чувствовал, что на него смотрят, поворачивался проверить свои ощущения и сталкивался взглядами с Натальей.

После очередного анекдота, он наконец увидел ее настоящую улыбку: искреннюю, красивую, лучезарную.

— Не отвлекайтесь, коллега, — одернул его доктор и продолжил рассказывать очередную историю.

Закончив операцию, Александр оставил жену дежурить у «постели» мужа и заявил, что имеет намерение напиться. Пригласил ассистента с собой, но Руслан отказался. Вместо этого попросил Наталью отвести его к Алексею.

Жилые помещения располагались на втором этаже. На подходе к эскалатору их окликнули дежурившие у входа мужчины.

— Как он там?

— Док сказал, что жить будет, если завтра проснется. Ночью все решится, — ответил Руслан.

— Ясно. Спасибо тебе, мужик.

Руслан понимал, что благодарили его вовсе не за информацию о больном, но не знал, что ответить, замялся. Ему еще ни разу не приходилось выступать в качестве чьего-либо спасителя. Наталья улыбнулась, увидев его смущение.

— Мне кажется, можно просто сказать «пожалуйста», — посоветовала она.

Руслан так и поступил.

Алексея они застали наливающим в хрустальный фужер водку.

— Гламурно, — усмехнулась Наталья. — Ладно, я вас оставлю, развлекайтесь мальчики.

Бывший тренер вяло махнул ей вслед рукой, достал из коробки на полу еще один фужер, дунул в него и хотел налить.

— Я не буду, — сказал Руслан.

— Космонавты не пь-ют? — судя по слегка затрудненной речи, Алексей уже успел приложиться к бутылке, хотя по виду — не сказать.

— За других не скажу, а сам — только когда необходимо.

— А сейчас что? Ситуация неподходящая или компания не устраивает?

— Просто дела еще есть. Мне надо на ночлег устроиться и подумать, что дальше делать, а для этого нужна трезвая голова.

— Тебе уже организовали постель в отделе школьных товаров, на другой стороне центра. Потом провожу. А думать… о чем ты собираешься? Хочешь свалить отсюда? А куда? Сам же сказал — всюду одно и то же!

— Вообще-то я говорил об отсутствии везде электричества…

— Да перестань! Ты же понимаешь, что это не всё. Что не в электричестве дело.

Руслан понимал, но поскольку Алексей не спрашивал, а утверждал, то отвечать не стал. Тот поднял фужер, повертел его в руках, в очередной раз вздохнул, потом поставил на стол.

— Мы нормально и не познакомились. Алексей Бальзанников, — представился он.

— Руслан Павлов.

— Как бы это странно ни звучало, но я рад, что ты приземлился в Пензе. Не знаю, что бы мы сегодня без тебя делали.

— Пенза… — задумчиво произнес Руслан.

— Ага, — кивнул Алексей. — Родина Лермонтова, Белинского и еще многих интересных людей.

— Вы выяснили, какой сейчас год?

Бывший тренер помедлил с ответом.

— Сложно сказать, — произнес он задумчиво. — Мы пытались узнать, ведь ясен пень, что за день так все измениться не могло. У Николая кварцевые часы с календарем, остановились восьмого июля двадцать первого года. Но вряд ли пять лет. Минимум пятнадцать, а то и больше. Я не специалист по таким делам. А ты что-то знаешь?

Руслан кивнул:

— Лэптоп, который питался от солнечных батарей, показывал, что прошло тридцать лет.

— Вполне может быть. — Алексей снова погрузился в раздумья, потом сказал, словно отвечая на чей-то вопрос: — Тогда все совпадает. Да, похоже, ты прав. Тридцать лет. — И повторил: — Тридцать лет, твою мать.

Помолчал какое-то время, затем спросил:

— А почему мы остались прежними, если всё вокруг состарилось?

— Не знаю, — пожал плечами Руслан.

— Послушай… ты не подумай, я паранойей не страдаю, но… вы точно никаких экспериментов не проводили?

— Если и проводили, то мне об этом ничего неизвестно. Говоря откровенно… я даже примерно не представляю, как такое возможно.

Он вдруг почувствовал сильную усталость. Опустился на плетеный стул. Перед ним стоял фужер, а рядом вскрытая консервная банка с говяжьей тушенкой. Посмотрел на Алексея. Тот взял бутылку и налил. Выпили молча, не чокаясь, словно поминали кого-то.

Алкоголь обжег внутренности, голова сразу закружилась, и Руслана едва не стошнило. Кровь прилила к лицу.

— Я что-то отвык… за тридцать-то лет, — прохрипел Алексей. Он тоже покраснел. — Или это водка крепче стала?

Руслан пожал плечами и поскорее запихнул в рот мясо из банки.

— Ты говорил, что вы тут две недели? — спросил он прожевав.

— Угу.

— Так, а чего вы тут сидите, почему по домам не пошли?

Алексей хмыкнул.

— С чего ты решил, что не пошли? Первым же делом! Только город, знаешь, чуток изменился. Эта часть отрезана от остальной новой рекой. Несколько человек попытались переправиться, но чуть не погибли. Без плота или лодки — даже пробовать не стоит. Некоторые решили пойти вниз по течению, в надежде найти брод. Что с ними стало — я не знаю.

— Ну, а где полиция, власти? Что-то вообще предпринимается для восстановления порядка?

Алексей закусывать не стал, налил себе еще.

— Давай так, я тебе расскажу, что да как тут у нас было, введу так сказать в курс дела, а ты поведаешь, что сверху увидел?

— Хорошо, — кивнул Руслан.

— Ну, тогда слушай… — бывший тренер задумался, собираясь с мыслями. — Наверное про то, как мы тут все очнулись, малость офигевшие, я тебе рассказывать не буду, а сразу начну с того момента, когда все поменялось. Точнее когда я понял или даже осознал, что все поменялось. Жизнь сделала крутой такой поворот. У той новой реки. Когда не смогли переправиться. Я вдруг почувствовал себя беспомощным. Это было похоже на езду по скользкой дороге, когда ты жмешь на тормоза, но машина продолжает нестись вперед, и ты уже ничего не можешь сделать, ни остановить ее, ни свернуть.

Руслан отметил, что свои мысли собеседник излагает весьма красочно, похоже, что за «всего лишь тренером» скрывался достаточно образованный и начитанный человек.

— Ну и продолжая аналогию, не сумев затормозить, я со всего маху врезался в окружавшую действительность, — продолжил Алексей. — И не только я. Когда народ осознал, что всему кранты, началось форменное безумие. Драки, убийства. Из-за уцелевшей одежды, еды, воды. Тут мне пришла мысль вернуться в торговый центр. По счастью, это район не настолько густо заселен, к тому же здорово выгорел — до самого моста нет ни одной целой многоэтажки, — и мародеры не успели добраться сюда. Другие магазинчики поменьше разграбили в первый же день, а про это место будто забыли. Когда мы с Аленкой добрались сюда, по отделам бродили лишь несколько человек из бывших работников. Охраняли имущество, переживали, что у них вычтут из зарплаты…

Он коротко хохотнул, потом вздохнул.

— Н-да… некоторые наотрез отказывались понимать и принимать реальность. Чуть до смертоубийства не дошло. Тут-то и пригодились мои профессиональные навыки. Знаешь, я раньше иногда задумывался: зачем мне все это? Ворочать железки, тратить время на тренировки… полжизни ведь на это ушло, не меньше. А получается, что вот для этого… Когда народу здесь поднабралось, чтобы не допустить анархии, пришлось свернуть пару челюстей, а некоторым и кости поломать. Жалею только, что дочке пришлось увидеть, как ее отец людей калечит.

Алексей посмотрел в глубь отдела, где за самодельной ширмой спала дочка.

— Не жалей, — сказал Руслан.

Собеседник вопросительно посмотрел на него, ожидая объяснения.

— Если такое творится не только в Пензе, а я подозреваю, что так и есть, то, чтобы выжить, нам всем придется научиться быть жестокими в нужный момент. Уверен, что твоя дочка поняла, почему ты так поступил, и не стала любить тебя меньше.

— Ты прав, космонавт, поняла. Как и то, почему мы не можем сейчас пойти искать ее мать. Она у меня умная и… здорово повзрослела за эти две недели…

Голос Алексея дрогнул. Он взял фужер и кивком предложил то же самое сделать Руслану. Они выпили, закусили.

— Ну, собственно, я почти всё рассказал, — подытожил бывший тренер. — Те, кого ты сегодня видел, почти все пришли сюда одновременно со мной. Лишь некоторые присоединились после. Судя по всему, население Пензы здорово поубавилось. Из персонала гипермаркета с нами практически никого не осталось. Ушли. Кто сразу, кто через день-два. Я думаю это что-то психологическое. Остались лишь несколько человек: Степан и Толик — бывшие охранники. Ты с ними уже знаком.

— Ага, — Руслан непроизвольно потянулся и потрогал шишку на затылке. — Не могу сказать, что сильно обрадован этим знакомством.

— Толик на самом деле, неплохой парень. Недалекий, легко поддающийся влиянию, но пока не испорченный. А вот Степан, тот еще жук. Я, если честно, его слегка побаиваюсь. Всегда кажется, что он с легкостью воткнет нож мне в спину, едва зазеваюсь.

— Значит, не зевай, — проговорил Руслан и почувствовал, что алкоголь возымел свое действие: язык еле ворочается.

— Ну, вот и стараюсь. — Алексей, хоть и не закусывал, но выглядел достаточно бодрым.

Восприятие же Руслана настолько притупилось, что даже слегка заторможенная речь собеседника казалась вполне нормальной. Ровной, спокойной, убаюкивающей…

— Еще из персонала остались две женщины: Тамара и Светлана, — продолжал бывший тренер. — Одна продавщицей была в отделе кожгалантереи, другая владелицей этого отдела. Подружки…

Руслану захотелось прилечь, закрыть глаза, отключиться от всего этого кошмара. Слова Алексея казались все глуше и вскоре стали совсем тихими, будто доносились издалека.

— Эй, космонавт! Ты меня слышишь?

— А? — встрепенулся Руслан. — Конечно, слышу.

В голове шумело, взгляд никак не хотел фокусироваться. Пришлось заставить себя сесть прямо и взяться за край стола, чтобы вестибулярный аппарат хоть немного пришел в норму.

— Ладно, — проговорил Алексей. — Пошли, провожу тебя в хоромы барские.

— Знаешь… не откажусь, — Руслан немного пришел в себя, все-таки годы тренировок сказывались. — Уж больно насыщенными выдались последние деньки.

— Догадываюсь.

Освещая себе дорогу свечой, они шагали мимо отделов, в которых устроились другие обитатели гипермаркета. Алексей все время молчал, но Руслану почему-то казалось, что бывший тренер, вдруг ставший предводителем небольшой общины, хочет что-то ему сказать. Вероятно то, из-за чего пил в одиночестве, пока не пришел Руслан, и почему опускал взгляд, проходя мимо «жилых» отделов, где готовились ко сну или уже спали те, заботу о ком взвалила на его могучие плечи причудливая судьба.

Но говорить ничего не требовалось. Те слова, что сейчас крутились в голове Алексея, которые он силился произнести, но не находил в себе решимости, Руслан знал еще тогда, когда бывший тренер не стал спрашивать, как прошла операция, не поинтересовался состоянием Николая и не смог поднять глаза на Наталью…

Алексей хотел сказать, что сегодня, когда львы почти прорвались сквозь ограждение, он принял решение… решил пожертвовать несколькими людьми: раненым Николаем, его женой, доктором и Натальей, чтобы попытаться спасти остальных, и теперь его мучила совесть. Хотелось излить душу, найти поддержку, оправдаться перед самим собой и Русланом, не позволившим совершить непоправимое.

Но еще Руслан знал, что не хочет помогать в этом Алексею. Даже с затуманенным усталостью и алкоголем разумом он осознавал, что этой новорожденной общине потребуется сильный лидер, умеющий ценить не только собственную жизнь и благополучие, но и каждого из своих людей. А ничто лучше не научит его этому, чем угрызения совести.

Поэтому, едва они добрались до отведенного Руслану отдела, он повалился на матрас. Изнеможение даже разыгрывать не пришлось — казалось, что в теле ломит каждая косточка.

— Я тут еще хотел сказать… — начал, было, Алексей.

Сделать вид, что уже спит, — труда тоже не составило. Бывший тренер еще немного постоял, потом вздохнул и удалился.

Руслан еще какое-то время лежал, прислушиваясь к доносившимся звукам: кто-то возился, удобнее устраиваясь на матрасе, кто-то кашлял, кто-то бормотал и стонал во сне… Как же невероятно сложно поверить в реальность того, что было вокруг! Но Руслан понимал, что все это настоящее и завтра, когда он проснется, реальность никуда не денется. Все будет так же, как сейчас. С этим надо смириться и жить.

Мысли путались, мгла обволакивала разум. И, наконец, усталость взяла свое.

* * *

Руслан несколько раз надавил кнопку включения лэптопа. Тот не отзывался.

— Что за ерунда?

Пошевелил штекер в разъеме, проверяя питание, потом проплыл вдоль кабеля, уходящего в панель, открыл крышку, проверил там все контакты. Все было в порядке.

— Карл меня просто пристрелит! — пробормотал он и добавил уже громче в микрофон гарнитуры: — Карл, у меня проблемы с лэптопом. Не желает запускаться. Питание не поступает. Похоже, что-то с трансформатором или солнечными батареями. Сейчас попробую перевести на резервный источник.

Напарник промолчал. Видимо, ответ состоял из одних ругательств, и воспитание не позволило немцу произнести их вслух. Что же, Руслан его понимал: если не исправить неполадку, то Карлу придется еще раз выходить в открытый космос. В принципе ничего страшного, но график работ придется переделывать.

Руслан зябко передернул плечами и вдруг понял, что замерз. Изо рта вылетело облачко пара и быстро рассеялось. Краем глаза он заметил в соседнем отсеке какую-то тень и вздрогнул от неожиданности. Резко повернулся, но отсек был пуст.

— Тьфу ты!

Руслан поежился, но проверять — показалось или нет — не стал. Ясное дело — показалось. На МКС в данный момент кроме него никого нет и быть не может. Он разыскал шнур резервного электропитания, подсоединил переходник и потянулся к лэптопу. Пальцы обожгло холодом.

Руслан отдернул руку и с удивлением посмотрел на заледеневший компьютер. Поднял взгляд и с недоумением оглядел лабораторный отсек. Стены сплошь покрывали сверкающие кристаллики льда.

Откуда?!

Такого просто не могло быть! Руслан летал посреди помещения, стараясь ни до чего не дотрагиваться, будто опасался, что его ударит… током — не током, а каким-то морозным зарядом — подсказало разыгравшееся воображение.

— Карл, — почему-то шепотом позвал Руслан. — Тут что-то странное творится. У тебя всё в порядке?

Ответом была тишина.

— Карл?

Похоже, что связь тоже умерла. Замигало освещение.

Снова боковым зрением увидел какой-то темный силуэт. Волосы на затылке зашевелились. Но стоило повернуться — ничего необычного.

«Только галлюцинаций не хватало», — Руслан помотал головой.

Надо было убедиться, что у напарника все хорошо. Он взялся за поручень, чтобы оттолкнуться, но тут же отдернул руку, чуть не лишившись куска кожи на ладони, — наледь уже выбралась за пределы лабораторного отсека и захватывала всю станцию.

— Не нравится мне это, — проговорил Руслан.

Он натянул рукав до самых пальцев и поплыл к надирному иллюминатору. Холод пробирал до костей. Видимо, система обогрева накрылась вместе со связью и электропитанием.

От отсека к отсеку тревога Руслана нарастала. К ней добавилось ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Смотрит колким, вездесущим взглядом. Несколько раз даже пришлось останавливаться и оглядываться, чтобы убедиться: сзади никого нет. Но волосы на затылке шевелились чуть ли не постоянно, а по позвоночнику беспрестанно бегали ледяные мурашки.

Путь до иллюминатора показался невероятно долгим и длинным. Руслан подлетел к заиндевевшему куполу и снова обернулся. Никого. Но чужой взгляд не отпускал, ощущался почти физически.

С трудом заставив себя повернуться к иллюминатору, Руслан стал выискивать Карла. Напарника нигде не было. Отогрел ладонями стекло, всмотрелся внимательнее и тут увидел то, отчего сердце сжалось и даже на какое-то время перестало биться: страховочные фалы двумя бледными змеями тянулись от борта станции в открытый космос. К ним должен быть пристегнут Карл, но концы обоих фалов были свободны.

Куда делся напарник?!

За спиной раздался негромкий скрежет. Руслан вздрогнул и обернулся. Паника начала завладевать им.

Сзади, по стеклу куполообразного иллюминатора что-то стукнуло, заставив дернуться. Едва удалось подавить испуганный крик. Руслан подплыл к стеклу, от которого успел удалиться, и снова всмотрелся, выискивая напарника.

Сбоку почудилось движение. Он только собрался перевести взгляд, как прямо перед ним, снаружи, за иллюминатором появилась медленно плывущая в вакууме фигура в скафандре.

— Карл? — собственный голос показался Руслану тонким и испуганным.

Забыв о замеченном движении, Руслан неотрывно смотрел на товарища и чувствовал, как с каждой секундой ужас и изумление завладевают им. От скафандра Карла тянулись прозрачные темные шлейфы. Он словно источал какую-то сверкающую черную пыль. Руслан приник к иллюминатору и боялся даже моргнуть.

Напарник стукнулся шлемом в стекло. Солнцезащитный щиток стал медленно подниматься.

У Руслана сперло дыхание. Дикий страх сковал члены.

Щиток поднялся полностью, и теперь можно было заглянуть внутрь шлема…

И тогда Руслан закричал. Он смотрел на заполнявшую скафандр блестящую тьму и орал во все горло. Не выдержав, он отпрянул от иллюминатора. Отлетел назад, ударился спиной о панели и вцепился в них руками, закричав еще истошнее, потому что темные, блестящие, словно покрытые глянцем, похожие на человеческие фигуры толпились у входа в отсек.

Чужаки внутри станции! Сколько их, Руслан сосчитать не мог. Много. В иллюминатор стучалось шлемом скафандра то, что некогда было Карлом. От входа к Руслану летели сразу несколько темных фигур. Две, три, четыре… за ними еще. И были они не бесплотными духами, а реальными существами, хотя назвать их «живыми» не повернулся бы язык. Отличающиеся между собой размерами и формами, но при этом похожие в своем стремлении, они в едином порыве тянули свои жадные черные конечности, желая схватить и вырвать из груди Руслана… нет, не сердце, а самую душу!..

— …тише, тише, — услышал он успокаивающий голос.

Такой нежный, приятный, знакомый и незнакомый одновременно.

Чья-то прохладная ладонь легла на лоб, принося облегчение и окончательно вырывая из цепких объятий кошмара и темных фигур, спасая рассудок и душу.

Руслан открыл глаза. Рядом, поставив на тумбу горящую свечу, сидела Наталья.

— Что… что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил он.

Она протянула ему стакан с водой. Руслан сел и жадно напился.

— Ты кричал во сне, — негромко сказала девушка. — Весь торговый центр переполошил.

— Кричал?

Она кивнула.

— Звал какого-то Карла, просил отпустить его.

Руслан помотал головой. Остатки воды из стакана плеснул себе на лицо и протер рукой.

Сердце почти вернулось к нормальному ритму.

От входа в отдел полился свет.

— Что случилось? — спросил Алексей, появляясь в проеме со свечой в одной руке и копьем в другой. Позади него темнели еще фигуры.

Руслану сразу представились существа из сна, и мурашки побежали по позвоночнику. Он понимал, что его страх иррационален, но ничего не мог с собой поделать.

— Кто с тобой? — выдавил из себя Руслан.

Алексей поднял свечу выше и чуть повернулся, осветив пришедших вместе с ним мужчин.

В оранжевом свете получилось узнать только двоих: Степана и парня, которого звали Сашкой. Остальных не разглядел. Но одно то, что это обычные люди, принесло облегчение.

— Так чего случилось? — повторил вопрос бывший тренер.

— Ничего, — ответила за Руслана девушка. — Сон плохой. Устал человек. Мало того, что из космоса прилетел, так ему еще голову чуть не разбили, а потом львы едва не сожрали. Идите спать. Я за ним присмотрю.

— Хорошо, пусть отдыхает, — согласился Алексей, развернулся: — Так, всё, выходим-выходим… да валите уже отсюда, встали на проходе!

Руслан посмотрел на уходящих людей и успел заметить недобрый взгляд Степана, обращенный на него и Наталью. В неверных отсветах свечи, глаза того сверкнули демоническим блеском. Но Руслан уже был не в силах чего-то или кого-то бояться.

Когда они с Натальей остались одни, он вдруг почувствовал себя неловко.

— Я прошу прощения…

Она махнула рукой.

— Первые ночи тут у всех были кошмары. И у меня. Что только не снилось. И всегда очень хотелось пить, так что не стесняйся, — она улыбнулась и налила еще воды в стакан.

— Спасибо за заботу. Я уже в порядке. Со мной вовсе не обязательно сидеть.

— Мне не сложно. Завтра выходной, на работу не надо рано вставать, — пошутила она. — Так что спи, а я побуду рядом. Если снова начнешь буянить — разбужу.

Руслан подумал немного и согласился с ее предложением, в очередной раз удивившись тому, сколько силы было в этой хрупкой на вид девушке.

— А ты как здесь оказалась?

— Моя берлога в паре отделов от твоей, — улыбнулась Наталья.

Он засмеялся.

— Я имею в виду в Пензе.

— О, это долгая, запутанная и очень страшная история, чтобы рассказывать ее на ночь. Ты и так плохо спишь.

Руслану нравилась ее ироничная манера общения.

— С детства любил страшные сказки.

— Ага, а потом пугал соседей воплями посреди ночи?

— Они быстро привыкли и без моих воплей уже заснуть не могли. Так что?

— Ты, правда, хочешь знать? — уже серьезно уточнила Наталья.

Руслану показалось, что она собирается поделиться чем-то сокровенным.

— Иначе не стал бы спрашивать.

— Ну, тогда слушай… — Наташа вздохнула, будто собиралась с духом, и сказала: — Я приехала сюда… в командировку.

Она замолчала.

— И, что?

— И всё! Прилетела, заключила соглашение и собиралась домой. Ездила в аэропорт за билетами, а на обратном пути заглянула в торговый центр.

Наташа засмеялась, увидев недоумение в его взгляде.

И от ее смеха вдруг стало как-то легко на душе, невзгоды отступили на задний план, и показалось, что даже свеча стала ярче гореть.

— А ты, правда, ждал страшную историю?

— Ну… да. Знаешь, обстановка располагает.

— Ой, мне так жаль, что я тебя разочаровала. — Ее смех говорил об обратном.

Мысли о погибшем друге, о мире, изменившемся в одно мгновение, приснившийся кошмар… все это давило подобно прессу. Лишь присутствие Наташи, помогало справиться, преодолеть поселившееся глубоко в груди ощущение одиночества и потерянности.

Общение с ней успокаивало, можно даже сказать освежало. Угнетенное состояние, оставленное ужасными видениями, почти улетучилось. Руслан вдруг почувствовал, что снова хочет спать. Мысли стали путаться, пляшущие на стенах тени замедлились, сознание стало уплывать, погружаясь в царство Морфея. Продолжая разговаривать с Наташей, Руслан сам не заметил, как отключился. На автомате ответил ей что-то невпопад, она засмеялась. Он встрепенулся.

— Прости, я что-то… — он помотал головой, сбрасывая дремоту.

— Да ничего, спи.

— Ты останешься? — Руслан и сам не понимал, почему для него так важно, чтобы девушка осталась.

— Не многовато ли для первого свидания?

Он ответил улыбкой. Наташа покачала головой и сказала:

— Ладно, сейчас за подушкой и одеялом схожу и вернусь.

Девушка ушла. Пламя свечи колыхнулось, потянувшись вслед за ней, отвергнуто затрепетало и снова распрямилось. Когда тени перестали метаться, Руслан уже спал.

* * *

Открыв глаза, он понял: вокруг что-то происходит. Сразу было не разобрать, что именно, но беспокойство буквально витало в воздухе. Снаружи доносился какой-то хриплый звук, глухой и нечеткий. Иногда его перекрывали голоса людей: возгласы, неясные крики.

Снова хотелось пить. Руслан поискал глазами воду. Бутылка стояла неподалеку. Мысленно поблагодарил Наташу, осмотрелся, но других следов пребывания девушки рядом не обнаружил. Вернулась или нет, когда он уснул, — не определить. Впрочем, он и без того был безмерно благодарен ей за то, что ночью так здорово помогла ему, привела в чувство.

Поднявшись, сделал несколько упражнений, возвращая мышцам тонус. Пока разминался — прислушивался к организму. Судя по ощущениям, со здоровьем был полный порядок, что казалось немного странным — слишком быстро прошла адаптация к нормальной силе тяжести. Особенно после тридцати лет, проведенных в невесомости.

Шум и крики внизу становились все громче. Чтобы там ни случилось, но, похоже, скоро могла начаться драка. Руслан успел заметить, что хрипящий звук повторялся с равными интервалами, что натолкнуло на мысль о записи, а значит…

Чтобы не гадать напрасно, он отправился к месту всеобщего сбора — у подножия эскалатора, где вчера встречали самого Руслана.

Присутствовали практически все обитатели торгового центра. Бурно обсуждали что-то на повышенных тонах. Но среди прочих, по обыкновению, выделялся Степан.

— А я говорю, что надо идти! Всем и сразу! И мне плевать, что ты думаешь иначе! — орал он на Алексея, хотя держался чуть поодаль, не рискуя приблизиться на расстояние удара.

И видимо, не напрасно — бывший тренер едва сдерживал эмоции. Покраснел и сжимал кулаки. Если бы не дочь, державшая его за руку, наверняка, давно ринулся бы на седовласого смутьяна.

— Нельзя всем! Мы там останемся беззащитными, — говорил он. — Ты подумал об этом? Сколько времени уйдет на переправу? А если придут львы? Здесь у нас хотя бы стены есть и материал для щитов. А там ты где спрячешься?

— Да какие львы! — стоял на своем Степан. — У них здесь территория. Уйдем, и они от нас отстанут.

— Когда ты успел стать специалистом по хищникам, а? И река… как ты переберешься через реку?

— Возьмем с собой веревки, сделаем переправу…

Руслан увидел Наташу, присевшую на одну из верхних ступеней эскалатора. Пристроился рядом.

— Что случилось? Из-за чего сыр-бор?

Девушка подняла взгляд вверх. Он проследил за ее взглядом. Ржавые перекрытия. Облезлые стены, потолок в желтых пятнах, отвалившаяся штукатурка.

— Что? — не понял Руслан.

— Слушай.

В этот момент раздался тот самый хриплый звук. Народ внизу немного притих — тоже вслушивались.

— Граждане Пензы. В городе объявлено чрезвычайное положение, — сумел разобрать Руслан глухой голос с металлическими нотками, судя по всему доносившийся из громкоговорителя откуда-то снаружи торгового центра. — Правительство области призывает всех сохранять спокойствие и рассудительность. Аварийно-спасательные службы уже работают над ликвидацией последствий катастрофы. Пункт сбора населения — площадь Ленина. Всем пришедшим будет оказана медицинская помощь и выдана пища. При необходимости обращайтесь к мобильным отрядам полиции. Из других городов и регионов к нам движется гуманитарная помощь.

Послание закончилось.

Люди сразу загудели, в который раз обсуждая слова неизвестного диктора.

У Руслана отчего-то заколотилось сердце. Все правильно. Так и должно быть. Пусть не сразу, но власти решают возникшую проблему.

— Вот! Ты же слышал! — снова начал отстаивать свою позицию Степан. — Скоро гуманитарная помощь прибудет! Хочешь быть последним на раздаче — твое дело! Я не собираюсь сидеть и ждать, пока мою долю кому-то отдадут! Ты же знаешь, как у нас все делается: кто первый встал — того и тапки! А при том, что город в руинах, любая помощь не помешает! Согласны со мной? — обратился он к стоящим вокруг людям, и многие закивали.

— Я и не говорю, что не нужно идти, — объяснял Алексей. — Просто надо все продумать заранее, а не ломиться как обезумевшее стадо. Перемещаться организованными группами, чтобы добраться до этой твоей гуманитарной помощи живыми!

— А знаешь, что я думаю? — скривился Степан. — Что ты боишься лишиться своей власти! Ты же у нас командир, начальник, долбаный вождь! Что, неправ я? А?

Над холлом повисло молчание. Алексея сначала бросило в краску, но потом он успокоился и спокойно произнес:

— Дурак ты, Степан, — Алексей обвел взглядом собравшихся и продолжил: — Мне нужно несколько человек, чтобы обеспечить защиту женщинам и детям. Никого не заставляю, можете…

Тут его прервал хриплый звук объявления системы оповещения.

— Граждане Пензы. В городе объявлено чрезвычайное положение…

Слушая слова, доносившиеся из громкоговорителя, Руслан вдруг почувствовал странное волнение, никак не связанное с воодушевлением, которое он испытал, услышав сообщение первый раз. Что-то в словах говорившего было не так. Силясь понять причину вызвавшую у него такую реакцию, Руслан нахмурился, постарался отрешиться от происходившего вокруг.

Наташа заметила, как изменилось выражение его лица, и спросила:

— В чем дело?

Он поднял указательный палец, призывая ее к тишине, и внимательно вслушивался в каждое слово диктора.

Когда объявление закончилось, Руслан еще какое-то время сидел, размышляя, прокручивая в голове фразы, потом его осенило:

— Это всё ложь, — проговорил он вполголоса.

— В каком смысле? — Наташа удивленно посмотрела на него.

— Сообщение. В нем ни слова правды! — он поднялся и повторил громко, чтобы его услышали внизу: — Это всё вранье!

Наступила тишина, взгляды обратились на Руслана.

— Космонавтик проснулся! — осклабился Степан. — Сладко спалось на новом месте-то? Не замерз? А, ну да, тебя было кому согреть.

Алексей бросил на него хмурый взгляд и обратился к Руслану:

— Ты о чем?

— Сообщение. Оно не может быть правдой.

— Ты же сказал, что не в курсе происходящего, — снова завел свою песню Степан.

— Да, но думать в отличие от тебя, еще не разучился, — ответил Руслан. — С орбиты я видел, что нигде на Земле нет освещения. Не работала ни одна радиостанция, со мной даже из ЦУПа связались по короткой волне. А это значит, что ситуация одинакова на всей планете! А не только в России, или, тем паче, в Пензе. Везде, понимаете? Везде! Что это за катастрофа, о которой говорят? Вы видели где-нибудь спасателей? Если они есть, то на чем работают, если вся техника вышла из строя? И самое главное, откуда и кто пришлет гуманитарную помощь?

— Да какая, на хрен, разница, кто, на чем и откуда, — зло проговорил Степан. — Где власть, там порядок! Или ты предлагаешь тут сидеть? Ждать пока львы задерут?

— Если заманивают, значит с какой-то целью. Я бы не торопился туда лезть. Сначала обустроился здесь. Окраина города, запасы продовольствия, крепкие стены. Ото львов можно защититься, выстроив барьер и выставив наблюдателей. И дождаться здесь спасателей, когда-то они сюда доберутся же.

— Да? И когда же, не подскажешь?

Руслан пожал плечами.

— Если работы уже начались, как было сказано, то через две недели, три… может, месяц…

Громкоговоритель снова начал транслировать оповещение.

— А ведь Руслан прав! — сказал Алексей. — Все это здорово смахивает на ловушку.

— Ну, вот и сиди здесь! А мы пойдем туда, где нам помогут! — на мнение Степана доводы не влияли. — Ну, что, кто со мной?

Группа начала делиться на две части. Степан стал во главе тех, кто собрался уходить. Таких набралось примерно треть всех обитателей торгового центра. Останавливать их больше не стали.

— Берите воду и консервы, — распорядился Степан. — Толян, займись оружием. Отбери что получше, а эти тут себе еще сделают.

— Слушай… — замялся крепыш. — Я, наверное, это… тут останусь.

— Ты что, головой двинулся?

— А чего мне дергаться-то? Если всё нормально и жизнь налаживается, то за нами и так придут, правильно космонавт говорит, а если нет, то я уж лучше здесь.

— Ну что же, валяй, оставайся. Мы как доберемся, сообщим о вас спасателям, но скажем, чтобы особо не торопились. У вас же всё есть: еда, стены.

Степан посмотрел на Наталью. Девушка продолжала сидеть на ступеньке эскалатора и с ним идти не собиралась. Смутьян криво ухмыльнулся, отвернулся и продолжил сборы.

Вскоре группа ушла, унося на спинах рюкзаки с припасами и мотки веревки. Оставшиеся смотрели им вслед, высыпав на парковку у основного входа. Наташа стояла возле Руслана, скрестив руки на груди.

— Как думаешь, с ними всё будет нормально? — спросила вдруг девушка.

— Не знаю, — честно ответил он. — Очень на это надеюсь.

К ним подошел Алексей. Дочку он оставил в торговом центре. Заговорил не сразу — тоже провожал взглядами удаляющихся людей. К их небольшой компании присоединился крепыш Толян и Сашка — высокий парень с всклоченными волосами.

— Какие планы? — спросил Алексей, дождавшись, пока последний из ушедших скроется среди развалин домов. — Что будем делать, с учетом того, что половина мужиков свалила?

— Что я и говорил, — ответил Руслан. — Возведем укрепления.

— Из чего?

— Да посмотри вокруг. Строительного материала — хоть отбавляй!

Алексей обвел взглядом стоянку.

— Ты о машинах?

— Конечно! Колеса спущены, придется раскачивать, чтобы сдвинуть с места, но не думаю, что будет очень сложно.

Руслан подошел к останкам автомобиля и забрался на крышу, осмотрелся.

— Предлагаю выставить их вдоль того поребрика. В хозяйственном отделе нет какой-нибудь сетки «рабицы»?

Толян поднял руку:

— Я видел! Только ржавая вся.

— Всё равно! На той стороне вкопаем столбы и выставим изгородь. Защитой, конечно, не послужит, но препятствием, для тех же львов — вполне.

— А кого нам кроме львов опасаться? — спросил Толян.

Руслан и Алексей переглянулись. Видимо, подумали об одном и том же: о самом страшном звере, когда-либо существовавшем на земле.

— Ну, мало ли, — неопределенно ответил бывший тренер и снова повернулся к Руслану: — Как предлагаешь машины поставить?

— В цепочку, друг за другом. Потом перевернем на бока.

— Низко. Львы перемахнут и не заметят.

— Значит, поставим в два ряда. Стянем болтами, подопрем для надежности.

— И как, по-твоему, мы их туда поднимем?

— Лёш, египтяне вон какие пирамиды возводили! Придумаем, что-нибудь.

— Ладно, — улыбнулся бывший тренер, — начнем, что ли?

— Давай, только дозорных надо выставить, на случай если львы вернутся.

Алексей повернулся и позвал:

— Мужики! Слушай сюда! Значит, делаем сейчас так…

Он начал раздавать указания, организовывая работу.

Наблюдать за окрестностями отправили подростков Макса и Витю. Остальные, мужчины и большинство женщин принялись расталкивать машины, сдвигать их с места, катить к намеченной границе.

Из громкоговорителя, все с той же периодичностью, продолжал доноситься скрипучий призыв идти всем на площадь Ленина. К нему уже привыкли и почти не обращали внимания. Лишь иногда Руслан замечал у некоторых задумчивые взгляды, направленные в сторону, куда ушла часть группы, возглавляемая Степаном. Но как бы то ни было, работа продолжалась.

Автомобили ставили на нейтральную передачу, а за руль сажали девушек. Наталья принимала в этих «покатушках» самое активное участие. Руслан толкал машины и с улыбкой смотрел, как девушка веселится, стирает со стекол грязь, чтобы лучше видеть, кричит и размахивает руками, указывая куда двигаться.

К полудню уже появилось некое подобие заслона. Несколько женщин, во главе с Дмитрием Ивановичем — полным, лысоватым мужчиной лет сорока, назвавшимся «дипломированным поваром» — занимались обедом.

Исправных механических часов ни у кого не оказалось, поэтому время приходилось определять лишь примерно. Если судить по ощущениям, то Руслан сказал бы, что часа в два дня принесли горячую похлебку из консервов. Ели все молча. Было вкусно, но чего-то не хватало.

«Хлеба!» — понял Руслан и вслед за этим подумал, что если действительно прошло тридцать лет, то от сельского хозяйства ничего не осталось. И ужаснулся: ведь это означало, что запасов муки и зерна нет, поля заросли сорняками, культуры одичали. Та же история с овощами и фруктами. Все века селекции и труда — пошли прахом. Придется возрождать всё заново, с нуля, а пока обходиться тем, что осталось. И сколько продлится это самое «пока» — сказать трудно.

— Что случилось? — спросила Наташа, заметив, что он перестал есть.

— Нет-нет, ничего. Задумался просто.

Передохнув, продолжили работу. Нашли ломы и стали переворачивать машины на бок.

А потом… решили устроить гонки. Инициатором была Наталья, с улыбкой и заразительным энтузиазмом она быстро разбила всех на три команды, определила старт и финиш, сама села за руль одной из машин и крикнула: «На старт! Внимание! Марш!». Забыв об усталости, люди, с радостными воплями покатили скрипящие, крошащие колесными дисками асфальт, автомобили. Кто не участвовал — записался в болельщики. Ни один не остался безучастным. Руслан оказался в одной из конкурирующих команд.

— Давай! Давай! — вопил он, позабыв обо всем на свете и без оглядки отдавшись маленькому соревнованию. Слышал, как ругает и подгоняет своих Наталья, и смеялся.

До финиша его команда добралась последней — колесо попало в канаву, и пришлось раскачивать машину, чтобы вытолкать из ямы. Но проигравших в гонке не было. Настроение у людей поднялось, с лиц, пусть и на время, но исчезло выражение удрученной безысходности, в глазах появились искорки жизни.

Руслан смотрел на Наташу, испытывая по отношению к девушке искреннюю благодарность и восхищение. И вдруг услышал, как его зовут по имени.

— Руслан! — доносилось откуда-то сверху. — Эй!

В голосе слышалась тревога.

Он осмотрелся и заметил Макса, пытавшегося привлечь его внимание.

Сердце пропустило удар, а после бешено заколотилось. Неужели львы? Они еще не готовы к встрече с хищниками!

— Быстро! Все внутрь! — закричал Руслан. — Бегом!

Его голос перекрыл гам всеобщего веселья. Наступила тишина. Первые секунды люди просто недоумевающее смотрели на него. Потом осознали — что-то случилось! — и побежали к торговому центру. Одна женщина оступилась, упала. Двое мужчин подхватили ее под руки, подняли и потащили за собой.

Руслан отметил это про себя с одобрением и закричал:

— Макс, спускайся! Витя, где? Шустрее!

— Нет! — замахал пацан. — Это не львы! Не львы!

Руслан остановился, будто на стену налетел, и уставился на него. Другие тоже услышали и стали замедляться, посмотрели на Макса, который заметив их взгляды, поежился, почувствовав себя неловко.

— Макс! — рассерженно проговорил Алексей. — Ты что творишь?

— Я… ну это… — паренек еще больше смутился.

— Что случилось, Макс? — спросил Руслан.

— Там люди, — виновато сказал пацан.

— Так! Ты всё правильно сделал! Сколько их? Откуда идут? Вооружены? Лёш, уводи людей. Ставьте заграждение, — Руслан сам не заметил, как начал распоряжаться. — Макс, давайте сюда! Где Витя?

— Тут он, — ответил пацан. — Народу — семь человек: два мужика, две женщины и трое малолеток с ними. У длинного, похоже, ружье.

— К нам идут или просто мимо?

— К нам! — уверенно ответил Макс.

Позади него появился Витя, и друг за другом они спустились на парковку.

— Марш в центр, — велел Руслан.

К нему подбежали Алексей и Толян. Последний принес два копья и протянул одно Руслану.

— Кто там? — спросил бывший тренер.

— Похоже, две семьи с детьми, но один из мужиков вооружен.

— Ясно, — он поискал глазами, нашел укрытие. — Толя, давай туда, прикроешь, в случае чего.

Едва тот спрятался, как наверху, где был наблюдательный пункт Макса и Вити, появились люди.

Двое мужчин, как и говорил пацан, обоим на вид лет под тридцать, спортивного сложения, не такие крепкие, как Толян, но подтянутые, за плечами рюкзаки. Один низкорослый, темноволосый, с заметной щетиной на щеках, второй высокий, русоволосый, в руках охотничья двустволка, на поясе патронташ. А позади них женщины и дети.

— Эй! — крикнул Алексей. — Дальше не нужно! Стойте там!

— С чего вдруг? — недовольно отозвался тот, что пониже ростом.

— С того, что не только у вас есть ружья, — вступил в разговор Руслан.

Его слова заставили незнакомцев остановиться.

— Кто такие? — спросил Алексей.

— Я — Иван, — ответил высокий, качнул головой в сторону товарища: — Серега. Это наши семьи. А вы кто?

Руслану не нравилось, что тот медленно, но явно, направляет на них стволы ружья.

— Если не перестанешь в нас целиться, схлопочешь пулю, — холодно пообещал он. — Не думаешь о себе, подумай о тех, кто с тобой.

Иван окинул взглядом окрестности, выискивая стрелка, потом опустил оружие.

— У нас кончилась еда, — сказал наконец он и потупил взгляд. — Надеялись, здесь найти.

В этот момент зазвучало объявление системы оповещения.

— А чего туда не идете? — спросил Алексей, имея в виду место сбора, куда призывал жителей диктор.

— Чушь всё это, — ответил Сергей. — Нет никаких спасателей.

— Мы в городе не останемся, — сказал Иван. — Так что, еды дадите?

Руслан не знал, что ответить.

Он понимал, что таких голодающих может быть сотни, а то и тысячи и если всем раздавать провизию, то скоро ничего не останется самим обитателям торгового центра, к которым он уже начал причислять и себя. И, осознав это, чуть не впал в ступор. Еще позавчера он был на Международной космической станции, плавал в невесомости, выполнял плановые полетные задания и общался с ЦУПом, а сейчас стоял вооруженный копьем и думал, стоит ли делиться едой.

В кого надо превратиться, чтобы не накормить голодных детей? Как же можно было так быстро… опуститься? деградировать?

Руслан пытался подобрать слова, но не получалось. Зато он точно знал, что сейчас испытывает — стыд! Да какого хрена он еще думает!

Но не успел Руслан открыть рот, чтобы сказать: «Да, конечно, дадим!», как заговорил Алексей:

— Нет. Не дадим.

Пальцы Ивана сжали цевье ружья, но напасть он не решился. Сзади к нему подошла жена и что-то негромко сказала. Он дернулся, будто его ударили хлыстом.

— Ни за что! Понятно тебе? Ни за что!

— Ну, Ваня! — женщина заплакала, прижалась к мужу, стала гладить его по спине и что-то шептать.

К Сергею тоже подошла жена, взяла его за руку. Тот стоял с совершенно потерянным видом.

Иван продолжал мотать головой и бормотать:

— Нет, нет, я сказал нет… Нет!

Жена взяла его лицо в ладони, повернула к себе, заставила смотреть в глаза и говорила срывающимся голосом.

— Так надо, Ванечка, так надо, милый, — услышал Руслан и, кажется, начал догадываться, о чем шла речь. — Это ничего. Ерунда. Дети — главное.

Иван вырвался из ее рук, а когда повернулся, на его лицо страшно было смотреть. Сжимающие ружье пальцы побелели. Он диким взглядом снова осмотрел торговый центр и прилегающую территорию.

— Готовься отпрыгнуть в сторону, — негромко сказал Руслан.

Алексей едва заметно кивнул.

В какой-то момент казалось, что вот сейчас Иван дернется, направит ружье и нажмет на курок. Руслан напряженно следил за движениями его плеч, чтобы успеть вовремя среагировать и броситься в укрытие. Но тот не стал стрелять. В нем словно что-то сломалось. Взгляд потух, плечи безвольно опустились, ствол ружья смотрел в землю.

— Я предла… — хрипло начал он, но голос сорвался. Прокашлявшись, он горделиво поднял подбородок и, собравшись с духом, продолжил: — Я предлагаю обмен. Вы нам еду и можете… можете…

Он никак не мог заставить себя произнести последние слова. Жена взяла его руку, встала рядом. Руслан встретился с ней взглядом и понял, какое решение кроется за горделивым спокойствием женщины.

— …можете…

Если догадка о том, что сейчас им собирались предложить, была правильной, то Руслан даже представить не мог, что в этот момент испытывал Иван.

— Можем взять твое ружье и боеприпасы, — вдруг сказал Алексей. — У нас тут проблема со львами, и еще пара стволов не помешает.

— Что? — вздрогнул Иван.

— Твое оружие, — повторил бывший тренер. — Меняем на такое количество консервов, сколько поместится в твоем рюкзаке.

— А чем я, по-твоему, буду защищать свою семью от диких собак? Пальцем? — злобно проговорил Иван.

— Ну, или есть еще вариант, — продолжил Алексей. — Оставайтесь. Крепкие мужики нам не помешают. Места хватит, поселитесь в отделе сумок и чемоданов. Ружье и патроны в любом случае придется отдать и, конечно, вносить посильный вклад в общественную жизнь. Зато еда и прочее — наравне со всеми.

Жена снова что-то зашептала на ухо Ивану.

— Мы сможем уйти, когда захотим? — спросил тот.

— На прежних условиях: без ружья, но с рюкзаком еды.

Иван переглянулся с Сергеем, потом сказал:

— Мы согласны!

Хотел начать спускаться, но Алексей остановил его:

— Стой! Патроны вынь из ружья и держи его переломленным, чтобы мои люди видели.

Руслан похвалил его про себя за осторожность и сообразительность.

Выполнив условия, мужчины с семьями подошли. Иван протянул Алексею оружие. Тот взял двустволку и сказал с улыбкой:

— Добро пожаловать в наш гипермаркет. Меня зовут Алексей, а это — Руслан. Он космонавт.

* * *

Новичков приняли намного более радушно, чем Руслана. Может, потому что Степан ушел, и некому было сеять смуту? Тамара и Светлана как единственные оставшиеся бывшие работники торгового центра взяли на себя роль гостеприимных хозяюшек и помогли вновь прибывшим обустроиться.

РужьеАлексей забрал к себе. По поводу этого Руслан еще планировал поговорить с бывшим тренером. Он не был уверен в том, как поведет себя Иван, узнав, что его двустволка — единственное огнестрельное оружие в торговом центре. А выяснится это при ближайшем нападении львов. В том, что последнее произойдет, Руслан почему-то ни капли не сомневался.

Но сейчас ему требовалось побыть одному. Зайдя к себе, он сел на пол, прислонившись к стене, поднял взгляд к потолку и попытался навести порядок в своих мыслях.

Слишком много событий за последние несколько дней. Чересчур много! И еще больше вопросов, на которые не находилось ответов.

Не говоря уже о ситуации в целом, Руслан едва понимал самого себя. С трудом находил объяснение своим поступкам и словам. Вот, к примеру, с чего он решил, что сообщение, звучавшее по системе оповещения гражданской обороны — ложь? Почему так уверен, что люди, ушедшие со Степаном, отправились в ловушку? Зачем взялся за сооружение линии обороны? Ведь именно обороняться он планирует, и львы тут — чего уж кривить душой — не самые главная опасность, от которой придется защищаться.

Люди.

Голодные, озлобленные, пытающиеся выжить любой ценой, готовые убивать. Он увидел всё это на лице Ивана, и если бы не опасения того за семью, скорее всего, разговор не закончился бы так мирно.

Еще Руслан не понимал, с какой стати он вдруг стал считать себя членом этой маленькой общины? Из-за чего начал думать, что обязан защищать обитателей торгового центра? Когда эти, совершенно незнакомые люди — некоторых он даже не знал, как зовут, — успели стать ему своими?

У него складывалось впечатление, что сейчас им движут инстинкты. Что он, как и другие, пытается выжить, а решения, принимаемые им — единственно верные в данной ситуации.

— Руслан, — в отдел заглянула Тамара, — там ужин готов, спускайся.

— Да, спасибо, сейчас, — ответил он.

Вот снова — забота женщины казалась такой естественной, такой обыденной и настоящей. Хотя до вчерашнего дня они даже не знали о существовании друг друга. Или так и должно быть? Ведь это же всё объяснимо: она чувствует его заботу и отвечает тем же. Общинные взаимоотношения. Такое впечатление, что он не на тридцать лет в будущее скакнул, а на несколько веков в прошлое!

Ужинали все вместе, кроме караульных, дежуривших у входа. Новенькие вели себя настороженно, присматривались, оценивали обстановку и окружавших людей. Руслан несколько раз ловил на себе их внимательные взгляды.

Ближе к ночи Руслан пришел к Алексею. Дочка тренера уже спала, поэтому говорили негромко, чтобы не разбудить девочку.

— Насчет ружья я тоже подумал, — сказал Алексей. — Поэтому запер в сейфе. А они пока немного освоятся, обживутся, а там уж не до обид будет… надеюсь.

— Я тоже, надеюсь. Но если что — будем настороже.

— Ага. Так что делаем завтра?

Руслан разложил на столе чертежи, которые набросал после ужина. Бумага была желтой, старой, но в свете свечи особо в глаза это не бросалось.

— Продолжим выстраивать стену из машин, — сказал Руслан. — Часть людей будут отгонять их на места, а я попробую сделать подобие крана. Мне понадобятся человек пять или шесть. Потом нужно заготовить подпорки.

— Да деревьев полно. Пилы, топоры подточить — и вперед.

— Отлично. Когда кран будет готов — ставим машины вторым рядом, сцепляем болтами, укрепляем подпорками. Потом на очереди ограда из сетки. Предлагаю так же входные ворота сделать из свежих бревен.

— Н-да, — протянул Алексей, — работы полно.

— И, как мне кажется, это только начало.

— Как бы мне ни хотелось думать обратное, но ты прав.

— К сожалению, — согласился Руслан. — И поэтому нам необходимо установить жесткий контроль за припасами, составить расписание дежурств и придумать что-то с оружием. Одного ружья мало. Если не получится раздобыть огнестрельного, то сделать луки и стрелы.

— Есть у меня мыслишки на этот счет, — сказал Алексей. — Тут недалеко понтонный полк базировался. Его в шестнадцатом году расформировать собирались, но, кажется, до конца не успели. Если память не изменяет, в новостях показывали, что там человек тридцать еще оставалось. Может, вояки не будут против обменять пару автоматов на консервы.

— Было бы неплохо, заодно, возможно, разузнаем о происходящем. Все-таки армия, должны же им сообщить.

Еще какое-то время они планировали дальнейшие действия, после чего Руслан собрался идти к себе.

— А ты не хочешь взять командование на себя? — спросил вдруг Алексей.

— Нет, не хочу.

— Ты ведь, наверное, и звание имеешь. Подполковник, не ниже. Ты лучше подготовлен к нештатным и прочим аварийным ситуациям. Явно больше моего понимаешь почти во всех областях.

— Нет, Лёш, — твердо стоял на своем Руслан.

— Да почему нет-то? Боишься ответственности? Или собираешься свалить в скором времени?

— Трудно сейчас говорить о будущем. Того, что мы с тобой запланировали — хватит на месяц не меньше. А там посмотрим.

Бывший тренер опустил взгляд.

— А вот думаешь, мне оно надо?

Руслан пожал плечами:

— Надо не надо, но справляешься ты неплохо, вождь.

— Да пошел ты, — беззлобно проворчал Алексей.

— Ну так и собирался! Давай, до завтра.

Он вышел от бывшего тренера и зашагал к себе. Проходя мимо эскалатора, услышал звуки разговора и почувствовал, что ноздри щекочет запах дыма и жареного мяса. Рот сразу наполнился слюной. Руслан посмотрел вниз: у забаррикадированного на ночь входа сидели трое караульных и жарили что-то на ржавом мангале. Холл освещали десять масленых факелов, прикрепленных к стенам. Выглядело это архаично, зато караульным не приходилось проводить дежурство в потемках. Света было достаточно, чтобы спокойно читать.

Один из дежуривших заметил его.

— Руслан! — позвал мужчина и призывно махнул рукой. — Давай к нам.

Причин отказывать не было. Пока он спускался по эскалатору, ему организовали табурет. Едва Руслан присел, как ему тут же вручили бокал и налили красного вина.

— Спасибо, — улыбнулся он и посмотрел на мангал. — Что тут у вас?

— Сашка голубей наловил, — ответил позвавший его мужчина.

— Голубей?

— Ага. Да надоели уже консервы за две недели. А это — дичь!

Все засмеялись.

— Вы меня простите, но я не успел еще со всеми познакомиться. Только вот Сашку и знаю, — сказал Руслан.

— Я — Петрович, а это — Валентин.

Петровичу на вид было под пятьдесят, но подтянутый, крепкий. Если Руслану не изменяла память, то здесь он находился вместе с женой — худощавой женщиной, звали, кажется, Галиной.

Валентин был полной противоположностью: круглолицый, полный, с медленными, вялыми движениями. Даже мясо жевал будто с ленцой.

Петрович вытянул руку с бокалом над мангалом:

— Ну, тогда — за знакомство!

Звякнули бокалами. Руслан пригубил вино. Сухое, терпкое, чуть с кислинкой, но приятным вкусом. Стало интересно, сколько стоила бы бутылка вина тридцатилетней выдержки… в нормальных условиях?

— Расскажи нам что-нибудь? — попросил Петрович. — Сам понимаешь — не часто приходится с космонавтами собутыльничать. Как там в космосе?

— Как?

— Ну да! Звезды, наверное, совсем близко? С инопланетянами общался?

— С ними вон Сашка общался, — хмыкнул Валентин.

— Не с инопланетянами, а с шаманами, — поправил парень. — И не общался, а обучался.

— Да без разницы, — сказал Петрович, снова разливая вино по бокалам.

— Ошибаешься! — многозначительно произнес Сашка. — Общаться — это просто посидеть, поболтать, вот как мы сейчас здесь, а обучаться — значит, перенимать опыт и знания.

— Ну и чему ты научился?

— Да много чему! — с вызовом ответил парень. — Я вот твою ауру сейчас вижу.

— Да ты чо-о-о?

— Да! Оранжевая она у тебя — значит, врешь много и жене изменяешь.

— Так! Ты это, — Петрович сразу сбавил тон и начал озираться, — лишнего-то не болтай. Лучше скажи, чему полезному тебя там учили?

— Ну… еще с закрытыми глазами по лесу ходить.

— Ночью, что ли?

— И днем тоже. Глаза закрываешь и идешь. Некоторые даже бегать могут, у деревьев же своя аура. Внутренним зрением ее можно видеть.

— Отличный навык, в нынешней жизни, когда электричества больше нет, может статься, и понадобится. За это и выпьем: чтобы все бесполезное в прошлом, теперь нам пригодилось!

Руслан снова сделал глоток и погрузился в воспоминания. Как любил наблюдать за планетой, фотографировать сверкающие в лучах солнца океаны, рябь облаков, вихри циклонов, оранжевую паутину светящихся в ночи городов. И вдруг осознал, что никогда больше не увидит этого, не испытает того великолепного чувства гордости за самого себя и за все человечество, достигшего таких высот развития. Ведь отныне, не то что космос, даже небо для людей недоступно. А летать Руслан любил, и мысль о том, что ему уже никогда не подняться в воздух, была почти болезненной. И в этот момент он в полной мере ощутил горечь сожаления. Столько лет прогресса, светлых мыслей, гениальных достижений… и все псу под хвост! Как же такое могло произойти?

— Ну, так что, здорово там, в космосе? — прервал его размышления Петрович.

— Холодно, — ответил Руслан. Настроение совершенно не подходило для романтики и красивых описаний. — Холодно и одиноко.

Собеседники молча смотрели на него. Они явно ожидали другого ответа.

— Ладно, мужики, я, наверное, пойду, — сказал он, поднимаясь.

На душе скребли кошки, тоска и злость смешались в тугой комок, от которого заныло в груди. Захотелось побыть одному. Он вошел к себе в отдел. На одном из прилавков стояли две свечи, кем-то заботливо принесенные и зажженные, пока его не было. Рядом лежали спички.

Он прошел к матрасу, лег и уставился невидящим взглядом в потолок, на котором играли неясные тени. Думать ни о чем не хотелось. Он с трудом подавлял в себе желание поддаться клокочущей внутри ярости от собственного бессилия. Но сорвать ее было не на ком. Даже система оповещения о чрезвычайных ситуациях к ночи замолчала. Сейчас бы пойти в спортзал и сбросить всю отрицательную энергию на тренажерах или боксерской груше. Но, похоже, о залах теперь можно забыть очень надолго, если не навсегда… Хотя…

Неожиданно он почувствовал, что злость отступает. Разум проясняется.

Почему забыть о спортзалах? Алексей же — тренер. Так и пусть займется физподготовкой! Это поможет обитателям торгового центра не только быть в форме — ведь мало просто выстроить оборонительный заслон, нужно самим уметь защищаться, — но и разнообразит быт, отвлечет от размышлений о рухнувшем мире.

И самому Руслану хватит уже думать о прошлом. Случившегося не изменить, но вот попытаться исправить — вполне возможно. А если постараться, то может быть, когда-нибудь и получится вернуться в небо.

Словно желая окончательно освежить его мысли, от прохода потянул легкий ветерок, пламя на фитилях свечей качнулось, тени заскакали по стенам. Глубоко вздохнув, Руслан потянулся, зевнул и вдруг краем глаза заметил высоко на стеллажах, почти у самого потолка, глобус. Если бы свечи горели ровно, то он вряд ли бы обратил внимание, но, пока огонь не успокоился, модель Земли то и дело оказывалась на самой границе света и тьмы.

Руслан достал глобус, сдул с него пыль, взял одну из свечей, поставил рядом и стал рассматривать шар. Сожаление об утраченных возможностях едва снова не ввергло его в уныние.

Но вдруг яркое, оглушающее и невероятно реальное видение обрушилось на него.

Он снова был в спускаемом модуле и на бешеной скорости мчался к Земле. Таял лед, покрывавший все вокруг. Капли дрожали и срывались с поверхности приборов. Пламя бушевало за бортом и через иллюминаторы озаряло внутренности модуля оранжевым светом. Руслана трясло и раскачивало с такой силой, что если бы не ремни, он давно вылетел бы из кресла. Вот его дернуло так, что потемнело в глазах. А вместе с темнотой пришла и тишина. Оглушающая, давящая, вызывающая тошноту. Руслан попытался вырваться из цепких объятий слепоты и глухоты, но не получалось. Он прикладывал неимоверные усилия, старался изо всех сил и, наконец, ощутил странное тянущее чувство, будто прорвался сквозь тугую пелену. Через мгновение необычайная легкость заполнила его, и он воспарил. Над креслом, в котором сидел, пристегнутый ремнями, над кораблем, только что пронзившим исходивший от планеты слоистый столб света, над самой Землей, ощетинившейся, подобно дикобразу, странными лучами. В следующий миг Руслана потянуло вниз, к поверхности, через атмосферу. Он вскрикнул, но скорость падения была столь огромной, что вопль остался где-то позади. Руслан не успел даже испугаться, что сгорит, проходя плотные слои, как очнулся сидящим на полу в отделе школьных товаров торгового центра, расположенного на окраине Пензы. В руке он сжимал глобус, со лба катились капли… он быстро провел пальцами, тут же коснулся их языком, проверяя на вкус, и с облегчением вздохнул… Нет, это был не растаявший лед, а самый обычный пот.

Невероятно. Руслан помотал головой. Что это было? Галлюцинации?

Хотя нет, какой-то частью сознания он прекрасно понимал, что это лишь видение. Может быть, подсознание пыталось ему о чем-то сказать? Показать нечто важное, чего он не понимал или не замечал?

Если так, то это могли быть только лучи света, исходившие от поверхности земли. Он действительно совсем позабыл про них. Что это за образования, какие источники их генерировали? Еще Руслану казалось, что-то с ними не так, конечно, помимо самого их существования. Мучило ощущение, что он что-то упускал из виду.

Утерев лицо ладонью, Руслан поднялся, взял свечу, поднял повыше. Поискал глазами среди товаров и почти сразу обнаружил простые карандаши.

Устроившись поудобнее на матрасе, он поставил свечу так, чтобы свет от нее падал слева, взял карандаш и стал по памяти отмечать на глобусе места, откуда исходили световые столбы. Несколько раз закрывал глаза, вызывая в памяти момент, когда парил над планетой.

Потом отнес руку с глобусом в сторону, посмотрел, что получилось. Беспорядочный набор точек. Источники лучей находились на территории разных стран, континентов и даже в океанах.

— Бред, — пробормотал Руслан.

Еще с полчаса он пытался понять схему расположения точек или найти хоть какую-то логику. Соединял отметки между собой, выстраивал геометрические фигуры, стараясь придать рисунку хоть какой-то смысл, но все напрасно. В итоге он стер ластиком все линии, вздохнул и решил последовать старой русской пословице, что утро вечера мудренее. Погасил свечи и лег спать.

* * *

В холле торгового центра собрались почти все его обитатели, лишь несколько человек оставались на жилом втором этаже. Наталья, Алексей, еще кто-то. Заслон от входа не убирали, как и мангал, принесенный караульными. Петрович, Валентин и Сашка все так же сидели вокруг него на табуретах. Угли тлели, но дыма почему-то не было. Совсем. Даже запаха.

Руслан хотел подойти к ним, но столкнулся с женщиной. Она стояла спиной, и вроде бы не двигалась с места, но пройти не давала.

— Да что за ерунда! — нахмурился Руслан.

Решительно протиснулся мимо нее, хотя не мог понять, как ему могло быть тесно, если ни справа, ни слева от женщины никого не было.

Подошел к караульным и спросил:

— Вы чего, тут всю ночь просидели?

Валентин посмотрел на него непонимающим взглядом.

— Какую ночь? Мы только пришли. Не видишь, даже голубей еще не ощипали.

Он потряс пухлым кулаком, с зажатой в нем дохлой птицей.

— Как это? — удивился Руслан, подумал что его разыгрывают, но сказать об этом не успел.

Одна из стен засветилась изнутри тусклым золотистым светом и из нее вышла темная фигура. Одна из тех, что были на МКС. Поглотившие Карла и пытавшиеся схватить самого Руслана. Но на станции их было много… В ответ на его мысли из стены появилась еще темная фигура, следом еще одна, и еще, и еще.

Руслан хотел закричать, предупредить людей об опасности, но слова застревали в горле. В этот момент Петрович посмотрел на него, увидел перекошенное лицо и проследил за взглядом.

Блестящая темная фигура стояла прямо перед ним. Петрович дернулся назад, свалился с табурета, задел ногой мангал и тот упал. Головешки покатились по полу, рассыпая вокруг искры.

— Бегите, — смог, наконец, закричать Руслан.

Люди посмотрели сначала на него, потом вокруг. Темные были уже среди них. Обитатели торгового центра с криками шарахнулись в стороны. Но было поздно: существа хватали их, прижимали к себе и начинали высасывать. Петровича, Валентина, женщину, мешавшую Руслану пройти, еще нескольких. Сашка пытался сопротивляться, применяя какие-то шаманские штучки, делал пассы руками. Со стороны это походило на айкидо, только с мистическим подтекстом. Но и он не спасся. Схваченные существами, люди мгновенно прекращали двигаться, обвисали безвольными куклами, бледнели, а темные впитывали в себя их жизни.

Искры от рассыпавшихся углей летали по холлу, кружились, мерцали, гасли и снова зажигались. Они липли к блестящим черным телам и продолжали светиться, придавая существам по-настоящему демонический вид.

— Руслан? — послышался сверху голос Натальи.

Он оглянулся. Девушка стояла наверху эскалатора и испуганно смотрела на него.

— Нет! Назад! Наташа, беги отсюда!

Руслан бросился к эскалатору, но едва ступил на него, как металлические ступени со скрипом двинулись ему навстречу. И чем быстрее он переставлял ноги, тем скорее двигалась лента.

Наташа закричала. Он вскинул голову посмотреть, что случилось, но с девушкой все было в порядке. Она во все глаза смотрела на него. Руслан сразу понял почему, а через мгновение и почувствовал, когда черная субстанция прижалась к спине и начала высасывать жизнь из каждой клеточки его тела…

— Тихо, тихо. Всё хорошо, всё нормально. Это просто сон, — голос Наташи едва слышался за шумом, от бешено мчащейся по венам крови.

Сердце колотилось, было холодно. Руслан с трудом открыл глаза и увидел рядом девушку.

— Я хотел подняться к тебе, но ступени так быстро двигались, у меня не получалось. А потом они… они схватили меня.

Наташа улыбнулась:

— Фантазер. Это всего лишь сон. К тому же ты во сне не смог ко мне подняться, а в жизни я сама к тебе пришла. Так что цени преимущества.

Она тихонько засмеялась.

Как и прошлой ночью, сразу стало легче.

— Слушай, я все хотел спросить… а что у вас за конфликт был со Степаном? — спросил Руслан.

— Со Степаном?.. — Наташа немного помедлила с ответом, потом пожала плечами: — Ну, он, видимо, решил, что настало время, когда прав сильный.

— И что? Пытался что-то сделать?

От одной мысли об этом гнев пробежал по венам горячей волной.

Улыбка не сходила с губ Натальи. Она говорила почти беззаботно, но Руслан сумел уловить в ее голосе нотки отвращения и пережитого страха.

— Предлагал мне защиту и покровительство. Я отказалась, но он не отступал. Когда стал особенно настойчивым, пришлось показать ему, что я и сама вполне могу о себе позаботиться.

— О, так ты еще и драться умеешь? — спросил он.

— А то! Так что лучше не задирайся, если не хочешь получить.

Они еще немного поболтали, потом Наташа пошла к себе, а Руслан заснул и в этот раз уже без снов.

* * *

Утро началось с прослушивания объявления системы оповещения. После завтрака, Руслан с помощниками принялся за постройку крана. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. В своем чертеже он допустил несколько ошибок, которые исправляли, что называется всем миром.

Второй ряд машин уже подогнали на нужные места, а кран, чтобы поднимать их, так и не был готов. Поэтому вечером устроили настоящий мозговой штурм и к середине ночи придумали, не только как сделать из подручных материалов систему противовесов, но и набросали схему некоего подобия лебедки с зубчатым механизмом и стопором.

Осуществлять задуманное решили утром и разошлись. Руслан долго лежал с открытыми глазами, не решаясь заснуть. Словно почувствовав его состояние, к нему заглянула Наташа.

— Не спится?

— Не особо.

Девушка подошла к нему, кутаясь в покрывало, присела рядом.

— Может, тогда сыграем? — она достала складную шахматную доску и погремела спрятанными в ней фигурами.

Руслан хмыкнул.

— Ну, давай.

Придвинули поближе свечи, расставили фигуры. На удивление быстро разыграли начало.

Легкость, с которой Наталья отдавала фигуры, забавляла Руслана.

— Ты уверена? Может, переходишь? — спросил он, перед тем, как забрать у нее ферзя.

Наталья лишь покачала головой, а он пожал плечами и убрал с доски самую важную ее фигуру… И чуть не получил мат.

Едва не проиграв, он понял, что перед ним вовсе не дилетант. Заметив его изумление, девушка улыбнулась. Вскоре он тоже лишился ферзя и вынужден был перейти к обороне. Через час игры в партии сложился, как это называют шахматисты: взаимный цугцванг.

— Думаю, пока хватит, — сказала Наташа. — Продолжим в следующий раз. Надо всё же поспать.

— Впечатлен, не буду скрывать. — Руслан чуть ли не светился от удовольствия.

Не ожидал он, что девушка «модельной внешности» окажется таким сильным соперником.

Она засмеялась, вероятно, догадавшись, о чем он думает:

— Стереотипное мышление может стать причиной поражения, господин космонавт.

— Я все равно под впечатлением, — сказал Руслан, отвечая добродушием на ее сарказм. — С нетерпением буду ждать продолжения.

— Завтра, может быть. Посмотрим.

Она поднялась и ушла, не прощаясь. Он полежал еще немного, прокручивая в голове ходы, несколько раз хмыкнул, вспоминая комбинации, проведенные Натальей. Кто бы мог предположить! Получалось, что в начале игры она над ним просто издевалась. Смех девушки звучал в ушах, перед глазами была ее улыбка. Думая о ней, Руслан не заметил, как уснул.

В этот раз обошлось без кошмаров, и наутро он чувствовал себя бодрым и полным сил.

В хозяйственном отделе нашлись топоры, пилы, молотки и гвозди. После удаления ржавчины и необходимой заточки и закрепления, инструмент был пригоден к использованию. Тянуть не стали, сразу приступили к работе. Объединенные общей целью, люди сплотились. Никто не отлынивал, не сачковал, и вскоре на парковке перед входом в торговый центр лежали бревна не только для изготовления крана, но и для укрепления входного заслона, столбов будущей изгороди и опор основных укреплений.

Посовещавшись, решили, что первым делом нужно заняться главным входом: львы могли вернуться в любой момент. На это ушла вся вторая половина дня. К ночи торговый центр обзавелся бревенчатыми воротами с засовом. Когда их закрывали, собрались почти все обитатели гипермаркета: можно было считать, что мероприятие прошло в торжественной обстановке. Кто-то даже предложил разбить о них бутылку шампанского, чтобы лучше стояли, но большинство тут же завопили, что ни в коем случае, а если разбивать, то только предварительно выпив шампанское.

Посмеявшись, разошлись, оставив лишь дежурных.

Руслан ушел к себе, зажег свечи и взял в руки глобус с нарисованными отметинами. Покрутил, рассматривая, но никаких новых идей в голову не пришло. Подсознание тоже не давало о себе знать. Словно и не было того яркого видения.

Пришла Наташа с двумя чашками горячего чая. Они сели за шахматы. Играли и беседовали.

— Так чем ты занималась… чуть не сказал «на гражданке», — засмеялся Руслан. — Ну, до сна?

— Была моделью.

— Серьезно?

— Конечно. А что такого?

Руслан решил не отвечать на провокационные вопросы и вместо этого объявил ей «шах». Пока она думала над ходом, стал сам рассказывать:

— А я и представить себя не мог без космоса, без полетов. Надеялся всю жизнь провести рядом с небом.

— Мне тоже нравится летать, — улыбнулась Наташа.

— Серьезно?

— Да.

— А на каких самолетах летала? — оживился Руслан.

Наташа взялась за слона и, пока решала, как им пойти, с расстановкой произнесла:

— На больших… комфортабельных… лайнерах.

Она засмеялась, в очередной раз подшутив над ним…

Вдруг снизу послышался странный грохот и почти сразу раздался крик одного из дежурных:

— Помогите! Эй! Сюда! Кто-нибудь! Врача! Позовите врача!

Руслан с Натальей встревожено переглянулись, и он побежал узнать, что произошло.

Крики всполошили всех обитателей торгового центра. Многие вышли из своих отделов, мужчины держали в руках копья и топоры.

Доктор Васильев, заспанный и растрепанный, быстро шагал к эскалатору. Увидел Руслана:

— Что случилось?

— Не знаю.

К эскалатору они подошли одновременно.

Внизу трое дежурных стояли вокруг лежащего на полу человека в изодранной окровавленной одежде.

Руслан и доктор быстро сбежали по ступенькам.

— Что произошло? — спросил врач, опускаясь рядом с пострадавшим.

— Не знаем, — ответил один из караульных. — Он пришел такой. Постучал, мы открыли.

Васильев осторожно перевернул мужчину на спину. Смотреть на того было страшно: весь в крови, кожа свисала клоками, кое-где даже проглядывали кости.

Появился Алексей с ружьем в руках.

— Что с ним?

Доктор помолчал, поднялся и вытер руки куском тряпки.

— Мертв.

Сверху, от эскалатора, где собрались остальные обитатели торгового центра, послышались вскрики женщин.

— Потерял слишком много крови, — продолжал доктор. — Многочисленные раны. Его здорово покусали. Вообще не понятно, как он сюда сумел добраться.

Алексей склонился над погибшим.

— Это Валера. Уходил вместе со Степаном.

Он бросил быстрый взгляд на ворота, увидел, что те распахнуты и принялся отчитывать дежурных:

— Какого рожна! Мы для чего их делали, чтобы открытыми держать? Вы что, как малые дети!

Вдруг Руслан почувствовал что-то, отчего мурашки побежали по коже. Движение. В темноте, на улице. Быстро оглянулся: караульные спохватились и кинулись закрывать ворота.

Стремительный, серо-желтый силуэт появился из мрака ночи и обрушился на ближайшего человека.

— Львы! — закричал Руслан.

Люди наверху бросились врассыпную. Послышались вопли ужаса, топот, звуки падения, скрип подошв по гладким плитам пола.

Алексей вскинул ружье, направил на зверя и выстрелил. Заряд дроби ушел выше.

Львица одним укусом разобрала горло своей первой жертвы, подняла окровавленную морду, посмотрела на людей и зарычала. Снаружи отозвалась остальная стая.

Двое караульных, потрясенные смертью товарища, кинулись бежать. Руслан перехватил одного.

— Стоять!

Но тот с перепуга выронил копье, упал и, глядя расширенными от ужаса глазами на львицу, стал отползать.

— Твою мать! Ворота! — закричал Руслан, отпустив его. — Надо закрыть ворота! Док, отвлеки!

Васильев быстро стянул с себя куртку спортивного костюма и замахал ей.

Алексей перезаряжал ружье, но руки у него дрожали, и пальцы плохо слушались. Доктор, крича и улюлюкая, сделал несколько шагов навстречу хищнику.

— Ты, тварь! Сюда! Сюда!

Львица прыгнула в его сторону. Васильев сразу развернулся и с воплями бросился бежать.

Руслан тут же устремился к воротам. Если их не закрыть, то придется иметь дело не с одной львицей, а уже со всей стаей.

Со стоянки доносился металлический грохот. Львы, видимо, перебирались через машины. Через несколько секунд — будут у ворот.

Он схватился за ручки-скобы и изо всех сил рванул на себя створки. Едва те сошлись, как снаружи по ним ударили. К счастью, хищники были не настолько разумны, чтобы потянуть их на себя.

Продолжал вопить доктор.

«Только бы не побежал на эскалатор, не наверх, не к людям!» — мелькнула у Руслана мысль.

Но куда бы тот ни направлялся, все равно не успел. Крик дикой боли разнесся по торговому центру.

Сзади громыхнул выстрел, едва не оглушив Руслана. И вслед за этим раздался рев раненого животного.

Снаружи заревели остальные львы и обрушились на ворота. Дерево трещало под их когтями и клыками.

Руслан еле удерживал створки вместе.

— Засов! — закричал он. — Засов, быстрее!

Он не знал, остался кто-нибудь рядом с ним и отзовется ли на призыв, но отпустить створки он не мог. Тогда погибнут все. И он держал, упершись ногами и сжав пальцы на скобах.

Пот катился градом, заливая глаза. Львы бесновались, пытаясь прорваться сквозь преграду, отделяющую их от добычи.

Раздался еще один выстрел — и снова яростный рев раненой львицы.

Руслан почувствовал рядом движение. Внутри все сжалось от страха, но скобы он не отпустил. Хотел закричать, но тут увидел, что над головой перетаскивают брус и опускают на крепления.

С трудом разжав пальцы, Руслан отступил на шаг назад и смотрел, как дрожит и дергается засов, но главное держит, содрогающиеся от ударов ворота.

Рядом стояли Иван и третий караульный.

— Ко мне! Сюда! — прозвучал сзади крик Алексея.

Руслан обернулся.

Бывший тренер, сжимая в руках копье и пригнувшись, находился в паре метров от подножия эскалатора, где окровавленная львица стояла над куском мяса, некогда бывшего человеком.

Сожаление и злость колыхнулись внутри: доктор был хорошим человеком и нравился Руслану.

Ружье валялось на полу. По какой-то причине Алексей больше не мог его использовать.

Но времени об этом думать сейчас не было. Подхватив оставшееся от сбежавшего караульного копье, Руслан присоединился к бывшему тренеру. Рядом встал Иван.

— Чего не стреляешь? — спросил он.

— Патроны кончились. Я четыре штуки только взял.

Львица смотрела на них немигающим взглядом блестящих желтых глаз. С морды стекала человеческая кровь, с боков, из ран, оставленных дробью — собственная.

— Расходимся в стороны, — негромко проговорил Руслан.

Когда люди зашевелились, львица оскалилась и бросилась в атаку, выбрав своей первой целью Алексея.

Тренер ткнул в нее копьем. Лезвие вспороло шкуру на лбу, заставив хищника отпрянуть, метнуться в сторону, но там уже ждал Руслан. Со всей силы он всадил свое оружие львице в бок, чувствуя, как острие погружается глубоко в плоть.

Наполненный болью рев был почти таким же оглушающим, как немногим раньше выстрел. Огромная лапа ударила по копью и вырвала его из рук Руслана. Он сразу отпрыгнул назад и поискал глазами новое оружие.

— Вот, держи!

Откуда-то из глубины торгового центра, сжимая в руках самодельное оружие, появились Толян с Сашкой-шаманом. Первый передал Руслану садовые вилы с заточенными зубцами.

Вшестером они окружили израненного хищника. Львица, изогнувшись, пыталась зубами вытащить из своего тела причиняющий боль предмет.

Руслан переглянулся с Алексеем, потом с остальными.

— Начали! — скомандовал он.

Первым атаковал бывший тренер. Львица среагировала на движение, ринулась на Алексея, но тут же получила удар, пробивший шею.

— Не давайте ей опомниться! Зажимай в угол! — заорал Руслан, всаживая вилы в кровоточащий бок животного.

Львица пыталась отбиваться, пятилась назад, но удары сыпались на нее со всех сторон. Охотник превратился в добычу.

Дикий, почти первобытный азарт схватки захватил Руслана. Пронзая хищника вилами, он не испытывал жалости, а лишь радость от того, что подавлял врага. Он почти физически чувствовал, как львица теряет силы, как с каждым ударом из нее уходит жизнь. Сопротивление хищника становилось все слабее, а атаки людей все агрессивнее и яростнее. Жалобный рев скоро перешел в скуление. Львы снаружи, все еще безуспешно пытавшиеся прорваться через ворота, словно почувствовали гибель сородича. Прекратили нападать и стали реветь, будто прощаясь.

Руслан удивлялся самому себе, но слушая эти звуки, понимал, что испытывает трепетный восторг и ни с чем не сравнимое удовольствие.

Он перестал колоть только, когда львица окончательно затихла. Ее тело превратилось в кровавое месиво. Руслан посмотрел на себя и своих соратников. Забрызганные кровью, с горящими глазами, тяжело дышавшие, но торжествующие, невероятно довольные и гордые собой. Если бы не современная одежда, то все они походили бы на охотников из каменного века.

Не сговариваясь, все отошли от поверженного врага.

— Эй! Мне нужны бинты! — раздался от эскалатора голос доктора Васильева.

Руслан вздрогнул и резко оглянулся.

Врач, целый и невредимый, склонился над разодранным человеком, лежащим на нижних ступеньках эскалатора.

— Ты жив?

— Что встали?! — вместо ответа закричал доктор. — Бинты сюда! Воду и инструменты! Бегом, неандертальцы! Ты, — он указал на Ивана, — зажимай раны. Здесь и здесь.

Только сейчас по одежде, Руслан узнал в раненом того караульного, которого он пытался остановить. Несчастный так и не сумел сбежать, в отличие от доктора. Видимо, львица решила переключиться с Васильева на караульного. И Руслан покривил бы душой, если бы сказал, что огорчен подобным поворотом событий. И тут же ужаснулся своим мыслям.

Толян помчался вверх по эскалатору выполнять поручение доктора.

— Куда? У меня всё в операционной! — развернул его врач.

Парень спрыгнул, за раз перемахнув ступени, на которые успел подняться, и побежал в отдел, где после первой проведенной операции обосновался Васильев.

Но едва он скрылся, как доктор выругался.

— Чтоб тебя! — поднял он взгляд и позвал Сашку-шамана. — Иди сюда, делай массаж сердца! Ну же! Дави на грудь. Так… раз-два-три…

Сам он склонился и стал проводить искусственное дыхание.

Вернулся Толян с бинтами, инструментами и водой, но всё это уже не понадобилось. Раненый умер.

Доктор отодвинулся, сел на пол, прислонившись спиной к стойке эскалатора, и уставился перед собой. Пробормотал:

— Чтоб тебя… вот чтоб тебя! Твою мать, а!

Поднялся и пошел прочь, ни на кого не глядя и только ругаясь себе под нос.

— Док? — позвал Толян.

— Не трогай его, — сказал Руслан. — Пусть идет.

— А с бинтами что делать?

— Назад отнеси и сложи аккуратно на место.

Толян ушел. Сашка-шаман поднялся и вытер руки о штаны.

— У нас уже есть операционная, — вполголоса проговорил Алексей, ни к кому конкретно не обращаясь.

Руслан понял, что бывший тренер погружен в собственные мысли. Сверху послышался шум. Оказалось, что после того, как всё успокоилось, народ снова стал собираться.

Алексей тоже это заметил и посмотрел наверх.

— Слушайте все, — обратился он к собравшимся. — Нам сейчас надо усвоить одно: прежней жизни больше нет! Нет и вряд ли будет на нашем с вами веку! Всё, что мы сейчас можем, — это выживать! Помните старый анекдот: «Хочу, чтобы у меня всё было — у тебя всё было!». Так вот — это про нас! Кто не понял — тот погибнет, и хорошо если только сам, а то еще и прихватит с собой тех, кто рядом… или тех, кто на него понадеялся, — последние слова бывший тренер произнес, окинув суровым взглядом оставшегося в живых караульного. Потом снова поднял взгляд: — Вы сами выбрали меня старшим, так что теперь извольте слушать и исполнять, что я велю. Поймите, что от каждого из вас сейчас зависит, выживем ли все мы или сгинем! Понятно вам?

Руслан слушал его и понимал, что Алексей прав. Только объединившись и доверившись друг другу, они смогут выжить.

— А сейчас здесь надо убрать, — отдавал распоряжения тренер. — Отнесите тела в прохладное место. Похороним завтра. И смойте кровь. В хозяйственном отделе полно химии.

Он подобрал ружье, поднялся по эскалатору и пошел к себе. Люди расступались и провожали его взглядами, но никто не проронил ни слова.

— Так, ну чего стоим, — сказала Тамара. — Мальчики за ведрами и водой, девочки за химией.

Руслан смотрел, как унесли погибших, потом подошли к мертвой львице. Приближались с опаской, нерешительно, но потом и ее уволокли, положив на кусок толстого полиэтилена.

После этого Руслан пошел к себе.

Почти сразу услышал сзади чьи-то легкие шаги. Пришла Наташа. В руках у нее было пластиковое блюдо с водой и тряпки.

Руслан сказал «спасибо», умылся, стал искать, чем вытереть лицо, но Наташа подошла и начала сама промокать воду. Потом ее руки обвили его шею, она прижалась к нему и поцеловала.

ГЛАВА 2

Похоронили погибших только во второй половине следующего дня. Львы не уходили до полудня. Ворота больше не атаковали, но территорию парковки не покидали. Бродили среди остовов машин, изредка рычали, перекрывая уже ставшее привычным объявление о чрезвычайной ситуации.

— Чего они ждут? — задал риторический вопрос Алексей, рассматривая хищников с крыши гипермаркета.

— Не знаю, но это действует на нервы, — отозвался Толян, присевший на парапете и поглядывающий вниз вытянув шею. — Может, сбросим им тело львицы?

— Не говори глупости. Думаешь, у них есть обряды погребения?

— Да кто их знает. Вдруг поумнели за то время, что мы спали.

— К сожалению, про тебя, то же самое нельзя сказать, — подначил Сашка-шаман.

— Чего-о-о? Ты базар-то фильтруй!

— Ну а что, смотри как удобно, спишь и умнеешь, спишь и умнеешь. А потом раз и проснулись. Все умные и Толян.

— Ах ты, тундра, ну держись!

Они стали носиться по крыше, задиристо переругиваться и бороться.

— Эй, смотрите не провалитесь куда-нибудь, — прикрикнул на них Алексей, потом пробормотал: — Под тридцать лет жлобам, а всё как дети.

— Вообще-то под шестьдесят, если учесть… ну ты понимаешь, — сказал Руслан.

— Тем более! Но в чем-то он прав. Что будем делать, если львы не захотят уходить?

— Вежливо их об этом попросим, например парой-тройкой бутылок с чем-нибудь горючим.

Принимать меры не понадобилось. Словно дождавшись полудня, вожак, которого с легкой руки Толяна стали называть Палёный, спрыгнул с крыши машины, на которой сидел, и потрусил прочь, уводя за собой львиц.

Выходить не спешили, сначала убедились, что хищники действительно ушли. Потом отправили бригаду с лопатами под охраной Алексея, вооруженного ружьем, и еще четверых мужчин с копьями.

Два человека постоянно дежурили на крыше торгового центра, чтобы, в случае чего, оперативно предупредить.

Но, похоже, львы всё же решили оставить людей в покое на время. Погибших похоронили, завернув в куски ткани, поставили над могилами кресты и быстро вернулись в торговый центр. Львицу тоже закопали: не так глубоко и в стороне.

Потом решено было в этот день снаружи находиться как можно меньше. Кому требовался воздух, мог выбраться на крышу.

Ужинали тоже почти без разговоров. Не только отдавая дань уважения усопшим, но и обдумывая, а возможно и переосмысляя всю ситуацию.

В этот вечер Руслан долго рассматривал глобус. Раскручивал его в разных направлениях, всё пытаясь понять, что могли означать световые столбы, но так и не увидел никакой закономерности в их расположении.

Потом пришла Наталья, играли в шахматы и болтали почти полночи. Потом она ушла, поцеловав на прощание, а Руслан, перед тем как заснуть, еще какое-то время лежал с закрытыми глазами и улыбался, вспоминая общение.

Утром следующего дня приступили к осуществлению прежних планов, только усилили наблюдение, а разговор на крыше подал еще одну идею, как обороняться от неожиданных атак: теперь недалеко от места работ в корзине лежали бутылки, наполненные спиртом и маслом. В случае нападения пара вовремя брошенных «коктейлей Молотова» могла запросто остановить хищников.

Настроение предыдущего дня сказывалось на работе: поначалу люди нервничали, были напряжены, часто осматривались. Руслан не винил их, даже наоборот, считал, что повышенная бдительность только на пользу, поэтому до вечера кран закончить не удалось. Но большим и едва ли не единственным плюсом ситуации, в которой оказались люди, пробудившись на тридцать лет в будущем, — никуда не нужно было торопиться. Поэтому Руслан нисколько не переживал за судьбу своей разработки, уверенный, что кран они сделают. Не сегодня, значит завтра, не получится завтра — закончат в другой день.

Теперь единственной заботой для всех и каждого стало выживание.

— Думаю, скоро нам нужно будет подумать об охоте, — сказал как-то вечером Алексей. — Когда до вояк доберемся и поделятся ли они оружием — неизвестно. Пусть пока молодежь луки и стрелы делает.

Руслан согласился, и на следующий день устроили совещание, выясняя, кто и что знает про изготовление этого древнейшего оружия. Оказалось — не всё так просто. Знать-то все знали, и делать — многие делали, но все на уровне подросткового баловства и игр в индейцев или Робина Гуда. Обсуждали долго и бурно, после чего решили испробовать все способы и определить лучший опытным путем. Поняв, что с оружием так легко, как хотелось, не получится, Алексей определил приоритеты задачам: приказал сначала сделать кран и обнести торговый центр оградой, а лишь потом заниматься луками.

Еще через день придуманный Русланом механизм был готов. Довольные проделанной работой и результатом, все собрались на ужин, живо обсуждая планы на завтрашний день, когда в «столовую» вошла Наталья, держа в руках бумажный сверток.

Не говоря ни слова, она подошла к стене и прикрепила на нее плакат. Все с удивлением посмотрели на девушку, потом на буквы и цифры, изображенные на бумаге. Через несколько секунд, когда до людей стал доходить смысл написанного, о еде позабыли. В «столовой» наступила тишина.

Взгляды были устремлены на плакат, вверху которого красовались большие цифры «2046», чуть ниже надпись «Август», а под ней столбики чисел, часть зачеркнута красным карандашом.

— Откуда знаешь? — нарушил молчание Иван, неотрывно глядя на календарь.

— У Руслана на МКС оставался работающий от солнечных батарей компьютер. Дни недели сама посчитала, — спокойно ответила Наташа, но было заметно, что она весьма довольна произведенным эффектом.

— Твою ж за ногу! А! — в сердцах Толян отставил тарелку и грохнул ложкой. — У меня три дня назад день рождения был!

— Поздравляю, — меланхолично произнес доктор Васильев.

— Ага, спасибо, — досадливо буркнул в ответ Толян.

Одна из женщин вскочила с места и с рыданиями убежала.

— Вер, Вера, стой, — муж направился следом.

— Наташ, ну вот кто такие вещи во время еды объявляет? — возмутился Петрович. — Теперь кусок в горло не лезет!

Девушка улыбнулась.

— А чего не лезет? — пожал плечами Валентин, сидевший рядом с товарищем по караулу. — Все и так знали, что не один день прошел.

— Но не так же вот… — Петрович пытался подобрать слова, тыча ложкой в сторону календаря. Наконец выдал: — Не так же конкретно! Мне, может, приятнее было думать, что не тридцать лет прошло, а двадцать семь, к примеру. И что сейчас не август, а начало мая.

— Пустое, — махнул рукой Валентин и отпил чай. — Зато теперь чутьбольше порядка будет, а то хаос сплошной. Вот смотри, завтра воскресение, законный отдых.

— Ага, «законный»! Каким законом писанный, не подскажешь?

— Ну как «каким»? Общепринятым. Причем испокон веков, и не нам его отменять!

Алексей послушал их и тоже решил высказаться:

— Считаю, что Валентин прав. Если завтра воскресение, то пусть будет днем отдыха. Каждый может заниматься своими делами.

— Благодарствуем, боярин, — Петрович театрально грохнул лбом о стол.

Большинство засмеялись, остальные не смогли сдержать улыбок, только Валентин продолжал спокойно пить чай.

После ужина все разошли по своим отделам.

— А ты молодец! — искренне похвалил Наташу Руслан.

— Ну не только тебе идеями сыпать, — с улыбкой и скрытым вызовом ответила она. — Кстати, твой ход, не забыл?

Их шахматная партия всё продолжалась.

— Не забыл. Какие планы на выходной день? Может, в кино сходим, мороженое поедим и по парку погуляем?

— У меня есть более интересное предложение, — она склонилась к его уху и зашептала.

Выслушав ее, Руслан невольно закусил нижнюю губу и посмотрел на девушку блестящими глазами. Наталья же приняла совершенно невинный вид и спросила:

— Продолжим партию? Или сдаешься?

* * *

Первые испытания крана провели в понедельник утром. Посмотреть на это вышли все обитатели торгового центра. Перевернутый на бок ржавый автомобиль обвязали тросами, подняли, перетащили и опустили. Проделывали это под дружный свист и ободряющие вопли «болельщиков». Когда машину, ставшую началом второго ряда оборонительной стены закрепили и подперли бревнами, раздалось громогласное «ура!».

Довольный и воодушевленный успехом, Руслан продолжил руководить строительством. Работа спорилась: за день четверть заграждения была закончена. Назавтра продолжили, но чем больше машин становилось во втором ряду, тем более шаткой казалась вся конструкция. После обеда пришлось остановиться: стена раскачивалась под порывами ветра, подпорки потрескивали, металл скрипел. Поиск решения занял не более часа: решили дополнительно скреплять машины досками, бревнами и листами железа. Понадобился дополнительный инструмент, и Руслан взялся его принести.

Он зашел в отдел хозтоваров. Ни одной ручной дрели не нашлось — сплошь электрические, а значит бесполезные. Перебрал сверла. Они неплохо сохранились, завернутые в когда-то промасленную бумагу, хотя даже в такой упаковке покрылись ржавчиной.

Руслан забрал самые длинные, наиболее подходящие, чтобы сделать коловорот, и направился к выходу.

Торговый центр пустовал. Почти все его обитатели трудились снаружи — занятия нашлись и для мужчин, и для женщин. С улицы доносились стук инструментов, крики и смех увлеченных работой людей.

Руслан невольно улыбнулся: как мало надо человеку, чтобы забыть о горестях и лишениях, — всего лишь увидеть перед собой цель. Поднялся к себе за карандашом и бумагой, а когда шел назад, вдруг услышал приглушенный звук, похожий на громкий вздох. Сразу остановился и посмотрел сквозь грязные стекла в книжный отдел. Сначала ничего увидел, но потом заметил возле окна чей-то силуэт. Вытянул шею, чтобы разглядеть получше. Так и есть: за стеллажами с истлевшими, местами превратившимися в сплошные пятна плесени книгами, кто-то был.

Руслан отошел от эскалатора и не спеша направился к стеклянным витринам, на которых еще оставались прилепленные изнутри плакаты, рекламирующие «новинки» книжного рынка.

Кто мог предположить, что в один миг мир состарится на целых тридцать лет? Взгляд наткнулся на закатанную в пластик надпись, прикрепленную к одному из стеллажей: «фантастика».

Да уж… Воистину ирония судьбы, когда реальность становится фантастичнее любых вымыслов.

Руслан зашел в отдел.

Наташа сидела на полу и смотрела сквозь грязное стекло на пригибаемую ветром траву. Девушка слышала, что он подошел, но не повернулась. У ее ног валялся раскрытый журнал, со слипшимися страницами.

— Ты в порядке? — спросил Руслан.

Она кивнула, по-прежнему глядя в окно.

Он посмотрел на бумагу и инструмент в руках, положил их на стеллаж, прошел и сел напротив Наташи. С минуту смотрел, как колышется внизу травяной ковер. На крыше одной из ржавых легковушек, припаркованных рядом с гипермаркетом тридцать лет назад и выглядевших сейчас бурыми островами среди зеленых волн, устроилось семейство кошек. Четверо котят резвились рядом со своей матерью, вытянувшейся на прогретом солнцем металле. Казалось, что они ничем не отличаются от самых обычных домашних животных, к которым люди привыкли и которых любили, но чем дольше Руслан смотрел на них, тем отчетливее замечал разницу.

Эти кошки были крупнее и мускулистее. Всё в их повадках — даже то, как потягивалась кошка-мать: растопырив широкие лапы и выпустив мощные когти — говорило, что это уже не просто пушистые питомцы, а дикие хищники.

— Не хотела бы я такого дома иметь, — улыбнулась Наталья.

Руслан же напротив, подумал, что неплохо было бы попробовать приручить одного из котят.

— Ты чего здесь? Что-то случилось? — спросил он.

Наталья засмеялась, но не как обычно… не искренне.

— Нет, ничего. Просто приступ ностальгии.

Руслан поискал глазами, что могло послужить причиной этого. Хотя, конечно, тот же пейзаж за окном не особо располагал к веселью, но его Наташа видела ежедневно в течение вот уже почти трех недель и все равно не унывала. Значит, что-то другое.

Внимание привлек журнал. Руслан потянулся и поднял его. Наташа лишь бросила быстрый взгляд и снова стала глядеть в окно.

Перелистав страницы, он не нашел ничего, что по его мнению могло так испортить девушке настроение, закрыл журнал и хотел было отбросить, но в последний момент посмотрел на обложку… и замер.

Та еще не потеряла глянцевый вид. Лишь слегка помялась и поблекла. С нее смотрела девушка: распущенные волосы, макияж, одета в бежевое платье, приталенное, с небольшим декольте. Яркая, красивая, эффектная, с белоснежной улыбкой.

Не сразу, но до Руслана дошло, что на обложке фотография Наташи. Отыскал глазами надпись возле корешка: «модель: Наталья Чумичёва».

— Ого… — только и смог произнести он.

Девушка снова засмеялась, но в этот раз более привычно — как она всегда смеялась, когда получалось удивить его:

— Что, не похожа?

— Похожа, но… я же тебя такой никогда не видел. Да и не подозревал, что ты такая популярная модель, вот и растерялся слегка, — сказал Руслан честно.

— Конечно, ты же привык настоящими звездами любоваться, — подначила она.

Радовало, что к Наташе вернулось хорошее настроение, но за улыбкой все равно скрывалась печаль.

И как назло не находилось слов. А что сказать? Что все это ерунда и не стоит сожаления? Но разве может чья-то жизнь быть «ерундой»? Руслан осознавал, что любые слова сейчас будут лишними. Как можно утешить человека, у которого отняли все? Пообещать вернуть утерянное, соврать, что будет как прежде? Нет, он так не мог. Прошлое останется прошлым, а призрачное будущее вряд ли можно назвать светлым.

К тому же Наташа и сама это знала. В отличие от большинства, она никогда не спрашивала: «что произошло?». Но не потому, что ей было не интересно, просто она понимала, что это знание ничего не изменит, не даст. И Руслан догадывался, что сейчас она жалела не только о потерянных благах и образе жизни, а больше о том, что не в силах ничего изменить. Захотелось обнять ее, прижать к себе, поделиться теплом.

Но вместо этого он сказал:

— Когда это произошло, мой напарник, Карл Хамсдорф, находился в открытом космосе. По всем законам физики, он должен был замерзнуть, у него должен был закончиться кислород, ведь за тридцать лет в скафандре неизбежно возникли бы утечки. Но по какой-то необъяснимой причине, Карл остался жив, как и я… как все мы.

Он снова посмотрел на дикую кошку с котятами, окинул взглядом развалины пятиэтажки через дорогу от торгового центра. Наташа молча ждала, пока он продолжит.

— Карлу даже хватило времени осознать, что выжить ему не удастся, — снова заговорил Руслан. — И все, что он мог — это выбрать, как ему умереть: сгореть в атмосфере вместе с обломками погибающей станции либо задохнуться в вакууме. Он выбрал второе. Но перед смертью отдал мне свой последний приказ. Он сказал: «Живи». И я собираюсь исполнить его приказ. Жалеть о прошлой жизни можно бесконечно, но я предпочитаю взять то, что имею и создать то, что смогу.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что хочу, чтобы ты помогла мне в этом.

— Ты делаешь мне предложение? — В ее глазах сразу заплясали озорные огоньки.

— Не то, которое ты имеешь в виду, — не растерялся Руслан, — но да, делаю. Потому что уверен, если мы сами не решим, как жить дальше — найдутся те, кто сделает это за нас. Подумай вот о чем: сейчас люди получили то, о чем мечтали испокон веков, за что сражались и умирали сотнями, тысячами, миллионами.

— И что же это?

— Свобода.

Девушка изумленно посмотрела на него.

— Да, именно свобода, — кивнул Руслан. — Истинная, пьянящая, безграничная. Судя по тому, что я видел из космоса, по всей Земле происходит одно и то же. А значит везде в России, в Америке, в Китае, в Индии, в Австралии — всюду так же, как у нас. Ничто не сдерживает людей, ни власть, ни полиция, ни законы, ни границы. Каждый волен делать, что пожелает.

— Но… но ведь это… страшно, — из голоса Наташи ушло веселье. — Так можно… перестать быть людьми, превратиться снова в животных.

Руслан в очередной раз убедился, что девушка обладает острым умом. Она подхватывала его мысли сходу, не требуя пояснений и «разжевывания».

— Получается, что Степан верно волну поймал: снова будет «кто сильнее — тот и прав»? Возвращаемся в пещерный век?

Он пожал плечами:

— Слишком утрированно, но по сути так.

— Страшно, — повторила Наташа и снова устремила взгляд вдаль, за окно.

Руслан пересел к ней и обнял наконец за плечи, стал смотреть в ту же сторону, что и она.

— Ты права — страшно. Если не будет сдерживающих факторов, то вскоре над людьми возобладают инстинкты. Первобытные стремления и желания. И тридцать лет этого странного сна… анабиоза… на деле окажутся скачком на тысячи лет назад. Регресс планетарного масштаба… Но только, если допустить это. Сидеть сложа руки и ждать, когда станет лучше.

— Думаешь… есть шанс всё восстановить? — Наташа повернулась к нему и посмотрела в глаза.

Ее дыхание коснулось его щеки. Он вдруг испытал прилив нежности. Почувствовал тепло, исходящее от девушки, какая она хрупкая, беззащитная и трогательная, замершая в его объятиях. Прежде чем ответить, он поцеловал ее в щеку, потом сказал:

— Нет, как прежде уже не будет, но мы можем построить свой мир. Таким, каким видим его мы. Если посмотреть с другой стороны, то тридцать лет не такой большой срок. На заводах сохранилось оборудование, наверняка выжили специалисты, которые смогут запустить станки, а если нет, то можно научиться по оставшимся книгам. Если взяться за дело обстоятельно, с головой, то вскоре можно наладить производства, развить инфраструктуру.

— Скажи, все космонавты такие мечтатели?

— Нет, конечно, — он улыбнулся. — Один я особенный. Ты разве еще не поняла?

— Поняла, — она развернулась в его объятиях.

Их губы нашли друг друга и слились в поцелуе. Время снова потеряло счет. Где-то в уголке сознания у Руслана мелькнула мысль, что от такого «анабиоза», он бы не отказался.

— Эй, Ромео, вообще-то тебя все ждут! — раздался от входа голос Толяна. — Ушел за инструментом — и с концами.

Руслан с Наташей засмеялись.

— Иду, — ответил он.

— Давай, а то Леха там распереживался, сейчас с ружьем придет тебя искать. О, что за журнальчик?

— О вкусной и здоровой пище, — соврал Руслан. — Держи, может, приготовишь что.

— Э, нет, — отмахнулся Толян. — Я еду только кушать могу. А готовить — это не мое.

Руслан передал журнал Наташе, подмигнул, прошептал: «Сохрани», потом взял инструменты и пошел на улицу.

Через два дня стена была закончена. Выглядела она, по меньшей мере, странно: эдакое упорядоченное нагромождение железных скелетов. Но при этом казалась крепкой и неприступной. В одном месте между машинами оставили метровый проход, приспособив для его закрытия пару капотов. На обнесение оставшейся части торгового центра сеткой-рабицей потребовался еще день, и прилегающая территория стала максимально изолирована от остального города. Теперь, если львы вернутся, им придется очень постараться, чтобы подобраться к входу. И пока они будут это делать, с крыши их будут осыпать стрелами лучники. Так, по крайней мере, запланировали Алексей с Русланом, разрабатывая стратегию обороны.

Но подобные действия предусматривали хотя бы наличие самих луков и достаточного количества стрел, коих не было и в помине.

Поэтому решено было посвятить конец этой недели и всю следующую изготовлению оружия. Еще одной радостной новостью стало то, что громкоговоритель прекратил, наконец, вещать. Однажды утром он просто заткнулся на полуслове и больше не включался. Поначалу без его занудного бормотания было даже как-то непривычно, но уже на следующий день об объявлениях никто даже не вспомнил.

— Слушай, — сказал Руслан на очередном совещании Алексею. — Чего мне сидеть тут, может, я возьму троих ребят, да поедем с ними до понтонного полка?

— Почему нет? — пожал плечами бывший тренер. — Посмотреть, как мужики деревяшки строгают да веревки на них натягивают, я и сам смогу. С кем поедешь?

— Я бы Толяна взял, Петровича, Сергея, новенького, ну и кто еще согласится на велосипедную прогулку.

— Только не Иван. Его пока не нужно к оружию допускать.

— Согласен.

— Ну, значит, завтра с утра смотрите, какие велики вам нужны, набирайте рюкзак консервов и валите.

— Хорошо.

— А ты, я смотрю, уже освоился, — сказал Алексей. — Перестали кошмары мучить?

— Если честно, я думаю это Наташина заслуга, — ответил Руслан. — Когда она рядом, так спокойно, я бы даже сказал умиротворенно.

— Понимаю, понимаю, — проговорил бывший тренер, пряча улыбку.

— Да серьезно, мы каждый вечер в шахматы играем. Помогает успокоиться, мысли в порядок привести.

— Конечно, конечно, только в шахматы и играете, — Алексей уже не мог сдерживаться и откровенно ухмылялся. — Ладно, иди, гроссмейстер. Утром увидимся. И это… слишком долго над ходами не думайте, а то тебе потом еще педали крутить.

* * *

Пятым вызвался ехать Валентин. Хотя он и выглядел довольно грузно, но, похоже, с велосипедами знаком был не понаслышке. Фактически он в одиночку подготовил их все, а после этого выехал на одном из торгового центра и показал на площадке перед входом пару трюков. Его медлительность и меланхоличность как рукой сняло. Руслан не мог скрыть удивления от такого преображения.

С Наташей попрощались быстро. Она сказала: «Пока. А я пойду, календарь проверю. Терзают меня смутные сомнения, а не ошиблась ли я с днями недели?» Улыбнулась, поцеловала Руслана в щеку и ушла к себе.

Вооружившись копьями, к которым прикрепили веревочные петли, чтобы можно было носить за спиной, и бутылками с зажигательной смесью, Руслан с четырьмя спутниками прошли через новые ворота в стене из машин.

Он смотрел на окрестности, и ему казалось, будто впервые их видит. Раскуроченную автозаправку, железобетонный скелет еще одного торгового центра, меньшего по размерам, чем их гипермаркет, и длинную пятиэтажку с порушенной средней частью. Руслан, конечно и раньше на все это смотрел, но мельком, не приглядываясь. Сейчас же стали заметны детали: заправочную станцию явно уничтожило взрывом, и был он таким мощным, что вывеску зашвырнуло на второй этаж малого торгового центра, перекрытия которого рухнули вовнутрь. А стоявший через дорогу жилой дом без средней части почти потерял внешнюю стену и подставлял взору коробки обезлюдевших квартир.

— Ну что, поехали? — спросил Толян.

Руслан бросил на него быстрый взгляд, пытаясь понять, подшучивают над ним или нет. Остальные засмеялись, но сам Толян, похоже, не догадывался, что каламбурит.

— Ну… поехали, — усмехнулся Руслан.

Продолжая хихикать, словно школьники, сели на велосипеды и покатили по потрескавшемуся шоссе.

— Чего ржете-то? — нахмурился Толян, понимая, что смеются над ним.

— Знаешь, — тоном уставшего объяснять прописные истины учителя, произнес Петрович, — жил когда-то один космонавт, не Руслан, а другой. Фамилия у него была Гагарин.

— Я что, всех космонавтов должен знать? — фыркнул Толян. — Я с этим-то случайно познакомился, если бы Леха не послал тогда его забрать, когда парашюты увидел…

Мужики переглянулись и засмеялись пуще прежнего.

— Да пошли вы! — обиделся Толян, поднажал на педали и укатил вперед.

Практически сразу слева от дороги потянулись заросшие высокой травой поля, разделенные на части искусственными посадками, преимущественно березовыми. Потом такие же поля раскинулись и справа. Шоссе шло сначала под уклон, потом стало постепенно забирать вверх. Ехать оказалось не так и просто: асфальт весь полопался, в трещинах проросла трава, обочины не осталось, и периодически появлялось ощущение, что едешь сквозь сплошное травяное море. Несколько раз Руслану казалось, что он замечал какое-то движение, то справа, то слева. Но сложно было определить, колышутся ли растения из-за ветра или же в траве кто-то есть. На всякий случай, он предупредил спутников, чтобы те внимательнее смотрели по сторонам.

Веселье и задор, с которыми началась поездка, быстро улетучились.

— Слушайте, мужики, — сказал через какое-то время Петрович, — а мы разве не должны уже были увидеть Засечное?

— Должны, — подтвердил Сергей.

Он остановился и стал всматриваться вдаль. Его примеру последовали остальные.

— И где же?

Руслан проследил за взглядами и тоже посмотрел налево, но ничего кроме буйной растительности не увидел.

— Это поселок? — спросил он.

— Да, очень крупный, его пару лет назад новыми пятиэтажками отстроили… Ну пару лет… в смысле… до последних тридцати, ну вы поняли, в общем. Только вот где они теперь? Даже если с ними то же самое, что и с нами произошло, дома-то должны были остаться.

— Указатель раньше стоял, но я пока его не видел. — Сергей снова забрался в седло. — Может, дальше?

— Ну как дальше-то? — недоумевал Петрович. — Знак могло и ветром свалить, но поселок-то не мог на другое место перебежать!

— Откуда ты знаешь? — вступил в разговор Валентин. — Мало ли что происходило, пока нас тут не было.

— Ой, да хватит тебе уже! — махнул рукой Петрович. — Снова ты со своими инопланетянами. Мы же спрашивали у космонавта. Нет никаких инопланетян. Уж он-то знал бы!

— Ну, вообще-то… он нам тогда ничего не ответил, — произнес толстяк, сделав многозначительную паузу, и с подозрением посмотрел на Руслана.

— Слушай, а ведь и правда. Спросить-то мы спросили, но он хитро так перевел разговор на другую тему и слинял.

Толян слушал их, переводя взгляд с одного на другого и явно ничего не понимая.

— О чем речь, мужики? Как это нас не было? А где мы тогда были?

— Да это у Валентина есть своя теория, насчет того, что случилось…

— Это было вторжение, — авторитетно заявил Валентин. — Нас всех похитили и держали на кораблях.

— Зачем? — нахмурился Толян.

— Опыты ставили, в мозгах копались, поработить хотели или еще что. Откуда мне знать? Только это самое логичное объяснение случившегося. В соответствии с теорией относительности, время может замедляться, если двигаться с очень большой скоростью, например близкой к скорости света. Правильно я говорю? — Валентин снова посмотрел на Руслана.

— Почти.

— Почти! — толстяк получил свою аудиторию и наслаждался, пусть небольшим, но триумфом. — Насколько я знаю, люди еще не придумали, как это сделать. Остаются инопланетяне. Они похитили нас, а потом вернули на прежние места. На таких скоростях — секунды или минуты, а на Земле за это время прошло тридцать лет.

— А как же остальные, кто не проснулся? — спросил Сергей. — Мы с Иваном нашли соседей, от которых только кости остались. Значит, отключились-то все одновременно, но кто-то остался цел и невредим, а кто-то умер.

— Усыпили всех, но забрали только нужных, — ответил Валентин.

Логика в его словах имелась, если, конечно, допустить факт существования инопланетян, причем обладающих технологиями, более продвинутыми, чем имелись у людей… «Имелись на тот момент», — поправил Руслан сам себя. Ведь сейчас о технологиях вообще речи можно не вести.

Версия, рассказанная Валентином, объясняла почти всё, кроме деталей, которые в свойственном для подобных теорий стиле опускались за ненадобностью.

Лично Руслана такое не устраивало. Ему не хотелось верить во вмешательство иного разума, настолько могущественного, чтобы произвести манипуляции с людьми в планетарном масштабе. Это заставляло чувствовать себя ничтожным и совершенно беспомощным, а всё существование делало бессмысленным. Потому что какой тогда смысл стремиться к лучшему, если кто-то или что-то может появиться в один момент и разрушить всё. Будь это лишь чья-то ошибка, человеческий фактор, безалаберность, недосмотр, злой гений, неудачное испытание нового оружия или наоборот — удачное, тогда еще можно смириться, постараться исправить, продолжать жить, не чувствуя себя жалким насекомым.

Погрузившись в собственные мысли, Руслан не заметил, что все смотрят на него.

— Что? — спросил он.

Кажется, вопросов ему не задавали, или он не расслышал?

— Ну, скажи что-нибудь. Что ты думаешь по этому поводу? — озвучил Петрович.

— А что сказать? Ни доказать, ни опровергнуть теорию Валентина я не могу, как в принципе и он сам. Тут либо верить, либо не верить. Несмотря на расхожее мнение, что космонавты только и делают, что вступают в контакт с инопланетной формой жизни, особенно с их цыпочками…

Все, кроме Валентина, засмеялись, тот слушал, поджав губы.

— …лично я инопланетян не видел и даже не слышал о них, — продолжил Руслан. — Конечно, это не значит, что их нет, а любой довод против теории легко разобьется о железобетонный аргумент: «ведь это инопланетяне, они всё что угодно могут». Поэтому сами решайте, во что вам верить. Я не соглашаюсь, но и не отбрасываю эту версию. Хотя, если совсем уж честно, даже со всеми допущениями не представляю себе, как инопланетяне могли вытащить меня из герметичной станции, а потом запихнуть назад, не говоря уже о смысле проделанного. Кстати, получается, они не просто вернули нас назад, но и засунули обратно в нашу одежду, потому что она состарилась вместе со всем остальным, а значит, оставалась на Земле.

— Кстати, да! — согласился с последним доводом Толян. — Что-то мне не очень хочется думать, что меня забирали куда-то голым.

— Вот блин, — недоуменно покачал головой Сергей. — А тебе не все равно?

— Нет, не все равно! Мало ли что они там могли с нами делать! Я уж лучше буду думать, что провалялся во сне тридцать лет и не состарился, чем об извращенцах-инопланетянах. А может, мы теперь и стареть не будем! Навсегда такими, как сейчас останемся!

Руслан подумал, что будь тут Сашка-шаман, не преминул бы съязвить, что с Толяном, несомненно, так и будет. Но с другой стороны… ведь никто не знает, что случилось с людьми и чем это обернется в дальнейшем.

Толян, поняв, что его никто не критикует, засиял. Потом с довольным видом поставил ноги на педали и поехал вперед.

— Догоняйте!

Они снова отправились в путь.

Вскоре нашли покосившийся знак «Засечное».

— Я же говорил, — произнес Сергей.

— Да никто и не спорил, — ответил Петрович. — Но самого поселка все равно нет.

Дальше дорога пошла в гору, и стало не до разговоров. Шоссе покрывал слой земли и песка, под которым едва угадывался асфальт. Колеса велосипедов вязли, и ехать становилось все труднее. А вскоре и вовсе пришлось остановиться: на вершине горы, поперек дороги, которая теперь угадывалась лишь по густоте древесной поросли, лежали сломанные стволы деревьев, словно принесенные сюда мощным потоком. Шоссе и окружающий лес превратились в один сплошной завал.

— Что здесь произошло? — удивленно спросил Сергей.

Ответа ни у кого не нашлось.

— Далеко до расположения военных? — поинтересовался Руслан.

— Не очень, — ответил Петрович. — Только на великах мы тут явно не проедем.

— Значит, оставляем их здесь и идем пешком.

Валентин сразу скис.

— А может, поищем объездной путь? — с жалобной миной спросил он.

Руслан покачал головой:

— Нет. Можем заблудиться. Я вообще местность не знаю, а вы хоть и знаете, но сами видите, как тут все поменялось. Лучше не рисковать.

— А давайте я посторожу? Мало ли что. Если мы никого не видели — еще не значит, что никого нет.

— Идем все вместе. Велосипеды спрячем.

Валентин горестно вздохнул, но слез с седла.

Отогнав велосипеды под высокий разлапистый дуб, прикрыли их ветками и пошли дальше.

Преодолеть завал оказалось не так уж просто. Стволы громоздились беспорядочно, будто неведомые гиганты решили сыграть ими в бирюльки, перемешали и высыпали на землю. Приходилось постоянно взбираться, спускаться, подлезать. Тяжелее всех приходилось грузному Валентину, и хотя ему помогали, но очень скоро он совершенно выдохся, стал хрипеть и часто останавливаться.

— Вы… идите… я… догоню.

— Слушай, — спросил Толян, — как же ты так ловко с великом управляешься, если тут спекся уже?

— На нем… я… только ногами… двигаю, а тут…

— Ясно всё. Руслан, слышь, может, правда, оставим его тут? Чего мучить человека? На обратном пути заберем.

— Обратный путь, — простонал Валентин.

— Никого мы оставлять не будем, — жестко сказал Руслан. — Делаем привал. Перекусим, отдохнем. Времени полно. Толян, ты, раз не устал, можешь пока разведать путь полегче. Только не уходи далеко от просеки, держись, чтобы мы тебя видели.

— Ты что, ему в отцы записался? — вдруг спросил Сергей.

— Нет, — нахмурился Руслан, не понявший подобной реакции. — Просто, если он куда-нибудь свалится, то нам же придется его искать. А в чем проблема?

— Да ни в чем! Одного на себе тащим, за вторым присматривать надо…

— Ты, что ли, тащишь? — фыркнул Толян, которому тоже не понравился тон Сергея. — Я да Руслан, в основном. Ты пару раз руку протянул и всё — запомогался просто.

— Тебя вроде послали… вот и иди! — агрессивно ответил Сергей.

— Сейчас сам пойдешь, умник…

Руслан не понимал из-за чего и как, но назревала драка.

— Тихо, оба! — он повысил голос. — Толя, сделай, что я попросил, а ты, Сергей, перестань хамить и объясни, что тебя не устраивает?

— Да кто ты такой, чтобы я тебе что-то объяснял? Ну, космонавт, и что? А я менеджер, дальше что? Кто тебя главным сделал? Один командует, второй командует! Взяли нас на понт: «пулю схлопочешь, пулю схлопочешь»… Да если бы мы знали, что у вас даже вшивого пистолета нет…

Видимо, новенькие уже обсуждали, как их обманом вынудили отдать ружье.

— То что? — вдруг вступил в разговор Петрович. Всегда спокойный, он вдруг заговорил жестко и сурово. — Перестреляли бы нас всех, чтоб жратву забрать?

— Шмальнули бы одного-двоих, другие не стали б мешать…

— Да я лично вогнал бы вот это копье тебе в глотку! — Петрович вдруг ринулся к Сергею.

Валентин перехватил товарища и, будь чуть полегче, вряд ли бы справился.

Руслан спрыгнул со ствола, на котором сидел, чтобы вмешаться, но Сергей уже схватился за копье и, среагировав на движение, выставил в его сторону.

Чтобы не налететь на острие, Руслану пришлось резко откинуться назад и упасть спиной на стволы. Боль пронзила тело. Он охнул.

— Слышь, ты! — У Толяна в руках тоже было копье. Он приближался к Сергею на полусогнутых, шагая по поваленному дереву. — Иди сюда!

Сделал выпад. Копья стукнулись древками. Руслан понимал, что уже не контролирует ситуацию.

С перекошенным злостью и страхом лицом Сергей ударил в ответ. Толян отпрыгнул и атаковал вновь. Оба двигались осторожно, но отступать не собирались. Один был слишком горяч и самоуверен, а второй озлоблен и испуган.

— Хватит! — крикнул Руслан, поднявшись наконец на ноги. — Прекратите! Толя! Хватит! Отойди назад! Ты слышал, что я сказал? Назад! Убери копье!

Не сразу, но слова возымели действие. Толян фыркнул, отступил на шаг, чтобы противник его не достал, и распрямился.

В этот момент Петрович, пользуясь тем, что внимание Сергея сосредоточилось на других, поднял толстую ветку и с размаху швырнул в него.

Удар пришелся в лицо. Вскрикнув, Сергей взмахнул руками, выронил оружие и отлетел назад.

Толян снова схватился за копье, не собираясь упускать шанс разделаться с врагом.

— Нет! — Руслан бросился наперехват.

Сбил парня с ног, не позволив нанести удар.

Тем временем Петрович оседлал Сергея и бил его кулаками, а Валентин оттаскивал товарища.

— Ты мразь! — орал тот, уже не доставая кулаками и пытаясь ударить ногой. — Сука! Скотина! Одного-двух, говоришь?! Остальные испугались бы? Сволочь!

Руслан помог Валентину и встал над Сергеем, закрывая его.

— Всё! Прекратили! Мужики, хватит! Вы когда успели в зверей превратиться, а? Что с вами такое?

Он подхватил копье Сергея и бросил его в сторону, воткнув в ствол.

— Да, хреново, да, всё изменилось, и мы тоже! Но это не значит, что надо превращаться в животных! Кто-то или что-то лишили нас многого, почти всего! Но нам надо постараться сохранить то, что осталось и, в первую очередь — свою человечность! Считайте это испытанием! Сумеете ли вы остаться людьми, когда вокруг… — мысли в голове путались. — Это!

Сзади поднялся Сергей.

Руслан повернулся к нему и сказал:

— Когда вернемся, уходите. Договор в силе. Возьмете столько еды, сколько сможете унести. Все понятно?

— Не тебе решать, — угрюмо проронил Сергей, сплюнув кровью.

— Нет ему! — снова взбесился Петрович. Валентин сразу схватил его за руку. — И я скажу тебе почему! Потому что он в первый же день, как появился, спас всех нас от долбаных львов. Если бы не он, то на прошлой неделе мы хоронили бы не двоих, а намного больше! И в тот раз он спас не только нас, но и тебя, паскуда, тоже! И семью твою! Потому что он помогал доктору зашивать Николая, когда мы все разошлись по своим отделам, потому что он придумал выстроить стену из машин, он подумал о том, что надо сделать луки!

Петрович тяжело дышал, но уже начал успокаиваться. Добавил более спокойно:

— Потому что он заботится не только о собственной шкуре, а обо всех нас. Поэтому ты сделаешь, как он сказал. А иначе я всем расскажу, что вы хотели нас перестрелять из-за консервов, и тогда хрен ты что с собой унесешь. Ясно тебе?

Сергей мрачно смотрел на ополчившихся против него людей.

— А еще, чтоб ты знал, — не мог не вставить свое слово Толян, — когда вы пришли, я тоже внизу стоял, только вы, уроды, меня не видели. И даже если бы вы Леху с Русланом замочили, то, как только спустились, я бы вам обоим кишки выпустил.

— Так тебе ясно? — спросил Петрович.

Ноздри Сергея раздувались, было видно, что злость и обида поражения еще клокочет у него внутри, но он все же проговорил:

— Ясно.

— Вот и отлично. Толян, можешь меня прикрыть, пока я у нашего друга бутылочки с горючкой заберу.

Сергей дернулся, как от удара в лицо, хотел возразить, но копье Толяна уже нацелилось ему в грудь. Петрович вынул у него из поясной сумки бутылки и передал Валентину.

— Так-то лучше.

Руслан даже не подумал о горючке. Ведь не мог же Сергей дойти до такого, чтобы использовать ее… Или мог?

— Ну что, командир, привал окончен? Выступаем? — спросил Петрович.

— Выступаем, — кивнул он. — Сергей, иди вперед.

Тот усмехнулся, но ничего не сказал.

И снова началось преодоление «полосы препятствий». Останавливались еще дважды, ждали, когда Валентин отдышится и сможет продолжать путь. Легче стало, только когда гора пошла под уклон и кончился лес. Почти сразу открылся великолепнейший вид: окруженная зеленью, сверкающая на солнце водная гладь.

— Мама дорогая! Вот это да! — произнес Толян.

Руслан смотрел, как пензенцы стоят и не могут скрыть удивление.

— Что случилось?

Он еще раз осмотрел окрестности. Там где они стояли, завал уменьшился, стволы поваленных деревьев усеивали склон до самой воды, но не так густо, как на вершине горы. Складывалось впечатление, что гигантская волна пришла от водохранилища, сметая все на своем пути: постройки, деревья, опоры ЛЭП, одна из которых торчала в воде, недалеко от берега. Потом поднялась до вершины горы, сгрудив туда все, что смогла, а после обессилела и откатилась назад, утащив часть обломков и деревьев за собой. И по мере отступления волна оставляла на склоне трофеи, пока окончательно не сдалась и не успокоилась.

— Что-то не так? — снова спросил Руслан.

— Ну, как тебе сказать… — произнес Петрович и вытянул руку, указывая вперед. — Вон там, где сейчас бурлящий порог, раньше была плотина, а вот здесь, — он провел ладонью с растопыренными пальцами перед собой, обозначив площадку, усыпанную стволами, меж которых уже проросли молодые деревца, — располагался понтонно-мостовой полк.

— Это и есть плотина, а не «была», — поправил Валентин. — Уровень воды сильно поднялся, вот и переливает. А так — она целая вроде.

Но это интересовало Руслана в последнюю очередь. Расположение понтонного полка накрыло гигантской волной. Тяжеленные машины были перевернуты, часть из них утянуло вниз, привалило деревьями, засыпало слоем земли, смешанной с илом и песком, на котором потом выросли трава и деревья. Машины выглядели ржавыми монстрами, зарывшимися в норы и выглядывающими оттуда, тускло поблескивая глазами-фарами. От построек остались лишь огрызки стен, торчащие из земли, без крыш и окон.

С мрачным видом Руслан направился вперед, обходя бревна, торчащие сучья, проросшие побеги.

— Так, рассредоточиваемся, — сказал он. — Ищем казармы. По логике, оружейная комната должна быть рядом с личным составом. Если повезет, наткнемся на ее остатки.

— Да чего тут искать? Если автоматы пролежали в земле хотя бы несколько лет, им хана.

— Знаю, поэтому ищем не просто автоматы, а ящик, в котором они хранились.

Толян покачал головой:

— Я когда служил, оружие хранилось в оружейной комнате в казарме. Если тревога, не бежать же на склад.

Руслан и так почти не надеялся на успех, а парень еще капал на нервы.

— Вот как ты думаешь, понтонный полк, фактически расформированный, с тремя десятками человек личного состава, часто поднимали по тревоге? — резко спросил он.

— Не, ну если такой расклад… тогда… эх, вот здесь бы послужить! Халява!

— Ищи давай, «халява»! Петрович, посмотри на бортах машин — может, найдется чем копать и обломки сдвинуть.

Несколько часов они обшаривали развалины, смотрели, где только могли, раскапывали целые траншеи при одном намеке на оружейный ящик. Но без результата.

Седьмую или восьмую яму — Руслан сбился со счета — выгребали уже на морально-волевых.

— Не понимаю… — с придыханием сказал Толян, — как астрономы могут такой ерундой всю жизнь заниматься. Скука смертная!

— Кто? — вскинул брови Петрович.

— Ну, кто-кто, ученые, которые в земле копаются, горшки там всякие находят, кости…

— Астрономы?

— Ну да.

Руслан сначала никак не среагировал, но потом не выдержал и засмеялся. Следом за ним принялись и остальные.

Толян посмотрел на них с недовольным видом.

— Чего опять?

— Слушай, ты до армии хоть в школе-то учился? Или, как родился, сразу на службу, а потом в охранники?

— Учился!

Мужики ржали все громче.

— Толян, — давясь смехом, проговорил Петрович, — астрономы обычно смотрят туда, куда ты, если еще посильнее нагнешься, своим «телескопом» прицелишься. А раскопками археологи занимаются.

Уже никто не сдерживался. Хохот разнесся над поляной.

— Да пошел ты! — сразу распрямился парень, замахнулся на шутника лопатой, но Петрович едва мог шевелиться и лишь вяло поднял руку.

— Ну и копайте сами, раз такие умные, — обиделся Толян и выбрался из траншеи.

— Да ладно тебе, перестань, — попытался остановить его Валентин, — не обращай на них внимания. Им только повод дай зубы поскалить.

Но парень не слушал. В расстроенных чувствах пошел прочь. Перепрыгнул через гнилой ствол, вломился в кустарник и скрылся за ним.

Насмеявшись вдоволь, они успокоились.

— Ну что, чья очередь «телескоп» в небо направлять? — спросил Петрович.

— Да твоя же, — сказал Валентин. — Вот нечего было над парнем измываться, а теперь лезь давай, умник.

— Эх, и вправду, лоханулся я, не подумал.

Спрыгнув в яму, Петрович взялся за лопату и продолжил расчищать очередные останки какого-то помещения.

— Сигаретку бы сейчас…

— Тридцать лет без них обходился, а всё не отвык.

— Вот, кстати, эти твои инопланетяне могли бы и отучить! А то никакой пользы от похищения.

Руслан слушал их перепалку и тоскливо рассматривал местный пейзаж. Он понимал: вряд ли им удастся что-либо найти. И это огорчало. Потому что с копьями и стрелами против огнестрельного оружия не попрешь. А то, что рано или поздно придется столкнуться с вооруженными людьми, сомнений не вызывало. В сложившейся ситуации мародерство неизбежно, как и появление группировок, этим промышляющих не без помощи пистолетов, автоматов или тех же ружей. И тогда жителям торгового центра придется туго…

Сзади раздался треск.

— Мужики! — голос Толяна срывался.

Руслан оглянулся.

Парень яростно продирался сквозь кусты, перешагивая через бревно, поскользнулся на трухлявой коре, но устоял на ногах, перепрыгнул через еще одно вырванное с корнями и принесенное сюда давней волной дерево и наконец добрался до товарищей.

— Мужики, там… — он запыхался.

— Что, увидел-таки звезду в свой «телескоп»? — не удержался от подначки Петрович.

Но Толян не среагировал:

— Нет, — качнул он головой, — лучше! Я нашел!

Все, даже Сергей, до этого принимавший в поисках участие с крайней неохотой, вскочили на ноги.

— Оружие? — обрадовался Руслан.

Дурное настроение как рукой сняло.

— Ага!

— Так показывай, чего стоишь!

Толян кивнул и повел всех за собой.

Руслан шагал вслед за парнем через бурелом, перелазил через стволы, обходил остатки построек и гнал от себя мысли, что это снова ложная тревога. Или, тем паче, что Толян просто решил так неумно отомстить за обиду и разыграть их.

Но его переживания оказались напрасными: из-под куска оцинкованного профиля выглядывал угол ящика защитного цвета.

— Я не смог достать, но ведь это он? — Глаза Толяна блестели, как у кладоискателя, наткнувшегося на ценную добычу.

— Скоро узнаем, — рассудительно ответил ему Петрович и принялся разгребать землю.

Вскоре общими усилиями лист железа расчистили, а потом загнули вверх. Вытащили из углубления ящик. Тот был заперт и опломбирован. Ударами лопаты сбили замок, сорвали проволоку и подняли крышку.

Руслан не знал, как описать словами то, что он испытал, когда увидел уложенные в пазы на деревянных перекладинах целехонькие автоматы. Целых шесть штук! С уверенностью мог сказать только одно: он благодарен человеку, так заботливо покрывшему маслом и упаковавшему оружие.

— Теперь патроны! Ищем патроны! Они должны быть где-то неподалеку, — сказал он, воодушевленный находкой.

Первый цинк с боеприпасами удалось отыскать метрах в тридцати от ящика. Второй еще дальше, в противоположной стороне.

Увлеченный поисками, Руслан даже не заметил, как завечерело, но это его волновало меньше всего. Теперь, когда они нашли оружие, можно было заночевать прямо здесь, а наутро продолжить поиски.

Он объявил перекур, который решили совместить с ужином.

Достали консервы, ложки и расселись на кирпичных обломках.

По лицам спутников Руслан видел, что те тоже довольны результатами их маленького путешествия.

— Да, Толян, — сказал Петрович, — все-таки астроном из тебя знатный, как ни крути.

На этот раз парень не обиделся, засмеялся вместе со всеми.

— Ага, — хмыкнул он, — я «телескопом» чуял куда идти.

Снова захохотали, но вдруг Руслану показалось, что ветер принес издалека чей-то вой. Он перестал смеяться, прислушался. Так и есть: вой повторился.

— Мужики, тихо. Слушайте.

Шум ветра, шелест листьев, гул перекатывающейся через плотину воды и больше ничего.

— Что слушать-то? — спросил Толян.

— Мне показалось… — начал Руслан, и в этот момент вой раздался снова.

На этот раз его услышали все, потому что звучал он рядом.

— Собака, — произнес Валентин, вставая с камня, на котором сидел.

— Или волк, — высказал предположение Толян.

— Нет, собака. Я точно знаю.

Ниже по склону завыли еще несколько, будто посылая ответ сородичам. Потом еще раз уже ближе к воде.

— И, похоже, не одна, — произнес Петрович. — Вам не кажется, что нас окружают?

— Думаю, пора уходить, — сказал Руслан, у которого сложилось такое же впечатление.

Побросав банки, они подхватили копья. Петрович с Толяном взяли ящик с автоматами, Руслан и Сергей цинки с патронами и быстрым шагом отправились к вершине горы. Но едва добрались до основного завала, Валентин, шагавший позади всех и постоянно оглядывающийся, окликнул встревоженным голосом:

— Мужики!

Руслан оглянулся одновременно со всеми и обомлел от страха. С трех сторон к ним приближались собаки. Штук пятнадцать в общей сложности.

Лихорадочно соображая, что делать, он поискал глазами удобное место, где можно было бы обороняться.

— Туда! — крикнул он, увидев окруженный со всех сторон почерневшими стволами достаточно обширный участок земли. — Бегом!

Побежал сам, доставая на ходу из сумки бутылку с «горючкой».

Руслан перемахнул через ствол, бросил цинк на землю и оглянулся. Толян и Петрович достигли площадки одновременно с ним, Сергей еще не успел добежать, но находился уже в нескольких шагах, а вот Валентин был далеко. Видимо, развернулся, чтобы последовать за остальными, но оступился, упал и теперь пытался подняться. Его штанина зацепилась за ветку, он дергал ногой, но высвободиться не получалось.

Руслан заметил, как большая часть стаи направилась к Валентину — к упавшей, а значит беспомощной добыче.

— Валя! — заорал Петрович и хотел броситься на помощь товарищу, но Руслан схватил его за рукав куртки.

— Вместе держаться!

— Его загрызут!

Руслан не отпускал.

Не так давно Алексею Бальзанникову, бывшему тренеру по тяжелой атлетике, предводителю общины, организованной в торговом центре, потребовалась почти минута на принятие невероятно сложного и настолько же жестокого решения: пожертвовать несколькими жизнями, чтобы спасти многие.

Руслан сделал подобное за долю секунды.

В ужасе от собственного хладнокровия он практически сразу понял, что надо делать, чтобы спастись самим и самое главное доставить в торговый центр оружие.

— Толян, готовь «горючку»! — распорядился он. — Когда соберутся в кучу — жги их!

Встретился с Петровичем взглядом и увидел, как у того мгновенно изменилось лицо, — видимо, осознал, что в кучу собаки соберутся, только когда нападут на Валентина, и, значит, товарища тоже накроет огнем.

— Нет! — замотал Петрович головой.

Сергей уже поставил ногу на бревно, за которым прятались остальные, как вдруг остановился. Он слышал распоряжение Руслана, знал, что Валентин остался сзади, увидел Толяна, приготовившего бутылки с зажигательной смесью, и, видимо, тоже все понял.

Перебросил свой цинк с патронами к оружейному ящику, развернулся и побежал назад.

— Стой! — закричал Руслан. — Стой, твою мать!

Но Сергей не обращал на его слова внимания.

И снова нужно было принимать решение. Практически так же молниеносно, как и предыдущее.

— Толян! — воскликнул Руслан и почувствовал, как вздрогнул Петрович, понимавший, какой сейчас последует приказ.

Говорить, что планы изменились, времени не было.

— Прикрой нас с этого бока! — закончил Руслан и перепрыгнул через бревно.

Бежал, что было сил, высоко поднимая ноги, чтобы случайно не запнуться о ветку или корень. Но все равно не успел.

Сергей добрался до Валентина почти одновременно с собаками. Не останавливаясь, схватил копье последнего и с яростным криком врубился в набежавшую стаю.

Дикие собаки с рычанием набросились на него. Сергей успел проткнуть пару тварей, прежде чем те повалили его и принялись рвать на куски.

Руслан видел, как практически скрытый собачьими телами человек еще пытается сопротивляться, сражается. Слышал его крики отчаяния и боли. Направив острие копья вниз, Руслан с разбегу впрыгнул в копошащуюся серую массу и стал колоть. Быстро, сильно, яростно. Стараясь нанести раны как можно большему числу собак и не задеть Сергея. Пространство заполнилось визгом раненых тварей.

Красным всполохом в сгущавшихся сумерках взорвалась первая «горючка», брошенная Толяном. Следом вторая.

Острая боль пронзила бедро и голень, Руслан закричал и проткнул укусивших его собак. Еще одна прыгнула на него, но он успел выставить руку, и клыки прокусили предплечье, а не шею. Только вот на ногах устоять не сумел — а оказаться на земле означало верную смерть. Руслан понимал это, но уже ничего не мог поделать.

Ударившись спиной о землю, он сразу поднял руки, закрывая лицо и шею, поджал ноги к животу. Рычание раздалось над самым ухом. Злобное и дико страшное. Руслан закричал.

Но вместо укуса почувствовал, как его подхватили под мышки и потащили.

— Жги! — услышал он крик Петровича.

Через секунду послышался звон разбитой бутылки. В лицо пахнуло жаром. Руслан открыл глаза и увидел, как собаки с горящими шкурами разбегаются в разные стороны.

— Получите! — Валентин кинул вслед убегающей стае еще одну бутылку.

— Ты как, Руслан? — опустился рядом Толян.

Тело ныло от укусов, особенно досталось ногам, они горели огнем, но он все равно показал большой палец.

— Хорошо. Встать можешь?

Руслан попытался подняться. С трудом, но получилось. Он повернулся и увидел, что рядом лежит на земле Сергей. Все его тело было изодрано. Свисающая клоками одежда потемнела от крови. Рядом сидел Петрович и зажимал руками рваные раны. Кровь сочилась у него между пальцев и не собиралась останавливаться.

— Быстрее, перевязывайте его!

Окрик немного привел Руслана в чувство.

Толян уже разрывал свою куртку на полосы. Валентин помогал ему. Вместе они накладывали повязки на Сергея.

Скинув с себя куртку, Руслан попытался оторвать рукав, но понял, что сил не хватает, отдал Толяну, а сам стал помогать Петровичу зажимать раны.

Сергея колотила крупная дрожь, он подвывал и скреб землю прокушенными пальцами, на его лицо было страшно смотреть.

Потом он открыл один глаз и обвел всех взглядом.

— Не выгоняйте семью, — прохрипел он.

— Нет, не переживай, мы позаботимся о них, — сказал Петрович. — Перевязывайте, перевязывайте!

— Не выгоняйте семью!

— Нет, нет!

Они все еще пытались закрывать кровоточащие раны.

Сергей из последних сил оттолкнул Петровича и схватил Руслана за рукав:

— Обещай мне… Обещай!

— Даю слово.

Сразу после этих слов взгляд раненого стал гаснуть. Голова склонилась набок, грудь перестала подниматься.

Толян оторвал очередную полосу и хотел использовать ее, но Валентин остановил его.

— Что? — воскликнул парень, поглощенный своим занятием и не заметивший, что спасать уже некого.

Потом понял и досадливо швырнул куски ткани в сторону.

Какое-то время все просто сидели и молчали. Потом Петрович спросил уставшим, безучастным голосом:

— Оставим его здесь или похороним?

— Похороним, — без раздумий ответил Руслан.

— Сбегаю за лопатой, — вызвался Толян. — Я помню, где оставили.

— Сдурел? Там же собаки! — испуганно произнес Валентин.

Но парень поднял горящую ветку и пошел за инструментом.

Путь продолжили уже глубокой ночью. Как ни странно, но даже с грузом, они преодолели завал быстрее, чем днем. Вытащили велосипеды из тайника, сели на них и направились к торговому центру.

Ехали молча. А за их спинами, окрашивая темное небо зловещим оранжево-красным цветом, полыхало зарево пожара.

ГЛАВА 3

На следующий день после того, как Руслан со спутниками привезли автоматы, начались дожди. Холодные струи хлестали землю без остановки почти три дня, потом сделали небольшую передышку и засандалили снова.

Настроение у обитателей торгового центра было под стать погоде. Велосипедная экспедиция принесла не только пользу, но и горе. Татьяна — жена погибшего Сергея — и его семилетний сын Володя долго не показывались на людях. Пережить потерю им помогала семья Ивана: все время находились рядом, приносили еду.

Руслан тоже провалялся в постели несколько дней, залечивая укусы: раны оказались достаточно серьезными, чтобы доктор Васильев настоял на постельном режиме. Алексей навещал его, часто приходила Наталья, но большую часть времени он пребывал в одиночестве.

Снова и снова Руслан прокручивал в голове ситуацию, когда он решил оставить Валентина на растерзание собакам и использовать это, чтобы Толян смог накрыть «горючкой» большую часть стаи. Как легко он пожертвовал человеком. Как быстро, почти мгновенно, расставил приоритеты: смерть одного для пользы многих. Считал бы он так же, сам окажись на месте Валентина? Возможно. Но в этом случае Руслан распоряжался бы собственной жизнью, а с чего он решил, что может делать то же самое с жизнями других?

Раз за разом пытался представить, можно ли было поступить иначе, но лишь бессмысленно истязал себя: ведь сделанного не воротишь. Некоторые вещи невозможно исправить, как бы ни хотелось.

Опять вернулись кошмары. Темные существа в его видениях хватали людей, высасывали из них жизнь, оставляя лишь пустые оболочки, и всё норовили поглотить самого Руслана. Иногда им это почти удавалось, и после таких снов страшно было вновь засыпать. Спасало только общение с Наташей. Девушка приходила к нему каждый раз, когда требовалась ее помощь. Они играли в шахматы, разговаривали, иногда просто сидели рядом. Однажды она даже заснула, свернувшись калачиком и укрывшись пледом, а Руслан сидел и любовался ею. Когда Наташа уходила, он гасил свечу и спокойно закрывал глаза, зная, что после их общения кошмаров не будет.

В один из дождливых вечеров караульные подняли тревогу.

Руслан спустился в холл вместе со всеми.

— Что случилось? — спросил Алексей, находившийся уже у ворот.

— Снаружи кто-то есть, — сказал Сашка-шаман, возглавлявший дежурство.

— Это ты своим чудо-зрением увидел, что ли? — не удержался от колкости Петрович.

— Нет, чудо-слухом, — в тон ему ответил парень. — Заткнись и сам послушай!

Все собравшиеся затаили дыхание.

Звук удара чем-то тяжелым по металлу был едва различим.

— По машинам стучат, — догадался кто-то за спиной Руслана.

— И, кажется, кричат, — добавил Иван.

— Ага! И я слышу! — подтвердил Макс, принимавший во всем участие наравне с взрослыми.

Руслан заметил, что Алексей смотрит на него, вероятно, ожидая помощи или совета.

— Поднимемся с автоматами на крышу, будем держать вход на прицеле, — предложил он. — Двое с факелами откроют ворота. Если всё в порядке — дают отмашку огнем, не в порядке — кидают в проем и бегут назад. А мы прикроем.

Алексей кивнул, соглашаясь. Потом сказал:

— Сашка, бери одного из своих и факелы, а мы — на крышу. Остальные, приготовьтесь быстро закрыть внутренние ворота, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Макс, бегом за дождевиками.

Пацан умчался выполнять поручение, а Руслан с тренером побежали вверх по эскалатору.

У лестницы на крышу все трое были одновременно.

Максу отдали подержать автоматы, пока сами надевали дождевики. Глаза пацана блестели, а руки с трепетной дрожью приняли оружие.

Руслан подумал, что его никогда не перестанет удивлять человеческая тяга к предметам, несущим смерть.

Оказавшись под дождем, Руслан почти сразу замерз. Присев у поребрика и прицелившись, не смог сдержать зябкую дрожь. Капли звонко хлестали по капюшону. Из-за качества или из-за возраста, но дождевик почти сразу напитался влагой и неприятно касался неприкрытой одеждой кожи.

Внизу появились двое с факелами, направились к стене. Руслан снял автомат с предохранителя. Странно, но сильного волнения он не испытывал. Сердце лишь слегка ускорило свой ритм.

Люди с факелами остановились возле ворот. Время тянулось и тянулось, а сигнала все не было.

— Что там происходит? — послышалось бормотание Алексея. — Чего тянут?

Наконец один из караульных замахал факелом, показывая, что все нормально. Открыли ворота и впустили троих людей. Руслан с облечением выдохнул, но целиться не перестал, дождался, пока все пятеро доберутся до здания.

Когда они с Алексеем спустились, торговый центр гудел.

Люди обступили троих промокших насквозь мужчин. Кто-то принес полотенца, кто-то ушел за сухой одеждой. Народ расступился, пропуская своего руководителя.

Руслан шел следом за Алексеем, рассматривая «гостей» через его плечо.

— Здорова! — радостно воскликнул один из них, протягивая бывшему тренеру руку.

И Руслан узнал Степана.

* * *

Со Степаном вернулись двое из тех, кто покинул торговый центр, откликнувшись на призыв системы экстренного оповещения. Одного звали Игорь, второго Валера. После того как они переоделись в сухое, Алексей велел проводить их в столовую и накормить. Они выглядели изможденными и удрученными.

— Вы не представляете, что там творится! — говорил Степан, жадно глотая похлебку. Остальные даже не отрывались от тарелок. — Полицейские, которыми командует некий полковник Юрасов, контролируют весь центр. Людей расселяют в уцелевшие дома и держат под охраной, якобы для безопасности, но на самом деле — чтобы не сбежали. Каждое утро выгоняют на работы, строить стену, расчищать мусор… Но это куда ни шло. Мужики рассказывали, что их заставляли грузить на повозки трупы и катить их к могильнику, недалеко от реки. Там под это отведен целый котлован.

— Погоди, — нахмурился Алексей, — какие трупы? Все, кто не проснулся, давно прахом стали. Если только скелеты остались.

Степан перестал есть, поднял на него глаза и сказал:

— Новые трупы. Тех, кого расстреляли за непослушание.

— Не может быть, — бывший тренер недоверчиво покачал головой.

— Не может быть? — вдруг воскликнул Степан, сжав в руках ложку так, что побелели пальцы.

— Полиция там заправляет всем. Убивают, грабят, насилуют. Нас заставляли искать еду, но отбирали всё до последнего, ничего не оставляли. По вечерам раздавали пайку, которой хватало только, чтобы не сдохнуть с голода. Любое укрывательство пищи строго наказывалось. Я сам видел, как двое юрасовцев отымели жену парня прямо у него на глазах, а потом пристрелили обоих. И все только потому, что тот спрятал три банки тушенки. Правильно космонавт говорил: не нужно было ходить. Центр превратился в один большой концентрационный лагерь.

— А как же вам удалось выбраться? — спросил Петрович.

Все трое заметно напряглись, глаз не поднимали, после паузы снова принялись за еду.

Руслану такая реакция показалась подозрительной, но он промолчал. Наконец Степан ответил на вопрос:

— Воспользовались темнотой и ливнем. Проскользнули мимо охраны и сбежали.

Судя по виду, Алексея тоже не удовлетворил подобный ответ, но подробности выпытывать он не стал. Вместо этого спросил:

— Вы говорили им про наш торговый центр?

— А сам как думаешь? — огрызнулся Степан. — Конечно, говорили! Мы же, как пришли, не сразу поняли, что там происходит. Нас приняли в комендатуре, распределили по разным домам, еду сразу забрали, сказали, что так положено для «эффективного перераспределения продовольствия». А утром началось: мужиков на завалы да бурьян вырубать, а баб на прачечные работы, к реке. Ни жратвы, ни воды, а слово скажешь — прикладом в зубы.

— Твои-то зубы вроде все целы, — с издевкой произнесла Наталья.

— Заткни пасть, сука! Ты там не была!

— Следи за словами! — рявкнул Руслан.

— А ты чо, космонавтик, теперь здесь командуешь? — осклабился Степан и начал подниматься из-за стола с явным намерением затеять драку.

Алексей посмотрел на него снизу вверх, пригладил волосы на голове и негромко сказал:

— А ну сядь.

— Я чо-та не понял…

— Сядь, я сказал! И слушай внимательно, если не хочешь оказаться за воротами.

— Ты, недомерок, еще будешь говорить, что и как мне…

— Толян, Сашка, Иван, вышвырните его за стену, — приказал Алексей.

Степан шагнул назад, опрокинул стул. Грохот от падения разнесся по помещению.

— Вы чо тут, совсем оборзели? — он переводил взгляд с одного на другого. — Все шестерками, что ли, стали?

Другие двое беглецов бросили есть и смотрели на происходящее во все глаза.

— Нет, — сказал Сашка, — мы просто хотим остаться нормальными людьми. А ты по-хорошему не понимаешь.

— Куда руки тянешь! — завопил Степан и попытался сопротивляться.

Его скрутили и потащили к выходу. Он матерился, брыкался, грозил, но итог был один: Степан оказался за стеной, под дождем. Обратно Иван шел, вытирая кровь с разбитой губы.

Алексей посмотрел на него вопросительным взглядом, тот махнул, показывая: мол, всё нормально.

— Вы как, со Степаном? Или тут остаетесь? — спросил бывший тренер у оставшихся беглецов.

— Тут, — хмуро ответил один из них. Второй согласно кивнул.

— Значит, работаете наравне со всеми, дежурства у ворот тоже обязательны, любые идеи по улучшению жизни приветствуются. С серьезными вопросами обращайтесь ко мне или к Руслану — обсудим. Мы никого ни к чему не принуждаем, всё на добровольной основе, но благо большинства — всегда в приоритете. Мы здесь не коммунизм строим, а выжить пытаемся. Доедайте и шагайте спать. Завтра внесу вас в список дежурств, зайдете ближе к вечеру. Рады, что вы снова с нами.

Он поднялся и вышел из столовой. Следом начали потихоньку расходиться остальные.

Тамара улыбнулась сидевшим с ошарашенным видом беглецам:

— Чего замерли? Ешьте давайте, сейчас добавки положу.

Руслан вышел из столовой вместе с Натальей.

— Ты ведь знала, что он так среагирует, — сказал он, когда рядом с ними никого не осталось.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну да, конечно, — хмыкнул он. — Ты же знала, что я стану тебя защищать.

— Я была бы разочарована, если б не стал.

Они поднялись по эскалатору и остановились. Наташа улыбнулась и поцеловала Руслана.

— Доброй ночи.

Она пошла к себе. Руслан проводил ее взглядом, потом тоже направился к себе.

Долго лежал, не в силах заснуть. Сначала думал, что из-за боязни снова погрузиться во власть кошмаров, но потом понял: не из-за этого. Беспокоило другое. Непонятная, беспричинная тревога засела в груди. Словно какое-то предчувствие надвигающейся беды. Время тянулось. Час прошел или два, а может, уже полночь — Руслан не знал, но уснуть не получалось. Отвратительное состояние вязкой полудремы, когда мозг не отдыхает, а пытается упорядочить хаос из мыслей, разобраться в них, вычленить беспокоящую. Это изнуряло.

Измаявшись вконец, он решил пойти в столовую, сделать себе чаю. Вышел в темноту общего коридора. За время, проведенное в торговом центре, Руслан достаточно хорошо освоился, чтобы спокойно обходиться без света, поэтому свечу зажигать не стал. Направился к эскалатору. Внизу, в холле, дежурили караульные. Они о чем-то разговаривали, но слишком тихо, чтобы Руслан мог расслышать. Он уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг ему почудился какой-то звук, похожий на сдавленное мычание. Руслан остановился, прислушался. Снаружи хлестал дождь, у ворот говорили дежурные, ветер гудел во всевозможных трещинах и пустотах торгового центра. «Наверняка показалось», — решил Руслан и спустился еще на несколько ступеней. Но тут в груди снова колыхнулась волна беспокойства, сердце отчего-то сжалось, живот свело.

— Да что такое? — пробормотал Руслан.

Казалось, что не хватает воздуха, хотя он дышал полной грудью.

Что-то не так было с тем звуком…

Руслан чувствовал себя глупо, стоя на ступеньках эскалатора и не решаясь пойти ни вверх, ни вниз. В итоге он прислушался к внутреннему голосу и вернулся в темноту жилых помещений.

Шагал осторожно, стараясь не шуметь: не тревожить же людей из-за того, что не может справиться с собственной психикой.

Прошел мимо нескольких отделов. С момента заселения люди обустраивались, как могли. Почти у всех висели шторы, стояла кое-какая мебель. Удобства были минимальны, но создавалась хотя бы иллюзия домашнего уюта. Только он своим отделом все никак не займется.

Впрочем, почти спартанская обстановка вполне его устраивала.

Немного дальше жила Наталья. Руслан подумал, что за все это время бывал у нее в гостях всего раз или два. Встречались, в основном, у него или в общих помещениях.

Он посмотрел на ее отдел. Дверь приоткрыта, вход занавешен, внутри темно. Наверное, спит.

Руслан хотел пойти дальше, но вдруг услышал шорох и похожее на змеиное шипение:

— Не дергайся, сука. Я покажу тебе, как надо мной издеваться!

А потом — то сдавленное мычание, которое слышал, стоя на эскалаторе.

Он сорвался с места, будто его стегнули плетью. В темноте не вписался в проход и врезался плечом в дверь. Стеклянная витрина гулко завибрировала от удара. Руслан сдернул штору и ворвался внутрь. В том месте, где Наташа соорудила себе кровать, на светлом фоне простыней копошилась темная масса. В одно мгновение он оказался рядом, схватил черную фигуру и резко дернул на себя. Пальцы едва не соскользнули с мокрой одежды. Человек отлетел в сторону, покатился по полу.

— У него нож! — крикнула Наташа.

В темноте сложно было что-либо разглядеть, и Руслан попытался представить, как поведет себя противник. Мозг, словно слайды, менял возможные варианты. За долю секунды, которая потребовалась неизвестному, чтобы подняться, Руслан перебрал десятки схем боя и остановился на одной.

«Забудь про нож! Его все равно не видно в темноте. Забудь, забудь!» — билась в голове мысль.

Противник зашевелился. Сгусток темноты, напоминающий существ из кошмаров — только реальный, живой. Зашуршала одежда, скрипнули подошвы по полу. Внутри у Руслана похолодело, страх придал сил, и он ударил. Мощно, с вложением веса, ногой в центр едва различимого силуэта. Нога врезалась в мягкое, послышался сдавленный хрип — похоже, попал в «солнышко». И тут же Руслан почувствовал, как нижнюю часть бедра словно пронзило током. Все-таки получил порез! Он отступил на шаг… Если нога все еще двигается, значит, сухожилия в порядке. На остальное наплевать, заживет.

Противник снова был на полу.

Теперь нужно было использовать преимущество и не дать ему подняться. Руслан представил, где примерно должна находиться голова человека, — ему даже показалось, что он увидел овал лица — и нанес футбольный удар. Такой сильный, что нога занемела. В голову не попал. Похоже — в плечо, но незнакомец все равно отлетел в сторону. Послышался металлический лязг, скользящий по плиткам пола.

Нож! Получилось выбить нож!

И противник был рядом. Руслан чувствовал его запах, ощущал испарения от мокрой одежды. Он схватил человека за шиворот и со всей силы двинул об стену. На пол посыпались какие-то полочки или подставки. Руслан не помнил, что именно находилось у Наташи в этой части помещения. Да это и не имело никакого значения. Незнакомец отлетел от стены, повалился на пол. Руслан нащупал его голову, схватил за волосы и потащил в коридор. Противник извивался, пытался разжать его пальцы, перебирал ногами, чтобы не остаться без скальпа, и орал благим матом. Всюду зажигали свечи, мужчины выбегали на шум, кто с копьем, кто с дубинкой, женщины испуганно выглядывали из-за дверей. Руслан, не обращая ни на кого внимания, волок противника к эскалатору.

— Что случилось? Что произошло? — звучали вокруг голоса.

Но Руслан не осознавал, что спрашивают у него. Ярость затмевала разум. Отпустив человека возле металлических ступеней, он, наконец, смог разглядеть своего противника.

Степан, мокрый, взъерошенный, сверкнул исподлобья взглядом полным злобы.

Руслан догадался о том, кто это, едва услышал тот змеиный шепот. Сейчас просто убедился. Коротко закричав, он ударил ублюдка ногой под ребра, и тот полетел по эскалатору вниз, где уже ждали караульные.

Руслан стал спускаться следом. Кто-то поймал его за рукав, пытаясь остановить, но он высвободился резким движением. Степан стал подниматься, но не успел: град ударов обрушился на него. Руслан сначала бил ногами, потом оседлал и стал месить кулаками, пока его не оттащили. Такой дикой ненависти он еще ни разу не испытывал. Казалось, что кровь кипит в венах от переизбытка адреналина.

— Руслан, Руслан, ты чего? — пришел Алексей. В руках он держал автомат. — Что происходит?

Наверху появилась Наташа. Растрепанная, в слезах, но со стиснутыми зубами и злым выражением лица, она потирала шею, на которой остались следы от душивших ее пальцев.

— Эта мразь хотела… — она тяжело дышала, ее всю колотило. — Он хотел…

Ей не нужно было заканчивать, все и так поняли, что собирался сделать Степан.

— Вы его впустили? — набросился Алексей на караульных.

— Нет, ворота мы не открывали, мы вообще его не видели, — ответил один из них.

— Тогда как он попал внутрь? Остальные входы либо заколочены, либо закрыты на замки. Кто-нибудь, проверьте! Я хочу знать, как эта тварь сюда попала!

Руслан никак не мог отдышаться, сердце колотилось в бешеном ритме.

Алексей повернулся к нему:

— Ты как?

Не в силах ответить, Руслан кивнул.

К Наташе подошел доктор Васильев, взял девушку под локоть и увел за собой.

— Да отпустите уже меня, — высвободился Руслан из держащих его рук.

Наклонился, уперся ладонями в колени. Вспомнив технику, которой обучали, стал восстанавливать дыхание.

Вскоре вернулись те, кто ходил проверять дополнительные входы. Один из мужчин нес в руках навесной замок, на дужке которого болтались крепления с торчащими из отверстий шурупами.

— Кто-то сорвал, — сказал он.

Алексей взял замок в руки, потом поднял голову и осмотрел собравшихся. Его взгляд остановился на двух беглецах — товарищах Степана. Руслан тоже посмотрел на них.

— Кто из вас? — зловеще проговорил бывший тренер.

— Лёха, это не мы, — ответил за обоих Игорь.

Все кто находился рядом с ними, отошли. Вокруг беглецов образовалось пустое пространство. Они стали затравленно озираться.

— Под замок их! — велел Алексей.

Несколько копий нацелились на беглецов.

— А где запереть? — спросил Толян.

Бывший тренер думал несколько секунд, потом сказал:

— В подсобке, на складе — дверь обита железом и вентиляция есть. До утра там просидят, а утром вышвырнем их.

— Лёха, это не мы, — продолжал настаивать Игорь. — Да послушай меня!

Но Алексей отвернулся и смотрел уже на Степана.

— Вот гнида, а, — процедил бывший тренер.

Вернулся Васильев.

— Саш, как она? — шагнул ему навстречу Руслан.

— Все хорошо. Синяки, ссадины. Это пройдет. В остальном жива-здорова. Давай твою ногу осмотрю, а то не нравится мне, что столько крови. — Он присел, разглядывая рану. — Надо зашивать, пойдем.

— Доктор, — позвал Алексей, кивком указал на Степана. — Этого… осмотрите тоже.

Васильев вытянул шею, прошелся взглядом по лежащему человеку с головы до ног и сказал:

— Жить будет. Пошли, Руслан.

Алексей понимающе кивнул и повернулся к стоящему рядом Петровичу:

— Будь другом, отведи его, пусть умоется. И проследи, чтобы потом его тоже в подсобку отправили, к дружкам.

— Сделаем.

Руслан зашагал вслед за доктором. Боли он почти не чувствовал, лишь подступающую слабость.

Наташа сидела на стуле в «операционной». Какая-то женщина — Руслан не сразу узнал ее со спины — обрабатывала ей ссадины. Это оказалась Татьяна — жена погибшего Сергея.

Руслан сел рядом с Наташей, она взяла его руку и сжала своими тонкими прохладными пальчиками.

Оказавшись на своей территории, доктор Васильев перешел на официальный тон:

— Сестра, у пациента резаная рана внутренней поверхности нижней трети бедра. Обработайте рану антисептиком, пока я ищу подходящий инструмент — придется ушивать.

Женщина молча перешла от Наташи к Руслану, взяла ножницы и срезала у него штанину.

— Вы медсестра? — спросил он.

Ответила Татьяна не сразу, сначала посмотрела на него исподлобья, затем сказала:

— Была в прошлой жизни.

Смочила тампон спиртосодержащим раствором и смыла кровь. Резко защипало. Руслан стиснул зубы и шумно втянул воздух.

— Рана неглубокая, — безразлично сказала Татьяна. — Быстро заживет.

Потом ее сменил доктор Васильев с иглой и устроил Руслану небольшую экзекуцию. Пока зашивали, Наташа сидела рядом и не отпускала его руку.

* * *

Доктор заставил выпить какие-то таблетки, настояв на том, что длительный срок хранения не повлиял на лекарственные свойства, и Руслан проспал как убитый весь остаток ночи и половину дня. Наташа спала рядом, прижавшись и обняв его.

Когда Руслан проснулся, Наташа перетаскивала к нему свои вещи.

На его вопросительно-удивленный взгляд, она ответила как всегда с улыбкой:

— Ну, а ты как думал? Я девушка порядочная, раз мы с тобой спали вместе, деваться некуда, придется теперь замуж за тебя выходить.

— Ладно, — махнул он рукой и брякнулся обратно на матрас. — Во сне и не такое можно учудить.

Она засмеялась:

— Эй! Какой сон! Все по-настоящему.

Руслан понимал, что после ночного происшествия Наташа просто боится оставаться ночью одна, и был совершенно не против ее переезда.

Нога болела несильно, рана под повязкой уже не кровоточила, а вот разбитые кулаки саднило здорово.

Скоро их позвали на обед, но поесть спокойно не получилось.

В столовую влетел Макс, который по расписанию должен был дежурить на крыше, и завопил:

— Там люди! С автоматами!

Все вскочили со своих мест.

— Где? — уточнил Алексей.

— Там! — неопределенно махнул рукой пацан.

— Да говори толком, откуда идут? Со стороны центра, от Бригадирского моста или еще откуда?

— От центра!

Руслан с Алексеем переглянулись.

Если хотя бы часть из рассказанного вчера беглецами правда, то это могли быть люди полковника Юрасова, преследовавшие беглецов.

— Сколько их? — спросил Руслан.

— Пятеро.

Алексей хлопнул парня по плечу:

— Молодец. Дуй на крышу и не выпускай их из виду. Руслан, давай ко мне за оружием. Толян, Петрович — тоже. Остальным приготовить луки и стрелы.

У себя в отделе бывший тренер открыл сейф и один за другим вытащил четыре автомата.

— Мы с Русланом на крышу, а вы прикрывайте вход, — распорядился Алексей.

Макс растянулся на краю и, приподнявшись на руках, высматривал «гостей».

— Где они? Показывай, — спросил бывший тренер.

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»?

— Когда я поднялся, их нигде не было, — виновато проговорил пацан.

— Тогда покажи, где видел последний раз.

Все трое привстали. Макс вытянул руку, указывая направление. Руслан краем глаза заметил движение.

— Ложись! — крикнул он, почему-то решив, что по ним сейчас откроют огонь. Но никто не стрелял.

— Эй, — донеслось снизу. — Это полиция!

— Извини, шериф, значка не вижу! — крикнул в ответ бывший тренер и предупредил: — Макс, голову не поднимай!

— Кто у вас за главного? Выходи, поговорим!

Руслан посмотрел на Алексея.

— Ну, пошли, поговорим, — сказал тот.

Спустились вниз, а на крышу отправили Толяна и Петровича. Остальным приказали не высовываться, хотя большинство мужчин собрались в холле.

Алексей отдал свой автомат доктору Васильеву, решив пойти без оружия.

Вдвоем отправились к стене. Бывший тренер убрал засов и крикнул:

— Ну, кто там хотел поговорить? Заходи!

Руслан держал проем на прицеле. Створки дрогнули и стали со скрипом открываться. Осторожно, бочком, удерживая автомат в одной руке, в проходе показался человек и тут же отпрянул назад.

— Ты, долговязый, ствол опусти! — крикнул он.

— Никто ничего опускать не будет! — ответил Алексей. — Хочешь говорить, сам убирай оружие, показывай руки и заходи. А нет — проваливай на хрен!

— Ладно, — решил полицейский после паузы. — Но смотрите, если со мной что-то случится, мои люди здесь все в щепки разнесут.

Выставив перед собой руки, он прошел стену, сделал пару шагов и остановился, чтобы оставаться недалеко от проема. Форма на нем была настоящая, хотя и изрядно полинялая, даже фуражка имелась.

— Ну что, — не спеша проговорил он и стал цепким взглядом обшаривать территорию. Видимо, удовлетворенный тем, что увидел, снова посмотрел на Алексея. Продолжил: — Ты, что ли, здесь командуешь?

— Предположим.

— Как звать? — с напором начал полицейский.

Алексей усмехнулся и покачал головой:

— Всё! Вали отсюда!

Развернулся и пошел назад.

Руслан тоже попятился, продолжая держать полицейского на мушке. Тот сначала смотрел на них с обескураженным видом, потом, видимо, осознал, что ошибся с тоном разговора.

— Эй, чо, блин, за ерунда! Завязывай! — Он развел руками. — Привычка у меня уже просто. Со всякой швалью наобщаешься, потом на нормальных людей кидаешься.

Бывший тренер остановился, повернулся к полицейскому и молча ждал. Тот догадался, что от него требуется, поднес руку к фуражке и представился:

— Старший лейтенант Макеев.

— Алексей Бальзанников. Так что вы хотели, лейтенант Макеев?

— Ну, вообще-то мы преследовали преступников. Мародеров и убийц. Насколько нам известно, они скрываются в этом торговом комплексе, и вы как законопослушный гражданин должны оказать нам помощь и содействие…

— Кто вами командует? — перебил его Алексей.

— Приказом правительства России на время чрезвычайного положения руководителем Пензенской области назначен полковник полиции Юрасов, — заученно ответил лейтенант, потом посмотрел на автомат Руслана и сурово спросил: — У вас имеется разрешение на ношение оружия?

Лейтенант Руслану решительно не нравился. В первую очередь из-за того, что считал себя самым умным, а остальных идиотами.

— Слышь, лейтенант, — проговорил Алексей, — хватит дурака валять. Ты хотел поговорить, вот и говори, только по существу.

— Это и есть по существу! Закон запрещает хранить и носить оружие без разрешения, а значит, вы обязаны сдать его представителям власти, каким я и являюсь.

Бывший тренер потряс головой, словно прогоняя дурман, потом уставился на полицейского:

— Лейтенант, ты что, белены объелся? Какое разрешение? Какой закон? Какую власть ты представляешь?

— Единственную законную власть! — резко ответил Макеев. — Полковник Юрасов назначен…

— Да кем он назначен? Ему приказ по факсу прислали или голубиной почтой?

— У нас есть связь с Москвой…

— И что там в Москве? Все нормально? — спросил Руслан. Он вдруг вспомнил, что один из лучей, которые он видел из космоса, исходил как раз с территории Москвы, едва ли не из центра.

Лейтенант понял, что вопрос с подвохом, и постарался отделаться общими фразами:

— Точно не знаю, но лучше, чем у нас. Правительство принимает все меры по ликвидации последствий катастрофы. Во все города рассылаются директивы и гуманитарная помощь.

— Это мы уже по радио слышали. Ничего нового. Значит, ты обвиняешь моих людей в воровстве и убийстве?

— Так и есть. Твои люди украли еду, а когда их попытались задержать, убили двоих полицейских и скрылись. Мы вели преследование до этого торгового центра. Если они там, вы обязаны нам их выдать…

Алексей остановил его взмахом руки.

— Это тоже уже слышали. Только вот они мне рассказали другую историю. И им я почему-то больше верю, чем тебе.

— Да ты можешь верить чему хочешь, но должен выдать их нам и сдать все имеющееся оружие…

— Ничего я тебе не должен, лейтенант, — оборвал его бывший тренер. — Вот когда придешь сюда, чтобы не требовать того, что тебе надо, а наоборот предлагать защиту, помощь, еду — тогда и поговорим. А сейчас у меня уже достаточно лапши на ушах. Свободен.

Руслан думал, что полицейский сейчас снова начнет грозить, но тот пожал плечами и сказал:

— Как хотите. Это вам с убийцами под одной крышей находиться, а мне и других забот хватает, кроме как тебя уговаривать или убеждать в чем-то. Пять минут на раздумье. Не выдадите преступников — хрен с вами, мы уйдем, но пеняйте потом на себя.

— Добро, — кивнул Алексей.

Руслан стал отходить назад, не опуская автомата. Алексей шел за ним следом. Отойдя на достаточное расстояние, чтобы говорить, не опасаясь подслушивания, они остановились. Больший рост позволял Руслану прикрывать их обоих, а бывшему тренеру спокойно стоять к полицейскому спиной и общаться.

— Так что решим? И не говори, что я главный и мне решать! Не был я в таких ситуациях и не держал в своих руках жизни людей. Советуй. Отдадим лейтенанту этих уродов, и пусть делает с ними, что захочет?

— Я вижу ситуацию так: если лейтенант говорит правду, то, отдав заключенных, мы покажем свою лояльность, что с мародерами у нас ничего общего, а заодно избавимся от нужды их содержать и охранять. Если правду рассказывал Степан — и я склоняюсь именно к этому варианту, — выполнив требование лейтенанта, мы опять-таки в плюсах… Но есть тут одна загвоздка: действительно ли Степан и компания сбежали? Не могли их прислать разведать здесь обстановку и разузнать на предмет оружия и численности?

— Получается, что по-хорошему нам надо их вообще пристрелить для безопасности.

— По сути — да, но мы же этого не сделаем, — сказал Руслан.

— Нет…

— Тогда предлагаю придержать их, а я пока сделаю вылазку в центр и разведаю что да как.

Алексей задумался, потом кивнул.

— Ладно, — произнес он. Повернулся к полицейскому: — Лейтенант, я думаю вам лучше сейчас уйти. Занимайтесь своими делами во благо города и населения, а мы постараемся сами разобраться с ситуацией. И, если окажется, что вы правы, обещаю лично доставить преступников к вам.

— Ты хорошо подумал, Алексей Бальзанников? — наморщил лоб Макеев. — Кстати, у тебя никого из родственников на той стороне не осталось? А то я мог бы узнать, что с ними, а при следующей встрече рассказать. Может, даже порадовать.

Слова звучали доброжелательно, но в них чувствовалась скрытая угроза.

— Нет, — соврал Алексей, — спасибо. Все мои — со мной.

— А у тебя? — полицейский посмотрел на Руслана.

— Благодарю за заботу, но не нужно.

— Как скажете. Счастливо оставаться. — Макеев коснулся пальцами фуражки.

* * *

— Вот здесь, — Алексей водил пальцем по склеенным листам, на которых совместными усилиями нескольких человек воспроизвели схему города, — свернете налево, пройдете через сквер — так короче будет. Окажетесь на улице Московской.

Руслан внимательно смотрел, запоминая маршрут движения, потому что объясняли специально для него. Сашка-шаман, вызвавшийся пойти в разведку вместе с ним, и так знал город. Решили, что посылать больше людей — лишь привлекать внимание и ослаблять свои позиции здесь. На составление примерной карты ушел день, еще один — на ее детальное изучение.

— А по ней спуститесь прямо к площади Ленина, — закончил Алексей. — Самой большой проблемой, я считаю, будет новая река. Как через нее перебраться — не знаю.

— Полицейские же как-то смогли. И Степан с остальными.

— Может, в обход? — предположил Сашка.

— Но это… — Алексей посмотрел на схему, — придется пройти вот сюда, в сторону Дизельного завода и дальше в Кривозерье. Куда река потом сворачивает, никто здесь не знает. Да и сколько времени займет такое путешествие?

— А если сразу на Кривозерье пойти? Отсюда напрямую, через Бригадирский мост.

Руслану ничего не говорили местные названия, он лишь примерно представлял направления, о которых шла речь, но поскольку к основному маршруту они отношения не имели, то не особо и беспокоился.

— Оттуда львы приходят. Лучше не рисковать, — покачал головой бывший тренер.

— А, ну да, — почесал в затылке Сашка.

Алексей посмотрел на Руслана:

— Ты точно автомат не возьмешь?

— Однозначно. Здесь он нужнее. У Сашки лук есть — этого достаточно.

К ним зашел Толян.

— Ну, что они говорят? — поднял на него взгляд Алексей.

— На плоту переплыли, — ответил парень, которого посылали узнать у заключенных, как преодолеть реку.

— Где оставили?

Толян помотал головой, показывая, что ему не сказали.

— Вот уроды!

— Ладно, на месте разберемся, — кивнул Руслан. — Пойду переваривать информацию. Сашка, ты тоже пораньше ложись, чтобы выспаться.

Он вернулся к себе. За тот короткий промежуток времени, что Наташа жила с ним, отдел преобразился. Из жилища спартанца превратился в уютный уголок со шторами, шкафами и всякими не нужными, по мнению Руслана, но милыми мелочами.

— Когда планируешь вернуться? — спросила Наташа.

— Не знаю. Пять дней — неделю… как получится.

— Хорошо, — кивнула она и больше не поднимала тему.

В разведку отправились на следующее утро.

Наталья выходить провожать не стала, подарив ему перед уходом долгий поцелуй.

Ворота за Русланом и Сашкой закрывали Алексей и Толян.

— Ну, вы уж только это… возвращайтесь, — сказал бывший тренер.

— Не сомневайся, — улыбнулся Руслан.

Сашка-шаман не выдержал в пути и двух часов. Сперва он тяжело сопел и все время оглядывался назад, потом начал говорить, что напрасно они вообще двинулись в центр города: наверняка Степан рассказал правду, а полицейские наврали. Руслан слушал его, не перебивая, но отвечать ничего не стал. Решил: парень просто испугался и жалеет, что согласился на эту рискованную вылазку.

Уяснив, что отказываться от своей затеи твердолобый космонавт не собирается, Сашка прямо заявил, что чувствует близкую угрозу.

— Следит за нами кто-то, — сказал он, останавливаясь и демонстративно поворачиваясь назад. — Убить хочет или сожрать. Верь мне, я чувствую!

— И что дальше? — резче чем надо спросил Руслан.

— Давай вернемся. Зачем нам эта разведка? Зачем нам власти? Еды у нас много — надолго хватит. С луками теперь и поохотиться можно, наверняка живности полно вокруг. А с автоматами — отбиться в случае нападения. Вот наладится всё немного, в норму придет, устаканится, тогда и сходим большим отрядом.

— Исключено, — твердо ответил Руслан. — Не надо было напрашиваться. Я бы и один прекрасно дошел.

— Следят за нами. Я же чую!

— Слушай, иди обратно, не держу, — сказал Руслан с досадой в голосе.

— Давай вместе, — настаивал Сашка-шаман. — Сам же говорил в центр не ходить, а теперь идешь. Кому он сдался этот центр? Никому!

— Я тебе все сказал, — ответил Руслан, повернулся и двинулся дальше по улице. — Либо вали, либо прекращай ныть.

— Я не ною! — с ноткой агрессии в голосе сказал Сашка. — Я предупреждаю!

— Хорошо. Я тебя понял, — продолжая идти, отозвался Руслан.

Но, чтобы он ни думал о сумасбродстве своего спутника, слова возымели свое действие: посеяли в груди зерна немотивированного страха. Вдруг, и правда что-то чует?

— Так! — остановился через некоторое время Руслан. — Ладно.

— Возвращаемся?

— Нет, но, если чуешь что-то, давай будем осторожнее. Предлагаю предварительно просматривать дорогу с верхних этажей.

Такой вариант вызвал лишь кислую мину, но тем не менее Сашка покорно согласился с его решением. Указал на ближайшее здание:

— Отсюда улица должна быть хорошо видна.

Они зашли в темный сырой подъезд и поднялись на крышу. В глубине души Руслан был рад, что его спутник решил остаться. Как ни крути, а вместе безопаснее. К тому же Сашка знал город.

Шагали не спеша. Парень часто оглядывался, слегка нервничал, а возле одного дома замер, уставившись наверх вытаращенными глазами, после чего схватил Руслана за рукав и потащил прочь, ничего не объясняя.

Постепенно это стало злить. Сам Руслана не видел никаких опасностей, не замечал преследователей, если таковые вообще имелись. И что бы Сашка там ни углядел своим «шаманским» зрением, можно было хотя бы объяснить, а не тащить, как телка безмозглого.

Возле очередного подъезда Руслан решил немного отдохнуть от своего спутника: сказал, что поднимется один и велел ждать внизу. Когда он спустился, на земле, возле ступенек валялся лук, рассыпанные стрелы — пара сломанных, будто на них наступили, — один ботинок с развязанными шнурками и рюкзак. Парень исчез.

— Что за?.. — проговорил Руслан.

Поднял лук, собрал целые стрелы, вещи и осмотрелся. От волнения заколотилось сердце.

— Сашка? Ты где? Это не смешно!

Но вокруг стояла тишина: ни криков, ни звуков борьбы, только щебетание птиц и завывание ветра, казавшееся зловещим.

Большечаса Руслан потратил на поиски. Кричал во все горло, обошел все ближайшие подворотни, забрался на крышу многоэтажки в надежде увидеть товарища — но всё тщетно. Сашки-шамана нигде не было.

Не зная, что еще сделать, Руслан решил испробовать метод «от противного»: не искать, а просто сесть и подождать. Может, сам найдется? Он вернулся к месту, где парень исчез, устроился на кирпичном обломке и стал ждать.

Метод не сработал.

— Ну и хрен с ним! — проговорил он в сердцах, когда надоело сидеть. Потом добавил, успокаивая сам себя: — Не заблудится! По лесу с закрытыми глазами ходил, значит, и тут не пропадет.

Руслан знал, что «вождь краснокожих» из него никудышный. Поэтому, чтобы не обременять себя лишним грузом, лук, стрелы и вещи бывшего спутника спрятал в одном из домов. И зашагал дальше.

Через какое-то время Руслан понял, насколько в компании с местным жителем чувствовал себя уверенней и спокойней.

Он медленно пробирался по заросшим улицам города. Тренированная память, позволяющая держать в голове карту кварталов, и отработанное годами умение ориентироваться на местности помогали ему более-менее уверенно двигаться к центральной площади. Множество препятствий из ржавых машин и густых зарослей бурьяна, которые он старался обходить стороной, не давали забыть, что вокруг него уже не прежний современный город, а самые настоящие джунгли, лишь по стечению обстоятельств еще похожие чем-то на оставшуюся в прошлом красавицу Пензу.

У дверей продуктового магазина, вывеска которого валялась почему-то аж на середине улицы, Руслан заметил мужчину, лежавшего навзничь на ступеньках крыльца. Тело уже окоченело. Нелепо торчала в сторону сломанная рука, бородатое лицо превратилось в кровавую кашу, во второй руке был зажат пустой разорванный мешок. Судя по всему, обезумевшие от голода люди пытались здесь поделить продукты.

И хотя сейчас это было скорее нормой, чем исключением, на душе стало горько и гадко. Руслан не останавливаясь прошел мимо, стараясь не смотреть на труп, — особо впечатлительным он себя не считал, но и лишний раз глядеть на мертвецов не хотелось.

Вдалеке на миг показался и тут же скрылся силуэт какого-то зверя. Собака? Волк? Руслан поднял с земли булыжник и медленно двинулся вперед, стараясь идти поближе к стене дома.

Странное чувство — словно кто-то смотрит в спину — заставило Руслана обернуться и несколько минут внимательно разглядывать темные пятна выбитых окон, ржавые скелеты автомобилей и островки буйной растительности, медленно захватывающей власть над городом. Задержавшись взглядом на покосившемся газетном киоске, он никак не мог отделаться от ощущения, что именно за этим, готовым в любой момент рухнуть строением прячется неизвестный наблюдатель.

Так что же получается, Сашка был прав?

В любом случае, возвращаться обратно — не просто глупо, но и опасно. Копье, бутылка с «горючкой» и булыжник — не сильно располагали к наступательным действиям.

Выждав еще немного, Руслан решил идти дальше, но при первой возможности выследить того, кто, казалось, шел за ним следом. При этом он вовсе не исключал, что выдержка все-таки начала подводить: никакой опасности, как и никакого наблюдателя, нет и в помине, а Сашка просто заразил его своей паранойей.

— Не хватало еще, чтоб и у меня нервы сдали, — тихо буркнул он себе под нос, до боли в глазах всматриваясь в угловатый силуэт киоска, до которого было не меньше квартала. — Вот чего еще Пензе сейчас не хватает — космонавта-истерички.

Взвесив в руке булыжник, он повернулся и быстро зашагал по улице, стараясь держаться открытых мест. Откуда-то издалека эхо принесло гулкий звук, похожий на выстрел, но это Руслана не удивило, скорее показалось естественным. Ощущение преследующего взгляда не пропадало, и, преодолев еще пару кварталов, он свернул за угол, быстро осмотрел проем открытой настежь двери ближайшего дома и вошел в гулкую темноту подъезда.

Встав так, чтобы видеть улицу, оставаясь при этом практически незаметным, Руслан перевел дыхание и осмотрелся. Слабый свет, сочащийся в проем окна этажом выше, позволял разглядеть все ту же привычную, унылую картину запустения и разрухи. Влажные, растрескавшиеся стены, грибной запах плесени и битое стекло на полу.

Он переступил с ноги на ногу, под подошвой что-то громко хрустнуло, и в тот же момент за чуть-чуть приоткрытой дверью квартиры первого этажа раздался отчетливый шорох. Несмотря на всю выдержку, Руслан вздрогнул и буквально впился взглядом в темноту щели, между дверью и косяком. Пульс зачастил, на лбу выступил холодный пот, и, хотя разумом он понимал, что вряд ли ему сейчас что-то действительно угрожает, организм словно отказался повиноваться — зажил собственной, пугливой жизнью.

— Кто здесь? — вполголоса спросил Руслан, крепче сжимая булыжник в руке.

Ему никто не ответил и некоторое время он стоял, прислушиваясь к мертвой тишине заброшенного дома. За дверью квартиры мог прятаться только случайный человек, который и сам боялся непрошеного гостя, поэтому Руслан снова сосредоточил все внимание на видимом сквозь дверной проем отрезке улицы. Если за ним действительно кто-то шел, самое время ему было появиться, чтобы не потерять из виду «ушедшего вперед» Руслана.

Тем неожиданней стало появление в поле зрения мужчины с маленьким ребенком на руках и двух женщин с большими сумками. Они медленно пересекли просматриваемое пространство и скрылись из вида. Коротко оглянувшись на приоткрытую дверь, Руслан быстро вышел из подъезда.

Ни малейших следов предполагаемого преследователя он не увидел, поэтому смело окрикнул жалкую процессию:

— Эй, подождите!

Женщины испуганно взвизгнули, а мужчина, быстро поставив ребенка на землю, вышел вперед, заслоняя собой маленький отряд. На его худом небритом лице явственно читалась готовность драться до последнего, в руке откуда ни возьмись появилась толстая суковатая палка.

— Чего тебе? — враждебно спросил он.

— Помочь хочу, — успокаивающе сказал Руслан, глядя на испуганных женщин, одна из которых прижала ребенка к себе. — Куда бы вы ни шли, везде будет одно и то же. Но если вы пойдете по этой улице к торговом центру — там можно найти и кров, и пропитание.

— Кто нас пустит в торговый центр? — с вызовом спросил мужчина. — Мы уже пробовали, просились, чтобы взяли нас к себе. Трижды просились. Нигде никому не нужны лишние нахлебники.

— Там, куда я вам предлагаю идти, — спокойно ответил Руслан, — общиной руководит хороший человек. Вас пустят. Скажите, что встретили Руслана и от него узнали, куда идти. А вы сами откуда? Не из центра города, случайно? Не расскажете, какая там обстановка?

Мужчина несколько секунд молчал, разглядывая подозрительного доброжелателя, потом нехотя сказал:

— Из центра идем, но рассказать особо нечего. Все словно ошалели. Вооруженные люди в полувоенной форме требуют подчиняться только им и никому другому. Другие формируют комитеты самообороны, которые разбегаются при первом же выстреле. Третьи — просто грабят всё, что под руку попадется. И с каждым днем становится только хуже. Поэтому и двинулись мы подальше от этого бардака. Может, в пригородах спокойнее.

— Нет, — покачал головой Руслан, — на это особо не надейтесь. В пригородах то же самое. Единственная надежда, что власть тоже проснулась и сейчас собирает мысли и волю в кулак.

— Говорят, что губернатор жив, его казаки охраняют. Но это только слухи.

— Значит, надо просто переждать какое-то время, и всё образумится. Поэтому и говорю: идите в торговый центр. Там и еда есть, и отбиваться от бандитов намного проще.

— Ладно, мы подумаем. — Мужчина продолжал стоять неподвижно и всем своим видом демонстрировать, что по-прежнему не доверяет доброхоту-незнакомцу.

— Как вы через реку перебирались?

— Через Дизельный завод. Там течение слабее. Мужичок один за еду на лодке перевез. Но можешь не ходить, он все равно на другом берегу обитает.

— Ясно. Спасибо, — сказал Руслан. И на прощание добавил: — Только осторожнее, здесь львы обитают. Услышите рев — прячьтесь, как можно скорее.

Мужчина посмотрел на него, как на полоумного. Ясное дело — не поверил.

Руслан усмехнулся и пошел прочь. Когда же через несколько десятков шагов он обернулся, улица вновь была пуста. В голову вдруг пришло, что та квартира, в которой ему почудился шорох, тоже могла быть пристанищем испуганных людей. Быстро вернувшись, Руслан решительно вошел в подъезд, поднялся по нескольким ступенькам до площадки первого этажа и распахнул дверь квартиры.

Внутри никого не оказалось. Затхлый запах нежилого помещения и толстый слой пыли, испещренной следами маленьких лапок. Судя по всему, несколько минут назад в квартире шумели крысы. Но Руслан на всякий случай все-таки громко сказал, что хочет помочь и что бояться его не надо.

Безрезультатно прождав несколько минут, он выбрался на улицу и вновь двинулся в сторону центра города.

Вскоре дорога пошла в гору. Справа и слева от потрескавшегося дорожного полотна с редкими остовами насквозь ржавых машин, сквозь густые заросли кустарника и бурьяна уже едва проглядывали остатки малоэтажной застройки. Создавалось впечатление, что пройдет еще совсем немного лет и этот район вполне современного мегаполиса окончательно скроется в зеленой чаще молодого леса.

Вспоминая маршрут, который ему на карте нарисовал Алексей, Руслан ожидал вскоре увидеть реку и разрушенный мост. Но то, что предстало перед ним, сложно было описать. Дорога неожиданно обрывалась, а за ней простиралось огромное пустое пространство. Может быть, здесь когда-то и был мост. Возможно, под ним ходили поезда. Но теперь взгляду Руслана открылась целая гора, состоящая из разрушенного бетона с торчащей повсюду ржавой арматурой, гравия, кусков асфальта, гнутых двутавровых балок и бесчисленных петель толстых электрических кабелей. Страшная картина самой настоящей катастрофы, резко выделяющейся даже на фоне всеобщего бедственного состояния, смягчалась обильной зеленой порослью и целой рощицей молодых деревьев, которые словно подчеркивали, что разрушительный катаклизм случился давным-давно.

С трудом поднявшись по осыпающемуся склону, Руслан обнаружил реку, которую местные называли «новой», и остатки моста, развернутые вдоль течения неведомой стихией. Бетонные плиты, бывшие когда-то частью дорожного полотна, были хорошо видны у берега сквозь тонкий слой воды.

Посреди реки виднелись нелепо накренившиеся, покореженные вышки ЛЭП и торчали прямоугольными островками крыши и бока грузовых железнодорожных вагонов. Чуть дальше, справа, из воды выходили рельсы и прятались в густой зеленой траве, сплошным ковром покрывающей сушу до уреза воды.

Судя по всему, когда-то давно огромная масса воды пронеслась здесь, как самое настоящее цунами, снесла несколько высоток, смыла десятки частных домов и, набрав достаточную массу, нанесла таранный удар по бетонной конструкции моста. Разумеется, мост не был рассчитан на такую атаку. Большая волна легко разорвала его, разметала находившиеся под ним железнодорожные составы, и ушла дальше, оставив после себя сплошную зону разрушений да огромные, вытянутые вдоль берегов валы всевозможного мусора. От моста почти ничего не осталось. Лишь обломки мощных опор продолжали сиротливо торчать над водой. На другой стороне виднелся уцелевший огрызок моста.

Руслан осмотрелся. Ни справа, ни слева не было никакого намека на переправу. Впрочем, это ожидаемо. Он посмотрел вниз. Поверхность реки усеивали водовороты: плоды взаимодействия сильного течения и большого количества донного мусора. В этом месте Руслан точно не решился бы преодолевать реку вплавь. На брод тоже рассчитывать не приходилось: вагоны уходили в воду по самую крышу.

Он в задумчивости смотрел перед собой, пытаясь найти решение. Может, на плоту и получилось бы переплыть, но его конструкция должна быть весьма прочной и управлять им нужно не в одиночку. Теперь Руслан понял, почему, оказавшись здесь в первый день после пробуждения, Алексей Бальзанников решил не рисковать и вернулся с дочкой в торговый центр.

Оставалось только гадать, на чем плыли полицейские да и Степан с товарищами. Пришла мысль, что наверняка в городе были туристические и охотничьи магазины, где сохранились резиновые лодки. Легкие и упругие, они идеально подходили для переправы в этом месте: просто управлять, и не страшны столкновения с препятствиями, если течение снесет и бросит на какой-нибудь вагон или каменный обломок.

К сожалению, в торговом центре такой товар отсутствовал. Руслану нужно было думать, как переправиться, используя то, что у него было в наличии. Он посмотрел на булыжник, который по инерции носил с собой после того, как подобрал. Усмехнулся. Глупо, конечно, но с тех пор, как потерялся Сашка-шаман, камень помогал не чувствовать себя одиноко в незнакомом городе, словно придавал уверенности.

Только это всё — иллюзия. И лучше от нее избавиться, чтобы не потерять бдительность и не переоценить свои возможности. Взмахнув рукой, Руслан с силой швырнул булыжник в реку. Тот описал в воздухе дугу, ударился об обломок ближайшей опоры, отскочил и плюхнулся в воду. Круги скрало течение.

Руслан хотел было уйти с остатков моста, чтобы поискать возможность переправы выше по течению, но, сделав несколько шагов, остановился. В голову пришла идея.

Он быстро снял из-за спины копье, сбросил с плеча рюкзак. Вытащил скрученную в бухту веревку. Расположившись прямо на обломках асфальта, Руслан стал вязать на веревке узлы, через каждые пятнадцать-двадцать сантиметров. Закончив с этим, он вынул из кармана перочинный нож, взял копье и вырезал посередине древка канавку. Потом на одном конце веревки сделал петлю и обвязал ею копье, утопив в проделанном углублении. Затянул посильнее, несколько раз дернул, проверяя, не слетит ли петля. Веревка держалась крепко.

Снова подошел к обрыву, прикинул на глаз расстояние до остатков опоры, в которую попал булыжником, глубоко вздохнул, чтобы унять появившееся волнение, замахнулся и метнул копье, целясь между торчащими из бетона прутьями арматуры. Неудачно. Пика ударилась о сколотый край опоры, отскочила и упала в воду. Руслан потянул веревку на себя, втащил оружие, проверил петлю, протер древко рукавом, чтобы не соскользнуло при броске, и метнул второй раз. Теперь попал точно между арматуринами. Копье перелетело через опору и повисло с другой стороны.

— Вот так! — довольно проговорил Руслан.

Когда он потянул за веревку, древко развернулось перпендикулярно прутьям арматуры. Зацепив веревку за небольшой выступ, Руслан бросил свободный конец вниз. Подхватил рюкзак и спустился к берегу.

Внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться, он добрался до свисающей веревки, дернул, снимая с уступа, намотал на руку и пошел к воде. С силой натянул, проверяя, выдержит ли копье его вес, и, удовлетворенный результатом, вошел в поток.

По телу пробежали мурашки от неприятного ощущения намокающей одежды и заливающейся в обувь воды. Под ногами было скользко и неровно. Осторожно шагая, он вошел в воду по грудь, а потом поплыл. Течение сразу подхватило его. Не тратя силы на борьбу, Руслан стал просто подтягивать себя по веревке — но и это требовало немалых усилий. Поток норовил сорвать его, унести. Несколько раз Руслан попадал в водовороты, и воронки начинали тянуть его вниз. Стараясь держать веревку постоянно натянутой, Руслан пару раз все же допустил ослабление и чуть не захлебнулся, сразу погрузившись под воду. Добравшись до опоры, он какое-то время отдыхал, восстанавливал дыхание, а потом начал подъем. От одного узла к другому, как можно крепче стискивая пальцы, чтобы не соскользнуть. Почему-то, когда он смотрел раньше, опора не казалась такой высокой — сейчас же это был целый небоскреб. Наконец он схватился за арматуру и подтянулся. Натяжение с веревки спало, и копье полетело вниз, утягивая ее за собой. Руслан вовремя заметил это и наступил на скользящую веревку ногой. Устроившись поудобней на бетонном островке, он скрутил ее снова в бухту и поднял пику. Теперь ему предстояло добраться до второй опоры. Она была выше той, на которой он сейчас находился, и, чтобы закрепить на ней копье, потребовался почти десяток бросков. Даже плечо стало зудеть — пришлось снова отдыхать.

Над рекой гулял ветер. В мокрой одежде, на холодном бетоне Руслан начал замерзать. Поежившись, он потер руки, взялся за веревку и спустился в воду. Течение снова подхватило его, но Руслан уверенно перебирал руками. Несколько раз он касался ногами чего-то скрытого под водой, и непроизвольный страх пробирал его. К счастью, борьба со стихией занимало все его внимание, и паника угасла, не успев начаться.

Подъем на опору дался с величайшим трудом. Пару раз казалось, что пальцы вот-вот разожмутся и он рухнет вниз, в холодные объятия бурлящей воды. Но все обошлось. Руслан добрался до верха бетонного обломка и долго отдыхал, накапливая силы для последнего рывка. Перед тем как метнуть копье к берегу, он подумал, что будь у него побольше веревки, то натянул бы ее между опорами и на обратном пути не потребовалось тратить столько усилий. Да и в воде пришлось бы находиться всего лишь один этап из трех. Или вообще — прокинуть тросы сверху вниз, от обрыва моста до противоположного берега, в обе стороны, и просто съезжать по ним на петлях.

Выбравшись из воды, Руслан снял и отжал одежду, отдохнул и перекусил. Потом спрятал копье с веревкой под обломками, решив не рисковать проверенным средством переправы. Чтобы не оставаться совсем безоружным, подобрал кусок арматуры и отправился дальше.

* * *

Обстановка на другом берегу ничем не отличалась от всего, виденного Русланом прежде. Те же заросшие улицы и полуразрушенные дома. Длинные параллелепипеды промышленных построек с выбитыми окнами. И огромные птичьи стаи в бездонном, сером небе.

Медленно продвигаясь вперед, Руслан удивлялся царившему вокруг безлюдью. Пусть анабиоз, пусть часть людей погибла, но где же всё остальное население? На одном из перекрестков ему показалось, что вдалеке мелькнула человеческая фигура. Но когда он подошел к этому месту, никого уже не было.

Впрочем, вскоре всё изменилось самым радикальным образом. Сначала Руслан услышал звон бьющегося стекла, потом кто-то заорал пронзительным голосом, а следом заголосили сразу несколько десятков мужских голосов. Уже через секунду стало ясно: где-то в соседнем дворе началась драка.

Руслан прижался к стене дома и медленно двинулся к углу, намереваясь хотя бы издалека взглянуть на происходящее. Но стоило ему подойти поближе, из прохода между домами выбежал окровавленный человек, сделал еще несколько шагов и упал лицом вниз. В спине у него торчал железный штырь.

Ситуация становилась опасной, а риск не имел практического смысла. Быстро прикинув диспозицию, Руслан короткой перебежкой преодолел открытое пространство, успев повернуть голову и одним взглядом охватить происходящее во дворе. Судя по всему, дрались две группы людей. В ход шли деревянные дубины, обрезки труб и камни. Но за что именно идет бой — так и осталось неясным.

Стараясь зрительно контролировать пространство вокруг себя, Руслан быстрым шагом продолжал идти к центру города. Через пару кварталов он увидел собаку, что лежала на тротуаре и обгрызала кусок свежего окровавленного мяса. Заметив человека, собака, не выпуская добычу, глухо зарычала, поднялась и потрусила в ближайшую подворотню, волоком утаскивая за собой разодранную тушку с остатками шерсти.

Дорога пошла в гору. На самой верхней точке линия тянущихся справа домов вдруг оборвалась, открылась небольшая площадка, посреди которой возвышался памятник, изображавший спешенного всадника рядом со своим конем. Композицию не портил даже остов троллейбуса, сошедшего во время катастрофы с линии и замершего в нескольких метрах от постамента.

С площадки открывался шикарный вид: буйство зелени, естество природы, более не подвластной человеку. Лишь вдалеке виднелись почти скрытые деревьями белые щепки многоэтажек.

Руслан испытывал смешанные чувства. С одной стороны, восхищался красотой, с другой — испытывал горечь от падения цивилизации.

Вздохнув, он отправился дальше и через пару кварталов, заметил несколько человек с автоматами. Руслан спрятался за угол, осмотрелся и, перебежав улицу, укрылся в подъезде дома. Поднявшись на пятый этаж, осторожно выглянул в окно. Четыре человека неторопливо шагали посреди улицы, удаляясь от Руслана и явно направляясь в сторону центра. И ему вдруг пришло в голову, что если следовать на некотором удалении за ними, можно избежать множества мелких проблем. Приняв решение, он стремительно спустился вниз и бросился вслед за автоматчиками.

Попадаться к ним на глаза не стоило. По крайней мере, до тех пор, пока он не выяснит точно, что именно тут происходит и насколько местное начальство контролирует вооруженные команды. Поэтому Руслан подождал, пока люди не скроются из вида, а затем короткими перебежками стал сокращать расстояние.

Отчаянные вопли впереди раздались так близко и так внезапно, что Руслан сначала даже растерялся, чуть было не бросился бежать обратно. Но через секунду, разобравшись, что шум напрямую к нему не относится, прошел через небольшой дворик и оказался в непосредственной близости от места скандала, отделенный от него лишь дощатым забором.

— Не имеете права! — судя по голосу, возмущение проявлял какой-то старик. — Я буду жаловаться полковнику Юрасову! Он вам покажет! Он за народ! Я был вчера на его выступлении и свои права знаю!

— Заткнись, старое корыто, — лениво ответил хриплый мужской голос. — Ты с представителем власти разговариваешь и обязан выполнять требования.

— Да что же это такое! Зачем власти моя еда? Я ее сам добыл, сам сюда принес! Вы могли бы тоже себе что-то найти, а не грабить бедного старика!

— Вот мы и нашли, — под общий смех произнес второй голос, явно моложе первого.

Руслан быстро осмотрел забор, нашел широкую щель между досками и заглянул в нее.

Четверо автоматчиков, за которым он шел по улице, стояли вокруг высокого худого старика, прижимавшего к груди большой белый мешок. Судя по остаткам серой формы, как минимум двое из них имели отношение к правоохранительным органам. Правда, сцена по ту сторону забора больше походила на обыкновенный грабеж.

Один из автоматчиков толкнул старика, второй резко выдернул у того из рук мешок.

— Да что же вы делаете, ребята! — взвыл старик. — У меня ж сутки во рту крошки не было!

— Не ори, козел, — тихо, но с угрозой в голосе сказал один из автоматчиков. — Ты себе еще нашакалишь, а нам некогда. Мы порядок охраняем.

— У вас же оружие, — слезливо сказал старик, — подстрелите себе дичины. Отдайте мешок!

— Заглохни.

— Я буду жаловаться!

— Слышали уже. Только учти: полковник Юрасов очень не любит тех, кто тревожит его по пустякам. И примерно их наказывает.

Старика, конечно, было жаль, но особых эмоций Руслан не испытывал. Видимо, подсознательно был готов к тому, что город так или иначе окажется на какое-то время во власти мародеров.

А вот насчет полковника Юрасова уже можно начинать делать выводы. Очень неприятные выводы. Хоть и не окончательные.

— Полковник Юрасов не велит обижать простой народ! — внезапно озлобившись, завопил старик и вцепился в свой мешок. — Он обещал, что вскоре накормит всех людей в городе! А вы отбираете последнее!

— Так для того, чтобы накормить всех, надо сперва с каждого дань собрать, — брезгливо сказал тот, что стоял с мешком. — Убери руки, урод!

— Нет!

Одному из автоматчиков все это, видимо, надоело. Он лениво потянул из-за пояса резиновую дубинку и вдруг резко, почти без замаха, ударил ей крикуна по спине. Старик конвульсивно всплеснул руками и без единого звука рухнул на асфальт.

— Хороший удар, — уважительно сказал обладатель мешка.

— Качественно, — поддержал второй, легким пинком отбрасывая от себя худую старческую ногу. — Сдох, что ли?

— Да не всё ли тебе равно? Тощий и старый, даже на работы не отправишь.

Руслан на секунду прикрыл глаза, стараясь не дать волю раздражению. Ведь он прекрасно понимал, что увиденное — скорее норма, чем аномалия. И это означало, что решение, как можно дольше оставаться незамеченным — правильное.

— Ну всё, пошли. Юрасов велел до полудня вернуться, — сказал тот, что бил старика дубинкой. — Посмотри, что там в мешке?

Руслан прокрался вдоль забора, а потом мимо пятиэтажного дома, за которым виднелся выход из двора. На мгновение в голове даже появилась шальная мысль, что, будь у него при себе автомат, можно было бы пробежать оставшееся расстояние и встретить грабителей в форме лицом к лицу. Но он легко подавил секундный порыв: восстанавливать справедливость в отдельно взятом случае смысла не имело. Руслан заставил себя успокоиться. Несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и осторожно выглянул из-за угла: автоматчики двинулись дальше и скрылись из поля зрения. Скоро стали почти неразличимо и их бубнение.

Тем неожиданнее стал грубый голос за спиной:

— Кто такой?

Руслан резко развернулся и обнаружил человека в форме полицейского, с коротким автоматом на плече.

Крепкий мужчина лет сорока, небритый, в замызганой одежде, хмуро смотрел на Руслана и явно был этим осмотром недоволен.

— Я… — растерянно протянул Руслан, не зная толком что сказать. — Житель.

— Житель, значит, — мрачно повторил полицейский. — Почему без бирки, житель?

— Я еще не успел получить, — осторожно сказал Руслан, прикидывая пути к отступлению.

— Не успел, значит, — сказал полицейский. — Что-то ты не похож на местного жителя.

— Что вам от меня надо? — спросил Руслан, в слабой надежде разойтись с бывшим стражем порядка по-хорошему.

— Парни! — внезапно рявкнул полицейский, начиная снимать с плеча автомат. — У нас тут нарушитель!

Ждать, пока его повяжут и поведут на допрос, Руслан не стал. Рывком сорвавшись с места, он рванул в глубь двора, где виднелся узкий проход в зарослях.

— Уходит! — азартно заорал позади полицейский. — Парни, охота!

Такое Руслан раньше видел только в фильмах. Вооруженные люди собирались охотиться на него, как на дикого зверя. По счастью, заросли были уже рядом, и он нырнул в их спасительную тень — правда, лишь для того, чтобы понять, как мало выгадал. С другой стороны обнаружился еще один двор с несколькими проходами, и, судя по крикам, преследователи об этом прекрасно знали и отрезали сейчас ему пути.

Автоматчики появились во дворе сразу с двух сторон. Понимая, что оказался в ловушке, Руслан с отчаянием посмотрел наверх и, повинуясь какому-то наитию, бросился в ближайший подъезд.

— Стой, гнида! — услышал он сзади, но даже не подумал подчиниться.

Стремительно взбежав на последний этаж, Руслан обнаружил лесенку, ведущую на чердак, и висячий замок, запиравший люк наверх. Только в этот момент он вспомнил об арматурине за поясом. Замок оказался чахлым, что называется «от честных людей», и Руслан легко свернул его железным прутом. Снизу грохотали шаги погони и доносились отрывистые реплики преследователей. Без промедления он поднялся по лесенке, выбрался на чердак, а потом и на крышу.

Соседний дом стоял почти впритык, и Руслан побежал к нему, набирая скорость для прыжка. В тот момент, когда часть преследователей появилась наверху, он легко перемахнул с крыши на крышу и помчался дальше. Пробежав до самого конца здания, обнаружил, что может допрыгнуть и до следующего дома. Вернулся назад для разбега, сделал несколько глубоких вдохов, разогнался и прыгнул. Приземлился далеко от края, с запасом. Примыкающие к этому дому здания стояли так плотно, что между ними и проходов-то видно не было.

Руслан бросился бежать по длинной череде крыш, рассчитывая таким образом оторваться от погони.

Несмотря на непрезентабельный вид, полицейские неплохо бегали и не давали Руслану шансов незаметно спуститься. Тем более, двое из них оставались внизу и, судя по перекличке, двигались параллельно, готовые перехватить жертву в любой момент.

Надо было уходить с прямой и отрываться от тех, кто бежал следом по крышам. А для этого нужен был дом, расположенный на таком расстоянии от других, чтобы Руслан допрыгнул, а полицейские не рискнули последовать за ним. Тогда появится хороший шанс скрыться.

Подходящее здание он увидел буквально через несколько секунд. К нему вел длинный дом, перпендикулярно уходящий в глубь заросшего деревьями квартала. Причем в конце этого забега потребуется совершить очень длинный прыжок. Риск серьезный, но Руслан не видел другого способа оторваться от погони.

Резко свернув, он из последних сил ускорился — расстояния для разбега хватало. Но чем ближе становился край крыши, тем меньше оставалось уверенности, что он сумеет перепрыгнуть эту пропасть. И тогда его накрыл страх.

Преследователи торжествующе заорали: они видели, что жертва сама себя загнала в ловушку. Почти добежав до края, Руслан не выдержал — сбавил ход и остановился. Он тяжело дышал, легкие жгло огнем. До противоположной крыши было метров пять, не меньше. Он просчитался, и расплата за побег становилась неизбежной. Оглянулся: полицейские уже не бежали, а спокойно шли по крыше, запыхавшиеся, растрепанные, но довольные и злые, уверенные, что деваться беглецу некуда. Даже вход на чердак дома остался у Руслана за спиной.

Решение пришло при взгляде на длинную ржавую трубу, лежащую вдоль ограждения крыши. Труба оказалась небольшого диаметра, и поэтому Руслан легко подтащил ее к самому краю и перебросил на соседнее здание. Полицейские остановились.

Зафиксировав конец трубы в узкой выбоине в кирпичной кладке, Руслан встал одной ногой на узкий ненадежный мостик, слегка покачался, приноравливаясь, развел в стороны руки и быстро перешел на другую сторону. После многолетней подготовки к полету на орбиту, это был даже не трюк, а заурядное упражнение на чувство равновесия.

— Твою мать! Акробат долбаный!

Полицейские даже не пытались продолжать погоню. Пораженные увиденным, не стали они и стрелять. Подошли к краю, поискали своих коллег внизу, но безуспешно. Руслан тем временем спустился в подъезд и вышел на улицу.

* * *

Оторвавшись от погони, он долго сидел в темном подъезде какого-то дома. После марш-броска по крышам на пределе сил — хотелось расслабиться. Руслан подумал: «А не забраться ли в любую пустую квартиру и просто поспать?» Но, лишь представив себе холодные, облезлые стены, брошенные вещи и мрачную пустоту покинутого жилища, отказался от этой мысли. В голову вдруг пришло, что пойди он спокойно с полицейскими, уже сейчас оказался бы в центре города, и может даже, пообщался бы с полковником Юрасовым. Почему он побежал, несмотря на отсутствие явной угрозы? Видимо, так на него подействовала сцена с ограбленным стариком. Теперь вместо спокойного перемещения под охраной, придется удвоить бдительность, чтобы больше не столкнуться со своими преследователями. Да и вплотную к Юрасову подобраться, наверное, не получится…

Так за размышлениями он не заметил, как уснул.

Очнулся от собственного крика. Огляделся, первые секунды не понимая, где находится. Потом вспомнил. Река, полицейские, погоня, крыши, подъезд.

Нашел окошко, выглянул. Снаружи светало. Значит, он проспал вечер и всю ночь. Неслабо! Видимо, физические и эмоциональные нагрузки дали о себе знать. Хотелось есть. Рюкзак Руслан потерял еще на одной из крыш, убегая от преследователей. Нащупал в кармане плитку горького шоколада. Вскрыл герметичную упаковку, сжевал.

Потом вернулся к вечерним размышлениям. Ситуация оставалась неясной и требовала уточнения. Значит, он возвращался к изначальной задаче. С этими мыслями он выбрался из дома и попробовал сориентироваться, в какую сторону идти теперь. Куда ни глянь, вокруг лежали узкие проулки сплошь в зарослях высокой травы и разросшегося кустарника. От нарисованного Алексеем маршрута он давно отклонился, оставалось надеяться, что внутреннее чувство направления не подведет.

Оставив позади несколько запущенных дворов, Руслан оказался на достаточно широкой улице. Прошагал метров двадцать и вдруг остановился. Прямо перед ним, на растрескавшемся асфальте хорошо виднелось большое красное пятно, от которого к ближайшему дому тянулась цепочка пятен поменьше. Руслан стал настороженно осматриваться. Не заметив даже намека на какое-либо движение, прошел вдоль кровавого следа и остановился в нерешительности перед темной дырой дверного проема. Слабый стон изнутри словно подтолкнул его в спину. Он вошел внутрь и чуть не наступил на лежащего человека.

Молодой парень с большой резаной раной живота лежал на спине и невидяще смотрел в потолок.

Руслан присел рядом, пытаясь сообразить, что можно сделать в такой ситуации.

В принципе, медицинской подготовки хватало, чтобы при наличии инструментов даже зашить живот несчастному. Но под рукой ничего не было, а парень потерял много крови и к тому же запачкал рану.

— Эй, — позвал его Руслан. — Кто тебя так? Эй, слышишь меня?

Дрогнули веки, и несчастный уставился на него полным муки взглядом.

— Держись, не умирай, — быстро сказал Руслан, соображая, что сможет найти помощь, пусть и ценой собственного плена. — Полежи, я схожу, поищу полицейских, они отнесут тебя к ближайшему врачу. Или приведут его сюда.

При первых звуках голоса Руслана, парень вздрогнул и чуть слышно засипел. Потом лицо раненого исказила гримаса, он жутко захрипел, несколько раз конвульсивно дернулся и замер, незрячими уже глазами глядя куда-то вверх.

— Доброе утро, ничего не скажешь… — пробормотал Руслан.

Стиснул зубы, вздохнул, закрыл мертвецу глаза и вышел обратно на улицу.

Потом свернул в проулок и углубился во дворы. Внутри росла тревога. Всё, что он до сих пор видел, явно указывало на отсутствие внятной работы властей. Одних полицейских, занимающихся банальным разбоем, было достаточно, чтобы сделать такие выводы. Хотя оставался, конечно, шанс, что полковник Юрасов просто еще не успел установить достаточный контроль над своими людьми.

Еще минут через двадцать Руслану представилась возможность окончательно запутаться в своих выводах. Услышав издалека шум множества людей, Руслан, на всякий случай, спрятался в одном из пустых домов. Осторожно выглянув в окно, он увидел настолько дикую картину, что несколько секунд торчал на виду, забыв спрятаться обратно.

По заросшей, засыпанной мусором узенькой улице, тяжело шаркая ногами, брела целая колонна людей. Выглядели они изможденными, одеты были в лохмотья и все как один смотрели только себе под ноги. Будь за окном война, так могли бы выглядеть пленные.

Сопровождали колонну четверо автоматчиков. Двое из них были одеты в серую полицейскую форму. В отличие от пленных, они выглядели вполне жизнерадостными и полными сил. К счастью, Руслана не заметили. Колонна давно скрылась из вида, а у него в ушах по-прежнему стоял жуткий звук десятков шаркающих по асфальту ног.

Сразу вспомнился рассказ Степана, как их выгоняли на работы. Но этому ублюдку верить нельзя. Может, это преступники? Суровое время требовало суровых решений. Руслан не оправдывал подобного, но мог понять. А Степан уже доказал, что плевать хотел на мораль, правила и законы. Руслан пребывал в смятении. Всему, что он видел, должно было быть разумное объяснение…

Предположив, что конвой повел людей на какие-то работы, он двинулся по улице в противоположную сторону, туда, откуда пришла страшная колонна. Двигаясь вдоль стен зданий, готовый в любой момент нырнуть в подъезд или подворотню, Руслан пару раз пересек широкие улицы, но в пыли слишком отчетливо виднелись свежие следы прошедшей колонны, чтобы можно было сбиться с нужного направления.

Вскоре ему снова пришлось прятаться: навстречу прошла еще одна, точно такая же колонна. Только людей в ней было больше, причем, помимо крепких мужчин, в общей «связке» понуро брели и женщины. Сидя в густых кустах, Руслан отчетливо слышал, как один из конвоиров крикнул:

— Голову не поднимать! По сторонам не смотреть! Эй, ты, длинный! Башку свою тупую опустил, живо!

Пройдя еще с квартал, Руслан увидел вдалеке несколько вооруженных людей, неторопливо бредущих куда-то, каждый в свою сторону. Пробираться дальше незамеченным становилось все проблематичнее. В голову пришел единственный, уже проверенный вариант, как остаться незамеченным.

Добравшись до очередного перекрестка, он огляделся. Влево уходила мощенная плиткой улица, справа виднелась небольшая заросшая травой поляна с остатками угловатого сооружения посередине, видимо, некогда бывшего фонтаном.

Пока поблизости никого не было, Руслан быстро перебежал улицу и нырнул в угловое здание с распахнутыми стеклянными дверьми. Поднявшись на крышу, Руслан убедился, что перебраться на соседний дом особого труда не составит. Оставалось только двигаться так, чтобы не попасть на глаза снующим внизу полицейским.

Здесь его могли засечь в любой момент, поэтому он шел медленно, иногда полз на четвереньках, часто останавливаясь и прислушиваясь. Заметив вдалеке свободное пространство, хорошо просматриваемое, несмотря на разросшиеся кроны деревьев и характерные очертания какого-то памятника, Руслан остановился и несколько минут пытался оценить, что ждет его впереди. Низкие крыши заканчивались, дальше стояли здания повыше. Пришлось снова спускаться и пробираться через дворы. Разглядев на одной из стен многоэтажки пожарную лестницу, он пригнувшись добежал до нее и быстро взобрался наверх. Уже оттуда, он получил возможность наблюдать за площадью в подробностях. Судя по памятнику вождю мирового пролетариата, Руслан достиг искомой цели. Перед ним явно была главная городская площадь. А значит, где-то здесь находился и полковник Юрасов.

Народа на улице с каждой минутой становилось все больше и больше. Руслану повезло: он добрался сюда, пока основная масса людей еще спала. Но теперь ему лучше было затаиться. Поэтому, обнаружив большую груду темно-желтой листвы, собравшейся вокруг давно рухнувшей телевизионной мачты, он почти полностью зарылся в нее. Палые листья гарантировали отличную маскировку, а кроме того, под ними стало теплее, и Руслану даже пришлось бороться с дремой.

Правда, вскоре ему стало не до сна. Слева от здания, на крыше которого затаился Руслан, в небольшом скверике через дорогу какой-то человек в черной кожаной куртке построил десяток людей в серой форме.

— Вы полицейские или сброд подзаборный? — громко спросил человек в черной куртке. — Почему мои приказы не выполняются? Испугались?

— Товарищ полковник… — виноватым голосом сказал один из распекаемых.

— Господин полковник!

— Господин полковник, они вооружены. Мы ведь просили нам броники поискать! Их в доме, наверное, под сотню человек. Что мы можем сделать?

— Найти колючую проволоку, и когда я решу за вас эту простую задачу — скрутить ей руки каждому, кто хотя бы косо на вас посмотрит! Вы говорите от моего имени, и неподчинение вам — прямое оскорбление мне! Мы боремся с анархией, с хаосом, а вы скулите, как щенки! Позовите мне капитана Губанова!

Один из людей в сером отделился от строя, побежал куда-то вдоль дома и громко закричал:

— Капитана Губанова вызывает полковник Юрасов! Капитана Губанова — к Юрасову!

От неожиданности Руслан чуть было не порушил всю свою маскировку. Тот самый полковник Юрасов, на которого он хотел посмотреть, в нетерпении шагал взад-вперед на расстоянии прямой видимости и слышимости.

Вскоре посыльный вернулся обратно. Вслед за ним шел молодой офицер в полевой военной форме. Полковник Юрасов, увидев его, махнул рукой и сказал полицейским:

— Вот командир группы спецназа, капитан Губанов. Он вам поможет. — И, повернувшись, приказал подошедшему офицеру: — Капитан, бери своих людей и покажи этим слюнтяям, как надо решать поставленные задачи. А то второй день не могут с одним домом разобраться.

— Я не уверен, господин полковник, — после короткой заминки неожиданно сказал капитан, — что это верное решение. Мы спецназ, а не внутренние войска.

— Так, понял, мы чуть позже всё обсудим. А вы, — он повернулся к полицейским, — идите отдыхайте и приводите себя в порядок. Я пришлю человека, когда все будет готово. И еще сегодня наглецы получат свое.

Он повернулся спиной к офицеру и окликнул проходящего мимо человека в рабочей робе:

— Сидорин! Где оборудовали мой штаб?

— Вон там, господин полковник, — вытянул руку Сидорин, и Руслан с ужасом понял, что палец указывает прямо на него, — в гостинице на верхнем этаже. Почти все готово. И мебель, какую вы показали — занесена.

— Отлично. Сейчас решу пару вопросов и приду посмотреть. И ты, — добавил он, офицеру, едва повернув голову, — тоже там будь. Побазарить надо.

Руслан с замиранием сердца осторожно отполз назад, на дворовую сторону крыши. На площади, недалеко от разрушенного здания с колоннами на фасаде, происходило неясное перемещение большого количества людей. Дальше по улице друг за другом двигались сразу три колонны оборванцев под конвоем автоматчиков.

Руслан снова выглянул из-за конька. Внизу полковник продолжал командовать, правда, уже не так громогласно.

Отправив куда-то несколько человек, Юрасов огляделся, словно размышляя, на кого бы еще излить свой гнев, потом махнул рукой давешнему капитану и направился в сторону гостиницы.

Руслан нашел вход на чердак, забрался туда и стал ждать. И вскоре отчетливо услышал, как гулкие шаги полковника разлетаются звонким эхом по заброшенному зданию.

Проследив по звуку, в какое помещение зашли полковник с капитаном, он расположился прямо над ними.

— Что за выкрутасы, капитан? — недовольный голос Юрасова было слышно на чердаке так же отчетливо, как если бы Руслан находился с ним в одной комнате. — Мне что, надо учить тебя субординации?

— Господин полковник, я знаю, что такое субординация и что такое приказ. Но я обязан не только подчиняться, но и своей головой думать тоже. И с некоторыми вашими решениями я категорически не согласен. О чем и ставил вас в известность неоднократно.

— Да мне положить на то, с чем ты там не согласен! — повысил голос Юрасов. — Мы пытаемся не допустить в городе хаоса и разгула мародеров. Здесь только попробуй отпустить узду — завтра же Пенза станет местом постоянных боев между десятками, а то сотнями банд! Ты этого хочешь, капитан?

— Нет. Мне просто непонятно, зачем у людейотбирается самое необходимое. Да еще под угрозой оружия.

— Так без угрозы они ничего не отдадут, — явно успокаиваясь, с легким смешком ответил Юрасов. — Витя, я понимаю тебя. Сам был когда-то молодым и горячим, тоже всё искал справедливость в этой жизни. Не лезь, если все равно не понимаешь. Нам надо продержаться не так уж и долго. Я слышал по радио: помощь к нам уже собирается.

— Господин полковник, ваши люди отбирают у населения еду.

— Мои отряды полиции, капитан Губанов, производят изъятие ресурсов, обеспечивающих выживание этого самого населения. Если этого не сделать, через неделю у нас начнется повальный голод. Ты этого хочешь, капитан?

— Я хочу, чтобы моих ребят перестали использовать для военных действий против гражданских!

— Как только они взяли в руки оружие и направили на моих людей, то стали экстремистами! — голос Юрасова стал жестче. — А с такими разговор должен быть короткий! Всякий, кто не подчиняется приказам, будет наказан по законам военного времени.

— У нас не война, господин полковник. Люди напуганы и растерянны, а их чуть ли не к стенке за малейшую провинность!

— А другого пути нет! — отрезал Юрасов. — Я думал, что ты как человек военный уж это-то понимаешь. Но, если не понимаешь, не смей даже виду показывать, что какие-то мои приказы тебя не устраивают! Ты еще с казаками не разобрался! Хочешь, чтобы эти головорезы с шашками резню в городе устроили? Узнал хотя бы, кто у них командует?

— Так точно, узнал. Некто Коньков. Еще ходят слухи, что с ними губернатор. Якобы они его охраняют.

— Слухи? — вскипел Юрасов. — Ты что, баба, слухам верить? Выйди на площадь и посмотри на здание правительства. Вот где губернатор — под тоннами кирпича. Слухи… Если он жив, то почему не пришел сюда, почему не командует? С радостью передам ему все полномочия! Ты думаешь, мне хочется все это разгребать? Нет, капитан не хочется, но я должен! Как и ты должен! А не можешь в трудные времена держать себя в руках — пойди и застрелись, чтоб не марать честь мундира.

В комнате повисла напряженная, даже какая-то вязкая тишина.

— Твою мать, это что за дерьмо? — вдруг воскликнул полковник. — Я разве эту мебель просил? Сидорин!

Хлопнула дверь номера, и, судя по гулким удаляющимся шагам, Юрасов высказав все, что хотел, больше общаться со строптивым капитаном не желал. От командира спецназовцев можно было ожидать любых действий, и Руслан с интересом ждал, как поведет себя капитан. Но снизу долгое время не раздавалось ни звука. Наконец скрипнуло открываемое окно, и Губанов закричал кому-то на улицу:

— Ложкин! Миха! Нашел? Давай сюда!

Руслан осторожно поменял позу: по всей видимости, его ждала вторая порция интереснейшей информации.

Вскоре на лестнице послышались шаги, и бодрый молодой голос доложил:

— Нашел и приготовил для ночевки шесть квартир, товарищ капитан. Вот адреса. Выбирайте любой.

— Не слишком далеко от центра?

— Всё, как вы объясняли, сделал. Если Юрасов решит с нами ночью разобраться, ему будет непросто найти, где мы ночуем.

— Отлично. Мне все равно, назови любой адрес — туда вечером и уйду.

— Тогда вот этот, на Горького. Помните, угловой, где ржавую «бэху» разглядывали?

— Помню. Всё, молодец. Давай, остальных тоже распределяй. И через пару дней надо будет менять адреса.

— Всё понял.

Еще довольно долго после ухода своего человека Губанов мерно ходил взад-вперед по комнате. Судя по всему, капитан пытался решить для самого себя какую-то трудную задачу. Но потом кто-то за ним пришел и сказал, что у полковника Юрасова для команды спецназа появилось новая задача. И через несколько минут Руслан остался наедине со своими мыслями.

Все, что требовалось, он для себя выяснил. Теперь следовало уносить ноги и, вернувшись в торговый центр, начать создание полноценной обороны. Иначе через неделю или две люди Губанова легко возьмут их ненадежное убежище штурмом.

Дождавшись, когда снаружи спадет активность, Руслан выбрался из дома и дворами двинулся прочь из центра города. Пару раз ему на глаза попадались люди, но, завидев его издалека, они спешили исчезнуть. И, сколько Руслан не пытался их звать, ни один так и не вернулся. По всей видимости, давал о себе знать опыт общения с полицией полковника Юрасова.

Размышляя о шансах своей общины, Руслан пришел к выводу, что в итоге все упирается в малопонятную фигуру капитана Губанова. Ох, непрост капитан. Стоит ему полковник Юрасов поперек горла — это очевидно. Но, прикрывшись лозунгами о благих намерениях, остается для спецназовского капитана весомым моральным авторитетом. А что если попробовать убедить капитана, что Юрасов не просто ошибается, а лжет самым беспардонным образом? Ведь никакая подмога в принципе не могла к ним спешить: еще на орбите Руслан осознал, что катастрофа носит всепланетный характер.

Обман не мог скрываться бесконечно. Рано или поздно Юрасову придется давать объяснения, и это неизбежно закончится конфликтом, который будет не страшен полковнику только в том случае, если у него будет достаточный контроль над ситуацией. А вот потом он, наверное, сможет обойтись без капитана Губанова и его спецназовцев. Может быть, именно поэтому, прекрасно понимая всю эту логику, капитан осторожничает и собирается ночевать в неизвестном для полковника месте?

Выбравшись из двора на улицу, Руслан заметил в квартале от себя остов машины, напоминавший общими очертаниями дорогую немецкую иномарку. На стене ближайшего здания обнаружилась ржавая табличка, информирующая, что читающий ее стоит на улице Горького. Дерзкий план родился практически мгновенно. Найти подготовленное для капитана Губанова «лежбище» в заброшенных квартирах окрестных зданий труда не составит. Вечером он будет один, а значит, появится шанс попробовать объяснить ему кое-что о происходящем. Риск у такой операции, конечно, был, но в сложившихся обстоятельствах почти любой шаг был связан с каким-нибудь риском.

* * *

Нужный дом и подготовленную квартиру Руслан нашел достаточно быстро. Оставаться в ней днем он не решился — поднялся на чердак. Там было сухо и тепло. Забившись в самый дальний и темный угол, Руслан приготовился ждать. В животе урчало от голода, хотелось пить. Глаза сами собой закрылись, и он задремал…

Карл Хамсдорф — бывший напарник по космической станции — висел в скафандре посреди чердака, словно здесь откуда-то взялась невесомость, и медленно поворачивался вокруг своей оси так, что скоро должен был оказаться вниз головой. Это, без сомнения, был он. Руслан не видел его лица, но общие очертания фигуры и бирка с фамилией говорили красноречиво. Несмотря на полный мрак, отчетливо просматривались все складки на скафандре товарища и желтый отблеск далекого солнца на затемненном стекле гермошлема.

— Карл, — позвал Руслан, почему-то отчаянно боясь, что напарник отзовется.

Но тот продолжал медленно кружиться, похожий на сломанную куклу. В этот момент и пришло оглушающее осознание, что Карл мертв, и ничего нельзя с этим поделать. Тем страшнее оказалось странное движение за стеклом гермошлема.

Не веря себе, Руслан с ужасом смотрел, как из-за прочного стекла на поверхность скафандра начала выползать черная клякса. Вскоре чернота полностью поглотила шлем и принялась спускаться на рукава скафандра. Руслан чуть было не закричал от ужаса, но горло перехватил удушающий спазм. А чернота ползла все дальше, захватывая все новые и новые участки, пока, наконец, все тело напарника не оказалось поглощено непроглядно-черной оболочкой.

— Карл! — крикнул Руслан во весь голос, и от этого страшного крика черная фигура лопнула и растаяла в ярко-желтой вспышке…

Тяжело дыша, Руслан смотрел во тьму чердака. Сон казался настолько реалистичным, что хотелось встать и пройтись, чтобы убедиться в отсутствии невесомости и тела в скафандре, облитого черной смолой.

Сквозь дырку в крыше было видно, что улицы города начинает окутывать вечерний сумрак. Это означало, что Руслан проспал довольно долго.

Досадуя на себя, он осторожно спустился вниз, убедился, что квартира с подготовленным «лежбищем» по-прежнему пуста, устроился возле окна в ожидании Губанова. Ждать пришлось долго, но когда Руслан уже совсем было решил, что ошибся в своих расчетах, дверь внизу тихо скрипнула и на лестнице послышались шаги. Все шло по плану, и Руслан немедленно успокоился.

Заметив темный силуэт у окна, капитан сразу напрягся, но за оружие хвататься не стал. По всей видимости, чувствовал себя командир спецназовцев вполне уверенно, и один невооруженный противник не внушал ему особых опасений.

— Ты кто такой? — спросил он вызывающе. — И откуда узнал, что я здесь сегодня ночую?

— Капитан Губанов, мне надо с тобой поговорить, — спокойно ответил Руслан. — Полковник Юрасов мерзавец и должен быть как можно быстрее арестован. Десятки тысяч горожан попали под власть морального урода. И, кроме тебя, его остановить некому.

— Я так и не услышал: кто ты такой и откуда здесь взялся.

— Я подполковник ВВС, Руслан Павлов.

— Ого, целый подполковник, — удивился капитан. — Да еще и летун. И как же тебя сюда занесло, подполковник Руслан Павлов?

— Это долгая история. Я обязательно ее расскажу, но в другой раз. Сейчас я хочу поговорить о ситуации, что сложилась в городе.

— Ты вооружен? — Губанов медленно приближался, внимательно разглядывая странного подполковника.

— Перочинный нож, — Руслан вытащил свое единственное оружие и демонстративно положил его на пол.

— Мог бы и не утруждаться, — по голосу было слышно, что капитан не считает собеседника равным себе противником.

— Капитан, ты допускаешь большую ошибку, подчиняясь полковнику Юрасову. Этого человека интересует только личная власть. На горожан ему плевать. Еще немного, и люди здесь начнут умирать сотнями. Ежедневно.

— Откуда такая осведомленность? — Губанов остановился, пытаясь в слабом свете угасающего вечера разглядеть своего собеседника. — Ходишь по городу с калькулятором, что ли?

— Калькулятор не нужен, если смотришь на вещи без чужих объяснений. Полиция изымает у людей еду и предметы первой необходимости. А в случае сопротивления — безжалостно избивает.

— Иначе ресурсы невозможно поставить под контроль, — неожиданно резко ответил капитан. — Кто-то на мешках с провизией спать будет, а другие в это время — умирать от голода. Нам надо как-то продержаться до прихода помощи.

— Никакой помощи не будет. Поверь, весь мир сейчас находится в том же положении, что и мы. Я слышал, как Юрасов тебе говорил совсем по-другому. Но это вранье. И он знает, что это вранье.

— Ого, так ты нас сумел подслушать? — удивился капитан. — И что же ты тут вынюхиваешь? Не тебя ли, кстати, наши полицейские ловили вчера на крышах?

— Я не шпион, если ты на это намекаешь, — терпеливо сказал Руслан. — В пользу кого тут шпионить? Но даже без шпионажа видно, чем занимаются серые мародеры Юрасова. Я прошел много кварталов пешком и везде видел одно и то же: людей обирают и над людьми издеваются. А кто попробует отстоять свои интересы — того будет убивать отряд отважных спецназовцев. Еще бы: чего с гражданскими не повоевать?

— Заткнись, гнида, — процедил сквозь зубы Губанов. — Что ты в этом понимаешь? Если не взять власть в свои руки…

— Не те руки, — резко повышая голос, оборвал его Руслан, — тянутся сейчас к власти.

— Это ты, что ли, будешь решать, какие руки правильные, а какие нет? — зло спросил Губанов.

— Меня устроит, если это решишь ты. Я слышал ваш разговор с полковником и уверен, что все ты прекрасно понимаешь. Только в одну каску страшно тебе тяжелое решение принимать.

— Страшно, говоришь? — судя по голосу, Губанов что-то задумал. — А вот пойдем да все вместе на эту тему с господином полковником и поболтаем!

Он сделал несколько быстрых шагов и протянул руку, очевидно, намереваясь схватить Руслана за рукав, но тот, оценив опасное движение, легко ушел в сторону, сам перехватил спецназовца за ворот и пояс куртки и, не прекращая движения, чуть ли не с детства заученным приемом, бросил его на пол. От тяжелого удара деревянный пол затрещал, поднялось облако пыли, и пока оглушенный капитан растерянно ворочался, лежа на спине, Руслан выскочил из квартиры, легко взбежал на самый верх, поднялся по лестнице и закрыл за собой на заранее приготовленный шкворень чердачный люк.

Еще через минуту он легко бежал по крышам ночного города, направляясь к пожарной лестнице на стене одного из зданий. Больше ничего для города он сделать не мог. Оставалось только как можно быстрее добраться до торгового центра и занять там глухую оборону. Теперь, когда ему был известен потенциал противника, сделать это было намного проще.

Ночь еще не успела полностью захватить власть в свои руки, да и полная луна давала достаточно света, чтобы ориентироваться на крышах и не прыгать наугад. Свежий прохладный воздух остужал разгоряченное лицо и, казалось, что вот так бежать, перепрыгивая с крыши на крышу, он может целую вечность. Тем не менее вскоре Руслан остановился и прислушался. Вокруг царила полная тишина. Никто за ним не гнался и не пытался поднять тревогу. Теперь можно было спокойно поискать место для ночлега. И оптимальным было найти его как можно ближе к реке, через которую ему предстояло переправляться утром.

Перед тем как спуститься в беспросветные ущелья городских улиц, Руслан задрал голову и несколько минут стоял, разглядывая звезды. Вся его жизнь, посвященная дороге на орбиту, пошла прахом. Теперь человечество еще не скоро сможет вернуться обратно в космос. Если вообще сумеет выжить. А значит, о космосе придется забыть навсегда. Думать об этом оказалось больно, и Руслан решительно скользнул в чернильную темноту ночного города.

Бледная луна пыталась разбавить ночной сумрак своим слабым светом. Надеясь на ночное зрение, Руслан совсем упустил из виду обилие зарослей на городских улицах. Не то что ориентироваться, просто передвигаться между домами в темноте оказалось невероятно трудно. Промучившись с полчаса, Руслан решил снова подниматься на крыши, а на землю спускаться лишь для того, чтобы преодолеть большие пролеты между домами. Оставалось найти здание, поднявшись на крышу которого можно будет пройти хотя бы квартал. Как назло, промежутки между домами теперь казались гораздо шире, чем днем. Во всяком случае, перепрыгнуть их Руслан вряд ли бы сумел. Желание встретить утро вблизи переправы гнало его вперед.

Наконец, впереди показалась почти сплошная линия крыш. Руслан свернул во двор первого же дома, через чердак которого он мог попасть наверх. И остановился. Впереди, в какой-то полусотне метров, на хорошо освещенной лунным светом полянке посреди высокой травы расположилась целая стая собак. Разом вспомнились все рассказы о нападении одичавших животных на людей. Обороняться было нечем, пройти мимо зверей к подъезду — казалось безумием. Руслан начал осторожно пятиться назад. Несколько собак повернули головы в его сторону. Слабый ветерок задул Руслану в спину, прошелся по кронам деревьев. Один из зверей вдруг резко вскочил на лапы и зашелся неожиданно тонким, повизгивающим лаем.

Руслан развернулся и бросился бежать.

Он мчался по ночным улицам, не разбирая дороги, а позади в ночной тишине слышались короткие взвизгивания, рычание и звук от движения множества когтистых лап. Страх придал сил, Руслан прибавил ходу, но почти сразу споткнулся о невидимый в темноте камень и чуть не упал — успел удержать равновесие в последний момент. Удирать от четвероногих хищников в таких условиях было невозможно. Поэтому, увидев в ближайшем доме широко распахнутую дверь подъезда, Руслан не задумываясь вбежал внутрь и закрыл за собой створку.

Прислушиваясь к происходящему на улице, он не сразу понял, что в подъезде кроме него еще кто-то есть. А когда позади лязгнул затвор автомата, после короткого замешательства даже обрадовался. Пусть полицейские, все равно лучше, чем свора диких собак! Руслан совсем забыл про обычных людей, что продолжали прятаться в своих квартирах, надеясь пересидеть опасное время. Разумеется, многие из них уже могли иметь в своем распоряжении автоматическое оружие.

Раздался характерный звук зажигаемой спички. На дверь и кусок стены перед Русланом прыгнули извивающиеся тени. Не желая нервировать человека с оружием, он замер, боясь даже пошевелиться. За спиной разгорелся большой огонь: заметно посветлело, тени стали резче, на стенах проступили грязные разводы, покрытые толстым слоем пыли.

— Сообразительный, — с насмешкой протянул за спиной мальчишеский голос. — А ну повернись, посмотрим на твой хлебальничек.

Руслан медленно обернулся. Перед ним стояли два подростка, лет по пятнадцать-шестнадцать. Один из них держал в руках самый настоящий автомат, второй — самодельный, отчаянно чадящий, факел. От сердца отлегло.

— Фу, пацаны, ну и напугали же вы меня, — сказал Руслан, делая шаг вперед.

— Стоять, урод! — крикнул тот, что держал автомат, и поднял оружие на уровень головы, стараясь продемонстрировать серьезность намерений. — Стоять! Я шмальну!

Второй отшатнулся назад и выставил факел перед собой.

— Да вы не бойтесь, — растерянно сказал Руслан. — Я ничего вам плохого не сделаю.

— Ты лучше за себя бойся, — полным превосходства голосом ответил подросток. — Быстро, вон в ту квартиру шагай.

— Надо бы дверь получше запереть…

— Быстро! — сорвался на визг мальчишка и принялся слегка тыкать автоматом в сторону Руслана.

По всей видимости, это должно было означать высшую степень угрозы. Пожав плечами, Руслан повернулся и послушно двинулся в сторону полуоткрытой двери.

— Здесь ничего не видно, — громко сказал он, останавливаясь в длинном коридоре.

— Иди прямо, не промахнешься, — грубо сказал подросток с автоматом.

За коридором обнаружилась достаточно большая комната с плотными жалюзи на окнах. Горевшая в углу маленькая свечка, несмотря на скудный свет, позволяла оценить и размер, и убогое убранство жилища двух пацанов. Две кровати с кучей грязного белья, табурет и стол. Маленький половичок на полу. Закопченный металлический чайник среди грязных тарелок и кружек.

— На кровать пошел! — продолжал командовать подросток с автоматом.

Видимо, тяжесть настоящего оружия в руках придавала ему не просто уверенность, а ощущение могущества. Руслан вспомнил, как блестели глаза Макса, когда у того в руках оказался автомат. С трудом поборов искушение броситься на пацана и отобрать у него оружие, он послушно уселся на кровать. Ситуация складывалась абсолютно дурацкая: хотя угрожающий голос подростка звучал смешно, автомат у него в руках был вполне настоящий. И, снятый с предохранителя, мог наделать немало бед в неопытных руках.

— Вон там веревка лежит. Вяжи себе руки и привязывайся к спинке кровати! Да как следует вяжи, а то мне уже доводилось мочить тупых придурков!

Тяжело вздохнув, Руслан соорудил на спинке кровати рифовый узел, потом таким же узлом, изловчившись, связал руки и показал их грозному хозяину оружия.

— Ничего себе, накрутил петель, — подал голос парень с факелом. — Соображаешь, что с нами шутить нельзя.

Голос у него был потоньше, и угрозы в его исполнении смотрелись еще более комично. Оба рифовых узла Руслан мог развязать одним рывком связанных рук. Но раньше времени знать об этом пацанам было не обязательно.

— Ну вот, видите, я как следует связан и теперь полностью в вашей власти, — сказал он, поднимая перед собой связанные руки. — Может, теперь получится поговорить?

— Вопросы здесь задавать будем мы! — отчеканил пацан с факелом, и Руслану пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться вслух.

— Задавайте, — покладисто согласился он.

— А ты нам не указывай, что делать! — грубо сказал «автоматчик» и наконец положил свое оружие на стол. — Ну что, Андрюха, видал, как моя ловушка сработала? Всего несколько часов и у нас уж первый раб.

— Какая ловушка? — удивился Руслан.

— Он даже не понял! — возликовал подросток.

Тот, кого он назвал Андрюхой, с сомнением смотрел на Руслана. От его самодельного факела несло паленой тряпкой, а комната медленно наполнялась чадным дымом.

— Задохнуться хотите? — спросил Руслан, кивая в сторону факела. — В курсе, что угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха, но убивает очень качественно?

Андрюха испуганно посмотрел на товарища.

— Затуши, — сказал тот недовольно и принялся поджигать от горящей свечки еще несколько огарков, расставленных повсюду на блюдцах и пустых консервных банках.

— Слушай меня сюда, — когда старался говорить низким грубым голосом, владелец автомата выглядел еще беззащитней, чем раньше. — Отныне ты наш раб. Будешь делать, что мы скажем. Носить воду, искать еду, вещи стирать. Понял?

— Понял. А кормить будете? — с любопытством поинтересовался Руслан. — Я же взрослый мужик. Мне еды много надо.

— Кормить? — озадачился подросток. — Что найдешь днем, то и поешь.

— Фиговые из вас рабовладельцы, — печально усмехнулся Руслан.

Но подросток понял его усмешку по-своему:

— А ты что думал? В сказку попал?

— Так что за ловушку вы тут построили? — спросил Руслан. — А то я так быстро в нее попал, что даже заметить не успел.

— Ну как же, — сказал подросток, кидая быстрый взгляд на вошедшего из коридора Андрюху. — Так все вокруг подъезда устроили, чтобы в него хотелось зайти.

— На улице темно, как ночью в тумане под водой. Хотя открытая подъездная дверь…

— Вот именно, — победно сказал подросток. — А теперь заткнись. Будешь говорить, только когда я прикажу. Понял?

— Понял, — добродушно сказал Руслан.

Проблема с ночлегом решилась сама собой. К тому же у пацанов был автомат. Может быть, даже исправный и заряженный.

— Хозяин, можно спрошу? — сказал Руслан и, дождавшись милостивого кивка, продолжил: — Есть вода? Просто умираю от жажды. И до счастливого рабского утра могу просто не дожить.

— Андрюха! — повелительно сказал подросток.

Пока Руслан жадно пил из пластиковой бутылки принесенную Андрюхой мутную, явно речную воду, оба пацана в полной тишине разглядывали своего нового «раба».

— Ты кем до катастрофы был? — по-хозяйски, с барскими интонациями в голосе спросил подросток.

— Обещай, что если удивлю тебя, ты скажешь, как тебя зовут, — дружелюбно сказал Руслан, опуская бутылку.

— Еще чего!

— Боишься, что ли? — усмехнулся Руслан. — Мне же все равно как-то придется к тебе обращаться, пока я буду гнуть спину на твоих плантациях.

— Хорошо, — снисходительно ответил подросток. — Но только если очень сильно удивишь.

— Несколько дней назад я проснулся на орбите и выяснил, что нас с напарником на Земле больше никто не ждет. Потом напарник погиб, а мне удалось активировать спускаемый аппарат. Космонавт я, ребята.

— Врешь! — недоверчиво сказал подросток, но по его лицу было видно, что он уже готов поверить в эту невероятную историю.

— Точно брешет, — неуверенно сказал Андрюха. — Ты все равно наш раб. И на такой ерунде нас не проведешь.

— Хотите, расскажу, как выглядит сейчас Земля с орбиты?

— Тихо! — сказал вдруг Андрюха. — Какой-то звук в подъезде.

Он встал, осторожно выглянул в темный коридор, показал своему товарищу пальцем на автомат и на цыпочках двинулся в сторону входной двери.

— Замри, космонавт! — свирепо зашипел подросток, осторожно поднимая со стола оружие.

Через несколько секунд Руслан остался один, но заскучать не успел. Из подъезда донесся слабый вскрик и ожесточенное собачье рычание. Что-то с грохотом упало, рычание усилилось, к нему добавился яростный лай. По пустому подъезду заметалось разноголосое эхо отчаянной схватки не на жизнь, а на смерть.

С первыми же звуками Руслан дернул за одну из веревок, легко распуская грозный на вид узел. Быстро огляделся, схватил табуретку и бросился в коридор.

В подъезде снова метались языки пламени факела. Рычали собаки, отчаянно вскрикивал один из пацанов. Андрюха лежал у самого выхода из квартиры в подъезд. Руслан едва успел заметить его и перепрыгнуть, краем сознания отметив неестественную позу подростка. Второй с бесполезным автоматом, болтающимся на груди, пытался стряхнуть с себя двух собак, вцепившихся в обе руки. Третий зверь, осторожно обходя горящий на полу факел, готовился броситься на беспомощную жертву.

С надсадным криком Руслан метнул в собаку табурет и сразу же кинулся следом. Зверь лишь успел повернуть голову — в следующий момент тяжелая деревянная конструкция смела его в сторону. Остальные два пса отпустили пацана и в испуге шарахнулись прочь от нового противника. Мощным пинком Руслан сломал одному зверю заднюю лапу, и тот с громким визгом умчался на улицу. Второй успел сбежать невредимым.

— Живой? — Руслан быстро осмотрел пацана, отметив прокушенные клыками раны на запястьях.

Тот лишь испуганно кивал и продолжал таращиться в темноту.

— Говорил же, — зло сказал Руслан, — что дверь надо закрыть. Ловушка, ловушка! Ты чего не стрелял-то?

— С предохранителя не успел снять, — подрагивающим голосом, едва слышно ответил подросток.

— Дай сюда, — Руслан властным движением стащил автомат с шеи пацана. — Патроны хоть есть?

— Есть, всё работает, я пробовал. Только с предохранителя не успел…

Руслан сдвинул предохранитель на стрельбу очередями.

— Где Андрюха? — словно просыпаясь, спросил подросток, осматриваясь.

— Возле двери лежит. Посмотри, что с ним. А я все-таки закрою дверь, — устало сказал Руслан, ощущая, как его «отпускает» и начинают подрагивать руки.

Но едва он шагнул к выходу на улицу, в дверь ворвалось сразу несколько собак. Факел уже почти потух, и в его слабом мерцании Руслан успел заметить только несколько крупных четвероногих силуэтов. Спас лишь готовый к стрельбе автомат.

Отшатнувшись назад, Руслан практически в упор дал длинную очередь, мгновенно превращая горящие глаза и оскаленные пасти в агонизирующий фарш. От грохота выстрелов заложило уши, пламя ослепило, пороховая вонь забила глотку и легкие. Действуя практически на ощупь, Руслан прикрыл дверь и тут же принялся мастерить засов.

Четверть часа спустя, когда выяснилось, что собаки разорвали Андрюхе горло и помочь ему уже не смог бы и опытный хирург, Руслан увел рыдающего второго пацана на верхний этаж и уложил спать в одной из пустых квартир.

— Завтра пойдешь со мной, — сказал он хлюпающему носом подростку. — Нечего тебе здесь одному делать. Родителей, я так понимаю, нет?

— Нет, — тихо ответил мальчишка. — Когда мы с братом проснулись, от них одни лишь кости остались. Теперь и брата у меня нет.

— Андрюха, стало быть, брат тебе, — не зная, как утешить пацана, растерянно сказал Руслан. — Ты закрывай глаза и попробуй уснуть. А я тебе расскажу, как красива наша планета при взгляде из космоса. Ты, кстати, обещал сказать, как тебя зовут, если мне удастся тебя удивить.

— Васька, — прошептал пацан.

— Так вот, Василий, представь себе среди черного-пречерного бесконечного пространства огромный бело-голубой шар…

И в темноте мрачной холодной квартиры словно распустились сияющие созвездия, закружились в неудержимом хороводе планеты и, закрывая пугающий мрак бездонного космоса, поплыла к людям родная, всегда ждущая их домой Земля.

Васька давно заснул, а Руслан все говорил и говорил, не в силах остановиться и навсегда забыть о космическом пространстве, возвратиться в которое, ему было не суждено.

* * *

Почти всю дорогу до разрушенного моста Васька молчал. Руслан не пытался разговорить пацана или как-то утешить. Просто шел впереди, иногда уточняя дорогу. Пару раз на них выходили люди с обозленными, голодными взглядами, вооруженные кольями, ножами и дубинами, но, завидев автомат в руках Руслана, ретировались. Патрулей полиции они не встретили. Так что до новой реки добрались, можно сказать, без происшествий.

Схему переправы пришлось продумывать вновь и вносить коррективы. От веревки пришлось отрезать кусок и привязать им к себе пацана, на случай если сорвется. Больше всего Руслан переживал, выдержит ли копье увеличившуюся нагрузку и сможет ли Васька подняться на опоры. Но все прошло достаточно гладко. Древко не сломалось, а пацан оказался вполне спортивным, чтобы суметь подняться по веревке.

Сидя на другом берегу и отжимая белье, Руслан похвалил:

— А ты молодец.

Васька посмотрел на него исподлобья — не издевается ли? Увидел, что нет, но все равно ничего не сказал. Потом поели — те продукты, что взяли из квартиры пацана.

Проходя мимо дома, где спрятал оружие и вещи Сашки-шамана, Руслан остановился. Хотел попросить пацана подождать снаружи, но решил не наступать на одни грабли дважды и взял с собой. Ни лука, ни стрел, ни рюкзака, ни даже ботинка в тайнике не оказалось. Вариантов, куда они делись, было столько, что Руслан решил не забивать ими голову. Нет — и нет!

К торговому центру добрались уже к вечеру. На крыше сидел дежурный. Подумалось, что надо бы какую-то маскировку придумать, а то слишком заметно. Может, даже надстройку на поребрике с амбразурами соорудить, чтобы снаружи не могли определить, где караульный находится. Вообще, много всего придется еще сделать в плане обороны…

Руслан подошел к проему в стене и постучал в ворота кулаком. Заметил взгляд пацана, осматривающего конструкцию из автомобилей.

— Как тебе?

Васька продолжил осмотр, потом пожал плечами: мол, нормально.

За воротами послышались шаги.

— Кто такие? Чего надо?

Голос Руслан не узнал, заглянул в щель, пытаясь разглядеть говорившего.

— Свои. А надо… пройти.

— Чешите отсюда, и так места уже нет.

— Не понял…

— Чего не понял? Бери своего хлопца и валите отсюда.

— А теперь слушай сюда! — Руслан недоумевал, пытаясь сообразить, что происходит, кто с ним разговаривает, и почему всё так резко изменилось за те три дня, которые он отсутствовал. Решил ответить наглостью на наглость: — Открывай ворота, иначе я сам это сделаю, а когда войду, то размажу тебя по стенке.

— Не пугай, пуганые. Ступай, говорю.

— Слушай, а ты, может, не только тупой, но еще и пуленепробиваемый? Не желаешь проверить?

— Ах, вот ты как! Ну, смотри, я предупреждал, — ответил незнакомец и бросился бежать с воплями: — Тревога! Тревога!

Руслан ничего не понимал. Стрелять он, конечно, не собирался, но и уходить тоже. Если кто-то захватил торговый центр в его отсутствие, то он собирался выяснить, кто именно и что стало с прежними обитателями. На всякий случай, автомат с предохранителя снял, сам отошел в сторону от ворот, а пацану велел спрятаться.

На крыше народу заметно прибавилось. Человек двадцать с луками стояли возле поребрика, и от основного входа двигалось не меньше десятка вооруженных мужчин.

— Эй, снаружи, — раздался голос Алексея, — в чем проблема?

Руслан вернулся к воротам:

— Я думал, это ты мне скажешь.

— Вот блин, — с досадой проговорил бывший тренер и кинулся отпирать засов. — Ну, Семен! Всех же предупредил, что ждем своих. Чем слушал, не знаю!

Руслан не помнил никого в торговом центре по имени Семен. Он подозвал Ваську взмахом руки и прошел через ворота.

— Руслан! — Алексей шагнул ему навстречу, пожал руку и обнял, как давнего приятеля, которого не видел десяток лет. — Прости, что так… у нас тут такое творится…

— Да я вижу. Васька заходи.

Алексей остановился и посмотрел на пацана, потом на Руслана.

— Васька? А Сашка где?

— Погоди, а он не вернулся?

— Как с тобой ушел, так мы его и не видели. Похоже, нам обоим есть что друг другу рассказать.

— Это точно.

Руслан осмотрел окружавших людей и понял, что половину из них он видит впервые.

ГЛАВА 4

В торговом центре стало непривычно многолюдно. Ходили незнакомые мужчины и женщины, играли дети. На Руслана смотрели с любопытством, некоторые — с подозрением или опаской.

— Что тут происходит? Откуда взялись все эти люди? — спросил Руслан, пока поднимались по эскалатору.

— Начали приходить в тот же день, когда ушли вы с Сашкой, — ответил Алексей. — Уцелевшие из сел и деревень. Они в Пензу неделю пешком добирались. Да ты и сам нескольких прислал.

— Значит, всё же пришли. Хорошо. Я поднимусь к себе, переоденусь, потом загляну, ладно? Скажи, чтобы поесть приготовили и пацана, что я привел, устроить бы куда-нибудь. Его Василием зовут.

— Хорошо. Приходи. Я распоряжусь пока.

Руслан направился к себе, не переставая удивленно осматриваться. Почти во всех отделах второго этажа теперь кто-то жил. Он сдвинул штору, зашел в свой отдел.

— Руслан! — радостно воскликнула Наташа, подскочила к нему и поцеловала.

Он почему-то не ожидал такой эмоциональной встречи и первые секунды растерянно стоял, потом обнял девушку и ответил на поцелуй.

— Я соскучилась, — сказала она, оторвавшись от него.

В ее голосе смешались радость, нежность, требовательность.

— Я тоже… очень, — ответил он искренне.

Наталья отклонилась и посмотрела на что-то у него за спиной.

— Ты кто? — с улыбкой спросила она.

Руслан оглянулся.

В дверях стоял Васька.

— Я его раб, — ответил пацан.

Все веселье Наташи, как рукой сняло. Она недоуменно посмотрела на Руслана.

— Васька, что за чушь? — спросил он.

— Ты же взял меня в плен.

— Какой плен, — покачал головой Руслан. — И ты что, всю дорогу шел со мной, считая, что мой раб?

— Ну, ты же взял меня с собой. А потом защищал меня — свою собственность.

— Вася… у меня и так мозги плавятся от переизбытка информации. Я попросил Алексея, чтобы он определил тебя куда-нибудь. Наверное, к другим мальчишкам. Иди туда и выброси из головы эту чушь. Мы все тут свободные люди. И я, и ты.

— Правда? — настороженно уточнил пацан.

— Правда.

— Даже после того, как я сам взял тебя в рабство?

— Да, даже после того!

Василий поразмышлял, потом склонил голову набок, серьезно посмотрел на Руслана и спросил:

— Я могу уйти отсюда, если захочу?

— Можешь.

— Автомат отдашь?

— Нет. Это трофей. Он мой. Всё по-честному.

Штора откинулась, появился Алексей.

— Я что-то не могу найти твоего… а, вот он. Ну привет. Я Алексей, командую этой общиной. Пошли, покажу, где будешь спать, — он посмотрел на Руслана с Наташей и добавил: — Давайте недолго. Еду и чай ко мне принесли. А разговор, похоже, будет долгий.

Он увел пацана с собой.

Наташа посмотрела на Руслана.

— Можно, я тоже с тобой пойду?

— При одном условии.

— Каком?

— Покажи мне еще раз, как ты соскучилась.

* * *

К Алексею пришли не только Руслан с Наташей. В отделе у бывшего тренера собрались в общей сложности восемь человек. Послушать рассказ захотели Толян, Петрович, Иван, Тамара и один из вновь прибывших.

— Илья, — представил Алексей невысокого кучерявого мужчину лет за пятьдесят, чем-то напоминающего его самого, только еще шире в плечах и почти без шеи. — Это он привел сюда людей из деревень.

Мужчины пожали руки. Руслан сел за стол и не смог скрыть удивления: рядом с тарелкой лежало большое красно-желтое яблоко.

Рот сразу наполнился слюной.

— Откуда?

— Гостинец! Ты не обращай на нас внимания, ешь и слушай, — сказал бывший тренер. — А я пока расскажу. Или давай лучше ты, Илья.

— Да чего рассказывать, — заговорил тот неожиданно приятным, низким баритоном. — Скотина передохла, разбежалась и одичала. Жратва пропала, дома прогнили, развалились. Думали, война началась. Но никто не нападал. Чтобы с голоду не помереть, начали рыбу ловить и охотиться. Благо, ружья у многих имеются, не сгнили. Охотников среди нас полно.

«Это хорошо», — отметил про себя Руслан, уплетая похлебку.

— Вроде начали худо-бедно обустраиваться, — продолжил Илья. — Но тут стало происходить что-то… что-то странное. Сложно так вот, объяснить. Не такое, конечно, как то, что уже случилось, но… Это всё на уровне слухов, предчувствий вроде как. Кажется, и большие расстояния между деревнями, но вести доходят быстро. Феномен, как любил говаривать один заезжий профессор. В общем, темное что-то надвигается.

При этих словах Руслан перестал есть. Почему-то ему сразу вспомнились черные существа из снов. Мистика, конечно, но ведь так и неизвестно, что на самом деле произошло тридцать лет назад и происходит сейчас.

— А подробнее можешь рассказать?

— Да ну где ж! — досадливо пожал плечами Илья, и шея у него словно вообще исчезла. — Народ из дальних деревень пропал, не появлялся никто. А уж раз в день-то точно приходили, кто новостью поделиться, кто наоборот — узнать. И вдруг, как отрезало: ни единого человека. Кто к ним из наших ходил — ни один не вернулся. А с неделю назад начали чужаки появляться. И всё далече держались, а к ним начинаешь идти — скрываются. Не разглядеть, кто такие.

— Люди? — непроизвольно спросил Руслан.

— Конечно, люди, кто ж еще! Тут народ начал поговаривать об оккупантах. Ну, мы посовещались и решили в город рвануть. Хозяйства не осталось, домов, можно сказать, тоже. А здесь хоть стены кирпичные ну и людей побольше. Дичи настреляли и пошли. По пути много деревень, сгоревших и водой, смытых видели.

— Так сколько в итоге у нас человек? — спросил Руслан.

— Без малого — сотня, — ответил Алексей, — примерно поровну мужчин и женщин. Двенадцать детей и подростков, несовершеннолетних, в общем.

— А оружия?

— Шесть… с твоим — семь автоматов, восемнадцать дробовиков и полсотни луков.

— А по продовольствию? Надолго хватит?

— Еды достаточно, — вступила в разговор Тамара. — Илья и его охотники принесли с собой рыбу и мясо. Уже разделали и засолили. И много фруктов.

Руслан как раз взял в руки яблоко, посмотрел на Наташу, предлагая взглядом. Та улыбнулась, покачала головой. И тогда он, не скрывая удовольствия, впился в сочный плод зубами.

— М-м-м… Как же вкусно!

— На здоровье, — без улыбки проговорил Илья. — С моего сада. Не зря я этот сорт выводил. Другие в дичку переродились, а этот стойкий.

— Сумеем здесь такие вырастить? — сразу спросил Руслан.

— Почему нет? Сумеем. Время только потребуется, и руки приложить.

Пока ел яблоко, на короткое время показалось, что жизнь начала налаживаться. Неспешно, робко, словно оправляясь после долгой болезни, но начала. Появилось ощущение, что не все потеряно, можно еще многое восстановить… или создать новое! Может быть, наступила эра великих открытий и свершений? Судьба даровала полную свободу для полета человеческой мысли и творчества. Каждый, кто захочет — сможет проявить себя. Это словно новая эпоха Возрождения…

— Так, а что ты узнал? — вернул Руслана из страны мечтаний на бренную землю голос Алексея.

— Я?.. — он подумал, с чего лучше начать. Собрался с мыслями и сказал: — Нам придется воевать.

Его заявление не вызвало особого восторга, но никого и не ошарашило. На другое, видимо, и не рассчитывали.

Алексей задумчиво покивал, но не сказал ни слова, ожидая продолжения рассказа.

Руслан поведал обо всем, что он увидел и услышал, озвучил свои догадки и предположения, и как профессиональный докладчик закончил свое «выступление» выводами:

— Я считаю, что у нас не больше недели. Они придут за нами, за новой рабочей силой, за припасами. В этой части города, мы — самая крупная община. Юрасов не позволит нам сохранить независимость.

Наступила тишина. Присутствующие обдумывали услышанное.

Потом Алексей спросил:

— И что нам делать?

— Вариантов не много: либо сдаваться, позволив превратить себя в рабов, либо защищаться.

— С женщинами и детьми воевать против спецназа? — хмыкнул Петрович.

— И что? — вдруг резко сказала Тамара. — Думаешь, мы боимся? Я всю жизнь боролась, пыталась чего-то достичь и добилась! Пусть сейчас этого уже нет, но тогда никто мной больше не командовал! И теперь не будет! Если вы, мужики, решите, что нужно воевать, чтобы защитить нас и нашу жизнь, наше будущее, то мы вас поддержим, чем сможем. Если мне и суждено будет всю оставшуюся жизнь стирать белье, в поле работать и еду готовить, то я буду делать это для тех, для кого сама захочу. А не для кого заставят.

Руслан смотрел на нее и думал, что Тамара действительно была сильнее многих мужчин. Не физически, конечно, но духом, волей.

— Так что, Руслан, сынок, если у тебя есть план — говори! — продолжила женщина. — Потому что всем вам есть кого защищать. Тебе Лёша — дочку, Петровичу — жену, Руслану — Наташу. А ты, Илья, хочешь вырастить новый сад? Так что мужики, вы думайте, а мы вас не бросим.

Она оглядела мужчин. По очереди заглянула каждому в глаза. Добавила:

— Я пока пойду, наверное, чтобы не мешать. Посмотрю, что на кухне творится. Наташенька, не поможешь мне, милая?

Когда женщины ушли, в отделе некоторое время висела тишина. Потом заговорил Илья:

— А у нее мужик есть?

— Нет, — ответил ему Петрович.

— Нравятся мне такие бабы. Моя жена на нее похожа была.

— Не проснулась? — с сочувствием в голосе спросил Толян.

— Нет. Погибла лет десять назад… ну, в смысле, лет за десять до этого.

— И ты что, потом не женился?

— Любил я ее сильно, — пояснил Илья. — Тот дом наш был… ее. Не мог я никого туда привести.

— Ясно, — протянул Толян.

— Хрен тебе, что ясно, молокосос, — хмуро проговорил Петрович. — Тебе еще самому жениться надо, детей завести, а не в войну играть. Думаешь, спецназовцы в тебя огрызками кидаться будут?

— И что предлагаешь? — спросил у него Алексей. — Бежать? Куда?

— Не знаю, — потупил взгляд Петрович.

— То-то и оно, что некуда. Не забывайте еще о том, от чего Илья со своими в город подался, — напомнил бывший тренер.

— Да, — кивнул Руслан. — Это тоже надо выяснять. Пока у нас лишь слухи и… предчувствия. Конкретной информации и угрозы нет. Поэтому предлагаю заняться укреплением обороны со стороны центра, а параллельно выслать разведотряд.

— Что, все-таки будем воевать? — спросил Петрович.

— Слушай, — хмуро произнес Алексей, — тебя никто не держит. Забирай еды, сколько унесешь, и ступай на все четыре стороны.

— Вот чего ты сразу в бутылку лезешь? Я разве сказал, что ухожу? Просто уточнил! Не каждый день с луками против автоматов собираешься выступать. Мне вот интересно, а гвоздики, что мы вместо наконечников используем, смогут их бронежилеты пробить?

На его сарказм никто не обратил внимания, зато Илья поднял палец, привлекая внимание, и произнес:

— Кстати! Я что еще хотел сказать. У нас туткузнец есть. Он из этих… не помню, как называют… которые в рыцарей играют.

— Ролевик, — подсказал Руслан.

— Вроде не так, но неважно, — махнул рукой Илья. — Главное, что он в оружии толк знает. Видел я его коллекцию. Если кузню сделаем, то наконечники выкует самые настоящие. И над луками вашими он смеялся, «детскими» называл. Говорил, что боевые не так делаются. Думаю, он знает — как. И может научить.

— Завтра с утра приводи его ко мне, — велел Алексей. — Пусть скажет, что ему надо для кузницы.

Обсуждение того, что необходимо сделать в первую очередь, затянулось почти до утра. Когда Руслан пришел к себе, Наташа уже спала. Он тихонько лег рядом, обнял ее и заснул.

* * *

На следующий день Алексей собрал всех, разъяснил сложившуюся ситуацию, рассказал о принятом решении обороняться и предложил тем, кто не согласен с этим, покинуть торговый центр, взяв запас еды и воды. Времени на размышления дал час.

Желающих не нашлось, хотя Руслан ожидал, что несколько человек все же уйдут.

— Что ж, раз вы так решили, то не будем терять времени, — сказал Алексей. — Приступаем к работе.

На складе нашлись мешки с цементом, который, естественно, давно окаменел, но его разбивали кувалдами и снова использовали для изготовления раствора. Свозили отовсюду кирпичные обломки и возводили вокруг гипермаркета стену — там, где был просто забор из сетки. Подростков — Макса и Витю — отрядили в помощники кузнецу. Как и говорил Илья, его человек, представившийся Родионом, но сразу попросивший называть его Радомиром, не отказался поделиться своими знаниями и даже очень гордился тем, что к нему обратились.

Руслан вкалывал наравне со всеми. Васька, должно быть, считая, что делает это совершенно незаметно, старался все время держаться к нему поближе.

Но после обеда Руслана позвал к себе Алексей. Когда он пришел, там уже был и Илья.

— Что решим с разведкой? Надо же выяснить, что нам еще может угрожать.

— Хочешь, чтобы снова я пошел?

— Нет, — покачал головой бывший тренер. — Ты здесь нужен. Кроме тебя никто больше не обладает необходимыми инженерными знаниями. Посоветоваться позвал, кого послать? Думаю, что кого-то из охотников Ильи и наших двоих.

— Петровича, — без раздумий сказал Руслан. — Он мужик крепкий, хитрый и разумный.

Вдруг сзади раздался тонкий голос:

— Можно я пойду?

— Васька, ты чего тут делаешь! У нас совещание…

— Я знаю, подслушивал. Можно я пойду с Петровичем?

— Пацан, ты понимаешь, что это очень опасно? В прошлый раз мы потеряли человека, а нас было пятеро мужиков…

— Я все равно пойду, — перебил его Васька, показывая всем видом, что переубедить его не удастся. — Ты сам сказал, что я свободный человек. Поэтому с твоей стороны разумнее будет отправить меня официально, чем выяснять потом, куда я делся.

Алексей посмотрел на Руслана:

— Где этого шустряка откопал? Там есть возврат по гарантии?

— Боюсь, что нет, — Руслан задумался. Решил: — Ладно. Ты знаешь Петровича?

— Не-а, — покачал головой пацан.

— Вот и хорошо. Приведешь его сюда через три минуты — пойдешь с ним. Не успеешь — остаешься. Илья, я у тебя часы заметил. Идут?

— Да.

— Засекай.

Васька растерянно смотрел на Руслана, но тот отвернулся и продолжил разговор.

— Кого из своих пошлешь? — обратился он к Илье. — Лучше бы того, кто с ножом неплохо управляется, потому что ружье им с собой только одно дадим. Арсенал и так скудный.

Сзади послышался быстро удаляющийся топот. Руслан почему-то нисколько не сомневался, что меньше чем через три минуты увидит здесь Петровича.

И не ошибся…

Разведчики отправились в путь на рассвете. Четыре человека на велосипедах покатили по дороге. Руслан провожал их взглядом и надеялся, что в этот раз все закончится не так печально, как в прошлый. Странно, но он чувствовал какую-то ответственность за мальчишку, который всего пару дней назад хотел сделать из него раба.

После завтрака Руслан не успел еще переодеться в рабочую одежду, а к нему уже ворвался Алексей и выпалил:

— Степан сбежал!

Кинулись к подсобке. Замок был выломан, на полу валялся ржавый лом — видимо, заключенные случайно нашли его где-то под мусором, освободились и скрылись. На всякий случай, обыскали весь торговый центр, проверяя, не затаились ли беглецы в ожидании ночи. Поиски не принесли результатов, и все вернулись к работе.

— Твою мать, — подосадовал Алексей, — и так времени в обрез, а теперь еще меньше стало. Как думаешь, сколько им понадобится, чтобы добраться до своих хозяев и все рассказать?

— Не знаю, — ответил Руслан. — Нам же наверняка неизвестно, как они через реку переплывали, — поэтому сложно сказать. Давай считать, что у нас три дня.

Он ошибся. И узнал об этом уже ночью.

Львиный рев разбудил всех. Началась суматоха. Новые жители торгового центра не знали о хищниках и пришли в ужас. Едва не началась паника, испуганным выглядел даже Илья.

— Спокойно! — скомандовал Алексей. — Женщин и детей увести. Охотники с ружьями — к внутренним воротам. У кого самые мощные луки — со мной на крышу. Остальным быть наготове.

Руслан взял автомат и поднялся вслед за бывшим тренером. Там они присели у поребрика и стали вглядываться в темноту.

— Я надеялся, что они не вернутся, — проговорил Алексей.

— Меня беспокоит другое: стена не достроена, если сообразят по откосу подняться наверх, то перепрыгнут во двор.

— Может, и к лучшему. Перебьем всех и думать забудем. Одной опасностью меньше.

Руслан не мог не согласиться.

Только случилось всё иначе…

Снова послышался рев. И вслед за этим в сгоревшей пятиэтажке, расположенной через дорогу слева от торгового центра, началась стрельба. Закричали люди.

Руслан никак не ожидал такого поворота событий.

В окнах верхнего этажа дома постоянно мигали вспышки выстрелов, ночь разрывали звуки автоматных очередей, прерывавшихся воплями боли — человеческими криками и утробным рычанием хищников.

— Да что там происходит? — в недоумении проговорил Алексей.

— Лёха! Макеев никуда не уходил! — догадался Руслан. — Они там!

Он кинулся к лестнице.

— Ты куда? — удивленно спросил бывший тренер.

— Лёха… Они же люди!

Руслан быстро спустился и побежал к воротам.

— Открывай! — крикнул он на ходу, потом посмотрел на охотников: — Мужики, кто на крупных хищников охотился? У кого самые мощные ружья?

— У меня шестнадцатый калибр, — отозвался один, среднего роста с аккуратно подстриженной темной бородкой. — На медведя ходил.

— Сойдет! Еще кто? Быстрее! Там люди гибнут!

— У меня тоже шестнадцатый, но я не ходил на медведя, — сказал парень лет двадцати пяти.

— Да все равно! Там львы! Значит, вы оба за мной! Толян, Иван, берите самые длинные копья. Пошли!

Он выбежал из торгового центра и повел свой маленький отряд к внешней стене.

Стрельба в пятиэтажке продолжалась. Раздался хлопок, и из окна вылетела красная ракета, с шипением устремилась к соседнему дому, оставляя за собой дымный след и освещая все вокруг. Она стукнулась о стену, отскочила и догорала уже на земле, среди кустов.

Уже на самых подступах к зданию Руслан остановился. Он только собрался определить порядок, в каком проникать в дом, как над головами громыхнул взрыв.

— Нас-то не подстрелят? — обеспокоенно спросил бородач.

Ответа на этот вопрос ни у кого не было. После взрыва пальба длилась еще секунд пятнадцать, потом внезапно оборвалась, и сразу раздался крик.

Руслан бросился в темный подъезд. Бегом поднялся до третьего этажа и сбавил темп.

— Пусти, — услышал он сзади тихий голос охотника.

Тот протиснулся вперед, выставив перед собой двустволку, и добавил шепотом:

— Пусть за мной с рогатиной парень идет, если лев прыгнет — насадит.

Руслан понял, что под «рогатиной» подразумевалось копье. Пропустил вслед за охотником Ивана, сам пошел третьим.

Глаза более-менее привыкли к темноте, и она уже не казалась такой кромешной. Они поднялись на четвертый этаж и услышали над головами влажные чавкающие звуки, потом хруст и треск. Охотник остановился на миг, показал пальцем наверх. Стали подниматься. Медленно, затаив дыхание. На лицо Руслану что-то капнуло. Теплое, густое…

«Кровь», — понял он.

Капли зашлепали по одежде, но все эмоции будто отключились: ни страха, ни отвращения. Ноздри щекотал запах пороха и горячего металла. До пятого этажа остался один лестничный пролет. Выше, на площадке между квартирами, кто-то был.

Руслан навел на темное шевелящееся пятно автомат. В следующее мгновение раздался короткий рык, в темноте почувствовалось движение и одновременно с этим бабахнул выстрел из ружья. Руслан оглох и на какое-то время ослеп, но успел заметить во вспышке окровавленную морду львицы. Он рефлекторно нажал на спуск и шарахнулся в сторону. Автомат был не таким громким, как двустволка. Либо просто так показалось после выстрела охотника…

Выпустив короткую очередь, Руслан почувствовал, как рядом упала тяжелая туша.

Яростно закричал Иван. Зрение немного восстановилось, и Руслан разглядел, как тот раз за разом пронзает копьем тело хищника.

— Бежим! — вдруг заорал бородач.

В голове даже мысли не мелькнуло спросить «от кого?» или «зачем?». Руслан помчался вниз по лестнице что было сил. Перед ним перепрыгивали через ступеньки Толян и парнишка с ружьем, сзади слышался топот Ивана и бородача.

«Только не оступиться, не споткнуться, не попасть ногой на обломок кирпича, не упасть!» — больше в эти секунды он ни о чем думать не мог.

— Встретим его на выходе из подъезда! — прокричал на бегу охотник. — Влад, сразу направо и стреляй на упреждение! С пиками — по центру!

Выскочив на улицу, Руслан пробежал несколько метров и развернулся, вскидывая автомат. Иван тоже был снаружи, вильнул влево. Потом появился бородач, а следом — настигающий его лев. Стрелять Руслан не мог: охотник перекрывал ему линию огня. Он с ужасом понял, что сейчас хищник обрушит всю свою дикую силу на человека. Но выбежавший первым парень успел выстрелить, льва швырнуло в сторону. Зверь упал на землю, и Руслан в то же мгновение начал стрелять.

Пули рвали тело хищника, не позволяя подняться, но лев все равно пытался это сделать. Перезарядивший ружье бородач, встал рядом и пальнул по зверю практически в упор, прикончив его.

Руслан прекратил стрельбу и постарался восстановить сбившееся дыхание.

— Заряжайте. Пошли! — сказал он.

Прежним порядком вернулись в подъезд. Наверху было тихо. Наверное, от взрыва гранаты загорелись остатки мебели — когда они поднялись, пятый этаж слабо, но освещался.

На лестничной площадке нашли первый труп. Похоже, им закусывала львица. Но основная трагедия разыгралась в одной из квартир. Полы трехкомнатного помещения устилали тела людей и хищников. Никто не шевелился. В черных лужах крови поблескивали, отражая огонь, цилиндрики гильз. Под потолком витал сизый дым, стены изъели язвы от пуль и осколков.

— Настоящая бойня, — проговорил Иван.

Толян не выдержал, метнулся к окну, и его вырвало.

Руслан с трудом сдерживал подступающий к горлу ком. Он склонился над ближайшим человеком, проверил пульс и вздрогнул.

— Жив!

С трудом отпихнув накрывшую раненого тушу львицы, он перевернул его на спину.

Это был лейтенант Макеев. Бок оказался разодран до ребер, плечо прокушено, но грудь поднималась, пусть и совсем слабо.

— Проверьте остальных, — приказал Руслан.

Увы, в живых больше никого не осталось.

— Иван, Толян, ваши копья и куртки. Делайте носилки!

Руслан стянул с себя куртку, вывернул ее наизнанку и перевязал Макеева.

— Влад, беги и скажи доктору Васильеву, чтобы готовил операционную.

Парень кивнул и скрылся в темноте подъезда.

— Кладем! — сказал Руслан, когда носилки были готовы.

Лейтенанта погрузили и понесли. Охотник прикрывал.

В торговом центре их ждали. Несколько человек выбежали навстречу, помогли донести раненого. Доктор Васильев уже надел перчатки и приготовил инструмент.

— Кладите на стол! Пусть кто-нибудь шустрый будет неподалеку. Если мне что-то понадобится, я крикну.

— Да, док, хорошо, — кивнул Руслан.

— Ты ранен? — посмотрел на него Васильев.

— Нет, это не моя кровь.

— Тогда я спокоен. А теперь все вон отсюда.

С ним осталась только Татьяна.

К Руслану подошел Алексей.

— Это же лейтенант?

— Ага. — Руслану хотелось пить и умыться, но нужно было все рассказать. — Они не уходили. Наблюдали. Возможно, собирались напасть, но тут пришел Илья с людьми. Не решились… Это, конечно, лишь мои домыслы.

— Больше никто не уцелел?

— Нет. Львов перебили. Отправь с утра команду за оружием и телами.

— Обязательно, — кивнул Алексей.

— Степан тоже там, — после паузы произнес Руслан. — И двое других…

Бывший тренер ничего не ответил, лишь кивнул и ушел.

* * *

Люди, ходившие за телами, вернулись бледные. Похоже, увиденное потрясло их. Но Руслан опасался, что вскоре предстоит столкнуться с еще более ужасными вещами.

Арсенал общины пополнился пятью автоматами, таким же количеством пистолетов, ракетницей с двумя зарядами и одной осколочной гранатой. А на поле, недалеко от разрушенной заправки появилось семь новых могил.

Постепенно вернулись к насущным делам. К вечеру заработала кузница. Макс и Витя, усталые, чумазые, но довольные, показывали всем первый боевой наконечник для стрелы и наперебой рассказывали за ужином, сколько всего теперь можно выковать. Радомир скромно улыбался, слушая своих помощников, но тоже выглядел довольным.

Состояние лейтенанта Макеева оставалось тяжелым — выживет или нет, доктор Васильев сказать не мог. Он сделал все, что было в его силах. Оставалось только ждать.

Ночь прошла спокойно, но Руслан долго не мог заснуть. Сомнения терзали его: правильно ли он поступает? Может ли брать на себя такую ответственность? Сумеет ли защитить всех этих людей, поверивших ему?

Наташа почувствовала, что он не спит, прижалась к нему, обняла, прошептала на ухо: «Ты все правильно делаешь», поцеловала в щеку и заснула, положив голову ему на плечо.

Руслан улыбнулся, в который раз удивленный ее проницательностью, и вдруг понял, что в первую очередь должен перестать сомневаться в самом себе. Не будучи уверенным, что доведешь дело до конца — не стоит даже начинать. А он уже начал, и назад пути нет. Странно, но, осознав это, Руслан ощутил спокойствие, какого давно уже не испытывал.

Проснувшись, он подумал, что пора уже разработать план активной обороны торгового центра. И после завтрака пошел с предложением к Алексею. Всю первую половину дня они обсуждали, где расположить стрелков, как эффективнее использовать лучников, какие места в защите наиболее уязвимы.

С приходом новых людей в общине появились наконец часы. Механические наручные, целых три штуки. По просьбе Алексея, одни отдали на кухню, и обед с ужином теперь начинались ровно в час дня и в семь вечера соответственно.

Когда Тамара стала созывать всех в столовую, Руслан как раз заканчивал рассказывать, как можно было бы использовать близлежащие здания.

— Я бы расположил пару автоматчиков в развалинах за заправкой, — говорил он, одновременно рисуя схему на листе бумаги. Обозначил позиции стрелков и сектора обстрела для каждого. — Когда противник преодолеет перекресток, наши парни фактически окажутся у него в тылу и смогут накрыть огнем сзади. Только надо проработать план отхода, потому что позиции раскроют после первого же выстрела и бросят все силы на их устранение.

— Так пусть уходят назад и прячутся в траве. Вырыть ямы, накрыть деревянными щитами, а щиты замаскировать.

— Можно.

В коридоре послышался быстрый топот. Руслан подумал, что кто-то из мальчишек бежит звать на обед.

— Может, потом поедим? — посмотрел он на Алексея.

— Да, конечно.

Руслан повернулся, чтобы сказать об этом гонцу, но в помещение залетел Толян с горящим взглядом.

— Лёха! Там Петрович! Пленного притащил!

Руслан выбежал первым. Он был у эскалатора в тот момент, когда в здание заходил Петрович.

На плече у него висели три автомата и ружье. В руке он держал веревку, другой конец которой петлей обхватывал шею какому-то тощему, взъерошенному парню в военной форме, тащившему за собой волокушу из веток, на которой лежал Васька.

Руслан хотел крикнуть, чтобы позвали доктора, но тот и так уже направлялся к пришедшим, широкими шагами пересекая холл. Руслан подбежал к волокуше следом за Васильевым.

— Что с ним?

— Я похож на рентгенаппарат? — не оглядываясь, ответил доктор.

— Два пулевых ранения: в грудь и в плечо, — ответил вместо него Петрович. — В плечо — сквозное.

В голосе чувствовалась усталость, да и выглядел он изможденным. Одежда была изодрана, вся в темных пятнах.

Доктор Васильев попросил мужчин помочь отнести раненого мальчишку в операционную. Когда у пленного забрали из рук волокушу, он облегченно расслабил плечи и встал, закрыв глаза и шумно вздыхая.

Петрович сбросил оружие на пол, присел на кем-то заботливо принесенный табурет и сильно дернул за веревку.

Пленник схватился за горло и рухнул на колени. Захрипел, судорожными движениями стал растягивать петлю на шее. Судя по следам, Петрович проделывал подобный прием уже не раз. Но парень молчал. Расслабив петлю, он просто сел на пол, обхватил руками колени и опустил голову.

— Принесите воды! — велел Алексей. — Петрович, что произошло? Где остальные?

— Нет больше остальных, — угрюмо сказал тот, забирая кружку с водой и выпивая залпом. После чего добавил: — Этот вот с дружками всех перестреляли.

— Эй, тебя как зовут, солдат? — повернулся к пленному бывший тренер. — Ты откуда? Из какой части?

Парень молчал.

— Ладно, разберемся. Заприте его на складе, только проверьте, чтобы никаких ломов или еще чего там не оставалось. Петрович, ты как отдохнешь, приходи, расскажешь все, — Алексей хлопнул его по плечу.

Руслан мысленно похвалил его за то, что не стал выяснять детали при всех. Бывший тренер начинал превращаться в настоящего руководителя.

Когда собирали оружие, Петрович сказал:

— Там на волокуше еще рюкзак. В нем патроны.

Петровича ждали долго. Пришел он за час до ужина и явно с большой неохотой.

Послушать его рассказ позвали только Илью.

Разведчик сел и какое-то время просто смотрел в одну точку, словно прокручивал перед мысленным взором произошедшие события.

— Доехали мы до завала, — начал он, наконец, — я хотел спрятать их, как в прошлый раз, но Ренат сказал, что знает, как обойти. Провел он нас через лес, завал в стороне остался, но на дорогу возвращаться не стали — все равно ее до Камайки и нет. Как, собственно, и самой Камайки — один указатель торчит, как с Засечным. Я всё собак боялся, лай их слышал, но к нам они не приближались, далеко где-то шастали. Потом мы вышли к асфальту и поехали дальше. Добрались до Алферьевки, выгорела она почти дотла. Ну, ты, Илья, должен знать. Вы через нее, Ренат сказал, проходили.

— Ага.

— Ну, в общем, там мы переночевали, а утром поехали дальше. Завернули в Старое Демкино, ну там с ними и столкнулись… — Петрович замолчал, собираясь с мыслями. Его никто не торопил, ни о чем не выспрашивал. Ждали, когда продолжит. — В Старом Демкино на все село два дома уцелело. Те, что не сгорели, водой посмывало, а эти — как заговоренные. Мне бабка еще в детстве рассказывала, что бывают такие. Ну, обветшали, конечно, без крыш остались, но коробки стоят. Решили мы в одном из них привал устроить. Вот я еще сказал, давайте дальше пройдем, в следующий. Не захотели… — Петрович нахмурил брови, облизал губы, потупил взгляд. — Зашли мы в дом, а там сидят трое в военной форме. Костерок развели, чай греют. Мы им: «Здорово, мужики! Откуда будете?» А они — за автоматы… Рената и Ваську сразу положили… Но пацан немного в стороне стоял, за стеночкой. Та пуля, что в грудь попала, через кирпич сначала прошла, может, это и спасло… если спасло, конечно. Меня Дамир оттолкнул, а сам с ружья по ним… Странный он такой, — хмыкнул Петрович. — Всю дорогу молчал. Я над ним подшучивать начал. Вот он едет, улыбается, но все равно молчит. Ренат сказал, что он с детства такой, хотя говорить умеет. Они же братья были…

— Да, точно, братья, — подтвердил Илья. — Не помню, который старший.

— Ренат, — сказал Петрович и продолжил рассказ: — В общем, Дамир одного-то грохнул, зато двое других его изрешетили. Я сразу понял, что мне в живых тоже недолго оставаться, что меня сейчас просто через стену расстреляют. Но слышу, один из них магазин отщелкнул — патроны закончились у гаденыша. Я схватил копье и в комнату. А чего терять-то было? Что так труп, что так. Повезло мне. Тот ублюдок, что с заряженным автоматом был, наклонился к тому, которого Дамир с двустволки уложил. Он только ко мне мордой повернулся, тут я его на копье и насадил.

Последние слова Петрович произнес со злобной миной, сквозь стиснутые зубы. Но почти сразу губы его задрожали, он быстро провел рукой по глазам, поморгал, глубоко вздохнул и закончил рассказ:

— Третий сучёнок магазин-то вставить успел, а вот затвор передернуть — нет. Тут-то мы с ним по-нашему и поговорили. Потом я его связал, Ваське раны перетянул, сбегал веток нарубил, смастерил волокушу. Этого тварёныша в чувство привел и бегом домой.

— Ты молодец, — с уважением в голосе произнес Алексей.

— Да уж…

— Серьезно. Раньше за такие дела, медали вручали.

— Хватит! — вдруг, повысив голос, почти закричал Петрович. — За что медаль? За то, что мальца на пику посадил?

— Нет! — так же резко ответил Алексей. — За то, что живым вернулся и Ваську притащил! Еще посмотрим, что пленник скажет! А теперь — всё! Соберись! Если к нам головорезы Юрасова нагрянут, мы тоже не в воздух палить будем! Иди, отдыхай. Завтра ты мне понадобишься со свежей головой.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказал, поднимаясь, Илья.

Руслан остался.

— Когда планируешь с пленным пообщаться? — спросил он.

— А когда лучше допрашивать? Утром, днем, вечером?

— Ты думаешь, я когда-нибудь допрашивал?

— Да кто знает, чему вас, космонавтов, учат…

— Ну, точно не тому, как допрашивать пленных, — развел руками Руслан. Задумался. Через некоторое время сказал: — Ладно. Допрос — это психология. Надо найти слабое место у человека и надавить.

— Всё, что я знаю о допросах, — проговорил Алексей, — хороший полицейский — плохой полицейский. И кофе с сигаретами предлагают, чтобы ослабить бдительность… Шаблоны, в общем.

— Слушай, чего мы гадаем? Пошли, попробуем. Не получится хитростью, тогда будем думать о других методах.

Бывший тренер хмыкнул:

— Оптимистичный настрой. Ну пошли.

Они спустились к складским помещениям. Взяли факелы, раскладные стулья и вошли к пленному. Тот сидел на полу со связанными за спиной руками. В оранжевом свете чадящего пламени парень выглядел еще более измотанным, чем при обычном освещении. Губы были разбиты, под глазом темнел синяк. Он был худой, с впалыми небритыми щеками. Форма висела мешком.

Факелы прикрутили к стеллажам, тянущимся вдоль стен. Алексей садиться не стал — прислонился к стене плечом чуть в сторонке. Руслан же поставил стул напротив пленника и устроился поудобнее. Выдержал небольшую паузу, потом заговорил:

— Я не буду ходить вокруг да около, скажу сразу, как есть. У тебя два варианта: первый — сотрудничество, второй — смерть. В одном случае мы задаем вопросы, получаем на них ответы, после чего передаем тебя комендатуре, откуда ты, скорее всего, отправишься на принудительные работы, но останешься жив. В другом… отводим тебя через дорогу — не знаю, видел ли ты, когда шел сюда, несколько могил рядом с разрушенной заправкой, — расстреливаем тебя как мародера и закапываем. Причем первый вариант вовсе не исключает второго, в случае если покажется, что ты нам врешь. Часов у нас нет, поэтому времени на размышление дать не можем, уж извини. Решай прямо сейчас, хочешь ты жить или нет.

Парень молчал и не шевелился.

— Ладно, — безразлично сказал Руслан. — Сам выбрал.

Алексей подошел и начал поднимать пленника. Тот не сопротивлялся, но когда оказался на ногах, Руслан заметил на его губах улыбку.

— Чему радуешься?

— Тому, что вы тоже скоро все сдохнете, — прохрипел парень.

— Это мы еще посмотрим.

Бывший тренер вывел его из помещения. Руслан шел рядом, потом вдруг взял парня за локоть и увлек за собой.

— Тамара, — позвал он, заходя в столовую. — Организуй, пожалуйста, обед на одного.

— Хорошо, — ответила женщина.

Пленник непонимающе и с тревогой смотрел на Руслана.

— Не дергайся, я руки спереди завяжу. Садись.

Парень послушно сел за стол.

Появилась Тамара с тарелками и приборами.

— Только ложку, — сказал Руслан. Повернулся к Алексею: — Сходи за автоматами. И пусть Толян тоже приготовится, с нами пойдет.

Когда бывший тренер ушел, он сел напротив пленника и спокойно посмотрел на него:

— Ешь! Почувствуй себя человеком последний раз. Или хочешь сдохнуть, как голодная собака?

Парень ответил дерзким взглядом. Но потом скосил глаза на еду. Перед ним дымилась похлебка, исходило паром картофельное пюре из порошка и поблескивали жиром кусочки жареного мяса. Судорожно сглотнув, он посидел в нерешительности. Потом схватил ложку и начал есть. Когда закончил, Тамара принесла компот.

Руслан дождался, пока пленник допил, потом поднялся.

— Ну всё, пошли.

Парень угрюмо уставился в стол и не двигался. Подошел Алексей. Вдвоем они заставили пленника встать и повели к выходу.

У ворот их ждал Толян с тремя автоматами, перекинутыми через плечо. Руслан чувствовал, что на них все смотрят, и наверняка каждый догадывался, что сейчас должно произойти. Никто не проронил ни слова. Он повернулся и увидел Наталью. Вроде бы и не было в ее взгляде осуждения, но он все равно почувствовал себя неуютно.

Вышли наружу.

Солнце почти село. Из-за горизонта еще выглядывал край желтого диска, раскрашивая небо золотом.

Пленника перевели через дорогу, прошли чуть дальше могил, потом толкнули его вперед. Он сделал несколько шагов и остановился.

Толян раздал автоматы. Затворами лязгнули почти одновременно, и Руслан увидел, как вздрогнул парень, как напряглись его плечи.

— По моей команде! — сказал Руслан. — Целься…

Он приложил приклад к плечу и направил ствол пленнику в спину.

Секунды тянулись бесконечно долго. Сердце замирало от волнения.

И тут пленник не выдержал:

— Передовой отряд будет здесь через два дня, движется из Саратова по трассе Р158. Бывшие мотострелковые части, — затараторил он. — Пожалуйста, не стреляйте, не стреляйте! Я буду сотрудничать! Не стреляйте…

План сработал. Руслан все рассчитал правильно. Хотелось облегченно вздохнуть, но нужно было закрепить успех. Он подошел и ударил парня прикладом между лопаток. Пленник вскрикнул и упал на траву. Пинком под ребра Руслан заставил того перевернуться на спину и направил в лицо автомат:

— Численность. Вооружение. Отвечать не задумываясь, иначе башку прострелю!

— Триста человек… Стрелковое оружие и гранатометы… — По лицу парня текли слезы.

— Встать!

— Не убивайте! Я правду сказал! Не надо…

Руслан схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. Отошел к своим.

— Что думаешь? — спросил он, глядя на Алексея.

Тот оценивающе посмотрел на пленника, сказал:

— Я бы поверил. Но нужны подробности.

Они отвели его обратно в складское помещение и продолжили допрос.

Он сам и двое его убитых товарищей были разведгруппой. Со слов парня получалось, что сейчас к Пензе со стороны Саратова приближался один из передовых отрядов генерала Мысова, насчитывающий три сотни бойцов.

— Кто такой этот генерал Мысов? — спросил Руслан.

— Командующий армией. Когда стало понятно, что власть не в состоянии справиться с ситуацией, он перестал им подчиняться. Вывел все войска из города и перешел к действиям.

— Так он что, оставил гражданское население?

— Они все равно обречены.

— Какое благородство, — саркастично заметил Алексей. — Так он мразь, этот ваш генерал Мысов. И что, солдаты и офицеры его поддержали?

— Не все, были несогласные. Некоторые пытались остановить генерала, но их быстро ликвидировали. После этого часть народа свалила по-тихому, но многие остались.

— Получается, сейчас к Пензе направляется настоящая армия? Не рекрутированные гражданские, а срочники и контрактники?

— Ага, так. Но не только в Пензу, — хмуро ответил пленный. — Во все близлежащие крупные города.

— С какой целью?

Парень опустил взгляд и отвернулся.

— Эй! — Алексей потянулся и ударил ладонью его по лицу. — Сюда смотри и отвечай!

— Чтобы выяснить, какой из городов можно захватить! — огрызнулся пленник.

— Я не понимаю… вы считаете, что у нас здесь жизнь — сахар, что ли? — искренне изумился Алексей. — От Пензы ничего не осталось, как, думаю, и от большинства остальных городов. Не вижу смысла в ваших действиях. Вместо того чтобы пытаться восстанавливать свой город, планируете захватить другие… Да у нас так же хреново!

— Это вам-то здесь плохо живется? — агрессивно начал парень. — Да в Саратове вообще еды нет! Пока мы в отключке валялись, Балаковская станция рванула. Радиация была повсюду, хотя сейчас и ушла в землю уже… Но вы вон консервы жрете, а у нас они разве что не светятся. Друган мой не выдержал, слопал банку, так потом все внутренности и выблевал. Люди друг друга уже есть начали!

— Так почему у соседей помощи не попросить? Может, у кого-то не такая сложная ситуация?

— А ты бы поделился своими продуктами? Вы вон какую стену возвели вокруг своего магазина явно не от переизбытка гостеприимства.

— Мы принимаем всех, кто приходит. А стена — от таких, как вы, которые хотят не делиться, а себе все заграбастать.

— И что, целый город приняли бы?

— Не думаю, что вас очень много. Потери были у всех. Я сужу по Пензе. И пусть в Саратове населения больше, но здесь и атомная станция не взрывалась.

— Наши руководители посылали гонцов в соседние области. Самара и Тольятти затоплены, у оренбургских мор начался… И что нам оставалось делать? Подыхать?! Всем жить охота. И тебе, и ему, и мне!

— Но я не собираюсь на соседние области войной идти! В лесах дичи навалом! Ты мясо ел — думаешь откуда?

— Это у вас «навалом», а у нас все леса как ржавчиной покрыты.

— И чего? Я что ли в этом виноват? Или мужики, которых вы убили? А может, пацан пятнадцатилетний, который сейчас лежит с простреленной грудью? Вам плохо, и вы с вашим генералом решили, что пойдете и отберете всё силой? И плевать, что для этого придется убивать, — главное, чтобы вам хорошо жилось. А кто мешал взять инструмент, бросить свой город, раз уж в нем жить нельзя, и пойти восстановить какие-нибудь сёла? А? Молчишь. Вот именно. Правильно, да зачем вам это? Лучше уже готовое забрать. Твари!

Алексей встал, пленный испуганно отпрянул, но бывший тренер просто вышел из помещения.

Руслан тоже поднялся, забрал складные стулья и отправился вслед за Алексеем.

В принципе, что хотели — они узнали. Теперь стало понятно, о чем говорил Илья, и чего боялись его люди. Только легче от этого не стало. И без того непростая ситуация усложнилась в несколько раз. Но — странное дело — Руслан с удивлением и странным спокойствием осознавал, что знает, как надо поступить. Что предпринять и сделать. Единственное, в чем он не был уверен — в том, что остальные его поймут и поддержат.

С этими мыслями он зашел к бывшему тренеру.

— Так, Руслан. Что делать будем? — Алексей расхаживал по отделу, как зверь по клетке. — У нас все укрепления на центр ориентированы. Да и не готовы мы противостоять настоящей армии… Руслан!

— Успокойся! Надо подумать.

— Что тут думать? Не хочешь же ты предложить выступить против армии?

Руслан не ответил. Алексей посмотрел на него с удивлением во взгляде:

— Ты серьезно?

— Ну, подумай сам, какие у нас варианты…

— Да о чем ты? Нет у нас вариантов! Мы можем только бежать!

— Я так не считаю.

Алексей прекратил расхаживать, нахмурился и посмотрел на Руслана. Сел за стол, на котором были разложены схемы оборонительных действий, и подпер щеку кулаком, всем своим видом показывая, что ждет продолжения.

— Сам подумай, куда ты побежишь? Мысовцы вряд ли довольствуются захватом нашего торгового центра. Им нужен весь город. Это будет война не только за припасы, но и за территорию. Не думаю, что они станут брать пленных. Зачем им лишние рты. Если только потом, когда понадобятся рабы.

— Радужную перспективу рисуешь.

— Фактически — это будет тот же Юрасов, только с предварительным уничтожением любого, даже потенциального сопротивления. Захват власти бескровным не бывает. Как только войска войдут в город — начнется бойня. Они сейчас голодные, злые, жаждущие крови и не настолько сильные, чтобы позволить себе оставить в живых потенциальных партизан. Не знаю, что будет делать Юрасов, но думаю — сначала попытается сопротивляться, бросит всех своих полицейских в бой. А когда проиграет — сбежит.

— Так, и что мы можем сделать? Если даже вооруженная полиция, по твоим словам, не справится.

— Нет, Лёш… не «можем», а «должны». Мы должны попытаться остановить их, — Руслан говорил твердо, уверенно. — Подготовим торговый центр к эвакуации. Женщин, детей, нескольких мужчин. А сами выступим навстречу противнику и будем ждать их у завала на горе. Там будет наш редут. Позиция, на мой взгляд, неплохая: мы будем выше, укрыты стволами деревьев, подступы к нашим позициям труднопроходимы. Придумаем, как прикрыть фланги, и хрен они до нас доберутся! У нас нет времени строить новые укрепления, нет времени искать помощь. Если мы заставим их остановиться, то, как минимум, выиграем время для себя и для города. Но существует вероятность, что мысовцы, потеряв эффект неожиданности и поняв, что так просто город им не захватить, отступят и направят свои усилия в другую сторону. Не зря генерал послал сразу несколько отрядов по разным городам — он будет искать путь с наименьшим сопротивлением.

— Мы там все сдохнем, — уверенно произнес Алексей.

— Когда станет совсем туго, подадим сигнал ракетницей, чтобы оставшиеся здесь собирались. Потом сядем на велосипеды и свалим. Это даст нам фору и возможность эвакуироваться вместе со всеми.

Бывший тренер напряженно размышлял. Руслан понимал его сомнения:

— Никто не говорит, что будет легко, даже наоборот — невероятно сложно, но я считаю, что шанс есть и надо им воспользоваться.

— Мне нужно подумать, Руслан. Не готов я к такому.

— Только не долго. Времени в обрез. Парень мог и наврать насчет двух дней.

— Ага. И насчет трех сотен тоже, — Алексей откинулся на стуле, сложил руки на груди, поднял взгляд к потолку и задумался.

Руслан, чтобы не мешать, пошел к себе.

Наташа ждала его.

— Васька пришел в себя, — сказала она.

— Это хорошо, — без эмоций проговорил Руслан. — Скорее всего, через несколько дней придется отсюда уходить.

Девушка отвела взгляд, осмотрела отдел и спросила:

— Что возьмем с собой?

— Лучше всего — побольше еды. Столько, сколько сможешь унести.

— Подожди… А ты не пойдешь? — встревожилась Наташа. На краткий миг задумалась, потом спросила: — Что рассказал пленный?

Руслан невольно улыбнулся.

— Тебе в разведке надо работать. Рассказал, что сюда приближаются армейские части с намерением захватить город. Около трехсот человек.

— И ты решил остановить их, — произнесла девушка.

— Я должен…

— Конечно, ты должен! Кто кроме тебя? Больше ведь некому!

Руслан не ожидал от нее такой реакции.

— Наташ…

— Всё, Руслан. Поступай, как считаешь нужным.

Он только собрался сказать ей, что так надо, по-другому нельзя, как в дверь постучали. Заглянул Макс.

— Там Алексей всех собирает.

— Сейчас придем, — сказал Руслан. Снова посмотрел на Наташу, но та отвернулась и направилась к выходу.

Он только увидел, что она быстро вытерла глаза ладошками, перед тем как вышла в коридор. Став причиной ее слез, он чувствовал себя паршиво.

Горестно вздохнув, Руслан зашагал вслед за Наташей.

Алексей стоял внизу, спиной к открытым воротам. Пензенцы расположились вокруг него. Часть спустились в холл, кто-то сидел на ступеньках эскалатора, многие стояли на втором этаже, облокотившись на перила.

Алексей еще немного выждал и заговорил:

— Несколько дней назад мы собирались с вами здесь же, чтобы принять одно важное решение. Но сейчас обстоятельства изменились. Тот пленник, которого привел Петрович, рассказал, что сейчас к Пензе приближается передовой отряд армии генерала Мысова. Три сотни человек.

Над холлом разнесся возглас удивления.

— Между молотом и наковальней, — проговорил кто-то. — Шикарно!

Алексей продолжил:

— Теперь у нас только один выход — бежать. Собрать как можно больше припасов, инструменты, другие необходимые вещи и оставить этот торговый центр, успевший многим из нас стать новым домом. Куда идти, я пока не знаю. Если у кого есть идеи, может рассказать их мне после этого собрания. Но это еще не всё.

— Что еще-то? — спросила одна из женщин. — Очередной сюрприз?

— Нет. На этот раз просьба.

— Какая? — отозвались мужики. — Выкладывай! Сделаем!

— Мне нужно тридцать человек, чтобы попытаться остановить мысовцев.

Наступила тишина.

Алексей переводил взгляд с одного на другого, и Руслан видел, как мужчины опускают глаза. Он понимал их чувства: умирать никому не хочется.

Не получив ответа, бывший тренер снова заговорил:

— Знаю, что решиться на такое трудно, но мы должны попытаться защитить город.

— Ты называешь эти руины городом? — фыркнул один из мужчин, пришедших с Ильей. Руслан так и не успел узнать всех по именам.

— В этих руинах — тысячи беззащитных людей, — ответил Алексей.

— А чего нам лезть? Пусть вон полковник Юрасов со своими полицейскими воюет.

— Ты всерьез считаешь, что Юрасов на это отважится? Да он сбежит, как только запахнет жареным, и отдаст город на растерзание, лишь бы свою шкуру спасти.

— Я своего мужа на эту бойню не отпущу! — шагнула вперед невысокая худая женщина. — Что тридцать человек смогут сделать против трехсот? Мы уйдем!

— Людка, закрой рот, — зашипел на нее муж. — Чего ты лезешь!

— А ты мне рот не затыкай! — еще громче заговорила женщина. — Я что без тебя делать буду, а? Вас там убьют! Город надо защищать… а кто будет меня защищать? Уйдем подальше, и пусть эти мысовцы с юрасовскими грызут друг другу глотки из-за развалин. Может, поубивают друг друга. А мы переждем, отсидимся, а как все закончится, пойдем в ножки новой власти поклонимся и будем жить спокойно.

— Не выйдет, — спокойно сказал Алексей.

— У тебя не выйдет, а у нас выйдет! — голос женщины срывался, чувствовалось, что она вот-вот заплачет. — Хочешь сдохнуть — ступай. Но мужика своего я тебе не отдам!

— Если не остановить передовой отряд, за ним придет целая армия. Весь город будет в их власти. Они придут сюда захватывать территорию. Знаешь, я тоже не хочу умирать и оставлять дочку одну. — Услышав эти слова, девочка подбежала к отцу и обняла. Он погладил ее по волосам и продолжил: — Но я не вижу другого способа подарить ей нормальное будущее. Чтобы мой ребенок мог расти свободным, а не прятаться по темным углам и канавам, я готов пойти и против трехсот, и против трех тысяч. И я пойду! И те, кто хочет нормальной жизни для себя и своих детей, — тоже пойдут! И против мысовцев, и против юрасовских! И мы будем сражаться за это столько, сколько потребуется!

Бывший тренер взял дочку на руки, посмотрел на присутствующих, встретился взглядом с Русланом.

— Я не имею права приказывать, могу только просить. Сейчас я поднимусь к себе, а вы обсудите всё между собой со своими родными. Через час я хотел бы знать, что каждый из вас решит.

Он пошел к себе. Руслан с Наташей встретили его наверху эскалатора. Едва они зашли в отдел к Алексею, начались крики и ругань.

— Закрой дверь, — попросил бывший тренер.

Он отнес дочку в ее уголок и вернулся.

— Наташ, присмотришь за Настей?

Девушка посмотрела на него, на Руслана, потом вздохнула и кивнула:

— Присмотрю.

— Я, на всякий случай, напишу все данные, ее и жены, фамилию, возраст, адрес.

— Хорошо, — сказала девушка.

Руслан старался не прислушиваться к раздававшимся за дверью голосам. Ему не сложно было представить, о чем сейчас разговаривают и спорят люди. Свой выбор он сделал, а им приходилось решать сейчас, и не только за себя, но и в какой-то мере, за своих родных и близких.

— Она девочка умная, способная, схватывает все на лету, — продолжал говорить Алексей, — хлопот больших не доставит…

— Ты умирать собрался? — перебила его Наташа.

— Нет, но…

— Тогда заканчивай.

— Ладно, ладно! Суровая она у тебя.

Погруженный в свои мысли, Руслан не сразу сообразил, что обращаются к нему.

— Эй, там, на орбите! Земля вызывает, — улыбнулся Алексей.

— Мы не так говорим.

— А как? И вообще, расскажи что-нибудь, а то с живым космонавтом общаюсь, а ничего не знаю.

— Что рассказать-то?

— Историю интересную. Наверняка полно всяких.

— Не то чтобы полно, но имеются, конечно.

И Руслан поведал несколько забавных случаев из своей жизни на орбите. Незаметно пролетело время, и когда он закончил рассказывать, то вдруг заметил, что из холла и коридоров не доносится больше ни звука. Он обратил на это внимание Алексея и Наташи.

Бывший тренер встревоженно поднялся и быстрым шагом направился к выходу. Руслан не отставал: к эскалатору они подошли почти одновременно.

Проскочила, было, мысль, что, посовещавшись, обитатели торгового центра решили по-быстрому свалить, но люди оставались на месте. Несколько женщин плакали в объятиях мужей. В центре холла стоял Илья.

Когда он увидел Алексея, сразу спросил:

— У вас есть какой-то план?

— Есть, — кивнул бывший тренер. — Что вы решили?

Илья ответил не сразу, обменялся взглядами с некоторыми мужчинами из тех, что пришли с ним.

Руслан чувствовал его неуверенность, вполне понятную. Особенно, если они собирались покинуть торговый центр. И осуждать их он не имел никакого права. Да, в общем-то, и не собирался.

— Мы с вами, — сказал наконец Илья.

* * *

Имевшийся план требовал детальной проработки и дополнения. В первую очередь озаботились эвакуацией. Определили местои порядок движения. Пятнадцать мужчин оставались для охраны и прикрытия, им выделялись три автомата и четыре ружья. Остальные — с луками и копьями. Старшим назначили Ивана. Тот сначала возмущался, но Руслан его быстро урезонил.

К завалу отправлялись тридцать два человека, с двенадцатью автоматами и двадцатью ружьями, самодельное оружие брали в дополнение, по желанию. Когда уже почти закончили обсуждение, подошел доктор Васильев и категорическим тоном заявил, что идет с ними. Возражать никто не стал.

Поскольку покидать укрепленный торговый центр раньше времени не было необходимости, начинать эвакуацию решили по сигналу ракетницы, который должны будут дать обороняющиеся, когда поймут, что больше не могут сдерживать противника.

Весь следующий день посвятили сбору и упаковке припасов. Потом чистили и готовили оружие.

Среди всей этой суеты нашлось время навестить Ваську. Пацан был бледный, но храбрился и старался не показывать вида, что больно. Руслан попросил его, в случае чего, позаботиться о женщинах и детях, и Василий принял это крайне серьезно, пообещав исполнить.

Увидеться с Наташей получалось крайне редко, потому что даже перекусывать приходилось второпях. Вместе удалось провести только остаток ночи. Говорили мало, наслаждались объятиями и поцелуями. Потом Наташа заставила его хотя бы немного поспать.

Утром она вышла вместе с другими женщинами, провожавшими своих мужей. Руслан смотрел на нее, а она улыбалась. И он понял, что Наталья гордится им и верит в него. Улыбнулся в ответ.

Затем была уже знакомая дорога. Трава и деревья, окутанные утренним туманом, тянулись по обе стороны. В пути подбадривали друг друга шутками и историями из прошлой жизни, хотя у некоторых случались курьезные моменты и уже после пробуждения.

Добравшись до завала, Руслан с Алексеем сразу занялись рекогносцировкой на местности. Остальные укрывали велосипеды, расположив их так, чтобы при отступлении можно было воспользоваться без промедления.

Разместиться решили полумесяцем, каждый выбрал себе место и примерный сектор обстрела. Потом занялись укреплением флангов. На левом старшим назначили Петровича, на правом — Илью. После этого, выслав двух человек в дозор, начали делать ловушки.

В ход шли все знания, опыт и фантазия, какие только нашлись. В итоге лес по правую руку от завала превратился в сплошное «минное» поле, утыканное заточенными кольями, устланное подпиленными стволами и изрытое замаскированными ямами. Слева, почти до самой воды, громоздились поваленные деревья, представляя собой практически непроходимую преграду.

Закончив с подготовкой к обороне, все расположились на выбранных местах. Руслан, Алексей и Петрович с Ильей осмотрели издалека позицию каждого бойца. Нескольким велели пересесть, но в целом остались довольны.

— Нас практически не видно, смогут засечь только по вспышкам, да и то лишь приблизительно, — удовлетворенно сказал Руслан.

До ночи мысовцы так и не появились. Постоянное напряжение, ожидание, что вот-вот, с минуты на минуту подойдут, — нервировало и угнетало.

— Док, ты захватил самое главное лекарство? — спросил Алексей, когда темнота накрыла редут.

Васильев расположился за деревьями, метров за десять до завала. Его рюкзак был забит перевязочным материалом и медикаментами, но нашлось среди всего этого добра и несколько бутылок коньяка. Их передавали из рук в руки. Когда дошла очередь до Руслана, он глотнул и наморщился. Но почти сразу после того, как алкоголь обжег горло и горячей волной устремился в желудок — почувствовал расслабление.

Он считал, что вряд ли мысовцы будут передвигаться ночью. Без фонарей, да еще и по незнакомой местности. И, в принципе, можно было бы поспать, выставив караульных, но он слишком переживал, чтобы заснуть. К тому же Руслана заботило отнюдь не отсутствие сна — важнее было то, что он не представлял себе, как сможет начать стрелять по людям. И волновало это не только его.

Среди ночи Алексей подсел к нему и сказал:

— Слушай, а если пленный соврал? Наплел, чтобы жизнь сохранить, и никакого отряда нет, а если и есть, то идет за помощью, а не чтобы убивать. Ведь мог этот гаденыш попытаться таким образом оправдать свою стрельбу по нашим парням. Мол, не я один плохой — все плохие. И вот они к нам за помощью, а мы по ним со всех стволов.

— Я думал об этом, — сказал Руслан, — и ты прав, конечно. У нас только слова парня, которого грозили расстрелять, и слухи да предчувствия, принесенные Ильей. Неплохо бы сначала переговоры провести. Но с другой стороны, если все правда, а мысовцы, ко всему прочему, найдут тела двоих своих разведчиков, но не досчитаются третьего — скорее всего, догадаются, что того взяли в плен. Тогда они могут быть наготове и ожидать засады. В этом случае любые переговоры закончатся, не успев начаться, а мы можем потерять преимущество. Не знаю, как быть. Решим по обстановке. Честно говоря, буду рад, если парень обманул, и не придется ни в кого стрелять.

— Я тоже, — сказал бывший тренер.

Они решили, что переговоры все же нужны и начнет их Руслан.

Дозорные вернулись на рассвете.

— Ну что? — с плохо скрываемым волнением кинулся к ним Алексей.

— Идут! Только не три сотни, как говорили, а меньше — около двухсот. До нас примерно час ходу.

— Все по местам! По местам! — приказал бывший тренер.

— Помните, — добавил Руслан, — стрелять одиночными, никаких очередей! Патроны беречь, огонь только по цели. Когда магазин пустеет, бросаете его доктору Васильеву, он возвращает вам снаряженный. Запасных магазинов всего пять на двенадцать автоматов, так что, возможно, придется какое-то время подождать, тем более док будет один их заряжать. Охотники, вы сами знаете дистанцию для своего оружия, поэтому решайте, когда стрелять, на свое усмотрение, но все равно старайтесь не подпускать врага на расстояние для броска гранаты. Если все же ее в вас бросили, без суеты, прячьтесь под бревна. Если ранили, зовите доктора Васильева. Когда он займется своими прямыми обязанностями — автоматчики снаряжают магазины сами. Без суеты, предупредив соседа, что уходите с позиции. Всё ясно?

Раздались утвердительные возгласы. В принципе, это всё обговаривали еще вчера вечером, но Руслан посчитал не лишним напомнить.

— И еще одно. Когда появится противник, без команды не стрелять. После первого выстрела, пути назад уже не будет. Так что — внимательнее и осторожнее!

Этот час показался Руслану самым длинным в его жизни. Что-то похожее он испытывал перед самым первым своим полетом в космос, только волновался не так сильно. Он напряженно вглядывался в утренний туман, высматривая человеческие фигуры, хотя знал, что пока никого не увидит, но ничего не мог с собой поделать.

Наконец впереди появились мысовцы. Одетые в военную форму, с автоматами, они неспешно перебирались через поваленные деревья, ворчали и переругивались. Их голоса разрывали утреннюю тишину.

Руслан старался не прислушиваться, чтобы случайно не узнать имена тех, кого, возможно, сейчас придется убить. Ведь с именами они перестанут быть просто «мысовцами», обезличенным противником, а обретут индивидуальность. И он не был уверен, что сможет нажать на курок.

Гулко стучало сердце, он часто дышал, но казалось, что воздуха все равно не хватает.

Больше полусотни солдат уже появились в пределах видимости. Руслан переводил прицел с одного на другого. Как выбрать, кого убить первым? Он не представлял совершенно.

Мысовцы приближались. Туман постепенно таял, оставляя после себя влагу на траве и деревьях, на оружии и одежде. Метров за пятьдесят от завала шагающие впереди солдаты остановились.

Сзади подтягивались остальные. Солдаты стали осматривать преграду.

— Сто-о-о-й! — протяжно разнеслось над лесом и горой.

Несколько человек в офицерской форме собрались в группу, один достал планшет. Они начали рассматривать карту. Руслан не видел все это в деталях, но догадывался по действиям, жестам. Мысовцы, видимо, искали обходной путь. Часть солдат расселись на поваленных стволах, воспользовавшись остановкой, чтобы отдохнуть.

Самое время, чтобы выйти на контакт. Руслан вопросительно посмотрел на Алексея. Тот кивнул. Переговоры — риск, на который они решили пойти, чтобы не погубить случайно не виновных.

Руслан привстал и крикнул:

— Эй, там! Говорит подполковник ВВС Павлов! Я хочу говорить с командиром отряда!

Ему не ответили, зато приказы посыпались, как град.

— Рассыпаться! Найти укрытия! Пулемет на левый фланг!

Руслан боялся, что противник успеет рассредоточиться, начать маневры.

— Даю пять секунд, чтобы ответить, потом приказываю открыть огонь! — чтобы хоть как-то замедлить развертывание сил противника, нужно было заставить командира пойти на переговоры. — Четыре секунды, три, две, одна…

— Это майор Сапожников! Слушаю тебя, подполковник! — донеслось со склона.

— Майор, дальше вам не пройти. Если хотите это сделать, то сложите оружие и выходите вперед.

— Хочешь, чтобы я велел своим людям сдаться неизвестно кому? Так не пойдет! Выходи, пообщаемся лицом к лицу.

— Майор, это была не просьба, а единственный вариант. Иначе вы не сможете пройти дальше. Если не согласны — разворачивайтесь и шагайте назад.

— А то что?

Это уже были не переговоры, а «базар».

— Приготовиться, — шепотом велел Руслан. — Ждать приказа.

— Насколько я знаю, — продолжил майор с нотками иронии в голосе, — в Пензе практически нет военных частей, тем более ВВС. Поэтому лучше вы бросайте свои копья и выходите с поднятыми руками.

«Значит, нашли своих разведчиков», — мелькнула мысль.

Влад за этим справа, там, где закрепился Илья, вдруг раздался треск сломанного дерева и крик боли. Потом с жестким звуком, словно великан забивал гвозди огромным молотком, застрочил пулемет. Ему басовито ответила двустволка. Майор отправил часть людей в обход, пока сам чесал языком, но солдаты попали в одну из ловушек, потом, видимо, заметили кого-то из людей Ильи и открыли огонь, на что получили ответ. Руслан понял все это за мгновение до того, как над позицией противника раздался приказ:

— Огонь!

Едва Руслан скрылся за бревном, как по нему ударили пули. Видеть его не видели, стреляли на голос. Но все равно пришлось отползать в сторону. Пули крошили дерево, в воздух летели щепки.

Он нашел щель между бревнами и приник к ней. Склон горы окутался пороховым дымом, повсюду сверкали вспышки выстрелов.

На правом фланге разгорался бой. К пулемету и ружью присоединились автоматы. Нужно было оттягивать противника на себя. Но мысовцы и без того зашевелились: солдаты короткими перебежками — от укрытия к укрытию — начали наступление. Их прикрывали пулеметы, поливающие пулями завал наугад.

— Огонь! — крикнул Руслан.

Он просунул в щель ствол автомата — цель попалась в прицел сама собой, ничего не пришлось выбирать — и нажал на спуск. Не попал, выстрелил еще раз. Человек упал, а Руслан уже выискивал другую цель.

Обороняющиеся дали залп по противнику. Клубы дыма от охотничьих ружей окутали завал. Стрельба со стороны противника стала еще интенсивнее.

Руслан стрелял не спеша, считая патроны. Рядом размеренно отсылал пулю за пулей Алексей.

Со склона доносились крики раненых. Справа в лесу ухнул взрыв.

— Петрович! Отправь троих к Илье! — приказал Руслан и добавил, увидев побежавших на другую позицию людей: — Головы вниз, головы вниз!

Дострелял все патроны, крикнул: «Лёха, я пустой!», позвал доктора Васильева и перекинулся с ним магазинами. Перезарядил автомат, снова прицелился, выстрелил.

Пулеметчики противника стали настоящей проблемой. Они накрывали огнем позиции обороняющихся, ориентируясь по вспышкам выстрелов.

— А-а-а! Долбаный пулемет! — воскликнул Алексей после того, как в очередной раз вынужден был вжиматься в землю, пережидая ливень пуль, накрывший его огневую точку.

— Попробую снять, — сказал Руслан.

Он сместился в сторону, взобрался на бревно повыше, заметил позицию пулеметчика, несколько раз глубоко вдохнул, набираясь решимости, затаил дыхание, привстал и сделал три быстрых выстрела.

Пулемет замолк, но, чтобы не рисковать, Руслан быстро спрыгнул вниз. И вовремя: по тому месту, откуда он стрелял, пальнули из РПГ. Заряд взорвался, раскурочив бревно и засыпав все вокруг щепками.

Руслан на корточках вернулся к своей прежней позиции. Прицелился, но успел выстрелить лишь дважды: противник отступал.

Стрельба становилась все реже, пока совсем не прекратилась.

— Не высовываться! — на всякий случай предупредил он. — Раненые есть?

Отозвались двое, но утверждали, что помощь доктора не требуется — сами справятся.

— Петрович, Илья. Как у вас?

— Держимся, — ответил один.

Другой же перебрался к Руслану.

— Мы тоже живы, — сказал Илья, но особой радости в голосе не чувствовалось. — Они лес прощупывают, хотят обойти. После того, как десяток человек на колья напоролись, стали опасаться ловушек, но их у нас там не так и много осталось.

— Мы это предусмотрели. Уводи своих на вторую линию. В случае необходимости, перебросим еще пару человек.

— Понял.

Руслан смотрел, как на правом фланге люди, пригнувшись, меняют позиции. Теперь линия обороны стала отдаленно напоминать рыболовецкий крючок, загнутая часть которого была обращена к лесу.

Руслану показалось, что он услышал тихий хлопок, раздавшийся со стороны противника. Потом еще несколько. К сожалению, он не так хорошо был знаком с оружием, чтобы на слух определить грозящую опасность.

— Ложись! — крикнул кто-то с левого фланга.

Не раздумывая, Руслан бросился на землю между бревнами, закрывая голову руками и повторяя команду:

— Ложись! Ложись!

И через мгновение вокруг стали рваться гранаты. Земля вздрагивала, взрывы поднимали в воздух комья дерна. От деревьев отлетали щепки, ветки, кора и обломки. Все это сыпалось сверху, заставляя замирать в ожидании тяжелого удара. Сквозь оглушающие звуки доносились крики раненых. Казалось, что обстрел никогда не закончится, но затишье все же наступило.

— К обороне! — прокричал приказ Руслан, поднимаясь и стряхивая с себя грязь и древесный мусор.

Краем глаза он заметил Алексея, всего перепачканного, с жухлыми листьями на голове, но, главное, живого.

Мысовцы подобрались почти вплотную. Их встретили залпом, но численное превосходство сказывалось, и многие из атакующих уцелели и открыли ответный огонь. Практически в упор.

Они закрепились внизу завала и не позволяли обороняющимся высунуться. Один из охотников решил чуть привстать и сразу рухнул на бревна с простреленной головой. Ружье полетело в сторону.

— Давай «горючку»! — крикнул кто-то.

Бутылки с зажигательной смесью предполагали использовать, но гораздо позже — когда не останется иных способов сдержать противника. Сейчас огонь мог только навредить.

Но людей было уже не остановить. В окопавшихся врагов полетели стеклянные снаряды.

Полыхнуло.

Подожженные люди с воплями заметались, один побежал к воде, но упал уже через несколько шагов. Двое стали кататься по земле, стараясь загасить пламя, но их почти сразу прикончили. Не желая разделить участь товарищей, остальные стали покидать занятые позиции и отступать, беспорядочно отстреливаясь.

Подступы к завалу усеивали трупы мысовцев. Навскидку — несколько десятков. Бессмысленные, никчемные смерти. Но на сожаления времени не было: правый фланг продолжал ожесточенно отбиваться.

Руслан ползком выбрался со своей позиции, быстро осмотрелся.

Повсюду виднелись следы гранатометного обстрела. Рытвины, опалины, обломки. Два изуродованных тела кто-то, видимо, доктор Васильев, оттащил подальше за деревья. Сам он перевязывал и зашивал троих раненых, а значит, снаряжать магазины патронами больше было некому. Шестеро выбыли из строя. А день только начался!

Руслан добрался до цинков, схватил горсть патронов и запихал в карман. Он не помнил, сколько осталось у него в магазине, но скоро нужно будет перезаряжать — точно.

Привстал и побежал к позициям на правом фланге. Над головой свистели пули. Враги прятались за деревьями, но передвигались медленно — из-за ловушек.

Присев рядом с Ильей, Руслан несколько раз выстрелил, кажется, попал в кого-то, но не был уверен. Патроны закончились. Прижавшись спиной к шершавому стволу, он спустился пониже. Отщелкнул магазин, принялся заряжать, спросил:

— Как вы тут?

— Сам не видишь? — огрызнулся Илья. — Этот сука-пулеметчик достал просто! Окопался в одной из наших же ям и поливает, и поливает! «Горючка» тут не поможет — земля мягкая, не разобьется бутылка. И гранат ни одной нет, как назло!

Улыбнувшись, Руслан полез в поясную сумку. Достал гранату, оставшуюся от людей Макеева.

— Считай что сегодня Новый год, а я — Дед Мороз.

— Ты — кудесник! — Глаза у Ильи заблестели. — Сейчас я ему отправлю подарочек…

Он выдернул предохранительное кольцо, позволил рычагу отскочить, бросил гранату и пригнулся. Над головами завизжали пули. Через секунду ухнул взрыв и пулемет замолчал.

— Что, получил? Получил?! — заорал Илья. — Давайте следующего! У нас на всех подарков хватит! Новый год же!

Он присел и посмотрел на Руслана:

— Есть еще?

— Нет.

— Твою мать! А как вообще дела?

— Трое убитых, трое раненых, — ответил Руслан.

— У нас вон тоже один.

Лежащее между двух бревен тело сразу было и не разглядеть.

— Еще двоих я сам перевязал, чтобы дока не дергать, — продолжил Илья.

— Сколько времени?

— Половина одиннадцатого. Оставь патроны, чтобы к цинку не бегать.

— Держи, — они обменялись магазинами, — скажу, чтобы к вам поближе подтащили.

Руслан пополз назад. Значит, бой длился уже больше часа. А ему казалось, что минут сорок — не больше.

За спиной стрельба стала утихать, похоже, противник отступал по всей линии обороны.

Алексей сидел у цинка и вставлял патроны в магазин, на его месте дежурил Толян.

— Что у Ильи? — спросил Алексей.

Из уха у бывшего тренера текла кровь.

— Держатся, — ответил Руслан. — Вы сами-то целы, мужики?

— Этим ухом не слышу, — бывший тренер наклонил голову, показывая каким именно.

— Я в порядке, — сказал Толян. — Щепками поцарапало чуток только. Сколько же мы их положили! Я уже пятьдесят два насчитал. И в лесу точно есть еще.

— И раненые, — кивнул Руслан. — Может, отступят?

Он произнес последнюю фразу и вдруг понял, что с невероятной силой хочет, чтобы было именно так! При этом он понимал: вряд ли это желание осуществится.

Но время шло, а никто не нападал. К ним приполз Петрович.

— Что происходит?

— Не знаем.

— Обеденный перерыв, — сказал Толян. — Армия все-таки.

Все посмотрели на него, пытаясь понять: шутит или серьезно. Руслан склонен был думать, что серьезно.

Петрович покачал головой:

— Толя, если мы продолжим с тобой и дальше общаться, а такое вполне вероятно, потому что судьба меня не очень жалует последнее время, очень тебя прошу, ты прекращай грибы есть, тебя штырит не по-детски.

Руслан и Алексей засмеялись.

— Вот какие вы все-таки злые, — вздохнул Толян, продолжая наблюдать за противником, — ничего вам сказать нельзя.

— Нам бы тоже перекусить, — сказал Петрович. — Пойду, яблоки раздам.

Вгрызаясь в сочный хрустящий плод, Руслан подумал, что мысовцы, вероятно, заглядывали в деревню Ильи и оборвали оставшиеся в саду яблоки. Но вряд ли хватило на всех…

Он вдруг вспомнил, что дозорные видели только около двухсот человек, а пленный говорил, что их триста. Тогда он не придал этому значения, даже обрадовался, что врагов на сотню меньше, а сейчас, кажется, догадался, почему на них не нападали… Мысовцы ждали, пока подтянутся подкрепления, чтобы ударить с новой силой. И, возможно, еще обходили с фланга.

Толян доел яблоко, размахнулся и швырнул огрызок в сторону противника.

Словно в ответ на это, мысовцы открыли шквальный огонь.

— Толян! — завопил Петрович. — Ты чего наделал!

— Да я даже не докинул! — стал оправдываться растерянный парень, вжимая голову в плечи.

Руслан с удовольствием посмеялся бы очередной шутке, но ситуация не располагала. Он занял позицию, быстро посмотрел, как Петрович пополз к себе на левый фланг, бросил взгляд направо, где пригнулись за поваленными стволами Илья со своими людьми.

Атаковали по всей линии обороны.

С жужжащим звуком над головой пролетел снаряд, выпущенный из РПГ. Оставил дымный след, ушел в лес и там взорвался, попав в дерево.

Доктор Васильев постарался закрыть собой раненых от веток и обломков.

Следующий заряд попал точно в верхний ствол, расщепив его пополам и вырвав изрядную часть. Взрывы следовали один за другим. Били именно по центру завала. Но природа постаралась и утрамбовала стволы, уплотнив заодно землей и илом. Только вот еще ни одно воздвигнутое природой заграждение не устояло перед разрушительной силой человеческого оружия.

Слева раздался крик. Часть взорванного ствола скатилась вниз и придавила одного из защитников. Руслан бросился на помощь, там уже были и другие. Совместными усилиями они подняли обломок дерева, но мужчина уже умер. Приползший доктор Васильев быстро осмотрел несчастного и потащил к остальным погибшим.

На правом фланге снова заговорили пулеметы. Обороняющиеся пытались стрелять в ответ, но гибли под градом пуль.

Руслан пополз к Илье. Тот встретил его с отчаянием на лице.

— Нам высунуться не дают! Скоро накроют!

— Давай «горючку»! Колите о деревья! Сделай стену из огня, чтобы не смогли быстро обойти, и отходите отсюда.

— Понял!

Руслан вернулся к Алексею.

— Мы потеряли правый фланг. Надо уходить, пока они не прорвались! Собирай людей! Отгородимся огнем и постараемся уйти!

Еще пять или шесть гранат разорвались совсем рядом. Завал стал намного ниже, и, чтобы не попасть под пули, защитникам приходилось перемещаться на корточках. Их прижали к земле, не давая даже голову поднять, не то что вести ответный огонь.

Руслан ждал, что сейчас увидит несколько вспышек пламени справа, но заметил только одну. Огонь охватил пару деревьев, и на этом всё кончилось.

Видимо, больше бросать бутылки было уже некому.

Пули свистели и щелкали, ухали взрывы. Пришла пора выпускать ракету. Как ни хотелось об этом думать, но это был конец.

Вздрагивая и вжимая голову в плечи при каждом близком попадании, к Руслану подполз Алексей.

— Руслан, ракету! Давай ракету!

Очередным взрывом разворотило бревна, и древесные обломки полетели во все стороны. Руслан прикрыл голову руками. Потом нашел в поясной сумке ракетницу, вытянул вверх руку и выстрелил.

Ярко-красная ракета с шипением ушла в небо и на какое-то время зависла над деревьями.

Руслан стал отползать к остальным. Раненых уже забрали, оставшиеся в живых пензенцы бежали к велосипедам. Но противник захватил укрепления, пули засвистели рядом. Многострадальный лес принял на себя новую порцию свинца.

Враги были слишком близко, чтобы получилось уйти даже на велосипедах… пуля все равно догонит. Нужно было задержать мысовцев, хотя бы ненадолго. Чтобы у остальных появился шанс спастись.

Руслан достал две бутылки с «горючкой» и поджог деревья справа и слева, а сам залег за большим корнем и открыл огонь через созданные «огненные врата». У него оставался лишь один магазин, но сколько-то времени он все же выиграет. Рядом плюхнулся Толян.

— Вместе веселее, космонавт!

Вдвоем они стали сдерживать перебирающегося через завал противника.

— У меня пусто! — воскликнул вскоре Толян, переворачиваясь на спину и доставая нож.

По прикидкам Руслана, в его автомате оставалась еще пара патронов. Он прицелился в ближайшего солдата, но тот внезапно взмахнул руками и упал, а за ним другой, третий… Ухнул взрыв, только теперь уже в рядах противника, потом еще и еще.

Руслан не понимал, что происходит. Вдруг он почувствовал, что Толян трясет его за плечо. Резко оглянулся и увидел, что со стороны города по дороге и через лес продвигаются вооруженные люди в полной боевой амуниции, в касках и бронежилетах. Оружие в их руках плевалось огнем. Вскоре в ход пошли подствольные гранатометы. И тогда Руслан узнал хлопки, которые совсем недавно слышал на стороне врага.

Он так и лежал, изумленно глядя на происходившее, когда рядом остановился один из бойцов.

— Ну что, летун, поддержка пехоты требуется? — широко улыбнулся Губанов и протянул руку.

ГЛАВА 5

По возвращении в торговый центр Руслана встретила Наташа. Она обняла его, горячо, порывисто, стала целовать, не обращая внимания на кровь и грязь. Но, как бы ни хотелось продлить эти минутки счастья, были дела, требующие ее участия. Убедившись, что Руслан в порядке, она начала помогать доктору Васильеву с ранеными. Как оказалось, все до единого из двадцати двух выживших участников обороны получили различные ранения. Но они выжили. Одиннадцать же человек погибли. Руслан смотрел, как тела проносили на территорию торгового центра, как с рыданиями и криками бросались к ним родные, со слезами на глазах подходили друзья. Но сам ничего не чувствовал. В душе царило опустошение.

Подошел Иван с автоматом в руках и скорбной миной на лице.

— Вы ракету видели? — глухо спросил Руслан.

— Да, видели.

— Тогда почему не ушли? — он схватил Ивана за грудки и посмотрел страшным взглядом.

Тот спокойно поглядел в ответ, оторвал его руку от своей куртки, поправил одежду и сказал:

— К тому времени к вам уже давно ушли спецназовцы. Караульные подняли тревогу, едва заметили их. Мы заняли оборону, но они не собирались нападать. Этот капитан вышел к воротам один, без оружия, спросил, что происходит на Божьей горе. Я вкратце рассказал, и они сразу рванули к вам. Когда я увидел ракету, они по идее должны были до вас уже добраться либо вот-вот подойти. И я не знал, не оставил ли капитан еще один отряд в засаде. Предпочел остаться в укрепленном центре, чем рисковать жизнями людей, выводя их под возможный автоматный огонь.

Руслан переварил его слова, понял, что Иван поступил правильно.

— Да, так и надо было… ты — молодец, я просто…

— Ничего, я понимаю.

— Проследи, за всем здесь… Будешь старшим, пока мы не оклемаемся чуток.

— Хорошо, — кивнул Иван. — Как там все прошло? Вы хотя бы отбились?

— Да, — только и смог сказать Руслан.

Страшное напряжение откатилось океанским отливом, оставив после себя чудовищную пустоту и усталость. Он забрался в небольшой отдел на втором этаже, пыльный и достаточно мрачный, чтобы его никто не захотел занять. Здесь когда-то торговали верхней одеждой. Руслан собрал в кучу несколько пуховиков и полуистлевших пальто, устроился на этой горе тряпья, как в кресле, с бутылкой воды в руке. Думать не хотелось. Шевелиться — тем более.

В таком состоянии его и обнаружил капитан Губанов.

Он зашел в отдел с масленым светильником в руке. Несмотря на активное участие в боевых действиях, спецназовец не выглядел утомленным. Глядя на его спокойное лицо и уже очищенную от грязи и пыли форму, Руслан не мог поверить, что всего час назад этот капитан пробирался со своими людьми по лесу и завалам, преследуя вражеских солдат, пока те не перестали отстреливаться и просто не побежали.

— Молодец, — неожиданно сказал Губанов. — Не ожидал, что сумеешь так грамотно оборону организовать.

— Спасибо за помощь, — слабым голосом ответил Руслан. — Какими судьбами тебя занесло в наш веселый уголок? Юрасов по доброте душевной прислал или ты сам проникся, наконец, моей пламенной речью?

В его словах слышалась неприкрытая ирония, но Губанов неожиданно серьезно кивнул:

— Отчасти — да. Проникся. Юрасов говорит много красивых и правильных слов, но с каждым днем ситуация в городе становится все хуже и хуже. А я не могу больше воевать с мирным населением.

— Ого, — неподдельно удивился Руслан, прикладываясь к бутылке. — Так ты от дедушки ушел и от бабушки ушел? Сбежал все-таки от этого упыря в погонах?

— Ну, как сбежал… — поморщился Губанов. — Повздорил немного с полицией — пришлось уходить. Их все-таки слишком много даже для моих ребят.

— Силен, — одобрил Руслан. — И куда дальше?

— Ну, куда, — слегка смущенно сказал капитан. — К тебе вот пришел. Возьмешь?

— Даже так, — удивился Руслан. — Тогда добро пожаловать. И давай знакомиться заново, что ли. Меня зовут Руслан Павлов, подполковник ВВС.

Он протянул руку, одновременно кивая на лежащие грудой пуховики.

— Капитан Губанов. Виктор, — представился спецназовец, отвечая на рукопожатие. Легко соорудил себе такое же «кресло», как у Руслана, и устроился рядом. — Парней моих в деле ты уже видел. Обузой не будем. Тем более что у полковника Юрасова обширные планы на эту часть города.

— Рассказывай, — коротко бросил Руслан, устраиваясь поудобнее. Бодрость спецназовца словно передалась ему. Вязкое расслабление постепенно улетучивалось. — Только с самого начала. Как Юрасов организовал жизнь в городе, куда гоняют людей под конвоем. Ну и про планы, само собой.

— Полковник нашел действенную линию поведения, чтобы преодолеть последствия катастрофы, — сказал Губанов, рассеянно глядя перед собой. — Несмотря на все усилия нашей образовательной системы и ярое переписывание истории, происходившее до того, как все отключились, люди все еще помнят настоящее прошлое своей страны. И понимают, что сообща можно преодолеть любую беду, хотя какое-то время придется пожить, затянув пояса. Юрасов воспользовался этим на полную катушку.

— Ты хочешь сказать, что снова обещано светлое будущее взамен трудовых подвигов? И люди на это купились?

— Выбора все равно нет, — сказал Губанов. — Не хочешь — заставят. Но намеки такие полковник делает, это да. Только вместо военного социализма, у него получается какое-то рабовладельческое общество.

— А ты, стало быть, хотел стать «цепным псом кровавого режима», но выбился только в помесь сторожа и надзирателя?

— Вроде того, — обдумав слова Руслана, сказал Губанов и посмотрел ему в глаза. — Одно дело — долг исполнять, порядок наводить и держать в узде всякую шваль. Совсем другое — превращать людей в бессловесных животных. Это не мое. Меня всю жизнь иному учили. Родину защищать. Врага уничтожать. Помнить про честь мундира. А этот, с позволения сказать, «полковник» меня лакеями и наложницами купить решил. Всё в барина играет, гнида.

— Много интересных и возвышенных слов, — скептически сказал Руслан. — Но сбежал-то почему? Ты ведь меня тогда поймать пытался. И вряд ли бы оставил бродить на воле. А? Тогда совесть так сильно не мучила?

— Просто теперь стало понятно, что все горожане оказались на положении рабов, — хмуро ответил Губанов. — Этого Юрасов уже и не скрывает. Обосновывает даже: мол, мы все равно теперь технологически назад покатимся и к рабовладельческому строю так или иначе вернемся. И лучше сделать это сознательно и грамотно, загнав на дно социума только самое тупое быдло. Вот только «быдлом» он считает почти всех.

— То есть, если бы не всех, то ты согласился бы с такой позицией? — поинтересовался Руслан, начиная раздражаться.

— Не придирайся к словам, подполковник, — ощетинился капитан. — Я не силен в риторике — не этому обучался. Если так не понятно, скажу по-другому: я против любого рабства.

Такой ответ Руслана удовлетворил. Он кивнул и попросил продолжать.

— Следующий этап — освоение территорий, где люди пока не осознали всей прелести просветляющей истины, которая снизошла на Юрасова… А позавчера он вдруг решил, что заключенные в тюрьмах слишком дорого ему обходятся. Раньше он пытался привлечь часть из них на службу и использовать в качестве так называемых «ударных бригад». Видимо, хотел моих ребят ими заменить, думал, что зэки будут более покладистыми, раз получили свободу и власть. Но просчитался. У «бригадиров» сразу же возникли конфликты с полицией, пару раз даже перестрелки случились, да и за личные интересы они радели куда больше, чем за своего «благодетеля». Я считаю, Юрасов просто испугался, что не сможет удержать зверя, которого сам же и выпустил из клетки. В общем… он решил от них избавиться. Меня в этой операции привлек только для ареста — считай, устранения — уже выпущенных на свободу преступников, этих самых «ударных бригад». Сволочь, сначала вооружил их, а потом руками моих ребят решил приструнить. Мы, конечно, справились, но одного бойца я потерял.

Губанов замолчал, опустил взгляд.

— Погоди, — сказал Руслан, начиная понимать. — А остальные заключенные, что еще в тюрьмах оставались?..

— В расход. До последнего человека, — глухо сказал Губанов. — Я не поверил сперва. Специально потом смотреть ходил. В жизни не видел столько крови на земле и мозгов на стенах.

— Ерунда какая-то. Там же навряд ли были сплошь убийцы… — растерянно начал Руслан.

Но Губанов его резко оборвал:

— Ты не понял! Ему это безразлично! Возникла некоторая проблема? Этого достаточно даже для крайних решений! Я не особо впечатлителен, и трупы видеть доводилось не раз, но то, что учинили в тюрьмах люди Юрасова, выходит за пределы любой жестокости.

Руслан помолчал, пытаясь уложить в голове масштабы произошедшей бойни и жестокости человека, учинившего ее. Получалось с трудом, он покачал головой и спросил:

— И что же, полицейские их расстреливали?

Губанов усмехнулся.

— Нет, не полицейские. Они же, на самом деле, неплохие ребята, просто запутались, и вседозволенность в голову ударила. Кстати, многие так же недовольны сложившейся ситуацией. Часто сбегают. Обычно берут автоматы, пайки и сваливают. По одному, по двое, иногда целыми группами. Полковник восполняет личный состав волонтерами. Но как бы те ни были ему преданы, все равно — палачами никто не хочет становиться. Поэтому Юрасов поступил хитрее: набрал расстрельные команды из самих заключенных, пообещав взамен свободу. Хотя в итоге и здесь наврал. А вот уже от расстрельных команд избавлялись полицейские. Но таких зверей, я бы тоже не моргнув глазом… тут полковник все правильно рассчитал.

Руслан почувствовал себя нехорошо. Слишком явственно стояли перед глазами моменты недавней перестрелки, как падали люди, сраженные его пулями… К горлу подступила тошнота. Он подавил ее усилием воли, собрался и сказал:

— Ладно, рассказывай, чем занимаются люди, которых полиция гоняет по городу целыми колоннами. А потом подумаем, что нам дальше со всем этим делать.

Через полчаса Руслан достаточно хорошо представлял, на чем строит свою политику выживания полковник Юрасов. И выводы из этого следовали самые неутешительные.

— Он не остановится, даже когда под ним окажется большая часть горожан, — сказал Руслан, поднимаясь со своего места. — Я говорил это раньше и остаюсь при своем мнении сейчас. Столкновение с Юрасовым неизбежно. А тут еще мысовцы…

— Я примерно это и сказал с самого начала. — Губанов одним ловким движением поднялся на ноги.

— Может, получится договориться о перемирии?

— Смешно, — Губанов и правда усмехнулся, но, обнаружив, что Руслан смотрит на него вполне серьезно, добавил: — Договориться, конечно, можно. Но договоренность будет действовать ровно до того момента, пока он не отправит сюда пару своих отрядов. Так что можно даже не терять на это время.

— Что ты предлагаешь? — Руслан наконец понял, что Губанов пришел к нему уже с готовым планом.

— Надо ударить по нему сейчас, пока он к этому не готов и не ожидает такого подвоха.

— Ты не болен, случаем? — заботливо спросил Руслан, поворачиваясь к спецназовцу.

Теперь они стояли на расстоянии какого-то шага и смотрели друг другу в глаза. Совершенно некстати Руслану вдруг пришло в голову, что сейчас ему с капитаном не справиться.

— Юрасов не такой человек, чтобы отказываться от своих планов, — невозмутимо продолжил гнуть свою линию Губанов. — И этот торговый центр у него стоит в качестве третьего по счету объекта, который надо взять под контроль после окончательного захвата центра города — «наведения порядка», как он это называет. И, если мы хотим выжить, действовать надо без промедления.

Руслан отметил, что капитан сказал «мы». Что это, психологическая уловка или же он действительно уже считает себя частью общины?

— Как ты себе это представляешь? Мы только что из одной переделки едва выбрались, а ты хочешь нас еще в одну втянуть. Да и, в любом случае, сколько у нас бойцов, а сколько народа у Юрасова!

— Значит надо уходить, — пожал плечами Губанов. — Здесь мы все будем трупами очень скоро.

— Мы не можем уходить. Мысовцы никуда не делись. Пусть сегодня они потеряли половину отряда, но сто пятьдесят озлобленных, голодных, вооруженных головорезов все еще недалеко от города. Какое-то время им понадобится на перегруппировку, но я не сомневаюсь, что они вернутся. И вместо того чтобы уходить, ты со своими людьми, наоборот, должен помочь нам организовать здесь форпост для защиты города.

— И как долго мы продержимся? Как ты считаешь, летун? — резко спросил Губанов. — То, что я тебе предлагаю — это и есть выход. Решение всех проблем! Нужно взять власть в свои руки и организовать оборону, используя ресурсы целого города, а не силами кучки горожан и отряда спецназовцев. Давай, пока мы временно решили вопрос… с этими… с мысовцами… атакуем Юрасова. То, что он сумел подмять под себя полицию и рекрутировал горожан, ровным счетом ничего не значит. — Губанов говорил с напором, всё повышая голос. — Людей, преданных лично ему, не так и много. Надо просто выбить его из игры, а остальным объявить новые правила. Я смогу избавить город от Юрасова, а твоя задача — не допустить после этого скатывания города в хаос. Это единственный вариант остаться в живых и не стать одним из тысяч рабов.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Руслан, опуская глаза, — и даже готов признать, что в твоих словах есть рациональное зерно. Но в голове такая операция как-то не укладывается.

— Значит, самое время ее туда уложить, — отрезал Губанов. — Давай вечером соберемся с теми, кто, помимо тебя, имеет право принимать решения. И все обсудим. Медлить нельзя. Еще несколько дней, и отряды Юрасова появятся здесь, полностью подготовленные к штурму. И тогда мы вряд ли отобьемся. После сегодняшнего боя патронов у нас осталось совсем немного. Гранат — считай, что и нет. Мы, конечно, наделаем из подручных средств всяких неприятных сюрпризов, но если Юрасов погонит свои серые стада напролом — все окажется бесполезным.

— Хорошо, — сказал Руслан. — Поговорим об этом со всеми вечером. А пока — пойдем, пожуем чего-нибудь.

— Вот эту идею целиком поддерживаю, — белозубо усмехнулся Губанов.

Перекусив, Руслан оставил капитана в холле, а сам поднялся по эскалатору и подошел к стоящему у перил Алексею. Бывший тренер задумчиво смотрел вниз, где Губанов развил бурную деятельность, созвав своих солдат и организовав помощь обитателям торгового центра и осмотр, чистку и перезарядку трофейного оружия.

— Вижу, уже нашел общий язык с нашей подмогой? — сказал Алексей, бросая короткий взгляд на Руслана.

— Да. Любопытный кадр. Это он меня пытался поймать во время вылазки в город. Помнишь, я рассказывал?

— Помню. И это меня настораживает.

— Я тоже ему не совсем доверяю, — честно признался Руслан. — Пусть Макс с Витей за ними по-тихому наблюдают. Хотя всё, что мне этот капитан сказал, очень хорошо укладывается в мое понимание происходящего.

— Мало ли что куда укладывается, — озабоченно возразил Алексей. — Впрочем, с другой стороны, если бы Юрасов его специально подослал, нас бы уже тут всех повырезали.

— Мрачные у тебя фантазии.

— Ты подумай об этом. Вдруг это подстава? Кто-то сможет с ними справиться, если чего случится?

* * *

Собрание проходило в книжном отделе, при свете факелов и толстых декоративных свечей. Поэтому в небольшом помещении на втором этаже торгового центра витал тяжелый запах свечной парфюмерии и гари. Десяток мужчин, которых Руслан посчитал наиболее трезвомыслящими, сидели кружком вокруг капитана Губанова. Он повторял им свои аргументы про необходимость скорейшего нападения на полковника Юрасова.

Руслан вместе с Алексеем сидел чуть в стороне: они все это уже выслушали и теперь пытались отыскать изъян в логике спецназовца. Помимо неуверенности в своих силах, других недостатков найти не удавалось.

— Неужели нельзя мирно все решить? — вполне ожидаемо спросили у Губанова. Тот снова, уже в третий раз после Руслана и Алексея, принялся приводить свои доводы.

— Я в принципе не представляю, как мы можем провести такую операцию, — тихо сказал Алексей. — Этот капитан, он вообще соображает, что говорит?

— В том то и дело, что соображает, — со вздохом ответил Руслан. — Его логика проста. Он даже объяснил мне, почему сразу же не разобрался с Юрасовым в тот момент, когда собрался от него уходить. Сказал, что лучше плохая власть, чем отсутствие оной. И что побоялся наступления полной анархии, во время которой народу погибнет гораздо больше, чем может погубить рабовладелец Юрасов.

— Не верю я ему, — упрямо сказал Алексей, машинально перелистывая взятый с ближайшей полки томик со стихами. — Слишком красиво поет. Я все пытаюсь придумать, как сделать так, чтобы он с людьми не оставался в торговом центре на ночь. Мы, по сути, перед ним и его головорезами беззащитны. Один раз предав своего хозяина, он запросто предаст снова.

— Не совсем так, — поморщился Руслан. — Не был ему Юрасов хозяином.

— Это он сам тебе так сказал? — риторически уточнил Алексей.

Где-то в ночи завыла собака. Вскоре к ней присоединилась другая. Помимо воли Руслан почувствовал легкий озноб.

— На пирушку собираются, — проронил бывший тренер. — Почуяли запах крови.

Скорее всего, он был прав, ведь убитых мысовцев никто не хоронил.

— Алексей, можно тебя на минутку? — спросил Макс, заглядывая в комнату из темного коридора.

— Иду, — с готовностью отозвался Алексей, кидая настороженный взгляд в сторону продолжающего разглагольствовать Губанова.

Уловив тревожные нотки в голосе подростка, Руслан вслед за Алексеем вышел в коридор.

В темноте лицо Макса было почти неразличимо, но, судя по голосу, он был не на шутку взволнован.

— Ну, что случилось? — нетерпеливо спросил бывший тренер.

— Ты мне сказал за вояками приглядывать, — сказал парень. — Так вот, они все время куда-то уходят и возвращаются.

— Куда уходят? Откудавозвращаются? — предчувствуя, что сбываются самые неприятные подозрения, спросил Руслан.

— Не знаю, я за ними боюсь следом идти, — ответил Макс. — Но многие из них уже раза по два куда-то уходили и потом снова возвращались.

— Вот тебе и помощничек, — зловещим голосом сказал Алексей. — Сам зубы нам заговаривает, а его люди уже ловушку готовят.

— Не паникуй, — спокойно парировал Руслан. — Мы еще ничего толком не знаем.

— А тут и знать нечего, — решительно сказал бывший тренер. — Гнать их надо из центра на ночь. И забаррикадировать все входы намертво.

В комнате тем временем одобрительно зашумели.

— Пойдем, дослушаем до конца, а потом спросим у него напрямую, что происходит, — сказал Руслан.

Судя по лицам слушателей, за время, пока Руслан и Алексей находились в коридоре, Губанов сумел всех убедить в своей правоте. Впрочем, Руслан и не сомневался, какой именно аргумент стал решающим. Что тут же и подтвердилось:

— Что ж вы сразу не сказали, что воевать особо не придется? — спросил у Руслана Петрович. — Просто попугать надо, а остальное — вон, капитан со своими сделает.

— Это не совсем так, — возразил Руслан. — Надо будет переправиться на виду у противника. А это означает, что нас запросто могут обстрелять. Да и воевать все равно придется. Как только станет известно о нашем передвижении — на пути организуют засады. Никто из нас не имеет опыта ведения боевых действий в городских условиях. Так ведь?

— Так, — уже не столь радостно проговорил Петрович.

— Именно для этого у вас есть я и мои бойцы, — сказал Губанов, потом выдержал паузу и произнес: — Полагаю, что остальное вы сумеете обсудить без меня. Я понимаю, что вы не можете мне пока доверять, поэтому отдал своим людям приказ найти место для ночевки в каком-нибудь жилом доме. Переночуем там, а утром снова встретимся, чтобы окончательно все решить. Если вы поймете, наконец, что выбора нет, потребуется провести рекогносцировку на местности. Всё, бывайте.

С этими словами он вышел в коридор и растворился в темноте.

— А ларчик просто открывался, — проговорил Алексей, провожая капитана взглядом.

Закончив обсуждение, мужчины разошлись. Руслан вернулся к себе. Наташа еще не спала — ждала его. Как только он лег рядом, обняла его, прижалась и тихонько заплакала. Он понимал, что слова сейчас не нужны, поэтому просто гладил ее и целовал соленые щеки.

* * *

Новая река, стремительным потоком проносящаяся между краями обрушенного моста, стала естественной границей территории, контролируемой людьми Юрасова. Стоило Руслану подняться на кучу бетонных обломков, с которой он осматривал водную преграду в прошлый раз, как на другой стороне наметилось движение, засуетились серые фигурки людей. Вскоре даже грохнул выстрел.

— Не бойтесь, — сказал Губанов, разглядывая противоположный берег в бинокль. — Они слишком плохие стрелки, чтобы пытаться чего-то добиться всерьез. Пугают.

— Да никто особо не испугался, — проворчал Толян.

— Сколько у нас лодок? — спросил Руслан.

— Три, — ответил Губанов.

— Значит, три рейса минимум.

— Ага. Здесь расположим взвод стрелков, они будут прикрывать переправу сверху и следить, чтобы на противоположной стороне моста никого не было. Первыми переправятся мои же ребята, займут оборону по периметру вокруг зоны высадки. Следом — ты со своими, последним — взвод прикрытия.

— Предлагаю к лодкам прикрепить веревки, чтобы просто перетягивать их назад.

— Да, можно, — согласился капитан.

— А дальше что? Наверняка полицейские уже будут нас ждать, когда мы переправимся и покажемся с берега.

— Нужно будет продержаться первые несколько минут, чтобы мы с тобой смогли незаметно уйти, — сказал Губанов. — Хотя, в принципе, я не рассчитываю на серьезное сопротивление.

— А если ошибаешься?

— Война дело опасное, — пожал плечами капитан. — Понимаю, что твои не обученные, поэтому своих ребят вперед и посылаю.

Руслан повернулся и зашагал прочь от реки. Общий смысл предложений бравого спецназовца он понял, но все равно что-то смущало, не нравилось. Как-то лихо все у Губанова получалось и легко. Такого быть просто не могло. Руслан чувствовал, что план обречен на провал. Не получалось четко осознать почему именно, но внутренний голос не просто говорил и настаивал, а кричал и визжал об этом.

— Нет, — пробормотал Руслан. — Нет, так не пойдет!

— Ну, пусть наоборот — твои вперед идут, а мои мужики прикрывают, — нахмурился Губанов. — Хотя я бы не стал…

— Я не о том. Весь твой план — никуда не годный.

— Как так?

— А так. Ничего у нас не выйдет.

Капитан остановился.

— Ты чего, решил отказаться?

— От идеи — нет, но план нужен другой.

— Какой?

— Не знаю еще! — разозлился Руслан. — Буду думать! Или тебе прямо сейчас родить?

— Вот чего не надо — так это кипятиться, — фыркнул капитан. Не нравится мой план, значит, давай другой выстраивать.

Руслан шел по улицам, хмурился, как и небо над его головой. Не любил он такое дурацкое состояние, когда понимаешь, что нужно сделать, но не знаешь как.

Он смотрел на дома и улицы, невольно вспоминая свое первое знакомство с ними, когда потерялся Сашка-шаман. За всеми событиями, о парне даже не вспоминал, а ведь тот так и не вернулся в торговый центр. Что же с ним стало? Скорее всего, это так и останется загадкой.

А вот здесь Руслан повстречал Игоря с семьей. Правда, тогда он еще не знал, как того зовут, для него это был просто беженец…

— Погоди, а что с казаками?

— Какими казаками? — не понял хода его мыслей Губанов.

— Которые якобы губернатора защищают. За них с тебя Юрасов спрашивал.

— А чего с ними… Я своих людей на штурм посылать не стал, полицейские обложили их в здании диагностического центра. Вокруг снайперы постоянно дежурят и пулеметчики, держат входы-выходы на прицеле. Хотя, думаю, что такое положение недолго сохранится. Припасы у казаков скоро закончатся, и они пойдут на прорыв. Положат их, если не всех, то большинство.

— Сможешь меня к ним провести?

— Руслан, ты спятил? Под перекрестным огнем окажемся.

— Зато, если договоримся, то казаки на прорыв пойдут, не когда сами захотят, а когда нам нужно.

План зарождался в голове на ходу. Пока без деталей, но основа уже появилась.

— Так что, сможешь?

— Попробуем, — неуверенно ответил капитан.

— Пошли быстрее, сейчас ливанёт.

Но вернуться в торговый центр до начала дождя они не успели — последние кварталы пришлось шлепать по грязи и скользкой траве. Вымокли насквозь.

Совещание решили устроить прямо в столовой, за горячим чаем.

— Ты точно хочешь казаков привлекать? — в который уже раз спросил Губанов.

— Точно, — ответил Руслан. — В чем проблема?

Капитан замялся, но потом сказал:

— Не уверен, что они захотят со мной в одной команде быть. Юрасов посылал меня к ним вести переговоры о добровольной сдаче. Так что они знают, что я с полковником был.

— Так и я знал, но ведь мы сейчас сидим здесь, совместную операцию обсуждаем и планы на будущее. Пойми, Виктор, если губернатор действительно с ними, то он должен возглавить город, а не я. Он управленец, знает, как и что здесь работает, а мне даже названия улиц не знакомы. Мы его поддержим на наших условиях и, объединив усилия, гораздо быстрее сможем поставить город на ноги.

— Может, ты и прав.

— Когда сможешь организовать переговоры?

— Я? — изумился Губанов. — Разговор был только, что надо провести тебя к ним. Это я могу хоть сегодня. Знаю все пулеметные точки — они постоянные, и часть снайперских, но с этими сложнее. Спецуры среди них нет, но некоторым хватает ума периодически менять позиции. А уж как выйти с ними на контакт, не получив при этом пулю в голову, — сам думай.

Руслан углубился в размышления. Ему никто не мешал, разговаривали негромко, в сторонку.

— Нам нужно будет место, хорошо просматриваемое из здания осаждаемых и скрытое от других возможных наблюдателей, — сказал, наконец, Руслан.

— Найдем, — кивнул капитан.

— Тогда вечером и отправляемся.

* * *

Ливень шел стеной. Дождевики не спасали, одежда намокла и липла к телу. Плавсредства капитана оказались спрятаны в здании недалеко от реки. Вчетвером они подняли одну лодку и понесли к месту переправы. Вода стекала по склонам к реке, и без того мутный поток приобрел глинистый оттенок. Почва под ногами превратилась в грязь и липла к ботинкам.

Трое спецназовцев заняли позиции наверху склона и внимательно следили за противоположным берегом. Руслан отчасти сочувствовал бойцам, ведь им придется мокнуть до самого их возвращения.

Пока спускались к кромке воды, несколько раз чуть не упали. Когда лодка была на воде, и все четверо забрались в нее, капитан оттолкнулся от бетонного обломка. Сразу взялись за весла, грести пришлось изо всех сил, но все равно сносило. Один раз ткнулись в крышу затопленного вагона. Наполненная воздухом резина спружинила и резко подскочила, едва не выбросив всех за борт. Руслан еле удержался. Сидевший рядом спецназовец схватил его за плечо, удерживая на месте.

Может быть из-за дождя, но Руслану показалось, что уровень воды в реке поднялся по сравнению с тем разом, когда он перебирался. И течение словно бы стало быстрее.

Когда добрались наконец до берега, сил почти не осталось. Правда, он не без гордости отметил, что выглядит вполне неплохо на фоне тренированных спецназовцев.

Втащили лодку на сушу — если можно было так назвать чавкающую грязь, в которую ноги проваливались по щиколотки, — укрыли за обломками, прикрыли мусором.

— Контакт! — внезапно крикнул один из бойцов, припал на колено, одновременно с этим поднимая автомат к плечу и прицеливаясь.

Человек в темно-сером плаще, с коротким автоматом в руках, только что вышел из-за кустов и замер, глядя на них. От страха его глаза широко раскрылись. Когда шок прошел, незнакомец бросился бежать, поскользнулся, упал и, не вставая, на корточках, стал продираться через кусты, волоча за собой оружие.

— Командир? — спецназовец держал человека на прицеле и ждал приказа.

— Да хрен с ним, пусть уходит, — сказал Губанов. — Нам все равно в другую сторону сейчас.

Дальше пошли вдоль берега реки, вниз по течению. Поток расширялся почти вдвое, а берега, заваленные мусором и обломками, представляли собой нерукотворные укрепления. Теперь Руслан понял, почему разрушенный мост был чуть ли не единственным местом, пригодным для переправы.

Затем отряд свернул в какие-то полузатопленные цеха, где приходилось пробираться по колено в воде. Вышли к пятиэтажкам.

— Этот район называется Южная поляна, — сообщил Губанов. — Мы сделали небольшой крюк, но зато так зайдем с неохраняемой стороны.

Через дворы вышли к дороге. Десятки столкнувшихся когда-то машин неровными рядами вытянулись в обоих направлениях. В ржавых кабинах некоторых автомобилей белели скелеты.

Прикрывая друг друга, быстро пересекли улицу и направились к комплексу многоэтажек. Дождь ухудшал видимость, но и скрывал от возможных наблюдателей. Двигаясь вдоль стен, обошли комплекс, остановились.

Губанов подозвал Руслана, выглянул из-за угла и кивком указал на здание, окруженное решетчатым металлическим забором.

— Это диагностический центр. Цель — светлая девятиэтажка, расположенная ближе к нам, по диагонали от казачьей крепости. Пулеметное гнездо на восьмом этаже, снайпер обычно сидит на девятом либо на крыше, но в такую погоду — наверняка в помещении.

— Захватываем обе точки, а потом попробуем связаться с казаками.

Капитан кивнул, подозвал бойцов, отдал короткие приказы. Бойцы отправились вперед.

— Старайся не высовываться — снайперов у казаков нет, но все равно неплохо стреляют, — предупредил Губанов и двинулся следом за своими людьми.

Зашли в подъезд и стали медленно подниматься по лестнице. На ступенях чернели мокрые следы спецназовцев.

Когда добрались до восьмого этажа, сверху показался один из бойцов и знаками обозначил, что все чисто. В квартире с заложенными мешками с песком окнами было тепло и тихо. Пулемет аккуратно стоял у одной стены, возле другой лежали двое неподвижных субъектов, одетых в потрепанную полицейскую форму. У обоих рты были закрыты кляпами, а руки стянуты за спинами кусками веревки.

— Снайперы? — спросил Губанов.

— На девятом нет, на крыше тоже.

Капитан кивком показал, что доволен бойцами. Посмотрел на Руслана:

— Твой выход.

Он кивнул, скинул рюкзак и устроился на полу. Растянул завязки, вытащил самодельный фонарь с отражателем и подвижной шторкой, приготовился заправить его маслом.

— Мужики, что-то я продрог, есть у вас, чем согреться? — раздался от входа незнакомый голос.

В квартиру вошел высокий парень, в промокшей плащ-палатке, со снайперской винтовкой на сгибе локтя.

Увидел незваных гостей, он замер.

— Товарищ капитан… — узнал он Губанова. — А вы чего здесь…

Взгляд стрелка упал на связанных товарищей. По его лицу можно было проследить весь процесс осознания происходящего…

Губанов находился ближе всех к парню. Капитан быстро шагнул вперед, подпрыгнул, обхватил снайпера ногами за шею и плечи и, используя вес своего тела и силу мускулов, произвел бросок.

Потом, не позволив противнику опомниться, связал его движения, мешая дотянуться до винтовки и вышел на удушающий. Вскоре парень обмяк. Губанов поднялся, отряхнул пыль с одежды, взял винтовку и посмотрел на Руслана:

— Ну что, готов?

Руслан кивнул. Отметил про себя, что в рукопашной не составит конкуренцию капитану. А маленькая победа при их первой встрече — скорее всего, случайность, стечение обстоятельств.

Он зажег фонарь, подошел к окну, приставил к амбразуре между мешками с песком и стал опускать и поднимать шторку.

«Надо поговорить».

«Иду один».

«Без оружия».

— Это что, морзянка? — громким шепотом воскликнул Губанов. — Руслан, ты из какого века? Сейчас морзянку почти никто не знает! А казаки, хотя и ходят с шашками да в папахах, но пользуются сотовыми и интернетом, ну, то есть… пользовались.

— Есть другие предложения? — спокойно сказал Руслан, продолжая передавать сообщение. — Готов выслушать. Это все, что пришло мне в голову.

— Ну, ты орел, летун, — проговорил Губанов и ушел в другой конец комнаты.

На город опускалась ночь. Руслан уже перестал считать, сколько раз передал сообщение, но не терял надежды, однако в здании напротив не загорелось ни одного огонька. И тут до него дошло, как он просчитался.

— Они не ответят, — сказал он, убирая фонарь.

— Тоже мне новость, — съязвил капитан.

— Не потому, что не поняли. Снайперов боятся! Посчитают ловушкой.

— Командир! — позвал один из бойцов.

— Что?

— Там огонь.

Руслан бросился к амбразуре, его чуть потеснил Губанов. Вдвоем они стали во все глаза всматриваться в размытый силуэт здания.

— Где? Может, показалось? — проговорил капитан.

— Последний этаж, смотрите.

Действительно, на самом верху мигнул и погас тусклый огонек, потом мигнул еще дважды, погас, снова мигнул…

— Что они передают? — спросил Губанов.

Руслан замешкался, потом сказал.

— Ничего.

— Как ничего? — не понял капитан. — Они же мигают.

— Вот именно, они просто мигают в ответ. Ты был прав, они не знают морзянку.

— И что теперь делать? Возвращаемся?

Руслан задумался. Без казаков они вернутся к тому, с чего начинали, а придумывать другие способы наладить контакт времени нет.

— Я пойду.

— Сдурел?

— Нет. Если что — вы меня прикроете. Давай прикинем, как лучше добраться до входа?

— Руслан, казаки могут решить, что ты диверсант, а полицейские, что лазутчик. И те и другие будут стрелять без предупреждения.

— Если начнут палить казаки, открывайте огонь по зданию, подключатся полицейские, и я вернусь назад. Если же откроют огонь сами полицейские… — он вздохнул. — Будем надеяться, что не откроют. Покажи, где у них еще огневые точки, каких направлений мне следует опасаться и куда вообще ползти?

Губанов быстро провел инструктаж, потом раздал приказы бойцам, сам взял винтовку и сказал:

— Я на крышу. Ты не спеши, ночь только началась. Смена придет утром. Удачи.

— Спасибо, — ответил Руслан, отдал ему автомат и пошел вниз по лестнице.

Ливень усилился. К дождю добавился порывистый ветер.

Руслан добрался до намеченной точки, откуда должен будет передвигаться ползком. Поежился, с отвращением опустился на живот и медленно пополз вперед. До здания диагностического центра было каких-то полсотни метров, но он даже не загадывал, сколько у него уйдет времени, чтобы их преодолеть. Перемещался от укрытия к укрытию: до грузовика со сгнившими шинами, следующая остановка — ржавая легковушка, потом углубление между двумя вывороченными брусками бордюрного камня. Волнения не было, наоборот — собранность и сосредоточенность. Проползти, замереть, дождаться, пока поганец-ветер перестанет разгонять дождь, и тот снова будет идти плотной, поглощающей движения стеной… Когда приходилось долго лежать на одном месте, от холода начинали ныть мышцы. Дальше — самое сложное: пролезть под забором. Трава так густо проросла, что ее корни с трудом получалось прорезать ножом.

Руслан резал дерн и сдвигал его в сторону, резал и сдвигал. Пока, наконец, не образовалась достаточная яма, чтобы он смог пролезть под металлическими прутьями. Спустившись в прокопанную канаву, подождал, пока стихнет ветер, потом хотел выбраться, но не смог себя заставить. Этот момент почему-то показался Руслану самым страшным. Он представил, что, как только поднимет голову, невидимый снайпер всадит ему пулю в лоб. Из-за этих мыслей он провел в яме несколько минут, пока не собрал силу воли в кулак и не заставил себя выползти.

В него никто не стрелял, похоже, даже не собирался. Он подобрался к запасному выходу, подождал немного и постучал, выбивая костяшками пальцев морзянку — то же самое сообщение, что передавал фонарем.

Никто не открывал и не отзывался. Руслан начал коченеть. От холода сводило руки и ноги. Он принялся стучать снова. Никакой реакции. Еще несколько раз отстучал послание, правда, периодически ошибался, но это не имело значения — все равно азбуку Морзе никто в диагностическом центре не знал.

Не получив ответа, он решил на все плюнуть и ползти назад. Но только сдвинулся с места, как дверь приоткрылась, и раздался шепот.

— Какого хрена тебе тут надо?

— Я… — он уже дрожал от холода, и слова давались с трудом. — Меня зовут Руслан Павлов, мне нужно поговорить с губернатором.

Его грубо схватили за шиворот и втащили внутрь. Дверь захлопнулась.

Руслана заставили подняться и встать лицом к стене. Быстро обыскали. Отобрали нож, резко развернули. Все это время он находился под прицелом нескольких автоматов.

— Тебя Юрасов послал?

— А-га… — борясь с дрожью проговорил Руслан, — зас… ланный казачок.

— Ты, гад, еще язвить будешь!

В темноте коридора он с трудом различал силуэты людей, о том, чтобы уклониться от удара и речи не шло. Что-то металлическое, скорее всего приклад, врезало по скуле, и Руслан упал на пол. В голове зашумело.

— Прекратить! — раздался приказ. — Ко мне в кабинет его!

Руслана подхватили под руки, заставили подняться и потащили по коридорам. Видимо, казаки уже привыкли обходиться без света и отлично ориентировались в местных закоулках, но Руслан без провожатых вряд ли бы нашел выход.

Наконец, его завели в какое-то помещение и бросили на стул. Чиркнула спичка, ослепляя и заставляя зажмуриться.

Потом зрение восстановилось, и в свете спиртовки удалось рассмотреть прямоугольную комнату без окон, поперек нее стол, а за ним человека в темно-синей казацкой форме, с распахнутым воротом.

На вид мужчине было около сорока — начавшие седеть волосы, на подбородке заметная впадинка.

— Митяй! — позвал он. — Притащи одеяло и спирт.

Руслан догадался, что это для него и поблагодарил:

— Спасибо. Ты — Коньков?

Мужчина вскинул голову.

— Мы знакомы?

Руслан помотал головой.

Принесли одеяло и флакон с прозрачной жидкостью. Помогли Руслану укутаться, потом хозяин кабинета разлил спирт в пластиковые стаканы.

— Воды мало, запивать нечем, давай так.

Руслан опрокинул алкоголь в горло и чуть не задохнулся. Захрипел, начал кашлять. Но стиснул кулаки, вытерпел несколько секунд, и жжение начало спадать, а по телу разлилось тепло.

— Ты кто и откуда знаешь, как меня зовут?

— Подполковник ВВС Павлов. Я пришел, чтобы поговорить с губернатором.

— Прежде поговори со мной. А уж я решу, стоит ли губернатору тратить на тебя время.

— Мы с капитаном Губановым планируем положить конец бесчинствам полковника Юрасова. От капитана же я узнал твое имя. Еще я знаю, что у вас заканчиваются припасы, и вскоре вы пойдете на прорыв. Я хотел попросить вас сделать это в определенное время, чтобы оттянуть на себя основные силы Юрасова. Группа капитана Губанова сделает то же самое, только в районе переправы. Я со своими людьми направлюсь в центр и захвачу полковника. Как только это произойдет, осада с вашего здания будет снята, а губернатор займет свой законный пост.

— Лихо, — проговорил Коньков. — Только с чего я должен тебе верить?

— А чем ты рискуешь? На прорыв ты пойдешь в любом случае. Неожиданностью для полицейских это не станет. Так какая тебе разница, когда начать?

Казак задумался, потом сказал:

— Когда я последний раз виделся с Губановым, он подчинялся Юрасову.

— Теперь он под моим командованием, — сказал Руслан.

— Н-да, — протянул Коньков, — непростая ситуация.

— Ты даже не представляешь — насколько. Если у нас не получится свергнуть Юрасова, то вскоре городу придет конец.

— Да ему уже конец!

— Что-то еще можно восстановить, — ответил Руслан. — Возродить сельское хозяйство, наладить производства, возродить промысловую охоту. Главное, чтобы было кому этим заниматься. А если не останется людей, то исчезнет и город.

— И куда же денутся люди?

— Их либо уничтожат, либо превратят в рабов. Ну что, еще будем лясы точить или пойдем к губернатору?

Коньков в очередной раз задумался. Потом поднялся и сказал:

— Пошли.

У выхода из кабинета их ждал охранник. Он пошел следом.

В коридоре света не было, и Руслан ориентировался по неясному силуэту впереди и звуку шагов. Вскоре Коньков остановился, постучал в какую-то дверь. Не дожидаясь ответа, вошел в нее.

— Губернатор? Я думаю, вам надо поговорить с одним человеком.

— Пусть входит.

Охранник легонько подтолкнул Руслана в спину. Он ожидал увидеть что-то наподобие предыдущего кабинета, но это помещение походило скорее на больничную палату. В углу стояла койка, на которой лежал седовласый мужчина. К руке его тянулись трубки капельницы. Даже при свете нескольких спиртовок в глаза бросалась его бледность.

— Это губернатор Пензенской области Михаил Викторович Ревунов, — представил Коньков.

Руслан вытянулся и представился:

— Подполковник ВВС Павлов Руслан Андреевич.

— Какими судьбами в наших краях?

— Приземлился.

Казак и губернатор переглянулись.

— Самолеты уже летают? — спросил последний, и взгляд его загорелся огнем надежды.

— К сожалению, нет, не летают. Я прямиком с орбиты…

Руслан вкратце рассказал, что творится на всей планете, как сам он поселился в торговом центре, узнал о планах Юрасова, про генерала Мысова и его армию, и о своих планах свершить маленькую революцию и заняться обороной города. Для чего и пришел просить помощи казаков и губернатора.

Его внимательно выслушали, долго молчали. Потом заговорил губернатор:

— Странные наступили времена. Бумага утратила былую силу, а слово — обрело. Всегда гордился тем, что разбираюсь в людях, вижу насквозь. Я не могу проверить твои слова, но я им верю. Только все равно не могу исполнить твою просьбу. — Он отодвинул одеяло и показал пропитанную кровью повязку, через весь торс. — Отсюда я уже никуда не пойду. Когда вы хотите напасть?

— В ближайшие дни. Завтра или послезавтра.

— Столько мы можем подождать, — кивнул губернатор.

— Но участвуете вы или нет, мне надо знать сейчас.

— Нам надо посовещаться, молодой человек. А тебе, вероятно, возвращаться к твоим друзьям. Я слышал, вы подавали сигнал азбукой Морзе — забытое знание, которое нужно возрождать. Так вот, ждите нашего решения, на том же месте. Скажи, как буква «Д» будет на морзянке?

— Тире-точка-точка.

— А буква «Н»?

— Тире-точка.

— Думаю, ты догадался, что это будет ответ на твой вопрос. И не обессудь, если мы не согласимся. Превыше всего для нас — Пенза и ее жители. Все остальное — вторично.

— Хорошо, я с уважением отнесусь к вашему выбору. Спасибо, что выслушали. Очень надеюсь, еще увидимся. На случай, если вы согласитесь, ждите стрелу в одно из окон — это будет сигналом к атаке.

Коньков позвал охранника и приказал, чтобы Руслана сопроводили к выходу и выпустили.

И снова началось блуждание по темным коридорам…

— Его что, отпускают? — удивился казак у выхода.

— Приказ губернатора, — пояснил охранник.

— Твою мать! Всяких засланных отпускаем…

Но Руслана не заботило недовольство незнакомца, чьего лица он даже не видел. Больше волновала перспектива снова плюхаться животом в грязь и ползти под проливным дождем. Но другого выхода не было. И теперь нужно быть еще осторожнее, ведь, если на пути к диагностическому центру полицейские еще могли принять его за своего, то сейчас он для них однозначно будет врагом, пытающимся сбежать…

Когда Руслан наконец зашел в подъезд дома, где его ждал Губанов с бойцами, он снова дрожал.

— Ну как? — спросил капитан, спустившись с крыши.

Он вымок не меньше Руслана, только в грязи не пачкался.

— Губернатор жив, но тяжело ранен. Сейчас они обсуждают с Коньковым, будут нам помогать или нет. Ждем.

Он подсел поближе к амбразуре и стал наблюдать. Прошло около часа, прежде чем казаки ответили.

Тире-точка…

Следующее мгновение показалось Руслану невероятно длинным. Неужели он напрасно ползал по грязи и лужам, рискуя схлопотать пулю? Неужели губернатор посчитал, что лучше не поддерживать затею с переворотом?..

…точка.

— Они с нами!

Казаки для верности повторили сигнал еще дважды.

— Вот теперь можно и возвращаться.

* * *

Помещение, где они с Наташей жили, казалось невероятно маленьким — хватало всего на несколько шагов, и приходилось разворачиваться.

— Я думаю, тебе надо успокоиться, — сказала Наташа. — Сходить к доку за валерьянкой?

— Так заметно, что я нервничаю?

— Ну, как тебе сказать…

Руслан прекратил свои метания и смущенно улыбнулся:

— Не приходилось еще перевороты устраивать. Слишком много факторов, на которые я не могу повлиять. Когда сидишь в корабле и готовишься к старту, от тебя тоже практически ничего не зависит, но там все отработано, отлажено, ни один раз пройдено на симуляторе. А здесь приходится полагаться на совершенно незнакомых людей, доверять им. Переживаю.

Наташа серьезно посмотрела на него и произнесла:

— Всего не предусмотришь. Но даже если что-то пойдет не по плану, уверена, ты сумеешь повернуть ситуацию в лучшую сторону.

— Руслан! — донеслось из коридора. — Руслан!

Макс влетел к ним в отдел.

— Стрельба на переправе!

Схватив автомат, Руслан бросился к выходу, оглянулся, встретился взглядом с Наташей. Она словно ждала этого. Ободряюще кивнула ему: мол, вот и шанс проверить мои слова, иди, справляйся!

Внизу уже ждал Алексей и несколько человек из тех, что участвовали в стычке с мысовцами.

Все вместе они выбежали под дождь.

— Капитан не вернулся? — спросил Руслан.

— Нет.

Захотелось выругаться. И для чего Губанову понадобилось именно сегодня искать другие возможные места для переправы? Он разбил своих людей на две группы, одну отправил вниз по течению, с другой пошел сам вверх…

На самом деле, Руслан понимал, зачем и почему: капитан готовил пути отхода для тех, кто на время операции останется в торговом центре. Ведь это, в основном, будут женщины и дети. Для охраны с ними, конечно, останутся десять мужчин, но если мысовцы решат снова напасть, у обитателей гипермаркета не останется иного выхода, кроме побега. Просто Руслан нервничал и оттого злился.

На ходу он слушал рассказ бывшего тренера.

— Витька с Аленой послали бойцам еду отнести. Они с полпути вернулись, говорят там перестрелка серьезная.

Руслан уже знал дорогу и неплохо ориентировался среди руин и заросших улиц, поэтому легко двигался во главе группы.

Что могло случиться на переправе, чтобы спецназовцы ввязались в перестрелку? Не вовремя все это, ох как же не вовремя! За то время, пока они добирались, он успел обдумать массу различных вариантов, и ни один ему не понравился. Еще Руслан радовался, что спутники подобрались достаточно спортивные, чтобы передвигаться бегом и практически без остановок.

Чем ближе они подходили, тем отчетливее становились слышны звуки перестрелки. Ее интенсивность говорила о том, что троим бойцам Губанова приходилось отбиваться от сил противника, намного превосходящих их численностью.

Хотелось прибавить ходу, но если они выдохнутся, то стрелки из них будут никудышные. Поэтому Руслан старался держать ровный темп.

Метров за сто перешли на шаг, пригнулись и с повышенной осторожностью стали подбираться к переправе. К сожалению, рядом с мостом не имелось ни одного высотного здания, чтобы оглядеть всё сверху. Пришлось подходить почти к самому берегу.

Позиции спецназовцев Руслан заметил издалека. Все трое залегли между бетонных обломков: двое с левой стороны от остатков моста, один — с правой. Они стреляли короткими очередями по противоположному берегу. Вокруг них то и дело взлетали фонтанчики из каменной крошки, земли и пыли, выбиваемые пулями.

Стараясь держаться как можно ниже, Руслан побежал к ним.

— Свои! Свои! — крикнул он и прижался к бетонному обломку рядом с одним из бойцов.

Чуть привстал, выглянув из-за укрытия, и обомлел: дальний берег кишел людьми в серой форме.

— Твою мать! — не сдержался Алексей.

Руслан испытывал те же эмоции.

— Где капитан? — бросил через плечо спецназовец, продолжая стрелять.

— Еще не вернулся!

Боец буркнул под нос ругательство, потом сказал:

— Мы тут не продержимся долго. Патроны на исходе. Там человек пятьдесят, я видел гранатометы, но их пока в ход не пускают: либо ждут начала переправы, либо берегут для атаки на торговый центр. У них лодки. Когда спустятся к воде, мы уже не сможем их остановить, на реке — не достать. Как только начнется переправа, нам носа высунуть не дадут.

Руслан напряженно размышлял. Необходимо было либо что-то предпринять, либо отступать и занимать оборону в торговом центре.

По бетонному обломку застучали пули. Спецназовец спрятался, пробормотал:

— Сейчас бы миномет хоть один — дождались бы, пока на воду сойдут, и накрыли.

Но оружие имелось только стрелковое…

Вдруг Руслану пришла в голову мысль.

— Лёха, мужики! Ко мне быстро! — Он собрал спутников. — Кто из вас быстрее всех бегает?

— Я, наверное, — сказал Виталий, смуглый худощавый парень, молчаливый и замкнутый. Руслан крайне редко с ним сталкивался и, кажется, ни разу не общался. — Чемпионом района был.

— Беги к нашим, пусть берут луки и как можно больше стрел. И бегом же сюда! Понял?

— Да.

— Автомат оставь, чтобы легче было. Пошел, бегом!

Руслан посмотрел вслед гонцу и сказал:

— Нам теперь до их прихода продержаться надо. За дело, парни, патроны — как всегда.

Устроившись между обломками, он открыл огонь по противнику.

Вскоре началась подготовка к переправе. Полицейские, прикрываясь щитами из кевлара, хотели спуститься к воде, но, после того, как лодку, которую они несли, пули разорвали в клочья, сменили тактику. Стали щитами прикрывать не только людей, но и плавсредства.

— Хитрожопые ублюдки! — выругался спецназовец рядом с Русланом.

Медленно, но верно полицейские добрались до кромки воды. К счастью, щитов у них оказалось немного, поэтому лодки спускали по одной. Время тянулось бесконечно, казалось, что прошел час, а то и больше, а подкрепления так и не было. Тревога усиливалась. Вдруг Виталий не добежал? Споткнулся о корни или подвернул ногу, что более чем реально, или нарвался на стаю диких собак, а автомат Руслан велел ему оставить… Патроны заканчивались, хотя спецназовец уже подкинул ему еще один магазин.

Ну что же так долго!

— Они на воду встают, — сказал боец. — Надо валить, сейчас шквальным накроют!

Руслан оглянулся, но подкрепление не подошло.

— Ладно, отступаем, — решил он.

— Уходим! Мужики, уходим! — прокричал спецназовец, передавая приказ. И сам сорвался с места.

Один из людей Руслана распрямился раньше, чем спустился вниз, и тут же вскрикнул, получив пулю в спину. Взмахнув руками, он повалился на камни.

Товарищи подхватили его под руки, потащили.

Руслан успел сделать лишь несколько шагов, как увидел, что навстречу бегут люди. Впереди всех мчался смуглый Виталий.

Спецназовец остановился рядом.

— Это чего?

— Ты же хотел миномет!

Заметив среди бежавших Радомира, Руслан обрадовался, замахал рукой.

— Мужики, быстрее! Они наверняка уже плывут! — он посмотрел на спецназовца и сказал: — Нам нужен координатор огня!

— Понял, — кивнул тот и побежал к мосту.

— Радомир, — позвал Руслан, — будешь командовать. Цели внизу, за этой грядой. Сейчас будет сектор.

— Понял, — сказал долговязый ролевик и крикнул: — Мужики, делайте как я!

Он выбрал позицию, наложил на лук стрелу, натянул тетиву.

Спецназовец выглянул из-за обломков и сразу скрылся обратно.

Утихшая было стрельба, возобновилась.

— Вся ширина моста! Середина реки!

Радомир на миг задумался, прикидывая траекторию:

— Выше! Еще! Залп!

Со свистом стрелы ушли в небо.

— Готовы? Выше! — продолжал командовать ролевик. — Залп!

Первые стрелы только прошли верхнюю точку и устремились вниз, а им вдогонку уже отправилась вторая партия.

Радомир не терял времени:

— Заряжай! Правее! Залп!

Руслан, словно завороженный, смотрел, как два десятка стрел скрылись за краем гряды.

Спецназовец, уже сменивший позицию, снова выглянул и завопил:

— Да! Да! Попали!

Потом заржал радостно и громко.

— Еще правее! — скоординировал он.

Мужики под руководством Радомира продолжали посылать стрелу за стрелой. Тихий шелест оперения был едва различим за треском выстрелов, раздававшимся с другого берега. Гряда из мусора и бетонных обломков служила отличным прикрытием.

Спецназовец занял позицию для стрельбы и открыл огонь. Руслан кинулся к мосту и вскоре тоже распластался на мокрых камнях. Сквозь прицел он видел, как суетятся полицейские. Теперь стреляла только часть из них, да и то скорее для острастки, чем прицельно. Остальные пытались с помощью веревок вытащить из реки своих товарищей. Снизу доносились крики и ругань, а стрелы продолжали падать.

Поймав в прицел какого-то полицейского, Руслан затаил дыхание, почти нажал на спусковой крючок, но не смог выстрелить. Он не хотел уподобляться Юрасову и устраивать расстрел.

— Прекратить огонь! — приказал он. — Прекратить огонь!

Быстро привстал, окинул беглым взглядом реку и нырнул под защиту бетона.

Увиденное его вполне удовлетворило. Все лодки были уничтожены. Похожие на зеленые кляксы, утыканные стрелами, они плыли по течению, липли к остаткам опор, цеплялись за выступающий из воды мусор. Десятки людей барахтались в воде, борясь с течением. Некоторым повезло меньше: их пронзенные стрелами тела кружили в водоворотах.

— Всё, уходим!

Радомир с остальными лучниками вопросительно смотрели на него.

— Уходим, а не убегаем, — улыбнулся Руслан.

Победный вопль пронесся над обломками и стремниной…

На обратном пути они повстречали Губанова с бойцами, и Радомир самодовольно заявил, что пока те «где-то бродили», он решил проблему. Покровительственно похлопал капитана по плечу и прошествовал дальше с гордо поднятой головой.

— Однако, — только и произнес Губанов и поравнялся с Русланом. — После расскажешь, что у вас тут за балаган и чего стреляли. Докладываю: ниже по течению, недалеко от бывшего Тепличного комбината, имеется здание у самой воды, точнее даже — прямо в воде. Первый этаж затоплен, но это только плюс. Можно организовать погрузку пассажиров и переправу под прикрытием стен. А несколько автоматчиков смогут отбиваться от атак достаточно долгое время. Двое из моих парней останутся для прикрытия торгового центра, в случае чего, они же и проведут эвакуацию и переправу.

— Отлично. Хотя бы не так душа будет болеть.

— У вас-то что произошло?

— Человек пятьдесят полицейских со щитами и гранатометами пытались переправиться на лодках, — рассказал Руслан.

— Ясно. Юрасов просек, что не просто так мы рядом с казаками отирались, решил сделать упреждающий ход. Наверняка всё просчитал уже — и про губернатора, и про торговый центр. Не удивлюсь, если одновременно с переправой начали штурм диагностического.

— Выходит, мы опоздали?

— Нет. Как по мне, так ничего не изменилось, просто партию начали не белые фигуры, а черные. Вот только переправу теперь будет сложнее отбить. Но, думаю, справимся.

— Считаю, что нужно выдвигаться прямо сейчас. Полицейские потрепаны, ответной атаки не ждут. Пару гранат из подствольника по их позициям, а потом массированный огонь, чтоб побывали на нашем месте. Пока поймут в чем дело, занимаем переправу, отсылаем человека к казакам, чтобы весточку им в окно воткнул, — если, конечно, у них уже не началось веселье, — и отправляемся сами.

* * *

На сборы ушло чуть больше получаса. Руслан раздал последние указания, проверил оружие, поговорил с Алексеем. Чуть раньше решили, что бывший тренер останется в торговом центре. Тот не строил из себя героя, просто обдумал все и согласился.

Наташа была рядом, помогала собираться.

Когда настало время расставаться, она подошла к Руслану, поцеловала, прижала ладонь к его груди, посмотрела в глаза и сказала:

— Что-то слишком часто я тебя стала провожать. Пора прекращать. Ты понял меня, космонавт?

— Понял, — улыбнулся он в ответ, еще раз поцеловал, перевел взгляд на свой отряд и сказал: — Ну что, мужики… поехали?

— Поехали!

До переправы добрались без сложностей. На подходах к разрушенному мосту рассредоточились, забрали спрятанные лодки и подтащили их ближе к бетонной гряде.

Судя по всему, полицейские стояли лагерем на другом берегу, на спуске с моста. По краю патрулировали лишь несколько человек.

— Начали, — сказал Руслан.

Трое спецназовцев зарядили подствольные гранатометы и выстрелили. Взрывы грохнули почти одновременно. Полицейские стали испуганно озираться, и в этот момент по ним открыли огонь.

— Вперед, вперед! — скомандовал Губанов.

Лодки с привязанными к ним веревками потащили к воде. Погрузились, взялись за весла, поплыли.

Прикрывающие не прекращали огонь, и первая переправа прошла без сучка, без задоринки.

Оказавшись на берегу, спецназовцы побросали весла в лодки и, больше не заботясь о них, стали взбираться наверх. Через минуту они начали стрелять по противнику.

Вторая группа, в которой находился Руслан, за веревки притянула лодки назад, забралась в них и налегла на весла. Третьей должна была переплывать группа прикрытия.

Когда за кормой осталось уже больше половины расстояния, наверху прогремел взрыв, потом еще один, следом третий. Полицейские пустили в ход гранатометы. В воду полетели каменные обломки. Огромный кусок отвалился от скола моста и рухнул вниз, подняв волну.

— Держись! — закричали с головной лодки.

Ее подкинуло и замотало из стороны в сторону.

Увидев, что теперь водяной вал идет к ним, Руслан вцепился в веревочные петли на бортах. Волна приподняла лодке нос, прокатилась под днищем, круто задрала корму и швырнула вперед.

От рывка одна петля оторвалась, и его чуть не выбросило за борт. Холодные брызги накрыли Руслана с головой. Лодку стало крутить и раскачивать, а когда принялись грести — только еще больше закружило.

— Суши весла! — вспомнилась команда. — Суши весла!

Дождавшись, пока болтанка чуть успокоится, Руслан крикнул:

— Правый борт, вперед!

Наконец, удалось выровнять лодку носом к нужному берегу. Они снова налегли на весла все вместе.

Почувствовав под ногами землю, Руслан вздохнул с облегчением. Со своей группой он пробрался вдоль берега, поднялся с другой стороны моста и открыл огонь по противнику.

Они дождались оставшихся спецназовцев, затем встретились с Губановым.

— Ну что, отсылай сигнальщика к казакам. И пошли, — сказал капитан. — Мои мужики закрепятся здесь и будут оттягивать на себя столько сил, сколько смогут.

Подать сигнал казакам вызвался Радомир. Видимо, недавняя победа здорово подняла его боевой дух. Для надежности вместе с ним отправили Виталия.

Руслан с капитаном и группой прикрытия пошли в обход полицейских, через заброшенные заводские цеха. Можно было бы зайти к противнику с тыла, но сейчас задача стояла иная. Оставив позади место схватки, они углубились в городские кварталы.

На Пензу опускалась ночь. Дождь прекратился, оставив после себя мельчайшую взвесь. Чистым воздухом хотелось дышать, наполнять им легкие, наслаждаться. Но времени на это не было. Передвигались вдоль реки. Сура давно вышла из берегов, поглотила тянувшиеся вдоль них постройки и, похоже, не собиралась оставлять свои новые владения.

Местность Руслан не узнавал, хотя чувствовал, что идут в сторону центра. Где-то слева, вдалеке, раздавалась стрекотня выстрелов, громыхали взрывы.

— Казаки, — сказал Губанов. — Только бы продержались.

— А Юрасов не захочет сам участвовать в их разгроме или хотя бы наблюдать? — запоздало спохватился Руслан.

— Нет, — хищно улыбнулся капитан. — Эта крыса из своих апартаментов шагу не сделает. Не барское это дело.

— Мы, как будто, в долбанном кино, — проговорил сзади Петрович. — А режиссер спятил. Или таблеток наглотался, и у него глюки. Причем конкретные такие глюки…

Вскоре Руслан начал узнавать дома и улицы. Пройдя через несколько дворов, мимо обветшалой школы, они вышли к площади Ленина. До гостиницы, где организовал свою штаб-квартиру Юрасов,оставалось полквартала.

Губанов внезапно замер и поднял руку, приказывая остальным оставаться на месте.

— Что случилось? — шепотом спросил Руслан.

— Там. Пулеметное гнездо. А вон еще одно. Перекрывают весь сектор, не пройдем. Странно, он же все пулеметы к диагностическому отправлял… — недоумевал капитан.

— Значит, отозвал, когда почувствовал опасность.

— Ага. Только что теперь делать? Гранат нет, точно прицелиться в такой темноте не получится.

— «Горючкой» об стену над ними и сами убегут, — предложил Толян.

— Далеко, не добросить.

— Так и хрен с ним. Мы с Петровичем отвлечем их на себя, он тех, что слева, а я — справа.

— Толя, ты снова грибы ел? — зло посмотрел на парня товарищ, но тем не менее принялся доставать из поясной сумки бутылки. — Найду, где у тебя заначка, изничтожу.

— Так и скажи, что тоже хочешь, — сверкнул довольной улыбкой Толян. Взял в каждую руку по «горючке». — Мы вас, если что, вон в той школе потом подождем.

— Тебе лет пятьдесят назад нужно было эту фразу произнести, — проворчал Петрович и ушел в темноту.

— Не подкачайте, — добродушно пожелал Толян и убежал в свою сторону.

Через пару минут полыхнуло слева. Звуки выстрелов эхом понеслись вдоль улицы, отражаясь от домов.

Звон разбитого стекла и яркое зарево справа. Заговорил второй пулемет.

— Вперед, — сказал Губанов и рванул через дорогу.

Руслан устремился вслед за ним, но успел заметить еще две вспышки, по одной с каждой стороны. Значит, мужики живы!

Пулеметы заходились длинными очередями.

Через полсотни метров показался двор гостиницы.

— Надеюсь, он снайперов сюда не притащил, — проговорил капитан. — Смотрите по крышам.

Руслан присел возле кирпичных гаражей и стал вглядываться в темноту. Никого не заметил.

— Вон пожарная лестница, — сказал он, — по ней я на крышу забирался. Там вход на чердак.

— Какой чердак? — удивился Губанов. — Мы не воры. Войдем через парадный вход.

Он распрямился, оправил форму, повесил автомат на плечо, вытащил из кобуры пистолет и сказал:

— Пошли.

Бравада капитана не произвела впечатления на Руслана. Он каждую секунду, каждый шаг, каждый вздох ожидал пули. Ведь то, что они не увидели снайперов, не означало, что их нет. Но, к его удивлению и облегчению, добрались до центрального входа совершенно спокойно.

В вестибюле, освещаемом масляными светильниками, сидели два охранника. Завидев вооруженных людей, они перегородили дорогу. Потом узнали Губанова.

— Капитан?

— Так точно. Полковник у себя?

— Да, но к нему нельзя…

— Хотите за него сдохнуть? — просто и открыто спросил Губанов.

Охранники потупили взгляды.

— Нет, — пожал один плечами.

— В сторону. И ждать дальнейших распоряжений! — приказал капитан и направился к лестнице.

— На пятом пулеметчик. У него приказ расстреливать всех без исключения, — сказал вдогонку второй охранник.

Двое спецназовцев забрали у полицейских оружие и остались в вестибюле.

Руслан последовал за Губановым, не выпуская из рук автомат.

Поднявшись на пятый этаж, капитан прислонился к стене у входа, спросил «горючку» и крикнул в коридор:

— Это капитан Губанов, у меня в руке «коктейль Молотова». Даю десять секунд, чтобы выйти, или сгоришь заживо. Десять, девять, восемь…

— Не надо, — раздался из коридора молодой голос. — Я выхожу.

Послышались шаги, а вслед за этим стук распахнутых дверей. Возглас Юрасова: «Трусливая тварь!» Выстрелы, звук упавшего тела.

Губанов ринулся в коридор — с бутылкой в одной руке и пистолетом в другой. Руслан не отставал. Стрелять начали одновременно. Вспышки осветили полковника, почти поднявшего пулемет. Пули отбросили его назад. Оружие выпало из рук и загремело по полу.

Капитан подошел к Юрасову, проверил пульс, потом поднялся.

— Руслан, приступай, — сказал он. — Я свое дело сделал.

Быстро спустились вниз, отправили одного из охранников в сопровождении спецназовца к диагностическому центру с приказом прекратить огонь, а второго к пулеметчикам, охраняющим подступы к площади и к переправе.

* * *

— Как пообщались? — спросила Наташа, складывая вещи в один из раскрытых чемоданов.

Подобным были заняты почти все обитатели торгового центра: разошлись по своим отделам и собирали вещи.

— Неплохо вроде, — неуверенно ответил Руслан. — Нормальные и вполне адекватные мужики. Слушали сначала с недоверием, настороженно. С властью трудно расставаться, я понимаю, но в зале казаки с шашками были, а снаружи бойцы Губанова, так что никто особо не дергался. Возмущались, конечно, сначала: мол, кто такой, откуда взялся? Но притихли, когда атаман Коньков вручил флаг Пензенской области и сказал, что губернатор перед смертью передал мне свои полномочия.

— А он действительно передал?

— Коньков поклялся, и еще несколько казаков были свидетелями.

— Значит, ты, можно сказать, официально назначен. А то не очень хотелось бы общаться с узурпатором.

Руслан засмеялся.

— Да, официально. Кстати, театр, в котором заседали, очень красивый и сохранился хорошо. Не довелось побывать?

— Нет.

— Может, из актеров кто уцелел, надо будет выяснить. Я бы тебя на спектакль пригласил, — он улыбнулся.

Наташа распрямилась и с лукавой улыбкой подошла к нему.

— Ты меня на свидание приглашаешь?

— А ты пойдешь?

— Я подумаю. — Наташа потянулась к нему губами, но как только он сделал ответное движение, сказала: — Созвонимся.

Засмеялась и вернулась к чемоданам.

— Руслан, — позвал из коридора Алексей.

— Да, Лёш, — он вышел к бывшему тренеру.

— Слушай, что с пленником делать будем?

— Ах ты! Я уже и забыл про него.

— Я так и понял, — сказал Алексей.

— Я разберусь, занимайся своими делами. Толяна не видел?

— Да где-то внизу шлялся.

Руслан спустился по эскалатору, нашел парня и попросил помочь. Потом пошел на склады, вывел оттуда пленника и проводил на улицу.

Тот шел, не сопротивляясь, жмурясь от дневного света.

— Что со мной будет? — спросил пленный.

Руслан не ответил, продолжая вести его к стене из машин. Прошел через открытые ворота, потом на дорогу, где стоял с велосипедом и рюкзаком Толян.

Спросил пленника:

— Тебя как зовут?

— Евгений.

Руслан молчал, показывая, что ожидает продолжения.

— Евгений Щербаков.

— Теперь послушай меня внимательно, Евгений Щербаков. Ты солдат и должен защищать свой народ, а не воевать против него. Ты давал присягу, и что бы ни произошло, как бы ни сложились обстоятельства, обязан придерживаться ее. Посмотри на меня. Пусть без формы, но я тоже военный, подполковник ВВС. Я служил и буду служить своему народу. Так случилось, что судьба забросила меня именно сюда, в Пензу. И пусть я не местный, но собираюсь сделать для этого города и его жителей все, что в моих силах. И хочу, чтобы ты вернулся в Саратов и поступил так, как должен, в соответствии со своим долгом и честью. Я не знаю и даже представить не могу, с какими трудностями тебе придется столкнуться, как и что ты сможешь сделать, но, если ты попытаешься, и у тебя получится, то в будущем можешь твердо рассчитывать на мою помощь и поддержку.

Он посмотрел парню в глаза. Евгений поморгал, не вполне уверенный, что понимает происходящее, задумался на какое-то время, а потом поднял голову и ответил на его взгляд.

Руслан кивнул, выражая одобрение той решимости, что увидел в глазах парня.

— На велосипеде ты доберешься до Саратова за несколько дней. В рюкзаке еды на неделю.

Толян передал вещи Евгению.

Парень молча принял дары, посмотрел на пензенца, потом снова на Руслана. Сел на велосипед и поехал по трассе.

— Мне кажется, никуда он не поедет, — фыркнул Толян, — только продукты зря перевели.

— Возможно, ты и прав, Толя, возможно… Но не зря говорят: что посеешь, то и пожнешь. Будем надеяться, что эти ростки дадут всходы. Идем, у нас еще много дел.

Руслан не знал почему, но то, что он лично руководил эвакуацией торгового центра, имело для него огромное значение. Он словно прощался с одним из самых значимых этапов своей жизни. Ну и помимо всего прочего, помогал Наташе. Как оказалось, она совершенно не представляла себе жизни без огромного количества вещей и, чтобы собраться, ей потребовалось несколько часов. В итоге набралось четыре огромных чемодана.

— Точно больше нельзя? — спросила она, осматривая груду вещей, которые в эти чемоданы не поместились.

— Можно, но за нас никто их не потащит, так что придется возвращаться еще раз.

— То есть я сейчас соберу еще два, а ты потом их заберешь, да? — просияла Наташа.

Глядя на ее улыбку, Руслан не в силах был отказать. Развел руками, соглашаясь.

— Тебе еще повезло, — решила подбодрить его девушка, — Лёшкина Настя собралась вывезти почти всех кукол из отдела игрушек. Она сейчас устроила кастинг, кто с ней поедет, а кто нет.

— Это точно — повезло.

Вдруг он почувствовал, как кто-то легонько постучал ему по плечу. Оглянулся: сзади стоял спецназовец, один из тех, что должны были сопровождать и охранять обоз из торгового центра.

— Что случилось?

— У меня пост на крыше. Думаю, вам лучше подняться со мной.

Руслану показалось, что в голосе бойца проскользнули тревожные нотки. Сразу засосало под ложечкой, учащенно забилось сердце.

— Руслан? — Наташа перестала собирать вещи и взволнованно посмотрела на него.

— Не знаю, — ответил он. — Но… ты постарайся побыстрей.

Она кивнула, а Руслан направился вслед за бойцом на крышу.

— Там, — сказал спецназовец, когда они подошли к поребрику. Вытянул руку, указывая направление, одновременно передавая бинокль.

Руслан приник к окулярам.

— Правее, — подсказал боец. — Вон там, где столб над дорогой навис и куча проводов.

Но он и сам уже видел человека, что махал руками и кричал, стараясь привлечь к себе внимание. Из-за большого расстояния разобрать, что тот вопит, было невозможно.

На всякий случай, Руслан осмотрел дорогу: всё же направление, откуда могли появиться мысовцы. Ничего тревожного не заметил. Сердце успокоилось, но на душе все равно оставалось тревожно.

— Отправь кого-нибудь разобраться. Только осторожно: как бы не ловушка. Мысовцы все еще способны любую гадость отмочить.

Издалека человек казался смутно знакомым, но Руслан решил дождаться, когда того приведут, и выяснить всё более обстоятельно.

Спецназовец перегнулся через поребрик и позвал товарища:

— Тёма! Сгоняй на трассу, там субъект движется — выясни, что нужно. Только осторожно.

— Сделаю, — донеслось снизу.

Руслан спустился с крыши и вернулся к Наташе.

— Что там? — спросила она.

— Еще не знаю, какой-то человек бежит по дороге и руками машет.

— Может, помощь нужна?

— Скоро узнаем — я отправил бойца ему навстречу. А ты еще не собралась?

— Почти.

— Ладно, заканчивай, а я вниз пойду.

— Ты глобус-то свой будешь брать?

Руслан остановился, задумался, посмотрел на пластиковый шар. Зачем он ему? Все равно не понял смысла рисунка. Если только еще голову поломать, коротая вечера… Но имелось такое подозрение, что вечера у него теперь будут весьма насыщенные. И вряд ли найдется время на пустое времяпрепровождение.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Так-то зачем он мне? Думаю в городе можно еще найти, если понадобится.

— Как сувенир.

— Ну, если только…

— Посмотришь и вспомнишь, как проводил вечера без меня, в одиночестве, рисуя созвездия, — пошутила Наташа.

Он улыбнулся:

— Тогда бери… Стоп. Ты сказала «созвездия»?

— Да. — Девушка взяла в руки глобус, покрутила. — Вот созвездие Рыб, а это — Дева.

Руслан быстро подошел и взял макет из рук Наташи. Она заметила его волнение:

— А ты что, не знал?

Как ни стыдно было признаваться, но ему даже в голову не могло прийти, что нарисовал созвездия. Разгадка лежала на поверхности, а он слишком глубоко копал. Искал то, чего нет, и не замечал очевидного.

Стал вспоминать, что знает об этих двух созвездиях. Покрутил в руках глобус.

Дева — экваториальное созвездие, в составе, кажется, есть пара двойных звезд… Еще там расположен очень яркий квазар… А также точка весеннего равноденствия…

Созвездие Рыбы…

Руслан прикрыл глаза, выискивая в закромах памяти знания… Там тоже находится точка весеннего равноденствия, но… что это значит? Теперь, когда загадка рисунка разрешилась, возникали новые вопросы. Почему именно Дева и Рыбы? Что за катаклизм спроецировал рисунок созвездий на поверхность планеты да еще облек в такую странную форму многослойных столбов света? Как это связано с тем, что люди погрузились в анабиоз?

— Расскажешь, что происходит? — спросила Наташа.

— Да, да. Конечно! Я видел эти созвездия на поверхности Земли, с орбиты. Они были похожи на огромные, размером с город, многослойные столбы света… Хотя, если честно, совершенно не понимаю, как это произошло и что означает.

— Знаешь, я глобус возьму, ты мне как-нибудь все расскажешь, и вместе подумаем, — она улыбнулась. — Может, к чему-то и придем.

Он обнял ее и поцеловал.

— Ты умница, а я балбес. Ведь должен был догадаться, что нарисовал созвездия…

— Заметь, это не я сказала, — улыбнулась Наташа и озорно подмигнула.

В отдел вбежал дозорный спецназовец.

— Командир! Что-то не так!

Руслан быстрым шагом проследовал за ним на крышу.

Отосланный к неизвестному человеку спецназовец возвращался бегом и тоже размахивал руками.

— Думаю, надо уходить, — сказал дозорный. — Тёма просто так бегать не станет.

Руслан перевел бинокль дальше и наконец узнал человека, подававшего сигналы.

— Да это же Евгений — наш пленный, — с удивлением произнес он.

— Тот, которому велосипед дали и отпустили?

— Да.

— …ите! — легкий порыв ветра донес слабый вопль спецназовца.

Обеспокоенный Руслан снова осмотрел окрестности, но по-прежнему не заметил ничего подозрительного. Вокруг простирался все тот же унылый пейзаж, море травы, деревья, изувеченная дорога. Никакой близкой угрозы. Казалось, в этом мире без машин и самолетов ей даже взяться было неоткуда.

— Уходите! — послышался достаточно отчетливо крик бегущего спецназовца.

Руслан ощутил, как екнуло сердце.

— Объявляй срочную эвакуацию! Снимайтесь с караула и выводите людей.

— Есть!

Руслан спустился вниз и столкнулся с Наташей и Алексеем.

— Что происходит? — спросил бывший тренер.

— Не знаю, но нужно уходить! Срочно!

— Настю не видели? — бывший тренер стал предельно серьезным.

— В игрушках. Я приведу, — сказала Наталья.

— Милая, пожалуйста, скорее! — попросил Руслан.

Где-то внизу, в глубинах торгового центра, зарождался шум от беспорядочного перемещения множества людей.

Эвакуация началась.

Наташа без лишних вопросов побежала за дочкой Алексея. Бывший тренер заглянул к себе в отдел, а Руслан рванул вниз по эскалатору, протолкался через суетящихся людей и вырвался на улицу, навстречу подбежавшему спецназовцу.

— Мысовцы разворачивают минометы за той горкой, отсюда не видно, — проговорил тот срывающимся голосом. — Штук пять или шесть. Парень точно не сосчитал. И готовятся открыть огонь. Нужно срочно линять, пока не началось.

Сверху послышался тонкий нарастающий свист. Лицо Руслана исказила гримаса.

— Бежим! Все назад! В подвал! — заорал он и бросился обратно в торговый центр.

Спецназовец бежал следом, сгоняя ничего не понимающих людей в здание. Те метались с мешками и детьми на руках.

На помощь пришли другие бойцы. Хватали растерявшихся за руки, тащили за собой. Силой заталкивали в торговый центр.

Свист становился все громче, тональность его изменялась, словно к торговому центру приближался паровоз. Руслан на ходу повернул голову и увидел, что через площадку, от ворот в стене из машин бежит Макс.

— Скорее! Давай!

И вдруг прямо там, где только что был подросток, земля расцвела пышным серым кустом. В следующий миг жуткий грохот взорвал пространство перед торговым центром, а затем, взмахнув невидимой дубиной, заехал ей по обширному остеклению фасада. Внутрь торгового центра стеклянным дождем хлынули сверкающие осколки. Люди закричали, Руслан, споткнувшись, упал на пол и покатился по битому стеклу.

Ему помог подняться Алексей. Бывшему тренеру осколки иссекли лоб, и кровь заливала глаза.

— Где Наташа? — спросил Алексей. — Твою мать, не вижу ничего!

— Не спускалась? — У Руслана внутри все сжалось.

— Нет!

— Я найду их!

На смену растерянности пришло острое понимание, что сейчас надо как можно быстрее найти Наталью и Настю. Следующий взрыв застал его на ступеньках эскалатора. Мина попала прямо в здание торгового центра, легко пробила крышу и взорвалась на перекрытии второго этажа. Шквал осколков смел значительную часть перегородок, выбил остатки стекол наружу, исполосовал несколько пластиковых емкостей с водой.

— Наташа! — крикнул Руслан, пытаясь найти девушку в паникующей толпе, но его голос утонул в целой серии взрывов.

Он побежал по коридору, расслышав среди криков и шума нарастающей паники отчетливый и громкий голос Алексея:

— Нельзя! — орал бывший тренер. — Прячьтесь в подвале, ложитесь за колоннами! На улицу нельзя!

Сквозь продырявленную крышу и выбитые окна снаружи доносился душераздирающий вой падающих мин. Взрывы теперь следовали с такой скоростью, словно по торговому центру стреляли из чудовищного крупнокалиберного автомата. Большая часть взрывов раздавалась в дальней части торгового центра, разнося в пух и прах остатки многочисленных магазинчиков, столовую, мебельный отдел, но несколько мин попало на парковочную площадку перед зданием, и сумевшие выбежать на улицу в обход Алексея люди были мгновенно сметены взрывной волной.

Очередная мина прошла по дуге через дыру в крыше и взорвалась на втором этаже. От грохота близкого разрыва Руслан упал на пол, оглох. Приподнявшись, он с ужасом увидел, что рядом неподвижно лежат погибшие люди, все вокруг в крови, а пол продолжает вздрагивать.

Минометный обстрел набирал силу. Это уже была не попытка захвата полезного здания. Торговый центр пытались просто-напросто сровнять с землей.

С трудом поднявшись, Руслан закрыл локтями голову и бросился бежать к отделу игрушек. Со всех сторон летели битое стекло и бетонная крошка, рассекая кожу на руках. Пару раз на него чуть было не упали какие-то металлические конструкции. Краем глаза он замечал, что вокруг здания тоже часто распускаются страшные серые цветы разрывов, но это уже не могло его остановить. Израненный, он прорвался туда, куда стремилось все его существо.

Наташа сидела в углу за стеклянной панелью, у самого выхода из отдела, прикрывая собой девочку, которая испуганно прижимала к себе куклу. Над ними нависал кусок бетонного перекрытия, служивший защитой от осколков, но при этом и не позволявший покинуть помещение.

— Наташа!

— Руслан! Я не могу разбить стекло! Никак не выберемся!

— Сейчас!

Он огляделся в поисках подходящего инструмента, чтобы разбить стекло. Увидел кусок арматуры с прилипшим бетоном, бросился к ней… И тут дикая, безудержная, обжигающая сила толкнула его сзади и швырнула на пол. Спину, затылок, ноги посекло горячими осколками. От удара Руслан едва не потерял сознание. Он ничего не слышал, только шипящий гул. Медленно, борясь с самим собой, он начал вставать. Перед глазами плыла красно-серая пелена.

Ему удалось сесть и развернуться. Даже сквозь муть в глазах Руслан видел, что в том месте, где находилась Наташа с девочкой, теперь зияет провал. Свисающий кусок бетона прикрывал лишь дыру в полу.

Собрав все силы, Руслан подался вперед и пополз, не обращая внимания на впивающиеся в ладони и колени осколки, которыми был усыпан пол.

Он сел рядом с провалом и закрыл лицо окровавленными руками. Отчаяние рвалось наружу, боль и гнев душили, сметая прочь остатки мыслей, но невозможно было ни остановить, ни повернуть вспять происходящий вокруг кошмар.

И тогда он закричал изо всех сил, хотя сам себя не слышал.

Перед глазами все поплыло. Руслан повалился на пол.

Стена, дальше по коридору, словно в замедленной съемке, покрылась трещинами, вспухла и разлетелась на части, а вместо нее стало разрастаться золотистое, нестерпимо яркое сияние взрыва. Он смотрел, как осколки сталкиваются друг с другом, отскакивают и разбиваются. А сияние все не уходило. Оно захватило стену, стало тусклым. Руслан уже видел его — в своих снах. Именно из таких пятен появлялись темные существа. Словно в ответ на его мысли, из стены показалась блестящая черная конечность, затем вся фигура. Существо мучительно медленно выбиралось из стены, но, когда наконец выбралось, уже через мгновение оказалось возле Руслана. Он понял: в этот раз ему не убежать, не скрыться и… не проснуться. Ведь Наташи, которая его будила и успокаивала, больше нет. К тому же теперь он и сам уже не хотел никуда бежать. Черное существо коснулось его, и Руслан почувствовал, как смертельный холод проникает в тело, заставляет стынуть кровь, болезненно морозит кости. Когда внутреннее оледенение добралось до легких, стало нечем дышать. Он открывал рот, пытаясь втянуть воздух, но ничего не получалось. Потом чернота добралась до глаз, застив взгляд дымкой, становившейся все плотнее и темнее. Странно, но Руслан еще мог чувствовать: пол и стены затряслись, словно в лихорадке, в ушах стал нарастать шум, скоро превратившийся в гулкий рев.

Он не ощущал боли от ссадин, ушибов и порезов. Как-то неожиданно снова смог задышать, зато что-то надавило на грудь с невероятной силой. Темнота стала таять, вместо нее появился оранжево-красный свет…

Резкий толчок встряхнул Руслана. Это напомнило то, как от днища спускаемого аппарата отделяется теплозащитный щит.

Вибрация не прекращалась. Пришла мысль, что если бы он находился в спускаемом аппарате, то сейчас должен был бы выйти первый парашют.

Рывок. Руслана с силой дернуло. Следом — еще один рывок… от раскрытия основного парашюта…

Открыв глаза, он с удивлением уставился на панель бортового компьютера «Союза-ТМ».

Руслан чуть не закричал от неожиданной боли — голова разрывалась от воспоминаний. Миг назад, когда спускаемый аппарат пронзил многослойный луч света, исходивший от поверхности планеты, он потерял сознание, провалился в светящуюся бездну, тут же вылетел из нее и вернулся к реальности…

Но за этот миг он прожил целую жизнь.

Он помнил все до мельчайших подробностей!

Кресло, в котором сидел Руслан, прыгающие шкалы приборов, дрожь спускаемого аппарата, свечение плазмы в иллюминаторе, толчки от раскрывшихся парашютов… Посадка, можно сказать, — удачная. Недалеко от города под названием Пенза…

Но сейчас-то он как раз в своем кресле. Значит… все ему только привиделось? Не было никакой посадки, Пензы и остального…

«А сон? — мелькнула шальная мысль. — Тридцатилетний сон, анабиоз, может, и его не было?»

Руслан повернулся, не сдержав крик:

— Карл!

Кресло напарника занимала аккумуляторная батарея.

Понятно… Значит не все воспоминания ложные. Только с того момента, как спускаемый аппарат попал в странный луч света и пронзал его слой за слоем на бешеной скорости.

У Руслана с каждым мгновением росла уверенность, что именно из-за этого он потерял сознание и обзавелся воспоминаниями…

Но как же все было реально!

…Алексей Бальзанников, Петрович, капитан Губанов, доктор Васильев, Толян, полковник Юрасов…

Наташа…

Нахлынувшие чувства снова вызвали боль, на этот раз — душевную. И смятение. Руслан теперь не знал, сожалеть ему о том, что воспоминания не настоящие, или наоборот — радоваться.

Ведь в них он успел найти любовь.

И успел ее потерять.

Руслан отчетливо помнил каждую минуту, проведенную вместе с Наташей. Он закрывал глаза, представлял, что она рядом. И тогда казалось, что он ощущает ее ласковые касания, чувствует нежный запах любимой, слышит голос, ставший таким родным… Ведь это не могло быть вымыслом…

Не могло!

А затем вспомнился мерзкий свист падающих мин, оглушающие взрывы, запах гари, забивающей ноздри, обжигающий спину жар того самого — последнего взрыва.

Нет! Все-таки он рад, что это лишь плод его воспаленного воображения. Это значит, что его любимая… не погибала…

Парадокс, конечно: ведь если не погибала, то значит и не «любимая». Но лучше так, только бы жила… Только бы жила!

Руслан усмехнулся, грустно проговорил вслух:

— Парадокс.

Впрочем, думать об этом было некогда: впереди его ждал самый трудный этап приземления. Ведь на Земле некому будет встретить одинокого космонавта, задержавшегося на орбите на долгих тридцать лет…

Спускаемый аппарат ткнулся в землю и покатился. Руслан вскрикнул от резкой боли. Вот боль — она, ого-го-го какая настоящая! Она махом разграничивает реальность и воспоминания… Но ведь и там он испытал нечто похожее — при столкновении с поверхностью.

Нет! Всё! Решил же уже! Воспоминания — это иллюзия! Ничего не было! Ничего. Ничего…

Аппарат остановился.

Руслан облегченно вздохнул. После вспышки ложной памяти как-то померкли события, произошедшие на борту МКС: пробуждение, гибель Карла…

Так не должно быть. Так неправильно.

Руслан стал выбираться из кресла… В воспоминаниях он тоже висел вниз головой? Кажется, нет…

Люк открылся не сразу, пришлось подналечь. Свежий воздух ворвался внутрь аппарата. Руслан вдохнул полной грудью, наслаждаясь насыщенными ароматами Земли.

Он собрался с силами и выбрался наконец наружу. Опустился на землю, прислонился спиной к борту «Союза» и закрыл глаза.

Руслан слушал жужжание насекомых, пение птиц, радовался ветерку, освежающему лицо.

Вдруг рядом почувствовалось движение. Он встревоженно открыл глаза и увидел пятерых мужчин в спортивных костюмах.

Ну и ну!

Каждого из них он знал по имени.

Руслан сглотнул подступивший к горлу ком. Он смотрел, как они приближаются к нему. Хотел встать, но от волнения тело охватила слабость, онемели ноги. Руслан боялся поверить происходящему и не желал, чтобы оно случалось. Ведь он уже принял решение — как лучше.

Принял же?..

Толян присел рядом, осмотрел его, потрогал скафандр.

— Космонавт, что ли? — недоверчиво улыбнулся парень.

— Да, — сквозь душившие слезы проговорил Руслан.

А потом вдруг понял… Всё не так! Всё наоборот! Надо радоваться! Ведь он знает, что будет дальше, и придумает, как не допустить плохого конца. Обязательно придумает. Конечно, придется все тщательно просчитать: ходы, действия, поступки, даже слова.

Но сначала надо проверить, насколько он может все изменять и насколько все будет совпадать с воспоминаниями.

— Ты как, в порядке? — спросил Толян.

— Ага.

— Это хорошо. Ну, давай помогу встать.

Руслан протянул руку. Говорить он начал заранее, пока парень помогал подняться.

— Спасибо, Толя.

Прежде чем Степан ударил его по затылку, Руслан успел увидеть, как изумился Толян…

Вернувшись в сознание, он услышал голос Насти, расспрашивающей отца о львах и других диких животных. В затылке пульсировала боль — проверка удалась на славу.

Руслан не сдержался, застонал.

— О, кажется, космонавт отживел. — Ехидного Петровича ни с кем не спутать.

— Помогите ему сесть, — велел Алексей.

Немного придя в себя, Руслан с улыбкой посмотрел на окруживших его людей. Так приятно было снова видеть их лица.

— Как вы себя чувствуете? — спросил бывший тренер.

— Лёш, знаешь, меня давно мучил вопрос: откуда в Пензе львы?

Ошарашенно глядя на него, Алексей неуверенно ответил:

— У нас тут зоопарк был, там жила пара…

— Вот! Я же говорил, что он мое имя знает! — воскликнул Толян.

Руслан наморщился:

— Толя, не шуми, я всех вас знаю. Лучше помоги мне скафандр снять. Петрович, не стой столбом, давай тоже.

Изумленные мужчины выполнили его просьбу. Он облегченно вздохнул, потом сказал:

— Приготовьте щиты, вход закрывать. Скоро львы придут.

— Твою мать! Откуда он всё знает, а? — седовласый смутьян не мог остаться в стороне.

— Степан, не начинай! — осадил его Руслан. — Мы с тобой потом все обсудим, виноват или не виноват я в происходящем. Готовьте щиты, несите парфюм, и, Толян, сбегай в хозяйственный отдел за спичками. Не стойте! Алексей, командуй! Тебя же старшим избрали.

— Ну, давайте, что ли, сделаем, как он говорит. А потом разберемся, — неуверенно проговорил бывший тренер.

Руслан специально встал так, чтобы, направляясь в парфюмерный отдел, нужно было пройти мимо него, ведь он знал, кто пойдет за духами и туалетной водой.

— Здравствуй, Наташ, — улыбнулся он. — Замечательно выглядишь.

Девушка посмотрела на него слегка испуганно, потом нерешительно улыбнулась. И от ее улыбки потеплело на душе, захотелось жить и радоваться. Конечно, еще много всего предстояло преодолеть и сделать, но Руслан не сомневался, что у него получится.

Все будет хорошо. И у них с Наташей — тоже. Ведь она умная, сообразительная и… красивая. Какая же она красивая!

После того как отбились ото львов, был очень долгий разговор. Руслан рассказал часть из того, что помнил, но далеко не всё. Его слушали сначала с недоверием, но в конце концов поверили и много расспрашивали.

Затем ему выделили знакомый отдел. Он устроился, нарисовал на глобусе по памяти проекции созвездий и собрался ложиться спать, когда к нему пришла Наташа.

— Говоришь, мы с тобой часто играли в шахматы?

— Почти каждый вечер.

— Тогда, может, не будем отступать от традиции? — улыбнулась она и положила перед ним доску.

Когда расставили фигуры, Руслан сказал:

— Знаешь, мне кажется, это будет нечестно — я же знаю, как ты пойдешь.

— Тогда я попробую тебя удивить, — засмеялась Наташа.

И Руслан был уверен: у нее это получится.

Алексей Гравицкий ПУТЬ ДОМОЙ

Путь домой, путь домой,

Если мы придем домой…

Мы помянем этот ветер.

Если мы придем домой.

Андрей Макаревич

Нет дороге окончанья, есть зато ее итог:

Дороги трудны, но хуже без дорог.

Юрий Визбор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Из кустов торчала кривая ослиная морда и мерзко улыбалась. Бред какой…

Замутило. К горлу подкатил тошнотворный ком. Значит, перепрыгнул. Это когда просто со слоя на слой переходишь — ничего. А когда перескакиваешь из одной червоточины в другую, чаще всего тошнит. Поначалу было совсем паршиво: выворачивало наизнанку. Со временем научился сдерживаться. Но ощущения так себе.

В голове глухо гудело, мысли разметало мелкими острыми бессодержательными осколками. Я тряхнул башкой и попытался упорядочить хоть что-то, вспомнить, выстроить, расставить по местам.

Была вспышка. Хлопок по ушам. Потом эта гнилая улыбка перед глазами. И оцепенение.

Так всегда. В смысле, вспыхивает всегда, и ощущение сродни тому, что испытывает рыба, выброшенная на берег — тоже всегда следом приходит. Во всяком случае, у меня так.

Вот по ушам хлопнуло первый раз. Наверное, потому что на прошлом слое не было звуков, а здесь вернулись. Где это «здесь»?

Я сделал шаг, пошатнулся, но удержался на ногах. Осел продолжал улыбаться и не двигался. Он и не мог. Бронза потемнела, подернулась зеленью, между ноздрей засох белесый шлепок — привет от местных пернатых. Интересно, какому ослу вшпилило в голову ставить памятник ослу?

— Rūp pận,[52] — мягко проговорили за спиной.

— Что?

— Статуя, — напевно с мяукающим тайским акцентом повторила Звездочка.

В последнее время моя спутница наблатыкалась говорить по-русски значительно понятнее. Или я просто привык к ее лепету. А может, и то и другое: все-таки почти полтора месяца прошло как мы так скачем.

Отвечать на очевидное я не стал. Подошел ближе и раздвинул ветки кустов. При ближайшем рассмотрении памятник оказался сложнее. На спине у осла стояло нечто напоминающее собаку, на бронзовую псинку взгромоздился такой же кот, а на загривке у кота размахивал потемневшими крыльями петух.

Зверье выглядело довольно корявым. Не то время изуродовало, не то скульптор, что это когда-то сотворил. Но сюжет угадывался вполне явственно.

— Бременские музыканты, — вернул я Звездочке ее очевидность, кивнув на уродливый монумент.

Звезда зябко повела плечиками.

— Это Бремен? — промяукала она в своей обычной манере.

У тайцев удивительный язык, что бы они ни говорили, звучит как-то по-кошачьи. Но разобраться в нем и научиться произносить хоть что-то — выше моих сил. Я еще тогда, до всеобщей спячки, пытался, но понял, что для меня это неподъемный труд. Как говорить на языке, где все зависит от интонации? Где одно и тоже слово, сказанное чуть иначе, меняет смысл? Это не английский, где «mother» — «мама», а «fuck off» — «от…» пардон, «отвали». У тайцев все иначе. Ты думаешь, что сказал спасибо, а на тебя лезут с кулаками, потому что ты ударение не туда поставил и, оказывается, сам того не желая, человека обидел.

Говорят, живое общение позволяет лучше выучить язык. Возможно. Но мы со Звездой общаемся полтора месяца, а мои познания в их тайском мяу-мяу по-прежнему на нуле. Зато Звездочка молодец — по-русски говорит, конечно, так себе, но мысль передать может. А это главное.

— Хрен его знает, — хрипло ответил я, отвернулся от криворожего осла и неспешно зашагал по тропинке между кустов.[53]

Кто ж его теперь разберет: Бремен это или не Бремен. Я и раньше не сильно понимал в географии. Для меня вся Европа на одно лицо. И Бремен этот на карте не покажу, искать надо. Но музыканты точно бременские: мультик-то советский, в отличие от тайской Звезды, я наизусть знаю.

Мысли постепенно переставали скакать с одного на другое. Бессмысленный поток ассоциаций сбавил темп, голова потихоньку очистилась. Я вдохнул полной грудью прохладный воздух, остановился и снова огляделся. Теперь уже осмысленно.

Чуть позади и справа осталась слепящая стена золотистого свечения, из которого мы вышли. Что находилось там, за светом, разглядеть с такого расстояния было решительно невозможно. Если интересно, то нужно подальше отойти. Тогда свет теряет силу, перестает слепить, становится полупрозрачным.

Кругом буйствовала растительность. Кусты и деревья здесь пёрли со страшной силой. И неудивительно — под ногами сквозь пожухлую траву и наметенный слой земли кое-где проглядывала брусчатка. За кустами и деревьями виднелись потрепанные временем стены низкорослых кирпичных и каменных домов.

Растительность была знакомой. Листва на деревьях и кустах окрасилась в желтый и оранжевый. Для конца сентября это естественно. В груди екнуло, я захлебнулся холодным осенним воздухом и закашлялся.

Звездочка что-то заботливо промяукала. Вопроса я не понял, но разбираться не хотелось: я просто помотал головой.

А ведь холодно. Еще немного времени пройдет, адреналин после прыжка уляжется и станет совсем фигово. А что будет ночью?..

Надо найти теплую одежду.

Радость от того, что я попал, наконец, в родные широты, поспешно улетучивалась. В голове один за другим вспыхивали вопросы.

Где я? Это на самом деле Бремен? Если Бремен, значит это немцы. Кажется.

Сколько отсюда до дома?

На каком я слое?

Есть ли здесь люди? Если есть, то как они живут?

Где взять теплую одежду?

Где ночевать?

Но главное то, что половина проблем умножалась на два, потому как Звездочка моя ясная во многом от меня теперь зависела. Раньше я от нее, теперь она от меня. Такая хренька.

Я оглянулся на Звезду. Та топала следом. Перехватив мой взгляд, покорно улыбнулась. Высокая с черными, как смоль, волосами, еще более черными узкими восточными глазами и охренительной грудью. Улыбалась моя Звездочка тоже сногсшибательно. Ей-богу, если б не маленький нюанс, я бы влюбился.

— Бремен? — невпопад переспросила она.

— Я почем знаю? Раньше по вывескам можно было бы хоть что-то понять. Спросить хоть что-то можно было. А сейчас… ни указателей, ни местных жителей.

Звезда кивала и улыбалась. Из улыбки я сделал вывод, что не поняла она ни черта. Надо говорить медленнее. Но не повторять же.

Я выбрался из зарослей на более-менее открытое пространство и зашагал дальше, наугад сворачивая с одного проулка в другой. Город был старым. Совсем старым. Таким, по моему представлению, мог быть центр какого-нибудь европейского городишки, где к началу двадцать первого века еще озадачивались сохранением «исторического облика города».

Асфальта не было. Только основательно заросшая брусчатка. Дома невысокие. Кирпич, камень. Облезлые фасады. Облупившаяся краска и штукатурка. Проваленные крыши, торчащие сквозь проломы молодые деревца. Черные провалы окон, вывалившиеся стекла.

Кое-где, на совсем уж древних строениях, болтались на перекошенных ржавых петлях гнилые ставни. Местами стены опутывал увядший по осени плющ.

Из головы упорно не выходило дурацкое словосочетание «исторический облик города», подслушанное когда-то в прошлой жизни в каких-то новостях. Облезлая готика.

В заросшие и разваленные дома заходить не хотелось. Бесцельно ходить дальше было глупо. Хорошо бы найти людей.

Додумав до этой мысли, я осекся. Люди теперь всякие случаются. Бывают и такие, которых лучше не встречать.

— Stāt![54] — рявкнули совсем рядом.

Я невольно дернулся и повернулся на голос. Мужик был одет в старый камуфляж и ссохшиеся, растрескавшиеся берцы. Немудрено, что мы его не заметили. Интересно, ему в этих говнодавах засохших удобно? Синтетика пережила тридцать лет спячки лучше кожи. Мог бы с кого-нибудь кроссовки снять… А этот — мог.

Мужик был крепким. В руке он сжимал подернутую когда-то ржавчиной, но очищенную от рыжего налета многими прикосновениями арматурину. И рука с арматурой была неприятно напряжена.

Серьезный настрой.

Я медленно поднял руки, демонстрируя открытые ладони и готовность к мирным переговорам.

— Jūs no kurienes? — интонация была вопросительная. — No Baloža?[55]

Мужик явно чего-то хотел, но я упорно не понимал чего. И язык, кажется, был не немецкий.

— I don't understand, — честно признался я. — Do you speak English?[56]

— Vai tu kāds ārzemnieks? Vai dzimto valodu aizmirsis?[57] — нахмурился мужик, но арматурина в его руке даже не дрогнула, готовая в любой момент взлететь вверх и опуститься на чью-нибудь черепушку. На мою, например.

Хреновый признак.

— Шпрехен зи дойч? — на всякий случай поинтересовался я, задним числом понимая, что даже если он «шпрехен», то я все равно ничего не пойму кроме «хенде хох», «октоберфест» и «Гитлер капут».

Эх, надо было учить языки. Хотя я и учил. Английский. С ним должны были понимать везде. С ним можно было устроиться везде. И люди устраивались. Так какого ж банана этот папуас европеоидный не отвечает?

— Tu tiešām latviski nesaproti?[58] — ответил европеоидный папуас в какой-то еврейской манере.

Идиотизм ситуации накалялся. Более идиотски могла выглядеть разве что попытка китайца с эскимосом травить друг другу грузинские анекдоты на русском языке.

— Блин горелый, да как же с тобой говорить-то! — не выдержал я.

Мужик переменился в лице, посмотрел косо, как на врага. Рука с арматуриной напряглась сильнее.

— Русские, что ли? — спросил он неприязненно на вполне понятном русском с легким прибалтийским акцентом.

— Русский только я.

Я улыбнулся и сделал шаг навстречу. Арматурина тут же взлетела в полузамахе.

— Стоять! — велел мужик таким голосом, что сразу стало понятно: лучше повиноваться.

— Стою. — Я успокаивающе повел руками.

— Руки выше, — потребовал мужик. — Так вы не от Балодиса?

— Мы издалека, — уклончиво ответил я, покорно вздергивая ладони над головой.

— Откуда? — мужик был настроен решительно.

Я кивнул в ту сторону, откуда мы пришли. Там позади, за домами, золотился воздух. На мужика это произвело странное впечатление. Будто я только что признался во всех смертных грехах и еще чем-то пострашнее.

— Врешь, — уверенно сказал он. — Зачем врешь? Это земля Яниса. Янис к русским относится лучше, чем к тем, кто пришел из проклятого места. Русские работают. Те, кто пришел из проклятого места, умирают.

Я запнулся от подобной новости. Покосился на Звездочку. Та стояла у меня за спиной удивительно серьезная. Обычно она незнакомым вежливо улыбается, но камуфлированный мужик ей явно не нравился. Впрочем, испуганной она не выглядела.

Мужик глядел пристально, переводил взгляд с меня на Звезду и обратно. Поигрывал арматурой.

Сейчас бы хоть какое-то оружие, но все, что было, мы потеряли в прошлой червоточине. Не знаю даже, где она была, но история там хреновенькая вышла. Пришлось убегать. Убежали, блин. Из огня да в полымя.

Пауза затягивалась. Мужик ждал.

— Я пошутил, — пробормотал я. — Мы от Балодиса.

— От Балодиса все бегут, — понимающе кивнул мужик. — Не бойся. У нас хорошие условия. Спать будешь в общем бараке. Работа тяжелая, но два раза в день будешь пайку получать. И связывать никто не станет, только запрут.

— Не боишься, что и от вас сбегу?

— Нет. От нас не бегают.

— А она? — Я кивнул на Звездочку. — Тоже за пайку работать будет?

Мужик растекся в улыбке.

— С ней все будет в порядке. Восточная красавица. В коллекции Яниса такой нет. Она будет работать иначе. И если будет делать это хорошо, нуждаться не будет ни в чем.

Камуфлированный многозначительно подмигнул и махнул арматуриной.

— Отойди в сторону.

Я отступил на шаг, еще и еще.

— Дальше, — сердито потребовал мужик. — И руки не опускай.

Пришлось повиноваться. Убедившись, что я стою достаточно далеко, мужик подошел к Звездочке. Та стояла спокойно. Никаких нервов, никакого испуга. Молодец. Хотя, судя по выражению лица, камуфлированный товарищ ей не нравился категорически.

— Твоя баба? — покосился на меня мужик.

— Своя собственная, — пожал плечами я, ни разу не слукавив. Звезда всегда сама выбирала, кто ей симпатичен, кто нет.

Мужик осмелел, решив, видимо, что раз «баба не моя», то планку у меня не сорвет, и бесцеремонно положил пятерню на грудь Звездочки. Рожа его наполнилась блаженством.

— Янис тебя точно заберет себе, —поделился мужик с моей спутницей. — Точно. Знаешь, он всегда берет лучшее. Я смотрю на его девочек, и мне хочется. Аж зубы сводит, но нельзя.

Пятерня мужика яростно мяла грудь. Камуфлированный явно заводился. Звезда терпела.

— Нельзя, потому что чужое, — снизив голос до громкого шепота, бормотал мужик. — А с тобой можно. Пока можно, потому что ты не его, понимаешь? Завтра будешь его, а сегодня…

Мужик глядел в восточные черные глаза. Слов Звездочка не понимала, но суть происходящего была ясна и без лишних разговоров. Рука мужика отпустила грудь и скользнула в низ живота. И тут Звездочка не выдержала.

Легко отклонившись назад, резко качнулась вперед, ударяя перевозбужденного мужчину лбом в переносицу. Хрустнуло. В том, что у Звезды совсем не женский хорошо поставленный удар я успел убедиться уже много раз, так что случившееся не стало откровением.

Мужик взвыл и схватился двумя руками за расквашенный нос. Звякнула упавшая арматурина.

Звезда смотрела на меня едва ли не извиняющимся взглядом. Камуфлированный сложился пополам и орал что-то невнятное на родном языке. Понять было невозможно, но вряд ли там стоило что-то понимать. Когда тебе нос вправляют в череп — не до цензуры.

Я отпихнул корчащегося от боли мужика, подхватил упавшую арматурину и подтолкнул Звезду.

— Что стоишь? — сказал медленнее, чем хотелось бы. — Уходим.

— Thī̀hin?[59] Назад?

— Нет, блин, к Балодису. Не отставай.

Больше не оглядываясь, я побежал назад. К свету. К чертовой червоточине.

Внутри все сжималось от обиды и злости. Первый раз, первый раз за полтора месяца я попал в свои широты и на тебе: даже на клены эти пожелтевшие полюбоваться не успел. И пусть это была какая-то Латвия, судя по Янисам и Балодисам, но от нее явно ближе до дома, чем от Таиланда.

Звездочка топала за спиной, не отставала. Светящаяся стена была уже рядом. Свет набирал силу, теряя прозрачность, становясь нестерпимым.

В червоточину. Когда начинается такая хренька, путь только один. Обратно в свет. Многие боятся этих стен и следом не сунутся. Здесь, судя по тому, что пришедших оттуда убивают, точно не сунутся.

Свет стал ослепительным настолько, что я закрыл глаза. Еще несколько шагов и свет отступил, поутих, потерял силу. Уже с открытыми глазами я сделал еще десяток шагов.

Стена первозданного света осталась за спиной. Мир вокруг изменился до неузнаваемости. Пейзаж остался тем же, но приобрел закатные багряные тона, будто все вокруг залило кровью. Это не пугало. К червоточинам и их странностям я привык. К людям, сорвавшимся с катушек привыкать труднее.

Где-то рядом что-то тихо насвистывало. Совсем рядом. Я огляделся. Никого, кто мог бы свистеть. Никого и ничего. В шаге от меня остановилась Звездочка. Посмотрела обеспокоено, и я только теперь почувствовал насколько у меня должна быть кирпичная и злая рожа.

— Ты молодец, — улыбнулся я ей. — Все правильно. Все хорошо.

Она тут же растеряла всю свою тревожность, заулыбалась. Как ребенок! Может быть, поэтому я и таскаю ее за собой?

…Со Звездочкой я познакомился, если так можно сказать, еще до спячки. Но обо всем по порядку.

В Таиланд мы прилетели вдвоем с Олежкой. Борян так и не смог к нам присоединиться, сославшись на дела и подписание какого-то там договора. Тай мягко принял нас в свои душные влажные объятия. Олег шарашил себя пяткой в грудь и орал, что знает об этой стране все, но отчего-то забыл упомянуть о сезоне дождей.

В итоге мы либо валялись у бассейна поближе к корпусу отеля, либо пили в номере местное пиво со слонами на этикетке, разлитое почему-то в бутылки по шестьсот шестьдесят миллилитров.

Пивопитие заканчивалось пережором. Не то оттого что бутылки были такими объемными, а воспринимались, как обычные по ноль пять, не то из-за дикой влажности.

Через неделю овощной отдых окончательно надоел, и мы с Олежкой стали искать новые развлечения. Олег нашел их быстрее. Собственно, ему и искать не пришлось. В Таиланде он на самом деле отдыхал не в первый раз. И вообще, по официальной версии, он здесь не отдыхал, а работал.

На свою беду Олежка рано женился. Жена его была не глупа, красива и обладала еще массой достоинств. Характер у жены тоже имелся. Олег был влюблен, неопытен и, сам того не заметив, радостно попал под каблук.

Когда правда о том, что Олег подкаблучник, стала понятна не только окружающим, но и самому Олегу, что-то менять было уже поздно. Он попытался взбунтоваться, но кроме скандалов и угрозы развода ничего не добился, а так как жену все же любил, то, опасаясь ее потерять, смирился со своей подкаблучной долей окончательно.

Как и любой мужчина подобной породы, попавший в подобный житейский омут, Олег тихо мечтал о свободе. Но без жены он добирался только до работы. И тут судьба сделала ему подарок.

Олежик зарабатывал на жизнь тем, что снимал рекламные ролики. Одному из заказчиков вшпилило снимать рекламку в Таиланде. Так подкаблучник впервые оказался по работе на свободе и без жены.

Неожиданная свобода на родине секс-туризма — жуткое дело.

Не сказать, что Олег до того отличался нормальностью — нормальные люди рекламу не снимают, — но после этого крышу у него снесло окончательно. И поездки «в Таиланд по работе» стали происходить минимум раз в полгода. То, что тот самый ролик давно отсняли, Олега не останавливало. Неиссякаемо фонтанируя фантазией, он придумывал новым заказчикам, что можно снять в стране тайцев. А если ничего не придумывалось, просто врал жене, что работа есть, и улетал.

В этот раз работы не было, зато Олег уболтал нас с Борзым — вернее меня — лететь с ним.

В свете всего вышесказанного неудивительно, что Олега понесло в очередной секс-тур. Мне бегать по тайкам не хотелось. Не то чтобы мне они категорически не нравились или я исключал возможность секса за деньги. Нет. Просто в свое время наслушался про страшные последствия жутких венерических болячек привезенных соотечественниками из Африки и Азии и, видимо, серьезно напугался.

Потому я решил тупо побыть заурядным туристом и пройтись по обыкновенным туристическим маршрутам. Первая стандартная экскурсия привела меня на змеиную ферму, вторая — на крокодиловую. Третий выезд был в Паттайю — ближайший к нашему отелю городишко.

Поездкой я, пожалуй, остался доволен. Городок имел свой колорит и посмотреть на обычную тайскую жизнь изнутри было занятно. Потом любопытство и скука привели меня на сеанс тайского массажа, затем в «Тиффани» поглазеть на травести-шоу.

Там я впервые и увидел Звездочку. Это не я ее так назвал. Просто под конец травести-шоу на сцену «Тиффани» вышло что-то вроде конферансье и громогласно сообщило на нескольких языках, что все желающие могут на выходе сфотографироваться со звездами шоу.

Звездочка стояла у входа среди прочих и белоснежно улыбалась. Не знаю, какая моча мне ударила в голову, но я все же решил сфоткаться в обнимку со звездой травести.

Грешен, каюсь, я трогал ее… его… Черт, как правильно? Не важно. Короче, я лапал эту Звезду в тот самый момент, когда мы с ней фотографировались. Я взял эту девочку за талию и понял, что щупаю мальчика. Слишком твердое тело для девки.

А потом последовал мяукающий тайский аналог дребедени про «сыр» или «вылетающую птичку».

Вспыхнуло.

И я проснулся через несколько десятилетий.

Отсюда мораль: нефиг лапать всякую гадость…

Из вереницы воспоминаний меня выдрала та, о которой я как раз вспоминал. Потеребила за рукав.

— Что это? — спросила мягко, вслушиваясь в странное посвистывание.

— В душе не е… — я споткнулся на полуслове, покосился на Звездочку. — Не знаю.

Странное дело: зная, что оно — трансвестит, я почему-то все время относился к ней как к женщине. Как к женщине, с которой у меня никогда ничего не будет. И даже при этом отсутствии будущего, из меня периодически начинало переть джентльменство. Ну выматерился бы, и что? Не поймет ведь. А поймет и по фигу, ведь мужик. Но язык я почему-то прикусил. И было бы понятно, если б первый день общались. С непривычки всякое бывает. Но мы ведь с ней полтора месяца вместе ходим.

Свист не прекращался, но менялся в тональности и напоре. Временами казалось, что это человек. Высокохудожественно насвистывает какую-то то грустную, а то пугающую, незнакомую мелодию. Но стоило только свыкнуться с этой мыслью, как иллюзия разлеталась в прах, и звук шкалило на одной неприятной ноте. Лирика уходила бесследно, свист становился механическим.

Может, это ветер заблудился в каких-то трубах или щелях полуразваленных окрестных зданий?.. Но ведь не было ветра.

Звездочка зябко повела плечами. Мне и самому было страшновато, но по опыту я знал: фигня это все. Иллюзия. Просто тут, за светом, что-то произошло с пространством. То ли боги ставили странные опыты, то ли природа сошла с ума, но это все ерунда. Здесь нет ничего страшного. Все страхи порождает человеческий мозг. А здесь… просто что-то непонятное. Не такое. Иное.

Зато при помощи этих червоточин можно прыгать. Не знаю как это возможно, но иногда войдя в стену в одной червоточине можно выйти из стены в другой. На другом краю географии. Надо только найти точку.

Почти затихшее посвистывание усилилось, будто мы приблизились к его источнику. Теперь в звуке не было ничего живого и естественного, от этого в самом деле становилось жутко.

Стоп. Главное взять себя в руки, успокоиться. Есть только один реальный эффект всего этого безумия — прыжок. Все остальное — игра больного воображения. Надо успокоиться, сосредоточиться, переключиться.

Сейчас мы на первом слое. Точно на первом. Об этом проговорился мужик в камуфляже, когда рассказывал, что неведомый Балодис убивает пришедших из проклятого места. Проклятое место — червоточина. Балодис ее боится, как и всего, что оттуда выходит. Жутко боится. Если бы он сидел на первом слое, отношение было бы несколько иным. Да и проявлений взбесившейся природы по ту сторону света не было никаких. Обычный старый мертвый город, просуществовавший без человека тридцать лет.

Значит, это залитое красным светом безобразие — первый слой. Если на первом такая жуть, значит червоточина небольшая. Неглубокая. Выходит, точку можно искать уже на границе между первым и вторым слоем.

Я посмотрел на Звезду. В багряном свете она выглядела как девочка из кровавого анимешного мультика. Красивое восточное лицо в красном цвете, красные белки глаз и черная, сливающаяся со зрачком радужка.

— Вперед, — распорядился я и зашагал туда, где по логике должна была находиться граница другого слоя.

Звездочка топала рядом послушно, почти неслышно. Благо кроссовки способствовали. Когда мы только проснулись, на Звезде было ветхое, превратившееся в тряпку вечернее платье и туфли на шпильке. Каблучки, впрочем, мгновенно поотлетали. Но выглядели мы со Звездой тогда весьма колоритно. Звездно, можно сказать.

Это было давно. Настолько, что вспоминать уже вроде незачем. Но любое воспоминание имело смысл — особенно здесь, в царстве торжествующего сюрреализма. Память включалась спонтанно, выкидывала какие-то сцены прошлого. Неожиданные сцены. Иногда это позволяло переключиться, порой наталкивало на нужные решения.

Улочки изворачивались, сменяли одна другую. Тесные, словно в каком-то кино про Средневековье. В одном месте проулок оказался узким настолько, что встав посреди дороги можно было раскинуть руки и потрогать одновременно стены домов, находящиеся по разные стороны улицы.

Растительность на этом слое практически отсутствовала. Город здесь не пощадило время, но почти обошла природа. Быть может, виной тому был красный свет? Но, если все это лишь иллюзия, то она не должна иметь влияния на мир, жизнь, природу…

Я резко оборвал мысль. Не думать об этом. Никогда не думать. Все вокруг иллюзорно. В червоточинах всё обман. Это не реально. Реален только прыжок. И точка.

Свист поутих, снова стал жалостным, будто где-то за ветхой стеной старинного дома тонко поскуливала обиженная жизнью собака.

Граница второго слоя возникла вдруг. Из-за багряного освещения видно ее не было до последнего. Когда стало понятно, что новый слой уже рядом, разглядеть, что на нем происходит, стало уже невозможно. Свет сделался плотным, ярким, непрозрачным.

Так всегда. Границу червоточины издалека практически не видно. Она смотрится совершенно естественно, будто ты стоишь на холме в сентябрьский день, над тобой бегут облака, а там вдалеке сквозь них пробивается солнце. И та часть пейзажа освещена последними предзимними лучами, а эта, где стоишь ты, — в серой хмари.

Вот только с червоточинами при ближайшем рассмотрении все иначе. Чем ближе подходишь, тем ярче свет. Когда подходишь к границе — свет становится невыносимым, слепит, и разглядеть что-то с той стороны нереально. Многие боятся этого. Другие опасаются. Я знаю, что свет безобиден. И та жуть, что творится за светом — тоже.

Иллюзия не может быть опасной, хотя может напугать.

Я остановился и снова поглядел на Звезду.

— Готова?

Тайская девочка-мальчик кивнула. Как обычно не сказала ни слова, но в глазах ее сквозил привычный испуг. Она всегда относилась к светящимся стенам с большой опаской, но сдерживалась и не говорила об этом.

Я закрыл глаза и шагнул в свет. Шаг, еще шаг. Накал света стал нестерпимым, затем пошел на спад.

Что слой грядущий нам готовит?..

Я осторожно приоткрыл веки. Свиста больше не было, красного свечения тоже. Зато город преобразился. Здесь и сейчас он выглядел так, словно ничего не произошло. Будто не было тридцати лет анабиоза, не появлялись червоточины, не оккупировала города матушка-природа.

Город жил.

Светило обманчиво-теплое осеннее солнце. Желтели листья на деревьях, срывались от мельчайшего дуновения ветерка и опадали на землю, устилая ее ярким ковром. По улочкам бегали люди, обычные, живые, в нормально сохранившейся одежде — они спешили по своим делам. Ездили машины. Возвышались нетронутые временем дома.

Я такое уже видел один раз. И это тоже морок. В это хочется верить, но этого на самом деле нет. Будто подтверждая мысли, шедший прямо на меня и не замечающий препятствия на пути прохожий, рассыпался на тысячи золотистых искорок, облаком окутавших меня и Звезду.

— Khīnk![60] — пробормотала моя спутница.

Понять я не смог ни полслова, но, если судить по интонации, мысли у нас текли сейчас примерно в одном ключе. Самые гадостные иллюзии не те, что пугают, а те, в которые хочется верить.

Ну что, условия известны, теперь начиналось самое противное. Если повезет, то точка перехода нащупается быстро. Если нет — можно протоптаться здесь и несколько суток.

Я отступил чуть в сторону, зажмурился и шагнул обратно в стену света. Последовала вспышка, и снова послышался свист. Не перепрыгнул. Вышедшая из света, подсвеченная красным, Звезда опять напоминала персонажа, сбежавшего из японского комикса.

Еще шаг в сторону и новый нырок в свет. И снова мимо. Так можно обойти по периметру всю стену. И даже тогда точка может не найтись. Тогда придется идти до следующей стенки и начинать все заново.

Шаг в сторону. Шаг в свет. Вспышка. Свист.

Если до заката не прыгнем, придется ночевать здесь. Вопрос, что приятнее: слушать свист при кровавом освещении или заснуть и проснуться в несуществующем прошлом?

Можно, конечно, поставить метку, выйти из червоточины и ночевать снаружи, но общаться с Балодисом и прочими ему подобными отчего-то не хотелось.

Я оглянулся на Звезду. Она не отставала. Мы с ней вместе с самого первого дня, с того момента, как проснулись посреди Паттайи возле «Тиффани».

…Пробуждение было жутким. Не стану расписывать все те сюрпризы, которые выкидывал очухавшийся после многолетней спячки организм. Кто проснулся, тот знает, каково это. А других уже не осталось.

Мне повезло особенно. Причем во всех смыслах. Я проснулся в чужой стране на пороге «Тиффани» в обнимку с трансвеститом. И это на самом деле было удачей, потому что вокруг не нашлось ни единой живой души.

Смердело. Рядом валялись не очень свежие трупы, совсем уже истлевшие скелеты. А живых было только двое: я и Звездочка.

Потом я много думал, как так вышло, что все умерли, а мы остались живы. Быть может, за тридцать лет Паттайю накрывало цунами или ливни в сезон дождей затопляли город. Не сильно. Ведь лежащему лицом вниз человеку не нужно много воды, чтобы захлебнуться. Наверное, эти несчастные, что отключились на улице рядом с «Тиффани» просто утонули. Причем кто-то утоп давно, других накрыло позже. Нам со Звездочкой повезло. Невероятно повезло. Но эти объяснения пришли намного позднее.

А тогда в чугунную голову лезли поочередно две фразочки из совершенно несовместимых песен: «нас оставалось только двое из восемнадцати ребят» и «верхом на звезде». Сквозь эти не к месту вылезшие музыкальные темы пробивался единственный здравый вопрос, не имеющий ответа: «Что за на хрен?»

Звезду тошнило, рвало желчью. Я чувствовал, что близок к тому же, но каким-то чудом сдерживался. Кругом были только трупы. Звездочка тоже обратила на это внимание.

Вывернувшись наизнанку, она начала лопотать что-то на своем мяукающем языке. По-тайски я не понимал ни единого слова. Звезда почти не говорила по-английски, а из русского тогда знала только тексты «Калинки-малинки» и «Катюши», под которые артисты травести-шоу выкаблучивались на сцене «Тиффани». Да и то знала больше на слух, не особо понимая смысл.

В итоге излияния желудка оказались куда как понятнее излияний души. Я пробовал говорить по-русски, по-английски. Понимания не было. Звезда в свою очередь мяукала безостановочно. Наконец я не выдержал:

— Так, тормози, Звезда.

Та запнулась. Вероятно, услышала знакомое слово. Еще бы, если она каждый вечер слышит раскатистые вопли конферансье: «а теперь вы можете сфотографироваться со звездами нашего шоу» — наверняка давно запомнила. Может даже понимает, что «звезда нашего шоу» это она и есть.

Я потянул клеенчатую отельную браслетку с надписью «Ambassador City Jomtien» на запястье, не особенно думая о том, почему название отеля на ней так сильно выцвело. Если нельзя изъясняться словами, значит можно жестами. Потеребив браслет, я ткнул пальцем в логотип отеля и сказал раздельно, дублируя слова жестами и мимикой.

— Где. Это? Мне. Туда. Нужно.

Звезда выслушала мои, произнесенные как для дебила, слова и снова замяукала, активно размахивая руками. Единственное, что я понял из ее жестикуляции — это направление, в котором находился отель.

— Тормози, — попросил я, выставляя руку ладонью вперед.

Звезда снова притихла.

— Ты, — я ткнул пальцем трансвеститу в грудь, — меня, — тычок себе в грудь, — туда проводишь.

Я махнул рукой в указанном направлении и изобразил пальцами топающие ножки. Звезда мгновенно взорвалась долгими тирадами. Параллельно она мотала головой и размахивала руками настолько яростно, что нежелание работать проводником стало очевидным.

— Я заплачу, — пообещал я, тыкая себе в грудь и делая характерный жест пальцами. — Money. Деньги.

Чтобы не выглядеть голословным я запустил руку в карман, но вместо денег нащупал там размякшую влажную труху.

— Черт! В отеле отдам. В отеле есть деньги. Там мои вещи. Там мой друг.

«Там всё, — пронеслось в голове, — вещи, Олег, деньги, документы, паспорт. Интересно, что с вещами. И с деньгами. И с паспортом. Паспорт по-любому должен быть цел, в биометрическом самая важная страничка пластиковая, спасибо высоким технологиям».

Звезда снова что-то замяукала. А потом к ее голосу добавился второй, погуще и побасовитее. Смутно знакомый. Голос звучал с другой стороны, в нем сквозило недовольство. Звездочка замолчала. Я повернулся к дверям «Тиффани».

В проеме стоял могучего сложения мужик в истрепанном пропыленном костюме, и я понял, почему голос показался знакомым. Конферансье.

Не обращая на меня никакого внимания, будто меня здесь не было, не обращая внимания на кошмар, происходящий вокруг, мужик, набычившись, двинулся к трансвеститу. Все это время он говорил. Резко, зло, будто во всем произошедшем была виновата Звезда. Так оборзевший от вседозволенности хозяин высказывает нерадивому сотруднику. Вот только ни один хозяин не поднимет на сотрудника руку.

Мужик не просто высказывал, продолжая ругаться, он приблизился к пытающейся оправдаться Звезде и отвесил ей смачную оплеуху.

— Дядя, не надо так, — попытался вмешаться я.

Звезда что-то лопотала. Конферансье обернулся, смерил меня взглядом и сказал по-русски, хоть и с чудовищным акцентом:

— Отвали.

Сердце забилось чаще. Смысл сказанного прошел мимо, сознание вцепилось в сам факт того, что рядом есть кто-то способный говорить по-русски.

Я подошел ближе и подхватил распекающего Звезду мужика под локоть. Не стоило этого делать. Мужик резко развернулся, сбрасывая мою руку, ощутимо пихнул меня в грудь и вполне внятно отчеканил:

— Пошел на хер!

На этот раз смысл дошел до мозга мгновенно, вгоняя меня в состояние ступора. Что происходит? Я отдыхал на другом краю земли, зачем-то решил сфоткаться с трансом и отключился. Когда прочухался, кругом, кроме транса, одни трупы. Город, обычный современный город, зарос, почти превратившись в джунгли. Все обветшало, ничего не понятно. И единственный человек, который может если не объяснить что-то, то хотя бы поговорить, орет как ненормальный и посылает меня на три буквы. Меня, русского, какой-то таец посылает на три русских литеры!

Бред.

Между тем конферансье, или кто он там был на самом деле, отвесил Звезде еще пару пощечин. Та сжалась и что-то тихо бормотала. Я видел, что физически она может ответить мужику. Но почему-то не отвечала. А мужик…

Хам. Быдло узкоглазое.

Ступор закончился, внутри вскипело. За полторы недели нашего отдыха я привык к тому, что быдлом в этой стране выглядели разве что мои соотечественники, да еще немецкие туристы. Тайцы всегда были приветливы, улыбчивы и интеллигентно-беззащитны перед натиском наших уродов, решивших, что за свои паршивые несколько тысяч баксов они купили не путевку в Таиланд, а кусок страны вместе со всем народонаселением.

Несколько раз собратья-россияне настолько гнусно хамили непонимающим их тайцам, что я едва сдержался, чтобы не накостылять хамам-соотечественникам. От драки удержало только одно: виноватым буду выглядеть я, а знания языка, чтобы объяснить почему я устроил драку, у меня нет.

Наши туристы злили. Но конферансье из «Тиффани» побил все рекорды. И главное, сейчас, в сложившейся ситуации, где не было ни охраны, ни полиции, а из свидетелей наличествовали только Звезда и трупы, меня не сдерживало ничего.

Я резко ухватил мужика за плечо и развернул к себе. Судя по лицу, тот этого явно не ожидал, но быстро сориентировался. Не успел я и рта раскрыть, как мне в челюсть прилетел кулак.

Зря. Лучше бы он меня убил, честное слово. Я всегда готов к мирным переговорам, я умею убалтывать. Я могу оттягивать драку, даже если меня стукнут. Но только не по лицу. Один даже легкий удар по щеке и все. Перед глазами поднимается кровавая пелена, и я не успокоюсь, пока не засвечу тому уроду, что дотянулся до моей физиономии. Это еще со школы.

В голове затуманилось, перед глазами поплыло. И я кинулся на тайца.

Ударил. Попал.

Конферансье, однако, вернул мне зуботычину.

Мы быстро обменялись еще парой коротких ударов и сцепились. Таец оказался тяжелым. Очень. Мгновение — и мы уже валялись на растрескавшемся, поросшем травой асфальте.

Я больно ударился спиной. Мужик приземлился удачнее и мгновенно оказался сверху.

Попытка стряхнуть его не увенчалась успехом. Куда там! В нем было килограммов сто, если не больше. Невероятная для тайца туша.

Я попытался вывернуться. Бесполезно. Ткнул наудачу куда-то рукой и получил с маху по роже. Затем еще. Мужик заорал яростно, уже не по-русски.

Ну вот, сейчас он меня забьет и будет в этой клоаке одним трупом больше. Никто и не заметит.

Сквозь шум крови в ушах прорвался негромкий тупой звук. Что-то тюкнуло. Крик оборвался. Мой противник повалился на меня и обмяк. Чертыхаясь, я не без труда выполз из-под туши.

Звезда стояла рядом. В руках она сжимала солидных размеров булыжник. На орудии пролетариата виднелась кровь и несколько прилипших волосинок.

Я покосился на мужика. На затылке у того чернела кровью рана.

Звезда протянула руку, предлагая помощь. Я покачал головой и поднялся самостоятельно. Ткнул кулаком себе в грудь.

— Я — Сергей, — представился медленно, чуть ли не по слогам.

Звездочка откинула булыжник и повторила жест.

— Я…

Далее последовало такое непроизносимое мяуканье, что я лишь отмахнулся:

— Понятно. Звезда, короче говоря.

Звезда кивнула, опять заговорила что-то на своем родном наречии. Ткнула себя в грудь, тиснула меня за отельную браслетку и показала пальцами правой руки идущие ножки.

И мы пошли.

К пришибленному булыжником конферансье мы более не возвращались. Почему он себя так вел, и кем он вообще был, я не интересовался. Звезда не рассказывала, а я не спрашивал. Честно говоря, мне это было уже неинтересно. Какой смысл в информации, если она не несет практической ценности?

А Звездочка так с тех пор со мной и ходила. Почему? Может, потому, что я за нее вступился перед тем мужиком…

Шаг в сторону, и я, зажмурившись, вошел в стену света. Который раз — не знаю. Может, трехсотый, может, пятисотый, может, вовсе тысячный. Я не считал. Если считать, можно спятить.

Красный свет остался с той стороны, свист оборвался. Но и шума живой улицы не было слышно. Замутило.

Я сделал еще пару шагов для верности и открыл глаза. В груди екнуло.

Мы стояли на мосту. Помимо нас здесь застыли разве что ржавые остовы нескольких машин. Было утро. Хотя еще секунду назад по ту сторону стены солнце клонилось к закату. Теперь небо золотилось на востоке. Прохладный ветерок гнал редкие, но плотные облака. Шуршали кусты и ветви молодых деревьев. Склоны над рекой заросли по полной. Еще бы. Здесь не было асфальта и бетона, которые могли бы удержать природу.

В стороне от моста над рекой, на взгорке, высились обшарпанные серо-красные стены кремля, вгрызались зубчатым краем в осеннее небо. Деревянные крыши на башнях потемнели, прогнили, провалились.

На небольшом открытом пространстве у стены тлело несколько костров. Видно, с ночи. У одного согнулась человеческая фигурка. Человек подремывал.

От проплешины с кострами в стороны разбегалась буйная поросль.

Берега речушки заболотились. Поодаль от кремлевских стен и по другую сторону реки высились дома вполне себе современного города. С поправкой на тридцатилетнюю спячку естественно.

Но самое главное: это был наш кремль. Отечественный. Не знаю, в каком городе, но в русском. Русским здесь было всё — от очертаний архитектуры до засранного пейзажа.

Гой ты, Русь, моя родная, хаты — в ризах образа…[61]

— Khīnk, — ругнулась за плечом Звездочка.

Я обернулся. Стена света шла точно по краю моста, по всей длине. Удачно. Будь она на пару метров дальше, мы бы вышли не на мост, а в воду. Купаться в сентябре ранним утром — не самое большое удовольствие.

— Мы где? — мягко поинтересовалась Звездочка.

— В России, — я пытался сказать это как можно спокойнее, но дыхание перехватило, и в голосе прозвучала ненужная патетика.

Вдалеке скрипнуло. Распахнулись ворота кремля и наружу с резкими криками погнали людей. Звуки в прохладном утреннем воздухе над рекой разносились удивительно далеко. Да и ветер был в нашу сторону, так что происходящее на взгорке было слышно так, словно я стоял рядом.

Впрочем, можно было ничего и не слышать. Картинки было вполне достаточно для понимания расстановки сил. Несколько вооруженных, уверенных в себе людей командовали толпой простых смертных. Народ со стороны напоминал покорное стадо. Гаркающие приказчики — пастухов.

Извечная беда русского народа — терпеть, пока совсем не припрет. Терпеть все что угодно, пока есть опасение потерять хоть последнюю рубаху и черствый сухарь с водой, но гарантированный и по расписанию. Вот если отобрать эти последние крохи и уверенность, что их выдадут по расписанию, тогда стадо звереет, и, как рассказывали в школе, ярость благородная вскипает как волна.

Здесь до ярости было далеко. Людское стадо под присмотром погонщиков разбрелось по склону и занялось выкорчевыванием кустов и молодых деревьев.

— Сережа, — мяукающее позвала Звезда.

Я продолжал разглядывать крепость и работающих людей. Происходящее мне не очень нравилось.

— Знаешь что, — ответил я, — не нравится мне здесь. Пойдем-ка в другую сто…

Я обернулся и осекся. Звезда сверлила меня глазами, будто пыталась на что-то намекнуть. Намеки были уже излишни. На другом конце моста, там, куда я собирался уйти подальше от кремля, стоял крепкий парень лет двадцати пяти с ружьем. Ружье смотрело на меня. Кажется какой-то ТОЗ. Но с нескольких десятков шагов, что гладкоствольное, что нарезное — радости мало.

— Привет, — улыбнулся парень, не опуская ружья.

Ощущения были странными. С одной стороны, я чувствовал радость оттого, что впервые за полтора месяца слышу родную речь без акцента. С другой — ни соотечественники у кремля, ни братан с ружьем, готовый сделать во мне дырку, счастья не добавляли.

— Здорова, земеля, — нарочито простецки отозвался я. — Ты ствол-то опусти.

— Со стволом-то я разберусь, — так же улыбчиво сказал парень. — А ты арматурку-то бросай. Земеля.

Последнее слово прозвучало с издевкой.

— Сережа? — Звезда вскинула бровь в непонимании. Видимо мягкий тон и улыбки сбили ее с толку. — Что случится?

Знать бы что случится, соломки б подстелил.

— Ничего не случится, — спокойно сказал я и отбросил арматуру.

— Вот это правильно, — благосклонно кивнул парень. — Серега, значит?

Я кивнул. Парень подошел чуть ближе, но расстояние выдерживал и ТОЗ не опускал.

— Я Толян, — представился он небрежно. — А бабу как звать?

Моя спутница привычно замяукала. Толян изменился в лице, крякнул, озадаченно посмотрел на меня.

— Звезда, — пояснил я.

— Окейно, — кивнул Толян. — Ну чо, топайте, звёзды. А я следом.

Сказано это было все в той же ненапряжно-опасной манере. Я кивнул и пошел вдоль светящейся стены по мосту, в сторону кремля. Можно, конечно, в стену метнуться и снова уйти, но далеко ли? И потом — какой в этом смысл? Все-таки здесь свои. Не тайцы, не китайцы и прочие Балодисы. Со своими договориться можно завсегда.

В последнем я далеко не был уверен, но шарахаться еще и от своих совсем не хотелось. Устал я шарахаться. Такая хрень.

Парень позади будто споткнулся, сбился с ходу. Звякнуло. Снова зашуршали шаги. «Подобрал мою арматурину, — пришла догадка. — Бережливый».

Мост закончился. Я хотел оглянуться на Толяна, но тот сам подал голос:

— Левее забирай.

Я послушно повернул влево. Сквозь асфальт растительность пробивалась не шибко сильно. Зато дальше, где раньше видимо было что-то типа парка, теперь поднимался натуральный лес.

— Там тропинка будет, — пояснил словоохотливый Толян.

Он был мил и любезен, но я чувствовал прицел ТОЗа настолько, что чесалось между лопатками.

— Опусти ружье, — попросил я.

— Не ссы, стрелять не стану, если вы дурить не будете, — усмехнулся Толян. — Фара велел тех, кто на мост приходит, в целости и сохранности доставлять.

— Часто приходят? — заинтересовался я.

— Нечасто, но всегда из каких-то других краев. Странное там место. Обычно, когда за свет ходишь, только голоса слышатся. А в этом месте, если кто из-за света выходит, то всегда из другого города. Вот вы откуда?

Я повел плечами.

— Из Бремена, — мягко, с мяукающим акцентом вклинилась Звезда, которой, видимо, надоело молчать.

— Крутоташечки-тата, — обрадовался Толян. — А это где?

— Где музыканты бременские. А что, если в том месте обратно через свет идти? Тоже в другой город попадешь?

— Ага, щаз! — фыркнул Толян. — Раскатал губень. Если обратно, то с моста в речку навернешься. А там все то же самое. Только голоса шепчут.

— Чего шепчут?

— Анекдоты рассказывают, — буркнул Толян. — Много спрашиваешь и не по делу. Запоминай: Фара пустых вопросов не любит. Запомнил?

Слева мелькнула тропинка, если это можно было так назвать. Я повернул, выставил руки вперед, чтобы защититься от лезущих в лицо веток.

— Запомнил.

— И бабе своей объясни, — продолжил наставления парень.

— Она своя собственная. И по-русски сечет.

Сзади послышалось довольное сопение.

— Не твоя, значит?.. А сиськи у тебя классные.

Последняя реплика относилась явно не ко мне. Я украдкой улыбнулся себе под нос. Звездочка сама решает, кто ей нравится, кто нет. Если Толян ей не придется по нраву, то получит в пятак совсем не по-женски. А если он ей понравится… Я улыбнулся шире. Сюрприз Толика ждет в любом случае.

Моей ехидной лыбы парень не видел, а потому подвоха не заподозрил. Растительность пошла гуще. Я замолчал и какое-то время активно работал руками.

— А Фара — кто? — спросил я, когда кущи немного поредели.

— Григорий Фарафонов. Большой человек. Вся кремлевская община под ним.

Во как! Община, значит. Посмотрим.

— Понятно, — сказал я только для того, чтобы что-то сказать.

— Что тебе понятно? — в голосе Толяна появились высокомерные нотки. — Фара здесь решает всё. Прикажет тебя, к примеру, со стены скинуть — полетишь, не сомневайся.

— Меня вроде не за что.

— Вот и старайся, чтобы причин не появилось. Здесь все стараются.

Впереди приближались голоса и треск подрубаемых веток. Тропинка провела нас сквозь заросли и вынырнула на белый свет ровно в том месте, которое просматривалось с моста.

Поодаль, ближе к воротам, дымили остывающими углями кострища. У ворот стояли вооруженные крепкие мужики на одно лицо. Еще несколько таких безликих взирали, как работают десятки людей.

Кромка зарослей и открытое пространство напоминали муравейник. Здесь каждый был занят своим делом. Люди рубили деревья и кусты. Выкорчевывали корни. Отволакивали срубленное и выкорчеванное в сторону, расчищая пригорок у крепостной стены. Работали большей частью старики и подростки, пару раз мелькнули женские фигуры.

Толян свистнул. На резкий звук вскинулся и подбежал один из вооруженных мужиков. Видно, парень не последний человек, раз на его свист тут так подрываются.

— Стопорни, Серега, — благодушно окликнул меня Толян.

Я послушно остановился. Обернулся. Толян о чем-то тихо переговаривался с мужиком. Ствол ТОЗа по-прежнему ненавязчиво смотрел в мою сторону. Милый парень.

Звездочка стояла между мной и Толяном и, судя по выражению лица, с каким она смотрела на нашего конвоира, думала примерно о том же. Только в слово «милый» Звезда явно вкладывала несколько иной смысл, нежели я.

Толян закончил разговор и зашагал к воротам.

— За мной, — бросил он на ходу.

Неужели мы больше не под прицелом и он нам спину подставит? Осмелел, не иначе. В безопасности себя почувствовал.

— Не понял? — рыкнули сзади. — Топай.

Я оглянулся. Мужик, с которым говорил Толян, качнул стволом обреза, приказывая идти за нашим конвоиром.

Нет, не расслабился и спину не подставил. Хитер Толян. Косит под простачка деревенского, а сам тот еще лис.

Мы прошли через ворота. Звезда вертела головой, с любопытством разглядывая незнакомую архитектуру. Я тоже не удержался от пары уважительных взглядов, оценивая толщину крепостной стены. Умели наши предки строить. И воевать умели, если умудрялись брать такие крепости, владея лишь примитивным оружием.

Внутри кремля тоже кипела работа. Вообще древняя крепость напоминала муравейник: жесткая иерархия, четкое разделение, все при деле. До спячки бы где с таким энтузиазмом и покорностью работали. Хотя до спячки многие пинали в свое удовольствие, а здесь лица не сказать что радостные. Видно, многие пашут из-под палки. Да и надзиратели с обрезами и ружьями явно не для красоты стоят.

Справа от ворот высилась звонница, дальше торчали соборные маковки, проржавевшие крыши внутренних построек, судя по архитектуре понатыканных здесь сравнительно недавно.

Деревьев и кустов внутри крепости было сравнительно немного, но, судя по рыхлой земле, здесь тоже пришлось попотеть, чтобы от них избавиться.

Я ждал, что Толян потащит нас в одно из наиболее сохранившихся зданий, но ошибся. Он забрал правее и потопал вдоль стены, не углубляясь в дебри внутрикрепостной застройки.

— Мы куда? — не выдержал я.

— К Фаре. И я предупреждал тебя про глупые вопросы, Серега.

Остановился Толян у крохотной кривой не то церквушки, не то часовни. Постройка была перекошена настолько, что у нее не осталось, кажется, ни одной ровной стены. Я с удивлением поглядел на проводника. Не хочет ли он сказать, что их главный живет в этом кривом сарае с луковкой на крыше?

Толян ничего говорить не собирался. А так как он советовал не спрашивать лишнего, смолчал и я.

— Ждите здесь, — велел парень и, отворив низкую дверь, нырнул внутрь.

Я переглянулся со Звездой. Та смотрела настороженно, непонимающе. Подбодрить бы ее надо, все-таки не дома. Для нее русские должны быть такими же инопланетянами, как для меня тайцы. Я подмигнул Звездочке, она вяло улыбнулась в ответ, поежилась.

Время шло, ничего не происходило. От нечего делать я принялся изучать мужика с обрезом. Тот изображал эталон отстраненности.

— Эй, меня Серегой зовут, — попытался я завязать беседу.

Конвоир покосился на меня с таким видом, как если бы на моем месте была куча дерьма, и она решила бы подискутировать.

— Пофиг, — не очень любезно отозвался мужик с обрезом.

— Ладно, понял, настроения разговаривать нету. Один вопрос, и я отстану.

Конвоир снова покосился на меня, как на раздражающее недоразумение.

— Что это за город?

— Новгород.

— Нижний?

— Нормальный, — недовольно ответил мужик и качнул стволом, давая понять, что лучше заткнуться.

Как мне подсказывала память, Новгородов было два. Один Нижний, который раньше обзывали Горьким. Второй Великий. Который поминался в учебниках истории как Господин Великий Новгород. Кремли, если мне память не изменяет, были в обоих. Я не был ни в одном. Потому для меня что тот, что другой город — разницы ноль.

Хотя нет, вру, есть разница. От Нижнего до Москвы ехать недолго и можно даже на электричке, это я, кажется, у Прилепина читал в какой-то книжке. А Великий вроде где-то под Питером. Выходит, лучше Нижний. От него до дома ближе.

Скрипнула дверь, из часовни высунулась рожа Толяна, молча кивнула мне, заходи мол. Я подошел ближе, поддержал дверную створку. Толян как-то хитро извернулся, юркнул мимо и оказался за спиной, между мной и Звездой. Руку он выставил ладонью вперед, словно пытаясь остановить Звездочку. Может, и в самом деле пытался, но ладонь конвоира ненавязчиво улеглась на грудь моей спутнице.

— Иди, — поторопил Толян. — Тебя ждут. А барышня здесь пока побудет. Не волнуйся, я ее развлеку.

Улыбка на роже Толяна сделалась шире. Я пожал плечами: охота пуще неволи.

— Смотри не пожалей.

— Дурак ты, Серега, — расхохотался Толян.

Я снова пожал плечами и вошел внутрь. Мое дело предупредить, а там пусть сами разбираются. Люблю я самоуверенных балбесов. Они так искренни в иллюзии своего всезнания и опытности.

Ну, вот сам и расхлебывай, Толя, раз такой опытный.

За спиной хлопнула дверь. Я прищурился после яркого солнечного света.

Внутри было сумрачно. Свет сюда попадал через маленькие низкие окошки. В одно из них выходила труба стоящей в углу буржуйки. В чреве подернутой ржавчиной печурки гудело пламя.

Только теперь, попав в жарко натопленное помещение, я ощутил насколько холодно на улице. А Фара не дурак, грамотно себе дом выбрал. Небольшое помещение топить всяко проще, чем зал во дворце или нутро храма. И потом, здесь он может жить один, уединиться, организовать личное пространство.

Глаза привыкли к полумраку. Стало видно старый, обшарпанный, но еще крепкий стол. Несколько подправленных, реанимированных стульев. Настил в углу, в стороне от буржуйки, заменяющий кровать.

На импровизированной кровати кто-то спал. Но явно не «важный человек Григорий Фарафонов» — из-под тряпья, игравшего роль одеяла, выглядывала голая женская нога.

— Хорош на мою телку пялиться, — одернул сбоку хриплый голос.

Я повернулся. Справа от входа, практически слившись со стеной стоял невысокий, жилистый мужик и изучающее смотрел на меня.

Отчего-то сразу вспомнился мой дружбан Борян. Кажется, они с Фарой были одной породы. Жилистые, не крупные, но опасные. Борян за это получил погоняло Борзый. Местный авторитет Фарафонов кличку заимел явно от фамилии, но в жесткости мог бы потягаться с Борисом, это было видно с первого взгляда.

Эх, не хватает тут Борзого. Он бы знал, как с этим кренделем говорить. И почему Борис не поехал со мной и Олежкой? Подумаешь, контракт. Мог бы перенести подписульки на неделю-другую. При воспоминании об Олеге в груди заворочалась грусть.

— Извините, — тихо сказал я хозяину кремля. — Не видно ничего со свету.

— Хер ли тут извиняться? — фыркнул мужик. Прошел к столу, кивнул на второй стул: — Садись.

После чего уселся сам.

Я принял приглашение. На спящую в углу девушку больше не смотрел. Зачем нагнетать, если Фара так серьезно к ней относится. Чего я, баб не видел, что ли?

— Сергей, значит?

Я кивнул.

— А вы Григорий?

— Тебе не сказали, что ли, что меня Фарой кличут?

— Сказали, — замялся я. — Но вроде как-то не очень вежливо к незнакомому человеку так… Лучше по имени.

Фара показал зубы, я не сразу понял, что этот оскал — улыбка.

— А ты не дурак, — похвалил он. — Чуешь людей. Ко мне лучше по имени. Не люблю кликухи.

«Конечно, чую, — злорадно подумал я. — Пять лет тачки впариваю клоунам типа тебя».

Но чувствовать, с кем столкнулся — это одно, а уметь себя с ним вести — совсем другое дело. Борис бы говорил с этим мужиком на равных, а то бы и за пояс заткнул. А я… а что я? Как манагером был, так и остался. И для людей такого пошиба я могу быть или аферистом, пытающимся напаять, или обслуживающим персоналом, рассказывающим сказки про дорогие тачилы.

В данной ситуации разумнее было бы изображать вежливый обслуживающий персонал. Главное — самоуважения не терять. Если понадобится, афериста потом показать можно. Маска покорного слуги образу афериста не мешает. Аферист должен уметьпритворяться.

— Рассказывай, — предложил Фара.

— А что рассказывать?

— Где проснулся?

А он тоже не дурак. Другой бы спросил «откуда пришел?», как это сделал Толян.

— В Паттайе. Таиланд.

Фара цыкнул зубом.

— Чего там делал?

— Отдыхал. Вам это, правда, интересно? — удивился я.

— Не особенно. Но я должен знать по максимуму о человеке, который остается в этих стенах.

Я напрягся. Планов оставаться здесь у меня не было, но с ходу спорить с авторитетом, на которого здесь сотни человек батрачат, не хотелось.

Фарафонов, видно, уловил мое состояние.

— Чего замолчал? Я не обижу. У меня здесь все сыты и одеты.

— Вам нужен лишний рот? — осторожно поинтересовался я.

— Мне нужны лишние руки.

В углу на настиле завозилось. Я краем глаза уловил движение. Девушка, прикрывшись тряпьем, что заменяло одеяло, приподнялась на локте.

— Киис, кто у тебя тут?

— Тайцы, — хрипло отозвался Фара и встал из-за стола.

Я поднялся следом.

— Так, гуляй пока. Толян вам даст во что одеться. Здесь холодно. Если надо, покормит. Все свое барахло сдадите в общий котел. Вечером еще расскажешь. А там решу, что с вами делать.

Фара разговаривал со мной так, будто я уже был его собственностью. Чем-то вроде домашней скотины, которую, безусловно, надо любить, которая требует ухода, но не имеет права голоса. А в конечном итоге — нагуливает жирок и отправляется на мясо.

Стараясь быть вежливым, я добивался явно не такого отношения. С другой стороны, везде есть свои плюсы. Например, мы все еще живы. А если верить Толяну, этот Фарафонов мог нас и со стены уронить.

— Ну, чего тупишь? — прохрипел Фара. — Шуруй отсюда.

…Путешествие до отеля вышло долгим. Прикидывая его месторасположение, я представлял, что туда можно добраться практически по прямой — либо топая береговой линией, либо выбравшись на шоссе.

Пляжи, хоть городские, хоть отельные вряд ли могли зарасти. Даже за сто лет. Почва не та, плюс приливы. А вот на шоссе, судя по тому, что творилось вокруг, могли вырасти полноценные джунгли. Идти береговой линией мне казалось проще.

Звезда выбрала второй путь.

— Thāngd̀wn,[62] — мяукала она и тащила меня за рукав через полумертвый город.

Живые люди помимо нас нашлись довольно быстро. Потерянные, непонимающие, напуганные. Соотечественников или хоть каких-то иностранцев я не встретил ни разу. Кругом были одни тайцы. Звезда несколько раз останавливалась, заговаривала, но беседа не клеилась. Обычно общение заканчивалось в несколько реплик. Один раз идущая навстречу женщина после пары оброненных фраз кинулась Звездочке на шею и ударилась в истерику.

О чем они говорили? Чего хотела та женщина? Это для меня навсегда осталось загадкой. Да и, признаться, разгадывать ее я не очень хотел. Зачем мне чужая Санта-Барбара, идущая мимо?

Город выглядел жутковато. Серые, заросшие дома, растрескавшийся асфальт. Гроздья проводов, оплетенных лианами. Проржавевшие насквозь остовы автомобилей. Мотоциклы и мопеды… До отключки, судя по тому, что я успел увидеть, они были едва ли не любимым транспортным средством местных жителей.

Сон накрыл людей неожиданно. Не разбираясь, кто чем занят. Я попытался представить себе, как кувыркались люди, заснувшие в седле мотоцикла на скорости далеко за сотню километров в час… По спине побежали мурашки.

Нет, мне однозначно повезло, если судить по количеству мертвяков и человеческих костей вокруг.

Мертвые попадались чаще, чем живые. Свежие трупы реже. Скелетированные останки — на каждом шагу. Причем скелеты не всегда были целыми, зачастую у них не хватало конечностей. Видимо трупы растаскивали местные собаки.

Интересно, сколько времени прошло, пока мы спали? С собаками я всегда находил общий язык. Даже с дикими, которые бегали по моему двору в Москве, наводя ужас на местных старушек. Но сохранились ли в новом мире собаки, которые помнят, что такое человек? Собачий век не так и долог. А времени, судя по разрухе, прошло до хрена и больше. Если у местных четвероногих друзей памяти о человеке не осталось, то встреча со стаей собак или даже одним матерым волкодавом может закончиться неприятно.

По счастью, собак мы не встретили. Город кончился. Мы вышли на шоссе. Когда-то добраться отсюда до моего отеля было просто, как сложить два и два. Вышел, поднял руку и всё. Либо останавливался тук-тук — тайская помесь рикши с маршруткой, либо кто-то из местных, жаждущих подзаработать.

Один раз мы с Олежкой ловили машину, а поймали тайца на каком-то навороченном скутере. То, что нас на его двухколесной мелкашке будет трое, тайца ни разу не пугало. Мы с Олегом были достаточно нетрезвы для эксперимента и до отеля ехали втроем на одном мопеде за сотню бат, со скоростью под сотню километров в час.

Теперь здесь не было ни машин, ни скутеров, ни тук-туков. Те, что остались, пришли в негодность и слились ржавыми останками с зеленеющим одичавшим пейзажем. Шоссе почти не было видно, джунгли с невероятной лихостью отвоевывали свое.

Еще вчера — а по ощущениям для меня не прошло больше одной ночи — я ехал здесь по ровной широкой свободной автостраде, а сегодня быстрый путь до отеля превратился в долгую прогулку по тропическому лесу.

Я старался не думать о том, что происходит вокруг. Если пытаться разобраться в этом в одиночку, можно спятить. А у меня не было даже собеседника. Звездочка по-русски могла спеть «Калинку-малинку», по-английски «Yesterday», но собеседник из нее был никакой. А Олежик остался в отеле.

Кто бы только знал, как я мечтал поскорее найти Олега.

Нашел.

В отеле царило все то же запустение. Центральный корпус походил на колодец. Номера, этаж за этажом, громоздились по кругу. Внизу, в центре, на огромном открытом пространстве расположились кафе, ресторан, стойка ресепшена. Посреди этого огромного, окруженного номерами зала вверх и вниз ползали красиво подсвеченные лифты.

Раньше, до отключки. Сейчас четыре кабины висели черными мертвыми громадами.

Нас окликнули по-тайски. В дальнем углу скучковалась группа местных жителей. Звезда направилась в их сторону.

Не сейчас!

Бросив тайцев, я кинулся к лестнице. В спину что-то крикнули. В жопу вас ребята, потом разберемся. Сперва — найти Олега.

Двери на лестницу покорежило. Какие-то просто попадали, оставив деревянную труху на вывернутых петлях. На лестнице было грязно, пыльно и гулко. Глухо стучали мои шаги. Глухо колотилось сердце.

Пока добрался до двенадцатого этажа, дыхание сбилось окончательно.

Ковровая дорожка на полу из красной превратилась в серую. Света не было, электронные замки на дверях не работали. Знакомые номера, за полторы недели отдыха ставшие почти родными, нашлись быстро.

Вот мой 1212, вот Олежкин 1214. Двери рядом. Тринадцатого номера между ними нет. В отеле вообще нет ни одного тринадцатого номера и даже тринадцатого этажа: за двенадцатым сразу идет четырнадцатый. Такая хренька.

Я подбежал к четырнадцатой комнате. Закрыто.

Олежка должен быть в номере. Должен. Обязан. Он остался в отеле, снял шлюху и, даже если бы проснулся посреди этого хаоса, не поперся бы искать меня непонятно где. Дождался бы.

— Олег! — позвал я.

Тишина. Мысли прыгали, как встревоженные белки. Что же ты не отвечаешь, дружище? Я ударил плечом в дверь. Хрустнуло.

— Олежа!

Со второго удара створка провалилась внутрь, я кувырнулся за ней следом и едва удержался на ногах посреди коридора. Дверь в санузел была закрыта, зато номер с распахнутым балконом и огромной кроватью просматривался на ура.

Здесь тоже было пыльно и грязно. Но грязь и пыль прибило и размыло водой захлестывавшей не один год через балкон. Кроме разводов обычной грязи остались белесые разводы от бетонной пыли.

На провалившейся кровати высилась груда бетонных осколков.

— Олежка, — горло перехватило, и имя приятеля я почти прошептал.

На негнущихся ногах прошел в комнату.

В потолке над траходромом зияла дыра. Перекрытие тут не выдержало атаки времени, а может какого-то природного катаклизма. Кто знает, какие землетрясения и цунами здесь гуляли, пока я спал…

Под кучей бетона на кровати были люди. Не сейчас. Давно. Очень давно.

Я подавил желание броситься к завалу и начать бесполезные и ненужные попытки его разгрести. Медленно опустился на пол возле кровати.

Олежка никуда не делся из номера. Он заказал шлюху. Потом отключился вместе с ней…

Он дождался меня в этой чертовой отельной комнате, которая по всем законам должна была носить тринадцатый номер. Вот только он не проснулся. Умер под обломками вместе со своей одноразовой подругой.

Из-под груды бетона торчали сцепленные в порыве страсти руки. Кисти рук. Кости…

Во всяком случае, им было не плохо, в отличие от меня.

Я сидел на пыльном грязном полу в номере с рухнувшим потолком и двумя трупами. Один, в чужой стране. И вокруг происходило непонятно что. Уже произошло…

Примерно в этом месте я замолчал и уставился в костер. Говорить не хотелось. Воспоминания об Олеге разбередили рану, которую я давно считал затянувшейся. Нет, конечно, сейчас было не так пусто и горько, как тогда, когда я сидел на полу в номере и каждой клеточкой ощущал, что единственная нитка, связывающая меня с домом, оборвалась, но все равно чувствовал я себя паршиво.

Говорят, человек, который не может отпустить умершего, эгоистичен. И душа у него болит якобы не оттого, что ему жаль близкого, а оттого, что ему жаль себя. Как он будет без покойника дальше?

По-моему, это ерунда. Ведь живу же я дальше. Спокойно живу. А Олега нет. И не будет. Не будет молодого крепкого жизнелюбивого мужика. Подкаблучника, вырывающегося из-под каблука, чтоб пуститься во все тяжкие, но всегда возвращающегося обратно под каблук. Дурного, но в сущности хорошего. Он никогда больше не снимет авторское кино, о котором мечтал. И мечтать не будет. И даже очень плохого рекламного ролика он больше никогда не снимет. Жалко.

Жалко не себя, а его. А еще его жену и ребенка, которым без него никуда. И мать-пенсионерку. Хотя в новых реалиях есть у тебя пенсия или нет — без разницы.

Хорошо, что у меня никого нет. Родители умерли, семья не сложилась.

Хорошо Боряну, который не полетел с нами, а остался подписывать договор. Он рядом с матерью и рохлей-братцем.

И мне, и Борису в какой-то степени повезло. А Олегу и его семье — нет.

Я сердито сплюнул и повернулся к слушателям. У костра, что разожгли недалеко от жилища Фары, собралась группа человек в двадцать. Здесь были особы приближенные, избранные, так сказать. Другие жители кремля сидели у других костров. А кого-то и вовсе загоняли в бараки в приказном порядке. Тем, кто с утра пойдет расчищать склоны от растительности или ловить рыбу, ни к чему сидеть и травить байки.

Мы со Звездой попали к самому главному костру. Но только на этот вечер. Такая традиция здесь сложилась, привилегия для пришлых из червоточины. Так мне объяснили еще днем.

После того, как я вышел от Фарафонова, нас повели по ключевым точкам кремля. Сперва на «склад», где Звездочке пришлось оставить рюкзачок с нехитрыми пожитками, которых у нас после последних стычек осталось всего ничего. Зато вместо нужных и не очень вещей, нам выдали куртки. И хотя воздух прогревался на глазах, это было кстати. Правда, насколько кстати, стало понятно только к вечеру.

Потом мы познакомились с местной «столовой», где нам наплескали по паре половников рыбной похлебки. Рыба — единственное, чего в кремлевской общине было в достатке. Ловили ее тут же, в Волхове, прямо у кремлевской стены. Рыбы за три десятка лет без людей расплодилось много, как и прочего зверья. Это я заметил еще в Таиланде.

На выходе из местной жральни нас караулил Толян, который сообщил, что до вечера свободен и покажет нам здесь всё. Любезность Толяна распространялась большей частью на мою тайскую подругу. Он активно клеился, и уже через десять минут стало окончательно понятно, в честь чего парень освободил себе половину дня.

Звезда улыбалась, мяукала что-то. Толян ей явно нравился. Я оказался третьим лишним, но избавиться от меня в сложившейся ситуации было невозможно. Оставалось набивать Толику оскомину своим присутствием и бесконечными вопросами. А их скопилось немало. И если их не стоило задавать Фаре, то Толяну можно было запросто, чем я и пользовался без зазрения совести.

Так я выяснил, что кремль Великого Новгорода после пробуждения делили между собой два конкретных пацана, но когда дело дошло до поножовщины, второй слился, потому что Фара крут. За Фарой сила. Правда, бараны этого не понимают, но кто их, баранов, спрашивает?

Толян сыпал корявеньким жаргоном. Баранами он называл тех, кто жил в кремле на правах черни, работал за пайку и имел минимум свободы. Таких было большинство. Считаться с ними Толян не считал нужным.

«Фара их кормит, одевает и защищает. Без Фары они бы загнулись», — объяснил он. То, что силами этих людей кормится, одевается и защищается и Фарафонов и все его окружение, в голову Толяну не приходило. Намекать ему на это я поостерегся. До вечера я должен был вести себя тише воды ниже травы. Именно вечером решалась наша судьба. Так сложилось.

По местной традиции всякий пришедший из червоточины в первый вечер допускался к костру Фарафонова и выступал в роли шута, или Шахерезады. От того, какие байки он травил, зависело будущее. После первого вечера можно было с равным успехом как остаться у правительственного костра на привилегированном положении, так и получить клеймо барана и отправиться выполнять черновую работу за пайку.

Я планировал уйти.

— А дальше что? — хриплый голос Фары вернул меня в реальность.

Я отвел взгляд от костра.

— Дальше… Пару дней в отеле поторчали. Потом один крендель пришел безумный. Рассказал про стену светящуюся в джунглях, мол, там люди пропадают. Чего-то про духов плел.

— В духов веришь? — с усмешкой спросил кто-то из сидящих рядом с Фарой.

— В духов я не верю, а светом заинтересовался. Ну и пошел. Звезда со мной увязалась. До сих пор не понимаю почему.

— Любит она тебя, — раздался за спиной женский голос.

Я обернулся, чтобы ответить и подавился словами.

Она была невероятно красива. Высокая, стройная, молодая. С умопомрачительными формами и золотистыми волосами. В глазах ее плясали черти, а когда улыбнулась, на щеках появились очаровательные ямочки.

— Яна, иди сюда, — хрипло приказал Фарафонов.

Девушка легко перепрыгнула через бревно, на котором я сидел, подошла к хозяину кремля и послушно села рядом.

Я попытался отвернуться, но взгляд к Яне притягивало словно магнитом. На нее хотелось смотреть бесконечно долго. Ей хотелось любоваться.

Фара поймал мой взгляд, недобро оскалился.

— Что, опять со свету ни хрена не видишь?

Я поспешно отвел глаза. Сказал для всех, отвечая Яне:

— Это невозможно. Между нами ничего нет и быть не может.

Я огляделся по сторонам, Звездочки в пределах видимости не наблюдалось.

— Кстати, где она?

Оскал Фарафонова стал шире.

— С Толяном она. На звезды пошли посмотреть. А ты чего так взволновался, если между вами ничего нет и быть не может? Или может?

Я покачал головой.

— Чего это? — полюбопытствовал Фара.

— Она Звезда… — начал я.

— И ты стушевался? Какая она там звезда? Захолустного тайландского театра?

— Травести-шоу, — честно ответил я.

Над костром повисла тишина, нарушаемая потрескиванием углей. Кто-то глупо хихикнул.

— Так она что, этот?.. — фыркнул Фарафонов.

Смешки послышались уже с разных сторон.

— Трансвестит, — подтвердил я.

Похихикивания окрепли, переросли в ржач, а еще несколько секунд спустя, будто специально дожидаясь этого разговора, над кремлем взвился полный леденящего ужаса вопль, и из соседних кустов выскочил Толян. Глаза несчастного парня были совершенно безумными. Подтягивая на ходу штаны, он пронесся мимо костра и умчался в ночь.

У костра ржали, уже не стесняясь. Новый приступ гомерического хохота накатил, когда из тех же кустов вышла Звездочка и направилась к нам.

Да, Толяну эту историю теперь еще не раз припомнят. А ведь предупреждал я его.

Моя тайская подруга подошла к костру, опустилась на бревно рядом со мной, оглядела покатывающееся от смеха окружение Фарафонова. Объяснять ей, над чем тут смеются, нужды не было. Может Звезда не так хорошо владела русским, но дурой не была.

Она грустно улыбнулась и с достоинством сообщила:

— Khxbkhun māk sảhrạb wạn nī.[63]

Непонятая реплика вызвала новую волну смеха. Даже Фара жестко скалил зубы.

Мне это не очень нравилось. Сам того не желая, я вдруг поймал себя на том, что переживаю за Звезду и ее расстроенные чувства. А она ведь к Толяну шла с душой и симпатией. Но вступиться сейчас за честь трансвестита, и набить хотя бы одну из смеющихся физиономий было равноценно самоубийству.

Да и смешно же. В другое время в другом месте я бы и сам посмеялся над подобной ситуацией. Но здесь и сейчас смеялись над моей Звездочкой. И это было не смешно.

Я сидел и молча играл желваками. Переводил хмурый взгляд с лица на лицо. Не смеялась только Яна. И Фара. Во всяком случае, когда я посмотрел на него, предварительно скользнув глазами по девушке, на лице авторитета уже не было и следа оскала.

Ржач понемногу сошел на нет.

— Зачем вернулся? — неприязненно спросил Фарафонов.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом. Зачем в Россию вернулся?

— Домой захотелось, — чувствуя, как заражаюсь неприязнью, ответил я.

— Патриот, — хихикнул кто-то.

— Идиот, — спокойно констатировал Фара.

Я стиснул зубы, процедил сдерживаясь:

— С чего это?

Толян оказался прав во всем. Мы со Звездой были для Фарафонова и его прихлебателей шутами. Развлечением на один вечер.

— Там тепло, — с ледяным спокойствием произнес большой человек. — Бананы на деревьях. А здесь зима скоро, и жрать нечего. Если б я там прочухался, хер бы куда пошел.

— Вас там не было, — тихо, но твердо сказал я. — Если бы проснулись там, думали бы по-другому.

У костра снова наступила тишина.

— Ты, что ли, спорить со мной вздумал? — со смесью брезгливости и любопытства поинтересовался Фара.

— Я тоже всю жизнь хотел отсюда уехать. Думал, что там лучше.

— Там лучше, — уверенно отрезал Фарафонов. — Ладно, шабаш, парни.

Фара поднялся, посмотрел на меня.

— Завтра поработаешь собирателем. А там посмотрим. Твою… — он осекся, подбирая слово, — Звезду на кухне пока пристроим.

Я поднялся вслед за Григорием и впервые посмотрел на него в упор.

— Слушай, — сказал я, переходя на «ты», — отпусти нас.

— Куда собрался?

— Домой. В Москву.

— До Москвы шесть сотен километров. Машин нет. Кругом лес. Скоро холода. Останетесь до весны. Будете хорошо работать, посмотрим. Может, и отпущу.

Сказано это было так, что стало ясно: не отпустит.

Вот ведь попал.

Настроение испортилось окончательно, и стало теперь ничуть не лучше, чем у Звезды. Фарафонов ушел, прихватив с собой Яну. Нас отвели в один из общих бараков, под которые приспособили половину внутренних построек кремля. Но не в тот, который запирался и охранялся. Значит в «бараны» нас пока не записали. И то радует. Знать бы, чего тут собирают эти собиратели, одним из которых мне предстоит работать. И где. А то, может, сбежать удастся.

За этими мыслями я улегся на жестком холодном полу в углу, на который мне указали, и закрыл глаза. Сон навалился практически сразу.

Чудесный сон. Мне снились Борян и Олежка. Живой Олежка.

…С Боряном и Олежкой я был знаком еще со школы. Но не скажу, что сдружились мы сразу. Нет. В классах помладше я все больше тусил с Олегом. Борян дразнил Олега жирдяем, а меня — мелким фуфлом, которое дружит со всякими кретинами.

Олег и вправду был тогда весьма увесист, что, впрочем, не мешало нашему общению. И кретином я его не считал, а вот Борьку воспринимал как зарвавшегося выскочку. Наверное, именно тогда к Боряну прицепилась его кличка — Борзый. Прицепилась на всю жизнь.

Борька Киселев не только борзел, оправдывая свое погоняло, но и внешне чем-то напоминал борзую.

Время шло, мы менялись. Классу к десятому не то я повзрослел, не то Олег поглупел, но общаться с Жирдяем, который к тому моменту, кстати, жирдяем уже не был, стало невыносимо тоскливо. Зато Борзый начал относиться ко мне лояльнее, да и мне самому стало с ним неожиданно интереснее.

Потом был последний звонок, экзамены, выпускной и прощай школа. Дорожки наши разбежались. Я поступил в институт и долго топал к диплому, в котором по итогам обучения должно было фигурировать модное по тем временам слово «менеджер».

Впрочем, к концу моего обучения, мода на слово сошла, а манагеров развелось как собак нерезаных.

С Жирдяем Олегом и Борькой Борзым мы встретились на пятилетии нашего выпуска. Я только-только закончил институт и работал в автосалоне. Олежик растерял остатки детской припухлости и стал крупным накачанным красавцем. Он единственный из нас троих женился, а кроме того заканчивал какие-то не то ВГИКовские, не то телевизионные курсы и мечтал о большом кино. Борис остался верен себе: характером был нагл и напорист, а внешностью кажется еще больше стал напоминать русскую борзую. Баб он менял как перчатки, чем вызвал зависть у женатого Олега. А вот чем занимается — так и не рассказал.

На той встрече собрался практически весь наш класс, но когда сошли на нет отчеты кто, как и где устроился, темы для разговора у меня остались только с ними. И мы неожиданно друг для друга сошлись снова.

Потом было еще много встреч и пьянок. Много чего было.

Я прилип к своему автосалону, торговал тачками. Не сказать, что имел много, но и не мало. Продавать машины у меня выходило всяко лучше, чем у Борькиного старшего братца-риэлтора торговать квартирами. С другой стороны, брат Борзого всегда был тютей.

Олег забросил мечты о большом кино, разве что иногда по пьяни обещал забацать из своего кармана фестивальную короткометражку. Сам снимал рекламные ролики, колошматил бабки и страдал под пятой любимой жены.

Борзый раскрутил свой бизнес и вообще устроился лучше нас всех.

Но дружба между нами сохранилась и перешла на новый качественный уровень. И Борзый и Жирдяй были настоящими друзьями. Такими, каких за всю жизнь случается не больше, чем пальцев на одной руке. Такая хренька…

Гордым словом «собиратель» в кремлевской общине большого человека Григория Фарафонова назывались обыкновенные мародеры. Это стало понятно после инструктажа, который мне по утру выдал недовольный Толян.

Моей текущей задачей было перейти на ту сторону Волхова через кремлевский мост — пешеходный, а не тот, на котором нас вчера подобрали на выходе из червоточины, — и, не особенно углубляясь внутрь квартала, обыскивать все пустующие квартиры, магазины и офисы на предмет любых полезных вещей.

— Сбежать не вздумай, — завершил наставления Толян. — У нас там посты. Поймают, приведут обратно. А у Фары с беглецами разговор короткий. Понял?

— Понял, — кивнул я. — А он тебе еще позволяет себя Фарой называть, после вчерашнего?

Толян помрачнел еще сильнее, став пасмурным, как сегодняшнее небо.

— Козел ты, Серега, — буркнул он недовольно. — Мог бы и предупредить, что у нее там…

— Я предупреждал.

— Фигово ты предупреждал. Конкретнее надо мысли выражать.

Я пожал плечами и двинул к мосту.

— А ты сам-то чего его с собой таскаешь? — догнал меня голос Толяна. — Или это… Лучше нет влагалища, чем очко товарища?

Я обернулся на ходу и рассмеялся ему в лицо. Точно так же, как он вчера смеялся в лицо мне.

— Дурак ты, Толя.

— Пошел ты, — огрызнулся он, но я уже не слушал.

Собирательство оказалось занятием более гнусным, чем я предполагал. Не то ничего полезного в окрестностях не было, не то все полезное уже вынесли, но мои мародерские похождения выглядели скорее бессмысленными блужданиями.

Я обошел один подъезд ближайшего дома и пришел к мысли, что для того, чтобы не вернуться с пустыми руками, надо бы, вопреки наставлениям Толяна, отойти подальше.

Вообще, логично было предположить, что ближайшие к кремлю дома уже давно вычистили. Полтора месяца прошло как-никак. Но зачем меня тогда сюда послали? Свежим глазом поглядеть? Или это такая подстава со стороны обиженного Толика?

А что, очень может быть. Он сегодня не особенно улыбался. Да и вообще, если разобраться, посылать людей обыскивать все подряд безо всякой системы — глупое и бесполезное занятие. Пустая растрата человеческого ресурса. Фара бы так не поступил. М-да, не иначе кто-то надо мной поглумился.

С этой мыслью я вышел на свежий воздух, неторопливо обогнул дом и углубился во дворы. За спиной остался кремль, Волхов и стоящий на вечном приколе подзатонувший корабль. С мачтами, без парусов. Судя по всему, здесь когда-то был ресторан, а может — плавучая гостиница…

Справа, в просветах между домами, виднелись маковки понатыканных одна на другую церквей. Ярославово Дворище, как назвал это кто-то из местных.

Исторические достопримечательности меня трогали не очень. Чего искать в церквях? Свечи сгрызли мыши, деньги ничего не стоили, исторические ценности, если они там и были, давно уже растащили. А трупы в сгнивших рясах от обычных трупов ничем не отличаются.

Нет, искать надо в жилом секторе. А еще неплохо бы проверить одну штуку.

Проверка закончилась едва начавшись. Буквально через несколько дворов. Если Толян и обманул меня в чем-то, то не в этом: вооруженного, лениво прогуливающегося мужика я заметил издалека. Впрочем, от меня он и не прятался, а с обратной стороны его видно, судя по всему, не было.

— Гаврила ждал в засаде зайца, — усмехнулся я.

В голову тут же вертко влезла мыслишка: если прячется не от меня, то может просто подойти, поздороваться и пройти мимо. Сбежать. Я же вроде как свой. Не станет же в своего стрелять. Или станет? Какие у этих пограничников инструкции, пес их знает. Может — всех впускать, никого не выпускать. А может и вовсе стрелять на поражение без разбора.

Мужик увидел меня. В фигуре его наметилось напряжение. Я легко и беззаботно помахал рукой и свернул во двор. Я свой. Я собиратель и никуда не бегу. Занимаюсь своим делом.

Да, сбежать так просто не выйдет. Но не сидеть же здесь до весны. Можно, конечно, попробовать ломануться в червоточину, но с ходу не перепрыгнешь. Только на другой слой перейдешь. А здесь, судя по рассказам Толяна, ходить сквозь свет не боятся.

Хреновенько.

Я подошел к двери очередного подъезда с выбитым ржавым кодовым замком, толкнул. Скрипнуло. Ржавая дверь подалась тяжело. Посыпалась мелкая труха.

Внутри было темно. Под ногами что-то хрустело. Думать о том, что лежит на грязном полу подъезда после тридцати лет небытия, не хотелось. Может, крошево бетона и прочий мусор, а может, человеческие кости.

Все-таки мысль о трупах догнала меня, как ни старался ее прогнать. Я поежился и припустил вверх по лестнице. Через пролет стало светлее. Свет попадал сюда через мутные стекла гнилых окон. Странно, что не повываливались за столько лет.

На первом этаже все двери оказались запертыми. Ломиться в чужое, пусть и брошенное пространство я не стал. Тем паче, что железная дверь в россейской квартирке с замками от жулья всякого, это не дверка в номере «Ambassador City Jomtien», ее плечиком просто так не высадишь.

На втором этаже две квартиры оказались вскрытыми, но ничего полезного, кроме раскисшей мебели, битой посуды и сгнившего тряпья, там не нашлось. Окна в комнатах и кухне первой были открыты настежь. Рамы где перекосило намертво, где, совсем уж сгнившие, посрывало с петель. Видно хозяева открыли окошки — проветрить в летний день помещение и уснули. Ничего зазорного. Кто ж знал, что проветривание растянется на годы. Во вторую квартиру уже явно кто-то залезал до меня. Все шкафы были распахнуты, ящики вытащены, содержимое выброшено на пол и перевернуто вверх тормашками.

Удача улыбнулась на третьем этаже. Дверь в квартиру оказалась не заперта, окна закрыты. И если кто-то здесь и был, то явно прошелся поверхностно. Или хозяева бежали, прихватив лишь самое нужное.

Куда бежали? Куда вообще можно убежать от катастрофы подобной анабиозу?

«А сам-то куда бежишь?» — полюбопытствовал внутренний голос.

Я поспешно откинул все мысли и занялся делом. Перво-наперво осмотрел кухню. Здесь нашелся набор столовых ножей, точильный камень и пачка крепких мусорных пакетов. Очень кстати.

Отмотав один мешок, я оторвал его от рулона, расстелил на полу. Сверху покидал первые важные находки и отправился исследовать брошенную квартиру дальше.

На кухне больше ничего интересного не было. Посуда и нерабочая бытовая техника фарафоновской банде вряд ли нужна, а жратвы здесь не осталось. Крупы, макароны, сахар пожрали жучки и грызуны. Консервов в доме не держали, а в холодильник я не стал даже заглядывать.

В первой же комнате меня ждал второй сюрприз. В шкафу висели несколько зимних курток на синтепоне. Будьте благословенны люди, предпочитающие синтетику шубам. Я сдернул сносно сохранившиеся куртки и поволок их на кухню. Если бы не надо было сдавать барахло Фаре, можно считать, что и себя и Звездочку я обеспечил как минимум оружием и зимней одеждой.

Куртки я затолкал в мешок сразу. Ножи завернул в другой и засунул между куртками. Ну вот, возвращаться уже не стыдно. Если Толян в самом деле хотел меня подставить, то сегодня у него это не вышло. Не на того напал.

Поглядим, чем еще богаты местные закрома.

Внизу, где-то далеко за стенами и перекрытиями, мерзко ржаво шкрябнуло. Я замер посреди коридора.

Грохнуло.

Дверь! В подъезд!

Я здесь не один.

Страх накатил липкой волной. Пришлось поспешно придавить ему хвост: бояться не продуктивно. Я здесь не один, но это не значит, что за стеной враг.

«А кто, друг?» — встрепенулся внутренний голос.

Верно. Друзей у меня здесь нет. И быть не может. Фара — хозяин. Толян — обижен. Звезда в наряде на кухне. А больше я толком никого не знаю. И все «свои» на самом деле «условно свои».

Стараясь двигаться как можно тише, я скользнул на кухню и принялся развязывать первый собранный мешок, где между курток, перевязанные мусорным мешком лежали ножи. Пусть даже тупые, но все равно оружие.

Узел я затянул на совесть. Мешок не развязывался.

Черт, за каким хреном я его вообще развязываю? Или страх совсем соображалку отключил? Я вцепился пальцами в полиэтилен и рванул бок мешка, прорывая в нем дыру, но было поздно.

В коридоре тихо прошуршали шаги. Я суетливо принялся дербанить мешок, понимая, что не успеваю добраться до ножей. Шаги застыли, спина зачесалась под чужим взглядом.

— Чего суетишься, киса?

Не веря своим ушам, я медленно повернул голову. В дверях, привалившись плечом к косяку, стояла Яна. Она улыбалась, отчего на щеках проявились милые ямочки, а в глазах плясали бесенята.

— А-а-а, — протянул я.

Улыбка девушки стала шире.

— Вчера ты был более разговорчивым.

Вчера. Вчера ситуация была другая, и говорил я не с ней. А что с ней? Или за тридцать лет и полтора месяца я разучился с бабами общаться? Вроде проблем никогда не было. Но почему-то именно сейчас я чувствовал себя глупо, как неопытный старшеклассник, которому уже хочется чувств, отношений и плотских утех, но как их получить он пока не знает.

Да еще перед глазами всплывал недобрый оскал Фарафонова: «Хорош на мою телку пялиться».

Пауза затягивалась.

— Ты чего здесь делаешь? — спросил я, чтобы хоть что-то спросить.

— А что, нельзя?

— Ну, ты же вроде с ним?

— Я сама по себе, — прервала глупую череду вопросов Яна. — Могу быть с ним, а могу и не с ним.

Она отклеилась от косяка и шагнула ко мне навстречу. Я бросил мешок и поднялся на ноги. Яна к тому времени оказалась ближе, чем я предполагал.

От нее пахло ухоженным женским телом. Никакого парфюма, да и откуда ему здесь взяться, свой тонкий, неповторимый аромат. В голове затуманилось.

Я могу себя контролировать. Могу. Всегда мог, подумаешь — пара месяцев без женщины.

Руки Яны обвили шею. Ее грудь коснулась моей.

«Что ж я в самом деле как в первый раз-то?» — пронеслось в голове злое.

— А ты, правда, в Москву идешь?

— Правда. Не боишься, что он нас убьет?

— Не-а, — озорно улыбнулась она. — Он не узнает.

И впилась в меня губами, отчего все вопросы и неловкости растаяли, как утренний туман.

Вернулся я под вечер.

Фарафонов встретил меня сам, из чего можно было сделать вывод, что мне не доверяют и контролируют или, как минимум, дают понять, что все под контролем.

Два мешка барахла Фара воспринял спокойно, как само собой разумеющееся. Зажрался он здесь, жирует. Для меня то, что я притащил из той квартиры, было по нынешним временам сокровищем. Для «большого человека» — обыденностью. Но на обед я честно заработал.

В столовке ждала Звездочка. Уж не знаю, как прошел ее первый рабочий день на новом месте, но тарелку с рыбной похлебкой она поднесла мне сама. Села напротив, совсем по-женски и пока я ел, с грустью смотрела на меня.

От этого взгляда веяло чем-то домашним. Казалось, еще чуть-чуть и Звезда скажет какую-нибудь заботливую банальность про то, что я похудел и плохо питаюсь. Но подобных банальностей Звездочка, видимо, не знала.

— Сережа, — сказала она мяукающе.

Я оторвался от пустой миски. Посмотрел на Звезду: что, мол? Она улыбнулась и покачала головой.

Жалко ее. Я хоть понимаю, что вокруг происходит, а она же сейчас примерно как я среди тайцев. Да еще и трансвестит. А Россия не Таиланд, здесь мужики с большими сиськами и девочки с длинными пиписьками — далеко не норма.

На выходе из столовки меня ждал Толян.

Он возник из сгустившихся до чернильной темноты сумерек и ловко подхватил меня под локоть:

— А ну-ка, пойдем.

Я напрягся и послушно потопал, куда вели, не задавая лишних вопросов. Хотя их было в достатке. Понятно дело, что Толян обижен, но как-то слишком резко он себя ведет. Что случилось? И куда меня тащат?

— Фара просил тебя найти, — будто прочитав мои мысли, поделился Толян.

Внутри что-то звонко оборвалось.

Ну всё. Узнал Фарафонов про то, как я с Яной в пустой квартире лизался. Теперь расплата близка, и все встает на свои места: и нежданное появление Толика, и интерес к моей скромной персоне со стороны Фары. И тональность, в которой со мной общается Толян, тоже вполне объяснима.

Я выдернул руку.

— Сам пойду.

Конвоир фыркнул, но ничего не сказал. Только шлепал за спиной. Интересно, ТОЗ свой достал, мне уже ствол в спину смотрит, или просто так гуляем?

У костра Фарафонова народу было даже больше, чем вчера. Ну что ж, если готовится суд над прелюбодеем, это оправданно. Смотреть, как мне отстригут яйца кусторезом — или что там в таких случаях устраивает Фара? — куда интереснее, чем слушать байки про Таиланд.

Хозяин кремля сидел на своем обычном месте, рядом, по левую руку, пристроилась Яна с отсутствующим видом. В груди кольнуло, причем я так и не понял отчего: не то от страха, не то от ревности.

Фара поднялся нам навстречу. Взгляд его устремился мне за плечо, туда, где топал Толян. На лице Григория появился знакомый оскал.

— Я достаю из широких штанин, — продекламировал он на манер Маяковского, — член размером с консервную банку. Смотрите, завидуйте, я — гражданин, а не какая-то там гражданка!

Вокруг захрюкали сдавленными смешками. Толян вышел у меня из-за спины с надутым видом.

— Гриша, это не смешно.

Сидевшие у костра захохотали в голос. Толян прошел мимо, сердито плюхнулся по правую руку от хозяина.

Фарафонов кивнул мне.

— Ну, а ты чего? Садись. В ногах правды нет. И между ними, — он покосился на Толяна, — как показывает практика, тоже сплошной обман.

Притихшее было похихикивание снова набрало силу. Да, Толику теперь туго придется. А вместе с ним, судя по всему, и мне: надо же и ему на ком-то срываться, а я как нельзя лучше подхожу на роль виновника всех его бед.

Я присел на бревно. Твердое и неудобное. Сегодня мне вообще здесь было крайне неуютно. Фара, видимо, это почувствовал.

— Чего ерзаешь? — прохрипел он. — До ветру охота? Сходи, и я тебе кое-что покажу.

— Не охота, — помотал я головой.

— Ладно. У тебя, значит, таец есть?

Голос Фарафонова звучал странно. Будто мы с ним были директорами двух конкурирующих шоу-уродцев, и он решил доказать мне, что его шоу круче.

Не понимая, к чему он клонит, я неопределенно мотнул головой.

— А у меня немец есть, — гордо поведал он. — Смотри. Эй, Вильгельм!

— Не Вильгельм, — проскрипел старческий голос. — Вольфганг.

Я повернулся на голос. Вольфганг сидел практически напротив меня по ту сторону костра. Выглядел немец паршиво. Старческое лицо покрывала сетка глубоких, словно шрамы, морщин. Руки потемнели от пигментных пятен. Губы посинели, глаза выцвели, приобрели белесый оттенок. Вены бугрились синими червями.

Ему было, наверное, лет сто. Или он просто очень сильно болел.

— Вольфганг Штаммбергер, — повторил он.

— Я Сергей, — представился я.

Старик поглядел на меня странно, будто насквозь, словно не видел.

— Очен приятно, — произнес он с диким акцентом.

Губы его подрагивали и кривились. Тело тоже дрожало: не то в судорогах, не то сил у старика уже едва хватало, чтобы сидеть. Зрелище было жутким. Зачем Фара решил мне показать этого древнего умирающего старика? Что хотел этим сказать?

— Он тоже из света пришел, — охотно пояснил Фарафонов. — Говорит, что из Дубны. Знаешь где Дубна, Серый?

Я пожал плечами. Дубна это кажется за Дмитровым. Километров полста от Москвы.

— Московская область.

Фара оскалился:

— Соображаешь. А знаешь, чего там в этой Дубне замутили?

— Горнолыжный курорт, — предположил я.

— В штанах у тебя горнолыжный курорт, — подал голос Толян.

Фара смерил его взглядом.

— Толяныч, на твоем месте я бы про штаны ближайшие пару месяцев не шутил.

Толян под привычное уже хихиканье скрипнул зубами. Интересно, Фара не понимает, что каждый пинок, отвешенный им своему порученцу, или на каких ролях там Толян, аукнется потом мне? Или он решил меня чужими руками со свету сжить?

— Они там коллайдер построили.

— Йа, — скрежетнул немец. — Коллайдер «Ника». Ускоритель ноффый поколения.

— Интересно, — кивнул я, хотя ничего интересного для меня в ускорителях элементарных частиц не было.

Еще тогда, за несколько лет до анабиоза, когда все вокруг истерили по поводу БАКа, мне, честно говоря, было наплевать. Так почему меня сейчас должны взволновать сгнившие достижения издохшей науки?

— Немец говорит, это их коллайдер весь трандец устроил. — Фарафонов обвел рукой окружающее пространство. — Представляешь? Если бы не они со своей «Никитой», никто бы не заснул. И света этого дикого, из которого вы пришли, не было бы.

— И что? — я упорно не понимал, к чему он ведет.

— Типа, от столкновения частиц долбануло некисло, и волна пошла, накрыла всю планету и вступила в резонанс с нашими мозгами, потому что мы люди-человеки думающие. Мы и заснули. Кошечки собачки нет, а мы отрубились.

Немец выставил вперед вялую дрожащую руку. Сказал тихо:

— Не есть софсем так. Немношечко поиначе.

Я покосился было на старика, но Григорий не обратил на него никакого внимания, продолжил как ни в чем не бывало:

— Понимаешь? Резонанс.

— Это я понимаю, — кивнул я. — Дальше-то что?

— А ты подумай. Вот перед тобой сидит урод, из-за которого мир трандой накрылся. Мысли о мести не возникают? Убить не хочется?

Я посмотрел на старика. Немца лихорадило. Передо мной сидел очень старый, очень больной человек. Ему было плохо. Его хотелось не убивать, а спасать.

— Господи, да он умирает.

— Скучный ты человек, Серый, — поморщился Фара. — Я тебе ответ дал на самый главный вопрос: кто виноват. Люди веками мучились в его поисках. А ты просто так получил, и даже что делать не знаешь.

Немец захрипел, повалился на бок. Изо рта старика пошла пена, глаза закатились. Его били конвульсии. Я вскочил с бревна, готовый кинуться на помощь.

— Сядь! — хрипло приказал Фара.

У каждой жестокости должна быть причина и хотя бы какие-то границы. Я посмотрел на Фарафонова, сдерживая злость. Для этого человека границ, видно, не существовало.

— Он ведь умрет.

— Не умрет, — отозвался Фара. — Он сегодня уже умирал. И вчера. И позавчера. И через неделю умирать будет. Вечный немец.

Вольфганг изогнулся всем телом и обмяк. Закатившиеся глаза его вернулись на место. Взгляд сделался почти осмысленным. Тело старика подрагивало, но уже не сильно.

— Поднимите его, — велел хозяин кремля. — А то у кого-то нервишки шалят.

К немцу мгновенно подскочили двое мужиков, подняли, усадили обратно на бревно.

Я встал.

— Я пойду, завтра вставать рано.

— Так тебе не интересен этот Вильгельм? Он про всё знает. И про спячку, и про свет, который на мосту. Как это… области измененной реальности?

— Червоточины, — устало проскрипел старик. Кажется, приступ вымотал его окончательно.

— Упрощает, — оскалился Фара. — Кокетничает старый пердун. Он много умных слов тут гнал.

— Я не силен в физике, — покачал головой я.

— Ну, иди, — разрешил Фарафонов. — Спи.

… — Сережа, — промяукала Звезда. — Вставать идти надо.

Я открыл глаза. Мы заночевали посреди автострады, в проржавевшем грузовом микроавтобусе. Не самое удобное место для ночевки, но, по крайней мере, тут можно было спрятаться от диких джунглей. А здесь, в стороне от бывшей туристической зоны, джунгли были дикими.

После ночи проведенной на полу в кузове микроавтобуса болела спина, ныла шея. Но, несмотря на это, хотелось заснуть и спать дальше. Я прикрыл глаза.

— Надо-надо. — Звезда затормошила меня сильнее.

Пришлось открыть глаза и подняться.

За те дни, что мы с ней общаемся, она научилась понимать несколько десятков русских слов. «Сережа» и «надо-надо», ей почему-то особенно нравилось повторять. Я честно пытался перенять хоть что-то по-тайски, но никакими достижениями похвалиться не смог. Даже простые слова с моим произношением вызывали у Звезды улыбку и покачивание головой: мол, нет, не то говоришь. Знать бы еще, что я говорил на самом деле.

Я выбрался из фургона, огляделся. Вчера мы залезали в него уже почти в темноте. Сегодня жарило солнце, и все выглядело иначе.

Кругом были проклятые джунгли. Разбитый асфальт и ржавые останки редких автомобилей посреди тропической растительности впечатления неменяли.

Закинув за плечо рюкзак, я посмотрел на Звезду. Она по-прежнему выполняла в нашей компании роль Сусанина. Только теперь мы шли не к отелю, а к золотому свету, за которым живут духи.

Эту ерунду про духов рассказал пришлый таец с не по-тайски выпученными глазами. Он пару дней назад пришел в отель, где мы задержались, и много чего нес, но мне перевели в общих словах.

Впрочем, если бы переводили дословно, я бы все равно половину не воспринял. И не потому, что у девушки с ресепшена был плохой русский, она по-русски говорила лучше меня. Просто после того, как нашел труп Олега, я забухал. Покупая путевки, мы оплачивали только завтраки, но теперь я решил, что раз мир в привычном представлении все равно накрылся медным тазом, значит у меня all inclusive. Против такого решения никто из сбившихся в кучу выживших не выступал, и я с чистой совестью оккупировал один из местных баров.

А что еще было делать?

Выхода отсюда не было. Самолеты не летали, корабли не плавали. Друг погиб…

Но в баре можно было жить. Пиво, правда, превратилось в мочу, но крепкий алкоголь ничуть не потерял за проспанные годы.

Появление того сумасшедшего переломило ситуацию. Таец бормотал, что в джунглях есть свет. Люди, которые зашли туда в одном месте, обратно не вышли. Пропали. А еще в другом месте из света пришел один мужик, который клялся, что зашел в свет где-то посреди Бангкока и очень хотел обратно.

Алкоголя во мне к тому времени было много, и я решил, что хочу в Бангкок, а может, повезет, и до дома одним махом доберусь.

Собрался я быстро. Девочка с ресепшена отговаривала меня по-русски, Звезда делала то же самое по-тайски, периодически вклинивая «Сережа, не надо — не надо». Но пьяная дурь — штука непобедимая.

В себя я пришел на утро, когда мы уже ушкандыбали далеко от отеля. Подробностей не помнил. Звезда мне их рассказать не могла по определению, но общая концепция в памяти постепенно всплыла. Теперь я уже не был так уверен в выборе решения, но поворачивать было как-то неправильно. Да и не держало меня там, позади, ничего.

И я пошел вперед вместе со Звездой, которая взялась меня провожать. Зачем ей это было нужно, я не понял. Возможно, я ей чего-то наобещал с пьяных глаз, но вспомнить, что именно, не мог.

Солнце катилось к закату. Еще чуть и стемнеет.

— Сережа.

Я повернулся на мяукающий голос. Звезда махнула в сторону от автострады, туда, где джунгли густели и становились уже совсем нешуточными.

— Туда. Идти.

— Темнеет, — ткнул я пальцем в небо. — Надо машину какую-нибудь найти. Иначе придется ночевать на дороге.

— Туда, — упрямо повторила Звезда. — Надо-надо.

И она, уже не глядя на меня, пошла в сторону от шоссе. Чертова кукла!

Утешаясь тем, что в словосочетании «тайский трансвестит» ключевое слово «тайский», я побрел за Звездой. Оставалось только надеяться, что она знает, что делает.

Первые несколько сотен метров от автострады среди зелени угадывалась практически уничтоженная природой дорога. Джунгли отвоевали свое, практически пожрали и дорогу, и площадку с парковкой. Дальше стало еще хуже. Парковые дорожки заросли напрочь. Не то совсем стемнело, не то в этих тропических зарослях в тени деревьев сумерки казались гуще, но шел я теперь почти наугад. Звезда ориентировалась здесь куда лучше.

Предночные джунгли попискивали и вскрикивали, как звуковая схема «Jungle» в стареньком виндоусе разлива девяностых. Господи, что за дурь в голову лезет. Кто сейчас вспомнит этот виндоус?

Над головой заверещало, проскакало, будто по лианам протопало стадо слонов. Я завертелся, пытаясь угадать по движению, что происходит. Звезда хихикнула, уловив мое беспокойство. Непонятно объяснила:

— Ling.[64]

На дорожку перед нами шлепнулся кто-то размером с крупную кошку. Зверь крутнулся на месте и метнулся в сторону, растворился в черноте деревьев. Я зло сплюнул. Макака!

Звезда уже шагала дальше, раздвигая ветви и вьющиеся, словно змеи, лианы. При мысли о змеях снова екнуло. А ведь они здесь должны были расплодиться и кишмя кишеть! Или нет? Хренов тайский колорит. То, что до спячки казалось ярким, интересным и привлекало меня как туриста, сейчас заставляло напряженно думать, теряться в догадках, настораживало, а то и вовсе пугало.

Справа, за деревьями, возникло что-то массивное, темное. Я в очередной раз напрягся, но в следующую секунду отпустило. Темная тень не была опасной. Всего лишь домушка — хижина, выдержанная в местном стиле. Крыша сгнила и провалилась, но стены торчали. А рядом, как и много лет назад, до спячки, высилось огромное колесо.

А ведь я здесь был. Я был в этом парке. Проездом. Первой была экскурсия на острова. По дороге до парома, который перевез нас на крохотный остров с пляжем, как в рекламе «баунти», автобус останавливался несколько раз. Мы выходили, осматривали какие-то достопримечательности. Среди прочего был и этот треклятый парк. Только тогда здесь было цивилизованно. Ухоженно. Теперь цивилизацию съели джунгли. Хотя кое-что еще осталось. Например домушка-кафушка с огромным колесом у входа.

Колеса я видел здесь в разных местах. Огромные, деревянные. Наверное, они что-то значили, но ни один из трех экскурсоводов объяснить, что именно они означают, мне не смог. Теперь можно было спросить у Звезды, но вряд ли бы и она сумела объяснить. Да и праздное любопытство, пока я спал, выветрилось к чертовой матери.

— Сережа, — поторопила Звезда.

Я зашагал быстрее. От осознания, что я иду по хоть немного знакомым местам, стало чуть легче. Желание шарахаться от каждого куста прошло. Потому в резко остановившуюся Звезду я едва не влетел со всего ходу. Чертыхнулся.

— Чего там?

Звездочка не ответила, да ответ и не требовался. В стороне от заросшей дорожки, за деревьями, что-то светилось. Светилось неестественно, как будто солнце закатилось не за горизонт, а упало куда-то в кусты, прожгло дыру в земле, и оттуда поднимался гигантской стеной столб золотистого света.

Вот, стало быть, как выглядит то место, где поселились духи. Я отодвинул с дороги застывшую Звезду. И пошел вперед.

Надо спуститься вниз. Проснувшаяся память подсказывала, что там была лестница.

Лестница обнаружилась почти сразу. Перила пришли в негодность, но ступени, хоть и поросли травой, сохранились вполне сносно. Я зашагал вниз, на свет. Не знаю, что так напугало Звезду — может, поверила в сказки про духов? Меня потусторонние силы не напрягали. Ночью в джунглях свет, что бы ни было его источником, привлекал меня куда больше, чем темнота.

Моя спутница шла следом. Теперь напряжена была она. Я слышал, как Звезда оступалась едва ли не через каждые две ступеньки.

Свет приближался, становился насыщеннее, заполнял собой все пространство за деревьями. Интересно, что может так зверски светить, тем более в отсутствии электричества?

Я спустился еще на один пролет и остановился.

Передо мной раскинулась выложенная камнем площадка. Из щелей между камнями пробивалась трава. Правее, вниз по склону, убегала еще одна лестница. Прямо передо мной высилась груда массивных округлых валунов покрывшихся мохнатым мхом. На этой куче возвышался некогда бронзовый постамент, где на устеленном ковром возвышении сидел бронзовый мальчик в странной одежде: штанишках, как у Гекльберри Финна и башмаках с нелепыми не то пряжками не то цветами.

Насколько я помнил, этот мальчик на самом деле был девочкой. И этот монумент на взгорке у лесной речушки не был памятником трансвеститу. Отнюдь. Если верить байке, которую травил экскурсовод, когда-то в незапамятные времена в этом парке любила гулять жена императора. В один не самый удачный день дура-баба полезла купаться, а так как плавать она не умела, то закономерно начала тонуть. Наверное, она охрипла, пытаясь звать на помощь, захлебываясь в ледяной воде. Но вопли императорской особы были напрасны. Муж-император был далеко, а слуги, которые вероятно дружили с головой не многим больше, чем любительница искупаться в бурном потоке, стояли на берегу и спокойно взирали, как тонет жена любимого императора, ибо прикасаться к особе императорских кровей не имели права. Дальше — всё как в том фильме: «в общем, все умерли». Императрица потонула. Безутешный император велел похоронить свою безмозглую жену на берегу реки, возвел на могиле курган, а рядом отлил свою похожую на мальчика половину из бронзы. Такая хренька.

Время не пощадило памятник. Бронзовая императрица позеленела и подурнела. Но выглядела величественно, как никогда. За ее спиной, разрезая ночную тьму, перегораживая площадку и заросший склон, высилась стена золотистого света.

Свет был плотным, непроглядным и поднимался вверх, упираясь в черное ночное небо. Совсем стемнело, но здесь было светло, как днем. От этого зрелища захватывало дух.

— Khīnk! — в голосе Звездочки прозвучал такой невообразимый букет чувств, что я не рискнул бы их описывать.

Я обернулся.

— Чего говоришь?

— Сережа… — начала она и затараторила на своем мяукающем языке так часто, быстро и много, что даже если бы я говорил по-тайски, кроме своего имени, вряд ли что-нибудь понял.

Жестикуляция, привычная спутница наших разговоров, тоже дала немного. Из всех эмоциональных пассов я понял только четкое указание на стену света.

— Подожди, — сдался я наконец. — Медленнее.

Звездочка замолчала и посмотрела на меня выжидательно.

— Мне туда надо? — я кивнул на золотистую светящуюся стену. — Туда? Идти?

Моя спутница кивнула и снова пролопотала что-то на тайском.

— Это то место? Где духи?

Еще один кивок.

Ну вот, кажется, стало немного понятнее.

— Хорошо, — пробормотал я и сделал несколько шагов к золотистой стене.

Свет как будто стал ярче. Может, на меня отреагировал? А может, мне показалось. Я отступил. Яростное свечение чуть поблекло. Нет, не показалось.

Значит, это то место, куда люди входят и пропадают. Что там, за светом? Нет, теоретически я знал, что там продолжение площадки, пирамидка кургана, джунгли, а за ними, ниже, озеро с водопадом. Нам предлагали в нем искупаться. Там кишмя кишела какая-то рыба — местная фишка для туристов. А может, просто местная фишка. Но тогда, посмотрев на табун туристов, заполнивших несчастное озерцо своими телесами похлеще пресловутой рыбы, я купаться передумал. Сейчас я готов был спорить, что никаких туристов там нет. Но идти к водопаду сквозь этот невероятный, невозможный свет было стрёмно. Тем более — свет, кажется, на меня реагирует.

От этой мысли стало зябко. Почему это золотистое свечение усиливается, когда я к нему подхожу? Чего хочет? И чего делать?

Чего делать?! Я вдруг разозлился на себя. А за каким хреном я сюда приперся? Ведь шел специально, чтобы войти в то место, где, по словам безумного тайского калики, обитали духи. А теперь стою тут и очком поигрываю.

Я обернулся к трансвеститу.

Звезда стояла на том же месте и, в отличие от меня, приближаться к светящейся стене за спиной бронзовой императрицы даже не пыталась.

— Спасибо, — сказал я и почувствовал, что прозвучало излишне сухо.

Снова озлился на себя. Можно и помягче, я ведь ей обязан.

Подошел к Звездочке, заговорил медленно, сопровождая слова жестами.

— Спасибо тебе. Я очень благодарен. Очень-очень. Не ходи никуда по темноте. Переночуй здесь, а завтра возвращайся в отель.

Звезда смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Ей богу, если б она не была трансвеститом, влюбился бы.

— Сережа…

Я не ответил. Не люблю долгие прощания. Никогда не любил. Крепко, по-братски обнял Звездочку.

— Возвращайся в отель. Но только утром. Ночью не надо.

Резко развернулся и решительно пошел к стене света, мысленно убеждая себя, что с той стороны нет ничего страшного. В лучшем случае — Бангкок. В худшем — продолжение площадки и курган с останками несчастной императрицы.

Свет, словно желая меня напугать, сделался ярче. На секунду показалось, что еще шаг и обожжет. Но температура не менялась. Воздух был все таким же теплым, душным и влажным, только свет стал совсем нестерпимым. Я не выдержал, закрыл глаза и принялся считать шаги.

Раз, два, три…

Ощущение было таким, словно мне десять лет, я лежу на берегу реки и смотрю сквозь сомкнутые веки на жгучее полуденное солнце.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

Солнце попыталось просветить веки, выесть глаза. Мир стал ослепительно белым. Наверное, так выглядел первый день творения, когда не существовало ничего кроме уставшего от вечной темноты бога, решившего, что да будет свет.

Двадцать три, двадцать четыре…

Свет стал тускнеть.

Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…

Кажется, площадка уже должна кончиться. Я почувствовал, что перестало слепить, и на свой страх и риск открыл глаза.

Тридцать.

Ночь прошла. То есть, по всем законам она должна была продолжаться еще много часов, но почему-то стоял день.

Площадки не было.

Не было бронзовой императрицы.

Это был не парк.

И не Бангкок.

Судя по окружающему пейзажу, это вообще был не Таиланд.

Перед глазами поплыли темные пятна. Так бывает, когда посмотришь на солнце… А вот так, как случилось со мной, не бывает. Не может быть!

Замутило.

В спину что-то ткнулось. Я подпрыгнул, как ужаленный. Сердце подскочило и застряло где-то в горле. Я крутанулся, готовый если что ударить наотмашь, и… опустил руку.

— Твою мать!

За спиной, в десятке шагов, стеной возвышалось знакомое светящееся марево. А между мной и стеной света стояла Звездочка.

— Сережа, — заискивающе улыбнулась она и опустила глаза.

— Ты зачем это?..

— Надо-надо, — мягко промяукала Звезда и посмотрела мне прямо в глаза.

А потом навалилась тошнота…

Третье утро в господине Великом Новгороде выдалось солнечным, но холодным. Я проснулся продрогшим и до самого отправления на свою новую собирательскую работу не смог отогреться.

Через ворота я выходил под пристальным взглядом вездесущего Толяна. Он не подошел, не поздоровался, только издалека махнул рукой. Если так пойдет и дальше, до весны у одного из нас есть шанс не дожить.

Несмотря на обманчиво яркое солнце, от Волхова тянуло неприятной прохладой. Осень вступала в свои права. Возле моста на камне грелась гадюка. Когда-то в незапамятные времена здесь были болота. Люди боролись с ними веками, и, казалось, победили. Казалось. Природе потребовалось куда меньше времени, чтобы напомнить, кто тут хозяин.

Интересно, что стало в других местах? Например, в Питере. Судьба «культурной столицы» меня заботила теперь меньше всего, но мысль пришла и разбудила в душе коренного москвича. А эту злорадную сволочь разбирало живое любопытство: превратилась ли Северная Пальмира за тридцать лет в пафосное болото, или утопло на дне Финского залива?

Мусоря себе голову подобной чепухой, я перемахнул кремлевский мост и, как вчера, забрал левее. Сегодня тут было оживленно. В первом же дворе я наткнулся на парочку коллег по сбору чужой собственности. Разговаривать они со мной не спешили, и мы разошлись в разные стороны к взаимному удовлетворению. Они пошли, выдерживая направление вдоль Волхова, я, как и накануне, углубился во дворы.

Мне говорить с лишними людьми не хотелось. Я всегда был общителен, но многолетняя работа в автосалоне сделала свое дело: разговорчивость у меня стала ассоциироваться с работой. Вне работы чаще хотелось побыть одному в тишине, либо с близкими друзьями.

Встреченные собиратели, видимо, тоже были интровертами. Или же у Фары существовали определенные правила, о которых я не знал. Табу на лишний треп?..

Так я прошел еще несколько дворов, пока не добрался до облюбованного накануне дома. Вчера я добрался только до третьего подъезда, и вряд ли здесь кто-то успел покопаться за время моего отсутствия. Что ж, начнем с третьего.

Дверь была вынесена и стояла рядом, прислоненная к стене. Не то ее собирались менять прямо перед спячкой, не то она проржавела и отвалилась во время тридцатилетнего сна. Я шмыгнул в темный провал подъезда и зашлепал по лестнице наверх.

Собственно, я успел преодолеть всего несколько ступенек. За спиной хрустнуло битое стекло, и смеющийся женский голос сообщил:

— Руки вверх!

Застывшее было сердце застучало с новой силой. Я обернулся. Лица в темноте я не видел, но фигуру узнал. И голос тоже.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду.

Улыбающаяся Яна кошачьей походкой вышла на свет, встала рядом со мной ступенькой ниже и поцеловала в щеку. Я почувствовал, как внутри зреют совершенно зверские, первобытные инстинкты.

— Это аванс, — многообещающе сообщила она.

Рука девушки скользнула в карман. Тихонько звякнуло. Яна подняла руку и потрясла у меня перед носом связкой ключей.

— Что это?

— Ключи, — томно улыбнулась Яна. — От моей квартиры. Здесь, совсем рядом.

Я поймал себя на том, что, как неудовлетворенный десятиклассник, таращусь на потемневшие, подернутые ржавчиной ключи. Близость Яны хреновенько действовала на мою способность соображать. Но ведь не мальчишка ж я со спермотоксикозом, чтобы мной можно было так легко манипулировать.

— Ян, мне работать надо. Иначе…

Рука Яны легко проскользнула по моей груди, животу. Опустилась ниже.

— У меня дома, на антресоли, палатка туристическая и мангал с шампурами. Сгодится в качестве трофея?

Слова застряли в глотке, я пожал плечами. Идиотская ситуация. А я очень не люблю чувствовать себя идиотом.

— Тогда пошли. Или можешь здесь остаться и что-нибудь поискать.

Она подмигнула и, не оглядываясь, пошла к выходу из подъезда. Я поплелся следом, как козел на поводке. Яна остановилась, обернулась. На щеках ее появились ямочки, в глазах плясали знакомые озорные черти.

— Не вместе, — звонко рассмеялась она. — Запоминай дорогу.

Запоминать там было нечего. Нужно было пройти всего несколько дворов все в том же направлении, добраться до обветшалой гостиницы и зайти в подъезд соседнего дома. Единственное, в чем была загвоздка — патрули. Дом, в который мне нужно было попасть, просматривался с того места, где располагался один из постов. Здесь, как я понял, проходила граница территории, которую контролировал большой человек Фара.

Но проскользнуть в подъезд незамеченным вышло без особого труда. Нужно было только выждать немного. Не такое и страшное, оказывается, это фарафоновское оцепление. Не говоря уже о бдительности.

Яны в подъезде не было. Да и не должно было быть. Я знал этаж и номер квартиры.

Квартира. Я попробовал слово на вкус. Давно забытое, очень странное в новом мире. Как и сама ситуация. Женщина пригласила меня в гости к себе домой. До спячки в этом не было ничего странного, сейчас даже звучало как-то необычно. И я млел от предвкушения.

Пока шел по лестнице, буквально физически чувствовал сокращающееся между нами расстояние. Как там, в детстве, заставляли учить: «От радости в зобу дыханье сперло». Тогда, в школе, эти строчки запоминались, но не понимались. Чтобы хотя бы осмыслить их, нужно было задумываться. И все равно выходил набор слов. Сейчас я эти слова, кажется, прочувствовал.

Этаж. Четыре двери. Я свернул на площадку и посмотрел на номера. На двух дверях их не было. На одной, видимо, номер никогда не крепили, со второй он успешно отвалился. На третьей оказался нечитаем. Оставшийся номер был совсем не тем, который я искал, но по расположению квартир вычислить нужный труда не составило. Дверь с отвалившимся номерком.

Я дернул ручку. Не заперто. Толкнул дверь.

В коридоре было сумрачно и пыльно. Хотя с пылью тут явно пытались бороться. Во всяком случае, с полу ее по-хозяйски смели. Но убрать веником то, что нарастало тридцать лет без уборки, казалось непосильной задачей.

Вешалка и тумбочка потускнели. В зеркале над тумбочкой можно было разглядеть лишь мутные тени. Паркет на полу расперло, он пошел горбылем. Обои выцвели и поотходили от стен. На вешалке висело пропыленное заскорузлое пальто. Пахло пылью и плесенью.

Я аккуратно притворил дверь. Тихо щелкнул замок. В дверях комнаты показалась Яна.

— Мой дом, — с непривычной потаенной грустью сообщила она. — Можешь не разуваться.

Я сделал шаг навстречу. От Яны пахло совсем не так, как от мертвой квартиры, и аромат ухоженной женщины сводил с ума. Уже плохо соображая, я обхватил ее, притянул к себе и принялся целовать.

Черт с ним с Фарой. Пусть узнает. Пусть убьет. Это будет потом.

Яна отвечала на поцелуи с неподдельной страстью. Потом отстранилась, рассмеялась тихо.

— Подожди минуточку.

— Только не говори, что тебе надо в душ.

— Какой душ! — хихикнула она. — Мечтатель. Канализация не работает, воды нет, света тоже. Я дверь запру.

Я отпустил девушку, она скользнула мимо меня. Скрежетнул ключ в замке, и Яна вернулась ко мне в объятия.

Не переставая целоваться, мы как-то переместились в комнату. Здесь не было запаха плесени. Окно занавешивала плотная штора. На столике в углу горели свечи. Янка явно готовилась к моему приходу. Эти приготовления тронули еще больше. От них веяло чем-то давно утерянным, оставшемся в том, старом мире.

Куртка осталась в коридоре. Яна стянула с меня рубашку. Я запустил руку под кофту, ощущая теплое женское тело. Молодое, упругое, с бархатистой кожей. Давно забытое ощущение.

Яна изящно вывернулась из моих объятий, оставив меня обниматься с кофтой. Одним мягким кошачьим движением отскочила на кровать. Умастилась, демонстрируя офигенную грудь, улыбнулась оттуда, шлепнула ладошкой рядом с собой.

— Иди ко мне.

И все смешалось в безумном хороводе прикосновений, поцелуев и страсти.

Я лежал на кровати и смотрел на пожелтевший потолок. Свечи догорели. Окно расшторили. Хотелось курить, но курить было нечего.

Яна положила мне голову на грудь и, кажется, задремала.

Невероятная женщина. Почему она не встретилась мне за пару лет до спячки? И почему она теперь с этим хреном Фарафоновым? И что дальше? Ведь не сможем же мы продолжать отношения так, как они идут сейчас. Во-первых, все тайное становится явным. А во-вторых, даже если никто ничего не узнает… Я не смогу долго делить ее с Фарой. Это выше моих сил. А значит, всё равно все узнают. Вопрос времени.

Яна едва ощутимо коснулась моей груди, легко провела пальчиком вниз до самого измочаленного любовью естества.

— Я тебя люблю, — проговорила она тихо.

— А Фарафонова?

Яна подняла голову, посмотрела удивленно. Потом улыбнулась, потрепала по волосам и взгромоздилась на меня сверху.

— Глупый. Гришка — это вынужденно. Это сила, которая сама ко мне пришла. Если б не он, меня бы пользовали другие. Лучше один и умеренно, чем все кому не лень. Ты меня осуждаешь?

Я покачал головой. Безумный новый мир надиктовал безумных новых законов, которые постепенно стали восприниматься как норма. Я не считал это нормальным, хотя понимал закономерность происходящего. Осуждать кого-то за то, что он приспособился к этому безумию… Глупости.

Хотя мужская гордость внутри уже верещала о нежелании делить женщину с местным паханом и даже пускать ее к нему.

— Возьмешь меня с собой? — спросила Яна, глядя на меня сверху вниз.

— Куда?

— В Москву. Ты же в Москву идешь?

— Там мой дом. Но я не знаю, что там сейчас.

Яна наклонилась и поцеловала меня в губы.

— Какая разница? Все равно там лучше, чем здесь.

— С чего ты взяла?

— В Москве всегда лучше. Столица же, — уверенно заявила Яна.

— Ерунда, — не согласился я.

— Это ты так говоришь, потому что в провинции не жил, — нахмурилась девушка.

В провинции я не жил! Ну да, не жил. И что? Зато столицу застал еще во времена советской власти и помню ее с перестроечных времен до самой поездки в Таиланд. И приезжих помню самых разных, в большом количестве. И счастливых лиц среди приехавших и осевших в Москве я что-то не припомню.

Столица не дарила счастья приехавшим покорять ее провинциалам. Она давала им новую жизнь. В чем-то более сытую, в чем-то более проблемную, в чем-то более удачную. Но уж точно не более счастливую. Быть может, в Москве было лучше во времена моего детства, когда из телевизора пела еще не «фабрика звезд», а старенькое кино. «Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Москве»… Но от того города моего детства не осталось и следа. За последние двадцать лет столица превратилась в монстра с вечно стоящими магистралями, душным метро, всеобщей озлобленностью, загазованностью и охренелостью. Здесь все мерялось на бабло. Здесь трудно было дышать. Отсюда хотелось свалить.

Тогда, до спячки.

Теперь все было иначе. Мне не хватало дома. Мне нужно было домой. Туда, где была понятная мне жизнь. Странная метаморфоза. Всю жизнь мечтать сбежать, получить исполнение мечты и все для того, чтобы понять: мне надо обратно. И не потому, что там, в Москве, хорошо. Там не хорошо. Просто там привычно и понятно. Там я дома.

Я, но не Яна.

— Так тебе Москва нужна или я?

— Дурак, — надулась Яна немного наигранно и попыталась соскочить с меня.

Я удержал ее на месте.

— Не обижайся. Просто до весны все еще много раз изменится.

Яна снова склонилась ко мне, поцеловала и шепнула в ухо:

— Зачем ждать до весны? Сбежим.

— Я не так быстро бегаю, чтобы твой Фарафонов меня не догнал. А с вами бежать получится медленнее. И когда нас поймают…

— С кем это, с нами? — снова отстранилась Яна.

— С тобой и Звездочкой. Не брошу же я ее.

— Ну да, — с сомнением протянула Яна. — Только нас не поймают. У меня есть план.

Надо же. У нее уже и план есть. Как-то слишком резво она настроена. Или давно готовилась, или мне повезло и у нас взаимная любовь до гроба. Хотелось верить во второе.

— И что за план?

Яна посмотрела на меня так, что все сомнения отпали. Может, она и вынашивала какие-то планы заранее, но она меня любит.

— Для начала, — промурчала Яна, — мы останемся здесь и не вылезем из постели до вечера. Это первая часть плана.

Захотелось спросить про вторую, но она впилась в меня губами, и все вопросы отпали сами собой.

Я закрыл глаза и отдался удовольствию.

…Борис сидел в кресле и пил пиво из высокого запотевшего стакана. Пижон. Я вот пью из бутылки. А Борзому надо выпендриться. Когда я предложил бутылку ему, он сморщился, как засохший шампиньон и сообщил:

— У тебя что, стаканы кончились?

Пришлось доставать стаканы, мыть стаканы, потому что я обычно пью из бутылки, и стаканы давно покрылись пылью. Охлаждать стаканы, потому что правильно запихнуть стакан в морозилку, а потом наливать в холодный. Понятия не имею, откуда Борян взял эту мульку, но переубедить его в том, что можно прекрасно обойтись без этого, не вышло.

Я так намучился с его стаканами, что принципиально отказался из них пить и демонстративно сосал пиво из горла. Борис обозвал меня «не тонким плебсом» и сидел теперь со стаканом в гордом одиночестве.

Злило ли его то, что я отказался поддержать его возню со стаканами или тема разговора — не знаю. Но Борзый сейчас оправдывал свое прозвище. Борзел.

— Я ненавижу ваш футбольный патриотизм. — Борис говорил резко, чеканил слова и размахивал им в такт ополовиненным стаканом. — Это игра в патриотиков. Вопилки, кричалки и пустота за ними.

— Борян, не кипиши. Мне футбик еще со школы до лампочки. — У меня от выпитого напротив было благодушное настроение. — И чем тебе футбол не угодил?

— Футбол не при чем. Меня злит попытка сделать из футбола единственный повод для национальной гордости. Нас что, ничего больше не объединяет? У нас нет истории? Культуры? Побед? Великого прошлого?

— А ты посмотри на это с другой стороны, — предложил я.

— Не топчи клумбы. Я и смотрю с другой. Я смотрю с точки зрения политики. Нужен повод для национальной гордости. Нужно на чем-то строить и воспитывать патриотические чувства. Нужно объединяющее звено. Но почему футбол? Почему эти тупые «оле-оле-оле, Россия вперед»? Мы же даже играть в него толком не умеем.

— Это интересно многим. Особенно молодежи.

— Многим интересна докторская колбаса. Давайте теперь орать, что она лучшая в мире. Оле-оле-оле, колбаска вперед! При чем здесь Россия? Даже у гребаных янки есть глупый гимн, полосатый флаг, конституция и Авраам Линкольн. А у нас, выходит, нет ничего, кроме кучки никчемных футболистов. Не на то ставим.

Я глотнул из бутылки. Неудачно. Пена полезла наружу. Поспешно отхлебнул. Борян, любитель подначек про кончающее пиво, даже внимания на это не обратил. Видимо, тема его задела. Меня она тоже начинала заводить.

— А что у нас есть? На чем еще может играть наше государство, чтобы вызвать у меня патриотические чувства?

— На футболе оно их не вызывает. Большинство этих футбольных патриотов спят и видят, чтобы поднять денег на этой стране и сбежать с ними в другую.

— Знаешь, — рассердился я, — мне футбол реально до лампочки. Но я тоже мечтаю отсюда свалить.

— Молодец, — зло пробурчал Борис. — Я и говорю, что патриотизма нет. Крикунов как грязи, а родину никто не любит.

— А за что мне ее любить? Что она мне дала?

— В первую очередь, она дала тебе тебя.

— Вот спасибо!

— Еще заходи.

— Иди ты в пень, Борзый. Себя я сам сделал.

Борис презрительно фыркнул.

— Не устал делать, творец, блин?

— Мне здесь мешают жить. — Я пропустил его реплику мимо ушей. — Государство делает все, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.

Борзый зло сверкнул в мою сторону глазами.

— Ага. Государство спит и видит, как бы это Серого изжить и сделать его жизнь невыносимой.

— Таких серых — вся страна, — огрызнулся я.

— Вся страна разная. Но таких серых хватает. Им всё время всё не так. У них страсть искать место получше. Пословицу «там хорошо, где нас нет» они не воспринимают. Сначала их тянет в город, потом в столицу. Потом за бугор. Иногда это через поколение передается. Ты вот на понаехавших наезжаешь. А сам такой же. Сбежишь отсюда, там будешь понаехавшим. Лимитой.

— Тебя, что ли, все устраивает?

— Меня много чего не устраивает. — Борис подался вперед и продемонстрировал мне кукиш: — Но вот я отсюда свалю. Пусть другие бегут.

— А я свалю.

— Валяй. — Борис снова откинулся в кресле и одним глотком осушил бокал. — Потом назад прибежишь, расскажешь, как там невесело.

— Не прибегу.

— Не прибежишь, значит, открытку пришлешь с нытьем про русские березки и то, как тебе их не хватает. Большинство сбежавших ноют.

— Ни хрена они не ноют.

— Иди в сраку, — обозлился Борзый. — Раз ты все знаешь, я с тобой на эту тему больше говорить не буду.

Он обманул. Мы еще возвращались к этой теме. И не раз.

Он был прав. Я ничего тогда не знал. Это нельзя было знать. Это нужно было прочувствовать.

Я прочувствовал. Не знаю когда. Может, в Таиланде, когда проснулся среди людей другой культуры и другого языка. Может, в отеле, когда нашел мертвого Олежку и понял, что дороги назад нет, и все нити, связывающие меня с домом, оборваны. Может, позже, когда начал скакать по червоточинам… Но прочувствовал. Понял, осознал, что мечтал сбежать не туда. Такая хренька…

— Что, Серега, сбежать решил?

Толян держал ТОЗ высоко, и его гладкий ствол смотрел мне между глаз. Чуть выше. Индийцы рисуют там себе точку чем-то красным. Не знаю, за каким хреном она индийцам, но я сейчас эту точку чувствовал очень хорошо.

Вторая часть Янкиного плана была не такой стройной, разнообразной и увлекательной, как первая. Но имела право на существование. Так я ей и сказал после наших многочасовых кувырканий на ее кровати.

Если бы такой план предложила не Яна, я бы тысячу раз подумал. Но рядом с этой женщиной думалка отказывала. И я согласился без вопросов.

Поначалу все шло неплохо. С обещанными палаткой и мангалом я вернулся в кремль. Сдал «находки», получил пайку и неторопливо поел под внимательным взглядом Звездочки. С кухни мы ушли с ней вместе. Поговорить со Звездой наедине вышло довольно просто. Уговаривать долго не пришлось.

Звездочке здесь не особенно нравилось, а без меня понравилось бы еще меньше.

— Если не хочешь, не надо. Оставайся, — закончил я, разрисовав ей планы на вечер.

— Надо-надо, — поспешила переубедить меня Звезда.

Дальше оставалось только выждать вечера и не попадаться на глаза большому человеку Фаре и его прихвостням. Это тоже вышло без проблем.

На удивление просто получилось миновать ворота кремля, пройти вместе со Звездой мимо костров под понимающие улыбочки и свернуть в ближайшие заросли.

Здесь должна была ждать Яна. Мы договорились встретиться в перелеске вместе с немцем. Яны не было.

Немец в плане побега играл ключевую роль. Может быть, именно из-за него я и согласился на это непродуманное безумие. Яна утверждала, что немец знает, как переходить из одной червоточины в другую. У немца есть схема. И сюда он пришел не случайно, а целенаправленно. Только застрял надолго стараниями Фарафонова.

В качестве рабочих рук Штаммбергер Фаре нужен не был, значит, привлек большого человека чем-то помимо этого. Григорий не тот, кто станет плодить рты без пользы для себя или для дела. Чем привлекателен немец? Знаниями? Или как придворный шут?

Мы сидели в кустах, следили за воротами кремля и ждали. Время шло. Яны не было. Ни с немцем, ни без немца. В голову навязчиво лезли неприятные вопросы. Что случилось? Она забыла? Передумала? Не смогла? Ее поймал Фара?

Я тряхнул башкой, отгоняя мрачные мысли. Чего гадать? Ждать надо.

— Сережа, — тихо позвала Звезда. — Чего мы ждем? Идти. Надо-надо.

— Успеется, — покачал головой я.

Звездочка тяжело вздохнула.

Стало знобко. От земли тянуло холодом, от Волхова тянуло холодом и сыростью.

Прошло еще с четверть часа. Где-то рядом зарядила угукать сова. Сильнее подул промозглый ветер. Яны не было.

Еще немного, и мы тут околеем.

Я был настолько озадачен ожиданием Яны, что подошедшего сзади Толяна не услышал. А когда за спиной щелкнуло, и мне предложили «поднять жопу и положить грабли на затылок» было уже поздно.

Теперь Толян стоял в паре шагов от меня, целил мне между глаз из ТОЗика и ждал ответа на вопрос о моих планах.

— С чего ты взял, что я решил сбежать? — Я постарался сделать предельно наивную рожу.

Толян разулыбался в ответ.

— В самом деле, с чего? С чего это ты на ночь глядя за территорией шкеришься по кустам вместе со своим педиком.

— Chạn hlng thāng,[65] — не раздумывая, сообщила Звезда.

— Ты мне не трынди, гомосятина. Я знаю, что ты по-русски прекрасно жаришь.

— Где здесь туалет? — мягко промяукала Звезда.

— Для вас — везде. — Толян повел стволом ТОЗа, но сдержанно, без особой широты. И зрачок дула мгновенно вернулся обратно, продолжая высверливать дырку у меня между глаз.

— Ты ружье-то опусти, — недовольно пробурчал я.

Толян улыбнулся шире.

— С чего бы?

— С того бы. Не собирались мы убегать. Просто надо было уединиться.

— Зачем?

— Затем, — рассердился я. — Зачем двое половозрелых людей в кустах уединяются?

Толян посмотрел недоверчиво. Неверие на его физиономии медленно сменилось злорадством.

— То есть, ты хочешь сказать, что вы с ним все-таки…

Я опустил глаза, поправил:

— С ней.

Только бы Звезда сообразила подыграть.

Толян перевел взгляд с меня на трансвестита, обратно. ТОЗ в его руках все так же смотрел мне в центр лба. Толян колебался. Ему хотелось поверить в мою голубую сущность и отомстить, оправдаться, сделав посмешище из меня. Но он сомневался.

— Ну-ка, давай, — решился наконец он и мотнул стволом ружья.

— Чего давать? — не понял я.

— Как чего, снимай штаны и делайте то, для чего сюда приперлись. А я посмотрю.

— Я в стеснении, — покачала головой Звезда.

— А я на взводе, — перестал улыбаться Толян. — Значит так, бакланы, варианта у вас два: или вы сейчас доказываете мне, что это не отмазка, или я считаю, что поймал вас при попытке к бегству. И отвожу к Фаре. А Фара с беглецами не церемонится.

Я подался вперед. Палец Толяна мгновенно побелел на спусковой скобе.

— И не рыпаться. А то стреляю.

— Фарафонов тебе не простит, — сказал я сердито, расстегивая ремень на джинсах.

— Мне простит, — ухмыльнулся Толян, глядя на мое обнаженное естество. — А ты выходит правда голубь, Серега. Охренеть. А так и не скажешь.

Я никогда не был «голубем» и даже не имел таких фантазий. Перспектива стать геем меня ничуть не радовала. Но вариантов было немного. Или сдохнуть, или…

Толян раздухарился и от души развлекался, предвкушая зрелище. Хренов извращенец. Неужели ему на самом деле интересно на это посмотреть?

От позора меня спас немец. Вольфганг Штаммбергер в сопровождении Яны явился как раз вовремя. Градус накала страстей в чертовых кустах настолько зашкалил, что появления вечного немца никто не заметил, как до того мы со Звездой проворонили появление Толяна.

— О, майн гот! — воскликнул старик-ученый, вышедший прямиком на мою голую задницу.

Толян отвлекся на голос, кинул взгляд мне за плечо. Этого хватило. Решение возникло само собой. Путаясь в приспущенных штанах, я поднырнул под ружье, схватился за ствол и рванул в сторону, выламывая Толяну палец.

Тот успел нажать на спуск. Грохнул выстрел. Картечь ушла в ночное небо.

Толян выматерился. Я снова рванул ствол на себя, на этот раз выдрав ружье из рук противника, и тут же резко двинул обратно, впечатывая прикладом Толяну в рожу.

Удар получился знатным. Несчастного Толика отбросил назад. Он не удержался на ногах и повалился на спину. Скрючился на земле, зажимая разбитый нос и матерясь, на чем свет стоит.

Придерживая под мышкой трофейный ТОЗ, я поспешно натянул штаны.

Старый немец таращился на меня, совершенно ошарашенный. Звезда глядела, не скрывая восхищения. Не успевшая толком испугаться Яна теперь задорно улыбалась.

— Весело у вас тут.

— Вы очень вовремя.

Я застегнул ширинку и отвесил под дых, пытающемуся подняться Толяну.

— Драпаем. Резче. Ты вперед, — приказал я Яне и добавил для немца: — Надо поторопиться, Вольфганг. Иначе нам капут.

Слава богу, среди моих компаньонов любителей задавать лишние вопросы не нашлось, и тратить время на объяснения не понадобилось. С другой стороны, Звезде и Штаммбергеру в силу языкового барьера объяснять пришлось бы очень долго, и оба это понимали. А Яна…

А Яна — просто умница.

Шли быстро настолько, насколько мог идти старик. Яна двигалась первой, уверенно раздвигала ветви, держала направление. Следом ковылял ученый, за ним семенила Звездочка. Я замыкал процессию.

Ветер, кажется, поутих. Сова давно заткнулась. Но ломко трещали кусты. И подвывал где-то далеко побитый Толян.

Вскоре его голос затих в отдалении, а следом прилетели сердитые многоголосые крики. Ну, вот и все. Если до этого момента время шло на минуты, то теперь оно пошло на секунды.

— Яна, быстрее, — подгонял я. — Вольфганг.

— Их бин торопится, — тяжело дыша, просипел старик.

Ученому на глазах становилось хуже, и я молился только о том, чтобы хреновского немца не прихватил очередной приступ.

Заросли кончились: хвала всем богам, что Фара не успел вырубить лес по всему периметру. Перед нами была улица. Правее — мост.

Стена света, резала его по всей длине и захватывала вместе с ним кусок улицы. В темноте червоточины смотрелись особенно эффектно и завораживающе, но сейчас было не до красот. Сзади слышались звуки погони.

— Вперед, — просипел старик. Дыхание его сбилось, слова вырывались с сиплым клекотом. — Schneller.[66]

Посмотрите на этого фраера, он меня еще и поторапливает, старый пердун! Если б не он, мы бы уже были в червоточине. Внутри бушевали злость, страх и адреналин. Искали выхода, но находили его пока только в мыслях и проецировались явно не на того. В самом деле, при чем здесь старик?

Мы перемахнули улицу. Стена света полыхала теперь нестерпимо ярко. Немец посмотрел на меня, я кивнул на сверкающую стену. Старик покорно шагнул вперед и исчез в свете. Следом в золотистое сияние ушла Звездочка. В ней я тоже не сомневался. Мы с ней не один десяток стен прошли.

Яна колебалась. Я взял девушку за руку, отбросил в сторону бесполезный в отсутствие патронов ТОЗ и решительно пошел вперед.

Эх, надо было патрончиками у Толяна разжиться, наверняка ведь были… Но время играло против нас.

Холодная ладошка девушки намокла, пальцы судорожно подрагивали, сжимая мою руку.

— Закрой глаза.

Яна повиновалась. Но каждый шаг давался ей с трудом. Девушка боялась, ей приходилось себя перебарывать.

Свет сделался нестерпимым. Я смежил веки, вошел в золотистое сияние и буквально втащил за собой Яну.

Вовремя.

Где-то сзади затрещали кусты, послышались крики, но все это было уже неважно.

Хлопнуло по ушам, как тогда, в Прибалтике. И наступила тишина. Свечение сбавило силу, отступило.

Я открыл глаза.

Яна вцепилась мне в руку, словно моя конечность была последней соломинкой для утопающего. Она настороженно зыркала по сторонам. Звезда с Штаммбергером ждали нас тут же. Они продвинулись всего на несколько шагов вперед.

Немцу было совсем паршиво. Его трясло, дышал он тяжело, с такими хрипами и бульканьем, будто у него в легких случилось наводнение. Звездочка растерянно косилась на Вольфганга, явно не зная, что делать.

Только б его не скрючило. Если придется тащить старика на себе, далеко мы не уйдем.

— Чего встали? Держи их! Там они, суки! — рявкнуло над ухом.

Я вздрогнул и резко обернулся. Никого. Преследователи, даже если и вышли на улицу, явно не торопились лезть в червоточину. Оно и понятно. Первый раз оно всегда страшно. И не только первый.

— Тс-с-с, — прохрипел голос Вольфганга.

Я посмотрел на немца. Тот стоял все такой же скрючившийся и явно не склонный к разговорам.

— Замереть. Не двигайтса, — отчетливым шепотом продолжал голос немца, хотя Штаммбергер даже не думал открывать рот.

Тихо ахнула Яна.

Что за ерунда? Чревовещание? Или червоточина морочит голову?

Точно, Толян говорил, что здесь все то же самое, только голоса шепчут. Но кто бы мог подумать, что шептать станут знакомые голоса!

— За мной. Вперед. Пять шагофф вперед и стоять. Не двигайтса. Так они нас не уффидят, — продолжал наставлять голос старика.

Я снова, на всякий случай, посмотрел на немца. Губы ученого были сжаты настолько плотно, что никакое чревовещание было невозможно.

Вольфганг перехватил мой взгляд, мотнул головой. Устало махнул рукой вперед, туда, куда уходила набережная и параллельная ей улочка, и зашкандыбал к той самой улочке с невероятнойпрытью. Откуда только силы взялись, ведь умирал только что?

В любом случае, старик прав: надо идти. И как можно быстрее.

Мы заспешили вслед за немцем. Шагов через двадцать далеко впереди сделалось светло, будто в ночи там проснулись и закружились в хороводе мириады светлячков. Второй слой?

— Вперед, — снова повторил голос немца.

И тут же за спиной грохнул выстрел.

Я вздрогнул и резко обернулся. Никого. Что за чертовщина?

— Вон они! — проорал из ниоткуда рассерженный голос.

Я зашагал быстрее. Свет впереди начал сгущаться, уже не освещая, а высвечивая пейзаж, делая его невидимым, превращая в непроглядное сияние. Точно, стена. Второй слой.

Немец понимает, куда идет. Мы со Звездой всегда тыкались наобум, ощущая интуитивно только направление. А уж с точкой перехода сколько мучились… Старик-ученый не нащупывал точки, и не предугадывал расположение границы слоев. Он точно знал, где они расположены.

Все же Яна молодец. Выкрасть немца и использовать его знания было блестящей идей.

— Это есть частный особенност местечкоффого искажений реальности. Anomale Zone,[67] — булькающе проговорил голос, хотя я шел рядом с немцем и готов был поклясться, что старик рта не раскрывал.

— Что это за чертовщина? — не выдержала Яна.

Штаммбергер повернул голову и произнес, на этот раз отчетливо артикулируя:

— Это есть частный особенност местечкоффого искажений реальности. Anomale Zone.

Фраза прозвучала с той же интонацией, с какой и полминуты назад. Будто на диктофон записали и прокрутили.

Я обернулся. Граница первого слоя была теперь дальше от нас, чем вторая стена, к которой мы направлялись. Если свет впереди загустел и потерял прозрачность, то через мерцание сзади стало видно происходящее в темноте, вне червоточины: преследователи добрались до стены и решились пройти сквозь свет. Уже проходили.

Вот теперь самое время ускориться.

Мысль эта, видимо, пришла в голову не только мне. Мои спутники задвигались быстрее.

— Вон они! — рявкнуло за спиной, и грохнул выстрел.

Я припустил почти бегом, волоча вцепившуюся в меня мертвой хваткой Яну и подталкивая немца. Граница второго слоя приближалась. Уже не было видно ничего, кроме золотистого свечения. Стало светло почти как днем.

Звездочка споткнулась, едва не растянулась, я вовремя успел подхватить ее под руку.

— Вперед, — не оглядываясь, пробормотал немец.

Граница второго слоя была уже перед нами. Слепящий свет переливался, словно расплавленное золото. Вольфганг остановился, почти войдя в стену, обернулся. Сияние тянулось к нему, пыталось облизать лабораторный комбинезон и редкие вздыбившиеся жиденькими вихрами волосенки.

— За мной. Вперед. Пять шагофф вперед и стоять. Не двигайтса. Так они нас не уффидят, — наставительно произнес немец и растворился в свете.

Хитро придумал старик. Вплотную сквозь свет нас внутри стены не увидят, а издалека смотреть никто не догадается.

Я схватил Звездочку за предплечье — от греха подальше, вдруг она не поняла сказанного немцем? — и шагнул в стену, отделяющую первый слой от второго. Яну тянуть не пришлось, она сама меня не отпускала.

Сзади грохотал топот. Преследователи осмелели и бежали уже не таясь.

Теперь торопиться не стоило. Удерживая одной рукой Звезду, другой Яну, я не спеша сделал второй шаг, третий, четвертый, пятый…

Всё. Теперь стоять.

Свет слепил даже сквозь сомкнутые веки. Я чувствовал себя словно залипшая в капле смолы муха. Хотелось поскорее выйти из стены.

— Замереть. Не двигайтса, — отчетливым шепотом проговорил рядом немец, будто прочитал мои мысли.

Топот и сбитое дыхание нескольких глоток приблизились.

— Тс-с-с-с, — прошелестел немец хрипло.

— Чего встали? Держи их! Там они! — тут же рявкнуло совсем рядом.

Снова послышался топот шагов, а после ничего не стало, словно все звуки сожрало золотистое сияние. Только бухало сердце.

А еще я чувствовал свет.

Свет выедал глаза.

Свет пощипывал кожу.

Свет обтекал тело, забирался внутрь. Закупоривал поры и заполнял легкие.

Муха в янтаре.

Я муха в янтаре.

Мысль становилась навязчивой. Я пошевелил лапками, но они залипли и…

Какие лапки?

Кто я?

— Ты муха в янтаре, — пришел ответ.

Как будто кто-то большой и невероятно могущественный залез в мою голову и подумал за меня.

Господи, кто я?!

Муха в янтаре.

Время перестало существовать.

Пройдут годы, века, тысячелетия. Смола застынет, превратится в янтарь. Светлый камень. А я буду вечно находиться внутри этого света. Распятый и обездвиженный.

Нет.

Я забился, задергался. Рванул вперед, чувствуя, как ломаются крылья, как трескается хитин. Как… рвутся сухожилия…

Нет! Я человек!

— Я человек!!! — услышал я собственный крик, и свет сменился тьмой.

Кромешной.

Я открыл глаза. Вокруг не было ничего, кроме темноты.

Тьма обволакивала со всех сторон, шепталась. Со мной ли? С собой?

Я сделал шаг. Под подошвой захрустели камешки. Поглядел вниз. Под ногами было пыльно и грязно, будто я шел по… поверхности Луны?

Я же в червоточине. Это все иллюзия. Этого всего не существует. Реален только переход. Прыжок из одной точки Земного шара в другую. Всего остального нет.

В темноте тихо захихикали. В смешке слышалась издевка.

Что-то внутри против воли хотело спросить: кто здесь? Невероятным усилием я придавил порыв. Здесь никого нет. Это только игра воображения.

Смешок повторился. Тонкий, мерзкий, откровенно издевательский.

— Здесь никого нет, — прошептал я. — Никого. Только я.

— И я, — раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулся. Позади меня в десятке шагов угадывалась крепкая фигура. Темный силуэт. Тень во тьме.

— Этого не может быть. — Я старался говорить спокойно, но голос задребезжал и дал петуха. — Ты умер.

Фигура приблизилась. Остановилась рядом. Из темноты проявились знакомые до боли черты. Олежка!

— Ты умер, — повторил я.

— Можно и так сказать, — согласился Олег. — Хотя я бы предпочел другую формулировку.

— Какую?

— Я заснул. Серенький, я первый раз в жизни заснул на бабе.

— Знаю.

Я устало опустился на холодную пыльную бесплодную землю.

— Олег, это все игра моего воображения. Тебя нет. Ты заснул… Все заснули. Некоторые потом проснулись.

— Ты проснулся, — кивнул Олег.

— Я проснулся. А ты нет. На вас потолок рухнул. Я видел твой скелет.

— Обидно, — вздохнул Олег, и на лице его появилась грусть. — А я даже кончить не успел.

У меня закружилась голова, перед глазами замелькали темные и светлые пятна.

— Господи, Олежа, о чем ты говоришь?

— Я говорю, обидно, что кончить не успел, — охотно отозвался Олег и мечтательно улыбнулся. — Было бы приятнее умереть от оргазма. Хотя, в общем, и так неплохо получилось. Смерть в постели это как-то не по-мужски, но смерть в постели на женщине…

Он вдруг оборвал себя на полуслове и посмотрел на меня серьезно, без улыбки.

— Серенький, а зачем я здесь?

Я пожал плечами.

— Просто у меня что-то не так повернулось в мозгу. Или это влияние червоточины.

— В мозгу повернулось, — эхом повторил Олег. — Ты мне Фрейда не втирай. В мозгу у тебя, конечно, повернулось, но на все есть причина. Я не мог прийти просто так. Я должен был что-то сделать, что-то сказать.

Лицо Олега стало совсем глупым, глаза пустыми. Мне захотелось прекратить это. Я зажмурился, надеясь вынырнуть из бредового кошмара. Сжал веки с такой силой, что перед глазами снова поплыли светлые пятна. Но когда открыл глаза, вокруг была все та же темнота, а рядом стоял Олег.

— Вспомнил, — с гордостью сообщил он. — Ты ведь идешь не один. Кто с тобой?

— Звездочка, — просто ответил я.

Тут же спохватился. Теперь уже не только Звездочка.

— Еще Яна. И немец. Вольфганг Штаммбергер.

— Один из них тебе врет, — уверенно заявил Олег, развернулся и пошел прочь.

— Олег!

Я вскочил на ноги.

Несколько шагов, и он скрылся в темноте.

— Олежа, — позвал я, где-то в душе смутно понимая, что говорить с собственным видением — верх маразма. — Кто?

Темнота хихикнула. Я побежал за смешком. Под ногами хрустели камешки. Теперь уже со всех сторон тихонько смеялись и перешептывались. Тьма жила своей жизнью, как зал театра перед спектаклем.

— Олег!

Я споткнулся и полетел вперед. Темнота хлестко ударила по лицу. За первой пощечиной прилетела вторая. Мир вспыхнул, и я открыл глаза.

В нескольких метрах от меня мерцала стена света. Я лежал на спине, голова моя покоилась на коленях сидящей на потрескавшемся асфальте Яны. Надо мной склонилась обеспокоенная Звездочка. Рука ее взлетела в замахе для очередной пощечины.

Я перехватил ее за запястье. Попросил хрипло:

— Не надо.

— Надо-надо, — привычно отозвалась Звезда.

Во всем теле чувствовалась слабость, голову словно набили ватой. Я с трудом поднялся на ноги. Меня шатало.

Огляделся. Звезда смотрела встревоженно. Яна ласково. Немец устало. Штаммбергеру, похоже, было не лучше, чем мне, если не хуже.

«Один из них тебе врет». Бред.

— Что со мной было?

— Флуктуация, — включился Вольфганг, словно ждал, когда ему зададут умный вопрос. — Тфой мозг фойти в резонанс с актифной точкой червоточины. Это вызыфало…

— Понятно, — оборвал я немца. — А эти где?

— Уходить. Они нас потерять и уйти немножко обратно.

— Они вернутся, — заметила Яна. — Гришка вас так просто не отпустит. А меня тем более.

— Значит, надо идти, — кивнул я и пошел вперед по улице, сохраняя прежнее направление.

— Найн, не туда. Мало вправо, — одернул меня немец и тяжело закашлялся.

К утру сильно похолодало. Когда небо начало светлеть на востоке, меня уже знобило. Звездочке, привыкшей к другому климату, было и того хуже. Ее откровенно трясло, да так, что зубы выбивали дробь.

Немец и Яна были одеты лучше нашего. Но Вольфганга донимал кашель. И чем глубже мы уходили в червоточину, тем надрывнее и жестче перхал старик. Кроме того, все устали.

Второй слой мы прошли легко. Третий и четвертый дались с большим трудом. На пятом неожиданно возникло затишье, и теперь я шел и наслаждался покоем. Вот только холод донимал, и состояние Штаммбергера мне категорически не нравилось.

Старик остановился и снова закашлялся. Очень нехорошо. Всё, хватит. Надо согреться и отдохнуть.

— Стоп, — скомандовал я. — Привал.

— Найн, — немец качнул головой. — Надо двигаться.

— Надо-надо, — поддакнула Звезда, дробно постукивая зубами на каждое «д».

— Надо согреться. Иначе мы далеко не уйдем. Яна, привал.

Девушка, в отличие от иностранцев, спорить не стала — кивнула только. Я споро насобирал мелких веток, сложил шалашиком, запалил. Небольшой костерок быстро разгорелся, затрещал веселым пламенем, и я пошел за дровами посерьезней.

Когда вернулся, трое моих спутников сидели у костра и мирно беседовали. Вернее, Янка и Звездочка слушали, а немец самозабвенно вещал.

— Предстаффте себе глобус, — немец растопырил пальцы, разнес ладони, изображая, будто держит в руках мячик. — Это наша Земля. Тепер предстаффте, что в глобус стрелять из ружья. Вот здесь приставили к ней ружье и пффф! Стрелять дробью. Что мы получим?

Вольфганг сделал паузу. Посмотрел на Яну со Звездой. Те молчали.

— Глобус разорвет к чертям собачьим, — вставил я. Присел у костра и стал скармливать огню дровины.

— Предстаффим, что не разорвет, — поморщился немец. Видно, мой рационализм был сейчас некстати. — Предстаффим, что каждая дробинка пройти сквозь геоид по сфоей траектория и выйти с другой стороны. Тут выйдет отна дробинка, тут другая. Третья где-нибудь здес. Все дробина в разных местечках. Претстаффили?

Звезда молчала. На лице ее было написано, что не понимает и половины, но слушала она внимательно. Яна только кивнула.

— Вот так фозникли червоточины. «Ника» работать здесь. Возникать взрыв. Бах! И тысячи частиц пройти через Земля насквозь. Там, где частицы вылетайт наружу, там возникать червоточин. Тысячи червоточин. Мы их изучать. Изучать проснувшийся люди. Изучать последствия.

Костер разошелся на полную, я сел на корточки и протянул к огню озябшие руки.

— Это очень интересно, Вольфганг, — прощебетала Яна, изображая благодарного слушателя.

— Это ни хрена не интересно, старик, — отрубил я. Разговор меня малость злил. — Вы бы лучше раньше изучать. Когда свой коллайдер крутили. Экспериментаторы хреновы. Вы же ни черта не знаете. Вся ваша никчемная наука не знает ничего. Вы тычетесь, как слепые котята. И тыркаете процессы, в которых ничего не смыслите. Наобум. Методом научного тыка. Давайте сделаем и посмотрим, что будет. Вам не нужно понимать, что и как устроено. Вы — как ваши подопытные макаки. Нажимаете кнопку и ждете результата. Тыкнули? Получили?

Штаммберга скрючило. Не то от моих слов, не то просто стало плохо.

— Это несправдливостно, — пробулькал он и закашлялся.

Я выждал, когда он откашляется, продолжил:

— Справедливо. Вы долго испытывали судьбу. Наконец, судьба не выдержала. «Бах!» — как вы выражаетесь, и Земля откатилась в Средневековье. Тридцать лет прошло, Вольфганг. Всего три десятилетия. И во что превратилась ваша наука? Техника? Во что превратились достижения вашей гребаной цивилизации? А во что превратились те, кого вы отучили жить своими силами? Те, кого вы подсадили на гаджеты?

— Это тут при чем? — вступилась за немца Яна.

— При том. При том, что они же со своей наукой объяснили миллионам, что жить без микроволновки, мобильника, холодильника и компьютера нельзя. Им же поверили. Сколько поколений выросло с пониманием, что они боги в сети? Что они имеют охренительные навыки общения и жизни в компьютере? Но эти боги — ничто в реальной жизни, хотя, конечно, об этом не догадываются. Или просто болт на реальность клали. А потом случилась жопка. Ее эти же умники и устроили. И всё. Боги низвергнуты. Что теперь представляет собой тот, кто умел стрелять в каком-нибудь квейке и выживать в каком-нибудь сталкере? Кто теперь те мастера язвительного слова в социальных сетях? Никто. Если они еще живы, то бегают у Фары в рабах. Потому что в настоящей жизни умение делать сто кликов в минуту мышкой, шустро нажимать на кнопочки и анонимно выеживаться во вконтактике, жежешечке или фейсбуке не стоит ни черта. С такими скиллами даже в шестерки к Фаре не попадешь.

Я чувствовал, что меня несет. Не понимал почему, но не мог остановиться.

— Сережа, — промяукала Звездочка, — не надо.

— Надо-надо, — огрызнулся я. — Я завидую тем, кто заснул в глухих деревнях. Для них изменений произошло минимум. А у меня жизнь перевернулась. Я этого хотел? Меня спрашивали, чего я вообще хочу? Нет. Просто кучка ученых ублюдков поэкспериментировала. Как у вас говорят, Вольфганг? Отрицательный результат — тоже результат? А теперь вы будете изучать последствия и объяснять мне, что случилось? По науке?

— Потшему нет? — с искренним удивлением спросил немец.

— Потому что мне это не интересно. Я не хочу знать, что произошло и почему мне не надо объяснять, в каком месте вы накриволапили. Раньше надо было это объяснять. Себе. А теперь не надо. И от Фары тебя, фриц несчастный, вытащили только для того, чтобы ты дорогу показал.

— Куда?

— Ту зе Москоу сити, — нарочито коверкая слова, проговорил я. — Проводишь нас, а потом звиздуй куда хочешь. На все четыре. Только втирать мне, что и как произошло, не надо. Мне это не интересно.

Немец зашелся в новом приступе кашля.

— Сережа… — Звезда смотрела на меня с укором.

— Зря ты так, — поддержала трансвестита Яна.

— А как иначе?

Я встал и отошел в сторону. Говорить не хотелось. Хотелось курить.

Как иначе? Из-за этих умников с их наукой погиб Олежка. И не только. Сколько народу перемерло. А они всё не уймутся. Исследуют. Изучают. Все им объяснить надо. Нет чтобы понять сперва. Они объясняют. Сволочи!

А еще из головы не шел привидевшийся Олег: «Один из них тебе врет».

Меня передернуло. Не то от злости, не то от холода. Сзади прошелестели легкие шаги. На плечо мягко легла рука. Не иначе Яна все-таки решила поддержать.

— Сережа.

Я обернулся. Рядом стояла Звезда и молча смотрела на меня преданным взглядом кокер-спаниеля.

— Ладно, проехали, — тихо сказал я и пошел обратно к костру.

Вольфганг выглядел усталым, но не обиделся. На меня он смотрел с каким-то высшим пониманием. Казалось, что он видит меня насквозь, понимает мою позицию. При этом имеет свою правду и умеет встать еще на голову выше и разбомбить все правды низшего уровня, как детские куличики.

Мудрый старик. Или прикидывается.

Я сел у костра и внимательно посмотрел на вечного немца. А ведь я ничего не знаю про человека, которого взял на роль проводника. Вообще мало знаю о своих спутниках. Разве что к Звезде за пару месяцев успел присмотреться.

Нет, Звездочка мне задницу не раз прикрывала. Звездочке можно верить.

Яна меня любит. А вот немец…

Да хрен с ним!

Я скрестил руки на коленях, опустил на них голову и закрыл глаза.

…Забулькала вода в модифицированной пластиковой бутылке. Олег глубоко затянулся, задержал дыхание, закатил глаза. Потом резко выдохнул.

— Заказ есть, а идеи нет. А сроки поджимают. Серенький, мне нужна идея.

Комната тонула в пахучем дыме.

Я не любил, когда Олег пыхает. Сам предпочитал травить себя одним ядом — алкоголем. Всякую пыльцу, траву и прочую химию не понимал. Зачем? Но Олежка отмазывался непрошибаемой фразой про необходимость идеи. И пыхал.

— Хочешь? — предложил он мне.

— Не хочу.

— Зря.

Он отрезал кончик сигареты и принялся химичить с травой и бутылкой. Обычной пластиковой пол-литровой бутылкой из-под минералки, из бока которой торчала металлическая трубочка. Очумелые ручки, блин.

— Смотри, — со смаком принялся объяснять Олег. — Трубка от звенелки. Знаешь, которая духов отгоняет. В бутылке вода — она всяку каку отфильтровывает. Суем в трубку кусочек сигареты, как заглушку, добиваем под край травкой и поджигаем. Теперь смотри.

Олег подпалил траву в трубочке, приник губами к бутылочному горлышку, потянул понемногу. Забулькало. Бутылка наполнилась дымом. Олег резко втянул его в себя и задержал дыхание.

Крепкий спортивный Олег никак не ассоциировался у меня с убитыми наркошами из социальной рекламы. И зависимости у него вроде не было. Но то, что он баловался этой хренью, мне не нравилось.

Олег выдохнул.

— Эту систему, один москвич, между прочим, придумал, — с непонятной гордостью за соотечественника выдал он. — Гениальная система. Чистый кайф. Точно не будешь?

Я помотал головой:

— Когда-нибудь ты от этого сдохнешь.

— От этого не дохнут, это не бухло. Когда-нибудь, Серёня, я сдохну от чего-то другого. Знаешь, мне в свое время гадалка нагадала, что я умру раньше времени и такой смертью, которую не могу себе представить.

— Будешь жить вечно?

Олег помотал головой:

— Нет. У меня кризис фантазии.

— То есть, ты не можешь себе представить, что сдохнешь от наркоты?

— Это я как раз себе хорошо могу представить. Поэтому от нее не сдохну. Не-е-е, у меня будет экзотическая преждевременная кончина. Ты придешь ко мне на могилку?

— Не люблю кладбища, — честно признался я.

— Тогда я буду являться к тебе во сне и нести всякую пургу.

— Для этого совсем не обязательно дохнуть. Ты и так ее несешь.

Глаза Олега заблестели.

— Слу-у-ушай! А может, эту рекламу через сон дать? Представляешь, такая микро-Алиса в стране чудес! Абсолютно глючно, но круто.

— Олежа, завязывай с травой. Это же реклама детской микстуры.

— Вот именно, — пригорюнился Олег. — Нужно что-то убойное. Чтоб и детям и взрослым. Типа: «Если кашляют детишки, им поможет синий мишка».

— Если делаешь рекламу, не кури марихуану, — пожурил я.

— Все-таки ты вредный, Серенький, — обиделся Олег. — Вот сдохну, стану к тебе приходить, будешь знать тогда.

Это было задолго до нашей поездки в Таиланд, но в памяти сохранилось так, будто случилось вчера. Но если бы мне тогда сказали, что Олег на самом деле умрет весьма экзотичной смертью и станет мне мерещиться наяву, я бы повертел пальцем у виска…

— Сережа!

Я поднял голову. Звезда стояла рядом, смотрела встревожено.

Кажется, я отрубился. И, кажется, мне снится Олег. Интересно, сколько я продрых?

— Надо идти, — подошла к нам Яна.

Было утро. Или день. А может — вечер. Небо заволокло, и понять какое сейчас время суток нельзя было даже приблизительно. Светло — вот все, что можно было сказать.

— Сколько времени прошло?

— Много. Они, наверное, уже идут за нами.

Я поднялся на ноги, потянулся, размял затекшие конечности. Спать сидя — не самое большое удовольствие.

Яна, конечно, права: наши преследователи давно уже должны были вернуться в кремль, и уж Толян-то наверняка сделал это гораздо раньше. А значит, Фара в курсе того, что я сбежал. И если бы на один побег он мог закрыть глаза, то в данной ситуации этого не будет. Я ведь не просто беглец. Я у него еще пару рабочих рук украл, придворного шута и любимую женщину. Такое не прощают. Особенно люди вроде Фарафонова.

Нет, в Новгороде от Григория не скрыться. Даже на самых глубоких слоях червоточины. Догонит, и очень скоро. Он злой, упертый и обиженный. Так что надо прыгать. Найти точку перехода и валить. А там ищи свищи. По всему миру он может прыгать сколько влезет. Шансы, что мы с ним еще встретимся, будут стремиться к нулю. Только бы добраться до этой точки.

Впрочем, в отличие от Фарафонова, у меня есть козырь в рукаве: немец, который все про это знает. Зря я на него собак спустил. А может, и не зря.

Я посмотрел на старика. Тот выглядел хуже, чем вчера. Лицо осунулось, кожа пожелтела, приобрела восковой оттенок. Под покрасневшими слезящимися глазами повисли темные мешки. Вольфганг перхал уже не переставая. Постоянное сухое покашливание сменялось жестокими приступами, чуть не до рвоты.

— Вольфганг, вы можете идти?

— Да, конечно, — отозвался старик.

С виду он явно бодрился, хотя возможно в реальности все было не так и плохо, как казалось. Не просто ж так Фара называл его «вечным немцем».

— Далеко до точки?

— До перехода? Не слишком. Надо фыходить на следующий слой, там есть.

— Хорошо, идем.

Я разворошил и притоптал остатки углей. Скорее по привычке. После тридцати лет анабиоза и вереницы пожаров, что прокатились по всему миру после отключения, переживать за то, что что-то сгорит, глупо. Ну, будет пожар посреди новгородской червоточины, и что? Да гори синим пламенем и червоточина, и руины Великого Новгорода, и весь этот обезумевший новый мир. И беречь лес от пожара тоже не критично. Это раньше лес беречь надо было, потому как уничтожали. А теперь он везде, и мстит за уничтожение, сжирая вырванное у него пространство. Поспали бы еще лет тридцать, и, кроме леса, вовсе бы ничего не осталось.

Немец подождал, пока я закончу с костром, и, не говоря ни слова, поплелся в одному ему известном направлении. Я кивнул спутницам. Звездочка послушно засеменила за Штаммбергером.

Яна приотстала. Взяла меня под руку.

— Ты как?

— Нормально, — кивнул я. — Просто на нервах. Надо быстрее отсюда сваливать.

— Не переживай, — подбодрила девушка и улыбнулась. — Все будет хорошо. Только не ори на старика, ему и так плохо.

Я кивнул. Всем плохо. Старику физически. Яне страшно — не зря же вчера тряслась как осина. Мне вот морально плохо. Устал я. Устал прыгать. Нервы ни к черту. В червоточинах все иллюзорно и не по-настоящему, хотя иногда так прижмет, что ой-ей-ей. А когда из них выходишь, нарываешься на людей. Живых людей. Голодных, испуганных, настороженных, непонимающих, озлобленных. И таких всё больше. Потому что другие не выживают.

Если б Фара был первым, я бы не напрягался. Но сколько было уже на нашем пути таких Фар, Толиков, Янисов, Балодисов. И везде одно и то же. Рулят законы волчьей стаи. Это утомляет. Утомляет даже не потому, что это стая, а потому, что это не моя стая. До своей я еще не дошел. Но доберусь. Только б нервов хватило.

А откуда им взяться, если кругом шизиловка, да еще покойники во сне и наяву приходят.

— Янка, — позвал я, — к чему покойники снятся?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — По-моему, это не очень хорошо. Тебе снились?

Я кивнул.

— А они за собой не звали? Главное — за ними не ходить, это я точно помню.

— Не звали, — усмехнулся я. — Этот покойник меня никуда не звал. Он меня жизни учил.

Яна нахмурилась и замолчала. Видимо, переваривала. А может, вспоминала какие-то читанные в прошлой жизни сонники. Интересно, а она их читала? Она вообще читала что-нибудь? Если читала, то что? Детективы Донцовой? Мураками с Леви? «Cosmo»? Кем она вообще была в прошлой жизни?

Занятный вопрос. Кем мы были, и кем стали.

Я вот одинокий молодой мужик, похоронивший родителей. Имел квартиру в спальном районе Москвы, периодические, чаще всего случайные, перепихоны, пару близких друзей и планы поднять денег и свалить из этой тоскливой реальности в цивилизованное государство с мягким климатом. Работал в автосалоне. Крутил жопой перед богатыми клиентами, улыбался денежным и торопился поскорее спровадить случайно зашедших позырить тачки нищебродов. Главный секрет профессии — отличать одних клиентов от других и правильно выстраивать схему поведения. Понимание клиента и правильная схема — это продажи. А продажи — это наше всё.

Так было в прошлой жизни. Кто теперь узнает во мне нынешнем того манагера? Да я сам его в себе уже давно не вижу.

Кто, глядя на Звездочку, предположит, что это звезда известного травести-шоу?

Кем мы стали? Или не стали? Может, наоборот — просто стряхнули шелуху и глядим теперь друг на друга настоящих, без масок? Или надели новые маски?

Впереди поднималась очередная стена. Глубокая в Новгороде червоточина образовалась. Это уже шестой слой будет, а за ним еще одна стенка, в которой, если верить немцу, точка перехода. А сколько там их еще?

Вопрос был риторическим. Знать, сколько слоев в этой дыре мне было не интересно. Ненужное знание. И интерес к нему — ненужное любопытство. Важно дойти до точки и перепрыгнуть — всё остальное ерунда, не стоящая внимания. Как и вопрос, к чему покойники снятся.

Граница шестого слоя была уже совсем близко, сияла, слепила.

Идущий впереди немец запнулся, будто останавливаясь. Не иначе решил подождать. Во всяком случае, так показалось в первый момент.

Показалось.

Ноги старика подломились, и он кулем повалился на землю в двух шагах от золотистого свечения.

— Сережа! — вскрикнула Звезда, как будто я сам не видел, что происходит.

Матерясь и чертыхаясь, я в три прыжка преодолел расстояние, что разделяло меня от Штаммбергера. Старик был совсем плох. Его били конвульсии, как тогда, в первую ночь нашего знакомства. На губах выступила розоватая пена, из носа текла кровь. Видно, полопались сосуды.

Немец хрипел, пытался что-то сказать, но в груди у него клокотало, а вместо слов с губ срывалась розовая пена. Я перевернул старика на спину, тот захрипел сильнее. Глаза его выпучились и закатились.

Я засуетился, не зная, что делать. Доктор из меня всегда был как из Борьки Борзого артист балета. Рядом возникла Яна.

— Что с ним? Ты же его дольше меня наблюдала?

— Я врач тебе, что ли? — огрызнулась девушка. — С ним всегда так. Обычно само проходило. Болезнь у него какая-то.

— Какая? Ваш гребаный Фарафонов врачу его показать не догадался?

Вольфганга трясло, он давился пеной и страшно хрипел.

— На бок его переверни, — буркнула Яна. — Когда он на боку лежал, лучше было. А врача у Гришки не было. Вернее, был один, но ветеринар.

— Зашибись!

Безмозглый бандит дорвался до власти, варганит свое маленькое государство с полурабовладельческим строем, а сам даже не удосужился врача найти и хоть как-то озаботиться здоровьем своих рабов. Кормилец, мля.

С другой стороны, чему удивляться: до анабиоза было все то же самое, только в другом масштабе и под маской цивилизованности.

Я перевернул немца на бок. Он и вправду стал хрипеть чуть меньше.

— Я же говорю, на боку лучше, — заметила Яна, успокаиваясь.

— Угу, — кивнул я, спокойствие девушки неожиданно передалось и мне. — Лечение, как при Царе Горохе. Если больной помирает, поверните его на бок — авось, выживет.

Яна потрепала меня по волосам.

— Какая разница. Главное, действует.

Я поглядел на немца. Судороги прекратились. Штаммбергер лежал теперь спокойно, взгляд его стал осмысленным. Я подхватил старика под мышки и помог сесть. Тот благодарно кивнул. Вялой рукой утер лицо. Под носом остался кровавый развод.

Немец уперся в землю, тщетно пытаясь подняться.

— Мне нужен немножко помощь. — Он протянул мне руку.

Я подхватил старика, поднял, подивившись насколько легким оказалось старческое тело, поставил на ноги. Поддержал. Вольфганг кивнул, давая понять, что все нормально. Но стоило мне его отпустить, как ноги немца снова стали подламываться. Я поспешил подставить руку, удержал.

— Вольфганг, вы сможете идти?

— Пробовать.

Я подставил плечо. Немец уперся в него ладонью, повис. Я обхватил старика за торс. Так мы сделали несколько шагов. Мне они дались куда проще, чем немцу.

— Ничего, — кивнул я спутницам. — Можем идти.

И, закрыв глаза, шагнул в стену. Шажок. Еще один шажок. Свет наливался, слепил сквозь сомкнутые веки.

Еще один шажок. Непомерно маленький. Надо бы ускориться, очередного резонанса, флуктуации, или что там было, мы можем и не пережить. В прошлый раз мои спутники выдернули меня из света втроем. Сейчас немец не боец и висит у меня на шее. Если меня от долгого нахождения внутри границы снова заколбасит, не факт, что Янка со Звездой смогут нас выволочить.

Шаг, еще шаг.

Немец зашелся в приступе кашля.

Шаг. Свет стал отступать.

Хорошо. Я сделал еще с десяток осторожных трудных шажков и открыл глаза.

Над головой среди бела дня, заполняя все небо, переливалось северное сияние. Воздух дрожал и плавился. Я поежился. Хорошо, если только этим сюрпризы и ограничатся. В любом случае, это только иллюзия. Всё неправда. Реален только переход. Остальное — галлюцинации, видения.

— Вау, — оценила галлюцинацию вышедшая из света Звездочка.

Штаммбергер практически висел на мне. Сил у старика больше не было. Он забулькал и сплюнул кровью.

— Чем вы больны, Вольфганг? У вас рак? Может быть, есть какое-то лекарство?

— Найн. — Похожие на сизых червей губы немца впервые расползлись в грустном подобии улыбки. — Это не рак. Лекарстфа нет. Это есть смерть. Смерть не лечится. Надо мало вправо.

Я и сам уже видел, что надо брать правее. Там светилась еще прозрачная, но четко различимая седьмая стена. Видимо, мы приближались к сердцу червоточины, раз стены находились так близко друг от друга.

— Может быть, стоит передохнуть?

— Идти, — категорично сказал немец.

И, оттолкнувшись от меня, сделал нетвердый шаг. Покачнулся. Я уже испугался, что старик снова грохнется, но он удержался на ногах и, шатаясь, поплелся к следующей стене.

Я поспешил за ним, стараясь держаться рядом на тот случай, если он снова решит завалиться. Штаммбергера мотало из стороны в сторону, но шел он сам и падать, кажется, не собирался.

Когда до стены света оставалось шагов пятнадцать, немец остановился и повернулся ко мне.

Смотреть на него было жутко. Кожа покрылась сеткой полопавшихся сосудов и обвисла, белки глаз покраснели. Лицо осунулось.

— Фсё. Дальше идти вы. Идти прямо здесь. Я не есть идти.

В груди ёкнуло.

— Как это не идете? Там дальше Москва?

Немец покачал головой.

— Нет Москау. Другой место.

— Как другое? Ты же Москву обещал. Мы тебя вытащили, чтоб ты нас до Москвы довел.

— Да. Я сказать, как вы идти. Я, как это… дать объяснений.

«Один из них тебе врет», — шепнул в голове голос Олега.

Я надвинулся на немца. Навис над щуплым стариком.

— Сережа, — в один голос попытались остановить меня Звезда и Яна.

— Ты не объясняй, ты веди.

— Мне туда нелзя, — покачал головой немец. — Я сказать как. И вы идти.

Во всем этом чувствовалась какая-то подстава. Не чувствовалась, была!

— Тебе, значит, нельзя? А нам можно? Что там такое за этой стеной, что ты решил нас туда запихать?

— Вы не понимайт, — устало выдохнул немец. — Меня убьет седьмой слой.

— А нас не убьет?

Штаммбергер мотнул головой.

Я не понимал, почему старик решил нас кинуть, и на чьей стороне он сейчас играл, но то, что нас разводят, было очевидно. Немец пытался избавиться от нас. Зачем? Или решил вернуться в кремль? Может, у него какие-то дела с Фарой? А может, какие-то свои дела? В любом случае, не для того его сюда тащили, чтобы он бросил нас, не доведя до цели.

— Никого здесь не убьет, — процедил я сквозь зубы и обвел рукой окружающий пейзаж и северное сияние над головой. — Этого всего нет. Это иллюзия. Как ты там говорил? Вибрации-флуктуации? Резонанс? Вот этот резонанс и есть. Глючит нас. Это все не по-настоящему. По-настоящему только люди.

— Вы не понимайт. Софсем, — гаркнул вдруг немец, но тут же закашлялся и принялся отхаркивать кровавые сгустки.

— Посмотри на него, — мягко вмешалась Яна, — он ведь едва живой. Может, это правда?

— Это бред, Яночка. Мы через такое количество этих стенок прошли, которое ты себе представить не можешь, и никто не умер. А он все время умирает, ты сама говорила.

— Да бог с ним. Если его на хребте тащить, все равно далеко не уйдем. Пусть расскажет куда идти, или схему начертит, и уходит куда хочет.

Я чертыхнулся. Умничка-Яна, кажется, поссорилась со своей умной головкой. А вдруг как старый пердун вернется к Фаре, или просто случайно попадет к нему в руки и нарисует еще одну схему? К чему тогда все это?

Где-то далеко раздался радостный вскрик. Я обернулся. Вспомнишь дерьмо, вот и оно. За предыдущей стеной, на пятом слое, угадывались человеческие фигуры. Много. И, судя по воплям, нас сквозь свет тоже было худо-бедно видно.

Вот и нагнали. Шустро. Видать, большой человек Фарафонов очень разозлился.

— Некогда схемы чертить, — рыкнул я и сгреб немца в охапку. — За мной.

Штаммбергер дернулся, попытался вывернуться, но сил бороться со мной у старика не было. Я взвалил вяло сопротивляющегося немца на плечо и ринулся к свету. Яна и Звездочка сами догонят.

— Вы не понимайт, — бормотал старик мне в ухо. — Не понимайт. Это серьезно.

Преследователи приближались к границе шестого слоя. Я знал, что чем ближе они к границе, тем хуже нас видят. Совсем не видят. Главное — успеть перескочить до того, как они перейдут на шестой. Главное — успеть, чтобы Фара или его люди не срисовали точку перехода.

— Серьезно, серьезно, старик, — ответил я, закрывая глаза.

Свет обступил со всех сторон. Вольфганг на плече изогнулся, будто ему переломили хребет, и заорал дико и страшно. Глаза, что ли, не успел закрыть? Ничего, стена слепит, но ненадолго.

Сзади послышалось сбитое дыхание Яны. Свет отступил резче, чем обычно. Замутило. Сильно. Давно такого не было. Я сделал еще несколько шагов по инерции и остановился, тяжело дыша, готовый вывернуться наизнанку.

Перепрыгнули.

Я вдохнул морозный воздух, огляделся. Светало. За спиной, из света, выступал лес. Передо мной раскинулось заросшее бурьяном и прихваченное заморозками поле. Где-то далеко впереди темнели силуэты домов.

Я оглянулся. Звездочка хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Яна сидела рядом на корточках, ее рвало. Нормальная реакция для первого раза.

Я перехватил затихшего немца, поставил его на ноги и содрогнулся.

Штаммбергер выглядел не просто жутко, он напоминал высушенную мумию из египетского зала Пушкинского музея. Кожа обтянула череп, волос почти не осталось: на макушке торчали реденькие седые клочья. Глаза ввалились и глядели из темных провалов глазниц так, словно на меня смотрела сама смерть.

Немец тихо захрипел, словно прошелестел легкий осенний ветер.

— Вольфганг! — голос помимо воли прозвучал испуганно.

Этого не могло быть. Все, что было там, за светом, было ненастоящим. Это иллюзия, галлюцинация. Она не способна убить. Даже самая жуткая галлюцинация. Не способна! Я повторял это два месяца. Как мантру. Как «отче наш». Я верил в это, я жил этой верой и не свихнулся только потому, что знал: это не по-настоящему.

Но немец у меня на руках был настоящий. И он умирал. По-настоящему! Потому что мы были не в червоточине.

— Вольфганг! — заорал я. — Этого не может быть. Мать твою!

Я опустил немца на подернутую инеем стылую землю.

— Яна!

Яна ответила характерным звуком очищающегося желудка. Рядом присела на корточки Звездочка.

Толку от нее… Она же ничего не может сделать. И Яна не может. И я не могу. Самоуверенный, упертый идиот…

— Этого не может быть, не может. Вольфганг, не умирайте. Не смейте умирать!

Ведь он предупреждал. А я… я же убил его. Но ведь я не убийца. Это же бред. Этого не может быть.

— Этого не может быть.

Немец уже не пытался говорить. В глазах его стояла непереносимая боль. Челюсти свело судорогой. Старик умирал в мучениях. Одному богу было известно, что он сейчас чувствует.

— Кххххахх… — Штаммбергер разжал челюсти и обмяк.

Глаза старика стеклянно смотрели в серое утреннее небо. Я провел рукой по лицу ученого, опуская веки. «Вечный немец» — глупая шутка. Ничто не вечно под луной. Вот только я не думал, что своими руками лишу его жизни.

Я не убийца.

Я не хотел его убивать.

Я не хотел его смерти.

Я даже орать на него не хотел. Так получилось, что сорвался. Но я не хотел зла.

Этого не могло быть. Ведь реален только переход. Все остальное игра воображения. Игра…

Я поднялся. С трудом выстроенные законы моего нового мира, законы, которые я почитал за основу с того самого момента, когда мы прошли через свет в тайском парке возле могилы потонувшей супруги императора, рухнули, как карточный домик. Рассыпались в пепел.

Собравшиеся в груди боль, страх и непонимание рванули наружу. Я отчаянно, по-звериному взвыл и зашагал через поле, не разбирая дороги.

Я не хотел.

Я не убийца.

Это иллюзия.

Игра воображения.

Игра…

Силы кончились, я рухнул на колени и завыл. Хотелось плакать, но слез не было. Только грудь раздирало изнутри от боли и страшного понимания. Это не игра.

Игры кончились.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

…В тот вечер мы бухали у Бориса. Гудели на троих. Поначалу еще мелькал Глеб — Борькин старший братец, — но, оценив наш настрой, он очень быстро ретировался. Есть люди, которые вписываются в любую компанию. А случается, что человек ну никак не вписывается. Глеб на наших пьянках не задерживался никогда, но мне, в общем, было пофиг. Да и Борзый не расстраивался. Без старшего брательника и его вечного псевдоинтеллигентского вида гульбанить Борьке было явно комфортнее.

Пили долго, смотрели какой-то футбол, трещали на разные темы. Не помню с чего, но почему-то понесло на откровения. Может, из-за футбола? Да, наверное. Олежка начал ныть, что спорт испоганился и потерял всякий смысл.

— Если раньше соревнования были международными, то сейчас соревнуются кошельки, — гундосил он. — Вот какого банана в нашей сборной делает негр? Он что, русский?

— Может, русский, — пожал плечами я.

— Сразу видно: футболом ты мало интересуешься, — упрекнул Олежка. — Этот русский в Камеруне родился. Он по-русски говорит через переводчика. И как он может отстаивать честь нашей страны на чемпионате?

— Тебе, что ли, негры не нравятся? — подал голос Борзый.

Он явно уже был пьян. Вальяжно раскинулся в кресле и потягивал коньяк под ломтик сыра.

— Нравятся, — разулыбался Олег. — Особенно негритянки.

— А у тебя была? — заинтересовался Борис.

— Конечно.

— Когда?

— В сауне, — поспешно ответил Олежик, пряча глаза. Из чего можно было сделать вывод: либо негритянки у него все-таки не было, либо было так, что лучше б не сложилось.

Борзый это тоже просек с полтычка. Фыркнул:

— Не топчи клумбы.

— Да я не о том, — поспешил уйти от щекотливой темы Олег. — Неправильно это.

— Негритянок в сауне жарить? — оживился Борзый. — Конечно, неправильно. Бабы в бане вообще не нужны. Они градус понижают.

Олег сделал страдальческое лицо и с молчаливым укором посмотрел на Бориса. В глазах читалось: дурак, я же не об этом. Мне стало его жалко.

— Да, — поддержал я, — хреново здесь всё. Прогнило что-то в нашей Рашке. Валить отсюда надо. Поднять баблосиков и валить.

Борис снова фыркнул:

— Куда ты собрался?

— Да хоть в тот же Таиланд. Олег говорит, там все дешево, и круглый год тепло. Море, обезьяны-крокодилы, бананы-маракуйи.

— И кому ты там нужен, патриот банановый? Что ты там делать будешь?

— Жить в свое удовольствие, — разозлился я. — А здесь я кому нужен? Здесь мне чего делать? Здесь ловить по-любасу нечего.

— Тому, кто ноет о том, что здесь ловить нечего, а где-то там все будет в шоколаде — тому, на самом деле, нигде ловить нечего. Хочешь, что б было плюшево, меняй что-то в себе.

— Тебе легко говорить, — окрысился я. — У тебя все хорошо. Бизнес, и вообще…

Борзый сощерился, оправдывая свое погоняло, подался вперед и неожиданно резко выпалил:

— Мне хорошо. У меня бизнес. А еще мама — училка, брат — неудачник и полное отсутствие папашки. И когда он присутствовал, его фамилия не Рокфеллер была. И никто мне не помогал. А у меня, Серенький, «все хорошо, бизнес, и вообще». Угадай почему?

— Повезло, — огрызнулся я. — Один хрен — здесь оставаться тупо.

— Да вали! Никто не держит. Я погляжу, как ты через полгода взвоешь и начнешь тосковать по родным березкам и зиме.

— Вот уж ни разу!

Я надулся и отвернулся. А чего он, в самом деле — по мечте сапожищами грязными?

Борзый молча играл желваками. Олежка с досадой переводил взгляд с него на меня и обратно.

— Ребят, ну чего вы, а? А поехали в Таиланд!

Борян встал с кресла, подхватил со стола бутылку и плеснул себе коньяка на два пальца.

— А поехали!

— И чего ты там делать будешь? — не удержался я от ехидства.

— Придумаю, — небрежно отозвался Борзый. — Я ж туда не на ПМЖ, как всякие маракуйи, которым родина жмет, а так… отдохнуть на пару недель.

— Так чего, едем? — обрадовался Олег.

И мы поехали. Вернее, собрались ехать. Но сначала у меня обнаружился просроченный загранпаспорт, потом Олег не мог отбрехаться от жены…

Когда мы, наконец, собрались и оплатили путевки, у Борзого в самыйпоследний момент все обломилось из-за подписания какого-то дурацкого контракта. В итоге, мы полетели вдвоем.

Несмотря ни на что, Таиланд мне понравился. Я даже подумал, что хорошо было бы, в самом деле, свалить сюда из эРэФии. Здесь реально хотелось жить.

Как обещала реклама — мечты сбываются. Я проспал тридцать лет и проснулся в этой чудесной стране без возможности вернуться. Кажется, я должен был бы быть счастлив, но особенной порадоваться не получилось.

Очень скоро вспомнился тот разговор с Боряном. Пришло понимание, что Борзый был прав: я здесь чужой. Не в своей тарелке, никому не нужен. Но понимание это пришло слишком поздно.

Такая хренька…

— Сережа, — голос Звездочки звучал тихо с сочувствием и пониманием. Так говорят русские женщины, а не тайские трансвеститы. В моем случае все вышло наоборот. Тайский трансвестит пришел утешить, а русская женщина выворачивалась наизнанку там, где я ее оставил.

Я поднялся. Поежился. Адреналин потихоньку уходил, возвращались обычные ощущения. Стало холодно.

— Надо идти. — Голос мой прозвучал настолько бесцветно, что я сам его не узнал.

— Куда?

Я мотнул головой в сторону поля. Там, за высоким высохшим и заиндевевшим бурьяном, были дома. Раз есть дома, значит, есть люди. Должны быть.

— Надо лопату попросить и похоронить немца.

Звездочка кивнула, соглашаясь. Хорошо хоть не спорит. Я зашагал через поле к далеким домам.

— Сережа, — окликнула Звезда.

— Ну что еще?

— Яна, — напомнила моя тайская спутница.

Черт! Я почувствовал, как начинают гореть уши. Забыть про любимую женщину было верхом свинства.

Яна сидела там же, у светящейся стены. Она сильно побледнела, лицо приобрело зеленоватый оттенок. Девушку больше не рвало, но потряхивало. Не то от холода, не то от пережитого стресса.

На нас она не посмотрела, даже когда мы подошли вплотную. Взгляд девушки был прикован к телу немца.

— Он умер? — спросила Яна едва слышно, не отводя глаз от мертвого Штаммбергера.

— Умер.

— А говорили, что он не умирает, — всхлипнула Яна.

— Все умирают, — отрезал я. На место разрывающей грудь боли, страхов, противоречий и угрызений совести пришла ледяная апатия. — Идем.

Я помог Яне подняться и повел к деревне или поселку. Пес его знает, что там было за полем.

Звездочка шлёндрала следом. Куртёшку застегнула под самый нос. Я ее понимал: похолодало дико. Похоже, мы перепрыгнули куда-то севернее. Яна, несмотря на то, что я ее обнимал, ежилась и подрагивала.

Дома за полем выглядели темными и ветхими. Для меня, москвича, не дома даже, а домишки, избёнки. Типичные для российской деревни. Эх ты ж Русь моя обветшалая, кособокая.

Огни не горели. Дыма видно тоже не было. Деревня, или поселок — я в них не разбираюсь, — выглядела брошенной, безжизненной.

Я подошел к ближайшей хате, постучал в дверь, ни на что особенно не надеясь. Ответила тишина. Мертвая деревня?

В тишине, добавляя жизни, заскрипели половицы. Я постучал снова. Внутри закхекали, прочищая горло. Судя по тембру — мужчина. Впрочем, долго гадать не пришлось: не прошло и полминуты, как дверь отворилась. Легко, без звука. Хотя, оценив обшарпанность дома, я ожидал услышать дикий скрип.

На пороге стоял мужик лет пятидесяти. С простой рожей, на которой внешняя суровость скрывала внутреннее добродушие. Суровости добавляли нестриженные усы и борода. Крепкий. В простых штанах, рубахе и накинутом на плечи посеревшем армейском бушлате. Еще советском, с пятиконечными звездами на пуговицах.

— Здравствуйте.

— И тебе не хворать, — кивнул мужик.

— Мы не местные, — начал я.

— Я заметил, — усмехнулся мужик. — Местные ко мне без стука заходят. И потом, я здесь всех знаю, а твоя фотография мне незнакома. Откуда будете?

— Издалека. А это что за место?

— Коровий брод, — просто ответил мужик.

Видимо, непонимание отразилось у меня на физиономии в полной мере.

— Свердловская область, городской округ Асбест, поселок Белокаменный, — официально отчеканил хозяин.

Свердловская область? Вот тебе и перенеслись севернее.

— Так ты-то откуда будешь? — повторил вопрос мужик.

— Долгая история.

Он отступил в сторону, открывая проход.

— Заходи, расскажешь.

Я замялся, посиделки в мои планы вроде бы не входили. С другой стороны, куда нам теперь спешить? Да и Штаммбергеру торопиться уже некуда.

— Давай швидше, а то девки твои совсем околеют.

Я решительно вошел внутрь.

В доме было жарко. Печь уже не горела, но протопили ее знатно. Помимо печи, в комнате обнаружился стол у окна, пара лавок, несколько табуретов и вешалка на стене у входной двери. Мебель была простая, но так, судя по светлым и темным прямоугольным пятнам на полу, было не всегда. Просто башковитый хозяин избавился от лишней рухляди. Выкинул все ненужное.

От прошлой жизни осталась лишь проводка, розетки, выключатели да абажур с пустыми патронами под потолком.

Еще больше разумного минимализма меня поразила чистота. Изба была вычищена. Ощущение того, что дом старый никуда не девалось, но в этом старом доме не осталось ни грязи, ни пыли — ничего, что напоминало бы о тридцати годах без уборки.

На столе стояла наполовину сгоревшая свеча. В красном углу аккуратно висели потемневшие иконы Божьей Матери и Николая Чудотворца.

В другом углу с потолка свисали гирлянды мелкого репчатого лука и сушеных грибов.

Яна почти перестала дрожать. Звездочка с интересом осматривалась в непривычной обстановке.

— Веришь? — кивнул я на иконы.

— Когда надо, бог есть, — просто ответил мужик.

Он повесил бушлат на вешалку и прошел к столу. Сел во главе, указал на пустые лавки.

— Садитесь.

Я принял приглашение. Звездочка последовала моему примеру. Яна чихнула. Хозяин поглядел на нее внимательно. Протянул руку, подхватил с подоконника мутный от времени граненый стакан и хлопнул им по столу.

— Там в углу, под рогожей, пизирёк, — обратился он к Яне. — Накапай себе. Для здоровья.

Яна послушна прошла в указанном направлении, откинула грубую ткань. На лице девушки проступило удивление. К столу она вернулась с огромной, литров на пять, бутылью. Внутри плескалось что-то мутное.

— Что это?

— Микстура, — усмехнулся в усы хозяин. Отобрал бутыль, наплескал в стакан на два пальца и протянул Яне. — Выдохни и пей.

Девушка с сомнением приняла стакан, но выдохнула и стоически сделала пару глотков. Закашлялась. Милое личико Яны перекосило так, что меня самого едва не передернуло.

— Как звать? — спросил мужик.

— Ее — Яна, меня — Сергей, — ответил я за двоих, потому что Янка после самогона говорить была явно не в состоянии.

Хозяин посмотрел на Звезду.

— А ты чего молчишь? Как звать?

Звездочка представилась полным именем. Я слышал его много раз, но ни запомнить, ни воспроизвести не мог. У хозяина с этим тоже возникли трудности. Он крякнул и повторил так, как услышал:

— Мяу-мяу, значит. Чудны дела твои, господи. Ну ладно. Чего, Серега, выпьешь для согреву?

Вопрос прозвучал скорее утверждением. Я покорно кивнул. В чужой монастырь со своим уставом лучше не соваться. Особенно, если в монастыре все по-доброму, а не как у Фарафонова.

Хозяин забрал у Яны стакан и снова наполнил его. На этот раз под край. Двинул ко мне.

— А меня Митрофанычем звать, — сообщил хозяин. — Давай, Серега, со знакомством.

Я поднял стакан, стараясь не расплескать, и обреченно выдохнул. Последний раз стакан залпом я выпивал курсе на четвертом института. На спор. Но тогда я был молодой, дурной, горячий, и в стакане была водка. А сейчас и дури поменьше, и усталости побольше. И что за горлодер Митрофаныч пьет — тоже одному богу ведомо.

«Горлодер» оказался на удивление мягким самогоном. Я осушил стакан, посмотрел на хозяина слезящимся глазом. Митрофаныч выволок откуда-то мелкую дичку и протянул мне. Я покачал головой и занюхал рукавом. Хозяин благосклонно хекнул:

— Могёшь. — Он с хрустом откусил половину яблока, что пихал мне на закуску. Поморщился, поделился: — Кисляк. Ну давай, рассказывай.

— С чего начать?

— Начни с начала, — предложил Митрофаныч.

…Меня рвало очень долго. Казалось, больше уже нечем, но спазмы не прекращались. Когда, наконец, отпустило и я смог оглядеться, легче не стало.

Нещадно палило солнце. Раскаленный воздух сушил глотку. За спиной была стена света, а вокруг — сплошная песчаная гладь.

И с чего я взял, что, пройдя сквозь сияние в тайском парке, мы попадем в Бангкок? Только потому, что из этого света пришел кто-то из Бангкока? Не очень логично. Но отсутствие логики было заметно теперь, когда сверху жарило ядовитое солнце, а кругом была мертвая пустыня.

— Сережа, — позвала Звездочка, которой проход через стену тоже вычистил все внутренности. — Мы где?

— В Катманде, — огрызнулся я.

Идти было некуда. Здесь не было ничего, кроме песка и солнца. Ни единой точки, за которую мог бы зацепиться глаз. До самого бесконечно далекого горизонта.

Пот заливал глаза. Солнце выжимало из организма лишнюю влагу.

Я прикинул наши запасы воды. Нет, далеко мы не уйдем. Здесь ловить нечего. Следовало признать: моя затея провалилась с громким треском.

— Давай назад, — я мотнул головой на переливающуюся золотистым свечением стену.

Звездочка посмотрела на меня.

— Læa khun?[68] — добавила она, указывая на стену: — Сережа?

— И Сережа тоже, — устало кивнул я.

Звездочка косилась недоверчиво. Боится, что я ее брошу, что ли? Я тяжело вздохнул и первым вошел в стену. Свет сделался нестерпимым. Потом отступил. Я приготовился к новому приступу тошноты, но его не последовало.

Открыл глаза. Внутри похолодело. За спиной светилась стена света. Вокруг был песок. Жарило солнце. Мы не вернулись.

А ведь тот безумный тайский чувак, пришедший из места, где духи, говорил, что те, кто уходят в свет, назад не возвращаются.

Не возвращаются! Черт! И почему я такой умный и наблюдательный задним умом?

Я огляделся, чувствуя, как внутри поднимает хвост паника. Взгляд зацепился за крохотные фигурки, медленно двигающиеся по дальнему бархану.

— Сережа! — Звездочка тоже заметила их.

Караван! Верблюды, люди. Я с облегчением выдохнул и поспешил туда, где с обстоятельной неспешностью плыло сквозь пустыню наше спасение.

Бежать по песку было неудобно.

— Эй! Подождите! — заорал я, не надеясь, что меня поймут, просто чтобы привлечь внимание. — Мы здесь! Подождите нас!

Караван задрожал и с той же великолепной неспешностью растаял в воздухе.

Мираж. Я упал на обжигающий песок. Всё, крышка!

Подошла Звездочка, опустилась рядом на колени. Я повернулся.

— Надо-надо, — передразнил я ее зло. — Зачем ты за мной поперлась? Осталась бы там, была бы жива.

«Стоп, — резко оборвал я сам себя. — Прекратить истерику. Если есть вход, значит должен быть и выход. Надо только найти. Пусть даже для этого придется сутками ходить сквозь стену. Должен быть выход».

Я решительно поднялся и пошел обратно к свету.

— Идем, — позвал я Звезду, которая и без того шла следом.

Должен быть выход.

Именно тогда мне в голову пришла идея: нащупывать точки перехода, гуляя шаг за шагом по периметру стены.

Это потом, много времени спустя, я узнал, что червоточины чаще всего многослойны. Что за одной стеной, будет другая, а иногда и не одна. Как матрешки. Или круги на воде, расходящиеся от брошенного камешка.

А тогда я решил для себя две вещи. Во-первых, всегда есть выход. Во-вторых, всё, что внутри света — иллюзия. Игра воображения.

Я поверил в это.

Я повторял это, как молитву. Повторял, когда поймал тепловой удар. Твердил, когда кончилась вода. Когда перед глазами плыли круги, а губы растрескались в кровь. Когда уже не было сил сделать очередной шаг. Когда внутри бушевала паника, рвалась истерикой наружу. Когда казалось, что пустыня не выпустит нас уже никогда…

Тогда кто-то там наверху сжалился над нами, и мы перепрыгнули.

Нет, мы не вернулись в Таиланд. Мы попали в другое место. И там были люди, которые не хотели нам добра. А потом было еще много прыжков, мест и людей. Много жестокости и мало человечности. Но мы вырвались из лап песчаной смерти. И я на всю жизнь запомнил две вещи: всегда есть выход, и за светом все иллюзорно — реальна только точка перехода.

«На всю жизнь» закончилось сегодня, когда червоточина совсем не понарошку убила Вольфганга Штаммбергера…

Лопаты с трудом вгрызались в мерзлую землю. На непривычных к подобному труду ладонях вздулись пузыри. Несмотря на холодрыгу, я взмок от тяжелой работы. Отложил лопату, расстегнул куртку.

— Запахнись, не то простынешь.

Митрофаныч работал спокойно, размеренно и неторопливо. Как экскаватор. Я поначалу взял шустрый темп, но быстро выдохся. Приютивший нас селянин не торопился и силы рассчитывал. К тому времени, когда у меня вовсю ныли мышцы, и рубаха взмокла от пота, он, кажется, ничуть не устал и темпа не снизил. Махал лопатой, как заведенный.

Я послушно застегнулся и снова взял в руки орудие пролетариата. О содранных мозолях, саднящих ладонях и ноющих мышцах старался не думать.

Митрофанычу я рассказал все. Со дня пробуждения и до того момента, как постучал в его дверь. Он слушал внимательно и даже переживал. Честно сказать, я побаивался реакции на половые завихрения Звездочки, но Митрофаныч отнесся к ним с пониманием. «Несчастная баба», — сказал он.

После этой фразы у меня сложилось впечатление, что он чего-то недопонял, но конкретизировать я не стал. От греха подальше.

Лопатами мы махали вдвоем. Звездочку и Яну Митрофаныч оставил у себя. Велел им отдыхать, а меня, разомлевшего после стакана самогона на пустой желудок да с устатку, затащил в сарай, снарядил шанцевым инструментом и погнал через поле исполнять долг перед покойником.

— Хорош, — махнул Митрофаныч лопатой и выбрался из вырытой могилы.

Я последовал его примеру.

Немца завернули в рогожу. Мертвый Вольфганг оказался невероятно легким. Мы опустили старика в яму. И стали закидывать мерзлой землей свидетельство моего преступления.

Закапывать оказалось в разы легче. Вскоре над могилой вырос заиндевевший холмик.

— Покойся с миром, немчура, — благожелательно выдал Митрофаныч.

Я ничего не сказал. Мне бы хотелось поговорить со Штаммбергером, пусть даже и мертвым, но только без свидетелей. Без свидетелей не получалось.

Мы постояли молча над могильным холмиком с минуту.

— Идем, что ли? — спросил Митрофаныч, выждав время. И, не дожидаясь ответа, потопал через поле в обратную сторону.

Я зашагал следом.

Мысли о похороненном немце навевали тоску. Надо было переключиться.

— Что дальше будешь делать? — выдернул меня из объятий грусть-печали Митрофаныч.

— А что тут сделаешь?

— Ну, как… можно уйти, можно остаться.

— Где остаться?

— У нас. Место здесь хорошее, Серега. Ни убийств, ни грабежей, ни драк. Поселок покоя.

— Так не бывает.

— Бывает, — не согласился Митрофаныч. — Просто ты городом испорчен, потому и не веришь.

— Как будто по деревням меньше пьют и морды таранят.

— По-разному. Но когда все на виду, все друг друга знают, отношения между людьми иначе ладятся. А вообще, конечно, всё от людей зависит. Здесь хорошие люди живут.

Я остановился и опустил лопату, посмотрел на Митрофаныча.

— Знаешь, до спячки хорошие люди везде жили. А потом с ними чего-то не так стало. То ли не выспались, то ли не с той ноги встали, а только кругом все больше нехороших людей.

Митрофаныч пожал плечами:

— Так я и говорю, оставайтесь. Места на всех хватит. Пока у меня поживете, а там придумаем что-нибудь.

Я замялся, не понимая, в чем подвох. Хотя до сих пор никаких подвохов не было. Все было просто, честно и душевно. По-человечески как-то.

— Я не настаиваю, дело твое, — продолжил Митрофаныч. — Но ты подумай логически, куда вам идти? Немец твой помер. Дороги в Москву вы не знаете. Да и что там, в той Москве? А на дворе зима почти. Ноябрь идет вовсю.

— Как… ноябрь? — опешил я.

По моим прикидкам сейчас был конец сентября. Больше не получалось ни при каких обстоятельствах. То, что спячка кончилась в начале августа, я слышал от разных людей, дошедших до понимания этого разными путями. С момента пробуждения я календарь не вел, но примерно дни посчитывал. И больше двух месяцев с того времени, как я проснулся возле «Тиффани» посреди Паттайи, пройти не могло никак.

Но… ноябрь объяснял, почему после теплого Великого Новгорода мы оказались в неожиданно холодной Свердловской области. И ставил новый вопрос: как?!

— Ты не путаешь?

— Тут не спутаешь. У нас знатоки нашлись, все считают. По науке. И дату вычислили, когда проснулись. И сколько мы дрыхли подсчитали. И дням счет ведут. Сегодня четырнадцатое ноября. Ну, плюс-минус пара дней.

Не найдя приличных слов, я тихо выругался себе под нос.

— Вот я и говорю, не та погода, чтобы прыгать в неизвестность. А тут и жилье есть, и одежа, и запас по осени какой-никакой собрали. Коровки опять же. Молоко-мясо.

— Коровы-то откуда?

— Говорю ж, Коровий брод, — непонятно объяснил Митрофаныч. — Короче, не пропадем. Так что решай.

— И чем я буду обязан?

— Тю! Дурак ты, Серега. Это у вас в Москве все на деньги считается, потому и веры в тебе нет. Люди должны помогать друг другу просто так. Как в той сказке: «Делай добро и бросай его в воду». Сегодня ты поможешь, завтра — тебе. Это по-людски. А иначе человек человеку волк получается.

Все было как-то слишком гладко. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. С другой стороны, Митрофаныч не юлил, не давил и не шантажировал. И выглядел вполне искренним.

Да и прав он, как ни крути: по такой погоде не слишком-то попрыгаешь. Чтобы точку найти, порой может не один день понадобиться. А зимой в наших широтах на земле не заночуешь.

— Не знаю, что мои спутницы скажут.

— Бабское дело — мужика слушать, — отрезал Митрофаныч. — Хотел бы я демократии устраивать, спросил бы у них, а не у тебя. Ты мужик, твое решение.

Он посмотрел на меня, выжидая. И под его взглядом рухнули последние колебания.

— Мы останемся, — решил я.

— Вот и ладно, — кивнул Митрофаныч, будто ничего и не произошло. — Идем, Серега, перекусим и подумаем, как вас обустроить.

Новость о том, что мы остаемся в поселке, мои спутницы приняли по-разному. Звездочка спокойно, как само собой разумеющееся. Яна, напротив, напряглась. Ходила недовольная, смотрела исподлобья. На вопрос «что случилось?» бросила только тихое: «Ты же мне Москву обещал». Разумные доводы в пользу того, что идти в Москву сейчас не лучшее решение, особенного эффекта не возымели.

Янка надулась. Впрочем, мне было не до глупых обидок. Похлебав пахучего грибного супчика и махнув еще по полстакана «под супца», как выразился Митрофаныч, мы оставили моих спутниц на хозяйстве и отправились по соседним дворам.

Где-то Митрофаныч одалживался, где-то возвращал одолженное.

Все общение строилось на удивление миролюбиво, по-дружески. Я по инерции ждал подвоха, но его не было. Митрофаныч не врал. Коровий брод жил душа в душу. Здесь царила анархия в самом невероятном, в самом утопическом ее понимании. И мне это начинало нравиться.

Вскоре мы обзавелись досками и внушительным набором инструментов.

— Для чего это?

— Знамо для чего. Лежанки вам колотить будем, — поделился планами Митрофаныч.

Лежанки мы колотили полдня. У меня практики создания пусть даже примитивной мебели не было. Последнее, что я мастерил своими руками из дерева, — фанерная коробка. Но это было еще в седьмом классе на уроке труда. Потому к мебелестроению я подошел с опаской.

Митрофаныч страха не ведал. Более того, делал все с удовольствием и той же неспешностью, с какой копал могилу Штаммбергеру. Я долго приноравливался, вертелся на подхвате. Когда, наконец, понял конструктивные задумки Митрофаныча, решил ускорить процесс, но тут же получил нагоняй.

— Спешка нужна при ловле блох, — поведал мне хозяин. — Делать надо на совесть, а не кое-как. Усёк, тяп-ляпщик?

— Я не тяп-ляпщик, я кое-какер.

— Усё-ё-ёк, — довольно протянул Митрофаныч. — Молодчик.

Заскучать радушный хозяин не давал. Выслушав нашу историю, он без умолку травил теперь байки из жизни проснувшегося Коровьего брода.

Проснулись тут, как и везде, далеко не все. Первые дни было тяжело. Потом народ мало-помалу начал приходить в себя. Люди стали потихоньку организовываться. Все, что сохранилось после тридцатилетней спячки, как-то само собой негласно стало общим. Сперва хоронили общих покойников, потом принялись поднимать общее хозяйство.

Произошла миграция. Перспектива зимовки без электричества натолкнула людей на мысль, что деревянный дом с печкой лучше, чем современная коробка.

Вопрос отопления решался просто, как у классика: откуда дровишки — из лесу вестимо. Следом встал вопрос продовольственных запасов. Но и его за осень удалось решить. Грибов и ягод в лесу было множество. В Пышме — местной речке — расплодилась рыба. По бывшим огородам насобирали кое-какие одичавшие за тридцать лет, но вполне съедобные овощи. Натрясли дички с яблонь.

Прежде, до спячки, основным предприятием поселка была птицеферма. Она давала и рабочие места, и известные продукты. За тридцать лет от нее не осталось, увы, ничего, кроме теплых воспоминаний.

Зато каким-то боком местным жителям удалось собрать целое стадо коров, закономерно ставшее гордостью проснувшегося поселка.

Еще местные вели календарь, а кроме того — собрали радиоприемник и слушали эфир.

— Внимание, говорит Москва, — усмехнулся я.

— Если бы, — отмахнулся Митрофаныч. — Молчит Москва. И Екатеринбург молчит. Никого нет в эфире. Я сразу сказал: везде такая жопа. Иначе бы власти давно объявились. Ванька не верил. Теперь вот ты подтвердил, что везде так. Выходит, моя правда.

— А Ванька кто?

— А он радио и собрал. Радист наш.

— Как же приемник без электричества работает?

— Так и работает. Знаешь, что такое динамо-машина?

Что такое динамо-машина я себе представлял весьма смутно. Примерно так же, как патефон или автомобиль с паровым двигателем. То есть, в кино видел, в жизни не сталкивался. О чем честно сказал Митрофанычу.

— Город — зло, — поведал на это хозяин.

К тому времени, как закончили с лежанками, солнце скатилось к закату. Мы как раз затаскивали в дом второй свежесколоченный предмет меблировки, когда за кустами показалась темная макушка, и на двор выскочил парень лет девятнадцати.

— Привет, дядя Кирилл.

— Здорова, Тёмка, — кивнул Митрофаныч. — Чего надо?

— Да батя за дровами послал, а одному скучно. Думал, может, вам надо?

— Надо, — согласился Митрофаныч. — Только дел еще во. — Он полоснул себе ребром ладони по горлу, кивнул на меня: — Вон Серегу возьми. — Повернулся ко мне: — Сходишь? А я пока покашеварю, заодно барышень твоих к кухне прилажу.

Я пожал плечами:

— Давай топор.

Щепки бодро летели в стороны. Мы резво рубили в два топора, стараясь успеть до темноты, и звонкое тюканье эхом разносилось среди сосен.

Все же странно устроен этот мир. Вот, к примеру, Фарафонов заставлял работать из-под палки. Мотивировал это тем, что человек туп, ленив и сам делать ничего не станет. Не знаю, были ли люди, которых он превратил в рабов тупыми и ленивыми, но себя я таким точно не считал, а работать на Фару и его светлое будущее мне категорически не хотелось.

Митрофаныч работать не заставлял. Он ничего не просил, напротив: давал все и ничего не требовал взамен. Но работать, глядя на него, хотелось. А вернее сказать, не работать было стыдно.

И содранные лопатой ладони даже не навели на мысль о том, что можно отмазаться от похода за дровами. О сорванных мозолях я вспомнил тогда, когда с десяток раз махнул топором. Руки саднило нещадно, но работа все равно была в кайф.

Давно забытое ощущение. Уже ради этого стоило остаться в Коровьем броде.

— Слушай, Артем, — позвал я, — я так и не понял, как вы на самом деле называетесь? Митрофаныч говорил Белокаменный, потом Коровий брод…

— Запутались, дядя Сереж? — улыбнулся Артем.

Он вообще был улыбчивым и не очень разговорчивым. Не то стеснялся, не то склад характера такой. Бывают же молчуны, что предпочитают слушать, а не говорить. Артем с самого начала выслушал, что мы пришли из червоточины и остановились у Митрофаныча, удовлетворился этим объяснением и с глупыми вопросами не приставал. Меня это более чем устраивало, потому что пересказывать последние пару месяцев своей жизни еще раз не хотелось.

Меня парень с ходу стал называть дядей Сережей. Говорил он мало, скупо и по делу. При этом всем видом показывал благодушное расположение. И я решил сам его разговорить.

— Запутался, — кивнул я. — Есть малость.

— Белокаменным мы официально называемся, — заговорил Артем, орудуя топором в такт словам. — Дядя Кирилл говорит, что это туфта. В девяностых придумали. А, по-моему, это круто.

Я кивнул. В девяностых с развалом СССР переименовывали все подряд, до чего руки дотягивались. Да в той же Москве десятки улиц и станций метрополитена переименовали. Просто так — типа, к истокам возвращались. На самом деле — совковых идолов низвергали. Но молодежи, понятно дело, нравится. На то и молодежь.

— А Коровий брод — это раньше так деревня называлась?

— Поселок, — обиженно протянул Артем. — Какая вам деревня… Поселок мы, дядя Сереж. Нет, раньше поселок назывался Вороний брод. Я у мамки спрашивал, почему такое название, она сказала, что наша речка Пышма раньше мелкая была. Настолько, что ворона вброд перейти могла. Потому и название такое — Вороний брод. А Коровий брод это уже потом, после пробуждения придумали. Асбестовские.

— Какие? — не понял я.

— С Асбеста. Это там. — Артем махнул топором в сторону.

— А коровий-то почему?

— Как почему? — удивился парень. — Так ведь это… свет, из которого вы пришли. Он по руслу Пышмы в одном месте идет. Там как раз мелко. Так в том месте, раз в неделю в один день и примерно в одно время, из света корова выходит.

— Дикая?

— Нормальная. Вполне себе домашняя. Причем, как будто, одна и та же. У нас за три месяца тех коров целое стадо набралось. И все на одно лицо… то есть на одну морду. Ну вот. А дядьки с Асбеста приходили, как узнали, так давай ржать: Коровий брод! Так и пошло. Но мне Белокаменный больше нравится. Красиво.

— А те, с Асбеста, чего хотели?

— Да ничего. Обмен наладить. У них там своя жизнь, свои правила.

— Наладили?

— Так… — отмахнулся Артем. — Заходят иногда, меняются. Корову все выменять хотят, а лучше несколько. Но мы коров не отдаем. Одну им подарили по-соседски и всё.

Коров беречь — это правильное решение. Кто его знает, сколько их еще выйдет из света. И быки оттуда, насколько я понимаю, не приходят. Значит, рассчитывать на потомство не следует. Так что коровок поберечь стоит.

С другой стороны, их ведь можно и силой отнять. Но, судя по тому, что стадо с каждой неделей разрасталось, а на поселок никто не нападал, в Асбесте тоже жили не самые плохие люди.

Кстати, интересно, а местные не боятся, что на них как-нибудь нападут, и их анархии настанет крышка? Оружия-то я в поселке ни у кого не приметил. А народу маловато, придет толпа побольше и не отобьемся…

Я поймал себя на том, что думаю о себе как о части поселка. Быстро ж я к нему привык. Невероятно и неожиданно.

Возвращались мы уже совсем в темноте. С Артемом я распрощался на полдороги к дому Митрофаныча. Нечего парню в провожания играть: чай не баба, сам дойду. Тележку, на которую свалил лесозаготовки, я бросил возле покосившегося сарая.

Окошко дома светилось неярким подрагивающим огоньком. Из трубы в ночное лунное небо тянулась тонкая струйка дыма. Внутри дома фальшиво тренькали струны.

Я толкнул дверь. Пахнуло теплом и жареной картошкой. Домашним уютом. Поверх плывущих аккордов негромко зазвучал голос Митрофаныча.

Гитара фальшивила. Митрофаныч пел чисто, но как-то по-своему, не подражая Шевчуку, отчего песня звучала совсем иначе. И не сказать, что мне это не нравилось.

Я скинул верхнюю одежду в прихожей, вошел в комнату и тихонько остановился в дверях.

Митрофаныч самозабвенно долбил по струнам. Гитара лажала. Митрофаныч морщился. Впрочем, благодарных слушательниц фальшь не трогала.

Митрофаныч заметил мое появление.

— А, Серега, жрать будешь?

— Буду.

— Садись, — кивнул он, приглашая к столу. — Наливай, наваливай. Для тебя песенка.

Я присел, налил из знакомой бутыли, подцепил со сковороды картошку. Выпил, закусил. Картошка оказалась сладковатой, прихваченной морозом. Но и такая была по нынешним временам деликатесом.

Хозяин справился с проигрышем и вышел на третий куплет.

Последние строчки Митрофаныч пропел неожиданно тихо. Коротко, едва слышно тренькнули напоследок струны.

Звездочка от души захлопала в ладоши, но, не получив поддержки, притихла.

Митрофаныч склонил голову в полупоклоне. Поморщился, отставляя гитару:

— Совсем издохла балалайка. Ее за тридцать лет несчастную так перекосило. Я уж чего с ней только не делал, все одно — струну не держит.

— Хорошая песня, — подала голос Яна. — Я ее помню.

— Угу, — кивнул Митрофаныч и подмигнул мне: — Про тебя песенка, Серега. Про тебя и для тебя.

— Почему это? — опешил я.

— Потому что идешь давно, а не сделал ни шага. Ищешь, а чего ищешь, не понимаешь. И Родину еще не нашел.

— Что-то ты недопонял, Кирилл Митрофаныч. Я домой иду. И ничего не ищу. Мне не нужны ответы. И лишние вопросы тоже не нужны.

— Врешь, — уверенно заявил хозяин. — Вопросы у всех возникают. У каждого свои, тут от рода, от воспитания зависит. Но вопросы задают себе все. И ответы всем нужны.

Я активно работал челюстями, чувствуя, как наполняется желудок, по телу растекаются тепло и сытая нега. Наконец отвалился от стола довольный и расслабленный.

— А мне вот, Митрофаныч, представь себе, неинтересны ответы на большинство ваших вопросов. Потому что не вопросы это, а глупое никчемное любопытство. И ничего, кроме лишнего геморроя, попытки найти на них ответы не дадут.

— Преувеличиваешь, Серега. Вот если б тебе сейчас предложили тайну анабиоза раскрыть, неужели б отказался?

— А зачем мне знать, почему так случилось? Какая от этого практическая польза?

— Немец знал, — подала голос Яна. — Даже рассказывать пытался.

Митрофаныч спал с лица. Смотрел то на меня, то на Яну, будто пытался понять, не разыгрывают ли его.

— И что?

— Ничего, — мотнул головой я. — Нам Фарафонов со своей шоблой на пятки наступал. Мне не до его откровений было. Да и толку?

— И вы не узнали, что произошло? — глупо переспросил Митрофаныч.

Глаза его, казалось, готовы были выкатиться из орбит.

Я пожал плечами.

— А зачем?

— Как зачем? — еще больше удивился хозяин, хотя казалось, больше уже некуда. — Сотни тысяч людей по всему земному шару пытаются докопаться до истины, понять, что случилось. Строят догадки, предположения. Вам же информация сама шла в руки, а вы…

— Сотни тысяч людей тридцать лет назад, а если реально смотреть на вещи, то фактически еще вчера, пытались понять, кто убил Кеннеди. Сотни тысяч людей мучились вопросом, отравился ли Гитлер, или в бункере помер кто-то другой. Толпы народу пытались выяснить, куда делся Борман. Тысячи строили предположения о том, как на самом деле умер Сталин или чьими стараниями развалился Советский Союз. Иногда эти сотни тысяч вспоминали о всякой древней бурде, и тогда их интересовали загадки пирамид в Гизе, каменных чурбанов на острове Пасхи или каракулей в пустыне Наска. Они строили предположения, выдвигали официальные версии, устраивали между этими версиями конфликты… Скажи-ка, Кирилл Митрофанович, сегодня кого-то волнует хоть один из этих вопросов? А ведь люди остались те же самые. Просто сегодня их теребит загадка анабиоза. Но, на самом деле, в загадке анабиоза, как и в загадке египетских пирамид, нет ничего важного.

Митрофаныч насупился, выпятил губу, всем видом показывая, что не согласен, но спорить не будет.

— А ты оспорь, — поддел я. — Давай! Ну? А я тебе так скажу: есть насущные вопросы и любопытство. Так вот насущные вопросы — это вопросы выживания. А все эти домыслы о том, чего мы на самом деле не знаем и никогда не узнаем — пустое любопытство.

— Без знания прошлого нет будущего, — ввернул Митрофаныч расхожую фразу.

— Ерунда! От того, что все эти тысячи узнают, как развалился Союз, или почему произошел анабиоз, ничего не изменится. И в будущем не изменится. Разгадки этих загадок никому ничего не дадут. От этих знаний ничего не изменится. Допустим, вам сейчас покажут пальцем на того, кто виноват. Дальше что? Что вам это даст? Пойдете и убьете виновника? Хорошо. Допустим. И что потом? Ничего не изменится. Анабиоз назад не отыграешь, он уже случился. И не важно, кто виноват и что произошло. Важно понять, как жить дальше. Важно конкретные задачи решать.

Митрофаныч наклонил голову и посмотрел с ехидцей.

— Красиво говоришь, — уличил он. — А сам-то понял, как дальше? Ты вот прыгаешь с места на место, как блоха, а какие конкретные задачи ты этим решил? И к чему ты, в конечном итоге, допрыгать хочешь? Сам же говорил, что у тебя в Москве ни родителей, ни детей, ни жены. Так чего бы не остановиться и не решать конкретные задачи?

Митрофаныч смотрел с хитрым прищуром. Уел зараза.

— Я и остановился, — буркнул я.

— Надолго ли?

— Это здесь при чем? — проворчал я. — Мы о другом говорили.

— Может, и ни при чем, — согласился Митрофаныч. — Тебе виднее. А?

Укладывались мы в темноте. Митрофаныч притворил дверку топливника, задул свечу, посетовав, что запас кончается, и скоро придется возвращаться к лучинам. Залез на печь, поворочался и притих.

Звездочка улеглась на лежаке поменьше. Нам с Яной достался тот, что попросторнее. В хозяйстве Митрофаныча нашлись набитые сеном тюфяки и побитые временем, но все же годные верблюжьи одеяла.

Яна легла к стенке, повернулась ко мне спиной. Притихла.

Сон не шел. В голову лезли дурные мысли. Пустые, ни к чему не ведущие. Видимо, навеяло разговором с Митрофанычем. А он засранец. Нагадил мне в голову и дрыхнет теперь, сопит в две дырки.

А я что? Сам же говорил, что меня все это не трогает. Или трогает? Выходит, врал себе? Да нет, не врал. Просто ничто человеческое мне не чуждо, включая глупое любопытство. Плюс усталость…

Вот именно, усталость! Я сейчас должен был без задних ног дрыхнуть, а вместо этого думаю черт-те о чем. Лучше вон о Яне думать. А то, с того момента, как мы план побега придумали, я даже поцеловать ее не успел.

Я повернулся на бок, обнял Яну и запустил руку под кофту.

— Не тяни лапы, — недовольно прошептала девушка. — Мы не одни, между прочим.

Я послушно убрал руку. Тут же озлился на себя задним числом. И что, что не одни? Я ж не оргию устраиваю.

Захотелось подняться и поднять всех на уши. Да какого черта? Немец помер. Я, можно сказать, убийцей стал. Возможность до Москвы добраться в обозримом будущем пропала. А тут еще один, философ деревенский, меня жизни учит, другая нос воротит и на место ставит, как пацана сопливого. Какого хрена?

Я тихо скрипнул зубами. Лучше б Янку со Звездой положил, а сам один лег.

Мысли сделались совсем мрачными. Заснул я злой и неудовлетворенный.

…На кухне было накурено. На столе стояла бутылка грушевого «Абсолюта». Закусывать эту водку не хотелось, но ощущение было таким, словно духов хлебнул. Эту хреньку приволок Борис. В другой раз я не упустил бы случая подначить, но в тот момент мне было пофигу. Я страдал, переживая разрыв с… кажется, с Ольгой. Да, точно, с Ольгой.

Впрочем, тогда мне не так важно было, с кем кончились отношения. Важно было, что они кончились.

— Ты, Серенький, не прав, — обстоятельно втирал Борзый, наливая в очередной раз грушевое пойло. — С бабами надо расходится легко. Без ущерба для здоровья.

Борис захмелел, и голос его приобрел размеренность и благозвучность, какими никогда не отличался.

Странное дело: мне было плохо, я хотел нажраться и позвал этих двоих для компании. В итоге — Борян захмелел, Олежка нажрался в сопли, а я как дурак сидел ни в одном глазу, злой и прибитый горем.

— Хочешь, я тебе мастер-класс дам по общению с противоположным полом?

— И я могу, — встрепенулся Олег.

— Ты сиди, — отмахнулся Борис. — Твои навыки общения с противоположным полом измеряются толщиной кошелька. Пока ты своим шлюхам тайским платишь, общение идет. А время вышло — досвидос.

— У меня, между прочим, жена еще есть, — насупился Олег.

— Не считается, — забраковал Борзый. — Мастер-класс по сдаче мозга в сексуальное рабство не актуален.

Я поднял рюмку, Борис перехватил меня за запястье раньше, чем я успел выпить.

— Погоди, Серенький. Я уже нажрался.

— Так я-то еще нет. — Я попытался перехватить рюмку в другую руку, но Борис вцепился в тару и потянул вниз, к столу.

— Погоди, говорю. Успеешь. Слушай: с женщинами главное…

— Борян, тормози, — оборвал я. — Мне твои советы не подходят. Я просто так не могу…

— Это потому, что ты дурак, — ввернул Борзый.

— Спасибо.

— Еще заходи.

Я кивнул и поспешно опрокинул рюмку. Водка с привкусом дюшеса прокатилась по пищеводу, но не добавила даже тепла. Только горечь.

Борис поглядел на меня уничижительно.

— Я просто так не могу, — повторил я. — Мне влюбиться надо.

— А мне что, не надо? — фыркнул Борис. — Ты меня за кого принимаешь?

— Я тебя за друга принимаю, — устало сказал я. — И как другу говорю: ты не знаешь, что такое серьезные отношения. У тебя когда последний раз было, что б девушка с тобой дольше двух-трех месяцев продержалась? Ты, извини, тупо пялишь всё, что движется.

— И что? При чем здесь любовь?

— Вот именно, ни при чем.

— Вот именно. Просто ты, Серенький, не знаешь, что такое влюбиться на одну ночь.

— Знаю, — не согласился я. — Это называется потрахаться и разбежаться.

Борис выудил из пачки сигарету, прикурил.

— Это у тебя так называется. Потому что у тебя к женщинам подход утилитарный. Ты ни на ночь влюбиться не можешь, ни на всю жизнь. Потому что одна ночь для тебя только койкой меряется, а длительные отношения это вообще серьезный и многоступенчатый расчет. Потому и колбасит тебя, что планы твои порушили. А вовсе не потому, что ты любовь потерял. А это всё, — он обвел прокуренную кухню и стол, на котором кроме трех рюмок, пузыря «Абсолюта» и пепельницы ни черта не было, — приступ самобичевания.

— Спасибо, дорогой друг, — огрызнулся я. — То-то мне так больно. Из-за порушенных планов, наверное.

— Где болит? — хищно ухмыльнулся Борзый.

Я хлопнул ладонью по груди.

— Здесь.

— Здесь не может, — отрезал Борис. — Я в одной статье читал, психологи говорят, что эмоциональная боль длится двенадцать минут. Все остальное самовнушение. Так что болит у тебя вот здесь.

И он тихонько постучал пальцем мне по лбу…

Проснулся я неудовлетворенный и злой. Яна спала рядом. Не то у нее снова сменилось настроение, не то просто замерзла ночью. На соседнем лежаке тихо посапывала Звездочка. Митрофаныча не было, несмотря на то, что за окном едва светало.

Я поднялся, стараясь не шуметь, обулся, набросил куртку на плечи и вышел во двор.

Ночью снова приморозило, и теперь было откровенно холодно. Я поспешно влез в рукава и застегнулся под горло.

Митрофаныч нашелся за сараем, где я накануне вечером сгрузил добычу. Разгоряченный хозяин, самозабвенно хакая, колол дрова. Топор взлетал вверх и опускался вниз, расщепляя поленья с одного, редко с двух ударов.

Топором хозяин махал, видно, давно: бушлат валялся рядом, рубаха на Митрофаныче была расстегнута до пупа, из-под нее выглядывала волосатая грудь.

Я остановился в сторонке и некоторое время наблюдал за чужой работой. Приятно смотреть, как люди работают с удовольствием и без раздражения. Для Москвы это редкое зрелище. В столице большинство жителей просыпается с мыслью, что кругом одни уроды. На улице, в транспорте, на работе. Начальник полный урод, да и работа уродская, и надо только успеть урвать свой кусок. Да чего кривить душой: у меня самого и работа уродская, и начальник козел еще тот. Ну, во всяком случае, прежде так было.

Митрофаныч хакнул в последний раз, легко загнал топор в колоду, на которой колотил поленья и подошел ко мне.

— Утречко доброе.

Я кивнул. Глядеть на полураздетого Митрофаныча было холодно. Тот улыбнулся.

— Да хорошо же! Об одном только жалею — курева нету. И табака нету. Мне бхоть кустик, уж я бы рассадил. А нету.

С куревом в самом деле была беда. В первое время после пробуждения везунчики находили старые, насмерть пересохшие сигареты, сохранившиеся только за счет полиэтиленовой пленки, что обтягивала пачку, а потом еще и блок. Курить такие сигареты было противно. Даже табаком это назвать язык не поворачивался, но вскоре и такого курева не стало.

Я без никотина мучился не очень долго, а для многих это стало серьезной проблемой. За время нашего путешествия я повидал немало людей, страдающих без табака. Чего они только не пытались курить!

— Сам-то не куришь?

— Курил.

— А теперь не хочется?

— Обычно нет. Но иногда — зверски.

Митрофаныч хитро прищурился.

— Сейчас бы покурил, а?

Я кивнул. Настроение для пары затяжек было подходящим. Хозяин хлопнул меня широкой ладонью по плечу.

— Ты не обижайся, Серега, но не твоя эта девка. И зря ты из-за нее переживаешь. Брось. Пользует она тебя. С самого первого дня пользует.

От этих слов курить захотелось еще больше.

— Ты откуда знаешь? — грубовато поинтересовался я.

— Тык видно же, — удивился Митрофаныч. — Так что бросай. Чем быстрее, тем лучше. Тебе ж легче будет.

— А если я ее люблю? — набычился я.

— А ты любовь с влюбленностью не путаешь? — прищурился хозяин. — Если влюблен, то раньше бросишь, раньше переживешь. А если любишь, то…

Он неожиданно замолчал и пошел за бушлатом. Я поплелся следом.

— Что?

— Ничего. Тогда трандец тебе, Серега. Потому что не твоя это девка. И никогда твоей не будет.

Митрофаныч накинул бушлат на плечи, выдернул из колоды топор.

— Жрать хочешь?

Я помотал головой. Последнее, что мне сейчас хотелось, это есть.

— Тогда бери тележку. До леса сходим.

— Зачем?

— За дровами.

— Так есть же, — я окинул взглядом поленницу. — Много.

— Городской, — фыркнул хозяин. — Запас карман не тянет. Топить-то постоянно надо, а то околеем. Сейчас запас поболе сделаем, потом хату тебе подыщем. Если ты всерьез остаться решил, то, поди, захочешь своим хозяйством обзавестись. Или ты передумал?

— Не передумал.

— Тогда бери тележку, — подмигнул Митрофаныч.

До леса шли молча. Мне было не до разговоров. Митрофаныч тоже в душу не лез и с лишним трепом не приставал. Я вообще заметил за ним манеру не цепляться без надобности и говорить метко и ненавязчиво.

Хозяин ронял слова, как семена в землю. Вроде бы говорил легко, походя и совсем не о том, но сказанное застревало, укоренялось и давало неожиданные всходы. Хотя со сказанным про Яну я категорически не хотел мириться.

Видно ему, понимаешь ли. Психолог хренов. День за мной понаблюдал и все про меня понял. Ага! Я всю жизнь про себя что-то недопонимаю. А он враз все увидел. И почему я должен равняться на его слова. В конце концов, это просто частное мнение. И что он там увидел? Янкины закидоны? Мало ли. Может, у нее настроение плохое. Может, месячные скоро, или еще чего. У баб все зависит от гормонального фона.

— Стой-ка, — велел Митрофаныч.

Я покорно остановился. Скрипнула тележка. Мой спутник хлопнул ладонью по стволу ближайшего дерева.

— Это валим. Держи, согрейся. — Он протянул топор.

Спорить не хотелось. Физический труд всегда был не только способом согреться, но и прекрасным средством от хреновых мыслей. Я охотно взялся за работу, но только в этот раз мысли отчего-то не хотели отступать.

А что если Митрофаныч прав, и Яна на самом деле меня использовала? Что я про нее знаю? Да ничего. Просто в один день я влюбился в нее с первого взгляда и решил, что она в меня тоже. А потом все крутилось, как в калейдоскопе, и некогда было даже оглянуться назад, оценить происходящее, подметить отношения.

Да и не было отношений. У меня не было времени на чувства, у Яны тоже. Но ведь, если времени на чувства нет, значит, и чувств толком нет.

Выходит, Яна меня не любит. Но тогда выходит, что и я ее не люблю.

Удары топора ускорились, щепа летела во все стороны золотистыми брызгами.

И Олег, тот, что явился ко мне в червоточине, говорил, что один из моих спутников мне врет. Может быть, мне врет Яна? Тогда получается, что несчастного Вольфганга я убил из пустого подозрения.

Впрочем, Штаммбергера я так или иначе отправил на тот свет из пустых подозрений. Ведь в червоточине все иллюзорно.

Стоп!

Но ведь немец умер на самом деле. Значит, не всё иллюзия. Но тогда что это было? Ведь это не мог быть Олег. Ведь Олег умер. Я сам видел его скелет в номере тайского отеля. Так с кем я говорил внутри червоточины?

От всех этих вопросов лишь росло раздражение. Ненавижу, когда так угоняются другие, и уж точно не ждал подобного угона от себя.

— Тише, тише.

Я опустил топор и резко обернулся. Передо мной стоял Митрофаныч. Он уже скинул бушлат и протягивал мне руку.

— Давай-ка топор. Передохни малость.

Я ошалело поглядел на измочаленный ствол несчастного дерева, отдал топор и присел на тележку. Курить хотелось зверски.

Митрофаныч застучал по подрубленному стволу. Работал, как всегда: спокойно, размеренно, без особенной спешки.

Он перехватил мой взгляд, а вместе с ним, видимо, и мысли. Подмигнул:

— Торопись медленно. Будешь гнать, быстро выдохнешься. Жизнь — не стометровка. В ней темп держать надо. Первым прибегает не тот, кто резче рванул, а тот, кто силы соразмеряет и дыхание держит.

— Мы ж не бегом занимаемся, — вымученно усмехнулся я.

— А какая разница? — просто спросил Митрофаныч. — Разницы-то никакой. А?

Я пожал плечами. Может, он и прав. Может, даже во всем прав. Хотя так не бывает.

— Слушай, а где все? — спросил я, переводя тему.

— Какие тебе «все»? — нахмурился Митрофаныч.

— Ну, сам же говорил, что тут поселок. Народу должно быть побольше, чем ваши несколько дворов.

— Народу и есть побольше. Хотя не проснулись многие. Просто люди делом заняты, а не праздным шатанием. И потом — основное поселение там, дальше, где теперь коровник, — Митрофаныч махнул топором в сторону. — А мы тут, с краю.

— Вроде как пограничники?

— Почему пограничники? Просто на окраине живем.

— Хоть оружие-то у вас есть?

— Ну, есть у меня ружье, — пожал плечами Митрофаныч. — А зачем? Охотиться наши пацаны и так приспособились. Луки сладили, обращению подучились. Зайцев бьют. Уток били. А больше и не надо.

Святая простота.

— А если чужой кто? — спросил я.

— По людям стрелять? Мы ж свои в своей стране. Тут чужих нет. Все на одном языке говорим, со всеми договориться можно. А если с кем временное помешательство, так и без ружья успокоить можно.

Все же хозяин наивен. Живет тут, в своем изолированном мирке. Рядом какой-то неведомый Асбест — тоже мне названьице, — жители которого вполне лояльны и миролюбивы. А как придет сюда какой-нибудь Фарафонов?..

— Ты всякую дурь из башки выкинь, — оборвал поток мыслей Митрофаныч. — Лучше сюда иди, поможешь.

Я встал с тележки, подошел ближе. Митрофаныч еще пару раз шарахнул по стволу, и мы совместными усилиями повалили подрубленную сосну. Дерево легло с оглушительным хрустом.

В первый момент внутри от этого звука все оборвалось. Я ожидал, что будет громко, но, признаться, не думал, что настолько.

Митрофаныч, судя по всему, валил высокие деревья не в первый раз. Потому только отскочил в сторону и спокойно взирал, как валится сосна.

— Некого тут бояться. И незачем, — словно мы и не прерывали разговора, продолжил он. — Боится тот, кто с собой не в ладу. А у того, кто нашел в себе гармонию, она и с миром вокруг ладится.

— Люди всякие бывают, — не согласился я.

— Люди все одним миром мазаны. К каждому можно подход найти. А ружье… что ружье? Вот есть оно у меня, а зачем? Для весу? Так оно мне солидности не прибавит. Если я в душе трус, так я и с ружьем трусом буду. Стрелять?.. Не хочу я в людей стрелять. Господь заповедовал, не убий. Так зачем же я убивать стану?

— Когда тебя убивать станут, ты по-другому заговоришь, — беззлобно сказал я.

— Кто меня убивать станет? И за что? Я зла никому не делал, а за пустяшное барахло друг другу глотки грызть… Это у вас, городских, может, так принято. У нас — нет. Давай-ка, за работу.

А может, и в этом прав хозяин? Кого здесь бояться? И вообще, зачем кого-то бояться? Зачем искать врагов за каждым кустом? Видно, меня приучило к этому наше со Звездой путешествие. Или я изначально испорчен Москвой.

Ведь у меня теперь есть чудесная возможность: остановиться, осмотреться, найти, как говорит Митрофаныч, гармонию в себе.

И ведь ничего делать для этого не надо. Просто найти дом, обустроить хозяйство. Жить.

А что? Поселимся с Яной где-нибудь здесь, на окраине Белокаменного, и будем жить долго и счастливо. Рядом Звездочка обустроится. Митрофаныч опять же, мальчишка этот, Артем, с которым мы вчера за дровами ходили. Кто еще?

Прочие полтора десятка соседей, с которыми меня шапошно перезнакомил вчера Митрофаныч, тоже, судя по всему, приятные люди. Вот и поживу среди людей.

За этими размышлениями я помог Митрофанычу расчленить несчастную сосну и погрузить часть наших лесозаготовок на тележку.

Когда мы подкатились к приютившему нас дому, внутри уже не спали. Из трубы тянулся дымок. Из-за двери звенел радостный смех Яны. Кажется, настроение у нее поднялось. Это хорошо.

Я улыбнулся, Митрофаныч напротив хмурился.

— Чего такой смурной? — попытался я подбодрить хозяина.

— Да так, — пробормотал Митрофаныч и напел на незнакомый мне мотив:

Я толкнул дверь и вошел в душную избу. Сзади невесело напевал мажорную песенку Митрофаныч:

В комнате за столом сидел белобрысый детина лет тридцати и что-то рассказывал белозубо улыбаясь. Подле него устроились Яна и Звездочка.

На открывшуюся дверь повернулись все трое. Яна весело улыбалась, на щеках проступили ямочки, в глазах плясала бесовщинка. Именно в такую я и влюбился. Звездочка виновато потупилась. Детина лучезарно скалился.

Он не понравился мне сразу.

Митрофаныч оборвал свои унылые напевы.

— Здорова, Ванька, — приветствовал он детину. — Ты чего здесь?

— Добречка, Кирилл Митрофаныч. Я к тебе по делу.

Ванька поднялся из-за стола и шагнул нам навстречу. Я наконец отступил с порога, пропуская в комнату и хозяина. Тот поручкался с белобрысым гостем. Кивнул ему на меня:

— Это Серега, — и добавил уже для меня: — А это Ванька. Наш Левша.

— Блоху подковал? — ядовито поинтересовался я.

— Нет, радио смастерил, — улыбнулся детина. — Это Митрофаныч шуткует.

Он протянул руку, я ответил на рукопожатие. Крепкое. Причем Ванька не выпендривался и не давил, чтобы умышленно сделать больно, как любят некоторые понторезы, просто рука у него в самом деле была могучая. На мгновение мне показалось, что моя ладонь попала в тиски. Потом стало легче.

И улыбался детина тоже вполне искренне. Но эта искренность злила меня еще больше. Не зря говорят: простота хуже воровства. Какого хрена он тут заигрывает с моей женщиной?

— Чего надоть? — Митрофаныч уже занимался своими делами и на происходящее вокруг вроде как не обращал внимания.

Я с неодобрением поглядел на Яну. Девушка улыбалась. Не мне. Белобрысому Ваньке.

— Как обычно, Кирилл Митрофаныч. Контактики протирать чем-то нужно.

Митрофаныч кивнул, не поворачивая головы, выудил знакомую бутыль, поставил на стол, вывернул пробку. Привычно запахло самогоном. Проворные пальцы хозяина подцепили с подоконника небольшой пузырек.

— Чего собираешь опять, кружок «юный техник»?

— Пока секрет, — разулыбался Ванька.

— Секрет, — передразнил Митрофаныч, с ювелирной точностью наполняя пузырек. — Когда тару возвращать станешь?

— В следующий раз принесу, — пообещал детина.

Хозяин опустил бутыль, закрутил пузырек, подвинул к благодарно скалящемуся Ваньке. Интересно, этот идиот все время улыбается?

Я скрежетнул зубами.

— А внутрь будешь? — подмигнул белобрысому Митрофаныч.

Детина помялся.

— Ты ж знаешь, Кирилл Митрофаныч, я не пью.

— Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Такие люди либо больны, либо всех ненавидят,[71] — всобачил я цитату из какой-то давно забытой классики.

Яна тут же зыркнула на меня, как на врага народа, поднявшего руку на счастливого младенца.

— Я всех люблю, — не согласился Ванька.

— Значит, нездоров, — злорадно ответил я.

Митрофаныч уже выставил на стол стаканы, глянул на меня с вопросительным прищуром. Я кивнул. Самогон с бульканьем разошелся по стаканам.

Я чокнулся с Митрофанычем и залпом осушил тару.

— А я тебе давно говорил, — опрокинув стакан, процедил Митрофаныч. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.

— Кто не курит и не пьет, ровно дышит, сильно бьет, — насупился Ванька, явно не ждавший, что Митрофаныч поддержит меня.

— Кто не курит и не пьет, пешим строем нах идет, — подвел я итог неожиданно пришедшей в голову рифмой.

Ванька перестал улыбаться, посмотрел на меня и впрямь как обиженный ребенок.

— Ладно вам, — пробормотал он. — Ну бывает же, что человек не пьет.

— Бывает, — поддержала Яна и зло посмотрела на меня. — Не все же алкаши.

Белобрысый снова заулыбался.

— Вот, — радостно поведал он. — Ладно, я к вам после зайду.

Он сгреб своей необъятной ручищей пузырек с самогонкой и вышел.

— Это было грубовато, — заметил Митрофаныч, как только за Ванькой закрылась дверь.

Причем я так и не понял, кому была адресована эта фраза: мне, завуалировано пославшему гостя по известному адресу, или Яне, обозвавшей нас с хозяином алкашами. Уточнить я не успел. Митрофаныч вернул бутыль на место и вышел следом за Ванькой. Только дверь скрипнула.

— Ты что за детский сад тут устроил? — накинулась на меня Яна.

— Он меня бесит, — честно признался я.

— Это повод хамить человеку?

— Плевать. Я не хочу больше видеть этого человека. Особенно рядом с тобой. Мне это не нравится.

Девушка вскочила из-за стола.

— Подумаешь! — сейчас она напоминала взбесившуюся фурию. — А мне не нравятся приступы ревности. Тем более, что у тебя нет никакого права закатывать мне сцены. Мы не обвенчаны, не расписаны, и детей у нас нет.

Гневная тирада обрушилась на голову ледяным душем. Внутри что-то болезненно натянулось.

— Мне казалось, что между нами взаимное чувство.

— И ты его убиваешь! — выпалила Яна и выскочила из комнаты.

Я хотел броситься следом, но тонкие пальцы вцепились в предплечье, удержали на месте. Звездочка смотрела на меня такими глазами, будто это ее, а не меня только что приложили мордой об стол.

— Сережа, не надо — не надо, — тихо промяукала она и покачала головой.

— А что надо? — сердито рявкнул я, срывая зло на хреновского трансвестита.

— Она тебя не любит.

Я резко выдернул руку из пальцев Звезды, но желание бежать и что-то объяснять сейчас Яне уже пропало.

Возникло ощущение самообмана, который я упорно отрицал.

Хотелось курить, но сигарет не было. Хотелось махнуть стакан, но Митрофаныч убрал свою волшебную бутыль, а хозяйничать без него было как-то по-скотски.

— Не любит, — проворчал я. — Ты-то что об этом знаешь?

Звездочка не ответила, лишь поглядела на меня грустным взглядом больной собаки.

Весь день Яны не было. Я мучился. Пытался уйти в работу, пытался говорить с Митрофанычем на отвлеченные темы, пытался переключиться — без толку. Все мысли крутились вокруг Яны.

Осознание собственной правоты уже не было столь ясным. Давало трещины, теряло незыблемость. Сомнение червем точило душу. Порой начинало казаться, что это я, дурак, обидел девушку, а заодно еще и этого улыбчивого, милого по сути, парня, который только и делает, что возится со своими радиоприемниками и прочей гнилой бурдой и зла никому не желает.

Возможно, я посыпал бы голову пеплом и приполз к Яне на коленях, но остатки здравого смысла все же задирали голову, напоминали, что я сам тоже хороший по сути парень: зла никому не желал и ничего дурного Янке не сделал.

Последний раз так по-идиотски отношения с противоположным полом у меня складывались лет в семнадцать. Хотя нет, вру. Еще была Ольга. Но с ней отношения сложились нормально. Разбежались только как-то… некрасиво. И еще несколько месяцев после я провел в странном запойно-тоскливом состоянии, начавшемся в вечер разрыва с той примечательной грушевой водки.

Да, хреновенько разошлись с Ольгой. А после все было проще, спокойнее. Без надрыва и нерва. Как будто до того в душе бурлили юношеские страсти-мордасти, а после я вроде как повзрослел, поуспокоился.

И вот на тебе, мелькнула Янка со своими ямочками на щеках и бесовщинкой во взгляде, и спокойствие накрылось медным тазиком. Я же с первого дня, с первой минуты вел себя с ней, как пацан зеленый.

После Ольги вроде все стало ясно. И не потому, что Борян свою философию мне три дня к ряду в уши лил, водку подливая. Просто когда перегорело, и пришла спокойная отрешенность, оказалось достаточно одного взгляда назад, чтобы понять как, что и почему произошло. Пришло понимание. И все дальнейшие отношения с противоположным полом всегда были понятны, просчитываемы и логичны.

Пока не появилась Яна.

Затмение на меня нашло, что ли? Или тридцать лет спячки так странно подействовали?

И ведь сказал же мне Митрофаныч: не твоя это девка.

Но даже теперь, умом понимая, что он прав, сознавая, что меня использовали, я все еще на что-то надеялся и продолжал обманываться. Или не обманываться? А вдруг все это ерунда? Вдруг все это я сейчас надумал себе на ровном месте. Еще и Митрофаныча приплел с его спорными умозаключениями.

Яна появилась только к вечеру.

Мы уже поужинали. Хозяин накатил стакан, забрался на печку и теперь похрапывал под треск углей. Звездочка рассказывала мне какую-то полумифическую историю на ломаном русском, перемежая рассказ тайскими фразочками. Я не понимал толком смысла, только кивал, угукал и изображал благодарного слушателя.

Мысли были далеко от тайских историй.

Когда, судя по интонациям, накалу и блеску в глазах, Звездочка приблизилась к кульминации, тихо скрипнула дверь. Я поднялся, мгновенно забыв и про Звезду и про ее байку.

В прихожей что-то тихо пошебуршало, и в комнату скользнула Яна.

— Ты где была? — я постарался спросить как можно мягче, но в голосе против воли прозвучали требовательные нотки.

— Гуляла, — небрежно пожала плечами Яна.

Просто. Как ни в чем не бывало. Как будто никто ни в кого не влюблялся, не бежал из Новгорода, не ссорился. Словно и не было между нами ничего. Вообще ничего. Совсем.

— Я за тебя волновался.

— Напрасно, — бесцветно обронила Яна, распустила волосы и скользнула на лежак. Придвинулась к стенке.

Я сел рядом, вгляделся в полумрак, прерываемый дрожащим светом от печи.

Звездочка уже тихо посапывала на своем месте. Когда успела только?

Лег рядом с Яной, сказал тихим шепотом:

— Нам надо поговорить.

— Не сейчас, — так же спокойно и отстраненно произнесла она.

— Ян, это серьезно.

Девушка повернулась ко мне, посмотрела блестящими в темноте глазами.

— Я устала. Все устали. — Она легонько чмокнула меня в нос. — Завтра поговорим. Хорошо?

Завтра поговорить не вышло. Чуть свет меня растолкал хозяин и, поднеся палец к губам, жестами погнал на выход. Заспанный, я вывалился в морозное утро.

— Что стряслось?

— Ничего, — бодро сообщил Митрофаныч. — Рабочий полдень. Печку тут одной поправить надо. Баба без мужика живет. На подхвате будешь.

«Бабу» звали Дашей. Было ей лет двадцать пять, не больше. По градации Митрофаныча она больше подходила под понятие «девка», и у меня создалось впечатление, что хозяин решил поработать сводней.

Даже если и так, занятие это было бесполезное.

После спячки Даша осталась без родителей. Мишка, что ухлестывал за девушкой до анабиоза, заснул с удочкой в Пышме по колено в воде. Девчонка оказалась одна, предоставленная самой себе. Замкнулась. Только «дядя Кирилл», как она звала Митрофаныча, за ней приглядывал.

В другое время я с удовольствием пообщался бы с милой грудастой Дашей, но только не теперь.

Печка действительно нуждалась в ремонте. До обеда я проторчал на подхвате у Митрофаныча, после чего был отпущен, как «абсолютно бесполезный в печном деле субъект».

То ли Митрофаныч решил, что моя помощь ему более не требуется, то ли в самом деле хотел свести меня с грустной Дашей и теперь отметил тщетность попытки.

Дома я никого не застал. Митрофаныч остался у Даши. Яны не было. Со Звездой я столкнулся в дверях. Она убегала за водой «с каким-то тётя Вера». Я остался наедине с самим собой.

Вот и все. Я один. Совсем. Чужой в чужом доме. В чужом поселке. В чужой стране. В чужом мире.

От осознания тотального одиночества накатила тоска.

Мне всегда хотелось уехать из Москвы. Вообще из России. Меня там ничто не держало, кроме пары друзей и горстки приятелей. Ни семьи, ни родных. Могилы родителей? Все эти кладбищенские бредни — чушь собачья. Родители живут в моей памяти, а не под куском мрамора. Под могильной плитой всё давно сожрали черви.

Я хотел уехать. Я уехал.

Оказалось, там не лучше. Там все непривычно. Многие моменты укрылись от понимания, про другие я понял только одно: я никогда не смогу этого понять. Там был чужой мне уклад. Там я потерял близкого друга. Там у меня не было ничего.

Я захотел вернуться. Я вернулся.

Почти. Пусть не добрался до Москвы, но вернулся в Россию. И что?

Здесь прекрасно себя чувствовали Митрофаныч и Артем. Здесь устроилась Яна. Здесь даже Звезда нашла себе место. А я?

Один. Некстати. Не на своем месте.

А где оно, это свое место?

Говорят, нужно держаться корней. Я бы хотел, но у меня их нет. Меня ничто нигде не держит. Я как перекати поле: подул ветер, меня понесло. Сменилось направление, меня несет в другую сторону.

Может быть, в этом есть какой-то смысл, но я его не понимаю.

Рыба ищет — где глубже, а человек — где лучше. Нас этому учили со школы, как и другим «народным мудростям». Я ищу, где лучше, а выходит, как у рыбы на мелководье: куда ни ткнись, везде мелко.

Почему так?

Снова захотелось выпить. И снова наползло то ненавистное состояние, когда возникают вопросы без ответа. Вопросы, не требующие ответа. Вопросы, не имеющие ответа.

Я вышел на крыльцо, прикрыл дверь в хату.

Вернуться, что ли, к Митрофанычу, помочь с печкой. Пусть даже ему и не нужна моя помощь.

Не нужна помощь. Я не нужен.

А ведь хотел здесь остаться, планы строил. Зачем, если я ни к чему?

— Здрасьте, дядь Сереж, — окликнули с дорожки.

Я обернулся на голос. По тропинке, вдоль останков хозяйского забора, топал Артем. Бодро махал рукой.

Я кивнул в ответ:

— Опять за дровами?

— Не, — улыбнулся парень, сворачивая на наш двор. — На реку. За коровой.

— Раньше на реку за рыбой ходили, — мрачно ухмыльнулся я. — Теперь за коровами. Куда мир катится?

— Уже прикатился, — поддержал игру мальчишка. — Дальше катится. Айда со мной.

На реку за коровой. Я улыбнулся. Смешно, конечно, но лучше так, чем навязываться.

— А пошли, — кивнул я парню и спустился с крыльца.

Стена золотистого света шла точно по водной глади, вдоль русла. На бег Пышмы сияние не влияло никак. Речка текла обычным порядком. Свет разделял ее на две части. Плотный, непрозрачный. Понять навскидку, насколько широка Пышма, и как далеко отсюда ее противоположный берег, было невозможно. Разве только знать это заранее.

Артем остановился, притаился за чахлыми кустами, на которых болтались последние засохшие листья.

— Здесь будем ждать, — сообщил он почему-то шепотом.

Я кивнул.

Вот значит, как выглядит этот брод, давший новое название поселку. Не только новое название — новую жизнь. Домашняя скотина в проснувшемся мире — это такой козырь в рукаве, о котором даже мечтать нельзя.

За годы спячки домашние животные либо передохли, либо одичали. За считанные дни после пробуждения люди оскотинились. В одичавшем и оскотинившемся настоящем иметь домашнюю скотину, и не иметь из-за этого проблем было сродни библейскому чуду.

Белокаменный Коровий брод доказал: чудеса случаются.

— Долго ждать-то? — спросил я.

Артем пожал плечами. Шепнул:

— Всяко бывает. Иногда недолго, порой дотемна. Но чаще недолго. И всегда в один день.

— А потом чего?

— Чего? Возьмем корову, отведем в коровник. Да вы не бойтесь, она не бодучая.

Не бодучая. Это прошлые были не бодучими. А кто ее знает, какая на этот раз выйдет. Может, оттуда вместо домашней коровы дикий бык припрется. А за светом тут, видно, какая-то временная аномалия. И корова одна и та же. И домашняя. Тридцать лет она прожить никак не могла. Значит, приходит из прошлого.

Кстати, этим можно объяснить и выпавший из жизни месяц, испарившийся в мгновение между нашим входом в свет в Новгороде и выходом из него возле Белокаменного.

— А чего шепчешь? — спросил я.

Артем пожал плечами:

— Так как-то… по привычке.

— Конспиратор.

Необычности, странности и непонятности подбивают на благоговейный шепот. Я понимал парня: у меня у самого зародилось предвкушение чего-то волнительного.

С другой стороны, для Артема-то все это должно быть рутиной. Сколько он отсюда этих коров уже перетаскал.

Через полчаса сидения в кустах, от волнительного ожидания чудес не осталось и следа. Сперва стало зябко. Потом откровенно холодно. Неприятный ветер продувал жидкие кусты и нас с Артемом. Не знаю как парня, а меня так до костей.

— Долго еще? — не выдержал я.

Он снова пожал плечами.

— Надо было у Митрофаныча согревающего прихватить, — проворчал я, чувствуя, как постукивают от холода зубы.

Артем резко приложил палец к губам:

— Тс-с-с!

Я замолчал, вслушиваясь в шелест голых ветвей на ветру. Где-то вдалеке послышался тихий всплеск воды.

— Корова? — спросил я, отметив, что тоже перехожу на шепот.

Артем довольно кивнул, странно зажестикулировал. Так в американском кино, стоя под запертой дверью, актеры, играющие полицейских, показывают актерам, играющим их напарников, как они сейчас будут брать преступника.

То есть показывали. Раньше. Когда еще было кино, и актеры чего-то стоили.

Плеск усилился, приблизился. Кто-то шел вброд через Пышму.

Четыре четырки, две растопырки, сзади вертун — вылезла из глубин памяти дурацкая детская загадка, которую загадывала мама. Ответ был известен заранее, но мне нравилась сама формулировка. Особенно про четырки и растопырки. В них было что-то уморительно-смешное.

А еще мама мягким голосом пела песенку-загадку про «ко», которые пасутся далеко на лугу. И ответ был тот же самый, и тоже заведомо известен. Но фраза: «Правильно, коровы. Пейте, дети, молоко, будете здоровы» — вызывала у меня неизменный восторг. Потому что — правильно. Потому что я угадал, верно ответил, и вообще молодец.

Как давно это было…

Всплеснулось совсем рядом. Свет возле брода ожил, забегали искорки. Наметилась тень…

И из стены золотистого сияния вывалилась фигура.

Это была не корова. Возле света стоял человек.

Старый. Даже древний. В лабораторном комбинезоне.

— Чего это? — не понял Артем.

Я не ответил.

Не мог отвечать.

Вообще потерял дар речи. Потому что происходящего не могло быть по определению!

Я бы не удивился, если бы оно произошло там, за стеной. Но здесь, в реальном мире это было невозможно.

Человек перевел дыхание, огляделся и шаркающей стариковской походкой побрел прямо на нас.

Я вздрогнул. Артем посмотрел на меня странно. Удивление на его лице сменилось испугом.

— Вы чего, дядь Сереж?

Я лишь мотнул головой. Попытался сглотнуть, но во рту пересохло.

Мужчина в лабораторном комбинезоне преодолел уже половину расстояния, разделявшего наше продуваемое всеми ветрами укрытие и Пышму. Теперь можно было в деталях разглядеть испещренное глубокими морщинами лицо старика, его редкие седые волосы, выцветшие глаза, сизые, похожие на червей губы.

Выглядел он хреновенько. Кожа на лице и руках шелушилась, где-то потрескалась до крови. Но, в любом случае, сейчас Вольфганг Штаммбергер смотрелся куда лучше, чем в последнюю нашу встречу, когда я закопал его хладный труп в километре отсюда на пару с Митрофанычем.

И я готов поклясться, что старик тогда был мертвее некуда. И закопали мы его достаточно глубоко, чтобы он смог выкопаться без посторонней помощи…

— Дядь Сереж, — потеребил за локоть Артем, — вы чего, покойника увидали?

Я кивнул. Именно, покойника.

Мертвец шел ко мне.

Он уже увидел нас и двигался целенаправленно к кустам, в которых мы засели.

В тот момент мне жутко захотелось развернуться и дать деру. Но ноги отказывались повиноваться. Сердце колотилось, готовое разорвать грудь. По спине, несмотря на холод, потекла липкая струйка пота.

— Этого не может быть, — промямлил я. — Не может этого быть!

Вольфганг Штаммбергер поднял руку в приветственном жесте и отсалютовал мне как старому боевому товарищу.

— Отчен добрый фечер! — крикнул он.

Голос старика сорвался, он закашлялся, сплюнул. Поднял голову и посмотрел немного виновато.

— Наконец я фас выискивал.

И ощущение реальности рухнуло с громким треском, как башни-близнецы сентябрьским днем в начале века.

— Хороший шнапс, — похвалил Штаммбергер митрофанычево пойло.

Отставил стакан и занюхал половинкой кислого яблока.

Хозяин кивнул. Он сидел в стороне от немца, поглядывал на старика с опаской. Я его понимал: сам едва свыкнулся с мыслью, что закопанный немец снова жив.

Митрофаныч смириться с тем, что сидит за одним столом с живым покойником, еще не успел, потому пил. Торопливо, пытаясь при помощи допинга сравнять грань между текущей действительностью и действительностью привычной.

— Между третьей и второй промежуток небольшой, — сообщил хозяин и поглядел на меня.

— Вообще-то между первой и второй, — поправил я, подвигая Митрофанычу стакан немца, до которого хозяин поостерегся тянуться.

— Без разницы, — буркнул тот, разливая самогон. — Мне, Серега, сейчас все едино. Хоть между пятой и шестой. Мне мозги на место поставить надо.

Звездочка в нашем застолье участия не принимала. Она сидела на лежаке у меня за спиной и непонимающе таращилась на Вольфганга. Кажется, Звезду появление старика перемкнуло еще основательнее, чем нас с хозяином.

Митрофаныч придвинул мне наполненный стакан, затем второй, тот, что предназначался немцу. Я снова исполнил роль передатчика: двинул стакан дальше по столу.

Штаммбергер широты хозяйской души не оценил:

— Опять выпить? Найн! Столько нельзя.

— Что русскому хорошо, немцу — смерть, — не стал спорить Митрофаныч и немедленно выпил.

После третьего стакана взгляд Митрофаныча сделался масляным. Напряжение, что чувствовалось в каждом его движении, спало.

— Ты, Вольф, не обижайся, но я скажу. Я тебя, труп твой окоченевший, своими руками землей закидал. Вот этими руками.

Хозяин продемонстрировал мозолистые ладони, весомо потряс ими.

— Так что… вот, — закончил он бессвязно.

Немец новость о собственной кончине принял без малейшего напряга.

— Я понимать ваш недоумений, — заговорил он негромко. — Это есть закономеренно.

— Это не закономерно. Это против законов бытия! — взорвался всегда спокойный хозяин. — Или это чудо божье.

Митрофаныч быстро перекрестился на красный угол с мутными ликами Николая-угодника и Божьей Матери.

— Прости господи!

— Господь ни при чем, — покачал головой немец. — Мы сами это сделайт. Хотя и многое не понимайт.

— Кто «мы»? — не понял Митрофаныч.

— Мы есть группа ученых. Мы запускать коллайдер «Ника». У вас в Дубна. Мы получать бозон Хиггс. Потом получать непредсказательный результат. Анабиоз. Вы фсе спать. Мы — нет. Мы приобретать неожиданный способность. Нечеловеческий способность.

Митрофаныч выпучился на немца, заморгал непонимающе, как разбуженная среди бела дня сова.

— Чего? — пробормотал он.

— Они не люди, — пояснил я. — Пока мы тридцать лет дрыхли их милостью, они получили какие-то способности. Божий дар.

— Да-да, — закивал Штаммбергер. — Например, я не умирать.

— Он бессмертный, — перевел я для Митрофаныча.

— Не софсем так, — поспешно поправил немец. — Я умирать. Много раз. Боль, мука. Умирать. Фсе время. Потом снова возрождаться.

— Его дар в том, что он возрождается всякий раз, как умрет, — продолжил играть в переводчика я. — А проклятье в том, что он очень быстро снова дохнет. И, судя по всему, ему это не очень нравится.

— Йа, — кивнул немец.

— Это я понял! — снова разорался успокоившийся было Митрофаныч. — Но как?

Немец повел плечами и притянул к себе нетронутый стакан. Видно, для него это была больная тема.

— Какая разница? — покосился я на Митрофаныча. — Тебе это так важно знать?

— Важно.

— Зачем?

— Важно, — с нажимом повторил хозяин. — Потому что человек имеет право знать, что с ним происходит.

Немец крутил стакан в руке, мелкими глоточками потягивал самогон. На Митрофаныча он сейчас смотрел с большим интересом, чем на меня. Оно и понятно: хозяин проявил любопытство, ему можно на уши присесть.

— Я могу объясняет, — оседлал своего конька Штаммбергер. — Есть множко версий. Есть очен занятный версий. Например, я говорить с корейский коллега. Очен любопытно. В следствие наш эксперимент там возникла червоточина. В нее попал… — немец пощелкал пальцами, подбирая слово, — Flugzeug.[72] Нелепост. Стечений обстоятельств. Но все так совпасть, что они посчитать: причина анабиоза в этом. То ест они принимать следствие за причина. Очен-очен любопытно. Много версий. Правда — одна. Я объясняйт. Не фсе, но многий.

— Не надо, — мягко попросил я.

— Нет, пускай объяснит, — потребовал Митрофаныч. — Давай, Вольф. Объясни. Вы что, все теперь такие?

Старик поглядел непонимающе.

— Ну, бессмертные, — пояснил хозяин.

— Нет, — замотал головой Штаммбергер. — Это мой способность. Другие нет. Другие иначе.

— Другие, это какие?

— Другой ученый, который запускать эксперимент.

— А мы?

Немец покачал головой.

— Слушай, Кирилл Митрофаныч, — не выдержал я. — Тебе что, правда, все это интересно? Чего ты от него хочешь?

— Понять хочу, в чем тут божий промысел. Если все по воле господа, так и это тоже.

Нет, все же хозяин забавен в своей наивности.

— Ты что, не понял еще? Вот он, бог. Перед тобой сидит.

— Не богохульствуй, — насупился Митрофаныч.

Я зло расхохотался.

— Богохульство? Забудь это слово. И образа свои забудь. И семь дней творения. Это был старый мир. А мы живем в новом. Вот перед тобой один из богов нового мира. Эти новые боги не творили этот новый мир семь дней. Они его вообще не творили. Они облажались, понимаешь? Это была конкретная лажа. Просто кто-то опять полез туда, куда не просили. И полез не чтобы понять, а чтобы попробовать. Это вечная проблема нашей науки. Всем рулит эксперимент. Этим умникам не надо думать, они как дети. Им бы распотрошить и посмотреть что внутри. Или проверить на реакцию всего со всем. Или вот посмотреть, что будет, если взять и разогнать что-то. А будет известно что — бум. «Частицу бога» они получили!

Немец нахмурился. Митрофаныч смотрел на меня сердито.

— Серега, успокойся.

— Я успокойся? Лучше б вы успокоились со своими лишними вопросами. Посмотри на него, — я кивнул на Штаммбергера, — вот твой новый бог. Сейчас их еще много, так что вот тебе новое язычество. Пройдет тысяча лет, кто вспомнит, что это были просто люди? Эти люди с их новыми способностями станут творцами нового мира. Они обрастут легендами. У каждого появятся свои функции. Но они не все бессмертные. Значит, со временем богов станет меньше. Этот, что перед тобой сидит, со своим бессмертием может претендовать на роль единого бога, который потеснит старый пантеон. Пройдет еще тысяча лет и вот тебе уже новый создатель. Только не Саваоф, а Штаммбергер. А если кто-то решит посмотреть, что у него внутри, а потом увидит его воскресшего, вот тебе уже и новый Иисус. А они не боги. Они люди. Ученые, но не умные. С простым человеческим любопытством. И научный интерес у них давно к этому любопытству приравнен.

— Серега, у тебя каша в голове, — снова одернул Митрофаныч.

— Они сотворили новый мир по ошибке, — с хладнокровным спокойствием продолжил я. — Они понимают в этом своем творении не больше тебя или меня. Но они продолжают экспериментировать. Хочешь, он расскажет тебе о своих наблюдениях. Может, ты даже получишь какой-то ответ. Сколько трупов за этим ответом?

— Серега, — совсем помрачнел Митрофаныч. — Поссоримся.

— Сколько? — повторил я. — Да какая разница! Вам же любопытно. И тебе, и ему. Любопытствуйте дальше, не стану вам мешать.

Я встал из-за стола и направился к двери. Митрофаныч смотрел на немца извиняющимся взглядом. Я вышел.

— Он не со зла, Вольфганг, — донесся сзади голос Митрофаныча, впервые назвавшего немца нормальным именем.

Я хлопнул дверью.

Нет, не со зла. У меня нет зла ни к Штаммбергеру, ни к его коллегам. Хотя они радикально изменили мою жизнь и жизни прочих семи, или сколько нас там, миллиардов.

Злило не то, что сделано. Злило то, что никто ничему не научился.

Одни опять любопытствуют, другие — «ищут ответы». А суть одна.

И мне не нужен ответ на вопрос, что сломалось в их глупом коллайдере. Или напротив, сработало как надо. Мне неинтересно, что станет с частицей, если ее разогнать до нереальной скорости. Я знаю, что будет. Я на моцике в свое время катался. Я знаю: если что-то бездумно разогнать, то это что-то, в конечном итоге, резко остановится, наткнувшись на препятствие, и размажется в лепешку.

Мне неинтересно, почему чертов немец бессмертен. Мне неинтересно, какие бонусы получили его кореша. Потому что это не воскресит погибшего Олежку. И я не хочу рассуждать на тему, дар это или проклятие — вечная жизнь через вечную смерть. Потому что у Олега не будет даже такой жизни. Она будет у вечного немца Штаммбергера.

Мне неинтересно даже, почему мгновение перехода из Новгорода в Коровий брод сожрало полтора, или сколько там, месяца моей жизни. Потому что это время не вернется.

Так зачем мне эти ответы? И как следствие, зачем эти вопросы?

Я спустился с крыльца и пошел по дорожке. Неважно куда. Просто продышаться.

Когда у Коровьего брода вместо коровы я увидел немца, когда понял, что он жив, когда выслушал его скомканное, коверканное объяснение, в первый момент обрадовался. Обрадовался тому, что не убийца. Тому, что снова есть свобода выбора. Что можно вернуться в Москву, а можно остаться.

Сейчас от радости не осталось и следа. Было только раздражение. Может быть, немотивированное, но настолько яростное, что даже думать не хотелось, есть на него причина, или это просто мой клин.

А может, это не клин, а кризис среднего возраста, как любил говорить Борька Борзый. Хрень! Все эти кризисы трех, пяти, десяти лет, кризисы среднего возраста, временные кризисы в отношениях между мужчиной и женщиной, все это — полная хрень. Придумка психологов.

Тропинка петляла. Куда теперь? Вернуться к Артему, который остался караулить свою корову? Да ну на фиг эту корову.

Я повернул и попер через перелесок, не разбирая дороги. Впереди наметился просвет. Там, далеко впереди, сквозь сосны пробивался солнечный свет. Журчала Пышма. Только я знал, что это не солнце, а треклятая мерцающая стена.

Дернуть, что ли, туда, в свет. Прыгнуть куда-нибудь… Куда? В Москву? Тогда надо вернуться за немцем. Или — неважно куда?

Я остановился от неожиданно накатившего понимания.

Цели нет. Привязки нет. У меня была цель, потом она размылась. Ее не стало. А привязки и не было никогда. Оттого и мотает меня то туда, то обратно.

Я потер виски. Посмотрел на свет, просеивающийся сквозь сосны. Нет, родной, погоди. Мне надо понять, куда идти, а потом уже двигаться. А ты свети пока. От тебя не убудет.

Вдалеке хрустнула ветка. Заверещала и сорвалась с места перепуганная птица. Между соснами мелькнула фигура. Следом вторая.

Внутри что-то съежилось.

Высокий белобрысый мужчина и девушка. Они поднялись от реки, взялись за руки и пошли, о чем-то болтая.

Я видел их. Они меня — нет.

Ванька лыбился, как в первую и единственную нашу встречу. Яна улыбалась в ответ. И хотя это невозможно было разглядеть с такого расстояния, я знал, что на щеках у нее проступают ямочки, а в глазах пляшут веселые черти.

Свет бил сквозь сосны…

Они прошли. Быстро, медленно? Не знаю.

Мимо. Своей дорогой. Один раз они остановились и долго целовались.

Белобрысый детина впивался своими пухлыми губами в мою… нет, не мою Яну.

Потом они снова зашагали, пока не исчезли между сосен так же, как и появились.

Они ушли. Я остался.

Стоял, оглушенный, и слушал ветер.

«Один из них тебя обманывает», — слышался в его холодных порывах голос мертвого Олега.

«Не твоя это девка», — вторил ему далекий голос Митрофаныча.

Сколько я так простоял? Не знаю.

Способность двигаться вернулась ко мне тогда, когда холод внутри и снаружи сравнялись.

«Холодно, — пришла вялая мысль. — Пора домой».

— Привет.

Яна резко обернулась.

Я не хотел ее пугать, просто ждал в стороне от дороги, возле дома, и остался незамеченным. Она прошла, я вышел на тропинку и окликнул.

— Шпионишь?

— Нет. — Я взял Яну под руку и повел к дому. — Ищу тебя везде. А ты опять гуляешь?

— Гуляю, — дерзко отозвалась Яна. — Прогулки на свежем воздухе полезны для здоровья.

— С этим? — уточнил я, имея в виду Ваньку.

Яна поняла. Остановилась, выдернула руку и полоснула меня взглядом.

— Ты с ним спишь?

— Нет.

— Врешь.

— Хорошо, — нервозно ответила Яна. — Я вру, я с ним трахаюсь. Если тебе так этого хочется, пусть будет так.

Девушка смотрела мне в глаза. Снизу вверх, но так уверенно, что я засомневался в своих подозрениях.

Хотя, в чем тут сомневаться? Я же сам их видел, своими глазами. Они целовались — это факт. А постель, в конце концов, вопрос времени.

— Аговорила, что любишь, — уличил я.

— Ты тоже много чего говорил, — взвилась девушка. — И про любовь. А с тех пор, как мы сбежали, не обращаешь на меня внимания. Меня как будто и нет. И вообще, ты мне Москву обещал, а сам…

— Так тебе Москва была нужна, а не я.

Но Яна не услышала, или не захотела услышать.

— …притащил в эту глушь и оставил.

— Мы остановились здесь вместе.

— Большая радость. И что дальше?

— Ничего. Надо как-то устраиваться, раз мы здесь застряли.

— Вот именно, — выпалила девушка. — Надо устраиваться. Ты, извини, здесь никто. А с Ванькой не пропадешь.

Я пожал плечами. Боль и злость отступили, осталось лишь холодное равнодушие. Я чувствовал, что это ненадолго, все вернется, но сейчас это неожиданное спокойствие было кстати.

— Ну и чего ты ждешь? Мотай к своему Ваньке.

— Вот. Ты весь в этом. Истеричка! А Ванька… он настоящий.

Девушка зло сверкала глазами, лицо ее стало жестким, несимпатичным. Такой Яны я еще не видел. Быть может, такой она была на самом деле, хотя мне не хотелось в это верить.

В любом случае, сейчас она загнала себя в тупик. Пыталась сделать виноватым во всем меня — видимо, так ей было легче. Но только я себя виноватым не чувствовал. И истерики у меня не было.

— Можешь остаться с истеричкой, можешь идти к Ване. Твой выбор, — с ледяным спокойствием предложил я.

— Ответственность перекладываешь, — задохнулась от злости Яна. — Да пошел ты!

Она развернулась и сделала несколько быстрых шагов. Прочь по тропинке. В другую сторону. От дома Митрофаныча. Из моей жизни.

— Ты сам во всем виноват! — крикнула она, разворачиваясь на ходу.

— Конечно, — кивнул я. И вмазал от души, ниже пояса: — Штаммбергер вернулся.

Яна замерла, осмысляя сказанное.

Я развернулся и пошел к дому. Поверила она мне или решила, что я спятил? А может, подумала, что просто мелочно мщу и придумал это назло…

Неважно. Она оставалась здесь, без меня. Она выбрала сама.

Прав был Митрофаныч, не моя это девка. И мертвый Олег был прав.

В душе росла тоска. Я придавил ее усилием воли, зная, что она все равно вернется. Никуда не денется. Только затаится на время, чтобы потом выбраться и подло пустить яд в сердце в самый неподходящий момент.

Подошел к дому, поднялся на крыльцо, толкнул дверь. Скрипнуло, уютно повеяло теплом, жареным луком и самогоном.

Они все-таки напились. И сдержанный на алкоголь немец, и отстранявшаяся от самогона Звездочка. Про любителя залить за галстук Митрофаныча и говорить не стоило.

Хозяин натрескался до такой степени, что растерял страх и сидел теперь в обнимку со Штаммбергером. Оба покачивались в такт песенке, которую намяукивала на ломаном русском набравшаяся Звезда.

— Эх! — гаркнул Митрофаныч и подхватил гитару. Но вместо того, чтобы ударить по струнам, забарабанил по нижней деке, и они запели на два голоса.

Митрофаныч со звездой горланили кто в лес, кто по дрова. Хозяин нещадно долбил ладонями по гитаре. Немец текста, видимо, не знал, или петь не умел, что не мешало ему прихлопывать в ладоши.

Троица выглядела бесподобно. Признаться, в тот момент я забыл обо всем, даже о Яне.

— Эх! — снова рявкнул Митрофаныч и выдал финальную дробь, такую забористую, что я испугался за гитару.

Инструмент выдержал. Митрофаныч покосил на Звездочку мокрым глазом и спросил:

— Ты откель наши песни знаешь?

Звезда неопределенно взмахнула рукой: мол, я и не так умею.

— Она еще «Калинку-малинку» может, — поделился я знанием репертуара.

— Сережа! — заулыбалась Звезда.

— Мы здесь выпить, — поведал Штаммбергер. — Немношко.

Митрофаныч обошелся без слов, только кивнул, подзывая к столу.

Я подсел к веселой троице, оценивая масштаб посиделок. «Немношко», по мнению Вольфганга, в пересчете на человеческий объем укладывалось, должно быть, литра в два с половиной. Во всяком случае, в огроменной, казавшейся почти бездонной, бутыли осталось сильно меньше половины.

— Хорошо посидели.

— Хорошо сидим, — запинаясь, уточнил Митрофаныч.

Способности хозяина в области русского языка основательно приблизились к способностям иностранцев. Митрофаныч глотал буквы и слоги, дикция его прихрамывала на обе ноги.

— Чем контактики протирать будете? — поддел я.

— У меня еще есть, — отмахнулся хозяин. — Выпьешь?

Я кивнул. Отчего не выпить в хорошей компании, которая хороша настолько, что разговоры на раздражающие меня темы заводить уже не станет. Просто не сможет.

Бутыль тряслась в нетвердой руке хозяина. Самогон расплескивался по столу мутными лужицами.

— А Вольфганг мне все объяснил, — доверительно поделился Митрофаныч. — Пока тебя не было. Правда.

— И ты все понял, — кивнул я, чувствуя, что даже если возьму разгон с места в карьер, то вряд ли догоню нажравшуюся троицу.

— Зря смеешься, Серега. Ты вот смеешься, а я теперь знаешь кто?

— Пьяный мужик, — попробовал угадать я, не особенно надеясь на попадание в нетрезвую логику.

Собственно, я в нее и не попал.

— Не-е-е, — протянул хозяин. — Я теперь Хранитель Знания!

Он сделал страшные глаза и приложился к стакану. Я последовал его примеру. Самогон обжег пищевод, тепло угнездился в желудке, оставив во рту ненапрягающее послевкусие.

Митрофаныч протянул четвертинку луковицы.

— Заешь, — назидательно изрек он. — Надо закусывать! Я теперь все знаю, Серега. И про анабиоз, и про коллайдер, и про червоточины. Серьезно. Угу. И Звезда тоже.

— И я, — кивнула моя тайская спутница.

— Йа-йа, — подтвердил немец. Сухо закашлялся.

— Только она не поняла ничего, — авторитетно пояснил Митрофаныч.

— А ты понял?

Хозяин кивнул.

— И что тебе в том знании?

— В знании — сила!

— Йа-йа, — снова поддакнул Штаммбергер.

— Ну, обменяй его на сигареты и кефир, — предложил я.

— Сигарет поблизости нет ни у кого. А кефир я не пью… Кстати!

Рука хозяина потянулась за бутылью, снова щедро расплескала самогон по стаканам и столу. Выпили.

Тихо потрескивали дрова в печи. Гудел ветер. За окном пошел снег. Он валил мохнатыми крупными хлопьями, засыпал дом и двор, и поселок с тремя названиями.

Снаружи было холодно, а внутри царил скромный уют. Здесь было защищено и тепло. И мир, кажется, сузился до этого крохотного уголка, где пахло луком и самогоном. Приятная недолговечная иллюзия.

Я закрыл глаза.

— А я тебе хату присмотрел, Серега, — задушевно поведал Митрофаныч. — Хозяева анабиоз не пережили, так что она ничейная. Ладная хата. Стены крепкие. Крышу поправим, я помогу. Конечно, внутри похозяйничать придется, но это ерунда.

— Найн, — встрепенулся немец. — Уходить. Москау. Я есть провожател.

Я открыл глаза и вернулся в реальность. Звездочка дремала, уткнувшись лицом в стол. Немец и Митрофаныч смотрели на меня с пьяной выразительностью и молча требовали ответа.

Хозяин не выдержал тишины первым.

— Значит, уходишь, — вздохнул он тяжело. — А говорил, останешься.

Он ждал от меня ответа. Ответа не было.

— Я подумаю, — отвел я взгляд.

— Ништ подумать, — помотал седой головой немец и снова заперхал.

Кашель был нехорошим.

— Найн, — повторил он сипло, когда приступ закончился. — Очен маленький время. Я не мочь ждать долго. Скоро умират.

Они снова смотрели на меня с двух сторон и ждали решения. Один вернулся с того света, чтобы выполнить обещание и проводить меня в Москву, второй принял меня как родного и заботился о моем будущем в поселке покоя.

— Вольфганг, вы все равно сейчас не сможете никуда уйти.

— Потчему? Я смочь.

Старик поднялся из-за стола, сделал шаг в сторону, но его так повело, что он едва удержал равновесие и спешно вернулся обратно.

— Не смочь, — расстроено констатировал немец.

— Я подумаю, — повторил я. — Утром дам ответ. А сейчас не хочу об этом думать. Наливай, Кирилл Митрофаныч.

Снег шел всю ночь. Мы пили до утра. Немец отпал раньше. Мы с Митрофанычем сидели и квасили до тех пор, пока за окном не забрезжил рассвет. Только тогда расползлись: я на лежак, хозяин на полати.

А снег продолжал валить, будто решил отыграть свое. Тихо, мягко. Под такой снег, как под затяжной дождь, хорошо спится.

Кажется, мне даже снилось что-то. Причем вспомнить, что именно, я не смог, но ощущение от сна оказалось приятным.

— Кирилл Митрофаныч! — вторгся в сон далекий вопль. — Дядь Сереж!

Не соображая со сна толком, что происходит, я сел на лежаке и огляделся. За окном было светло, кружились редкие снежинки.

Немец спал, уткнувшись мордой в стол. Звездочка приоткрыла один глаз и мутно глядела на мир, понимая не больше моего. Митрофаныч сел на печи и свесил ноги. Рожа у хозяина была мятая, но во взгляде чувствовалось присутствие мысли, которому я искренне позавидовал.

— Артемка, — сипло выдавил хозяин и закашлялся.

Тихо матерясь, съехал с печи, постанывая, схватился за голову. Перекрестился на красный угол.

— Господи боженька, прости меня грешного. Сколько ж мы вчера вылакали?

Я не стал отвечать на риторический вопрос. Пустая бутыль под столом и вторая, початая, того же феерического объема на столе говорили сами за себя.

Звезда закрыла глаз. Митрофаныч добрался до ведра с водой, зачерпнул кружкой и выпил все одним долгим глотком. Вторую кружку вылил на голову. Выдохнул. На роже появилась блаженная улыбка, которая тут же и слетела, как только резко забарабанили в дверь.

Каждый удар будто канонадой прогрохотал в больной голове. Немец резко сел, очумело поглядел по сторонам. Звездочка открыла, наконец, оба глаза. Но тут же сморщилась и поспешила смежить веки.

Дверь распахнулась с такой силой, будто ее хотели сорвать с петель.

На пороге стоял Артем. Парень видимо долго и быстро бежал. Он тяжело дышал, пучил глаза.

— Дядь Сереж, там… — Артем задохнулся и махнул рукой куда-то в сторону. — Я там… корову ждал. А оттуда… пришли… мужики с ружьями. Тебя спрашивали, дядь Сереж.

— Чего?

Соображалка с похмелья работала вяло.

— Меня здесь никто не знает.

— Толком говори, — проворчал Митрофаныч.

Артем перевел дух и заговорил спокойнее.

— Я у брода сидел, корову ждал. Вчера ж так и не пришла, только дядь Вольфганг. А коровы не было. Так я ее сегодня караулил. А из света вместо коровы мужики пришли. Много. Восемь. Злые. Один такой хриплый и скалится, как волчара. Он у них за главного.

Хриплый и скалится. Перед глазами мгновенно всплыла физиономия большого человека Гришки Фарафонова. Неужели Фара нас нашел?

— Ружьями помахали, — продолжал тараторить Артем. — Спросили про тебя.

— С чего взял, что про меня?

— Он так и спросил: мол, не приходили из света мужик с бабой, старым фашистом и… — Артем потупил взгляд и добавил совсем смущенно: — узкоглазым пидором… Извините, дядь Сереж.

— А ты чего? — Я пропустил мимо ушей и извинения и их причину.

— Ничего. Сказал, что не знаю. Они мне ружье к носу, говорят: если врешь, башку отстрелим.

— А ты?

— Я сказал, что все равно не знаю. Послал их к Ване-радисту. Сказал, может он знает. Они и ушли. А я к вам побег. Ружья у них. И сами дикие. Как бы беды не было, дядь Сереж.

Осознание рухнуло ледяным водопадом. Мысли запрыгали, как шальные белки.

Фара. Больше некому. Меня здесь никто не знает. И через червоточины с людьми и ружьями за мной в компании бабы, немца и тайца мог пойти только он. Значит, надо бежать.

Вот и решение созрело. Само. Видно, не судьба мне в Белокаменном броде имени всякой живности поселиться.

Значит, ноги в руки, немца с собой и — в Москву.

А Яна?!

Внутри похолодело. Артем отправил Фарафонова и компанию к Ване-радисту. К нему же вчера ушла и Янка. Я рефлекторно вскочил на ноги, дернулся к двери.

— Стой! — рявкнул Митрофаныч.

Я замер. Хозяин выглядел на удивление трезво, даже похмельным его трудно было назвать.

— Кто эти, с ружьями? Ты их знаешь?

— Кажется, знаю. Фара и сопровождение.

— Scheißen![74] — выругался Штаммбергер.

Митрофаныч смерил немца оценивающим взглядом.

— И он «кажется, знает». Что за Фара?

— Один большой человек из Великого Новгорода.

— Это тот, у которого ты бабу увел? — Митрофаныч нахмурился. — Хреново греют батареи. Ладно, договоримся.

Я помотал головой:

— Не договоримся. Не те там люди, чтобы договариваться. Да еще и обижены. Уходить нам надо, вместе с немцем. Побыстрее, от греха подальше.

— Значит, не останешься, — вздохнул Митрофаныч, будто у меня был выбор, и все сейчас зависело от моего желания. — А обещал.

— Вам же лучше будет, если мы уйдем.

— Может, и так, — задумчиво протянул Митрофаныч.

Двор был бел. Снегу намело выше колена. Он скрипел, проминался под ногами. На ровном, серебрящемся ковре оставались темные провалы следов. Их было немного: мои, немца и Митрофаныча возле крыльца. Да еще смазанная дорожка, убегающая за забор — следы Артема.

Фигово. По следам парня Фара нас в момент найдет. Хотя… Артем их к Ваньке отправил. А там, что бы ни произошло, Фарафонов будет знать, где меня искать.

Снова возникло нерациональное желание дернуть к улыбчивому Ваньке. Предупредить, спасти. Видимо это стремление очень ярко отразилось у меня на физиономии, потому как Митрофаныч сильно сжал мое плечо.

— Даже не думай, — сказал он тихо, так, чтобы слышал только я. — Эти твои, с ружьями, уже там. Предупредить никого не успеешь. Решил уходить, уходи. Если поторопитесь и напрямки через лесок дерните, успеете.

— А ты?

— Разберусь, — отмахнулся хозяин. — Ты это… захочешь, возвращайся, Серега. Тебя здесь всегда ждут.

Митрофаныч коротко обнял меня, хлопнул по спине. Махнул немцу на прощание. Штаммбергер вскинул в прощальном жесте вялую руку. Вольфгангу было паршиво. Не то сказывалось похмелье, не то просто стало плохо. А может, одно наслоилось на другое.

— Ну, с богом, — напутствовал хозяин, и мы пошли.

Не люблю долгих прощаний, топтаний в дверях. Уходя — уходи.

Мягкий снег скрипел под ногами. Проваливаясь по колено, мы с немцем добрались до сарая. У Штаммбергера тут же началась отдышка. Да, погодка не способствует быстрой ходьбе. А похмелье усугубляет. Утешает только одно: наши преследователи тоже сугробы месят.

— Сережа!

Я обернулся. От дома Митрофаныча, утопая в снегу и спотыкаясь, бежала Звездочка. Я почувствовал укол совести. Яну, которая меня использовала и выбросила как одноразовую салфетку, порывался спасти и не один раз. А про Звезду даже не вспомнил.

— Rx dwy![75]

Мы с Вольфгангом топтались у сарая. Я сердился на себя за невнимательность. Звезда, впрочем, не обиделась. Во всяком случае, когда нагнала нас, вид имела весьма довольный.

— Сережа, — протянула счастливо. — Спасибо.

Я не стал акцентировать внимание на том, за что меня благодарят, только кивнул и отвел взгляд.

— Пошли.

Уже не оглядываясь, мы вышли за останки забора, перемахнули через дорогу и углубились в лес.

Снег забивался везде, где только можно. Ноги мерзли — все же обувка у нас была не зимняя. За спиной на белом ровном полотнище, что насыпалось за ночь и первую половину дня и укрыла Белокаменный, оставались неряшливые провалы следов.

Хреновенько. Тут не то что следопытом быть не надо, с таким шлейфом за спиной нас и слепой найдет.

Звезда споткнулась, не удержала равновесие и рухнула моськой в снег. Поднялась отплевываясь.

— Khīnk, — буркнула обиженно.

Я протянул руку, помог подняться. Звездочка одарила меня благодарным взглядом. Руки у нее были холодными, саму потряхивало. И уже не от похмелья. Мы были не готовы к зиме, и шмоток подходящих на всех у Митрофаныча не нашлось, а искать на стороне времени уже не было.

Особенно к зиме оказалась не готова моя тайская спутница. Для нее такой климат находился за гранью понимания. Они там, в своем Таиланде, снег, поди, только в кино видели.

Немец, напротив, прекрасно знал, что такое русская зима. Но с каждым шагом Вольфгангу становилось все хуже. Из-за всего этого скорость наша значительно падала.

Дом Митрофаныча скрылся за деревьями. Вокруг был лес. Здесь хозяин нас увидеть уже не мог. Идея родилась сама собой.

Я остановился. Звездочка и Штаммбергер смотрели на меня с непониманием.

— Что-то есть случился? — уточнил немец.

— Идите, — покачал головой я. — Все хорошо. Идите прямо, выйдете к стене. Я вас догоню.

Немец покосился на Звезду. Та все поняла. В глазах ее мелькнуло что-то странное, давно забытое. Так смотрела на меня в далекой прошлой жизни мама, когда я сообщил ей, что мы с Боряном едем прыгать с парашютом. Нам тогда было лет по шестнадцать.

— Сережа, не надо — не надо.

Она протянула руку, чтобы меня остановить. Я отступил в сторону.

— Это быстро. Я вас скоро догоню. Идите.

И, не оглядываясь, метнулся в сторону, через лес.

В доме улыбчивого Ваньки я никогда не был. И где этот дом находится, знал только в теории и очень приблизительно. С другой стороны, топографического кретинизма у меня отродясь не было, и направление я знал. А там разберемся. В крайнем случае, следы подскажут.

Солнце скрылось. Пейзаж вокруг стал монохромным. Белый снег, черные деревья, серое небо. Тишина. Только дыхание да скрип шагов. Мое дыхание и мои шаги.

Где-то наверху каркнула ворона. Тяжело сорвалась с дерева. С ветки вниз съехала снежная шапка, посыпалась труха.

Хрен тебе! Черный ворон, я не твой.

Лес густел. После спячки зверье бегало не только по лесам, но и по городам. Дикое, осмелевшее. Впрочем, зверья я не боялся. Митрофаныч говорил, что от волков и собак тут первое время житья не было, но за месяцы после пробуждения жители сумели показать, кто здесь хозяин, и отбить свою территорию. Живность ушла за реку. Хотя по ночам выли как будто бы рядом.

Ладно, не суть. Сейчас людей бояться надо, а не животных.

Ноги проваливались в снег, дыхание сбилось. Я промок, но двигался быстро, потому пока не замерз. Пока. Холод придет позже, в этом нет никаких сомнений.

Прибегать к помощи следов не пришлось. Лес поредел, снова показались дома. А потом появились они. Слава богу, я не успел выскочить из-за деревьев.

Они были далеко и двигались не быстро. Им некуда было торопиться, точно знали, куда и зачем идут. Были уверены, что цель рядом и никуда уже не денется.

Первым шел Толян с ТОЗом. Либо подобрал тот, что я отобрал у него в Новгороде, либо обзавелся новым. Следом шагал Фарафонов. Хмурый, злой, уверенный. Рядом с ним покорно брела Яна. Под глазом у девушки светился свежий фингал. Большой человек Григорий Фарафонов поучил свою бабу, чтоб не бегала, но портить имущество не стал. Не то берег свою собственность, не то испытывал все же к Янке какие-то чувства.

Ваньки с ними не было. Живой ли еще? Или получил за все Янкины измены по полной программе и лежит сейчас, кровью истекает?

Помимо знакомой троицы, я насчитал еще семь вооруженных мужиков.

Круто. Сопротивление бесполезно. Даже если б у меня сейчас был целый арсенал, все равно ничего не успел бы сделать. Надо смотреть правде в глаза: я не герой боевика, стрелять толком не умею, а в рукопашной справлюсь, в лучшем случае, с одним противником. Если б было из чего стрелять, да с эффектом неожиданности и невероятной удачей — мог бы успеть зацепить двух или трех. Потом меня все равно достали бы. А при том, что я безоружен, шансы грохнуть хотя бы одного стремительно приближаются к нулю, если не к минус бесконечности.

Присев в кустах, я наблюдал за тем, как компания вооруженных головорезов топает вдоль края поселка.

«Ну и что теперь, Чип и Дейл в одном флаконе?» — шевельнулось в голове ехидное.

А ничего. За Яну можно не беспокоиться: если Фарафонов сразу не убил, с ней все будет в порядке. Она чудесно устроится на прежнем месте возле Фары. С ее талантами это не составит труда.

За Ваньку-радиста беспокоиться — не мое дело. Кто он мне? Да никто. Он у меня женщину увел. Выходит, ловить здесь больше нечего. Драпать надо. Догонять немца со Звездочкой и делать ноги.

Фарафонов и его кодла приблизились на опасное расстояние. Я опустился на брюхо и залег, чтобы не отсвечивать. Так больше шансов остаться незамеченным.

Подул ветерок, пробрал до костей. Несмотря на адреналин, мгновенно стало холодно. А ведь я знал, что холод вернется. Не простудиться бы.

Вооруженные мужики стали удаляться. Ну вот и всё, теперь не заметят. Можно еще посидеть малость и отступать. Успею добежать до света, догнать своих и убраться отсюда куда подальше раньше, чем Фара со своими головорезами доберется до Митрофаныча.

А там, будем надеяться, что, получив свое и упустив нас, Григорий забудет о мести и вернется к себе в Новгород.

Спины преследователей сделались крохотными, отдалились. Я поднялся с заснеженной земли.

«Митрофаныч!» — мысль ледяным колом ударила в мозг, пронзила позвоночник.

Я закусил губу, ругая себя последними словами. Что ж за дурак-то такой? Чему обрадовался? На меня Фара может и плюнет. Не рационально это — бегать за мной по всему свету. А что он сделает с человеком, который давал нам кров? И что сможет противопоставить Митрофаныч девяти вооруженным мужикам?

Не полезет он на них. И не сбежит. Разговаривать станет, дурень миролюбивый. К чему приведут эти разговоры, догадаться не трудно. Ваньку, например, расчетливый большой человек из Великого Новгорода мог бы использовать как проводника. А раз Ваньки с ними нет, значит, как минимум, ходить он уже не может.

И что будет с Митрофанычем?

И что делать?

Фарафоновская кодла удалялась. В то, что они не застанут Митрофаныча дома и рванут по нашим следам, веры не было.

И тогда я сделал первое, что пришло в голову, а может, в сердце, в обход головы. Поднялся на ноги, вышел из кустов на открытое пространство и во всю глотку, срывая голос, заорал:

— Эй, мудрилы! Не меня потеряли?!

Такая хренька.

…Это случилось, должно быть, классе в пятом. Помню, было помешательство на вкладышах от импортных жвачек. «Turbo» с невероятными фотографиями иностранных машин. «Donald» с мини-комиксами с участием персонажей мультфильмов Диснея. «Love is…» с дурацкими, наивными объяснялками, что такое любовь…

Вкладыши коллекционировали все. А еще на них принято было играть. Каждый игрок делал ставку в один, а то и несколько вкладышей, после чего по получившейся стопке лупили ладонью. Смысл игры был в том, чтобы перевернуть вкладыши. Те, что от удара переворачивались, хлопнувший по стопке игрок забирал себе.

Олег не играл на вкладыши никогда. Он, как и все, занимался собирательством. У него была внушительная коллекция, которую Жирдяй частенько таскал с собой, чем вызывал у окружающих приступы черной зависти. В его собрании цветных, пахнущих жвачкой, отпечатанных на хрустящей клеенчатой бумаге картинок попадались невероятные раритеты. Но никто и никогда не мог развести его на игру.

Более того, мало кто имел возможность подержать в руках и разглядеть его богатство. Я такой привилегией пользовался, благо мы на тот момент были в дружеских отношениях. Борька Киселев с Олегом даже не приятельствовал, называл его в глаза и за глаза Жирдяем и не держал за человека. Потому Борзому доступ к Олежкиным раритетам был заказан.

В тот день мы с Олегом сидели на перемене в классе и разглядывали новинки его коллекции. В классе, кроме нас и девчонок, никого не было. Потом я оставил Олега и пошел в туалет.

На выходе столкнулся с Борзым. Вокруг него сгрудилось пяток наших одноклассников, что ходили у Боряна в прихлебателях, и по одному виду этой компании было ясно, что их объединяет общая цель.

— Серый! — заорал Борька, столкнувшись со мной нос к носу у школьного сортира. — Пошли с нами.

— Куда? — не понял я.

— Жирдяя бить.

— Зачем?

— А чего он с нами на вкладики не играет? Куркуль. Мы ему накидаем и вкладики заберем. Идешь?

Я помотал головой.

— Слабак, — фыркнул Борзый. — Ну и ладно, нам больше достанется.

И они пошли по коридору в сторону класса. А я стоял и смотрел им в спины. Думал, что вот они сейчас придут, побьют моего друга и отберут у него самое дорогое. А я? А что я могу?

— Борян — дурак! — заорал я неожиданно для себя. — Борзая тупорылина!

Киселев резко обернулся и кинулся в мою сторону. Я бросился наутек, но как я ни гнал по коридорам, как ни убегал по этажам и лестницам, меня поймали.

На урок я пришел с опозданием, разбитой губой и порванным карманом. От учителя получил невеселую запись в дневник, но коллекция Олега в тот раз была спасена.

Жирдяя раскулачили несколькими неделями позже…

Я никогда не считал себя трусом, но и на рожон особенно не лез. Бывали ситуации, в которых предпочитал стоять в стороне. Но не зря говорят, что раз в год и палка стреляет. Случались в жизни и такие моменты, когда внутри — раньше мысли, помимо воли — возникало что-то толкающее на необдуманные поступки. Иногда я о них жалел, иногда — нет.

Сейчас не было времени даже на осмысление.

Мелькали ветки, качались перед носом сугробы.

Меня мотало из стороны в сторону. Я тонул в снегу, спотыкался, падал, поднимался и бежал дальше. В голове невесть из каких глубин памяти всплыла хрипатая песенка Высоцкого: «Рвусь из сил я, из всех сухожилий, но сегодня опять, как вчера, обложили меня, обложили, гонят весело на номера».

Дыхание сбилось. Я промок до нитки. Зато ушел холод. Временно, конечно, но хоть так.

Григорий и его люди гнали меня, как зверя. Азартно, весело, предвкушая расплату за все. За бегство, за уведенных Яну и немца, за то, что скакали за мной столько времени, бросив общину и все дела.

Я снова кувырнулся в снег, поднялся на ноги и бросился, пригибаясь и ежась, через лес. Чувствовал я себя при этом загнанным волком, на которого открыли охоту. А чего еще было ждать?

Дурак решил поиграть в героя. Похвально, но только умнее он от этого не стал. Как дураком был, так и остался.

На мой доблестный выход из кустов Фарафонов среагировал мгновенно. С реакцией у большого человека все оказалось в порядке: обернулся на окрик, увидел, узнал, скомандовал. На все это у него ушли считанные секунды.

По счастью, у меня реакция тоже сработала как надо. А может не она, а инстинкт самосохранения. Во всяком случае, с места я рванул раньше, чем люди Фары успели сократить расстояние между нами.

Послышались крики, захлопали беспорядочные выстрелы. Я пригнулся и ломанулся сквозь лес, не разбирая дороги, а только чувствуя направление.

Сзади орали. Стрелять перестали почти сразу, а вот крики не смолкали до сих пор ни на минуту. Все, что мне пока удавалось, это сохранить отрыв. Увеличить его не получалось. А ведь у них Яна — явный балласт.

Видимо, преследователи разделились. Значит, надо сохранить разрыв и успеть нырнуть в червоточину прежде, чем догонят. Вряд ли Фара станет рисковать и лезть в червоточину группами. Если он возглавляет преследование, а Яна осталась с кем-то в арьергарде, то побоится потерять Яну. Если же остался с Яной, а меня гонит Толян сотоварищи, то не захочет оставаться без людей. Нет, в червоточину они пойдут только вместе. Значит, будут ждать.

Так что, если я успею, балласт сыграет свою роль, и фора у меня будет, пусть и небольшая. Оставалось надеяться, что немец со Звездой успели добраться до червоточины. А вот дальше у меня будет свой балласт, и скорость снизится критично. С Штаммбергером по лесам не побегаешь. Он и без этого вот-вот помрет.

Я зацепился ногой за что-то невидное под снегом и полетел вперед. На этот раз все вышло настолько неожиданно, что я растянулся по полной программе, смачно ткнувшись харей в сугроб.

Снег набился в рот и нос, залепил глаза. Я поднялся, провел ладонью по лицу.

Сзади свистели и перекрикивались. Меня заметили. Хлопнули два выстрела.

Я припустил быстрее. Но расстояние уже все равно сократилось.

Не зря писал хрестоматийный классик, что все беды от ума. Не хрена было думать. Бежать надо было. Задумался, и вот результат. Еще бы подумал, как долго буду умирать, если меня поймают.

От этой мысли по спине пробежал озноб, и я невольно задвигался быстрее, хотя сил, казалось, уже не осталось.

У преследователей явно прибавилось азарта. Они гнали меня и улюлюкали. «Обложили меня, обложили, гонят весело на номера».

За деревьями впереди стало светло. Слава богу!

Невероятным усилием я прибавил ходу. Веселья позади меня поубавилось. Снова грохнул выстрел. За ним другой. В паре шагов от меня ствол сосны вспух золотистой розочкой. Сменившийся ветер, что теперь дул в спину, подгоняя меня, помогая бежать, принес запах пороховой гари.

Ничего, охотнички, мы еще покувыркаемся.

Свет был уже рядом, слепил сквозь сосновые стволы.

Выстрелы загрохали чаще, один за другим. Люди Фарафонова почуяли, что упускают меня. Я рванул вперед, выскочил за кромку леса, на край овражка. Не рассчитав, полетел под откос, прямо к реке.

Кувырнулся пару раз, поднялся не останавливаясь, не сбавляя скорости. При другом раскладе подивился бы собственной прыти и акробатическим кульбитам, сейчас — даже не обратил на это внимания.

— Сережа!

Я повернулся на голос. Немец и Звездочка стояли возле света, в полусотне метров вверх по течению Пышмы.

— Сюда! — замахала руками Звезда, сообразив, что я их заметил.

Сил на ответ не было. Я мотнул головой, резко выбросил руку в указующем жесте. Вперед! В червоточину! И бросился в свет.

Вода в реке обожгла холодом. Ноги промокли окончательно. Свет слепил. Сзади палили из ружей и орали.

Воды было уже выше пояса, сияние жгло глаза. Я смежил веки.

Что-то резко дернуло за рукав. В груди похолодело от страха.

Схватили! Нет, не могли меня догнать. Я ушел. Ушел!

Я резко дернул руку, пытаясь вырвать рукав из чужой хватки. Удалось. Почувствовав свободу, кинулся в воду и поплыл.

Одежда намокла, стала тяжелой и холодной. Свет терял силу. Отступал. Крики и выстрелы остались с той стороны.

Ушел.

Что-то шкрябнуло по груди. Мгновение испуга сменилось пониманием: дно.

Я уткнулся в пахнущий водорослями берег и замер, приходя в себя. Какое-то время так и лежал в воде с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в раскисшую землю.

— Зачем залезайт в вода, когда ест мел?

— Какой мел? — не понял я.

— Мел. Брод, — пощелкав пальцами, вспомнил слово Вольфганг.

— Времени не было мел искать, — пробормотал я, поднимаясь и открывая глаза.

Вокруг было лето. Зеленели деревья, трава. Светило солнце. Не просто светило, грело. И Пышма, что текла точно так же, как и по ту сторону света, была теплой. Я это заметил только теперь. Сил осталось только на усталую радость. Невероятное везение. Все-таки сегодня мой день.

— Хорошо, — вымученно улыбнулся я, встав на ноги.

— Плохо, — покачал головой Штаммбергер. — Это тепло не есть постоянно. Искажение только на этот слой. Другой слой снова станет зима. Вы не успеть сохнуть. Очен плохо.

Я поглядел на немца, похоже он был уверен в своих словах. Не самая приятная новость, ну хоть сколько-нибудь погреюсь.

И немного времени у нас есть. Пока Фара со своими головотяпами соберется, пока они брод найдут. В воду-то вряд ли полезут.

Я стянул с себя мокрую куртку. Предплечье пронзило болью. По рукаву расползалось темное пятно. Кровь. Никто меня, выходит, не догонял и не хватал за рукав, просто пуля зацепила.

Боль была не сильной, но противной. Тянущей.

Звезда смотрела на окровавленную руку выпученными глазами.

— Сережа…

Отвечать на незаданный вопрос я не стал. Расстегнул рубаху, стянул рукав с больной руки. Несмотря на обилие крови, рана оказалась пустяшной. Просто глубокая царапина. И опять повезло.

Я сбросил рубаху полностью.

Штаммбергер окинул царапину оценивающим взглядом.

— Перевязыват надо.

— Не надо, — отмахнулся от немца.

— Надо-надо, — поддержала Вольфганга Звездочка.

— Идти надо. Остальное — потом.

Я подхватил куртку, протянул тайской спутнице.

— Держи крепко.

Звезда, не разгадав моей затеи, вцепилась в край куртки. Я ухватился за противоположный конец здоровой рукой.

— Крути, — попросил я Звезду.

Та, наконец, сообразила, поспешно принялась выкручивать куртку, отжимая воду. Вольфганг тем временем выудил откуда-то раскладной швейцарский нож и без зазрения совести шинковал на длинные лоскуты мою рубаху.

Все-таки решил меня перевязывать. Упрямый, зараза.

Штаммбергер перехватил мой взгляд, пояснил:

— Время ест. Тут и там время идти по-другой. Иначе. Не одинаков. Аномалия. Поэтому здесь тепло, лето. Поэтому у нас ест время. Не надо торопится. Надо перевязыват.

Я вскинул руки, давая понять, что сдаюсь, больше не спорю, и позволил немцу на пару со Звездой перебинтовать мне конечность. Мотать бинты не умели ни тот ни другой. Хотя уж ученый, по идее, какие-то азы первой медпомощи должен был знать.

Обзаведясь неудобной убогой повязкой, я отжал штаны, надел их и куртку на голое тело. Вылил воду из ботинок, обулся. Стало как будто немного суше и теплее.

«Толку-то?» — одернул сам себя.

До следующего слоя все равно высохнуть не успею. А возвращаться в зиму хоть в мокром, хоть во влажном — не велика разница.

Адреналин постепенно сходил на нет. Теперь во всем теле чувствовалась усталость. Ныла и подергивала перебинтованная рука. Хотелось лечь и заснуть. Желательно прямо здесь, на летнем берегу реки. Хотя на лежаке в доме Митрофаныча, предварительно тяпнув полстакана самогона, тоже было бы неплохо.

Мечты.

Сделав над собой усилие, я расправил плечи и повернулся к немцу:

— Куда дальше?

— Туда, — кивнул вперед Штаммбергер. — Еще один слой. А там точка переход. Надо поторопится. Скоро здесь случиться догонятели.

Я кивнул, и мы пошли.

Иногда у меня возникало ощущение, что немец в своей прошлой жизни, то есть до того, как мы с Митрофанычем его схоронили, говорил по-русски немного лучше. Впрочем, он и сейчас был понятен, а прочее неважно.

Несмотря на отсутствие снега, Вольфганг шел медленно. Подгонять было бесполезно. Старик выглядел хуже, чем утром с похмелья. Кожа растрескалась до крови, местами пошла струпьями. Не знаю, как выглядят прокаженные, но в моем представлении Штаммбергер сейчас напоминал одного из них, и временами казалось, что от него, как в дурной чернушной комедии или глупом американском мультфильме, начнут прямо на ходу отваливаться части тела.

Новая стена появилась раньше, чем могла бы. Высохнуть до перехода на второй слой я не успел. Да и не мог успеть. Даже на теле, на солнцепеке по летней полуденной жаре, куртка с джинсами и за час не высохнут. А у нас не было ни солнцепека, ни часа в запасе.

И без того уже случилось слишком много удачи.

Мы уже добрались до стены, когда в червоточину вошли преследователи. Они были далеко, но увидели нас практически сразу.

Сзади донеслись ставшие привычными крики. Давненько их слышно не было. Хорошо хоть без пальбы обошлось. Пока.

Я обернулся. Предчувствия не обманули: фарафоновские, преодолев брод, по одному выходили на берег. И кричали они именно потому, что увидели нас. Среди тех, что вышли первыми, был и сам Фара. Последним появился Толян, подгоняющий Яну стволом ТОЗа в спину.

— Бистро! — с неожиданной твердостью приказал немец, выводя меня из внезапного оцепенения.

Да уж, самое время ускориться. На ходу закрывая глаза, я быстро зашагал к сияющей перед нами стене.

О том, что попал на второй слой, я догадался раньше, чем свет потерял силу. Просто резко стало очень холодно. Видимо, поблажки от госпожи удачи на сегодня закончились.

Под ногами снова заскрипел снег. Я не стал останавливаться, шагал, пока сияние не перестало жечь сетчатку сквозь сомкнутые веки. Затем открыл глаза. Солнца не было. Звезд и луны тоже.

Освещение здесь напоминало неоновое мерцание в ночном клубе, с той лишь разницей, что в клубе оно моргало в закрытом помещении и под бодро долбящий музон, а здесь было заснеженное поле и никаких звуков, помимо природных.

Укрытое снегом поле было огромным и, на удивление, совсем не заросло. По его краю тянулась черная стена леса. Вдалеке, у границы с лесом, торчала обветшалая водонапорная башня.

Штаммбергер кивнул в ее сторону.

— Туда. К башне, — произнес он сипло и неожиданно повалился на снег.

— Сережа! — вскрикнула Звезда.

Но я уже и сам бросился к Вольфгангу.

Немца гнуло дугой, на сизых губах проступила пена. Глаза закатились, так что видно было только покрытые сеткой лопнувших сосудов белки. Жуткое зрелище.

О том, чтобы он передвигался самостоятельно, теперь не могло быть и речи.

Дьявол! Как же всё не вовремя.

Я опустился рядом с немцем на колени. Не совсем понимая, что и зачем делаю, подхватил его скованное судорогами тело под мышки, приподнял.

Штаммбергер обмяк так же внезапно, как и скрючился до того. Тело немца легко перегнулось, но глаза по-прежнему оставались закаченными, а с похожих на дождевых червей губ падала желтыми клочьями пена.

— Вольфганг!

Я похлопал немца по щекам.

— Ну же!

Внутри нарастало отчаяние. Пощечины с каждым разом выходили все сильнее. Когда от очередного шлепка голову старика сильно мотнуло в сторону, Звездочка перехватила мое запястье.

— Сережа, не надо.

— Что не надо?

Тонкие пальцы моей тайской спутницы давили на запястье. Я попытался выдернуть руку, но хватка у трансвестита была отнюдь не девчачья. Нормальная такая мужская хватка.

— Отпусти, — попросил я, расслабляя руку.

Звезда тотчас повиновалась.

Немец хрипел. По подбородку ползли клочья пены. В странном мерцающем свете он выглядел особенно дико.

Чертыхаясь, я поднялся, подхватил тело Вольфганга на руки и взвалил на плечо. Старик оказался тяжелее, чем мне запомнилось в прошлый раз.

Ладно, хорошо хоть идти по прямой и на открытом пространстве. Вот если б мне пришлось его по узкой винтовой лестнице тащить, было б значительно хуже.

Быстро идти все равно не получилось. Звезду трясло от холода. Я, напротив, уже ничего не чувствовал, но тело, перекинутое через плечо и весящее не один десяток килограммов, явно темпа не добавляло.

Водонапорная башня приближалась тяжело, враскачку. Очень скоро рядом с ней стал виден свет. Еще немного, и он налился, засветился золотистыми искорками, будто оживая.

На плече захрипел Штаммбергер.

— Погодите, старина, только не помирайте, — бормотал я себе под нос, как заклинание.

Звезда вырвалась вперед. До башни она добралась первой.

— Куда теперь?

— Вперед, — мотнул я головой в сторону света.

— Найн, — просипело из-за плеча.

Я остановился в полутора десятках шагов от сияния и опустил ученого на землю. На этом силы кончились.

— Надо подниматься, — едва слышно прошелестел немец.

— Куда?

— Наверх. На башня. Там ест переход.

Башня стояла рядом с нами. Старая, облезшая. Потерявшая цвет от солнца, дождей, грязи и пыли. По ее серой стене вверх змеилась проржавевшая металлическая лестница с хлипкими перильцами, взбиралась на бак и огибала такими же ржавыми перилами крышу.

— Там ест переход, — повторил Штаммбергер, указывая пальцем в мерцающее неоном небо.

— Вы их все, что ли, знаете?

— Найн. Мы не знать все. Только изучать. Только некоторый знать. Надо наверх. Бистро. Но только по один.

По одному? Одного взгляда на Вольфганга было достаточно, чтобы понять: один он на башню не взберется никак.

— Я вас подниму.

Старик мотнул головой.

— Лестница старый. Не выдерживать. Только по один. Поднимайте себя. Я сам себя поднимать. После.

Мы переглянулись со Звездочкой. Я кивнул на лестницу. Тайская спутница смиренно побрела к башне. Продрогшая, измученная, загнанная. Надо было оставить ее в Таиланде. Привязать к памятнику утопшей императрицы, так чтоб отвязалась, но часа через два. Ей-богу, для нее это было бы лучше.

Звезда уцепилась руками за ступеньку, что находилась на уровне глаз, поставила ногу на нижнюю и проворно, словно матрос по вантам, стала карабкаться наверх.

Лестница угрожающе скрипела и дрожала. Вниз от каждого движения Звездочки летели ошметки ржавчины. Прав был Вольфганг, двоих эта ерунда не выдержит. Под одним-то может развалиться в любой момент.

Звездочка тем временем добралась почти до самого верха. Я неотрывно следил за ее мерцающим в странном неоновом свете передвижением. Из-за освещения казалось, что она двигается рывками. Или вовсе телепортируется со ступени на ступень.

Метра за полтора до огороженной площадки на крыше бака, тайская подруга замерла. Лестница ощутимо содрогнулась. На секунду показалось, что она сейчас отвалится. Оторвется от стены и рухнет вниз.

Балансируя на ржавой конструкции, Звездочка словно ждала чего-то. Потом резко дернулась и в несколько ловких точных движений оказалась на крыше. Мелькнула между прутьями перил, помахала сверху рукой.

Я повернулся к старику. Тот глядел на меня. Глядел так, что сразу было ясно: теперь моя очередь, и спорить нет смысла.

— Бистро, — сипло поторопил Штаммбергер.

— А вы?

— Я за вами. Надо собраться силы.

Спорить я не стал. Поднялся, подошел к основанию водонапорки. Ржавая лестница обожгла ладони холодом.

«Все-таки я сегодня сдохну, — пришло некстати в голову. — Или Фарафонов пристрелит, или замерзну, или загнусь от какого-нибудь воспаления легких».

На морозе в мокрой одежде бегать вредно. И после таких пробежек, если хочешь жить, надо куда-то, где тепло и сухо. А я среди зимы. Без крыши над головой, без очага. Даже без возможности переодеться.

Перехватывая руки и переставляя ноги, я принялся карабкаться по ржавой лестнице. Поцарапанное плечо ныло и тянуло.

Вот что такое дом. Возможность согреться, переодеться, отлежаться, зализать раны. Место, где я могу чувствовать себя защищенным. Вот куда я все время бегу ичего ищу.

«Идиот, — одернул я сам себя, — нашел время и место для откровений».

Конструкция, которую язык не поворачивался назвать лестницей, скрипела и скрежетала. Чем выше я поднимался, тем сильнее штормило. Не то ветер здесь был сильнее, не то крепеж у основания лучше сохранился, но мотало наверху серьезно.

От мерцающего неонового света и мелькающих ржавых ступеней начало подташнивать, хотя я никогда не жаловался на укачивание и прочие морские болезни. В глазах рябило, начала кружиться голова. Я замер, выравнивая дыхание, собираясь с силами.

Муть отступила. Головокружение сменилось слабостью. Холодный ветер пробирал до костей.

Только бы не грохнуться. Если сорвусь, облегчу Фарафонову жизнь. Ему не только ловить, но и убивать меня не придется.

Взвешивая и рассчитывая каждое движение, ступенька за ступенькой я преодолел последние метры.

Лестницу резко мотнуло в сторону. Я замер, удерживая равновесие, хотя первым желанием было без оглядки рвануть вперед, на крышу бака.

Ржавая конструкция качнулась в обратную сторону. Верхний крепеж лестницы почти совсем сгнил. Если ниже она была хоть как-то закреплена, то здесь держалась на одном изъеденным коррозией болте и проржавевших, уходящих наверх перилах.

Я очень медленно перенес вес и взялся за край верхней площадки. Почувствовал, как меня хватают за руку, тянут вверх. Вцепился, подтянулся на здоровой руке. Вскарабкался на холодное, ржавое железо, перевел дыхание. Почти физически почувствовал, как примерзаю к крыше бака.

— Сережа, хорошо? — мяукнул над головой заботливый голос Звездочки.

— Нормально, — хрипло выдавил я. — Только очень холодно.

С ближнего края водонапорной башни просматривалось все поле, мерцающее в дрожащем неоновом свете. И граница слоя, из-за которой должны были вот-вот явиться люди Фары.

У дальнего края крыши высилась, наливаясь тяжелым золотом, слепящая стена света. Видимо, именно здесь находится точка перехода, о которой говорил немец. Надо бы скорее уходить, а то мы с такой подсветкой за спиной — мишень круче, чем в тире.

Я доковылял до перил, наклонился и помахал Штаммбергеру:

— Вольфганг, скорее.

В первое мгновение показалось, что ученый меня не услышал и не увидел. В груди похолодело от страха. Может, он там уже мертвый? Сидит в этом неоновом мерцании. Или ему стало плохо, он потерял сознание. А мы здесь, наверху, и не можем помочь. Надо спуститься…

— Вольфганг!

Немец молча вскинул руку, давая понять, что услышал. Застыл на несколько секунд. Затем чудовищным усилием воли воздел себя на ноги, шатаясь, подошел к лестнице и механическими движениями начал подтягивать тело и переставлять ноги.

Даже с такого расстояния и при скудном освещении было видно, как тяжело ему дается каждая новая ступень.

Могучий старик! Другие в таком состоянии строчат завещания и закатывают истерики близким родственникам, а этот…

Штаммбергер запнулся. Нога соскользнула со ступени. Лестницу качнуло в сторону.

Сглазил!

Время будто застыло. В неоновом мерцании я словно покадрово видел, как срывается Вольфганг.

Скрежетнуло. Лестницу мотнуло в обратную сторону. Немец повис на руках, выдавил явно нецензурную тираду, из которой я разобрал только несколько раз повторяющееся «scheißen», и медленно подтянулся.

Испытать облегчения мне не удалось. Не успел.

— Сережа!

Звезда показывала на другую сторону поля, через которое со стороны мутного далекого света шли девять вооруженных мужчин и подгоняемая чуть ли не пинками девушка.

Я метнулся к лестнице. Штаммбергер поднимался, но очень медленно. Потрескавшееся лицо его напряглось. Глаза наполнились невыносимой мукой. Скулы свело судорогой. Старик поднимался, выкладывался по полной, но до верха было еще далеко, а сил у него уже не было.

— Вольфганг!

Ученый запрокинул голову и глянул на меня мертвым взглядом.

Да он же не успеет. И понял это уже давно. Лезет, сопротивляется из какого-то природного, непонятного мне упорства. Наверное, именно это упорство и отличает чертовых ученых от никчемных манагеров, торгующих тачками.

Не раздумывая, я подобрался к краю, перевернулся, готовясь скинуть ногу, спуститься, помочь.

— Найн, — резко каркнул снизу немец, заставляя вернуться на место. — Нельзя.

— Вольфганг! — я закусил губу, пытаясь найти какое-то решение.

Решения не было.

— Вы идти. Буду вас догоняйт. Только идти. Объязательно идти и не остановится. Ни при каком обстоятельстве.

— Мы подождем здесь, — ответил я твердо.

Штаммбергер снова выругался. Искореженное болью и болезнью лицо его в неровном мигающем свете выглядело жуткой посмертной маской, снятой с нечеловеческого существа.

Лестница скрежетала, вибрировала и гудела. Вот бы Фарафонов со своей кодлой полез сюда и всей компанией вместе с этой ржавой дрянью научился летать! Сколько бы проблем разом разрешилось: им бы ловить никого не надо было, нам бы бегать больше не пришлось.

— Khīnk!

Грохнул выстрел. Звякнуло, выбивая ржавчину из бака водонапорки. Я выматерился и пригнулся.

— Быстрее, Штаммбергер! Быстрее, мать вашу за ногу!

Немец подтянулся. Громыхнул второй выстрел.

Вольфганг вздрогнул, откинулся назад. Завис на несколько секунд в нелепой позе, словно переигрывающий актер в дурном кино. Сорвался и полетел спиной вниз. С мягким хлопком грянулся о землю.

Лестница еще вибрировала, растревоженная резким рывком, но по-прежнему держалась. Даже верхняя часть, что болталась на одном болте и ржавых перилах.

— Один готов! — радостно сообщил жизнеутверждающий голос.

Посмотреть бы на тебя, стрелок Ворошиловский. Я подполз к краю и приподнялся на локте. Увидеть ничего не успел. Тут же захлопали ружья, задребезжала картечь, высекая искры и ржу из потрепанного временем бока водонапорного бака.

Поспешно вжавшись в металлическую крышу, я отполз в сторону. Звезда лежала рядом. Кивком она указала мне на золотистое сияние, до которого было всего ничего — крыша водонапорки.

— Туда?

— Нет, нельзя. Немец сказал только идти, быстро и не останавливаться. Проползти не выйдет. А встать нам не дадут.

Звездочка, будто пытаясь проверить мои слова, подняла голову и тут же распласталась по крыше. Ружейные хлопки не заставили себя ждать.

— Козел, тупая задница! — обиженно крикнула Звездочка и добавила еще пару слов по-тайски.

Выстрелы стихли. Кто-то обидно расхохотался. Радуются сволочи, загнали в угол, веселятся.

Снизу металлически заскрежетало. Я придвинулся к краю. На первых ступенях лестницы в мерцающем свете болтался один из людей Фарафонова и довольно споро лез наверх.

«Обложили меня, обложили», — в который раз за сегодняшний день зазвучала в голове строчка старой песни.

А вот хрен вам, раз так. Будет ни нашим ни вашим.

Я повернулся на живот, развернулся ногами к лестнице, свесил правую ногу и со всей дури, насколько позволяло неудобное положение, вмазал по верхней ступени. Противник, что лез наверх, находился еще далеко на закрепленной части лестницы, и моя выходка ему не сильно мешала. Ну да и расчет был совсем не на это.

Я ударил еще раз. В ногу отдало болью. Дергало и ныло в поцарапанном предплечье, которое теперь тоже было напряжено.

Чертова лестница. Когда по ней лезли, она выглядела совсем хлипкой. Казалось, чуть шелохнешься и развалится. А на поверку несчастный ржавый болт, что едва держал верхнюю секцию, оказался невышибаемым.

Меня заметили снизу. Видно, вплотную к башне подобрался не только лазутчик, болтающийся на лестнице. Раздался выстрел. Мимо. Я съежился и снова с силой саданул ногой.

Опять грохнуло. И опять мимо. Снизу поспешно защелкало. Видно, у того, кто прикрывал лазутчика, была двустволка, которой теперь закономерно требовалась перезарядка. Хорошо.

Морщась и кусая губы в кровь от боли, я со всей силы лупил ногой по лестнице. Еще и еще.

Ну же, свинота! Давай! Ты же ржавела тридцать лет. И до того еще хрен знает сколько. Ты же разваливалась!

Давай!

Словно услышав мои молитвы, ржавый болт, последний, что удерживал верхнюю секцию, надломился. Шляпка со звонким щелчком отлетела в сторону. Лестница под тяжестью поднявшегося уже значительно выше середины водонапорной башни фарафоновского прихвостня оторвалась от стены и отклонилась назад. Зависла на натянутых ржавых перилах.

Я резко подтянулся, вывернулся, возвращая тело полностью на крышу бака.

Мужик на лестнице засуетился, задергался на месте. Глупо и бессмысленно. Испуганно. Это и решило его судьбу.

Ржавая конструкция оторвалась, выдирая с мясом кусок перил, изогнулась. Преследователь не удержался и с криком полетел следом за мертвым Вольфгангом.

— Вот так, суки, — процедил я сквозь зубы. — Один-один.

Лестницу вывернуло уродливой петлей. Верхний ее край, прилегающий к стене, заканчивался метрах в трех от края крыши. Выше теперь подняться было нельзя.

Вот теперь повоюем.

Помню, в детстве все любили фильм про Д'Артаньяна и трех мушкетеров. Лупились на палках, как на шпагах, и фальшиво пели, не понимая оригинальных слов и перефразируя: «Пара-пара-порадуемся на своем веку красавице Икупку, счастливому клинку».

Меня не завлекала ни неведомая «красавица Икупка», в которую трансформировалась в детском сознании страсть королевских мушкетеров к пьянке, ни усатый морщинистый Боярский, который врал, что ему восемнадцать лет.

Мне нравилось другое кино. То, где Лев Дуров владел каратэ, а Полад Бюль-Бюль Оглы в конце красиво пел на башне, которую пытались сжечь негодяи, обложившие героев со всех сторон.

Башня горела, не сдавшийся Полад стоял на краю и пел о жизни, смерти и борьбе.

Красивое кино.

В детстве я представлял на башне себя, и это было круто.

Мечты сбываются. Сейчас я сидел на башне. Что сказать… петь мне не хотелось.

Было холодно. Настолько, что я практически ничего уже не чувствовал. Ныло перетянутое подобием бинта плечо. Болело все тело. Саднило в груди. Хотелось кашлять.

Дул ветер. Мерцало странное неоновое свечение, словно в ночном клубе.

Внизу лежал мертвый Штаммбергер.

О том, чтобы героически подняться и встать на краю башни, не могло идти и речи. Стоило лишь шевельнуться, как снизу начиналась прицельная стрельба. А для нас со Звездой это было критично. Это у немца жизней больше, чем у кошки. У нас-то по одной.

Мышеловка захлопнулась. Мы сидели на крыше водонапорной башни, в двух шагах от спасительной стены света и не могли даже головы приподнять. Наши преследователи сидели внизу, загнав нас в угол, и не имели возможности дотянуться до затравленной жертвы. Кажется, в шахматах это называется пат.

Впрочем, теоретически у нас возможность выигрыша была. Подождать, пока у сидящих внизу кончатся патроны, и сдернуть через точку перехода. Вот только пока патроны кончатся, нас могли запросто пристрелить. А еще я начинал кашлять. Ломило кости, замерзшее до бесчувствия тело наполнилось слабостью. Видимо, температура начинала зашкаливать.

Еще немного, и все будет бессмысленно.

Вечерело. Фара не торопился. Он умело разделил своих людей: часть оставил держать нас на прицеле, других отправил за дровами. Сейчас внизу потрескивало несколько костров. В чане закипала вода из растопленного снега.

Фарафонов мог быть какой угодно сволочью, но в рациональности ему трудно было отказать. Люди внизу будут сыты, согреты. Они будут спать по очереди. И не дадут нам пошевелиться. Они смогут держать осаду долго. Потому что их много. Мы не сможем ничего.

Проверяя справедливость мысли, я приподнялся. Тут же один за другим громыхнули три выстрела. Картечь последнего дренькнула в бак водонапорки аккурат рядом со мной.

Я вжался в крышу.

— Что, Серый, ссыкотно? — хрипло поинтересовались снизу, и я узнал голос Фарафонова.

— Не дождешься, — крикнул я в ответ, но голос сорвался на раздирающий грудь кашель.

— Тогда башку подними.

— Ага, хренушки! Я башку подниму, а мне в ней пару лишних дырок сделают. Спасибо, не надо.

Бравада была вымученной, я и сам это прекрасно понимал. Но внутри зрело такое отчаяние, что оставалось только отшучиваться. Иначе можно было сразу ложиться и подыхать.

Большой человек из Великого Новгорода дураком не был, и тоже понимал безвыходность моего положения. И тоже ждал, хотя лишние ожидания его явно не радовали.

— А то спускайся, — донесся его хриплый голос, словно он читал мои мысли, — поговорим.

— Иди в дырку в заднице, ящерица, жрущая мусор! — вмешалась в нашу беседу Звездочка, смешивая в кучу русские и переведенные на русский с тайского ругательства.

Вышло как-то по-детски. А если учесть, что все это она выпалила с мяукающими нотками, получилось не обидно и не угрожающе. Скорее, смешно.

— А ты, гомосятинка, помалкивай, когда мужчины разговаривают, — отозвался Фара. — Так что. Серый, спустишься?

Я перевернулся на спину и уставился в вездесущее неоновое мерцание, заменившее даже небо.

— Лестницы нет. Давай так поговорим.

— Ну давай так, — согласился Фарафонов. — У меня к тебе предложение. Ты ж понимаешь, что сбежать не удастся. Мы с тобой взрослые занятые люди. Зачем тянуть время и тратить патроны? Давай так: мы стрелять не будем, а ты сам с крыши спрыгнешь. И справедливость, наконец, восторжествует.

Я снова перевернулся на живот. Подполз к краю и осторожно высунул нос. Обычно этого было достаточно, чтобы началась пальба. Сейчас не раздалось ни единого выстрела. Патроны кончились? Или Фара это серьезно?

Большой человек из Великого Новгорода стоял, держа отведенную в сторону руку в напряженном жесте. Видимо только эта рука и сдерживала сейчас стрелков. Она же могла дать команду палить на поражение. Или у преследователей в самом деле наметились проблемы с патронами?

— Ну что? Идет?

На физиономии Фары проявился неприятный оскал, что означал улыбку.

Нет, не было у него никаких проблем. Григорий просто развлекался. Мог себе это позволить, сволочь мстительная.

— Думай быстрее, — поторопил он. — Предложение более чем гуманное. Тому радисту, что Янку хотел, мои ребята хотелку на верньер намотали. А тебе я по старой дружбе предлагаю легкий и быстрый выход.

Я откатился от края, теряя из поля зрения и Фару и его людей.

— Спасибо, я не тороплюсь.

Сказал я это не громко, но в груди снова возникла резь, в горле запершило, и я опять закашлялся. Долго и надсадно. Почти как старик Штаммбергер.

Конечно, я не тороплюсь, вот только долго мне не протянуть.

На лоб легла ледяная дрожащая ладонь Звездочки.

— Сережа, ты горячий. Очень-очень.

Я закрыл глаза. Да, горячий. Да, знаю. Да, это конец.

Даже если мы сейчас уйдем, шансов практически нет.

Потому что там, за светом, с большой долей вероятности будет зима.

Потому что там с огромной долей вероятности будут люди. Чужие люди, которым наплевать замерз я или болен, голоден или раздет. Большинство из них не поделится ни крышей над головой, ни куском хлеба, ни теплой курткой.

Они не согреют и не вылечат. Ведь я для них никто, отброс. Чужак. И не важно, на каком языке они говорят, какому богу молятся, какой принадлежат культуре. Для большинства я всегда буду чужим.

Потому что всем давно объяснили, что человек человеку волк. Так и живем. Особенно, пока у нас все более-менее ровно. Скалимся соседям, не улыбаемся, а скалимся. Как Фара. А на чужих и обделенных смотрим вовсе как на говно. У нас-то все неплохо. Нет, не хорошо. И хорошо никогда не будет. Хорошо только у Березовского с Абрамовичем. Но неплохо, ровно. И уж так, как у этих уродцев-нищебродов никогда не будет.

Говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Но кто сейчас помнит эту поговорку?

Казалось, анабиоз напомнил. Всех сровнял. Но, увы, ненадолго.

Когда-то в прошлой жизни какие-то умники вроде нашего Штаммбергера провели эксперимент. Поставили в клетку к мартышкам аппарат с рычагом. Дергаешь рычаг, получаешь жетончик, который можно обменять на банан. Дергаешь сильнее, получаешь жетончик, ценностью в гроздь винограда. Дергаешь очень сильно, получаешь что-то еще повкуснее.

Не знаю, чего хотели добиться этим экспериментом высоколобые умники, но результат проявился довольно быстро. Прошло совсем немного времени, и у несчастных мартышек началось социальное расслоение.

Появились обезьяны-трудоголики, которые стали дергать рычаг до опупения. И чем больше дергали, тем зажиточнее становились. Появились обезьяны-рэкетиры, которые не дергали рычаг, а просто силой отбирали жетоны у других. Появились обезьяны-попрошайки, устроившиеся возле аппарата с рычагом с протянутой лапой.

Рычаг не сделал из обезьяны человека, но заразил несчастных мартышек человеческой болезнью. Разделил макак на богатых и бедных, подарил стремление к роскоши, жадность, алчность, а вместе с ними и наплевательское отношение к тем, кто по какой-то причине этой роскоши оказался лишен.

Мартышки окончательно свихнулись на жетонах. И только маленькая их группа вела себя разумно: сама дергала рычаг и брала от аппарата не больше, чем требовалось для нормальной обезьяньей жизни.

На то, чтобы спятить и разделиться на сверхобезьян и недообезьян по социальному признаку, у мартышек ушли считанные недели. Но то макаки. Человек, в отличие от обезьяны, звучит гордо, на то чтобы свихнуться и оскотиниться ему нужно значительно меньше времени. И память у хомо сапиенса на многие вещи короткая.

Наивно было полагать, что анабиоз научит человечество думать, или хотя бы заботиться, не только о своей заднице, если тысячелетия мировой истории никого ничему не научили. А ведь такой шанс был!

Но никто не воспользовался. Совсем никто! Потому что редкие Люди, вроде Митрофаныча, людьми были всегда. А те, кто друг другу волк, так шакалами и остались. Разве что одни из них приспособились кусать сразу, не показывая предварительно зубы, а другие сбились в стадо. И самое смешное и одновременно грустное в том, что каждый в этом стаде потенциально шакал, а не человек.

Взять новгородскую общину Фарафонова, ее основу, что горбатится на принудительных работах за пайку. Это вместе они толпа, а каждый по отдельности — вроде личность. Со своим прошлым, настоящим и мечтой о будущем. Только в этих мечтах никто не грезит стать Митрофанычем. Но каждый первый спит и видит себя на месте Фары.

Вот и выходит, что толпа, в идеале — потенциальные Люди. А на деле — недофарафоновы.

Мысли унеслись совсем далеко. Я уже не чувствовал холода, не чувствовал боли. Только бесконечную слабость и помаргивание неонового света сквозь сомкнутые веки. Возможно, я бредил.

Дрожащая ладонь снова коснулась лба.

— Сережа, у тебя… mī khị sūng…[76]

— Что?

— Лихорадка.

Я открыл глаза. Надо мной склонялась Звездочка, и вид у нее был сильно обеспокоенный. Кажется, моя температура волновала ее больше, чем восемь вооруженных мужиков, жаждущих ее застрелить.

В душе шевельнулась жалость. Бедная Звезда. Я сдохну, она останется одна — в чужой стране, в безвыходной ситуации.

Ну зачем, за каким хреном она со мной увязалась? Немец, ладно, он помочь обещал, и потом немец бессмертный и знает, как вернуться, ему все по боку. А Звезда — обычный живой человек. За каким бананом она бросила дом, родную страну с вечным летом, людей, которых она понимает, и поперлась за мной в холод и непонятки?

— Извини, — прошептал я.

— Почему? — искренне удивилась Звездочка.

— Не «почему». Правильно спросить «за что?»

— За что?

— За всё.

— Лихорадка, — с пониманием повторила Звездочка.

Я с трудом повернулся на бок. Сил не было, грудь раздирало так, словно там вращались ножи гигантской мясорубки.

Внизу притихли. Не иначе, затеяли что-то. Я осторожно попытался подняться. Тишина тут же взорвалась хлопками выстрелов.

— Шкурку не попортите, — донесся вслед выстрелам хриплый голос.

— Ты же обещал, что стрелять не станете, — уличил я Фарафонова.

— А ты чо, кинуться решил? — полюбопытствовал еще один знакомый голос. Толян!

— Толян, ты?

— Я, Серега. Кто ж еще, — голос Толика звучал без былой неприязни. — Поздно ты прыгать надумал. Раньше надо было.

— Хватит с ним лясы точить, — одернул Фара. — Ты, Серый, имел шанс умереть быстро, но ты его просрал. Теперь будешь долго и медленно умирать.

Господи, как же мне надоели кретины с понтами. Шакальё, долго получавшее палкой по башке и дорвавшееся до ситуации, в которой оно может взять палку и навалять кому-то другому. И даже не своим бывшим мучителям, а просто каждому встречному, кто окажется слабее.

Прежде на Фарафонова нашелся бы и уголовный кодекс, и правоохранительные органы. Сейчас органы прекратили свое существование, следить за исполнением закона стало некому, и все эти Фарафоновы и прочие Балодисы решили, что закон и порядок — это они.

— Руки коротки, — огрызнулся я.

Будто в ответ на мои слова снизу что-то тяжело грохнуло. Удар вышел настолько мощный, что водонапорная башня дрогнула и загудела.

— Что за…

Второй удар не дал договорить. Водонапорка дрогнула, я едва не прикусил язык.

— Решил башню завалить? — поинтересовался я, готовясь к новому удару. — Устанешь. Ее строили тогда, когда это умели делать на совесть.

— Не торопись, всё в свое время узнаешь. Мне тут умные люди идею подбросили. Простую, как три копейки. Тебе понравится.

Я дождался третьего удара и приподнял голову. Попытался приподнять. Не дали. Стрельба возобновилась с такой ожесточенностью, что стало ясно: Фара не хочет раскрывать карты прежде времени. И даже кинуться с крыши он мне не даст.

Что ж он там придумал? Не разрушить же водонапорку в самом деле.

Догадка пришла в голову с новым ударом. Я замер, оглушенный. В самом деле, так просто, так ожидаемо. Простые решения всегда лежат на поверхности. И уж теперь он до меня на самом деле доберется. Вопрос времени.

Звезда лежала рядом, вжалась в крышу бака и непонимающе косилась на меня.

— Надо уходить.

— Куда? Как?

— Через червоточину.

— Нельзя, — замотала головой моя тайская спутница. — Стреляют. Нас застреляют.

Пусть лучше застреляют, чем живыми возьмут и замучают.

— Они скоро будут здесь. Надо уходить.

— Как здесь? — не поняла Звездочка. — Ты ведь сломал лестницу.

— Есть еще одна, — злясь на недогадливость Звезды и прозорливость Григория, проговорил я. — Внутренняя. Они сейчас пытаются до нее добраться. Как только доберутся, нам крышка.

— Что такое «крышка»? — не поняла Звезда.

— Хана, абзац, кранты. Конец, одним словом. Ты со мной?

— Сережа, это опасно.

Очередной удар потряс водонапорную башню.

Дьявол!

Я до боли закусил губу. Тут сейчас все опасно. Опасно делать что-то, опасно бездействовать. Каждое шевеление опасно, как и любое промедление. Но одно я знал точно: попадаться в руки к большому человеку из Великого Новгорода мне не хотелось ни при каких обстоятельствах.

Извернувшись ужом, я пополз по крыше бака на другую сторону к спасительному золотистому сиянию. Немец сказал надо идти быстро и не останавливаться. Хорошенькая задача. Особенно если учесть, что для этого надо хотя бы встать на ноги, а такой возможности нам не дают.

Ладно, как-нибудь встану. В крайнем случае, пристрелят, и все кончится.

Рука на каждое движение реагировала болью. Боль драла грудь и горло. Боль разрывала голову. Болела кожа, которая уже не чувствовала холода. И последние силы уходили со стремительностью лавины.

Крыша кончилась. Свет полыхал совсем рядом, настолько яркий, что перебивал даже опостылевшее неоновое мерцание. Перекувырнувшись на спину, я оглянулся. Звезда с сопением ползла следом.

Я приподнял голову. Спасибо скату крыши: в этой точке с земли меня видно не было. Вернее было, конечно, но для этого, по моим прикидкам, нужно было сесть.

Звездочка подползла ближе, опасливо приподнялась. С облегчением выдохнула.

Водонапорка вздрогнула от очередного удара. Что за дверь там такая внизу, что они ее высадить столько времени не могут?

— Чем они стучат? — промяукала Звезда.

— А тебе какая разница? — пробормотал я, отвечая разом и на свой бесполезный вопрос и на столь же никчемный вопрос Звездочки.

— Эй, там, наверху! — хрипло позвали снизу. — Чего притихли? К приему гостей готовы?

— Встаем и бежим, — проигнорировав Фару, тихо заговорил я.

Звездочка рыпнулась было вскочить, я остановил ее движением руки.

— На счет «три». И не останавливаться. Что бы ни случилось, быстро идти и не останавливаться.

Честно говоря, я и сам не понимал, почему так. Но Штаммбергер на этом настаивал, а немцу можно было верить.

Главное, чтобы хватило сил.

— На счет «три», — повторил я. — Раз, два…

Водонапорная башня снова вздрогнула от удара. Только в этот раз снизу грохнуло, звонко лязгнуло, и вслед за ударом послышались радостные крики.

— Три! — скомандовал я и, вскочив на ноги, бросился в свет.

Силы ушли на рывок и кончились молниеносно. Тело повело.

Не останавливаться.

И так повезло невероятно. Вынесенная дверь отвлекла от нас стрелков. Вовремя Фара ее высадил. Правда, теперь он к нам ближе, чем раньше. Но там еще люк на крышу, а он заперт и заржавел. Так что преследователям придется повозиться.

Словно услышав мои мысли, за спиной открыли стрельбу.

Время сбилось с привычного хода. Казалось, прошло с полминуты, а минула всего какая-то секунда. Я понял это, почувствовав, как земля уходит из-под ног.

Край крыши! Сердце екнуло. Возникло ощущение падения.

Не останавливаться. Немец сказал, что останавливаться нельзя. Нужно идти. Быстро.

Я с истеричной суетливостью засеменил ногами.

Свет слепил сквозь сомкнутые веки.

Глупость какая — сучить ножками, падая с водонапорной башни, и даже не иметь возможности открыть глаза, чтобы понять, куда падаешь.

По ступням ударило. Совсем мягко, но сил держать равновесие не было. Я просеменил по инерции еще несколько шажков и повалился вперед, на землю.

Замутило. Неужели перепрыгнули?

Силы кончились. Совсем. Осталось лишь на то, чтобы разлепить веки, да и то с трудом.

Я лежал на склоне какой-то горы. В бок впивались острые камни. В лучах заходящего солнца клубились пыль и песок, вздыбленные моим падением. Золотистая стена осталась за спиной.

Здесь было нежарко, по ощущениям градусов десять-пятнадцать. Но после ледяной, продуваемой всеми ветрами крыши водонапорки эти десять-пятнадцать градусов показались счастьем.

Захлебнувшись пылью, я закашлялся. Грудь разорвало дикой болью. Сил не было даже на то, чтобы согнуться, прикрыть рот.

Секундная радость растаяла мгновенно, как мороженое в духовке. Чему обрадовался? Попал неизвестно куда. Появление преследователей — вопрос времени. Идти некуда. Да и в моем состоянии не то что идти, подняться не получится.

Воображаю гнусный оскал Фары, когда он выйдет из света и увидит, как я здесь развалился.

Перед глазами поплыло. Мир вокруг затуманился. Кажется, я потерял сознание…

— Сережа.

Меня тормошили. То ли пытались поднять, то ли волокли куда-то.

Болело все тело. Нещадно рвало грудь. Я задергался в приступе кашля, почувствовал, что падаю. Потом дернуло под мышками.

Мир приобрел четкость.

Надо мной нависало бледное лицо Звездочки. Она держала меня под мышки и волокла по склону. Кругом были камни, пыль и песок. Дальше все тонуло в быстро сгущающихся сумерках. С обеих сторон от нас воздух светился золотом. Из одной стены мы вышли, в другую могли уйти.

Какая из них которая — сообразить я не мог.

Голова отказывалась работать, мысли текли вяло.

Во рту пересохло, горло и грудь драло так, словно я наглотался песка.

— П-пить, — прошлепал я одними губами.

— Нет воды. Сережа, идти надо. Надо-надо.

Мозги понемногу начинали соображать. Нет воды, пить не дадут. Температура шкалит. И не упадет. С чего бы ей падать без жаропонижающего да при обезвоживании? Где-то там остался Фарафонов, но он будет догонять.

Есть нечего, людей не видно. Горы, камни, песок, собирающийся крохотными смерчами. Эти воронки песчаных вихриков кружились то тут, то там — со всех сторон.

Звезда снова потянула меня куда-то. Нога зацепилась за кружащую рядом воронку, вихрик ткнулся в ботинок и, словно волчок, отлетел в сторону.

— Погоди.

Звездочка послушно остановилась. Я собрал волю в кулак, заставляя организм функционировать, оттолкнулся и поднялся на ноги. Попытался подняться. Тело против воли мотнуло в сторону, и я наверняка бы упал, если б не вовремя подставленное плечо.

— Осторожно. Не надо торопиться. Мы успеем.

Мяукающий голос с тайским акцентом убаюкивал. Я сделал шаг, другой. Ноги подгибались. Меня болтало из стороны в сторону. В груди горело.

Успеем. На тот свет мы всегда успеем.

Вокруг вертелись пыльные смерчики. Сшибались, словно живые, и вроде бы увеличивались в размерах.

Нога подвернулась. Лодыжку пронзило болью. Как ни странно, боль привела в чувства и даже, кажется, придала сил. Поддерживаемый Звездой, шипя от боли, я запрыгал на одной ноге. Когда смог наступить на подвернутую конечность снова, внутри словно включили запасную батарейку.

Я отстранился от Звездочки и заковылял сам. Выходило медленно и тяжко, но без посторонней помощи. Интересно, надолго меня хватит? И что будет, когда этот внезапно вскрывшийся резерв себя исчерпает?

У меня было подозрение, что я упаду и умру прежде, чем голова коснется земли.

Не думать.

Я сконцентрировался на камнях под ногами и принялся считать про себя шаги. В какой-то момент начало казаться даже, что мы идем довольно быстро. Иллюзия рассыпалась, стоило только поднять глаза и посмотреть в сторону.

За все время, что я шкандыбал без поддержки, мы переместились едва ли больше, чем на десяток метров.

Вихрей, что сновали под ногами, стало заметно меньше. Зато сами они увеличились в размерах и доходили теперь мне до пояса.

— Сережа, в порядке?

— Нормально, — прокашлялся я в ответ, хотя так паршиво не чувствовал себя никогда в жизни.

— А что такое это?

Я повернул голову. Моя тайская спутница указывала на песчаный вихрь проплывающий в десятке шагов от нас с горделивой неспешностью.

— Хрень какая-то.

— Это не опасно?

Я пожал плечами.

— Хрен его знает.

И вообще, к чему эти вопросы?

«Дурень, — пришла мысль, — она ж тебя отвлекает. Забалтывает, чтоб не думал о чем не надо».

— Очень добренький ветчер!

Голос прозвучал неожиданно, сверху склона, оттуда, где была вторая светящаяся стена. Я вскинул голову, не веря своим ушам. Уши не обманули. Впереди, возле устремляющегося ввысь золотистого сияния, стоял Штаммбергер. На нем был все тот же лабораторный комбинезон. Лицо покрывали глубокие морщины, глаза выцвели, губы походили на сизых дождевых червей.

Не сказать, что немец выглядел бодрым и здоровым, но явно здоровее меня. И с кожей в этот раз у него все было в порядке. Во всяком случае, мысли о лепрозории при взгляде на него не возникало.

— Вольфганг! — Звездочка радостно заулыбалась и поспешила к немцу.

Штаммбергер побледнел и замахал руками:

— Найн! Стойт! Стоит… Стоят!

Таким перепуганным немца я еще не видел. На Звездочку паникующий ученый подействовал отрезвляюще. Улыбка сползла с ее лица. Звезда застыла на месте и робко поглядела на меня, ожидая объяснений.

Ответить мне было нечего. Я пожал плечами. Этого хватило, чтобы сложиться пополам от нового приступа кашля.

— Здесь опасно есть, — издалека крикнул немец. — Вот этот опасно.

Старик указал на одну из разрастающихся вихревых воронок. На всякий случай повертел пальцем в воздухе, изображая вихрь, чтобы уж совсем никаких сомнений не осталось.

— Аномальный атмосферный конвективный явлений. Двигатса медленно. Этот обходить сторона. Идти на меня. Идти медленно. Хорошо?

Немец говорил сухо, четко, чеканя слова. Вид у него был крайне серьезный.

— Этот пылный вихр реагироват на движений. Вы создавайт вибрация, он растет. Когда вырасти болшой, может бывать беда. Болшой вихр — болшая беда. Очень болшой вихр — катастрофен. Очень медленно.

Я кивнул и медленно побрел вверх по склону. Исполнить инструкции немца мне было не сложно: я едва стоял на ногах. Спонтанно открывшееся второе дыхание иссякало на глазах. Снова накатилась слабость.

Меня мотало, как цветок в проруби. Вырвавшаяся было вперед, Звездочка сбавила ход, обхватила меня, поддерживая и помогая идти. Отказываться от помощи я не стал. В ушах гудело, перед глазами опять все плыло.

Немец наверху что-то говорил, перемещался на шаг-другой то правее, то левее. Иногда просил не двигаться, и тогда Звезда замирала на месте. Порой требовал сместиться в сторону. И все время повторял, чтобы мы не торопились.

Мы и не могли. Ползли, как засыпающие улитки. Плевое расстояние, что еще утром я мог преодолеть за считанные минуты, сейчас сделалось практически бесконечным. И вихри, которые мы усердно старались не раздражать, продолжали увеличиваться, несмотря на все наши старания.

Появился бы немец немного раньше, глядишь смерчики до сих пор оставались в зачаточном состоянии. А сейчас за нами тянулись десятка два пыльных воронок.

Подул ветер.

— Не двигатся! — гаркнул Штаммбергер. Он всё продолжал говорить, громко, на грани крика. Хотя расстояние между нами сократилось раз в шесть, если не больше, и составляло теперь десяток шагов.

Десять шагов до немца. Пятнадцать — до света за его спиной.

Звезда послушно замерла. Я повис у нее на плече. Смерч, что гулял в двух десятков шагов от нас, поймал движение воздуха и принялся раздуваться, словно парус. Он будто насыщался этим дуновением ветра.

Надувался, превращаясь из небольшой воронки в могучий вихрь. Пугающая метаморфоза завораживала.

— Только не двигатся, — заметно тише, вкрадчиво проговорил Вольфганг.

— Стоять, суки! — громко рявкнул знакомый хриплый голос.

Я обернулся. Фара стоял ниже по склону, у дальней стены света. В руках он сжимал ружье, ствол смотрел в мою сторону. Подле Фары из света появились еще двое мужиков с ружьями.

Между нами колыхалась раздувшаяся от ветра, как мыльный пузырь, воронка.

— Найн! Пожалуйста, nicht schießen![77] Нельзя! — заорал Штаммбергер, путая русские и немецкие слова.

— Ссышь, когда страшно, — оскалился Фарафонов, уперши приклад в плечо. И дернул спусковую скобу.

Грохнул выстрел.

Трудно сказать, попал бы в меня новгородский авторитет с такого расстояния или нет. В любом случае, я так никогда об этом и не узнал. Напившийся ветра вихрь резко качнулся в сторону, втягивая в себя летящую с бешеной скоростью картечь.

До меня не долетела ни одна дробина. Воронка загудела, ускорилась в своем вращении и принялась расти.

— Trottel, — пробормотал немец, хватаясь за голову. — Volltrottel.[78]

— Вперед! — приказал Фара и первым двинулся в нашу сторону.

Его люди быстро пошли следом. Молча. Решительно. Неумолимо.

От этой спокойной решимости захотелось как можно быстрее добраться до стены, сбежать. Я перенес вес, собираясь идти дальше, если мое ползанье по склону в обнимку со Звездой можно было так назвать.

Звездочка уловила движение, подставила плечо.

— Не двигатся, — еле слышно сказал Штаммбергер. — Если хотеть жить, стоят!

Я застыл. За спиной у Фары появились еще люди. Те, что вышли раньше, шагали теперь вверх по склону.

Блуждающие вихри, словно живые, потянулись им навстречу. Почуяли движение?

Фарафонов пёр на меня, не обращая внимания ни на вихри, ни на немца. На лице большого человека была непробиваемая решимость, губы растянулись в жестком злом оскале. Глаза маниакально блестели.

Одержимый он, что ли?

Григорий вскинул ружье, но выстрелить не успел. Рядом возник небольшой вихрь. Совсем рядом. Безобидная на вид воронка высотой ниже человеческого роста самым краешком зацепила ствол.

Фара переменился в лице, напрягся. Вихрик качнулся в сторону. Ружье дернуло с нечеловеческой силой, вывернуло, подкинув не успевшего отпустить цевье Фарафонова. Новгородский авторитет подлетел в воздух, отпустив ружье, пронесся несколько метров и грохнулся на бок о камни.

Воронка с чавканьем втянула ружье, загудела, на глазах увеличившись вдвое. Вырванное у Григория оружие запоздало грохнулось на камни, но меньше, потеряв ствол, вихрь не стал.

— Не двигатся, — тихо, на одной ноте, словно мантру повторял Вольфганг. — Не двигатся.

Два разросшихся выше человеческого роста вихря пустились вниз по склону. За ними потянулись с десяток мелких, кажущихся безобидными. Но в безобидность этой дряни не верил теперь никто из присутствующих.

— Не двигатся, — продолжал бормотать Штаммбергер так, что его могли слышать только мы со Звездой. — Не двигатся.

Один из больших вихрей двигался прямо на мужика, что шел к нам вместе с Фарой.

— Не двигатся.

И в этот момент у фарафоновского человека сдали нервы. Он заорал, вскинул ружье и принялся палить в надвигающуюся воронку. И без того гигантская, воронка на глазах сделалась больше. К первому стрелку присоединился второй, третий…

Паника волной покатилась вниз по склону. Люди Фарафонова палили по смерчам. Воронки ускорялись, увеличивались в размерах и делались агрессивными. Они больше не гуляли плавно по склону. Они кидались из стороны в сторону, с молниеносностью кобры реагируя на малейшее движение.

Тихий склон в мгновение ока превратился в ад.

Гудели воронки. Стреляли ружья. Орали люди.

Одного из преследователей засосало в пыльный вихрь, подняло раскручивая, как до того Фару. К первому вихрю нервным броском кинулся другой, пытаясь выдернуть жертву.

Воронки сшиблись с неприятным звуком, нападавшая пошла в сторону, зацепляя ногу раскручиваемого первой воронкой мужика. Раздался полный боли и ужаса крик.

Смерчи, покачиваясь, перетягивали жертву несколько секунд. Затем разошлись. Измочаленное, словно его молотили без воды в барабане стиральной машины, человеческое тело шлепнулось на землю.

Вокруг быстро растекалась темная лужа. Кровь молниеносно впитывалась в песок.

— Не двигатся, — бормотал как сломанная шарманка немец, придавая жуткой сюрреалистичной картине еще больше ужаса.

Я не двигался. Я едва держался на ногах, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

Где-то там, за вихрями, возле дальнего света, мелькнуло испуганное личико Яны с замотанным тряпкой ртом и слезами на глазах. Рядом с девушкой стоял злой и растерянный Толян с ТОЗом. До них местечковый апокалипсис еще не добрался.

— Теперь медленно поднимайтес к я, — неожиданно сменил пластинку Штаммбергер.

Голос немца звучал словно через слой ваты. Смысл сказанного до меня дошел не сразу.

— Сережа, идем, — промяукала в ухо Звездочка и поволокла меня вперед, поддерживая под руку. — Надо-надо.

Я позволил себя тащить, стараясь как-то помочь, а не просто повиснуть. Хотя, возможно, Звезде было бы проще, если б я на ней повис.

Полтора десятка шагов снова растянулись в бесконечно долгий путь. Стена мерно покачивалась непроглядной золотистой пеленой света. Меня мутило. Перед глазами вместе с золотистыми искрами поплыли темные пятна.

Сзади метались крики, гудело, разве что пальба поубавилась.

Немец снова сместился в сторону, на несколько метров вдоль стены. Но до него было уже рукой подать.

— Эй, козлина! — окрикнул хриплый голос.

Я обернулся. В стороне, метрах в двадцати от нас, стоял Фара. На физиономии его сиял торжественный оскал победителя. Во взгляде было что-то маниакальное. В руках Григорий сжимал подобранное ружье. Ствол смотрел мне в живот, и на этот раз вихрей между нами не было. Вихри гуляли за спиной у новгородского авторитета, но это его, кажется, совсем не заботило.

Промахнуться с такого расстояния было трудно. Невозможно.

— Найн! — замахал руками немец.

— Будешь знать, как чужих баб шпилить, — прохрипел Фарафонов и нажал на спуск…

В тот момент я умер.

Не просто приготовился умереть, а во всех подробностях представил и ощутил, как это будет. Словно перепрыгнул во времени на секунду вперед и пережил мгновение собственной смерти, которое должно было случиться, но отчего-то не случилось.

Я не сразу понял, что произошло.

Вот палец Фарафонова дернул спусковую скобу.

Вот меня дернуло в сторону. Выстрел?

Я упал, вместе со мной упала Звездочка, на которой я практически висел.

Удар.

Кровь.

Много крови.

Огромная блуждающая за спиной у Фары воронка, резко кинулась в его сторону, реагируя не то на выстрел, не то на движение, не то на вопли, а может и на всё разом. Вихрь подхватил человека, засосал его в себя.

Я видел это. Я почему-то все еще видел это и был жив, хотя чувствовал тяжесть.

Тяжесть…

Я приподнялся. Звездочка тяжело сползла с меня на камни. Лицо ее было совсем бледным, губы побелели. Тонкие, не по-женски сильные пальцы зажимали расползающееся по животу темное пятно.

Крови было много, только это была не моя кровь.

Как, каким невероятным образом Звезда умудрилась вывернуться, сбить меня с ног, принять на себя выстрел, который обязан был срезать меня?

— Что ж ты наделала? — просипел я, чувствуя, как перехватывает голос.

Сел, не понимая, откуда вдруг опять появились силы. Поднял голову Звездочки, положил себе на колени.

— Сережа, — мягко улыбнулась она обескровленными губами. — Сережа. Все хорошо.

Я закусил губу и заскулил.

Воронка, что всосала Фарафонова, ускорилась, вырастая в высоту, увеличиваясь в диаметре. Фару крутило, как на сломавшейся центрифуге. Авторитет дико выл сквозь стиснутые зубы. Что-то натянуто лопнуло. Брызнула кровь. Послышался душераздирающий вскрик.

— Chạn mī xākār pwd tĥxng,[79] — пожаловалась Звездочка.

У меня задрожали губы, я понял, что ничего не смогу сейчас сказать. Перед глазами снова все затуманилось. Только на этот раз не от слабости.

— Сережа, — мягко промяукала Звезда. — Не надо — не надо.

Грудь рвало болью, и я уже не пытался разобраться, в чем причина этой боли. Провел рукой по лицу, смахивая слезы.

Звездочка смотрела на меня с грустной улыбкой. Она хотела еще что-то сказать, но не смогла.

Я взял ее за руку, ни на секунду не задумавшись даже, что держу за руку мужика. Стиснул пальцы. Жизни в них не было. Снова посмотрел на бледное лицо.

Ни жизни, ни улыбки. Взгляд обессмыслился. Глаза стали похожи на стекло.

С трудом яподнялся на ноги. Шатаясь из стороны в сторону, пошел к стене света, где ждал немец. Вольфганг что-то говорил, кричал. Кажется, он говорил все это время. Я не слышал слов, не понимал смысла.

Его вообще не было.

— Что ты орешь? — спросил я у немца то ли вслух, то ли мысленно. — Почему? Почему ты ее не спас? — Теперь я совершенно точно говорил в голос, потому что сорвался на крик и закашлялся. Схватил пытающегося что-то объяснить немца за грудки.

— Почему ты ее не спас? Вольфганг! Почему, свинота ты немецкая? Ты же бог!!!

Он что-то говорил, но я снова не понимал, не слышал. Все слилось в какой-то хоровод цветных пятен, гудящих и потрескивающих звуков. Мир смешался в мутно звучащий и выглядящий ком.

— Вы же боги, мать вашу! Вы же новый мир создали, пусть и случайно. А может, это вы — ошибка? Вся ваша наука — ошибка?.. Чего вы стоите, если никого не можете спасти? Она меня спасла. А вы со своей наукой и сверхспособностями ее спасти не можете… Никого не можете… Всё, на что вы способны, это устроить анабиоз. И то по ошибке…

Меня качнуло в сторону. Я закашлялся, отпустил Штаммбергера, удерживая равновесие. И на подламывающихся ногах шагнул в свет, оставляя за спиной мертвую Звездочку и треклятого немца, бушующие вихри и остатки фарафоновского отряда, Яну с завязанным ртом и Толяна с ТОЗом.

За спиной. В прошлом!

— Найн! Не туда! Шаг ф сторона! — донесся из этого прошлого набор слов.

И я повалился в свет.

Ощущение было странно знакомым. Я еще мыслил, но не теми категориями. И самого себя воспринимал будто со стороны. Как что-то маленькое, залипшее в свете.

Как муху в янтаре.

Всё. Всё кончилось. Теперь уже всё.

Боли больше нет. Потому что нечему болеть.

Волнений больше нет. Потому что не за кого волноваться.

Целей больше нет. Потому что некуда идти.

Незачем идти.

Потому что я уже пришел. Застрял в свете. Навсегда.

Как муха навсегда залипает в капельке смолы. Сперва она еще живет. Потом умирает, но тело ее остается в янтаре навсегда.

Так и мое тело останется в этой стене света навсегда. Сознание еще поплавится в золоте и потухнет, уйдет в темноту. А тело останется.

— Найн… — прилетело откуда-то из глубин памяти слово.

Оно имело какой-то смысл. Оно пыталась выдернуть меня отсюда.

Бесполезно. У меня нет сил, чтобы сопротивляться. Лапки слиплись.

Я муха в янтаре. Чем больше я суечусь, тем сильнее застреваю. Чем больше борьбы, тем она бесполезнее. Если не смог вырваться сразу — застряв сильнее, уж точно не выберешься.

А сразу вырваться, как показала практика, невозможно. Значит, я обречен изначально. И делать что-то так же глупо, как ничего не делать.

— Найн! Не туда! — снова шевельнулось где-то в голове. — Шаг ф сторона.

И какой в этом смысл?

Когда идешь прямо к цели и даже так не можешь ее достичь, зачем топтаться и приплясывать?

— Иногда, чтобы добраться до цели, стоит не переть напролом, а обойти, — голос был уже другой. Вроде бы тот же самый, но другой.

— Глупость, — не согласился я.

— Глупость — это ослиное упрямство, с которым ты не желаешь разглядеть очевидного. Если ты решил попасть в дом и для этого тебе нужно сделать один шаг, а сделать его оказывается невозможно, подумай. Может быть, стоит сделать несколько шагов в сторону и поискать дверь, а не долбиться лбом в стену на том лишь основании, что по расстоянию так короче? Ты видишь конечную цель, но не видишь пути.

— У меня нет конечной цели.

— Если ты не видишь цель, это не значит, что ее нет.

Голос звучал совсем иначе. И ничего близкого с тем голосом, что кричал из прошлого, у этого не было. Как я вообще мог услышать в них что-то общее?

— То, что ты говоришь — обыкновенная болтовня.

— А то, что ты делаешь — обыкновенная глупость.

— А я ничего не делаю, — огрызнулся я.

— А то, что ты не делаешь — обыкновенная слабость. Почувствовать себя беспомощным насекомым может не каждый. Умение чувствовать вызывает уважение. Стать беспомощным насекомым может всякий. И в этом нет никакой доблести.

Голос звучал отовсюду, как будто говорил сам свет.

— О чем ты говоришь?

— О тебе.

— Не понимаю.

— Ты увязаешь. Всю жизнь лезешь во что-то липкое и барахтаешься. В делах, в мечтах, в мыслях. Они у тебя как смола — ненужные, бестолковые и опасные. Тебе нужно подумать немного и обойти, а ты упираешься и залипаешь сильнее. Капля смолы не проблема, если ее обойти сразу. Проблемой она становится, когда вместо того, чтобы обойти ненужную тебе смолу, ты влезаешь в нее и самозабвенно застреваешь. А всего-то и нужно, что…

Сделать шаг в сторону.

Я оттолкнулся от света, перемещая тело на шаг.

— А смысл?

— Это же червоточина. Прошел сквозь свет — попал на другой слой. Сделал шаг в сторону — попал в точку перехода, прыгнул в другую червоточину. Уж ты-то должен это знать и понимать.

— Я понимаю.

— Тогда чего ты мне мозги полощешь? — поинтересовался недовольный голос совсем другим тембром.

И наступила темнота.

— По-моему, он очухался. — Голос звучал где-то рядом и был до боли знакомым.

Я обернулся на звук. Ну точно. Борян стоял в десятке шагов и с интересом меня разглядывал.

Черты лица его были резкими, взгляд — острым. Сейчас, более чем когда-либо, Борис походил на русскую борзую, оправдывая свою кличку.

С другой стороны маячил Олежка.

— Привет, — я помахал им рукой.

— Салют, — отозвался Олег.

Борис молча кивнул.

— Борян, а ты здесь как?

— Каком кверху, — сердито ответил Борзый.

— Не очень-то вежливо с твоей стороны…

— Еще заходи, — привычно перебил Борис. — «Как я здесь», «как я здесь»? Паршиво.

Олег поцокал языком, с немым укором смотрел на Борзого. Тот явно злился, но я, хоть убей, не понимал почему.

— Я спрашиваю, как ты сюда попал?

— Ты чего, Серенький, совсем дурной? Как все. Умер.

— Как умер? — опешил я.

Вокруг царила тьма, в которой бледно высвечивались лишь две фигуры. Борзого и Олега. Все остальное поглотила шепчущая, живая темнота.

— В общем, быстро и не больно, — отозвался Борис.

— Его брат грохнул, — пояснил Олег.

— Не топчи клумбы, — мгновенно окрысился на него Борзый.

Брат?! Глеб Киселев? Я очень хорошо помнил Борькиного старшего брата. Даже в детстве, когда на старших смотрят снизу и раскрыв рот, Глеб казался странным. Когда детство кончилось, и все выросли, оценка на его счет у меня сформировалась вполне четкая: бесхребетный зануда, пресный, как прокипяченная вода.

Представить себе, что этот человек может кого-то убить, я не мог. Тем более, что он способен порешить собственного братца.

— Как?

Лицо Борзого заострилось еще сильнее, хотя казалось куда уж!

— Серый, ты другие слова знаешь?

— Ну не сам, конечно, — миролюбиво пояснил Олег. — На курок он не жал. Так, рядом стоял. Его спросили: «пристрелить твоего брата?» — а он не ответил, только глаза стыдливо опустил.

— Мне, знаешь ли, от этого не легче, — ввернул Борис.

— Как сказал классик: «Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство».[80]

— Олежик, хлопни варежкой, — сердито попросил Борзый.

Бред какой-то. Все сказанное отдавало ересью, все происходящее тоже. Может, это предсмертная агония, и я тоже…

Я прислушался к ощущениям. Грудь не раздирало, горло не першило, ничего не болело. Слабость прошла. Почему? Ответ показался очевидным.

От этой мысли сделалось жутко. Мне давно уже казалось, что смерть меня не пугает, но сейчас вдруг выяснилось: это не так. Вероятно, страх отразился у меня на лице в полной мере. Во всяком случае, Борис его считал так, словно боязнь смерти была написана у меня на лбу большими буквами.

— Не дергайся, это мы умерли. Ты — нет.

— Почему же я тогда здесь?

Борзый дернул плечом:

— Случайно. Или специально. Это с какой стороны посмотреть.

— А где мы?

— Я тебя не узнаю, — подал голос Олег. — Ты сейчас вопросов задал больше, чем за все время, что я тебя знаю.

— И все дурацкие, — желчно поддержал Борис. — Ты что, маленький? Не знаешь, куда мертвые попадают?

До недавнего времени мне казалось, что мертвые натурально попадают в могилу, ментально — в человеческую память.

— А Звездочка где?

— Точно — дурак, — фыркнул Борзый. — Откуда здесь твоему трансвеститу взяться? Он же буддист.

Голова пошла кругом. Создалось впечатление, что я не умер, а схожу с ума. Или уже сошел. Или накурился какой-то дряни из той, которую любил при жизни пыхать Олег.

— Серый, что ты все к траве прикапываешься? Даю справку: каннабиноиды не галюциногенны.

Я посмотрел на Олега. Вслух не было не произнесено ни слова. Выходит, покойники мысли читают.

— Ну извини, — подтвердил мои опасения Борзый, — никто ж не виноват, что ты тупишь. Надо тебя как-то подстегивать, а то мы с тобой здесь долго проторчим. У нас времени в запасе много, а у тебя — не так чтобы очень. Так что давай, спроси главное. Мы ответим, и ты пойдешь.

В мыслях царил полный хаос. Какое «главное»? Куда я должен пойти? Чего от меня хотят мертвые друзья?

— Это не мы хотим, — вцепился в последнюю мысль Олег. — Это она.

— Червоточина, — ответил на незаданный вопрос Борис.

Червоточина? Локальная аномальная зона с измененными законами пространства и времени — кажется, так говорил немец. Дыра в Земле и атмосфере, оставленная отлетевшей частицей бога, бозоном Хиггса… Чего она может хотеть? Как она вообще чего-то может хотеть?

— Она же не живой организм. Она просто аномалия, которая может свести с ума. Которую можно использовать как телепорт. Но она всего лишь…

— Это потому, что у тебя и к червоточинам отношение утилитарное, как к бабам, — перебил Борис. — Но вопросы задавать ты, наконец, научился. Глядишь, и еще чему научишься.

Борис отвернулся. Он по-прежнему был непривычно раздражителен. Олег подошел ближе.

— Она редко обращает на кого-то внимание. Но ты ей примелькался. Она просила передать.

Градус сюрреализма зашкаливал.

— Червоточина?! Олежик, кто из нас бредит?

Олег пожал плечами:

— Точно не я. Я не могу. Я мертвый. Ладонь протяни.

Голос Олега прозвучал настолько требовательно, что рука сама собой потянулась к покойнику. Олег протянул свою — навстречу моей. «Сейчас схватит меня, — мелькнуло в голове, — и утащит за собой. Кто-то совсем недавно говорил, что нельзя ходить за покойником».

Олег усмехнулся — вероятно, моим мыслям. Не касаясь меня, он задержал сжатый кулак над протянутой кистью, разжал пальцы.

Что-то крохотное, теплое коснулось моей ладони. Я поднес предмет ближе к лицу, разглядел. Маленькую капельку золотистого янтаря венчало странное переплетение серебряных нитей. Сквозь эту паутинку был продернут тонкий кожаный шнурок достаточной длины, чтобы безделушку можно было носить на шее. Внутри окаменевшей века назад смолы застыла муха.

— Зачем это?

Я перевел взгляд на Олега. Свет, что выделял его из кромешной тьмы, погас, и мой покойный друг растворился в темноте. Секундой позже тоже самое произошло с Борисом.

— Подождите!

— Не кипиши, Серый, еще увидимся, — прошептала тьма голосом Борзого.

Кто-то хихикнул. Зашептали на разные голоса. Потянуло ветром. Возникло ощущение, что вокруг меня существует густо населенный мир, которого я просто не вижу. Словно его закрыли от меня плотной занавеской, или мне выкололи глаза.

Снова хихикнуло. Кто-то потянул за шнурок. Я рефлекторно стиснул пальцы.

Зачем мне дали этот янтарь? Это что-то значит?

Почему я снова видел Олега?

И Борьку… И правда ли, что он мертв? Или это моя разбушевавшаяся фантазия?

И зачем мне все это знать?

Потому что я человек. А человек любопытен. Потому что у любопытства есть и положительные стороны. Потому что, если б не любопытство, мы бы до сих пор бегали с каменными топорами.

— Господи, — произнес кто-то у меня в голове. — Дошло, наконец.

И я провалился во тьму без голосов, шепота и мыслей.

Сначала вернулась боль. Ныло плечо, саднило в груди, першило в горле.

«Если болит, значит живой», — шевельнулась вялая мысль. А следом, факт за фактом, как стреляные гильзы, стало отщелкивать осознание происходящего.

Я лежал на чем-то пружинистом, укрытый чем-то мягким. Было тепло. Пахло пылью. Сквозь сомкнутые веки в глаза бил солнечный свет.

Боль показалась не такой резкой, как раньше. Во всем теле ощущалась слабость справившегося с болезнью организма.

В голове все перепуталось. Последнее, что я помнил: мертвая Звездочка и вихри. И, по ощущениям, это произошло очень давно. Настолько, что боль утраты успела притупиться.

А дальше в памяти была муть. И осколки невнятных образов.

Я осторожно открыл глаза, огляделся.

Я лежал на старом диване под ветхим пледом. Диван когда-то имел веселенькую зеленую расцветку, плед был разлинован в красную клетку. Впрочем, яркие краски остались в прошлом. Теперь все вылиняло, потускнело и пропылилось. Былые цвета лишь угадывались.

У изголовья дивана, на котором я лежал, стоял кривоногий деревянный стул с гнутой спинкой и потрескавшимся лаком на фанерном сиденье. Вид он имел хлипкий, сидеть на таком я бы не рискнул. С другой стороны, этот предмет меблировки явно имел другое назначение и скорее исполнял роль стола.

Кроме дивана и стула, мебели в комнате не было, если не считать книжных стеллажей, что облепляли все стены от пола до потолка. Полки были заполнены книгами. Ветхие, плохо сохранившиеся корешки выстроились плотными рядами.

В стене за моей спиной зиял провал дверного проема. Створки не было. Может быть, специально сняли, а может, она просто не пережила спячки.

Напротив, вопреки ожиданиям, не было окна, сквозь которое бил слепящий солнечный свет. Там даже стены не существовало. Вместо нее все пространство заполняло знакомое золотистое сияние.

Такая хренька.

Я тихо чертыхнулся.

— О, очнулся, — раздался за спиной старческий тенорок.

Старичок вошел в комнату, остановился возле стула. Был он невысокий, сухощавый, с пронзительными живыми глазками и такой же живой мимикой. Острый подбородок еще сильнее заостряла аккуратно постриженная бородка клинышком.

Он выглядел так, будто сбежал из далекого прошлого. Не доанабиозного, а значительно более раннего.

Дополняли образ затертый бархатный пиджачок и шелковый шейный платок. Совершенно неподходящая одежка для проснувшегося мира.

— Вы кто?

Это прозвучало настолько бледно и сипло, что я сам не узнал своего голоса.

— Хорошенькое дельце! — проворчал старичок, разглядывая меня с живым интересом. — Вы, молодой человек, ввалились ко мне в дом едва живым, а теперь спрашиваете с меня так, как будто это я к вам вломился. Я хозяин этой квартиры.

— Меня зовут Сергей, — тихо представился я.

Говорить, не смотря ни на что, было тяжело.

— А меня Валерий Эфроимович.

— Вы еврей?

— А вы антисемит?

— Да вроде бы нет.

— Тогда не понимаю, почему вас это беспокоит. Вы были без сознания. Долго. Неделю. Вы горели, как Жанна д'Арк. Я вообще не думал, что вы выживете. Обморожения и воспаления в таком количестве как у вас выживанию не способствуют.

— Но я жив…

— Ну так я приложил к тому усилия. Знаете, лекарств сейчас не найдешь, но у меня есть чудесные травники и другие полезные книги. Народная медицина способна творить чудеса. Кстати, в кружечке отвар. Выпейте.

Кружка с мутным варевом, в котором плавали какие-то сушеные листья, стояла на стуле возле кровати. Рядом лежала столовая ложка. Вероятно, Валерий Эфроимович поил меня бессознательного этим отваром всю неделю.

Неужели я в самом деле провалялся в беспамятстве семь дней?

Я приподнялся на локте, потянулся за кружкой. Слабость была жуткая. Каждое движение давалось с трудом. Кружка показалась тяжелой, будто вместо отвара туда налили свинца.

На вкус варево оказалось довольно мерзким.

— Пейте-пейте, — подбодрил старичок. — Мы с этим отваром таки поставим вас на ноги.

Я послушно сделал еще несколько глотков, пока в рот вместо жидкости не полезла трава. Сплюнул и отставил кружку. Без сил рухнул на диван.

— Где я?

— В Ухте, — в рифму ответил Валерий Эфроимович.

— Хорошая шутка. А на самом деле?

— Какие шутки, молодой человек? Мой дом находится в городе. Этот город называется Ухта. И мне самому весьма печально, что не Нью-Йорк или какая-нибудь захудалая Аддис-Абеба. Отдыхайте, молодой человек. Вам нужно набираться сил. Мы потом с вами поговорим. И вот еще…

— Что?

Старичок запустил руку в карман пиджачка, выудил оттуда что-то маленькое и протянул мне. Я принял подарок. На раскрытой ладони осталась капля янтаря. На тонком кожаном шнурке, в серебряной оправе, с застывшей внутри мухой.

— Что это?

— Хорошенькое дельце. Не узнаете свой талисман? Этот янтарик был у вас в руке, когда вы выпали из света.

Неделю я провел в кровати. Валерий Эфроимович прыгал вокруг меня так, словно я был ему родным сыном. Кормил меня, таскал за мной ночной горшок. Готовил какие-то отвары, настои и притирания. Он оказался чудесным стариком, несмотря на ворчливость. Тонким, душевным и удивительно чутким.

Кроме того, он был не дурак поболтать. Не то стосковался по собеседникам в своем затворничестве, не то просто любил травить байки. Так или иначе, когда я не спал, мы говорили с ним постоянно.

В Ухту Валерий Эфроимович приехал за четверть века до анабиоза. Привела его сюда через полстраны несчастная любовь. Женщина, за которой он приехал, сбежала, а Валерий Эфроимович остался. Потосковал какое-то время, как водится. Потом плюнул и стал жить дальше.

Наверное, именно поэтому моя история его весьма и весьма взволновала. Хотя его волновало всё и интересовало многое.

Особенный ажиотаж возник вокруг немца.

— Вы говорите, что знаете того, кто это устроил? Молодой человек, вы могли бы стать состоятельным молодым человеком.

— Каким образом? — опешил я.

— Продав своего немца.

— Я не торгую людьми.

— Господи, да я же не серьезно. Или я так похож на торговца рабами и органами?

Я покачал головой. На работорговца и тем более кровавого потрошителя он, как мне казалось, не походил совсем.

— А у вас тут торгуют людьми?

— Ни боже мой, — замотал головой Валерий Эфроимович. — Просто стараниями нашей администрации Ухта приняла концепцию социально-экономического развития на длительный период, и анабиоз в 2016 году им испортил всю малину. После пробуждения наш глава, прости господи, рвал и метал когда сообразил, что происходит. И не удивительно: они ж бюджет толком освоить не успели, а тут хлоп и анабиоз на тридцать лет. Хорошенькое дельце. А как проснулись, там уже и освоенные и неосвоенные бюджеты превратились в ничто.

Я кивнул.

Еще бы. Экономика с политикой накрылись медным тазом. Все социально-экономические связи рухнули. Деньги без поддержки чем-то материальным превратились в то, чем, по сути, всегда и являлись — в бумагу. Городского главу можно было понять. Пройти через все круги ада, чтобы подписать эту программу, и не успеть воспользоваться ее плодами.

— А немец-то тут при чем?

— Как при чем? — не понял старичок и огладил бородку. — При том же. Городской глава пообещал крупные неприятности виновнику анабиоза и посулил золотые горы человеку, который этого виновника найдет и приведет к нему.

— Это шутка?

— Хотелось бы мне так думать, молодой человек. Но городской глава был серьезен как памятник Дюку Ришелье. Вы бывали в Одессе?

В Одессе я не бывал, но согласился, что городские власти спятили, профукав упущенные возможности и распил масштабного бюджета. Хотя спятили на пять с плюсом.

Узнав о том, что немец бессмертен, Валерий Эфроимович возликовал еще больше и принялся доказывать, что Вольфганга в самом деле можно было выгодно продать. В конце концов, что обиженные власти могут с ним сделать? Ну убьют. А умирать в мучениях Штаммбергеру не привыкать. Только обычно он это делает бесплатно, а тут можно было бы навариться.

Старик шутил, но в каждой шутке, как известно, только доля шутки. Так что оставалось лишь порадоваться за немца, которого здесь не было.

Через неделю я в первый раз за долгое время поднялся на ноги и покинул библиотеку, в которой был заточен все это время. Думал, что покинул.

Немаленькая квартира Валерия Эфроимовича была уставлена книжными стеллажами практически полностью. Всякая лишняя мебель и вещи были выброшены отсюда в угоду полкам и книгам. Книги стояли корешок к корешку на стеллажах и полках. Книги лежали в коробках и просто стопками по углам. Ветхие, потрепанные временем, но все же сохранившиеся.

Здесь можно было найти все что угодно — от кулинарии до беллетристики, от святого писания до истории англо-бурской войны.

— Как это все пережило анабиоз? — искренне удивился я.

— В разных местах, — старик огладил бородку.

— То есть?

— Молодой человек, вы не хотите слышать сказанного? Эти книги в большинстве своем я собирал уже после пробуждения.

— Зачем? — Я поперхнулся и закашлялся.

— Такой же вопрос задал мне наш городской глава, когда я предложил ему создать библиотеку. Этот шлимазл сообщил, что у него нет электричества и людям нечего жрать, и теперь не время собирать макулатуру.

— Мне трудно с ним поспорить.

— А вы тоже шлимазл и ничего не смыслите. Но вы молодой, у вас есть время исправиться. Я вам расскажу. Это, — старичок обвел рукой бесконечные стеллажи, — не бумага с писульками, чтобы убить свободное время. Это знание.

— А знание — сила, — усмехнулся я, припоминая Митрофаныча.

Вот, кстати, кто нашел бы общий язык со старичком. И неважно, что Митрофаныч был деревенщиной, а Эфроимыч интеллигентом старой закалки. Они бы поняли друг друга.

— Напрасно вы иронизируете, молодой человек, — проворчал Валерий Эфроимович. — Я же не сказал, что люди должны голодать. Но человек, который думает только о собственном брюхе, глуп. Книги — это источник знания, это проводник морали и нравственности, это учебник. Любые книги, даже развлекательное чтиво, могут быть полезны.

Я подцепил из ближайшей кучи какую-то бульварную книжонку в мягкой обложке. Страницы пожелтели, обложка размякла, заскорузла и была оборвана на две трети. На остатках титула угадывалась фигура крепкого мужчины в очках, несущего на руках спящую или мертвую женщину.

Я усмехнулся и бросил книжку обратно.

— В качестве растопки для печи. Может быть. А так… какой толк от бредней бумагомарак начала тысячелетия? Ладно травник, или библия. Но это.

— Вы неправы, — покачал головой старичок. — Может быть, в этой самой беллетристике каким-то бумагомаракой придуман наш анабиоз и всё, что с нами происходит. История знает немало примеров, когда писатели предугадывали будущее. Но важно даже не это. Пока вы бегаете и думаете о том, что у вас нет электричества и нечего жрать, кто-то должен заниматься воспитанием ваших детей. Кто-то должен объяснить им, что такое хорошо и что такое плохо.

— Мораль изменилась. Что ваши книжки объяснят детям?

— Прости господи, нельзя быть таким окостенелым. Проявите гибкость ума, наконец. Мораль не меняется. Никогда. Достаточно сравнить библейские притчи с законодательством. Книжки научат большему, чем вы думаете. И большему, чем можете научить вы. Вас самих надо учить. Мораль у них изменилась! Вы растерялись, озверели, ничего не понимаете и пытаетесь вывести свое озверелое непонимание в норму. Этого не будет. Придет время, и вы явитесь ко мне за знанием. И тогда я не стану злорадствовать, потому что грешно смеяться над больными и негоже — над выздоравливающими.

Старичок разбушевался. Налился румянцем и теребил бородку.

— Может быть, — сдался я. — Но ведь глупо спорить с тем, что есть голод и множество проблем. Насущных проблем. Проблем выживания. Надо выжить, а потом заниматься всякими библиотеками.

Валерий Эфроимович сверкнул глазами.

— Посмотрите на меня. Я собрал все эти книги один, своими руками. Разве я голодаю или плохо живу? Нет, молодой человек, кто хочет — всегда достигнет цели. А кто не хочет, будет искать отговорки. Сейчас им нет дела до книг, потому что у них голод. Потом им не будет дела до книг, потому что посевные. Потом сбор урожая. Война за урожай с соседями, и так далее и тому подобное. А потом их дети вырастут безграмотными шлимазлами, и они станут искать виноватых в этом. И даже найдут. Всегда находят. Такова человеческая натура: вместо того, чтобы поглядеть в зеркало, мы ищем виноватых на стороне, находим, потому что очень хочется, и бьем их, потому что надо же наказать виноватых. Хорошенькое дельце. Правда, это никому ничего не дает, но пар выпущен, и можно дальше совершать ошибки, виноватого в которых найдут потом.

— Вы как представитель многострадального еврейского народа знаете об этом лучше других, — с улыбкой поддел я Валерия Эфроимовича.

Старичок посмотрел косо, одернул плюшевый пиджачок и сказал с некоторой долей обиды:

— Нет, вы все-таки антисемит.

Старик и вправду жил неплохо. Была в нем какая-то зажиточная жилка. Нет, я не мог назвать его жлобом, но надо было признать, что он умел вести хозяйство и задумывался наперед о таких вещах, о которых я бы подумал только когда жареный петух клюнет в известное место.

Я ничего не делал. Медленно передвигался по квартире, изучал книжки и болтал с Валерием Эфроимовичем. Старик ворчал и брюзгливо называл меня захребетником. Я предлагал помощь по хозяйству и пару раз активно попытался влезть в устройство быта, чтобы не быть иждивенцем, как-то отработать свое существование в гостеприимных стенах квартиры-библиотеки. В ответ получил такую порцию ворчливого негодования, что сразу стало ясно: нахлебником меня не считают, больные люди не должны работать, когда от меня что-то понадобится мне об этом скажут, а ворчливость — отличительная черта стариков, и Валерий Эфроимович, дожив до шестидесяти семи, заслужил себе право бурчать, когда ему вздумается.

Время, прожитое в этой квартире, осталось в памяти и сердце, должно быть, самым светлым пятном после пробуждения. Это была спокойная пора, давшая возможность побороть болячки и залечить душевные раны.

Беседы с Валерием Эфроимовичем отвлекали. И вскоре о прошлом стал напоминать только кусок янтаря с залипшей внутри мухой. Откуда он взялся? Возможно, его в самом деле подарила червоточина. Но зачем мне был сделан такой подарок? Янтарь молчал. Стена света, что тянулась через всю квартиру старичка, заменяя стену с окнами, тоже не спешила давать ответ.

Я пытался экспериментировать, подносил янтарь к свету. Реакции не последовало. Хотя, какой реакции я ждал?

Прошло еще недели полторы, прежде чем я окончательно встал на ноги. Валерий Эфроимович искренне радовался моему выздоровлению, но привычно ворчал.

Нужно было решать что-то. Оставаться в гостеприимной квартире-библиотеке, или идти дальше. Я колебался, не зная на что решиться. И тогда за меня решила судьба.

Я проснулся от ощущения, что кто-то закрыл мне солнце. Бывает такое: ты засыпаешь на пляже или берегу реки. Солнце светит в лицо, а потом становится темно, ты просыпаешься, и над тобой стоит кто-то, закрывая светило.

Солнца не было, была золотистая сияющая стена. Но проснулся я именно от ощущения, что кто-то стоит надо мной, ограждая от света.

Я открыл глаза и словно окунулся в прошлое.

Штаммбергер выглядел как обычно — паршиво. Глубокие морщины, нездорово-желтая кожа. Выцветшие глаза его слезились, под ними залегли тяжелые свинцовые мешки.

— Очень добренький утро, — поприветствовал Вольфганг. — Я вас искать. Долго. Я проводить, как быть обещание. Но надо быстро. У меня мало времени.

— Возникнуть теория, что червоточина в момент перехода угадывать желание. Если очень хотеть попасть в какое-то место, возможно попадать, — немец говорил взвешенно, обстоятельно. — Если хотеть Москау, надо просто дать понять это.

Мы сидели на кухне Валерия Эфроимовича. Я оседлал табурет, немец устроился напротив, через кухонный стол. Старичок хозяин мерил шагами пространство от двери до стола.

— И что, сработает? — поинтересовался я.

— Ништ знайт. Это только теория, она еще не прошла достаточной проверки.

— Вы хотите в Москву, молодой человек? — поинтересовался Валерий Эфроимович.

Я честно пожал плечами. Перед отъездом в Таиланд я хотел сбежать из Москвы. Вообще из России. Несколько месяцев назад хотел вернуться в Россию и именно в Москву. Ответить на вопрос «куда ты хочешь?» сейчас я затруднялся.

Ладно, пожелаю в Москву.

— Подождите, — попросил старичок и вышел из кухни, прикрыв за собой дверь.

В коридоре скрипнуло, послышалась какая-то возня, шебуршание.

Я повернулся к Штаммбергеру.

— То есть, надо пожелать и всё? Так просто? Что ж раньше-то ничего не получилось? Я ведь хотел.

— Возможность есть, пожеланий не был сформулирован в момент перехода, — загундосил Вольфганг. — Возможность есть, ваш спутники своими пожеланиями сбивал импульс, размывал сигнал. — Немец встал из-за стола и развел руками: — Возможность есть, теорий ништ работать. Вы идти или оставатся?

— Иду, — кивнул я и поднялся с табуретки.

Дверь распахнулась, в кухню влетел хозяин квартиры с каким-то свертком в руках. Суетливо пихнул его мне в руки:

— Возьмите, молодой человек.

— Что это? — не понял я.

— Тулупчик, — заботливо проворковал Валерий Эфроимович. — В Москве теперь, должно быть, холодно, а вам нельзя хворать.

Старичок отвернулся и украдкой смахнул слезу. Он выглядел сейчас удивительно трогательно. Я крепко обнял старика.

— Спасибо вам, спасибо за всё.

Валерий Эфроимович одернул свой плюшевый пиджачок и махнул рукой:

— Не стоит. Ах, кто бы знал, как я хочу в Москву. Нет, конечно, больше я хочу в Нью-Йорк, но в Москву я хочу тоже.

— Так давайте с нами, — предложил я.

— Ни-ни-ни, — замахал руками старичок. — Я не могу. У меня библиотека. Ничего, придет время, Москва сама придет ко мне. Всем нужны знания.

— В Москве тоже есть библиотеки, — улыбнулся я.

— В Москве были библиотеки. И в Москве не тот народ, чтобы додуматься их восстановить. Нет, послушайте старика: ко мне еще придут. Ступайте, молодой человек.

Кивнув, я перехватил удобнее сверток и шагнул к золотистой стене. Она струилась, переливалась, освещая кухню. Возможно, за ней была Москва, надо только захотеть в нее попасть, и…

Я привычно закрыл глаза, шагнул в свет.

Надо всего лишь захотеть попасть. Куда? И будет ли желание искренним? Вообще, знает ли червоточина, что такое искренность или ее можно обмануть? А вдруг вся эта теория — очередная ерунда?

Янтарь на груди сделался теплым, будто намекая на что-то. Хорошо, понял, будем считать, что это не ерунда. Тогда пусть сама и соображает, чего я хочу. Пусть прочитает мое сокровенное и перенесет меня туда, где будет счастье.

Свет понемногу отступал. Становилось холодно. Подул промозглый сырой ветер.

— Scheißen! — выругался совсем рядом Штаммбергер.

Я открыл глаза и закашлялся. Я готов был оказаться где угодно: в Москве, в Белокаменном Коровьем броде. Да хоть на Берегу Слоновой Кости. Но только не здесь.

По хмурому небу ползли низкие серые облака.

Вправо и влево убегал заснеженный мост, разрезаемый вдоль стеной света. Под мостом застыл скованный льдом Волхов. В стороне, на холме, высилась красно-серая кремлевская стена.

От ворот кремля до реки тянулась вытоптанная дорожка следов. Ближе к воротам жгли костры. Поросль у стен вырубили и выкорчевали полностью. Теперь подобраться к кремлю незаметно стало невозможно.

Ну здравствуй, Господин Великий Новгород. Но почему ты?

Сзади свистнули. Я резко обернулся. На другом краю моста, практически на том же месте, что и в прошлый раз, стоял Толян. Только вместо ТОЗа в руках он зажимал костыли. И правой ноги до колена у Толика не было.

— Что же ты, Серега, вечно по сторонам не смотришь? А если б я тебе сейчас в затылок пальнул?

— А ты бы пальнул?

— Не из чего, — вздохнул Толян и похромал в мою сторону.

Остановился. Опершись на костыль, протянул руку.

— Ну здорова, земеля.

Сказано это было так, словно он никогда не шантажировал меня под дулом ружья и не гонял через всю страну на пару с Гришкой Фарафоновым.

— Дать бы тебе в рыло.

— Это взаимное желание, — улыбнулся Толян. — Но я думаю, мы его переборем совместными усилиями. В конце концов, ничего личного у меня к тебе нет. А Фара помер.

Он так и стоял с протянутой рукой. Простецкий, как три копейки.

— Да хрен с тобой, — решил я и пожал протянутую руку.

— Не понимайт, — покачал головой, наблюдавший за нами Штаммбергер.

Толян говорил безостановочно. Все время, что мы шли через мост и петляли дворами. По сути, это была первая возможность поговорить с того самого вечера, как он пытался заставить меня трахаться с трансвеститом, а я засветил ему прикладом в табло.

Поначалу Толян на меня крепко злился. И было из-за чего. Потому, когда у Фары, узнавшего о нашем бегстве, сорвало планку и появилось устойчивое желание догнать меня и кастрировать, Толян искренне обрадовался.

Фара взял с собой его и еще десяток бойцов, оставил кремлевскую общину на Михаила, которого держал в самом близком окружении, и бросился в погоню.

Охота на меня, немца, тайца и Янку обещала быть недолгой, а расправа скорой и кровавой. Обида кипела и подгоняла, требуя выхода.

Закончились обидки тогда, когда Фара вместе со своими бойцами выскочил из червоточины невесть где, на другом краю географии, и с ходу попал в перестрелку.

— Вы, главное, как сквозь землю провалились, а там три кабана с ружьями. И давай палить без разбору. Двоих наших положили.

Несмотря на потери, численный перевес сыграл фарафоновской команде на руку, и нападавшие отправились к праотцам. Фара обозлился еще сильнее, стал нас искать, но мы в тот момент вышли к Белокаменному, а Фарафонов со своей бригадой — у деревни Борилово под Ногинском.

В этот момент злости у Толяна поубавилось, и он предложил подумать, как бы вернуться обратно. Фара о возвращении и думать не желал. Он вообще будто спятил. Ничего слышать не хотел, пока меня и Яну не поймает.

С этим нехитрым желанием он прыгал по червоточинам две с лишним недели. Толян за это время растерял остатки злости на меня и вместо того, чтобы ненавидеть беглецов, точил зуб на обезумевшего Фару, мечтая выйти к Новгороду.

Толяну не повезло. Раньше они выпрыгнули к Белокаменному.

Погоня закончилась на горном склоне с вихрями. Из преследователей в живых остались двое. Причем сам Толян без ноги.

— Зацепило меня этой дрянью, — поделился он, сворачивая во двор. — Ногу оторвало, как у куклы Барби. Кровищи было… Думал, подохну.

— А Яна? — спросил я дежурно.

Толян безнадежно махнул рукой.

— Ногу залечил. В Новгород вернуться удалось не сразу, но получилось-таки. А тут, прикинь, полный пепс. Община наша без Фары накернулась. Мы не возвращались, а Михаилу характера, видно, не хватило. В общем, сначала все захирело, потом бараны взбунтовались. А там соседи поджали и Мишку с остатками общины из кремля выбили.

— Кто?

— Алешкинские, — непонятно объяснил Толян. — Те еще беспредельщики. В кремле, главное, засели, а дальше что? У Алешина хватки фарафоновской нет. Запасы профукали. Зима, голод. Они теперь в кремле сидят, нос высунуть боятся. Жрать нечего, голодают. Один пацанчик, что оттуда сбежал, рассказывал, что человечину жрать стали. Во до чего дошло. Фара, конечно, больной был на голову, но при нем порядок был. Стадо работало, мы охрану обеспечивали. Запас был, люди при деле. И никто никого не жрал. Заходи.

Я остановился, посмотрел на дверь подъезда — смутно знакомую. Толян приглашающе кивнул. И мы нырнули в темный зев входа, пошли наверх.

Толян явно не первый день стоял на костылях. Во всяком случае, управляться с ними на лестнице у него выходило шустро, словно он учился этому с детства. Последним, шаркая, шкандыбал вечный немец.

Лестница тоже казалась знакомой. Я был здесь когда-то, я все здесь знал. Ощущение переросло в уверенность, когда мы поднялись на этаж и остановились у двери квартиры. Яниной квартиры.

В сердце что-то заныло, хотя, кажется, все чувства к этой женщине, навсегда оставшейся на горном склоне с воронками, давно перегорели. Она осталась там. Вместе с Фарой и Звездочкой…

Звездочка. Сердце сдавила грусть.

Странно, она всегда была рядом и, хотя между нами априори ничего не могло быть, любила меня. На самом деле. Теперь я знал это, но, чтобы понять, нужно было потерять ее… Его… Черт! Тайского трансвестита и близкого друга.

Звезда любила меня. Не знаю как. Может, как мужчину, может, как друга. Но я усиленно этого не замечал. Яна не любила никого кроме себя, а я вбил себе в голову, что между нами могут быть какие-то отношения. Есть какие-то отношения.

Толян толкнул дверь, вошел в ее квартиру. Мрачную, в вечерних сумерках.

— Эй, соседка, — позвал он в темноту. — Глянь, кого я тебе привел.

В груди предательски екнуло. И второй раз — когда на крик Толяна в прихожую вышла бледная Яна.

Уставшая, похудевшая, но живая.

Вышла, увидела меня, улыбнулась.

На щеках проступили ямочки. Те самые, в которые я когда-то влюбился. Только в глазах больше не плясали озорные черти, а застыла грусть.

— Здравствуй, — сказала она тихо и виновато опустила глаза.

Я не поверил. Еще не так давно наверняка купился бы на эти ямочки, эту улыбку. Но между тем «недавно» и «теперь» были Белокаменный и Ванька радист. Между «тогда» и «теперь» была погибшая Звездочка.

Кто бы мне рассказал, что пониманию любви и нелюбви меня научит мужик с пришитыми сиськами. И ведь научил.

Яна изображала раскаяние и робкие теплые чувства. А может, и не изображала. Я не хотел разбираться больше в ее масках. И я не верил ни ей, ни Толяну. Мне нечего было делать рядом с этими людьми. С другой стороны, ведь привела меня сюда червоточина, значит, все-таки я хотел попасть именно сюда.

Или теория немца не работает…

— Вы идти? Или оставатся? — подал голос Штаммбергер. — У меня нет много время. Если вы идти, я может проводить.

Идти в Москву? А что мне в той Москве? Единственный человек, который у меня там оставался Борян Борзый, но он, я был в этом уверен, умер. Чувство Родины? А что такое эта Родина?

Это место, где я что-то значу. Это место, где я могу отдохнуть и набраться сил. Это место, где живут люди, которых я понимаю, и которые понимают меня. Люди, выросшие со мной на одних букварях. Думающие по-русски, говорящие по-русски, мыслящие как русские.

Такие люди есть в любой точке России. А то, что среди них встречаются идиоты и негодяи… что ж, будем воспитывать. Если нельзя найти место, где лучше, значит, надо делать лучше вокруг себя. Надо где-то с чего-то начинать.

Так почему не здесь и не с этими людьми? Нет, я останусь здесь не из-за них. Но с ними. А что? Обживусь. Соберу свою общину. Отобьем кремль. Наведу порядок. Свой порядок.

Я посмотрел на Яну.

Может, разрешу многоженство и отберу права у этих гадюк. Нехай детей рожают и хозяйством занимаются. В конце концов, если забыть о дурацких перегибах испорченной цивилизации, именно в этом женская доля и женское счастье. И эмансипация развилась не потому, что бабам захотелось быть как мужики. А потому что мужики превратились в баб.

Пора становиться мужиком. Пора пускать корни и вставать на ноги. И не на шее у Митрофаныча, а своими силами. Хватит скакать, как блоха. Такая хренька.

Что-то я сегодня сильно умный стал. Аж страшно.

— Спасибо, Вольфганг, — сказал я тихо, но твердо. — Спасибо за всё. Я останусь. Я пришел.

Да, я пришел. Бесконечно долгая дорога закончилась. Начинался совсем другой путь.

Роман КУЛИКОВ ПРОГУЛКА ЛИМЫ

Пролог

Старый собор стоял мрачным отшельником на одиноком холме, а вокруг, насколько хватало глаз, простиралось безбрежное море зеленой, трепещущей мелкими волнами от ветра, травы. Возле его стен росли несколько кленов. С внешней от здания стороны они были обуглены, как будто гигантский костер облизал их своим огненным языком. Когда появлялось солнце, деревья отбрасывали на собор корявые тени, но сейчас было пасмурно, и они стояли, похожие на мокрый, обгорелый забор

Крыша сооружения давно обвалилась, оставив только несколько балок перекрытия, и проплывающие по небу тучи заглядывали внутрь, оплакивая его участь. Фрески, украшавшие стены, были изъедены ветром и испещрены шрамами от огнестрельного и импульсного оружия. В трещинах стен поселились трава и мох. Мягкие теплые капли дождя, тихо шелестя, падали на каменные обломки и прошлогодние листья, нанесенные сюда ветром.

Постепенно ливень становился все сильнее, но Лима почти не замечала его, хотя вся вымокла. Вода стекала по волосам девушки, забиралась за шиворот, рубашка и брюки под доспехами намокли и весили, наверное, не меньше самой брони.

Все ее внимание было приковано к стоящей напротив фигуре в черном плаще с капюшоном, надвинутым так, что лицо невозможно было разглядеть. Вода впитывалась в ткань плаща, заставляя его обвисать, плотно облепив широкие плечи. Длинные рукава скрывали руки, в которых было зажато странное, похожее на косу, оружие, опущенное к земле.

Это был Хозяин.

Лима никогда его раньше не видела, но была уверена, что это он. То мерзкое чудовище, что пришло из другого мира — неведомого и мрачного. Он и еще много таких же. Они в одночасье поставили людей на колени, превратив почти всех в ничтожных рабов.

Она долго ждала этой встречи, сейчас ей казалось, что все это время она жила только ради этого момента. Образы с изуродованных фресок с грустью взирали на врагов, нашедших друг друга в их обители, словно знали, что эта встреча была предначертана и неминуема. Лима и Хозяин стояли посреди собора, в нескольких шагах друг от друга, но никто из них не нападал.

Напряжение между противниками было почти физически ощутимо. Оно все нарастало, как раскаты грома при грозе — сначала они тихо рокочут вдалеке, потом становятся все сильнее, приближаясь и с каждым ударом набирая силу, и, наконец, грохочут, сотрясая воздух и землю. Мир вокруг затаил дыхание в ожидании кульминации. Казалось, даже дождь замер, и ленивые капли просто зависли в воздухе, когда один изних сделал первый выпад.

Внезапно все движения, до этого замедленные, настолько убыстрились, что стали почти незаметными глазу. Похожее на косу оружие взметнулось, увлекая за собой несколько желтых листьев. Удар был таким сильным, что должен был неминуемо снести девушке голову, но она уклонилась, и тяжелое лезвие просвистело в нескольких сантиметрах над ней. Ответная атака последовала незамедлительно, тяжелое короткое копье устремилось к груди противника. Хозяин ушел от него, повернувшись корпусом, пропуская смертельное острие мимо, и снова напал. Широкое лезвие с двумя выступающими зубцами ближе к древку, похожее на клюв гигантской птицы, обрушилось сверху вниз. Лима отскочила — коса с металлическим хрустом и искрами вонзилась в камень пола, уйдя в него на добрых два десятка сантиметров. Девушка ринулась вперед, наискосок взмахнув своим копьем с длинным, плоским и очень острым лезвием, пригодным для нанесения как колющих, так и рубящих ударов. Но когда оно опустилось, Хозяина уже не было на прежнем месте. Он крутнулся, потянул свое оружие, задирая древко вверх и вперед, выворачивая его из пола вместе с кусками камня, и почти мгновенно оно, невесомо порхавшее в его умелых руках, начало со свистом разрезать воздух в новой атаке.

Противники закружились в смертельной схватке, они не уступали друг другу в скорости и умении обращаться с оружием. Клинки звонко сталкивались и высекали искры.

В ходе одной из атак, когда Хозяин нанес удар сверху, Лима блокировала его, направив лезвие косы вниз и прижимая его к полу своим копьем, потом неожиданно перехватила копье ближе к наконечнику и наотмашь двинула древком по скрытому капюшоном лицу. Взмахнув руками и отпустив оружие, Хозяин отлетел, упал на спину и заскользил на мокрых листьях, проехав несколько метров.

Девушка подцепила его косу носком сапога и отбросила в сторону. Оружие зазвенело у стены, за каменными обломками.

Хозяин уже поднимался на ноги.

Даже оставшись без оружия, он не стал менее опасным, но Лима не собиралась упускать свой шанс разделаться с ним. Она напала, ее атаки следовали одна за другой. Хотя противник был ловок и невообразимо быстр, один из ее ударов все же почти достал его. Лезвие копья вспороло ткань капюшона, та съехала с головы Хозяина, и золотистые волосы качнулись, вырвавшись на свободу. Девушка остановилась от неожиданности.

Он стоял вполоборота к ней, Лима по-прежнему не видела его лица. Затем Хозяин повернул голову и она, наконец, смогла посмотреть врагу в глаза.

Они были абсолютно черные. Они пугали и притягивали одновременно; казалось, в них живет сама тьма. Девушка словно терялась в этих глазах, они увлекали куда-то далеко, обещая невиданную свободу, прекращение всех лишений и невзгод, в ее теле появилась необычная легкость, еще чуть-чуть и она смогла бы воспарить над землей…

Тряхнув головой. Лима сбросила наваждение. Хозяин стоял прямо перед ней, она даже чувствовала исходящий от него запах мокрой ткани и мускуса. Не дав ей опомниться, он нанес мощный удар в грудь.

Доспехи выдержали и смягчили удар, но Лима отлетела назад и, ударившись о стену, съехала на пол. Противник бросился к ней. Она попыталась защититься, выставив перед собой оружие, но он поднырнул под лезвие, схватился за древко и потянул копье на себя. Она напрягла все силы и не дала вырвать оружие из рук.

Их взгляды снова скрестились, Хозяин подался вперед, склоняясь все ниже и ниже, пока его бледное лицо не оказалось в нескольких сантиметрах от лица девушки и внезапно оно начало таять. Кожа становилась прозрачной, истончалась, черты дрожали и расплывались, как отражение в воде от брошенного камня, а под ними проступало совершенно другое лицо. Сначала неясное, но призрачно знакомое, но постепенно все более и более узнаваемое. Золотистые волосы закудрявились и обрели каштановый оттенок, брови стали тоньше и ровнее, ресницы вытянулись, глаза из черных стали ярко-голубыми, почти синими, губы пухлыми и дерзкими. Еще через несколько мгновений, когда трансформация закончилась, девушка смотрела сама на себя.

Во взгляде Лимы была растерянность, по губам двойника скользнула торжествующая улыбка. Воспользовавшись ее замешательством, Хозяин выхватил из рук девушки оружие и распрямился. Теперь под свисающим плащом явно угадывалась женская фигура. Изменилось не только лицо — он полностью скопировал девушку. И это была не иллюзия.

Рука с копьем взметнулась вверх, Лима вскрикнула, понимая, что уже не успеет увернуться.

Хозяин ударил.

Коротко сверкнув, острие копья рванулось к своей бывшей хозяйке, словно желая наказать ее за то, что не смогла удержать его в своих руках…

…и снова мир остановился, как будто кто-то замедлил время.

Капли дождя повисли в воздухе, взметнувшиеся листья не собирались падать, взгляд Лимы остановился на устремленном в ее сердце оружии, двойник с искаженным злобой лицом замер в своем убийственном движении. Свет начал меркнуть, мгла съедала краски и поглощала объекты, мир исчезал…

Глава 1

Лима металась во сне, грудь ее часто вздымалась, с губ слетали тихие стоны, бисеринки пота выступили на лице. Рука судорожно сжалась на лежащем рядом завернутом в тряпье оружии, и девушка проснулась.

Она села. Сердце бешено колотилось; несколько раз глубоко вздохнув, Лима немного его успокоила. Смахнула пот со лба и снова прилегла, но уже не смогла заснуть. Дурацкий сон, которого она ни разу не смогла вспомнить до конца и тем не менее столь часто снившийся ей, оставил после себя неприятное чувство обреченности и привкус крови во рту. Полежав немного, Лима подумала, что отправиться на «прогулку», как она называла свои вылазки в город, можно и сейчас. Ночь ничем не хуже дня… и не лучше, разве что обычных людей почти не встретишь, ну так это и хорошо — значит, всякий кто попадется — твой враг. Она решительно откинула в сторону покрывало, легко поднялась и, скинув с себя одежду, прошла в душ.

От ледяной воды перехватывало дыхание, и кожа покрывалась мурашками. Стена в душевой была проломлена, Лима стояла под тугими струями и смотрела сквозь торчащие куски арматуры на лежащий внизу город. Темные глыбы зданий чередовались с глубокими черными тенями, кое-где общую серость нарушали оранжевые точки костров — места сборищ Прислужников. Только они могли позволить себе без опаски жечь ночью огонь.

Выключив воду, Лима взяла тряпку, заменявшую ей полотенце, и немного просушила волосы. На теле вода высохнет и сама, зато ощущение чистоты сохранится немного дольше, а она так любила чистоту, недостижимую в этом грязном, вонючем городе. Кинув еще один взгляд через пролом, Лима направилась обратно в комнату.

Подойдя к доспехам, сваленным в кучу, среди разваленных стопок книг около окна, она осмотрела латы и прикинула — не зайти ли на обратном пути к Кузнецу. Оценив повреждения, нанесенные углекевлару, Лима решила, что визит к одноногому оружейнику может и подождать еще пару «прогулок», а может и все три, это уж как повезет.

Девушка начала облачаться и подгонять каждую деталь брони. Ремень налокотника немного натирал, но терпимо, Лима в очередной раз пообещала себе подрегулировать его по возвращении.

Собравшись, она подошла к окну и посмотрела на погруженный во тьму город с высоты двадцать второго этажа. В этот миг облака разошлись, и в разрыв между ними боязливо выглянула луна, осветив своим мертвым светом дома. Словно в ответ на ее робкое появление вдалеке раздался протяжный вой. Жилище Лимы было крайним на этаже, и стоящий рядом небоскреб почти не закрывал вида на город.

Вой доносился откуда-то справа, Лима посмотрела туда — площадь Независимости. Сегодня путь Лимы лежал вдали от тех мест, но она поставила мысленную отметку в голове о новой опасности, появившейся в том районе.

«Может быть, волк», — подумала Лима и усмехнулась своим мыслям. Волки редко заходят в город, а если и заходят, то целыми стаями, а не поодиночке.

Лима еще раз взглянула на луну, на которую уже тянуло тонкое клубящееся щупальце очередное облако, и уже хотела отойти от окна, как вдруг в доме напротив зажегся огонь,

Маленький язычок пламени в самодельном фонарике, сделанном из жестяной коробки, почти не давал света и был зажжен в глубине комнаты, так что не мог быть замечен ниоткуда, кроме ее окна, находившегося напротив.

Лима заинтересовалась. Это что, сигнал ей? Но что он значил? Напротив нее жил парень лет двадцати пяти, она знала, что он тайно, как ему казалось, наблюдал за ней. Она видела, как он смутной тенью приникал к грязному окну, когда она возвращалась с «прогулок», и смотрел, как она переодевалась. Лиму совершенно это не смущало и даже немного подзадоривало, а иногда, когда у нее было хорошее настроение, она позволяла себе подразнить парня, подходя к окну обнаженной и делая вид, что не знает о его внимании, в притворной задумчивости ласкала свое тело. Представляя, что могло твориться в такие моменты с парнем, Лима веселилась и тихонько смеялась, отойдя в глубь комнаты после устроенного ею маленького представления.

Неужели он, наконец, осмелился и решил проявить Лиме знаки внимания!? Почему тогда ночью и как он узнал, что она не спит? Хотя это, наверное, луна — она осветила Лиму, когда та стояла в окне. Но почему именно сейчас и огнем, а не как-то иначе — это же опасно… Но Лима решила не забивать голову всякой ерундой перед «прогулкой».

«Странный парень, — подумала она напоследок. — Хотя кто сейчас не странный?»

И снова усмехнулась: «Может, я?»

С этими мыслями Лима расчехлила оружие, приладила перевязь через плечо и вышла из квартиры, служившей ей пристанищем уже несколько недель.

Ради разминки, она пробежалась по лестницам и остановилась на втором этаже. Прижавшись к стене, она отдышалась и, осторожно выглянув в окно, осмотрела улицу и ближайшие здания.

Ее взгляд внимательно скользил по серым стенам, взирающим на окружающую их ночь темными глазницами окон, проникал сквозь тень и рассеивал черноту ночи, превращая ее в сумрак. Снаружи тянуло свежестью и хотелось побыстрее покинуть пыльное помещение, пахнущее брошенным жильем и наполненное призрачным присутствием бывших обитателей. Но девушка не спешила, привычно выискивая опасности и возможные ловушки. На первом этаже здания напротив раньше находились офисы какой-то компании, от которой остались лишь покореженные обломки вывески. В проеме входной двери, едва выступая из-за косяка, виднелись очертания спрятавшегося человека.

Лима ухмыльнулась.

Он стоял там уже десятые сутки, притащился за ней с одной из «прогулок» и в этом месте потерял ее след, спрятался и теперь стоял и ждал, когда Лима появится вновь. Эти полуживые были невероятно тупы. Хотя рефлексы мог ли вести их за жертвой практически бесконечно, но когда они теряли ее из вида, то сначала прятались и ждали. А потом либо находили новую жертву, либо так и стояли, не чувствуя течения времени, и медленно умирали от истощения. Несмотря на то, что их метаболизм был замедлен практически до нуля, тело все же расходовало энергию. Лиме стоило труда привести этого полуживого так далеко от того места, где он выбрал ее жертвой. Она легко могла разделаться с ним, но девушка решила немного развлечься и постоянно была у него на виду. Так она вела его за собой почти восемь кварталов. Теперь он служил ей дополнительной охраной, потому что наверняка уже забыл выбранную жертву и набросился бы на любого приблизившегося.

Когда Лима выбирала место, где оставить своего преследователя, она с удивлением отметила, что думает о том, не будет ли опасен он для ее соседа в окне напротив? Девушка даже решила сменить точку входа в свой дом, объяснив это себе соображениями безопасности, но все же понимала, что это не совсем так и что она начала испытывать некую симпатию к неизвестному парню. Это ее злило.

Полуживой был на своем «посту», значит, скорее всего, рядом никого не было и можно было выходить. Место, где Лима выбиралась на улицу, было на расстоянии пары метров от затаившегося в темноте зомби и отделено от него стеной. Но Лима всегда перемещалась тихо, и шанс, что он услышит ее, был минимальный. Она пробиралась так уже несколько раз. Вот и сейчас Лима, скользнула неслышной тенью на нижний этаж и прокралась мимо своего «охранника». Даже на расстоянии чувствовался запах разлагающейся плоти. Она отошла за угол, прислушалась — не привлекла ли она внимания полуживого — и продолжила свой путь уже немного свободнее, но бдительности не теряла и была готова в любую секунду отразить нападение, пустив в ход свое оружие.

Через несколько домов Лима заметила спрятанный в проулке гравицикл. Он был наспех укрыт тряпками, бумагой и разным хламом. Наверное, его владелец не успевал добраться до гаража до наступления темноты и решил спрятать его. Девушка огляделась по сторонам — могло быть и так, что водитель остался неподалеку и стерег свое имущество. Ей совсем не хотелось получить арбалетный болт или лазерный луч в спину.

Лима прикинула и осмотрела все возможные места, откуда на нее могли напасть или выстрелить. Не заметив ни чего подозрительного, она подошла к машине. Искушение завести гравицикл и быстро доехать до своей цели, было велико. Конечно, пешком добираться было не очень удобно, намного дольше и опаснее, но перемещение транспорта в ночное время было запрещено и любое нарушение жестоко пресекалось. Это была прихоть Хозяев. И никто не осмелился задать вопрос, почему нельзя использовать транспорт? Или почему ночью запрещалось зажигать свет или как-либо по-другому использовать электроэнергию, неважно из каких источников она бралась? Большинству подобное даже в голову не приходило, а если и приходило, то они благополучно промолчали — таков был приказ Хозяев, и большего не требовалось. Путь до музея предстоял неблизкий, и Лима задумалась: может, все же рискнуть и, прыгнув на гравицикл, сэкономить время. Ей было плевать на всех Хозяев, вместе взятых, и на каждого в отдельности.

Но Лиме не нужны были сегодня стычки или что-либо еще, способное задержать ее. Похоже, перерыв неимоверное количество книг, она, наконец, нашла что-то стоящее. Заодно по пути заглянет к старьевщику — может, у него еще какой товар для нее появился, ведь со времени ее последнего посещения прошла уже неделя.

Старик поворчит немного по поводу позднего посещения, но Лима привыкла к его бормотанию и уже не обращала внимания. Он всегда ворчит, жалуясь на погоду, время суток, жестокую судьбу и собственную мать, родившую его на свет в такое поганое время. Но не забывал исправно доставать нужные ей вещи и делиться информацией, по этому Лима терпеливо выслушивала его бормотания, считая их просто довеском к тому товару, что приобретала у него. К тому же, как ей казалось, старьевщик неплохо к ней относился.

Пять кварталов не доставили ей хлопот. Она без помех добралась до базарной площади, сейчас залитой лунным светом. Днем тут шумно шла торговля всевозможным товаром, от овощей до имплантов, а лавка старьевщика находилась на ее дальнем конце.

Лима не любила открытых пространств, тем более окруженных кольцом глубокой тени от периферийных построек, где мог скрываться кто угодно. Когда она выйдет на площадь, то окажется как на ладони. Жутко не хотелось идти в обход, но и рисковать лишний раз тоже не стоило.

Девушка посмотрела на небо и увидела, как ветер гонит на луну небольшое облако. Лима решила этим воспользоваться. Дождавшись, когда луна скроется, она собралась бегом пересечь площадь.

Лима приготовилась. Наконец облако закрыло своим пышным серым боком яркий лик луны, и ночь стала привычно темной.

Она побежала. Справа от нее раздался щелчок и характерное жужжание виброножа, и из тени, наперерез ей метнулось размытое, едва различимое пятно. Лима резко остановилась и отскочила назад.

Девушка скорее почувствовала, чем увидела, как кто-то пронесся в нескольких сантиметрах от нее, а гудящее лезвие едва не задело ее. Она сделала несколько быстрых шагов назад и сбросила с плеча копье, приготовившись к бою.

Ее противник был киборгом. Она сразу поняла это, когда включился вибронож, их излюбленное оружие, а скорость атаки еще больше укрепила ее предположение.

Вибронож он выключил, и по звуку определить его положение было практически невозможно. Лима пятилась, прислушиваясь к малейшим шорохам и напрягая зрение, пытаясь уловить неясные контуры противника. Но смогла заметить его, только когда киборг бросился в атаку.

Невидимка напал сбоку. Девушка уклонилась.

Он резко остановился и прыжком вернулся назад, оказавшись рядом с ней.

Плохо различая его в темноте, Лима взмахнула копьем, но лезвие лишь рассекло воздух, и она сразу услышала гудение виброножа у себя за спиной. Рывком ушла в сторону и снова ударила, и опять ее копье пронзило пустоту. Глаз улавливал только размытое пятно чуть темнее ночи, быстро обходившее ее. Лима тихо выругалась, поняв, что киборг использует светомаскировку. Но тут ей на помощь пришла луна. Стряхнув с себя налипшее облако, она залила все вокруг своим ярким светом. Маскировке киборга понадобилось несколько мгновений, чтобы сработать, и он появился перед Лимой черным на светлом фоне.

Противник даже не успел растеряться и понять, что потерял свое преимущество — удар копья был быстрым и смертельным. Широкое лезвие наконечника прошло через шею киборга, отсекая голову от туловища практически без усилия. Труп, разделенный на две части, упал на землю. Маскировка замигала, побежав по туловищу разводами, и исчезла, показывая обнаженное тело. Значит, она была имплантирована в кожу. Лима хмыкнула, такого она раньше не встречала. С каждым днем появлялись все новые и новые виды имплантов, а с приходом Хозяев и их Зодчих, кибероника пошла на новый виток развития. Понятно, почему киборги так преданы Хозяевам. Хотя среди людей и раньше были мастера по имплантации, но когда они позаимствовали некоторые знания у Зодчих, уровень их профессионализма так повысился, что сейчас невозможного для них почти не было.

Правда чтобы воспользоваться услугами таких мастеров, нужны были средства и немалые, поэтому часто киборги ставили свои импланты в кустарных мастерских, во множестве разбросанных по городу. Они стали верными слугами, поставщиками информации и человеческой плоти, наемными убийцами и основными солдатами Хозяев. Киборги были готовы на все, чтобы улучшить свое тело, даже продать душу (если таковая у них была, в чем Лима сильно сомневалась).

Оставив мертвого киборга валяться в луже крови, Лима, оглядываясь по сторонам, быстро перешла площадь и добралась до лавки старьевщика, служившей ему одновременно и домом.

Она громко постучала в обитую железными листами дверь. Некоторое время никто не отвечал, и она занесла руку, чтобы еще раз постучать, когда из-за двери послышался кашель и хриплый голос произнес:

— Что за уродов носит в такой час? Какого хрена вам надо? Ступайте домой подобру-поздорову, пока собак не спустил.

— В твоей хижине только одна собака, старик. И сейчас она тявкает на меня из-за двери, — ответила Лима, не считая нужным церемониться. — Открывай, пока дверь не вышибла.

Снова послышался кашель, но дверь не открылась. Лима сильно стукнула по железному листу, оставив на нем вмятину.

— Ну же!

Внутри защелкали замки. Сколько их было. Лима ни когда не считала, но уж больше пяти точно. Девушка отошла в сторону — мало ли что взбредет старому в голову, с него станется пальнуть из темноты в непрошенного гостя. Она видела у него допотопное оружие, которое он называл дробовиком. Старик говорил, что усовершенствовал его и что сейчас оно работает получше многих нынешних новомодных пукалок.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель старик пробурчал:

— Ну, кто там еще?

— Это я, Лима, — сказала девушка, прислонившись к стене рядом с дверью, так, чтобы ее не было видно.

— Ну а что не заходишь тогда, раз Лима? — и хмыкнул. — Или собаки испугалась?

Лима осторожно выглянула.

— Заходи, не бойся, нечего мои старые кости на холоде держать. — Старик открыл дверь полностью.

Лима, пригнувшись, вошла в низкий, темный коридор, старик плотно закрыл за ней дверь, щелкнув всеми замками, снял колпак с биолампы, и коридор сразу осветился призрачным голубоватым светом. Резкие тени от девушки и старьевщика скакнули на стены.

Лима посмотрела на седого старика. Лицо его было сердитым и не обещало непрошенной гостье ничего хорошего, в одной руке у него действительно был дробовик, но в глазах горел озорной огонек.

— Ну что смотришь? Не за этим, наверное, пришла средь ночи? Иди, давай.

Лима улыбнулась и пошла в торговую комнату, как называл ее старьевщик, стараясь смотреть под ноги и обходить валявшиеся на полу различные предметы. Она считала, что старик специально сделал коридор таким низким и захламил его, чтобы сделать проход по нему как можно более неудобным. Но в комнате потолки были достаточно высокие, чтобы Лима смогла выпрямиться, и достаточно свободного места, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Освещением служили три тусклые биолампы, развешанные по углам и отбрасывающие мутный желтоватый свет. Окон в помещении, конечно, не было (иначе свет бы не горел). Вокруг валялся всяческий хлам, предметы быта, чайники, кастрюли, стол без одной ноги, стулья, отдельным стеллажом стояли электроприборы и наваленные грудой запчасти к различным транспортным средствам, остальное было закрыто грязными, некогда белыми, а сейчас пожелтевшими, простынями. В противоположной стене была дверь, ведущая в жилую комнату старика. В воздухе витал слабый запах каленого металла и горелого масла.

Следом за девушкой вошел хозяин этой свалки, прошел мимо и с серьезным видом устроился за маленькой конторкой у стены, поставил биолампу рядом и стал демонстративно ждать.

«Вот ведь вредный старикашка», — улыбнулась про себя Лима и, сделав шаг, подошла и сказала дежурную фразу:

— Чем торгуешь?

Старик исподлобья посмотрел на нее своими хитрыми серыми глазами.

— Уважаемый, — добавила Лима.

— То-то же! — пробухтел старик. — А то «собака»!

Лима молчала.

Старьевщик встал со своего места и направился в дальний угол комнаты, с грохотом отодвинул какие-то ящики и достал завернутый в пленку тоненький сверток.

— Вот! Уже четыре дня тебя дожидаются.

Лима выхватила сверток у старика и подбросила в руке.

— Что-то маловато, — сказала она с безразличным видом. На самом же деле ей хотелось прямо сейчас начать срывать обертку.

— Ну, сколько есть. Не нравится — не бери. — Старик потянулся к свертку, но Лима вместо ответа сунула руку в поясную сумку, достала горсть пищевых купонов и, не считая, высыпала в протянутую ладонь.

— Это все? — спросила девушка.

— Пожалуй, да. Приходи дня через три, мне тут обещали кое-что принести, думаю, тебе понравится, — ответил старик, открыл конторку и ссыпал купоны в жестяную коробку.

— Хорошо, загляну. — Лима развернулась и собралась уходить, как вдруг старик ойкнул.

— Постой! Чуть не забыл, ведь специально подальше от чужых глаз убрал, чтобы для тебя сохранить, — проговорил старик. — Да и как тут не забудешь, если будят среди ночи, в такое время, когда все нормальные люди уже десятый сон видят. Подожди, я сейчас.

С этими словами он открыл дверь и, откинув полог, скрылся в жилой комнате. Из-за неприкрытой двери послышалась возня, кряхтенье старика и девичий голос.

Вот старый хрыч! Девочку на ночь купил, и, судя по голосу, совсем молоденькую.

Через минуту старик появился, неся еще один сверток, гораздо больший, чем первый.

Лима, улыбаясь, смотрела на него. Старик непонимающе остановился, потом оглянулся на открытую дверь и, поняв, ухмыльнулся.

— Купил вчера на клон-ферме. Знаешь, сколько купонов отдал?!

Лима сразу посуровела и поджала губы. Старик собирался что-то сказать, но, посмотрев на нее, передумал и перестал улыбаться.

— Да ну что ты, в самом деле! Чего ты так их не любишь? Я понимаю, что не люди, но, поди, их отличи, а мне надоело все время одному быть, — сказал старик, словно оправдывался за что-то. — Приятно прижаться к молодому горячему телу, старые кости погреть, да и девчонке польза, хоть в мастерские не попадет.

Решив сменить тему, старьевщик развернул сверток.

— На вот, посмотри лучше.

На руки Лимы легла тяжелая книга. Она осторожно откинула пленку и прочитала выдавленное на жесткой обложке название на старом языке, в основе которого лежала латынь: «Большой альманах предметов искусства», а внизу приписку более мелким шрифтом: «Аукционное издание».

— Ну? Что это? — Старик то смотрел на книгу, то заглядывал Лиме в глаза. Видно, язык ему был незнаком. — Хорошая штука?

Лима пролистала несколько страниц. Внутри у нее все замерло от восторга. Она даже произнести ничего не могла.

— Ага, и картинки цветные! — восторженно проговорил старик.

Лима закрыла книгу и посмотрела на старика.

— Ну? Что скажешь? — спросил он.

— Сейчас не возьму, тащить тяжело, и купонов нет, — сказала, наконец, Лима.

— А ты еще, куда от меня пойдешь? Нашла что интересное? — Любопытство сразу заискрилось в его голосе.

— Не твое дело, — ответила Лима. И, сделав над собой усилие, протянула книгу обратно старьевщику и направилась к выходу.

— Погоди, давай договоримся, — остановил ее старик, когда она уже пригнувшись, выходила в коридор. Лима посмотрела через плечо:

— Чего хочешь?

— Скажи мне любопытному, куда ты сейчас, а то я ведь спать не смогу. Ты же меня знаешь старого, голову всю ночь ломать буду. А я тебе эту вещицу за полцены отдам.

— Идем, замки отопрешь, — сказала Лима, отвернулась и молча двинулась дальше.

— Эх… — Старик досадливо грыз нижнюю губу. — Ну… ну, ладно! — крикнул он, решившись. — Я тебе ее так отдам, — и вполголоса добавил: — Все равно у меня их никто, кроме тебя, не берет.

Лима молчала в темноте коридора. Старик понуро поплелся следом, лампу на этот раз он не взял, так как свой коридор знал наизусть, а Лима все равно была уже у двери.

Открыв замки, старик с обиженным видом выпустил девушку и уже почти закрыл за ней дверь, как вдруг Лима остановила его, вытянув руку. И внутренне ругая себя, произнесла:

— Я в музей.

— В музей?!

— За книгой завтра зайду, — бросила Лима и пошла прочь, чувствуя спиной изумленный взгляд старика.

Замки сзади защелкали спустя лишь некоторое время.

На ходу Лима прикидывала ближайший путь к музею, но ни один из них не был коротким.

На дорогу в любом случае уйдет пара часов.

* * *

Старьевщик долго ворочался, укладываясь удобнее, девчонка-клон уже спала, ее звали Нати, старик еще не привык к ее присутствию. Но вообще-то она неплохо справлялась с обязанностями, даже помогла ему приготовить ужин, а еще у нее были нежные ручки и приятный голосок, и он подумал, что не зря потратился.

Сон никак не шел.

«Вот ведь, стерва! — беззлобно выругал он про себя Лиму. — Шляется по ночам, не спится ей!»

Но на самом деле ему нравилось, когда она приходила, независимо от времени. В ее присутствии он чувствовал себя неожиданно легко и спокойно. Осознание того, что с девушкой все в порядке, придавало старику уверенности и оптимизма, и горькое чувство потери былого величия, забивалось в какой-то далекий уголок сознания и тревожило его уже не так сильно. Поэтому он старательно выискивал для нее новые книги и брошюры (больше она все равно ничего не покупала), иногда специально разделяя найденное на несколько частей, чтобы она лишний раз зашла в его лавку. К тому же вокруг нее витала тайна. Какая именно, старик не знал, но в том, что она была, не сомневался. Он считал себя очень наблюдательным и способным замечать любые мелочи. Cpeди таких мелочей было отсутствие на Лиме киберимплантов, даже биорегулятора, похоже, не было, а ведь его ставят сразу после рождения, иначе человеку будет трудно выжить среди различных болезней, появившихся за последнюю сотню лет. Для старика было загадкой, как она, с виду обычная девушка, вообще смогла выжить среди творящегося вокруг хаоса, а уж тем более, — обойтись без биорегулятора. Но он не решался спросить, хоть и очень хотелось.

Поняв, что самому уснуть ему будет очень трудно, он достал из тумбочки у кровати коробочку с кристаллами сна, перебрался в кресло-качалку, выбрал из коробочки один кристалл, небесно-голубого цвета и загрузил в шунт за ухом. Оттолкнувшись, он стал медленно покачиваться; и сон накрыл его своим мягким покрывалом.

Внезапно опять донесся сильный стук в дверь. Старик сразу очнулся, девчонка тоже подняла голову, моргая спросонья глазами.

— Кого еще принесло? — прокряхтел старик, выбираясь из кресла. — Ну что за ночь! А ты спи, спи, — сказал он девушке. — Я сейчас выпровожу их быстренько.

И, взяв дробовик и биолампу, пошел к двери.

Не успел он дойти, как раздался еще один громкий стук.

— Кто там? — крикнул старьевщик. Он разозлился. Нападения он не боялся, слишком многие хотели пользоваться его услугами. Все, в том числе и различные банды в городе, шли к нему за интересующей их информацией или вещами. Не было такого предмета, которого он не мог бы достать, или информации, которой он не смог бы раздобыть. Это нравилось всем, и лавка считалась неприкосновенной, как и он сам.

— Открывай старик, — раздался снаружи сиплый голос. — Нам нужно спросить тебя о чем-то…

— Приходи утром, недоумок, иначе ты получишь такой ответ, который тебе придется долго выковыривать из твоей тупой башки!

Несколько секунд снаружи было тихо, затем последовал такой сильный удар, что вздрогнули стены, а входная, обитая железными листами, дверь выгнулась внутрь. Старик от неожиданности шагнул назад и, оступившись, упал на пол. Еще несколько секунд дверь сдерживала натиск, потом, скрипнув замками и петлями, сдалась, отлетев к стене и криво повиснув на язычках двух нижних замков.

Свет биолампы блеснул на мощных металлических ногах шагнувшего в проем киборга. Он был невысокий (даже не нагнулся, войдя в коридор) и очень широкий в плечах, с бугрящимися, налитыми силой мышцами торса. Перепуганный старьевщик стал отползать назад, забыв, что у него в руках ружье, которое он собирался пустить в ход. На стенах коридора скакали безумные тени от качающейся в его руках лампы. Киборг быстро подошел к старику, одним движением выбил у него из рук оружие и, схватив за ворот, потащил за собой, направляясь в глубь лавки. Следом зашли еще четыре киборга.

Пока его тащили, старик так и не выпустил из руки лампу. Когда киборг швырнул его к конторке, он сел, прислонившись к тумбе спиной, и прижал лампу к груди, словно она могла как-то его защитить.

Пятеро киборгов встали вокруг старика, угрожающе нависая над ним.

— Что… что вам надо, — запинаясь, проговорил тот, переводя взгляд с одного на другого, — вы знаете, кто я?..

Крайний слева, очень худой киборг с одной металлической рукой чуть нагнулся, схватил старика за плечо и сжал хромированные пальцы. Острая боль пронзила старика, и он закричал. Киборг отпустил, а потом сжал еще сильнее.

Когда туман перед глазами немного рассеялся, казалось, что прошла целая вечность, но напавшие все так же стояли вокруг, глядя на него сверху вниз. Руку он не чувствовал.

— Чего вы хотите, — прошептал он. — Купоны лежат в коробке вот здесь. — Старик кивнул на конторку.

— Куда она пошла? — вместо ответа спросил киборг в темных очках, стоявший прямо перед ним. Сиплый голос принадлежал именно ему. Видимых имплантов у него не было, и только армированные нейрошнуры, идущие от лысой головы к плечам, спине и рукам, говорили, что кибернетические части встроены в тело. Такая операция стоила дорого, и не многие могли позволить себе такую роскошь.

— Кто она? — спросил старик. — Я не совсем понима…

Вибронож завизжал и распорол ему ухо.

Старьевщик снова закричал и, схватившись за рану, повалился на бок, кровь засочилась между пальцев.

Лампа покатилась по полу.

Один из киборгов присел рядом, поднес вибронож к его лицу и, склонив голову на бок, посмотрел старику в глаза. У самого киборга они были разные — один настоящий, другой механический, причем не лучшего качества. Старьевщик стиснул зубы, и крик перешел в мычание.

— Теперь слушай, пока еще есть чем, — сказал лысый. — Час назад эта сучка распотрошила моего человека на том краю площади. У него в зрачки были встроены микрокамеры, и когда она снесла ему голову, та упала очень удачно и показала, как она зашла к тебе, пробыла в твоей сраной дыре пятнадцать минут, а потом вы мило попрощались. Теперь я хочу знать, кто она и куда пошла? Я знаю, кто ты — старьевщик, который всем продает информацию, и якобы поэтому тебя нельзя трогать, — он склонил голову, — ну тогда считай, что я покупаю у тебя эту самую информацию, и если ты не ответишь мне, то значит, ты просто бесполезная куча мусора.

— Я…

Вибронож приблизился к глазу. Старик видел размытый контур острого лезвия и слышал его гудение.

— За его импланты я выложил кучу денег, — процедил сквозь зубы киборг, — и очень… ОЧЕНЬ рассчитывал на него. Так что хорошенько подумай над тем, что ты сейчас мне скажешь.

Старик с трудом сглотнул, во рту пересохло.

— Ее… ее зовут Лима, — проговорил он, опустив взгляд.

— Ну?! — рявкнул киборг. — Куда она пошла?

— В музей.

— Какой музей? — удивился киборг. — Ты за кого меня принимаешь?! — в приступе ярости заорал он.

— Она… она сама мне так сказала, — запричитал старик. — Я больше ничего, ничего не знаю!

Киборг наклонился, схватил его за грудки и рывком поднял над полом. Сделав шаг вперед, он наступил на лампу, которая с хлопком лопнула, и светящиеся мягкие шарики, вылетев из нее, раскатились по полу. На воздухе они стали набухать, а потом резко сдуваться и гаснуть. Для этих организмов вакуум был средой обитания, и кислород убивал их в считанные секунды.

Киборг приблизил лицо старьевщика вплотную к своему, и старик увидел, что то, что он сначала принял за очки, на самом деле были вживленными многофункциональными полимерными экранами, служившими киборгу глазами.

— Сейчас я подсоединю к твоему шунту нейрошнур и прямо поверх кристалла сна запущу электрический заряд, — сказал спокойным и оттого страшным голосом киборг. — Он расплавится и выжжет тебе часть твоих прокисших мозгов. И будет делать это в течение нескольких часов, пока не испарится последняя молекула. Ты сдохнешь в таких муках, старик, что даже представить себе не можешь.

— Я ска-зал прав-ду, — выдавил старьевщик. — Так она са-ма мне сказала.

— Где она найдет музей, тупица?! Сейчас вся планета — один большой музей! — Киборг тряс старика как куклу. — ГДЕ?!!!

— Госпиталь…

— Что? — Киборг перестал трясти его.

— С начала войны там был госпиталь, а раньше… до войны, — старик говорил, поясняя, словно боясь, что его не поймут, — там раньше был археологический музей, это было давно, и музеем он пробыл всего две недели после своего открытия. Я знаю, знаю. Потом началась война, и его превратили в госпиталь. Почти все забыли, что это когда-то был музей.

Киборг молча стоял, переваривая информацию. Изо рта у старика текла струйка слюны, от кровоточащего уха плечо рубахи было мокрым, глаза бессильно закрывались.

— Думаю, ты мне не врешь старик?! — Киборг встряхнул висящего у него на руках человека.

— Конечно, не врешь! Ты же не дурак.

Лысый злобно усмехнулся и швырнул старьевщика на стеллажи. Под тяжестью тела полки сломались и обрушились, засыпая упавшего старика стоявшими на них товарами. Киборги молча направились к выходу, один из них по пути отломал крышку конторки и достал жестяную коробку, открыл, ухмыльнувшись, посмотрел содержимое и, захлопнув, сунул в широкий карман штанов.

Прошло почти двадцать минут после ухода киборгов, когда дверь из жилой комнаты приоткрылась и оттуда выглянула всхлипывающая девочка-клон. Она обмоталась простыней и осторожно осмотревшись, вышла в лавку. Нерешительно ступая, она шла, осматриваясь и постоянно шмыгая носом. Когда из-под груды кастрюль, чайников и прочей утвари раздался стон, она вскрикнула и подскочила на месте, потом, сообразив, что это старик, бросилась к нему и принялась разгребать упавшие предметы.

Когда она помогла хозяину лавки выбраться, то увидела, что он плачет. Девочка-клон прижала его к себе и почувствовала, что старик вздрагивает от тихих рыданий.

— Не бойся, они ушли, все кончилось, все будет хорошо, — бормотала она, вытирая слезы и кровь с лица тряпицей. — Давай, я помогу тебе встать. Бери меня за руку.

Она подставила плечо и помогла старьевщику подняться.

— Не бойся, все нормально, — повторяла она, медленно ведя его через разбросанный хлам.

Но старик и не боялся. И слезы его были вызваны не болью и не обидой. Было нечто другое, отчего ему жгло глаза и щемило сердце.

«Глупая девчонка! Как ты не понимаешь?!!! Я только что предал друга…»

* * *

За несколько домов до музея Лима наткнулась на препятствие — улица была перегорожена. Она редко бывала в этом районе города и плохо знала местный ландшафт. Наваленный мусор возвышался на несколько метров, от одной стороны улицы до другой. Поверх мусора лежал мелкий щебень, из которого тут и там торчали обломки труб, острые щепы досок, проволока и металлические прутья. Девушка решила не рисковать, взбираясь наверх, и огляделась в поисках обходного пути. Она отошла немного назад и обнаружила небольшой проулок, темный и длинный, проходящий между двумя домами. Можно было, конечно, забраться в окно одного из домов, но девушка предпочла более-менее открытое пространство бетонным коробкам. Темнота и возвышающиеся по бокам стены мрачно давили, заставляя беспокойство холодными иголками пробегать по позвоночнику. Уже почти пройдя проулок, Лима вдруг замерла. Впереди что-то было, какое-то движение, вызвавшее неясное чувство тревоги. Она приготовила копье и крадучись пошла вперед, стараясь идти как можно тише.

Дойдя до угла, девушка осторожно выглянула — несколько полуживых толпились в переулке у края большой черной дыры в асфальте, медленно переминаясь с ноги на ногу.

Мимо них было не пройти. Ну, четыре зомби не были большой проблемой, правда, ее немного смутило такое их скопление, обычно они бродили поодиночке, даже пару встретить было редкостью, а тут сразу четверо. Необычная сегодня ночка. Лима бросила на них еще один быстрый взгляд, прикидывая свои действия, и с удивлением поняла, что полуживых уже пять.

Лима снова спряталась в темноте проулка. Чувство тревоги внутри никак непроходило и было связано с трехметровой ямой у стены дома, возле которой стояли зомби. Она посмотрела назад в проулок — идти обратно не хотелось, но и происходящее впереди ей не нравилось.

Шарканье ног прямо рядом с ней заставило ее отскочить от стены и выставить перед собой копье. Вяло шагая, из-за угла появился полуживой. Когда-то это была женщина, сейчас голова ее была повернута набок, часть волос выдрана вместе с кожей, глаза пустые, подбородок безвольно опущен, из уголка рта стекала слюна, руки мелко дергались. Движения зомби, обманчиво медленные, стали очень быстрыми, когда тот заметил свою жертву. Со звериным рыком женщина бросилась на Лиму, выставив вперед руки со скрюченными пальцами. Девушка знала, как среагирует зомби, заметив ее, и была готова. Одним движением взмахнула копьем снизу вверх, отсекая женщине руку, а потом сразу опустила оружие вниз, разрубая от плеча грудную клетку. Послышались шаги остальных зомби, они не видели, что происходит за углом, но шум привлек их внимание.

Лима встретила первого ударом ноги, и тот полетел назад, сбив идущего следом. Оставшихся двоих она полоснула копьем, широким взмахом вспарывая обоим животы, полуживые захрипели и согнулись пополам, даже не пытаясь поймать вываливающиеся внутренности. Обогнув их, Лима занялась первыми отброшенными ею зомби. Они уже начали подниматься. Один не успел — острие копья пробило затылок и, выйдя между челюстями, воткнулось в землю, второго Лима отправила ударом ноги в темный провал ямы. Наступив лежащему на спину, девушка потянула, высвобождая оружие. Как раз вовремя — из дыры в асфальте резкими рывками выбрался оставшийся полуживой и прыгнул, едва забравшись на край, с размаху напоровшись на выставленное копье. Подергавшись несколько секунд, зомби затих. Лима наклонила копье, давая телу свалиться с лезвия под собственной тяжестью.

Вокруг повисла вязкая тишина. Полуживые умирали быстро.

Обойдя зияющий холодной темнотой провал, Лима оглянулась. Что-то не давало ей покоя, притягивало ее к этой черной яме. Ей показалось, что кто-то смотрит на нее оттуда и даже зовет, тянет к себе.

Девушка взяла себя в руки, стряхнув наваждение, и пошла по направлению к музею. Сзади послышались новые звуки. Не оборачиваясь, Лима нырнула в ближайшее укрытие, прижалась к стене и выглянула уже оттуда.

От увиденного по коже побежали мурашки — из провала показались еще зомби, сначала двое, потом трое, потом еще один. Она успела спрятаться, и полуживые не видели ее, толпясь на одном месте.

Чуть помедлив, Лима двинулась дальше, шагая как можно тише и осторожнее, ожидая других сюрпризов. Прежде чем выйти, выглядывала из-за каждого угла, иногда подолгу стояла и прислушивалась: в таких случаях меры предосторожности не бывали лишними.

До цели ее путешествия оставалось совсем немного, но, как ей показалось, этот путь занял времени почти столько же, сколько вся дорога от дома старьевщика. Но больше ничего не произошло, она никого не встретила, и когда, наконец, показалось здание музея, девушка немного расслабилась.

Поднявшись по ступеням, ведущим ко входу, Лима зашла внутрь сквозь выломанные двери. Здесь витала атмосфера старого заброшенного здания, как, впрочем, и во многих других домах в этом городе. Поскрипывали балки, множество теней скрывали наваленный повсюду мусор, к запаху плесени и пыли примешивался специфический запах старых лекарств. Часть стен обрушилась, на других красовались ожоги от лазера и выжженные похабные надписи, высвеченные необычайно смелой сегодня луной, запустившей свои лучи в разбитые окна и осветившей груды камней и остатки разбитой мебели.

То, что интересовало Лиму, должно было находиться в складских помещениях. Рассудив, что склад обычно располагается в цокольном этаже, девушка прямиком направилась туда. Она хорошо видела в темноте и, обнаружив ведущую вниз лестницу, уверенно спустилась по ней. Ржавый замок на двери разлетелся от одного удара. За ней была ещеодна, уже короткая лестница, заканчивающаяся незакрытой решеткой, ведущей в темное длинное помещение с низким потолком, плотно заставленное всевозможными ящиками.

Из сумки Лима достала колбу одноразовой биолампы и зажгла ее. Таких штук у нее было всего две, но сейчас она посчитала случай подходящим для использования одной из них. Лима начала тщательно обследовать помещение. Быстро читая надписи, она искала нужное ей название. Закончив осматривать один ряд, перешла к другому. Ящики высились по обеим сторонам от прохода, она доставала некоторые из них, безжалостно сбрасывая и разбивая другие, мешавшие добраться к нужному, но того, что она искала, не было. Только обследовав большую часть склада, она достигла цели своего поиска. Контейнер находился в самом низу, заставленный сверху еще тремя или четырьмя ящиками гораздо больших размеров. Под ударами тяжелого копья они разлетелись в щепы, вывалив свое содержимое: какие-то картины и небольшие статуэтки, рассыпавшиеся вокруг. Энергично работая руками, Лима разгребла весь это мусор и выдвинула нужный ей ящик на середину прохода.

Несколькими взмахами она рассекла деревянную обшивку, присела рядом и, расшвыряв древесную стружку, достала на свет черный куб. На каждой стороне куба были выгравированы затейливой вязью надписи на неизвестном Лиме языке. Грани были идеальными, без единой зазубрины или округления, хотя даже на первый взгляд чувствовалось, что эта вещь неимоверно старая, и казалось, время должно было оставить на ней свои отметины — но плоские стороны, кроме надписей, не имели больше ни единой царапины.

Куб холодил ладонь и был довольно тяжел. Лима еще некоторое время рассматривала свою находку в призрачном свете биолампы, придававшем ей еще больше таинственности, потом достала из-за спины сумку, вынула из нее кусок драпа, тщательно завернула куб, аккуратно уложила его и отправила обратно за спину.

Девушка поднялась, огляделась в поисках еще чего-либо полезного, но на глаза ничего подобного не попалось, и она, развернувшись, быстрым шагом пошла назад.

Подойдя к выходу, Лима остановилась и замерла, прислушиваясь к звукам снаружи. Все было тихо, выглянув, девушка осмотрела улицу и, никого не увидев, выскользнула в дверной проем. Она спустилась по ступенькам, свернула направо и пошла вдоль музея по проулку, который его стена образовывала со стеной соседнего здания, решив не возвращаться той дорогой, что пришла сюда. Уже почти пройдя его, Лима отчего-то забеспокоилась, у нее внезапно возникло чувство, что за ней следят. Она резко обернулась, но сзади никого не было, только ветер лениво гонял легкий мусор. Девушка посмотрела на еле видимую полоску ночного неба, снова прислушалась. По-прежнему ничего подозрительного. Лима немного успокоилась, но она привыкла доверять своим чувствам и решила быть еще более осторожной. Вновь из-за туч появилась луна, Лима вышла из переулка, и в тот же миг сбоку мелькнул темный предмет. Мощный удар в грудь отбросил ее назад.

Если бы не доспехи, ее грудная клетка проломилась бы, а так Лиму только немного оглушило. От удара у нее помутилось в глазах и перехватило дыхание. Однако она смогла устоять на ногах, опустившись на колено и упершись одной ладонью в землю. Не выпрямляясь и ничего еще не видя, она метнула вперед копье. Со сдавленным криком кто-то упал.

Зрение начало проясняться, и Лима увидела, что перед ней с копьем в животе, освещенный лунным светом, лежит киборг. Его короткие мощные металлические ноги шевелились, словно стремились куда-то, покрытые бугристыми мышцами руки обхватили древко копья, но ладони обессиленно скользили по нему. Чуть впереди и сверху послышался шум, девушка отскочила назад и вскинула голову в направлении шума. На нее, прыгая от стены к стене, стремительно спускались три киборга, металлические части их тел блестели в лунном свете.

Достав нож, Лима начала готовиться к атаке, как вдруг рядом появился кто-то еще. Она мгновенно развернулась и без размаха ударила снизу вверх.

Нож вошел киборгу под подбородок и ткнулся острием изнутри в железную макушку. На лице нападавшего застыла маска изумления. Он был так близко от девушки, что она почувствовала исходивший от него запах пота и биосмазки. Лима дернула нож назад и развернулась к новому противнику, одновременно приседая. Вибронож прожужжал у нее над головой. Она с силой толкнула киборга обеими руками.

Краем глаза она уловила движение — враги заходили ей за спину. В следующую секунду сильнейший удар сзади впечатал ее в стену, а второй — по голове, выбил из нее сознание, и она медленно сползла на землю.

* * *

Облаченный в боевые доспехи десантник, неся шлем под мышкой, прошел на обзорную палубу и обнулил визуальное экранирование. ПТ-пространство ударило ему по глазам черными всполохами на сочном красном фоне, и у десантника слегка закружилась голова. Переборов себя, он не стал включать защиту снова. Многие не переносят вида, открывающегося на экранах, когда корабль идет в пространстве Пяточкина — Талова. Ему же, наоборот, становилось как-то спокойнее, мысли приходили в порядок, плохое настроение, если таковое присутствовало в этот момент, улетучивалось, в теле возникала некая легкость и расслабленность. Состояние, которое он испытывал в моменты, когда наблюдал узоры ПТ-пространства, можно было сравнить с медитацией. По возможности капитан всегда перед высадкой старался побывать на обзорной палубе и посмотреть на окружающий корабль иной мир. Это был по-настоящему ИНОЙ мир, в отличие от мира Хозяев, который был хоть и другим, но реальным, пришедшие из него существа были живыми, их можно было коснуться, потрогать, и, он очень надеялся, убить. Этот же был одинаково чужд как людям, так и чужим и одинаково смертелен для всех. Но все-таки он любил это чуждое, непонятное, неощутимое нечто.

Вот и сейчас, за полчаса до прибытия Семен Кочетов стоял и смотрел, как на кровавом месиве вспыхивает черное пламя и растекается дрожащим маревом, истончаясь и разрываясь, чтобы исчезнуть под красным покрывалом и снова вспыхнуть. Зрелище завораживало, глаз никак не мог оценить расстояние до казавшегося близким и одновременно далеким красного нечто. Свет чужого мира отражался на грубой поверхности доспехов и оружии. Капитан понимал, что это всего лишь его вымысел, но ему казалось, что этот свет словно подпитывал его энергией и силой, и десантник старался впитать в себя как можно больше этого дара, пусть и вымышленного.

Сейчас даже о врагах он думал спокойно и отрешенно, словно они лишь мелкое недоразумение, неприятность, неизбежная, но проходящая со временем, а не чудовища, почти непобедимые, не знающие жалости и сомнений.

— Прекрасное зрелище, — оборвал мысли Семена раздавшийся сбоку голос.

Он повернул голову — рядом, заложив руки за спину и устремив взгляд вперед, стоял капитан корабля. Находясь на борту, десантник обязан был подчиняться его приказам, но сейчас ему не задали прямого вопроса, и он не стал отвечать, а отвернулся и снова предался созерцанию мира за бортом. Правда, настроение было уже немного не то, и десантник, слегка раздраженный, снова повернулся к нарушившему его настрой космолетчику.

— Вы хотите мне что-то сказать?

Чуть помедлив, капитан корабля повернулся к нему.

— Знаете, вчера у моей жены был день рождения.

Десантник выжидающе смотрел на него.

— Я понимаю, что вам это безразлично, да, в общем-то, и не должно быть по-другому, — продолжил капитан и вздохнул, снова повернувшись к экрану. — Мы всегда отмечали с ней этот день, выпивая бутылочку хорошего вина и выкуривая по сигаре. Я вышел в космос задолго до того, как началось все это. Приходя из рейса, я рассказывал Вике, как красиво ПТ-пространство, какие дивные закаты на Турне, показывал снимки каменных истуканов на Большой Вятке… Она так хотела увидеть все это своими глазами и упрашивала взять ее с собой. У нее был неугомонный характер. — Капитан улыбнулся сам себе. — Провинциальная девчонка с колониальной планеты, но такая яркая, полная жизни и радости… и однажды я согласился. — Капитан закусил губу и задумался, словно не зная, как продолжить. — Это был ее день рождения, я решил сделать ей подарок. Знаете, ей тоже нравилось вот так стоять тут и смотреть, убрав экранирование. Она приходила сюда каждый день, пока мы были в полете, все пятнадцать дней.

Красные сполохи делали лицо капитана угрюмым и старым, хотя на вид ему было не больше сорока физических лет.

— Когда корабль вышел в пространство Пилона Шесть, нас встретил огонь пушек орбитальной обороны, — Капитан пожевал губу. — Мы не знали, что Хозяева добрались сюда. Нас здорово потрепали тогда, но мы смогли уйти. У меня был толковый старпом, да, очень толковый парень. Его звали Айван. Если бы не он, мы не дошли бы обратно домой, сейчас он командир эскадры и теперь уже он командует мной.

Капитан продолжал свой монолог, его глаза словно потускнели от всплывающих воспоминаний, в голосе почти не было эмоций.

— При попадании в нас снарядов отсеки автоматически заблокпровались аварийными переборками, и с ними прервалась всякая связь. Лишь придя в доки, мы смогли оценить повреждения и подсчитать погибших. Вика была в момент атаки в нашей каюте… Пассажирский отсек был снесен начисто, я даже не смог похоронить ее.

Повисло тягостное молчание. На скулах капитан играли желваки.

Семен ничего не говорил, за последнее время ему часто приходилось слышать такие истории, и он знал, что никакие слова капитану не нужны.

— Я сейчас хорошенько угощу их тактическими зарядами, расчищая тебе площадку для приземления, правда, на многое не рассчитывай. — Капитан повернулся к десантнику и добавил обыденным тоном, словно ничего не рассказывал только что. — У меня же не крейсер, а обычный торговый грузовик, просто переделанный под десантный корабль. У них есть противокосмическая оборона, хоть и не очень мощная, но моему кораблику хватит и этого. А ты уж постарайся там, внизу. Передай привет от моей Вики и от меня лично. Хорошо?

Десантник посмотрел в глаза капитану и кивнул:

— Обязательно передам.

Капитан хлопнул Семена по бронированному плечу.

— Удачи, сынок, — повернулся и вышел с обзорной палубы.

Ему навстречу попался быстро идущий солдат в такой же броне, как у десантника, с насечками лейтенанта. Быстро козырнув капитану на ходу, он прошел к обзорному экрану и поморщился, бросив взгляд на черно-красное марево.

— Эй, Сэм! До погрузки полчаса, не хочешь присоединиться? Там «папа» сейчас речь толкать будет.

Семен смотрел вслед ушедшему капитану, и на душе было как-то мутно, он не мог подобрать другого слова, словно взбаламутили чистую воду, подняв со дна давно успокоившийся осадок. Он перевел взгляд на лейтенанта — своего помощника Зика Салливана, прошедшего с ним бок о бок не один бой.

— Или ты решил тут остаться? — подковырнул тот. — А что? Медички тут симпатичные. Говорят, одна на тебя даже глаз положила.

— Говорят, у кого язык длинный, у того ум короткий.

— Ха! Может, ум-то и короткий, зато все остальное… — подмигнул Зик.

— Ладно, пошли, остряк. — Сэм дружески пихнул товарища. — Все готово?

— Так точно. Ждем только команды.

— Хорошо.

Сэм не стал оборачиваться и смотреть на экран, ему сегодня это было уже не нужно.

По пути к десантному отсеку, он спросил:

— Зик, как зовут капитана этой колымаги? — При погрузке им называли фамилии капитанов их десантных кораблей, но Семен не запомнил, и за все время полета они ни разу не столкнулись. Все рутинные вопросы он решал с первым помощником, фактически это была их первая встреча и, наверное, последняя.

— Это с которым ты сейчас разговаривал?

— Да.

— Николай, фамилия не помню как… то ли Смитов, то ли Сотов. А что?

— Ты надписал «подарки»?

— Конечно, — серьезно ответил Зик. — Все надписали, почти все обоймы исписаны.

— Добавь, как сможешь, от Николая… и Вики.

Зик посмотрел на командира, а потом понимающе кивнул и тихо ответил:

— Сделаю.

Оставшийся путь они проделали молча, погрузившись в свои мысли. Придя в десантный отсек, в котором царила деловая суета, Зик сразу взобрался на одиноко стоящий погрузчик и гаркнул:

— Десант! Стройся!

Загудели сервомоторы, глухо зазвякали металлом брони строящиеся десантники.

Сэм подождал, пока ряды бойцов обретут порядок, потом молча прошелся между ними, осматривая каждого, хотя было их больше двух сотен.

Все в тяжелых бронекостюмах, снабженных отражающим полем, системой воздухоочистки, сервоприводами, автоматическим медблоком и разъемами подключения личного оружия. Видя неэффективность применения тяжелой бронетехники в боях с Хозяевами и служившими им киборгами, Верховное командование сделало ставку на людей, по сути, превратив их самих в боевые машины. Инерционная броня защищала пехотинца от лазерного и кинетического оружия, поле — частично от плазменного. Механизмы сервоприводов, многократно увеличивая мускульную силу, были сделаны просто и надежно и не боялись попадания песка и грязи. При ранении включался медблок и вводил лекарственные препараты, а при утомлении или повышенной нагрузке — тонизаторы. Всей электронной начинкой управлял встроенный компьютер с двумя дублирующими аварийными контурами. Шлем также был снабжен независимой электронной системой и забралом из сверхпрочного двухслойного пластика, заполненного прозрачной модулирующей жидкостью, превращающей забрало в тактический экран с несколькими режимами зрения и системой автонаведения. Каждый пехотинец был вооружен плазменной винтовкой системы Грызлова.

За зеркальными снаружи забралами было не видно лиц, и капитан смотрел на идентификационные надписи на груди и плечах бронекостюмов. Какие-то фамилии были ему знакомы, какие-то он видел впервые. Внезапно капитан подумал о тех, кого сейчас уже нет в этих рядах, и что многих из тех, что сейчас тут стоят, тоже скоро не станет.

«Прекрати!» — приказал он себе мысленно. «Не спеши хоронить живых и постарайся сделать так, чтобы строй этот поредел как можно меньше! Это и от тебя зависит тоже, а ты вдруг решил сопли распустить!»

Капитан прогнал негативные мысли и вспомнил недавний разговор с капитаном грузовоза, его горящий злостью и тоской взгляд, суровое и решительное лицо, изборожденное морщинами и раскрашенное светом ПТ-пространства. Он взял себя в руки и продолжил осмотр. Дойдя до последнего солдата, Семен удовлетворенно кивнул и занял свое место во главе подразделения.

На верхнем мостике собрался руководящий состав. Командующий силами первого эшелона полковник Грогстоун, которого все за глаза называли «папой», обвел взглядом построившиеся части. Он был облачен в такой же бронекостюм, лишь шлем, который он сейчас держал под мышкой, немного отличался от обычных более широким забралом и соответственно тактическим экраном. В погрузочном отсеке воцарилась тишина, нарушаемая только шипением и стуком служебных механизмов. Полковник выждал еще немного и произнес:

— Солдаты! Все вы знаете, что из-за недостатка у нас грузовых кораблей захват планеты пришлось разделить на несколько фаз. Генеральный штаб поставил перед нами цель захватить и удерживать периметр до прибытия второго эшелона. Мы будем на самом острие удара. Возможно, что все мы не вернемся из этого боя. Но те, кто выбрал ничтожную жизнь в услужении у Хозяев, будут завидовать нам. Павшим и выжившим, тем, кто не променял свободу и право быть хозяином самому себе на рабский ошейник. — Он сделал паузу, затем продолжил: — Мы первые высадимся на планету, первые столкнемся с врагами и вступим с ними в бой, но нам первым же достанется слава! Мы сумели надрать им задницы на нашей планете, сможем и на чужой!

— Хей! — Сотни бронированных рук взметнулись вверх.

— Ну что же, пришло время раздавать «подарки». Поехали, ребята!

Подчиняясь его приказу, подразделения развернулись и, загрохотав по полу ботинками, двинулись к своим десантным ботам.

Зик подошел к командиру.

— Много новичков. Только из учебки, необстрелянные еще, трудно будет.

— Знаю, но куда деваться, — ответил Сэм. — Увидимся на земле.

— Ага, удачи!

— Тебе тоже!

И, надевая на ходу шлемы, они направились к своим ботам.

Когда Семен устроился на своем месте, люки закрылись, и наступило тягостное время ожидания выброски.

Он включил ЛКУ на общекомандную частоту, и в наушнике прозвучало:

— …Вышли на орбиту. Огонь!

Корабль начал вздрагивать — бортовые орудия поливали поверхность тактическими зарядами. Потом за металлической обшивкой что-то громко и жестко клацнуло, желудок поднялся к горлу и снова опустился на место — бот отделился от корабля и стремительно понесся к планете.

* * *

Трое киборгов бежали легкой трусцой. Один из них, самый сильный, перекинул пленницу через плечо, и некоторое время бежал вровень с остальными, но постепенно начал отставать — его ноша мешала ему поддерживать выбранный темп. Наконец он не выдержал и остановился. От напряжения киборгу казалось, что его настоящий глаз сейчас лопнет, и зажмурил его.

— Эй, Грико! — позвал он, тяжело дыша. — Может, кто-нибудь из вас ее потащит? Я был бы не против передохнуть.

Оба киборга, бежавшие впереди, остановились и вернулись назад.

Лысый (у него в руках было копье и сумка девушки) посмотрел на Разноглазого.

— Тощий не пронесет ее и сотни метров, — сказал он. — А сам я планировал сегодня много где побывать, и силы мне понадобятся.

Он огляделся вокруг.

— Так что давай устроим привал. Вот там. — Он ткнул пальцем в стоявшее неподалеку пятиэтажное здание, на удивление почти не разрушенное.

— А может, прикончим ее да бросим? Зачем она нам? — спросил Разноглазый, подкидывая девушку на плече, устраивая поудобнее.

— Точно, — поддержал Тощий. — Чего мы ее тащим-то?

— Заткнитесь и идите туда, — рявкнул Грико и направился к выбранному зданию. — Жалко, Жмота нет, он бы даже дыхания не сбил, — добавил он.

— Не сравнивай. Какие у него ножищи были и какие у нас! — обиделись оба киборга.

Но Грико, не обратив на них внимания, продолжил свой путь.

Поднявшись на третий этаж, лысый выбрал помещение, окна которого выходили на центр города. Разбросав ногой мусор, он сказал:

— Брось ее здесь. — Он указал на расчищенное место. — А ты, Тощий, разведи костер. Я сейчас пойду дальше, мне надо кое-кому показать ту вещицу, что мы у нее нашли. А вы дождитесь утра и потом несите ее к нам.

— А ты разве не отдашь ее Моргану? — спросил Тощий.

— Кого? — спросил Грико, злость начала закипать в нем.

— Ну, вещь эту, — нерешительно ответил киборг. — …И девку.

Ярость исказила лицо лысого.

— Если хоть один из вас, уродов, проронит хоть слово, я лично выпущу вам кишки… обоим, — добавил он после многозначительной паузы. — И мне будет все равно, кто из вас проболтался. — Грико стоял, сжав в кулаках отобранное у Лимы копье и испепеляя обоих киборгов взглядом. Лунный свет светил через окно сбоку, делая его похожим на черно-белого демона.

Разноглазый и Тощий даже отступили, такая волна злобы исходила от их предводителя.

— Вам ясно? — прошипел лысый, переводя взгляд с одного на другого.

— Да, Грико. Ясно, — ответил за двоих Разноглазый.

Лысый немного успокоился.

— Утром пойдете к Ахравату. Поменяете у него девку на импланты. Ты, я слышал, Жан, второй глаз поменять хотел, — ухмыльнулся Грико. — И Тощего не обдели, будешь старшим.

Киборги, не ожидавшие такого поворота, оторопели. Грико тем временем повернулся, небрежно прислонил копье к стене. Оно заскользило вдоль стены и упало, киборг же тем временем продолжил:

— Но если вы проговоритесь… — сказал он и вышел из комнаты, не закончив.

— Нет, Грико! Ни слова… — спохватился Жан.

Но лысый уже был внизу и не слышал.

Два оставшихся киборга посмотрели друг на друга.

— Так что… — Тощий не знал, что сказать.

— Это значит, что мы можем круто влипнуть, — сказал Разноглазый.

— Почему?

— Потому что! — Разноглазый стал расхаживать по комнате. — Ты костер-то разведи.

— Ага! Сейчас! — отозвался Тощий и бросился рыскать по комнатам, собирая материал для костра.

— Грико выступает против главаря, — стал рассказывать Разноглазый, когда костер запылал. — Он, конечно, умный, но и Морган не дурак. А мы сейчас между двух огней оказались. Понимаешь?

Тощий кивнул и присел напротив

— Ну и что нам теперь делать?

— Что делать… — Разноглазый провел рукой по подбородку. — А что Грико сказал, то и делать. Главное — язык за зубами держать.

— Значит, можно будет импланты новые прикупить? — Тощий заулыбался.

Разноглазый осклабился в ответ.

— Думаю, да — Ахрават за такой материал хорошую цену даст. — Он кивнул в сторону лежащей на полу пленницы, освещенной неровным светом костра.

Вдруг киборг внимательнее посмотрел на девушку, и на лице его появилось выражение полного изумления. Подойдя к ней, киборг присел и взял в свои пронизанные металлическими вставками ладони руку Лимы, сквозь разорванный рукав проглядывал участок светлой гладкой кожи.

Киборг, словно опасаясь, осторожно прикоснулся к ней средним пальцем, который был лишь немного армирован, потом резко дернул ткань, отрывая рукав. Повертел руку Лимы, оглядывая со всех сторон, и, отпустив ее, начал сдирать с девушки одежду. Ничуть не церемонясь, он срезал ремни и застежки на доспехах, отшвыривая их в сторону. Вибронож визжал, иногда натыкаясь на металл, но киборга это не смущало, и он продолжал раздевать девушку. Его действия привлекли внимание второго киборга.

Тощий подошел и стал наблюдать за напарником.

Изуродованные доспехи Лимы полетели в сторону, рубаху и штаны киборг бросил в костер. Когда девушка была полностью обнажена, он стал переворачивать ее и рассматривать, как до этого ее руку, в его действиях не было даже намека на сексуальность, так рассматривают заинтересовавшую вещь. Потом отпустил, положив на спину, и выдохнул:

— Вот это да! — В словах было изумление и недоверие

— Что? — спросил Тощий. — Что с ней не так?

Разноглазый повернулся к напарнику, зло сверкнув на негo настоящим глазом,

— А ты не видишь?!

— Что я должен видеть? — раздраженно спросил тощий и снова посмотрел на девушку.

— Разуй глаза, тупица! — Разноглазый достал из кармана нитяные оковы и, разведя руки Лимы в стороны, стал крепить ее запястья к полу. — На ней нет ни одного шунта! И ни одного импланта, похоже, тоже нет… Вообще ни одного!

Тощий замер, переваривая услышанное. Его толстые губы шевелились, взгляд был погружен в себя, когда Разноглазый закреплял вторую руку девушки, он, наконец, произнес:

— И что это значит?

Разноглазый даже остановился в замешательстве.

— Знаешь, лучше бы ты вместо новых коленей поставил себе пару процессоров в свою лысую черепушку.

— Да пошел ты! — Тощий обиделся.

— Это значит, что она — настоящая стопроцентная девка, и мы станем богачами, когда продадим ее!

— Да? — Глаза киборга алчно загорелись.

— Давай-ка прикуй ей лодыжки, только не повреди кожу. — Разноглазый бросил два крепежа Тощему, а сам продолжил крепить оковы на втором запястье Лимы. — У нас в руках ценный товар, точно тебе говорю. И Грико ни слова! Вообще никому ни слова!

— Ясно, ясно.

Когда худой киборг уже заканчивал, Лима застонала и начала приходить в сознание.

— Смотри, очухалась.

— Это хорошо, убери руки от крепежа, я его активирую.

— Зачем? Ты же сам сказал, что на ней нет ни одного шунта или импланта.

Лима отрыла глаза, и увидела, что над ней склонился массивный киборг и смотрит ей прямо в глаза своими разными глазами. Пошевелившись, Лима поняла, что прикована, и хотела было напрячься, но тут киборг заговорил:

— Потому что я прекрасно помню, как она одним ударом завалила Жмота и насадила Джонса на нож, как бабочку на иглу. — Киборг подвел руку с зажатым в пальцах пультом активации оков к лицу Лимы и так, чтобы она видела, нажал кнопку включения. Лима сразу почувствовала, как загудели обхватившие ее запястья и лодыжки вибронити, и поняла, что если она попробует освободиться, то нити отрежут ей ладони и ступни. Злость зажглась у нее внутри — она не привыкла быть беспомощной.

Разноглазый выпрямился и посмотрел на напарника.

— А помнишь, как она меня ударила? Я чуть сознание не потерял.

Тощий только кивал, открыв рот, а Разноглазый снова повернулся к девушке:

— Эта девчонка не так проста, как кажется, — и демонстративно прилепил пульт активации себе на грудь.

Лиме надоело лежать и молча злиться, к тому же голова раздражающе болела. Она с ненавистью посмотрела на киборга.

— Смотри мозги не перенапряги, железки сожжешь. — В горле немного пересохло, но все равно слова давались ей довольно легко.

— Закрой пасть, сука! — Тощий, стоявший в ногах, пнул Лиму в пятку, и она почувствовала, как вибронить впивается в ногу.

Разноглазый отпихнул Тощего в сторону.

— Сказал же, не повреди! — зарычал он на напарника, нагибаясь и осматривая рану Лимы, из которой струйкой вытекала кровь. — Ахрават за целую больше даст.

Лима мысленно выругалась — она слышала про этого торговца живым товаром. Из его мерзкой лавки редко вы ходили целые тела, а если такое случалось, то это уже были не люди, а живые куклы. Этот урод перекраивал не только плоть, но и психику своих жертв. «Из его хранилищ вырваться будет труднее. Надо что-то сейчас предпринимать», — решила Лима.

Она оценивающим взглядом окидывала обоих киборгов. Один — тот, что стоял над ней, когда она открыла глаза, был раза в полтора больше своего напарника и, наверное, был лидером в этой паре. Второй киборг был удивительно тощ, тонкая кожа обтягивала выступающие ребра и сухие жилистые мышцы. Тело его было почти человеческим и все покрыто татуировками, механическими были только колени и одна рука, лицо показывало полное отсутствие интеллекта.

То, что киборги хотят сохранить ее в целости, было ей на руку. Если начать их провоцировать: задеть больное самолюбие, надавить на психику, то возможно, в порыве злости они совершат какую-нибудь ошибку, хотя бы одну-единственную, а уж там она сумеет ее использовать сполна! Это могло плохо кончиться, но она решила рискнуть.

Лима подумала, что лучше злить большого киборга, его действия можно будет хоть немного предугадать, а у тощего, похоже, вообще мозги набекрень.

— Эй, ты, придурок с «моноклем»! — Она презрительно посмотрела на Разноглазого. — Почему бы тебе не отойти от меня и не пойти заняться привычным для тебя занятием — трахнуть своего дружка. Ему это наверняка нравится.

Тощий снова хотел ее ударить, но напарник дернул его за руку.

— Да какая разница, что она там бормочет, — сказал он. — Чего ты внимание-то обращаешь, знаешь же, что это не так.

— А почему не так? — продолжила она насмехаться. — Я, конечно, понимаю, что он уродлив, как вывернутая наизнанку крыса, но ты-то не лучше. Или ты, наоборот, предпочитаешь, чтобы твой дружок скакал на тебе, потому что сам ты уже ничего не можешь. Да тебе, наверное, и нечем. Слушай, точно! А у тебя вообще-то член есть? Или, может, его совсем нет?

Киборг слегка дернулся, и Лима, поняв, что попала в точку, засмеялась искренне и обидно, хоть и слегка хрипло — горло все еще саднило.

Среди киборгов лишение себя половых признаков в пользу увеличения боевой мощи и защиты не считалось чем-то зазорным, а было в порядке вещей, но сейчас над Разноглазым издевалась женщина, притом обнаженная и беспомощная. Какие-то внутренние силы, заложенные, похоже, на генетическом уровне, вскипели в нем, и краска злости залила невозмутимое до этого лицо. Он одним прыжком подскочил и ударил девушку в лицо. Лима еле успела дернуться — полуметаллический кулак только ссадил кожу на скуле и врезался в пол, оставив на нем вмятину с измельченными камешками.

Потом пальцы киборга схватили девушку за горло и сжались. У Лимы перехватило дыхание, она захрипела, а киборг приблизился к ней почти вплотную и, обдавая ее каким-то неприятным сладковатым запахом, смешанным с вонью биосмазки, зашипел:

— Мне плевать на твои слова, это всего лишь сотрясение воздуха, но если ты не заткнешься, я превращу твою шею в кашу и продам тебя по частям, хотя и потеряю от этого немного денег.

Тощий подошел и похлопал Разноглазого сзади по плечу:

— Я тут вот что подумал, раз в ней нет имплантов, то в ней нет и биорегулятора. Она может быть больна всем, чем угодно.

Разноглазый удивился, как этот тупица додумался до этого, а он нет.

— Это вряд ли, — уверенным тоном, произнес он вслух, — было бы заметно.

Но все-таки убрал от Лимы руки.

Он отошел к стене и присел около нее, прислонившись спиной. Его взгляд упал на валяющееся неподалеку копье. Киборг потянулся и подтащил оружие к себе. Красивое и тяжелое оружие, от которого веяло глубокой древностью и еще чем-то… мистическим. Киборг отметил это как-то вскользь, его голова была занята другим.

Он все никак не мог успокоиться, смех девчонки звучал у него в ушах. Но злость его была какая-то неполноценная, зудящая, назойливая, но недостаточная, чтобы выплеснуться в какие-либо действия, и от этого еще больше раздражающая. Так что сидеть на месте киборг не мог, поэтому снова поднялся и прошелся мимо Лимы. Держа копье направленным на нее, Разноглазый провел им в нескольких миллиметрах от тела девушки. Он ждал, что она снова начнет насмехаться и он сможет выпустить пар, но девушка молчала. Их взгляды встретились и скрестились. Киборг не выдержал первым, отвернулся и швырнул оружие о стену, у которой только что сидел.

— Что, задела она тебя? — заулыбался Тощий. — «Какая тебе разница, что она бормочет?» — передразнил он напарника.

— Давай расположимся поудобнее, — сказал Разноглазый, оставив колкости Тощего без внимания. — Рынок все равно до утра закрыт. А завтра отнесем ее к Ахравату, на его живодерню, или спихнем подороже какому-нибудь сутенеру…

И тут его губы растянулись в гадкой ухмылке. Настоящий глаз недобро сощурился — он придумал, как выместить свою злость. Посмотрел на тощего и кивнул в сторону распластанной возле костра Лимы:

— Будешь?

Татуированный нерешительно осклабился:

— А думаешь, можно?

— Да какая тебе разница! Завтра продадим ее и полностью сменим тебе кровь.

— Ну…

Глаза татуированного похотливо заблестели, и он стал нервно потирать вспотевшие ладони, его взгляд непрестанно перебегал то на тело Лимы, то на ухмыляющегося напарника.

— Что ну?! Давай работай, когда еще такое представится? Тем более что хороша подруга и завтра ее наверняка будет потчевать какой-нибудь богатенький торговец, а мы получим неплохие денежки, а может, даже имплантами возьмем.

— А если дергаться начнет?

Разноглазый помолчал, в задумчивости выпятив губы.

Лима внутренне замерла. На это она и рассчитывала: если они не захотят портить «дорогой товар», то отключат вибронити…

— Хрен с ним! — решил большой киборг, горящий злобой взгляд прожигал девушку. — Будет дергаться — без клешней останется!

— Но тогда за нее столько не возьмешь! — В Тощем взыграла жадность.

— Не жмись! Там все равно много будет.

— Чего не жмись? — скривился татуированный киборг. — Мне лишний имплант не помешает!

Разноглазый засопел, мысленно мечась между своей жадностью и злобой.

— Ну ладно, — решился он наконец. — Я согласен даже выручку не поровну поделить. Большую часть себе возьмешь! — выдавил он через силу.

— Значит, здорово она тебя уела, — усмехнулся Тощий.

— Пасть закрой! А то передумаю сейчас!

Лиме хотелось взвыть от досады. Видно, перестаралась она с насмешками и недооценила мстительность Разноглазого.

Татуированный снова повернулся к Лиме, в замутненном взоре читалось предвкушение близкого наслаждения и завтрашней наживы, он даже слюни пустил.

Лиму невольно передернуло от отвращения, что не ускользнуло от цепкого взгляда киборга.

— Что сучка, не нравлюсь? — с ехидной миной спросил он. — Ну ничего, через минутку ты будешь обожать меня и просить добавки.

Он двинулся к девушке, расстегивая штаны.

Разноглазый с улыбкой снова отошел к стене и приготовился смотреть спектакль.

Лима лежала, бессильная что-либо сделать. Выбор у нее, конечно, был. Она могла дернуть руками или ногами и остаться в результате без кистей и стоп, но это вовсе не гарантировало, что она не будет изнасилована, скорее наоборот, вызовет еще больший гнев киборгов, и тогда последствия будут совсем непредсказуемы. Один раз она уже ошиблась. Ей оставалось только безмолвно сносить все надругательства, ждать своего шанса и вырваться, когда он представится.

Лиме хотелось кричать и метаться, но она не доставила им такого удовольствия.

«Ублюдки! Я найду вас даже раньше, чем вы сможете насладиться новыми имплантами», — мысленно пообещала она.

Внешне же она стала похоже на статую — никаких эмоций, взгляд, устремленный в одну точку на закопченном потолке, вялое, расслабленное тело — все это скрывало бурю, бушевавшую внутри.

Тощий приблизился, опустился на колени между ее ног и провел дрожащей мокрой ладонью по животу и бедрам Лимы. От этих прикосновений Лима едва не задрожала, но приказала себе успокоиться. Механической рукой киборг продолжал снимать с себя штаны.

— Смотри на меня! — Металлические пальцы схватили ее за подбородок и дернули. — Я хочу видеть, как ты будешь наслаждаться. — Его губы растянулись в мерзкой ухмылке, обнажив чередующиеся сгнившие настоящие зубы и блестящие металлические.

Взгляд Лимы устремился в мутные выпученные глаза киборга, и если бы мозг того не был затуманен похотью, он разглядел бы в этом взгляде нечто страшное и смертельное.

Вдруг ночную тишину разорвал грохот, от которого задрожала земля, здания качнулись, и яркие вспышки озарили город. Тощий не удержался и повалился на бок, перекатился через Лиму и стукнулся подбородком о пол. Разноглазый вскочил, опираясь рукой о стену, его сервомоторы зажужжали, удерживая равновесие. Шатаясь, он прошел к окну, перешагнув через мычащего на полу напарника.

Лима тоже повернула голову. В проем окна ей было хорошо видно, как ночное небо прорезают длинные огненные полосы.

Тощий тоже, наконец, поднялся на ноги и, поддергивая штаны, приковылял к напарнику и замер рядом с ним.

Через полминуты снова раздался грохот, и задрожала земля.

— Они бомбят город… — завороженно прошептал Тощий.

— Нет, тупица! Это расчищают плацдарм для десанта!

— Откуда ты знаешь?

— Это обычная тактика при десанте на планету!

— Я такого раньше не видел…

Разноглазый быстрее вышел из ступора.

— А что ты видел крупнее местных разборок?! Давай, поднимай ее, — он бросил напарнику пульт от оков, — валим отсюда, пока нас не накрыло. Они бьют по району Колизея, а это совсем рядом; думаю, нам лучше оказаться сейчас подальше отсюда и уходить не по поверхности.

Лима приготовилась. Она даже рассчитывать не могла, что шанс появится так скоро.

В возникшей суматохе киборги потеряли бдительность.

Как только Тощий деактивировал оковы, ее рука молнией метнулась и ударила его по горлу, Лима надеялась, что оно еще не модифицировано. Ее надежды оправдались, Татуированный схватился за горло и захрипел, от второго удара ладонью в нос он отлетел под ноги напарнику. Лима вскочила и ударила метнувшегося к ней Разноглазого в грудь, отшибив ногу. Удар отбросил того к окну, но киборг тут же вскочил и бросился на девушку. Лима плавным движением ушла в сторону, и он пролетел мимо. Поняв это, киборг резко сменил траекторию и бросился в сторону и назад, рассчитывая застать Лиму врасплох. Но девушки уже не было на прежнем месте. Она хорошо знала приемы киборгов, козырем которых была мгновенная смена направления движения и атаки под разными углами. Понимая, что голыми руками справиться с ним будет трудно, а времени, чтобы подхватить копье, киборг ей наверняка не даст, Лима кружила по комнате, изматывая противника. Через пару минут яростных атак Разноглазый остановился, тяжело пыхтя. Человеческая составляющая давала о себе знать. Недоумение киборга было написано у него на лице — как обычный человек мог противостоять киборгу?! Лима же стояла напротив и насмешливо смотрела на него.

Глядя прямо ему в глаза, она сделала два шага в сторону и подошла к лежащему без сознания Тощему, поставила ногу тому на горло, улыбнулась и коротким резким ударом раздавила ему гортань. Тело киборга изогнулось и обмякло.

Разноглазый дернулся было на помощь, но почти сразу остановился. Он был неглуп и знал, когда нужно отступить, пусть даже перед голой безоружной женщиной, и принял единственное правильное для него в этой ситуации решение.

Он бросился вперед, промчался мимо девушки и выпрыгнул в оконный проем. Сделав в полете кувырок, киборг приземлился на ноги, подняв клубы пыли, и бросился бежать. Лима смотрела ему в след, не пытаясь догнать, хотя знала, что могла бы это сделать. Она найдет его позже. Наверняка Разноглазый отправится под землю, как и планировал. А там у Лимы были свои связи.

Увидев, как киборг скрылся из виду в зияющем тьмой провале здания дальше по улице, девушка отвернулась от окна и осмотрела комнату. В костре догорала ее одежда, оружие валялось у стены, части доспехов были разбросаны по всему помещению. Первым делом Лима подняла копье, тускло блеснувшее, отразив лезвием огонь костра, потом, разбросав им догорающие головешки, Лима достала тлеющие остатки одежды. Из всего, что более-менее уцелело, она смогла использовать только брюки, да и то предварительно обрезав обгоревшие штанины и превратив их в короткие шорты. Затем Лима обшарила соседние комнаты, но нашла лишь остатки старого, изъеденного молью покрывала. Девушка несколько раз ударила им об стену, выбивая пыль и насекомых, и накинула себе на плечи. Свои ботинки она нашла рядом со сваленными грудой испорченными доспехами. Надев обувь, она порылась в изуродованных латах. Единственное, что она смогла из них приспособить, — это наручи.

«Все-таки придется зайти к Кузнецу», — с досадой подумала девушка.

* * *

За бортом приглушенно ухали взрывы, планетарные ПВО с большим запозданием среагировали на появление кораблей на орбите и начали обстрел, когда боты уже почти достигли поверхности.

Корабли-носители, отстрелив свой груз и расчистив для него на поверхности посадочную площадку, перестроились в походный порядок и ушли в обратный прыжок, чтобы забрать подкрепление и доставить его как можно скорее.

Десантный транспорт несколько раз сильно тряхнуло. Пехотинцы выстроились перед выходным люком, над головами крутились красные мигающие огни. Сэм раздавал последние указания:

— Помните, мы точно не знаем, каким арсеналом располагает противник. Поэтому высаживаемся быстро, сразу за нашими «тяжеловесами». По предварительным данным, у противника в основном лазерное и холодное оружие, но если внутрь бота влетит ракета, вы узнаете, что чувствует кусок мяса в духовке. — Он сделал короткую паузу и продолжил: — Не забывайте, что киборги — превосходные бойцы, особенно в ближнем бою, так что по возможности, не подпускайте их. Если окажетесь в трудном положении, не пытайтесь геройствовать. Старайтесь держаться вместе; если кто-то останется один, пусть прорывается к своим. Прикрывайте друг друга. Не давайте им свалить себя, иначе у вас будет мало шансов выбраться.

Его мало кто слушал. Все это было проговорено не один раз, и сейчас он просто напоминал.

Красные огни сменились желтыми. Тут же зашипел посадочный блок, создавая воздушный столб для быстрого и плавного спуска бота.

— Приготовились!

Свет стал зеленым. Бот стукнулся о поверхность, строй качнулся, дружно зажужжав сервомоторами доспехов, люк выпал наружу, превратившись в сходни.

— Пошли, ребята! Впере-е-е-е-д!!!

Первыми высадились «тяжеловесы» — прикрывающие, со сдвоенными штурм-пулеметами. Сразу ушли в стороны и, присев на колени, взяли на прицел окружающую местность. Пехотинцы рванулись наружу.

Вокруг приземлялись другие боты. Несколько машин полыхнули, не долетев до поверхности. Часть ботов, задымив, рухнула в глубине города.

Через некоторое время к капитану присоединился Зик со своим отделением. Подтягивались другие части подразделения, которым тоже посчастливилось благополучно добраться до поверхности.

В небо со всех сторон, невидимые в ночи, уходили залпы импульсов ПВО. Зрительно они были похожи на дрожащее марево, исходящее от раскаленного асфальта в жаркий полдень, только собранное в огромные плотные шарообразные сгустки, с дикой скоростью уносящиеся вверх. Если бы было время присмотреться, то их можно было заметить, когда они один за другим устремлялись к своим целям, искажая воздух. А так они ощущались только по вибрации, которая пронизывала все вокруг. Она проникала даже через броню костюмов и вызывала неприятное зудящее ощущение в области затылка.

Боты, попавшие под прямые удары импульсов, сминались с ужасным металлическим скрипом, как консервные банки, по которым ударили кувалдой, и продолжали свой полет к земле мертвыми кусками железа. Задетые краями импульсов транспорты теряли части фюзеляжа, становились неуправляемыми и, загораясь, плазменными болидами врезались в землю. От рассыпающихся ботов отлетали обломки и еще живые десантники. Их крики наполнили эфир. Челноки взрывались, раскидав по окрестностям горящие куски.

Под ногами солдат была опаленная земля, кое-где валялись дымящиеся куски арматуры. Орбитальные плазменные заряды превратили это место в небольшую, засыпанную ровным слоем обломков площадь, сровняв с землей все строения, словно ребенок прихлопнул совочком песчаные домики, оставив после них лишь насыпи измельченного камня и слой пыли, над которым клубился черный дым. В темноте ночи мириады тлеющих угольков, которыми была усыпана площадь, выглядели потрясающе красиво.

Сэм быстро выстроил своих людей в атакующий порядок, и наступление началось. Десантники шли тремя шеренгами, постепенно расширяя фронт атаки. Чтобы полностью охватить весь периметр и не пропустить врага внутрь, цепь постепенно удлинялась, но сохраняла свою плотность за счет подтягивающихся солдат второй и третьей шеренги.

Чуть позади шли «тяжеловесы». Их задачей было прикрытие шеренг с тыла в случае разрыва цепи и прорыва противника, что неминуемо будет происходить по мере увеличения захваченного сектора.

Едва пехотинцы двинулись вперед, как попали в густую паутину лазерных лучей. Они не причиняли десантникам особого вреда, лишь выжигали ямы у них под ногами и оставляли подпалины на пластинах брони. Противник был еще далеко, высадка прошла стремительно, и пока обстрел велся с дальних позиций.

Настоящий бой начался чуть позже, когда десантники уже немного расширили плацдарм. Киборги, успевшие подтянуться к месту высадки, встретили нападавших шквальным огнем и градом секционных гранат, рванувших перед авангардом, раскидывая осколки, сгустки плазмы и импульсы силового поля. Несколько солдат отлетели назад, сбивая с ног идущих за ними, но шеренги продвигались вперед шаг за шагом, ведя планомерное наступление на противника.

Враги лезли со всех прилегающих улиц, атаки киборгов не прекращались ни на минуту, немного позже в бой вступили «переделанные». Огонь велся по всему периметру, с каждого здания, из каждого проулка.

Пехота продвигалась вперед неровным кругом, постепенно раздвигая его границы.

Семен вел свое подразделение дугой, постоянно увеличивая ее. Он понимал, что с каждым шагом растет сектор обзора и обстрела каждого пехотинца, но им нужна была чистая зона для приземления грузовых челноков и высадки техники.

Капитан отслеживал на экране, где было особенно сильное сопротивление, и бросал туда дополнительные силы, не давая дуге сломаться. На общекомандной частоте царил хаос, бот полковника был сбит на высокой орбите и упал где-то в городе, далеко от зоны высадки, командование принял было на себя майор Роланд, но он успел отдать лишь пару приказов до того, как у него под ногами взорвались сразу несколько гранат, разорвав майора на части.

Объединенные между собой ЛКУ командиров должны были показывать общую картину хода наступления, но были забиты помехами, связь с частями часто нарушалась. Сэм приглушил общекомандный канал и сосредоточился на тактической развертке экрана. Он четко знал задачи, поставленные его подразделению, и выполнял их. В то же время капитан не забывал отслеживать ситуацию на соседних участках линии наступления.

Сквозь помехи к Сэму пробилось сообщение.

— Капи…ан Коч…ов, го…ит ма…ор Маши…ута.

— Да, слушаю.

— Необх…има поддержка третье…у подразде…нию.

Он и сам видел, что третьему, соседнему с ним, подразделению приходилось туго. В то время как второе подразделение Сэма и четвертое — капитана Григорьева двигались вперед, наступление на третьем участке остановилось и грозило разрывом общей линии. Семен остановил своих людей.

— Зик, — позвал он.

— Здесь!

— Отправь взвод для флангового удара на третьем участке. Палермо! — Капитан вызвал командира прикрытия. — Двигай сюда со своими ребятами и перекрой разрыв в цепи.

— Есть! — ответил тот.

Пока шел бой за восстановление целостности наступательной линии, Семен перевел своих людей в глухую оборону. Дождавшись доклада Зика о том, что желаемый результат достигнут, капитан продолжил наступление.

Расчистка площади продолжалась. Ухали разрывы гранат, плели свою паутину лазеры, сверкали плазменные заряды.

Внутри расчищенного периметра садились все новые боты, техники разгружали оборудование, развертывали стационарные орудия, но вести из них огонь не могли — слишком сблизились линии атакующих и обороняющихся.

У противника было огромное численное превосходство, но малочисленность нападавших компенсировалась их боевой мощью. Основные потери десантники стали нести, когда схватка перешла в рукопашный бой. Басовитые хлопки плазменных винтовок стали реже, и все громче становился лязг металла, когда броня сталкивалась с армированными частями тел киборгов.

С начала боя капитан был во второй линии солдат, отслеживая обстановку и отдавая текущие приказы, но теперь и ему пришлось включиться в схватку. Наравне с остальными он крушил и ломал тела врагов, сжигал в упор плазмой, рвал на части руками, активировав на предплечьях лезвия, резал, сшибал ударами ног и приклада плазмореза. Броня покрылась кровью, бионаторной жидкостью, вмятинами и глубокими царапинами. В наушниках звучала мещанина из ругательств, криков раненых и умирающих, но он не обращал на них внимания, поскольку сам громко орал и ругался, всаживая заряд в очередного противника.

Рядом схватились один из пехотинцев и трое киборгов, пехотинец стоял на колене, отбиваясь одной рукой, вторая безвольно повисла вдоль туловища. Один киборг, взявшись за ствол винтовки, с размаху ударил его прикладом по шлему с такой силой, что винтовка разлетелась на части. Обнаженные руки киборга блестели вживленными усилителями. Пехотинец пошатнулся и завалился на бок. Второй киборг подскочил и, взвизгнув виброножом, вспорол растрескавшееся забрало. С чавкающим звуком он утопил в образовавшемся отверстии руку с ножом. Брызнул фонтан крови. Сэм, заорав, бросился на помощь, не осознавая еще, что помогать уже некому, пинком отшвырнул киборга, перегородившему ему дорогу. Сидящий на убитом пехотинце оглянулся, и глаза его округлились от ужаса. Выпустив заряд плазмы, капитан сжег голову киборга с виброножом, и тот упал, так и не успев вытащить руки из шлема пехотинца. Сэм взмахнул прикладом, нападая на киборга с модифицированными руками, но тот успел уйти, и, подпрыгнув, обрушился сверху. Капитан еле устоял, но снова атаковал. Противник был неуловимо быстр, Сэм только краем глаза заметил, как тот поднимает что-то с земли. В следующую секунду кусок бетона попал десантнику в плечо, вновь заставив пошатнуться.

Восстановив равновесие, капитан поднял взгляд и увидел, что на него несется противник, замахнувшись обломком железной балки. Он начал разворачиваться, чтобы попытаться отразить атаку, но понял, что не успевает. Время словно замедлилось, потекли мучительные мгновения ожидания удара. Он скривил лицо под забралом, а внутри все сжалось.

Внезапно сбоку ударили заряды плазмы, сбивая киборга в сторону. Угол балки чиркнул по шлему, оставив на нем царапину. Сэм повернулся и узнал спасшего его. Хотя броня того и была залита темной кровью, но через нее проступали отличительные планки — это был Зик, и вскоре они стали привычно работать парой, прикрывая и поддерживая друг друга.

Особенно тяжелые схватки завязались на самой границе площади, возле домов, куда постепенно отступали обороняющиеся. Противники сыпались из окон, сбивая тяжестью своих тел пехотинцев на землю, добивая их, разбивая и разламывая броню.

Сразу несколько киборгов прыгнули на Зика. Он снял одного, пока тот был еще в прыжке, но остальные с металлическим лязганьем упали на него, повалив и скрыв под собой. Один сразу стал бить прикладом лазерной винтовки по забралу шлема, а второй приставил ствол импульсника вплотную к грудной пластине брони и нажал на спуск. Ударная волна слегка отбросила обоих от пехотинца, но они быстро вновь оседлали его.

— Зик!!!

Сэму не было слышно в мешанине звуков, что с Зиком, но он надеялся, что броня выдержит. Одной рукой он перехватил прыгнувшего на него переделанного, встретив ударом железного кулака, а другой рукой дал очередь поверх лежащего Зика, сбрасывая с него киборгов.

Слева на Сэма напал еще один переделанный, с мокрым звуком ударившись о броню, едва не сбив с ног. Взмахом руки пехотинец отбросил его и встретил выстрелами плазмореза следующего противника. Еще нескольких врагов он расстрелял, не подпуская к себе, и… неожиданно остановился.

На него больше никто не нападал.

Капитан стоял, тяжело дыша, и оглядывался по сторонам. Вокруг валялись трупы, часть дымилась, некоторые были разорваны на куски, земля была утрамбована множеством ног и пропитана темной жидкостью. Десятки его пехотинцев лежали с разодранной броней, разбитыми забралами, вокруг каждого были горы из трупов врагов. Сбросив оцепенение, он подбежал к Зику, но тот и сам уже поднимался на ноги, опираясь на плазморез, сбросив лежащих на нем убитых противников. Капитан подхватил его, помогая.

— Я в порядке, только в ушах звенит, — сказал Зик. — здорово мы их…

— Это точно, — поддержал капитан.

— Сэм, а какого отступаем? — неожиданно спросил Зик.

— В смысле?

Только сейчас до Сэма дошло, что в наушниках сквозь стоны пробивается приказ Машимуты:

— Всем подразделениям! Отступить и организовать защитный периметр.

— Что?!! Почему отступить?! — недоумевающе завопил Семен.

Но, видимо, ЛКУ был поврежден, и на его запрос никто не ответил.

— Зик? Ты меня слышишь? — проверил он.

— Что за ерунда, Сэм? Мы же заняли плацдарм!

Капитан выругался, Зик тоже его не слышал. Он расстегнул застежки и снял шлем.

— Зик запроси ты, моя «элка» сломалась. Только сначала дай приказ, чтобы собрали всех наших, никого не оставлять!

Зик некоторое время разговаривал с командованием, а Сэм ждал. Потом лейтенант тоже снял шлем.

— Все подразделения потрепаны настолько, что полный периметр нам не удержать. Приказано собрать раненых и убитых и перегруппироваться. Так далеко добрались только мы, на других участках атаки прекратились, не доходя до границы площади.

— Ясно, — задумчиво протянул капитан. — Сам дойдешь?

Зик кивнул.

Капитан побрел к телу пехотинца, за которого он сражался. Присел, осторожно вытащил руку киборга из шлема. Вибронож еще гудел, и капитана обдало мелкими брызгами крови, он вздрогнул и отпустил мертвую конечность. Представляя, во что превратилась голова парня, капитан максимально осторожно поднял его на руки и понес. Рядом шел Зик, неся шлем капитана, пехотинцы повсюду собирали своих раненых и убитых товарищей и отступали.

* * *

Морган спал, лежа поперек кровати, раскинув руки и повернув голову набок. Его пальцы шевелились, веки подрагивали; иногда тихо взвизгивали, сокращаясь, мышечные усилители, из открытого рта стекала струйка слюны — кристаллы сна дарили яркие, живые сновидения, из которых не хотелось возвращаться. Раньше они были вне закона, считаясь кибернаркотиком, но сейчас торговля этим видом товара расцвела пышным цветом. Мастера снов могли предложить любую фантазию, какую только пожелает заказчик, если тому ничто не приглянется из богатого ассортимента уже готовой продукции, все зависело только от состоятельности клиента. Моргану, как главарю самой могущественной группировки прислужников, кристаллы доставались эксклюзивные и, само собой, совершенно бесплатно. Он постоянно заказывал для себя необычные фантомные развлечения, но почему-то в них непременно присутствовала романтика, свойственная, пожалуй, какому-нибудь юнцу.

…Морган затаился в глубокой тени на балконе дворца тувиманского шейха, его ладонь холодила рукоятка ятагана с контурной заточкой, а карманы оттягивала богатая добыча. Морган был вором, очень наглым и удачливым, его знал весь преступный мир Тувимана, его именем пугали богачей, в бедных кварталах про него рассказывали сказки детям. Морган уже приготовил канат, обвязав его вокруг поручей балкона, и собрался покинуть палаты шейха, когда услышал то, что заставило его забыть обо всем на свете.

Из глубин дворца внезапно донеслись и наполнили ночь звуки печальной песни под аккомпанемент какого-то струнного инструмента. Прекрасный голос таинственной одалиски разнесся над спящим городом с высокими темными башнями минаретов, заметался среди приземистых хижин и вернулся, поразив Моргана в самое сердце. Слов в песне не было, но необычайные переливы голоса — словно густой нектар растекался по дну хрустальной чаши — рисовали картины неописуемой красоты. Морган слышал в этой песне муки рождающихся звезд и их предсмертные агонии, тоску любви и боль потери, журчание ручья среди шума сочной травы и грохот термических взрывов, выжигающих планеты. Позабыв о собственной безопасности, он решил во что бы то ни стало увидеть обладательницу столь чудесного голоса, которая наверняка должна быть красавицей.

В очередной раз пробраться мимо стражи было делом техники, никто его не заметил. К тому же охранники, похоже, под влиянием чарующей песни тоже утратили бдительность. Морган шел на голос, манивший его с необыкновенной силой. Он решил, что если его обладательница и вправду столь красива, то он украдет ее, и это будет его самый драгоценный трофей. Сердце едва не выскакивало из груди от волнения, когда он оказался перед дверью, ведущей в покои, откуда разносился околдовавший его голос. Ударом ноги раскрыв створки, Морган ворвался в комнату, готовый сразиться с тысячей стражников, но, к его удивлению, перед ним никого не было. Песня сразу оборвалась. Посреди круглой залы стояло огромное ложе, украшенное драгоценными камнями и золотом, накрытое балдахином из дорогих тканей. За тончайшей материей угадывался женский силуэт.

— Кто ты, незнакомец?

Раздавшиеся слова заставили Моргана вздрогнуть.

— Я услышал твою песню и пришел увидеть тебя.

Переливистый смех наполнил залу.

— А ты смелый!

Морган распрямил плечи.

— Ради тебя я готов сразиться с целым войском.

Снова смех, совсем необидный, скорее наоборот.

— Ну так что же ты встал в дверях, герой? Иди ближе.

Он понял, что стоит как вкопанный, пытаясь проникнуть взглядом за складки ткани, скрывающей от него предмет его жгучего желания.

Опомнившись, он поспешно закрыл дверь, подпер ее стоявшим возле стены тяжелым комодом, заодно поиграв налитыми мускулами, и сделал шаг в сторону ложа.

Одалиска тихо смеялась, подбадривая его.

Подойдя вплотную, он протянул руку, коснулся материи балдахина и с замиранием в душе, откинул ее в сторону…

Дверь в комнату Моргана неожиданно распахнулась, и в нее вбежал взволнованный Жика.

Морган вскочил, направив в сторону входа импульсный пистолет. Он часто моргал, в ушах еще звучал смех одалиски, а глаза видели вокруг драгоценное убранство дворца шейха, а не пластик реальных стен.

Жика, увидев перекошенное лицо главаря, инстинктивно присел, выставив над головой руки.

— Не стреляй! — завопил он. — Это я — Жика!

Морган, еще не придя в себя, помотал головой, продолжая держать пистолет направленным на говорящего.

Когда его мозг очистился от иллюзии, навеянной кристаллом сна, он смог, наконец, сфокусировать взгляд и злобно посмотрел на помощника:

— Какого Зодчего тебе тут надо?! — зарычал он. Импульсник по-прежнему был направлен на Жику.

— Морган, там… — Жика запнулся, нервно глядя на пистолет, — там все собрались.

— Кто все? Что ты несешь?

— Ну-у… — Жика все так же нерешительно мялся. — Там ВСЕ!

— Где там? Ты что, говорить разучился?

— В главном зале.

— Ну?! Кто все? — нетерпеливо подгонял Морган. Он был дико раздражен из-за прерванного видения, а бестолковость, совершенно несвойственная помощнику, бесила еще больше.

— Там все! — повторил тот. — Даже Черная Птица пришла.

— Птица?

— Да!

— А с какой стати они приперлись? — уже спокойнее спросил главарь. — Я же никого не звал!

Морган, наконец, опустил импульсник, и Жика облегченно вздохнул.

— Их Грико собрал.

— Вот урод! Все ему неймется! — выругался главарь. Посидел несколько секунд нахмурившись, потом поднялся и начал собираться.

Модификации Моргана были высшего класса, с возможностью использования монтируемого в тело оружия. Механические импланты гармонично соединялись с плотью. Создавалось впечатление цельности кибернизированных частей и живого тела. Жика молча смотрел, как Морган вооружается: в ладонь правой руки вставил цилиндрик одноразового лазера, в предплечье левой — воткнул обойму из пяти метательных ножей, пистолеты засунул в кобуру на поясе.

Жика слышал, что раньше Морган был профессором одного из университетов, пока не пришли Хозяева и не переделали весь известный человечеству мир. И чтобы пережить то время, а впоследствии еще и стать предводителем самой могущественной банды, требовался недюжинный ум и стойкая способность выживать в любых ситуациях.

За это Жика и уважал его. Сам он был невысокого роста, и хотя его кости были укреплены, а мышцы многократно усилены, у него не было и половины мощи главаря.

Он понимал, что самому ему никогда не добраться до вершины власти, хотя и был злобным и очень хитрым. Ему хватало того, что он на втором месте, к тому же когда Жика передавал приказы главаря, то создавалась иллюзия, что слушались его.

— Что-нибудь произошло? — спросил Морган, запахивая рубаху. — С чего он вдруг суету развел? То молчал, изредка возникая, когда Птица подначит, то сразу сходку собрал.

— Вроде нет. — Жика задумался. — Мне, по крайней мере, ничего не известно. Может, все связано с этими? — Он показал глазами вверх.

— А что с ними может быть связано? Ну свалились несколько сотен полоумных нам на головы и начали палить во все стороны. Ну и что? Да одних прислужников на планете, наверное, тысяч двести. Не считая, переделанных и самих Хозяев с Зодчими. Их просто раздавят как насекомых.

— Однако ж еще не раздавили!

— Однако ж да, — задумчиво сказал Морган.

Они вышли и быстрым шагом отправились на сходку.

Морган устроил свое логово в бывшем здании городского суда. Главный зал, куда они сейчас направлялись, когда-то назывался залом заседаний и располагался на верхнем этаже трехэтажного здания. Покои Моргана были на том же этаже, но в конце правого крыла. Уверенно шагая по длинному коридору, он привычно рассуждал в слух.

— Все-таки у Грико должно быть что-то припасено. Не может он просто так собрать всех. Он конечно тупой, но не настолько.

— Это точно, — подтвердил помощник.

— Что же у него есть такое, о чем мы не знаем, а, Жика?

Вопрос был риторический и не нуждался в ответе, поэтому помощник просто пожал плечами.

Чем ближе они подходили, тем громче становился гул множества голосов доносящихся из главного зала.

Морган пинком открыл двери и, не сбавляя шага, пошел через толпу к своему месту — креслу с высокой спинкой, отделанному кожей. Раньше это было кресло верховного судьи, и Морган посчитал символичным, что теперь оно будет его троном.

Разномастная толпа расступалась перед главарем и его помощником, смыкаясь позади них. Шум постепенно стихал, и когда Морган дошел до кафедры, в зале установилась сравнительная тишина.

Грико стоял на возвышении, недалеко от трона.

Морган усмехнулся про себя: «Не посмел, гаденыш, занять мое место. Не думай, что оно тебе легко достанется». Поравнявшись с Грико, Морган остановился и взглянул ему в полимерные экраны, заменявшие глаза и похожие на солнцезащитные очки. Они были примерно одного роста, главарь гораздо массивнее, а Грико мускулистее, его незаметные, вживленные в тело импланты делали его очень опасным противником. Но все равно он не мог сравниться с мощью Моргана, чьи усилители выпирали из-под рубахи и брюк, не скрывавших плечевых и грудных имплантов, механических предплечий, модифицированных бедер.

Грико выдержал взгляд главаря, и Морган, оскалившись, как волк — задрав верхнюю губу, показав ряд ровных зубов, — прошел дальше и занял свое место. Жика встал рядом, по правую руку.

Морган окинул толпу взглядом. Тут и там поблескивал металл имплантов, тускло отсвечивало оружие, многие лица были раскрашены в безумные маски или покрыты татуировками. Тут было большинство членов его банды. Подчиненные ему отряды, сторонники Грико (правда, их было немного и вели они себя тихо, видимо не зная, что задумал их предводитель), были здесь и так называемые «независимые», возглавляемые Черной Птицей.

Взгляд Моргана невольно задержался на ней. Высокая, стройная, с гордой осанкой, импланты искусно вживлены в тело, создавая тонкий изящный узор на руках, ногах и спине. Черная кожа перемежалась с блестящим хромом, сплошным зеркалом, покрывавшим грудь, мышцы пресса, лобок, промежность, ягодицы, позвоночник и часть затылка, передавая тончайшие анатомические детали тела — так что они казались настоящими, только покрытыми металлической пленкой. Но обнаженное ее тело не казалось таковым; наоборот, оно словно было заковано в доспехи.

Морган не переставал любоваться этой хищницей. Когда-то они были любовниками, пока не появился этот выскочка Грико. И если между Птицей и ним была просто связь, приятная и выгодная обоим, то с Грико у них было нечто большее, и это злило Моргана. Она ушла от него почти сразу, как только появился этот юнец. Морган уже пожалел, что взял его к себе, но теперь ничего не мог с этим сделать. Удача сделала Грико популярным, у него появились сторонники, создавшие что-то типа негласной оппозиции.

И почувствовав, что такое власть, Грико захотел ее еще больше. Вот уже несколько месяцев шло их молчаливое противостояние. Морган считал, что это даже в какой-то степени полезно — помогает поддерживать некий дух конкуренции внутри банды, не дает ей оплыть жиром.

Грико был слишком неопытен в интригах, чтобы Морган его всерьез опасался. К тому же, чтобы занять его место, был только один путь — сразиться в поединке. А тут главарь был уверен в собственной победе.

Сколько бы добычи ни утаивал от него Грико, большую, чем сейчас силу, ему могли дать только Хозяева. А на контакт с ними, точнее с их Зодчими, могли выходить только главари банд прислужников. Сейчас же его сил было явно недостаточно, чтобы сражаться с Морганом. Хотя сегодня все могло оказаться гораздо серьезнее — ведь не просто так он собрал сходку?!

Морган откинулся на спинку кресла.

— Ну? Я вас слушаю.

Первую минуту стояла тишина, все взгляды были устремлены на главаря и стоявшего поодаль Грико.

Он тоже оглядел зал, затем повернулся к Моргану.

— У нас есть к тебе несколько вопросов, Морган… — начал он.

— У кого это «у нас»? — сразу перебил главарь, приняв заинтересованный вид.

— У нас у всех, — ответил Грико, обведя широким жестом всех собравшихся.

— То есть тебя выбрали делегатом?

— Нет! — огрызнулся Грико, сверкнув черным полимером глаз. — Меня никто не выбирал деле-гатом, — злясь на незнакомое слово, произнес он.

— Тогда почему ты стоишь сейчас тут и говоришь от имени всех? Вот ты Рокот. — Морган ткнул пальцем в стоящего в первом ряду киборга. — Ты просил Грико говорить за тебя? У тебя что, своего языка нет?

Киборг, названный Рокотом, помотал головой, но Морган уже перешел на другого:

— Или, может, ты, Виктор?

Киборг опустил взгляд в пол, словно был в чем-то виноват.

— А может, ты, Жика? — Морган повернулся к помощнику. — Нет? — деланно изумился главарь. — Точно нет? — недоверчиво переспросил он.

Жика не смог сдержать ехидную ухмылку. Морган снова откинулся на спинку трона.

— Ну так что? От чьего имени ты говоришь?

Главарь хлопнул ладонью по столу и угрожающе тихо произнес:

— И кто дал тебе право всех тут собирать? Ты пока не главарь… — Тут лицо его озарилось пониманием. — Или ты хочешь бросить мне вызов?

Грико понимал, что инициатива быстро ускользает у него из рук. Морган был мастером говорить. А способность управлять людьми была у него в крови. Внутри у Грико закипела злость, но он остановил себя — нельзя сейчас позволить гневу взять верх, именно этого Морган и добивается, чтобы потом разделаться с ним. Грико скрипнул зубами.

— Нет, — выдавил он.

— Что нет? Не хочешь бросить мне вызов? Боишься? — Морган заулыбался, а через мгновение лицо его исказила гримаса злости. — Тогда что тебе тут надо? Проваливай отсюда, если…

Внезапно над затихшим залом разнесся звонкий голос.

— От моего имени.

Морган резко обернулся. Черная Птица неспешной походкой прошла на середину зала и встала напротив Моргана.

— Грико говорит от моего имени, Морган, — повторила она. — Моего и моих людей. Теперь ты выслушаешь его? — Она с вызовом посмотрела главарю в глаза, повернулась и одарила Грико ободряющей улыбкой.

Словно в подтверждение ее слов, часть толпы зашевелилась, забряцав оружием.

Морган посмотрел на Птицу и нахмурился. Она тем временем тем же неспешным шагом вернулась на прежнее место. Главарь проводил ее мрачным взглядом и, не оборачиваясь, произнес:

— Хорошо. Пусть говорит.

Потом, медленно повернувшись к Грико, процедил сквозь зубы:

— Я тебя внимательно слушаю.

Грико, почувствовав поддержку, стал увереннее.

— У нас есть к тебе несколько вопросов, — повторил он свою первую фразу, словно заучив ее.

Морган молча ждал продолжения.

— Я собрал всех тут, потому что нам не нравится, что приходится отдавать тебе почти половину добычи. Ведь не все же ты отдаешь Зодчим. Насколько нам известно, даже не половину из того, что мы добываем тебе.

— Не я установил правила. — Морган был спокоен, этот вопрос возникал постоянно и успел набить оскомину. — Если хочешь, то можешь спросить у Зодчего. Я обязательно скажу ему, что у тебя возникли к нему вопросы по поводу справедливости дележа добычи.

Морган хотел испугать этим Грико, но тот в ответ заулыбался.

А это как раз второй вопрос, который я хотел задать.

«Уже не МЫ, а Я» — отметил Морган.

— Какой вопрос?

— Я хочу говорить с Зодчим! — все так же победно улыбаясь, сказал Грико.

По залу пробежал ропот, словно ветер расшевелил стоячую траву.

Морган не ожидал такого. Обычно возможность встречи с Зодчим даже самого смелого приводит в трепет. А тут он сам просит встречи, не просто просит, а требует, и именно для этого всех собрал, чтобы Морган не мог ему отказать!

«Что же у этого ублюдка есть такое, что он даже рискует встретиться с посланником Хозяина? — крутились мысли в голове главаря — Грико не дурак и не будет выдвигать подобного требования, не имея полной уверенности в своей победе».

Грико, видя задумчивость Моргана, принял ее за растерянность и злорадно заулыбался.

Подойдя к главарю, он нагнулся и тихо произнес:

— А вот потом мы поговорим и о поединке.

Морган поднял взгляд и посмотрел на торжествующего соперника, а мысли лихорадочно работали.

«Вот именно — потом! „Потом“ — это хорошее слово. Почему потом? Почему ты сразу не отнес то, что у тебя есть, Зодчим? Конечно, первой причиной было то, что только главари прислужников могли приближаться к обители Хозяев, но можно было придумать какой-нибудь способ встретиться с посланником Хозяина. Значит, ты не совсем уверен в ценности своей козырной карты, спрятанной в рукаве. Поэтому ты сейчас выставляешь меня слабаком, а себя храбрецом, самолично идущим на встречу с самим Зодчим. Молодец, набираешь очки и сторонников, это был очень удачный ход, если бы не одно хорошее слово…»

Морган понял, что безобидный жучок, летающий вокруг цветка в поисках сладкого нектара, внезапно оказался дикой осой, готовой ужалить в любой момент.

«Не знаю, что ты там откопал, какую драгоценность, но зря ты не отнес ее сразу к Зодчим, а решил поиграть со мной. Зря!» — Морган принял решение.

Главарь оглядел собравшихся. Над залом стоял гул голосов — все обсуждали заявление Грико.

В этот момент тот решил развить успех и еще надавить на Моргана.

— Почему ты молчишь. Морган? Я хочу, чтобы ты вызвал Зодчего, и хочу, чтобы все присутствующие удостоверили мое требование. — Он повернулся к толпе: — Все слышали?

— Да! — Множество голосов раздалось из толпы, гораздо больше, чем ожидал Морган. Хотя чего он хотел? Этим животным нужна кровь, а если это кровь главаря, то она вдвойне краснее.

Морган не мог не исполнить требование Грико, когда оно было произнесено в присутствии почти всей банды, но он и не собирался отказывать.

— Хорошо, — сказал он, наконец. — Я понял твое требование и как только будет возможность, сообщу Зодчему, что ты хочешь его увидеть.

— Нет! Так не пойдет! — Грико повысил голос. — Ты пойдешь к нему сегодня! — Он уже начал приказывать. В глазах главаря вспыхнул зловещий огонь, до этого незаметно тлевший. — И не просто сегодня, а прямо сейчас! Я требую этого! Тебе же хуже будет, если ты промедлишь.

Грико склонился к Моргану, нависая над ним. Главарь резко поднялся, заставив Грико отступить

— Как ты смеешь мне приказывать, тварь? — процедил он сквозь зубы.

Противники впились друг в друга взглядами. В зале повисла звенящая тишина, все присутствующие смотрели сейчас на них.

Грико не собирался уступать, он чувствовал свою силу.

— Ты обязан это сделать, — рявкнул он в ответ.

— Я обязан подчиняться приказам Хозяина, а сегодня было приказано сидеть и не высовываться. — С каждым словом Морган все больше повышал голос. — Именно поэтому ты сейчас стоишь здесь и гавкаешь на меня, как бродячая шавка, а не воюешь с людишками в районе Колизея. Ясно тебе? — Морган уже орал.

— Я не знал…

— Зато Я знал! — Главарь кричал, брызжа слюной. — Так что закрой свою поганую пасть и делай, что тебе велят, иначе я выпущу твои кишки и затолкаю их тебе в рот, чтобы ты заткнулся.

Морган повернулся к притихшему залу.

— Вы, все! Я вас выслушал, теперь слушайте меня! — Он обвел толпу яростным взглядом. — Сейчас вы разойдетесь по своим норам и даже носа оттуда не высунете, пока Я не отдам вам приказ. Такова воля Хозяина, и я вам ее передал! Кого не устраивает, — Морган бросил короткий взгляд на Грико, потом перевел на Черную Птицу, — может отправиться и сам рассказать об этом в его мастерских, когда там будут высасывать его скудные мозги. На этом ВСЕ! Сходка окончена!

Морган опустился в свое кресло мрачнее тучи. Киборги начали постепенно расходиться. Первыми покинула зал Птица со своими людьми, предварительно обменявшись с Грико взглядами, потом потянулись остальные.

Грико стоял в нерешительности, смотря на редеющую толпу. В его голове скакали разные мысли. «Неужели Морган опять обставил его? Но ведь он добился своего, и занять место Моргана теперь, было делом времени, значит, победа осталась за ним… или нет?». Внезапно Грико услышал смех. Он оглянулся.

Морган, как и раньше, вальяжно восседал на своем троне. От гнева на его лице не осталось и следа. Жика, подойдя, что-то шептал ему на ухо, и они дружно ржали.

— Да, ты прав Жика, я видел и тупее, — и снова засмеялся.

Грико вспыхнул. Неужели его опять обманули, а он даже не заметил, как и когда?!

— Что? — хохотал Морган. — У тебя тоже встал?

Взрыв смеха. Они гоготали на весь зал, заставив обратить на них внимание еще не успевших уйти киборгов.

— Еще бы! — продолжал Морган. — Если бы меня защищала такая баба, я бы с ней потом всю ночь рассчитывался!

— Ага, — Жика от смеха едва стоял на ногах, — только ее надо сначала напильником обработать, а то ободраться можно, если, конечно, у тебя хрен не железный! — И показал, как и какое место, он бы обработал напильником. — Хотя там теперь, наверное, уже отшлифовано все. У нее вон сколько ребят на подхвате.

Грико вскипел — мало того, что его обвели вокруг пальца, но еще и насмехаются.

— Что ты сказал, червяк? — Грико с ненавистью смотрел на смеющихся, но те, игнорируя его, продолжали свои шутки.

— Интересно, а сзади она такая же металлическая, как и спереди? — Жика дергал Моргана за рукав. — Ну, ты-то должен знать, расскажи!

— Эй ты, недомерок! Я с тобой говорю, — крикнул Грико.

Главарь и помощник, перестав смеяться, посмотрели на него.

Снова взгляды Моргана и Грико скрестились.

— Это, наверное, он тебе Жика, — проговорил Морган, не отводя взгляда от глаз Грико. — Прежде чем ему ответить, скажи мне, Жика, ты помнишь мой последний приказ?

— Конечно!

— Повтори его, пожалуйста, некоторым непонятливым.

Жика, гаденько ухмыляясь, вышел вперед. Чувствуя поддержку, он был смелым и подошел вплотную к Грико, задрав голову, посмотрел на него снизу и сказал:

— Ты должен сейчас забраться поглубже в свою нору и сидеть там, не показывая никому свою морду, пока Морган не отдаст приказ. А если ты не согласен с этим, то можешь идти прямиком к Хозяину и выказать ему свое недовольство, пока его Зодчие будут высасывать через трубочку твои тупые мозги.

Выполнив поручение, довольный собой Жика повернулся к Моргану. В следующую секунду у него помутилось в глазах от полученной затрещины. Он полетел кувырком, проскочив мимо трона, с размаху врезавшись в стену. Морган мог бы его поймать, но не стал. Жика быстро вскочил, но ноги плохо слушались, его повело, и он еле устоял. В зале раздалось дружное ржание. Краска залила лицо Жики, щека стала нервно подергиваться, от злости он плохо себя контролировал.

— Жика, — спокойно произнес Грико, — ты похож на блевотину.

Он уже развернулся, чтобы уйти, потом остановился, повернулся обратно и произнес:

— Хотя, наверное, ты она и есть!

Киборги в зале хохотали. Морган сидел с невозмутимым видом, все шло по его плану.

Жика тяжело дышал — так его еще ни разу не унижали, и не мог понять, почему Морган молчит. Ну и плевать! Он сам постоит за себя!

— Я … я вызываю тебя! — крикнул Жика, запинаясь от клокотавшей ненависти.

— Что?! — Казалось, Грико поражен до глубины души этим заявлением, потом он расхохотался. — ТЫ вызываешь МЕНЯ?!

Он громко и искренне засмеялся. Стоявшие рядом киборги дружно заржали, а Жика позеленел от злости. Его всего трясло от переполнявшей ярости, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались.

Грико резко оборвал смех.

— Ты настолько жалок, что недостоин даже поединка, — отрывисто и презрительно сказал он. — Твое место рядом с твоим господином, и сдохнешь ты, ковыряясь в его дерьме, но уж никак не в поединке со мной.

Он развернулся и направился к выходу из зала. Среди свидетелей ссоры раздавались издевательские смешки.

Жика ничего не видел вокруг — все расплывалось, только удаляющаяся спина жестоко унизившего его при всех Грико была в фокусе. Он сделал два длинных связанных прыжка, в мгновение ока, оказавшись позади Грико, а третьим прыжком вскочил ему на спину. Одной рукой он вцепился в армированные шунты на голове Грико, а другой замахнулся, включил вибронож на запястье и с визгом всадил его в шею противника. Грико дико закричал и заметался по залу.

Морган с горящими глазами привстал, напряженно наблюдая за дальнейшим, стоявшие вокруг дерущихся киборги оторопели от неожиданности и не могли решить, что же им делать.

Суча руками, Грико схватил Жику за одежду, попытался сбросить его, но тот не собирался отпускать. Из-под гудящего лезвия летели брызги крови, кусочки плоти и проводов, армированная кожа плохо поддавалась. Он весь был покрыт мелкими темно-красными каплями. Грико рванулся, впечатывая сидевшего на нем спиной в стену, но он уже сильно ослаб, и мозг был слишком замутнен болью, поэтому удар оказался недостаточно сильный. Жика только на миг взмахнул рукой с виброножом, вспоров кожу на лысой голове Грико, и снова всадил лезвие в зияющую на шее рану.

Когда гудящее лезвие перерезало позвонки, Грико перестал кричать и упал на пол лицом вниз. Его тело содрогалось в конвульсиях, сопротивления он уже не оказывал. Кто-то опомнился и подскочил к Жике сзади, но окрик Моргана: «ВСЕМ СТОЯТЬ!», заставил замереть на месте.

Весь покрытый кровью, словно только что отстоял смену на скотобойне, Жика с остервенением завершил начатое и отделил голову от туловища. По полу разлилась лужа крови. Поднявшись с мертвого врага, Жика зацепил голову за шунты, теперь только они соединяли ее с телом, потянул на себя, но короткие провода не дали ему это сделать. С безумным рычанием он начал кромсать их ножом, пока они не разорвались. Потом поднес голову к своему лицу, несколько секунд безумными глазами смотрел в полимерные экраны Грико и неожиданно плюнул в них, явно наслаждаясь.

У входа послышались крики и возня. В двери, раскидав пытавшихся удержать ее, вбежала Птица и, шокированная увиденным, замерла на пороге.

Морган выругался. Он думал, что она уже ушла, а теперь могут возникнуть осложнения.

С диким воплем Птица бросилась на Жику. Тот в испуге отступил назад, выставив вперед руку с виброножом.

— Держите ее! — приказал Морган и сам прыгнул наперерез метнувшемуся вперед серебристо-черному силуэту.

Подчиняясь приказу главаря, киборги схватили Черную Птицу.

«Какого хрена она вернулась?!», — с досадой подумал Морган, помогая остальным удержать извивающуюся и сыплющую проклятиями Птицу.

У входа люди Птицы ринулись ей на помощь, завязалась потасовка. Зазвенел металл, сталкиваясь в ударах, новая кровь окрасила стены и пол. Шум схватки становился все сильнее, это грозило перерасти в междоусобную резню.

Убедившись, что Птицу крепко держат, Морган поднялся, вышел на середину зала, достал импульсник, направил его вверх и нажал на спуск. Звук выстрела и посыпавшиеся на дерущихся куски штукатурки, щепки, каменное крошево и пыль приостановили их. Драка начала стихать.

— ПРЕ-КРА-ТИТЬ! — заорал главарь и выстрелил еще раз, заставляя разойтись самых ярых бойцов

Соперники отошли друг от друга, сверкая взглядами, тяжело дыша, вытирая текущую кровь. Кому-то помогали подняться с пола, большинство были ранены, но Морган добился своего и остановил столкновение.

— Слушайте! — Морган стоял посреди зала с импульсником в руке. — Все, что здесь произошло, было по-честному, и присутствующие это подтвердят. Был брошен вызов — Грико проиграл.

— Но Жика напал сзади! — сказал киборг из окружения убитого.

— Никто не просил Грико поворачиваться спиной к бросившему вызов! — ответил кто-то рядом.

Свара могла начаться заново. Морган с усталым видом поднял руку и выстрелил в стену над головами спорящих. Все инстинктивно вжали головы в плечи и замолчали.

— Повторяю в последний раз. — Морган обвел всех тяжелым взглядом. — Все было по-честному! Вы! — Он ткнул пистолетом в сторону людей Птицы. — Забирайте ее, — он кивнул в сторону прижатой к полу Черной Птице, — и отправляйтесь к себе, как и остальные, ждать дальнейших приказов.

Растолкав мешавших им пройти, киборги Птицы подошли, отпихнули тех, кто ее держал, и стали помогать ей подняться. Когда ее перестали держать, Птица сама вскочила, отбросив тянувшиеся к ней руки, подошла вплотную к Моргану и с ненавистью заглянула ему в глаза. Морган безразлично посмотрел в ответ. Она резко развернулась и вышла, не проронив ни слова, не в силах обернуться и еще раз посмотреть на обезглавленное тело Грико.

— Уберите тело, — приказал главарь.

Вскоре в зале остались только Морган и измазанный с головы до ног кровью Жика. Морган подошел к нему, присел и, приподняв болтавшуюся на зажатых в жикином кулаке шунтах голову, улыбнулся и тихо сказал, глядя на свое тусклое отражение в полимерных экранах глаз:

— Никогда не откладывай ничего на «потом», ты можешь до этого не дожить.

* * *

Черная Птица вернулась в свою резиденцию, некогда бывшую двухэтажным бакалейным магазином. Всю дорогу она не произнесла ни слова; подчиненные, чувствуя ее настроение и видя тусклый бессмысленный взгляд, боялись лезть с вопросами. Вокруг предводительницы словно витала черная аура безумства и боли. Оставив свиту внизу, она поднялась к себе в комнату, захлопнув дверь, прошла к столику с графином, не глядя плеснула в стакан напитка, пролив большую часть на стол, выпила большими глотками, роняя бледно-желтые капли на свою блестящую грудь, и коротким взмахом разбила стакан о стену. Он разлетелся на мелкие осколки, оставив мокрое пятно.

Внутри у Птицы бушевала дикая ярость, бессильная и еле сдерживаемая, она рвалась наружу. Под ударами ее кулаков разлетелся столик, графин, звеня, покатился по полу, потом она подхватила табурет за ножку и с размаху двинула им о стену, разбивая в щепы, та же участь ждала и стул с высокой спинкой.

Птица остановилась, тяжело дыша, и, наконец, закричала, прижав к вискам ладони. Крик как будто отнял у нее все силы. Всхлипывая, она опустилась на колени, не поднимая голову от груди, и одна мысль стучала в ее голове: «Он убил Грико! Морган убил Грико… МОЕГО Грико! Морган… убил… убил Грико… Он убил его». — Птица снова закричала или скорее завыла, задрав голову и до хруста сжав кулаки.

Он же знал, как она любила Грико. Знал! Но все равно позволил этому червяку Жике напасть сзади и обезглавить ее любимого.

Тварь!

Она опять издала стон, впрочем, больше похожий на рычание, в душе Птицы что-то переломилось, словно сработал какой-то защитный механизм. Боль, переполнявшая ее, сместилась на второй план, и ненависть пришла ей на смену.

— Ты заплатишь мне, Морган, — процедила она сквозь зубы, вытирая слезы. — За все заплатишь, ублюдок!

И тут ее внимание привлекло неясное движение за куском материи, заменявшей ей шторы. Она резко вскочила и угрожающе спросила:

— Кто здесь?

Из-за портьеры показался Стилар, ее наложник, сжимая в руках грубую ткань и прикрываясь ею, как щитом. Птица взяла его на одной из клон-ферм пару месяцев назад для своих сексуальных утех. Только это был не клон, а сын начальника фермы. Птица пригрозила начальнику перебить всю его семью, если он не отдаст Стилара. И отец, у которого было еще три дочери и один сын, вынужден был согласиться. В логове Птицы он должен был все время ходить обнаженный и ни с кем не разговаривать, кроме нее. Его замутненный постоянными истязаниями, одурманенный наркотиками мозг почти перестал воспринимать действительность, в нем жили только несколько наиболее глубоко засевших чувств — ненависть, страх, похоть да еще желания, вызванные естественными потребностями тела.

— Что ты тут делаешь?

Кипевшая в ней злость требовала выхода, и Стилар был подходящей целью для этого.

— Я…я… — От страха язык плохо слушался его.

Птица сжала кулаки.

— Говори нормально!

— Я п-принес благовония, гос-пожа, — смог, наконец, сказать он.

На самом деле ей было все равно, что делал тут Стилар, она просто хотела выместить на нем свою ярость. И уже собралась это осуществить, как вдруг заметила, что ткань портьеры вздымается бугром ниже пояса наложника.

— Ну-ка, иди сюда! — приказала она.

— Зачем? — неосторожно ляпнул Стилар.

Глаза Птицы грозно сверкнули, она хищно оскалилась, и юноша поспешил сделать шаг вперед.

Он был возбужден.

Птица подошла к нему. Парень весь покрылся потом и дрожал.

Окинув его презрительным взглядом, она спросила:

— Что тебя так возбуждает, животное? Вид моего тела или вид моего горя?

Стилар молчал, потупив взгляд.

Резко выбросив вперед руку, Птица схватила его за шею и сжала пальцы. Стилар засипел и покраснел, безуспешно пытаясь отнять руку Птицы от своего горла.

— Отвечай! — крикнула она.

Во взгляде Птицы горел беспощадный смертельный огонь.

Она подтянула парня ближе к себе и прошипела ему в лицо:

— Отвечай!

— Я… ненавижу… тебя… —с трудом выдавливая слова, прохрипел Стилар.

Птица, разжав хватку, опустила руку. Парень закашлялся, с сипением втягивая воздух и растирая саднящее горло. Птица отвернулась от него, подошла к ложу, легла на живот поверх покрывала, опираясь на локти, развела ноги в стороны, чуть выгнув спину, и сказала:

— Иди.

Стилар понял, что от него требуется, и его возбуждение стало только сильнее.

На коленях он прополз между раздвинутых ног хозяйки, склонился над ней, отражаясь в хроме ягодиц и блестящих выпуклостях позвоночника, и грубо вошел в нее, желая сделать как можно больнее, но и сам ощутимо вздрогнул, когда его плоть коснулась металла.

Оргазм быстро пришел к Птице, а на ее глазах были слезы. Закончив, Стилар откинулся на спину рядом с ней, тяжело дыша. Черная Птица повернулась, пережала ему одной рукой горло, взмахнула другой, одним мощным ударом пробила грудную клетку и вырвала трепещущее сердце.

Кровь брызнула фонтаном из бьющегося в конвульсиях тела, заливая постель и саму Птицу. Но ей было все равно, она держала в ладони теплое сердце, и улыбалась, представляя, что только что вырвала его из груди Моргана.

* * *

Казалось, что попасть в подземные городские коммуникации, или попросту канализацию, очень просто. Но только на первый взгляд. Канализационная сеть имела множество входов, но многие из них заканчивались тупиками. Лишь с третьего раза Лиме удалось найти нормальный проход. Ее встретила тусклая мгла и звонкое эхо, подхватывающее любые звуки и разносящее их по тоннелям и закоулкам.

Лима и не надеялась скрыть свое пребывание тут, единственными, кто мог незаметно пробираться по подземным катакомбам, были их обитатели — стунеры. Канализация была их владением. Когда-то они были людьми, но сейчас мутировали и превратились в стунеров — подземных обитателей. Их изуродованные тела с худым туловищем, длинными руками и короткими ножками, не годились даже для мастерских Зодчих. Хозяева могли их уничтожить, но по одним им известным причинам оставили этих уродцев в покое.

И в прежние времена стунеры были немногочисленны, а прокатившиеся по планете жестокие войны заметно сократили их популяцию. Город, высившийся над их владениями, был большей частью разрушен, подземные коммуникации также сильно пострадали.

Стунеры сидели тихо, не вмешиваясь в дела на поверхности, они всего лишь старались хоть как-то защитить себя от спускающихся с поверхности пришельцев.

Сейчас многие стали пользоваться их владениями, что бы незаметно пробраться куда-нибудь или сократить путь, но все эти желающие могли использовать лишь так называемые разрешенные пути. В закрытые же области посетителей не пускали, заваливая проходы прямо перед носом любопытных или устраивая хитроумные, хотя, как правило, не смертельные ловушки. Зато, не зная разрешенных проходов, можно было запросто заблудиться и бродить по мрачным катакомбам, пока не умрешь с голоду.

Лима знала, что за ней следят с того самого момента, как она спустилась в люк по ржавым скобам, и о ее визите, видимо, уже доложили Безумному Королю Себастьяну. Она сомневалась, что он захочет с ней увидеться. И, так или иначе, но любой путь, какой бы она ни избрала, приведет к нему.

Лима оказалась права, и уже через минуту в неверном свете бледного мха, облепившего потолок и часть стен, мелькнула серая фигурка стунера. Она пошла в том направлении, и стунер появлялся каждый раз, когда надо было поворачивать или, наоборот, идти прямо.

Минут через пятнадцать блужданий по тоннелям Лима вышла на небольшую каменную площадку. Она подошла к краю и посмотрела вниз — пола не было видно. Ведущий ее стунер словно испарился, хотя Лима не заметила никаких ответвлений в том коридоре, которым они шли, и если он не сиганул вниз или не научился летать, то должен был стоять сейчас на этой же площадке рядом с ней. Стунер, тем не менее, пропал.

Лима осмотрелась. Метрах в трех над головой девушки нависал потолок. В стене слева, параллельно потолку и ниже той площадки, где стояла Лима, шла прямоугольная узкая щель, из которой вытекала вода. Она с журчанием падала вниз и разбивалась о каменный пол где-то глубоко внизу, в кромешной тьме.

Стена справа была разломлена пополам широкой темной трещиной.

Вспышка света привлекла ее внимание. На противоположной стороне на точно такой же площадке стоял стунер с биолампой в поднятой руке. Внезапно наверху глухо заскрежетал металл, посыпалась пыль и кусочки кирпича, часть потолка медленно поехала вниз, гремя цепями и жужжа моторами. Лима сделала шаг назад.

Каменная плита опускалась, чуть раскачиваясь, пока не встала точно между площадками, превратившись в мост.

Лима приняла такое своеобразное приглашение, и смело перешла на другую сторону.

Стунеры высыпали ей навстречу и выстроились вдоль стены в шеренгу, держа в руках, кто биолампу, кто кусок светящегося мха.

Лима, отдавая должное такой встрече, коротко кивнула им. По строю пробежал шепот, а девушка подняла голову и, больше не глядя на серых уродцев, пошла дальше. Коридор привел ее в небольшое ярко освещенное помещение. Напротив входа во главе своей свиты стоял Безумный Король Себастьян.

Лима знала его, когда он был еще просто Себастьяном Клавье. И не было ничего королевского в том ноющем, обросшем щетиной человеке из городских трущоб, которого она спасла от волков на заснеженной равнине, недалеко от Старгарда. Он увязался за ней до самого Ассема. Тут она его оставила, а через некоторое время начали появляться слухи, что у стунеров появился предводитель, и по описанию Лима поняла, что это Себастьян. Еще позже он сам себя провозгласил королем, а вот прозвище «Безумный» прилипло к нему по той причине, что нормальный человек не мог бы стать королем стунеров.

У Себастьяна, видимо, были свои представления о том, как должна выглядеть королевская особа. Он встречал ее в кожаной куртке, отороченной мехом, с рукавами разной длины, на одном плече блестели металлические нашивки, простые штаны с разрезами по бокам висели на его тощей фигуре. В руках он держал какую-то палку, украшенную черепами мелких грызунов, и лазерную винтовку, поблескивающую красным огоньком активированного заряда.

— Так-так-так! — начал он, едва Лима подошла. — Вы только посмотрите, какие гости к нам пожаловали!

— Здравствуй, Себастьян.

Король величаво кивнул, приветствуя гостью, потом передал скипетр и винтовку стоящему рядом стунеру, развернулся и бросил через плечо:

— Иди за мной.

Вдвоем они пошли узким постоянно меняющим направление коридором, слабо освещенным клоками мха, выросшего кое-где на стенах. Когда коридор закончился, перед ними оказалось помещение, которое с натяжкой можно было бы назвать «просторная светлая комната». Там стояли два дивана и одно большое кресло, вдоль стен висели полки, уставленные грязными бутылками с напитками, потолок был сплошь покрыт бледным мхом, засохшим в некоторых местах, отчего в светящемся поле были темные пятна.

— Это мой зал для приема важных гостей.

— И часто у тебя бывают важные гости? — с ехидством спросила Лима.

Себастьян фыркнул и ничего не ответил. Вместо этого он подошел к ней вплотную.

— Хм… А что это на тебе надето? — Себастьян с любопытством оглядел Лиму с головы до ног. — Это сейчас последняя мода?

Он протянул руку и приподнял за край покрывало, накинутое на плечи девушки, обнажая ее грудь.

Лима не двигалась, только на скулах ее играли желваки.

Король ухмыльнулся.

— Ой, совсем забыл! — Он отпустил тряпку и, демонстративно вскинув руки, покачал головой. — Ты же никогда не была модницей.

Лима смотрела на него исподлобья, склонив голову набок, ожидая, когда закончится это представление.

Покрутившись еще немного вокруг нее, он, наконец, соизволил перейти к делу.

— Так что привело тебя ко мне? — Он отошел и сел за свой стол. — Ты не заглядывала в мои владения больше двух лет и сейчас, я так понимаю, тоже не просто путь сокращала.

Лима кивнула:

— Да, ты правильно понимаешь. Мне нужно кое-кого найти, и он, скорее всего, находится тут, в твоих катакомбах.

— Ты уверена?

Девушка вскинула брови, показывая, что все может быть.

Король проговорил несколько слов на шепчущем языке стунеров, и в комнату вбежал серый человечек. Себастьян сказал ему несколько фраз, и стунер, кивнув, умчался назад.

— Присаживайся пока. — Он строил из себя кавалера. — Напитки? Сигарету?

Лима усмехнулась:

— Нет, пожалуй, не надо.

— Ну, как хочешь.

Сам он тоже не стал пить, а прошел и занял кресло, бывшее, видимо, его излюбленным местом, и сразу утонул в его широких объятиях.

Лима присела на край одного из диванов, положив оружие себе на колени.

— Что нового в большом и светлом мире? — спросил Себастьян, положив ногу на ногу.

Лима догадывалась, что он знает о происходящем на поверхности не меньше ее, а, скорее всего, гораздо больше.

— Не знаю, — сказала она. — Может, ты мне расскажешь?

Король неожиданно подался вперед.

— Видела десант? — Глаза его блестели. — Красота! Такое зрелище! Давно такого не видел, драка была просто загляденье!

И протянул мечтательно:

— Особенно в конце, когда сошлись вплотную!

Лиме было любопытно, но она старалась не подавать виду, зная, что стоит лишь показать Себастьяну свою заинтересованность, так потом его не остановишь — будет часами говорить об этом, приукрашивая и привирая.

— Ты не знаешь, кто они такие? Ну с какой планеты? — продолжал Король.

Лима отрицательно покачала головой.

— Я-то думал, что Хозяева заграбастали себе уже все колонии, — продолжил он, не особенно нуждаясь в ответе девушки. — Оказывается, нет! Эти ребята хорошо организованы и вооружены Особенно мне понравились их костюмчики. Думаю, мне такой подошел бы. Как ты считаешь?

Лима не знала, о чем он говорит, и сочла за лучшее промолчать.

— Думаю, они продержатся дней пять, а может, и всю неделю. Это конечно, если сам Хозяин не выйдет, — задумчиво проговорил Себастьян. — Эх, лучше бы он подольше не выходил.

Тут в комнату вбежал стунер, протопал к креслу Короля, запрыгнул на подлокотник и склонился к его уху, обняв рукой за шею.

Себастьян выслушал его и повернулся к Лиме:

— Отличные новости, сестричка! — Он снова развеселился. — В моих владениях действительно гость, и довольно резвый. Он едва не выбрался на поверхность, хорошо, что мои ребята такие сообразительные. — Себастьян потрепал стунера по голове, отчего тот довольно зажмурился. — Он так быстро бежал, что пришлось обрушить несколько официальных проходов, чтобы не дать ему уйти.

Лима поднялась

— Это ты его так напугала или десант? — Король покачал головой и махнул рукой. — О чем это я?! Конечно, ты!

Он улыбнулся, сказал что-то стунеру, тот спрыгнул с подлокотника и убежал.

— Чувствую, тебе не терпится повстречаться со старым другом.

— У меня есть к нему несколько вопросов.

— Что он тебе сделал?

Лима в нетерпении покусала нижнюю губу.

— Он и его дружки забрали у меня одну вещь… Я хочу ее вернуть. К тому же они с напарником собирались меня изнасиловать, а потом продать.

Себастьян вытаращил глаза.

— О… Э… — Слова застряли в горле Короля. Он сглотнул. — Я ему не завидую.

Покачав головой, он спросил:

— Куда тебе его привести?

— Да все равно, лучше куда-нибудь поближе к выходу.

Себастьян кивнул.

Встал, взял с полки пару бутылок, оценивающе посмотрел на них и, пожав плечами, выпил сначала из одной, потом из другой.

— Ну так куда идти? — нетерпеливо спросила Лима.

Вместо ответа Себастьян сделал еще несколько глотков из одной из бутылок, поморщился и рыгнул, не обращая внимания на торопливость девушки.

— Кстати, — он щелкнул пальцами, и в комнату вошли трое стунеров, неся комплект доспехов. — Примерь-ка вот это. Думаю, тебе подойдет.

Лима улыбнулась ему:

— Боевые трофеи?

— Какая тебе разница? — Себастьян снова расположился в кресле и выпрямился. — Бери, пока я добрый!

Стунеры небрежно бросили доспехи у ее ног.

Лима подняла нагрудник.

Доспех был хорошо начищен и выправлен, но все равно были видны следы от ударов.

Скинув с плеч накидку, она разорвала ее на полосы и уже начала обматывать грудь, как Себастьян остановил ее:

— Нет!

Лима посмотрела на него.

— Эту часть ты наденешь последней. — Его глаза блестели. — Знаешь, я давно не видел обычной женщины, — и добавил, понизив голос и посуровев, словно вспомнил что-то из прошлого: — А ты к тому же очень красивая женщина.

— Ты говорил мне это раньше. — Она улыбнулась ему еще раз, стоя почти обнаженной, в одних шортах. Она понимала, что у всего есть своя цена, и у этих доспехов тоже.

Себастьян же знал, что ничего большего, кроме как посмотреть на Лиму, у него не выйдет, это он выяснил еще в первую их встречу, но уж этого он упускать не собирался.

Лима стала одеваться, максимально подгоняя доспехи, ничуть не смущаясь откровенно похотливого взгляда Себастьяна. Они были ей почти впору, немного великоваты, но не болтались.

Когда она закончила, распрямилась и, вскинув подбородок, вызывающе посмотрела на Короля.

Тот сидел задумавшись.

— Откуда же ты такая взялась? — тихо спросил он.

— Ты прекрасно знаешь, что я сама бы не против это выяснить.

Себастьян кивнул:

— Знаю. Ты так и не разузнала ничего?

— Нет. — Лима не хотела продолжать этот разговор и подошла к столу. — Мне пора идти. Еще надо найти кое-что.

— Опять какую-нибудь книгу?

Лима пожала плечами. Это его не касалось.

— Хорошо. Скажи, ты все еще ходишь за товаром к тому старику, живущему у Торговой площади?

— Раньше ходила, теперь, наверное, уже нет.

— Почему это? — удивился король.

— Я думаю, это он рассказал киборгам, где можно меня найти.

Король понимающе покачал головой.

— Жаль старика.

— Почему?

— Ну не думаю, чтобы он сразу выложил информацию про тебя. — Себастьян поднялся и направился к выходу. — Ведь он так хорошо к тебе относился.

Лима осталась стоять.

— Откуда ты знаешь? — настороженно спросила она, сверля глазами его затылок.

— Разве тебе не надо никуда идти? — Король повернулся к девушке, но она не двинулась с места.

Себастьян вздохнул.

— А кто, ты думаешь, доставал для тебя всю эту макулатуру? Знаешь у нас под землей можно найти много чего интересного. — Он улыбнулся уголком губ. — Давай, пошли! У тебя назначено свидание, а на свидания опаздывать нехорошо! Догоняй!

Он побежал, прокричав что-то на своем языке, и вокруг него сразу образовалась серая стайка появившихся, словно из ниоткуда, стунеров.

Послышался шелест их голосов, они что-то говорили Себастьяну, и он весело рассмеялся на бегу. Процессия продвигалась быстро, не сбавляя темпа, Лима ровно бежала, приноравливаясь к новым доспехам. После почти десятка поворотов и нескольких различных коридоров под ногами неожиданно захлюпала вода. Девушка отметила, что толпа, бегущая впереди, производила гораздо меньше шума, чем она одна. Лима забежала за очередной поворот и чуть не врезалась в Себастьяна. Свиты около него уже не было, только один, похожий на обычного человеческого ребенка, стунер стоял рядом, держась за его штаны.

— Ну вот, Лима, тут мы с тобой расстанемся. Дальше тебя проводит Малыш. — Он потрепал стунера по голове. — Он смышленый.

Себастьян подошел к Лиме вплотную.

— Малыш приведет тебя туда, где скоро появится твой кибер. У тебя будет время, чтобы отдышаться. А теперь идите. Надеюсь, еще как-нибудь увидимся.

Он коснулся рукой ее плеча, обошел девушку и скрылся за поворотом. Немного погодя издалека снова послышался его смех.

Малыш дождался, пока Лима посмотрит на него, по-детски махнул рукой, зовя ее за собой, и бесшумно побежал

Он не удалялся от нее, хотя было видно, что он привык бегать гораздо быстрее. Наконец он не сдержался и рванул вперед, скрывшись за углом. Лиме тоже пришлось прибавить ходу.

Свернув за угол, она увидела, что забежала в огромную трубу диаметром пять или шесть метров, а Малыш стоит на другом ее конце. Она подбежала к нему и остановилась. Стунер поманил ее к себе, девушка нагнулась, и он тихо проговорил:

— Папа сказал, чтобы ты ждала здесь, скоро его к тебе приведут. Выход на поверхность там. — Малыш показал рукой вправо от трубы.

— Спасибо.

Задумавшись на миг, все ли он сказал, Малыш кивнул и быстро побежал назад.

Лима с удивлением смотрела ему в след. «Папа?»

Малыш действительно чем-то неуловимо отличался от других стунеров, чем-то… может, просто был больше похож на обычного ребенка? Да и по времени никак не получалось, если только у Короля раньше не было ребенка. Ведь она многого не знала о его жизни до их встречи, только то, что он сам рассказывал.

«Не мог же Себастьян быть настолько безумным, чтобы привезти его сюда… Хотя… Он же все-таки стал их Королем».

Лима пожала плечами, жизнь научила ее ничему особо не удивляться.

Оставив мысли о Безумном Короле стунеров, она подошла к краю, убрала в сторону свешивающиеся с потолка бледные нити мха и осмотрелась.

Труба, в которой она сейчас стояла, выходила в большое помещение, потолок скрывался во мгле, но, очевидно, был очень высоким, потому что, судя по ощущениям, когда они сюда бежали, их путь нередко вел под уклон, и она могла сейчас находиться довольно глубоко под землей.

На противоположной стороне было пять таких труб, а с ее стороны — одна слева и три справа. Все трубы сплошь были облеплены клочьями мха, создающего вокруг мрачный сумрак. Из них стекала грязная вода, образуя в полуметре ниже подобие озера, а вдалеке слева слышался шум, похожий па гул водопада.

Лима как раз смотрела в ту сторону, когда послышалось шлепанье тяжелых ног по воде.

Она легко спрыгнула вниз (холодная вода была ей чуть выше щиколоток) и спряталась за трубу. Шаги быстро приближались. Когда они были уже совсем близко, Лима вышла из своего укрытия.

Держа оружие наготове, она прошла вперед и остановилась примерно посередине помещения. Направленное вниз острие копья, касаясь воды, оставляло на поверхности расходящиеся в стороны маленькие волны.

Разноглазый резко остановился, подняв тучу брызг. Его грудь тяжело вздымалась, в руке был кусок стальной арматуры с приваренной цепью, а глаза бегали, ища путь к спасению. Он понял, что его загоняли как зверя, теперь стало понятно почему неожиданно начали рушиться потолки, преграждая дорогу, и появились неожиданные ловушки в разрешенных проходах.

Эта девка… Она стояла сейчас перед ним в новых доспехах, свежая и смертельно спокойная. Раз она смогла добраться сюда раньше него, значит, стунеры по какой-то причине помогали ей, а эти подземные твари не помогали никогда и никому.

— Ты не человек! — прохрипел он. — Ты демон.

В этот раз Лима не собиралась разговаривать, она просто стояла и выжидала, когда у киборга сдадут нервы. Они-то у него не железные.

Ждать пришлось недолго. Разноглазый обернулся, посмотрел по сторонам, но поняв, что в этот раз сбежать не удастся, обреченно опустил голову, а потом медленно поднял взгляд на девушку.

Киборг не забыл их недавнюю стычку, когда она убила Тощего, и в этот раз не бросился в атаку сломя голову, а начал медленно приближаться на чуть согнутых ногах, крепко зажав в кулаке импровизированное оружие.

Лима тоже приготовилась. Разноглазый был нужен ей живым.

Они сблизились и начали кружить, не нападая. Первым не выдержал киборг, его выпад был нацелен в голову. Цепь свистнула, рассекая воздух, девушка ушла от удара и коротким движением вспорола ему руку, держащую стальной прут. Раздался скрежет раздираемого металла, Разноглазый заорал и отскочил, но оружие не выпустил. Переложив железку в другую руку, он бросился на Лиму, рыча от ярости и боли.

Атаки киборга шли почти непрерывно, но девушка словно издевалась над ним, точными короткими ударами рассекая его плоть — бедро рядом с пахом, голень под коленом, снова бедро. Движения киборга становились все медленнее.

На поверхности воды появились барашки пены, взбиваемой ногами противников.

По рукам и ногам Разноглазого бежали струйки крови, он хромал, но продолжал свои выпады, Лима же легко уворачивалась от звенящей цепи. Взмахнув несколько раз и промахнувшись, киборг все же изловчился и нанес удар раненой рукой, чего она не ожидала. Доспехи на животе вмялись, а сама Лима отлетела на несколько шагов. Разноглазый решил воспользоваться преимуществом и быстро атаковал ее.

Девушка резко ушла в сторону, одновременно выбросив вперед свое тяжелое оружие. Лезвие копья с тонким скрежещущим звуком, почти горизонтально вошло киборгу в грудь.

Лима досадливо скривилась — она не рассчитала удара, киборг буквально сам нарвался на оружие.

Разноглазый остановился, руки безвольно опустились вдоль тела, и кусок арматуры выпал из разжавшихся пальцев. Его удивленный взгляд опустился на торчащее из его тела древко, рот открылся, как будто он хотел что-то сказать, с губ потекла струйка слюны. Лима подошла и выдернула копье, в ногах киборга не осталось силы, и он начал падать назад.

Девушка подождала, пока он плюхнется в воду, потом встала рядом.

— Где моя сумка? — Голос ее немного срывался, она еще не отдышалась после схватки.

Разноглазый молчал.

— Знаешь, я могу оставить тебя тут и попрошу стунеров оставить тебя живым, пока все местные крысы не насытятся твоей плотью.

Киборг пытался закрыть слабеющими руками кровоточащую рану.

— А так, может, ты еще и выживешь, — соврала Лима.

Он не отвечал, его глаза были закрыты, грудная клетка тяжело вздымалась. Девушка досадливо закусила губу — все-таки перестаралась.

Но тут разные глаза киборга открылись, и он еле слышно прохрипел:

— Грико.

— Что? — Лима встрепенулась.

— Твою сумку взял Грико.

— Где его найти?

— Не знаю. — Слова давались ему с трудом. — Он не сказал, куда пойдет.

— Из какой вы банды?

— Моргана…

— Это та, что расположилась в здании бывшего суда?

— Да. — Разноглазый снова закрыл глаза.

Лима кивнула сама себе — она знала, где это место, и повернулась, чтобы уйти.

— Ты ведь не бросишь меня здесь? — раздался сзади слабый голос. — Нет, пожалуйста… не бросай… не оставляй меня… тут…

С каждым, словом мольба становилась все тише.

Лима снова посмотрела на киборга.

Лицо его стало похоже на маску, глаза были по-прежнему закрыты, только слегка шевелились губы.

Дыхание становилось все слабее и вскоре совсем остановилось. Рука, закрывающая рану, безвольно упала в сторону, и кровь стала медленно стекать жирной черной струей.

Вода уносила ее, разводила причудливыми завитушками по поверхности и потом растворяла в себе. Лима развернулась и пошла в сторону, куда указывал Малыш, когда говорил о выходе на поверхность. Пройдя трубы, она подошла к осклизлой кирпичной стене, на которой была прикреплена металлическая лестница, уходившая вверх, в темноту.

Лима задрала голову, поставила ногу на первую ступеньку и начала свой путь наверх.

* * *

Морган развалился в кожаном кресле, которое он любил называть про себя троном, и курил глубокими затяжками тонкую черную сигарету. Наркотик расслаблял его, перед глазами плыли странные фантастические и порой необыкновенно красивые образы. Морган понимал, что эти образы могли зародиться только лишь в его мозгу и нигде больше, пусть наркотик и был катализатором. Это приводило его в восторг и вызывало чувство самовосхищения.

Жика сидел на подлокотнике кресла и бормотал себе под нос, снова и снова переживая схватку с Грико, иногда хихикая и делая жесты руками.

В городе шла настоящая война, но их оставили сидеть тут, в их логове, и ждать специальных распоряжений Хозяина, не вмешиваясь в заварушку. Да им-то что? Сидеть — значит сидеть! Еще лучше, шкуры целее будут!

Его взгляд случайно скользнул по лицу Моргана и, увидев открытые, уставившиеся в одну точку глаза и блуждающую на губах главаря улыбку, Жика сначала замер, а потом его тонкие губы расползлись, открывая матовые металлические зубы. Он вытянул руку и помахал ладонью перед лицом Моргана. Взгляд последнего был по-прежнему устремлен вдаль и, казалось, не замечал руки помощника, мельтешившей перед ним. Жика осмелел и, забавляясь, начал щелкать пальцами, почти касаясь лица Моргана, он даже развернулся на подлокотнике, чтобы было удобнее. Его глаза зло сощурились, улыбка стала настолько широкой, насколько позволяли армированные части щек, и он очень медленно подвел тыльную сторону ладони к лицу босса почти вплотную. Когда запястье поравнялось с переносицей, Жика на несколько секунд затаил дыхание и резко, со щелчком, выпустил вибролезвие.

В следующий миг Жика полетел на пол, с грохотом опрокидывая попадающиеся на пути предметы и раздирая одежду, проехав еще пару метров по неровностям бетона, он остановился, врезавшись спиной в стену. Быстро вскочил, вибронож все еще гудел у него на руке, и злость застилала его глаза. Недавняя победа над Грико придала ему наглости и излишней самоуверенности. Импульсивная ярость ударила помощнику в голову.

В воздухе мелькнул красный огонек, Жика взмахнул и рассек летящий в него окурок, который Морган щелчком швырнул в его сторону.

Главарь уже сидел, выпрямившись, и осмысленный взгляд его горел злостью.

— Забываешься, Жика! — В голосе был лед.

Жика опустил глаза, но плечи его вздымались, он еле справлялся с собой, но разум быстро брал верх над неуместными эмоциями.

— Твои слуги проявляют неповиновение? — Скрипучий голос раздался в зале, и вокруг словно похолодало. — Тебе надо их чаще наказывать.

В дверях стоял Зодчий. Маленький и сгорбленный, с уродливым бледным лицом, кожа на котором словно оплавилась и поплыла вниз. Взгляд черных, без зрачков глаз внушал страх. Капюшон длинной тускло сверкающей черной накидки скрывал лысую голову с жидкими прядями черных волос.

— Если хочешь, мы можем показать тебе, как надо это делать. — Зодчий сделал шаг вперед, его накидка блеснула, а по помещению пронесся ветер. В то же мгновение Зодчий уже стоял рядом с Морганом и Жикой.

Морган уже видел подобные фокусы, но все равно вздрогнул, а Жика отскочил, оступился, упал и ползком попятился назад. Вибронож на его запястье с визгом врезался в пол и выбивал каменную крошку и искры, но от страха Жика не обращал на это внимания.

Зодчий сделал шаг в его сторону, и Морган поднялся с кресла.

— Я умею это делать, — поспешил он вмешаться. — Вот смотри.

Морган кивком показал на голову Грико, насаженную на прут арматуры и выставленную в окне.

Зодчий остановился, протянул руку в сторону головы.

— Жика, — позвал Морган. — Покажи свою работу.

Помощник лежал и не мог пошевелиться, страх сковал его, он не мог отвести взгляд от Зодчего, хотя тот и не смотрел на него.

— Жика! — прикрикнул главарь.

Киборг вздрогнул и, вскочив, подбежал к окну, открепил прут и дрожащими руками протянул насаженную голову Зодчему.

Зодчий снял Жикин трофей с железки, насадив на два своих острых ногтя, похожих на звериные когти. С видом знатока повертел, рассматривая лохмотья кожи на шее, подергал за обрывки шунтов, заглянул в открытый рот, на выпученные глаза.

— Грубая работа, — прокомментировал он с безразличным видом, — и смерть иногда не наказание, а подарок, — потом отшвырнул голову и повернулся к Моргану: — И если ты не выполнишь нашего поручения, то узнаешь об этом.

— Какого поручения?

— Нам нужен один предмет. Он находится в этом городе. Ты принесешь его нам.

— Что за предмет?

— Мы не знаем, он может быть любой формы и сущности, но ты его ни с чем не спутаешь и сразу узнаешь. Потому что он не из этого мира. — Зодчий немного помедлил, прежде чем продолжить: — И даже не из нашего.

Морган хотел, было открыть рот и задать вопрос, но Зодчий движением руки остановил его.

— Если ты не найдешь его, мы отдадим тебя и всех, кто тебе служит, в свои мастерские. Там вам подрежут кожу, где она еще осталась, и выжгут нервные окончания, а потом опять их вырастят и снова выжгут. Слуги будут вытягивать волокна из ваших жил и вить струны для инструментов Хозяина, — Зодчий говорил все это спокойным голосом, который, казалось, обволакивал, проникал прямо в мозг и рисовал там картины почище тех, что вызывали наркотики, и от этого Моргану становилось невыносимо жутко, а Жика едва не напустил в штаны. Зодчий тем временем продолжал: — Они срежут вам веки, и вы будете смотреть, как от вас отрезают вашу плоть, кусок за куском, и будут заставлять питаться собственным мясом. А когда оно на вас закончится, они станут выдирать вам кости. Через ваши искусственные части будут пропускать ток. В тех местах, где они соединяются с плотью, их зальют едкой кислотой, которая будет медленно разъедать металл и живую плоть…

Внезапно он замер, оборвав свою речь, словно вспомнил что-то.

— В конфликт не встревай, это не твоя забота. Задача, порученная тебе намного важнее любой стычки с толпой глупых людишек, жаждущих попасть в наши мастерские. Не забудь завтра отправить обоз на клон-ферму, — продолжил Зодчий, как ни в чем не бывало. — Хозяин ждет хорошего мяса. В прошлый раз ваши животные были слишком худы.

— Но мы же не сами их растим, — начал оправдываться Морган.

Зодчий его уже не слушал, он повернулся, блеснув накидкой, и направился к выходу, у самых дверей остановился и бросил не оборачиваясь:

— У тебя мало времени, Морган. Не ты один ищешь тот предмет.

— А кто еще?

Зодчий промолчал, сделал шаг вперед, сказал:

— Она очень сильный противник, — и скрылся в сумраке коридора.

— Она?

Но зодчий уже покинул помещение, оставив только ощущение холода и промозглости в душе.

Морган в задумчивости замолчал, Жика никак не мог прийти в себя от этого визита и чувствовал только непомерное облегчение оттого, что незваный гость покинул их.

— Как думаешь, Жика, про кого он говорил? — пробормотал Морган через некоторое время.

Жика задумался, почесал затылок. Он уже немного пришел в себя и снова обрел свою обычные наглые повадки и трезвость мышления.

— Может, про Птицу?

Морган хмыкнул. Он жевал уголок губы, а взгляд все гак же смотрел в никуда.

— Может, и про Птицу… А может, и нет.

— А про кого тогда? — Жика тоже задумался.

— Откуда же я знаю!? — Морган со вздохом выпрямился в кресле. — Разве их поймешь, этих нелюдей.

* * *

Выбравшись на поверхность, Лима снова обратила внимание на раздававшуюся вдалеке канонаду. Иногда небо прочерчивали лучи лазеров и миниатюрные кометы плазменных зарядов, низкие тучи подсвечивались яркими вспышками взрывов. Лиме все это нападение казалось глупостью, каким бы массированным ни был десант, в подчинении у Хозяев были гораздо большие по численности войска, к тому же необыкновенно преданные своим повелителям. Как она знала из книг, в начале Единения тоже были попытки вооруженного сопротивления, на которые были брошены все силы людей, но все они закончились поражением.

Хозяев невозможно было победить. Во время битвы они сеяли вокруг себя смерть и хаос, они могли мгновенно исчезать и сразу появляться в другом месте, обладая гигантской силой, они крушили сухопутные войска, проходя через их ряды подобно смерчу, оставляя за собой изувеченные и мертвые тела. Их сил хватало на то, чтобы переворачивать и разбивать бронетехнику. Оружие, которым они пользовались, будь то мечи, копья или секиры, легко вспарывало любую броню, переливающиеся накидки Хозяев словно поглощали энергию лазерных зарядов, кинетические же снаряды также не причиняли им вреда. К тому же войска, их сопровождающие, постоянно пополнялись за счет раненых людей, которых, как своеобразный кровавый урожай, собирали Зодчие Хозяев, а потом переделывали в жутких монстров, готовых ради своих новых владык на все. Армии людей проигрывали одно сражение за другим, использование ядерных зарядов не помогло, Хозяева и Ворота остались невредимы, только еще больше обозлились и начали истреблять людей, не желавших подчиниться, с необыкновенной яростью. Почти все города были сожжены и разрушены в агонии войны. Людей становилось все меньше и меньше, такого тотального истребления человечество не знало никогда еще в своей истории. Геноцид добрался до самых далеких уголков планеты.

Первыми сторону врага приняли киборги. Оказалось, что с Хозяевами довольно легко договориться. Надо всего лишь согласиться служить им и делать это беспрекословно.

Потом стали сдаваться и люди. Конечно, перебежки к новым хозяевам планеты были и раньше, почти с самого начала вторжения, но теперь речь шла о массовом переходе под власть Хозяев. От сопротивления остались жалкие очаги, иногда вспыхивающие, но быстро гаснущие, жестоко подавляемые киборгами и переделанными. Лишь однажды было восстание, вновь напомнившее о былой силе людей, — в Нью-Кейптауне, через три года после начала Единения. Тогда бунтовщикам удалось захватить под свой контроль всю южную половину материка. Тогда же впервые за эти три года в подавлении восстания принял участие один из Хозяев. Жесточайшие битвы разразились с новой силой, говорили о таких сильных бойцах среди людей, что даже Хозяину пришлось отступить. Ходили слухи, что Хозяин даже был ранен. Правда, подтвердить эти слухи никто не мог, потому что брошенные на подавление восстания силы Хозяев уничтожили всех на той части суши. Были сровнены с землей даже маленькие селения и одиночные строения, в живых не осталось ни одного человека.

С тех пор не было слышно ни об одном сколько-нибудь значимом восстании. Вот и к этому нападению Лима относилась скептически. Сейчас у нее все равно были другие цели. Разноглазый сказал, что банда Моргана занимает здание городского суда, это было недалеко отсюда, кварталах в трех или четырех. Рассчитывая на то, что все внимание сейчас обращено на другие события, Лима продвигалась чуть быстрее своей обычной скорости. До самого здания суда ей никто не встретился, а там уже она стала таиться в тени, прячась и сбавив темп до медленного шага. Лима подошла к ведущей к входу широкой лестнице, на верхней площадке которой стоял ряд из семи колонн, испещренных лазерными зарядами. Пара колонн обрушилась, оставив похожие на клыки обрубки, остальные стояли, частично поврежденные, с торчащей арматурой, со сквозными дырами от кумулятивных зарядов и отколовшимися кусками камня.

У центрального входа горели костры, и стояла охрана из четырех киборгов. Желто-оранжевые лучи света от костров проходили через эти дыры и мягко вонзались в темноту ночи. Костры горели с двух сторон от входа, освещая лестницу почти полностью. Лишь от колонн ложились рваные полоски тени. У двоих охранников были лазерные разрядники, еще у одного на предплечье закреплен импульсник, четвертый внешнего оружия не имел, почему-то Лима решила, что это старший в группе, но его частично скрывала тень, и разглядеть его она не смогла.

Решив пока не ввязываться в драку, девушка обошла здание в надежде найти другой вход. Он нашелся, но был завален, арка и часть стены треснула и обрушилась, перегородив дверь. Лима обследовала все здание с этой стороны, но на части окон первого и второго этажей были решетки, другие же либо заколочены, либо завалены. «Все-таки придется идти через центральный вход», — подумала девушка.

Вернувшись к основанию лестницы, она приготовила копье, пригнулась и, переходя от тени к тени, стала подниматься по ступенькам, приближаясь к киборгам. Подобравшись ближе, Лима вдруг поняла, что квартет внезапно превратился в трио, девушка замерла и стала внимательно вглядываться в темноту, выискивая четвертого киборга. Пока она искала черный ход, тот, кого она приняла за старшего, куда-то ушел. Девушка сочла за лучшее немного выждать, но четвертый охранник так и не появился, и Лима решила больше не тянуть. Неслышно поднявшись по ступенькам, она прислонилась спиной к колонне и затаила дыхание.

— Как думаешь, чего ему надо от Моргана? — говорил один из киборгов. — Может, ему мало крестьян и решил железячками побаловаться?

— Морган нас не отдаст, — ответил другой.

— Щас! — Голос у третьего был неожиданно высокий и красивый, наверняка модифицированный. — Как прикажут, так и сделает. Будет велено отдать, и отдаст! Прям из-за тебя, Лапа, Морган свою башку подставлять будет! Жди!

— Это да.

— А пусть Жику берет, он нам все равно как пустое место, толку от него ноль.

— Ну не скажи! А как он ловко Грико покромсал, любо-дорого смотреть было, — хохотнул первый.

Лима чуть-чуть выглянула. До стены здания и входа было около трех метров, один охранник стоял к колоннам спиной, положив на плечо разрядник, двое других смотрели на него. Выйдя из своего укрытия, Лима метнула копье. Стоящий спиной киборг, засмеялся и в этот момент смертельный снаряд проткнул его, протащил вперед и пригвоздил к кирпичной стене. Оборвавшийся смех превратился в хриплое бульканье. Пришпиленный киборг выгнулся назад, потянул руки за спину, пытаясь дотянуться до копья, уронил разрядник, завертел головой и захрипел, двое других охранников отпрыгнули в стороны. Лима коротким стремительным рывком преодолела расстояние, разделявшее ее и одного из киборгов. Тот поднял руку и выстрелил из импульсного пистолета на предплечье, девушка поднырнула ему под руку, и заряд прошел мимо. Поняв, что промахнулся, киборг ударил железным кулаком, целя в голову. Девушка чуть отклонилась в сторону, схватила киборга за запястье и, используя его инерцию, потянула па себя, одновременно выбросив другую руку вперед и вверх, ударила раскрытой ладонью в подбородок. Голова киборга резко откинулась назад, и позвонки хрустнули, ломаясь.

Третий киборг выстрелил, и лазерный заряд прошел в нескольких миллиметрах от ее плеча. Лима мгновенно рванулась в сторону, обходя и подхватывая обмякшее тело убитого противника, закрываясь им. Следующий луч прожег дыру в трупе. Понимая, что долго держать мертвое тело девушка не сможет, он навел разрядник на Лиму и стал медленно обходить ее. Получше захватив свой импровизированный щит, Лима сократила расстояние до противника и швырнула тело в него. Киборг отскочил и почти сразу был сбит с ног коротким толчком в грудь. Он взмахнул руками, восстанавливая равновесие, и разрядник, вырвавшись из его пальцев, скрылся в темноте, загремев где-то внизу у подножия лестницы. Лима поймала руку киборга и дернула, направив на торчащий из колонны прут арматуры, но противник извернулся и, оттолкнувшись от колонны, прыгнул вперед, сбив Лиму с ног. Она отлетела к стене, киборг приземлился, снова бросился к ней и нанес удар металлической ногой. Девушка смогла уклониться — армированная стопа врезалась в стену рядом с ее головой, раздробив еще остававшийся там кусок облицовочного мрамора. Лима подсекла киборгу вторую ногу, и тот упал на спину. Она заметила валявшийся недалеко разрядник и кинулась к нему. Противник быстро поднялся и с рычанием прыгнул вслед за ней. Девушка подхватила оружие и развернулась. Еще не закончив движения, она начала стрелять. Первые лучи, разлетевшись веером, попали в стену, но остальные впились в тело врага. Она выпустила в него всю обойму. Лазер прожигал в нем сквозные дыры, воспламеняя одежду и кожу. Горящий труп упал прямо в костер, подняв бурю искр.

Лима посидела немного, тяжело дыша и прислушиваясь. Потом поднялась и отряхнулась. Неприятно пахло горелой плотью и проводкой.

Киборг, проткнутый копьем, уже перестал дергаться и висел, уронив голову на плечо. Из уголка рта стекала струйка кровавой слюны, мертвые глаза смотрели в пустоту.

Лима выдернула копье, и тело мешком свалилось на землю. Подойдя к киборгу со сломанной шеей, она открепила от его руки импульсник и сунула себе за пояс сзади. Оглядевшись и еще раз прислушавшись, Лима зашла внутрь. Широкий холл с высокими потолками встретил девушку мрачной тишиной. Узорчатый пол был весь в рытвинах. Навстречу Лиме никто не появился, и она пошла дальше. Пересекая холл, она подняла взгляд вверх. В темноте едва угадывались изуродованные фрески, некогда украшавшие потолок. Это были изображения множества людей, мускулистых полуобнаженных мужчин и слегка полноватых женщин в ниспадающих одеждах, у всех лучами лазера выжжены лица и разные части тел. Некоторые части потолка обрушились, и понять, что за сцена на нем изображена, было невозможно. Остатки хрустальной люстры болтались на одной цепи, грозя рухнуть в любой момент.

Лима вошла в бывшие административные помещения, все кабинеты были без дверей, кое-где проломлены перегородки, мебель отсутствовала. Проходя мимо них, она даже представить себе не могла, что раньше тут работали люди и царила деловая суета.

Дальше коридор сворачивал направо, девушка остановилась за несколько метров до поворота и прижалась к стене. Медленно продвигаясь вперед, она осторожно выглянула из-за угла. Коридор был метра два с половиной в ширину и раз в пять больше в длину, и на противоположном конце, ощерившись в злобной ухмылке, стоял киборг и смотрел на нее. Тот самый, что был у входа, но ушел, пока Лима искала другой путь, чтобы проникнуть в здание. Лениво вытянув механическую руку, киборг пальцами поманил ее к себе. Скрываться дальше не было смысла, девушка вышла и остановилась, приготовившись в любой момент укрыться за углом.

Она посмотрела на противника — это был самый большой киборг, какого Лиме когда-либо доводилось встречать, высокий, со сложной мускульной системой приводов, наверняка очень быстрый и сильный, механоид более чем на девяносто процентов. Единственное, что у него было покрыто кожей — это лицо, которое было словно прилеплено на железное тело, отчего киборг смотрелся гротескно и жутко. Киборг носил драную рубаху и шорты с поясом, наверное по привычке, потому что они вряд ли имели функциональный смысл.

Лима повернулась к противнику боком, опустила копье острием вниз, вытянула свою изящную руку и сама поманила киборга, насмешливо улыбнувшись.

Киборг хмыкнув, принял вызов. Он вытянул руки вдоль тела, сжал кулаки, и из запястий выскользнули два широких овальных блестящих лезвия. По-своему он был красив. Лима оцепила всю эстетику, вложенную создателем в свое произведение. Наверняка Акира делал или Павлов.

Дальше размышлять, кто создал тело этого киборга, времени не было — тот присел и, резко распрямившись, как пружина, прыгнул на одну из стен коридора. Оттолкнувшись от нее ногами, он пролетел до противоположной стены и снова оттолкнулся.

Прыгая зигзагом от стены к стене, киборг стремительно приближался. В тех местах, где он отталкивался, куски штукатурки с грохотом падали на пол. Лима стояла не шевелясь, взявшись за оружие одной рукой, а вторую отведя за спину, понимая, что стоит ей заметаться — и конец. У нее есть только один шанс, и она рассчитала все до мгновения. Когда киборг сделал свой последний толчок и полетел на Лиму, выставив вперед лезвия, как гигантское живое копье, она выхватила сзади из-за пояса импульсный пистолет и в упор всадила заряд в нападавшего. Тот словно наткнулся на невидимую преграду. Импульс раскидал руки киборга в стороны, и он грохнулся на пол. Лима мгновенно подскочила и пронзила его копьем, пригвоздив к полу. Тело киборга изогнулось, конечности растопырились в судороге. Лима увернулась от лезвий на дергающихся руках и для верности выпустила еще один заряд в затылок поверженному врагу. Его голова с треском врезалась в пол, который окрасился кровью от размозженного лица, девушка выдернула копье из металлического тела и снова воткнула, перерубая позвоночник.

Дернувшись еще несколько раз, киборг затих. Лима посмотрела на пистолет, в нем остался один заряд, и снова сунула оружие за пояс.

— Туг, подожди! — Из-за угла послышался топот бегущих ног и появился киборг среднего роста, с проводами шунтов на бицепсах и бедрах. Пробежав по инерции несколько метров в сторону девушки, стоящей над телом, киборг резко затормозил и замер, как вкопанный.

Его изумленный взгляд переходил с Лимы на лежащего у ее ног убитого киборга, которого, скорее всего, звали Туг.

В его голове не укладывалась открывшаяся картина. Какая-то девчонка завалила Туга?!

Да этого не может быть! Если бы он не видел этого своими собственными глазами, то недоверчиво махнул бы рукой и отвесил хорошего пинка тому, кто такое сказал.

Лима, не отводя взгляда от нового противника, выдернула копье из тела Туга, и сделала шаг вперед. Киборг, видно, был не дурак, он быстро развернулся и бросился бежать.

Ему уже почти удалось скрыться за углом, когда Лима выхватила импульсник и выпустила последний заряд. Убегающего развернуло и припечатало спиной к стене. Охнув, он упал на пол.

Лима отшвырнула пистолет, не спеша подошла к стонущему киборгу, присела рядом с ним, схватила за волосы и повернула лицом к себе.

Киборг закричал.

Девушка ткнула его лицом в пол, заставляя замолчать, потом снова повернула к себе.

Киборг быстро усвоил урок и теперь только тихо мычал.

— Говори тихо. — Лима огляделась, но, видимо, вопли киборга никого не потревожили. — Грико. Знаешь его?

— Грико? — В его голосе послышалось облегчение, что эта фурия пришла не по его душу. — Да-да, я знаю Грико.

— Где он?

— Которая его часть? — не к месту попытался острить киборг.

Лима снова ударила его о каменный пол.

— Я спрашиваю, где он?

— Да сдох он, — огрызнулся киборг.

— Врешь! — Лима разозлилась. — Я видела его совсем недавно.

— Да Жика кончил его час назад. Башку откромсал.

Лима задумалась. Что ж, это вполне может быть правдой… или нет — у этих прислужников всегда так, сплошные склоки, драки и ложь.

— Ты видел у него сумку или… — Девушка затруднялась придумать название кубу. — Какую-нибудь необычную вещь?

— Нет, ничего я у него не видел. Он собрал нас на сходку и что-то долго орал, пока Морган не утер ему нос, а потом он начал задирать Жику и тот откромсал ему его тупую башку…

— А где он жил? Где добычу хранил? Знаешь? — оборвала Лима его красноречие.

— Не знаю. Может, у себя в берлоге?

— Где она?

— Кто?

Лима со злостью дернула его на себя.

— Где его берлога, недоумок?!

— Тут, тут она, — затараторил киборг. — На третьем этаже, там. — Он махнул рукой, указывая вверх и влево. — Как по лестнице поднимаешься и налево.

Лима отпустила киборга и распрямилась. Тот стал медленно подниматься и почувствовал, как ему в спину ткнулось острие. Он замер и осторожно, перебарывая себя, посмотрел на девушку.

Он увидел, как в ярко-синих блестящих глазах решается его судьба, губы у него задрожали, дыхание перехватило.

Лима смотрела на него сверху вниз.

У нее не было жалости, просто почему-то не хотелось убивать этого напуганного киборга, как бы это ни было глупо. Она опустила копье и, коротко вскинув подбородок, отпустила его.

Киборг не нуждался в дополнительном приглашении, он рванул не разгибаясь, как заправский спринтер. Лима постояла, слушая, как удаляются быстрые шаги, огляделась и пошла дальше к лестнице, ведущей наверх.

Первый пролет лестницы был широким, от середины следующего этажа ступени шли по обеим сторонам вдоль стен, дальше снова широкий пролет и опять узкие пролеты справа и слева. Девушка осторожно поднялась, держась левой стороны лестницы, постоянно оглядываясь и смотря наверх.

Второй этаж был пуст, из коридоров не доносилось ни звука. Последний широкий пролет привел ее на третий этаж, начинавшийся коротким коридором, который вел к двустворчатым дверям зала заседаний. Из-под дверей тянулся кровавый след, словно тут недавно протащили чье-то кровоточащее тело.

Она замерла — в здании по-прежнему было тихо.

Коридор разветвлялся и уходил в разные стороны.

Следуя указаниям киборга и направившись налево, Лима осторожно продвигалась вперед. Когда коридор почти закончился, она услышала приглушенные голоса, доносящиеся из-за одной из дверей впереди; и Лима по чему-то не сомневалась, что именно из-за той, что нужна ей.

Прижавшись к стене рядом с косяком, она заглянула в щель приоткрытой двери. Двое киборгов рыскали по комнате, расшвыривая вещи и тихо переругиваясь.

— Нет тут ничего, — бормотал малорослый киборг. — Только зря время теряем.

— Ищи давай, и хватит канючить, — огрызнулся второй, высокий и мощный, обвешанный оружием. — Не мог он просто так сходку собрать. Должно у него что-то быть.

— Но ведь не обязательно, что он это сюда притащил!

— Конечно нет! Но проверить нужно! — оскалился второй. — Так что заткнись и ищи!

Высокий отошел в дальний угол, а коротышка с обиженным видом снова принялся за поиски там, где копался до этого, скрывшись из поля зрения Лимы.

Внезапно он позвал.

— Морган!

«Так, значит, это главарь банды!» — слегка удивилась Лима.

Морган подскочил к нему.

— Может, это оно? — обрадованно сказал коротышка.

— Сейчас посмотрим.

Они показались из-за двери, выйдя на середину комнаты. В руках у Моргана была сумка Лимы, которую отобрали напавшие на нее у музея киборги.

Девушка обрадовалась и решила дождаться, пока они станут выходить из комнаты, чтобы напасть неожиданно сзади. Она бесшумно перебралась на другую сторону двери, занимая более удобную позицию.

Вдруг вдалеке снизу послышался шум, судя по всему, сюда кто-то приближался. Ждать было нельзя, и Лима начала действовать.

Двое в комнате тоже услышали шум и захотели узнать, что происходит. Морган первый подошел к двери, от удара Лимы та слетела с петель и врезалась в главаря, разломившись на две части. Морган отлетел назад, взмахнув руками, проломил шкаф, оказавшийся на его пути, и гpoxнулся на пол.

Оторопевший помощник отскочил назад и стоял, пытаясь разобраться в ситуации. Девушка тем временем ворвалась в комнату, метнулась к выпавшей из рук главаря сумке и, подняв ее, кинулась бежать. Жика, увидев, что она повернулась к нему спиной, включил вибронож и со зловещей ухмылкой на губах прыгнул на нее.

Почувствовав спиной движение, Лима, не оглядываясь, махнула назад копьем. Ей чуть не вывернуло руку, когда острие напоролось на плоть. Она кинула лишь мимолетный взгляд назад — помощник главаря с пробитой грудью лежал на обломках двери — и побежала дальше.

* * *

Морган отшвырнул от себя обломки мебели и поднялся. Жика лежал у входа, шевеля согнутыми в локтях руками, словно пытался что-то нащупать перед собой в воздухе, и еле слышно шептал. Под ним растекалась темная лужа.

Главарь подошел к помощнику и опустился рядом с ним, не обращая внимания на все нарастающий шум на нижних этажах. Наклонившись, он разобрал, что бормотал Жика — он звал его, Моргана.

Подняв его голову, главарь положил ее к себе на колени. Говорить ничего не хотелось, внутри отчего-то была пустота. Кровь стекала на ноги и руки Моргана.

В горле умирающего булькало при каждом вдохе. Вздрогнув, Жика открыл глаза и, чуть запрокинув голову, неожиданно громко позвал:

— Морган… Морган, — звал он, словно хотел сообщить что-то очень важное.

— Да. Я тут! — отрешенно ответил главарь.

— Морган! Я знаю… Знаю… — выдавил помощник последнее слово уже почти неразборчиво.

— Что знаешь?

— Знаю, про кого он говорил… — Жика судорожно вздохнул, глаза его остекленели, тело расслабилось и стало тяжелее.

Протяжно выдохнув последний раз, Жика умер

— Я теперь тоже знаю, — проговорил Морган.

Глава 2

Выставив патрули, подразделения десантников занялись установкой огневых точек по периметру, проходящему меньше чем в паре сотен метров от границы площади. Построение временных укреплений и развертывание турелей требовало некоторого времени, и капитан очень надеялся, что оно у них есть. Защитные блоки представляли собой два армированных с внешней стороны штатива с системой автоматического крепления и растянутые между ними мономолекулярные планшеты, каждый длиной четыре метра и сто восемьдесят сантиметров в высоту. Их быстро выносили на место установки, запускали нажатием кнопки и фиксировали на грунте ударными бурвинтами. Рядом укрепляли следующий сегмент, а через равные промежутки между блоками ставили полуавтоматические турели с тяжелыми пулеметами. По четырем сторонам периметра располагались форпосты, их сферические башни с прорезями бойниц, возвышались над планшетами и были оборудованы наблюдательной аппаратурой. Зона высадки постепенно начала обрастать замкнутым контуром оборонных сооружений.

Майор Машимута, занявший место Роланда, заканчивал в командной палатке стратегическое совещание, на котором присутствовали все командиры тактических подразделений и их помощники.

— Итак, господа, все прошло почти по плану. Плацдарм захвачен. Он меньше, чем мы ожидали, но он есть. Когда завершится развертывание периметра?

— От сорока минут до часа, — ответил Семен, ответственный за установку оборонительных планшетов.

— Как обстоят дела с хозчастью? — Вопрос был адресован лейтенанту Кордовани.

— Медотсеки уже работают, блоки для матобеспечения будут установлены в ближайшее время, — ответил тот.

— Хорошо. Нам только остается ждать прибытия второго эшелона. — Майор сделал многозначительную паузу. — Поздравляю, господа! Освобождение планеты началось.

Он сказал это без лишнего пафоса или наигранности. Все молча кивнули, потому что понимали, что это действительно только начало и впереди еще многое предстоит сделать.

— Капитан, — обратился Машимута к Сэму. — В ваше распоряжение передаются все силы, установка оборонного периметра сейчас задача первоочередная. Если нужна какая-то помощь, чтобы ускорить процесс, то просто отдавайте приказы.

Семен кивнул.

— У меня все. Если вопросов нет — свободны, — закончил майор.

Вопросов не возникло, и все вышли из палатки.

Капитан огляделся. Вокруг кипела работа.

Все необходимые приказы он отдал перед тем, как направиться к Машимуте, поручив проследить за всем Зику. Сейчас он решил для начала зайти на склад заменить шлем, ЛКУ в нем так и не работало. Получив новый шлем, он произвел личную настройку и опробовал на месте:

— Зик, слышишь меня?

— Так точно, Сэм! Прием чистый, помех не наблюдается.

Капитан улыбнулся.

— Как дела?

— Идут потихоньку.

— Потихоньку не устраивает! Надо побыстрее. Если нужны дополнительные силы, говори, у меня максимальные полномочия.

— Ух, ты! Я смотрю, ты поднялся, — хмыкнул Зик. — Да нет, справимся. Люди только устали, но держатся. Думаю, еще минут сорок — и закончим.

— Отлично. Я зайду на «обзорку», потом присоединюсь.

— Понял.

Капитан пошел на обзорную башню, установленную в середине периметра. Поднявшись наверх, Сэм бросил свой новый шлем на стол, прислонил винтовку к стене и потянулся, разведя руки в стороны. Сервоприводы его брони тихонько загудели.

Оборудование еще не смонтировали, и сейчас тут ни кого не было. Башней займутся сразу после периметра. Он огляделся: вокруг был город, темный и враждебный, но это был город людей и этим он уже нравился Сэму.

«Скоро рассветет», — отчего-то подумал он и внезапно, чуть вздрогнув, замер.

Это ему показалось или за периметром действительно что-то двигалось?

Капитан взял винтовку. Наведя оптику на то место, где ему почудилось движение, начал всматриваться в темноту. Когда он уже решил, что все показалось, из-за перевернутого гравицикла появилась темная тень и, пробежав вперед несколько метров, замерла за кучей какого-то хлама. По манере передвижения Сэм определил, что это десантник.

— Куда ты полез?! — взревел Капитан. Отставив оружие и схватив со стола шлем, капитан быстро надел его, включил ночной режим и увеличил изображение на тактическом экране забрала. Стало видно, как десантник, осторожно прячась за укрытиями, ползком пробрался через кирпичную гряду и направился дальше. Командный фиксатор обвел его фигуру на экране овалом, и Сэм заговорил в микрофон:

— Солдат, находящийся вне лагеря, немедленно вернись, мать твою!

Десантник никак не среагировал на приказ и продолжал ползти.

— Повторяю… — На экране овал стал красным, показывая, что отклика нет, и Сэм выругался.

В груди у него отчего-то тревожно похолодело.

Он переключил режим визора в тепловой, но единственным ярким пятном был крадущийся десантник да несколько мелких точек, по всей видимости грызуны, которые пировали остатками плоти дохлых киборгов.

— Зик, — позвал Семен.

— Да? — отозвался в наушнике голос лейтенанта.

— Ты посылал кого-нибудь с поручением за периметр?

— Нет.

— Тогда что за недоумок ползет сейчас на пузе в ста метрах за укреплениями?

— Где?

— Южная сторона, — пояснил Сэм.

— Э-э-э… не знаю. Сейчас выясню.

— Спроси ребят, потому что этот дебил вырубил элку. Я пытался связаться с ним на командной частоте.

— Понял.

Капитан снова включил ночной режим визора и смотрел, как солдат подобрался к искореженному трупу киборга, достал какой-то инструмент и начал ковыряться с механической рукой.

«Сувениров захотел, молокосос! — Капитан кипел от злости. — Вернется, лично морду набью!»

Капитан наблюдал, как самовольщику удалось отделить руку киборга и он начал выковыривать из нее, по всей видимости, встроенное оружие. Внезапно десантник замер и стал настороженно вглядываться в темноту. Потом отбросил свой трофей, схватил винтовку и, беспорядочно паля в темноту, поднялся на ноги и побежал назад в лагерь.

Капитан, вздрогнул и включил визор на тепло — по-прежнему ничего, лишь кое-где все те же мелкие точки, правда, уже намного ближе…

— Мать твою!!! — Капитан подхватил винтовку и бросился вниз.

— Зик! — вызвал он на ходу помощника.

— Да, Сэм, я как раз выяснил, что они там поспорили…

— Плевать! Поднимай тревогу!

— …Ясно!

Капитан ценил веру и понятливость Зика, которые не раз помогали им в трудных ситуациях.

В лагере поднялась суета.

Закрепляя шлем, быстрым шагом капитан шел к южному форпосту.

По недоуменным возгласам солдат было понятно, что никто ничего не понимает, и все пытаются выяснить причину переполоха, но, тем не менее, исправно занимают места согласно боевому расписанию.

— На башнях! — Капитан начал раздавать распоряжения. — Наблюдается ли тепловая активность, хотя бы минимальная?

Сразу последовали ответы:

— Север — нет.

— Запад — нет.

— Восток — нет.

— Юг — минимальная, Сэм, — услышал капитан голос Златогорова. — Какой-то сопляк из второго эшелона полез за сувенирами. Сам же знаешь, в бою им побывать не удалось, а кровь-то молодая, горячая. А теперь вот чего-то испугался и палит, не поймешь куда.

Капитан сбавил шаг, и в него чуть было не врезался бегущий солдат. Златогоров был старый вояка, его земляк и редко ошибался.

— Коля, ты уверен? — Сэм засомневался — может, он зря так всполошился.

— Да, — ответил сержант. — Я этого шустрого давно засек и хотел по возвращении взгреть, как следует… А из-за чего тревога, Сэм?

— Ты точно больше ничего не видишь?

— Точно! — заверил Златогоров. — Только куча мелких грызунов в тепловом… Ах ты!

Значит, капитан не ошибся

— Мать твою, Коля! Какого хрена ты там смотрел, — заорал Семен и побежал па южные укрепления

Сэм включил на экране режим совмещения и смотрел, что показывает ЛКУ Златогорова.

Десантник почти добежал до кирпичной гряды, когда сзади в темноте мигнула вспышка импульсного оружия, и заряд попал ему в спину, с силой бросив на кирпичную кладку.

Тело десантника ударилось о камни и обмякло.

Капитан сморщился, и досадливо цокнул языком. Через несколько секунд десантник зашевелился и перекатился на спину. Немного приподнявшись, он направил винтовку в ту сторону, откуда был произведен выстрел, и открыл огонь, но с места уже не двигался.

Не было видно, находят ли заряды десантника свои цели — тепловизор все так же показывал лишь мелкие источники тепла, к которым добавились яркие шлейфы плазменных зарядов. Места их попаданий вспыхивали яркими точками, только добавляющими сумятицы в общую картину.

— Включи же элку, идиот, — заорал капитан, но солдат его не слышал.

Он уже дошел до форпоста и поднял забрало. Подбежал Зик.

— Бери пять человек, — повернулся к нему капитан. — Надо вытаскивать его оттуда.

Капитан проверил свою винтовку и подключил ее к броне, пока помощник собирал людей.

— Быстрее! Ждать некогда! Пошли! Коля, прикрывай! — и выбежал между планшетами еще не завершенного участка периметра, Зик и еще пять десантников — за ним. Они, пригнувшись, направились к лежащему солдату.

Когда до раненого оставалось метров двадцать, из темноты снова ударил импульс, и двоих десантников откинуло назад. Сэм услышал в наушниках их стоны.

Вся команда мгновенно залегла.

— Лански, Стокман, вы целы? — спросил он.

— Да, кэп.

— Не вставать! Ползите сюда!

— Сэм, я ничего не вижу, — сказал Зик.

Тактический визор все так же ничего не показывал ни в одном из режимов. Но лежащий недалеко самовольщик продолжал стрелять. Капитан решил включить визор на движение — режим ближнего боя, и указатели цели словно взбесились, создавая на экране хаос из полупрозрачных перекрестий, отслеживающих движущиеся объекты. Винтовка, включенная на автоматическую стрельбу, задергалась в руке.

— Визоры на движение! — отдал он короткий приказ.

— Вот зараза! — вырвалось у Зика, когда его винтовка тоже «ожила».

— Вы двое, — капитан указал на десантников, попавших под импульс, — остаетесь тут. Остальные за мной, быстро! — скомандовал Сэм, потом поднялся и побежал к раненому.

Капитан выдвинулся вперед и, встав рядом с солдатом, открыл огонь по замаскированному противнику.

Поняв, что маскирующая материя уже не скрывает их, нападавшие с криками бросились в атаку. Многие отбросили накидки, и капитан ужаснулся, увидев, сколько перед ним врагов. Несколько сотен, а сзади еще подходили полуобнаженные люди. Точнее, людьми они были еще в меньшей степени, чем киборги. После того как Зодчие переделали их, они перестали быть людьми. Изувеченные, с длинными когтями, гипертрофированными мышцами, удлиненными или, наоборот, укороченными костями, они полностью подчинялись своему Хозяину. Их даже зомби нельзя было назвать, потому что они были разумны, могли принимать решения и совершать самостоятельные действия, но вся их сущность состояла лишь в одном — служить Хозяину.

— Зик, хватай раненых и мотай отсюда.

— Я с тобой…

— МОТАЙ, Я СКАЗАЛ!!! — заорал капитан, спорить было некогда— в этот момент первая волна нападавших почти докатилась до него.

— Держи, — крикнул сзади Зик, и рядом с капитаном шлепнулась плазменная винтовка.

Капитан одним движением поднял ее и через мгновение начал отстреливать несущихся на него врагов с двух рук. Сервомоторы брони помогали быстро наводить плазморезы и мгновенно спускать курок, капитан не смотрел, попал или нет — он был уверен, что попал, и, даже еще не сделав выстрел, уже выбирал новые цели.

Противник тоже открыл огонь, и капитан оказался в паутине лазерных лучей, но пробить силовое поле они не могли и словно обтекали его закованную в броню фигуру. Поняв, что не наносят десантнику вреда, враги пошли на сближение. Сначала перемещения капитана были минимальны, но когда киборги стали сыпаться отовсюду — сверху, спереди, с флангов — ему стало все тяжелее уходить от наносимых ударов. Несколько особо сильных атак чуть было не сбили его с ног. Переделанные лишь немногим уступали киборгам в быстроте, но убить их было проще, и они были не такие сильные, но все равно устоять перед яростным натиском не смог бы никто, и капитан начал отступать.

Он знал, что сильнее и быстрее своих врагов, но зато их было больше… намного больше.

Семен вертелся волчком, сервоприводы брони помогали почти мгновенно менять цель, а тонизатор, автоматически впрыснутый в кровь медблоком, позволял поддерживать бешеный темп. Автоприцел еле успевал наводиться, целей было слишком много, и капитан стрелял даже раньше, чем срабатывала автоматика. Количество врагов не убывало, из-за трупов под ногами не осталось места, куда можно было бы ступить. Кровь и бионаторная жидкость превратили землю в густую скользкую грязь. А они все лезли, как безумные, не считаясь с потерями, не обращая внимания на раны и увечья. Приходилось добивать раненых, ползущих к нему, разорванных пополам или с оторванными конечностями, истекающих кровью, но все равно ползущих. Капитан держал центр атакующих и краем глаза заметил, как справа и слева от него нападавшие валятся под проливным огнем плазменных винтовок — его люди поддерживали своего командира, прикрывая фланги. Он уже не отступал, а просто бился, оттягивая мгновение, когда его собственная жизнь оборвется.

— Сэм… Сэм! — в наушнике послышался запыхавшийся голос Зика. — Мы ушли, Сэм! Выбирайся оттуда! Мы прикроем!

Заработали тяжелые пулеметы, но они били на расстоянии от капитана, опасаясь задеть его.

Капитану некогда было отвечать, ритм дыхания был совмещен с движениями его тела.

— Ха-а-а-ра-а-а-шо-о-о! — все же прокричал он, всаживая плазменные заряды в очередных противников, взмахнул рукой, вспахав очередью землю, добивая раненых. — А-а-а-а!.. — Вопль отчаяния вырвался из его глотки.

Его беспорядочный танец смерти пришел к своему завершению, волна разномастных киборгов и переделанных людей накатилась на него и повалила. Уже лежа на спине, капитан, не переставая, стрелял, потом его руки прижали к земле, и заряды стали разрывать лежащие трупы, какой-то крупный киборг прыгнувший ему на грудь, начал иступленно молотить по шлему. Забрало прогнулось, а тактический экран лопнул, модулирующая жидкость стекла на лицо Сэма, и экран превратился в обычный прозрачный пластик. Капитан не слышал, что кричал ему в наушник Зик, вокруг были только вопли врагов и мельтешение тел.

— Огонь на меня! — прохрипел он. — На… ме… ня…

Уши заложило, мозг перестал адекватно воспринимать информацию, перед глазами, словно вырезанные кадры кинопленки, на мгновения замирали картинки. Какие-то мелкие детали, но отчего-то очень яркие — блестящее сочленение киборга, зашитые глазницы одного из переделанных, механическая рука, рваная рубашка в красно-белую клеточку, старые механические часы с разбитым циферблатом на заскорузлом запястье. Они врезались капитану в память, пока он извивался, пытаясь высвободиться, ему удалось согнуть руку и очередью распороть сидевшего на нем киборга надвое. Но на его руку сразу опять навалились, а место убитого киборга быстро занял другой, еще более сильный и быстрый.

Голову капитана повернули в сторону и вжали в чье-то мертвое тело, и тяжелые удары снова посыпались градом. Замазанное грязью и кровью забрало шлема было последним, что он видел, когда мир вокруг словно выключили.

* * *

Оставив Моргана и его помощника в комнате Грико, Лима, перекинув сумку через плечо, быстро преодолела коридор и начала спускаться по лестнице. Когда она миновала второй этаж, снизу показались киборги. Они поднимались по боковым пролетам. Первый киборг справа поднял голову и посмотрел на девушку:

— Вот она! — заорал он, указывая на нее рукой. Это был тот самый, которого она отпустила десять минут назад.

Толпа киборгов с ревом бросилась на нее с двух сторон.

Расшвыряв первых нападавших, Лима ринулась вперед, отражая сыплющиеся на нее удары. Перемахнув через перила, увернулась от тянущихся к ней рук, преодолела оставшиеся ступени и побежала по уже знакомым ей коридорам.

Толпа бросилась за ней.

Вскоре девушка перепрыгнула через труп Туга, который был уже перевернут на спину, и помчалась дальше к выходу, видневшемуся впереди бледным прямоугольником — снаружи занимался рассвет.

Вырвавшись из здания, Лима увидела ниже на ступенях троих киборгов, они тоже заметили ее, и пошли наперехват. Не сбавляя темпа, Лима добежала до края ступеней и с силой оттолкнулась.

Пролетев над головами наступающих киборгов, она приземлилась гораздо ниже них и рванула дальше. В этот момент из здания появились другие преследователи и с гиканьем побежали по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней.

Девушка бежала не оглядываясь, лазерные лучи вспахивали землю сзади и оставляли обожженные дыры в стенах. В этот раз она решила пройти через развалины дома и с ходу запрыгнула в ближайшее окно. Тут ей повезло, проход вел через весь дом, Лима пробежала здание насквозь, выпрыгнула с другой стороны, когда преследующие киборги только проникли внутрь, и бросилась в следующее здание. Первый и второй этажи были обрушены, ей пришлось подниматься на третий этаж, перепрыгивая через дыры в лестничных пролетах. Расстояние между ней и преследователями постепенно увеличивалось. Лима выбежала из дома на улицу, пересекла ее и скрылась в многоэтажном здании, которое раньше занимала крупная адвокатская контора, о чем гласили остатки вывески над входом, поднялась на четвертый этаж и притаилась у окна, выходящего на улицу, по которой она только что промчалась.

Ждать пришлось недолго, киборги появились в том же месте, где вышла Лима, и даже улицу пересекли точно там, где и она. Они двигались группой, только один киборг был чуть впереди, бежал он уверенно, но так, словно вглядывался во что-то и повторял за ней путь.

Лима коротко ругнулась — у этого ублюдка в руках датчик горячего следа. Настроенный на нее, он вел своего владельца по остаточному тепловому контуру. Если от него не избавиться, то скрыться будет очень трудно, почти не возможно.

Она подождала, пока вся группа уйдет с улицы, влезла на подоконник и, цепляясь за выступающие обломки, поднялась на этаж выше. Быстро огляделась — около стены торчал обломок трубы, Лима ударила по нему копьем, стараясь отрубить наискосок.

Звякнув, кусок трубы отлетел в сторону, Лима подняла его и кинулась к окну

Чуть свесившись вниз, она замахнулась трубой, целя острым концом вниз.

После нескольких секунд ожидания киборг высунулся и посмотрел вверх.

Она метнула свой снаряд. Лима все точно рассчитала, он не мог не высунуться.

Металлический обломок проткнул киборгу глаз и вышел из затылка. Он дернулся и вывалился по пояс из окна, раскинув руки. Киборги завопили.

Теперь скрыться будет легче, и она снова побежала наверх.

Преследователи были уже рядом, их грозные крики слышались в нескольких метрах снизу.

Ей удалось немного оторваться на последнем этаже. Лима бежала по коридору, и увидела, что потолок в одном месте раскурочен и в полу тоже зияет большая дыра. Видимо какой-то снаряд пробил крышу, потолок и пол под ним. Многие дома после войны были испещрены такими ранами.

Подбежав к дыре, девушка оглянулась — преследователей не было — и спрыгнула вниз.

Стараясь бежать как можно тише, она вернулась на лестницу (тяжелые шаги слышались где-то над головой) и помчалась вниз. Спустившись на первый этаж, она вышла из здания и, вжимаясь в стену, побежала вдоль него к следующему.

Лима решила и дальше перемещаться внутри зданий, поднимаясь на несколько этажей и там продолжая свой путь домой. Уверенная, что погоня отстала, она двигалась быстрым шагом, экономя силы. Она вся взмокла и перепачкалась, волосы слиплись, и нестерпимо хотелось пить. Внезапно впереди послышался шум. Девушка затаилась. Звуки доносились откуда-то снизу, как будто по бетону волокли тяжелую железку.

Лима подошла к дыре в полу, присела возле нее и стала ждать. Через некоторое время она увидела, как четыре киборга этажом ниже тащили за ноги закованную в странную броню фигуру.

Девушка сразу отпрянула и побежала назад, туда, где в полу был более широкий пролом. Группа внизу должна была пройти как раз под ним.

Лима не знала, зачем это делает, но какое-то необъяснимое чувство — странная смесь ненависти к киборгам и простой интуиции — говорило, что нужно помочь попавшему в плен неизвестному.

Дождавшись, когда киборги окажутся в нужном месте, она прыгнула вниз, одновременно всаживая копье в грудь одного из них и отшвыривая второго, выхватила из-за пояса еще не успевшего упасть проткнутого ею же киборга лазерный разрядник, направила его в сторону третьего противника и, не целясь, нажала на спуск. Оружие зашлось очередью, прожигая в киборге и в стене позади него множество дыр. Четвертый отпустил бронированную ногу и отскочил. Но Лима была быстрее, лазерный разрядник в ее руке выплюнул остатки обоймы ему в бок и свалил с ног.

Тот киборг, которого она отпихнула при прыжке, вскочил и, видя, что все его товарищи повержены, бросился наутек, Лима не стала его преследовать.

Она бросила пустой разрядник, выдернула копье и подошла к лежащей на полу бронированной фигуре.

Опустившись рядом, девушка протерла рукой измазанное забрало, все покрытое трещинами, но ничего не разглядела под зеркальной поверхностью. Лима вспомнила слова Себастьяна о хорошо вооруженном десанте, поняла, что это один из десантников, и начала осматривать и ощупывать железный панцирь, безуспешно пытаясь найти застежки.

Она встала и приготовилась ударить, решив вскрыть костюм копьем, хотя не была уверена, что оно сможет пробить эту броню. Постояв немного в нерешительности, Лима оглянулась и прислушалась, но, не заметив ничего подозрительного, решила попробовать еще раз. Она снова присела и начала стучать по шлему.

— Эй! Ты слышишь меня? Очнись!

Реакции не было.

Лима постучала еще. Бесполезно.

Она опять встала и замахнулась копьем, но тут голова фигуры качнулась в сторону.

— Ну наконец-то! — Лима опустилась на колено, хлопнула ладонью по забралу. — Эй! Слышишь меня? Надо убираться отсюда! И быстро, но я не смогу тащить тебя в этом костюме. Ты можешь его снять?

Но фигура больше не шевелилась. Лима закусила нижнюю губу и опять огляделась.

Делать нечего, придется рубить. Она опять хлопнула по забралу:

— Если ты меня слышишь, то постарайся не шевелиться, я могу задеть тебя, — сказала она и поднялась.

В этот момент раздалось громкое шипение, и из сочленений брони ударили струи воздуха. Они начали расходиться на части, и первым отъехало забрало на шлеме, Лима увидела окровавленное лицо молодого мужчины, держащего в зубах небольшое кольцо, от которого шла тонкая нить троса в панель внутри шлема. Когда воздух перестал шипеть, мужчина отпустил кольцо и сказал:

— Сначала грудную пластину.

Голос его был хриплым и слабым. Девушка, поддев бронированный щиток, отцепила внутренние крепления и откинула его в сторону.

— Сзади! — внезапно просипел десантник, его взгляд был устремлен вверх, где была дыра, через которую спрыгнула вниз Лима.

Она кувыркнулась в сторону, не успев подхватить копье.

В то место, где она только что была, ударили два кривых клинка, один проткнул теперь незащищенный бок мужчины, и он негромко вскрикнул, второй клинок звонко высек искры из бетонного пола.

Киборг быстро выпрямился, вынимая лезвие из раны лежащего человека и еще больше разрывая плоть, но десантник уже не реагировал на эту боль.

Промедление киборга дало Лиме возможность приготовиться к атаке врага, и когда он прыгнул на нее, скрестив над головой руки с прикрепленными к предплечьям загнутыми клинками, образующими что-то похожее на гигантские ножницы, она бросилась вперед, прокатилась под киборгом, схватила копье, быстро поднялась и повернулась к противнику

Промахнувшись в прыжке, киборг быстро развернулся и кинулся к Лиме. Она ушла в сторону, одновременно пригибаясь, пропустила его мимо себя и ударила копьем снизу вверх. Лезвие вонзилось противнику наискосок в левый бок и вышло между лопаток. Киборг открыл рот в немом крике, его закачало, но он все равно попытался достать девушку, взмахнув ей вслед своими саблями. Лима дернула оружие на себя и коротким замахом нанесла еще один удар, пронзив киборгу грудь. Потом быстро убрала руки с древка, отпустив копье и позволив врагу мотаться, пытаясь устоять на ногах. Но тяжелое оружие, торчащее из груди, тянуло вниз, и тело киборга согнулось, древко уперлось в пол, кривые клинки звякнули о пол, когда руки мертво обвисли вдоль туловища.

Лима, зная, что киборгов иногда бывает непросто убить, осторожно подошла и толкнула древко ногой, заставляя тело врага с глухим звуком упасть на пол.

Девушка высвободила свое оружие и снова подошла к десантнику. Она огляделась по сторонам. Лима уже устала от всех событий, произошедших с ней за последние несколько часов, и ее бдительность снизилась, надо было уходить как можно быстрее.

Мужчина был жив, но без сознания, из широкой раны на правом боку текла кровь.

Лима начала снимать с него оставшиеся доспехи, иногда с трудом находя нужные крепежи.

Освободив десантника от брони, она осмотрела рану. Лезвие прошло между ребер, рана была большая, с рваными краями — видимо, клинки киборга были немного туповаты — но, судя по всему, внутренние органы были не задеты. Только крови вытекло уже достаточно много, и если ничего не сделать, раненый умрет от ее потери.

Разорвав рукава его куртки, Лима кое-как сделала перевязку.

От очередного надавливания на рану он застонал и пришел в себя.

— Сможешь идти? — спросила Лима.

— Смо-гу, — вяло ответил десантник.

— Давай вставай! — Лима начала поднимать его. Он закричал от боли и начал снова терять сознание. Он повис у нее на руках, и они чуть было не упали вместе.

— Нет! Подожди! — заговорила с ним девушка. — Ты нужен мне, я слишком устала. Помоги мне, — уговаривала она его. — Соберись, поднимайся… ДАВАЙ!

Она потянула его на себя, поднимая. Он слабо пытался помочь ей, превозмогая боль.

Наконец они встали, и Лима буквально потащила его.

Она удивлялась сама себе — с чего она вдруг решила помочь этому десантнику. Почему рискует ради него жизнью и тащит его сейчас, упрашивая не терять сознание и помогать ей. Словно внутри что-то потянуло ее, когда она увидела, как киборги тащат закованную в броню фигуру, и она ни секунды не задумываясь, решила помочь этому человеку, кто бы он ни был.

— Говори со мной! — приказала она. — Кто ты, как тебя зовут?

Он что-то забормотал в ответ и повис на плече девушки.

— Отвечай мне! — крикнула она, и ее голос звонко разнесся под сводами потолка.

Десантник поднял голову и собрался с силами:

— Капитан Кочетов…

— А имя у тебя есть? Или только звание?

Десантник не ответил.

— Эй! — встряхнула его Лима. — Как тебя зовут, солдат?

— Семен… можно просто Сэм…

— Ты откуда такой взялся, Семен?

— Второе подразделение авангардного полка Освободительной Армии, — слабо ответил десантник.

— Громко звучит, — хмыкнула Лима. — Только, похоже, это я тебя сейчас освобождаю.

Ему тяжело было говорить, он терял много сил, но понимал, что если замолчит — то потеряет сознание и уже ничем не сможет помочь девушке, пытающейся спасти его.

— Ирония… судьбы… — начал говорить он заплетающимся языком, тяжело дыша и набираясь сил перед каждым словом, потом хотел тоже хмыкнуть, но получилось что-то похожее на всхлип.

— Ага, эта подруга любит так пошутить, — ответила Лима, но сама слушала вполуха, ее мысли были заняты сейчас, другим — куда отвести раненого, где ему смогли бы помочь?

Можно было бы к Кузнецу, у него есть оборудованная палата, но до него слишком далеко. В киберлабораториях могли бы помочь, у них ведь самое лучшее медицинское оборудование для лечения и переделывания человеческой плоти, не считая Зодчих, но идти к ним подобно самоубийству. Она могла бы заставить их помогать, но потом уйти оттуда было бы труднее, чем из логова Моргана. К тому же уже рассвело, и скоро на улицах появится народ.

Когда они вышли из дома, идти стало легче.

Она, наконец, приняла решение, и, свернув в ближайший проулок, они направились к базарной площади.

* * *

Лима стукнула ногой в дверь, потом еще раз.

Она огляделась, на площади начали появляться торговцы, тяжелогруженые гравитележки с урчанием вползали на нее с разных сторон, но поблизости кажется, никого не было.

— Открывай же! — в нетерпении пробормотала девушка. Капитан тяжелой ношей тянул ее вниз.

Он давно перестал говорить и даже мало-мальски переставлять ноги, последние сотню метров она просто волокла его.

— Кто там?

Лима ударила по железу двери и только сейчас обратила внимание, что та была недавно сорвана с петель, а потом заново и наспех прилажена на место.

— Открывай, Старик!

Замки, вместо тихих щелчков, захрустели, дверь, скрипнув, приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось растерянное и избитое лицо старьевщика, все в ссадинах и кровоподтеках. Ухо старика было наспех склеено пластырем, который уже успел сильно пропитаться кровью.

— Лима?! — удивленно вздохнул он.

Девушка навалилась на дверь, отпихнула хозяина лавки и прошла внутрь, волоча десантника.

— Ты спятила?! — завопил старик. — Зачем ты пришла да еще притащила неизвестно кого? Ты смерти моей хочешь?

В голосе его слышался неподдельный испуг. Лима не слушала его причитания и молча несла слабеющего капитана через захламленный коридор, постоянно задевая и с грохотом сбивая на пол разные вещи.

— Эй! — Старик семенил за ней следом.

Пройдя в лавку, девушка осторожно опустила капитана на пол. Огляделась в поисках какого-нибудь тряпья, ничего не нашла, взгляд ее вернулся к старику, стоящему рядом и рассматривающему десантника.

— Что еще за мусор ты ко мне принесла?..

Лима резко поднялась и, по-звериному оскалившись, схватила старьевщика за грудки, так стянув одежду, что пережала ему горло. Тот захрипел, инстинктивно пытаясь разжать ее пальцы. Вся в ссадинах, покрытая своей и чужой кровью, в мятых доспехах, грязная, она была страшна!

Они смотрели друг другу в глаза, понимая все без слов. Между ними в тот миг словно образовалась незримая связь. Грозный взгляд Лимы выражал презрение и смертельную злобу, она сейчас была в таком состоянии после событий прошедшей ночи, что запросто могла свернуть старьевщику шею. А глаза старика молили о прощении — не о том, чтобы Лима пощадила его, а именно о прощении. Он даже перестал вырываться.

Лима смотрела на кровоподтек, растекшийся по щеке старика, на ухо, залепленное залечивающим пластырем, пропитавшимся кровью, и умерила свою ярость, отпустила его. Старьевщик сделал шаг назад, потирая горло и кашляя. У него текли слезы.

— Мне нужны тряпки, вода и лекарства, он истекает кровью, — сказала она.

Старик показал на дверь в свою комнату:

— Неси его туда, на кровать.

Лима начала поднимать капитана, старик стал помогать.

Сэм застонал.

— Тихо, тихо. — Старик подставил свое плечо. Его постоянно тянуло кашлять, но он подавлял это желание.

— Я сама донесу его, сходи, запри, как следует дверь.

Старик кивнул и, отпустив капитана, побежал к выходу. Лима пинком открыла дверь в его комнату.

На кровати, натянув одеяло до подбородка, сидела девчонка-клон с перепуганными глазами.

— Уходи, — приказала Лима.

Та, отбросив одеяло, соскочила с кровати и нагая стояла в нерешительности.

— Не стой! Помоги! — рявкнула на нее Лима.

Девчонка опомнилась и помогла положить десантника поверх одеяла.

Лима посмотрела на нее.

— У тебя есть имя?

— Нати, — робко ответила она

— Нати, неси воду и все, какие есть в этой дыре лекарства.

Девчонка кивнула и, быстро натянув на себя короткое платье, вышла из комнаты, Лима начала раздевать раненого, разрывая на нем окровавленную одежду. Вскоре вернулась Нати, неся пластиковую коробку, сзади шел старик, держа в руках какие-то тряпки и кувшин с водой.

Лима взяла у старика тряпки, порвала их на части, подставила, чтобы он полил на них водой из кувшина, и начала омывать тело капитана вокруг раны.

— Что у тебя есть? — спросила она старьевщика.

Он уже рылся в коробке, которую держала Нати.

— На, держи, — протянул он пакетик, — это кровь остановит. Сыпь, не бойся.

Лима зубами разорвала пакет и высыпала белый порошок на рану капитана. Тот застонал, выгнулся и протянул руку к больному месту. Девушке пришлось прижать его, не давая шевелиться.

— Вот сшиватель. — Старик протягивал ей сложный блестящий инструмент. Она взяла его и поднесла к боку десантника, руки сильно дрожали.

— Лучше ты, я устала. — Она хотела отдать прибор назад.

— Да какой из меня врач?! — отказался старик.

— Я просто не смогу… — начала Лима, но обозлилась и снова повернулась к раненому. — Иди, сожми рану, — сказала она старику.

Дрожь усталости передалась всему телу, и ей было трудно попасть на начало рваной, уже не так сильно кровоточившей под действием порошка, раны.

— Давай я, — раздался сзади тихий голос.

Лима обернулась. Нати стояла рядом и, протянув руку, мягко забрала у нее инструмент.

— Сумеешь?

Девочка кивнула.

— Вы только скажите, что нужно делать.

Лима отошла в сторону, уступая ей место, и молча смотрела, как под руководящим бормотанием старьевщика шлаоперация.

* * *

Морган расхаживал по главному залу, заложив руки за спину. Он злился. Мысли главаря метались, он пытался сосредоточиться, но у него не выходило, и от этого он только еще больше злился.

Усилием воли он взял себя в руки и постепенно успокоился. Сейчас должны были вернуться посланные им отряды. Он отправил их узнать, что это за девка разделалась с Жикой и другими ребятами, а ее даже ранить никому не удалось. Начались разговоры, что это очередной пришелец из другого мира.

«Вот тупицы! Словно они с каждой заменяемой металлом частью своей плоти теряли часть мозгов!» — Он снова начал раздражаться, но одернул себя.

Как она могла быть из другого мира?! Зодчие, например, похожи на людей только внешне, как в принципе и Хозяева (одного из них ему довелось однажды увидеть), но их-то сразу отличишь от человека. В них за километр чувствуется что-то чужое, инородное. А девка… Она была самой настоящей, живой. Морган видел ее мельком, но успел заметить, что она очень даже ничего. Особенно ему запомнились ярко-голубые, почти синие глаза. Он вспоминал их с какой-то мечтательностью и засмеялся: «Уж не влюбился ли ты, Морган? Эдакая любовь с первого удара! Опомнись! Эти глаза одним взмахом убили Жику и даже не моргнули, а до этого порешили Туга и остальных. Тебе повезло, что ты не попался ей под руку».

Эти мысли помогли ему окончательно прийти в себя.

Откуда вообще взялась эта фурия? Обладая такими боевыми способностями, она не могла остаться незамеченной, даже в этом городе.

Морган напряг память. В голове всплывали мелкие факты, которым он не придавал раньше значения. Различные слухи, появившиеся пару лет назад и казавшиеся слишком нереальными, чтобы принимать их всерьез. То якобы кто-то находил разрубленных пополам одним ударом киборгов, то парочку зомби, искусно разделанных на части. Среди киборгов ходили сказочки о ночной охотнице, которая ненавидит киборгов и, которую никто из живых воочию не видел, а мертвые мало, что могли рассказать. Тут мелькнула тень, там осталась глубокая зарубка в бетонной стене рядом с раскроенной головой очередной жертвы… Этими байками они пугали друг друга, как будто мало вокруг реальных страхов.

Он подошел к окну и, заложив руки за спину, посмотрел на серое небо. Клубящиеся грозовые тучи обещали скорый дождь.

Погода последнее время была паршивая, все чаще шли дожди, причем тучи обволакивали небо за несколько дней до их начала, словно собираясь с силами. Зато потом проливались мощными ливнями. Воздух был влажный и теплый, ветер поднимался неожиданно, был сильным и нередко переходил в ураган. Но не только природа выкидывала фокусы, вообще жизнь была какой-то странной. Сказки становятся явью, невероятные слухи неожиданно оказываются правдой и сбываются древние проклятия. Морган оскалился — наверное, сейчас «эпоха перемен», если перефразировать старое высказывание, то — «интересное время», а применимо к правде реальности и если быть совсем уж точным — проклятое время.

Философствования главаря прервал шум в коридоре, Морган обернулся, двери распахнулись, и в зал ввалилась большая группа киборгов во главе с Кадиром. После смерти Жики главарь подумывал взять его в помощники. Его огненно-рыжая шевелюра и такая же борода выделяли его из толпы. Кадир был преданным и довольно смышленным, хотя ему, несомненно, не хватало Жикиной хитрости и быстроты мышления.

Киборги внесли и опустили к ногам Моргана четыре тела, два обожженных лазерами, а два с большими колотыми ранами, и груду каких-то железок.

— Ее рук дело, — сказал запыхавшийся Кадир, указывая на трупы стволом лазерного разрядника, зажатого в металлических пальцах.

Главарь подошел, присел над телами, внимательно осмотрел их.

— Чьи они?

— Из группы Звонкого. Они воюют с самого начала высадки.

Морган кивнул. Звонкий был главарем второй по влиянию группировки прислужников в городе, хотя и превосходившей все остальные по численности. Правда, после стычек с десантом это, скорее всего, уже не так.

— А это что за дерьмо? — Он взял в руку кусок брони.

— В это одеты эти… — Со словарным запасом у него явно были проблемы, для пояснения он ткнул стволом вверх. — Одного из них удалось взять живым, но она, наверное, освободила его.

Морган бросил железку назад, пошвырял другие, его пальцы попали во что-то вязкое. Он посмотрел на них — почти свернувшаяся кровь.

— Его ранили?

Кадир пожал плечами.

Морган поднялся, вытер руку о штаны.

— Еще что-нибудь?

— Нет.

— Тогда какого хрена вы приперлись сюда? Вы что думаете, я их оживлю? Или что? — Он обвел присутствующих презрительным взглядом, потом посмотрел на предполагаемого помощника. — Кадир, я дал тебе приказ найти девку, а не приносить мне трупы тех, кого она замочила! Вы нашли ее след и, бросив все, побежали назад, позволяя ей уйти. В ваших тупых головах еще остались мозги или нет?

— Мы хотели…

Морган ударил его кулаком в лицо, киборг отлетел на пол, быстро поднялся и злобно посмотрел на босса.

— «Мы хотели», — передразнил его Морган. — Не надо хотеть, надо делать то, что приказано!

Киборги молчали, глядя на злящегося главаря. Он задумался, шаря глазами по останкам. Потом сказал Кадиру:

— Проверь все киберлабы и другие места, где могут вылечить раненого. К Кузнецу загляни в первую очередь, не церемонься слишком. И бегом давай! Если она действительно тащит раненого, то движется медленнее; может, успеете еще догнать.

Кадир кивнул, все еще потирая скулу и, махнув рукой остальным, чтобы шли за ним, направился выполнять поручение. Киборги стали выходить из зала.

— Куда пошли?! — злобно сказал Морган. — Здесь что, по-вашему, склад отходов? Заберите это отсюда.

Он кивнул на тела мертвых киборгов и остатки брони.

Оставшись один, главарь опять пожалел, что рядом нет Жики.

* * *

Спустя два часа после того как Лима втащила десантника в лавку старьевщика, она сидела на полу, устало прислонившись спиной к стене рядом с кроватью, на которой спал перевязанный и накаченный лекарствами капитан. Старик сидел в своем кресле-качалке, Нати ушла в лавку, навести порядок, Лима строго-настрого приказала ей никому не открывать и стараться не шуметь. Сама она, решив посмотреть, наконец, на свою добычу, подтянула к себе сумку, сунула в нее руку и достала то, что находилось внутри: импульсный пистолет и жестяную коробку старьевщика, наполненную пищевыми купонами.

Разочарование Лимы было написано на лице. Когда она схватила сумку в комнате Грико, у нее не было времени посмотреть, что в ней, а из-за импульсника она не могла определить по весу, что артефакта нет внутри.

— Старик, — позвала она.

Он посмотрел в ее сторону.

— Лови. — Она бросила ему коробку.

Старьевщик поймал жестянку, повертев ее в руках, положил рядом. Помялся немного, потом все же спросил:

— Расскажи, что произошло.

— Не много ли просишь, старик?! — отрезала Лима.

Он опустил глаза, отвернулся. Несколько минут царила тишина. В комнате была хорошая звукоизоляция, потому что снаружи, на площади, сейчас шла бойкая торговля от тусклого света девушке казалось, что едва наступивший день быстро и незаметно закончился и снова пришла ночь.

— Однажды, — нарушил молчание старик, — когда все еще было по-другому и ни о каких Хозяевах никто не слышал, жила одна семья. Мать, отец и их драгоценный отпрыск, которого они всячески холили и лелеяли.

Отец был преуспевающим конструктором. Облачные яхты его постройки пользовались огромной популярностью, и семья всегда жила в достатке. Единственному сыночку, конечно же, ни в чем не было отказа. Он, в общем-то, был парень неплохой, мать с отцом уважал и, можно сказать, был примерным сыном. К восемнадцати годам он был настоящей звездой в светском обществе, где вращались его родители. И вот в один прекрасный день он привел в дом девушку. Она была из другого сословия и не так воспитана, хотя и мила. Родители считали ее очередной шалостью их малыша, но все оказалось гораздо серьезнее. Он полюбил эту девушку. И в идеальной семье начался разлад. Стали возникать постоянные скандалы.

Он даже уехал из дома, стал жить отдельно, устроился на какую-то непрестижную работу. Тогда родители, вместо того чтобы понять сына, решили навязать ему свою волю. Они же не могли допустить, чтобы он покинул семью. Они просили девушку оставить их сына, предлагали ей деньги, даже угрожали. Но этим только озлобили свое чадо…

Старик прервался и откашлялся. Лима не стала ничего говорить и ждала продолжения. Он с кряхтеньем потянулся к столу, взял стакан, попил воды, вздохнул и продолжил:

— Никто тогда не знал, что случилось, но однажды он вернулся с работы, а его зазнобы не было дома. — Старьевщик грустно хмыкнул, словно вспомнил что-то. — Она не появилась ни завтра, ни через неделю, ни через год. Сын обвинял во всем своих предков, но те клялись, что они тут ни при чем, и звали его вернуться домой.

В нем кипела злость и обида. Он им конечно не поверил и не простил того, что они не приняли в семью ту, которую он выбрал.

Время шло, родители парня старились быстрее, чем обычно старели люди в то время; горе оттого, что они фактически потеряли сына, съедало их изнутри. Но в сердце сына не было прощения. Сначала мать покинула этот мир, не вынеся разлуки с сыном, а затем отец, умерший в своем кабинете, окруженный голографиями своего наследника, его призами и наградами, завоеванными в юности для своих родителей.

И вот однажды, по прошествии многих лет, в куче старых бумаг сын, уже ставший пожилым мужчиной, случайно нашел записку, которую оставила его девушка. В ней говорилось, что она просто ушла, что действительно ошиблась и он — не тот, кто ей нужен. Еще там говорилось, что, возможно, она поедет к брату на Сильвию — это такая далекая планетка с небольшой аграрной колонией. В тот же день он отправился на эту планету. Там он действительно нашел ту, которую так долго искал. Она была замужем, и у нее было пятеро взрослых детей. Он не стал подходить к ней, только посмотрел издалека, сразу узнав, несмотря на прошедшие годы, хотя ему и очень хотелось это сделать. Вернувшись, он ударился в запой и, если бы не начавшееся вторжение, о котором он, кстати, узнал, только когда не смог купить очередную порцию выпивки, он наверняка сдох бы как животное или покончил с собой в пьяном угаре, что в общем-то равнозначно. Но до сих пор он жалеет о том, что не был с родителями, когда они нуждались в нем, когда умирали с его именем на губах.

Старик замолчал и посмотрел на Лиму.

— Этой проникновенной байкой ты хочешь сказать, что ты ни в чем передо мной не виноват? — ухмыльнулась она.

— Нет, — ответил старик. — Я хочу сказать, что прощать тоже надо уметь. Я знаю, что предал тебя. Я испугался тогда. Я смотрю на свою жизнь и не понимаю, что в ней такого, что я держусь за нее. Я просто старый скупщик чужого дерьма, у меня ничего в жизни не осталось, кроме сплетен и новостей. Но так хотя бы создается впечатление, что я кому-то нужен в этой жизни. Когда ко мне приходят за информацией, я словно оживаю. Такова, наверное, человеческая природа — хотеть жить и быть кому-то нужным.

— Ты пытаешься разжалобить меня? — Она скривила губы.

— Не нужна мне твоя жалость, у меня самого ее столько, что на десятерых хватит. Я всю жизнь только и делаю, что жалею. Жалею себя, мир вокруг, глупую девчонку-клона, которую отправили бы в мастерские к Зодчим, если бы я не купил ее, жалею ее братьев и сестер, которых не могу выкупить. Так что жалости мне не надо, мне нужно прощение. Потому что сам себя я простить не могу, хотя и живу с этим. — Старик так разошелся, что перестал раскачиваться в кресле и подался вперед. — Если ты не сможешь простить меня, то мне не нужна твоя история.

Он откинулся на спинку и смотрел на девушку. Она отвела взгляд и задумалась. Потом потерла уставшие глаза и, улыбнувшись, сказала:

— Ладно, старик, слушай. Они ждали меня у музея и напали, когда я вышла оттуда…

Лима пересказала старьевщику свои приключения о том, как ее схватили, как хотели изнасиловать, как начался десант, как потом она была у Себастьяна.

— Кстати, тебе привет от Короля. — Она хмыкнула и мотнула головой. — А ты никогда не говорил, что знаком с ним.

— Профессиональная этика, — лукаво ответил старик, улыбнувшись. — Рассказывай дальше.

Лима поведала о встрече с Разноглазым, о том, как он рассказал ей о Грико и где его найти. О своем путешествии к зданию суда и встрече с Морганом.

Старик перебил ее:

— Ты завалила Туга?! — В его словах сквозил неподдельный восторг. — Говоришь, и Жику заделала?

— Похоже, хотя до конца уверенной я быть не могу. Это же кибер.

— А! Ну да!

Лима замолчала.

— А дальше что?

— Что дальше? Дальше оказывается, что этой «вещи» как раз и нет в той сумке, что я взяла у Моргана, — закончила она свой рассказ, махнув ею как доказательством.

Старьевщик восхищенно смотрел на нее:

— Это самая невероятная история, какую я когда-либо слышал.

— Хм… ты просто мало со мной общался.

— Знаешь, у меня иногда возникает такое чувство, ты только не обижайся, что ты не совсем человек.

— Я демон, — улыбнулась Лима уголками губ, вспомнив слова Разноглазого.

— Нет, ты конечно не демон. — Старик воспринял это серьезно. — Ты — человек. Только очень странный и уж точно самый необычный из всех, кого мне доводилось встречать.

Лима покивала головой, соглашаясь. Старик был полон энергии:

— Пойду я, прогуляюсь. — Он встал с кресла. — После такой ночи город должен кипеть.

— Только осторожнее, не сболтни лишнего.

Старик вскинул бровь:

— Сколько времени тебе понадобилось, чтобы узнать, что я знаком с Безумным Себастьяном?

— А сколько времени понадобилось Грико, чтобы узнать у тебя, куда я направляюсь? — жестоко парировала Лима.

Старик сразу сник, а Лима поднялась с пола и пересела в его кресло.

— Иди, если тебя не будет через час, мы уходим. Только ответь на один вопрос.

— Да?

— Как Себастьян передавал тебе вещи для меня? Не сам же он приходил, да и его стунеров в городе никогда не видели.

Старик помолчал, потом кивнул на стоящий в углу комод:

— Под ним люк, два раза в неделю я проверяю, нет ли там посылки. Дорог я там не знаю, поэтому ходить сам не решился бы. Да и в люк-то мне тяжело спускаться.

Лима кивнула:

— Ясно. Когда будешь возвращаться, постарайся не привести хвоста. Но и не озирайся, как будто боишься чего-то. Эту дверь я закрою.

— Конечно. — Старик накинул плащ и вышел, сказав, уже закрывая дверь. — Дробовик лежит под кроватью, в нем семь зарядов.

* * *

Старый собор с обрушенной крышей, купался в лучах послеполуденного солнца. Его израненные стены, уставшие от вечной промозглости, впитывали редкое тепло. Лима стояла посередине собора на небольшой расчищенной от обломков и крупного мусора площадке и смотрела вверх на голубое небо. Здесь она была одна, одетая в доспехи, но без оружия. Воздух был недвижим, вокруг не раздавалось ни звука. В этой тихой безмятежности что-то вызывало у Лимы тревогу.

Ей почудилось движение сзади, она резко оглянулась, но солнце предательски сверкнуло в глаза, на миг ослепив. Прикрыв глаза ладонью, девушка осмотрелась. Рядом ни кого не было, но чувство тревоги не угасало.

Словно прислушиваясь к ее настроению, в собор ворвался порыв холодного ветра, вокруг посерело, небо мгновенно затянули тучи, и первая капля дождя упала Лиме на плечо.

Сверху что-то скрипнуло. Девушка подняла голову.

На балке, подвешенный за запястье одной руки, висел одетый в лохмотья человек. Он был повернут спиной, и она не видела лица. Снова подул ветер, раскачивая подвешенного и слегка разворачивая. Лима подошла ближе. Что-то знакомое было в этом человеке, и чем ближе она подходила, тем сильнее становилось это ощущение. Порыв ветра бросил пыль ей в лицо, она зажмурилась, а когда открыла глаза, то человек уже повернулся к ней — с бледного лица спасенного ею десантника смотрели черные глаза Хозяина.

Лима отпрянула назад, оглянулась в поисках чего-нибудь способного послужить оружием. А когда подняла взгляд, успела увидеть, как менялась фигура подвешенного за руку человека, плечи стали уже, грудь увеличилась, через прореху в рубахе было видно ее налитую округлость. Девушка снова смотрела на саму себя. Лима-двойник оскалилась, веревка, держащая ее, с треском порвалась и, подняв клубы пыли, упала на каменные обломки…

Старьевщик тихонько потряс Лиму за плечо.

Она схватила его за руку, дернула к себе и приставила под подбородок ствол импульсника.

Старик ойкнул и свободной рукой схватился за спину.

— Это я!

Лима зажмурила глаза и снова открыла их, окончательно просыпаясь. Она отпустила старьевщика, а он, закряхтев, выпрямился и потер поясницу.

— Ты же сказала, что запрешь эту дверь?

И в самом деле! Лима собиралась это сделать, но сон захватил ее в свои объятия незаметно быстро, она даже не заперла дверь. Это была непростительная беспечность.

Девушка огляделась.

На кровати по-прежнему спал десантник, старик присел на край у него в ногах.

— Сколько я спала? — спросила она, вставая с кресла, и только сейчас обратила внимание, что была накрыта пледом.

Значит, Нати заходила в комнату, а она этого даже не заметила!

— Меня не было часа три. Я так понимаю, что ты отключилась сразу после того, как я вышел. — Он усмехнулся. — Так что…

Он развел руками — мол, сама догадайся.

Лима потянулась, разминаясь. Три часа сна немного утолили ее усталость. Она подошла к умывальнику, открыла кран и плеснула водой в лицо, вытерлась тряпкой, лежащей рядом.

Старьевщик достал из кармана сверток и протянул девушке.

Лима взяла, нахмурившись.

— Что это?

— Ешь! Такого ты наверняка не пробовала.

Девушка села обратно в кресло и, разорвав вакуумную упаковку на продолговатом темно-коричневом предмете, осторожно откусила. Горьковато-сладкий вкус слегка вязкой субстанции наполнил рот. И почему-то захотелось откусить еще.

Старик со снисходительной улыбкой смотрел, как ела девушка.

— Так что это?

— Обыкновенный шоколад.

— Что?

— Шоколад, — повторил старик. — Сейчас его не найдешь, а раньше привозили с других планет. У нас какао ни в какую не хотело расти.

— Какао?

— Это растение, из плодов которого делают шоколад. — Неожиданно старик погрустнел, воспоминания нахлынули на него. Тряхнув головой, он прогнал их подальше. — Пробовали делать синтезированный, но никто не хотел его есть, тогда как раз была мода на все натуральное и производства быстро закрылись.

— Понятно. А что говорят в городе? — спросила Лима, продолжая жевать.

— Хм… Новостей хоть отбавляй, — начал старик, думая о том, что огромное количество купонов, которое он отдал за этот кусок шоколада, вполне приемлемая плата за то, чтобы увидеть как красивое девичье лицо, всегда жесткое, сосредоточенное и часто нахмуренное, приобретает почти детское выражение. — Слухи распространяются так быстро и в таком количестве, что отследить, где правда, очень трудно. В основном две главных темы — это десант и нападение на банду Моргана. Самое интересное, что о первом рассказывают, как о чем-то совершенно обыденном, а вот про второе… — Он сделал паузу. — Столько домыслов!

Старьевщик хихикнул.

— Я тоже свою руку приложил, но все равно люди уверены, что это сделала Охотница. Хотя никто ничего точно не знает. Раньше про тебя не так много говорили, только время от времени.

— Про меня?

— Ну а кого, по-твоему, Охотницей называют?

Лима съела половину шоколадной плитки, остальное завернула и отложила в сторону.

— Рассказывай дальше. Интересное что-нибудь узнал?

Старик пожевал губу.

— Большинство слухов повторяют твой рассказ, только расходятся в некоторых моментах.

— Например, ты говорила, как кибер рассказал тебе, что Грико убил помощник Моргана Жика. Но большинство считает, что это твоих рук дело. Жика был слишком мелок, а Грико пользовался авторитетом. Хотя среди прислужников все знают, что это сделал Жика, которого в свою очередь уже убила ты. По всему городу рыщут киборги, хватают всех женщин-наемников, не обходится без стычек…

— Это все жутко интересно, но обо всем этом я и сама догадываюсь, по-другому и быть не могло, — перебила Лима. — Ты что-нибудь действительно интересное выяснил.

— Ага, — по всему виду старика было заметно, как он доволен собой.

— Ну? — вздохнула девушка, набираясь терпения.

— Грико был убит на собранном им самим совете, на котором он потребовал у Моргана встречи с Зодчим! — Он выжидающе посмотрел на девушку. — Понимаешь?

— Что именно?

— Просто так нельзя вызвать Зодчего. Для этого должна быть особая причина. Никто не знает, что за причина была у Грико, он не сказал, а потом был убит, но я думаю, такой причиной была та вещь, про которую ты ничего толком не рассказываешь. Но раз ее не было в его комнате, где ты убила Жику, то она должна быть где-то в другом месте.

Он замолчал.

— Хватит играть со мной! — не выдержала Лима.

Старик хитро прищурился и продолжил:

— Последние время Грико был в очень близких отношениях с Черной Птицей.

— А я думала, что Черная Птица — подруга Моргана?

— Уже нет! Она давно с Грико. Они любовники и всегда вместе. Так что вполне возможно, что он спрятал вещь у нее.

Старьевщик смотрел на девушку, ожидая ее реакции. Лима задумалась.

— Ты прав, — сказала она, наконец, — вполне возможно. Что еще можешь рассказать про Птицу?

Он снова улыбнулся, показывая, что ждал этого вопроса.

— С тех пор как Птица ушла к Грико, он и Морган стали непримиримыми врагами. Подталкиваемый Птицей Грико стал стремиться занять место главаря. Ну и как результат — остался без головы. У Птицы есть своя банда, но подчиняется она все равно Моргану и находится под его негласным покровительством, несмотря на то, что открыто выступает против него.

Старик молчал, видимо, рассказав все, что хотел. Но через некоторое время добавил:

— Эту… вещь кроме тебя ищут и прислужники. Причем именно из банды Моргана. Они даже не участвуют в заварушке с инопланетниками. Что это такое, Лима? Что ты нашла в музее? Что-то важное, какой-то артефакт?

Лима потерла подбородок.

— Наверное, ты прав, старик. Если ищут, значит, у Моргана ее нет, и Птица представляется мне хорошим вариантом.

Он ждал, понимая, что, если Лима захочет, то сама скажет, а не захочет — давить все равно бесполезно. И оказался прав.

— Эта вещь… Артефакт, — кивнула Лима, соглашаясь с названием старика. — Я не знаю, что это такое, но как мне кажется, она очень важна. Еще я знаю, что она может очень многое изменить и ни в коем случае не должна попасть к Хозяевам.

— А как там мои ребята, старик? — неожиданно раздался голос позади старьевщика.

Он быстро развернулся, а Лима поднялась с кресла и подошла к кровати.

Капитан приподнялся на локте, скривившись от боли, но ему явно было лучше.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо, спасибо. Я плохо помню, что было, только, как ты вытаскивала меня из бронекостюма. А потом как-то мутно все… Ты меня тащила?

Лима кивнула с серьезным видом.

— Конечно, тащила, — вставил старик, — сам ты как мокрая тряпка мотался у нее на плече. Спрашиваешь, твои как? Да, как… держатся пока. Городские букмекеры принимают ставки на сроки от недели до месяца, сколько они… вы продержитесь.

— И все?

— А что ты хотел?

Десантник не ответил, откинулся на подушки и вздохнул.

— Вы вообще откуда такие умники взялись? — заинтересовался старик.

— С Афродиты.

Глаза старьевщика округлились.

— С этой дыры?!

Капитан кивнул.

— Раньше это была дыра. Сейчас это центр промышленной индустрии, да и вообще всего свободного человечества. — Из уст капитана эти слова звучали не высокопарно, а как-то естественно, почти обыденно. — Хозяева так и не смогли захватить нас. География планеты была на нашей стороне.

— Ага, я помню. Множество вулканических островов с тропическим климатом и один большой материк с нестабильной тектоникой. Население — богатые пенсионеры и влюбленные, возжелавшие уединения на островах. Да еще кучка колонистов, их обслуживающих.

— Ты забыл обязательный для колоний контингент военно-космических сил Федерации. До нашей планеты Хозяева добрались позже всех.

— Ну это понятно! — хмыкнул старик.

— К тому же к нам прибывали беженцы с других планет, — продолжал десантник. — С появлением Хозяев все население перебралось на острова. Во время вторжения на планету они захватили материк и несколько островов наиболее приближенных к нему. Но они были мало населены — большинство жили на архипелагах.

— Скажи, — вступила в разговор Лима, — перед появлением врат были метеоритные дожди или кометы, задевавшие хвостом планету.

— Не знаю. — Десантник покачал головой. — Думаешь, это как-то связано?

Девушка пожала плечами:

— Может быть.

Капитан задумался.

— Нет, кажется, не было ничего такого, на других планетах не знаю. Ребят надо расспросить, у меня в отряде много тех, кому удалось спастись с других планет, только давно это было, не могу утверждать.

— Вот вы высадились на нашей планете, — снова спросил старьевщик, — а как на собственной справились с Хозяевами?

— Нам пришлось уничтожить некоторые острова, чтобы отделиться от большой земли. Противостояние длилось почти восемь лет. Пока наши ученые не изобрели коллапс-поля. И нам удалось заключить в них Врата на материке. Так что они еще там, на планете, но не могут пробиться сквозь стену поля.

— А ты видел Хозяев? — спросила Лима.

— Нет.

— За почти двадцать лет Единения какие-то коллапс-поля! — Старик покачал головой и махнул рукой.

— Нам пришлось поднимать индустрию с нуля. И в одиночку. Остальные семнадцать населенных планет Федерации тоже были постепенно захвачены.

— Как я и думал, — покивал старик, — другие также не остались без внимания.

— Не все планеты были захвачены сразу. Только через некоторое время стало ясно, что это вторжение, и мы ждали, что армия среагирует на это, и начнутся полномасштабные военные действия по освобождению. Но когда мы так и не дождались поддержки военно-космических сил ни с Соломона, ни с Земли, начала проясняться вся глобальность возникшей ситуации. Единственное подкрепление прибыло к нам с Тантала — остатки тамошнего гарнизона и едва начавшей развиваться колонии. Большим плюсом было то, что они смогли эвакуировать большую часть добывающего оборудования.

Капитан видимо утомился — сказав последнюю фразу, он закрыл глаза.

Лима села на край кровати.

— А почему решили к нам прилететь, а не на тот же Тантал?

— Ваша планета была первой. Отсюда все началось. — Десантник помедлил, выбирая слова. — И Советом было принято решение попытаться найти источник.

Лиме почему-то не понравилась сделанная им пауза, но она списала это на его усталость и слабость. Старик поднялся:

— Пойду посмотрю, чего там Нати без меня накомандовала. А найти источник — это хорошо, пытайтесь, пытайтесь. Может, что и получится.

Он был полон скепсиса.

— Постой! — остановила его Лима и улыбнулась: — Ты, конечно, знаешь, где располагается логово Птицы?

— Ну еще бы! — хитро подмигнул ей старьевщик и вышел.

* * *

Морган вертел в пальцах кристалл сна, решая, использовать его или нет.

Настроения не было, почти целый день прошел, а поиски девчонки и этой долбаной вещи не дали результатов. Отправленные им группы не приносили ничего, кроме глупых слухов, один нелепее другого.

В комнату вошел Кадир.

Главарь вопросительно поднял на него взгляд.

— К тебе пришли.

Морган нахмурился:

— Кто?

Кадир, как обычно, помялся, прежде чем ответить:

— Ну эта… в общем он в… там, в зале ждет.

Кислая мина на глупой роже нового помощника говорила лучше его языка.

— Зодчий?

Он кивнул.

Морган опустил голову. Что ему еще надо, или уже пришел выполнять свое обещание?

Помощник все еще стоял в дверях.

— Что-то еще?

— Нет, — пожал он плечами.

— Тогда займись делом! — рявкнул главарь. — Чтобы никто не вздумал спать сегодня! Ищите девку. Если кто бездельничать будет — шкуру спущу!

Кадир быстро вышел с удрученным видом.

Хоть Морган и поручил искать таинственную вещь для Зодчего и эту Охотницу разным группам, он был уверен, что они окажутся в одном месте. Главарь покатал кристалл сна между пальцами, уронил его на пол и раскрошил, наступив носком ботинка. Потом поднялся и направился к ожидавшему Зодчему.

Шагая по коридору, главарь думал, что, если тот пришел забрать его в свои поганые мастерские, то он сделает все, чтобы это не было легко.

Зайдя в зал, Морган сразу увидел незваного гостя, сидящего на троне. Небольшая фигура в блестящей накидке терялась на его фоне.

Главарь подошел и встал перед ним.

— Нет, — вместо приветствия сказал Зодчий, как будто прочитав его мысли. Но Морган знал, что при всех его сверхъестественных способностях это ему не под силу.

Главарь сделал непонимающий вид.

— Нет, — повторил Зодчий, — мы не за тобой, можешь пока расслабиться.

Морган кивнул, показывая, что впечатлен его проницательностью.

— Сейчас у нас другие планы. Мы совершили ошибку, переоценив твои возможности и одновременно недооценив силы, с которыми тебе пришлось столкнуться. Поэтому мы сейчас здесь.

Морган развел руками.

— Я делаю что могу.

— Мы знаем, — благосклонно кивнул Зодчий.

Морган всем своим видом спрашивал «Что же ты тогда тут делаешь?», но вслух не произнес.

— Этого недостаточно, — продолжил коротышка, слезая с трона. — Мы сами поможем тебе. Ты с ней не справишься.

Главарь понял про кого он говорил, но все равно спросил:

— С кем?

— С той, которую вы называете Охотницей. Ты же столкнулся с ней, не так ли?

— Так. Ну и что? — ответил он с независимым видом. Самолюбие главаря было задето. — Я не ожидал, что она нападет на меня, к тому же …

— Даже если бы ты ожидал, это ничего не изменило, — перебил его коротышка.

— Я так не думаю.

Но зодчему было безразлично его мнение.

— Опиши мне ее, как она выглядит, — сказал он.

Морган задумался.

— Выше среднего роста, каштановые волосы, ярко-голубые глаза. — Он пожал плечами, неуверенно жестикулируя пальцами. — Впрочем, я толком ее не видел. Можно других спросить, кто с ней сталкивался. Я запомнил только, что у нее было странное оружие, вроде короткого копья с широким длинным лезвием. И очень острое, если судить по ране в груди моего помощника.

— Она тебе понравилась, не так ли?

— Она отличный боец, — невозмутимо ответил главарь. — Неплохо было бы иметь такого на своей стороне.

Про себя он выругался. Эти уроды считали себя знатоками человеческих чувств и эмоций. Ошибались они, надо отдать должное, редко.

Зодчий прошел по залу.

— Ты снарядил отряды для ее поиска?

— Да.

— Собери их. Пусть они расскажут все, что смогли узнать, потом мы возьмем десять человек. Ты лучше знаешь своих людей, поэтому отберешь их для нас, нужны самые способные. Мы найдем ее.

— Что? — изумился Морган.

Зодчий, кажется, сам собрался выходить на охоту?!

— Если она достанет вещь раньше нас, то непременно захочет ее спрятать, увезти подальше. Нельзя допустить, чтобы это произошло!

— Хорошо, я отзову людей.

— Сделай это немедленно.

Голос Зодчего был спокойный, ровный, но Морган знал, что это приказ и исполнять его надо немедленно.

Он фыркнул, развернулся, вышел из зала и отправился на поиски кого-нибудь из своих людей. Главарь злился из-за того, что рядом никого не было и ему самому приходилось быть на побегушках, как молодому новичку. И, как назло, здание словно вымерло. Коридоры были пусты, на встречу никто не попался, а этот бестолочь Кадир сейчас выполнял его поручения.

Наконец он увидел одного. Его звали Крит. «Дурацкое имя» — подумал Морган.

— Эй, Крит, иди сюда.

Киборг приковылял к нему, с кислым выражением лица.

— Да, босс?

— Скажи всем, кто работает по девке, чтобы собрались в главном зале. Разыщи все отряды, ушедшие в город.

— Как я смогу? — Киборг вылупил глаза. — Где мне их искать-то?

Морган не стал злиться или кричать на тупоголового подчиненного, он просто сказал:

— Если их не будет здесь через час, я выпотрошу всех неявившихся, а начну с тебя.

— Всех? — переспросил киборг со странным видом.

— Не вздумай сводить счеты! — понял его мысли главарь. — Мне нужны ВСЕ! Их Зодчий хочет видеть.

Киборг удрученно нахмурился, как будто нарушились какие-то его планы.

— Ладно, — протянул он. — Я постараюсь.

— Конечно, постараешься, потому что я передумал! — оскалился главарь. — Если ты не выполнишь поручения, я просто отдам тебя Зодчему и попрошу подольше помучить. Понял меня, тупица?

Киборг испугано закивал.

— А теперь пошел! Живо! — Морган пихнул его, а сам, ругаясь себе под нос, направился назад в главный зал.

— Через час все будут здесь, — отчитался он, снова стоя перед Зодчим.

— Хорошо.

Больше коротышка не произнес не слова. Главарь немного постоял, переминаясь с ноги на ногу, ожидая продолжения разговора, но его так и не последовало.

«Этой сволочи нравится унижать меня!» — думал Морган. Злость кипела у него внутри, но он старался, чтобы его чувства не отразились на лице. Он отошел к стене и с недовольным видом встал около нее — его кресло было опять занято.

«Как же так получилось, что горстка каких-то пришельцев смогла поработить миллиарды людей? — задумался главарь. — Их ведь на самом-то деле совсем немного, этих Зодчих, а Хозяев еще меньше. И все равно они победили, и очень быстро. Хотя их армии состояли из таких же людей, только уже „обращенных“, так сказать, в новую веру или переделанных».

Раньше у него не возникало таких мыслей. Сначала шла война, потом Морган пытался выжить в новых условиях, поэтому и стал служить пришельцам. Но сейчас, когда был относительный мир, подобное все чаще приходило ему в голову. Он видел, как медленно, почти незаметно, угасало человечество. Он судил только по своей планете, но не сомневался, что аналогичное положение и на других освоенных мирах. Связи с ними не было, только иногда Зодчий выдавал в разговорах маленькие обрывки сведений.

До сих пор для Моргана оставались загадкой способы межзвездного перемещения пришельцев. Они не строили своих космических кораблей и не использовали захваченные. Даже наоборот, любые перелеты были запрещены, планетарный флот уничтожен, перемещения на поверхности были возможны только на малых транспортных средствах с гравитационным приводом и только днем. Отступления от установленных законов строго карались.

У Моргана складывалось такое впечатление, что Хозяева разрешали лишь необходимый минимум, чтобы люди не вымерли, но в то же время и жить тоже не давали.

Главарь бросил взгляд па неподвижно сидящего Зодчего — ни малейшего движения, только накидка слабо шевелится от сквозняка.

Прошло немного времени и начали подтягиваться первые группы. Страх добавил посыльному сообразительности, и он, пользуясь тем, что у него особое поручение, приказывал отсылать по одному бойцу из каждой группы на опеки других.

Так что все прибыли даже гораздо раньше, чем велел Морган.

Обегая взглядом пришедших, он мысленно выбирал тех, кого отправит с Зодчим.

Самых сообразительных он не собирался отдавать, они ему самому пригодятся. Приходилось думать, кем можно пожертвовать, чтобы не сильно ослаблять свою позицию и чтобы Зодчий остался доволен.

Тот тем временем как будто ожил, начал опрашивать каждого, терпеливо слушая, что ему рассказывают.

Морган стоял поодаль и смотрел, как его подчиненные вчитываются перед сидящим в его кресле коротышке. Зодчий собирал все сведения: слухи, домыслы, кто и где видел Охотницу в последнее время, в общем все!

Главарь не сомневался, что тот сумеет вычленить среди всего этого мусора те несколько фактов, которые приведут его к ней, но почему-то не верил, что Зодчий сможет ее поймать.

Не так все просто! В этой ситуации нужно не бросаться сломя голову на поиски, а набраться терпения и подождать, пока она не появится сама. В том, что это произойдет, Морган был уверен — раз началась такая заварушка с ее участием, то этот «персонаж» обязательно должен сыграть еще пару «актов» в этой «пьесе». Вот тогда можно пускаться вдогонку, загонять как зверя на охоте, устраивать засады и ловушки. Можно будет просчитывать ее и свои ходы.

Прошло больше часа, пока Зодчий переговорил со всеми. Потом он повернулся к главарю:

— Кто идет с нами?

Морган поморщился, эта отвратительная привычка называть себя во множественном числе на мгновение сбила его с толку.

— Так! Джонс, Заводила, Перископ. — Он указывал на каждого пальцем. Не особенно сильные киборги, но и не из слабых. Они смотрели на главаря слегка испуганно, они же не знали, зачем и куда забирает их Зодчий. — Лекс, Джамиль, Штопор — это откровенные слабачки.

Среди киборгов начался тихий ропот — они были напуганы. Не обращая на них внимания, Морган перевел взгляд дальше.

Сейчас было трудно; следующий, кого он собирался назвать, был киборг, которого звали Холод. Как бы ни хотелось оставить его при себе, но все же придется им пожертвовать, иначе Зодчий заподозрит, что он отобрал для него не самых лучших, а Холода он знает. Не раз тому приходилось выполнять ответственные поручения, и Зодчий был свидетелем его исполнительности и сообразительности.

— Холод, — голос главаря был ровный, без эмоций, — бери близнецов и их подружку Тину, возглавишь отряд сопровождения.

Всех четверых он отдавал скрепя сердце. Близнецы — брат и сестра, которых все так и звали Брат и Сестра, тоже были неплохими бойцами, особенно когда работали в паре, а еще лучше втроем с Тиной, лысой девицей, с повадками дикой кошки. Они всегда были вместе, даже в постели.

Но деваться было некуда.

— Отправляетесь с… — начал объяснять Морган, но Зодчий перебил его, соскочив с трона и направившись к выходу.

— Все названные — за нами! — крикнул он и покинул зал.

Киборги стояли в нерешительности и смотрели на главаря.

— Ну что стоите, приказа не слышали? — рявкнул он. — Или вам жить расхотелось? Пошли!

Новоявленный отряд телохранителей сорвался с места и понесся следом за Зодчим.

Несколько минут в зале царила тишина, Морган прошел и занял, наконец, свое место в кресле. Потом киборги подняли гвалт, обсуждая произошедшее.

Главарь молчал, погруженный в свои мысли, потом, словно очнувшись, поднялся и, перекрывая шум, гаркнул:

— Тихо!

Его голос эхом унесся под потолок.

Все довольно шустро заткнулись и повернулись к нему.

— Чего разгалделись? У вас дел нет? Быстро за работу! Прежние приказы никто не отменял!

Киборги разошлись молча, бросая на главаря косые взгляды.

Оставшись один, Морган витиевато выругался — этот Зодчий специально подрывал его авторитет, наверное, что бы он не расслаблялся. Хотя он и так всегда был настороже.

* * *

Лима тихо выскользнула из комнаты, стараясь не потревожить капитана.

Старик вместе с Нати устанавливали на полки всякую утварь. Он держал лампу, а девочка расставляла предметы.

— Осторожнее. Ты что, не видишь куда ставишь? — ругался он.

— Вижу, — безропотно отвечала девочка, даже не оборачиваясь на старика.

Старьевщик краем глаза заметил Лиму.

— Ты куда? — удивленно спросил он, опуская лампу.

— К себе зайду. Заберу кое-что.

Старьевщик кивнул:

— Только будь осторожнее, ты такой переполох подняла, что прислужники спят и видят, как тебя поймают.

Девушка улыбнулась такой заботе.

— Хорошо. Буду.

Она перебросила через плечо кожаный ремень с чехлом для копья, укрепила его и устроила оружие поудобнее на спине.

— Я пошла, — сказала девушка, — часа за три думаю, обернусь.

— Постучишь тогда так: три, два, один. — Он отстучал условный сигнал пальцами по стеклу лампы. — Я отвечу так же, если все нормально. Иди закрой дверь, — сказал он Нати.

— Ладно. — Лима была уже в коридоре, сзади ее догоняла девочка-клон.

Как только за охотницей закрылась дверь, внутри быстро защелкали замки.

Прошло больше суток с того момента, когда она решила выйти на «прогулку». Казалось, что все осталось, как и прежде, но, тем не менее, мир вокруг неуловимо изменился. В воздухе чувствовался тонкий запах дыма, к обычным ночным звукам добавились новые, едва различимые, но привносящие суету и тревожность в атмосферу, огней стало намного больше. Все вместе это меняло привычные ощущения от ночного города.

Сначала она решила направиться к Кузнецу. Осмотревшись, девушка вышла из тени и пошла совсем в другую сторону. Она посчитала не лишним сделать крюк, вместо того чтобы идти напрямую. Поэтому дорога заняла у нее довольно много времени.

Первые ощущения, возникшие, когда она вышла из лавки старьевщика не обманули ее.

Город действительно изменился. Повсюду сновали мелкие отряды киборгов, иногда девушка была свидетельницей быстротечных стычек между отрядами различных группировок.

У полуживых тоже была повышенная активность. Охотнице составило немало труда, чтобы ни на одного из них не нарваться. Этой ночью зомби было больше чем обычно. Они нападали на проходящих мимо киборгов, которые довольно быстро с ними расправлялись.

Добравшись, наконец, до кузницы, Лима постучала в кованую дверь. Сразу открылась амбразура на уровне ее груди, и в девушку нацелился ствол импульсника.

— Пошел вон, если хочешь жить!

— Это Лима, мне нужны доспехи.

Амбразура захлопнулась.

Прошло достаточно времени, чтобы дать ей понять, что она явилась не вовремя, но Лима не собиралась уходить.

Только она собралась постучать еще раз, как дверь бесшумно отворилась.

В проеме стоял Владислав — помощник и ученик Кузнеца. Высокий здоровый парень с черной бородой и серыми пронзительными глазами, крепкого сложения и от природы обладающий огромной силой. Девушка знала, что он ее недолюбливает, хотя даже не догадывалась, чем это могло быть вызвано. Но с его учителем у нее были очень хорошие отношения, поэтому помощник не мог ее не пустить.

Он хмуро разглядывал девушку, потом отошел в сторону, пропуская ее внутрь.

Лима зашла в темную прихожую. Пахло каленым железом и горелым пластиком.

Оставив Лиму стоять, Влад ушел в соседнеепомещение, где находилась мастерская, в ней Кузнец доводил свои доспехи до ума, делал крепления, проверял на прочность, накладывал узоры, если таковые заказывали. Через несколько секунд оттуда донесся голос.

— Проходи, располагайся, — пробасил Кузнец, — я сейчас.

Сама кузня была дальше за мастерской, у девушки создавалось такое впечатление, что она работала постоянно и днем, и ночью, не переставая. Сколько раз она заходила сюда, и в любое время дня и ночи шла работа.

Лима присмотрела себе табурет недалеко от входа и присела.

Пока кузнец заканчивал свои дела, она огляделась. Всюду, на стенах, на полу, на полках, были развешены и разложены разнообразные доспехи. Пластик перемешивался в них с углекевларом, некоторые комплекты были украшены затейливым узором. Тут же было разнообразное холодное оружие, от топоров до наборов метательных ножей.

В комнате появился Кузнец. Прихрамывая, он подошел к Лиме.

— Ну, здравствуй, девочка. — Он протянул ей широченную мозолистую ладонь, в которой рука Лимы казалась детской, и улыбнулся сквозь седую бороду. Потом прошел к табурету напротив и тяжело присел.

У него была ампутирована правая нога выше стопы, но он ни в какую не хотел имплантировать себе киберпротез и уже много лет ходил на обычном. На руках не хватало пальцев, на левой — двух, на правой — одного. Одет он был в обычную рубаху, брезентовые брюки и такой же фартук.

— Ну давай сначала посмотрим твою одежку, — сказал он, — а после уж и поговорим. Сымай железки.

Лима расстегнула доспехи и, сняв, передала их Кузнецу.

— Что это за барахло? — брезгливо поморщился он. — А мои где?

Лима развела руками.

— Затем к тебе и пришла.

Кузнец недовольно покачал головой,

— Вечно так, стараешься, делаешь, а в итоге все равно все на свалку. Хоть помогли?

— Очень. И даже не раз. Если бы не твои доспехи, я бы сейчас тут не сидела.

Бородач довольно сощурил глаза. Еще немного повертел амуницию в руках и позвал помощника:

— Влад!

Когда тот пришел, кузнец сунул ему в руки «железки» и сказал:

— Посмотри, стоит ли с ними возиться? Если нет, то отправь сразу на переплавку.

Помощник кивнул и скрылся за дверью мастерской, потом хлопнула дверь в кузню и через некоторое время оттуда послышались глухие удары молота.

— Я тебя ждал завтра или послезавтра.

— Хочешь сказать, что ничего для меня нет?

— Как же нет, есть!

— Давай тогда посмотрим, что тянуть-то.

— Какая ты нетерпеливая! Лучше расскажи, что ты про десант, прошлой ночью упавший, слышала. Говорят, броня на них очень даже неплохая. Лазер ее не берет.

— Неплохая, — подтвердила Лима.

— Ты видела? — У Кузнеца заинтересованно заблестели глаза.

Девушка кивнула.

— Когда?

— Прошлым утром.

— Опробовала? — Он взглядом указал на ее копье, которое она поставила рядом с собой, когда садилась.

— Нет. — Она улыбнулась, видя досадливое выражение на его лице.

— Жаль. Ну, на «нет» и суда нет. — Кузнец хлопнул себя по коленям. — Ты как, вес не набрала?

— Вряд ли, — усмехнулась девушка.

— Значит, размер тот же, — пробормотал он, поднимаясь, — хорошо.

Прошел назад в мастерскую и загремел там железом.

— Купоны доставать? — крикнула Лима.

— А?

— Купоны?

— Нет, не надо, у меня нет нового сплава, так что пока все бесплатно.

У них был договор, что если Кузнец создаст такую броню, которую Лима не сможет разрубить своим копьем, тогда она будет платить за товар, который возьмет.

Каждый раз к ее приходу он старался сделать что-нибудь новое, а Лима испытывала его изобретение.

Для кузнеца это было хобби. Профессиональное увлечение. Его эксперименты с видами закалки материала различной твердостью и вязкостью приносили свои плоды, и броня, созданная Кузнецом, считалась одной из лучших. Но все равно пока ни одна не смогла выдержать удара Охотницы.

— Давай помогу надеть, а то ночка неспокойная, — сказал Кузнец, занося доспехи.

Лима поднялась.

— Не надо, я и сама справлюсь.

Она брала по одной детали из рук Кузнеца и быстро облачалась.

— Мне пора, — сказала девушка.

— Ну, ступай. И раньше чем через неделю постарайся не приходить!

— Хорошо, постараюсь, — улыбнулась Лима.

Она развернулась и направилась к двери.

— Скажи, а это не ты случайно помогла разворошить весь этот улей? — спросил вдогонку Кузнец.

Лима не остановилась и не оглянулась, только пожала плечами.

Кузнец кивнул сам себе.

— Я чувствовал, что десант — это только одна из причин всего этого переполоха, — пробормотал он.

Девушка вышла на улицу и захлопнула за собой дверь. Теперь можно наведаться и к себе в «апартаменты».

Одетая в новенькие доспехи, сделанные лучшим мастером, Лима чувствовала себя намного увереннее, хотя понимала, что это лишь чисто психологический фактор. Броня, сделанная Кузнецом, гораздо надежнее любой другой, но если начнется серьезная заварушка, то и она не спасет. Луч лазера или вибронож пробьют ее с такой же легкостью.

До ее дома было уже недалеко. Присматривая себе жилище, она выбирала малонаселенный район, поэтому даже сегодня, когда в других районах царила суета, тут было тихо. Большинство зданий были в разрушенном состоянии или близки к этому. Внутри некоторых было опасно находиться из-за возможности их обрушения.

Лима обогнула очередные развалины и вышла к соседнему от ее жилья зданию.

Затаилась в тени, несколько минут не двигалась, присматриваясь. Потом пересекла улицу и вошла в дом.

Вокруг стояла тишина. Еле слышно поскрипывали под ногами каменные крошки, ветер гудел, гуляя по пустым помещениям.

Девушка шла по второму этажу.

«Где-то наверху сейчас должен спать парень — сосед, если он, конечно, вернулся домой», — подумала она

Внезапно Лима замерла, почувствовав на себе чей-то взгляд. Она быстро пробежала глазами по комнате и в куче хлама у стены заметила направленный на нее ствол лазерного разрядника.

Девушка начала медленно разворачиваться, перемещая оружие для атаки. Дергаться не имело смысла — укрыться тут все равно было негде, а если в нее не выстрелили сразу, значит, на то была причина. Плевать какая, раз она давала шанс.

Лима напряженно всматривалась и, наконец, уловила взгляд держащего ее на прицеле человека.

— Кто ты? — спросила девушка, готовая в любой момент начать действовать, обороняться или нападать.

Человек ответил не сразу. Через некоторое время он привстал и приложил палец к губам, призывая к тишине. Его лицо и шея были намазаны мимикрирующим кремом, почти сливаясь с окружающим. Выдавали только глаза, странно выглядящие подвешенными в воздухе.

Лиме происходящее начало казаться забавным.

Он поднялся и вышел из своего укрытия.

— Не ходи туда, — негромко сказал он.

Голос был молодой, сам парень был высокий и широкоплечий. Одежда на нем была темно-серого цвета, с пыльными пятнами, хорошо маскирующими его на фоне каменных обломков.

— Почему? — насторожилась девушка.

Он сделал шаг в ее сторону, Лима подняла копье, направив острие на него. Парень остановился и, держась на расстоянии, обошел ее. Потом махнул головой, приглашая за собой в сторону от ее квартиры.

Он не спеша, повел ее, иногда оглядываясь, чтобы удостовериться, что девушка идет за ним. Окольными путями они добрались до той стороны дома, которая выходила окнами на здание, где жила Лима.

Парень встал в углу, сложив руки на груди, выглянул в проем, потом посмотрел на девушку и снова качнул головой, подзывая к себе.

Лима подошла к соседнему окну, не спуская с парня глаз, бросила быстрый взгляд в сторону, куда указывал ее таинственный проводник.

Внизу на бетонной плите, выделяясь на ее фоне черными пятнами, лежал расчлененный труп.

Лима снова перевела взгляд на парня.

Он отошел в глубь помещения, махнув ей рукой. Девушка еще раз посмотрела вниз и пошла за ним.

— Узнала своего сторожа? — спросил он, имея в виду полуживого.

— Нет, конечно, но догадалась, что это он. Кто его так?

— Они пришли около часа назад. Киборги, штук десять.

— Это понятно. Ну а ты кто? — догнала она парня. — И что тут делаешь?

— Меня зовут Ассем. Можно просто Ас. Я живу тут. — Он, улыбаясь, посмотрел на нее, сверкнув зубами. — На двадцать втором этаже.

Лима тоже улыбнулась. Значит, это — сосед. Интересно, она ведь о нем только что вспоминала.

— Я сидел у окна, ну… — Парень засмущался, видя ее улыбку. — Ну да, да, я сидел у окна, ждал, когда ты придешь. А вместо тебя приперлись эти и с ними какой-то коротышка в черной накидке. Кстати, он, похоже, ими командовал.

Лима встревожилась.

— Ты говоришь, что с ними был Зодчий?

— Зодчий?! — Казалось, парень был по-настоящему испуган.

— А ты что, не догадался?

Он отрицательно помотал головой.

— Ну какой еще коротышка в черной накидке, по-твоему, может командовать киборгами?

— Значит, мне назад точно нельзя, — досадливо сказал Ас. — Мне показалось, что меня заметили, когда я смотрел в окно. Я сразу дал деру, а потом услышал, как кто-то поднимается. Думал, что это они меня сзади обошли.

— Ты прав, если тебя заметили, назад тебе нельзя. И оставаться здесь тоже.

— А что ты за птица такая, что к тебе сам Зодчий в гости заходит?

— Не твоего ума дело! — остудила его любопытство Лима.

— Ладно, ладно, я так просто спросил. — Казалось, он немного обиделся.

Они подошли к лестнице.

— Спасибо, что предупредил, Ас, — сказала девушка. — Я не забуду, что ты помог мне и, если появится возможность, отвечу тем же.

— Ты уходишь?

— Конечно, что тут делать? Ждать, пока они захотят проверить, что может им рассказать паренек, живущий напротив?

— Меня не так-то легко взять, — хмыкнул парень.

— Десятерым-то киборгам? — Лима недоверчиво приподняла брови.

— В любом случае, я ничего им не скажу, — сказал Ас.

— Зодчему ты расскажешь все, даже то, о чем и не думал, что знаешь это.

— Я…

— Т-ш-ш! — Лима внезапно закрыла ему рот ладонью, оттащила в сторону и сама прижалась к стене.

Ас быстро встал рядом с ней.

Снаружи раздавался шум шагов, через несколько секунд в дверном проеме появилась высокая фигура. Позади нее еще одна.

Киборги, не скрываясь, вошли в подъезд и начали подниматься по ступеням.

— Слышь, Перископ? Какой он сказал этаж? — спросил один из них.

— Тот, что напротив, — нехотя ответил тот.

— А это какой?

— А какой этаж напротив двадцать второго?

— Какой? — наивно переспросил киборг.

— Лекс! Ты лучше не зли меня! — огрызнулся Перископ.

— А чего не зли-то? — киборг скривил морду. — Трудно ответить что ли?

Они прошли мимо закоулка, где в темноте прятались Лима и Ас. Она взялась за рукоятку копья. Но киборги двигались дальше, не заметив их.

— Зачем я буду тебе говорить? Ты же хвалился, что новый проц в башку впаял. Ты теперь умнее меня, — продолжал говорить Перископ.

— Да ты завидуешь! — торжествующе объявил Лекс. Второй киборг шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Перестань орать! Распугаешь всех, тогда Зодчий нам точно что-нибудь перепаяет, и без наркоза!

Они поднимались все выше, голоса постепенно удалялись, и когда их совсем не стало слышно, Лима выскользнула из своего укрытия и вышла из дома, придерживаясь тени.

Ас юркнул за ней. Она отметила, что парень неплохо двигается, почти так же легко и бесшумно, как она.

Они пересекли улицу и вбежали в полуразрушенное здание рядом.

— Теперь прощай, Ас, — сказала девушка. — Еще раз спасибо.

— Прощай, — ответил парень с таким видом будто хотел что-то сказать, но не решался.

Она повернулась и быстрым шагом направилась в глубь здания. Голова ее была занята другим.

Зачем самому Зодчему выходить на ее поиски? Неужели она была права насчет вещи, и она настолько важна, что один из них решил устроить на нее охоту. В том, что наверху ее ждал именно Зодчий, Лима ни секунды не сомневалась. Тем более что разговор киборгов подтвердил слова ее соседа, так удачно поселившегося напротив. Еще она была уверена в том, что вещь пока не нашли. Иначе зачем устраивать засаду в ее жилище? Вряд ли причиной было то, что она напала на банду Моргана. Или что убивала киборгов.

Она делала это уже несколько лет, правда, не так открыто и не в таких количествах, но все же. Наверное, она все-таки права и вещь — исключительно важна. Непременно надо будет наведаться к Черной Птице!

Ее размышления оборвал раздавшийся вдалеке вой, — похоже, тот самый, что она слышала прошлой ночью.

Лима уже ушла из дома, в котором попрощалась с Асом, и находилась сейчас в следующем здании. Тут можно было забраться повыше и попробовать определить, откуда он раздается.

Она поднялась на восьмой этаж, дальше лестничный пролет был обвален. Лима пошла по этажу в поисках другого пути. И внезапно пол у нее под ногами задрожал. Раздался громкий хруст и скрежет. Плита резко осела, Лима упала, вскрикнув от неожиданности.

А дом продолжал рушиться, часть стены отвалилась наружу, поврежденные перекрытия не выдерживали, плита, на которой лежала девушка, раскололась и поехала вниз, по наклонной, прямо туда, где в стене зияла большая дыра. Охотница заскользила по бетону, ухватилась руками за дверной косяк и повисла. Быстро оглянулась, поискав глазами, за что можно уцепиться. Плита ударилась о край пролома, Лиму подбросило, но это было ей только на руку, она подтянула под себя ноги, толкнулась в момент удара и ухватилась за торчавшую из пролома арматуру.

Съехавшая плита завалилась набок и грохнулась вниз, вызвав цепную реакцию. Под ее тяжестью перекрытие ниже подломилось, с хрустом откололось, и уже две плиты полетели дальше. Они остановились только тогда, когда достигли первого этажа.

Лима висела, цепляясь за арматуру, а под ней была наполненная пылью пустота. Она никуда не могла дотянуться, даже если бы раскачалась на прутке и прыгнула, то все равно не достала бы.

Более глупой ситуации она не могла себе даже представить.

Перебирая руками, девушка приблизилась к сколу стены, из которой торчал прут, спасший ее. Она попыталась найти ногами опору. Ей это удалось, Лима постепенно сдвинулась вплотную к стене и прижалась спиной к сколу, упершись ногами в выступ.

По обеим сторонам от нее была пустота. Девушка отдышалась и стала искать пусть к спасению.

Она начала спускаться, цепляясь за малейшие трещины, прижимаясь к стене всем телом. Лима не торопилась, тщательно искала опору для ног и щели, куда можно было бы просунуть пальцы.

Добравшись до проема окна, она отдохнула. И только собралась продолжить спуск, как рядом с ней впился в стену багровый луч. Она опустила взгляд. Внизу стояли два киборга. Один навел на нее ствол лазерного разрядника.

— Оставайся в гнезде, птичка! — сказал он.

Это были те, кто должен был найти Аса. Наверное, они услышали шум обвала, и пришли проверить.

Лима выругалась сквозь зубы. И дернуло же ее вернуться к себе.

— Лекс, побудь здесь, пока я поднимусь, — сказал киборг, не сводя с нее ствола разрядника.

Он побежал наверх, когда оказался напротив Охотницы, позвал товарища.

— Кажется, нам сегодня повезло.

— Ага, только как мы ее оттуда достанем.

— Вопрос конечно интересный.

Тут Лима увидела, как внизу мелькнул темный силуэт. Она узнала в нем своего соседа.

Она решила привлечь их внимание на себя.

— Эй, ты, Лекс, кажется?

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Какая разница, ты все равно не поймешь! Ты настолько тупой, что только твой новый процессор может научить тебя снимать штаны, прежде чем ты начнешь гадить.

Второй киборг хохотнул.

— Она и правда тебя знает, — подначил он.

— Заткнись, сучка! — обозлился Лекс. — Сшиби ее вниз, пусть полетает!

Перископ убрал разрядник за спину.

— Не дури, — сказал он рассудительно, — Зодчий велел ее живой брать.

— Скажем, что сама сорвалась!

— Все! Остынь! Иди, лучше, за остальными сходи. Я пока ее покараулю.

Лима увидела, как Ас появился за их спинами и спрятался за стеной.

— Ладно, — ответил Лекс. — Слышишь, сейчас сюда Зодчий придет, — сказал он Лиме, — тогда посмотрим, кто из нас тупой!

Он плюнул в ее сторону, развернулся и пошел. Едва киборг скрылся в проеме, как за ним неслышной тенью скользнул Ас.

Послышался шум драки, потом короткий вскрик киборга Перископ ринулся на шум, доставая на ходу оружие, но из темноты его встретила очередь лазерных лучей, отбросив назад.

Из проема появился сосед Лимы.

— Вот тварь! — выругался он, держась за руку. — Этот гад меня укусил!

— Ас! — радостно воскликнула девушка.

— Как тебя угораздило туда попасть?

— Случайно.

— Понятно. Как бы тебе побыстрее оттуда спуститься?

— Нужна веревка.

— Где взять?!

Ас развел руками.

— Раздень киборгов, — сказала Лима.

— Зачем?

— Сделаешь веревку из их одежды.

— Точно! Сейчас!

Он бросился снимать с мертвых одежду. Рубаха Перископа была прожжена лучами лазера и ее нельзя было использовать. Тогда Ас разделся сам, оставшись в трусах. Он связал трое штанов, две рубахи, скрученные жгутами, в импровизированный канат. К одному концу привязал камень и приготовился кидать.

— Целься лучше, а то побежишь вниз, — предупредила Лима.

Ей удалось поймать самодельную веревку с первого же броска.

Охотница достала из-за спины копье, привязала конец веревки к нему, свесилась вниз и воткнула оружие в стену, спустилась на него, потом слезла по веревке до следующего оконного проема, с силой дернула веревку вниз, выдергивая копье. Подтянула его, снова воткнула и снова спустилась.

Ас достал из разрядника киборга обойму и побежал вниз. Там он ждал, пока девушка доберется до земли.

Потом отвязал свои вещи и оделся.

— Опять ты выручаешь меня, — сказала Лима, глядя на парня.

— Так получилось. — Он улыбнулся.

— Куда ты теперь?

— Не знаю пока. Да найду, не беспокойся. — Ас махнул рукой. — Завтра утром начну искать новое жилье. Благо его много.

— Знаешь что, пошли со мной, — неожиданно даже для самой себя сказала она.

Парень немного помолчал, рассовывая по карманам боеприпасы, которые забрал у киборга.

— Ты уверена? — спросил он. Лима кивнула.

— Я не буду отказываться, — согласился Ас.

Вместе они направились к старьевщику. По пути они почти не разговаривали.

Постучав, как договаривались, Лима отошла в сторону. Прежде чем открыть, старик так же отстучал условный сигнал. И как бы это смешно ни выглядело со стороны, для них это обозначало безопасность.

Старьевщик пропустил их внутрь.

Пройдя в лавку, Лима представила своего спутника.

— Знакомься, это — Ас.

— Где ты их находишь? — заворчал старик, неприязненно разглядывая парня. — А что у тебя с лицом? Зараза какая?

Ас обеспокоенно провел по щеке пальцами, на них остался мимикрирующий крем. Он заулыбался.

— Это… — начал он, протягивая старику руку, чтобы показать.

— Вижу, не слепой. Нечего ко мне свои конечности тянуть.

— Ты, наверное, раньше в больнице работал?

— С чего ты решил?

— Такой добрый, прямо сестра милосердия!

Старьевщик зло посмотрел на него, потом на Лиму:

— Он мне не нравится.

— Ну и хорошо, а то я уже начала проявлять беспокойство по поводу твоих пристрастий, — сказала она, потом отвернулась и прошла в жилую комнату.

Старик пошел за ней.

— А ты стой здесь! — обернулся он к Асу, собравшемуся идти следом.

— Руками ничего не трогать? Да?

Старьевщик недовольно глянул на него:

— Трогай, но если сломаешь — купишь.

— Обязательно! — Парень покивал, выпятив губы. Развернулся и начал осматривать товар в лавке.

Старьевщик пошел следом за Лимой. Взял ее за руку и громко, возмущенно зашептал:

— Тебя по голове не слишком сильно ударили? Зачем ты его привела? Ты же его не знаешь совсем!

— Успокойся, старик, он жил напротив меня три недели и ничем мне не навредил, а сегодня жизнь спас.

Он хмуро смотрел на нее.

— Смотри, как знаешь! Я тебя предупредил!

— Спасибо, я тебя поняла.

— Ты, как ребенок, который несет в дом все, что найдет на улице, — ворчал он, — и вообще, ночью порядочные люди спят, а не шастают неведомо где!

— Как он? — спросила Лима, показав взглядом на десантника.

— Завтра будет как новенький, — ответил старик.

— Хорошо.

Они снова вошли в лавку и остановились на пороге.

Ас сидел на полу, прислонив голову к стойке с товаром, разрядник лежал на коленях, а сам он, тихо посапывая, спал.

Старик вздохнул, покачал головой, но ничего не сказал.

Девочка-клон быстро подошла и подложила парню под голову подушку.

* * *

Утром Аса разбудил старик, пнув ногой под зад.

— А! — встрепенулся парень. — Ты чего? Совсем мозги в труху превратились?! Я ведь и пальнуть могу.

— Из чего? — злорадно заулыбался старик. — Глаза разуй.

Ас начал искать разрядник, но его не было. Он вскочил с сердитым видом и хотел что-то сказать, но не успел.

— Пошли, тебя все ждут. — Старьевщик стал серьезным.

Ас поплелся за ним. В комнате уже была Лима, молоденькая девчонка и еще один неизвестный ему мужчина, который чистил его лазерный разрядник.

— Проходи, что встал, — сказал старик, потом отошел к кухонному автомату.

Капитан протянул вошедшему руку.

— Семен, можно Сэм, — представился он.

— Ас.

Старьевщик принес пищевые брикеты и раздал каждому. Все молча принялись жевать их, запивая водой из графина, передавая его по кругу.

Когда завтрак был окончен, старик позвал Нати:

— Иди в лавку, посиди там, сюда никого не пускай.

Девочка встала и молча вышла.

— Ты собираешься открываться? — удивилась Лима.

Он кивнул:

— Если я не буду работать, могут заподозрить что-нибудь. И так, наверное, видели у тебя книги.

— Кто что заподозрит?! — высказал Ас свое мнение. — Сейчас такая обстановка, что наоборот все закрываются.

— Все, да только не я! — ответил старик. — Вот если бы тишина была, тогда можно закрываться со спокойной душой, а сейчас, когда столько событий происходит, нельзя этого делать. В случае чего, черным ходом уйдете.

— Если успеем, — сказал десантник.

— Успеете! Нати — девочка умненькая, не смотри, что малая еще.

— Ну ладно, — сказала Лима и сразу перешла к делу. — Мне понадобится ваша помощь.

— В чем? — спросил Ас.

— Ты слышал о Черной Птице?

— Киборг?

Лима кивнула.

— Слышал, конечно.

— Что ты о ней знаешь?

— Как что? То же, что и все.

— Не все, — поправила Лима. — Вот Сэм, например — очень мало.

— Как так? — Ас слегка удивился. — Ты сколько в городе живешь?

— Ну пару дней, примерно, — улыбнулся десантник. — Сами мы не местные.

— А откуда ты?

— Издалека.

Лима перебила их:

— Так что ты о ней знаешь?

— Она подружка Моргана, главаря самой сильной группировки прислужников, — ответил парень.

— Бывшая подружка, — поправил старик.

— Может быть, я в их личную жизнь не лезу. Зачем она вам?

— У нее, возможно, есть некая вещь, — продолжила девушка, — которая мне очень нужна.

— То есть точно неизвестно, у нее ли она? — начал раскладывать все по полочкам Ас.

— Неизвестно, — подтвердила она.

— А что это за вещь?

Десантник оторвался от разрядника и тоже посмотрел не нее, ожидая ответа. Лима пожала плечами.

— Что? — не понял Ас. — Ты не знаешь, что это такое?

Старик и Охотница обменялись короткими взглядами, и он пришел ей на помощь:

— Не говори ничего, Лима. Я ему НЕ доверяю.

— Все это уже поняли. — Ас наморщился и махнул на старьевщика. — Не слушайте его, у него все…

— Не совершай ошибки, парень, — остановил его капитан, — ты у него в гостях. Если ты вдруг не заметил.

Ас смутился и замолчал.

— Ты планируешь идти туда? — Капитан перевел взгляд на Лиму.

— Да, — ответила она, — поэтому мне и нужна ваша помощь. Обыск может занять много времени, а втроем мы найдем вещь быстрее. Так что? Вы поможете мне?

— Конечно, — ответил Семен. — Я все утро пытался придумать, как мне попасть к своим, но ничего толкового в голову не пришло. Так почему бы мне не «поработать» у врага в тылу. К тому же долг платежом красен, а я ведь еще не поблагодарил тебя за мое спасение.

— Постойте, — сказал Ас. — Я правильно понял? Ты предлагаешь идти к Черной Птице? — обратился он к Лиме. — Так вот просто? Зайдете к ней и будете искать, а присутствующих попросите постоять в сторонке? — поинтересовался он.

— Есть какие-нибудь другие предложения? — спросила девушка.

Ас молчал, не найдя, что ответить, потом пожал плечами:

— Хотя одна смерть ничем не хуже другой. А почему бы нам тогда просто не ворваться туда средь бела дня, перестрелять всех и не забрать, что нужно?

Лима нахмурилась.

— Знаешь, а ты прав, — сказала она

— Конечно прав, это настоящее безу… — Ас остановился, внезапно поняв, о чем она говорила. Он изумленно посмотрел на девушку.

— А ты ведь серьезно!

— Ты не видел Лиму в деле! — вставил старик.

Капитан кивнул:

— Только не днем, а ближе к вечеру, чтобы уходить по темноте. Они не будут ожидать такой наглости.

Он потянулся и сказал, глядя на Лиму.

— Еще неплохо было бы оружием разжиться, а то у нас только этот разрядник.

Она посмотрела на старьевщика. Тот пожал плечами:

— Я попробую, что-нибудь достать. Там, кстати, импульсный пистолет еще есть. — Он кивнул на сумку Лимы.

Капитан огляделся, увидел, о чем говорил старик, и достал оружие.

— Заряда маловато, — с сожалением протянул он.

— Мое ружье возьмите, — предложил старьевщик.

— Нет уж. Своей хлопушкой орудуй сам.

— Как хотите! Я вам предложил.

— Спасибо, конечно, но нельзя ли найти что-нибудь не такое… хм, архаичное?

— Можно, можно, все можно, — проворчал старик.

— Попробуй сделать это сейчас, — попросила Лима.

— Хорошо, — согласился он, с недовольным видом поднялся и вышел.

— Ну так что это за вещь, которую надо вырвать из когтей Черной Птицы?

— Да среди нас поэт! — хмыкнул капитан. — Пользуешься тем, что старикан ушел?

— Если вы хотя бы не расскажете, как она выглядит, то, как я смогу понять, что это она, если наткнусь на нее?

— Хочешь сказать, что ты с нами?

— Ну да.

— Точно решил, что пойдешь? — Капитан закончил чистить разрядник и теперь собирал его.

— Конечно, пойду, — без тени сомнения в голосе ответил Ас.

— Ты смотри, какой герой! А не молод еще?

— А ты не стар уже?

— Он завалил двух киборгов, — высказалась в поддержку парня Лима. — Одного, правда, не особо сильного, в рукопашной. Второго прострелил из лазерного разрядника. Оружием владеет неплохо. Он может нам пригодиться, Сэм.

— Конечно, пригожусь, идти втроем против целой банды киборгов полное сумасшествие, но все-таки не такое, как вдвоем.

Капитан заулыбался:

— Прошлой ночью Лима сделала это одна.

Парень удивленно и недоверчиво посмотрел на нее.

— И, как сказал старик, это была самая могущественная банда прислужников в городе.

Ас криво улыбнулся, но улыбка сползла с его лица, когда одна мысль пришла ему в голову

— Ты — Охотница!

Он быстро огляделся, увидел ее копье и восторженно проговорил:

— Точно!

— Кажется, у тебя появился поклонник, — с серьезным видом произнес десантник, и было непонятно, шутит он или нет.

Ас тут же приосанился.

— Теперь я точно иду с вами, и никто меня не остановит! — сказал он.

Лима и Сэм снова встретились взглядами, теперь настала его очередь пожимать плечами, предоставив решать ей.

Девушка задумалась. Она ведь действительно не знала Аса. Жил он по соседству несколько недель, потом предостерег этой ночью от засады, еще спас жизнь, убив двух врагов. Это ничего не значило. Он запросто мог оказаться таким же врагом, предателем, подосланным, кем угодно. Но все внутри нее говорило, что это не так. Лиме отчего-то очень хотелось ему верить. Она осознавала, насколько серьезным может стать положение, когда вещь окажется у нее в руках. Тогда на карте будет стоять так много, что любая, даже малейшая ошибка может стать фатальной. А такой фактор, как доверие повышает шанс такой ошибки в огромное количество раз. И все же девушка решилась.

— Вещь, — она выделила слово тоном, — выглядит как куб вот таких размеров, — она показала руками, — из темного, тяжелого металла, весь испещренный надписями на непонятном языке.

Ас с самым серьезным видом приготовился слушать. Но в комнате повисла тишина.

— Это что, все? — нахмурился парень.

У капитана был такой вид, как будто он тоже ожидал, что сейчас Лима расскажет больше, и приготовился поправить ее, но она только пожала плечами.

— Да, все.

Девушка отпила воды.

— А почему ты считаешь, что сейчас она должна быть у Черной Птицы? — спросил парень.

Лима поморщилась.

— Прошлой ночью я нашла вещь.

Ас молча ждал продолжения.

— Но на меня напали киборги и оглушили. — Лима сжала кулаки. — Один из них забрал ее. Кибера звали Грико. Как я потом узнала, он был из банды Моргана. Я отправилась в его логово, но к тому времени как добралась туда, Грико был уже мертв, а Морган с помощником рылись в его комнате. Увидев, что они нашли мою сумку, где должна была быть вещь, я забрала ее. Но, придя сюда, я увидела, что там ее нет.

— Как ты это легко сказала: «забрала ее», — удивился Ас. — Забрала у главаря самой сильной группировки в городе, к тому же ворвавшись в его собственную берлогу. — Он качнул головой. — Не слабо!

— Черная Птица была подружкой Грико. — Лима не обращала внимания на восторг парня. — Старик говорит, что она постоянно стравливала его и Моргана. И я думаю, что вещь может теперь находиться именно у нее.

— Угу, — покивал Ас, — понятно.

— Он еще и понятливый! — Сэм откинулся на стуле.

— Да, — сказал Ас. — И вы можете полностью на меня рассчитывать.

— Наверное, Лима и так на тебя рассчитывает. — Десантник положил на стол разрядник, который до этого вертел в руках. — Иначе бы не рассказала всего этого. Так ведь? — Он посмотрел на девушку.

— Ну в общем — да, — согласилась она.

— Тогда вопрос решен, — развел руками ее бывший сосед.

— Хорошо, — коротко сказала Лима. Ей было приятно видеть такую его реакцию. — Значит, идем к Птице ближе к вечеру. Ты что-нибудь знаешь о ее банде?

— Ничего особенного. Знаю только, что в ней около тридцати человек. — Он сделал многозначительную паузу.

Десантник хлопнул его по плечу:

— Все равно идем, — улыбнулся он. — Не боись! Что еще нам поведаешь?

— Сама Птица довольно сильная, — вздохнул парень.

— Это и так ясно, слабак не стал бы командиром. Главарем, — поправился Сэм. — Ладно, ничего ты толком не знаешь. Мне вот интересно, что старик принесет.

Старик пришел только через полтора часа. Дверь в комнату распахнулась, и он появился на пороге с мешком через плечо.

Подошел к столу и вывалил в кучу оружие.

— Это все, что я смог достать, и так стали уже коситься. Я же никогда не торговал оружием. — Он помял пальцами, натертое лямкой мешка плечо. К тому же сейчас такое время, что оружие стало дефицитом. Но, если надо, к вечеру еще смогу принести.

На столе лежали лазерный разрядник, четыре обоймы к нему и вакуумная граната.

Капитан поднял оружие, передернул затвор, проверил уровень заряда. Осмотрел дополнительные магазины, два взял себе, остальные бросил Асу.

Лима протянула ему импульсный пистолет, найденный в сумке.

— Не надо, хватит нам для начала, а там разживемся, — сказал десантник.

Старьевщик кивнул

— Вот еще, держите. — Он положил на стол три маленьких капсулы. — Это прибавит вам сил.

— Наркотик? — спросила Лима.

— Нет, но, приняв его, вы будете гораздо бодрее и энергичнее. Хотя в то же время сможете спокойно заснуть, когда захотите.

— Итак, — решил подвести итог Ас, — у нас два лазерных разрядника, импульсник и граната. И мы втроем, да? — Он посмотрел на Лиму. — Лавочник с нами не идет?

— Нет.

— Угу. — Парень кивнул и продолжил: — Значит, мы втроем собираемся напасть на логово Черной Птицы и произвести там глобальный обыск. При этом, стараясь не обращать внимание на находящихся там киборгов. В поисках непонятной вещи, неизвестно для чего нужной, но, как кажется Лиме, очень важной.

— Точно! — подтвердил капитан.

— Отлично! — согласился Ас.

* * *

Начало смеркаться, когда Лима, Сэм и Ас притаились на третьем этаже в доме напротив логова Черной Птицы. Оно занимало угловое здание, стоявшее обособленно, вокруг него были только развалины строений, и подобраться как-то скрытно к нему было невозможно. Двое охранников, сидевших у входа в непринужденных позах, легко контролировали все подходы.

Лима посмотрела на спутников. Они знали, на что шли, и что им сейчас предстояло сделать. Кивнув друг другу, все трое направились вниз.

Один охранник дремал, посапывая, второй курил. Волшебный дым раскрепостил его мозг и открыл невиданные дали. Он даже сначала не понял, грезится ли ему, что от соседних развалин вдруг поднялся в воздух и по плавной дуге падает к ним небольшой черный предмет. Поморгав, чтобы прояснить взгляд, он догадался — предмет настоящий. Протянув руку, он растормошил напарника.

— Что? Чего надо? — недовольно пробудился тот.

В этот момент вакуумная граната с жестким металлическим звуком стукнулась о бетон у них под ногами. Сигарета выпала у киборга изо рта.

— Вот… — только успел сказать он, когда граната рванула. Его зашвырнуло внутрь здания вместе с сорванными створками дверей.

Второй киборг отпрыгнул в сторону, и взрыв застал его в воздухе, придав бешеную скорость, с влажным чмоканьем ударив о стену здания. На облупленном фасаде остался кровавый след. Разбитые стекла посыпались звенящими мелкими осколками.

Лима, Сэм и Ас выскочили из своего укрытия, быстро преодолели отделявшее их от проделанного входа расстояние и ворвались в здание. Девушка была впереди, из комнат ей навстречу выскакивали ошарашенные киборги. Они ничего не понимали, когда из клубов пыли на них обрушилась смерть. Первого Лима проткнула коротким выпадом, следующего полоснула поперек живота и двинулась дальше. Заработали лазеры и импульсный пистолет ее товарищей. Сэм прожег появившегося справа врага, ударил ногой в дверь, отбрасывая стоящего за ней киборга обратно в комнату, ворвался следом, добил его несколькими точными выстрелами, вышел назад, ударом приклада в лицо сбил на пол еще одного и прошил его зарядами лазера. Ас встал на колено посередине помещения. Короткими точными очередями он прикрывал Лиму, добивая раненых ею киборгов и сшибая тех, которых она не замечала или специально оставляла ему.

Пыль почти осела, и под ноги ему ударил лазерный заряд, выбив крошку, брызнувшую в лицо. Стреляли со второго этажа. Сэм заметил огневую точку и выстрелил туда из импульсника, отбрасывая киборга вместе с куском перил. Лима была уже у лестницы наверх.

Ас прикрывал ее со спины, поливая огнем второй этаж. Через несколько секунд к ним присоединился Сэм.

Тут на них сверху обрушилась лавина зарядов, заставив отступить и искать укрытие. Позиция была невыгодная, враги находились выше, и больше не давали подойти к лестнице. Тянуть тоже было нельзя, их просто задавят численностью, да и зарядов осталось не так уж много.

Сэм сказал:

— Прикройте меня.

Он кинул разрядник Лиме, взял в руку импульсник, поднял с пола труп киборга, покрепче уцепил его за пояс и, прикрываясь им как щитом, с криком побежал по лестнице. Весь огонь переключился на него. На мертвом киборге загорелась одежда, его тело было буквально изрыто зарядами, от него отлетали куски плоти. Капитан просунул ствол импульсника под подмышку трупа и выстрелил несколько раз. Огонь стал слабее. Снизу поднялись Лима и Ас, посылая заряды в оглушенных противников.

Слева мелькнула черная с металлическим отблеском женская фигура. Птица!

Лима бросилась за ней, не обращая внимания на валявшихся оглушенных, но не мертвых врагов.

Из-за одной из дверей появился киборг с тонкой полоской скан-очков над переносицей, уходящих дужками в череп за ушами, и начал палить из импульсника, не разбирая, где свои, где чужие.

Лима бросилась на пол, избегая выстрелов, потом откатилась в ближайший коридор, прислонившись спиной к стене. Один из импульсов задел капитана и Аса, швырнув их на ступени лестницы. Они лежали там оглушенные и не шевелились. Сэм частично был прикрыт трупом киборга, но Ас был отличной мишенью.

Девушка смотрела, как Птица поднималась с пола. Ее тоже зацепило импульсом, она шла слегка пошатываясь. Лима высунулась из своего укрытия, и сразу в стену рядом с ней впился луч.

Выставив за угол ствол разрядника, охотница дала длинную очередь в том направлении, откуда стреляли. Ее помощников надо было вытаскивать, иначе их сейчас разделают, как цыплят.

Отложив копье в сторону, она снова выглянула и начала стрелять короткими очередями, первым делом сняв киборга со скан-очками. Ее огонь заставил остальных пригнуться, и уже не давал им высунуться. Тем временем Сэм слегка оклемался. Отбросив в сторону тело, служившее ему щитом, он подхватил Аса подмышки и потащил к Лиме.

Как бы девушка их ни прикрывала, по ним все же ударило несколько лучей, зацепив руку десантнику. Пятившийся задом капитан вскрикнул, дернул руку на себя, отпустив Аса, и по инерции сел на пол. Быстро поднялся и опять потащил товарища. Когда он был около Лимы, она посмотрела на него.

— Ты как?

Десантник кивнул, показывая, что в порядке.

Краем глаза охотница заметила движение — оглушенные капитаном и своим соратником киборги начали приходить в себя, один из них поднялся, опираясь о стену. Лима подняла разрядник к плечу и, прицелившись, свалила его четырьмя огненными полосами, пробившими бок и грудь.

— Прикрой меня — я за Птицей. — Она кивком показала в сторону, куда та ушла, и отдала капитану разрядник.

Он посмотрел на индикатор.

— Только быстрее, а то заряда почти нет.

Она кивнула, поменялась с десантником местами, привстала, сжав копье, и, когда он открыл огонь, пригнувшись, рванулась вперед. По ней сделали только два выстрела, прошедших мимо. Сэм шквальным огнем, выпуская остатки заряда, заставил противника спрятаться в укрытии.

Пробегая между тел киборгов, Лима на ходу подхватила валявшийся разрядник, обернулась, кинула его десантнику и помчалась дальше.

Она вбежала в узкий боковой коридор, по бокам было несколько закрытых дверей, но они не интересовали охотницу. Она как будто чувствовала, что ни за одной из них Птицы нет.

Лима устремилась к двустворчатой двери в конце коридора. Остановилась около нее, прислушалась — внутри было тихо. Она взялась за ручку и медленно повернула ее. Тут же дверь прошили огненные лучи лазера. Лима еле успела прижаться к стене, один из зарядов оставил длинный след ожога на ее грудных латах.

Охотница ударила по замку копьем и ворвалась в комнату. Птица была прямо перед ней и сразу открыла огонь. Лима бросилась вниз. Лучи прошли над ней, и девушка быстро перешла в атаку, заставив Птицу обороняться и блокировать разрядником ее копье.

Лима нанесла несколько быстрых ударов, но та отразила их. Потом Птица перепрыгнула через кровать, оказавшись на достаточном расстоянии от противницы, что бы вести огонь, направила разрядник на девушку и нажала на спуск. Лима дернулась в сторону, пытаясь уйти с линии огня, но этого не требовалось — разрядник пискнул, оповещая о том, что магазин пуст.

Киборг досадливо оскалилась, отбросила бесполезное оружие и расправила плечи. С мрачной улыбкой Черная Птица посмотрела на девушку в мятых, обожженных доспехах со странным коротким копьем в руках. Она стала медленно перемещаться по комнате, обманчиво расслабленная, но ни на миг не сводила с Охотницы глаз. Багровый луч заходящего солнца заглянул в окно и красиво отразился от ее хромированной груди.

— Не думала я, что он решится на такой шаг, — презрительно сказала Птица, скривив губы. — Ну, по крайней мере, не так скоро.

Противницы двигались параллельно друг другу, оценивая силу и опасность, которую каждая из них представляла.

Движения Лимы были скупы и точны. Птица же, казалось, скользила над полом, перемещаясь легко и уверенно. Между ними плавали тонкие прозрачные завитки дыма от прожженных лазерными лучами дыр в стенах и двери.

— Я тебя раньше не видела. Ты со стороны? — продолжала Птица, не спуская с девушки глаз, повернувшись к ней лицом и сверкая хромом. — В этом весь он. Даже не может открыто прислать убийц.

Лима догадалась, о чем она говорит, но не собиралась что-либо ей отвечать.

Время было не на ее стороне, в любой момент могли появиться еще киборги. Старьевщик рассказывал, что банда Птицы довольно многочисленна, и тут могли оказаться не все ее члены. Тем более что за дверью все еще продолжалась перестрелка.

Пока Птица говорила, тело ее преобразовывалось — на плечах, из позвоночника, локтей и пяток начали вырастать блестящие шипы. Пальцы на руках превратились в обоюдоострые лезвия, и она расхаживала, поигрывая ими, как веерами.

Она остановилась, вскинула бровь и сказала:

— Вынуждена тебя разочаровать — свою работу ты не выполнишь.

И бросилась в атаку, сделав сальто в сторону Лимы.

Охотница быстро среагировала, отступив назад. В нападении Птица использовала все возможности своего тела. Пальцы-ножи свистели, рассекая воздух в миллиметре от девушки, она еле успевала блокировать удары и уклоняться от шипов, норовящих проткнуть ее. Блестящий металл мелькал перед ней, сбивая с толку. Птица наседала, ее атаки прижали Лиму спиной к стене, ножи на правой руке снова стали пальцами, они сжались в кулак, из костяшек в тот же миг вылезли длинные шипы и устремились к лицу девушки. Она качнула головой в самый последний момент, и металлические иглы пробили глубокие дыры в стене. Лима присела и скользнула вбок, мимо противницы.

Птица наотмашь взмахнула назад рукой, пальцы на которой снова стали кинжалами, но в этот момент охотница уже оказалась у нее за спиной и, коротко замахнувшись, толкнула ее концом древка. Птица промахнулась и оказалась возле стены. Оттолкнулась от нее руками, быстро разворачиваясь, мгновенно сократила дистанцию и нанесла удар шипами на ступнях понизу, подсекая Лиме ноги. Охотница успела подпрыгнуть, блокировала следующую атаку пальцев-ножей и сама перешла в контратаку.

Лезвие ее копья чертилосверкающие дуги, но Птица была очень ловкой и гибкой. Хотя и с трудом, но она все же уходила от ударов Лимы, а превратившееся в смертельный вихрь копье не давало ей возможности нападать. В пылу схватки они разгромили всю мебель, что составляла скудный интерьер комнаты. Пол был усыпан деревянными щепками и брусками, каменной крошкой и выбитыми из стен копьем Лимы кусками бетона. Инициатива боя полностью перешла к ней. Теперь ее атаки следовали одна за другой, обрушиваясь на Птицу со всех сторон. Удары девушки срубали шипы с тела киборга и оставляли глубокие раны на хроме и живой ткани. Черная Птица улучила момент и, подцепив ногой обломок стола, швырнула его в Лиму. Та отбила его и на миг открылась. Киборг воспользовалась этим и прыгнула вперед. Девушка успела выставить перед собой копье, и Птица схватилась за ее оружие. Она попыталась выдернуть его. Охотница удержала копье, и они закружили в странном танце. Лима перехватила древко выше, спутывая руки Птицы своими, вместе с этим стараясь избежать блестящих шипов, коротким ударом локтя, одновременно присев и вложив в него тяжесть своего тела, расцепила хватку противницы, развернулась корпусом и нанесла мощный удар ногой снизу вверх.

Птица отлетела к стене, но вместо того, чтобы удариться об нее, она впилась в стену когтями рук и ног и осталась висеть головой вниз, выгнув шею и смотря на поднимающуюся Лиму. От впившихся когтей по бетону побежали мелкие трещины и откололись небольшие камешки. Из такого положения Птица прыгнула. Лима бросилась ей навстречу, сделала большой замах и со всей силы всадила копье ей в бок. Лезвие вошло режущей кромкой на всю ширину, сломав ребра, разрубив тело до половины и подбросив ее вверх. Птица дико вскрикнула, подлетев от удара почти до потолка, и грохнулась на пол. Встать она уже не смогла.

Лима подошла к поверженному врагу, тяжело дыша. Оставшиеся на теле Черной Птицы шипы и лезвия медленно втягивались назад.

— Передай своему хозяину, что и мертвая, я буду мстить ему… — Она судорожно втягивала воздух окровавленным ртом.

— У меня нет хозяев, — презрительно сказала Лима. — Это у вас, киборгов, их много.

Она смотрела сверху вниз, в ее взгляде не было жалости.

Судорога пробежала по изувеченному телу, Птица застонала от боли.

— Я знаю, что тебе сейчас очень больно, — сказала Лима. — Твое тело уже мертво, но встроенные в него приборы не дают умереть тебе окончательно, принося ту боль, что жжет сейчас твой мозг

Она помолчала, потом сказала:

— Если хочешь, я облегчу твои страдания.

Птица не ответила.

— Скажи, Грико оставил у тебя что-нибудь? — продолжала Лима. — У него было кое-что принадлежавшее мне.

Закрывшиеся было глаза Птицы, открылись, словно у нее появились новые силы.

— Грико? — спросила она срывающимся голосом и пристально рассматривая свою убийцу. Сквозь заполнившую ее боль, в голове стали пробиваться странные мысли. — Кто ты? Зачем ты пришла ко мне?.. Тебя разве не Морган прислал?

— Конечно нет!

В глазах умирающей было недоверие.

— После того как я убила кучу его людей, да еще и помощника, Жику, кажется, вряд ли это возможно.

— Ты убила Жику? — заволновалась Птица, и кровь сильнее потекла из раны, она застонала, но, собравшись, продолжала спрашивать: — Это правда?

В ее голосе скользила радость и сожаление одновременно.

— Да, — подтвердила Лима.

Черная Птица закрыла стальные веки, на губах появилась слабая улыбка.

Стрельба за дверью прекратилась и наступила тишина. Лима встревожено подняла голову и вслушалась, потом подошла к двери и встала сбоку от нее, приготовившись атаковать.

В груди все замирало от нехороших мыслей. В коридоре послышались осторожные шаги. Потом между болтающихся створок показался ствол разрядника, который держали окровавленные руки, и быстро скрылся назад. Лима напряженно ждала. Из-за двери раздался голос десантника:

— Лима, это я.

Девушка облегченно вздохнула и отошла от двери.

Капитан вошел в комнату. Струйки крови прочертили в покрывающей его пыли темные дорожки. Вид у него был ужасно усталый. Тыльной стороной ладони он потер глаза и поморгал.

Посмотрел на умирающего киборга — вся в кровавых порезах, с ужасной раной поперек тела, она лежала в растекающейся темной луже — и вопросительно поднял взгляд на девушку.

— Это Птица?

Лима кивнула.

— Где Ас?

— Там оставил. Он только пришел в себя. Что у тебя?

— В порядке, — ответила она.

— Она ничего не сказала?

Лима развела руками и покачала головой.

— Давай тогда сами искать.

Капитан прошелся по разгромленной комнате.

— Эй… — Птицу было еле слышно.

Лима подошла к ней.

— У меня есть к тебе просьба, — проговорила та.

— Не думаю, что мне это интересно.

Птица опять закрыла глаза, ее дыхание на миг остановилось, потом грудь снова стала слабо вздыматься, а глаза открылись и нашли глаза Лимы.

— Хоть ты и убила меня, я скажу тебе, где то, что ты ищешь. — Она посмотрела на свою убийцу.

Девушка внимательно слушала. Сэм тоже подошел, но Птица даже не заметила его, ее взгляд был устремлен на Лиму.

— Ты должна пообещать мне…

— Чего ты хочешь?

Птица облизнула пересохшие губы.

— Пообещай мне убить Моргана.

Лима молчала.

— Пообещай… и я скажу, где эта штука… обещай… — настаивала Птица.

— Если представится такая возможность, я убью его, — уверенно сказала Лима.

— Ты сможешь, я знаю…

— Где?

Птица хотела вытянуть руку, но у нее не получилось.

— Так скажи!

— Там. — Она показала взглядом. — В стене, у основания. Там маскирующий слой… Убей его, за моего Грико… Грико…

Глаза ее закрылись, голова упала набок.

Лима бросила последний взгляд на умершего врага и, подойдя к указанной стене, начала рубить бетон. Уже после нескольких ударов посыпались искры, часть стелы замигала, маскирующее поле побежало рябью и исчезло, открыв неглубокую нишу в ней, завернутый в ветошь, лежал какой-то предмет.

Сэм присел, достал его и отдал Лиме. Она развернула тряпки. В ладонь знакомой тяжестью лег артефакт.

— Это то самое? — Капитан смотрел на вещь, из-за которой они сунули свои головы в пекло.

— Да. Теперь пора убираться отсюда. — Лима завернула артефакт и спрятала его в карман на перевязи для копья.

Они выбежали из комнаты и направились к Асу. Он сидел, прислонившись к стене, свесив голов на грудь.

— Крепко ему досталось, — сказал капитан, нагибаясь и подхватывая его.

Лима помогла, взяв его с другой стороны. Капитан в очередной раз удивился силе девушки, когда она на равных с ним потащила Аса.

На улице уже стемнело, и пробираться приходилось осторожно. Асу стало немного легче, но идти сам он все еще не мог. Несколько раз они прятались, пропуская мелкие группы киборгов. Один раз им попался полуживой. Он их не заметил, но Лима решила обойти зомби подальше, и пришлось сделать довольно существенный круг.

* * *

Стучать в дверь лавки старьевщика ногой стало уже входить у нее в привычку.

Потом, вспомнив, что старик не откроет без условного сигнала, выругалась.

— Сэм — три, два, один, — напомнила она, — и ответа дождись.

Отстучав сигнал, он встал справа от двери, Лима, поддерживая Аса — слева. Ответный стук раздался через мгновение, наверное, старик пришел сразу, только ждал, чтобы дали знать, что это именно они.

Он высунулся в проем.

— Заходите, — громким шепотом позвал он.

Когда никто не отозвался, он совсем вышел из лавки, держа в руках ружье.

— Все в порядке, — продолжал он, вглядываясь в глубокую тень.

Лима первая вышла к нему. Потом капитан.

— Сэм иди вперед, — сказала Лима, — потом ты, старик.

Капитан скрылся в темноте коридора, старьевщик, качая головой и вздыхая, следом за ним.

Лима вошла последней, пропустив вперед еле держащегося на ногах Аса.

Когда они дошли до торговой комнаты, Сэм уже осмотрел все и ожидал их. Девочка-клон была тут же.

— Нати! — Лима махнула головой назад.

Девочка кивнула и побежала запирать дверь.

Лима провела Аса сразу во вторую комнату и положила на кровать.

— Лима, ты решила устроить у меня лазарет? — пробурчал старик.

— Ему нужен только отдых, — ответила девушка. — Импульсом попало.

По всему виду старьевщика было видно, как ему не терпится услышать о произошедшем, но он не задал ни одного вопроса.

Принеся стаканы, он налил воды и раздал их всем троим.

— Думаю на ночь надо хоть как-то дверь укрепить, — сказал десантник. — Пошли, поможешь, — обратился он к старику, — я у тебя там старые шкафы видел, долго они не выдержат, но несколько секунд нам дадут.

Они вышли, и вскоре из коридора послышался скрип сдвигаемой мебели.

Нати принесла полотенца, помогла умыться Асу и начала обрабатывать его раны. У нее это здорово получалось.

— Где ты этому научилась? — спросила Лима.

— Да мы с братьями на ферме… — начала, было, девочка, но осеклась и с преувеличенным усердием взялась за обработку ран.

Лима поняла, что она хотела сказать.

На клон-фермах нередко использовали в качестве исходников свой генный материал… или своих детей. Для этого-то и требовалась всего лишь капля крови, а детям не было никакого вреда, но клон… это была полная копия того же возраста, той же комплекции, с тем же цветом глаз и волос и… с теми же воспоминаниями. Для них старая жизнь заканчивалась в кабинете, где у них брали кровь, а новая начиналась в клон-отстойниках, где реальность обрушивалась на них, ничего не понимающих, вопрошающих, как они там оказались, почему они одни и где их родители. Большинство сами догадывались, но некоторые так и не осознавали своей «вторичности», но и те, и другие невыносимо переживали.

Лима заметила, как Нати смахнула кроткую слезу. Какая-то струна в ее душе была задета, но слишком слабо, чтобы перебороть укоренившуюся неприязнь к клонам. Лима считала их недолюдьми, почти не отличающимися от киборгов, такими же искусственными и ненавидящими людей их создавших.

Лима сняла доспехи, разделась по пояс, склонившись над умывальником, слегка ополоснулась и умылась. Когда вошли Сэм со старьевщиком, она уже надела рубаху.

Девушка подошла к Асу, глаза его были закрыты, а грудь ровно поднималась — он спал. Организм требовал восстановления сил.

— Старик, у тебя есть что постелить? Я и Сэм ляжем спать там. — Она кивком показала на дверь в торговую часть лавки.

— Есть. Сейчас Нати принесет.

— Хорошо, — сказала она потом Сэму. — Надо выспаться и утром все обдумаем на свежую голову.

— Ладно, — согласился десантник.

— А ты, — Лима повернулась к старику, — получишь свою историю завтра.

Сказав это, она взяла копье и вышла из комнаты. Почему-то она была очень зла. Лима злилась на слезы девочки-клона, на сдержанность старьевщика, на себя саму, и поняла, что просто очень устала.

Нати вынесла несколько одеял, расстелила два рядом

— Нет, — остановила ее Лима, — одно туда.

Она указала на место рядом с забаррикадированным коридором.

Капитан вышел через несколько минут, после того как Лима легла на свое одеяло.

Он тоже устроился и погасил свет.

— Надо дежурить, нас наверняка ищут. Мы наделали слишком много шума, чтобы спокойно спать, пусть даже про то, что мы здесь, никто не знает, — сказал капитан.

— Вряд ли нам что-то грозит этой ночью, — ответила Лима, — но ты прав, хотя выспаться было бы очень неплохо.

Дверь из внутренней комнаты открылась, высветив полосу на полу, и вошла Нати.

— Можно я с вами, — робко спросила она.

— Конечно, — сказал десантник.

— Спасибо, — обрадовалась девочка и быстро постелила одеяло недалеко от него.

Лима ничего не сказала.

— Вам отдохнуть надо, вы спите, а я покараулю, — предложила Нати, словно слышала их разговор.

— Ты?! — переспросила Охотница.

— Да! Я не усну, я не подведу вас.

Капитан молчал, оставив право решать за Лимой. «Почему бы и нет?!».

— Хорошо, — согласилась она и отвернулась

Время медленно тянулось, организм требовал отдыха, но адреналин в крови никак не давал уснуть. Лима слышала, как ворочается капитан.

Неожиданно она спросила у него:

— А у вас поют песни?

Капитан добродушно усмехнулся в темноте.

— Конечно.

— А о чем они?

Сэм помолчал, не зная как ответить.

— Да о разном. О жизни в основном, — снова помолчал. — Иногда о грустном, чаще о красивом, о любви, о смерти.

— О смерти? — переспросила Лима.

— Ну да…

— А разве смерть может быть красивой? — спросила Нати.

Капитан не нашелся что ответить.

Бывали моменты, когда он думал о том, что когда-нибудь умрет. И хотел, чтобы это было не просто так, от старости, ему не хотелось быть стариком, но вот может ли смерть быть красивой, он не задумывался?

— Спой какую-нибудь, — неожиданно попросила Лима.

— Какую? — Сэм хмыкнул. — Я и не помню ни одной. А ведь действительно, казалось бы — столько знаешь песен, вот они вертятся на языке, а спеть не можешь, только какие-то обрывки фраз, части припевов.

— Что совсем ни одной? Тебе не нравятся песни?

— Нравятся, просто я не запоминаю их. Я их просто слушаю, к тому же последнее время не часто. И так чтобы спеть…

Сэм задумался.

— Хотя подождите! Зик на последнем ужине в кают-компании пел одну. Мелодию я, конечно, не воспроизведу, на гитаре он играет немного хуже, чем поет, — Сэм заулыбался в темноте, — но вот слова я, кажется, запомнил.

Он подумал о Зике, как он там сейчас, что происходит на плацдарме? Но сейчас он ничем не мог ему помочь и, вздохнув, начал даже не петь, а просто говорить:

Капитан вздохнул, собираясь с мыслями, Лима и Нати ждали не перебивая.

И снова тишина, словно ночь, хотела этих пауз, наполняя их своим скрытым смыслом.

— Красиво, — сказала Лима. — Только очень грустно и немного непонятно.

— Согласен. А что непонятно?

— Почему кровь кристаллами?

— В вакууме она сразу замерзает, — объяснил Сэм.

— Ты видел?

— Видел…

Он не стал рассказывать, как сквозь дыру в скафандре, пробитую зарядом, со свистом выходит воздух, смешанный с кровью, сочащейся из раны, оставленной тем же зарядом. Голова начинает кружиться от декомпрессии и недостатка воздуха. Воздушный конвертор громко шипит, работая в усиленном режиме, пытаясь восстановить недостаток кислорода, нанокомпьютеры, встроенные в скафандр, начинают восстанавливать его целостность, но липкий страх все равно сжимает внутренности — а что, если дыра не успеет затянуться, и ты задохнешься в своем, ставшем неожиданно тесном, скафандре?

А вокруг темным облаком летают эти самые кристаллики, мелкие кусочки льда, в которые превратилась вытекшая из тебя кровь…

Сейчас другие слова, произнесенные Нати, заставили воспоминания нахлынуть на капитана.

Он, будучи еще молодым лейтенантом, едва закончивший академию и откомандированный по распределению на Афродиту, служил на орбитальном приемнике. Огромный прямоугольный иллюминатор, перед которым он стоял, словно экран голотеатра, показывал невероятную, с трудом укладывающуюся в голову картину. На его глазах в порт прибывали сотни различных судов. Искореженные корабли еле тащились, пытаясь добраться до доков. Буксировщики сновали между ними, оттягивая подальше готовых вот-вот взорваться и подталкивая вперед более-менее уцелевших. Их главной задачей было сохранить доки, чтобы спасти как можно больше кораблей. Спасатели работали в бешеном темпе, эвакуационные капсулы прилипали к бортам гибнущих машин, забирали максимально возможное количество людей и отлетали выгружать их, чтобы сразу устремиться за оставшимися. Иногда они не успевали… ПКО захваченных Хозяевами планет не щадили никого, любой корабль, пассажирский, грузовой или прогулочный катер был для них вражеской целью. Некоторым кораблям повезло, в их экипажах были толковые ребята, которые смогли понять, что надо бежать, куда глаза глядят, и вывели свои суда из-под обстрела. Некоторым повезло еще больше, и они добрались до доков в портах, не захваченных планет. Тем же, кому везения все же чуть-чуть не хватило, погибали рядом с портом, разлетаясь мириадами ярких осколков, мгновенно гаснущих в холоде вакуума, на глазах стоящего на обзорной палубе приемника, молодого офицера космической обороны Семена Кочетова из глаз которого текли слезы, а из прокушенной губы кровь. Так для него началось вторжение Хозяев, позже названное Единением.

Да, смерть может быть красивой. Смерть в космосе — это очень красиво. Если только умираешь не ты.

* * *

Выспаться им не удалось.

Нати растолкала десантника, потом Охотницу.

— В чем дело? — спросил капитан.

Лима сразу взялась за оружие.

— Снаружи кто-то есть, — прошептала девочка. Она присела недалеко от девушки.

Все прислушались, но стояла тишина.

— С чего ты так решила? — Лима недоверчиво посмотрела на девочку.

— Дверь дернули несколько раз, как будто проверяли, закрыта она или нет.

Лима и Сэм поднялись. Он крадучись пошел в коридор, ведущий к входу.

Почувствовав суету в соседней комнате, к ним пришел старьевщик.

— Что случилось? — спросил он, появляясь в дверях с лампой в руке.

— Ш-ш-ш-ш, — зашипела на него Нати.

Лима прошла мимо него к кровати.

Ас тоже проснулся.

— Ну как ты? — спросила она.

— Нормально. — Он начал подниматься. — Что за суета? Нас нашли?

Девушка пожала плечами.

— Ясно. — Парень огляделся и взял стоящий неподалеку лазерный разрядник.

Они вместе вернулись в торговое помещение, слабо освещенное прикрытой тряпкой лампой старика.

Капитан неслышно появился из темноты коридора. Все взгляды обратились на него.

— Снаружи кто-то есть, — сказал он, когда все подошли поближе. — Я слышал голоса, но дверь никто больше не трогал.

— Может, хотели ко мне за информацией зайти? — предположил старик.

— Почему? — нахмурился капитан.

— Он ею торгует, — коротко пояснила Лима

— Понятно. А я думал, ты просто…

— Нет, я не просто, — оборвал его старик. — Что делать будем?

— Надо отсюда уходить, — решила девушка.

— Куда?

— Можно подумать у нас большой выбор.

— К Себастьяну? — догадался старик.

— Да.

— Мы пойдем к Безумному Королю Себастьяну? — удивился Ас.

— Кто это? — спросил Сэм.

— Он владеет у нас подземным миром, — пояснил парень.

— Каким подземным миром?

— Канализация, все поземные коммуникации. Он и его стунеры там безраздельные владыки.

На языке десантника вертелся еще вопрос, но он, не желая показаться совсем невежественным, смолчал. Старик, догадавшись о его затруднениях, вздохнул.

— Стунеры — это наша местная достопримечательность. Они появились еще до войны, о них ходили различные слухи. — Старик прочитал маленькую лекцию. — Якобы это дети людей, подвергшихся неизвестному излучению, — он пожевал губы, — или над которыми ставили эксперименты, или местное население, до сих пор скрывавшееся от колонистов, или, или, или… В общем, никому точно неизвестно. А с началом войны они закрылись в своих катакомбах, и ничего о стунерах не было слышно. После установления новой власти, о них почти не вспоминали, лишь изредка случались инциденты, когда в коммуникациях гибли спустившиеся туда посетители. И, думаю, скоро стунерами занялись бы вплотную, но не так давно, от части благодаря Лиме, у них появился предводитель, которого прозвали Безумным Королем Себастьяном. Тогда были открыты подземные дороги, которыми можно пользоваться всем, но вглубь своих владений они никого не пускают. Но такое положение всех устраивает.

— Только вряд ли это надолго, — сказала Лима.

— Хозяева не разрешат кому-либо руководить без их ведома, — согласился десантник.

— Так, может, они уже ведают, — хмыкнул старик. — Себастьян хитрый сукин сын.

— Тогда мы не можем к нему идти, — засомневался капитан.

— Можем и пойдем, — сказала Охотница тоном, не терпящим возражений. — Больше некуда и лучше места для вещи не найти.

— Ты знаешь Безумного Короля? — тихо спросил Ас у девушки.

— Знаю. Ну все! Хватит вопросов. Надо идти.

Она решительно развернулась, прошла в жилую часть и начала собираться.

Остальные проследовали за ней.

— Думаешь, он захочет с этим связываться? — задал вопрос старьевщик. — Насколько я понял, эта вещь — штука серьезная и может принести своему владельцу немало неприятностей.

Старик имел в виду Черную Птицу. Лима поняла намек.

— Вот и узнаем. Собери нам поесть, — попросила она старика. И добавила: — В этот раз тебе придется остаться без истории. Нати, налей воды во фляжки.

— Да ладно, — махнул рукой старик, скрывая досаду, — я ведь теперь и сам ее участник.

Девочка стала помогать им собираться.

Когда все были готовы, Охотница обратилась к старьевщику:

— Давай, показывай, где у тебя задний выход.

— Вот, двигайте комод, — указал он Асу и капитану. Они оттащили шкаф в сторону, но под ним был обычный пол. Старик присел и нажал незаметную кнопку в стене. Мигнув, маскирующее поле исчезло, открывая крышку люка. Еще одно нажатие кнопки и крышка бесшумно отъехала в сторону.

— Пожалуйста, — сказал старик, вставая и отходя в сторону.

— Сэм — идешь первый, потом Ас, — распределила Лима.

Повернулась к старьевщику и, улыбнувшись, сказала:

— Вот в таком же тайнике Птица хранила вещь.

Она посмотрела на девочку-клона:

— Нати, присмотри за ним.

— Хорошо, — сказала она.

— Пошли, — скомандовала Охотница.

Они по очереди спустились в люк, старик закрыл его за ними и задвинул комодом с помощью Нати.

* * *

Кадир ворвался к Моргану в комнату, когда тот только раскурил сигарету и сделал первую затяжку.

— Чего надо? — зарычал главарь.

— Черную Птицу убили, — с порога выдал новый помощник.

— Что?! — Морган вскочил с кровати. — Когда?

— Три часа назад. Убиты почти все ее люди, в живых остались только те, кого там не было в момент нападения. Внутри здания была настоящая война.

— Кто это был? — Моргану с трудом верилось в услышанное.

В нынешней ситуации междоусобные разборки наверняка вызовут гнев Хозяев, да и кто осмелится напасть на Птицу, когда все знают, что она находится под его покровительством. Кадир мялся.

— Ну?! — заревел главарь.

— Говорят, их было трое…

— Ты что мелешь? — Морган опешил, в такую чушь вообще поверить было нельзя. Он хотел даже рассмеяться, если бы не злился на глупость этого розыгрыша.

— Двое мужчин и… женщина.

Морган вскинул голову и посмотрел в глаза помощника. Тот кивнул, отвечая на немой вопрос.

— Она. У двоих были лазерные разрядники и импульсные пистолеты. Девка орудовала своим копьем.

Главарь посуровел — значит, все же не розыгрыш. Он стиснул зубы. Эта тварь намеренно или случайно убивает всех, кто хоть как-то близок ему.

— Пошли кого-нибудь, пусть узнают все подробности.

— Не нужно. Я сам там побывал, — ответил Кадир, удивив Моргана. — Я тоже сначала не поверил в это и решил убедиться.

— Птица?

— Разрублена почти пополам. Не знаю, что именно там было, но кровь даже на потолке! Комната в таком состоянии, будто ураган прошелся. Вообще, там была бойня. Похоже на взрыв на клон-ферме. Повсюду куски тел и трупы, часть порублена, остальные убиты лазерами. Работали мастера своего дела. Наверное, с ней был тот десантник, которого она освободила.

— Ты что, восхищаешься ими?

— А ты разве нет? — Помощник скривил губы. — Мы насчитали там двадцать три трупа! Неслабо, для троих— то! Я о таком никогда не слышал… — Он сделал паузу. — Только когда сам Хозяин брался за дело… или Охотница.

— Заткни пасть! — Морган и так был вне себя, еще мистических слухов ему не хватало.

Он нервно заходил по комнате, потом сел на кровать и снова раскурил погасшую сигарету

— Зачем они напали на них?

— Искали что-то. В комнате Птицы развалена часть стены, там, похоже, был тайник — осталось изуродованное маскирующее устройство.

Морган задумался.

Эта фурия вломилась в комнату Грико, когда они были там с Жикой, и выхватила какую-то сумку. Морган не успел посмотреть, что в ней было, но, наверное, что-то важное, раз она пришла за этим к нему в логово. И, скорее всего, там этого не было — этот ублюдок Грико спрятал Вещь у Птицы! Ну конечно, как же он сразу не догадался?! Он даже не сомневался — все происходящее связано с той вещью, что нужна Зодчему, и которую ему, Моргану, поручено найти.

Как все просто и сложно одновременно. Надо всего лишь найти эту ведьму, забрать у нее вещь и все проблемы будут решены. Но вот как ее найти и как забрать? Вряд ли она согласится на это добровольно.

Он посмотрел на Кадира.

— Ты послал следопытов?

Помощник кивнул.

— Они ничего не нашли.

— Что, совсем никаких следов? — зло спросил Морган.

— Нет… — замялся Кадир, — она как сквозь землю провалилась.

Главарь замер и посмотрел на него. Интересная мысль пришла в голову.

— Пойдешь к стунерам!

— Кто? Я?

— Возьмешь Трутня и Мигуно, — продолжил Морган, не обращая внимания на глупый вопрос Кадира. — Скажешь этому придурку Себастьяну, если эта стерва появится у него, чтобы поймал и немедленно сообщил мне. Понял?

Киборг кивнул, но с таким видом, как будто только что услышал необыкновенный бред.

— Чего вылупился? — прорычал Морган.

— Приказать Безумному Королю Себастьяну?! — недоверчиво переспросил помощник.

— Да! — Главарь вплотную подошел к Кадиру. — И не просто приказать! Еще ты скажешь, что если он не захочет помогать, то я выжгу все его долбаные катакомбы и уничтожу всех вонючих насекомых, которыми он командует.

— Но я…

— И мне плевать, что ты будешь ссать в штаны, когда скажешь ему это, — брызгая слюной, заорал Морган, — потому что если ты не сделаешь то, что я тебе говорю, я сам нашинкую тебя мелкими кусками и отправлю к Зодчим, не дожидаясь пока они захотят позабавиться с тобой. Ясно тебе?

Киборг быстро кивнул, слишком много было пугающего в происходящем — подземелья стунеров, гнев главаря, Зодчие — и от ощущения нереальности он перестал бояться, но проникся серьезностью ситуации.

— Ясно, — ответил Кадир.

Моргану показалось, что тому действительно ясно.

— Тогда не трать зря время!

Кадир скрылся за дверью, а главарь снова стал размышлять, расхаживая по комнате.

Он пытался представить, чтобы он стал делать на месте Охотницы, заполучив вещь. Как сказал Зодчий, она наверняка попытается припрятать ее или увезти подальше. В городе это сделать практически невозможно. Пусть им и придется прочесать каждый сантиметр этой многоэтажной свалки под названием Ассем и заглянуть во все ее вонючие уголки, но рано или поздно вещь найдется, а если еще объявить награду за находку… Лучшим вариантом было бы вывезти ее из города, или переправить на другой материк, или… на другую планету!

Точно!

Морган даже остановился.

Раз с ней инопланетник, то, скорее всего, они попытаются пробиться к тем десантникам, что высадились позапрошлой ночью, или как-то связаться с ними.

Их лагерь был окружен плотным кольцом киборгов и полуживых.

Пусть они втроем (кстати, третий-то кто?) смогли победить двадцать три противника во главе с Птицей…

Мысли Моргана ушли в другом направлении. Он вспоминал дни, когда они были вместе. Тряхнув головой, он прогнал воспоминания. Птица сама виновата, была бы сейчас с ним, а не с этим недоноском Грико, все могло быть по-другому… и снова вернулся к насущным задачам.

И так, как бы сильны они ни были, с несколькими тысячами им все равно не справиться. А сейчас к зоне вторжения стягивались большие силы.

Но все равно… Эта стерва настолько бесстрашна и дерзка, что от нее всего можно ожидать. Надо послать предупреждение, что может последовать нападение с тыла. Но если они не решатся пойти на прорыв, то постараются как-то выйти на связь.

Значит, надо опередить их и перекрыть им все возможные пути.

Главарь быстрым шагом вышел из комнаты и, найдя в коридоре первого попавшегося подчиненного, схватил за грудки и сказал:

— Быстро собирай всех в зале, чтобы через двадцать минут были там, отвечаешь за это своей тупой башкой.

Отпустил его, посмотрел, как тот помчался выполнять приказ, и направился в главный зал, продолжая размышлять на ходу.

* * *

Они бродили по подземельям уже полчаса, но не увидели ни одного стунера.

Лима, наконец, не выдержала.

— Себастьян! — закричала она, и эхо разнесло ее голос по мрачным катакомбам. — Прекрати издеваться, сукин ты сын!

Звук медленно затихал где-то вдали.

— Нам нужна твоя помощь! — Девушка смотрела по сторонам в надежде, что на ее призыв отзовутся. — Мне нужна твоя помощь!

Ответом ей была мрачная тишина.

— Думаю, у нас есть два выхода, — рассудил Ас, — либо мы возвращаемся…

Все посмотрели назад и представили, как они будут искать путь обратно.

— Либо, — продолжил он, — остановимся и будем ждать, пока на нас соизволят обратить внимание. Ведь насколько я понимаю, о том, что мы тут, Королю уже известно?

Лима кивнула.

— Ну тогда что? Отдохнем?

— Нет, нельзя просто так сидеть, время уходит.

— А что мы можем сделать?

Лима вздохнула с раздраженным видом, но не нашла, что ответить.

— Ладно, давай ждать, — наконец согласилась она.

Все трое расположились около стен, присев на корточки.

Минуты тянулись, казалось бесконечно.

— Долго так будем сидеть? — не выдержал капитан. — Неужели нет другого пути?

— Есть, конечно, но там нас ищут все, кто хочет заработать или выслужиться перед Хозяевами, не считая прислужников.

— Я так понимаю, ты рассчитывала, на другую встречу.

Лима кивнула.

— Хотя может быть, Себастьян и не захочет больше помогать мне. Кто знает?

— Почему? — включился в беседу Ас.

— Потому что относительно спокойная жизнь, гораздо приятнее борьбы за выживание, которая начнется для стунеров, если станет известно, что они помогали мне… нам.

Они опять замолчали. Потом десантник спросил:

— Лима, где ты так научилась обращаться с оружием?

Ас заинтересованно подался вперед.

— Не знаю, — спокойно ответила она.

— Как это? — удивился капитан. — Ты владеешь оружием настолько хорошо, что как будто родилась, держа его в руках.

— Фактически так оно и было.

— В смысле?

— Я помню только последние три года своей жизни.

— А то, что было раньше?

Лима поджала губы.

— Ничего. Словно этого «раньше» и не было вовсе.

— То есть ни родителей, ни друзей?

Лима отрицательно покачала головой. Капитан молчал не зная, что сказать.

— Но имя свое ты знала? Или сама придумала? — спросил Ас.

— Я знала не только имя, но и много всего. Например, как обращаться с оружием, знала историю Единения, прекрасно ориентировалась на местности, зная названия всех селений, рек, городов, районов, улиц, еще могу читать и говорить на многих языках, хотя понятия не имею, откуда я их знаю. К тому же я догадываюсь, что сейчас мне двадцать два года. Хотя опять-таки это идет от уверенности, что когда я, скажем так, проснулась, мне было девятнадцать. — Лима сделала паузу и, нахмурившись, продолжила: — А еще я знала, что мне надо кое-что найти.

— Вещь? — догадался капитан?

Девушка посмотрела на него и кивнула, поджав губы.

— Круто! — Ас, казалось, был в восторге.

Лима хмыкнула.

— Ну, я бы так не сказала. Поначалу меня это здорово мучило.

— Я понял, что ты самая необычная девушка из всех, кого мне доводилось встречать, как только увидел тебя.

— А скольких девушек тебе доводилось встречать? — улыбаясь, спросил капитан. Среди них он был самый старший. Он не знал, сколько лет Асу, но догадывался, что не больше чем Лиме.

— Достаточно, — ответил Ас, ничуть не смущаясь. — Ладно, я пойду, отойду, — сказал он поднимаясь.

— Далеко не уходи.

— Угу.

Он прошел на несколько десятков шагов и приготовился справить нужду. Случайно посмотрел в сторону.

Невысокая серая фигурка стояла рядом с ним.

Ас вскрикнул от неожиданности и начал судорожно нащупывать оружие.

— Чтоб тебя…

Пока он суетился, стунер уже исчез. На его крик прибежали Лима с Сэмом.

— Что?

— Стунер! Напугал меня до полусмерти.

— Куда он пошел?

— Я не видел, на миг отвел взгляд, когда оружие брал, а его уже нет.

— Зачем?! Мы же их и ждем, а ты за оружие начал хвататься!

— Да я не нарочно, с перепугу просто, — начал оправдываться Ас.

Но Лима не дала ему договорить, краем глаза она заметила метнувшуюся вдалеке тень.

— Не отставайте! — Она побежала туда, где показался стунер. Капитан последовал за ней, Ас немного отстал, заправляясь и ругаясь на ходу.

Они бежали за Лимой, которая уже привычно выбирала путь, идя следом за мелькавшей впереди серой фигуркой. Некоторые коридоры казались ей знакомыми. Как и в прошлый раз, стунер исчез после последнего поворота.

Трое спутников остановились на площадке, к которой, когда опускался, примыкал подъемный мост. Сейчас моста не было.

На другой стороне пропасти появился свет. Там стоял сам Себастьян в окружении группы подданных

— Не говорите ничего. — Лима посмотрела на капитана, потом повернулась к Асу. — Я сама разберусь. И не забывайте, он — король.

В этот момент голос Себастьяна разнесся над темнотой провала.

— Зачем ты пришла, Лима? — холодно спросил он.

Поняв, что мост не опустится, по крайней мере, до тех пор, пока она не убедит Короля помогать им, Лима ответила:

— Мне опять нужна твоя помощь.

— Я уже помогал тебе, и в ответ на это ты подвергаешь опасности мой народ и меня!

Девушка не ответила.

— Тебе нечего сказать?

— Есть, но я не собираюсь надрывать глотку, перекрикивая тебя. Все произошло так, как произошло, и ты ничего не сможешь с этим сделать.

— Ну почему же…

— То, что я сейчас принесла с собой, — не дала договорить она ему, — может изменить весь мир. И как бы ты ни поступил сейчас, этого не избежать. Вопрос в том, на чьей стороне ты будешь?

— И что же это?

Лима молчала, спокойно ожидая его решения.

— Я не слышу тебя! — крикнул Себастьян.

Охотница склонила голову набок и ждала. Король махнул рукой.

Заскрипели цепи, опуская мост.

Лима ступила на него, едва он поравнялся с площадкой, на которой они стояли. Ас и капитан пошли следом.

Десантник, никогда не видевший стунеров, с любопытством их разглядывал, потом перевел взгляд на их повелителя.

Встречавший их Себастьян был одет в доспехи, украшенные вычурными узорами, с плеча свисала гирлянда из черепов каких-то грызунов.

Девушка остановилась перед ним.

— Ты с кем-то воюешь?

— Не тебе же одной это делать.

— А я и не одна.

— Вижу. — В голосе Короля прозвучали нотки легкой ревности. — Кто это? Ты же никогда не брала компаньонов.

Он окинул оценивающим взглядом ее спутников.

— Теперь взяла, — ответила Лима, — мы так и будем тут стоять?

— Так это вы Птицу уделали?

— Мы, — сказал капитан.

— О-о-о! Твои верные псы умеют говорить!

— Сам ты…

Лима пихнула его в бок.

— Гав-гав! — поддразнил Себастьян с ехидной миной, потом перевел взгляд на Лиму: — Ладно, пошли.

Он развернулся и пошел уже знакомой ей дорогой в свои апартаменты.

Она махнула Асу и Сэму и сама направилась следом за королем.

Зайдя в помещение, где они беседовали в прошлый раз, Себастьян взмахом руки отпустил сопровождавших их стунеров и обратился к девушке.

— Теперь может представишь мне своих… э-э-э-э, товарищей и расскажешь, с чем на этот раз пожаловала?

— Это — Ассем, — представила она.

— Просто Ас, — поправил тот, протягивая руку.

— Хорошо, Просто Ас, — съязвил король, с брезгливым видом смотря на протянутую ладонь.

— Сэб! — зло одернула его Лима.

Он посмотрел на нее и криво ухмыльнулся.

— Ну ладно, ладно. — Он пожал Асу руку.

— А это Сэм, — продолжила девушка. Капитан хмуро смотрел на короля.

— Ух, какой сердитый! — опять принялся за свое Себастьян.

Она легко стукнула его в плечо.

— Он из тех, кто высадился той ночью, когда я была у тебя.

— А-а-а! Тогда все понятно, — сказал он с таким видом, как будто это действительно что-то объясняло. — Ну что же, проходите, располагайтесь.

Ас сразу принял приглашение, прошел к напиткам и с любопытством начал разглядывать бутылки и их содержимое.

— Можно? — спросил он у короля, указывая на предмет своей заинтересованности.

— Конечно, будьте моими гостями, — сделал Себастьян широкий жест.

Но заинтересовался только Ас, найдя более-менее чистый стакан, он стал наливать себе из каждой бутылки понемногу и пробовать.

Капитан и Лима присели на диван.

— Ну давай, рассказывай. — Себастьян устроился в своем кресле и был весь — внимание.

Сняв с плеча сумку, Лима достала артефакт, развернула его и показала королю.

Он протянул руку и взял куб с ее ладони.

— Так вот, значит, что все ищут? — Он повертел предмет, рассматривая со всех сторон. — По-моему, так, какой— то мусор.

— Это не мусор, а если и мусор, то очень ценный.

— В смысле?

— Я не знаю, что это за штука, вещь, артефакт — называй, как хочешь, но она очень важна. Не могу сказать почему, но уверена в этом.

— Серьезно?! — Король деланно удивился.

— Да, — невозмутимо ответила Лима.

Он поднес артефакт ближе и вгляделся в него внимательнее.

Лима пожала плечами.

— Ты сказал, что эту вещь еще кто-то ищет? — спросила она.

— А ты не знаешь?

Она покачала головой.

— Куча киборгов рыщет по городу в поисках какой-то очень странной вещи. Какой именно — никто не знает, но, на первый взгляд, твоя штучка подходит под это описание на все сто.

Он бросил артефакт обратно Лиме.

— Еще за девушку с ярко-голубыми глазами и отлично владеющей коротким копьем назначена приличная награда…

— Ну это не новости. — Лима завертывала артефакт в ветошь.

— К тому же один из Зодчих вышел на ее поиски, — продолжил он и многозначительно замолчал.

— Ты ждешь моей реакции? — Лима была невозмутима. — Уж ты-то должен знать, что мне плевать на всяких там Зодчих. К тому же мне это давно известно. И, по-моему, это как раз доказывает, что я не ошиблась.

— Ах, ну да! Прости, забыл! — Себастьян развел руками и закатил глаза. — Ты же у нас бесстрашная, а может, и вообще бессмертная.

— Это вряд ли, — серьезно сказала Лима, — но проверять это мне пока не хочется, а бояться каких-то инопланетных уродов я не намерена.

— Слышишь, — король обратился к десантнику, сделав удивленное лицо, — она тебя уродом назвала.

Ас, только собравшийся сделать очередной глоток королевского пойла, прыснул в стакан, облившись.

Капитан кисло улыбнулся, но больше никак не среагировал.

— И на свидание с ней не ходи, — доверительным тоном продолжал Себастьян, — а то я устроил ей одно на днях, так что она с беднягой сделала — словами не передать. Крысы весь вечер пировали.

Лима устало потерла глаза и посмотрела на него.

— Все сказал?

— Нет, конечно, а что?

— А то, что мы пришли сюда не языки чесать. Может, поговорим, как нормальные люди?

— Теперь ты забыла! Я же Б-Е-3-У-М-Н-Ы-Й Король Себастьян!

— Ты, похоже, прав, — хмыкнул капитан.

— Я всегда прав, на то я и король, — парировал Себ. — Так о чем ты хотела поговорить? — Он перевел взгляд на Лиму, и голос его был уже совершенно серьезный.

— Себастьян, надо, чтобы ты спрятал артефакт в своих подземельях, тут его невозможно будет найти.

— Нет! Ты не оставишь это у меня! — отрезал Король.

Лима сурово посмотрела на него.

— Я и не прошу тебя оставлять! — Она чуть-чуть повысила голос. — Только спрятать на некоторое время, пока мы не придумаем, как переправить его отсюда. И нельзя допустить, чтобы вещь попала к Хозяевам.

— Нужно вывезти артефакт с планеты, — сказал капитан.

— Плевать я хотел на ваш артефакт, — огрызнулся Себастьян. — У меня есть мой народ, и я должен о нем заботиться, а вы даже не знаете, что это такое!

— Ты не понимаешь! — сказал десантник. — Надо уничтожить эту хреновину, чем бы она там ни была, но сейчас нам это не под силу. Если удастся это сделать… все изменится.

Наступила неожиданная тишина.

— Откуда ты знаешь? — спросил король.

Лима тоже посмотрела на капитана.

— Я и не знаю! Я — надеюсь!

— Да нет, я не про то. — Себастьян помотал головой. — Откуда знаешь, что уничтожить не под силу?

Десантник замялся, не зная, что ответить.

— Ну-у-у… — протянул он, — мне так кажется.

Король кивнул и ехидно ухмыльнулся:

— Ясно. Ни хрена вы не знаете!

— А ты попробуй, потом расскажешь! Или кишка тонка?

Себастьян ответил ему снисходительным взглядом. Охотница задумчиво смотрела на Сэма, думая о его словах — ей казалось, что он что-то недоговаривал.

— Не тебе говорить мне о трусости, — начал король ехидным тоном.

— Что ты хочешь сказать? — Капитан посуровел.

— Ничего.

— Ну вот и молчи!

Перепалка грозила перейти в ссору,

Лима сама уже начала злиться — ей надоел этот цирк. Она поднялась с дивана и встала между ними. Потом повернулась к Себастьяну и, постаравшись убедить, сказала:

— Себ, ты ведь и сам понимаешь. — Она сделала паузу, давая почувствовать всю серьезность своих слов. — Без твоей помощи нам не обойтись.

— Что ты говоришь?! Разве твой супермен не справится со всем в одиночку? — Себастьян опять начал задираться.

Она положила руку ему на плечо, поведяголовой, перехватила его взгляд и заглянула в глаза.

— Себ! Прекрати это ребячество! Ты говоришь, что ты король, ну так и будь им! Сколько вы еще сможете тут отсиживаться? Пять лет? Десять? А что потом? Вас все равно не оставят в покое. Когда-нибудь придет черед стунеров покориться «владыкам вселенной».

— Да знаю я! — обиженно ответил король, вставая. — Чего ты меня жизни учишь, как мальчишку? — возмутился он.

— Тогда зачем ты комедию устраиваешь?! — разозлилась девушка.

Король отошел в сторону.

— Но ты все равно не можешь оставить это у меня, — упрямо сказал Себастьян.

Лима тяжело вздохнула.

— Я поражаюсь! Как ты вообще можешь с ним разговаривать, — взмахнул рукой капитан. — Я бы уже давно…

— Что? Застрелился? — огрызнулся Себ, но уже без особого энтузиазма. — Ну так чего откладывать? Приступай!

— Нет! Тебя бы…

— ХВАТИТ! — попыталась остановить их пререкания Лима. — Достали уже своими колкостями.

— Скажи спасибо, что мы на твоей территории, — не унимался капитан. — Он думает, что назвался королем и теперь ему все можно?

— Вот именно, что на моей. И можно мне не все, но гораздо больше, чем тебе, — ответил король.

— Хватит, я сказала!

В этот раз Лима не повышала голоса, но произнесла слова таким тоном, что оба спорщика притихли. Выждав, пока воцарится тишина, она продолжила:

— Нам надо что-то решить. — Теперь ее тон был обыденным, как будто ничего не происходило до этого. — Мы не можем таскать эту вещь с собой.

— Ну, пусть его величество спрячет ее где-нибудь в необъятных катакомбах своих владений.

— Я уже сказал, что не могу этого сделать.

— Опять ты за свое!

Они снова начали ругаться и орать друг на друга. Но обстановка, несмотря на повышенные тона, перестала быть враждебной и перешла в деловое русло. К ним подключился Ас. Все по очереди выдвигали предложения, что делать с артефактом, и почти сразу отвергали их, приводя различные доводы, правда, в большинстве своем похожие один на другой.

В комнату вошел стунер и разговор сразу оборвался. Король склонился к нему, и тот прошептал что-то ему на ухо.

Король выпрямился, нахмурившись.

— Я вынужден вас покинуть, продолжайте обсуждение без меня.

— Что случилось? — встревожилась Лима.

— Ничего особенного, это дела внутренние, — ответил Себастьян и быстро вышел.

Лима и капитан переглянулись.

— Я не доверяю ему, — сказал капитан.

— Зато я доверяю. Я Себастьяна знаю уже давно.

— Как давно? — Злость еще кипела в капитане. — Может всю жизнь?

— Два с половиной года из тех трех, что помню, — чеканя каждое слово, ответила Лима, — и это гораздо больше, чем я знаю тебя.

Наступила напряженная тишина. Лима и десантник скрестили взгляды.

— Эй! Перестаньте! — Ас подошел к ним. — Не хотелось бы прерывать вашу дружескую беседу, но хочу напомнить, что мы на одной стороне.

Капитан отвел взгляд и тихо сказал:

— Извини Лима, но этот, — он кивнул на дверь, — он просто достал меня!

Лима не отвечала. Для нее была странной вся эта ситуация, большую часть своей сознательной жизни она была одна. А сейчас ей приходилось все время быть вместе с другими людьми. Слушать их мнения, и что самое главное — прислушиваться к ним. Она понимала, что в сложившейся ситуации одной ей будет очень трудно справиться. К тому же чувство ответственности за своих спутников, испытываемое ей лишь однажды, когда она тащила этого засранца Себастьяна, теперь присутствовало внутри нее постоянно. Для нее это было необычно и слегка выбивало из привычного ритма.

Девушка собралась с мыслями и постаралась направить их на решение насущной проблемы. Они снова перешли к обсуждению.

— Единственный выход — это пробраться к десантникам и дождаться там прибытия второго эшелона, — настаивал капитан.

— Не-а! — Ас покачал головой. — Мы не сможем пробиться туда. Гравициклы собьют сразу, а пешком тем более не прорвемся.

— Пробраться поближе под землей, — предположила девушка.

— Все равно нереально.

Зашел Себастьян.

— Ну что, все в порядке? — спросила его Лима.

Он хмуро посмотрел на нее и кивнул. Вернувшись, Король стал каким-то задумчивым и тихим, не реагировал на резкие слова капитана, как будто что-то угнетало его. Пройдя к столу, он налил себе выпить и сел в свое кресло.

Троица вернулась к спору и рассуждениям.

— А есть какая-нибудь возможность, чтобы не мы к ним шли, а они к нам? — Ас посмотрел на капитана. Тот пожал плечами,

— Даже не знаю. — Он задумался.

Все погрузились в размышления.

— Чтобы они добрались до нас, во-первых, надо им как-то сообщить. Потом даже если предположить, что нам удастся это сделать, то все равно надо будет пробираться за периметр. А я не уверен, что нам дадут вернуться, пусть и с помощью моих ребят.

Лима кивнула:

— Уверена, что НЕ дадут. Их гораздо больше. Да нас просто затопчут.

Ас в задумчивости перекатывал стакан между ладоней, потом поднял голову и спросил:

— А нет никаких летательных аппаратов, которые могли бы забрать нас и снова улететь?

— Атмосферные разведывательные челноки есть в составе флота, но его еще дождаться надо.

— А что нам теперь нужно, чтобы флот прибыл быстрее? — спросил молчавший до этого Король.

— Флот не прибудет быстрее, скорость перемещения в ПТ-пространстве напрямую связана с массой, как именно я не знаю, но чем тяжелее корабль, тем он медленнее перемещается. К тому же они еще не прибыли в порт, а там им нужно будет загрузиться, и только потом они отправятся назад.

— Тогда что?

Капитан кусал нижнюю губу, напряженно размышляя.

— Есть вариант. Разведбот может прервать полет в пространстве Пяточкина—Талова и снова направиться к нам. Горючего у него хватит.

— И что нам нужно для этого? — раздраженно спросил Себастьян.

— Нам нужен гиперпередатчик

Все почему-то повернулись и посмотрели на короля.

— Что? Вам гиперпередатчик нужен? И всего-то?! — Он скривил губы. — Да у меня их навалом! Сейчас из кладовой достану пару ненужных.

— Опять тупик, — констатировал Ас.

Возникла пауза.

— Ну, может, и есть способ… — неожиданно протянул из своего кресла король.

Все снова обратили взгляды на него.

— Скажи, а на ваших транспортах, ну на которых вы высаживались… — Он ткнул в сторону капитана пальцем.

— На ботах? — подсказал Сэм.

— Ну да, на ботах, на челноках — неважно, на них были гиперпередатчики?

— Да.

— Когда шла высадка, вас же малость потрепало, так?

— Было дело, — подтвердил капитан.

— Несколько ваших корабликов упали.

— Ну и что? Все боты или были смяты импульсами ПВО, или взорвались, или упали слишком далеко. Я уже думал об этом. Их наверняка теперь разобрали на части…

— Значит, плохо думал! И не перебивай! — неожиданно рявкнул Себастьян.

Капитан неприязненно посмотрел на него исподлобья.

— Один точно остался цел, — продолжил Король, смотря на Лиму. — Точнее относительно цел. Он упал в южной части города, в паре кварталов от реки. Внутрь я, конечно, не заглядывал, но это все-таки шанс. Там нет никаких банд, это ничейная территория. Некому было разграбить бот, все слишком заняты десантом, чтобы шастать в поисках добычи.

— Понятно, — кивнула Лима. — Можно попробовать.

Тут их снова прервали — заглянул стунер, сказал несколько слов Себастьяну.

— Я снова вас оставлю, — бросил он, выходя.

Оставшиеся в комнате не успели даже обменяться парой слов, как он вернулся, войдя быстрым шагом.

— Так! Ситуация изменилась! — сказал он. — Видимо, не мы одни сегодня размышляли!

— Чем обрадуешь?

— Большой отряд движется на юг.

— Киборги?

Переделанные тоже есть. Серьезная сила.

Капитан выругался.

— Вот, зараза! Только придумали что-то стоящее…

— Да… — протянул задумчиво Ас. — От плана придется отказаться?

Он посмотрел на Лиму.

— Ну почему же! Вовсе не обязательно, — возразил король. — Если они посчитали такую возможность настолько серьезной, что решили отправить туда кучу народа, может, и нам не стоит от нее отказываться.

— Надо реально смотреть на вещи, — сказал капитан.

— А я и смотрю! — огрызнулся Себастьян. — Хотя, кто бы говорил! Горстка закованных в броню самоубийц высадилась на планете с грандиозными планами по ее освобождению… Конечно, тут присутствует только здравый смысл и никакого безумия!

Он косо посмотрел на десантника и продолжил излагать свою мысли:

— Нам просто надо опередить их.

— Ты знаешь, как это сделать? — спросила девушка.

Король коротко кивнул.

— Тогда действуем так, как планировали, только с небольшой поправкой по времени, — приняла решение Лима. — Идем к упавшему боту, вызываем челнок. Артефакт в это время остается у Себа, мы даем координаты посадки…

— Нет! — перебил ее король.

— Мы же договорились! — возмущенно сказала Лима. Она была вне себя. — Мы не можем таскать его с собой!

— Сколько понадобится разведывательному кораблю, чтобы добраться сюда? — спросил король, игнорируя ее реплику.

Капитан произвел в уме подсчеты.

— Около трех стандартных суток.

— Хорошо. Назначим встречу на западе, за заводом по производству гравициклов. Там есть испытательный полигон. Такое сооружение — хороший ориентир и прекрасное место для посадки. Согласны?

— Это слишком далеко, — покачала головой Лима. — Мы не успеем туда добраться, после того как отправим сигнал. Слишком много будет препятствий на пути.

— А вам и не нужно будет туда добираться. Я пошлю своих ребят. Они будут ждать прибытия корабля вместе с артефактом. И времени как раз достаточно.

— Как ты узнаешь, что мы вызвали корабль? — спросил Ас, взмахнув рукой со стаканом и расплескав напиток.

— Никак не узнаю. Но если оставить артефакт здесь и об этом станет известно — вас ведь могут схватить, — он развел руками, — и мои такие тихие катакомбы мгновенно превратятся в проходной двор. А если вы планируете и дальше продолжать войну, в которую по вашей милости оказался, втянут и я, то думаю, вам невыгодно раньше времени терять такой стратегически важный фактор, как городская канализация. — Король криво усмехнулся. — Не правда ли?

— А если передатчик в нерабочем состоянии или корабль не сможет прибыть в назначенный срок?

— Если ничего из моего плана не выйдет, то будь по-вашему. — Себастьян развел руками. — Но чем меньше эта хреновина будет находиться в моих владениях, тем лучше. Мои ребята выждут сутки и вернутся назад. И тогда будем решать, что делать дальше.

— Угу, обязательно будем! — вздохнул Ас. — Если живы останемся.

— Ну уж постарайтесь! — с ехидной миной ответил Король.

— Постараемся, — сказала Лима, — вот держи.

Она передала ему завернутый в тряпье артефакт. Король подбросил его в ладони, задумчиво пожевав губу.

— Теперь, когда определились с планом, можно выдвигаться, — принял решение Себастьян.

— Когда отправляемся? — Ас, похоже, слегка захмелел от выпитого.

— А ты кого-то ждешь? Прямо сейчас и пойдем!

Как будто в ответ на его слова вбежали три стунера, неся оружие и различные части брони, бросили их к ногам товарищей.

— Вот держите, пригодится, — сказал король. Капитан присел, осмотрел разрядники, взял один себе, остальные протянул Лиме и Асу.

Те, что у них остались после нападения на логово Птицы, были почти пусты. Они покинули место схватки так поспешно, что некогда было даже подобрать там оружие.

Лима сменила также наручи, а Ас взял себе наколенники. Десантнику ничего подходящего не нашлось — все было мало.

Один из стунеров подошел к Себастьяну (Лиме показалось, что она узнала его, но она не была уверена) и протянул к своему повелителю обе руки. Король склонился, передал ему артефакт и подержал некоторое время его руки в своих, что-то говоря ему на их языке. Двое других стунеров стояли рядом, как любопытные дети, так же внимая словам своего предводителя. Закончив говорить, Себастьян с серьезным видом положил руку на плечо стунеру, стоящему перед ним, сказал еще несколько слов очень серьезным тоном и отпустил всех троих кивком головы. Ответив короткой фразой, стунеры убежали, унося с собой артефакт.

Лима проводила их взглядом.

— Готовы? — спросил Себастьян, поворачиваясь к ним.

— Вроде да, — ответил за всех Ас

— Тогда пошли.

Он повел их за собой, раздавая на ходу приказы подбегающим стунерам. Те кивали, показывая, что все поняли, и быстро скрывались во мраке катакомб, уступая место своим собратьям.

Они свернули в короткий проход и остановились на площадке, наподобие той, что была у моста, только тут была не пропасть, а большая труба, внутри которой они оказались.

Три гравицикла покачивались около площадки. На двух из них сидели стунеры со странными обручами на головах, к которым были прикреплены стеклянные очки. Их позы выражали полную готовность к путешествию. Маленькие серые фигурки на громоздких телах стальных машин смотрелись нелепо и смешно.

— Ну что вы встали столбами, рассаживайтесь, — сказал Безумный Король и сам занял место на головном гравицикле, украшенном королевскими регалиями и с обитыми мехом сиденьями.

Ас, пожав плечами, направился было вперед, но Сэм остановил его.

— Ты, наверное, шутишь? — обратился он к Королю.

— Наверное, нет, — ответил тот, презрительно посмотрев на капитана.

— Но… как эти… — Капитан замялся, подбирая слова. — Эти… да они же, как дети.

Сидящие в седлах стунеры громко зашептали и стали щелкать языками, косясь в его сторону. Он умиротворяюще поднял руку.

— Я говорил только про рост!

— Если хочешь, я оставлю тебя здесь, и ты узнаешь, что могут с тобой сделать эти «дети», — зло сказал Король, потом обернулся к девушке: — Лима, тебе надо попасть в южную часть города?

Она кивнула.

— Тогда скажи своему дружку, чтобы заткнулся и проявлял уважение ко мне и моему народу. Иначе третий гравицикл нам не понадобится.

— Себ, спокойнее. Он никогда раньше не видел стунеров и уж тем более за рулем гравицикла, как, впрочем, и я. И зрелище я тебе скажу… впечатляющее. — Она улыбнулась, пытаясь немного разрядить обстановку.

— Не надо нас недооценивать. — Обида сквозила в голосе Себастьяна. — Если бы не мы, вас бы сейчас потрошили Зодчие в своих мастерских. Трое их посланников сейчас сушат кости на дне колодца. Думаешь, откуда твое оружие, вояка? — крикнул он капитану. — Это мои «дети» тебе его добыли.

— Три посланника? Ты ничего не говорил о них, — сказала Лима.

— А вам и незачем знать, это наше дело — кому помогать, а кому нет.

— Вас теперь не оставят в покое. Воевать вам придется гораздо раньше, чем ты думал.

Король пожал плечами:

— Это наши владения, здесь мы хозяева.

Лима молчала, поглощенная своими мыслями. Значит, Зодчие посылали к Себастьяну своих слуг, наверняка с требованием выдать их. Но он отказался, обрекая себя и свой серый народец на войну и уничтожение. Король нетерпеливо сказал:

— Так что давайте, садитесь. Другого пути все равно уже нет, в южную часть можно добраться только по подвесному мосту или ветке пневмопоезда, и к ним все дороги лежат на поверхности — под землей мы завалили все основные проходы. А наверху вас очень даже ждут и будут рады встрече. К тому же сомневаюсь, что вы знаете дорогу лучше них. — И, посчитав вопрос исчерпанным, Себастьян продолжил: — Вот и садитесь, пока я добрый! Больше уговаривать не буду! И вы должны гордиться, — он снова щелкнул забралом, — вас сам король повезет! — пробухтел он из-под шлема.

— Ага, уже! — пробормотал вполголоса десантник.

— Лима, поедешь со мной. — Себастьян отвернулся и нахлобучил на голову похожий на ведро старый рыцарский шлем. — Терпеть не могу, когда меня мужики лапают, — пояснил он и принял позу заправского гонщика, готового к очередному соревнованию.

— А пораньше поставить нас в известность о том, что ты начал боевые действия, нельзя было? — сердито сказала охотница, усаживаясь позади него.

Себастьян ничего не ответил.

Гравициклы, утробно ухая, разгоняли в стороны воду под собой пульсирующим полем.

Ас пожал плечами и устроился на следующий за королевским гравицикл.

Капитан тоже занял свое место позади стунера, неуклюже обхватывая его своими ручищами и тихо бубня под нос ругательства.

— Парень, а ты когда-нибудь раньше за рулем-то сидел? Хорошо водишь? — начал домогаться до своего водителя Ас, — Тебе видно нормально? Слушай, а давай их сделаем!

— Заткнись, Ас, — беззлобно сказала Лима. Она не сильно, но все же нервничала.

— Ладно, — сразу согласился тот.

— Пристегнитесь, — пробурчал Король, — спасти это вас не спасет, но хотя бы не выпадите из седла, — успокоил он.

Подождав, когда все три пассажира щелкнули замками ремней, он отдал последний приказ своим подчиненным, поерзал, усаживаясь поудобнее, и сказал:

— Держись крепче! Поехали!

Гравициклы рванули вперед, резко набирая скорость, и они понеслись в сероватой мгле подземных туннелей. Звук ревущих двигателей многократно усиливался, отражаясь от круглых стен гигантских труб.

От ветра, бьющего в лицо, у Лимы потекли слезы, влажными дорожками разбегаясь из уголков глаз и почти сразу высыхая. Постепенно глаза привыкли, и она смогла смотреть, как с дикой скоростью проносятся мимо стены. Длинная труба, в которой они стартовали, скоро закончилась боковым ответвлением. Не сбавляя скорости, гравициклы вошли в крутой поворот и начали петлять по подземельям. Много раз Лиме казалось, что сейчас гравицикл неминуемо разобьется, врезавшись в очередную стену, и их размажет о почерневшие от сырости кирпичи, но каждый раз они чудом вписывались в повороты. Себастьян уверенно вел машину, показывая великолепное мастерство, а она крепко держалась, намертво вцепившись в ремень у него на поясе.

Но иногда даже у нее все внутри замирало и неприятно сосало под ложечкой.

Они проскакивали какие-то помещения, короткие и длинные трубы сменяли друг друга, часто они летели в кромешной тьме, но скорости при этом не сбавляли. Иногда под ними была вода, превращавшаяся в мелкие брызги, когда гравиполе, поддерживающее и движущее машины, обрушивалось на нее. От этих брызг пассажиры машин, движущихся следом за ведущей, должны были вымокнуть насквозь, но они мчались так быстро, что вода, разлетавшаяся в стороны, не успевала попасть на них.

Лима осторожно обернулась. Гравициклы растянулись, и она едва различала машину, идущую следом, на которой сидел Ас, вжимаясь в спину стунера. Третий аппарат с капитаном был почти невидим в сумраке.

Гравициклы влетели в длинный полукруглый тоннель и еще больше разогнались. По обеим сторонам вдоль стен и на потолке большими пучками рос бледный мох. На такой скорости светящиеся пятна превратились в тонкие, сверкающие в темноте линии, словно они неслись в потоке метеоритного дождя, навстречу падающим звездам.

Воздух, разгоняемый гравициклами, дико гудел; казалось, он стонет от боли, причиняемой пронзающими его машинами.

Тоннель сначала плавно изгибался, а потом стал прямым, и тут скорость еще увеличилась, рычащие двигатели показывали все, на что они способны.

Себастьян повернул голову и прокричал, перекрывая гул ветра.

— Сейчас будет немного страшно.

Лима не понимала, о чем он говорит, вся эта безумная гонка и так была страшной; что может быть такого, о чем надо предупреждать?

И в этот миг они упали вниз.

Тоннель резко закончился, как будто его отрубили, и они, пролетев по инерции с десяток метров, рухнули в разверзшуюся под ними бездну.

Желудок у Лимы сжался в спазме, бешеная сила хотела выдернуть ее из седла. Если бы не ремень, которым она была пристегнута, девушка неминуемо слетела бы с гравицикла, и теперь она поняла, зачем он нужен.

Лима не выдержала и закричала. Безумный король тоже кричал и, похоже, смеялся одновременно, его плохо было слышно от свистящего в ушах воздуха и собственного крика,

Лима так стиснула пальцы на поясе Короля, что уже не чувствовала их.

Гравициклы падали, завалившись носом вперед. Вокруг было не так темно, как в туннелях, свет был тусклый, но не разгоняющий сумрак, а скорее наоборот — сгущающий его, придающий какую-то матовость. Лима увидела, что внизу под ними поблескивает маслянистая поверхность, к которой они стремительно приближались. Она почувствовала, что спина Себастьяна давит на нее, заставляя отклониться назад, поддалась и заметила, что машина начала поднимать нос, выравниваться и завибрировала, когда Себастьян включил гравиполе на полную мощность. Лима вся сжалась, готовясь к удару — ни у одного гравицикла не было поля, которое могло бы выдержать падение с такой высоты, а Себастьян и правда был безумен, раз рассчитывал на это.

Лима не могла сказать, сколько прошло времени с момента, когда закончился туннель, когда они наконец достигли поверхности, с плеском провалившись во что-то мягкое и тягучее. Для нее не было вокруг ничего, кроме стремительного падения, бешеного потока воздуха, пытающегося сорвать ее с сиденья, и невероятного ощущения легкости, охватившего ее. Сильный толчок заставил Лиму клацнуть зубами и прийти в себя. Вокруг поднимались, стремительно вырастая, стены темной жидкости. Сверху послышались крики ее спутников, падающих следом за ними. Тем временем ее с Себастьяном машина рванула вперед, постепенно поднимаясь, а позади начали рушиться жидкие стены, с грохотом сталкиваясь и желая поглотить наглых людишек, возомнивших себя всемогущими из-за своих машин и осмелившихся так грубо ворваться в чужое царство.

Гравицикл влетел в темный зев слегка подтопленной трубы, выходящей к поверхности этого подземного озера. Лима оглянулась — волна, собравшаяся было им вдогонку, разлетелась в стороны, когда на их место с ревом упал гравицикл с Асом на борту. Через мгновение он выскочил из-под накрывающих его волн и устремился в трубу следом за ними. Такой же маневр совершила и третья машина. Лима поняла, что все падение заняло какие-то секунды, но для нее они растянулись в минуты или даже часы, рвущие изнутри душу и заставляющие все внутренности сжаться в комок. Облизнув губы, она удивилась — вода! Эта страшная, казавшаяся почти живой жидкость, которая смягчила их посадку, была обыкновенной пресной водой. Просто ее — Лимы — мироощущение изменилось в тот момент, который мозг воспринял как смертельную опасность. Такое с ней бывало не раз, но она так и не научилась контролировать эти моменты, когда ее внутренние часы ускоряли свой бег, а снаружи все замедлялось. Лима глубоко вздохнула.

Труба неожиданно пошла вверх под небольшим углом; чем выше они поднимались, тем становилось светлее, и в конце их ждало круглое пятно света с размытыми краями.

Гравициклы друг за другом выскочили в небольшое помещение с высоким потолком. С него свисали грозди бледного мха. Поросль была молодая и яркая — свет отражался в неглубокой луже посередине и играл зайчиками на стенах.

Себастьян, сбросив скорость, подвел машину к небольшому прямоугольному углублению с выступающей площадкой. Щелкнув ремнями, он и Лима (она едва смогла разжать затекшие пальцы) слезли с гравицикла, поплелись на подгибающихся ногах и сели недалеко, прислонившись спиной к стене. Себастьян снял свой рыцарский шлем и швырнул его в сторону.

Следом подкатили две другие машины. Их седоки тоже были почти без сил. У Сэма заметно дрожали ноги, а Ас вообще рухнул на четвереньки, потом перевернулся, лег на спину и раскинул в стороны руки. Стунеры держались лучше всех, только их обычный резвый бег был немного медленнее, они прижались по обе стороны к своему повелителю и зашептали что-то усталыми голосами, а Себастьян гладил их и мягко отвечал.

Сэм присел к стене напротив Лимы. Мокрые, изможденные, побледневшие — они посмотрели друг на друга усталыми глазами. Неожиданно на напряженном лице капитана мелькнула улыбка, она становилась все шире, и, наконец, он засмеялся. Лима сначала угрюмо смотрела на него, но постепенно и ее лицо озарилось, она заулыбалась, а потом и засмеялась. К ним присоединился Безумный Король Себастьян, а чуть позже и Ас, даже не открывший зажмуренных глаз.

Они хохотали громко и от души, до боли в животах и слез на глазах. Когда смех начал стихать, Себастьян, запрокинув голову, сказал:

— Знаешь, Лима, я первый раз вижу, что ты смеешься.

Лима ничего не ответила. Она сидела, закрыв глаза и отдыхая, на губах ее витала легкая улыбка, только мысленно она усмехнулась: «Потому что это и есть первый раз!»

И отчего-то ей стало неожиданно хорошо. Внутри была неописуемая легкость и спокойствие. Хотелось, чтобы это состояние никогда не кончалось.

Так прошло несколько минут, потом Лима открыла глаза.

— Ну что, нам пора идти. — Она медленно поднялась на ноги и посмотрела на капитана, тот начал вставать, потом обратилась к Себастьяну:

— Показывай куда.

Ас тоже поднялся.

— Все-то ты торопишься, — вздохнул Король. — Ну, пойдем.

Он подошел к стене, которой заканчивалась ниша, где все они находились, нащупал что-то между кирпичами, достал из-за спины свой скипетр, приложил его туда нижним концом и надавил. Сначала ничего не произошло, потом часть кладки со скрежетом и пылью отъехала в сторону, открыв узкую шахту, уходящую вертикально вверх, с прикрепленной внутри металлической лестницей.

Сказав несколько фраз стунерам, Король посмотрел на Лиму и, качнув головой, сказал:

— Пошли.

Его ботинки зацокали по металлическим ступеням, когда он начал подниматься.

* * *

Дверь влетела внутрь, как будто не было на ней новых замков и петель. Старик вскочил за своей тумбой и поспешил во вторую комнату — он уже знал, что за гости ТАК «стучат». Закрывая замок, он слышал, как гремят предметы в коридоре, на которые натыкались пришедшие.

С прошлого раза он немного приготовился к приходу непрошенных гостей. Нажав кнопку на стене, он включил в лавке видеомаскировку. Теперь дверь в его комнату была на другой стене, а на ее месте была сплошная кирпичная кладка. Иллюзия могла только задержать, но не обмануть. В лавке раздался грохот; видимо, кто-то из пришедших решил войти в дверь, но налетел на полки с товаром.

— Нати, помоги мне!

Она была уже на ногах и даже успела накинуть сорочку. На ее лице не было страха, только растерянность.

Старьевщик подошел к комоду в углу, девочка тут же подскочила, и они вдвоем начали отодвигать его в сторону, открывая ход, ведущий в канализацию к стунерам.

В этот момент в дверь вежливо постучали.

— Не успели! — скривился старик. Он открыл люк.

— Уходи, девочка!

— А как же ты?

— Я справлюсь! Давай, давай! — Он подталкивал ее.

Нати спустилась вниз.

— Скажешь Лиме, что я… — Старик зажмурил глаза. — Ну, в общем, скажешь, что у меня все в порядке.

На глазах девочки-клона заблестели слезы. Он улыбнулся ей и подмигнул.

Старик закрыл крышку над головой Нати, включил маскирующее поле, поднапрягся и задвинул на место комод.

От такого усилия он покрылся потом, воздух с хрипом вырывался из легких. Старик уперся рукой в стену и тяжело дышал.

В дверь опять постучали.

— Кто там?! — срывающимся голосом спросил он и нервно засмеялся — прямо какой-то старый анекдот. Закашлялся.

Подойдя к шкафчику, он достал из него насадку для своего ружья и пристроил над стволом. Старик направил оружие на дверь. На мониторе прибора, который он только что прикрепил к ружью, высветился тепловой контур фигуры, стоящей за дверью.

Киборг. Светящиеся на экране красным живые ткани перемежались с темными полосами искусственных имплантов, длинные лезвия в запястьях, усиленные кости ног…

Но выглядел он странно даже для киборга, словно перед ним был еще кто-то невысокий, но прибор не зафиксировал тепла тела. Появились еще киборги, экран приборчика заполнился красным.

Внезапно маленький темный контур резко ушел в сторону, а киборги стали быстро перемещаться. Старьевщик понял, что они сейчас сделают. Он поднял оружие к плечу и нажал на спуск, но ружье только сухо щелкнуло. Старик вспомнил, что не передернул затвор, чтобы дослать заряд в патронник. Руки судорожно дернули его на себя, с металлическим клацаньем вгоняя патрон на место и приводя оружие в боевую готовность. Но палец не успел нажать на спусковой крючок — дверь распахнулась от мощного удара и выбила дробовик из рук.

Старик отлетел назад, ружье, стукнувшись об пол, отскочило под кровать.

В комнату, не спеша, вошел киборг, огляделся, прошел дальше, как будто не замечал лежащего на полу старьевщика. За ним в комнату вошли другие

Старик хотел подняться, но проходящий рядом прислужник со щелчком выпустил из запястья лезвие. Клинок остановился в сантиметре от груди старьевщика, заставляя его остаться на полу.

Киборг, который вошел первым, встал рядом со стариком и пнул его под ребра. Тот охнул и, скрючившись, схватился за ушибленное место.

— Говори, — спокойно сказал киборг и снова ударил.

— Купоны в лавке, за стойкой… в жестяной коробке.

Киборг хмыкнул:

— Да ты герой, как я погляжу!

— Нет, — серьезно ответил старик, глядя на него снизу.

— Тогда не умничай и говори.

— Что вы хотите знать?

— Где они? Охотница и ее дружки?

— Насколько я знаю, Охотница — это страшилка, которой вы, недоноски, пугаете друг друга на ночь.

— Страшилка, говоришь?

— Конечно, — ответил старик, морщась от боли. — Я слышал сказки про нее, но не думал, что кому-нибудь взбредет в голову всерьез ее искать. Но, оказывается, нашлись такие тупицы.

— Ну-ну. — Киборг дружелюбно покивал и снова ударил старьевщика.

В комнате повеяло холодом. Киборг оглянулся и отступил назад.

Старик скосил взгляд и увидел, что на пороге стоит закутанная в тускло поблескивающий чернотой плащ невысокая фигура Зодчего. Киборги расступились, пропуская его.

— Он не хочет ничего говорить… — начал отчитываться старший, но короткий взмах остановил его.

— Думаю, с нами он поделится своим секретом, — раздался голос из темноты капюшона.

Старьевщик никогда прежде не видел этого существа, и сейчас, несмотря на опасность, в нем играло любопытство. Правда, длилось это недолго.

Зодчий вытянул руку, показывая на светильник, и ткнул пальцем куда-то вперед.

Повинуясь его жесту, киборг взял на столе лампу и поставил за головой лежащего лавочника.

Зодчий склонился над стариком. Протянув короткие ручки, положил их ему на голову, впиваясь в кожу острыми ногтями, из-под которых потекли струйки крови. Старьевщик тихонько застонал. Зодчий повернул его голову к себе (мышцы шеи отозвались резкой болью). Стоящий на полу светильник бросил отсвет под нависающий капюшон, осветив скрытое в его тени лицо.

В глазах старика появился испуг. Зодчий наклонялся все ниже и ниже, его черные волосы неприятно касались лица старика.

Тонкие губы Зодчего растянулись в ухмылке и стали вытягиваться дальше вместе с кожей. Нос стал плоским, а потом и вовсе исчез, глаза превратились в тонкие щели и сползли на виски, посередине лица кожа лопнула и стала расходиться в стороны, обнажая черную блестящую, пронизанную белесыми жилками плоть. За свесившимся капюшоном никто, кроме старика, не видел происходящего. Его начала бить крупная дрожь, невыносимо хотелось зажмурить глаза, но он не мог отвести взгляд.

Первобытный страх парализовал его разум и чувства. И только где-то глубоко мелькнула мысль, что, наверное, это и есть истинный облик Зодчего.

Когда дрожащая шевелящаяся масса потянулась к нему, страх превратился в дикий животный ужас, мерзкими мурашками побежал по позвоночнику и забрался в мозг. Старик не выдержал и заговорил. Пугающим его самого шепотом он рассказывал все, что знал, не утаивая ничего.

Когда все закончилось, старьевщик увидел острые и желтые, как у животных, зубы Зодчего, оскалившиеся в довольной улыбке. Он наслаждался чужим страхом и тем впечатлением, которое производил.

Развернувшись, карлик сказал стоящим вдоль стены киборгам:

— Оставьте его, возможно, он нам еще пригодится. А пока мы узнали все, что хотели.

Зодчий направился к выходу.

Старик, все так же лежа на полу, просунул руку под кровать и нащупал лежащее там ружье, оно запуталось в покрывале, свесившимся с кровати.

Дрожащие руки плохо слушались, тряпка никак не хотела сползать с дробовика. Из глаз старика текли слезы, смешиваясь на щеках с кровью. Наконец он сумел освободить оружие от материи, в которой оно запуталось. Когда он, приподняв голову, навел ствол на повернувшегося спиной Зодчего, то понял, что его путь заканчивается, дальше не будет ничего. Вихрь воспоминаний закружил в его голове.

На короткий миг он снова стал молодым и бесшабашным…

…пронесся на открытом скутере над океаном, ловя ртом соленый воздух… влюбленный до беспамятства, обнял свою первую девушку… месяц гудел с друзьями, запершись на сорок пятом этаже небоскреба… нарастив плавники и жабры, неделю плавал с дельфинами в акватории… выиграл гонки на облачных яхтах, пройдя финишную черту в багровых лучах заходящего солнца…

Нет уж! Теперь он ни о чем жалеть не будет!

Дробовик дернулся в его руках, выплевывая смертоносный заряд, от блестящей накидки полетели клочья, Зодчего бросило вперед.

Сопровождавшие его киборги кинулись к старику, он успел нажать на курок еще раз, снеся Зодчему полголовы и задев одного из прислужников. В следующую секунду в его тело вонзилось с десяток лезвий, пригвождая к полу и разрезая на части. Старик умер, даже не успев вскрикнуть.

Глава 3

В шахте, по которой они поднимались, было довольно светло, потому что через открытую дверь внизу в нее проникали отблески света, да и в щелях на стенах росли пучки бледного мха.

Подъем длился десяток минут.

Добравшись до верха, Себастьян с усилием откинул прикрывающую выход чугунную крышку. Вместе с сухими листьями и комьями земли внутрь ворвался прохладный, насыщенный влагой ночной воздух.

Все четверо выбрались наружу. Они оказались на склоне, покрытом клоками жухлой травы, возле гигантской бетонной опоры, высящейся в темноте. Внизу шумели мутные воды реки. Вокруг не было ни души.

— Вам туда. — Себастьян указал рукой в направлении другого берега, скрытого тьмой.

Над рекой уродливым пологим горбом возвышался мост. Издали и ночью это сооружение могло показаться изящным и даже величественным, но будь сейчас день, в глаза бросились бы не плавные обводы его конструкций, а разъеденные ржавчиной балки, оторванные тросы, раскачиваемые ветром, исковерканные взрывами перекрытия, зияющие рваными ранами, словно какой-то гигант надкусил их огромными неровными зубами.

Поднявшись по склону, они вышли на асфальтированную площадку, изрытую временем и оплавленную лазерными зарядами. Мост лежал перед ними с манящим спокойствием, обещающим безопасное передвижение, но все же скрывающим несколько смертельных секретов.

Капитан хмыкнул:

— Ну что, пойдем?

— Конечно, пойдете! — сказал Безумный Король тоном, не терпящим возражений. — Иначе, зачем же я вас сюда вез!?

Лима задумчиво смотрела вперед. Внутри у нее все скребло, предостерегая, уговаривая не ходить туда.

Мост окутывала туманная дымка, поднимающаяся от воды и еще больше сгущавшая тьму.

— Другого пути все равно нет. — Она пожала плечами и прошла вперед, остановилась и обернулась. — Спасибо, Себ. Ты очень помог.

— Ну, мне не привыкать. Скоро, наверное, впишу в королевские обязанности помогать Лиме и ее друзьям. — Он махнул рукой. — Я пойду, а то отвык уже от такого воздуха. Прощаться не буду. Все равно ведь опять придете.

С этими словами он оставил их, направившись обратно.

— Помочь крышку, закрыть? — спросил вслед Ас.

— Не надо, побереги силы, они тебе пригодятся, а я справлюсь.

Они проводили его взглядами, а когда он скрылся из вида, посмотрели на ждущую их, уходящую вдаль темную полосу.

Все полотно моста было завалено разбитыми остовами различных транспортных средств, от гравимобилей до большегрузных платформ. Техника, большей частью разобранная и искалеченная, замерла хаотичными нагромождениями.

Это были игрушки для ветра. Он хлопал скрипящими дверцами, постукивал металлом о металл, шуршал пластиком, со свистом проносился через механические скелеты, создавая неповторимую мелодию заброшенности и запустения.

Лима и Сэм не спеша шли вперед, ожидая чуть отставшего Аса. Он быстро нагнал их, и все вместе они перешли на быстрый шаг.

Сооружение давно не использовалось для проезда транспорта, да и пешком по нему ходили редко — заречная часть города, наиболее пострадавшая во время боев, была нежилой, поэтому проторенных дорог не было и друзьям пришлось нащупывать путь наугад. В темноте это было непросто. Иногда кузова машин перегораживали мост поперек, не оставляя даже маленького прохода, и нужно было пробираться внутри них. Пару раз Лима воспользовалась копьем, чтобы они смогли пройти дальше. Она рубила гравимобили на части, а десантник и Ас отбрасывали получившиеся куски с дороги.

Правда, бывали и довольно чистые участки, в основном рядом с проломами, которые они обходили буквально по кромке, держась за перила, чтобы не свалиться ненароком вниз.

Когда начало светать, они почти добрались до конца моста. Осталось преодолеть не больше трехсот метров. В рассветной дымке виднелись здания расположившихся на том берегу реки кварталов города.

— Может, передохнем? — предложил Ас, когда они остановились, преодолев очередную преграду.

Все трое были изнурены тяжелым переходом, и им требовался отдых.

— Давайте, — согласилась Лима.

Они расположились прямо на асфальте, прислонившись спинами к мертвым машинам.

От них пахло ржавчиной и старой смазкой. Ветер сильно раскачивал несколько толстых стальных тросов с распущенными концами, которые с шумом проносились над их головами.

Лима сунула руку в сумку, достала оттуда пищевые брикеты и раздала спутникам. Фляжки с водой были у каждого свои. Внезапно ее рука наткнулась на кое-что еще, она достала предмет на свет и улыбнулась. В ладони у нее был недоеденный ею кусок шоколада. Она и не заметила, когда старик положил его ей в сумку.

— Держите, — она протянула плитку товарищам, — подарок от старого ворчуна.

— А что это? — спросил Ас.

— Шоколад, — ответил за девушку капитан. — Очень полезная штука.

— Никогда не слышал.

— Я тоже недавно попробовала.

— У вас не растет какао? — спросил десантник.

— Старик сказал, что нет, не приживается.

— Понятно.

— Как думаешь, киборги уже близко? — спросил Ас, жуя шоколад.

— Надеюсь, что не очень, — ответила девушка.

— А где бот? — поинтересовался капитан. — Отсюда не видно?

— Вон за теми зданиями. — Лима чуть привстала. — Если Себастьян не ошибся, примерно через два квартала.

— Если они сейчас подошли к началу моста, — сказал Ас, имея в виду отряды врага, — то у нас будет достаточно времени на то, чтобы отправить сообщение.

— Будем надеяться.

Разговоры о времени заставили всех заволноваться и, не сговариваясь, все трое поднялись и, сделав по глотку воды, снова отправились в путь.

Дорога стала немного легче, не так загромождена, и они смогли продолжить разговор на ходу.

— Ты считаешь, передатчик цел? — спросила Лима у десантника.

— Если уцелела кабина пилотов, — ответил Сэм. — Вообще гиперпередатчик — штука надежная, все цепи многократно дублируются и сконструированы так, что если даже одно из звеньев цепи не работает, его функцию сможет выполнять дублирующий элемент другого сектора. Элементы питания у него автономные, правда их хватит всего на одну передачу.

— Хорошо, нам больше и не надо. А много времени понадобится для самой передачи?

— Не знаю. Несколько минут. Получить доступ, ввести все полагающиеся коды, набрать сообщение, потом отправить сам пакет и получить подтверждение о получении.

— Звучит довольно длинно.

— Ну не очень быстро — это точно.

Они уже вышли к концу моста. От его края направо и налево уходила некогда благоустроенная набережная, теперь пришедшая в заброшенное состояние, как впрочем, и вся планета. Прямо перед ними лежала широкая дорога, по обе стороны от которой стояли дома, многие с обрушенными стенами, побитые снарядами и бомбами. От некоторых остались только внешние стены, хотя большинство имели не особо сильные повреждения.

— Эй! Смотрите! — привлек их внимание Ас. Лима и Сэм посмотрели, куда он указывал. Вдалеке, по дороге со стороны домов двигалась темная масса.

Она медленно продвигалась в их сторону, увеличиваясь по мере приближения.

Вскоре стало видно, что это животные, какие именно — догадаться было нетрудно, потому что только волки перемещались такими крупными стаями. Во главе ее двигалась массивная фигура — скорее всего вожак.

«Только уж больно он большой для волка, — решила Лима, — наверное, стая преследует какого-то крупного зверя».

Мчались животные в сторону спутников. Когда волки стали еще ближе, они увидели, что стая все-таки гналась за кем-то, потому что иногда хищники настигали свою добычу, и той приходилось сбрасывать с себя особенно ловких охотников.

Эта встреча не предвещала друзьям ничего хорошего.

— Нам нужно побыстрее спрятаться, — сказала Лима, озираясь по сторонам в поисках укрытия. — Давайте туда!

Она выбрала вставший на дыбы грузовик, сложившийся в районе прицепного механизма домиком Его висящая в воздухе кабина смотрела «мордой» на мост, а грузовая платформа с остатками кузова опиралась на скелет пассажирского транспорта, в котором осталась пара пластиковых окон.

Вся эта конструкция, несмотря на свою неказистость, казалась достаточно надежной, и все трое начали карабкаться наверх.

Они уже достигли середины платформы, когда Лима оглянулась и замерла. То, что она увидела, поразило ее.

— Что это?! — невольно вырвалось у нее. Спутники посмотрели на девушку и перевели взгляды туда, куда смотрела она.

В их сторону несся монстр. Внешне он чем-то напоминал гигантскую мохнатую собаку, только одна из задних лап у него была искусственной, и приоткрытая пасть поблескивала сталью зубов.

ОНО перемешалось большими прыжками, перемахивая через попадавшиеся на пути препятствия, но волки были немного быстрее и нагоняли.

Монстр то и дело шарахался в стороны, увертываясь от нападавших хищников, лавировал между остовами машин,пытаясь их запутать и хоть немного оторваться.

Аса вид этого монстра почему-то не особо впечатлил, и он продолжил забираться наверх.

— Давайте, двигайтесь! — Он стал подгонять товарищей.

Лима и десантник оторвались от созерцания картины погони и тоже продолжили подниматься. Оказавшись наверху, они устроились на торце платформы и наблюдали уже оттуда.

Как бы монстр ни старался, преследователи не отставали. Когда они проносились мимо грузовика, на котором спрятались Лима и ее спутники, волки догнали его.

Один прыгнул и вцепился монстру в бедро. Того повело, он просел задом и развернулся, одновременно отбросив хищника. Широко расставив лапы и опустив голову, он грозно зарычал на догнавшую его стаю. Волки, не останавливаясь, бросились в атаку. Стая напала и разлетелась в стороны, словно накатившая волна, врезавшаяся в волнорез.

Монстр встретил их ударами мощных лап, раскидывая животных. Стальные зубы рвали шерсть и мышцы, перемалывали кости и вспарывали животы. Визг раненых и умирающих волков смешался с яростным рыком их сородичей, не перестающих нападать. От ударов монстра многие животные перелетали через перила моста и с визгом отправлялись вниз, некоторым везло и они ударялись о прутья или тросы. Отскочив назад на мост, пошатываясь, они возвращались к стае и опять атаковали — если были в состоянии. Складывалось впечатление, что волки забыли об инстинкте самосохранения и управляла ими только слепая ярость.

Монстр был весь изодран, он вертелся на месте, постоянно сбрасывая с себя впивающихся в него врагов. Шкура лохмотьями болталась на боках, обнажая кровоточащую плоть и металлические ребра.

Лима с таким напряжением смотрела за схваткой, что побелели пальцы, которыми она держалась. Что-то в происходящем казалось ей странным. Непонятное чувство чего-то неправильного, от которого хотелось морщиться. Это ощущение возникло у нее еще тогда, когда она первый раз увидела монстра. И дело было вовсе не в нем самом, а в его поведении, движениях, что-то неуловимое на первый взгляд, но явно присутствующее.

Хищники облепили монстра. На каждой его лапе, кроме металлической, болталось по несколько животных. Пара вцепилась в его шею, еще трое повисли на животе. Он еле двигался под тяжестью их тел, но, тем не менее, сражался, хватал зубами, отбрасывая подальше, давил лапами, рвал когтями.

Вокруг все было залито кровью, валялись трупы волков с переломанными спинами и вываленными внутренностями, но стая продолжала атаки.

Схватка продолжалась еще минут пятнадцать. Друзья наблюдали за ней, как завороженные.

Потом, когда хищников стало совсем мало, они все же отступили. Некоторое время они стояли, окружив свою жертву. Их бока тяжело вздымались, языки висели, из ран текла кровь, но глаза по-прежнему были полны ненависти. Монстр дрожал всем телом, но сдаваться не собирался.

Один из волков оскалился, зарычал и, развернувшись, побежал назад в город. Остальные последовали за вожаком.

Монстр стоял, пока его противники не скрылись вдали, потом лапы подогнулись, и он распластался на асфальте.

Лима начала спускаться.

— Осторожнее, — предостерег капитан.

Оказавшись внизу, девушка приготовила копье и, переступая через тела мертвых волков, медленно приблизилась к поверженному животному.

Она подошла близко и смогла подробно разглядеть его. Собака-киборг, такого она еще не встречала.

— Вот твари, чего только не придумают! — процедил сквозь зубы, подошедший Ас. — Людей им мало — за животных принялись. Такое чудище сделали.

— Волки потому за ним и гнались, что он чудовище, монстр, — сказал капитан.

— Откуда ты знаешь?

— Предполагаю, — ответил Сэм. — Животным свойственно следить за чистотой своего генотипа, в отличие от людей. Там, где не помогает естественный отбор, в работу включаются инстинкты.

В этот момент монстр открыл глаза и посмотрел на окруживших его людей.

Заглянув в них, Лима поняла, что казалось ей необычным — во взгляде больших темно-коричневых глаз она увидела проблески разума.

Не развитого, едва осознавшего себя, но уже разума.

Сердце девушки тревожно забилось. Смутное чувство беспокойства и отчего-то вины, родилось у нее внутри.

— Лима, ты тоже видишь это или мне кажется? — изумленно спросил десантник.

— Вряд ли нам кажется это всем троим, — произнес Ас.

Монстр выдохнул почти по-человечески, тихо заскулил и поджал заднюю лапу — ту, что была настоящей, — изодранную до кости.

Охотница подняла копье и коротким ударом пронзила монстру грудь, прекращая его страдания.

— Пошли, — сказала она отвернувшись.

Путники сошли с моста в молчании. Дальше начинались дома, но не успели они пройти несколько из них, как наткнулись на преграду — улица была перегорожена обвалившимися с обеих сторон стенами зданий и машинами, наполовину заваленными камнями.

Опасность почувствовали все одновременно. Она шла отовсюду, справа, слева, спереди и даже сзади, откуда они только что пришли. Они замерли, оглядываясь и вслушиваясь в доносившиеся сквозь шум ветра звуки. Друзья поняли друг друга без слов, приготовили оружие и встали спина к спине, готовые к обороне.

Громыхнув сыгравшим пластиком, на капот гравимобиля запрыгнул волк. Со всех сторон появлялись еще хищники, окружив троих людей кольцом. Это были остатки стаи, которая сражалась на мосту с монстром.

Хищники скалились и рычали, но не спешили атаковать. Их было больше десятка, с драными шкурами, в пятнах засохшей крови.

Они стояли друг против друга, люди и животные, и те и другие приготовившиеся убивать.

Лима смотрела на вожака, оказавшегося напротив нее. Зверь и человек встретились взглядами. Девушка знала, что убьет волка, едва тот бросится на нее. Но ей не хотелось этого делать. Она всегда считала, что волки похожи на нее — такие же независимые, непримиримые и жестокие к врагам. Лима мысленно говорила вожаку, чтобы он не нападал — просила его.

Как будто услышав ее мысли, он, перестав рычать, дернул вверх головой, потом еще раз и завыл.

Другие волки вторили ему нестройным хором, потом все разом развернулись и, заскребя когтями по бетону и пластику, скрылись с глаз.

Люди постояли еще немного, не опуская оружия, потом расслабились.

— Я уж думал, сейчас накинутся, — вздохнул облегченно Ас.

— Я тоже, — поддержал капитан.

Лима промолчала и пошла искать обходной путь.

Он нашелся почти сразу, им просто пришлось пройти через нижний этаж соседнего дома. Потом они прошли еще квартал в глубь района и оказались, наконец, у нужного им здания.

* * *

Лима задрала голову и посмотрела на тянущиеся ввысь по обе стороны от нее дома. В левом на высоте седьмого этажа зияла огромная дыра. Ее проделал бот при падении, пробив здание насквозь и застряв в следующем. Было удивительно, что сооружение не рухнуло. По сути, основная его масса — двадцать три этажа, не считая тех, что были вынесены десантным челноком — держалась сейчас на двух внешних стенах. Из дыры гигантским трамплином, направленным в сторону соседнего дома, торчал широкий кусок крыла, крепко застрявший в щели между плитами.

— Прямо мостик получился, разбегайся и прыгай, — хмыкнул десантник.

— Ага. — Ее взгляд скользил по зданию, где находился сам десантный корабль. В фасаде была гигантская брешь, с рваными краями. Выше места, куда врезался бот, этажи тоже обрушились, плиты громоздились наклонными скатами, козырьком нависая над проломом.

— Может, так и придется сделать, — сказал Ас, — я что-то пока не вижу, как нам попасть к боту.

— Мы с другой стороны еще не смотрели, — возразил Сэм.

— Давайте, значит, посмотрим. — Лима оторвалась от созерцания образчиков современной архитектуры.

Они стали обходить здание, внутри которого находился упавший бот. При аварии внутренние перекрытия обвалились, плотно запечатав все проходы, внутрь не было доступа ни через двери, ни через окна.

Главный вход был завален, но недалеко по стене пробегала довольно большая трещина, начинающаяся где-то наверху и расширяющаяся книзу, через которую запросто могли залезть несколько человек. Она давала возможность пробраться в небольшое помещение, которое выходило в фойе. Пройдя через обширный холл, спутники нашли проходы к лестницам, оттуда поднялись на второй этаж, обошли несколько завалов и оказались рядом с входным люком бота.

Одна сторона аппарата была вмята внутрь, корпус изогнулся, но, на удивление, не переломился. Нос был похож на гигантскую гармошку.

Капитан повернул скобу замка, пневматика сработала. Зашипев, люк отъехал внутрь и в сторону, но, не открывшись и наполовину, он остановился и больше не двигался.

Впрочем, образовавшегося прохода было вполне достаточно, чтобы забраться внутрь.

В боте мигнул и загорелся аварийный свет.

Сэм влезал туда с замирающим сердцем, приготовившись увидеть страшную картину катастрофы: изувеченные тела товарищей, не успевших высадиться. Но внутри было пусто.

— Это грузовой бот! — радостно воскликнул он.

— На нем есть гиперпередатчик? — забеспокоилась Лима.

— Есть. А еще на нем должно быть полно оружия и боеприпасов. Если повезет, то и дополнительные комплекты бронекостюмов.

— Здорово! — сказал Ас, влезая на борт, следом за капитаном и Охотницей.

Они обследовали бот под руководством капитана. Машина была повреждена гораздо больше, чем показалось вначале.

Первым делом они спустились вниз к кабине пилотов. Она была перекрыта большим листом бронированной обшивки, завернувшейся с левого борта.

Капитан выругался и вздохнул.

— И что теперь делать?

— Надо как-то разрезать.

— Разрубить не получится?

— Не думаю, попробуй, конечно, но все же это бортовая броня.

Ас и Сэм отошли в сторону, Лима замахнулась копьем и ударила по листу.

От раздавшегося звона заложило уши, слепящий сноп искр осветил внутренности челнока.

Они подошли посмотреть на результат. Глубокий разрез обозначил место удара.

— Слушай, что у тебя за копье? — В недоумении сказал капитан. — Я, конечно, видел, как ты рубила им киборгов, но то киборги, а то пласт брони.

— Все равно не поможет. — Досада сквозила в ее голосе. — У меня сутки уйдут, чтобы разрубить его, даже если вы будете меня менять.

— А чем его ремонтируют? — неожиданно спросил Ас.

— Что?

— Но ведь должен же быть какой-нибудь инструмент, чтобы чинить повреждения, если в бот попадет снаряд или еще что?

— Точно! — оживился Сэм. — Микроволновая горелка должна быть в ЗИПе или среди инструментов.

— Где они находятся? — спросила девушка.

Капитан задрал голову.

— Ближе к хвосту.

Челнок был наклонен под углом градусов в пятьдесят; чтобы пробраться в задние отсеки, десантнику пришлось карабкаться вверх. Он пролезал в узкие щели изуродованных проходов и лопнувших переборок, подтягивался, цепляясь за их края, и, прикладывая немало сил, пробирался все дальше.

Наконец оттуда послышался его удрученный голос:

— Отсек смят в лепешку. Мне в него не забраться…

Некоторое время было слышно, как капитан хлопает какими-то дверьми, стучит металлом по металлу. Потом раздался грохот и удары чего-то тяжелого о переборки.

Ас и Лима отошли в стороны, опасаясь, что на них может что-нибудь упасть, но сверху показалась только довольная физиономия капитана.

— Ас, принимай.

Он подтащил к краю и с усилием опустил вниз за ручку пластиковый ящик. Парень подхватил его.

— Осторожно, тяжелый, — предупредил десантник.

Лима помогла опустить ящик на пол.

— Вот еще. — Сэм подал еще три ящика, чуть меньшего размера, чем первый.

— А костюмы? — спросил Ас.

— Не достать, — ответил десантник, спускаясь к ним. — Я туда даже близко не добрался. Но и это хорошо! Так, что у нас тут? — Капитан начал с довольным видом вскрывать ящики. — Держи!

Он бросил Асу новенькую плазменную винтовку. Достал себе такую же.

— Целых три ящика! — Даже в полутьме аварийного освещения был виден радостный блеск в его глазах.

— А в четвертом что?

— ЗИП. Надеюсь, ремкомплект не поврежден.

Они отодвинули ящики с оружием и открыли тот, который Сэм подал первым.

— Хм, — десантник поджал губы, осматривая содержимое. — Нам везет!

С торжествующим видом он поднял зажатый в кулаке инструмент.

— Горелочка! — Он заулыбался.

— Отлично, — улыбнулась Лима, взяв из рук капитана горелку и рассматривая ее. — Сколько потребуется времени, чтобы пробиться к рубке?

Капитан тут же нахмурился, поскреб заросший щетиной подбородок.

— Несколько часов, точно.

— Надо на всякий случай приготовиться к обороне, — пояснила Охотница. — Неизвестно, как скоро здесь будут киборги и переделанные, но лучше, чтобы мы были к этому готовы.

— Предлагаю пройтись сейчас по зданию н наметить все возможные пути проникновения противника, — сказал капитан.

— Может, ты начнешь резать?

— Полчаса ничего не изменят. Берем винтовки, сколько сможем унести. Если придется отбиваться, сменить одну винтовку на другую быстрее, чем просто перезарядить. Найдем точки, где можно долго удерживать оборону, и будем постепенно отходить по ним.

— Ты хочешь сказать, что мы будем отходить, — тебе придется заниматься делом тут.

Сэм задумчиво пожевал губу, потом кивнул.

— Погодите, — сказал он, снова полез наверх и через пару минут спустился с перекинутой через плечо лентой скрепленных друг с другом мин, на другом плече у него висела метровая труба большого диаметра, с утолщениями на концах и с механизмами прицеливания и спуска.

Сэм вытянул руку, на раскрытой ладони лежали три продолговатых коробочки.

— Берите по одной, — сказал он.

— Что это? — спросил Ас.

— Коротковолновая система связи для координирования действий на близких расстояниях при отсутствии костюмов.

— Как этим пользоваться? — спросила Лима.

— Очень просто. — Сэм взял у нее коробочку. — Берешь приемник. — Он открыл коробку, достал кругляшек, снял с него прозрачную пленку и прилепил рядом с ухом. — Потом — передатчик.

Он проделал то же самое со вторым кругляшом, только прилепил его на шею.

— Держи. — Он протянул ей свою коробочку. — Не перепутайте приемник с передатчиком.

— Ясно, — кивнул Ас.

Он и Лима прилепил и устройства себе на кожу.

— Хорошие штуки, — рассказывал капитан, — можно разговаривать почти беззвучно. Передатчик улавливает и передает малейшие звуковые колебания. Очень удобно, когда противник находится в непосредственной близости

Они опробовали новое приспособление.

Ас не смог удержаться, чтобы не сказать чего-нибудь эдакого, но вслух не произносил. Зато Лима озвучила свой ответ:

— Да Ас, спасибо за комплимент, но я никогда не рассматривала тебя в таком качестве.

Сэм ухмыльнулся и хлопнул его по плечу:

— Не отчаивайся, какие твои годы! — Он же тоже слышал вопрос, заданный парнем.

— И правда работает, — вышел из положения Ас. — А это что у тебя?

— Он указал на трубу.

— ПРК.

— Что?

— По дороге расскажу, — сказал Сэм. — Пошли, не будем больше терять времени.

Они вылезли из бота.

Снаружи все было серо, и воздух насыщен влагой. Ас подбежал к ближайшему окну и взглянул на небо.

— Сейчас дождь начнется, — сказал он, и словно в ответ на его слова раздались глухие раскаты грома.

— Снизу вход только один, ну, по крайней мере, мы смогли найти только его, — сказал капитан. — Я установлю там мины. Эти малышки, — он провел рукой по своей перевязи, — имеют систему фиксации цели и взаимной связи. Каждая сработает только на свою цель. И никогда, даже если они будут расположены рядом, не среагируют на одну и ту же. Такого количества достаточно, чтобы задержать тридцать-сорок противников.

Начался дождь, почти сразу перешедший в ливень.

Они поднимались по лестнице вверх, осматривая доступные этажи. До самого седьмого этажа в здание было не попасть. Тут они решили организовать первую оборонительную точку.

Внешняя стена этажа рухнула, похоже, задолго до падения бота, на каменных обломках пятиметрового проема успел поселиться вездесущий мох. Чуть выступая из края пола, торчал обломок хвостового стабилизатора летательного аппарата. Срубленный наискосок потолок нависал козырьком, с него стремительным потоком лилась вода, сбегавшая с нагроможденных выше бетонных обломков, образуя некий экзотический водопад. Напротив было соседнее здание, где падающий бот проделал сквозную дыру, а оторвавшееся и застрявшее в стене крыло создало очень удачную площадку для того, чтобы перепрыгнуть на их здание.

— Скорее всего, основная атака будет здесь, — рассуждал подошедший капитан, — Самое удобное место, чтобы попасть в здание, да и в глаза сразу бросается. Ниже все заблокировано днищем бота и упавшими перекрытиями, если они, конечно, не станут разбирать завалы. Ту лазейку, через которую забрались мы, я попробую как-нибудь замаскировать, чтобы не сразу нашли, хотя на это рассчитывать не нужно.

— Тут останусь я, — сказала Лима.

— Хорошо, — согласился Сэм, — давай определим, куда будешь отходить, если придется.

Дальше шел довольно узкий коридор, в конце которого лежали куски бетонного блока, создавая отличное укрепление для ведения стрельбы.

Лима сразу положила за блоки свои винтовки, оставив на плече только одну.

Десантник одобрительно кивнул. Потом вернулся к пролому и посмотрел вверх.

Выше плиты были навалены так хаотично, что попасть внутрь здания можно было лишь поднявшись по мокрым, скользким бетонным обломкам на верхние этажи.

— Если здесь не пройдут, поползут наверх.

— Точно! — согласился Ас. — А там их встречу я.

— Пошли, посмотрим, где тебе можно устроиться.

Они поднялись еще на несколько этажей, но прохода так и не нашли. Дом оказался разрушен гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Они разбрелись, пытаясь найти места, где атакующие смогли бы проникнуть внутрь. И только на двадцатом этаже смогли его найти.

— Может, тогда я с Лимой останусь? — предложил Ас.

— Нет, — возразила она, — для киборгов десяток этажей пробежать — раз плюнуть, тогда они зайдут нам в спину. Лучше здесь будешь.

— Да, — согласился с ней капитан. — Вот, смотри, тут хорошее место.

Он указал на угол помещения. Окна его выходили на соседнее здание.

— Отсюда сможешь наблюдать, когда они появятся, а вот здесь, — он отошел назад в коридор, где две соседних стены упали, частично перекрыв проход, — сможешь отстреливать их как в тире. Вот еще держи.

Сэм снял с плеча ПРК.

— Переносной ракетный комплекс. Это на крайний случай, заряд только один. Штука очень мощная. Используй, когда будет совсем невмоготу.

— Можно будет подорвать соседнее здание, — предложила Лима.

— А может, взорвем его сразу?

Семен отрицательно покачал головой.

— Так мы знаем, откуда они будут нападать, и сможем обороняться, тем более что позиция тут неплохая. А если взорвем, то у них будет больше времени на поиски лазеек, которые мы пропустили или не заметили.

— Ну все! С точками определились, — нетерпеливо сказала Лима. — Сэм, иди вниз, минируй проход и приступай к работе.

— Стойте! Если мы запрем себя со всех сторон, то как сможем уйти? — резонно спросил Ас. — Есть, конечно, вариант, что мы сможем перебить их всех, но если все же придется сматываться, то хотелось бы иметь план отхода.

Капитан пожал плечами.

— Не знаю, если честно.

— Тогда у меня есть предложение, — сказал Ас. — С другой стороны стоит дом; если на него перекинуть какой-нибудь трос, то можно будет спуститься отсюда на его крышу. Сэм, я видел у тебя в том ящике лебедку, она подойдет?

— Вполне. Там еще пневмопистолет и насадка с самозакручивающимися винтами.

— У нас будет фора. А еще если напоследок бабахнуть в этот домик, — Ас большим пальцем ткнул себе за спину, — то это отвлечет их внимание.

— Почему бы и нет, — Сэм пожал плечами, — все равно ничего лучше у нас нет. Пошли вниз, возьмешь ее, а я установлю мины и займусь передатчиком. Как только управлюсь, сразу присоединюсь к вам.

Они все трое спустились до седьмого этажа, потом Ас и Сэм продолжили путь вдвоем, оставив Лиму на ее позиции.

Ас взял в боте лебедку и поднялся на свою точку.

Лима прошлась по краю пролома, отвлеченно слушая в приемнике рядом с ухом бормотания Аса и Сэма.

Снаружи шелестел дождь, изредка сверкали молнии и глухо гремел гром. На девушку напала сонливость, она протянула руку, подставив ладонь под льющуюся сверху воду, и ополоснула лицо. Прохладная влага слегка освежила.

Лима была наблюдателем, пока ее товарищи были заняты своими делами.

Ас укреплял трос, потом он решил сделать специальные рукоятки, с помощью которых было бы легче по нему спускаться. Сэм устанавливал мины и маскировал щель в стене, а затем забрался в бот и приступил к резке листа обшивки, перекрывающего доступ в кабину пилотов.

Если они не успеют передать сообщение до того, как сюда прибудут отряды противника, то им предстоит серьезное сражение. В таких Лиме еще не приходилось участвовать. А ведь они даже не знают — работает передатчик или нет. К тому же теперь она действовала не одна, а в команде. Ее собственная жизнь зависела от правильности действий других людей. Она вынуждена была полагаться на них, и, что еще важнее, — они полагались на нее.

Потянулись долгие часы ожидания. Ас закончил готовить путь отступления и занял наблюдательный пункт у окна, освободив от этого Лиму. Капитан, не отрываясь, работал в челноке.

— Ас, послушай, мы ведь ничего толком о тебе не знаем, — сказал неожиданно десантник, — расскажи, как протекали последние двадцать или сколько там тебе лет твоей бездарной жизни?

— Да нечего особенно-то и рассказывать, — отозвался тот. — Жизнь, и правда, бездарная. Родился я незадолго до войны. Своих настоящих родителей я не помню и не знаю. Меня нашли недалеко от поселения Сопрано. В сбитом флаере, неосторожно пролетевшем над одной из захваченных военных баз. При падении меня выбросило вместе с детским креслом, и я чудом остался жив. Сам флаер сгорел вместе с другими двумя пассажирами и всеми документами. Может быть, это были мои родители, а может быть, нет. Виторио, мой новый отец, рассказывал, что флаер летел из Ассема, в честь него меня и назвали. У них с женой не было детей, поэтому они воспитали меня как своего сына. Хотя мама все равно не очень меня любила. Они не скрывали, что я не родной им, но относились ко мне хорошо, поэтому, пока мне не исполнилось семнадцати, я жил на ферме у приемных родителей и, в буквальном смысле, растил коров.

— Для фермерского мальчика ты неплохо владеешь оружием.

— Отец был бывшим военным и многому меня научил. По-своему он любил меня и заботился. «В жизни есть много вещей, которых тебе знать не надо, или тех, которые ты узнаешь когда-нибудь, если захочешь, но вот обращаться с оружием ты обязан уметь уже сейчас и не терять этих навыков никогда, если хочешь прожить немного дольше», — говорил он. Отец и не рассчитывал, что я останусь с ним навсегда. Просил только предупредить, когда соберусь уходить, чтобы не исчезал неожиданно. В общем-то, жить у них было в какой-то мере даже весело. Постоянные занятия, ну помимо обычных повседневных, походы в лес. Он учил меня прятаться, устраивать засады, стрелять, как обходиться без оружия, как добывать себе воду и пи иду.

— И что же ты не остался там дальше? — спросил Сэм.

— Слушай, не умничай! — неожиданно оскорбился Ас

— Ты чего?! Я не имел в виду ничего плохого…

— Как дела Сэм? — вклинилась в их беседу Лима.

— Половина пройдена.

— Ясно, — потом спросила у Аса, продолжив расспросы: — А давно ты в городе?

— Последние несколько лет.

— Чем занимался?

— Подрабатывал, где придется, когда наемником, когда механиком.

— А рядом со мной давно жил?

— За неделю до тебя поселился.

— Ха! Так вы соседи? — спросил Сэм.

— Ага, Ас за мной подглядывал через окно.

— Это правда, Ас? — засмеялся десантник.

— Конечно, и могу сказать, что у Лимы отменная фигурка. — Потом резко сменил тему: — А знаете историю про то, как кибер забрался в отстойник?

— Нет.

— Сейчас расскажу…

Они травили байки, а Лима слушала их, улыбалась и думала, что все-таки она рада этим людям, повстречавшимся на ее пути.

* * *

Ас заметил первых врагов несколько минут назад.

— Идут, — сказал он, сообщая о появлении противника таким обыденным голосом, как будто продолжал рассказывать одну из своих баек.

— Сколько осталось Сэм? — сразу спросила Лима.

— Еще час-полтора.

— Ас, они далеко?

— В общем да, время еще есть, но не много. Вряд ли мы успеем.

— Значит, придется подраться.

— Придется, — подтвердил Ас.

— Я стараюсь изо всех сил, — сказал Сэм.

Прошло полчаса.

— Вот это да! — неожиданно воскликнул Ас.

— В чем дело? — спросила Лима.

— Их там…

— Сколько?

— Я даже не знаю, как сказать… много — это не то слово, — он заржал, — на нас идет целая армия.

— Чего смеешься?

Он так хохотал, что не сразу смог выговорить слова.

— Ас, перестань, — включился в разговор Сэм, тоже срываясь на смех. — Работать мешаешь.

— Нас же только трое, — смог, наконец, произнести Ас. — Ребята, мне даже не страшно совсем. Так умирать даже весело.

— Ну что же, не впервой, — бодро крикнул капитан и грустно сам себе улыбнулся, продолжая резать металл.

Лима только молча усмехнулась, расслабляясь перед боем.

— Они около здания, — сообщал Ас со своей наблюдательной точки. — Вы не поверите, сколько же их! Наверное, пара сотен или больше, там и киборги и переделанные.

— Себастьян так и говорил.

Лима понимала, что все эти колкости и смех — всего лишь бравада. Ей и самой было страшно. Но им надо было выстоять, чтобы дать Сэму возможность отправить сообщение по гиперканалу. Сейчас это было важнее всего.

— Ну все, кажется, началось! — раздался в ухе голос Аса. — Увидели трамплин, поднимаются, часть пошла в обход.

— Все, Ас! Занимай свою позицию.

— Удачи всем нам, — сказал Сэм.

Лима ждала начала атаки, заняв свою позицию за зеркалом падающей воды. Она еще раз передернула плечами, проверяя, хорошо ли закреплена на спине винтовка, не мешает ли движению.

Через несколько секунд она словно в замедленной съемке увидела, как из-за стены дождя начинают появляться враги.

Сначала на водяном «экране» образовалась размытая тень, потом сплошной поток, льющийся сверху, начал выгибаться под воздействием движущейся массы. Дождь жидким стеклом обтекал ее, но не спешил расступиться, словно мнил себя серьезной преградой. Затем струи разбились в мелкие брызги, лениво разлетевшиеся в разные стороны, и сквозь водяную взвесь проявились конечности, потом оружие, а затем все тело, заставляя дождь уступить натиску грубой силы.

Широкий замах из-за спины и лезвие копья устремилось к цели, рассекло воду, а затем и плоть, не позволив ей полностью пересечь водяной занавес.

Первые атаковавшие киборги казались Лиме до смешного медлительными, она обрывала их прыжки, едва они появлялись из воды, отбрасывая назад ударами ног или срубая взмахами копья. Растянутые звуки доходили до нее как сквозь вату, только собственный пульс ровно бухал в ушах, выбиваясь из медленного ритма окружающего мира. Следующих врагов она встретила выстрелами импульсника, не дав достигнуть здания. Заряды разбили стену воды, открыв картину заполнивших соседнее здание киборгов и переделанных, похожих на рой насекомых.

Охотница отбросила пустой пистолет и снова взялась за копье.

Нападавших становилось все больше, некоторым уже удалось твердо встать на мокрую поверхность каменного пола, но Лима не давала им опомниться, и через мгновение они вновь оказывались вне здания, покалеченные, с криками летящие вниз, или мертвые.

Потом часть атакующих решила пойти другим путем, и они стали забираться наверх.

— Ас, к тебе пошли! — крикнула Лима, отправляя в полет очередного врага.

— Угу, понял.

— Держись!

Ac не ответил.

Наверху звуки стрельбы, бывшие сначала отрывистыми, перешли в сплошное рычание.

Враги непрерывно атаковали Лиму, не давая ей ни мгновения передышки, но пока она справлялась. Вскоре нападавшие изменили тактику. Вместо того чтобы напрямую прыгать на этаж и нарываться на удары Охотницы, они стали хитрить. Некоторые продолжали ломиться напролом, другие забирались на козырек потолка и проникали внутрь уже оттуда или цеплялись за край пола и вползали снизу. Темп атаки постепенно нарастал, нападающих стало столько, что им не хватало места, многие срывались вниз, натыкаясь на спины стоящих перед ними. Лима медленно отступала в сужающийся коридор и уже не успевала перехватывать всех.

Некоторые из киборгов успевали выстрелить в нее из лазерных разрядников. Один луч прожег доспехи на боку, слегка чиркнув по ребрам. В азарте схватки Лима не замечала раны.

Она быстро сменила копье на плазменную винтовку и стала поливать врагов короткими точными очередями. Место схватки наполнилось паром от зарядов, проходящих сквозь воду.

И все равно Лима не справлялась, враги стали заходить ей за спину. Винтовка запищала, предупреждая о скором опустошении магазина, а потом сухо щелкнула механизмом подачи в пустом патроннике. Охотница снова выхватила копье и раскидала подступающих киборгов и переделанных.

Ее доспехи были уже пробиты в нескольких местах. В пропитанной кровью одежде она действительно была похожа на демона из страшного кошмара. Но и для нее пришло время отступать.

— Я ушла на вторую точку! — крикнула она в передатчик.

Нападавшие обступили ее со всех сторон, почти окружив, девушка рванулась в глубь здания. Атакующие с ревом кинулись за ней. Лима перемахнула через приготовленную баррикаду, одновременно вонзив копье в бетон пола, подхватила одну из лежавших там винтовок и открыла огонь в бегущих за ней врагов, заставляя их откатиться назад, оставив в проходе с десяток трупов.

Но атака продолжилась, лишь слегка замедлившись. Вскоре в винтовке закончился заряд, Лима отбросила ее и подняла другую. Враги продвигались, несмотря на потери, трупы завалили коридор, мешая им проходить, но они пробирались через них, погибая под шквальным огнем, но стремясь к своей цели.

Атакующих стало меньше, и Лима получила небольшую передышку. Через какое-то время дом вздрогнул, когда на нижних этажах глухо заурчали рвущиеся мины. Значит, нападающие пробились через завалы у входа и нарвались на мины-ловушки.

— Сэм, слышал?

— Да.

— Как у тебя?

— Почти закончил.

— Поторапливайся.

Взрывы продолжались минуты две, потом прекратились ненадолго и начались заново. На верхних этажах что-то обвалилось. Через некоторое время взрывы перестали сотрясать здание и больше не возобновлялись.

— Прорвались, — констатировала Лима.

— Я понял! — ответил десантник.

— Ас, как у тебя? — спросила она.

— Держусь! — кричал сквозь шквал выстрелов и лязг карабкающихся по стенам киборгов парень.

Капитан усердно трудился над вскрытием командной рубки. Лист бортовой брони, перекрывающий вход, был почти разрезан. Пот заливал его лицо. Руки все были в ожогах от брызг раскаленного металла, но он не останавливался ни на секунду. Там наверху Ас и Лима отбивали атаки огромного числа врагов. Ему хотелось бросить тут все, схватить винтовку и бежать им на помощь, но он пересиливал себя.

— Ну давай же, скорее, скорее, — уговаривал он свой микроволновый резак.

Осталось дорезать несколько сантиметров — и путь в кабину свободен. Но это еще десять минут, потом еще возиться с самим передатчиком. А враги уже прорвались через нижние этажи. Их не остановили даже мины. Скоро все здание будет заполнено ими.

«Лима — отличный боец, оружием владеет как никто другой, — успокаивал себя Сэм, — оружия у нее достаточно. Ас тоже на хорошей позиции, к нему не подступишься. Они продержатся!».

Десантник тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Разлетевшиеся при этом капли пота зашипели на красной кромке разреза. Сэм сосредоточился на текущей задаче.

Тонко звякнув, лист разделился на две части. Капитан отбросил резак, стянул рукава рубашки на ладони, ухватился за края листа и потянул. От напряжения он покраснел, вены вздулись. С криком Семен сделал рывок и отбросил тяжелую пластину

— Я у рубки, — сказал он, тяжело дыша, но ему никто не ответил.

Лима и Ас были слишком заняты, чтобы отвлекаться на подобные реплики.

Замок открылся сразу, капитан ворвался в кабину. Трупный запах от разлагающихся тел пилотов ударил в нос. Он закашлялся и вышел из кабины, набрал в легкие воздуха и снова вернулся.

Мысленно прося у них прощения, Сэм вытащил обоих пилотов. Забравшись в одно из кресел, он начал щелкать тумблерами, запуская систему управления. Тошнота подступала к горлу. Пересиливая себя, он крутил верньеры настройки и нажимал клавиши. Панель отозвалась на его действия перемигиванием белых неоновых огней.

Десантник запустил модуль связи. Сначала он не отзывался, дублирующий контур включился не сразу, но потом все же заработал.

— Готово! — вырвалось у капитана. — Включил!

В этот раз Лима ответила.

— Отлично! Отсылай сообщение и валим отсюда, а то становится жарко.

— Сейчас.

Он настроил передатчик, ввел необходимые коды и текст передачи. Нажал кнопку отправки… подтверждения не было.

Мучительно долго тянулись секунды, пока, наконец, не загорелся сигнал, что сообщение доставлено.

— Есть! Ушло и принято! — Капитан ликовал. — Все ребята, можно сматываться!

— Здорово! — сказал Ас. — Я вас жду!

— Поднимайся ко мне, Сэм, — позвала Лима, — только предупреди, что это ты идешь, а то тут лезут отовсюду.

— Хорошо, обязательно!

Он развернулся в дверях рубки и всадил в панель половину обоймы. К приторному запаху разложения примешался дым от горящей проводки и пластика.

Бросив последний взгляд на изувеченные внутренности кабины пилотов, Сэм подошел к входному люку. Осторожно приоткрыл его и выглянул. Луч промелькнул в нескольких сантиметрах от его лица и вонзился в стену внутри бота. Десантник отпрянул, потом выставил в проем винтовку и начал палить в сторону, откуда прилетел луч. Оставаться в боте было нельзя, и Сэм, еще несколько раз выстрелив, выпрыгнул наружу. Сделал кувырок и спрятался под рваным брюхом бота, за обломком стены.

Привстал оглядеться, но вынужден был тут же спрятаться назад. От зарядов попавших в его укрытие, полетели мелкие каменные осколки и пыль, обсыпая ему голову. Послышался топот бегущих в его сторону ног. Ориентируясь по слуху, десантник, не вставая, приподнял над камнем винтовку и выпустил длинную очередь. С тупым стуком упали тела.

Обстрел временно прекратился. Пользуясь моментом, капитан побежал. Ему предстояло преодолеть весь этаж, сплошь заваленный каменными глыбами и мусором, потом подняться наверх к Лиме. Дальше они уже будут двигаться вдвоем.

За ним гнались, капитан слышал ругань и крики за своей спиной, иногда ему вслед стреляли, но его путь был таким путаным — Сэм часто сворачивал, пролезал под обломками, — что попасть в него было очень трудно. К тому же он старался, чтобы между ним и преследователями постоянно была какая-нибудь преграда.

Он добрался до лестницы, поднялся на пролет, быстро развернулся и присел, упираясь локтем в колено, нацелив винтовку вниз.

Киборги мчались за ним, не ожидая засады. Сэм вы ждал, пока двое или трое взойдут на ступеньки. Когда идущий первым киборг увидел наведенный на него ствол, палец десантника прижал кнопку спуска. Заряды разворотили киборгу грудь и швырнули назад, сбивая бегущих за ним. Капитан вскочил, выпустил остатки обоймы в образовавшуюся живую кучу и снова побежал.

Пролеты сменялись один другим, перилам передавалась дрожь от топчущих ступени лестницы десятков ног. Сэм вбежал на шестой этаж, перед ним был прямой широкий коридор. Чтобы добраться до позиции Лимы, капитану нужно было пересечь его и подняться еще на этаж.

Враги были уже близко. Он понесся изо всех сил, пытаясь перезарядить на ходу оружие, но киборги настигли его ближе к середине коридора. Капитан чувствовал затылком, как стремительно приближаются к нему враги, слышал их тяжелое дыхание, шорох каменной крошки под ногами. Он оглянулся — противников было двое, они опередили основную группу и сейчас были готовы наброситься на него. Десантник метнулся в сторону, толкнулся от стены, разворачиваясь в прыжке, и врезался в преследователей сбоку, сбивая обоих с ног и падая вместе с ними. Ударил ближайшего локтем в лицо, слыша, как трещат кости, второй киборг быстро вскочил и бросился на Сэма.

Свистнул небольшой топор, высекая искры рядом с его головой, в этот момент капитан схватил оружие первого киборга, лежащее рядом, — тупорылый тесак с острой, как бритва режущей кромкой и ударил противника. Лезвие разрубило тому плечо, не дав закончить замах.

Выронив топор, киборг взвыл и схватился за рану. Десантник поднялся и ударом ноги сбил его с ног. Секунда потребовалась капитану, чтобы закончить перезарядку плазмореза.

Раненый, рыча, бросился в атаку, но не успел сделать пары шагов, как свалился с простреленной головой.

В начале коридора появились еще преследователи. Капитан развернулся и открыл по ним огонь, заставляя остановиться, спотыкаясь о трупы своих товарищей, а сам побежал дальше.

— Лима, я рядом. Сейчас появлюсь слева от тебя. Меня преследуют.

— Поняла.

Он преодолел последний пролет и выбежал в коридор, в конце которого она держала оборону.

Лима сидела за невысокой баррикадой из куска бетонного перекрытия и вела огонь по наступающим киборгам, короткими точными очередями. Десантник был потрясен увиденным — такую скорость стрельбы он встречал разве что при подключении винтовки к компьютерной системе наведения, встроенной в бронекостюмы, но он никогда не думал, что так быстро может двигаться обычный человек. В этот момент у Лимы закончился в плазморезе заряд, она отбросила его к трем другим опустошенным винтовкам, подхватила новую и снова открыла огонь. Своими четкими, экономными движениями девушка была похожа на робота.

Киборги тоже не спали. В момент, когда она меняла оружие, один оттолкнулся от стены и, перемахнув через блоки, оказался прямо рядом с ней, а другой почти обежал девушку сбоку. Но сделать они ничего не успели — капитан выстрелил первому в спину и сразу переключился на второго, сшиб его, едва тот прыгнул на Лиму.

Сэм нырнул к ней в укрытие и включился в оборону. Сдвоенным огнем они отбросили противника назад.

— Уходим!

Зацепив по одной дополнительной винтовке и выпустив несколько зарядов в оставшиеся, чтобы не достались врагу, они сорвались с места.

— Ас, идем к тебе! — сказал капитан.

— Давайте, а то меня уже прижимают.

Лима и Сэм побежали. Этаж сменялся этажом. Они преодолели уже восемнадцатый, пересекли его и подошли к ближайшей лестнице. По ней наверх, туда, где был проход к позиции Аса, но тут их встретил огромный завал, которого не было, когда они обследовали здание и планировали оборону.

Взрывы мин внизу сотрясли непрочно державшиеся плиты, и они рухнули, перегородив путь наверх.

Беглецы начали обследовать завал, пытаясь найти какой-нибудь проход, но путь был заблокирован.

— Что будем делать? — Капитан согнулся, уперев руки в колени, и дышал открытым ртом.

Вот-вот могли появиться враги.

— Ас, мы не можем к тебе пройти, — сказала Лима.

— Почему?

— Потолок обвалился.

— Какой этаж?

— Восемнадцатый, кажется.

— Попробуйте дальше по коридору. Я видел там дыру в потолке; может, сможете пролезть. Давайте быстрее!

Друзья побежали. Они нашли пролом, но он был почти весь закрыт упавшими обломками.

— Здесь тоже обвал, Ас! Мы не можем пока к тебе подняться.

— Ищите! Я не уйду без вас!

Они метались по этажу, пытаясь найти хоть какой-нибудь лаз наверх, но плиты осели плотно, перекрыв доступ.

— Давай попробуем с другого этажа; может, оттуда удастся? — предложил десантник.

Они побежали к лестнице, и только спустились на один пролет, как им навстречу выскочили несколько переделанных. Сэм свалил первых двух из винтовки, но сзади подтягивались еще враги.

— Назад! — завопил он.

Они снова помчались наверх, на заблокированный этаж.

— Спустимся через дыру в полу, — сказала Лима.

Добравшись до цели, Лима, не останавливаясь, прыгнула, мягко приземлилась и сразу ушла в сторону, уступая место капитану. Он оказался рядом с ней несколько мгновений спустя. Со стороны лестницы послышался топот десятков ног и гул голосов.

Они помчались в глубь здания, потом затаились в небольшой комнатушке, пропуская мимо несущихся в их поисках врагов.

— Ас, — неслышно сказала Лима, но передатчик уловил звуковые колебания и отправил их в эфир.

— Да? — Его голос был озабоченный и тревожный.

— Наверх пути нет.

— Что будете делать?

Лима посмотрела на десантника.

— Мы попробуем прорваться низом. Через холл.

Сэм кивнул, соглашаясь, и проговорил так же беззвучно:

— Я согласен.

Ас недолго молчал, потом сказал:

— Попробуйте уйти тихо, торопиться-то нам теперь некуда.

— Хорошо, постараемся, но обещать не будем, мы любим пошуметь. Ты же знаешь.

— Удачи вам, ребята! Она вам очень понадобится.

— Ты продержишься?

— Да. Пока не кончатся заряды.

— Хорошо. Если связь нарушится, мало ли, — планировала Лима, — то встречаемся возле моста, а там найдемся.

— Ясно.

— Ну, мы пошли.

Осторожно выглянув из укрытия, Лима проверила путь к отступлению. Все было чисто — враги ушли наверх, в тщетных попытках нагнать ее и капитана. Они же тем временем тихо выскользнули и направились на нижние этажи, чтобы оттуда выбраться наружу.

Но осуществить свой план им не удалось. Враги заполонили здание. Беглецам навстречу почти сразу попались несколько киборгов, и завязалась рукопашная.

Лима подсекла первого противника, опрокидывая его на спину. Когда тот грохнулся на пол, Охотница была уже рядом, подобрала выпавший из его рук импульсник и с размаху ткнула стволом в лицо лежащего киборга. Боковым зрением заметила движение сзади, обернулась, выбросила руку с копьем, пронзая подбежавшего, и одновременно нажала на спуск пистолета. Руку подбросило и обдало горячими брызгами. Капитан встретил своего врагазарядами плазмы, второго сбил с ног ударом приклада и добил, выстрелив в грудь.

Потеряв четверых, остальные не спешили лезть на рожон. Лазерные лучи пронзили воздух и впились в стены недалеко от Лимы и Сэма. Им пришлось быстро искать укрытие. Спрятавшись за обломком бетонной плиты, они выглянули осмотреться, но по ним тут же открыли шквальный огонь. Киборги прижали друзей; стараясь держаться подальше от копья Охотницы и не попасть на мушку к десантнику, но и не давая им подняться. Дальше идти было некуда — впереди засели киборги, позади были окна, в которых виднелось соседнее здание.

— Время тянут, — проговорил тихо Сэм.

— Сколько заряда осталось?

— Сейчас набежит столько, что будь хоть полная обойма, не справимся.

— Надо что-то делать.

— Вариантов не особо много.

Они сидели, прижавшись, спина к спине.

— Ас! Взрывай! — произнесла Лима.

— Вас же может придавить!

— Взрывай, нам к тебе все равно не пройти!

Ответа не последовало.

— Ас, вали это долбаное здание! — поддержал ее капитан.

— Ребята…

— Ас, давай! Так у нас будет шанс. Встречаемся, как договорились.

Прошло какое-то время, прежде чем Лима увидела, как огненный шар сорвался сверху и исчез в провале дома напротив. Через мгновение там раздался глухой рокот, несколько этажей высветились изнутри белым сиянием, по глазам резанула яркая вспышка. Находившиеся в том здании киборги и полуживые очертились резкими черными силуэтами, но потом их стало не видно в бешеном, слепящем потоке света.

На доли секунды повисла тишина, свет мгновенно погас, показалось, что резко наступила ночь, а затем ударил вновь, с еще большей силой, сопровождаемый оглушающим грохотом и землетрясением. Толчки сбили девушку и десантника с ног, сверху сыпалось каменное крошево. Потом пришла ударная волна от взрыва. Капитану и Лиме повезло, что они уже лежали на полу, иначе их бы смело и размазало по стенам, как мошек о лобовое стекло гравимобилей, а так их просто проволокло несколько метров по полу, вместе с мусором и обломками. Уши заложило от невыносимого грома, обдало жаром, мгновенно высушившим кожу. Нагретым воздухом было трудно дышать, легкие нестерпимо жгло, тянуло кашлять…

И вдруг все закончилось.

От наступившей тишины казалось, что они оглохли, кружилась голова и слегка мутило.

Новый звук пробился к ним, доказывая, что с их слухом все нормально — хруст камня, сначала какой-то не внятный, но все более и более жесткий, растянувшийся на несколько секунд.

Лима приподнялась на локтях и оглянулась.

Со стоном смертельно раненного животного соседний дом начал оседать.

Девушке было видно, как промелькнули за окнами рушащиеся этажи, стремительно несущиеся вниз, ломаясь и трескаясь. Земля снова вздрогнула, и вверх взметнулись гигантские облака пыли. Лима едва успела отвернуться, как они со свистом и воем ворвались в окна, мгновенно заполнив все вокруг.

Пыль забивалась в рот и нос, лезла в глаза. Оторвав два куска материи от рукава рубашки и растолкав капитана, которого все же слегка оглушило взрывной волной, девушка поднялась сама и помогла встать ему. Они поплелись в поисках выхода, закрывая рты тряпками и периодически заходясь кашлем.

Заряд, выпущенный Асом, попал как раз в отверстие, проделанное ботом при падении. Взрыв окончательно разрушил стены, на которых держалась верхняя часть здания. Она обрушилась, сминая своей тяжестью нижнюю. Каменные глыбы похоронили под собой всех, кто в тот момент находился внутри и рядом со зданием.

Путь вниз был очень трудным, в клубах пыли не было видно провалов в полу и обрушенных лестничных пролетов. Несколько раз они чуть не упали в эти дыры.

Иногда им попадались киборги. Массовая гибель соратников привела к панике в их рядах. Они метались, не зная, что делать, и стремясь найти выход из этого здания, боясь, что и оно тоже рухнет, погребя их под тоннами камня.

Часто возникали перестрелки и рукопашные стычки. Перепуганные киборги в пыльной мгле принимали своих за врагов. Хотя бывало, что они действительно не ошибались и видели Охотницу с ее товарищем, но тогда киборгов встречало метнувшееся к их груди смертоносное лезвие короткого копья.

Главную опасность представляли переделанные, у этих не было чувства страха или переживаний из-за гибели товарищей, их волновало только одно — выполнить приказ хозяина. Но они так же плохо видели в пыли и задыхались от нее, как и все остальные.

Лима ввязывалась в драки, только когда враги вставали у них на пути. Если они не мешали, она пропускала их мимо. Сейчас главным было выбраться на улицу. Глаза непрестанно слезились, тряпки, которыми они прикрывали рты, были облеплены толстым слоем пыли и плохо пропускали воздух. Капитан шел следом за девушкой, ни разу не выстрелив. Устройства связи не работали, поэтому они не могли переговариваться между собой и не слышали Аса. Они даже не знали, сумел он покинуть здание или нет.

Наконец они добрались до нижних этажей. Там никого не было, под ногами валялись разорванные минами тела киборгов и переделанных. Ловушки сработали все до единой, но не смогли сдержать потока врагов.

Пройдя мимо выщербленных колонн, перешагивая через трупы, Лима и Сэм оказались снаружи.

На улице пыли было уже не так много — дождь прибил ее, превратив в жидкую грязь, хлюпающую под ногами серым киселем.

Отойдя еще на несколько метров и выйдя из пыльного облака, оба с хрипом втянули в себя чистый воздух и зашлись в надрывном кашле. Но медлить было нельзя, друзья поднялись и, еле переставляя ноги от усталости, пошли в сторону дома, куда уже должен был спуститься Ас.

В грязь у них под ногами что-то плюхнулось, разметав брызги. С негромким хлопком предмет разорвался, окутав их облаком зеленоватого искрящегося газа. Ливень немного прибил его, давая Лиме и Сэму возможность уйти. Они попытались бежать, а зеленая взвесь тонкими цепкими щупальцами потянулась за ними следом.

Капитан обернулся и выстрелил по гранате, все еще извергавшей свою начинку, в надежде попасть и отбросить ее подальше, но только поднял тучу брызг.

Подожженные зарядами пылинки сгорали потусторонними синими огоньками.

Лима не заметила, с какой стороны пришел импульс. Он попал в землю рядом с десантником, обдав его волной грязи и свалив с ног. Капитан упал, взмахнув руками, винтовка отлетела в сторону. Лима бросилась ему на помощь, помогла подняться.

Вторая граната с газом взорвалась прямо рядом с ней. Зеленые искорки снежинками кружили вокруг них. Они снова попытались уйти от ядовитого облака. Лима тащила Сэма, но туманные щупальца не отпускали. Капитан, не выдержав, вздохнул и свалился, потянув ее за собой.

Лима оступилась и почти упала, но устояла, опершись на копье. Она подняла лицо вверх, надеясь, что сильный дождь смоет отраву.

«Нет! Только не дышать! Не дышать!» — билась мысль, легкие жгло огнем; казалось, голова сейчас взорвется, перед глазами плыли красные круги, все ее существо просило вдоха. Она уже не видела ничего перед собой, наконец, не выдержала и втянула в себя воздух вместе с витавшими вокруг спорами.

Горло захолодело, волна свежести пронеслась по телу, заставляя расслабиться. Лима потеряла контроль над своими конечностями. Оружие выпало из рук, ноги отказались слушаться и подогнулись, она нервным движением опустилась на колени.

В рассветной мгле она увидела темные силуэты, приближающиеся к ней с разных сторон. Голова закружилась, и девушка упала на спину, ничего не чувствуя и плохо соображая.

Она лежала на земле, грязь заливалась за шиворот, капли дождя били по лицу. Охотница чувствовала во рту соль и прохладу воды, с привкусом железа.

Над ней склонялись какие-то темные фигуры, поблескивающие металлом имплантов, что-то говорили ей, смеялись. Но окружающие звуки почти не доносились до нее. Даже гром, рокочущий в небе, казался тихим ворчанием. Только гулко стучало собственное сердце. Мозг окутывала вязкая пелена. Лима пыталась сопротивляться, но сознание предательски покинуло ее… Лиму грубо подняли и понесли.

Несколько раз она приходила в себя. Мимолетным взглядом она увидела перила моста и темную гладь воды далеко внизу. Потом были испещренные, с подпалинами, бетонные потолки, затем несколько раз подряд одни и те же черные кирпичные стены, иногда освещенные светом биолампы или огнем факела, приносимых киборгами. А между этими обрывочными видениями была просто темнота.

* * *

Лима пришла в себя оттого, что ее тошнило. Когда сознание вернулось к ней, девушка поняла причину неприятных ощущений — она висела лицом вниз в трех метрах от пола. От неожиданности она вскрикнула и начала инстинктивно вырываться, но была крепко привязана.

Лима висела распятая на прямоугольной металлической раме. Руки и ноги были закреплены по углам в специальных желобах и притянуты пластиковыми ремнями, под животом была натянута полоса жесткого пластика, которая не давала ей прогибаться вниз. Спину ломило, плечи затекли и тупо ныли. Ее обнаженное тело лоснилось потом от жары, едкие капли щипали глаза и губы, засыхали на коже, проступая солью, и снова текли.

Сначала она ничего не могла разглядеть из-за чадящего дыма, шедшего от расставленных повсюду жаровен, но, немного попривыкнув, осмотрелась.

Слева от нее был капитан, подвешенный на раме, как и она. Одежды на нем не было, тело блестело от пота, все в черных разводах от копоти, бывшей здесь повсюду, казалось, даже впитавшейся в кирпичные стены. Голова была безвольно опущена.

Время тянулось невыносимо медленно, и ничего не происходило. Дважды в помещение заходил переделанный, с длинными, почти волочащимися по полу руками. Первый раз он нажал какие-то кнопки на пульте в центре комнаты, стоящем рядом с продолговатым столом и окруженным какими-то приспособлениями. Рамы, удерживающие пленников, качнулись и приняли вертикальное положение. Когда стальной каркас дернулся, капитан застонал, и Лиме показалось, что он пришел в себя. Она тихонько позвала его, но капитан не ответил.

Во второе свое посещение переделанный долил горючей жидкости в жаровни, отчего те стали чадить еще сильнее, и повернул пленников опять лицом вниз. От едкого дыма, пробиравшегося в легкие и мутившего разум, ей опять стало дурно, голова кружилась и внутри все жгло огнем.

Девушка пыталась заговорить с прислужником, но тот никак не реагировал на ее слова. Она орала на него, обзывалась, но все напрасно. Сделав то, за чем приходил, переделанный вышел из помещения, даже не посмотрев в ее сторону.

Снова потянулось время. Потом Лима впала в забытье, несколько раз приходила в себя, но серая мгла затягивала ее, застилая разум.

Очнувшись в очередной раз, она сквозь мутившие взгляд слезы увидела, что внизу кто-то есть. Поморгав, она смахнула влагу и сфокусировала взгляд.

Морган стоял неподалеку и смотрел на нее.

— Привет, — сказал он, — как ощущения?

— Не хочешь сам попробовать? — неожиданно раздался голос капитана.

— О! Наш бравый десантник очнулся!

Лима посмотрела на него.

— Как ты?

— Нормально.

Морган вздохнул:

— Как мило, такая забота!

Лима и Сэм не обращали на него внимания.

— Где мы? — спросил у нее десантник и начал оглядываться.

— Это тюремная камера в месте, которое ближе всего к аду, — ответил за Лиму Морган. — Вы в мастерских.

В дверном проеме появился переделанный, прошел за спиной Моргана к пульту и поднял рамы с пленниками.

Главарь наблюдал за происходящим, подождал, пока переделанный уйдет, и снова обратился к Лиме.

— Так это тебя называют Охотницей?

Усталое тело девушки кололо иголками, говорить не хотелось, но она пересилила себя.

— Меня.

Морган покивал, поджав губы.

— Значит, все слухи о тебе — правда? — спросил он и тут же сам себе ответил: — Хотя нет, не думаю, что ты бессмертна. Да, в общем-то, и на демона ты мало похожа.

Морган потер шею.

— Имя-то у тебя есть? Хотелось бы знать его. Ведь не каждый же день встречаешь такого противника. Ты доставила мне немало неприятностей, но и заинтриговала тоже. Жаль, что так быстро все закончилось, играть с любой в прятки было забавно. — Главарь сделал паузу, ожидая ответа. Не получив его, он улыбнулся и продолжил:

— После того, как над тобой поработает Зодчий, ты вряд ли его вспомнишь. Так скажи мне, и я буду хранить его в своей памяти.

— Лима, — сухо ответила девушка.

— Лима, — повторил Морган. — Откуда ты такая взялась, Лима?

Она не ответила

— Может, ты и правда из другого мира? — Он задумчиво осмотрел ее. — Биорегулятора у тебя нет… хм, завидую твоему иммунитету.

— А ты освободи меня, тогда я и тебе покажу дорогу в другой мир.

— Нет, что ты! Я пока еще в своем уме.

— Не похоже.

Он хмыкнул.

— Ну а ты вояка, — перевел он взгляд на десантника, игнорируя колкость Лимы. — Откуда ты?

— Издалека.

— Да вижу, что не местный. Ох, трудно с вами разговаривать! — Морган деланно поморщился, — Ну если честно, то мне все это малоинтересно. Вы мне лучше расскажите вот что: та вещь, из-за которой ты, Лима ворвалась ко мне, а потом к Черной Птице, — это она нужна Хозяевам?

Лима смотрела на него, не отвечая, стараясь всем видом, насколько это было возможно, передать свое презрение.

Морган засмеялся.

— Нет, вам вовсе не обязательно отвечать мне, я же вижу, как вы этого не хотите. Мне просто интересно было узнать правильность своих догадок. Вот и все.

— Иди, потешь свое самолюбие в другом месте, не видишь, мы здесь отдыхаем, — съязвил Сэм.

— Ну и время пошло, — главарь покачал головой, — куда ни плюнь, одни герои вокруг. Ладно, отдыхайте пока.

Морган собрался, было уже уйти, но остановился и посмотрел на Лиму.

— Скажи, — он опустил взгляд, потом снова посмотрел на нее, — птица ничего не сказала тебе, перед тем как… перед тем, как ты убила ее?

Теперь Лима усмехнулась:

— Сказала.

— Но ты, конечно же, мне ничего не скажешь, так?

— Нет, не так.

Морган удивленно вскинул брови.

— У нее была ко мне одна просьба…

— Только не говори, что она просила пощадить ее, — кисло скривился Морган. — Я в это ни за что не поверю.

— Она просила меня убить тебя.

Морган стиснул зубы и сжал кулаки, а Лима улыбнулась. Он понимал, что охотница не врет, но от этого злость становилась еще сильнее.

— Кстати, хочешь, я принесу тебе кусочек твоего друга — старьевщика? — Он не хотел срываться, но не выдержал, девчонка все же вывела его из себя.

— Тварь, — вырвалось у капитана, но Морган ждал не его реакции, а Лимы.

Она не подала вида, что ее кольнуло в сердце.

— Зачем мне старое мясо? Оставь себе, может, пригодится еще. Я бы на твоем месте не разбрасывалась запасными частями, они тебе понадобятся.

— Мне жаль тебя, — сказал Морган, — скоро сюда придет Зодчий.

— Себя пожалей, потому что скоро я исполню просьбу твоей дохлой подружки.

Морган через силу усмехнулся:

— Ты храбрая. Очень храбрая. Даже слишком. — Он уже взял себя в руки. — Хорошо, что мы больше не увидимся. Ты уже начала мне нравиться.

* * *

Морган вышел из камеры в поганом настроении. Эта девчонка вывела его из себя всего парой предложений. Главарь выругался.

В боковом коридоре, который он только что оставил позади, раздался голос:

— Она тебе нравится?

Морган вздрогнул и обернулся.

Из-за угла показался Зодчий в сопровождении четверки переделанных.

— Она великолепна! Мы никогда раньше не видели такого материала!

В его голосе звучало неподдельное восхищение.

Морган был сильно удивлен. Впервые он слышал от этого карлика проявление каких-то других эмоций, кроме злобы и ненависти.

— Ты хорошо послужил нам. Мы довольны.

— Я старался.

— Мы подумаем, как вознаградить тебя. Но тебе надо найти вещь. Тот старик, который помогал ей, сказал, что она может быть у стунеров.

— Я посылал туда помощника с двумя людьми. Они не вернулись.

— Подготовь хорошую команду. Отправимся вместе. Завтра.

Зодчий повернулся и направился в сторону, откуда только что пришел Морган.

Главарь прислужников мысленно ругал себя, но слова сами слетели с его языка.

— Можно мне… — нерешительно начал он, чувствуя себя щенком рядом с матерым волком, хотя возвышался над этим коротышкой массивной скалой.

— Хорошо, мы постараемся не трогать ее внешнюю оболочку, она ведь так важна для вас, людей, — перебил его Зодчий, не оборачиваясь.

Морган поплелся в отведенную ему комнату, отчего-то чувствуя себя опустошенным и усталым.

* * *

Зодчий вошел в камеру, быстрым шагом направился к столу и что-то прошипел своей свите. Те развернулись и вышли из помещения.

Лима и Сэм были сейчас в горизонтальном положении, Зодчий подошел и стал ходить под ними, задрав голову, оглядывая их со всех сторон.

Капюшон его черной с отливом накидки слетел, открывая уродливую голову. Девушка провожала его ненавидящим взглядом.

Появились переделанные, которых Зодчий отсылал куда-то, они волокли за руки и ноги обнаженного брыкающегося человека. Он кричал, ругался и плакал, но это не мешало носильщикам тащить его. Зодчий даже не взглянул на них, продолжая изучать пленников.

— Эй, коротышка, — позвал капитан, — а знаешь, я лично завалил пару штук таких же, как ты. Вы даже мордами одинаковые. И когда подыхаете, то растекаетесь мерзкой черной лужей.

Зодчий вернулся к столу, на который уже водрузили принесенного человека. На его руках, ногах, шее и туловище защелкнули тонкие пластиковые крепления.

Коротышка нажал кнопку на столе и по бокам выскользнули подносы с различными инструментами. Он перебрал их, взял несколько, отложив в сторону, и вернулся к Лиме и Сэму.

— Вы причинили нам много вреда, — произнес он.

— Это было только начало, — пообещал десантник.

— Ваши жалкие войска будут скоро уничтожены, — спокойно продолжал Зодчий. — То, что вы сделали на своей планете, вам больше не удастся повторить.

— Посмотрим.

— И скоро ты будешь сам в этом уверен. Даже станешь помогать нам в этом.

— Да я скорее сдохну, чем…

— Ну зачем же так, мы не позволим тебе умереть, — сказал он серьезно и перевел взгляд на Лиму. — Скажи, а как она выглядит?

— Может, тебе ее еще и отдать? — огрызнулась она, сразу поняв, о чем речь.

— Конечно, отдашь, когда найдешь, — уверенно и без тени сомнения сказал Зодчий.

— Не выйдет у тебя ничего, Зодчий.

— Вы, люди, такие самоуверенные, хотя мы не понимаем, на чем это основано. Наш опыт показывает, что после прохождения специальной обработки вы будете рады принести нам то, что мы хотим, и выполните все наши приказы.

Капитан оскалился в деланной улыбке:

— Не дождешься. Раньше я раздавлю тебя, как гниду.

— Сравнение нас с личинкой насекомого не совсем точно, — флегматично не согласился Зодчий. — Уровень нашего развития ушел намного дальше любого из представителей этого класса существ вашего мира, даже примеры примитивного коллективного разума некоторых видов не могут служить способом нашего описания.

— Дерьмо может служить способом вашего описания! — передразнил капитан Зодчего.

— Злость в данной ситуации является выражением бессилия. Еще раз доказывать очевидное — ненужная трата сил. — Зодчий отошел от них, показывая, что разговор закончен, но потом опять вернулся и сказал: — Можно было бы запихать вас в машину, разложить и перемешать все клетки ваших тел, но нам больше нравится все делать самим. Ведь машина иногда выдает неожиданные результаты, а нам не хотелось бы испортить такой замечательный материал.

Зодчий прошел к столу с лежащим на нем человеком и выбрал один из своих жутких инструментов.

— Нет-нет-нет-нет! — быстро заговорил мужчина, косясь на длинную загнутую иглу, похожую на коготь, которую Зодчий поднес к его груди. На самом кончике ее тлел ярко-красный огонек лазера. — Не трогай меня… нет, пожалуйста, нет, нет, нет… НЕТ!

Он заметался, но игла неумолимо приближалась, и когда острие коснулось кожи, он закричал, а на лице уродца заиграла улыбка.

Зодчий не церемонился, ловкими, отточенными движениями он стал разделывать живого, кричащего человека. Ему не мешали метания несчастного, правда, и они были недолгими. Через некоторое время раздались булькающие звуки, которые быстро затихли.

Лима хотела зажмурить глаза, но, как завороженная, не отрываясь, смотрела на происходящее. Почувствовав сбоку движение и сумев все же перебороть себя, она как могла, повернула голову в сторону капитана. Десантник сделал то же самое, и они стали смотреть друг другу в глаза, стараясь отрешиться от раздающихся звуков. Когда мышцы устали, они опустили головы и все-таки зажмурили глаза.

Зодчий иногда каркал на помогающих ему переделанных, звенели бросаемые им инструменты, чавкала изуродованная плоть, шипела кислота, распространяясь по комнате едкими белесыми облачками. Они, смешиваясь с дымом от жаровен, еще больше раздражали слизистую, и из закрытых глаз непроизвольно текли слезы.

Пленники даже не заметили, что все закончилось, и Зодчий снова подошел к ним. Он стоял, задрав голову, рассматривая их оценивающим взглядом. Сэм и Лима посмотрели на него.

— Ты, — уродец ткнул в капитана окровавленным пальцем с острым когтем. — Хороший материал. Принесите репликатор, — бросил он переделанным.

Лима, вздрогнув, взглянула на Сэма. Биорепликатор использовался при вживлении инородных предметов в тело. Либо при имплантации других органов для совместимости разных биологических типов плоти.

Зодчий вернулся на прежнее место, только теперь вокруг него, аккуратно разложенные на ржавых столах, лежали куски мяса, в которые превратился человек. Кости и внутренности были свалены. Каркнув что-то переделанному, он указал на десантника. Тот подошел к пульту и нажал несколько кнопок.

Когда рама с капитаном качнулась, он только сказал, негромко и тревожно:

— Лима!

— Нет! Не трогай его, урод! — крикнула она.

Зодчий стоял, криво ухмыляясь, ожидая свою жертву. Рама, раскачиваясь, заскользила по направляющим, дойдя до стены, перевернулась вертикально, проехала вниз, недалеко от пола снова приняла горизонтальное положение, подняв капитана лицом вверх, и подъехала к невысокой фигуре в сверкающей черной накидке.

Переделанные сразу выплеснули на десантника вязкую и прозрачную, жутко пахнущую жидкость биорепликатора.

— Не смей, сволочь! — Дикая бессильная ярость обуяла Лиму.

Повернув голову, уродец посмотрел на висящую девушку. Стиснув зубы, Лима молча смотрела на Зодчего, вложив во взгляд всю свою ненависть.

Не оборачиваясь к Сэму, Зодчий воткнул кривой нож в его бедро, вспарывая до кости. Биорепликатор не дал крови брызнуть, связывая ее.

Десантник закричал.

Зодчий разрезал второе бедро.

Корчась от боли, Капитан извивался, но путы крепко держали его.

— Тварь! Сука! Я убью тебя! — орал он, брызгая слюной.

Зодчий, улыбаясь, повернулся к нему, бросил окровавленную железку на лоток, взял в руки другую, похожую на полумесяц, и сделал глубокие разрезы под грудными мышцами.

Капитан выл, шевелиться было невыносимо больно, но он все равно дергался изо всех сил, которых становилось все меньше.

— Спокойно, спокойно, мы просто сделаем тебя немного сильнее, — словно уговаривая маленького ребенка не плакать, сказал Зодчий. Его улыбка неожиданно изменила выражение его лица. Он стал похож на человека, чрезвычайно увлеченного своей работой. Заботливого и неутомимого экспериментатора.

Серая мгла заволакивала мозг Сэма, утягивая сознание подальше от творящегося кошмара.

Зодчий сделал шаг в сторону к лежащим кускам мяса, взглядом поискал нужный, взял его и повернулся к своей жертве.

Внезапно все вокруг качнулось. Раздался далекий грохот. Зодчий замер с куском человеческих мышц в руках, вытянутых над капитаном. Между пальцев сочилась кровь, капая на десантника и расплываясь по репликатору.

Рама Лимы заметалась из стороны в сторону, ремни больно врезались ей в запястья и лодыжки, а полоса под животом ссадила кожу.

— Что это? — Зодчий был крайне изумлен, он разжал пальцы, и мясо шлепнулось капитану на живот.

Махнув переделанным, чтобы они следовали за ним, он вышел из помещения.

— Сэм! — позвала Лима. Он не отозвался.

Вдалеке снова громыхнуло. С потолка посыпалась каменная крошка. Девушка в который раз попыталась вырваться, но путы были крепки. От злости пальцы ее рук сжались в кулаки. Самой ей было не освободиться. Лима опять стала звать капитана, но он не реагировал. Она знала, что репликатор поможет быстро затянуться его ранам, а сейчас у него просто болевой шок. Но если сразу не убрать лежащий на его животе кусок мяса, то репликатор приживит его к телу, и чтобы оторвать его, понадобится сложная операция.

Девушка пыталась придумать, как привести десантника в чувство, не переставая звать его по имени и говоря с ним.

— Сэм! Очнись! Тебе надо попытаться стряхнуть с себя эту гадость. Сэм!

Лима выругалась.

Неожиданно дверь, щелкнув замком, отвалилась в сторону.

Фигура в тяжелой броне, такой же, как та, что была на капитане, когда Лима отбила его у киборгов, ворвалась в комнату. Остановившись прямо под Лимой, боец обвел вокруг стволом плазменной винтовки, но, не найдя врагов, снова начал оглядываться.

— Эй! — позвала Лима.

Фигура дернулась, присев и направив ствол на нее.

— Там — пульт. — Девушка постаралась показать взглядом.

Еще несколько секунд он смотрел на обнаженную девушку из-за зеркального забрала, потом принялся действовать.

Нажав несколько кнопок и разобравшись с управлением, десантник заставил раму с девушкой двигаться и привел ее вниз. Она остановилась рядом с капитаном.

Лима посмотрела на него — Сэм был смертельно бледен и, казалось, не дышал. Охотница перевела взгляд на бронированную фигуру.

— Что стоишь?! Ремни режь! — рявкнула она. Словно опомнившись, он щелкнул нарукавными лезвиями и взрезал ремни, державшие девушку.

Она, освободившись и еле устояв на затекших ногах, бросилась к капитану. Подцепив ногтями кусок мяса, лежащий на его животе, она стала отдирать его — биорепликатор уже начал твердеть. Отлепив чужие мышцы от его тела, она отбросила их в сторону и стала голыми руками стирать остальную жидкость. Схватив висящий рядом шланг, девушка открыла воду и быстро смыла эту мерзость, оставив ее только непосредственно на ранах. Солдат тем временем освобождал капитана от пут.

— Давай винтовку, бери его! — приказала Лима. Десантник стоял в нерешительности, глядя на нее и оценивая.

До девушки только что дошло, как она выглядит — вся грязная, изможденная, голая и требует дать ей винтовку.

— Я его не донесу, а стрелять умею! — нетерпеливо объяснила она.

Десантник неуверенно протянул ей винтовку, она быстро взяла ее, проверила уровень заряда, положение предохранителя и, вскинув голову, посмотрела на десантника. В ее глазах горели дикие огоньки. Человек в броне кивнул и осторожно взял капитана бронированными руками.

— Ты один? — спросила Лима. — Остальные где?

Десантник снова кивнул, но так ничего и не сказал.

Досадливо фыркнув, Лима направилась к выходу.

— Пошли! — Она кивком головы позвала его за собой.

* * *

С капитаном на руках человек в броне следовал за обнаженной девушкой, держащей плазменную винтовку. Лима не обращала ни малейшего внимания на свою наготу. Она кралась, прислушиваясь к звукам, вглядываясь в тени, которых в этом сумраке было хоть отбавляй.

Не успели они сделать и нескольких шагов по коридору, как перед ними из ниши сбоку выскочил переделанный. Он их не видел и побежал вперед, но девушка все равно выпустила короткую очередь ему в спину, разорвав на куски.

Их процессия продвигалась довольно быстро, Лима держалась чуть впереди, выглядывая из-за углов и по мере необходимости расчищая путь. Десантник нес свою ношу и не лез вперед, после первых же схваток убедившись, что Лима ловко обращается с винтовкой.

Темные коридоры не отличались разнообразием. Переделанные, которые им встречались, редко обращали на них внимание, они все направлялись туда, откуда доносились звуки стрельбы. Для Лимы они были легкими мишенями. Охотница без жалости расстреливала их, стараясь расходовать заряд максимально эффективно. Когда он все же закончился, она подождала своего сопровождающего, окинула его быстрым взглядом, прикидывая, где могли быть запасные магазины. Быстро нашла их в прикрепленном к бедру отсеке, активировала один и перезарядила оружие. Десантник так и не сказал ни слова. В другой ситуации это, наверное, разозлило бы девушку, но сейчас она просто не обращала внимания.

Сейчас она думала о другом. Лима надеялась, что Зодчий был все еще здесь. Если бы не надо было прикрывать капитана и того, кто его нес, она давно умчалась бы вперед. Хотя человек в броне не замедлял ее движение, она должна была быть осторожной, защищая не только себя, но и их.

Внезапно сзади раздался шум. Лима резко обернулась, вскидывая винтовку.

На десантника с капитаном в руках напал переделанный. Тот развернулся и ударил противника бронированной ногой, отбросив далеко назад. Переделанный уже не поднялся.

Лима на всякий случай выпустила в него пару зарядов, отшвырнув тело еще дальше, и подошла к десантнику поближе.

По мере их продвижения стрельба становилась все громче. Следующий боковой коридор, к которому они приблизились, отличался от остальных тем, что в нем шел интенсивный бой. Из него постоянно вылетали багровые лучи, кроша стену напротив.

Их встретил стоявший на колене десантник, направивший в их сторону ствол винтовки. Перед ним лежали несколько трупов переделанных. Он прикрывал с тыла ведущих в боковом коридоре бой товарищей. Он поднял винтовку вверх и мотнул им головой, пропуская Лиму и ее спутника, и снова взял коридор на прицел.

Девушка прижалась к стене и осторожно выглянула. Спиной к ней, присев на колено; расположились два десантника и вели шквальный огонь по противоположному концу коридора. Лучи лазеров, попадавшие в них, поглощались броней. Десантники настреляли целую гору переделанных, но те все лезли, перебираясь через трупы своих, и продвигались ближе. Заряды плазмы отбрасывали вылезших вперед. Коридор был задымлен, из него доносился тяжелый запах горелой плоти.

Десантники периодически меняли магазины, но если у них их столько же, сколько Лима видела у своего сопровождающего, то должно еще надолго хватить.

— Дальше куда, через коридор? — спросила Лима, кивком показывая туда, где велась стрельба.

Десантник покачал головой и показал, что надо идти дальше, как они шли до этого.

— Хорошо! Скажи своим, пусть прикрывают!

Лима резонно полагала, что хотя бы со своими у него должна быть связь, не жестами же они общались. Она оказалась права. Почти сразу оба десантника, пятясь, появились из коридора, где держали оборону. Оглянулись, на мгновение замерли, увидев голую Лиму с винтовкой в руках, но быстро пришли в себя и развернулись, плотно встав рядом друг с другом. К ним присоединился и прикрывавший тыл десантник. Вскинув оружие, они снова открыли огонь. Их бронированные тела перекрывали проход, принимая на себя большинство лазерных зарядов. Они прикрывали девушку и ее спутника, давая им возможность пересечь простреливаемое место.

Их группа стала продвигаться дальше. Двое десантников прикрывали сзади, Лима шла впереди с третьим. Но теперь враги ей не встречались, только десантники. Парами они появлялись из разных коридоров. Лима поняла, что это группы, посланные на их поиски, ведь никто точно не знал, где они находятся. А сейчас, получив сообщение по внутренней связи, они возвращались. Почему нашедший ее и капитана десантник не послал этого сообщения сразу, Лима не понимала.

Группа все увеличивалась, теперь десантников стало девять, считая того, который нес капитана. Он и Лима двигались в оцеплении закованных в броню фигур.

Таким строем они выбрались из коридоров, поднялись по лестнице и вошли в просторное помещение. В одной из стен зияла огромная дыра, из которой лился дневной свет. Такие разрушения могли проделать только взрывы. Их-то, наверное, и слышала Лима, когда Зодчий уродовал капитана и которые так вовремя остановили экзекуцию. Через нее десантники проникли внутрь. Основные силы отряда спасения, перевернув какую-то мебель, сейчас держали круговую оборону в центре помещения.

Лима огляделась, но так и не увидела Зодчего. Она ждала, что он появится, когда они только покинули камеру или нападет где-нибудь на пути. Этого не произошло.

Их группа, открыв огонь, пробилась к своим и сразу включилась в оборону.

Атаки противников были не особо интенсивными, но и спокойно сидеть они не давали. Лазеры жгли пластик и дерево импровизированной баррикады, облака дыма витали под потолком. Среди врагов были не только переделанные, но и киборги.

Солдат, несший капитана, осторожно опустил его на пол, Лима присела рядом. К ним подошел десантник; судя по жестам, он раздавал указания и был главным в этой группе. Он осмотрел капитана, поднял голову, Лима отразилась в его забрале. Он поднес руку к своему шлему.

— Ты, наверное, Лима? — раздался его голос. Девушка не удивилась тому, что он знает ее имя, только кивнула в ответ.

— Я — Зик. Мы убираемся отсюда, держись за ребятами, чтобы тебя случайно не задело, броня поглощает лазерные заряды.

Лима опять кивнула.

Десантник поднялся, отдавая приказы. В этот момент в помещение ворвался большой отряд киборгов. Лима приподнялась и разглядела позади всех Моргана. Рядом с ним находилась невысокая темная фигурка. Зодчий!

Но их отряд уже сорвался с места. Организованной группой они уходили через дыру в стене. Ее обломки резали и обдирали Лиме ноги, но она старалась не обращать на это внимания, ловко перепрыгивая с камня на камень. Оказавшись на улице, девушка зажмурилась — дневной свет резанул по глазам. Немного привыкнув, она бегло огляделась. Они вышли из четырехэтажного некогда жилого дома без крыши, которая была начисто снесена. Лима узнала этот район, она иногда бывала здесь, но даже не подозревала, что тут находится одна из мастерских этих уродов.

Отряд двигался к зданию на противоположной стороне улицы, на ходу отстреливаясь от преследователей. Пройдя дом насквозь, они пересекли еще одну улицу. Из-за остатков забора, урча, вырулила гравискутер, за рулем был десантник. Отряд быстро забрался в кузов, и транспорт рванул вперед. Им вслед ударили несколько лучей, оставив в бортах дымящиеся отверстия.

Десантник, назвавшийся Зиком, подал Лиме мешок и сказал:

— Тут одежда и обувь, — и протянул одно из одеял, валявшихся под ногами. Другим он укрыл капитана. Лима, хлопнув Зика по плечу, показала, где ей нужно разрезать одеяло. Он выдвинул лезвие на предплечье и сделал надрез на материале, девушка надорвала его, расширяя, и просунула в дыру голову, создавая своеобразное пончо. Потом она села, положив винтовку себе на колени, распустила завязки мешка, достала и надела одну из двух пар армейских ботинок — ту, которая была меньше размером.

Проехав два квартала, машина остановилась, все повыпрыгпвали. Водитель отогнал скутер дальше, а весь отряд бегом направился по примыкающей улице.

Чуть позже водитель догнал их.

Когда они бежали, то тут, то там из окон на них смотрели жители. В одном месте на отряд бросился зомби, но дружный залп разорвал его умирающее тело.

Десантник, который был за рулем скутера, его можно было отличить по меньшему количеству ожогов от лазера на броне, поравнялся с Лимой и включил громкую связь.

— Привет, Охотница, — радостно сказал он.

— Ас! — Лима заулыбалась.

— Ну и стриптиз ты устроила, — продолжал он.

— Как ты здесь оказался?

— Зик, туда! — сказал Ас, повернувшись к лидеру и указывая влево. — Потом поговорим, — бросил он Лиме и занял место впереди отряда.

Он вел их через дома и подвалы, но днем очень трудно уйти незаметно, тем более такой большой механизированной группе.

Все это время рядом с Лимой бежал десантник, который нашел ее и капитана. Он все так же молчал. Наконец Ас завел их в какой-то полуразрушенный склад, так что их никто не видел. Вход в него вел через провал рядом со стеной, в который десантники попали сразу из примыкающего здания.

Оказавшись, наконец, в относительной безопасности, беглецы смогли отдохнуть. Зик отправил несколько человек для осмотра склада и выставил патрули.

Капитана уложили на ящики, один из десантников подошел к нему, снял шлем и перчатки, покидав их на пол, достал со спины плоский ящик, открыл его и достал лекарства.

Это был молодой парень, с короткой стрижкой, по вискам текли капли пота, на плечевой бирке было написано «А. Кислов».

— Что это за гадость? — Он хотел стереть остатки биорепликатора.

— Оставь, — остановила его Лима, подходя к ним. — Это репликатор, он заживит раны за несколько часов, дай ему что-нибудь для восстановления сил.

— А не пойти бы вам, дамочка…

Лима быстрым плавным движением поднесла ствол винтовки парню к подбородку.

— Я слишком устала, чтобы спорить. Делай, что говорят, умник.

Вокруг поднялась суета. На Лиму нацелилось сразу несколько стволов.

— Что происходит? — подошел Зик. — В чем проблема, Андрей?

Она не дает мне убрать какую-то гадость с ран капитана, чтобы я мог обработать их. — Он чуть откинул голову и косился на направленное на него оружие.

— Лима, почему?

Девушка не ответила, ее взгляд был устремлен на парня.

Подбежал Ас, снимая на ходу шлем.

— Лима, ты что делаешь? Убери это. Они же друзья.

— Пусть делает, что говорю, — повторила Лима.

— Кстати, она права, Зик, — обратился Ас к лейтенанту, — репликатор заживит раны быстрее, чем что-либо другое.

— Андрей, — кивнул парню Зик.

— Хорошо, я только вколю ему…

Лима опустила винтовку.

— Коли что хочешь, только раны не трогай, — сказала она.

Отходить она не собиралась.

Только начавшие опускать направленное на Лиму оружие десантники снова его резко вскинули, но направили теперь в противоположную сторону.

Лима посмотрела туда.

Десантник, который нес капитана по коридорам стоял, направив свою винтовку на тех, кто до этого целился в девушку. Он стоял поодаль, и его не заметили сразу, а сейчас он, по-видимому, что-то сказал по внутренней связи, Лиме было не слышно.

— Хватит уже! — приказал Зик. — Всем опустить оружие! И вы, Ваше Величество, тоже.

— Что?! — удивилась Лима.

— Ага, — заулыбался Ас. — Ты совершенно права!

Он подмигнул ей.

Вряд ли на этой планете могло быть еще одно «Его Величество».

Повинуясь приказу, десантники опустили винтовки. Зик подошел к «Его Величеству» и нажал кнопку громкой связи.

— …онца разобрался с управлением. — Это был голос Безумного Короля Себастьяна.

Он подошел к Лиме.

— Зик, а как шлем снять?

Лейтенант показал. Себастьян, следуя его инструкциям, снял шлем и одарил девушку своей самой широкой улыбкой.

— Себ! — Лима прижалась к нему.

Бронекостюм выглядел на Себастьяне великовато и неуклюже, но, похоже, он неплохо с ним справлялся. Теперь стало понятно его постоянное молчание.

— Я сказал этим ребятам, что очень рад, потому что мне не пришлось убивать их.

— Моих ребят не так-то легко убить, — раздался слабый голос капитана.

Все обернулись к нему.

— Эй! Что ты на себя напялил?! — обратился капитан к Себастьяну.

— Хорошие штуки, Сэм. Особенно мне нравятся лезвия на рукавах. — Он щелкнул ими, показывая, и чуть не задел капитана.

— Осторожнее! — вздрогнул тот и скривился от боли.

— Ну все, Себ, побалагурили и хватит. — Девушка строго посмотрела на короля.

— Лима, — позвал капитан.

— Сэм.

Они обменялись взглядами.

— Я — в порядке, — ответила Лима на его молчаливый вопрос.

— Но если ты чувствуешь себя так же, как выглядишь, то ты не знаешь, что такое порядок, — пытался хохмить капитан.

Лейтенант протолкался к своему командиру.

— Сейчас Андрей ее осмотрит.

— Зик! — На лице капитана была неподдельная радость.

— Сэм! Мы уже не думали увидеть тебя живым. А ты, оказывается, решил отпуск взять, старый пройдоха, прохлаждаешься!

— Как вы тут оказались, да еще так вовремя?!

— Благодари Аса и Его Величество. Если бы не они, мы не успели бы вас вытащить.

— Да ладно, пустое! — Себастьян с напускной скромностью отвел глаза.

— Кстати, он же вас и нашел, а потом таскал тебя на руках всю дорогу.

— Надо же, — капитан устало закрыл глаза, — никогда бы не подумал.

— А как же твой народ? — спросила Лима.

— Мой народ гордится своим повелителем! — гордо ответил Себастьян.

— У твоего народа теперь недельное гулянье, — пробормотал капитан, не открывая глаз, — наконец-то они избавились от своего безумного предводителя.

— Точно! — засмеялся Ас.

Лима тоже заулыбалась.

Себастьян хотел обидеться, но передумал, почувствовав, что в голосе капитана нет прежней неприязни, и сказал, улыбаясь:

— Не-е-е-ет! Они меня любят!

— Конечно, — сказала Лима, — тебя нельзя не любить.

— Слышал, капитан? Золотые слова…

Но капитан уже его не слышал, он спокойно посапывал.

— С ним все нормально? — забеспокоился Зик.

— Она же просила что-нибудь для восстановления сил. — Андрей кивнул на Лиму, он все еще обижался. — Вот пусть и поспит пока.

— Ясно. Девушку осмотри, — приказал Зик.

— Я в порядке! — отрезала она тоном, не терпящим возражений.

Врач посмотрел на лейтенанта и сделал знак, что умывает руки.

Вернулись десантники, которых Зик послал осмотреть склад. Выслушав их доклад, он кивнул и сказал:

— Ладно, всем отдыхать, смена караула каждые два часа. Отсидимся тут до ночи, потом пойдем.

Лима отошла за ящики и переоделась в приготовленную для нее армейскую форму. Потом вернулась и присела чуть в стороне от всех, но ближе к Сэму.

Десантники немного расслабились, опустившись на пол прямо здесь же в небольшом закутке, окруженном со всех сторон пустыми ящиками. Все сняли шлемы, положив их рядом с собой.

Лима смотрела на их лица. Ребята были молодыми, самому старшему не больше двадцати пяти, но была в них какая-то суровость и напряженность, которые делали их намного старше.

Ас и Себастьян устроились по обе стороны от девушки, но она была слишком утомлена, чтобы много говорить, и они перебросились лишь парой фраз. Десантники тоже неболтали.

Себастьян дал ей пищевой брикет и воды во фляжке. Только впившись зубами в еду, Лима поняла, как она голодна.

Ее никто не отвлекал, все были заняты своими делами, кто-то прикорнул, кто-то осматривал оружие и броню.

Врач постоянно подходил к спящему капитану с каким-то приборчиком и поверял его состояние. Иногда осматривал раны, осторожно приподнимая одеяло, косясь при этом на Лиму, следящую взглядом за его действиями.

Насытившись, Лима спросила:

— Как вы нас нашли?

— Когда вас схватили, я затаился и ждал, пока отряд уйдет, — сказал Ас. — Потом последовал за вами. На том берегу киборги оторвались от меня, и я не придумал ничего лучшего, как обратиться за помощью к Себу.

— И что бы вы без меня делали?! — Король покачал головой.

— Не знаю, — серьезно ответил Ас, — Вот. А потом мы решили, что нам нужна помощь, и пока его стунеры выслеживали отряд, который захватил вас, я пробрался к друзьям Сэма и договорился о помощи.

— Как же тебе это удалось?

Ас собрался ответить, но его опередил лейтенант.

— А вот то, как они с нами связались, это вообще отдельная история. — Зик заулыбался. — Ас, извини, но слушать не могу, как ты заунывно все излагаешь.

Девушка перевела взгляд на него.

Остальные десантники немного оживились, подсаживаясь ближе, ожидая интересного рассказа, хотя суть все знали, но лейтенант умел все преподнести так, что слушать каждый раз было интересно.

— К нам пришел человек, — начал Зик, — хотя пришел — это неправильно сказано, он приполз к нам. Его заметили с одной из вышек. И то только в тепловом спектре. Когда мне сообщили, что к нам ползет голый человек, я своим ушам не поверил.

— Ну ты еще подробности распиши, — нахмурился Ас.

— Отстань, я рассказываю! — На лице Зика было веселое выражение.

— Ну так вот, — продолжил Зик, — Докладывает мне дежурный, что замечен ползущий в сторону наших укреплений обнаженный человек, судя по внешним признакам — мужчина.

— Ну и «признаки» у тебя, что дежурный с башни заметил! — сказал один из десантников.

Раздался дружный гогот.

— Эй, потише! Вас на другом конце города слышно! — осадил Зик.

Они притихли, хотя смеяться не перестали.

— Я сначала не поверил… — хотел продолжить лейтенант, но его тут же перебили:

— Да кто бы такому поверил?!

Они снова засмеялись, правда, уже тихо.

Зик подобрал с пола маленький камушек и кинул в остряка. У того на броне был нарисован стилизованный китайский дракон, он лениво отбил камушек ладонью в бронированной перчатке и продолжил смеяться.

— Ну так вот. Решил я сам проверить. Поднялся на башню, смотрю — и правда ползет! Медленно так, замирая при любом движении. Как только тебя не заметили, не знаю! — Зик посмотрел на Аса. — Киборги были буквально в двух шагах. Ты, наверное, слышал, о чем они разговаривали.

Ас кивнул.

— У меня сразу закралось подозрение, что не просто так он к нам ползет. Ну, я сразу приказал установить постоянное наблюдение за ним и посадил пару снайперов, чтобы в случае чего прикрыли.

— Вовремя, кстати, — сказал Ас, — спасибо. У того недоумка была система горячего следа, к тому же неплохо работающая. Если бы вы ему башню тогда не снесли, еще немного, и мне кранты.

— Не мне спасибо, — махнул рукой лейтенант, — ребятам. Они так за тебя переживать стали, что остались дежурить постоянно, не давая никому больше сменять себя. Особенно напряженные моменты были, когда ты в самом начале площади был. Там же киборгов полно.

— Ну да, — согласился Ас, — правда, мне труднее всего было потом, когда я пустое пространство пересекал, невыносимо хотелось встать и побежать. А тут приходилось ползти как улитке.

— Это ты правильно сделал, если бы побежал, наверняка бы тебя заметили. Тогда поджарили бы тебя даже просто случайными выстрелами, необязательно прицельно. Ты не обижайся, но у нас даже ставки делали, доберешься ты или нет.

— Точно! Я двадцатник выиграл, половина — честно твоя, — сказал один десантник.

— Ладно, — улыбнулся Ас, — только думаю, у нас разные денежные единицы.

— Ну ничего, — хмыкнул другой солдат, — я как раз этот двадцатник проиграл, так что могу забрать твою часть себе.

— Не отдавай, Ас, — сказал Зик.

— Хорошо, Зик, как скажешь.

— Сколько ты там полз? Часов десять, наверное.

— Одиннадцать и тридцать две минуты, — уточнил солдат. — На это мы тоже ставки делали.

— Так что свою половину ты заслужил, точно.

— А еще спорили, пустят его за периметр или нет, — добавил тот же десантник.

— Да, но тут уж я поработал, — кивнул Зик. — Еле уговорил командующего дать разрешение на кратковременное свертывание секции периметра.

Лейтенант замолчал, вспоминая жаркие споры с майором. Как он, полагаясь на одно только предчувствие, настоял на своем.

— А когда привели посетителя ко мне, смотрю — и никого перед собой не вижу, только глаза в воздухе висят и то, когда не моргает. — Зик улыбнулся. — Да еще на… животе маскировка стерлась. Такого чуда я раньше не встречал. Я же без шлема был и в тепловом режиме не мог смотреть. Зрелище, надо сказать, впечатляющее.

— Я скупил весь мимикрирующий крем, какой смог найти. Всему намазаться — это не лицо испачкать, — сказал Ас.

— Ага, — подтвердил король, — мы его столько извели!

— Ты тоже, что ли, помогал? — спросил один из ребят.

— А куда было деваться! — развел руками Себ. Десантники захихикали, как подростки.

— Видели бы вы, как он расстроился, когда его хозяйство стало невидимым! — засмеялся Себастьян.

Все представили описанную картину и чувства Аса.

Сначала засмеялся один, потом подхватил другой, заливаясь беззвучным, но таким заразным смехом, что через несколько секунд дружно смеялись все собравшиеся вокруг.

Ас сидел насупившись, но потом и его разобрало.

Лима все время, пока лейтенант с комментариями других десантников рассказывал, как Ас пробирался в их лагерь, сидела молча, прислонившись спиной к ящику.

За всеми этими шутками и подколками она отчетливо представила, что пришлось испытать Асу, как ему было трудно несколько часов ползти через ряды киборгов, каждую секунду рискуя быть раскрытым и погибнуть. То и дело замирать, затаив дыхание и закрывать глаза, чтобы ничем себя не выдать. И все это ради нее.

За последние несколько дней ее восприятие окружающего мира и людей сильно изменилось. Она не знала хорошо это или плохо, но это вызывало у нее ощущение неуверенности. Не привыкла она проявлять заботу и чувствовать то же самое со стороны других людей.

Раньше все было проще, была она — и был мир вокруг. Все, кто в нем находился, относился либо к врагам, либо просто к «остальным», которых можно было не принимать в расчет, использовать, если нужно, или убирать с пути, если они мешали.

Сейчас все было не так. И это выбивало Лиму из привычного для нее состояния, мешая сосредоточиться и нормально действовать.

Зик тем временем продолжал:

— Тогда Ас и поведал нам о некоторых ваших приключениях и о том, что вас взяли в плен.

Верилось во все рассказанное с трудом, но до этого был перехвачен сигнал с поверхности планеты по гиперканалу. Время совпадало с тем, которое указал Ас. Он сказал, что некий король Себастьян поможет нам, правда только в обмен на бронекостюм и разрешение пойти с нами. Все, что он говорил, так походило на бред сумасшедшего, что я сам с трудом поверил, а убедить командование вообще было почти нереально.

Лейтенант усмехнулся:

— Еще он столько о тебе, Лима, рассказывал! Хорошо, что я не стал передавать все это, а то никогда бы не получил добро у командования на эту вылазку.

Она пожала плечами.

— В общем, на эту операцию мне разрешили взять только добровольцев. — Зик окинул своих десантников взглядом. — А потом мы встретились с Его Величеством, и он рассказал и показал, куда вас доставили… и вот мы тут.

Зик улыбнулся:

— Мне еще не приходилось драться бок о бок с монаршими особами. Неплохо справился, Себ!

— А как вы смогли пройти через позиции противника? — спросила Лима.

— Не скажу, что это было легко, но нас прикрывали. Десяток снайперов расчищали нам дорогу до линии зданий, а дальше нас вел Ас. Хотя нам и самим поработать пришлось. Правда, под конец, когда стало уже совсем туго, мы все же сумели добраться до спуска вниз, под землю, а там уже оторвались благодаря тому, что на преследователей обрушился целый коридор.

— Стены в моих владениях такие хрупкие и ненадежные, что могут рухнуть в любой момент, — заулыбался король.

— А назад пробиться сможете? — задала вопрос Лима.

Зик сразу стал серьезным.

— Нет.

— Какой тогда план?

— Улететь с разведботом. Вы же вызвали его. Правда, он прибудет в точку рандеву немного позже.

— Почему? — забеспокоился король. — Ты ничего об этом не говорил.

— Сообщение было послано со всеми кодами, но согласитесь — очень странное. У нас запросили подтверждения. Мы, естественно, ничего не знали и сказали, что капитан, скорее всего, погиб или в плену, и возможно это ловушка. Когда пришел Ас и принес новые сведения, они были рассмотрены. Продуманы всевозможные варианты, включая и такой, что все это, даже его прибытие в периметр — план врага. Потом все же решено было рискнуть. Командование санкционировало операцию спасения, и было отправлено подтверждение вашего вызова. Через несколько минут после этого корабль отделился от флота и направился в указанную точку.

— Какому придурку понадобится заманивать в ловушку ваш разведбот? Зик! Ну уж ты-то мог бы догадаться! — возмутился король.

Зик развел руками.

— Да что такого? Он же все-таки прибудет, ну пусть на несколько дней позже. Это же укладывается в назначенные вами сроки.

— Укладывается, просто… Эх, ладно! — Себастьян досадливо махнул рукой.

— Ну что? Что? — переспросил Зик.

Лима тоже вопросительно посмотрела на короля. Он повернулся к ней.

— Я послал туда Малыша, — еле слышно проговорил он.

— Малыша? — удивилась девушка.

Себастьян задумчиво покивал.

— Не переживай, все будет хорошо, — стараясь успокоить его, сказала девушка. — Ты же знал, что это очень опасно, и не просто так его выбрал для этого задания.

— Да, — согласился король.

— Чего тогда сейчас панику поднимать? Все же идет, как и планировали.

— Надеюсь. У меня какое-то нехорошее предчувствие.

Неожиданно Зик спросил Лиму:

— Скажи, а эта… вещь, она действительно так важна?

— Я надеюсь на это.

Внезапно лицо его посуровело, и даже голос слегка изменился.

— Потому что, у пилота разведбота есть приказ…

— Какой? — В голосе Лимы была легкая тревога.

— Забрать вещь и улетать. Если мы не успеем к его отлету, то нас не ждать.

— Какого хрена?! — возмутился Себ. — Мало того что прилетят не вовремя, так еще и нас могут бросить!

Лейтенант кивнул.

— Да. Поэтому-то здесь только добровольцы.

— Тогда чего сидим? Надо выходить! — Король начал вставать.

— Не спеши! — остановил его Зик. — Раньше времени тоже не нужно появляться. Можем бот под удар подставить. Не волнуйся, успеем.

Себастьян нахмурился, но больше ничего не сказал.

На некоторое время установилась тишина. Каждый был погружен в свои мысли.

Лима посмотрела на спящего капитана. Что же именно было в отправленном им сообщении? Ведь она сама ничего толком не знала об артефакте, только чувствовала, что он очень важен. Как оказалось, настолько важен, что ради него даже можно было пренебречь взводом десантников. Значит, Сэм не все рассказывал, Лиме давно казалось, что капитан о чем-то умалчивает.

«Ладно, — решила она, — как только появится возможность, обязательно обо всем расспрошу». Сейчас ее интересовало другое.

— Себ, скажи… — позвала девушка.

— Да?

Лима хотела спросить, правда ли то, что сказал ей Морган про старьевщика, но никак не могла подобрать слова. Если он и правда погиб, то ей почему-то не хотелось называть его лавочником или старьевщиком, а имени его она не знала. Хотя дожить до стольких лет в этом безумном мире, где смерть подстерегает на каждом шагу, сродни подвигу, так что пусть будет просто Старик, решила она.

— Скажи, Старик погиб?

— А ты откуда знаешь? — удивился король.

— Там… в мастерских. Туда приходил Морган.

— А, тогда понятно. — Себастьян почесал макушку. — Ко мне пришла Нати, он отправил ее вниз, через лаз, а сам остался и закрыл его сверху. Девчонка она неглупая, да и смелости хватает. Ну, в общем, она не сразу ушла, а подслушала. — Он посмотрел на Лиму. — Я не хотел пока говорить, и так тебе досталось. Но раз ты и так уже все знаешь…

— Спасибо за заботу, Себ, — перебила охотница, — но я не все знаю. Он предложил принести мне его кусочек на память.

— Сволочь! Он не соврал.

— Я уже поняла. Так что она услышала?

— Нати? Ей, конечно, показаться могло. А может, и просто выдумала, но говорит, что там вместе с парнями Моргана был Зодчий. О чем там шел разговор, она не слышала, но после того как раздалось два выстрела из допотопного ружья старика, киборги подняли такой шум, что даже глухой бы все услышал. Из их слов она поняла, что старик завалил Зодчего, и они теперь тряслись за свои жалкие жизни.

— Убил Зодчего?

— Похоже на то. — Себастьян мотнул головой. — Вот старый хрыч! Никогда бы не подумал.

— По сути, мы ничего о нем не знали, — задумчиво сказала девушка.

— А ведь и правда, — согласился король, — хотя, казалось, мы довольно часто общались. Вот так живет человек, но какой он на самом деле, ты узнаешь только после его смерти.

— Угу. Смерть всегда все расставляет по своим местам, — мрачно закончила разговор Лима.

Глава 4

Свет, пробивавшийся сквозь щели и дыры в стенах и крыше, становился все тусклее. Разговоры потихонечку прекратились, десантники сменились на карауле. Лима устало закрыла глаза, и сон незаметно увлек ее в свои сети.

Как ни странно, но в этот раз ей ничего не снилось. Когда она открыла глаза, в памяти осталось только ощущение мягкого серого тумана, окутывавшего мозг. Девушка встрепенулась, поморгала и потерла лицо руками, сбрасывая остатки сна. Вокруг стало немного темнее, но ночь еще не наступила. Значит, она спала совсем недолго, но чувствовала она себя гораздо бодрее.

Медик, в очередной раз проверявший капитана, позвал Зика:

— Капитан проснулся.

Лейтенант и Лима поднялись одновременно.

— Как себя чувствуешь? — подойдя, спросил Зик.

— Ну, танцевать я еще не могу, а в остальном — ничего, — ответил Сэм.

— Натанцуешься еще, — заулыбался лейтенант.

Лима отодвинула медика в сторону, тот хотел, было возразить, но промолчал. Не церемонясь, она подняла одеяло, которым был укрыт капитан, и осмотрела раны на ногах и груди. Они уже затянулись, оставив грубые багровые шрамы.

— Лима, чего ты там не видела?!

— В данный момент меня интересуют твои раны, и ничего больше. Можешь быть спокоен за свою добродетель.

— Да, он об этом только и мечтает, — приставив к губам ладонь, чтобы слышала только Лима, сказал Зик.

— Чего ты там шепчешь? — спросил Сэм. — Не слушай его, Лима.

— Раны зажили, это хорошо, но шрамы останутся, репликатор поможет им немного рассосаться, хотя и не до конца. Лучше пока не стирать его и подождать еще несколько часов, — решила Лима.

Она посмотрела на врача. Тот кивнул, показывая, что понял. Подошли король и Ас.

— Что за разврат тут устроили? — возмутился Себастьян. — Лима, не стыдно тебе? И не надо судить строго, человек все же ранен, к тому же тут холодно.

Все негромко засмеялись, когда поняли, о чем он говорит.

— Вот… — Капитан не нашелся, как назвать Себастьяна, но тоже смеялся, морщась от боли.

Лима опустила одеяло и отошла, улыбаясь.

— Какие планы, Зик? — начал расспросы капитан.

— На испытательный полигон пойдем, — сказал лейтенант, — там у нас рандевy с разведботом.

Сэм одобряюще кивнул:

— Дорогу уже знаете?

— Ас проведет.

— Понятно.

Лима присела на прежнее место, нахмурилась, потерла лоб. К ней подошел король.

— Тебя что-то беспокоит?

Она ответила не сразу, задумалась, потом медленно кивнула головой:

— Да.

— Что?

Вместо ответа Лима встала и начала собираться. Подошла к Себастьяну, молча достала из отсека на его броне запасные магазины и рассовала их по своим карманам. Потом проверила винтовку, которую так и не вернула ему.

— Ты куда? — спросил король, хмуро наблюдая за ней.

— Я вас догоню.

— Лима, в чем дело? — Лейтенант поднялся

— Ни в чем.

— Куда ты собираешься?

— По делам.

— Лима…

— Зик, — позвал капитан.

Лейтенант повернулся и посмотрел на него.

— Зик! Путь идет, — сказал капитан. — Она знает, что делает. Все равно ты не в силах ей помешать. Лучше дай пару гранат.

— Но она…

— Она разбирается в оружии не хуже нас с тобой, а может, и лучше.

Зик наморщил лоб, потом повернулся к солдатам:

— Дракон, дай ей парочку.

Тот десантник, который любил пошутить, поднялся и протянул девушке два цилиндра.

— Надо нажать… — начал он, но Лима взяла гранаты, засунула в карман и отвернулась от него. Подошла к капитану.

— Поправляйся, Сэм.

— Угу, мне уже лучше.

— Хорошо, — она кивнул ему, — ну я пошла.

— Я с тобой. — Ас тоже начал собираться.

— Не в этот раз!

— Но Лима!

— Я все сказала, Ас, — отрезала девушка. — Ты лучше за ними присмотри. Вы с Себастьяном поведете их к заводу. Я присоединюсь к вам позже. Где встретимся?

Спорить было бесполезно.

— Я хотел пойти через парк аттракционов, потом вниз под гору, через спорткомплекс, дальше мимо складов, ну а там видно будет.

— Под землю будете уходить? — Она посмотрела на Себа.

— Смысла нет, — ответил тот. — У меня сейчас там такой лабиринт, что прямых путей точно нет, к тому же к заводу ведет только одна ветка; если нас там перекроют, окажемся в ловушке.

— Ладно, — кивнула Лима, — тогда встретимся у спорткомплекса. Если меня не будет, не ждите, значит, нагоню позже.

— Ты уж постарайся не опаздывать.

— Пошли, поможешь выбраться. — Охотница, перекинув винтовку через плечо, направилась к лазу, через который они попали на склад.

* * *

Лима снова была одна. Ночь привычно приняла ее в свои объятия, помогая освободиться от охватившего смятения и очистить голову от ненужных мыслей.

Она знала, что не давало ей покоя и бередило все внутри. Еще она была уверена в том, что именно ей нужно сделать для разрешения этого вопроса.

Девушка быстрым упругим шагом направилась обратно тем путем, которым отряд попал на склад. Еще днем она заметила, что многие дома, мимо которых он проходили, были заселены. Сейчас у нее появилось то же чувство, что на нее смотрят чьи-то глаза. Света в окнах, конечно, не было, но Лима иногда замечала человеческие силуэты в темных проемах.

Место, куда сейчас она направлялась, было относительно недалеко. Когда они бежали здесь несколько часов назад, им приходилось петлять и запутывать следы, уходя от преследования. Сейчас Лиме не нужно было этого делать, и она решила пойти напрямик к тому месту, где их с капитаном держали в плену, — к мастерским Зодчего.

Найдя удобный проход, она скрылась в тени кирпичного дома, обошла его и неслышной тенью метнулась к противоположному зданию. Прошла его насквозь по первому этажу, перебежала к следующему строению, но там уже пришлось подняться на второй этаж, спрыгнуть в конце длинного коридора снова на первый и вылезти на улицу через окно.

Навстречу ей никто не попадался. Несколько раз она слышала неясные шорохи, но интуиция подсказывала ей, что они не таят опасности. Лишь однажды у Лимы возникла неприятная ситуация.

Она была недалеко от своей цели, внутри одного из зданий на третьем этаже. Первый и второй были слишком загромождены обломками, поэтому пришлось подняться повыше. Проходя по коридору, она внезапно услышала за стеной звонкий вскрик, потом кто-то зло и неразборчиво зашептал, и все стихло.

Лима напряглась. Она прижалась спиной к стене и стала медленно продвигаться вперед, приготовив оружие. Дальше в нескольких шагах от нее была дверь.

Девушка затаила дыхание, за дверью тоже была тишина. Лиме не хотелось встревать в драку так близко от мастерских, но и оставлять за спиной врагов тоже было глупо.

Она подобралась поближе, встала напротив двери и приготовилась к атаке. Ударом ноги она вышибла тонкую преграду и ворвалась внутрь. На нее с криком налетел человек, размахивая стальным прутом с приваренными острыми зубьями. Лима ушла из-под удара и отпихнула мужчину. Он отлетел назад, но снова быстро поднялся и понесся на нее, замахиваясь своим оружием. Лима направила на него ствол винтовки, но не выстрелила. Мужчина остановился, увидев оружие, тяжело дыша и не опуская прут. Его лицо было полно решимости и злости, он не собирался отступать.

Лима бросила беглый взгляд ему за спину. Окна были наглухо заделаны, и на полу стояла небольшая биолампа. В ее свете охотница разглядела, что в углу, спрятавшись за коробками, сидела молодая женщина, прижимая к себе двух ребятишек. Они жались к матери, их глазенки были широко распахнуты и с испугом смотрели на нее — очередного ночного демона, которых так много в нынешнее время.

Мужчина, перехватив ее взгляд, сделал шаг в сторону, закрывая от нее свою семью и потрясая оружием.

Лима сделала осторожный шаг назад, мужчина воспринял ее движение как агрессию и рванулся к ней. Девушка вскинула винтовку, направляя ствол ему в лицо. Это снова остановило защитника семейства. Охотница медленно пятилась к выходу. Вся семья провожала ее настороженными взглядами.

Лима вышла из комнаты, мужчина быстро захлопнул дверь и что-то придвинул с той стороны. Он опустила плазморез и прислонилась спиной к стене.

Люди, несмотря на все невзгоды, пытаются жить, создавать семьи, рожать детей. Неизвестно, какова будет их дальнейшая судьба, но они все равно пытаются.

Лима зажмурилась несколько раз, стиснула зубы и взяла себя в руки.

Ее жизнь — это сплошной бой, несметное количество врагов, постоянная опасность и борьба. За свою жизнь, за жизнь друзей и за будущее «остальных». И этой семьи тоже.

Сама судьба отвела ей эту роль, отняв прошлое и дав взамен знания, способности, силу и быстроту… или кто-то выбрал для нее такую участь.

На ее скулах заиграли желваки. Злость и решимость отразились на лице и во взгляде. Потребность сделать то, что она задумала, стала еще больше, чем вначале, когда она выходила с заброшенного склада на эту ее очередную «прогулку».

Дальше она шла быстро, почти не скрываясь. От нее исходила такая сила и уверенность, что если кто и захотел бы напасть на нее, то несколько раз подумал, прежде чем решиться на это.

Когда она подошла к четырехэтажному дому без крыши, Лима была готова к осуществлению задуманного и собрана внутренне.

Проделанная десантниками брешь в стене была на месте, ничем не заделанная и никем не охраняемая. Прислужники наверняка не ожидали повторного нападения.

Прокравшись к краю пролома, охотница осторожно заглянула внутрь. В помещении, где оборонялись десантники в ожидании поисковых групп, горели светильники, и не было ни души. Осторожно ступая, Лима перелезла через наваленные обломки.

Она осмотрелась — в помещении, кроме проделанного десантниками, было еще два выхода. Один — это двери, в которых Лима видела Зодчего, стоящего рядом с Морганом, когда они бежали. Второй выход — лестница, ведущая в подвал.

Девушка на мгновение задумалась, а потом направилась к дверям. Когда она шла, тихие звуки ее шагов легким эхом отражались от стен помещения.

Лима подошла и уже протянулась к ручке, чтобы открыть дверь, как вдруг остановилась. Внутренний голос подсказывал, что это не тот путь, что ей нужен. Она замерла в секундной нерешительности, затем развернулась, пересекла зал наискосок и спустилась по лестнице.

Коридоры встретили ее знакомой темнотой.

Лима пошла медленно вперед, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из боковых ответвлений. Но коридоры были пусты, трупы переделанных убрали, и о схватке свидетельствовали только следы на стенах.

Лима была сильно напряжена, звук собственного дыхания и удары сердца казались ей невероятно громкими. Лоб покрылся испариной.

За всю дорогу ей не попалось ни одного врага, и через долгие минуты она, наконец, стояла перед дверью в камеру, где их держали. Путь сюда показался ей намного длиннее, чем утром.

Выбитая Себастьяном дверь была кое-как приделана на место, из-за нее выбивался желтоватый свет.

Какое-то чувство вело ее, она знала, что Зодчий будет именно там, в своей мастерской, где только утром хотел изуродовать капитана и ее. Она на секунду остановилась перед камерой, набрала в легкие побольше воздуха, а затем выбила дверь и замерла в проеме.

Он был там. Склонился над своей очередной жертвой, лежащей на разделочном столе, и копошился, проделывая привычную работу.

Зодчий обернулся.

Они стояли и смотрели друг на друга. Лима впилась глазами в фигуру в черном блестящем плаще и направляла на нее винтовку. Свет от огня, горевшего в жаровнях, бросал оранжевые отблески на его длинные жирные волосы, в руках блестел хромом и кровью загнутый нож.

Противостояние взглядами длилось секунды, потом Зодчий исчез.

Лима мгновенно приняла решение: куда бы он ни исчез, появиться он должен был прямо перед ней. И, держа плазморез у пояса, нажала на спуск, стреляя в пустоту.

Лезвие блеснуло в нескольких миллиметрах от ее горла, когда заряд отбросил появившегося Зодчего назад. С тихим хлопком сместилась масса воздуха, обдав девушку ветром. Она опередила врага на десятые доли секунды.

Сейчас он медленно поднимался. Охотница вскинула винтовку к плечу и сшибла невысокую фигуру на пол. Сделала шаг вперед и снова выстрелила. Тело отлетело к стене, а Лима продолжала стрелять.

Она с остервенением всаживала в Зодчего заряд за зарядом, пока не кончилась обойма. Из раскромсанного тела растекалась темная жижа. Выпустив свою ярость, она тяжело дышала, потом перезарядила винтовку и пошла назад.

Проходя мимо, она бросила взгляд на жертву. Человек был еще жив, хотя его грудная клетка была вскрыта, несколько ребер лежало тут же на столе. Лима выпустила короткую очередь, прекращая его страдания.

Покидая камеру, она вынула из кармана одну из гранат, отщелкнула предохранитель, нажав кнопку активации, и бросила цилиндр внутрь помещения.

Ускорила шаги, свернула за угол, и в следующую секунду раздался взрыв. Вслед за камнями, железками и прочими осколками, выброшенными взрывом, стены лизнул большой язык пламени, остался на них маленькими костерками и исчез в задымленной камере.

Лима удовлетворенно улыбнулась сама себе и пошла дальше. Как и в первый раз, покидая это место, она осторожно заглядывала за углы, проверяя каждый коридор. Сейчас ее никто не прикрывал, но и врагов тоже не было.

Поднявшись по лестнице, она буквально нос к носу столкнулась с четырьмя киборгами, несущимися на шум взрыва. Они сначала опешили, но Лима среагировала сразу. Выпустив по ним очередь, она отпрыгнула в сторону. Вслед ей ударили несколько лазерных лучей, но все прошли мимо, добавив на испещренных стенах несколько щербин.

Развернувшись, Лима увидела, что один киборг лежит там, где его застал выпушенный в упор заряд плазмы, еще один держась рукой за бок, а в другой руке неся лазерный разрядник, покидал помещение. Она не дала ему этого сделать, послав вдогонку два заряда. Двое оставшихся бросились на нее.

Она подставила цевье винтовки под несущийся ей в лицо вибронож, и гудящее лезвие, скользнув по металлу, визжа вонзилось в стену рядом с ее головой, обдав левую щеку и ухо мелкими каменными крошками. Взмахнув плазморезом, она вмазала киборгу прикладом снизу по челюсти и, тут же пригибаясь, ушла в сторону от атаки второго противника. Упала на спину и лежа выстрелила в него. Очередь прижала киборга к стене, по которой он медленно сполз, уже мертвый. Получивший удар в челюсть напал снова. Он прыгнул на девушку, пока та еще находилась на полу, Лима вставила оружие в его сторону, но немного опоздала. Киборг приземлился на колено рядом с ней, зажал ствол винтовки подмышкой, пригибая вниз, ухмыльнулся и ударил второй рукой. Охотница перехватила его руку с ножом, сжалась и распрямила ногу, нанося короткий и мощный удар в голову.

Киборг отлетел назад, размахивая руками и выпустив винтовку. Лима вскочила и подняла оружие. Противник тоже был уже па ногах, но больше не нападал, а бросился бежать. Прыгая и петляя, он понесся прочь от девушки, она приникла к прицелу и ловила его движения. Киборг толкнулся, начиная очередной прыжок, и она выстрелила. Заряд, поймав его в верхней точке, швырнул на стену. Лима опустила оружие.

Тут она почувствовала движение сзади и сделала кувырок, уходя вперед и влево. Свистнуло лезвие, высекая искры из пола в том месте, где она только что стояла.

Охотница выпрямилась и посмотрела на нового врага.

Девушка заулыбалась — в его руках было ее копье, которое она уже и не думала вернуть.

Киборг набросился на нее, Лима легко ушла от атаки, пропуская его мимо себя, ударила в спину прикладом винтовки, развернулась и выстрелила. Противник полетел вперед, выронив оружие.

Она огляделась — вокруг были только разбросанные трупы убитых ей киборгов, и никто больше не нападал.

Лима подошла к последнему врагу. Он стонал, заряд разворотил ему правую сторону спины. Охотница подцепила его ногой и перевернула лицом вверх. Киборг вскрикнул и почти потерял сознание. Она направила на него винтовку, присела и подняла свое копье. Осмотрела его, потом выпрямилась и посмотрела на киборга.

— Не убивай… будь же ты человеком… — Раненый пытался отползти.

Лима словно в удивлении вскинула брови, склонила голову набок и нажала на спуск. Заряд плазмы расплавил киборгу полголовы.

Девушка еще раз огляделась. Со стороны лестницы тянулись блеклые завитки дыма, внизу занимался пожар. Перекинув винтовку через плечо и перехватив поудобнее копье, она покинула здание через пролом в стене.

* * *

Лима вышла наружу и остановилась в нерешительности. За то время, пока она была в здании, вокруг все как будто ожило. Казалось, даже ночь стала светлее, хотя тучи по-прежнему застилали небо. Недалеко послышался шум, Лима сорвалась с места и нырнула в тень. Спрятавшись за бетонным блоком, она затаилась. Через минуту мимо пробежали несколько киборгов. Они двигались организованной группой, переругиваясь на ходу, в ту же сторону, куда должна была идти и она. В грудь закрался противный холодок нехорошего предчувствия.

Лима помчалась за киборгами, стараясь держаться на расстоянии, перебираясь от тени к тени. Она так увлеклась преследованием, что чуть было не нарвалась еще на один отряд.

Он двигался по прилегающей улице и пересекся с тем, за которым шла Охотница.

Этот отряд был более многочисленный, на плече предводителя был фонарь. Все киборги остановились.

В другое время подобная встреча, непременно закончилась бы стычкой, но сейчас их заботило нечто другое.

— Что за веселье, Дровосек? — спросил киборг с фонариком, когда они обменялись приветствиями.

— Говорят, в «Свечке» засел отряд пришельцев. — В меньшей группе старшим был киборг с железными от запястий руками.

— Как они там оказались?

— Я откуда знаю?! — огрызнулся тот. — Прибежал посыльный и сказал, чтобы все шли туда. Только пожрать сел, чтоб им пусто было!

— Ага, а мы только обоз с клон-ферм привезли, такие цыпочки там были, — мечтательно протянул киборг.

— Да уж, теперь не до жратвы и цыпочек, в живых бы остаться. Эти ребята — крепкие орешки. Я видел их высадку, резня была еще та!

— Я тоже слышал, но нас тогда не было в городе.

— Значит, повезло.

— Угу, зато сейчас вот…

— Пошли, деваться все равно некуда. Кстати, говорят, что с ними сама Охотница.

— Что?!

Дровосек ухмыльнулся.

— А ты что, не слышал?

— Чего не слышал? — Предводитель большого отряда был в недоумении. — Говорю же, мы только с обозом вернулись. Ничего толком не знаем.

— Ну, все равно. Пошли, по пути расскажу.

Дровосек махнул своим, другой предводитель — своему отряду. И, объединившись, они побежали дальше.

Лима не стала их преследовать, она и так знала, где находится то место, о котором они говорили.

«Свечкой» называлось многоэтажное здание, в нескольких кварталах отсюда. Оно стояло почти невредимое посреди развалин соседних домов, указующим перстом целя в небо.

В нем, если Лима не ошибалась, было около сорока этажей. Там никто не жил, и здание стояло своеобразным памятником былого величия человеческой мысли и благополучия.

Путь, которым хотел вести десантников Ас, лежал в стороне от «Свечки». Видимо, их вынудили отступить туда. Оборону держать в этом здании было достаточно просто, но насколько их хватит? Оружие и силы будут постепенно иссякать.

Лима решила не терять больше времени и выяснить ситуацию на месте.

Она нырнула в темноту ближайшего строения и понеслась вперед, обходя препятствия, перепрыгивая через проломы. Девушка особо не таилась — в такой суматохе ее вряд ли кто заметит, а если даже и увидит, то примет за своего, ведь она не убегала от места событий, а наоборот, стремилась попасть туда.

Через полчаса она, наконец, добралась туда, где ей стали слышны звуки завязавшейся драки. Тогда она немного сбавила темп и отдышалась.

Пройдя последний дом, она увидела из окна «Свечку». Перепрыгивая через несколько ступеней, она понеслась наверх. Поднялась на последний этаж и нашла выход на крышу. Прежде чем выйти на нее она осторожно выглянула — на первый взгляд гам было пусто.

Лима вышла на покрытую гравием поверхность, подошла к краю и осмотрелась. Вокруг «Свечки» и в ней самой постоянно сверкали вспышки выстрелов.

Девушка видела, как различные по численности и составу отряды киборгов стекаются к зданию.

Осада была не плотной, но в то же время достаточно интенсивной, чтобы обороняющиеся не смогли выбраться. Пока киборги держались на расстоянии, лишь изредка предпринимая вылазки, пытаясь прорваться в здание. Но защитники не подпускали их, держа круговую оборону. Десантники расположились на нескольких этажах и вели огонь точными короткими очередями, явно экономя заряды.

Краем глаза она заметила на крыше соседнего дома движение. Она сразу присела и посмотрела в ту сторону.

Тишина и никакого движения, но она была уверена, что там кто-то есть.

Внезапно куча тряпья на краю зашевелилась.

Лима, не вставая, стала отползать назад, не сводя глаз с возможного противника. Когда она уже почти подобралась к выходу, человек, находившийся на соседней крыше, приподнялся, и Лима увидела, как съехавшая тряпка приоткрыла блеснувший ствол плазменной винтовки. Сразу показалась знакомой органичная угловатость замаскированной фигуры. Охотница остановилась.

Такие обводы могли иметь только бронекостюмы десантников.

Девушка, стараясь не скрипеть гравием под ногами, подобралась ближе к краю и присмотрелась.

Так и есть! На крыше был один из десантников. Тряпки хорошо его замаскировали, и в ночной темноте трудно было определить точно, но Лима не сомневалась. Она подняла камень и бросила в фигуру напротив.

Раздался звук стукнувшегося через тряпку о металл камня.

Десантник резко вскочил, одновременно оборачиваясь и активируя лезвия на предплечьях. Лима приподнялась, чтобы ее было лучше видно. Десантник сначала вглядывался. Потом крикнул голосом Аса:

— Лима!

— Не ори! — шикнула она на него.

— Лима! — сказал он уже тише.

— Ты что там делаешь? — спросила она и добавила, не дожидаясь ответа: — Жди там, я сейчас приду.

Она повернулась, собравшись уйти с крыши.

— Не надо, — остановил Ас. — Лучше я к тебе.

— Тут слишком далеко.

Не слушая ее, он разбежался и взвился в воздух. С тяжелым скрипом гравия он приземлился недалеко от девушки, брякнув винтовкой по спине.

— Эти костюмчики на многое способны, — довольно сказал он.

— Так что ты здесь делаешь? И что произошло?

Ас снял шлем и начал рассказывать:

— Мы попали в засаду. Они обрушились на нас сверху, сразу с двух сторон. Сначала-то мы довольно легко отбивались, но у них все прибывали и прибывали подкрепления. Нас стали оттеснять, а потом и вообще разбили на несколько групп. Тут уже было не до нашего плана, и мы стали отступать. Потом меня и еще двоих парней отрезали от Зика, как ни старались, мы не смогли пробиться к нему.

— А Себастьян?

— Он был рядом с ним, прикрывал капитана. Наверное, он их в «Свечку» и привел. Теперь они там заперты, и если не помочь, то им крышка.

— Как Сэм?

— Лучше. Даже пытался сам идти, правда, не смог. Слаб еще.

— Ты сказал, что вас было трое?

Ас понурил голову:

— Одного убили почти сразу, как только мы остались одни. Упал кусок стены и придавил ему ноги, киборги налетели, как стервятники. А вдвоем мы не могли долго устоять. Нас окружили. Мы бились отчаянно, но нам все-таки пришлось разделиться. Потом парня повалили…

Ас ненадолго замолчал, потом упавшим голосом сказал:

— Когда его тащили, он по внутренней связи просил меня не отдавать его им…

Он тяжело вздохнул.

— Я хотел пробиться к нему, и мне почти удалось, но тут на меня самого набросились целой толпой, я еле смог выбраться из-под них.

— Значит, один из десантников сейчас у них в плену?

Ас кивнул.

— Плохо. Куда они его потащили?

— Не знаю. Я не видел ничего, но, кажется, не туда, где были вы.

— Это-то я как раз знаю. Только что оттуда.

— Ясно, — протянул Ас.

Теперь он увидел, что Лима снова со своим любимым оружием, до этого он был так поглощен, что не замечал.

— Ты можешь связаться с Зиком?

Ас покачал головой:

— Нет.

— Почему?

— Наверное, они глушат радиочастоты. Все, кроме коротких. Ребята могут общаться между собой, но даже здесь я их уже не слышу, и у них нет связи со своими.

Лима задумалась, положение было гораздо серьезнее, чем она думала раньше.

— Что будем делать? — спросил Ас.

Охотница размышляла, глядя на развернувшийся вдали бой. Если десантников не вытащить оттуда, то скоро всех убьют. Но как это сделать, если нет связи и нельзя вызвать помощь? Да и вряд ли она придет. А вернуться в лагерь им не удастся, потому что разведбот не заберет их с полигона у завода.

— Значит так, — решила Лима, — когда разведбот прибудет к заводу, мы должны будем его встретить и отправить сюда.

— Я тоже подумал об этом, но как это сделать?

— Как и планировали, добраться до места встречи и…

— Мы не успеем. Парень долго не протянет. Каким бы храбрым он ни был, он расскажет все, и тогда встреча разведбота будет очень активной и многочисленной.

— Значит, нам надо их опередить.

— Как? Ты бегаешь так же быстро, как они? Я до конца не знаю, какие у этого костюма возможности; может, я и смогу, хотя не уверен, но врагов-то больше, и им не надо прятаться.

— Мы поедем на гравициклах, — сказала Лима после недолгого размышления.

— Это же запрещено!

— Кем?

Хмурое лицо Аса начало проясняться.

— Точно! — Получив нужное направление, его мысли активно заработали. — Ближайшее место, где можно их найти, — станция, в трех кварталах, вон там. — Он показал рукой на запад. Кстати, помнишь, что Зик говорил? Пилот никого не будет ждать. И вряд ли он полетит сюда их забирать.

Лима поднялась.

— Значит, попробуем его переубедить. Пошли. Когда точно должен прибыть бот?

Ас вскочил.

— Зик говорил, что утром. Как думаешь, они продержатся?

— Не знаю, но у них нет выхода.

— Вооружения в принципе должно хватить, — размышлял он, — стрелять они начали только когда на открытое пространство вышли, перед тем как в «Свечке» засесть. А до этого рукопашная в основном была.

— Тогда не будем терять время.

Ас кивнул.

Они начали спускаться с крыши.

Двигались осторожно, пробираясь к своей цели через развалины домов.

Повсюду шастали киборги, направлявшиеся к «Свечке».

Друзья старались избегать встреч с ними, но совсем без столкновений не обошлось.

Когда Лима в очередной раз пересекала разделявшее дома пространство улицы, ей навстречу из темного проема, куда она собиралась зайти, выскочил киборг. Он не сразу понял, кто перед ним, и Лима сбила его с ног, толкнув в грудь обеими руками. Киборг был невысокий и худой, от толчка он подлетел, задрав вверх ноги, и плюхнулся на спину. Удар вышиб из него воздух, а Лима не дала ему опомниться и придавила горло коленом, заодно фиксируя руку.

Сзади нее тут же оказался Ас, с плазморезом наизготовку, готовый прикрывать. И вовремя — свободной рукой киборг выхватил нож и хотел ударить охотницу в бок, но не успел. Бронированный ботинок наступил на локоть, прижимая его к полу, лезвие бессильно заскребло по металлу.

Лима, коротким ударом копья пронзила киборгу сердце. Тело под ней дернулось в последний раз и затихло.

— Странно, что больше никого нет, — сказала она, напряженно вглядываясь в темноту и вслушиваясь.

— Не иначе посыльный, — сообразил Ас, — можно было расспросить.

Лима поднялась, и убрала оружие.

— Некогда, — отрезала она. — Да и незачем.

Ас нагнулся и вынул из руки киборга нож. Тонкое лезвие ловило малейшие отблески света и, казалось, слегка светилось само.

— Держи, — он протянул нож девушке, — трофей.

Она криво усмехнулась.

— Да уж, — но больше ничего не сказала и, приняв своеобразный подарок, засунула его за голенище армейских ботинок.

Дальше они продвигались спокойно, только пару раз пропустив очередные отряды.

* * *

Станция по ремонту гравициклов, как и положено, была погружена в темноту.

Они быстро определили, где находится гараж. Ас поднапрягся, сервоприводы брони тихонько зажужжали и, звякнув сломанными замками, ворота отъехали в сторону. Лима проскользнула внутрь, Ас следом. Они начали запускать все гравициклы подряд, выбирая те, где стартовая система, опросив все узлы, выдаст зеленый цвет индикатора готовности.

Таких оказалось сразу три из восьми находящихся в гараже.

Лима только уселась на приглянувшуюся ей машину, как неожиданная вспышка света заставила их оглянуться.

Невысокий лысоватый мужчина с солидным брюшком, в короткой майке и широких трусах стоял на пороге, держа в руках лампу и оружие.

— Кто вы такие?

Человек отставил лампу в сторону иперехватил оружие обеими руками.

— На покупателей вы мало похожи.

— Нам нужны твои гравициклы, — сказала Лима. — Поверь, я заплачу тебе столько, сколько ты скажешь, только позже. Сейчас у нас нет купонов.

— Конечно, конечно, — елейным тоном произнес мужчина, потом, злобно скривив лицо, владелец станции направил на нее самодельный арбалет.

— Слезай!

Лима посмотрела ему в глаза. Какой бы мощной ни была тетива, стрела не сможет пробить доспехи. Придя, по-видимому, к такому же выводу, он поднял оружие выше, целясь в лицо.

— А ты, — он бросил взгляд на Аса, занимавшего соседний гравицикл, — не рыпайся, иначе твоей подружке достанется. Делай, что сказано! — закричал он на Лиму.

Девушка подчинилась приказу и встала рядом с машиной.

— Вы даже хуже киборгов, — презрительно сказал мужчина, — у них хоть с головой не все в порядке из-за их имплантатов. А таких ублюдков, мародеров, как вы, надо казнить публично…

Она поняла, что сейчас он выстрелит.

Лима отклонилась в сторону за мгновение до того, как щелкнула спущенная тетива. Стрела оцарапала ей щеку.

Арбалет в руках хозяина станции зашипел, перезаряжаясь, но второй раз он выстрелить не успел. Девушка сбила его с ног, придавила грудь коленом, выхватила нож и приложила лезвие к шее.

— То, зачем мне нужны твои гравициклы, для меня гораздо важнее твоей жизни, — зло прошипела она.

Мужчина увидел в ее взгляде и услышал в ее голосе нечто такое, что по-настоящему напугало его, хотя он был не из трусливых.

— Нее… не… надо, — прохрипел он, чувствуя, как лезвие начинает давить на шею.

— Нет, Лима, — остановил ее Ас. — Он же просто защищал свое имущество. Не стоит его убивать из-за этого.

Капельки крови из раны побежали по щеке Лимы, оставляя за собой дорожки. Она несколько секунда не отпускала мужчину, потом убрала нож, выпрямилась и отошла назад к машине. Ас поднял арбалет, осмотрел его и отшвырнул подальше.

Лима молча села на гравицикл, завела его, подождала, пока Ас сделал то же самое, и посмотрела на владельца станции.

— Ты прав, — сказала она, — я не киборг — я хуже! Я та, кто их убивает.

Охотница развернула машину, направила ее к выезду и, оказавшись на улице, резко набрала скорость. Ас помчался за ней.

Лима мысленно представила город и подумала, как лучше добраться до места, где была назначена встреча с ботом. Приняв решение, она свернула в боковой проулок, оглянулась, чтобы убедиться, что Ас следует за ней. Он смотрелся неуклюжим в десантной броне, но управлялся с машиной ловко и непринужденно. Лима вела гравицикл по небольшим улицам, избегая широких трактов и площадей. Эта гонка была не такой экстремальной, как тогда, в катакомбах. Но н сейчас было несколько опасных моментов. Однажды на пути появился небольшой отряд киборгов, перебегающий от дома к дому через узкую улицу.

Лима врезалась в них, не сбавляя хода, а Ас добавил, придавив начавших подниматься. Он вытянул руку и отпустил затрещину стоявшему немного в стороне киборгу. Бронированная перчатка звонко хлопнула по железному затылку. Им вслед раздался одинокий выстрел, лазерный луч сверкнул в темноте, но оба гравицикла уже скрылись из вида. Ас хихикнул, как нашкодивший мальчишка, ему еще ни разу не доводилось ездить ночью. Оказывается, нарушать установленные врагом правила было весело.

Их путь лежал через районы, где он никогда не был. Дома мелькали мимо темными каменными глыбами. Взгляд не успевал ни за что зацепиться. Ас старался не упускать девушку из вида и, если бы не режим ночного видения в шлеме, точно потерялся бы.

Постройки неожиданно кончились, и они выскочили на автостраду.

Ее середина была очищена от мусора, и ничто не мешало стремительно несущимся машинам. Трасса даже днем не была нагружена, а ночью вообще никакого движения не было, поэтому гравициклы были единственным транспортом на дороге.

Выйдя на простор, Ас смог догнать Лиму, и теперь они мчались бок о бок. Дальше трасса разветвлялась, и они ушли вправо, на плавно поднимающийся дорожный акведук. Машины входили в плавные повороты, лишь немного сбрасывая мощность.

Ас даже успел бросить несколько взглядов на Лиму. Ветер развивал ее волосы, взгляд устремлен вперед, красивое лицо задумчиво, брови нахмурены, тело словно слилось с машиной, рубашка, прижимаемая воздушным потоком, соблазнительно обтягивала ее фигуру. Ас залюбовался.

Лима думала все это время о своем. О той цепочке событий, которые привели к тому, что сейчас она мчалась на бешеной скорости по ночной дороге, а рядом с ней был один из новых людей, так неожиданно появившихся в ее жизни. Думала и о тех, кто покинул ее. Думала о переменах в ней самой. Переживала тот момент, когда приставила нож к горлу человека, который хотел лишь защитить то, чем он зарабатывал на жизнь для себя и, возможно, для своей семьи. Семьи…

Виадук сделал свой последний поворот и вывел их на окружную дорогу, опоясывающую город. Этот путь был длинный, но наиболее безопасный. Гравициклы своим ревом разорвали тонкую кисею ночной тишины, витавшую над дорогой, и понеслись, с каждой минутой приближаясь к своей цели.

Слева была темная стена лесопосадок, справа — гигантская муравьиная куча, под названием Ассем, в которой сегодня было необычайно много огней.

Постепенно стало светать. Ас отключил ночное видение, а вскоре впереди показались промышленные районы.

Лима указала рукой вперед, он проследил направление и увидел в сумеречной дымке высокие трубы производственных построек. Оставшиеся километры пролетели незаметно.

* * *

Завод встретил их холодной тишиной. Он был обнесен высокой каменной стеной, как ни странно, почти целой, лишь кое-где по ней пробегали трещины, но они были не настолько широки, чтобы через них мог пролезть человек, не говоря о том, чтобы проехать на транспорте. Поэтому, чтобы попасть на внутреннюю территорию, им пришлось перебираться через покосившиеся металлические ворота. Они послужили прекрасным трамплином. Лима и Ас сначала остановились и, коротко посовещавшись, решили прыгать. Небольшой разгон, гравициклы взвыли, оказавшись в воздухе, и ухнули приземляясь.

Сбросив газ, они проехали мимо разрушенного административного здания, оглядываясь, пытаясь распознать возможные опасности, потом вернулись к центральной аллее. Выехав на ее начало, Лима, не глуша двигатель, остановилась, Ас пристроился рядом.

— Как думаешь, где могут быть стунеры? — спросила она.

Он пожал плечами, вглядываясь в стоящие по обе стороны от аллеи цеха.

Занимался рассвет, окрасив стены, стекла, трубы в розовые цвета.

— Будем искать. Надеюсь, мы не опоздали.

Лима кивнула, и они медленно тронулись вперед.

Раньше завод стабильно работал, производя гравициклы, запчасти и некоторую сопутствующую технику. Он был небольшим по планетарным меркам, но качество сходящих с его конвейера машин позволяла ему успешно конкурировать на рынке.

С началом войны его хотели перепрофилировать под военные нужды, но не успели. А с приходом Хозяев завод был закрыт. Они запретили все крупные и средние производства, кроме клон-ферм, но и те разбили на маленькие хозяйства и отдали под контроль разным бандам прислужников.

Сейчас цеха пустовали, склады были разграблены, оборудование разобрано, поломано или вывезено на частные станции.

Лима и Ас не спеша двигались, осматривая производственные здания. Стены цехов были повреждены, в некоторых отсутствовали целые секции, видимо снесенные, когда из них вывозили оборудование. Внутри виднелись оставшиеся станки, гигантские прессы, хвосты обрубленных электрических проводов.

Несколько раз Лиме показалось, что в глубине зданий мелькали какие-то тени, но сколько она ни вглядывалась, ничего не смогла увидеть.

Они проехали уже больше половины аллеи, как вдруг вдалеке кто-то появился. Сначала маленькая фигурка, потом еще одна, через несколько секунд фигур стало больше десятка. Они двигали им навстречу, постепенно приближаясь, и стали видны их угловатые медленные движения. Полуживые.

— Сворачивай. — Лима показала на приоткрытые ворота цеха, и сама повела машину туда же.

— Как думаешь, заметили? — спросил Ас, когда они оказались в помещении.

— Не знаю. Будем надеяться, что нет.

Они заглушили двигатели.

В воздухе витал запах старого машинного масла, пережженного металла и еще каких-то промышленных химикатов. Бетонные полы были изборождены неглубокими шрамами, оставленными, когда по ним волоком вытаскивали станки.

Оставив машины, парень и девушка поднялись на второй этаж, нашли окна, выходящие на аллею, и приникли к грязным стеклам.

Ждать пришлось довольно долго, прежде чем показался первый зомби.

Он шел, раскачиваясь, слабым неровным шагом, словно вот-вот упадет. Пустой невидящий взгляд немигающих глаз был устремлен вперед. Лима проводила его взглядом и увидела, как из дверей, мимо которых только что прошел полуживой, вышли еще два, перемещаясь такими же скупыми движениями. Их пути пересеклись, но зомби разминулись, едва не столкнувшись.

Лима нахмурилась — было похоже, как будто зомби перемещались по какой-то заранее запланированной схеме.

Она привстала и посмотрела в сторону, откуда появился первый полуживой. Так и есть. Из всех помещений с разными интервалами выходили зомби.

Ас тоже посмотрел туда и хмыкнул:

— Они что, территорию патрулируют?

— А ведь ты прав!

Ас посмотрел на нее.

— Да нет! Не может быть, — сказал он неуверенно и снова посмотрел сквозь мутное стекло. — Смотри, еще идут, и там дальше, в глубине территории, тоже есть.

— Сколько же их?! — изумилась Лима.

— У них тут прямо заповедник какой-то!

— А если они и правда патрулируют? — Неожиданная мысль пришла ей в голову. — Значит, их кто-то потревожил, не иначе наши серые друзья. А раз рыщут, то наверняка они еще живы.

— Может быть, — согласился Ас. — Слушай, вряд ли у них есть какая-либо система или схема, по которой они двигаются, но если они все цеха обходят, то почему в это здание не…

Оба обернулись. Внизу из-за огромного станка револьверного типа показались три темных силуэта. Ас достал винтовку, но Лима остановила его, положив ладонь на ствол и приложив палец к губам. Стрельба может привлечь сюда остальных. Он убрал плазморез и с тихим шипением выпустил встроенные лезвия.

Они крадучись двинулись вперед, вжимаясь в стену. Постепенно полуживые оказались с ними на одной линии. Зомби прошли мимо гравициклов, не обратив на них внимания. Один за другим они покинули здание.

Ас и Лима выждали еще немного и снова пошли к окну. Вдруг сзади послышался рык.

Незамеченный ими полуживой кинулся на друзей, в один миг превратившись из безвольной куклы в хищного зверя. Он побежал к ним, сбивая попадающиеся на пути предметы, со звоном разлетающиеся в стороны.

Лима выругалась, достала копье и сказала Асу:

— Сейчас все сбегутся на шум. Надо уезжать.

Зомби подбежал к лестнице и начал подниматься. Ас стоял наверху, приготовившись к атаке, девушка слева от него за перилами. Когда полуживой, выбрав своей жертвой человека, стоящего прямо перед ним, понесся на Аса, Лима перемахнула через перила, приземляясь сзади зомби, и одним ударом разрубила его.

— Пошли, Ас!

Они помчались к гравициклам, вскочили на них и рванули наружу, резко выкрутив газ.

Первой ехала Лима. Как только она оказалась за воротами, ее машина с ходу врезалась в толпу полуживых. От ударов об их тела ее едва не перебросило через руль.

Ас, вылетевший следом, успел немного притормозить, но и он тоже оказался зажат плотной рычащей, жаждущей пищи, массой.

Взревев двигателями, они стали давить полуживых гравициклами. Включенное на полную мощность гравиполе, надрывно гудело. Машины врезались в толпу, отбрасывая зомби, притирая к стенам. Изувеченные, они пытались достать свои жертвы с земли, но их пальцы только цеплялись за подножки, сразу вырывавшиеся из рук. Лима отпихивала их ногами, Ас выпустил лезвия на запястьях и раздавал удары направо и налево, кромсая и рубя.

Несколько зомби запрыгнули на гравициклы, сразу с нескольких сторон, вынуждая бросить технику. Лима встала на сиденье и, сильно толкнувшись, перепрыгнула через головы врагов на свободное пространство. Ас просто свалился со своей машины, размахивая клинками, откидывая зомби и пробиваясь к девушке. Они встали рядом и начали постепенно отступать, отбивая атаки и прикрывая друг друга.

Лима и Ас медленно пятились, не позволяя этим обезумевшим от ужасного голода, съедавшего их изнутри, существам окружить себя.

В пылу схватки они не заметили, как к ним подобрались другие враги. Друзья узнали об их появлении, когда те подошли уже вплотную — киборги все же догнали их и сейчас обступали со всех сторон.

Сбоку мелькнул клинок, от которого Лима едва увернулась. Ее противник снова замахнулся, но не успел нанести удара. Полуживой запрыгнул на него, сбивая с ног, к нему присоединился еще один. Ногтями и зубами они рвали его, выкручивая руки и раздирая тело. Но были изрублены другими подоспевшими киборгами. Зомби, завидев новые жертвы, переключили свое внимание на них. И тут началось побоище, когда сталь противопоставлялась силе почти мертвой плоти. Лима и Ас оказались в самой его гуще. Вокруг были только враги. Охотница почувствовала, что вот сейчас она может выпустить наружу всю живущую в ней ярость и злость.

Она перехватила покрепче оружие и смертельным вихрем ворвалась в схватку. Ее копье без устали находило свои жертвы, рубя и пронзая живых и полуживых, киборгов и зомби. Она с ненавистью уничтожала их всех. Иногда получалось так, что своими ударами она спасала кому-то из них жизнь, но в следующую секунду забирала ее. Лима без жалости насаживал киборгов на острие, отрубала конечности и головы, разваливала тела полуживых пополам, прорубала грудные клетки и вспарывала животы, пронзала шеи и сердца всем им без разбора. Древко копья стало скользким от стекавшей по нему крови, но она крепко держала его, не позволяя выскользнуть.

Постепенно вокруг нее образовалось пустое пространство, земля была усыпана трупами и залита кровью. Девушка и сама была покрыта ею с головы до ног. Лима остановилась и стояла, склонив голову, слегка пошатываясь, и тяжело дышала. Ее одежда превратилась в лохмотья и едва прикрывала грязное, исцарапанное и ободранное тело.

Асу тоже пришлось нелегко. Он стрелял в разные стороны на опережение, но врагов было слишком много. Даже при помощи встроенной системы самонаведения он не успевал. Круг врагов сужался. Наконец какому-то зомби удалось выбить оружие из рук парня. В ход вступили лезвия, завязалась рукопашная. Ас резал врагов, едва они оказывались на дистанции удара. То тут, то там кто-то умирал от его смертельных ударов. Одному киборгу удалось подобраться к нему вплотную. Он запрыгнул на Аса сзади и начал бить ножом, стараясь попасть в забрало. Вибролезвие, визжа и высекая искры, пропахало борозду в броне. Ас дернулся, мешая ударить, и направил свои клинки за голову. Пронзив противника, он потянул, перетаскивая его через себя, и швырнул в другого киборга. От полученного повреждения экран забрала начал рябить и помигивать.

Как бы много ни было полуживых, киборги все же разделались с ними. В битве наступила хрупкая пауза. Ас, только что добивший одного из противников, медленно пятился в сторону девушки. Внутри у Лимы все клокотало, мозг застилала пелена ярости, из глаз текли слезы, смешиваясь на щеках с капельками чужой крови. В груди у нее зародился и, обдирая горло, вырвался наружу хриплый крик.

Ас встревоженно обернулся, киборги замерли на месте. Их осталось всего семеро, хотя сначала было около двадцати. Они испуганно переглядывались, а Лима с безумным огоньком в глазах пошла на них.

Киборги попятились. Ас шел чуть позади девушки, ее шаг был легким и непринужденным, на губах играла улыбка.

Охотница делала шаг вперед, противники отступали назад. Она шла на них, поигрывая своим копьем, с острия которого капала темная кровь, и, наконец, они не выдержали и побежали. Сначала в глубь завода, но потом, сообразив, что там они будут загнаны в ловушку, разбежались в разные стороны и помчались назад, стараясь, чтобы между ними и Лимой было как можно больше пространства.

Ас провожал их взглядом, стараясь проследить всех, чтобы ни один не остался на территории завода. Его шлем был поврежден, глубокая борозда, оставленная виброножом, начиналась над виском и пересекала его до самой шеи. Сейчас он снял его совсем и встряхнул головой, как собака. С волос и лица полетели соленые брызги. Убедившись, что все киборги убежали, он подошел к Лиме и встал рядом.

— Ты не ранена? — спросил он.

Девушка помотала головой и внезапно осела, выронив копье.

Ас подхватил ее, опустился на колени.

— Что? Куда? — Он начал ее осматривать, но она лишь прижалась к нему и беззвучно заплакала.

Ас в растерянности замер, не зная, что делать, потом нерешительно положил руку в измазанной кровью и грязью бронированной перчатке на ее вздрагивающие плечи. Он не знал, что сказать, лишь открывал рот, но слов не было. В голову ничего не лезло, поэтому Ас просто осторожно обнял ее и молчал.

Прошло несколько минут, Ас не двигался, только иногда вертел головой, осматривая территорию. Лима немного успокоилась, отодвинулась от него и сказала:

— Извини.

— За что? — ответил он серьезно.

— За это… — Лима моргнула, сгоняя остатки слез с глаз.

— За то, что ты человек, а не бесчувственная машина? За это ты просишь извинения? — возмутился он.

— Нет, просто со мной такое впервые.

— Ничего, все нормально.

— Скажи, я и правда такая страшная? — спросила она, усмехнувшись и растирая слезы по грязным щекам.

Ас улыбнулся, протянул руку, касаясь ее щеки.

— Ты самое прекрасное существо, какое я когда-либо встречал, — сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Она неожиданно подалась вперед, обняла его за шею, притянув к себе.

— Спасибо тебе. — Слова были еле слышны.

Когда Лима отстранилась от него, она уже была сама собой. Охотница поднялась, подобрала копье и осмотрелась.

— Давай искать стунеров.

— Давай. — Ас тоже поднялся. — Только где?

— Не знаю. Надеюсь, что они все-таки живы.

— Ну, думаю, они сами должны нас увидеть или, по крайней мере, услышать. Потому что ты так закричала, — он передернул плечами, — аж мурашки побежали.

— Да, — согласилась девушка, — возможно, они где-то рядом.

— Тогда почему не показываются? Как считаешь, киборги вернутся?

Лима кивнула и направилась вперед. Ас постоял немного, вернулся, поискал глазами на земле, потом отвалил в сторону труп и достал из-под него винтовку, которую у него выбили из рук еще в начале схватки, она была цела и невредима, и побежал догонять Охотницу.

Они прошли всю аллею, но к ним так никто и не вышел, не подал знака. Они заглядывали во все цеха, проходили их насквозь, тщательно осматривали.

Обход занял несколько часов, проверили больше половины завода, но никаких следов стунеров не нашли.

— Где же они могут быть? — нахмурился Ас, когда они вышли на воздух, после очередного обследованного помещения. — Слушай, а почему бота еще нет?

— Может, он совсем не прилетит, — «оптимистично» предположила Лима. — А в какой стороне полигон?

— Там. — Ас вытянул руку, указывая направление. — Лима!

Она вскинула голову и посмотрела, куда он показы вал.

Его палец был устремлен вверх.

— Наверху трубы, — пояснил Ас.

Она пригляделась и увидела, на что он показывал.

Небольшое темное пятнышко на монтажной площадке, опоясывающей раструб высокой трубы, очень похожее очертаниями на силуэт ребенка или стунера.

Они сорвались с места и бегом помчались туда.

Не сразу удалось найти, как подняться по трубе. Пришлось сначала забраться на крышу небольшого подсобного строения, а уже с него можно было залезть по металлическим скобам наверх.

Ас хотел было пойти первым, но Лима остановила его:

— Прикрывай.

— Хорошо, — согласился он.

Она начала подниматься.

Ас снял с плеча винтовку, повернулся и стал оглядывать территорию, иногда задирая голову — посмотреть, как дела у Лимы.

Девушка поднималась уверенно, но не спеша. Наверху дул ветер, которого на земле не ощущалось. Наконец она просунула голову в квадратный проем в металлической решетке и вылезла на нее.

Малыш лежал на монтажной площадке. Он был совершенно без сил, но еще дышал. Зажав в маленьких ручонках, он прижимал к груди завернутый в тряпки артефакт.

Лима подошла к нему, опустилась рядом, несильно похлопала по щекам.

— Малыш, — позвала она. — Малыш, слышишь меня, мальчик?

Он медленно открыл глаза.

— Вы уже прилетели? — спросил он слабым голосом.

— Нет еще, маленький мой, еще нет. — Она привстала и посмотрела вниз через перила. Там ждал Ас с винтовкой в руках. — Нам надо спуститься отсюда. Давай-ка это сюда.

Она взяла из пальчиков стунера артефакт и бросила его вниз, недалеко от Аса.

Девушка была уверена, что с Вещью ничего не будет.

Обернувшись на стук упавшего предмета, Ас увидел, что прилетело сверху. Быстро подобрал и засунул в подходящий отсек на броне.

— А неживые ушли? — слабым голоском спросил стунер у Лимы.

— Да, Малыш, ушли, мы с Асом убили их.

— Всех-всех?

— Всех-всех.

Она помогла ему подняться.

— Я сейчас буду спускаться, а ты держись за меня и держись крепче, ладно?

Стунер обхватил ее за шею, прижимаясь всем телом. Перед тем как начать спуск, девушка огляделась. На территории завода не было никакого движения, недалеко за воротами расположился тот самый полигон, длинными бетонными полосами выделяющийся на фоне зеленовато-серой травы.

Лима начала спуск.

Она осторожно и медленно перебирала руками и ногами, двигаясь боком, одновременно придерживая Малыша локтями.

Путь вниз занял в три раза больше времени, чем подъем.

Лима вспотела. Напряженные мышцы жгло огнем.

Когда ее ноги коснулись крыши подсобки, она дрожащими руками передала стунера Асу и в изнеможении присела, тяжело дыша.

На крыше стояло старое ведро, наполненное желтоватой, но прозрачной дождевой водой.

— Не хочешь умыться? — предложил Ас.

— Ага, давай.

Он опустил мальчика рядом с ней, сходил за ведром и вернулся.

Лима оторвала мотавшийся кусок рубашки, смочила его в воде и отерла лицо Малыша.

Потом отошла в сторонку и, черпая из ведра ладонями, умылась сама. По неровной поверхности крыши потекли розовые от крови струйки.

— Что будем делать? — спросил Ас.

— У нас нет выхода, будем ждать, — решила Лима.

— Здесь?

— Нет. Вон там, — она указала направление, — у здания сбоку лестница, к тому же оно ближе всех к полигону.

Ас спрыгнул с крыши, вытянул руки, Лима передала ему Малыша, спрыгнула сама, и они пошли к намеченному строению.

Поднялись на его крышу по замеченной Охотницей лестнице, идущей вдоль стены, прошлись по ней, осматриваясь, а потом устроились у трубы вентиляции.

Ас сидел, прислонившись к трубе спиной, вытянув ноги. Пошарил в отсеке для дополнительных магазинов и достал оттуда плитку пищевого концентрата.

Разломил на несколько частей, протянул Лиме.

— Воды только нет, — сказал он, отправляя в рот небольшой кусочек, — я сдуру выпил всю, пока на складе сидели.

Девушка ничего не ответила, голова маленького cтунера лежала у нее на коленях, он смотрел на нее усталыми глазами, потом поднял руку, протягивая лежащие на ладони три маленьких прозрачных шарика.

Лима улыбнулась, взяла два мягких шарика, а на их место положила кусочки концентрата.

— Покушай, Малыш. Тебе нужно набраться сил, — потом повернулась к напарнику, — держи, — она протянула один шарик, — наш маленький герой не только храбр, но и запаслив.

Ас положил шарик в рот и раскусил. Шарик разлился большим глотком прохладной питьевой воды. Ощущения были настолько приятные, что он даже застонал от удовольствия, чем вызвал смешок Лимы. Ас смущенно покраснел и засмеялся, представляя себя со стороны.

Потом началось ожидание. Они по очереди дежурили, иногда обходя крышу по периметру. Малыш уснул, свернувшись калачиком. Лима, передав вахту Асу, присела рядом. Прислонилась затылком к металлу воздуховода и прикрыла глаза.

…солнце мягко ласкало ее обнаженные плечи, легкая белая с золотистой отделкой туника, в которую она была одета, трепетала на ветру. Вокруг, насколько хватало глаз, росла высокая зеленая трава. Все было насыщенно безмятежностью и спокойствием.

Лима понятия не имела, где она находилась. Внезапно ее окликнули. Из высокой травы приподнялся капитан и замахал ей рукой, там же был и Безумный Король Себастьян.

Они весело смеялись и звали ее к себе. Сзади, немного задев ее своей одеждой, пробежал Ас, оглянулся и тоже позвал:

— Пошли! Что же ты стоишь?

Он присоединился к компании, и теперь они втроем выжидающе смотрели на нее.

Лима улыбнулась. «Надеюсь, сейчас-то они не будут спорить», — подумала она и пошла к ним. Внезапно что-то больно укололо ей ногу. Она ойкнула, остановилась и посмотрела вниз, но там не было ничего, кроме мягкой зеленой травы, в которой утопали ее босые ноги. Она сделала еще шаг и охнула. Теперь боль была сильнее. Опустила взгляд — на подъеме стопы был длинный тонкий кровоточащий разрез. Лима нахмурилась, шагнула еще раз. Трава острыми бритвами посекла ей ноги, заставляя вскрикнуть. Девушка решила побежать, но живые зеленые лезвия не пускали ее, цеплялись, резали и держали.

Лима позвала друзей, но они продолжали стоять на месте.

— Сама, — сказал капитан.

— Ты должна сама, — подхватил Себастьян.

— Ты должна дойти сама, — закончил Ас.

Она пыталась из всех сил, но жестокая трава не пускала ее. От бессилия у нее потекли слезы. Она снова позвала их, стоящих всего в нескольких шагах, но не желающих ей помочь. Обида захлестнула ее, но тут она поняла, на самом деле они не не хотят, они просто не могут! Трава так же держит их, как и ее. И на самом деле, это не ей, а им нужна ее помощь. И когда она поняла это, трава неожиданно отпустила ее…

Лима проснулась. Поморгала и встревоженно огляделась, но все было по-прежнему спокойно. Ас прогуливался по дальнему краю крыши, рядом с ним ходил Малыш, они о чем-то разговаривали. Стунер задавал вопросы и, задрав голову, ждал, что ответит ему Ас.

Уже вечерело.

Значит, прошло уже несколько часов, но разведбот так и не прилетел. Лима обеспокоенно посмотрела в небо, потом поднялась.

Завидев ее, парочка новоявленных друзей направилась к ней.

— О чем же вы так увлеченно беседовали, если не секрет?

— Конечно, секрет! Это наши с ним мужские дела. — Ас многозначительно поднял подбородок и скосил взгляд на Малыша. Тот кивнул с серьезным видом. Ас подмигнул и спросил:

— Как поспала?

— Спасибо, что дали отдохнуть, мне было это просто необходимо.

— А, пустяки, я даже не заметил, как время пролетело.

Лима кивнула, но время шуток кончилось. Она посмотрела на напарника.

— Как стемнеет, поедем назад, надо что-то будет предпринимать.

— Надеюсь, они там держатся, — вздохнул он.

— Я тоже… надеюсь.

Ас поднял голову:

— Часа через два-три можно выдвигаться.

Лима кивнула.

— Я… — Она поморщилась. — В общем, я отойду ненадолго.

— Конечно. — Ас понимающе отвернулся и, положив руку на плечо маленького стунера, сказал, уводя его с собой на край крыши, смотрящий в сторону полигона:

— Пойдем, друг, продолжим нашу беседу.

— Пошли, — согласился тот.

Когда Лима вернулась, Ас понуро сидел, протянув руку к трубе воздуховода, создав перекладину, на которую забрался Малыш, и покачивался, свесив ноги. Вдруг его внимание привлек появившийся тихий свист.

Лима тоже услышала и посмотрела вверх. Стунер спрыгнул с руки своего нового друга.

— Что это?

Ответ не заставил себя ждать — темная точка разведбота разорвала тучи и устремилась вниз, почти у самой земли его падение прервалось плавным переходом в бреющий полет, и он устремился к бетонным плитам полигона.

— Наконец-то! — Ас даже не сразу поверил своим глазам.

— Бери Малыша! — приказала Лима и направилась к спуску.

Он подхватил мальчика, и друзья начали быстро спускаться. Ворота были недалеко; пройдя их, друзья на секунду остановились.

Корабль имел непривычные очертания, словно веретено с прилепленными по бокам странными, похожими на растопыренные пальцы, крыльями, непрестанно ходящими вверх-вниз по короткой амплитуде, отчего казалось, что бот плавает в воздухе. Весь корпус был матово-черный, даже обзорный экран пилотской кабины почти не выделялся.

Бот реял над землей, не собираясь приземляться, мощное поле разгоняло песок и пыль. Лима и Ас с Малышом на руках побежали к нему.

Когда они приблизились, орудия, расположенные на днище, развернулись в их сторону и оставались нацеленными, даже когда они подошли вплотную.

Входной люк отъехал в сторону, в проеме показался молодой парень в шлеме пилота и с винтовкой в руках.

— Где остальные? — спросил он подозрительно, целясь в их сторону.

— Они в городе, — громко сказала Лима, перекрикивая гул машины.

— Где капитан Сэм?

— Там же! Они попали в ловушку и сейчас заперты в одном из зданий, и надеюсь, еще живы. Вы должны были прилететь утром!

— Прилетели, как смогли, — огрызнулся он. Пилот посмотрел на Аса:

— Ты из какого подразделения?

— Я местный, — ответил тот.

— А откуда у тебя бронекостюм? — Пилот напрягся и приподнял винтовку, изготовившись стрелять.

— Мне выдал его Зик, лейтенант. Перед тем, как мы пошли выручать Сэма и Лиму из плена. — Ас кивком головы указа на девушку.

— Слушай, ты, тупоголовый! — не выдержала Лима. — Долго еще будешь допросы устраивать? Мы и так ждали вас целый день, а вы, уроды, даже не чесались! Ваши ребята сейчас погибают там, — она махнула рукой назад, — а ты нам тут мозги полощешь своими дурацкими вопросами.

Парень смотрел на нее, не говоря ни слова.

— А ты знаешь, что сейчас в руках этого мальчика. — Лима показала на Малыша, который следил за всем происходящим не по годам умными глазами. — Возможно, судьба всего человечества?

— Вещь? Артефакт?

Охотницу взбесила потеря драгоценного времени.

— Да! За этим вас сюда и вызвали! — продолжала она. — Давай сюда трап, и надо забирать капитана и остальных.

— Нет.

— Что нет?!

— Я только вещь возьму! У меня есть четкие приказы…

— Мне плевать на твои приказы! У капитана вторая половина артефакта! — соврала Лима. — Давай сюда трап, иначе я…

Она тоже не успела договорить, стволы пулемета, внезапно повернулись в сторону от них и зашлись в яростном кашле, выплевывая длинные очереди.

Лима и Ас инстинктивно пригнулись и посмотрели в ту сторону, куда велся огонь.

Заряды вспахивали пространство на границе заводской территории. Оттуда, сквозь клубы дыма и поднятой пыли, выскакивали гравициклы, управляемые киборгами. Смерть настигала большинство из них, не давая проехать далеко, но некоторым удалось проскочить, и теперь они мчались к ним.

— Давай трап! — крикнул Ас.

Пилот замотал головой.

— Это ловушка! — Он повернулся и что-то сказал второму пилоту.

Бот начал медленно подниматься.

— Ты — придурок! Кому нужна твоя колымага?! — Ас не сдержался.

— Возьми мальчика! — крикнула пилоту Лима, она перестала злиться и принялась действовать. — Ас, бросай! Малыш, не бойся.

Лима понимала, что рисковала, но ситуация была критическая.

Но маленький стунер не боялся, он привстал, опираясь о броню, прижимая к себе сверток, Ас подбросил его. Пилоту ничего не оставалось, кроме как поймать мальчика.

Гравиполе под кораблем становилось все сильнее. Лима еле стояла на ногах, Ас протянул руку, поддерживая ее.

— Где капитан и вторая часть артефакта? — крикнул пилот, свешиваясь из люка.

— Он и остальные в городе заперты в «Свечке». Это одиноко стоящее здание, вокруг только пустырь и развалины. — Лима указала примерное направление. — Его легко найти. Если они еще живы, то будут там. Сможете приземлиться на крыше. НА КРЫШЕ! — Девушка пыталась перекричать гул поля.

Пилот кивнул, показывая, что понял. Люк закрылся, и машина взмыла вверх. Вслед ей с территории завода ударили лучи лазера и даже две ракеты, но не долетели, сбитые зарядами плазмы.

— Где они находят все эти древности? — Ас проводил глазами две дымных вспышки, имея в виду ракеты, которых не использовали ни разу со времен последних боев с Хозяевами. Вопрос был риторический.

Они посмотрели друг на друга. Ас грустно улыбался. Их бросили. За спинами все громче становился звук приближающихся гравициклов.

— Ну что? — Лима достала из-за спины копье и начала разворачиваться к врагам лицом. — Попробуем успеть?

— Давай.

Он приготовил винтовку. Заряда в ней почти не осталось.

— Думаешь, они дождутся нас?

— Если капитан жив, он не даст им улететь без нас.

Ближе всего к ним было три противника, они мчались на них, размахивая оружием — на коротких рукоятках были прикреплены нескольких цепей, на концах которых сверкали лезвия. Киборги раскручивали их, и цепи, вращаясь, образовывали круги.

— Ас, нам бы транспорт не помешал, — сказала Лима, плавно повела копьем, готовясь к нападению.

— Угу. — Он опустился на колено, приник к прицелу и, затаив дыхание, выстрелил в ближайшего киборга. Не очень удачно — заряд разнес переднюю гравитационную платформу. Аппарат нырнул носом и врезался в поверхность полигона, разлетевшись на части.

Ас досадливо крякнул.

— Еще раз! — подбодрила его Лима. — Поторопись.

Он так и сделал, не стал долго целиться, а поймал киборга в прицел и сразу нажал на спуск. Мимо! Переместил ствол и выстрелил с упреждением. Водитель слетел со своего места, неуправляемая машина пролетела вперед с десяток метров и остановилась.

Ас стал стрелять по третьему противнику, но тот начал маневрировать, уклоняясь, и попасть в него не удалось ни разу.

Враг был уже близко, Лима чуть пригнулась, изготовившись, и прыгнула в сторону, когда машина пронеслась между ней и Асом.

Киборг выбрал своей первой целью стрелка и направил гравицикл на него. Ас попытался уклониться, но вращающиеся лезвия хлыстнули ею по спине.

Он полетел на землю, на броне остались глубокие царапины, одно из лезвий рассекло кожу на голове, и по волосам потекла кровь. Лима же не упустила своей возможности. Брошенное ею копье выбило киборга из седла, как-только он сбавил скорость для разворота.

Охотница подскочила к Асу. Он уже сидел, держась рукой за рану.

— Дай посмотрю! — сказала девушка.

Убрала его ладонь, быстро осмотрела ранение.

— Царапина, — констатировала она.

— Вот ублюдок, чуть без скальпа не оставил! — наморщился парень.

Лима хлопнула его по плечу и побежали к опустевшему гравициклу, крикнув на ходу:

— Ас, быстрее!

Он уже поднялся на ноги и направился за ней. Охотница выдернула оружие из убитого и взобралась на гравицикл. Подбежал Ас, занял место сзади.

Со стороны завода к ним двигались еще более десятка машин, а дальше показались пешие силы.

Лима рванула с места, притормозила у второго пустого гравицикла, Ас пересел на него.

— Если что, то через доки, — крикнула она, снова набирая скорость.

Ас помчался за ней.

Киборги пошли наперехват, но немного не успели, оба гравицикла проскочили у них перед носом и направились в сторону города, оставляя завод сзади и слева.

На некоторых машинах преследователей было по два седока, и они открыли пальбу. Несколько зарядов вгрызлись в корпуса машин. Лучи сверкали справа и слева, вонзались в землю позади и впереди мчащихся Лимы и Аса. Он пристроился Охотнице в хвост, прикрывая ее. Его броне лазеры были не страшны, он только опустил неприкрытую голову.

Пустоши закончились, и начались жилые кварталы. Гравициклы ворвались в них, не сбавляя скорости. Немногочисленные прохожие шарахались в стороны.

Ас по возможности прикрывал Лиму, но она неожиданно свернула в проулок, ведущий к реке, он не успел среагировать и пролетел дальше.

Лима неслась вдоль берега, мелкая вода фонтаном разлеталась из-под ее гравицикла. По левому боку высились обросшие водорослями почти до самого верха, наклонные бетонные плиты. Они служили основанием набережной, по которой сейчас, параллельно Охотнице, уходил от преследователей Ас.

Впереди показались сваи пирса. Когда Лима влетела под него, они замелькали по бокам сплошной стеной. Киборги не переставали стрелять, лучи вонзались в столбы, обсыпая Охотницу осколками и крошевом, больно впивающимися в кожу.

Девушка виляла между сваями, меняя ряд, по которому двигалась. Один из киборгов врезался в сваю, пытаясь повторить ее маршрут, но не смог точно рассчитать маневра. Взрыв разорвал машину и седока на куски, разлетевшиеся в стороны. Часть взорвавшегося гравицикла на бешеной скорости, вращаясь, попала в другого киборга, мгновенно убив его. Когда позади нее, один за другим раздались два взрыва, Лима злорадно улыбнулась.

Она увидела пологий спуск для прогулочных лодок и влетела по нему на сушу. Ас был уже тут и снова пристроился ей в хвост.

Направив машины в гущу домов, они понеслись по прямой узкой улице. Преследователям пришлось сбросить скорость и выстроиться по двое, чтобы не мешать друг другу. Стрелять они перестали из-за риска попасть в своих.

Лима резко свернула, и, пригнув голову, Ас последовал за ней.

Гравициклы въехали на первый этаж полуразрушенного здания. Рев двигателей, многократно усиливался эхом, отражаясь от потолка и стен. Они пересекли строение насквозь и выскочили с другой стороны, снова свернули и влетели в другое здание. Преследователи хоть немного и отстали, но не теряли их из виду.

Лима стала сбрасывать скорость, пропуская Аса вперед.

— Езжай не быстро, я попробую смахнуть парочку, — бросила она.

Парень кивнул и двинулся дальше. Лима завела гравицикл в пустую комнату с двумя выходами, развернула носом ко второму, быстро спрыгнула и, приготовив копье, прижалась к стене.

Преследователи не заставили себя долго ждать — уже через несколько секунд послышался нарастающий шум двигателей. Охотница напряглась и, когда первый преследователь был уже рядом, нанесла удар. Киборг слетел с седла, лишившись головы. Его машина врезалась в стену, перевернулась и встала поперек коридора. Следующий киборг въехал в образовавшееся препятствие, перелетел через руль и грохнулся на пол.

Остальные успели притормозить. А Лима уже запрыгнула на свой гравицикл, вырулила из комнаты и помчалась за Асом.

Они выехали на площадь, где некоторые смелые торговцы разложили свой товар. Затор в узком коридоре позволил друзьям значительно оторваться от преследователей.

Они уже покинули площадь, когда киборги только въезжали на нее.

У Лимы появилась идея. Дальше по дороге она увидела подходящие для ее плана развалины. Знаками показала Асу на них.

Они влетели в разрушенный дом, поднялись на третий этаж и, выключив двигатели, затаились.

— Думаешь, сработает? — шепотом спросил Ас.

— Если у них нет датчика горячего следа.

В конце улицы послышался нарастающий шум двигателей. Киборги пронеслись мимо, даже не оглянувшись.

— Значит, датчика нет! — обрадовался Ас.

Девушка кивнула и улыбнулась.

— Поехали, поможем Себастьяну и капитану.

— Думаешь, успеем?

— Должны.

Спустившись вниз, они выехали на широкую дорогу, и взяли курс на «Свечку». Еще издалека друзья увидели, что над одиноким небоскребом завис разведбот.

* * *

Лима и Ас пересекли пустошь перед «Свечкой». Киборгов вокруг было мало, и они не помешали им добраться до здания. Сбросив скорость, гравициклы влетели внутрь.

Сшибив по дороге киборга, Лима направила машину вверх по лестнице. Чуть ли не на каждой ступеньке валялись трупы. Десантники взимали дорогую плату за свои позиции.

На четвертом этаже в нее врезался киборг, выскочивший сбоку. Он не видел Лимы и вскрикнул от неожиданности, когда перед ним оказался гравицикл, но остановиться уже не успел, с разбегу он столкнулся с машиной, ударившись об нее всем телом. Охотница не справилась с управлением и въехала в стену. Гравицикл подскочил, девушка спрыгнула с него и едва увернулась, чтобы машина не ударила ее, отскочив от бетона. Упавший киборг не успел подняться, копье Охотницы пригвоздило его к полу.

Сзади подъехал Ас, гравицикл Лимы перегораживал ему дорогу. Он быстро спрыгнул, подошел к машине, подцепил снизу и начал оттаскивать.

— Брось! Бежим так, — остановила его девушка.

Ас оставил в покое гравицикл, перехватил винтовку, в которой еще осталось несколько зарядов, и они стали подниматься. Судя по звукам выше, над ними шел ожесточенный бой. И уже на следующем этаже они вступили в схватку.

Десантник из отряда спасения отбивался от троих киборгов, чуть дальше еще один вел бой с двумя противниками. По всей видимости, у обороняющихся закончились боеприпасы, потому что вокруг слышался только лязг металла и ни одного хлопка выстрела. Друзья напали на врагов с тыла. Ас дважды выстрелил ближайшему киборгу в спину, бросился на следующего. Тот увидел его, отскочил, но напоролся на лезвия десантника. Третьего убила Охотница, насадив на копье.

Втроем они кинулись на выручку другому десантнику. Киборги, оказавшись в меньшинстве, побежали.

— Где остальные? — Лима схватила десантника за бронированную руку.

— Нас раскидало по зданию. Повсюду киборги.

— Вижу. Капитан где?

— Выше! Мы остались прикрывать их отход, но противник прорвался, когда у нас кончились заряды. — Голос его срывался. — Эти просто держали нас, основная масса пошла дальше. На крыше разведбот, но он не будет долго нас ждать.

— Тогда не будем терять время, — решила Лима. — Ас, бери их, собирайте всех.

— Я с тобой!

— Нет, — отрезала она. — Пойдем с разных сторон. Если доберешься до бота первым, не дай ему улететь без меня.

— Ага, понял!

Они разбежались в разные стороны. Ас с двумя десантниками помчался дальше по коридору, к параллельной лестнице. Лима вернулась назад и побежала вверх по ступенькам. Она заглядывала на этажи, но следующего десантника встретила только на восьмом. Он держал оборону в узком коридоре, где скопилась толпа киборгов. Когда девушка нашла его, враги проломили стену и обошли его сзади. Лима взяла копье однойрукой ближе к лезвию, другой за конец древка и врубилась в их ряды. Подсекая снизу, опрокидывая, рубя и пронзая, она проложила себе дорогу. Она была уже рядом с десантником, он на мгновение повернулся в ее сторону, и тут сзади со свистом мелькнула головка булавы с острыми шипами, впаянными в тяжелую сердцевину, прикрепленную к рукоятке полуметровой цепью. Она с захлестом ударила по шлему, а шипы вонзились в забрало. Ударивший киборг дернул на себя, опрокидывая десантника на спину. Лима ринулась вперед и распорола киборга взмахом снизу вверх. Он рухнул мертвым, даже не выпустив из рук рукоятки булавы. Она присела на колено, пропуская над головой лезвия другого противника, и полоснула копьем горизонтально, по дуге. Киборг упал, разрубленный пополам. Ошеломленные стремительной атакой, остальные враги отошли на безопасное расстояние, у некоторых в руках были лазерные разрядники, но, привыкнув сражаться с десантниками и к тому, что лучи не берут их броню, в Лиму они тоже не стреляли. Охотница почувствовала сзади движение, бросила быстрый взгляд — это поднимался десантник. Подцепив впившегося в забрало железного ежа, он выдернул шип, снял поврежденный шлем и отбросил в сторону.

Его волосы были мокрые и взъерошенные, бронекостюм и клинки покрыты кровью.

Над губой, справа от носа, у него был глубокий кровоточащий прокол. Десантник сплюнул красной слюной, подошел к девушке, выдвинулся чуть вперед, закрывая ее от возможных выстрелов, и остановился, с ненавистью глядя на сгрудившихся киборгов.

Лима посмотрела на нерешающихся напасть врагов и улыбнулась.

— Я пришла, — негромко произнесла она, — кажется, вы меня искали?

Она сделал шаг вперед, обходя десантника и поигрывая копьем.

Лима читала в их глазах зародившийся страх.

— Пошли вон отсюда, если хотите жить, — все так же, не повышая голоса, сказала она.

Киборги не двигались, их было около десятка. Напротив них стояла изодранная, грязная девка, одетая в какие-го лохмотья, и усталый, изнуренный осадой десантник. До этого никто из них не встречал Охотницу и не знал, правда ли те слухи, что о ней рассказывали.

Сейчас она убила двух их товарищей, но больше они не видели ее в деле; может, ей просто повезло? И на ней ведь нет брони как на десантнике, выдержит ли она луч лазера?..

Лима понимала, что дольше тянуть нельзя, чуть повернула голову к десантнику и коротко кивнула. Затем замахнулась копьем и бросилась вперед; солдат закричал и, выставив свои клинки, побежал рядом.

Киборги кинулись назад, толкая и пихая друг друга, некоторые инстинктивно выстрелили, но десантник принял лучи на свою броню.

Они недолго преследовали бегущих врагов, потом остановились. На лице Лимы не было и тени улыбки или торжества.

— Пошли, — скомандовала Лима.

— Стой, не туда, — остановил ее десантник, — надо помочь лейтенанту, их оттеснил большой отряд.

— Капитан с ним?

— Должен быть.

— А король?

— Он с другими ребятами успел отойти и держит сейчас проход на крышу, там разведбот.

В стороне, куда убежали киборги, послышались выстрелы и звон металла. Лима и десантник понеслись туда. Не успели они добежать до середины коридора, как с противоположного конца появились четверо десантников во главе с Асом.

— Лима! — подбежал он. — Внизу больше никого нет. Давайте пробиваться наверх

— Что же, идем за капитаном.

* * *

Морган продвигал свой отряд чуть позади всех остальных. Он не лез вперед, предпочитая, чтобы другие прокладывали для него дорогу.

Эти десантники — крепкие ребята! Столько продержаться против противника, во много раз превосходящего их. И даже сейчас, когда их почти разбили, боеприпасы закончились, они сражались, как звери. Он видел, как один из них бился сразу против пятерых, хотя и не долго, но троих все же сумел завалить, прежде чем вибролезвие вскрыло его броню.

Когда прилетел этот их корабль и завис над крышей, им почти удалось победить. И откуда он только взялся? Куда смотрит противоздушная оборона?!

Если бы Морган не среагировал вовремя и не направил все силы на перехват беглецов, они бы уже улетели. А сейчас, повинуясь его приказам, киборги разбили людей на мелкие группы, и их уничтожение было только делом времени. Скоро подоспеют его ребята, которых он послал на оружейный склад за ПЗРК и взрывчаткой. Это был неприкосновенный запас, но сейчас как раз тот случай, когда им можно было воспользоваться. Если не удастся пробиться на крышу, которую оборонял небольшой отряд вырвавшихся из окружения десантников, то он приказал взорвать все подходы к ней.

Морган заметил капитана — дружка охотницы. То, что ее самой тут нет, он понял давно, иначе здесь было бы гораздо больше трупов. Вояка еще с одним десантником отбивались от семи противников на пороге какого-то помещения. Капитан скупо стрелял из винтовки, экономя заряды. Брони на нем не было, поэтому в рукопашную он не лез. Десантник тоже иногда стрелял, но все чаще переходил к близкому бою. Главарь подобрал с пола лазерный разрядник, прицелился и выстрелил. Луч попал капитану в руку и задел бок. Он вскрикнул и выронил оружие. Десантник сразу подхватил командира и начал отступать в соседнее помещение. Атакующие кинулись за ним, скрывшись из вида за проемом дверей.

Морган побежал туда, с ним было три киборга. Вполне достаточно — посчитал главарь, остальные наседали на основную группу.

Когда он приблизился, внутри было тихо. Звуков схватки не было. «Вот и конец вояке», — подумал главарь.

Не опасаясь, он вошел в помещение. Увидев направленный в него ствол, Морган отскочил в сторону. Сверкнувший заряд проделал дыру в киборге, идущем за ним. Главарь тут же пригнулся и бросился вперед.

Перед Морганом был десантник. На его броне был нарисован какой-то дракон. Киборг выбил винтовку из его рук и следующим ударом отбросил назад. Потом отошел в сторону, позволяя своим ребятам заняться им. Двое киборгов накинулись на десантника. Главарь повернулся к капитану.

Ударом наотмашь Морган сбил его с ног, но тут же ему самому пришлось уклоняться от сверкающих лезвий второго десантника. Киборг не ожидал, что тот справится с его людьми, да еще так быстро, почти мгновенно, и сначала даже начал отступать, но быстро пришел в себя и перешел в контратаку.

Морган наносил быстрые удары, но десантник успевал блокировать их. Главарь был впечатлен. Но он просто играл с противником, проверяя его силы, смотрел, на что тот способен.

Теперь, поняв, что сильнее, Морган начал атаковать всерьез. От пропущенных ударов по корпусу десантник отлетел назад, киборг не дал ему опомниться, подскочил и звонко врезал по шлему. Солдата отбросило метра на три. Упав, он все же начал подниматься, но было видно, что это дается ему с трудом. Морган подошел к нему, нагнулся, взял за лодыжку, ухнул, дергая его на себя, повернулся туловищем, раскрутился с криком и швырнул закованную в броню фигуру в стену. Удар был страшный — упав на пол, десантник больше не поднялся.

Морган выдохнул и осмотрелся. Прошел, поднял валявшуюся на полу плазменную винтовку, перешагнул через мертвые тела своих помощников и направился к капитану.

Тот полз, волоча раненую руку и оставляя за собой кровавую полосу, Морган не спеша шел за ним, направив в его сторону ствол винтовки.

— Ты не… не понимаешь. — Капитан хрипел, в горле что-то булькало, мешая говорить. — Мы можем… можем…

Морган усмехнулся.

Вояка даже начал ему нравиться, он хорошо бился, но только упертый сукин сын. Морган вздохнул и поднял оружие, его палец лег на спусковую скобу…

Капитан в этот момент повернулся и все понял по его взгляду.

— Да подожди ты! — собрав все силы, выдохнул он. — Тот куб… ты знаешь, что это?

Морган смотрел на капитана поверх прицела и молчал.

— Знаешь, зачем он нужен Хозяевам? — продолжал капитан. — Почему они даже сами вышли на его поиски? Потому что он может…

Палец Моргана начал потихонечку давить на курок.

— …он может помочь нам… — Капитан уже отчаялся, а слова никак не хотели выходить, застревая в саднящем горле.

А Морган вздохнул, он знал, что сейчас скажет этот несчастный, он уже много раз слышал басни о скорой победе и грядущем освобождении.

— … помочь нам выжить, — закончил капитан, и от слабости у него закрылись глаза.

Палец Моргана замер.

— А я и так живу, — сказал он.

Капитан приподнял голову, приоткрыл глаза и, разлепив губы, начал смеяться. Закашлялся, но все равно смеялся.

Морган молчал и не отводил плазмореза. Капитан перестал смеяться и просто смотрел на киборга, пока, наконец, тот не спросил:

— Каким образом?

Капитан понял, что киборг спрашивает про куб. Говорить было тяжело, но необходимо, и Сэм, облизав пересохшие губы, ответил:

— Эта штука — она не из нашего мира. — Он закашлялся, потом продолжил: — Она открывает порталы между измерениями, проще говоря, между мирами…

— Я знаю, что значит «измерение», — перебил Морган, — можешь не упрощать.

— Это своеобразный прибор, устройство для открытия порталов, их словно споры рассеяла по Вселенным некая древняя раса, они, видимо, хотели объединить миры или искали новые колонии, ну или еще зачем. Никто не знает. Конкретно этот куб открыл портал между нашим миром и миром Хозяев. Насколько я знаю, на самом деле это просто сгусток энергии, и он принимает форму, которая будет наиболее приемлема для разума того существа, которое первым вступит с ним в контакт. Никто не знает, кто первым нашел его; может, это был какой-нибудь профессор, повернутый на геометрии.

— Откуда все это известно?

— Наши ученые анализировали причины возникновения порталов. И пришли к выводу, что это произошло сразу после падения на вашу планету метеорита, содержащего в себе какое-то устройство. Они нашли записи одной исследовательской компании того времени, где была выдвинута такая же гипотеза.

— Ну а как же другие планеты? На них тоже метеориты упали?

— Нет, с остальными сложнее. — Капитан замялся, собираясь с мыслями и силами, которых становилось все меньше и меньше, понимая, что сейчас нельзя терять сознание. Он чувствовал, что уже почти убедил киборга. — Мы этого не знаем. Наверное, у Хозяев есть портативные устройства единения. — Капитан все больше слабел. — Тут у вас был очаг, остальные планеты были захвачены позже. Получив вещь, мы сможем использовать ее против них. Появится возможность закрывать их порталы насовсем и воевать с ними их же способом.

Морган молчал, обдумывая полученную информацию. Слова вояки были похожи на правду, но что это ему дает? Сражаться за какие-то идеалы он не собирался, а какую личную выгоду он сможет получить от этого? Если победят хозяева, то будущее у него будет таким же «радостным», как и настоящее; если победят люди, то, возможно, он еще сможет побороться за свое место под солнцем, так что ему предстоит встать на более слабую сторону, чтобы свалить с ног более сильного противника. Неплохо было бы заполучить одно из таких портативных устройств, а потом… потом будет потом; главное, чтобы оно было, это самое потом. Морган принял решение — хуже, чем сейчас, уже не станет, а если он отпустит капитана, об этом все равно никто не узнает.

Он уже начал опускать плазморез, как сзади засвистел воздух, и тяжелый удар обрушился на его левое плечо, широкое лезвие прошло наискосок, разрубая грудную клетку до правого бедра.

Лима нанесла смертельный удар. Она не слышала их разговора и не знала мыслей Моргана, и ей было, в общем-то, все равно.

Киборг рухнул на колени и завалился вперед. Кровь, смешанная с бионатором, начала лужей растекаться вокруг него.

Девушка подбежала к капитану, следом за ней Ас и десантники.

— Сэм! Ты в порядке?

Он откинулся на спину и пробормотал:

— Да хоть сейчас в драку.

— Берите его, — скомандовала Лима.

— Там Дракон. — Капитан с трудом поднял руку, указывая направление.

Двое пехотинцев бросились к своему товарищу.

Собравшись вместе, они стали пробиваться на крышу, неся раненых. По пути к ним присоединились еще трое десантников во главе с Зиком. Влившись в отряд, Зик проверил наличие бойцов.

— Никого не забыли? — спросил он.

— Живые все здесь! — ответил один из десантников. Лейтенант пересчитал своих ребят.

Не хватало пятерых. Двоих они потеряли, когда только попали в засаду, потом на его глазах погиб Савушкин, или Сова, как звали его в отряде, и не было Гордона и Олехова.

Зик спросил, где они.

— Гордона больше нет, — ответил тот же десантник, — Леший с королем был.

Лейтенант кивнул, подошел к Лиме и сказал:

— Убираемся отсюда.

Охотница кивнула и ринулась вперед, ведя за собой весь отряд.

Они сталкивались с киборгами буквально на каждом шагу. Ощетинившись клинками, отряд медленно, но уверенно продвигался наверх. Близость спасения подстегивала десантников. Собрав оставшиеся силы в кулак, они шли, отбивая постоянные атаки.

Киборги, пытавшиеся прорваться на крышу, не ожидали нападения с тыла. Мало того, что добравшиеся до корабля десантники получили боеприпасы и теперь вели интенсивный огонь, не давая им приблизиться, так еще сзади внезапно появились противник, который уже должен был быть уничтожен.

Беглецы прошли сквозь их ряды, как нож сквозь масло.

Десантники на крыше пропустили своих, накрыли врагов еще более интенсивным огнем и сами стали отходить, прикрывая отряд.

Когда все загрузились, на челноке закрылся люк и вступил в работу бортовой пулемет, вспахав крышу и перемолов первых поднявшихся на нее киборгов.

Натужно загудев двигателями, бот начал подниматься.

Десантники лежали вповалку, тяжело дыша, некоторые сняли шлемы. Раненых раздевали и оказывали помощь.

— Где Малыш? — первым делом спросила Лима.

— Он с пилотами. Вцепился в свою игрушку и никому не отдает, — ответил кто-то.

— Игрушка… — хмыкнул Ас и покачал головой.

Прислонившись спиной к обшивке, он сложил руки на колени и положил на них голову.

— Сэм. — Лима склонилась над капитаном, которого перевязывали. — Держись. Нам еще нужно будет с тобой кое о чем поговорить.

— Конечно.

Ему вкололи лекарства, и он уже начал проваливаться в забытье.

— Себ! — позвала девушка.

— Я тут Лима! Со мной все в порядке.

Неожиданно снаружи раздался звук двух мощных ударов, скрежет рвущейся обшивки, и бот резко накренился.

Все находившиеся внутри повалились в кучу у наклоненного борта, врезаясь в стену, и друг в друга. Едкий дым повалил из-под обшивки и быстро заполнил отсек. Поврежденные механизмы издавали режущие слух звуки. Подъем бота прекратился, двигатели взвыли, но челнок лишь чуть выровнялся и, вместо того чтобы взмыть вверх, поплыл над крышей.

Десантники, кашляя и ругаясь, пытались выбраться из образовавшейся свалки.

Лима оказалась сверху людской кучи, распихала мешавших ей солдат и пробралась к рубке.

Дернула дверь — на нее испуганными глазами смотрел Малыш, пилоты были заняты и не повернулись к ней.

— Что случилось? — крикнула она.

— Это Хозяин, — ответил срывающимся голосом один из пилотов, не оборачиваясь, — он уничтожил пулемет и повредил двигатель.

— Улетай отсюда!

— Я пытаюсь!

— Они несут гарпуны! — воскликнул другой пилот.

Они кричали еще что-то, но Лима их не слышала. Она ринулась назад в отсек, где уже более-менее поутихла неразбериха.

Нашла взглядом свое копье, протолкалась к нему, подхватила и стала пробираться к выходу.

— Ты куда?! — Ас перехватил ее у люка.

— Он не даст нам взлететь.

— Я с тобой!

— Нет! Ты должен вывезти вещь с планеты. И позаботься о капитане.

Зик был рядом, но не встревал в их разговор. Охотница повернулась к нему.

— Я не дам им пустить в ход гарпуны, а ты заставь пилотов улететь отсюда.

Лейтенант смотрел на нее, ничего не говоря.

В этот момент лезвия побили корпус еще в двух местах, пронзив насквозь бедро одному из десантников. Тот закричал. Лима бросила на него быстрый взгляд и снова повернулась к Зику:

— За меня не беспокойтесь, я справлюсь. Открывай!

Тот кивнул и нажал кнопку. Крышка люка отъехала в сторону, открывая вид на заполненную киборгами крышу здания.

В ту же секунду рядом с отрывшимся проходом в борт впился разлапистый металлический наконечник с прикрепленным к нему тросом. Лима прыгнула вниз, одновременно взмахнув копьем и перерубив стальную веревку.

Сэм, увидел только, как девушка скрылась в проеме люка.

— Нет! — крикнул он. — Ас! Зачем ты отпустил ее? Она же погибнет! Зик! Твою мать! Вы спятили?

Ас повернулся и посмотрел на него, во взгляде парня была боль. Зик тем временем пробрался к пилотам и стал им что-то говорить. В открытый люк было видно, как бот проплыл над крышей и начал медленно удаляться от нее.

— Какого хрена?! — Капитан потянулся и пополз к пилотам. — Эй! Возвращайтесь! Надо забрать ее! Зик, я приказываю!

На его пути появился Безумный Король. Семен зло посмотрел на него.

— Не надо Сэм, — спокойно сказал Себастьян. — Ты же должен был хоть немного узнать Лиму. Если она что-то решила, ее ничто и никто не остановит.

Капитан не сводил с него яростного взгляда, потом обессиленно лег на пол отсека. Ас подошел к нему.

— Сэм, она дала нам шанс, — сказал он. — И мы должны им воспользоваться.

Семен не смотрел на него, угрюмо отвернулся и уставился в стену.

Король присел рядом с ним.

— Не переживай так. — Он фальшиво усмехнулся. — С ней все будет в порядке. Она и не из таких передряг выбиралась. Эта стервоза всегда умела обмануть Костлявую.

Но по взгляду Короля было понятно, что эти слова не отражали его настоящих мыслей.

Это была всего лишь надежда.

Лима приземлилась среди киборгов и начала сеять смерть в их рядах. Заметила еще одну команду, тащившую гарпун, и бросилась на них, уничтожая киборгов и саму установку.

Челнок проплыл над ней, оставляя за собой черный дымный шлейф, и начал медленно подниматься.

Охотница улыбнулась — ушли! Ее друзьям для спасения нужны были всего лишь мгновения, и она подарила их им.

Она продолжала орудовать своим копьем, убивая врагов, но внезапно вокруг нее образовалось пустое пространство.

Киборги расступались, оттаскивая от нее раненых и покалеченных товарищей. Они остановились, только когда оказались вне досягаемости ее копья. Тяжело дыша, киборги стояли и смотрели на Охотницу, кто-то провожал глазами взмывающий в серое небо корабль. Потом по их рядам пробежал похожий на вздох шепот. Высокая широкоплечая фигура в накидке с капюшоном двигалась среди них, направляясь к Лиме.

Хозяин шел от края крыши, в руках у него были мечи с раздвоенными лезвиями, расширяющимися к эфесу. Режущие кромки клинков были волнистыми. Руки, спрятанные в широких рукавах, защищала гарда, похожая на раскинувшего лапы паука.

Он остановился напротив Охотницы, прислужники расступились, образовывая широкий живой коридор.

Хозяин поднес руки к капюшону (сдвоенные лезвия, звякнув, скрестились у него над головой) и откинул его. Золотистые волосы качнулись и засветились, как будто на солнце. Он поднял голову и посмотрел на Лиму тяжелым взглядом абсолютно черных глаз.

Девушка выдержала его. Потом отвела глаза и проводила улетающий вдаль бот. Когда тот превратился в маленькую точку в небе, она перевела взгляд на окружающих ее киборгов. Под ложечкой слегка засосало, на душе стало тоскливо и пасмурно.

Лима знала, что встреча с Хозяином была неизбежна, она ждала ее каждое мгновение своей короткой жизни. Возможно, она даже сможет победить, но киборги все равно не отпустят ее. Она сама избрала свой путь, сама приняла решение спуститься на крышу.

Девушка бросила короткий взгляд на затянутое облаками небо, потом на расположившийся вокруг полуразрушенный город и сглотнула подступивший к горлу комок.

Потом она снова посмотрела на Хозяина. Он опустил и чуть расставил руки с оружием в стороны, исподлобья разглядывая Охотницу.

Вздохнув, Лима расслабилась, повернулась к противнику боком, направив в его сторону острие копья, расправила плечи, гордо вскинула подбородок и, стиснув зубы, приготовилась к последней в своей жизни схватке.

* * *

Бот сильно раскачивало, иногда искрила поврежденная проводка. В воздухе висел сизый дым, и воняло горелым пластиком.

Зик и другие десантники оказывали помощь своим раненым товарищам.

Ас сидел рядом с королем, прислонившись к стене, напротив них обессилено лежал капитан.

— Вы чего все такие кислые? — Себастьян с напускным весельем пихнул соседа в плечо. — Радоваться надо, что живы остались! Да еще и нос этим тварям утерли.

Ас зло посмотрел на него:

— Конечно, радоваться надо! Может, спляшем? Мы-то живы, а вот Лиму бросили там, — он мотнул головой, — умирать!

— Теперь ты начал? Ее никто не бросал! — ответил король, вмиг став серьезным и таким же злым. — Она сама все решила! Вы видели, как она погибла? Ты видел?! — резко спросил он.

— Нет, — процедил Ас.

— Вот и я — нет! — Король повысил голос — Так что заткнитесь оба и не хороните ее раньше времени!

В отсеке повисла тишина, прерываемая тихими стонами раненых и гулом двигателей.

Через некоторое время Себастьян снова заговорил:

— Эй, капитан… Сэм!

— Что? — не сразу отозвался тот.

— Я так понимаю, мы посадку делать уже не будем.

— Скорее всего, нет, — ответил Семен, не поднимая головы.

— Хочешь сказать, мы улетаем с планеты? — встрепенулся Ас.

— Что? Высоты боишься? — оскалился король.

— Нет, просто… — Ас не знал что сказать. — Я думал, мы сейчас в лагерь, а потом вернемся туда. Ну, где Лима… за Лимой?!

— Конечно, вернемся, — Себастьян хмыкнул, — только позже. Так ведь, капитан?

— Да, так. Мы увезли вещь, а это самое главное, и Лима считала так же, — словно оправдываясь, сказал Сэм. — Себастьян прав — она знала, что делала. — Он убеждал сам себя.

— Кстати, — перебил его король. — Когда следующий рейс к нам?

— Наверное, со вторым эшелоном, — ответил Семен.

— Отлично!

— Чем это тебе так нравится?

— Тем, что успею установить дипломатические контакты; может, даже подпишу договор об обмене дипмиссиями с вашим правительством. У вас же есть правительство? Или может у вас анархия? — Не дожидаясь ответа, он повернулся к Асу: — Кстати! Если ты к тому времени передумаешь возвращаться домой, я сделаю тебя своим представителем. Согласен?

— Ты серьезно? — Парень недоверчиво посмотрел на Себастьяна, не понимая, шутит он или нет, перевел взгляд на капитана. А тот даже приподнялся, внимательно рассматривая короля.

— А что? — Сэб сделал вид, что не понимает их удивления.

— Ох, — простонал Семен и снова откинулся назад, — я все время забываю, что ты Безумный Король Себастьян.

И они тихонько засмеялись.

Роман Куликов Игры ушедших

«…и увидели они звезду,

и указала она им путь…»

Пролог

Для Станислава Ковалькова это была первая настоящая высадка, поэтому он нервничал. Его руки постоянно оглаживали закрепленный в упорах сдвоенный штурм-пулемет — штатное оружие «тяжеловесов», во рту пересохло, живот сводило, а по позвоночнику стекала холодная струйка пота. Место Станислава было крайним от выходного люка — он и Франц Зердинг, его напарник, должны первыми спуститься по сходням, когда бот приземлится.

Станислав посмотрел на массивную рифленую плиту, представил, что может поджидать его, когда она откроется, и заволновался еще больше. «Тяжеловесам» всегда доставалось. Такова была их работа — первыми встретить врага и либо подавить его огнем мощных пулеметов, либо загородить грудью пехотинцев, облаченных в более легкую броню. Поморщившись, Станислав отвернулся и посмотрел в другую сторону, на товарищей, расположившихся вдоль бортов: двадцать пять пехотинцев, три «тяжеловеса» и сержант, который сейчас увлеченно что-то рисовал на плечевом сегменте брони баллончиком с белой краской. Это их он должен будет прикрывать и защищать, и, если понадобится, ценой своей жизни. Станислав был готов к смерти, а то, что в животе крутило и в пот бросало, — так то не страх, а просто нервы.

Десантный бот слегка потряхивало. Нескончаемо долго тянулись минуты ожидания. Наконец за бортом, резанув по нервам, надрывно застонала джамп-установка. Значит, корабли начали готовиться к выходу из ПТ-пространства. Выход займет несколько минут, потом бот отстрелят от грузовика, прыжок с орбиты на поверхность займет мгновение — и начнется веселье.

— Эй, Стэн! — прозвучал в наушнике голос Франца. — Минут десять осталось. Хочешь сказать что-нибудь напоследок?

— Да пошел ты, Федя, — беззлобно отозвался Станислав. — Сейчас бы выпить чего-нибудь холодного.

— А может, тебе еще и девочку позвать?… — Франц наклонился вперед и посмотрел в глубь бота. — Эй, Дженни! Стэн хочет тебя, зайка! Уважь человека!

— А я думала, у него есть ты, — парировала Дженни. — Вам что, ребята, ваших пушек уже не хватает?

Десантники дружно загоготали.

Сержант поднялся, на плече у него красовалась надпись «Я дарю вечную жизнь», и он явно горел желанием всем продемонстрировать свой девиз.

— Ты чего язык распустил, Франц? — Сержант прошелся по боту и добавил сердито: — Смеяться перед высадкой — не к добру!

— Простите, сержант.

— Ладно, хватит паясничать. Всем приготовиться! Десантники поднялись со своих мест.

— Конечно, хватит! — проворчал вполголоса Франц, вставая и высвобождая оружие из креплений. — Мы все уже прочитали надпись на вашем плече, можно и к делу приступать.

— Напоминаю, — сержант занял свое место, — как только приземлимся — выгружаемся, не затягиваем. «Тяжеловесы», внимательнее! Где нас высадят — неизвестно, нам обещали только твердую поверхность под ногами. Поэтому, какая встреча нас ждет, не предскажет даже Нострадамус.

Станислав подключил к броне шунт интеллектуального наведения оружия, и тут загорелись сигнальные огни. В груди у него похолодело.

Потом сердце на миг замерло, сбилось с ритма, и после секунды длиной в вечность снова ударило, продолжив свою обычную работу: выход из пространства Пяточкина-Талова был завершен.

Еще несколько минут ушло на стабилизацию корабля, а затем всё накрыли вой сирен и дикое ощущение проваливающегося вниз пола. Механизмы отстрелили бот…

Скрипучее завывание джамп-установки стало еще громче и противнее. Станислав затаил дыхание и подобрался. До приземления остались считанные секунды.

Ударом обрушилась оглушающая тишина прыжка. Ни шума помех в наушниках, ни мягкого жужжания сервоприводов брони, ни клацанья металла, ни даже собственного дыхания или биения пульса. Хотелось вопить, чтобы услышать хотя бы свой голос.

Казалось, тишина никогда не закончится, но Станислав знал, что это не так: десантников прогоняли через прыжки на тренировках — надо только подождать, и звуки появятся. Так и произошло. Затихающий вой джамп-установки, слившись с жужжанием опускающегося люка, заполнил глухую пустоту. Бот замер на поверхности планеты, и внутрь ворвались яркие лучи дневного света.

«Тяжеловесы» напряглись, приготовившись к броску. У Станислава в правой части тактического экрана, встроенного в шлем, отображалась уменьшенная картинка с экрана Франца. Они привыкли работать в паре на многочисленных тренировках, но теперь их ждал настоящий бой. Страх куда-то сгинул, нервозность тоже исчезла, остался только азарт.

— Вперед! Вперед! Впере-е-ед! — раздался в ушах громкий приказ сержанта.

Сходни не успели открыться полностью, как Стэн и Франц рванули наружу. Стволы их штурм-пулеметов плавно и быстро развернулись в противоположные стороны, усиленные визоры сканировали ландшафт сразу в нескольких спектрах.

«Тяжеловесы» заняли позиции возле посадочных опор бота, опустившись на колено, и вели наблюдение.

— Чтоб я сдох! — не выдержал Франц.

— Что это?!

Десантники выбегали из темного бота на яркий свет и останавливались в растерянности. На них никто не нападал, но не это было причиной их удивления.

— Мы на крыше… да чтоб меня! Мы на крыше! Эй, сержант! Под нами долбаный небоскреб! — Франц никак не мог прийти в себя от удивления, хотя и не терял бдительности. — Этажей пятьдесят, не меньше!

— Вижу, не разоряйся!

— Смотрите! Остальные тоже на крышах!

Станислав видел, что на соседних домах, в дрожащем мареве, идущем от раскаленных солнцем крыш, стояли матово-черные десантные боты. Их обтекаемые формы делали челноки похожими на морских хищников. Их борта скрывали сотни ракет, чьи острые боеголовки торчали из отверстий стартовых цилиндров.

Десятки закованных в броню солдат рассредоточились вокруг челноков. Командный канал был Стэну недоступен, и он даже представить не мог, какие последуют приказы, но свое дело он знал твердо: прикрывать и защищать. Поэтому он продолжил сканирование местности.

Их десант приземлился в густо застроенном районе большого города. Вокруг мегаполиса кольцом высились скалистые пики.

Из краткого курса, прочитанного солдатам перед высадкой, Стэн знал, что местные называли этот хребет Великой Короной. Название точно описывало открывшуюся десантникам картину.

— Внимание всем! — распорядился сержант. Видимо, командование уже приняло какое-то решение.

— Сейчас мы…

Внезапно внимание Стэна привлекло какое-то движение на вершинах ближайших горных пиков. Наблюдателю показалось, что серо-коричневая поверхность скал покрылась странными, продолговатыми черными пятнами. Он навел визор и включил максимальное приближение.

— Франц! — позвал он напарника.

— Да.

— Видишь?

— Смотрю, но пока не понимаю, что это.

Скала словно подернулась рябью. Сгустки дрожащего марева, похожего на то, что исходило от разогретых крыш, понеслись в их сторону.

— Импульс! — крикнул Стэн.

Он вскочил и оглянулся, инстинктивно ища укрытие, но тут же остановился, осознав, что здесь укрываться негде.

— Сержант! Это тяжелые орудия! Надо взлетать!

— Все на борт! — скомандовал тот.

Пилоты разогнали двигатели, еще работавшие в посадочном режиме. Станислав стоял на прежнем месте, его делом было прикрывать и защищать. Он смотрел, как призрачные шары сжатого силового поля приближаются к ним. Несколько десантников успели выполнить приказ сержанта и запрыгнуть в челнок, когда в здание попал импульс.

Он ударил чуть ниже верхних этажей. Небоскреб закачался, крыша треснула и начала крошиться, громадные куски бетона рушились вниз. Десантники проваливались в огромные дыры, над которыми тучами клубилась пыль.

Стэн не устоял на ногах и схватился за опору челнока. Вокруг стоял грохот, треск лопающегося бетона и скрежет металла. Выли двигатели бота — пилоты пытались поднять его в воздух, но задние опоры провалились в трещины, и их плотно защемило. В наушниках слышались суматошные крики, вопли гибнущих десантников, ругательства и непонятные команды.

Над головой с визгом проносились вибрирующие импульсы. Они били в здания, дома складывались пополам, боты падали вместе с ними, некоторые успевали взлетать, но большая часть сгинула в клубах пыли. Стэн замечал все это краем глаза, сейчас он пытался выжить сам.

Как часто бывало в смертельно опасных ситуациях, разум отключился, выпуская на волю инстинкты. Они толкали внутрь челнока. Подтянувшись из последних сил, солдат зацепился за край сходен, сейчас смотрящих вверх. Штурм-пулемет выпал из рук и болтался на шунте, ударяя прикладом по ногам. Здание содрогнулось. Челнок накренился назад и начал проваливаться. Станислав повис в воздухе, цепляясь за сходни одними пальцами. Когда бот встал почти вертикально, десантник смог упереться локтями и коленями и забрался на трап. Перебросил себя через люк и полетел вниз, скребя спиной по рифленой поверхности, высекая броней искры. Задел ногой какой-то выступ и дальше уже падал, кувыркаясь в воздухе.

Удар о доспех другого десантника прекратил его полет.

Затем бот провалился. Каменные обломки застучали по бронекостюму, облако пыли заполнило отсек, и Станислав видел только сектор тактического экрана, на котором отображалась информация со шлема Франца. Она была более-менее четкой.

Его напарник был еще жив, он бежал по лестнице, спускаясь вниз, и вертел головой в разные стороны, то и дело поднимая взгляд вверх.

— Франц! — закричал Станислав.

Но тот его не слышал.

Грохот обвала заглушил скрежет челнока. Из-за тряски Стэн с трудом различал, что происходит с Францем. Вот перед другом рухнул кусок бетона, обрушив лестницу. Напарник рванул к окну и почти добежал до него, когда изображение резко ринулось к полу. Картинка сместилась: Франц обернулся. Он лежал на полу, а ноги придавил большой обломок; потом взгляд несчастного метнулся вверх. Станислав увидел, как падает огромный кусок бетонной плиты. В следующую секунду изображение на экране исчезло.

Стэн не успел почувствовать горечи: бот врезался в какой-то уступ и был отброшен к следующему. И к следующему… Десантников впечатывало в борта и сталкивало друг с другом. Затем желудок Станислава подскочил к горлу, приветствуя несколько секунд свободного падения, и сильнейший удар погрузил десантника во тьму.

Глава 1

Высокий дом, полуразвалившийся, насквозь продуваемый ветрами и промоченный дождями, холодный и мертвый, стоял среди десятков других себе подобных. Когда-то он величаво взирал на окружающее зеркальными стеклами окон с высоты пятидесяти этажей, но теперь этажей осталось всего двадцать семь, и пол последнего служил крышей, уставившись в серое небо огрызками блоков, сколами опор и паутиной оголенной арматуры. Хотя даже сейчас дом оставался самым высоким зданием в этой части некогда огромного города. Облезлые, местами потрескавшиеся стены внутренних помещений уже не помнили своих бывших обитателей и вообще давно не видели никого живого.

Но сегодня был особенный день — в пустой дом пожаловал гость. Он еще засветло приехал на это кладбище каменных скелетов, разогнав затхлую тишину урчанием своего гравицикла и разбудив протяжное эхо. Часто путник останавливался возле других домов, заходил в них, проводил там какое-то время, потом снова садился на свою машину и ехал дальше.

Хмурое утро уже собиралось превратиться в не менее хмурый день, когда он наконец подъехал к самому высокому зданию в районе. Путник зашел в дом, осмотрелся, потом нашел вход в подвал, включил фонарик, прикрепленный к плазменной винтовке, снял ее с предохранителя и спустился вниз.

Казалось, что дом, как живое существо, затаил дыхание и, с замиранием бетонного сердца, следил за действиями нежданного посетителя. Даже ветер прекратил на какое-то время игры в догонялки с самим собой по утробе разрушенного гиганта, но затем, словно не поняв, в чем причина всей этой «суеты», продолжил свои шумные забавы.

Человек провел в темноте подвала около часа, обследуя все уголки и секции. Потом выбрался на первый этаж, постоял, понурив голову, укрытую широкополой шляпой, выключил фонарь и перекинул через плечо оружие. Тяжело вздохнув, незнакомец пошел вперед, обнаружил лестницу и стал не спеша по ней подниматься. Его ботинки оставляли в многолетней пыли и грязи рифленые следы. Путник шел ровным упругим шагом тренированного человека, не сбивая дыхания. Он легко перепрыгивал небольшие провалы на лестничных пролетах и вскоре достиг последнего этажа.

Медленно прошелся по «крыше», обходя каменные обломки, и остановился, дойдя до края.

Человек снял шляпу и поднял лицо к небу, подставив ветру, несущему влажный, насыщенный озоном воздух. В глазах человека застыла усталость и грусть. Снова он ничего не обнаружил, а уже нужно было уезжать, чтобы успеть до темноты добраться домой.

Вот уже три года он не прекращал свои поиски, квартал за кварталом обследуя этот город. Люди прозвали его Следопытом. Некоторые говорили, что он ищет сокровища, другие считали, что какие-то технологии, оставленные Хозяевами, но никто точно этого не знал.

Над его головой проворчал раскат грома, в глубине облаков сверкнула молния, и первые мелкие капли упали человеку на лицо.

Следопыт постоял еще немного. Дождь, пока еще не сильный, приятно холодил заросшие щетиной щеки, ветер трепал длинные нечесаные волосы.

Он опустил глаза и посмотрел на лежащие у его ног развалины, когда-то бывшие жилыми районами развитого города, и тихо прошептал:

— Все равно я найду тебя.

Потом нахлобучил на голову шляпу, повернулся к городу спиной и энергичным шагом пошел назад. Быстро сбежал по ступеням вниз, вышел из дома, запрыгнул на гравицикл и помчался прочь.

* * *

Нати уже давно приготовила ужин и теперь сидела, тихонько покачиваясь в кресле-качалке, поджав ноги и накрывшись пледом, ожидая Аса. Он обещал вернуться сегодня до темноты. А она приготовила сюрприз, который его непременно обрадует. Девушка даже заулыбалась, представив радость, которая озарит хмурое в последнее время лицо Аса.

За стеной заскрипела дверь гаража, и раздался звук въезжающего внутрь гравицикла.

Через несколько минут в комнату вошел Ас. Нати с улыбкой пошла ему навстречу. Он поставил в угол плазменную винтовку, скинул мокрый плащ и широкополую шляпу и улыбнулся в ответ.

— Ну и льет, — просто сказал он.

Девушка протянула ему приготовленное полотенце. Ас взял его, немного просушил голову, присел на табурет и устало прислонился к стене.

— Ну что, Следопыт? Есть будешь? — Нати ласково улыбнулась ему.

— Можно, — Ас устало вздохнул. Потом улыбнулся ей в ответ: — Ты тоже решила называть меня Следопытом? Тебе же не нравилось, когда ко мне так обращались.

Нати пожала плечами:

— Я решила, что это прозвище все-таки тебе подходит.

— Правда? — деланно удивился Ас.

Девушка пошла к столу, убрала с тарелок полотенце, которым те были накрыты.

— Правда, правда. Иди, садись.

Следопыт поднялся, подошел к столу и остановился, с удивлением глядя на приготовленные блюда:

— Мы сегодня что-то празднуем? Нати только загадочно улыбнулась:

— Имей терпение. Все узнаешь, сначала давай поедим.

Ас знал, что если она не захочет, то, как бы он ни упрашивал, все равно ничего не расскажет. Упрямая девчонка!

Он принял суровый вид и строго посмотрел на нее, но Нати с невинным выражением лица уселась за стол и начала раскладывать еду по тарелкам. Следопыт вздохнул, улыбнулся и тоже опустился на стул.

За ужином они обменивались ничего не значащими фразами. Ас догадывался, что Нати собирается сказать ему что-то очень важное, и знал, что сделает это, когда сочтет нужным.

Ведь они жили вместе уже больше двух лет.

Когда он и Безумный Король Себастьян вернулись со вторым эшелоном войск Армии Освобождения на родную планету, то Ас почти сразу кинулся узнавать, что стало с Лимой. Что произошло на крыше, где появился Хозяин, с которым та, несомненно, вступила в бой? Погибла ли она, или ей удалось выжить?

К его великому удивлению, он сначала вообще ничего не смог разузнать. Только какие-то обрывочные сведения, противоречивые слухи. Некоторые рассказывали, что Хозяин убил ее и вообще всех, кто был в тот момент на крыше «Свечки»; другие считали, что Охотница — это выдумка киборгов, и даже если она существовала на самом деле, то, скорее всего, улетела вместе с десантниками на спасательном челноке.

Ас пребывал в затруднении. Как могло случиться так, что о битве Лимы и Хозяина никто ничего не знал?

Это было удивительно и как-то даже странно.

Не получив твердых доказательств смерти Охотницы, Ас решил для себя, что она жива, но, возможно, попала в плен, и принялся за ее поиски.

Примерно в это же время он столкнулся с Нати. Она жила в доме Старьевщика, возле торговой площади, и продолжала его дело. Они начали сотрудничать, и как-то незаметно для самого себя Ас увлекся молодой и красивой девушкой. Через некоторое время, согласившись с ее предложением, он перебрался жить к ней.

И постепенно их совместная жизнь, можно сказать, превратилась в семейную.

Закончив ужин, они перешли в комнату, служившую им спальней. Ас развалился на кровати, Нати расположилась в кресле-качалке, оставшемся еще от старика-старьевщика.

— Как сегодня успехи? — спросила она.

— По-прежнему.

— К Сэму заезжал?

— Сегодня не успел, может, завтра…

— Зик был сегодня с патрулем, передал аккумуляторы для брони, я уже установила их, так что в следующий раз сможешь надеть, и несколько магазинов для винтовки.

— Хорошо. А то у меня всего пара штук осталась.

— Опять с кем-то столкнулся? — встревожилась Нати.

— А-а-а… — отмахнулся Ас, — какие-то придурки решили забрать мой гравицикл. Развелось этих банд немереное количество, никак не поделят между собой город. Я даже не спросил, чьи они.

— Однако суров же ты, Следопыт! — Нати нахмурила брови и надула губы, подшучивая над ним.

— Ладно уж тебе. Я сегодня не восприимчив к шуткам. — Он устало закрыл глаза, но все равно заулыбался. — Так что ты хотела мне рассказать?

Ока сначала немного помолчала, словно стараясь придать значимости тому, что она сейчас скажет, потом произнесла:

— Сегодня Терк заходил.

— Ну? Принес что-нибудь ценное?

— Он вообще пустой пришел! Даже купонов пищевых не было.

— И что ему было нужно?

— Не важно, но у меня как раз это было. В долг я не даю, и Терку об этом известно, а поскольку расплачиваться ему было нечем…

— Ты взяла с него натурой? — ухмыльнулся Ас.

— Нет, но в следующий раз обязательно! Раз ты так хочешь, — парировала она.

— Я дам тебе «в следящий раз»! — Он приподнялся, достал из-под головы подушку и бросил ее в девушку.

Она поймала и отправила обратно.

— Ну, так вот. Терку пришлось мне выдать кое-какую информацию.

Ас ждал, что Нати наконец расскажет то, что собиралась.

— Он сказал, будто у Ахравата есть нечто, что тот хранит как зеницу ока, никому не показывает и вообще прячет. Но он, Терк, знает, где Ахрават держит свое сокровище. А еще Ахрават хочет продать это подороже, для чего ищет встречи с Зодчими.

Ас встрепенулся и сел на кровати:

— С Зодчими? Что он может продать Зодчим? К тому же сейчас вокруг портала возводится саркофаг, и они в полной изоляции.

Нати пожала плечами:

— Терк сказал, что где-то в городе остались несколько мастерских.

— Где? Я здесь все перерыл! — возмутился Ас.

— Знаю, не кричи. Следопыт насупился.

— Я прекрасно знаю, что ты облазил вдоль ипоперек весь город и не пропустил ни одного здания или подвала. Поэтому я сначала не поверила Терку и вообще хотела выставить его, но он возразил, что знает место расположения одной из них, и добавил еще кое-что.

— Что?

— Вещь, которую хочет продать Ахрават, — оружие, очень похожее на копье.

— Думаешь, у Ахравата копье Лимы?

— Может быть, а может, и нет. Но существует большая вероятность того, что ему известно о Лиме. Еще Терку пришлось согласиться рассказать, где находится мастерская и где Ахрават держит свое сокровище.

— Ты умница! — заулыбался Ас. — Что же, интересно, понадобилось этому уроду, если он все это тебе выложил?

— Какая разница?

— Ну, знаешь…

— Ас, перестань! — Нати поднялась с кресла, подошла к нему, обняла за шею, мягко толкнула, заставив снова лечь, и сама легла рядом, прижимаясь к нему.

— Ну, хорошо, — спросил Ас, повернувшись к ней, — так где находится мастерская?

— Это тебе предстоит самому выяснить. Терк очень спешил, и я не успела всего узнать.

— В смысле? — оторопел Ас. — Ты же не даешь ничего в долг.

— Ну — это ведь только отчасти долг. Что-то он мне все же рассказал. Встреча назначена через пять дней.

— Ну вот, самого важного и не узнала! — снова нахмурился Ас.

— Неблагодарный! — обиделась девушка и хотела отодвинуться, но он удержал ее.

— Не дуйся. Думаешь, он не врал?

— Ну, если врал, то ему это дороже встанет, — сказала Нати, на миг замолчала, как будто ей в голову пришла интересная мысль. — Именно, дороже встанет, — повторила она и залилась веселым смехом.

— Что смешного? — Ас покачал головой и вздохнул, не понимая ее.

— Не обращай внимания, — выдавила она сквозь смех. Нашла его губы своими, и они слились в поцелуе, потом она на миг оторвалась от него, приподняла голову и сказала: — Просто слова удачно подобрались.

* * *

Майор Кочетов сидел за столом в своей комнате, в офицерском бараке. Перед ним лежала тачпанель, и он с хмурым видом работал, составляя отчет.

В дверь постучали.

— Войдите, — позволил Семен.

На пороге показался рядовой из службы связи.

— Разрешите?

— Да, что у тебя?

— Вас срочно…

— Эй, подвинься! Не стой в дверях! — Позади связиста показался Зик. Он был в броне, только без шлема.

— Извините, капитан.

Он отпихнул солдата в сторону и зашел внутрь.

— Салют, Сэм, — Зик прислонил винтовку к стене и плюхнулся на табурет, к счастью рассчитанный на вес десантника в бронекостюме. Капельки воды дружно сорвались с брони и зашлепали по полу: Зик был весь мокрый. — Ну, ты и горазд спать! Я заходил к тебе утром, перед патрулем, но так и не смог добудиться.

— Угу. Вчера выдался трудный вечерок, я был на сходке главарей. Сильно там льет?

— Уже нет, — помотал головой капитан, — но час назад стеной шел. Эх, жаль, меня с тобой на сходке не было, я вчера на вахту заступал.

— Не жалей. Ничего хорошего там не было.

— Встретил кого-нибудь знакомого?

— Да все те же, только знаешь что? Зик вопросительно смотрел на него.

— Там был один человек.

— Не киборг?! — удивился капитан.

— В том-то и дело, что нет.

— Интересно.

— Грином зовут. Здоровый мужик!

— Простите… — Рядовой мялся в дверях. Зик и Семен обернулись.

— Ты еще здесь? — сурово спросил капитан. — Чего к майору пристал? У тебя дел нет? Не видишь, офицеры разговаривают?

— Но я…

— Давай-давай, топай отсюда, нам поговорить надо, — Зик снова повернулся к Сэму. — А я к Асу заезжал.

— Ну как он там?

— Как всегда, в разъездах. Одна Нати дома была. Симпатичная деваха, хоть и клон, молодец Ас, не растерялся. Я ей батареи к броне оставил, как ты просил, и пару обойм для винтовки.

— Согласен. Интересная девчонка…

— Господин майор, вас срочно вызывают в генштаб, — выпалил рядовой.

Оба снова перевели взгляды на него.

— Опять отчет запросят, — вздохнул Сэм, — я еще не составил.

— У майора все срочно, рядовой. Подождут. Он позже свяжется, мало ли, может, передатчик забарахлил, — Зик скривил кислую мину. — Все! Сообщение передал, свободен!

— Вы не понимаете…

— Чего еще?

Связист перевел взгляд с капитана на майора:

— Вас вызывают в генштаб на Афродиту. В комнате воцарилось молчание. Семен и Зик переглянулись.

— Это уже серьезно, Зик.

— Челнок уже должен быть подготовлен. Распоряжения имели высший приоритет, — докладывал рядовой.

— Круто!- высказался Зик.

— На время вашего отсутствия капитан Салливан назначен командующим гарнизоном, — продолжал связист.

— Как я рад-то, — нахмурился тот. Семен поднялся из-за стола:

— Чей приказ?

— Генерала Машимуты. Он ждет подтверждения.

— Что, прямо сейчас? — Семен не мог скрыть удивления.

— Так точно. Было приказано не прерывать канала.

— Чего же ты молчал?!

— Я пытался сказать… — начал оправдываться связист.

— Нечего пытаться! Надо докладывать! — рявкнул Зик.

Семен уже выходил из комнаты. Рядовой направился за ним.

— Ну ладно Сэм, потом расскажешь, что за срочность такая, — крикнул ему вслед помощник. — Я пойду, проконтролирую подготовку к отлету.

— Да, хорошо, — ответил майор, не оборачиваясь. Когда он зашел в центр связи, то сразу увидел на мониторе лицо Машимуты.

— Вижу, ты очень торопишься, когда тебя генерал вызывает.

— Извините.

— Ничего. Сэм, решено тебя временно отозвать с Ландории. Для тебя есть особое задание. Обсудим все, когда прибудешь сюда. Вместо тебя останется капитан Салливан. Все соответствующие приказы уже подписаны. Надеюсь, твои подчиненные более расторопны, чем их командир, и челнок уже подготовлен.

— Так точно, распоряжения были отданы еще до того, как мне доложили о том, что вы хотите меня лично видеть.

— Это хорошо. Ну, в общем, до встречи. И чем скорее, тем лучше.

— До встречи, — ответил Сэм, и экран погас.

Сэм, нахмурившись, направился к себе. Ему не нравились подобные ситуации, когда ни с того ни с сего сдергивали с места, ничего не объяснив и даже не дав времени на сборы и передачу текущих дел. Хотя на самом деле его это не сильно волновало. На сборы Сэму времени почти не требовалось, объяснять ему никто ничего и не должен — есть приказ, и его надо выполнять, а Зик был в курсе всех насущных задач и проблем.

Быстро собрав необходимые вещи, он облачился в бронекостюм, являющийся не только боевой, но и парадной формой десанта, и отправился на стартовую площадку. Выйдя на воздух, Сэм посмотрел на небо — дождь закончился, ветерок уже почти разогнал тучи. Пробившийся сквозь их заслон закат ронял багровый свет на высокие здания городских кварталов. Майор глубоко вздохнул, втягивая свежий, насыщенный влагой воздух, и окинул взглядом территорию базы, где солдаты готовились к отбою и ночным дежурствам, остановился на оплетенном специальными строительными лесами бетонном монолите саркофага, возведенного в районе Колизея над порталом Хозяев. У него сжалось сердце. Он пошел к челнокам, козыряя встречающимся солдатам, которые провожали своего командира удивленными взглядами. Зик ждал его у трапа.

— Ну что там? — спросил он, когда Семен подошел. Из-за гула двигателей ему приходилось кричать.

— Сам не знаю. Машимута сказал только, что для меня есть особое задание. В общем, Зик, остаешься за меня. В принципе, все текущие дела ты знаешь. Продолжаешь следить за возведением саркофага и обеспечивать охрану.

Зик согласно кивал.

— Вчера на сходке было решено, что банды нас не трогают и не сильно напрягают население, — продолжал Сэм. — Они не мешают нам работать и налаживать социальную инфраструктуру, мы не трогаем их. Если кто-то будет зарываться — проводи рейды.

— Так, может, с этого и начать?

— Зик! Ты меня прекрасно понял. Не доставай, и так отчего-то на душе паршиво. Не нравится мне этот вызов.

— Да ладно тебе! Машимута не страшный и вроде не кусается. Хотя в генштабе и не такому научат. Ты в сортир-то успел сбегать?

— Успел.

В люке челнока показался пилот.

— Мы готовы к взлету.

— Хорошо, я сейчас, — кивнул майор. Он снова повернулся к Зику:

— Ну, в общем, слушай, проводи обычные мероприятия: строительство, гуманитарная помощь, патрулирование. Пресекай крупные разборки, затрагивающие население, остальное тебя не касается. И к сегодняшнему вечеру главари должны были сообщить мне, — но теперь уж сообщат тебе, — о том, кто будет с нами сотрудничать.

— Ох уж эти мне умники из генштаба, с их программами интеграции местного населения! — возмутился Зик.

— Ничего, сам знаешь: держи друзей ближе к себе, а врагов…

— Знаю, знаю.

— Ну и вот! Короче, желающие заключить соглашение придут к «Свечке». — Тут майор замолчал, вздохнул, потом продолжил: — Нам это в плюс. У нас почти никаких обязательств, зато с них будем спрашивать по полной.

— Будь спокоен. Я — спрошу!

Семен кивнул и хлопнул товарища по плечу:

— Ну давай. Надеюсь, скоро увидимся.

— Конечно, увидимся, о чем речь!

Майор развернулся и начал подниматься по трапу, затем остановился:

— И, Зик, если что-либо станет известно о Лиме…

— Обязательно сообщу! И Асу буду помогать.

— Спасибо.

— Не за что! Давай, вали уже с моей базы! Сэм улыбнулся и скрылся внутри челнока.

Зик проводил взглядом взмывший в вечернее небо Ассема корабль и, вздохнув, направился в штаб. Похоже, поспать ему сегодня не удастся.

* * *

Ас надел доспехи и сделал несколько движений, проверяя, хорошо ли они сидят. Накинул сверху плащ.

— А ты бронекостюм не наденешь? — удивленно спросила Нати.

— Нет, — ответил Ас, — если все будет, как ты говорила, я только задам пару вопросов и получу пару ответов.

— А если не будет так, как я говорила?

— Да не переживай! Я скоро вернусь.

Следопыт зарядил винтовку новой обоймой, остальные распихал по карманам, добавив к ним две вакуумные гранаты.

— Ну, я поехал, — сказал он.

— Давай. Только не долго. Если Терк будет артачиться, скажи ему, что весь Ассем узнает о том, зачем он ко мне приходил.

— Что же это такое было? Ты меня прямо заинтриговала.

— Ас, ну ты же знаешь, что я ему обещала не говорить никому.

— Знаю, знаю, — улыбнулся Ас. — Ну ладно.

Он наклонился и поцеловал девушку. Потом перекинул винтовку через плечо и пошел в гараж.

Ас сел на гравицикл и завел мотор. В небольшом помещении утробное уханье двигателя било по ушам. Гравиполе подняло в воздух пыль, от которой щекотало в носу и першило в горле.

Девушка открыла ворота.

Ас выехал из гаража, развернул машину в нужном направлении, улыбнулся и кивнул Нати и с ревом рванул вперед.

Ветер ударил в лицо, вышибив быстро высохшие слезы.

Ас мчался по улицам города, заставляя прохожих жаться к стенам домов, обгоняя медленные гравитележки и более осторожных водителей гравициклов.

Он не хотел говорить Нати, но, когда он думал о предстоящей встрече и тех сведениях, что мог узнать, внутри у него все замирало. Это могли быть первые за два с лишним года более-менее стоящие сведения о Лиме, точнее, наводка на них.

Ведь если у Ахравата действительно было оружие Охотницы, он может знать и что-то о ней самой. Придется навестить этого Ахравата. Хотя задачка не из простых. С тех пор как не стало Хозяев и Зодчих, которых нужно было бояться, и исчез Морган, предводитель самой сильной группировки в городе, банды киборгов, и без того не очень дружные, принялись перекраивать сферы влияния. Сейчас между ними шла постоянная война. Группировка Ахравата, который раньше был жестоким мясником, перекраивавшим тела людей на свой вкус, и которого боялись и ненавидели сами киборги, была самой сильной в этой сваре. И сам Ас, конечно, не справится, придется обращаться за помощью к Сэму, который не меньше его хочет узнать о Лиме. Но, привлекая силы военных, следовало быть твердо уверенным, что в этом есть необходимость.

Еще он надеялся, что Терк расскажет о местонахождении хотя бы одной из мастерских Зодчих. Когда Ас начинал свои поиски, он в первую очередь проверил все известные мастерские, но результатов это не дало. Там либо никого не было, либо последние переделанные неприкаянно бродили по подземельям, брошенные своими хозяевами.

Тем временем Ас добрался до цели своего путешествия. Заброшенный и почти необитаемый район города, куда он редко заглядывал, а если и бывал, то только проездом. Правда, в начале поисков он побывал и тут, поэтому район был ему слабо, но все же знаком.

Его уже ждали — невысокий киборг привалился спиной к стене. Солнце поблескивало на его механических суставах. Он, прищурившись, смотрел на подъехавшего Аса:

— Ты — Следопыт?

— Я.

Киборг мотнул головой, приглашая следовать за ним, и скрылся в здании.

Ас заглушил двигатель, спешился и, поглядывая по сторонам, с осторожностью двинулся за провожатым.

Сначала их путь лежал по узким пыльным коридорам с облезлыми щербатыми стенами, потом — сквозь несколько полуразрушенных домов. Киборг держался все время в отдалении, и Ас периодически терял его из виду.

Несколько раз Следопыт замедлял шаг и прислушивался: ему казалось, что параллельно с ним за стенами идет еще кто-то. Но ничего определенного различить не смог. Только топот провожатого впереди.

Следопыт свернул за очередной угол и оказался в длинном коридоре. Киборг-проводник ждал его в другом конце, вырисовываясь темным силуэтом на фоне яркого света, льющегося из окна.

Ас насторожился.

— Эй! Где Терк?

— Мы уже пришли, — неопределенно ответил киборг.

— Уверен? Мне уже надоело бродить по этим развалинам.

— Да, да.

Следопыт подошел вплотную к своему провожатому. Только сейчас он увидел, что у того вместо зрачков объективы камер.

— Ну и где Те…

Внезапно Ас почувствовал слева от себя движение. Он успел выставить руку, и удар пришелся по предплечью. Кусок деревянной палки разлетелся в щенки, которые рассекли Следопыту лицо, рука мгновенно занемела до самого плеча.

Он вскрикнул от пронзившей его боли, но устоял на ногах. И почти сразу почувствовал мощный толчок в спину, который швырнул его вперед, на груду каменного мусора.

Ас с размаху влетел в обломки, едва сумев закрыть лицо. На него обрушились жесткие удары, ощутимые даже сквозь доспехи. Он пытался хоть как-то защититься и одновременно тянул на себя лямку винтовки.

Следопыт с удивлением отметил, что его не били по голове. Когда ему наконец удалось добраться до оружия, винтовку тут же выбили из пальцев, и следующий удар в грудь опрокинул его на спину.

Избиение прекратилось.

Встретивший Аса киборг склонился над ним:

— Следопыт, ты как? Жив?

Ас открыл глаза и увидел, что на него уставились два маленьких объектива. Киборг оскалился.

— Это тебе маленький привет от Терка.

— Какого хрена? — выдавил Ас. — Вы сдурели совсем?

Удар по уху почти оглушил его. Перед глазами все поплыло, в голове зашумело.

Откуда-то сзади раздался скрипучий голос:

— А может, кончим его? Мне не нравится, когда дерзят.

— Нельзя. Его клонированная сука сразу к воякам побежит. Он в друзьях у тамошнего начальника ходит.

— У-у, — понимающе промычал скрипучий голос.

— И так сойдет.

— Ну да, — согласился третий голос, — неплохо мы его помяли. Ну что, сообщай ему, что хотел, и потопали, а то жрать охота.

Ас немного пришел в себя. Во рту чувствовался вкус крови, рука, по которой пришелся удар палкой, немного отошла и теперь неприятно ныла. Он нащупал пальцами камень с острыми краями.

Когда киборг с камерами в глазах снова склонился над ним, Ас с размаху ударил его в висок камнем. Тот отлетел в сторону, а двое других киборгов, с яростными криками, снова набросились на парня.

Он постарался прижаться спиной к стене и сжаться в комок, защищая голову и туловище. Отчасти ему это удалось, и большинство ударов пришлись в руки и ноги.

Окрик киборга, которого Ас приложил камнем, заставил двух других остановиться. Он вытер кровь, стекающую по правой стороне лица, потом подошел к Следопыту, пинком отбросил его руку в сторону и наступил на горло.

— Не ходи туда, куда ты шел, — сказал киборг и сплюнул. — Иначе сдохнешь, как собака.

Он надавил ногой, и Ас захрипел.

— Терк заплатит, что должен, твоей девке позже. Не ищи его больше. А это, — он поднял плазменную винтовку, — я себе возьму, в счет долга Терка.

Киборг захихикал, потом отступил на шаг назад, посмотрел на своих подельников и сказал:

— Пошли.

— Что-то я не уверен, что он тебя понял. — Обладатель скрипучего голоса скривил ухмылку, не сводя со Следопыта взгляда бледно-голубых глаз.

— Он все понял. — Киборг с камерами в глазах взял своего подельника за руку. Потом перевел взгляд на Аса: — Ты ведь понял, правда?

Тот, не проронив ни слова, с трудом приподнялся. Ребра пронзила острая боль, перед глазами все поплыло. Он сунул руку в карман и нащупал цилиндрик вакуумной гранаты. Зажав ее в ладони, он тыльной стороной утер лицо, размазав сочащуюся кровь, потом перевалился на бок, встал на корточки, оперся рукой о стену и с трудом распрямился.

— Понял меня, Следопыт? — не унимался киборг.

— Ну, вот видишь, — с недоброй улыбкой проскрипел подельник.

— Отвечай!

Когда Ас не ответил, тот сделал к нему шаг, собираясь ударить.

— Я понял, — быстро ответил парень.

— Ну, вот и ладненько, — ухмыльнулся киборг. — А то я уж начал думать, что ты совсем отупел от своих поисков.

Трое киборгов развернулись и, обмениваясь веселыми репликами, пошли прочь.

Следопыт поднял руку с гранатой, отщелкнул предохранитель и активировал.

— Эй, — окликнул он киборгов, — я, наверное, и правда отупел.

Троица остановилась и повернулась к нему. В этот момент граната звякнула у их ног.

— Твою… — начал скрипеть киборг, но договорить не успел. Граната ухнула.

В узком коридоре им некуда было деваться. Взрывная волна расшвыряла всех троих в стороны, впечатав в стены. С потолка посыпались куски перекрытия, придавливая киборгов.

Ас вышел из-за угла, куда спрятался за секунду до взрыва, подождал, пока осядет пыль, и пошел к поверженным врагам. Двое лежали в коридоре, а третьего закинуло в соседнее помещение, через пролом в стене. Этому повезло меньше всех. Ржавые прутья арматуры торчали из груди и предплечья, одна нога была придавлена упавшим сверху куском бетона, вторая, похоже, сломана.

Следопыт поискал глазами винтовку, увидел край приклада, выступающий из груды камней, достал оружие, громыхая осыпающимися булыжниками, вытряхнул пыль из пазов и посмотрел на своих противников.

Тот, что с камерами в глазах, начал приходить в себя.

Ас скинул изодранный плащ и, кривясь от боли, устало присел рядом с киборгом. Поставил ногу ему на грудь, переложил винтовку в левую руку и приставил ствол к голове киборга. Правой рукой достал из подсумка на поясе автономный медпакет и приложил к сгибу левого локтя. Пакет активировался, выпустил тонкие металлические нити, которые, пронзив материал рубашки и кожу, проникли в вены, и начал накачивать в кровь лекарства.

Медикаменты подействовали почти сразу, и боль немного отступила. Следопыт почувствовал себя лучше. Он осмотрел себя: руки все в ссадинах и кровоподтеках, пальцы опухли, вся одежда изорвана, доспехи сильно помяты.

Киборг рядом с ним застонал. Ас посмотрел на него и пихнул носком ботинка:

— Где мне найти Терка?

— Да пошел ты… мне хреново…

— Как думаешь, если я снесу тебе башку зарядом плазмы, тебе полегчает?

Киборг только сейчас заметил, что прямо на него смотрит дуло плазмореза.

— Знаешь бывшую берлогу Моргана?

— Предположим.

— По той же улице, через четыре дома.

— Спасибо.

Следопыт не спеша поднялся, но оружия не отвел. Постоял несколько секунд, решая, убивать ли киборга… их глаза встретились. Ас не испытывал жалости к врагу, но и не было большого желания спускать курок.

Киборг смотрел на него глазами-камерами и молчал. Он ждал своей участи спокойно, не моля о пощаде и не прося оставить ему жизнь.

Ас принял решение и, перехватив винтовку за лямку, перекинул ее через плечо.

— Будет следующий раз — убью, — спокойно пообещал он.

Перешагнул через киборга и направился к выходу из здания. Ему пришлось проделать весь путь назад до своего гравицикла. И, пока шел, Ас думал: «Чего же так испугался Терк, что прислал наемников? Может, он правда знает что-то такое, о чем никому нельзя говорить? Может, наконец всплывет что-нибудь о Лиме?»

Ас улыбнулся.

Эти мысли укрепили его надежду и словно придали сил, хотя, скорее всего, это было действие лекарств, но Следопыту такое в голову не пришло.

Запрыгнув на гравицикл, он погнал машину в другой конец города, где раньше обитал Морган. Теперь место главаря занял киборг по прозвищу Брат. Он со своей сестрой и их общей подружкой Тиной пытался занять положение, которым раньше обладал Морган — предводитель самой сильной в городе группировки киборгов, но ему это не удалось. Группировка распалась, и у Брата осталось не больше полутора десятков бойцов в подчинении.

Проезжая мимо его резиденции, Ас чуть сбавил скорость. Часть банды прохлаждалась на улице. Киборги разных мастей столпились вокруг одного, что-то увлеченно рассказывавшего. Когда Следопыт поравнялся с ними, разговоры мгновенно прекратились, и несколько пар глаз обратились ему вслед.

Ас бросил на них только мимолетный взгляд и проехал дальше.

Брат и его люди Следопыта не интересовали. Его больше заботил Ахрават. Он был намного сильнее и могущественнее этой мелюзги, и если Терк подтвердит рассказанное Нати, придется заняться Ахраватом вплотную. Веселая перспектива. Хотя с Лимой они не побоялись выступить против самих Хозяев и всех прислужников.

Следопыт отсчитал четыре дома и остановился у пятого. Заглушил двигатель, спешился и оглянулся назад. Улица была пуста, только молодчики Брата мелькали вдалеке.

Ас, задрав голову, посмотрел на стоящее перед ним здание. Десять этажей.

На каком из них Терк, одному Зодчему известно. Жилья сейчас много, и киборг мог обитать один во всем доме, на каком угодно этаже и в какой угодно квартире. Ас вздохнул — придется побегать.

В этот момент из окна пятого этажа вылетел мелкий мусор: обглоданные кости и пустая бутылка.

— Надо же, как повезло, — усмехнулся Следопыт и зашел в дом.

Он быстро преодолел четыре этажа, а па пятый поднимался, стараясь не шуметь. Прижавшись спиной к стене и приготовив плазморез, Ас подобрался к нужной двери.

Прислушался.

Внутри было тихо. Он встал перед дверью и высадил ее ударом ноги. Ворвался внутрь и остановился. Помещение было пусто. Никаких следов того, что в нем кто-нибудь жил. Зато в коридоре послышался топот убегающих ног.

Ас зашипел сам на себя от досады и бросился прочь из комнаты.

Убегающий был уже довольно далеко. Следопыт вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Заряд попал в стену рядом с бегущим, обсыпав того мелкой бетонной крошкой.

— Стой, Терк!

Ас выстрелил снова. В этот раз сгусток плазмы прошел в нескольких сантиметрах от головы киборга, обдав его жаром. Он инстинктивно отшатнулся и остановился.

Ас сделал несколько шагов в его сторону, держа на прицеле.

— Иди сюда, — приказал он. Киборг стоял на месте.

— Быстро! — рявкнул Ас.

Терк нерешительно развернулся и медленно побрел навстречу.

Когда он подошел достаточно близко, Следопыт резко ударил его прикладом. Киборг отлетел и врезался в стену.

— Вставай, тварь.

— Следопыт… — проговорил Терк, поднимаясь с пола.

— Пошли к тебе. И пасть заткни. Скажешь хоть слово, пока я не разрешу, без зубов останешься. Понял?

— Да…

Новый удар приклада в лицо заставил его замолчать.

— Понял? — прорычал Ас.

Киборг закивал, держась за рассеченные губы.

— Отлично! Заходи в комнату.

Следопыт, хоть и давил сейчас на киборга, ни на секунду не забывал о его молниеносной реакции и оружии, которое могло быть скрыто на теле, поэтому старался держать дистанцию, чтобы иметь возможность уйти от удара.

Оказавшись у себя в берлоге, киборг осмелел:

— Ты накурился, урод? Ты знаешь, что я с тобой… Ас выстрелил ему в ногу, расплавив металлическую ступню. Киборг заорал и упал на пол.

К застарелому запаху немытого тела, витавшего в комнате, примешалась вонь раскаленного железа.

— Сука! Ты что творишь?!

— Я предупреждал тебя — пасть откроешь… — Парень пожал плечами.

Киборг подвывал, сидя на полу.

— В следующий раз нанимай не таких идиотов, как сегодня. Ну, или, по крайней мере, человек пять, а то трое — это мало.

Терк смотрел на Аса ненавидящим взглядом, но не произнес ни слова.

— А теперь рассказывай, что ты там наплел в лавке про мастерские Зодчих, которые якобы еще остались в городе, и про копье Ли… — Ас оговорился, но сразу поправился: — Про оружие, что прячет Ахрават.

— Я ничего не знаю, я просто так болтал, хотел товар купить, а денег не было, вот и выдумал.

— Угу, — Значит, врал.

— Ну да. — Парень тяжело вздохнул.

— И именно поэтому ты нанял трех недоносков, чтобы они поговорили со мной?

— Я просто… — Киборг не знал, что сказать.

— Послушай, Терк, ты сейчас меня очень разозлил.

Ас направил ствол винтовки на вторую ступню киборга. И, глядя ему прямо в глаза, хладнокровно нажал на спуск. Заряд плазмы расплавил конечность. Киборг заорал и задергался, но парень навалился на него и крепко прижал.

— Скотина! Ублюдок! — Раненый сипло орал, брызжа слюной. — Ты знаешь, сколько это стоит?! Там встроены псевдонервы. Мне больно!

Следопыт уперся коленом в грудь Терка и, перехватив винтовку двумя руками, врезал ему по зубам прикладом. Поток ругани прекратился, киборг закашлялся, поперхнувшись собственной кровью, и завыл, схватившись за лицо.

— Мне нужны ответы. Знаешь, плазма неплохо плавит не только металл, но и плоть. Там-то у тебя нервы не купленные, а свои. Ну что, будем еще торговаться или начнем платить?

— Что ты хочешь узнать? — выдавил киборг, сплевывая кровь.

— Где находятся мастерские Зодчих? Что прячет у себя Ахрават и где?

— Я не знаю.

Ас нахмурился и вздохнул:

— Ну-у-у, опять начинается!

Следопыт замахнулся винтовкой.

— Нет! — Киборг выставил перед собой руку. — Я просто не все знаю.

— А я и не прошу тебя раскрыть мне все загадки вселенной. Говори, что знаешь.

Ас поднялся и встал над ним, Терк, постанывая, отполз в сторону. С изуродованных конечностей тонкими струйками стекала бионаторная жидкость, оставляя на полу след.

— Далеко только не уходи, — зло сказал Следопыт, — а то вдруг не догоню.

От взгляда, брошенного на него киборгом, Ас должен был расплавиться на месте.

— Денек сегодня выдался не из легких, не знаю, зачем ты все усложнил и почему не захотел просто поговорить, — спокойно произнес парень, — но считаю, что теперь мы в расчете, но за тобой другой долг, за… не знаю, что ты там покупал. К тому же я уже устал. Если ты сейчас не расскажешь мне все, что знаешь, я просто убью тебя.

Ас направил ствол винтовки на киборга.

— Ладно, ладно… я расскажу, — сдался киборг.

— Очень внимательно тебя слушаю.

Терк еще некоторое время возился на полу, устраиваясь поудобнее, потом начал говорить:

— У Зодчих остались мастерские в городе.

— Где?

— Я не знаю всех, говорят, их три или четыре. Про одну точно слышал. — Киборг закашлялся и сплюнул. — Она находится под лабораторией в институте.

— Я проверял институт и в лаборатории был. Там пусто. — Ас стиснул зубы и приставил винтовку к плечу, собираясь стрелять. — Опять врешь?

— А на подземные уровни тоже спускался? — ощетинился Терк.

— Какие подземные уровни?

— Ты, умник, думаешь, они опыты свои на свежем воздухе проводили? Там запароленный лифт есть. Он вниз везет, глубоко под землю, а там еще целый комплекс сооружений. Туда даже стунерам не пробраться!

— Как же ты об этом узнал?

— У меня друг в банде Ахравата ошивается. Однажды он видел, как к тому переделанный приходил.

— Переделанный? — удивился Ас. — Я их уже год как не встречал ни одного.

— Ты и затылка своего не видишь, но он же у тебя есть! Зомби, по-твоему, откуда берутся? Сами появляются? — огрызнулся Терк.

Собственно, киборг был прав. Зомби были продуктом мастерских и появлялись в процессе создания переделанных. Каким образом и для чего — было известно только самим Зодчим, но если в городе были зомби, то должны быть и переделанные. Ас и сам это знал, и каждый раз, когда ему попадались полумертвые, он обследовал весь близлежащий район, выискивая скрытые мастерские. Правда, пока безуспешно. Терк же продолжал:

— Ахрават хотел с Зодчими встретиться, продать им что-то. Чонг не слышал, что именно, только говорили об оружии каком-то, и переделанный сказал, как найти эту самую мастерскую. А потом он видел, как Ахрават ездил на заброшенную ферму за городом и пробыл там почти час.

— А твой дружок, он мимо шел случайно и на этот самый час покурить останавливался? — хмыкнул Ас.

— Какая тебе разница, что он там делал? Ты узнал, что хотел, проваливай отсюда!

— Ты куда-то спешишь? — Следопыт сделал удивленный вид.

— Представь себе! — огрызнулся киборг. — Мне теперь надо к доктору, твоими стараниями.

— У тебя же денег нет, чем расплачиваться будешь?

— Не твое дело! — огрызнулся киборг.

— Что это за оружие, о котором говорил Ахрават?

— Я не знаю! — нетерпеливо ответил Терк. — Я тебе все сказал уже!

— Почему ты уверен, что он прячет его на ферме, и как ее, кстати, найти? — Ас словно не слышал его.

— Первая ферма, как съезжаешь с юго-восточного виадука. Чонг потом проверил, когда Ахрават уехал, — там, в подвале отстойника, люк. Он просканил, как сумел, ну, в общем, под полом еще помещение, не очень большое, может, с эту комнату. На самом люке секретный замок, Чонг не смог с ним справиться.

— Понятно, — кивнул Ас. — А пароля к лифту в лаборатории твой друг случайно не слышал?

— А может, ты запихнешь свою пушку себе в задницу и застрелишься, а я уже поползу к доктору?

— Знаешь пароль к лифту? — настаивал Ас.

— Да нет же, нет!

Следопыт выстрелил киборгу в голень.

— А-а-а-а, тварь! Сука! Скотина! — заорал тот.

— Ты уверен, что не знаешь пароль, а то, может, и колено заодно заменишь? Чего уж тут мелочиться.

— Да не знаю я этого долбаного пароля… не-зна-ю! Терк катался по полу, держась за ногу. Металл был еще раскален, и от ноги шел сизый дымок.

Второй раз за день Ас решал, как ему поступить. Оставлять киборга в живых — значит подарить жизнь злейшему врагу, который при любой возможности отомстит. Но и циничным убийцей Следопыт не был.

— Хорошо, я верю тебе.

Он повернулся, чтобы уйти. Когда Ас был уже в дверях, он почувствовал за спиной движение. Первой мыслью было, что киборг пытается заползти на диван. Он оглянулся, просто так, интуитивно.

Терк достал откуда-то лазерный разрядник и направил Асу в спину. Покинуть комнату тот уже не успевал. Следопыт бросился в сторону, на пол, и луч лазера, пролетев над ним, ушел в коридор.

Ас подобрался и кувыркнулся вперед, в угол комнаты. Лучи оставляли жженые дыры в стенах, следуя за ним. Огненные кинжалы прошили стол, развалив на части, потом снова обрушились на стену рядом со Следопытом, обсыпая его пылью и штукатуркой. Он перехватил винтовку, упал на спину и, не глядя, дал короткую очередь в сторону киборга.

В комнате опять стало тихо. Ас приподнялся и посмотрел на врага. Заряды плазмы разворотили Терку грудь и снесли полголовы.

Изуродованное тело лежало на полу в луже крови.

— Уф! — Ас поднялся с пола и отдышался.

Осмотрел себя — брюки были прожжены в двух местах: на икре и бедре. На коже остались розовые следы ожогов.

— В следующий раз буду умнее, — сказал он сам себе.

В коридоре послышались приближающиеся шаги. Следопыт вскинул винтовку к плечу, присел на колено в стороне от входа и направил ствол на дверной проем.

Двое киборгов, с лазерными разрядниками в руках, застыли на пороге. Они с изумлением осматривали представшую перед ними картину.

Потом они заметили Аса.

Все трое не двигались, казалось, даже перестали дышать.

Стали слышны звуки, доносящиеся снаружи, на которые обычно не обращают внимания: шелест ветра, гул далекого гравицикла, скрежет покореженных домов.

Никто не решался нарушить хрупкую паузу. Прошла почти минута молчаливого противостояния. Напряжение в комнате возрастало, и казалось, сейчас в воздухе раздастся звон, как от туго натянутой струны. Но ведь если струну перетянуть, она лопнет.

Ас понимал, что если эта ситуация продлится еще немного, неминуемо произойдет взрыв.

Он мог не успеть пристрелить обоих, особенно если они бросятся в разные стороны. Он наконец решил, что дольше тянуть нельзя.

— Чонг? — наудачу спросил Следопыт. Киборги непонимающе переглянулись, и Ас понял, что того, кто ему нужен, среди них нет, сказал:

— Я ничего против вас не имею. Киборги не ответили.

— Я сейчас уйду отсюда. И сделаю это в любом случае, будете вы мне препятствовать или нет, — продолжал Следопыт.

Он медленно поднялся с колена, держа противников на прицеле. Те не шелохнулись и по-прежнему молчали.

Ас тоже не мог ничего сделать, поскольку они перегородили выход.

— У меня мало времени, так что решайте. Прошла еще минута, прежде чем киборги приняли решение.

Сначала один из них сделал осторожный шаг в глубь комнаты, потом еще. Второй киборг последовал за ним, освобождая дверной проем.

Следопыт сделал шаг вперед, киборги — назад. Они перемещались, сохраняя дистанцию.

Ас теперь стоял спиной к коридору. Чтобы выйти, ему нужно было удостовериться, что там его никто не ждет, но и от киборгов нельзя было отводить взгляд. Он сделал шаг назад, выходя из комнаты. От ожидания выстрела или удара гудящего лезвия виброножа в спину по позвоночнику пробежали мурашки. Спина напряглась, и, казалось, даже волосы на затылке встали дыбом.

Но все обошлось, в коридоре засады не было. Ас медленно отошел в сторону, скрываясь от взгляда киборгов, развернулся и со всех ног помчался к лестнице. Быстро спустился вниз, задержался у выхода из подъезда, осторожно выглянув на улицу: убедиться, что там его никто не поджидает. Свежий воздух показался ему необычайно приятным после вонючей комнаты киборга, где после допроса и перестрелки вообще стало трудно дышать от заполнившего помещение запаха горелой плоти и дыма. Потом выбежал на улицу, взобрался на гравицикл, завел его и погнал прочь. Теперь его путь лежал к Колизею, рядом с которым расположился гарнизон армии освобождения.

* * *

Морган висел вниз головой, рассматривая прозрачный танк, наполненный моделирующей жидкостью, в которой плавал объект его наблюдения. Находясь в таком положении, бывший главарь не испытывал ни малейшего дискомфорта — ток и давление крови в том куске плоти, что остался от его тела, регулировали механизмы. Он иногда вспоминал, как поначалу, когда его платформа оказывалась в верхней точке комнаты, Моргану казалось, что его стошнит, но это были всего лишь игры его измученного разума, потому что желудок у него отсутствовал. Как отсутствовал и пищевод, печень, селезенка, одно легкое, кишечник, половые органы и ноги. Все, что сейчас от него осталось, это кусок грудной клетки, в которой билось сердце и качало воздух одно легкое, шея, одна своя рука, вторая механическая и, конечно, голова. Все необходимые питательные вещества и кровь закачивались в организм с помощью механизмов. Правда, иногда Зодчие баловали его жидкостями с различными вкусами, которыми он наслаждался. Бывший главарь понимал, что когда он сглотнет, то вся жидкость уйдет по слюноотводу, и его организму не останется ничего, поэтому он растягивал удовольствие как можно дольше, перекатывая густую субстанцию на языке, размазывая по небу, бултыхая за щеками.

Свое нынешнее положение он воспринял очень тяжело. Не проходило дня с того момента, как киборг очнулся в этом помещении, чтобы он не задал себе вопроса: «Почему?! Почему Зодчие не восстановили мое тело, если им все же удалось сохранить мою жизнь? Почему не вернули на прежнее место, где я служил им верой и правдой? Почему, в конце концов, не дали тело механическое, а приделали его останки к подвижной платформе, прикрепленной к внутренней поверхности сферической комнаты, и поддерживали во мне суррогатную жизнь с помощью десятков механизмов?»

Но с ним никто не разговаривал на эти темы, не отвечал на вопросы, с ним вообще мало общались. А когда он пытался спрашивать Зодчих, иногда заглядывавших к нему, они отвечали всегда одинаково односложно: «Так надо».

А вопросы изо дня в день жгли мозг Моргана, пытали, мучили и издевались над ним. Мрачные мысли наполняли голову, временами ему казалось, что мозг не выдержит их напора и просто взорвется. Морган начал разговаривать сам с собой, ни с того ни с сего начинал смеяться или плакать. Киборг постепенно сходил с ума.

Все изменилось только тогда, когда он наконец понял, зачем он был нужен Зодчим.

В тот день один из них пришел к бывшему главарю.

Тот сидел внизу сферы, погруженный в себя, поэтому не сразу среагировал на появление карлика.

— Мы принесли тебе подарок, — прошелестел голос у него над ухом. Морган вздрогнул от неожиданности и дернул рукой на джойстике, рывком отогнав в сторону свою платформу. Зодчий растянул губы в ухмылке:

— Ты все еще боишься нас?

— До поноса, — хмуро ответил киборг.

Морган говорил громким шепотом — одно легкое большего не позволяло.

— Ваше качество, которое называется юмор, очень нравится нам. Мы даже иногда понимаем его.

— Ну надо же, а есть чем понимать?

Зодчий пропустил мимо ушей последнюю реплику главаря и продолжил говорить о том, зачем пришел:

— Думаем, тебе он понравится.

— Ты дашь мне тело? — грубо спросил Морган, заранее зная ответ — он задавал это вопрос уже десятки раз.

— Нет, мы не дадим тебе тело, ты нам нужен такой, какой ты сейчас. — В голосе Зодчего не было раздражения, только снисходительность.

— Для чего?

— Скоро узнаешь, для этого мы и пришли.

— Жду с нетерпением, — скривился Морган и отвернулся.

— Напрасно ты нам не веришь.

— Почему?

— Не начинай! — грозно сказал Зодчий и дернул головой, зашелестев материалом черной накидки.

— Почему вы не дали мне тела? — Морган знал, что последует за его истерикой, но не мог удержаться. Он уже не слушал карлика, из его глаз текли слезы. — За что вы так наказали меня? За что? Почему?! — Киборг зарыдал.

У Зодчего в руке появился маленький пульт, острым черным ногтем он нажал кнопку. По остаткам тела Моргана, пробежала судорога. Вены вздулись и почернели. Киборга затрясло, его пальцы непроизвольно сжались на рукоятке джойстика — он стал беспорядочно ездить по стенам комнаты.

Зодчий отпустил кнопку.

Платформа с киборгом съехала вниз. На его губах выступила пена, из носа текла кровь.

— Я боль-ше не бу-ду… — выдавил Морган.

— Да, мы знаем.

Морган откашлялся и отдышался, вытер рот ладонью, другой рукой направил трубку для подачи воды на лицо и ополоснул его.

— Сейчас мы принесем ее тебе, — как ни в чем небывало сказал Зодчий.

— Ее? — переспросил Морган.

— Подарок.

Секция стены отъехала в сторону, в образовавшемся проеме появился еще один Зодчий. Позади него десяток переделанных тащили на гравитационных зажимах мнемотанк — куб, с гранью в три метра, из прозрачного материала, залитого вязкой моделирующей жидкостью.

Внутри куба, в вертикальном положении, плавала человеческая фигура.

Морган подвинулся в сторону, пока переделанные под руководством Зодчих монтировали натяжные штоки и устанавливали на них танк. Когда они закончили, куб был расположен в самом центре сферической комнаты бывшего главаря, подвешенный на крепеже, как в паутине.

— Что за дерьмо вы притащили? — киборг уже пришел в себя после небольшой экзекуции, устроенной Зодчим.

— Посмотри внимательно.

Киборг даже не сразу понял, кто находится в мнемотанке, но когда он узрел, что за пленник в этой тюрьме для тела и разума, то от удивления не нашелся, что сказать. Мысленно он вопил во все горло, кричал, задыхаясь от восторга и злорадства, и все эти эмоции так переполняли его, что застряли в горле, прорвавшись наружу только невнятным хрипом.

Зодчие дали Моргану указания, которым он обязан был следовать, по уходу за пленником и обслуживанию мнемотанка. Киборг выслушал их, кивая, а сам не мог дождаться, когда останется один. Зодчие ушли, бросив ему два тюбика со вкусовой жидкостью, а Морган даже не обратил на это внимания. Платформа, повинуясь движениям управляющего джойстика в его руке, несколько раз объехала сферу по окружности в разных направлениях. Морган разглядывал свою новую заботу со всех сторон — сверху, снизу, с боков. Он тихо смеялся.

На какое-то время киборг даже забыл о своем собственном состоянии и только наслаждался осознанием того, что его главный враг, фактически — убийца, теперь будет в его власти.

Обнаженная Лима плавала в моделирующей жидкости. Вокруг ее головы, путаясь в разметавшихся волосах, витала сеть иллюзионаторных чипов. Морган подогнал платформу ближе к мнемотанку, остановился прямо напротив Лимы и заглянул ей в лицо. Однако киборг был слегка разочарован, увидев, что ее взгляд устремлен не на него, а куда-то вдаль, разглядывая просторы, которые рисовали в ее мозгу чипы.

Глаза Охотницы моргали, грудь вздымалась от вдохов, руки и ноги двигались, как будто она шла, вооружившись своим неизменным копьем, которое, как и доспехи на ней, были созданы прозрачной моделирующей жидкостью, окружавшей девушку. От вида этого копья, пусть и не настоящего, созданного из геля, уплотненного силовыми полями, Моргану стало нехорошо. Забытая боль вновь напомнила о себе.

Киборг с трудом взял себя в руки, снова поднял взгляд на девушку и прошептал:

— Здравствуй Лима.

С тех пор Охотница стала его соседкой, его заключенной, его объектом наблюдения, его заботой и развлечением.

Киборг разговаривал с ней, рассказывал свои мысли, иногда ему даже казалось, что девушка отвечает на его вопросы кивком головы или другим случайно совпавшим жестом.

Часто Морган занимал себя попытками разгадать, что Лима делала в тот или иной момент. Он часами |наблюдал, как она жила в своем виртуальном мире, шла или бежала, сидела или дралась, разговаривала или спала.

Периодически или по мере необходимости он менял жидкость в танке, запуская соответствующий механизм, встроенный в держащие куб штоки. Но постепенно Моргану захотелось большего, чем быть простонаблюдателем и тюремщиком. Ему нужно было подключиться к видениям Охотницы — окунуться в мир, где сейчас пребывала она. Он внимательно осмотрел оборудование, прикрепленное к мнемотанку, и все управляющие штоки.

Как ему показалось, он нашел разъем на панели танка, куда можно было бы подключать внешние устройства и который, соответственно, подходил для его целей. Но осуществить это без помощи Зодчих Морган не мог — у него не было нужного шунта.

Киборг дождался, когда один из них посетит его в очередной раз. В уме он уже давно заготовил слова, чтобы уговорить карлика.

Зодчий стоял в проеме прохода и смотрел на Лиму.

— Что вы хотите узнать от нее? — спросил киборг. — Зачем она вам нужна?

— Мы не знаем, откуда взялось это существо, — ответил Зодчий. — Мы создаем для нее привычные условия и ситуации и пытаемся найти что-нибудь, указывающее на ее происхождение и на тех, кто ее создал.

— Создал?!

— Она не такая, как вы, ее истинная структура изменена.

— Истинная структура? Ты говоришь про ДНК? — догадался Морган.

— Мы хотели бы знать, кто смог сделать такое. Мы давно не встречали следов Создателей, а этот случай очень похож на их вмешательство.

— Создатели?

— Высшие существа, — пояснил Зодчий. Он сегодня был необычайно разговорчив.

— Это ваши…

— Нет, — оборвал его карлик на полуслове. — Тебе не понять их величия. Вы считали себя вершиной эволюционной цепи, пока не пришли мы. Но у нас нет той гордыни, что присуща вам. Мы знаем, что были Создатели, и мы их наследники. Когда-то они покинули нас, бросили… — Зодчий не сводил взгляда с мнемотанка. — Может быть, они вернулись.

Он небрежно бросил тубы со вкусовой жидкостью и развернулся, чтобы уйти.

— Подожди, — опомнился Морган.

— Что тебе?

— Я хотел попросить…

Зодчий резко обернулся, и Моргана словно обдало холодом исходившей от карлика злобы.

— Нет-нет, — поспешно сказал киборг и инстинктивно отвел свою платформу подальше. — Я не про тело.

— Ты получил то, что тебе положено.

Было непонятно, что он имел в виду, вкусовую жидкость или то состояние, в котором был Морган.

— Да, я знаю, — торопливо сказал киборг, не разбираясь в смысле слов карлика. — Мне невыносимо тут, я как в тюрьме.

— И что ты хочешь?

— Мне бы очень хотелось видеть, что происходит снаружи.

— Ты не можешь покинуть этой комнаты.

— Да-да, я знаю, — киборг снова подъехал ближе. — Но если бы вы подключили меня к внешнему видеоконтуру…

Бывший главарь сделал паузу.

— … я бы смог смотреть, что происходит в окрестностях, — мечтательным тоном произнес он, — хочу снова увидеть рассвет, полюбоваться закатом, а то меня уже тошнит от этих стен. Я с ума здесь сойду!

Зодчий, казалось, задумался. Морган воспринял это как хороший знак.

— И что ты хочешь, чтобы сделали мы?

— Мне нужен всего лишь шунт.

— Хорошо, ты его получишь, — сказал Зодчий и развернулся, чтобы уйти.

Морган едва верил своей удаче и решил не отпускать ее, раз уж поймал за хвост.

— У меня еще просьба.

Фигура в блестящей черной накидке остановилась.

— Ты испытываешь наше терпение, — не оборачиваясь, произнес он.

— Я хотел бы увидеться со старыми друзьями.

— У тебя есть друзья? — Удивление Зодчего было неподдельным.

— Конечно, есть. — Киборг сделал вид, что обиделся. Но даже не думал этого делать, а про себя упрашивал: «Соглашайся, соглашайся, соглашайся!»

— Мы не совсем разобрались в некоторых ваших терминах, — протянул коротышка, снова разворачиваясь к киборгу. — Дружба, друзья… И кого же ты хочешь видеть?

— Ахравата, — быстро сказал Морган и тут же пожалел о своей поспешности.

— Ахравата? — Зодчий, казалось, не заметил его излишней торопливости.

— Д-да, — киборг сумел взять себя в руки. Зодчий загадочно улыбнулся. И у Моргана снова внутри екнуло: «Неужели он разгадал мою хитрость?!»

— Как странно,- произнес карлик, — поведение нескольких векторов вероятности, сходящихся в одну точку, вызывает удивление. Вы называете это везением.

— О чем ты? — Киборг был встревожен, но старался не подавать виду.

— Тот, кого ты хочешь увидеть, сам настойчиво ищет встречи с нами. Сообщает, что у него есть нечто очень важное. И мы склонны дать согласие.

Сверкнув накидкой, Зодчий быстрыми шагами покинул помещение, и Морган не посмел произнести ни слова, пока секция стены, на месте входа, не встала на место.

Оставшись один, он не мог сдержать радости. Киборг засмеялся.

Вышло все так легко и гладко, как он не смел даже мечтать. Морган подвел свою платформу, так что его глаза смотрели прямо в глаза Лиме.

— Скоро мы будем вместе, — с мечтательной улыбкой произнес он.

* * *

Ас приехал домой уже затемно. Ночные улицы Ассема были более оживленны, чем во времена Хозяина и его Зодчих. Хотя по-прежнему это было время разгула банд, и обычные жители старались закрываться в своих домах подальше от неприятностей и лишних хлопот.

Как только он подъехал к воротам гаража, дверь открылась, и в слабом свете биолампы Ас увидел Нати.

Вид у нее был хмурый, поверх обычной одежды — брюк и куртки — были надеты доспехи, а в руке девушка держала лазерный разрядник.

Она не сказала ни слова, подождала, пока он загонит гравицикл и закроет створки, потом осмотрела темную пустынную улицу и вернулась в лавку, закрыв дверь на несколько замков.

— Что случилось? — спросила она уже дома. Ас скинул порванный и прожженный плащ.

— Поездочка веселая получилась.

— Что, Терк не хотел говорить?

— Даже не представляешь, насколько он этого не хотел, — усмехнулся Ас, разделся и пошел умываться.

Нати отставила разрядник и прошла на кухню. Пока Следопыт смывал с себя грязь и кровь, девушка стала разогревать давно остывший ужин. Она заметила, что на руке у Аса след от медпакета. Если применял — значит, досталось, а бодрый вид у него сейчас от лекарств. Девушка не стала ничего говорить, она сделает все, чтобы ее мужчина как следует отдохнул, и будет ухаживать за ним, если ему станет плохо.

— Но он сказал что-нибудь интересное? — спросила она. — Если нет, я ему никогда больше ничего не продам.

— Он рассказал, — ответил Ас. — И очень интересные вещи, но вот продать ему что-либо у тебя в любом случае не выйдет.

— Так все было серьезно?

— Представляешь, он даже нанял троих недоносков, чтобы те уговорили меня не искать его, — рассказывал Ас, усаживаясь за стол ужинать.

Он принялся есть, быстро глотая пищу, почти не жуя, — применение медпакета вызывало сильный голод. Нати знала, что ему это сейчас необходимо для восстановления сил и что потом придет усталость, но не мешала ему своими вопросами.

Насытившись, Ас повалился на кровать и продолжил рассказывать:

— Еле отделался от них. То, что он так испугался, убеждает меня в правдивости его сведений. Ты знаешь, что в городе есть целых четыре мастерских. И я не смог их найти. А у Ахравата есть тайник на клон-ферме за городом. Может быть, там как раз… Я ездил в гарнизон, Сэма нет на планете, его куда-то вызвали. Хотел с Зиком поболтать, он тоже уехал. Лейтенант, его замещающий, такой урод, меня даже за периметр не пустили, я просил передать Зику, что хотел с ним встретиться. Этот заносчивый придурок обещал сообщить, как только Зик появится в расположении, — слова лились из Аса нескончаемым потоком, — и пусть только попробует не сообщить, я с ним тогда разберусь, поговорю по душам. Нати, я хотел сказать, что броня тебе очень идет. Сегодня меня встречала эдакая воительница, с разрядником в руках. Разбуди меня… завтра… (он широко зевнул) по…раньше…

И отключился.

Нати сидела рядом и гладила его по голове. Она, конечно, не собиралась его завтра будить — измученному организму требовался хороший, крепкий сон.

Ас наверняка проспит до обеда. Нати всегда в такие моменты становилось грустно.

Он был так занят своими поисками, что часто не оставалось времени на нее, но девушка не говорила ничего. Она была благодарна судьбе за то, что у нее был любимый мужчина, который, правда, не говорил, что тоже любит ее, но она и не ждала этого. Нати была просто клоном. Недочеловеком. Осознание этого давило на нее, угнетало, и то, что Ас тепло и хорошо относился к ней, было подарком судьбы.

Нати умела ценить добро и все то хорошее, что давала ей жизнь, и никогда не жаловалась. Единственное, о чем она не могла забыть и простить своей судьбе: невозможность иметь детей — клоны были стерильны. А ей так хотелось подарить своему мужчине сына, похожего на него.

Раньше Нати плакала, когда подобные мысли посещали ее, но теперь только вздыхала. Она присела рядом с кроватью на табурете, прилегла на вытянутую руку, поджав вторую к груди, и смотрела, как он спит. Рот его был приоткрыт, на щеке осталась маленькая полоска не отмывшейся грязи, девушка улыбнулась и вытерла ее рукавом. Ас нахмурился, словно ему было неприятно, и застонал во сне.

Если правда то, что рассказал ему Терк, а Ас непременно это выяснит, то скоро ему предстоит много испытаний, драк и опасностей. Он никогда не брал ее с собой, хотя она и неплохо владела оружием. Как-то раз Нати попыталась настоять на своем, но он сказал ей: «Я уже однажды потерял женщину и не могу позволить себе, чтобы это произошло второй раз». После этого она не настаивала и только помогала ему как могла.

В этот раз, может, он все же будет не один, и она попробует уговорить его, чтобы попросил помощи у Сэма. То есть Зика, — поправила она себя мысленно. Потому что если Сэма нет на планете, то завтра он точно еще не появится, а Ас ждать не сможет. У него теперь заноза в одном месте. Хорошо хоть броня полностью боеспособна, без нее он теперь никуда не выйдет, уж на этом она сможет настоять. Нати снова улыбнулась и закрыла глаза.

На следующий день Ас проснулся далеко за полдень. Он вышел в лавку, потягиваясь и зевая, весь помятый, с взлохмаченной головой.

— Я же просил тебя разбудить меня пораньше. Нати улыбнулась:

— Я и будила.

— А я что?

— Ты так музыкально храпел, что даже не слышал меня.

Она и правда будила его, подошла на цыпочках и тихо позвала один раз по имени. Для очистки совести. Но не посчитала нужным ему об этом говорить.

В лавке никого сейчас не было. Ас подошел к Нати, обнял и поцеловал:

— Пожрать охота. Ты уже ела?

— Да. Иди, там все готово.

— Ты у меня золото, — он чмокнул ее в щеку.

Тут внешняя дверь распахнулась, и на пороге темным пятном на фоне дневного света возникла массивная фигура.

Ас потянулся за разрядником, стоявшим под прилавком. Вошедший был очень крупным — он шел по коридору, задевая стоящие там предметы и с грохотом роняя их на пол.

Ас оттеснил Нати за спину и ждал, когда пришедший войдет в торговое помещение.

Это оказался десантник в боевом бронекостюме и при полном вооружении. Он включил внешнюю связь:

— Господин Ассем?

Происходящее как-то не вязалось с обстановкой, царящей в окружающем мире, и казалось Асу шуткой. Его еще ни разу не называли «господин Ассем», он первую секунду даже не нашелся, что ответить.

— Мне нужен господин Ассем, — повторил десантник.

— Я слушаю, — ответил Ас.

— Господин капитан желает видеть вас и ждет снаружи.

Сказав это, он развернулся и пошел назад. Ас с Нати недоуменно переглянулись.

— С каких это пор тебя стали называть «господином»? Ну, «Следопытом» куда ни шло, а так мне не очень нравится. — Она прищурила один глаз. — Ты вчера точно ничего не натворил, когда в гарнизон ездил?

— Точно. Хотя надо было, этот молокосос.

— Знаю, знаю, рассказывал, — перебила она его. — Иди, посмотри, что за капитан желает тебя видеть.

— А ты что, не догадалась? — усмехнулся Ас.

— Зик, что ли? — хмыкнула девушка.

— Ну, а кто еще на такое представление способен?!

Ас вышел в коридор вслед за десантником.

После полумрака коридора дневной свет на несколько секунд ослепил Следопыта. Он вышел на улицу. Перед ним стоял десантный транспортер, где расположились десять десантников. Зик чинно восседал на броне, прямо напротив входа в лавку. Он единственный из всех был без шлема и что-то жевал.

Ас облокотился о косяк, склонил голову набок, прищурил один глаз и с шутливо-заносчивым видом посмотрел на капитана:

— Господин Ассем слушает вас.

— Эк ты себя любишь!

— С твоей подачи, — парировал Ас.

— Сушеные фрукты будешь? — Десантник протянул ладонь в бронированной перчатке, в которой была горсть сморщенных комочков.

— Давай.

Ас взял несколько и отправил в рот.

— Мне доложили, ты вчера наведывался, — спросил Зик. — Чего хотел-то?

— Ага. Заезжал. Но не думал, что ты сам приедешь, — я слышал, ты теперь большой начальник.

— Хм, а то, — усмехнулся Зик, — растем помаленьку.

— А Сэм где?

— А-а-а, — наморщился капитан, — лучше не спрашивай. Все равно не знаю. Вызвали в срочном порядке в генштаб.

— Понятно, — кивнул Ас- Может, пройдешь? Чего на пороге стоим?

— Я уж думал, не пригласишь, — съехидничал Зик, спрыгивая с транспортера. Обернулся к одному из десантников: — Соммерсон, за старшего, я минут на пятнадцать.

— Есть, за старшего, — ответил десантник, стоявший рядом с транспортером.

Зик запихал оставшуюся горсть фруктов в рот, взял свой шлем под мышку, в другой руке у него была винтовка, и пошел в лавку.

Ас пропустил его и направился следом.

Нати встретила десантника улыбкой.

— Привет, красавица, — Зик подмигнул ей.

— Привет, — ответила она.

— Чего это вы перемигиваетесь? — нахмурился Ас.

— А что же ты думаешь? — Десантник удивленно поднял брови. — Оставляешь такую красавицу одну постоянно. И она должна свою молодость в одиночестве проводить?

— Эх, ну и надеру же я сейчас твою железную задницу, — пообещал Следопыт.

— Не-е, у Нати это лучше получается, — лыбился Зик.

Все трое засмеялись.

— Кстати, это ты его так отделала? — Он повернулся к девушке. — Что же он такого натворил?

— Много будешь говорить, и тебя сейчас разукрашу, — Нати не давала ему спуску. — Проходите, я сейчас поесть соберу.

Зик и Ас прошли в кухню. Десантник поставил плазморез к стене и присел на табурет.

— Каждый раз сажусь и боюсь, что развалится подомной, — прокомментировал он жалобный скрип мебели.

— Да ну ладно, еще сделаю, — отмахнулся Ас.

— А то, что я грохнусь, это не важно? Понятно, — деланно вздохнул Зик. — Так о чем ты хотел поговорить?

— Я вчера узнал много интересного. Ты в курсе, например, что в городе еще четыре мастерских осталось?

— Что? — удивился десантник. — Не может быть!

— Может. Я, к сожалению, знаю, где только одна из них.

— Но мы, да и ты сам, обшарили весь этот город.

— Выходит, что не весь.

— Ну и что мы пропустили?

— Лабораторный комплекс.

— Что?! — скривился десантник. — Там проверяли. — Он покачал головой. — Тебя накололи. Поздравляю. Дорого заплатил за эти сведения?

— Пришил пару киборгов, — ответил Ас.

— Хм, ясно. Ну, цена приемлемая за такую ерунду. Зашла Нати и принялась накрывать на стол.

— В лаборатории есть подземные уровни, на которые ведет лифт, закрытый цифровым замком, — продолжил Ас. — Когда я там был, лифта не видел, но он вполне может там быть.

— Думаешь?

— Угу, замаскирован. Вручную или голографией, — сказал Ас, отламывая кусок лепешки.

Зик тоже отломил и задумчиво отправил кусок в рот. Учитывая, что его рука была в бронированной перчатке, подобная ловкость говорила о его мастерстве в обращении с бронекостюмом. В принципе, хорошо обученный десантник мог вдеть нитку в иголку, не снимая брони.

— Надо будет проверить, — согласился он.

— Естественно, только это еще не все.

— Да? — Зик прикинулся удивленным. — Не слишком ли много товара за такую мизерную плату?

— В самый раз, — улыбнулся Ас. — У Ахравата есть доступ в эти мастерские и связь с Зодчими.

— Как интересно! Продолжай.

— Еще у него есть тайник на клон-ферме за городом, где он прячет что-то очень ценное… или кого-то.

Десантник сразу стал серьезным и посмотрел Следопыту в глаза.

— Лима?

— Не знаю, — вздохнул Ас. — Надо проверить.

— Я только что с этим Ахраватом встречался! Эх, знать бы наверняка, что она у него, я бы из него вытряс всю его поганую душонку.

— Что обсуждали?

— Да так… — отмахнулся капитан. — Власть в городе делили.

Следопыт покачал головой:

— Серьезно, однако.

— Да уж, серьезней некуда! — Зик поджал губы. — Хитрый, гад.

— Это точно. Не просто так свое место занимает. Раньше только Морган его мог в узде держать.

— Ага. Слушай, а ты когда собирался начать проверку информации?

Ас пожал плечами:

— Сегодня, да поздно уже. Я просил Нати пораньше меня разбудить, но вчера медпакет пришлось прилепить, так что не проснулся.

— А чего поздно? Поехали! Я на транспортере, домчимся быстро, проверим — и назад. Если что обнаружим, вызову подкрепление.

— Куда это вы собрались? — спросила подошедшая Нати.

Зик обернулся к ней:

— Тут недалеко вечеринка намечается… Тебя не зовем, там только для мальчиков.

— Ну, если вас позвали, то тогда уж для дедушек, а не для мальчиков, — улыбнулась девушка.

— Нет, ну какая все-таки сообразительная, — восторженно сказал Зик. Потом повернулся к Асу:

— Ну что, едешь? Решай. А то я засиделся уже в казарме, и от этой политики голова гудит, хоть развлекусь немного.

— Если все это правда, то возможно, что там будет охрана.

— У нас на транспортере два штурм-пулемета для прикрытия. У тебя броня работает? — Зик повернулся к Нати, зная, кто ответит ему на этот вопрос.

Она кивнула:

— Вчера снарядила, сразу, как ты батареи привез.

Зик развел руками:

— Вопрос исчерпан. Давай, собирайся.

Десантник поднялся, взял со стола стакан с водой и выпил большими глотками — так, что по подбородку текло. Казалось, тонкая посуда должна была непременно лопнуть в его здоровой железной лапе, но он допил и аккуратно поставил стакан на стол.

— Спасибо, хозяйка, — сказал он.

— Наелся, наверное, на год вперед, — покачала головой девушка.

— Точно! Твои лепешки очень сытные! — оскалился десантник.

— Вредный ты, Зик.

— Неправда! Я вовсе не такой, я — хуже, — ответил он, повернулся к Асу. — Пойду к ребятам, спрошу их мнение. А ты пока доспех надевай. Включишь «элку» и лови сигнал моей мобильной группы.

— Понял, — кивнул Ас и тоже поднялся.

— Ну ладно, Нати, я пошел. При нем целоваться-то уж не будем, так что до свидания.

Зик развернулся, взял винтовку и вышел, бросив с порога:

— Шустрее! Жду!

Когда его тяжелые шаги послышались в коридоре, Нати стала убирать со стола.

— Так и не поели ничего, — вздохнула она.

— Приедем- поедим, чего переживаешь?!

Он подошел к бронекостюму и начал надевать его.

— Как думаешь, это опасно? — неожиданно спросила Нати.

— Ну, вчера тоже все должно было быть гладко, поэтому загадывать не буду, — ответил он. — Сегодня нас десять человек в броне и на транспортере с пулеметами. Не думаю, что сейчас в городе есть сила, способная противостоять нам. Самая большая банда, Ахравата, конечно, может доставить неприятности, но если вызвать подкрепление, то мы разнесем их на мелкие кусочки.

Нати кивнула его словам, немного успокоившись.

Через несколько минут Ас был готов. Он проверил системы бронекостюма и заряд плазмореза. Как только он настроил «элку», в ухе сразу раздался голос Зика:

— Что так медленно, боец? Собираешься, как моя дочка на выпускной бал!

— У тебя нет дочки.

— Если не поторопишься, сам ей станешь, — сердито сказал Зик. — Бегом к своему командиру!

— Слушаюсь, — улыбнулся Ас под шлемом. Потом включил внешнюю связь. — Я пошел, милая.

— Хорошо, — кивнула Нати. — Напрасно не рискуй.

— Не буду, — ответил Ас, развернулся и вышел. На улице транспортер ждал только его и, как только Ас забрался на борт, резко рванул вперед. Десантников качнуло инерцией, загудели сервоприводы брони, а машина набрала скорость и понеслась по улицам города.

* * *

— Разрешите? — Семен приоткрыл дверь в кабинет генерала.

— Да, Семен, конечно! Проходи, — Машимута приподнялся ему навстречу.

— Майор Кочетов, по вашему прика…

— Перестань. Не на параде, проходи, присаживайся.

— Спасибо.

Семен прошел к столу и присел в предложенное ему кресло напротив генерала.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — предложил тот.

— Не откажусь.

Генерал достал из стола фляжку и два стакана.

— Старые запасы, я привозил еще с Пилона Шесть, — сказал генерал, разливая напиток.

Потом протянул стакан Сэму, второй взял себе:

— За выживших и павших!

— За выживших и павших.

Они выпили, крякнули, Семен поставил стакан обратно на стол.

— Ну, что, поговорим? — потерев руки, сказал Машимута.

Майор молча ждал.

— Как я говорил на сеансе связи, для тебя есть новое задание. Ты слышал про операцию на Олимпе?

— Да. Но не в деталях, конечно.

— Это было серьезное поражение. Подобного никто не ожидал, настоящий разгром. Из двадцати десантных кораблей уцелело только семь. Командовал майор Студеный. Высадка прошла более-менее успешно, боты с орбиты сразу попали на поверхность. Ученые смогли кое-как разобраться в принципе действия той штуки, которую ты привез с Ландории…

— Вещи, — напомнил Сэм.

— Да, вещи, так, кажется, называла артефакт та девушка, Лима. Ее так и не нашли?

— Нет.

— Жаль. Я знаю, ты участвовал в розысках…

— Когда была возможность, — подтвердил Сэм.

— Ну это, я думаю, предмет для отдельной беседы, а сейчас вернемся к нашей теме. Так вот, благодаря глубокому изучению вещи теперь мы можем использовать для перемещения в пространстве новый принцип. Хотя и не до конца его освоили, но полученные результаты оказались вполне приемлемыми для разработки и применения новой тактики десантирования. Да ты и сам знаешь, что я тебе рассказываю. Майор согласно покивал.

— Ну, в общем, челноки приземлились на крышах небоскребов, — продолжил генерал, — в одном из густо застроенных районов планетарной столицы. Первые минуты все было нормально, но затем в окружающих город скалах открылись скрытые бойницы и по нашим кораблям открыли огонь из тяжелых импульсных орудий. Раньше их использовали только для того, что защищать город и близлежащие поселения от метеоритов — планета дважды в год проходит сквозь пояс астероидов, но никто не мог подумать, что орудия будут стрелять по городу. — Машимута сделал паузу, нахмурил брови и тяжело вздохнул. — Они буквально похоронили наших ребят. От квартала осталась только груда щебня. Как я сказал, семь челноков взлетели, но от общей численности личного состава осталось чуть больше двадцати процентов.

— Разведка просчиталась? — спросил Сэм.

— Трудно сказать, — поморщился генерал. — Скорее всего, тут совокупность общих ошибок. Аналитики в данный момент разбираются с этим. Но времени ждать результатов их размышлений у нас нет. Уже назначена дата новой выброски.

— Новой? — изумился Сэм. Машимута кивнул.

— Есть причины так спешить?

— Быстро соображаешь. Да, есть причины, и мне поручено попросить тебя, — генерал сделал многозначительную паузу, — отмечу — именно попросить тебя!

Семен нахмурился, поскольку такая формулировка не обещала ничего хорошего.

— Попросить тебя возглавить эту высадку, — закончил Машимута.

— Почему просто не приказать? Что особенного в этой операции?

— Тебе нужно будет командовать новым подразделением.

Желудок у Сэма сжался от нехорошего предчувствия.

— Что за подразделение? — спросил он.

— К-1.

— Киборги?!

— Да, — Машимута кивнул.

— Понятно! — Семен не смог скрыть своих чувств. — Штрафной батальон.

— Ну почему же штрафной батальон? Напротив! Очень ценные кадры. Максимум боевой эффективности, при минимальных затратах на обучение и экипировку.

— Ну, мне-то уж могли бы лапшу на уши не вешать, — вздохнул Семен. — Когда я набирал их и отправлял на Афродиту, то думал, вы хотите использовать их на тяжелых работах, которые не подходят обычным людям.

— Что-то вроде добровольной и оплачиваемой каторги? — вскинул брови генерал.

— Да, — сказал Сэм, — именно так я и думал. Я же не мог предположить, что вы соберете из них боевое подразделение.

— Почему? В военной истории известно много подобных случаев.

Возникла неловкая пауза, каждый думал о своем.

— Сэм, ну пойми, — почти взмолился Машимута, — мы сейчас не можем позволить себе расходовать основные силы. А эти подразделения…

— Ими можно пожертвовать, — жестко перебил Семен. — Но надо, чтобы киборгами командовал кто-то опытный, и желательно — человек. Еще было бы неплохо, чтобы он имел опыт общения с ними.

— Знаешь, я мог бы просто приказать тебе, но я пока прошу.

— Ну, так прикажите! Я выполню приказ.

— Ты не ершись! — нахмурился генерал и стал похож на самурая из древних легенд. — Я с тобой по-человечески разговариваю и отношусь так же.

Сэм в притворной задумчивости выпятил губы и покивал:

— Вы правы, лучше моей кандидатуры я бы сам не смог найти. Не подумайте! Я ни в коем случае не жалуюсь. Я все прекрасно понял, генерал.

Он поднялся:

— Я готов к выполнению задания.

— Сядь! — Машимута сердито хлопнул ладонью по столу, подождал, пока Семен снова опустится в кресло, и продолжил: — Ничего ты не понял!

Потом поднялся и, заложив руки за спину, прошел к окну.

— Никем нельзя пренебрегать! — продолжил он. — Просто в сложившейся ситуации для нас жизненно важно захватить Олимп. И при этом сберечь ударные части. Мы и так потеряли на этой планете слишком много людей.

— О какой ситуации вы говорите? Генерал ответил не сразу.

— Грядет новая война, Сэм. — В голосе старого вояки была усталость и грусть, казалось, тяжесть прожитых лет и накопленных знаний давит на него. — Новая и не менее страшная.

Сэм молча ждал продолжения. Он знал, что генерал скажет ровно столько, сколько ему можно и нужно знать. Через несколько секунд Машимута продолжил:

— У нас есть сведения, неточные и очень расплывчатые, но в то же время весьма правдоподобные. Если коротко: Хозяева вызвали подмогу из подчиненных им галактик.

— Откуда это известно?

— Ты наверняка знаешь, что нашими учеными ведется поиск родной планеты Хозяев или хотя бы их галактики.

— Ну, это при условии, что они из нашей вселенной.

Генерал кивнул:

— Да, при условии. Ну так вот, проводя исследования дальнего космоса, ученые обнаружили возмущения пространства Пяточкина-Талова, соответствующие возмущению, возникающему при передвижении ПТ кораблей.

Генерал замолчал, а Семен не нарушал установившуюся тишину.

Машимута снова достал фляжку и стаканы. Налил и протянул стакан Сэму.

— А совсем недавно, — выпив вино, продолжил генерал, — первые доклады начали поступать две недели назад, были замечены появления космических кораблей неизвестного типа на орбите Ландории и Афродиты. Это наверняка разведчики. Корабли появлялись лишь на мгновения и снова исчезали. Наши радары успевали засечь лишь остаточные возмущения ПТ пространства. Правда, отличающиеся от тех, что остаются после наших кораблей. Но сути это не меняет. Основные силы вторжения прибудут в ближайшее время.

— Насколько «ближайшее»? — спросил майор.

— От двух недель до полутора стандартных месяцев, если ориентироваться на обычную скорость перемещения в ПТ пространстве и учитывать погрешность расчетов, — ответил Машимута. — Проанализировав все данные, Верховное командование решило, что нужно ждать нового нападения. И нам бы очень пригодилась еще одна планета. А учитывая, какая на Олимпе планетарная оборона… — Генерал многозначительно помолчал.

— Значит, подмога, — хмыкнул Семен, переваривая полученную информацию. — Теперь, когда своими силами не справляются, резерв в ход пускают. Знаете, это можно было бы назвать хорошей новостью.

— Если рассматривать с этой стороны, то конечно, но нам понадобилось больше двадцати лет, чтобы научиться противостоять Хозяевам, а если новые враги будут не менее сильными?

— Вряд ли, они же служат Хозяевам — значит, те подчинили их.

— Ты уверен, что дела обстоят именно так, а не наоборот? Попробуй рассмотреть вариант, что Хозяева сами кому-то служат. Вспомни, как воевали в древние времена: сначала лучники или артиллерия, затем легкая пехота, а уж потом кавалерия или танки.

— Ну, да. Может, и так.

— По нашим предположениям, они будут атаковать планеты, где Хозяева не справились, — Афродита и Ландория. Если мы сможем захватить Олимп, то это, возможно, даст нам некоторые тактические преимущества: рассеет их силы на три объекта и предоставит нам еще один, неплохо укрепленный, плацдарм.

— И как много гостей будет на этом званом ужине?

— Если расчеты ученых верны, то к нам движется целая армада.

Сэм задумался и в очередной раз тяжело вздохнул.

— А вы не думаете, что будет повторение предыдущей высадки?

— Нет. Десантирование пройдет в индивидуальных капсулах, за пределы города.

— В капсулах… Весело…

— Н-да… — протянул Машимута, — способ старый, но надежный. К тому же у вас будет прикрытие — как я говорил, планета дважды в год проходит по краю пояса астероидов и подвергается метеоритной бомбардировке. Для чего и была построена такая мощная ПВО. Вы как раз застанете ее окончание, радарам плевать, метеор или десантная капсула, — просто цель. К тому же ИДК будут оснащены генераторами помех. Дальше — кому как повезет, но думаю, все будет хорошо. Выброска пройдет в стороне от города, так что вы будете считаться небольшими второстепенными целями.

— Вы так говорите, генерал, как будто я уже дал согласие на участие в этой безумной авантюре.

— А разве нет? Или мне память изменяет?

— По приказу — да, — усмехнулся майор, — по просьбе — нет.

— Ну, так ты принимаешь командование? Или еще поломаешься?

Семен задумался на несколько секунд, провел рукой по коротко остриженным волосам и наконец согласно кивнул головой.

— Да, генерал, — ответил он серьезно, — принимаю.

— Ну, тогда самое время тебе познакомиться с твоим новым подразделением.

Семен поднялся:

— Где я могу их найти?

— В казарме.

— Они что, живут вместе с… людьми?

— Нет, — покачал головой Машимута, — это подразделение создавалось скрытно. Хотя сейчас пришло время его рассекретить. Ведь им придется взаимодействовать с другими подразделениями, но учитывай, что первое время не обойтись без некоторого предубеждения по отношению к твоим бойцам.

— Некоторого предубеждения? — Сэм удивленно поднял брови. — С каких это пор вы стали разговаривать как заправский чиновник?

Генерал грустно улыбнулся:

— Знаешь, нас, людей, почти уничтожили, но тем не менее мы продолжаем заниматься дрязгами. Наверное, это у нас в крови. В человеке заложена и работает программа самоуничтожения, вопреки всем разумным доводам.

— Генерал… — Семен опустил взгляд в пол. — Ваши слова так тронули меня… я сейчас разрыдаюсь и, пожалуй, пойду застрелюсь, чтобы не разочаровывать вас.

— Вот стервец! — Улыбка старого вояки стала веселой.

— Так где я могу найти моих бойцов? — усмехнулся Сэм.

— Они на одном из островов архипелага Саури.

— Шикарное местечко.

— Да, — согласился Машимута. — Флаер ждет тебя.

— Спасибо, генерал. Мы еще увидимся с вами до начала операции?

— Скорее всего, уже нет.

— Ну, тогда… рад был встрече. До свидания!

— До свидания… хотя, отставить! Давай-ка еще по одной! — Он взял фляжку и стал свинчивать с нее крышку. Сэм улыбнулся и согласно кивнул.

* * *

Флаер летел на небольшой высоте. Семен сидел у иллюминатора и смотрел, как внизу проносятся знакомые острова. Как давно он тут был… больше трех лет назад.

Он уже успел позабыть, как красиво на Афродите. Хотя она и не была его родной планетой, но за долгие годы борьбы за нее стала для Сэма вторым домом.

Полет был разочаровывающе коротким — казалось, не успели подняться в воздух, как уже пошли на посадку.

На взлетном поле его встретил молодой сержант в боевом облачении, но без шлема и оружия.

— Майор Кочетов?

— Да.

— Сержант Коун. Рады вашему прибытию, господин майор. Комендант базы ожидает вас.

— Нет, — остановил его майор. — Давайте сначала решим текущие дела, а уж потом перейдем к бюрократии. Проводите меня в расположение подразделения К-1.

— Но…

— Это приказ, сержант! Свяжитесь с комендантом по «ЛКУ» и доложите о моих приоритетах. Если он будет не согласен, пусть обращается непосредственно к генералу Машимуте.

— Так точно, господин майор!

— Я рад, что мы поняли друг друга. Итак, показывайте дорогу.

Сержант привел майора к длинному ангару.

— Это здесь, господин майор.

— Где здесь? — удивился Семен.

— Подразделение К-1 дислоцируется в ангаре РД-9! — отчеканил сержант.

Майору не понравился презрительный тон солдата.

Он посмотрел на Коуна, вытянувшегося по струнке с деланным усердием, хотел что-то сказать, но передумал и вошел в ангар. Сержант остался снаружи.

— Смирно! — разнеслось под потолком помещения, освещенного большими биолампами.

Десятки ног неспешно затопали — подразделение выстраивалось перед своим новым командиром.

Дождавшись, когда затихнет гул голосов и самый последний из киборгов займет свое место, майор прошелся вдоль рядов, осматривая свое новое подразделение. Он никак не мог избавиться от чувства нереальности. Это было похоже на издевку судьбы. Киборги стояли неровными рядами, но вытянувшись как заправские солдаты. В одинаковой форме, которая, вместо того чтобы сделать их похожими друг на друга, наоборот, подчеркивала индивидуальность каждого.

Семену хотелось рассмеяться, махнуть рукой и прекратить весь этот фарс. Но он стиснул зубы, сделал над собой усилие и сказал:

— Бойцы, я — майор Кочетов, ваш новый командир. Командование поставило перед подразделением задачу, которую нам предстоит выполнять вместе.

— Да помним мы тебя, майор, мы все здесь с Ландории, — сказал кто-то во второй шеренге. — Давай, не разливай, говори по делу.

Внутренне Сэм был готов к такому ходу событий. Это не обычные солдаты, с которыми, кстати, тоже нужно иногда показывать твердую руку. Много лет эти полулюди жили по законам стаи, и простое перемещение в расположение обычных войск не могло изменить въевшихся привычек. Сэм вообще не верил, что такие привычки можно изменить, но безотказный вариант поведения в таких ситуациях знал неплохо.

— Еще одно слово вырвется из чьей-нибудь глотки без моего разрешения, — внезапно низким голосом сказал он, морщась и глядя поверх голов, — и я забью его обратно.

— Ого, — насмешливо сказал киборг в первом ряду, половину тела которого покрывала броня, сделанная из различных сегментов десантного костюма, а на предплечьях бугрились пластины, скрывающие боевые лезвия.

По шеренгам прокатилась волна перешептываний, смешков, кто-то даже присвистнул.

Было ясно, что всерьез угрозу никто не воспринял. Но Сэму это и не было нужно.

— Итак, вы теперь солдаты нашей армии. Мои солдаты! — сказал он четким, хорошо поставленным голосом, который металлическим эхом долетал до самых дальних углов помещения. — Если я скажу молчать — будете молчать. Если скажу бежать — побежите. А скажу дерьмо жрать — будете жрать! Понятно?!

Киборги довольно загоготали, поняв грубую шутку. А все тот же полуметаллический киборг из первого ряда выставил ногу вперед и снисходительно сказал:

— Значит, так, майор. Мы тут и без тебя разберемся, где и что нам жрать. Твоя задача проста — отвези нас к полю боя и ткни пальцем, кого завалить. А дальше — мы как-нибудь сами сообразим.

— Кличка? — спокойно спросил Сэм, останавливаясь напротив наглого солдата. Своего наглого солдата.

— Холод, — небрежно ответил тот, вызывающе выставив челюсть с металлической вставкой на подбородке. — Хотя я предпочитаю, чтобы меня называли «господин Холод».

Киборги вокруг радостно ржали, многие вышли из строя, чтобы посмотреть, как унижают бывшего врага, а ныне в чем-то даже и похуже — командира.

— Я помню тебя, «господин Холод», — еще более спокойно, но достаточно громко, чтобы было слышно окружающим, сказал Сэм. — Это ведь ты рылся в какой-то помойке, когда я из жалости подобрал тебя в заброшенной части Ассема? Или не ты? Да нет, все приметы совпадают: железный горшок вместо башки, тупое лицо, речь как у переделанного…

Холод сразу перестал улыбаться. Человек напротив издевался над ним. Издевался при всех. И его соратники уже недоуменно таращились, удивляясь, как он — их негласный лидер — мог позволить так о себе говорить.

— ТЫ! — вскрикнул киборг, сделав шаг вперед и с трудом сдерживаясь. — Ты мне заплатишь за эти слова. Кровью заплатишь!

— Да ну? — удивился Сэм. — Ты угрожаешь своему командиру во время ведения боевых действий? Хм, а ты храбрый киборг! Вам ведь говорили про трибунал?…

Майор изобразил на лице нечто похожее на уважение и сделал пару шагов назад, не отводя глаз от горящего ненавистью взгляда киборга.

— Оператор! — сказал он громко, поднимая руку. — Есть запись слов этого бойца с угрозами непосредственному командиру?

— Так точно! — скрежетнуло под потолком. — Прикажете отправить в спецотдел?

— Нет, погоди пока, — сказал спокойно Сэм, с усмешкой разглядывая в один миг притихнувшего Холода. — Наши новые друзья — тугодумы и не поспевают усваивать вовремя новые правила.

— Я ведь тебя прямо здесь, — тихо прошипел Холод, — еще до трибунала придушу!

— Как? — удивился Сэм. — Вам не сказали, что дежурный оператор базы не только записывает все события, но и заведует точечными лазерами? Вот они, по углам натыканы. Точность — до двух миллиметров. Хочешь опробовать?

Остатки смешливого настроения покинули киборгов.

Холод ненавидяще смотрел на командира из-под поблескивающих металлом надбровных дуг.

— Отлично! Вижу, не все мозги растерял, — снисходительная улыбка исчезла, и лицо майора стало хмурым. — А теперь встал в строй! — рявкнул он.

Когда киборг нехотя шагнул назад, Сэм оглядел своих новых солдат: те снова стояли двумя шеренгами и, казалось, гораздо ровнее, чем раньше. Дураков тут, похоже, не было.

— Вижу, — удовлетворенно констатировал Сэм, — что мы снова можем поговорить о главном.

— Солдаты! — Он повысил голос. — Перед нами поставили сложную задачу, но до того момента мы пройдем обучение тактике высадки десанта в индивидуальных капсулах. Оружие стандартное, но по желанию могут выдать любое, привычное для вас. По окончании брифинга — сможете поживиться в арсенале. Киборги зашевелились.

— Вот это дело! — выкрикнул кто-то из другого конца строя. Шум усилился, в нем слышалось удовлетворение и одобрение.

Майор обвел своих новых подчиненных суровым взглядом:

— На этом все. Увидимся в тренировочном секторе.

Он развернулся, чтобы уйти.

Киборги провожали его мрачными ухмылками. Еще Сэм прямо-таки чувствовал спиной жгучий взгляд обиженного киборга — Холода.

Разумеется, такой ситуацию оставлять было нельзя.

Настала очередь Сэма улыбаться. Только никто из подразделения К-1 не видел этой зловещей улыбки — майор спрятал ее за миг до того, как внезапно развернулся и пошел обратно.

— Но я чуть не забыл! — сказал он, обращаясь к уже расползающемуся строю. — Господин Холод обещал мне кровь пустить. Я не могу уйти от битвы с таким отважным киборгом!

Киборги сначала замерли, переглядываясь, а затем оживились: начиналось обычное, хорошо известное им представление. Драка!

— Может, ты и правда считаешь меня дебилом? — Киборг развел руками и скользнул взглядом по углам, намекая на лазеры.

— Оператор! — позвал Сэм, глядя на расплывающегося в злой улыбке Холода. — У нас тут будет учебный бой — прошу записать эти мои слова, чтобы господин Холод не боялся нанести решающий удар.

— Ты очень самонадеян, десантничек. — протянул Холод. — На тебе ведь нету твоего скафандрика, а?

— Оператор, и распорядитесь подготовить кибернетическую лабораторию, — спокойно произнес Сэм вместо ответа.

Человек был безоружен, у киборга наверняка были ножи-импланты, но майор и не думал доводить дело до того, чтобы Холод сумел их применить. Киборги не знали, на что способен профессиональный десантник без тяжелой защиты. А мог он многое.

Теперь они были в большом круге из радостно галдящих киборгов.

Холод не стал долго приглядываться и просто бросился в атаку. Его коронный удар с левой весил несколько тонн, но Сэм под этот удар не попал, нырнув под руку и зайдя своему противнику за спину.

Холод мгновенно развернулся и получил ребром ладони по лбу. Это был абсолютно бессмысленный неопасный удар, но выглядящий со стороны как откровенная насмешка. Киборги заулюлюкали, заорали, перекрикивая один другого.

Но противник был теперь рядом, и Холод быстро выбросил руку на уровне пояса, пытаясь сбить или просто блокировать майора. Десантник нанес подсекающий удар, едва не сломав себе голень, но достигнув желаемого — киборг повалился на бок. И Сэм в прыжке с разворотом двинул противника, не успевшего еще коснуться пола, ногой в грудь. Холод отлетел на несколько метров и с металлическим лязгом грохнулся под йоги своих товарищей.

Когда разъяренный киборг вскочил, майор снова стоял перед ним в трех шагах и улыбался весело и дружелюбно. Это привело киборга в еще большую ярость.

Гормоны плясали в бионитарной жидкости немыслимую чехарду, живые части тела трясла адреналиновая буря. Он выпустил из правого предплечья боевое лезвие и со страшным криком бросился в атаку. Мощно, быстро и слепо. Нужно было только один раз попасть по этому наглому майору.

Но Сэм дальше заходить не собирался.

Он прыгнул навстречу киборгу и присел, подныривая под сверкнувший клинок. Холод по инерции наклонился вперед, десантник принял на спину заваливающуюся вперед тушу из плоти, металла и пластика и, натужно крякнув, резко распрямился, одновременно поворачиваясь корпусом, приподнял Холода над полом и опрокинул огромного киборга навзничь.

С гулким лязгом тяжеленный киборг снова врезался в пол. Да так и остался лежать, ошеломленный.

Киборги вокруг взревели и вдруг затихли, поняв, что их лидер безнадежно проиграл этот бой. Полностью и безусловно.

Сэм стоял рядом с Холодом, тяжело дыша, но готовый в любой момент отскочить в сторону, если киборг решит ударить исподтишка.

Но тот поднялся, не сводя с майора мрачного взгляда, и молча отошел всторону.

— Оператор, учебный бой закончен: — сказал Сэм, потом повернулся к своему подразделению. — Сбор через пятнадцать минут в тренировочном секторе.

Он собирался сделать из этого сброда настоящих солдат.

* * *

Исследовательский комплекс был виден издалека. Здание довольно неплохо сохранилось по сравнению с окружавшими его развалинами. Купол, некогда закрытый пластинами солнечных накопителей, разрушила война, остатки разобрали жители, нуждавшиеся в источниках энергии. И сейчас от зеркальной полусферы остались лишь потемневшие перекрытия, похожие на высохшего паука.

Транспортер подкатил ко входу в здание, пехотинцы быстро спрыгнули на землю и рассредоточились вокруг машины, осматривая местность.

— Ладно, ребята, — сказал Зик, не увидев ничего опасного, — идем внутрь. Стиви, не спи тут, ты нас еще назад должен будешь отвезти.

— Есть не спать, кэп, — отозвался водитель.

— Осматривайся почаще. И не стесняйся пальнуть в то, что покажется тебе подозрительным. Если что — сразу вызывай поддержку, они знают, где мы, и примчатся быстро.

— Хорошо, капитан.

— Взвод, вперед, — скомандовал Зик.

Пехотинцы быстро преодолели три длинных пролета каменной лестницы, ведущей к зданию. Щербатые ступеньки покрывали завалы мусора, заросли травы и вездесущего мха. Над входом сиротливо висели две огромные буквы — все, что осталось от названия комплекса. Дверей не было. Монолитные стены, вздымавшиеся над головой метров на сорок, были покрыты оспинами воронок, сколами от взрывов и попаданий лазерных зарядов.

Солдаты замерли с обеих сторон от входа. Два пехотинца стояли чуть ниже на ступенях, наведя на него стволы.

— Завадский, нам можно войти или так и будем здесь торчать, выполняя фигуры, как на показательных учениях? — спросил Зик.

— Сейчас, кэп, — отозвался пехотинец, стоявший рядом со входом. Быстро сунул ладонь с растопыренными пальцами в проем. Затем доложил:

— Визуального контакта не установлено, можно входить.

— Так-то лучше, — проворчал Зик. — Заходим. Пехотинцы начали по двое проникать в помещение.

Зик вошел последним, сразу за Асом. Оказавшись внутри, он осмотрелся.

Посередине обширного холла находился высокий фонтан. Сейчас он был покрыт ржавыми подтеками и мхом. Свет проникал сверху, сквозь остов купола, оттеняя мраморные терраски, по которым раньше сбегала вода.

— Ты смотри, как тихо, — произнес капитан. — Хотя, может, это и хорошо. Завадский, ну-ка, просканируй тут все на предмет ловушек и прочей гадости.

— Есть, — ответил десантник и принялся за работу. На предплечье, где у других скрывались боевые лезвия, у Завадского были встроены комплексы сканеров. Пехотинец открыл панели и запустил программу.

Пока он работал, десантники держали территорию под прицелом.

— Ас, думаешь, тут есть что-нибудь? — отчего-то шепотом спросил Зик.

— Даже не знаю. Если честно, то не уверен.

— Ну, ничего, проверим. Хоть какое-то развлечение. — Капитан тихонько хохотнул.

— Хорошо, если так.

— Капитан, все чисто, — доложил Завадский.

— Отлично! Пошли, ребята.

Десантники пересекли холл лаборатории, вошли в рабочие помещения и сразу рассеялись, перекрывая каждый свой сектор стрельбы.

Вокруг было тихо.

Зик еще раз огляделся по сторонам.

— Разбились на двойки и приступили к осмотру, — скомандовал он. — Увидели что-то, напоминающее лифт, сразу доложили. Возможно, он будет замаскирован. Ясно?

— Да. Так точно. Ясно, — раздались отзывы.

— Лифт предположительно должен вести на подземные уровни, так что, скорее всего, верхние этажи нас не интересуют. Но если будет нужно, проверим и их. Ас, идешь со мной, — продолжал капитан. — Завадский, остаешься на месте и проводишь постоянное сканирование. Бурков — прикрываешь его.

— Понятно.

— И не забывайте, — добавил капитан, — мы ищем мастерскую Зодчих, а не ягоды в лесу.

Десантники по двое разошлись по комплексу.

Ас шел рядом с Зиком. Они заглядывали в кабинеты, прикрывая друг друга, вжимались в стены и не позволяли себе расслабляться, хотя вокруг никого не было.

Постепенно пехотинцы углубились в комплекс, осматривали его, стараясь не разбредаться, и проходили сектор за сектором.

Десантники негромко переговаривались между собой.

— Интересно, что они тут изобретали?

— Да, ладно… неужто и правда интересно?

— Не то чтобы очень… так просто спросил. О! Смотри, слайд-журнал с девочками!

— Ну, возьми его себе, будет чем заняться вечером. Ас не знал этих ребят, но уже почти мог различать их по голосам. Того, что нашел журнал, звали Вик, ответившего — Микка.

— Я лучше Томико навещу. Она сегодня не на дежурстве, — хмыкнул Вик.

— Не выйдет, — включился в их беседу третий голос. — Когда я уходил от нее сегодня утром, она сказала, что и вечером меня ждет. Так что бери журнал.

— Чего?! — возмутился Вик. — Поговори еще у меня! Я тебе, Соммерсон, голову оторву.

— Слушай, Микка, твой напарник свое чувство юмора в кармане, что ли, носит?

— Он проиграл его в карты, — весело отозвался тот, — причем еще в детстве.

Все дружно захохотали. Даже Ас улыбнулся — пока ехали, он успел узнать, что Вику катастрофически не везло в карты, и это часто служило поводом для шуток и подколов.

Ас слушал их перепалку краем уха, пока шел по коридору, потом заглянул в очередной кабинет под прикрытием Зика.

Повсюду было одно и то же: заброшенные рабочие места, разбитая техника, разный офисный мусор вперемешку с покореженными испытательными установками и развороченными стендами. Кое-где на стенах еще висели кристаллические доски, на которых остались фрагменты недописанных формул. На полу валялись личные тетради и порванные вещи бывших работников лаборатории.

— Зик, я был тут и никакого лифта не видел, — сказал Ас.

— Сам же знаешь, что он может быть замаскирован. И тогда ты просто осматривал помещение, а сейчас мы знаем, что искать. Ничего, время есть, поищем.

— Капитан, — неожиданно раздался в наушниках встревоженный голос Завадского.

— Что?

— У меня с приборами что-то происходит.

— Всем внимание! — приказал Зик. На тактическом экране шлема у него отображался план помещения, вырисовывающийся по мере того, как десантники обследовали его. Солдаты отображались на экране яркими синими точками, которые сейчас остановились, подчиняясь приказу командира. — Что там у тебя с приборами?

— Я не понимаю, сканеры отказали, по всем спектрам нулевые показания. Идут какие-то помехи.

— Какие помехи?

— Не знаю.

— Стиви, как у тебя обстановка?

Ответа не последовало.

— Стив, сержант, отвечай! — Водитель транспортера не отозвался.

— Так, ребята, собираемся! — В голосе Зика не было тревоги, лишь небольшое волнение.

На его тактическом экране синие точки снова стали двигаться — десантники начали стягиваться к командиру.

Тут со стороны входа раздался глухой взрыв. И почти сразу за ним выстрелы.

— На нас напали! — раздался крик Буркова. — Они взорвали Стива!

Зик с Асом сразу побежали.

— Что там у вас?! — запросил капитан.

— Капитан! — завопил Завадский. — Нас окружили! Они повсюду!

— Кто окружил?! Завадский! Бурков!

Но они не слышали его. В наушниках раздавались крики десантников, уже ведущих бой:

— Бур, слева! Двое! А-а-а, тварь…

— Зейди, пригнись… не подпускай их!

— Бл…ский сканер! Бур, у меня же нет лезвий…

— Прикрой, я перезаряжаю! Капитан, где вы?! Зейди, сзади!

— Держитесь, мы близко! — крикнул Зик.

Стрельба не смолкала ни на секунду — судя по всему, бой был жаркий. Но на десантников, бегущих на помощь своим товарищам, никто не нападал. Комплекс вокруг них был по-прежнему пуст.

На тактическом экране Зику было видно, как параллельно с ними бегут его ребята. За следующим поворотом они объединились с двумя другими группами, еще одна чуть отставала.

— Капитан, что происходит? — спросил один из десантников.

— Сейчас узнаем.

Они почти добрались до места схватки.

— Капитан… где же вы?!…У меня… нет… лезвий… Бур уже работает ими. — Завадский говорил с паузами, а из холла впереди слышались отрывистые выстрелы, в такт его словам.

— Мы уже здесь!

Десантники выбежали в коридор, ведущий к холлу, и смогли увидеть, что там происходит.

Два их товарища отбивались от нескольких десятков переделанных. Завадский стоял рядом с фонтаном и непрерывно стрелял, поворачиваясь в разные стороны, постоянно меняя цели. Бурков перешел в рукопашную. Он пронзил одного врага, рассек пополам второго, встретил третьего ударом ноги, отправив его в других нападавших. Холл наполнился криками раненых и умирающих, лучи вечернего солнца, проникавшие сквозь проломы в стенах, раскрашивали фонтан и витавший вокруг сизый дым, медленно поднимающийся вверх, в багровые цвета.

Нападавшие появлялись откуда-то сверху, по всей видимости спрыгивали с верхних этажей. Их было очень много, и они все прибывали.

— Ни хрена! — не удержался один из десантников от удивленного возгласа.

Завадский уже не мог держать противников на расстоянии, заряды в магазине закончились, а перезарядить ему не дали, и десантнику пришлось использовать винтовку как дубину.

Ас удивился тому, как было много переделанных. Уже давно он не видел их в таком количестве. Но задуматься об этом не успел, потому что через секунду они вступили в бой.

Ас бежал рядом с Зиком, и в схватку они включились одновременно.

Выскочив из коридора, десантники открыли шквальный огонь по врагам. разметав их.

Плотной группой они пробились к фонтану, где сражались их товарищи, и заняли круговую оборону.

— Вы вовремя, капитан, — сказал Завадский. Забрало его шлема было покрыто трещинами. Броня местами помята, вся перепачкана в крови.

— Я всегда вовремя, — ответил Зик. — Не расслабляться! Они снова наступают!

Вторая волна нападавших состояла только из переделанных. Сражение стало походить просто на расстрел живого мяса. Только враги оказались удивительно живучи, они лезли со всех сторон, спрыгивали со второго и третьего этажей, появлялись из всех коридоров, даже с улицы.

Их было очень много.

Некоторым удавалось прорваться сквозь плотный поток плазмы, но их тут же добивали ударами лезвий. Вокруг десантников образовалась баррикада из трупов.

— Эй, Ас, я думаю, это можно считать подтверждением твоих сведений, — сказал капитан, не прекращая стрелять. — Перезаряжаю! Такое впечатление, что нас здесь ждали.

— Ага, — согласился Ас, всаживая заряд в очередного переделанного, — Только лифт мы так и не нашли.

— В следующий раз. Надо убираться отсюда. Зейди, есть связь с базой?

— Нет, капитан, — ответил Завадский.

— Вот и у меня нет. Они чем-то глушат наши сигналы. Суки! — процедил Зик и выпустил очередь в толпу врагов. Ударом приклада разбил голову прорвавшемуся к нему переделанному, пинком отшвырнул еще одного, добив его несколькими выстрелами, переключился на следующего.

— Взвод! Пробиваемся к выходу, пора линять из этого тира, — приказал капитан.

В этот момент с верхних этажей в сторону десантников полетели небольшие продолговатые предметы. Несколько попали в чашу фонтана, другие покатились солдатам под ноги.

— Гранаты!

Ас не разобрал, кто кричал это слово вместе с ним, но несколько голосов прозвучали одновременно.

Десантники бросились врассыпную, подальше от фонтана. Они вломились в гущу врагов, одновременно закрываясь ими.

Следопыт врезался в переделанных. Ударами винтовки, локтей и ног он расшвырял их. Под ногами валялись трупы, пол покрывала кровь, он наступил на чье-то тело и упал. И в следующую секунду здание содрогнулось.

Несколько взрывов слились в один. Взрывной волной всех, кто был в холле, раскидало в стороны. Фонтан разлетелся острыми осколками. Они рассекали и ломали тела переделанных, пробивали их насквозь, отрывали руки, ноги, головы, вырывали куски плоти. Десантникам тоже досталось: осколки мрамора корежили доспехи, оставляя на них глубокие вмятины и рваные борозды. Одному из солдат камень пробил забрало и размозжил голову. Еще у одного заклинило левый рукав бронекостюма, у третьего был поврежден коленный узел.

В холле висело облако пыли и дыма. Кое-где вспыхнул огонь.

На Аса упало несколько мертвых переделанных. Один ткнулся лицом прямо в забрало шлема, и Следопыта передернуло от вида обнажившихся зубов: мясо из щеки было вырвано, рана и вытекающий глаз были прижаты к экрану. Монитор перепачкало кровью.

Ас сбросил тела и поднялся на ноги.

Из клубов пыли появился силуэт. Огромный тесак с силой ударил Аса в грудь. Доспехи выдержали, но Следопыт не смог устоять на ногах и грохнулся на спину. Падая, он выставил винтовку и выстрелил в нападавшего. Тот вскрикнул, когда плазма попала в него, свалился на пол и завыл, извиваясь от боли.

В рассеивающемся дыму появились новые враги. Киборги напали сверху, набросившись на разделенных десантников. На каждого солдата приходилось по несколько врагов. Ас не успел подняться, как на него набросился следующий противник, но тут же был сметен зарядами плазмы.

— Ты что, не выспался? Хватит валяться, поднимайся! — В покрытых седой пылью доспехах, Зик стоял рядом и отстреливал появлявшихся киборгов, давая Асу время встать на ноги.

Врагов становилось все больше. Киборги были быстрее и сильнее переделанных, и вскоре снова началась рукопашная. Ас оказался рядом с Завадским и капитаном.

— Старайтесь пробиться друг к другу и группами выходить из здания, — отдавал Зик приказы. — Делаем ноги, ребята.

— Капитан, у меня кончаются заряды, — сказал Завадский, стреляя короткими очередями. Ас насадил ближайшего к нему киборга на лезвие, приставил плазморез к его лицу и выстрелил, одновременно выдергивая клинок из тела врага. Потом сделал несколько шагов назад, достал один из двух оставшихся магазинов и бросил к ногам Завадского.

— Зейди — под ногами! — крикнул он и выставил перед собой винтовку, парируя удар топора.

В наушниках слышались короткие фразы и ругательства других десантников, ведущих схватку по всему холлу.

— Отходим, — сказал капитан. — Завадский, расчищаешь путь, мы прикрываем. Ас, держи правую строну, Зейди — тыл, я — слева.

— Понял, кэп, — отозвался десантник.

Ас и так был справа, только теперь он стал пятиться назад, лишь сдерживая противника, а не пытаясь его отбросить.»

Они обошли воронку в полу, оставшуюся на месте фонтана. К ним присоединились еще трое десантников. Один припадал на ногу — поврежденное колено бронекостюма не желало разгибаться.

— Бурков, мы сейчас расчистим тебе дорогу, бегом к нам, потом Вик и Микки, — сказал капитан. — Завадский, Соммерсон, давайте сделаем для них коридор. Остальные прикрывают нас.

В этот момент по ним открыли огонь из импульсников. Невидимые заряды сбивали солдат с ног. Они не могли сильно повредить броню, тем более на таком расстоянии, и десантники быстро вставали и снова вступали в бой, но тем не менее врагам удалось вновь разделить их.

После очередного импульса на десантников со всех сторон полетели крюки, прикрепленные к длинным цепям. Когда они цеплялись за бронекостюмы, киборги резко дергали за цепи, сваливая десантников на пол и растаскивая в стороны.

Первым свалили Буркова, сражавшегося в одиночку.

— Пусти, сука! — заорал он и выстрелил в ближайшего киборга, потом в цепь, расплавив ее. Но подняться ему не дали. Несколько киборгов и переделанных насели на него.

Потом упали Вик и Микки.

Крюки летели со всех сторон. Цепи звенели, ударяясь о броню. Десантники пытались отстреливаться, но не успевали. Через несколько минут все оказались на полу.

Киборги перешли в атаку. С победными воплями они набрасывались на поверженных солдат. Те пытались остановить врагов выстрелами и ударами лезвий, но безуспешно.

— Слезь с меня, тварь!

Ас узнал голос Соммерсона.

— Микки, Микки! — кричал Вик. — Они убили Микки! Сволочи! Я уничтожу вас всех…

— Получи! А-а-а…

— Они сейчас вскроют мою броню! Помогите мне! Капитан!

— Я сейчас, сейчас, держитесь… — Кажется, это был Зик.

В мешанине воплей Ас уже не разбирал, кто и что кричит.

Иногда у кого-то из десантников получалось подняться и даже сбить нескольких киборгов с товарищей, но в скором времени его вновь отправляли на пол.

Визг виброножей, взрезающих бронекостюмы, противным эхом разносился по холлу.

Аса тянули сразу три цепи, два крюка держали его за плечо и один за ногу.

— А! Зодчий тебя раздери! — вопил он, пытаясь высвободиться. Его скинули в воронку посреди холла. Из-за края выскочили переделанные. Он снял двух очередью, и заряды закончились. Третий запрыгнул ему на грудь, замахнувшись похожим на клюв птицы топором, Ас ударил противника винтовкой, сбросив с себя. Его по-прежнему тащили, ноги уже были вверху, у края воронки. Ас пытался зацепиться за что-нибудь руками, и ему удалось схватиться за тонкую арматуру. Сильный удар по голове почти вырубил сознание. Следопыт взмахнул рукой, но ни в кого не попал. Армированная нога киборга врезалась в забрало шлема. Удары посыпались со всех сторон. Ас пробовал отбиваться одной рукой, а второй держался за железный прут. Перед глазами плыло, в голове шумело. С каждым ударом тьма в глазах сгущалась.

— Зик… — прошептал он из последних сил, потом пальцы разжались.

— Ас, ты где? — Зику удалось встать на одно колено, упираясь рукой в пол. На нем висело несколько киборгов. Один тянул сзади за шею, другой держал руку с винтовкой, третий бил виброножом по голове. Рядом с капитаном сражались еще двое десантников, они отбивались от насевших врагов.

Зик резко распрямился и завалился назад, придавливая киборга. Свободной рукой он врезал противнику, блокирующему руку с винтовкой, проткнул лезвием клинка третьего. Парировал удар виброножа, взрезавшего броню на локте, и смог наконец подняться.

Около десятка киборгов сразу набросились на него. Капитану пришлось бросить плазморез и включить второе лезвие. Зик яростно отбивался от атакующих. Насадил одного на лезвие, следующего встретил ударом кулака, размозжив тому лицо. Выдернул клинок из тянущего его вниз тела, сделал широкий замах обеими руками, очертив вокруг себя дугу. Острый металл пел, рассекая воздух и плоть…

Зик попытался пробиться к кому-нибудь из своих, но ему не давали этого сделать. Постепенно его оттеснили в глубь холла и снова попытались накинуть крюки, но капитан уходил от них, отбивая лезвиями или просто уклоняясь. Сзади раздался выстрел из импульсного пистолета, и мощный толчок в спину швырнул его вперед. Зик пролетел несколько метров, тяжело упал, проехал по инерции еще немного и свалился в воронку.

Он поднялся, хотел выбраться наверх и почти сделал это, но тяжелый бетонный обломок, брошенный кем-то из киборгов, врезался ему в шлем и заставил снова отлететь назад. Оглушенный Зик не сразу смог подняться.

Когда он пришел в себя, то увидел, что тактического экрана больше нет, вместо него зияет дыра с острыми, сочащимися жидкостью краями. Несколько кусочков забрала попали в рот, и Зик их выплюнул.

— Вот, значит, как, — упорно пробормотал он и, зарычав как животное, попытался выбраться снова.

В этот раз в него кинули телами переделанных. Врезавшись в десантника, трупы сбили его с ног и упали рядом.

В этот момент Зик заметил нескольких киборгов на втором этаже. Они что-то кинули в его сторону. Капитан быстро поднял голову — в него летели несколько продолговатых предметов. Отшвырнув придавившие его трупы, он смог быстро подняться и отбить один из цилиндров, разрубив на две части. Длинный язык оранжевого пламени выплеснулся из рассеченного корпуса. Огонь лизнул склон воронки и остался на лезвии шипящим и капающим огненным пятном. Киборги завопили и бросились в стороны, когда пламя метнулось в их сторону. Двое стали кататься по земле, стараясь загасить горящую одежду. Никто не спешил им на помощь, опасаясь, что огонь перебросится на них.

Несколько капель жидкого пламени попали на трупы у ног капитана, и те загорелись, извергая черный чадящий дым.

Под второй снаряд десантник подставил локоть, а третий ударился о шлем. Разбившись о броню, они мгновенно превратили Зика в живой костер.

Он дико закричал, когда огонь лизнул его в лицо, через разбитое забрало. Горючая жидкость тягучей смолой стекала по шлему и капала внутрь. Ее ручейки сбегали по бронекостюму, заползая в каждую щель.

От боли Зик не видел, что творится вокруг. Но в любом случае киборги окружили его и держались на расстоянии.

Десантник стал срывать шлем. Его перчатки и рукава горели. Он судорожно сбрасывал с себя доспехи.

Через несколько минут он стоял, тяжело дыша, с обожженными руками и лицом, над грудой горящих ярким пламенем доспехов. От прожженной в нескольких местах одежды шел дым, тонким слоем окутывавший капитана, а вокруг воронки столпились и наблюдали за ним киборги.

— Остынь, — коротко бросил один из них.

Остальные загоготали. У киборгов в руках были лазерные разрядники, Зик каждую секунду ждал выстрела. Он не знал, кто из его людей остался жив, но поскольку звуков борьбы не слышалось, то выводы напрашивались сами собой. Кто-то подошел сзади, десантник не успел обернуться — его ударили по затылку, и он потерял сознание.

В себя он пришел, когда его, связанного, бросили на гравитележку, стоявшую недалеко от входа, рядом с горящим бронетранспортером. Потом туда же погрузили двух десантников, прямо в броне, но скованных. Плечо одного из десантников было изрублено виброножом, зеркальное забрало покрыто трещинами, по самодельному рисунку на пластинах брони капитан узнал Соммерсона. На втором вообще не было знаков отличия, такой костюм принадлежал Асу.

Вскоре киборги тоже загрузились. Пятеро забрались в кузов, расселись по лавкам вдоль бортов, и лицо лежащего на боку Зика оказалось возле металлических ног одного из них. Капитан чуть приподнял голову и искоса посмотрел на киборга. Он тоже смотрел на десантника. Это был тот самый, что велел Зику «остыть». Их взгляды встретились, и капитан увидел, как блестят злобой и ненавистью глаза киборга в вечерних сумерках.

Короткий и сильный удар ногой в лицо заставил Зика застонать от боли и перевернуться на спину. Он чувствовал под плечом броню Аса, из разбитых губ и носа текла кровь, наполняя рот привкусом железа.

Киборги засмеялись. Все, кроме ударившего. Он скривил лицо в злобной мине и отвернулся. Тележка дернулась и тронулась с места, постепенно набирая ход.

* * *

Семен сидел у себя в каюте, облаченный в боевые доспехи, шлем лежал на столе, на коленях покоилась плазменная винтовка. Его организм только что получил очередную дозу пустоты, или вечности, как кому больше нравилось думать, — корабль вышел из ПТ пространства.

Коммуникатор на столе засветился синим огоньком вызова. Майор нажал клавишу ответа, и на экране показалось лицо вахтенного офицера.

— Господин майор, корабль вышел из ПТ пространства, — зачем-то сообщил он, как будто это можно было не почувствовать. — Вас ждут в отсеке предстартовой подготовки.

— Хорошо, спасибо, — ответил Сэм и отключил коммуникатор.

Поднялся, взял в одну руку шлем, в другую винтовку, постоял минуту, оглядывая каюту, словно проверяя, не забыл ли чего. Хотя забывать было нечего. Все его личные вещи помещались в небольшую полевую сумку, которую он оставил на Афродите.

Он грустно улыбнулся и вышел из каюты.

На подходе к грузовому отсеку его догнал помощник капитана.

— Мы вышли к Олимпу, через полчаса будем на орбите, — доложил он. — Столица и, соответственно, зона высадки находится на дневной стороне. Правда, уже близится вечер, но приземлитесь вы еще засветло.

— Значит, успею закатом полюбоваться, — ответил майор.

— Это как раз вряд-ли.

Сэм посмотрел на молодого офицера, вопросительно вскинув брови.

— Метеориты взрываются при столкновении с поверхностью и поднимают в воздух тучи пыли, а ветер подхватывает ее и разносит, так что видимость не очень.

— Ясно. Значит, не полюбуюсь, — безразлично сказал Семен.

— Не расстраивайтесь, — подбодрил космолетчик, — пыль оседает быстро — ветер же и разгоняет. Через каких-нибудь полчаса после прекращения метеоритного дождя можно будет каждую звездочку на небе разглядеть.

— Это хорошо, а я уж было подумал, что вечеринка не удастся.

— Вы все шутите.

Майор хлопнул его по плечу, рукой в перчатке, наверное, чуть более сильно, чем хотел. Парень поморщился, но промолчал, а Сэм сказал:

— Если ко всему серьезно относиться, жизнь станет настолько скучной, что останется только застрелиться. Мы с тобой живем во времена перемен, нам сама судьба велела веселиться.

Они уже вошли в отсек предстартовой подготовки.

Подразделение К-1 в полном составе собралось у десантных капсул. Киборги стояли кучками и разговаривали между собой, тут и там раздавались взрывы смеха. Сэм прошел к ним, веселье сразу поутихло, бойцы развернулись и перевели взгляды на своего командира.

К нему подошел Санта — киборг, которого Семен назначил своим помощником.

— Подразделение готово к погрузке, майор.

Сэм еще раз обвел их взглядом. Проверять экипировку было бессмысленно — киборги использовали ее на свое усмотрение, предпочитая свои имплантаты. От скафандров отказались все до одного.

— Наличие и исправность дыхательных масок и оружия, внешнего и встроенного, проверили? — спросил он у помощника.

— Так точно, — ответил тот.

Семен почувствовал себя неловко, как будто недобросовестно выполнил свои обязанности.

— Значит, приступить к погрузке.

— Есть, приступить к погрузке, — ответил Санта и повернулся к остальным. — По местам, уроды! Приступить к погрузке!

— Сам урод, — отозвался кто-то.

Киборги потянулись к десантным капсулам, негромко переругиваясь и подшучивая друг над другом.

Засуетились техники, до этого терпеливо ожидавшие в стороне. Они помогали бойцам подразделения К-1 устроиться в ИДК — индивидуальных десантных капсулах, притягивали их компенсационными сетками, захлопывали прозрачные углегласовые крышки и подавали знаки операторам погрузчиков, чтобы те переправляли яйцеобразные модули в стартовый отсек. Лапы погрузчика поднимали капсулы и переносили их, устанавливая на пусковую направляющую.

Сэм стоял в стороне и наблюдал, как идет погрузка.

К нему подошел один из техников:

— Вас просят надеть шлем, на связи центральная диспетчерская.

— Угу, спасибо, — ответил Семен и надел последнюю деталь своего бронекостюма.

В наушнике сразу раздался женский голос:

— Здравствуйте, Семен. Меня зовут Наталья, я буду вашим оператором на выброске.

— Здравствуйте. Мы почти готовы.

— Хорошо. Пока все идет по графику.

— Замечательно.

Последний из киборгов забрался в капсулу. Пришла очередь Сэма.

Он подошел к предназначенной для него ИДК и залез внутрь. Площадка под ногами подняла его вверх, техник подвесил майора в компенсационную сетку, и площадка снова опустилась. Семен оказался подвешенным на упругой сети, сегменты которой чутко реагировали на изменение нагрузок и компенсировали их.

Крышка капсулы закрылась. За углегласом продолжалась работа. Техник заканчивал процедуру подготовки. Потом хлопнул по стеклу рукой, ободряюще кивнул майору, посмотрел куда-то вверх, вытянул руку, показывая большой палец, и отошел в сторону. На Сэма накатило легкое чувство страха. Ноги стали будто ватные, живот скрутило… он давно не испытывал подобного. Система вентиляции обдувала лицо прохладным ветром. Майор облизал губы и почувствовал вкус соли от выступившего и успевшего высохнуть пота.

Лапы транспортера клацнули, захватив капсулу. Механизм погрузчика загудел, поднял и потащил свою ношу в предназначенную для нее ячейку. У Сэма перехватило дыхание, когда капсула, раскачиваясь, прошла над площадкой предстартовой подготовки. Техники, сбившись в кучу, провожали его взглядами.

Он сглотнул подступивший к горлу комок и взял себя в руки. Почти три года штабной службы расслабили его, но пришло время собраться и вновь быть готовым действовать.

Транспортер занес капсулу встартовый отсек и установил в ячейку на пусковой направляющей. Сэма жестко мотнуло. Пшикнула пневматика зажимов, закрепив кабину в пазах. Он был последним на погрузке, ждали только его.

— Обойма ИДК заряжена, — сказала Наталья на общем канале. — Готовность — ноль.

— А ничего у нее голосок, приятный, — сказал кто-то из киборгов.

— Ага, я бы с ней поразвлекся, — подхватил другой. — Наверняка стонет она просто шикарно, с таким-то вокалом.

— Я тоже не прочь — как вернемся, в гости заглянем…

Оператор их слышала, но никак не реагировала.

Сэм тоже не считал нужным одергивать их. Пусть поговорят.

Майор посмотрел по сторонам — справа и слева были укреплены такие же капсулы, в которых находились солдаты его подразделения… киборги.

Как только отошел транспортер, заработали сигнальные маячки, отбрасывая тревожные красные всполохи.

В соседней с ним капсуле находился Холод. Он смотрел на Сэма и ухмылялся за стеклом своего модуля, словно чувствуя его страх. Майор отвернулся и обозлился сам на себя — он, в конце концов, опытный десантник, а не безусый юнец, только что закончивший учебку.

Створки шлюза медленно закрывались, отделяя стартовый отсек от остального корабля.

— Приготовились, — раздался в наушнике голос Натальи. — Внешний шлюз открыт.

Тут же створки начали расползаться в стороны, воздух со свистом устремился наружу. Потом стало тихо.

Сэм смотрел, как под ним проплывает окутанная облаками планета. На поверхности можно было различить контуры материков, горные пики в снежных шапках, небольшие голубые пятна местных морей. Необычайная красота на миг заставила забыть обо всем, не было ни страха, ни волнения, только немое восхищение.

Голубые отсветы планеты смешивались с красным светом маячков, феерически раскрасив внутренности десантного модуля.

— Ребята, еще кому-нибудь страшно или только мне? — раздался в наушниках голос одного из его подчиненных.

— До усрачки, — подтвердил другой.

— Эй, командир, а в этом лифте сортир есть? — Голос киборга слегка дрожал. Семен еще плоховато знал своих бойцов — он успел только запомнить имена и некоторые технические и боевые особенности каждого, поэтому не узнал говорившего по голосу.

— Тебе зачем, Рейми? — Это уже был Санта. — В штаны привычней!

— Точно, валяй прям так, — подхватил еще кто-то, — а в атмосфере все зажарится и само отвалится.

— Главное, самому вместе со своим же дерьмом не зажариться, — мрачно прокомментировал четвертый голос.

Разговор как-то сразу оборвался, и больше желающих поострить не нашлось. Сэм понял, что, какими бы храбрыми или безумными ни были его бойцы, сейчас им не по себе. Но как ни странно, его собственная слабость исчезла, улетучилась без следа, на смену ей пришел деловой суровый настрой.

— Внимание, входим в зону метеоритного потока, — сообщила оператор.

Первые куски «космического щебня» показались Сэму маленькими камешками. Они лениво летели вниз и вспыхивали короткими оранжевыми огоньками в атмосфере планеты. Затем, по мере того как корабль входил глубже в поток, метеоры становились крупнее, они уже не казались мелкими, а были похожи на обломки скал, которые неведомый великан швырял в планету.

— Выходим на точку выброса, — комментировала оператор.

У Сэма на тактическом экране шлема, синхронизируясь с реальной картинкой, появилось цифровое изображение материка. Зеленым замигал контур города, чуть в отдалении, красным — место десантирования. Семену, казалось, что это было прямо под ним. Было видно, как над городом и вокруг него постоянно мигают мелкие вспышки — противометеоритная защита сбивала прорвавшихся сквозь атмосферу непрошеных гостей.

Тем временем поток метеоритов становился все более интенсивным. Глыбы чередовались со средними и мелкими экземплярами, и все они неслись к Олимпу, как сперматозоиды к яйцеклетке. Корабль задрожал — заработали бортовые орудия, расчищая путь и распыляя метеоры.

— Приготовьтесь, ребята, — обратный отсчет. Пять, четыре…

Сэм напрягся.

— …три, два…

Он не мог оторвать взгляда от плывущей внизу поверхности. В ушах заложило, затылок закололо холодными иголками.

— …один. Отстрел!

Реактивные заряды с визгом отшвырнули капсулы от корабля. И они, выпустив стабилизаторы, с огромной скоростью устремились к Олимпу.

Семен не выдержал и зажмурил глаза, потом усилием воли заставил себя их открыть.

Он летел ногами к поверхности. Рядом с ним неслись метеориты и остальные модули.

— Удачи вам, ребята, — напутствовала оператор. — Мы будем ждать вашего сигнала.

Ей никто не ответил, да она этого и не ждала. Сэм даже не разобрал, что она говорила, так были напряжены нервы.

Первые потери начались еще до того, как капсулы вошли в атмосферу.

Запрограммированные стабилизаторы направляли аппараты под нужным углом. Встроенные в корпус датчики сканировали пространство вокруг десантного модуля и подавали сигналы на стабилизаторы, корректируя курс и затем снова выводя на заданную траекторию.

Но метеоритов было слишком много, от всех невозможно было уклониться. В одну из капсул врезались сразу два камня, раздробив ее в щепки.

Затем еще две разлетелись на куски. Киборги гибли, не успев даже вскрикнуть.

Но настоящая свистопляска началась, когда модули вошли в атмосферу. Их сразу охватил огонь. Обшивка начала раскаляться. Аппараты стали плохо слушаться управления.

Метеориты пламенными шарами с визгом проносились рядом. Капсулы сталкивались с ними и друг с другом, несколько модулей были прошиты насквозь, и пламя, бушевавшее вокруг, ворвалось внутрь, заживо сжигая пассажиров. Потом одной из капсул повредило стабилизаторы, она развернулась и пошла вверх и в сторону.

Киборг, находившийся в ней, дико заорал.

— Меня уносит! Эта проклятая коробка летит не в ту сторону! Помогите мне!

В следующую секунду аппарат взорвался от прямого попадания огромного куска раскаленной породы.

Сэм слушал, как кричат и просят о помощи погибающие, но сделать что-либо был не в силах… Он больше не мог выносить зрелища языков пламени, лижущих стекло его десантного модуля, и сосредоточился на тактическом экране.

Псевдообъемное изображение показывало увеличивающуюся красную точку места высадки и синие капельки десантных капсул, приближающихся к ней. Этих синих капель с каждой минутой становилось все меньше и меньше. К тому же их разносило в разные стороны, некоторые уже вышли за пределы зоны высадки. Сэм ничего не мог с этим поделать, все было во власти автоматики. Она сама выбирала оптимальный курс — максимально приблизиться к заданной точке, с поправкой на безопасность десантирования.

Снаружи гудел огненный шторм, по экрану пошли помехи.

На несколько минут связь почти прекратилась, голоса были едва слышны, затем настал миг оглушающей тишины, и сквозь закопченное стекло Сэм увидел, как стремительно приближается поверхность.

Редкие метеориты, которым все же удалось прорваться через атмосферу, взрывались, врезаясь в землю, и оставляли неглубокие воронки.

С высоты он увидел город, окруженный кольцом гор. Импульсные орудия отрабатывали пространство над окрестностями в радиусе десятка километров. Звуки взрывов на таком расстоянии казались тихими хлопками.

Смотреть, как ты с бешеной скоростью несешься к земле, невыносимо. Гул огня, окружавшего капсулу в верхних слоях атмосферы, сменился завыванием ветра. За аппаратами тянулись длинные дымные хвосты.

Сэм определил приблизительную точку своей посадки. Он оказался почти в центре заданной зоны. Поверхность покрывал слой пыли, размывавший контуры ландшафта. И каждый новый прорвавшийся к земле метеорит добавлял свое пыльное облачко.

— Санта, ты жив? — спросил Семен.

— Жив, командир, — отозвался помощник.

— Далеко от зоны высадки?

— Почти за пределами, в сторону города.

— Как приземлишься, собирай вокруг себя группу. Внимание всем! Две точки сбора, одна у Санты, вторая у меня. Запустите на своих «элках» режим слежения и авторизуйтесь на одного из нас — кто ближе.

— Майор, меня отнесло почти к самому городу, может, я вас тут подожду? — спросил один киборг.

— Отставить! — Семен еле сдержался, чтобы не заорать на него. — У кого проблемы со слухом, повторяю: я отдал приказ — следовать ему.

Он нашел на тактическом экране синюю точку, самую близкую к городу, потом поискал модуль глазами. Обнаружить капсулу было довольно трудно, но ему это удалось. Киборга действительно далеко отнесло, но Сэм не собирался ходить и подбирать каждого по отдельности.

— Да ладно, командир, — начал оправдываться киборг, — я просто хотел как луч… А-А-А-А-А!

Синяя точка исчезла с экрана, а в небе на месте капсулы распустился цветок взрыва.

— Майор! — завопил еще один киборг. — Это Барсов, я видел, как взорвался Ловец! Его сбили импульсом! По мне тоже чуть-чуть не попали! Я недалеко от него! Майор!

— Заткни пасть, Барсов! — вклинился в разговор Санта. — Чем он тебе поможет?

— Да пошел ты, Клаус! По тебе не палят из пушек!

— Я в сотне метров от тебя, урод! — ответил помощник командира.

— Где? — спросил Барсов.

— Тебе ручкой помахать? — огрызнулся Санта.

Сэм представил, как киборг начал озираться по сторонам, выискивая глазами капсулу Санты, в поисках хотя бы моральной поддержки — в компании и погибать не так страшно.

— Барс, я тоже недалеко, — отозвался еще один киборг.

— А, да, я вижу, — уже более спокойно сказал киборг, в его голосе слышалось облегчение.

Капсулы были еще довольно далеко от поверхности, и реальная высота ощущалась не так сильно. Но чем ближе становилась земля, тем труднее было сдерживать свои эмоции.

— Не думал, что будет так страшно, — высказался кто-то.

— Да. За такое нужно больше платить. -Ты сначала доживи до возвращения, потом и премию попросишь, — хмуро прокомментировал тот же голос, что перед выбросом своей мрачной фразой прекратил подобные разговоры.

Сейчас эффект был почти такой же. Все разом замолкли, потом один все же высказался:

— Умеешь же ты, Ворон, настроение поднять.

— А я не девка, чтобы тебе его поднимать, — без тени эмоций отозвался тот.

В этот момент под ногами Сэма зашипела система торможения, и капсула начала замедлять свое падение. Зона поражения системой ПВО была почти пройдена, генераторы помех хорошо справились со своей задачей. Большинство аппаратов вошли в зону торможения одновременно.

Метеориты стали догонять их и проноситься мимо с бешеной скоростью.

— В меня попал этот долбаный булыжник! — почти сразу закричал один из киборгов.

Сэм вздрогнул от неожиданности, когда прямо рядом с ним, появившись сверху, пронеслась, хаотически вращаясь, капсула, едва не задев его модуль. Он успел заметить, как за закопченным стеклом мечется киборг. От капсулы отлетали дымящиеся куски.

— Попробуй зафиксировать стабилизаторы! — крикнул Семен, опомнившись.

— У меня их нет! — кричал киборг. — Сорвало на хрен!

— Все равно фиксируй боковые и отжимай вниз!

— Не помогает!

— Выключи тормозные дюзы! — подсказал Холод. Это была первая фраза, произнесенная им с начала высадки.

Майор приник к стеклу и смотрел за маневрами подбитого аппарата. Киборг выполнил указания, и вращение замедлилось. Потом прекратилось совсем, и капсула плашмя полетела вниз, набирая скорость.

— Теперь отпусти стабилизаторы, — сказал Холод.

Капсула нырнула и понеслась дальше вертикально. Она уже стала маленькой точкой, почти у самой поверхности.

— Теперь, когда будешь возле самой земли, запустишь тормоза.

— Когда?! — Голос киборга дрожал.

— Я не знаю. Сам определишь, чем ниже, тем лучше. Главное не сдрейфить и не включить раньше времени, а то снова кувыркаться начнешь. Врубишь на полную. Выдержишь перегрузки — может, и выживешь. — Сэму показалось, что Холод усмехнулся.

— Да, дам, спасибо, Холод!

— Сочтемся, — ответил тот.

Майор с напряжением смотрел, как на экране первая синяя точка приближается к поверхности.

Он даже дыхание затаил, провожая ее глазами, только пульс бухал в ушах.

— Мать вашу! Мать вашу! — орал падающий киборг. — А-а-а-а! К Зодчему все! Я включаю!

Через мгновение его голос смолк. На экране синяя точка достигла уровня земли и погасла.

— Мягкой посадки, Фил! — сказал кто-то запоздало.

— Всем нам мягкой посадки, — мрачно сказал Ворон.

— Да заткнись ты! — крикнули сразу несколько голосов, и Сэм чуть было не поддержал их.

Земля приближалась — не очень быстро, но дух все равно захватывало. Семен не мог заставить себя оторвать взгляд от поверхности. Метеориты вспахивали грунт. Сэм уже видел, как от мест их падения разлетались каменные брызги в окружении пылевых фонтанов.

Наконец тормозные дюзы фыркнули в последний раз, и капсула воткнулась в землю. Крышка открылась, компенсационная сеть распалась, и Сэм выбрался наружу.

Приятно было снова почувствовать под ногами твердую поверхность. Но Семен не думал сейчас об этом, он снова был собран и уверен в себе. Мозг работал четко и ясно, словно и не было сомнений и легкой паники перед началом высадки.

Оказавшись на поверхности, он первым делом произвел беглый осмотр местности, на тот случай, если не заметил чего-либо с воздуха.

Но ничего опасного в поле зрения не попалось, если не принимать в расчет все еще падавшие метеориты. Место, где произошла посадка, представляло собой равнину, перепаханную камнями, летящими с неба. Как и обещал оператор, был уже вечер; сумерки, раскрашенные огненным дождем, быстро сгущались; скоро должно было совсем стемнеть.

Повсюду приземлялись капсулы с его людьми. Киборги покидали железные коробки, доставившие их сюда. Некоторые падали без сил на грунт, кого-то тошнило, и они, сорвав дыхательные маски, содрогались в приступах рвоты.

Нескольким бойцам не повезло — метеориты попадали в них, когда они уже были на земле. Киборги не успевали вылезать из капсул, метеориты сминали десантные модули, как жестяные банки, или пробивали насквозь, а потом аппараты взрывались, разлетаясь дымным фейерверком. Но постепенно десантники приходили в себя и начинали подтягиваться к месту сбора у командирской капсулы.

Тактический экран показал, что все капсулы уже на земле. Пора было начинатьдействовать.

— Шевелитесь! Не на прогулке! — рявкнул майор, потом спросил: — Санта, как у тебя?

Семен осмотрел собравшихся возле него солдат, на секунду взгляд его задержался на Холоде.

— Что, майор, не рад меня видеть? — осведомился тот. Сначала Сэм не хотел отвечать, но потом передумал.

— Ошибаешься, — равнодушно сказал он. — Очень хорошо, что ты здесь. У нас большие потери, и нам понадобятся вес бойцы, чтобы действовать дальше.

Киборг хмыкнул, но больше ничего не сказал.

— Нашли модуль Фила? — спросил майор.

— Нет.

Сэм посмотрел на Холода:

— Бери двоих с собой, и найдите его. Чего уставился? Бегом! — Он не собирался с ним церемониться, и ему было плевать, как это выглядело со стороны. — Заодно проверьте другие разбитые капсулы — может, кто выжил.

— Ясно, — ответил Холод. В голосе его сквозило легкое недовольство, словно ему было неохота выполнять приказ.

— Потом догоняйте нас у второй точки сбора, — продолжил майор. — Остальные за мной. Держите глаза открытыми и почаще смотрите вверх. Санта?

Холод взял с собой двоих киборгов, и они побежали осматривать капсулы. Сэм с остальными направился в сторону, где должен был находиться Санта.

— Слушаю… — отозвался помощник, — п…мехи из-за…ыли…

Майор усилил сигнал:

— Так слышно?

— Да.

— Как у вас? Мы двигаемся к вам.

— У нас дождь, командир. Зонты прихватите.

— Сколько у тебя?

— Вместе со мной — восемь, — доложил Санта. Внезапно послышались крики, потом неразборчивая брань.

— Что случилось? — спросил Сэм.

— Сволочь… нас теперь семь, майор, — сказал Санта. — Пику разворотило метеоритом. Это ж надо! Точно в него попало!

— Роковая случайность, — вздохнул Сэм.

— Роковая — это точно. Я попробую найти укрытие, а то вдруг еще в кого-нибудь попадет и пришибет, пока мы тут толкаемся.

— Хорошо. Будь постоянно на связи.

— Так точно.

Майор подвел итог: из тридцати восьми человек осталось девятнадцать. Если найдут Фила или еще кого, то двадцать или чуть больше.

— Мы нашли Фила, — словно в ответ на его мысли раздался голос Холода. — Засранец жив, только без сознания и, похоже, поломан весь.

— Еще кто-нибудь уцелел?

— Больше никого.

— Ладно, — сказал Семен. — Бери его, и присоединяйтесь к нам.

— Уже идем.

Над землей висела завеса из пыли, поднятой метеоритной бомбардировкой. Сквозь нее с трудом можно было различить, как вечернее небо расчертили дымные полосы. Огненные шары разного калибра, с прежней интенсивностью и упорством, продолжали атаковать атмосферу планеты и ее поверхность. Как будто хотели выложиться по полной за отведенное им время. Где-то далеко ухали импульсные пушки, разбивая в пыль непрошеных каменных гостей. Вибрация от импульсов на таком расстоянии почти не чувствовалась.

Майор со своей группой двигался быстрым маршем. Изредка с визгом падали и взрывались метеориты. Каменные осколки разлетались в разные стороны, со свистом рассекая воздух.

Позади Сэма раздался крик. Он оглянулся: Ворона ранило осколками. Киборг лежал на земле, вся его левая сторона была иссечена.

— Чего стоите? — заорал майор на остановившихся рядом с ним киборгов. — Поднимайте его, и вперед! Темп не сбавлять!

— Зачем нам его тащить? — спросил кто-то. — Он дохлый уже, на кусок мяса похож.

Сэм, развернувшийся было в прежнем направлении, остановился. Обернулся и, не выдержав, яростно заорал:

— Выполнять приказ, ублюдки!

Киборги как-то неуверенно вернулись за раненым, подняли и понесли его.

Из облака пыли показался Холод и двое ушедших с ним киборгов. Через плечо одного был перекинут Фил.

— Командир, — раздался в наушнике довольный голос Санты, — мы нашли пещеру. Видите мой сигнал?

— Да, — ответил Сэм. Он уже снова шел во главе своего небольшого отряда. — Занимай позиции и жди нашего прибытия.

— Понял.

— Мы скоро будем, у нас двое раненых, приготовь все необходимое для оказания помощи.

— Сделаю.

— Хорошо. — Сэму начинал нравиться новый помощник. Своей исполнительностью и сообразительностью он чем-то напоминал Зика.

Прогулка под открытым небом продолжалась еще полчаса. Несколько раз крупные метеориты падали в опасной близости от отряда, но без серьезных последствий — их просто осыпало землей и сбило с ног взрывной волной.

Судя по изображению на тактическом экране, они уже были недалеко от Санты, но никакой пещеры Сэм не видел, клубы пыли сводили видимость почти к нулю.

— Санта, — позвал майор, — я тебя не вижу.

В десятке метров впереди вспыхнул осветительный патрон. Его фиолетовый свет казался каким-то потусторонним в наступившей темноте.

— Так лучше? — спросил помощник.

— Да, отлично.

Санта встретил командира у входа в пещеру. Семен встал рядом с помощником и ждал, пока не пройдет последний киборг, только после этого зашел внутрь сам.

В неверном свете биофонариков и осветительных патронов Сэм осмотрел своих бойцов — покрытые слоем пыли, в которой капли пота оставили грязные дорожки, раненые, усталые и запыхавшиеся. Но самое главное — живые. Некоторые, прислонившись спиной к стене, сползали на землю и отдыхали, закрыв глаза.

Сэм отстегнул и снял шлем, с которого посыпался песок и насевшая пыль. Противный запах ударил в нос, на зубах заскрипел песок, и потянуло кашлять. Сэм облизал пересохшие губы и сглотнул, потом позвал помощника:

— Санта, пусть двое из тех, кто был с тобой, займутся ранеными.

— Ясно.

— Остальным подойти ко мне.

Киборги сгрудились вокруг. Те, кто успел присесть у стен, с недовольным ворчанием тоже поднялись и подошли.

Подождав, когда все соберутся, майор спросил:

— Когда ранило Ворона и я приказал его тащить, один из вас сказал, что он уже сдох… кто это был?

Киборги молчали, с недоумением смотря на командира.

— Вы что, оглохли? Я спрашиваю, кто это сказал?

— Ну, я, — ответил высокий киборг с механизированным плечевым поясом. На его лице все еще была дыхательная маска, хотя большинство их уже сняли.

Сэм подошел к нему и резко ударил в лицо. Тот отлетел, задев еще несколько киборгов, что-то невразумительно замычал, хотел схватиться за винтовку, но майор не дал ему этого сделать, ударом ноги выбил оружие и врезал киборгу локтем по скуле. От удара дыхательная маска отлетела на несколько метров.

Остальные киборги, не ожидавшие такого, сначала оторопели, а потом бросились к дерущимся. То ли помогать своему, то ли просто разнимать. Но Сэму было все равно, он схватил киборга за шею и припечатал к стене, потом взял винтовку и выстрелил в потолок пещеры. Киборги отпрянули.

— Эй, майор, ты чего?! Спятил, что ли?

— Всем стоять на месте! Кто шевельнется — башку снесу!

В голосе майора было столько ярости, что киборги остановились и никто не посмел двинуться с места. Семен снова повернулся к своему противнику.

— Имя, боец? — рявкнул Сэм.

— Коротышка Джонс, — ответил тот.

— Как ты отнесешься к тому, что я сейчас прострелю тебе ноги и оставлю тут одного? — Сэм не сжимал пальцев на горле киборга, а просто держал его, прижимая к скале, не мешая говорить. Но Джонс не смог ничего ответить. Он только с недоумением и страхом смотрел в полные ярости глаза майора.

— Ну! Отвечай! Хочешь, я брошу тебя здесь раненого? Чтобы ты сдох, как собака?

— Не…нет, — смог наконец сказать киборг. Семен еще полминуты сверлил его взглядом, потом резким движением отшвырнул от себя и выпрямился. Он повернулся к своему подразделению, обвел их суровым взглядом.

— Вам надо кое-что усвоить, и сделать это прямо сейчас, потому что потом времени на это не будет, — произнес он. — У десантников есть закон: своих не бросать. Живых или мертвых, не имеет значения.

— Ты ничего не путаешь, майор? Мы не десантники, — надменно сказал Холод.

— Вы стали ими с того момента, как я принял командование этим подразделением, — ответил Семен. — Это всем понятно?

Он снова оглядел своих солдат. Никто не решился ему ответить.

— И еще одно, — Сэм стиснул зубы. — Если кто-нибудь еще раз попробует оспорить мой приказ или ослушаться… — Он сделал паузу. — Расстреляю на месте.

— Расстреляешь? — вполголоса ухмыльнулся Холод. — Надо же…

Сэм его не услышал.

— Теперь перейдем к делу, — продолжил он. — Нас осталось меньше половины, но задание никто не отменял. На ваших ЛКУ имеется схема местных туннелей. Сведения довоенные, поэтому они, скорее всего, устарели. Следуем исходному плану. Добираемся до орудия и захватываем его. Захлопываем силовой кокон и двигаемся к следующему.

— Нас же мало… — неуверенно подал голос один из киборгов.

— Значит, повысилась наша мобильность, — сказал Сэм. — Малые группы иногда могут быть гораздо опаснее большого подразделения. Противостоять нам будут киборги и, возможно, переделанные.

— Значит, нас ждут старые добрые разборки! — хмыкнул Холод. — Становится интересно!

— Сейчас у нас есть еще одно преимущество — неожиданность. К тому же мы лучше вооружены и подготовлены. Даю час на отдых, и выдвигаемся. Вопросы есть?

— Да нет у нас вопросов, — прокомментировал возникшую паузу Холод. — А то я спрошу, а ты возьмешь и пристрелишь.

Сэм не посчитал нужным отвечать, он только исподлобья посмотрел на киборга, потом отвернулся и бросил через плечо:

— Всем отдыхать.

Отошел к стене и присел, опершись спиной, в отдалении от всех. Но побыть в одиночестве ему не дали — Санта почти сразу подошел к нему и опустился рядом.

— А ты молодец, командир. Если честно, я думал, что это раньше произойдет.

— Что произойдет? Я выйду из себя?

— Нет. Поставишь на место зарвавшихся наглецов. Вот только с Холодом тебе так просто не совладать.

— Да уж. Это точно.

— Ну, так, может, я его, это… того? Сэм удивленно отпрянул:

— Ты это о чем?

— Ну, как о чем? Если он после этой всей заварушки выживет, я не дам ему долететь назад.

— Знаешь что, Санта, — майор даже не знал, что ответить на такое предложение, — ты слышал, что я только что о приказах говорил?

— Это если кто ослушается — тот покойник? Конечно, слышал. Что, дождаться пока он так сделает?

— Нет, дождаться, пока я закончу говорить! — зло процедил майор. — Слушай мой приказ: с этого момента и до тех пор, пока служишь под моим командованием, ты должен заботиться обо всех бойцах подразделения так, как будто это твои собственные дети, в том числе и о Холоде. Ясно? Здесь не уличная банда, здесь армия.

Санта скривил губы и поднялся:

— Есть, командир.

— Отлично! Как там раненые?

— Фил пришел в себя, только поломался он здорово. Вряд ли выживет.

— А Ворон?

— Ему сейчас заканчивают обрабатывать раны. Полсотни швов пришлось наложить. Но ничего, лекарство впрыснем, и сможет идти.

— Нам понадобятся все, кто есть. Будет трудно. Иди и ты отдыхай.

— Хорошо, командир.

Семен снова откинулся назад и позволил себе закрыть глаза. Ему сейчас было труднее, чем командовать целым гарнизоном и управлять восстановлением колонии. Его бойцы были из другого мира, со своими понятиями о плохом и хорошем, со своими представлениями о чести и порядочности. Он иногда с трудом понимал их действия и мотивы. Но других солдат у него не было — значит, придется воевать с этими. Приноравливаться к ним самому и заставлять их быть не бандитами из шайки, а десантниками. Получится ли это у него — время покажет. Может быть, если, конечно, они выживут.

* * *

Когда Ахрават зашел в жилище Моргана, бывшего главаря переполняли эмоции, что, впрочем, никак не отражалось на его лице. Посетитель был облачен в добротные доспехи, органически сочетающиеся с его внешними имплантами. Видимого оружия Морган не заметил, скрытое наверняка было, хорошо замаскированное и незаметное при беглом осмотре.

— Здравствуй, Ахрават, — сказал бывший главарь, подъезжая к киборгу на своей платформе.

Прежде чем ответить, тот обвел помещение любопытным взглядом, остановившись на мнемотанке с Лимой.

Выражение удивления сменило пренебрежительную мину на его лице.

— Это?… — не удержал он возгласа и, пройдя мимо Моргана, подошел к мнемотанку вплотную. Киборг пожирал обнаженную фигуру Охотницы глазами.

— Лима, — спокойно подтвердил Морган.

Его передергивало оттого, что кто-то так откровенно разглядывает Лиму… его Лиму! Но бывший главарь быстро взял себя в руки. Он не в том положении, чтобы позволить себе проявлять эмоции.

Несколько минут он наблюдал за тем, как высокий киборг разглядывает девушку со всех сторон, обходя прозрачный куб.

— Я смотрю, ты неплохо тут устроился, — сказал наконец Ахрават, не отводя взгляда от Охотницы.

Морган мысленно огрызнулся, но вслух произнес:

— Не скажу, что очень рад своему положению.

— А что тебя не устраивает? — Киборг протянул руку и постучал по стеклу мнемотанка.

Рука главаря на джойстике едва заметно дернулась, но он успел остановить движение платформы. Ахрават кивнул самому себе:

— Ты всегда умел приспосабливаться. Этим ты мне и нравился, профессор.

Киборг пригнулся, проходя под одним из штоков и не сводя глаз с пленницы, потом остановился прямо напротив нее.

— Знаменитая Охотница, — протянул он. — Кто бы мог подумать. Это ведь она тебя порешила.

И продолжил, не дожидаясь ответа:

— А в городе столько слухов ходит разных, и оказывается, что ни одного правдивого, хотя некоторым я почти верил. Этот гаденыш — Следопыт до сих пор ищет ее, да не там.

Кривая усмешка растянула его губы.

— Следопыт?

— Ну этот, дружок ее, Ас, кажется, — пояснил Ахрават.

Все с той же усмешкой он повернулся к Моргану и внимательным взглядом осмотрел своего бывшего главаря. Словно удовлетворившись результатом осмотра, Ахрават кивнул и снова отвернулся к мнемотанку.

Морган чувствовал себя под этим взглядом именно тем, кем он сейчас и был — жалким калекой.

Но ни одного дерзкого слова не сорвалось с его губ, наоборот, он отвел глаза, словно стыдясь своего положения. Ради своей цели он готов был стерпеть и не такое. Недаром он когда-то был профессором, как верно заметил его посетитель. Даже претерпев столько испытаний, которые преподнесла ему жизнь, Морган сохранил гибкий и пытливый ум.

— Красивая девка. Да, Морган? — ухмыльнулся Ахрават, стоя к нему спиной.

Бывший главарь продолжал молчать.

— Можно было бы сказать, что тебе повезло, — губы киборга растянулись в неприятной улыбке, — но ты ведь даже подрочить не можешь.

Он хохотнул.

— Чем же ты так не угодил им? Могли бы уж оставить тебе…

Морган проглотил обиду, снова не отвечая на колкости своего давнего соперника.

Ахрават, наконец, повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза.

Их взгляды скрестились на некоторое время, и Ахравату показалось, что он увидел в глазах бывшего главаря блеск былого ума и величия. Но если этот огонек и был, то тут же погас, и Морган опустил взгляд.

Ахрават разочарованно отвернулся.

— Вижу, они научили тебя покорности. Тот Морган, которого я знал раньше, не стерпел бы таких слов.

— Жизнь, она такая, — с печалью в голосе ответил калека. — Сейчас ты на высоте, а потом… потом ты даже не внизу, ты нигде… Ты вроде бы есть, но на самом деле… тебя нет…

— Что тебе было от меня нужно? — с презрением в голосе оборвал его Ахрават.

— Я… у меня есть к тебе одна просьба, — нерешительно сказал бывший главарь.

— Какая?

— Знаешь, я нахожусь в этой комнате безвылазно, днями и ночами, хотя даже не знаю, какое сейчас время суток. Свет горит здесь постоянно, я сначала никак не мог уснуть, пока не привык засыпать просто когда хочется. — Морган сейчас говорил искренне. Ему не нужно было играть или выдумывать, для данной ситуации правда подходила как нельзя более. Он вспоминал, как свет проникал сквозь веки, мешая заснуть, как слезились глаза, как разламывалась от боли голова, как невыносимо было маяться, не позволяя себе провалиться в короткое забытье, перебивающее нормальный сон. Он рассказывал о своих мучениях стоящему перед ним киборгу, тщательно подбирая слова, сплетая из них невидимую паутину.

— Порой я завидовал ей. — Морган небрежным кивком указал на Лиму. — Хотя она и живет в мире грез, но он лучше, чем моя реальность.

— Ты хочешь, чтобы я принес тебе дурмана? Или кристаллы сна? — поинтересовался Ахрават.

— Нет, не это.

— Тогда что? — Киборг стоял с таким видом, словно только что разжевал таблетку кислоты. Ему было противно находиться рядом с бывшим главарем, и он показывал это всем своим видом. Надменность Ахравата можно было объяснить тем, что сейчас он был хозяином положения, он был самым главным в городе, где некогда правил Морган… а может быть, он просто боялся будущего, к которому так упорно стремился и где, возможно, его ждала такая же круглая комната. И скорее всего, именно поэтому он еще был здесь и слушал нытье калеки, от которого уже тошнило.

— Они разрешили мне подключиться к видеоконтуру и виртуальному контенту, — продолжал Морган старательно не обращая внимания на мину и тон своего бывшего подчиненного. — Я упрашивал их несколько дней, и когда они наконец дали мне разъем и шунт, оказалось, что я не могу его подключить. Я хотел сдохнуть от злости и досады. Но мне даже этого не позволено.

Ахрават ждал продолжения, разглядывая Лиму, она в этот момент сделала кувырок и кого-то проткнула своим иллюзорным копьем, потом присела и как будто обшарила чье-то тело.

— Завораживающее зрелище, — прокомментировал он.

— Да, — согласился Морган, — поначалу даже очень, но после приедается.

— Ты хочешь, чтобы я подключил тебя к видеоконтуру? — вернулся Ахрават к прежней теме.

— Да.

— Почему ты не попросишь сделать это Зодчих?

— Я просил! — воскликнул бывший главарь. — Они сказали, что у меня слишком много просьб и потребностей для такого маленького тела.

Ахрават неожиданно весело рассмеялся:

— Зодчие неплохо изучили чувство юмора за последнее время. Глядя на тебя, я убеждаюсь в этом все больше.

Калека скрипнул зубами.

— Лучше бы я сдох тогда, когда эта стерва раскроила меня своим копьем.

— Ну, в этом я тебе помогать не буду. Мне, собственно, даже нравится ирония твоего положения.

Он снова захохотал.

— Но ты поможешь подключить мне разъем? — с надеждой спросил Морган.

Ахрават снова взглянул на него, в этот раз оценивающе.

— А с чего ты решил, что я буду помогать тебе?

Внутри у бывшего главаря все сжалось. Он знал, что второго такого шанса у него не будет.

— Мне это очень нужно, Ахрават.

Он съехал вниз к ногам киборга и умоляюще смотрел снизу вверх, давая тому насладиться зрелищем его унижения.

— Ты ведь сейчас самый сильный в городе? — утверждающе спросил Морган.

— С тех пор, как не стало тебя, мне никто не мог помешать.

— Даже вояки? — хитро спросил бывший главарь.

— А что мне вояки? — Надменность заставила киборга вскинуть подбородок. — Они шныряют со своими патрулями по моему городу и пытаются наводить свои порядки, но им приходится считаться со мной!

— Я могу сделать так, чтобы не они, а ты сам решал, стоит ли принимать во внимание их мнение.

Ахрават, каким бы заносчивым ни был, всегда с уважением относился к смекалке и уму Моргана, но тем не менее сказал:

— Как ты можешь сделать это отсюда? Твой мозг так же оскудел, как и тело?

Морган возликовал в душе — он понял, что Ахрават попал-таки в расставленные им сети и теперь остается только дергать за нужные ниточки.

— Мне вовсе не нужно выходить отсюда, чтобы сделать тебя самым богатым и, соответственно, самым влиятельным человеком на планете.

— Я смогу сделать это и без твоей помощи, — ответил киборг, но продолжал внимательно слушать.

— Как? Заключив сделку с Хозяевами и Зодчими? Не смеши меня. Они не смогли справиться с кучкой десантников и… одной девкой. — Он чуть не выдал себя непроизвольной паузой, ему трудно было делать равнодушный вид, когда речь заходила о Лиме.

Но киборг ничего не заметил.

— Вояк ждет огромный сюрприз, — довольно произнес Ахрават. — Я смог то, что не удалось тебе.

— И что же?

— Я нашел вторую половину вещи, первую ты упустил. Точнее, она, — киборг ткнул пальцем в сторону мнемокуба, — не позволила сделать тебе этого.

Морган почувствовал, что его жертва может выбраться из путины. Нельзя было упускать инициативу.

— Да, возможно, тебе это даст поддержку Зодчих. Но как они распорядятся твоей находкой? Знаешь, у них совершенно другой склад ума, они только пытаются быть похожими на нас, но, что бы они ни делали, людьми им никогда не стать. Ты ни за что не сможешь предугадать их действий. Я же предлагаю тебе реальную силу.

Ахрават задумался, его взгляд блуждал по мнемотанку, и Морган почти видел, как быстро сменяют одна другую мысли в его голове.

— Говори, — произнес наконец киборг.

— Я назову тебе все свои тайники, где хранится моя часть от добычи и то, что полагалось мне сверху, — с готовностью начал рассказывать свое предложение Морган.

— Сверху?! — Ахрават удивленно вскинул брови. Бывший главарь хитро заулыбался:

— Я мог себе многое позволить… а теперь сможешь и ты. Ты сможешь нанять свою армию, сможешь устанавливать свои порядки и законы. И никто не посмеет тебе помешать.

Краем глаза он взглянул на Лиму, та «шла» неспешным шагом, как будто прогуливалась где-то, по бескрайним пространствам вирта.

Ахрават молчал в задумчивости, взвешивая все «за» и «против» обрисованной ему ситуации. И по всему выходило, что Морган прав. Но киборг по-прежнему чуть побаивался его, хоть тот и был сейчас беспомощным калекой.

Бывший главарь улыбался, стиснув зубы.

«Ну же! Соглашайся, ублюдок! — зло думал он. — Соглашайся, сколько же можно тебя упрашивать?!»

Словно в ответ на его мысли, глаза Ахравата алчно сощурились.

— Где? — Он сглотнул — в горле пересохло. — Тайники где?

— Выполни мою просьбу.

— Не смей ставить мне условия,, мерзкий калека. Отвечай, и тогда я подумаю, выполнять твою просьбу или нет.

Морган вздохнул.

— Подумай сам, Ахрават, — спокойным, почти покорным тоном сказал он. — Мне нет смысла врать или обманывать тебя, ведь ты всегда сможешь найти меня… здесь.

Киборг фыркнул. Ему не хотелось так просто сдавать свои позиции, но слова бывшего главаря имели смысл. Наконец он решился:

— Где разъем и коннектор?

Морган, едва сдерживаясь, чтобы не заорать от радости, подогнал свою платформу к одному из штоков.

— Здесь. Вот иди, посмотри.

Ахрават подошел, осмотрел гнездо и приспособление для подключения к нему.

— Гнездо на штоке? — недоверчиво спросил он.

— Ну да, — небрежно ответил калека. — Я несколько дней тщательно обследовал все помещение и нашел только здесь. Ну, раз Зодчие разрешили подключиться, то гнездо должно было где-то быть. А если другого нет, остается это.

— А может, они решили поиздеваться над тобой?

— Куда уж больше? — ответил Морган и вздохнул.

Он еле сдерживался, чтобы не заорать на Ахравата, чтобы тот немедленно приступал к работе, а не трепал языком, задавая кучу ненужных вопросов. С каким бы удовольствием он всадил в него пару зарядов из лазерного пистолета, или избил до полусмерти, или, в конце концов, отвесил хорошего пинка… если бы у него были ноги.

Киборг внимательно осмотрел разъем.

Потом снял с правой руки перчатку, согнул указательный палец, и из его костяшки, раздвинув края микроразреза на псевдокоже, показался тонкий щуп. Зажал пальцами другой руки коннектор и совершил несколько коротких отрывистых движений щупом. До Моргана донесся запах горячего металла и расплавленного пластика. Ахрават примерил коннектор в гнездо, и бывший главарь вздрогнул, когда в его голове разверзлась пропасть виртуального канала.

Киборг ехидно осклабился:

— Кайфуешь?

— Не… ожидал, — протянул Морган.

— Тайники! — потребовал Ахрават, мгновенно став серьезным. Он не убирал руки с коннектора. Можно было не сомневаться, что он раздавит хрупкий прибор, если бывший главарь обманул его.

Но Морган не собирался этого делать. Он рассказал почти обо всех своих тайниках, с подробными описаниями примет и установленных ловушек. Рассчитывать, что Ахрават сам полезет туда, было глупо, он наверняка пошлет кого-нибудь из своих людей. Поэтому тюремщик Охотницы выложил все по-честному.

Ахрават внимательно выслушал его, иногда кивая, когда тот рассказывал про знакомые ему места, и убрал руку с разъема, только когда воцарилось молчание.

— Надеюсь, ты ничего не забыл, иначе… — пригрозил он.

— Я ничего не забыл, — выпрямляясь, насколько это было возможно в его положении, ответил Морган.

Киборг посмотрел на него удивленно и слегка встревоженно. Он снова увидел в калеке прежнего Моргана, которого никто не мог перехитрить. И тот блеск, который он уловил в начале их беседы, теперь вновь был в глазах главаря. Не сказав на прощание ни слова, Ахрават покинул сферическое обиталище Моргана, почему-то не осмелившись обернуться, даже чтобы бросить взгляд на пленную Охотницу.

* * *

Ночь на Олимпе была очень светлой. Спутник планеты занимал полнебосвода, и отраженный им свет превращал ночь в серые сумерки.

В пещере, где собрались вокруг своего командира бойцы подразделения К-1, было немного темнее, чем снаружи, но фонарей все равно не включали.

— На ваших «элках» есть схемы расположения системы противометеоритной защиты, — говорил Сэм. — Пойдем постепенно, начнем с: ближайшей установки. Захватываем, коллапсируем, движемся к следующей. Все ясно?

Ответом была тишина.

— Что непонятного? — переспросил он.

— Мы все поняли, — ответил за всех Холод. — Может, делом займемся?

Сэм смерил его взглядом, потом посмотрел на помощника:

— Сайта, сколько у нас генераторов?

— Должно быть, штук сорок, может, больше. Амуницию вроде никто не терял, а я там… — Он замялся на секунду. — Ну, в общем, у меня еще четыре есть и… два лишних плазмореза.

Все поняли, почему возникла пауза, но не сказали ни слова.

— Точек двадцать шесть, — продолжил майор, — значит, хватит с запасом. Фил может идти?

— Может, но это нежелательно.

— Тогда останется здесь, за ним присмотрит Ворон.

— Нет! — воскликнул тот.

Сэм резко повернулся к нему и смерил взглядом.

— Я только… — киборг стушевался, — я хотел сказать, что там от меня будет больше толку. Я лучший стрелок из всех, кто здесь сейчас находится.

— Ты ранен.

— Косметика! Только с виду страшно. Я не хочу быть нянькой, в бою от меня будет больше пользы!

— Он прав, командир, — поддержал Ворона Сайта. — Пусть Ким останется, тем более что у него плечевой имплант барахлит. Так ведь, Ким?

— Это так? — Майор посмотрел на киборга, о котором шла речь.

— Заедает немного, повредил при посадке, но все нормально.

— Может, у кого есть более серьезные ранения… или повреждения? — спросил Сэм. — Давайте честно, потому что нам надо быть максимально боеспособными.

Киборги переглядывались, но никто ничего не сказал.

— Значит, Ким, остаешься с Филом. Сдай генераторы Ворону, у вас останутся те, что у Фила. При опасности развернешь силовой кокон.

— Ясно.

Больше возражений не было, наверное, слова майора об ослушании возымели какое-то действие.

— Вот и хорошо. Выступаем.

Майор надел шлем и вышел из пещеры, за ним потянулись остальные.

— Счастливо оставаться. — Некоторые хлопали Кима по плечу.

— Не скучай тут без нас.

— Проваливайте, — беззлобно ответил киборг и, проводив их до выхода, вернулся к Филу.

* * *

Отряд вышел к первой точке только к утру. Киборги двигались почти бесшумно, свет бледнеющей луны поблескивал на имплантах. Гряду они преодолели без особых трудностей и сейчас почти вплотную подобрались к своей цели.

Внешние створки установки были закрыты, сливаясь со скалами, но ЛКУ Сэма проецировало их предполагаемую схему на тактический экран шлема тонкими голубоватыми линиями и заодно отражало план внутренних коммуникаций, на котором вход, утопленный в горном склоне, пульсировал белым прямоугольником.

— Будем надеяться, они не успели все переделать, — произнес майор. — Пирс, Рок, вскройте-ка для нас эту консервную банку.

— Угу, — отозвались киборги, — сейчас.

Они отделились от отряда и, пригибаясь, понеслись туда, где должен был быть вход.

Через некоторое время доложил Рок:

— Командир, тут электронный замок. — Голос его был удрученным. — Похоже, нам с ним не справиться… Ты чего?!

— Какого хрена ты болтаешь? — ругался на него Пирс.

— А что?

— А то! Ты бы хоть меня спросил!

— Что там у вас? — раздраженно спросил Сэм.

— Командир, я смогу его вскрыть. И довольно быстро. Как раз к вашему приходу.

— Понял, — сказал майор, — все слышали? Вперед. Отряд неровной цепью двинулся ко входу. Они еще не успели дойти, как Пирс отрапортовал:

— Дело сделано, майор. Дверца открыта. Осталось нажать на кнопочку и войти.

— Хорошо. Молодец, Пирс.

Киборги рассредоточились по сторонам от серо-желтой плиты, перекрывающей вход, навели на нее стволы плазморезов и замерли в ожидании команды.

— Давай, Пирс, — Сэм тоже приготовился.

— Даю, — пробормотал киборг и нажал кнопку открытия.

Плита, сказав тихое «пых» и подняв клубы пыли, ушла вверх. Десантники замерли в ожидании, но в открывшемся узком туннеле было темно и тихо, только ветер засвистел, найдя для себя еще одну дорожку.

Никто не выскочил навстречу, не стрелял в них…

— Хорошее начало, — негромко сказал Ворон.

— Не каркай! — зашипели на него сразу несколько человек.

— Холод, пошел, — приказал Сэм.

Тот молча выдвинулся вперед, держа в каждой руке по винтовке. Прижимаясь спиной, он присел и плавными кошачьими движениями забрался внутрь.

— Здесь все тихо, майор. Можешь не бояться, — отозвался он оттуда.

— Заходим, — отдал приказ Сэм. — Рок и Клин, остаетесь здесь прикрывать тыл.

Отряд зашел в туннель, двое киборгов развернулись и присели по краям входа, перекрывая каждый свой сектор обстрела.

Туннель изгибался, повсюду были навалены железные ящики, покрытые слоем пыли.

Киборги шли по нему быстро и осторожно. Санта двигался чуть впереди всех и первым заметил противника, сразу подав сигнал всем остановиться. Киборги вжались в стены, некоторые притаились за ящиками. Сэм пробрался к помощнику, который стоял на одном колене, укрывшись за металлическим контейнером.

— Что там?

— Вечеринка! Не хватает только нас.

Он указал вперед, но Семен и сам уже смотрел.

Дальше туннель становился прямым, из-за тусклого света трудно было определить его протяженность. Майор включил на экране тепловой режим, стены приобрели холодный синеватый цвет. Там, где они заканчивались — метрах в двадцати от укрытия десантников, — находилось большое помещение с импульсным орудием. Вокруг установки красными фигурками с черными пятнами имплантатов суетилось около десятка врагов, еще столько же разбрелось вокруг.

— Ясно. — Он снова включил экран в обычный режим и сказал своим бойцам: — Подтягивайтесь потихоньку.

Пока они осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, подходили к нему и помощнику, Сэм описывал ситуацию:

— Противник обнаружен. Их два десятка, все киборги.

— По одному на каждого, — хмыкнул Холод, — некоторым по два.

— Я хочу!

— Ладно, и я возьму парочку.

Киборги храбрились. Они чувствовали свое превосходство и поэтому не воспринимали врага серьезно. Это было опасно.

— А ну тихо! — осадил их Сэм. — Захватываем установку быстро и сразу закрепляемся на выходах из помещения. Понятно?

— Так точно, — ответил за всех Санта.

— Тогда начали, — сказал Семен.

В сторону орудия полетели две вакуумные гранаты. Загремев по каменному полу, они подкатились к высокому лафету пушки.

Два взрыва слились в один, раскидав попавших пои их действие киборгов в стороны и ошеломив других.

— Повеселимся, командир! — Зубы Сайты сверкнули в улыбке. Он быстро присел и распрямился, прыгнув на ближайшую стену. Оттолкнулся от нее, перелетел к другой стене, а потом снова отпружинил, перемещаясь вперед зигзагом. Еще четыре киборга последовали его примеру, их наступление походило на своеобразный танец в горизонтальной плоскости.

Остальные вместе с майором, пригнувшись, побежали напрямую по короткому туннелю.

Когда Сэм ворвался в помещение, опередившие его бойцы уже вступили в схватку с врагом.

Всюду слышались вопли и стрельба. Семен набросился на ближайшего противника. Присел, пропуская над головой гудящее вибролезвие, и выстрелил из плазмореза киборгу в грудь, разворотив ее и отбросив уже мертвое тело на несколько метров назад. Тут же принялся за следующего, врезав тому прикладом в лицо. Добил киборга уже не он, а один из бойцов, прошив очередью. Майор огляделся.

Рядом бился Санта. Ему достался здоровенный киборг, почти двух с половиной метров ростом и модифицированный имплантами под завязку. Они обменивались ударами, и, похоже, Санта немного уступал. Сэм вскинул винтовку к плечу и очередью почти развалил гиганта надвое.

— Нет! — в отчаянии воскликнул помощник. Семен даже сначала не понял, из-за чего тот кричит. Он снова осмотрел место схватки.

Его ребята добивали последних врагов. Пирс увернулся от очередного удара, упав на пол, подсек противнику ноги, опрокинув того на спину, сам вскочил, приставил к его голове ствол винтовки и выстрелил в упор, превратив голову киборга в дымящееся кровавое месиво. Холод вонзил в грудь своему врагу сразу два лезвия и резко развел руки в стороны, почти разрезав того пополам.

На этом бой закончился, киборги начали собираться вокруг командира. Первым подошел Санта.

— Зачем ты убил его? — возмущенно начал он. — Этот урод был мой.

Семен посмотрел на гневное лицо помощника сквозь забрало, потом сказал:

— Расставь посты. Проверь все подходы, возможно, они успели передать сообщение.

Санта стоял, не двигаясь.

— Что-то не ясно? — спросил Сэм.

— Да все мне ясно, — фыркнул киборг и отвернулся.

— Ну, раз ясно, тогда выполняй! — Семен повысил голос. — И запомни, что мы здесь воюем, а не соревнования устраиваем! Все меня слышали?!

Он обвел бойцов взглядом, которого они не могли видеть, но наверняка почувствовали, потому что некоторые опустили глаза вниз.

Мы с вами не в игры играем! Нас и так мало осталось. И если мы не справимся с заданием и не сможем захватить все установки, то всем нам крышка. Десанта не будет, пока хотя бы одна установка в руках у врага.

— Жестко! Что же раньше молчали? — высказался кто-то, Сэм не разобрал, кто именно.

— А то что? — скривился Ворон. — Ты бы не полетел?

— Да ну, нет конечно, — это был Рэд, киборг с огненно-рыжими волосами. — Полетел.

— Тогда какая тебе разница, сказали тебе или нет?

— Ну, все-таки…

— Чего встали, — хмуро произнес Санта, — приказ слышали? Вы, — он указал на Рэда и Ворона, — к тому входу, вы, — он выбрал двух других киборгов, — к этому. Вести постоянное наблюдение и реагировать на малейшее движение.

— Знаем, — проворчал Ворон, и киборги разошлись выполнять приказ.

— Отзывай Клина и Рока, — сказал Сэм, — пусть идут сюда. Сам подготовь генератор, будем закрывать это орудие. Еще надо подумать, как доставить сюда Кима с Филом.

— Я там гравитележку видел, если исправна, можно отправить кого-нибудь.

— Хорошо, займись.

Семен прошел к орудию, киборги уже осматривали установку, она была не повреждена. Потом майор проверил, как закрепились его солдаты у входов, приказал заминировать подходы и усилил охрану еще несколькими бойцами — ведь здесь им предстояло провести какое-то время.

Глава 2

Над Ассемом занимался рассвет.

Жила сидел на обломке бетонной плиты, некогда бывшей балконом. Он был вольным киборгом и не состоял ни в одной из банд. Иногда они с напарником нанимались к тем, кто предлагал хорошие деньги за какую-нибудь грязную работку. Его мощные импланты стоили дорого, но и барыши приносили немалые. Сейчас он не работал, с последнего найма осталась еще куча пищевых талонов и немного денег, так что он мог себе позволить расслабиться и заняться чем-то для себя. Тем более сейчас была возможность совместить приятное с полезным и неплохо подзаработать.

Жила подался вперед, выпятил губы и сплюнул. Плевок устремился вниз с высоты четвертого этажа и исчез среди каменного мусора внизу. Киборг вздохнул и посмотрел на простиравшиеся до горизонта развалины. Над землей поднимался утренний туман, укутывая серыми клубами засыпанные мусором улицы и первые этажи строений.

Из глубины здания появился второй киборг. Потягиваясь и зевая, он подошел к напарнику и легонько пнул того под зад.

Жила вздрогнул и обернулся:

— Ты чего, Крюк, в морду захотел? Я ведь и навернуться мог.

— А че те сделается? — зевая, протянул Крюк.

— Да нет, ни хрена!

Второй киборг пожевал губами и, нахмурив лоб, произнес:

— Иди, поспи лучше. У тебя, Жила, с этими твоими монстрами, совсем «крыша» поехала.

— Ты выспался? — вместо ответа спросил Жила.

— Нормально, — ответил Крюк и размял плечи.

— Тогда садись тут, а я и правда пойду посплю. — Киборг поднялся и уступил свое место напарнику.

— Ага, — протянул тот, усаживаясь на обломок и свешивая ноги. Огляделся по сторонам и снова зевнул. — Чего тут смотреть? Туман один, а, Жила?

Он оглянулся, но первый киборг уже вышел из комнаты и не слышал его.

Крюк вздохнул и стал смотреть на развалины.

Время тянулось медленно, сидеть и тупо осматривать пустые руины было трудно даже для Крюка, хоть он и не отличался непоседливостью. Вскоре он пропел себе под нос все известные ему песенки и, выбрав один наиболее приставучий мотивчик, стал насвистывать его, одновременно отбивая пальцами нескладную дробь.

Солнце рассеяло туман и стало припекать.

Жила проснулся к полудню, когда Крюк уже совсем извелся от безделья и ему стало просто невыносимо скучно.

Киборги перекусили и стали вести наблюдение вместе, болтая о всякой ерунде, только чтобы потянуть время.

Вечером их ждало небольшое развлечение.

Вдалеке раздался звук взрыва, и послышались выстрелы. Напарники вскочили. Перестрелки были не такой уж редкостью в Ассеме, но в той части города, откуда доносились звуки стрельбы, делить было нечего и некому. К тому же киборгам показалось, что идет настоящий бой.

— Жила, смотри! — воскликнул Крюк, вытянув руку. Вдалеке поднималась в небо тонкая струйка черного дыма.

— В районе института, — решил Жила.

— Это там, где раньше какие-то лаборатории были?

— Да. Исследовательский комплекс.

Оба задирали головы и даже привставали на носки, как будто с расстояния, даже выстрелы превращавшего в тихие щелчки, можно было что-то разглядеть.

— Кто сцепился, интересно? — протянул Крюк.

— Даже представить не могу. — Напарник поджал губы. — Там ничейная земля.

— Ну, может… — киборг наморщился, — хотя…

— Вот-вот, — кивнул Жила.

Несколько минут они стояли молча, вслушиваясь в звуки перестрелки.

— Сколько же там народу?! — слегка удивленно спросил Крюк. Стрельба как будто и не собиралась прекращаться.

— Да-а-а, — протянул второй. — Не хило схлестнулись!

— Может, смотаемся, посмотрим?

— Пока доберемся, закончится все.

— Ну, так и хорошо, под раздачу не попадем.

— Это как раз не факт. Кому нужны свидетели при дележе добычи?

Крюк согласно кивнул:

— Ну, в общем, да… Кто же это там, а?

И партнеры стали увлеченно обсуждать возможные варианты.

Через некоторое время оба замолчали, вслушиваясь.

— Затихло, — заметил Жила.

— Интересно, — Крюк поджал губы, — кого не стало?

— Завтра узнаем.

— Как считаешь, в город не надо вернуться? — Крюк вопросительно посмотрел на товарища. — Возможно, работенка появится.

— Ты про то, что опять территорию делить начнут?

— Да. Крупная же стычка была.

— Снова лезть в мясорубку? Неохота. Лучше потом, когда понадобится кому-нибудь завершить начатое.

— Тоже верно, — согласился напарник.

И разговор как-то сам собой прекратился. Киборги снова принялись наблюдать за развалинами.

С наступлением темноты Жила оставил напарника, а сам ушел спать, чтобы ближе к полуночи сменить его в засаде.

Оставшись в одиночестве, Крюк, уставший от безделья, скоро начал клевать носом. Веки налились тяжестью, а сонная пелена застилала взгляд. Несколько раз киборг засыпал, его голова свешивалась на грудь, но он тут же вскидывался, промаргивался и начинал очередной раунд борьбы со сном.

После одного из таких моментов полудремы Крюк неожиданно заметил внизу неясное движение.

Он тут же встрепенулся и стал напрягать зрение, всматриваясь в темноту.

В развалинах кто-то был.

Киборг вскочил и, стараясь перемещаться как можно тише, побежал за напарником. Разбудив его, Крюк прижал палец к губам, призывая к тишине, и мотнул головой, показывая, чтобы тот шел за ним.

К своему наблюдательному пункту они пробрались, прижимаясь к стене. Взгляды обоих устремились вниз.

— Во-о-он там, смотри, — Крюк вытянул руку, указывая направление. — Видишь?

Жила присмотрелся внимательнее и наконец-то узрел.

— Вижу! — прошептал он.

— Там их даже двое!

— Подожди, я только одного видел, — нахмурился Жила.

— Так лучше даже, за двоих больше дадут. Сейчас словим их и оттащим к Ахравату или к воякам.

— Что-то мне это не нравится. Где двое, там и третий может быть.

— Да какая разница! С какими-то собачонками не справимся? У тебя имплантов столько, что на двоих хватит, да и у меня немало.

— Ну, в общем-то, да. Пошли вниз.

— Нет, стой, — Крюк схватил его за рукав.

— Чего?

Киборг не отрываясь смотрел вниз.

— Там еще кто-то есть.

— Я же говорил! — сказал Жила и тоже подошел к краю посмотреть. Он не был трусом, но лишнего риска не любил.

В глубокой черной тени разрушенного стенного блока темнел высокий силуэт.

— Зомби? — Крюк наморщился, всматриваясь.

— Не знаю. Может быть. Чего он тогда на этих не бросается?

— А они же своих не трогают.

— Своих? — задумчиво переспросил Жила. Напарник пожал плечами, показывая, что ни в чем не уверен.

— И что? Пойдем? — спросил он.

— Конечно. Мы что, зря тут двое суток отирались? — фыркнул Жила, приняв решение.

Киборги вернулись в глубь дома и стали спускаться вниз по лестнице. Крюк на ходу проверял разрядник.

— Э! — шикнул на него напарник. — За поджаренных нам ничего не дадут!

— Да я так, на всякийслучай!

— Никаких случаев! Убери, справимся без пальбы. Киборг убрал оружие за спину, и они осторожно вышли на улицу.

Неслышными тенями напарники перебрались на другую сторону, крадучись приблизились к пролому в стене, и Жила заглянул туда.

— Там две собаки и еще кто-то, вижу только силуэт — полудохлый, наверное, — прошептал он напарнику. — Я займусь им, ты лови тварей.

— Понял, — так же тихо ответил тот. — Ну что, пошли?

— Пошли.

Жила активировал выскочившие из предплечий вибролезвия, выпустил длинные шипы на локтях и ринулся в темноту приема. Напарник последовал за ним.

Первый киборг подскочил к зомби и нанес быстрый удар, намереваясь отсечь тому голову. Существо повернулось на движение, и внезапно в руке у него появилась длинная полоса, похожая на кусок раскаленного металла — темнота осветилась теплым оранжевым светом. Тонкий визг вибролезвия смешался с бульканьем вспарываемой плоти. Слегка сбитый с толку непонятным явлением, Жила для верности всадил и второй нож в тело жертвы. Под напором лезвия что-то хрустнуло, словно сломался твердый пластик, потом пошло мягче, и киборга обдало теплой кровью.

Тем временем Крюк пытался поймать животных, над которыми, как считал его напарник, потрудились Зодчие, превратив их в жутких монстров, и за которых можно было получить очень хорошие деньги, продав Ахравату, всегда искавшему новые технологии и знания по кибернизации и ассимиляции живой плоти, оставшиеся после Хозяев. Или воякам, в принципе, занимающимся тем же, чем и Ахрават.

Крюк приготовился к беготне, считая, что «собачки» бросятся наутек, когда он к ним приблизится. Но реакция животных его удивила. Они, конечно же, отпрыгнули в разные стороны, когда он бросился на них, но скрываться в темноте развалин не собирались. Одна из них оказалась на стене, чем немало удивила киборга, как будто у нее на лапах росли присоски. «Собачки» повернулись к нему и негромко зафыркали. Киборгу даже показалось, что они переговариваются между собой. Но раздумывать было некогда, требовалось действовать. За его спиной напарник разделался с зомби. Крюк выбрал ближайшее животное — то, которое висело на стене, и уже начал движение в его сторону, как со стороны второй «собаки» прилетело что-то упругое, с влажным звуком ударило в лодыжку, обхватило и резко дернуло.

Киборг, вскрикнув, опрокинулся на спину, больно ударившись спиной и затылком о каменные обломки, устилавшие пол. Почувствовав, что его с силой тянут за ногу, Крюк инстинктивно замахал руками, пытаясь нащупать, за что можно схватиться. Из большого бетонного куска торчал прут арматуры, который попался киборгу под руку, и он вцепился в него.

Внезапно возникшее ощущение беспомощности и незащищенности заставило его действовать решительней. Нашарив за спиной лазерный разрядник, киборг вытащил его и несколько раз выстрелил в том направлении, куда тянули. В свете зарядов Крюк разглядел, что из пасти «собаки» к его ноге тянется длинный, мясистый, блестящий слюной язык. Лучи прожгли несколько больших дыр в страшной собачьей морде, с двумя огромными, острыми клыками. И хватка языка сразу ослабла.

Крюк почувствовал движение слева, быстро развернулся — импланты давали преимущество в скорости и реакции — и выстрелил. Пронзенное лучами второе животное закувыркалось и мертвой тушкой врезалось в киборга. Тот брезгливо отодвинулся назад.

Над головой киборга вспыхнул неяркий свет — Крюк резко развернулся, направив оружие на источник. Рядом стоял Жила. Лицо и грудь его были испачканы какой-то жидкостью, похожей на кровь, только более темной. Вибролезвия были убраны, только шип- на локтях остались. Киборг держал в руке покрытые прозрачной пленкой осветительный шарик, потом размял его в пальцах, и тот разгорелся еще ярче. В его свете завитки дыма отливали перламутром. Жила щелчком подбросил шарик вверх, и тот прилип к потолку, заливая развалины мягким белым светом.

Крюк смотрел на напарника снизу вверх, ожидая, что тот сейчас начнет его ругать, но Жила лишь протянул руку, помогая подняться.

— Жила, я это… я не нарочно, — начал оправдываться Крюк.

— Давай посмотрим, что нам досталось, — пробурчал тот.

Он присел, поднял деревянную щепку и перевернул ею дохлое животное.

— Смотри, какие клыки у этой «собаки», вот бы она тебя на них насадила!

— Вовремя я его, значит, завалил. Только это никакая не собака, собаки по стенам не прыгают!

— А кто тогда?

— Не знаю, «прыгуны» какие-то!

— Пусть будут «прыгуны», какая разница! Крюк с брезгливым видом, стволом разрядника, отлепил от ноги скользкий язык.

— Вот гадость! Не отдеру никак!

— Отстрели пока, чтобы не мешался, потом срежем, — посоветовал напарник.

Крюк приставил ствол к тянущейся от его ноги мертвой мышце и выстрелил, высвобождаясь.

Ну, что? Будем брать? — спросил он, подходя к товарищу. — Я же их вроде как попортил.

— Конечно, будем, — ответил Жила. — Я таких не видел никогда, хотя за дохлых много и не дадут, но поторговаться можно. И пошли, посмотрим полумертвого, он тоже какой-то необычный.

Они поднялись и прошли назад, где лежало тело убитого Жилой зомби.

— Ты уверен, что это полумертвый? — недоверчиво спросил Крюк, когда они принялись рассматривать тело. — Это что на нем, панцирь или броня такая?

— Откуда же я знаю?! — огрызнулся Жила.

Обезглавленное тело походило на человеческое. Только мышцы были какие-то шишковатые, буграми выступающие по всему телу. Пальцев на уродливых ступнях имелось всего два, они оканчивались какими-то роговыми наростами, похожими на когти. И еще осталось непонятным — то ли это плотно обтягивающая одежда, то ли такая кожа покрывала все тело существа — серая, матовая, в мелких пупырышках. Из шеи и огромной раны на боку растекались две темные лужи.

— Ну и воняет он, — поморщился Крюк.

— Это уж точно.

Киборги не особо удивились увиденному. Они привыкли к тому, что Зодчие могли сотворить с человеком. Одни переделанные чего стоили.

— Вот ужас-то, — произнес Жила.

— Посмотри, что у него в руке?! — удивленно воскликнул второй киборг.

— Видел. Мне вообще показалось сначала, что это кусок раскаленного металла.

Крюк присел и провел пальцами над похожей на клинок полосой, потом прикоснулся:

— Нет. Чуть теплая.

— Хорошо, а то нести было бы неудобно.

— На другой руке тоже есть, — киборг привстал над телом. — Его тоже потащим?

— Конечно, не оставлять же!

Крюк продолжал рассматривать странное существо.

— Ты смотри, эта штука у него словно из руки растет.

— Имплант?

— Похоже, но только не железный.

— Так, может, и не имплант, а часть тела?

Второй киборг почесал лоб.

— Я не знаю, — он наморщился, — все может быть. Слушай, а где голова? Давай на его морду хоть посмотрим.

Жила огляделся в поисках недостающей части тела.

— Вон валяется, сейчас подам.

Киборг едва сделал шаг, как внезапно позади них раздался шорох.

Оба резко обернулись.

Между трупами двух «собак» стояло существо, как две капли воды похожее на то, которое убил Жила.

Оно осмотрело мертвых животных, а затем подняло голову, устремив взгляд на киборгов.

Напарники увидели, что голову его закрывает маска — сплошная до самых светящихся красным светом глаз, с несколькими шевелящимися прорезями на правой стороне и обхватившими вытянутый узкий череп ответвлениями, похожими на корявые ветки.

Появление нового чужака не испугало напарников — киборги были уверены в своих силах. Крюк распрямился, и они сразу разошлись в стороны, обходя противника с двух сторон. Клинки на руках чужака засветились оранжевым, он расставил руки в стороны и чуть подался вперед корпусом, как будто приглашал противников к схватке.

Крюк навел на него разрядник и вопросительно посмотрел на напарника. Тот снисходительно ухмыльнулся и покачал головой, одновременно выпуская вибролезвия. Убрав за спину оружие, Крюк достал из ножен на бедре длинный изогнутый тесак, заточенный с одной стороны. Переглянувшись, киборги бросились в атаку.

Их нападение было стремительным, но враг, похоже, не уступал им в скорости и встретил их удары своими оранжевыми клинками. Когда оружие киборгов и чужака соприкоснулось, в разные стороны полетели искры.

Напарники наносили множество ударов, но их противник успевал парировать почти все. Лишь несколько достигли цели и оставили на теле чужака сочащиеся черной кровью полосы. После столкновения с раскаленными клинками виброножи Жилы завибрировали неровно, тонкое гудение иногда прерывалось.

Оранжевый клинок прошел в нескольких миллиметрах от лица Крюка, обдав жаром.

Киборг отскочил назад.

— Жила! Они и правда раскаленные!

— Знаю, — ответил тот, уклоняясь от второго клинка противника. Киборг пригнулся, потом резко распрямился и перепрыгнул через чужака, оказавшись у него за спиной. Со всего маху Жила всадил оба вибрирующих лезвия в его шею. Черный фонтан ударил вверх, забрызгивая потолок и киборга.

Не издав ни звука, чужак рухнул на колени. Крюк подскочил и рассек пополам его голову.

Запыхавшийся киборг смотрел на мертвое существо. За все время схватки чужак не издал не звука. Напарникам запомнилось только клацанье когтей на его ногах по бетонному полу.

— Нет, Жила! Это не зомби и не переделанный!

— Догадался уже, — ответил тот. — Предлагаю сматываться отсюда.

— Согласен, — кивнул Крюк. — СЗАДИ!

Жила привык доверять своему напарнику, и это спасло ему жизнь. Он пригнулся, и липкий язык пронесся над его головой.

Прыгун, как окрестил эти существа Крюк, свешивался с потолка. Потом он метнулся на ближайшую стену, быстро перебирая лапами, пробежал по ней и, продолжая движение, направил свой следующий прыжок на Жилу.

Лучи лазера сбили животное в воздухе, едва оно оттолкнулось от стены, — Крюк оказался быстрее. Но тут же лишился своего оружия, когда блокировал им удар огненного клинка, обрушившегося сбоку.

Киборги снова были не одни — двое чужаков напали на них. Четыре огненных клинка со свистом рассекали воздух в мощных ударах.

Теперь напарники вынуждены были защищаться. Жила уклонялся, приседал, отскакивал назад и применял все свои навыки, чтобы раскаленные полосы не задели его. Он блокировал выпады чужака вибролезвиями, и, когда те встречались с оружием противника, в воздух поднимались фонтаны искр.

Он чувствовал, что сильнее своего противника, но пока инициатива боя принадлежала не ему, и киборг просто оборонялся, ожидая удобного момента, чтобы перейти в атаку.

Крюк тоже неплохо справлялся. Оружие чужака проплавило глубокую борозду в лазерном разряднике, приведя его в негодность, но киборг достал свой тесак и набросился на противника. В яростной атаке, парируя раскаленные клинки испорченным разрядником, он наносил неистовые удары тесаком и смог пробить защиту чужака, всадив широкое лезвие тому в бок. Киборг ударил противника локтем в голову, отбросив назад, потом двинул ногой в грудь, опрокидывая чужака на камни. Затем быстро подскочил, замахнувшись тесаком, чтобы прикончить, но тут в его руку влепился упругий, слюнявый язык прыгуна, с силой отдернув киборга.

Крюк не растерялся, отбросил разрядник, перехватил в свободную руку тесак и отрубил тянущий его язык. Когда он снова развернулся к чужаку, тот уже был рядом с ним и его раскаленные лезвия, двигаясь столь стремительно, что слились в размытые дуги оранжевого цвета, устремились к груди киборга.

За мгновение до этого Жила, оказавшись прижатым к стене, решил перейти в нападение. Он отбил очередной удар, быстро развернулся, толкнулся от стены и перепрыгнул через своего врага, оказавшись у него за спиной. Ударом ноги киборг впечатал его в стену и обрушил свои ножи. Лезвия с голодным жужжанием отсекли противнику руки. Киборг бросил взгляд в сторону своего напарника и увидел, как чужак насадил Крюка на свои раскаленные клинки и поднял над собой. От тела киборга пошел дым, в ранах закипела кровь, и он закричал от нестерпимой боли. Жила тоже закричал, быстрыми ударами прикончил своего противника, увидел, как на него бросился прыгун, нацелившись длинными клыками в грудь. Он перехватил животное в прыжке, ударом армированной ноги отправив прямо в чужака, пронзившего его напарника. Похожее на собаку существо врезалось в чужака и сшибло его с ног, отбросив к стене. Крюк тяжело упал на пол. Жила подбежал к нему, но тот уже был мертв. Киборг взвыл, но, поняв, что уже ничем не может помочь, рванул прочь.

На выходе из развалин путь ему преградили еще два пришельца. Со спины одного из них вылез на плечо, потом перебрался на грудь и сполз на землю прыгун.

Киборг оскалил зубы в злой ухмылке, а взгляд метался по сторонам в поисках выхода. Справа поднимался чужак, которого он сбил с ног прыгуном.

С тремя Жила уже мог не справиться, и он прекрасно это осознавал, но ярость придала ему дополнительные силы. Для начала он решил добить уже раненного врага и метнулся в его сторону. Краем глаза заметил, что прыгун бросился ему наперерез. Киборг резко остановился, пропустив мимо себя животное, и ударил ему вслед. Вибронож вонзился тому в спину, вспарывая и разрезая пополам. Темной кровью словно плеснули из ведра, и она жирным пятном растеклась по стене. Волна вони ударила в нос. Две половинки тела еще не шлепнулись на пол, а Жила уже бросился на раненого чужака.

Но тот сам атаковал. Жила ушел в сторону и попытался зайти противнику за спину, занимая позицию таким образом, чтобы враг оказался между ним и остальными чужаками и те не напали сзади.

Из-под ноги у киборга вылетел камень, и он оступился. Чужак накинулся на него, но Жила был быстрее, он подсек противнику ноги, а когда тот стал падать, насадил его на гудящие лезвия.

Мертвое тело повалилось вперед, прямо на киборга. Он успел выставить ногу — под тяжестью чужака колено прижалось к груди. Жила полоснул виброножом — брызнул фонтан темной, похожей на болотную жижу крови, обдав киборга, и так всего перепачканного, мелкими брызгами. Голова чужака отделилась от тела и упала на пол рядом.

Он с криком разогнул ногу, отбросив обезглавленное туловище в двух других чужаков, уже подбежавших к ним. Оба разлетелись в стороны и упали на пол, один из них взмахнул руками и задел второго своим клинком. Раненый начал сучить ногами и руками.

Жила вскочил, у него вырвался безумный смешок от зрелища калечащих друг друга врагов, и рванул прочь из здания.

Уже почти выйдя наружу, он оглянулся, и то, что он увидел, заставило его вздрогнуть.

Два чужака уже стояли на ногах, все в полосах ожогов, от которых шел дым, а за их спинами еще пятеро пришельцев. С горящими оранжевым клинками, непонятно откуда появившиеся, и на плечо каждого взбирался со спины прыгун. Они стояли нестройной кучей.

Израненные чужаки кинулись к Жиле, клацая своими уродливыми ногами по каменному крошеву.

— Вот суки, — пробормотал киборг, бросаясь бежать.

Враги быстро нагоняли его. Он вытянул руку в сторону здания, откуда они с Крюком вели наблюдение, и выбросил из запястья нитку троса с зацепом. Блестящий наконечник со свистом пересек улицу и впился в стену дома на высоте третьего этажа. Заработал механизм, встроенный в предплечье киборга, и потянул его наверх. Огненное лезвие едва не задело его, прочертив дугу в нескольких сантиметрах от его ног. Достигнув стены, Жила уперся в нее ногами и оглянулся. Пришельцы вынесли какое-то устройство и суетились над его установкой.

Киборг решил, что это не сулит ему ничего хорошего. Он потянулся, достал рукой край оконного проема и рывком перебросил свое тело к нему. Забрался внутрь здания и бросился бежать.

Вслед ему в окно влетел яркий шар, рассыпающий во все стороны короткие зигзаги молний. Заряд врезался в стену за спиной киборга и взорвался.

Бетон стены раздробило на мелкие куски, арматуру скрутило под всевозможными углами, прутья переплелись в фантастические фигуры. Взрывной волной Жилу швырнуло вперед. Молнии впились в его тело, оплели каждую деталь имплантатов. Их стало гнуть и выворачивать. Киборг закричал от невыносимой боли, когда его армированные ребра, разорвав кожу, вышли наружу, скрученные спиралями. Руки и ноги были изломаны в десятках мест. Позвоночник, который тоже был усилен имплантатами, выгнуло и сломало.

Его куски разорвали киборгу живот, вывалив внутренности. Под ним растекалась темная лужа из смеси крови и бионаторной жидкости.

Когда судороги закончились, Жила был уже мертв.

Над освещенными тусклым светом луны развалинами, где произошла первая стычка киборгов с чужаками, замерцал воздух. Вместо острых обломков зданий стали проступать угловатые, похожие на перевернутого вверх лапами паука, очертания корабля.

Он плавно поднялся в воздух, разогнав клубы пыли, и черным отвратительным насекомым поплыл в сторону города.

* * *

Когда над ними стали мелькать фермы моста, Зик понял, что гравитележка направляется в заброшенную часть города. Ночное небо было затянуто гонимыми ветром серыми облаками, сквозь которые иногда проглядывала полная луна. Воздух был прохладным, насыщенным речной влагой.

Капитан поднял взгляд и осмотрелся. Киборги сидели на своих местах, один спал, свесив голову на грудь, остальные смотрели куда-то вперед.

Пока на него не обращали внимания, Зик попытался высвободиться, но пластик не поддавался. Тонкий шнур, которым были связаны руки десантника, больно впился в запястья, и он почти не чувствовал свои кисти. Тем не менее капитан не бросал попытки хотя бы ослабить путы.

— Чего завозился? — внезапно услышал он.

Киборг, который бил его, с мерзкой ухмылкой смотрел на Зика. Остальные, услышав его реплику, тоже оглянулись и посмотрели на капитана.

— Сиро, вмажь ему еще разок, — сказал кто-то.

В темноте Зик не видел, а скорее чувствовал их взгляды.

— Руки… кхм… — у десантника пересохло горло, -…затекли.

— Потерпишь, — фыркнул один из киборгов.

— Заткни ему пасть, Студень, — прорычал другой, потянулся и ударил десантника кулаком в лицо.

Эй! Смотрите! — внезапно воскликнул Студень.

Все сразу посмотрели вперед и вверх, куда он указывал, потом вскочили и прижались к переднему борту.

— Ну че там еще? — ворчливо спросил Сиро, все еще злобно ухмылявшийся. Потом поднялся и растолкал сгрудившихся подельников — в этой компании он был главным. — Эй, стой!

Киборг хлопнул по крыше кабины. Тележка резко тормознула, качнувшись вперед.

Зику из его положения было не видно, что привлекло внимание киборгов. В душе капитана пробежала дрожь волнения — вдруг свои?! Его группу должны искать, и наверняка уже ищут. Он откинулся как можно дальше назад, пытаясь разглядеть предмет внимания конвоиров, но спины киборгов закрывали весь обзор.

— Это вояки, — предположил киборг, чьего имени десантник не знал. — Своих ищут!

— Точно! — подхватил мысль Студень.

— Очень может быть, — согласился главный. — Выгружаемся! Быстрее! Затон, тащи капитана.

Киборги повыпрыгивали из кузова и стали вытаскивать пленников. Первым — Зика. Когда его выгрузили из машины, он увидел, что они остановились посреди моста, вокруг нагромождения ржавых остовов гравимобилей, тяжелых грузовиков и прочей техники. Почти за три года, прошедших после победы над Хозяевами, мост так и не расчистили. Затон отволок капитана за одну из гор покореженного пластика и металла, и, пока киборг нес его, Зик наконец смог рассмотреть то, о чем говорили охранники.

Вдалеке, выделяясь черным пятном на сером фоне подсвеченных луной облаков, по направлению к ним двигался массивный объект.

Киборг перехватил взгляд десантника.

— Дружки твои, да? — с самодовольным видом спросил он. — Даже не надейся, что они тебе помогут.

Он хохотнул.

В темноте не было видно отразившейся на лице капитана досады. К ним приближался не поисковый корабль с армейской базы, такие очертания были Зику незнакомы.

Затон швырнул капитана на асфальт, и тот больно стукнулся локтями и спиной. Потом развязал ему кисти, и десантник уже не смог сдержать болезненного вскрика, когда его освобождали от пластиковых пут, глубоко впившихся в кожу. Киборг только весело засмеялся, не церемонясь, заломил десантнику руки и снова связал их за одной из перил моста.

Рядом с капитаном бросили Аса и Соммерсона, их броня глухо звякнула о камень.

— Осторожнее, — прикрикнул Сиро, — смотрите, куда прете! Там дыра, вы их сейчас плавать отправите, уроды!

— Зодчий тебя забери! В темноте не видно. Они еще тяжелые… — стали оправдываться киборги.

— Разуй глаза, и сразу все увидишь! — огрызнулся предводитель.

Зик вытянул шею и увидел недалеко от того места, где лежали пленные десантники, провал в покрытии моста.

Пятеро киборгов расположились тесной кучкой вокруг.

— А где Бурый? — спросил один из киборгов.

— Решил в кабине остаться, — ответил Сиро. — Спрятался под панелью.

Потом повернулся к Зику и злорадно сказал:

— Тебя ищут, капитан.

— Нет, — спокойно ответил тот.

— Чей же тогда это корабль? — Зубы главаря блеснули в усмешке.

— Он приближается! — сообщил Затон, выглядывая из-за перевернутого гравимобиля.

— Присмотри за этими, — приказал одному из киборгов Сиро, показав на десантников, а сам присоединился к наблюдателю.

Остальные киборги присели, спрятавшись за обломками машин.

По мере приближения корабля в воздухе растекался гул. Аппарат шел на малой высоте, с небольшой скоростью.

Киборги затаились, а Зик решил воспользоваться удобным моментом и небрежностью врагов. Он вытянулся, насколько позволяли связанные за спиной руки, и уперся ногами в бронекостюм Аса.

Судя по звуку, неизвестный корабль пролетал прямо над ними. Киборг, который должен был присматривать за пленниками, втянув голову в плечи, смотрел в ночное небо. Остальные осторожно выглядывали из-за спины Затона.

Зик набрал в легкие воздуха и поднатужился, толкая Аса к пролому, рядом с которым тот лежал.

— Он завис над машиной, — услышал капитан перешептывания киборгов. — Вот Зодчий!

— Бурый, не высовывайся! — советовали они оставшемуся в гравитележке киборгу, но тот, конечно, их не слышал.

— Они его заметили?

— Спрячь башку, недоумок!

Звук, похожий на треск ломающегося льда, только намного более громкий, раздался со стороны корабля. В следующую секунду яркая вспышка осветила все вокруг, и энергетический шар ударил в гравитележку киборгов. Машину охватили голубоватые молнии, оплели каждый механизм, каждую металлическую часть. И в следующую секунду тележку начало корежить. Скручиваемый и сминаемый металл хрустел и скрипел. За этими звуками не было слышно криков погибающего в кабине киборга. Гравитележку выворачивало и уродовало. Все киборги наблюдали за этим зрелищем как завороженные, не отводя глаз. Зик первые секунды тоже удивленно смотрел на происходящее, но потом заставил себя отвлечься и занялся своим делом. Он уперся спиной в решетку перил, к которым был привязан, а ногами в бронекостюм Аса. Десантник напрягся изо всех сил. От натуги у него потемнело в глазах. Ему казалось, что мышцы вот-вот лопнут, но его сил не хватит, чтобы сдвинуть Аса. Ему хотелось закричать, но этого нельзя было делать. Перила моста больно врезались в спину. Наконец, Следопыт сдвинулся с места, заскрипев бронекостюмом по асфальту, но никто не услышал этого, даже сам Зик. Он только почувствовал, как его ноги стали распрямляться. Гравитележка, сминаемая силовыми полями, взорвалась, рассыпав вокруг себя искры и осветив мост на десятки метров.

Зик услышал, как восторженно воскликнул один из киборгов, сделал еще толчок, почти порвав мышцы. Ас перевалился через край пролома и исчез в темноте. Через несколько секунд послышался далекий всплеск.

Неизвестный корабль полетел дальше, киборги вжались в обломки, за которыми прятались, и проводили его взглядами.

Зик этого не видел. Он выдохнул, сдерживая дыхание, пот заливал ему глаза и щипал рапы на разбитом лице. Капитан сместился в сторону и дотянулся ногами до Соммерсона. Столкнуть его было еще труднее, поскольку он лежал чуть дальше, чем Ас, но Зику неимоверным усилием все же удалось сдвинуть его с места. Оставалось еще немного, когда один из киборгов перевел взгляд от удаляющегося корабля на пленников.

Удивленно-восторженная мина на его лице сменилась гримасой злости. Он подскочил к десантнику и ударил его. Зик, превозмогая боль, попытался столкнуть Соммерсона, но другие киборги уже были рядом. На него обрушился град ударов, и он потерял сознание.

— Это он зачем? — тяжело дыша, спросил киборг, который должен был следить за пленниками. — Он же утопил его, и второго хотел.

— А думаешь, то, что им предстоит, лучше?

— Ну, они-то не знали об этом! Возмущение киборга было искренним.

— Давай второго оттащим, пока тоже не нырнул. Все вместе они взялись за десантника в броне — двое за ноги, один за плечи, — крякнув, приподняли. В этот момент стоявший неподалеку остов гравимобиля, подожженный разлетевшимися при взрыве кусками тележки, тоже полыхнул. Яркая вспышка заставила киборгов отпрянуть. Они не удержали десантника и выронили. Бронекостюм царапнул об асфальт, и Соммерсон исчез в провале.

— Держи его!

— Что рты разинули? Безрукие, что ли, мать вашу? — орал Сиро.

— Да я сам чуть не упал, — начал оправдываться Студень.

— «Да я сам, да я сам», — передразнил его предводитель. — Что мы теперь скажем? Велено было троих привезти. Берите этого, — он кивнул на Зика. — Давай уйдем с этого долбаного моста. Не уроните последнего!

Сам он пошел вперед, ругаясь себе под нос. Потом снова оглянулся:

— Сейчас затащим его куда-нибудь в развалины, и пойдете по берегу прошвырнетесь.

— Что, сейчас?! В темноте?!

— Да, сейчас, в темноте! — рявкнул Сиро. — А ты что, обосрался уже? Может, найдете хоть одного! Тут вроде до берега недалеко, если повезет — будут валяться на мелководье. Студень, бери вояку на плечи, и пошли.

Киборг подхватил десантника и поплелся за предводителем, остальные понеслись вперед, проверять, нет ли опасности.

— Что это была за хрень? — спросил Студень. — Я такого раньше не видел!

— Опять, наверное, что-то новенькое изобрели, суки хитрожопые, — ответил Сиро.

Вернулись остальные киборги.

— Впереди чисто, — доложили они.

— Хорошо, но все равно не расслабляйтесь.

— Что это был за корабль? — на этот раз спросил Затон. — Не похож он на те, что у вояк.

— Может, это пришельцы? — предположил Студень.

— Какие еще пришельцы, что за бред? — недоверчиво высказался другой киборг.

— Да точно тебе говорю! Жилу знаешь?

— Знаю, кто же его не знает?

— Он давно за ними охотится. Я недавно с его напарником, Крюком, выпивал вместе. Он сказал, что Жила совсем свихнулся на каких-то монстрах. Все хотел их поймать и даже видел нескольких — на собак похожи. А несколько дней назад эти обормоты куда-то из города исчезли, наверняка на охоту пошли, Жила — он же чудной, всегда себе забавы выискивает.

— Вы, наверное, ту бурду, которую пили, у старухи на углу Парадного проспекта покупали? — со знанием дела поинтересовался второй киборг.

— У нее.

— Ну, тогда я удивляюсь, что он тебе этих пришельцев прямо тут же и не показал.

— Мы тогда не выпили еще, — обиделся Студень.

— Значит, накурились, — заржал Сиро. Остальные поддержали его.

— Не хотите, не верьте, — раздраженно фыркнул киборг. — На-ка вот, Затон, лучше потащи.

— Сам тащи, — огрызнулся тот.

— Бери, Затон, — сурово сказал Сиро.

Киборг, недовольно ворча, переложил капитана себе на плечо.

— Я знаю Жилу, ни о каких пришельцах он не говорил, — сказал Сиро. — Это ты сам сейчас выдумал, Студень. Он охотился на монстров, которых Зодчие делали. Я видел, как он одного притаскивал к Ахравату, правда, дохлого. Еще и эти, — киборг кивком указал на десантника, свесившегося с плеча Затона, — тоже таких скупали. Зодчие, кроме переделанных и зомби, еще много всякого дерьма делали, мы их не видели, потому что они только начали свои эксперименты, когда…

Киборг запнулся и почему-то не стал продолжать. Вскоре киборги пересекли мост, забрались в ближайшие развалины и разожгли костер.

— Ну-ка, приведи его в чувство, — приказал Сиро, кивком указав на Зика, брошенного у стены.

Один из киборгов достал фляжку с водой и плеснул десантнику в лицо.

Зик пришел в себя, и у него вырвался стон. Разбитое лицо саднило, губы опухли, дышать было больно — несколько ребер наверняка сломаны.

Киборг схватил его за грудки и волоком потащил к предводителю, швырнув капитана тому под ноги.

Сиро сначала молча смотрел на Зика, потом спросил:

— Что это был за корабль и чем он стрелял?

— Я не знаю.

— Врешь, сука! — процедил сквозь зубы Студень и пнул десантника под ребра. Капитан наморщился, но, стиснув зубы, сдержал крик, лишь тихо застонав.

— Я еще на мосту сказал, что не знаю.

Киборг хотел снова ударить, но Зик быстро произнес:

— Тип оружия мне неизвестен, конструкция самого корабля нетипична для наших челноков. Я в жизни не встречал ничего подобного.

— Откуда же он тогда взялся? — задал вопрос один из киборгов.

Вместо Зика ответил Сиро:

— Если он не знает, что это за корабль, то и не знает, откуда он взялся.

— Ты ему веришь?

— Почему бы и нет? А если и врет, то, как придем, все равно расскажет. Хватит прохлаждаться! — Неожиданно предводитель сменил тон. — Валите на берег.

— Может, утром?

— Валите, я сказал!

И, подгоняемые Сиро, киборги отправились на поиски двух других пленников.

Зик остался наедине с предводителем.

Он решил попробовать поговорить с ним. Десантник повернулся к киборгу, тот стоял, прислонившись спиной к стене, и чистил ногти кончиком ножа.

— Эй, Сиро. У тебя есть имя?

Киборг перевел взгляд на него, насмешливо ухмыльнулся и ответил:

— Стефан.

— Стефан. Скажи, зачем вам все это? — спросил Зик. — Сейчас нет ни Хозяев, ни Зодчих. Мы же не лезем в ваши дела, только помогаем наладить инфраструктуру и хозяйство.

Зик видел, как менялось лицо киборга, пока он говорил. Ухмылка сползла с его лица, уголки губ опустились, глаза сощурились, злобная гримаса исказила лицо.

— Отпусти меня, — продолжал Зик. — Я…

Удар тяжелого ботинка снова в кровь рассек ему губы и заставил замолчать. Киборг обошел вокруг лежащего человека и несколько раз яростно пнул его.

Зик застонал.

— Да, вы помогаете… вы помогаете, сволочи! — Еще один удар пришелся по скуле и едва не выбил из Зика сознание.

Киборг перешагнул через десантника одной ногой и остановился над ним, глядя сверху вниз. Их взгляды встретились, и Зик увидел ненависть, скрытую внутри этого человека.

— Ты думаешь, я всегда был киборгом? — Стефан оскалил зубы. — Я даже не хотел им быть, в отличие от этих придурков!- Он качнул головой в сторону дверного проема, куда ушли его подельники. — Не-е-ет! Я вовсе не желал этого. Я просто хотел жить и вместе с женой растить сына. У тебя есть дети?

От последнего удара у десантника немного помутилось в голове, и он не смог сразу ответить на вопрос. Стефан присел, схватил Зика за шею и закричал, брызгая слюной:

— ОТВЕЧАЙ, МРАЗЬ! ЕСТЬ У ТЕБЯ ДЕТИ?!

— Не…ет, — выдавил десантник.

— А У МЕНЯ ЕСТЬ!

Зик начал задыхаться, глаза закатились, он захрипел.

Киборг еще мгновение смотрел на него, потом ослабил хватку, позволив воздуху вновь наполнить легкие десантника.

— У меня БЫЛ ребенок, — яростно прошипел он. Казалось, что каждое его слово наполнял яд. — Три года назад мы жили недалеко от Колизея.

Зик начал понимать, о чем он говорил. Киборг увидел это.

— Да, — он покивал, — да! Именно у Колизея. Рядом с порталом Хозяев. Там, где вы решили устроить плацдарм для высадки. Там, где вы все сровняли с землей! Я торговал на площади овощами с клон-ферм, возил грузы, чинил машины. И у меня была семья — жена и сын. Ему было уже пять лет. Ты знаешь, как трудно выжить ребенку в этом мерзком мире? Но он рос и был сильным и ловким, я не был таким в его годы… Киборг замолчал.

— Мы не знали…

— Вы не знали?! Зато я знаю! — Стефан не дал ему договорить. — Знаю, как у вас это называется — «вынужденные потери». Так вот, — он снова перешел на крик, — мои жена и сын не были «вынужденными потерями»! Они были людьми! Обычными людьми, они хотели жить, как и все. Но вы убили их, сожгли, превратили в пыль!

Из глаз киборга текли слезы. Затем Сиро опустил голову и закрыл глаза. Просидел так полминуты, сглотнул слюну, взял себя в руки и снова посмотрел на Зика. Когда он заговорил, его тон был уже спокойным, но по-прежнему насыщенным ненавистью:

— А теперь ты спрашиваешь, зачем мне это? Зик молчал, понимая, что ответ не нужен.

— Затем, что я ненавижу всех вас! Затем, что я буду убивать вас везде, где только смогу, пока не кончатся заряды, а потом буду рвать руками, — он сжал металлические кулаки и потряс ими перед лицом десантника, — а когда ослабеют руки, буду грызть зубами.

Стефан засмеялся.

— Хотя это не относится к тебе. — Киборг весело, по-дружески подмигнул Зику. — Тебе уготовано кое-что похуже, чем быть убитым.

Он наклонился к уху десантника и прошептал:

— Ты станешь переделанным.

И засмеялся, увидев испуг на лице Зика.

Сиро поднялся и отошел от десантника. Снова встал у стены, но взгляда от пленника не отводил.

Послышался звук шагов, в помещение ввалились другие киборги.

— Ха, Сиро! — весело гаркнул один, посмотрев на Зика. — Да вы тут развлекались!

Тот скривил фальшивую улыбку:

— Я рассказал ему одну веселую историю, с комментариями.

— О, да! Чувствуется, он был очень рад ее послушать!

Киборги дружно загоготали.

— Ну что, нашли?

— Нет, утопли, наверное. Костюмчики-то немало весят.

— Знаешь, — Стефан посмотрел на Зика, потом на своих дружков, — дерьмо не тонет. Так что, может, и выплыли. К тому же я слышал, эти костюмчики герметичные. Так?

Он пнул Зика.

— Так, — мрачно ответил тот.

— Вот видишь.

— И что теперь? — Студень стоял, нахмурив лоб. — Будем дальше искать?

— Некогда уже, наверняка вояки спохватились, патрулей полно по городу будет.

Предводитель жестким взглядом осмотрел свою банду:

— Придется пробежаться. До рассвета нужно успеть. Пленника понесете по очереди. Пошли.

Один из киборгов взвалил Зика на плечо, и все они понеслись вслед за возглавившим группу Сиро.

* * *

Взрыв гранаты раскатистым эхом отразился от сводов наполненного дымом туннеля.

— Санта! — ругался Сэм. — Вы чего там возитесь?! Лазерные лучи проносились по длинному коридору огненными пунктирами.

Майор с частью своего отряда отражал атаки киборгов, пытающихся прорваться в туннель. Они только что заколлапсировали четырнадцатое орудие и приступили к пятнадцатому. Последний бункер достался им легко, практически без сопротивления, но едва они проникли в туннель, ведущий к следующему орудию, как сзади на них обрушились враги. Чтобы не оказаться зажатыми с двух сторон в узком коридоре, Сэм разделил отряд на две части, сам с четырьмя бойцами остался прикрывать тыл, а остальных под руководством Санты отправил на захват бункера.

— Извини, командир, — ответил помощник. — Там засели крепкие ребята, их не так просто достать.

— Да ты что?! А я думал, мы с ними в прятки играем! — огрызнулся Сэм. — Захватывай бункер и не занимайся ерундой! Если мы будем тратить столько времени на каждый, то еще год будем тут околачиваться.

Сэм высунулся из-за опрокинутого гравицикла, служившего ему укрытием, и оценил обстановку. Местные киборги пытались пробраться к ним, используя все, что можно, для укрытия. Сначала они пытались переть напролом, но несколько очередей из пяти плазменных винтовок охладили их пыл. Потом стали применять разные тактики и хитрости: прикрывались телами мертвых товарищей, делали бронированные щиты, пытались проскочить на гравициклах сквозь заслон, но десантники не давали им спуску. Заряды плазмы разрывали мертвые тела в клочья и добирались до живых, несколько вакуумных гранат раскидали самодельные щиты в стороны. Единственное, что у нападавших почти получилось, — это быстрая атака на гравициклах. Двоим даже удалось прорваться, и Сэму, с одним из его бойцов, пришлось вступить в рукопашную, пока остальные поливали ринувшихся в наступление противников огнем из винтовок.

Их марафон длился уже второй день — сутки на Олимпе были почти равны стандартным. Десантники захватывали орудие за орудием, не останавливаясь для отдыха дольше, чем на полчаса в каждом из бункеров. Проводили зачистку, ставили генераторы коллапс-поля, «зализывали» раны, проверяли снаряжение и выступали к следующей цели. Они ничего не ели, только иногда пили воду, и каждый проглотил по несколько капсул энергетиков.

Но передышка им все же требовалась. Сэм чувствовал, что его люди устали, да и самому ему нужно было отдохнуть. Перед атакой он объявил, что после захвата бункера будет привал. Киборги, в большинстве своем, ответили ему только хмурыми взглядами. Лишь Санта искренне обрадовался, а Ворон мрачно сказал: «Привал — это хорошо, если только доживем до него». На этот раз в ответ никто не ругался. У них уже появились потери. Двоих они потеряли на восьмом орудии при ночной атаке и одного этим утром, в последней схватке, хотя сам захват прошел довольно легко. Теперь подразделение Сэма насчитывало семнадцать бойцов.

Любая задержка позволит врагу собраться с силами и перегруппироваться. Уже сейчас для захвата бункера требовалось гораздо больше сил и времени, чем вначале. Отряд продвигался вперед на волне успеха, но стоит им сделать остановку немного длиннее, чем они позволяли себе, как подоспеют подкрепления, уже наверняка вызванные из города, и выполнить стоящую перед ними задачу станет во много раз труднее.

А Санта все никак не мог справиться с засевшими в бункере врагами.

— Командир, я не могу их выбить с позиций, — словно в ответ на его мысли доложил помощник. -Они успели хорошо укрепиться. Нам даже высунуться не дают.

— Зараза! — в сердцах выругался майор.

— Что? — переспросил Санта. — Повтори, я не расслышал.

— Ничего, — ответил майор. Он уже принял решение. — Мы сейчас прибудем.

Потом обратился к одному из бойцов, находящихся рядом с ним:

— Пирс, готовь генераторы, давай запрем эту дыру.

— Понял, — ответил киборг. — Один? Два?

— Два, тоннель большой.

Сэм не хотел сейчас использовать генераторы коллапс-поля. Они пригодились бы им в дальнейшем, но десантники и так уже потеряли слишком много времени.

Хотя бойцы подразделения К-1 и были модифицированы самыми последними образцами имплантов и во многом превосходили своих противников, но им не хватало настоящих бронекостюмов, которые могли бы полностью защитить их от лазеров. Такой был только у единственного в отряде человека — у командира.

— Запечатывай, — приказал Семен.

Пирс активировал устройства и приготовился швырнуть их в сторону врагов.

— Прикроем его! — скомандовал майор.

Он и остальные трое киборгов приподнялись и открыли шквальный огонь.

Пирс привстал и быстро бросил генераторы один за другим, стараясь, чтобы они легли к противоположным стенам и примерно на одинаковом расстоянии.

Десантники продолжали стрелять — для активации генераторам нужно было около двадцати секунд.

И вот наконец приборы замигали зелеными огоньками, а заряды плазмы стали рикошетом уходить в пол и стены, отражаясь от силового поля совсем рядом со стреляющими. За тыл теперь можно было не беспокоиться.

— Санта, мы идем к тебе.

— Хорошо.

Майор быстро присоединился к остальным бойцам. Они жались к стенам и прятались за контейнерами.

Выход из тоннеля был закрыт завесой дыма. Пол и стены обожжены зарядами лазеров, словно прочертивших магическую полосу, которую нельзя было пересечь.

— Где они засели? — спросил майор. Он сидел рядом с помощником, спрятавшись за каменным выступом. Отсюда просматривался выход из туннеля и часть бункера.

— Вон там, — Санта показал направление стволом винтовки, — чуть дальше от входа, там бетонные плиты с амбразурами. У тех, кто там засел, не только лазеры, а, похоже, и ракетные установки есть, из старых запасов. Из одной по нам жахнули, — киборг кивком указал на большую воронку в противоположной стене. — Импульсники тоже имеются. Еще на втором этаже что-то типа длинного балкона. Они прикрывают спрятавшихся за плитами. Одни маковки только видно было и стволы разрядников. Гранат у них не очень много, но тоже есть.

— Понятно. Я пойду вперед, прикроешь меня. Весь огонь на амбразуры, чтобы заткнуть их. Как только я с ними разберусь, переходи в атаку. Все их внимание какое-то время будет сосредоточено на мне, так что быстро забираетесь на балконы и захватываете их. Все слышали?

— Так точно, — раздался нестройный хор голосов.

— Приготовились!

Сэм отправил винтовку за спину и активировал лезвия на предплечьях.

— Давайте, ребята, поможем командиру, — сказал Санта.

— Огонь! — скомандовал майор и, как только на бетонные плиты обрушились потоки плазмы, рванул вперед.

Сэм бежал, а мимо него проносились сгустки плазмы. Он видел, как заряды буквально залепили амбразуры на укреплениях противника.

Когда десантник появился из-под сводов тоннеля, десятки лазерных лучей устремились в его сторону. Они выжигали бетон у него под ногами, но не причиняли вреда. Майор пронесся за бетонные плиты. — Я вправо! — сообщил он, и огонь по этой амбразуре сразу прекратился и сосредоточился на втором укреплении.

За бетонной плитой притаились два киборга. Они не ожидали появления десантника. Ударом ноги Сэм отбросил одного в сторону, а второго пронзил клинками, быстро высвободил их, подскочил к первому киборгу, уже начавшему подниматься, и обрушил на него оба своих лезвия.

— Одно чисто! Иду на второе! Санта скомандовал прекращение огня и атаку. Сидевшие за левым укреплением киборги поднялись посмотреть, что происходит, и приготовились открыть огонь по наверняка начавшему наступление противнику, как сзади появилась массивная, закованная в броню фигура. Клинки пронзили обоих киборгов практически одновременно. Один умер сразу, обвиснув тряпичной куклой, а второй закричал, схватившись за выскочившее из груди лезвие обеими руками. Он начал дергаться, пытаясь слезть с клинка. Сэм высвободил второе лезвие и раскроил киборгу череп.

Десантники ворвались в бункер, и завязался бой. Они быстро заняли балкон и планомерно уничтожали противника. Подразделение Сэма билось яростно ибеспощадно — может быть, сказывалась злость на упорно сопротивлявшегося врага, а может, просто желание побыстрее получить обещанный отдых. Но итог был один — жестокий и скоротечный бой.

Майору даже не пришлось больше вступать в схватку. Он лишь проследил, как все закончилось и не требуется ли кому его помощь. Но бойцы справились сами. Даже на ставшую уже привычной процедуру установки охранного периметра — запечатывания второго выхода и установку мин — ушло меньше времени, чем обычно.

— Сайта, назначь часовых, смена каждые полчаса. Раненым — обработать раны. Остальным отдыхать, -отдал приказ майор. — Привал — три часа. До первой смены караула проведешь проверку личного состава и доложишь.

— Будет сделано, — отозвался помощник.

Сам майор отошел к пушке, снял шлем и присел, устало прислонившись спиной к орудию.

Достал пластиковую упаковку с водой и сделал несколько глотков. Вытащил пищевой брикет и съел половину, запив сладковатую серую массу прохладной водой. Еда показалась Сэму отвратительно безвкусной, и он еле заставил себя проглотить ее. Убрал пищу в предназначенный для нее отсек на броне и закрыл глаза.

Подошел Санта.

— Командир, — негромко позвал он.

Сэм сразу открыл глаза и посмотрел на помощника.

— Дежурства назначил, всех проверил.

— И как у нас дела?

— Некоторым здорово досталось. У Кима и так был поврежден плечевой сустав, а теперь его совсем заклинило, ходит как паралитик.

В другой ситуации у Санты на губах цвела бы глумливая ухмылка, потому что киборги любили поиздеваться друг над другом, но сейчас помощник только удрученно хмурился.

— Починить можно? — спросил Сэм.

— Сейчас — нет. В городе наверняка есть мастерские, но нам-то от этого не легче.

— О городе и речи даже не веди.

— Я и не веду.

— Что еще?

— Барсу ноги повредило. Ходить может, но бегать или драться — бесполезно, — Санта покачал головой. — Как черепаха. Еще Змею по лысой башке не хило стукнули. Говорит, голова кружится, и блевать охота.

— Сотрясение, — сказал майор. — Пусть с лекарствами не усердствует.

— Угу, уже сказал. Я удивился, что там есть чему сотрясаться, — не удержался от слабой улыбки Санта. — Ну, остальные вроде нормально.

— Хорошо. Иди, отдыхай, потом подумаем, что с ранеными делать.

Семен снова прислонился затылком к орудию и закрыл глаза, но помощник не уходил.

— Что-нибудь еще, Санта? — спросил майор, не открывая глаз.

— Знаешь, ты сегодня очень рисковал, командир.

— Знаю. Это же война.

— Я не про это говорю, а про то, когда ты понесся штурмовать их укрепления.

— Знаю, — снова сказал Сэм.

— И главная опасность была у тебя не впереди… а сзади.

Семен открыл глаза, посмотрел на Санту, немного помолчал и повторил:

— Я знаю. Киборг усмехнулся:

— И тебе не было страшно?

— Только глупцам не бывает страшно, а я… просто старался об этом не думать.

Помощник, криво усмехаясь, несколько секунд задумчиво смотрел на командира, потом хмыкнул, покачал головой и, не сказав больше ни слова, оставил Сэма отдыхать.

Киборги расположились на привал тесной группой в центре бункера. Все были уже изрядно потрепаны.

Бойцы помогали друг другу обработать раны и починить механизмы имплантов. Сегменты брони закоптились, от блеска искусственных частей не осталось и следа — оружие противника оставило на полированном металле глубокие царапины и проплавленные шрамы. Киборги были покрыты кровью и пятнами бионаторной жидкости, как вражеской, так и собственной.

— Эй, смотрите, что я нашел! — воскликнул Рок. В руках у него было несколько серых бутылок, а глаза сияли, как у ребенка, добравшегося до сладостей.

— Че это у тебя, Рок? — Клин подошел к нему.

— Уксус! Ты чего как тупой?! Вроде не тебе, а Змею по башке заехали!

— Ну, ты! За языком следи! — беззлобно отозвался последний, лежа возле стены.

— Да я образно, не обращай внимания. На-ка вот лучше, полечись! — Рок бросил ему бутылку.

— Эй, всем давай! — раздались голоса.

— Держите. — Киборг раздал бутылки и сам сел с одной из них в руках. Активировал лезвие, одним взмахом срубил горлышко, заглянул внутрь, прищурив один глаз, встряхнул содержимое и приложился к бутылке.

— Где взял-то?

— Ну, должны же они были здесь жрать! — ответил Рок, отрываясь от питья. — Вот и нашел кладовочку. Раньше просто времени не было…

— А теперь что, пикник решил устроить? — подошел к нему Санта.

— Угощайся, там еще есть. На пилонское похоже. — Киборг протянул помощнику командира бутыль.

Санта взял бутылку и с силой отшвырнул ее. Стеклопластик разлетелся вдребезги о стену, и вино розовыми ручейками потекло вниз.

— Ты чего? — воскликнул Рок.

— Всем выбросить бутылки! — приказал Санта.

— С какой стати? — Коротышка Джонс демонстративно сделал большой глоток.

— Потому что я так сказал.

— А ты кто?

— Я — помощник командира, если твоя тупая башка это еще не усвоила.

— Ты чего, Клаус? — Барс приковылял к нему. — Лучше выпей…

Санта выхватил из рук Барса бутылку и отправил ее в стену, вслед за первой.

— Всем выбросить это пойло, — сурово сказал он.

— А если я не выброшу, то что? Задницу мне надерешь? Или пристрелишь? — Джонс криво усмехнулся. — Или, может, своего начальничка позовешь, чтобы он это сделал?

— Зачем же звать? Я уже тут. Киборги затихли и оглянулись.

Сэм стоял недалеко у стены и слушал их перепалку.

— Всем выполнять приказ Санты, — спокойно сказал он.

С досадливым видом киборги отставили бутылки в стороны. Коротышка Джонс бросил свою в стену и пробурчал:

— Ну, вот и попили.

— Во-первых, вы не знаете, что могли туда подмешать, — сказал, Санта. — Во-вторых, нам выступать через два с небольшим часа, и сейчас не время для попойки.

— Вот именно! — огрызнулся киборг и передразнил: — «Сейчас не время»! А когда будет время? Когда передохнем все? Какого Зодчего мы так несемся? Двое суток почти без остановок. Поссать сходить толком некогда. Давай заколлапсируем бункер, мин наставим и отдохнем по-человечески.

— Сам же знаешь, что нельзя нам останавливаться, — сказал Санта, — пока они из города силы не подтянули. Надо идти. А то потом туго будет.

— А на хрена нам вообще куда-то идти? — Джонс никак не мог успокоиться. — Мы и так сделали половину работы, пусть теперь вояки потрудятся.

— Я вот все хотел спросить, — вступил в разговор Холод, — почему нельзя просто разбомбить эти орудия с орбиты? Зачем посылать нас и освобождать их как заложников.

— Вот именно! — поддакнул Коротышка Джонс.

— Затем, — на его вопрос ответил Сэм, — что эти орудия понадобятся нам самим. И, возможно, очень скоро.

— От кого обороняться? — вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз.

— Этого я не знаю. — Семен не врал. — Зато знаю, что напрасно нас бы сюда не послали. Но раз мы здесь, то это действительно важно.

— Ну, тебя-то, может, и не послали, а мы-то киборги.

— Точно подметил, Холод, — поддержал его Ворон.

— Никем нельзя пренебрегать, — повторил Сэм слова Машимуты.

— Всегда можно кем-то пренебречь, — сказал Холод.

— Не в этот раз! — отрубил Сэм. — Санта, забери бутылки… Оставь одну на всех. Пару можете взять с собой.

— Какая щедрость, — проворчал Джонс.

— Заткнись ты, — осадил его помощник.

А Сэм, так и не отдохнувший, пошел проверять посты.

Три часа пролетели незаметно. Семен поднялся, напоследок потянулся, взял в руку шлем и подошел к Санте. Растолкал дремавшего помощника и коротко сказал:

— Пора.

Тот протер глаза, поднялся, широко зевнул и, закинув на плечо винтовку, гаркнул:

— Подъем, сукины дети! Хватит ляжки тянуть, старуха с косой приглашает вас на танец.

Иди сам танцуй, можешь даже трахнуться с ней, — ворчали киборги, но поднимались.

— При случае — обязательно, — парировал Санта и несильно пнул под зад Ворона. — Пошевеливайтесь, уроды. Ну же, просыпайтесь, просыпайтесь, спящие красавицы! — Он громко похлопал в ладоши. — Эй, Пирс, разбуди Клина.

— Его теперь только гранатой под ухо разбудишь!

— Буди! Хватит трепаться!

Майор ждал, пока его подразделение раскачается и будет готово выслушать его. Санта отозвал часовых, и, когда все собрались, Семен сказал:

— Полпути пройдено. Дальше будет труднее. Сейчас уже наверняка подтянулись войска из города, и, возможно, нам готовятся ловушки. Но выбора у нас нет, и мы будем идти вперед. У нас имеется запас генераторов, поэтому при необходимости будем запечатывать проходы, но только при необходимости, иначе не хватит на сами орудия.

— А сколько нам осталось? Может, соберем в один мешок, а остальные будут для свободного использования, чтобы уж не думалось? — предложил Змей.

— О! Ты смотри! Змея, как по голове стукнули, так она у него заработала! — съехидничал Рэд.

Раздался дружный хохот.

Сэм тоже улыбнулся — бойцы приходили в себя после короткого отдыха, боевой задор у них всегда сопровождался взаимным подтруниванием.

— Осталось одиннадцать орудий, — сказал он. — Двадцать два генератора сложить в один мешок, остальные распределить, — сказал Сэм. — Ким, понесешь мешок.

— Я Барса потащу, — ответил тот.

— Ну вот, на вас двоих я и возлагаю ответственность за генераторы! Это приказ.

— Здорово! — недовольно фыркнул Ким. — Змей предложил, вот пусть и тащит.

— Не обсуждается! — отрубил Сэм. — Вы двигаетесь в центре отряда, и общая скорость будет определяться вашей. Мы все будем прикрывать вас.

— Это понятно, — сказал Ким.

— Чего тебе понятно? — задиристо вскинул подбородок Рок. — Будете плестись, оставим на ближайшей стоянке.

— Смотри, сам не останься, — обиделся Ким.

— Мы никого не оставим, — прекратил возникший из-за неудачной шутки спор майор. — Но чем быстрее и мобильнее мы будем, тем лучше.

— Я и говорю — понятно! — ответил киборг. — Мы тут с Барсом помозговали и сделали такую штуку…

Он взял у своего нового напарника связку пластиковых ремней и надел на плечи, на манер рюкзака.

— И мне легче, и скорость сможем нормальную держать. Подсадите кто-нибудь Барса.

Киборги подхватили своего раненого товарища и помогли ему забраться в импровизированную люльку на спине Кима.

— Ким, ты не боишься, что Барс сзади пристроился? — с веселым огоньком в глазах спросил один из киборгов. — Он парень-то шустрый. Раз, и там. Ну, ты меня понял.

Вокруг загоготали.

— Заткнись, зодчий выродок, — огрызнулся Ким.

— Да ладно тебе, наслаждайся моментом, — шутник хлопнул товарища по плечу. Снова раздался взрыв смеха.

— Всем проверить снаряжение, распределить генераторы, и выходим, — сказал Сэм, когда не очень крупный Барс устроился за спиной высокого и мощного Кима. Выглядела эта парочка чудаковато и смешно, но, когда в руках у обоих оказалось по винтовке, вид их стал более чем серьезным. Правда, движения рук Кима были угловатыми и дергаными.

— Рок, коллапсируй орудие и догоняй. Остальные за мной, — приказал Сэм и пошел к выходу. Подразделение направилось за своим командиром.

Длинный тоннель изгибался дугой, и вскоре светлым пятном впереди показался проем выхода. Дойдя до него, майор остановил своих людей.

Перед ними была довольно обширная открытая площадка. Чтобы добраться до туннеля, ведущего к следующему бункеру, придется ее пересечь. У Сэма возникло нехорошее предчувствие. Он не спешил выходить на открытое пространство и пристально вглядывался в окружавшие плато скалы. При взгляде на них у майора начинало сосать под ложечкой. Хотя при первом осмотре в этих каменных глыбах ничего опасного не было, но Семен привык доверять своим инстинктам.

— Пирс. Ты что-нибудь видишь? — спросил майору киборга, оснащенного различными датчиками.

— Нет, командир. Только…

— Что?

— Не нравится мне это место, выходить не хочется. Не знаю почему.

— Ну и сидеть здесь мы не можем, — сказал майор.

— Понятное дело, — вздохнул киборг.

Сэм понял, что не только у него это место вызывало опасения, но им все равно нужно было выходить из туннеля и двигаться дальше. Он принял решение.

— Поднимаемся, — скомандовал он. — При выходе на открытое пространство рассыпаемся в разные стороны. Санта и Рок, занимайте позиции с обеих сторон от выхода и прикрывайте. Особое внимание вон тем скалам, не нравятся мне они. Ворон и Холод — во фронт, со входа глаз не сводить. Всем остальным быть предельно внимательными. Пошли.

Он поднялся и сделал первый шаг на освещенную местным солнцем площадку. Его бойцы последовали за ним. Киборги, назначенные в авангард, ускорили шаг и заняли свое место впереди отряда.

Двигались не спеша, оглядываясь по сторонам. Небо полыхало закатным многоцветьем: лиловым, глубоким оранжевым и розовым. Вечер раскрасил бойцов, превратив в живописные фигуры, отливающие яркими красками. Воздух был свежий и прозрачный.

Сэм вдруг понял, что этому пейзажу не хватает одной детали — птиц или других мелких животных, наверняка обитающих в этих скалах. Словно все затаились в ожидании чего-то.

Когда отряд оказался в центре площадки, датчики движения выдали на тактический экран Сэма сигнал. Он посмотрел в ту сторону, но заметил лишь небольшую осыпь, как будто камни покатились вниз от чьего-то неосторожного шага.

— Санта, правый склон, — сказал майор. — Возможно движение.

— Ничего не вижу.

— Камни осыпались напротив нас, чуть выше середины склона. Может быть, и сами по себе.

— Хрена, сами! — тут же воскликнул помощник. — Ребята, засада!

Его выстрелы разорвали тишину. Заряды били в большой камень, рядом с которым Сэм заметил осыпь, и через мгновение оттуда вывалилось тело убитого врага.

В следующую секунду сверху на отряд обрушился шквал огня. Противник занял позиции на вершине окружавшей это небольшое плато гряды. Десантники оказались в невыгодном положении. Со скал сорвались и ринулись в их сторону несколько ракет. Их сопровождали дымные хвосты, делающие снаряды похожими на змей.

— Ложись! — завопил майор и бросился на землю. Ракета с противным визгом пронеслась у него над головой и взорвалась.

Сэм почувствовал, что под ним от взрывов затряслась земля, майора обсыпало камнями и песком. Он быстро приподнялся и оглянулся. Одного из его бойцов разорвало в клочья, но он не рассмотрел, кого именно. Части тела киборга раскидало вокруг кроваво-металлическими ошметками.

Остальные поднимались и сразу открывали огонь. Санта и Рок старались, как могли. От непрерывного потока их зарядов казалось, что на верхушку гряды натянули праздничную иллюминацию. Трупы нескольких врагов уже катились вниз по склонам.

Поднятую взрывами пыль пронзали лазерные лучи, выжигавшие в песке оплавленные воронки.

Сэм услышал, как закричал кто-то из его людей.

— Отходим назад! Впереди тоже засада!

— Нет! — завопил Сэм.

Если сейчас отступить, то их просто запрут в тоннеле, из которого они вышли. И тогда конец.

— Атаковать! Все вперед!

Сэм привстал на колено, открыл огонь и снял несколько целей. Потом поднялся и побежал к своим людям. Схватил за шиворот Ворона, поднимая его на ноги и увлекая за собой.

— В атаку, мерзавцы!

Ворон побежал за командиром, оступился, упал, но быстро вскочил и снова устремился вперед.

Холод стоял на колене и поливал огнем противника, засевшего в тоннеле. Майор присоединился к нему, а следом и Ворон. Остальные заняли круговую оборону и отстреливали врагов на скалах.

— Давай гранаты! — сказал Сэм.

— Сейчас. — Холод убрал винтовку, и две гранаты полетели в тоннель. Взрывы ухнули, стрельба оттуда на миг прекратилась, и Сэм поднялся в атаку.

В этот момент враги пошли в наступление. Из тоннеля на большой скорости выехала гравитележка. Она пронеслась сквозь ряды десантников, заставив их отпрыгнуть в стороны.

Сэм бросился вправо, одновременно стреляя в машину, но плазма лишь пробила дыры в бортах. Из них высунулись враги и стали обстреливать десантников.

— Они попали в меня! — Майор узнал голос Рэда.

— Гранату! Паули, гранату в кузов! — крикнул кто-то, Семену показалось что это был Змей.

Почти сразу прозвучал взрыв.

— В кузов надо было кидать! А не под днище!

— Разворачивается!

— Я сниму водите… аарррггхххххх…

— Паули! Они убили Паули!

Семен увидел, что один из его людей лежит на спине, а от черных ран на его груди идет серый дым. Змей склонился над ним, потом развернулся и стал стрелять по гравитележке, а та неслась на киборга.

Змей еле успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не быть раздавленным тяжелой машиной. Вслед ему полетели лазерные лучи. Несколько попало, киборг запнулся и упал. Сэм закинул винтовку за спину и побежал вперед, к несущейся гравитележке. В момент, когда машина проезжала мимо, майор ушел в сторону, чуть пригнулся, вытянув руку, и схватился за выступающий кронштейн. Используя энергию рывка, Семен перекинул себя в кузов и обрушился на головы сидящих там киборгов.

Активировав боевые лезвия, он колол и рубил, разделывая врагов на части. Отсек одному руку по плечо, наступил на другого закованной в броню ногой, придавив к днищу кузова, потом проткнул третьего. Ударом локтя разбил лицо следующему киборгу, еще одному раскроил клинком голову. Придавленный к полу киборг пытался высвободиться, но острое лезвие вонзилось ему между лопаток и вышло из груди. Когда все враги были обезврежены, майор вскинул винтовку и расстрелял кабину. Машина взвыла двигателем и стала резко набирать скорость. Сэм выпрыгнул из кузова и покатился по земле. Гравитележка поехала дальше, на полном ходу врезалась в скальный выступ и взорвалась.

Полыхнувший огненный столб, увенчанный шапкой черного дыма, словно послужил сигналом, и противник перешел в атаку. Киборги с дикими криками неслись вниз по пологим склонам гряды, перепрыгивая через валуны и торчащие каменные выступы. Сэм поднялся и, пятясь, стал отходить к своим, отстреливая бегущих врагов. Десантники сбились в тесную группу и вели круговую оборону.

Склоны были усеяны трупами киборгов, но нападавших было очень много, и вскоре они приблизились вплотную к обороняющимся.

— Санта, не высовывайтесь, — приказал Сэм. — А когда начнется месиво, дай им скопиться и нападай.

— Понял! — ответил помощник.

Семен стрелял короткими очередями, но противник неумолимо приближался. Майор сделал еще несколько выстрелов, расстреляв двух киборгов практически в упор, а следующего врага встретил уже ударом приклада. Так же разбил голову еще одному, ударом ноги в грудь отшвырнул другого и пустил в ход лезвия, разрубив сразу двух врагов.

Вокруг сражались его бойцы. Лязг металла, визг виброножей и крики раненых разносились над плато, эхом отражаясь от скальных склонов. На каждого из десантников приходилось по три-четыре противника, а место убитых врагов тут же занимали новые.

Киборг, подскочивший к Сэму, выпустил в него очередь из разрядника. Лучи гасли, поглощенные защитным слоем бронекостюма. Увидев, что оружие не причиняет десантнику вреда, противник замахнулся им, как дубиной. Майор парировал удар приклада, выставив локоть, и ударил киборга второй рукой, вонзив лезвие в живот и резко дернув вверх и на себя, распарывая до груди и высвобождая лезвие. Потом подставил бронированное плечо под большой тесак, пошатнулся от удара, повернулся к новому врагу и всадил клинок ему в лицо. От толчка в спину майор полетел вперед, сгруппировался и, перекувырнувшись, снова оказался на ногах. Удары сыпались на него со всех сторон, десантник не успевал их блокировать и едва стоял на ногах. Несколько раз вибролезвия впивались ему в шею и грудь, высекая искры. Сэм всадил лезвие в бок ближайшему врагу, выдернул и полоснул по широкой дуге, разрубая чей-то живот. Наотмашь ударил другой рукой, локтем врезал кому-то по темени, уклонился от острого металлического обломка, оставившего еще одну царапину на броне, перехватил и сломал руку, державшую оружие, и ударом ноги отбросил противника.

Казалось, поток врагов никогда не закончится и они так и будут нападать, пока у десантников не останется сил, чтобы сопротивляться.

В пылу схватки Сэм не заметил, как остался один на один с высоким, мощным киборгом. Майор нанес несколько быстрых ударов, но противник уклонился, поднырнул под руку десантнику и зашел сзади. Тела убитых врагов мешались под ногами. Противный холодок пробежал по позвоночнику, Сэм чувствовал, что сейчас получит удар в спину.

Десантник бросился вперед, и вибронож достал его уже на излете, чиркнув по броне. Майор перекатился по трупам на спину и, распрямив ногу, встретил противника ударом тяжелого ботинка. Тот отлетел назад, и майор получил возможность подняться на ноги.

Пригнувшись, киборг сжал кулаки, и из костяшек с тонким, едва слышным шипением вылезли трехгранные клинки.

Правый кулак с торчащими из него металлическими жалами устремился к лицу майора. Сэм успел отвернуться, но не до конца. Удар пришелся по самому краю забрала и был такой силы, что три штыря сломались о броню шлема, а четвертый пробил зеркальный экран и проткнул десантнику щеку. Сэм ударил наотмашь и отбросил противника от себя, отломив при этом оставшийся торчать в шлеме кусок металла. Майор не мог пошевелить головой — каждое движение отдавалось дикой болью, от которой перед глазами шли красные круги. Рот наполнился кровью, которую Сэм даже не мог сплюнуть. Ему пришлось сглотнуть.

Семен увидел свою винтовку, выглядывавшую из-под трупа. Он бросился за ней, пинком отшвырнул тело и схватил оружие. Когда он развернулся, противник был уже рядом и замахивался левой рукой, оснащенной такими же пиками, что и на правой.

Сэм стрелял в упор. Киборга буквально разорвало на части ударившей очередью, и майора обдало кровавыми брызгами.

Он быстро обвел вокруг винтовкой, выискивая еще врагов, но увидел только их спины — противник бежал. Сэм прицелился и сделал несколько выстрелов, потом огляделся.

Его люди стояли над десятками мертвых тел. Покрытые кровью с головы до ног, тяжело дышащие, с перекошенными лицами. Ворон не выдержал, дрожащие ноги подкосились, и киборг опустился на землю — отбросил в сторону труп, отодвинул еще один, расчищая себе место, и сел с безразличным видом. Рядом с ним устроился Рок.

Санта стоял, опираясь на лазерный разрядник, отобранный у кого-то из врагов.

Майор зацепился кончиками пальцев за край торчавшего из забрала обломка и резко выдернул, закричав от боли.

— Командир, ты в порядке? — спросил находившийся неподалеку Ларе.

— Почти, — с трудом выговорил Сэм.

Щека болела, во рту тоже саднило — похоже, был выбит зуб.

Майор пересчитал всех взглядом.

Тринадцать.

Он снова сглотнул кровь, и его чуть не вырвало.

— Подобрать своих, и уходим отсюда, — приказал он. — Быстро! Все в тоннель. Ларс, Роджер, идите вперед и поставьте в нем «пробку» подальше. Потом закроем вход и перегруппируемся.

Десантники начали разбредаться по полю битвы в поисках своих товарищей.

— Шевелитесь, пока они не вернулись с подкреплением! — подгонял Сэм.

Но Ларс и Роджер не успели выполнить приказ — из тоннеля им навстречу выскочили два гравимобиля.

Десантники бросились в разные стороны, на ходу поливая машины плазмой. Остальные бойцы как-то ошарашенно и недоуменно смотрели на вражеский транспорт, потом все одновременно вскинули оружие и открыли огонь. Первая гравитележка взорвалась почти сразу, а со второй пришлось немного повозиться, она начала петлять по плато, и не все выстрелы достигали своей цели. Но в конце концов полыхнула и она. С того момента, когда машины выскочили из тоннеля, из них успели произвести от силы десяток выстрелов.

Прекратив стрельбу, киборги следили взглядами за горящими транспортами, потом стали переглядываться между собой.

— А эти-то, очумелые, чего выскочили? — задал крутившийся у всех в голове вопрос Ворон.

— Кто же их знает? — пожал плечами Фил. — Наверное, опоздали.

— Опоздали, — задумчиво протянул Боров.

Потом хмыкнул… затем еще раз, а после засмеялся во весь голос.

— Опоздали!!!

Соратники посмотрели на него, потом засмеялся один, другой, третий, и через полминуты уже ржали все, повторяя наперебой слово «опоздали». Майор тоже засмеялся, но щека отозвалась острой болью, и он только мычал, стараясь не двигать лицевыми мышцами. Встроенная в бронекостюм аптечка впрыснула в кровь небольшую дозу обезболивающего, и только после этого немного отпустило.

— Нет, они, похоже, все-таки успели, — сказал Роджер, и раздались новые взрывы хохота.

Некоторое время они наблюдали, как пламя пожирает машины.

Постепенно смех начал стихать.

— Это были только цветочки, — сказал Сэм. — Сами понимаете, что нам противостоит весь этот долбаный город. Надо двигаться вперед.

— Понимаем, — ответил за всех Холод. — Возьмем их с наката.

Роджер с Ларсом тоже принимали участие в расстреле гравитележек.

— Командир, мы пошли в тоннель, — сказал Ларе.

— Нет, — передумал Семен. — Просто держите его на прицеле.

— Сделаем!

— Все ко мне, — приказал майор. Бойцы собрались вокруг командира.

— Кого нет? — спросил он. Доложил Санта:

— Паули, Змея, — он положил винтовку на плечо, — и Кима с Барсом разорвало ракетой.

Только сейчас Сэм понял, что не хватает этой парочки, которая возвышалась над всем отрядом, когда выходили из последнего тоннеля.

— Генераторы?

Рэд встряхнул в руке пропитавшийся кровью мешок.

Сэм кивнул:

— Оставь у себя, — сказал он. — Остальные целы?

— Кажется, да, — кивнул помощник.

— Тогда отнесите наших ребят в сторону и продолжаем движение. Если получится, займемся ими позже. Сейчас дорога каждая минута.

— Кима с Барсом тоже? Сэм тяжело вздохнул.

— Нет, — коротко ответил он. — Приступаем. Санта, пошли со мной.

Пока киборги относили тела убитых друзей в сторону, майор поднял забрало шлема, достал лечебный пластырь и попросил помощника заклеить рану.

— Красиво тебя! — Тот удивленно вскинул брови. — Погоди, кровь сотру.

Когда Санта залепил дыру на щеке, Сэм почувствовал, как от пластыря пошло тепло и кожу стало покалывать иголочками.

Помощник оглянулся и сказал:

— Похоже, мы готовы.

— Хорошо, пошли.

Отряд снова выступил в путь. Тоннель встретил их тишиной.

— Пирс, мины? — спросил майор. Тот отрицательно покачал головой.

— Проверяй постоянно.

— Ага.

Десантники продвигались вперед настороженно и не спеша, но не встречали никакого сопротивления. Даже в бункере, у орудия, никого не было.

— Что за ерунда, майор? — шепотом спросил Холод, когда они с опаской заходили в помещение, обшаривая взглядами все уголки.

— Очень похоже на ловушку.

— Вот-вот.

— Пирс, сканируешь?

— Да, майор. Все чисто.

— Странно, — проговорил Сэм. Его беспокоила эта ситуация. Что-то здесь было не так.

Возле орудия они остановились. Майор поднял забрало.

— Нужно проверить внутренние помещения. Холод, возьми троих; Пирс, иди с ними. Рэд, Санта, Фил — осмотрите все здесь. Остальным рассредоточиться и не расслабляться.

Киборги разошлись выполнять приказ, а Семен пытался разгадать, в чем же тут дело. Ответ нашелся почти сразу.

— Командир! — заорал Фил, осматривающий орудие. Семен подскочил к нему.

— Смотри, какая хрень! — Киборг указывал на прилепленные к механизму импульсной пушки пласты взрывчатки с мигающим красным огоньком детонатором.

Тут же подлетели Санта с Рэдом.

— Быстро всем назад, надо уматывать отсюда, — сказал Сэм по «элке». — Санта, проверьте с Рэдом подходы к бункеру.

Помощник еще несколько мгновений не сводил взгляда с мигающего огонька, потом развернулся и побежал.

— Фил, надо запечатать тоннель, через который мы пришли. Клин, сопровождаешь. Бегом.

Киборги кивнули и помчались, Фил на ходу доставал генератор.

Из подсобных помещений появился Холод с людьми.

— Что случилось?

— Где Рок? — вместо ответа спросил Сэм, пересчитав бойцов.

— Сейчас придет. Как всегда, кладовые ищет. А что здесь-то произошло?

— Они заминировали пушку, — ответил Ворон, остававшийся с Сэмом.

— Не может быть! — воскликнул Пирс. — Я все отсканировал!

— Ты не виноват, — сказал майор. — Это пластид с пассивным радиодетонатором. Ты же электронику искал.

— Ну, да, — согласился киборг, — кто же мог подумать, что они такое старье решат использовать. Хитрые ублюдки.

— Только странно, что они еще не взорвали. Внезапно глаза Пирса округлились, и он выругался.

— В чем дело? — тут же спросил Сэм.

— Это я.

— Что ты?

— Я перехватил какой-то радиосигнал, коротковолновый, и помехи на эту частоту поставил, думал, может, это они так переговариваются.

— Понятно. Значит, надо ждать гостей.

И в этот момент в глубине бункера раздались выстрелы. А потом и от обоих тоннелей.

— Сэм, они наступают, — сообщил Санта.

— Сколько их?

— Много!

— Закрепись и сдерживай, сейчас пришлю помощь.

— Уже!

— Фил, Клин, что у вас?

— Подбираются потихоньку. Их немного, десятка полтора.

В подсобных помещениях ухнул взрыв, и потом оттуда появился Рок.

— Командир! Они наступают! — У киборга был бешеный взгляд.

— Откуда?

— Тут куча разных ходов и скрытых помещении. Они как будто специально их делали, а потом прятались там, ожидая, пока мы появимся! Я там пару мин воткнул, одна уже рванула.

— К обороне! — приказал майор. — Фил, ты поставил генератор?

— Нет, не успел.

Семен решил, что если сейчас начнется схватка, то противник сможет зайти его ребятам в тыл, поэтому лучше отозвать их.

— Отходите назад! Санта, вы тоже подтягивайтесь. Во внутренних помещениях раздался еще один взрыв, и через полминуты оттуда повалили враги.

Десантники встретили их залпом из всех стволов, это несколько задержало наступавших. Те выбегали из коридоров, прикрываясь трупами товарищей, петляя и прячась в укрытиях, но подобные приемы не особо им помогали. Киборги Сэма рассредоточились, нашли себе удобные места для стрельбы и вели методичный отстрел противника.

Появились враги, наступавшие из тоннелей. И подразделение Сэма второй раз оказалось в окружении. Противник наступал на большой скорости и вскоре был уже среди десантников. Снова завязалась рукопашная.

Долго такого натиска им было не выдержать. Семен принял решение.

— Пирс, — позвал он подчиненного по ЛКУ.

— Да, — ответил киборг.

— Тот радиосигнал, ты его еще глушишь?

— Да.

— По моему приказу снимешь помехи.

— Что?! Сейчас?!

— Жди приказа! — прокричал Сэм.

Майор расстрелял нескольких киборгов, подобравшихся к нему.

— Внимание! Оставляем бункер! Санта, Холод, Джонс — ведете нас, все поняли?!

— Да!

— Поняли!

— Пошли-и-и-и!

Сплоченной группой отряд стал перемещаться к выходу. Им удалось пробиться к тоннелю и зайти в него, но дальше противник стал вести такой интенсивный огонь, что десантникам пришлось искать укрытие и снова занимать оборону, отбивая атаки с двух сторон.

— Пирс, давай! — приказал Сэм.

Взрыв был оглушающим. Земля задрожала, по потолку и стенам побежали трещины. Киборгов разметало взрывной волной. Орудие окуталось черным дымом, за взрывом последовал режущий слух скрежет — один из стволов пушки начал клониться вниз. Металл у основания треснул, часть подвижного механизма откололась от лафета и с протяжным звоном отвалилась в сторону, уведя за собой накатники и еще один ствол.

Клубы дыма и пыли устремились в тоннель, накрыв майора и его подразделение.

Ошеломленный противник прекратил стрелять.

А Сэм поднял своих в атаку. Кашляя и задыхаясь, киборги понеслись вперед, на ходу расстреливая и разрубая врагов и ни на секунду не останавливаясь.

Они пробились из окружения, и их даже не пытались преследовать.

Не сбавляя темпа, они добрались до следующего орудия. Находившиеся там четверо киборгов, увидев ворвавшихся к ним покрытых слоем пыли, в кровавых потеках, врагов, бросились бежать, не оказав сопротивления.

— Коллапсируем и движемся дальше, — приказал Сэм. Он не собирался упускать представившегося шанса и давать врагу перегруппироваться.

Его солдаты выглядели ужасно, но понимали, что командир прав, и ни один не высказался против. Пока двое устанавливали генераторы коллапс-поля, остальные сделали несколько глотков вина, найденного Роком, и отдышались. Через пять минут отряд уже двигался к следующей цели.

Сопротивление отряд встретил уже у самого орудия.

Искусственного освещения в тоннеле не имелось, но тем не менее там было светло. Причину этого Семен понял, когда они вошли в бункер. Многослойные броневые створки, закрывающие и маскирующие импульсные орудия, были разведены в стороны, а сама пушка активирована и готова к использованию — стволы нацелены вверх, место наводчика сверкало огоньками, показывая шкалу заряда, сканер целей и показания датчиков состояния.

Свежий горный воздух врывался в бункер с легким посвистом. Вокруг ни души.

— Красота! — произнес шепотом Рэд.

— Не расслабляться, — предупредил майор. — Пирс, изучи картинку.

— Уже делаю, командир.

— Эх, всегда бы так! — продолжал Рэд. — Сказал «бу!», и все разбежались.

— А может, тут опять ловушка? — так же тихо предположил Ворон. — С последнего-то бункера несколько человек убежали.

Десантники не спеша продвигались вперед, осматривая помещение.

— Вот скажи, Ворон, — спросил идущий рядом с ним Клин, — тебе еще не надоело каркать?

— Хочешь сказать, я не прав?

— Может, и прав, но после твоих слов на душе всегда так погано становится.

— А ты не слушай. К тому же не уверен, что у тебя есть душа.

Сэм вполуха слушал их перепалку. Он до последнего момента надеялся, что захват пройдет так же гладко и безболезненно, как и предыдущий, и что Ворон окажется не прав.

Но когда десантники подошли к орудию, из подсобных помещений бункера посыпались враги.

— Ворон, тебе бы язык отрезать, — сказал Холод и, вскинув к плечу винтовку, открыл огонь.

Но атака противника оказалась настолько стремительной, что десантники успели сделать лишь несколько выстрелов, а потом пришлось схлестнуться в жестоком ближнем бою.

Семен встретил первого врага ударом приклада, выстрелил практически в упор в следующего, прожигая в его груди дыру, присел и сразу распрямился, подобно мощной пружине, подбрасывая плечом очередного противника. Рядом орудовал клинками Санта, рубя направо и налево.

От усталости и перенапряжения всех этих дней и особенно последних часов у Сэма появилась жгучая агрессия. Ему хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось.

И майор вломился в ряды нападавших, подобно урагану. Он рубил и пронзал врагов клинками, сбивал их с ног и добивал упавших. Удары его закованных в броню кулаков разбивали лица, ломали ребра, под тяжелыми ботинками трещали черепа и гнулись импланты.

Наконец он остановился, тяжело дыша. Густая кровь стекала по лезвиям и капала на пол. Какая-то пелена красноватым туманом застилала взгляд. Майор поморгал, пытаясь сбросить ее, и только тогда понял, что это вовсе не пелена, а мелкие капли крови, забрызгавшие забрало шлема. Он наклонился, оторвал от рубашки одного из киборгов клок материи и вытер кровь.

Когда он оглянулся, то увидел, что вокруг стоят его бойцы и смотрят на него. Выражения их лиц он понять не мог.

Санта подошел к нему, перешагивая через трупы врагов, и спросил:

— Командир, ты в порядке?

— Да… — выдавил из себя Сэм.

— Ну, знаешь, я такого еще в жизни не видел.

— Чего не видел?

— А ты посмотри, — и Санта повел вокруг винтовкой. Семен стоял среди груды мертвых тел, на первый взгляд их было больше двадцати.

— Это все ты положил, — восторженно сказал помощник.

Сэм понял, что кипевшая в нем злость никуда не делась.

— Чего стоите?! — заорал он. — Дел нет?! Быстро проверять помещение и ставить «кокон»!

Киборги недоуменно смотрели на него.

— Оглохли?! — прорычал Сэм. — Где Рэд? Давай сюда генераторы.

Семен огляделся, ожидая, что названный киборг подойдет к нему, но не увидел его.

— Рэда нет, — хмуро сказал Санта.

Это охладило Сэма, словно его окунули головой в прорубь. Он поднял зеркальное забрало шлема и посмотрел на помощника.

— Погиб? — спросил он. Санта кивнул:

— На него трое насели, оттеснили к краю. Я бросился на помощь, но было поздно. Он проткнул сразу двоих, но не успел высвободить лезвия, и третий его… Ну, в общем, он, когда падал, и третьего с собой прихватил.

Сэму хотелось выругаться, но он только стиснул зубы и тяжело вздохнул. Из-под пластыря на щеке потекла кровь.

— Возьми у него мешок с генераторами, — сказал он.

— Командир, ты не понял, — ответил помощник. — Рэд выпал из бункера. Он внизу, в ущелье. Вместе смешком.

— Что?! — воскликнул майор. Санта даже слегка отпрянул.

— Ну здесь же ни перил, ни ограждения никакого нет, — стал оправдываться он.

Холод, до этого стоявший на краю орудийной площадки и смотревший вниз, отошел оттуда и сказал:

— Там внизу, наверное, речка, ее не видно, но слышно шум воды. Даже если спускаться, то, скорее всего, ничего не найдем, только время потеряем.

Киборги столпились вокруг командира.

— Мы не сможем защитить орудия без генераторов, — удрученно сказал Сэм, напряженно размышляя.

— И что теперь делать?

— Взрывать, — предложил Холод.

— Они нужны нам! Мы не можем их взрывать и не можем оставить врагу.

— А что же делать? — снова развел руками Санта.

— Ты говорил, что собрал несколько лишних генераторов после высадки, — вспомнил майор. И подумал, что слово «лишних» смешно звучит в данной ситуации.

— Да, говорил, — ответил помощник. — Я потерял их при стычке на плато.

Семен задумался на минуту. Потом сказал:

— Надо, чтобы кто-нибудь за ними сходил. За генераторами.

— Кто?

— У кого-нибудь ноги усилены?

Сначала никто не ответил. Затем поднялся киборг, которого звали Саймон. Высокий, крепкий. Не прикрытые обмундированием в плечевом поясе и ногах имплантаты сверкали металлом.

— У меня, — нехотя сказал он.

— Хорошо, — сказал Сэм, — бежать нужно быстро, иначе противник перекроет туннель и мы уже не сможем добраться до генераторов.

— Это я могу, — кивнул киборг.

— Хорошо бы еще кого-нибудь с тобой, для прикрытия.

— Не, командир, — покачал головой Саймон. — Никто из этих черепах за мной не угонится.

Он, ухмыльнувшись, посмотрел на товарищей.

— Ладно, — согласился Сэм, — иди. Чем быстрее ты доберешься до плато, тем лучше.

Саймон проверил винтовку, сменил початую обойму на новую, взял протянутый ему магазин, засунул в карман и, глубоко вздохнув, кивнул майору:

— Я готов.

— Удачи, — пожелал Сэм и хлопнул его по модифицированному плечу.

Раньше прикосновения к имплантатам были ему неприятны, но сейчас он словно хлопал своего десантника по броне.

Киборг рванул с места и понесся выполнять задание. Товарищи проводили его взглядами, когда он промчался мимо них и скрылся за поворотом коридора.

* * *

Саймон бежал, наслаждаясь ощущением скорости и мощью собственного тела. До этого момента ему еще ни разу не удалось опробовать усиленные армейскими техниками ножные импланты. И сейчас он получал несказанное удовольствие. Ветер свистел в ушах и выбивал слезы из глаз, но на лице киборга блуждала улыбка.

Его путь лежал назад, по пройденным ими недавно туннелям. Вскоре он достиг предпоследнего захваченного орудия. Датчик на плече негромко пискнул, показывая, что он преодолел защитное поле. Киборг пробежал мимо импульсной пушки, замершей с устремленными в потолок стволами, и выскочил в следующий туннель.

Прокачанные импланты дарили небывалое ощущение собственной силы, слегка притупляя чувство опасности, и Саймон едва не поплатился за это.

Когда он достиг взорванного орудия, из-за покореженной пушки навстречу ему выскочил невысокий киборг. Он не видел Саймона и даже не вскрикнул, когда тот на полном ходу врезался в него. Киборги полетели на пол. Местный со всего маху врезался в камень, а десантник кувырком покатился дальше. Сбитый киборг остался лежать без сознания.

— Саймон! — раздался в наушнике голос майора, до этого молчавшего. — Что там у тебя? Все в порядке? Докладывай. Где ты сейчас?

Киборг лежал на спине и медленно приходил в себя после столкновения. Во рту был вкус крови, перед глазами все расплывалось. Саймон приподнялся и потряс головой.

— Вали эту тварь! Он не из наших! — Возглас раздался из глубины помещения, заставив киборга вздрогнуть.

Лазерный луч попал в спинную пластину брони, выжигая в ней черную дыру.

Десантник вскрикнул от боли ожога, вскочил и обернулся. Его пошатывало, взгляд никак не хотел фокусироваться.

— Саймон, что у тебя? Почему молчишь? — назойливо зудел в ухе голос майора.

Еще несколько лучей ударили в его сторону, едва не попав в голову. Киборг метнулся в сторону, уходя из-под обстрела. Эти выстрелы помогли ему определить местоположение врагов, хотя их самих он еще не видел. Саймон бросился вперед, петляя и уклоняясь от лучей. Он не стал искать укрытия, посчитав, что там его могут просто зажать огнем, и решил положиться на свою скорость и реакцию.

Лазерные заряды выжигали неглубокие дыры в каменном полу у него под ногами. Несколько чиркнули по броне, оставив подпалины на боку и плече, но киборг не останавливался. Он увидел врага, спрятавшегося за пластиковыми ящиками в углу.

Тот палил из разрядника, пытаясь попасть в него, но реакции не хватало, чтобы сделать это. Выпустив последний заряд, он в отчаянии швырнул разрядником в Саймона и с криком: «Хосима, помогай!» вытащил вибронож и бросился врукопашную.

Десантник уклонился от первых ударов напавшего киборга, краем глаза заметил движение справа, но не стал отвлекаться. Вместо этого он парировал очередные выпады первого противника, обошел его, провел руки у киборга под мышками, сцепив пальцы обеих рук на его затылке, и резко дернул вниз, ломая шею. В этот момент второй киборг — Хосима ударил ногой поверх головы своего, уже мертвого, товарища. От удара у Саймона снова помутилось в глазах. Он еще не успел расцепить хватку и отлетел назад вместе с телом убитого киборга. Упав на спину, Саймон быстро подтянул ноги под спину трупа и резко распрямил их, подбрасывая мертвого киборга и откатываясь в сторону. Гудящее лезвие виброножа тут же вонзилось в пол рядом с ним, раскидав мелкую каменную крошку.

Десантник вскочил на ноги и побежал вперед, надеясь, что его противник последует за ним. Так и вышло.Подбежав к стене, Саймон прыгнул на нее, толкнулся и с разворота встретил противника ударом ноги. Киборг отлетел назад, размахивая руками, врезался в пол, проехал несколько метров и остановился, сшибив нагроможденные ящики. Саймон быстро достал из-за спины винтовку, направил в сторону противника и, когда тот поднялся на ноги, раскидав в стороны навалившиеся на него пластиковые контейнеры, нажал на спуск. Короткая очередь отбросила киборга, и в этот раз он уже не поднялся.

Десантник несколько раз глубоко вздохнул, отдышавшись, и направился к выходу из бункера. Проходя мимо первого киборга, все еще валяющегося в отключке, он направил на него плазморез и сделал несколько выстрелов.

Затем наконец ответил Семену:

— Все нормально, командир. Я у взорванного орудия. Остался один туннель, и я на месте.

— Что произошло? Почему не отвечал?

— Не шуми, майор, голова болит. Я столкнулся тут с небольшим препятствием, уже его преодолел.

— Раньше не мог сказать?

— Не мог. И хватит заботиться обо мне, как мамочка. Я ее, кстати, терпеть не мог. Ну все, я побежал дальше, майор, не мешай.

Саймон уже окончательно пришел в себя и немного отдохнул после схватки. Закинув плазморез за спину, он снова рванул вперед, постепенно набирая темп, но теперь был уже более осмотрительным.

Преодолев последний туннель, он остановился у выхода, прижался к стене и осторожно выглянул.

Плато оставалось в том же виде. Гравиплатформы уже догорели, только тонкие нитки сизого дыма вились над почерневшими остовами машин. Тела убитых в схватке киборгов, разбросанные тут и там, казались частью обыденного пейзажа. Для полноты картины не хватало только стаи птиц, пирующих на останках. Но Саймон заметил несколько маленьких серых зверьков, сновавших среди тел.

— Я на месте, майор, — едва шевеля губами, произнес он.

— Хорошо, будь осторожнее, там может быть ловушка.

— Постараюсь.

Киборг приготовил винтовку, присел и высунулся наружу. Все было тихо.

Саймон, пригибаясь, быстро перебежал к ближайшей платформе. В нос ударил запах горелого пластика. Киборг закашлялся, тихо выругался и сплюнул.

Потом приподнялся, выглядывая из-за прокопченных бортов машины, и, не увидев никого, приступил к поискам.

Он все тщательно обшаривал, не забывая поглядывать по сторонам. Переворачивал трупы, морщась от вони обожженных тел и пропитавшей землю бионаторной жидкости.

Двадцать минут усердного поиска ничего не дали.

— Да где же ты, Зодчий тебя забери? — бормотал киборг, заглядывая под очередного мертвеца.

Когда он переворачивал разорванного почти пополам киборга, тот неожиданно вскрикнул. На его запястье загудел вибронож, рука метнулась, и лезвие вонзилось Саймону в левое предплечье.

Он заорал от дикой боли, осел на землю и пнул оказавшегося живым киборга.

— Сука! Тварь! — Он приставил к верхней части туловища киборга плазморез и выстрелил. Заряды разворотили тело на дымящиеся куски.

— Саймон, что?! — сразу спросил майор.

— Один жив был, руку мне распахал, сволочь.

— Как жив?! Там же все дохлые были!

— Значит, не все. Этот урод вообще на две части был распилен, хорошо его, значит, сработали, если после такого выжил.

— Генераторы нашел?

— Нет еще, — огрызнулся киборг.

— Скорее, Саймон, сейчас начнется атака. Нам тут туго придется.

Морщась от боли, киборг поднялся.

— Ищу, командир, — ответил он и снова стал обшаривать взглядом все вокруг.

Еще через десять минут поиски увенчались успехом.

— Есть! Нашел! — воскликнул Саймон.

— Нашел? — переспросил Семен.

— Да, вот они, красавцы. — Киборг встряхнул вещмешок, коллапс-генераторы глухо звякнули. Он затянул завязки, залепил магнитную ленту застежки и закинул мешок на плечо.

— Молодец! Давай теперь назад, — скомандовал Сэм.

— Угу, понял. — Саймон огляделся вокруг. Над полем боя завывал ветер, яркое солнце заставило его прищурить глаза. Киборг подхватил винтовку и, пригибаясь, побежал обратно к туннелю.

Внезапно сзади и откуда-то сверху послышался гул. Саймон остановился и оглянулся. Вокруг по-прежнему никого не было. Звук шел из-за гряды и становился все громче.

Киборг зарычал сквозь зубы и выругался.

— Что случилось? — обеспокоенным голосом спросил Семен.

— Кто-то приближается.

— Кто?

— Откуда я знаю?! Их еще не видно. — Голос киборга слегка срывался — он бежал.

Когда до туннеля оставалось метров пятьдесят, Саймон оглянулся на бегу. Из-за гряды с воем выскочила гравитележка, загруженная киборгами. На миг зависла над гребнем, потом завалилась вперед и понеслась вниз по склону. С одного борта к машине была пристроена лазерная пушка, и, как только Саймон попал в поле зрения противника, по нему открыли огонь. Лучи выжгли камень прямо перед ним, заставив отскочить назад.

Киборг развернулся и выпустил по тележке длинную очередь, одновременно уходя в сторону. Несколько зарядов попали в самую гущу врагов, двоих выбросило из машины, и они грохнулись на землю окровавленными кусками плоти.

— Здесь негде укрыться! — воскликнул Саймон, отчаянно пытаясь найти место, где можно было бы спрятаться от лазерных лучей и открыть ответный огонь. Враги с гиканьем настигали его, лучи их разрядников проносились мимо и выжигали дыры у него под ногами. Киборг метался вправо и влево, пытаясь обмануть преследователей.

— А-а-а, мать их…

— Там, справа от туннеля, как назад возвращаться, были валуны! — раздался у него в ухе голос Ворона.

Саймон сразу оглянулся в указанном направлении и увидел, о чем тот говорил.

— Мне до них не добраться! Меня поджарят раньше!

— Даже не думай! — сказал Сэм. — Нам нужны этигенераторы! Делай, что хочешь, но принеси мне их!

Понял?!

Киборг не ответил. Он внезапно остановился, присел, словно инерция заставила его согнуться, сильно оттолкнулся и подпрыгнул, делая сальто назад, в сторону тележки. Его в прыжке сопровождали желто-красные лучи, расчерчивающие воздух. Он оказался на земле, прямо перед машиной, кто-то из ее пассажиров крикнул: «Дави его!», и, когда тележка почти врезалась в него, Саймон резко отпрыгнул в сторону, пропуская ее мимо себя. Для разворота машине требовалось время, а десантник в это время встал на колено и выстрелил вслед, убив еще несколько киборгов, потом поднялся и побежал к валунам. Враги повыскакивали из тележки и открыли по нему пальбу.

Почти добежав до камней, за которыми можно было укрыться, Саймон резко вильнул в сторону и понесся к туннелю. Забежав под его своды, он снова развернулся, припал на колено — навстречу ему неслись шестеро противников — сделал несколько отрывистых выстрелов, свалив на землю двоих, быстро поднялся и побежал дальше. Темный туннель вывел его назад к разбитому орудию, но тут он напоролся еще на пятерых врагов.

«Откуда?!» — мелькнула шальная мысль.

От неожиданности он заметался, теряя драгоценные секунды, хотел было рвануть назад, потом передумал, вскинул винтовку и открыл огонь, одновременно прыгнув за орудийную опору. Лучи лазера, словно раскрывшийся веер, последовали за ним и настигли, когда Саймон почти скрылся в укрытии. Бедро обожгла вспышка боли. Он вскрикнул, потом высунулся и выстрелил в противников, попал в одного — плазма прожгла две дыры в его теле, ранил второго. Трое оставшихся бросились в разные стороны, пытаясь спрятаться.

В наушнике что-то говорил командир, но он не слышал его. Каждое мгновение Саймон ждал выстрела в спину. Потеряв в пылу схватки ощущение времени, он думал, что киборги, которые преследовали его, уже должны были быть здесь. Мерзкий холодок бежал по позвоночнику, волосы на затылке шевелились. Его зажали с двух сторон. За спиной послышался топот. Киборг обернулся, прижался к опоре и, еще не видя врагов, выпустил в туннель длинную очередь. Заряды осветили темные внутренности каменного коридора и показали бегущих к нему противников.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а… — закричал Саймон, неистово нажимая на спуск. Очереди плазменных зарядов сшибли преследователей и разорвали на куски их тела, а он все кричал, не в силах остановиться. В этот момент он почувствовал движение над головой, быстро обернулся На опоре стоял киборг, криво усмехаясь и направив на него разрядник.

Первый луч прожег руку, чуть выше локтя, потом правую сторону груди. Вместо крика у Саймона вырвался хрип. Он дернулся в сторону, выпустил лезвие из запястья и ударил им по ногам противника. От столкнувшегося металла полетели искры. Саймон упал на спину, его враг закричал, когда клинок отсек ему ногу, и повалился вперед.

А десантник продолжал рубить. Кровь забрызгала Саймону руки, тело врага дергалось в предсмертных судорогах.

Чуть в стороне от него, на ужасно близком и одновременно безнадежно далеком расстоянии, о камень пола звякнул цилиндрик разрывной гранаты. Убежать не было никакой возможности. Саймон схватил убитого киборга за одежду и потянул на себя, одновременно отворачиваясь к опоре.

Взрыв вспух огненным шаром, волна нестерпимого жара накрыла десантника, и яркий мир вокруг мгновенно померк.

Постепенно он начал приходить в себя. Сколько он пробыл в забытьи — несколько секунд или многие часы — Саймон не мог сказать. В пересохшем рту стоял отвратительный вкус запекшейся крови и еще чего-то искусственного. Нос щекотал едкий дым.

Ужасно болели ноги. Наверное, эта боль и привела его в чувство.

Киборг попытался встать, но боль, поднявшись от ног, раскаленными копьями пронзила его тело, и он снова опустился на пол.

Напрягшись, Саймон спихнул с себя окровавленную тушу, в которую превратилось тело убитого им киборга, и, чуть приподняв голову, посмотрел на свои ноги. Вместо сильных, блестящих имплантами голеней у него были иссеченные кровавые куски мяса, перемешанного с металлом. Словно их долго и упорно жевал какой-то огромный зверь.

— Нравятся? — неожиданно спросил кто-то. Саймон вздрогнул и поднял взгляд.

Трое киборгов стояли вокруг, направив на него стволы лазерных разрядников.

— Скоро ты весь такой же будешь, поганый ублюдок, — с мерзкой улыбкой произнес один из них.

Саймон бегло огляделся. Его винтовка лежала рядом, он потянулся к ней, но тут же один из киборгов выстрелил ему в руку. Потом еще раз и еще. Десантник закричал, но киборг стрелял до тех пор, пока полностью не отстрелил ему руку.

Саймон, вопя, схватился за рану, из сегмента брони на предплечье все еще торчал клинок. Он взмахнул им. Киборги со смехом отскочили, а один — тот, что говорил с ним, перехватил его руку и прижал к опоре. Выгнув ее, он ударил по клинку ногой. Сталь поддалась не сразу, вызвав в киборге ярость. Он остервенело пытался сломать лезвие, но это у него не получилось. Тогда он достал вибронож и всадил его Саймону в сгиб локтя. Глядя, как извивается от боли их жертва, киборги заливались смехом.

Отпилив руку, киборг выпрямился с довольным видом, потом посмотрел на кричащего Саймона:

— Заткнись, зодчий выкормыш.

Но тот его не слышал, боль застила разум, сил не было ни на что, кроме крика, да и он постепенно угасал. Но истязателям было мало этого.

— Заткнись, я сказал! — вопил киборг, размахивая частью руки с клинком.

Потом, с яростью, перекосившей лицо, киборг вонзил клинок Саймону в грудь. Десантник захрипел. А киборги довольно заржали.

— Сам себя…

Их тела стали разлетаться на куски. Плазма выжигала в телах дыры, отрывала конечности, куски плоти, воспламеняла одежду.

Все трое разлетелись на части, как пляжные домики под натиском урагана.

Если бы Саймон мог слышать, то басовитые раскаты сдвоенного штурм-пулемета показались бы ему райской музыкой. Но боль не давала ему не то что слышать — он даже мыслил с трудом.

Когда наконец его взгляд на какой-то миг прояснился, он увидел, что над ним склонился незнакомый человек. С изможденным суровым лицом, измазанным сажей. Он осторожно вытащил лезвие из груди киборга. Вспышка боли заставила тело выгнуться в конвульсии.

— Нет смысла останавливать кровь. Ее вытекло уже слишком много, и раны обширные, ты не выживешь, — спокойно сказал парень. — Ты кто такой? На тебе часть десантных доспехов, но ты киборг! Где десантники? Кто ставит коллапс — коконы?

Саймон не ответил ему. Суть вопросов с трудом доходила до замутненного болью разума. Он начал проваливаться в манящую вечной нежностью и покоем серую мглу…

Сквозь туман подступающего забытья, словно из ниоткуда, к нему пробился голос командира:

— Саймон! Где ты? Что произошло? Саймон, отзовись! Да не молчи ты, сукин сын!

Губы киборга зашевелились, но получился только хрип.

— Что? — спросил склонившийся над ним человек.

— М…Ы…

Слова давались ему с огромным трудом, жизнь уходила из него.

— М…ы… де…сс…ант…

— Вы — десант?

Саймон медленно закрыл глаза в знак согласия.

— Что за ересь?! — фыркнул парень.

— Дол…жен о…сти ге…не…(киборг сглотнул)… то…ры майору.

— Чего? — сморщился человек.

Киборг с трудом повернул голову и нашел глазами мешок с генераторами. В нем зияла прожженная дыра, и сквозь нее было видно, как сплавились между собой несколько находящихся внутри устройств.

Парень проследил за его взглядом, потянулся и взял мешок.

— Генераторы коллапс-поля…

Он задумался.

— Где остальные десантники? Я буду спрашивать, а ты отвечай. Если тяжело говорить, моргнешь один раз — да, два раза — нет. Понял?

Саймон моргнул… и еле нашел силы снова открыть глаза.

— Вы идете по тоннелям, захватывая орудия по очереди?

Саймон знал, что, если закроет глаза, больше открыть их уже не сможет.

— Да, — выдавил он.

— С вами есть десантники?

— Д…а…

— Ты возвращался за генераторами? И теперь ты хочешь, чтобы я отнес их?

Киборг хотел сказать «да», но язык не слушался его, тогда он моргнул… тьма захватила его, закружила, затянула и поволокла за собой.

Парень понял, что киборг умер.

Он подкинул мешок на ладони, вытащил поврежденные и уже непригодные к использованию генераторы — целых осталось только четыре. Потом проверил карманы убитого, достал запасные обоймы для плазмореза, поднялся, распихал их по карманам, взял штурм-пулемет, подобрал плазменную винтовку, осмотрел ее и положил обратно — оружие было повреждено, из пробитого осколком ускорителя шел дымок — и уже собрался было идти, но остановился, Присел над телом киборга и попытался снять плечевой сегмент брони с датчиком коллапс-поля, но у него не вышло. Тогда он взял обрубок руки киборга с лезвием и несколькими ударами отрубил датчик, засунул его в нагрудный карман, распрямился, огляделся по сторонам и направился к выходу из бункера.

* * *

Поначалу бесконечность виртуальности была ошеломляющей. Морган с трудом привыкал к этому нереальному миру. Освоиться с его средой, пронизанной потоками данных, было непросто. Его даже по-настоящему тошнило от этой цифровой пропасти, разверзнувшейся в голове. Но постепенно киборг начал вникать в ее структуру, научился различать схемы и понимать принципы, по которым все работало. И тогда он стал пробовать проникнуть в пространство, где жила Лима.

Первое время бывший главарь никак не мог освоиться с преобразованием и долго пытался войти в мир Охотницы, но у него не получалось. Он злился, психовал, плакал от бессилия. Много раз Морган выходил из виртуальности, судорожным движением выдирал шунт и орал во всю глотку, беспорядочно носясь по своему жилищу.

Потом он успокаивался, останавливался и начинал думать. Он проводил в размышлениях по несколько часов и затем снова подключался к мнемотанку. Он пробовал все новые и новые способы, и наконец ему удалось найти то единственное решение, которое помогло ему преодолеть барьер входа.

В тот день он отключился от виртуального канала легко и без сожаления. Бывший главарь был доволен собой и полностью удовлетворен. Когда он засыпал, на губах его блуждала мечтательная улыбка.

Робко нащупывая решения на уровне интуиции, киборг начал экспериментировать с моделированием. Прежде чем войти в пространство Лимы, ему нужно было выбрать форму, в которой он будет там отображаться. Моргану сначала это казалось забавным. Он мог быть кем угодно — придорожным камнем, птицей, растением, зданием, человеком, гравициклом, мостом над рекой. Правда, самой рекой быть не мог — в пространстве были и свои жестко заданные модели.

Но первой он, конечно, выбрал возможность снова стать человеком. Моделируя себе «тело», Морган старался делать его похожим на себя… на прежнего себя — такого, каким он был еще до Единения, до прихода Хозяев и Зодчих, до того, как у него появились первые имплантаты…

Киборг хотел снова стать обычным человеком.

Когда модель была готова, Морган даже не сразу решился на подключение, так он волновался. Мысли о том, что и в виртуальном мире он останется калекой и не сможет самостоятельно ходить, не давали ему покоя. Ведь он не знал, как отреагирует его мозг на подключение. Киборгу пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы заставить себя пойти на это. Но в итоге, плюнув на все и отбросив в сторону сомнения, он наконец пошел на погружение.

Канал вился призрачной ярко-голубой нитью, спускаясь с серого неба и заканчиваясь во лбу мужчины лет двадцати пяти, с морщинами над переносицей и широко открытыми карими глазами, безжизненно смотрящими вверх. Тело лежало на чахлой траве, посреди какого-то развалившегося сооружения, возможно бывшего раньше чьим-то домом. Темные волосы путались в желто-зеленых стебельках, легкий ветер заставлял их шевелиться вместе с травой, но других признаков жизни у человека не было.

Морган с огромной скоростью, доступной только в этом цифровом мире, яркой вспышкой пронесся по каналу и погрузился в созданную им модель.

Тело мужчины изогнулось в судороге, глаза закрылись, потом снова открылись, и Морган первый раз вздохнул. С хрипом, обжигая все внутри, несуществующий воздух ворвался в несуществующие легкие.

Бывший главарь лежал не шевелясь, адаптируясь к новым ощущениям, потом заморгал, привыкая к дневному свету, затем сел. Тело хорошо слушалось его. Морган согнул руки в локтях, поднес ладони к лицу, медленно сжал пальцы в кулаки, потом снова разжал их, растопырив в стороны. Затем сел и, с замиранием сердца, опираясь руками о теплую землю, наконец попытался встать. К величайшему восторгу Моргана, ему это удалось без труда.

Несколько минут он стоял, пригнувшись, словно только что получил удар в солнечное сплетение, и не верил себе.

У него снова было тело, были ноги! Он мог похлопать себя по бедрам, мог присесть, пройтись, пробежаться, в конце концов. Что он сразу и сделал — закричав от счастья, Морган побежал.

Минут тридцать он носился вокруг сооружения, где погрузился в модель, бегал по кварталу, посреди которого это сооружение расположилось, прыгал по камням, падал, раздирая в кровь колени, и хохотал как безумный. Морган никогда не задумывался, какая это радость — иметь свое собственное здоровое тело! Но сейчас он почувствовал и понял это в полной мере.

Запыхавшись, Морган присел. Бывший главарь не чувствовал себя усталым, но тело требовало отдыха. В этом мире действовали те же законы физики, что и в реальном. И хотя он понимал, что не может устать тут, мозг говорил ему об обратном.

Отдышавшись, Морган стал размышлять.

Прорыв в пространство Лимы был большим шагом. Теперь надо было обдумать свои дальнейшие действия.

Первым порывом бывшего главаря было найти Лиму. Он даже вскочил, но потом передумал.

«Еще не время», — успокоил он сам себя.

Сперва нужно было все хорошенько взвесить, и делать это не здесь, а в реальности. Его погружение, в отличие от Лиминого, было неполным. Находясь внутри модели, он изнутри управлял роботом, живой машиной. От ощущения раздвоенности разума у Моргана начинала болеть голова.

С большим сожалением он заставил себя покинуть виртуальность.

Киборг отключил шунт, направил свою платформу в низ сферы и тихонько заплакал.

Успокоившись, он решил все обдумать.

Ему было очень трудно контролировать внешний мир. После того как Морган нырял в виртуальный колодец, мир иллюзий захватывал его, и хотелось полностью отключиться от ненавистной реальности, забыться в новом пространстве.

Но недаром он славился трезвым и расчетливым умом. Бывший главарь ясно представлял себе, что если его застукают за этим, то непременно отключат.

Тогда он решил разработать себе график. Впервые с того момента, как он очнулся в этой сферической комнате, Морган задумался о времени. Собственно, проще всего было отмерять себе периоды пребывания в виртуальности, но вне ее у бывшего главаря не было такой возможности. И он стал наблюдать за Охотницей. Когда она спала — была ночь, когда бодрствовала — день. Морган стал жить в ее ритме.

Прежде чем снова подключиться к мнемотанку, он тщательнейшим образом выполнял все свои обязанности по уходу за пленницей. И только после этого нырял в цифровой колодец.

Первые несколько «сеансов» бывший главарь потратил на то, чтобы найти Лиму. Этот парадокс выводил его из себя. Казалось, что вот она, совсем рядом, на расстоянии нескольких метров от тебя, но когда Морган оказывался в ее пространстве, то поначалу даже не знал, в какую сторону идти. Чтобы преодолевать расстояния, требовались силы. Модель, созданная им, была довольно выносливой и сильной, но все же недостаточно. Морган попробовал нарастить ей мышцы, но вместе с этим увеличилась и общая масса тела. Преодолев досаду, он добавил в тело импланты, хоть и немного, но даже в виртуальности он снова стал киборгом. Зато теперь бывший главарь перемещался намного быстрее и стал заметно сильнее.

Тщательность, с которой был воссоздан в виртуальности реальный мир, удивляла и восхищала. Если Хозяева обладали такими технологиями, то неудивительно, что они поработили человечество так легко…

«Хотя, — тут же опроверг сам себя Морган, — они же никогда не применяли ничего подобного. Все проявления их технологий сводились к созданию новых имплантов для киборгов и улучшению технологии клонирования. Даже во время боевых действий, при захвате планет, они использовали в основном холодное оружие, чем немало удивили тогдашних вояк».

Но еще больше Морган был поражен, когда встретил в этом виртуальном мире обычных людей.

Они жили в нем своей жизнью, ходили, спали, разговаривали и даже умирали, как настоящие люди, — Морган это сразу опробовал.

В путешествиях по иллюзорному, но казавшемуся таким реальным городу прошло несколько дней. И наконец ему удалось выследить Охотницу.

Бывший главарь следил за Охотницей из окна восьмого этажа. Прячась в тени, он провожал ее взглядом, в котором были одновременно ненависть к той, что лишила его тела, и радость от предвкушения скорой мести.

Девушка шла по улице со своим верным копьем за спиной. Морган не знал, куда и зачем она направлялась, с какой целью бродила по городу и что искала. Ему было все равно.

Он жаждал мести.

Киборг увидел, как девушка остановилась возле одного из домов на противоположной стороне улицы, огляделась по сторонам и нырнула в тень подъезда.

Отлично!

Морган обрадовался. Там-то он ее и встретит.

Бывший главарь бросился в коридор и, перепрыгивая через несколько ступеней, понесся вниз. Оказавшись на улице, он бесшумной молнией перебежал па другую сторону. Оттолкнулся от земли около здания, взвился в воздух и, превратив пальцы в металлические когти, впился ими в стену, выбив фонтанчики каменных брызг. Быстро перебирая руками, Морган стал карабкаться наверх, к окну верхнего, пятнадцатого этажа. Добравшись до него, киборг зацепился за подоконник и, упиваясь своей силой, мощным движением забросил себя внутрь. Мягко приземлился на ноги посреди комнаты и плавно распрямился.

Четверо киборгов удивленно смотрели на него. Морган тоже сначала не мог понять, что происходит и откуда они взялись. Он не ожидал никого тут встретить. Киборги стояли, прижавшись к стенам и приготовив лазерные разрядники.

— Какого хрена?! — негромко сказал один из них — долговязый, широкоплечий киборг, с сенсорными имплантами в щеках. — Ты кто такой и откуда свалился?

Бывший главарь сразу сообразил, что тут затевается, — оказывается, не он один охотился на Охотницу!

Он заулыбался. Первое замешательство прошло. Морган снова был Главарем. Тем, кому подчинялись все банды в городе.

Прежде чем ответить долговязому, он осмотрел свое тело. Довольная улыбка еще шире растянула его губы — отличная получилась модель, мощная, гибкая, сильная. Пожалуй, очень похожая на его прежнее, настоящее тело.

— Ты что, глухой? — оскалился киборг. — Я тебя спрашиваю, ублюдок, ты кто такой и что тебе здесь надо?

— Я — Морган, — высокомерно вздернув подбородок, ответил главарь.

— Вот придурок, — тихо засмеялся долговязый, — Думаешь, назвался Морганом и все тебя сразу испугались? А по мне, будь ты сам Зодчий, если не хочешь сдохнуть, то проваливай, откуда пришел.

Киборг навел на Моргана разрядник.

— Если ты выстрелишь, то она непременно услышит, — спокойно сказал главарь, приближаясь к нему. Долговязый нахмурился, видимо, поняв, что невесть откуда свалившийся ублюдок прав. А Морган тем временем подошел к нему почти вплотную.

— Поэтому лучше использовать сталь, — сказал он, с легким щелчком выпустил из предплечья полуметровый клинок и всадил киборгу под подбородок. В глазах того успело отразиться удивление, когда острая сталь пронзила его череп и вышла из маковки. Главарь положил руку на разрядник, выдернул лезвие из убитого и позволил его телу упасть. Оружие киборга осталось в его руке, когда труп мешком свалился к ногам.

Морган повернулся к остальным членам банды. Те стояли в нерешительности, не зная, что предпринять.

«И эти слабаки охотятся за Лимой?!» — усмехнулся про себя он, а вслух сказал:

— Я — Морган! И я вернулся! Вам ясно? Те закивали, открыв рты.

«Даже страх как настоящий!» — не переставал удивляться Морган.

Он повернулся к киборгам спиной и прислушался, что происходит внизу.

— Кто там? — спросил он, не оборачиваясь.

— Там Забой, — ответил один из них, — он должен привести ее сюда.

— Вот и отлично. Для вас, мальчики, на сегодня охота закончилась. Видели дверь, через которую я вошел?

Он оглянулся и угрюмо посмотрел на киборгов. Те переминались с ноги на ногу.

— Пошли вон! — прошипел он, злобно оскалившись. Киборги не решались. Тогда он встал и вальяжной походкой направился к ним. В одной руке у него был разрядник, а с лезвия на предплечье другой еще капала кровь их товарища. Они попятились.

В этот момент на лестнице послышались шаги и разговор.

Морган злобно посмотрел на пятившихся от него остолопов. Сжал кулаки и прошипел:

— Она моя! Кто вмешается — убью! И повернулся к входу.

Забой вошел первым — Лима никогда бы не позволила киборгу идти у нее за спиной — и тут же отпрыгнул в сторону, ожидая, что в действие вступит его команда.

Но когда ничего не произошло, киборг удивленно поднял глаза.

Лима стояла в дверях. Труп долговязого киборга валялся у стены, трое других его подельников сгрудились в дальнем углу комнаты, за спиной у неизвестного ему киборга, стоявшего посреди комнаты с довольной улыбкой на губах.

— Что происходит? — дрожащим голосом спросил Забой.

Острие копья Охотницы находилось в опасной близости от него. Девушка одарила его презрительным взглядом.

— Ловушку решил мне устроить? Нехорошо. — Губы Лимы растянулись в не предвещающей ничего хорошего улыбке.

От звука ее голоса у Моргана побежали мурашки и зашевелились волосы на затылке. Забой испуганно смотрел на нее.

— Я — нет! Я его впервые вижу! — Киборг повернулся к Моргану. — Ты кто такой?!

— Здравствуй, Лима, — сказал Морган.

— Ты знаешь, как меня зовут, — это хорошо. Будешь знать, кто тебя убил.

— А я и так знаю, — засмеялся Морган. — Жаль, что ты не узнала меня.

Охотница не ответила. Она уже успела оценить обстановку и поняла, что остальные киборги представляют минимальную опасность. С ними она разберется позже.

Морган был уверен в себе. Сейчас он так погрузился в виртуальность, что не замечал реальности, он жил в своем новом теле и готовился расквитаться за всю свою боль, за все обиды.

Он вскинул разрядник и выстрелил. Лима тут же кувырком ушла в сторону, противоположную той, в которую двигалась до этого. Лучи вонзились в стену, воспламенив облицовочный пластик.

Киборг среагировал на ее движение и снова выстрелил. Но Охотница, пригнувшись, уже ринулась вперед. Огненные кинжалы прошили случайно попавшего под них Забоя, и киборг, даже не вскрикнув, свалился в угол дымящейся грудой.

Атака Лимы была, как всегда, стремительной, но Морган за долгие часы наблюдения за своей пленницей успел изучить многие ее приемы. Поэтому, когда копье рассекло воздух и должно было разрубить киборга пополам, того уже там не было. Главарь сместился в сторону и сразу зашел Лиме за спину. Охотница ударила ногой, и Морган едва успел блокировать. Он уже забыл, какая у нее реакция. Только он собрался перейти в атаку, как Охотница, выгнувшись в сторону, вонзила копье в пол и, используя как шест, крутанулась, держась за древко. Закованная в броню голень врезала Моргану по виску.

Ошеломленный, он отлетел в сторону. Ударился о стену, но тут же поднялся и… нарвался на широкое, безумно острое лезвие копья. Охотница держала оружие двумя руками и сурово смотрела киборгу в глаза.

— Опять, — прохрипел Морган. — Ты снова убила меня!

В глазах девушки промелькнуло удивление и искра интереса.

Но большего киборг не успел увидеть — мир рассыпался радужным фейерверком — и он очнулся в своем настоящем теле. Перед глазами все плыло, голова кружилась.

«Она убила меня! — Мысль жгла киборгу мозг. — Убила! И гак быстро, что я не успел нанести ни одного удара!»

Морган встряхнул головой, но муть перед глазами не прошла. Он инстинктивно провел рукой по месту, куда вонзилось копье. Но пальцы нащупали только механизмы имплантов. Боли не было, только ощущение дискомфорта.

— Как же так?! — закричал он вслух. — Этого не может быть! Так нечестно! Это я должен был убить тебя! Я!

Зрение прояснилось, и Морган стал метаться вокруг мнемотанка.

— СУКА! ТВАРЬ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! — орал он на Охотницу.

Но Лима не слышала его. Киборг видел, как она размахивала своим иллюзорным, так ненавистным ему копьем. Моделирующая жидкость создала прозрачную фигуру, лежащую перед Охотницей, точнее, половину фигуры — остальная часть расплывалась, плавно смешиваясь, с обычной жидкостью.

Очередная жертва Лимы выставила перед собой руку, как будто та могла защитить своего обладателя от смертельного удара.

Раньше такого не было! Мнемотанк обрабатывал только детали, которые касались самой Лимы, но не ее окружения и уж тем более жертв. Должно быть, что-то изменилось после вмешательства Моргана.

Он увидел, как девушка схватила прозрачную фигуру, приставила к горлу острие копья и стала что-то говорить.

«Наверное, допрашивает одного из тех молокососов», — догадался киборг.

— Допрашивай, допрашивай, мы еще с тобой встретимся, стерва! — пообещал он. — Я буду сниться тебе в страшных снах!

Через какое-то время прозрачная фигура исчезла, и все вернулось в прежнее состояние.

Морган постепенно успокаивался. Потом даже развеселился — ведь он может нападать на нее столько, сколько захочет, и когда-нибудь он одолеет ее!

Наслаждаясь этой мыслью, он заснул, утомленный сегодняшним сеансом.

Проснувшись, он снова тщательнейшим образом выполнил все надлежащие дела и подключился к мнемотанку.

На этот раз он создал для себя модель самого мощного киборга, которого смог придумать, почти без живой ткани, сплошные механизмы, и отправился на поиски Охотницы. А через три часа снова изрыгал проклятия в ее адрес, выброшенный из виртуальности вследствие смерти своей модели.

Лима банально расстреляла его из импульсника. В упор. Так что от него во все стороны летели куски имплантов. И снова все произошло очень быстро, он не успел рта открыть, как она уже приставила к его груди пистолет и впечатала в стену, потом подскочила и выпустила еще пять или шесть зарядов — Морган не знал точно, сколько, он уже был в своем настоящем теле, с головокружением, помутившимся взглядом и дикой злостью.

Следующая модель, которую сделал бывший главарь, существуй такая по-настоящему, была бы произведением искусства. Атлетически сложенное тело, с гармонично вплетающимися имплантами, искусственными органами и встроенным оружием.

На его создание киборг потратил много часов и был уверен, что в этот раз победа останется за ним.

Обнаружив Лиму Морган притаился. Он решил не спешить и не полагаться только на грубую силу, как в прошлые разы.

Вокруг уже начало темнеть, на город опустились сумерки. Он преследовал Охотницу на протяжении часа, пока не увидел, как она зашла в один из домов, чтобы устроиться на ночлег. Проследил, какой этаж и какую комнату она выберет, и снова стал ждать. В этот раз киборг не торопился, спокойно выжидал, давая девушке время, чтобы почувствовать себя в безопасности, и неслышно начал подниматься к ней.

Уже рядом с квартирой, где расположилась Лима, киборг услышал шум льющейся воды.

Очень хорошо — это заглушит звук его и без того тихих шагов.

Осторожно заглянув в темную комнату, Морган осмотрел ее. Сегодня он не собирался рисковать.

В помещении было пусто. Помятые грязные доспехи лежали кучей в углу; слабо поблескивая, рядом со стеной стояло копье. Главарь не смог сдержать улыбки — удача на его стороне!

Киборг прокрался через комнату, прижался к стене рядом со входом в душевую и приготовил оружие. Вооружился он тоже неплохо: импульсник с полной обоймой, в ножнах на бедре вибронож, за спиной двуручный топор с широким полукруглым лезвием.

Выставив руку с пистолетом в дверной проем, Морган несколько раз нажал на спуск, водя оружием в разные стороны. Потом взял в другую руку вибронож и заглянул внутрь. В душевой было пусто. На стенах остались следы от попадания импульсов — панели разлетелись, усыпав осколками пол; по стене побежали трещины; трубы лопнули, и струи воды били в разные стороны. Но Лимы там не было.

— Какого зодчего?! — не сдержался Морган.

Его взгляд скользнул по потолку, и киборг увидел там большую темную дыру.

Тут сзади раздались быстрые шаги. Главарь развернулся и выстрелил, еще не видя никого. В следующее мгновение импульсник полетел в сторону, а запястье руки онемело от удара.

Обнаженная Лима светлой молнией в темной комнате метнулась в сторону, уходя от его выпада. И через секунду лезвие ее копья рассекло воздух и отрубило киборгу руку. Удар древком в грудь отбросил Моргана в душевую, под струи ледяной воды. Охотница влетела следом, коротко замахнулась и пригвоздила его к полу.

Морган умер не сразу. Боли, как обычно, не было, только тянущее чувство уходящей из модели жизни. Он смотрел на стоявшую над ним девушку. Мокрые волосы облепили ее лицо, вода хлестала по телу, струями сбегая по соблазнительным изгибам, но Моргану было все равно. Он привык к ее наготе и воспринимал как обыденность, но не мог не отметить, что она очень красива, эта фурия. Киборг заглянул девушке в глаза, и, когда их взгляды встретились, он увидел в них удивление.

— Я тебя уже видела, — произнесла девушка.

— Видела, — прохрипел киборг.

— Кто ты такой?

— Я — Морган.

— Ты уже третий Морган, которого я убиваю, не многовато ли вас?

— Четвертый, — поправил он. — И нас не много, я — один.

— Как это понимать?

В ответ киборг лишь усмехнулся и умер.

Когда тянущее чувство виртуальной смерти исчезло, бывший главарь хотел было снова выругаться, но слова так и остались мыслями, замерев в его горле. В этот раз Морган не вернулся в свое тело. Что-то пошло не так. Он даже сначала испугался. Погружение оказалось настолько глубоким, что он потерял связь с реальностью, не чувствовал ее и не мог нащупать шунт, чтобы отключить себя физически. Но затем ощущение собственного тела вернулось, но контакт с виртуальностью остался.

Морган был в космосе, возле двойной звезды. Чуть вдалеке (расстояния не имели сейчас значения и физической величины — все было только близко или далеко) перед ним, в усыпанной колючими искрами звезд черноте космоса, плыл серо-розовый шарик планеты.

Совсем небольшой по космическим меркам. Приблизившись, Морган увидел, как вокруг планеты снуют корабли, похожие на крабов с длинными клешнями. Они подвозили к планете окруженные серым маревом розовые, как поверхность планеты, сгустки. Не долетая до нее, отпускали свой груз и он отправлялся к планете. Достигнув поверхности, розовые сгустки сливались с планетой — бывшему главарю даже показалось, что она поглощала их, как пищу. Но такое даже представить было трудно — живая планета! Нет, такого не могло быть, — усмехнулся про себя Морган. Он уже освоился и чувствовал себя зрителем на киносеансе. Тем временем планета начала увеличиваться в размерах, банально расти. Корабли по-прежнему сновали вокруг нее, периодически исчезая и появляясь с новой порцией груза… или все же еды?

Когда от поверхности стали жадно вытягиваться серо-розовые отростки навстречу падающим сгусткам, киборг, не веря самому себе, понял, что это действительно пища, а значит, планета — живое существо.

Морган почувствовал, что ему вдруг стало нехорошо, и захотелось покинуть этот театр абсурда. Но виртуальность не отпускала. Его тянуло увидеть, что будет дальше, как зачастую появляется желание смотреть на что-то отвратительное и мерзкое, от которого тошнит, но в то же время очень трудно отвести взгляд.

И киборг продолжил наблюдать. Но картина, незаметно для него, изменилась.

Исчезли корабли-кормильцы, а планету в ее бесконечном путешествии вокруг двойной звезды сопровождал один-единственный спутник — орбитальная станция. Она была явно искусственного происхождения и такой вычурной формы, что Морган долго не мог сообразить, обломки это или цельная конструкция. Ассиметричная, угловатая, с похожими на шипы ответвлениями и сферическими наростами, она плыла, лениво отражая свет звезд.

На поверхности планеты стал преобладать серый цвет. Она стала снова уменьшаться в размерах, «усыхать» — это было самым подходящим словом.

Ее попросту бросили. Кто бы ни были ее создатели (а в том, что планету создали,и она не появилась случайно, Морган был уверен), они забыли свое детище. А может быть, специально оставили, с расчетом на то, что без подкормки она сама погибнет. Как бы то ни было, но планета медленно умирала.

Морган почувствовал, как его потянуло вперед к усыхающей планете, и вскоре он оказался над самой поверхностью.

Главарь стал свидетелем того, как от нее отделился кусок «плоти» — продолговатый серо-розовый комок с блестящими черными наростами, пронизанными белыми прожилками.

После на поверхности появилось углубление, куда втянулся этот комок, а затем планета словно выплюнула его в сторону орбитальной станции.

Моргану захотелось, чтобы события развивались чуть быстрее, и, словно подчиняясь его желанию, картинка снова изменилась.

Вокруг станции висели в пустоте силовые воронки. А к планете снова летали корабли, которые подвозили планете пищу, совершенно непохожие на те, первые. Планета опять расцвела.

Морган подлетел ближе к станции, и на его глазах из небольшого отверстия в ней вылетели два предмета неопределенной формы — словно два размытых пятна вращались вокруг невидимой оси. По мере их удаления от станции скорость вращения увеличивалась, и постепенно за предметами потянулся пульсирующий след. Сами они стали исчезать, а оставляемый «хвост» расширился и превратился еще в одну воронку.

Киборг оказался рядом с ней и вдруг почувствовал, как огромная сила потянула его внутрь, он даже не успел ничего сообразить или сделать, как бесконечность звезд устремилась ему навстречу безумным мерцающим потоком. И через нескончаемо долгое мгновение Морган оказался там, где никак не рассчитывал очутиться.

Он был на Ландории.

На той Ландории, которая была раньше, до Единения, — развитая и величественная колония Земной Федерации.

А следом за ним на его родную планету по тому же каналу прилетел розовый комок с блестящими черными наростами.

Бывший главарь уже догадывался, свидетелем чего стал, а когда наросты отделились от розового тела, он еще больше утвердился в своем предположении.

Хозяин и Зодчие. Таков был их истинный облик, это уже потом они сделали себя похожими на людей.

И внезапно Морган понял, что это правда. В этом ненастоящем мире все настоящее! Зодчим не хватило бы воображения придумать все это, и они взяли все из реальной жизни. Значит, и эта планета, и все, что он видел, — это все реально!

Судорожным движением он нащупал шунт и выдернул его.

От волнения он часто дышал, его взгляд бродил по стенам, по мнемотанку, по Лиме, но не видел ничего. Потрясение и испуг затопили разум Моргана, заполнили все уголки мозга и подчинили себе все чувства. Они привели его в оцепенение.

Бывший главарь приходил в себя несколько часов. Киборг был словно оглушен, пока его мозг справлялся с обрушившейся на него информацией.

* * *

Двое киборгов прятались на первом этаже в развалинах пятиэтажного здания. Сооружение давно не было одним целым — две широкие трещины делили его на три неравные части; внешние стены обрушены, внутри, как и в большинстве подобных домов, хаос и разруха.

Оба его временных постояльца были напуганы и вжимались в стены при малейшем шорохе снаружи.

— Патриция, не отставай, — сердитым шепотом произнес один.

— Я не отстаю, — ответила женщина. — Сам-то тоже не особо шустро бежишь.

— Заткнись!

— Сам заткнись.

— Дальше одна пойдешь, поняла?

Угроза, похоже, подействовала на Патрицию, и она замолчала. Пригибаясь, перебралась к своему спутнику и прижалась к нему.

— Сол, а может, лучше в Старгард? Ахрават не сможет нас там найти…

— Ты опять?! — возмущенно воскликнул киборг.

— Мы сможем там устроиться, я знаю…

— Вперед! Давай, топай!

Киборг грубо отпихнул от себя женщину. Она сразу вернулась к нему.

— Я больше не буду, прости.

Внезапно здание накрыла большая тень. Киборг сгреб подругу в охапку, бросился в ближайшую нишу и тут же испуганно задрал вверх голову. В сквозной трещине, рядом с которой они оказались, серую полоску утреннего неба закрыло нечто массивное. Солу было хорошо видносеро-черную ребристую поверхность объекта.

— Что это? — тихо спросила Патриция.

— Не знаю.

Движение махины сопровождалось легким шипением. Внезапно оно прекратилось, и киборги поняли, что это нечто зависло над ними.

От нахлынувшего страха у Сола перехватило дыхание. Патриция сжалась рядом, вцепившись ему в руку своими острыми ногтями.

— Оно видит нас, — прошептала она срывающимся голосом.

Боль от впившихся в бицепс ногтей привела Сола в чувство. Он отбросил руку подруги и ринулся прочь из укрытия, потянув ее за собой. В тот же миг в трещину с треском ударил энергетический заряд.

Громыхнул взрыв. Куски бетона полетели в стороны, один угодил Патриции в спину, она вскрикнула и упала. Сол пробежал еще пару метров, потом резко остановился и вернулся за подругой. Подхватил ее на руки и побежал дальше.

Позади один за другим раздались еще три взрыва.

Киборг забежал в небольшую комнатку, аккуратно положил Патрицию на пол и сел рядом, прижавшись к стене. Хруст энергозарядов продолжался еще две минуты, заставляя Сола вздрагивать. Он быстро осмотрел подругу. Она была жива, только потеряла сознание. Они недавно усилили ей позвоночник и плечи, и это спасло Патриции жизнь. У него самого были модифицированы бедра и грудная клетка.

«Все-таки импланты — это здорово», — подумал киборг, вытянул руку и стер с лица девушки грязь и прилипшие камешки.

Он не был уверен в своих чувствах к ней, но сейчас, когда Патриция вскрикнула и упала, у него остановилось сердце.

Пусть он и был с ней груб, но за этой грубостью скрывалось нечто большее, заставляющее Сола заботиться о подруге, переживать за нее, иногда ревновать. И даже ситуация, в, которой они сейчас оказались, вынужденные скрываться, бежать из города, отчасти была следствием его привязанности к Патриции. Ему так хотелось сделать ей подарок, что он периодически скрывал от Ахравата часть собираемой с торговцев дани и припрятывал.

Накопив достаточно, они отправились к лучшему мастеру в городе и поставили ей новые импланты. Не успели они порадоваться, как Ахравату стало известно о его воровстве. Сол до сих пор не знал, как это получилось, — ведь он был так осторожен.

Но это было уже не важно и сути не меняло — бывший босс велел привести его, а когда стало ясно, что Сол ускользнул, то объявил на него охоту. О грозящей опасности Сола предупредил Фернанд, его старинный кореш. Киборг понял, что ему надо бежать. Побросав в мешок продукты и рассовав по карманам водные шарики, он сразу помчался к подруге. Когда он рассказал ей о проблемах, Патриция безоговорочно заявила, что пойдет с ним.

Сол решил укрыться на одной из клон-ферм, куда они и направлялись, пока неизвестный летательный аппарат не накрыл своей тенью здание, в котором они находились.

Треск электрических дуг, крошащих бетон, скручивающих металлическую арматуру в замысловатые узоры, наконец-то прекратился.

Сол услышал, как корабль чужаков с шипением полетел дальше.

Киборг склонился над подругой, похлопал ее по щекам, раздавил над лицом водяной шарик, и через некоторое время она пришла в себя.

Патриция застонала, медленно открыла глаза, провела рукой по лицу, размазывая грязь, в которую превратилась намокшая пыль.

— Как ты? — спросил киборг.

— Что это было?

— Тебе в спину попал каменный осколок.

— М-м-м… больно, — простонала она.

Сол выглянул за угол, потом снова повернулся к ней.

— Попробуй встать. Мы не можем тут оставаться. Патриция приподнялась на локтях.

— Как он нас увидел? — Девушка-киборг начала медленно вставать. — Пить хочется.

Сол протянул ей еще один водяной шарик. Она взяла и молча проглотила.

— Они не в нас стреляли.

— А в кого? — удивленно спросила Патриция.

— Еще не знаю. Надо посмотреть. Оставайся здесь.

— Осторожнее.

Он поднялся и крадучись вышел из комнаты, а подруга провожала его взглядом, боязливо выглядывая из-за косяка. Киборг едва сделал несколько шагов, как в нос ударил резкий запах горелой плоти. Сол закашлялся, и его чуть не вырвало. Закрыв рот рукавом, он двинулся дальше.

В том месте, где они сначала спрятались, дымилась глубокая воронка. Стены вокруг были разрушены, прутья арматуры перевиты и дымились, над воронкой поднимался и висел густым облаком сизый дым. Как и все опасное и неизведанное, она притягивала и отталкивала одновременно. Киборг внутренне не хотел, но все равно приближался к ней. Правда, далеко идти не пришлось — под ногами всюду валялись куски какой-то субстанции. Тошнотворный запах исходил именно от нее. Обугленные ошметки дымились и съеживались.

Сол пнул один из них ногой. Комок был похож на студень.

Киборг передернул плечами, решил дальше не ходить и вернулся к Патриции.

— Ну что там такое? — встревоженно спросила она, увидев его побледневшее лицо.

— Я не знаю, но нам лучше убраться отсюда побыстрее.

— Хорошо.

Сол пошел к оконному проему, Патриция следом за ним. Сделала несколько шагов, но тут ей стало плохо, и, чтобы не упасть, она вынуждена была опереться о стену.

Киборг подошел и молча подхватил се на руки. Хотя они были у него не модифицированы, природа не обидела Сола силой. Патриция обвила его шею, киборг вылез через окно на улицу, настороженно огляделся и быстрым шагом, экономя дыхание, перебрался на другую сторону.

— Сол, ты куда? — спросила через некоторое время Патриция, оглядываясь по сторонам.

— Мы идем к мосту.

— Зачем?

— Ну, кажется, это единственный путь на Старгард, — сказал он как ни в чем не бывало.

— Сол! — воскликнула девушка.

— Тебе уже лучше?

— Да.

Он огляделся по сторонам, на всякий случай посмотрел наверх, потом зашел за угол ближайшего дома, остановился и опустил подругу.

Она встала, опираясь о его руку. Сол сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая дыхание.

— Сможешь идти? — негромко спросил он.

— Смогу, — так же тихо ответила Патриция. — Мне уже лучше.

— Хорошо, — киборг улыбнулся, — а то ты стала немного тяжелее, чем прежде.

— Ты сам настаивал, — улыбнулась она в ответ.

— И не жалею об этом. Она прижалась к нему.

— Доберемся до реки и пойдем вдоль нее, — сказал(Сол. — Ночью перейдем через мост, а там посмотрим, может, и транспортом обзаведемся у местных.

Патриция посмотрела на него снизу вверх. Киборг опустил взгляд, посмотрел в глаза подруги и подмигнул:

— Пошли, тут небезопасно. Он мягко отстранил ее от себя.

Киборги вошли в разрушенный дом, от которого осталось два этажа, и стали пробираться внутри, обходя завалы и перелезая через обломки.

После происшествия они стали еще осторожнее. Часто останавливались, Сол подолгу вслушивался в доносившиеся звуки, иногда выглядывал на улицу.

К реке они вышли ближе к вечеру. За все это время они останавливались только однажды, чтобы перекусить и утолить жажду.

Когда они спустились к воде, Патриция сказала, что ей нужно отдохнуть.

Сол бросил взгляд на видневшийся неподалеку мост, оглядел местность вокруг, берег в обе стороны и кивнул:

— Хорошо, давай отдохнем.

Они расположились возле бетонного обломка, торчащего из песка.

— Сол… а что это было?

Он сразу понял, о чем речь. У него самого не выходило из головы то, что произошло.

— Я не знаю… — Он задумался. — Может, вояки что новое придумали.

— Эта штука не была похожа на их машины. Она была какая-то… какая-то чужая.

— Не похожа, — согласился Сол, — но это может быть новая модель или вообще прототип. Не знаю я, не знаю.

— А во что они стреляли?

— Послушай, Пэт, — он раздраженно поморщился, — я видел то же самое, что и ты. Откуда мне знать, во что они стреляли?

— Ну, ты же ходил туда потом, когда они улетели.

— Ходил, — сказал Сол, — там какая-то хреновина была, ее разорвало на куски. На студень похожа.

— А почему мы ее не видели?

— Наверное, она под землей была.

— Как же они тогда ее увидели?

— Да не знаю я! — разозлился киборг.

— Не злись.

— Не приставай с глупыми вопросами.

— Они не глупые.

— Пэт! — Сол сурово посмотрел на подругу.

— Просто настолько страшно мне еще никогда не было.

Киборг не ответил. Патриция тоже помолчала немного, потом произнесла:

— И так все это странно.

— Ага, — согласился ее спутник и, меняя тему, сказал: — Отсидимся тут до темноты, а потом пойдем. Отдыхай, можешь поспать.

Она тяжко вздохнула, потом, придвинувшись поближе к Солу, свернулась калачиком и устроилась рядом, положив голову ему на колени.

Несколько минут она лежала так, но затем внезапно приподнялась.!

— Ты чего? — нахмурившись, спросил киборг и начал озираться по сторонам, выискивая опасность.

— Сол, смотри!

— Что? Где?

— Вон, — Патриция указала пальцем. — Там, в воде. Нет, правее.

— Где? А! Вижу!

Недалеко от берега, в сторону моста, выделяясь над блестящей водной гладью большим темным пятном, что-то плыло. Они раньше не смотрели на реку, потому что основная опасность грозила им с другой стороны и все их внимание было обращено на сушу.

— Мне кажется, или это действительно солдат из гарнизона в бронекостюме? — изумился Сол.

— Как он туда попал?

Киборг не стал ничего говорить — у Патриции всегда была сотня вопросов, и если отвечать на каждый, то можно потратить уйму времени. К тому же сегодня самым популярным ответом у Сола было «не знаю». Он привстал и осторожно выглянул из-за бетонного обломка. Тщательно осмотрел все вокруг — попадаться в лапы своих бывших подельников ему вовсе не хотелось — и повернулся к Пэт:

— Сиди тут, а я схожу посмотрю.

— Зачем? Сол, не ходи! — Она схватила его за руку.

— Во-первых, у него может быть оружие, которое могло бы нам пригодиться, — терпеливо пояснил киборг. — Во-вторых, если получится снять с него доспехи, то, возможно, нам удастся продать часть из них. Это помогло бы нам завтра добыть транспорт.

— У меня плохое предчувствие, Сол. Не трогай его. Киборг фыркнул, высвободил руку и, еще раз осмотревшись, быстро побежал вдоль кромки воды.

Патриция с волнением наблюдала за тем, как он зашел в воду почти по грудь, зацепил солдата и поволок к берегу. Когда вода стала чуть ниже пояса, Сол повернул и пошел вдоль берега, потянув за собой тяжелого пехотинца.

Вскоре он уже стоял рядом с подругой. Она помогла ему втащить солдата на берег и уложить рядом с бетонным обломком.

— Следи за обстановкой, — бросил киборг и повернулся, чтобы снова уйти.

— Ты куда? — удивленно и встревоженно спросила Пэт.

— Там еще один, — сказал он и побежал в сторону моста.

Сол доставил второго пехотинца тем же способом, что и первого. Уложив их рядом, он занялся осмотром.

— Сол, на нем оковы, — сказала Патриция.

— Вижу.

Он пытался найти скрытый замок, для того чтобы разобрать бронекостюмы.

— У второго тоже, только разорванные, — продолжала девушка. — И боевые лезвия у обоих сломаны.

Она протерла отличительные таблички на плечах пехотинцев.

— Этого Соммерсон зовут, а у второго имя не написано.

— Наверное, в драке повредили надпись. Да где же вскрываются эти доспехи, — бормотал киборг, суетливо осматривая солдат.

— Зачем тебе это, Сол?

Она почувствовала, что ее спутник что-то придумал.

Так и оказалось.

— Если они еще живы, мы отнесем их в гарнизон, — пояснил он, — и попросим защиту. Я слышал, они набирают людей для работ на других планетах. Это будет надежнее, чем Старгард. Ахрават нас там точно недостанет.

— Ты думаешь, они согласятся?

— Да. Говорят, майор Кочетов — нормальный мужик и с ним можно иметь дело. Но это при условии, что хотя бы один из них жив.

— Поняла, — закивала головой Пэт и тоже стала выискивать глазами, как можно было раскрыть броню.

— Мне Сизый рассказывал, — бормотал Сол, — где-то тут должна быть впадинка… Ага, кажется, нашел!

С шипением броня начала раскрываться.

— Пэт, начинай раздевать этого…

— Соммерсона, — подсказала она.

— Да, а я пока вторым займусь, — сказал Сол и переместился к другому пехотинцу.

Девушка-киборг принялась снимать сегменты брони и откладывать их в сторону. Тем временем Сол нащупал замок на броне второго солдата и активировал замок.

— Сол, он мертв, — сказала Патриция.

— Зодчий его побери! — с ноткой отчаяния выругался киборг. Он уже начал рассчитывать на свой новый план. — Второй, похоже, тоже. Он снял с пехотинца шлем.

Лицо его было бледным, глаза закрыты, губы почти синего цвета.

— Ну-ка, посмотри, — сказал киборг и отошел в сторону, уступая место подруге.

Она склонилась над солдатом, подставляя к его губам блестящий металл модифицированного плеча.

— Жив! — воскликнул Сол, когда на зеркальной поверхности металла появилось запотевшее пятнышко. Он стал быстро разбирать бронекостюм по сегментам. — Первого доставай, — сказал он Пэт. — Обоих принесем.

Киборги освободили солдат от доспехов и положили на песке. Сол осмотрел выжившего.

— Он на транках. Наверное, автоматическая аптечка вколола ему не слабую дозу. Значит, надо доставить его в гарнизон как можно быстрее, пока не околел. Ты бери дохлого, а я этого потащу. Справишься?

— Думаю, да, — ответила она.

IКиборги подняли обоих солдат на плечи.

Сол бросил последний взгляд на мост, но которому им не суждено уже было пройти, и стал подниматься по пологому берегу, возвращаясь в город.

Они передвигались довольно медленно со своей ношей на плечах. Их маршрут пролегал через развалины зданий — путь наиболее безопасный и скрытный. Сол задал достаточно жесткий ритм, и они уже несколько раз останавливались для отдыха. Иной раз киборги опускали пехотинцев на пол, а сами вжимались в стены. Периодически они слышали хрустящие звуки энергетических зарядов и взрывы. Однажды над домом, где киборги в тот момент находились, с шипением пронесся неизвестный корабль. Затаив дыхание, они с ужасом ждали, что сейчас в них ударит энергетический шар и сделает с ними то же самое, что с бетонными перекрытиями и стенами. Сол ни на секунду не сомневался, что это оружие с такой же легкостью разорвет живую плоть на части и сломает их импланты, как до этого гнуло и скручивало арматуру.

Но корабль пролетел над зданием, не обратив на них ни малейшего внимания, зато сделал несколько выстрелов в одно из соседних зданий, почти обрушив его.

— Что им надо? — прошептала Пэт.

— Такое впечатление, что они кого-то выискивают, — сказал Сол, подняв взгляд к потолку, как будто мог видеть через него и еще через три или четыре перекрытия, отделяющие их от корабля.

Он перехватил испуганный взгляд Патриции.

— Не нас! — поспешил успокоить он.

Киборг поднялся и подкрался к окну, проводив корабль взглядом. Тот плыл над городом, как перевернутое вверх лапами насекомое. Время от времени он зависал над каким-либо зданием и стрелял.

Сол вернулся к подруге.

— Странный челнок, — сказал он хмуро.

— Может, это Хозяева что-то придумали? — предположила Патриция.

— Вполне может быть. Но тогда нам тем более нужно спешить — если начнется новая заварушка, то лучше убраться отсюда подальше.

Он помог ей поднять мертвого пехотинца и взвалил второго солдата себе на плечо.

Едва они сделали несколько шагов, как в дверном проеме впереди появился киборг. Позади него еще один.

— Куда-то спешим? — ухмыльнулся первый киборг.

Сол и Пэт резко остановились. Он быстро оглянулся и сразу получил подтверждение своих самых худших предположений. Сзади путь им перегораживали еще трое киборгов.

Их все-таки обнаружили. Сол непроизвольно оскалился. Без боя он не сдастся.

Он снял пехотинца с плеча и опустил на пол. Патриция сделала то же самое.

Этих киборгов Сол не знал. Наверняка наемники или члены другой группировки, решившие подзаработать.

Киборг, заговоривший с ним, был невысокого роста, но очень широкий в плечах. Модифицированные бицепсы красиво перекатывались, когда он достал широкий тесак.

А у Сола даже виброножа не было. Он оглянулся — киборги сзади окружали их полукольцом.

— Эй, что это у тебя, Сол? — спросил предводитель шайки, явно отвлекая его внимание. Главарь знал его имя — значит, не случайная встреча, действительно охотники.

Патриция прижалась спиной к спине Сола, повернувшись лицом к врагам, заходившим с тыла. Прикосновение ее гибкого, сильного тела придало киборгу уверенности.

— Ты кто такой? Я тебя не знаю.

— Тебе и незачем, — ответил тот. — Главное, что я знаю тебя, а еще знаю, что Ахрават обещал за тебя неплохую награду.

Охотники окружили своих жертв, взяв их в кольцо.

— Так что это у тебя? — спросил предводитель, указывая взглядом на пехотинцев. — Подарок для твоего босса? Или часть платы за долги? Если так, то это мизерная доля от того, что ты должен!

— Ты рассчитывал откупиться от него парой дохлых клонов? — вступил в разговор еще один киборг, долговязый и тощий, но с поблескивающим металлом имплантов животом. Он брезгливо сплюнул. — Не знал, что падаль теперь котируется.

— Это не клоны, — через силу выдавил из себя Сол. Ему так не хотелось «разыгрывать» свои козыри, но другого выхода он не видел. Так хотя бы появится шанс начать «новую партию». — Это солдаты из гарнизона.

Киборги засмеялись:

— И где ты их взял? Выписал пару штук у Кочетова? Теперь понятно, на что ты тратил деньги своего босса, — сказал долговязый.

— Мы несли их к Ахравату. За них можно будет получить неплохой выкуп.

— Ты прав, и мы непременно так и сделаем, но Ахрават велел принести твою голову, даже если ты выложишь все украденное у него. Раньше надо было думать, когда воровать собирался.

Сол понял, что ошибся и только подогрел жадность своих противников. Пехотинцы были бы «козырями», если бы они добрались до гарнизона, а сейчас они ничего не значили. Лишний бонус для охотников.

Он понял, что придется драться.

— Ахравату не понравится, если вы присвоите фактически его имущество, — сделал он еще попытку.

— Ахравату? Так это его? — Предводитель сделал удивленный вид. — Тогда ты плохо обращаешься с имуществом своего босса. Чего это они у тебя все замызганные, как мочалки?

— Какие есть, тебя это не должно волновать.

— Кстати, у тебя некомплект, — хохотнул предводитель, словно не слышал дерзких слов. И Сол почувствовал, что сейчас на них нападут. — Обычно к ним еще бронекостюмы прилагаются и плазменные винтовки.

Все пятеро снова заржали.

Сол посчитал этот момент самым подходящим для атаки. Он подцепил носком ботинка крупный бетонный обломок и с силой подбросил. Острый камень угодил предводителю в лицо. Тот вскрикнул и упал, выронив оружие. Тесак коротко звякнул о пол, Сол бросился вперед, подхватил его и сразу атаковал долговязого.

Тот выставил руку и тут же завопил, когда острое лезвие разрубило ему запястье. Следующий быстрый удар рассек шею. Кровь ударила фонтаном, обдав стены и Сола. Он толчком в грудь сбил раненого противника с ног и быстро повернулся. Патриция была рядом с ним. Она подобрала металлический прут и размахивала им, не давая остальным киборгам напасть.

— Стойте! — крикнул Сол. Он смотрел на троих противников, со свирепыми лицами наступавших на них. — Отпустите нас. За солдат дадут хороший выкуп, больше, чем Ахрават заплатит за мою голову. Возьмите их и отпустите нас. Мы не сдадимся без боя, и кому-то из вас уже не придется воспользоваться наградой.

Сол и Пэт медленно отступали, выставив перед собой оружие. Нужно было только выбраться за дверной проем и броситься бежать.

— Подумайте… — Сол не договорил — он увидел, как позади одного из киборгов поднялся предводитель с окровавленным лицом. В руках у него был разрядник.

Сол до этого момента не видел у врага огнестрельного оружия — наверное, тот держал его за спиной…

Лазерные лучи прошили сначала Патрицию, прожитая ей грудь, руки и живот.

— НЕТ! — успел крикнуть Сол прежде, чем смертоносные лучи пронзили его тело.

Оба беглеца упали на пол.

Сол чувствовал, что жизнь быстро покидала его тело. Из последних сил он повернул голову в сторону Патриции. Подруга лежала рядом, из приоткрытого рта стекала струйка крови. Ее голубые глаза мертво смотрели на него.

Предводитель шайки подошел и выстрелил в Сола еще трижды. Хриплый выдох слетел у того с губ, и киборг умер, глядя в глаза своей подруги.

Перезарядив оружие, главарь сплюнул на трупы.

— Ублюдок, — процедил он. — Что там с Эдом? Один из киборгов бросился к долговязому.

— Эд — готов! Он ему полшеи разрубил.

— Ублюдок, — снова повторил предводитель. Ладонью вытер кровь с разбитого лица и повернулся к подельникам.

— Чего уставились, уроды? Хотели дать ему смыться? За шкуры свои испугались?

— Нет, мы… — начал ближайший киборг.

— Заткни пасть! Я позже с вами разберусь.

Он отпихнул говорившего и направился к пехотинцам. Присел рядом с ними и, вытянув руку, стал щупать пульс.

— Один и правда дохлый.

Сзади подошел киборг, осматривавший Эда.

— Ты что, собираешься их к воякам тащить?

— Я похож на дебила?

— Нет.

— А ты похож, раз такие вопросы задаешь. Отнесем их к Ахравату вместе с этими. — Он кивнул в сторону убитой пары. — Пусть сам разбирается, что с ними делать.

Предводитель поднялся:

— Берите эту падаль и обоих солдат.

— Что, дохлого тоже?

— Дохлого тоже! — огрызнулся главарь.

— А Эд?

— Что Эд?

— Оставим его тут?

— Он тебе нужен?

— Ну… нет.

— Тогда делай, что тебе сказано! Предводитель пошел вперед.

Остальные киборги забросили на плечи раненого солдата и три мертвых тела и направились следом за своим главарем.

* * *

Знание свалилось на Моргана непрошеным и неожиданным грузом. Он не знал, что теперь делать и как быть. Киборг потерял покой и сон, от нервного напряжения у него стал дергаться глаз.

Когда открылся проем входа в стене, бывший главарь чуть не вскрикнул.

Там стоял Зодчий.

От неожиданного страха у Моргана застучало в висках.

— Почему ты не выполняешь своих обязанностей? — резко сказал карлик.

— Я… — нерешительно начал киборг. Он действительно забросил все. Перестал следить за Лимой, за мнемотанком и состоянием моделирующей жидкости…

— Если ты не хочешь это делать, то ты нам не нужен, — жестко произнес Зодчий и повернулся, чтобы уйти.

— Нет! — закричал Морган. — Нет. Я исправлюсь! У меня был приступ депрессии. Я сейчас же все сделаю! Прямо сейчас! И это больше не повторится! Я обещаю!

Но Зодчий не слушал его, медленно удаляясь.

У бывшего главаря затряслись руки, из глаз потекли слезы.

«Нет-нет-нет! Только не сейчас! Не сейчас! ПОЖАЛУЙСТА!» — мысленно умолял он. Где-то в глубине души Морган удивлялся сам себе. Он не понимал, почему так цепляется за жизнь, но чувствовал, что она ему нужна. И нужна не вообще, а именно сейчас!

Он провожал Зодчего тоскливым, полным безнадежности взглядом.

— Немедленно! — бросил карлик не оборачиваясь, и почти закрывшаяся панель окончательно встала на свое место, закрывая вход.

Морган чуть снова не закричал, но теперь уже от радости, и сразу принялся за дела.

Выполнив их, он почувствовал себя лучше. Легкость и былая четкость мышления вернулась к нему, и он стал думать.

Для начала Морган попытался вспомнить рисунок звезд вокруг живой планеты, узнать среди них созвездия, по которым можно было определить хотя бы приблизительные координаты. Без шаблона или простой бумаги с карандашом это было очень трудно. Поэтому Морган закрыл глаза и начал представлять, но выходило плохо.

Тогда он направился туда, где с легкостью смог бы найти пусть не шаблон или бумагу, но уголь и неограниченное количество бетонных стен, — в виртуальность.

Находясь там, он больше не охотился за Лимой. Он все время проводил за мысленными расчетами. Киборг выбрал себе отдаленное от центра города здание и облюбовал там несколько комнат.

Уже через несколько часов все стены, на которых можно было рисовать и писать, были исчерчены схемами и испещрены уравнениями. Морган носился из комнаты в комнату как безумный. Он разговаривал сам с собой, рассуждал вслух, иногда смеялся, когда что-то удавалось, иногда злился и выпускал свою ярость, ломая и круша все, что подвернется под руку. Когда он почувствовал, что нужно покидать виртуальность, то решил еще раз попробовать попасть в тот сектор виртуальности. Поднялся на крышу и просто сиганул вниз. Тело его модели было самым обычным — человеческим. Поэтому падение с семнадцатого этажа оказалось для него смертельным. Через секунду Морган был уже в своем настоящем теле. Сбоя в программе не произошло.

Киборг досадливо цыкнул, но даже не подумал отчаиваться. Кипучая деятельность, которую он развел, словно придала ему новые силы. Морган проверил, все ли у него сделано, и заснул, дав мозгу отдых. А после пробуждения опять принялся за расчеты.

Проходили дни, но бывший главарь так и не смог получить результат. Каждый раз, покидая виртуальность, он умирал, но его просто выбрасывало в реальность, и все.

— Зодчий тебя задери! — ругался он в сердцах. Киборг жалел, что не может попасть в те времена, когда был профессором и в его распоряжении находилась целая исследовательская лаборатория. — Сейчас бы навигационный компьютер!

После этих слов мысль, зревшая в его подсознании, окончательно оформилась. В глазах киборга появился блеск, которого не было уже долгие годы, — блеск надежды и жажды действия. Он поднял взгляд на свою подопечную, которая снова путешествовала по своей виртуальной темнице.

И решение пришло само собой. Он знал, какую модель для погружения ему выбрать в этот раз. Знал, что делать и что говорить. Морган довольно улыбнулся и воткнул шунт в разъем за ухом.

Они кружили, делая короткие осторожные выпады, не решаясь на опрометчивые атаки. Лима оценивала нового врага и понимала, что более серьезного противника за последние несколько лет у нее не было.

Балахон с капюшоном не мешал ему двигаться легко и непринужденно. Странное, похожее на косу оружие, невесомо порхавшее в его умелых руках, обмотанных тонкими кожаными ремнями, вызывало какие-то смутные ассоциации, причинявшие неясное чувство тревоги.

Решив больше не ждать, Лима ринулась в атаку, и, словно два смертоносных вихря, они завертелись среди бетонных обломков. Искры разлетались в стороны, когда их оружие сталкивалось или задевало за камень, разрывало на куски бетонные обломки или оставляло рваные шрамы на стенах.

Свист рассекаемого лезвиями воздуха, звон ударов, шорох подошв, постукивание разлетающихся камней, — все это звучало необычно громко и четко, но сами дерущиеся сохраняли полное молчание.

Как будто почувствовав витавшее внутри напряжение и буйство сил, в помещение ворвался ветер, закружив вокруг соперников пылью и мелкой каменной крошкой.

Смертельный танец продолжался почти минуту, потом противники, схлестнувшись в очередной раз, внезапно разошлись в стороны.

По левой руке Лимы от плеча сбегала струйка крови. Она лишь покосилась на рану и опять перевела взгляд на врага. Один из ее ударов разорвал капюшон на противнике, и ветер коротким, словно намеренным, порывом смахнул одну его часть назад, открывая лицо врага.

От неожиданности Лима чуть не вскрикнула. Опустив оружие, она сделала инстинктивный шаг назад.

Перед ней была девушка. Та, видя смятение Лимы, изящным движением головы откинула остатки капюшона, встряхнула освободившимися от плена материи волнистыми темными волосами и злорадно улыбнулась, глядя на нее своими ярко-голубыми, почти синими глазами.

Лима как будто смотрела в зеркало, а отражение, в какой-то миг решив нарушить все устои и законы физического мира, шагнуло в реальный мир, покинув свою темницу, обретя объем, плоть и саму жизнь.

Перед Лимой стояла она сама.

Предательский холодок закрался в душу: неужели ее прежний сон, который она давно забыла, вдруг захотел напомнить о себе и стал реальностью?!

— Кто ты? — спросила Лима.

Ее противница засмеялась в ответ:

— А ты не узнаешь меня?

— Ты — не я! — зло крикнула Лима. Двойник снова засмеялся:

— Конечно, нет! Я — это я!

Лима ничего не понимала и от этого злилась.

— Что тебе надо? И откуда ты взялась? Ты — клон?

— Оттуда. А пришел я за тобой. Нет, я не клон.

— Пришел?!

Копия не ответила, только продолжала снисходительно улыбаться.

— Ты — Хозяин?

— Если я тебе скажу, то ты все равно не поверишь. Но я не Хозяин.

— Тогда кто ты?! — У Лимы уже кончалось терпение. Она перехватила копье поудобнее и кошачьими движениями сместилась в сторону, выбирая момент для атаки.

Противница провожала ее насмешливым взглядом.

— Я не буду нападать на тебя, — спокойно произнесла она. — Мне просто нужно тебе кое-что рассказать.

— Мне надоело тебя слушать.

— Зови меня Моргана.

Лима остановилась и внимательно посмотрела на своего двойника.

— Моргана? — переспросила она.

— Ну, поскольку я сейчас в женском теле, то так будет правильно, — улыбнулась та и отбросила в сторону оружие.

— Считаешь, что я не убью безоружного врага?

— Нет, не считаю. Безоружный или нет, но враг — всегда враг. Но ты меня все равно не убьешь. Хватит уже. Четырех раз вполне достаточно.

— Что?! — оскалилась Лима. — Мне уже надоел этот бред. Кто ты такой? И что тебе от меня надо? Я не верю в призраков и переселение душ. Поэтому ты мне сейчас же объяснишь, что происходит, или я сделаю из тебя мясную лавку, нарубив мелкими кусками. И мне плевать, в который раз это, по твоим словам, будет, и что ты мой клон.

Охотница быстрым движением приблизилась к Моргане и приставила к ее груди копье.

Та спокойно посмотрела девушке в глаза и сказала:

— Именно за этим я и здесь, чтобы объяснить.

— Тогда начинай! И постарайся, чтобы я поверила в то, что услышу, иначе…

— Иначе я умру? — перебил ее двойник. — Можешь не верить, но я столько раз это здесь делал, что оно уже начало входить в привычку.

На щеках Лимы играли желваки. Она была в растерянности и не знала, что ответить.

Моргана вытянула руку и хотела коснуться щеки Лимы. Девушка дернулась, но взгляд голубых глаз ее двойника был направлен прямо в ее глаза. И было в нем что-то такое, от чего Лиме стало неожиданно легко. Она расслабилась, позволила прикоснуться к себе.

— Они сказали, что ты другая, что ты почти не человек, но они не правы. Ты — человек. И мне очень приятно, что судьба свела нас.

— Они? Моргана кивнула:

— Зодчие.

Охотница снова напряглась.

— Тебя послали Зодчие? — Ее пальцы сжались на древке копья.

— Если бы они знали или хотя бы догадывались, что я здесь, они убили бы меня. И наверняка так и случится. Только позже. Ты хотела знать, кто я? Я — Морган. Тот самый, которого ты разрубила своим копьем в «Свечке», где засели десантники. Я стоял и слушал твоего дружка капитана, когда ты ударила меня сзади.

Лима молчала, ожидая продолжения.

— Зодчие подобрали то, что от меня осталось, и приделали к передвижной системе жизнеобеспечения. Но они решили, что полностью меня восстанавливать не имеет смысла. Так что теперь верхняя часть моего тела живет внутри шара, и я катаюсь на своей платформе по стенам и потолку.

— Как интересно, — процедила Лима.

— Нет, это как раз не очень интересно. Гораздо интереснее, что вместе со мной в этой сферической камере находится еще один заключенный. Точнее, заключенная. Великая Охотница.

Девушка криво усмехнулась:

— Хочешь сказать, что я сейчас нахожусь в какой-то камере?

Моргана печально улыбнулась:

— Да. Твое тело находится в мнемотанке, заполненном моделирующей жидкостью. Твое копье, твои доспехи, да вообще все, что окружает тебя, — все ненастоящее. Даже я. Это тело всего лишь оболочка, которую я выбрал, чтобы попасть в этот мир. Все вокруг — виртуальность.

Во взгляде Охотницы светилось откровенное недоверие.

— Естественно, ты можешь считать меня сумасшедшим, — продолжала Моргана, — но если ты как следует подумаешь, то увидишь, что мои слова не такой уж и бред.

— Твои слова не бред? — изумилась Охотница. — А как же их еще назвать?

— Называй как хочешь, но вспомни, как много странного с тобой происходило за последние три года. Ну и, к примеру, я могу тебе рассказать три момента с моим участием. Правда, я был в других моделях, телах, но сути это не меняет. Тогда ты никого не оставила в живых, чтобы кто-то мог поведать мне обо всех деталях. Но я могу рассказать, как все было.

Лима уже не улыбалась. Губы ее плотно сжались.

— Начинай, — сухо произнесла она.

И Моргана начала рассказывать, как Забой хотел заманить Лиму в ловушку, как на заброшенном складе Охотница в клочья расстреляла здорового киборга из импульсного пистолета, как она ускользнула от выстрелов импульсника через дыру в потолке душевой…

— А если я тебя убью сейчас, ты…

— Я снова вернусь, только прошу: не нужно этого пробовать. Иначе тебе придется ждать меня тут, чтобы я не бегал, не искал тебя по всему городу.

— Я подожду, — сказала Лима, и копье пронзило сердце двойника.

Злость охватила киборга, когда он пришел в себя снова в своем искалеченном теле.

— Сука! — крикнул он, бросив короткий взгляд на Охотницу в мнемотанке, и снова подключился к виртуальности.

Лима ждала его там, где и убила. Она разожгла костер и грелась возле него, прислонив копье к плечу. Тело Морганы лежало чуть поодаль. Когда бывший главарь зашел в здание, Охотница даже не встала, только взглянула на него исподлобья, точнее на нее. Киборг снова сделал модель — копию Лимы.

Он подсел к костру, вытянул руки и погрел пальцы над огнем.

— Извини, — сказал Морган, — сейчас модель не такая похожая получилась. Я торопился.

— Угу, — пробурчала она, — мне без разницы.

— Понимаю тебя. Ты…

— Зачем ты искал меня? — перебила его Лима.

— Сначала чтобы отомстить, но так и не вышло. — Улыбка скользнула по лицу модели и сразу исчезла. — А сейчас… сейчас я наткнулся на один, даже не знаю, как правильно назвать… наверное, архив.

— И что в нем такого?

— Когда ты убила меня в последний, — Морган покосился на труп другой модели и поправился, — то есть в предпоследний раз… меня из-за какой-то программной ошибки забросило в другой сектор виртуальности.

Морган уставился на огонь. Деревяшки и пластик потрескивали, от костра исходило умиротворяющее тепло. Сизый горький дым вился тонкими завитками.

— Знаешь, а она живая, — продолжил Морган.

— Кто?

— Их планета.

Лима подняла глаза и посмотрела на него:

— Ты видел их планету?

— Да. Какая-то неизвестная раса создала ее. Зодчие называют их Создателями. Я не знаю, для чего они сделали живую планету, но сначала они ухаживали за ней, кормили ее, а потом забросили, оставив на орбите только станцию наблюдения. Планета начала умирать, но, как и любому живому существу, ей этого не хотелось, и она стала искать способы выжить.

— Ты хочешь сказать, что планета не только была живой, но и обладала разумом?

— Угу. Именно так. Когда ей стало совсем плохо, она родила — уж не знаю, как это по-другому назвать. В общем, зашвырнула часть себя на орбитальную станцию и обследовала ее. Видимо, ей удалось каким-то непостижимым образом разобраться с находящимися там механизмами, их предназначением и принципом работы. Устройства для пересечения гигантских пространств. Я думаю, та вещь, — Морган выделил слово голосом, — она была частью одного из этих устройств. С помощью них Хозяева оказались на нашей планете и на многих других. Я видел вокруг орбитальной станции десятки пространственных воронок.

— То есть Хозяева — часть той живой планеты? — Похоже на то. Это только мои выводы из увиденного.

— А ты не ошибаешься?

— Не знаю. Такая возможность, конечно, существует. Но думаю, что все-таки я прав. Хозяева и Зодчие одно целое, части одного организма. Они никогда ничего не изобретали и не придумывали, а только использовали достижения других. Хотя их нельзя назвать тупыми, они же учатся. И очень успешно. Но вот с изобретательством у них напряг, поэтому, воссоздавая для тебя этот мир, они использовали для модели реальный мир. Скопировали его, наполнив изменяющимися деталями, но оставив неизменными основные факторы.

— Может быть, — неопределенно согласилась Лима. — Только что нам это дает?

— Я пытался вычислить местоположение планеты по рисунку созвездий, но у меня ничего не вышло. Нам нужно пройтись. В паре кварталов отсюда стоит дом. На его стенах я воспроизвел расположение звезд в том секторе космоса и сделал кое-какие расчеты. Если ты пойдешь со мной, то я покажу тебе все.

— Ну, пошли. Странный день плавно переходит в странную ночь. Почему бы и нет?

Морган повел Лиму к тому дому, где проводил все последние дни. Охотница шла сзади и чуть поодаль, внимательно наблюдая за своей провожатой и за окружающей обстановкой.

Она не доверяла Моргану, да он на это и не рассчитывал. Киборг хотел лишь убедить девушку в том, что это не бред, а наиважнейшая информация. Пусть она не верит — главное, чтобы запомнила, а уж потом и о вере поговорить можно.

— Ты сказала тогда, что они считают меня не человеком? — нарушила молчание Лима.

— Да. Зодчий говорил, что эти самые Создатели причастны к твоему появлению. Твоя ДНК изменена, и в этом, скорее всего, принимали участие таинственные Создатели.

Дальше они шли молча. Охотница была погружена в свои мысли, но бдительности не теряла.

Когда они входили в дом, облюбованный Морганом для своих расчетов, Лима заметила несколько тел, лежащих в неестественных позах у его стен.

— Кто это?

Копия улыбнулась своему оригиналу.

— Не поверишь, но это я! Мои модели. Я думал, что, может быть, получится снова попасть в тот сектор. Но не вышло, и все воспроизводил по памяти.

— Ну почему же не поверю? Сегодня я всему верю. Заходи, показывай, что хотел.

Морган водил Охотницу по комнатам, в свете зажженного факела показывал свои расчеты и наброски, стараясь объяснять все доступным и понятным языком. И потом подвел к стене, на которой он изобразил карту звездного неба.

— Ты должна запомнить это. Рисунок звездного неба в том секторе, где находится планета Хозяев, очень необычен. Но мне он неизвестен. Ты должна запомнить его. Перерисовывать бесполезно — когда ты выйдешь отсюда, у тебя не останется ничего, кроме воспоминаний. Да и их большую часть тебе придется постараться забыть. Но рисунок ты должна помнить твердо. Нужно будет найти твоего капитана и нарисовать карту неба для него и его начальников. Тут нужен навигационный компьютер. Такие стоят на всех космических кораблях и быстро распознают координаты. У вояк они точно есть. Но только у настоящих вояк, а не у тех, которые тут!

Лима внимательно смотрела на рисунок.

— Запомнила?

— Да.

— Иди в соседнюю комнату и повтори его. Лима усмехнулась:

— Мы не на уроке.

— Повтори, — Морган сурово свел брови. — Я должен быть точно уверен, что ты сможешь его воспроизвести.

Охотница покачала головой и вздохнула. Потом бросила еще один внимательный взгляд на карту и, подобрав кусок обугленного пластика, вышла в соседнюю комнату.

Морган приготовился. То, что он должен был сейчас сделать, нужно было делать быстро и точно, потому что второго шанса у него не будет. В ладонь из рукава скользнул острый каленый клинок.

Бывший главарь проследовал за ней и стал смотреть.

Рисунок у Лимы почти удался.

— Ты перепутала, — поправил Морган, — вот здесь двойная, а тут белый карлик. Понятно?

— Да, — Лима чувствовала себя участницей сюрреалистического фильма.

— Хорошо, — Морган как бы случайно подошел вплотную к Лиме.

— Ты говорил, что все это виртуальность, да?

— Так и есть. Здесь нет ничего настоящего. Каждый камень тут воспроизведен моделирующей жидкостью мнемотанка, в котором ты находишься.

— И как же мне выбраться из него?

— Не знаю еще, — Морган подумал, что этот момент он действительно упустил, — наверное, надо будет его разбить. Я сломаю опоры, которые его поддерживают. Я только догадываюсь, как тебе выйти из виртуальности.

— И как же?

— Чтобы выйти отсюда, тебе нужно умереть.

— Умереть?

— Да.

Клинок вошел Лиме под левую грудь.

Охотница негромко вскрикнула и выгнулась. Одной рукой она схватилась за руку Морганы, нанесшую предательский удар, а другую вытянула и вцепилась своей убийце в шею. Ногти вонзились в кожу, из-под них потекли струйки крови. Но Моргана не отстранилась и не отпустила ножа. Стиснув зубы, она терпела и не отводила взгляда от глаз Лимы.

Боль огнем разлилась по груди. Охотница чувствовала, как силы покидают ее. Последним усилием она сжала пальцы и, как сквозь вату, услышала хруст ломаемых позвонков. Но перед глазами у нее уже все расплывалось. Краски мира смешивались, как на палитре, наползали друг на друга, менялись, темнели… и вскоре все вокруг стало темным, мучительно темным, смертельно темным…

А потом по глазам ударил нестерпимо яркий свет.

Морган уже был в реальном мире. Его выбросило в тот момент, когда пальцы Охотницы сломали ему шею. Он увидел, как Лима пришла в себя. Ее взгляд стал другим, осмысленным. Она уже не смотрела в пустоту, Охотница видела реальный мир. И тут она стала задыхаться.

Нельзя было терять ни секунды. Киборг направил свою платформу к одной из нижних опор. Шток поддался почти сразу и с хрустом сломался. Морган подъехал к следующему, разломал крепления и двинулся дальше.

Через полминуты мнемотанк поддерживали на весу лишь две верхние опоры. Киборг поехал к ним.

Оставшиеся тяги поскрипывали под весом груза и поддавались с трудом. Моргану стоило все больших усилий выбивать их из пазов. Мнемотанк покосился, и тяги, работая на изгиб, оказались зажаты в крепежном механизме.

Бывший главарь с остервенением пытался высвободить их, но ему никак не удавалось. А нужно было высвободить еще всего лишь одно крепление, чтобы мнемотанк упал вниз. Тяга наконец поддалась, Морган ударил по ней своим механическим кулаком. Металл скрипнул и вышел из пазов.

Прозрачный куб ухнул и, скрипя оставшимися тягами, одним краем рухнул на пол. Лима опрокинулась во всколыхнувшейся жидкости и забарахталась.

Киборг тут же съехал вниз, подкатил к мнемотанку, встал с краю, замахнулся и ударил по стеклу.

Оно лопнуло, расколовшись на крупные куски, и моделирующая жидкость прозрачным киселем хлынула наружу.

Морган оказался в ней почти по шею. Он поймал вывалившуюся из мнемотанка Лиму и потащил ее наверх.

Она не дышала.

Киборг стал хлестать девушку по щекам. Потом перевернул на бок,подставив металлическую руку ей под живот так, чтобы Лима свесилась вниз головой. Изо рта охотницы потекла жидкость. Девушка захрипела и наконец сделала судорожный вдох. Тут же закашлялась, и ее вырвало. Морган держал девушку, иногда вытирая ей рот рукой.

Лиму несколько раз вырвало слизью, потом она снова зашлась кашлем.

— Да, да, — приговаривал киборг, хлопая ее по спине, — это хорошо, хорошо, пусть вся гадость выйдет из твоего организма.

Обессиленная, она перевернулась на спину. Главарь поддержал ее — голова Лимы лежала на сгибе металлического локтя Моргана, пальцами другой руки он стирал с ее лица остатки моделирующей жидкости и вынимал из волос нити иллюзионаторных чипов. Лима тяжело дышала открытым ртом, никак не приходя в себя. Она пыталась открыть глаза, но тут же закрывала их.

— Ну же, милая, давай, очнись, — уговаривал ее киборг. — У нас мало времени. Очень мало. Ну, давай же! Ты должна собраться, девочка моя.

Наконец Охотница немного пришла в себя. Она посмотрела на Моргана и слабым голосом произнесла:

— Так, значит… — Она закашлялась; Морган снова вытер ей губы. — Значит, это все правда?

— Да. Правда.

Бывший главарь не сдержал радостной улыбки — раз спрашивает, значит, все помнит! Он боялся, что из-за резкого перехода, пробуждения, Лима забудет что-нибудь.

— На вот, попей.

Морган поднес к ее губам тюбик с вкусовой жидкостью — он специально припас для нее.

Когда питательная влага потекла по языку, девушка стала жадно пить.

— Где мы? — спросила она, оторвавшись от тубы.

— Мы в мастерских Зодчих.

— Это твоя берлога?

— Да. Помнишь, я рассказывал? — Морган удивился гибкости ее ума и той легкости, с которой она приняла изменившуюся ситуацию. Наверное, эта особенность и помогала ей выживать в безумии окружающего мига.

Охотница медленно огляделась.

— Помню, — произнесла она.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне рассказывать или ты сам догадаешься? — Лима закрыла глаза.

— Язвишь. Это хорошо. Потому что у нас мало времени.

— Как всегда.

— На этот раз еще меньше. Скоро здесь будут Зодчие. Они придут проверить, что случилось.

— Тогда нужно просыпаться, — вяло сказала девушка и приподнялась.

— Сама понимаешь, что сопровождать я тебя не смогу, — грустно хмыкнул киборг, — поэтому нам нужно еще кое-что обговорить.

— Говори, — сказала Лима, — у тебя есть еще что попить?

— Вот возьми, мне уже не понадобится, — Морган протянул ей еще один тюбик. — Ты помнишь карту, которую я тебе показывал?

Девушка кивнула, высасывая из тюбика витаминный коктейль.

— Воспроизвести сможешь?

— Угу.

— Хорошо, тогда слушай. Помнишь ту вещь, которую ты нашла и передала людям?

— Конечно.

— Это была только одна из двух частей. Есть и вторая. Она сейчас должна быть у Ахравата, если только он не передал ее Зодчим. Он сам о ней говорил.

— Вещь состоит из двух частей?

— Да, — кивнул Морган. — Именно она создает канал, по которому Хозяева попали на нашу планету.

— Ты уверен, что она у Ахравата? Он мог наврать.

— Нет, он так хотел похвалиться и так выделывался передо мной, что вряд ли врал. А Хозяева… они воссоздали для тебя мир, практически сняв копию с настоящего. Так что думаю, все, что я видел, — правда. Эта вещь — устройство, оно как связующая нить между мирами. Следуя по ней, Хозяева проникают на планеты. И порталы вовсе не в их резиденциях. Как таковых их вообще не существует, есть только один общий транспортный канал, который ведет на нашу планету.

— Интересное пробуждение, — прокомментировала Охотница, отшвыривая пустой тюбик.

— Тебе лучше?

— Немного.

— Попробуй встать.

Лима попыталась подняться, опираясь на плечи киборга. И ей это удалось.

— Ты быстро восстанавливаешься.

— Волшебные коктейли?

— Не думаю.

— А, ну да, — Лима распрямилась, опираясь одной ногой на платформу Моргана, а другой на покатую поверхность стены, — я же не человек. Так ведь они говорили?

— Сказали, что давно не встречали вмешательства Создателей, а твое ДНК якобы изменено ими.

— Мне давно говорили, что я демон, — усмехнулась девушка.

Она осмотрелась.

— Как выйти отсюда?

— Вон там, — киборг указал рукой, — секция стены отъезжает в сторону. Ну, ты сама скоро увидишь.

— Когда они придут?

— Если бы знать! В любой момент.

— Тогда надо приготовиться.

Она осторожно сошла с платформы киборга.

Спустилась на шаг вниз и остановилась у границы озера, образовавшегося от вытекшей из мнемотанка моделирующей жидкости.

С брезгливой миной она погрузила ногу в прозрачный кисель — ей было противно чувствовать эту жидкость, в которой она провела без малого три года.

Лима взяла с пола обломок штока, провела вдоль него ладонью, убирая слизь, которая вязкими каплями зашлепала по поверхности маленького озера. Подбросила импровизированное оружие в руке, примеряясь использовать для метания.

Потом сделала несколько круговых движений плечами, разминая мышцы.

Морган проводил ее взглядом, затем объехал вокруг озера, остановился возле торчащей тяги, с хрустом выломал кусок и сделал несколько замахов. Его новая дубина со свистом рассекла воздух.

Он подвел свою платформу на место, рядом с входом.

Охотница стояла около мнемотанка. По ее виду было трудно определить, что сейчас творится у нее в душе. А там бушевала буря, которую девушка всеми силами старалась усмирить. Мысли ее путались, сбивались, пытаясь отличить — где правда, а где вымысел.

«Сейчас не время, — уговаривала она себя, — потом будет возможность все обдумать, а сейчас нужно действовать. Надо выбраться отсюда».

— Знаешь, мне хотелось бы, чтобы ты задала мне один вопрос, — отвлек ее от внутренней борьбы Морган.

— Вопрос?

— Да.

— И какой же?

— Зачем мне все это?

Лима задумчиво и серьезно посмотрела на киборга.

— Таково твое предназначение, — сказала она, дав, вместо вопроса, сразу ответ.

Морган улыбнулся:

— Именно так бы я и ответил. Ты всегда была умной девочкой.

Охотница хотела усмехнуться — старый, полудохлый киборг нашел смысл своей жалкой жизни. Какое счастье!

Но лицо ее оставалось серьезным. Она не собиралась смеяться над ним, потому что это действительно было его предназначение. И все события, которые привели к этому, тоже были не случайными. Кажется, что все в жизни предрешено и никому не дано изменить цепь судьбы. Но только тому, кто сумел познать свое предназначение, под силу управлять ее нитями. Моргану это удалось.

Лима кивнула ему.

В этот момент в стене образовался прямоугольный проем, и секция стены отъехала в сторону. Зодчий появился в проходе в ту секунду, когда Охотница метнула свое импровизированное копье.

Обломок проткнул невысокую фигуру в черном плаще и отшвырнул назад. В помещение вбежал переделанный. Морган ударил его по коленям, и тот, вскинув руки, рухнул вперед, расплескав прозрачную жижу. Киборг бросил свое оружие Лиме, она поймала кусок тяги и сразу опустила на голову переделанного. По поверхности моделирующей жидкости стало расплываться красное пятно.

Морган выглянул в проем, потом обернулся к Лиме:

— Давай, девочка, беги! Давай, давай! Скорее! Охотница подбежала к выходу, остановилась возле киборга.

— Прощай, Морган.

— Прощай, Лима.

Она кивнула ему и легко побежала.

— Удачи тебе, — крикнул он вслед, — и передай привет капитану!

Охотница не ответила ему, но он был уверен, что она слышала.

Старый киборг отъехал от выхода — для него он был просто дырой в стене — и засмеялся сам себе.

— Да, передай привет, передай. Он наверняка меня помнит, я ведь чуть не пристрелил его тогда, — Морган захихикал. — Меня многие помнят, даже эти ублюдки в своей виртуальности обо мне не забывали. А теперь уж точно и в реальности не забудут.

Он засмеялся в голос.

— Давай, Лима, покажи им! Задай этим уродам такую трепку, чтобы больше даже не смели носа высовывать со своей вонючей планетки. Теперь держитесь, твари, — великая Охотница вышла на прогулку! И это я ее выпустил!

Когда черная жидкость заполнила трубки, перегоняющие кровь, Морган посмотрел на систему жизнеобеспечения грустным взглядом, и в следующую секунду по его телу пробежала судорога, киборга начало трясти, на губах выступила пена, глаза закатились. Пальцы на руках скрючились, голова свесилась, из груди бывшего главаря вырвался хриплый вздох…

Морган умер.

Глава 3

Фил, несший караул, увидел «гостя» первым.

— Какого хрена? — воскликнул киборг. — А ну, стой на месте! Ты откуда взялся? Эй, командир!

Сэм быстро поднялся и увидел входящего в бункер молодого парня со штурм-пулеметом наперевес. Было заметно, что тяжелое оружие оттягивает ему плечо.

Фил держал его на прицеле, но, похоже, «гостя» это не смущало. Когда он приблизился, киборги окружили его, направив на парня стволы винтовок.

Все слегка расслабились в ожидании Саймона. Коллапс-поле было активировано, и никто не ожидал, что через него сможет пройти кто-то чужой. И появление человека вызвало немалое удивление.

Семен подошел к нему и встал напротив.

— Ты кто?

Парень ответил не сразу. Он внимательно осмотрел майора, его бронекостюм, потом разношерстную команду киборгов, окружавших его. Сэм тоже смотрел на парня — на щеках щетина, глаза и щеки впали, весь грязный, одет в драную одежду военного образца…

— Рядовой Станислав Ковальков, Третий десантный батальон, штурмовая группа, — представился он.

— Третий десантный?! — удивленно переспросил майор.

— Да, — подтвердил парень. — Я участвовал в высадке под руководством майора Студеного.

— А как здесь оказался?

— Как только по городу слухи пошли, я сразу понял, что наши прилетели. И стал к вам пробираться.

— Майор, ты ему веришь? — Санта с кислой миной смотрел на парня.

— И правда, может, шлепнуть его, от греха подальше? — поддержал Ворон.

— Где бронекостюм? — спросил Семен.

— Костюм был поврежден при падении. Я успел забраться в бот, прежде чем тот провалился сквозь этажи. Когда очнулся, ноги были зажаты смявшейся переборкой; хорошо, что у нас — «тяжеловесов» — доспехи мощнее, чем обычно. Ноги сберег, но высвободить броню не удалось. Да и в городе мне в броне было бы не спрятаться.

Майор кивнул, принимая объяснение.

— Какая там обстановка? — спросил он.

— Суматоха. Стягиваются серьезные силы. Говорили, что даже переделанных на улицах не стало, Зодчие всех собирают, вероятно, готовятся к массированному удару. Банды киборгов стекаются отовсюду.

— Когда планируется наступление?

— Не знаю. Я за вами больше суток шел.

— Не нравится он мне, майор, — проворчал Фил. — И как он через поле прошел?

— Действительно, как? — спросил Сэм. Рядовой Ковальков достал из кармана датчик коллапс-поля и отдал его майору:

— Он был на одном из ваших.

— Это Саймона! — воскликнул Рок. — С остальных мы снимали!

— Этот ублюдок убил Саймона!

— Когда я нашел его, — сказал парень, глядя прямо в глаза майору, — я уже ничем не мог ему помочь. Рядом с ним, похоже, взорвалась граната. У него не было ног, да еще три киборга откромсали ему руки. Я их убрал, но и ваш был уже не жилец.

— Какие еще киборги! — не унимался Фил. — Он сам пришил Саймона! А нам сейчас втирает.

Сэм не знал, верить парню или нет. Было непохоже, что тот врет, но и проверить не было возможности.

— Где ты нашел Саймона?

— Там импульсное орудие взорванное, одно из тех, что нас приложило, когда высаживались. Возле опоры лежал.

Сэм не знал, что сказать. Парень мог, конечно, быть переодетым наемником и при первом удобном случае выстрелить в спину, но если он действительно участвовал в высадке (а, судя по всему, так и было — Сэм с первого взгляда узнал повадки «тяжеловеса»), то трудно даже было себе представить, как он умудрился выжить и добраться сюда. И оставлять его снова…

Ковальков, кажется, почувствовал сомнения майора.

— Я понимаю. Вы меня не знаете и не можете рисковать своим отрядом. — Парень передал майору мешок. — Тот киборг, он просил вам отнести.

— Генераторы! — воскликнул Санта. Он схватил мешок и достал устройства.

— Всего четыре, — разочарованно сказал он.

— Остальные расплавились, — пояснил Ковальков. — Сколько не хватает?

— У тебя еще есть?

— Нет.

— А чего тогда спрашиваешь?

Ковальков отвернулся от киборга и снова посмотрел на майора:

— Сколько всего орудий?

— Осталось четырнадцать.

— А генераторов?

— С этими девять получается, на пять не хватает.

— А если оставшиеся взорвать?

— Самый умный? — фыркнул ему в лицо Рок. — Думаешь, мы шутки ради тут жопы рвем и с каждой пушкой нянчимся?

Рядовой ответил ему холодным взглядом, а потом снова перевел его на Сэма. Майор кивнул, подтверждая слова киборга.

— Взрывать не можем. Орудия нужны в целости и сохранности и в максимальном количестве.

— Понятно. Но тогда вы не успеете.

— А взрывать? Какая разница, захватывать их и полем закрывать или взрывать? Все равно к каждому идти надо.

— А с орбиты?

— А что еще тебе рассказать? — огрызнулся Ворон. — Сколько у нас зарядов и жратвы осталось? Ой, не нравится мне он!

— Почему не успеем? — спросил майор.

— Мне кажется, они уже поняли, что вы идете по цепи тоннелей. А к оборонительному венцу, — так батареи называются у местных, — ведут много скальных тропок и два широких тракта. На одном вас уже попытались перехватить, и, как видно, безуспешно.

— Какие тракты? — нахмурился Санта. — Мы не видели никаких дорог.

— Куча дохлых киборгов на площадке за два орудия отсюда разве не ваша работа?

— Наша.

— Вот там за грядой первый тракт.

— А второй где?

— Он подходит к последнему орудию в цепи.

— Выходит, мы движемся им навстречу, — задумчиво протянул майор.

— Похоже на то.

— Не знаешь, они уже выступили?

Ковальков отрицательно покачал головой.

— Благодарю за информацию. Если хочешь, можешь перекусить и отдохнуть. Но взять тебя с собой я не могу.

— Я понимаю, — кивнул Станислав.

Он снял с плеча пулемет и аккуратно опустил его на пол.

Киборги уже не целились в него, но по-прежнему не сводили настороженных взглядов.

Сэм отошел в сторону, Санта последовал за ним.

— Как думаешь, он правду говорит? — спросил помощник.

— Скорее всего. Я даже уверен в этом.

— Но с собой ты его все равно не возьмешь?

— Возьму, только ему пока об этом незачем знать. Парень сумел выжить в такой экстремальной ситуации, даже до нас добрался, это говорит в его пользу. Если подстегнуть его смекалку, то из него может выйти не просто отличный солдат, но и толковый командир. Он даже сейчас не уступит нашим бойцам.

Тем временем киборги обступили Ковалькова и придирчиво его разглядывали.

— Слышь, парень, — сказал Рок, — думаю, ты не будешь против, если я у тебя позаимствую эту штуку? Нам он больше сгодится, чем тебе.

Он указал на штурм-пулемет и наклонился, чтобы взять его.

— Я — против, — ответил рядовой и сдвинулся в сторону, закрывая оружие.

— Почему? — Киборг распрямился и недоуменно посмотрел на него. — Я же тебе взамен свой плазморез отдам. Вот держи, — он протянул винтовку.

— Оставь себе. Мне мое оружие нравится.

— Парень, он же тебя по-хорошему просит, — подключился Роджер. — Чего уперся-то?

— Нет.

— Что заладил одно и то же? Тебе же самому легче будет с винтовкой!

Рок рассердился. Он не хотел конфликта, но солдатик сам напрашивался. Киборг возвышался над парнем на целую голову.

— До тебя, похоже, туго доходит, — процедил он. — Пулемет мне нужен, и я его возьму.

— Не думаю, — с холодным спокойствием ответил Ковальков.

Майор, услышав шум перепалки, сразу оглянулся. Он успел перехватить взгляд парня, холодный, жестокий и расчетливый. Такой бывает у тех, кто привык каждую минуту бороться за свою жизнь. Потом рядовой ударил.

Его нога метнулась к голове киборга и попала по уху. Слегка оглушенный, Рок отшатнулся и отступил назад, выпустив из рук пулемет десантника. А тот быстро развернулся и ударом ноги в грудь отправил киборга в короткий полет.

«Все правильно, — отметил про себя майор, — в ситуации, где драка неизбежна, лучше напасть первым, чем ждать, когда нападут на тебя».

Обозлившийся Рок быстро вскочил, вскидывая винтовку, но тут же остановился — оба ствола штурмового оружия смотрели ему в грудь, а палец рядового лежал на клавише спуска.

Киборги снова взяли парня на прицел.

— В чем дело? — вмешался Сэм.

— Я не отдам пулемет, майор! Ковальков с вызовом посмотрел на него.«Молодец, солдат», — мысленно одобрил Семен, потом взглянул на Санту, словно хотел сказать: «Что я тебе говорил?» Потом перевел взгляд на подчиненных.

— Отстаньте от него. Пусть положит оружие в сторону, и все. Дайте человеку отдохнуть. А нам нужно выступать.

— Он может пальнуть нам в спину! — возмутился Рок.

Ковальков зло смотрел на него.

— У кого-то проблемы со слухом? — повысил голос Сэм.

— Нет, — ответил киборг, мрачно посверкивая глазами на Станислава.

— Господин майор, — сказал Станислав, — я, кажется, знаю, как можно опередить силы противника.

— Слушаю.

— Нужен транспорт.

— У нас его нет. А тот, который встречался, приведен в негодность.

— У меня есть.

Сэм заинтересованно посмотрел на него. Парень опустил оружие и повернулся к майору:

— Те киборги, которые убили вашего, приезжали на гравимобиле. Теперь он освободился, — Станислав ухмыльнулся.

— Через поле ему не проехать, — сказал Сэм.

— Нет, но дальше-то коконы еще не установлены, а я, когда сюда шел, видел небольшой выступ на склоне, можно попробовать объехать по нему.

Семен задумался. Это была хорошая возможность. Тогда бы их скорость значительно увеличилась.

— Но только с условием, что я еду с вами, — быстро добавил парень.

Все смотрели на командира, ожидая его решения. Он оценивающе смерил парня взглядом, размышляя.

— Это было бы неплохо, — пробормотал ему на ухо Санта.

— Сам знаю, что неплохо, — ответил Сэм. Потом посмотрел рядовому в глаза, тот ответил прямым открытым взглядом. Сэм решился:

— Хорошо.

Ковальков одобрительно кивнул, а майор продолжал:

— Мы выступаем через минуту. Ждать не будем. Если не успеешь к следующему тоннелю, мы запечатываем его.

— Согласен, — обрадованно заулыбался Станислав. — Еще одно. Можно мне винтовку вместо пулемета? С ней быстрее.

— Выдайте ему винтовку, — кивнул Сэм своим людям.

Станислав подошел вплотную к Року и с силой приложил пулемет к его груди.

— Держи. Ты же хотел.

Киборг, слегка пошатнувшись от толчка, взял оружие.

— Вернешь в целости и сохранности, — сказал Ковальков. — Давай винторез.

— Свой теперь не дам, вон тебе уже дают, — указал Рок подбородком в сторону.

Рядовой проверил винтовку и кивнул. Семен бросил ему датчик Саймона, потом повернулся к помощнику:

— Санта, проводишь его за поле и заберешь датчик назад.

— Ясно.

— Я не подведу, — сказал напоследок Ковальков и побежал к выходу, Санта за ним.

Через полминуты помощник вернулся:

— Шустрый малый.

— Посмотрим. Датчик взял?

— Да.

— Собирай людей, выступаем.

* * *

Лима оставила старого киборга в его сферической камере.

Как только она выбралась оттуда, внутри у нее будто что-то загорелось — невыносимо захотелось убежать, как можно скорее выбраться из этой темницы. И не просто хотелось вырваться наружу из этого мрачного места, ей было это необходимо. Казалось, сама ее душа требовала этого и была готова покинуть телесную оболочку, только чтобы сбежать отсюда и оказаться наконец на свободе.

Лима понятия не имела, куда ей направиться, поэтому выбирала путь, полагаясь только на интуицию. В коридорах темноту превращало в серый сумрак свечение бледного мха, облепившего стены. Воздух — насыщен влагой, под ногами — осклизлый пол, с потолка свисают вымокшие нитки мха, иногда задевавшие девушку по лицу.

Охотница услышала впереди шаги, огляделась в поисках укрытия и нырнула в ближайшее ответвление от широкого коридора, по которому перемещалась.

Шаркающие звуки приближались. Лима вжалась в стену — влажный мох неприятно щекотал спину — и замахнулась обломком штока.

Переделанный прошлепал мимо. У него было четыре руки, но две из них безвольно болтались по бокам. Какие бы изменения ни произвели в теле этого бывшего человека, но пользоваться он мог только теми частями, что остались у него от природы. Поэтому, навешай Зодчие на него хоть десяток рук, активными все равно оставались только две. Карлики бились над этим, но побороть особенность человеческого разума оказалось им не под силу.

Лима подождала, пока переделанный отойдет на несколько шагов, чтобы замах был сильнее. Быстрое движение начавших обретать прежнюю силу рук — и, с характерным хрустом, шея прислужника сломалась. Обмякшее тело свалилось на пол.

Лима оттащила его подальше от основного прохода, сняла с трупа лохмотья, заменявшие переделанному одежду, и надела их.

Охотница осторожно выглянула из-за угла — коридор был пуст — и побежала дальше. Где-то над головой она слышала неясный шум, который нарастал по мере ее продвижения.

Пробегая мимо одного из боковых ответвлений, девушка почувствовала движение. Из узкого коридора выскочил еще один переделанный и едва не врезался в нее. Охотница ушла в сторону, пропуская его мимо себя. Переделанный был так близко, что в нос Лиме ударил противный запах нездоровой плоти. Она нанесла удар вдогонку. Обломок заехал переделанному по затылку, произведение Зодчих врезалось в стену, сползло по ней и больше не шевелилось.

Лима замахнулась еще раз и размозжила поверженному противнику череп. Оставлять за спиной живых, пусть и оглушенных, врагов — плохая привычка.

Охотница продолжила свой путь.

Ей стало казаться, что коридор никогда не закончится. Появилось ощущение, что она снова в виртуальности, — от этой мысли ее бросило в жар. Холодный пот противными струйками побежал по позвоночнику.

Но ведь когда она была в виртуальности, то этого не чувствовала, — успокоила она сама себя.

Коридор начал изгибаться, шум стал очень громким, под ногами появились лужи, с потолка капала вода.

Из-под босых ног девушки разлетались мелкие брызги, лохмотья, снятые с переделанного, намокли и обвисли на плечах.

Лима свернула за очередной угол и остановилась. Перед ней была сплошная стена. Тупик.

Отчаяние нахлынуло на нее волной, но она справилась с ним, взяла себя в руки и осмотрелась.

Сверху по кирпичной кладке сбегали тонкие ручейки воды и исчезали в небольшом дренажном отверстии в полу. Справа от Охотницы в стену были вбиты проржавевшие и покрывшиеся коростой металлические скобы, создавая некое подобие лестницы. Лима подошла и попробовала их на прочность. Скоба, которую она потянула, заскрипела, выгнулась, но выдержала. Девушка подняла взгляд и посмотрела вверх. В шахте, куда уходила лестница, было темно. Редкие пучки мха светились размытыми пятнами, не разгоняя тьму, а, наоборот, сгущая ее.

Лима решила пока не лезть туда, а вернуться назад, поискать другой путь. Она снова вышла в основной коридор и сразу отпрыгнула назад — в ее сторону бежали переделанные. Их было много. Лима чувствовала, что в ее теперешнем состоянии она может и не справиться со всеми сразу.

Охотница бросилась к лестнице и стала карабкаться по скобам. Она забралась довольно высоко по узкой шахте, когда снизу светлое пятно лаза загородила чья-то тень. Переделанные стали подниматься вслед за ней.

Лима взбиралась так быстро, как могла. Отдалившись от преследователей на достаточное расстояние, она остановилась. Свесилась на одной руке, подсунула обломок тяги под самую нижнюю скобу, до которой смогла дотянуться, и выдернула ее. Скоба, звякнув, полетела вниз и глухо стукнулась об переделанного, поднимающегося первым. За ней последовала еще одна и еще. Охотница постепенно выдернула семь скоб, отделив себя от преследователей. Внизу послышалась возня — первый переделанный остановился, а карабкающиеся следом за ним напирали.

Лима улыбнулась.

Не спеша, она стала подниматься дальше, пока не уперлась в толстую решетку, за которой, видимо, находилось большое помещение. Звуки гулким эхом разносились внутри. Девушка попыталась приподнять решетку, но та не поддавалась. Она хотела подсунуть под нее край обломка, но не получилось.

Лима недовольно фыркнула. Она оказалась в ловушке. Если протянуть время и не найти выхода, то на смену переделанным придут киборги, или Зодчие. Ее глаза уже привыкли к темноте, и девушка видела, как под ней копошатся переделанные, безуспешно пытающиеся дотянуться до следующей скобы.

Взвесив все, она решила действовать. Спустилась на последнюю скобу, взмахнула обломком, направив его более тонким концом вниз, и швырнула его как копье.

Металлический стержень пробил переделанному горло. Захрипев, тот выпустил из рук скобу и упал на тех, кто был под ним. Узкая шахта не позволяла телу просто свалиться вниз, и мертвый переделанный повис на своих. Лима сжалась, как пружина, и, с силой толкнувшись, прыгнула на труп.

Под внезапно обрушившейся тяжестью переделанные не выдержали и расцепили пальцы, и вся живая цепочка стала падать вниз, вырастая, как лавина.

Лима ухватилась за скобы и, когда падение переделанных в какой-то момент остановилось, снова прыгнула. Несколько раз она ударилась о стены шахты, ободрав спину и локти. Но через секунды Охотница уже стояла на полу, среди валяющихся вповалку преследователей. Ей удалось сохранить равновесие, и она побежала. Погоня началась не сразу, Лима удалилась на приличное расстояние, свернула в один из боковых проходов, увидела лестницу и взбежала на верхний этаж.

Снова перед ней был длинный коридор. Девушка быстро преодолела его, шлепая босыми ногами по каменному полу, свернула за угол и оказалась в просторном, хорошо освещенном помещении, в дальнем конце которого начиналась витая лестница. Не останавливаясь, Лима пересекла его и стала подниматься.

Воздух постепенно становился все свежее. Лестница освещалась биолампами и в целом неплохо сохранилась, хотя и слегка поскрипывала. Чувствовалось, что ей часто пользуются.

Когда ступени закончились, Охотница очутилась в коротком коридоре с двумя дверьми — слева и впереди.

Времени на раздумье, в какую из них пойти, у нее не оказалось. Дверь слева отъехала в сторону, и из нее появился киборг. Он встал как вкопанный, с удивлением глядя на девушку. Дымящаяся сигарета едва не выпала у него изо рта.

Мощный толчок в грудь отправил его назад в помещение, из которого он вышел. Киборг грохнулся на пол, раскинув руки. Лима влетела следом за ним, ударила начавшего подниматься противника коленом в лицо и подобрала выпавший у него лазерный разрядник. Помещение оказалось небольшим техническим кабинетом с еще одним выходом.

Вдоль стен стояла искореженная аппаратура с торчащими пучками проводов и продавленными мониторами.

Киборг со стоном начал снова вставать. Лима навела на него ствол разрядника.

— Ты кто такая? — злобно спросил он, вытирая тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ.

— С тобой еще кто-нибудь есть?

— Нас тут десяток, сука! Мы тебя…

Что бы с ней ни происходило, но Лима все-таки была Охотницей, и даже в виртуальности не переставала ей быть. Она выстрелила киборгу в ногу. Тот заорал истошным голосом и повалился на пол.

— Думаю, что твои дружки так быстрее прибегут, — сказала Лима — Мне не терпится с ними познакомиться.

Другая дверь кабинета распахнулась, и на пороге появились еще два киборга. И тут же рухнули, прошитые лазерными зарядами.

— Только двое? — деланно улыбнулась Охотница. — Ты же говорил, десяток?

— Сука! — процедил киборг.

— Ты повторяешься, — фыркнула она.

И тут внимание Лимы привлекло нечто необычное.

Помещение, откуда появились дружки раненого киборга, оказалось обзорной. И она сразу догадалась, где находится. Это сооружение было смотровой башней в речном порту, на юге города.

Из обзорной комнаты открывался вид на большую часть окутанного ночью Ассема.

Город горел. Небо над ним был подсвечено оранжевым светом от многочисленных пожаров. Ночной воздух постоянно расчерчивали лазерные лучи и шлейфы плазмы. То и дело между зданий вспухали грибы взрывов. Яркие вспышки высвечивали изнутри дома и тут же гасли.

Лима перешагнула через трупы, наклонилась, сняла с них оружие и подошла к окнам, в которых не было стекол, и влажный, свежий воздух беспрепятственно попадал внутрь. Легкий ветер негромко посвистывал в пустых рамах.

— Что происходит? — спросила Охотница. Киборг не ответил. Она обернулась к нему и навела разрядник.

— Я задала тебе вопрос!

Он отпустил раненую ногу, которую разглядывал со страдальческим видом, и ответил:

— Я не знаю. Никто не знает. Внезапно появились какие-то твари — чужаки и стали убивать всех подряд. Вояки вступили с ними в схватку, но те оттеснили их за периметр и теперь ведут осаду. Это длится уже вторые сутки. ПВО не справлялась, и гарнизон вызвал подкрепление. Около часа назад оно, похоже, прибыло, и теперь они не дают пришельцам высаживаться. На орбите нехилая драка идет, но все равно в городе уже полно чужаков. У тебя, случайно, нет аптечки?

Лима не ответила, она снова посмотрела на пылающий город. Слова киборга казались ей полным бредом. Пришельцы напали на город — какая чушь! Одних Хозяев, что ли, мало? Для полного счастья еще одни чужаки появились. С трудом верилось, что эта планета представляет такую ценность для инопланетных рас.

Ассем не сдавался.

Лиме было хорошо видно, как гасли, а потом появлялись вновь очаги сопротивления. Высоко над ее головой тоже шла война. Перехватчики людей встречали корабли противника на выходе из ПТ-пространства и связывали их боем, не давая войти в атмосферу планеты. Орбита сверкала огнями выстрелов, фейерверками взрывающихся в вакууме машин и тысячами обломков погибших кораблей, на короткое время превратившихся в новые звезды на ночном небе Ассема.

— Что за пришельцы? Откуда они взялись?

— А ты откуда взялась? Выскочила, как Зодчий из табакерки… Не знаю я. Наверное, Хозяева подмогу вызвали. Потому что основные атаки идут на строящийся саркофаг. Но и всему городу достается. Чужаки только до этого берега еще не добрались. Хотя, наверное, и отсюда придется скоро уходить.

Лима усмехнулась — запахло жареным, и киборги сразу врассыпную, как крысы.

— Где здесь выход?

— Сама как будто не знаешь. Наверное, как-то сюда пришла?

— Я снизу поднялась, — мило улыбнулась Охотница. — Где выход?

Киборг угрюмо посмотрел на нее:

— Откуда снизу? Там одни подвалы и установки для вымывания песка. Там, кроме крыс, никого нет.

— Не испытывай моего терпения, если не хочешь присоединиться к своим дружкам.

— Отсюда налево, за дверью будут лифты, — ответил киборг, прислонившись спиной к дверному косяку. — Можно по шахтам спуститься, они пустые, либо по служебной лестнице.

— Сними-ка со своих дружков доспехи. Шустрее, — прикрикнула она.

Морщась и постанывая, раненый подполз к мертвым подельникам и стал снимать с них доспехи, а затем бросать девушке под ноги.

Когда он закончил, Лима на взгляд выбрала те, что ей нужны. Присела, держа киборга на прицеле, и отделила их от общей кучи.

— Слушай, — нерешительно начал раненый.

— Чего тебе?

— Если ты не против, я бы взял у Стива коленные импланты, все равно мне ногу чинить придется. А у него совсем новые.

Охотница брезгливо посмотрела на него:

— А ты думаешь, что я оставлю тебя в живых?

— Ну… — Киборг часто заморгал и боязливо посмотрел на нее. — Зачем тебе меня убивать? Я же не сделал тебе ничего плохого. Он попытался улыбнуться.

— Мне не нравится, когда меня называю сукой, — мрачно произнесла она.

— Я… я не хотел, я случайно. — Киборг стал отодвигаться в сторону.

— Замри на месте, ублюдок!

Она надевала латы одной рукой, поэтому получалось только наживить крепления. Проще было убить киборга, но ей даже убивать его было противно. Охотница поднялась, и раненый сжался в комок. Она вынула обоймы из двух других разрядников и сунула их за пояс, а само оружие выбросила в окно.

Охотница не сводила с киборга глаз, боком подошла к выходу, быстро выглянула. Коридор выглядел пустым, переделанных тоже не было слышно. Может быть, им запрещалось покидать подвалы.

Если так, то Лиме это только на руку. Она бросила еще один взгляд на киборга, убедилась, что он не собирается ничего предпринять.

— За мной не ходи, — предупредила девушка и выскользнула из помещения.

Шахты лифтов действительно были пусты: кабинки отсутствуют, створки раскурочены, и спуститься там могли только киборги. Пришлось идти по лестнице. Незакрепленные доспехи мешали при ходьбе, но Лима не собиралась останавливаться, пока не покинет здание и не найдет укрытия. Но когда она вышла на улицу, на нее нахлынула такая волна смешанных чувств, что девушка вынуждена была опереться о стену. Лиме хотелось кричать, скакать от счастья, но силы на какой-то миг покинули ее. Она даже поморщилась, не понимая, что именно сейчас испытывает: радость от того, что обрела свободу, — но ведь осознанно в заточении она и не была; смятение, вызванное тем, что все, казавшееся ей горячечным бредом, оказалось правдой, — но какой смысл обижаться на судьбу, сыгравшую злую шутку?

Издалека доносилась канонада боя, в темном небе сверкали вспышки вакуумных взрывов. Неподалеку виднелся мост, выделяясь черным силуэтом на фоне мигающего зарницами неба. Но она не собиралась сломя голову ввязываться в большую драку. Ей нужно было все сперва обдумать. И Лима пошла в противоположную от моста сторону.

Забралась в ближайшие развалины и, положив разрядник рядом на землю, затянула крепления на доспехах.

— Ты что тут делаешь? — внезапно раздался справа от нее мужской голос.

Охотница мгновенно вскинула оружие и откатилась в сторону.

— Не пугайся,- негромко сказал мужчина, выходя из тени.

Лима, не говоря ни слова, всадила луч ему под ноги.

— Эй! — воскликнул он. — Ты чего?! Я же тебе ничего не сделал!

— Стой, где стоишь! Мужчина сделал шаг вперед.

Луч опалил ему воротник рубахи. Он вскрикнул и остановился.

— Свихнулась, дура?!

— Я не люблю повторять. Еще шаг, и сделаю лишнюю дырку в твоей голове.

— Ты кем себя возомнила?! — завопил он, но с места не двинулся. — Тоже мне, Охотница!

— Именно.

— Что «именно»? — не понял мужчина.

— Я — Охотница.

Возникла пауза. Потом он засмеялся:

— Ты? Охотница?!

Смех разносился по развалинам, отражаясь от расколотых стен и обрушенных потолков.

Лима медленно поднялась и спокойно подошла к нему. Приблизилась почти вплотную и посмотрела в глаза.

Мужчина перестал смеяться. Посмотрел на девушку, потом отвел взгляд и опустил его на разрядник, направленный в живот.

— В наблюдательной башне, — сказала она, — сейчас два дохлых киборга, и один ранен. Мне было противно убивать этого мерзкого слизняка. Ты можешь зайти и поинтересоваться у него, кто, как он считает, пришил его дружков. Но только учти, что это будет последнее, что ты узнаешь в своей жизни. Потому что мне не нравится, когда мои слова ставят под сомнение всякие недоумки.

— Я, — он сглотнул, — пожалуй, не пойду.

— Отбрось оружие в сторону, подберешь его, когда я уйду, — она приставила к его подбородку ствол.

Он вытащил из кобуры пистолет и бросил его на камни.

— Нож тоже, — приказала Лима.

Мужчина вынул нож и отправил его вслед за пистолетом.

— Почувствую, что ты двинулся, пеняй на себя. Понял?

— Д-Да.

Лима развернулась и легким шагом пошла прочь.

— Охотница? — несмело позвал мужчина.

— Что тебе? — спросила она, не останавливаясь и не оборачиваясь.

— Ты куда сейчас?

— Какое твое дело?

— А ты не хотела бы… — проговорил он, — может быть… пойдешь со мной?

— Куда?

— У нас маленькая община. Мы были бы рады принять тебя у нас.

Лима остановилась и задумалась. Ей сейчас неплохо было бы, не беспокоясь о бдительности и не опасаясь внезапного нападения, посидеть, подумать о сложившейся ситуации и новых обстоятельствах.

— Ты смогла бы спокойно отдохнуть и поесть, — продолжал мужчина.

Она ответила не сразу. Потом решилась:

— Далеко идти?

Мужчина засуетился, порываясь подойти и в то же время опасаясь.

— Нет, тут рядом!

— Собирай вещи, только движения пусть будут нерезкие. И пошли.

— Ага, хорошо.

Он стал нарочито медленно поднимать нож и пистолет.

— Быстрее!

— Да, сейчас.

Мужчина стал распихивать оружие, выронил нож, поднял его, засунул в ножны. Лима с легкой усмешкой наблюдала за ним.

Когда он наконец подошел к ней, сказала:

— Иди вперед, торопыга. Тебя как звать?

— Да, конечно. Я — Слэйтер. Тебе у нас понравится, — бормотал он, проходя вперед и постоянно оглядываясь и проверяя, идет ли она за ним.

Пока они шли, Лима, удивляясь сама себе, вместо того чтобы следить за обстановкой, погрузилась в размышления, следуя за провожатым на автомате.

Как могло такое случиться, что она стала такой мягкой? На смотровой башне она оставила в живых киборга, теперь согласилась идти неведомо куда с первым попавшимся человеком. Зачем ей все это?!

Она даже улыбнулась.

Слэйтер заметил ее улыбку и воспринял на свой счет.

— Да, да, — тараторил он, — Рамон, он такой. Я часто ему помогаю. Даже киборги с нами считаются.

Кажется, он говорил о предводителе их общины, Лима не вникала.

— Ас чужаками вы тоже справляетесь?

Тут мужчина сразу замолчал. Потом вздохнул и сказал:

— Мы с ними еще не сталкивались. Они на другом берегу пока. Но говорят, что они убивают всех подряд, без разговоров и церемоний. Только все начало налаживаться. Солдаты наводят порядок, возрождают самоуправление и устанавливают законы. А тут эти.

— А что же вы не поможете солдатам, раз они такие хорошие? Я слышала, основной удар на них пришелся? Думаю, от помощи они бы не отказались.

— Да что мы можем? — грустно сказал Слэйтер.

— То же, что и они! — Лима почему-то разозлилась. — Взять оружие и воевать!

Мужчина как будто испугался.

— Я не знаю, у нас Рамон главный.

— Ясно все. Далеко еще? — Настроение у Охотницы испортилось. Ей уже расхотелось идти к этим людям, которые очень ценят то, что для них делают, но сами даже пальцем не пошевелят, чтобы отстоять свои устои и образ жизни. Как овцы.

— Уже пришли, — обрадованно сообщил ее проводник.

Он зашел в длинное четырехэтажное здание. Лима уже взяла себя в руки и напряглась, высматривая возможные ловушки. Тут их окликнули.

— Кто пожаловал?

— Это я — Слэйтер, — сказал мужчина.

— А кто с тобой?

Охранник вышел с биолампой в руке и осветил Лиме лицо. Здоровый детина и, судя по лицу, не страдающий излишней сообразительностью.

В руке у него был снятый с предохранителя лазерный разрядник.

— Это Охотница, — с блеском в глазах сказал Слэйтер.

— Кто?! Слэйтер, ты совсем, что ли, обалдел? Нашел какую-то шлюху и тащишь ее сюда.

В следующее мгновение охранник валялся на полу, скорчившись и стеная, а лампа покатилась по каменному полу, — Лима пнула его в пах, а потом несильно ударила прикладом разрядника по лицу.

Слэйтер присел рядом с ним и сказал поучительным тоном:

— Иногда полезно прислушиваться к тому, что тебе говорят, и думать, прежде чем что-то ляпнуть. Хватит ныть, вставай. Твое дежурство только началось. Рамон тут?

— Не-ет, — прохрипел охранник.

— Жаль, — раздосадованно сказал Слэйтер. — Мы пошли, а ты поднимайся.

— Хо-рошо. — Здоровяк начал вставать.

У Лимы было желание отвесить охраннику хорошего тумака, чтобы он опять с ног свалился, но она прошла мимо, только взглянув на него исподлобья.

— Извини, он у нас тугодум, хотя боец хороший, — сказал Слэйтер.

— Не похоже.

— Думаю, другие будут тебе рады.

— Посмотрим.

Но остальные и правда были рады. Когда прошло первое недоверие и опасливое принятие факта, что рядом с ними действительно великая Охотница, люди расслабились. Ее накормили, дали покрывало на плечи и… продолжили заниматься собственными делами. У Лимы появилось время подумать о сложившейся обстановке, разобраться в собственных мыслях и воспоминаниях.

* * *

Гравимобиль появился в тот момент, когда Семен собирался отдавать приказ запечатывать бункер. Захват орудия прошел довольно легко, обошлось без потерь и серьезных ранений. Местные киборги оказали минимальное сопротивление и, оставив несколько убитых, бросились бежать.

— Ты смотри, успел, — сказал Рок разочарованно, когда увидел машину. — А я уже привык к своей новой игрушке.

Он досадливо посмотрел на штурм-пулемет, оттягивающий ему плечо.

— Придется отвыкать, если снова по морде не хочешь схлопотать, — подначил Фил.

— Да ладно, я тогда просто не ожидал.

— А обычно ты ждешь, что тебе рыло начистят?

— Отвали! — безобидно ответил Рок. — Я за то, что теперь не придется ногами топать, готов еще раз морду подставить.

— Это да.

Тем временем гравимобиль въехал в бункер под прицелом десятка стволов. Машина остановилась возле орудия, и из кабины выскочил Станислав Ковальков. Он сразу подошел к майору.

— Задание выполнил, — сказал он. — Я теперь с вами?

— Санта, выдай ему датчик поля, — сказал Сэм вместо ответа.

— Спасибо, я не подведу, — обрадованно сказал рядовой.

— Посмотрим, — сдержанно ответил майор. — Отряд, в машину! Роджер, ставишь генератор, потом догоняешь нас.

— Есть, — ответил киборг.

Рок сам подошел к новому члену отряда и протянул пулемет:

— Возвращаю. Хорошая штука, но слишком тяжелая, я люблю мобильность, а ей только против танков работать.

— Или против киборгов, — сухо ответил ему Станислав, забирая оружие.

Рок хмуро посмотрел на Ковалькова:

— У тебя с этим проблемы?

— Скорее уж у тебя.

Они смерили друг друга взглядами. Киборг был выше ростом и превосходил человека по мощи за счет имплантов, но рядовой, несмотря на худобу, тоже обладал тугими тренированными мышцами и не так уж терялся на фоне киборга.

— Раз командир взял тебя в отряд, значит, ты нам нужен, — сказал Рок. — Но позже мы непременно обсудим этот вопрос.

— Конечно, — заносчиво кивнул Станислав.

— Урод, — пробормотал Рок, отворачиваясь и отходя.

Ковальков не ответил, а стал осматривать и проверять свой штурм-пулемет.

Киборг тем временем подошел к своим товарищам.

— Ким, у тебя в бутылке осталось что-нибудь?

— Приказа ведь не было.

— Я не спрашиваю у тебя, был приказ или нет, я спрашиваю у тебя бутылку, — зло оскалился Рок.

— Ты чего? — нахмурился Ким, протягивая вино. — Опять из-за пулемета повздорили?

— Ага, — сказал Рок, делая большой глоток и вытирая губы рукавом, — из-за него. Пара лишних царапин нашлась. Договорились о компенсации.

Злым взглядом киборг смотрел на Ковалькова, разговаривающего с командиром.

— Все, давай сюда, — Ким забрал у него бутылку, — на следующем привале допьем.

— На следующем, говоришь? — Губы Рока растянулись в недоброй улыбке. — А ты у Ворона спроси, что он думает по этому поводу.

— Да пошел ты! — обиделся Ким.

— Ладно тебе! — Киборг хлопнул товарища по плечу. — Я же пошутил. Пошли грузиться!

— Пошли.

Киборги направились к гравимобилю. Семен подошел к Станиславу:

— Я слышал, о чем вы сейчас говорили с Роком.

— А, с этим киборгом.

— Да, с этим. И прошу сразу усвоить, рядовой, — этот киборг один из моих бойцов. Свои предубеждения запихни поглубже. Ясно?

Из удивленного взгляд рядового превратился в обиженный.

— Ясно? — переспросил майор все тем же обыденным тоном, как будто они были на гражданке и обсуждали бытовые вопросы. Но за этой обыденностью чувствовалась твердая, как сталь, воля.

— Ясно, — ответил Станислав, опустив взгляд.

— Хорошо. Как считаешь, где лучше расположить твои стволы?

— Из кабины, с упором на капот.

— Угу, понял. Значит, поедешь рядом с водителем.

— Еще, если крышу снять и отогнуть борта, можно хорошо устроиться.

— Пока не до комфорта, будет время — сделаем. А сейчас в машину, бегом.

— Есть!

Рядовой подхватил пулемет и устремился к гравимобилю.

Сэм направился следом за ним.

Роджер готовился активировать генератор. Когда все, кроме него, погрузились, Клин, занявший место водителя, нажал на педаль акселератора, и машина с воем рванула с места. Пассажиров довольно сильно мотнуло, и они дружно заорали на него.

Но Клин, весело смеясь, ответил:

— Держитесь, барышни, поездка только началась.

Гул двигателя эхом разносился под сводами тоннеля — гравитележка с десантниками неслась к своей следующей цели.

— Клин, — позвал майор. — Скажи Ковалькову, чтобы экономил заряды. У нас нет боеприпасов его калибра.

— Да, сейчас передам, — ответил киборг.

— Пусть только даст нам высадиться и сразу прекращает.

— Понятно.

Сэм услышал, как Клин передает его указания рядовому.

— Он усвоил, — отчитался киборг.

— Приготовились! — майор проверил обойму у своей винтовки.

Уже показался проем входа, как откуда-то сверху с тонким свистом пролетел снаряд и взорвался позади гравитележки. Машину подбросило и повело в сторону. Клин еле удержал ее, но все-таки задел бортом о стену. Десантники повалились друг на друга, а потом на них обрушился град каменных осколков, поднятых взрывом.

— Ух ты, Зодчий тебя раздери! — воскликнул Роджер.

— Что за хрень?!

Сэм отпихнул повалившегося на него Фила и бросил взгляд вверх. Под потолком, зацепившись за свисающие цепи, висели киборги с тубусами гранатометов.

— Клин, стой! — закричал майор. Гравитележка встала как вкопанная, заставив своих пассажиров снова свалиться в кучу.

Взрыв рванул прямо перед носом транспорта, а следом еще один — сбоку.

— Из машины! — снова закричал Сэм. — Все из машины! Быстро!

Киборги стали выпрыгивать из кузова. С капота зарычал штурм-пулемет, и потолок украсили ошметки разорванных тел.

Неожиданно закричал Рок, потом Джонс и Ларс. Со всех сторон стали раздаваться хлопки. Дымные фонтанчики распустились на стенах, на полу вокруг десантников и прямо у них под ногами. Один такой появился рядом с майором, и тут же по броне пошел неприятный зуд. Семен сначала не мог понять, откуда он исходит, шагнул в сторону и почувствовал, что зуд усилился.

— Вибронити! — догадался Санта. — Замрите на месте, иначе покромсает на кусочки.

— Да их тут десятки! — сказал Рок, первым напоровшийся на них.

— Зодчий забери этих ублюдков, — выругался Холод. — Устроили ловушку. Мы как в паутине!

Сэм осторожно осмотрел себя. Две почти неразличимые вибронити проделали неглубокие борозды на рукаве и плече бронекостюма.

Майор примерно определил, из какого места в полу они выходят, и выстрелил туда. Зуд сразу исчез.

— Командир, ты лучше не двигайся, — предупредил его помощник. — Порвать может, конечно, и получится, но даже твоя броня в мозаику превратится. Это еще та гадость.

— Противник! — крикнул Ковальков.

Семен поднял взгляд и увидел, что со стороны орудия к ним несутся киборги.

— Как мух перебьют, — процедил Ворон, — а нет, так сами порежемся!

— Клин, заводи машину! — крикнул Фил.

— Тогда без движка останемся, да и нас тут в кабине…

— Клин — отставить! Оставайтесь на месте. Станислав, не подпускай их! — приказал Сэм.

В ответ на его слова загрохотал пулемет, к нему присоединился плазморез Клина.

Кто-то из бойцов попробовал выбраться из невидимой ловушки, но тут же вскрикнул и злобно выругался. Сэм оглянулся — Ворон зажимал ладонью кровоточащий порез на предплечье. Киборг с остервенением выстрелил в пол.

— Эй! Смотри, куда палишь! — завопил Ларс, которому обожгло руку.

Лазерные лучи стали впиваться в борт машины и в пол рядом с десантниками. Нужно было что-то предпринимать, иначе их действительно — как мух.

— Я сейчас попробую выбраться, — сказал майор. Стоявший рядом помощник кивнул. Сэм присел и резко распрямился, как пружина, выпрыгнув вверх и вперед, выставив перед собой руки. Если повезет, то он перемахнет через вибронити. Семен надеялся, что он правильно заметил расстояние, на котором видел фонтанчики дыма.

Майор выпустил лезвия, воткнул в пол и, опираясь о них, перебросил себя еще дальше.

Он приземлился на ноги, крикнул: «В меня не попадите!» и ринулся вперед.

Штурм-пулемет умолк, а Сэм с разбегу вломился в толпу палящих киборгов. Он расшвырял их, подобно смерчу, но один бы все равно не справился. Майор прекрасно понимал это и не собирался геройствовать. Он проткнул одного, ударом ноги отшвырнул другого, подхватил насаженного на лезвие противника и побежал назад.

— Санта, ищите «гнезда», — крикнул он и швырнул убитого киборга на вибронити, а сам развернулся и стал стрелять по противнику. — Станислав, не стреляй, мы с Клином их пока удержим.

Сзади послышались выстрелы — десантники начали выжигать места крепления нитей.

Первым к майору присоединился Коротышка Джонс, потом Ворон. Постепенно высвободились и остальные.

Противник, увидев, что они выбрались из ловушки, стал медленно отступать, а потом побежал. Десантники бросились вслед.

— Отставить! — велел Сэм. — Пусть бегут. Бойцы пробежали по инерции с десяток метров, потом остановились, некоторое время смотрели вслед убегающим врагам, затем медленно побрели назад.

— Твари, — сплюнул Ларс.

— Эй! Нас-то вытащите! — крикнул Клин из кабины гравитележки.

— Шевелитесь, — подгонял майор. — Надо двигаться, пока еще ловушек не наставили.

Следующие их схватки были похожи одна на другую — десантники врывались на машине в бункер, быстро высаживались, захватывали помещение, проводили зачистку, ставили генератор и мчались дальше. Сильного сопротивления им не оказывали. Семен предположил, что готовится либо массированный удар, либо засада. Они с опаской пересекали открытые пространства, внимательно вглядываясь в подозрительные места, где могли бы затаиться враги или устроить ловушку. Но удача сопутствовала им. Пара орудий вообще не охранялись. А в одном из бункеров десантники даже нашли пьяного в дупель киборга, спавшего за станиной пушки. Его, по всей видимости, забыли, когда оставляли позицию.

Сэм приказал допросить его, но ничего толкового добиться не удалось.

— Командир, он говорит, что их оставили пятерых и велели сдерживать нас как можно дольше, — доложил Санта, руководящий допросом. — Но всех остальных забрали куда-то «к месту сбора», а где это место, он не знает.

— Значит, копят силы, — Сэм в задумчивости закусил губу. — Интересно, где они нас встретят?

— Если по всем точкам был такой приказ, то это нам на руку.

— По всем — вряд ли. Скорее всего, решили сдать нам пару-тройку орудий, чтобы потом выставить заслон и задержать до прибытия основных сил.

— Вероятно.

— Что еще говорит?

— Да ничего толкового! Материт своих дружков, которые его тут оставили, а сами сбежали, не желая становиться пушечным мясом. И я их понимаю.

— Ну, ясно.

— Что с ним делать?

— На крышу загрузите, по дороге выбросим.

— Хорошо. И ребята не хотели его убивать, он смешной, так витиевато ругается.

— Я слышал. Посмотри еще, чем можно подлатать, а лучше усилить, машину. Может, пару листов приварить, пока время есть?

— Холод уже ушел искать, сейчас вернуться должен.

— Молодцы. Делайте, и надо выдвигаться.

Санта ушел заниматься делами, а майор присел отдохнуть. Рядом расположился рядовой Ковальков и двое киборгов — Рок и Джонс.

Командир снял шлем, достал воду, сделал несколько глотков и спросил:

— Расскажи, что было на прошлой высадке? Станислав немного помолчал, потом начал рассказывать:

— Боты сели в городе на крышах небоскребов. Сначала ничего не происходило, а потом кто-то, не помню уже кто, может, даже я, заметил, как открываются ниши в скалах. Эти вот орудия навели на нас и долбанули. Вот и весь рассказ.

— А как ты выжил-то?

— Зацепился за сходни бота, когда тот начал внутрь дома проваливаться. Забрался в него, а дальше ничего не помню. Наверное, сознание от удара потерял — швыряло изрядно. Ну, а когда очнулся, услышал по «элке», как ребята под завалами кричат.

— Их придавило, но они были еще живы, — продолжал он. — Я слышал Дженни и Серегу, Латура тоже был жив, я слышал ребят из других подразделений…

Станислав наклонил голову, из его глаз текли слезы, он не утирал их и не стыдился. Они капали на бетонный пол, оставляя следы в пыли, а он, наверное, просто не замечал.

Рядовой замолчал на некоторое время, и тишину никто из слушателей не нарушал. Потом он сглотнул, поднял голову, тяжело вздохнул.

— Я попробовал сам выбраться, не смог — ноги зажало. Пришлось снимать броню. Я хотел найти другую. Снимал с мертвых, но все… ВСЕ были повреждены! Я больше суток рыскал по развалинам. Когда нашел броню, которая была исправна, надел ее, нацепил шлем… Я пытался узнать, где они находятся, но толком никто объяснить же не мог. Кто-то пытался стучать, некоторые стреляли, но разве разберешь под таким слоем бетона — тепловизор даже не брал. А кругом дым от ботов, пыль… Я тогда стал разгребать наугад. А потом наступила тишина. Я сначала думал, что элка неисправна, но она работала… Я разбирал завалы, пока не израсходовал весь энергоресурс. Дня четыре на транквилизаторах тянул, потом не выдержал.

Станислав снова замолчал.

— Нашел кого-нибудь? — тихо спросил Джонс.

— Да. Нашел. Сорок три человека. Я похоронил их в подвале одного из домов. Броня сдохла, да и была мне не нужна. Только вот его, — Станислав похлопал ладонью по стволу штурм-пулемета, — целым и невредимым нашел.

Тут подбежал Санта.

— Командир, мы готовы, — доложил он. — Холод укрепил борта, местного связали и бросили на крышу, Ларс готов ставить генератор.

— Отлично, — сказал Сэм, поднимаясь.

— Кстати, — добавил Санта. — Это последний генератор.

— Я знаю, — ответил майор.

— Что будем делать?

Подошли остальные десантники и встали рядом с командиром. Они ждали его решения.

— Два следующих взорвем, а оставшиеся три будем оборонять до прибытия основных сил.

— Все-таки взрывать? — спросил Санта.

— Да. Другого выхода не вижу.

— А три штуки как удерживать? Разделимся?

— Там посмотрим. Сначала нужно их захватить.

— Привал будем делать?

— А он нужен? — майор надел шлем и, подняв забрало, оглядел своих бойцов. — Нужен привал? Или последний рывок, а уж потом отдохнем?

— Давай уж лучше двигаться, пока фарт идет, — высказался Ворон.

Все удивленно посмотрели на него, а он даже бровью не повел.

— Ну, если даже Ворон говорит, то поехали, — сказал Холод.

— Грузимся и вперед, — улыбнувшись, скомандовал Сэм.

— Командир, если мы будем взрывать пушки, то у меня есть одна идея, — сказал Пирс.

— Выкладывай.

К следующему орудию они ворвались на большой скорости, поливая противника огнем из двух стволов штурм-пулемета. Остальные высунулись в окна и вносили свою лепту в разгром противника. Гравимобиль остановился возле пушки. Десантники даже не стали вылезать из машины, только Ларс метнулся к орудию, под прикрытием высоких бортов транспорта. Поставил взрывчатку так, чтобы заряд не бросался в глаза, и нажал кнопку активации. Быстро вернулся в гравимобиль, и Клин сразу погнал вперед, сбив по пути двух киборгов.

Он остановил машину, только покинув зону поражения.

— Ну же!

— Давай-давай-давай!

Все замерли в напряжении, ожидая, сработает их трюк или придется возвращаться и вновь захватывать орудие.

Взрыв прогремел через секунду. Пол и стены задрожали, с потолка посыпалась пыль.

— Проверять будем или поедем? — спросил Санта.

— Нужно.

— Джонс, Рок, на разведку и бегом назад.

— Клаус, давай я вместо Джонса, — предложил Ворон, — а то, пока этот увалень вылезет, все ноги перетопчет.

— Хорошо.

Два киборга устремились в запыленный тоннель. Через несколько минут они вернулись, отплевываясь и кашляя.

— Ну что там? — спросил майор.

— Все в порядке — орудию конец, — отрапортовал Ворон, забираясь в машину. — Можно ехать дальше.

— Клин, вперед, — скомандовал Сэм. Транспорт привычно рванул с места, сразу набрав приличную скорость.

Взорвав еще одно орудие, десантники, не теряя времени и не отвлекаясь на остающихся позади врагов, понеслись дальше.

Машина выскочила на небольшую площадку, занимался рассвет, и проем следующего тоннеля светился бледным пятном на фоне серой горы.

Гравитележка влетела под его своды, задев бортом, сшибла какие-то контейнеры и понеслась дальше.

Отряд ворвался в бункер, шквальным огнем разметав силы противника.

— Холод! — крикнул Сэм. Он был с поднятым забралом. — Добивай их!

Киборг сразу бросился за убегавшими врагами. Пирс, Рок и Роджер бросились за ним.

— Ларе, Ворон, — продолжал раздавать приказы майор, — берите мины и закрывайте ими тоннель. — Он указал в сторону, откуда они только что приехали.

— Ясно! — ответил Ворон.

— Старайтесь установить их так, чтобы, когда мины взорвутся, своды обрушились. Санта, Ковальков, давайте тоже с ними, сделайте лучше две полосы, и скорее!

Десантники побежали исполнять приказ.

— Фил, остаешься здесь.

— Один?!

— Нет. С тобой Холод будет: когда вернется, я ему скажу.

— И что нам делать?

— Защищать орудие. Держать оборону до тех пор, пока не прибудут основные силы.

— А почему они сейчас не могут высадиться? Ведь осталось всего две пушки.

Сэм и сам не знал, почему с орбиты не могут прислать челнок с дополнительными силами и вооружением. Он посылал запрос на командной частоте, когда у них закончились генераторы коллапс-поля, но ему никто не ответил. Он никому не сказал, даже помощнику. Его подчиненным незачем было знать, что у них нет связи со штабом.

— Они не могут рисковать, — ответил Сэм.

— А мы, значит, можем?

— Мы — можем. Фил сплюнул.

— Ага, понятно. Киборги — расходный материал, — повторил он слова Холода.

Из подсобных помещений доносились звуки схватки — стрельба и лязг металла. Сэм вслушивался в переговоры своих бойцов, которые передавала ЛКУ.

— Нет, Фил. Ты не прав, — сказал майор. Он хотел еще что-то добавить, но тут примчались Санта и другие, кто устанавливал мины.

— Готово, командир! Облепили тоннель по диаметру, двумя полосами, если первая не обрушит свод, то вторая точно обвалит.

— Хорошо. Помогите Холоду, что-то он долго возится.

— Ага, сейчас.

Но помощь не понадобилась, и десантники не успели сделать и нескольких шагов, как им навстречу вышел Холод с остальными бойцами. Вид у них был свирепый. В крови с головы до ног, с окровавленными клинками, темные следы бионаторной жидкости растекаются по одежде и сегментам брони.

У Холода в предплечье застрял обломок длинного клинка.

— Все? — спросил майор.

— До одного.

Семен одобрительно кивнул:

— Холод, ты остаешься здесь. Это орудие ваше с Филом. Понятно?

— Да.

— В тоннеле две очереди мин. Должны будут завалить его, если противник пойдет на прорыв.

— Понятно.

— Если… — Майор запнулся. Ему не хотелось думать о плохом, но сейчас было не до сантиментов. — Если не справитесь — взрывайте.

— Хорошо, — спокойно ответил Холод.

— Остальные в машину! Клин, заводи!

Семен знал, что ослабляет и без того маленький отряд, но не мог оставлять орудие без прикрытия. Иначе могло статься, что пришлось бы отбивать его заново.

— Не переживай, командир, — сказал Санта, словно прочитав его мысли, — осталось всего две пушки. Мы справимся.

— Я и не переживаю. У нас другого выхода нет, кроме как справиться. Все сели?

— Да, Клин, трогай.

Отряд выехал к следующему орудию. Фил и Холод проводили их взглядами.

— Знаешь, как эту штуку запустить? — Фил указал на пушку.

— Нет, но сейчас выясним. Помоги-ка мне эту хреновину вынуть, — Холод выставил руку с торчащим из нее обломком.

К удивлению майора, оставшиеся два бункера они тоже захватили почти без труда. Лишь в последнем пришлось повозиться, да и то не очень долго. И это при том, что на предыдущем орудии он оставил Ларса и Коротышку Джонса. Оказанное сопротивление не шло ни в какое сравнение с тем, которое они встречали в начале и ближе к середине пути. Как будто противник решил отдать все орудия.

Но почему? Сэму не давала покоя мысль о ловушке. Но он так и не смог ничего придумать.

— Ты чего такой хмурый? — подошел к нему Санта. — Слишком легко? Да?

Сэм хмуро посмотрел на помощника. Он стоял, держа шлем под мышкой, и задумчиво смотрел на киборга.

— Что не так? — встревоженно спросил Санта, уловив настроение командира.

— Флот не отвечает.

Сейчас уже не было смысла скрывать эту информацию. Все равно он должен был вызывать подкрепления после захвата всех орудий, а они уже были под контролем десантников.

— Как так?

— Молча! Нет отклика на мой сигнал — и все!

— Они чего там, вымерли, что ли? Какого Зодчего они не отвечают?

Сэм не знал, что ответить. Санта тоже замолчал. К ним подошел Ковальков:

— Когда домой?

Санта с усмешкой посмотрел на рядового, а потом перевел взгляд на майора. Он ждал, что тот ответит. Сэм опустил взгляд, словно это он был виноват в случившемся.

Рядовой переводил взгляд с командира на его помощника.

— В чем дело? Господин, майор, этот… он чем-то недоволен?

Станислав воспринял их обмен взглядами по-своему, переведя все на свою неприязнь к киборгам.

— Внимание всем! — повысил голос майор, игнорируя реплику Ковалькова.

Он подождал, пока его бойцы соберутся вокруг него.

— Я излагаю вам сложившуюся ситуацию.

— Что еще за ситуация? — проворчал Ворон.

— Заткнись, — зашипел на него Роджер.

— Обстоятельства сложились таким образом, что нам придется еще на какое-то время задержаться на планете… Дожидаясь, пока прибудет подкрепление.

Сначала киборги молчали, переглядываясь между собой.

— Ты хочешь сказать, что за нами не прилетят? — спросил Рок.

— Сейчас — нет.

— Весело, — протянул Роджер.

— Что за хрень, командир?! — недовольным тоном высказался Ворон. — Почему?

— Приказ остается прежним, — ледяным тоном произнес Сэм. — Захватить и удерживать орудия до прибытия основных сил. Сообщение о том, что все орудия под нашим контролем, я уже послал.

— Появились новые обстоятельства, о которых мне не посчитали возможным сообщить. Прибытие подкрепления ожидается в любой момент. Но расслабляться не стоит. Будем занимать оборону на всех трех точках, поскольку все они имеют отдельные подъездные пути…

Киборги недовольно переговаривались, не обращая внимания на его слова.

— Они решили нас кинуть…

— Ну, еще бы, чтобы не платить! Зачем мертвецам деньги?!

— Не послать ли всех их к Зодчему в?…

— А НУ, ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! — Голос Санты разнесся под сводами бункера.

— Ты чего разорался? — склонил голову набок Ворон.

— Что вы, как трусливые тараканы?! Свет зажгли, и вы засуетились.

— Сам ты кто? Мало того, что нас использовали как пушечное мясо для захвата этих долбанных пушек, так еще и добить хотят.

— Никто не хочет НАС добить, — сказал майор. — Ситуация намного сложнее, чем мы можем себе представить, и раз нас просят задержаться, значит, на то есть свои причины.

— Знаем мы эти причины…

— Тебе не надоело ныть, Ворон? — презрительно фыркнул Санта. — Что, собственно, такого произошло, что вы вздумали мятеж поднимать?

Станислав Ковальков незаметно отошел в сторону — так, чтобы киборги были прямо перед ним, а майор справа от линии огня, и снял с предохранителя свой пулемет.

Киборги замолчали, потом Ворон осторожно сказал:

— Никто не говорит о мятеже.

— Значит, мне послышалось, что кто-то собрался драпать, в нарушение приказа? — Санта сделал удивленный вид.

— Мы не собирались драпать, — зло ответил Рок. — Мы хотели знать, с чего вдруг нас тут бросают.

— А кто нас бросает? — удивился Санта. — Лично я слышал только приказ защищать орудия в течение какого-то времени, пока не прибудут дополнительные силы.

Майор жестом руки остановил помощника.

— Санта прав. Нам требуется только сдерживать противника, и…

— Если он будет, — вставил Санта, — пока я его не наблюдаю.

— …и дождаться десантных батальонов. Я знаю, что все устали и всем тяжело. Но это нужно сделать. — Голос командира был спокойным, ровным и уверенным. — Если мы не сделаем этого, то все — вся наша операция, все жертвы, вся боль — все было напрасно!

— Вы что, как клоны, только очнувшиеся в отстойнике? — оскалился Санта. — Сейчас же самое веселье начнется!

Киборги переглядывались между собой, не зная, что ответить, будто устыдившись того, что поддались мимолетной панике.

— А… — неуверенно начал Клин. — А как нам эти пушки оборонять-то? Все тут останемся или разделимся?

— Нас двенадцать человек, — ответил Сэм, краем глаза замечая, что Ковальков отходит на свое прежнее место с самым невинным видом. — По четыре на каждое. Думаю, это нормально. Времени укрепиться, надеюсь, хватит.

— Надеюсь, — хмуро вздохнул Ворон, оглядываясь по сторонам. — Кто тут останется?

— Санта, Роджер, Ворон и Пирс, — ответил Семен. — Клин довезет нас до следующего бункера и останется там вместе со Станиславом. Рок, ты со мной к Филу и Холоду. Всем понятно?

— Так точно.

— Тогда поехали.

Когда уже все сели в машину, Санта подошел к Семену и, отлепив передатчик от шеи, шепотом задал вопрос:

— Давно связи нет?

— Два дня.

— Какого хрена ты тогда молчал? — Санта не возмущался, он просто спрашивал.

— Какой смысл говорить?

— В общем, да, — согласился помощник, поморщившись. — А сам как думаешь, они прилетят?

— Как сам думаю?… — протянул Сэм. Потом посмотрел в глаза Санте: — Обязательно прилетят.

Губы киборга растянулись в улыбке.

— Ну, удачи вам.

— Спасибо. И вам. — Сэм пожал протянутую киборгом руку и сел в машину.

Оставив Ковалькова и Клина на среднем орудии, майор дальше повел машину сам.

Рок всю дорогу молчал, о чем-то размышляя. Да и Сэм не очень хотел говорить. Он думал о том, что могло произойти с флотом, и сколько им предстоит тут обороняться. Запасы еды и питья были в каждом бункере. При желании на них можно было протянуть месяц, но вот с боеприпасами было туговато.

Все же он надеялся, что им не придется быть тут столь долго, что скажется нехватка зарядов.

Он лихо загнал гравимобиль в бункер, предварительно оповестив Холода о своем приближении, отвел машину подальше от орудия и подошел к своим бойцам.

Похоже, они были уже в курсе новых обстоятельств, потому что никаких вопросов с их стороны не последовало. Семена это обрадовало. Он с неприятным чувством ожидал, что придется все заново объяснять. Но бойцы его подразделения очень избирательно пользовались ЛКУ, иногда приходилось орать на них в голос, чтобы они поняли приказ, а временами очень даже ловко использовали эти устройства. Вот как сейчас, например.

«Киборги! — усмехнулся про себя майор. — Не могут без хитрости».

— Эй, командир, смотри! — крикнул Фил. Он сидел в кресле наводчика. Нажав несколько кнопок, киборг развернул орудие. Сервоприводы загудели, повинуясь полученным командам. Фил сделал еще несколько разворотов и под конец навел ствол на Сэма.

— Молодец, а теперь убери это от меня, — сурово сказал Семен.

— Прости, командир! — спохватился киборг и быстро отвел ствол в сторону.

— Как створы открывать?

— Сейчас! — суетливо ответил Фил. Нажал на панели управления кнопку, и половина потолка над их головами створками стала разъезжаться в стороны. Сверху посыпался песок, полетели мелкие камушки. Полоска голубого неба становилась все шире, пока половина купола не раскрылась полностью, открыв великолепный обзор.

Бросив взгляд на безоблачное небо, майор вышел на площадку, обращенную к городу.

Вдали высились дома. Небоскребы походили на искореженные бруски, воткнутые в землю. Большинству высотных зданий досталось, когда орудия обстреливали город во время первой высадки десанта. Импульсы выбили из каменных гигантов куски в разных местах; сквозь дыры просвечивало солнце.

Внизу светлой полосой вилась дорога, на пологом склоне гряды разветвлявшаяся на той — одна тянулась к их бункеру, а две другие словно терялись в скалах.

— Всем включить ЛКУ, — приказал Сэм. — И чтобы больше не выключали! Санта, ты слышишь меня?

— Да, командир.

— Клин?

— Так точно! Прием чистый, без помех.

— Ну и отлично, — Семен прошелся вдоль бортика по краю орудийной площадки. — Фил сейчас расскажет, как активировать пушку и раскрыть купол. Выберете по одному бойцу на место наводчика.

— Роджер, давай залазь, — услышал Сэм голос помощника.

— Командир, а можно, я сам за пушку сяду? — спросил Клин.

— Ладно, — разрешил Сэм. — Фил, объясни им, как обращаться с орудием.

В эфире царила тишина. Майор посмотрел на киборга. Тот что-то вычитывал на панели управления, сморщив лоб и шевеля губами, и явно не слышал командира. Семен поднял забрало шлема.

— Фил! — рявкнул он. — Включил «элку», сейчас же!

— Что? — Киборг вскинул голову и непонимающе посмотрел на Сэма.

— «Что, что»… «элку» включи!

— А, сейчас.

— И давай, расскажи ребятам, что с пушками делать, чтобы они времени не теряли.

— Это я мигом!

Фил начал объяснять, как активировать импульсные пушки, как управлять ими, как раскрыть защитный купол.

Вскоре Сэм увидел, как стали раскрываться створы над другими двумя бункерами, и сразу стало понятно, куда ведут две дороги. Все три бункера расположились на одной высоте, по небольшой дуге. Крайние орудия смотрели друг на друга. Семен задал увеличение на тактическом экране, но тот барахлил после встречи с шипом киборга: изображение расплывалось. Майор выругался.

— Ты чего? — спросил Санта.

— Ничего. Хотел, чтобы ты помахал мне ручкой, но экран плохо работает. Дерьмо!

— А, понятно. Я тебя тоже отсюда не вижу.

— Хоть «элки» работают, и то хорошо. Ну как, разобрались с управлением?

— Почти, — ответил Клин.

— Да этот тупица совсем объяснять не умеет, — зло фыркнул Роджер.

— Я не умею?! — завопил Фил. — Если ты тупой, то не вини в этом других! Клин вон все понял.

— Ты на меня не ори! — повысил голос его оппонент.

— Прекратить! — остановил их Сэм. — Фил, объясняй четче, а ты, Роджер, слушай внимательнее.

— Я и слушаю…

— И сам головой думай, — перебил его командир, — понял?

— Понял, — пробурчал киборг.

Фил снова приступил к объяснениям. Когда ознакомительный курс был пройден, Сэм сказал:

— Вы теперь потренируйтесь, но только без пальбы.

— Хорошо! Ясно! — ответили наводчики. А Семен заново осмотрел позицию.

Теперь они занимали укрепленную возвышенность и имели на вооружении три пушки. Противник наверняка пойдет по этой дороге. Семен вызвал на тактический экран шлема карту местности. Из-за повреждения изображение было искаженным, и майор обычно отключал его, делая просто прозрачным, чтобы не мешало в схватках, но сейчас картинки, выдаваемой экраном, вполне хватало. Других подъездных путей к гряде майор на карте не обнаружил, и визуальный осмотр дал тот же результат. Они будут встречать врага лоб в лоб, имея тактическое преимущество. Но вот численное было на стороне врага, и притом такое, что даже считать не хотелось.

— Командир, а если дать пару залпов по тем склонам и завалить дорогу? — предложил Санта.

— А потом гадать, через какую дыру они еще пролезут?

— Хотя да, точно.

— Слушайте все. Наводчики пусть тренируются, командиры двадцать пятого и двадцать шестого расчетов — Клин и Санта, — назначьте по одному человеку на дежурство, остальным отдыхать, — приказал майор. — Клин, скажи Станиславу, чтобы выбрал себе позицию и помоги ему оборудовать ДОТ.

— Хорошо, — ответил тот.

— Все. Начинаем ждать.

* * *

Лима сидела и смотрела на пламя костра. Мысли путались, ей хотелось тряхнуть головой в надежде на то, что все встанет на свои места.

Люди вокруг суетились, дети играли, но она не замечала. Воспоминания вихрем кружились перед глазами. Охотница морщилась, пытаясь разобраться, какие из них настоящие. Но это не удавалось.

Лима злилась, нервно теребя в пальцах щепку. Разломав ее, она выбросила оставшиеся куски в огонь и оторвала лоскут от одеяла, которым были накрыты ее плечи, и стала рвать его на мелкие кусочки.

Не выдержав, она вскочила, отшвырнула одеяло, подхватила лазерный разрядник и отпихнула попавшегося на пути мужчину, быстрым шагом вышла из помещения. Все разом замолчали, провожая ее удивленными взглядами. Никто не сказал ни слова, не попытался ее остановить.

Лима спустилась по лестнице, из ее глаз лились слезы. Она не стала их вытирать, только моргала, чтобы лучше видеть. Ночь была темной, луна только рождалась, светясь тонким полумесяцем, и ступени были едва различимы, но Лима ни разу не оступилась и не задела ни одного камешка. Старые навыки остались при ней. Покинув дом и оказавшись на улице, Охотница шла не останавливаясь, а потом побежала.

Изо всех сил — так, что ветер зашумел в ушах.

Она неслась по улице, не обращая внимания на то, мимо чего и кого она пробегала. Сейчас ей было все равно. Однажды ей вслед раздался одинокий выстрел. Луч, разогнав темноту, прошел мимо и рассыпался искрами, вонзившись в бетонный обломок, а Лима даже не остановилась и не замедлила бега.

Ветер высушил слезы и словно очистил ее разум.

Она остановилась, только пробежав пару километров. Заскочив на первый этаж какого-то дома, она прижалась спиной к стене и отдышалась.

«Плевать! — решила она. — У меня и раньше не было воспоминаний, и ничего, справлялась. А сейчас они есть, но оказывается, что не настоящие. Раз так… Значит, забуду все, что со мной происходило, и буду продолжать жить. Придется вычеркнуть из жизни еще три года. Подумаешь! Тремя годами больше, тремя меньше. Зато снова есть цель. И теперь есть реальная возможность переломить ход событий. Если все то, что рассказал Морган, правда, то Единению и Хозяевам может прийти конец. Ну, а если старый киборг все это выдумал… то попробовать все равно стоит! И сейчас от меня зависит судьба всего человечества».

Девушка усмехнулась. А ведь и правда зависит! Как бы это пафосно ни звучало. Сейчас она обладает знаниями, которые могут помочь людям навсегда избавиться от агрессора. Но у нес в арсенале пока только знания. Неплохо бы еще обзавестись оружием. Нужно найти Ахравата и забрать у него вторую часть вещи.

Лима засмеялась — минус три года и еще несколько дней. Снова ей предстоят поиски киборга, у которого нужный ей артефакт.

Чтобы идти к Ахравату, необходимо вооружиться.

Охотница несколько раз глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Лучшего оружейника, чем Кузнец, она не знача. До квартала, где раньше располагалась его мастерская, путь был не близкий.

«Ну и хорошо, — подумала Лима. — Заодно и разомнусь».

Она еще не чувствовала прежней силы. Организму требовалось время на восстановление. Придется быть настороже: похоже, это единственный район города, где нет чужаков. Зато полно киборгов. Встречать их с одним лазерным разрядником Лиме не хотелось. Пусть первая стычка с ними и разрешилась в ее пользу, но тех, в смотровой вышке, она просто застала врасплох, а если встретятся более крупные отряды, то выйти из схватки живой будет очень трудно.

Она осторожно выглянула на улицу. Она не забыла луч, посланный в спину. Вокруг было пустынно.

Лима быстро пересекла улицу и стала пробираться через развалины домов. Часто ей приходилось останавливаться, потому что она слышала голоса и чувствовала движение за стенами, видела свет в окнах.

Она никак не могла привыкнуть, что люди стали чувствовать себя свободней. Что теперь им уже не нужно таиться в темноте, опасаясь разгуливающих всюду зомби и властвующих над городом банд прислужников.

Хотя, как и прежде, группировки киборгов правили городом, но они уже не могли безнаказанно бесчинствовать. Жители Ассема организовались в небольшие общины и создали что-то вроде руководящего органа, активно поддерживаемого солдатами армии освобождения.

Лима однажды уже испытывала подобное, когда пришла в себя в развалинах сгоревшего собора на окраине небольшого поселения возле Старгарда — одного из трех городов, оставленных Хозяевами на планете. Остальные были безжалостно уничтожены, буквально стерты с поверхности планеты. Захватчики сделали это, чтобы не плодить очагов сопротивления. Ведь тремя городами проще управлять, нежели целой планетой. Лима подозревала, что подобное произошло и на других порабощенных мирах.

Охотница помнила, как, очнувшись тогда, шесть лет назад, она была в панике, ничего не понимала, не знала, почему там оказалась, хотя точно знала, где именно она находится.

Вот и сейчас у нее было схожее чувство.

Но Лима уже решила, что если судьба в очередной раз сыграла такую злую шутку, то так тому и быть. Она примет новые правила.

Девушка собралась и продолжила свой путь.

Чем ближе к центру города, тем обстановка становилась опаснее. Повсюду валялись мертвые тела людей и киборгов. Изредка попадались трупы чужаков. Лима задержалась возле одного, чтобы получше рассмотреть — массивные ноги, короткое туловище, покрытое бугристыми мышцами, длинные трехпалые руки. Лима решила не задерживаться долго на открытом пространстве — у нее еще будет время разглядеть чужаков, — и продолжила путь.

Кое-где слышалась стрельба. Несколько раз мимо проходили немногочисленные отряды киборгов. Они еще не до конца осознавали, что началось новое вторжение и, судя по разговорам, считали, что это касается только солдат армии освобождения.

Но девушка уже знала, что это не так.

Когда она добралась до мастерской Кузнеца, то не стала спешить и некоторое время наблюдала за входом. Дважды за полчаса в лавку наведывались киборги. Лима с удивлением отметила, что дверь в мастерскую не была заперта. Это значит, что у Кузнеца шла сейчас активная торговля.

Выбрав момент, когда все посетители покинули лавку, а улица опустела, Лима быстро подбежала к двери и неслышно проскользнула внутрь.

В мастерской почти ничего не изменилось — тот же запах раскаленного металла, жаркий воздух, разве что доспехов и оружия совсем мало. Что неудивительно, учитывая, какой популярностью сегодня пользовалась лавка.

В торговом зале никого не было. Из-за двери в мастерскую доносился визг точильного камня.

Лима зашла туда. За станком сидел Владислав — помощник Кузнеца. Он не сразу увидел Лиму, сосредоточенно затачивая короткий, широкий меч.

— Здравствуй, Влад, — сказала Охотница, чуть повысив голос, чтобы перекрыть визг наждака.

Помощник бросил на нее короткий взгляд, потом снова опустил глаза на свою работу и… замер.

Он вскинул голову и вперился в девушку взглядом.

— Какого Зодчего? — ошеломленно выдохнул Владислав. — Ты откуда взялась?

— Откуда и все берутся.

— Ну уж нет! Я вот точно знаю, что меня женщина родила, а вот тебя вряд ли!

— Значит, считай, что я демон. Я тоже рада тебя видеть. Где Кузнец?

— Вот гадство, — досадливо поморщился Влад. Встал, повертел в руках клинок. — Из-за тебя кромку запорол. — Он со злостью отбросил меч в угол.

— Переживешь. Так где хромой? Владислав поднял на нее взгляд:

— Нет его.

— Когда приде…

— Убили его. Возникла пауза.

— Когда? — спросила девушка.

— Года полтора назад.

— Не может быть, — удивленно нахмурилась Лима. — Я приходила к вам в прошлом месяце, он жив был…

И тут же осеклась, поняв, что ошибается.

— У тебя с головой все в порядке, подруга? Ты к нам три года носа не показывала, — пробурчал Влад.

Лима закрыла глаза и стиснула зубы, скрывая свои чувства. Ложные воспоминания были такими реальными… Они все еще мучили ее, заставляя путать настоящее с вымыслом, навеянным машиной.

— Да, извини, я перепутала, — произнесла девушка.

— Не слабо перепутала! Не-е-е-т, что хочешь говори, но с головой у тебя проблемы.

— Пусть так, но тебя это не касается, — огрызнулась Лима.

— Знаешь что?! — Влад поднялся со стула. — Ты не у себя дома. Хочешь норов показывать — вон, ступай наружу. Там развлечений сегодня хоть отбавляй! Я тебе не Кузнец — потакать твоим капризам не буду. Давай, проваливай!

Лима презрительно усмехнулась:

— Я вижу, что ты не Кузнец. И никогда им не будешь! Кузнец был человеком, а ты жалкое подобие.

Она развернулась, чтобы уйти, Влад провожал ее хмурым взглядом.

— Лима! Подожди! — позвал он ее, когда она почти дошла до выхода.

Девушка остановилась и ждала, не оборачиваясь, что он еще скажет.

Влад вышел из мастерской, вытирая руки о передник.

— Перед тем как его убили…

Он упер руки в бока и, вскинув голову, смотрел на Охотницу.

Лима повернулась к нему. Владислав продолжил:

— Примерно за неделю до смерти он закончил делать для тебя новые доспехи. Тогда уже никто не верил, что ты жива. Ну, кроме Аса и этого вояки, командующего гарнизоном, майора Кочетова.

— Давно видел Аса?

— Он ко мне захаживает иногда. Но редко — его амуницией армейские снабжают.

— Ты сказал «майор», но Сэм был капитаном, насколько я помню.

— Может, и был, — согласился Влад, — только он давно уже майор.

— Понятно, — кивнула Лима.

— И старик мой верил, что ты придешь. Все время ждал, доспехи готовил для твоей проверки, правда, за полтора года сменил их раз пять.

Теперешний владелец оружейной лавки прошел к шкафу в углу. Открыл его и достал матерчатый мешок, внутри звякнул металл.

Влад протянул узел Охотнице:

— Он сказал, что эти тебе должны понравиться. Лима взяла увесистый мешок и, развязав горловину, заглянула внутрь.

Металл тускло поблескивал, отражая проникающий сквозь сетку материи свет биоламп.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

— Мне-то за что? Кузнецу спасибо надо говорить. Проверять не будешь?

— Нет, мне нечем. Я, в общем-то, за оружием к вам и шла.

— А, ну да. Зачем еще можно к нам прийти? Не самочувствием же интересоваться!

— Влад! Ты же только что меня выгонял! Ни за что не поверю, что сейчас вдруг растаял.

— Да нет! Я, как и раньше, тебя терпеть не могу, — с серьезным видом ответил он. — Но вот Кузнец тебя уважал. А он в людях разбирался. Будешь доспехи надевать?

— Угу, — ответила Лима.

— Тогда дверь запри, а я сейчас.

Владислав вышел из комнаты, а Лима заперла дверь па массивный засов, вернулась к столу и вытащила доспехи из мешка. Она разложила их на столе, потом сняла те, которые были на ней, и начала облачаться в новые.

Когда она уже почти закончила, Влад появился вновь, неся в руках длинный сверток.

— Подожди, помогу, — сказал он. Положил сверток на стол, тяжело стукнув по пластику столешницы, и подошел к Лиме сзади.

— Ты не знаешь, что за ерунда в городе творится? — спросил он, затягивая крепежный ремень.

— Только то, что мне рассказали.

— Подними руку… ага, вот так. И что же?

— Один киборг сообщил, что эти чужаки были вызваны Хозяевами из другой галактики, из такого же порабощенного мира, как наш. Хотя Морган мне об этом ничего не сказал.

От удивления Влад опустил руки:

— Морган сказал?! Морган?! Сегодня что, полнолуние, что ли? Мертвецы оживают!

— Ну, я пока еще живая, если ты про меня говорил. — Лима даже не улыбнулась. — И умирать не собиралась, да и не собираюсь.

— Но Морган!

— Когда я оставила его позавчера, он тоже был еще жив.

Владислав покачал головой:

— Когда началась вся эта кутерьма, я знал, что без тебя не обойдется.

— Тогда чего же так удивился, когда я пришла?

— А ты бы не удивилась, когда… — Он махнул рукой. — В общем, не важно. Вот, держи.

Он взял со стола сверток и передал ей.

Лима развернула кусок ветоши, и в руках у нее оказался длинный обоюдоострый клинок с резной, загнутой гардой и обмотанной шероховатым и в то же время приятным на ощупь пластиком рукояткой.

Лима сделала несколько рубящих движений, и даже при таких слабых ударах лезвие тонко пело, рассекая воздух.

Охотница оценила отличный баланс и отменную заточку оружия.

— Твоя работа, — догадалась она.

— Моя, — кивнул Влад. — Начинали вместе с Кузнецом, заканчивал сам.

— Ну, теперь и тебе спасибо.

— Свое спасибо — себе оставь. Если понравится, принесешь мне за него столько, во сколько сама оценишь.

— Договорились.

— А теперь иди, устал я от тебя, — недовольно фыркнул Влад.

— Хорошо. Скажи мне только, где я смогу Аса найти?

— Насколько я знаю, он жил вместе с девчонкой-клоном рядом с Торговой площадью. Может, помнишь, там раньше лавка старьевщика была.

Лима кивнула:

— Помню.

Она уже собралась уйти, но повернулась и спросила:

— А кто Кузнеца убил?

— Не знаю. Пришел однажды киборг от одного из новоявленных главарей, их жепосле смерти Моргана… — Тут он запнулся. — Ну, в общем, когда Морган исчез, за его место такая драка началась, что этих самых главарей было, что насечек на напильнике. Они с этим посланником о чем-то пошептались, и Кузнец вышел, сказав, что скоро вернется. Но так и не пришел. Позже, примерно через месяц, его тело выловили из реки, у пирса. Больше я ничего не знаю. Я даже представить не могу, чем его могли так заинтересовать, что он поперся за этим киборгом.

Девушка вздохнула.

Помолчала с минуту, нахмурившись, словно отдавая дань памяти прежнему хозяину кузницы, и сказала:

— Я пошла.

— Удачи тебе, Охотница.

Лима кивнула и вышла из лавки.

* * *

Атаки противника начались с закатом, когда местное солнце окрасило пики Великой Короны в багровые цвета.

— Движение на сканерах, — объявил Пирс.

— Наконец-то, — пробормотал Рок, — все затекло уже.

— Сейчас разомнешься, — пообещал Пирс. — Есть визуальный контакт.

— Приготовились, — сказал Сэм.

Но все и так были готовы. Они ждали наступления уже несколько часов и восприняли появление противника даже с некоторым облегчением.

— Они остановились, — комментировал Пирс. Его сканеры улавливали картинку гораздо дальше, чем могли видеть остальные, поэтому пока он передавал информацию по «элке».

— Наверное, увидели, что створы открыты, — предположил Холод. — Будут бояться залпа орудий.

— Скорее всего, — согласился Ларе.

— Ничего, сейчас осмелеют, — протянул Ворон. — Особо если переделанные есть, этим все по хрену!

Прошла минута, и всем стало видно, что по направлению к бункерам движется толпа, потом она разделилась на две части, и одна продолжила наступление, а другая осталась позади.

— Ворон, как только тебе это удается, а? — удивленно сказал Пирс. — Переделанные поперли.

— Это житейская мудрость, — важно сказал Ворон.

— Да у тебя мудрости, как у моей сестры, — подначил Джонс.

— Знал я твою сестру, — ответил Ворон, — смышленая деваха, и в постели ничего…

Киборги захохотали, но их смех тут же оборвался — по бункерам ударил шквал лазерных лучей, заставив спрятаться за полуметровым парапетом.

Та часть наступающих, которая отстала, рассредоточилась и открыла огонь, прикрывая переделанных, разделившихся на три группы и ринувшихся в атаку.

Только Сэм остался стоять — его броне лазерные лучи были не страшны.

— Что, испугались? — он хмыкнул. — Это вам не языками чесать, давайте поработаем.

Он прицелился и выстрелил.

Киборги высунулись из укрытия и, выставив винтовки над парапетом, открыли огонь. Заряды плазмы покрошили мчащихся напролом переделанных и обрушились на прикрывающих киборгов.

Кто-то из десантников вскрикнул и выругался, когда луч задел его.

Но постепенно огонь противника стал не таким плотным, как вначале, а через какое-то время прекратился совсем. Киборги отступили.

— Сейчас снова пойдут, — произнес Ворон и оказался прав.

Враги наступали немногочисленными группами сразу по трем направлениям. Киборги разделились. Одна часть понеслась но правому флангу: они прыгали по скальным склонам, направляясь к бункеру Санты. Другая часть перемещалась перебежками, прячась за разбросанные валуны. По центру атаковали переделанные.

— Санта, к тебе «гости» по правому флангу, — передал майор.

— Мне их не достать, — ответил помощник.

— Значит, готовься к близким контактам…

— Вдруг прямо перед Сэмом замерцал воздух, и сильный удар отбросил майора назад. Семен наугад взмахнул прикладом винтовки, но ни в кого не попал.

— Мимики! — крикнул он.

А вокруг уже шел бой. Невидимые киборги были в бункере.

Их можно было заметить только по искажению, которое давала маскировка при передаче изображения.

Загудели виброножи.

Рок вскрикнул, когда лезвие полоснуло его по спине. Майор выстрелил, рассчитав местоположение мимика. Заряды отшвырнули сразу ставшего видимым киборга к парапету.

Семен краем глаза заметил еще одного, выпустил лезвие и рубанул наотмашь. Кровавые брызги полетели из пустого места и повисли в воздухе.

— Это он! Стреляйте! — закричал Семен. Сам он не успевал развернуться. Фил и Холод уже сообразили, что кровь попала на невидимку, выдав его, и одновременно всадили в мимика несколько зарядов.

Сэм переключил визор шлема на тепло. Кроме него и троих десантников в бункере никого не было.

— Чисто, — сказал майор, быстро переключил экран в обычный режим и бросился к парапету. — Рок?

— За собой смотри, командир, — ответил тот. Противник был уже возле бункера.

Семен открыл огонь, и почти сразу к нему присоединились остальные.

— Санта, как у вас? — запросил он.

— Справляемся. Лезут, как тараканы. Слышал, у вас мимики были?

— Да, — ответил Сэм, всаживая заряд в очередного врага. — Трое. Клин, что у тебя?

— Невидимок Пирс сразу засек, пятерых прикончили, — отчитался тот. — Сейчас в тир играем.

Постепенно обороняющиеся расстреляли нестройные толпы врагов, заставив киборгов откатиться назад, и с азартом и руганью добили упрямых переделанных.

Через какое-то время враги снова перешли в наступление, и весь оставшийся вечер активность нападающих была довольно высокой.

Противник проводил небольшие пробные вылазки, которые тут же пресекались десантниками, но зато следовали одна за другой, не давая обороняющимся передышки. Атакующие несли минимальные потери, отступая, едва вступив в перестрелку.

Вечер на Олимпе плавно перешел в ночь.

Сэм понимал, что задачей этих передовых отрядов было вымотать их и постоянно держать в изнуряющем напряжении.

Майор запретил использовать орудия до подходящего момента, поэтому приходилось подпускать противника довольно близко. Штурм-пулемет Ковалькова Семен тоже решил оставить в резерве.

Заряды плазмы и лазерные лучи раскрасили ночь смертоносными фейерверками.

— Командир, — позвал Санта, — может, будем по одному отправлять на отдых?

— Мы не можем, — ответил майор. Он и сам уже думал об этом, но при такой численности еще уменьшать количество активных бойцов не имело смысла и даже могло быть опасно. — Надо держаться.

— Хорошо, — согласился помощник и тут же заорал: — Вот, гад! Не упустите его!

Из рядов атакующих вырвался особо прыткий киборг и, петляя, побежал к бункеру Санты.

— У него что-то за спиной! — сказал Пирс.

— Подорвать нас хочет?!

— Вали его!

Киборги на орудиях начали палить по бегуну, но их заряды только вспахивали грунт. В темноте попасть было трудно.

Стоявшие у парапета бойцы начали вести почти непрерывный огонь по бегущему киборгу.

— Эй-эй-эй! Не увлекайтесь! — остановил их майор. — Станислав, на всякий случай приготовь пулемет.

— Уже готов.

Сэм и сам стрелял, только как-то отвлеченно, он словно ослеп, перед глазами двигалась темная масса, вот по ней он и палил.

Он поморгал и перевел взгляд на ряды остальных наступающих.

— Вот сука! Я не могу по нему попасть, он скачет, как долбаный мячик! — кричал Веселый Роджер со второго орудия.

— Я тоже мажу, мать его! — вторил ему Фил.

Тем временем все больше противников подбирались ближе. Ситуация могла стать критической.

— Да снимите же его кто-нибудь! — сердито крикнул майор. Сам он уже начал стрелять по другим целям.

— Командир, — позвал Ковальков, — они близко. Мне стрелять?

— Нет еще! Я скажу когда. Санта, вы что там делаете?!

— Никак не можем его завалить!

— Он же подорвет вас сейчас!

— Есть! Я попал в него! — радостно завопил Джонс. Яркий взрыв громыхнул недалеко от среднего бункера.

— Ну, наконец-то! — недовольно сказал Сэм. — Теперь быстро очистить свои сектора. Развлечений вам мало? И впредь всем быть внимательнее.

— А ведь он и правда «заряжен» был! — хмуро пробормотал Фил.

— Про это я и говорю, — Семен был недоволен. Его люди расслабились — слишком устали.

— Рядовой Ковальков, — позвал он.

— Слушаю!

— Теперь твоя задача быть у пулемета. Постоянно! Разрешаю открывать огонь в случаях, подобных этому. Но без нужды не вскрывайся, понял меня, Станислав?

— Так точно. Без нужды не вскроюсь. Штурм-пулемет заработал только часа через три, в течение которых десантники отбили еще две атаки. Потом была короткая пауза, и на дороге появилась гравитележка, загруженная угловатой установкой.

— Что за хреновина? — озадаченно спросил Санта.

— На бомбу похоже, — предположил Фил.

— Бомба уже была, наверное, это что-то другое, — сказал Роджер.

— Пирс, расскажи нам? — спросил Сэм.

— Пока не пойму, но штука стационарная. К нам она не полетит, а вот выстрелить чем-нибудь определенно может — ускорители имеются. Внимание! Стреляют!

Установка окуталась призрачными огнями, и в сторону обороняющихся по всем трем направлениям устремились рои тонко визжащих снарядов.

— В укрытие! — крикнул Сэм, а сам спрятался за парапетом.

В следующую секунду в бункер влетели заряды. Они врезались в потолок, стены, само орудие и с оглушающим хрустом взрывались. Сотни тысяч осколков разлетелись в разные стороны, вонзаясь во все, что попадалось на пути. Все три бункера окутались облаками пыли: и снаружи, и внутри.

Сэм спрятал под себя винтовку и отвернулся к парапету, убрав из-под удара забрало. По бронекостюму застучали осколки. Кто-то из его людей вскрикнул.

— Не высовываться! Беречь оружие! — говорил Сэм по ЛКУ.

Рок негромко повторял одно и то же ругательство, пока смертельный дождь поливал все вокруг.

— Кого зацепило? — спросил майор.

— Ларса, — ответил Клин. — Ему всю спину перепахало.

— Станислав, сможешь достать это штуковину?

— Попробую, но не уверен — она слишком далеко. И я сейчас ничего не вижу.

— Пробуй, — приказал Сэм, привставая. — Пирс, твои сканеры в порядке?

Сам он ничего не видел из-за каменной пыли, повисшей в воздухе вокруг бункера. -Да.

— Дай направление Станиславу!

— Пальни пару раз, — сказал киборг пулеметчику. Ковальков сделал несколько выстрелов.

— Правее и чуть выше, — направлял Пирс. — Да, так, хорошо, почти достал. Теперь немного влево.

Рычание штурм-пулемета было слышно даже Сэму. Внизу раздался взрыв, и полыхнула вспышка.

— Готово! — отрапортовал Пирс. — Они наступают. Пыль уже начала рассеиваться, и стали видны быстро приближающиеся темные фигурки врагов.

— Как там Ларе? — спросил майор.

— Я в порядке, командир, — ответил раненый сам.

И тут же застонал и выругался:

— Осторожней ты, не пулемет свой чистишь! Сэм понял, что Станислав обрабатывает киборгу раны.

— Хорошо, заканчивайте. Всыплем им! — крикнул Семен и открыл огонь.

Постепенно его поддержали и остальные. Противник вынужден был снова отступить.

Вылазки прекратились лишь с рассветом. Но затишье продолжалось недолго.

Едва настало утро, как враги опять пошли в атаку.

— Ты смотри! Снова прут! — устало удивился Рок, недоверчиво покачав головой и поднимая винтовку к плечу.

— Вот это да! — воскликнул Коротышка Джонс. — Их же там без счету.

— Этого мы и ждали, — сказал Сэм. — Началось. Наводчики, к орудиям.

Внизу собиралось внушительное войско. Блеск имплантов и оружия, гул от топота тысяч ног и урчание техники. Это действовало устрашающе.

— Соберитесь, — проговорил Сэм. — Нужно выстоять во что бы то ни стало.

— Выстоим, майор, — ответил ему Холод.

— Само собой, — поддержал Клин, — и, Ворон, если ты сейчас хоть слово скажешь, я не поленюсь добежать и лично тебя пристрелить!

— Не! Я сам его кончу! — сказал Санта. — Я ближе.

— А что я? — ответил Ворон. — Я ничего и не сказал.

— Вот и не говори!

— Да пошел ты, Клаус.

— Идут, идут, — закричал Фил. Ему было лучше видно — на тактическом мониторе радара пушки отображалась увеличенная картинка. — Несколько тысяч. Впереди техника: гравициклы и мобили. Ты смотри, они как на прогулку едут.

Сэм подошел к орудию, забрался на него и взглянул на экран.

— Смотри, майор, там не только железяки, а еще ипеределанных полно.

— Вижу. Наверное, поэтому и тянули так долго — войско себе делали.

— Ну, теперь все отстойники на клон-фермах пустые.

— Улицы города, скорее всего, тоже, — хмуро добавил Сэм. — Давай, Фил, угости их.

Майор спрыгнул с подножки, оставив наводчика одного.

— Сейчас.

Киборг навел орудие, целясь по тактическому экрану.

— Та-а-ак, кто будет первым? — бормотал он себе под нос. — Ага… вот ты мне НЕ НРА-ВИШЬ-СЯ!

Фил нажал клавишу спуска. Стволы дернулись, и два прозрачных сгустка энергии, заключенной в силовые поля, с визгом устремились к своим целям. Вибрация первого выстрела заставила всех сморщиться от противного всепроникающего зуда.

— А-а-а, ненавижу это, — процедил Пирс у своего орудия. — Даже уши заложило.

— Кажется, что зубы крошатся, — согласился Холод.

Вдалеке, там, куда попали импульсы, поднялись столбы пыли. Маленькими темными фигурками разлетелись оказавшиеся под ударом враги.

— Ух! — воскликнул Фил. — Как мне это нравится!

— Дорвался, — улыбнулся Холод, — нам оставь парочку!

— Там на всех хватит, — ответил Фил, снова нажимая на спуск. Ему вторили и другие два орудия.

Через несколько минут в бой вступило все подразделение.

Из рядов противника взвились и, оставляя за собой дымные следы, понеслись к бункерам несколько ракет.

— Ракеты! — закричал Холод.

— Сбивайте их! — завопил Сэм.

Фил быстро перенаправил орудие, и пушка выплюнула импульсы. Сгустки силового поля снесли три из семи ракет, полыхнувшие огненными шарами. Роджер сбил еще одну. Но три оставшиеся летели на цель.

— В укрытие! — скомандовал Сэм, хотя их бункеру ничто не угрожало. Одна ракета прошла над бункером Санты, вторая вонзилась в склон недалеко от пушки Клина, а третья влетела к ним в бункер.

Орудие перестало стрелять.

— Клин!

— Его больше нет, — ответил через некоторое время Ковальков. — Остальные живы.

— Как пушка?

— Еще не знаю.

— Проверяй, и если в порядке, то сажай кого-нибудь за нее или сам садись.

— Джонс, давай! — приказал Ковальков.

— Холод, прикрой их направление. Санта, тоже дай одного из своих.

— Ворон, помоги, — сразу сказал помощник.

— Понял, — ответил тот.

Но двух винтовок на то, чтобы сдержать наступление на центральном направлении, было недостаточно.

Враги почти подобрались к бункеру, когда заработало орудие. Первый импульс ушел вдаль, но следующий раскидал первые ряды противника, расплющивая и разбивая тела на части. Потом заработал пулемет.

— Монитор поврежден, — сообщил Станислав, — Джонс стреляет на глаз.

— У него неплохо получается, — одобрил Сэм.

Под шквальным огнем противник откатился, но затем снова перешел в наступление.

У обороняющихся не было и секунды передышки, но они стойко держались. Мгновенно меняя опустошенные обоймы, они вели практически непрерывный огонь. Не хватало времени даже на обмены фразами — все внимание было сосредоточено на врагах. Десантники изредка бормотали что-то себе под нос или коротко восклицали.

Атаку почти удалось отбить, как Фил внезапно крикнул:

— С ними Хозяин!

— Что?! — переспросил Семен.

— Там Хозяин!

— Не путаешь?

— НЕТ!

— Мать вашу! Мы попали! — крикнул Джонс, посылая очередной импульс. Киборг нервничал, и заряд ушел в сторону, следующий тоже не попал куда нужно.

— Не паниковать! — крикнул майор.

— Нам конец! — не унимался Джонс. Потом истерично завопил: — А-а-а… Хозяин… Он уже здесь!

В следующую секунду среднее орудие перестало стрелять.

— Двадцать пятый, ответь! Станислав! — заорал Сэм.

Но в наушниках уже были только предсмертные крики его бойцов с двадцать пятого орудия. Штурм-пулемет Ковалькова надрывался еще с полминуты и замолчал.

— Джонс, Ларс, Станислав! Ответьте!

— Они уже мертвы, — сказал Санта.

— Он сейчас и за нас примется! Что делать?! — завопили киборги.

— Прекратить панику! — приказал майор.

— Какая паника, ты, придурок! Это не паника, это смерть!

— Всем заткнуться, я сказал! — Семен лихорадочно размышлял. Нужно было что-то срочно придумать, иначе конец всему.

Ситуация была смертельно опасной.

И тут Сэм вспомнил Лиму, как она, ни секунды не сомневаясь, бросилась на крышу «Свечки», чтобы вступить в схватку с Хозяином. Он моргнул, сбрасывая пелену страха, и вдруг четко представил себе, что нужно делать.

— Внимание всем! Орудие двадцать шесть, Роджер, ты слышишь меня?

— Да.

— Целься в нас!

— Что?

— Выполняй приказ! Роджер, наводи свои стволы на нас! Скорее! Иначе будет поздно!

Сэм повернулся к киборгу, сидящему на турели, рядом с ним.

— Фил, орудие на двадцать шестого!

— Понял тебя, командир!

Механизмы завизжали, поворачивая пушку в сторону противоположной артиллерийской площадки. Сэм бросил быстрый взгляд на бункер Санты и убедился, что стволы импульсного орудия смотрят прямо на него.

— У нас только один шанс выжить — завалить этого урода, когда он нападет на одну из точек! — быстро заговорил Сэм. — Слушайте меня! Когда эта сволочь атакует, то непременно объявится возле одного из орудий. Фил, Роджер, начинайте говорить! Все равно что, только делайте это непрерывно. Как только один из вас замолчит, другой должен немедленно произвести залп! Ясно?

Киборги не ответили.

— Фил! Ты понял меня?! — заорал майор. Тот не сразу, но ответил:

— Я понял тебя, майор.

— Роджер! Отвечай! — Семен не сводил глаз с противоположной площадки и понимал, что время уходит.

Их самый страшный враг мог в каждое мгновение появиться у одной из установок, тогда их уже ничто не спасет. Единственным выходом было пожертвовать одним из орудий вместе с расчетом, уничтожив вместе с ним и Хозяина. А киборг все молчал.

— Вот мудак, — выругался Сэм. — Санта!

— Тут, — отозвался помощник.

— Занимай его место! Быстрее! Ублюдок сейчас прыгнет!

— Есть, — ответил киборг, и в голосе его не было страха, только суровая решимость.

— Не надо, командир, я все сделаю, — ответил наконец Роджер.

— Хорошо, начинайте говорить.

— Один, — начал Роджер.

— Два, — подхватил Фил.

— Три.

— Четыре…

— Да. Можно и так, — сказал Семен, — считайте, считайте, ребята… Санта, нужно заставить его прыгнуть. Стреляйте!

Сам он вскинул винтовку и начал палить длинными очередями. Бойцы рядом с ним и так не прекращали стрелять, но теперь их огонь стал непрерывным.

Плазма лилась потоками с двух сторон.

Каждый из них с замиранием сердца ждал, кто перестанет считать первым: Фил или Роджер.

— Сорок один, — произнес один киборг.

— Сорок два, — считал второй.

Но Хозяина не было ни у одного из орудий.

— Ну, где же ты? — пробормотал Сэм.

Четверо бойцов защищали одно орудие; четверо, считая Семена, — другое. Либо те, либо другие должны были погибнуть. И не просто, а от рук собственных товарищей. Никто не хотел об этом думать, но счет двух канониров упрямо лез в уши.

— Пятьдесят три.

— Пятьдесят четыре. Потом Роджер не ответил.

Как ни готовился к этому моменту Фил, он не смог среагировать сразу.

Крик Санты резанул по ушам.

— А-а-а, получи, тварь! Получи, мразь! Сэм, он здесь! Полу…а-а-а…

— СТРЕЛЯЙ! — заорал майор Филу.

Стволы дернулись при выстреле. Импульсы взорвали соседний склон. В стороны полетели обломки скал и куски породы. Камень в месте попадания зарядов превратился в пыль, площадка скрылась за ее клубами. На какое-то мгновение наступающие остановились, сотни взглядов устремились на место взрыва.

В эти растянувшиеся мгновения казалось, что у всех разом перестали стучать сердца. У Семена перехватило дыхание. Если Хозяин выжил, то им конец! Конец всему!

«Хотя если бы он выжил, то сейчас был бы уже здесь — уничтожал нас», — пришла мысль.

Первым, как ни странно, опомнился Фил.

Его орудие, загудев, снова повернулось к наступавшему противнику и открыло огонь.

Сквозь уханье выстрелов Семен разобрал, что киборг что-то бормочет…

— За Роджера, за Санту, за Ворона, за Пирса. — Фил прибавлял к каждому выстрелу имя одного из тех, кого ему пришлось только что убить, уничтожая Хозяина.

Оставшиеся киборги продолжили поливать врагов плазмой. Магазины сменялись с неуловимой быстротой. Зарядов никто не жалел.

Защитники бункера стали кричать. Сначала один, потом другой, а затем уже орали все, включая Сэма.

Они вопили, с остервенением всаживая во врагов заряд за зарядом.

Со смертью Хозяина у наступающих пропал боевой запал. Переделанные все так же лезли в атаку, но киборги… киборги, по сути, были людьми. Им были не чужды страх и сомнения. И они стали отступать. Вскоре нападали уже одни переделанные, которые выполняли то, что им было приказано. Не считаясь с потерями и не размениваясь на раздумья.

Но даже одних переделанных было слишком много, и вскоре они подобрались к бункеру.

Фил сделал последний выстрел из пушки и спрыгнул с корзины наводчика.

Враги прибывали нескончаемым потоком. Обороняющиеся едва успевали отстреливаться, иногда не хватало времени даже на перезарядку, и киборги бросались врукопашную.

Тогда сталь сталкивалась с плотью и сталью.

Бункер заполнили вопли раненых и умирающих.

Рок оказался спина к спине с Филом. Они расстреливали врагов, не подпуская к себе. Сэм и Холод уже давно рубились в гуще переделанных. Забрало шлема у Семена рассыпалось крошкой от одного из ударов, и все лицо майора покрылось мелкими порезами. Запас транквилизаторов в аптечке бронекостюма давно закончился, и Сэм бился из последних сил, истошно вопя при каждом ударе.

В большинстве своем нападали переделанные, но попадались и киборги. С ними было труднее всего справляться. Когда на Сэма напали сразу два киборга, ему пришлось перейти в глухую оборону. Удары градом сыпались на десантника. Он едва успевал их блокировать, а киборги явно привыкли работать в паре, и их отточенные комбинации вскоре пробили защиту майора. Мощный удар в грудь опрокинул его на спину. Не дав подняться, киборги набросились на десантника. Семен парировал атаку первого киборга и выставил одно из лезвий в сторону второго. Тот ударом отшвырнул клинок в сторону и направил Сэму в лицо ствол разрядника.

Холод прыгнул на киборга, сгребая его в охапку, и лазерные лучи прожгли бетон рядом с головой Сэма. И пока он расправлялся со своим противником, майор вскочил, снова включился в бой и не подпускал к нему других врагов.

Вокруг Фила с Роком образовалась гора из трупов переделанных.

— Фил, у меня последняя обойма!

— У меня есть еще две!

Киборг стал стрелять одной рукой, а другой быстро запихал магазин напарнику за пояс.

— Отлично, — сказал Рок, — еще повоюем.

— Майора видишь?

— Да, они с Холодом… Куда ты лезешь, сука!

Он всадил заряд плазмы в голову ближайшему врагу и переключился на следующего.

Внезапно сверху послышался вибрирующий гул. В наушниках Сэма раздался четкий голос:

— Майор Кочетов. Вызываю майора Кочетова. Семен, ответь!

— Не-мо-гу!

— Мы сейчас, Семен, держитесь!

Сигнал шел на общей частоте, и остальные бойцы подразделения К-1 его слышали.

Десантные боты садились недалеко от бункера, и их орудия открывали огонь еще на подлете к поверхности.

Поток переделанных стал редеть и вскоре совсем иссяк.

Сэм стоял среди тел убитых врагов. Его качало из стороны в сторону.

Весь бронекостюм был в ожогах, изодран, покрыт кровью, которая стекала по нему медленными ручейками. Недалеко, стоя на коленях, добивал последнего врага Холод.

Рок и Фил медленно брели к командиру, перешагивая через убитых и иногда делая контрольные выстрелы.

Семен, пошатываясь, отошел к орудию и присел рядом с ним.

Когда десантники из прибывшего подкрепления появились в бункере, Сэм все так же сидел, понурив голову. Так, как сейчас, он никогда себя еще не чувствовал. Прибытие подкрепления вызвало в нем такую бурю эмоций, что он едва с ними справлялся. Он испытывал радость оттого, что остался жив, что они победили, что продержались и отстояли позиции. Но вместе с этим он чувствовал себя преданным и опустошенным, ощущал горечь от напрасных потерь и невыносимую усталость.

К нему подошел командир десантной группы, со знаками капитана на плече.

— Майор, у меня для вас новый приказ. Семен не ответил.

— Майор? — Десантник склонился к нему, но не получил ответа.

Капитан снял шлем и снова сказал:

— Майор Кочетов, у меня для вас приказ, вы слышите меня?

Сэм наконец посмотрел на него.

— Вас ждет челнок, он перебросит вас на корабль, там вы получите дальнейшие распоряжения.

Семен ничего не ответил.

Тем временем орудийный бункер заполнялся вновь прибывшими.

Киборги развалились у основания турели и отпускали в их сторону похабные шуточки.

— О! Кавалерия! А мы вас уже заждались!

— Чего бегаете, пи…ры, теперь торопиться некуда.

— Ты смотри, а костюмчики-то новые совсем!

— Ага, ни одной подпалины, давай обновим? Стоявший рядом капитан десантников недовольно посмотрел на Сэма:

— Может, приструните своих бойцов? — бросил он неприязненный взгляд на киборгов.

— А может, ты сам попробуешь это сделать?

— Угу, еще я киборгами не командовал…

— Тогда закрой свою пасть, — заорал Сэм, и вокруг сразу все притихли, — и скажи лучше, почему вы так долго не прилетали?! Сообщение, что ПВО наша, было послано два дня назад! Пока нас тут убивали, вы сидели себе на орбите и яйца чесали! Почему командование так долго не высылало подкрепления?

— Не знаю…

— Если бы ты тут был, наверное, узнал бы! — вся накопившаяся в нем злость, вся обида вырвались наружу. Он понимал, что капитан не виноват, он лишь выполняет приказы, но не мог сдержаться.

Он поднялся и вплотную приблизился к капитану.

— Вы, уроды, не могли пораньше собраться? Если бы вы не затянули с прибытием, я сохранил бы большую часть людей!

— Киборгов… — решил поправить десантник, но тут же отлетел назад — Сэм ударил его.

Все присутствующие замерли в немом недоумении.

— Есть киборги, которые лучше иных людей! — Глаза Сэма горели гневом.

Капитан сначала не мог поверить, что подобное происходит, но потом по выражению лица майора понял, что одно неосторожное слово или движение — и тот сорвется окончательно.

Медленно и спокойно вперед прошел Холод, встал перед командиром, загораживая десантника, и посмотрел Сэму в глаза.

Майор словно не видел его.

— Командир, — сказал Холод.

Это был первый раз, когда он так назвал его, и это на мгновение вывело Сэма из того состояния, близкого к ступору, в котором он находился, и заставило перевести взгляд на киборга.

— Он тут ни при чем, Сэм. Ты же понимаешь, что приказы отдает командование, и, возможно, были причины задержки.

— У командования всегда есть причины!

Семен смотрел в глаза Холода, и постепенно туман гнева, застилавший мозг, начал рассеиваться. Только злость не перестала кипеть в нем.

Он посмотрел на киборга, кивнул головой в сторону, и тот отошел.

Капитан десантников снова стоял перед ним.

— Не сметь оскорблять моих бойцов! — отчеканил Сэм и повернулся к остаткам своего подразделения: — Строиться!

Киборги поднялись и встали поближе друг к другу.

— Приготовиться к погрузке! Шагом марш!

Подразделение ленивой походкой, косясь на десантников, отправилось вслед за своим командиром. Капитан проводил их мрачным взглядом, потом бросил своим людям:

— Занять позиции, осмотреть орудия и привести в боевую готовность. Дежурства в установленном порядке. Давайте, шевелитесь!

Глава 4

Разговор с Владом, как ни странно, подействовал на Лиму ободряюще. Она вспомнила былые времена, когда помощник Кузнеца всем своим видом, словами и поступками показывал, что терпеть ее не может. С тех пор ничего не изменилось… кроме мира вокруг.

Но к этому она привыкнет. Лима уже решила для себя, что делать дальше. Сначала она пойдет к Асу, затем, вместе, они отправятся к Ахравату за второй половиной вещи.

Или, может быть, она отправится к киборгу одна, а Аса пошлет в гарнизон, чтобы передал сведения о планете Хозяев… В общем, видно будет.

Покинув кузницу, Охотница привычно забралась в ближайшие развалины и направилась к торговой площади. Вдалеке раздавались звуки ожесточенного боя. В небе, среди миллиардов звезд, периодически вспыхивали и тут же гасли новые — яркие звезды чьих-то смертей.

Но Лима не думала сейчас о них, словно происходящее не касалось ее, и она существовала в каком-то другом, параллельном мире. Все равно она была не в силах помочь обороняющемуся гарнизону или космическому флоту, на орбите. У нее была своя задача.

Ее мысли занимало другое, совершенно непривычное для нее и в то же время естественное — она думала о встрече с Асом. От возможности вскоре увидеться с ним у Лимы слегка холодило в груди. За время их приключений он стал ей как брат. К тому же она не видела его уже три года. Неожиданно для себя девушка поняла, что скучала по нему. Что ей не хватало его мальчишеской наивности и странной для этого жестокого мира внутренней доброты.

Охотница пробиралась сквозь здания и невольно пыталась представить, какой будет их встреча. Наверняка он обрадуется ей… а может, и просто сдержанно улыбнется, ведь прошло много времени, и он, конечно, повзрослел и посуровел.

Тем временем Лима вышла из одного здания и оказалась перед другим. Оно было расколото надвое. Половинки здания разошлись, и их теперь разделял широкий провал.

Охотница оглядела улицу: соседние дома обрушились и завалили дорогу. Требовалось либо идти в обход, либо заходить внутрь и пытаться пройти строение насквозь. А если и так не получится, то перепрыгивать через провал. Лима прикинула на глаз расстояние между половинками здания — если прыгать по диагонали со второго на первый этаж, то вполне реально преодолеть завалы, или же придется подняться повыше и попробовать оттуда. Она никогда не любила обходные пути, тем более что за три года ее отсутствия местность могла измениться, и никто не гарантировал, что при обходе она снова не попадет в тупик.

Лима зашла в дом и сразу поняла, что путь через первый этаж закрыт — коридор был захламлен и местами завален обвалившимися стенами. Она поднялась на второй этаж, и там тоже пропетляла, пробираясь через комнаты. Один раз даже пришлось вылезти через окно наружу и забраться через следующее, цепляясь за выбоины во внешней стене.

Уже почти подойдя к пролому, девушка наткнулась на труп киборга. В его груди зияли две продолговатые дыры с обугленными краями. Все тело было иссечено полосами ожогов, словно его хлестали огненным кнутом.

И тут ей показалось, что откуда-то снизу раздался металлический лязг. Девушка замерла и прислушалась. Она не ошиблась — звук повторился. Пригнувшись, Лима стала медленно и бесшумно пробираться вперед. Около самого пролома она присела, потом растянулась на полу, взявшись за край дыры, осторожно подтянулась и выглянула.

Внизу, в заваленном со всех сторон каменными обломками закутке, копошились с десяток существ. Судя по всему, они собирали какую-то установку. По бокам от бедра, заканчиваясь выше головы, у каждого чужака торчали длинные плоские наросты, похожие на сужающиеся к концам палки; у некоторых на спинах имелись выпуклости, похожие на горбы.

Лима насчитала девять существ. Пришельцы работали слаженно, двое вбивали опоры в бетон пола, трое собирали устройство, остальные стояли, приложив руки к бедрам, и осматривали все вокруг.

Когда устройство было готово, чужаки разошлись в стороны. Один остался возле установки и, взявшись за рукоятки, направил ее в пол. На конце конусообразного ствола засветился яркий синий огонек, затем конус раскрылся, выплюнул сверкающий молниями шар и мгновенно снова закрылся. Шар ударил в пол, раздробив бетон. Каменные осколки глухо застучали по телам чужаков, но те не обращали на это внимания. Управляющий устройством пришелец выстрелил еще раз, потом еще и еще.

Постепенно в полу образовалась глубокая дыра. Чужак перестал стрелять, и пришельцы сгрудились вокруг проделанной ямы, заглядывая внутрь. Потом разошлись, и шары из молний снова полетели вниз. Оттуда начал подниматься темный дым, и Лима почувствовала запах горелой плоти. Девушка поморщилась. Ей стало интересно, что могло так вонять, во что стреляли чужаки? Она подтянулась и буквально повисла над проемом, пытаясь разглядеть, что находится в яме.

Лазерный разрядник свесился у нее с плеча и съехал вниз по руке, задев о камень. Металл негромко звякнул, и головы чужаков резко повернулись вверх. Восемнадцать пар светящихся красным глаз уставились на нее. Охотница увидела, что их лица закрывают маски с дыхательными прорезями на правой стороне.

Лима сразу отпрянула в темноту и откатилась подальше. Конус установки метнулся в ее сторону и выстрелил. Шар ударил в потолок и взорвался яркой вспышкой, засыпав девушку каменным крошевом. Отсюда через провал было не перепрыгнуть. Охотница вскочила и побежала назад, к лестнице. Пришельцы понеслись в ту же сторону, что и она, только этажом ниже. Похожие на палки наросты на ходу засветились оранжевым. Чужаки отцепили их. Теперь каждый из них был вооружен тускло светящимися клинками, похожими на полосы раскаленного металла. Лима подбежала к лестнице, когда к ней снизу выскочили чужаки. Девушка рванула наверх, а сзади слышался тяжелый топот. Восемь лестничных пролетов — четыре этажа Лима преодолела за несколько секунд, перепрыгивая сразу через три ступеньки.

На пятом она свернула в коридор и понеслась изо всех сил.

Впереди показался пролом; Охотница была уже достаточно высоко, чтобы перепрыгнуть его. Она разогналась, толкнулась от края и, поджав ноги, перелетела провал. Пружинисто приземлилась на четвертом этаже второй половины здания, перекувырнулась через спину и, увидев, что преследователей нет, остановилась. Отдышавшись, Лима осторожно пошла назад. Прижалась к стене спиной, аккуратно приблизилась к провалу и посмотрела наверх.

Чужаки стояли на краю, этажом выше, словно ждали ее. Светящиеся оранжевым клинки расставлены в стороны, красные огни глаз обращены на нее.

Охотница поняла, что они ее видят. Тогда она спокойно отошла от стены и приблизилась к краю.

Впереди перед собой она заметила оранжевое свечение. Чужаки бежали по четвертому этажу на своей половине дома, но, добравшись до края, тоже остановились. Еще несколько пришельцев подбежали к пролому на третьем этаже. Теперь их уже насчитывалось около двадцати. Они стояли напротив девушки, над ней и снизу.

Лима усмехнулась.

— Ну, будем полагать, официальное знакомство состоялось, — пробормотала она. — Интересно, что дальше?

Пришельцы не издавали ни звука и не двигались. На плечи некоторых из них со спины взобрались существа, похожие на собак, только с длинными, почти полуметровыми клыками, торчащими вперед. И Лима поняла, что за горбы несли на спинах чужаки.

Прошла почти минута противостояния. Девушка рассматривала своих противников, переводя взгляд с одного на другого и не находя отличий.

— Какие разговорчивые, — фыркнула Лима. — Ну, мне некогда тут с вами прохлаждаться. Счастливо!

Она развернулась, сделала несколько шагов и замерла — в конце коридора, расцвечивая его теплыми оранжевыми тонами своих мечей, стояли пришельцы, преграждая ей путь.

Лима не слышала, как они окружили ее.

Чужаки медленно приближались. Охотница приготовила разрядник и стала пятиться назад, пока не нащупала ногой край. Она оглянулась, посмотрела вниз. Из перекрытий торчали толстые штыри арматуры, на дне провала скалились острые края бетонных обломков.

Дальше отступать было некуда.

Охотница быстро отправила оружие обратно за спину, коротко разбежалась до стены, толкнулась от нее и подпрыгнула, схватившись за штыри, торчащие из перекрытия между четвертым и пятым этажами. Подтянулась и побежала вперед. Она слышала, как чужаки внизу ринулись к лестнице, чтобы перехватить ее.

Лима нырнула в ближайшую комнату и подбежала к окну, высунулась из него так далеко, как смогла, взяла разрядник и всадила из него в стену несколько лучей. Заряды с искрами выбили из бетона куски.

Девушка тут же свесилась из окна, нащупала ногой выщерблину и стала спускаться, всем телом вжимаясь в стену. Добравшись до окна четвертого этажа, она забралась на подоконник, проникла в комнату, пересекла ее и осторожно выглянула в коридор. Чужаков не было, их топот слышался сверху. Лима побежала к лестнице, стараясь двигаться как можно тише. Но когда она стала спускаться, искореженные перила предательски задрожали, и дребезжащий звук эхом прокатился по развалинам.

Охотница досадливо рыкнула. Уже второй раз глупая случайность выдает ее.

Она понеслась вниз и, добравшись до второго этажа, почувствовала, как затряслась лестница под ногами чужаков.

Вырвавшись из здания, Лима побежала по улице. Оглянулась и увидела погоню. Впереди, покрывая расстояние длинными прыжками, неслись похожие на собак существа. Они настигали ее. Охотница резко остановилась, развернулась, одновременно доставая разрядник и опускаясь на колено, вскинула оружие к плечу и дала несколько коротких очередей. Три «собаки» покатились по земле, подняв клубы пыли, четвертая отскочила на ближайшую стену и побежала прямо по ней. Лима выстрелила в животное еще раз, но лучи пролетели мимо, не задев существо. Охотница поднялась и снова рванула вперед, потому что не только «собаки» почти догнали ее, но и сами чужаки подобрались гораздо ближе. Их бег был ровным, но, на взгляд Лимы, тяжеловатым. Двупалые ноги клацали по асфальту, массивные туловища наклонены вперед, оранжевые клинки (а Лима не сомневалась, что это именно клинки) расставлены в стороны или прикреплены по бокам.

Вспышки в ночном небе были довольно яркими, они озаряли девушке путь и высвечивали внутренности пустых строений. Внезапно Охотница заметила в окнах верхних этажей, по обеим сторонам улицы, темные силуэты.

Снова ловушка. Что за невезение сегодня?!

Она стала осматриваться, куда бы спрятаться или забежать, но «собаки» уже почти настигли ее, перемещаясь по стенам домов, откровенно стараясь взять ее в «клещи».

Лима ругнулась сквозь зубы и прибавила ходу. Она решила проскочить между домами, в которых засели враги, надеясь, что удача все же не совсем ее покинула.

И действительно, по ней никто не стрелял, не нападал с флангов, не преграждал дорогу. Девушка почти проскочила опасные дома, когда раздались первые выстрелы. Лима сразу бросилась в сторону и спряталась под косо стоящим обломком, не рискуя забираться в здание.

Но стреляли не по ней, а по чужакам. Заряды плазмы разметали ряды пришельцев, заставив их остановиться. Девушка высунулась из своего укрытия и смотрела, как из обоих домов на чужаков обрушились смертоносные потоки огня. Плазма разрывала тела, прожигала в них дыры, отрывала конечности. Некоторые пытались защищаться, отражая заряды клинками, но не успевали и гибли.

Рядом с Лимой раздался шорох. Три «собаки» подкрались совсем близко. Она вскинула разрядник, но тут же мясистый язык твари вылетел в ее сторону и прилип к оружию. Мощный рывок едва не опрокинул Охотницу на землю. Ей пришлось выпустить разрядник и схватиться за меч. Одна из «собак» прыгнула, Лима пригнулась, подныривая под нее, коротко замахнулась и разрубила тварь пополам прямо в воздухе. От второй едва уклонилась и ударила ей в бок локтем. Промахнувшись, та перевернулась в воздухе и, оказавшись на земле, снова прыгнула на девушку. Охотница поймала ее за длинный клык рукой и, развернувшись всем телом, врезала по третьей «собаке», бросившейся на нее. Та отлетела на несколько метров и покатилась по асфальту, кувыркаясь в клубах пыли. Лима развернулась всем корпусом и швырнула тварь, которую держала за клык, об стену. Тушка шмякнулась и свалилась вниз, оставив на бетоне темное кровавое пятно. Третья «собака» поднялась на ноги, но тут же была сметена двумя очередями плазмы, разорвавшими ее в клочья.

Из здания справа от Лимы появились двое солдат в бронекостюмах.

— Пошли с нами, — грубовато сказал один из них.

Лима не спешила никуда идти. Она оглядела пехотинцев с ног до головы, потом бросила взгляд на тварь, которую швырнула о стену, подобрала свой разрядник, очистила от липкой слюны и сделала несколько выстрелов в неподвижную «собаку», чтобы убедиться, что та мертва. Потом снова повернулась к солдатам и спросила:

— Кто у вас командует?

— Тебе какая разница? — ответил все тот же пехотинец. — Пошли, если хочешь жить.

— Если спрашиваю — значит, есть разница, солдат. Суровость и холодность в голосе девушки заставила его задуматься.

— Ты, вообще, кто такая, чтобы задавать вопросы?

— Дин, да пусть ее идет, чего ты с ней возишься? — сказал второй пехотинец.

— Хоть бы спасибо сказала, что жизнь тебе спасли, — проговорил Дин.

— Без вас бы справилась, — спокойно ответила Лима.

— Тоже мне, героиня нашлась, — фыркнул пехотинец и развернулся, чтобы вернуться в здание.

Из окон обоих домов за ними наблюдали другие солдаты.

— Дина снова отшили, — крикнул кто-то с верхних этажей.

— Он еще тот ловелас, — ответил женский голос с другой стороны улицы.

— Тебе, Джул, лучше знать!

— Не прибедняйся. Ты тоже знаешь пару историй. Дин посмотрел наверх и крикнул:

— Уроды!

Лима знала, что в ЛКУ была внутренняя связь, и поняла, что все это говорилось отчасти для нее.

— Эй! — крикнула она, решив воспользоваться случаем. — Мне нужен…

Она хотела сказать «капитан», но вспомнила, что Влад называл Сэма майором.

— Мне нужен майор Кочетов. Сэм, если ты здесь, ответь! Это я — Лима.

Ее слова эхом разлетелись по улице, отразившись от стен домов, и после этого сразу повисла тишина.

Звуки недалекого боя, завязавшегося на подступа: к саркофагу, и сражение на орбите, иногда переходник шее в атмосферу непрерывным фоном, разносились над городом.

— Ты — Лима? — негромко спросил Дин.

— Сэм здесь?

— Нет, его нет.

— Плохо.

Из пролома в стене появился еще один пехотинец, с отличительными знаками сержанта на плече.

— Меня зовут Шепард, — представился он. — Сержант Джек Шепард.

— Я — Лима.

— Та самая? Охотница?

— Охотница, — подтвердила девушка. Пехотинец некоторое время рассматривал ее.

— Что-то смущает? — с вызовом в голосе спросила она.

— Как я могу быть уверен, что ты Охотница?

— Не собираюсь тебя ни в чем убеждать, — заносчиво сказала она.— И, может быть, уйдем с улицы? В здании, мне кажется, будет удобнее и безопаснее. Кто у вас тут старший?

— Я старший, — ответил сержант. — Хорошо, пошли. Может, ты и правда Лима, потому что других претенденток на это имя я не встречал.

Девушка направилась следом за сержантом.

В здании было около сорока пехотинцев, рассредоточенных по всем этажам. В холле даже стоял бронетранспортер, направив стволы орудий на улицу через пролом в стене.

Все время Лима чувствовала на себе любопытные взгляды солдат, скрытые под зеркалами забрал.

— Почему вы тут, а не в гарнизоне? — спросила девушка, пока они поднимались по широкой лестнице.

Шепард не ответил.

— Эй! — Лима хлопнула его по бронированной руке. — Если у тебя проблемы с «элкой», то сними шлем.

Потому что мне нужно будет рассказать тебе кое-что очень важное, — совершенно серьезно произнесла Охотница.

Они добрались до третьего этажа. Их встретили семеро солдат.

Сержант присел на подоконник, оперев плазменную винтовку в бедро, развернулся к Лиме, поднял забрало шлема и сказал:

— Ты помнишь, как вы с майором добирались к боту, застрявшему в здании на том берегу реки?

— Проверка? — ухмыльнулась Охотница. Сержант молча ждал ее ответа.

Лима покачала головой, но поняла, что, похоже, все-таки придется ответить на дурацкие вопросы.

— Через мост, — ответила она.

— А до моста?

— Нас везли на гравициклах Безумный Король Себастьян и его стунеры.

— Майор рассказывал, что он был первым в той бешеной гонке. Но мне кажется, он приврал и не был первым, а ехал следом за тобой? Или все же ты за ним?

— Я и Король были на первом гравицикле. Следом машина с Асом, потом уже капитан. Еще что-нибудь? — раздраженно спросила Лима.

Сержант некоторое время рассматривал ее, потом сказал:

— Нет, пожалуй.

— Тогда я теперь спрошу. Почему вы не воюете вместе со всеми? Дезертиры?

У нее внутри кипела злость из-за этой небольшой проверки, хотя она понимала, что, в общем-то, сержант прав.

— У нас тут объявлен пункт сбора для тех, кто оказался вне периметра. В патрулях и увольнении, — недовольно ответил Шепард, оскорбленный ее выпадом. — А находимся мы тут, потому что приказ у нас такой — прикрывать это направление и собирать ударную группу.

Лима кивнула. Она и не думала по-другому, просто хотелось отомстить вояке за недоверие, пусть и вполне оправданное.

— Значит, у тебя есть связь с базой, сержант? — спросила она.

— Есть, но толку от нее мало. К периметру сейчас не подступиться. Гарнизон в осаде.

— Можешь сейчас связаться с капитаном… то есть майором Кочетовым. Скажи, Охотница снова в городе.

— Его нет на планете.

— Нет на планете… — повторила Лима и задумчиво вздохнула. — Ну, тогда с его помощником, Зиком.

— Капитан Салливан исчез незадолго до начала вторжения. Моя группа как раз занималась его поисками, когда началась вся эта заварушка. Скорее всего, он погиб.

— Жаль, — с досадой произнесла Охотница. Нахмурилась и сказала:

— Значит, свяжись с тем, кто командует сейчас гарнизоном.

— Зачем?

— И мне нужна видеосвязь — необходимо картинку передать.

Сержант цокнул языком и отрицательно покачал головой:

— Видео точно нет. Бесполезно. А что за картинка?

Девушка снова вздохнула. Потом подошла к стене, выбрала более-менее ровный участок, без выщербин, сняла с плеча разрядник и выстрелила в кусок облицовочной панели. Подобрала кусок отлетевшего пластика и обугленным концом стала рисовать схему, которую показывал ей Морган.

Солдаты собрались вокруг и наблюдали за ней. Некоторые со снисходительными ухмылками, другие просто с интересом.

Закончив, Охотница отошла на несколько шагов назад, окинув взглядом получившийся рисунок созвездий целиком, и, кивнув сама себе, повернулась к сержанту.

— Вот это, сержант. — Она повернулась к остальным пехотинцам и, чуть повысив голос, добавила:

— И каждому из вас нужно запомнить, зарисовать, записать на ЛКУ, не знаю, есть у вас такая возможность или нет.

— Зачем? — спросил Шепард. — Что это такое?

— Ты что, Джек, не догнал еще? Это ж клинопись! — сказал один из солдат. — Сейчас вырубаем этот кусок из стены, и вот тебе глиняная табличка. Прикинь, раньше все с такими ходили. Вместо шаблона таскали. А тут, наверное, сейчас одна из заповедей написана.

Пехотинцы дружно засмеялись. Лима обвела их суровым взглядом, потом перевела его на сержанта и посмотрела ему в глаза.

— Это примерная карта звездного неба. Вот эта точка, — она указала стволом разрядника, — вероятное расположение планеты Хозяев.

Смех разом смолк, а девушка продолжила:

— Эту схему нужно прогнать через навигационный компьютер. Возможно, он сможет выдать точные координаты.

— Ты это серьезно? Лима пожала плечами:

— Проверить не могла, но шансы, что информация точная, пятьдесят на пятьдесят — либо точная, либо неточная.

Ее шутке никто не улыбнулся, даже она сама, только добавила:

— Думаю, что даже самого минимального шанса было бы достаточно, чтобы отнестись к этой информации самым серьезным образом.

Шепард встал с подоконника, подошел и стал внимательно разглядывать рисунок, словно сам пытался просчитать координаты, потом кивнул сам себе и обернулся к Лиме.

Девушка подошла к нему и снова заглянула в глаза.

— Сержант, — сказала она, — надеюсь, ты понимаешь всю важность этой информации?

— Понимаю.

— Во что бы то ни стало нужно доставить эту картинку вашему командованию. Во что бы то ни стало, — повторила она. — Понимаешь, сержант?

Шепард снова кивнул и сказал:

— Сейчас видео передать не смогу, но я записал все на «элку». — Он повернулся к пехотинцам. — Внимание! Всем сделать запись этого рисунка. И постараться запомнить. При первой возможности передать его в штаб. Выполнять!

— Уже сделали, Джек, — сказал один пехотинец. — Не ты один такой умный.

— На постах! — продолжал Шепард. — Слышите меня? По двое, начиная с первого этажа, подняться сюда и сделать видеозапись рисунка. Тони, слышишь меня? Твоим ребятам тоже нужно это сделать.

Лима догадалась, что сержант передает приказ людям, занявшим соседнее здание.

Внезапно все вскочили. Лима поняла — что-то произошло, но не знала, что именно.

— Чужаки, — пояснил сержант ей, не слышавшей сообщения по «элке» от одного из часовых. — Так. Давайте, ребята, все по местам. От шаров разбегаемся. Я сейчас попробую связаться с командованием.

Последнюю фразу он сказал Лиме.

Она положила руку ему на плечо и развернула к себе:

— Еще одно.

— Да?

— Запомни вот что: вторая половина вещи - артефакта, возможно, находится у Ахравата. Пока она здесь, канал для Хозяев будет открыт. Запомнил?

— Записал.

— Передай всем. Это не менее важно, чем рисунок звездного неба.

— Сейчас передам и командованию тоже. С ума сойти! Откуда ты взялась только?! — В голосе сержанта был неподдельный восторг.

— Не знаю, — серьезно ответила Лима.

— Но как бы то ни было, спасибо тебе. Он закрыл забрало и вернулся к окну.

У Лимы полегчало на душе, когда она все рассказала пехотинцам.

Это хоть какая-то, но страховка. Вероятность того, что информация, добытая Морганом, дойдет по назначению и принесет пользу, возросла в несколько раз.

Тем временем пехотинцы вступили в бой. Басовито заработали плазменные винтовки; судя по направлению выстрелов, чужаки двигались с той же стороны, откуда прибежала Лима.

Она увидела, как солдаты дружно бросились в стороны от окон и распластались на полу. Охотница тоже инстинктивно присела.

В следующую секунду к ним влетел энергетический шар, сыпавший молниями, и взорвался, врезавшись в потолок.

Бетонные осколки брызнули во все стороны, и Лима едва успела закрыть лицо и голову, выставив перед собой разрядник. Острые камни впились в руки, рассекая их в кровь.

Клубы пыли заполнили помещение. Солдаты снова подобрались к окнам и открыли огонь.

Девушка, отплевываясь, поднялась с пола, качнула головой и провела рукой по волосам, стряхивая пыль. Она посмотрела на оружие в другой руке. Между пальцами, чудом не отрубив их, застрял в корпусе разрядника каменный осколок. Из пробитой энергетической ячейки тонкой вязкой струйкой вытекал реагент.

Лима отбросила в сторону испорченное оружие и решила подняться повыше. Оставаться с пехотинцами, общающимися по ЛКУ, было опасно. Она их не слышала и могла не успеть среагировать на изменение обстановки.

Охотница поднялась на верхний этаж, а оттуда выбралась на крышу здания. Снизу раздался грохот взрыва. Лима подобралась к краю и посмотрела вниз.

Оказывается, у чужаков тоже была техника. Это полыхнул похожий на выставившего вперед все свои лапы паука транспорт. Сейчас он коптил черным дымом стену одного из домов. Несколько чужаков попытались проникнуть в здания, но были встречены шквальным огнем, и их изуродованные тела буквально вышвырнуло назад на улицу.

Девушка заметила, что у мертвых пришельцев клинки постепенно гасли и становились одного цвета с телами.

Очередная атака была отбита, и Лима решила спуститься вниз.

— Лима, ты в порядке? — спросил Шепард, когда увидел ее.

— Нормально, только разрядник сдох, — она взглядом указала на валявшееся у стены оружие. — Винтовки лишней не найдется?

— Лишних сейчас нет.

— Ладно, сама раздобуду.

— Не спеши. Я сказал: «лишних нет». Для тебя найдем. Спустись к бронетранспортеру, там тебе выдадут.

Она кивнула и направилась к лестнице. Пока она спускалась, то думала о том, что пора ей идти. Надо повидаться наконец с Асом и навестить Ахравата.

У транспортера ее ждали. Пехотинец стоял с поднятым забралом и улыбался. Совсем молодой парнишка, лет восемнадцати, с юным и добрым лицом, перепачканным пылью и копотью. Приветливо улыбаясь, он открыл оружейный отсек и предоставил Охотнице самой выбрать из пяти новеньких плазменных винтовок.

Она взяла крайнюю, активировала и воткнула обойму. Еще раз проверила винтовку и благодарно кивнула солдату:

— Скажи сержанту, что я пойду.

Пехотинец, видимо, передал ее слова, потому что сразу сказал:

— Ты не останешься? Это сержант спрашивает.

— Нет, — ответила Лима. — Я планирую навестить местную знаменитость по имени Ахрават.

Солдат кивнул:

— Сержант желает удачи.

— И вам тоже, — сказала она и сделала несколько шагов в сторону выхода, но пехотинец остановил ее:

— Подожди!

Девушка обернулась, вопросительно глядя на солдата.

Тот вытянул в ее сторону руку с поднятым в знаке ожидания указательным пальцем, а сам стоял, склонив голову, и с тревожным видом прислушивался.

— Что?! — вырвалось у него. — Что за ерунда? Как такое возможно?

— Что случилось? — встревоженно спросила Лима.

— Тебе лучше подняться к сержанту, — с хмурым видом сказал ей солдат.

Девушка быстро дошла до лестницы и легко взбежала по ступенькам. Шепард ждал ее.

— Что случилось? — спросила она.

— Только что получено сообщение по общекомандной частоте. Начата передислокация сил.

— Ну? И что это значит?

— Нашей группе приказано занять оборону и удерживать эту позицию до прибытия подкреплений. Я думаю, это связано с теми сведениями, что ты принесла, а я передал командованию. Потому что приказано по мере возможности беречь тебя и этот кусок стены.

Он указал на рисунок созвездий.

— Такая забота очень приятна, но меня опекать не нужно, — сказала Лима. — Но это ведь еще не все, так?

— Так. — Сержант удрученно вздохнул. — Передислокация включает в себя отвод всех космических сил с орбиты Ландории.

— Когда это произойдет?

— Большая часть кораблей уже ушла к Афродите.

— А подкрепление? Когда оно прибудет?

— Неизвестно… скоро. Лима не знала, что сказать.

Один из пехотинцев подошел к окну и посмотрел на небо.

— Они сейчас начнут сыпаться на город, как орехи, — без эмоций произнес он.

— Но ПВО-то у нас еще осталась, — возразил другой.

— А что им мешает войти в атмосферу на другой стороне планеты и потом прилететь сюда?

— Все равно ракетчики засекут.

— Да толку-то!

— Началось, — угрюмо сказал сержант. — Первые «орехи» посыпались за реку.

— Ну хоть не к нам пока, и то хорошо.

И тут Лиму как будто что-то кольнуло. Сердце в груди сбилось с ритма, дыхание перехватило, мурашки пробежали по позвоночнику.

— Ты сказал, за реку? — переспросила она сержанта.

— Угу. До нас еще не добрались. Да вон, сама посмотри.

Он подошел к окну и вытянул руку, указывая наверх.

Лима встала рядом с ним и посмотрела, куда он показывал.

В темном небе вспыхивали короткие росчерки падающих звезд — корабли входили в атмосферу над южной частью Ассема.

Она представила, что теперь будет с людьми на том берегу. Не вообще со всеми, а конкретно с теми, кто приютил ее после того, как она сбежала из мастерской.

Лима сама не понимала, что с ней творится. Те люди не были ей близки. Она даже имен большинства из них не знала. Но что-то у нее внутри тянуло, скребло, заставляя сердце бешено колотиться. Она ДОЛЖНА была им помочь! Помочь Слэйтеру, помочь хамоватому здоровяку-охраннику, помочь всем этим несчастным людям, сбившимся в общину и пытающимся выжить во враждебном и жестоком мире. И теперь это было не то странное ощущение необходимости, которое направляло ее, когда она искала вещь, а ее собственное, ничем не мотивированное, кроме всплывших на поверхность души эмоций, ЖЕЛАНИЕ! Желание спасти людей, которые были добры к ней, которые поделились пищей, дали кров…

— Сержант, нужно отправить отряд на тот берег, — сказала она.

— Зачем? — удивился он.

— Нужно помочь тем, кто там находится.

— Это исключено.

— Сержант! Но ведь там люди! Мы должны им помочь!

— Мы должны выполнять приказ! — отрезал Шепард.

— У них там даже оружия почти нет, — настаивала Лима.

— Нет! Мало того, что это прямое нарушение приказа, я считаю, что это еще и глупость. И с тактической точки зрения, и даже просто так — глупость!

— Спасти людей — не глупость!

— Если только в процессе этого спасения не погибнет еще большее количество людей!

— Если грамотно организовать оборону, то люди смогут покинуть город. Мы сможем хоть как-то прикрыть их отход. А эту карту я нарисую еще тысячу раз. Запроси командование!

— Не могу.

Лима начала выходить из себя и повысила голос:

— Зачем тогда все это было, весь ваш прилет сюда, если чужаки перебьют всех людей?

Нужно помочь им выбраться из города. Они смогут уйти в Старгард. Там чужаков нет еще!

— Нет, нет… я не могу.

— Шепард! — Лима пихнула тяжелого десантника в грудь с такой силой, что тот отступил на несколько шагов.

— Что?! — заупрямился тот. — У меня есть приказ! Я не могу отсюда уходить! Хочешь идти — иди! Я тебя не держу!

— Но ведь там все погибнут! Я не справлюсь одна!

— Везде гибнут! И здесь ничем не лучше, чем там. Мы не сможем помочь, только сами поляжем.

Лима яростно оскалилась. Она не хотела слушать сержанта и голос своего собственного разума.

К сержанту подошли двое пехотинцев, и один из них обратился к нему:

— Джек, разреши нам с Питом пойти с ней.

— Нет!

— Завязывай, Джек. Она одна не справится.

— А втроем вы, значит, всех там умоете?

— Нет, но если грамотно организовать не только оборону, но и людей, то попробовать можно. Тебе же приказали оберегать Охотницу, вот и считай, что мы будем ее телохранителями.

Взгляд сержанта перебегал с Охотницы на солдат. Те ждали его решения.

— Ладно, — согласился он наконец. — Дин и Пит, приказываю вам следовать за Лимой и охранять ее.

— Спасибо, сержант, — сказала Лима и повернулась к солдатам. — Берите побольше боеприпасов.

— Забиты под завязку, — сказал Дин.

— Хорошо, тогда не отставайте. И Лима побежала.

Пехотинцы сорвались с места и понеслись следом за ней.

Позади них Шепард пробормотал:

— Психованная баба, что в ней майор нашел?

И приказал:

— Всем свободным от дежурства — на южную сторону, прикроем наших!

Охотница еще раз мысленно поблагодарила его и сосредоточилась на беге.

Прикрывать их не пришлось — вокруг не было ни одного врага.

Лима выбрала кратчайший путь, и мчалась через разрушенные дома, перепрыгивала провалы, молнией пересекала улицы. Пехотинцы бежали рядом. Несколько раз им попадались киборги, затаившиеся в своих берлогах, но троица проносилась мимо так быстро, что те не успевали среагировать. Только встревоженно выскакивали посмотреть, что случилось, но от бегущих оставался только след от поднятой ботинками пыли.

У самого моста Лима забежала в небольшое строение и остановилась перевести дыхание. Солдаты влетели следом и, увидев, что Охотница отдыхает, приготовили винтовки и встали к окнам, прикрывая каждый свой сектор.

— Ну, ты, подруга, даешь! — восхищенно сказал Пит.

Пехотинцы тоже слегка запыхались, но с усилителями брони для них это была лишь небольшая пробежка.

— В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так бегал.

— Та большая община, о которой я знаю, — не отреагировала на его слова Лима, — располагалась вон там.

Девушка тоже подошла к окну, указала направление рукой и пояснила:

— С моста направо, мимо смотровой башни и на юго-восток пару кварталов.

— Ага. Понятно. Ты передохни.

Лима хмуро смотрела на реку, укрытую предрассветным туманом. Природа жила по своим законам, не обращая внимания на людей и их врагов. Другой берег был не виден, но свет от пожаров подсвечивал затянутое дымом небо и подкрашивал туман в розоватый цвет. Тут и там мелькали сполохи от взрывов и вспышек выстрелов. Негромкий рокот доносился до Лимы и пехотинцев.

— Раз воюют — значит, живы, — сказал Дин.

— Это точно, — подтвердил Пит.

— Запоминайте, — снова сказала Лима, — самая короткая дорога на Старгард идет в южном направлении, через холмы. Днем лучше идти лесом или вообще прятаться.

— А ты с нами не пойдешь?

— Посмотрим, — неопределенно ответила Охотница. — Ну что, готовы?

— Мы-то да, а ты?

— Тоже. Осматривайтесь, и побежали. На мосту глядите под ноги, сплошные провалы, в тумане можно не заметить.

— Знаем, проезжали.

Лима поморщилась — снова ложные воспоминания: в виртуальности мост все еще был захламлен брошенными гравимобилями и прочим транспортом, от которого остались обглоданные ветром скелеты. По расчищенному мосту Лима проходила только однажды, этой ночью.

Пехотинцы проверили, все ли чисто, и кивнули ей. Лима вышла из постройки, приютившей их, и снова побежала вперед.

Когда они достигли середины моста, Пит, бежавший справа, внезапно крикнул:

— Воздушная цель! Справа!

Лима, не останавливаясь, бросила взгляд в ту сторону и увидела, как к мосту, выделяясь на светлеющем небе, быстро приближается летательный аппарат, похожий на насекомое.

— Заметил.

Корабль чужаков, набрав скорость, взмыл вверх и подлетел к мосту чуть позади Лимы и пехотинцев. Потом резко пошел на снижение, догоняя их.

— Рассыпались! — крикнула Охотница и вильнула в сторону.

Треск выстрелов и очередь сверкающих молниями шаров врезалась в поверхность моста и взорвалась. Комки покрытия полетели в стороны, молнии оплели и искорежили перила вместе с обнажившимися частями ферм. Корабль с гулом пронесся над головами, снова взмыл вверх и начал разворот.

— Не останавливаться, — срывающимся голосом крикнула Лима. — Петляйте, чтобы он не мог прицелиться. Нужно добраться до развалин.

Приходилось бежать зигзагами. Когда чужак снова пошел в атаку и выстрелил, все трое отпрыгнули в стороны от смертельных шаров, быстро поднялись и продолжили бег, пока за их спинами хрустящие молнии ломали и уродовали и без того сильно поврежденный мост, заставляя его дрожать и гулко стонать.

Пехотинцы добрались до развалин первыми, тут же присели, укрывшись за стенами, и открыли по кораблю огонь.

Тот сразу выстрелил по ним.

Заряды взорвались снаружи, пробили стены, обсыпав солдат обломками и подняв тучу пыли. Одна короткая молния зацепила пехотинца и оплела ему предплечье. Пит замахал рукой, пытаясь сбросить ее, и закричал, когда броня стала сминаться под действием силовых полей. Но сделал это скорее от страха, чем от боли, потому что молния погасла и исчезла, прежде чем повреждения стали значительными.

Лима забежала в то же здание, но чуть дальше. Быстро поднялась на второй этаж и, обежав солдат, появилась у них со спины.

— Давайте сюда, — она махнула рукой. Пехотинцы присоединились к ней.

— Он барражирует над зданием. Не даст нам выйти, — сказал Дин.

Неожиданно, на фоне приглушенных звуков стрельбы, раздававшихся из глубины кварталов, недалеко от Лимы и солдат прозвучало резкое с посвистом шипение, поднявшись откуда-то с улицы, и ушло наверх. Тут же где-то над домом прогремел взрыв. Здание вздрогнуло, стены и пол заходили ходуном, с потолка посыпалась пыль, и стали откалываться куски бетона.

— Бежим! — закричал Пит, когда сверху послышался оглушающий грохот, сопровождаемый протяжным стоном рушащегося здания.

Он схватил Лиму за руку и потащил за собой. Дин бежал рядом.

Потолок и стены покрылись трещинами, здоровые куски бетона падали под ноги.

Они выскочили из дома за секунду до того, как тот превратился в груду мусора. Их накрыло облаком пыли. Лима зажала рот рукой, но в горле все равно першило, а легкие жгло огнем. Если бы Пит не вытащил ее, она бы задохнулась.

Потом он отпустил девушку, и Охотница, согнувшись пополам, зашлась кашлем, а пехотинцы стояли над ней, прижав винтовки к плечам и осматривая местность.

Наконец она прокашлялась. Горло саднило, внутри все горело, ужасно хотелось пить. Она достала фляжку и сделала несколько глотков.

Потом оглянулась и посмотрела на рухнувшее здание. Сквозь оседающие клубы пыли стали проглядывать угловатые очертания похожего на насекомого корабля чужаков, почти полностью засыпанного обломками дома.

— Это была ракета, — сказал Пит. — Кто-то сбил этот долбаный корабль.

— Очень похоже, — согласился Дин.

Они стояли спиной друг к другу, обозревая все вокруг.

— Эй, пехота, — раздался тонкий голос, — чего встали, как пеньки? Топайте сюда.

— Вижу его, — сказал Дин.

— У меня чисто, — сообщил Пит.

Лима распрямилась и посмотрела в сторону, откуда раздался голос. В окне второго этажа ближайшего здания, облокотившись о подоконник, улыбался парнишка лет шестнадцати, со светлыми короткими волосами и худыми плечами.

— Сам иди к нам, — крикнул Дин.

— Ладно, ща, — быстро ответил паренек и исчез из окошка.

Через полминуты он появился совсем с другой стороны. В руке у него был лазерный разрядник, а за спиной многоразовый тубус портативной пусковой ракетной установки.

Ковыряя щепкой в зубах, он подошел к пехотинцам и Лиме.

— У вас ракеты к этой штуке есть? — вместо приветствия спросил он и стянул через голову ремень ППРУ.

— Нет, — ответил Пит.

— Жаль, ну тогда выбросим его, у бати тоже нет. Он отшвырнул тубус в сторону.

— Твоя работа? — спросил Дин, имея в виду корабль чужаков и не забывая обозревать местность.

— Что? А! Это ты про чужака? — Он хитро улыбнулся. — Моя.

— Молодец.

— Да, я знаю, — отмахнулся подросток. Лима выступила вперед:

— Община Рамона, ты слышал что-нибудь о ней?

— Конечно, они жили в трех кварталах в ту сторону. Но сейчас, наверное, уже никого не осталось. Чужаки недалеко от них высадились. Они слишком неожиданно прорвали оборону ваших. А Рамоны плохие бойцы, не то что мы, Карстаны.

— Так почему вы не помогли им?! — зло спросила Лима.

— А чего без толку помирать? — Паренек хмуро посмотрел на нее.

— Где остальные? Паренек коротко свистнул.

Из развалин стали выходить вооруженные люди, человек тридцать.

Один, мужчина лет сорока со шрамом через все лицо, светлыми волосами, такими же, как у паренька, и с лазерным разрядником наперевес, подошел к подростку и встал рядом с ним.

— Я — Карстен. А где еще пехота? — обратился мужчина к Питу. — Надеюсь, никого не завалило?

— Все здесь.

— Ясно, — спокойно ответил мужчина, словно и не ожидал другого ответа. — Я слышал, один пехотинец в бронекостюме многих стоит. Двое уже почти войско. Ну, и деваха сгодится. Мы сейчас в Старгард идем. Вы с нами?

— Нет, — сказала девушка. Все посмотрели на нее.

— Дин, Пит, берите их под свое командование и собирайте людей — всех, кого сможете найти. Пусть покажут, — распоряжалась Охотница. — По возможности избегайте стычек с неприятелем. Выводите их к Старгарду. Я к Рамонам. Посмотрю, что там можно сделать. Если все нормально, то мы догоним вас по дороге.

— Что за бред? — изумился Карстен. — Не пойти ли тебе к Зодчему?

— Я у него уже была, — оскалилась девушка. — И не раз.

— Лима, думаешь, разумно соваться туда одной? — спросил Дин.

— Как ты ее назвал? — спросил предводитель отряда.

— Лима, — повторил пехотинец. — Охотница.

— Зодчий меня забери, не может быть!

У девушки все ныло внутри от напрасной потери времени. Она чуть ли не приплясывала на месте от нетерпения, но никак этого не показывала, сохраняя маску хладнокровия. Эти люди были ей нужны.

— Дин, если они откажутся подчиниться, пусти их в расход, — жестоко сказала Лима. — Мусор Ассему не нужен. Это приказ.

— Понял, — ответил пехотинец.

Люди стали опасливо пятиться. Они во все глаза смотрели на девушку. То, что солдаты ей подчинялись, говорило в пользу того, что перед ними действительно великая Охотница.

Лима понимала, что загоняет их в угол. Люди попали в положение между молотом и наковальней, где с одной стороны чужаки, с другой пехотинцы, которые, несомненно, подчинятся ее приказу и расстреляют их, если они не выполнят распоряжений Охотницы. Возможно, угроза может произвести обратный эффект. И девушка решила, что позиция кнута и пряника подействует лучше всего, поэтому добавила:

— Выполняйте приказы Дина и Пита, и они выведут вас из города. Постарайтесь собрать как можно больше людей по пути. Потому что если гарнизон не падет, то настанет и ваш черед. В этот раз пощады не будет, а все вместе мы, возможно, сможем выстоять.

Карстен, не отрываясь, смотрел на нее, и Лима словно читала его мысли. Ему не хотелось терять лидерство, не хотелось подчиняться ей. Но Охотнице было плевать на его желания.

Остальные люди переводили взгляды с нее на своего предводителя, не зная, как им поступить.

Их тугодумство и нерешительность раздражали Лиму. Она могла бы схитрить, найти к ним подход, но когда не хватало времени, сила была самым действенным аргументом.

— Вам понятно?! — рявкнула она, наступая на них. — Карстен?! Неужели мне нужно убить тебя, чтобы ты понял, что я права? Если так, то я сейчас это сделаю.

Она действительно была готова это сделать.

— Нет, — быстро ответил мужчина. Он уже расставил приоритеты и принял решение. — Мы сделаем то, что ты велишь.

— Хорошо. Если вы предадите меня, я достану каждого из вас и покажу, что в мире может быть и нечто похуже мастерских Зодчих, — пообещала она. — Дин, командуй. До встречи!

Охотница кивнула пехотинцам, отразившись в их забралах, и, поправив винтовку, побежала мимо обрушившегося здания в сторону, где, как она помнила, располагалась община.

* * *

Майор зашел в десантный отсек, где ждали киборги. Те сидели на койке и играли в карты. Когда появился Сэм, они сбросили расклад и посмотрели на него.

— Ну, что там, командир? Куда нас отправляют?

— Тебя, Фил, — точно на свалку.

— Ну уж нет, надеюсь на курорт, — заулыбался тот. — А что? Разве мы не заслужили?!

— Заслужили. Мы все это заслужили, но курорт отменяется.

Семен присел на тумбочку, поставил плазморез рядом и устало потер глаза ладонями.

— Я так и знал! — разочарованно скривился Фил. — Зачем нам отдых? Мы же киборги!

— Нет, не поэтому, — прекратил его причитания Сэм. — Мне дали новое задание.

— Вот и я о том же… погоди, ты сказал, что ТЕБЕ дали задание? Не нам?

Майор молча кивнул.

— Хо-хо! Значит, все-таки курорт!

— Успокойся, Фил, — осадил Холод. — Майор, кажется, еще не все сказал. Так ведь, майор?

— Так, — согласился Сэм.

— В чем дело, командир? — спросил Рок.

— Я хотел попросить вас полететь со мной.

— Ты чего? Расчувствовался, командир? — криво усмехнулся Фил.

— Нет, просто в Ассеме сейчас очень жарко.

— Так тебя на Ландорию отправляют?

— Да. Полетите со мной?

Киборги стали переглядываться.

— Не знаю, майор, — Фил опустил глаза. — Нам обещали после этого задания нормальную работу и возможность хоть немного пожить по-человечески.

В отсеке повисла тишина. Семен молчал, давая им время подумать.

— Знаешь, Фил, — Холод вскинул брови, — по-моему, ты бредишь.

— Думаешь? — наморщился тот.

— Да, точно.

— Ну, — пожал Фил плечами, — может, и так.

— Так вы согласны? — спросил Кочетов.

— Само собой! — фыркнул Холод.

— Эй, а мое мнение кого-нибудь интересует? — спросил Рок.

— Нет, — в два голоса ответили Фил с Холодом.

— Ах вы, уроды недобитые! — деланно возмутился киборг.

Фил, не оборачиваясь, направил на него ствол и лениво произнес:

— Хочешь плазму в зубы?

— Засунь ее себе! — оскалился Рок и отвесил товарищу подзатыльник.

Тот сразу вскочил и хотел ответить, но возглас майора охладил их пыл.

— Хватит дурачиться!

Киборги перестали задираться, и Фил снова сел на койку.

— Командир, а зачем мы там тебе нужны? — рассудительно спросил он. — Нас же всего трое. Или ты уже жить без нас не можешь?

— Скорей уж умирать без нас скучно, — съязвил Рок.

Семен помолчал, потом тяжело вздохнул и сказал:

— Умирать я не собираюсь, да и вы, думаю, тоже. А вот повоевать придется.

— Что на этот раз от нас требуется?

— Нужно будет помочь нашим ребятам.

— Нашим или вашим? — уточнил Рок.

— Теперь все там наши, — мрачно ответил Сэм.

— Как это? — фыркнул Холод.

— Чужаки не разбирают, кто есть кто. Мы все для них враги.

— Какие чужаки? Ты о чем?

Семен снова сделал небольшую паузу и рассказал:

— Пока мы были на Олимпе, ситуация изменилась. Хозяева вызвали подмогу откуда-то из другой галактики. Именно поэтому нам нужны были орудия на Олимпе.

— Вот это ни хрена себе! Майор, ты шутишь?! Какие еще чужаки?! Откуда они взялись? Раньше о них и не слышал никто!

— Ты нас разводишь?! — неуверенно засмеялся Фил.

— К сожалению, нет. И положение очень серьезное. Сейчас они пытаются прорваться к саркофагу. Если это допустить, то будет плохо.

— А что это за чужаки?

— Гуманоиды, ходят на двух ногах, дышат кислородом, некоторые имеют симбионтов, похожих на клыкастых собак, которые обитают у них на спинах.

— Ни хрена себе! А оружие какое? Как у нас?

— Нет, но и ничего сверхъестественного. Каждый имеет по два клинка.

— Каждый? — перебил Фил.

— Да, — подтвердил майор. — Аналог нашего холодного оружия, только у них клинки раскаленные. При желании могут прожечь даже десантный бронекостюм.

Киборг присвистнул.

— Ну, не сразу, конечно, — оговорился Сэм, — при соприкосновении с ними на доспехах остаются глубокие проплавленные следы. Еще чужаки используют энергетическое оружие, но только со стационарных установок. Оружие очень мощное, основано на действии каких-то полей, которые разрывают и скручивают, буквально в узлы, все, во что попадают.

— Неплохо, — вставил Рок.

— Позже мы посмотрим видеозаписи первого столкновения. Их уже передали в тренировочный зал.

— А их много?

— Нет, всего две. Первая запись короткая, примерно минут на двадцать…

— Я про чужаков. Их много?

— Я не знаю. Достаточно много. Сейчас бои идут на орбите, батареи ПВО работают в атмосфере, не давая кораблям противника приземляться. Но чужаки используют неизвестный тип маскировки и просачиваются сквозь заслоны. — Сэм сделал паузу и добавил: — Город ими просто кишит. Они уничтожают всех без разбора. Основная масса сейчас атакует периметр вокруг саркофага, остальные рыщут по городу.

Теперь киборги слушали молча.

— Ожидается их появление возле Олимпа и Афродиты, — продолжил майор. — Силы рассеяны, поэтому мне и нужна ваша помощь, чтобы защитить город и саркофаг.

— И ты думаешь, что мы трое сможем исправить ситуацию? — поджал губы Холод.

— Нет, но вы могли бы помочь организовать разрозненные банды Ассема в одну довольно сильную армию.

— Считаешь, нас кто-нибудь послушает?

Семен кивнул:

— Ваши импланты из самых последних разработок. Вряд ли на Ландории найдутся противники, способные вам противостоять.

— Слушай, а ведь и правда! — Фил хмыкнул. — Мы могли бы подчинить себе весь город!

— Не ершись! — сказал ему Сэм. — Люди только начали приходить в себя после тотального геноцида, а тут чужаки появились. Если еще вы станете разборки устраивать, то…

Он нахмурился.

— Зря, наверное, я это затеял, — раздраженно произнес Семен.

— Погоди, майор, не горячись, — сказал Холод. — Зря или не зря, пока неизвестно. Но мы можем попробовать организовать сопротивление. А для этого нужно будет кое-кому настучать по голове, а еще лучше — совсем ее оторвать. Хочешь не хочешь, но без разборок не обойтись. Будут недовольные нашим появлением: скажут, что мы вам продались.

— Так они вообще Хозяевам раньше служили, да наверняка и сейчас некоторые жалеют, что мы их прижали!

— Тут ты прав, — рассуждал Холод. — Когда вы обосновались на Ассеме, то у многих появилась надежда. Скорее всего, эти за нами и пойдут в первую очередь, но другим либо все равно, либо не верят они в успех вашей революции. С такими будет тяжелее, драк не избежать. Придется убеждать силой.

— Ух, ты! — восторженно протянул Рок. — Холод, повтори свою речь! Я тронут до глубины души, аж пятки зачесались!

— Разве я не прав? — повернулся к нему Холод.

— Прав, конечно. Только все это сопли. Придем, головы пооткручиваем, и все будут как шелковые.

— Ахравату тоже открутишь?

— Почему бы и нет? Нас же трое, а он один! Главари, они почти всегда — одиночки.

— Рок прав, — кивнул Сэм. — Если дураками не будете, то быстро сможете собрать под свое начало немало людей. Главное, между собой ничего не делить. А то ведь власть — она голову-то кружит.

— А чего делить? Вон, Холод пусть командует, — сказал Фил.

— Нет, я не хочу, — отказался тот. — Рок лучше справится. Он всегда с плеча рубит. А я пока подумаю, пока просчитаю…

— Ну, можно попробовать, — не стал противиться Рок.

— Пробовать и можно, и нужно, — сказал майор. — Только советую тебе слушать советов Холода и обращать внимание на замечания Фила.

— Этого инфантильного?

— Кого ты назвал инфантильным?! Рок выпучил глаза:

— Тебя, дорогуша! — И, выпятив губы, издал чмокающий звук.

— Ах ты, скотина!

Фил пихнул Рока, тот слетел с койки, а потом снова забрался на нее, хихикая.

— А мы сейчас куда летим? — спросил Холод.

— На Ландорию, — ответил майор.

— Так у нас, по сути, не было выбора?

— Вас бы закинули на Афродиту. Но я был уверен, что вы согласитесь. И рад, что не ошибся.

Внезапно включился громкоговоритель:

— Майору Кочетову немедленно явиться в рубку! Майору Кочетову немедленно явиться в рубку!

Семен выслушал сообщение, подняв взгляд к потолку. Потом посмотрел на своих бойцов.

— Они хотят тебя, майор, — хмыкнул Фил.

Сэм поднялся и, положив винтовку на плечо, направился к выходу.

— Три часа на отдых. Потом жду вас в тренировочном зале.

— Три часа?! Командир, имей совесть! Майор был уже в дверях.

— Ладно, четыре, — обернулся он, — но приготовьтесь к жесткой тренировке.

— Майор! — крикнул вдогонку Рок. — После того как местные техники над нами поработали, нас какой-то бурдой напоили.

Сэм улыбнулся:

— Что, сказать, чтобы еще принесли?

— Неплохо бы, — довольно осклабился киборг.

— Хорошо, я дам распоряжение, — с этими словами Семен вышел из отсека.

Киборги проводили его взглядами и переглянулись.

— Как считаете, мы правильно сделали, что согласились? — первым задал вопрос Рок.

— Правильно или нет — жизнь покажет, — рассудительно ответил Холод. — Но на Ландории мы будем дома и сами себе командиры. При поддержке гарнизона мы сможем подчинить себе весь город. Если действовать с головой.

— Это при условии, что гарнизон останется. Кто знает, что это за чужаки такие.

Все трое на какое-то время погрузились в свои мысли.

Сэм шел в рубку, размышляя о превратностях судьбы. Странное время настало — враги становятся соратниками, ему приходится командовать и доверять свою жизнь тем, кого совсем недавно он убил бы, не моргнув глазом. Общая опасность объединяет противоборствующие стороны, и Армии Освобождения не обойтись в этой схватке без своих бывших противников.

Выскочивший из-за угла ему навстречу корабельный связист едва не врезался в майора.

— Эй, смотри, куда несешься! — перехватил его Сэм.

Запыхавшийся парень еле выговаривал слова.

— Господин майор, вас там… генерал Машимута на связи по гиперканалу… уф… он с другого корабля, поэтому время жестко ограничено, поторопитесь. Требует вашего личного присутствия.

Сэм побежал в рубку.

Раз Машимута настаивал на личном присутствии — значит, дело серьезное.

Семен влетел в рубку и сразу направился к коммуникатору. В целях экономии энергии изображение было плоским.

— Майор, у меня плохие новости, — сразу начал генерал, оборвав приветствие Сэма. — На Ландории мы терпим поражение. Гарнизон не справляется с войсками противника и несет большие потери личного состава. Чужаков слишком много, и, скорее всего, будет еще больше. Два часа назад их корабли появились на орбите Олимпа и примерно тогда же возле Афродиты. Олимп защищен мощнейшей системой ПВО, а возле Афродиты их встретил наш флот. Сейчас на орбите идут ожесточенные бои, пока ни один корабль не прорвался к поверхности. Но и нас потрепали изрядно, поэтому принято решение отозвать космические силы от Ландории и перенаправить их к Афродите, возложив оборону на ПВО и сухопутные войска.

— Но вы же сказали, что они не справляются даже при поддержке из космоса! — изумленно сказал Сэм.

— В твое распоряжение отдается двенадцать разведботов. Капитанам кораблей отдан приказ оставить на кораблях только тех, кто приписан к судну, остальные переходят в твое подчинение.

— А где они, эти разведботы? От Олимпа только этот корабль ушел.

— Они нагоняют вас, двигаясь в форсированном режиме, и прибудут к Ландории одновременно с тобой. Даю тебе час на сборы.

— Понял. Час на сборы.

— Ты поговорил со своими людьми? Они согласны?

— Да. Только что с ними все обсудили. Мы можем рассчитывать на их участие. Думаю, ополчение у нас будет.

— Хорошо, — одобрил Машимута. — Как только появится возможность, отправляй их в город. Жаль, что ополчения нет прямо сейчас.

Генерал удрученно нахмурился, и, словно почувствовав его настроение, монитор зарябил, изображение задергалось, связь начала пропадать.

— Еще одно, Сэм, — проговорил Машимута, и помехи исказили его голос почти до неузнаваемости.

— Да, генерал?

— Капитан Салливан… Кажется, вы были друзьями?

— Да, семь лет вместе служим. Что с ним? — В груди у Сэма все сжалось от дурного предчувствия.

— Он исчез еще до начала вторжения и сейчас считается пропавшим без вести? У нас есть все основания считать его погибшим.

Семен, нахмурившись, молчал.

— Но это еще не все. Появились обстоятельства, которые послужили дополнительным фактором отвода флота от Ландории.

— Что за обстоятельства?

— У штаба есть надежда получить в скором времени координаты планеты Хозяев.

— Это хорошо. Вычислили?

— Нет еще. Но надеюсь, ты доставишь информацию, которая поможет нам это сделать.

— Я?

— Доставка этих сведений также входит в твои приказы, причем с наивысшим приоритетом исполнения.

— Как? Я же на Ландорию направляюсь.

— Дополнительные сведения получишь у капитана Живова. Кстати, эта информация была передана девушкой, которая назвалась Лимой, и сержант, который с ней разговаривал, убежден, что это именно она.

У майора внутри все сжалось.

— Лима?! Вы сказали, Лима? — переспросил он.

— Да. Я именно так и сказал. — Машимута улыбнулся в усы. — Вот теперь все, Сэм. Приступай к выполнению задания. Удачи!

— Есть! — на автомате выпалил Семен, хотя голова его была занята совсем другими мыслями.

Монитор подернулся рябью и погас.

Майор еще некоторое время смотрел на него. Противоречивые чувства бушевали в нем. Потеря Зика и появление Лимы. Он не знал, переживать ему или радоваться.

Машимута, как всегда, задавал легкую на первый взгляд задачку, но при этом ставил столько условий, что голова шла кругом.

«Что могло случиться с Зиком? — думал Сэм. — Он всегда был рассудительным и не рисковал без надобности… и Лима… Лима жива! — Мысль билась в голове. — Наконец-то! Жаль, что это „корыто" не может сию секунду оказаться на Ландории!»

Он так хотел ее скорее увидеть, заглянуть в ярко-голубые глаза, прижать ее к себе, такую сильную, гибкую…

Майор в растерянности снова посмотрел на потухший монитор, потом тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

Капитан корабля, Антон Живов, ждал, пока он закончит разговор. Потом подошел к Семену и сказал:

— Разведбот будет готов через полчаса. В нем сорок мест, но вместе с тобой и пилотами у меня наберется только двадцать семь человек.

— Моих считал? — спросил майор.

— Считал, — кивнул капитан.

— Не густо, при том что нас бросают без поддержки из космоса. Не в курсе, сколько на остальных ботах летит?

— Нет. Они на форсаже — связи нет. У меня для вас есть специальные инструкции. Гриф «секретно», приоритет наивысший.

— За сколько боты доберутся до Ландории?

— Часов за тридцать.

— Отлично. Будет время на усвоение информации, — улыбнулся майор.

Капитан корабля сдержанно улыбнулся в ответ.

* * *

Повсюду на пути Лимы были разбросаны трупы. Тела дымились, многие были изуродованы так, что в них с трудом угадывался человек. Иногда попадались мертвые чужаки и их симбионты — похожие на собак существа. Пальба слышалась откуда-то спереди. Над домами барражировали корабли чужаков, периодически зависая и выпуская вниз десятки энергетических зарядов.

В воздухе витал тяжелый запах горелой плоти. Повсюду полыхали пожары, привнося свою долю смрада и задымленности.

Несколько раз Лиме попадались чужаки, но она пряталась от них, считая, что время для схватки еще не пришло.

Наконец она добралась до нужного ей здания.

Там шел бой. Изнутри доносились звуки стрельбы, звон металла, крики, стоны раненых и умирающих.

«Неужели я опоздала?» — мелькнула мысль. И девушка бросилась вперед, перепрыгивая через тела мертвых, среди которых она узнала незадачливого охранника, рядом с которым валялись два чужака и три «собаки».

Лима мгновенно преодолела лестницу, ведущую наверх, и с ходу врубилась в схватку.

Девушка порадовалась, что Влад так добротно сделал оружие. Первым же ударом она обрушила лезвие на голову пришельца, замахнувшегося раскаленным клинком, разрубив ее пополам. Чужак рухнул на пол, не закончив движения. Его тело еще не коснулось пола, а Лима уже напала на другого противника.

Сделала обманный замах сверху, присела, уходя от оранжевого клинка, обдавшего ее жаром, и подрубила чужаку ноги. Резко распрямилась, сбивая плечом следующего противника, рукояткой ударила по маске третьего, попав в дыхательные прорези. Широким замахом рубанула вокруг себя по дуге, рассекая тела чужаков. Лезвие с хрустом ломало панцири и разрезало плоть. Темная кровь полилась на пол и руки Охотницы. В нос ударила противная вонь, перебив запах жженого мяса. Но Лима не обращала на это внимания, она убивала врагов, рубила и колола, уходила от ударов, разбрасывала чужаков, заставляя нарываться на раскаленные клинки сородичей. Она сражалась.

Внутри нее все пело от радости схватки. Тело работало в привычном ритме, и Охотница использовала все его возможности. Она пускала в ход кулаки и локти, сворачивала шеи и выламывала конечности; ударами ног разбивала маски и ломала панцири, подсекала ноги и добивала упавших врагов мечом.

Ее доспехи покрылись черной кровью и проплавленными полосами ожогов.

Лима, с хрустом проломив панцирь, проткнула грудь еще одному чужаку, отбила клинки другого, пинком отшвырнула его от себя и остановилась. Отброшенный пришелец поднялся на ноги и встал рядом с другими чужаками. Они уставились на Лиму и не нападали.

Охотница только сейчас заметила, что нет стрельбы и больше не слышно звуков боя.

Это могло означать только одно — все, кого она хотела спасти, погибли. Стиснув зубы, она зарычала, как дикий зверь. Меч отправился за спину, и в руках у нее появилась винтовка. До этого она не использовала ее, опасаясь, что может случайно попасть в кого-то из людей.

Заряды плазмы прошили нескольких чужаков, а остальные бросились на Охотницу. Она стреляла почти в упор, не давая приблизиться к себе. Помещение превратилось в жуткую бойню. Лима сбивала «собак» со стен и валила самих чужаков, пока не закончилась обойма. Ее ярость находила выход с каждым зарядом, разрывая тела, поджигая плоть, уничтожая врагов. Когда винтовка пискнула, предупреждая, что в магазине осталось пять зарядов, девушка приготовилась бежать.

Сухой щелчок механизма подачи. Лима развернулась и понеслась к выходу.

Чужаки бросились за ней.

Девушка быстро преодолела лестницу, выскочила на улицу, намереваясь повернуть в сторону моста, и едва не столкнулась с другой группой пришельцев в сопровождении транспорта с энергетической пушкой.

Охотница мгновенно развернулась и добежала в противоположном направлении. Из дома появились ее преследователи и объединились с сородичами.

Недалеко от Лимы пролетел шар из молний и взорвался чуть впереди. Она сразу свернула в сторону и забежала в здание, окутанное дымом от разгоравшегося внутри пожара.

Охотница хотела выскочить с другой стороны, но огонь не позволил ей этого, перегородив дорогу. И девушка побежала по первому этажу, держась подальше от огня. Дом вздрогнул, когда в него попал энергетический шар, потом еще один, и еще. Чужаки начали обстреливать здание. Заряды пробивали стены и перекрытия, оставляя в бетоне огромные дыры. Дом дрожал, с потолка сыпалась пыль и падали обломки. Обстрел становился все интенсивнее, и влетающие сквозь окна заряды взрывались в опасной близости от девушки. Она видела, как отлетающие в стороны короткие извивающиеся молнии оплетали и уродовали все, к чему прикасались. Досталось не только первому этажу, но и второму, и даже третьему. Здание могло рухнуть. Лима была вынуждена снова выбраться наружу.

Как только она появилась на улице, огонь перевели на нее. Взрывы следовали за ней по пятам.

Охотница забежала в другое здание, но на этот раз ей удалось пересечь его и выскочить с другой стороны. Только погоня все равно не отставала. Чужаки преследовали ее.

Силы девушки были не безграничны. Легкие жгло от дыма, мышцы, отвыкшие от таких «прогулок», начинали уставать.

Удача как будто играла с Лимой, то помогая, то снова отворачиваясь.

Охотница проскочила через улицу и забежала в очередные развалины. Свернула в коридор и наткнулась на чужаков, собирающих установку, как та, что она видела ночью.

Конус повернулся к ней, и Лима бросилась в сторону. Шар пролетел мимо и взорвался как раз в тот момент, когда появились чужаки, преследовавшие девушку.

Их раскидало в стороны, и у Охотницы снова появилась фора. Она бросилась к лестнице, поднялась по ней, свернула на этаж и понеслась по длинному коридору.

Лима увидела впереди дыру в полу, достаточно широкую, чтобы туда проскользнуть. Добежала до нее и спрыгнула вниз, вытянув руки вдоль тела. Мягко приземлилась, распрямилась и тут же отскочила в сторону. Чужаки последовали за ней. Первого она разрубила, едва он коснулся ногами пола, второму она уже не дала сделать этого, прикончив его еще в воздухе. Следующего ударила по ногам и, когда тот плашмя упал мордой вниз, пригвоздила к полу.

Потом в дыру полезли «собаки». Они выползали сразу по несколько штук, цепляясь за края дыры и перебираясь на потолок. Ближайший выпустил в Охотницу длинный язык. Она отсекла его коротким взмахом меча и бросилась бежать. Твари понеслись следом. Некоторые перебрались на стены, пара штук спрыгнула на пол, остальные бежали по потолку. Оглянувшись, девушка увидела, как в дыру стали спускаться чужаки, их раскаленные клинки ярко светились даже при свете дня.

Вильнув в сторону, Лима выпрыгнула в окно, оказавшись снова на улице. Заметила впереди небольшой проулок между домами. Надеясь, что он проходной, нырнула туда. Но дальше оказался тупик. С досады Лима чуть не повернула назад, чего нельзя было делать. Она неслась не оглядываясь, подбежав ближе, увидела, что метрах в трех над землей, в торце тупика, прикреплена лестница, ведущая наверх.

Девушка с ходу прыгнула на боковую стену, толкнулась от нее и ухватилась за металлизированные перекладины. Подтянулась на руках и стала быстро взбираться.

Она надеялась, что успеет до того, как преследователи расстреляют ее в узком переулке, где особо и целиться не надо.

Первый шар сбил секцию лестницы под ней, когда Лима уже была почти наверху. Молнии оплели перекладины и со страшным скрипом стали уродовать металл, за секунды превратив лестницу в клубок непонятно как связанных между собой, скрученных прутьев.

Лима уже забралась на крышу, и второй шар ударил в парапет, обдав Охотницу каменными брызгами, но не причинив вреда.

Несколько секунд девушка лежала на спине и глубоко дышала. Потом вспомнила о «собаках», которым лестницы были вовсе не нужны, и заставила себя подняться.

С крыши этого здания она перебралась на другое, потом на следующее, там спустилась ниже…

Часто выглядывая из окон, она осматривалась и продолжала свой путь. Лима не хотела думать о том, куда сейчас направлялась, поэтому все свое внимание уделяла осторожности. Иногда ей приходилось прятаться, пропуская мимо себя чужаков. Когда она встречала их внутри зданий, то сразу поднималась повыше и ждала, пока они уйдут, или неслышно прокрадывалась в соседние дома, стараясь не попасться пришельцам на глаза.

Оказавшись рядом со зданием, где раньше жила община Рамона, Лима тщательно огляделась и только после этого вошла внутрь. Тела людей и чужаков лежали вперемешку. Пришельцы не заботились о мертвых, даже о своих.

Охотница уже в третий раз за день перешагнула через труп охранника. Стараясь двигаться как можно тише, поднялась по лестнице и снова зашла в помещение, где происходила схватка.

Мертвые встретили ее молчанием, а раненых тут не было. Но Лима стала на всякий случай осматривать людей.

Она нашла старика, который дал ей одеяло, его шея была наполовину прожжена, и голова неестественно повернута в сторону; обнаружила женщину, накормившую ее, — у той были две продолговатые раны в груди, с обожженными краями. В руках женщина держала окрашенный черной кровью топор. Охотница одобрительно кивнула — значит, успела всадить его во врага, а может, даже и не в одного.

Из глаз Лимы сами текли слезы и падали на мертвых людей. Но она не плакала, у нее просто текли слезы…

Раненых здесь действительно не было. Она решила проверить на других этажах. Поднялась на третий — там почти никого не оказалось. Только укрепленная мешками с песком огневая точка и два мертвых стрелка за укрытием. Судя по узким парным ранам, на животах и груди, они достались «собакам». Зато сами они настреляли с десяток чужаков, валявшихся у входа на этаж.

На четвертом людей снова было много. Тут Лима нашла Слэйтера. Он был пригвожден к стене уже погасшим клинком чужака. Наверное, когда тот проткнул его, Слэйтер нашел в себе силы и отсек противнику конечность, но сам так и остался приколотым к стене.

Внезапно Охотнице показалось, что за ней наблюдают.

Она замерла и внимательно осмотрела помещение. Взгляд ее остановился на куче мусора в углу. Лима достала из-за спины винтовку, которую так и не успела перезарядить, и, пятясь, вышла из комнаты. Сразу же оттуда послышался шум разбрасываемого мусора и топот.

Охотница быстро перезарядила винтовку и снова шагнула в комнату.

Девочка вскрикнула от неожиданности, когда чуть не наткнулась на ствол плазмореза. Она замерла на месте и смотрела на Лиму большими испуганными глазами. На грязных щеках слезы оставили светлые дорожки. Темные волосы были коротко острижены и всклокочены. В голубых глазах затаился страх, губы дрожали. На вид ей было лет одиннадцать.

Лима опустила винтовку и сделала шаг к девочке, та отступила назад.

— Не бойся, — сказала Охотница.

Из глаз девочки снова побежали слезы.

— Почему ты не пришла раньше? — тонким, срывающимся голоском спросила она.

Лима поняла, что девочка узнала ее.

— Я не успела, — тихо ответила она и снова шагнула вперед. В этот раз девочка не отходила. Охотница подошла и прижала ее к себе. Та крепко обняла девушку и заревела. Лима положила покрытую ссадинами и царапинами ладонь ей на плечи и, от присутствия этой маленькой несчастной девочки, неожиданно почувствовала себя незащищенной и беспомощной. Такого состояния она не испытывала никогда раньше. Слабость растеклась по ее телу. Винтовка показалась ей невероятно тяжелой, доспехи тесными и неудобными. Как она сможет помочь ей, как сможет защитить, если сама не может справиться со своими врагами?

Охотница тряхнула головой, прогоняя предательскую нерешительность, и постаралась взять себя в руки.

— Тебя как зовут? — спросила она.

Девочка подняла заплаканное лицо, посмотрела на нее и ответила:

— Сая.

— Сая, нам нужно уходить отсюда. Мы пойдем на тот берег, к военным, они смогут защитить тебя.

Девочка шмыгнула носом, вытерла слезы ладонью и кивнула.

— А мы… оставим?… — нерешительно спросила она, оглянувшись вокруг.

— Да, — ответила Лима. — У нас нет времени.

Она взяла девочку за руку и повела за собой.

— Нам нужно будет где-нибудь спрятаться до вечера. Пойдем, когда стемнеет, — говорила Лима, спускаясь по лестнице.

— Я знаю такое место, — тут же сказала Сая.

— Где?

— Тут недалеко, я всегда там пряталась, когда брат обижал меня, и никто не мог меня найти.

Лима подумала, что девочка сейчас снова расплачется, но та не собиралась.

— Показывай, — сказала Охотница.

И девочка с деловым видом пошла вперед, ведя ее за собой.

— Не спеши, ты просто говори, куда идти, и держись ближе ко мне. Поняла?

— Поняла, — энергично кивнула Сая.

Следуя указаниям девочки, они вышли из здания и забрались в какую-то приземистую постройку. Лима шла впереди, придерживая Саю, чтобы она не выбегала вперед, и внимательно осматривала местность.

В постройке оказался небольшой подвал, где они и укрылись. Охотница сначала сомневалась, но, когда Сая сказала, что из подвала есть еще один выход, согласилась.

Заперев за собой люк, они прошли вглубь. Сая достала из своего тайника осветительные шарики и, размяв их пальцами, прилепила к потолку. Лима попросила отвести ее к другому выходу и, когда убедилась, что он доступен и снаружи все чисто (он выходил на окруженный со всех сторон забором задний двор какого-то строения), решила остановиться недалеко от него.

Девушка присела к стене, прислонив рядом винтовку и меч. Сая устроилась возле, поджав ноги, обхватила своими ручками руку Охотницы и прижалась к ней щекой. В стоячем воздухе подвала Лима отчетливо почувствовала, что вся ее одежда и даже кожа пропахла дымом. Некоторое время они сидели молча, потом девочка негромко позвала:

— Лима.

— Да?

— Скажи, а ты научишь меня обращаться с оружием?

Охотница вздохнула и ответила:

— Научу. Но сперва тебе нужно немного вырасти и набраться сил.

— Я вырасту, — серьезно ответила девочка. — И буду сильной.

— Пока я могу учить тебя пользоваться ножом.

— Ой, здорово! — Она даже привстала и восторженным взглядом посмотрела на Лиму. — Я буду такой же, как ты?

Девушка подумала, что это сомнительная перспектива, но вслух сказала:

— Если будешь стараться. Только сначала нам нужно добраться до солдат. Отдыхай, скоро придется много идти.

— Хорошо, — сказала Сая и устроилась, положив голову Лиме на колени.

Через некоторое время она заснула, и Охотница покачала головой, удивляясь гибкости детской психики. Правда, во сне девочка стонала и вздрагивала, и тогда Лима обняла ее за плечи, убрала со лба прилипшие волосы и погладила по голове, успокаивая.

Сая проспала несколько часов, а Охотница сидела и размышляла о странностях судьбы, то и дело подбрасывающей различные сюрпризы. Она думала о Сэме. Ей казалось удивительным, что и в виртуальности, и в реальном мире его не было на планете. Только в первом случае он просто не вернулся, улетев на боте вместе с Королем Себастьяном и Асом, а сейчас… сейчас он же не знал, что она тут. Интересно, думал ли он о ней? Лима усмехнулась, вспомнив, как часто злилась на Сэма за то, что он не вернулся, и злилась на себя за то, что не могла перестать думать о нем… там, в виртуальности… На самом-то деле он вернулся.

Охотница беззвучно засмеялась, но потревоженная Сая завозилась, и Лима перестала. Потом девушка вспоминала Моргана и думала, что могло быть, если бы она не разрубила его тогда в «Свечке», как бы сейчас все обернулось? Была бы она сейчас на свободе или продолжала бродить по виртуальному Ассему? Хитросплетения нитей жизни были такими запутанными, и никогда нельзя угадать, чем обернется в будущем тот или иной поступок.

Когда осветительные шарики на потолке стали угасать, Лима поняла, что прошло несколько часов, и, посчитав, что уже можно идти, разбудила девочку.

Осторожно выглянув наружу и убедившись, что все спокойно, они выскользнули в темноту улиц. Смрад снова полез в ноздри, и от дыма защипало в горле.

Над городом висели тучи, казавшиеся еще более тяжелыми от сизой дымовой завесы, поднимавшейся с земли. Огонь пожаров подсвечивал их снизу желтоватым светом. Вдалеке раздавалась канонада: басовитые звуки выстрелов и уханье взрывов.

Охотница повела девочку за собой, обходя опасные на ее взгляд места и медленно продвигаясь к мосту. Проходя мимо груды мусора, в которую превратилось здание, когда на него рухнул сбитый ракетой корабль чужаков, Лима зачем-то сказала:

— Я была внутри, когда корабль чужаков упал сверху.

— Где? — не поняла Сая.

— В этом доме, — показала девушка.

Сая посмотрела, куда она показывала, и восторженно прошептала:

— Вот это да!

А Лима заулыбалась и повела ее дальше. Отчего-то ей было приятно искреннее восхищение этой маленькой девочки.

Путь через мост занял у них довольно много времени, но закончился без происшествий, и они благополучно перебрались на другой берег.

Охотница решила продвигаться тем же путем, которым добиралась сюда с пехотинцами.

Как, интересно, у них дела — у Дина и Пита? Получилось ли выбраться из города, смогли ли спасти людей и выжить сами?

Но мысли ее оборвал шепот девочки:

— Лима!

Она дернула Охотницу за руку. Но та уже и сама увидела.

Впереди них, прилепившись к стене, висел симбионт чужаков.

— Прыгун, — прошептала Сая.

Лима называла их просто «тварями» или «собаками», но можно и «прыгун».

Существо пошевелилось и снова замерло. Создавалось впечатление, что оно несло караул.

Охотница не удивилась бы, будь так на самом деле.

Она остановилась и, отодвигая девочку рукой, стала отходить назад. Вдруг сзади осыпались камни, и что-то тяжелое плюхнулось на землю. Лима резко обернулась, приготовив винтовку.

Еще один прыгун тряхнул головой, раскрыл пасть, словно зевал, высунул толстый липкий язык, потом втянул его и посмотрел на Охотницу с девочкой.

Лима оглянулась — первое существо спустилось со стены и стояло посередине дороги.

Девушка развернулась к нему, нащупала руку Саи, убрала плазморез за спину и приготовила меч.

— Не отставай, — сказала она девочке, не сводя глаз с прыгуна. — Бежим!

Она рванула вперед, потянув за собой Саю.

Тварь прыгнула на нее, но Лима взмахнула мечом, отшвырнув разрубленное существо в глубокую тень у соседнего здания.

Девушка оглянулась и увидела, что из дома высыпали чужаки и устремились за ними. Постепенно в их руках загорались оранжевые полосы клинков. До места, где дислоцировались пехотинцы, было еще далеко, и в этот раз Лиму тормозила девочка.

Сая не могла видеть в темноте так же хорошо, как она, и Охотница старалась обегать камни и ямы, но девочка все равно споткнулась. Лима успела подхватить ее, чтобы та не расшиблась, но при этом они потеряли время и преимущество в расстоянии. Чужаки нагоняли их.

Охотница поняла, что убежать они не смогут. Она метнулась к ближайшему проулку, отпустила Саю, развернулась и вскинула винтовку. Очередь разворотила грудь первому чужаку, разнесла голову второму; потом появились прыгуны. Лима расстреляла двух, отвела винтовку от языка третьего, убила его, но четвертый все же сумел выдернуть оружие из ее рук.

Лима выхватила меч и набросилась на чужаков. Под ее натиском противники сначала только защищались, но потом перешли в наступление, заставив Охотницу отступать.

Лима отбивалась изо всех сил. Светящиеся оранжевым клинки расчерчивали ночь огненными дугами. Случайно задеваемый ими мусор воспламенялся, и вокруг горело множество маленьких костров. Она успевала парировать удары, сыплющиеся на нее со всех сторон, отсекать липкие языки прыгунов, то и дело выстреливающие в их сторону, но вот для ответных атак возможностей у нее уже не оставалось.

От сталкивающихся клинков разлетались искры. Оружие Лимы было сработано добротно, раскаленные клинки противников оставляли на нем проплавленные засечки, но оно все еще оставалось пригодным для боя. Охотница постепенно отступала. Сая держалась в нескольких шагах позади нее: она подбирала с земли камни и швыряла в ползущих по стенам прыгунов. Поднимая камень, девочка случайно оглянулась и увидела, что к ним с другой стороны приближаются еще чужаки. Их самих скрывала темнота, но зато оружие четко выделялось светящимися полосами.

— Лима, они идут сзади! — закричала девочка. Охотница улучила возможность и, чуть обернувшись, бросила быстрый взгляд назад.

— Ищи, где укрыться! — приказала она, уходя от очередного удара.

Сая кивнула Лиме в спину и побежала по проулку, высматривая проход или пролом в стене. Ей не пришлось долго искать — недалеко от места, где сейчас сражалась Охотница, справа в стене здания зияла дыра. Сая не стала проверять — проем показался ей достаточно большим, чтобы пролезла Охотница.

— Лима! — позвала она и побежала к ней. — Там есть проход! Там…

— Прячься! — не оборачиваясь, крикнула Лима. Она парировала удар сбоку, потом еще один сверху, сделала выпад и отсекла одному из чужаков руку с оружием. Быстро приблизилась к покалеченному противнику и толкнула его обеими руками. Он полетел назад, сбив нескольких сородичей. Лима взмахнула мечом в сторону, разрубая сиганувшего на нее прыгуна, и побежала назад.

Догнала Саю, подхватила ее и помчалась по проулку навстречу новым врагам.

— Где? — спросила девушка.

— Там, — показала девочка пальцем.

Лима увидела проем. Сначала он показался ей широким, но приблизившись, она увидела, что с обеих сторон его ограничивают толстые прутья арматуры и ей не пробраться внутрь. Охотница пропихнула туда девочку и сказала ей:

— Отойди.

Она с размаху всадила свой клинок в прут, но на том осталась только глубокая зазубрина.

Лима в очередной раз пожалела, что нет ее старого копья, которое могло рубить такие прутья, как спички.

— Лима! — испуганно крикнула Сая.

Та сразу обернулась. Липкий язык прыгуна ударил в грудной доспех. Лиму бросило вперед, на острые клыки, но она успела выставить перед собой клинок. Острый металл пронзил прыгуна, пригвоздив его к стене. Лима остановилась в нескольких сантиметрах от клыков, упершись грудью в рукоять меча. Она огляделась по сторонам — чужаки были уже совсем рядом, а липкий язык не отпускал ее. Хотя прыгун и умирал, его мышцы все еще сохраняли свою чудовищную силу.

Лима уперлась в него руками, попыталась отклониться назад и освободить клинок. Но у нее не получилось. Тогда, стараясь не задеть липкий язык, Охотница взялась за рукоятку меча и резко подняла ее вверх, как будто включила рубильник. Лезвие разрезало плоть и с треском сломало панцирь прыгуна.

— Лима, скорее! — крикнула ей девочка. Охотница освободила оружие и быстрым взмахом отсекла присоску.

Но чужаки уже подоспели и сразу напали на девушку. Лима смогла обойти их и загородить проем, где спряталась Сая. Подступавшие с другой стороны враги включились в схватку через несколько секунд.

Лиму прижали к стене. Она не успевала отбивать и парировать все удары. Раскаленные лезвия несколько раз прижгли ей руки и пробили доспехи на груди и боках, оставив ожоги. Охотница только рычала, как зверь, и яростно отбивалась.

— Сая, уходи! — крикнула Лима, чувствуя, что девочка еще здесь и ждет ее. — Я не пролезу тут, пойду другим путем.

Один прыгун забрался на стену над ее головой и выпустил в Лиму язык. Ее спасло то, что в тот момент она уклонялась от удара и присоска чмокнула о камень у ног. Охотница не замечала опасности над головой, и следующий бросок прыгуна мог быть для нее смертельным.

Внезапно откуда-то сверху ударили лазерные лучи, сшибая прыгуна со стены. С громким криком в толпу чужаков, блеснув металлом, упала темная масса. И сразу послышались звуки схватки. Враги замерли от неожиданности, Лима воспользовалась этим и ринулась в атаку. Ее меч рубил и кромсал тела врагов, она не давала им опомниться и убивала одного за другим. Отсекала головы и конечности, разрубала на части и пронзала тела. Когда противник падал мертвым к ее ногам, она запрыгивала на него и набрасывалась на следующего. Раскаленное оружие чужаков еще какое-то время оставалось активным после их смерти, за исключением тех, что были отделены от остального тела. Оранжевые клинки прожигали тела, лежащие рядом, и воздух быстро наполнился сизым дымом, вонью горелой плоти и горячего металла.

Наконец Лима смогла оттеснить чужаков и пробиться к своему неожиданному помощнику. Это был киборг. Очень мощный и быстрый. У киборга было четыре руки, работающие с невероятной скоростью. Нижняя часть тела до пояса полностью механическая. На металлические бедра натянуты драные шорты. Импланты также блестели на груди, плечах и спине, обмотанных полосами тонкого пластика.

Киборг перемещался сильными упругими движениями, две руки были направлены вперед, а две другие назад, при этом правые его руки сжимали длинные виброножи, а левые лазерные разрядники. Он мог одновременно нападать и обороняться. Он бросался то в одну, то в другую сторону, поливал тех противников, от которых отдалялся, лучами из разрядника, а тех, к которым приближался, вспарывал гудящем лезвием. Лима решила не пробиваться к нему и убивала чужаков чуть в стороне от киборга. Завалив последнего своего врага, Охотница остановилась. Тяжело дыша, она посмотрела, как киборг добивает оставшихся чужаков. Девушка не стала вмешиваться и позволила ему заканчивать схватку.

Лима огляделась — больше никого не увидела, но расслабляться не собиралась. Неизвестный хотя и помог ей, но был киборгом, а значит, врагом.

Последнего противника киборг насадил на вибронож, перекинул через себя и эффектным ударом другого ножа рассек его тело надвое еще в воздухе.

Неожиданно Лима почувствовала сзади движение и резко обернулась, готовая встретить врага, но это была Сая. Девочка подбежала к ней и прижалась, обхватив руками.

— Я… я так испугалась. — Девчонка ревела. — Я думала, они убьют тебя.

Лима почему-то смутилась. Она поморщилась и хотела погладить Саю по голове, но рука была вся в крови, и Лима опустила ее.

— Нам надо уходить. Тебе не следовало вылезать. Девочка подняла заплаканное лицо:

— Но ты же там не пройдешь.

— Я попробую.

Они быстрым шагом направились к пролому, перешагивая через трупы чужаков. Лима снова попробовала разрубить прут, но с таким же успехом, как и в первый раз. Она взялась за него руками, уперлась в стену ногой и потянула. Металлический стержень выгнулся, но не сломался. Проход стал чуть шире, хотя Лима все равно не смогла бы в него пролезть.

Рядом послышались шаги, и раздался голос:

— Давай я.

Лима повернулась к киборгу, приготовила меч для атаки, а одной рукой отстранила Саю, спрятав за спиной.

Киборг стоял перед ней, улыбаясь, держа оружие в опущенных руках, все еще активированное.

— Чего скалишься, жестянка? — Лима настороженно смотрела на него.

Улыбка сразу сползла с лица киборга.

— Я, вообще-то, спас вас, можно быть и повежливее, — проворчал он.

— Я и так вежлива, — холодно ответила девушка.

— Слышишь, Жан? Нам не рады, — хмыкнул киборг.

— Слышу, — раздался другой голос из-за его спины. Лима напряглась — она не ожидала такого. Девушка чуть отклонилась в сторону.

Позади головы киборга появился затылок еще одной.

Он покивал:

— Да-да, нас двое.

Потом повернулся на сто восемьдесят градусов. Взору Лимы предстала почти точная копия первого киборга, точнее, его тела, только лицо было другим.

— Я — Жан, — представился второй киборг.

— А, да! Я — Жак, — сказал из-за его спины первый.

— Точнее, сейчас мы Жан-Жак, — поправился Жан.

— Угу, именно, — подтвердил Жак.

Лима невольно восхитилась увиденным, но не собиралась терять время.

— Нам надо туда пробраться, — сказала она, указав на пролом.

Киборг молча подошел, убрал оружие, взялся двумя пуками за один прут, двумя — за другой и напрягся.

С противным скрипом стержни разъехались в стороны, не намного, но достаточно.

Жан-Жак сделал шаг в сторону.

Лима отпихнула его плечом.

— Эй! — возмутился киборг.

Лима не ответила, пропустила вперед Саю и сама последовала за ней. Когда ей пришлось повернуться к киборгу спиной, волосы зашевелились у нее на затылке, но она пересилила себя и быстро забралась внутрь здания.

Жан-Жак тоже залез внутрь, с кряхтением вытянул арматуру на прежнее место, потом тяжело потопал за Лимой и девочкой. Свернув за угол, он встал как вкопанный — острие меча Лимы касалось его шеи.

— Чего тебе надо? Зачем ты помог мне? — спросила Охотница.

— Полегче, милашка! — сказал киборг сердито и хотел убрать лезвие от шеи, но девушка надавила еще сильнее, и из прокола на шее потекла кровь.

— Эй! Ты спятила, подруга?!

— Не дергайся! — сурово произнесла она. — Стой на месте и держи все руки на виду. Лезвие проткнет вас обоих, так что твой близнец пусть тоже не рыпается. Отвечай на вопросы.

— Жан, — подал сзади голос Жак. — А правда, зачем мы ей помогли? Пусть бы подыхала…

— Сам не знаю, Жак. А теперь даже жалею, что так поступили.

Лима молча ждала ответа.

— Ну что ты так на меня смотришь, — раздраженно ответил Жан. — Увидел, что ты в беде, и решил выручить… а-а-а… ты чего?!

Последние слова Жан прохрипел — Лима надавила на клинок.

— Ты думаешь, я поверю, что киборг рискнул жизнью ради обычного человека?

— А что… такого? — хрипел киборг. — Жак, скажи ей.

— Он прав, — быстро подтвердил второй киборг. — Мы сидели на крыше, когда услышали звуки драки внизу. Посмотрели и увидели, что на вас напали эти уроды. Сначала ты и сама неплохо справлялась, но," когда они прижали тебя, мы решили вмешаться.

— Что ты на крыше делал?

Лима сомневалась. Слова киборгов звучали правдиво, но она не могла, не могла заставить себя верить киборгу… хотя почему бы и нет? Ведь Моргану она поверила.

— Спать собирался, — ответил Жак. — Сейчас чем выше, тем безопаснее. Чужаки редко по верхам лазают.

— Вы из чьей банды?

— Да пока ни из чьей, мы только из ремонта. Собирался на днях наняться к кому-нибудь, говорят, Ахрават сейчас самый сильный, но платит вроде маловато. В общем, не решил еще. Может, в армию запишусь, слышал, у них условия неплохие и продвинуться можно.

— Какую армию? — подозрительно спросила Лима.

— Как какую? У нас только одна армия — Армия Освобождения. Ты что, только родилась? А! Я понял! Ты с клон-фермы сбежала. Основательно же тебе мозги прочистили. Ты себя-то помнишь? Как тебя звать-то?

— Закрой пасть! — прорычала Лима. Она ничего не понимала и от этого злилась.

— Жан, — сказал второй киборг, — по-моему, она совсем психованная.

— Со…гла…сен, — выдавил тот. — У…бери меч. Ты сей…час убьешь ме…ня.

Лима поняла, что непроизвольно давит на оружие. Она слегка ослабила нажим.

— Если ты уберешь свое жало от горла Жана, мы сможем нормально поговорить, а то я тоже себя отвратительно чувствую.

Лима задумалась. Она была в смятении: Морган сказал ей, что многое изменилось, но она не подозревала, что настолько. Она и представить себе не могла, что киборги будут помогать ей или служить в Армии Освобождения, с которой недавно так отчаянно сражались. Хотя эти твари всегда быстро отличали проигравшего от победителя и успевали принять нужную сторону. Так что вполне вероятно, что сейчас они воевали на стороне людей. К тому же чужаки не разбирались в местных делах и просто уничтожали всех подряд.

Лима подумала еще немного и приняла решение. Она сделала шаг назад, не убирая меча от шеи киборга, потом медленно опустила оружие, но следила за всеми его движениями.

Тот, вопреки ее ожиданиям, не стал хвататься за оружие, а, наморщившись, потер шею. Лима никак не могла привыкнуть к новой обстановке, некоторых обстоятельств просто не знала, и часто простые вещи выводили ее из равновесия. И ко всему прочему, удивительная для нее дружелюбность киборга просто-напросто раздражала.

— Ну, ты… — Жан обиженно вздохнул. — Никогда больше не буду никому помогать.

— Слушай, тебя по голове не били случайно? — спросил Жак из-за спины.

— Я тебя сейчас ударю по обеим, — огрызнулась она.

— Вот она — людская благодарность!

— Я таких, как ты, еще не видела, киборг, — намеренно грубо сказала она.

Но он не обратил на это внимания.

— Акира работал! — горделиво сказал Жак, воспринимая ее слова как комплимент и поворачиваясь к ней.

Жан только значимо покивал головой позади него.

— Эй, малявка! — Киборг посмотрел на девочку, которая выглядывала из-за Лимы. — Хочешь стать сильной и красивой? Мы можем договориться с мастером, у нас теперь скидка есть.

— Нет! Ты страшный!

— Ха! — Жан-Жак хмыкнул. — Ошибаешься!

— Это ты ошибаешься! Я буду как Лима! — Девочка чуть вышла вперед, по-детски забыв свой недавний страх. — Она красивая и сильная, хотя у нее нет ни одного имплантата!

Жан-Жак нахмурился. Зажужжали, раскручиваясь, крепления. Киборги разлепились, снова превратившись в Жана и Жака. С серьезными лицами они стали ходить вокруг Лимы и разглядывать ее.

Потом оба остановились перед девочкой и посмотрели на нее сверху вниз.

— Ты серьезно? — спросил Жак.

Девчонка кивнула. Взгляды киборгов снова переместились на Охотницу.

— Трудно поверить… — начал Жан.

— …что ты еще жива! — закончил Жак.

Лиме надоел этот цирк. Хотя киборги и помогли ей, она не собиралась заводить с ними дружбу.

— Осади, половинчатый! Жан нахмурился:

— В чем у тебя проблема? Мы тебя обидели чем-то? Ну, тогда могла бы умирать там, — киборг махнул рукой.

— Да ладно тебе, Жан, — напарник хлопнул его по плечу. — Пошла она! Корчит из себя незнамо кого. Пускай идут, куда хотят.

— Ну и топайте, — сказала девчонка. Жан скривил ей морду.

— Лима и без вас бы справилась, — продолжала Сая.

— Да, конечно. Мы и не сомневались. — Жан уже собирался отвернуться. — Особенно когда прыгун ее на присоску посадил бы.

— Угу, прямо за маковку, — поддержал Жак.

— А вот и не посадил! Лима всех бы их победила!

— Сая! — девушка попыталась остановить ее.

— Мы видели, как бы она их победила!

— Да, а если хочешь знать, Лима — Охотница!

— Кто?! — спросили киборги в два голоса.

— Охотница!

— Сая!

Жан и Жак оторопело смотрели на Лиму. Жан непроизвольно потер рукой рану на шее, представив, кто только что держал меч у его горла.

— А я еще подумал, что имя такое же… — произнес Жак после минутного молчания. — Только я думал, Охотница с копьем должна быть.

— Ага, — подтвердил другой киборг.

— Она и мечом вам покажет, — сказала Сая, правда, уже не так смело, а скорее нерешительно.

— Слышь, сестренка… — Жан примирительно поднял руки.

— …ты на нас не обижайся, — продолжил Жак.

— Мы не со зла.

Слышать извинения киборгов для Лимы было дико. И в общем-то, они были ей безразличны.

— Завязывай распинаться, — сказала она. — Надо дальше идти. Пойдешь первым, и я тебе не «сестренка».

— Ладно, подруга, как скажешь! — сказали киборги в два голоса. — Другой путь поищем или как пришли?

— Лучше другой. Осмотритесь тут быстренько.

— Ага, сейчас сделаем.

Киборги разошлись в разные стороны осматривать подсобку, в которой они оказались.

Охотница присела рядом с девочкой.

— Ты в порядке? Не ранена? — Она стерла с ее щеки прилипшую грязь и отряхнула волосы.

— В порядке, — ответила Сая, преданно глядя на девушку.

— Эй, девчонки, я тут, кажется, выход нашел, — крикнул один из киборгов.

Второй бегом пронесся к нему из другого конца помещения.

— Везет тебе! А я ничего не нашел — лестницы завалены, — с завистью сказал он.

— Лима! — крикнули они уже вдвоем. — Идите сюда!

— Вот недоумки, — пробормотала она.

— Они смешные, — сказала Сая.

— Думаешь?

Девочка заулыбалась и кивнула:

— Мне почему-то так не кажется. Она поднялась и пошла к киборгам.

— Вот смотри, — показал Жан на потолок. Там зияла большая дыра. — Жак сейчас подсадит меня, а потом мы вас вытащим.

— Залезай, — велела Охотница.

Жан кивнул — она отличала его по порезу на шее, оставленному ее мечом, — Жак подставил руки и подбросил напарника. Тот ухватился за края и одним плавным движением оказался наверху.

— Все чисто, — сказал он через некоторое время, свесившись вниз. — Давайте, кто следующий?

Киборг вытянул руку.

Лима коротко разбежалась и подпрыгнула. Жак поймал ее за руку и втащил к себе.

Охотница сразу же высвободилась из его хватки и осторожно отошла в сторону, а киборг снова свесился в дыру.

Снизу Жан подбросил Саю и, когда настал его черед, подпрыгнул сам.

Девушка уже успела немного осмотреться.

Они оказались на втором этаже какого-то склада.

Вдоль стен по всему помещению стояли стеллажи. Некоторые были повалены, другие разбиты, и все, конечно же, пустые.

— Сая, не споткнись, — предупредила Лима шепотом. Она кивнула киборгам, отправляя их вперед. Они рванули наперегонки, на удивление бесшумно перепрыгивая через мусор. Потом махнули руками, подзывая к себе.

Охотница пошла к ним, обходя торчащие обломки и ведя за собой Саю.

— Все спокойно, — доложил Жак.

— Мы куда хоть топаем-то? — поинтересовался другой киборг.

— Знаешь, где раньше городской информаторий был?

— Да, — кивнули напарники.

— Пока туда.

— Понял. Значит, мы первыми, вы за нами.

— Только не торопитесь, не у всех импланты есть.

— Ага, ладно.

Киборги побежали по коридору, вжимаясь в стены. Даже когда они держались раздельно, действия напарников казались удивительно слаженными. Выверенные движения, синхронные перебежки, грамотное прикрытие и точно рассчитанное время всех перемещений вызывали у Охотницы непроизвольное восхищение.

Таким порядком они без происшествий добрались до улицы, где засел сержант Шепард со своими людьми. Пробираясь внутри зданий, они двигались вдоль улицы по направлению к пехотинцам.

Внезапно киборги затаились и один из них выставил руку назад в предостерегающем жесте.

Лима сразу остановилась и заставила Саю спрятаться за большой обломок, а сама, пригибаясь, добежала до напарников.

— Что случилось?

— Прыгун.

Жак взглядом указал вперед. Тот сидел в углу, темным пятном выделяясь на фоне серых стен.

— Шлепнем?

— Нет, привлечем внимание, — прошептала Охотница. — Давай по улице. Нас там встретить должны. Так что во все подряд не палите.

— Кто?

— Вы же хотели в армию вступить? Вот тебе и представится такая возможность.

— Чего? — не поняли киборги.

— Через два дома впереди по обеим сторонам улицы засели пехотинцы. Вот к ним и идем.

— А раньше…

— …нельзя было сказать?

— Заткнитесь и топайте! — огрызнулась Лима. — Или проваливайте.

Напарники обиженно замолчали. Охотница вернулась к девочке:

— Сая, сейчас нам придется пробежаться, и, что бы ни случилось, не останавливайся. Поняла?

Та молча кивнула.

— Хорошо, — негромко сказала Лима, — пошли.

— Подождите! Мы с вами! — Киборги были уже рядом. Черная тень мелькнула на потолке за спинами Жана и Жака.

— Прыгун! Сзади! — крикнула Лима, дальше скрываться уже не было смысла.

Напарники развернулись и выстрелили почти одновременно.

Тварь свалилась с потолка дымящейся тушей. Из дверного проема впереди появились чужаки.

— Лима, бегите! — крикнули киборги. Они прижались друг к другу спинами, вытянув руки с разрядниками в сторону врагов, поливая их огненными лучами и одновременно с этим активируя свой боевой режим, когда они действовали одним целым. Через несколько секунд они уже были Жан-Жаком и набросились на пришельцев. Их руки мелькали с невероятной быстротой, кромсая врагов виброножами и расстреливая лазерами. Лима схватила Саю за руку и побежала.

Выскочив из здания, она понеслась туда, где должны были находиться пехотинцы. Вся улица была усыпана трупами чужаков и их симбионтов. Черными кляксами на фоне блекло-серых развалин валялись четыре обгоревших остова транспортов чужаков.

Стрельба в доме, где остался Жан-Жак, прекратилась. Потом послышался шум гравия и топот быстро приближающихся шагов.

Когда они слышались уже совсем рядом, Охотница развернулась, рывком затащив девочку за спину. И едва не снесла Жану голову ударом меча.

— Успокойся, волчица…

— …никто не тронет твоего детеныша, — оскалились киборги.

Они уже были по отдельности.

— Справились?

— Плевое дело, — усмехнулся Жан.

— Их было не больше десятка, — лениво поддержал его Жак.

— Хвастуны, — улыбнулась киборгам девочка, выглядывая из-за Лимы.

— Конечно, хвастуны…

— …потому что можем себе это позволить! Сая показала им язык.

Охотница заметила, что у киборгов весьма потрепанный вид. И, судя по жженой ране на плече одного и проплавленному шраму на бедренных имплантах другого, схватка прошла не так легко, как они хотели показать.

— Ну что, мы пришли? — Жан стал оглядываться. — Не слабо твои вояки нарубили!

— Где они сами-то? — Жак посмотрел на высящиеся вокруг строения.

Лима тоже огляделась. Те здания, которые занимали пехотинцы, покрывали дыры, словно гигантский червь прокладывал свой путь, выгрызая проходы в стенах, перекрытиях и лестницах.

И похоже, внутри уже никого не было.

— Они в этом решете прятались? — Жан с сомнением посмотрел на остовы строений.

Он достал пищевой брикет, распечатал и стал жевать.

— Ничего лучше они не нашли? — поддержал напарник и тоже вытащил из кармана брикет.

Лима выхватила еду у него, оставив киборга с открытым ртом, и отдала девочке. Жан спокойно отломил половину от своего брикета, похлопал Жака по плечу и протянул кусок, продолжая жевать.

— Когда я оставляла их прошлой ночью, здания выглядели вполне прилично, — сказала Охотница.

— Значит, чужаки поработали.

— Значит.

Они отошли в сторону, чтобы не маячить посреди улицы, и расположились за перевернутым гравимобилем, где их никто не мог увидеть.

Киборги и девочка увлеченно жевали брикеты, а Лима задумалась.

Она не знала, дождались ли пехотинцы подкреплений или просто отступили, не выдержав натиска противника. Далеко они сейчас или прячутся где-то рядом. Охотница прислушалась, но звуки стрельбы раздавались издалека. Даже если предположить, что солдаты заняли позиции где-то поблизости, то в любом случае она не знала, где их искать. А таскать с собой по развалинам в городе кишащем чужаками, маленькую девочку, пусть даже в сопровождении мощного киборга, ей не очень хотелось. На ум приходило только одно.

— Вы знаете, где торговая площадь?

— Жнаю, — ответили оба киборга с набитыми ртами. — Тут недалеко.

— Сейчас пойдем туда.

— Ночью базар не работает, — любезно сообщил Жан.

— Жри и не умничай, — осадила Лима, ей было не до шуток.

Сая протянула ей брикет.

— Наелась?

— Да.

Девушка разломила брикет на две части, одну сунула в карман, от второй откусила… Только когда питательная, чуть сладковатая масса оказалась во рту, Лима поняла, как голодна. И эта простая еда показалась ей необычайно вкусной.

— Эх, — протянул Жак, отряхивая руки и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Вот из таких маленькихприятностей и должна состоять жизнь.

— Ага, — согласился второй киборг, — а вот если бы мы вчера пошли к Ахравату, то плелись бы сейчас, наверное, в сторону Старгарда.

— Почему? — нахмурившись, спросила Охотница.

— Нам кореш предлагал к нему пойти работать. Вчера как раз. Говорил, что Ахравату нужны бойцы. Рассказывал, что у него полно имплантов и оружия, якобы тот нашел тайники Моргана и теперь собирал себе армию. А сегодня ночью они должны были свалить из города. Правда, кореш не уточнял, куда именно, но мы думаем, в Старгард, куда же еще?

— Что?! — встревоженно спросила Лима.

— А чего? Хороший ход. Отсидеться подальше от всей этой пальбы, а потом вернуться со свежими силами, и город твой!

— Ты сказал, они должны сегодня ночью уйти?

— Да, сейчас как раз, наверное, выходят. Ахрават жадный, он гонял своих людей, чтобы они доставляли для него добро из моргановских схронов. Ничего не хотел оставлять, опасался, что город разрушат и ему мало достанется. А так бы давно уже свалил.

У Лимы внутри все сжалось. Если Ахрават сейчас уйдет, то найти его будет очень трудно. А потом, когда он вернется в Ассем со своей новой армией, то станет практически недосягаем. Ко всему прочему, еще неизвестно, кто победит в нынешней войне. Если гарнизон не выстоит, то вторая часть вещи будет потеряна навсегда. Этого нельзя допустить!

Киборги заметили волнение девушки.

— Что случилось?

— Где его берлога?

— Ахравата?

— Да!

— Спортивный комплекс с аквапарком, в следующем квартале двухэтажный дом. Отдельно стоит, не спутаешь, перед ним еще клумба разбита.

Охотница опустилась рядом с девочкой, взяла ее ладошки в свои.

— Сая, послушай меня, — сказала она, глядя девочке в глаза. — У меня появилось сейчас одно очень важное дело. Оно настолько серьезное, что от того, сделаю я его или нет, зависят жизни многих и многих людей.

Лима видела, как Сая часто заморгала, у нее задрожали губы, но девочка ничего не сказала.

Охотница не умела говорить с детьми, тем более не знала, какие слова подобрать, когда собираешься бросить ребенка с едва знакомым киборгом посреди воюющего города на улице, усыпанной трупами пришельцев.

— Это очень важно для меня, для тебя, и для Жан — Жака тоже. Тебе же нравится Жан-Жак? Ты говорила — они смешные. Поэтому мне надо уйти, и я не могу взять тебя с собой.

Из глаз девочки текли слезы. Лима погладила ее по волосам, вытерла кончиками пальцев слезы на щечках.

Сая бросилась Охотнице на шею и крепко обняла.

— Ты только не умирай, пожалуйста, — еле слышно сказала она.

— Я не умру и скоро вернусь, обещаю, — ответила Лима.

Снова посмотрела девочке в глаза, улыбнулась и повторила:

— Обещаю.

Охотница поднялась и повернулась к киборгам. Пока она говорила с девочкой, напарники стояли рядом и не вмешивались.

— Пойдете к торговой площади, — сказала девушка. — Найдешь крайнюю лавку по южной стороне площади. Там живут Ас и Нати, это мои друзья.

Киборги кивали, внимательно слушая.

— Если они будут там, скажешь, что это я тебя послала, — продолжала Лима. — В качестве доказательства расскажешь, что когда мы с Сэмом и Асом в последний раз уходили из лавки старьевщика, то воспользовались лазом в задней комнате, который был спрятан под комодом.

Она вспоминала еще детали, которые могли убедить Аса и Нати, что киборг и девочка пришли от нее.

— У старика был дробовик, Себастьян вез нас по своим тоннелям на гравициклах, и так мы добрались до моста, — перечисляла она.

— Себастьян — это король стунеров? — спросил Жак.

— Не перебивай! рявкнула Охотница. — Да, Себастьян — король стунеров. Запоминай то, что я тебе говорю, потому что Сая теперь будет с тобой и тебе придется заботиться о ней. И если с девочкой хоть что-нибудь случится, ты пожалеешь, что вообще родился на свет. Понял меня?!

— Понял, — сказал Жан.

— Понял, — повторил Жак.

Они сказали это раздельно, желая подчеркнуть, что восприняли все серьезно.

— После того как передашь ее Асу и убедишься, что все в порядке и им ничто не угрожает, можешь быть свободен. Но до того момента считай, что ты работаешь на меня и твоя задача охранять Саю. Если там никого не будет, останешься в лавке, забаррикадируешься и будешь ждать меня.

— К Ахравату пойдешь?

Лима не ответила, но киборги и так это понимали.

— Разрядник возьмешь?

— Нет. Вам нужнее. Я и так справлюсь.

— У него сильные ребята.

— Справлюсь, — сухо повторила она, отдала Жаку остатки своего брикета и тот, который отложила в карман.

Потом подмигнула девочке и побежала, почти сразу скрывшись в развалинах.

Киборги и девочка проводили ее взглядами.

— Ты не переживай, она вернется, — поддержал девочку Жак.

— Я знаю. Она мне обещала, — негромко сказала она.

Потом Жан спросил:

— Ты правда считаешь нас смешными?

— Да, — ответила Сая без улыбки, все еще глядя вслед Лиме.

— А ты умеешь играть в «камень, ножницы, бумага»?

— Нет.

— Пошли, по дороге научу.

* * *

Бывший спортивный комплекс — огромное сооружение, почти полностью занимавшее целый квартал. Главной его достопримечательностью был гигантский аквапарк. Когда-то покрытое крышей, сейчас — оголенное. Водные аттракционы высились над комплексом сложным клубком металлопластиковых конструкций, поврежденных взрывами, огнестрельным оружием и обломками рухнувшей крыши, но даже в таком виде поражавших своей массивностью и полетом фантазии инженеров.

Лима пробиралась мимо развалин, рассматривая этот образчик архитектуры лишь как источник возможной опасности — места, где могли устроить засаду.

Охотница внимательно осматривала окна и трещины в стенах, частенько поглядывая наверх, на крыши. Она перемещалась подобно неслышному призраку, от тени к тени. Когда спорткомплекс остался позади, девушка услышала голоса из дома справа. Лима бросилась в тень и затаилась, прижавшись к стене.

Неизвестные прошли прямо рядом с ней. Девушка приподнялась на цыпочки и заглянула в окно. Двое киборгов топали в том же направлении, что и она. Один нес на плече большой пластиковый мешок, другой был увешан оружием — штук пять лазерных разрядников, связка магазинов и тубус ракетницы.

— На кой хрен Ахравату сдалось все это барахло? — недовольно ворчал киборг с мешком. — Оружие еще понятно, а это ему сейчас зачем?

Он тряхнул мешком. Внутри глухо звякнули железки.

— Значит, надо, — ответил второй. — Тебе плохо живется? Сейчас свалим отсюда, отсидимся, а потом вернемся. И жизнь будет шикарная!

— Будет, — проворчал первый киборг. — Ты так в этом уверен?

— Слушай, хватит ныть, достал уже!

Киборги скрылись из поля зрения Лимы, но она еще слышала их голоса.

Охотница решила пойти за ними следом и уже взобралась на подоконник, как услышала, что кто-то бежит.

Она быстро спрыгнула назад, и почти сразу мимо пробежал еще один киборг, маленького роста, с механическими руками и ногами, также увешанный разрядниками.

— Эй! — крикнул он. — Меня подождите! Охотница услышала, как дружки зарычали на коротышку.

Она забралась в дом и неслышно пошла следом за ними.

Минут через двадцать блуждания по развалинам киборги вылезли в окно, перешли дорогу и поплелись к берлоге своего предводителя. Лима осталась в здании и стояла возле окна, провожая взглядом посверкивающую имплантами троицу. Она сначала собиралась напасть на них в развалинах, но потом передумала — шум мог привлечь ненужное внимание и спугнуть Ахравата.

Его двухэтажный особняк красовался метрах в пятидесяти. Он на удивление хорошо сохранился. Создавалось впечатление, что все беды и несчастья, обрушившиеся на планету и этот город, обошли его стороной. Фасад как будто недавно обновлен; в окнах без решеток тонированные стекла; колонны у входа отделаны блестящим даже ночью мрамором; на небольшой площадке перед зданием разбита клумба, правда без цветов, но зелень травы, чередующаяся с пучками бледного мха, тоже симпатично выглядела.

Охотница не удержалась и фыркнула. Подобное пижонство свойственно киборгам, особенно тем, кто добился какой-никакой власти. Лучше бы посты охраны выставил.

Она подождала, пока киборги скроются внутри, высунулась, огляделась и выпрыгнула наружу. Пригнувшись, побежала вперед, перепрыгнула через клумбу, обнажила меч и, перемахнув ступени, пронеслась к входу.

Внешняя красота особняка оказалась показушной — краем глаза Лима заметила тонкое мерцание голографической завесы, поднимавшейся от фундамента.

Дверь влетела внутрь от удара ноги. Три киборга еще стояли в коридоре. Они обернулись с удивленными лицами, оборвав разговор на полуслове.

Удар меча разрубил первому из них грудь, и тот повалился на пол, рассыпав разрядники. Коротышку Лима полоснула по горлу и отправила ударом ноги в сторону. Третий киборг оказался расторопнее других и, швырнув в Охотницу мешком, бросился бежать, заорав во все горло:

— Нападение! На нас напали!

Он быстро преодолел коридор, и метательный нож, который Охотница вытащила из-за пояса коротышки и бросила вслед удиравшему, попал в стену, выбив кусок пластика.

У Лимы мелькнула мысль подобрать один из разрядников, но проверять, исправны ли они, времени не будет.

Она побежала следом за киборгом.

Тот уже мчался по лестнице, ведущей на второй этаж. Девушка на ходу подняла отскочивший от стены нож и, увидев, что уже не догонит киборга, снова метнула его.

Тяжелое лезвие вошло между лопаток, и киборг, сбившись с шага, налетел на стену, медленно сполз на ступеньки и остался лежать.

Сзади Лимы открылась дверь. Охотница с разворота ударила по ней ногой. Створка врезала по вышедшему киборгу, заставив его отшатнуться. Девушка сразу подскочила и вонзила меч ему в бок. Он вскрикнул и схватился за лезвие рукой. Лима не смогла сразу высвободить оружие для повторного удара. Отпустив рукоятку, она двинула раненому ногой по голове, отбросив к стене. Почувствовав за спиной движение, Охотница метнулась в сторону. Несколько лучей прошили стену рядом с киборгом, в боку которого торчал меч. Он не обратил на них внимания, с гримасой боли вытаскивая лезвие из своего тела.

Девушка снова молнией бросилась к нему, схватила за руку, заломила за спину и повернулась так, чтобы киборг прикрывал ее, как щитом. Один луч попал в пол под ногами, и на этом стрельба прекратилась. Лима схватила своего пленника за шунты, вживленные в голову, и потянула назад, заставив его снова вскрикнуть.

— Пусти, сука, — провыл он.

Меч все еще торчал у него в боку. Лима посмотрела из-за плеча киборга наверх.

На лестнице засели двое, их лазерные разрядники были направлены в ее сторону.

Нажимая киборгу на руку, она заставила его двигаться к лестнице.

— Стой на месте! — Киборги наверху провожали их стволами.

Она продолжала идти, толкая перед собой раненого.

— Ты кто такая? — пытался говорить он. — Ты знаешь, на кого напала?!

Киборг хрипел и непроизвольно стонал от боли.

— Ты, тварь! Ты мне легкое пробила.

Лима не собиралась отвечать, они уже поднялись на один пролет, и киборги наверху напряглись.

— Э, вы чего надумали? — заметив их реакцию, возмутился раненый. — Не вздумайте стрелять, я вас потом на ремни порежу!

Он попытался упереться ногами в ступени, но девушка натянула шунты и вывернула ему руку так, что затрещали кости. Пленный взвыл.

— Эй, я не знаю, кто ты такая, но давай договоримся, — предложил он, снова переставляя ноги по ступенькам.

Киборги с разрядниками отступили назад. И вскоре Лима уже была на втором этаже.

— Да кто ты такая, Зодчий тебя забери! — не выдержал один из киборгов.

— Я — Охотница, — проговорила она громким шепотом, так, чтобы услышали все киборги.

— Чего тебе нужно?!

— Мне нужен Ахрават.

— Тогда чего ты за нами идешь? Он там внизу остался!

Лима оглянулась, и тут киборги начали стрелять.

— Нет! — вскрикнул раненый киборг, когда лучи вонзились в его тело.

Лима почувствовала, как он начал оседать. Протянув руку, схватилась за рукоятку меча, дернула ее на себя, вырывая клинок из тела киборга и одновременно отталкивая его.

На подгибающихся ногах он сделал несколько шагов и налетел на одного из стрелявших, повиснув на нем. Охотница ринулась вперед, ударила мечом по разряднику второго киборга, подкидывая ствол вверх. Лучи ударили в потолок, обсыпав все вокруг каменной крошкой. Следующим ударом Лима проткнула противнику гортань, лезвие вышло из затылка, и выпученные глаза киборга остекленели.

Охотница, оставив клинок в теле киборга, сразу повернулась к оставшемуся врагу, ногой отбила в сторону разрядник, который тот уже навел на нее, одним движением опустила ногу, сместила центр тяжести нанесла удар голенью другой ноги по голове. На латах остались кровавые следы, а киборг рухнул как подкошенный.

Она склонилась над ним, положила одну ладонь на подбородок, другую на затылок и свернула шею. Потом распрямилась и посмотрела на дверь впереди. В отличие от всех остальных, она была в хорошем, почти отличном состоянии. Ни одного следа от лезвий метательных ножей, ни одного ожога от лазера.

«Пижон!»

Охотница улыбнулась, наклонилась и выдернула свой меч.

Она подняла труп одного из киборгов, который показался ей легче остальных, закинула его на плечо, разбежалась и с криком швырнула на дверь.

Створки разлетелись в стороны, одна сорвалась с верхней петли и, накренившись, повисла на нижней.

Вопреки ожиданиям, никто не начал стрелять и не напал на нее.

Лима заглянула в комнату и увидела Ахравата.

Ей нужна была передышка, и то, что он не напал сразу, как только она вошла, было ей на руку.

— Я ждал тебя, Охотница, — сказал Ахрават.

— Значит, можно ожидать от тебя сюрпризов? — ответила ему вопросом Лима.

Она прошла в помещение, обставленное под старинный кабинет.

«Что за патологическая тяга к показухе у этих главарей», — подумала она, заняв позицию сбоку от киборга и приготовившись к любым ловушкам.

Стол, за которым он сидел, был из настоящего дерева, стул с высокой прямой спинкой и с подушками, обтянутыми зеленым сукном. На углу стола, рядом со стопкой молекулярных накопителей, лежали книги, Лима непроизвольно пробежалась по ним взглядом, но тут же перевела его на Ахравата. С ним нужно было держать ухо востро.

— Знаешь, — сказал он, — однажды мне пришлось в одиночку безоружному драться против четверых противников, и мне не было страшно. Я мог позволить себе ослушаться Моргана, когда он был на вершине своей славы. Я почти на равных разговаривал с Зодчими, и эти твари не пугали меня, а один раз я видел Хозяина… И я не боялся, мне было интересно. Но ты…

Киборг напряженно сглотнул и продолжил:

— Тебя я всегда боялся. Раньше, когда о тебе только начали складывать легенды, я все время ждал, что вот сейчас ты появишься из темного проулка и обрушишься на меня со всей своей яростью или неизвестно откуда метнешь свое знаменитое копье, и оно пригвоздит меня, как насекомое к стене. Как бы это глупо ни было, но я боялся быть киборгом, ведь ты так нас ненавидела.

— Да я и сейчас вас… — она цыкнула и с брезгливым видом покачала головой, -…не очень.

— Когда несколько дней назад я узнал, что Морган умер, а ты сбежала из мастерских, то ждал тебя. Я вспомнил свой страх, и, как оказывается, не напрасно. Ты здесь и хочешь убить меня.

— Если будешь послушным мальчиком и выполнишь все, что я тебе скажу, то, так и быть, я просто тебя отшлепаю.

Лиме надоели «проникновенные» речи киборга. Она уже восстановила силы, и пора было заканчивать это представление. Охотница сделала шаг к нему, но тот сразу вскочил, с грохотом отодвинув стул и едва не опрокинув его. Отступил назад и вытянул руку с зажатым в ней приборчиком.

— Не подходи ко мне, — спокойно сказал Ахрават.

— А то что? — Лима крутанула клинком — лезвие со свистом рассекло воздух.

Лицо киборга покрыла испарина, страх читался в его взгляде.

— Я убью Следопыта.

— Сколько угодно. Можешь перебить хоть всех следопытов, а заодно и всех ищеек в городе, думаешь, мне не плевать?

Охотница снова шагнула к нему.

В первую секунду Ахрават даже запаниковал: его расчет оказался неверным — и стал оглядываться в поисках пути к отступлению.

— Не так быстро, — нахмурилась Лима. — Я еще не узнала, что хотела.

Киборг не верил ей. Он был уверен, что она блефовала. Не может быть, чтобы ей был безразличен Следопыт!

— Хочешь сказать, что тебе будет все равно, убью ли я твоего дружка Аса или нет?

— Где ты его, интересно, найдешь? — улыбнулась девушка.

Ахрават остановился, и губы его растянулись в усмешке.

— Я совсем забыл, что тебя не было с нами последние три года. Следопыт — это и есть Ас. И сейчас он лежит на формовочном станке, в моей мастерской, и если я уберу палец вот с этой сенсорной пластинки, -киборг чуть сдвинул большой палец на серой коробочке дистанционного управления, показывая Лиме край блестящего квадратика, — то запустится пресс. Сорок тонн будут давить на твоего дружка, пытаясь в течение пятнадцати минут придать ему совершенно плоскую форму, чтобы ты потом могла скатать его в рулон и отнести к его клонированной сучке. А та смогла бы повесить его на стену вместо гобелена.

Киборг злорадно заулыбался, когда Лима остановилась.

— Отпусти его, — холодно сказала она. Ахрават оскалился еще шире:

— Нет я не отпущу его просто так.

— Что тебе нужно?

— Я предлагаю обмен.

— Мою жизнь за его? — Охотница фыркнула. — Не пойдет.

— Не нужна мне твоя жизнь. Мне нужна МОЯ жизнь.

Лима посмотрела на него исподлобья. У нее уже чесались руки. Жалко, что нельзя было свернуть шею этому ублюдку прямо сейчас.

— Тебе придется постараться, чтобы получить то, что ты просишь, — сказала она.

— У меня есть, что тебе предложить, Охотница. Даже больше, чем ты можешь представить.

— Ты сейчас же отпустишь Аса, иначе я выйду отсюда через полминуты, и в руке у меня будет твоя голова.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, по крайней мере сейчас.

Лима стиснула зубы и медленно пошла на него. Киборг выставил вперед кулак с зажатым пультом и попятился.

— Ас будет ужасно мучиться, поверь мне, — проговорил он, и на лице уже не было улыбки. — Я отпущу его потом, обещаю! Я знаю, зачем ты пришла. За второй половиной артефакта! Так ведь? Я отдам ее тебе! Если ты убьешь меня, то никогда не сможешь ее найти! Никогда! Я позаботился об этом! А так я отдам ее тебе, добровольно! Забирай!

Ахрават дважды щелкнул пальцами свободной руки.

Лима напряглась, приготовившись к тому, что он активировал ловушку, но увидела, что стена слева от нее стала прозрачной. В небольшой нише лежал куб, один в один похожий на тот, что три года назад нашла она.

— Ты считаешь, что я никогда не обнаружила бы этот тайник?

— Никогда, — уверенно сказал киборг. — Потому что если бы я не снял с него маскировку, то сработал бы таймер и ниша заполнилась сверхпрочным, мгновенно затвердевающим составом. Ты могла бы взорвать это здание в поисках тайника, но уверен, что серый кусок «бетона» вряд ли привлек бы твое внимание. К тому же состав непроницаем для любого излучения.

Лима кивнула, соглашаясь, и сказала:

— Теперь отпусти Аса.

— Я отпущу его, но у этого тоже есть своя цена.

— Немедленно! — процедила Охотница.

— Ты кое-что сделаешь для меня! — продолжал Ахрават.

Лима даже растерялась от неожиданности, а потом засмеялась:

— Неужели ты говоришь о том, о чем я подумала?

— Скорее всего, мы думаем о разном, — передразнил ее киборг. Он уже чувствовал себя немного увереннее, чем в начале разговора. — Я хочу знать, кто ты такая!

— Мне жаль тебя разочаровывать, но я и сама этого не знаю.

— Это мое условие, — настаивал Ахрават. — Я хочу знать, кого или чего я боялся столько времени. По-моему, это не такая уж и высокая плата за жизнь того, кто тебе дорог. Если хочешь, чтобы я отпустил Аса, ты позволишь мне провести обследование. Мой медсканер уже готов и ждет тебя.

— Сначала я хочу увидеть Аса.

— Само собой! Он в лаборатории, там же, где находится и медсканер.

— Достань вещь, — приказала девушка.

— Хорошо, — ответил он. — Там нет ловушек.

— Делай это медленно.

Ахрават вытащил артефакт из ниши и протянул Лиме.

— Положи на стол, — велела она и отошла назад, пропуская его.

Киборг исполнил указание, а потом сам подошел к ней. Охотница проследила взглядом за его рукой с пультом, потом посмотрела в глаза.

Ахрават выдержал ее взгляд и сказал:

— Думаю, моя жалкая жизнь стоила артефакта. Ты получила его. Теперь очередь второй части сделки. Иди за мной.

Он отвел глаза и прошел мимо девушки. Она вынуждена была идти за ним.

Когда они вышли в коридор, киборг не смог сдержать восторженного возгласа.

— Потрясающе! — восхищался он, перешагивая через трупы. — А ведь они были моими лучшими людьми.

— Вы, киборги, давно забыли, что значит быть людьми. Ваша неуемная жажда модифицировать свои тела превратила вас в полуметаллические ничтожества. Вы готовы поступиться всем, лишь бы прирастить себе новую железку. Импланты стали для вас наркотиком, ради которого вы предаете, убиваете, продаете свои души.

Лима с ненавистью смотрела киборгу в затылок, украшенный десятком косых металлических полосок, вживленных в кожу и соединенных между собой контактами. И ей дико захотелось раскроить этот череп. Врубить уже затупившееся лезвие меча с такой силой, чтобы достать до этих самых полосок.

Словно почувствовав ее ненависть, киборг испуганно обернулся и оступился.

Девушка схватила его за руку.

— Не вздумай отпустить, — проговорила она. — Помни, что в этой руке в первую очередь твоя жизнь, киборг.

— Не отпущу, — негромко ответил Ахрават, высвободившись из ее хватки.

Они снова пошли по коридору. Уже ближе к лестнице киборг подошел к стене, всунул в четыре отверстия пальцы левой руки и нажал скрытые клавиши. Механизм замка сработал, и часть стены ушла в сторону, открыв проход. Они двигались по узкому коридору, потом свернули направо и стали спускаться вниз. Тускло освещенная лестница вилась вдоль широкой колонны и заканчивалась небольшим, заставленным ящиками, помещением. Лима прикинула, что они спустились гораздо ниже, чем на два этажа.

Воздух здесь был сухой и пропитан запахом старых лекарств.

Ахрават снова подошел к стене, просунул пальцы в отверстия и разомкнул запирающий механизм. В глаза Лиме ударил яркий свет, вынуждая прищуриться.

— Это моя лаборатория, — сказал киборг. — Заходи, не стесняйся.

Он вошел внутрь. Охотница последовала за ним и сразу огляделась.

Часть из этого оборудования она уже видела. В мастерской у Зодчих, когда их с капитаном распяли на рамах и хотели превратить в переделанных. Она подняла взгляд и увидела такие же рамы. Чуть поодаль стоял операционный стол с отверстиями для стока крови, вдоль стен стеллажи с имплантами…

Лима тяжело задышала от безмолвной ярости.

И тут она увидела Аса. Он лежал на платформе формовочного станка, а над ним нависла огромная плита пресса. Девушка подошла к нему, не теряя из поля зрения Ахравата, и взглянула в лицо. Ей показалось, что он мертв.

— Отойди оттуда, — сказал киборг, встав подальше от нее.

— Что с ним? — резко спросила Лима.

— Без сознания. Это действия лекарств.

— Что ты с ним сделал, сволочь?!

— Я вылечил его, — ответил Ахрават. — И, можешь поверить, сейчас он в гораздо лучшем состоянии, чем был, когда его притащили сюда. Не мог же я дать умереть своей страховке. Медсканер вон там.

Киборг указал пальцем на светящуюся красными и белыми огнями установку, похожую на гигантскую раскрытую ладонь с расставленными пальцами.

— Отпусти его.

— Пять минут тебя не устроит, — дерзко ответил он. — Снимай доспехи и ложись на сканер.

Лима посмотрела на него испепеляющим взглядом, но прошла к установке и, прислонив к ней меч, начала снимать броню, бросая латы на пол.

Ахрават, поджав руку с пультом, другой настраивал приборы за своим столом.

Лима понимала, что очень рискует, но в данной ситуации у нее не было выбора.

Она легла на «ладонь» сканера и вытянула руку так, чтобы почти касаться пальцами рукоятки меча.

— Готова? — спросил киборг.

— По словам Моргана, некие Создатели, как их называли Зодчие, изменили структуру моей ДНК, — сказала Лима.

— Вот сейчас и выясним. Не вставай пару минут. Он набрал команду на планшете и запустил программу сканирования.

Внутри у нее все замирало. Если это не ловушка, то сейчас она, вероятно, узнает о себе правду. Она так долго этого ждала и так хотела! Лима не представляла, что ей это даст — принесет радость или очередную боль. Она не знала, что предполагать, и даже в какой-то мере боялась это делать.

Над ней мерцал сине-зеленый свет сканирующих лучей. Тонкое гудение аппарата едва заметно сопровождало перемигивание огоньков по краям сканера, становясь то громче, то почти совсем затихая.

Если Морган был прав и она не человек, а почти демон, создание из другого мира, то значит… Она так и не смогла решить, что это значит.

А если бывший главарь ошибался, то… То что?! Что изменится от этого знания? Возможно, изменится ее отношение к самой себе или окружающему миру и людям. А может быть, все останется как прежде. Лима не знала.

Прошло несколько минут, но ей казалось, что целая вечность.

Сканер неожиданно погас, и Охотница схватилась за меч. Но ничего опасного не было — просто закончилось сканирование.

Она быстро поднялась с устройства и посмотрела на киборга. Тот сидел на стуле с ошарашенным видом и смотрел в пол невидящим взглядом.

Потом Ахрават начал смеяться. Сначала он просто глупо хихикал, а потом захохотал в голос.

Лима стремительно подошла к нему и приставила меч к груди. Киборг перевел взгляд на оружие и засмеялся еще громче. Охотница смотрела на него, и от нехорошего предчувствия застучало сердце. Она не знала, что думать, и боялась взглянуть на показания сканера. Всегда такая смелая и решительная, сейчас Лима не могла заставить себя посмотреть на обычное голографическое изображение. Мышцы словно свело судорогой, в горле пересохло, пульс бухал в висках.

— Что?! — не выдержав, крикнула она. — Что ты там увидел? Отвечай, тварь!

Но киборг не мог ответить, он захлебывался смехом.

— Я убью тебя, ублюдок, я вырежу твое поганое ржавое сердце.

Ахрават перестал смеяться и посмотрел на нее, словно впервые увидел.

— Ржавое сердце? — повторил он и снова захохотал.

Из прокола у него на груди тонкой струйкой стекала кровь. Но он не замечал ее.

У Лимы из глаз текли слезы. Одной рукой она держала меч, направив его в сердце киборга, а другую занесла, чтобы ударить по рукояти и пробить его грудь Руки Охотницы дрожали, на лице отражалось внутреннее страдание.

Ахрават перестал смеяться и, посмотрев Лиме прямо в глаза, произнес, тщательно выговаривая слова:

— Возьми и посмотри.

Киборг развернул к ней экран сканера.

Охотница посмотрела на прибор, словно хотела испепелить взглядом. Она так стиснула зубы, что, казалось, они вот-вот начнут крошиться. От того, что она увидела, ей захотелось закричать, повернуться к Ахравату и завопить ему прямо в лицо: «НЕТ! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»

Вместо этого она сказала:

— Но Зодчие говорили, что моя ДНК…

— Мне плевать, что говорили Зодчие! — Он злобно отбросил от себя ее меч. — Результат перед тобой, на экране! С твоей ДНК все в порядке, ты — человек, насколько это возможно.

Лима была опустошена. Как будто внутри нее разверзлась бездна и поглотила все эмоции и чувства, все переживания и волнения. Лиме казалось, что она умерла.

Взгляд ее бессмысленно блуждал по лаборатории и случайно скользнул по Асу, все еще лежащему на прессе.

— Отпусти его, — еле слышно произнесла она.

— Что? — огрызнулся Ахрават.

Лима сглотнула, смачивая пересохшее горло, и сказала:

— Ты обещал отпустить Аса.

— Я помню. Забирай своего дружка и проваливай, Великая Охотница. — презрительно сказал киборг.

Лима подошла к прессу, потянула Аса за руку, перехватила под мышки, вынула из станка и опустила на пол.

Ахрават отшвырнул коробочку пульта, и плита пресса поехала вниз, доказывая, что киборг не врал. Он снова засмеялся, только теперь уже злорадно.

— Я столько времени тебя боялся! Ха-ха! Бредни и россказни перепуганных дебилов сделали из тебя сверхчеловека, и даже не человека, а демона из другого мира!

Киборг нервно расхаживал около стола и злился. Отчасти на самого себя.

— «Охотница! Она появляется из ниоткуда, убивает всех и тут же бесследно исчезает! Ее нельзя убить! Те, кто пытался это сделать, умирали мучительной смертью!» Слухи окутали тебя ореолом мистики и страха. А ты… ты всего-навсего…

Его смех эхом отразился от стен и потолка.

— А уж как они боялись твоего копья! Да что там они, я… Я! Боялся!

Он прошел к стене, нажал скрытую кнопку и вынул из открывшейся ниши то, о чем говорил.

Копье Охотницы.

Лима оставила Аса на полу, а сама поднялась и посмотрела на киборга.

— Знатное оружие, — сказал Ахрават, в который раз рассматривая его. Потом подбросил, заставив крутиться вокруг своей оси, поймал и сделал широкий замах, со свистом разрубив воздух.

— Когда все закончится, я открою на тебя охоту, Охотница, — пообещал он. — Я буду загонять тебя, как зверя.

Он еще раз посмотрел на оружие, размахнулся и бросил.

Лима не двинулась с места, даже глаз от Ахравата не отвела, когда копье пролетело рядом, распоров плечо и вонзившись в стену позади нее.

— Забирай, — сказал киборг. — А то без него тебя никто не узнает. К тому же так будет интереснее.

Он уселся на стул и посмотрел на девушку циничным взглядом.

Она повернулась, протянула руку и выдернула копье из стены. Древко привычно легло в ладонь.

Лима смотрела на оружие, и оно казалось ей другим, не таким, как она его помнила. Новые царапины, зазубрины в другом месте, насечки на древке не такие гладкие и не так располагаются… Виртуальность. Лима криво усмехнулась. В виртуальности копье, конечно, было другим. Тем же самым, но другим!

А это было настоящее.

Охотнице показалось, что от него даже исходит какая-то своеобразная энергия, которую она давно не ощущала.

Глядя на копье, Лима словно оживала. Пустота внутри нее наполнялась ушедшими чувствами, ярость начинала вновь закипать в ней. Минуты потрясения, когда она чувствовала себя бездушной куклой, оставались позади.

Слишком много над ней издевались. Судьба, Зодчие, теперь вот какой-то киборг…

Злость разлилась по венам невидимым огнем так, что дыхание перехватило.

Неожиданная мысль пришла ей в голову — она поняла, что вытащило Кузнеца из его берлоги, что привлекло его внимание и заставило пойти вслед за неизвестным киборгом к одному из новых главарей. Ее копье. Только оно, и, может быть, еще возможность узнать, что случилось с ней самой, могло заставить хромого мастера согласиться на эту встречу.

— Кузнеца ты убил?

— Хромого? — спросил киборг и кивнул. — Это когда еще было-то! Он слишком много знал и видел. Я тогда полтора года бился, пытаясь создать нечто похожее на твое копье, с того самого момента, когда мне принесли его. Тот придурок, что притащил копье со «Свечки» — там, кажется, тебя схватили, не знал, что с ним делать, а сам пользоваться боялся. Я выкупил копье за пару дешевых имплантов.

Ахрават со скучающим видом рассказывал все это Лиме, не замечая происходивших с ней перемен. Как ее взгляд снова стал жестким и колючим, как побелели костяшки пальцев, сжавшись на древке.

— Нормальных приборов для анализов и исследований нет, вот у меня ничего и не получалось. Такого же сплава я не смог добиться, да и постоянной заточки тоже. Тогда я Кузнеца и позвал, чтобы он попытался что-то сделать. А этот дурень, вместо того чтобы делом заняться, начал всякие вопросы задавать, расспрашивать о том, что его совершенно не касалось. Не мог же я оставить его в живых, а потом постоянно опасаться, что он проболтается или, что вероятнее, продаст информацию.

Лима понимающе покивала, достала меч, взяла его за острый конец и метнула.

Оружие, сделанное Кузнецом, проткнуло Ахравату живот, пригвоздив к стулу.

Тот вскрикнул и в немом удивлении уставился на торчащий из его тела клинок. Хотел подняться, но Лима подскочила к нему и ударила по рукоятке меча ногой, еще больше вгоняя его в тело киборга. Потом прошлась мимо, легко поигрывая копьем.

Ахрават медленно поднял взгляд на Охотницу.

— Мы же договорились? — просипел киборг.

— Ты договаривался с Великой Охотницей, — ледяным тоном произнесла она. — А я — обычный человек… насколько это возможно.

Она взяла копье двумя руками, замахнулась и обрушила на череп Ахравата. Кровь, смешанная с бионаторной жидкостью, ударила фонтаном. Поврежденные имплантаты заискрили, негромко потрескивая.

Охотница смерила мертвеца холодным взглядом и безразлично отвернулась.

Вернулась к сканеру, надела доспехи, потом подошла к Асу, подняла его, перекинула через плечо и, придерживая одной рукой, вышла из лаборатории. В другой руке она несла копье.

Поднялась наверх, прислонила Следопыта к стене, сбегала за артефактом, вернулась и, снова взвалив друга на плечо, потащила его. Окутанный дымкой город встретил их хмурым рассветом, низкими тучами и мелким дождем.

* * *

Матовой черной тенью разведбот свалился с неба и пробил пелену темно-серых туч, которые отозвались на подобную наглость вспышками молний и сердитыми раскатами грома.

Следом за ним к поверхности устремились еще одиннадцать челноков.

Семен находился в рубке позади пилотов и смотрел на приближающийся город. В предрассветных сумерках Ассем сверкал, огнями и вспышками. Иногда к ним добавлялись молнии, сопровождаемые раскатами грома. Снаружи шел дождь.

— Сколько до посадки?

— Минут через пятнадцать будем на месте, — сказал штурман.

— Хорошо. Пойду готовиться.

— Да. Давай! Удачи!

Семен вернулся к своим десантникам. Трое киборгов держались немного обособленно от остальных солдат, но майор еще в начале полета расставил все точки над "i” в отношениях между своими бойцами. И почти за сутки в замкнутом пространстве грузового отсека разведбота не возникло ни одного конфликта.

— Внимание! — объявил Сэм. — Десятиминутная готовность!

Десантники поднялись с мест.

— Слушай, командир, — обратился к нему Фил, — если мы с ребятами чужака живым поймаем, можно мы его себе оставим?

— Нет.

— Почему?

— Живодерством будешь заниматься, когда уйдешь со службы, а пока ты в моем подразделении, я запрещаю. — Семен прошел дальше, осматривая своих солдат.

— Подумаешь, — проворчал киборг. — Как будто сами изучать их не собираются, и издеваться будут почище, чем я.

— Фил, может, хватит уже корчить из себя дебильного подростка? — сказал ему Рок.

— С чего вдруг? — сделал удивленный вид тот.

— С того! Забыл, чем нам предстоит заниматься?

— Ну, вот как начнем, так и перестану. А пока отвали, Рок.

Сэм проверил готовность бойцов и связался с командирами на остальных ботах. Высадка должна пройти быстро и организованно.

— Майор, — позвал пилот, — мы над городом. Включаю огни.

— Хорошо.

В отсеке загорелся красный свет. Семен стал вызывать наземные силы:

— Сержант Шепард! Говорит майор Кочетов, ты слышишь меня? Джек!

«Элка» прошипела, потом в наушнике раздался голос:

— Слышу тебя, майор. Какие новости?

— Через минуту будем у вас, встречайте гостей.

— Хорошо, только будьте осторожны, тут этих тварей, что муравьев.

— Понял, — ответил Сэм и сказал пилоту: — Сделай заход с пулеметом, а то там совсем туго.

Челноки спустились ниже уровня крыш и неслись вдоль улиц.

Пехотинцы заняли несколько зданий и перекрыли улицу, а чужаки пытались пробиться через их заслон.

Двенадцать ботов пролетели мимо позиций людей и открыли огонь из бортовых пулеметов по пришельцам. Шквальный огонь разметал чужаков, разрывая тела в клочья. Устланная дымом улица запылала огнем от потоков плазмы.

Челноки сделали вираж и стали приземляться между зданиями, в которых засели пехотинцы. Они сбрасывали десант и тут же поднимались вверх, зависая над домами.

Десантники высаживались и сразу включались в битву.

Шепард ждал Семена.

— Прости, Сэм, мы не смогли удержать те позиции, которые было приказано. Там все дома превратились в решето. Была опасность обрушения.

— Карта?

— Я сделал видеозапись рисунка Охотницы.

— Хорошо, надо скинуть в бортовой компьютер. Пошли со мной.

Майор заранее определил план действий.

— «Гонец», спускайся.

Один из челноков резко пошел на снижение и опустился на свободной площадке. Майор с сержантом подбежали к нему.

— Забирайся, — приказал Сэм. — Начинай работать со штурманом. Вы отправляетесь на Афродиту. Когда введете данные, передайте их другим кораблям, для страховки.

— Я не могу бросить своих людей! — воспротивился сержант.

— Это приказ! — рявкнул Сэм. — Выполнять Бормоча ругательства, Шепард забрался в челнок.

Люк еще не успел закрыться, а корабль уже взмыл в воздух.

— «Гонец» в воздухе! Организуйте прикрытие! — приказал Сэм.

Потом переключился на выделенный канал с сержантом.

— Джек, скажи, это действительно была Лима? — спросил он, провожая поднимающийся корабль взглядом.

— Скорее всего, Сэм. Я же раньше ее не видел. Но она точно подходит под твои описания.

— Спасибо, — сказал майор. — Удачи.

— И вам удачи.

— Базуки подъехали! — услышал майор в наушниках.

И тут со стороны чужаков полетели энергетические шары.

Сэм снова посмотрел вверх. Два челнока взорвались ослепительными вспышками, раскидав обломки на всю округу.

Остальные начали маневрировать, но при этом старались прикрывать бот с Шепардом.

Энергетический шар задел еще один челнок, уже на излете, но и этого было достаточно, чтобы машина, закувыркавшись, рухнула вниз. Земля вздрогнула от взрыва.

— Майор, мы не можем тут оставаться, нас разнесут в щепки! — сказал пилот командирского бота. — И приземлиться тоже не получится. Потом не взлетим, нас как куропаток перестреляют на подъеме.

Сэм выругался.

— «Гонец» уже за облаками, его не достанут, — доложил летчик.

Семен и сам видел, что одинокий челнок скрылся в тучах.

— Ладно, — сказал майор. — Поднимай машины. Лети на запад, там есть площадь, ее ни с чем не перепутаешь, на каплю похожа. Дождешься нас, мы скоро подтянемся, потом посадишь челноки там.

— Понял. До встречи, — сразу ответил пилот. И разведботы ушли ввысь.

Шары стали бить в здания и баррикаду, выламывая куски бетона и разбрасывая возведенные пехотинцами сооружения. Солдаты, попавшие под смертельные молнии, дико кричали, когда их доспехи начинали сминаться, ломая кости, разрывая плоть.

— Отходим! — приказал Сэм. — Всем отступать! Через здание слева!

Он ждал, пока пехотинцы оставят свои позиции. К нему подбежали киборги. Все трое были покрыты слоем пыли.

В глазах Фила читался восторг.

— Командир! Они потрясающие! А собаки у них какие!

В ушах майора еще звучали предсмертные крики солдат, захлебывающихся в собственной крови.

— Приказ для всех! — заорал он. — Пошли! Бегом! Киборги поникли.

— Ты чего, командир?

— Холод, поведешь бойцов. Идем к торговой площади. Дорогу вы знаете. Выполнять!

— Есть выполнять, — ответил киборг и, схватив Фила за шиворот, потащил за собой в здание, через которое отходили пехотинцы.

Сэм ушел с поля боя вместе с последним солдатом.

* * *

Мелкий моросящий дождь незаметно пропитал влагой одежду, размочил пыль под ногами, превратив ее в скользкую грязь. Лима несколько раз падала, и бесчувственный Ас придавливал ее своим весом. Девушка вся перепачкалась, волосы слиплись, доспехи покрылись темными пятнами, а она упорно шла и волочила на себе Аса. Торговая площадь была пуста, но

Охотница решила не рисковать и обошла ее по краю. Когда она уже почти подошла к лавке старьевщика, справа от нее раздался голос:

— Помочь, сестренка?

Она обернулась так быстро, как смогла, выставив перед собой копье.

Жан сидел на корточках под навесом и цедил сигарету.

— Бери его! — прохрипела Лима.

Киборг втянул в себя дым, бросил окурок под ноги и, поморщившись, вышел под дождь. Он принял у девушки Следопыта и понес его на руках к дому.

В дверях их встретил второй киборг. Жак стоял, облокотившись о косяк, и тоже курил.

Увидев напарника и бредущую следом Охотницу, он улыбнулся и посторонился, пропуская их внутрь.

— Где такой приз отхватил? — улыбнулся он.

— Лима где-то подобрала.

— Понятно. Смотри, сейчас все тут перепачкаешь. Жан пронес свою ношу в лавку и положил на прилавок. На шум из задней комнаты вышла Нати.

— Что случилось?… АС!

Девушка бросилась к нему и стала хлопотать вокруг. Из комнаты показалась Сая.

Нати сразу осмотрела Следопыта, убедилась, что он жив, и повернулась к девочке:

— Сая, неси аптечку, ты видела, куда я ее положила. Жак, воду и полотенце из кухни.

Девушка-клон склонилась над Асом и осторожно стерла с лица грязь.

— Что произошло? Откуда ты его принес? — спросила она у Жана.

— Это не я, это Лима, — ответил киборг.

— Здравствуй, Нати.

Та обернулась и увидела Охотницу:

— Ты?!

В этот момент из комнаты выбежала Сая, с аптечкой в руках.

— Лима! — радостно воскликнула она. Охотница устало улыбнулась ей в ответ. Девочка отдала коробку Нати и бросилась к Лиме.

Та подхватила ее, не давая прижиматься к себе.

— Осторожнее, перемажешься.

Нати бросила взгляд на девушку, бывшую долгое время причиной отлучек ее любимого, неуверенно улыбнулась, кивнула головой и снова повернулась к Асу.

— Лима! — сказала девочка. — Ты вернулась!

— Я же обещала тебе!

— Обещала, — кивнула Сая.

— Погоди, мне нужно умыться, а то я пару раз в грязи поскользнулась.

Она поставила девочку на пол и подошла к Нати. Лицо девушки-клона озарилось улыбкой.

— Здравствуй, Лима. Охотница улыбнулась в ответ:

— Он должен быть в порядке. Ахрават говорил, что подлечил его, а сейчас просто лекарства действуют.

— Его Ахрават лечил? — удивилась Нати.

— Угу, как страховку для себя, — сказала Лима. — Потом расскажу. Я пойду умоюсь хотя бы.

— Я покажу где, — взяла ее за руку Сая.

— Эй, подруга, — позвал Жак. — А копье то самое? Или другое?

Охотница посмотрела на оружие всвоей руке, немного покрутила его и ответила:

— То самое.

Она не могла сдержать улыбки.

Потом прошла в заднюю комнату, куда ее тянула Сая, сняла доспехи, сбросила рубаху и склонилась над неглубокой бадьей с водой. Увидев свое отражение, девушка замерла. Результаты сканирования снова были у нее перед глазами.

«Как же такое могло произойти? — всплыл в голове вопрос. — Нет! Этого не может быть!»

Она смотрела на свое лицо в обрамлении спутанных каштановых волос — ярко-голубые глаза, нахмуренные брови, плотно сжатые губы…

Лима зажмурила глаза.

«Хотя это почти все объясняет — и мою выносливость, и реакцию, и силу… да почти все… Только что мне теперь с этим делать?!»

Она открыла глаза и, зло плеснув по воде руками, стала умываться.

Сая тем временем деловито взяла небольшую плошку, зачерпнула воды, достала откуда-то кусок тряпки и стала отмывать доспехи.

Жан сломя голову влетел в комнату:

— Лима! Там, снаружи!

— Что?

Киборг наморщился, словно пытался вспомнить слова, потом выдавил из себя:

— Не знаю! Их много!

И бросился назад.

Она схватила стоявшее у стены копье и полуобнаженной выскочила в лавку.

Киборги уже прижались спинами и соединялись для боевого режима. Нати стояла у коридора.

— Я посмотрю, кто это. Спрячьте Аса. — Она пошла к двери.

Лима осторожно стянула Следопыта с прилавка и уложила на полу.

Жан-Жак стоял посреди зала в боевой готовности. В этот момент в дверь гулко ударили.

— Лима, идите с Саей в комнату, — негромко сказал Жан.

Охотница кивнула, вместе с девочкой зашла в спальню, притворив за собой дверь, и стала ждать. Сначала ничего не происходило, потом, через какое-то время, раздался чей-то смех и послышались неясные мужские голоса.

Лима слегка успокоилась. Раз Жан-Жак не вступил в схватку, значит, все нормально… Нехорошая мысль прокралась в ее мозг — или он не сделал этого, потому что пришел тот, кого он знает. Жан-Жак киборг, а она доверилась ему. Она забыла свое собственное правило — никогда не доверять киборгам. Напарники могли сговориться с кем-нибудь из своих дружков, а тело Нати, наверное, сейчас лежало у дверей или выброшено на улицу…

Из лавки послышалась какая-то возня.

— Сая, — прошептала Охотница, — заберись под кровать и не высовывайся, пока я не скажу.

Девочка кивнула, на цыпочках подошла к кровати, присела и подняла край покрывала…

Дверь распахнулась, и на пороге появилась массивная, закованная в броню фигура. Лима нанесла рубящий удар по косой, сверху вниз.

Семен едва успел отскочить. Лезвие разрубило дверной косяк и царапнуло по броне.

— Лима! Это я, Сэм! — крикнул он.

Охотница остановила следующий удар, который должен был достать его, и оторопело смотрела на десантника.

Семен был без шлема, на лице было ошеломленное и слегка испуганное выражение.

— Мне сказали, тебя нет на планете.

— Я прибыл сегодня. Мои разведботы стоят сейчас на торговой площади.

Он снова вошел в комнату, в этот раз более осторожно.

Лима не опускала оружия.

Ей так хотелось верить, что это все по-настоящему, что эго реальный Сэм, а не навеянная приборами Зодчих фантазия… Она посмотрела ему в глаза и поняла, что это действительно он. Это настоящий Сэм.

Она бросилась к нему и обвила шею руками, едва не задев копьем. Ее обнаженная грудь прижалась к мокрой, холодной броне, но Лиме было все равно. Она обнимала десантника, и ей хотелось зажмуриться от счастья. Ее щека прижималась к его щеке, покрытой небольшой и немного колючей щетиной. Но она казалась такой теплой и от чего-то такой родной, что было даже приятно.

Потом, словно устыдившись своих чувств, она отпустила Сэма и отошла на шаг.

Из-за плеча десантника выглянул незнакомый киборг.

— Ух ты, командир, потрясную телку себе отхватил!

Охотница сразу оскалилась и взяла поудобнее копье.

— Кто это? — холодно спросила она. Семен быстро вытолкал Фила и сказал:

— Одевайся и выходи, я все тебе расскажу.

Он закрыл дверь, и из-за нее сразу послышался его строгий голос.

Лима закрыла глаза и провела ладонью по лбу и волосам, потом глубоко вздохнула.

Мысли метались в ее голове, она никак не могла привести их в порядок.

«Сэм! — Она улыбнулась и тут же нахмурилась: — Но… как же я ему скажу?…»

Лима еще раз глубоко вздохнула и решила: «Будь что будет».

— Кто это? — подойдя к ней, спросила Сая.

— Это друг, — ответила она. — Друг. Все нормально. Поможешь мне сейчас?

— Да. Что нужно делать?

— Закончи чистить доспехи.

— Хорошо, — кивнула девочка.

Лима не спеша закончила умываться, вытерлась. Накинула влажную рубаху и надела доспехи. Сая помогала ей в этом, подтягивая крепления.

Из зала доносились голоса, иногда чей-то смех.

Собравшись, Охотница вышла в лавку. Разговоры сразу смолкли. Все посмотрели на Лиму.

В помещении, кроме нее, было семь человек, считая Нати и Аса. Правда, большая часть — киборги, Жан, Жак и еще двое, которых она не знала. Один из них склонился над Следопытом вместе с девушкой-клоном и что-то там делал. Они не стали поднимать Аса снова на прилавок, а оставили лежать на полу, куда стащила его Лима.

Сэм стоял рядом. Он с улыбкой посмотрел на нее и сказал:

— А ты почти не изменилась.

— В консервной банке, где меня держали, вряд ли это было возможно, — ответила она.

— Я искал тебя, — сказал майор. И сразу понравился:

— Мы искали тебя.

Лима ничего не ответила, она просто смотрела на него и наслаждалась его присутствием.

— Когда мне сказали, что ты снова появилась вгороде, я сначала даже не поверил.

— Нет, командир! Плохой из тебя ухажер, — хихикнул киборг, который заглядывал в комнату.

Лима увидела, что Жан и Жак подают ему знаки, чтобы тот заткнулся. Она усмехнулась:

— Сэм, кто это? И что они тут делают? Зачем ты привел их с собой?

— Не поверишь, но это солдаты моего подразделения К-1, — улыбнулся майор. — Этого обормота зовут Фил. Рок помогает Нати. Асу ввели какой-то наркотик, они сейчас пытаются нейтрализовать его действие.

— Ну почему же не поверю? Поверю, — сказала Лима. — Сама вон помощника подцепила.

— Я заметил, — снова улыбнулся Сэм. Потом досадливо поморщился и сказал:

— Я прошу прощения, но положение сейчас такое, что на любезности совсем нет времени. Приходится говорить о делах.

— Я понимаю, — кивнула она. — Давай присядем.

— Точно. Фил, притащи табуретки. Нати подняла голову и сказала:

— Табуретки на кухне.

Киборг лениво отлепился от стены и пошел.

— Я видел запись твоего рисунка. Его уже ввели в навигационный компьютер и отправили по гиперсвязи в штаб. Но результатов пока нет, слишком приблизительная схема. Уйдет немало времени на просчет всех возможных вариантов.

Фил принес табуретки и поставил возле Сэма.

— Спасибо, — сказал тот.

Они с Охотницей присели, и майор продолжил:

— Откуда ты ее взяла?

— Морган показал.

— Какой Морган? — не понял майор.

— Тот самый.

— Морган, главарь прислужников? — удивился Семен. Услышав это, все снова посмотрели на Лиму. Фил замер в немом изумлении, а Рок оторвался от процедур, что делал Следопыту, и даже встал.

— Не может быть! — сказал Семен. — Я же сам видел, как ты раскроила его надвое. Там все внутренности на камнях валялись.

— В этом мире еще и не такое возможно, — грустно усмехнулась девушка. — Морган видел планету Хозяев, когда подключался к моему мнемотанку.

— К твоему мнемотанку? — переспросил Семен.

— Ага. — И, не желая сейчас говорить об этом, Лима продолжила: — Он сказал, что их планета живая. Существа, которых Зодчие назвали Создателями, сделали эту планету, а потом бросили. Но, как любое живое существо, она не хотела умирать. Так и появились Хозяева. Они часть этой самой планеты, как Зодчие часть их самих.

— А зачем они на людей-то напали? — спросил Фил.

— Как всем живым существам, планете была необходима пища, а в людях, как, впрочем, и в их клонах, белка более чем достаточно.

— Какая мерзость! — скорчил морду киборг.

— Морган увидел все это, случайно попав в скрытую зону виртуальности, в которой я обитала последние три года.

— Виртуальности? — воскликнул Фил. — Так это что, фантазия? Может, ты кристаллов сна переборщила?

— Может, и фантазия. — Его реплику про кристаллы Лима пропустила мимо ушей. — Но Морган (и я склонна с ним согласиться) считал, что виртуальность была скрупулезной копией настоящего мира, поэтому информация может быть подлинной.

— Вы с ним дури накурились на пару, вот что я тебе скажу, — не удержался и вставил свое Фил.

Лима сурово посмотрела на него. Семен перехватил ее взгляд и примиряюще улыбнулся:

— Не обращай на него внимания, Лима. Он у нас немного…

— …инфантильный, — хмыкнул Рок.

— Сам ты… — начал Фил.

— Фил, заткнись, — велел Сэм. Киборг посмотрел на них исподлобья:

— Хорошо. Но только потому, что ты так говоришь, — согласился киборг.

Тут из коридора послышался топот. В помещение влетел десантник:

— Господин майор! Срочное сообщение!

— Говори.

— Периметр прорван. Чужаки продвигаются к саркофагу!

Сэм вскочил и бросился к выходу, его киборги понеслись следом.

— Сая, принеси мою сумку, — велела Лима. Девочка быстро скрылась в комнате и вернулась оттуда с сумкой в руках.

— Спасибо! Нати, присмотри за ней, — сказала Лима и помчалась к выходу. Жан и Жак не отставали от нее.

Дождь разошелся и лил уже сплошной стеной. За ним можно было различить темные силуэты восьми разведботов, севших на площади.

Сэм подбежал к ближайшему и взобрался по трапу, потом Фил и Рок. Лима, не раздумывая, влетела по лестнице и пробралась между десантников к рубке, где Сэм разговаривал с командиром гарнизона по видеосвязи.

Жан и Жак немного задержались у трапа. Прежде чем подняться, они посовещались, потом кивнули друг другу, дружески обменялись хлопком ладоней и забрались на борт.

— Периметр прорван, — докладывал командир гарнизона. — Медленно отступаем к саркофагу, но долго сдерживать их не сможем. Они уже начали обстрел конструкции.

— Понял, — ответил Сэм, — сейчас прибудем, держись, Айзек.

— Поторопись, Сэм, если они выпустят эту тварь — нам всем конец.

— Десять минут, — сказал Семен, но экран уже погас.

Майор посмотрел на пилота.

— Давай, взлетаем, — приказал он.

— Подожди, Сэм, — остановила его Лима.

— Что случилось?

Она сунула ему в руки сумку:

— Половина одного дела, которое свело нас вместе три года назад. Это нужно вывезти с планеты.

— Что? — нахмурился Сэм. Потом до него дошло. — Не может быть!

— Потом убедишься. Сейчас увези его отсюда. Семен снова задумался, но лишь на секунду.

— Всем покинуть челнок! — приказал он. — Быстро! Остаются только пилоты и Лима. БЕГОМ, Я СКАЗАЛ!

Ничего не понимающие десантники стали выпрыгивать из челнока.

— Занять места на других кораблях!- велел им майор. — Киборгам ждать меня! Андрей, поднимай трап.

Пилот выполнил приказание и вышел из рубки.

— Что случилось, Семен?

Майор осторожно достал из сумки артефакт, вздохнул и засунул обратно.

— Это нужно как можно скорее вывезти с планеты. Только ни в коем случае не отвози его на Афродиту. Когда войдешь в ПТ-пространство, сообщишь Машимуте, что у тебя вторая половина артефакта. Он поймет. Теперь это твоя самая главная и самая важная задача.

Выполняй. С этого момента ты должен подчиняться только генералу Машимуте. Остальные приказы игнорировать до его особого распоряжения. Понял меня?

Пилот кивнул:

— Понял.

— Тогда вперед, увези это отсюда. Удачи.

Сэм и Лима выбрались из челнока. Пятеро киборгов ждали их неподалеку, стоя под дождем.

Люк с шипением встал на место, корабль завибрировал, когда включились двигатели.

Разведбот быстро поднялся в воздух, включил маскировку и стал совсем не виден за пеленой дождя.

— А теперь — бегом, — сказал майор.

И они все вместе побежали к другому боту. Челнок уже парил над поверхностью, ждали только их. Корабль взлетел, как только подобрали трап.

Семен прошел в грузовой отсек и сел в кресло, устало прислонившись головой к стенке.

Лима и киборги встали вокруг него. Челнок замотался, поднимаясь в воздух. Охотница взялась рукой за вертикальный поручень и спросила Сэма:

— Мы сможем что-нибудь сделать и как-нибудь восстановить периметр?

Майор отрицательно покачал головой:

— Только сдерживать противника какое-то время. Выстроим заслон из челноков, пошлем сигнал и будем стараться выжить до прибытия подмоги.

— Как скоро она прибудет?

— Я не знаю, прибудет ли вообще.

Охотница задумалась. Солдаты и киборги, стоявшие вокруг, не произнесли ни слова, погрузившись каждый в свои мысли.

— Как долго продержится саркофаг? — снова спросила Лима.

— Под массированным обстрелом этими энергетическими шарами — не очень долго.

— Значит, надо убить Хозяина, пока его не освободили, — спокойно предложила Лима.

— Что?! — изумленно воскликнул Рок.

Лима даже не посмотрела в его сторону. Она ждала, что скажет Сэм.

— Командир, эта дура совсем спятила, я точно говорю! — испуганно говорил Рок.

Киборг, которого Лима еще не знала, положил руку ему на плечо. Тот недовольно сбросил ее, но тем не менее замолчал.

Майор поглядел на девушку и, несмотря на всю серьезность ситуации, не смог сдержать улыбку.

— Ты думаешь, получится? — спросил он. Охотница пожала плечами:

— Почему бы и нет? Вы только прикройте меня, чтобы не мешал никто.

Сэм отметил, что Лима уже решила, что именно она будет сражаться с Хозяином. Хотя кому, как не ей, это делать?

— Там наверняка много переделанных, — предположил Фил.

— Ну, с этими слабачками, — начал Жан.

— …как-нибудь разберемся, — закончил Жак. Рок, сморщившись, посмотрел на них.

— Что за дурацкая манера разговаривать?! — фыркнул он.

— Хочешь поговорить…

— …об этом поподробнее? Киборги угрюмо посмотрели на него.

— Я?! — изумился Рок. — Нет конечно! С ненормальными связываться — себе дороже. Отвалите, недоумки.

Он отвернулся от них. Жак подставил напарнику ладонь, и тот с довольным видом по ней хлопнул. Рок вздохнул, пробормотал про себя ругательство и, закатив глаза, покачал головой.

— Как нам пройти через поле? — резонно спросил незнакомый Лиме киборг.

— Нужны датчики. По-другому никак, — ответил Сэм.

— Эй, Холод, ты с ними идешь? — хмуро спросил Рок.

— Угу, и ты тоже.

— Ну уж нет!

Но Холод спокойно сказал:

— Да, Рок, да! И Фил, и вот они, — он указал на Жана и Жака, — тоже идут.

— Не решай за меня, — в один голос ответили те.

— Заткнитесь, — осадила их Лима.

— Да ладно…

— Я ничего…

— Вот и хорошо, — нахмурилась девушка. — Так что там с полем?

— Не все так просто, — сказал Сэм.

— Кто бы сомневался, — проворчал Рок.

— Слушай, Рок, — не выдержал Фил, — ты у Ворона эстафету, что ли, перенял? Что кряхтишь и причитаешь, как старик?

— Потому что подыхать неохота! — рявкнул Рок. — Вот и причитаю.

— Думаешь, от этого что-нибудь изменится? Считаешь, что тебе удастся отсидеться? — незатейливо и в лоб спросил Фил.

Рок сразу стушевался.

— Нет. — Киборг отвел взгляд в сторону, потом вздернул подбородок и добавил: — Не думаю я так.

Фил развел руками, показывая, что тема исчерпана.

— Мне можно продолжать? — раздраженно спросил майор.

— Да, командир, выкладывай, — разрешил Фил.

— Это поле отличается от того, что мы использовали на Олимпе. Оно направлено на предотвращение угрозы изнутри и не очень стабильно при проникновении снаружи, поэтому и нужен был дополнительно саркофаг.

— То есть оттуда выбраться не может никто, а туда кто угодно? — спросил Холод.

— Не совсем так, но почти.

— Если есть датчик поля, то можно не только войти, но и так же легко выйти.

Рок посмотрел на майора и спросил:

— И что?

— А то, что датчики поля действуют на любого, у кого они есть, — ответил Сэм.

— Это значит, что если…

Майор кивнул.

Некоторое время все молчали.

— Тогда придется разбить их, — сказала Лима.

— Придется, — согласился Сэм.

— Билет в один конец, — деланно улыбнулся Рок. — Шикарно!

Один из десантников не выдержал:

— Заткнись, ты, жестянка. Можешь драпать, никто тебя не держит!

— Я твои слова тебе сейчас в глотку запихну, зодчее отродье! — Рок сделал движение в сторону солдата.

— Отставить! — рявкнул Сэм, прекращая едва не начавшуюся потасовку.

— Я вот думаю, может, кому-нибудь остаться тут и ждать? — успокаиваясь, сказал Рок, косо поглядывая на десантника.

— Рок! — воскликнул Фил.

— Я не про себя говорю! — огрызнулся тот.

— А про кого?

— Не знаю! Надо, чтобы кто-то прошел через поле и принес нам датчики, когда мы будем возвращаться. Хоть бы вот он, — киборг кивком указал на солдата, с которым повздорил.

— Да ты вернись сначала, — подначил Холод.

— Нет уж! Сейчас нужно все решить! Я не хочу после того, как Хозяина завалим, за полем остаться.

— Не останешься, — успокоил его Сэм, потом поднял голову и спросил: — Эй, тезка, слышал наш разговор?

— Слышал, — раздался голос пилота из динамиков. — Вас сразу к саркофагу подкинуть?

— Было бы неплохо.

— Сейчас сделаю.

Семен надел шлем и раздавал приказы пилотам остальных челноков, а также командирам десантных групп.

— Все равно я считаю эту затею бестолковой, — ворчал Рок.

Ему никто не ответил.

Уже через минуту боты пролетали над полем боя, где шла ожесточенная схватка. Шесть челноков стали снижаться, с ходу включаясь в битву и поливая чужаков огнем бортовых пулеметов, а один полетел дальше, по направлению к саркофагу.

Едва его опоры ткнулись в грунт, трап откинулся, и десантники выпрыгнули наружу.

Воздух наполнял горький дым. Десантники, облаченные в бронекостюмы, не могли знать этого: фильтры отбрасывали все лишнее. Но Лима и киборги сразу почувствовали.

— Где вход? — спросила девушка, еле сдерживая кашель.

— Там, дальше, — сказал Сэм. — Смит, твой взвод останется прикрывать челнок, Сергеев со своими ребятами ждут нас с датчиками, чтобы вывести назад. Косуля, Толкалин, Джексон, Рок, Фил, Холод, Жан, Жак, Лопатин и Брехт идут с нами. Предупреждаю всех: будьте внимательны и осторожны. Датчики у всех есть?

— Да, — ответили все дружно.

— Тогда вперед!

Саркофаг монолитными стенами окружал пятнадцатиэтажное здание. Поверху торчали металлические фермы и арматура. Люди, пусть даже и в бронекостюмах, казались на его фоне мелкими букашками.

Они собрались у небольшого прямоугольного проема.

— Ну что? Все готовы? — спросил майор.

В первую очередь он посмотрел на Лиму. Пока они шли, Сэм выдал ей портативный набор радиосвязи. Она прилепила тонкие мембраны на шею и за ухо и кивнула в ответ, остальные тоже — кто кивнул, кто сказал «да», только Рок пробурчал:

— Как ни готовься, а все равно поджилки трясутся.

— Пошли!

Они пересекли стены метровой толщины, датчики поля пискнули, и люди оказались внутри саркофага. Сразу сдали датчики Сергееву, и тот вышел за пределы поля.

Внутри сооружения было сумрачно и противно. Свет почти не проникал сверху, и казалось, что идешь по подземелью. Под ногами чавкала грязь — для воды коллапс-поле не было помехой, лишний раз доказывая слова Сэма о его односторонней проницаемости.

От стен саркофага до окруженного этими стенами здания простиралась полоска земли шириною десять метров.

Лима запрокинула голову и посмотрела на строение, однажды превратившееся в резиденцию Хозяев.

Обшарпанные, изъеденные войной и непогодой стены, пустые глазницы окон, казавшиеся сейчас черными провалами в потусторонний мир. Но Охотница знала, что это всего лишь разыгравшееся от мрачной массивности стен воображение. Она видела здание и раньше, когда еще вокруг не были возведены защитные конструкции, хотя так близко никогда не подбиралась. Ничего особенного — обычное здание, каких полно по всему городу.

Десантники слаженно продвигались к входу, прикрывая друг друга и настороженно осматриваясь. Лима пропустила их вперед, оставаясь в тылу.

Первым в здание проникли двое десантников.

— Чисто, — доложил один из них, и тогда уже зашли все остальные.

— Жутковато тут, — негромко проговорил Фил, оглядывая влажные серые стены холла. Лестницы уходили наверх в обе стороны. Шахты лифтов — без створок, внутри виднелись покореженные кабинки.

— Как в склепе, — подтвердил ощущения Фила Холод. — Куда дальше-то?

— Лима? — спросил Сэм.

— Не знаю, — ответила она. — Я тоже здесь впервые. Давайте проверим подвалы.

— Лопатин, Фил, Жан-Жак, остаетесь тут…

Он не договорил. Со всех сторон раздался топот десятков ног.

— Контакт! — крикнул один из десантников, находившийся дальше всех и смотревший в боковой коридор.

— Началось, — сказал Рок.

Лима выглянула в ближайший коридор и увидела переделанных, несущихся неровной вереницей. Они появились одновременно со всех сторон. Десантники открыли огонь.

Коридоры сразу заполнились трупами, исходивший от них дым повис в воздухе серой пеленой. Бойцы не успевали отлавливать всех переделанных, и тогда в схватку вступали киборги. Жан-Жак держался ближе к Лиме. Он двумя взмахами разрубил одного врага, больше ему не досталось. Но в следующую минуту переделанные прорвались в холл, опрокинув десантника, защищавшего проход, и хлынули живой волной. Теперь в схватку включилась и Лима. Жан-Жак терся возле нее, оберегая по мере возможности, но и он не всегда справлялся.

Взмахом копья Лима разрубила прыгнувшего на нее переделанного и отошла назад. Хмурым взглядом она смотрела на сражение. Десантники расстреливали врагов в упор, некоторые уже перешли в рукопашную и рубили противников клинками. Киборги работали на равных с ними, иногда разрывая переделанных голыми руками. Она смотрела на Сэма — майор встретил противника ударом приклада, добил его двумя выстрелами, снова пустил в ход приклад, придавил поверженного противника ногой, выстрелил в следующего, потом направил винтовку вниз и выпустил несколько зарядов себе под ноги.

Взгляд Лимы перешел на лестницы. Они были пусты, оттуда никто не нападал.

Это было похоже на приглашение, и все внутри Охотницы хотело его принять. Она еще раз осмотрелась, незаметно пробралась к одной из лестниц и побежала наверх.

Ей никто не попался навстречу, никто не напал. Девушка осмотрела второй этаж и стала подниматься дальше.

Она была уже на третьем этаже, когда услышала среди обычных для драки реплик и вскриков вопль одного из десантников:

— Майор! Майор!

— Что? — откликнулся тот.

— Это Зик! Это капитан! Я узнал его!

Лима остановилась и стала слушать.

— Что?!

— Это он, это Зик! Он переделанный!

Потом Лима услышала шепот майора:

— Нет… только не это…

Сэм увидел своего друга и сразу узнал его. Зик бежал среди переделанных, с таким же, как у них, фанатизмом и устремленностью.

— Не стрелять! — закричал Семен! — Не трогайте его!

Майор смотрел, как заряды плазмы косят врагов вокруг его друга.

Он ждал его.

Зик налетел на одного из десантников, но тот отбросил его ударом винтовки.

Сэм поднял забрало шлема и позвал:

— Зик!

Переделанный остановился и оглянулся.

Сэм едва не закричал, увидев глаза своего помощника. Они были все такими же живыми, с веселым блеском…

Руки Зика почти доставали до пола. Огромные мышцы бугрились на них, на груди и на спине.

Зик улыбнулся.

— Сэм, я сбежал от них! — Голос Зика был полон радости.

Металлический коготь, в который превратились его указательный и средний пальцы, блестящей молнией устремился к майору. Он еле успел уклониться. Но бывший капитан, опираясь на руки, ударил Сэма ногами в живот. Семен отлетел назад, быстро поднялся и рывком увеличил дистанцию.

Зик остановился, словно в недоумении.

— Ты чего, Сэм? Это же я — Зик. Эти сволочи изувечили меня, но ты же не можешь меня не узнавать!

Он сделал несколько шагов к майору и снова набросился на него. Семен парировал быстрые удары, но сам не нападал. Он блокировал атаки Зика и медленно отходил назад, уступая его напору.

— Лима, — негромко позвал Сэм. Он еще не знал, что ее нет рядом, и все его внимание было приковано к изувеченному другу. — Это Зик. Они превратили его в переделанного.

— Сэм… — Лима не знала, что сказать.

— Лима… Что мне делать? — говорил он, отбивая атаки помощника.

Охотница поняла, что майор перешел на выделенный канал и общается только с ней.

Она помнила Зика, веселого лейтенанта, помощника Сэма. Но что она могла посоветовать?

— Сэм, не мучай его, — негромко сказала Лима.

— Лима! Я не могу! Не могу убить его! Охотница не ответила.

У переделанных не было возможности стать снова людьми, и Сэм знал это.

— Лима!

Она молчала, он сам должен был сделать выбор.

Семен закричал, а Зик продолжал то нападать на него, то снова делать недоуменный и обиженный вид.

Стиснув зубы, Сэм выпустил лезвие на правой руке, блокировал очередной удар помощника, поднырнул под его длинные руки и вонзил клинок Зику в грудь.

Их глаза встретились.

— Сэм… Сэм…

Семен отвернулся, не в силах выносить его взгляд, и вытащил лезвие из груди.

Зик стал оседать. Майор поддержал его, осторожно положил на пол и сам опустился рядом.

Вокруг них кипела битва, но десантники не подпускали к ним ни одного переделанного.

— Мне больно, — простонал Зик. — Зачем ты так со мной, Сэм? Мы же друзья… Сэм…

Раненый отвернулся, словно в обиде.

Майор сидел рядом со своим изувеченным товарищем и не мог произнести ни слова. Он нерешительно вытянул руку, как будто боялся к нему прикоснуться, но все же набрался смелости и провел ладонью в бронированной перчатке по покрытому испариной и брызгами крови лбу и волосам Зика.

«Прости меня, друг… прости», — мысль тяжелым молотом билась в голове.

— Мне очень больно, Сэм, — Зика охватила мелкая дрожь, глаза закрылись, изо рта стекали струйки крови, потом глаза снова открылись, и взгляд обратился на Семена. — Помоги мне, Сэм. Я прошу тебя, помоги… я не хочу умирать, я не должен умереть, нет, нет, нет… Не тут и не так… Я хочу жить, Сэм. Я так хочу жить!… Знал бы ты, как я… я этого хочу… Голос его слабел.

— Ты ведь не дашь мне умереть? Я знаю, ты мне поможешь…

Последние слова Семен почти не расслышал. Глаза Зика закатились, голова начала безвольно сваливаться набок, дыхание стало медленным, потом совсем остановилось.

Сэм еще некоторое время не мог пошевелиться, потом провел рукой по лицу друга, закрыв ему глаза.

— Лима…

— Да, Сэм.

— Он умер…

Тут майор оглянулся и понял, что ее рядом нет.

— Ты где?! — Он встревоженно поднялся.

— Я наверху, — лаконично ответила девушка.

— Подожди, я сейчас Жан-Жака…

— Не нужно, Сэм, — спокойно сказала она. Сэм помолчал, потом произнес:

— Уничтожь эту тварь.

Опустил забрало и со звериным рыком бросился на врагов.

Она проверяла каждый этаж, проносилась по коридорам, потом возвращалась на лестницу, поднималась еще на этаж и проверяла его. Ей никто не встретился.

Отчаяние стало закрадываться в сердце — неужели она ошиблась, подвергла всех опасности, подвела Сэма?

Она поднялась на последний, самый верхний этаж.

Пустынные коридоры и комнаты — тут тоже никого не было. Впереди она увидела лестницу, на мокрые ступени падал дневной свет.

Лима остановилась. Сердце бешено застучало в груди, она поняла — Хозяин ждал ее на крыше.

— Я нашла его, — сказала она.

— Будь осторожнее! — предостерег Сэм.

— Хорошо.

Она подошла к лестнице и посмотрела наверх. Два пролета отделяли ее от Хозяина. И в этот момент волнение в груди улеглось, сердце стало стучать ровно.

— Сэм, я отключаю передатчик, — сказала она. — Как все будет закончено, я снова подключусь.

— Что? Нет, Лима, не нужно! Зачем?

— Это только мое, Сэм. Только мое.

Лима отлепила овал передатчика и положила его в прихваченную коробочку. Туда же последовал и приемник. Она аккуратно пристроила футляр возле лестницы и, приготовив копье, стала подниматься.

Зодчие встретили ее на втором пролете. Они стояли на верхних ступеньках плотными рядами.

— Да вас тут целая делегация, — оскалилась Лима. — Ребята, я не так давно узнала, что три года плавала в стеклянном ящике вместе с собственным дерьмом. А моим мозгам вы скармливали всякую чушь, так что лучше вам не стоять у меня на пути, — произнесла она.

— Мы хотим говорить с тобой, Охотница.

— Только я не хочу вас слушать.

Но, похоже, Зодчим было на это наплевать, и они продолжили, говоря все одновременно:

— Люди думают, что их поле может удержать нас. Лима уже собралась было броситься в атаку, но после этих слов остановилась.

— Конечно, нам потребовалось время, чтобы разобраться с ним, — продолжали карлики. Дождь насквозь промочил их мерцающие черные накидки, и капли дрожали на краях капюшонов. — Но в итоге у нас все получилось. Мы свободны, как и прежде. Но мы не трогали людей, довольствуясь тем, что нам приносили наши слуги. Потому что у нас была ты. Создатели изменили тебя. Очень долго мы ничего о них не слышали. Мы считали, что они ушли. Поэтому мы создали тебе мир, который был точной копией этого мира. Мы ждали, что ты приведешь нас к ним.

— Из меня плохой проводник. Я знаю только одну дорогу — дорогу смерти. И сейчас я провожу вас по ней, — пообещала Охотница.

— Мы не враги тебе, — произнесли они все сразу. — Мы такие же, как ты.

— Уже смешно, — прокомментировала Лима.

— Мы — игрушки в руках Создателей. Они сотворили нашу Мать, а потом бросили ее умирать. Поэтому она родила нас, и мы научились пользоваться вещами Создателей. Мы нашли другие миры и стали кормить ее, поддерживать в ней Жизнь. Тогда они придумали тебя, чтобы ты помешала нам. Они веселятся, наблюдая за нами.

— Может, вы и правы и все это лишь игра Создателей, но тогда должны быть правила, по которым эта игра ведется. И я так понимаю, что, следуя им, я должна вас всех убить.

— Но ты же привыкла нарушать правила!

Лима удивилась. Что это? Зодчие упрашивали ее не трогать их? Это было что-то новенькое.

— Сегодня особенный день, я решила быть послушной девочкой, — сказала она и поставила ногу на следующую ступеньку.

Карлики стали отходить. Лима сделала еще шаг, Зодчие снова отошли.

Когда Охотница смогла заглянуть на крышу, то увидела высокую фигуру в плаще. Золотистые волосы спадали на плечи и блестели, даже слипнувшись от воды.

Хозяин.

Еще одна встреча на еще одной крыше. Лима не помнила, что случилось в прошлый раз, но была уверена, что сегодня такого не повторится.

Зодчие встали перед ней живой преградой.

— Создатели прислали тебя, чтобы ты расправилась с нами, и других своих слуг, чтобы они уничтожили детей нашей Матери. — Теперь говорил Хозяин, а карлики молчали.

— Других слуг? Нет, ты ошибаешься. Я тут одна.

— Они выжигают плоть нашей Матери. Они почти такие же жестокие, как и Создатели, потому что служат им.

— Хватит городить всякую ерунду, — мрачно сказала Лима. — Ты сказал, что я игрушка. Но я это и так знала. Я всегда была игрушкой в руках судьбы, в твоих руках, в руках этих Создателей. И я устала ей быть. Сейчас я пришла сделать то, что хочется мне самой. Не кому-то еще, а именно мне!

Охотница рассекла копьем воздух.

— И настало время это осуществить.

— Ты не сможешь нас убить. Нас нельзя убить, — спокойно сказал Хозяин.

Он поднял руку и достал из-за спины копье. Точно такое же, как у нее.

— Узнаешь? Лима не ответила.

— Мы отобрали его у тебя в прошлый раз. Но Создатели дали тебе новое. Они всегда играют нами.

Зодчие разошлись в стороны.

Взявшись за древко двумя руками, Хозяин занес копье над головой.

Охотница поняла, что он ждет ее, и не стала тянуть время.

Она бросилась в атаку. Копья сошлись лезвиями, сделав по зазубрине.

Потом Лима ушла в сторону, пустив оружие по широкой дуге, но оно рассекло только воздух и дождевые капли — Хозяин исчез и мгновенно появился у нее за спиной. Она успела подставить копье, и мощный удар едва не вырвал оружие из ее рук. Охотница отпрыгнула и развернулась. Противник был уже рядом и снова атаковал.

Девушка почти пропустила следующий выпад, и правый бок отозвался резкой болью, когда оружие противника, пробив доспехи, вонзилось в ее тело. Лима почувствовала, что ее одежда стала пропитываться кровью. Она отпрянула в сторону, но Хозяин снова переместился — его скачки в пространстве сопровождались негромкими хлопками, и дождевые капли разлетались мельчайшими брызгами во все стороны, когда на них обрушивались массы воздуха, — и толчок в спину швырнул Охотницу вперед.

Девушка сгруппировалась и перекувырнулась, скребнув доспехами по бетону. Лима оказалась в окружении Зодчих, и десятки рук схватили ее. Она рывком распрямилась, подняв на себе несколько карликов, и быстрыми движениями сбросила их. Взмахнула копьем, и разрубленные Зодчие разлетелись по крыше шевелящимися частями. Охотница тут же метнулась в сторону, и сверкнувшее оружие Хозяина чиркнуло по доспехам на спине. Почувствовав, что противник снова исчез и сейчас появится рядом с ней, Лима сразу развернулась и бросилась назад, обрушив на карликов свое копье.

Хлопок воздуха, душ из водяной пыли, и Охотница в который раз еле успела подставить копье — широкое лезвие скользнуло по древку и вспороло латы на предплечье. По руке потекли теплые струйки крови и закапали вниз, смешиваясь с дождевой водой, скопившейся в лужицах под ногами. Девушка, резко развернувшись корпусом, ударила противника ногой в грудь.

Тот отлетел назад и, еще не закончив движения, исчез. И тут же появился рядом с ней, держа оружие в одной руке, блокировал ее выпад, а другой ударил Охотницу в лицо. Оглушенная девушка отшатнулась, следующий удар смял доспехи на ее груди и отбросил назад. В глазах на миг помутилось, она почувствовала, как Хозяин рывком занес свое копье. Ожидание удара сковало мышцы, колючими мурашками пробежало по позвоночнику… Лима сбросила оцепенение, взмахнула оружием снизу вверх, без замаха, и, пригнувшись, ринулась вперед и в сторону. Древко ударило Хозяина по рукам, а девушка отбежала в сторону — ей нужно было прийти в себя.

— Может быть, закончим? Тебе с нами не справиться.

— Это мы еще посмотрим, — мрачно ответила Лима. Сплюнула красным и провела тыльной стороной ладони по разбитым губам, размазывая кровь по подбородку.

Она немного отдышалась. Охотница поняла, что ей нужно брать инициативу в свои руки, иначе противник просто измотает ее.

Девушка сорвалась с места, быстро сократила дистанцию и обрушила на Хозяина град молниеносных ударов. Он парировал их и отвечал сам.

Улучив момент, Лима отбила его копье и нанесла рубящий удар сверху. Хозяин быстро переместился вперед, и она опять промахнулась. Он был так близко, что девушка почувствовала исходивший от него запах мокрой ткани и мускуса… как в том далеком сне.

Противник толкнул ее, но Охотница успела одной рукой схватиться за древко его копья. Замахнулась своим… и тут Хозяин снова стал исчезать и потянул ее за собой. Воздух загустел, предметы стали вытягиваться, звуки исчезли. Мир плавился и растекался.

Лима почувствовала, как ее затягивает в невидимую воронку, стало нечем дышать, на глазах выступили слезы… холодный, влажный воздух ворвался в легкие, предметы обрели привычные очертания.

Сквозь пелену слез девушка различила рядом черную накидку, блеснули золотом волосы…

Ее рука все еще была занесена для удара, и копье Охотницы продолжило свое движение к Хозяину. Поняв, что Лима по-прежнему в опасной близости, тот снова начал скачок.

Во рту у нее стало сухо, исчез воздух, и замерло время. Все вокруг превратилось в калейдоскоп расплывшихся красок.

Снова появилась резкость, холодные капли дождя обжигали кожу… Хозяин успел отбить копье Лимы. Оружие скрестилось, а лица противников оказались очень близко.

Их взгляды встретились. Черные, без зрачков, глаза Хозяина стали превращаться в огромные, бездонные озера тьмы, затягивая в себя Охотницу… как уже было раньше в ее сне… и на крыше «Свечки»…

Закричав, Лима собрала все силы и надавила, отталкивая противника назад. Она не отпускала его копья и теснила Хозяина. Тот отступал под напором Охотницы, и через несколько секунд они достигли края крыши. Зарычав, как зверь, Лима изо всех сил толкнула Хозяина, сбрасывая его вниз, и тут же вскрикнула, когда он схватил ее за руку и потащил за собой.

Внутри у девушки все сжалось и перехватило дыхание — они падали. Воздух свистел в ушах, рядом черными провалами окон мелькали этажи, земля приближалась с бешеной скоростью.

Хозяин все еще держал Лиму, она заметила, как его губы растянулись в тонкой победной улыбке, и поняла, что сейчас он совершит скачок, предоставив ей одной заканчивать падение. Охотница выбросила руку и вцепилась в блестящую, хлопающую от ветра накидку…

И снова прыжок. На этот раз очень долгий.

Воздуха не хватало, легкие жгло огнем, сердце судорожно билось… В какое-то мгновение девушка расцепила пальцы и отпустила накидку Хозяина.

Страх раскаленной иглой пронзил мозг — что, если она не сможет выбраться и останется в этом зыбком, непонятном ничто?!

Но в тот же миг она оказалась в обычном мире. Вернулись звуки, время побежало в привычном ритме. Дождь обрушился на Охотницу — она снова была на крыше и с удивлением заметила, что ее одежда и волосы успели полностью высохнуть.

Хозяин снова был перед ней — лицо искажено злобной гримасой, в черных глазах появились белесые прожилки. Он сделал выпад, направив копье Охотнице в грудь.

Лима увидела, как смертельное острие устремилось к ней. Она не успевала подставить копье и парировать удар. Девушка быстро отклонилась и выгнулась мостиком, упершись в мокрую крышу руками. Оружие противника прошло над ней. Охотница сделала кувырок назад, с упором на руки, и снова оказалась на ногах. Следующий удар Хозяина она отбила древком и напала сама. Нанесла несколько рубящих ударов, намеренно открылась и, когда он сделал выпад, ушла в сторону, пропуская копье мимо себя. Еще не развернувшись до конца, она ударила древком назад, попав Хозяину в лицо. Он отлетел на несколько шагов, взмахнув руками и раскрывшись. Одним прыжком Лима очутилась рядом с ним.

Лезвие вошло в правый бок, над бедром, и Хозяин закричал. Но звук крика доносился только из глоток Зодчих, чьи рты синхронно раскрылись и издали скрипучий, режущий слух вой.

Когда он заговорил, то губы двигались, но слова произносили карлики в черных накидках.

— Нас нельзя убить! — пронеслось над крышей. — Нельзя!

Гром ответил на эти вопли басовитыми раскатами.

Зодчие дрожали, по их маленьким уродливым телам то и дело пробегали судороги.

Лима смотрела на беснующихся врагов со злорадной улыбкой.

Потом сделала шаг к Хозяину, приблизившись вплотную, и заглянула в его черные без зрачков глаза, в которых не было больше той парализующей силы, что лишала воли, отнимала разум и забирала жизненную энергию.

— Я только что это сделала, — хладнокровно произнесла она. — Я убила тебя.

Охотница надавила на копье, еще глубже вгоняя лезвие в его тело.

Над крышей раздался громкий крик. Оружие выпало из ослабевших пальцев Хозяина. Он протянул руки и положил ладони Лиме на плечи.

Из раны сочилась черная жидкость и стекала по ногам на поверхность крыши, смешиваясь с дождевой водой и растекаясь большой мутной лужей.

Ухватившись покрепче за древко, Лима рванула копье вверх, разрезав туловище Хозяина на две части. Ее лицо оросили, мелкие черные брызги.

Руки Хозяина свалились с плеч Охотницы, когда разрубленное тело повалилось к ее ногам.

Зодчие простояли еще несколько секунд, а затем разом упали, как марионетки, у которых отрезали нити.

Дождь с ненавистью хлестал по их мертвым телам, звонко шлепая крупными каплями по промокшим накидкам.

Лима подняла лицо к небу, подставляя ливню, и стояла так несколько минут. Вода постепенно смыла темные брызги. Потом девушка улыбнулась. Такой свободной она никогда себя не чувствовала. Ей казалось, что с ее плеч свалился огромный груз, давивший на нее все время, что она себя помнила.

К ней пришло спокойствие.

Закрыв глаза, Охотница вдохнула полной грудью, затаила дыхание, а потом медленно выдохнула, наслаждаясь влажным воздухом.

Лима открыла глаза и огляделась вокруг, еще раз окинув взглядом мертвых врагов. Потом развернулась и не спеша стала спускаться с крыши.

Нашла коробочку с радиокомплектом, снова прилепила передатчик на шею, а приемник к уху, и произнесла:

— Сэм. Я закончила.

— Что? Лима, повтори! — тут же отозвался он.

— Я убила его.

Лима услышала нестройный хор голосов — все, кто принимал ее сигнал, триумфально закричали на разные лады.

Она улыбнулась, разобрав из всеобщего гвалта лишь отдельные слова.

— Ты молодец, Охотница! — прокричал майор, воспользовавшись преимуществом командной линии.

— Я знаю, — ответила она. — Сэм, еще одно.

— Да, я слушаю тебя.

— Прикажи всем отступить и не мешать чужакам.

— Что?

— Я потом объясню. Пусть дадут нам уйти и отступают сами. Поверь мне, Сэм, так надо.

Семен задумался на секунду, потом согласился:

— Хорошо. Сама когда подойдешь?

— Уже спускаюсь.

* * *

Разведбот стоял на торговой площади рядом с лавкой Нати и Следопыта. На этот раз корабль был только один.

Семен сидел на ступеньке трапа. Мелкий дождь моросил не переставая, и десантник уже весь вымок, но, похоже, это ему не очень мешало. Позади него, внутри челнока, штурман о чем-то спорил с Филом. Майор не вдавался в суть, пропуская их слова мимо ушей, хотя они иногда по очереди призывали его в свидетели, но он даже ни разу не обернулся.

Из лавки появилась Лима, подошла к нему и встала рядом.

Она посмотрела на Сэма и, удивляясь сама себе, заметила, что у него вокруг глаз морщины, обратила внимание на шрам на щеке. Он только недавно у него появился, кожа еще розовая, если поработали медики, то, значит, несколько дней назад, максимум неделю.

Она, конечно, видела все это и раньше, только как-то пропускала мимо. А сейчас…

— Как там Ас? — спросил Семен.

— Лучше. Сейчас опять заснул, только уже сам, а не от лекарств. Сая с Нати не отходят от него. Девчонки, кажется, успели подружиться.

— Это хорошо.

— Да, — с легкой грустью сказала Лима и улыбнулась.

Вода сбегала поее волосам и капала за шиворот, заставляя зябко ежиться, но девушка, как и Сэм, не обращала на это внимания. Это была такая мелочь.

— А что у тебя нового? — спросила она. — Узнали, за чем охотились чужаки?

— Наши аналитики предполагают, что их целью были части той самой живой планеты, о которой ты рассказывала. Хозяева «заразили» ими Ландорию, а пришельцы выжигали все места, где обнаруживали проросшие под поверхностью споры. Остальные планеты, где появилась эта мразь, наверное, тоже заражены.

— Живая планета стала размножаться, а Создатели решили исправить свою ошибку, — Лима состроила презрительную мину.

— Похоже на то, — кивнул Сэм. — Чужаки вовсе не слуги Хозяев, а слуги Создателей. В данной ситуации они фактически наши союзники, а все стычки возникали либо когда мы начинали первые, и они просто отвечали, либо когда мы были помехами на их пути, и нас просто убирали с дороги.

— Жаль только, что чужаки не сообщили об этом раньше.

— Угу, — согласился Сэм. — Кстати, пришло сообщение, что рассчитали координаты по твоему рисунку.

— Правда?!

— Да. И скорее всего, уже сформировали разведывательную экспедицию на поиски планеты Хозяев.

— Ты полетишь?

— Нет, у меня другие задачи.

— Какие? Куда-то отправляешься?

— Командование еще не решило — освобождать сначала Землю или Соломон. А может, какую другую планету. Мне, если честно, все равно.

— Ты чего раскис? — улыбнулась Лима.

— Я устал.

— Перестань! Жить ведь так интересно!

— Считаешь?

— Конечно! Скажи, а у тебя в подразделении найдется место для еще одного киборга?

— Ты о Жан-Жаке? Так они уже зачислены. Смешные ребята, — майор немного оживился.

— Нет, — сказала Лима. — Я говорю не о Жан-Жаке.

— А о ком еще? — непонимающе нахмурился Сэм.

Девушка опустила глаза и тихо произнесла:

— О себе.

— О себе?! — изумленно и недоверчиво воскликнул Семен.

Лима вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза:

— Да, о себе!

— Не может быть, — Сэм улыбнулся. — Подкалываешь, да?

— Я — киборг, — с самым серьезным видом сказала она. Девушка непроизвольно стиснула зубы, в очередной раз вспомнив показания ахраватовского сканера. — Наверное, самый совершенный киборг в мире. Каждая моя мышца пронизана тончайшими стальными нитями, сердце заключено в кокон из металлизированных волокон, мои кости укреплены изнутри. Такой ювелирной работы я никогда не встречала. Ни Акира, ни даже Павлов не смогли бы так сделать. Людям такое пока недоступно.

Майор с минуту смотрел на нее, не в силах поверить, что она говорит серьезно, но потом понял, что это на самом деле так.

— Так что? — Охотница, не отрываясь, глядела Семену в глаза. — Берешь меня к себе? Найдешь местечко?

Он сглотнул подступивший к горлу комок.

— Для тебя, конечно, найду, — сказал он. — Но, Лима…

Она прижала палец к его губам:

— Если захочешь, то я потом тебе все расскажу.

Лима порывисто поцеловала его, потом обвила шею руками и спрятала лицо, прижавшись щекой к его плечу. Секунду Сэм прибывал в нерешительности — слишком неожиданным было сказанное ею, но затем тоже обнял девушку, провел ладонью по ее, мокрым волосам и негромко проговорил:

— Конечно, захочу, милая. Расскажешь, когда сама посчитаешь нужным. И больше я никуда тебя не отпущу.

КОНЕЦ

Роман Куликов На осколках чести

Мы стоим на россыпи осколков,

Под ногами пепел былой веры.

С поднятым забралом мы встречали

Беспощадной жизни перемены.

И не важно, кто мы – высшей касты,

Иль без роду-племени бродяги.

На осколках чести только важно —

Кем мы были и какими стали.[82]

Пролог

Мягкий приглушенный свет в каюте включился вместе с первым сигналом коммуникатора. Настойчивые переливы звонка заставили Ладимира проснуться. Он несколько раз зажмурил глаза, чтобы сфокусировать зрение, и посмотрел на часы, светящиеся на стене в ногах, – двадцать два пятьдесят семь внутрикорабельного…

Он только полчаса как заснул, после двенадцатичасового дежурства. Что могло случиться за это время?!

Еще не до конца проснувшись, Ладимир прикоснулся к клавише ответа. Экран засветился, и на нем показалось лицо сержанта Джонсона, который оставался на ночное дежурство в рубке.

– Что случилось? – спросил Ладимир.

Сержант выглядел неуверенно и даже как-то виновато.

– Прошу прощения, но господин майор приказывает вам явиться в рубку и заступить на дежурство, – сообщил он.

Ладимир опешил.

– Сержант, ты ничего не путаешь?

– Прошу прощения, господин лейтенант… но нет. Не путаю. Это приказ майора Рассела.

– Но час назад я сдал дежурство лейтенанту Самойлову, – сказал Ладимир, с трудом вникая в ситуацию.

– Я… я знаю. – Сержант заметно волновался. – Но лейтенанту Самойлову неожиданно стало плохо. Я только что принял у него руководство постом, а сам он направился в лазарет.

– Ясно, – сказал Ладимир, хотя не совсем понимал, почему вызвали его, а не кого-то из офицеров, чье дежурство было следующим по расписанию. – Через пятнадцать минут буду.

С хмурым видом Ладимир стал одеваться. Он, кажется, догадывался о причине столь неожиданного ухудшения здоровья лейтенанта Самойлова. Еще при сдаче дежурства ему показалось, что тот немного не в себе. Спиртное официально запрещено на кораблях, но это никогда не было помехой, и похоже, весь день кое-кто неплохо веселился. Да так, что вечером стало плохо.

Ладимир вздохнул. Эти потомственные военные позволяли себе слишком много. Они считали, что если они привилегированный класс, то могут вести себя как заблагорассудится. В обычной жизни – может быть. Раз император выделил своих офицеров и их семьи над другими и воздал такие почести, то, вероятно, они были заслуженны. Но сейчас ты не на гражданке, где балы и приемы сменяют друг друга, а дни и ночи пролетают в феерическом хороводе праздников. И за какие бы доблести твои прадеды, деды или отцы ни получили честь стать офицерами высшего ранга и передавать эту привилегию по наследству, сейчас ты на службе и обязан нести ее наравне со всеми.

Лейтенант поправил перед зеркальной панелью отличительные значки на воротнике и, еще раз вздохнув, повернулся и вышел из каюты.

В рубке его встретил сержант Джонсон:

– Разрешите сдать вам пост, господин лейтенант.

Каменев кивнул.

– Пост принял лейтенант Каменев, – сказал он для голосового опознавания. Компьютер рубки сравнил голос с имеющимся в его базе образцом и распределил приоритеты командования. Теперь Ладимир мог отдавать приказы штурману.

Выполнив эту первоочередную обязанность, он подошел на капитанский мостик, к коммуникатору и набрал номер старшего помощника капитана майора Рассела.

За глаза того все называли «вечный майор». Обычно на флоте это было переходное звание, между младшим и старшим офицерским составом, но майор Рассел оставался таковым уже десяток лет. На корвет «Звездный страж» он прибыл семь лет назад, и нынешний капитан когда-то был у него в подчинении. Рассказывали, что когда-то Рассел совершил нечто такое, за что должен был угодить за решетку, но поскольку был из знатной семьи, то избежал наказания и получил назначение сюда, старшим помощником капитана на сторожевой корвет, охранявший участок границы на дальних рубежах.

С Ладимиром у него возникли трения, как только тот вступил на борт сторожевика. Причину своей неприязни майор не скрывал и даже подчеркивал при каждой возможности. Он считал, что офицерами могут быть только по праву рождения и всякие выскочки типа Ладимира недостойны носить этот чин. Плевать, что ты совершил героический поступок, будучи еще подростком, и сам губернатор колонии просил за тебя на аудиенции у императора. В офицерской академии место только детям потомственных офицеров.

С этим впервые Ладимир столкнулся еще во время учебы. Когда некоторые его однокурсники и даже учителя, кичась своим происхождением, пытались всячески задевать его, юношу с провинциальной планеты, хотя и большой, но все же колонки, Ладимир не дал себя в обиду, а вскоре, благодаря своему уму, военной смекалке и врожденному чувству собственного достоинства, ему удалось снискать уважение среди других учеников и закончить академию с отличием. Правда о службе на имперских крейсерах и линкорах речи быть не могло, так что назначение на пограничный корвет было вполне естественным.

Единственное, чем он был слегка удивлен, так это встретить подобное отношение к себе на боевом корабле пограничных войск его императорского величества. В начале службы между ним и майором происходили постоянные стычки. Молодой лейтенант некоторое время терпеливо сносил хамские высказывания майора. Но однажды они остались одни, что в ограниченном пространстве корабля было редким случаем, и Ладимир несколькими жесткими фразами ответил Расселу, намеренно спровоцировав его. И когда тот полез в драку, лейтенант, отточенными на тренировках ударами, заставил обидчика пожалеть о своем к нему отношении. В тесном пространстве подсобного помещения, где они столкнулись, Ладимир блокировал устремившийся к его лицу кулак майора, ударом под колено сбил противника с ног и, без малейшего сожаления, впечатал его лицом в стену.

Через несколько часов о происшествии знал весь корабль, и капитан провел официальное расследование, но майор Рассел сказал на дознании, что просто поскользнулся и ударился о стену. Для него было легче соврать и дать Ладимиру уйти от наказания, чем признать, что какой-то юнец избил его.

С тех пор майор перестал в открытую цеплять лейтенанта, но пользовался каждой возможностью навредить ему, хотя и держался в рамках устава. Ладимир принял это как неизбежное, но не слишком значительное зло и перестал обращать внимание на придирки майора, относясь к ним и к самому Расселу с прохладным равнодушием. Но такие случаи, как сейчас, вызывали его негодование. Поначалу лейтенант хотел написать рапорт капитану, но потом передумал и решил сам поговорить с майором. Правда, Лад догадывался, что тот ему скажет, но не мог это так оставить.

На мониторе коммуникатора появилось изображение старпома. Тот сидел, развалившись в кресле, и, нахмурившись, смотрел на экран.

– Что вам, лейтенант Каменев?

– Прошу прощения, господин майор, но я меньше часа назад сдал дежурство.

– И что? В чем дело, лейтенант?

– По внутреннему распорядку полагается…

– Противнику вы тоже будете о внутреннем распорядке рассказывать?

– Нет, но почему бы вам не вызвать на дежурство Бурияму или Орвиса.

– Они бы также пошли вне графика. Так чем вы отличаетесь от них? Или вы считаете себя лучше других, лейтенант? – Глаза Рассела гневно сверкнули.

– Никак нет.

– Еще успеете выспаться, – сказал майор с недовольным видом и отключил коммуникатор.

Лейтенант еще с полминуты смотрел на погасший монитор, и желваки играли на его скулах.

Сержант Джонсон, стоявший рядом, улыбнулся и сказал:

– Вы всегда были у него в любимчиках, господин лейтенант.

Ладимир хмуро посмотрел на него:

– Займись своими делами А лучше вели принести мне чего-нибудь тонизирующего.

– Слушаюсь, – все с той же улыбкой ответил Джонсон. – Сок рории подойдет?

– Да, спасибо.

Ладимир прошелся по рубке. Кроме него и Джонсона на посту дежурили еще три человека, двое рядовых, наблюдающих и анализирующих показания радаров и датчиков, и штурман. Последний находился в управляющем коконе, который был подвешен на гироскопах внутри шара из прозрачного углегласа, установленного посреди рубки, и был подключен к нейроуправляющему контуру. Это позволяло пилоту, или, как было принято называть, штурману фактически слиться с кораблем, став с ним единым целым, и экономить драгоценные мгновения для управления в бою.

– Вот, возьмите. – Джонсон передал лейтенанту стакан густого оранжевого сока.

Ладимир благодарно кивнул, принял из его рук напиток и сделал небольшой глоток.

– Докладывай, – сказал он, чувствуя, как освежающая влага разливается по желудку.

– За время… э-э… вашего отсутствия, – Джонсон снова улыбнулся, – и моего пребывания на посту вахтенного офицера происшествий не было. В зоне действия радаров не было замечено ничего необычного. Состояние штурмана стабильное.

– Хорошо, – сказал лейтенант.

Со стаканом в руке он обошел вокруг штурманского шара, сам убедился в том, что показания датчиков, отслеживающих состояние находящегося внутри и подключенного к нейросети человека, соответствуют норме, потом направился к двум полукруглым терминалам радаров.

Стоя позади рядовых, он пробежался глазами по данным, выдаваемым приборами наблюдения, и хотел было уже вернуться на капитанский мостик, как вдруг его внимание привлекли показания датчиков, фиксирующих возмущения гиперполя. Ладимир подошел к терминалу.

– Что это? – спросил он дежурившего рядового.

– Обычное возмущение поля, – ответил тот.

– Обычное?

– Так точно.

– Это единичные возмущения? Или есть еще?

– Единичные… кажется.

Лейтенант нахмурился.

– Что значит, кажется? – Он отставил сок и пригнулся к монитору, всматриваясь в цифры. – Вы зачем здесь находитесь? Чтобы вам «казалось*?

– Ну они были замечены здесь, – рядовой вызвал на планшете объемную карту сектора и указал на отдаленную от границы область, – и непрерывно двигались в течение получаса, вот досюда.

Тактический планшет отобразил почти прямую линию, протянувшуюся до выпуклой оранжевой сетки, обозначающую границу.

– Почему не доложили сразу?

– Я хотел, но вахтенный офицер отправился в медпункт, а вы еще не подошли. А потом возмущения исчезли.

– Сержант Джонсон был на месте, – строго сказал лейтенант, – ты обязан был доложить ему. Сколько на службе?

– Полгода, господин лейтенант.

– Что случилось? – К ним подошел сержант.

– Полчаса назад обнаружено неизвестное движение в сторону границы, – желая исправить свою ошибку, доложил рядовой. – Нарушение не осуществлено. Возмущение исчезло.

Лейтенант сурово посмотрел на обоих подчиненных и кивнул Джонсону:

– Проверь.

– Есть проверить, – ответил сержант. Он служил не первый год и знал, когда можно улыбаться с начальством, а когда лучше отвечать по форме, и, заняв место рядового, запустил анализ данных.

Ладимир подошел к обзорному экрану. Ему нравилось смотреть на звезды, холодные, мерцающие искры на черном фоне бездонного космоса. Пусть это была только проекция в реальном времени с внешних камер корабля, но их блеск помогал привести мысли в порядок, на душе становилось спокойно и умиротворенно.

Но что-то не давало лейтенанту покоя, какая-то тревожная мысль, пыталась вырваться наружу.

Всем было известно мастерство рудианцев при обращении с гиперполем. И это странное возмущение, отразившееся на радарах, вполне могло быть их манипуляциями. Внезапно Ладимира озарило. Он быстро подошел к сержанту:

– Покажи мне еще раз это возмущение.

Тот остановил анализ, вызвал журнал и спроецировал запись на объемную карту сектора. Рядом, красными столбцами, парили в воздухе характеристики явления. Но на них лейтенант сейчас не смотрел.

– Дай вектор движения, – приказал он.

Почти прямая линия, обрывающаяся, не достигнув границы.

– Продли вектор дальше границы.

Джонсон исполнил. Ладимир напряженно вглядывался в схему, пытаясь понять, что его так насторожило.

– Наложи вектор движения нашего корабля с момента появления возмущения.

Линии векторов сошлись в одной точке, и, судя по схеме, корабль находился сейчас как раз в месте их пересечения.

– Не может быть! – воскликнул сержант.

– Может, – отрезал Ладимир. – Объявляй тре…

Большой угловатый корабль появился из гиперпространства, прямо над корветом пограничников. Его темный силуэт заслонил собой звезды на обзорном экране.

Ударной волной гиперполя корвет отбросило в сторону. Всех, кто находился в рубке, раскидало, как котят. Ладимира швырнуло сначала вперед, на терминал устройств слежения, а затем назад, на прозрачный шар штурмана. От удара об углеглас у него перехватило дыхание.

Корвет задрожал. Протяжным скрипом заныли переборки и несущие опоры. Взвыла и тут же смолкла сирена боевой тревоги. С шипением закрылись пневматические двери, отрезая рубку от остального корабля, и над ними загорелись предостерегающие надписи «Разгерметизация».

Мониторы мигали и рябили, только несколько сумели восстановиться после воздействия ударной волны гиперполя и выдавали положенное изображение. Громкоговорители и коммуникаторы молчали – внутренняя связь, похоже, тоже не работала.

С трудом поднявшись, лейтенант направился к капитанскому мостику. Ладимира пошатывало, и ему пришлось ухватиться за край терминала, чтобы не упасть. Добравшись до коммуникатора, он хлопнул ладонью по кнопке общего оповещения и проговорил:

– Тревога! Боевая тревога! Нарушение границы. Рудианцы вторглись в пространство Империи. Занять места по боевому расписанию.

Коммуникатор не подавал признаков жизни.

Ладимир обвел рубку взглядом.

Двое матросов лежали без движения, у одного голова была в крови, и рядом растекалась темная лужица, а другой лежал у стены, подвернув под себя ногу совершенно неестественным способом.

– Лейтенант! – позвал сержант Джонсон. Он поднимался, опираясь о стойку тактического шаблона, и заглядывал в его показания. – Посмотрите сюда!

Сразу после этих слов сработал сигнал, оповещающий о ракетной атаке.

– Это гасители!

Противник выпустил устройства, дезактивирующие силовое поле корабля, чтобы затем нанести удар по оставшемуся без защиты судну.

Заработали автоматические орудия, распыляя устройства-паразиты в искрящуюся пыль.

– Штурман! Маневр уклонения! – скомандовал Ладимир.

В следующее мгновение заложило уши, когда нейроштурман попытался вывести корабль из-под удара. Но противник был слишком близко, чтобы у пограничников получилось уйти.

Похожие на растопыривших лапы крабов, гасители плавали вокруг корвета, скользя по невидимой оболочке защитного поля и впитывая в себя его энергию.

Устройств было очень много, корабельные орудия не успевали расстреливать их, и поле снизило порог проницаемости.

В рубке замигали тревожными красными огнями индикаторы стабильности поля.

– Они уже могут пробить защиту! – крикнул сержант.

Ладимир успел оценить всю трудность ситуации. Он не думал о том, что сейчас командование находилось целиком в его руках и вся ответственность за судьбу корабля и экипажа тоже лежит на его плечах. Он просто делал то, что должен был, то, чему его учили, к чему готовили, – он вел бой. Точнее, пытался его вести.

– Штурман! Развернуться к противнику носом! Всю энергию на силовое поле. Приготовить торпедные батареи, произвести захват целей и открыть огонь… – Ладимир не договорил.

Десятки лиловых лучей ударили по кораблю пограничников.

Потом еще раз.

Пол под ногами заходил ходуном, и по корпусу судна пробежала судорога. Внутри корвета прозвучали несколько взрывов.

В рубке на мгновение погас свет, затем снова включился. Но даже без света там не было темно – красные огни, сообщающие о неисправностях и опасности, превратили темноту в кровавый полумрак.

– Они уничтожили все автоматические орудия и повредили маршевый двигатель. Связи нет. Мы здесь заперты.

– Попробуй открыть дверь. Я пока попытаюсь наладить коммуникатор, – сказал он.

Сержант бросился исполнять приказания. По пути он склонился над рядовыми и приложил пальцы к их шеям, проверяя пульс.

– Разорви тебя сверхновая! – выругался он и, оставив их, побежал к дверям.

Ладимир попытался найти повреждения в коммуникаторе. Программно запустить проверку на неисправности не удалось. Он попытался вскрыть корпус устройства, но тут подбежал Джонсон:

– Это бесполезно. На дверях выгорели все цепи. Пневматика тоже практически везде отказала. – По его лицу сбегали капли пота. – Я смог открыть шлюз только на внешний коридор.

– Как ребята?

Сержант отрицательно покачал головой.

Ладимир забежал в рабочий зал рубки.

Терминал мигал мониторами и сигнальными диодами. Лейтенант задал компьютеру тактического планшета показать голограмму корабля, набрал команду «Оценить повреждения» и отправил ее на выполнение. Через некоторое время на отображенной модели можно было различить множественные дыры в бортах корвета, развороченные гнезда автоматических турелей, дымящиеся дюзы двигателя. Вокруг сторожевика сновали три корабля рудианцев.

– Они могут уничтожить нас в любой момент, – мрачно прокомментировал из-за плеча сержант.

– Но почему-то этого не делают.

– Может, на абордаж решили взять?

– Никогда не слышал, чтобы рудианцы захватывали корабли. Всегда только уничтожали.

– Ну тогда я спокоен, – фыркнул сержант. – Что будем делать?

Лейтенант задумался. Нужно было принимать решение. По сути, корабль был мертв. Защитное поле не работало, батареи почти все выведены из строя, двигатели повреждены, и корвет продолжал движение только по инерции.

На плоскость шаблона упала темная капля. Ладимир провел ладонью по лбу и посмотрел на руку – она была вся в крови. Наверное, он рассек голову, когда упал на терминал, и даже не заметил этого в суматохе.

– Будем выбираться, – принял он решение. – Как старший офицер на мостике, приказываю покинуть корабль.

Сержант молча смотрел на него.

Ладимир прошел к капитанскому терминалу, смахнул осколки предохранительного стекла над красной кнопкой и нажал ее.

Маленький буй вылетел из ствола миниатюрной шахты на корпусе корвета и, ощетинившись записывающими устройствами, поплыл в вакууме в нескольких сотнях метров над кораблем, постоянно посылая в эфир сигнал бедствия.

– Надо вытащить штурмана, – сказал Ладимир.

Они подошли к шару.

– Это Хопкинс, – сказал сержант. – Сегодня был последний день его смены. Мы договаривались завтра в карты поиграть.

Лейтенант молча вводил код на сенсорной панели шара.

Когда прозрачная секция отъехала в сторону, в лицо подул свежий воздух. Автономные системы штурманского шара были сделаны очень надежно и работали исправно, им не повредила даже ударная волна от вышедшего из гипера, в непосредственной близости от корвета, корабля рудианцев.

Гироскопы постепенно замедлялись.

– Когда-нибудь вытаскивал пилота?

– Нет, не приходилось, – ответил сержант. – Как сами выбираются, видел, а так – нет.

– У него сейчас, скорее всего, болевой шок, – пояснял лейтенант, пока они ждали остановки вращающихся колец, напичканных всевозможными устройствами. Надо будет разгибать пальцы на руках, их обычно сводит судорогой. Я уже раз вытаскивал пилота из кокона. Правда, на тренажере, но все равно еле отцепили. С головными контактами нужно осторожными быть.

Джонсон слушал, кивая его словам.

Наконец гироскопы встали, и лейтенант дотянулся до матового кокона пилота.

– Открепляй эти контакты, – показал он сержанту, – а я схожу поищу, чем можно крепеж срезать.

Ладимир успел отойти от шара на несколько шагов, когда на обзорном экране появился корабль рудианцев. Казалось, он завис прямо напротив рубки. Его орудия нацелились на корвет и вспыхнули голубоватым светом.

Когда обзорный экран потек на пол, Ладимир понял, что сейчас в рубку вместе с направленным потоком ионов ворвется холодный космос, вытянет весь воздух и заполнит помещение безжизненным вакуумом.

На слова времени уже не оставалось, лейтенант рванул назад, обежал шар, схватил Джонсона и бросился к двери, ведущей в коридор, таща сержанта за шкирку. Створки расходились мучительно медленно, у Ладимира засосало под ложечкой. Наконец проем стал достаточно широким, чтобы в него можно было пройти. Лейтенант ввалился в коридор, втягивая вслед за собой Джонсона, и стал нажимать на кнопку закрытия, но створки по-прежнему продолжали раздвигаться.

– А-а-а… – Ладимир давил на кнопку, но она не отвечала.

– Пневматика! – крикнул сержант.

Лейтенант ударил по панели ногой, выламывая ее. Раздирая в кровь пальцы, вытащил блок с «кишкой» проводов и, просунув руку в дыру на панели, нащупал рычажок переключателя и повернул его. Створки двери с шипением рванулись навстречу друг другу, и едва они закрылись, как корабль вздрогнул и раздался скрип раздираемого металла и защитной оболочки. Лейтенанта швырнуло на стену коридора, отскочив от нее, он упал на пол рядом с сержантом. Механизмы, скрытые за перекрытиями, ломались, не выдерживая нагрузки. Несколько тонких металлических стержней вырвались из-под пола, разорвав покрытие, и проткнули Джонсону руку. Он заорал и схватился за рану.

Ладимир встал рядом с ним на колени и быстро осмотрел:

– Кость вроде не задета. Я потяну. Будет больно. Расслабься. Готов?

– Д-да, давай…

Лейтенант взялся за руку сержанта, с обеих сторон от торчащих стержней, и резко потянул вверх.

Джонсон закричал. Лад испугался, что тот сейчас потеряет сознание, но сержант выдержал, только сильно побледнел.

Каменев закатал ему рукав рубашки, накрывая им рану, снял ремень и перетянул.

Потом, шатаясь, поднялся на ноги и потянул сержанта за собой:

– Нужно идти. Сможешь?

– Д-да, – дрожащим голосом ответил тот, поднимаясь.

– Быстрее! Вставай, вставай, вставай!

Ладимир увлек его за собой. Джонсон, спотыкаясь, побежал за лейтенантом, прижимая к животу раненую руку. Вокруг искрилась поврежденная проводка, кое-где возник пожар, и синее пламя упрямо лизало неподатливый пластик. Освещение мигало, а местами отсутствовало совсем.

– Давай к скафандрам, мы можем не успеть добраться до спасательных шлюпок, – сказал Ладимир.

Они бежали по коридору, направляясь в ближайший хозблок. Добравшись до него, они были ошеломлены: отсек был разгромлен. Взрыв повредил переборки и разметал стеллажи со всем их содержимым. В дальнем углу загорелась какая-то жидкость и растеклась по полу огненным пятном. Отсек был заполнен черным едким дымом от расплавляющихся скафандров и прочей амуниции. Система вентиляции еще подавала признаки жизни и не давала дыму распространиться за пределы помещения, и тот висел в отсеке эдаким клубящимся шатром.

Ладимир прорычал сквозь зубы проклятие.

– Нужно найти уцелевшие скафандры! – сказал он и, закрыв лицо рукавом, бросился в клубы дыма. Сержант, морщась и зажав рот ладонью, последовал за ним.

Через полминуты он вылез из отсека наружу и, тяжело дыша, прислонился спиной к переборке. В кулаке у него был зажат серый комок индивидуального скафандра и медпакет.

Еще через полминуты из дыма показался лейтенант. Он выползал на коленях, надрываясь от кашля, по закопченным щекам текли слезы, оставляя светлые дорожки.

Сержант приподнялся и помог Ладимиру выбраться в коридор, где оба свалились на пол. Лейтенант прижимал к груди два скафандра.

Отдышавшись, он протянул один Джонсону, но тот покачал головой, отказываясь и показывая, что тоже нашел.

Ладимир кивнул и стал разуваться – в скафандре можно было находиться только босиком. При активации тот сам создавал необходимые жесткие части: ботинки, наколенники, пояс, налокотники, перчатки…

Сержант вытащил из медпакета кровоостанавливающий пластырь с анестетиком и стал накладывать на рану. Лейтенант помог ему снять жгут, перевязать руку и натянуть скафандр, потом тоже стал облачаться в защитный костюм.

Через полторы минуты, что почти соответствовало армейским нормативам, они были готовы продолжать свой путь. Ладимир активировал скафандр и почувствовал, как уплотнители охватили его тело, придав ему жесткости и упругости. Похожая на пленку мыльного пузыря прозрачная мембрана вздулась и осела, закрывая лицо. Включились коммуникаторы, автоматически настроенные на одной частоте.

– Готов? – спросил Ладимир.

– Да, то есть так точно!

– Давай пробираться к спасательному отсеку. Большинство проходов наверняка заблокированы или повреждены; думаю, придется поплутать. Не дрейфь, прорвемся.

Он хлопнул сержанта по плечу и устремился дальше по коридору, к выходу из хозблока.

Пневматика частично работала, и в отсеках с нормализовавшимся давлением можно было пройти.

Их путь лежал по внешнему обводу. В бортах зияли рваные дыры, затянутые стекловидной массой, дважды по пути им попались тела мертвых матросов. Они были иссечены осколками и изуродованы. Одного несчастного почти вытянуло в космос, когда восстановительный раствор зажал его в свою смертельную хватку, и теперь верхняя часть туловища была внутри корабля, а остальная снаружи. Ладимир был рад, что не может сейчас видеть его лица, представляя, в каких муках тот умер. Несколько человек погибли от удушья, в дыму начавшегося пожара. Система пожаротушения, как и большинство приборов на корабле, была повреждена и сработала либо слишком рано, среагировав от первых взрывов, либо вообще отказала.

– Лейтенант! – Сержант остановился и, упершись рукой в стену, согнулся. – Меня сейчас вырвет.

Ладимир подошел к нему, положил руку на спину:

– Дыши ровнее, глубокий вдох и медленный выдох. Вдох… выдох.

Сержант сделал, как он велел. Через некоторое время он распрямился.

Лад встал перед ним и заглянул в глаза.

– Соберись, – сказал он. – Нам нужно двигаться дальше. Рудианцы могут в любой момент уничтожить корабль.

Словно в ответ на его слова, корпус вздрогнул, и в глубине у него что-то заурчало. Сержант кивнул в ответ на вопросительный взгляд Ладимира, показывая, что справился со слабостью.

Они снова побежали вперед, иногда им приходилось сворачивать и продвигаться внутрь корабля. Там повсюду царило разрушение. Но, пробираясь через камбуз, они наткнулись на живого человека. Он забился под мойку, и, если бы сержант не споткнулся рядом с ним о кастрюлю, они прошли бы мимо, не заметив его.

Когда кока вытаскивали, он отбивался и вырывался, истошно вопя. Лейтенанту пришлось усмирить его, отвесив хорошего тумака.

Очухавшись, он с расширенными от страха глазами смотрел на людей в скафандрах, не в силах выговорить ни слова.

Лейтенант бросил ему оставшийся у него защитный костюм.

– Надевай, быстро! – скомандовал он.

И тут внезапно в переговорном устройстве защитного костюма они услышали еще голоса – кто-то догадался добраться до скафандров.

– Кто-нибудь слышит меня? – сразу запросил Ладимир. – Это лейтенант Каменев.

– Лад! Ты жив! – Это был голос лейтенанта Артема Соболева, его товарища и однокурсника.

– Да, жив. Со мной еще двое, – ответил он, наблюдая, как кок неумело натягивает скафандр, а сержант помогает ему.

– Во имя Солнца, что произошло? Ты не знаешь?

– Рудианец вышел из гипера в десятке метров от нас.

– Не может быть! – удивленно воскликнул Соболев.

– Может. Я был в рубке в тот момент. Ударной волной выбило связь и почти все электрические контуры. Маневр уклонения не помог. Гасители налипли слишком быстро, и поле истончилось, тогда-то они и вдарили. Двигатели умерли, автоматические батареи тоже. Когда стало ясно, что кораблю конец, я выпустил спасательный буй.

– Сволочи!

– Ты не знаешь, где капитан?

– Его больше нет. Офицерские каюты превратились в одну большую дыру. Мне повезло, я в момент нападения находился у другого борта. Мы с Ежи в шахматы играли. А ты где сейчас находишься? – спросил Артем.

– Я на камбузе. А ты где?

– Мы рядом со шлюпками.

– Мы никак не можем к вам пройти, двери заблокированы, блуждаем уже с полчаса.

– Да толку от шлюпок нет! – с досадой сказал Соболев. – Мы не можем ими воспользоваться!

– Почему?

– Рудианцы решили позабавиться и отстреливают шлюпки, как только те покидают корабль. Основные орудийные батареи почти все выведены из строя. А к внешним не можем добраться, мы заперты тут, как в ловушке.

– Понял, – коротко ответил Ладимир и задумался.

– Но это значит, и мы не сможем туда пройти? – вклинился в разговор Джонсон.

Лейтенант взмахнул рукой, заставляя его замолчать.

– Артем, как быстро вы можете погрузиться и отшвартоваться? – спросил он.

– Все шлюпы готовы. В некоторых уже сидят люди. Только что толку, никто не решается вылетать. Последних, кто осмелился, два рудианца поджарили лучами низкой интенсивности. Ребята сгорели заживо.

– Сволочи! – не выдержал Ладимир, повторив ругательство Соболева. – Артем, я могу попытаться прикрыть вас огнем с бортовых турелей.

– А ты можешь пройти к внешнему коридору? – Соболев не скрывал своей радости.

– Только что оттуда.

– И сможешь по внешнему обводу добраться до орудий?

– Думаю, да. Нас трое, и если сможем получить доступ к трем турелям, то шесть стволов поддержки вам обеспечено. По паре на каждого рудианца.

– Лад! Ты просто наш спаситель! – воскликнул Артем. Потом замолчал и поникшим голосом сказал:

– Но вы-то не сможете уйти.

– Артем, мы еще у камбуза, до тебя нам добираться минут двадцать, а то и больше, если вообще сможем пройти. Почти ни одна дверь не работает. Как по-твоему, сколько еще рудианцы будут веселиться, пока им это не надоест и они не разнесут корвет в щепки. Думаю, что недолго.

Соболев промолчал, не найдя, что ответить.

– Лад…

– Времени мало. Готовь людей. Мы пошли к орудиям. Когда дам сигнал, стартуйте.

– Хорошо, – ответил Артем. – Спасибо тебе.

Тут внезапно ожил кок. К этому времени он уже надел скафандр и слышал, о чем говорили офицеры.

– Почему мы должны идти к этим орудиям? – нервным голосом спросил он. – Нам нужно пробираться к спасательным отсекам и пытаться прорваться мимо рудианцев.

– Никто не может прорваться, – ответил ему Соболев, – эти уроды охотятся за каждой шлюпкой и взрывают их.

– Это, кстати, объясняет, почему корабль еще не уничтожили, – сказал Ладимир.

– Вот именно. – Паника сквозила в каждом слове кока. – А когда вы начнете налить в них, они прихлопнут нас тут, как мух.

– Они и так нас прихлопнут… если ты еще не понял. Зато мы можем дать шанс другим выбраться.

– Да пошел ты, лейтенант! Я жить хочу!

Он ринулся бежать, сшибая со столов на пол кухонную утварь.

– Сержант! – Ладимир бросился за убегавшим коком.

Джонсон направился в другую сторону, через камбуз, наперерез беглецу.

Сержант перехватил кока на выходе из помещения. Повалил парня и заломил ему руку за спину. Подоспел Лад, и вместе они заставили его подняться.

– Как тебя зовут? – спросил Ладимир.

Кок только злобно смотрел на него исподлобья сквозь лицевую пленку скафандра.

– Тебе задали вопрос! – Джонсон надавил на заломленную руку.

– Зигмунд, – ответил тот, застонав.

– Сержант, отпусти его, – приказал Ладимир.

И когда Джонсон отпустил руку кока, продолжил:

– Зигмунд, мы сейчас не в том положении, чтобы пререкаться. В спасательном отсеке десятки людей, которым нужна наша помощь. Снаружи три рудианца, и нас трое. Если они будут заняты, то шлюпки смогу спокойно набрать скорость и уйти в гипер.

– Вы не понимаете! Я не военный – я наемный повар! Я вообще тут две недели всего! – истерически завопил кок. – Нам же тоже нужна помощь! Кто поможет нам?

Лейтенант схватил Зигмунда за плечи и встряхнул. Тот был похож на загнанного в угол зверя – глаза бегали вокруг, словно ища спасения, губы дрожали…

– Перед тем как взорвали рубку, я успел послать сигнал бедствия! Для прибытия помощи необходимо двадцать пять – тридцать минут. – Лад врал – аварийный буй он, конечно, запустил, но вот до прибытия подмоги пройдет не менее часа. Но по-другому никак не заставить Зигмунда помогать. Когда рудианцам надоест играться со шлюпками, они примутся за корабль. И тогда всем точно конец! И сержанту, и этому трусливому коку, и ребятам в спасательном отсеке, и самому Ладимиру. – Нам только нужно время! Наши уже в гипере!

Видно было, что кок не верит Ладу, хотя ему этого и хочется.

Каменев не мог больше терять время.

– Хрен с тобой! – бросил он коку. – Джонсон, за мной.

– Сука, – презрительно процедил сержант отпихнув Зигмунда в сторону. Тот опустил глаза, потом посмотрел им вслед, сглотнул, и нерешительно сказал:

– Постойте… хор… – в горле пересохло от страха, – хорошо, я с вами.

Он догнал их.

– Тогда не отставай, – сказал Лад.

Джонсон ободряюще кивнул коку и направился следом за Каменевым, который выходил из камбуза, по пути во внешний коридор.

– Давай, нужно врезать этим гадам. У меня руки уже чешутся, – бросил он Зигмунду.

– Догоняйте, – крикнул лейтенант.

Сержант чуть прибавил ходу, а следом за ним поплелся кок. Джонсон несколько раз смотрел назад, убедиться, что тот не отстал.

Ладимир уже бежал по обводу, когда сержант догнал его. Лейтенант остановился и обернулся:

– Где Зигмунд?

Сержант оглянулся, но позади него никого не было.

– Вот сволочь! Надо было его перед собой толкать!

– Зигмунд!

Но ответом была тишина.

– Зигмунд!

– Простите, лейтенант. – Кок все же подал голос. – Я… я не могу. И я отключаю коммуникатор.

– Зигмунд! Вернись!

Но тот уже не отвечал и, по всей видимости, уже пытался найти проход к спасательному отсеку.

Джонсон ринулся было вдогонку, но Ладимир остановил его:

– Времени нет. Нам еще до орудий добраться.

Они развернулись и побежали по коридору.

– Вот сука! – выругался Соболев. – Если он сюда доберется, я лично его расстреляю. Недаром коммуникатор выключил. Что теперь делать?

– Ничего, действовать, как и решили. Выпустишь первые две шлюпки пустыми.

– Я лучше туда этого повара засуну.

Ладимир не ответил. Они с сержантом снова стали блуждать по коридорам, ища пути к турелям.

Наконец они добрались, до одной. Шлюзовая дверь была заблокирована, но пневматика работала и доступ к первому орудию был получен.

– Одна есть. Джонсон, располагайся.

Сержант, молча проскользнув мимо своего командира, занял место в кресле наводчика и положил ладони на рукояти управления, а пальцы на клавиши гашеток.

– Не активируй, пока я не займу место, – сказал Ладимир. – Справишься?

Джонсон поднял раненую руку и пошевелил пальцами.

– Понял, – кивнул Лад.

Скрытая за бортом кабина управления представляла собой сферу с закрепленным в центре, на системе гироскопов, креслом стрелка. Обзор производился с помощью вогнутого девятисегментного проекционного монитора, колпаком висевшего перед креслом. Сама турель была закрыта броневыми ставнями, когда они раскроются и два вращающихся ствола выдвинутся в боевое положение, на экранах стрелка запустится программа определения и захвата целей.

– Эй, лейтенант, – окликнул Джонсон, когда Ладимир повернулся, чтобы уйти.

– Да?

– Друзья зовут меня Элиот. – Сержант протянул ему руку.

– А меня – Лад.

Обтянутые скафандрами руки соединились в крепком пожатии.

Мужчины кивнули друг другу, и лейтенант продолжил поиски еще одной турели.

– Ну что, Лад? – с волнением спросил Соболев.

– Сейчас, Артем, – ответил Каменев. – Почти добрался.

– Ты правда успел выпустить буй?

– Да.

– Может, удастся продержаться?

– Вряд ли…

Ладимир возился с замком, который никак не хотел открываться.

И в этот момент корвет задрожал в очередной раз.

– Они стреляют! – воскликнул Соболев.

– Лейтенант, я начинаю! – заорал Джонсон.

– Да открывайся ты! – процедил сквозь зубы Ладимир, нервными движениями вскрывая замок.

Ему надо было успеть. Он ДОЛЖЕН успеть.

Словно поддавшись его мысленному натиску, пневматика наконец сработала, и шлюз отъехал в сторону.

– Вижу их! – со злобой произнес сержант. – Лад, я начал! А-а-а…

Лад услышал, как зарычала, выплевывая свою смертоносную начинку, турель Джонсона. Он рывком забросил себя в кресло наводчика, стукнул кулаком по кнопке активации, одновременно другой рукой застегивая крепежные ремни на поясе и груди.

Ставни разошлись, турель вышла в боевое положение, мониторы перед Ладом запустились, передавая картину необъятных просторов космоса.

Любоваться его красотами не было ни мгновения, едва стало возможным, лейтенант нажал на гашетку, и огненные лучи отправились искать свою цель. Три корабля рудианцев кружили вокруг неподвижного корвета, отдалялись от него и снова налетали, играя, как пресытившийся хищник с еще живой добычей. Справа, дальше по борту, турель Джонсона провожала их полет огненными росчерками.

Ближайший к лейтенанту корабль противника как раз пролетел мимо и подставил свою корму под огонь его пушек.

Лад быстро захватил цель в перекрестие и с яростью и азартом выпустил длинную очередь по рудианцу.

Лучи попали в мерцающие багровым светом дюзы. Корабль завертелся, и его стало сносить прочь от корвета. Но два других разошлись в стороны, развернулись и полетели на изувеченный сторожевик, осмелившийся огрызаться.

– Артем! Давай! Их двое осталось, на нас идут. Мы продержимся минут пять, не больше!

– Понял! Начали!

– Они приближаются, – сообщил Джонсон.

– Старайся стрелять по их орудиям! – посоветовал Ладимир, даже не осознавая, что кричит.

– Да! Хорошо! Ой, мама!

Рудианец летел прямо на турель Ладимира. Он поймал его в перекрестье и взял чуть ниже – под «брюхо» похожего на жука корабля. Два ствола его пушки крутились с огромной скоростью, выплевывая лучи непрерывным потоком. Противник ответил, и экраны перед Ладом залил огненный шторм. Ему показалось, что его окунули в жерло вулкана. Когда огненные потоки сошли, картинка на мониторе стала матовой. Сквозь пелену почти ничего не было видно.

– Элиот, жив?

– Так точно, господин лейтенант!

– Артем, а как вы?

– Почти все!

– Заканчивайте быстрее, следующей атаки мы не выдержим.

– Держитесь! Осталось пять шлюпок!

В душе у Ладимира была пустота. Ожидание было мукой. Подсознательно он хотел, чтобы рудианцы скорее напали. В этот момент Джонсон позвал его:

– Эй, Лад, знаешь такую песню: «Когда я с милой кувыркался, был безмятежен я и юн».

– Нет, Элиот, не знаю! – Отчего-то внутри стало тепло, он почувствовал, что рядом с ним товарищ, что он не один.

– Хочешь, научу?

– Конечно!

– Тогда подпевай… Когда я с миииилой ку-выр-кался… Это торпеды, Лад! Они запустили торпеды! А, боитесьнас, сукины дети! Был безмятеееежен я иии юн…

Лад вторил сержанту, бубня под нос слова незнакомой песни.

Он с трудом различал на мониторе летящие к кораблю снаряды – система наведения работала со сбоями, то включаясь, то пропадая с экрана. Лишь маленькие движущиеся искорки, на фоне неподвижных блесток звезд, выдавали их. Ладимир стрелял, и взорванные торпеды вспухали яркими шарами взрывов. Но к корвету устремились десятки снарядов, и сбить все у лейтенанта не получалось. Заключенная в оперенные стабилизаторами капсулы из металла, пластика и силового поля смерть неумолимо приближалась.

– Лад, мы ушли! – услышал он словно вдалеке голос Артема. – Спасибо вам! Держитесь, парни!

– Ушли – это хорошо, – пробормотал лейтенант. – Это хорошо.

Он стрелял до последнего, пока мог. Справа полыхнул первый взрыв, потом еще один и еще…

Корвет непрестанно содрогался.

– Элиот, – позвал Лад, но сержант не ответил.

Из-за тряски лейтенант пропускал все больше торпед. И вот они наконец достигли своей цели. Несколько взрывов превратили турель в обломки. Все девять экранов – сегментов монитора вспыхнули белым, на мгновение ослепив Ладимира, и погасли. Лейтенанта чуть было не выбросило из кресла, но ремни держали крепко. Он почувствовал, что рот наполнился кровью.

Следом в борт корвета попали еще торпеды, разрывая корпус. Сферу кабины управления разворотило, словно какой-то огромный зверь хотел забраться в нее снаружи. Вслед за быстро полыхнувшим и погасшим огнем взрывов, помещение заполнил вакуум и принял человека в свои ледяные объятия. Сознание Ладимира окутала тьма, а торпеды все продолжали и продолжали разрывать корпус сторожевика на части…

Глава 1

Ладимир Каменев сошел с трапа пассажирского лайнера и полной грудью вдохнул воздух своей родной планеты.

Он не был дома двенадцать лет, с того самого момента, когда Император удовлетворил ходатайство губернатора о зачислении Ладимира в Офицерскую академию. Но при первом взгляде на окружающую обстановку складывалось такое впечатление, как будто он и не уезжал никуда. Та же атмосфера простого, чуть захламленного, но приветливого и какого-то уютного колониального порта. Вдалеке дымили трубы перерабатывающих заводов, немногочисленный обслуживающий персонал на поле деловито сновал по своим делам, над головами с писком проносились сарибы – местная разновидность обычных стрижей. Они настолько свыклись с жизнью рядом с космодромом, что даже грохот от взлетающих или заходящих на посадку планетарных грузовиков не мог вспугнуть многочисленные стайки. Сойдя с трапа и шагая к зданию порта, Ладимир даже усмехнулся – может быть, когда он будет подходить к своему дому, ему навстречу выбежит соседский пес, которого звали Жуль. Правда, откликался он на любые клички, и Ладимиру нравилось каждый раз придумывать новые смешные прозвища.

«Хотя вряд ли, – сказал сам себе Лад. – Пес и тогда уже был довольно старым».

– Простите, вы – капитан Каменев?

Размышления Ладимира прервал негромкий мужской голос.

Он остановился и посмотрел на высокого, одетого в стильный деловой костюм молодого человека. Оглядевшись, он не увидел среди людей, сошедших с лайнера, больше ни одного человека в форме – значит, вопрос задан для проформы.

– Да, я – капитан Каменев. Чем обязан?

– Меня зовут Виктор Изотов. – Парень улыбнулся и протянул руку. – Я заместитель директора по связям с общественностью в колониальном представительстве компании «Млечный Путь».

Ладимир пожал ему руку. Ладонь у Виктора была прохладной и крепкой, и сам он буквально излучал уверенность и силу.

– Я рад приветствовать героя на его родной планете и уполномочен предложить вам, от лица своей компании, всевозможную помощь в обустройстве на новом месте. – Парень смущенно улыбнулся. – Простите… в обустройстве на прежнем месте.

– Надо же. – Ладимир был слегка удивлен.

– Разрешите помочь вам с багажом.

– Спасибо, но у меня только этот чемодан. И я пока еще в состоянии нести его сам, – улыбнувшись, ответил капитан.

– Как пожелаете, – развел руками представитель компании. – Но думаю, от машины вы не откажетесь?

– Нет, не откажусь, – согласился Лад.

– Тогда пройдемте.

Большой серебристо-черный автомобиль, с изображением Млечного Пути на борту, ждал их.

Вот они – изменения. Когда Ладимир покидал колонию, таких машин здесь не было.

– Нравится? – спросил Виктор.

– Симпатично, – согласился капитан.

– Млечный Путь изображен с точностью до звезды, так, как его видно с Земли в августе – в этом месяце, двести три года назад, была основана наша компания.

– А-а-а, – протянул Лад.

Дверца лимузина поднялась вверх.

– Прошу, – гостеприимно сделал жест рукой Виктор.

– Благодарю, – ответил Лад, забираясь в салон. Внутри машина была еще шикарнее, чем снаружи.

Виктор расположился напротив и, когда дверь опустилась, негромко сказал: «Поехали».

Как лимузин тронулся, Ладимир даже не заметил, настолько плавным был ход машины.

Они сразу поднялись на третий воздушный уровень, хотя на таких небольших колониях, как Дейтона, трудно было попасть в пробку даже на обычных наземных дорогах, но, видимо, статус обязывал.

– Хотите что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

– Даже соша?

Ладимир снова улыбнулся:

– Даже соша. Я на лайнере выпил его более чем достаточно. А вы неплохо подготовились.

– Это было не трудно, когда о вас говорили несколько дней подряд все средства массовой информации. А после того, как сам император вручил вам награду и присвоил внеочередное звание, история провинциального юноши, добившегося небывалых успехов, стала просто легендой.

– Правда? – Лад нахмурился. – Не думал, что это так выглядит со стороны.

– Будет вам смущаться! Лучше расскажите, как это – быть Золушкой?

Капитан умел оценить шутку, и они расхохотались вместе.

– Знаете что? Давайте, пожалуй, вашего соша.

– Конечно.

Еще один сюрприз ждал Ладимира, когда лимузин подъехал к его дому, где они некогда жили с бабушкой, которая воспитывала его после смерти родителей. Нет, старый Жуль не выбежал его встречать, его давно не было на этом свете, как не было соседского дома и того небольшого строения, которое раньше было для него домом. Оно осталось только в памяти, а на его месте высился двухэтажный особняк, стилизованный под старину, но напичканный под завязку современной электроникой, начиная от варьируемой прозрачности стен до зеркальной черепицы из солнечных батарей. Вокруг расположились зеленые лужайки с выложенными пластиком дорожками. Небольшой искусственный пруд поблескивал водной гладью.

Ладимир вышел из машины и замер в немом удивлении.

Представитель компании встал рядом и сказал:

– После смерти вашей бабушки дом заняла одна семья.

– Да, я знаю, мне сообщали.

– Компания выкупила дом для вас и провела небольшой косметический ремонт.

– Для меня? – в который раз удивился Лад.

– Почему нет? Не каждому в одиночку удается предотвратить нападение целого флота.

– Ну тогда я не знал, что кроме этих трех рудианцев прибудет еще и небольшая флотилия. Тогда я просто исполнял долг. А дальше – это только стечение обстоятельств.

– За «просто» наград не дают, – подмигнул Виктор. – Думаю, вы заслужили те почести, что вам оказывают. К слову сказать, на планете, которая должна была подвергнуться первоочередному нападению и, скорее всего, была бы уничтожена, находится представительство нашей компании. Так что вы спасли наши деньги, и мы вправе отблагодарить вас.

– Но такой дом стоит безумно дорого. Я не смогу выплатить такую сумму.

Виктор нахмурился.

– Это не покупка, это – подарок, – пояснил он.

– Я бы сказал – очень щедрый подарок…

– Экономить на героях – дурной тон.

Ладимир на секунду задумался… у него никогда не было такого дома, да и вряд ли когда будет. Зачем отказываться от подарка, который делала ему судьба?

– Сколько продлится ваш отпуск? – спросил тем временем Изотов.

– Сорок два дня. Я…

– Подождите секунду, – не дал ему сказать представитель компании. – Понимаю вашу нерешительность, но давайте так: вы посетите завтра вечером прием, устроенный в вашу честь в офисе нашей компании, и будем считать, что мы в расчете. Ведь это будет своеобразной рекламой для нас, и очень даже неплохой. А за рекламу подобного рода сейчас платят большие деньги. Согласны?

– Вы умеете убеждать. Правда, я не собирался отказываться, но вот насчет завтрашнего вечера мне нужно подумать. Светские рауты смущают меня, пожалуй, больше, чем такие подарки.

Виктор только улыбнулся в ответ:

– Думайте сколько угодно, но только до семи часов завтрашнего вечера.

Представитель компании протянул перламутровую визитку:

– Сорок два дня, это не так уж и много. Почему бы не провести их с комфортом. Если возникнут какие-то вопросы – звоните в любое время, буду рад помочь.

Потом сел в машину и сказал:

– До завтра, господин капитан. Я пришлю за вами машину.

Лимузин рванул с места, подняв воздушные вихри.

Лад простоял еще несколько минут, теребя в пальцах переливающийся прямоугольник и рассматривая свой новый дом. Потом вздохнул и направился по дорожке к входу.

Следующие несколько часов он потратил на то, что осматривал дом изнутри, изучая и опробуя все его новые возможности.

Заснул он далеко за полночь. Впервые за двенадцать лет он спал не на солдатской или офицерской койке, в казарме или каюте корабля, а в обычной постели.

Проснулся он только поздним утром, с тяжелой головой от непривычно долгого сна.

Чтобы прийти в норму, ему пришлось провести почти час в тренажерном зале, который он обнаружил вчера у себя в подвале, и еще по пятнадцать минут в ультразвуковом и обычном душах.

Холодильник был забит под завязку. И Ладимир приготовил себе на завтрак омлет, с весельем вспоминая, как делать простые вещи, от которых он отвык за время учебы и службы.

После полудня он оделся в гражданское и отправился прогуляться по городу.

В районе, где он жил, кроме его дома, больше ничего не изменилось. Те же обветшалые дома, с ободранным и выгоревшим на солнце пластиком стен, старенькие машины у гаражей. Такой резкий контраст с его новым особняком и прилегающей к нему территорией сразу бросался в глаза. На улицах бегали немногочисленные детишки. Почти все взрослое население городка сейчас находилось на работе, на приисках или перерабатывающем заводе, скорее всего принадлежащих компании «Млечный Путь». На Дейтоне были богатые залежи иридия, стратегического материала, использующегося в гипердвигателях. Самым влиятельным человеком колонии был губернатор, назначаемый императором. И от него напрямую зависело, какая компания будет иметь гранд на разработку местных месторождений. И как только между компанией и губернатором, как представителем императора, заключался договор, власть над колонией переходила к представителю компании, а роль губернатора в управлении сводилась к наблюдательной и совещательной. В его праве было подать жалобу императору на действия компании, но, как правило, губернаторы столько имели от заключенного договора, что жалоб никогда не поступало.

Вероятно, на Дейтоне сейчас наиболее удачливой или щедрой оказалась «Млечный Путь», потому что когда Ладимир покидал родную планету, на ней заправляла компания «Первопроходец». Это была даже не компания, а скорее конгломерат, подмявший под себя огромную часть внутриимперского рынка. Таких конгломератов в империи насчитывалось шесть или семь, и между ними постоянно велась борьба, зачастую похожая на войну. Компании были настолько богаты и влиятельны, что могли позволить себе иметь свои собственные небольшие армии, которые они называли службой безопасности.

Такое положение могло представлять угрозу для высшей власти императора, поэтому численность этих частных армий была жестко ограничена введенными законами. Их нарушение жестоко каралось, и тому были примеры, когда имперские силы наносили массированные удары по зарвавшимся конгломератам, в одночасье уничтожая их войска, аннулируя банковские счета, отбирая колонии. Власть императора была единой и непререкаемой. В то же время налоги, выплачиваемые компаниями-гигантами, составляли большую часть казны, поэтому к тем, кто держался в установленных рамках, высшая власть относилась лояльно и позволяла им многое. А на взгляд большинства обычных людей, которым приходилось работать на эти компании, то даже слишком многое.

Ладимир неспешно прогуливался по знакомым местам. Его район находился далеко от центра города, где обычно кипела жизнь, поэтому унылые улочки, засаженные высокими деревьями, вызвали у него легкий приступ ностальгии.

Но постепенно, с приближением его к сердцу этого небольшого колониального городка, на улицах стало более людно, появились всевозможные магазины и центры развлечений.

В отличие от окраин, деловой центр заметно преобразился. Первое, что бросалось в глаза, это громадное здание, сплошь покрытое черным блестящим стеклом, на котором сияли крупицы звезд.

Ладимир не смог сдержать восхищенного возгласа – «…Млечный Путь изображен с точностью до звезды, так, как его видно с Земли в августе…».

Небоскреб доминировал над городом, возвышаясь величественным монолитом. Вокруг него ютились здания гораздо меньших размеров, без претензий и амбиций своего горделивого соседа.

Капитан чувствовал себя туристом, разглядывая изменившийся город.

Внезапно его взгляд остановился на небольшой прозрачной витрине со скромной надписью: «Бар Старого Джо». Заведение было зажато с двух сторон магазинами с яркими голографическими вывесками и было практически незаметным.

Юношей Лад подрабатывал тут, и у него даже екнуло внутри, когда он увидел бар и вспомнил былые времена.

Перейдя на другую сторону улицы, Ладимир зашел в заведение. Над головой электронный голос, подделанный под женский, произнес:

– Мы рады приветствовать вас. Проходите и располагайтесь, через минуту вас обслужат.

Капитан прошел за столик и нажал кнопку меню. Прямо в столешнице засветился список подаваемых блюд.

– Надо же, – удивленно улыбнулся он и нажал на первую попавшуюся строчку.

Перед ним появилась голография сервированного блюда. Даже пар, поднимавшийся над поджаренным до розового куском говядины, был прорисован.

– Уже выбрали? Это наше фирменное блюдо. Рекомендую.

Лад поднял глаза. Рядом с ним в белом передничке стоял сам Старый Джо. Он ничуть не изменился за прошедшие годы – каким старым был, таким и остался.

– Гляжу, ты обзавелся всякими модными штучками, – ухмыльнулся Лад. – Помнится, лет эдак с двенадцать назад мне приходилось сотню раз на день описывать дежурное блюдо и повторять эту фразу.

– Э-э… простите. – Джо нахмурил и без того морщинистый лоб, вглядываясь в лицо посетителя.

Лад, улыбаясь, ждал, когда владелец бара вспомнит его. Улыбка стала еще шире, когда на лице старика отразилось узнавание.

– Мальчик мой! Неужели это ты?!

Лад поднялся, и бармен заключил его в свои объятия.

– Я слышал, слышал, что ты стал героем! Я горжусь тобой! Я даже сходил, поставил свечку в храме за покойного губернатора Свифта. Ведь это он не дал тебе пропасть в нашей дыре, он разглядел в тебе человека.

– Ты стал ходить в храм?!

Старик хитро улыбнулся:

– К старости начинаешь верить, что впереди не только серая мгла и сырая могила, а что-то большее. Да ты садись, садись, – засуетился старик. – Сейчас я принесу поесть и соша, по головизору говорили, что ты любишь сош.

– Перестань, лучше сам присядь, расскажи, как у тебя дела, вижу, посетителей не больно много, хотя заведение не назовешь загнивающим.

Старик оглядел пустой бар, пожал плечами и присел рядом.

– Дела нормально идут. Просто сегодня в башне готовят грандиозный прием… погоди, ты же должен знать, он же в честь тебя!

– Я только вчера прилетел во второй половине дня и недавно только проснулся. Я, конечно, знаю про прием, но не догадывался, что он будет грандиозным.

– Будет, будет, – с серьезным видом кивнул Джо, – я всех ребят туда отправил подзаработать, вот сегодня сам тут орудую. – Он указал на передник. – Вспоминаю молодые годы.

– Я, правда, еще не решил, идти мне туда или нет.

– Конечно, иди! – посоветовал старик. – Даже не думай! Я и повара своего туда отправил, а он готовит – пальчики оближешь. Нет, ты все же погоди, я соша принесу.

Старик резво поднялся, быстрыми шагами направился за стойку и вскоре вернулся с двумя бокалами напитка. Уселся на прежнее место и продолжил наставления:

– Сходи, поглазей на этих. – Джо неопределенно мотнул головой. – Они такую шумиху подняли по твоему поводу. Что вот, мол, герой с обычной колонии, исполнял свой долг, верно служил своему императору и удостоился высоких наград. Наши, конечно, тоже удивились, когда про тебя говорить начали. Даже на какое-то время успокоились и решили пойти на переговоры с этими ублюдками.

Ладимир удивленно вскинул брови:

– Переговоры?

– Ага. – Бармен неожиданно посмурнел. – Когда сюда пришли эти, из «Млечного Пути», стало хуже, чем при «Первопроходце». Те хотя бы по-честному рассчитывались, а эти с рабочих три шкуры дерут, а платят гроши. Вот наши и решили забастовку устроить. Но тут как раз тебя в новостях стали показывать. Сразу эта самая шумиха поднялась, ажиотаж. Компания стала показывать, как хорошо относится к гражданам. Говорили, что тебе даже дом шикарный подарили.

Он вопросительно посмотрел на капитана.

Лад кивнул, подтверждая:

– Документов я, правда, не видел, но парень, что встречал меня на космодроме, сказал именно так.

– Дом действительно так хорош, как его описывали?

Ладимир снова кивнул, не сумев скрыть улыбки.

– Я рад за тебя, мальчик. Очень рад, но пусть тебя не обманывает весь этот блеск и мишура, в «Млечном Пути» работают одни негодяи.

– Ладно, я буду иметь это в виду, но я все равно здесь только на месяц.

– Да, месяц пролетит незаметно, – вздохнул старик. – Ой, да что это я все болтаю, вот она, старость, хочется сказать все, что не успел раньше. Давай ты лучше расскажи, как служба, как вообще живешь.

Глаза бармена хитро сощурились.

– Ты взаправду императора видел?

– Взаправду.

– Какой он, расскажи, а то мы же его только по головизору видели.

– Высокий, почти как я, широкоплечий. Да не знаю, как еще описать. Приятный человек.

– «Приятный человек!» – вскинул брови Джо. – Ну только ты так можешь описать самого могущественного в мире человека.

– Ну а что он мне? Такой же человек, как все, только имеющий власть.

– Как все… – пробормотал бармен, – как все, да не как все!

– Если честно, то я тогда еще от лекарств не отошел. И грудь болеть начала.

– Да, говорили, что ты ранен был.

– Точно, Джо. Когда прибыла эскадра, от нашего корвета остались только обломки. Турель Элиота – сержанта Джонсона, с которым мы отвлекали внимание рудианцев, – разнесло в щепки. Мне повезло, торпеды попали совсем рядом, но, оказывается, достаточно далеко, чтобы я сейчас сидел тут и болтал с тобой, – улыбнулся Лад. – Мне потом рассказывали, что от моей турели осталось только кресло, один страховочный ремень выдержал и не дал мне улететь в космос. В нескольких сантиметрах от меня в борту корвета была здоровая дыра, и обломок обшивки торчал у меня из груди.

Джо сочувственно покачал головой, а капитан продолжил рассказывать о произошедшем как о чем-то обыденном:

– Меня скафандр спас. Герметизирующей пены было столько, что она не только в скафандре дыру залепила, но и во мне. Правда, вместе с этим она разъела мне легкое. И врачам пришлось его менять.

– Да, медицина сейчас может многое. Правда, не для всех она доступна, здешние больницы не могут похвастать высокими технологиями. Максимум, что они могут, – это вживить протез. Конечно, лучше, чем ничего, но на центральных планетах империи уровень жизни гораздо выше, чем тут на периферии.

– Несомненно, – согласился Лад. – Так было всегда. Хотя и там хватает своих проблем. Здесь тебя никто не ограничивает в количестве детей, которых ты можешь иметь. А там целая проблема завести даже одного.

Так они сидели, рассуждая о разных вещах, вспоминая былые времена и общих знакомых, до тех пор, пока солнце не начало клониться к горизонту, окрасив крыши домов в лиловый цвет.

– Ну мне пора, – поднялся капитан. – Как-нибудь еще поговорим.

– А чего как-нибудь? Завтра придешь обедать, и даже слышать ничего не хочу. Я заодно за счет тебя дела поправлю. – Старик хитро подмигнул.

Ладимир улыбнулся в ответ:

– Хорошо, тогда я к тебе буду часто заглядывать. Надеюсь, скидку ты мне предоставишь?

– Никаких скидок! Ишь, хитрец какой!

– Договорились, – подмигнул Лад и достал карточку для расчета.

– Но вот сош всегда за счет заведения, – остановил его бармен.

– Условия просто королевские! Я согласен.

– Еще бы не согласен! Давай, шагай уже! Тебе еще на прием собираться, не в этом же тряпье пойдешь!

– Это новая одежда, – запротестовал Лад.

– Вот я и говорю, шагай!

Капитан засмеялся и, оставив старика, пошел домой.

Лимузин «Млечного Пути» ждал его в восемь.

Ладимир вышел одетый в парадную форму Космических войск Его Императорского Величества. Мундир сидел на нем как влитой, выгодно подчеркивая все достоинства его спортивного телосложения.

Дорога до здания компании заняла почти столько же времени, сколько и пешая прогулка Лада. Вероятно, у водителя было указание провести капитана над вечерним городом, украшенным яркой иллюминацией, и показать все красоты, которых не заметишь днем.

Лад был не против, тем более это немного оттягивало тот момент, когда ему предстоит стать центром всеобщего внимания.

Но высокое черное здание с сияющими звездами Млечного Пути по-прежнему оставалось самым впечатляющим сооружением в городе, да и на всей планете.

У главного входа его ждал Виктор Изотов и несколько десятков празднично одетых людей, ставших по обе стороны от красной ковровой дорожки, расстеленной до самой проезжей части.

Ладимиру еще никогда в жизни не приходилось принимать участия в подобных приемах, да еще в качестве главного действующего лица.

– Не смущайтесь, – вместо приветствия сказал Виктор. – Представьте, что вы тут один.

– У меня не настолько развито воображение, – ответил Лад.

Изотов засмеялся, и они пошли рядом, мимо шумной толпы. Лифт унес их наверх с такой скоростью, что закладывало уши, капитан сглотнул, чтобы снять заложенность. Но когда они остановились, это было практически незаметно, зеркальные сворки неслышно разошлись в стороны, и банкетный зал компании «Млечный Путь» встретил их блеском огней и гулом голосов разодетых гостей. В ложе для музыкантов играл оркестр, Лад краем глаза заметил небольшое искажение на фигурах людей и понял, что он виртуальный. Он мысленно улыбнулся – при всем пафосе и немалых затратах, компания не могла заказать живой оркестр, а обходились дешевым, голографическим.

Как будто прочитав его мысли, Изотов склонился к Ладу и негромко сказал:

– Мы заказали для вашего вечера настоящих музыкантов, но по пути на лайнер напали корабли «Первопроходца». Они до сих пор не могут простить нам, что мы отобрали у них Дейтону. – Виктор самодовольно улыбнулся. – Ничего, они нам заплатят за это оскорбление. У них назревает серьезный конфликт с «Пангалактик», а мы тем временем создадим альянс с… – Он всплеснул руками. – Простите, Лад. Очень трудно не говорить о политике, когда живешь ею каждый день.

– Ничего, я вас понимаю.

– Но не будем забывать о главном! Это же ваш вечер! – Виктор умело пропустил Ладимира вперед и чуть отстал, поэтому создалось впечатление, что капитан появился в зале один. Присутствующие отреагировали на его приход бурными аплодисментами.

Все встали из-за столов и повернулись в его сторону. Ладимир ответил поклонами и сдержанной улыбкой.

Казалось, секунды, пока он стоял у всех на виду, превратились в минуты и даже часы. Лад не знал, что делать, продолжать глупо улыбаться, кивая головой как китайский болванчик, или…

Но тут на помощь пришел Виктор, он вышел из-за спины капитана, поднял руки, призывая всех к тишине, и, когда та более-менее установилась, произнес:

– Уважаемые дамы и господа, разрешите от лица всех здесь присутствующих приветствовать виновника этого торжества, капитана третьего ранга флота Его Императорского Величества Ладимира Каменева.

Зал снова разразился громкими аплодисментами.

– А теперь предлагаю перестать смущать героя Империи, – Виктор улыбнулся, и зал ответил ему дежурными смешками, – и заняться тем, зачем мы сегодня здесь собрались, – будем веселиться!

Благодарная аудитория зааплодировала в третий раз. А Изотов взял Ладимира под локоть и сказал:

– Пойдем, наш столик вон там.

– Мне сказали, что для этого приема были наняты лучшие повара.

– Именно так, – подтвердил Изотов.

– Если быть откровенным, то я очень проголодался.

Виктор засмеялся:

– Тогда не теряйтесь, у вас есть свой официант, который только и ждет, чтобы менять вам блюда.

– Это просто замечательно.

За одним столом с ними были представители колониального руководства «Млечного Пути», губернатор с супругой и двумя дочерьми, начальник местной полиции с супругой и некоторые представители, так называемой бизнес-элиты. Обо всем этом Лад узнал во время официального знакомства, проведенного Виктором, а потом начались обычные для таких раутов беседы – о политике, бизнесе и вооруженных конфликтах.

Лад, по мере возможности, налегал на угощение, действительно оказавшееся выше всяких похвал. И принимал участие в разговорах, только когда его спрашивали о чем-нибудь.

Вскоре он удовлетворенно почувствовал, что насытился, и внутренне улыбнулся. Одна из дочерей губернатора поднялась со своего места. Софи, так звали девушку, все это время почти ничего не говорила, а только иногда с интересом посматривала на Ладимира, слегка улыбаясь. Она подошла к нему, наклонилась, и Лад увидел, что декольте на ее платье очень откровенное.

– Вы были так голодны, что я не решалась потревожить вас раньше, – прощебетала она ему на ухо, – но сейчас, вижу, вы вполне сыты.

Ладимир улыбнулся ее проницательности.

– Позвольте пригласить вас на танец, господин капитан, – продолжила девушка.

Софи протянула ему руку и повела за собой в центр зала. Ладимир давно не практиковался в танцах, но преподаватели в академии вколотили основные движения в подкорку. И, выйдя на свободное место, они медленно закружили.

Софи была красива и отлично сложена. Дорогое платье подчеркивало все достоинства ее фигуры.

Запах ее духов дразнил обоняние и вызывал волну тепла, поднимающуюся снизу живота.

– Ваши духи… они такие, – проговорил Лад.

– Какие? – с невинным взглядом спросила Софи.

– Ну как минимум приятные.

– Вы не особо опытны в общении с девушками, – неожиданно спросила она, – ведь так?

Лад засмеялся:

– Как вы догадались?

– Я вообще умная девушка.

– Я заметил. А еще очень самоуверенная и… красивая.

– Капитан! Это первый комплимент. Вы способный ученик.

Теперь они засмеялись оба.

Софи оказалась очень приятной и веселой собеседницей, и весь дальнейший вечер Ладимира протекал под ее патронажем, чему он был рад.

Она часто вытаскивала его танцевать, пересадила ближе к себе. Отец косился на нее неодобрительный взглядом, но Софи проигнорировала его.

– Скоро станет грустно, – неожиданно сказала она.

– Почему? – удивился Лад.

– Я знаю, чем обычно заканчиваются такие вечеринки, все напиваются и начинают обсуждать, какая из корпораций сильнее. Не понимаю, какой в этом смысл. – Она наморщила носик. – Если они существуют – значит все примерно равны по силам.

– Согласен с вами. Все корпорации – фактически независимые державы. Они воюют между собой, содержат собственные армии, и только могущество империи держит в узде их алчность и амбиции.

– Т-с-с! – Она прижала пальчик к его губам. – Не говорите этого при Викторе. Иначе он такую полемику разведет, что через полчаса половина присутствующих уснет, а другая спрыгнет с балкона.

Лад заулыбался.

Изотов, со снисходительной улыбкой, смотрел на то, как девушка монополизировала все внимание капитана. Другого он и не ожидал.

В одном из танцев Софи прильнула к Ладимиру, и откровенный вырез почти обнажил ее грудь.

– Скажите, а правда, что у вас одно легкое? – Ее изящные пальчики пробежали по лацкану его мундира.

– Нет, неправда.

Казалось, девушка была разочарована.

– Но по новостям передавали… – Ее большие лазурные глаза сделались печальными.

– У меня оба легких на месте, просто одно из них искусственное.

– Ах вы, обманщик. – Она весело засмеялась. – Потом заговорщицки сощурила глаза и сказала: – А вы не хотели бы улизнуть с этого скучного приема? – Софи соблазнительно закусила нижнюю губку и добавила: – Вместе со мной?

Ладимир посмотрел в ее сияющие глаза.

Он понимал, что ей нужен не он, а герой, чье лицо несколько дней не сходило с ниш головизоров.

Но ведь и он не каменный, чтобы отказываться от такой красоты.

– Хотите, я покажу вам свой новый дом? – спросил он. – Только у меня нет машины.

– Зато у меня есть. – Жемчужные зубки блеснули в улыбке.

– Не подбросите меня? – улыбнулся он в ответ.

– Конечно, с превеликим… удовольствием.

Они постарались сделать это незаметно, но несколько пар глаз все же провожали их.

Виктор подсел к хмурому губернатору и положил руку ему на плечо:

– Напрасно расстраиваетесь, мой дорогой.

– Вам не понять, у вас нет дочерей.

– Я прекрасно все понимаю. И послушайте меня: капитан – хорошая партия для вашей Софи.

– Вы так считаете?

– Судите сами, перспективный офицер, принял орден из рук самого Императора…

– Но моя Софи – такая своенравная.

– Думаю, Ладимиру это придется по вкусу. Со временем мы могли бы предложить ему работу в нашей службе безопасности. Компании нужны талантливые космолетчики.

– Посмотрим, – ответил губернатор, но настроение у него заметно улучшилось.

Машина Софи – кабриолет последней модели – была припаркована возле балкона, с которого открывался великолепный вид на город, сверкающий ночными огнями. С такой высоты можно было различить даже огни добывающего завода и дорогу к нему, которая вилась темной линией, освещенной по обеим сторонам тысячами огней. Ладимир не сразу понял, что он видит, но потом не смог сдержать удивления. Софи стояла рядом и, заметив его реакцию, негромко рассмеялась:

– Млечный Путь, как он виден…

– …с Земли в августе месяце, – закончил за нее Лад.

– Виктор вас тоже уже достал этой фразой? – заулыбалась девушка.

– Еще нет, но, когда я вижу такое, ему даже не нужно произносить ее – она сама звучит у меня в голове.

Теперь они засмеялись вместе.

– Знаете что, капитан? Позвольте прокатить вас по Млечному Пути.

Лад посмотрел на девушку. В ее глазах отражались блестки огней.

– Я только что хотел попросить вас об этом, – сказал Каменев.

– Тогда что же мы стоим? – Софи поднялась на парковочную площадку и потянула капитана за собой.

Следующим утром, выйдя на улицу, чтобы проводить свою гостью, Лад увидел, что двое мальчишек трутся неподалеку, перебрасываясь мячом и частенько поглядывая в его сторону.

Капитан улыбнулся – за ним уже наблюдали. Неужели первые фанаты?

– Ты радуешься, что я уезжаю, или просто вспоминаешь эту ночь? – спросила Софи, приняв его улыбку на свой счет.

– Думаю, я не скоро ее забуду. – Он наклонился и поцеловал девушку. Она обвила его шею руками.

Краем глаза Ладимир заметил, что мальчишки стоят, показывая на них пальцем, и заливаются смехом.

Софи отпустила Лада.

– Когда снова увидимся? – спросила она. – Может, завтра?

– Созвонимся, – ответил он.

– Ну конечно. Я тебе сама позвоню. – Ее белоснежные зубы блеснули в улыбке. – Будешь ждать?

– С нетерпением.

Она еще раз быстро чмокнула его и села в машину. Подушка силового поля негромко загудела, поднимая автомобиль над асфальтом, Софи махнула через стекло ручкой, нажала кнопку акселератора и умчалась.

Лад вернулся в дом, но не успел отойти от двери, как раздался звонок.

На пороге стоял мужчина, примерно такого же возраста, как капитан, среднего роста, коренастый, с небольшими залысинами и яркими голубыми глазами.

– Моя разведка доложила, что наконец-то ты остался один, – сказал он, как только открылась дверь.

– Рауль! – воскликнул капитан, узнавая своего старого друга.

– Ну а кто еще-то! Я, конечно, понимаю, что теперь твои друзья ездят на лимузинах или последних моделях со страниц межпланетных каталогов, а я всего-то катаюсь на старенькой «мацусиме», оставшейся от отца. Но я все же решил проверить, вдруг ты снизойдешь до общения с нами, обычными людьми.

– Рауль! – Ладимир крепко обнял его.

За спиной друга он увидел мальчишек, которые играли в мяч. Одному из них было лет пятнадцать-шестнадцать, второму – десять или одиннадцать.

– Это и есть твоя разведка?

– Ага. А что, неплохо сработали?

– Привет, я – Алонсо! – Тот, что был постарше, вышел из-за спины Рауля и протянул руку. Ладимир пожал ее.

– Это мой младший брат, ты его не помнишь, наверное; когда ты от нас сбежал, ему года три было. А это – Сергей, мой сын, – представил Рауль младшего.

Ладимир поздоровался с ним и вгляделся в лицо мальчишки, черты показались ему знакомыми.

Рауль заметил это и кивнул:

– Вылитая мать.

– Светка!

– Точно!

– Так вы поженились?

– Я тебе это еще в школе говорил, что женюсь на ней!

– Можно было и не сомневаться, – засмеялся Лад. – Рауль, прости, я забыл о приличиях. Проходите!

– Я уж думал и не пригласишь, герой.

Лад не стал отвечать на колкость, пропустил гостей в дом, закрыл дверь и спросил у мальчишек:

– Давно тут отирались?

– Не очень, – ответил Алонсо, но его хитрая ухмылка говорила о противоположном.

– Вы в игровых приставках разбираетесь?

– Конечно! – в один голос ответили оба.

– У меня там, в конце коридора, зал для виртуальных игр и пара кристаллов с новинками. – Ладимир мотнул головой. – Он в вашем распоряжении, а мы пока с Раулем поговорим.

И весь остаток дня они провели, разговаривая, потягивая сош и вино, играя вместе с мальчишками в самые последние игры, превращавшие виртуальный зал то в гладиаторскую арену, то в разрушенные города с сотнями монстров, то в космические трассы для гонок на космобайках. Они дули лимонад, поглощали пончики и прочие продукты, не очень полезные для здоровья, но невероятно вкусные. На какое-то время Лад почувствовал себя снова шестнадцатилетним подростком, на которого свалилось неожиданное и оттого еще более приятное счастье.

Гости покинули его далеко за полночь, когда за ними пришла Светлана и забрала их.

Она улыбнулась Ладимиру, открывшему ей дверь, и сказала лишь, что рада его видеть, что он очень изменился, и спросила, где ее оболтусы.

Лад помнил ее молодой девушкой, симпатичной, серьезной и немногословной, в общем полной противоположностью Раулю. И, за исключением того, что она стала симпатичной взрослой женщиной, Светлана осталась такой же, как раньше.

На прощание Ладимир пригласил их прийти еще. Мальчишки с радостью согласились, а Рауль улыбнулся и сказал: «Посмотрим».

Этой ночью Ладимир заснул с улыбкой на губах.

Удивляясь сам себе, Ладимир проснулся только ближе к обеду. Он решил не завтракать, а сразу пойти пообедать в бар к Старому Джо.

Выйдя на улицу, капитан удивился тому, сколько там было народу. Многие здоровались с ним, он отвечал, кивал, улыбался. Большинство прохожих были ему незнакомы, но иногда встречались и те, кого он узнавал. Несколько раз он останавливался, чтобы обменяться с ними приветствиями и переброситься парой фраз.

Путь до бара занял гораздо больше времени, чем в прошлый раз. И все это время десятки людей, поодиночке или небольшими группами, направлялись в сторону центра.

– Джо, что сегодня творится? – спросил Ладимир, зайдя наконец в заведение старика. – Какой-то новый праздник? Столько людей на улице!

– Скорее уж наоборот, – спокойно ответил бармен. – Сегодня забастовка. Местный профсоюз решил наконец добиться улучшения условий.

– Что, действительно так плохо?

– Ну как тебе сказать… все в мире относительно.

Ладимир сел за столик, заказал обед, с удовольствием поел.

Потом взял большой стакан своего любимого соша, сделал несколько больших глотков, достал сигару и закурил.

Тут в бар влетел Алонсо.

Запыхавшийся паренек хлопнул по столу экспресс-обслуживания личной карточкой, схватил появившийся стакан сока и выпил его залпом. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он отдышался и заказал еще.

– Стакан не проглоти, штоломный! – сказал Старый Джо.

– Некогда мне, – ответил Алонсо.

– Куда торопишься-то?

– Как куда? – удивился паренек. – На забастовку, конечно!

– Бастовать будешь?

– Еще бы! Достали уже эти уроды из «Млечного Пути». Отец с матерью вкалывают на них ежедневно, а платят гроши. Мы даже дом отремонтировать не можем.

– Пил бы твой отец поменьше, глядишь, и дом отремонтировали, – проворчал Джо.

– Ну это-то конечно, – безобидно согласился Алонсо. – Только не от хорошей жизни он пьет. Вот брат не пьет, а тоже кое-как концы с концами сводит.

Тут парнишка оглянулся и увидел расположившегося за столиком Ладимира.

– Лад! А ты почему сидишь? Пошли с нами!

– Нет, Алонсо, это не для меня, – ответил Ладимир и продолжил неспешно затягиваться сигарой, перемежая это занятие глотками тягучего соша.

– Тебя не волнует, что нас унижают? Что мы тут пашем, как рабы, но не можем даже отправить наших детей учится в университет?

– У тебя нет детей. – Губы Ладимира растянулись в улыбке.

– Но ведь будут! И у тебя будут! А если мы сейчас не постоим за себя и за их будущее, то какую жизнь мы сможем им подарить?! – Алонсо говорил с юношеским запалом. – Или, может, ты надеешься на свою пенсию? Так она не распространяется на твоих близких, а ты не вечен.

Он увлеченно взмахнул рукой, и взгляд военного ухватил знакомые угловатые очертания у него под рубашкой.

Лад сразу стал серьезным.

– Что это у тебя? – строго спросил он.

Паренек смутился. Он опустил руки и стоял, не зная, что ответить.

– Зачем тебе пистолет? Где ты его взял? – Лад поднялся и хотел подойти к Алонсо, но тот отпрянул и прижал оружие рукой.

– Если нас не захотят выслушать, мы заставим их это сделать! – Он дерзко вздернул подбородок, говоря явно не своими словами.

– А брат знает, что ты тут?

Лад сделал шаг по направлению к Алонсо, но тот испуганно отпрянул:

– Я не должен ему отчитываться! И я не отдам пистолет! Ты меня не остановишь! – Он выбежал из бара, опрокинув попавшийся на пути стул.

– Вот глупый мальчишка! – воскликнул Ладимир. – Забил себе голову всякой ерундой.

– Нет, – сказал Джо, становясь рядом с капитаном и глядя вслед умчавшемуся пареньку, – не он забил, а ему забили.

– Ну да, – согласился капитан. – Найти бы того, кто это сделал, и хорошенько отделать.

– Но и винить их в этом нельзя. Они уже не могут терпеть все эти притеснения со стороны компаний.

– Помнится, когда лет пятнадцать назад, была такая же ситуация, погибло несколько человек.

– Но ведь это принесло и свои плоды. В «Первопроходце» стали относиться к людям более уважительно и даже с некоторой опаской.

– Сейчас другие времена, и это не «Первопроходец».

– А ты действительно не хотел бы пойти с ними?

Ладимир нахмурился и не ответил. Ему-то, может быть, и хотелось пойти, все-таки не чужие люди, земляки, и он сам когда-то был таким же и, если бы не случай, то также работал бы на приисках или заводе. Но еще он знал, что как военнослужащий Императорского космического флота не имеет права вмешиваться в местные конфликты, пусть даже и на родной планете.

– Нет, не хотел бы, – ответил капитан.

– Ну дело твое.

– Я лучше домой пойду, Джо, – сказал Лад, расплачиваясь, – настроения нет. Лучше посмотрю дома какую-нибудь ерунду по визору.

– Ага, давай. Завтра приходи, в меню будут блинчики и салат с танцианской рыбой.

– Ладно, пока.

Ладимир вышел из бара и огляделся го сторонам. К центру города стекался народ. У здания «Млечного Пути» уже скопилась изрядная толпа. Она гудела как улей, кто-то агитировал, некоторые смеялись, словно собрались на праздничный митинг, другие просто наблюдали, стоя в отдалении.

Полиции не было, зато перед зданием выстроилась шеренга служащих охраны компании.

Вообще стражи порядка в колониях были силой почти номинальной. Малочисленные подразделения полиции занимались по большей части мелкими делами бытового характера, хулиганством, драками, кражами. Им даже оружия не выдавали, только шоковые дубинки. Убийства в колониях тоже случались, но такие расследования брала на себя Служба охраны, якобы по просьбе губернатора, и это была общепризнанная практика. Корпорации таким образом старались показать свою заботу о жизни граждан, соблюдении законности, а заодно лишний раз дать почувствовать, кто имеет реальную власть на планете.

Лад некоторое время смотрел на толпу и людей, присоединяющихся к ней, потом вздохнул, смял в руке сигару. Тлеющий табак обжег ладонь.

Капитан сморщился от неожиданной боли, дернул рукой и отшвырнул окурок.

Настроение было окончательно испорчено. Нахмурившись, Лад направился домой, быстро шагая навстречу потоку людей, направляющихся в центр.

Придя домой, он достал из бара бутылку местного вина, плеснул его в бокал, уселся на диван перед выключенным головизором, сделал большой глоток и, вздохнув, запрокинул голову на спинку, уставившись в потолок.

* * *

Лад проснулся оттого, что во входную дверь колотили. Он включил светильник, вскочил с кровати, натянул брюки и быстрым шагом спустился вниз. Когда его рука легла на дверную рукоятку, внутри у него все сжалось от дурного предчувствия. Снаружи раздавались тревожные голоса, и в дверь снова даже не постучали, а ударили. Ладимир открыл и на всякий случай сразу отошел всторону.

– Лад! Как хорошо, что ты дома! – воскликнул Алонсо.

Он был не один. Позади него стояли еще пять человек, грязные, в разорванной и местами окровавленной одежде. У троих из них в руках было оружие.

Ладимир сразу все понял – забастовка переросла в бунт, и компания пустила в ход свою службу безопасности.

В этот момент в темноте, дальше по улице, послышались крики и звуки выстрелов.

Незваные гости затравленно оглянулись, переминаясь с ноги на ногу.

– Заходите, – быстро сказал Лад.

– Спасибо, – тут же улыбнулся мальчишка. И все пятеро быстро прошмыгнули в дом.

Капитан запер дверь и пошел следом за гостями.

– Что происходит? – сурово спросил он, когда они все были в гостиной.

Мужчины отводили глаза и не отвечали.

– Я задал вопрос и жду ответа. – Брови капитана сошлись над переносицей.

– Мы… – Алонсо никак не мог отдышаться. – Они… там были наемники, они начали стрелять! Мы ничего не делали, мы только хотели… а они стали стрелять! А сейчас они устроили облаву!

– Кто они? Какие наемники? И откуда у вас оружие?

– Лад! – Во взгляде Алонсо была мольба.

– Что «Лад»?! – Он обвел всю компанию суровым взглядом. – Вы что, не знали, к чему все это приведет?! Зачем брали с собой оружие, если не собирались его применять? Или забыли, что у компаний есть службы безопасности?!

Мужчины смотрели на него, не отвечая.

– Ладно, он еще подросток. – Капитан кивнул в сторону Алонсо. – Но вы-то уже взрослые люди!

В дверь снова постучали. Бунтовщики вздрогнули и сжали в руках бластеры так, что побелели костяшки пальцев.

– Не открывай! – дрожащим голосом прошептал паренек.

Лад напряженно размышлял, что ему делать.

– Алонсо, веди их на второй этаж и сидите тихо.

Они переглядывались между собой.

– Быстро, – рявкнул Лад.

– Думаешь, это разумно? – спросил один из мужчин хрипловатым голосом.

– Выполнять! – процедил сквозь зубы капитан. Ему было наплевать на них, но брата Рауля он не собирался оставлять в беде.

Лад подождал, пока они поднимутся по лестнице, бегло осмотрел гостиную – не осталось ли следов их пребывания – и направился к входной двери.

Когда он подошел, постучали еще раз, уже более настойчиво.

Едва Лад открыл, как какой-то высокий тип, с наглой мордой и с бластером в руках, без лишних церемоний попытался отпихнуть его в сторону и вломиться внутрь. Капитан упер ладонь ему в грудь и, сильно толкнув, вышвырнул наружу, под ноги его товарищам.

– Кто вы? И что вам надо? – грозно спросил Ладимир.

– Ах ты, мразь, – завопил выброшенный им человек, поднимаясь с пола и хватаясь за оружие.

– Я, Ладимир Каменев, капитан Императорского космического флота! – четко проговорил Лад. – Как вы смеете врываться в мой дом?!

Ответом ему было молчание. Пришедшие были сбиты с толку его напором и заносчивостью.

Ладимир тем временем разглядывал их.

Пять вооруженных мужчин – наемники. В глазах блеск азарта, жажды крови и наживы.

Наконец один из них, по всей видимости старший в группе, сказал:

– Как вам должно быть известно, – чувствовалось, что он тщательно подбирает слова, и, хотя звучали они вежливо, в тоне сквозила нотка издевки, – сегодня на офис компании «Млечный Путь» было совершено вооруженное нападение. Нам было поручено найти преступников. С этой целью мы проводим обыски в домах и просим вашего разрешения пройти в дом, чтобы осмотреть его.

– Я этого не разрешаю, – спокойно ответил Лад.

– Что?!! – завопил наемник, который пытался вломиться первым. – Ты чего с ним нянчишься?! Врежь ему как следует, и пошли посмотрим, чем… кого он прячет!

– Вы собираетесь напасть на офицера Его Императорского Величества?! – хмыкнул Лад. – А вы смелее, чем кажетесь… или глупее.

Его лицо снова стало серьезным.

Наемник запыхтел, но не решился ответить на оскорбление.

– Если у вас все, господа, то не смею больше задерживать.

Главаря это задело за живое.

Все с той же любезной ухмылкой он сказал:

– Как офицер, вы могли бы послужить закону и помочь в поимке преступников, а не препятствовать нам.

– Как только я увижу здесь представителей закона, так непременно окажу им всяческую помощь.

Предводитель банды мародеров засопел, не найдя, что ответить.

– А я думаю, что надо бы на всякий случай проверить его хибарку, – настаивал на своем выброшенный Ладом наемник. Он достал биосканер и хотел просветить дом.

Капитан ударил ему по рукам, прибор отлетел в сторону, ударился о плиты дорожки и заискрил.

– Ах ты!.. – Наемник дернулся было за прибором, потом к Ладу.

– Надеешься чем-нибудь поживиться? – спросил капитан.

Главарь остановил его, выставив руку, оскалился и ответил за своего подчиненного:

– Мы не воры. Мы просто выполняем то, что нам приказали. А приказано было обыскать все дома. – Его лицо исказила злобная гримаса. – И я не собираюсь делать исключений! Ну-ка, сдвинься в сторону!

– Если ты переступишь порог моего дома, я сверну тебе шею, – хладнокровно сказал капитан, не двинувшись с места.

– Ты мне угрожаешь?! – зашипел наемник.

– Я тебя предупреждаю.

Главарь угрюмо смотрел на Лада, но не делал попыток войти.

Рядом с домом опустилась машина.

– Эй! – Из нее появился человек в униформе «Млечного Пути». – Вам какого хрена тут надо? Ясно же было сказано – этот дом собственность компании. Вы что, спали на инструктаже? Простите, господин капитан.

Наемник покосился на Ладимира:

– А, так ты тот герой. Не признал в халатике.

Ладимир не ответил, а предводитель спустя некоторое время произнес:

– Ну если это собственность компании, то так и быть, мы не будем обыскивать этот дом. – Наемник направил бластер Ладимиру в грудь. – Но тебе, герой, я советую убрать отсюда свою героическую задницу и сидеть не высовываясь. И если я узнаю, что ты был причастен к мятежу, я лично прожгу несколько лишних дырок в твоем черепе.

– Ты мне угрожаешь? – надменно спросил капитан.

– Нет, – наемник слащаво улыбнулся и, растолкав своих людей, сошел со ступенек крыльца, – предупреждаю.

Он повернулся к подчиненным:

– Ну что встали? Пошли дальше, пока все окончательно не разбежались, – прикрикнул он на них. Бросил злобный взгляд на стоявшего в дверях Лада Потом снова заорал на своих, и они скрылись в темноте пустынных улиц.

Охранник проводил их взглядом, потом повернулся к капитану:

– Еще раз приношу извинения.

– Хорошо, но об инциденте я сообщу Изотову.

Тот кивнул, сел в машину и уехал.

Ладимир вернулся в дом, запер дверь, прислонился к ней спиной и облегченно вздохнул.

Потом быстрым шагом направился в комнату. Гостиная была пуста – следуя его указаниям, Алонсо увел всех на второй этаж.

Лад бросил взгляд в сторону лестницы наверх и прошел к видеофону.

Он набрал номер Рауля, подождал минуту, но на мониторе так и продолжала крутиться иконка вызова, а на том конце никто не отвечал.

– Кому звонишь? – раздался сзади угрожающий голос.

Капитан отключил видеофон и обернулся. Перед ним стоял один из мятежников, направив в лицо ствол пистолета. Ростом с Лада, темнокожий, с налитыми силой широкими плечами, он, видимо, был старшим в маленькой группе беглецов.

Ладимир сурово смотрел мужчине в глаза. Во взгляде того читались страх и настороженность.

Опасное сочетание.

По лестнице сбежал Алонсо.

– Самуэль! Убери оружие! Он же помог нам!

Но тот не опускал пистолет.

– Самуэль!

Мужчина скосил взгляд на паренька:

– Он…

Воспользовавшись моментом, Ладимир сместился с линии огня, перехватил запястье мятежника, ударом ноги под колено лишил противника равновесия и вывернул ему руку на излом. Мужчина вскрикнул и вынужден был выпустить оружие из рук.

Капитан перехватил пистолет и отпихнул мятежника.

Сверху на шум спустились остальные «гости». Ладимир обвел их холодным взглядом и посмотрел на поверженного противника.

– Куда я звонил – не твое дело, – высокомерно проговорил он. – Я не позволю всяким…

Ладимир хотел подобрать словечко покрепче, чтобы выразить свое отношение к тем, благодаря кому весь город оказался во власти наемников. Но вместо этого сказал:

– Вы уже помахали оружием, хватит! Чего вы добились своим мятежом?

– Мы хотели… – начал Алонсо, но Лад перебил его:

– Не нужно мне цитировать чужие слова и мысли. Тебя вообще следовало бы выдрать как следует. Ты думаешь, что уже достаточно взрослый, чтобы браться за бластер, но своей головой думать еще не научился. Чего вы надеялись достичь, пуская в ход оружие?

– Мы хотели нормальной жизни, – негромко произнес Самуэль, держась за поврежденную руку. Он отошел к соратникам, и Алонсо потянулся к ним. – Если не для себя, то хотя бы для своих детей и семей. Но ты все равно нас не поймешь! Ты теперь с ними!

Он с вызовом посмотрел Ладу в глаза.

Капитан не посчитал нужным отвечать на этот выпад. Он служил Императору, а не корпорации и не собирался никому ничего доказывать.

– Сейчас вы пойдете наверх, – тоном, не терпящим возражений, сказал он, – и будете сидеть там, пока все более-менее не уляжется. Еды в холодильнике на несколько дней.

Лад перевел взгляд на Алонсо:

– Ты отправишься домой, как только я свяжусь с твоим братом. Правда, его видеофон не отвечает, поэтому ты тоже марш наверх.

– Так ты ему звонил?

– Кому-то что-то непонятно?! – Ладимир повысил голос, осматривая мятежников.

Мужчины смотрели на него исподлобья и не отвечали.

– Я никого не держу здесь. – Лад кивком указал в сторону двери.

«Гости» ответили ему хмурыми взглядами, После минуты напряженного молчания один из них зашагал по лестнице на второй этаж, потом остальные. Самуэль смерил капитана недовольным взглядом, но, так ничего и не сказав, последовал за ними. Только Алонсо остался.

– Чего тебе? – Лад не был настроен разговаривать.

– Как считаешь, с Раулем все в порядке?

– Не знаю. Раньше ты об этом почему-то не думал.

– Я… – Паренек не нашел, что ответить, и опустил глаза.

– Возможно, просто неполадки с оборудованием. Вы случайно на центры связи не нападали, а? Революционеры доморощенные.

– Нет, не нападали, мы только в вестибюль здания корпорации ворвались. Дальше нас не пустили.

«Напали на здание корпорации… идиоты! – подумал Ладимир, покачал головой и вздохнул. – Конечно, дальше вестибюля вас и не пустят! У них система защиты третьего оборонительного класса. Там только с танками пробиваться нужно. Как еще не заперли и не потравили газом. Видимо, решили дать наемникам поразвлечься».

– Я беспокоюсь за Рауля, – сказал Алонсо.

– Почему? Он разве участвовал во всем этом?

– Нет, но… – Паренек явно что-то недоговаривал.

– В чем дело?! Говори, не тяни!

– Мне кажется…

– Ну?! – рявкнул Лад.

– Начальник охраны – Саврасов, мог меня узнать.

– Наверняка все вы записаны на видеослужбы безопасности, от этого никуда не деться.

– Нет, мы предусмотрели это и закрыли лица. – Алонсо достал из кармана и показал Ладимиру скомканный кусок материи.

«Хоть это сообразили», – подумал про себя капитан, а вслух сказал:

– Потрясен вашей смекалкой! Если охранник просто видел тебя в толпе забастовщиков, то это ничего не значит.

– Может, и не значит, а может, и значит… У этого охранника зуб имеется на брата. Он пытался за Светкой ухлестывать, та его отшила, но придурок не унимался. Ну Рауль и вкатил ему хорошенько.

Ладимир молча ждал продолжения, одновременно с этим размышляя.

– Охранник с дружками потом встретили Рауля, когда он с работы возвращался, – рассказывал паренек, – но вовремя наши подоспели, а то и убить могли. С тех пор Саврасов цеплялся к брату по малейшему поводу.

– А ты теперь предоставил ему отличнейшую возможность отомстить.

– Ну я же не знал, что так все получился! – с отчаянием воскликнул паренек.

– Иди наверх.

– Лад!..

– Иди, я сказал!

Понурив голову, Алонсо поплелся к лестнице.

Лад проводил его взглядом, потом прошел к бару, плеснул себе соша и выпил его большими глотками. Слова мальчишки зародили в груди тревогу. Ситуация такая, при которой могло произойти все, что угодно.

Он снова подошел к видеофону и набрал номер друга. Аппарат по-прежнему молчал. Может, действительно что-то с оборудованием?

Лад положил отнятый у Самуэля бластер за монитор, огляделся, проверяя, все ли в порядке и не осталось ли чего, указывающего на присутствие у него гостей, взял со столика рядом карточку Виктора Изотова и воткнул ее в прорезь аппарата.

Тот появился на экране почти сразу:

– А, Ладимир! Приветствую вас!

Он выглядел так, словно только что прибыл из дома на работу – свежий, причесанный, выбритый, в том же строгом костюме, в котором встречал Ладимира в космопорту.

– Здравствуйте, – ответил на приветствие капитан. – Вик, что происходит? Ко мне только что пытались вломиться несколько наемников, а с ними были ребята с эмблемами «Млечного Пути».

– Сегодняшняя демонстрация перешла в вооруженный мятеж.

– Это и есть причина, по которой всякий вооруженный сброд шастает по городу и вламывается в дома?

– Вы не понимаете, Ладимир. Это вынужденные меры. Нужно искоренить заразу еще в зародыше.

На мониторе Виктор обернулся к кому-то, что-то негромко сказал, капитан не расслышал, потом снова повернулся к Ладу.

– Простите, у меня сегодня бессонная ночка. – Он доброжелательно улыбнулся. – Давайте обсудим все завтра. Приглашаю вас на обед, думаю, к этому времени уже все наладится. Часть мятежников уже пойманы, остальных сейчас преследуют, как вы справедливо заметили, люди из нашей службы безопасности и сторонние специалисты.

– Наемники.

Вик улыбнулся и развел руками:

– Название более точное, но не такое корректное, как «сторонние специалисты», хотя ладно. Мы же тут все свои. Итак, Лад, вынужден попрощаться. Жду вас к обеду. И не беспокойтесь, вас больше не потревожат, я распоряжусь.

С этими словами он отключился. На мониторе вместо изображения представителя корпорации появилась заставка поставщика услуг связи.

Разговор с Изотовым показал, что корпорация была готова к случившемуся и сейчас только укрепляла свои позиции. А может быть, и намеренно спровоцировала людей на такой шаг, чтобы раз и навсегда поставить точку в вопросе «кто сильнее?».

Еще контакт с Виком показал, что со связью все в порядке.

Ладимир начал всерьез волноваться. Захватив с собой оружие, он быстро поднялся на второй этаж.

Расположившиеся на диване и на полу вокруг него мятежники встретили капитана тревожными взглядами. Алонсо вскочил и сделал шаг навстречу:

– Дозвонился?

– До Рауля – нет.

– Лад, может, ты?.. – нерешительно попросил парнишка. – Тебе же можно, тебя не тронут!

Лад посмотрел на Алонсо, противоречивые чувства боролись в капитане. Опрометчивый шаг мог поставить крест на его карьере, но и бросать товарища в беде он не мог. И прямо сейчас ему нужно было решить вопрос: кто теперь для него «свои».

– Я сейчас пойду, попробую добраться до него так. – Мгновения сомнений закончились. – Сидите тихо.

– Я с тобой!

– Даже не думай! – отрезал Ладимир. Потом посмотрел на Самуэля, бросил ему бластер и сказал: – Никому не открывать, у меня ключ есть. Свет лучше выключить.

Тот кивнул.

– Лад, я с тобой! – Паренек стоял возле капитана, зажав в руках бластер.

– Не обсуждается!

– Алонсо, он лучше справится без тебя, – неожиданно поддержал Самуэль.

Мальчишка оглянулся и растерянно посмотрел на старшего товарища.

– Ты нам здесь нужен.

– Да? – неуверенно переспросил он.

– Ты единственный из нас, кто был в этом доме раньше.

Похоже, слабый аргумент Самуэля вкупе с приказом Лада все же подействовали.

Прежде чем выйти из комнаты, Ладимир окинул взглядом всех собравшихся в его спальне мужчин и сказал:

– Пока меня не будет, подумайте вот над чем: может быть, корпорации было выгодно, чтобы вы взбунтовались? Может быть, вами просто воспользовались и банально подставили?

Он закрыл за собой дверь, оставив мятежников в недоумении.

Быстро спустился вниз, переоделся, проверил, с собой ли у него карточка-ключ, и, предварительно осторожно выглянув наружу и не заметив ничего опасного, выскользнул из дома.

* * *

Светлая ночь была наполнена тревогой. Отовсюду доносились неясные звуки, мелькали вспышки, иногда раздавались крики, ругательства и хлопки выстрелов. По темным улицам сновали вооруженные люди. Освещение отсутствовало, только два небольших спутника планеты рассеивали темноту желтовато-серым светом.

Словно почувствовав атмосферу, царившую в городе, поднялся порывистый ветер. Несколько раз он швырнул в Ладимира песком и пылью; по дороге, звонко подпрыгивая, прокатилась пустая пластиковая бутылка; пролетел обрывок пакета. Небо стали затягивать тучи.

Ладимир, перебегая от тени к тени, осторожно пробирался к дому Рауля. Деревья шумели листвой над его головой.

Вдали, на втором воздушном уровне, показался свет фар. Ладимир без лишней спешки ушел подальше от дороги и остановился возле стен одного из домов, намереваясь пропустить наемников. Внезапно стекло в окне, под которым он стоял, звякнуло и посыпалось вниз. Острые осколки оцарапали Ладу ухо и шею.

Капитан отпрянул, а из дома раздались ругательства.

– Ты чего, Патрик? – спросил женский голос.

– Чего-чего?! Оступился! Ты разбросала тут, – огрызнулся мужчина.

– А ты под ноги смотри! – парировала женщина.

– Да чего ты тут ищешь-то?

– Щипчики для бровей.

– У хозяйки бы спросила.

– Я спрашивала, но она молчит.

– Может, потому что ты ее об стенку головой ударила?

– Нечего было визг поднимать.

– Порой, Сью, я думаю, что ты парень.

– Напомни мне об этом завтра ночью, когда ко мне под одеяло полезешь.

Мужчина захохотал.

– Нет! У тебя точно два отца было и ни одной матери.

Ладимир слышал, что среди наемников есть женщины, и вот теперь убедился в этом.

Машина, от которой скрывался капитан, снизилась, но проехала мимо. Кабриолет с откинутым верхом двигался медленно, и Лад даже услышал, как один из охранников «Млечного Пути» рассказывал наемникам местные байки.

– Эй! – Из разбитого окна над Ладом, распахнув створки, высунулась Сью. Он замер и затаил дыхание.

Машина остановилась, и все обернулись в сторону дома. Ладу показалось, что они смотрят прямо на него, но глубокая тень хорошо скрывала.

– Кто это? – спросил один из наемников, вглядываясь.

– Это я – Сью. – Луч фонарика скользнул но ногам капитана, заставив его сжаться, и метнулся вверх – женщина посветила себе в лицо.

– Ты чего там делаешь? Патрик с тобой?

– Где же ему еще-то быть?

– Эй, Шептун, куда направляетесь? – крикнул тот из-за спины Сью.

– Просто так мотаемся, все хорошее уже подчистили. Надо в центр возвращаться.

Наемники перекрикивались не стесняясь – они чувствовали себя хозяевами города.

– Погоди, мы с вами. – Наемник хотел вылезти через окно.

Ладимир напрягся, приготовившись к драке.

– Скотина! Руку придавил! Чего ты лезешь? – зашипела Сью на напарника. – Через дверь выйти сложно?

Она оттолкнула его.

– Да ладно тебе, пошли быстрее.

– Вот и иди, а не лазай, как обезьяна!

Наемники на улице негромко смеялись, слушая, как она отчитывает своего дружка.

Ладимир перевел дыхание, когда пара мародеров удалилась в дом, а потом появилась на улице с другой стороны и присоединилась к остальным, запрыгнув на багажник Машина тронулась дальше.

Капитан выждал некоторое время и забрался в дом через открытое окно.

Внутри словно ураган прошелся – мебель поломана, веши разбросаны. Под ногами захрустело стекло, Ладимир двигался осторожно, стараясь не шуметь. В коридоре он нашел женщину – она лежала на полу, лицом вниз. Капитан присел рядом и аккуратно перевернул ее. На лбу несчастной была большая ссадина. Она застонала и открыла глаза.

Увидев Лада, женщина хотела закричать, но он закрыл ей рот одной рукой, а палец другой приложил к своим губам.

– Т-с-с! Тихо. Я не наемник, – негромко проговорил он. – Они еще неподалеку, поэтому не нужно кричать.

Она кивнула и тут же снова застонала.

Капитан убрал руку от ее губ и бегло осмотрел рану.

– Голова не кружится?

– Нет. – Она испуганно хлопала ресницами. – Болит…

Он прислонил женщину к стене.

– Еще кто в доме есть?

– Алекс.

Ладимир поднялся и стал осматривать комнаты. Мужчина лежал на полу в ванной, он был жив, только голова окровавлена Капитан вернулся к женщине:

– Вашему мужу нужна помощь.

– Мы не женаты, – прошептала она.

Лад даже сначала не понял, о чем она. Потом фыркнул и сказал:

– Да какая разница! Если можете, то помогите мне перенести его.

Женщина с трудом поднялась, опираясь о стену, и прошла за капитаном в ванную.

Он подхватил мужчину под мышки, она – за ноги. Когда его подняли, раненый застонал.

Они перенесли его на кровать.

– Нужно промыть рану и перебинтовать. – Ладимир присел рядом, осторожно осмотрел голову мужчины. В офицерской академии им преподавали медицину, предмет давался Ладу довольно легко, хотя некоторые потомственные военные от вида крови теряли сознание.

– Да-да, хорошо. Аптечка на кухне, – захлопотала женщина. – Я сейчас.

– Лучше всего, чтобы его осмотрел врач, хорошо бы еще швы наложить, – сказал ей вслед капитан, поднялся и осторожно выглянул в окно. Улица была пуста.

Женщина быстро вернулась и замерла с аптечкой и бутылкой воды в руках, растерянно глядя на него.

– Вы… вы уходите?

Лад вздохнул:

– Мне нужно идти. Свет лучше не включать.

Она кивнула, подошла к Алексу и, промокнув водой тряпку, дрожащими руками стала промывать рану. Не сдержалась, и из глаз потекли слезы.

– Не бойтесь. Вряд ли они вернутся.

Она снова кивнула, негромко всхлипывая. Ладимир быстро вышел из комнаты и услышал, как женщина сказала ему вслед «спасибо».

Он снова был на улице и сразу нырнул под сень деревьев. Серые тучи уже совсем затянули небо, скрыв за своей пеленой обе тусклые луны. Ветер стих, воздух стал влажным, собирался дождь, и первые капли не заставили себя ждать. Они зашлепали по листьям с тихим шелестом.

Капитан двигался вперед небольшими перебежками. Он почти добрался до своей цели, когда услышал в соседнем доме шум драки и женский крик.

Лад метнулся туда и заглянул в окно.

Посреди комнаты без чувств лежала девушка, двое наемников склонились над ней и срывали с несчастной одежду. В углу, связанный по рукам и но-гам, с кляпом во рту, извиваясь в попытках высвободиться, лежал молодой парень. Его лицо было разбито в кровь, он яростно мычал, но бандиты не обращали на него внимания.

Внутри у Ладимира все сжалось от жгучего гнева. Он отошел от окна и быстро обежал дом. Как Лад и ожидал, дверь была не заперта – на месте замка чернела оплавленная дыра.

Бесшумно и стремительно капитан проник внутрь, преодолел коридор и ворвался в комнату.

Наемники только вскинули головы, а капитан был уже рядом.

Он схватил первого за волосы и ударом колена в лицо отбросил бандита к дальней стене. Тот полетел, раскинув руки, и, сшибив по пути стулья, грохнулся на пол.

Второй наемник поднял лежавший рядом армейский бластер и направил на Ладимира. Капитан отбил оружие ногой в сторону и носком ботинка врезал ему в переносицу. Бандит, вскрикнув, опрокинулся назад и, выронив оружие, схватился за лицо.

Ладимир перешагнул через девушку и взял бластер. Первый наемник уже пришел в себя и выхватил пистолет из кобуры на поясе. Капитан увидел направленный на него ствол и прыгнул в сторону. Оранжевые лучи прожгли дыры в кресле, за которым укрылся Лад, и в стене у него над головой. Ладимир выставил бластер и не глядя выстрелил в сторону противника. Короткая очередь с хищным шипением нашла свою цель. Лад выглянул из-за кресла – мертвый наемник лежал возле окна, в его груди дымились два отверстия. Капитан поднялся и подошел ко второму наемнику, тот лежал без сознания, придавив ноги девушке.

По комнате разносился запах горелой ткани и обожженной плоти.

Связанный парень снова замычал. Ладимир пинком перекатил бандита в сторону, прикрыл девушку обрывками одежды и после этого подошел к нему.

– Твари! – процедил тот, как только Лад вынул кляп у него изо рта.

Парень перевернулся на живот, запястья стянутых за спиной рук были содраны в кровь, пластиковые ремни глубоко врезались в кожу.

Капитан поискал глазами, чем можно было разрезать путы, увидел на полу нож со сломанным лезвием, обломки которого валялись тут же.

«Вероятно, парнишка пытался им защищаться», – подумал Лад. Подобрал кусок лезвия и перерезал ремни. Парень тут же сел и стал растирать руки, пока капитан освобождал ему ноги. Потом он сразу бросился к девушке.

– Оксана! Ксюшенька! – Парень гладил подругу по щекам, убирал прядки волос с лица.

Девушка была без сознания.

Тут позади него застонал наемник. Парень, зарычав по-звериному, развернулся и с размаху ударил бандита в лицо. Тот снова застонал, но его бывшей жертве показалось это мало, он судорожными движениями прополз на коленях вперед, вытащил из пальцев мертвого наемника пистолет и, прежде чем Лад успел что-либо сказать или сделать, выстрелил.

– Сдохни, тварь! Тварь! Тварь! – повторял парнишка каждый раз, когда нажимал на курок. Из его глаз текли слезы.

Наемник вскрикнул только один раз – когда первый луч оставил длинный ожог на его груди, следующий заряд попал в голову, и больше он уже ничего не чувствовал.

Ладимир подскочил к парню и выхватил оружие из его дрожащих пальцев.

– Успокойся! – прошипел он – Иначе сейчас тут будет полсотни этих ублюдков.

– Они… они… – Его била крупная дрожь, от рыданий перехватывало дыхание.

Ладимир выглянул в окно, потом опустился рядом с ним.

– Тебя как звать?

– И-Иван.

– Так, Иван. Сейчас же прекратил истерику, – суровым тоном велел капитан. – Лучше вон Ксюше помоги. Давай, давай, не сиди!

– Да. Хорошо. – Парень утер глаза кулаком и пополз назад к подруге.

Ладимир приподнялся и снова посмотрел в окно, но по-прежнему все было тихо. Вероятно, большинство мародеров перебрались в центр, где все еще было чем поживиться.

– Ты не знаешь, у Рауля как дела? – задал Лад волновавший его вопрос.

– У Рауля? – переспросил парень, осторожно похлопывая девушку по щекам. – Нет, не знаю. До того как к нам вломились, вроде все тихо было.

– Дай ей нашатырь понюхать, если есть, – посоветовал капитан.

– Надо на кухне посмотреть.

– Посмотри, а потом убирайтесь отсюда. Есть где укрыться?

Иван задумчиво посмотрел на него, потом отрицательно покачал головой.

Ладимир достал из кармана пластиковый ключ и протянул парнишке:

– Вот держи. Мой дом находится…

– Я знаю, где он находится, я узнал вас.

– Хорошо. Когда пойдете, держитесь подальше от дороги. И когда войдешь в дом – осторожнее, там уже есть… – Ладимир замялся, не зная, как сказать. – Есть люди, они вооружены и здорово напуганы.

Иван понимающе кивнул.

– Если вас заметят, выброси ключ, а лучше сначала сломай, а потом выброси, чтобы опознать не смогли сразу. И не жалей! Вам в этом случае он будет уже не нужен, а попади ключ в руки наемников, многим придется туго, мне в том числе.

– Понял.

– Иди, нашатырь ищи.

– Вы сейчас к Раулю?

– Посмотрим. – Капитан пошел к выходу. – Поторапливайся и будь осторожнее. Прощаться не будем, если все нормально – еще увидимся.

– Спасибо, господин капитан.

Лад кивнул в ответ и направился к выходу.

То, что происходило вокруг, казалось жутким и нереальным кошмаром. Ладимиру было не по себе. Он только что убил человека. То, что он сделал это, защищая жизнь свою и других людей от мерзких мародеров, не играло роли.

Голова слегка кружилась, желудок стиснул чей-то огромный кулак. Он уже забыл, что такое убивать. Ведь последний раз с ним было такое двенадцать лет назад. И это были не люди.

В Академии их, конечно, прогоняли через тренировки с борьбой за выживание, где либо ты, либо тебя. «Бои гладиаторов», как называли их между собой курсанты, но там все было не по-настоящему. Как бы ни пытались самые совершенные компьютеры убедить в этом все его чувства, Ладимир жестко ощущал различия между виртуальным тренажером и реальной жизнью.

Сейчас все было настоящим.

И мертвые наемники, и тяжелый армейский бластер в руке, и легкий ожег от луча на шее – бандит все же задел его.

Дождь все еще только расходился, холодные капли изредка попадали на разгоряченную кожу. Лад набрал в грудь воздуха, показавшегося необычайно приятным после задымленного помещения, резко выдохнул и взял себя в руки. Сейчас нельзя было расслабляться.

Дом Рауля был рядом. Капитан решил не ломиться в парадную дверь. Обошел со двора, заглянул в окна, никого не увидев, он постучал в окошко. Никто не среагировал и не появился на его стук.

Лад подергал ручку двери – заперто. Приложив ствол к замку, он выставил перед лицом ладонь, прикрываясь от возможных брызг, и выстрелил. Луч расплавил механизм, обсыпав мокрый порог градом раскаленных капель, тут же зашипевших на влаге.

Капитан толкнул дверь, но та не поддалась – она была забаррикадирована изнутри. Ладимир даже обрадовался – значит, внутри кто-то был, и раз запоры на месте, то все должно быть в порядке.

Он подошел вплотную и негромко проговорил:

– Рауль! Это я – Ладимир. Если ты слышишь меня, открой. Я пришел узнать, все ли у тебя в порядке.

Ответа не последовало.

Внезапно он услышал тяжелую механическую поступь и жужжание сервоприводов. Капитан сразу бросился за угол дома и прижался к стене.

Осторожно выглянув, он увидел стоящего рядом с дверью робота. Модель Тр-ЕК12, робот сухопутного сопровождения, или, как называли его пехотинцы, «трек». Между метровой высоты механических ног расположилась приплюснутая с боков «голова». Она была снабжена многофункциональным визором и скорострельным бластером, ствол которого был направлен в сторону капитана.

В следующую секунду робот выстрелил, Лад едва успел спрятаться назад. Лучи прожгли дыры в стене и подпалили декоративные кусты, разделяющие соседние дома.

Каменев вспомнил советы одного знакомого десантника, как поступать, если столкнешься с «треком», – главное ослепить его.

Капитан, ковырнул носком ботинка траву под ногами, быстро нагнулся и схватил кусок мокрого дерна. В этот момент робот появился из-за угла, и Ладимир швырнул в него землю с травой, стараясь попасть в визор, и бросился бежать.

«Трек» выстрелил, но Лад уже спрятался за другим углом. Капитан поднял винтовку и прожег две полосы в стене дома на высоте вытянутых рук. Просунул пальцы в образовавшиеся выемки и подтянулся. Робот появился в ту же секунду, и Лад со всего маха врезал ботинком по залепленному грязью визору. «Трек» остановился, капитан расцепил пальцы и спрыгнул ему на «голову». Робот стал топтаться на месте, переваливаясь с ноги на ногу и пытаясь увидеть противника, но Лад держался руками за его механические лапы, стараясь сохранить равновесие. Наступив одной ногой на ствол бластера, он давил вниз. Потом взял винтовку в руку, размахнулся и ударил прикладом в район визора, потом еще раз и еще. На пластике устройства появилась трещина, капитан направил ствол на нее и выпустил половину обоймы.

Робот захрустел и стал заваливаться набок. Каменев слетел с него, и «трек» едва не придавил своего победителя. Капитан поднялся, тяжело дыша. Обожженные о края проплавленных в стене впадин пальцы саднили. Болели ушибленные ребра.

Лад быстро пошел назад к двери. Капитан нервничал – стрельба могла привлечь внимание тех, кого сопровождал робот. Каменев лишь надеялся, что это были наемники, которых он встретил в доме Ивана – пока сами развлекались, «трека» отпустили бродить по окрестностям.

– Рауль! – позвал он.

Лад вслушался – тишина, ни одного намека на движение. Он изругался про себя, но отступать не собирался. Провел рукой по косяку, нащупывая петли, и уже приготовился срезать их бластером, как внутри зашевелились. Скрипнула отодвигаемая мебель, и дверь открылась.

– Лад? – раздался из темноты приглушенный голос друга.

– Я это, я! – Капитан вошел в дом. – У вас тут все в порядке? Где Света и Сережка?

– Мы прячемся в подвале. – Он сжимал в кулаке кусок металлической трубы. – А ты чего примчался? Сейчас вроде не самое подходящее время для гостей. – Он скосил взгляд на оружие в руках Лада. – Или тебе… можно?

– Рауль! – осуждающе произнес капитан. Намек друга отозвался чувством обиды.

Повисла неловкая тишина.

Мужчины стояли друг против друга. За те двенадцать лет, что они не виделись, жизни их сложились и шли по-разному. Времена, когда они вместе учились, дрались, подглядывали за девчонками давно ушли. Теперь это были два совершенно разных человека.

Снаружи зашумел дождь, наконец набравший силу.

– Слушай, извини, – первым нарушил молчание Рауль. – Нервы просто… Давай в подвал спустимся.

Ладимир молча согласился. Они закрыли дверь, поставили платяной шкаф, перекрывая вход, и подперли его кухонным столом.

Потом Рауль повел его за собой. Они спустились в подвал, хозяин дома закрыл дверь на засов и поставил несколько пустых ведер на ступеньки под порог, устанавливая нехитрую ловушку.

Светлана встретила гостя испуганным взглядом, Сергей спал, положив голову на колени матери.

– Все нормально, – успокоил жену Рауль.

Она промолчала, посмотрела на бластер Лада и отвела взгляд.

Подвал освещался парой тонких люм-трубок. На стенах аккуратно висели инструменты, прибранный верстак служил импровизированным столом.

– Так чего тебе дома не сиделось? – снова поинтересовался Рауль.

– Я пытался дозвониться, но видеофон не отвечал.

– Я слышал вызов, но не стал выходить.

– Еще Алонсо сказал…

– Алонсо? – перебил его друг. – Где ты видел этого обормота? Вернется – все уши оборву!

– Он сейчас у меня. Там они пока в безопасности.

– Они?

Ладимир кивнул:

– Он привел ко мне своих друзей, когда за ними гнались наемники. Одного Самуэль зовут, остальных не знаю.

– Бластер у них взял.

– Нет, у соседа твоего.

– У Ивана?! У него-то откуда?

– Это не его. Там наемники были. Когда я пришел, они связали Ивана и… – Капитан покосился на Светлану, потом снова посмотрел на Рауля.

– Вот сволочи, – все понял тот.

– Я вовремя успел. В общем, я дал им ключ и тоже к себе отправил.

– Говорил я им, чтобы с нами тут спрятались, упрямые, как бараны! И братец мой такой же!

– Вы тоже тут не особо в безопасности, – осадил его Лад.

Рауль вопросительно посмотрел на него.

– Саврасов – начальник охраны в «Млечном Пути», знаешь такого.

– Еще бы не знать! – Он скривил презрительную мину. – Подонок и скотина, каких еще поискать. Была у меня с ним как-то размолвка…

– Алонсо рассказал, – кивнул капитан. – И сказал, что тот мог его узнать в толпе митингующих.

Рауль и Светлана с тревогой переглянулись.

– Ну и потом, когда видеофон не ответил, – продолжил говорить Ладимир, – мы забеспокоились, и я решил сходить на разведку.

Сверху раздался треск. Светлана негромко вскрикнула и прикрыла рот рукой.

– Мам, что случилось? – Мальчик проснулся и испуганно посмотрел на нее.

– Это передняя дверь, – сказал Рауль, вскинув голову, и схватился за обрубок трубы. Ладимир тоже непроизвольно поднял взгляд к потолку.

Треск повторился, только теперь он сопровождался грохотом.

– Диван опрокинули, – прокомментировал хозяин дома, – но там еще старый комод остался, его просто так не спихнешь.

– Но через пару минут они все равно вломятся в дом и начнут его обыскивать.

– У тебя же есть бластер.

– И что? Если мы окажем сопротивление, они банально закидают нас гранатами, и тогда погибнем все.

– Что же тогда?

– Нельзя позволить им обыскать дом, – решил Лад.

– И как ты это сделаешь?

– Я пойду наверх, – сказал он и направился к выходу. – Закроешь за мной дверь и выключи свет, – велел капитан.

– Думаешь, получится?

– В положении героя империи есть свои преимущества, – улыбнулся Ладимир, – особенно в таких ситуациях, как сейчас.

Он быстро выбрался из подвала, забежал в комнату, нащупал в кармане карточку, всунул ее щель приемника видеофона и нажал кнопку вызова. Потом, не спеша и уверенно, пошел ко входу.

Лад успел увидеть, как расплавилась верхняя петля на двери и та выпала наружу. Наемники тут же стали забираться в дом, перелезая через преграждавший путь комод.

Капитан повернул выключатель. Как только вспыхнул свет, мародеры застыли на месте, как участники детской игры – один рядом с опрокинутым диваном, другой присел прямо на комоде, третий – еще снаружи. Все вскинули свое оружие. Только вот «игрой» все происходящее никак нельзя было назвать, да и в руках у «игроков» были боевые бластеры, стволы которых в данный момент направлены на Ладимира.

Капитан был готов в любой момент уйти в сторону, если у кого-то из наемников окажутся слабые нервы и он надумает пальнуть по нему.

Лад стоял со спокойным видом, уперев оружие прикладом в сгиб локтя, стволом вверх. Он рассчитывал на удачу, которая в данный момент зависела от многих факторов – побывали ли наемники в соседнем доме, окажется ли в этой группе мародеров тот самый, с которым он повздорил на пороге своего дома. Наконец, будут ли среди них представители охраны компании, которые могли бы узнать его, и сумеет ли он обмануть их и в очередной раз воспользоваться своим статусом.

– Ты кто такой? – спросил ближайший мародер. Форма охранника «Млечного Пути» делала его официальным представителем властей, и сейчас это было на руку капитану.

– Ладимир Каменев, капитан Имперского космического флота.

По лицу охранника Лад понял, что тот и так уже узнал его.

– Кто вы такие, я спрашивать не буду, – продолжил он. – Сейчас я предлагаю вам, во избежание дальнейших недоразумений, покинуть этот дом.

– Что за бред? – нахмурился другой наемник, спрыгивая с комода. – Саврас, это что еще за прыщ?

«Значит, „Саврас", – подумал Ладимир. – Недоносок все же решил воспользоваться ситуацией. Вовремя я».

– Помнишь, приказ пришел не трогать один дом, в этом районе?

– Ну?

– Это вот про его хибарку.

Наемник окинул Ладимира оценивающим взглядом. На его щеках были неровные шрамы, на подбородке росла редкая рыжая бородка, правое ухо испещрено татуировками.

– Тогда какого хрена он тут делает, да еще и с оружием?

– Вот и мне интересно. – Саврасов, недобро прищурившись, посмотрел на капитана. – Нам приказали обходить твой дом и тебя самого стороной, но какого хрена тебе здесь надо? Это не твой дом и знаешь, в темноте так трудно разобрать, – охранник неприятно улыбнулся, – кто есть кто. Формы-то на тебе нет.

– Это дом моего друга, – пояснил Ладимир, – и он просил присмотреть за ним в его отсутствие.

– Отсутствие? – вскинулся охранник.

– А что такого? – сделав непонимающий вид, нахмурился капитан.

– Я видел его братца, этого крысеныша Алонсо, среди тех, кто напал на здание компании!

– Уверяю вас, что вы ошибаетесь, – хладнокровно сказал Лад. – Вчера, еще до обеда, Алонсо нашел меня в баре «У Джо», чтобы сообщить об их отъезде. Я сразу пришел сюда, чтобы проводить друзей. И поскольку он попросил меня присмотреть за домом, я, узнав, что в городе беспорядки, решил выполнить обещание. Поскольку я получил гарантии неприкосновенности своего дома, то пришел сюда.

– Пушка-то тебе зачем? – Наемник кивком указал на армейский бластер в руке Лада.

– Насколько мне известно, нападение на «Млечный Путь» было с применением оружия. Вот я и позаботился о своей безопасности. Идти на бластеры с голыми руками могут либо безбашенные храбрецы, либо идиоты. – Капитан улыбнулся наемнику почти дружески, как человеку, который должен его понимать. – Ни к тем, ни к другим я себя не причисляю.

Наемник продолжал хмуро смотреть на него, потом цыкнул языком и произнес:

– Ясно. Ну что будем делать, Саврас?

Начальник охраны угрюмо сопел. Его глазки бегали из стороны в сторону, стараясь не встречаться со взглядом Ладимира.

– Я ему не верю! Я видел Алонсо в холле «Млечного Пути»!

– Хотите сказать, что я вру? – процедил Лад, оставаясь подчеркнуто вежливым.

Охранник посмотрел на своих подельников в поисках поддержки.

Ладимир стиснул зубы.

Свою роль охранник выполнил – сообщил остальным, кто такой капитан и почему его нельзя трогать, пришло время выводить его из «игры».

– Мой друг хочет сказать, что, возможно, вы вводите нас в заблуждение, – осклабился наемник. Он надеялся чем-нибудь поживиться в доме, и это желание никуда не делось. Ситуация снова могла выйти из-под контроля. Поэтому Лад решил действовать.

Медленно, чтобы не провоцировать противника, он опустил оружие и не спеша, даже слегка вальяжно, прошел вперед. Но наемники все равно провожали его стволами своих бластеров.

Его целью был начальник охраны. Подойдя к нему почти вплотную, Ладимир с вызовом посмотрел Саврасову в глаза.

– Ты хочешь сказать, что я вру? – четко выговаривая каждое слово, произнес он. – Для тебя слово офицера Его Императорского Величества – пустой звук? Брехня собаки?

– Я такого не говорил. – Охранник был почти одного роста с Ладом, пошире в плечах и явно не из пугливых, иначе не стал бы начальником охраны.

– Значит, мне показалось? – настаивал капитан.

Саврасов бросил взгляд на других наемников. И тот, что был рядом с ним, и другой – все еще стоявший на улице, злорадно ухмылялись.

Ладимир заметил, как дернулась мышца на щеке у охранника.

– Мне плевать, что тебе там кажется! – Охранник приблизил свое лицо к лицу капитана. Лад был слегка удивлен, что от Саврасова пахло мятой. И тут же понял: к «свиданию» готовился мерзавец.

Холодная ярость вскипела в Ладимире.

– Как ты смеешь так со мой разговаривать? Не смей разевать пасть, ублюдок.

– Может, попробуешь заткнуть меня, офицеришка? Как ты был грязекопателем, так им и остался, хоть и нацепил мундир.

Он повернулся к наемнику и протянул ему бластер:

– Подержи.

Тот взял оружие и отошел на шаг назад, все так же ухмыляясь.

– Что? – недоверчиво осклабился Саврасов. – Думаешь, я дратьсяс тобой буду? Да я пришью тебя, и дело с кон…

Лад не дал ему договорить, схватил запястье руки, в которой был бластер, развернулся корпусом, прижимаясь спиной к противнику, и наотмашь врезал локтем по лицу. Потом перехватил его запястье второй рукой и ударил об колено, заставляя выронить оружие. Саврасов уже пришел в себя после удара и свободной рукой обхватил шею капитана. Ладимир перехватил его ладонь, присел, одновременно уходя в сторону, и, выгнув кисть охранника на излом, вырвался из захвата.

Противник вскрикнул от резкой боли, а Лад уже потянул его вниз и на себя, чтобы встретить коротким и сильным ударом голени в переносицу. Начальник охраны полетел назад и с грохотом рухнул на пол рядом с комодом.

Наемник подошел и посмотрел на разбитое лицо Саврасова.

– Красиво, – прокомментировал он. – А говорил, что не безбашенный.

Саврасов тяжело поднялся, бешеными глазами посмотрел на капитана, тыльной стороной ладони размазал кровь, перевел взгляд на наемника, потом быстро выбросил руку и выхватил пистолет у того из-за пояса.

Лад стремительно бросился вперед и успел ударить ногой по руке с оружием за мгновение до того, как охранник выстрелил. Луч попал в стену, а Ладимир уже снова приблизился к Саврасову, перехватил руку с оружием и ударил в лицо локтем другой. Потом еще раз, затем дернул охранника на себя и швырнул об стену. По пути Саврасов зацепил ногой табурет, протащил за собой и упал на него, отлетев от стены. От удара деревянная ножка разделилась надвое, и острая щепка пробила начальнику охраны грудь с правой стороны. Он захрипел и затих.

– Не повезло, – поморщился наемник, потом посмотрел на капитана уже без улыбки и направил на него оба бластера.

– Может, теперь ты еще скажешь, что идиот?

Ладимир ответил наемнику спокойным взглядом.

– Перед тем как вы, – он покосился на дверной проем и продолжил, – вошли, я собирался связаться с Виктором Изотовым. Даже воткнул его личную карточку и нажал вызов. Вполне вероятно, что все это время он был на связи, ведь это его личная карточка, с приоритетом вызова.

– С Изотовым?

– Да. Виктор Изотов – колониальный представитель компании «Млечный Путь» на Дейтоне.

– Я знаю, кто такой Изотов, – нахмурился наемник. Видно было, как ему не нравится данная ситуация. – А ты все продумал, да, капитан? А если он не слышал, что происходит? Даже если и слышал, Саврасова ты вырубил, а я знать не знаю, что ты есть за птица. Стоишь здесь, права качаешь. Эй, Болтун, ты его знаешь?

Наемник обратился к третьему участнику группы, все это время стоявшему снаружи и молчавшему. И сейчас Ладимир понял почему – тот в ответ на вопрос только невнятно промычал, говорить он не мог.

– Болтун проиграл свой язык в карты, – осклабился первый наемник, – на целый год. Но он вроде тоже тебя не знает. А я вальну и тебя, и этого хмыря, начальника охраны, – рассуждал он вслух, – пусть потом разбираются, кто, где и с кем.

– Саврасов обманул вас, он шел в этот дом не потому, что здесь есть чем поживиться.

– Мы знаем, – ухмыльнулся наемник. – Он за бабой шел. А нам обещал заплатить, если в доме не окажется чего взять.

Ладимир невольно скривил презрительную мину.

– Могу предложить вам такой вариант: компания оплатит вам сверх договора некоторую сумму, которая компенсировала бы потраченное здесь время.

– Компенсирует, говоришь?

Лад не ответил, он просто смотрел на него, предоставив самому решать, как поступить в этой ситуации.

Наемник злился, не зная, как ему быть, потом выругался и сплюнул.

– А ты хитрец, капитан, – сказал он. – Ладно, так и решим, только сначала пошли посмотрим, что там с видеофоном. Болтун, ты посторожи вход, а мы с господином капитаном потолковать сходим.

Под дулами бластеров Ладимир прошел в комнату с видеофоном. Как он и надеялся, канал был активен. На мониторе отображался кабинет Изотова, но самого его не было.

Наемник, не отводя оружия от Лада, взглянул на экран и позвал:

– Эй, на том конце есть кто?

Никто не ответил.

Мародер перевел взгляд на капитана.

– Да, кто это? – В мониторе появился Изотов.

– Здравствуйте, господин Изотов. – Наемник снова повернулся к видеофону.

– Ты кто такой? Откуда у тебя эта карточка? – вместо приветствия спросил тот. – И почему ты полчаса занимаешь канал, заставляя меня смотреть на пустую халупу?

Наемник кивнул капитану, приглашая его подойти, а сам сделал шаг в сторону.

– Ладимир?! – изумился Изотов. – Что происходит, где вы находитесь?

– Еще раз приветствую вас, Виктор, – сказал Лад. – Тут снова возникла неприятная ситуация.

– Где вы? Я же просил вас никуда не выходить.

– Я в доме моего друга Простите, но я не мог позволить разграбить дом в его отсутствие. И кажется, успел вовремя.

Изотов недовольно вздохнул:

– Ладимир, вы же знаете, какая сейчас ситуация в городе!

– Знаю, поэтому и оказался тут. Я посчитал это своим долгом.

Виктор в очередной раз вздохнул и покачал головой:

– Пригласите, пожалуйста, кто там сейчас с вами…

Наемник подошел к видеофону.

– Он тут это… вашего, из охраны, малость повредил, – сказал он.

– Что?

– Савраса покалечил, – пояснил мародер.

– Саврасова?

– Угу.

– Я не позволю каждой скотине издеваться над честью мундира, пусть даже его на мне сейчас и нет, – сказал Лад, сурово глядя на наемника, но на самом деле говорил это для того, чтобы его услышал Изотов. И тот услышал.

– Уверен, что Саврасов заслужил то, что получил, – сказал Виктор. – Оставьте этот дом и господина капитана в покое. Передай это приказание своим людям.

– Одни запреты. Туда не ходи, этого не трогай, – пробормотал наемник, не решаясь открыто грубить представителю компании, но тот все равно услышал его.

– Ты забыл, с кем разговариваешь? – вспыхнул Изотов. – Выполнять, что я прикажу! Проконтролирую лично. Если узнаю, что ослушались, контракт будет пересмотрен. И я позабочусь о том. чтобы все узнали, кто послужил этому причиной.

– Не горячитесь, Виктор, – вступил в разговор Лад, ему не нужен был этот конфликт.

– Простите Ладимир, давайте лучше с вами у меня поговорим, приходите прямо сейчас.

Лад понимал, что он может отказаться от приглашения, но лучше этого не делать.

– Хорошо, но, думаю, мне понадобится сопровождение. – Он не мог допустить, чтобы наемники остались здесь.

– Да, конечно. Эй! Как тебя там, – позвал Изотов наемника.

– Петер.

– Сейчас ты проводишь господина капитана в офис компании и будешь очень вежливым. Ясно?

– Да, – ответил тот. После выволочки спеси в нем поубавилось.

– Виктор, – снова сказал Ладимир, – думаю, что моим телохранителям можно будет выписать небольшую премию?

– Да, конечно, – нетерпеливо отмахнулся Изотов. – Жду вас.

Он выключил видеофон.

– Высокомерный ублюдок, – не выдержал наемник.

– Пошли, – сказал капитан. – Пусть Болтун Саврасова возьмет, мне не нужно, чтобы он умер.

* * *

Начальника охраны они передали первой же встреченной группе, в которой были работники «Млечного Пути», и добрались до здания корпорации без лишних приключений. Всюду шел разбой. Корпорация отдала на разграбление наемникам не только рабочие кварталы, но и дома некоторых зажиточных и представительных людей города. Дождь то лил как из ведра, то снова накрапывал. Ладимир и его провожатые успели основательно вымокнуть.

Здание было по-прежнему великолепным, Млечный Путь сиял звездами на фоне черного глянца. Как будто и не было никакого вооруженного нападения. Только в вестибюле Ладимир заметил следы стычки. Там уже велись ремонтные работы.

Охрана остановила капитана и наемников еще на подступах к зданию и потом еще раз в холле здания.

Петер протянул охраннику бластер Ладимира:

– Это господина, капитана Не забудь о нашем договоре, – напомнил наемник и по-свойски хлопнул Лада по плечу. – Пошли, Болтун, господин капитан обещал не забыть нас, но если что, то мы ему напомним.

И вместе с напарником покинули здание.

К Ладимиру подошел человек в дорогом деловом костюме:

– Пройдемте, господин капитан.

Лад проследовал за ним. Лифт быстро доставил их на нужный этаж, чиновник жестом предложил капитану проходить вперед. Створы лифта закрылись сразу, как только Ладимир покинул его.

Рабочий стол Изотова располагался параллельно огромному, во всю стену, окну из полигласа с варьируемой проницаемостью. Даже сейчас, когда снаружи было еще темно, можно было видеть весь город, только в бледно-коричневых тонах.

С двух сторон от стола, в сторону лифта, разделенные длинным журнальным столиком с монохромной произвольно-твердой поверхностью, вытянулись два фибровых дивана. Белый и черный.

В одну из стен кабинета был встроен камин с зажженным настоящим огнем, в другую – небольшой, обрамленный декоративными скалами и на удивление тихий водопад.

«Игра контрастов», – разгадал задумку дизайнера Ладимир.

– Господин капитан, – раздался откуда-то справа голос Изотова, – проходите сюда. За водопад.

Лад подошел и увидел, что за сплошным потоком воды есть проход.

– Смелее, вода вас не намочит, она окружена силовым полем.

Он сделал шаг вперед, прошел сквозь воду – поле пробежало легким зудом по коже – и вышел с другой стороны.

– Что?! Не работает?! – удивленно воскликнул Изотов, увидев мокрого Лада. – Только этого мне сейчас не хватало!

– Работает. Просто на улице дождь!

– Ох, простите. Не подумал совсем! Такая ночь! Голова уже кругом идет. Это мой координационный центр. Слежу за всем. Особенно, чтобы наши «сторонние специалисты» слишком уж не набедокурили. Приходится координировать действия десятков отрядов. – Он показал на табло из десятка мониторов, где одновременно на связи с ним были семь человек. Проекция с одного из них транслировалась на рабочий стол Изотова. Три монитора работали в режиме ожидания. – Вы можете переодеться, вон там. В шкафу есть рубашки и брюки. Вам они, конечно, будут маловаты, но зато сухие.

Лад поблагодарил и отправился переодеваться.

– Как раз сейчас снова был неприятный случай недалеко от вашего дома.

Капитан насторожился:

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Еще не знаю. Задержали парня и девушку. Они пытались убежать, но их поймали. Обоим здорово досталось, хотя мои люди клянутся, что это не их рук дело, утверждают, что кто-то поработал над ними раньше. – Изотов театрально вздохнул. – С трудом верится. Когда наружу выпускаются все низменные инстинкты, людей трудно контролировать. Эта парочка может быть из бунтовщиков, многим досталось в потасовке, прежде чем они разбежались. Парень по дороге выбросил сломанный ключ, сейчас выясняют, от чьего дома. Надо выявлять не только участников бунта, но и его организаторов. Это может быть зацепкой.

– Вы заделались следователем?

Виктор засмеялся:

– Нет, но знаете… это затягивает. В какой-то степени похоже на игру. Мы хорошие, они плохие, кто – кого.

– Знаете, – сказал Ладимир, подходя к нему, – там, снаружи, это не кажется игрой.

– Конечно, я просто неправильно выразился…

– И люди, которых сейчас грабят и насилуют наемники, они не плохие.

Изотов развернулся к капитану и, нахмурившись, посмотрел на него:

– Только не говорите мне, что поддерживаете мятежников.

– Я не поддерживаю их методы, но людей я понять могу. Не забывайте, я сам вырос среди работяг, и если бы не случай, то, возможно, сейчас ваши люди охотились бы за мной.

– Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, – развел руками Изотов. – Мы стараемся по возможности избежать насилия.

На одном из неактивных мониторов замигал сигнал вызова и появилось изображение человека в форме охранника. Это был один из тех, кто пытался вломиться в дом капитана вместе с наемниками.

Ладимир отошел в сторону и сел на крутящийся стул. Тот автоматически принял форму его тела.

– Можете не отходить, – сказал Изотов, – ему проецируется только мое изображение на фоне кабинета. Даже если вы встанете у меня за спиной, он вас не увидит. – Он повернулся к проекции на столе: – Слушаю.

– Мы нашли два трупа. Оба из наших «гостей». Одного убили из пистолета, второго, судя по размеру дыр, прожгли из армейского бластера.

– Где?

– В одном из домов. Всюду следы борьбы. В соседнем доме тоже дрались, двери срезаны, на полу кровь.

– Нашли кого-нибудь?

Сердце Лада застучало от волнения. Когда сообщили о двух мертвых наемниках, он не беспокоился – это должно было произойти рано или поздно, но сейчас речь шла о Рауле и его семье.

– Нет, – ответил охранник, – оба дома пусты. Тот, в котором нашли трупы, принадлежит Ивану и Оксане Чередовым.

– Как? Повтори, – велел Изотов.

– Чередов Иван, Чередова Оксана.

– Жди! – сказал Виктор и переключился на другой монитор. – Сантьяго, как зовут тех, кого вы поймали недалеко от дома капитана Каменева?

– Чередовы Иван и Оксана.

Виктор торжествующе посмотрел на Ладимира и снова повернулся к монитору, не заметив его мрачного вида.

– Выяснили, кому принадлежал ключ?

– Нет, еще не успели.

– Выясняйте! – приказал он, потом снова вызвал проекцию монитора с охранником, доложившим о трупах. – Я знаю предполагаемых убийц.

– Уже? – изумился охранник.

– Да, – довольный собой, сказал Изотов. – Их поймали несколько минут назад.

– Хорошо, а то наемники бесятся. Крови хотят.

– Не «наемники», а хотя бы «гости», и передай, что будет им кровь.

Он отключил связь, монитор снова встал в режим ожидания.

– Вы отдадите им ребят?! – не выдержал Лад.

– Каких ребят? – не понял Изотов.

– Ивана и Оксану!

– Вы их знаете? Похоже, вы недоговариваете, Ладимир.

– Не трогайте этих ребят, – повторил Лад.

– Если вы мне ничего не расскажете, я буду вынужден отдать их на растерзание наемникам.

– Им и так досталось.

Представитель компании задумчиво смотрел на Ладимира, о чем-то размышляя. Потом встал, прошел к кофейному автомату и налил две чашки.

– Соша нет, к сожалению, – сказал он, протягивая одну Ладу.

Тот молча взял и сделал пару глотков. Изотов стал измерять помещение координационного центра шагами.

– Это ваш ключ был у них, не так ли?

Капитан сделал еще глоток, прежде чем ответить:

– Мой.

– У-гу, – протянул Виктор, продолжая расхаживать взад-вперед. – Не расскажете, где вы их встретили? Я вас не осуждаю, нет! Прекрасно понимаю ваши чувства.

Он сел, отключил все мониторы и с внимательным видом повернулся к Ладимиру.

Капитан не торопясь допил свой кофе, отставил чашку и, откинувшись на стуле, сказал:

– Я встретил их у них дома, когда Иван, связанный, извивался в углу на полу собственного дома, а на его глазах двое наемников, которых вы предпочитаете называть «гостями», разрывали одежду на его жене и собирались насиловать.

Изотов подался вперед и с волнением спросил:

– И что вы сделали?!

– Я пристрелил их!

– Убили наемников?! – воскликнул Виктор, сразу забыв о своих политкорректных терминах.

– С каких это пор самооборона считается убийством? – резко ответил Лад. – Что мне еще оставалось делать?

– Ничего! – Изотов вскочил и нервно заходил по кабинету. – Вы могли бы просто пройти мимо! Куда вы там шли, в дом друга? Вот и шли бы туда! Не знаю, смогу ли теперь помочь вам!

– Пройти мимо?! – недоверчиво переспросил капитан.

– ДА! ДА! Пройти мимо! А теперь что делать?! Вас могут причислить к мятежникам!

Ладимир наблюдал за ним, еще не до конца поняв, что так озаботило представителя компании.

– Но, может быть, вас никто не видел? – размышлял тот. – Тогда еще можно все замять. Никто, кроме меня и вас, не будет об этом знать. Да, точно. И то, что их поймали, это хорошо. Хорошо… – Он задумался. – Парень, конечно, бунтовщик, но защищал свою жену. Да, будет суд, а потом можно даже устроить амнистию… потом выпишем им чек и отправим подальше… или на рудники…

– Что?! О чем ты говоришь?!

– Я пытаюсь спасти твою жизнь и свою карьеру! – огрызнулся тот.

– Да неужели? – вскинул голову Лад и окинул Изотова холодным взглядом.

– Не надо на меня так смотреть, – огрызнулся Виктор. – Ведь это была моя идея сделать на тебя ставку! Если бы ты не лез, куда тебя не просят, то не было бы сейчас ничего. Я думаю, как сделать так, чтобы ты провел отпуск в своем уютном домике, в объятиях дочки губернатора, а не сел в тюрьму за двойное убийство и не коротал остаток своих дней на каторге.

Ладимир молча поднялся.

– Куда ты собрался? Хватит уже строить из себя звезду.

– Я офицер и не собираюсь выслушивать подобные речи. Ни одна корпорация не может арестовать меня. Я служу и подчиняюсь только императору.

– Твой мундир может не спасти тебя. К мятежам император относится резко отрицательно, и офицеру, который был пособником вооруженного бунта, не поможет даже орден трех созвездий. Я предлагаю тебе реальный выход из этой ситуации.

Ладимир вышел из координационного центра через едва слышно журчащий поток и направился к лифту.

Спустился вниз, быстрым шагом пересек холл, прошел мимо охраны и уже почти вышел на улицу, как его окликнули.

Ладимир приготовился к сопротивлению. Он не позволит просто так арестовать себя. Но его догонял всего один охранник, со свертком в руках.

– Господин капитан, вы забыли.

– Что? – нахмурился Лад.

Охранник, молодой парень лет двадцати пяти, смутился.

– Оружие ваше. Этот, из «помощников», нам передал, когда вы пришли.

– А, да! Хорошо, спасибо. – Он взял завернутое в кусок материи оружие.

– Я завернул его, а то чего по улицам с ним в открытую ходить, сейчас там всяких полно.

– Еще раз благодарю.

– Да не за что, господин капитан. – Парень улыбнулся и неожиданно сказал: – Завидую вам. С обычной колонии, из обычной семьи и в офицеры пробились. И уже капитан! Правда завидую.

У Ладимира было не то настроение, чтобы выслушивать любезности охранника, и уж тем более отвечать на них. Он развернулся и вышел из здания.

На несколько мгновений Лад задержался на ступенях. Над городом занимался рассвет, дождь прекратился, прохладный воздух был насыщен влагой, небо серело пеленой облаков. Легкий ветерок обдувал лицо. Неизвестно, как все обернется в дальнейшем, но Ладимир был уверен в одном – хлопот и неприятностей он себе заработал… и не жалел об этом. Если бы он поступил как-то иначе, то это уже был бы не он. Капитан вдохнул полной грудью, кивнул самому себе и пошел домой.

Виктор Изотов расхаживал вдоль огромного окна и смотрел, как встает солнце. Утренний ветерок кое-где разогнал тучки, и в образовавшийся просвет заглянули лучи, заиграв бликами на мокрых крышах. Почти два часа с тех пор, как капитан ушел отсюда, представитель корпорации «Млечный Путь» размышлял, как ему лучше поступить. Он прокрутил в голове десятки всевозможных комбинаций и отбросил большинство из них. То, что капитан не будет сотрудничать, стало понятно сразу, хотя тот вариант, который предлагал Виктор, был наиболее приемлемым. Этого парня, Чередова, конечно пришлось бы наказать, причем показательно, а потом, когда все забылось, через несколько лет, можно было бы выпустить его по амнистии. Он, Виктор, сам бы об этом позаботился. И о его жене тоже не забыли бы и выплатили неплохую сумму компенсации, чтобы она смогла куда-нибудь уехать, купить себе небольшой домик и ждать в нем мужа. Но нет! Капитан заупрямился. В благородство играет, в справедливость верит. И не перевелись же еще такие дураки!

Наконец у Виктора созрел план.

«Надо будет поговорить с Чередовым, – решил Изотов. – А еще лучше – с его женой».

– Прости, капитан, это был твой выбор, – пробормотал он, подошел к столу, сел в кресло и нажал кнопку вызова на коммуникаторе. На мониторе появилось изображение секретаря, того самого, который встречал Ладимира в вестибюле.

– Слушаю, господин представитель.

– Прикажи направить два взвода охраны к дому капитана Каменева. Никаких действий не предпринимать, только следить. Пусть засядут неподалеку и ждут дальнейших распоряжений.

– Хорошо, что-нибудь еще?

– Да. – Виктор прикидывал в уме, что он сейчас скажет. – Соедини меня с высшим руководством компании.

– Будет сделано. Только что доложили: начальник охраны Саврасов умер в госпитале.

– Направьте мои соболезнования семье и денежную компенсацию, как всегда.

– У него не было семьи, по крайней мере данные об этом отсутствуют.

– Жаль, очень жаль. После того, как я переговорю с руководством, соедини меня с губернатором.

Монитор погас, а Виктор Изотов откинулся в кресле, подпер подбородок кулаком, пробормотал: «Как удачно» и приготовился рассказывать о случившемся боссам.

Ладимир попал в свой дом не сразу. Ключа у него не было, кричать, стучать в окно или как-то еще привлекать к себе внимание он не стал. Да и настроение не располагало к тому, чтобы скакать под окнами и шепотом выпрашивать открыть тебе, как подросток, у подруги которого слишком строгий отец.

Лад подошел к гаражу, огляделся по сторонам, развернул бластер и двумя выстрелами выжег запирающий механизм. Он потянул за низ, и сегменты ворот разошлись в стороны, сложившись двумя веерами, открыв пустой ангар – машины у него не было.

Осторожно, чтобы не попасть под выстрел своих гостей, он зашел в дом. Внутри стояла тишина.

Капитан прошел в гостиную, сразу подошел к бару, плеснул себе соша и устало плюхнулся на диван, положив бластер себе на колени.

– Это я – Ладимир. Не вздумайте палить, – сказал он громко.

Ему никто не ответил, и Лад уже решил, что мятежники покинули дом за время его отсутствия.

«Может, так оно и к лучшему», – подумал он. Сейчас даже любимый напиток не приносил удовольствия, и Лад отставил стакан в сторону.

На лестнице раздались тихие шаги. Самуэль осторожно выглянул из-за перил, выставив перед собой ствол пистолета. Потом, уже не таясь, вниз спустился Алонсо.

– Ну как? – спросил он, вставая напротив капитана.

– Что как?

– Ну… – Парень смутился. – Ты видел брата?

– Видел.

– И… как он?

– Не знаю. Должен быть в порядке, по крайней мере, насколько мне известно, их не нашли.

Алонсо заулыбался и посмотрел на Самуэля, который тоже спустился вниз. Остальные трое мужчин шли следом за ним. Ладимир так и не знал их имен.

– Что в городе? – спросил один из них.

– Как тебя зовут? – вместо ответа спросил Лад.

– Мартин.

– Мартин. – Капитан смотрел на него снизу вверх. – Значит, тебя, Мартин, интересует, как обстоят дела в городе? А там все нормально – отряды «сторонних помощников» грабят дома, избивают и убивают людей, насилуют женщин на глазах их мужей. Тебя это интересовало? Или нужны подробности?

Все пятеро потрясенно смотрели на него.

– Что? – Ладимир сделал удивленный вид. – Вы ожидали чего-то другого?! Вы затеяли драку, а когда запахло жареным, сбежали, поджав хвосты! Корпорация отдала город на растерзание наемникам, и им все равно, кто при этом пострадает, виноватые или невиновные. Раз вы такие смелые, то почему не стали сражаться? Сейчас вы отсидитесь тут, пока другие будут расплачиваться за ваши дела, а скажите мне, пожалуйста, как вы потом будете смотреть в глаза людям? Что вы им скажете?!

Мятежники стояли, понурив головы, и не решались ничего сказать в ответ.

Ладимир снова взял стакан и смочил пересохшее горло.

– Мы… – начал Самуэль, потом сглотнул и кашлянул, прочищая горло, – мы не думали, что так получится. И твои слова…

– Что «мои слова»?

– О том, что это все провокация… Кажется, ты прав.

– Да что ты говоришь?! Решил списать собственную глупость на чужую хитрость? Только об этом раньше нужно было думать, а вы не только об этом, вы вообще не думали. Я знаю, можешь мне ничего не говорить. Одной забастовки вам было мало, решили оружием помахать. – Он взял с колен бластер и швырнул одному из мужчин. – Вот, держите! Идите, воюйте! Вы же хотели пострелять, вот и насладитесь вдоволь!

Раздался звонок вызова видеофона. Капитан поднялся и окинул мужчин хмурым взглядом. Они быстро отошли из зоны видимости, и Лад нажал кнопку ответа.

На экране появилась Софи.

– Ладимир! – воскликнула девушка. – С тобой все в порядке?

– Да, Софи. Почему ты спрашиваешь?

По ее виду можно было понять, что она испугана и сбита с толку.

– Я только что подслушала разговор отца с Виктором Изотовым. Он говорил о вас такие ужасные вещи!

– Софи, милая, не верь всему, что обо мне говорят.

– Но Виктор сказал, что вы убийца и мятежник!

– Я военный, и убивать – это часть моей профессии. А вот мятежником я вряд ли могу быть, поскольку все еще состою на службе императора.

– Так это все неправда? – Девушка была в смятении.

При других обстоятельствах капитана тронула бы такая забота.

– Вообще-то, Лад, я хотела тебя предупредить…

– О чем? Что наше свидание не состоится? – усмехнулся Лад. – Я бы и так догадался…

– Не нужно считать меня безмозглой дурой! – вспыхнула Софи. – Я хотела сказать, что к твоему дому направлены несколько взводов охраны и скоро подтянутся наемники. Очень надеюсь, что этот мой звонок не был ошибкой. Прощай.

Она выключила видеофон, и Ладимир не успел ничего сказать. Он стоял еще какое-то время, глядя на пустой монитор, и чувствовал себя глупцом.

– О чем она говорила? – встревоженно спросил Самуэль. – Что произошло, когда ты был в городе?

Вместо ответа Ладимир мрачно посмотрел на него.

Мартин бросился к ближайшему окну, другой мятежник – на противоположную сторону.

– Охрана! Четыре машины – это человек двадцать, – сказал первый.

– И здесь столько же!

– Что происходит? – Самуэль непонимающе смотрел на капитана. – Ты привел хвост?

Ладимир напряженно размышлял. Ситуация складывалась очень невыгодная. Если Изотов прислал охрану, то, значит, решил сыграть против него. Что же, теперь надо решить, как поступить.

– Если вам от этого будет легче, то они пришли не за вами, а за мной, – сказал он с легкой усмешкой.

– Почему?

– Потому что по пути мне пришлось исправить пару ваших ошибок. А как известно, на каждое действие есть противодействие.

– Да что произошло-то?!

В этот момент раздался звонок.

Мятежники снова ушли в сторону, и Лад принял вызов.

Виктор Изотов сидел откинувшись в кресле и улыбаясь смотрел с монитора.

– Утро доброе, господин капитан.

– Слушаю вас, Виктор, – с достоинством ответил Ладимир. – Вы прислали за мной эскорт? Думаю, лимузина с шофером было бы достаточно.

Изотов засмеялся:

– Рад, что вы не теряете чувства юмора.

– Прошу прощения, но я не могу относиться к подобной ситуации по-другому.

– Завидую вам, а вот я, напротив, совершенно серьезен. Ладимир, напрасно вы отказались от моего плана.

– Мы это уже обсуждали, Виктор. Я не собираюсь идти против своей чести, достоинства и жизненных принципов.

– Я вас понимаю, можете не верить, но это так. Я хотел, чтобы все решилось по-хорошему, выгодно для всех сторон. Подумайте, Ладимир.

– То, о чем вы мне говорили, я считаю неприемлемым для имперского офицера.

– Ну хорошо. Тогда и я вынужден сообщить вам, что Иван Чередов и его жена дали показания, что они участвовали в мятеже и, когда наши сторонние специалисты хотели их арестовать, вмешались вы и убили их. Затем, спасаясь бегством, забрались в соседний дом, владельца его мы еще не нашли, но это дело времени, взломанная задняя дверь говорит о том, что вы силой проникли внутрь. Когда вас обнаружил отряд, возглавляемый начальником охраны Саврасовым, который знал владельца этого дома, вы, испугавшись, что он выведет вас на чистую воду, спровоцировали драку и убили его. У нас есть два свидетеля этого инцидента. Руководство компании поручило мне задержать вас. Сейчас идут переговоры с министерством обороны о передаче вашего дела в гражданскую юрисдикцию.

– Вы же знаете, что все это ложь. – Злость подкатила к горлу тугим комом. Лад едва держал себя в руках.

– Знаю. Но не могу поступить иначе – своя шкура дороже. Вы же отказались сотрудничать.

– Понимаю вас, – кивнул капитан и стиснул зубы. – И предлагаю вам вызвать представителя министерства обороны. Разговаривать я буду только с ним. Если кто-то из ваших людей сунется сюда, то пожалеет об этом. До встречи, Виктор.

Ладимир оборвал связь.

Мятежники тут же сгрудились вокруг него.

– Что случилось, в конце-то концов?! – задал вопрос Самуэль. – Мы имеем право знать!

– Имеете право?! – закричал Ладимир, не в силах больше сдерживаться.

Самуэль отпрянул, так, словно его обдало жаром.

Вся жизнь Ладимира рушилась на глазах. Все, чего он достиг, что заработал собственным потом, все, что завоевал своей кровью. Все.

Лад взял себя в руки, заставив гнев отступить. Сейчас не время психовать.

– Сейчас мы тоже под ударом, как и ты, – снова сказал Самуэль. – О чем говорил этот сукин сын? Какие убийства?! Ты что, правда убил Саврасова?

– Насчет его я услышал впервые, как и вы. Но раз Изотов сказал, значит, так оно и есть, – ответил Лад и вкратце рассказал о том, что произошло с ним ночью. Постепенно он успокоился.

– Вот мерзавцы! – воскликнул Алонсо, когда Лад закончил. – А Иван тоже хорош! Ты их спас, а он против тебя показания дает! А ведь он даже на забастовку не ходил, дома отсиживался.

– Думаю, что его поставили в такие условия, что он не мог поступить иначе.

– Ты его что, защищаешь?

– Он такая же жертва, как и все остальные.

– Да… – протянул Мартин. – Нехорошая ситуация.

– Определенно, – поддержал один из двух все еще не знакомых Ладу мужчин.

– Вас как зовут? – Он решил исправить этот недостаток.

– Я – Борислав, – ответил долговязый худой мужчина, лет тридцати пяти, с копной нечесаных светлых волос на голове и с очками на носу.

– А я – Андреас. – Этот был почти полной противоположностью предыдущему – невысокий, смуглый, полноватый, на темные, коротко остриженные волосы начали наползать залысины. – Господин капитан, вы извините, что втянули вас во все это. Кто же знал, что так выйдет?!

– Кто-то, может, и знал, – вздохнул Лад. – Не конкретно так, но дирижер у этого концерта должен быть.

– Они идут, – крикнул Мартин, все еще дежуривший у окна.

Ладимир подошел, быстро оценив обстановку, повернулся к Бориславу и, выхватив у него бластер, побежал наверх.

Приоткрыл окно на втором этаже, приложил к плечу оружие и, не высовываясь, выстрелил. Несколько лучей прожгли газон прямо перед охранниками, и те бросились врассыпную.

Ладимир захлопнул окно и практически полностью убрал прозрачность.

Алонсо стоял рядом с ним.

– Спустись вниз, – приказал Лад. – Скажи Самуэлю, что нужно заварить ворота в гараже. Я расплавил запоры, когда входил, а потом просто опустил створы.

– Да, понятно, – помчался тот выполнять задание.

Ладимир смотрел, как спешно отходят охранники.

Теперь им придется поразмыслить над своими дальнейшими действиями.

Переливы мобильного видеофона в нагрудном кармане заставили Ладимира вздрогнуть. Капитан совсем забыл о нем. Эти небольшие устройства односторонней связи выдавались всем офицерам, отбывающим в отпуск, для возможности их экстренного вызова на службу. Лад обязан был всегда держать его при себе, чтобы иметь возможность в любую минуту ответить. Он не думал, что его вызовут, и просто машинально перекладывал из кармана в карман. Может, министерство обороны? Быстро же Виктор сработал.

Он достал титановый прямоугольник и нажал кнопку ответа.

– Эй, Лад! Привет! – радостно крикнул лейтенант Артем Соболев. – Ну как отпуск?

– Ты откуда? – удивился Лад. Он обрадовался другу.

– Я сейчас на вахте, – ответил Артем, – пользуюсь служебным положением. Думаю, флот не обнищает от одного моего звонка. Так как там, у тебя на родине? Наверное, завел кучу подружек? Присмотри и для меня парочку.

– Я рад, что ты позвонил, Артем. Кажется, я тут влип в историю.

– Что случилось? – Лейтенант сразу стал серьезным.

– Местные подняли бунт, и корпорация привлекла наемников для его подавления.

– А ты каким боком оказался причастен?

– Я решил проведать старого друга и увидел, как эти ублюдки собрались насиловать женщину на глазах у ее мужа. Я вмешался, и в итоге два трупа.

– Ну и правильно сделал! – не задумываясь, сказал Артем.

– У меня не было выхода.

– Да ладно, не оправдывайся, я тебе верю.

– И теперь корпорация собирается задержать меня и предъявить обвинение в пособничестве мятежникам и убийстве.

– Что?! – возмутился лейтенант. – Да как они смеют?!

Ладимир грустно усмехнулся:

– Смеют. И сейчас мой дом окружен несколькими десятками охранников, и, наверное, скоро подключатся наемники.

– Я немедленно доложу капитану, – сказал Соболев. – Он что-нибудь придумает.

– Да, хорошо. Буду ждать.

– И не позволяй им себя арестовать! Что еще за наглость?! Какие-то чиновники будут сажать в тюрьму офицера флота! – Хмурое лицо Артема было совершенно серьезным.

– Постараюсь. Но ситуация напряженная, мне кажется, представитель корпорации не собирается ставить в известность министерство. Ему это невыгодно, а вот если я не смогу ответить на обвинения, то все будет в порядке.

– Я постараюсь все сделать побыстрее. Давай, Лад, держись. Флот с тобой!

Не успел капитан закончить разговор, как на стене запиликал репликатор, сообщая о том, что внизу поступил звонок на видеофон. Капитан посмотрел на мигающее красным и синим огоньками устройство. Он догадывался, кто звонит, поэтому не спешил.

Снизу прибежал Алонсо:

– Лад, там видеофон!

– Я знаю. Ты сказал Самуэлю, чтобы занялся гаражом?

– Да, – паренек энергично кивнул.

– Хорошо, пошли тогда посмотрим, кто жаждет со мной поговорить.

Лицо Виктора Изотова на мониторе было хмурым.

– Что за фокусы, капитан?

– К этому дому не подойдет никто, кроме представителей военного министерства. Разве я непонятно выразился?

– Ладимир, вы только все усложняете.

– Нет, я просто забочусь о своей шкуре, как и вы.

– Но вы понимаете, что теперь я вынужден буду применить более серьезные силы.

– Силы? – Лад сделал удивленный вид. – Против офицера Его Императорского Величества. Вам самому-то не смешно? Сколько людей вы собираетесь привлечь для моего «задержания»?

– Лад, давайте вести себя как взрослые люди. – Ситуация складывалась не в его пользу, и Изотов начинал выходить из себя.

– Именно это я и делаю. Скажите, вы действительно связались с министерством обороны? Почему мне до сих пор не поступило вызова и каких-либо приказов?

Представитель компании отвернулся в сторону и склонился, словно ему что-то шептали на ухо. Потом губы его растянулись в улыбке. Он снова откинулся в кресле, с довольным видом.

– Вы случайно сейчас не в гараже? Нет? – спросил он, проигнорировав вопросы Лада.

– О чем вы?

– Мне только что доложили, что в вашем гараже идут какие-то работы. Мои специалисты считают, что это сварка инвертированным лучом малой мощности ручным бластером.

– Вашим специалистам виднее, – ответил Лад. Он уже понял, где промахнулся.

– В вашем доме мятежники, капитан. Я имею полное право применить любые средства для их задержания. До встречи, капитан, надеюсь, она состоится.

Когда монитор погас, Ладимир досадливо поморщился:

– Алонсо, позови остальных.

Капитан сел на диван и ждал, пока соберутся его «гости».

– Что случилось? – спросил Самуэль.

– Им известно, что вы здесь.

– Жаль, я надеялся отсидеться день и попытаться ночью уйти.

– Не выйдет, – сказал Лад. – Скоро сюда нагрянут наемники. Нам не дадут этого сделать. К тому же я не знаю, нужны ли мы им живыми.

– Так что, выходит, мы в ловушке? – спросил Мартин.

– Да, получается так.

– Что теперь делать? – Андреас потер щетинистый подбородок.

– Со мной только что связывался сослуживец. Думаю, вопрос скоро прояснится, но придется подождать.

Первый огненный луч пробил стекло, оставив круглую дыру с помутневшими краями в полупрозрачном окне, пролетел через всю комнату и попал в стену. Замешательство продлилось какие-то мгновения, но казалось, что время замедлило свой бег, когда все успели переглянуться, посмотреть на прожженное в стене отверстие… десятки лучей стали влетать в окно – начался обстрел. Лад бросился на пол и увлек за собой Алонсо. Борислав вскрикнул и, взмахнув руками, упал навзничь рядом с капитаном. Мартин спрятался за диваном, Андреас укрылся в прихожей. Самуэль, ближе всех находившийся к лестнице, побежал наверх.

Прижимая Алонсо к полу, Лад приподнял голову и посмотрел на Борислава. Тот лежал на спине, плечо, грудь справа и живот дымились жжеными ранами, рот приоткрыт, очки съехали набок, и глаза безжизненно смотрели в потолок.

Стрельба не прекращалась. Окно стало похоже на гигантское сито, стены изрешечены, в оставленных лучами воронках появились языки пламени и потянулись вверх, закрашивая поверхность копотью. Продырявленная мебель начала разваливаться на части, из дивана торчали клочья наполнителя. Помещение застилали серые клубы дыма, от запаха гари запершило в горле.

– Это наемники! – крикнул из прихожей Андреас. – Все! Теперь нам хана.

Сначала Ладимир подумал, что Изотов отдал приказ захватить их, но потом решил, что для представителя корпорации это слишком грубый ход и, скорее всего, наемники сами взялись за дело, не дожидаясь, пока раскачается руководство компании.

«Значит, сейчас последует штурм», – решил капитан, и, словно в подтверждение его слов, внизу со стороны гаража послышался едва различимый хлопок – взорвали запоры, которые мятежники укрепляли по указанию Лада.

– Алонсо, отползи в другую комнату, только не вставай! – распорядился он. – Мартин, смотри за окнами, Андреас, держи дверь, они сейчас пойдут на штурм.

Паренек послушно пополз в соседнюю комнату.

Сработала противопожарная сигнализация: замигали красные маячки, и через распылители в потолке брызнула вода.

Тут же к дыму примешался пар. Лучи бластеров шипели, попадая под воду.

Лад мгновенно вымок, он перебрался к коридору, в конце которого была лестница в гараж, и выставил оружие, направив его на дверь.

Обстрел прекратился.

В проплавленные лучами дыры в окне влетели восемь металлических шариков. Ударившись о стены или остатки мебели, они отскакивали на пол и тут же выпускали тонкие ножки, похожие на паучьи лапки. Металлические «насекомые» сразу определили цели и, быстро перебирая лапками, направились к людям. Ближайший к Ладимиру робот выстрелил в его сторону капсулой с тончайшей нитью. Она вонзилась в пол рядом с его ногой, «паук» подтянулся и мгновенно обхватил капитану лодыжку. Лапки с тонким писком стали вкручиваться в пол, прижимая ногу.

Лад едва успел отдернуть ее, и робот зацепил только носок ботинка. Капитан дотянулся, расстегнул магнитную застежку на обуви и высвободил ногу.

На Мартина налипли сразу три «паука», приковав его к полу и спинке дивана в неудобной позе. Он ругался, пытаясь безуспешно вырваться из оков, свободной рукой он пробовал оторвать их, но только изодрал пальцы.

Андреас же довольно успешно отбивался от роботов. Два из них уже торчали в стене декоративными украшениями, на третьего «паука» мужчина наступил ногой, четвертый все-таки прижал одну его руку к стене.

В металлических шариках Ладимир заметил глазки встроенных видеокамер. Наемники наверняка и раньше следили за домом с помощью инфракрасного сканера, и им была известна численность и расположение мятежников в помещении. Но из-за льющейся воды он, скорее всего, перестал давать ясную картинку, и нападавшим требовалась оперативная информация, иначе они бы уже давно ворвались.

Андреас нашарил что-то у себя в кармане и достал небольшой пластиковый прямоугольник с металлической сердцевиной, провел им по шарику, и тот отлепился от стены, упал на пол, втянул лапки и покатился в сторону.

– Мартин, лови. – Он бросил прямоугольник товарищу. – Проведи ключом по риске.

Тот поймал ключ и быстро освободился.

И в тот же момент шквал огня буквально снес входную дверь, лучи лились потоком в задымленную прихожую.

Андреас бросился вниз и вжался в пол, инстинктивно закрывая голову руками.

В это же время началось наступление со стороны гаража, и в коридоре появились люди, и подсознательно капитан отметил, что нападавшие были одеты в форму охранников.

Ладимир выстрелил в потолок над их головами, заставляя отступить, потом развернулся и дал длинную очередь в прихожую.

– Андреас, уходи оттуда!

Но тот его не слышал. Мартин увидел это и, пригнувшись, бросился к товарищу.

– Мартин! Нет! – крикнул Лад. – Куда?! Назад! Ах, ты…

Тот схватил Андреаса за пояс и волоком потащил из-под огня. Один луч задел мужчине плечо, и он непроизвольно вскинулся.

Десяток огненных кинжалов сразу же вонзились в его тело.

Ладимир увидел, как Мартин, на лице которого было удивленное, недоверчивое выражение, словно он не мог поверить в то, что произошло, осел на пол. Потом медленно завалился набок.

Со стороны гаража к Ладу прилетела оглушающая граната.

Капитан пинком отправил ее назад. Взрыв раздался уже на лестнице, и следом за ним Лад услышал стоны контуженых людей.

Андреас пришел в себя и выстрелил в первого появившегося охранника. Самуэль поддержал его сверху с лестницы.

Штурмовик вскрикнул и упал, рядом с ним еще один. Нападавшие снова открыли беспорядочный огонь и, подхватив своих выведенных из строя товарищей, потащили их назад.

– Они отступили! Отступили! – Андреас не мог скрыть своей радости.

– Самуэль, Андреас, – позвал капитан, – быстро завалите дверь. Алонсо, помоги мне.

Паренек, пригнувшись, вышел к нему и испуганными глазами посмотрел на мертвых Мартина и Борислава.

– Алонсо! – Ладимир понимал, что он сейчас чувствует, но времени на переживания не было. – Помоги мне.

Вместе с ним они подхватил остатки дивана и поставили его вертикально, перекрывая вход. Самуэль и Андреас поднесли столик и кресло.

– Нет, кресло туда, – распорядился Лад, указав на коридор, ведущий в гараж. – Только осторожнее.

– Алонсо, отправляйся на второй этаж и сообщай обо всех перемещениях противника, – приказал Лад.

– Понял! – Паренек побежал наверх.

– Только не высовывайся, – крикнул ему вдогонку капитан.

– Это были не наемники! –Самуэль тоже заметил это.

– Да. Если бы штурмовали они, думаю, нас бы уже захватили. Похоже, Изотов решил сыграть ва-банк и действовать своими силами. На мертвого легче все списать.

– Нас, наверное, тоже в живых не оставят, – сказал Самуэль. – Так ведь?

Он посмотрел на него и на Андреаса, который присел возле Мартина, закрыл глаза другу и сейчас тоже поднял взгляд на капитана.

– Скорее всего, нет, – не стал врать Лад. – Но я, конечно, могу ошибаться. Хотя Изотов до сих пор не связался с министерством обороны. Это что-то да значит. Потом спросил Андреаса: – Кстати, у тебя откуда ключ от «пауков»?

– У меня брат полицейский. Это же, – он указал на деактивированных роботов, – из их арсенала. Я вчера прихватил ключ с собой, на всякий случай.

Затем, после некоторой паузы, сам задал вопрос:

– Что делать будем?

– Нужно выбираться из дома, мы тут в ловушке. Следующего штурма мы не выдержим.

– Это-то понятно, но как выбраться?

– А если попробовать прорваться? – предложил Самуэль. – Кто-нибудь из нас останется прикрывать, зато остальные смогут уйти.

– Ишь, умный какой! А кто останется? Уж не ты ли?

– Жребий…

– Это все глупости, – оборвал их спор Ладимир. – Жертвовать кем-либо – не выход. Да и куда бежать потом? Тех, кто выберется, будут загонять, как дичь на охоте.

– Ну предложи тогда свой вариант, – огрызнулся Самуэль. – Ты же у нас военный!

– Меня в Академии учили, как корабли водить, а не как выбираться из осажденного дома в компании с двумя мятежниками и подростком, – в сердцах ответил капитан. И тут же добавил: – Подождите! Корабли наемников сейчас ведь должны в порту стоять?

– Должны, и что толку? Мы еще из дома не выбрались, а ты о кораблях говоришь.

– Надо добраться до космопорта.

– А чего там делать? На поле нас перестреляют как куропаток.

– Мы захватим корабль.

– И? Ну захватим, что дальше-то с ним делать? Ты один сможешь с ним справиться?

– Если корабль небольшой, то смогу.

– Нужна машина, – сказал Лад и удрученно добавил: – Жаль, у меня нет.

– А если попросить кого? – предложил Андреас. – У меня брат отлично водит.

– Это тот, который полицейский? – спросил капитан.

– Нет, другой.

– Даже если они не перекрыли канал связи, то от аппарата все равно ничего не осталось. – Он кивком указал на обломки. – Да и не дадут ему доехать до нас. Машину изрешетят, не дав ей примять газон.

– Не подумал, – согласился Андреас.

У Ладимира в кармане заиграл видеофон.

– Капитан Каменев на связи.

– Лад, это я. – Брови Артема были нахмурены. – Новостей у меня пока нет. Я сообщил капитану, но эта заносчивая скотина сказала, что, пока у него не будет официального сообщения или приказа, он пальцем не пошевелит. Я сейчас попробую с дядей связаться, он не откажет, но это займет время. Как там у тебя?

– Только что был штурм.

Ладимир обвел аппаратом комнату, показывая другу разрушения.

– Вот это да! – изумился тот. – Они там что, совсем охренели?

– Так что времени у меня нет. Скорее всего, даже если они захватят меня живым, до суда мне дожить не дадут.

– Считаешь?

– Да.

– Я потороплюсь, – пообещал Артем.

– Подожди. Можешь оказать мне услугу? – Ладимиру неожиданно пришла в голову мысль.

– Да, говори.

– Мне нужно кое с кем связаться здесь, а видеофон в щепки.

– Как я могу помочь?

– Я сейчас продиктую номер, попробуй наладить контакт на мой приемник, получится?

– Не знаю, попробуем, давай номер.

Ладимир достал карточку и сообщил Артему номер.

– Понял. Жди!

Экранчик устройства погас.

– Чей номер ты назвал? – спросил Самуэль.

Но Лад проигнорировал его вопрос и обратился к Андреасу:

– Твой брат точно согласится поехать?

– Да теперь я его и просить не буду! Зачем? Чтобы его убили? Ты же сам сказал…

– А если это будет машина, в которую не будут стрелять?

– Как это? – удивился тот.

– Так согласится или нет?!

– Согласится.

– Он сейчас дома?

– Да. Должен быть.

– Хорошо.

Видеофон в кармане снова заиграл мелодией вызова.

– Капитан Каменев.

– Лад, кажется, у меня получилось, – кратко сообщил Артем Соболев. – Она на связи, переключаю.

Лицо лейтенанта сменилось изображением Софи.

– Я слушаю вас, капитан. – Девушка всем своим видом старалась показать, что обижена на него, но Ладимиру было сейчас не до глупостей.

– Софи, – сказал он. – Мне нужна твоя помощь.

– Разве я не сделала для вас все, что могла? – прохладно спросила она.

– Я очень благодарен тебе за поддержку, но прошу сейчас выслушать меня.

– Знаешь, я даже рада, что ты убил Саврасова. Он был скотиной и заслужил это. И я не верю, что ты участвовал в мятеже. Ты достаточно умен, чтобы не лезть в это. Да тебе и некогда было этим заниматься.

– Ты права, – согласился капитан.

– Удивлен? – Софи улыбнулась. – Я же говорила, что не полная дура, если даже таковой выгляжу.

– Не говори ерунды.

– Я высказала свои соображения отцу, но он, со свойственным вам, мужчинам, пренебрежением, сказал, чтобы я шла занималась своими делами. Так что ты хотел?

– Мне нужна машина.

Софи вскинула брови:

– А танк не пригнать?

– Софи, от этого зависит моя жизнь, и не только моя.

– Я не собираюсь помогать мятежникам.

– Смотри! – Лад направил камеру аппарата на мертвых мятежников.

Софи испуганно воскликнула:

– Не может быть!

– Если у меня не будет машины, то через некоторое время я буду лежать тут же. Они не собираются брать нас живыми, Софи.

– Этого не может быть! Не может быть… – повторяла она как завороженная.

– Софи. – Лад говорил ровным, спокойным голосом. – Нам нужна твоя машина.

– Но я… я же не могу туда… нет, я не смогу… – Она была растеряна; казалось, девушке сейчас станет плохо.

– Тебе самой не нужно ехать!

– Правда?

– Конечно! Софи, мне нужна только твоя машина! Водителя мы найдем.

– Ну… если только машина…

– Спасибо! Ты прелесть! Сейчас Андреас скажет тебе, как найти того, кто ее поведет. Софи… – Ладимир сделал паузу, чтобы придать значимости своим словам. – Мы отдаем свои жизни в твои руки. Помоги нам, Софи. Помоги мне.

– Хорошо, я помогу тебе, Лад, – согласилась девушка.

– Андреас, – Лад передал ему видеофон, – объясни, как найти твоего брата и что ему сказать.

– Здравствуйте, госпожа Софи, – любезно начал тот и рассказал все, что требовалось, потом снова отдал аппарат капитану.

У дочери губернатора был уже совершенно деловой вид.

– Я делаю это исключительно для тебя, Лад, – сказала она.

– Поверь, я это ценю!

– Ждите машину. – Софи отключилась, и на мониторе появился Артем.

– Ну как? – спросил он.

– Я благодарен тебе, чем бы все это ни закончилось.

– Выбирайся, и я, так и быть, угощу тебя этим мерзким сошем, который ты так любишь, – подмигнул Соболев.

– Договорились, – ответил Лад, и мобильник выключился.

Он повернулся к мужчинам, с надеждой смотревшим на него.

– Ну что, будем ждать.

– Думаешь, получится?

– Вряд ли они станут стрелять по машине дочери губернатора.

– Это пока не убедятся, что ее там нет.

– Конечно, но этого времени нам должно хватить.

– Сколько ждать? – Самуэль посмотрел на пистолет в своей руке.

Лад перевел взгляд на Андреаса.

– С полчаса наверное, – пожал тот плечами.

– Полчаса?!

– Вряд ли раньше, – вздохнул Андреас.

– Нас за это время десять раз поджарят, – удрученно протянул Самуэль.

– Значит, будем тянуть время, – сказал Ладимир.

– Хорошо, предположим, нам удастся дождаться машины и вырваться из ловушки. А корабль? Я еще не слышал, чтобы угоняли космические корабли. – Андреас, нахмурившись, смотрел на капитана.

– Насколько я знаю, наемники часто пользуются кораблями типа «пилигрим». В них ручное управление навигацией. Большие транспорты, где используется штурманский узел, они редко себе могут позволить, обычно он один на всю банду, остальные просто «цепляются» к его следу в прыжке. Поэтому сейчас в порту должны стоять «пилигримы». С ними я мог справиться еще на третьем курсе. Если повезет, на корабле будет кто-то с кодами доступа к управлению. Не будет – попробуем взломать. Выйдем в космос, прыгнем в гипер, доберемся до имперского протектората, а там посмотрим, кто из нас прав.

– Как у тебя все просто, – покачал головой Андреас.

– Угу, – мрачно согласился Лад, – проще не бывает.

Внезапно снаружи раздался вой сирен и звук столкновения машин. Мятежники подскочили к окнам и осторожно выглянули.

– Полиция приехала, – крикнул сверху лестницы Алонсо.

– Видим, не высовывайся, – одернул его Лад.

Он смотрел в одно из отверстий прожженных лучами – полицейские машины перекрыли транспорт охраны. Люди в синей форме вышли из машин, и между ними и осаждающими завязался спор, сопровождаемый бурной жестикуляцией.

– Георгий, – произнес Андреас.

– Брат? – повернулся к нему Самуэль.

– Угу, значит, Константин уже в пути.

– Отойдите от окон, – велел капитан. – Алонсо? – Да.

– Спускайся сюда.

Паренек послушно подошел к Ладу.

– Когда приедет машина, нужно будет действовать быстро, – сказал капитан. – Мне кажется, у нас должно хватить времени, чтобы вырваться из оцепления и получить некоторую фору. Константин должен будет загнать ее в гараж, мы быстро загружаемся, и он вывозит нас. Отстреливаться мы не сможем, чтобы не попасть в полицейских, которые на нашей стороне, я правильно понял, Андреас?

Тот кивнул:

– Правильно. Скорее всего, их Георгий прислал. Правда, самого его я там не видел, но большинство ребят из его отделения.

– Так что, твоего брата среди полицейских нет? – удивленно спросил Самуэль.

– Нет, хотя думаю, он где-то неподалеку.

– Откуда тогда ты знаешь, что это его люди?

– Я же сказал, что узнал большинство ребят! – нахмурившись ответил Андреас.

– А если ты ошибаешься и твой брат тут ни при чем?

– Ну и что? Они все равно нам помогают – время тянут.

– А то! Что тогда мы могли бы отстреливаться!

– А ты хочешь палить направо и налево? – огрызнулся Андреас.

– Нет, но было бы проще, если не нужно гадать где свои, а где враги!

– Нет, Самуэль, – остановил спор Лад. – Стрелять не будем однозначно. Это приказ.

Алонсо присел рядом с ним, слушая старших и не встревая в разговор.

– Даже если будет погоня? – не унимался Самуэль.

– Даже если будет погоня! – жестко ответил капитан. – Достаточно жертв! Положимся на мастерство водителя.

– Константин – профи! – с гордостью за брата сказал Андреас.

– Вот и отлично. А сейчас помогите мне отнести Борислава и Мартина.

Мужчины перевели взгляды на погибших, и разговоры прекратились сами собой. Потом все четверо подобрались к телам товарищей и, не разгибаясь, оттащили их в соседнюю комнату.

Потом все расположились недалеко друг от друга, но по большей части молчали либо перебрасывались короткими фразами.

Тревожные минуты ожидания шли невероятно медленно. Вода перестала течь из системы пожаротушения, только редкие капли собирались на концах форсунок и срывались вниз. Под ногами хлюпали лужи. Ковер пропитался насквозь и издавал чавкающие звуки при каждом шаге.

Капитан с тяжелым сердцем каждое мгновение ожидал вызова мобильного видеофона, в надежде, что Артему удалось связаться со своим дядей – генералом и министерство обороны наконец-то вмешается и прекратит все это безобразие. Но аппарат молчал.

Внезапно на улице раздался протяжный гудок автомобильного сигнала.

Алонсо тут же подскочил к окну, но Лад схватил его за плечо и отдернул назад.

– Не лезь! – строго велел он.

– Там машина! – сказал паренек.

Капитан осторожно выглянул.

Он хорошо помнил машину Софи, ведь только два дня назад она отъезжала от его дома. Лад вспомнил улыбку девушки, когда она покидала его после проведенной вместе ночи, и все происходящее показалось ему нереальным, дурным сном. Ладимир даже зажмурился и тряхнул головой, в надежде, что проснется и пелена наваждения слетит с его глаз. Но все осталось как прежде – под ногами вода и осколки стекла, прожженные лучами стены вокруг, в руках тяжелый армейский бластер, рядом люди в мокрой одежде, с испуганными лицами.

Капитал едва заметно вздрогнул, когда Самуэль, выглядывающий из-за его спины, сказал:

– Только бы не проверили!

Реальность снова обрушилась на Лада оглушающей жестокостью и несправедливостью. Но деваться было некуда, оставалось только плыть по бурному течению жизни и пытаться выжить. Ладимир вздохнул, крепче сжал оружие и сказал:

– Приготовились.

Звук клаксона эхом разносился над улицей. Машина Софи не спеша и напористо пробиралась за линию оцепления. Если кто-то из присутствующих и не знал, кому принадлежал автомобиль с тонированными стеклами, то полицейские позаботились сообщить об этом.

Выехав на свободное место, машина сбавила ход, и к ней подошел представитель Службы охраны. Он протянул руку, чтобы открыть дверцу, но в этот момент, загудев силовыми установками, автомобиль рванул вперед.

– Пошли! – приказал Ладимир.

Все четверо побежали к гаражу.

Капитан продвигался первым, приготовив бластер.

Толкнув полуоткрытую дверь, он посмотрел вниз, нет ли засады, но гараж был пуст. На ступеньках лестницы остался след от гранат, и стена рядом с местом взрыва опалена.

Створы ворот остались подняты еще с того момента, как через них прошла одна из штурмующих групп, машина дочери губернатора резко повернула перед самым гаражом и боком влетела внутрь.

Мятежники, пригибаясь, подбежали к дверцам и забрались в салон. Лад не видел, но явственно представлял, с каким недоумением сейчас смотрят на происходящее окружившие его дом люди. Наверняка человек, следивший за сканерами, уже доложил, что мятежники загрузились в машину. Но стрелять по дочери губернатора никто не решался.

Дверца захлопнулась, и машина, вывернув из гаража, помчалась вперед. От ускорения Лада вдавило в сиденье, и к ногам прижался Алонсо.

– В воздух не поднимайся! – велел капитан. – Держись первого уровня.

Выглянув в окно, он увидел, как охранники бежали к дому несколькими группами, а часть бросилась к машинам. Но выезд был перекрыт полицейскими, и погоня задержалась.

Автомобиль быстро уносил их прочь. Капитан оглянулся и бросил взгляд на свой дом, так и не успевший стать ему родным. Лад понимал, что даже если ситуация благополучно разрешится, то вряд ли он когда вернется в него. Они повернули, и особняк скрылся из виду.

Константин действительно был хорошим водителем. Сосредоточенно управляя автомобилем, он виртуозно вписывался в повороты, проезжал узкие улочки и мчался, почти не сбрасывая скорости. Когда они миновали центральную часть города и снова углубились в сектор частных построек, в район, противоположный тому, где жил Ладимир, он сказал:

– Похоже, мы оторвались.

И мятежники не смогли сдержать радостных возгласов.

– Давай, вывези нас к космопорту! – сказал Самуэль.

Водитель посмотрел на него, потом перевел взгляд на брата. Лад заметил, что внешне они совершенно не похожи. Константин был мускулистым, русоволосым и явно намного моложе Андреаса. Только глаза у братьев были одинаковыми.

Не говоря ни слова, он снова прибавил газу, и вскоре машина въехала в индустриальный район. Перерабатывающие предприятия корпорации занимали гигантские площади. Требования к сохранению экологии на колониальных планетах предъявлялись минимальные, поэтому над огромными трубами висели облака серого дыма.

– Эй, но гражданский космопорт в другой стороне, – нахмурился Самуэль, оглядываясь по окнам.

Водитель не ответил.

– Ты меня слышишь?! Куда мы едем? – Мятежник схватил Константина за плечо.

Андреас перехватил его руку и хмуро сказал:

– Отстань от него! Он знает, что делает!

– Лад?! – Самуэль повернулся за поддержкой к капитану.

Тот вопросительно посмотрел на Андреаса.

– Дороги блокированы наемниками и охраной, – сказал наконец Константин. – Чтобы добраться до порта, придется сделать большой крюк.

– Откуда ты знаешь? – спросил его брат.

– Я на постоянной связи с Георгием, – показал пальцем на свое ухо, в котором незаметной бусинкой устроилось переговорное устройство. – Нам надо сменить машину. Они вызвали флаеры – будут выслеживать с воздуха.

Через несколько минут он завернул к складам и завел машину в большой ангар.

Как только они оказались под крышей, позади них в бокс влетела полицейская машина, и ворота склада закрылись.

– Что? Что случилось? – заметался Самуэль.

– Успокойся ты уже! – огрызнулся Андреас, выбрался из машины и пошел навстречу вышедшим из своего автомобиля двум полицейским.

Но Ладимир тоже приготовил на всякий случай оружие, наблюдая за происходящим через тонированное стекло.

Один из полицейских как две капли воды походил на Константина, и капитан понял, что это Георгий, третий брат Андреаса.

Тогда Лад тоже выбрался из машины и посмотрел на подошедших людей.

– Капитан Каменев! – Георгий устремился к нему, протягивая руку. – Рад, что познакомился с вами.

– Если бы это произошло при других обстоятельствах, непременно сказал бы вам так же. – Лад ответил рукопожатием.

– Понимаю. Но я благодарен вам за помощь, которую вы оказали моему брату.

– Хватит распаляться тут, – перебил его Андреас.

– Константин сказал, что нужно тачку сменить. Где взять?

Тем временем остальные мятежники вышли из машины и стояли рядом.

– За углом стоит «мацусима». Стекла прозрачные – тонировка сейчас, наоборот, может привлечь внимание.

– Хорошо хоть не кабриолет, – проворчал Андреас.

– Не ворчи! Сам виноват! – Георгий сурово посмотрел на старшего брата. – Если бы ты не засветился, то сейчас мог бы спокойно домой поехать!

– Где это я засветился? – нахмурился тот.

– «Пауки» очень даже неплохо вас засняли.

– Ах, да! – досадливо наморщился Андреас.

– Вот и «ах, да»! Думаю лучше, чтобы машину вел Константин.

– Согласен, – кивнул Андреас.

После слов Георгия о том, что Андреас мог бы пойти домой, Ладу вдруг стало обидно. Ведь действительно, если бы ни Самуэль, ни Андреас не «засветились», в отличие от Алонсо, на забастовке, то они могли бы преспокойно отправиться домой. А всю кашу остались бы расхлебывать Лад и парнишка. Капитан понимал, что это неправильно, и он должен был бы радоваться, если бы такое произошло, но отчего-то было горько и противно на душе. Он прогнал эти мысли, разозлившись на себя за секундную слабость. Ведь он офицер! И забота о жизни людей – его прямая обязанность, пусть даже для этого нужно рисковать своей собственной!

Тем временем Георгий продолжал:

– Вам нужно будет отсидеться какое-то время, а потом выбираться с планеты. Такое преступление, как мятеж, не имеет срока давности.

– Мы думаем выбираться с планеты прямо сейчас.

– Что? – Полицейский нахмурился. – Как?

– Мы захватим один из кораблей наемников, – вставил свое слово Алонсо.

Георгий окинул парнишку недоверчивым взглядом, потом повернулся к брату:

– Что за ерунда?

– Он прав, нам не дадут отсидеться. Они всю планету перевернут наизнанку, но найдут нас.

– Это безумие, – покачал головой полицейский.

– Ну почему же, – вступил в разговор другой полицейский, – корабли наемников сейчас находятся в порту. Вряд ли их так уж сильно охраняют, все силы брошены на поимку беглецов. Только как вы получите доступ к управлению?

– У нас есть веский аргумент – Лад показал бластер.

– Тогда это вариант. Скорее всего, в компании подумают, что они затаятся и потом попробуют просочиться на один из транспортников. Вряд ли кто-то будет ожидать нападения на корабли прямо сейчас. Можно, кстати, обнаружить машину дочки губернатора и пустить расследование по ложному следу. И лучше, чтобы это сделал не ты, а, например, Зубов. Все же знают, как он хочет перейти в охрану, ему поверят.

Георгий задумался над словами напарника, но тут вступил в разговор Лад:

– На самом деле у нас просто нет другого выхода. – И пояснил: – Компании сейчас выгоднее видеть нас мертвыми. Изотов до сих пор не связался с министерством обороны и фактически объявил охоту на имперского офицера. Моя смерть нужна ему для оправдания. И лишние свидетели вовсе ни к чему. Если бы мы могли выиграть время и дождаться, пока все станет известно в империи, тогда шансы появлялись и хорошие, но вряд ли нам дадут его.

– А если вам сдаться сейчас. Но не охране, а полиции, нам, – предложил Георгий. – Мы объявим об этом в газетах, на телевидении поднимем шумиху. Тогда-то он не посмеет вас тронуть. Вся планета будет в свидетелях.

Лад посмотрел на Самуэля, Алонсо, Андреаса… Не было никакой внутренней борьбы, он принял решение сразу, без сомнений…

Капитан стиснул зубы и произнес:

– Ну да – это выход. Докладывайте, что задержали нас. Даже не нас, а меня. Остальным действительно можно отсидеться, а потом перебраться на другие планеты.

– Вы уверены? – спросил Георгий.

– Да, – кивнул Лад. – Им нужен я. За остальными, конечно, еще погоняются, но только так, для виду.

– Шон! – Георгий кивнул своему напарнику. Тот ответил кивком и направился к машине.

– Нет, стой! – сказал Андреас.

– В чем дело? – спросил его брат.

– Хренота это все!

– В смысле?

– Как думаешь, сколько Лад просидит в полицейском участке? Да он обедать уже будет в казематах охраны, а к вечеру мерить пространство холодильника в морге. И Лад понимает это, да и ты тоже! Все мы это понимаем, но соглашаемся!

– Мы не позволим забрать его…

– Брат, ты сам себе веришь? – Андреас скептически скривил губы. – Десяток наемников не оставит от вашего участка камня на камне.

– Но капитан знает, что делает! Они не посмеют его тронуть!

Андреас замолчал, уголки губ опустились, потом он сглотнул подступивший к горлу комок и сказал:

– Знаешь… не думал, что мне когда-нибудь придется стыдиться своего брата.

– Андреас…

– Я все сказал! – Голос мужчины был холоден и полон решимости. – Мы полетим с Ладом. Ты можешь помочь нам, можешь не помогать. Мне все равно.

– Но я же… – начал было Георгий, но потом махнул рукой и вздохнул.

– И я полечу с Ладом, – воинственно сказал Алонсо.

– Самуэль? – Андреас повернулся к темнокожему мужчине.

Тот стоял нахмурившись и размышлял. Взгляды всех присутствующих были обращены на него.

– Я с Ладом, – принял он наконец решение.

– Хорошо, – сказал Андреас, потом повернулся к Георгию: – Показывай, где машина.

Полицейский посмотрел на капитана. Ладимир ответил ему прямым взглядом серо-зеленых глаз. Он не играл в героя, не строил из себя жертву, он поступал так, как считал правильным. Лад и так уже сделал для этих людей столько, что последний шаг был вполне логичным, и если его жизнь была способна спасти несколько других жизней, то почему нет?

Георгий еще некоторое время глядел на Лада, потом кивнул, скорее самому себе, чем капитану, и пошел к выходу из ангара.

– А корабль? Вы сможете пилотировать? – спросил он на ходу, чуть обернувшись.

– Смогу.

Константин догнал брата:

– Нам вкруговую ехать?

– Давай попробуем через город. Мои ребята постараются перекрыть дороги и создать для вас коридор, но противостоять охране и наемникам у нас не получится. Только чинить мелкие препятствия.

– Ну давай попробуем.

Они стали обсуждать путь, по которому предстояло проехать. Названия отдельных улиц и мест были Ладимиру знакомы, но некоторые он слышал впервые. Все вместе они подошли к небольшой машине, на вид ей было лет двадцать или больше.

– У Татопулюса взял? – с улыбкой спросил Константин.

– Да, – ответил Георгий, – Ты же говорил, что у нее ход хороший.

– Так и есть! – Он с довольным видом уселся за руль, включил зажигание, и машина поднялась над асфальтом на подушках силового поля. – Загружайтесь!

Мятежники уселись в автомобиль, Андреас на переднее сиденье, Самуэль и Алонсо на заднее, Ладимир, лицом к ним, – на среднее.

– Езжай не спеша, – наставлял Георгий. – Постов не бойтесь, главное оружие уберите, чтобы не видно было. Ну, удачи вам. Попробую оттянуть их на ложный след.

Он хлопнул брата по плечу.

– Счастливо, парни! – махнул рукой Шон.

– Георгий. – Андреас перевалился через Константина и высунулся в окно. – Мать успокой, хорошо? Мы в порядке будем.

– Ладно.

Братья пожали друг другу руки.

Полицейский заглянул в салон и посмотрел на Лада:

– Увези их с этой планеты, капитан.

– Постараюсь, – ответил Ладимир.

– Постарайся. – Он отошел от машины, и автомобиль сорвался с места.

Они уже почти подъехали к центральной части города, когда навстречу им пронеслись пять машин полиции и еще столько же с рисунком Млечного Пути на бортах. Два флаера пролетели в ту же сторону, оставив в небе бледные полоски инверсионных следов.

– Вот это суета! – прокомментировал Константин. – Шон вызвал их на осмотр найденной машины. Георгия отозвали в участок.

Самуэль хмуро поглядывал по окнам, на проносящийся за ними городской пейзаж. И чем дальше они продвигались, тем заметнее становилась его взволнованность.

– В чем дело? Что-то не так? – спросил Лад, нервозность мятежника выводила его из равновесия. – Успокойся. Сейчас нельзя нервничать.

– Я не нервничаю – я боюсь!

– Чего?

– Я был в космосе только однажды, в далекой юности. А потом, кроме грузовых ячеек для руды, с орбитальников, с кораблями дела не имел.

– «Пилигрим» – это, грубо говоря, яхта, – без тени улыбки стал рассказывать Лад. – Мягкий взлет, постоянная искусственная гравитация, интеллектуальный навигатор третьего поколения, для пилотирования требуется один человек. Так что можешь запереться в каюте на все время полета и ни о чем не думать. В управлении такой корабль немногим сложнее этой машины.

Лад, конечно, утрировал, но его слова хоть немного успокоили Самуэля.

– Внимание, – предупредил Андреас. – Впереди пост.

Это был первый проверочный пункт на их пути, остальные они объехали, следуя указаниям Георгия. Но Константин увел автомобиль в сторону.

– Этот пост не «наш», – прокомментировал он.

Несколько минут довольно экстремальной езды между домами, через маленькие дворики с фонтанами и большие пустующие детские площадки.

Машина вылетела на дорогу, и вскоре впереди снова показался пост.

– Этот-то «наш»? – с легкой иронией спросил Самуэль.

– Должен быть… – ответил водитель и сбросил скорость, подъезжая к пропускному пункту.

Здесь было больше полицейских, чем охранников, и проверки в основном проводили они. Правда, стояла еще машина с наемниками, но те развалились в салоне и курили.

Полицейский, выставив руку, остановил машину с мятежниками.

У Ладимира внутри все замерло, ладонь на рукоятке бластера вспотела. Он смотрел на Самуэля, у того по вискам сбегали капельки пота, бисеринки влаги выступили над губой. Алонсо вжался в сиденье и побледнел.

Постовой заглянул в салон, не спеша осмотрел всех. Навел ручной сканер на лицо каждого, но Лад успел заметить, как его палец нажал кнопку включения режима тестирования оборудования, и зеленоватые лучи сканирующего лазера просто считали контуры их лиц, не сравнивая с имеющейся базой данных.

Когда процедура была закончена, полицейский махнул рукой:

– Проезжай давай, не задерживай! Следующий!

Оставив пост позади, Константин снова прибавил ходу. Мятежники в салоне облегченно вздохнули.

Над ними пролетел флаер.

– Константин, поторопись! – велел Лад, выглянув в окно и провожая летательный аппарат взглядом. – И надо будет заехать на поле со стороны техобслуги.

– Хорошо. Я знаю, как проехать.

Через пару минут дорогу снова перегородил пост.

– Вот сволочи, – процедил Андреас. – Плотно обложили!

Две машины Службы охраны и одна полицейская почти перекрыли улицу, оставив лишь небольшой проезд. Охранники, вооруженные бластерами, останавливали и осматривали все проезжающие автомобили.

– Та-а-ак, – неожиданно сказал Константин. – Не наш пост!

Он вывернул руль, и «мацусима», накренившись набок, развернулась. Ладимиру, сидевшему спиной к водителю, было хорошо видно, что их маневр не остался незамеченным.

– Засекли, – сказал он.

– Понял, – отозвался Константин.

Охранники и полицейские на посту бросились к своим машинам. С места тронулись практически одновременно, но полицейские были чуть быстрее – их автомобиль рванул вперед и якобы случайно врезался в транспорт охранников, собрав в кучу.

Константин направил машину в ближайший проулок, пропетлял между домами и выскочил на другую улицу.

Снова над ними пронесся флаер.

– За нами? – встревоженно спросил Самуэль.

– За кем же еще! – ответил ему Андреас. – Теперь всех уже оповестили, и они знают нашу тачку. Травля началась.

– А если сменить?

– Нет, только время потеряем, – сказал Лад. – Гони, Константин!

– Держитесь, – отозвался водитель, и машина понеслась с максимальной скоростью, обгоняя весь остальной немногочисленный транспорт и заставляя прохожих смотреть вслед.

Капитан постоянно смотрел назад, но погони не видел.

Фортуна была благосклонна к беглецам, и больше ни одного поста не попалось на их пути.

Выехав из города, автомобиль понесся по широкой трассе, ведущей к космодрому. Дорога простиралась пологой дугой и заканчивалась площадью перед зданием порта, отделанного пластинами для сбора солнечной энергии.

Константин пролетел ее и вильнул в сторону гигантских ремонтных ангаров. Машина проносилась мимо огромных сооружений, возле некоторых примостились тягачи с грузовыми платформами, кое-где шли работы, но таких было мало. Гражданский космопорт был собственностью империи, практически на всех планетах. Эдаким островком великого, заплаткой на униформе корпорации, одновременно служа напоминанием, кто все же главный на простоpax человеческого космоса. Нападение на гражданский порт приравнивалось к нападению на империю. Поэтому наемники предпочитали пользоваться именно им, а не собственным космодромом компании, где бывали случаи саботажа. Взрывали челноки и грузовые ячейки, которые отправляли продукцию на орбитальники – транспорты зависшие над планетой и представлявшие собой обычные космические баржи.

Ангары закончились, и машина выскочила на летное поле.

– Стой! – сказал Ладимир. – Подожди.

Константин тормознул, и Лад вышел.

Прохладный ветер дул в лицо и трепал волосы. Солнце светило ярко и уже начало нагревать покрытие поля. Капитан напрягал зрение, пытаясь узнать среди двух десятков кораблей «пилигримов».

– Вон тот слева. – Алонсо стоял рядом с ним и указывал рукой. – «Пилигрим».

– Точно, – кивнул Лад. – А ты откуда знаешь?

– Мне брат подарил справочник космических кораблей, когда мне двенадцать исполнилось.

– Молодец, но у того еще раскрыты створы на борту – он ждет дозаправки, а нам нужен вон тот. – Капитан указал чуть правее. – Константин, понял, о каком я говорю?

– Да.

– Поехали, – сказал Лад, забираясь назад в машину и подталкивая перед собой парнишку.

Выбранный ими «Пилигрим» стоял на небольшом отдалении от остальных. У трапа суетились трое наемников. Один таскал какие-то ящики, другой закидывал их в трюм, а третий же просто прохолаживался, чинно вышагивая рядом.

Они заметили машину и остановились, наблюдая за ее приближением.

Она подлетела к кораблю на полной скорости. Константин начал тормозить почти у самого трапа, пустив автомобиль боком, едва не сшибив отпрыгнувших в стороны наемников. Машина замерла, и мятежники тут же выпрыгнули из нее, как заправские спецназовцы, направив на оторопевших «сторонних помощников» стволы бластеров.

– Какого хрена? – зло завопил один из них, поднимаясь с земли. – Вы что, без мозгов совсем? А?

Он распалялся с каждым словом. Высокий, с широченными плечами, обтянутыми синтетикой рубахи, черной с серебристым оттенком. Проведя ладонью по лысой голове, наемник агрессивно подался в их сторону, но с места не сошел, глядя на оружие.

– Уберите пушки, и я порву вас, ублюдки…

Он стоял рядом с Ладимиром, и удар приклада армейского бластера заткнул здоровяку рот.

Наемники, и тот, что стоял на трапе, и который таскал ящики, смотрели на своего рухнувшего на землю товарища, потом перевели взгляды на мятежников и медленно подняли руки.

– Оружие! Быстро! – сказал Ладимир.

– У нас нет!

– Дурить вздумали! Сейчас головы посношу! – прорычал Самуэль. Он весь взмок и, того и гляди, мог сорваться.

– Да нет у нас! НЕТ! – Наемники испуганно отступили.

– Пошли, пошли! Нельзя терять времени! Сколько человек внутри? – спросил Лад наемников.

– Никого! Все в городе, нас оставили провиант загружать.

– Алонсо, свяжи их! Быстрее! Константин, проследи, чтобы не рыпались.

– Понял, – кивнул тот.

– Андреас, Самуэль, за мной!

Андреас склонился над здоровяком, вытащил у него из кобуры пистолет, бросил его брату и последовал за Ладом, который быстрым шагом направился внутрь корабля.

На ходу капитан вспоминал проходы и устройство «пилигрима». Ведь тренировки были довольно давно.

После трапа грузовой отсек, в нем проходы к складским помещениям, дальше узкий коридор, потом снова два ответвления: направо – к каютам экипажа, налево – технический отсек, где расположены реакторы (гипер-ускоритель на этих кораблях был еще не совмещенный с основным двигателем и находился под рубкой). Вокруг реакторов – стойки с блоками схем, гидравлика, аварийные контуры… Всей начинки Лад уже не помнил, но сейчас ему было и не до этого.

Впереди просматривалось довольно просторное помещение кают-компании, а из нее две лестницы наверх, к рубке и орудийным галереям.

Перед тем как ступить на пластик покрытия в кают-компании, Лад остановился и оглянулся. Рядом с ним были Самуэль и Андреас. Со стороны входа послышался топот, и Алонсо с Константином присоединились к ним.

– Связали?

– Да, – ответил запыхавшийся паренек.

– И люки задраили, – добавил Константин.

– Хорошо. Идем!

Капитан снова пошел вперед. Преодолев кают-компанию, он направился к одной из лестниц.

Неожиданно из верхних помещений раздался топот ног.

– Лад! – крикнул Алонсо, но тот и сам уже увидел, что из рубки и соседних помещений, направив на него бластеры, двигались несколько человек.

Позади мятежников послышался шум, Константин с Андреасом развернулись и тут же отпрянули от смотрящих им в лицо стволов – около десяти наемников заполнили коридор, который они только что прошли.

– Это ловушка! – воскликнул Андреас, хотя все поняли это без лишних слов.

И тут же закричали наемники:

– Не двигаться! На пол, мать вашу! Опустите пушки!

Мятежники успели вскинуть оружие, и теперь все присутствующие смотрели друг на друга сквозь лазерные циркуляры прицелов.

– Бросайте! БРОСАЙТЕ ОРУЖИЕ!

Вопли десятков людей слились в нестройных хор, В один миг ставшем неимоверно тесным пространстве кают-компании назревала бойня. Капитан понимал это. Мятежники, конечно, дадут отпор, но и сами погибнут.

Лад водил бластером из стороны в сторону, спиной он чувствовал, как к нему прижался взмокший Алонсо. Краем глаза заметил Самуэля, переводившего прицел с одного наемника на другого. Внезапно над ором пробился один голос, показавшийся капитану знакомым:

– Не стрелять! Заткнуться всем! ЗАТКНУТЬСЯ, Я СКАЗАЛ!

Постепенно, повинуясь приказу, гомон стал стихать.

Вперед вышел человек, через лицо которого пролегал шрам. В одной руке у него был бластер, а другой он жестами осаживал своих людей.

Ладимир узнал его – тот был вместе с начальником Службы охраны Саврасовым в доме Рауля и сопровождал потом капитана до здания корпорации.

«Петер», – вспомнил Лад.

Наемник понял, что Ладимир узнал его, и ухмыльнулся.

– Я ждал тебя, господин капитан, – сказал он почти дружелюбно, что резко контрастировало с напряженной обстановкой. – Как там наша с Болтуном премия? А ловко ты нас тогда. А я еще хотел соседний дом осмотреть, да ты настоял, чтобы мы тебя сопровождали. И главное, я ведь и бластер сам тебе отдал.

– Мое предложение все еще в силе, – тут же сказал Лад.

– Нет уж. – Наемник выпятил губы и покачал головой. – В этот раз тебя не поддерживает представитель корпорации, скорее наоборот…

– У меня и самого есть деньги.

– Знаю, но сейчас твоего капитала не хватит, чтобы перебить обещанную за твою голову награду. – Наемник прищурился.

– Да? Награда только за голову? Тело не интересует? – огрызнулся Лад.

– А ты молодец, капитан, – хохотнул Петер. – Мне нравится то, что ты не теряешь чувство юмора.

Ладимир не ответил. Он пытался найти выход из ситуации. Бластер все еще был у него в руках, его спутники также вооружены и доведены до отчаяния. Все они будут сражаться до последнего. «Возможно, у кого-то из нас получится вырваться из ловушки», – мелькнула шальная мысль.

Наемник понял его взгляд:

– Не дури, капитан. И сам сгинешь, и людей твоих перебьем. Взлететь все равно не получится! Я догадался, что ты придешь сюда, и велел открыть заправочные люки на снаряженных кораблях и закрыть на пустых. Так что горючки тут хватит только чтобы до стратосферы добраться, а потом придется падать.

Наемник перехитрил его. И Лад был уверен, что тот сейчас говорит правду. Посмотрев на свое оружие, он поднял взгляд на Петера. Тот не отводил глаз от офицера.

Ладимир оглядел своих людей: Алонсо, с испугом и надеждой смотрящего на него, Самуэля, оскалившегося в яростном отчаянии, братьев, стоявших спина к спине…

Как бы ни хотелось, но сопротивляться было бессмысленно. Лад кивнул и разжал пальцы, позволив бластеру упасть на пол.

– Бросайте оружие, – сказал он, не оборачиваясь.

Последними расстались с оружием Андреас с Константином. Братья еще какое-то время переглядывались и глазами загнанных зверей осматривали помещение.

– Андреас, – спокойно сказал Лад, – не нужно. Бросайте, говорю!

С досадливым видом оба расстались со своими бластерами, швырнув их в сторону.

– Так-то лучше, – кивнул наемник.

Сразу же со всех сторон к мятежникам ринулись вооруженные люди. Ладимира и остальных повалили на пол, заломили руки за спину и сковали.

Петер присел рядом с Ладом.

– Ты принял правильное решение, капитан, – сказал он. – Вообще-то нам приказали не брать вас живыми, но у меня есть свои командиры, которым не очень нравится то, что сейчас происходит. Если следовать всем указаниям компании, то и на конфликт с империей нарваться недолго. Если честно, то мне и самому не хочется тебя убивать. Изотов, конечно, изжогой изойдет, но плевать, пусть сам тебя застрелит, если хочет.

Наемник поднялся и сказал своим людям:

– Несите их в машины.

* * *

На столе Виктора Изотова загорелся сигнал вызова.

– Да, – ответил он, посмотрев на монитор.

Секретарь с невозмутимым видом доложил:

– Пост охраны в холле докладывает, что «сторонние помощники» только что доставили несколько мятежников. Среди них капитан Каменев.

– Зачем они их сюда притащили? – непонимающе нахмурился Изотов.

– Куда прикажете их отправить?

– В морг, куда же еще! – удивленно сказал Виктор.

– Прикажете их расстрелять? – Лицо секретаря по-прежнему не проявляло никаких эмоций.

– Кого? – не понял Изотов.

– Капитана Каменева и остальных мятежников.

– Так они что, еще живы?!

– Да.

Представитель корпорации хотел выругаться, но только искривил губы в злобной гримасе, потом откинулся в кресле и задумался.

– Репортеры уже собрались?

– Арест капитана Каменева стал для них сенсационной новостью.

Внутри у Виктора все клокотало от злости, но внешне это никак не выразилось.

Наемники! Самодовольные ублюдки! Они намеренно не стали убивать Ладимира, назло ему! Если бы руководство не настаивало на использовании в подавлениях мятежей «сторонних помощников», он бы сам разобрался с этими бунтовщиками силами охраны. А теперь они не выполнили его приказ. Придется снова поработать мозгами, а ведь он уже придумал отличную легенду и собирался изложить ее прессе… Но что теперь жалеть? Нужно действовать. Теперь Каменев должен оставаться в добром здравии.

Виктор приподнялся и посмотрел на секретаря, тот терпеливо ждал распоряжений.

– Выясни, кто поймал Каменева, и позаботься о том, чтобы эти твари не получили ни единого империала из оплаты. Мятежников… – Он снова досадливо поморщился – какие же все-таки эти наемники ублюдки. – Препроводить их в тюрьму. Проследи, чтобы капитану Каменеву предоставили камеру с максимумом удобств, но никакой связи с внешним миром, до моего распоряжения.

Глава 2

Камера Лада была вполне комфортной. Лежак, санузел, прикрученный к полу стол, табурет – составляли весь скудный интерьер. В стене над столом поблескивал лоток автоповара. Готовил робот вполне сносно, иногда радуя капитана брусничным киселем и свежими булками.

Первый день в заключении он провел в размышлениях, обдумывая варианты своей возможной участи. Положение, на его взгляд, было довольно серьезным, но не безнадежным. При вмешательстве Имперской канцелярии все могло быть улажено, и довольно быстро. Главное развязаться с претензиями корпорации, а уж потом ответить в трибунале, где он смог бы постоять за честь свою и своего мундира. Лад не сомневался, что там его действия будут рассмотрены и восприняты адекватно.

Последующие дни Ладимир проводил в ожидании представителей министерства обороны. Время шло, но в камере не появилось ни одного посетителя. Тягостное ожидание усугублялось тем, что Ладу совершенно нечем было заняться. Несколько раз в день он делал физические упражнения, поддерживая форму, хорошо питался, и… ждал. По мере того как проходило время, а он по-прежнему оставался в камере один, капитана все чаще стали посещать мрачные мысли. Он начал думать, что Изотов намеренно не пускает к нему никого, плетя интриги.

Лад понимал, что находится под постоянным наблюдением; лежа на койке, он пытался определить, где именно спрятан глазок видеокамеры, и, конечно, безуспешно. В конце концов однажды вечером (основной светуже погасили, и только тусклая полоска ночной подсветки вдоль стены раскрашивала камеру в серо-оранжевый цвет), не выдержав, Ладимир заговорил, обращаясь в пустоту, заложив руки за голову и глядя в потолок.

– Господин Изотов, вы напрасно стараетесь. Вам не удастся все время держать меня здесь. Журналисты наверняка уже раздули грандиозный скандал по поводу моего ареста. Что бы вы там ни затевали, сложившаяся ситуация не останется незамеченной в министерстве обороны. Вам придется ответить перед Имперской канцелярией, с объяснениями. И вы, конечно, прекрасно понимаете, что это ведомство не потерпит возникновения прецедента, осуждения военного офицера гражданской компанией, насколько бы могущественной та ни была. Так зачем усугублять положение? Рекомендую вам разрешить вопрос как можно скорее и передать меня в ведомство министерства обороны, чьи представители наверняка уже прибыли к вам с «дружественным» визитом.

После этого небольшого монолога Ладимир зевнул, отвернулся к стене и заснул. Проснулся он от того, что защелкали магнитные замки на дверях его камеры.

Ладимир сел на койке и протер глаза.

К нему зашел высокий худой мужчина в униформе военного трибуна, с лычками полковника на лацкане мундира.

Лад поднялся и вытянулся по стойке «смирно». Его внешний вид оставлял желать лучшего, но извиняться он не собирался.

– Здравствуйте, капитан.

– Здравия желаю.

– Полковник Синан. Военная прокуратура, – представился мужчина – Я должен был представлять вас в трибунале.

Слова привели Лада в замешательство, и он даже не пожал протянутую руку.

– Должен был? – нахмурившись, переспросил он.

– Именно так. Трибунала не будет…

Капитан не смог сдержать улыбки.

– …поскольку гражданское лицо не может быть отдано под военный трибунал, – закончил фразу Синан.

– Гражданское? – Улыбка сошла с лица Ладимира.

– Вот документ. – Полковник открыл шаблон и вынул министерский бланк, с печатями и подписями. – Из которого следует, что капитан Ладимир Каменев был уволен из Императорского космического флота по совокупности обстоятельств. Дата месячной давности.

– Месяц назад?!

– Да.

– Но я же только месяц назад получал из рук самого императора награду.

– И сразу за этим были комиссованы из вооруженных сил.

Ладимир взял из рук военного чиновника бумагу и рассматривал ее. Все было в точности, как тот и сказал. Подпись министра, печать ведомства и еще одна Императорской канцелярии. Она должна была тут быть, потому что только с ведома императора могли уволить офицера, награжденного орденом Трех созвездий.

Глаза Лада зацепились за одно слово в формулировке приказа, которому он сначала не придал значения.

– Что значит «уволен по совокупности обстоятельств»?

– Именно так. По совокупности, – в очередной раз кивнул Синан.

– Я умею читать и не глухой, – сорвался Лад. – Я спрашиваю, что это значит?!

– Вам было предъявлено обвинение в преступной халатности и нарушении устава, повлекшие за собой гибель корабля и членов экипажа.

– Что? – изумился капитан. – Это что, шутка?

– Никак нет, – чопорно ответил полковник.

Ладимир смотрел на бумагу, словно желая там найти объяснение словам трибуна, и недоверчиво качал головой:

– Это какой-то бред…

– Ну почему же? У трибунала было достаточно доказательств.

– Каких доказательств?! У следственного управления был мой рапорт, и другие члены экипажа также отчитались…

– Майор Рассел, – перебил Синан. – Трибунал основывался на его показаниях.

– Рассел?! – Ладимир даже не знал, что тот выжил. Ему говорили, что спасательная экспедиция к месту гибели корабля нашла еще несколько человек среди обломков. И некоторым удалось выжить, в герметичных каютах, но Лад не знал, что среди них был Рассел. – Ладимира и еще двух ребят, которым также требовалась имплантация внутренних органов, отправили в госпиталь на Глизе, а сразу после выписки и вручения награды он получил отпуск и билеты на родную планету. Он только несколько раз общался по видеофону с Артемом Соболевым, но тот ничего не говорил о Расселе, вероятно просто не знал – раненых с корвета распределили по разным госпиталям.

– Н-да, дерьмо не тонет, – пробормотал капитан.

– Что, простите?

– Не важно, – грубовато ответил Лад. – Так Рассел жив?

– К вашему сожалению, да.

– Я не жалею об этом, мне все равно.

– И напрасно, если бы не он, возможно для вас все обернулось иначе. Он сообщил, что вы были пьяны, когда заступали на вахту, и даже пытались оспаривать его приказы. Поскольку других свидетелей данного инцидента нет, то это его слово против вашего.

– И трибунал, конечно, предпочел поверить господину майору? – В голосе Лада звучала издевка. Он уже понял, что в сложившейся ситуации министерство обороны решило пойти наиболее простым путем. Ведь проблемы нет, если он уже месяц как гражданское лицо, в этом случае и военное ведомство не при делах. Наверняка лживые показания Рассела имелись давно, но им никто не придавал значения. Но теперь они пришлись очень кстати. Стиснув зубы, Лад цинично посмотрел полковнику в глаза: – Я все понял.

– Не сомневался, что так и будет.

Лад присел на койку и прислонился спиной к стене.

Синан молчал, не зная, что сказать, а Ладу было плевать – пусть хоть год тут стоит столбом.

– И все-таки, – не выдержал Ладимир. Он все никак не мог поверить в происходящее. – Император лично вручал мне орден Трех созвездий. Хотите сказать, что он ошибся?

– Не хочу, – ответил трибун, – Император не может ошибаться. Именно поэтому трибунал провел закрытое слушание и принял заочное решение. Думаю, вам интересно будет знать, что у вас остается ваша пенсия и право наследования потомками офицерских привилегий. Но тем не менее сейчас вы лицо гражданское и попадаете под юрисдикцию гражданского законодательства. Я считаю, что со стороны министерства обороны инцидент исчерпан и моя миссия завершена. Копия документа, – полковник кивком указал на лист в руках Ладимира, – направлена в инстанцию, занимающуюся разбирательством вашего дела.

Лад не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Все это не укладывалось у него в голове.

«Нет, не может быть! Это неправда! Это все Изотов подстроил! Нет! Нет! Нет!» – бились мысли, как птицы в клетке, и слова трибуна едва доходили до него, пробиваясь сквозь затуманенный ядом предательства мозг.

– Я скажу вам без протокола. Понимаете, капитан, вся ваша ситуация – это щелчок по носу чести императора. Щелчок, от которого не уклонишься и который придется стерпеть. Вот если бы вы погибли, вопросов не возникло.

Ладимир провел по лицу рукой, словно прогоняя сон, потом посмотрел полковнику в глаза:

– Хочешь сказать, что мне нужно было умереть?

Полковник пожал плечами:

– Скажем так – это решило бы множество проблем.

Ладимир вскочил, отшвырнув бланк приказа, схватил чиновника за грудки и приложил спиной о стену.

Тот не сопротивлялся и смотрел на Лада совершенно спокойно.

Злость и обида бушевали у капитана внутри. Казалось, вся накопившаяся ярость была заключена сейчас в кулаках, стиснувших материал мундира полковника. Ладу неимоверно хотелось выпустить ее на волю. Ему просто физически было необходимо сейчас что-нибудь сломать или разрушить…

Но в какой-то миг взгляд Ладимира изменился, кулаки разжались – Синан не смог сдержать облегченный вздох, – капитан опустил внезапно потухший взгляд и, понурив голову, отошел от полковника.

– Это большая политика, капитан, – сказал трибун, оправляя мундир и поднимая выпавший из рук шаблон. – Вам не посчастливилось попасть в ее жернова. Она перемелет вас, даже не заметив. Сожалею, но ничем не могу помочь. Такова жизнь, капитан. Прощайте.

Полковник вышел из камеры, дверь закрылась, защелкали замки. Лад смотрел на пластик стены. Внутри у него были такие же пустота и безразличие, как и во взгляде, а в ушах звучали слова полковника: «Такова жизнь… такова жизнь… се ля ви…»

* * *

Первым посетителем после трибуна, сообщившего Ладимиру, что тот больше не состоит на службе у императора, был Изотов. Он пришел в сопровождении тюремного смотрителя, который заковал Лада в наручники и встал позади.

Капитан улыбнулся бы такой предусмотрительности, если бы ему не было все равно.

Изотов, как всегда одетый с иголочки, взял табурет и расположился напротив, закинув ногу на ногу.

– Здравствуйте, капитан, – сказал он. Не дождавшись ответа, Виктор продолжил: – Не думайте, что я пришел позлорадствовать, вовсе нет. Наоборот, я в какой-то степени благодарен вам – сложившаяся ситуация благотворно сказывается на моей карьере и жалованье. Простым подавлением бунта я бы такого не добился. Ваше участие и последующий арест наделал много шума. Столько журналистов сразу я не видел уже давно. Вы снова в центре внимания, можно сказать – звезда.

Он выжидающе посмотрел на Лада, но тот не произнес ни слова.

– Ну что же. Понимаю вашу обиду. В предательстве мало приятного, но такова жизнь. Рассматривайте это не как предательство, а как жертву. Думаю, в канцелярии считают именно так – они жертвуют вами, чтобы с достоинством выйти из довольно щекотливого, с политической точки зрения, положения. Также я понимаю, что вам от этого не легче. Не знаю, что лучше: оказаться преданным или стать разменной фигурой в игре власть имущих. И чтобы было чуть менее… э-э… тяжко, вот возьмите. – Он достал из внутреннего кармана тонкую фляжку и поставил на стол. – Сош. Не отказывайтесь. В программу автоповара этот напиток не заложен. И думаю, в ближайшие несколько лет вы вряд ли его еще попробуете. Я хотел сообщить вам, что суд назначен на завтра на девять утра, и примерно представляю, каков будет результат – его не сложно предугадать.

Каменев смотрел па него спокойным взглядом, полным безразличия.

Изотов поднялся.

– Мне нужно идти. Приятно было поговорить. – Он тонко улыбнулся. – И знаете, в одном вы все же были правы: канцелярия не допустила возникновения прецедента.

Представитель корпорации ушел, тюремный смотритель чуть задержался, освободил капитана от оков и вышел следом, снова оставив Лада в одиночестве.

Этой ночью капитан заснул с трудом. Только когда, в очередной раз отбросив все мучившие его мысли, он смог опустошить свою душу от ненужных терзаний, вогнать в свое сердце холодный клинок безразличия, только тогда сон принял Ладимира в свои объятия.

Наутро, после завтрака, Ладимиру выдали набор для бритья и, после того как он закончил приводить себя в порядок, увели из камеры. Только выйдя на свежий воздух Лад понял, как он истосковался по открытому пространству, какой ужасно тесной была его камера, как ему не хватало свободы.

Капитан даже удивился – ведь ему приходилось жить в небольшой каюте на боргу сторожевого корабля по несколько месяцев, пока длилась их вахта на дальних границах, и у него не возникало даже малейшего намека на клаустрофобию, но сейчас от одной мысли, что придется вернуться в камеру, выступила холодная испарина.

Лад взял себя в руки и, подталкиваемый охранниками, забрался в машину. До здания городского суда они добрались за десять минут. При выходе из автомобиля Ладимир и его сопровождающие попали в окружение толпы репортеров. Они галдели, осыпая проходящих мимо десятками вопросов, остающихся без ответов. Над головами вились десятки журналистских роботов, снимающих весь путь Лада до зала заседаний. Бледно-голубые лучи их голографических сканеров ни на секунду не отрывались от него и охранников, беспрестанно обшаривая их.

Только в самом зале заседаний не было репортеров и их вездесущих роботов, хотя несколько представителей массовой информации, особо привилегированные, нацелили на него свои камеры. Остальные места были заняты местными жителями, представителями корпорации, службы охраны и наемниками. Некоторых из присутствующих Лад узнал, здесь был старый Джо; он провожал Ладимира тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей; Рауль с женой, они сидели недалеко от прохода, но даже не подняли глаз, когда капитана провели рядом с ними; Чередовы – пара, которую капитан спас от мародерствующих наемников, сидели в первом ряду; специальную ложу на втором этаже занимал губернатор с семьей. Софи, увидев Лада, помахала ему рукой, но отец тут же одернул ее. Петер, наемник, который поймал Лада и бывших с ним мятежников, также присутствовал в зале. Он встретил капитана широкой улыбкой и даже радостно подмигнул.

Ладимир замечал все это как-то краем глаза. Он знал, что весь этот суд будет фарсом, унизительным, напыщенным представлением для новостей и показательным уроком для местного населения и колонистов с других планет, вздумавших затеять бунт у себя на родине, а заодно и «щелчком по носу империи».

Место для заключенных было отделено от остального зала мерцающим полем.

Остальных обвиняемых уже поместили в их ячейки, ждали только Лада. Как только он оказался за полем, появился судья Джонсон, в сопровождении двух, одетых, как и он, в темные, вышитые блестящими звездами, изображающими созвездие Весов, мантии, и процесс начался.

Обвинитель от корпорации выступил с пафосной тирадой, рассказывая, как корпорация «Млечный Путь» заботится о своих работниках, как много благ привносит в жизнь колонии корпоративное управление и как пагубно влияет бунт на социальное положение колонистов и колонии в целом. Как это отрицательно сказывается на уровне жизни и резко снижает льготы, предоставляемые корпорацией своим работникам, то бишь колонистам. Подводя итог своей речи, он сделал вывод, что, в конце концов, это банальное грязное преступление, повлекшее за собой гибель людей и ухудшение общей обстановки.

Лад слушал все это с отрешенным видом, пропуская слова обвинителя мимо ушей, как, впрочем, и последующую речь защитника, которого он видел впервые в жизни.

Сначала обвинение было общим, обсуждались преступления, инкриминирующиеся всем подсудимым, – несанкционированная забастовка, организация беспорядков с применением оружия, повлекших за собой гибель людей.

Верховный судья всем своим видом старался показать свою честность и непредвзятость. Он часто останавливал обвинителя и делал ему мелкие замечания, но сути происходящего это не меняло. Суд был показательный, и ничем, кроме обвинительного приговора, он закончиться не мог.

Затем стали разбираться с каждым в отдельности. Других бунтовщиков Ладимир не знал, а его самого и тех, кого он укрывал и кому помогал, решили оставить напоследок.

Когда дошла очередь до капитана, судья успел вынести около двадцати приговоров. К удивлению всех присутствующих, большинство подсудимых получили мягкие наказания с отбыванием срока на рудниках корпорации, с отчислением жалованья семье. И одно решение было оправдательным. Каждого приговора зал ждал с замиранием, и после объявления облегченный вздох проносился над рядами.

Лад только криво улыбался, он догадывался, в чем причина подобного милосердия, – всю свою суровость суд проявит на нем и его «пособниках».

После этого суд удалился на обед, и с уходом судьи в зале поднялся гул голосов, никто из присутствующих не собирался расходиться. Многие обсуждали неожиданную мягкость судьи.

– Да неужели непонятно? – Среди общего шума раздался громкий голос, заставивший Лада поднять голову. – Это же все специально подстроено.

Старый Джо поднялся со своего места и вышел в пространство между рядами.

– Они хотят на Лада спустить всех собак. – Старик запальчиво взмахнул рукой. – Им это выгодно, он же офицер! Но ведь он всего лишь заступился за друзей!

– Господин Каменев больше не офицер, – с ехидной улыбкой сказал обвинитель. – Он был комиссован из вооруженных сил месяц назад, за халатное отношение к обязанностям.

Над залом повисла тишина.

– Месяц назад? – недоверчиво переспросил Джо.

– Вот копия приказа об увольнении. – С довольной миной обвинитель помахал листом бумаги.

– Очередное вранье! – отрезал старик. – Мы все видели, как месяц назад сам Император вручал ему награду! Вот видите? – Он снова повернулся к залу. – Они даже это подстроили.

– А ты что хотел, чтобы моего Виторио посадили на двадцать лет? – ответила пожилая женщина, мать одного из осужденных. – Мне до этого Лада нет дела! Он хотел славы и получил ее! Вот пусть теперь расхлебывает! А мой сын через год вернется, и я благодарна судье за его снисхождение. Виторио, да и другие, они никого не убивали и к тому же не лезут в большую политику, как этот твой капитан! Они просто хотели жить чуть лучше, не собираясь рваться наверх.

– О чем ты говоришь, женщина?! – изумился Джо. – Послушай себя! Как тебе не стыдно?!

– Нет, мне не стыдно! – крикнула в ответ она – Я – мать, и мне не стыдно! Вот тебе. Танита, стыдно? – Женщина повернулась к другой, сидящей рядом с ней. – Тебе стыдно, что твоего Сержа отпустят через год, ты все это время будешь получать деньги, которые он заработает, а все повесят, как говорит этот старик, на какого-то вояку, на убийцу? Стыдно? Да он и не военный уже.

Соседка не ответила, но опустила глаза.

– Он же защищал людей! – Ошеломленный речью женщины, Джо недоумевал. – Как же вы можете так говорить? Как даже думать так можете?!

Над рядами разнесся шум голосов – недовольное ворчание, выкрики – все смешалось. Но голос старика снова выделился среди других:

– Эти ублюдки из корпорации позволили наемникам грабить наши дома, насиловать женщин, убивать, а вы говорите, что они правы?! – Люди немного притихли, и старого бармена было хорошо слышно. – Да еще благодарны им за то, что они снисходительны к нам! Они же хитрые, твари!

– Я бы попросил вести себя в зале суда прилично, – сурово произнес обвинитель. – Я не потерплю оскорблений!

Джо махнул рукой:

– Никого я оскорблять не собираюсь, просто хочу задать несколько вопросов находящимся здесь… людям, так сказать.

Лад заметил, как обвинитель бросил вопросительный взгляд на Изотова. Представитель корпорации кивнул, мол «пусть говорит», и растянул губы в улыбке.

– Почему вы все молчите? Где ваша гордость и самоуважение? – продолжал старик – А ты что молчишь, Рауль? Это твоего брата он укрывал, твой дом не дал разграбить! А Саврасов… разве не за твоей Светланой он шел?! Алонсо ведь тоже достанется, раз его напоследок вместе со всеми оставили, об этом ты не думаешь?

– Он знал о последствиях, когда ввязывался во все это. Никто его не заставлял, – негромко ответил Рауль. – Надо уметь отвечать за свои поступки и действия.

– Вон оно что! – Старый бармен презрительно посмотрел на него. – Боитесь. Хвосты поджали! Ну-ну.

Капитан видел, что его друг смотрел на старика так, словно собирался что-то сказать, но потом опустил взгляд и отвернулся.

– Эх! – с досадой бросил Джо. Повернулся к первым рядам, где находились свидетели. – Про вас я вообще не знаю, что думать. – Старик махнул рукой в сторону Ивана Чередова с женой. – Вот вы бы как раз лучше молчали! Все же знают, как было дело. Теперь же вы настаиваете, что Лад – хладнокровный убийца. Как у вас вообще язык поворачивается говорить такие вещи?! Мне и то со стыда провалиться хочется. Не похоже, что вас запугали; наверное, империалы на счету плодиться неожиданно начали…

Вызванный с обеда судья с недовольным видом появился в зале, следом спешили помощники.

– Призываю присутствующих к порядку! Я не позволю превращать суд в балаган! – Он сделал жест рукой, и приставы подошли к Джо.

– Пусти! – раздраженно отмахнулся от них старик. – Я сам уйду из этого цирка Меня тошнит находиться в одном помещении со свиньями.

Он обвел присутствующих осуждающим взглядом, и Лад заметил, что многие, как Рауль до этого, опустили глаза.

– Эх, людишки, когда же вы успели так обмельчать?! – Джо презрительно фыркнул, потом повернулся к Ладу: – Держись, сынок, правда, она всегда свою дорожку найдет. И двери моего бара всегда открыты для тебя.

– Выведите его, – велел судья.

Но Джо и сам уже направился к выходу, два пристава шли следом и закрыли за ним дверь, когда он покинул зал.

– Раз уж обед все равно испорчен, то давайте продолжим, – сказал судья, поправляя мантию и усаживаясь за свой стол.

Обвинение Ладимира зачитывалось подробно, с мельчайшими нюансами, было заметно, что обвинитель готовился очень тщательно. Дальше прозвучали обвинения Андреасу, Самуэлю, Алонсо и Константину как его помощникам.

Потом пришел черед защитника. Он выступал без особого энтузиазма, словно вспоминая каждое слово, которое собирался произнести. В зале поднялся ропот.

– Что за ерунда? Откуда вы откопали этого адвоката?! – раздались выкрики из зала. – Он даже говорить еще не научился.

Люди, задетые словами Джо, давали выход своему стыду, найдя подходящую мишень для нападок и подсознательно пытаясь свалить свою вину на другого.

Адвокат неуверенно оглянулся и, запнувшись, продолжил свое выступление. Его голоса почти не было слышно за возгласами. Он был похож на несчастного мышонка, волею судьбы вынужденного выступать против своры котов.

Лад поднялся и, сделав шаг вперед, вплотную приблизился к мерцающей пленке силового поля. Он успел заметить, что среди тех, кто возмущался нерадивостью защитника, не было Рауля, не было Светланы, не было Георгия – брата Андреаса, хотя он тоже ранее присутствовал в зале, никто из знакомых капитану людей не вступился в его защиту. Все, кто выкрикивал, были ему незнакомы. Капитану стало невероятно противно. Тошнота подступила к горлу, но, взяв себя в руки, он сглотнул и внутренне собрался.

– Господин судья, – негромко произнес он. – Я могу отказаться от адвоката?

– Что? – не расслышал тот.

– Могу ли я отказаться от адвоката?

Судья снова не разобрал вопроса Лада.

– Хватит! – Он хлопнул ладонью по столу. – Тишина в зале! Иначе прикажу выдворить всех!

Дождавшись, пока гомон среди зрителей утихнет, судья повернулся к капитану:

– Повторите, что вы только что сказали?

– Я хочу отказаться от защиты.

Взгляды всех присутствующих обратились на него. В наступившей тишине было слышно, как гудит силовое поле.

– Я правильно вас понял? Вы хотите, чтобы вас защищал другой адвокат? Но процедурой не предусмотрена замена…

– Нет, – перебил его Ладимир. – Мне не нужен ни этот, ни какой-либо другой адвокат.

– Но… – Судья не знал, что сказать. – Против вас выдвинуты серьезнейшие обвинения, вряд ли вы настолько сведущи в юриспруденции, чтобы защищать себя сами.

– Так я могу отказаться? – настаивал капитан.

Судья в нерешительности бросил вопросительный взгляд на Изотова.

Тот откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и всем своим видом показывал, что предоставляет судье возможность самому решать.

Эта маленькая сценка не ускользнула от Ладимира, и он усмехнулся.

– Вы можете отказаться от адвоката, – сказал судья, недовольный тем, что приходится отклониться от заранее принятого сценария.

– Хорошо. – Ладимир снова сел на место. – И давайте побыстрее закончим этот, как правильно сказал Джо, цирк.

– Следите за тем, что говорите, подсудимый. Это неуважение к суду. И когда обращаетесь к судье, говорите «Ваша честь».

– Честь?! – вспыхнул Лад. Как он ни сдерживался, как ни пытался загнать поглубже внутрь свою обиду, злость, спрятаться за маской безразличия, отчаянно надеясь, что все происходящее вот-вот закончится и жизнь вернется в свое нормальное русло, но после слов Джонсона сорвался. – О какой чести вы говорите? Вы тут разыгрываете представление, играя людьми, как марионетками, распоряжаясь судьбами и жизнями в угоду корпорации.

– Я вас предупреждаю…

– Меня не нужно предупреждать. – И оказывая свое презрение, он даже не потрудился встать. – Я прекрасно все понимаю и вижу. Вы забыли не только о своей чести, но и о своем долге.

Судья покраснел от злости.

– Да как ты смеешь?!.

– Честь… не уверен, что она у вас вообще есть. Если бы была, то сейчас на месте так называемых «мятежников» находились бы представители корпорации, которые спровоцировали мятеж, а потом отдали город на растерзание бандам наемников. Ну а долг…

– Ваша честь, я протестую… – Представитель «Млечного Пути» вскочил с места.

– Я принимаю ваш протест и не собираюсь выслушивать оскорбления от всякой швали, – сказал Джонсон. – Подсудимый Каменев, я приказываю изолировать вас на время проведения заседания, до момента вынесения приговора! Пристав!

Служащий суда нажал кнопку на пульте, и поле, отделяющее Ладимира от зала заседаний, стало непроницаемым.

Капитан с досадой и злостью смотрел на мерцающую серо-голубую стену. Так, наверное, было и лучше. Ладимир больше не мог спокойно смотреть на происходящее – в груди теснило, от с трудом скрываемого волнения стучало в висках, а так он мог расслабиться. Непроницаемая стена силового поля как бы подчеркивала, что происходящее никак не зависит от него, что судьба теперь уже бывшего капитана Космического флота давно решена и он стал пешкой в игре высших политических сил.

Ладимир усмехнулся, тяжело вздохнул и прислонился к стене.

Заседание длилось долго, Лад уже начал терять чувство времени. У него затекли ноги; чтобы размяться, капитан встал и потянулся. В тесной ячейке можно было сделать едва полтора шага, поэтому вскоре он снова присел на скамейку.

Прошло еще достаточно много времени, прежде чем поле стало бледнеть и вновь обретать прозрачность. Скамья втянулась в стену, и Ладимир вынужден был встать.

Над залом заседаний повисла тишина, один из помощников судьи Джонсона стоял и смотрел на Ладимира.

– Извещаю вас, что все данные, относящиеся к вашему делу, были должным образом рассмотрены, суд выслушал стороны обвинения и защиты, показания свидетелей, лиц, непосредственно участвовавших в означенных событиях и причастных к ним. Основываясь на этих данных, а также руководствуясь буквой закона, суд вынес решение, – сказал помощник. – В связи с тем, что основные свидетели обвинения отказались давать показания, с вас снято обвинение в убийстве Ларри Фицжеральда и Ахмата Бен-Аллада (Лад догадался, что по каким-то причинам Чередовы не стали давать против него лживые показания. То ли на них повлияли слова старого Джо, то ли Изотов по каким-то причинам изменил свое решение использовать их, но данная новость не вызвала в душе капитана никаких эмоций), однако вы признаны виновным в убийстве по неосторожности служащего компании «Млечный Путь», начальника службы охраны Алекса Саврасова. Также вы признаны виновным в организации вооруженного мятежа и порче имущества корпорации. В связи с чем суд вынес следующий приговор…

Ладимир отметил, что приговор зачитывают только ему, значит, остальным его, скорее всего, уже вынесли. Он поискал глазами Рауля, но того в зале уже не было. Грустная улыбка невольно пробежала по его губам – ну да, какая может быть дружба, когда столько лет не виделись. Лад поднял взгляд на ложу для ВИП-персон. Софи была там – пальцы прижаты к губам, в глазах печаль – и смотрела на него, губернатор что-то говорил дочери с недовольным видом. Капитан перевел взгляд на Изотова. Представитель компании встретил его насмешливым взглядом победителя, а помощник судьи тем временем продолжал:

– …установить Ладимиру Каменеву наказание в виде каторжных работ в пользу компании «Млечный Путь», на одной из ее колоний, до полной выплаты возникших вследствие беспорядков финансовых потерь и затрат, а также компенсации морального ущерба семье погибшего Алекса Саврасова. Список полагающихся выплат с окончательной суммой прилагается. Осужденный будет ознакомлен с ним после суда Место отбывания определяется компанией «Млечный Путь» на основании экономической целесообразности или иной необходимости корпорации. Поскольку господин Изотов выразил желание погасить долг осужденного перед семьей Саврасова, то все выплаты будут начисляться в пользу компании «Млечный Путь». В связи с тяжкостыо преступлений приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

* * *

Путь обратно в камеру казался Ладу необычайно долгим. Завтра для него должна будет начаться новая жизнь. Еще в суде он решил для себя, что стойко примет все тяготы, уготованные для него судьбой. Даже очередной визит Изотова он воспринял с ироничной улыбкой. Представитель корпорации лично принес ему исполнительный лист со списком требуемых выплат. Он, как всегда, не пренебрег мерами безопасности, и Лад сидел перед ним прикованный к кольцу в стене.

Изотов положил лист на стол и, постучав по нему пальцем, сказал:

– Знаете, что это означает?

– Догадываюсь, – спокойно ответил заключенный.

Виктор кивнул:

– Несомненно, вы умный человек. Но тем не менее. Это означает, что на ближайшие двадцать пять лет вы собственность компании «Млечный Путь». Поймите, я пришел сюда не злорадствовать. Ситуация исчерпала себя. Ваша роль сыграна, и можно удаляться со сцены. Пусть не так, как я задумывал изначально, но результат – главное. Это было неизбежно – в политике я сильнее вас, капитан.

– Что не мешает вам бояться меня, – усмехнулся Лад, указав на свои наручники.

– Я не боюсь, просто считаю неоправданный риск глупостью.

– И чего вы сейчас от меня хотите?

– Вот возьмите. – Изотов протянул Ладимиру его орден. – Согласно указу Императора, мы не имеем права его конфисковать. Слышал, у вас даже пенсия осталась. Ее тоже никто не может трогать, даже вы, как это ни абсурдно, но, пока вы заключенный, ваши счета заморожены. Но вы все равно везунчик. Представляете, сколько у вас накопится за то время, что вы будете на довольствии корпорации? Если хотите, я придержу ваш дом, сможете, как освободитесь, его выкупить. – Он засмеялся. Потом, видимо набравшись смелости, хлопнул капитана по плечу. – Не обижайтесь Лад, просто ситуация не лишена юмора, не находите?

Ладимиру так не казалось, но он не посчитал нужным отвечать. Протянув скованные руки, он взял награду. Вместе с блеском драгоценных камней в его глазах отразилась тоска.

– Не переживайте, – ободряющим голосом сказал Изотов. – Возможно, вам еще доведется полетать. В приговоре же сказано: «… экономической целесообразностью или иной необходимостью компании». Военные офицеры, знаете ли, на дороге не валяются, и думаю, мы сможем найти должное применение вашим способностям.

– Хотите сказать – отправите меня в полет на ваших кораблях?

– Все может быть, – развел руками представитель компании. – Только не сразу. Первые два года вам все же придется проработать на рудниках Такова политика компании по отношению к заключенным. Два стандартных года – обязательный курс, так сказать. А дальше видно будет.

Изотов буквально источал доброжелательность. Ладимиру даже показалось, что сейчас он протянет руку и предложит остаться друзьями.

Но циничность представителя «Млечного Пути» все же имела свои границы.

– Я оставляю вас, Ладимир. Вряд ли мы скоро увидимся. Один совет на прощание: постарайтесь сегодня выспаться. Неизвестно, когда вам удастся это в следующий раз.

– Шли бы вы, со своими советами…

Изотов улыбнулся, поднялся и, бросив «Прощайте», вышел из камеры.

Но Лад не долго находился в одиночестве, навестить его пришла Софи.

– О, Лад! Мне так печально, – сразу сказала девушка.

– Ну что ты, перестань. Все хорошо.

– Мне жаль, что так вышло. Я ничем не могла помочь, но я пыталась! Отец даже грозился отослать меня к дядюшке на Процион, а это такая «дыра», хуже Дейтоны.

– Софи, ты и так сделала для меня очень многое! Я благодарен тебе и никогда не забуду этого.

– Лад… – Она порывисто обняла его.

Капитан зарылся лицом в ее шелковистые волосы и обнял за плечи. Он понимал, что теперь не скоро сможет ощутить женскую ласку, и наслаждался моментом.

– Я буду часто говорить с отцом, и, может быть, у меня получится сделать что-нибудь для тебя.

– Спасибо, Софи. Я искренне тебе признателен за все, что ты для меня уже сделала.

Их прощание было трогательным и искренним. Когда за Софи закрылась дверь, Лад подумал о том, как бы все могло быть, если бы… но потом прогнал от себя все мысли и решил последовать совету Изотова и как следует выспаться.

* * *

Утро началось с рыка охранника:

– Подъем!

Лад поднялся и протер глаза.

– Собирай манатки, офицерик. Рудокопы ждут тебя.

Вещей у капитана не было, поэтому он просто проверил орден б кармане и сказал:

– Я готов.

Тюремщик увидел на столе листок, оставленный Изотовым, взял его, пробежал глазами, ухмыльнулся, сложил вчетверо и, подойдя к Ладимиру, запихал ему в нагрудный карман.

– Пригодится, будешь должок отсчитывать. Пошли, раз готов.

Машина ждала во дворе тюрьмы. Почти одновременно с Ладом из здания вывели всех его соратников.

– Лад! – воскликнул Алонсо.

Капитан приветственно кивнул в ответ.

– Лад, куда тебя? – Повернулся к охранникам: – Куда его?

– Туда же, куда и вас. Так что наговоритесь еще, давай залезай в машину.

Андреаса с братом посадили в машину вслед за Алонсо, а Самуэля загрузили вместе с Ладом.

– Здравствуй, капитан, – сказал тот, усаживаясь напротив. – Как жизнь?

– Почти не отличается от твоей.

Между закованных в металлопластиковые кандалы рук заключенных пропустили вертикальные телескопические поручни, с клацаньем опустившиеся из крыши в углубление на полу.

Охранники вышли из фургона, заперли двери, и автомобиль тронулся.

– Ты прости нас за то, что втянули во все это.

Лад не ответил, только тяжело вздохнул.

– Нет, серьезно. У меня на душе погано. Ты же тут совсем ни при чем, а досталось даже больше других. Я пытался на суде сказать… мы все пытались, но нас никто там не слушал. Обвинитель заявил, что мы пытаемся защитить своего главаря.

– Можешь не рассказывать. Весь суд был срежиссирован Изотовым.

– Мы так и поняли.

Какое-то время они провели молча, каждый думал о своем. Едва слышно гудел двигатель, машина ехала на приличной скорости, но это почти не ощущалось. Потом попутчик Лада сказал:

– Страшно. – Самуэль сидел, прижавшись спиной к борту кузова. – Говорят, рудники – жуткое место. Люди там мрут, как мухи. Добыча ведется старыми способами, и через год перестаешь чувствовать вкус еды, через полтора – пыль начинает разъедать легкие, а через два – начинаешь гадить породой.

– Перестань накручивать себя. Скоро сами все узнаем.

– Хорошо.

Самуэль снова замолчал, Ладимиру тоже не хотелось говорить. Он не боялся трудностей, но и не искал их. Стиснув зубы, он старался не думать о том, куда везла его сейчас тюремная машина и что ждет его впереди.

Внезапно фургон остановился; если бы заключенные не были прикованы к поручням, то повалились на пол.

– Что за… – начал ругаться Самуэль, но не успел закончить фразу – двери фургона распахнулись.

По глазам, уже успевшим привыкнуть к полумраку машины, резанул солнечный свет, и Лад не сразу смог различить, кто стоит снаружи.

Человек протянул руку к электронному замку, и поручни с клацаньем собрались вверх.

– Выходите. – Он отошел в сторону, еще больше распахивая дверцу фургона.

Голос показался Ладу знакомым, и в этот момент глаза привыкли к свету – с бластером наперевес, положив палец на спуск, стоял наемник, Петер.

– Шустрее, капитан, времени мало.

– У кого как. – Ладимир не собирался выходить.

– Выходи, говорю, что ломаешься, как барышня?

Из-за спины наемника появился еще один.

«Болтун», – узнал Лад.

– Все-таки решили за своих отомстить?

– Вот ты странный, капитан! Куда делся твой оптимизм?

– Исчез вместе с верой в справедливость.

– Ну считай, что «справедливость» сейчас перед тобой. Выбирайся из фургона и давай руки. – Петер помахал электронным ключом от кандалов.

Самуэль смотрел то на Ладимира, то на наемников в нерешительности.

Лад поднялся, спрыгнул на землю и встал рядом с наемником, насмешливо глядя ему прямо в глаза Их фургон остановился на безлюдной улице, залитой солнечным светом. С одной стороны от дороги расположились несколько домиков, за ними возвышалась сплошная стена промышленного склада, а с другой – тянулся сплошной двухметровый забор.

– Ты руки будешь давать? – поинтересовался Петер.

– Совесть не позволяет застрелить связанного человека? – спросил Лад, протягивая руки.

– У меня нет совести, капитан, – ответил тот, расстегивая замки на кандалах. – И с чего ты взял, что я собираюсь в тебя стрелять? Вам что в баланду на завтрак подмешали? Как вареные мухи. Болтун, чего стоишь? Давай другого сюда.

Самуэль инстинктивно отодвинулся от забравшегося в фургон второго наемника.

– Чего вы тут копаетесь? – Из-за машины выбежал еще один вооруженный человек.

– Рауль?! – Лад не смог сдержать возгласа удивления.

– Скорее. Лад! Времени в обрез. Конвойные машины должны отмечаться на контрольных точках. До следующей двадцать минут, потом поднимут тревогу.

Ладимир недоверчиво посмотрел на Петера, тот довольно осклабился в ответ, отчего шрам на лице собрался мелкими морщинами.

– Лад, ну быстрее! – подгонял Рауль. – Самуэль, ты что остаешься? Выбирайся из фургона! Пошлите в машины, садимся, садимся!

Капитан направился вслед за другом.

Остальные заключенные и их освободители уже стояли возле двух легковых машин, третья перекрыла путь конвою. Тут были Георгий Статос, он стоял рядом с братьями – Андреасом и Константином, его напарник Шон, и еще трое ребят, судя по выправке и манере держаться, тоже полицейские. Они расположились возле связанных охранников, сидящих около одного из фургонов с завязанными глазами.

Взгляды всех были обращены на капитана. Тот на миг остановился, смотря на этих незнакомых и малознакомых людей, рисковавших ради него своей жизнью.

– Чего замерли? – резко сказал сзади Петер. – Если решили подставляться, то мы не участвуем. Денежки мы получили и, если больше не нужны, можем свалить.

– Он прав, ребята, надо сматываться! – Рауль подошел к Алонсо и бросил: – Садись в машину! Лад, Самуэль!

Обежав вокруг автомобиля, сам он сел за руль.

Ладимир не был готов к такому развитию событий и просто «плыл по течению».

Все быстро расселись по машинам и понеслись назад в город.

– Рауль, что дальше? – спросил капитан.

– Сейчас мы едем в порт, а там действуем по вашему старому плану.

– Какому плану?

– Захватываем корабль, и вы летите подальше отсюда.

– Если ты забыл, то этот наш план провалился. И после того раза наверняка сменили все коды и права доступа к управлению.

– Нет, капитан, – улыбнулся Петер. – Просто в тот раз я тебя перехитрил, а сейчас я на твоей стороне. Хотя насчет кодов доступа ты прав, я сам их менял.

Наемник хитро подмигнул ему.

– Мне интересно знать, с какой такой радости ты на моей стороне? – спросил Лад.

– Империалы, они очень меня радуют. И Болтуна тоже, так ведь, Болтун?

Немой наемник ухмыльнулся, не разжимая губ, и снова отвернулся к окну.

– Рауль, как вы могли им довериться? – спросил Лад.

– У меня свои интересы, капитан, – ответил за него Петер. – Из-за моей жалости мы с Болтуном остались ни с чем – нужно было убить тебя, тогда, на корабле. А так Изотов решил, что живой ты ничего не стоишь. Эта скотина не заплатила нам ни единого империала! А за то, что мы ослушались его, запретил выдавать нашу долю за этот рейд! – Наемник говорил это с плохо скрываемой яростью. Потом немного успокоился и продолжил: – Опять же, есть и субъективные причины: мне надоело мотаться со старой командой – подчиняться тупым командирам, не имеющим своего мнения и не способным отстоять интересы команды, в одиночку несподручно угонять корабль – я неплохой навигатор, но в командирском кресле ни разу не сидел. А так я и денег заработаю, и, когда вас высажу, с собственным кораблем останусь. Потом продам его.

Лад нахмурился, переваривая полученную информацию, а тем временем машины выскочили на дорогу, ведущую к космопорту.

Когда они оказались на взлетном поле, Рауль спросил у Петера:

– Какой?

– Вон тот, – указал наемник.

Машины на полной скорости понеслись к указанному «Пилигриму». Когда они были уже рядом, Лад посмотрел на заправочные люки. Петер перехватил его взгляд:

– Теперь все по-правильному, капитан, не переживай. Горючки под завязку.

– А экипаж?

– В городе.

– Не нагулялись еще? – фыркнул Ладимир.

Наемник пожал плечами:

– Сейчас нам это на руку. Вахтенных мы связали и бросили в трюм.

– Их кто охраняет?

– Никто. Полагаемся на удачу.

– А если они освободились или остальные из города вернулись?

Наемник снова пожал плечами:

– Тогда постреляем. Подгоняй прямо к трапу.

Захват «пилигрима» проходил по той же схеме, что и первый раз, только теперь впереди шел наемник, и, в отличие от прошлого раза, на корабле беглецов не ждала засада.

Оказавшись в рубке, Петер велел Болтуну проверить пленных.

– Выгрузи их, зачем с собой таскать. Отдай полицейским.

Немой кивнул и побежал в трюм.

– Ну что, капитан, теперь ты капитан! Располагайся.

Петер сразу уселся в кресло штурмана, поставив бластер рядом. Ладимир прошел вслед за ним на капитанский мостик.

Пальцы наемника пробежали по управляющей панели, активируя ее.

– Чего растерялся? – Он посмотрел на Лада. – Твой выход.

Сзади подошел Рауль.

– Ну что? Все нормально? – с волнением спросил ок. Было заметно, как он нервничал.

– Нормально, – сказал Петер, – только капитан никак не проснется.

– Лад?

Ладимир посмотрел на наемника, потом перевел взгляд на друга и словно очнулся.

– Я в порядке, – сказал он. – Остальные загрузились?

– Да.

– Кто летит?

– Статосы, все трое. Ты, Самуэль и Петер с Болтуном. Ну и Алонсо.

– Ты остаешься?

– Угу. Куда уж мне? Семья, – ответил Рауль.

Ладимир пошел назад. Все, и беглецы и их спасители, собрались в кают-компании.

– Что-нибудь не так? – встревоженно спросил Георгий, когда появился Лад.

– Пока нормально. За полем кто следит?

– Шон.

– Хорошо. Я только хотел сказать всем спасибо.

Ответил за всех Рауль:

– Это тебе спасибо. Вот возьми. – Он взял со стола и протянул Ладу два пакета. – Светка моя передала. Там яблочный пирог и сош. Еще мы к тебе домой пробрались… В общем, во втором пакете твой мундир.

Капитан взял ипожал другу руку.

– Лад, я тебе… мы тебе очень благодарны. Спасибо. – Рауль кивнул ему, сжимая ладонь. – Прости, что возлагаю на тебя заботу об Алонсо, но здесь ему нельзя оставаться. А ты, может, хотя бы присмотришь за ним.

– Я присмотрю, – пообещал Ладимир.

– Ну, удачи!

– И вам. А теперь езжайте, потому что сейчас наверняка поднимут тревогу, лучше вам быть подальше отсюда.

– Да, хорошо.

Мужчины попрощались, и те, кто оставался на планете, покинули корабль.

– Они пленников забрали? – спросил Лад у Болтуна.

Тот кивнул.

– Трап поднял? Люки?

Наемник снова кивнул.

– Проводи людей к каютам, распредели, – велел капитан. – Потом будь на связи с рубкой, в случае чего будешь помогать – ты корабль знаешь, они – нет.

Болтун жестом показал, что сделает все в лучшем виде.

– Готовьтесь, сейчас будем взлетать, – сказал Ладимир и направился обратно в рубку.

Петер встретил его недовольным возгласом:

– Что так долго? Вы на пикник собираетесь, что ли?

Ладимир молча забрался в кресло капитана корабля, бросил взгляд через обзорный экран на город, купающийся в тучах утреннего солнца. Монолит небоскреба корпорации возвышался мрачной башней, отбрасывая длинную тень на более низкие здания. Лад бросил еще один прощальный взгляд и склонился над пультом.

Он осмотрелся. Все вокруг было знакомо по многочисленным тренировкам, но в то же время каким-то другим, не как на кораблях Академии. Тут присутствовало что-то еще кроме стандартного набора приборов и датчиков. Какая-то, почти осязаемая аура самостоятельности, словно Ладимир забрался в седло чистокровного скакуна, а учебу проходил на обычной лошади. На контактных поверхностях не было потертостей от бесчисленных прикосновений разных рук. Механизмы кресла работали четко, отсутствовала разболтанность, потому что им не приходилось приноравливаться к телосложению тысяч пилотов, даже запах в кабине был другой, не как запомнился Ладу.

Он снял с подставки командирский визор, надел его на голову – в обычном режиме, на стереоэкраны транслировалось реальное изображение, словно и не было перед глазами капитана довольно массивного продолговатого устройства. Подрегулировал крепежные ремни, чтобы не давили на голову, поправил коммуникатор, прижав к шее ларингофон и всунув в ухо горошину наушника. Активировал режим полета со штурманом – тут же к обычной картинке присоединилось объемное изображение. Перед Ладом высветились границы разделенной на четыре сектора тонкими, параллельными оси корабля линиями сферы, в центре которой находился «Пилигрим». Но два нижних сектора тут же погасли, и с внешних датчиков поступило контурное изображение поверхности.

Легкое головокружение, от резкого подключения виртуального пространства, быстро прошло, уступив место приятному волнению. Лад уже забыл ощущения от прямого пилотирования корабля. Несколько лет сменяющих одну другую вахт на пограничном сторожевике успели притупить чувство, вызываемое ручным управлением.

Руки сами забрались в перчатки, прикрепленные к наклонным краям подлокотников. К пальцам и ладоням, с едва ощутимым покалыванием, прикрепились чувствительные микродатчики. Привычными движениями капитан запустил предстартовую подготовку.

Тут же в динамиках раздался голос диспетчера порта:

– Вызываю «Пилигрим», бортовой номер 17-133, стартовая площадка восемьдесят семь. Вызываю «Пилигрим»…

– Проснулись, – фыркнул наемник. – Это нас, капитан. Через пять минут необходимо взлететь, иначе вся наша братва тут будет, дюзы в решето превратят.

– «Пилигрим» 17-133, ответьте. Вы начали предстартовую подготовку, у вас нет разрешения на взлет, погасите двигатели. «Пилигрим» 17-133, повторяю, погасите двигатели и спустите трап.

Петер нажал клавишу ответа:

– Диспетчер, это «Пилигрим» 17-133. У нас плановая проверка двигателей и системы зажигания. Все нормально.

– Хорошо, 17-133. Назовите код разрешенного запуска двигателей.

Наемник растерянно почесал лоб.

– Не знаешь? – спросил Лад.

Тот отрицательно покачал головой.

– Назовите код, «Пилигрим», – настаивал диспетчер.

– Альфа, сорок четыре, пятнадцать, один, дельта.

В динамиках какое-то время была тишина.

– Вы там охренели?! – внезапно заорал диспетчер. – Приказываю погасить двигатель. Всем покинуть корабль. К вам направлена машина службы охраны. При невыполнении приказа по кораблю будет открыт огонь.

– Да пошел ты, – отмахнулся наемник.

– Ты что им такое сказал?

– А я знаю? – Петер пожал плечами. – Наобум ляпнул, первое, что в голову пришло.

– Отлично, – пробормотал Лад, качая головой и продолжая вводить процедуры запуска.

Петер включил обзорные камеры.

– Ждем гостей. Интересно, кто быстрее? Наши или местные?

Через некоторое время он азартно заерзал в кресле:

– Наши вперед! Ну и служба охраны тут! Еле шевелятся. Эй! – внезапно воскликнул он. Лад поднял на него взгляд. – У них гранатомет!

– У меня почти готово! Готовься к старту.

– Я давно готов!

В этот момент за бортом прогремел взрыв. Внешние камеры затянуло пылью.

– Не попали! Пьянчуги косые! Капитан, чего ты телишься? Взлетаем!

Но Ладимир откинулся в кресле и посмотрел на наемника.

– Что? – недоуменно спросил тот. – В чем дело?

– Считаю, сейчас самое время заключить новый договор.

– Какой договор? Капитан, ты о чем? Нам взлетать надо!

– Мне нужен этот корабль.

– В смысле?

– Ты сказал, что все равно продашь его. Я покупаю.

– Ты спятил? Потом нельзя поговорить? Сейчас сюда нагрянут мои бывшие однополчане и поджарят нас, как молочных поросят.

– А по-моему, самое время, – хладнокровно сказал Ладимир.

– Да заберут тебя Темные звезды, капитан! Что за ерунду ты говоришь?!

– Пока я буду на корабле, командовать буду сам. Это мое условие.

– Да не вопрос! – сразу согласился наемник. – Командуй! Заводи шарманку!

– Договор заключаем? – настаивал Лад.

Корабль вздрогнул от очередного взрыва.

– Вот ты… – обозлился наемник. – Хочешь договор? Ладно! Вот тебе договор: выплачиваешь всю сумму сразу, карточкой, никаких рассрочек. Пока не расплатишься, я остаюсь на корабле.

– Но корабль считается моим!

– Темные звезды, хорошо! Корабль считается твоим! Ты капитан и владелец.

– Хорошо, – удовлетворенно сказал Лад. – Договорились.

Он ввел последний код и скомандовал:

– Старт!

Бормоча под нос ругательства, наемник взялся за рукояти штурвала.

Ускорение проявилось на короткое мгновение, вдавив их в кресла, и было сразу погашено компесационными полями.

«Пилигрим» быстро набирал скорость, пронесся над космодромом и начал почти вертикальный подъем.

В плотных слоях атмосферы он окутался сполохами пламени, и внутренности рубки окрасились сине-оранжевыми бликами. Двигатели работали на полной мощности, преодолевая силу притяжения и поддерживая максимальную скорость.

– Погоня вряд ли будет, – сказал Петер, – не успеют. Приготовились – невесомость.

Желудок капитана подпрыгнул к горлу, голова на мгновение закружилась. На включение искграва понадобились доли секунды, и все снова пришло в норму.

Через несколько минут корабль вышел в космос.

Лад смотрел через обзорный экран на россыпи созвездий и думал: «Как среди такой красоты может быть столько зла?»

– А ты экстремал, капитан, – сказал Петер. – А может, просто псих, но ты мне нравишься, у тебя есть харизма.

– Что у меня есть? – переспросил Лад.

– Харизма. Это… я тебе потом объясню. Говори, куда лететь? – Наемник приготовился вводить координаты.

– Ближайший крупный имперский протекторат – на Глизе.

– Глизе?! Может, уж тогда сразу к Алтарю пробиваться или к Земле? Чего мелочиться-то?

– Туда не пройдем, – серьезно ответил Лад и отвел от лица визор, – не пропустят. А на Глизе можно попробовать.

– Зачем? Ты все еще надеешься восстановить справедливость? Это иллюзорное понятие, для каждого она разная. Кому и что ты собираешься доказать? Тебя отдали на заклание, а ты до сих пор не усвоил урока.

Наемник заглянул Ладу в глаза.

– Надо попробовать, – упрямо произнес тот и отвел взгляд.

– А ты собираешься сообщить о своих планах остальным? – поинтересовался Петер.

– Я скажу им.

– Когда?

Лад не ответил.

Петер, стиснув зубы смотрел на него, потом вздохнул.

– Да ты же сам знаешь, что… – решил предпринять еще одну попытку он. Но потом понял, что это бесполезно. Он втянул верхнюю губу и поскреб ее зубами, потом выпятил обе сразу, вскинул брови и сказал:

– Ну хорошо, будь по-твоему! Глизе так Глизе! Убедись сам, хотя, я уверен, ты и сейчас уже знаешь, какой прием нас там ждет. – Он начал вводить координаты, потом хохотнул и качнул головой: – Ты – псих, но харизма есть.

* * *

Команда выслушала Ладимира с хмурым молчанием.

– Я понимаю, что это опасно, но поступить по-другому просто не мог. Я все еще думаю, что это могут быть трюки Изотова. И если я прав, то, возможно, получится все исправить.

– А если ты не прав? – спросил Андреас.

– Если не прав, то…

– То скоро мы это выясним, – сказал Петер, откинувшись на стуле. – Часа через три.

– Я считаю, что если есть шанс, то его нельзя упускать. Согласны?

– А я считаю, что это откровенная глупость, – сказал Самуэль, – отдавать себя в руки имперских войск, могу напомнить, что мы беглые заключенные. И пусть суд был организован корпорацией, но приговор его действителен на всей территории Империи.

– Не на всей, – поправил Петер. – Лагуна никогда не жила по законам империи.

– Вот! Он прав! – сразу подхватил Самуэль. – Надо лететь на Лагуну.

– Не горячись, – сказал Георгий. – Лагуна – прибежище преступников всех мастей: убийц, наемников, корсаров.

Петер усмехнулся, но ничего не ответил на его слова, а грек тем временем продолжал:

– Помните Эрла Сиба?

– Этого больного выродка? – наморщился Андреас.

– Да. Говорят, он сейчас как раз на одной из планет Лагуны. Нам приходила сводка Объединенного полицейского управления.

– Точно, – снова кивнул наемник. – Он был там, на Грации. Только больше его там нет, его вообще нигде нет.

– Где же он? – спросил Георгий.

– Стал частичкой звезды.

– Как это?

– Запаянный в жаропрочную капсулу, он отправился прямиком на ближайший красный карлик. Мы с ребятами минут двадцать смотрели, как плавится корпус. Родители убитых им детей хорошо заплатили губернатору Лагуны, чтобы Эрл не ушел от возмездия. А тот в свою очередь попросил Большого Джона, на которого я тогда работал, оказать услугу.

– Это правда? – Георгий не мог скрыть радости.

– Можешь у Болтуна спросить.

Бывший полицейский посмотрел на наемника, и тот кивнул, подтверждая слова напарника.

– Я не пойму чему ты радуешься? – хмуро произнес Самуэль. – Лад тащит нас снова на каторгу, сейчас, кстати, срок автоматически удвоится – после побега, а ты счастлив оттого, что бандиты поджарили одного из своих дружков. Завидую твоему оптимизму.

– Эрл Сиб этого заслужил, поверь, – серьезно ответил Георгий.

– Верю, – покивал тот, – но в данный момент меня больше заботит собственная шкура, чем смерть какого-то больного недомерка.

– Мы все в одной шлюпке, – согласился с ним старший из братьев.

– Я считаю, – Самуэль перевел взгляд на Ладимира, – что прежде, чем принимать решение, ты должен был посоветоваться с нами.

– Спокойно, – изобразил невинный взгляд Петер. – А кто сказал, что он вообще должен с вами советоваться? Если не ошибаюсь, он ваш капитан.

В кают-компании повисла тишина. Наемник озвучил то, что и так было очевидно, но никогда не произносилось вслух.

Все перевели взгляды на Каменева.

– К тому же, – продолжал Петер, – мы заключили договор, и корабль теперь принадлежит ему. Пусть пока чисто номинально, но все-таки.

– Это правда, – подтвердил Лад.

– А зачем нам… тебе корабль? – спросил Андреас.

Во взглядах всей команды читался тот же вопрос.

– Я посчитал, что если нам не удастся сразу найти убежище, а придется какое-то время помотаться по разным планетам, то будет лучше иметь свой собственный корабль, а не чувствовать себя гостями, которых могут в любой момент выкинуть за борт.

– Ну-у! – развел руками Петер. – Я бы так не сделал!

– Я хотел, – Лад пропустил реплику наемника мимо ушей, – чтобы мы имели возможность для маневра и отступления. А «Пилигрим» – хороший и надежный корабль, созданный для дальней разведки, исследования планет и поиска новых колоний. Поэтому одинаково пригодный как для полетов в атмосфере планеты, так и для межзвездных прыжков. И с кораблем все-таки легче скрыться от преследователей, чем без него. Согласны?

Беглецы переглянулись между собой.

– Да, конечно, ты прав, – сказал Самуэль.

– Еще я взял на себя обязанности капитана и считаю это разумным и верным решением в данной обстановке. Кроме меня, никто из нас не сможет справиться с кораблем. И я прошу вас подчиняться моим приказам, пока не найдем для всех нас надежного убежища. После этого все вольны делать что душе угодно, но до той поры – мои приказы должны исполняться сразу и без обсуждений. Это касается и вас. – Ладимир посмотрел на Петера и Болтуна.

Первый наемник развел руками, показывая, что «не вопрос!», а немой согласно кивнул.

– Это, несомненно, правильный шаг, и никто не собирается оспаривать ни его, ни твои приказы, – сказал Андреас, – но так ли уж нужно лететь к Глизе?

– Если есть шанс вернуться к нормальной жизни, а не провести остаток дней в бегах, опасаясь, что каждую минуту тебя могут схватить и отправить на каторгу, я считаю – его нужно использовать.

И снова возникла пауза. Потом Петер потянулся, широко зевнул и встряхнулся.

– Про «каждую минуту» ты, конечно, загнул, – сказал он. – Но вопрос, я думаю, исчерпан. Какие будут указания… капитан?

Присутствующие снова посмотрели на Каменева, молчанием подтверждая свое согласие со всем, что сейчас обсуждалось. Капитан посмотрел на этих людей, прекрасно осознавая всю ответственность, какую он сам на себя возложил. Но не собирался отказываться от этой ноши, осознавая, что без него, без его знаний и умений большинство из них пропадет.

– До выхода из гипера у нас осталось около трех часов. Почему бы не перекусить?

– И то дело! – поддержал Петер. – Верно говоришь, не голодными же помирать!

Лад хмуро посмотрел на него:

– Продукты успели загрузить? Не знаешь?

– Как же не знать, знаю! Успели. Под завязку. Только автоповар сломан. Болтун проверял. Умер насовсем. Чего-то там перегорело в его толстом железном брюхе.

– И как же быть? – спросил Алонсо.

– Как быть… самим готовить! Что за глупый вопрос?!

– Но я не умею. – Паренек сразу расстроился.

– Тогда у тебя два выхода: либо быстренько, примерно за полтора часа, научиться, либо умереть с голоду, – подначил наемник. – В вопросе еды у нас каждый сам за себя.

– Но я… я не успею за полтора часа Лад… – Он бросил растерянный взгляд на капитана, ища поддержки.

Все заулыбались, видя неподдельную тревогу паренька.

– Кто-нибудь умеет с плитой обращаться? – спросил Ладимир.

– Я могу, – ответил Самуэль, – кашеварил иногда.

– Хорошо. – Капитан повернулся к Болтуну. – Покажи, где что здесь.

Самуэль и наемник вышли из кают-компании.

Капитан повернулся к Петеру:

– Ты не мог бы показать Алонсо, как обращаться со сканерами?

– Запросто! – Тот поднялся и поманил к себе Алонсо. – Идем, юнга, я покажу тебе, как обращаться с приборами, и, надеюсь, ты окажешься смышленым, потому что нерадивые ученики выводят меня из себя.

Алонсо нерешительно посмотрел на Ладимира – тот кивком показал пареньку следовать за наемником.

Капитан остался в кают-компании вместе с братьями.

– Ладимир, – сказал старший, – ты им доверяешь?

Каменев понял, что он говорит про наемников.

– Пока у меня не было причин думать обратное.

– Но подстраховаться все же решил? Я про корабль.

Лад кивнул:

– Да. И еще, считаю, что вам нужно сейчас посвятить некоторое время изучению вооружения корабля.

– Может понадобиться?

– Надеюсь, что нет, но лучше быть готовым к любому повороту событий.

– Покажешь нам?

– Да. Пошли. – Все четверо поднялись, и Ладимир повел братьев к артиллерийским отсекам. – Для начала вам нужно будет запомнить несколько терминов. Я привык к ним, и если возникнет экстренная ситуация, то, скорее всего, подсознательно буду использовать их в своих приказах. А вы должны будете выполнять все быстро, не задумываясь о значении незнакомых слов. К примеру: «пустышка» – робот, выбрасываемый с преследуемого корабля, находящегося вне зоны прямой видимости и ведомого по приборам, для введения противника в заблуждение. Он оставляет за собой след, схожий по своим характеристикам со следом корабля. Правда, не знаю, есть ли такие на этом корабле, но, думаю, должны быть, ведь корабль принадлежал наемникам. Сейчас выясним. Продолжу: «хлопушки» – снаряды, выстреливаемые полусферой, при разрыве распространяют вокруг себя различные виды излучения, предназначены также для введения в заблуждение противника, отвлечения его прицельных систем и защиты корабля от реактивных снарядов. Это, конечно, не всегда помогает, и тогда нужно будет сбивать торпеды выстрелами орудий. Запомнили? Хорошо. Теперь о стрельбе: турели оснащены четырьмя независимыми лазерными пушками. Прицельная сетка позволяет работать с упреждением; если интеллектуальная система настроена, она будет выдавать картинку с расчетом скорости приближающихся снарядов и передавать образы для прицеливания. Торпеды ими сбивать можно, а вот ракеты – сложно, но в этом случае в ход идут «хлопушки»…

* * *

Усевшись в капитанское кресло, Ладимир посмотрел на экран: гиперпространство не могло похвастать разнообразием красок – сплошное белое ничто. Силовое поле вокруг «скользящего» в гипере корабля искрилось, словно покрытое замерзшими кристаллами; казалось, что «Пилигрим» летит в неком ледяном коконе. На этом фоне яркими красными цифрами таймер отсчитывал время до выхода из прыжка – оставалось около двадцати минут. Окутанный полем «Пилигрим» несся с реальной скоростью в так называемом сжатом подпространстве, имеющем более распространенное название «гипер», где все расстояния имели коэффициент сокращения или «сжатия», позволяющего в считанные часы преодолевать космические просторы, разделяющие звездные системы.

Позади Ладимира, вернувшись из кают-компании, где все отобедали, Петер обучал Алонсо обращению со сканерами. Из наемника получился бы неплохой учитель, если бы он умел держать себя в руках, потому что затылок паренька выдержал уже несколько затрещин, и, объясняя в очередной раз назначение некоторых подменю настройки, голос Петера постепенно переходил на рычание.

– Все, капитан! Я больше не могу! – не выдержал он в конце концов. – Это самый тупой юнга из всех, кого я встречал. У меня дикое желание пристрелить его!

– Я не тупой! Лад, я просто не могу все сразу запомнить!

– У-у! – Наемник замахнулся кулаком. – Как бы врезал сейчас!

Алонсо выставил руку, защищаясь.

– Успокойся, – сказал Лад. – Все равно пора заканчивать. Осталось меньше пяти минут.

Наемник, скрипя от злости зубами, отошел от паренька.

– Мне нужно выпить! Ты, – он обернулся к Алонсо, – принеси мне бутылку «Троянского» и стакан. И если через минуту тебя здесь не будет, то я точно пристрелю тебя, потому что ты самое бесполезное существо в галактике. И даже капитан не остановит меня, Темные звезды мне свидетели!

Паренек побежал выполнять приказ, а Петер занял штурманское кресло.

– Больше не заставляй меня учить кого-либо, если не хочешь жертв.

– Мы не можем без сканеров, а обученных людей у нас сейчас нет. Что, совсем плохо?

– Ну не совсем. – Наемник сбавил тон. – Какую-то часть он усвоил.

– Управится с передачей данных и картинки на наши экраны?

– Угу. Это сможет.

– Большего пока и не требуется.

– Но все равно… – Петер не договорил, Алонсо принес ему вино. Тот выхватил бутылку и стакан и прорычал: – Почему стакан один? Ты должен был поинтересоваться у капитана, не желает ли он.

– Я не… Лад, ты… ты будешь? Я сейчас!

– Отставить! – сказал Ладимир. – Я не буду. Садись за сканеры. Как выйдем из прыжка, будешь докладывать по данным дальнего обнаружения. Сможешь?

– Да-да, смогу!

– Занимай свое место. Всем занять свои места! Болтун, просигналь о готовности вооружения. – Немой наемник, вместе с Самуэлем, отвечал за подготовку вооружения и вспомогательного оборудования. На мониторе перед Ладом появилась надпись «Оружейный отсек: готов». – Хорошо. На пушках, не активировать орудия до моего приказа. Приготовиться к выходу из гипера.

Переход в нормальное пространство был практически мгновенным. Белая муть сменилась чернотой космоса. От ледяной оболочки остались лишь дымчатые завитки на силовом поле, но через секунду и они исчезли. И окружающий корабль энергетический щит снова стал полностью прозрачным.

Созвездие Водолея приняло корабль беглецов холодным светом звезд.

– Мы на месте, – прокомментировал наемник. – Что теперь?

– Курс на Глизе.

– Не передумал? Пока еще можно уйти, не привлекая внимания.

– Капитан, – доложил Алонсо. – В нашу сторону движутся корабли.

– Ну вот, уже нельзя, – досадливо сказал Петер и пробурчал: – Научил на свою голову.

– Алонсо, набирай сообщение: «Корабль „Пилигрим", бортовой номер 17-133. Экипаж: семеро гражданских и офицер флота Его Императорского Величества капитан Ладимир Каменев. Требуется помощь. Просим прислать официального представителя военного трибунала». Записал?

– Да.

– Передавай.

– Готово.

– Ждем ответа, да, капитан? – Наемник убрал визор.

– Да.

Сердце Ладимира часто билось в груди от волнения. Глизе – имперский протекторат. Здесь терпеть не могли корпорации, с их амбициями и баснословным богатством. Если беглецам пойдут навстречу, то, возможно, все уладится, с них снимут обвинения, Лада восстановят на службе. Не нужно будет скрываться, убегать, прятаться…

Имперские корабли приближались. Тревожным писком сканеры возвестили о том, что «Пилигрим» взят в прицел.

– Капитан, у меня такое чувство, что я стою голый на площади, а в зданиях вокруг засели снайперы и каждый желает всадить заряд-другой в разные части моего тела. Очень такое, знаешь, неприятное чувство.

– Подожди, сейчас они ответят.

– Ну-ну. Юнга, картинку на экран штурмана, чего спишь?!

– Ой, сейчас! – спохватился Алонсо.

– Что это? – спросил Петер, рассматривая изображения со сканеров.

– Сторожевые корабли «Оса» – перехватчики. Странно только, что они не отвечают на наш запрос.

«Осы» приближались, и молчание в эфире продолжалось.

– Нехорошее у меня предчувствие, капитан, – мрачно произнес наемник, – и если основываться на нем, то их молчание вовсе не странное.

Ладимир смотрел на обзорный экран и ставшие уже видимыми перехватчики. Он понимал, что наемник прав и то, что сторожевики не отвечают на его запрос, не предвещало ничего хорошего. Ведь зачем общаться с тем, кого собираешься уничтожить?!

– Константин, – как-то вяло позвал Лад.

– Слушаю?

– Приготовься сбросить «хлопушки».

– Ясно, сделаем.

– Алонсо, повтори сообщение на всех диапазонах частот.

– Я не… не знаю как…

– Петер!

– Сделаю, капитан.

Отправив сообщение, наемник вернулся на свое место и беззаботно плеснул себе вина.

– Ну что, попробовали? – Петер отпил из стакана. – Ты же знаешь, что означает их молчание. Будем дальше ждать? На Лагуну нужно идти, капитан.

Ладимир не ответил.

– Очнись, капитан! Нас сейчас испарят!

– Почему они не отвечают? Почему не предлагают сдаться?

– Ты до сих пор не понял? Им невыгодно само твое существование. Они кинули тебя, уволив задним числом. А теперь ты еще и беглый каторжник. Не будет тебя – не будет проблемы. Решайся, капитан, не то поздно будет.

На картинке, транслируемой сканером, «Осы» уже занимали половину экрана. Можно было разглядеть направленные в сторону «Пилигрима» стволы лазерных орудий, открытые стартовые люки торпедных аппаратов и гребни наконечников ракет.

Ладимир с тяжестью в сердце осознал, что шанс, о котором он грезил, о котором постоянно думал, – его попросту нет. И никогда не было.

А теперь из-за своего упрямства он рискует жизнями людей, доверившихся ему. Командовать которыми он сам принял решение, считая, что так будет правильно и лучше для всех них. Если бы кто-то из них мог сейчас видеть его взгляд, то они сразу заметили бы, как он изменился.

– Приготовиться! – скомандовал Ладимир. – Константин – следишь за ракетами. Андреас, Георгий – стрелять только по снарядам противника, никакого ответного огня. Ясно?

– Да, понятно, – отозвались стрелки.

– Петер, приготовься маневрировать, – продолжил Лад. – И прекрати пить на посту!

Наемник улыбнулся:

– Другое дело! Слушаюсь, капитан!

Он смял стакан, пролив недопитое на пол, отбросил его через плечо, вытер ладонь о рубашку, активировал навигационные очки и всунул руки в штурманские перчатки. – Готов! Куда летим? Расчет координат на Лагуну у меня готов, надо только задать вектор и развернуть корабль…

– Дальний прыжок опасен – войдут по нашему вектору и выпустят субатомные торпеды. На выходе из гипера от нас только пыль останется.

– Тогда куда?

– Сектор два, угол сто шестьдесят дробь тридцать. Скорость – две трети, – тут же приказал Ладимир.

– Два, один – шесть – ноль, дробь три – ноль. Две трети, – повторил Петер, набирая параметры на консоли. Корабль совершил резкий разворот, через нос, вверх от плоскости полета, и помчался прочь от перехватчиков, набирая скорость. «Осы», оправдывая свое название, словно рой, ринулись за ним.

– Торпеды! – доложил Константин.

Ладимир видел, как от перехватчиков ушла вперед россыпь ярких точек, каждая из которых была самонаводящейся торпедой. Когда снаряды оказались в зоне досягаемости турелей, он скомандовал:

– Стрелки, внимание! Огонь!

Те среагировали быстро, и подбитые их зарядами торпеды стали вспухать шарами взрывов.

– Ускорение постоянное, ноль пять.

– Ускорение – пол-единицы, константа, – выполнил Петер и добавил: – Этого мало, они нас догонят!

Ладимир словно не слышал его. Он был погружен в расчеты и поиски. Пальцы порхали по сенсорной панели, перед глазами были запрашиваемые им данные с радаров.

– Капитан, ты слышал меня? – повторил наемник. – Они нас догоняют, скоро подойдут достаточно близко, чтобы поджарить нас лазерами.

– Повторяю: стрелкам не открывать ответного огня, – сказал Лад в ответ на слова штурмана – Всем ясно? Курс прежний.

– Ракеты, – доложил Константин.

Ладимир отвлекся от своих расчетов и вернулся к тактической сфере.

– «Хлопушки», двумя партиями. Интервал тридцать секунд, – сказал он и снова вернулся к своему занятию.

– Ты что делаешь?! – спросил Петер, он уже начал нервничать. – До выхода противника на огневой рубеж – пятьдесят три секунды.

– Маневр уклонения. Ответный огонь не открывать. Курс прежний. Мне нужно еще две минуты, – ответил Ладимир.

– Для чего?! – не выдержал наемник и, когда капитан в очередной раз не ответил, выругался, а потом процедил сквозь зубы: – Внимание, начинаю маневр.

«Пилигрим» завертелся вокруг продольной оси, лазерные лучи, посылаемые четырьмя его пушками, сплелись позади корабля в замысловатую спираль. То и дело взрывались ракеты, отвлеченные «хлопушками» или подбитые стрелками.

– Капитан! «Осы» на хвосте! – крикнул штурман. – По нам ведут прямой огонь!

– Еще ракеты! – Голос Константина охрип от волнения.

– А, мать твою! Поглоти меня Темные звезды! – начал ругаться наемник.

Он прекрасно представлял, чем на таком расстоянии грозили ракеты, когда стрелки уже почти не могут перехватить их.

В подтверждение его мыслей, кто-то из мужчин, управляющих турелями, начал ругаться.

– Пропустил! Ракету! – Это был Андреас.

– Вижу! – сказал штурман. Резко увел корабль в сторону, и ракета прошла мимо. Упустив цель, умный снаряд совершил разворот по широкой дуге и снова пристроился в хвост «Пилигриму», но в этот раз попал под огонь пушки Георгия.

В следующую секунду корабль оказался в паутине лазерных лучей. Несколько из них заставили подернуться рябью его защитное поле.

– Мы под обстрелом, – быстро прокомментировал Петер. Его пальцы быстро скользили над управляющей панелью. Корабль выписывал дикие пируэты, подчиняясь штурманским командам.

То и дело лучи преследователей проверяли на прочность защитное поле беглеца – оно пока еще выдерживало.

Турели «пилигрима» сшибали ракеты и торпеды, но долго так продолжаться не могло.

Нервы не выдерживали у всех, стрелки уже орали в голос, отстреливая мчащиеся за кораблем снаряды.

– Капитан! – прорычал наемник. – Какого хрена ты там делаешь?! Я не выдержу такого темпа! Поле не выдержит!

Лучи попадали в корабль мятежников все чаще. Каким бы опытным пилотом ни был Петер, но эффективно уклоняться от огня пяти перехватчиков он не мог.

– Я ввел координаты для прыжка, – неожиданно сказал Ладимир, словно очнувшись. – Запускай процедуру. Перевожу управление на себя.

– Давай! – В голосе наемника слышалось усталое облегчение.

Капитан принял управление, а штурман начал запуск реакторов для гиперпрыжка.

Ладимир оказался более искусным пилотом. Движение «Пилигрима» стало менее хаотичным, более размеренным и четким, ход ровнее, что положительно отразилось на стрельбе турелей.

– Быстрее! Не копайся! – сказал Лад.

– Не копаюсь! Я же не вручную их разгоняю! – огрызнулся наемник. – Все! Можно! Выводи нас на вектор!

– Приготовиться к прыжку! – скомандовал Лад.

– Они все равно нас догонят, – сказал Петер, но тем не менее его пальцы быстро пробежали по тумблерам и сенсорным клавишам, завершая процедуру подготовки к переходу в гипер.

Лад даже головы не повернул. Все его внимание было сосредоточено на управлении и показаниях приборов.

Осы догоняли корабль. Реактивных снарядов стало меньше, зато огненные лучи лились непрерывными потоками.

– Прыжок! – наконец отдал команду Ладимир, едва перед ним замигал сигнал полной готовности.

Петер вдавил кнопку запуска установки. В тот же миг внутри корабля воцарилась абсолютная тишина. Долгие секунды, пока происходила стабилизация корабля в гиперпространстве и могучие, недоступные для изучения, но все же используемые людьми потоки подхватывали корабль и несли его с огромной скоростью к выбранной точке выхода, комком пустоты вспыхивали в груди каждого находившегося на борту.

А потом начался неуправляемый стремительный полет – «скольжение».

Но Петер только успел сказать:

– Прыжок начался, перешли на скольжение. Думаешь, нам удастся от них скрыться? Наш след еще не рассеется, «Осы» были слишком близко – их сканеры считают все параметры, да и вектор наверняка давно определили. Они прыгнут за нами. Немного времени, мы, конечно, выиграем, но…

И тут на них снова обрушилась тишина, возвещая о том, что они покинули гиперпространство.

– Что случилось? – непонимающе спросил наемник. – Скольжение же только началось!..

В этот раз прыжок закончился неожиданно быстро – не прошло и минуты, как корабль вышел из гипера.

Петер не смог сдержать эмоций, когда увидел, что прямо на них несется огромный астероид.

– Ух, чтоб тебя!

– Защитное поле на максимум! – коротко приказал капитан.

– Понял! Увеличиваю до максимума! – тут же среагировал наемник и подал больше энергии на элементы, вырабатывающие защитное поле.

Корабль, чуть сбавив скорость, влетел в пояс астероидов. Защитное поле срабатывало постоянно, отбрасывая мелкие камни, попадающиеся на пути «Пилигрима».

– «Осы»! – доложил Петер, когда корабли-преследователи вышли из гипера.

– Принимай управление и давай к тому скоплению! – указал Лад на область, где астероиды были расположены особенно плотно. – Прижимайся к крупным камням.

Лучи преследователей снова стали проноситься рядом, попадая в астероиды и разбивая их в куски.

Корабль мятежников влетел в скопление и стал маневрировать, чтобы не столкнуться с астероидами. Огромные камни медленно дрейфовали в пространстве, сталкиваясь между собой. Некоторое время плавали, сцепившись, словно сиамские близнецы, окутанные облаком мелких осколков, потом разделялись, чтобы столкнуться с другими.

– Как нам скрыться? – спросил Петер. – Даже если петлять будем, как кирианские крысы, все равно нагонят.

– Уводи их за собой. Пусть войдут в скопление, держи их рядом, чтобы не обошли со стороны, – велел Лад.

– Хорошо.

Наемник стал играть с преследователями в опасную игру. Он держался у них на виду, постоянно уклоняясь от лучей. Среди каменных обломков преимущество «Ос» в скорости сходило на нет, а в маневренности «Пилигрим» превосходил их.

– Приготовить торпеды! – отдал приказ Ладимир. – Как только обогнем этот астероид, нужно его взорвать! Давай, Петер, прижмись к нему!

Корабль пролетел в нескольких десятках метров от поверхности крупного, изъеденного кратерами и трещинами астероида.

– Отрывайся!

«Пилигрим» полетел прочь от огромного камня, и тут же Лад приказал:

– Залп!

Торпеды вырвались из пусковых цилиндров и устремились к цели.

– Максимальное ускорение! – тут же приказал капитан.

Петер постарался выжать из корабля все возможное. Компенсационные установки в чреве «Пилигрима» взвыли от натуги.

Выпущенные с его борта снаряды попали в астероид в тот момент, когда мимо него пролетали имперские перехватчики. Взрывы разнесли глыбу на куски. Обломки с бешеной скоростью разлетелись во все стороны. Они врезались в соседние астероиды и дробили их. Все пространство заполнили крупные и мелкие каменные осколки.

В первую же секунду две «Осы» получили сильные повреждения. Их не спасло даже защитное поле. Одному из перехватчиков острый камень попал в кабину, разнеся ее. Корабль завертелся и, неуправляемый, налетел на соседний астероид. Полыхнул взрыв.

Второй, с поврежденным двигателем, сбился с курса и полетел в ту же сторону. Но пилот сумел погасить ускорение, и «Оса» легла в дрейф среди обломков взорвавшегося корабля. Остальные преследователи разлетелись в разные стороны, спасаясь от смертельных обломков, но большинство также не избежали повреждений. Почти все «Осы» попали под удар. У одного корабля коротким бледным пламенем горел двигатель, еще двое дрейфовали.

«Пилигрим» выбрался из пояса астероидов и на максимальной скорости удалялся от преследователей.

– Вырвались! – ликующе воскликнул наемник. – Лад, мы вырвались!

Вся команда не могла сдержать радости, лишь капитан сидел молча.

– Такого я раньше не видел! – продолжал Петер. – Это было здорово! Капитан, ты молодец! Вот это погоня!

– Курс на Лагуну, – коротко бросил Ладимир. А перед глазами у него все еще была вспышка врезавшегося в астероид перехватчика.

Глава 3

«Пилигрим» с бортовым номером 17-133 стоял в «отстойнике» взлетного поля глазного космодрома Примы. Большая часть команды собралась в кают-компании, Алонсо сидел за сканером, с которым уже довольно хорошо освоился, под руководством Петера. Сейчас он баловался, подключившись к планетарной инфосети. Поисковик выдал сотни ссылок по его запросу. Но одна привлекла Алонсо больше других. «Настоящая история Примы», – гласило название статьи. Паренек открыл текст и начал читать: «Прима – вторая по размеру, но не по значимости обитаемая планета системы Лагуна, получившая название от туманности, в которой находилась. По размерам она едва превосходила Землю и даже была схожа с ней в строении и даже не нуждалась в терраформировании. Четыре материка – один самый большой и три примерно равных Австралии; три океана, полярные ледяные шапки, правда, сравнительно маленькие, чтобы претендовать на звание полноправных материков. Прима, оправдывая свое название, была главной планетой системы. Колонисты начали осваивать ее давно, но по каким-то причинам, о которых уже никто и не помнит, разработка земель и добыча ископаемых были почти полностью прекращены, оставшись лишь в том объеме, что был необходим для внутренних нужд поселения, и стали процветать развлечения, со временем превратившись в основной вид бизнеса.

Свой статус независимой колонии в составе Империи Лагуна обрела при губернаторе Сен-Лизе. Под его руководством прошло терраформирование и освоение еще двух планет системы, получивших названия Грация и Виктория.

Постепенно, привлеченные весьма свободными законами и нравами, царившими на Лагуне, туда потянулись авантюристы и преступники всех мастей. Губернатор Сен-Лиз был вовсе не против такого поворота событий, извлекая из этого свою выгоду. Банки Лагуны хранили вклады своих клиентов с надежностью лучших банков Империи, но еще с большей конфиденциальностью.

Лагуна стала прибежищем для пиратов, которые могли не опасаться ареста или того, что их награбленные империалы конфискуют.

Долго так продолжаться не могло, и вскоре Лагуна была объявлена «рассадником преступности и пиратства», и Империя, уступая давлению корпораций, которые больше всего страдали от нападения пиратов, направила туда регулярные войска. Но Сен-Лиз предвидел такой поворот событий и подготовился к нему.

Используя выгодное расположение системы, окруженной гигантским поясом астероидов, губернатор соорудил целый защитный комплекс, поставив ракетные базы чуть ли не на каждом каменном обломке, что в избытке вращались вокруг его планет.

Прибывший Имперский флот был встречен сотнями реактивных снарядов, изрядно проредивших его боевые порядки, на остальных же напал сколоченный из корсаров и наемников флот губернатора, разгромив имперские войска в знаменитом сражении возле планеты Виктория.

Прекрасно понимая, что Император не сможет оставить этот вопиющий случай неповиновения просто так, хитрый губернатор сам направился с повинной к Его Величеству, привезя с собой наличную карту с таким количеством империалов, что император просто потерял дар речи и молча подписал прощение мятежному губернатору. С тех пор поток преступного капитала направился на Лагуну бурлящей рекой, а сама система стала независимой системой в составе Империи, свободная от посягательств корпораций, постоянно точивших на нее зуб, и от претензий со стороны самой империи, которая регулярно получала свою долю от прибыли Лагуны в виде налогов. Нынешний губернатор Сен-Лиз уже третий наследный правитель системы».

– «Рассадник преступности и пиратства», – произнес Алонсо с восторженным блеском в глазах.

В рубку, разговаривая между собой, вошли Андреас и Петер. Увидев Алонсо, оба замолчали.

– Чем тут занимаешься? – недовольно спросил наемник. – Давай шагай отсюда.

– Я хотел еще позаниматься со сканером.

– Позаниматься хотел? Тогда иди, найди Болтуна, и пусть он тебе покажет порядок загрузки «хлопушек».

– Он мне уже показывал.

– Значит, пусть покажет еще раз, – сказал Андреас. – Закрепишь материал!

Алонсо поднялся со словами:

– А просто сказать, что вам нужно поговорить, конечно, нельзя, – и вышел из рубки.

– Сколько у нас еще времени? – спросил Статос, когда за пареньком закрылась переборка.

– Начальник порта сказал – неделя.

– И что будем делать?

– Корабль изымут, а мы разбредемся в поисках работы, что еще-то?

– Н-да… – протянул грек.

– Вот тебе и «н-да». Не ожидал я от нашего капитана такого сюрприза.

– А что ты хотел? Он же служил с этими людьми, может, даже знал кого из них.

– Это понятно, но не он же виноват.

– Пойди, объясни ему.

Мужчины некоторое время стояли молча.

– Во имя Темных звезд, я-то из-за чего все это терплю! – возмущенно проговорил Петер. – Если бы я знал, что так получится, не стал бы ждать, пока мы задолжаем администрации порта, и продал корабль сразу. А теперь все равно изымут.

– А если мы не отдадим?

– Ну попробуй, – усмехнулся Петер. – Здесь законов мало, но за их соблюдением следят очень строго. Подгонят танк и расстреляют в упор. Чтоб другим неповадно было.

– Могут?

– Раз плюнуть!

Снова в разговоре наступила пауза.

– Ладно, – решил наемник, – пошли к нему.

– Я уже был, – грустно сказал Андреас.

– Тогда я сам схожу.

Они вместе вышли из рубки и направились к каюте Ладимира. Потом Андреас остался снаружи, а Петер зашел внутрь.

Лад развалился на койке, рядом со с голиком, на котором стояла недопитая бутылка и наполненный стакан. Пинком отшвырнув из-под ног несколько пустых бутылок, Петер подошел к Каменеву, взял со стола стакан и залпом выпил.

– Это была мо… – проговорил капитан, потом махнул рукой. – А ладно, у меня еще есть.

– Слышь, капитан? Не пора остановиться?

Ладимир плеснул себе в стакан, пролив часть на стол.

– С чего бы? – Он поднес выпивку ко рту, но Петер хлестким ударом выбил стакан у него из руки. Зазвенев, тот покатился по полу, а содержимое расплескалось по стенам и столу.

– С того, что этим пойлом ты пытаешься себе жизнь облегчить, или забыться, или вину свою залить. Только ни хрена это не поможет.

– Откуда ты можешь это знать? Ты – наемник. У тебя нет ни совести, ни чувства вины, ты… ты…

– Остановись, капитан, – сурово сказал Петер, – пока не наговорил лишнего. Я убивал людей и за меньшее.

– И что? Меня ты тоже убьешь? – Лад засмеялся.

Петер не стал отвечать на его вопрос, вместо этого сказал:

– Как бы ни было плохо, капитан не должен забывать о своей команде. Им от твоей пьянки не легче.

– Команде? Какой команде? – Он снова хрипло засмеялся. – Не смеши меня… «команде»!

– Что тебя так забавляет? – холодно спросил наемник.

Ладимир медленно вскинул брови и неровным движением протер губы ладонью.

– Нет никакой ко… – У него вырвался вздох. – Команды. О чем ты?

– Я о том, что в тот момент, когда они встали под твое руководство, то стали командой. Твоей командой. А ты их капитаном. Не помнишь, кто говорил, что они обязаны выполнять твои приказы?

– Я обещал быть ихкапитаном до того момента, пока не найдем пристанища. Вот. Мы его нашли. Все равно больше некуда лететь. – Лад хмыкнул. – Так что я свои обязанности выполнил.

– И можешь бросать теперь их на произвол судьбы?

– Я им не нянька.

– Я тебе тоже не нянька, однако сижу здесь и говорю с тобой.

– Я тебя не звал, проваливай.

Петер сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не пустить их в ход, а Лад, нащупав упавший стакан, поднял его, едва не свалившись с кровати, поставил на стол и попытался снова наполнить.

– А что моей команде от меня нужно? – поинтересовался он.

– Для начала, чтобы их капитан протрезвел.

– Задача невыполнима, – иронично прокоммектировал Каменев, демонстративно выпив. – Что еще?

На Петера эта демонстрация не произвела впечатления, он спокойно продолжил:

– Еще нужна работа. Потому что деньги, что у них были, заканчиваются. Точнее, их уже почти нет.

– Конечно. Откуда у нас деньги, мы беглые каторжники. Ха-ха… ха. Н-да.

– Через неделю корабль изымут за долги. Я сумел договориться с начальником порта, что он ждет эту неделю. Но не больше.

– Корабль мой!

– Расскажешь тем, кто придет его забирать. К тому же ты еще не расплатился за него со мной.

Ладимир почти минуту смотрел на наемника тяжелым взглядом, но тот выдержал, не отведя своих глаз. Потом капитан стал шарить по карманам.

– Вот, держи. – Он хлопнул ладонью по столу. – Этого должно хватить заплатить за стоянку. Что останется – первый взнос за корабль.

Он убрал руку со стола, и орден «Трех созвездий» заиграл отблесками драгоценных камней.

Петер взял награду и убрал в свой карман. Лад проводил его руку тоскливым взглядом.

– Сегодня съезжу в город к знакомому ювелиру.

– Лучше к антиквару.

– Посмотрим.

– Антиквар больше даст. Таких штук всего несколько во всей Вселенной. А ювелир что, только камешки выковыряет.

– Хорошо. Сначала оценю у ювелира, потом к антиквару схожу.

– Да, правильно, – согласился Лад.

– Давай еще, что ли, по одной выпьем? – предложил наемник.

– Давай, – кивнул Каменев, – а то я почти протрезвел.

Дверь капитанской каюты распахнулась, и вместе с тяжелым запахом перегара из нее вышел Петер.

– Ну что он там? – спросил Андреас.

Рядом с ним стоял Алонсо, наемник хотел спросить, почему тот не занимается с Болтуном, но передумал. Паренек, наверное, больше всех переживал за Ладимира, по крайней мере по нему это было больше всего заметно.

– Что и раньше – пьет! – фыркнул Петер. – Их этому в Академии тоже, что ли, учат?

– Кто же знал, что он так.

– А что еще можно подумать, когда человек сразу после посадки направляется в свою каюту с ящиком пойла?

– Знаешь, ты тоже это видел, но ничего не сказал!

– А что я должен был говорить? Он уже вышел из того возраста, когда нужно за ним присматривать. И, в общем-то, его можно понять.

– Это да, – протянул грек. – Но меру тоже надо знать, пора и заканчивать.

– Надо бы вентиляцию запустить, а то от одного его дыхания запьянеть можно.

– Алонсо, сбегай, вруби каюты на «продувку», – сказал Андреас стоящему рядом пареньку.

Тот бросился выполнять задание.

– Ну что, пошли? – Петер повернулся к греку, когда парнишка убежал.

– Куда?

– Разгружать каюту капитана.

– В смысле?

– В прямом. Я пока у него сидел, снотворного подсыпал. Уже должен был отрубиться.

Андреас с улыбкой посмотрел на наемника:

– Никогда не подумал бы, что ты такой заботливый.

– В первую очередь я забочусь о себе. Негоже кораблю, да и команде без капитана. А я в людях немного разбираюсь. Из нашего пьянчуги выйдет отличный капитан. Ему сопутствует удача, а удача в нашем деле – важнейшая штука.

– В каком это «нашем деле».

Петер хитро улыбнулся и подмигнул:

– Пошли, остальным незачем видеть капитана в таком виде.

Ладимир проснулся на следующий день с отвратительным настроением и жутким похмельем.

В каюте был свежий воздух, на столе его ждал стакан воды и таблетка.

«Куда мы летим?» – была его первая мысль, которая тут же отозвалась в голове резкой болью. Он хотел подняться, но застонал и тут же лег обратно. Стараясь двигаться медленно, он дотянулся до таблетки и стакана с водой. Ему даже в голову не приходило, что это может быть что-то кроме лекарства.

С трудом проглотив таблетку, он закрыл глаза, но от этого стало только хуже. Ладу казалось, что он находится в центрифуге, которая крутится с огромной скоростью. Он снова открыл глаза и постарался сфокусировать взгляд на решетке вентиляционного люка. Ему это удалось, и через какое-то время он начал чувствовать себя немного лучше.

Постепенно лекарство начало действовать, и Ладимиру становилось легче с каждой минутой.

Наконец он смог подняться и сесть на постели. Потом добрался до кабинки гальюна. Плеснув в лицо водой, он посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Какой ужас, – прохрипел Лад. Откашлялся, постоял немного, опираясь о края раковины и опустив голову. Снова посмотрел в зеркало, вздохнул и протянул руку за мылом.

В кают-компании он появился уже выбритым и опрятно выглядевшим. Команда заканчивала завтрак.

– Алонсо, принеси капитану поесть. Могу спорить, он здорово проголодался, – с легкой ухмылкой сказал Петер.

Но теплая яичница с трудом лезла в горло под взглядами товарищей. Кое-как заставив себя съесть, Ладимир запил ее стаканом сока.

Потом поднял глаза и посмотрел на сидящих за столом мужчин.

– Что? – с вызовом спросил он. – Чего вы от меня ждете? Что я должен сказать или сделать?

– Вообще-то ничего особенного, только исполнения обычных обязанностей капитана. Который должен заботиться о своей команде и корабле, – серьезно сказал Андреас.

– Но я не капитан, то есть… я, конечно, капитан, хотя… наверное, уже и нет, – неуверенно сказал Лад. – Ну не в этом дело, я не могу быть капитаном корабля. У нас даже корабля как такового нет. Мы украли его.

– Что за бред? Тебя из-за этого совесть мучает? Так думай об этом как о военном трофее.

– Мы не на войне!

– Да? – Старший Статос окинул капитана хмурым взглядом. – Ты так считаешь?

Ладимир не нашелся, что ответить, поднялся и вышел из кают-компании. Петер пошел за ним.

– Капитан, подожди.

– Чего тебе?

– Ты не прав, капитан.

– Да что ты говоришь! В чем же я не прав? В том, что заступался за этих людей, когда ты и твои дружки грабили их дома, или в том, что спасал их, когда пять кораблей Имперского флота гнались за нами.

– Не забывай, что это ты настоял, чтобы мы пошли на Глизе, – осадил его наемник. – И на Дейтоне тебя никто не просил вмешиваться. Отсиживался бы дома. Кого ты теперь винишь?

– Никого, но и я ничего никому не должен. – Он развернулся и направился к себе в каюту.

– Лад, не дури, – сказал Петер ему вслед и сделал жест рукой, расплескав напиток. – Эти люди доверили тебе свои жизни, они пошли за тобой, а ты хочешь их бросить?

– Я спас их жизни – ведь мы прилетели сюда. – Капитан остановился и обернулся.

Петер посмотрел на него с таким видом, словно не узнавал.

– Что с тобой? Я не узнаю тебя. Ты сломался? Хочешь сказать, напрасно мы вытаскивали тебя из тюряги? Знаешь, где ты был настоящим? Там, в космосе, когда отдавал команды, но не сейчас – раскисший и потерявший смысл жизни. Ты кого жалеешь? Тех парней, которые хотели убить тебя. Лично я рад, что остался жив.

– Я тоже рад, но…

– Но что? Знаешь, я понял. Ты боишься ответственности!

– Может быть. Я просто не готов. Мне нужно время.

– Давай соберись. Сходи в город, развейся. Обдумай все, только будь осторожен – тут не империя, и трепета к мундиру никто не испытывает. Ну! Хватит киснуть. Что ты как барышня?!

– Хорошо. Я обдумаю все.

– Ну вот и договорились. – Петер как ни в чем не бывало допил остатки напитка и, кивнув капитану, повернулся, чтобы уйти, но Лад остановил его:

– Петер… Я хотел поблагодарить тебя за помощь.

– Я сейчас расплачусь, капитан. Потом сочтемся, – сказал он и пошел в кают-компанию.

* * *

Центральный город Примы носил название планеты и начинался сразу за воротами космопорта. Лад шел по улице, а по обеим сторонам от него тянулась череда баров, ресторанов, курилен, танцевальных клубов, игровых залов и прочих увеселительных заведений на любой вкус. Чем дальше от космодрома, тем выше становились здания. Постепенно они выросли настолько и располагались так плотно, что, задрав голову, Лад мог разглядеть только маленький кусочек неба.

Прима обладал своим неповторимым ароматом, состоявшим из смеси запахов всевозможных яств и дорогих духов, денег и машинного масла… баснословного богатства и крайней нищеты, тлена, порока и пьянящей вседозволенности.

Интенсивное движение шло в городе на нескольких уровнях, поднимаясь до крыш иных небоскребов.

Лад не привык к таким городам, он бывал раньше в мегаполисах, но всегда чувствовал себя в них неуютно. Город давил на него своей массивностью, суетой, всем этим упорядоченным хаосом, что назывался «городской жизнью».

А Прима отличался от других еще и тем, что предоставлял развлечения всем, даже людям с самым извращенным умом и желаниями. Он выполнял любые прихоти – только плати! О чем на каждом шагу возвещала яркая реклама. Много рекламы. Невероятное количество рекламы!

Огромное количество народа шло мимо Лада. Мужчины и женщины, трансы и зверятники, попадались такие субъекты, каких капитан раньше никогда не встречал и даже представить не мог, что такие существуют. Некоторые спешили на работу, другие в ее поисках, кто-то по делам, а кто-то за удовольствиями, коих тут было в избытке…

Зачастую ему попадались вооруженные люди или даже в бронекостюмах. Несколько раз он повстречал представителей местной милиции – в кинетических доспехах, вооруженных бластерными винтовками.

Ладимир старался ни о чем не думать, расслабиться. Сейчас ему хотелось только отдохнуть, и в первую очередь эмоционально. Но город не позволял ему этого сделать, внося сумятицу в мысли, ощущения, желания…

Лишь дойдя до площади Независимости, огромного открытого пространства с гигантским памятником первому губернатору Сен-Лизу. Три планеты системы, словно корона, венчали голову, нога, обутая в ботинок от скафандра, попирала искрящийся звездами драгоценных камней кусок грубой породы.

Монумент вызывал восторг и чувство внутреннего восхищения созданным величием.

Ладимир не спеша шел к памятнику, постепенно задирая голову все выше и выше. Подойдя к подножию, он смотрел на устремившуюся ввысь фигуру.

– Эмильен Сен-Лиз, первый губернатор свободной Лагуны, – тут же появился рядом с Ладом голографический гид, изображавший невысокого, ухоженного старичка в пенсне, – был многогранной и сильной личностью. В период его правления…

– Исчезни.

– Как пожелаете, – поклонился гид и скрылся.

– Кого я вижу! – неожиданно воскликнул кто-то позади Ладимира. – Каменев! Герой, мать ее, долбаной империи!

Капитан обернулся. Сначала он не узнал крупного мужчину с небольшой черной бородой, в свободных одеждах, шедшего к нему, раскинув руки для объятий. Позади бородача, простреливая окружающее пространство цепкими взглядами, следовали телохранители – амазонки с Плинии. Увешанные оружием, сканерами, генераторами поля и другими средствами, необходимыми для защиты клиента, две фурии проверили Лада в тот же момент, как он попал в поле зрения их хозяина.

Ладимир ждал приближения мужчины, вглядываясь в его лицо.

Тот остановился в нескольких шагах от капитана.

– Ты что, не узнал меня?! – воскликнул он удивленно.

– Джон? – неуверенно спросил Лад. – Джон Липски?

– Ну! – Тот преодолел несколько шагов, отделявшие его от Ладимира, и обнял его так, что у капитана затрещали кости. – Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! Я все думал, ты или не ты?

Он отпустил Лада и тут же обхватил его за плечи:

– Знаешь что, пошли ко мне! Надо пропустить по стаканчику за такую встречу, вот уж не думал, что когда-нибудь встречу тебя здесь.

– В жизни всякое бывает, – сдержанно ответил Лад. С Джоном Липски он учился на одном потоке в Академии, но друзьями они никогда не были, играли в одной команде по скайболу, но и только. В остальном их интересы разнились. Джон был потомственным военным и в Академии чувствовал себя своим среди своих, в отличие от Лада.

Кадету Каменеву каждый день приходилось доказывать, что его не напрасно удостоили чести стать военным офицером, в то время как Липски эта привилегия принадлежала по праву рождения. Поэтому сейчас Ладимир не видел причин такой преувеличенной радости от встречи, какую выказывал его бывший сокурсник.

– Пожалуй, я отклоню твое предложение, Джон, – сказал он. – Я сейчас немного занят, может быть в следующий раз.

При его словах Липски неожиданно напрягся, отошел на шаг.

Ладимир заметил, что плинийские наемницы подошли чуть ближе и заняли позиции по обе стороны от Липски. Улыбка слетела с лица бывшего сокурсника, но потом снова вползла на него.

– Как всегда, важничаешь? – дружелюбно сказал тот. – Если бы это был кто-то другой, а не ты, то… хотя не важно.

Липски махнул рукой:

– Ко мне идти совсем не обязательно, можно куда-нибудь еще завалиться, вспомним студенческие годы, как мы устраивали шикарные гулянки, всем на зависть.

– Может, ты забыл Джон, – ответил ему капитан, – но мало кто хотел быть в одной компании с «неблагородным» выродком. Я с вами не ходил.

– Да перестань! Что за детские обиды? – Липски снова развел руки в стороны. – Тем более! Отличный повод исправить ошибки молодости! Пошли, я угощаю!

– В конце концов, почему нет, – пожал плечами Лад. – Пошли.

– Вот именно! Саяна. – Липски кивнул одной из охранниц. – Бар «Звездный погреб».

Та сорвалась с места и побежала вперед, проверять место, где босс собрался выпить.

– Кого-то боишься? – спросил Лад.

– Конечно, – не смущаясь, ответил тот. Джон подождал, пока оставшаяся рядом амазонка покажет, что все нормально, и пошел к бару, увлекая Лада за собой. – Не боятся только дураки или те, кому терять нечего. Я не причисляю себя к дуракам и, в общем-то, нажил достаточно, чтобы хотеть пользоваться своим добром и не желать с ним расставаться.

Лад усмехнулся:

– Неужели служба приносит столько доходов?

– Какая служба?! О чем ты? Горбатиться на Его Императорское Величество – это не для меня. Я другого полета птица, – важно произнес Джон. – Да и Академию я закончил условно.

– Как это? – не смог сдержать удивления Лад.

– Мне дали лейтенанта, но без назначения на дальнейшую службу, – криво улыбнулся Липски. – После того знаменательного матча,, когда я зарядил адмиралу Проскурину мячом между глаз, хорошие места мне были заказаны, а на плохие я был не согласен. Вот и пришлось уйти на вольные хлеба.

– А говорили, что историю замяли. – Лад вспомнил тот матч по скайболу, когда произошел инцидент.

– Конечно, замяли, лейтенанта-то мне все же дали. Только к кораблям не пускали. Просиживать штаны в каком-нибудь заштатном ведомстве я не согласился, и на этом моя карьера военного закончилась. Хотя сейчас у меня самого небольшая флотилия, целых десять кораблей.

– Десять кораблей? – снова удивился Лад.

– Ага, – подтвердил Липски. – Надеюсь, скоро будет и одиннадцатый. Ну заходи, там поболтаем.

Джон распахнул дверь бара, пропуская Каменева вперед.

Внутри заведение было стилизовано под десантный челнок – барная стойка отделяла от посетителей «кабину пилотов», уставленную всевозможными напитками. Сам бармен – здоровенный парень в форме десантника – поглядывал на посетителей поверх черных матовых стекол очков.

Лад заметил, что, за исключением мест для посетителей и прочей свойственной любому бару мебели, интерьер до мелочей повторял внутренности настоящей боевой машины, с отсеками под боеприпасы, креплениями для оружия и даже динамиками на стенах.

– Бывал в таких? – спросил Липски.

– Нет, – ответил Лад. – В десантировании не довелось участвовать.

– Я о баре! Нравится?

– Ну ничего так.

– Ничего так?! Да это же самый настоящий десантный челнок! Я его выкупил у армии после той стычки на Дельте Грифона. Их же здорово тогда потрепали, и на планете осталась куча разбитой техники. Я планировал целую сеть открыть, но они такую цену заломили за этот металлолом!

– Так это твой бар?

– Один из.

– Понятно, – протянул Лад, а сам подумал: чего же так боится Липски, что даже в собственный бар заходит с опаской?

Заведение пустовало, ни одного посетителя не сидело за столиками.

– Еще рано, – пояснил Джон, заметив взгляд Лада, пробежавший по незанятым местам. – Зато можно поговорить спокойно. Располагайся.

Ладимир сел на ближайший стул. Липски плюхнулся напротив, а плинийские амазонки заняли позиции со стороны входа.

– Эй, сержант, – крикнул владелец бара. – Организуй нам по стаканчику фирменного.

Тот кивнул из-за стойки, и через полминуты на столе стояли два бокала с коктейлем.

– Угощайся! Мой бармен – отлично делает коктейли. И голова свежая остается, и настроение поднимают.

– Так о чем ты хотел поговорить?

Джои отпил из бокала и откинулся на стуле:

– У тебя ведь есть корабль?

– Это не мой корабль.

– Перестань. Кому ты собираешься его возвращать? Наемникам? «Млечному Пути»?

Ладимир вскинул взгляд.

– Что? Откуда я знаю? Да ты во всех новостях был, даже больше, чем когда получал «Три созвездия». Развенчанный герой, бунтарь… ты почти живая легенда.

Лад не нашелся, что ответить. Он нахмурился и повертел пальцами бокал.

– Теперь у тебя есть корабль, – продолжил Липски, – есть команда, но нет денег. Вы вне закона, но тут не действуют законы империи. Так что сейчас ты капитан боевого корабля. Неплохая карьера для провинциального юноши, не находишь? Так зачем упускать такую возможность?

– Мы пришли сюда говорить о моей карьере?

– Не злись. Сам виноват, что оказался в такой ситуации. Я же тебе предлагаю помощь. Тебе сейчас даже корабль заправить нечем. А было бы чем, то куда полетел бы? Империя для тебя закрыта. Можешь, конечно, податься куда-нибудь на отдаленную колонию, но долго ли ты сможешь там скрываться? Кто-то наверняка узнает тебя и донесет. – Липски сделал несколько глотков коктейля. – Мой тебе совет – привыкай к тому, что Лагуна станет твоим домом. Здесь, конечно, не райский сад, но жить можно. И даже вполне достойно.

– Достойно?

– Именно.

– Только при этом тебя всюду сопровождают телохранители.

– Издержки хорошей жизни. – Джон развел руками. – От этого никуда не деться. Закон на этой планете тебя не защищает, приходится заботиться об этом самому.

– Ты все еще не сказал, что хотел от меня.

– У меня есть работа, для тебя и твоей команды. Сразу скажу, что она не из легких, и даже опасная, но ты справишься, уверен.

– Зачем тебе я? У тебя же десять кораблей.

– Они все сейчас в разных краях галактики. Я в них немало вложил, и они должны отрабатывать себя, ты же понимаешь. А тебе сейчас пригодятся несколько тысяч империалов. Вот возьми. – Он протянул капитану пластиковую карточку. – Тут небольшой аванс. Он тебя ни к чему не обяжет, даже если ты не согласишься на работу. Считай это дружеским займом. Отдашь при возможности, никаких процентов.

Ладимир смотрел на прямоугольник в руке бывшего сокурсника, но не спешил его принимать. Липски положил карточку на стол и пододвинул ее к Ладу:

– Бери и не вороти носа. Я еще никому не делал таких подарков, поэтому не оскорбляй меня своим отказом.

– Что нужно будет делать?

Джон некоторое время молча смотрел капитану в глаза, потом сказал:

– Перехватить пассажирский лайнер и забрать из каюты капитана пакет, скрепленный печатью императора.

– Ты предлагаешь мне стать пиратом? – Как Ладимир ни старался, но не смог скрыть брезгливости.

– Называй это как пожелаешь – пиратство, каперство, разбой или просто работа. Ты сейчас не в том положении, чтобы выбирать.

– Я не собираюсь топтать свою честь и убивать людей ради наживы, как и продолжать эту беседу. – Капитан поднялся.

– Я не предлагаю тебе убивать. То, каким способом ты выполнишь работу, будет зависеть только от тебя! – Липски тоже поднялся. – Обойдешься без жертв – отлично, я буду только рад. И можешь сейчас не отвечать. Сходи, посоветуйся с командой, и если надумаешь принять предложение, буду ждать тебя здесь завтра в это же время.

Он вышел из-за столика и направился к выходу. Плинийка покинула бар первой, осматривая улицу и близлежащие дома. Джон оглянулся на пороге:

– Подумай – предложение стоящее. И попробуй коктейль, он действительно хорош.

Лад остался единственным посетителем бара.

Он еще некоторое время смотрел на карточку, лежащую рядом с бокалом, потом взял напиток и сделал несколько глотков. Мягкий фруктовый вкус разлился по языку. Липски не врал, коктейль действительно был очень вкусным.

Ладимир поставил стакан на стол, поднял карточку, несколько секунд рассматривал ее, вздохнул и положил пластик в карман. Затем поднялся и быстро вышел из десантного челнока, переделанного под бар.

* * *

Корабль по-прежнему стоял в отстойнике. Алонсо сидел, прислонившись спиной к трапу, к грелся на солнце. Паренек заметил капитана, только когда тот начал подниматься по трапу.

– Лад, ты вернулся?

– Да. Собери команду в кают-компании, я сейчас подойду.

Он быстро прошел в свою каюту и надел парадный мундир, направился к выходу, уже протянул руку к открывающей панели, но остановился. Сел на койку и тяжело вздохнул. Ему предстояло принять нелегкое решение. Собравшись наконец с духом, Лад быстрым шагом направился в кают-компанию, словно боятся передумать.

Команда уже ждала его, собравшись в полном составе. Когда Лад вошел, взгляды всех присутствующих обратились на него.

– Что произошло? – спросил Петер, оценивая парадный вид капитана. – Знаменательное событие? Праздник?

Ладимир прошел вперед и занял место во главе стола.

– У меня есть заказ, – начал он без предисловий. – Работа для корабля и команды. Каждый из вас, прежде чем дать ответ, должен хорошо все взвесить. Если вы согласитесь на это предложение, будет означать, что вы встали на путь каперства и уйти с него будет уже очень трудно. Пиратство преследуется по всему ареалу, кроме этого сектора, пираты – люди вне закона…

– Мы и так вне закона, – сказал Самуэль. – Не тяни, капитан, говори, что за предложение.

– Прогуливаясь по городу, я встретил своего бывшего однокурсника Джона Липски.

– Ты учился вместе с Большим Джоном? – удивился Петер.

– Большой Джон – это Липски? – в свою очередь не смог сдержать изумления Ладимир.

– Он самый, – подтвердил наемник – Хорошие у тебя знакомства, капитан. Что бы ни предложил Джон, я заранее согласен, потому что платит он хорошо.

– Ты здесь не один, и каждый должен высказать свое мнение.

– Не проблема, – развел тот руками. – Пусть высказываются. Но говорю за нас с Болтуном, мы не прочь поработать на Большого Джона.

– Помнится, ты рассказывал, что уже на него работал, – поинтересовался у наемника Георгий.

– Было дело.

– И почему потом не стал?

Петер махнул рукой:

– А, старая история…

Ладимир внимательно посмотрел на него и сказал:

– Расскажи, раз уж мы думаем над тем, чтобы взяться за предложенную им работу, хотелось бы знать нюансы.

– Да какие там нюансы, просто у Большого Джона всегда все просчитано на несколько ходов вперед. И никогда не знаешь, какие у него цели – обычная нажива или твое задание часть какой-то грандиозной аферы, в которую вовлечены люди со всех концов галактики, а ты всего лишь выполняешь предназначенную тебе роль в этой операции. Но большинство это не интересует, потому что вознаграждение вполне достаточное, чтобы не возникало желания задавать лишние вопросы. У него есть свои постоянные команды, восемь кораблей…

– Десять, – поправил Лад.

– Значит, уже десять. – Петер сделал жест, показывая «вот о чем я и говорю». – Капитаны – его доверенные лица, Большой Джон очень редко использует их в разбойных нападениях, по крайней мере я слышал только о нескольких таких случаях. Чем они занимаются все остальное время – никто не знает, но корабли постоянно в рейдах. Стать его капитаном – это как примкнуть к некоему тайному обществу и в тот же миг превратиться в очень богатого человека. Корабли у него хорошо оснащенные, те восемь, о которых я знал, «Пилигримы», как у нас, только со всеми добавками – ионными пушками, минными сеятелями, форсированными двигателями и прочими «игрушками». Не уступят по мощи имперским «Шершням».

– А мы тоже можем так наш корабль усовершенствовать? – спросил Самуэль.

– Пожалуйста, только деньги нужны немалые.

– Понятно.

– Так что Большой Джон – орешек не простой, – продолжил наемник. – У него тесные отношения с губернатором, правда, непонятно, дружеские или нет, они то улыбаются друг другу, как родственники, то волками глядят. Кстати, ты уверен, что ваша встреча была случайной?

– Не знаю. Мне так показалось.

– Мы тут уже неделю как стоим. И в первый же день, как ты вышел в город, тебя встречает сам Большой Джон.

– Информация интересная, я подумаю, но на вопрос «Почему ты на него не работаешь?» ты так и не ответил.

– А нечего тут отвечать. Капитан, с которым мы тогда ходили, сунул нос, куда его не просили.

– Болтун тоже с тобой был?

– Ага, только Болтуном он еще не был, да, Болтун? – Немой наемник покивал, а Петер стал рассказывать дальше: – И Большой Джон разорвал контракт. Вот весь ответ. А что он сейчас предлагает?

– Перехватить пассажирский лайнер и добыть документы, которые перевозит капитан.

Все посмотрели на Петера, ожидая его оценки.

– Что? – пожал тот плечами. – Откуда я могу знать? Этими документами могут оказаться и облигации на миллионы империалов, и компромат на какого-нибудь политика. Нам все равно этого знать не полагается. Могу только сказать, что для того, чтобы перехватить лайнер, нам понадобятся еще люди.

– Мы еще не решили, – сказал Ладимир, – беремся ли за это… этот промысел.

– Перестань, капитан, – ответил за всех Андреас, – сам же знаешь, что нам некуда податься, и возможно, когда-нибудь мы захотим приобрести в этой системе участок земли, чтобы выращивать овощи, или небольшой ресторан, чтобы было чем занять себя на старости лет. Но сейчас каперство для нас единственная реальная возможность жить и зарабатывать.

– Или умереть.

– Ну или умереть. Хотя лучше этого не делать. Считаем тебя достаточно опытным капитаном, чтобы такого не случилось.

– Вы готовы стать убийцами? – жестко спросил Лад.

В кают-компании повисла тишина.

Прошла почти минута тяжелого молчания, прежде чем Андреас снова заговорил:

– Для нас – это война, капитан. И не мы ее начали.

– Но это не моя война, – негромко произнес Ладимир.

– Без тебя мы не выживем, – спокойно сказал старший Статос.

Теперь все взгляды были устремлены на Каменева, люди ждали, какое он примет решение.

Ладимир обвел взглядом всех присутствующих. За то короткое время, что они были вместе, эти люди почти стали для него друзьями. Он прекрасно понимал, что может отказаться от всего этого, не брать на себя ответственность за чужие жизни, заняться чем-нибудь другим, он не знал чем, но придумать можно. Забрать с собой Алонсо, чтобы присматривать за ним, как обещал Раулю, а не подвергать его опасности в пиратских набегах, обосноваться на одной из планет, устроиться на работу, жизнь же не кончилась, он еще молод, сил достаточно…

– Я соглашусь стать вашим капитаном только при одном условии. – Ладимиру казалось, что слова звучат помимо его воли, но потом понял, что говорит именно то, что хочет. Все, о чем он думал, – размеренная жизнь, обычная работа – было равноценно ссылке. Нет! Он не желает этого!

Все выжидающе смотрели на него.

– Мои приказы выполняются беспрекословно, какими бы они ни были. Если кто-то не согласен, прошу высказываться сейчас. Впоследствии любое недовольство моим командованием будет расцениваться мной же как бунт.

– Согласны, – сказал Андреас.

– Точно, – подтвердил Георгий.

Остальные согласно кивали.

– Петер, Болтун, вы с нами? – Лад взглянул на наемников.

Болтун посмотрел на напарника.

– У тебя же предложение от Большого Джона. А я говорил, что согласен поработать на него.

– Я не об этом спрашиваю, – холодно сказал капитан. – Вы согласны на мои условия? Если да, то вы становитесь не просто наемными специалистами, а членами команды, на равных со всеми условиями. Никаких поблажек, никакой самодеятельности.

– Но наш договор насчет корабля в силе!

– В силе. Выплачиваю тебе всю оставшуюся сумму сразу, как только появляются средства.

Наемник посмотрел на Болтуна. Тот покачал головой, мол, «почему бы и нет, но решай сам».

– Ладно, – сказал Петер, – мы с вами. Мне кажется, у тебя интересная судьба, капитан, и если ты впишешь свое имя в историю, я хочу в этом поучаствовать.

– Отлично. Ты бывал здесь. Нам нужно набрать людей в команду, где можно их найти?

– Где и всегда – в баре для наемников.

– Бар для наемников?

– Да.

– Где он находится?

– Находишь любой бар без стриптиза, дури и прочих развлечений. Это и будет бар для наемников. Любой из посетителей – готов к работе, которую ты предложишь. Выбирай, и останется только вопрос цены. Если они нужны нам в команду надолго, то наличные не предлагай, только долю от добычи.

– Издеваешься?

– Нет. Почему? – не понял Петер.

– Но не думаешь же ты, что я отправлюсь за людьми один. Я не знаю ни расценок, ни условий.

– Предлагаешь пойти с тобой? – усмехнулся Петер.

Лад развел руками, показывая, что не видит другого выхода, и сказал:

– Разве отбор кандидатов в команду не входит в обязанности старпома?

– Я – старший помощник капитана? – скривился наемник.

– Да.

Петер посмотрел на Болтуна – губы напарника растянулись в язвительной усмешке.

– Ладно, согласен. А то действительно наберешь каких-нибудь придурков, ничего не смыслящих во флотском деле.

Лад кивнул, словно и не ожидал другого ответа, и продолжил:

– За время своей короткой прогулки по городу я заметил только один бар, подходящий под твое описание, – «Звездный погреб». Он принадлежит Липски.

– Ты не искал.

– Не спорю.

– В принципе «Звездный погреб» тоже подойдет. Там, правда, отираются те, кто хочет на Джона поработать, но мы тоже сможем подобрать несколько человек, к тому же раз уж мы для него будем задание выполнять, то обойдется без обычного отчисления заведению.

– Заведению?

– Угу, принято, при заключении сделки, оставлять небольшую плату тому заведению, где она заключена.

– Пиратское кадровое агентство, – хмыкнул Самуэль.

– Что-то вроде того, – согласился наемник.

– А нам точно еще кто-то нужен? – спросил Константин.

– Точно! – ответил Петер. – Скажи, ты хоть раз захватывал корабль в космосе? Умеешь проникать внутрь, умеешь вытеснять противника из коридора? Или ты думаешь, они нас как увидят, так сразу люки откроют и к сейфам с драгоценностями проводят? Да ты заблудишься между палубами в первую же минуту! Ох, Болтун, чувствую, на такую авантюру мы с тобой подписались!

Немой ткнул в него пальцем, показывая, что это он решал.

– Знаю, – отмахнулся тот. – Там, в общем, видно будет. Ну что, капитан, за людьми идем?

– Да, пошли. Болтун, распредели всех, чтобы не сидели без дела. Алонсо, продолжай заниматься изучением сканеров. Они теперь твоя забота.

– А можно я в оружейную пойду?

Лад бросил на него суровый взгляд:

– Я приказал тебе заниматься сканерами. Исполнять приказ.

Андреас, стоявший рядом, отпустил пареньку подзатыльник. Алонсо недовольно молчал. Капитан развернулся и пошел к выходу.

– И всем убрать в своих каютах, приду – проверю, – бросил Лад на ходу.

Петер злорадно усмехнулся, глядя на лица остальной команды, и вышел следом за ним.

* * *

Ладимир и Петер вошли в бар «Звездный погреб».

В отличие от прошлого посещения, большинство столиков были заняты. За несколькими расположились местные служители порядка, их можно было отличить по губернаторским значкам на рубахах, самый дальний заняла девушка в серо-зеленом летном комбинезоне с искрами созвездий на рукаве – эмблемой одной из торговых компаний, на щеке красовалась металлизированная татуировка, похожая на иероглиф. У нее за спиной потягивал коктейль какой-то светловолосый парень в полимерных очках. Рядом с ним, привязанная поводком к ножке стула, сидела большая собака серебристо-серой масти. Капитан не был особым знатоком пород, но ему показалось, что та похожа на овчарку. За следующим столиком сидела еще одна женщина. В дорогом, резко контрастирующем с окружающей обстановкой наряде курила сигарету и, с легкой улыбкой, откровенно разглядывала вошедшего сквозь клубы дыма. В хвосте десантного челнока был еще народ, но в полумраке было трудно кого-либо разглядеть.

Лад и Петер направились к стойке и устроились на высоких табуретах. Бармен подошел к ним, но капитан был погружен в свои мысли и не обратил внимания. Наемник заказал два стакана фирменного коктейля, а Каменев достал из кармана карточку, которую дал ему Липски. Повертел ее в руках и задумчиво постучал пластиковым ребром о столешницу.

– Ей будешь расплачиваться?

Ладимир поднял глаза на Петера:

– А у тебя денег не осталось?

– Капитан, в чем дело? Я думал, все уже решено? – Петеру нельзя было отказать в проницательности.

– Да, решено, – вздохнул Лад. – Только очень трудно отказываться от прежней жизни.

– Чего тут трудного? Все уже решили за тебя, а ты только пытаешься выжить в новых условиях, как и любой другой человек.

– Эй, сержант! – раздался из глубины бара голос, и Петер сразу обернулся на него, вглядываясь в полумрак. – Нам еще по «горючке» сделай.

– Что случилось? – спросил капитан.

– Если это те, о ком я думаю, то, возможно, нам повезло. Сержант, – обратился он к бармену, – этим двоим за наш счет.

– Понял, – кивнул тот.

Через некоторое время, после того как заказ был доставлен, к ним подошли двое. Один – высокий блондин, с налитыми силой мышцами, с распахнутой на груди рубахой, под которой можно было разглядеть татуировку раскинувшего крылья феникса, такие были у бойцов специально штурмовой бригады «Феникс». Однажды, в ходе плановых сборов, Ладимиру довелось провести в их тренировочном лагере почти полгода. Испытав на себе все тяготы их армейской жизни, в корне отличающейся от службы и обучении в Академии, пройдя через часть их тренировок, Лад с уважением относился к этим людям.

Второй наемник – пониже ростом, с гладко выбритым черепом, в таких же, как у бармена за стойкой, матовых полимерных очках, одетый в обычную серо-синюю флотскую форму, без знаков отличия.

– Салют, Рудольф. – Петер протянул руку блондину, потом его напарнику. – Виталь.

Лад тоже поздоровался.

– Петер, я так понял, вы нанимаете? – начал разговор второй наемник.

– А ты думаешь, я всем подряд выпивку заказываю?

– Нет, но… в общем, понятно. Мы с Руди хотим по две тысячи на брата и стандартную долю с добычи.

Петер присвистнул.

– Ты знаешь, мы того стоим, – сказал Виталь.

– Знать-то, может, и знаю, но все равно это дорого.

– Дело твое. Мы еще здесь и еще свободны.

– Хорошо, – кивнул тот, и наемники вернулись за свой столик.

– Капитан, найми их, – зашептал Петер на ухо Ладимиру.

– Они стоят того? Много запросили, – так же негромко ответил Лад.

Тот кивнул и снова потянулся к его уху:

– Виталь Зорин – отличный стрелок, за турелью ему нет равных. В бою отработает за себя и за соседа. А Рудольф – штурмовик. Он не только родился в невесомости, но и, похоже, провел в ней большую часть жизни.

– Штурмовик? – задумчиво произнес Лад. – С «Фениксами» я знаком, бойцы хорошие.

– Угу, – кивнул Петер и добавил, поняв сомнения капитана: – Исполнительный, как робот. Ни шагу в сторону от приказа. Иногда это напрягает, но по большому счету является плюсом.

Ладимир еще раз посмотрел в сторону двух кандидатов, словно хотел еще раз оценить их сквозь завесу полумрака.

– Ладно, принимаем, – согласился он. – Но под твою ответственность.

– Почему это? Я только за себя отвечаю, ну за Болтуна еще могу. А за этих парней – не собираюсь. Хитрец ты, капитан. Хочешь на меня спихнуть. Нет уж! Ты капитан, и команда твоя, и все решения, собственно говоря, тоже твои. Я только посоветовал. Не хочешь – не нанимай!

– Я рассчитывал на твою помощь.

– А я и помогаю, разве нет?

– Да, помогаешь, – кивнул капитан. Вздохнул и, еще раз взглянув в сторону наемников, сказал: – Зови их.

Увидев знак Петера, они подошли.

– Значит, так, – сказал тот, – по полторы тысячи каждому и стандартная доля.

– Нет, Петер, ты же знаешь… – начал Виталь.

– Не возмущайся, – перебил тот. – Полторы – это нормально. И то по старой дружбе. Нам еще пару человек надо нанять, а мы не миллионеры.

– Но заведению – с вас.

– Не будь мелочным.

– Деньги – не мелочь. К тому же вряд ли вы еще кого найдете. Сегодня тут пусто.

– Когда вылет? – поинтересовался блондин, посмотрев на Ладимира. Тот понял, что наемник сразу определил в нем старшего, хоть он и не встревал в разговор.

– Через восемь стандартных.

– Так скоро! Уже дело наметилось? – спросил второй наемник.

– О чем речь, Виталь? – нахмурился Петер. – Вы еще не дали согласия.

– При таком графике вам точно никто больше не подвернется.

– Петер, вы «скатов» уже подготовили? – спросил Зорин. – А то у меня механик знакомый есть, отлично чинит.

– Да нечего еще чинить, – ответил тот. – Надо купить сначала. Можешь посоветовать что-нибудь?

– У вас еще нет «скатов»?

Рудольф и Виталь переглянулись. Петер заметил сомнение, отобразившееся на лицах наемников.

– Капитан, разрешите спросить? – Они повернулись к Ладу: – Давно вы в деле? Какой рейд?

– Э, Виталь! Что за дела?! – вмешался помощник.

– Мы имеем право знать, насколько опытен человек, который будет нами командовать.

Ладимир бросил взгляд на Петера, потом перевел его на наемников.

– Я закончил Имперскую академию космического флота. Несколько лет служил офицером на сторожевом корвете в приграничных районах.

– В боях участвовали?

– Несколько раз.

Петер склонил голову набок:

– Ну что? Довольны? Еще вопросы или хватит? – с недовольным выражением спросил он.

– Хватит. Мы отойдем на минуту, нам с напарником посоветоваться нужно.

Помощник сделал жест, означающий «хорошо, как пожелаете».

Наемники пересели за свой столик и стали переговариваться, то и дело хмуро поглядывая в сторону нанимателей.

– В чем дело? – склонился Лад к Петеру.

– Да это я виноват. Ляпнул сдуру! Нужно было соврать про «скатов», – досадливо поморщился тот. – Это вы привыкли воевать армадами, а если корабль захватить, то пришвартовал к нему рукав и как по тропинке. А тут к каждому индивидуальный подход нужен. «Скат», он же и поле продавит, и борт пробьет. И основной корабль целее будет…

– Я знаю принцип действия и основы пилотирования десантно-стыковочного аппарата ДСА К-11 «Скат» и считаю, что соединительный рукав – лучше, но сейчас я не об этом. Я спросил, почему они ушли? Не устраивает моя подготовка?

– К новичкам не хотят наниматься, потому что риск велик. А если нанимаются, то просят много. Думаешь, твоя побрякушка настолько ценна, что мы можем разбрасываться деньгами направо и налево?

– Я не новичок. Правда, вот команда наша…

– Не кричи. Им об этом знать не обязательно. Пойду поговорю с ними.

Он подошел к напарникам:

– Присяду?

Зорин сделал приглашающий жест рукой.

– Понимаю ваши сомнения. Да, рейд первый, но команда опытная, – соврал он.

Наемники ждали продолжения.

– Неделю назад у Глизе произошло столкновение, слышали?

– Да, что-то было в новостях, – сказал Виталь.

– Кажется, несколько имперцев гонялись за кем-то из братства, но им всыпали, – проявил осведомленность Рудольф.

– Пять «Ос» сидели у него на хвосте. Капитан преследуемого корабля рассчитал прыжок в пояс астероидов, заманил их за собой и, когда имперские рохли потирали лапы, считая, что он уже у них в руках, дал залп в один из «камушков». «Осы» попали под обломки и разлетелись в разные стороны, как… как… – Петер никак не мог подобрать сравнение. – В общем, ты точно сказал: им всыпали.

– Откуда знаешь?

– Сам координаты этого пояса астероидов вводил и в гипер прыгал.

– Ну раз ты говоришь… – с ноткой недоверия в голосе произнес Виталь.

– Ты же знаешь, я не стал бы связываться с кем попало. Капитан знает свое дело, к тому же ему сопутствует удача. – Петер плюнул себе под ноги и растер подошвой ботинка.

Оба наемника сделали то же самое.

– Ладно. Везение капитана – половина успеха в деле, – сказал Рудольф.

– Оплата как договорились, – сразу сказал Петер, – и если никого не найдем больше, ладно, доля заведения – с нас.

Блондин посмотрел на напарника, тот пожал плечами.

– Мы с вами. – Рудольф протянул руку.

Помощник капитана пожал ее, потом Виталю и сказал:

– Не знаете, у кого сейчас «скатов» можно подешевле взять? Я ведь правда о них забыл.

– Вот так работать на корпорации и колонистам хвосты накручивать. Весь опыт растеряешь.

– Вот мы с Болтуном и свалили.

– Он в команде?

– Да.

– Сколько ему еще без языка ходить?

– Месяца четыре… кажется. Но ему, похоже, нравится, глядишь, когда срок придет, и не захочет назад приращивать. Да и с девками проще, после секса не нужно разговаривать, сделал дело, поворачивайся и спи. Что с тебя взять, когда немой?

Наемники засмеялись, потом вернулись к делам:

– Знаю я одного торговца, вроде неплохие у него «скаты» были, и недорого. К тому же он нам с Руди проигрался не так давно, будет повод напомнить про должок, а заодно и скидочку получить.

– Отлично. Доложим капитану и пошли.

После ухода наемников Лад повернулся к барной стойке. Заказал себе сош и не спеша потягивал его.

– Эй!

Ладимира грубо дернули за руку, так что он расплескал напиток по стойке. Капитан недовольно наморщился,стряхнул капли с пальцев, потом посмотрел на волосатую пятерню, лежащую у него на предплечье, затем перевел взгляд на ее обладателя.

Один из находившихся в баре полицейских, слегка пошатываясь от выпитого, стоял возле него и исподлобья рассматривал Каменева.

– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовался Лад.

– Мы тут с друзьями поспорили. – Он неопределенно мотнул головой, указывая куда-то назад. – Стив говорит, что ты тот самый, которого в новостях показывали. А я говорю, что ты хрен собачий. Мы на сотню поспорили. Так вот. – Полицейский приблизил свое лицо к Ладу и дохнул на него жуткой смесью паров алкоголя и каких-то вонючих приправ. – Я считаю, что прав. Пойдем, подтвердишь, а я, так и быть, дам тебе двадцатку, чтобы все по-честному.

– Билл, отцепись от него, – склонился к нему бармен. – Он…

Договорить он не успел, здоровяк полицейский положил широченную ладонь ему на лицо и толкнул:

– Не лезь, Педро. Я не с тобой разговариваю.

Бармен отлетел назад и сбил с полок несколько бутылок, со звоном разбившихся на полу.

– Я вот с этим хреном разговариваю. – Полицейский снова повернулся к Ладу. – Как твое имя?

Капитан не собирался отвечать, но за него это сделал бармен:

– Это капитан Каменев, он…

– Темные звезды! Педро! Ты что, не понимаешь, когда тебе велят заткнуться? Из-за тебя я проиграл сотню! Твою мать!

Здоровяк с досадой смахнул стакан Ладимира со стойки, тот врезался в полки и разлетелся мелкими осколками. Сош густыми кляксами испачкал зеркала витрины.

Полицейский склонился к капитану:

– Значит, все-таки ты тот имперский выкормыш, которого обвинили в убийстве и подготовке бунта на одной из колоний. Ты же, кажется, героем еще был.

Поросячьи глазки охранника угрюмо посмотрели на Ладимира.

Капитан не видел нужды ввязываться в назревающую драку, тем более друзья пьяного наглеца с улыбками следили за происходящим. Он провел карточкой по считывателю и сказал бармену:

– Я приду сюда позже и тогда рассчитаюсь за сделку.

Он поднялся, но полицейский, дернув за рукав, вынудил его снова опуститься на табурет. Здоровяк, нахмурив брови и выпятив мощную челюсть, надвинулся на Лада, в очередной раз дыхнув в лицо перегаром, негромко произнес дружески-доверительным тоном:

– Я вот тут думаю… а может, ты имперский шпион?

Капитан презрительно посмотрел в его мутные глаза.

– Сомневаюсь, что в твоей уродливой голове есть чем думать, – сказал он.

– Ах ты, мрааазь, – протянул тот.

Левый кулак здоровяка устремился к лицу Лада.

Он резко отклонился, уходя от удара, и сразу подался вперед, врезаясь лбом в нос полицейского.

Тот слетел с табурета и завыл на полу, схватившись руками за разбитое лицо. Ладимир сразу соскочил с табурета и сделал несколько шагов в сторону от барной стойки. Дружки наглеца с криками повыскакивали из-за стола. Матерясь и доставая на ходу пистолеты, они бросились к Ладу.

– Стой, Стив! – Бармен направил на них армейский бластер.

Четверо полицейских остановились.

– Педро, тебе что, жить надоело? А ну убери свою пукалку. Пока я не продырявил тебя!

– Ты знаешь правила, Стив, – покачал головой тот. – В баре господина Липски никакого оружия.

– Я тебя…

– Стив, мы это уже проходили. Ты знаешь, что я тебя не боюсь и не промахнусь.

Здоровяк с разбитым носом медленно поднялся на ноги. С ненавистью он посмотрел на Ладимира.

– Стив, убери ствол, мы этого подонка и так отделаем, – сказал он и сплюнул кровь.

Полицейские стали убирать оружие, но бармен остановил их:

– Пистолеты на стойку, Стив. Все! – Он не сводил с них бластера.

С недовольным ворчанием они складывали пистолеты, а Педро забирал их, держа бластер в одной руке.

– Мы еще с тобой поговорим, сержант, – пригрозил Стив, швыряя свое оружие.

– Как скажешь, Стив.

Пятеро полицейских полукругом окружили Лада.

В зале уже давно наступила тишина. Посетители с напряжением и интересом наблюдали за стычкой.

Капитан приготовился к нападению, которое не заставило себя ждать.

Первым на него бросился Билл, с перекошенным злобной гримасой, испачканным кровью лицом, он налетел на капитана. Лад быстро выдвинулся ему навстречу, чуть отклонился, вытянув руку в сторону, и подался корпусом вперед. Здоровяк налетел на руку капитана, его ноги подлетели вверх, и полицейский плашмя грохнулся на спину. А Каменев уже уклонялся от удара другого нападавшего, перехватил запястье и, используя инерцию его тела, швырнул в барную стойку. Полицейский с размаху влетел в нее, раскидав попавшиеся на пути табуреты. Третьего противника Ладимир встретил прямым в лицо…

От удара в висок у капитана помутилось в глазах. В следующее мгновение острая боль пронзила почки. Он выгнулся, но тут же получил кулаком по скуле и упал на иол. Стив отбросил его ударом ноги под ребра. У Лада перехватило дыхание, из рассеченной брови горячей струйкой стекала кровь.

С криком на полицейских сзади набросился какой-то парень из посетителей. Он отшвырнул двоих из них и схлестнулся с третьим.

Парень пригнулся, уклоняясь от кулака Стива, и врезал тому в солнечное сплетение, заставив согнуться. Следующим ударом в челюсть он отправил полицейского на пол, но тут же получил по затылку и упал на своего поверженного противника.

Здоровяк Билл, с окровавленным лицом, помог Стиву подняться, пинком сбросив с него парня, и вместе они нанесли тому несколько ударов ногами. Лад, воспользовавшись передышкой, поднялся, но полицейские окружили его.

Выстрел из бластера в потолок заставил их остановиться. Запыхавшиеся блюстители порядка оглянулись – рядом стоял Большой Джон. Позади него, устремив на дерущихся цепкие взгляды, расположились плинийки.

– Отпустите их, – приказал он.

– Но, господин Липски, они…

– Я велел отойти, – ледяным тоном повторил Большой Джон. – У тебя проблемы со слухом? Хорошо, я попрошу губернатора, чтобы он отправил тебя, всех вас, на лечение… К Вейнарду.

Здоровяк насупившись смотрел на него.

– Зря вы так, господин Липски, – произнес он.

– Пошли вон, – сказал тот. – И не забудьте расплатиться. Педро, вычти с них за разбитые бутылки и посуду.

Полицейские с ненавистью в глазах смотрели на Лада. По одному подходя к стойке, они забирали свое оружие.

– Мы еще встретимся, герой, – с мерзкой улыбкой пообещал Билл.

– Билл, Билл, – остановил полицейского Липски.

– Что?

– Подойди сюда.

Когда он приблизился к Большому Джону, тот схватил полицейского за горло и сжал пальцы.

– Слушай меня внимательно. Капитан Каменев работает на меня, и я предупреждаю тебя, зная твою подлую натуру, что, если с ним что-нибудь случится, простудится он, ногу ли подвернет, я с тебя три шкуры спущу. Понял меня?

Не дожидаясь ответа, Джон отпустил полицейского, отдал бластер сержанту за барной стойкой, достал платок и с брезгливым видом вытер с руки кровь.

Блюстители порядка с недовольным видом, но молча развернулись к выходу.

– Педро, запиши все на мой счет. – бросил Стив, и вся компания вышла из бара.

Ладимир тем временем помог подняться парню, ввязавшемуся в драку. Когда тот сел на табурет и показал, что с ним все в порядке, Лад отряхнул уже порядком затасканный мундир и посмотрел в глаза бывшему сокурснику. Тот ответил ему хмурым взглядом.

– Это из твоих? – спросил Липски.

– Нет, – ответил капитан.

– Возьмете меня в команду? – неожиданно спросил парень, посмотрев на Ладимира.

– Ладно, разбирайтесь, – сказал Джон, – потом поговорим. Я буду у себя.

Он обошел барную стойку, открыл небольшую дверь и скрылся за ней в сопровождении телохранительниц.

– Так что? – спросил парень.

– Тебя хоть как зовут?

– Телори. Телори Санторе.

– Опыт есть, Телори? – Ладимир разглядывал паренька. На вид ему был чуть больше двадцати.

– Ходил в два рейда, один раз с абордажем.

– Почему сейчас в свободном плавании?

– А, – он вытер кровь из-под носа и посмотрел на нее. – С капитаном повздорил. Мне не понравилось то, что он приказал мне испортить систему жизнеобеспечения во всех спасательных шлюпках на захваченном корабле. Я не стал этого делать, но сказал ему, что приказ выполнил. Он, довольный, разрешил пленным покинуть корабль, уверенный, что те не протянут и нескольких часов без воздуха.

Парень ухмыльнулся.

– А когда из новостей узнал, что все благополучно добрались до ближайшей колонии, так рассвирепел, что чуть не расстрелял меня. Пришлось уносить ноги.

– И ты хочешь, чтобы я взял тебя в команду, после того как ты рассказал мне, что не выполнил приказ капитана?

– Да ладно, забудьте, – махнул рукой парень, встал со стула и пошел в зал, где снова играла музыка.

– Подожди, – остановил Лад. – Стандартная доля с прибыли. Без предварительного гонорара.

Парень остановился и обернулся.

– Вы берете меня? – Казалось, он был удивлен.

– Да, но мои приказы тебе придется выполнять.

– Я не буду портить системы в спасмодулях.

– Хорошо. Такой приказ можешь не выполнять, – улыбнулся Каменев.

– Тогда по рукам, – серьезно сказал парень, протягивая руку.

– Подожди меня здесь, – велел капитан, отвечая пожатием. – Я поговорю с Джоном, потом пойдем на корабль.

Липски ждал его, откинувшись в кресле. Амазонки расположились рядом, расслабившись на диване. Значит, здесь он чувствовал себя в безопасности настолько, что позволял телохранителям расслабиться. Слева от Большого Джона стена, отделявшая это помещение от бара, как только вошел Лад, начала мутнеть и через полминуты стала похожа на другие стены.

– Ты всегда такой буйный? – спросил хозяин заведения. – Не замечал за тобой раньше такого.

– Я принимаю твое предложение, – без предисловий сказал Ладимир.

– Команду укомплектовал?

– Почти.

– Хорошо. – Он потянулся, открыл антикварную шкатулку на стоявшем рядом столике, достал оттуда стримкристалл и бросил его Каменеву. – Тут вся информация: полетное задание, расчетный вектор, даже имя капитана и его жены. Мои ребята уже определили примерные координаты, где лучше всего расставить гравитационные ловушки. Я распоряжусь, чтобы на космодроме вам дали зеленый свет на заправку и прочее.

– Сумма договора?

– Сто двадцать тысяч, когда конверт будет у меня в руках.

– Пятьдесят процентов сейчас.

– Эк ты шустрый! Пятьдесят. Ты еще ни одного задания для меня не выполнил. Максимум двадцать!

– Пятьдесят. Это ты меня искал. Значит, я тебе нужен.

– Сильно-то не задирайся. Ты мне нужен, не скрою, но и я тебе не меньше. Поэтому я дам тебе сорок. Не устраивает – можешь валить.

– Договорились, сорок устроит.

Липски достал из кармана пластиковую карту, протянул ее одной из телохранительниц и кивком велел передать Ладу.

– И в следующий раз не злоупотребляй нашим знакомством и моим добрым к тебе отношением, – сказал Большой Джон.

Капитан взял карту и проверил наличие денег.

– Все в порядке? – с невинным видом поинтересовался Липски.

– Да. И еще… Я заключил в твоем баре три договора… оплата заведению?

– Ого, – заулыбался Большой Джон. – Ты быстро приобщаешься к профессии. Ладно, обойдемся без оплаты, я скажу Педро, чтобы не снимал. Но только в этот раз.

– Согласен. – Ладимир поднялся и подбросил стримкристалл в руке. – До встречи.

Он развернулся, чтобы уйти.

– Ты не будешь спрашивать, что в том пакете? – спросил ему вслед Джон.

– Нет.

Липски ухмыльнулся, а капитан вышел из его кабинета.

Вместе с Телори они направились к космопорту. По пути их обогнал грузовик и притормозил, перегородив дорогу.

– Что за день сегодня?! – пробормотал Ладимир. Но из кабины показался Петер и деловито махнул рукой:

– Давай в кабину!

Они направились к машине.

– Ты куда прешь? – остановил парня помощник. – Сюда только капитан, давай в кузов. – Когда Лад забрался и дверца опустилась за ним, спросил: – Это кто еще?

– Телори Санторе А где Рудольф и Виталь?

– В кузове, где же еще. Что у тебя с лицом?

– Подрался.

– Я же предупреждал, что к мундирам здесь не ровно дышат.

– Полицейские.

– Вот уроды, слишком много им воли губернатор дал.

– Телори помог.

– Сколько запросил?

– Стандартную долю.

– Ну это еще ничего, – одобрил наемник. – У него опыт хоть есть?

– Сказал – два рейда, один с абордажем.

– Понятно – смотреть, в общем, надо.

– Нам еще одного-двух человек найти бы, да времени, боюсь, не хватит.

– Когда встреча с Липски?

– Я уже виделся с ним.

– Да? И что?

– Согласился на его предложение. – Ладимир достал стримкристалл. – Вот информация на задание.

– А по оплате что?

– Сорок процентов гонорара у меня в кармане.

– Сорок процентов от какой суммы?

– Сто двадцать.

– Хм! Солидно! Интересно, что же в том пакете?

– Я не стал спрашивать, – сказал Лад.

– Ну и правильно, незачем нам это знать.

– Кстати, а что в кузове, кроме новых членов команды? Или ты просто устал пешком ходить, решил не мелочиться и сразу грузовик взять?

– Торговец сделал неплохую скидку, и мне удалось прикупить три космобайка. Летал когда-нибудь?

– Нет. Отличная вещь. Грех было упускать. Я вот даже сам за руль сел, чтобы не передумать.

– А «скаты»?

– Через час привезут.

Вскоре они добрались до космопорта. Вокруг их «Пилигрима» было движение. Рядом стоял заправщик, и суетился обслуживающий персонал. Трое братьев и Болтун следили за тем, чтобы все было сделано правильно.

Петер остановил грузовик недалеко от грузового трапа.

Георгий подошел к нему, дверца поднялась, и наемник спрыгнул из кабины на бетон космодрома, следом выбрался Лад.

– Зови остальных, будем разгружаться.

– Что привезли? – поинтересовался грек.

– Сейчас увидишь, давай сюда народ. – Петер нажал клавиши, и платформа начала опускаться вниз, пока не коснулась покрытия поля.

Рудольф, Зорин и Телори вышли из кузова и стали помогать старпому разбирать крепления.

Когда остальные подключились к разгрузке космобайков, дело пошло быстрее. Бывшие колонисты работали вместе с наемниками, но ни о чем не спрашивали, не знакомились – ведь это могли быть обычные рабочие, прибывшие на разгрузку товара. Загнав новую технику в предназначенный для нее отсек, Лад снова собрал всех вместе и представил новых членов команды.

* * *

Ладимир присел возле передней опоры «Пилигрима». Прищурив глаза, он любовался огненным шаром заходящего светила, раскрасившего стоявшие вокруг корабли, здание порта и видневшиеся вдали небоскребы мегаполиса в мягкие темно-розовые тона.

Команда и корабль были готовы к отправке. Полчаса назад они закончили погрузку доставленных «скатов» и боеприпасов, где среди прочего были гравитационные ловушки, присланные Липски.

К Ладу подошел Петер:

– О чем думаешь?

– Ни о чем. Просто сижу, смотрю на закат.

– Ясно, снова пытаешься примириться со своей совестью? – Помощник закурил и тоже стал смотреть на скрывающееся за горизонтом солнце. – Вот что я тебе скажу: такие, как Изотов, могут отправить на бойню сотни или даже тысячи людей, а сами при этом будут спокойно есть, пить, спать, в общем, нормально жить. Ты же переживаешь из-за того, что еще не совершил.

– Не строй из себя психолога. Я давно не переживаю, а сейчас – просто любуюсь закатом.

Петер негромко засмеялся.

– Как команда? Приняли новых?

– Вроде ничего, конфликтов пока не было.

– Ну и отлично. Докуривай, пошли к старту готовиться. Взлетать пора.

– Эй, смотри, – вдруг сказал наемник и указал вдаль. Поднимая за собой шлейф пыли, в их сторону несся автомобиль.

– Гости. С кем, говоришь, подрался в баре?

– По именам знаю только двоих. Билл и Стив…

– Расслабься, капитан, я просто подкалываю, – улыбнулся Петер. Машина явно не полицейских. Они на таких рыдванах не ездят.

– Кто же это тогда?

– Сейчас узнаем, – сказал наемник, расстегивая кобуру.

Машина остановилась недалеко от «Пилигрима», и первой из нее выскочила большая собака. Ее шерсть заискрилась в закатном свете. Затем из авто, со стороны водителя, появилась девушка, посмотрела на Лада с Петером и стала обходить машину. Капитану показалось, что он уже видел ее раньше, только не мог вспомнить где.

Девушка подошла к машине со стороны пассажира и помогла выйти молодому парню в очках. Вместе они направились к «Пилигриму».

– Что надо? – спросил Петер.

Лад увидел на щеке девушки металлизированную татуировку.

– Вспомнил, – сказал он. – Я видел вас в баре.

– Да капитан, мы там были, – подтвердила она. – В драку вмешиваться не стали, но вы и сами неплохо справились. К тому же помощник все-таки нашелся.

– Спасибо, но я так понимаю, что вы сюда пришли не комплименты мне отпускать.

– Нет, – серьезно ответила она. – Меня зовут Аниес, это мой брат Пловец. Мы хотим наняться к вам. Есть еще вакансии? Штурмана, например?

– Ты, что ли, штурман? – Петер скептически посмотрел на девушку.

– Нет, – ответила она. – Мой брат – штурман. Один из лучших в галактике.

Наемник пристально посмотрел на парня, тот повернулся к нему и молча ждал.

– Ну-ка, сними очки, – сказал Петер.

– С какой стати? – с вызовом в голосе спросила Аниес.

– Я с твоим братом разговариваю, не с тобой!

Девушка посмотрела на капитана, спрашивая его.

– Пусть снимет, – кивнул Лад.

Пловец улыбнулся и снял очки.

– Заберите меня Темные звезды! – воскликнул Петер. – Да он слепой!

Ладимир тоже удивился. Глазные Импланты хоть и стоили недешево, но были вполне доступны.

– В моем случае подключение видеоадаптеров возможно только через внешнее шунтирование, – сказал парень, словно прочитав мысли Каменева. – Но от постоянного подключения начинает болеть голова, и есть риск случайно задеть шунтом обо что-нибудь. К тому же – это лишние дырки в черепе, у меня их и так семь.

– Если не пользуешься имплантами, зачем дырки? – спросил наемник.

– Для нейронных чипов.

Лад начинал понимать, о чем речь.

– Ну и какой же из тебя штурман? – недоумевал Петер.

– Один из лучших в галактике, – ответила за слепого сестра.

– Он работает в коконе, – пояснил Ладимир. – В нем как раз семь нейронных чипов. Я прав?

– Да. Правы, – все с той же улыбкой ответил Пловец. – Я могу надеть очки?

– Конечно. Только вот… на нашем «Пилигриме» нет кокона.

Аниес посмотрела на брата, лицо ее выражало разочарование, но слепой по-прежнему улыбался.

– Мы рассчитывали, что у вас он будет, ведь такое управление кораблем гораздо удобнее и быстрее… – сказал он.

– Согласен, но сейчас у нас нет ни средств, на покупку установки, ни времени ее монтировать.

В разговоре возникла небольшая пауза, которую прервал наемник:

– Ну а ты, сестренка, на что годна?

– Я отлично пилотирую «скат», хорошо владею стрелковым оружием и приемами рукопашного боя, – ответила она, правда без особого энтузиазма.

– Да что ты говоришь! – с иронией произнес Петер. Он выхватил пистолет, но девушка сделала то же самое, почти одновременно с ним. Они стали отходить на свободное место, держа друг друга на прицеле. Брат девушки прошел вперед и встал рядом с капитаном, повернувшись в сторону воинственной парочки. Собака села рядом. Лад с интересом разглядывал ее – такой породы он раньше не встречал. Очень красивое животное, сильное, с густой, шелковистой шерстью и умными глазами.

– Это волк, – неожиданно сказал парень.

– Что? – переспросил Лад, удивившись – как тот смог узнать, что он смотрел на животное?

– Волк.

Словно поняв, что разговор сейчас о нем, животное повернуло голову и через плечо посмотрело на капитана блестящими глазами.

– Их почти истребили на Земле, – продолжил парень – Несколько особей можно встретить в имперском зоопарке, но на воле их не осталось. Когда-то давно волков пытались вывезти в колонии, но только на одной планете они приспособились к жизни в новой среде. И то лишь вдали от людей.

– Как его зовут?

– Гораций. Сестра неплохо дерется, правда летать на «скатах» и стрелять у нее получается лучше.

– Забери у меня оружие, – сказал Петер девушке.

Она убрала свой пистолет в зажимы кобуры и приготовилась к поединку.

Наемник быстро вытянул руку и отвесил ей оплеуху.

Аниес дернула головой и злобно посмотрела на него.

– Сделаю так еще два раза, прежде чем заберешь у меня пистолет, – можете валить отсюда.

Капитан, слепой штурман и волк наблюдали за поединком.

Противники сошлись в ближней схватке. Сразу было видно, что наемник превосходит девушку. Через несколько секунд он снова влепил ей пощечину по той же щеке, но Аниес не отступала, упорно стараясь забрать у него пистолет. И ей это почти удалось, но Петер в третий раз достал ее щеку звонким ударом и отскочил назад, разрывая дистанцию.

– Закончили, – сказал он. – Пошли к капитану.

Когда они приблизились, правая сторона лица у нее горела красным. Во взгляде была злость и досада.

– Что скажешь? – спросил Лад.

– Что сказать?.. – Повернулся к Пловцу: – Ты совсем слепой?

– Только вне штурманского кокона.

– А когда подключаешься, то…

– Я начинаю видеть, – кивнул Пловец. – Обзорные камеры корабля становятся моими глазами.

– Н-да… – протянул Петер. – Я бы лучше доктора нанял. А так… Нам нужен слепой штурман для кокона, которого у нас нет, капитан? Да еще с собакой, которую нужно кормить, и сестрой, которая в принципе достаточно приемлемо владеет рукопашкой, возможно неплохо стреляет и, может быть, хорошо справляется со «скатом»?

Лад посмотрел на слепого:

– С твоими способностями, ты сможешь наняться в любую корпорацию. Нейроштурманы всегда были на вес золота.

Пловец грустно улыбнулся:

– В войне между «Первопроходцем» и «Кингскорп» погибли наши родители. – Он говорил отвлеченно, как о давно забытой боли. – Нашу колонию попросту опустошили, а тех, кто выжил, приобрела «Пангалактик». Я никогда не буду служить ни одной из корпораций. Мы понимали, что, возможно, у вас и не будет кокона, поэтому мы пришли не с пустыми руками, – сказал нейроштурман.

Ладимир посмотрел на него, потом на Аниес, которая вынула из кармана и протянула ему стримкристалл.

– Тут расписания полетов грузовых барж трех крупнейших корпораций, – сказала она. Лад взял кристалл, а девушка продолжила: – Еще там информация о предполагаемом грузе, векторах прыжков и экипаже.

Капитан покрутил в пальцах продолговатый, похожий на сапфир носитель, потом перевел взгляд на помощника.

– Ты – капитан, решать тебе, – ответил тот на взгляд Лада. – Информация если точная, то довольно интересна.

– И практически на всех баржах крупных компаний задействованы нейроштурманы, – добавил Пловец. – Я мог бы занимать их места и отгонять судна туда, куда укажете.

– Я раньше не слышал, чтобы кто-то угонял баржи целиком, – сказал Петер. – Это нужно обсудить.

– Да, я тоже так считаю, – кивнул Лад.

– Думаю, эти сведения не достались вам даром? – спросил помощник капитана.

– Нет, не даром. Но мы согласны отдать их, если будем в команде со всеми на равных.

– С чего вдруг такое желание присоединиться именно к нам?

– Знаете, капитан, у меня, как у слепого, очень хорошо развит слух.

– И что же ты услышал?

Пловец присел рядом со своим волком и потрепал того по загривку.

– Вы разрешили ослушаться, если вы прикажете испортить спасательные модули. Нас такой подход устраивает.

– Слух у тебя действительно хороший.

– Ага.

– Что же. – Лад окинул их взглядом. – Вы в команде.

Он посмотрел на помощника.

– Хорошо, – пожал плечами тот, повернулся к Аниес: – Техника у тебя ничего, но над ударами надо поработать. Добро пожаловать в команду. Поднимайтесь на борт.

* * *

Большая кольцевая галактика казалась совсем небольшой и оттого обманчиво близкой. Свет миллиардов ее звезд подсвечивал брюхо «Пилигрима», придавая ему схожесть с подводным хищником. Корабль медленно дрейфовая в пустоте космоса.

– Мы в расчетной точке. До встречи около полутора часов, – доложил Петер.

– Сбрасывай гравитационную ловушку и отходи на безопасное расстояние.

– Сделаем. Болтун, запускай шарик.

Механизмы отстрелили шарообразное устройство от корабля, Петер, запустив маршевые двигатели, отвел «Пилигрим» на безопасное расстояние, и Болтун активировал ловушку.

Визуально это никак не отобразилось, только сканеры мгновенно засекли излучение в пространстве, схожее с тем, которое исходит от черных дыр, и передали схематичное изображение огромной гравитационной сферы на мониторы.

– Готово.

– Ложись на курс, по приблизительному расчету выхода цели из гипера.

– Я тут посмотрел данные, что брат с сестрой принесли, – сказал помощник, выполняя маневр и, по завершении, снова положив корабль в дрейф.

– И что?

– Если тут быстро управимся, то вполне сможем успеть перехватить одну баржу. Я посчитал – на прыжок уйдет часов шесть, плюс-минус сорок минут. Тут совсем недалеко…

– Ты не спеши. Нечего загадывать. Забыл, что половина команды совсем недавно была гражданским населением?

– Не забыл. Вот и пусть тренируются. Пассажирский лайнер и баржа как раз для этого подходят. Минимум сопротивления, а приемы стандартные.

– Ты прав, пошли обсудим план действий. Алонсо, следи внимательнее за показаниями.

– Понял, – ответил парнишка.

За исключением него вся остальная команда собралась в кают-компании. Едва зайдя в помещение, Ладимир сразу заметил, как разительно отличается поведение наемников и бывших колонистов. Нервозность последних, хоть и тщательно скрываемая, все равно пробивалась наружу. Но они сами избрали этот путь – пусть привыкают. Пловец тоже был здесь, сидел возле стены, повернувшись вполоборота. Волк был рядом, положив большую голову на колени хозяину и закрыв глаза, наслаждался тем, что Пловец почесывал его за ушами.

– Итак, – начал Лад, – у нас три ДСА, два из которых парные. Старший десантной группы – Рудольф. С ним идет Георгий, вторая двойка – Болтун и Константин…

– Капитан, можно на третьем я пойду? – перебила его Аниес.

– Почему ты? – сразу спросил Телори.

– Я лучше других владею «скатом».

– Откуда ты знаешь?

– Я выигрывала чемпионаты в гонках на космобайках. «Скаты» знаю не хуже.

– Но там нужно не только пилотировать.

– Неужели? – с ехидством в голосе поинтересовалась она.

– Пустите ее, капитан, – с улыбкой поддержал сестру Пловец, не поворачивая головы, – она справится.

– Хорошо, – согласился Ладимир, – на третьем – Аниес. Виталь, Андреас – вы на турелях. Самуэль и Телори в запасе, также отвечаете за техподдержку. Все ясно?

Последовали согласные кивки.

– Еще одно. Никаких напрасных жертв, – сухо сказал капитан. – Огонь на поражение только при непосредственной угрозе вашей собственной жизни или жизни кого-то из команды.

– Что за сопли, капитан? – недовольно высказался Зорин. – Это будет стеснять наши действия.

– И это не просьба, – добавил Лад, игнорируя реплику наемника, – это приказ. Относится ко всем, но в первую очередь к штурмовой бригаде. Рудольф, на тебе, как на старшем, лежит ответственность за действия группы. Спрошу лично за каждый случай, но, надеюсь, их не будет. Если кого не устраивает мой подход, может быть свободен прямо сейчас и до прибытия в порт. – Капитан смотрел на наемников, в своих людях он был уверен.

– Меня устраивает, – пожал плечами Телори.

– Мой ответ – вы знаете, капитан, – просто сказала Аниес.

Виталь качнул головой и криво усмехнулся.

– Может, еще «пожалуйста» будем говорить?

– Шутки неуместны, – осадил Ладимир. – Я вас предупреждал по поводу неукоснительного выполнения приказов. Рудольф?

– Работать мягко, значит – мягко, – ответил штурмовик. – Но подставляться я не буду.

– Никто и не просит. Но мясники мне в команде не нужны, и я это уже говорил.

– Да, говорил, – согласно кивнул Зорин. – Договорились капитан, без лишних жертв.

– Отлично. Приступить к подготовке.

На экране схематически, в виде сферы из тончайшей сетки, отображалась гравитационная ловушка. Лад напряженно смотрел на бледные, едва заметные линии, ожидая, когда же наконец корабль, за которым они охотились, попадется в нее.

– Сколько? – спросил он.

– Меньше минуты. Расслабься, капитан.

– Всем приготовиться к ускорению.

– Вот он, – сказал помощник.

Но Лад и сам уже видел, как изображение ловушки исказилось и стало вытягиваться, превращаясь из сферы в эллипсоид.

– Корректировка вектора, – быстро приказал он.

– Есть, – тут же отозвался Петер, внося поправки в курс, параллельно движению выдернутого из гипера корабля. – Вектор исправлен!

– Старт!

Мгновенное ускорение вдавило их в кресла.

– Ненавижу это, – прохрипел помощник, когда сработали компенсаторы и немного отпустило.

– «Скаты», приготовиться. – скомандовал капитан.

Когда корабль появился в нормальном пространстве, «Пилигрим» был уже недалеко от него и настигал свою жертву.

– Капитан, это не лайнер! – воскликнул Алонсо, следивший за показаниями сканеров. – Это «Курьер».

– Темные звезды! Вояки!

Мысли заметались в голове Ладимира.

Липски подставил их. Вместо пассажирского лайнера в их ловушку угодил военный корабль. Скоростной разведывательный челнок «Курьер». На борту наверняка около десятка человек, хорошо вооруженных и подготовленных. Сам корабль, правда, не обладал серьезным вооружением, зато был самым быстроходным в имперском флоте.

– Что будем делать, командир? – спросил помощник, он был растерян и ошеломлен не меньше Лада.

«Что делать?.. Что делать?..» Ладимир никак не мог решиться, а драгоценные секунды уходили…

– Внимание, цель изменилась – челнок «Курьер». Десантная команда, приказы те же. Петер, подводи нас к нему, иначе упустим. «Скаты» – на старт. Орудия – огонь по двигателям.

Турели отозвались глухим гулом.

Лучи расчерчивали пустоту вокруг военного корабля. Тот начал маневрировать и огрызаться скорострельной пушкой малой мощности.

«Пилигрим» шел чуть позади своей жертвы, его защитное поле подергивалось радужной рябью от частых попаданий лазерных лучей.

– Обездвижьте его! – приказал Лад.

– Запустили маршевый двигатель, – доложил Алонсо.

– Темные звезды, – пробормотал помощник. – Уйдет… уйдет ведь.

«Курьер» стал заметно удаляться.

– Петер, не упусти его! – Лад не замечал, что кричал. – Прибавь скорость!

– Мы на максимальной! – огрызнулся тот. – Он быстрее нас!

– Андреас, Виталь! Вы спите, что ли? Я приказал остановить его!

Стрелки не ответили. Интенсивный огонь их орудий не прекращался ни на секунду, но цель была быстрой и маневренной – попасть было необычайно трудно.

Наконец один из лучей задел багровую полосу дюз основного двигателя. Вспышка взрыва зажглась ослепительной и мгновенно погасшей звездой на фоне черноты космоса. Корабль резко сбросил скорость, окутался дымом, но отстреливаться не перестал.

– Отлично! – воскликнул Петер. – На маневровых далеко не убежит.

«Курьер» снова оказался рядом.

– «Скаты» – вперед! Будьте осторожны. Виталь, попробуй вывести из строя их пушки.

– Сделаю, капитан.

Три абордажных катера ринулись к поврежденному челноку, лавируя среди смертоносных лучей.

– Рудольф, меня интересует капитанская каюта. Вряд ли сейчас в ней кто-то есть. Захвати и не подпускай никого.

– А если он и про это наврал? – негромко спросил Петер, имея в виду Большого Джона.

– Вот и выясним. Раз взялись – доведем до конца. Не отвлекайся, подведи «Пилигрим» ближе, чтобы можно было орудия заткнуть.

Помощник вывел корабль почти вплотную к «Курьеру». Несколько выстрелов разнесли оборону военного челнока.

«Скаты» облепили его, закрепившись на корпусе.

В этот момент подал голос Алонсо:

– Капитан, вас вызывают с «Курьера».

– Давай.

Перед Ладом появился человек в белом капитанском мундире с суровым, гладковыбритым лицом.

– Я капитан первого ранга Вильгельм Браун. Я требую, чтобы вы прекратили свое наглое нападение.

– Я требую, чтобы вы погасили двигатели и предоставили корабль к осмотру, – сказал Каменев.

– Это челнок флота Империи. Вы дорого заплатите за это.

– Капитан Браун, ваш «Курьер» лишен главного двигателя, моя штурмовая группа через несколько минут будет у вас на борту. Если вы намерены оказывать сопротивление, го предупреждаю, что за каждого моего человека вы лишитесь трех своих. Я отдаю себе отчет, что на флоте служат совсем не слабаки и уж точно не трусы. Поэтому я предлагаю вам достойный вариант спасти свой экипаж и корабль, в противном случае вы будете уничтожены.

– Корпус пробит, – поступил первый доклад от штурмовой группы. – Заходим.

Ладимир увидел, как Браун отвернулся, словно прислушивался к чему-то.

– Да, капитан, – сказал Каменев, – мои люди уже на борту, и поверьте, они прекрасно обучены и знают свое дело.

– Что вам нужно? – нервно спросил Браун.

– Я уже сказал: прекратите сопротивление и предоставьте корабль к осмотру. Поскольку вы не погасили двигатели, мы сделаем это сами. – Лад повернулся к помощнику: – Петер, давай остановим его совсем.

Следуя его приказу, тот подвел корабль к корме «Курьера».

– Работайте ребята, – сказал он, обращаясь к стрелкам, и залпы турелей стали разносить двигатели челнока.

– Поглотят вас Темные звезды, капитан, – не выдержал Браун. – Вы сейчас превратите мой корабль в мусор!

– Гасите двигатели!

– Да! Темные звезды! Хорошо!

– Капитан Браун, прикажите вашим людям сложить оружие.

Тот стиснув зубы с ненавистью смотрел на Лада.

– Я обещаю, что никто из вашей команды не пострадает, если не будет оказывать сопротивление.

– Мы в центральном коридоре, – докладывал Рудольф. – Они засели на том конце и не дают нам высунуться. Аниес, ты где?

– Сейчас появлюсь позади них, – ответила девушка.

– Давай, придави ублюдков.

Капитан слушал переговоры штурмовиков и после слов Руди приказал:

– Не убивать. Используйте оглушающие заряды.

– Ясно, капитан, – отозвался тот. – Ани, слышала?

– Да. Зарядила нейро – держитесь подальше.

Через мгновение в эфире раздался треск электричества и крики людей.

– Руди, коридор чист. – Аниес выполнила задачу. – Вас не задело?

– Нет, все в порядке. Идем к тебе.

Ладимир снова переключился на канал связи с «Курьером»:

– Вы слышали – я велел не убивать ваших людей. Но время дорого, и если через двадцать секунд вы не сдадите корабль, приказ будет отменен.

– Вам не сойдет это с рук!

– Вы уже говорили это, – спокойно ответил Лад. – И тем не менее я жду!

В переговорном устройстве раздался голос Рудольфа:

– Капитан, они тянут время. Все аварийные переборки закрыты. Нас сейчас обойдут с тыла.

– Продолжай работать, – велел Лад. – Капитан Браун, встретимся в вашей кают-компании.

Он оборвал канал связи и поднялся.

– Ты куда? – посмотрел на него Петер.

– Приготовь швартовочный рукав. Надо им помочь. Самуэль, Телори, к переходному люку, Виталь, со мной за скафандрами.

– Есть, капитан.

Четверо одетых в защитные комбинезоны людей встретились в тот момент, когда Петер подвел «Пилигрим» к атакованному кораблю и пришвартовал к его борту рукав.

– Есть, контакт, капитан. Давление выровнял.

Они зашли в соединительный тоннель, с радиальной гравитацией, действовавшей по всей его поверхности, и побежали к «Курьеру».

– Заряды! – скомандовал он на ходу. Рядом с бортом они разошлись в разные стороны и почти касались друг друга головами. Быстро клацнули магниты длинных полос взрывчатки, вставая ромбом.

– Пригнулись! – скомандовал Лад, и Телори активировал детонаторы.

Направленные взрывы пробили обшивку с оглушающим хрустом. Рукав наполнился дымом.

Виталь сверху заглянул в образовавшуюся дыру:

– Чисто!

Ладимир первым забрался внутрь, остальные за ним.

Капитан целеустремленно продвигался к капитанской каюте. На верхней палубе глухо ворчали взрывы – первая штурмовая группа преодолевала переборки, преграждавшие путь.

– Капитан, вы где? – запросил Рудольф.

– Средняя палуба, движемся от центра к носу.

– Нас тут здорово прижали. Мы спускаемся и идем вам навстречу.

– Давай.

Снова по корпусу корабля пробежала дрожь от взрыва, когда штурмовая группа пробивала себе проход между палубами. Перед отрядом Лада тоже была переборка, но две полосы взрывчатки снесли ее напрочь. Тут же в открывшийся проем сквозь густой дым ударили лазерные лучи – в другом конце коридора засели матросы. Нападавшие вжались в стены. Капитан выставил винтовку и, не глядя, выстрелил в сторону противника. Нейрозаряд с треском взорвался, и электрические разряды яркими дугами оплели стены коридора и кричащих от боли матросов.

– Вперед! – приказал Каменев и сам, пригнувшись, бросился в атаку. Несколькими ударами они оглушили, выведенных из строя противников и двинулись дальше. Оба отряда добрались до цели почти одновременно, правда, с Рудольфом были только двое, но спрашивать, где остальные, не было времени.

Ладимир ворвался в капитанскую каюту как раз в тот момент, когда помощник капитана Брауна отпирал сейф молекулярным ключом.

Каменев отшвырнул его к стене – Рудольф, прикрывавший капитана, прижал старпома к полу – и открыл небольшую бронированную дверцу.

Маленький матово-серый кейс мигал огоньком детонатора встроенной бомбы. Значит, содержимое имеет статус военной тайны и подлежит уничтожению в случае несанкционированного вскрытия.

Ладимир взял его в руку и повернулся к прижатому Рудольфом офицеру:

– Вызывай капитана.

Штурмовик дернул пленного за шкирку, рывком поднимая на ноги.

Тот склонился к коммуникатору и дрожащими пальцами нажал кнопку вызова.

– Ты успел?! – спросил Браун, едва появившись на мониторе.

– Нет, капитан, простите.

Браун досадливо сжал кулаки.

Место старпома занял Ладимир.

– Капитан Браун, я предлагал вам решить все по-хорошему. Вы отказались. То, что мне было нужно уже у меня.

– Поглотят тебя Темные звезды! Вас найдут, в какой бы дыре вы ни спрятались!

К Ладимиру подошел Георгий:

– Лад, там Болтуна с Косом зажали.

– Они что, все еще на верхней?

– Похоже.

– Почему молчат?

– У Коса что-то с передатчиком.

– Ладно, сейчас разберусь. – Он снова повернулся к коммуникатору: – Капитан, прикажите своим людям прекратить огонь.

– Даже не подумаю. Хотя бы нескольких из вас, ублюдков, но я прихвачу с собой!

– Если вы не заметили, то сообщаю, что никто из ваших людей пока не был убит. Отдайте приказ сложить оружие, иначе по возвращении на свой корабль я велю расстрелять ваш «Курьер» в мелкие куски. В конце концов, найдите в себе мужество признать, что проиграли, и избежать напрасных жертв. Сделайте это! Немедленно!

Браун с полминуты смотрел на Каменева, стиснув зубы, потом чуть подался вперед и отдал приказ прекратить сопротивление.

Стрельба действительно затихла.

– Уберите переборки и соберитесь все в кают-компании.

– Я сделал как ты хотел, что еще нужно?! Убирайтесь с моего корабля.

– Переборки! И все в кают-компанию! – сурово повторил Ладимир. – Без оружия! Хотя бы один пистолет, и мои люди начнут стрелять на поражение! Даю вам минуту!

Он выключил коммуникатор, повернулся к старпому, с угрюмым видом стоящему у стены:

– Пойдешь первым. – Повернулся к своим: – Со мной Рудольф, Георгий, Телори. Остальные возвращаются. Аниес, найди Болтуна и Константина, забирайте «скатов». Самуэль, возьми кейс, сразу закрой его в компенсационный ящик и помести во внешний грузовой отсек, подальше от каких-либо механизмов. Я не хочу, чтобы он неожиданно взорвался и повредил корабль. Виталь, прикрываешь его.

– Понятно.

Лад кивнул старпому:

– Пошли.

В кают-компанию входили с осторожностью, Рудольф вел перед собой пленного, схватив одной рукой за рубашку на спине, в другой руке у него был пистолет.

– Капитан Браун, – позвал Ладимир. – У нас ваш старший помощник, и мы прикрываемся им. Не вздумайте стрелять.

– Мы без оружия, – ответил тот.

Штурмовики втолкнули старпома внутрь и с угрожающими криками влетели в помещение, направив на собравшихся винтовки.

– Мы без оружия! Без оружия! – снова закричал Браун.

– Обыскать! – приказал Каменев.

По одному, под прицелом бластера Рудольфа, Георгий обыскал всех матросов. Их усадили на пол в углу кают-компании.

Ладимир с капитаном «Курьера» присели за стол. Каменев деактивировал лицевую маску и снял шлем.

– Время вскрытия кейса? И мне нужен промежуточный код, – сразу начал он.

– С чего бы мне это знать? – усмехнулся Браун.

– С того, что на случай задержки в полете для таких кейсов предусмотрен промежуточный код, который добавляет к счетчику какое-то время до самоуничтожения.

– Я вижу, ты неплохо осведомлен для обычного пирата… – Он прищурил глаза, вглядываясь в лицо Ладимира. – Ты ведь Каменев?! Тот самый! Я узнал тебя.

– Время и код! – Лад смотрел Брауну в глаза.

– Как же мог офицер, удостоенный высшей награды Империи, стать… пиратом? – вместо ответа спросил тот.

– Не ваше дело, капитан.

– Что бы там ни было, полагаю, вы не забыли о значении слова честь?

В этот момент, краем глаза Лад заметил, что Рудольф, проходивший мимо пленных, остановился, деактивировал лицевую маску и вытер вспотевшее лицо. Тут же один из членов экипажа «Курьера» хохотнул:

– Мужики, а я знаю этого сосунка! Помните, я рассказывал про одно заведение на Цирцее, где…

Договорить он не успел, Рудольф растолкал матросов, схватил его и всадил коленку поддых.

Ладимир все время ждал чего-то подобного. Подсознательно, старательно отгоняя от себя такие мысли, но все равно ждал. Так и случилось. Наемники – их нельзя контролировать!

– Рудольф, отставить! – приказал он, поднимаясь.

Наемник ударил матроса кулаком в лицо, потом еще раз и замахнулся снова, но Георгий перехватил его руку, профессионально заломил за спину и оттащил в сторону.

Экипаж захваченного корабля вскочил на ноги.

– Эй! Эй! Эй! – Телори сразу ринулся к ним, направивв лица ствол винтовки. – А ну осади! Назад, я сказал! Хотите умереть героями?

Он выстрелил поверх голов, заставив пленных пригнуться.

– Капитан, что происходит? Утихомирьте своих псов! – поднялся Браун.

– Сидеть! – рявкнул Лад, направив на него пистолет.

Тот опустился на стул.

Георгий отпустил штурмовика, тот передернул мощными плечами и угрюмо посмотрел на матроса, со стоном поднимающегося на ноги.

– Рудольф! – предупреждающе сказал Каменев. – Иди на корабль.

Наемник отвернулся и направился прочь из каюты…

– А неплохо тогда было, может, повторим? – Избитый матрос ехидно хихикнул ему вслед, вытирая кровь и растянув разбитые губы в ухмылке. – Интересно, а ты всю команду ублажаешь или только капитана? У тебя такой сладкий…

Ладимир заметил, как напряглись плечи штурмовика. Капитан дернулся вперед, но было поздно – Рудольф выхватил пистолет и трижды выстрелил в обидчика.

Лад ударил его снизу по руке, и четвертый выстрел ушел в потолок. Пленные вскочили, несколько человек склонились над убитым матросом, остальные с перекошенными яростью и страхом лицами стояли, сжав кулаки, готовые с голыми руками наброситься на пиратов.

– Ты – подонок! У нас же нет оружия! – закричал Браун.

Ладимир снова направил на него пистолет:

– Время и код! Немедленно!

Браун одернул мундир, распрямил плечи.

– Я давал присягу и не собираюсь ее нарушать. Можешь пристрелить меня или прикажи сделать это своим псам, если у самого не хватит духа.

Лад опустил пистолет и подошел к Брауну вплотную.

Они почти минуту смотрели друг другу в глаза. В кают-компании повисла напряженная тишина. Замерли все: пираты, с пальцами на спусках винтовок, пленные матросы, смотрящие в направленные на них стволы. Никто не предполагал, что означает эта схватка взглядов и чем она закончится, потому что, даже для самих капитанов, она имела разное значение. Пока наконец Ладимир не сделал шаг назад, коротко кивнул, отдавая честь храбрости Брауна, коротко бросил: «Уходим!», и пираты покинули кают-компанию, а затем и сам корабль.

Как только рукав отлепился от борта «Курьера», сработала защита, и прозрачная пленка мембраны затянула дыру, через которую с гулом вырывался воздух, вынося с собой куски обшивки и незакрепленные предметы.

Взойдя на борт «Пилигрима», Лад запросил отчет о выполнении приказов – «скаты» были на борту, кейс в компенсаторном ящике во внешнем отсеке, весь экипаж на борту.

– Петер, ты говорил, что рассчитал координаты, где мы можем перехватить баржу.

– Да.

– Задавай их, прыгай и зайди потом ко мне в каюту.

– Понял, капитан.

* * *

Лад ждал Петера, хмуро проглядывая данные с кристалла Пловца.

– Капитан, я зайду? – появился наконец помощник, когда он уже начал терять терпение.

– Почему так долго? – сурово спросил Ладимир.

– Узнавал у команды, что произошло.

– Потом это нельзя было сделать?

– Можно, но зато теперь я знаю, что ты можешь спросить, и самое главное, знаю, что могу тебе ответить.

– Да? И что же?

– Я знаю, почему ты хочешь говорить именно со мной – я порекомендовал Феникса и Зорина. Рудольф, конечно, виноват, но если бы ты знал его историю, то понял бы его.

– Понял бы нарушение приказа и убийство безоружного, беззащитного человека? – скептически спросил Ладимир.

– Тот подонок, которого он пристрелил, наверняка заслужил этого.

– Странно слышать такие слова от тебя.

– Странно? Почему? – Петер стиснул зубы, и шрамы на его лице побелели. – Потому что я наемник? Если ты нас так призираешь, зачем тогда нанял, зачем попросил остаться и стать твоим помощником?

– Не хочешь же ты меня убедить, что наемники, все как один, люди с благородной душой и чистым сердцем?

– Нет, не хочу! Но не забывай, ты теперь – один из нас!

Ладимиру нечем было ответить.

– Я понимаю тебя, – сказал Петер. – И мне нравится, что ты даже в сложившихся обстоятельствах не сдаешься, придерживаешься своих моральных принципов, стараешься избегать жертв. Что называется: пытаешься сохранить хорошую мину при плохой игре. Но нельзя залезть по шею в дерьмо и не запачкаться. Пиратство – это не та работа, где ты останешься с чистыми руками. Я остался с тобой только потому, что мне грезится перспектива неплохо заработать под твоим руководством, думаю, и все остальные нанялись не из благородных побуждений. Ты не хочешь напрасных жертв – отлично! Я тоже не отношу себя к живодерам, но жертвы будут, что бы ты ни делал. И ты прекрасно это понимал, когда принимал командование и брал заказ от Большого Джона. И эти твои колонисты тоже понимают. Поэтому хватит уже сопли жевать. Ты отлично провел операцию. Я работал со многими капитанами и могу сказать, что твои действия были грамотными и четкими.

– Спасибо за оценку.

– А Рудольф… – Наемник, словно не заметил его сарказма. – Рудольф – он с Перфекты.

– С Перфекты?

– Да. С нее самой. Разве не обратили внимания на его внешность?

– Ну? Обратил. И что? Если человек внешне красив, то обязательно с Перфекты?

– Нет, конечно.

– Если не ошибаюсь, это колония, специализирующаяся на производстве клонов для борделей. Единственная, где разрешено клонирование человека.

– Угу, – подтвердил Петер. – Клоны с Перфекты поставляются ограниченными партиями в бордели высшего класса, а подпольно продаются кому угодно и для каких угодно нужд, лишь бы деньги платили.

– Хочешь сказать, что Рудольф клон? – недоверчиво спросил Лад.

– В том и дело, что он – человек.

– Он работал там?

– Нет, все гораздо сложнее. Я сейчас расскажу тебе историю, которую узнал случайно. В общем, как я уже сказал, Рудольф с Перфекты, но родился он не там, а на орбитальных фермах Ханасии. Потом, когда мальцу было полгода, его родители нанялись на Перфекту модельерами, создавать красавцев и красавиц для публичных домов и развлечений богатых нуворишей.

– Но ведь, насколько я знаю, семейным парам и детям там запрещено находиться.

– Капитан, не будь наивным. Контрабанда есть везде, и какая разница, что везти, электрических медуз с Ведона или ребенка с Ханасии? Главное чтобы деньги заплатили. Как бы там ни было, но долго прятать маленького Руди родители не смогли. Их разоблачили и забрали Рудольфа. Поскольку его не было в списке прибывших на планету, следовательно, он мог быть только изделием. А все изделия на Перфекте, как известно, принадлежали корпорации. Десятилетнему Руди запустили в кровь нанитов и продали в публичный дом на одну из богатых планет.

– Как это забрали и продали? Родители же могли доказать, что он их сын, обычной генной идентификацией.

– Комиссия по клонированию очень ревностно следит за исполнением своих обязанностей и ответственно подходит к возложенной на нее миссии следить за чистотой человеческого генома. Одного лишь предположения корпорации о том, что родители Руди могли использовать свои ДНК для незаконного создания себе ребенка – а у них был доступ и все необходимые возможности для этого, да и возраст ребенка практически совпадал с датой их приезда на Перфекту – хватило, чтобы Комиссия встала на сторону компании и предписала изъять «изделие». К тому же, как ты сам заметил, Руди был красивым мальчиком. Вот если бы он родился уродом, тогда, возможно, Комиссия приняла бы другое решение.

– Неужели такое возможно?!

– В нашем мире еще и не такое возможно, капитан.

– Как же он выбрался из?..

– Рабства, ты хочешь сказать? Очень просто – сбежал, когда ему исполнилось шестнадцать. Наниты, настроенные на маяк владельца «изделия», активировались, и парень пережил дикие боли, но ведь эти микроскопические твари для клонов предназначались, а он был человек. Уж не знаю, как он смог вытерпеть все это! В общем, ему повезло – когда случился очередной всплеск активности нанитов, призывающих беглеца вернуться к владельцу, и Руди корчился в судорогах между мусорным уничтожителем и стеной какого-то бара, его заметил подвыпивший священник Вселенской церкви.

Он подобрал паренька и отнес к себе. Когда он понял, в чем дело, то собрал братьев, запросив у них помощи. Священникам Вселенской церкви наплевать на корпорации и комиссии. Они считают, что любое живое существо, раз уж оно появилось на свет, – достойно жизни. Руди сделали полное переливание крови и после выздоровления пристроили в корпус пехотинцев. Армия – такое место, где шрамы не вызывают вопросов, а у парня было много шрамов. Очень много. Его владелец частенько истязал его, доводя до полусмерти, и постоянно сдавал таким же, как он, ублюдкам, чтобы те могли удовлетворить свои животные потребности и вдоволь поизмываться над недочеловеком. В подразделении «Феникс» Руди служил с отличием, пока у них не сменился лейтенант. Оказалось, что тот был любителем поиздеваться над молоденькими мальчиками и не раз пользовался услугами того самого владельца Руди. Лейтенант узнал его и предложил оказывать сам понимаешь какие услуги, взамен на молчание. Но тот уже не был беззащитным пацаном, он стал бойцом. Фениксом. Утром лейтенанта нашли мертвым, а Руди сбежал с базы. Не зная, куда податься, он направился туда, где ему уже помогли однажды, – в монастырь Вселенской церкви. Его объявили в розыск как убийцу и дезертира. И священники, чтобы спрятать понадежнее, отправили его на Лагуну.

Ладимир слушал помощника не перебивая, изредка качая головой.

– Вот такая история, а ты говоришь «как такое возможно?». В нашей жизни возможно все, что угодно. И из рассказов парней я понял, что матросик был один из тех клиентов владельца.

– Похоже. Он говорил про Цирцею.

– Ну точно! Туда Рудольфа и продали.

– А ты откуда это узнал?

– Руди не делает из этого тайны. Говорить об этом не любит, но и не скрывает.

– Н-да… – протянул Лад.

– Что? Хочется послать кого-нибудь к Темным звездам?

– Угу.

– То-то и оно. Что будешь с ними решать?

– Зорин тоже?

– Как мы с Болтуном. Сработались, – пояснил Петер.

В дверь каюты постучали.

– Капитан, можно? Мы хотели поговорить с вами.

В коридоре стояли Виталь и Рудольф.

– Да заходите, мы как раз о вас речь вели.

Наемники зашли в каюту.

– О нас?

Каменев кивнул.

– Вы недовольны, как мы выполняем нашу работу?

– Рудольф ослушался моего приказа. Я такого не потерплю.

– Это ублюдок оскорблял его…

Ладимир стукнул по столу кулаком и повысил голос:

– Я отдал приказ, который он обязан был выполнить, даже если бы тот облил его дерьмом с головы до ног. Ясно?! Пока вы в моей команде, обязаны подчиняться беспрекословно.

– Кстати о команде, капитан…

– Что о команде?

– Нам не нравится, когда нас держат за дураков!

– В чем проблема?

– Руди рассказал мне, да я и сам видел, как проходил абордаж! Эта ваша «опытная» команда, – Виталь злобно посмотрел на Петера, – ни разу не выходила в космос!

– Я знаю. Еще что-нибудь?

– Нам не нравится, что мы должны подставляться из-за неопытности других и при этом получать одинаковую с ними долю.

– Что ж, думаю, мы можем запросто решить наши проблемы. По прибытии в порт вы можете быть свободны. Вот карточки. – Капитан достал из стола две карты, несколькими манипуляциями перевел на них деньги и протянул наемникам: – Тут ваши доли по договору. Можете идти.

– Отлично. – Зорин передал одну карточку напарнику, проверил сумму на своей и поднялся: – Без претензий, капитан?

Ладимир развел руками. Рудольф, до этого сидевший молча, внезапно сказал:

– У меня были причины, капитан. Поймите, я все равно нашел бы и убил этого ублюдка. – Он говорил без эмоций, наемник не извинялся, не раскаивался – он просто объяснял ситуацию. – Я сделал это намеренно, чтобы не терять потом времени.

Рудольф поднялся, положил свою карту на стол:

– Если вы не против, я бы еще на вас поработал.

Зорин удивленно посмотрел на него:

– Мы же вроде все решили?..

– Я передумал, Виталь, – ответил ему напарник. Посмотрел на Лада: – Так что? Разрешите остаться? Я мог бы потренировать остальных. У них есть командный дух, но не хватает опыта.

– Это будет стоить двух процентов сверху, – сразу сказал Зорин.

– Виталь, – Петер вздернул подбородок, – твоя карточка все еще у тебя в руках.

Рудольф выжидающе смотрел на Ладимира.

– Хорошо, можете остаться, – согласился Каменев. – Но второй подобной выходки я не потерплю.

– Второй не будет, капитан, – кивнул наемник.

– И… – Петер поднял палец, опередив Зорина и не дав ему сказать, – условия прежние.

Рудольф посмотрел на напарника. Тот повертел карточку между пальцев, потом вздохнул и положил ее перед Ладом.

– Но ты мне сейчас все объяснишь, – сказал он, повернувшись к Руди.

Наемники вышли из каюты.

– Хочешь, скажу, что это было? – спросил Петер.

– И что же?

– Сработала твоя харизма. – Помощник многозначительно покивал. – Люди верят в тебя.

Потом поднялся:

– Я, пожалуй, пойду.

– Иди, философ. Не забудь дать распоряжение, чтобы подготовились к охоте на баржу.

Грузовой корабль появился из гипера точно в соответствии с расписанием, предоставленным Пловцом и Аниес.

– Абордажной команде приготовиться, – отдал приказ Лад. – Петер, догоняй. Огонь, малыми мощностями. Не повредите сам корабль.

Пушки принялись дружно поливать корпус грузовика огнем. Лучи непрестанно вонзались в корабль, злыми красноватыми молниями рассеиваясь по его защитному полю.

– Капитан, сигнал с баржи, – доложил Алонсо.

На экране появилось изображение неопрятно одетого лысоватого мужчины, с щетиной на щеках и испуганными глазами.

– Эй, вы кто? Какого хрена палите? Совсем спятили? – вопрошал он хриплым голосом.

– Я хочу говорить с капитаном баржи, – сказал Ладимир.

– Умник, а я, по-твоему, кто?

– Тогда остановите свой корабль, пока я не приказал разнести его.

– Вы что, пираты? У нас есть договоренность с…

– Меня не интересуют ваши договоренности, – перебил его Лад.

– Да?

– Можете мне поверить.

– Ну ладно, это уже не моя забота. – Складывалось такое впечатление, что капитан баржи был либо спросонья, либо после пьянки. – У вас «Пилигрим»? Много вы на нем не увезете, я скажу парням, чтобы подготовили тару и погрузчики.

– Мы сейчас пристыкуемся. Открой люк. И начинайте готовить спасательную капсулу. У вас есть десять минут.

В этот момент Петер доложил:

– Контакт.

– Эй, эй, эй! – Капитан баржи примиряющее поднял руку. – Зачем горячиться?

– Я все сказал, и люк должен быть открыт немедленно, – Ладимир отключил канал связи с грузовиком. – Телори, проследишь, чтобы с их капсулой все было в порядке и они добрались до населенных миров.

– Сделаю, капитан, – ответил тот.

– Рудольф, проверь, чтобы все покинули баржу. Аниес – прикрываешь брата.

– Они открывают люк, – доложил через несколько минут штурмовик. – Мы входим. Телори – прикрываешь справа, Болтун за мной.

Захват баржи прошел быстро, команда не оказывала сопротивления, Рудольф вышел на связь из рубки:

– Экипаж – семь человек, включая капитана и нейроштурмана.

– Проследи, чтобы они все погрузились в спасательную шлюпку. Как идет подключение?

Штурмовик отвернулся в сторону и спросил:

– Сколько еще, Болтун? – Потом повернулся к капитану: – Десять минут.

– Отправляйте шлюпку с экипажем и заканчивайте.

Капитан проследил, как от баржи, окутавшись вспышками отстреливающего механизма, отделилась спасательная капсула. Сработал маршевый двигатель, и маленький челнок направился на поиски обитаемых секторов галактики.

Через пятнадцать минут Пловец вышел на связь:

– Знали бы вы, капитан, что это за невероятные ощущения.

– Догадываюсь.

– Нет, капитан, не догадываетесь. Это… это… простите, просто меня в такие минуты переполняет неописуемый восторг.

– Ладно, ладно, только давай не долго. Нужно делами заниматься.

– Да-да…

– Координаты у тебя есть. Отправляйся.

– До встречи на орбите.

Баржа сделала вираж вокруг «Пилигрима».

– Эй, осторожнее!

– Не бойтесь капитан. – Грузовик снова пролетел рядом, и силовые поля кораблей соприкоснулись, подернувшись рябью.

– Надо же, – удивленно сказал Петер, – никогда бы не подумал, что это корыто на такое способно.

– Оно и не такое может, когда я управляю, – с ноткой гордости ответил на его реплику Пловец.

– Тебе пора, – сказал Ладимир.

– Да, я поплыл.

Баржа набрала скорость, отдалилась от «Пилигрима» и ушла в гипер.

– А нам пора навестить господина Липски, – проговорил капитан.

– Давно пора! Кейс, который может взорваться в любую секунду, меня здорово нервирует.

Помощник ввел координаты, вывел корабль на расчетный вектор, и «Пилигрим», набрав полетную скорость, ушел в гипер.

* * *

Лад вошел в бар «Звездный погреб» и сразу направился к бармену:

– Сержант, мне нужен Липски… Большой Джон.

– Он ждет. – Тот кивком указал себе за спину.

При входе в офис Липски Ладимира проверила сканерами одна из телохранительниц. Сразу преградила путь и протянула руку ладонью вверх.

Каменев вложил в нее пистолет, сел в кресло напротив владельца бара и вместо приветствия усмехнулся:

– Есть причины меня опасаться?

– Осторожность никогда не бывает лишней. Здравствуй, Лад. Долго же ты собирался меня навестить. Мне сообщили, что твой корабль прибыл в порт несколько часов назад. Как все прошло?

– Было несколько срочных дел, – ответил Лад. – Прошло все не так, как ты расписывал, когда предлагал мне заняться этим делом. Полагаю, ты просто забыл сообщить, что целью будет вовсе не пассажирский лайнер, а «Курьер»?

– О чем ты? – Джон изобразил удивление.

– Ты прекрасно знал, что целью будет военный корабль. И солгал, опасаясь, что я откажусь. Я прав? – Лад все с той же усмешкой смотрел на Большого Джона.

Тот хотел начать отказываться, но по взгляду Ладимира понял, что это бесполезно.

– Я не мог допустить, чтобы ты отказался. Ведь ты наверняка отказался бы.

– Возможно.

– Вот видишь. А на месте, когда ты уже вытащил челнок из гипера, отступать уже некуда. И раз ты здесь – значит, справился. Так?

– Ты все рассчитал.

– Такова моя работа, – развел руками Липски. – Пакет у тебя?

– У меня.

Джон протянул руку, желая получить его, но Лад заулыбался еще шире.

– Что? – нахмурился бывший однокурсник. – У нас был договор.

– На пассажирский лайнер, команда которого, как предполагалось, не должна была оказывать сопротивления.

– Договор не подлежит пересмотру, – холодно произнес Липски.

– Не сомневаюсь. Поэтому вот. – Он положил карточку с остатками аванса на стол. Тут твои деньги, за вычетом расходов на этот рейд.

Ладимир поднялся:

– Счастливо оставаться.

Большой Джон бросил взгляд на плинийку, и та жесткими движениями усадила капитана назад. Лад не сопротивлялся.

Тут же сработал сигнал тревоги. Джон дернулся к панели с экранами, на которые транслировалось изображение из бара и вокруг него. Семеро вооруженных людей вломились в «Звездный погреб».

Мгновенно сработала система защиты – активировались лазерные пулеметы с интеллектуальным наведением, до этого скрытые в нишах, и нацелились на нападавших. Посетители бара бросились на пол.

– Какого хрена?! – злобно прошипел Липски и повернулся к Ладимиру.

Тот посмотрел на Липски прямым жестким взглядом:

– Кажется, эта панель у тебя становится прозрачной? – Он мотнул головой в сторону смежной с баром стены.

Джон хмуро снял проницаемость с перегородки. Бармена не было, в зале находились несколько человек, и двое стояли прямо перед стойкой. Андреас и Георгий. На плече каждого из них покоилась портативная ракетная установка. Оружие было активировано и направлено в зеркальную витрину.

Телохранительницы сразу рассредоточились: одна ближе к Джону, вторая к выходу, но обе не спускали глаз с направленных на помещение ракет.

– Ты совсем спятил? – Лицо Липски исказилось гневом. – Система защиты изрешетит их быстрее, чем они успеют нажать на спуск.

Еще двое из людей в баре активировали силовые полицейские щиты и прикрыли ими себя и ракетчиков.

– Не поможет. Ты забылся, Каменев. Я прикажу всех вас…

– Через минуту снаряды превратят это помещение в плавильную печь, – хладнокровно перебил капитан.

– Вместе с тобой?

Ладимир ответил ему спокойным взглядом серо-зеленых глаз.

– Никому не позволено так врываться в мой бар! Никто не смеет угрожать мне! Вы все мелкие песчинки на дороге, по которой я иду. Я наступлю на вас и даже не замечу. Вы здесь никто, а я – все! Я – Большой Джон! – злобно проговорил Липски.

– Я – капитан Ладимир Каменев, – процедил Лад. – Я не потерплю оскорблений и никому не позволю делать из меня дурака или использовать меня!

Их взгляды сцепились. Большой Джон словно хотел испепелить капитана взглядом, но затем неожиданно улыбнулся:

– А ты не так прост, Каменев. – Он протянул руку и отключил систему защиты. Пулеметы скрылись в своих нишах. – Давай, что ли, выпьем?

– Мне сош, – как ни в чем не бывало сказал Лад. – Только сначала мои ребята должны убедиться, что я в порядке.

– Я не против, – и бросил телохранительнице: – Зельда, проследи.

Лад в сопровождении плинийки вышел в бар и сказал:

– Еще пять минут.

Потом вернулся и снова сел напротив Большого Джона. На столе перед ним уже стоял стакан соша, но пить он не стал.

Липски потягивал напиток из своего стакана.

– Значит, пять минут, – сказал он. – Хорошо. Что ты хочешь?

– Ничего, – пожал плечами Лад. – Я вернул тебе твои деньги. Теперь собираюсь встать и свалить отсюда.

– Мне нужен пакет. Предлагаю сто пятьдесят тысяч.

– Двести.

– Это твой первый рейд, – снова разозлился Липски. – Не зарывайся! Так дела не делаются!

– Я считаю, что все справедливо. Ты фактически подставил меня. Твой пакет хранится в кейсе со встроенной бомбой.

– Ты серьезно?

– Не говори, что и этого не знал.

– Догадывался, но уверен не был. Сколько осталось до самоликвидации? Промежуточный код вводил?

– Не знаю. Ни про время, ни про код.

– Ты что, завалил капитана, до того как допросил его?!

Ладимир смерил Липски презрительным взглядом:

– Тебе нужен кейс?

– Да.

– Двести тысяч.

– С тобой невозможно торговаться. Ладно. Держи. – Он занес недостающую сумму на карту с авансом и положил перед Ладом.

Капитан засунул карту в карман и поднялся.

– Кейс пришлю с нарочным. Сюда?

– Да, давай сюда.

Через прозрачную стену Ладимир увидел, что через бар прошел Петер и постучал в дверь.

– Открой, – велел Липски телохранительнице.

– Салют, Джон. – Петер махнул рукой. Он заглянул, но проходить не стал. – Капитан, я вызываю вас уже несколько минут, тут, наверное, экранирование. – Он обвел взглядом потолок и стены.

– Что хотел?

– Губернатор Сен-Лиз ждет вас.

– Сен-Лиз? – встрепенулся Большой Джон. – Какие у тебя могут быть с ним дела?

– Некорректный вопрос, – ответил Лад, – но возможно, он просто захотел пообщаться с бывшим героем Империи.

– Ты начал играть не в те игры, Каменев. – В голосе Липски звучала угроза.

– Большой Джон – один из самых могущественных людей на Лагуне, – сказал Ладимир. – Я только что ворвался к нему с оружием, угрожал и вынудил принять мои условия. Я не самоубийца, Джон.

Сначала Липски хмурился, исподлобья рассматривая капитана, потом сказал:

– Ладно, забудем про этот инцидент. Мы не будем о нем говорить и даже упоминать ни о том, как прошел твой рейд, ни о том, что было тут. Зевак я возьму на себя. И я не буду преследовать тебя. – Потом добавил, показывая, что разговор закончен: – Пусть скорее принесут кейс, моим спецам еще нужно успеть его вскрыть.

– В течение получаса он будет у тебя. – Лад повернулся и направился к выходу.

Возле бара их ждал автомобиль, присланный губернатором.

Команда собралась вокруг Ладимира.

– Возвращайтесь на корабль. Будьте осторожнее, мы только что крупно повздорили с Большим Джоном. Хотя он и сказал, что не имеет претензий, но все равно.

– Еще бы он имел претензии, – фыркнул Зорин. – Посылать на лайнер, а подставить под военный челнок. Если об этом станет известно, ему очень трудно станет нанимать людей, как бы хорошо он ни платил.

– Вот и хорошо. Мы молчим, он – тоже. Сейчас я с Петером к губернатору. Еще раз повторяю: осторожнее. Лучше даже выставить дежурных. Андреас, займись.

– Ладно, – кивнул тот.

Они сели в машину, и та плавно тронулась.

– Значит, Сен-Лиз заинтересовался? – спросил Лад.

– Ну не стал бы он просто так машину присылать. Или ты правда считаешь, что ему хочется пообщаться с бывшим героем Империи? Я бы тоже заинтересовался, если бы мне предложили создать свой собственный грузовой флот, способный сравниться с флотами крупнейших корпораций.

– Какие-то условия обсуждали?

– Нет, но первую баржу он велел отогнать на верфи к Виктории.

– Передал Пловцу?

– А то как же!

– Хорошо. – И Ладимир с довольной улыбкой откинулся на спинку сиденья.

Глава 4

Недалеко от не имеющей названия двойной звезды, обозначенной в звездном реестре лишь набором цифр и букв, «Пилигрим» настигал громоздкую баржу, которая пятнадцать минут назад попала в установленную пиратами гравитационную ловушку.

– Капитан, они не остановятся, – сказал Петер.

– Да заберут их Темные звезды! – выругался Лад. – Выпускай «скатов»!

Грузовой корабль самоотверженно сопротивлялся, он старательно уходил от преследователя, словно не замечая обрушивающиеся на него лазерные заряды.

– Алонсо, ты передаешь сообщение?

– Постоянно! – ответил тот. – Они не отвечают.

– Чем же таким корпорация пригрозила капитану этой колымаги, что он так отчаянно удирает? – задал риторический вопрос Петер.

– Вот уж не знаю! – бросил Лад. – Рудольф, веди звено быстрее, иначе придется гасить ему двигатели или отпускать.

– Сейчас догоним, – сказал штурмовик.

Грузовой корабль был нужен им целым и по возможности невредимым.

«Скаты» настигли баржу и пришвартовались к ее корпусу.

– Обшивка пробита, входим!

И почти сразу раздался кряк одного из членов штурмовой группы.

– Кос ранен!

– Капитан, тут отряд службы охраны корпорации.

– Разбирайтесь быстрее, пока баржа не ушла в гипер.

– Компаниям надоело терять корабли, – сказал Петер. – Но отряд службы охраны – это несерьезно.

– Капитан, – доложил Алонсо. – Рядом еще один корабль.

– Что?

– Тип «Шершень», – сказал юноша и почти сразу добавил: – Внимание! Он стреляет по нам!

Тут же силовое поле подернулось сполохами от попаданий лазерных лучей.

– Маневр уклонения! – скомандовал Каменев. – Штурмовой группе покинуть баржу!

– Торпеды! – Алонсо уже хорошо освоился со сканерами – реагировал на малейшие изменения в показаниях.

– На турелях! Не спать! – сказал Лад.

– Видим, – отозвался Зорин.

Несколько лучей снова попали в «Пилигрим». Завыла серена, предупреждая о резком падении мощности.

– Хорошо попали, – прокомментировал помощник.

– Что, это уже достаточно серьезно для тебя?

– В общем, да. Нормально. Похоже, это наемники.

– Меньше рассуждай, выводи нас из-под обстрела и дай возможность «скатам» вернуться на борт!

Петер замолчал и сосредоточился на управлении. Он подлетел вплотную к грузовику и вызвал штурмовое звено:

– Руди, веди звено вдоль баржи. Я за ней скроюсь от этого молодчика, приготовьтесь.

– Готовы!

Тройка быстроходных абордажных катеров лавировала вдоль длинного корпуса грузовика.

Петер подвел корабль вплотную к барже – два корабля летели параллельно – и ушел за нее. Несколько лучей противника ударили по борту грузовика.

– Я не успел сбить торпеду! – крикнул Виталь.

– Плевать, это же не ракеты. Рудольф, давайте на борт!

«Скаты», пролетев вдоль баржи, нырнули в приемный отсек «Пилигрима». В этот момент торпеда с «Шершня», продавив истонченное многочисленными атаками пиратов поле грузового судна, вонзилась в него. Шар взрыва вспух и быстро опал, а баржа замедлила ход.

– Штурмовая группа на борту, – доложил Рудольф.

– Что с Константином? – спросил Лад.

– Ранение в брюшную полость. Не могу сказать, какова степень проникновения ожога, – нужно обследовать.

– В лазарет, немедленно!

– Вот Темные звезды, – пробормотал Петер.

– Переходи в атаку, – сказал ему Ладимир. – Уйти все равно не сможем, значит, заставим их отстать от нас.

– Зачем уходить-то? Всыплем уродам!

«Шершень» преследовал их, постоянно атакуя.

Петер заложил вираж – «Пилигрим» пошел на петлю, преследователь последовал за ним, но в верхней точке помощник завалил корабль на борт, обрывая предыдущий маневр и выводя свое судно в параллель с «Шершнем». Корабли оказались повернуты друг к другу кабинами.

– Орудия – максимальная мощность! Огонь!

Турели дали залп. Корабль противника окутался красным и сразу ушел в сторону. Лучи пушек «Пилигрима» следовали за ним.

– Получи, сосунок, – сказал помощник. – Похоже, отстал.

– Отлично, – одобрил капитан. – Пора и нам уходить. Рассчитывай прыжок, Коса нужно в больницу.

Неожиданно прямо по курсу корабля блестящие холодными искрами звезды словно подернулись поволокой. Два огромных пятна прозрачной мути разрастались на глазах.

– Капитан, – докладывал Алонсо, – гравитационное возмущение.

– Вижу. Это корабли выходят из гипера.

В тот же миг два космических судна появились в реальном пространстве и сразу открыли по «Пилигриму» огонь.

– Это «Шершни», капитан! – крикнул Алонсо, считав показания сканеров.

– Петер, уходим!

Помощник пустил корабль вниз к плоскости полета. Преследователи ринулись следом.

«Пилигрим» на полной скорости полетел вперед. Огненными пунктирами за ним тянулся след из лазерных лучей, перехватывающих ракеты. Вспышки взрывов следовали одна за другой. Противник не собирался отставать. Одному снаряду все же удалось пробиться сквозь заслон стрелков, поле не пропустило его к корпусу, но корабль содрогнулся от близкого взрыва.

– Вот прилепились! – процедил Петер. – Лад, я никак не оторвусь от них.

– Вижу, – ответил Ладимир. Он напряженно размышлял. – Мы же маневренней. Держи курс на ближайшую звездную систему. Попробуем найти подходящую планету и уйти от них в ее атмосфере.

– Но для этого нам нужно хотя бы немного оторваться! А они быстрее!

– Оторвемся! Алонсо, загружай данные и начинай искать планету с атмосферой, все равно какой, лишь бы она была!

– Есть одна! – воскликнул Петер, наряду с капитаном и Алонсо просматривавший информацию по сектору. – Тектоническая и вулканическая активность, сильные вихревые потоки и прочая хрень, короче, планета бурь и вулканов!

– То, что нужно! Давай к ней!

Помощник сделал расчет прыжка, и «Пилигрим» ушел в гипер.

Скольжение было коротким, и корабль появился в обычном пространстве недалеко от выбранной звездной системы.

Пираты устремились к нужной им планете. На подлете к ней Лад приказал:

– Самуэль, рассеивай мины!

Во все стороны от «Пилигрима», перпендикулярно его курсу, в космос устремились тысячи небольших шариков, создав заграждение, с огромной скоростью растянувшееся на километры. «Шершни», чтобы не нарваться на мины, вынуждены будут изменить курс и облетать преграду.

Полученной небольшой форы «Пилигриму» хватит, чтобы отдалиться от преследователей.

Петер повел корабль на планету, окутанную завихрениями темно-серых облаков, в пелене которых то и дело сверкали молнии.

– Держись ночной стороны, – велел капитан.

– Хорошо.

Корабль прошел через плотные слои и попал в темную гущу облаков.

По прикидкам капитана, преследователи уже должны были выйти из подпространства.

– Снижайся. Приготовить «пустышки», – отдавал команды Лад.

Планета словно гневалась на вторгшегося чужака. Несколько длинных молний угловатыми, ломаными хлыстами ударили по «Пилигриму» и, наткнувшись на защитное поле, рассыпались сотнями электрических дуг. Мощнейшие порывы ветра обрушивались на корабль, заставляя его подрагивать и вибрировать всем корпусом. Во вспышках молний казалось, что корабль летит сквозь сильнейший снегопад, только хлопья не белого, а темно-серого цвета.

По мере того как пираты спускались ниже, облака становились светлее и приобретали красноватый оттенок.

– Сброс «пустышек»! – сказал капитан.

Три модуля отделились от «пилигрима» и, мгновенно набрав скорость, полетели в различных направлениях, оставляя за собой след, похожий на корабельный.

– Это должно отвлечь их, если повезет, то и разделить, – пробормотал Петер.

Через некоторое время «Пилигрим» преодолел облачный покров, и они смогли увидеть саму планету, и тогда стало понятно, что сверху падал вовсе не снег, а пепел.

Петер опустил корабль к поверхности и сбросил скорость.

Жерла сотен вулканов казались небольшими холмами, исторгающими потоки огненной жижи и сами же утопающие в ней.

«Пилигрим» летел над раскаленной лавой – черное поле с прорезями оранжевых прожилок. То тут, то там скрытый под толщей расплавленной породы газ вырывался наружу, и яркие взрывы на несколько мгновений озаряли багровую тьму оранжевыми всполохами. Корабль несся в нескольких метрах от огненного болота, покрытого коростой базальта.

Подсвеченный снизу и почти абсолютно черный сверху, «Пилигрим» был похож на диковинное чудовище, плывущее в прозрачном мареве.

Находящиеся в рубке люди, словно поддавшись мрачной атмосфере, царившей вокруг их корабля, некоторое время хмуро молчали, рассматривая пейзаж на обзорных экранах.

– Что на сканерах? – Лад сидел без командирских очков, откинувшись в своем кресле и сложив руки на груди.

– Три «Шершня» вошли в атмосферу, – доложил Алонсо. – Через минуту достигнут точки сброса «пустышек».

– Петер, можешь спуститься еще ниже? – спросил Ладимир.

– Да, – ответил тот.

– Спускайся. Держись как можно ближе к поверхности.

– Понял.

Корабль резко «просел», когда штурман направил его вниз. Раскаленная масса как будто почувствовала приближение челнока и отозвалась десятками жарких всплесков. Брызги лавы натыкались на силовое поле, тянулись тонкими светящимися нитями и опадали вниз.

– Охотники на точке сброса, – сказал Алонсо. – Разделились. В нашу сторону один, двое проверять «пустышки».

– Хорошо, – кивнул Лад.

– Может, прибавить ходу? – спросил наемник.

– Нет – привлечем внимание. Пока мы еле ползем, их радары нас не видят – тут слишком большая активность, они сейчас идут только по остаточному излучению двигателей.

Неожиданно перед ним вверх брызнул оранжевый фонтан.

– Берегись!

«Пилигрим» носом врезался в столб лавы, и та накрыла его, расплескавшись горящими каплями. Густые струи потекли по куполу силового поля, оставляя искрящиеся следы. Потоками сернистого газа лаву сносило вдоль корпуса к хвосту.

– «Шершень» идет по нашему следу, – считывал Алонсо показания сканеров. – Будет в зоне прямой видимости минут через пять.

– На орудиях, приготовиться, – приказал капитан.

– Пока мы с этим обмениваемся приветствиями, остальные «Шершни» успеют прилететь и вскроют нас, как пакет с чипсами, – сказал Петер. – У них вооружения столько, что можно часа три непрерывно палить, и еще останется.

– Не рассказывай мне про эту модель, я на них летал.

– Лучше скажи, на чем ты не летал?

– На грузовой барже. Стрелкам, внимание! Огонь открывать только по моей команде. Цельтесь в хвост, под сопла двигателей. У этой модели кораблей, там защитное поле «проседает», то ли от слишком мощного выхлопа двигателей, то ли еще отчего, но изъян этот есть. Корпус в том месте прикрыт дополнительной броней, но при прямом попадании кумулятивных зарядов – она отваливается. Если повезет, можно вырубить у них двигатели.

– Под сопла просто так не попадешь, – сказал Андреас.

– Знаю, – сказал Лад. – Петер, приготовься искать для стрелков наиболее выгодное положение. Сможешь «Шершню» под брюхо забраться?

– Попробую. Только уж реагируйте шустрее.

– Зевать не будем, – ответил ему Виталь.

– Второй и третий «Шершни» возвращаются! – неожиданно сказал Алонсо.

– Вот гадство!

– «Пустышки» не сработали, – досадливо сказал наемник. – Снова нужно сматываться. Или затаиться и дождаться, пока они разбредутся по планете. Только вот где?

Ладимир задумался, а Петер продолжал бормотать:

– Сейчас бы укрыться этой жидкой накидкой, да вот незадача, поджариться можно.

Капитан слушал болтовню помощника вполуха, и слова последнего не сразу пробились в его мысли. Но когда дошли, то Лад понял, что им делать.

– Вниз! – приказал он.

– Капитан… я же говорю: мы сгорим. – Петер ответил таким тоном, словно внушал бестолковому ребенку прописную истину.

– Ты слышал мой приказ! ВНИЗ!

– О, Темные звезды… – выдохнул штурман и направил корабль в лаву.

Раскаленная масса поглотила пилигрима, взорвавшись тысячами огненных брызг.

Все внутри кабины окрасилось в ярко-оранжевый цвет. Казалось, что температура сразу поднялась, хотя это было лишь иллюзией.

– Поле продержится минуты три, максимум четыре, – сообщил Петер. – Потом – каюк.

– Будем надеяться, что больше нам и не понадобится. Выключить двигатели.

– Лад… – раздался в переговорном устройстве голос Виталя, – мы что, в лаве?

– Да. Рудольф, как там Константин?

Штурмовик не ответил, вместо него доложил Георгий:

– Кос в тяжелом состоянии, важные органы не задеты, но рана глубокая, серьезные внутренние ожоги. Ему нужно в больницу, Лад. Сейчас мы его стабилизировали, но надолго лазаретных средств не хватит. Среди нас нет врачей.

– Как только вырвемся – прямиком в больницу, – пообещал капитан.

Вокруг «Пилигрима» бушевало огненное море. Потоки лавы объединялись в течения, подобно водным, и, подхватив корабль, не спеша несли его в своей толще. «Пилигрим» постепенно погружался, но благодаря плотности окружавшей его массы происходило это медленно.

– Первый «Шершень» близко, – доложил Алонсо. По его лицу сбегали капли пота, рубашка вымокла насквозь.

– Капитан! Поле!.. – воскликнул Петер.

Договаривать ему не пришлось – сработала тревога, противно запищав.

– Ноль пять процента!

В коммуникаторе раздался голос Самуэля:

– Капитан, надо выбираться!

– Нельзя! Нас расстреляют в считанные секунды!

– Я не хочу сгореть заживо! – завопил Самуэль.

– Отставить панику! – сурово процедил Лад.

К их разговору подключился Андреас:

– Слушай, Самуэль, для такого здорового мужика у тебя нервы ни к шуту. Чего разоряешься? Думаешь, сгореть от лазера лучше, чем от лавы?

– Зато быстрее!

– Тебе быстрее сдохнуть охота?

– Да! То есть нет!

– Да, нет… ты уж определись! – Потом не выдержал: – И вообще заткнись! У меня брат в лазарете!

– Всем стоять на своих постах! – Петер повысил голос. – Прекратить панику и свары. Заткнуться и ждать приказаний капитана!

Осталось несколько секунд до полного отключения поля. Ладимир повернулся к Алонсо:

– Мы сейчас ослепнем, сможем отслеживать только движение – эти сканеры внутри обшивки. Приготовься, поведешь нас.

Паренек заволновался.

– Возьми себя в руки, – проговорил Лад. – Ты справишься. Соберись!

В этот момент обзорный экран рубки стал матовым. Мгновенно выгорели все внешние приборы и датчики. Сирена замолкла, а на дисплеях появилась надпись: «Повреждения обшивки».

Гулко заработали накопители, усиленно набирая энергию, чтобы восстановить защитное поле. Но произойти это должно было все равно не раньше чем через полчаса, когда устройства достигнут определенного уровня.

– Если расплавит дюзы, мы не взлетим, – негромко проговорил Петер.

Ладимир и сам это знал.

– Алонсо?

– Первый пролетел мимо, двое почти над нами, – сразу отозвался тот. – Идут низко.

– Петер, сможешь поднять нас так, чтобы мы оказались между ними?

– Да! Смогу! Только нужно знать когда!

– Пусковой – приготовить торпеды и ракеты! Алонсо, действуй! Направляй нас!

– Еще… еще рано! – Голос парнишки дрожал. – Они не совсем над… над нами.

– Ждать! – приказал Лад.

– Капитан?.. – проговорил помощник.

– Ждать!

– Капитан, больше нельзя…

По корпусу пошло потрескивание, и слова Петера повисли в воздухе.

Но Ладимир ждал, что скажет Алонсо. Паренек не отрываясь следил за показаниями сканеров. По всему кораблю наступила тишина. В рубке она была такая, что можно было услышать, как разбиваются о монитор капли пота, срывающиеся со лба Алонсо.

Люди боялись пошевелиться, словно любое их движение могло повредить в один миг ставшей казаться хрупкой обшивке корабля. Одежда на всех вымокла от пота. Но неизвестно, отчего холодные капли соленой влаги выступали больше – от жары или от нервного напряжения.

Слова капитана эхом звучали в ушах: «Ждать, ждать, ждать!»

Но сколько можно ждать?! Раскаленная порода уже начала плавить корпус. Скоро на поверхности корабля появятся трещины, которые будут разрастаться с каждой секундой, потом лава проест корпус насквозь и раскаленные потоки хлынут внутрь, сжигая все на своем пути – пластик, металл, керамику, человеческую плоть…

– Они над нами!

– Взлет! – прокричал Лад приказ.

В то мгновение, когда наемник запустил двигатель, сердца всех присутствующих дружно замерли в ожидании худшего – что дюзы расплавлены и «Пилигрим» не взлетит. Но корабль, вздрогнув, пошел вверх, и команда не смогла сдержать радостного крика.

Петер сразу потянул маневровый штурвал на себя, вытаскивая корабль из раскаленного плена.

Похожий на гигантский выброс лавы, «Пилигрим», с раскаленной обшивкой, стекающими по корпусу огненными потоками, пламенным грибом, поднялся точно между двумя «Шершнями».

– Торпеды – огонь!

Реактивные снаряды ударили одновременно по обоим. Взрывы следовали один за другим, уничтожая защитное поле.

– Залп ракетами! – приказал Лад.

– Ракеты выпущены!

– Взлетаем! Взлетаем!

В этот раз все смогли прочувствовать ускорение по полной. Из-за восстановления накопителей компенсаторныеустановки работали вполсилы и включились не сразу. Ладимир почти потерял сознание от перегрузки.

Где-то внизу рвались снаряды, разрывая обшивку кораблей противника, а «Пилигрим» устремился ввысь, пробил облака, оставляя за собой дымный след, смешивающийся с серой клубящейся массой, поднялся в стратосферу и вырвался в космос.

– Петер, выводи нас на прыжок, пока третий «Шершень» не догнал!

– Координаты готовы! Идет подготовка реакторов.

Оплавленный, «ослепший» корабль удалялся от планеты. Через минуту, полыхнув двигателем, он ушел в прыжок.

* * *

В ремонтном ангаре восстановительные работы шли полным ходом. «Пилигрим» был облеплен монтажным оборудованием, десятки рабочих и роботов суетились вокруг него. Внутри члены экипажа вместе с нанятыми специалистами производили отладку и настройку приборов.

Ладимир, распределив обязанности, решил, с полным на то правом, расслабиться и потягивал сош у себя в каюте, просматривая местные информационные каналы.

– Лад, – в каюту заглянул Самуэль. – К тебе губернатор пришел.

– Ты предложил пройти?

– Да, но он сказал, что подождет снаружи.

– Хорошо, сейчас выйду.

Увидев спускающегося по трапу капитана, губернатор заулыбался.

– Рад вас видеть, Лад, – произнес он.

– Здравствуйте, Антуан.

Сен-Лиз взял капитана под руку:

– Не желаете пройтись?

– Если хотите поговорить, то можем в моей каюте? Я только что распечатал бутылочку соша.

– На свежем воздухе мне нравится больше. Это вы привыкли к своим каютам, а мне они кажутся ужасно тесными.

– Дело привычки.

– Да, конечно.

Они покинули ангар и пошли по взлетному полю. Машина губернатора медленно двигалась следом на некотором отдалении. В отдалении грохотали корабли, взлетая или заходя на посадку, но ремонтные ангары были довольно далеко от основных стартовых площадок, и шум не мешал комфортно вести беседу.

– О чем вы хотели со мной поговорить?

– У меня к вам сразу несколько дел, но в первую очередь я хотел бы предупредить вас.

– Да, губернатор?

– Пока вы отсутствовали эти две недели, мне не удавалось с вами увидеться, я лишь получал сообщения с верфей Виктории о новых «вливаниях». Тем не менее произошло несколько событий, о которых вам необходимо знать, и я предпочел рассказать вам о них лично, а не передавать по каналам связи или курьером.

– Настолько серьезно?

– Ну как вам сказать… – Сен-Лиз пожал плечами. – Корпорации недовольны убытками, которые вы приносите им вашими рейдами, и принимают меры.

– Я знаю. Теперь они высылают сопровождение и несколько человек охраны с экипажем.

– Не думаю, что это такая уж серьезная проблема для вас, капитан, – улыбнулся Сен-Лиз. – Но я хотел предупредить вас не об этом.

– Что-то еще?

– К сожалению, да. – Губернатор помрачнел.

– Не тяните, Антуан, – улыбнулся Лад.

– Под давлением со стороны корпораций Император приказал снарядить экспедицию на борьбу с пиратами. Командовать флотом назначен адмирал Стюарт. Я слышал о нем. Потомственный военный, но звание заслужил, а не получил по наследству.

– Ага. – Лад внимательно слушал.

– Стюарт рьяно взялся за исполнение своих обязанностей и уже уничтожил несколько экипажей. Среди них были славные парни. – В голосе Сен-Лиза звучало неподдельное сожаление. – Но мы-то с вами знаем, кто их главная цель. Четырнадцать барж только за последние два месяца. Это очень много, Ладимир. Все, конечно, догадываются, откуда вдруг появилась новая добывающая компания, но мне они ничего не могут сделать, а вот вам…

– Благодарю за беспокойство, Антуан. Как говорится: «Кто предупрежден, тот – вооружен».

– Мелочи, – отмахнулся тот, – особенно по сравнению с тем, какой вы делаете вклад в наше маленькое предприятие.

– Не скромничайте, губернатор, – снова улыбнулся Лад, – не такое оно и маленькое.

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Сен-Лиз, потом хитро улыбнулся: – Но вот если довести количество наших грузовых судов хотя бы до тридцати двух, мы уже могли бы конкурировать с «Интертрэком» и «Юнивэй».

– Понимаю вас, понимаю. Я подумаю, как еще можно привлечь инвестиции в нашу компанию.

– Я верю в вас, мой друг.

– Спасибо.

– Этот ваш Пловец – уникальный штурман, – сказал губернатор. – Мои люди в восторге от его мастерства. Вам повезло, что он в команде. Собственно говоря – нам повезло. Если захотите с ним расстаться – сообщите мне, я непременно предложу ему работу.

– Ну это вряд ли, ведь без него наше небольшое предприятие не сможет получать «инвестиций».

– Да. Вы совершенно правы!

Сен-Лиз достал небольшую фляжку, усыпанную драгоценными камнями, открыл крышку, предложил Ладимиру, а когда тот отказался, сам сделал несколько глотков и убрал ее обратно в карман.

– Скажите, а что случилось с вашим кораблем? Говорят, вы побывали в жерле вулкана.

– Почти. Лава расплавила обшивку и все внешние устройства корабля.

– Невероятно. После вашей, простите, выходки с экипажем захваченной баржи о вас и так уже говорят по всей системе, да и за ее пределами. Это надо было – взять их с собой, да еще и денег потом дать, чтобы могли домой добраться! Вы, друг мой, самаритянин.

– Они же не виноваты, что спасательные модули не работали. Их, кстати, заменили?

– Да-да. Все сделали. Это корпорациям плевать на имущество. У них десятки или даже сотни кораблей, а наше предприятие начинающее, хотя и приносящее уже неплохую прибыль. – Губернатор подмигнул Каменеву.

У Ладимира заработал мобильный видеофон.

– Прошу прощения, губернатор.

– Ничего. – Тот сделал жест рукой, остановился, позволив капитану удалиться на несколько шагов, и снова вытянул из кармана фляжку.

– Слушаю, – ответил Лад. На экране была Аниес.

– Капитан, вы не могли бы подойти? Подрядчик просит еще денег на запчасти.

– Петер еще не вернулся? Не может решить этот вопрос?

– Они как уехали с Андреасом в больницу к Косу, еще не приезжали. И тут человек подошел, говорит, что доктор, хочет наняться к нам.

– И как он?

– Ничего вроде. Выглядит опрятно.

– Пусть Руди с ним поговорит, он же больше всех нас в медицине понимает.

– Они с Телори сейчас минные пакеты снаряжают.

– С Телори? – забеспокоился Лад.

– Не переживайте, капитан, – улыбнулась Аниес. – Мы с Руди все давно обсудили. Он хороший парень, но у нас с ним ничего не выйдет, и Телори тут ни при чем.

– Ну-ну. Хорошо, если так. Потому что раздоров на корабле я не потерплю.

– Понятно, капитан. Так что, вы подойдете?

– Да. Сейчас. – Он отключил мобильный и вернулся к Сен-Лизу.

– Ну что, поговорили?

– Да, – ответил Лад. – Простите, губернатор, требуется мое присутствие на корабле. Вы сказали, что у вас ко мне несколько дел?

– Вам всегда некогда. Даже принять мое приглашение на прием, устраиваемый в честь Дня воссоединения! – Губернатор принял обиженный вид.

– Вы же знаете, Антуан, – примиряющее улыбнулся Ладимир. – У моей команды слишком интенсивный график.

– Знаю, – согласился Сен-Лиз. – К тому же вы радеете за наше общее дело, поэтому и принимаю ваши отказы. Кстати, как ваш человек? Георгий, кажется?

– Константин. Георгий – это его брат. Сейчас уже лучше, благодарю.

– Ах да, Константин! За ним наблюдают мои лучшие врачи.

Лад признательно поклонился.

– Антуан, вы намеренно тянете время? О чем таком вы хотите поговорить, что никак не решаетесь начать?

– Вы, как всегда, проницательны, друг мой, – смущенно заулыбался Сен-Лиз.

Ладимир понимал, что все это напускное, – чтобы смутить такого человека, как губернатор Лагуны, должно произойти нечто выходящее из ряда вон. Но такова была манера поведения Сен-Лиза, и Лад не видел в этом ничего зазорного – политики высшего ранга всегда немного актеры… а скорее уж «всегда актеры»! Это он усвоил еще на Дейтоне. Он выжидающе смотрел на губернатора.

– Ладимир, я чувствую себя неловко, но обращаюсь к вам по просьбе человека, который, как и вы, является моим деловым партнером…

– Липски? – сразу догадался Каменев.

– Да. Джон понимает, почему вы не хотите больше иметь с ним дел, но у него сейчас нет свободных экипажей, а дело срочное. Он просил меня уговорить вас оказать ему эту услугу.

– Губернатор, в прошлый раз тоже…

– Простите, что перебиваю вас, – остановил его Сен-Лиз, – но ваши дела – это ваши дела. И меня они не касаются, как и наши с вами не должны интересовать никого другого. Мои отношения с Джоном Липски гораздо продолжительнее знакомства с вами, и я знаю, что может порой выкинуть этот человек. Поэтому я не настаиваю, чтобы вы соглашались. Я только прошу вас рассмотреть его предложение. Вам даже нет нужды встречаться лично.

Он протянул капитану стримкристалл и наличную карту.

– Я не знаю, что на нем, и не знаю, какая сумма на карте. Моя роль – посредника.

Ладимир хмуро посмотрел на него.

– Исключительно из уважения к вам, губернатор, – вздернув подбородок, ответил Каменев и принял послание Липски. – Я рассмотрю его предложение, но не обещаю согласиться на него.

– О большем я не прошу, Ладимир.

– Хорошо, Антуан. – Лад склонил голову в вежливом поклоне.

Губернатор ответил и улыбнулся:

– Не сердитесь на меня, Лад. Я приношу не только тревожные новости и неудобные просьбы. Вот, держите. – Он вынул из кармана и передал капитану еще один стримкристалл. – Пришло на днях с диппочтой.

– Диппочтой? – удивился Ладимир.

– От губернатора одной из колоний. Затрудняюсь сейчас вспомнить название. – Лукавые искорки заиграли в его глазах. – Но откуда-то с периферии. С припиской «Для капитана Л. Каменева». Губернатор взмахом руки подозвал машину. Автомобиль мягко подкатил, дверь открылась, Сен-Лиз забрался внутрь, закрыл дверцу и опустил толстое броневое стекло:

– Послание зашифровано, но, кажется, я догадываюсь, кто его автор. Мои дети тоже иногда пользуются моими дипломатическими каналами, для общения с… друзьями. – Он улыбнулся Ладу и велел водителю: – В резиденцию.

Ладимир проводил машину губернатора взглядом. Даже сквозь пыль, поднятую мчащимся на огромной скорости лимузином, герб рода Сен-Лиз, красующийся на крыше, ярко искрился в лучах солнца драгоценными камнями.

Капитан повертел в пальцах кристалл, улыбнулся и убрал в карман. Он, кажется, тоже догадывался, от кого это послание.

* * *

– А, Лад, салют, – воскликнул Петер. – А мы тут с доктором…

Он наморщил лоб и обратился к человеку, сидящему напротив него:

– Э-э-э… Док, как тебя?..

– Калугин, Иван Калугин. – Он привстал, представляясь. Как сказала Аниес, выглядел доктор опрятно, седые волосы, небольшая серебристая бородка, на носу архаичные очки, и Лад подозревал, что это не просто аксессуар.

– Мы тут с доктором Калугиным пропустили по стаканчику за здоровье Коса.

– И хочешь сказать, что тебя так развезло с одного стакана?

– Кого? Меня? – Петер удивленно посмотрел на капитана. – Почему с одного? Док отказался, и мне пришлось пить за него.

– Да он уже приехал такой, – сказала Аниес, заходя в кают-компанию. – А Андреас вообще еле вполз по трапу, Георгий уложил его в каюту.

Девушка налила себе сок и отпила, насмешливо глядя на помощника капитана.

– Вот! – Помощник, прищурив глаз, помотал указательным пальцем. – Она все знает!

– Вы ездили в больницу. – Ладимир был недоволен его поведением. – Как Константин?

– Кос? Он молодец! Уже заигрывает с медсестрами.

– Что у тебя с рукой?

– Да какие-то твари посмели обвинить нас в том, что какой-то адмирал Стюарт объявил какую-то там охоту на пиратов. Они боялись сказать нам это в глаза! Но я слышал, как они называли твое имя!

– О своей чести я позабочусь сам, – хмуро сказал Лад и повернулся к Аниес: – Второй герой в порядке?

– Фонарь под глазом и ссадины на шее, – улыбнулась та.

– Доктор, какая у вас специализация?

– Хирург-универсал. Имею опыт работы в боевых условиях.

– Да? Вы – военный врач? Участвовали в боях?

– В течение пяти лет обслуживал десантные войска, в тренировочном лагере и в двух выбросках. Первая – на Малой Англии, вторая – на Дельте Грифона.

– О! Дельта Грифина… – решил высказаться Петер.

– Грифона, – поправил доктор.

– Не важно! Да-а-а… знатная была стычка.

– Почему вы покинули ряды вооруженных сил?

Доктор сразу смутился. В отличие от губернатора, его смущение было неподдельным.

– Капитан, скажу без ложной скромности: я – хороший специалист. – Он смотрел на Ладимира открытым взглядом. – Но я всего лишь человек, и у меня есть недостатки.

– Недостатки бывают разные, – заметил Лад.

– Я… кхм… я игрок. – Калугин опустил глаза.

– О! Док, в карты играешь?! – снова встрепенулся помощник.

– Играю, – спокойно ответил тот.

– На моем корабле – нет, – остановил порыв Петера Ладимир.

– Перестань, капитан! Партейку перекинемся…

– Я все сказал, – отрезал Лад.

– Не волнуйтесь, капитан, – грустно улыбнулся Калугин. – Это больше не проблема. Игра лишила меня работы, семьи и моей привычной жизни… но я справился. Больше я неподвластен этому пороку. Звучит немного пафосно, но это правда.

Ладимир кивнул и задал следующий вопрос:

– Почему именно к нам на корабль?

– О вас говорят как о самом успешном экипаже, под командованием удачливого капитана. – Аниес и Петер дружно плюнули на пол и растерли ногами. Доктор посмотрел на них с легким удивлением и продолжил: – Если это так, то у вас должны быть неплохие заработки, а деньги мне сейчас очень нужны.

– Ха! Кому они не нужны?! – снова вставил свое слово Петер.

– Когда я узнал, что у вас нет корабельного врача, решил прийти, предложить свои услуги. Вас не было почти две недели. И вот сейчас я подумал, что, возможно, подходящий момент…

Лад выслушал его и сказал:

– Возможно, и подходящий. Свое решение я скажу вам завтра. Придете в это же время, а пока можете обработать раны вот этого господина. – Он кивнул в сторону Петера.

– Чего?! Не нужно мне ничего обрабатывать, Андреаса лучше посмотрите! Его, кажется, укусили.

– Аниес, проводи господина Калугина к Андреасу и заодно перепиши его личные данные.

– Хорошо, – сказала девушка и повела доктора к каюте грека.

Ладимир сел напротив помощника.

– По стаканчику? – предложил тот и разлил, не дожидаясь ответа.

Капитан пригубил вино, поставил на стол и задумался.

– В чем дело?

– Мне не дает покоя наш последний рейд.

– А что именно?

– Ты думаешь, «Шершни» случайно с той баржей были?

– А ты думаешь, нет?

Капитан пожал плечами:

– Не знаю.

– Перестань, Ладимир! Забиваешь себе голову всякой ерундой! Корпорации теряют корабли и груз, само собой это им не нравится. Да и кому понравится?!

– Ну ладно, видно будет.

– Конечно, да и не думал же ты, что постоянно будет легко?

– Нет, не думал, – ответил Лад.

– Тогда чего тоску нагоняешь, даже пить не хочется от твоего вида.

– Я сейчас встречался с губернатором.

– И чего хотел господин Антуан Сен-Лиз?

Лад сделал глоток вина, посмотрел на Петера:

– Липски хочет снова нанять нас.

– Это губернатор сказал?

– Да. Они же компаньоны.

– Пусть целует наши задницы и летит к Темным звездам, – вынес свое резюме помощник, снова налил себе вина и пояснил: – Я про Большого Джона.

– Сен-Лиз передал запись и наличную карту.

– И ты взял?

– Я обещал подумать.

– Ну ты капитан, думать – твоя прямая обязанность. А я допью эту бутылку и пойду спать.

Ладимир просмотрел файл Большого Джона, переданный губернатором, и активировал карту с наличностью.

Полмиллиона империалов заставили его присвистнуть, и он снова пересмотрел предложение Липски, в поисках подвоха.

В каюту Лада постучала Аниес:

– Капитан, поступили данные из службы безопасности губернатора. Калугин действительно доктор, и очень хороший. Все, что он рассказывал, – правда: несколько лет в лагере десантников, участие в двух высадках, азартный игрок. Потом вроде остепенился, но жизнь уже успела сбросить его в глубокую яму.

– Хорошо, спасибо. Напомни перечислить парням премии.

– Они сказали, что деньги им не нужны, если я соглашусь пойти на свидание с одним из них.

Лад заулыбался:

– Телори не будет против?

– Конечно, будет, – серьезно ответила девушка. – И не только он. Но мне плевать, захотела бы – пошла. Но вы же сами сказали, что не потерпите раздора, хотя, думаю, в этот раз они бы объединились.

– Играя чувствами людей, нужно быть предельно осторожным.

– Я стараюсь не играть, капитан.

– Хорошо.

Ладимир хорошо помнил, как перед самым отлетом Рудольф и Телори едва не перестреляли друг друга. Он не мог сказать, виновата ли Аниес, но, на его взгляд, она вела себя одинаково со всеми членами команды – была сдержанной, жесткой, не позволяла себе ничего лишнего, ни намеков, ни заигрываний и вообще казалась «своим в доску парнем».

Как и почему Рудольф и Телори начали воспринимать ее не только как члена команды, но и как девушку, Лад не знал. Тем не менее это случилось.

Сама Аниес отдавала предпочтение Телори, постепенно они проводили вместе все больше времени, а Рудольф становился с каждым днем все мрачнее и озлобленней. И так продолжалось до тех пор, пока наконец ситуация не вылилась в стычку между парнями. Дело было в кают-компании, и, сцепившись из-за нескольких слов, Телори и Рудольф распалялись с каждой секундой все больше и больше. Мелкая перепалка превратилась в настоящий конфликт, когда они схватились за пистолеты и направили их друг на друга.

Разрешить ситуацию мирно помог Петер, вовремя сообразивший, в чем дело и в чем истинная причина ссоры. Он предложил расставить все точки над «i» на месте. Аниес объяснила Рудольфу, что он для нее только товарищ и не больше. Тот в сердцах покинул корабль и не появлялся до самого отлета. Ладимир думал, что придется улетать без него, но Виталь успокоил, сказав, что с Руди все пройдет. Он оказался прав, и штурмовик пришел за несколько минут до старта.

Ладимир надеялся, что инцидент исчерпан.

– Мой помощник не пришел в себя? – Капитан сменил тему.

– Позвать?

– Нет. Я сам вызову позже. Если сумеет ответить на коммуникатор, то сможет и сюда доползти. Можешь идти.

Девушка кивнула ему и вышла из каюты.

Капитан еще раз просмотрел данные на стримкристалле Липски, потом вынул его из ридера и заменил вторым кристаллом.

Перед ним тут же появилась виртуальная клавиатура и окошко для пароля. Мигающая объемная надпись гласила: «Введите четыре буквы».

Ладимир размышлял несколько секунд, потом набрал: «Софи».

– Я знала, что ты догадаешься, – голография изображала дочь губернатора Дейтоны. Девушка сидела в парке рядом с искусственным озером. Ветви плакучей ивы романтично легли Софи на плечо. Глядя на ее белоснежную улыбку, Лад тоже заулыбался. – Привет, герой. Я много слышала о тебе. Когда вы сбежали, тут столько разговоров было! – Она негромко рассмеялась. – Отец даже не догадался, что я помогала тебе. Я сделала вид, что ничего не знаю: «Что?! Ах, мою машину угнали?! Кто?! Зачем?! Бунтовщики?! Какой ужас!», а видел бы ты Изотова. – Софи сделала страшное лицо, изображая представителя корпорации «Млечный Путь», и снова рассмеялась. Потом погрустнела: – Бар твоего старого друга, Джо, закрыли.

Ладимира омрачило это известие. Он знал, что не виноват в произошедшем, но отчего-то все равно чувствовал свою ответственность.

– Но старик – молодец! Он теперь достает корпорацию и моего отца судами. – Она немного подалась вперед, приложила руку к губам и заговорщицки прошептала: – Я наняла ему лучших адвокатов.

Она была довольна, как нашкодивший ребенок, уверенный в том, что его проказы останутся безнаказанными.

– А однажды за ужином отец рассказал, что ты стал пиратом… пиратом! Лад, неужели это правда? Здорово! – В голосе девушки был неподдельный восторг.

Лад покачал головой.

– Интересно, вспоминал ли ты обо мне? – Она лукаво улыбнулась, и голограмма показала ее расположившейся на шикарном диване, в красном полупрозрачном пеньюаре, расшитом жемчугом. – Думаю, это тебе напомнит, как мы…

– Ух ты, капитан! – Петер заглянул в каюту. – Шикарная штучка!

Он уселся рядом с Ладимиром и уставился на голограмму Софи.

Ладимир протянул руку и молча сменил стримкристалл.

– Я встретил Аниес, она сказала – ты хотел меня видеть. Не ожидал! Спасибо за сюрприз, капитан. – Помощник расплылся в улыбке. – А мне показалось или это правда была дочка губернатора этой планетки?

– Остынь! Не для тебя. И похоже, ты достаточно трезв, чтобы посмотреть на то, что предлагает нам Липски.

– Я всегда трезв, когда речь идет о деле, – важно заявил помощник и, поморгав, стал просматривать материал. По окончании спросил: – И сколько он за это предлагает?

– Полмиллиона.

Петер помолчал, прикидывая что-то в уме, потом сказал:

– Нормально. За поход в город бильчей – нормально.

– Знаю. Поэтому я уже послал подтверждение.

– Ты бывал в городе бильчей?

– Нет, но я знаю, что такая сумма на счету никому не помешает.

– Большой Джон заработает на этом в десять раз больше. Наверняка нашел канал сбыта.

– Нас это не касается.

– Само собой, если бы коснулось, мы в момент разбогатели. Кстати, нам понадобится атмосферный челнок, «Пилигримом» лучше не рисковать, оставить на орбите.

– Хорошо. Завтра займусь этим.

– Бери «скаута» или «пилара», они надежней.

– Разберусь. Иди сейчас отсыпайся. Завтра с утра проследишь, чтобы закончили ремонт, и проведешь полную проверку. До обеда должны привезти янтарь для обмена – пусть Телори организует разгрузку.

– Не вопрос! Сделаю… только напомни завтра с утра еще разок.

– Что? – Лад сердито взглянул на помощника.

– Ладно, не нужно… все запомнил.

В этот рейд «Пилигрим» уходил в неполном составе – Константин остался в больнице – но зато с доктором на борту. Калугин быстро освоился на корабле. Он перезнакомился со всеми и легко влился в компанию, только с капитаном вел себя подчеркнуто вежливо и уважительно, не позволяя себе панибратства.

Корабль перешел в гипер и уже несколько стандартных суток скользил в подпространстве. До точки выхода оставалось еще около четырех часов, как вдруг Алонсо вздрогнул и с повышенным вниманием стал проверять показания сканеров.

– Лад… – неуверенно сказал он.

– Что?

– Сканеры показывают, что… мы выходим из гипера.

– Не может быть. Петер, сколько нам еще?

– Три часа пятьдесят три минуты с мелочью, – зевнул тот.

– Лад, – паренек смущенно посмотрел на капитана, – но приборы говорят, что…

Неприятное мгновение, когда дыхание не то что перехватывает, а око просто отсутствует, всегда сопровождало выход из гипера. «Морозное» подпространство истончилось, растаяло, рассыпавшись мириадами ледяных иголок, и обзорные экраны заполнила чернота космоса.

– …что мы в реальном пространстве, – закончил Алонсо.

И тут же взвизгнула тревога – корпус еще одного корабля оказался в опасной близости от «Пилигрима». Его борта заслонили половину экранов. Первую секунду корабли двигались параллельно, потом волна вышедшего из гипера «Пилигрима» ударила по соседнему судну, заставив мгновенно сбросить скорость.

– Темные звезды! – воскликнул Петер. – Какого хрена?!

Поврежденный корабль остался позади, а помощник инстинктивно обернулся, словно мог его увидеть через обшивку.

– Капитан, мы больше не в гипере!

– Лад, корабль! – сказал Алонсо.

Петер шумно выдохнул:

– Уж поверь, сынок. Мы его видели. Во всех, забери его Темные звезды, подробностях.

– Еще один корабль!

Ладимир сразу сообразил, в чем дело.

– Объявляй боевую тревогу!

– Объясни, в чем дело? – спросил Петер.

– Мы угодили в гравитационную ловушку, – пояснил Лад.

– Точно! Вместе с тем засранцем, которого потом огрели волной от прыжка. Вот ведь совпадение!

– А второй…

Помощник перебил:

– Ребята из братства – это я уже понял.

– Алонсо, какова ситуация? – спросил Лад.

– Корабль, который мы едва не задели, – имперский сторожевой корвет, а тот, что нападает на него, – «Шершень».

– Нападает? – переспросил Петер. – Дай изображение, недоумок, поглотят тебя Темные звезды!

– Вот. – Алонсо быстро исправился.

На экранах, в ледяной пустоте космоса, на фоне безразличных звезд разыгрывалось сражение. Корвет кое-как пытался защищаться, но это ему плохо удавалось. Поврежденный корабль был практически обездвижен, и высокоскоростной «Шершень» легко уклонялся от его выстрелов. Вскоре в корпус сторожевика врезалась торпеда, полыхнувший взрыв разворотил борт, раскидав раскаленные обломки обшивки.

– Капитан, вызов! – воскликнул Алонсо.

– Соединяй.

– Вызываю капитана «Пилигрима», вызываю капитана «Пилигри… ». – В этот момент появилось изображение. На мониторе – офицер имперского флота, в белом залитом кровью, капающей с рассеченного лба, мундире. Увидев Лада, он оживился: – Я – капитан первого ранга Уильям Хэтчет. Капитан, я прошу помощи! Это пираты! Они сейчас уничтожат нас! Вы попались в ту же гравитационную ловушку, что и мы, и вышли из гипера слишком близко – ударная волна вывела из строя половину систем на моем корвете. Вы должны помочь!

– Я ничего никому не должен, – холодно ответил Ладимир.

– Я… – Хэтчет сразу осекся. – Я не понимаю… Если вы честный гражданин Империи, то обязаны помочь нам.

В этот момент в корвет попала еще одна торпеда Изображение мигнуло, исчезло и появилось снова.

– Капитан… – Хэтчет растерянно смотрел на Ладимира. Потом он все понял. Капитан сторожевика гордо выпрямился, его губы скривились в презрительной усмешке. – Да будьте вы…

Очередной взрыв вывел из строя узел связи, и он не успел договорить.

– Все правильно, Лад. Это не наш рейд, – одобрил Петер.

Ладимир не ответил. На его лице было брезгливое выражение. Взгляд, не отрываясь, следил за отображающимся на мониторе сражением. Точнее, избиением. Корвет не мог противостоять мощи нападающего на него корабля.

Неожиданно Лад перевел управление на себя и развернул корабль.

– Лад? – Петер хмуро посмотрел на него. – Капитан, зачем? Это «Шершень». Если даже мы справимся с ним, то и нам достанется. Мы подрядились выполнить работу. Так не поступают.

– Команде приготовиться к бою! – вместо ответа приказал Лад. – Алонсо, канал связи с «Шершнем»!

– Есть канал, – почти сразу отозвался паренек.

Капитан «Шершня», мрачный мужчина лет сорока, с абсолютно лысой, блестящей головой. Объемная татуировка в виде змеи обвивала его крепкую шею.

– Чего надо? – резко спросил он.

– Я прошу вас прекратить огонь по корвету.

– Чего? – изумился пират. – Проваливай, пока не всадил торпеды тебе под дюзы, и молись, что сегодня не ты моя цель! Джонни, сделай еще залп по этой посудине.

Он отключил связь.

– На орудиях! Огонь по торпедам! – приказал Лад.

Выстрелы турелей подорвали все выпущенные по корвету снаряды.

Лад отчетливо представил, что сейчас испытывают люди на сторожевике. Когда-то, кажется уже очень давно, и он сражался вот так же, против трех рудианцев, не рассчитывая на помощь, но так отчаянно надеясь на нее. А недалеко, в другой кабине управления турелью, находился сержант Джонсон… Элиот… В тот раз помощь не пришла, и Лад выжил лишь чудом. Сейчас он этого не допустит.

Капитан «Шершня» снова появился на мониторе. Он кипел от ярости.

– Ты, ублюдок! – Он в бешенстве брызгал слюной. – Напрасно ты это сделал. Я распылю тебя и твою посудину!..

– Я предлагаю тебе сделку, – спокойно ответил Лад. – Слушай внимательно, потому что повторять не буду. Я выкуплю у тебя этот корвет. Пятьдесят тысяч империалов.

Пират не ответил, но огонек алчности зажегся в его глазах. Ладимир тем временем продолжал:

– Мой «Пилигрим» почти не уступает твоему «Шершню», а в маневренности превосходит, что на ближней дистанции гораздо важнее скорости. Не знаю, сколько ты в рейде, но я буквально несколько дней назад покинул доки Примы. Мой арсенал забит до краев.

– С капитана корвета, с этого благородного офицеришки, я получу в два раза больше, за его жалкую жизнь.

– Если он сдастся.

– Ему некуда деваться!

Пока они разговаривали, изуродованный корвет медленно дрейфовал, молчаливой жертвой ожидая своей участи.

Капитан «Шершня» исподлобья смотрел на Ладимира, оскалив зубы.

– Решай! – давил Лад.

– Мне нужно сто тысяч!

– Пятьдесят! – отрезал Лад. – И у тебя есть минута, чтобы решить, что для тебя лучше: полсотни тысяч империалов или призрачный шанс получить выкуп с капитана еще не захваченного корабля.

Прищурив глаза и стиснув зубы, пират принимал решение.

– Семьдесят! Или сделки не будет! Катись к Темным звездам и начинай атаковать!

– Пятьдесят сейчас и двадцать на Приме. Через неделю. Присылай человека.

– Какого хрена я должен тебе верить? Я тебя даже не знаю!

– Меня зовут Ладимир Каменев. Найдешь меня в девятнадцатом доке.

– Каменев? Слышал о тебе, – сказал пират, с прежним сомнением в голосе. – Девятнадцатый док – это не из губернаторских?

– Из губернаторских.

– Меня туда не допустят.

– Скажи куда, я принесу сам.

– Семьдесят третья площадка на Южном поле.

– Хорошо, – согласился Лад.

Подумав еще некоторое время, капитан «Шершня» согласился.

– Открывай шлюзовой отсек, – сказал он. – И только попробуй не появиться через неделю с деньгами.

Изображение погасло.

– Ты это зачем?! – возмущенно обратился Петер к Ладимиру, едва отключилась связь.

– Можешь не беспокоиться, я оплачу из своей доли. Команда не пострадает.

– Я спокоен, только считаю это совершеннейшей глупостью.

– Телори, зайди в рубку, – вызвал капитан.

Когда тот появился, Лад передал ему карту с наличными и велел отдать курьеру.

– Они сейчас возьмут твои деньги, заметь – твои, не наши, и нападут.

Ладимир тоже думал о таком варианте развития событий, но надеялся, что все обойдется.

– Всем приготовиться к бою, – отдал он распоряжение.

– Летит, – сообщил Петер.

Космобайк курьера прибыл через несколько минут, «Пилигрим» запустил его в приемный отсек, и вскоре Телори доложил, что передал деньги.

– Ну теперь посмотрим, есть ли у тамошнего капитана голова на плечах? – проговорил помощник.

Пиратский «Шершень» еще некоторое время висел в пустоте, словно размышляя, как ему поступить, но потом медленно развернулся и начал удаляться от места схватки.

Ладимир не снимал боевой тревоги, пока тот не ушел в гипер. Но и потом он велел своим людям быть начеку, на случай, если пират решит вернуться.

«Пилигрим» пришвартовался к корвету рукавом, и Ладимир сам решил пойти на сторожевик. С собой он взял Рудольфа, Аниес и Болтуна.

Входной люк корвета заклинило, и пришлось взрывать его. Лад опасался, что Хэтчет решит, что один пират ничем не лучше другого, и откроет огонь, поэтому штурмовая группа двигалась вперед с особой осторожностью. Через несколько секунд они увидели одетого в скафандр матроса. Тот вышел из-за угла им навстречу, с винтовкой в руках. Группа остановилась, Ладимир отдал свое оружие Рудольфу и вышел вперед, подняв руки – показывая, что безоружен.

Капитан подошел ближе и сказал:

– Мне нужен капитан Хэтчет.

Матрос мотнул головой, приглашая за собой.

Палуба под ногами мелко подрагивала, тут и там сыпали снопы искр…

Двигаясь по искореженным внутренностям корабля, Ладимир словно заново переживал события на границе. Казалось, что вот сейчас, за поворотом, он увидит матроса, наполовину вытянутого в космос, с искаженным ужасной гримасой лицом, что двери будут заблокированы и путь приведет их на камбуз… но в этом отсеке корабля пробоин не было, и группа двигалась вперед, не заглянув на корабельную кухню. Лад тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

Капитан в сопровождении четырех вооруженных человек встретил Ладимира недалеко от спасательного отсека. Группа Каменева остановилась в нескольких шагах позади своего командира. Их позы были расслабленные, но сами пираты были готовы действовать немедленно. То, как Рудольф держал в руках две винтовки, свою и капитана, не вызывало сомнений, что он с успехом сможет применить их обе одновременно.

Хэтчет бросил быстрый взгляд Ладимиру за плечо, потом обратился к нему:

– У нас поврежден реактор гиперустановки. Сколько еще продержится, не знаю. У нас много раненых.

– Спасательный буй выпустили?

– Нет, он уничтожен.

– Капсулы?

– Часть повреждена, но оставшихся вполне достаточно для эвакуации. Мои люди уже загружаются.

– Ясно, – сказал Лад, и в этот момент корвет вздрогнул от внутреннего взрыва. Потом снова, и третий взрыв раздался со стороны шлюпок, перегородку позади Хэтчета разворотило, а люди едва устояли на ногах. Капитан корвета развернулся и бросился в отсек. Его матросы и Лад со своей группой последовали за ним.

Там царил хаос. Внутренности отсека были разворочены, несколько капсул развалились на части, переборки потолка обрушились, искореженные приборы дымили и искрили, несколько человек в скафандрах лежали на полу. Матросы с корвета стали помогать подняться своими товарищам.

Проход к спасательным капсулам был завален.

Каменев сразу оценил ситуацию:

– Хэтчет, вам нужно перебираться на мой корабль. Берите ваших людей – и за мной. Быстрее!

Капитан корвета отдал приказ спасательным капсулам отправляться, а сам вместе с матросами, подняв раненых, последовал за Ладимиром.

– Рудольф, вперед, – приказал Каменев, потом переключился на выделенный канал со своим экипажем: – Петер, мы возвращаемся. Не одни. Встречайте. Нужно будет обыскать каждого, чтобы не было оружия.

– Ты что, снова тащишь всех к нам на корабль?

– Гиперустановка сейчас рванет, только что взорвался спасательный отсек.

– Темные звезды! – выругался помощник. – Надо будет быстро отходить. Я велю Телори организовать встречу.

– Да, хорошо. И скажи доку, чтобы готовился встречать пациентов – как минимум четверо раненых.

– Угу. Давайте шустрее!

Они и так бежали что есть мочи. После взрывов некоторые коридоры были завалены, и продвигающемуся впереди Рудольфу пришлось искать обходные пути. Благо штурмовик был хорошо знаком с внутренним устройством корабля. На борту начался пожар. Помещения и проходы быстро заполнялись дымом. Распространяющаяся по корпусу вибрация становилась все сильнее. Но вскоре люди добрались до соединительного рукава…

Корвет взорвался, едва «Пилигрим» успел отойти от него на безопасное расстояние. Ярчайшая вспышка заставила сработать защитные фильтры обзорного экрана, Петер восторженно прошептал «Ух ты!» и наблюдал, как сотни осколков разлетелись в разные стороны, и уже через несколько секунд останки корабля плыли в пустоте космоса черным, иногда посверкивающим вспышками искр и мелких взрывов скелетом.

Как только все взошли на борт, раненых положили на пол, кто-то из матросов сел, прислонившись к стене в переходном отсеке, неожиданно ставшем тесным от такого скопления народа. Лад со своими людьми отошел в сторону, и на военных нацелились стволы почти десятка штурмовых винтовок. Сначала не все обратили на это внимание, но постепенно взгляды останавливались на оружии и держащих его людей, и в отсеке воцарилась тишина.

– Что это значит, капитан? – спросил Хэтчет.

– Ваше оружие должно остаться здесь. Все оружие! Даже перочинные ножи.

– Но…

– Никаких исключений, капитан, – жестко сказал Лад. – На моем корабле вы сможете находиться только безоружными.

– Может, проведете обыск? – с иронией спросил тот.

– Обязательно, – ответил Лад. – И поторопитесь, вашим раненым нужна медицинская помощь. Лазарет готов принять их.

– Это унизительно, капитан!

– Безопасность не может быть унизительной. При всем уважении, вы на моем корабле и будьте добры подчиниться.

– Насколько я понимаю, у нас нет выбора?

– Вы правильно понимаете.

– Могу я узнать, – спросил Хэтчет, – кому я сдаю свое оружие?

– Капитан Ладимир Каменев.

– Каменев? – переспросил тот.

– Что-то не так?

– Нет, – ответил Хэтчет с легкой заминкой. – Все в порядке.

Он бросил свою винтовку и пистолет на пол. Его примеру последовали остальные матросы корвета.

Телори быстро прошелся между ними и собрал оружие.

– Ну и отлично, – кивнул Лад. – Снимайте скафандры. Самуэль, размести их в грузовом отсеке. Кому нужен врач – в лазарет. Капитан, прошу за мной.

– Постойте! – воскликнул Хэтчет. – Вы отправляете моих людей в трюм?

– Да, – ответил Каменев. – Вам будет предоставлена отдельная каюта. Экипаж, до прибытия в порт, будет находиться в грузовом отсеке. Раненых поместят в лазарет, затем переведут к остальным.

– Но я думал…

– Не заблуждайтесь капитан. Вы не на пассажирском лайнере, я не позволю вашим людям свободно разгуливать по моему кораблю. Вас проводят в мою каюту. – Ладимир развернулся, чтобы уйти, но капитан погибшего корвета снова остановил его.

– Капитан!

– Поговорим у меня…

– Нет, простите, сейчас! – перебил Хэтчет.

– Я вас слушаю, – снова повернулся к нему Лад.

Тот помолчал, словно не зная, с чего начать, потом сказал:

– Понимаете…

Ладимир ждал.

– У меня к вам просьба. – Он жестом подозвал одного из своих людей. – Понимаете… Это не матрос, это… это моя племянница, Валенсия Хэтчет.

Девушка сняла шлем. Лицо ее было перепачкано, волосы стянуты назад, на скуле красовалась ссадина, но это не могло скрыть ее юной красоты и дерзкого взгляда. Среди пиратов раздались удивленные возгласы. Телори даже присвистнул, за что заработал колючий взгляд Аниес. Лад бегло посмотрел на девушку и повернулся к ее дяде:

– Что она делала на военном корвете?

– Мой корабль получил предписание отбыть на орбитальную базу Терра-Ваярте. Я и предложил ей полететь со мной, чтобы могла пару недель отдохнуть на местном курорте. Наверное, сами знаете, как трудно достать билеты на туристические лайнеры к этой планете.

Лад еще раз посмотрел на девушку. Она была совсем не похожа на Хэтчета – он был среднего роста, кучерявые русые волосы, зеленовато-серые глаза, лицо как будто вырубленное скульптором из камня: скуластое, с квадратным волевым подбородком. Валенсия смотрела на Ладимира голубыми глазами, длинная прядь темных волос выбилась из-под заколки, стягивающей их на затылке, даже начинающий разливаться по щеке синяк и следы копоти не могли скрыть нежные черты ее лица.

– Аниес, – сказал Каменев, – племянница капитана расположится с тобой в каюте. Проводи ее, помоги привести в порядок, осмотри ссадину.

– Как скажете, капитан, – отозвалась та.

Ладимир пошел в рубку.

– Снова ты в спасателей играешь! – встретил его ворчанием Петер. – Что, нам теперь назад из-за них возвращаться? Осталось несколько часов до места, а ближайшая колония в двух сутках скольжения. В прошлый раз хотя бы по пути закинули, а сейчас что делать?

– Курс прежний, – ответил Лад. – Они нам не помеха.

– Но все равно нужно будет, чтобы кто-то за ними присматривал.

– На время операции запрем их в трюме. Рассчитал координаты для прыжка?

– Да, – все так же ворчливо ответил помощник.

– Так чего ждешь?

– Сейчас.

– Я к себе, – сказал капитан и вышел из рубки.

* * *

В транспортном отсеке «Пилигрима» царила суета. Пираты закрепили на стартовых платформах два космобайка, «скаут» и сами готовились к высадке.

– Как дела? – спросил Лад, заходя в отсек.

– Все готово, капитан, – ответил Петер.

– Тогда приступаем. Без спешки.

За полчаса до этого Ладимир собрал экипаж в кают-компании и показал данные, которые предоставил им Липски, сопровождая своими комментариями.

– Планета Бьянка. – Он запустил голограмму. – Окружена тремя охранными сетями, расположенными на разных орбитах. Каждая представляет собой сферу из лазерных генераторов повышенной мощности.

Объемное изображение показывало тысячи похожих на морских звезд устройств, плавающих вокруг планеты. Соединенные между собой лазерными лучами, они исчертили орбиту яркими треугольниками. Каждый из генераторов был окутан голубоватой сферой силового поля. Сети двигались в разных направлениях, укрывая планету тремя слоями защиты. Из-за постоянного смещения казалось, что проскочить сквозь них нереально. Лад продолжил:

– В промежутках между сетями курсируют сторожевые роботы, вооруженные электромагнитными излучателями, – голограмма изменила масштаб, и стало видно, что между сферами сновали угловатые роботы-охранники. – При пересечении лучей включаются датчики, установленные на генераторах, и отсылается импульсный сигнал. Ударная группа прибудет сюда через четыре часа.

– За это время можно на другой край галактики улететь, – фыркнул Самуэль.

– Ты не прав, – вступил в разговор Телори. – Этого вполне достаточно, учитывая, что бильчи не допускают, чтобы над их городом пролетала какая-либо техника. Если аборигены поднимутся, в город еще долго не сунешься. Транспорт нужно оставлять за несколько километров и топать ножками, а потом еще ждать обмена.

– Телори прав, – подтвердил капитан. – Поэтому пойдем на «скауте». Петер – пилотирует атмосферный челнок. Еще два человека на космобайках будут отвлекать на себя сторожевых роботов, чтобы основная группа на «скауте» смогла беспрепятственно проникнуть сквозь щит. Кто хочет стать приманкой?

– Давай мы с Аниес? – предложил Телори.

– Нет, вы в наземной группе Руководит, как всегда, Рудольф.

Болтун поднял руку, изъявляя желание.

– Хорошо, Болтун. Кто еще?

– Я с Болтуном пойду, – вызвался Виталь. – Давно уже не разминался, хочу погоняться.

– Ладно – вы на байках. Также в наземной группе пойдут Андреас, Георгий и Самуэль. Янтарь для обмена довольно тяжелый, и центуринит не легче Я дежурю в рубке. – Ладимир повернулся к помощнику: – А наших гостей, на время операции, попросим посидеть в каютах.

– Понятно, – кивнул Петер, – я прослежу.

Еще некоторое время они обговаривали детали, а затем перешли в транспортный отсек, готовить машины. Когда туда вошел Лад, все проверки и приготовленияуже были закончены.

Виталь и Болтун готовились выступать в роли приманки для роботов-охранников. Они облачились в скафандры и уже сидели на космобайках, направленных носом вниз. Крепежные ремни не давали им выпасть.

– Удачи вам, – пожелал Петер и повернулся к наземной команде: – Прошу на борт, господа и дамы.

Когда все расселись по местам, Лад вернулся в рубку и включил связь с десантом.

– Приготовились, – сказал он. – Открываю внешний шлюз.

Капитан нажал клавишу, и сразу замигал предупреждающий сигнал, оповещая о разгерметизации отсека.

– Красота! – прокомментировал Виталь. Лад представил, что он сейчас чувствует, вглядываясь в черную бездну открытого космоса. Зорин даже выругался от восторга, а потом сказал: – Давай, Болтун, а я следом.

Космобайки вылетели из чрева «пилигрима» один за другим. Позволив им отдалиться, в космос вышел «скаут».

– Болтун, – позвал Петер, – покажи-ка нам класс!

Космобайк немого пирата на большой скорости достиг внешней охранной сферы, резко сменил направление и полетел параллельно ее поверхности. Затем выбрал момент и проскользнул между лучами. Охранники тут же засекли его и пустились вдогонку.

Виталь внимательно следил за ними и, как только погоня удалилась на достаточное расстояние, быстро преодолел первую сеть и направил свою машину к следующей. Лад с тревогой следил, как космобайки скользят среди лучей – малейшая ошибка грозила провалом всей операции и к тому же могла стоить жизни его людям. Но пока все шло нормально. Болтун на скорости удирал от роботов, пытаясь не попасть под выстрелы их излучателей, а Виталь провел свой байк за вторую сферу и стал отвлекать охранников на своем участке.

– Петер, давай! – раздался его голос. – Я увел их!

– Понял. – Помощник резко набрал скорость и, лавируя между лучами, проник внутрь первой сферы, потом второй, и вскоре преодолел третью. – Я внутри! Все, ребята, сматывайтесь. Ждите вызова.

– Давай, удачи! – сказал Зорин. – Болтун, я выбираюсь. Не увлекайся!

Он проделал обратный путь через охранные сферы и направился к кораблю. Через некоторое время его догнал Болтун, и они полетели к «Пилигриму» наперегонки.

Загнав байки в отсек, они доложили капитану. Лад закрыл шлюз, и все приготовились ждать исхода наземной операции.

Блестящий полированным металлом корпуса и зеркальным куполом кабины «скаут» летел над бесконечным облачным покровом. Белые, с голубоватым отливом, гигантские скопления водяного пара отражались на его крыльях, бортах и четырех турбинах. Быстрая тень атмосферного челнока мчалась за своим хозяином, то проваливаясь в глубокие пропасти, то взбираясь на вершины облачных гор и холмов, постоянно изменяя свои контуры на неровностях этого невесомого ландшафта.

Петер вел «скаут», наслаждаясь скоростью. Свет двойной звезды проходил сквозь фильтры купола и рассеивался по кабине – в этой части планеты Саяна наступило утро.

– Приготовьтесь, ребята. Немного осталось, – сказал помощник капитана.

Наземная группа приготовилась к высадке. Как всегда, руководил Рудольф, в состав входили Андреас, Телори, Аниес, Георгий и Самуэль. После слов Петера они надели дыхательные маски и приготовили оружие.

Достигнув нужной отметки, челнок нырнул в облака, пробил их покров и устремился к поверхности.

– Впереди город! Идите, посмотрите!

Первыми в кабину бросились Аниес и Телори, столкнулись в проходе, смеясь, протиснулись, специально не уступая друг другу. Девушка, хлопнула Санторе по плечу, он пихнул ее под ребра, за что схлопотал еще один удар.

– А ну, тихо вы! – одернул их Петер.

Следом за парочкой подошли братья и Самуэль. Рудольф остался сидеть на скамье.

– Видели когда-нибудь город бильчей? – спросил помощник капитана.

– Нет, – ответил за всех Андреас.

– Интересная штука. Сверху выглядит равносторонним шестиугольником, с шестиугольной же площадью посередине, которую принято называть Площадью Обмена. При этом у самих аборигенов не замечено каких-либо склонностей к геометрии или иным точным наукам. Да и вообще к каким бы то ни было наукам. Бильчи – огромные насекомые, наподобие пчел. Их дома внутри города расположены беспорядочно, ни улиц, ни системы. Видите, над городом воздух словно искрится?

– Ага, – сказал Георгий, выглядывая из-за плеча Телори.

– Это хромистая пыль. Она окружает поселения бильчей, из-за нее приходится надевать маски, когда заходишь на территорию города. И не вздумайте их снять!

– А почему нельзя пролететь сразу к площади?

– Бильчи против, – сказал из пассажирского отсека Рудольф. – Они не подпускают к городу технику, ни наземную, ни воздушную, ближе чем на милю.

– А что они сделают?

– Оружия у них нет, если ты об этом, но жала пробивают небольшую броню. И пара хитиновых тел в турбинах могут стать серьезной помехой.

Петер снова привлек внимание группы:

– Видите, где они вьются наиболее плотно?

Снова все обратили взгляды в сторону города, где среди серебристой пыли, на фоне желто-коричневых сооружений, похожих на столбы огромного диаметра, летали и ползали черные точки – бильчи. Больше всего их скопилось в самом центре города.

– Там Площадь Обмена. Именно к ней вам и нужно пройти.

– Что? Со всеми этими… там?.. – В голосе Самуэля прозвучала легкая дрожь нерешительности.

– У тебя ксенофобия? – спросил Телори.

– Н-нет.

– Когда люди подходят к городу, бильчи скрываются, – снова вступил в разговор Рудольф. – Если какой-то абориген не успеет скрыться и мы напоремся на него, придется стрелять. Они сходят с ума от страха и нападают.

– Руди прав, – сказал Петер. – Дойдете, оставите янтарь на площади, потом часа через три-четыре второй поход – уже за центуринитом.

Андреас повернулся к штурмовику:

– А ты что, был здесь?

– Однажды, – ответил тот. – Хватит там глазеть. Все сюда.

– Да, готовьтесь, – поддержал помощник капитана. – Сейчас пойду на посадку.

– Надевайте рюкзаки, – велел штурмовик.

Все члены группы натянули на плечи лямки.

– Не думал, что янтарь такой тяжелый, – проговорил Самуэль.

– Что ты вечно зудишь, Сэмми? – спросила Аниес.

– Жизнь такая, – буркнул тот.

Дома из сот возвышались над людьми на десять-пятнадцать метров, похожие на стволы гигантских деревьев, у которых спилили кроны. Шестиугольные входы в жилища бильчей затянуты мембранами; кроме команды «Пилигрима», вокруг не наблюдалось ни одного живого существа. В прозрачном воздухе висела искрящаяся пыль, небольшие клубы ее поднимались от каждого шага неспешно продвигающихся по городу бильчей людей.

– Уже час топаем, неужели нельзя было поближе приземлиться? – пробурчал Самуэль из-под дыхательной маски. – Ненавижу насекомых.

– Они не совсем насекомые, – поправила его Аниес. – Частично они гуманоиды, некоторые их органы даже похожи на наши.

– Да мне плевать! Все, у кого восемь лап с когтями, для меня – насекомые.

– А как же визийские восьминогие собаки?

– Но ведь у них нет крыльев и жал в задницах, правда?

– Зато у тебя есть, Сэмми, – подначил Андреас.

Все дружно, но негромко засмеялись.

– Т-с-с. – Идущий впереди Георгий поднял руку в предостерегающем жесте.

Команда остановилась, люди стали оглядываться по сторонам.

– Интересно, зачем Липски понадобился центуринит? – шепотом спросил Телори, осматриваясь. – Где он будет его сбывать?

– Неизвестно, – так же тихо ответил ему Георгий. – Это дела капитана и Большого Джона. А тебе не все равно? Он заплатил вперед, и достаточно, чтобы не задавать вопросов.

– Мне думается, что таким количеством этого вещества, сколько мы должны выменять у бильчей, можно питать энергией небольшую колонию. Может, Большой Джон просто подставить нас хочет? Ведь после того случая с курьерским кораблем у него довольно натянутые отношения с нашим капитаном.

– Как подставить? – спросил Самуэль.

– Да вот этим самым заданием, – сказал Телори. – За контрабанду центуринита преследуют по всей галактике. Жестокость наказания отпугивает большинство промышляющих этим делом. К тому же нужно иметь очень хорошие связи, чтобы толкнуть такой товар. Правда, говорят, барыши баснословные.

– А чем это вещество отличается от другой контрабанды? Почему за него жестче наказывают?

– Это все политика. Понимаешь, тот, кто будет владеть монополией на это вещество, – будет править всем… какое-то время. Пока не найдут или не придумают альтернативы. Попробуй кто из корпораций наложить лапу на центуринит, остальные сразу набросятся на него, не желая попадать в зависимость. Всем выгодна такая контрабанда, а чтобы не было переизбытка или кто-то особо жадный не начал добычу в промышленных масштабах, установлены жесткие законы и суровые наказания. Спецслужбы следят за этим.

– Ну а если империя?

– Если империя захочет стать монополистом?

– Да.

Телори покачал головой:

– Корпорации не позволят. Ведь империя, по сути, такая же корпорация, только с другой социальной организацией и целями. И конечно, более сильная, чем остальные. К тому же здесь не ее территория.

– Да заткнитесь вы, – зашипел на них Андреас. – Я что-то слышу.

Разговоры прекратились.

Люди напряженно вслушивались. И действительно, среди домов раздавался звук, похожий на шуршание крыльев.

– Бильч? – спросил Андреас, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Все-таки нарвались, – вздохнул Самуэль.

– Может, не заметит? – с надеждой в голосе предположил Телори.

– Ну да, конечно! Мы все такие везунчики! – съехидничал Самуэль.

– Будьте наготове! – скомандовал Рудольф. – Площадь Обмена уже близко, попробуем обойтись без эксцессов. Сбросим янтарь и свалим по-тихому. Пошли.

– Больше всего мне не нравится то, что придется сюда снова приходить, – недовольно сказал Самуэль.

– Хватит уже стенать, лучше шевелись, – сказал Андреас.

Люди с повышенной внимательностью стали двигаться дальше.

Бильчей они встретили уже возле самой Площади Обмена.

Ладимир недаром назначил Рудольфа командиром группы. Тот умел быстро оценить ситуацию и принять решение. Возможно, эти решения не всегда были правильными, но иногда любое промедление могло стоить жизни всей команде.

– БЕЖИМ! – завопил штурмовик.

Он схватил шедшую следом Аниес за локоть, развернул и потащил за собой, потом отпустил и побежал со всех ног в сторону челнока. Остальные – за ним. Сразу восемь бильчей взвились в воздух над домами и, треща крыльями, полетели за людьми.

– Петер! Петер! – вызывал Рудольф по коммуникатору.

– Слушаю тебя, что случилось?

– Бильчи!

– Что «бильчи»? Пчела-переросток не успела спрятаться и теперь напала на вас? Ну и чего так орать? Валите ого, стреляйте по ногам и жалу и старайтесь не подпустить…

– Их десяток! – перебил его штурмовик. Считать, сколько увидел чужаков, у него не было времени. Увидев блестящие черные тела, расположившиеся на стенах домов, с раскрытыми и подрагивающими от страха радужными крыльями, он понял, что ситуация нешуточная. Справиться с двухметровым насекомоподобным существом вооруженному человеку было не так и трудно, но сейчас их было больше чем один.

– Повтори? – Петер даже не понял сразу. Случаев, когда неспрятавшихся аборигенов было так много, он не знал. Даже два чужака – редкость.

– Десять, или около того, бильчей не успели забраться в свои норы! Что тебе еще сказать? Процитировать пару глав из Писания?! Тащи сюда свою колымагу, вместе со своей задницей!

– Понял, взлетаю. – Тон Петера стал по-деловому собранным. – Пеленг четкий, найду вас без проблем.

Тем временем бильчи настигали людей. Стрекотня их крыльев становилась ближе с каждой секундой. Рудольф оглянулся и понял, что уйти они уже не успеют.

– В круг! Встаем в круг! – остановил он своих людей. – Петер, ждем тебя! Торопись!

Группа собралась около своего командира. Существа кружили над ними, и, едва люди заняли оборонительную позицию, первый бильч атаковал.

– Пригнись! – крикнул штурмовик.

Черное тело с жужжанием пронеслось над их головами. Потом напали все остальные.

– Огонь! – Рудольф вскинул винтовку и всадил очередь в ближайшего аборигена. Лучи попали в покрытое хитином тело, и бильч рухнул на землю, подняв клубы сверкающей пыли. Крылья еще какое-то время судорожно трепетали, поднимая в воздух радужную взвесь, но штурмовик не видел этого – его бластер уже выискивал другую цель. Остальным не так повезло, и их выстрелы не нанесли сколь-либо ощутимого урона нападавшим, только отогнали их на некоторое время. Бильчи поднялись выше и закружились в хаотичном танце, который сопровождался нестройным жужжанием их крыльев, щелкающими звуками когтистых лап и переливающимися завихрениями пыли.

– Пошли! – велел командир группы. – Быстро, держимся вместе.

Они начали двигаться, постоянно поднимая взгляды вверх. Самуэль споткнулся и едва не упал – Телори поддержал его. Насекомоподобные твари снова решили атаковать, поодиночке и парами они устремились вниз.

– Нападают! – крикнул Георгий.

Люди остановились, вскинули оружие, и бластеры зашипели свои смертельные заклинания, посылая луч за лучом. Два бильча закувыркались в воздухе и, с хрустом сломанного хитинового панциря, упали на землю. Оставшиеся пять промчались над группой, заставив всех броситься в стороны, уклоняясь от острых черных жал.

– Пошли, пока они снова не напали! – подгонял своих людей Рудольф Но не успели они сделать и несколько шагов, как последовала очередная атака.

Все вынуждены были снова остановиться и стрелять. Лучи прожгли тело одного из аборигенов, и раненый бильч стал падать прямо на людей. Они бросились в стороны, только Телори не сумел увернуться, и рухнувшее существо сбило его с ног. Парень отлетел в сторону и остался лежать без движения. Тут же на него спикировал еще один бильч. Чужак подхватил Телори шестью верхними лапами с крючками когтей, поднял в воздух на полтора метра, низ туловища изогнулся и нанес удар жалом парню в спину.

– Телори! – закричала Аниес. Она выстрелила в бильча, попав в надкрылье, и тот отпустил свою жертву, Рудольф выстрелил вдогонку, и одно из крыльев отлетело в сторону, а само существо, закружившись по спирали, стало падать.

Телори безвольной куклой грохнулся на землю метрах в десяти от группы. Девушка бросилась к нему.

– Аниес, нет! – крикнул Андреас. Вокруг летали еще три чужака, но девушке было плевать на них.

– Твою мать! – Грек и Рудольф бросились следом за ней, прикрывая.

Аниес опустилась на колени рядом с Телори, перевернула его на спину и стала хлопать по щекам, но ют не приходил в себя.

Рудольф опустился рядом на колено, но смотрел он не на раненого, а на Аниес.

Она подняла глаза и встретилась взглядом со штурмовиком. Сквозь прозрачную мембрану он разглядел, что у нее текли слезы.

В этот момент бильчи снова атаковали.

– Руди, осторожнее! – крикнул Андреас. Штурмовик оглянулся и увидел, что раненое им существо, бессильно стрекоча оставшимся крылом, ползет к ним. Он только собрался выстрелить, как рядом заработал бластер Аниес. Девушка с яростью всаживала в бильча заряд за зарядом, пока от того не стали отлетать части дымящегося хитинового панциря.

Рудольф посмотрел на нее, и их взгляды снова встретились.

– Прикрывай меня, – сказал штурмовик. – Я понесу его.

Он убрал винтовку за спину, подхватил Телори, взвалил себе на плечо и распрямился.

– Петер! Ты где, чтоб тебя! – вызвал он.

– Сейчас, через минуту буду у вас! – отозвался тот. – Уже вижу атакующих вас бильчей.

– Скорее давай, они всадили Телори жало в спину!

– Вот ублюдки. Я уже над городом.

Георгий и Самуэль подтянулись к командиру, и все вместе они пошли навстречу челноку. Внезапно раздался громкий шуршащий звук, как будто открылись множество воздушных шлюзов и втянули в себя воздух.

– Что это? – спросил Георгий, оглядываясь по сторонам.

Мембраны, закрывающие соты в домах аборигенов, расползались к краям входов, оттуда появлялись бильчи и тут же взмывали вверх.

За какие-то полминуты сотни насекомоподобных существ поднялись в воздух. От взмахов их крыльев стоял вибрирующий гул. Все они направлялись в сторону, откуда должен был подлететь Петер.

– О-о-о… – послышался его возглас. – Они… они атакуют меня!

Бильчи перестали нападать на людей, находящихся на земле, и переключили все внимание на челнок.

– Надо как можно быстрее добраться до челнока, – сказал Рудольф. – Пошли, пошли, пошли!

Аниес и Андреас двигались впереди, Георгий и Самуэль прикрывали тыл, а штурмовик с Телори на плечах – в середине группы.

– Руди, я не могу к вам подлететь! – сообщил Петер. – Эти твари бросаются на челнок. Они разобьют его!

– Они отстали от нас. Отвлекай их, пока мы не выберемся на города. Потом подберешь.

– Хорошо.

Члены наземной группы иногда видели, как в небе над их головами выписывал пируэты блестящий серебром челнок, а сотни черных существ преследовали его. Отряд двигался быстро – его скорость определял Рудольф со своей ношей, а он задал резвый темп.

Но до границы города было еще далеко, а штурмовик уже начал уставать. Его спина взмокла, мышцы на ногах начали деревенеть, дыхание стало сбиваться. Рудольф понимал, что лучше не останавливаться. Зарычав, как зверь, он подправил раненого на плечах и потащил дальше. Пот сбегал с него ручьями, скапливался на лбу у края маски и потом стекал по ней.

Им осталось преодолеть совсем немного. Рудольф устал и сбавил темп, Андреас оглянулся, перехватил его взгляд и все понял.

– Георгий! Займи мое место! – крикнул он брату. Подошел к штурмовику, и тот переложил на него Телори. Грек посмотрел на Рудольфа и сказал: – Не отставай!

Тот, тяжело дыша, кивнул, взял в руки винтовку, и отряд снова двинулся дальше.

Вскоре город кончился, и группа вышла на открытое пространство. Петер все еще продолжал безумные гонки с местными обитателями.

– Ну вы как? – запросил он.

– Вышли. Только, на всякий случай, надо отойти подальше.

– Давайте. Я уведу их за собой в другую сторону, а как отстанут, сделаю крюк и вернусь за вами.

– Да, хорошо.

Группа удалялась от поселения бильчей. Андреаса сменил Самуэль, и через какое-то время раздался голос Петера:

– Все нормально, держитесь. Я уже вижу вас. Можете остановиться, бильчи вернулись в город.

Группа замедлила шаг, Самуэль осторожно опустил Телори на землю и сам присел рядом. Его темная кожа блестела от пота. Все посмотрели назад, где над своими домами-сотами, среди радужной пыли, как ни в чем не бывало продолжали кружить насекомоподобные существа.

Потом взгляды обратились направо, откуда раздавался гул турбин приближающегося «скаута».

Когда он приземлился, стало видно, что челноку досталось. Вся обшивка во вмятинах от ударов, купол кабины исцарапан, края турбин покрыты вязкой желтовато-серой субстанцией с прилипшими кусочками хитинового покрова.

Андреас и Рудольф вдвоем подхватили Телори и занесли его на борт, как только последний член группы забрался в челнок, Петер поднял его в воздух.

Телори положили на лавку, Андреас стянул с него рюкзак, в котором зияла рваная дыра.

– Георгий, давай антидот, – велел он и, пока брат готовил укол, осмотрел рюкзак раненого.

Жало пробило янтарный брусок так, что в прозрачном минерале образовался конус.

– Смотри! – Андреас показал янтарь брату. – Отверстие на выходе совсем маленькое, бильч не сумел пробить его.

– И крови нет. Может, яд не попал в кровь?

– Отчего же он тогда в отключке, не болтай ерунды, делай укол.

После того как Георгий ввел дозу антидота и отбросил шприц, они стали снимать с Телори одежду, Аниес не мешала им, только стояла рядом, сжав в кулаке дыхательную маску.

На спине парня не было следов укола жалом, но кожа была красной, как от ожога.

– Быстрее, антитоксин для внешнего применения и салфетки! Аниес! Не стой столбом! Шевелись!

Девушка отбросила маску и метнулась к отсеку со снаряжением. Схватила аптечку, упаковку медицинских салфеток, хотя в коробке с лекарствами уже были такие, и вернулась к братьям.

Андреас тем временем закатал рукава и расположился поудобнее.

– Осторожнее, сам не задень, – предостерег его Георгий.

Тот не ответил брату, взял аптечку у Аниес, вскрыл коробку, вытащил оттуда, развернул и быстро натянул перчатки.

– Сыпь! – велел он, всовывая брату в руку пакет с антитоксином, а сам зубами вскрыл салфетки.

Георгий распаковал лекарство и вытряхнул серый порошок на спину Телори. Антитоксин тут же вступил в реакцию с ядом, меняя цвет на белый и частично растворяясь.

– Отлично, яд еще не до конца впитался. – Салфетками Андреас стал стирать белый порошок и присыпать обнажившиеся участки поврежденной кожи новыми дозами лекарства.

Рудольф подошел к Петеру:

– Сообщи доку, пусть готовит лазарет.

– Уже. А ребята сейчас сделают нам коридор через сети.

Штурмовик кивнул, вернулся в отсек и устало сел на лавку вдоль второго борта. Посмотрел на Аниес, девушка почувствовала его взгляд и повернулась к нему. Некоторое время они смотрели друг на друга, в ее глазах была тревога и благодарность, а в его печаль и понимание. Штурмовик слабо улыбнулся Аниес и кивнул, показывая, что все будет в порядке. Девушка неуверенно улыбнулась ему в ответ и снова повернулась к Телори. Рудольф вздохнул, его вмешательство не требовалось – братья уже сделали все, что требовалось, поэтому он откинул голову и закрыл глаза. На губах его была все та же слабая улыбка.

«Скаут» достиг корабля, и тот принял челнок в технический отсек. Лад и доктор Калугин встречали группу. Штурмовик вместе с Андреасом вынесли раненого и сразу направились в лазарет, сопровождаемые доктором и Аниес.

Петер подошел к Ладу.

– Накладочка вышла, – вздохнул он.

– Да я уж понял.

– Почти десяток аборигенов не успели спрятаться. Ребята еле ушли, когда я полетел за ними, и челноку досталось.

Вмятины на бортах машины, драные полосы, прилипшие ошметки плоти – были нагляднее слов.

– Случайность. – Помощник развел руками. – От нее никто не застрахован.

В этом момент в отсек подошли Виталь и Болтун. Последний сразу направился к своему напарнику, хлопнул его по плечу, посмотрел вопросительным взглядом и возмущенно указал на «скаут».

Петер улыбнулся, отчего шрамы на лице собрались морщинами.

– Да-да, – кивнул он. – Я просто решил тебе работенки подбросить.

– В этом ты преуспел, хочу тебе сказать, – протянул Виталь.

– Болтун справится, – ответил Петер. – Так ведь, Болтун?

Немой наемник криво улыбнулся напарнику и подмигнул.

– Посмотрите, что тут нужно починить, – велел Ладимир. – Потому что челнок понадобится.

– Ладно, – кивнул Виталь.

Каменев повернулся к помощнику:

– Пошли все обсудим.

– Мне бы сейчас стаканчик пропустить, – сказал тот. – А то полет через рой пчел-переростков изрядно пощекотал нервишки.

– Значит, пошли в кают-компанию.

Петер на ходу начал рассказывать, как все происходило, и закончил рассказ уже с бокалом вина в руках, вытянувшись на стуле, положив ноги на соседний.

Кроме капитана у него оказалось еще два слушателя – капитан Хэтчет и его племянница. Они сидели за столом, волк Пловца расположился рядом с девушкой, положив морду ей на колени. Лад не собирался от них таиться – никаких серьезных вещей они с Петером обсуждать не собирались, а детали экспедиции не были секретными.

– Так что будем делать? – спросил Петер, завершив повествование. – Еще раз пойдем?

– Да, – ответил Ладимир. – Как только «скаут» будет готов. Раз уж взялись – надо доделать до конца.

– Ладно, – кивнул помощник. – Можно и еще разок слетать. Надеюсь, в этот раз фортуна будет к нам более милосердна.

В помещение зашел Виталь.

– Капитан, нам с Болтуном помощь требуется. Иначе долго возиться будем – одних бильчей из турбин вычищать пару дней придется.

– Хорошо, как только люди отдохнут, я распоряжусь, чтобы помогли вам.

– Угу, – наемник кивнул и вышел.

– Да-а, – протянул Петер. – Время уходит. Не очень хочется неделю тут на орбите висеть, а улетать – горючее тратить, нам еще этих завозить.

Он кивнул в сторону капитана погибшего корвета и его родственницы.

– Погоди-ка! – Помощнику пришла в голову мысль. Он повернулся к Хэтчету: – Капитан, среди твоих людей есть специалисты по технике? Нам нужно починить «скаут», побыстрее. В конце концов, хоть какая-то польза будет от вашего спасения.

– А вы спасли нас, чтобы мы были вам полезны? – Тот посмотрел на Петера ироничным взглядом.

– Нет, – ответил Петер. – Из благородных побуждений.

Было непонятно, иронизирует он, копируя интонации Хэтчета, или говорит серьезно, имея в виду Ладимира.

– Ну раз из благородных, – капитан корвета перевел взгляд на Ладимира, – то, может быть, вы перестанете держать моих людей в грузовом отсеке, как скот?

– А среди них есть спецы? – снова спросил Петер.

– Простите, но я офицер Императорского флота и не имею права помогать контрабандистам, как и мои подчиненные.

– Ты имеешь право жлобом быть, – фыркнул помощник и отвернулся. – Ладно, забыли.

– Действительно, капитан, – неожиданно включилась в разговор племянница Хэтчета, – почему вы не можете разместить людей в каютах? Их не так и много.

Она говорила с таким видом, словно устала повторять очевидные вещи, не переставая при этом почесывать Горация за ухом.

– Сестренка, – тут же сказал Петер, – ты бы не совалась, куда не просят. Когда нам потребуется твое мнение, мы обязательно к тебе обратимся, а пока закрой свой прелестный ротик и не встревай в разговор.

– Я не позволю, чтобы вы так с ней разговаривали! – тут же поднялся капитан корвета.

– Да? И что ты сделаешь? – Помощник сделал глоток вина и пренебрежительно посмотрел на него.

Хэтчет только собрался что-то ответить, как раздался голос Каменева:

– Понимаете, госпожа Хэтчет, как заметил ваш дядя, мы – контрабандисты, и мы нарушаем закон, который он, как офицер империи, обязан защищать. Так же как и все его подчиненные. У нас не настолько большая команда, чтобы приставить охрану к каждому из них.

– Так и доставили бы нас на какую-нибудь колонию, прежде чем заниматься своими грязными делишками, – сказал Хэтчет.

– Полет занял бы слишком много времени, к тому же у нас есть свои планы, которые мы не намерены пересматривать только потому, что вы у нас на борту. Придется вам потерпеть. Надеюсь, я все разъяснил и мы больше не будем возвращаться к этому разговору.

– Так вы просто трус! – Презрительная улыбка искривила губы девушки.

– Сестренка, – Петер угрожающе посмотрел на нее, – да ты и вправду не успеваешь следить за собственным языком.

– Валенсия! – Хэтчет предостерегающе посмотрел на племянницу.

– Я только подвела итог под словами нашего гостеприимного капитана, дядя. Разве я не права? Хотя что еще можно ожидать от человека, нарушившего присягу, и к тому же беглого каторжника? – Она смотрела прямо в глаза Ладимира.

– Валенсия! – сурово проговорил Хэтчет.

– Эй, Лад! – хохотнул Петер. – Оказывается, она тебя знает? Вот так номер! Ну, сестренка, ты даешь! А ты, Хэтчет, чего же не сказал, что знаком с нашим капитаном? Постеснялся?

Капитан корвета отвел взгляд, потом посмотрел на Лада:

– Я не был полностью уверен, что господин капитан – тот самый пират Каменев.

– А вот твоя племянница вполне уверена.

Валенсия продолжала смотреть на Ладимира насмешливым взглядом. Он ответил ей с улыбкой:

– Вы хотели меня оскорбить, но вам это не удалось. Можете приписать ко всем моим недостаткам еще и тщеславие. И известие о том, что мое имя становится повсеместно известно, доставляет мне некое удовольствие. Примите за это мою благодарность.

Насмешливость в ее взгляде сменилась цинизмом, девушка поднялась, повернулась к Хэтчету и сказала:

– Дядя, проводите меня до каюты. Мне неприятно находиться с этими людьми в одном помещении.

Волк лизнул ее руку и поплелся следом.

Когда они ушли, Петер засмеялся и сказал:

– А Хэтчет ничего, если бы племянница не проговорилась, я бы не догадался, что он о тебе знает.

– Я подозревал, но не придавал этому значения.

– Становишься известным.

– У этой медали две стороны, – задумчиво ответил капитан.

– Ага, и на одной из них адмирал Стюарт со своим флотом, который охотится за нами.

– Вот именно.

– Эй, капитан, ты чего посмурнел? – Он растянул губы в улыбке. – Девчонка все-таки задела тебя?

– Нет…

– А то я не вижу! Да ладно тебе, капитан, не принимай близко к сердцу.

– Я и не принимаю. Так что решим с экспедицией? Я думаю, пусть снова братья пойдут, Рудольф с Виталем и Болтун.

– Согласен. – Петер снова стал серьезным. – Сегодня-завтра подлатаем «скаут», и можно лететь. Только теперь уже в другой город. К этому у меня предубеждение.

– Хорошо, так и сделаем. Как отдохнешь, посмотри, чем помочь им в техотсеке. – Капитан поднялся.

– Ладно, – сказал помощник. – А ты не останешься пропустить стаканчик-другой?

– Нет, я хотел изучить кое-какие материалы.

– Ну, успехов. – Помощник отсалютовал ему бокалом.

Зайдя к себе в каюту, Ладимир сел за стол, воткнул стримкристалл в считыватель и начал просматривать записанные на нем данные. Но уже через минуту поймал себя на том, что просто бессмысленно прокручивает их, не вникая и даже пропустив какую-то часть.

Он выключил аппарат, откинулся на стуле и задумался.

Петер правильно сказал – он становится известным. А у этого есть как свои плюсы, так и минусы. Ладимир отдавал себе отчет в том, что именно стало основной причиной, заставившей его встать на путь пиратства, – возможность заявить о себе. Заявить так, чтобы о нем услышали по всей обитаемой галактике. Он не видел другого способа привлечь к себе внимание. Армия отказалась от него, империя отдала на заклание корпорациям, даже пресса не уделила особого внимания, когда Лада судили, хотя буквально за несколько недель до этого трубила о нем, восхваляя как героя… Всем было плевать на него – общественности, чиновникам, императору. Теперь же вероятность того, что его все же услышат, перестала казаться ему призрачной перспективой. Только вот возможность не дожить до того момента, когда это произойдет, также имела все шансы на осуществление.

– Ну это мы посмотрим, – пробормотал Лад и снова включил считыватель.

Но опять не смог сосредоточиться. В этот раз мешало уже другое.

Как ни хотел бы Ладимир думать обратное, а слова племянницы Хэтчета задели его.

«…человека, нарушившего присягу, и к тому же беглого каторжника» – фраза эхом повторялась у капитана в голове. И хотя он знал, что только половина из этого правда – присяги он не нарушал, империя сама отказалась от него, сделав гражданским лицом, в угоду политическим мотивам, – от этих слов на душе становилось неприятно. Может быть, дело не в самих словах, а в том, кто их произнес.

Ладимир усмехнулся сам себе. Валенсия, конечно, симпатичная девушка, но таких много. Разве только она смелее других… или наглее. Да еще у капитана перед глазами постоянно стояла картинка того момента, когда в переходном отсеке, после того как разоружили людей Хэтчета, она сняла шлем и посмотрела на него взглядом, полным гордой независимости и собственного достоинства… голубые глаза, длинная прядь, выбившаяся из-под заколки…

Лад качнул головой, словно стряхивая наваждение, и погрузился в изучение данных на стримкристалле.

* * *

Телори открыл глаза. Вокруг была привычная обстановка его каюты на «пилигриме». Только сейчас он был тут не один. За столом, склонив голову на сложенные руки, спала Аниес. Телори улыбнулся и негромко позвал:

– Аниес…

Девушка вскинула голову, сонно поморгала, глядя в его сторону, и тут же заулыбалась.

– Телори! Очнулся! – Ока обрадованно подскочила к нему. – Долго же ты спал!

Ее руки обвили его шею и плечи, а губы прижались к щеке.

– Сколько?

– Четверо суток. Есть хочешь? Сэмми приготовил отменную кашу.

– Кашу? А чего-нибудь мясного нет?

– Док сказал, что тебе из мясного – только бульон или… кашу. – Она хихикнула с легким злорадством.

– Только очнулся, а ты уже издеваешься, – насупился Телори.

– Конечно! Я ждала этого четверо суток. Над тобой спящим издеваться совсем неинтересно.

– Над спящим?!

– Ну да. – Она помогла ему сесть, подложила подушку под спину. – Сделала тебе пару татуировок. Потом посмотришь, уверена, тебе понравится.

– Аниес!

Она говорила все это с невинным выражением лица. Потом сказала «Я сейчас», вышла из каюты и вернулась с подносом, на котором стояла тарелка с дымящейся кашей. Парень хотел отворотить нос, но внезапно понял, что ужасно голоден.

Аниес смотрела на него с улыбкой, представляя, что он сейчас испытывает.

– Мы летим обратно? – спросил он, набросившись на еду.

– Да.

– Жаль возвращаться ни с чем.

– Почему ни с чем?! Мы произвели обмен.

– Серьезно?! – Телори удивленно вскинул брови. – Снова ходили в город бильчей?

– Ну а как иначе? – Аниес присела на край кровати. – Второй раз больше повезло. Все аборигены скрылись.

– Отлично! – обрадовался парень. – Я согласен ради того, чтобы, открыв глаза, видеть тебя рядом, а потом еще и хорошие новости услышать, еще раз в лапах бильча прокатиться.

– Ладно уж, согласен он. Ешь кашу и отлеживайся! – Аниес с улыбкой смотрела на него. – Вижу, тебе лучше. Я пойду тоже перекушу.

– Хочешь, поделюсь?

– Нет, я лучше пойду кусочек отбивной съем. – Смеясь, она чмокнула его в щеку. – Не скучай.

Когда Аниес вышла из каюты, Телори сидел с довольной миной. Потом отставил тарелку, потянулся и достал с полки над койкой персональный терминал. Вскрыл заднюю крышку, отлепил спрятанный там, похожий на иголку, молекулярный ключ, в определенной последовательности воткнул его в восемь отверстий на плате, снова спрятал и закрыл крышку. Перевернув терминал экраном к себе, он активировал виртуальную клавиатуру, набрал сообщение и нажал клавишу «отправить». Через секунду появилась надпись «сообщение отправлено» и почти сразу за этим еще одно – «батарея разряжена». После чего экран терминала мигнул, клавиатура исчезла, и устройство выключилось. Телори убрал его на место и откинулся на подушку.

– Наконец-то! – удовлетворенно проговорил он, улыбнулся и снова принялся за кашу.

В кают-компании собралась почти вся команда «Пилигрима». Отсутствовали только Алонсо и Виталь, несущие вахту. Кроме них за столом присутствовали капитан Хэтчет и его племянница. По их лицам и чопорному поведению нельзя было сказать, что на корабле царила непринужденная обстановка.

Аниес вошла и заняла свое место.

– Ну как он там? – спросил Петер.

– Разве по ней не видно? – сказал Андреас. – Сияет, как новенький империал.

Никто не замечал, с каким видом сидят за столом их «гости». Ладимир посмотрел на свою команду, потом на Хэтчета с племянницей.

– Вам не нравится еда? – поинтересовался Ладимир.

– Мне не нравится компания, – ответила Валенсия.

– Увы, придется потерпеть. Есть, конечно, выход – вы можете оставаться в каюте…

– Меня бы этот выход вполне устроил. – Она поднялась. – С вашего позволения…

– Не смею задерживать. – Лад сделал глоток вина.

Валенсия остановилась возле капитана Хэтчета:

– Дядя, будьте любезны, попросите, чтобы еду мне принесли в каюту.

Девушка с независимым видом направилась прочь из кают-компании, но когда проходила мимо Каменева, тот произнес:

– Капитан Хэтчет может, конечно, попросить, но я вынужден буду ему отказать.

Валенсия остановилась и резко повернулась к нему:

– Вы издеваетесь?

– Нет, просто на этом корабле существуют правила.

– Правила? Какие могут быть правила у пиратов? Правила, следуя которым можно стать человеком без совести, чести и жалости? Вы об этих правилах говорите, господин капитан? – презрительно спросила она.

Ладимир спокойно отнесся к ее высказываниям. Ему импонировала смелость девушки.

– Я говорил всего лишь о правилах поведения на моем корабле, которые предписывают обедать в кают-компании…

– Я была рядом с дядей, когда вы отказали ему в помощи. Уж не знаю, что потом вами двигало и почему вы все же решились спасти нас. Наверняка преследуя какие-то свои корыстные цели. Не удивлюсь, если по прибытии в порт вы потребуете с нас выкуп. Но когда капитан Хэтчет попросил помочь, я видела выражение вашего лица, холодное и безразличное. – Она посмотрела на Ладимира чуть ли не с жалостью. Не сказав больше ни слова, Валенсия гордо вскинула подбородок и пошла к себе в каюту.

Остаток обеда прошел в хмуром молчании. Видя неожиданно помрачневшего капитана, никто из команды не решался шутить, как это обычно происходило, когда они собирались вместе.

Ладимир закончил трапезу, бросил Петеру: «Как пообедаешь, зайди ко мне» и отправился к себе.

Еще некоторое время остальные сидели, потом начали расходиться – Аниес ушла к Телори, Болтун с Георгием сегодня дежурили на камбузе и отправились помогать Самуэлю, доктор пошел в лазарет, где еще находился один из матросов с погибшего сторожевика. Вскоре в кают-компании остались только капитан корвета и Петер.

– Слышь, Хэтчет… – позвал последний, ковыряя вилкой в своей тарелке.

– Я вас слушаю.

– Свои манеры можешь оставить для тех, кому это важно. Мне же плевать, на «вы» ты ко мне обращаешься или на «ваше величество». Мне не нравится, что ты достаешь капитана. И племянницу свою вразуми, уж больно она любит языком чесать…

– Я бы попросил!..

– А что, разве я не прав? Ни ты, ни она ничего не знаете про капитана, чтобы осуждать его.

– Я знаю… – попытался сказать Хэтчет, но Петер перебил его:

– Вы должны быть благодарны, что он спас вас. Лично я предлагал не вмешиваться, но он принял решение, и благодаря ему ты сидишь сейчас здесь, а не паришься в трюме того «Шершня» в ожидании, когда тамошний капитан вдоволь натешится с твоей племянницей и не потребует за тебя выкуп. Так что ни хрена ты не знаешь.

Хэтчет повернулся к нему:

– Я знаю, что, когда я просил о помощи, он отказал. Затем вы сбили торпеды, которые могли уничтожить нас, а потом спасли. Чего ради? Что, по-твоему, я должен думать?

– Капитан не мог позволить, чтобы вас расстреляли.

– Но сначала он был не против такого исхода событий?

– Он поступил так, как счел нужным, и не должен перед вами отчитываться.

– Я потерял восемь человек и корабль! – прорвалась наружу досада капитана уничтоженного корвета. – Если бы он вмешался раньше!..

Петер покачал головой:

– Ты вообще слышал меня? Или нет? Капитан сделал так, как захотел, и ты, и твоя команда должны благодарить его.

– Я все прекрасно слышал. И мы, конечно, благодарны господину Каменеву за наше спасение… Посмотрим еще, как это будет выглядеть в денежном выражении.

– А вот про деньги на твоем месте я бы вообще молчал, – вскипел помощник капитана.

– Что так? Насколько я знаю, дены и в вашем ремесле – главное. За деньги вы готовы убивать и грабить, нападать на пассажирские корабли и нарушать присяги.

Петер встал со своего места и пересел на стул рядом с Хэтчетом. Чуть наклонился, заглянул тому в глаза и негромко сказал:

– Чтобы ты знал – капитан заплатил за тебя и твой корабль семьдесят тысяч из своего кармана, потому что команда вряд ли бы согласилась отдавать деньги за всякий мусор. Я-то уж точно не дал бы ни империала!

Капитан сторожевика смотрел на него с кислой улыбкой, но ничего не ответил. Петер поднялся и, бросив на него презрительный взгляд, оставил одного.

Ни Валенсия, ни ее дядя на ужин не пришли.

– Распорядись отнести еду им в каюты, – сказал Лад Петеру.

– А как же правила, капитан?

Каменев посмотрел на помощника с таким видом, что тот сразу сказал:

– Понял! Сделаю. Только сам поем сначала. Понимаю, что девчонка просто прелесть, – ухмыльнулся он, – но нельзя же так вот сразу ей уступать!

Лад ничего не ответил, а Петер принялся за еду, посмеиваясь себе под нос.

– Капитан, – раздался из динамика голос Алонсо, несшего вахту. – Сканеры засекли сигнал. Не могли бы вы подойти.

Лад недовольно нахмурился, отложил приборы и вытер губы салфеткой.

– Что за ерунда? – сказал Петер. – Поесть не дадут человеку. Капитан, ты сиди, а я сбегаю.

– Хорошо, – согласился Ладимир.

Наемник схватил с тарелки тост, уже поднимаясь со своего места, откусил его и, похрустывая, направился в рубку. Ладимир снова взялся за вилку, но поесть ему так и не удалось – через минуту из динамика раздался голос помощника:

– Лад, тебе все же лучше подняться сюда. Каменев встал из-за стола и пошел в рубку.

– Что здесь? – спросил он, подходя к терминалу.

– Сигнал бедствия, – ответил Петер.

– Откуда? – Капитан сразу склонился над приборами, внимательно изучая их показания.

– Одна из лун газового гиганта в системе Джеррико. Колония называется Дакаррта.

– Что сообщают?

– Ничего. Простое «помогите», координаты и все! – Он показал на объемной звездной карте сектор галактики. Уменьшил масштаб, и над терминалом появилась звезда класса G с четырьмя планетами. – Судя по координатам – это Джеррико. Вторая планета – Дакаррта. Сигнал кратковременный, мы бы его и не заметили. Этот юнга-шкодник сбил калибровку и восстанавливал частотный реестр, вот результат.

– Кому принадлежит?

– Неизвестно, – пожал плечами Петер. – Ее вообще нет в колониальном реестре. Наверное, новая, еще не «освоенная» корпорациями, а может – частное владение.

– Может. Восстановили реестр?

– Да.

– Хорошо. Тогда надо проверить сигнал. Пошли ответ.

– Как назваться?

– Сторожевой корабль «Гордость», имперские силы.

– Понял.

Помощник забрался в свое кресло, набрал и передал сообщение.

Они подождали несколько минут.

– Молчат. Что будем делать?

– Выходи из гипера и прокладывай новый курс, – велел капитан.

В этот момент в рубку вошли Андреас, Виталь и Рудольф.

– Что случилось, капитан?

– Алонсо перехватил сигнал о помощи.

– От кого?

– Дакаррта. Колония, недалеко от границы, – сказал Петер. – Заселяют все подряд, а потом на помощь зовут. Какой-нибудькатаклизм у них, наверное, или нашествие местной саранчи. Эти колонисты, все до одного чудные.

– Эй! – возмутился грек. – Я – колонист, и капитан, между прочим, тоже.

– Знаю, – ухмыльнулся Петер. – Поэтому так и говорю.

Он уже занял свое место штурмана и готовил корабль к выходу из гипера.

– Капитан, – сказал помощник, – процедура завершена. Прерываем скольжение?

– Прерываем, – подтвердил Лад.

– Мы что, туда собрались? – спросил Виталь.

– Да, – ответил Каменев. – Какие-то вопросы?

– Нет, – пожал плечами наемник.

– Проверьте «скаут», – приказал Ладимир. – Корабль сажать не будем – оставим на орбите. Мобильная группа проведет разведку.

– Сделаю, – кивнул Виталь.

Грек и наемники ушли, а Лад занял свое кресло.

– Здравствуй, реальность, – пробормотал Петер, нажал «выполнить», и белое ничто подпространства рассыпалось ледяными иголками, выпуская «Пилигрим» из своих объятий.

Корабль оказался недалеко от обширного метеорного потока, сверкающего в свете одинокого красного гиганта. Звезду было почти не видно за плотно движущимися кусками породы и окружавшей их пылью, из-за которой казалось, что поток окутан призрачной дымкой.

– Новый курс? – спросил Ладимир спустя некоторое время.

– Расчет закончен. Подготавливаю реакторы.

Через минуту помощник повернулся к капитану и сказал: «Можно».

Тот отдал приказ, и снова наступило мгновение неприятной тянущей пустоты в груди, когда «Пилигрим» переходил в гипер, а потом ровное скольжение среди мертвенной белизны подпространства.

Аниес зашла к Телори, принесла поесть.

– Мы что, выходили из гипера? – спросил он, забирая у нее тарелку и принимаясь за еду.

– Да.

– Какие-то неполадки? Что случилось?

– У нас все нормально. Алонсо возился с настройками сканеров и случайно поймал сигнал…

– Какой сигнал? – встревожился Телори.

– С какой-то отдаленной колонии. Дакаррта, кажется.

– И что? – Он едва сумел скрыть облегчение.

– Колонисты просили о помощи, на запросы не отвечают. Капитан решил лететь туда.

– Что?! Мы не возвращаемся?!

– Нет. Я же сказала, перехватили сигнал о помощи. До них всего сутки скольжения.

– Да поглотят капитана Темные звезды, с этим его благородством и отзывчивостью. – Он швырнул ложку в тарелку, отчего еда полетела в разные стороны.

– Ты чего?! – удивилась Аниес.

– Ничего! – огрызнулся тот. – Что, кроме нас, некому туда полететь? Никто больше не перехватил эту передачу? Суемся все время, куда не просят.

Девушка смотрела на него, словно не узнавала.

– На тебя, наверное, лекарства действуют, – сказала Аниес, скорее сама себе объясняя причину этой вспышки недовольства Телори. чем ему.

Он хмуро посмотрел на нее, потом отвернулся, постарался взять себя в руки и пробормотал:

– Да, наверное, лекарства.

– Отдохни. Поешь лучше, твой организм еще истощен.

– Да убери ты это дерьмо! – Он бросил тарелку на стол. – Знаешь что? Я сейчас хочу побыть один.

Он откинулся на подушки, а Аниес удивленно смотрела на него.

– Хорошо, я позже загляну, – сказала она и поднялась.

Телори не ответил, уставившись в одну точку перед собой. Девушка провела пальцами по его волосам, но парень недовольно дернул головой, и она убрала руку. Аниес показалось, что от Телори повеяло холодом. В груди вдруг защемило, и она поспешила выйти из каюты. Закрыв за собой дверь, девушка быстро пошла по коридору, а на глазах ее были слезы.

* * *

«Пилигрим» вышел из гипера в системе Джеррико, недалеко от ее четвертой планеты.

– Что на сканерах? – сразу спросил Лад.

– Все чисто. – Алонсо проверял окружающее пространство и передавал данные капитану на монитор.

– Сообщение не повторялось?

– Нет.

– Петер, выходи на орбиту, – приказал Ладимир. – Андреас, готовь челнок.

– Понял, – отозвался тот.

– Разведгруппа: Андреас, Рудольф, Георгий и я. – Ладимир выбрался из кресла. – Идем экипироваться.

– Скафандры? – спросил штурмовик.

– Да.

– Думаешь, что-то серьезное? – спросил Петер, не отрываясь от управления кораблем.

– Не знаю, но лучше перестраховаться, чем получить дозу радиации.

– Это конечно, – согласился помощник, потом считал данные, переданные ему на терминал Алонсо. – Параметры планеты вполне жизнерадостные – атмосфера, пригодная для дыхания, минимальное терраформирование, два материка, много островных архипелагов, океаны, моря, пляжи, девочки и прочие прелести. Колония на дневной стороне, сейчас там утро. «Скаут» сам поведешь?

– Да. А то засиделся я в рубке, хоть ненадолго сменить обстановку.

Помощник понимающе кивнул и сказал:

– В прошлый раз мне показалось, что на малой тяге немного носом ныряет, а в остальном все отлично.

– Спасибо, учту.

Ладимир вышел из рубки и пошел собираться.

«Скаут» вошел в атмосферу, быстро преодолел плотные слои и спустился к поверхности. Внизу безбрежным сверкающим полотном простирался океан. Ладимир вел аппарат в двадцати метрах над водой. Местное солнце светило сзади, купол кабины был прозрачным и позволял без искажений любоваться пейзажем.

Вскоре на горизонте показалась полоска берега.

– Капитан, видишь там? – Рудольф зашел в кабину и смотрел вперед. – Дым.

По мере приближения стало можно различить расположившийся на клиновидном мысе космопорт и высящийся за ним окутанный дымом город.

– Много высотных зданий, – сказал Рудольф, разглядывая приближающиеся строения, – скорее всего, исследовательская колония. Обнаружили новые материалы и тут же построили город-лабораторию. Неплохо обосновались. Кто-то вложил немало денег.

– Ага, а кто-то другой от этих вложений ничего не оставил.

– Облети вокруг города, но над самим не надо – кто знает, что у них тут произошло, жахнут ракетами, и свалимся. Лучше ножками, все проверим, потом полетаем.

– Хорошо, – сказал Лад и повел челнок, в чьих блестящих бортах отражались серо-черные клубы, делая его похожим на быструю тень, вокруг поселения.

Поблескивая уцелевшими стеклами в лучах утреннего солнца, здания сочились дымом. Все говорило о том, что здесь не так давно шли бои.

Рудольф сделал голографическую карту города и скинул ее себе в портативный терминал.

– Я закончил, – сообщил он, – можно приземляться.

Космопорт был разгромлен. Немногочисленный парк колониальных кораблей догорал на бетоне взлетного ноля. Из здания самого порта валили клубы черного дыма, в стенах зияли дыры, покрытие вокруг здания усыпано блестящим на солнце стеклом.

– Хорошо постреляли, – прокомментировал штурмовик. – Бомбардировка была. Кто бы это ни был – он не стеснялся.

– Иду на посадку, – сказал Лад.

Рудольф оставил кабину, занял свое место на лавке вдоль борта и еще раз проверил оружие, свое и остальных членов группы.

Лад посадил «скаут» на окраине взлетного поля, за сгоревшими ангарами. Разведывательная группа выбралась на поле и затаилась под прикрытием челнока.

Рудольф пошел вперед, потом подал знак остальным следовать за ним.

Повсюду виднелись следы жестокого боя, но, к удивлению пиратов, почти не было тел убитых. За то время, что они шли к зданию порта, увидели только двоих, изрешеченных осколками от взорвавшихся рядом с ними снарядов.

Та же самая картина ждала группу и в самом городе – что бы ни произошло тут, но бой был нешуточный. Стены зданий испещрены следами от попаданий лазерных лучей и иссечены шрамами от ионного оружия, дорожное полотно вскрыто взрывами гранат, десятки автомобилей обгорелыми скелетами замерли на улицах. Но трупов было очень мало.

– Судя по всему, тут настоящая война была, – сказал Рудольф.

– Где же тогда тела?

– Убитых могли потом просто убрать с улиц, – предположил штурмовик. – Не забывайте следить за окнами, и если что – сразу в укрытие.

– У меня какое-то ощущение нереальности происходящего, – поделился Георгий – Жутко как-то.

Ощущение тревоги не покидало пиратов.

Постепенно они проникали все дальше в город, но картина не менялась – следы выстрелов и взрывов, разрушенные стены, обгорелые машины, и никаких признаков колонистов. Они проверяли дома, мимо которых проходили, с помощью ручного биосканера, но результатов пока не было.

Через час поисков они добрались до обширной площади, посреди которой находился большой фонтан, скорее даже комплекс фонтанов. Все они функционировали, вода разнокалиберными струями поднималась вверх и с шумом обрушивалась вниз. Подойдя ближе, пираты увидели, что мраморные парапеты изъедены осколками, комплекс статуй, изображавших сцену из древнегреческих мифов с нимфами и фавнами, сильно пострадал. Многие фигуры лишились частей тела, голов, конечностей.

– Мы можем еще долго так блуждать, – сказал Лад. – Предлагаю вернуться на «скаут» и пролететь над зданиями, может, что засечем.

– Капитан! – Георгий выглядывал из-за угла здания с правой стороны площади и призывно махал рукой.

– Что у тебя? – Лад пошел к греку.

– Это нужно видеть, так не расскажешь.

Рудольф и Андреас тоже направились к нему.

– Смотрите вон на то здание с проломом в виде буквы «X», а потом справа от него.

Все начали вглядываться и по мере того, как различали, на что им указывал Георгий, замирали на месте, потрясенные увиденным зрелищем.

– Охренеть! – выдохнул Рудольф.

– Это что, шутка? – недоумевающее спросил Андреас.

– Не похоже, братец.

Лад тоже изумленно смотрел и едва справлялся со своими эмоциями.

Высокое здание было облито толстым слоем густого, полупрозрачного, с зеркальной поверхностью, вещества. Его потеки огромными каплями облепили строение, и то поблескивало на солнце, словно огромный кусок зеркального мармелада. Соседние здания отражались в нем. делая незаметным на общем фоне.

– Я эту самую «X» заметил, а потом смотрю – еще одна, – сказал Георгий. – Подумал, что как будто отражение. Начал приглядываться и дар речи потерял.

– Есть отчего, – согласился с ним брат.

Они еще некоторое время разглядывали это чудо, сохраняя молчание, но потом Андреас нарушил его.

– Знаете, – медленно произнес он. – Кажется, я знаю, где все остальные колонисты.

Рудольф вытянул в направлении здания руку с биосканером.

Прибор показывал красно-желтое пятно размером во все сооружение, разделенное на части перекрытиями этажей. Взгляды обратились на него, потом снова на зеркальную башню. И одновременно, не сговариваясь, все четверо побежали к ней.

На подходе к зданию пираты замедлили бег, потом вовсе перешли на шаг и стали с осторожностью подбираться к нему. Но их опасения были напрасными, никто не таился в засаде, никто не нападал и не устраивал ловушки.

Убедившись, что явной опасности нет, группа стала обходить вокруг здания. Сквозь слой вещества едва различимо проглядывали контуры окон. На первый взгляд казалось, что толщина этого странного покрытия около метра.

Георгий потрогал его, потом достал нож и попытался отковырнуть, но ему это не удалось. Тогда он ткнул острием – лезвие проникло на полсантиметра и застряло, грек с трудом выдернул нож назад.

– Твердое, – сообщил он. – Похоже на пластик или какую-то смолу.

– Капитан, – позвал штурмовик и, когда Лад подошел, указал вниз, под ноги.

На земле россыпью лежали мелкие, блестящие, как стекло, осколки похожего на смолу вещества.

Тут же, на высоте полутора метров, в оплывшей зеркальной поверхности было небольшое отверстие.

– Изнутри долбили, – негромко сказал Рудольф.

– Посмотри, – велел Лад.

Штурмовик осторожно наступил на оплывы смолы, подошел к стене, прижался спиной и боком приблизился к отверстию.

– Эй, там есть кто? – Он не рисковал заглядывать внутрь. – Это отряд спецназначения, имперские силы, мы пришли вам на помощь.

Ответом ему была тишина.

– Просканируй еще раз, – велел Каменев.

Не успел Рудольф запустить биосканер, как из отверстия в смоле донесся едва различимый звук.

Лад сразу приблизился и спросил:

– Кто там? Вы меня слышите?

– Да, слышим, – глухой мужской голос. – Помогите нам…

– Что это такое?

– Мы не знаем, какая-то смола. Это рудианцы. Они напали внезапно, мы сопротивлялись, но противник был гораздо сильнее. Нас согнали и затащили сюда. Тут много убитых и раненых.

– Зачем рудианцам нападать на строящуюся колонию?

– Они забрали весь центуринит.

Ладимир раньше никогда не слышал, чтобы рудианцы высаживали десант на планеты. Но решил, что сейчас не время об этом думать.

– Почему вы не пытаетесь выбраться сами?

– Это отверстие – все, что нам удалось пробить за девять часов. Мы начали, как только улетели рудианцы. Вещество постепенно твердеет. Мы работаем, постоянно сменяя друг друга. Но у нас только ножи и куски арматуры. Пробовали лазерами, но они плохо ее берут, к тому же эта гадость дымит ядом. Двое из тех, кто пробовал резать лучами, умерли через четыре часа после того, как вдохнули его. Мы продолжаем долбить, но силы у людей уже на исходе. Нам нечем дышать.

– Сколько вас там?

– Мы тут все.

– Кто все?

– Вся жители колонии – две с половиной тысячи человек. Это вместе с тремя сотнями убитых.

Ладимир и остальные невольно подняли головы вверх, прикидывая высоту здания.

– Сколько этажей? – спросил Каменев.

– Двадцать, это здание только построили, еще не сдали в эксплуатацию, у нас нет воды.

– Тесно у них там, – хмуро сказал штурмовик.

Лад отошел от здания, группа собралась возле него.

– Что предлагаешь, капитан? – спросил Андреас.

Он как будто не сомневался, что у того уже есть план. На самом деле Лад еще не знал, что предпринять, хотя подсознательно уже обдумывал действия, которые необходимо предпринять, и слова грека словно подхлестнули его мысли, которые обрели четкость.

– Надо их вытаскивать, – ответил Ладимир. – Они там больше девяти часов, и уже не хватает кислорода. Андреас, Георгий, велите им отойти и начинайте резать, мы в скафандрах – яд не страшен. Рудольф, организуй подачу воды в здание. Посмотри у фонтана. Я за «скаутом», как пригоню его сюда, присоединюсь к Руди. По пути вызову «Пилигрим».

Он раздавал приказы быстро и четко, подчиненные слушали не перебивая.

– Ясно? – спросил Лад. Все дружно кивнули. – Приступаем!

Сам он развернулся и вместе со штурмовиком направился в сторону фонтана. Там он его оставил и побежал к космопорту и челноку, не очень быстро, но ровно, чтобы не сбить дыхание.

Обратный путь показался ему короче, чем когда они шли им первый раз, исследуя город.

Лад позволил себе передохнуть, только когда забрался в кресло пилота.

Восстанавливая силы, он вышел на связь с помощником.

– Петер, давай сюда, – приказал Лад. – Сажай на площади с фонтаном, я тебя встречу, собирай всех. Оставь для охраны Алонсо и Телори, пусть он возьмет бластер и идет в рубку. И давай быстрее!

– Да уже спускаюсь! Что у вас там такое?

– Все жители заперты в одном здании, а оно залито какой-то хреновиной, похожей на пластик, бластеры еле берут. Они там задыхаются. Да, еще: всем надеть респираторы – тут ядовитые испарения. И захвати лазерные резаки.

– Понял, сейчас буду.

– Отлично! Ждем.

Выключив связь, Лад запустил двигатель. Набрав высоту, он полетел к фонтанам.

Рудольф ждал Ладимира. Как только «скаут» коснулся земли, штурмовик забрался внутрь и начал доставать из ящиков взрывчатку.

– Хочешь подорвать?

– Хочу, только не это здание. Его нельзя так грубо, если только точечные заряды, самой малой мощности. И то, я бы не стал так рисковать – если смола будет отваливаться вместе со стенами. Мы можем всех там похоронить.

– А что тогда?

– Стены склада обрушились, а шланг такой длины можно только там найти. Мне Медведев рассказал.

– Кто?

– Парень из здания – Олег Медведев.

– Понял. Работай.

Штурмовик кивнул и ушел выполнять задание.

Лад снова вызвал Петера:

– Ты где?

– Прошел атмосферу, направляюсь к городу.

– Все готовы? Телори в рубке?

– Да. Вот он тут рядом.

– Хорошо. Скажи доку, пусть готовит все, что у него есть. Там много раненых, правда, я не знаю, как быстро мы сможем их достать.

– Ну, капитан, с тобой не соскучишься. Как ты только умудряешься находить все эти приключения на свой, да, в общем-то, и на мой зад?

– Вопрос, полагаю, риторический?

– Само собой, – ответил Петер. – Я над городом, вижу площадь и фонтан.

– Хорошо, приземляйся. И знаешь еще что? Скажи Пловцу, чтобы пришел с Горацием к трапу.

Ладимир отключил связь, вышел из «скаута», поднял голову вверх и увидел «Пилигрим», заходящий на посадку.

Корабль опустился рядом с фонтанами.

Команда высадилась и подошла к своему капитану. Позади всех шли Хэтчет с племянницей. Пловец со своим волком тоже спустились, но остались возле корабля. Слепой штурман поднял голову вверх, и если не знать, что он полностью лишен зрения, то можно было подумать, что он осматривается.

– Лазерные резаки приготовили? – спросил Ладимир, оглядывая своих людей.

– Да, – ответил за всех Петер. – Куда идти?

– За мной, я покажу. – Он повел их к облитому смолой зданию, рассказывая на ходу: – Рудианцы напали на колонию. Подавили сопротивление, собрали всех жителей – две с половиной тысячи человек, среди которых около трехсот убитых – в одно здание и залили веществом, похожим на пластик или смолу.

– Зачем?

– Спроси что-нибудь полегче. Я сам пока не понимаю. Знаю только, что, если мы не поможем, люди там погибнут.

В этот момент они увидели то, о чем говорил капитан.

Петер, как обычно, упомянул Темные звезды – ругательство, вошедшее в обиход еще во времена первых исследователей дальних уголков космоса, Виталь описал свои впечатления более витиевато, и остальные были готовы повторить его слова.

Хэтчет поравнялся с Ладом.

– Но рудианцы никогда раньше не переходили к наземным операциям. Известны лишь случаи бомбардировок и нападения на корабли.

– Я не сам это выдумал. Понимаю ваш интерес как военного, но, похоже, это правда. Я опираюсь на слова человека, запертого внутри этого здания.

– У вас есть с ними контакт?

– Да. Всем надеть респираторы!

В этот момент они подошли к сверкающей башне.

Георгий и Андреас резали пластичную субстанцию, используя ножи и бластеры. Братья были окутаны желтоватым дымом.

– Хватит глазеть, подключайтесь! – резко сказал Андреас. Вещество плохо поддавалось, и оба грека уже начинали злиться, понимая, что те усилия, которые они прикладывали, почти не давали результата. – Эта хреновина вязкая и твердая одновременно. Ножи только скоблят ее, бластеры немного расплавляют, но она тут же твердеет снова. Мы почти не продвинулись.

– Отойди-ка, я попробую. – Петер приготовил лазерный резак.

Он начал срезать смолу тонкими пластами.

– Тяните на себя, – велел он. Братья ухватились за края и стали оттягивать кусок. Наконец им удалось оторвать тонкий, меньше сантиметра толщиной, пласт.

– Включайтесь в работу, – приказал Ладимир остальным. – Петер, нужен проем, чтобы они смогли пролезть. Думаю, лучше всего пробиваться в этом месте – где уже есть отверстие.

– Понял, – ответил тот и тут же принялся раздавать указания: – Виталь, режь здесь, Болтун, Хэтчет, помогайте ему. Самуэль, найди что-нибудь типа кирки, мы будем отгибать, а ты скалывать.

Вдалеке раздался взрыв. Все напряженно замерли и посмотрели в сторону, откуда донесся звук.

– Это Рудольф, – пояснил Ладимир в ответ на вопросительные взгляды. – Аниес, давай к нему, поможешь наладить водоснабжение, они уже минимум полдня там без единой капли. Док, какие будут мысли?

– Капитан, если все так, как вы говорите, то мне одному не справиться. И лазаретом не обойтись. Тут нужна больница.

– Сможешь развернуть что-то наподобие полевого госпиталя?

– В принципе… – Калугин в задумчивости покачал головой. – Подождите, вы, кажется, говорили, что с колонистами есть контакт?

– Есть, – кивнул Лад.

– Узнайте у них, где находится местная больница? Я посмотрю, что там можно сделать.

– Да, сейчас спрошу. Будем надеяться, она не сильно разрушена.

Он подошел к зданию.

– Петер, подожди, остановитесь на секунду, мне нужно переговорить с людьми внутри.

Работу временно прекратили, Лад подошел к отверстию.

– Вы меня слышите? Олег? Олег Медведев?

– Его нет рядом, – раздался изнутри женский голос. – Олег ушел наверх к детям. Я его жена, Мэри. Говорите, я слушаю.

– У вас там дети? – спросил Ладимир.

– Да.

Внутри у Лада все сжалось, он посмотрел на своих людей, потом снова повернулся к отверстию.

– Сколько в здании детей?

Все стояли затаив дыхание, ждали ответа.

– Сто шестьдесят семь.

– Как их состояние?

Сначала Мэри не ответила, потом сказала:

– Нам не хватает воздуха, до того как вы начали резать, мы подводили их к отверстию, чтобы они могли подышать. Сейчас мужчины начали долбить еще одно отверстие, но получается еще медленнее, чем с этим.

– Напрасно! Передайте им, чтобы не тратили силы и воздух. Мы постараемся работать быстрее и помочь вам. И еще. скажите, где находится ваша больница?

– Триста метров от фонтана, в противоположной стороне от этого здания.

– Понял, – сказал Лад. – Спасибо, Мэри, а теперь отойдите, мы снова начнем резать.

Он кивнул помощнику, чтобы тот возвращался к тому, чем занимался.

Петер хлопнул в ладоши:

– За дело, ребята.

Снова началась напряженная работа. Оторвав кусок, принимались за другой, но смола плохо поддавалась. От мест, где лучи лазера касались вещества, исходили тонкие струйки желтого дыма; если бы не респираторы, люди давно бы задохнулись.

Капитан отошел с доком в сторону.

– Вы ее слышали, док, – сказал Лад. Это был не вопрос, но Калугин все равно кивнул. – Пошли к больнице, осмотримся, пока время еще есть.

Доктор снова кивнул. Они уже собрались идти, когда к Ладу подошла Валенсия:

– Капитан, я могу чем-то помочь?

– А что вы умеете?

– У меня медицинское образование, я…

– Пойдете с нами, – сказал он. – Постарайтесь не отставать.

– Хорошо, – согласилась она.

Краем глаза Лад заметил, как дернулся ей вслед Хэтчет, но Виталь тут же одернул его:

– Капитан, не отпускай эту хреновину, забери тебя Темные звезды.

И тому пришлось вернуться к работе.

Следуя указаниям Мэри, они направились на поиски больницы. Проходя мимо фонтана, они увидели Рудольфа и Аниес, возящихся с бухтой шланга.

– Как дела? – спросил капитан.

– Сейчас пытаюсь настроить насос, чтобы уменьшить давление, – ответил штурмовик. – Потом сразу к зданию.

– Хорошо. Поторопитесь, если можно, там очень много детей.

Феникс изменился в лице, желваки заиграли на скулах.

– Поторопимся, – кивнул он капитану.

– Потом принесите с корабля вентиляторы, нужно будет направить на ребят, чтобы сдувать ядовитые испарения в сторону.

– Сделаем, – сказал штурмовик и вернулся к работе.

Остальной путь до больницы они проделали молча. Четырехэтажное здание было сильно повреждено. Одна часть его обрушилась, в другой – уцелевшей – стекла были разбиты, жженые полосы от ионных лучей исполосовали стены.

Лад со спутниками зашли внутрь. К их удивлению и радости, обрушение половины здания почти не затронуло этой части. Выбитые двери, перевернутая мебель, опрокинутое оборудование…. Но в остальном это крыло больницы находилось в удовлетворительном состоянии.

Они прошлись по палатам, заглянули в отделение хирургии и имплантации, по счастью оказавшееся в этой части здания, нашли лестницу на верхние этажи, склад с лекарствами и запасными частями к оборудованию.

– Ну что же, – протянул док, – мне нужен десяток человек, и часов через пять-шесть я приведу эти развалины в человеческий вид.

– Док, где я тебе возьму десяток свободных людей?

– Они сидят у вас в грузовом отсеке, – сказала Валенсия.

Ладимир посмотрел на нее. Девушка, как всегда, ответила дерзким взглядом.

– Нам не обойтись без них, капитан, – поддержал Валенсию доктор.

– Я знаю, – ответил Лад. Он уже принял решение. Не отводя глаз от девушки, капитан связался с Петером. – Мне нужен Хэтчет, пусть идет к «Пилигриму».

– Понял, – ответил помощник, потом Ладимир услышал, как он говорит капитану корвета: – Хэтчет, ты нужен капитану, вали к кораблю. Да-да, сейчас! Иди уже! Какие все-таки офицеры неповоротливые. Самуэль, брось пока свою железку, замени его, – потом снова Ладу: – Капитан, отправил.

– Слышал. Как у вас дела?

– Продвигаются потихоньку. Андреас, убери пальцы, пока не отрезал!

Капитан прервал связь. На губах девушки играла ироничная улыбка.

Каменев помедлил секунду, потом повернулся к Калугину:

– Док, вы тут планируйте, что нужно сделать в первую очередь, сейчас у вас будут люди.

– Хорошо, капитан.

Ладимир развернулся, вышел из больницы и направился к «Пилигриму».

Хэтчет уже ждал его возле трапа. Рядом с ним, преградив дорогу, сидел Гораций.

Пловец, услышав шаги Ладимира, повернулся в его сторону.

– Как дела, капитан? – спросил он, когда тот подошел.

– Все непросто, Пловец, – ответил Лад и повернулся к Хэтчету: – Мне нужна ваша помощь.

– Что случилось? – спросил тот с тревогой.

– Нужны ваши люди. Необходимо подготовить больницу, точнее то, что от нее осталось, к приему раненых. Моих приказов они вряд ли послушаются, поэтому я вас и позвал.

– Хорошо, – согласился Хэтчет. – Я поговорю с ними.

Вместе они взошли на борт и направились к грузовому отсеку.

Услышав, что входной люк начал открываться, матросы с корвета поднялись и отошли в сторону.

Первым к ним вошел Хэтчет, следом Ладимир.

– Смирно! – скомандовал старпом, увидев своего командира.

Матросы вытянулись, показывая выправку.

– Вольно. – По лицу Хэтчета было заметно, что он доволен.

– Что, капитан, вас тоже к нам? – спросил его помощник. Он был в звании лейтенанта – младший офицерский состав, совсем как сам Ладимир не так давно.

– Нет, – ответил капитан корвета. – Команда, внимание. Сложилась экстренная ситуация. Мы сейчас находимся на планете, где колонисты терпят бедствие. И наш долг – помочь им.

Команда внимательно слушала своего капитана.

– В связи со сложившимися обстоятельствами, вы… я… мы все переходим под командование капитана Каменева.

Матросы начали недоверчиво переглядываться.

Ладимир вышел вперед.

– Я обратился к капитану Хэтчету с просьбой и теперь обращаюсь к вам. На планету напали рудианцы. Их сейчас здесь нет, но в одном из зданий оказались в ловушке две с половиной тысячи колонистов, среди них много раненых и детей. Наш доктор, некоторые из вас с ним знакомы, должен подготовить местную больницу к приему раненых, но без вашей помощи ему не справиться.

– А что же ваши люди? – спросил один из матросов.

– Сейчас они заняты тем, что пытаются вытащить людей из этого здания.

Взгляды матросов обратились на Хэтчета.

– Это правда, – сказал он.

Старпом в нерешительности помялся, переводя взгляд с одного капитана на другого, повернулся к остальным членам команды корвета, потом снова посмотрел на Каменева.

– Что нужно делать?

– Идемте со мной, док скажет, что требуется, – ответил Лад. – Хэтчет, вы возвращаетесь к зданию.

– Хорошо, – сразу согласился тот, и это почти убедило его людей в том, что происходящее – правда.

Доктор и племянница капитана ждали их перед входом в уцелевшее крыло больницы. Матросы, увидев девушку, обрадовались.

– Госпожа Валенсия, вы тоже здесь? – Старпом широко заулыбался.

– Да, лейтенант, – улыбнулась она в ответ.

– Док, – сказал Лад. – Принимайтесь за работу.

– Итак. – Калугин повысил голос: – Начнем прямо отсюда. Нужно расчистить вход от обломков. Как закончим, пойдем внутрь.

Валенсия смотрела на Ладимира самоуверенным взглядом победителя. Он ответил ей едва заметным поклоном и повернулся, чтобы уйти.

– Капитан, вы не останетесь? – раздался вслед ее голос.

– Я присоединюсь к вам позже, – бросил он через плечо и быстро пошел, не оглядываясь.

Местные сутки были меньше стандартных, и перевалило уже далеко за полдень.

Работа возле здания с колонистами по-прежнему кипела. В смоле появилось уже заметное углубление, к пробитому изнутри отверстию тянулся шланг, рядом с местом работы гудели вентиляторы, как приказал Лад. Его люди раздобыли две старательские кирки, топор и несколько лопат. Из толстой арматуры сделали ломы и сменяли друг друга на местах. Резали, а потом кололи, резали и кололи…

Каменев включился в работу, заменив одного из братьев. Через какое-то время Рудольф сменил его. Отдохнув, капитан занял место Хэтчета… затем за резак взялась Аниес – Петер отдал ей инструмент и стал махать ломом, а на место Ладимира встал Самуэль…

Прошло около двух стандартных часов. Незаметно начало темнеть. Местное солнце желтым полукругом на фоне розового неба опускалось за горизонт, отражаясь в зеркальной поверхности смолы. Люди уже начали уставать. Их лица под масками респираторов были покрыты потом. Лад и члены разведгруппы вообще были в скафандрах и вымокли насквозь. Земля вокруг сверкала бесчисленными мелкими осколками смолы.

Внезапно внутри здания раздался, приглушенный полупрозрачной стеной неизвестного вещества, звук, похожий на стон гигантского умирающего животного.

Все прекратили работу и замерли, задрав голову вверх.

– Что это? – отчего-то шепотом спросил Самуэль.

Ладимир сразу подошел к проему.

– Олег, ты здесь? Медведев? Мэри?

– Да, я тут, – ответил мужчина.

– Олег, что у вас?

– Я думаю – это смола высыхает, а может остывает и сжимается, – сказал он. – У нас тут сейчас все в пыли – сыплется с потолка, по стенам пошли мелкие трещины.

– Темные звезды, – досадливо поморщился Ладимир.

– Простите, не было возможности спросить раньше, как ваше имя? – неожиданно поинтересовался Медведев.

– Ладимир Каменев. Лад.

– Лад, послушайте. Я хорошо себе представляю наше положение и прошу вас только об одном – спасите наших детей.

– Мы спасем их, обязательно! И вас тоже вытащим!

– Мы благодарны вам за помощь, за то, что не бросаете нас… Давайте работать с двух сторон, так пойдет быстрее.

– Но у вас нет респираторов, а мы не сможем передать их вам через это отверстие.

– Я знаю, но до того, как яд начнет действовать, у нас будет пятнадцать минут.

– Вы же говорили, что вдохнувшие его – умерли.

Медведев не ответил. Каменев увидел через смолу, как внутри зажегся багровый язычок лазерного резака.

– Темные звезды, Медведев! У вас и так почти не осталось кислорода, ты хочешь еще потравить всех ядовитым газом?!

Язычок резака погас.

– Я об этом не подумал.

– Ну так думай, прежде чем что-то сделать! – кричал на него капитан. – Отойдите отсюда все. Слышишь меня?

– Да. Отходим, – сказал Олег.

– И подальше, – велел Ладимир.

Он и сам отошел от стены и подозвал Рудольфа.

– Надо взрывать, – сказал штурмовику капитан.

– Опасно.

– Да, но неизвестно, сколько здание еще простоит. Солнце уходит. Если смола действительно начинает остывать и сжиматься, я не знаю, что будет дальше. Мне не знакомы свойства этого вещества, но я боюсь, как бы не стало поздно что-либо предпринимать. Наши силы тоже на исходе, и темп придется сбавить.

В этот момент здание снова застонало. Смола давила на него, сжимая в своих смертельных объятиях.

– Их там что сельдей в бочке… – проговорил штурмовик.

– Каменев, смотрите. – Хэтчет быстро подошел к Ладу и указал наверх.

Под слоем смолы стала заметна темная змейка широкой трещины, протянувшейся от крыши до середины здания.

Ладимир нервно закусил губу. Решение нужно было принимать немедленно.

– Будем взрывать! – сказал капитан. – Рудольф, готовь взрывчатку.

Тот кивнул, махнул рукой напарнику, и вместе они побежали к стоящему неподалеку ящику, который штурмовик забрал из «скаута», когда собирался доставать шланг для воды.

Рудольф и Виталь взяли по несколько тонких серебристых цилиндриков, длиной с палец, и приложили их к смоле в проделанное углубление, чуть надавив. Взрывчатка прилипла, и наемники быстро оплели заряды сеткой тончайших проводков.

– Ты уверен, капитан? – Штурмовик подошел к нему с дистанционном пультом в руке, от которого тянулись нитки проводов к взрывчатке. – Эти два контакта. Замыкаешь и…

Ладимир посмотрел на Рудольфа, потом перевел взгляд на здание… Уверен ли он? Как он может быть уверен? В этой задаче столько неизвестных, что решить ее будет подобно чуду. Как можно быть уверенным, когда от твоих действий зависит, выживут ли тысячи людей или погибнут, раздавленные тоннами бетона? А может быть, именно в таких ситуация и нужно быть уверенным? Быть уверенным абсолютно. Без малейшего намека на сомнение. Ни в мыслях, ни в словах. Безоговорочно верить, что решение, которое ты принял, единственно правильное и возможное…

Два контакта… замыкаешь и… и что будет дальше? Не спровоцирует ли взрыв мгновенное разрушение здания?

Лад понимал, что рискует. Рискует тысячами жизней…

Ему хотелось пойти к Медведеву и спросить его разрешения, хотелось посоветоваться с Петером, с командой, с Хэтчетом… Но он понимал, что это только ЕГО решение, которое никто другой не сможет принять.

– Ты уверен, капитан? – снова спросил Рудольф.

Лад не выдержал и закричал на него:

– Темные звезды! Нет! НЕТ! Я НЕ УВЕРЕН! ВЗРЫВАЙ, МАТЬ ТВОЮ!

Феникс стиснул зубы, прикоснулся правой рукой к груди, потом ко лбу, закрыл глаза… губы его шевелились, неслышно произнося молитву…

Он соединил контакты.

Ладимиру казалось, что вместе с хлопком взрыва лопнет его сердце, но оно выдержало, хотя на мгновение и перестало биться, почти как во время прыжка в гипер.

Сизый с желтым дым шел из нескольких неглубоких воронок. В первую секунду после взрыва ничего не происходило, но затем раздался хруст, от которого внутри у Ладимира все сжалось.

По смоле побежали трещины.

– Нет-нет-нет-нет… – проговаривал про себя Лад, но хруст раздавался снова и снова, трещины ползли вверх и вокруг сооружения. Находящиеся снаружи услышали, как внутри кричат люди.

Рудольф схватил кирку, бросился к зданию и стал с яростью всаживать инструмент в смолу, откалывая куски.

Это словно послужило сигналом остальным. Они подняли ломы и лопаты и присоединились к штурмовику. Люди кричали, вкладывая в удары все силы. Инструменты поднимались и опускались снова и снова, с каждым разом все углубляя пролом.

На одном из ударов лом Андреаса провалился внутрь. На мгновение все остановились, но затем принялись работать с новой силой, расширяя дыру.

Когда наконец отверстие стало достаточно большим, чтобы в него смог пролезть взрослый человек, они остановились, и в следующую секунду раздался голос Медведева:

– Осторожнее, я вылезаю!

В проломе показался бородач, с изможденным лицом, но радостным взглядом.

– Мы будем подносить сюда детей, – сказал он. – Забирайте их.

– Да. Пусть пролезают в дыру, – сказал Петер.

– Вряд ли у них получится. – Медведева стало плохо слышно, потому что он снова скрылся в здании. – Большинство совсем обессилели.

– Тогда подавайте их оттуда, а мы здесь будем принимать!

– Хорошо.

Первым ребенком была девочка лет семи, с широко распахнутыми от страха глазами. Штурмовик принял ее из рук Медведева, потом пятилетний мальчик…

Ладимир вызвал Калугина по коммуникатору.

– Док, сюда, скорее! Веди с собой всех! Бегом, док, бегом! Здание может рухнуть в любую секунду!

– Понял, уже выходим!

– Не выходим, а выбегаем, летим, как ракеты!

Колонисты выпускали из ловушки в первую очередь своих детей. Пираты встречали их, помогали выбраться, уносили на руках подальше от здания, бережно опускали на землю и снова возвращались к пролому.

Подоспел доктор Калугин с Валенсией и матросами с корвета. Последние бросили лишь несколько взглядов на здание в зеркальной оболочке и без лишних вопросов присоединились к пиратам.

Калугин тут же начал осмотр детей, давал указания девушке и велел одному из матросов и Аниес помогать ему.

Постепенно наступила ночь. У Дакаррты не было луны, но все равно оказалось довольно светло из-за звезд, густо усыпавших небо в этом секторе галактики.

Времени на установку освещения не было, поэтому работали в темноте, только доктор обзавелся фонариком, и несколько передали колонистам.

Когда Медведев сообщил, что из здания выбрался последний ребенок, люди снаружи не смогли сдержать радостных криков, но работа не прекращалась.

После детей стали вынимать раненых. Это было намного труднее, поскольку многие были без сознания и их приходилось тащить из дыры. Стали работать парами, подхватывать под руки, и уносить, чтобы освободить место для следующего. Те колонисты, у которых еще оставались силы, начинали помогать своим ослабевшим товарищам.

Пираты и матросы с корвета действовали вместе. Хэтчет большую часть времени работал в паре с Петером, а Ладимир, по странной случайности, с лейтенантом-старпомом.

Прошло несколько часов, прежде чем из здания выбрался последний живой колонист. Это был Олег Медведев. Его появление было встречено криками ликования. Бородач сверкнул в свете фонарика белозубой улыбкой на изможденном лице и тут же обвис на руках у Рудольфа, потеряв сознание.

А злополучное здание продолжало стоять, издавая стонущие звуки, смола потрескивала, но сооружение, похоже, пока не собиралось падать.

Команда «пилигрима» расположилась чуть в стороне от суетящихся и помогающих друг другу колонистов. Все уже давно повыбрасывали респираторные маски и сидели, прижавшись спинами.

Только Док и Аниес продолжали сновать среди раненых.

Калугин организовал перевозку людей в больницу. Колонисты пригнали машины, грузили и увозили раненых и слабых. Потом и сам доктор уехал вместе с ними.

Рудольф бросил взгляд на здание и сказал Ладимиру:

– Скорее всего, эти трещины в смоле ослабили давление на сооружение внутри. Вот оно и сопротивляется пока.

– Может быть, – согласился Лад. – Но за мертвыми туда лучше не соваться.

– Это уже не наша забота, хотят – пусть лезут.

К ним поближе пересел Петер.

– Возвращаемся на корабль? – спросил помощник.

Ладимир молча кивнул. В этот момент к нему подошел Хэтчет.

– Если вы не против, я пойду к своим людям.

– Конечно, капитан. – Ладимир поднялся, протянул ему руку и сказал: – Спасибо за помощь.

Тот опустил взгляд, потом пожал Каменеву руку и сказал:

– Никогда не думал, что такое произойдет.

– В жизни и не такое бывает, – ответил Лад.

Хэтчет откланялся и забрался в одну из машин, перевозящих раненых в больницу.

Помощник встал рядом с Ладимиром и, глядя вслед капитану корвета, спросил:

– С нашими «гостями» как поступим?

Ладимир об этом уже думал.

– Пусть здесь остаются, не вижу смысла их с собой брать. Как прибудем домой – сразу, через губернатора, сообщим о них имперским представителям.

– Я хотел то же самое предложить. Ну что, пошли к «Пилигриму»?

Ладимир посмотрел на своих людей и сказал:

– Подъем. Погостили, пора и честь знать. Подготовим корабль, дождемся дока, и пора уже получить наши полмиллиона.

– Это верно, а то денежки нас уже заждались, – сказал Виталь.

Команда поднялась и не спеша направилась в сторону своего корабля.

Пловец с Горацием встречали их. Заходя на трап, каждый протягивал руку и чесал волка за ухом или трепал по загривку – умное животное успело стать всеобщим любимцем.

Аниес, подошла к брату и обняла его.

– Устала? – спросил он.

– Есть немного.

– Всем два часа на отдых, – приказал капитан, – потом провести проверку систем и начать предстартовую подготовку. Пловец, побудь здесь пока, чтобы не поднимать трап. Док еще не подошел.

– Хорошо, капитан, – с обычной улыбкой отозвался тот, хотя и так провел на своем посту все то время, что длилась спасательная операция.

* * *

Ладимир сидел в своем кресле в рубке и рассчитывал параметры для прыжка, чтобы не терять время, когда выйдут в космос. Прошло почти три часа, как они вернулись на «Пилигрим». Команда успела привести себя в порядок, перекусить, и теперь все занимались проверкой систем корабля. Лад послал Георгия за доктором Калугиным и ждал их возвращения. Прошло еще несколько минут, и док вместе с греком вошли в помещение.

Он устало опустился на стул, где обычно сидел Алонсо, которого сейчас Лад отправил помогать остальным, потер переносицу и сказал:

– Можно воды?

Лад взглядом велел Георгию принести. Грек достал небольшую бутылочку из специальной ниши в стене и протянул Калугину.

– Многим, – док сделал несколько глотков, отставил воду и продолжил: – Не меньше, чем пятидесяти детям, нужна серьезная медицинская помощь. Здесь они ее не получат.

– Что предлагаешь? – спросил Лад.

– Нужно отвезти их туда, где им эту помощь окажут.

– А если просто послать сигнал?

– Я узнавал, эти колонисты – первая волна, в основном строители, несколько ученых, отряд охраны. Вторая волна должна прибыть через две недели. Колония не принадлежит ни одной из корпораций, основана частным инвестором. Выйти с ним на контакт, конечно, можно, но пока проверят, пока прилетят, пока развернут оборудование…

– Ясно, – вздохнул капитан. – Значит, будем забирать. Еще что-нибудь?

– Самых тяжелых разместим у меня в лазарете, остальным нужно будет отдать каюты экипажа.

– Решим этот вопрос.

– И за детьми в полете необходим уход. Желательно квалифицированный.

– Сколько человек?

– Из расчета на два, максимум три дня – некоторые дети больше просто не протянут – двоих будет достаточно.

– У местных врачи есть?

– Два доктора и медсестра, остальные погибли, но у них сейчас работы невпроворот.

– Какие варианты?

– Племянница Хэтчета неплохо справлялась. Ну и если Рудольф поможет, насколько я заметил, он тоже обладает медицинскими знаниями, – справимся, я думаю.

– Рудольф поможет, – убежденно сказал капитан, – ты бы видел его лицо, когда он узнал, что в здании под смолой дети, и как он эту самую смолу разбивал. Но вот отпустит ли Хэтчет племянницу – не уверен.

Доктор пожал плечами,показывая, что это уже не его вопрос – он предложил вариант, а капитан сам должен решать, принимать его или нет.

– Хэтчет сейчас в больнице?

– Да, – кивнул Калугин.

– Георгий, – обратился Ладимир к греку, – твой брат сейчас чем занят?

– Они с Виталем и Рудольфом загоняют «скаут» в отсек.

– Они еще не загнали?

– Заканчивают, кажется.

– Позови его, я сейчас спущусь.

Георгий ушел за братом, Лад снова повернулся к доктору:

– Ты с кем-нибудь из руководства колонии говорил?

– У них сейчас Медведев за старшего. С ним обсудили.

– Хорошо, значит колонисты в курсе.

– Да.

– Тогда начинай готовить лазарет. Нет смысла тянуть. Я сейчас в больницу, скажу – пусть привозят детей.

В этот момент в рубку зашел помощник капитана.

– О, док! Ну что там, закончил возиться с колонистами?

– Петер, – сказал Лад. – Распорядись, чтобы экипаж подготовил каюты к размещению детей.

– Что? – не понял тот. – Каких детей?

– Тех, которые не выживут, если останутся здесь.

Помощник помрачнел.

– Знаешь, капитан… я не хочу сказать ничего плохого, но тебе не кажется, что уже достаточно благотворительности?

– Ты оставишь их здесь, позволив умереть? – нахмурился Ладимир.

Петер не ответил. Из динамика коммуникатора раздался голос Рудольфа:

– Капитан, «скаут» в отсеке. Что еще нужно или мы можем быть свободны?

– Собери всех и сам иди в кают-компанию, – холодно ответил капитан. – Я вас буду там ждать.

– А что случилось?

– Узнаешь. На сбор две минуты.

Когда все были в сборе, Ладимир рассказал команде то, что говорил ему доктор. Команда молча выслушала его, и после того как он закончил, еще некоторое время в кают-компании висела тишина.

Андреас заговорил первым:

– А в чем, собственно, проблема? Я не понимаю. Несколько дней потерпеть, и что такого?

– А то, – разъяснил Петер, – что нужно будет лететь на какую-нибудь развитую планету, где им смогут помочь и где нас, как пиратов, очень будут рады принять в местную тюрягу.

– Док, а все действительно так серьезно? – спросил Виталь.

– Да, – ответил тот. – Большую часть оборудования не смогли восстановить. Лекарств на всех не хватит. Многие дети получили отравление ядовитым газом, когда колонисты резали смолу изнутри. Хотя концентрация отравляющего вещества была небольшой, но тем не менее. А вкупе с обезвоживанием и сильнейшим стрессом – последствия плачевные.

– Если мы их сейчас бросим, – сказал Самуэль, – все, что мы делали, – псу под хвост. Пловец, не обижайся, я не про Горация.

– Я не обижаюсь, – улыбнулся слепой, – Гораций – волк, не пес.

– Ну и хорошо, – сказал Самуэль и продолжил: – Зачем тогда было вытаскивать их? Чтобы потом позволить умереть?

– Я согласен с ним, – поддержал темнокожего Рудольф. Штурмовик сидел на краю стола и поигрывал десантным ножом с широким лезвием. – Если бросим – вся операция, все, что мы делали, теряет смысл.

– А я считаю, нужно возвращаться на Лагуну, – высказал свое мнение Телори. Ладимир посмотрел на парня, внутренне удивившись – от него он не ожидал таких слов. – Мы уже давно должны были получить свои деньги. А все тянем и тянем. Хочу сказать, что после того как трехметровый жук поднимет тебя над землей и всадит ядовитое жало в спину, хочется немного расслабиться и получить награду за свой риск.

– Ну жало он в тебя не воткнул, – поправил Андреас.

– И я несказанно рад этому, – ответил Телори.

– Так, может, – предложил Виталь, – забрать детей и лететь на Лагуну? Там отличные больницы. Какая разница, где их лечить?

– А счета ты сам будешь оплачивать? – фыркнул Петер. – На Лагуне ничего не делается задаром.

– Если вопрос стоит так, – пожал плечами Рудольф, – я отдам свою долю.

При этих словах Болтун хлопнул себя в грудь и показал на штурмовика.

– Что? Ты тоже отдашь? – спросил напарника Петер.

Тот кивнул.

– Ну не пираты, мать вашу, а благотворительный фонд! – зло сказал помощник капитана. – Смотрю на вас и собираюсь почувствовать себя полным дерьмом!

– И правильно делаешь, – сказал штурмовик.

– Следи за языком, Феникс! – Петер смерил его ледяным взглядом.

– А я согласен с Петером, – высказался Телори. Он как будто не замечал направленных на него удивленных взглядов Аниес и капитана.

– Думаешь, твое мнение кому-то интересно? – Рудольф бросил на парня пренебрежительный взгляд.

– Успокойтесь! – перебил их доктор. – Много денег не понадобится.

Все посмотрели на него, а Калугин выдержал паузу и потом закончил:

– Большинство детей не доживут до Лагуны. На полет – трое суток, максимум.

Снова установилась тишина.

– Темные звезды, – негромко пробормотал Петер.

Потом заговорил Лад. Его тон был ровным и холодным:

– Я вас выслушал, но собирал совсем не для этого. А для того, чтобы напомнить – мои приказы не обсуждаются. – Он посмотрел на помощника. – Я приказал подготовить каюты к размещению детей. Док, сколько их будет?

– Пятьдесят два.

– Скольких в лазарет?

– Четырнадцать.

– Рудольф, Виталь, Аниес, помогаете доку в лазарете. Георгий, со мной в больницу. Петер, ты с остальными занимаешься каютами. В моей можешь разместить минимум четверых – она большая. Каюты дока и Аниес не трогать. Через сорок минут приготовиться принимать детей. Приступаем.

Команда молча смотрела на своего капитана. Ладимир повернулся к Петеру.

Помощник спокойно ответил на его взгляд.

– Георгий, пошли, – сказал Каменев и покинул кают-компанию. За спиной он услышал, как распоряжается Петер:

– И что стоим? Вы слышали приказы капитана! – Помощник повысил голос. – Шевелите задницами, забери вас Темные звезды!

В полуразрушенной больнице и вокруг нее царила суета. Легкораненым оказали минимально необходимую помощь и отправили по домам или оставили возле больницы ждать, когда придет очередь и доктора займутся ими. Среди тех, кто помогал обрабатывать раны и накладывать повязки, Лад заметил матросов с корвета. Он подозвал одного и спросил, где можно найти Хэтчета.

Следуя его указаниям, Лад и Георгий поднялись на третий этаж и заглянули в одну из палат. Капитан корвета как раз вел беседу с Медведевым. Колонист лежал на койке, рядом находилась его жена – Мэри.

Медведев сразу оборвал разговор с Хэтчетом и вопросительно посмотрел на Ладимира.

– Ну что, капитан, вы их возьмете? – В его голосе звучала надежда.

– Да. Мои люди сейчас готовят каюты и лазарет. Можно начинать транспортировку.

– Я не сомневался в вашем решении, спасибо, капитан! – Медведев повернулся к жене: – Иди, найди Лаптева, пусть перевозит детей, о которых говорили доктор Манчини и доктор Калугин, на корабль. У Манчини есть список.

– Хорошо, милый. – Она поднялась, улыбнулась Ладу и вышла из палаты.

Каменев повернулся к Хэтчету:

– Вы и ваши люди останетесь здесь. Мы сообщим имперским представителям о вашем местонахождении, как только сможем.

– Я понимаю, – ответил тот.

В палату вошла Валенсия. Казалось, она совсем не устала – та же дерзкая улыбка, легкая походка, только в глазах можно было различить, что переживания и напряжение последних часов не прошли мимо девушки.

– Валенсия, хорошо, что вы зашли, – сказал Лад.

– Да? Это еще почему? – удивилась она.

– Капитан Хэтчет, – обратился он к офицеру. – Я вынужден просить вас отпустить с нами вашу племянницу.

– Что? Об этом не может быть и речи, – сразу ответил тот.

– Вы не понимаете, нужны люди, чтобы ухаживать за детьми. В колонии только два врача, и пациентов у них вы сами видите сколько. Мы не можем забирать одного из них, они и так еле справляются.

– Нет, нет, нет! Забудьте. – Хэтчет покачал головой с таким видом, словно услышал только что необыкновенную чушь. – Я никуда не отпущу Валенсию, даже не буду это обсуждать. Она останется со мной. Если вы считаете, что ваших людей мало для присмотра за детьми, возьмите кого-нибудь из их родителей. Это же вполне логично.

– Родители не смогут оказать профессиональную медицинскую помощь, и «Пилигрим» не резиновый, мы не сможем взять еще и родителей.

– Нет, капитан! – отрезал Хэтчет. – И давайте прекратим этот бесполезный разговор. Я не отпущу ее с вами.

– Знаете, – негромко сказал Медведев, – а вот мы доверяем капитану Каменеву жизни наших детей.

– Ваше право, – ответил капитан корвета.

– Господа, не спорьте, – вмешалась в их разговор Валенсия. – Я лечу.

– Ты в своем уме? Я несу за тебя ответственность, и мне принимать решение.

– Дядя… – Валенсия сделала многозначительную паузу и продолжила совершенно спокойно и уверенно: – Это не обсуждается.

Хэтчет хотел что-то сказать, но наткнулся на решительный взгляд девушки.

– Мы благодарны вам, госпожа Хэтчет, – тут же сказал Медведев. – Господин капитан, вы можете гордиться своей племянницей!

Вместо ответа тот досадливо цыкнул и повернулся к Ладу:

– Я отпущу ее при одном условии – вы дадите мне слово… слово не пирата, но офицера, что с Валенсией ничего не случится!

– Даю слово, – без колебаний ответил Ладимир.

Хэтчет повернулся к племяннице и сказал:

– Ты должна знать, что твои родители будут очень недовольны этим решением.

– Уверена, родители меня поймут и одобрят этот поступок.

Когда Ладимир, Валенсия и Георгий вышли из больницы, их ждали десятки людей. Колонисты, чьих детей отправляли или уже отправили на «Пилигрим». Многие плакали. Лад смотрел в их лица, глаза и видел боль, страх, надежду и молчаливое доверие, которым они награждали его. Отцы подходили и жали ему руку, матери обнимали и благословляли вслед… И Ладимир почувствовал, или скорее осознал, какой груз ответственности он взвалил на себя.

Когда они оставили позади больницу и уже приближались к кораблю, рядом с которым стояли несколько машин с детьми, Валенсия сказала:

– Странный вы человек, капитан.

– Почему?

– Я хотела сказать, что вы же все-таки… пират.

– Ну и что? – Он посмотрел на нее, и в этот раз девушка все же отвела взгляд.

– Нет, ничего.

Когда детей разместили в каютах, корабль покинули родители детей, помогавшие их устраивать, закончилась предстартовая подготовка, «Пилигрим» поднял трап, запустил двигатели и медленно пошел вверх на малой тяге. Поднявшись над зданиями, окружавшими площадь, он резко увеличил скорость и вскоре превратился в маленькую сверкающую точку на фоне звезд, потом исчез совсем, а люди еще долго стояли на площади, подняв вверх головы, и тоскливыми взглядами смотрели в темное небо.

Словно специально дождавшись их отлета, покрытое смолой здание, затрещав перекрытиями, начало рушиться. Куски зеркального вещества откалывались вместе с пристывшим к нему бетоном, балки со скрипом ломались, не выдержав нагрузки. Все это происходило на удивление медленно – почти десять минут сооружение превращалось в груду камней и зеркальных обломков, в которых отражались холодные блестки далеких звезд.

* * *

– Ну что, как решили? К Альдамее? – спросил Петер.

– Да, другие варианты нас не устраивают, – сказал Лад. – Пошли субсветовое сообщение, чтобы встречали, и уходи в гипер.

– Эх, сами льву в пасть лезем. «Млечный Путь» обрадуется, узнав, кто прибыл на одну из его колоний. Наши данные есть во всех компьютерах колониальных портов, будь уверен. Если у них не полные идиоты сидят в охране, нас тут же обложат.

– Ты не спеши, – улыбнулся Ладимир. – Не ожидал от тебя такого пораженческого настроя.

– А чего ожидал?

– Трезвого взгляда на обстоятельства.

– Взгляд у меня как раз таки трезвый, и от того, что я вижу, очень хочется захмелеть.

– Отставить, – сказал Лад. – Кто вообще говорил о приземлении в порту? Мы же летим с колонии, подвергшейся нападению, корабль вполне может быть поврежден. Останемся на орбите, запросим транспорт, передадим им детей и свалим.

– Как у тебя все ловко получается, – качнул головой помощник. – Прилетим – посмотрим.

– Ну что, готов?

– Да, реакторы вошли в режим. Отклонение от вектора ноль-ноль.

– Прыжок, – отдал приказ капитан.

Полтора суток скольжения прошли без особых событий. Племянницу Хэтчета поселили, как и раньше, в одной каюте с Аниес, но девушка там почти не появлялась, все время проводя со своими маленькими пациентами.

Планету Альдамею окружали сразу два разносных кольца – большое и малое. «Пилигрим» вышел из гипера с ночной стороны, местная звезда огненной короной сияла над планетой, освещая часть колец и работающих на них краулеры старателей. Похожие на муравьев машины добывали руду и минералы, забивали ими контейнеры, которые буксировали к дрейфующей неподалеку барже. Сбросив груз, они снова возвращались к кольцам, за новой порцией добычи.

– Петер, свяжись с портом, пусть сообщат руководству колонии о нашем прибытии и вышлют корабль для стыковки.

– Хорошо, – сказал помощник и попытался вызвать порт. – Странно. Знаешь, что они ответили? «Сообщение принято».

– И все?

– Да!

Через минуту загорелся сигнал входящего вызова.

Лад и Петер переглянулись.

– Видео не включай, – посоветовал капитану помощник, – если спросят – скажешь повреждены цепи.

Но никто не спросил. На экране появился молодой человек в мундире, со знаками отличия капитана третьего ранга. Его не интересовало, работает у них видеосвязь или нет.

– Говорит капитан боевого корабля космического флота Его Императорского Величества Джейсон Каприцо. Приказываю вам лечь в дрейф и приготовиться принять на борт оперативную команду.

– Перехватчик, забери меня Темные звезды, – удивился Петер. – Они что, всех здесь так встречают!

Он вопросительно посмотрел на капитана.

– Ложись в дрейф, – кивнул Лад.

– Ты точно знаешь, что делаешь?

Тот снова кивнул и нажал кнопку голосового ответа:

– Мы летим с колонии Дакаррта. У нас на борту пятьдесят два ребенка в тяжелом состоянии. Рудианцы напали, нужна помощь.

– Приказываю вам погасить двигатели и принять команду.

– Вы слышали меня? – Ладимир нахмурился, повернулся к Петеру: – Ты точно перед прыжком сообщение послал?

– Точно. Могу в журнале запись показать.

– Повторяю, – твердил имперский капитан, – немедленно погасите двигатели, приготовьтесь к стыковке, вы должны открыть переходные люки по первому требованию, иначе мы вынуждены будем стрелять.

– Темные звезды, капитан! – Лад сделал еще одну попытку: – Вы слышите, что я говорю?

– У вас есть десять секунд, – закончил беседу офицер.

– Что будем делать, Лад?

– Капитан, на нас движется целая эскадра, – доложил Алонсо.

– Какая эскадра? Что ей делать возле Альдамеи? – удивился Петер.

– Сами посмотрите!

И действительно, на экранах было прекрасно видно, как, выстроившись в боевые порядки, не спеша, подобно опасным хищникам, появились из-за планеты и поплыли между планетарных колец, в сторону «Пилигрима», восемь кораблей – линкор, два сторожевика класса «Шершень» и пять перехватчиков «Оса».

– Стюарт, – мрачно произнес Ладимир.

– Откуда он здесь взялся?! – недоумевал Петер. – Вот тебе и сторона медали. Сейчас мы ее рассмотрим, как под микроскопом!

Лад задумался на минуту, потом сказал:

– Ну-ка, свяжись с этим Каприцо.

– С видео?

– Пока не надо.

– Сейчас.

На экране снова появился офицер перехватчика:

– Слушаю! Почему у вас не работает видео?

– Потому что, умник, мы летим с планеты, на которую напали рудианцы, – резко сказал Лад.

– Я приказал вам погасить двигатели. Выполняйте, иначе…

– Иначе что? – Капитан повысил голос: – Расстреляешь нас? Давай, начинай! У меня на борту больше пятидесяти детей, которым нужна срочная медицинская помощь. Мы в полете уже почти двое суток, а у меня только один врач, который делает все, что в его силах, чтобы не дать им умереть в дороге. Сейчас, когда на счету каждая минута, ты говоришь, чтобы я погасил двигатели и ждал, когда ты пришлешь команду? Знаешь что? Заберут меня Темные звезды, если я сделаю, как ты сказал! Немедленно вызови с планеты транспорт, который сможет доставить детей на поверхность, и прикажи подготовить больничные палаты и оборудование. Иначе я сам полечу туда, хотя не уверен, что смогу посадить корабль – у нас вышли из строя приборы атмосферной навигации.

– Я требую, чтобы вы погасили двигатели…

– Мы послали сообщение два дня назад, как только вылетели сюда, – перебил его Каменев. – Если хочешь стрелять – стреляй! Но будь уверен, что я успею послать десятки сообщений с твоим именем, капитан Каприцо. Чтобы родители детей, да и все в империи знали, кто виновен в гибели этих детей!

Ладимир отключил связь.

Почти сразу замигал сигнал вызова. Ладимир нажал «принять», и на экране появился седой мужчина лет сорока пяти, с суровым лицом и жестким взглядом. На нем был мундир с регалиями и нашивками офицера высшего руководящего состава флота.

– Говорит адмирал Стюарт. Включите видеосвязь и назовите себя.

– Простите, адмирал, – ответил Ладимир, – но в данный момент у нас не работает видео, только голосовая связь. Меня зовут капитан Стоун, мы летим с колонии Дакаррта…

– Мне доложили. Колония с таким названием нигде не зарегистрирована.

– Мы знаем! Колония новая – принадлежит частному инвестору, ее еще не внесли в реестр. Планета находится в системе Джеррико. Если это так важно, мой помощник сообщит точные координаты…

– Да, пусть высылает.

Лад кивнул Петеру.

– Адмирал, у нас на борту пятьдесят два тяжелобольных ребенка. У большинства химическое отравление, некоторые с ранениями разной степени тяжести. Необходимо срочно оказать им помощь. Во имя Солнца, да мы за этим сюда и летели!

– Мне доложили – у вас неполадки с навигационным оборудованием?

– Так и есть! – Ладимир с трудом заставлял себя отвечать не по-военному. – Поэтому нужен транспорт, который немедленно доставит их в больницу. Поверьте, дорога каждая минута!

– На моем линкоре очень хорошие врачи и лазарет. Если все так, как вы говорите, капитан Стоун, я разрешаю вам пришвартоваться к моему кораблю. Как только дети начнут поступать на борт, я свяжусь с поверхностью и велю подготовить все необходимое. Это будет быстрее, чем ждать транспорта с планеты. После этого я хочу переговорить с вами лично, капитан. Швартуйтесь, – дал разрешение адмирал и отключил канал.

– Мы сделаем это? – Петер недоверчиво посмотрел на капитана.

– У нас нет выбора. Причаливай, только пусть они свой рукав тянут. Я пока пойду, поговорю с командой.

Все, кроме Алонсо, Петера и доктора, собрались в кают-компании.

– Здесь эскадра адмирала Стюарта, – сообщил Лад, – и мы швартуемся к его линкору.

Наступила тишина, члены команды переглядывались между собой.

– Нас опознали? – с опаской спросил Виталь.

– Если бы опознали, тут давно бы была штурмовая группа, – ответил ему Рудольф.

– Но у нас здесь дети.

– Думаешь, это их остановило бы? Потери потом списали бы на наше сопротивление.

– Нет, пока нас не опознали, – сказал капитан, – но встретили совсем не так, как мы рассчитывали, поэтому нужно быть осторожнее. Восемь кораблей – линкор, два «Шершня», остальные «Осы». Если все пройдет гладко – адмиральский корабль полетит с детьми на планету. Пока будем в связке с линкором, Петер рассчитает прыжок по пассивному вектору, уйдем сразу, как только отстыкуемся.

– Догонят, – резонно заметил Пловец.

– Если захотят – да. Но если не будет повода, то, скорее всего, решат, что мы спешим вернуться. Ну или боимся. Я попробую направить мысли адмирала в это русло. Теперь главное не проколоться и не дать себя опознать.

– Тогда тебе лучше остаться на корабле, – сказал Андреас.

– Я думаю, что мне лучше пойти, – сказал Лад. – При разговоре мы не включали видео, поэтому Петер пока поговорит за меня. Если потом адмирал будет настаивать на встрече, а он изъявил такое желание, то проще будет убедить его, что капитан Петер, а не один из матросов, которые носили на его корабль детей.

– Может сработать, – сказал Георгий. – У нас однажды был случай, когда мошенник сам приходил в полицию, а его никто не узнал, хотя голографии висели по всему участку. Просто никто не мог поверить в такую наглость.

– А может, надеть респираторы, – предложил Самуэль.

– В принципе можно, только не привлечет ли это лишнего внимания?

– Никаких респираторов, – сказал Ладимир, – если только док не скажет их надеть.

Из коммуникатора раздался голос помощника:

– Капитан, через минуту они прилепят рукав к нашему борту.

– Сейчас приду, – ответил Лад и продолжил инструктаж: – Георгий, пойдешь первым?

– Я пойду, – сказал штурмовик.

– Нет, пойдешь сразу за мной, я хотел, чтобы первым шел Георгий, потом Самуэль, следом я.

Грек почесал затылок, выпятил губы, потом кивнул:

– Хорошо.

– Но помните, если что-то произойдет, ни в коем случае не подставлять детей! Не оказывайте сопротивления!

– Ясно, – сказал за всех Рудольф.

– Пошлите за малышами.

Георгий появился на линкоре первым, неся на руках ребенка. Окинув осторожным взглядом направленные на него стволы штурмовых винтовок, он прошел мимо, следом за ним несли детей Самуэль, Ладимир, потом Рудольф, Виталь и Болтун. Их встречал Стюарт. Посмотрев на грека и ребенка у него в руках, адмирал приказал:

– Помогите им. Всех в лазарет, немедленно!

Штурмовики начали опускать винтовки и принимать детей из рук пиратов.

Адмирал поднес руку к шее, и Лад увидел у него тонкую полоску ларингофона.

– Сколько, вы говорили, у вас на борту детей? – спросил Стюарт, и Каменев понял, что он сейчас на связи с Петером, как они с помощником и договаривались. Адмирал между тем продолжал: – Да, я сейчас свяжусь с планетарным руководством. Понимаю ваше нетерпение. Да-да…

Солдаты с линкора быстро уходили с детьми на руках, а их место занимали другие. Для Ладимира и его команды все складывалось благополучно. Никто не обращал внимания на них самих; передавая детей в руки солдат, они иногда обменивались с теми короткими фразами, но солдаты быстро уносили свою драгоценную ношу, а пираты возвращались на свой корабль за другими детьми.

Они уже совершили шесть походов по соединительному рукаву и в очередной раз направлялись в сторону «Пилигрима».

– Осталось четырнадцать детишек, – встретил их доктор Калуган.

– A ну-ка, богатыри, – Рудольф склонился и подхватил сразу двоих, – держитесь крепче за шею.

Феникс носил и передавал детей с таким видом, словно готов за них любому перегрызть глотку. Лад поднял на руки паренька лет двенадцати, тот посмотрел на капитана, обессиленно закрыл глаза и прижался щекой к его груди.

Перед ним по рукаву шли Георгий, Самуэль и Болтун. Сзади Виталь с девочкой на руках и Рудольф с двумя мальчуганами. Они как начали вшестером, так и носили до конца. Люди Каменева впереди отдали детей и пошли снова к «Пилигриму». Ладимир пропустил их и сам зашел в отсек.

Отдав малыша солдату, Лад отдышался и в этот момент почувствовал, что в затылок ему уперлось что-то холодное, металлическое и смертельно опасное, каким мог быть ствол армейского бластера.

– Ну, здравствуй, лейтенант, – произнес знакомый голос. – Давно не виделись. Даже не думай дергаться – разнесу твою башку с превеликим удовольствием.

Лад замер на месте. В животе у него все сжалось от досады. Осталось сходить всего один раз, потом закрывать корабль и уносить ноги, но надо же было такому случиться?! Кто мог подумать, что эта мразь окажется здесь и появится в такой неподходящий момент.

– Майор Рассел. Какая встреча. – Он медленно развел руки в стороны.

Виталь занес на крейсер своего ребенка, увидел происходящее, быстро передал девочку одному из штурмовиков и ринулся вперед.

– Эй, что за дела?!

– А ну стоять на месте, ублюдок! – прошипел Рассел.

Все находившиеся в отсеке посмотрели на них.

– А вы что рты поразевали? – рявкнул майор на солдат. – Быстро доложить адмиралу, что у нас в гостях бывший лейтенант Ладимир Каменев, собственной персоной. Арестовать остальных наглецов! Выполнять, чтоб вас!

Рудольф отдал принесенных детей недоумевающим штурмовикам, повернулся к Расселу и Ладу. Смерил их взглядом, молча развернулся и шагнул в соединительный рукав.

– Стоять! Куда пошел, скотина?! – крикнул Рассел.

Штурмовик остановился и заглянул назад в отсек.

– На корабле еще десять ребятишек. Ты не нервничай, майор, я еще приду. Виталь, останься здесь, чтобы ему спокойней было.

Повернулся к штурмовикам, направившим на него винтовки, окинул их хмурым взглядом и сказал:

– Еще десять! Не вздумайте палить.

Когда Феникс ушел, Рассел приказал:

– Держите вход на прицеле, не спускать с них глаз! Как только всех перенесут – начинайте захват! Штурмовая группа – на корабль. Схватить всех до единого.

Он снова стал сверлить затылок Лада ненавидящим взглядом:

– Ты всегда был наглецом, но в этот раз превзошел сам себя!

Рудольф зашел в «Пилигрим».

– Капитана взяли, – спокойно сказал Феникс, забирая еще двоих детишек. – Майор какой-то узнал. Болтун, принеси компенсационные костюмы, нужно мелких укрыть, а то эти там пальнут ненароком. И заодно приготовь мне две винтовки, гранаты и несколько ножей. Сами тоже вооружайтесь. Георгий, бери мальчонку, Самуэль, ты тоже.

– Вот ведь не повезло, – досадливо поморщился Андреас.

– Что теперь будет? – спросил доктор Калугин.

– Ничего, док, – сказал грек. – Сейчас вы с Валенсией пойдете на линкор.

Появился Петер, за которым забегал напарник, по пути в оружейную.

– Что случилось?

– Лада узнали, – пояснил Рудольф. – Он сейчас там, и Виталь. Я сказал, что у нас тут не семь, а десять детишек. Будет шанс вернуться за винтовками.

В этот момент прибежал Болтун, неся скафандры, компенсационные костюмы и несколько винтовок. Бросил их на стол и стал раздеваться, чтобы надеть скафандр. Доктор и Аниес стали укрывать костюмами детей на руках товарищей. Как закончили, Аниес тоже начала снимать одежду. Андреас выбрал себе скафандр и повернулся к доку.

– Темные звезды! – проговорил помощник. Облизнул губы и вздохнул, потом молча взял в руки винтовку и проверил заряд.

На Валенсии не было лица. Девушка побледнела и дрожала.

– Не переживай, сестренка, ты сейчас уйдешь, – взглянул на нее Петер.

– И док, пускай, – сказал Андреас, натягивая скафандр.

Помощник капитана посмотрел на Калугина и кивнул:

– И док, пускай.

Он проверил следующую винтовку, отложил и взялся за другую.

– Если позволите, я предпочел бы остаться, – сказал доктор.

– Как знаешь, – сказал Петер и бросил ему скафандр. – Тогда переодевайся.

– Мы готовы? – спросил штурмовик у помощника.

– Да. Вектор задан, прыжок рассчитал. Как только пойдете за ним, начну разгонять реакторы. Попробуем уходить короткими прыжками, может, что и выйдет.

– Но как же вы… – нерешительно проговорила Валенсия. – Вы не сможете. На линкоре сотни солдат.

– Посмотрим, – сказал штурмовик. – Все сразу они в один отсек не влезут. Ну что, давайте уже последних наших гостей отнесем. – Он улыбнулся мальчишкам, смотревшим на все происходящее непонимающими тусклыми глазами. – И начнем рокировку. Пошли. На линкоре без резких движений. Зайду я один, вы стойте в рукаве и передавайте детей мне. Отдали и сразу возвращаемся. Сейчас оружия не берем.

– Вас всех убьют! – убежденно сказала Валенсия.

– Какая тебе разница, сестренка? – фыркнул Петер. – Помнится, совсем недавно ты с нами за одним столом сидеть не хотела.

– Но я не…

– Топай! – грубо оборвал ее помощник капитана. – И когда зайдешь, постарайся уйти подальше от переходного отсека.

Он кивнул Рудольфу и пошел в рубку.

– Стойте! – Окрик Валенсии заставил всех обернуться к ней.

– Что еще? – недовольно спросил Петер.

– Я… – нерешительно проговорила девушка, словно боролась сама с собой. – Я могу помочь.

– Как?

Она тяжело дышала, кулаки сжимались и разжимались.

– Нам сейчас не до шуток, сестренка, – бросил Петер, не дождавшись ответа, и собрался уйти.

Девушка сделала шаг вперед и посмотрела на него упрямым гордым взглядом:

– Моя фамилия не Хэтчет.

– И что?

– Я – Валенсия Стюарт. Адмирал Стюарт – мой отец. – Сказав это, девушка опустила взгляд.

Петер присвистнул.

– Приглашаю вас в рубку, госпожа Стюарт. – Он поклонился. – Рули, не спеши с силовыми мерами.

– Хорошо. Я уже понял.

Помощник капитана снова посмотрел на Валенсию:

– Ну что, пойдем. Уверен, адмирал захочет убедиться, что с тобой все в порядке.

Адмирал зашел в отсек, когда пираты уже принесли всех детей и стояли, положив руки на затылки под прицелом двух десятков винтовок.

Рассел пихнул Ладимира в спину:

– Иди, давай.

Стюарт окинул Каменева быстрым взглядом.

– Так вы и есть капитан Каменев?

– Бывший лейтенант корвета «Звездный страж», чья халатность и некомпетентность стоила жизни многим членам экипажа, – ответил за него Рассел, мерзко улыбаясь. – А сейчас беглый каторжник и…

– Когда мне понадобится справка, – перебил майора Стюарт, – я обращусь к вам. Я хотел бы услышать ответ этого господина.

– Капитан Ладимир Каменев, – представился Лад, глядя в глаза адмиралу.

– Знаете, а вам едва не удалось сделать меня посмешищем всего имперского флота, господин капитан.

– Стать жертвой тактической хитрости – не означает стать посмешищем.

– Можно и так сказать.

– Сейчас меня интересует один вопрос. – Адмирал посмотрел на остальных пиратов, потом снова на Лада. – Что сейчас произошло? Откуда эти дети?

– Вы должны отвезти их в больницу, адмирал!

– Я уже отдал все приказы. Мы направимся к планете через пять минут, как только мобильная группа проверит ваш корабль и приведет остальных ваших людей. – Он взглядом велел приступить к операции. Штурмовики ринулись в переходной рукав.

– Вы не ответили, капитан.

– Все, что я рассказал вам, – правда. Мы перехватили сигнал о помощи с колонии Дакаррта, мой помощник передал вам ее координаты. Если вы отправите туда корабли, то сможете убедиться в этом.

– Будьте уверены, непременно отправим.

– Там же вы сможете найти капитана одного из имперских корветов – Хэтчета и часть команды…

– Что вы сказали? – перебил его адмирал. – Повторите!

– Мы оставили капитана Хэтчета и его людей помогать колонистам.

Адмирал изменился в лице и схватил капитана за грудки:

– Где Валенсия?

Ладимир непонимающе смотрел на Стюарта.

– Отвечай, ублюдок, где она?! – В ярости тот едва не задушил капитана.

– Она в рубке, с помощником господина капитана, – раздался голос Рудольфа.

Адмирал отпустил Каменева и быстро подошел к Фениксу:

– Если вы с ней что-то сделали, я с вас живых спущу шкуры.

– Чтобы с ней ничего не случилось, – спокойно сказал штурмовик, – на вашем месте, адмирал, я бы отозвал штурмовую бригаду.

– Не указывай мне, что делать, подонок! – процедил Стюарт, но тем не менее приказал вернуть спецназ. Потом снова посмотрел на Каменева: – Тактическая хитрость, говоришь? А ты не так прост, капитан!

– Успокойтесь, адмирал, – сказал Ладимир, – Племянница капитана Хэтчета сама вызвалась помогать нам ухаживать за детьми.

– Племянница Хэтчета? – непонимающе спросил Стюарт.

– Капитан, – снова сказал Рудольф, – Валенсия – дочь адмирала, Хэтчет обманул нас. Она сейчас с Петером в рубке.

Адмирал замер на месте – Лад понял, что ему сообщают по коммуникатору.

– Да, соединяй, – сказал Стюарт. – Валенсия! С тобой все хорошо? Дочка… Нет, подожди.

Потом адмирал почти минуту молча слушал. Все его эмоции можно было прочесть на лице – гаев, злость, потом холодная, но уже сдерживаемая ярость. То и дело он бросал убийственные взгляды на Ладимира.

– Да, я понял, – сказал наконец командующий эскадры.

Вернулась штурмовая группа. Спецназовцы рассредоточились по отсеку и ждали приказов адмирала.

Стюарт подошел к Ладимиру:

– Если с ней что-нибудь случится…

– Я даю вам слово, адмирал…

– Даешь слово? – Стюарт нервно рассмеялся. Потом зло посмотрел на капитана. – Не смеши меня. Что может значить слово пирата?

– Иногда больше, чем слово имперского офицера!

Их взгляды встретились. Адмирал словно хотел испепелить капитана, а Ладимир смотрел ему в глаза смело, с чувством собственного достоинства.

– Можешь идти, но обещаю тебе, что я найду тебя, чего бы мне это ни стоило. Сейчас ты полетишь на Лагуну и отправишь оттуда Валенсию первым же рейсом.

– Благодарю, адмирал, – сказал Лад.

– Отпустите их, – приказал Стюарт своим людям. – Пусть уходят, как только свернете рукав. Доложите на мостик, мы летим на планету.

– Адмирал, вы не должны их отпускать! – возмущенно воскликнул Рассел.

– Майор… – Стюарт ответил ему отвлеченно – мысли были заняты другим, – … у них моя дочь.

– Но мы не можем отпускать их, они… они же у нас в руках! – Его возмущение постепенно начало превращаться в ярость. Адмирал, вспомните о долге!

Стюарт холодно посмотрел на Рассела:

– Я, кажется, ясно сказал – они могут уходить. Это приказ, и он не обсуждается.

– Адмирал, мы не должны их отпускать!

– У вас плохо со слухом? Как только освободится лазарет, рекомендую вам посетить врача. – Стюарт повернулся, чтобы уйти.

– У меня все хорошо со слухом, но я считаю, что личные мотивы не должны стоять выше государственных.

Адмирал встал как вкопанный, медленно повернулся к майору и произнес ледяным тоном:

– Как ты смеешь, скотина, говорить со мной в таком тоне? Или ты думаешь, что твои покровители смогут вытащить тебя с гауптвахты?

– Ни в коем случае, господин адмирал. – Рассел сменил тон, но наглости у него не убавилось. – Прошу меня извинить, я буду вынужден доложить о случившемся в министерство обороны.

– Можешь докладывать куда угодно, меня мало волнует тявканье таких шавок, как ты, майор.

Адмирал Стюарт смерил Рассела презрительным взглядом, развернулся и покинул отсек.

Майор кипел от злости. Каменев был у него в руках, а Стюарт отпустил его! За дочку испугался, слабак! Надо было надавить на них и взять корабль штурмом!

Он с ненавистью смотрел, как Каменев направляется к шлюзу. Внутри у Рассела бушевала буря.

Нет! Он не даст этому ублюдку уйти!

Выхватив пистолет, он направил его капитану в спину. В этот момент один из спецназовцев случайно закрыл собой пирата. Рассел скрипнул зубами и бросился вперед. Оттолкнул мешавшего солдата и собрался выстрелить в упор.

Лад оглянулся на шум, увидел направленный на него пистолет, ушел в сторону с линии огня, перехватил запястье майора и выгнул ему кисть. Рассел вскрикнул и выронил оружие. Пальцами другой руки капитан схватил его за горло и сдавил. Спецназовцы мгновенно вскинули оружие и направили на них.

– Эй-эй-эй! – Пираты растолкали штурмовиков и, подняв руки, загородили собой капитана. Тут же посыпались удары. Тяжелые армированные ботинки боевых скафандров и приклады винтовок сбивали людей Ладимира с ног. Со стонами они валились на пол, остался стоять только Лад, прикрывающийся Расселом.

– Вы что, не слышали приказ адмирала? – крикнул он. – Мы уходим, и вы нам не мешаете!

Спецназовцы не двигались и не опускали оружия. Ладимир смотрел на них – мощные фигуры в боевых скафандрах с броневыми пластинами, лица, скрытые шлемами с тонкими зеркальными полосками визоров, четкие движения солдат, обученных убивать.

– Вставайте, – сказал он своим людям. – Быстрее. Уходим.

Они стали подниматься и выходить из линкора в рукав под прицелом бластеров спецназа. Капитан шел последним, он пятился задом, держа в захвате постанывающего от боли в вывернутой руке майора. Штурмовики двигались на расстоянии полутора метров от него.

На «Пилигриме» их уже ждали. Петер и Аниес присели по обеим сторонам от входа, направив в рукав стволы винтовок.

– Что так долго? – проворчал помощник.

– Наш капитан не может без гостей, – сказал Виталь, проскальзывая мимо него.

– Каких еще гостей?

Ладимир быстро оглянулся убедиться, что все уже на борту, потом проговорил Расселу на ухо:

– Похоже, господин майор, вам придется полететь с нами.

Он зашел на корабль и втянул за собой майора.

– Петер, закрывай! – скомандовал он.

Едва люк захлопнулся, капитан отшвырнул Рассела в руки Андреаса и Самуэля, а сам направился в рубку. Помощник за ним.

– Кого ты опять приволок? – ворчал Петер. – Ты как ребенок в магазине игрушек. Я уже ввел координаты, можно улетать.

– Хорошо. – Ладимир влетел в рубку и направился было к капитанскому креслу, но остановился.

Он увидел Валенсию. Девушка сидела рядом с креслом штурмана. Она взглянула на Лада и опустила глаза.

Ладимир помедлил несколько секунд, молча глядя на нее, потом прошел на свое место.

Петер забрался в кресло штурмана.

– Рукав убрали. Линкор отходит в сторону планеты.

– Выводи нас на вектор.

– Есть, капитан!

«Пилигрим» стал удаляться от эскадры, а корабль адмирала направился к планете.

Через несколько минут корабль пиратов совершил прыжок, и его никто не преследовал.

– Все! – вздохнул Петер. – Ушли.

– Что ты ему сказал? – спросил Лад. – Адмирал даже слова против не произнес. Сам разрешил нам лететь на Лагуну. Расселу всыпал, когда тот решил указать ему, что негоже идти на поводу у пиратов.

Петер заулыбался:

– У меня был хороший советчик.

Каменев вопросительно посмотрел на него.

Помощник с довольной ухмылкой мотнул головой в сторону Валенсии:

– Сестренка помогала папаню уговаривать.

Девушка зарделась краской и опустила взгляд.

– Просто я знаю, как с ним надо разговаривать, чтобы он слушал.

Ладимир удивленно и недоверчиво посмотрел на нее, потом повернулся к Петеру:

– Я, кстати, хотел поинтересоваться: откуда узнали, что «госпожа Хэтчет» вовсе не та, за кого себя выдавала?

– Она же и сказала. Так что, капитан, тебя сегодня девчонка спасла.

– И всех вас тоже.

– Кто же спорит! Предлагаю пойти к ребятам, нужно отметить это дело.

– Идите, я сейчас подойду, мне нужно отдышаться.

– Алонсо, пошли со мной, юнга. – Петер направился к выходу. – Сегодня мы все заслужили по стаканчику, даже ты. Сестренка, ты идешь?

– Если вы не против, я подожду капитана.

Помощник заулыбался:

– Сегодня проси что хочешь, сестренка.

Она улыбнулась ему в ответ и кивнула:

– Ловлю на слове.

Петер с Алонсо вышли из рубки, Валенсия поднялась и пересела на место штурмана.

Некоторое время они сидели молча. На обзорных экранах переливалась холодным перламутром ледяная белизна подпространства. Лад повернулся к девушке и сказал:

– Валенсия, спасибо вам.

– Не подумайте, что я одобряю то, чем вы занимаетесь. Я по-прежнему считаю пиратство мерзким занятием. Но мой отец всегда говорил: «Добрые дела должны вознаграждаться».

– Я спасал людей не ради награды.

– Я тоже.

Она посмотрела на капитана. В отблесках огней панели управления и льющегося с экранов света подпространства Ладу показалось, что ее глаза сияют, как две галактики. Он не мог отвести взгляд и любовался ее красотой. Казалось, он навечно застрял между гиперпространством и реальностью, и сердце перестало биться.

– Эй, ну где вы там? – раздался из коммуникатора голос помощника.

Лад и Валенсия улыбнулись друг другу. Капитан настроил экстренное оповещение на громкую связь, и они пошли к остальным.

* * *

«Пилигрим» скользил в гипере уже сутки. Майор Рассел, которому выделили отдельную каюту и предоставили его самому себе, сначала боялся выйти за ее пределы. Но потом голод заставил его выбраться наружу. К его удивлению, на него никто не набросился с вопросами – почему он вышел и почему разгуливает по кораблю? Пираты проходили мимо него, практически не обращая внимания. С ним даже поздоровались, вызвав недоумение. Постепенно майор осмелел, зашел на камбуз и потребовал принести еды; к его удивлению, высокий темнокожий пират подал ему обед в кают-компанию.

Плотно поев, Рассел решил пройтись по кораблю. Первый раз его остановили, когда он направился в сторону оружейного отсека. В коридоре дежурил один из пиратов, который при появлении майора поднялся и молча перегородил дорогу. Также Рассел не смог пройти в рубку. Набравшись наглости, он даже велел пирату отойти, но тот этого не сделал, коротко ответив: «Приказ капитана».

Казалось, майор был оскорблен подобным недоверием и, разозлившись, вернулся к себе в каюту, но не смог там долго находиться и решил найти Валенсию.

Он застал девушку в ее с Аниес каюте. Она была одна, и, спросив разрешения, он вошел.

– Нам не удалось поговорить раньше, госпожа Валенсия.

– Да, господин майор.

– Я хотел сказать, чтобы вы не боялись. Я давно знаю этого ублюдка, Каменева. Он служил у меня на корвете, пока однажды из-за него корабль не уничтожили рудиакцы. Он трусливый негодяй и не осмелится причинить вам вреда. К тому же вы всецело можете рассчитывать на мою помощь и защиту.

– Благодарю вас, майор, – ответила девушка. – Но я уверена, что мне ничего не угрожает. Я знаю капитана Каменева не так давно, как вы, но успела убедиться, что он человек благородный.

– Госпожа Стюарт, мне странно слышать такие вещи от вас, – изумился Рассел. – Эти пираты, они же взяли вас в заложницы!

Она холодно посмотрела на него.

– Тот, кто осознанно рискует собственной жизнью, чтобы спасти других людей, не может быть, как вы изволили выразиться, «ублюдком и негодяем». И трусом Ладимира никак не назовешь. Только очень смелый человек смог бы пойти на корабль к моему отцу, зная, что тот на него охотится.

– Ладимира? – протянул Рассел. – Вон оно что! Да у дочери адмирала Стюарта появились чувства к нашему бравому недоноску.

Валенсия встала и указала ему на дверь:

– Выйдете вон, майор.

– Ты мне пальцами на дверь не тычь, соплячка, – разозлился Рассел.

– Немедленно покиньте каюту, пока я не попросила вас выкинуть.

– Ну смотри. – Майор поднялся и направился к выходу. – Как бы потом пожалеть не пришлось. Не на ту сторону ты встала.

После его ухода Валенсия несколько минут сидела, прижав пальцы к губам, и размышляла.

Петер и Болтун сидели в кают-компании, оба положили ноги на соседние стулья, в руке каждого поблескивал рубином бокал вина Большой голографический экран во всю стену показывал горящий камин. Валенсия зашла и села недалеко от помощника капитана. Если вид эстетствующих пиратов и вызвал ее изумление, она ничего не сказала.

– Будешь? – спросил помощник капитана, протягивая бокал. – Я еще не пил.

Девушка взяла вино, а Петер потянулся и достал из-под стула бутылку.

Некоторое время они сидели молча, девушка вертела в пальцах бокал, так и не сделав ни одного глотка.

– Я… я хотела спросить… – несмело заговорила она.

– Спрашивай. – Петер сделал широкий жест рукой.

– А капитан… какой он?

– Какой он? – Петер спустил ноги со стула и с улыбкой повернулся к ней: – Хочешь узнать про капитана?

– Просто интересно. – Она сделала безразличный вид и отпила вино. – Ведь не каждый будет рисковать, спасая жителей колонии.

– Не каждый, – согласился помощник капитана. – Так что тебя интересует?

– Я слышала о нем, – продолжила Валенсия, – говорят, он поднял бунт на своей родной колонии, а когда его осудили и приговорили к каторге, сбежал и начал пиратствовать.

– Вот видишь, ты и сама все знаешь. – Петер снова закинул ноги на соседний стул и приложился к бутылке.

– Так это правда?

– Правда, только официальная.

– Что это значит?

– Когда нас инструктировали, что мы можем, а чего не можем себе позволить во время подавления бунта на Дейтоне, одним из пунктов отметили, что дом некоего Ладимира Каменева надлежит обходить стороной. Якобы он герой империи и действующий офицер флота.

– Да, я слышала, что он получил награду из рук самого императора.

– Так и есть. Орден трех созвездий.

– Тогда я не понимаю, как он оказался замешан в мятеже?

– Очень просто – решил помочь друзьям. Завалил при этом двух наших.

– Он убил двух ваших товарищей? – удивленно переспросила девушка.

– Не товарищей, а как бы это сказать… коллег. На самом деле я их даже не знал. Корпорация тогда наняла сразу несколько групп «сторонних помощников». А потом Изотов – представитель компании «Млечный Путь» решил использовать случившееся и разыграть свою партию. После чего капитан превратился из героя в бунтовщика и преступника. Лад решил сбежать с планеты, но у него не вышло. Это я его поймал, точнее мы с Болтуном, – не без гордости сказал Петер. – Так ведь, напарник?

Тот кивнул и отсалютовал бокалом.

– Классическая ловушка, – продолжил помощник капитана. – А после того как мы передали босса кампании и он оказался в тюрьме, империя решила, что проще отказаться от мятежного офицера. Он был комиссован из флота и через неделю сидел на скамье подсудимых. Кстати, я слышал, что ко всему этому приложил руку некий майор Рассел. Думается мне – не он ли сейчас гостит на нашем «Пилигриме»?

Болтун показал жестом, что думает так же.

– Начался суд. Только все вокруг знали, что он не виноват, просто на него хотят спустить всех собак. И на следующий день, после того как капитана приговорили к каторге, мы с Болтуном помогли ему сбежать.

– То есть сначала поймали, а потом помогли сбежать?

– Жизнь – странная штука. Думаю, за это можно выпить.

Они с напарником звякнули бокалами и приложились к вину.

– Но почему он стал пиратом? Почему не обратился в Верховный суд? Если все так, как вы говорите, его могли оправдать.

– Когда мы появились вблизи имперского протектората, несколько кораблей флота Его Императорского Величества атаковали нас, даже не соизволив ответить на наш вызов.

– А как…

– Думаю, достаточно на сегодня, – остановил ее Петер. – От болтовни горло пересохло.

Валенсия хотела задать еще несколько вопросов, но передумала, улыбнулась и сказала:

– Ну у вас еще полбутылки, вполне достаточно, чтобы промочить его.

– Ты права, сестренка – Он посмотрел бутылку на свет. – Поможешь?

– Нет, я, пожалуй, пойду. – Она поднялась.

– Как знаешь.

Когда Валенсия вошла в каюту, Аниес резко поднялась с ее койки и пересела на свою, вытирая ладонью щеки.

– Аниес? – Девушка поняла, что та плакала, и присела рядом, обняв ее за плечи. – Что случилось?

– Не твое дело, – бросила та и попыталась сбросить ее руку, но Валенсия не дала этого сделать.

– Аниес, ты чего? – с волнением спросила девушка.

– Ничего, – снова ответила та.

– Это из-за Телори? – догадалась Валенсия.

Аниес кивнула и снова заплакала.

– Чего он опять?

Аниес помотала головой.

– Не знаю, – проговорила она сквозь слезы.

Валенсия дала ей платочек и погладила по руке:

– Да ну, не расстраивайся так. Мало что бывает. Мужчины, они хуже детей, любят капризничать.

Аниес прислонилась к стене, поджала под себя ноги, несколько раз вздохнула, успокаиваясь, и сказала:

– Я не знаю, что с ним происходит последнее время. После этого рейда к бильчам, когда он получил отравление, его словно подменили. Он стал каким-то другим… Я разговариваю с ним и не узнаю. Мысли неизвестно где, отшвыривает меня, как куклу какую-то.

– Может, он уже не испытывает к тебе того, что было раньше?

– Может. – Аниес шмыгнула носом. – Но если бы только это, я бы поняла. Но он вообще изменился. На Дакаррте и потом, когда детей везли, он почти никакого участия не принимал. Только и твердил об одном – вернуться на Лагуну, получить деньги. Ладно еще он бы между рейдами где побывать успел, долгов оставить или еще что, так мы же все время в полете. А так… Я не понимаю.

– Может, это яд так действует, вызывает депрессивное состояние, смену настроения?

– Док проводил обследование, все чисто. Анализы нормальные. В общем, я не знаю.

Валенсия улыбнулась ей:

– Да что бы ни было, не стоит так расстраиваться. Знаешь что? Давай-ка я сейчас схожу в кают-компанию, там Петер с Болтуном вино потягивают, отберу у них бутылку, и устроим маленький девичник.

– Спасибо, Вэл, – улыбнулась Аниес. – Пусть уж их допивают.

– Тогда сейчас пойду Самуэля потрясу, чтобы он чего-нибудь приготовил вкусного.

– Давай!

* * *

– К вам можно, капитан? – в каюту заглянул Алонсо.

– Да, конечно. – Лад улыбнулся и убрал терминал, за которым работал, в сторону. – Заходи, располагайся.

– Спасибо.

Паренек присел напротив капитана, а тот достал стаканы и разлил в них сок роррии.

– Ты о чем-то хотел поговорить? Ты уж извини меня, за всеми этими делами мне даже некогда с тобой пообщаться нормально, только приказы отдаю.

Ладимир действительно чувствовал свою вину. Ведь он обещал Раулю заботиться об Алонсо, а пока у него получается только втягивать паренька в различные смертельно опасные авантюры.

– Да нет, ничего! – Алонсо смущенно заулыбался. – Мне нравится такая жизнь. У нас отличная команда и капитан. Только по дому иногда скучаю, хочется узнать, как там Рауль, Света, Сережка…

– Понимаю тебя. А знаешь что, давай, как прилетим на Приму, я поговорю с губернатором, чтобы он разрешил на минутку воспользоваться его дипломатической связью, и поговорим с ними?

– А это можно? – У Алонсо радостно заблестели глаза.

– Думаю, да, – ответил Лад. – Я и сам бы с ними поговорил с удовольствием. Так что выше нос, юнга!

– Еще, я вот давно думал… – Алонсо снова стал серьезным. – Мы ведь хорошо зарабатываем, да?

– Считаю, что неплохо. Твоя доля такая же, как у других членов команды.

– А можно послать часть денег на Дейтону?

– Брату?

– Да. Сам Рауль вряд ли будет пользоваться, но я хочу, чтобы Сережка полетел учиться куда-нибудь.

Лад не ожидал от Алонсо таких слов, он все еще считал его несмышленым подростком, но, видимо, жизнь заставила повзрослеть.

– Хорошо, – сказал капитан серьезно. – Я открою… мы с тобой откроем счет в банке на имя твоего брата, ты сможешь переводить на него столько денег, сколько захочешь. А потом скажешь об этом счете Раулю.

– Спасибо, Лад, – обрадовался Алонсо.

– Не за что, – заулыбался Каменев. – Ты, кстати, хорошо справляешься со сканерами. Петер сказал, что уже почти не делает тебе замечаний.

– Ну да! Не делает замечаний! У меня порой так голова трещит от его подзатыльников!

– На то он и твой наставник. Мне знаешь, как влетало в академии!

Паренек заулыбался, но потом вдруг стал серьезным.

– Лад, я хотел тебе сказать, да как-то все времени не было…

– Зато сейчас есть, говори.

– Помнишь, когда я «уронил» частотный реестр, потом восстанавливал и поймал сигнал с колонии.

– Да.

– Ну вот, я тогда, чтобы не возиться, если снова что-то напортачу, включил функцию пассивного дублирования. То есть если я, например, что-то удалю, то смогу восстановить по этой записи…

– Я знаю, как работает эта функция, – сказал Лад. Он внимательно слушал паренька.

– Ну да, – кивнул тот. – Так вот, я решил проверить, как она работает, и обнаружил, что между оригиналом и копией есть различия. Я стал просматривать записи…

Он замолчал.

– Ну что ты обнаружил?

– Да ну, может, ничего такого, я зря, наверное, сказал…

– Алонсо! – Лад посмотрел ему в глаза. – Что ты обнаружил?

Паренек вздохнул и сказал:

– С корабля было передано сообщение.

– Когда? Куда?

– Когда вы помогали колонистам, мы с Телори оставались в рубке.

– Так…

– Я находился там все время, только один раз Телори послал меня к Пловцу, который караулил трап, чтобы я спросил, не нужно ли ему чего. Пловец сказал, что нет, а я… я немного посидел с ним и с Горацием. Я знаю, что ты приказал мне оставаться в рубке, но думал, что раз на корабле не осталось никого чужого – ты же забрал тогда этих, с корвета, – то не будет ничего страшного, если я побуду немного там, тем более Телори оставался в рубке…

– И пока ты отсутствовал, с корабля послали сообщение?

– Да. Я точно по времени не помню, во сколько выходил. Просто потом я постоянно был в рубке. А вот сейчас обнаружил, что была передача, а запись о ней стерта. Осталась только копия.

– Не смотрел параметры? Куда передавалось сообщение?

– Смотрел, – кивнул Алонсо. Он чувствовал свою вину за то, что ослушался приказа, поэтому старался ее загладить. – Судя по карте – там ничего нет. Пустота.

– Понятно, – сказал Ладимир. – Молодец, что рассказал. Но впредь если тебе приказано находиться в рубке, то ты должен находить только в ней! Не рядом, не где-то на корабле, а именно в рубке, пока не поступит другого приказа. Понял меня?

– Да, – энергично кивнул Алонсо.

– О передаче и о том, что ты включил функцию дублирования, никому не говори. Это приказ. Думаю, ничего страшного не произошло. Но все равно не нужно распространяться, что ты ослушался моих указаний. Не хочу, чтобы другие считали, что у меня на корабле есть любимчики. Понял?

– Да. Понял.

– Ну и хорошо. Еще сок будешь?

– Нет, спасибо, я пойду. Мне Рудольф обещал новые приемы показать.

– Иди. – Лад улыбнулся ему.

Когда Алонсо ушел, капитан еще некоторое время сидел в задумчивости, потом включил коммуникатор и вызвал помощника:

– Петер, зайди ко мне, нужно кое-что обсудить.

* * *

«Пилигрим» всего час, как совершил посадку в порту Примы, а Ладимир уже направлялся к особняку губернатора Сен-Лиза.

Личный автомобиль высшего лица независимой колонии мчался по воздушной полосе третьего уровня, окутанный силовым полем. Капитан не сомневался, что водитель отлично знает правила движения и намеренно их игнорирует. Когда Лад раньше ездил с губернатором, то не замечал подобной вольности. Наоборот, Сен-Лиз всячески старался показать, что закон един для всех, и однажды им даже довелось стоять в пробке. По всей видимости, сейчас ситуация требовала срочного присутствия Лада в губернаторской резиденции, поэтому лимузин мчался на большой скорости, постоянно обгоняя другие машины и забыв о правилах.

Капитан догадывался, с чем это может быть связано, и не ошибся. Едва Ладимир поприветствовал Сен-Лиза, тот сказал:

– Здравствуйте, капитан. Скажите, вы действительно взяли в заложницы дочь адмирала Стюарта и привезли ее на Лагуну?

– Это не так, губернатор.

Сен-Лиз нахмурился и посмотрел на Каменева пронзительным взглядом:

– Мои источники утверждают обратное.

– Ваши источники ошибаются, – спокойно ответил Лад.

– Такого с ними еще не случалось.

– Все когда-то бывает в первый раз.

– Лад, перестаньте играть со мной! – Сен-Лиз хлопнул рукой по столу. – Я считал, что мы с вами партнеры и должны доверять друг другу.

Ладимир промолчал, лишь посмотрел на него спокойным открытым взглядом.

Губернатор вздохнул, встал из-за стола и подошел к капитану:

– Лад, простите меня. Я был несдержан. Прошу вас понять, что эта ситуация может обернуться политическим конфликтом. Пожалуйста, ответьте мне: вы захватывали Валенсию Стюарт в заложники?

– Я повторюсь, губернатор, это неправда. Валенсия Стюарт прилетела с нами совершенно добровольно. Она гостья на моем корабле, но уж никак не заложница или пленница. Когда я и мои люди оказались в довольно щекотливой ситуации, госпожа Стюарт сама предложила свою помощь. Фактически только благодаря ей я сейчас сижу перед вами, а не в камере под круглосуточным наблюдением.

– Что? – переспросил Сен-Лиз. – И вы можете доказать то, что сейчас сказали?

– Антуан, – сказал Лад. – Я догадывался, что возникнет такая ситуация, и если вам угодно доказательств, то велите пригласить госпожу Стюарт сюда, чтобы убедиться лично. Я попросил подождать ее в лимузине.

Сен-Лиз подошел к столу, нажал кнопку вызова и велел пригласить Валенсию. А сам стал в задумчивости расхаживать по кабинету, теребя мочку уха. Пока девушка поднималась к нему, сканеры считали ее биометрические показатели, и служба безопасности губернатора производила сравнения с имеющимися у них данными.

К тому времени, когда девушка вошла в кабинет, Сен-Лиз уже имел подтверждение ее личности. Он двинулся ей навстречу, галантно поцеловал руку и предложил присесть.

– Здравствуйте, губернатор. Меня зовут Валенсия Стюарт, рада с вами познакомиться лично, хотя столько слышала о вас, что кажется – мы знакомы очень давно.

– Также выражаю свою радость от встречи с вами и советую не верить всему, что обо мне говорят. Хотя тому, что о вас рассказывал капитан Каменев, я готов поверить безоговорочно.

– Можно узнать, что именно он рассказывал? – улыбнулась Валенсия и непроизвольно бросила взгляд на Лада.

– Кроме того, что вы смелы, воспитанны и красивы, он забыл предупредить меня, что ко всему этому вы еще и необычайно обаятельны.

– Капитан как всегда, очень любезен, и вы не уступаете ему в этом.

– До меня дошли слухи, что ваше путешествие было больше похоже на приключение.

– Да, ваше превосходительство, были ситуации, которые пощекотали мне нервы. Я рада, что все так хорошо закончилось. Только благодаря капитану Каменеву я сейчас имею честь разговаривать с вами.

– Зовите меня Антуан. Самое интересное, что буквально минуту назад Лад говорил то же самое в отношении вас.

– Не люблю оставаться в долгу, Антуан, – улыбнулась Валенсия.

– После всех этих приключений и переживаний вы, должно быть, хотите скорее вернуться домой?

Тут в разговор вступил Лад:

– Антуан, я обещал адмиралу Стюарту, что отправлю Валенсию первым же рейсом, как только прибудем на Лагуну.

– Лад, о чем вы говорите? – развел руками Сен-Лиз. – Мой дипломатический корабль в распоряжении госпожи Стюарт.

– Замечательно! Когда разрешите им воспользоваться?

– Хоть сейчас!

Валенсия взволнованно поднялась с кресла:

– Как сейчас?

– А в чем дело? – нахмурился губернатор. – О ваших вещах не беспокойтесь, их доставят сюда, не правда ли, Лад?

Ладимир смотрел на Валенсию, а она на него.

– Да-да… конечно, доставят, – пробормотал капитан в ответ на вопрос Сен-Лиза.

– Просто… – Валенсия подбирала слова. – Мне хотелось бы еще немного погостить на корабле капитана Каменева…

– Об этом не может быть и речи, – решительно произнес Сен-Лиз. – И вы это прекрасно понимаете.

– Да, конечно. – Валенсия опустила глаза.

Сен-Лиз с улыбкой смотрел на обоих. Губернатор был умным и наблюдательным человеком, и от него не укрылись якобы случайные взгляды, деланное безразличие.

– Знаете, госпожа Стюарт, – сказал он, – думаю, лишняя проверка не помешает даже моему кораблю. Предлагаю назначить вылет на завтра, ближе к полудню.

Увидев, как засияли глаза девушки и изменилось выражение лица капитана, хотя он и тщательно скрывал свои эмоции, Сен-Лиз получил лишние доказательства в пользу своих предположений.

– А сейчас вы позволите нам с капитаном обсудить скучные деловые вопросы?

– Конечно, губернатор.

– Антуан, – поправил он.

– Конечно, Антуан. И я вам очень признательна.

– Это займет не больше пяти минут. Вас проводят к лимузину.

– Рада была познакомиться с вами, Антуан.

– Взаимно, – поклонился губернатор.

– Предполагаю, наши с вами дела также подождут до завтра? – сказал Сен-Лиз, когда они остались вдвоем. – И надеюсь услышать всю историю, так сказать, из первоисточника.

– Хорошо, Антуан. Но одно дело все же необходимо обсудить прямо сейчас.

Губернатор показал, что весь внимание.

– Мне кажется, один из моих людей – шпион.

– Есть основания так думать?

– К сожалению.

– Предполагаете, кто заказчик?

Лад пожал плечами – он не видел смысла скрывать:

– Я предполагаю, он работает на другого вашего компаньона. Джона Липски.

Сен-Лиз заулыбался:

– Вполне вероятно. Это в духе Джона. Я даже не буду вас разубеждать.

– Но поможете?

– Почему бы и нет, – согласился губернатор. В конце концов, вы же" не уверены в том, что он работает именно на него.

– Не уверен.

– Вот и выясним. Его имя?

– Телори Санторе.

– Надо же? – удивился Сен-Лиз. – Никогда бы не подумал. Хорошо. Прикажу установить за ним слежку и записывать каждый вздох. Как только что-то нарисуется, вам сразу сообщат.

– Благодарю.

* * *

Майор Рассел с кислой миной прогуливался по столице планеты. Капитан Каменев разрешил экипажу отдохнуть в городе. Когда майор выразил желание поехать вместе со всеми, ему не сказали ни слова против. Его довезли и высадили, где он попросил. Велели запомнить номер дока, если вдруг он потеряется. Эта мнимая забота бесила майора. Он понимал, что над ним попросту издеваются. Но ему приходилось скрывать свою злость – ведь он был на территории врага.

С испорченным настроением он пошел по городу. Но от прогулки настроение не улучшилось. Здесь его раздражало практически все – навязчивая и вездесущая реклама, от которой негде было скрыться, длинная череда кафе и ресторанов, вызывавшая желание вырваться из этого рассадника чревоугодия, постоянные призывы к сексуальным развлечениям, будившие отвращение…

Он увидел какой-то переулок и пошел по нему.

– Что за уродский городишко, – бормотал майор себе под нос. – Словно свалка отходов, превращенная в ярмарку.

Тут его взгляд зацепился за вывеску очередного заведения, которая гласила: «В переулке». Рассел готов был рассмеяться над фантазией того, кто придумал такое название, но голографическая табличка под вывеской обещала: «Без рекламы. Без стриптиза. Без помех. Только деловые встречи».

– Посмотрим, действительно ли это так?

При его приближении силовое поле, заменяющее дверь, рассеялось, и Рассел прошел в полумрак бара.

Внутри было тихо и немноголюдно. Он сел за столик и сделал заказ по виртуальному меню. Хорошо еще, наличная карта всегда была при нем, а то этот ублюдок Каменев утащил его за собой так неожиданно, что майор едва осознавал происходившее. Воспоминания о боли в вывернутой кисти, направленных на него стволах винтовок спецназовцев, когда эта сволочь прикрывалась им…

Злость, кипевшая все это время внутри, начала прорываться наружу. Он схватил появившийся стакан и выпил одним глотком. Потом заказал еще.

Недалеко от Рассела сидел тип с жидкими светлыми волосами, закрывающими Головину лица, и смотрел на майора.

Тот посмотрел на него, скривил презрительно губы, выпил еще и откинулся на стуле, в бессильной злобе сжимая кулаки.

Светловолосый поднялся и пересел за столик Рассела.

– Я тебя что, звал? – резко спросил майор. – Какого хрена ты уселся за мой столик? А?

– Я думал, ты нанимаешь, – ответил тот.

– Кого? Тебя? Ты, тварь, совсем обнаглел? Иди, предлагай свою задницу кому-нибудь другому, скотина!

– Просто моя команда сейчас без дела, я думал, что ты предложишь работенку, раз уж зашел сюда. Не похоже, что ты продавец. У меня глаз наметанный. Ты – покупатель.

– Да-да… покупатель, продавец, проваливай отсюда.

– Как скажешь, но тебе не мешало бы быть повежливей.

– Да как ты смеешь поучать меня? – Его злость наконец-то нашла выход. Он хотел наброситься на светловолосого с кулаками, но тот отстранился.

Через секунду рядом с Расселом появился бармен – здоровый детина, с вежливой улыбкой, как будто приклеенной к лицу, – и положил тяжеленную ладонь ему на плечо.

Внутри у майора все сжалось, конечности стали словно ватные.

– Ты, наверное, редко тут бываешь, – произнес он. – В «Переулке» запрещено драться. Здесь только нанимаются и нанимают. Больше ничего. Если хочешь нажраться и кулаками помахать, вали в другое место, сюда люди за работой приходят.

– Я… – В горле было неожиданно сухо.

Но Рассел уже понял, что ему ничего не грозит, он откашлялся и принял прежний наглый вид.

– Да что он можешь предложить? – фыркнул майор. – Для какой работы он годен-то?

– Для той, на какую наймешь. Нам не интересно, какими делами вы собираетесь заниматься, хоть лайнеры грабьте, хоть поля камнями засеивайте, только не забудьте оставить процент от сделки заведению.

Бармен исчез так же быстро, как и появился.

Рассел задумался, до него начало доходить, что он попал в бар, где пираты нанимаются в команды, наемные убийцы получают заказы и где любой может стать владельцем целой команды головорезов.

Если, конечно, у него будет достаточно денег.

Майор довольно осклабился – наличную карту он всегда носил с собой.

– Эй, ты! – позвал он светловолосого, снова усевшегося за свой столик. – Иди сюда!

Тот посмотрел на Рассела, но не двинулся с места. Майор был крупнее сухощавого наемника и смотрел на того с таким видом, словно хотел сказать: «Чего ты там выделываешься?»

– Да иди же! – Майор сделал призывный жест пальцами. – Возможно, у меня для тебя есть работа.

Наемник нехотя поднялся и подошел.

Рассел сложил руки перед собой на столе и важно посмотрел на него снизу вверх.

– Тебя как звать?

– Вильгельм.

– Вильгельм, ответь мне на один вопрос. – Майор оценивающе разглядывал его. – Насколько ты любишь деньги?

– Я не просто их люблю, – сказал наемник серьезно, – я люблю, когда их много.

– Садись. – Рассел указал на стул и продолжил, когда светловолосый уселся. – Будет у меня для тебя одно поручение.

Наемник жестом остановил его, нажал кнопку посередине стола и сказал:

– Теперь можешь говорить.

Майор не видел поля, окружившего их после того, как Вильгельм нажал на кнопку, но чувствовал его присутствие.

– Замечательно, – прокомментировал он. – Итак, я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

– Сколько заплатишь?

Рассел не знал расценок, но решил не мелочиться.

– Пятьдесят тысяч империалов.

Наемник присвистнул.

– И что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Убил кое-кого.

Светловолосый согласно кивнул:

– Какие-то особые пожелания?

– В смысле?

– Ну каким способом? Взорвать, расстрелять, в капсуле к звезде отправить?.. – перечислял наемник. – Привет передавать?

– Не… не знаю… – занервничал майор. – Просто убей этого недоноска. Хочу, чтобы он перестал дышать и все!

– Задушить, что ли? – растерянно сказал наемник.

– Избавь меня от этих мерзких подробностей! – отмахнулся Рассел.

– И я не понял… что, убирать только одного? Ты платишь пятьдесят тысяч за одного клиента? Кто же он?

Майор провел языком по зубам, цыкнул и почесал скулу.

– Капитан Каменев.

– Каменев? – переспросил наемник. – у него подвязки с губернатором. Я не возьмусь за это дело. На Лагуне его никто не тронет. Если только за миллион.

– Ты не торгуйся со мной! – прорычал Рассел. – Я таких, как ты, выбрасывал в открытый космос без скафандра.

– Я не торгуюсь, – заюлил светловолосый. – Я мог бы сказать, что берусь за это дело, и смыться с деньгами, но вместо этого я пытаюсь открыть тебе глаза. Я не смогу этого сделать. Убить его на Лагуне равноценно самоубийству, я даже не успею империала потратить из тех денег, что ты предлагаешь. А в космосе… У меня есть корабль, и мы с ребятами неплохо ходили на нем в рейды – просто сейчас поиздержались, но он слабее «Пилигрима». К тому же, говорят, он отлично летает.

– Ты струсил. – Майор презрительно скривил губы.

– Нет, я просто реально оцениваю свои шансы в этом предприятии. И если кто-то пообещает тебе выполнить то, что ты просишь, будь уверен – он просто решит кинуть тебя.

Рассел снова злился. Ему казалось, что он нашел способ разделаться со своим обидчиком, но мерзавец опять ускользал от его мести.

Наемник поднялся.

– Если у тебя ко мне больше ничего нет…

– Подожди! – Расселу пришла в голову одна мысль. – А если я скажу, как сделать так, чтобы Каменев прилетел туда, куда укажешь ты. Прилетел безоружный. Ты возьмешься за это дело?

– Если все будет, как ты говоришь, почему бы и нет?

Рассел нахмурился и стал рассуждать вслух:

– Один ты не справишься, тебе понадобится вся команда. Этот хитрый ублюдок наверняка что-то придумает, но если она умрет, то виноватым все равно окажется он. Да! Точно! Адмирал лично спустит с него шкуру! – Он поднял глаза на наемника: – Слушай меня! Ты со своей командой похитишь Валенсию Стюарт. Как ее найти? Придется последить за доком, где стоит корабль, номер я скажу, и самим Каменевым. Включишь мозги, в конце концов, я что, должен все за тебя сам планировать?! Отвезете ее куда-нибудь – место сам выбирай, где тебе удобнее ловушку сделать. И если Каменев прилетит за ней, то вы убьете его, а если нет… – Он откинулся на стуле и приторно улыбнулся. – Если нет, то адмирал Стюарт в скором времени должен будет узнать, что его дочь была убита и в ее смерти виновен Ладимир Каменев – капитан пиратского корабля, вор, насильник и убийца.

Улыбка слетела с губ майор Рассела. Он вперился в наемника своими маленькими темными глазками:

– Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Не сомневайся, – ответил наемник. – Все будет сделано в лучшем виде. Могу я получить задаток? Мне понадобится кое-какое оборудование и горючее для корабля.

– Двадцать тысяч, – сказал майор и достал карту. – Даже не смей просить больше! И если ты решишь обмануть меня… Поверь, я смогу найти способ сделать смерть твою и твоей команды долгой и мучительной.

Наемник протянул свою карту, и Рассел сбросил на нее деньги.

* * *

Лимузин губернатора доставил Лада и Валенсию прямо к трапу.

Они вышли из машины и стали подниматься на корабль. Лад чуть отстал и шел с таким видом, как будто хотел что-то сказать, но не решался.

Девушка почувствовала, что он отстал, и обернулась:

– Что-то случилось, капитан?

– Валенсия… – Лад отвел глаза в сторону, вздохнул и снова посмотрел на нее: – Разрешите пригласить вас на ужин?

Она заулыбалась:

– Я уж думала, мне самой придется вас приглашать!

– Так вы согласны?

– Да.

– Несмотря на то, что я пират, негодяй, беглый каторжник?..

– Капитан, – Валенсия перестала улыбаться. – Не нужно все портить. Я прошу прощения за свои слова.

– Хорошо. Не будем об этом, извините. – Он улыбнулся ей. – Вы все еще согласны?

Выражение ее лица смягчилось.

– Согласна, капитан. Только давайте перейдем на «ты», и зови меня Валенсией.

– Договорились. Тогда через пятнадцать минут я буду ждать тебя здесь…

– Лад!

– Ладно, ладно… через час.

– Хорошо, через полтора. – Девушка тоже улыбнулась.

Они разошлись – Валенсия в свою каюту, а Лад пошел в рубку. Там дежурил Рудольф.

– Руди, ты не знаешь какого-нибудь хорошего ресторана?

– «Хрустальный пик». Вы один или с дамой?

– С дамой.

– Тогда точно «Хрустальный пик», – убежденно сказал штурмовик.

В этот момент в рубку вошла Валенсия.

– Рудольф, ты здесь, я хотела… – Она увидела Ладимира и смутилась.

– Да, Валенсия, что? – спросил Феникс.

– Скажи мне номер Аниес, она в городе, а мне нужно у нее кое-что спросить, срочно.

– Давай отсюда ее вызовем…

– Нет! – вспыхнула Валенсия. – Я сама ей позвоню.

– Ладно, держи ее карточку. Только верни потом.

– Хорошо. – Валенсия быстро ушла.

Рудольф посмотрел на капитана и сказал сквозь улыбку:

– Непременно «Хрустальный пик». Ей там понравится.

Полтора часа пролетели почти незаметно. Лад заказал места в ресторане, надел свой парадный мундир и вызвал лимузин к кораблю. Правда, ему пришлось ждать у трапа еще двадцать минут, но когда Валенсия появилась из «Пилигрима», он едва нашел слова, чтобы выразить свое восхищение.

На девушке было длинное вечернее платье, словно сшитое из живых бабочек. При каждом ее шаге они взмахивали крыльями и, казалось, вот-вот упорхнут прочь. Ее темные волосы развевались от легкого ветерка, и вместе с ними трепетали за спиной концы воздушного шарфа, обмотанного вокруг шеи. Голубые глаза сияли в обрамлении едва заметного макияжа, изображавшего крылья бабочки.

– Что же ты стоишь? – улыбаясь, спросила Валенсия, довольная произведенным впечатлением.

– Потрясающе! – не смог сдержать своего восторга Лад. Он протянул ей руку и проводил до лимузина.

Всю дорогу до ресторана он не отводил от нее глаз, а она с улыбкой смотрела в окно, делая вид, что не замечает этого.

«Хрустальный пик» поднимался над всеми близлежащими строениями. Это была пирамида, по граням которой, от середины и вверх, в несколько этажей располагались балконы ресторана. А на самом пике находилась площадка для особо важных гостей. Особенность сооружения состояла в том, что оно было сделано из одного гигантского куска искусственного хрусталя, специально выращенного в невесомости. Поэтому сооружение было прозрачным и. подсвеченное разноцветной иллюминацией, выглядело невероятно красиво.

Когда лимузин подлетал к ресторану, уже начало темнеть, и здание смотрелось особенно выгодно.

Валенсия ахнула от восторга.

Машина вознесла их прямо к вершине, мягко опустилась на площадку, Лад вышел и подал руку девушке.

Виртуальный официант ждал их возле столика, установленного на самом пике.

Лад отпустил лимузин, и они остались вдвоем на вершине хрустальной башни. Он пригласил ее за столик. В тонких бокалах искрилось вино, вокруг разливалась нежная музыка.

Несмотря на высоту и открытость площадки, ветра не было – невидимый купол силового поля прикрывал их от посягательств природы.

Еда была великолепной, вино слегка терпким и чуть сладким… Немного перекусив, Лад и Валенсия пошли танцевать. Потом снова немного поели и снова танцевали… танцевали, танцевали, танцевали. Музыка завораживала, не отпускала, ласкала слух. Они все время разговаривали, удивляясь, как много находят тем. Смеялись, подшучивали друг над другом… Время летело незаметно. Над городом давно опустилась ночь.

Неожиданно зазвонил видеофон в кармане Лада, сразу вызвав в душе тревогу. Он достал аппарат и активировал.

– Капитан Каменев? – Лицо незнакомого человека на экране словно расплывалось по краям.

Лад не сразу догадался, что на том был капюшон из маскировочной ткани.

– Извини, – сказал он Валенсии, встал из-за стола и отошел в сторону. – Я слушаю.

– Мы выполняли поручение губернатора, о котором вы его просили.

– Так.

– Мы взяли вашего человека. – Он повернул видеофон и показал стоящего на коленях Телори. – Мы сейчас здесь. – Он снова отвел аппарат в сторону, показывая местность. Ладимир различил кольца скоростной трассы, берущей начало на окраине города. Человек в камуфляже тоже разглядел, где находится Лад, или просто знал это. – От «Хрустального пика» на запад. Двадцать минут на машине.

– Хорошо, буду через двадцать минут, – сказал Лад, отключил мобильный и прорычал: – Темные звезды!

– Что случилось? – с тревогой спросила Валенсия.

– Мне нужно отъехать ненадолго. Дело не терпит отлагательств. Это очень важно и срочно. – Он был очень расстроен. И тем, что придется закончить этот прекрасный вечер, и тем, что подозрения в отношении Телори подтвердились.

Капитан вызвал машину с виртуальным водителем, чтобы потом самому сесть за руль.

Ладимир разрывался на две части, одна из которых изо всех сил хотела остаться, а другая понимала, что он должен ехать. Он подошел к Валенсии:

– Мне так жаль…

– Раз надо, то езжай, – сказала девушка. – Я все понимаю. Можно, я еще немного побуду здесь? Тут так красиво! А ты, если освободишься быстро, – возвращайся. А если нет…

– То я пришлю за тобой машину.

– Хорошо.

Она смотрела ему в глаза, Лад взял ее за руки, потянул к себе и поцеловал.

Голова закружилась от ее сладких губ… С усилием, но капитан заставил себя отстраниться. Заглянул Валенсии в глаза и грустно улыбнулся.

– Мне пора, – сказал он негромко.

– Я буду ждать, – ответила она.

У края площадки появилась машина, Лад пошел к ней не оглядываясь, чтобы не передумать. Только открыв дверцу, он все же посмотрел на Валенсию.

Девушка улыбнулась ему и помахала рукой.

Когда машина улетела, Валенсия села на свой стул, взяла кончиками пальцев бокал вина, откинулась на спинку и стала смотреть на звезды.

Забравшись в машину, капитан вызвал помощника:

– Петер, ты где?

– В забегаловке под названием «Кум королю», – ответил тот с улыбкой. – Высота триста пятьдесят метров. Две личные официантки и три бесплатные виртуальные спутницы. Не желаешь присоединиться?

– Помнишь наш разговор о стертой передаче?

– Да. – Голос помощника сразу стал серьезным.

– Кажется, адресат нарисовался. Найди Рудольфа и Георгия. Встречаемся у выезда на трассу к промышленной части города. Двадцать минут.

– Понял, буду через двадцать минут.

Ладимир и Петер прибыли на место одновременно.

На площадке у бетонного основания разгоночного кольца скоростной трассы четыре человека в камуфляже, делающем их практически невидимыми, стояли возле Телори. Рядом с ним он заметил еще одного человека. Тот лежал на земле, раскинув руки, и в теле его зияли жженые раны.

– Люди губернатора пасли его? – сразу спросил помощник у капитана.

– Да. Вызвал Рудольфа с Георгием?

– Угу. – Помощник посмотрел вверх, в сторону, откуда они должны были появиться. В темном небе, сверкая овалом габаритного обода, летела машина. – Да вот они.

– Хорошо.

– А ты где был?

– На «Хрустальном пике».

– С Валенсией?

– Да.

Петер провел пальцами по шраму и протянул:

– Понятно.

Машина опустилась, и тут Лад увидел, что внутри, кроме Георгия и Феникса, сидела Аниес.

– Что она тут делает?! – спросил Лад. – Мать вашу! Петер, ты совсем голову потерял?

– Капитан, я не знал… я велел им никого больше не брать!

– Темные звезды!

Члены экипажа уже вышли из машины.

– Что здесь происходит, капитан? – спросила Аниес. – Я видела там Телори с какими-то людьми. У него что, неприятности? Он во что-то ввязался, капитан? Зачем мы здесь? Мы ему поможем?

– Забери тебя Темные звезды, Петер, – пробормотал Лад.

Помощник опустил глаза, потом вздохнул и посмотрел на девушку:

– Эти люди держат его для нас.

– Для нас? Что это значит?!

– Это значит, что Телори – предатель.

От удивления девушка не могла найти слов и только недоверчиво мотала головой. Рудольф и Георгий тоже с изумлением смотрели на капитана.

– Нет, – выдохнула Аниес наконец. – Нет. Этого не может быть! Капитан, скажите, что это не так!

Она посмотрела на Лада и все поняла по его лицу.

– Пошли, сестренка, – сказал Петер, – сейчас сами все выясним.

Телори стоял на коленях, спиной к ним, положив руки на затылок. Пираты встали перед ним и посмотрели в лицо. Губы парня были разбиты, из носа текла кровь.

Человек губернатора протянул капитану портативный видеоплеер с вставленным стримкристаллом.

– Тут все есть, – сказал он. – Второго взять не смогли – пришлось ликвидировать. Опознанию не подлежит. Кости лица пластичны, в базе ДНК не идентифицирован, кожа подвергнута обработке мутационным излучением. Первое, что приходит на ум, – имперские спецслужбы. Но в принципе мог работать на частного заказчика.

– Понятно.

– Мы можем идти?

– Да. Спасибо.

Люди в маскировочном камуфляже растворились в ночи, как будто их тут и не было.

Лад включил запись на воспроизведение:

– …мы ждали несколько дней после твоего сигнала. – В голосе незнакомца звучало недовольство.

– Я отправил сообщение, как только узнал, что центуринит у нас. Я же не знал, что этот идиот, капитан, полезет в какую-то колонию. Строит из себя неизвестно кого. В благородство играет, – говорил Телори. – Потом потащился перевозить детей и чуть не попался в лапы адмиралу Стюарту, я уж думал, все, приплыли… Но ему здорово везет! Оказывается, у нас на корабле адмиральская дочка была. Представляешь?!

– Да, мы знаем. Но полковник все равно недоволен твоей работой, слишком много случайностей.

– Ну это не ко мне вопросы, а к Каменеву. Он у нас любитель влезать, куда не просят.

– Сейчас центуринит здесь?

– Да, еще на корабле, разгрузка завтра. – Парень был доволен. – Теперь эту скотину можно брать – не отвертится. Думал, что купил меня, тварь. Как же не терпится увидеть его морду, когда он узнает, что попался. Теперь Сен-Лиз не сможет его защитить.

В этот момент человек, с которым разговаривал Телори, что-то заметил. Быстро достал из кармана биосканер и направил в сторону, откуда велась съемка.

– Берегись! – Отбросив сканер, он выхватил пистолет и начал стрелять.

На этом запись обрывалась, но увиденного было вполне достаточно.

Ладимир посмотрел парню в глаза:

– Объяснишь это как-нибудь?

– Да, капитан. – Он усмехнулся и покачал головой. – Ты даже не представляешь, во что ввязался.

– Так, может, поведаешь?

– С какой стати? – дерзко ответил он.

Петер ударил его. Аниес вздрогнула всем телом и зажмурилась.

Телори застонал, сплюнул кровь и снова поднял взгляд на капитана, потом посмотрел на девушку. Из ее глаз лились слезы. Шмыгая носом, она сглотнула подступивший к горлу комок. Потом судорожно выдохнула, чуть успокаиваясь.

Телори повернулся к Ладу:

– Что? Сам замараться боишься? Ну да, ты же у нас офицер. А ты думал, я правда к тебе пошел, потому что ты такой весь правильный? Да плевать я хотел на твою правильность. Липски хорошо знает, как к тебе подобраться. Что сделать, что сказать… Те полицейские в баре… они ему денег должны, он велел им драку с тобой затеять, а мне на помощь прийти. Видишь, как все удачно сложилось. – Он засмеялся.

Петер снова ударил парня. Тот упал, стал медленно подниматься, криво ухмыляясь разбитыми губами. Из рассеченной брови потекла кровь; сморгнув густую каплю, он снова встретился взглядом с Аниес.

Только ей одной было известно, что она увидела в его молящем взгляде, но внутри у девушки что-то надломилось. Слезы стекали по ее щекам, губы плотно сжались, пальцы обхватили рукоятку пистолета и побелели от напряжения. Внезапно она выхватила оружие и нацелила на капитана.

– Аниес! – воскликнул Петер.

– Я не могу позволить вам этого. – Слезы потекли еще сильнее. – Не могу… не могу…

– Мы не причиним ему вреда, Аниес. Я его даже бил вполсилы, чтобы припугнуть.

Но она не смотрела на него, ее взгляд был нацелен на капитана, как и пистолет.

– Только припугнуть? Зачем тогда здесь он? – Она кивнула на штурмовика. – И бывший полицейский? Вы хотели его допросить, а если он не будет отвечать, то выбить из него сведения, так, капитан? Я не могу вам этого позволить.

– Девочка, опомнись! – пытался убедить ее Петер. – Он же предатель! Он предал нас, предал тебя!

– Я не предавал тебя, – негромко сказал Телори. – Я люблю тебя. Ты знаешь это.

– Заткнись! – закричал на него помощник. – Заткнись, иначе я вырву у тебя язык, поганый ублюдок. Аниес, он обманывает тебя! Не слушай его! Он предал тебя, как и нас, а может, даже и больше.

Разговор шел на повышенных тонах, но с места никто не двигался. Аниес смотрела сквозь слезы на Ладимира, не отводя пистолета.

– Простите, капитан, – проговорила она.

Он спокойно смотрел на девушку. Ему казалось, что он понимает бушующие в груди Аниес чувства.

– Отпустите его, – велел Лад.

– Что?! – завопил Петер. – Капитан! Его нельзя отпускать!

Помощник повернулся к девушке:

– Аниес, подумай, что ты делаешь. А как же Пловец? Ты бросишь его ради этой мрази?

Она ничего не ответила.

– Пусть уходят, – повторил Ладимир.

Телори поднялся и встал за спину девушки.

– Идите! – сказал капитан. – Сейчас! Возьмите мою машину.

Он отвернулся и пошел к автомобилю, на котором приехал помощник. Остальные члены команды молча провожали садящихся в машину Аниес и Телори взглядами.

Когда они скрылись в темноте, Лад сел на пассажирское сиденье и сказал негромко:

– Поехали.

Петер молча забрался на водительское место. Было видно, что ему хочется что-то сказать, но он сдерживает себя.

Лад достал мобильный и позвонил Валенсии, но она не ответила. Тогда он набрал номер ресторана.

Вежливая девушка ответила, что для госпожи Стюарт двадцать минут назад была подана машина и она уехала.

Лад досадливо цыкнул.

– Что, не дождалась? – спросил Петер.

Капитан отрицательно покачал головой.

– На корабль?

– Да, поехали.

– Хорошо, что Пловца сейчас нет. Двух объяснений за вечер для меня много, – сказал Петер поднимая машину в воздух.

Пока они летели, Лад старался не думать о том, что только что произошло, а вспоминал то время, что они провели с Валенсией, и улыбка невольно появлялась на его лице. Он хотел скорее снова увидеть ее. Ведь впереди еще половина ночи и все утро. И необязательно сидеть в ресторане, можно отлично попить сош, например, в кают-компании. Главное, чтобы она была рядом.

Лад не заметил, что они уже приехали.

– Выходи, – сказал Петер. – Я иду на камбуз, найду там что-нибудь мясное и спиртное и планирую как следует поесть и выпить. Если надумаешь – присоединяйся.

Лад выбрался из машины и направился кораблю.

– Капитан Каменев? – раздался металлический голос – в тени у трапа стоял электронный доставщик. Человекоподобный робот ждал ответа.

– Я слушаю, – сказал Лад.

– Пожалуйста, оплатите доставку наличной картой, тем самым произведя идентификацию.

– Чего надо, железка? – Петер встал перед роботом. – Что у тебя?

– Послание Капитану Каменеву от госпожи Стюарт.

– А, понятно, – хмуро улыбнулся помощник. В другой момент он бы не преминул подколоть Лада, но сейчас ни у кого не было настроения. – Пошли ребята, это личное.

Лад провел картой по раскрытой ладони доставщика.

– Спасибо. Идентификация пройдена успешно, вот послание. – Робот открыл небольшой сейф, встроенный в грудь, и вынул стримкристалл. – Воспроизвести?

– Да.

Уши робота закрылись заслонками, голова повернулась на сто восемьдесят градусов, показывая, что записывающие аудиовизуальные устройства доставщика деактивированы.

Робот раскрыл другую ладонь и вставил кристалл в гнездо. Голограмма мигнула и показала Валенсию, прикованную по рукам и ногам в кабине атмосферного челнока. Рот был заклеен липкой лентой. Раздался мужской голос, самого говорившего не было видно:

– Слушай внимательно, Каменев. Если хочешь получить ее живой и невредимой, прилетишь через четыре дня. Мне нужно полмиллиона империалов. Если только сунешься к губернатору, свяжешься с ним любым способом, который придет тебе на ум, забудь о нашей сделке и жди еще одного доставщика. Он принесет тебе ее в упаковке, в своем нагрудном сейфе… всю. И возможно, потом я пришлю тебе запись наших бурных ночей. До встречи, дружище. Не забудь деньги.

Голограмма погасла.

– Ах ты тварь! – крикнул Лад. – Сволочь!

Он ударил доставщика кулаком, разбив его в кровь.

Робот повернул голову и произнес:

– Помните, я собственность компании «Быстрая доставка». Ведется запись нападения. За причиненный ущерб придется…

– Кто послал этот кристалл? – Лад не мог сдержать эмоций и кричал на робота. – Кто?!

– Информация отсутствует. Простите, запись ведется только в случае нападения на собственность компании.

Привлеченные криками, из корабля появились члены его команды.

– Лад, что случилось?

Не выдержав, Каменев набросился на доставщика. Петер и Рудольф подскочили к нему и оттащили назад.

Робот сунул кристалл в фирменную упаковку своей компании, положил на бетон и побежал прочь, жужжа моторами.

– Лад, в чем дело, можешь толком объяснить?

Капитан тяжело дышал под тяжестью навалившегося на него штурмовика. Потом немного успокоился и сказал, чтобы тот слез с него.

Петер помог подняться. Ладимир наклонился, взял коробочку, оставленную роботом, и пошел на корабль.

– Пошли, – сказал он хриплым голосом. – Считыватель в кают-компанию.

– Алонсо! – Помощник кивком велел парнишке сбегать за устройством.

Когда все собрались, Лад включил стримкристалл. Просмотрев запись, пираты разразились ругательствами.

– Лад, не переживай, мы найдем их и выпустим кишки. Это я тебе обещаю, – сказал помощник. – Они даже не успеют воспользоваться нашими деньгами! Твари!

Майор Рассел стоял за дверью и слушал, едва сдерживая улыбку. Потом, стараясь шагать как можно тише, направился в свою каюту.

– Капитан, – негромко, но в то же время перекрывая стоящий в помещении гвалт, сказал Георгий, – вам не кажется, что сумма очень знакома?

Все сразу замолчали.

– Ровно столько же стоил Большому Джону наш центуринит, – пояснил свою мысль грек.

Лад задумался – в словах Георгия был смысл.

– Мне нужен Липски, – сказал он наконец.

– Мы тебе его достанем, – пообещал Феникс.

– Не сомневайся, капитан, – подтвердил Петер. – И мы спасем Валенсию.

Лад посмотрел на решительные лица своего экипажа, и тревога снова затопила его.

В этот момент прибежал Алонсо.

– Капитан! Лад! – Парнишка был сильно встревожен.

Разговоры сразу прекратились, и все взгляды обратились на него.

В руке у Алонсо был портативный терминал. Он положил его перед Каменевым, но от волнения никак не мог начать рассказывать.

– Успокойся! – грубо прикрикнул на него Петер. Из-за последних событий все были на взводе. – Перестань трястись, говори по-человечески!

– Это… это был не Телори!

– Что? – Лад еще не оправился от шока, вызванного похищением Валенсии.

– Ну-ка! – Помощник оттолкнул юношу и посмотрел на терминал. – Что тут?

Алонсо встал за его спиной и ткнул пальцем:

– Еще одна передача!

– Как еще одна? Когда?

– Два часа назад! Запись, как и в первый раз, стерта, но дубликат остался.

– Рудольф, ты нес вахту, – спросил помощник. – На корабле еще кто-нибудь находился?

– Братья приехали, все трое. Но почти сразу ты вызвал нас с Георгием. Еще майор Рассел, но он, как вернулся, сидел в своей каюте.

– Рассела не было с нами, когда был первый сигнал.

Пираты недоуменно переглядывались – ведь кроме капитана, Петера и Алонсо, о первой передаче никто не знал. В кают-компании на время наступила тишина.

– Алонсо, проверил, куда направлен сигнал?

– Да, – неуверенно сказал юноша. – В никуда.

– И что это значит? – нахмурился помощник.

– Это значит, что все намного сложнее, чем кажется, – мрачно произнес Лад и тяжело вздохнул.

Роман Куликов Дело чести

Автор выражает свою благодарность и признательность Ежи Тумановскому и Юрию Бесарабу, за поддержку и неоценимую помощь в написании книги.

Пролог

Порт Мессины считался одним из самых современных и технологичных в Империи. Выстроенный в серо-стальных и черных тонах, он целиком занимал огромный полуостров на восточной оконечности единственного на планете материка и был похож на небольшой город со своей хай-тек архитектурой, внутренней инфраструктурой и порядками.

Среди богатых и власть имущих мира сего считалось престижным иметь в аренде хотя бы один собственный ангар в порту Мессины. Все крупные корпорации занимали целые сектора для своих кораблей.

«Пилигрим» приземлился в самом обширном – общем секторе порта. Посадочная платформа упруго приняла на себя его тяжесть, выпустила фиксирующие захваты, обхватив ими опоры корабля, и плавно унесла в стояночный отсек.

Вся команда собралась в кают-компании, и, пока за бортом гудели механизмы, закрепляя «пилигрим» в отведенной для него ячейке, помощник капитана раздавал последние наставления:

– Итак. Рудольф, стараешься не удаляться от нас. Держишься второго потока, выше не поднимаешься. То, что сопровождать нас не получится, – и дураку ясно, но ты попытайся быть поблизости.

– Хорошо, – кивнул штурмовик.

– Вторая группа, наоборот, занимает позицию повыше. Виталь, ты знаешь, как важно засечь их наблюдателей.

– Угу, – ответил тот.

– На земле нас…

Помощника прервал раздавшийся из динамиков голос Алонсо:

– Капитан, у борта ожидает посыльный.

Лад и Петер переглянулись.

– Быстро они, – проговорил Андреас. – Мы же только пришвартовались.

Ладимир направился к выходному люку. Петер снова повернулся к команде:

– Мы предполагали плотное наблюдение. Группы сопровождения выбираются через грузовой отсек, дальше служебными коридорами под ангарами.

Вернулся Лад.

– Выходим немедленно, – сказал он, бросив на стол голографический проигрыватель, над которым мерцало объемное изображение какого-то сооружения, похожего на собор. – Втроем. Петер, Георгий со мной. Церковь Единого начала. У нас все готово?

– Да, – ответил помощник.

– Выходим!

Глава 1

Оставленные для охраны корабля Алонсо и доктор Калугин стояли возле люка. Взглядами они провожали удаляющуюся транспортную платформу с капитаном и двумя его спутниками на борту.

– Странно, почему похитители выбрали именно Мессину для обмена, – не обращаясь ни кому конкретно, спросил корабельный врач. – У ортодоксов, насколько мне известно, отличная служба безопасности.

Алонсо пожал плечами.

В этот момент крупный серебристо-серый волк протиснулся между ними и сел, задрав голову. Подошедший вслед за своим питомцем Пловец ответил на вопрос Калугина:

– Как раз поэтому и выбрали – они боятся нас и капитана.

– Скорее вceго, – согласился со слепым штурманом Алонсо. Он вспомнил просмотренные перед посадкой справочные материалы из местной инфосети, описывающие место их пребывания как «последнюю и единственную надежду человечества от полного забвения в хаосе неправедных учений». По сути же, появление такой планеты, как Мессина, обуславливалось лишь резко возросшей популярностью Вселенской церкви. Ведь как бы ни было велико влияние последней на умы людей, всегда оставались те, кто придерживался иного пути, иных взглядов. Приверженцам старых религий, ортодоксам, как их называли, стало неуютно рядом с могущественным соперником. Объединившись, когда-то непримиримые противники облюбовали для себя планету, обосновавшись на которой призвали к себе всех своих приверженцев и прихожан.

Выбранная ими планета получила название Мессина, в честь древнего портового города, служившего перевалочным пунктом для рыцарей на пути в Святую землю.

На единственном материке разместился огромный религиозный мегаполис, где церкви соседствовали с минаретами, синагоги с индуистскими храмами. На планете практически отсутствовала промышленность, лишь необходимый минимум, для поддержания уровня жизни, довольно высокого, несмотря на специфику.

Чтобы ни в чем себе не отказывать, священный ареопаг, заменяющий собой правительство и состоящий из представителей всех существующих на Мессине религиозных концессий, решил организовать на планете дорогой курорт. Теплые океаны и разбросанные в огромном количестве островные архипелаги благоприятствовали этому.

Постепенно Мессика превратилась в туристический рай, один из самых дорогих, фешенебельных и безопасных курортов в Империи, куда десятками тысяч слетались паломники и туристы со всех галактик, чтобы отдохнуть, поглазеть на старые и новые памятники человеческой культуры, поклониться святыням и потратить свои сбережения.

Наземные магистрали в мегаполисе почти отсутствовали, и весь транспорт передвигался только воздушным путем. Ладимир, Петер и Георгий шли по залитой полуденным солнцем улице, среди праздно шатающихся туристов. Здесь было на что посмотреть, чем полюбоваться – десятки вывезенных с Земли старинных зданий, копии памятников архитектуры, воспроизведенные с мельчайшими подробностями. Необыкновенная атмосфера величия былых веков, когда человечество еще только начинало покорять космическое пространство.

Климатические установки, встроенные в стены зданий, создавали комфорт и прохладу даже в самую жаркую пору, а рассеянные высоко над городом микрочастицы не позволяли солнечному излучению причинить вред здоровью жителей и гостей планеты.

Но трем пиратам достопримечательности сейчас были не интересны. Их суровые лица контрастировали с беззаботными физиономиями туристов и восторженными минами религиозных паломников, постоянно встречающихся на пути.

– Далеко еще? – спросил Лад.

Георгий взглянул на виртуальный путеводитель, закрепленный на запястье.

– Через пару зданий будет проулок. Из него выход на нужную нам улицу.

В этот момент заглядевшийся турист едва не налетел на Петера. Помощник капитана грубо оттолкнул его и пошел дальше, но путь ему тут же перегородил виртуальный полицейский.

Брови голограммы сердито сошлись над переносицей.

– Результаты видеонаблюдения показывают, что ваше столкновение не носит ритуальный характер. Иные виды конфликтов считаются правонарушением, и если вы немедленно не прекратите противоправные действия, к вам будут применены парализующие препараты.

Георгий дернул Петера за рукав, тот не отреагировал и зло посмотрел на туриста.

– Что? Есть претензии?

Тот пробормотал извинения и развел руками, показывая, что все в порядке.

– Вот видите, офицер, все в порядке! – сказал помощник капитана.

– Хорошо, благодарю за сотрудничество, будьте впредь осторожнее! – Голограмма исчезла так же быстро, как и появилась.

– Скорей бы уже добраться, – проворчал Петер. – Я устал от ротозеев вокруг.

– Может, ты будешь держать себя в руках? – сказал ему Георгий. – Нам сейчас только разборок с полицией не хватает!

– Может, ты заткнешься и не будешь меня учить?

– Прекратили! – процедил сквозь зубы капитан.

Оба замолчали и, обменявшись взглядами, направились дальше.

Церковь Единого Начала выделялась среди расположенных рядом зданий высоким шпилем и асимметричной архитектурой, свойственной эпохе Второго Возрождения.

Ангел-охранник преградил путь, едва пираты вошли в тень под навес. Его крылья с шумом расправились, почти полностью закрыв проход.

Ладимир рассматривал высокую полуобнаженную фигуру в набедренной повязке, с золоченым копьем в руках – мощь и величие чувствовались в каждом движении – взмахе крыльев, повороте головы, жестах, даже во взгляде темных глаз присутствовала какая-то скрытая сила.

– Сдайте оружие. – красивым грудным голосом произнес охранник.

Лад вытащил из кобуры пистолет и положил на появившийся из стены лоток, его люди сделали то же самое.

– Теперь мы можем пройти? – недовольно проворчал Петер.

– Сдайте оружие, – повторил ангел.

– Мы же уже сделали это, – ответил Георгий.

Наконечник копья украсился красными полосками лазерных лучей.

– Сдайте оружие, – вновь сказал охранник. Среди белоснежных перьев на его крыльях блеснули металлические пластинки брони. – Ни один человек не войдет в священные чертога с оружием!

Лад посмотрел на своих спутников. Георгий спокойно стоял, чуть расставив руки в стороны, показывая, что безоружен. Петер недовольно скривился, отчего шрам на его лице покрылся морщинами. Он согнул руку в локте, пальцами вверх, и быстрым движением сжал и разжал их.

С легким шипящим звуком в его ладони оказался блестящий продолговатым стволом игольчатый лазер – оружие небольшое, но достаточно мощное.

С досадливой ухмылкой помощник капитана отдал его охраннику, который после этого свернул крылья и жестом предложил войти.

– Не понимаю я этих метаморфов. Если отрастил крылья, еще не значит, что стал ангелом, – бормотал Петер, когда они проходили узким темным коридором внутрь церкви.

– Это все антураж, подделка, – сказал Ладимир, – а вот оружие у нас отобрали по-настоящему.

– Надо было этому «орлу» на входе свернуть шею, – прошептал помощник.

Лад ничего не сказал в ответ, потому что они уже вошли в большую круглую залу. Посередине стояла огромная статуя, изображавшая человека в накидке с капюшоном, соединившего в молитве ладони и склонившего в покаянии голову. Вдоль стен выстроились десятки статуй поменьше.

Пираты стали оглядываться.

– Думаешь, Валенсия здесь? – негромко спросил Петер.

– Вряд ли, – покачал головой Каменев. – Скорее всего, нас хотели разоружить, и сейчас мы получим дальнейшие указания.

– Тихо! – предупредил Георгий, кивком указав вверх, в сторону золоченой анфилады, откуда появился священник в черной рясе.

Служитель церкви подошел к краю балкона и сделал шаг в пустоту. Но не упал, как можно было ожидать, а пошел по воздуху, спускаясь вниз, словно по невидимой лестнице.

Пираты настороженно наблюдали за священником. По мере того как он приближался к ним, его одеяние становилось светлее – сначала серым, потом белым, а когда нога священника коснулась пола, казалось, что ряса сияет каким-то внутренним светом.

– Господа, – приветствовал он их улыбкой едва ли не более белоснежной, чем его одежды. – Я полагаю, передо мной сейчас члены команды «пилигрима», бортовой номер 17-133?

Ладимир молча кивнул. Священник посмотрел на него:

– А вы, вероятно, капитан Каменев?

– Ближе к делу, – оборвал его Петер.

– Суета присуща мирским делам, – со снисходительной улыбкой посмотрел тот на пирата. – А суета – есть дитя хаоса, из которого родилась материальная вселенная. Лишь духовной составляющей нашего мира свойственна блаженная упорядоченность и единонаправленность.

– Оставь свои проповеди для прихожан и не трать понапрасну наше время. Что у тебя есть для нас?

Священник склонил голову, показывая, что смирение – одна из его добродетелей.

– Если вы найдете возможность посетить службу в нашем храме и позволите росткам Единого Начала пустить корни в вашей душе, то со временем сможете понять, что все происходящее…

Петер оглянулся, убедился, что кроме них никого в церкви нет, снова повернулся к священнику и, схватив его за грудки, подтащил к себе.

– Сейчас я позволю парочке гематом пустить корни на твоем черепе, если ты не скажешь, зачем мы здесь. Ну! – Он встряхнул священника. – Где она?!

– Билеты на трансконтинентальный экспресс.

– Что? – переспросил Лад. Взглянул на помощника: – Отпусти его.

Петер злобно оскалился и разжал пальцы.

Священник оправил рясу, исподлобья взглянул на помощника капитана, повернулся к Ладимиру и протянул ему три прозрачных пластиковых билета.

– Человек, сделавший значительное пожертвование нашей церкви, но пожелавший при этом остаться неизвестным, просил встретить вас. Он точно указал время вашего прихода и передал для вас три билета на трансконтинентальный экспресс.

– Вы хоть что-нибудь можете сказать об этом человеке? – спросил Лад. Забрав у священника билеты, он протянул их Георгию.

– Кроме того, что он очень щедр, – ничего. Посыльный доставил утром наличную карту и сообщение с просьбой. Мы не могли отказать такому великодушному человеку.

– Твой великодушный человек – мерзкий ублюдок, – фыркнул Петер.

– Все мы одинаковы в начале пути, – ответил священник.

– Лад, – неожиданно позвал Георгий. – Билеты!..

– Что?

– Экспресс отходит через десять минут!

– Как?! Мы же не успеем! – растерянно произнес помощник капитана. – Что же ты не сказал, скотина?!

Он повернулся к священнику с явным намерением его покалечить, но тот уже находился в полутора метрах над полом и смотрел на пиратов с прежней снисходительной улыбкой. Стало заметно, что под ногами у него дрожит силовое поле, слабое, но, видимо, достаточное, чтобы создавать впечатление ходьбы по воздуху.

– Суета – дитя хаоса…

Ладимир с Георгием уже рванули к выходу. Петер задержался на несколько секунд.

– Молись, чтобы мы успели, иначе я лично отправлю тебя к Темным звездам!

– Петер! – крикнул Лад из коридора, и помощник побежал за капитаном.

– Руди! – вызвал Каменев штурмовика по коммуникатору. – Спускайся к нам! Быстро!

Сверху послышались предупреждающие сигналы, когда машина штурмовика понеслась вниз. Едва ока оказалась на земле, двери распахнулись, и капитан с Петером и Георгием забрались внутрь. Тут же автомобиль окружили виртуальные полицейские. Один их них, с погонами лейтенанта, выступил вперед:

– Личному транспорту запрещено находиться ниже второго уровня…

– На вокзал, быстрее! – приказал капитан Рудольфу.

– …вы должны немедленно оставить транспортное средство, дождаться буксировщик и патруль, который препроводит вас в участок, для прояснения ситуации… – продолжала говорить голограмма полицейского.

Машина взмыла вверх и, нарушая все правила движения, помчалась в сторону вокзала. За ней сразу началась погоня. Три полицейских перехватчика плотно сели на хвост и забрасывали пиратов предупреждениями и приказами остановиться.

– Высадишь нас, – сказал Каменев штурмовику, – потом погоняешься еще минут пять и сдашься. Наличная карта с собой?

– Да.

– Сделаешь пару пожертвований, чтобы откупиться, и сразу за нами.

– Понял.

Впереди показалась зеркальная полусфера вокзала, расположившегося на самом берегу моря. Во все стороны, над водой, от него расходились скоростные магистрали, состоящие из вертикальных колец – ускорителей, сквозь которые на огромной скорости в разных направлениях неслись поезда, развозя туристов по фешенебельным курортам или, наоборот, забирая их оттуда.

– Высади нас где-нибудь, чтобы полиция не увидела, – сказал Ладимир.

Рудольф направил машину вниз так резко, что все приборы тревожно запищали и панель украсилась десятком красных предупреждающих об опасности огоньков. Все, кто находился в салоне, повалились друг на друга, негромко ругая водителя, но штурмовик делал то, что считал нужным.

Остановившись под мостом, где они были скрыты от полицейской погони, он открыл двери.

– Капитан, выбирайтесь! – Когда Лад, Петер и Георгий выскочили из машины, Рудольф сказал: – Я догоню вас. Удачи.

Он снова направил автомобиль вверх, уводя за собой погоню, а оставшиеся на земле пираты побежали в сторону вокзала.

Система безопасности была здесь не менее совершенной, чем в церкви Единого Начала, только вместо ангела-охранника Ладимира со спутниками встретил доброжелательно улыбающийся служащий в униформе.

– Пожалуйста, сдайте имеющееся у вас оружие. Если оно имеет ритуальное значение, то предъявите соответствующее разрешение и описание.

– Какого хрена! – выругался Петер, который успел прихватить из машины лазерный пистолет. – Снова нас разоружают!

– Не тяни время, – велел Лад, и помощник сдал охраннику оружие.

– Благодарю, – сказал тот, – по возвращении вы сможете забрать его назад. Приятного путешествия.

Оставив служащего позади, они быстрым шагом направились к эскалатору.

– Успеваем? – спросил Ладимир, едва они вступили на движущиеся вверх ступени.

– Да. Еще три минуты, – ответил Георгий.

Параллельно с ними на соседних дорожках эскалатора поднимались десятки туристов. Перед глазами постоянно появлялась объемная реклама различных отелей и продуктов, но пираты не обращали внимания на красочные ролики – их взгляды обшаривали направляющихся на посадочную платформу людей.

– Смотри на него, – Георгий кивком указал в сторону здорового парня, стоящего на ступеньках транспортной ленты чуть выше.

– И что с ним? – не понял Петер.

– На ноги смотри.

Помощник пригляделся.

– Темные звезды, он же…

– Точно. Киборг.

Ладимир не стал смотреть, лишь спросил:

– Пасут?

Грек едва заметно пожал плечами:

– Скоро узнаем.

Эскалатор вынес их на платформу к ожидающему трансконтинентальному экспрессу.

– Парень впереди, вон он сейчас в очереди на посадку, – показал капитану Петер.

Ладимир осторожно посмотрел на вереницу людей.

– Здоровый такой, с бритым затылком, – пояснял помощник шепотом. – На ноги его посмотри.

– Ага, вижу, – Лад прошелся по парню быстрым взглядом и снова повернулся к своим людям. – Бывший военный, после ранения – только в армии разрешены такие имплантаты.

– С нами в вагоне поедет, – усмехнулся Георгий.

Вагон был с сидячими местами.

– Поедем вторым классом. Хоть это радует, ведь эти ублюдки могли заставить нас забраться в багажное отделение, – проворчал Петер.

– Думаю, стоимость билетов они включили в сумму выкупа, – сказал Георгий, оглядываясь по сторонам.

– Тогда могли бы раскошелиться и на первый класс.

– А наш сопровождающий, похоже, профи: спокоен, держится близко, но не наглеет. Я даже не заметил, чтобы он смотрел в нашу сторону, как будто действительно случайно с нами в одном вагоне.

Когда к ним подсел еще один пассажир – улыбчивый господин в свободной рубахе, с солнечными очками, поднятыми на лоб, и с каким-то журналом в руке, они вынуждены были перевести тему разговора. Он вежливо поздоровался и, не дождавшись ответа, углубился в чтение.

Через несколько минут экспресс с гордым названием «Триумф Императора» отправился в свой каждодневный путь. Стены здания вокзала остались позади, состав вышел под открытое небо, медленно набирая скорость. На краткий миг яркое солнце ворвалось в вагон, пока не среагировала тонировка стекол.

До прибрежной линии экспресс шел по монорельсу. Внизу, по обеим сторонам от бесшумно скользившего поезда, мелькали выстроившиеся в несколько линий пляжные домики. Пришвартованные возле модных деревянных, •«под старину», пирсов, покачивались на волнах отвечающие самому последнему слову техники и моды катера и яхты.

Голографическая проводница в униформе появилась в середине вагона и нежным голосом объявила:

– Уважаемые пассажиры! Через минуту наш экспресс «Триумф Императора» перейдет в режим ускорения. Прошу вас не покидать свои места и напоминаю, что в случае необходимости вы можете вызвать меня или моих коллег нажатием кнопки в подлокотниках ваших кресел. Мы будем рады сделать ваше путешествие максимально комфортным. Приятной поездки.

Сверкнув улыбкой, голограмма исчезла.

Почти сразу после этого невидимая сила вдавила всех в кресла, пейзаж за окнами замелькал, словно превратившись в холст с размазанными по нему красками. Монорельс закончился, экспресс прошел через первое ускорительное кольцо, потом еще через одно и, достигнув нужной скорости, перешел в режим скольжения, пролетая сквозь стазисные кольца, установленные вдоль всего маршрута и позволяющие составу поддерживать постоянную скорость. Казалось, что поезд парит над водой от кольца к кольцу, а его длинная тень несется по океанским волнам рядом со своим хозяином.

Обстановка не располагала к беседам, поэтому пираты ехали молча, занятые каждый своими мыслями.

Петер уставился в окно, Георгий, сидевший к нему лицом, следил за пассажирами, Ладимир думал о Валенсии. За то короткое время, что она провела на «пилигриме», капитан не просто привязался к ней. Первоначальная симпатия быстро и незаметно для него самого переросла в нечто более глубокое. В сердце Лада зародилось чувство, о котором он даже не подозревал до этого момента… до того, как он потерял ее.

Валенсия…

Ему нравилась эта своенравная аристократка, импонировала ее смелость, ее открытость. Темные звезды! О чем он?! Она не задумываясь рисковала жизнью ради него! А он допустил, чтобы ее похитили…

Лад твердо пообещал себе, что обязательно вызволит ее! Доставит целой и невредимой к отцу, во что бы то ни стало…

Но капитан прекрасно понимал, что сейчас все козыри у похитителей. И чем ближе становился момент встречи с ними, тем сильнее он волновался и переживал за исход всего этого дела.

Прошло сорок минут путешествия на комфортабельном экспрессе «Триумф Императора». Свежий, чуть прохладный воздух подавался из системы вентиляции, предлагаемые напитки имели прекрасный вкус.

Пассажиры расслабились и наслаждались поездкой. Даже на пиратов ровное скольжение поезда действовало успокаивающе.

– Вон, смотри, – Петер указал на четыре серебристые точки, несущиеся над сверкающей гладью океана параллельно с экспрессом и едва заметные на фоне бликующих волн. – Так было бы в несколько раз быстрее и приятнее.

– Ну, это ты у нас скорость любишь, по мне – на поезде спокойней, – отмахнулся Георгий.

– Ты просто не знаешь, что такое глайдер! Мощь и комфорт. Стоят кучу империалов.

– Развлечение для богатых юнцов.

– Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, – мужчина справа подался к ним, блеснув белоснежной улыбкой. Все трое сразу напряглись и резко обернулись к говорившему. Тот, ничуть не смутившись их колючих взглядов, продолжил.

– Вы не правы! – сказал он Георгию. – Почему «развлечение для юнцов»? Вполне респектабельные и знатные люди покупают глайдеры, не только своим отпрыскам, но и для себя лично.

Он вытянул шею, вглядываясь в океанскую даль, где над водой мчались машины.

– Это хорошие, глайдеры, называются «Стилет», видимо из-за стремительной формы корпуса. Очень мощные и, как справедливо заметил ваш друг, очень комфортабельные. Модели этого года, к тому же еще и модифицированные – слегка заужен нос, по бокам странные обвесы, я таких не встречал еще.

Мужчина говорил уверенным тоном знатока, Ладимир невольно бросил взгляд в окно. Машины летели практически на одной скорости с экспрессом, в тот момент, когда Каменев посмотрел на них, два глайдера прибавили скорость и начали обгонять поезд, два других развернулись и направились в сторону экспресса. Казалось, они летят прямо на вагон, в котором ехали пираты. Лад снова повернулся к неожиданному собеседнику:

– Откуда вы столько знаете?

Тот растянул губы в довольной улыбке:

– За последние пять лет, я продал таких «малышек» несколько сотен штук!

В его руке, словно по мановению волшебной палочки, появились три переливающиеся голограммами и рекламными слоганами визитки.

– Моя компания одна из крупнейших на Мессине. Меня зовут Марлон Крейг, я…

– Эй, Лад, посмотри, – перебил торговца Георгий, неотрывно смотрящий в окно.

Все взгляды устремились в сторону приближающихся глайдеров.

Марлон Крейг хотел было оскорбиться, что его так бесцеремонно перебили, но профессиональная вежливость продавца, привыкшего иметь дело с очень богатыми и эксцентричными клиентами, взяла верх.

– Молодежь любит пошалить, – с улыбкой произнес он. – Наверняка пронесутся сейчас в нескольких метрах от поезда, напугав туристов.

Он откинулся в своем кресле, всем своим видом показывая, что нисколько не сомневается, что будет именно так, как он сказал.

– Эй, как тебя там, Крейг, – произнес Петер, разглядывая летящие к ним машины.

– Да, я вас слушаю.

– Ну-ка скажи мне, Крейг: у местной молодежи принято устанавливать на свои глайдеры тяжелые пулеметы?

– Простите, что? – не понял тот, подавшись вперед.

Петер грубо схватил его за грудки и подтащил к окну. Тут же рядом возникла голограмма проводницы и начала говорить о нарушении правил перевозки пассажиров и возможного наказания за это, но пират не обратил не нее ни малейшего внимания.

– Заберут меня Темные звезды, если эти твои так называемые «обвесы» не тяжелые бластеры, коммивояжер ты хренов!

– Я… я не знаю, о чем вы говорите, – пролепетал мужчина.

Петер отшвырнул торговца на его кресло и повернулся к капитану:

– Нас сейчас вскроют, как консервную банку.

– Темные звезды… – Ладимир быстро поднялся и обратился к проводнице: – Возможно, сейчас на экспресс будет совершено нападение, немедленно сообщите об этом службе безопасности.

– Вы должны сесть на свое место и воздержаться от дальнейшего проявления какого-либо неуважения к другим пассажирам и законам Империи и Мессины, – продолжала настаивать голограмма.

– Это бесполезно, – сказал Георгий.

Петер пытался связаться с мобильными группами, но Рудольф, должно быть, находился сейчас в полиции, а Виталь Зорин был слишком далеко, и мощности передатчиков не хватало.

– Так, ладно… – Каменев вышел в проход между рядами.

– Внимание! – Он повысил голос. – Всем отойти от левого борта и лечь на пол! Немедленно!

Пассажиры даже не подумали сойти со своих мест и уж тем более лечь на пол. Только парень с искусственными ногами вышел в проход и, с хмурым видом, внимательно смотрел на пиратов.

Ладимир встретился с ним глазами. Тот спокойно выдержал взгляд капитана.

– Вы меня слышите?! – снова крикнул Лад, но никто не среагировал на его слова.

– Все, Лад! Поздно! – Петер схватил капитана в охапку и повалил на пол.

В тот же миг сине-желтые лучи прошили борт вагона недалеко от их мест, и состав содрогнулся. После секунд непонимания происходящего пассажиры ударились в панику, повыскакивали из своих кресел и стали с криками ломиться к выходам. Сработала система жизнеобеспечения, укутав кресла коконами силового поля, и только еще больше добавила переполоха, когда часть пассажиров оказалась прикованной к креслам, а другие метались рядом с ними, тщетно пытаясь высвободить из невидимого плена своих друзей или родных.

Тяжелые бластеры снова ударили по вагону – второй глайдер пошел в атаку. Смертоносные лучи выжигали куски корпуса, проплавляли пластик и убивали несчастных, попавших под огонь. Вагон наполнил едкий дым, крики раненых и напуганных людей, стоны умирающих.

Раздался хлопок взрыва, когда один из лучей задел скрытые в стенах вагона баллоны с кислородом, и часть левого борта, огромный кусок пола и прикрепленные к нему пассажирские кресла разлетелись мелкими обломками.

Ударная волна пронеслась по вагону, повалив пытавшихся покинуть его людей.

Пиратов раскидало в разные стороны.

Экспресс остановился. В вагон ворвался соленый ветер и шум океана.

Ладимира забросило между кресел соседнего ряда. Придя в себя после взрыва, он приподнялся и осмотрелся в поисках своих людей. Петер укрылся чуть дальше на уцелевшей части левого борта. Георгия не было видно.

Недалеко от Ладимира в проходе между рядами лежал парень с искусственными ногами. Его грудь и руки были иссечены осколками. Он, скривившись от боли, выдернул несколько зазубренных кусков металла из своего тела.

В проходе показался Георгий, сделал знак, что он в порядке, и привалился спиной к выдранному из креплений креслу.

Петер подобрался к окну и осторожно выглянул, потом резко опустился назад, нашел глазами Лада и жестами показал, чтобы тот спрятался.

Каменев догадался, что глайдеры возвращаются.

Парень – киборг, собравшись с силами и оставляя за собой кровавый след, отполз за кресла недалеко от Ладимира. Капитан увидел, как он подтянул колени к животу, провел пальцем по шву на шортах – материя расползлась в стороны, обнажая металл имплантов.

Дрожащими, окровавленными руками он стал разбирать механизмы в своем бедре. Ладу было плохо видно, что тот делал, пока тот не начал приподниматься. Тогда он разглядел, что в руках раненого появился испачканный кровью и поблескивающий хромом широкоствольный «Паук».

Капитан приготовился броситься в сторону, но парень не обратил на него ни малейшего внимания. Приподнявшись над распотрошенным креслом, киборг направил оружие в сторону изуродованного взрывом борта вагона.

Сделав вираж, «Стилеты» снова вышли на огневую позицию, теперь уже одновременно, словно красуясь, зависли рядом друг с другом и открыли огонь. Киборг выстрелил за секунду до того, как луч прожег его, оставив огромную дыру в грудной клетке. Заряд из пистолета парня взорвался перед машинами, раскинув на них едва видимую сеть, которая после соприкосновения с корпусами глайдеров мгновенно раскалилась и начала проплавлять их. Пилоты сразу повели свои машины в разные стороны. Сеть разорвалась и осыпалась огненными каплями, ко влипшие в металл нити продолжали прожигать себе путь внутри них.

«Стилеты» задымили. Одному из них паутина накрыла кабину. Когда раскаленные нити добрались до пилота, тот закричал. Его глайдер взвыл двигателем, резко сорвался вниз и врезался в воду, подняв тучу брызг. Второй «Стилет» ушел в сторону, было заметно, как пилот борется с управлением и машина плохо, но все же слушается его. Снизившись, он направил глайдер прочь от изуродованного экспресса.

Петер подобрался к капитану:

– Ты в порядке?

– Да. Вы как?

– Со мной все хорошо, – ответил помощник и вопросительно посмотрел на подошедшего Георгия.

– Нормально, – кивнул тот.

Петер снова посмотрел на Лада.

– Что это было? Нас хотели завалить или кого-то еще?

– Думаю, что нас.

– Зачем?!

– Откуда мне знать?! – огрызнулся Каменев. Непонятное нападение взволновало его, капитан и так переживал за Валенсию, а происходящее вносило сумятицу в ход событий и вызывало гнетущие мысли. – Пошли посмотрим, что там с ранеными. Георгий, поищи, где тут у них наборы первой помощи.

Оказав посильную помощь, пираты отошли в сторону от остальных пассажиров и присели на поваленных креслах.

– Что будем делать, когда прибудет полиция? Нас сразу задержат, – сказал помощник капитана.

– Я могу попробовать договориться, – предложил Георгий, вытирая ладонью кровь с разбитой губы. – Попробую втереться к ним в доверие, как бывший коллега. Возможно, у меня получится уговорить их отпустить нас.

– А возможно, – иронично фыркнул Петер, – они захотят как можно быстрее запереть выскочку, который лезет со своими советами, куда не просят.

– Петер прав, – поддержал Лад, – самим не нужно соваться. Все будем валить на того парня с имплантатами – ему теперь уже все равно, и, как туристы, возмущаться произошедшим.

Послышался гул двигателя.

– А вот и легавые, – развел руками помощник.

Через окна они видели, как подлетел скутер. Магнитные опоры клацнули о борт вагона, который слегка покачнулся, когда летательный аппарат пришвартовался к нему. В пробитую лучами дыру стали забираться люди в желто-синей униформе «Службы спасения».

Пираты переглянулись, Петер и Георгий быстро подошли к противоположным окнам, осмотрелись и вернулись к Ладимиру.

Это был их шанс, раз полиция еще не прибыла.

Лад кивнул, молчаливо одобряя внезапно появившийся план, и Георгий сразу принялся за дело.

– Эй, сюда! – он замахал рукой, призывая спасателей. – Скорее, тут много раненых! Им нужна помощь! Быстрее!

Он увел их за собой, к остальным пассажирам, а Ладимир и Петер быстро пошли в сторону скутера.

Помощник пробрался внутрь первым и сразу направился в кабину пилота. Но тот и сам уже вышел им навстречу.

– Господа, – начал он, – думаю, что сначала надо разместить раненых. Я понимаю ваше состоя…

Петер ударил его в лицо, отбросив назад. Нагнулся, сдернул с пояса идентификационный ключ для запуска двигателя, и вместе с капитаном они вытащили пилота из кабины.

– Хоть звук издашь – пристрелю, – зловеще пообещал помощник, притянув к себе пилота. – Понял меня?

Тот хоть и не видел у напавших на него людей оружия, но точно знать этого не мог, поэтому просто кивнул.

– Запускай! Я позову Георгия, – сказал Лад, и, пока помощник устраивался в одноместной кабине скутера, он вышвырнул пилота из машины и жестом позвал Статоса.

Спасатели никак не среагировали на то, что их человека выкинули из скутера, двигатели которого почему-то запустились. Люди в желто-синей униформе и пассажиры, которым они помогали, смотрели на происходящее недоуменными взглядами. Георгий почти дошел до машины, когда они спохватились.

– Эй! Эй! Вы что делаете?! – раздался нестройный хор голосов.

Статос преодолел отделявшие от скутера метры бегом, перепрыгивая через обломки. Когда он оказался на борту, Лад крикнул Петеру, чтобы тот стартовал. Аппарат отлепился от вагона и. покачиваясь полетел над океаном.

– Что же ты какой неповоротливый, – посетовал на скутер помощник, потом обратился к Ладу: – Напомни еще раз, куда мы летим.

Капитан достал из кармана билет и посмотрел на голограмму их пункта назначения с переливающимся перламутром названием:

– «Жемчужная цепь».

– Да, хорошо, – почти сразу сказал Петер, – в системе навигации есть такое место. Курс задан, расчетное время прибытия – два двадцать три.

Лад смотрел в иллюминатор на сверкающую гладь океана и старательно гнал от себя мрачные мысли. Он сомневался, что нападение было случайным, а значит, кто-то хотел убить их… или задержать. И как капитан ни старался убедить себя, что все будет хорошо, тревога за Валенсию сжимала его сердце.

Пансионат «Жемчужная цепь» располагался на кольцеобразном атолле с глубокой внутренней лагуной и представлял собой комплекс из соединенных между собой коридорами полусферических сооружений, переливающихся в лучах солнца перламутром. Издали он действительно походил на нить жемчуга, случайно оброненную в лазурном океане каким-то великаном. Внутри каждой «жемчужины» был шикарный отель, предоставляющий своим постояльцам всевозможные услуги для самого комфортного отдыха.

Спасательный скутер с пиратами на полной скорости приближался к пансионату.

– Смотрите, – указал Петер.

Впереди сверкали купола комплекса, а во все стороны от них отплывали многочисленные катера, прогулочные яхты и два больших пассажирских парома.

– У них там массовый заплыв, что ли?

– На мой взгляд – больше похоже на эвакуацию, – сказал Георгий, выглянув в иллюминатор. – Только странно, почему скутеры в таком случае не взлетают?

– Вижу дым над одним из куполов, – сказал помощник капитана.

В груди у Лада захолодело от дурного предчувствия.

– Давай туда, – велел он. – Найдешь, куда сесть?

– Это же скутер службы спасения – ему все равно, где садиться.

Петер направил летательный аппарат к дымящемуся корпусу комплекса.

Ладимир думал о Валенсии. Тревога переполняла его, внутри все сжималось, и от волнения рубашка на спине взмокла. Все шло не так, как можно было предположить. Зачем было нападать на экспресс? Что происходит сейчас в пансионате и почему оттуда бегут туристы (Ладимир склонен был согласиться с Георгием, насчет эвакуации)?

Петер посадил скутер на широком балконе, с внутренней стороны «Жемчужной цепи». Внизу искрились изумрудные воды внутренней лагуны. Посадочные опоры раздавили накрытые столики и погнули лепные перила.

– Спускаю трап! – объявил Петер. – И сваливаем! Не уверен, что «посадочная площадка» выдержит.

Они быстро покинули аппарат и ушли с балкона, внимательно оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ни единого туриста или сотрудника отеля, зеваки не смотрели на внезапно опустившийся на балкон скутер, служба охраны не спешила выяснить причину такого наглого поступка, причинившего ущерб пансионату и представляющего угрозу здоровью и жизням отдыхающих. Казалось, что отель пуст.

Внутри новых посетителей встретил запах гари, висевший в воздухе, и потоки пламегасящей жидкости, которыми вяло затевала все вокруг система пожаротушения, мигая при этом желтыми огнями, давая тем самым понять, что угроза почти миновала.

Материал стен имитировал натуральный камень, буро-серый, угловатый и, казалось, такой же жесткий, но на самом деле упругий, и даже если прыгнуть на него с разбегу, вряд ли удалось бы пораниться или сильно ушибиться.

Специальныедатчики реагировали на появление посетителей мягкой подсветкой пола и потолка, сам «камень» сразу начинал сверкать и по нему, словно живые, бежали светящиеся золотистые узоры, сопровождая идущих на всем их пути. Создавалось впечатление, будто попал в сказочную самоцветную пещеру.

Только в этот раз волшебство оказалось разрушено черными полосами ожогов, оставленных лучами армейского бластера.

Пираты вошли в пустующий холл и остановились в нерешительности. В этот момент они услышали чей-то крик, и в ближайшем коридоре раздался глухой взрыв. Противопожарная система тут же сменила желтые огни на красные и отозвалась новыми потоками химикатов. Пираты пригнулись и подбежали к коридору с двух сторон.

– Во имя Темных звезд! Что тут творится? – негромко пробормотал Петер, осторожно выглядывая из-за угла.

– Не знаю, – также тихо ответил Лад, просматривая коридор со своей стороны. – Вижу двоих.

– Ага, – подтвердил Петер, – и, кажется, оба готовы.

Георгий присел и, опираясь одной рукой о ногу помощника капитана, высунулся посмотреть.

– Вон тот в форме, рядом с ним еще парализатор валяется, – наверняка из службы охраны.

Каменев посмотрел на своих людей, знаками показал, чтобы те выходили вместе с ним по сигналу. Убедившись, что помощник его понял, он дал отмашку, и пираты одновременно выскочили в коридор. Грек сразу подхватил парализатор мертвого охранника, проверил хорошо знакомое ему со времен работы в полиции оружие и, приложив приклад к плечу, выдвинулся вперед, приготовившись стрелять.

Они двигались, прижимаясь к стенам. Витиеватый светящийся узор следовал за ними, распускаясь диковинными цветами. Вскоре пиратам попался труп еще одного охранника, и чем дальше они продвигались, тем все явственнее становились следы жестокого боя: пластик стен изъеден ожогами – лучи бластеров оставили в нем глубокие борозды с оплывшими краями, в полу рытвины от взрывов, потолок весь в копоти и подпалинах.

Заглянув в очередной коридор, Георгий неожиданно поднял руку, давая сигнал остановиться. Пираты замерли. Через несколько секунд грек, не оборачиваясь, жестами позвал их к себе. Парализатор по-прежнему был нацелен в коридор.

– Что там? – шепотом спросил Лад.

– Двое, – чуть повернув голову, едва слышно ответил Георгий. – Один ранен, второй мертв. Бластеры.

Петер посмотрел через его плечо. Два человека сидели, прислонившись к стенам друг напротив друга, оба были вооружены армейскими бластерами, только один явно был мертв – луч попал ему в лицо и прошел насквозь, у второго – живот и левый бок были в крови, а грудь и правая рука обожжены. Он сидел, запрокинув голову, и стонал. Позади него на стене распускались, исчезали и снова распускались золотые цветы, а рядом с ним в полу, проделанная взрывом гранаты, зияла дыра, в которую розовыми струйками стекала смешанная с противопожарной жидкостью кровь раненого.

– Чего ты ждешь? Стреляй, – проговорил помощник капитана.

– Если из-за ранения он ослаблен, то сердце может не выдержать…

– Темные звезды, Лад, это твое влияние! – негромко выругался наемник и снова повернулся к греку: – Ты будешь стрелять или нужно лезть под огонь, пытаясь узнать, достаточно ли он ослаблен, чтобы прожечь кому-нибудь из нас дырку в животе?

Статос покосился на него, потом прицелился и выстрелил. Раненый всхлипнул и повалился на бок.

Пираты побежали вперед, забрали оружие, а грек склонился над раненым, приложил пальцы к его шее и вздохнул – пульса не было.

– Причитать не собираешься? – процедил сквозь зубы Петер, наклонившись к Георгию.

Тот ответил лишь хмурым взглядом и поднялся. Ладимир тем временем оглядел второго убитого.

– Петер, взгляни, – позвал он.

Помощник подошел, присел рядом с трупом, взял за подбородок изуродованную голову и повернул так, чтобы лучше рассмотреть.

– Круто, – пробормотал Петер. – Спартанцы.

– Что? – подошел Георгий.

– Элитные наемники. Самые дорогие и профессиональные сукины дети в Империи.

– Я думал, их не существует, – удивился грек. – Всегда считал их просто выдумкой киношников.

– Поверь – они реальны, как мы с тобой, – сказал помощник капитана.

В голове у встревоженного Лада пронеслось все, что он раньше слышал о спартанцах, – жестокие, беспощадные наемники, которые извратили кодекс древних воинов, используя его для того, чтобы превратить себя в самых лучших бойцов, которых можно нанять за деньги. Они даже обезличивали себя, полностью стирая индивидуальные черты лица, и отличались только ростом, цветом глаз, волос и мышечной массой. В подтверждение его мыслей, Петер повернул голову убитого в сторону Георгия:

– Вот смотри… ни бровей, ни ресниц, ни губ. Глаза… ну у этого только один, и рот, словно хирургическим лазером разрезаны. Не лицо – маска. Нанять их стоит уйму денег…

– А это значит, – перебил его Ладимир, – что наши полмиллиона не имеют для похитителя большого значения.

– Либо он решил действовать наверняка. Подстраховаться. Пара сотен тоже неплохой барыш.

– Не наблюдаю я пока порядка в действиях. Совсем не похоже, чтобы они хотели нас увидеть и получить выкуп, – хмуро сказал Каменев. – Пошли! Если я прав, то времени у нас очень мало.

– Ага, – пробормотал себе под нос Петер, вставая. – Или же вообще спешить уже некуда.

Теперь впереди шли Лад и Петер, Георгий с парализатором прикрывал тыл.

Они преодолели коридор и оказались в следующем отеле. Почти сразу они услышали звуки перестрелки где-то на верхних этажах.

– Что же происходит? – в очередной раз пробурчал помощник.

Лада тоже интересовал этот вопрос. Его тревога за Валенсию росла с каждой минутой. Каменеву хотелось бежать вперед, выламывая двери, сметая все и всех на своем пути, пока не найдет ее, пока не убедится, что она жива, невредима и в безопасности. Но капитан сдерживал свой порыв, понимая, что ситуация странная – все пошло не так, как они предполагали, и, действуя необдуманно, можно окончательно все испортить.

Поднявшись по широкой, с полупрозрачными ступенями лестнице на третий этаж, пираты оказались у входа в королевские апартаменты, о чем свидетельствовала золотая надпись на стене рядом с дымящимся устройством электронного замка. За прожженными в нескольких местах двустворчатыми дверьми шел бой.

Лад и Георгий потянули за ручки с двух сторон, Петер чуть сместился в сторону и навел ствол на проем. Едва приоткрылась дверь, как по ним начали стрелять, и помощник капитана вынужден был спрятаться.

– Поглотят их Темные звезды! – Выругался он, прижавшись спиной к стене. – Стреляли сверху из-за парапета.

Капитан осторожно высунулся, чтобы оценить обстановку. В помещении летали завитки сизого дыма, работала система пожаротушения, орошая все пламегасящей жидкостью.

– Наверху трое – спартанцы, – сказал он. – Те, что внизу, подавляют их и пытаются обойти с флангов. Похоже, тоже наемники, только другие. Пять или шесть человек… сейчас уточню.

Он снова выглянул и увидел то, от чего сердце едва не выскочило из груди, – платье из бабочек мелькнуло на втором этаже. Один из людей без лиц тащил девушку за собой, и они скрылись за распустившейся сверкающим узором дверью, остальные двое спартанцев остались его прикрывать.

– Валенсия! – Ладимир рванулся вперед, но вынужден был тут же броситься назад в укрытие – спартанцы и некоторые из тех, кто находился внизу, обернулись и открыли огонь по новому противнику.

Один из лучей задел капитану бок, и он упал, схватившись за рану.

Помощник зарычал и, прикрывая Лада, начал яростно поливать противника огнем, а Георгий схватил капитана за воротник и вытащил в коридор. Когда они оказались в безопасности, пират тоже спрятался за угол и зло рявкнул:

– Куда ты лезешь?!

– Он увел Валенсию, – морщась от боли, сказал Каменев.

– Хорошо – значит, жива. Сейчас мы их догоним, не дергайся! Здорово зацепило?

– Жить буду.

В этот момент в номере ухнула граната и стрельба прекратилась.

Петер быстро выглянул: парапет второго этажа развалился, и на его обломках лежало два тела.

– Спартанцев больше нет, – прокомментировал помощник, – остальные теперь нас ждут.

Каменев посмотрел на Георгия и спросил:

– Парализатор действует через препятствия?

– Вообще – да, но отсюда не достает, я пробовал.

– Тогда нужно подобраться поближе. Там справа я видел ряд колонн, прячься за ними. Сможешь приблизиться на достаточное для выстрела расстояние. Мы прикроем.

– Хорошо, – грек собрался, приготовившись к броску.

Капитан кивнул Петеру, и они одновременно открыли огонь по противнику. Георгий, пригибаясь, побежал к колоннам.

Полностью подавить противника не удалось, и по греку сделали несколько выстрелов, едва не попав.

Спрятавшись за колонной, он прижал ствол парализатора к мрамору, направив его в сторону бандитов, и нажал на спуск. Короткий вскрик и стук двух упавших тел свидетельствовал о том, что невидимый луч достиг цели.

Лад остался в дверях, а Петер, перемещаясь от укрытия к укрытию, которыми служила перевернутая мебель, двигался к противнику.

Георгий перебежал к другой колонне и снова выстрелил, парализовав еще одного врага.

Краем глаза Ладимир заметил, как приподнялся один из бандитов и что-то метнул в сторону грека.

– Георгий, граната! – крикнул капитан.

Тот бросился на пол, прикрывая голову руками. Граната взорвалась позади него, обсыпав кусками пластика, облицовочного мрамора и щепками.

Когда швырнувший гранату бандит высунулся, чтобы выстрелить в грека, Лад уже ждал его. Два луча впились наемнику в грудь, и он упал, взмахнув руками.

Почти одновременно с этим Петер накрыл очередью оставшегося противника и попал ему в голову. Без единого звука тот свалился к стене.

Лад подошел к Георгию, перевернул его на спину и слегка встряхнул. Тот застонал и открыл глаза.

– Ты как?

– Что? – проговорил грек.

– Как ты? – Каменев повысил голос.

– В ушах звенит.

Петер проверил всех наемников и подошел к Ладу и Георгию. Все трое вымокли насквозь. Кисло-соленая на вкус пламегасящая жидкость имела свойство впитываться в практически любые материалы и поверхности.

– Трое в отключке, – доложил помощник. – Остальные готовы.

Каменев кивнул и спросил у грека:

– Идти сможешь?

Тот вместо ответа попытался встать, но еле удержался на ногах, капитану пришлось подхватить его и усадить на опрокинутый шкаф.

– Я, наверное, вас тут подожду, – сказал Статос.

Петер положил рядом с ним собранное у наемников оружие.

– Давай свяжем этих, – помощник кивнул в сторону парализованных бандитов.

– Я сам, – сказал грек. – Идите за Валенсией.

Лад хлопнул его по плечу, и они с Петером побежали к блестящей мрамором ступеней лестнице. Поднялись на второй этаж, по пути помощник ногой отбросил подальше оружие мертвых наемников, а капитан толкнул дверь. Она оказалась заперта. Направив бластер на замок, он расплавил механизм, и снова попробовал открыть – безрезультатно.

– Забаррикадировали, – предположил Петер.

Они навалились вдвоем, но ничего не вышло.

– Попробуем срезать петли?

– Давай…

Снова Валенсия была недосягаема, словно судьба издевалась над Ладом, дразнила, показав ее и спрятав. Но Каменев не позволил отчаянию завладеть собой. Собравшись, он направил бластер на угол двери и начал выжигать вдоль косяка.

– Лад! – позвал снизу Георгий.

Капитан с помощником оглянулись. Грек стоял возле места, где взорвалась брошенная в него граната.

– Тут за стеной служебный проход.

Взрывом разворотило стену, и он заметил, что за ней пустота. Когда Лад и Петер подошли к нему, Георгий прикладом выламывал куски потрескавшегося, похожего на лед пластика, расширяя проход, потом заглянул внутрь длинного коридора, достаточно широкого, чтобы могли пройти двое.

– Чисто! – сказал грек и отошел в сторону, пропуская товарищей.

Они зашли в коридор и увидели, что с внутренней стороны стена прозрачная, но задумываться, зачем такое было нужно, у них не было времени. Чуть впереди в потолке виднелся люк и скобы, чтобы подняться на следующий этаж, которыми они и воспользовались.

Оказавшись наверху, пираты убедились, что дверь, в которую они пытались войти, действительно забаррикадирована, но само помещение пусто. Они побежали дальше и в следующей комнате, наконец, увидели наемника и Валенсию.

Девушка лежала на полу посередине большой залы, обставленной в готическом стиле, с тяжелой деревянной мебелью, а спартанец расхаживал возле нее, разговаривая с кем-то по персональному коммуникатору.

Стена оказалась звуконепроницаемой, и что говорил наемник, пираты не слышали, видели только, как открывается его безгубый рот.

Спартанец закончил говорить и встал рядом с Валенсией, наклонился и потянул ее за руку, но девушка не смогла подняться. Безлицый ударил ее ногой в живот. Капитан бросился к стене и врезал по ней прикладом бластера, оставив неглубокую вмятину. Наемник дернулся на звук, направив на стену оружие, но с его стороны стена была непрозрачная, и он отвернулся. Ладимир сделал шаг назад и выстрелил длинной очередью. Лучи расплавили прочный материал стены, но не смогли пробить ее. Лад продолжал стрелять. Брызги пластика летели во все стороны. Петер присоединился к капитану, и вместе они стали выжигать в стене проем. Пластик стекал к их ногам, едкий дым разъедал глаза и жег горло, сажа липла на лицо и руки.

Сквозь прозрачную стену Ладимир увидел, как спартанец снова ударил девушку, и еле сдержался, чтобы не броситься на преграду, отделяющую его от возлюбленной, вместо этого он продолжал резать толстый пластик.

Наемник хотел заставить Валенсию встать, но у нее, видимо, уже не осталось сил, она попыталась, но не смогла. Тогда бандит еще раз ударил ее, потом направил на девушку оружие.

В этот момент сердце Лада перестало биться, дыхание перехватило, как будто в один миг закончился весь кислород в мире и он оказался в бездонном вакууме космоса. Казалось, что вся вселенная, вся жизнь Ладимира сейчас сосредоточилась на пальце наемника, давящем на спуск. Короткое мгновение превратилось для Каменева в мучительную вечность. Он был так рядом, но ничего не мог сделать. Только смотреть и. беззвучно умолять… кричать.

Спартанец нажал на спуск… Выстрела не последовало. Сбой в электронно-спусковом блоке, закончился заряд или еще что-то… Ладу было все равно! Жизнь вернулась в него стремительной волной, обжигая жилы адреналином и бешено стуча в висках кровью.

Ладимир бросился на стену, навалился всем телом, ударил прикладом, потом снова плечом. Петер присоединился к нему. Пластик затрещал и качал поддаваться, еще удар – и они ворвутся в комнату…

Наемник понял, что за стеной кто-то есть и пытается прорваться к нему. Он начал быстро перезаряжать бластер и одновременно что-то говорить. Ладимир знал, что, когда тот сменит энергоячейку, второго шанса спасти Валенсию уже не будет.

Он отпрыгнул к противоположной стене служебного коридора и с разбегу ударил в проплавленное место. Раздался хруст лопающегося пластика, Петер навалился следом, и пираты влетели в помещение вместе с куском стены и клубами дыма.

И все же они опоздали – безлицый стоял, направив на лежащую у его ног девушку заряженный бластер.

Пираты нацелили на спартанца оружие. Молчаливое противостояние длилось несколько секунд. Окинув их невыразительным взглядом, наемник выстрелил.

Валенсия дернулась, когда лучи прожгли ее тело, и замерла, раскинув руки.

Время словно остановилось для Лада, в один миг жуткий, невыносимый холод сковал его тело и разум. И снова стало нечем дышать, в затылке появилось напряжение, которое давило на мозг, сжимало его, казалось, что голова сейчас лопнет, и Ладимир закричал:

– А-а-а-а-а! Н-Е-Е-Е-ЕТ!

Он начал стрелять.

Безлицый сразу среагировал, бросившись в сторону, укрылся за большим креслом и открыл ответный огонь.

Петер встал на колено и тоже выпустил в наемника длинную очередь. Лучи за секунды превратили укрытие убийцы в решето. Спартанец, лежа на полу, снял с пояса и швырнул в пиратов свето-шумовой диск. Помощник капитана увидел катящийся в их сторону предмет, тут же подлетел к ближайшему шкафу и с грохотом опрокинул его. накрывая диск. Пронзительный звук резанул по ушам, а ярчайшие лучи света, выбивающиеся из-под шкафа, на какое-то время ослепили пиратов. Спартанец сразу перешел в атаку.

Лад и Петер уже пришли в себя и снова начата стрелять, но они находились достаточно близко от противника, чтобы его стремительный бросок оказался успешным. Наемник четкими движениями ушел с линии огня, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние, перемахнул через шкаф и, сделав обманное движение в сторону Петера, напал на Лада. Поднырнул под его бластер, ударом снизу подбросил ствол вверх и тут же присел, подсекая Каменеву ноги. Ладимир упал, не убрав палец со спускового крючка, – лучи ударили в потолок и стены. Петер уже не мог стрелять, опасаясь попасть в Ладимира. Безлицый отработанным движением забросил свой бластер за спину и вытащил нож с лазерным контуром. Помощник атаковал его, не позволив вонзить нож в капитана. Спартанец блокировал его удар, сделал выпад, порезав пирату грудь, потом подскочил к нему и нанес сильнейший удар в шею. Петер едва успел подставить свой бластер, и светящееся красным светом лезвие скользнуло по винтовке, распахав щеку.

В следующий момент безлицый отлетел в сторону, схватившись за бок, – Лад выстрелил прямо с пола.

Петер держал свой бластер за ствол, не тратя время, чтобы перехватить оружие, размахнулся им как дубиной и сильным ударом отбросил наемника еще дальше. В этот момент поднялся Ладимир и пошел прямо на спартанца, с яростью всаживая в убийцу Валенсии луч за лучом. Одежда на теле бандита загорелась, он прижался спиной к стене и съехал вниз, а капитан все продолжал стрелять, пока помощник не остановил его, положив руку на винтовку.

Отшвырнув почти полностью разряженный бластер в сторону, капитан подбежал к девушке, бросился на колени рядом с ее телом и развернул лицом к себе.

Платье из бабочек было изодрано, сквозные раны, оставленные лучами, слегка дымились. Глаза Валенсии безжизненно смотрели вверх.

У капитана перехватило дыхание, словно его ударили поддых. Крик застрял в горле колючим комком. Ладимир стиснул зубы и недоверчиво качал головой.

Петер стоял за спиной Каменева и молча сжимал в руках винтовку.

Лад прижал девушку к себе, словно хотел отдать ей свое тепло, свою жизнь, но был бессилен что-либо сделать. Все казалось каким-то дурным, фантасмагорическим сном.

Из служебного коридора раздался звук шагов. Петер направил на проделанный ими проход ствол бластера, а Ладимир даже не оглянулся. В проеме показался Георгий. Он еще из коридора все увидел, поэтому молча подошел и встал рядом с помощником капитана.

– Там полиция, – негромко сказал грек Петеру. – Слышал их внизу. Я завалил двери как мог, но это задержит их разве что на полминуты.

Тот кивнул, подождал несколько секунд, внутренне собрался и, положив руку на плечо капитана, присел рядом.

– Нужно уходить, капитан, – сказал он. – Лад? Сначала Ладимир не ответил, потом чуть повернул голову в сторону помощника и произнес:

– Те трое, в первом зале, нужно их допросить.

– Мы не успеем. Полиция…

– Нужно… их… допросить! – повторил капитан, четко разделяя каждое слово.

Петер задумался на несколько секунд.

– Я думаю, мы сможем взять одного и допросить на корабле.

– Хорошо, – согласился Ладимир.

Он встал и поднял Валенсию на руки. Петер пошел вперед по служебному коридору, Георгий был замыкающим.

Когда добрались до помещения, где была основная стычка, полиции еще не было. Лад с Валенсией на руках пошел дальше, Георгий сел в проломе, направив бластер на дверь, а Петер пролез в комнату.

Действие парализатора закончилось, и связанные наемники пытались освободиться от пут.

– Шустрые, однако, – сказал помощник капитана, ударил самого прыткого, уже развязавшего ноги и пытавшегося встать наемника прикладом в лицо, нагнулся к другому: – Не дергайся, скотина.

Перекинул его через плечо и направился назад к пролому в стене.

В этот момент в дверях раздался глухой взрыв, разметавший в стороны створки вместе с маленькой баррикадой, устроенной греком, и появился штурмовой отряд полиции. Спецназовцы не раздумывая открыли огонь.

– Бегом! – крикнул Георгий и начал стрелять.

Полицейские вынуждены были активировать щиты и снизить интенсивность огня.

Петер добрался до пролома, грек посторонился, пропуская его и прекратив стрелять. Внезапно помощник почувствовал, как ему обожгло спину, а наемник на плече как будто стал тяжелее.

– Да заберут вас Темные звезды! – выругался он, забравшись внутрь служебного коридора и сбросив на пол мертвого бандита. Лучи попали тому в шею и между лопаток.

Статос снова начал стрелять, а Петер посмотрел сквозь прозрачную стену, выискивая возможность достать еще одного пленника. Но те совершили ошибку, начав шевелиться, и полиция перенесла огонь на них, в считанные секунды изрешетив связанных наемников.

Помощник досадливо зарычал, стукнул кулаком по стене и сказал:

– Все, уходим!

Они посадили мертвого бандита напротив пролома, всунули ему в руки бластер и побежали догонять капитана. Тот ждал их у развилки коридора, а позади него светилась голографическая надпись «причал» и указывающая направление стрелка.

– Давай я понесу, – сказал Петер, забирая у Лада тело девушки.

– Где наемник? – спросил тот.

– Убиты все – полиция постаралась, – ответил помощник.

Каменев ничего не ответил, но по его виду можно было понять, как он раздосадован. Лад развернулся и пошел в сторону причала.

– Думаешь, катера еще остались? – спросил Георгий.

– В таких отелях их всегда более чем достаточно.

На стоянке катеров их ждали три машины. Шикарные болиды обтекаемой формы, стремительных очертаний, с зеркальной поверхностью. Электронные ключи висели на планшете у входа.

Лад взял сразу все три и направился к ближайшему катеру. Поднялся на борт, принял у Петера Валенсию и отдал Георгию ключи. Тот сразу прошел на мостик, подобрал нужный и завел двигатель. Потом плавно вывел катер из ангара и, резко набрав скорость, устремился в открытый океан.

Система навигации работала отлично, и грек задал автопилоту курс на Мессину.

Плыли молча, хотя вопросов было более чем достаточно, но все понимали, что сейчас для них не время.

– Кап…ан, Пе…ер, Гео…ий, отве…те! – внезапно заговорил коммуникатор. Сквозь помехи можно было разобрать голос Зорина.

– Виталь! – обрадованно отозвался помощник. – Ты где?

– Двигаюсь вдоль стази…ых колец, по марш…уту экспресса.

– Мы тоже, только в обратном направлении, ищи зеркальный катер, в полукилометре от колец, по правому борту от тебя.

– Понял. Что у вас произ…ло? Где вы? Как все прошло? Валенсия с вами?

– Да… она с нами. Все… – Петер не знал, как сказать, посмотрел на Лада. – Все… закончилось.

– Ясно, начинаю вас искать.

Примерно через час скутер опустился рядом с дрейфующим катером, едва не касаясь воды. В открывшемся люке показались радостные Константин и Болтун, но выражения их лиц резко изменилось, когда они увидели Валенсию на руках Лада. Он передал им девушку, потом забрался сам, а следом Петер и Георгий.

Из кабины выглянул Виталь:

– Вы чего там умолкли? А где?.. Во имя солнца, что случилось?!

Когда никто не ответил, Зорин отвернулся, поднял скутер выше и, неслышно ругаясь, повел его в сторону материка.

Через некоторое время он сказал:

– Капитан, Руди на связи. Их только что выпустили из полиции. Спрашивает, что делать?

– Ничего. Пусть возвращается на корабль и готовит все к отлету, как только прибудем – стартуем.

* * *

Глаз у Сержанта был наметанный – потенциально опасных клиентов он распознавал сразу, а светловолосый наемник всем своим видом обещал неприятности. Не заказывая ничего кроме выпивки, он сидел за столиком уже два часа, не отходя даже в туалет, хотя выпил уже немало. Постоянно смотрел на вход, видимо ожидая кого-то. Да и алкоголь его почти не брал – похоже, парень был на взводе и пил, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы. Повода выгонять его из заведения у бармена не было – посетители разные бывают, но на всякий случай он снял его крупным планом и скинул изображение на персокомы плинийкам – телохранительницам босса.

Когда наемник сделал очередной заказ, вместо того чтобы оплатить его через сканер на месте, он поднялся и подошел к стойке.

Протянув руку с карточкой, он провел ей над считывающим устройством и спросил:

– Можно мне заказ сюда?

Сержант пожал плечами и, набрав команду на пульте, переместил стакан с выпивкой на барную стойку.

– Благодарю, – сказал светловолосый, придвинул стакан к себе, повертел в пальцах, но пить не стал.

– Что-то не так, приятель? – Бармен встал напротив него, упершись руками о столешницу со своей стороны стойки. Пальцы его правой руки нащупали рукоятку спрятанного шокера.

– Нет, нет, – поспешно ответил светловолосый, – все в порядке.

– Кого-то ждешь?

– Я? – переспросил наемник, словно не расслышал.

Сержант смотрел на него исподлобья.

– Да, да… жду, – светловолосый поднял взгляд на бармена. – Не знаешь, когда Большой Джон подъедет?

– Он мне не докладывает. Зачем тебе босс? Он сейчас не нанимает никого.

Нажатие небольшой кнопки, рядом с шокером, активировало прямую видеотрансляцию на персональные компьютеры телохранительниц.

– Я не наниматься, – парень все же взял стакан и сделал большой глоток.

– Тогда зачем он тебе?

Отставив выпивку в сторону, светловолосый подался вперед и произнес шепотом:

– У меня есть для него очень важная информация.

– Понятно, – кивнул бармен. – Не думаю, что ты дождешься его сегодня. Попробуй прийти завтра.

– Завтра? – В голосе наемника появились нотки, заставившие сержанта снова положить руку на шокер. – А ты не можешь с ним связаться? Это очень важно!

– Приходи завтра, – покачал головой бармен.

– Знаешь, я… я тебе заплачу! Ты только свяжись с ним! Скажи, сколько ты хочешь? Пятьсот, нет тысячу империалов! Тебе же надо будет только связаться с ним!

– И что я ему скажу? Что тут какой-то псих хочет рассказать ему новый анекдот?

– Заткнись! – вмиг рассвирепел наемник. – Свяжись с Большим Джоном! Скажи ему, что я знаю, что произошло на Мессине три дня назад!

Он тут же стал озираться, опасаясь, что говорил слишком громко, потом снова повернулся к сержанту.

– Извини, – пробурчал он, – я немного нервничаю.

– Что? Инфа жжет подкорку? – ехидно усмехнулся бармен. – На Мессине? Это то, о чем по всем каналам кричат? Там еще Каменев засветился и какую-то деваху похитили?

– Да.

– Ну, хорошо. Скидывай тысячу, – он с серьезным видом протянул свою наличную карту.

– Ты свяжешься с ним?!

Сержант молча ждал. Наемник перевел обещанные деньги и выжидающе посмотрел на него.

– Тебя как зовут? – спросил тот.

– Вильгельм. Вильгельм Тревор.

Бармен кивнул, посмотрел на монитор у себя за стойкой, на котором было изображение Липски, потом перевел взгляд на светловолосого.

– Большой Джон прибудет через час, можешь снова вернуться за свой столик.

– Спасибо, – обрадовался Вильгельм, вставая со стула.

– Сейчас сделаю тебе пожрать, но выпивки больше не будет – босс не любит говорить с пьяными.

– Да. да, конечно, – сразу согласился наемник.

– Все за счет заведения, – усмехнулся бармен.

Липски приехал даже раньше, чем сказал Сержант.

Бармен подошел к столику Вильгельма и проговорил, склонившись к нему:

– Босс подъехал…

Наемник хотел вскочить, но Сержант не позволил ему это сделать.

– Постарайся не привлекать к себе внимания. Он сам тебя позовет. Понял?

– Да, – кивнул тот.

– Не дергайся, – велел бармен и вернулся за стойку.

Первой, как всегда, появилась одна из телохранительниц. Быстрыми движениями она вошла в бар и окинула помещение хищным взглядом, за несколько мгновений оценила обстановку и передала сигнал напарнице, что все в порядке. Только после этого в заведение зашел Большой Джон в сопровождении второй плинийки.

Подошел к стойке бара, вопросительно посмотрел на Сержанта, тот жестом указал ему на Вильгельма. Липски пробежался по наемнику взглядом, коротким взмахом ладони позвал его за собой и ушел в свой кабинет.

Вильгельм облизал пересохшие губы, быстро сделал глоток воды, едва не разлив ее – так тряслись руки, и быстрым шагом пошел за Джоном.

На входе в кабинет одна из телохранительниц проверила его ручным сканером.

– Нет, нет, у меня нет с собой оружия, – проговорил наемник.

– Я верю тебе, – сказал из-за стола Липски, – но это их работа и они стараются выполнять ее хорошо.

– Да, я понимаю, Большой Джон, – кивнул Вильгельм.

– Просто Джон, – поправил его Липски, дружески улыбнувшись. – Присаживайся.

Он указал на кресло для посетителей напротив себя.

– Хорошо, Джон. Спасибо.

– Тебя зовут Вильгельм?

– Да, да, Вильгельм Тревор.

– Я слышат о тебе, Вильгельм.

– Правда? – с ноткой недоверия в голосе переспросил тот.

Джон резко посуровел.

– Ты сомневаешься в правдивости моих слов?

– Нет! Нет конечно! – Наемник примиряюще поднял руки. – Просто я удивился, что такой человек, как ты, слышал обо мне.

– Ведь это ты провернул дельце с хранилищем минералов на Пикаре Восемь?

– Да… я, – Вильгельм не ожидал, что Большой Джон слышал об этом деле, пожалуй, самом успешном за всю его бытность наемником. Да и то тогда случайно повезло – они перехватили спасательную шлюпку, на борту которой находится интендант этого самого хранилища со всеми ключами и электронными кодами. Но то, что о нем слышал сам Большой Джон, немало польстило Тревору.

– Отлично сработали, – Липски достал сигару и закурил. – Так что у тебя за дело ко мне?

Наемник опустил глаза, собираясь с мыслями.

– Понимаешь, после того дела на Пикаре, ну с хранилищем, нам с парнями не подворачивалось ничего стоящего. Так мелочевка всякая…

– Твои финансовые затруднения меня не интересуют, – перебил его Липски. – Что тебе от меня нужно? Переходи к делу.

– Да, конечно. В общем, я подрядился на одно дело… ты же ведь слышал о том, что произошло на Мессине? О капитане Каменеве и его команде?

Джон молча смотрел на него, сложив руки на столе. Сигара дымилась у него между пальцев.

– Ну, так вот, – продолжил Вильгельм, не дождавшись ответа, – в новостях еще говорилось, что была похищена неизвестная девушка… Я знаю, кто была эта девушка – дочь адмирала Стюарта.

– Что?!

– Ну, того, что командует эскадрой, отправленной императором для борьбы с нашим братом.

– Я знаю, кто такой Стюарт! Я спрашиваю, откуда тебе это известно?

– Один человек нанял меня, чтобы я похитил ее.

– Так это сделал ты?! – Джон был по-настоящему удивлен, он даже подался вперед.

– В том-то и дело, что нет!

Липски снова откинулся назад, затянулся сигарой, медленно выпустил дым и спросил:

– Кто был тот человек, что нанял тебя?

– Ну, Джон, ты же знаешь правила контракта. Я не могу назвать тебе его имя.

Хозяин кабинета зло посмотрел на наемника:

– Ты пришел говорить мне о правилах или просить помощи? – Он смял сигару и отшвырнул ее. – Если я не буду знать всех деталей, то не смогу помочь тебе. Вокруг этого дела поднялась такая шумиха! А если похищенная девушка действительно была дочь Стюарта?.. Кстати, говорят, что она погибла.

– Да?

– Да! А если это так, то поиск виновных станет для императора и всех его вояк делом чести. Ты понимаешь, что с тобой сделают?!

– Но ведь это не я!

– Расскажешь это не мне, а парням из имперской разведки. Уверен, с ними ты будешь гораздо разговорчивей.

Наемник тяжело вздохнул. Липски посмотрел на него с недовольным видом:

– Так кто заказчик?

– Заказчик… майор Рассел.

– Майор? Военный?

– Да. У него, кажется, был зуб на капитана Каменева.

– Каменева? А при чем тогда здесь Стюарт?

– Ну, вообще-то, – наемник снова стушевался и продолжил нехотя: – он хотел, чтобы мы убили капитана Каменева. Дочь Стюарта была нужна как приманка, чтобы он пришел куда мы скажем и без оружия.

– Ага, понятно, – протянул Джон. – Но ты говоришь, что ни при чем? И не похищал ее?

– Нет. Мы с парнями обсудили, и решили отказаться. Ведь капитан Каменев твой друг! Мы, конечно, слышали, что вы повздорили, но… Да и не успел бы я смотаться на Мессину, мой корабль еще в ремонтном доке. Вот…

Большой Джон молчал, а Тревор не знал, что еще добавить.

– Получается, что я попал в ситуацию, да еще и ребят своих подставил, – удрученно проговорил он. – Я не знал, к кому обратиться за помощью, решил к тебе.

– Нет, нет, – успокоил его Липски, – ты все правильно сделал! Это очень полезная информация.

– Я рад, что оказался полезен.

– Скажи-ка мне, а сколько этот Рассел тебе заплатил? – прищурившись, поинтересовался Большой Джон.

Наемник сразу отвел глаза, а Липски достал еще одну сигару и протянул ему:

– Угощайся.

Вильгельм взял сигару, Большой Джон жестом велел плинийке дать ему прикурить. Затянувшись ароматным дымом, наемник снова посмотрел на Липски.

– Так сколько? – вернулся тот к своему вопросу.

– Он пообещал сорок тысяч, но вперед заплатил только пятнадцать.

Джон кивнул, откинулся в кресле и задумчиво потер подбородок.

– Я… я могу все вернуть, – снова забеспокоился Вильгельм. – Я, конечно, немного истратил, но ты же понимаешь, сейчас у моей команды трудные времена…

– Да я понимаю и считаю, что ты можешь оставить деньги себе на вполне законных основаниях.

– Ты серьезно? – наемник был удивлен и обрадован одновременно.

– Я никогда не шучу, когда дело касается денег. Ведь похищение произошло, несмотря на то что ты не участвовал в нем, так?

– Да…

– Тогда кого интересует, что это сделал не ты. На твоем месте я бы потребовал оставшуюся долю. Ты же ведь знаешь, как связаться с Расселом?

Глаза Вильгельма засветились алчностью.

– Знаю! Все данные у моего помощника.

– Но ты же понимаешь, что хорошие советы не даются бесплатно, а это был хороший совет, согласись?

– Да, я понимаю, Джон. Сколько ты хочешь? – сказал наемник, радуясь про себя, что не назвал реальные цифры.

– Думаю, двадцать процентов будет достаточно, чтобы я смог оценить твою благодарность.

– Да, двадцать процентов. Хорошо. Это справедливо. Большой Джон, я хотел сказать, что ты же водишь дружбу с губернатором, и капитан Каменев, тоже…

– Можешь не беспокоиться. Я улажу этот вопрос.

Наемник обрадовался. Он и не ожидал, что так все получится.

– Спасибо, Джон. Если я как-то смогу быть еще полезен, ты только скажи…

– Сможешь.

– Да? – наемник растерялся от неожиданности. – Как?

– Я хочу предложить тебе и твоим ребятам поработать на меня, – сказал Липски. – Вы где обитаете?

– В «Переулке».

– Угу, знаю где это. Мой человек свяжется с тобой. Когда выйдет из ремонта твой корабль?

– Через неделю.

– Хорошо, – кивнул Большой Джон. – Значит через неделю. Ждите.

– Да, да. Я буду готов, Джон. Можешь на меня рассчитывать.

Поняв, что разговор окончен, наемник поднялся и направился к выходу.

Липски посмотрел на одну из своих телохранительниц и едва заметно кивнул.

– И, Вильгельм… – окликнул он Тревора.

– Что? – обернулся тот.

– Никому ни слова об этом нашем разговоре или о твоем контракте. Ради вашей же пользы.

– Само собой! Джон, я буду нем, как…

Тонкий лазерный луч, выпущенный плинийкой, вошел Вильгельму в висок. Наемник упал как подкошенный.

Липски встал из-за стола и нажал кнопку вызова бармена.

Тот появился незамедлительно.

– Вызови Маргулиса с людьми, пусть приберут здесь, – велел ему Джон. – Потом передай, чтобы добыли у помощника этого Вильгельма координаты майора Рассела, а затем убрали его и всю остальную команду, всех до единого. Они обитают в «Переулке». Оплату за работу он найдет у него в кармане. Разговор записывался?

– Как всегда, – кивнул Сержант.

– Я возьму сейчас запись с собой и думаю, до завтра тут больше не появлюсь. Выполняй.

* * *

Увидев капитана, входящего в кают-компанию, вместо приветствия Петер поднялся, налил стакан сока и молча поставил на стол.

– Спасибо, – хрипло ответил Каменев, усаживаясь на свое место.

– Закончились запасы?

– Закончились.

Виду него был неважный – несколько дней постоянного пьянства еще никого не красили.

– Давно приземлились?

– Хочешь узнать, сколько дней ты пил? В этот раз не долго – четыре дня полета от Мессины до Примы и тут еще день.

– Губернатор не искал меня?

– Сен-Лиза нет на планете. Но не сомневаюсь, что он захочет с тобой повидаться.

Ладимир вопросительно посмотрел на помощника.

– Инцидент на Мессине стал главной новостью по всей Империи. Все только к трубят о нападении пиратов на один из престижнейших курортов и о похищенной девушке. Имя капитана Каменева мусолится на каждом канале. Никто точно не знает, что произошло, но шума от этого только еще больше.

– Самое интересное во всем этом то, что мы сами ничего не знаем, – мрачно произнес Ладимир.

– Голова не болит от таких сложных мыслей?

– Голова нет, бок – болит.

– Он и должен болеть, ты же не позволил доку осмотреть себя до того, как заперся в своей каюте.

– Он на корабле?

– С утра был. Сейчас перекушу, схожу за ним.

– Не надо, я сам дойду.

– Как хочешь, – Петер вернулся к еде.

Лад налил себе стакан сока и смотрел на него отрешенным взглядом. Через несколько минут он произнес, все так же глядя на напиток:

– Петер…

– У? – помощник продолжал есть.

– Я хочу их смерти.

Петер поднял взгляд на капитана, а тот продолжил спокойным ровным голосом, словно говорил о каких-то обыденных вещах:

– Я хочу узнать, кто в этом виноват, найти их и убить.

– Ты когда это понял? После третьей или четвертой бутылки?

Лад сверкнул на него глазами.

– Что? Злишься? – спросил помощник. – Это хорошо – быстрее в себя придешь.

Ладимир поднялся, так и оставив сок нетронутым.

– Как поешь, зайди ко мне, – сказал он Петеру, выходя из кают-компании.

Ладимир сидел, уставившись в одну точку и стиснув зубы, морщился, пока док обрабатывал его раны.

– Расслабьтесь, капитан, – сказал Калугин.

– Я и не напрягался, – резко ответил Лад.

Док искоса взглянул на него. Он понимал, почему капитан огрызался, почему отказался от обезболивающего, которое Калугин предложил перед тем, как начать обрабатывать рану.

– Капитан, я знаю, что мои слова не исцелят вашу душевную боль, но все равно хочу сказать, – док продолжал процедуры, а Каменев молча терпел. – Вы сейчас вините себя во всем, хотя я с вами тут не согласен, но уверен, что не смогу переубедить вас, пока вы сами не осознаете этого. Я знаю, каково вам сейчас.

Ладимиру хотелось спросить: «Да что ты можешь знать? Что?!» Но промолчал, слушая дока.

– Я не большой мастак говорить, и, может, мои слова покажутся вам неказистыми, но прошу вас, выслушайте… Знаете, у меня есть семья… была семья. Жена и сын с дочкой. Когда я спустил все, что у нас было, в карты и вылетел из армии, они еще любили меня, старались помочь мне, разговаривали, убеждали все бросить, попытаться начать жизнь заново. Но я не слушал их, я хотел играть, хотел вернуть свою фортуну, которая в одночасье отвернулась от меня. Смешно, но был момент, когда мне даже снова начало везти, я тогда почти раздал долги. Ходил, сияя от счастья, и не замечая, как изменилось отношение моих домашних. Я покупал жене украшения, а она складывала их в шкатулку, делал детям подарки, но они так и оставались нераспакованными. Я тогда ничего этого не знал, только много позже…

Доктор вздохнул, потом продолжил:

– Когда я сорвался в очередной раз, они все еще пытались мне помочь. Я снова проиграл все, что у нас было. Мы вынуждены были продать дом, начали скитаться по друзьям, потому что на отель денег не было, их едва хватало на еду. Мои молчали, а я только и знал, что твердил о своей удаче, как она снова вернется ко мне, надо только подождать, но она не возвращалась, и я запил… Тогда-то это и произошло… Однажды вел машину, изрядно набравшись. – Слова давались Калугину с трудом. – Случилась авария – я не справился с управлением, выскочил при повороте на силовое ограждение, машину подбросило, она перевернулась и упала вниз с третьего уровня. Я выжил, хотя помяло меня изрядно, три месяца не вставал с больничной койки, а вот дочку… Лизу, врачи спасти не смогли. Я вез ее на какой-то концерт или спектакль, даже не помню точно, в ее новой школе, она так хотела завести друзей, что непременно должна была участвовать в нем… Жена дождалась, когда я выйду из больницы, – она просто замечательная женщина, даже после такого она не оставила меня… Но, проснувшись на следующий день, я увидел, что она забрала сына и уехала. – Док снова тяжело вздохнул. – Я жалел, что выжил, невыносимо хотелось сдохнуть… Но жена сказала, что жизнь осталась мне в наказание, чтобы я мучался до конца своих дней. И, наверное, она права. Поэтому, я до сих пор жив. Не подумайте, капитан, это я сейчас об этом так спокойно говорю, а было время, когда казалось, что от мыслей лопнет голова.

– И вы больше не видели их?

Калугин на миг остановился, потом продолжил перевязку.

– Я пишу им письма, рассказываю, что делаю и как живу. В каждом письме я прошу прощения, но уже отчаялся получить его. Это для меня самое важное, потому что сам себя я не прощу никогда. Я потерял смысл жизни, в моей душе была пустота. Ответа я никогда не получал, но как раз перед тем, как я стал летать с вами, мне пришло вот это.

Он достал из кармана кусок пластика и нажатием пальца активировал письмо. На бледно-зеленом фоне засветилось одно единственное предложение: «Папа, я прощаю тебя».

– Слова Артемки снова вдохнули в меня жизнь, я хочу снова увидеть сына, обнять его. – Док замолчал, тяжко вздохнув. – Жизнь продолжается, и вы должны быть стойким, не позволяйте судьбе сломать вас. Есть те, кто на вас рассчитывает. Вы должны быть сильным ради тех, кому вы дороги, ради друзей, ради команды, радисамой Валенсии, ведь она верила в вас.

Некоторое время оба молчали, потом Лад сказал:

– Занимайтесь своим делом, доктор, – в его голосе почти не было прежней агрессии.

После рассказа Калугина тоска снова затопила Лада. В горле пересохло. Захотелось выпить.

Но он понимал, что алкоголем горе не залить, а Валенсию не вернуть, поэтому подавил в себе это желание. Но тем не менее Лад и сам чувствовал, что изменился. Сейчас, когда он потерял Валенсию, внутри словно все оборвалось, а сердце превратилось в кусок изъеденного ржавчиной железа. Капитан был благодарен доку за сочувствие, за то, что тот поделился сокровенным, за то, что тот разделял его боль и даже делился своей, но Лад все равно не мог сейчас воспринять его слова, потому что хотелось только одного – мести. И док ошибался, считая, что Лад винит во всем себя. Нет! Он винил того, кто стоял за похищением Валенсии. Того, кто все придумал и организовал и кого капитан теперь будет искать всеми возможными способами, пока наконец не найдет и не прикончит, кем бы тот ни оказался. И мысли капитана уже устремились в этом направлении.

– Ну, вот, – сказал наконец доктор, – я закончил. Рана, конечно, запущенная, и еще пару перевязок придется вытерпеть, но через пару недель можно уже будет наносить восстанавливающие препараты. Даже шрама не останется.

– Спасибо, док.

– Это моя работа, – кивнул Калугин.

– Знаете, моего друга зовут Артем, – сказал Каменев. – Он отличный офицер и просто хороший парень.

Доктор грустно улыбнулся и вышел из каюты, а Ладимир поднялся, подошел к шкафу и достал из него мундир.

Когда Петер заглянул к Ладу, тот сидел на стуле возле стола и надевал ботинки. Китель парадного мундира был расстегнут, но во всем остальном капитан хоть сейчас был готов к торжественному смотру.

– Куда намылился? – поинтересовался Петер.

– Алонсо в рубке? – вместо ответа спросил Лад.

– Да. Тебе он зачем?

Ладимир не ответил и молча продолжил надевать мундир.

– Ты хочешь сообщить Стюарту о том, что кто-то убил его дочь? – Петер вопросительно смотрел на капитана, но, в очередной раз не дождавшись ответа, сказал: – Опомнись. Он не поймет ни единого твоего слова. Что бы ты ему сейчас ни говорил, он будет слышать только одно: его дочь погибла, и виноват в этом ты!

– Я обязан сообщить ему об этом. Я не могу иначе. Я обещал адмиралу, что с Валенсией ничего не случится, и пытаться отмолчаться сейчас будет трусливым поступком.

– Никто не скажет, что ты трус, перестань уже нести чушь. А Стюарт… я уверен, он и так узнает. Если тебе так хочется пообщаться с разъяренным отцом, пожалуйста, но я предлагаю сначала найти тех, кто организовал это похищение.

На коммуникаторе загорелся сигнал вызова, и раздалась трель звонка.

– Я поговорю, – сказал помощник, повернулся к устройству, и провел пальцами по висевшей в воздухе красной надписи «ответить».

На экране появился Алонсо.

– Чего тебе? – грубо спросил Петер. – Я же сказал, чтобы не беспокоили.

– Но… это адмирал Стюарт.

– Заберут тебя Темные звезды, юнга! – в сердцах выругался пират. – Как ты не вовремя! Скажи ему, что…

– Скажи ему, что я сейчас буду, – перебил помощника Лад, протянул руку и выключил коммуникатор. Поднялся, застегнул мундир, оправил его, задумался на несколько секунд и сказал:

– Объяви боевую готовность. Виталя и Рудольфа направь в город, пусть осмотрятся и подумают, как нам лучше пообщаться с Липски.

– Хорошо, – развел руками Петер.

Не сказав больше ни слова, Каменев вышел из каюты и направился в рубку.

– Адмирал на связи? – спросил он у Алонсо.

– Да, капитан. Он ждет вас.

В другое время Лад не преминул бы отметить, что паренек неплохо освоился с ролью юнги и не обратился к нему по имени, когда их мог услышать вероятный противник. Дисциплина – одна из составляющих успеха в военном деле. Но сейчас Ладимиру было все равно. Он вошел в зону видимости передающих камер и посмотрел на экран.

Адмирал сидел в кресле, положив руки перед собой. Судя по окружающей обстановке, попавшей в объектив – голограммы дочери на стене, чуть дальше небольшая коллекция оружия, письменные принадлежности на столе – Стюарт находился в своей каюте, а не в рубке.

– Здравствуйте, адмирал, – сказал Лад.

Тот не ответил на приветствие и некоторое время молча сверлил Ладимира глазами. Потом вздернул подбородок и произнес:

– Где моя… – он запнулся и, собравшись с силами, продолжил: – где тело моей дочери?

– В храме Вселенской церкви… – капитану так же было трудно говорить, – там сделают все необходимое, вы можете забрать дочь в любое время.

Адмирал покивал, было заметно, что он изо всех сил скрывает разрывающие его изнутри эмоции.

– Я хотел увидеть вас, Каменев. Хотел посмотреть вам в глаза, – Стюарт был подчеркнуто вежлив и холоден. – Я догадывался, что вы подлец, но не думал, что еще и трус.

– Адмирал…

– Если уж ты убил мою дочь, то хотя бы наберись смелости сказать мне это лично! – После этих слов он уже не мог сдерживать эмоции, гнев и боль утраты исказили его лицо.

– Я не убивал Валенсию…

Стюарт не слышал его, он подался вперед и цедил каждое слово:

– Я найду тебя, тварь! Найду и заставлю заплатить за то, что ты сделал. Тебя и всех выродков из твоей команды! Всех до единого! А тебя я задушу собственными руками, даю тебе слово боевого офицера.

– Адмирал! – Лад повысил голос. – Послушайте меня! Я не убивал Валенсию…

Ладимир не собирался оправдываться, но никак не мог подобрать нужных слов.

Стюарт тем временем замолчал, откинулся на спинку кресла и, не сводя с Каменева тяжелого взгляда, сказал:

– Я видел запись. – Его голос снова был ровным и жестким. – Тебе даже не хватило духу самому нажать на спуск, ты нанял убийц… сорок тысяч… во столько ты оценил жизнь моей Валенсии.

– Что?

– Ты думал, я не узнаю? Да, ты хорошо все спланировал. А теперь спланируй свою смерть, потому что я уничтожу все ваше змеиное гнездо. Запомни мои слова, пират.

Адмирал отключился.

– Темные звезды! – не сдержался Лад.

Слова Стюарта не укладывались у него в голове.

– Темные звезды…

Каменев отвернулся от экрана и встретился взглядом с Петером. Тот вошел в рубку под конец разговора и слышал последние слова Стюарта.

– О чем он? О какой записи шла речь? – недоумевающее спросил помощник. – Что еще за сорок тысяч?

Ладимир замер в задумчивости. Он не понимал происходящего. Если адмирал видел запись смерти Валенсии, то почему обвинил его в этом?

– Я не знаю, – растерянно пожал Лад плечами. – Вероятно, кто-то подсунул адмиралу фальшивую запись. И он теперь думает, что я нанял кого-то, чтобы убили Валенсию.

– Отправь меня к ядру Темной звезды, если это с самого начала не была подстава, – покачал головой помощник, – Вся операция: похищение, то, как нас разоружили на Мессине, бойня на курорте – все это тщательно спланировано. И работал не дилетант.

Лад тоже только примерно догадывался, что же случилось, но четкой картины в голове не было. И на ум приходило имя только одного человека, который, вероятно, мог бы прояснить ситуацию.

Джон Липски.

– Рудольф и Виталь? – капитан вопросительно посмотрел на помощника.

– На задании, – ответил тот. – Как вернутся – сразу все обсудим. Думаю, это будет не раньше вечера.

– Хорошо, а пока подготовь машину, я хочу съездить в резиденцию Сен-Лиза, переговорить с его помощником. Мне. нужно заручиться поддержкой губернатора, потому что Стюарт спустит на нас всех собак.

– Понял – сделаю.

По пути он встретил Болтуна, и тот знаками поинтересовался, куда направляется напарник.

– Едем в резиденцию Сен-Лиза, – ответил Петер.

Немой пират показал, что хочет поехать с ними.

– Хорошо. В машине есть оружие, но ты все равно возьми с собой пару армейских бластеров.

Болтун кивнул и отправился в оружейную.

Помощник капитана подогнал машину к трапу. Ладимир и Болтун еще не вышли, и он решил проверить оружие в салоне. Четыре лазерных пистолета, один бластер и несколько гранат расположились в скрытых нишах. Это по его настоянию они всюду возили с собой небольшой арсенал. Петер считал, что при их профессии оружие всегда должно быть под рукой. К счастью, применять его пока не пришлось, но в любом случае осознание того, что при нападении (если такое случится), будет чем обороняться – придавало уверенности и спокойствия.

Заслышав звук шагов, помощник выбрался из машины и оглянулся.

Болтун спускался по трапу, положив на каждое плечо по винтовке.

– Где там Лад, не видел?

Болтун отрицательно покачал головой и внезапно остановился. Перевел взгляд на напарника и кивком указал куда-то за спину Петера.

– Чего? – повернулся тот и увидел, что по взлетному полю приближаются «гости». Со стороны служебных помещений порта к ним направлялся сам Большой Джон в сопровождении плинийских амазонок.

Петер снова залез в машину, быстрым нажатием на крышку открыл нишу с оружием и схватил пистолет.

Выбрался из салона и негромко сказал Болтуну:

– Будь наготове, могут быть снайперы.

Из корабля показался Константин.

– Парни, если будет время, не могли бы вы заехать за… Вот это да!

Он увидел Липски и не мог скрыть удивления. Болтун бросил младшему Статосу один из бластеров, тот поймал оружие, вернулся назад и занял позицию в тени у выхода.

Большой Джон приближался с легкой улыбкой.

– Вижу, вы рады меня видеть, – сказал он, подойдя на достаточно близкое расстояние.

– Вообще-то не очень, – ответил Петер. – Поэтому остановись через пару шагов, хорошо?

Липски сделал так, как велел пират, и сказал:

– Я хочу видеть вашего капитана.

Петер стоял, облокотившись одной рукой об открытую дверцу машины, вторая рука была опущена, в ней он держал взведенный пистолет.

– Болтун, сходи за Ладом, – сказал помощник, не оборачиваясь.

– Не нужно, я здесь, – сказал Каменев, проходя мимо немого пирата вниз по трапу.

Большой Джон пошел к нему навстречу, и люди Ладимира тут же вскинули оружие. Плинийки среагировали мгновенно, закрыв себя и Липски силовыми щитами.

– В чем дело? – недовольно спросил тот, вынужденный остановиться. – У вас мозги сплавились? Ну-ка уберите пушки.

– Что тебе нужно? – спросил Лад.

Большой Джон постоял немного, хмуро оглядывая пиратов, но, поняв, что те не опустят оружие, сказал:

– Здравствуй, Лад.

Каменев коротко кивнул, отвечая на приветствие. Джон снова усмехнулся, пробормотал «ладно» и продолжил:

– Насколько я помню, у нас есть незаконченные дела. У вас мои полмиллиона, но свой груз я так и не получил.

При этих словах Каменев невольно напрягся, ведь именно столько просили похитители в качестве выкупа за Валенсию.

– А ты, наверное, хотел бы забрать центуринит, – сказал капитан. – Да еще и вернуть потраченную сумму? Не так ли?

Липски искренне удивился.

– О чем ты?! Да, я хочу забрать груз, а деньги ваши, как и договаривались. Если хочешь поднять сумму, то ничего не выйдет, договор есть договор.

Ладимир, едва сдерживая эмоции, сверлил Большого Джона взглядом.

– Что? В чем дело? – непонимающе спросил тот. – Я понимаю, что последний раз мы расстались без дружеских лобызаний, но ведь причина не в этом? Так?

Каменев не ответил, но не нужно было быть опытным психологом, чтобы заметить ярость и гнев, полыхающие в нем.

Липски посмотрел на капитана и озадаченно покачал головой:

– Может, объяснишь, с каких пор ты начал так люто ненавидеть меня?

– С тех самых пор, когда ты приказал похитить Валенсию, – негромко, усилием воли заставляя себя успокоиться, ответил Лад.

– Что?! – воскликнул Джон. – Я приказал похитить Валенсию?! Да ты совсем спятил, братец! – Липски рассмеялся. – Я приказал! Ха-ха! Что за идиотские мысли?!

Он говорил так искренне, что Каменев и его люди, слушавшие разговор и придерживающиеся такого же мнения, что и их капитан, слегка смутились. Но постепенно, злость снова заполнила душу Лада, и в смехе Большого Джона ему послышалась издевка.

– Ты находишь это смешным? – холодно спросил он.

Липски перестал смеяться и ответил в тон Каменеву:

– Да, нахожу! И не только смешным, а еще и оскорбительным. Но я спишу это на твое взвинченное состояние – понимаю, что ситуация, в которую ты попал, крайне серьезная. Папаша-адмирал будет искать тебя с пеной у рта. Но я даю тебе слово, что не причастен к похищению и даже до вчерашнего дня не знал, что девушка, погибшая на Мессине, была дочкой Стюарта.

– А откуда ты узнал об этом? – задал вопрос Петер. – Ведь в новостях не говорили, кто именно там погиб.

– У меня есть свои источники информации.

– Что за источники? – спросил Лад, все еще не веря Липски.

– Мои источники, – сказал тот. – Ты мне не веришь. Но разве сам факт того, что я сейчас стою здесь перед тобой, не говорит о том, что я не делал того, что ты мне хочешь приписать?

– Зная тебя, могу с уверенность утверждать, что твое присутствие не говорит совершенно ни о чем.

– Приму это как комплимент, – сказал Джон. – " А чтобы убедить тебя в своем к тебе расположении, я расскажу тебе о людях, которые похитили твою пленницу.

– Она не была пленницей, – вырвалось у Лада. Как он ни пытался себя сдерживать, но когда говорил о Валенсии, чувства все равно давали о себе знать и вырывались наружу, гораздо больше, чем ему хотелось бы. А такой человек, как Липски, постоянно использующий людей для достижения своих целей, играющий на их слабостях, привязанностях и пристрастиях, мог легко распознавать последние, и даже небольшие проявления эмоций говорили ему о многом.

– Так вот откуда этот гнев! – догадался Липски. – А я сразу-то и не понял. Теперь хотя бы все стало ясно. Сочувствую. В нашем деле нужно быть одному, нельзя привязываться. Потому что враги не дремлют и, обнаружив твое слабое место, не упустят возможности по нему ударить.

Он жестом велел телохранительницам убрать силовые щиты и пошел к Ладу. Плинийки двинулись вслед за ним, но он остановил их.

Приблизившись к капитану, Джон сказал:

– Теперь, когда разобрались, что я не нричастен к случившемуся и мне есть что тебе рассказать, не желаешь пройтись?

Каменев согласно кивнул.

– И прикажи своим людям опустить оружие, а то я неуютно себя чувствую, когда в меня целятся.

Лад сделал знак, чтобы пираты сделали как сказал Липски.

– О том, что ты попал в переделку на Мессине, я узнал, как и все, из новостей, – начал Джон, когда они с Ладом пошли по взлетному полю. – Ты же знаешь мою любопытную натуру – мне стало интересно, почему ты сорвался с места, до того как мы закончили наше дело, и рванул на самый популярный имперский курорт. Я велел своим людям разузнать подробности. И только вчера мне поступила информация. Мой человек докладывал, что девушка, погибшая на планете ортодоксов, – дочь адмирала Стюарта.

Липски сделал паузу, а потом продолжил:

– Также он рассказал, что следы похитителей ведут сюда, на Приму.

– Откуда это известно?

– Информатор опознал одного из убитых вами парней. Он принадлежал к команде некоего Вильгельма Тревора. Я слышал о нем – провернул пару дел, но в основном по мелочи. Я сразу направил людей на поиски. Но эти твари словно испарились. Мне удалось выяснить, что они обитали в «Переулке» – небольшое заведение для наемников. Мои парни обыскали весь город и перетрясли всю местную шваль. И кое-что они раскопали. Правда, когда парни добрались до этих подонков, над ними уже кто-то поработал – все, кроме одного, были мертвы, да и тот едва дышал. Чтобы добыть из него хоть какие-то сведения, пришлось вколоть ему лошадиную дозу транквилизатора. На нем он продержался всего минуту и мало что успел рассказать.

Ладимир ждал, продолжения, но Джон специально затягивал паузу.

– Скажи, – произнес наконец Липски, – у тебя правда были какие-то чувства к дочке Стюарта?

Каменев ответил ему тяжелым взглядом и вопросом:

– Что он рассказал?

Большой Джон кивнул самому себе, еще больше укрепившись в своих догадках, вздохнул и сказал:

– Сказал, что действовали они не по собственной инициативе – их наняли.

– Кто?! – Глаза капитана загорелись.

– Этого я не знаю.

Лад не мог скрыть своего разочарования.

Липски внимательно смотрел на Ладимира, изучая его реакцию, потом добавил:

– Но знаю, как можно этого человека найти, – он протянул Каменеву стримкристалл. – Здесь информация о том, как связаться с заказчиком. Он все еще должен Тревору деньги.

Лад взял кристалл, посмотрел на него и сжал в кулаке.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – усмехнулся Джон, – но ты же понимаешь, что работа моих людей оплачивалась, и, должен заметить, очень неплохо.

– Да, я понимаю, – покивал Каменев. – Разумеется, я компенсирую твои затраты.

– Что же, я рассчитывал на это.

– О какой сумме идет речь?

– О десяти процентах.

Лад остановился и хмуро посмотрел на Липски:

– Десяти процентах чего?

– В вашем с губернатором предприятии. Ведь твоя доля составляет пятьдесят процентов, я хочу десять из них.

– Она принадлежит не только мне, а всей нашей команде на равных. И десять процентов это больше, чем моя доля.

– Хм… – Большой Джон задумался. – Да, я понимаю.

Каменев смотрел на оглаживающего свою бородку Липски и догадывался, что у того припасена карта в рукаве. Ведь недаром он запросил такую цену. Капитан понимал, что, спрашивая его об этом, сдает свои позиции, но сейчас Ладу было не до торговли:

– Ты знаешь что-то еще?

– Тебе не откажешь в проницательности, – улыбнулся Джон. – Знаешь, я тут подумал… десять процентов действительно много, давай поступим вот как: я стану совладельцем на равных правах со всей командой. К тому же я слышал, что она у тебя немного убавилась. Этот сукин сын Телори и меня обвел вокруг пальца, – ничуть не смущаясь, сказал Липски.

Но упоминание о предателе возымело обратный эффект, чем он рассчитывал. Лад сразу отстранился и стал собранно-холодным. Джок понял, что напрасно заговорил о Телори, которого сам внедрил в команду к Ладимиру, не подозревая, что паренек агент имперских спецслужб.

– Мне нужно все обсудить с командой, – сказал Лад.

– Другого я и не ожидал, – кивнул Липски. – Полчаса тебе хватит?

– Посмотрим.

Они вернулись к трапу, где сейчас собралась почти вся команда Ладимира. Плинийские амазонки ждали там, где оставил их Липски.

– Чтобы обсуждать с командой твое предложение, я должен знать все, – сказал Каменев.

– Согласен, – ответил Джон. – Если вы решите принять мое предложение, то в качестве взноса я отдам тебе корабль Тревора. «Марафонец» неплохо оснащен, почти не уступает твоему «пилигриму» по вооружению и превосходит по скорости, силовые установки не такие емкие. Но хороший капитан ведь знает, как использовать преимущества своего корабля и скрадывать недостатки, не так ли? Сейчас стоит в ремонтных доках. Я узнавал – будет готов к вылету через неделю. Ты мог бы им воспользоваться, потому что если заказчик узнает твой корабль, это может его спугнуть.

– Ясно, – кивнул Лад и направился к своим людям. Они зашли в корабль и подняли за собой трап. Липски усмехнулся такой предосторожности и остался терпеливо ждать на поле. Через полчаса трап снова спустили, и появился Лад в сопровождении Болтуна и Петера.

– Встречаемся вечером в восемь. Бар «Звездный прилив». У тебя должны быть при себе коды доступа от «марафонца».

– Отлично. Значит, в восемь.

Лад и его сопровождающие сели в машину и умчались, не предложив Липски подвезти, уверенные в том, что он в этом не нуждается.

Большой Джон проводил их взглядом, довольно улыбнулся и направился к ожидающему за служебными постройками лимузину.

* * *

Майор Рассел расположился в кресле перед выключенным головизором, вертел в руке бокал с игристым вином и размышлял. Это стало его обычным времяпрепровождением после возвращения из плена у Каменева. Вместо того чтобы сидеть с другими офицерами в кают-компании, майор закрывался в своей каюте и в одиночестве пил вино. Первые день или два об этом судачили, но после забыли – майор не был всеобщим любимцем, отсутствие которого в компании остро ощущается. Рассел же очень сильно переживал и отчаянно боялся, что откроется его преступление. Он уже тысячу раз клял себя за то, что поддался своей злобе и втянул дочку адмирала, надо было просто заказать убийство Каменева. Хотя, если бы он не предложил похитить Валенсию, этот ублюдок Вильгельм не согласился бы, – оправдывал себя майор. Особенно трудно было, когда Стюарт вызвал его к себе и устроил форменный допрос, как и что было на пиратском корабле. После этого испытания Рассел повеселел и расслабился. Но вскоре произошел инцидент на Мессине, и флотилию облетел слух, что убили дочь адмирала.

Когда Рассел об этом услышал, его сердце начало так бешено колотиться, что, казалось, выпрыгнет из груди. Но, поняв, что в произошедшем все обвиняют только Каменева, которому, к сожалению, удалось сбежать, майор успокоился и даже воспрял духом, хотя по-прежнему старался быть затворником.

Обычно он выпивал бутылку вина и ложился спать (на дежурства его пока не ставили). И в этот раз бутылка была почти пуста, майор планировал опустошить последний бокал и отойти ко сну, когда загорелся сигнал вызова коммуникатора.

– Кого еще дернуло? – недовольно проворчал он и нажал «ответить».

– Прошу прощения, господин майор, – на экране взял под козырек вахтенный офицер.

– Ну? Лейтенант, ты знаешь который час?

– Так точно, господин майор, знаю. Но вам поступил экстренный вызов по закрытому каналу гиперсвязи. Я подумал, что…

– А ты меньше думай, лейтенант, – тебе не идет, – пробурчал Рассел.

– Простите, господин майор, мне прервать канал?

– Вызов лично мне?

– Так точно. В сопроводительных тэгах прописано ваше имя.

Майор раздумывал, принимать или нет вызов, это. скорее всего, был его дядя. Старый хрыч уже не знал, куда девать деньги, и тратил их на гиперсвязь. А ведь это в скором будущем должны были стать его деньги – брат матери не имел собственных детей и считал Рассела сыном, постоянно доставая советами, которые майор терпел только из-за будущего наследства. Старик хоть и был немощен, но при этом жутко обидчив, и раз уж вызывал Рассела по гиперлинии, то лучше было ответить. Хорошо еще канал закрытый, если бы кто-нибудь узнал, как адмирал в отставке песочит своего нерадивого племянника, насмешек было бы не избежать.

– Соединяй, – сказал Рассел и повернулся к коммуникатору.

Но, к его удивлению, экран, погасший после переключения каналов, выдал надпись «нет видео», и из динамиков раздался незнакомый мужской голос:

– Майор Рассел?

– Кто это?

– Мое имя не имеет значения, главное, что я знаю ваше.

– Что за идиотские шутки? – фыркнул майор. – Ты вообще соображаешь, куда и кому ты звонишь?

– Вполне, – спокойно ответил незнакомец. – Майору Расселу, на корабль сопровождения «Гвардеец».

– Да? И что тебе нужно? – сразу насторожился тот.

– Вам что-нибудь говорит имя Вильгельм Тревор?

У майора сразу забегали глаза и засосало под ложечкой.

– Первый раз слышу. Ты только это хотел узнать? – грубо ответил он. – Тогда спешу тебя огорчить – ты напрасно потратил свое время и деньги. Я отключаюсь.

– Жаль, – произнес мужчина. – Значит, Вильгельм ошибся. И номер наличной карты, с которой ему на счет перевели некоторую сумму денег, наверняка не будет совпадать с вашей. Я не сомневаюсь, что адмирал Стюарт доверяет вам и не будет проверять. Хотя… ведь именно с карты некоего господина Рассела была сделана предоплата за кое-какую работу…

– Я не знаю, о чем ты говоришь! И хватит отнимать мое время!

– Ну, наверное, действительно хватит, – согласился незнакомец. – И я напрасно трачу с вами время и деньги. А вот адмирал Стюарт, думаю, будет обратного мнения и внимательно меня выслушает. Выключайте связь.

Рассел молча смотрел на неактивный экран. Он понимал, что его собираются шантажировать, но прервать связь не мог. Если Стюарт узнает о то, что это он заказал похищение его дочери, то не избежать позорного трибунала и, скорее всего, смертной казни. Майор выругался про себя, но выхода не было. Неизвестный, столь осведомленный о его делах, терпеливо ждал на том конце канала связи.

– Что тебе надо? – спросил наконец Рассел.

– Рад, что мы начали понимать друг друга.

– Скажу сразу – у меня не так много денег, если ты рассчитываешь на…

– Мне не нужны ваши деньги, майор, – перебил его незнакомец. – Не переживайте, ваш капитал останется в целости, а если вы все правильно сделаете, то, возможно, даже преумножится.

Майор был откровенно удивлен.

– С чего такая доброта?

– Хотел бы сказать, что я человек бескорыстный, но это не так. Мне потребуется от вас услуга – ничего невозможного, все в пределах ваших возможностей, и, если вы выполните то, что я попрошу, вознаграждение будет существенным.

Рассел задумался. Шантажист, который предлагал деньги, вызывал у него опасения.

– Что ты хочешь?

– Мне нужна схема расположения гравитационных ловушек на границах Империи.

– По всем границам?! – удивленно воскликнул майор. – Это невозможно!

– Все не нужны, – ответил незнакомец. – Только три определенных сектора.

– Какие?

На коммуникаторе замигал сигнал, предлагающий принять пакет данных. Майор получил их, и монитор тут же засветился столбцами координат.

– Только те, описания которых вы видите на своем экране, там же инструкции, как связаться со мной, – сказал мужчина. – Оплата составит семьсот тысяч империалов.

Рассел едва не присвистнул, услышав сумму.

– Информация нужна мне в течение трех дней, – добавил незнакомец.

– Почему не прямо сейчас? – ехидно поинтересовался Рассел.

– Каждый день сверх означенного срока с суммы вознаграждения автоматически снимается сто тысяч. Если по истечении десяти дней у меня не будет этой информации, я считаю наш договор расторгнутым и связываюсь с адмиралом Стюартом, чтобы сообщить, кто же действительно виновен в смерти его дочери.

Майор помолчал. Он залпом допил вино из бокала, налил оставшееся в бутылке и снова выпил.

Рассел сверлил глазами монитор коммуникатора, на котором бледно-голубым цветом светились символы. Он понимал, что угодил в ловушку.

Шантажист сказал «договор»… какой же это договор?! Это, мать твою, приказ, который он – Рассел не может не выполнить! Но раз другого выхода нет, то надо постараться получить максимальную выгоду из всего этого.

– Миллион, – сказал Рассел. – И я хочу тридцать процентов вперед.

Неизвестный засмеялся, как показалось майору довольно искренне и весело, потом замолчал на несколько секунд и сказал:

– Семьсот тысяч, и никаких авансов.

По его голосу Рассел понял, что дальнейший торг не имеет смысла, но все же сделал попытку:

– Мне будут нужны деньги, чтобы подмазать кое-кого, ты же понимаешь…

– Значит, считайте это вложением средств, по которым вы получите дивиденды, – голос шантажиста по-прежнему был жестким. – Но в качестве залога наших партнерских отношений я сделаю вам подарок. Думаю, вы сможете его оценить.

– Неужели застрелишься? Может, хватит уже болтовни? – Майор сильно нервничал, и затянувшийся разговор начал его раздражать. Незнакомец не обратил внимания на его реплику и продолжил:

– В ближайшее время с вами на связь выйдет некто, кто так же, как я, упомянет имя Вильгельма Тревора.

– Что? Еще один шантажист?

– Ха-ха, – в этот раз деланно рассмеялся мужчина. – Да, еще один. И в отличие от меня он попросит у вас денег. Точнее, попросит заплатить ему то, что вы должны Вильгельму. Ведь работа, для которой вы его нанимали, выполнена и, соответственно, должна быть оплачена.

– Так почему бы тебе самому ему не заплатить? – усмехнулся Рассел. – Вычтешь из тех денег, что обещал мне.

– К сожалению, деньги этого человека не интересуют.

– Наверное, я отстал от жизни. Шантажисты, которых не интересуют деньги! – разозлился майор. У него появилось ощущение, что с ним играют в какую-то непонятную игру, а он даже правил не знает. Им распоряжаются, указывают, что нужно делать. Самое обидное и унизительное то, что он вынужден беспрекословно подчиняться. – Что же тогда ему от меня нужно?!

– Он хочет убить вас.

– С какой стати?! – воскликнул Рассел.

– С такой, что это будет капитан Каменев. И он жаждет найти виновного в гибели госпожи Стюарт, которую наш славный капитан, кажется, успел полюбить.

Страх сжал сердце майора холодными лапами.

– Он… он знает? – Во рту пересохло, и голос сразу стал хриплым.

Мужчина снова засмеялся:

– Не переживайте, господин майор. Капитан Каменев знает только, что есть некий заказчик и как с ним связаться. Но кто именно – ему неизвестно. Это наша с вами тайна.

Расселу показалось, что в этот момент незнакомец подмигнул ему;

– Так Каменев не будет знать, с кем он общается?

– Нет. Вот и подумайте, как это использовать, – у вас есть примерно два дня. Итак, до встречи, господин майор. Не забудьте выполнить мой… мою просьбу.

– Не забуду, – буркнул Рассел.

Связь оборвалась.

Майор откинулся в кресле и понял, что невыносимо хочет выпить. Посмотрел на пустой бокал в руке, потянулся за бутылкой, но и там не осталось ни капли. Он швырнул ее в утилизатор и поднялся, чтобы взять новую. Выбрав напиток покрепче, майор наполнил бокал и сделал большой глоток. Потом подошел к столу и посмотрел на экран коммуникатора, где все еще отображалась переданная шантажистом информация. Пробежавшись глазами по светящимся символам, майор вздохнул, достал из ящика стола стримкристалл, воткнул его в гнездо коммуникатора и перегнал данные.

С этим он разберется позже, решил Рассел. Сейчас нужно было что-то придумать с Каменевым.

Поразмышляв еще немного, майор мысленно поблагодарил судьбу, по воле которой адмирал Стюарт, после возвращения Рассела из пиратского плена, перевел его с линкора на один из кораблей сопровождения. Он отставил в сторону бокал, снова уселся в кресло и нажал на коммуникаторе кнопку экстренной связи с капитаном корабля.

Ульриха Йохансона майор недолюбливал за его высокомерие и твердолобость, а возможно, еще и потому, что тот был похож на него самого – такой же заносчивый, амбициозный, тоже военный в четвертом поколении, только немного более удачливый, чем Рассел. Но лучшего союзника в данной ситуации не найти. Естественно, придется быть крайне осторожным и следить за каждым своим словом, чтобы не дать повода для еще одного шантажа, но майор был уверен, что умнее Йохансона и без труда заставит его поверить в любую историю.

На экране коммуникатора появился капитан. За спиной у него светилась голографическая карта сектора, он был еще в кителе и, судя по виду, не собирался ложиться спать.

– Что случилось, майор? – спросил он.

– Добрый вечер, капитан… Ульрих, – хитро прищурившись, сказал Рассел, – как вы смотрите на то, чтобы стать героем империи и оказать личную услугу адмиралу Стюарту?

Йохансон достаточно давно знал майора, чтобы сразу понять – он такие слова напрасно не произнесет, поэтому с серьезным видом посмотрел на Рассела и сказал:

– Я вас слушаю.

– Начну с того, что открою вам небольшой секрет: во время моего пребывания в плену у пиратов на Приме мне удалось тайком выбраться город. Зная, что время мое ограниченно, я не тратил его напрасно и использовал с максимальной пользой. Мне удалось завербовать человека, который должен был следить для меня и докладывать обо всех важных событиях. И несколько минут назад он вышел со мной на связь. – Рассел знал, что нет более достоверной лжи, чем та, в которой есть частичка правды. – Так вот, Ульрих, у нас с вами есть шанс схватить убийцу дочери адмирала Стюарта.

– Поймать Каменева? – переспросил Йохансон.

Тон его был спокойным, но майор заметил, как заблестели у капитана глаза.

– Да. Поймать Каменева, – подтвердил он. – Я, конечно, понимаю, что должен был доложить об этом самому адмиралу, но подумал, что исполненный горя отец может быть излишне импульсивен и, совершив ошибку, спугнуть Каменева. А чтобы поймать пирата, нужно действовать осторожно, просчитывая его и свои действия на несколько ходов вперед. И у нас с вами есть такая возможность!

– Что нужно для этого сделать?

– Пойти на небольшой обман командования и на несколько часов отклониться от курса. Потом, думаю, придется немного пострелять и… – майор сделал многозначительную паузу, довольно улыбнулся и закончил: – …готовить китель к наградам.

Йохансон некоторое время молчал, осмысливая слова Рассела.

Майор терпеливо ждал, пока капитан примет решение. Тот поскреб квадратный подбородок и, наконец, сказал:

– Майор, считаю, вам лучше сейчас прийти ко мне в каюту и обсудить все подробно.

– Конечно, капитан, – ответил Рассел и с торжествующей улыбкой посмотрел на погасший экран.

* * *

– Чего ты с ним, как девчонкой? – ругался Петер на Алонсо. – Видишь, не понимает, подойди, врежь по жбану. Я же говорил, они иногда зависают. Он теперь так и будет на одном месте дергаться.

Помощник капитана обучал единственного на корабле юнгу премудрости обращения с ремонтными роботами.

– Вот смотри, – пират подошел и звонко ударил по железному подобию головы. Робот-механик сразу ожил и продолжил работу над механизмом опоры, а Петер снова повернулся к Алонсо: – Что сложного? Ты же не сам все делаешь, нужно просто следить за ними.

По трапу за спиной помощника спустился Рудольф.

– Может, я ему пару боевых приемов покажу? – спросил он.

– Да! – сразу согласился паренек. Он много раз упрашивал штурмовика, получившего прозвище «Феникс» за боевое прошлое в рядах одноименного элитного подразделения, обучить его рукопашной.

Петер окинул Алонсо свирепым взглядом:

– А ну вернись к работе! – Потом повернулся к Руди: – А ты давай не вмешивайся. Дел нет? Я сейчас быстро найду.

– Не пыхти, пар идет, – беззлобно отмахнулся тот. – Пошли лучше поговорим.

Они присели с другой стороны от трапа на ящики с провиантом, привезенные Самуэлем.

– У меня дурное предчувствие, – сразу сказал Феникс. – Не знаю, как объяснить…

– Да ладно, понимаю. – Петер наморщился, словно солнце светило в глаза, хотя оно уже почти скрылось за горизонтом. Шрам на щеке собрался морщинами.

– Я все хотел спросить, – посмотрел на него Рудольф, – ты чего шрам не уберешь?

– Н-е-е, – протянул помощник капитана, проведя по своей отметине пальцами. – Это – память.

Феникс понимающе кивнул, а Петер, не глядя на него, спросил:

– Не хочешь лететь?

Рудольф засмеялся:

– Конечно, хочу. Ты чего?!

– Ну, мало ли…

– Нет, Петер, я просто хотел поделиться. Предчувствия меня редко обманывают – непростая будет миссия, да еще команду дробим. – Штурмовик замолчал, потом пихнул помощника капитана в бок и сказал: – Смотри. К нам снова визитеры.

Петер посмотрел, куда указывал Рудольф. Машину, мчащуюся в метре от поверхности посадочного покрытия, он узнал сразу.

«Хайбрек» такой вычурной, как называл ее сам владелец, «боевой» раскраски, имелся только у одного человека – Мигеля Менкеса.

Он был капитаном небольшой флотилии из трех кораблей и командовал довольно опытной командой. Имя Менкеса было хорошо известно не только на Приме, но и по всей Империи. Ходили слухи, что про него даже фильм сняли, но сам Петер не видел, а слухам доверял постольку-поскольку.

К ним подошел Самуэль.

– Парни, помогли бы мне лучше, чем сидеть на припасах. Почему я все один должен таскать?

Но Рудольф и Петер словно не замечали его, поднялись, даже не посмотрев в его сторону, и смотрели куда-то. Самуэль повернул голову и увидел приближающуюся машину.

– Что Менкесу тут нужно? – спросил Феникс, приглядевшись.

– Сейчас узнаем.

Автомобиль резко сбросил скорость, развернулся к пиратам боком и остановился в нескольких метрах от них.

Дверца, украшенная двумя сверкающими драгоценностями буквами «М», съехала в сторону, и из машины появился Менкес. Следом за ним выбрался высокий, почти на две головы выше Мигеля, темнокожий широкоплечий пират, одетый в черный жилет из кожи плинийского саблезуба, который плотно облегал мускулистый торс, оставив обнаженными мощные руки, испещренные шрамами.

– Темные звезды… – пробормотал Петер, увидев его.

Темнокожий пират окинул взглядом корабль Каменева, поправил пистолеты на плечевой перевязи и посмотрел на стоявших у трапа людей.

– Руди, будь начеку, – негромко сказал помощник. – У меня за поясом на спине пистолет.

– В чем дело? – спросил тот, смещаясь в сторону, чтобы было удобней выхватить оружие.

– Это Къюг, – чуть склонив голову в сторону Рудольфа, ответил Петер. – «Пилигрим» раньте его был.

– Наш «Пилигрим»?

– Ага.

На этом они оборвали разговор, потому что неожиданные «гости» подошли к ним.

– Хэй, Петер, – приветствовал помощника Менкес.

– Хэй.

– Нам нужно с Каменевым поговорить.

– Ну, Мигель, мало ли что вам нужно. Я тоже яхту хочу – «Старвэй», но это не значит, что я ее получу, так ведь?

– Петер, дело серьезное, – нахмурился Менкес. – Позови капитана.

– Капитан сейчас занят. Ты можешь все рассказать мне, я передам.

Къюг, до этого молчавший, зло посмотрел на Петера и процедил:

– Знай свое место, пес!

Мигель сразу остановил его жестом:

– Петер, мы приехали сюда не просто так, и ты это понимаешь…

– Не-а, – покачал головой тот.

– Что «не-а»? – с агрессией в голосе спросил темнокожий пират. – Тебе сказано, позвать Каменева, вот и выполняй!

Петер прошел вперед, при этом, когда начал двигаться, почувствовал, как опытная рука штурмовика вынула у него из-за пояса пистолет – значит, без прикрытия не останется. Помощник капитана подошел к Къюгу почти вплотную и посмотрел на него снизу вверх.

– «Не-а» – значит, что поговорить с капитаном ты сможешь только после того, как поговоришь со мной. Понятно? – Петер посмотрел на Менкеса. – Мигель… я думаю, вам лучше уехать. Угу?

– Чего?.. – недовольно начал Къюг, но второй пират жестом остановил его.

Петер наморщился. Еще раз окинул гостей неприязненным взглядом и развернулся, чтобы уйти.

– Подожди! – остановил его Менкес. – Не стоит горячиться. Мы все тут с характером, но сейчас нам действительно нужен Лад.

– Мигель, ему сейчас не до вас. И на рейд мы сейчас не можем согласиться – у нас свои проблемы.

– Я знаю. И у этих проблем есть имя – адмирал Стюарт. – сказал Менкес. – Поэтому и пришли. Мы хотели заручиться вашей помощью.

Петер остановился и снова повернулся к ним:

– В чем?

– Мы хотим выступить против эскадры Стюарта. Совсем от него житья не стало. У нас уже есть два капитана, всего восемь кораблей. И, думаю, еще три присоединятся.

– А зачем мы нужны? У вас и так достаточно сил.

– Ну, понимаешь. Многие считают вашу команду самой… – он посмотрел на Къюга, потом продолжил: – самой удачливой.

Он и Петер плюнули себе под ноги и растерли, темнокожий пират лишь презрительно скривил губы.

– И если бы вы присоединились, – продолжил Менкес, – то к нашему рейду примкнули еще несколько экипажей. Теперь я могу поговорить с Каменевым?

Петер хмуро посмотрел на них, потом нашел глазами Алонсо, который притаился у опоры, и велел ему позвать капитана.

Парнишка кивнул и побежал на корабль, на ходу стукнув зависшего робота.

– С чего вы вдруг так активизировались? – спросил Петер.

Менкес развел руками.

– Пока основной целью были вы, еще как-то можно было жить, – без обиняков сказал он. – Стюарт гонялся за капитаном Каменевым, практически не обращая внимания на другие экипажи. А сейчас будто с цепи сорвался. Он уничтожает нашего брата, не давая даже шансов сдаться. Я сам потерял два корабля, Къюг тоже еще один.

Петер понял, на что намекал Менкес этим своим «еще», но виду не подал. Произошедшее на Дейтоне, когда Лад с его помощью завладел «пилигримом», вполне укладывалось в рамки неписаных правил корсарского братства. Никаких претензий Къюг предъявить не мог, что он и сам прекрасно знал, иначе давно бы это сделал.

В этот момент появился Ладимир:

– Приветствую вас, господа. Чем обязан?

– Мое почтение, капитан, – ответил Менкес и повторил то, что перед этим рассказал Петеру.

Лад внимательно выслушал и сказал:

– Понимаю ваши намеренья и беспокойство, вызванное деятельностью адмирала Стюарта. Что же, желаю вам удачи в вашем предприятии.

– И все? Ты не присоединишься к нам? – удивленно спросил Менкес, как будто совсем недавно Петер не предупреждал его об этом.

– Нет, – ответил Ладимир. – Возможно, при других обстоятельствах я и обдумал бы ваше предложение, но сейчас я вижу слишком много причин, препятствующих моему участию в этом.

– Но ведь это из-за тебя Стюарт гоняется за нашими братьями, – выступил вперед Къюг. – Из-за твоей наглости всем приходится расплачиваться. А когда дело дошло до драки, ты хочешь отсидеться, как трусливая крыса?!

С каждым словом темнокожий здоровяк все распалялся. Его глаза злобно сверкали, кулаки сжимались.

Лад лишь снисходительно улыбался, слушая разъяренного пирата.

– Чего ты скалишься? – Къюг явно нарывался на драку. – Давай посмотрим, из какого дерьма ты сделан? Давай!

– Те же обстоятельства, о которых я упоминал ранее, отклоняя сделанное вами предложение, вынуждают меня отказаться и от драки, – сказал Каменев совершенно серьезно. – Но возможно, позже мы вернемся к этому разговору.

– Чего ты строишь из себя благородного? – не унимался пират. – Говоришь, как…

– Говорю я, как обычный человек, – перебил его Лад. Он не собирался выслушивать оскорбления. – Это ты слишком туп, чтобы воспринять простейшие фразы.

Къюг схватился за оружие, но тут же вынужден был отскочить назад, когда под ноги ему попал луч. Пират посмотрел в сторону, откуда произвели выстрел, – Рудольф стоял с пистолетом в руке в обманчиво расслабленной позе, но он был готов начать действовать в любую секунду.

– Мигель, вам лучше уехать, – сказал Петер. – Свой ответ вы получили.

Менкес кивнул и взял Къюга за руку, уводя к машине.

Темнокожий пират оглянулся и прошипел:

– Мы еще увидимся. – Он перевел взгляд на Петера. – И с тобой тоже. Ты мне ещезаплатишь за предательство, тварь.

Сверкнув на прощание двумя буквами «М», машина Менкеса помчалась прочь.

Помощник стоял рядом с капитаном, провожая взглядом быстро удаляющийся «Хайбрек».

– О чем он говорил? О каком предательстве? – спросил Каменев.

– А, да. Ты же не знаешь! Наш «пилигрим» раньше принадлежал Къюгу, – заулыбался помощник.

– Надо же, – удивился Ладимир, – как интересно. Почему мы не столкнулись с ним раньше?

– У Къюга был контракт с твоей любимой корпорацией «Млечный Путь», и его не было на Лагуне. Видимо, сейчас контракт закончился.

– Я хотел бы узнать о нем как можно больше.

– Хорошо.

– Что там с «марафонцем»?

– Болтун и Виталь контролируют процесс ремонта и снаряжения. Пловец примеряется к управлению и проверяет, не поставили ли на корабль чего лишнего. Пока все по графику. Когда будем связываться с заказчиком?

– Как только убедимся, что оба корабля готовы к полету. Мне не нужны накладки.

– Майор, вы уверены, что он здесь появится? Мы висим тут уже полтора часа, скоро нас хватятся. – Капитан Йохансон здорово переживал. Он расхаживал по рубке, нервируя своим видом дежуривший персонал.

Матросы и офицеры, несущие вахту, понимали, что происходит нечто нестандартное. Вместо прыжка к базе «МакКормик», где они должны были забрать припасы для флотилии, капитан приказал рассчитать вектор, чуть ли не в противоположную сторону. Но вышколенный экипаж вопросов не задавал. Появившись из гипера возле небольшого звездного скопления, записанного в реестре как «Факел», они, находясь в боевой готовности, больше часа дрейфовали в красновато-желтом свете десятка звезд, расположение которых действительно напоминало язык пламени.

Рассел жалел, что у него не было возможности обратиться за содействием к кому-нибудь другому, а не к Йохансону. Их разногласия начались с того, что капитан решил во что бы то ни стало захватить Каменева живым, что никак не входило в планы Рассела. Он пробовал настаивать на своем, пытаясь убедить Йохансона в опрометчивости такого шага, но столкнулся с непробиваемым упрямством последнего. Израсходовав все имеющиеся у него доводы, майор вспылил и был тут же поставлен на место резкими словами капитана. После чего Йохансон демонстративно, лишний раз напоминая, кто главный на этом корабле, вызвал к себе командира штурмовой бригады и отдал тому приказ готовиться к операции по захвату вражеского корабля. С тех пор капитан всякий раз давал понять, что хоть он и принял предложение майора, но капитан корабля он и ни о каких партнерских отношениях не может быть речи.

Обстоятельства вынуждали майора быть вежливым, но скрыть свое недовольство он особо не старался.

– Вы же присутствовали при разговоре, – фыркнул Рассел в ответ на раздражающее нытье капитана. – Ульрих, успокойтесь. Насколько я знаю Каменева – он жаден и своего не упустит.

– Правда? – с сарказмом спросил капитан. – А я слышал о нем совсем другое. Помнится, когда он захватил вас в плен, Каменев рисковал собой, экипажем и кораблем, чтобы перевезти детей с подвергшейся нападению рудианцев колонии, не особенно заботясь о выручке.

Рассел цинично посмотрел на суетящегося Йохансона.

– Может, вы хотите, чтобы его представили к награде, а не вас?

– Следите за своим языком, майор, – повысил голос капитан, нахальство майора бесило его.

В этот момент раздался голос следящего за показаниями сканеров матроса:

– Внимание, возмущение гиперполя в восьмом секторе.

– Наконец-то, – пробормотал Рассел.

– Приготовиться к атаке, – отдал приказ Йохансон.

Голос Пловца, управляющего «марафонцем», разнесся по шлюзовому отсеку:

– Завершаю скольжение.

Штурмовая группа, состоящая из Ладимира, Рудольфа, Зорина и Болтуна, уже несколько минут назад закончила проверку амуниции друг на друге и приготовилась к предстоящей операции. Облаченные в скафандры, с ускорителями за спиной и оружием в руках, пираты стояли возле внешнего шлюза, в ожидании сигнала от Георгия, находящегося в рубке, что можно действовать.

После выхода из гипера и встречи с кораблем заказчика похищения Валенсии Пловец должен был подвести «марафонца», как можно ближе к нему, а Георгий начать переговоры о передаче оставшейся суммы и, чтобы потянуть время, потребовать повышения оплаты. Тем временем штурмовая группа, под прикрытием орудий, за которые отвечал Самуэль, планировала добраться до судна противника, осуществить захват рубки, перехватить управление и дождаться «пилигрима», который летел с небольшим отставанием и в данный момент еще находился в гипере, чтобы завершить захват противника. Ловушки Каменев не опасался – еще при первом контакте, когда договаривались о месте встречи, Лад предупредил заказчика, что у него имеется запись встречи последнего с Вильгельмом Тревором, и пообещал отправить ее адмиралу Стюарту, если что-то пойдет не так Капитан блефовал, ко заказчик, кажется, поверил ему – судя по голосу, тот был напуган и с готовностью согласился на встречу. Полностью он такой возможности не исключал, но был уверен, что засада маловероятна.

«Марафонец» появился в реальном пространстве среди россыпи ледяных искр.

– Он тут, – сразу доложил Пловец. – «Шершень». Дрейфует.

– Выхожу на связь, – сказал Георгий.

Все замерли в ожидании, сработает их план или нет. Пока грек вел переговоры, Пловец все ближе подлетал к кораблю заказчика.

– Лад, через пару минут можно будет выпускать рукав, готовьтесь, – сказал нейроштурман.

– Активируем генераторы помех, – отдал приказ Лад абордажной группе и сам нажал кнопку на приборе.

Вся отображавшаяся на лицевом щитке навигационная информация сразу же исчезла, остались только шкала, показывающая количество сжатого воздуха в ускорителе, и бледно-зеленый контур в виде фигуры человека, отображающий целостность скафандра. Теперь они станут практически невидимыми для сканеров противника.

Ладимир был абсолютно спокоен. Даже обычное волнение и инстинктивный страх, ледяной хваткой сжимавший внутренности перед выходом в открытый космос, едва присутствовали. Он решил сам возглавить абордажную бригаду, Петер попытался его отговорить, но быстро бросил эту бесполезную затею.

Тянулись медленные секунды. Пираты молча ждали приказа.

– Они стреляют! – неожиданно закричал Пловец.

В ушах тут же заложило – корабль начал маневрировать.

– Гасители! Я не успел от них уйти! Самуэль, стреляй! – продолжал комментировать происходящее штурман.

– Капитан, они напали на нас! – голос Георгия дрожал от волнения.

– Ты в рубке больше не нужен, давай к орудиям! – велел Лад. Потом вспомнил, что при работающем генераторе помех радиосигнал не проходит. Выругался, отключил устройство и повторил: – Георгий, к орудиям! Помоги Самуэлю! Остальным – занять места по боевому расписанию! Пловец, состояние поля?

Вопрос штурману капитан задал уже на бегу, направляясь к выходу из шлюзовой. Рудольф, Виталь и Болтун помчались к другому коридору, ведущему в орудийный отсек.

– Тридцать семь процентов… Торпеды!

У всех снова заложило уши – Пловец пытался уйди из-под удара. Но даже с его мастерством – на таком близком расстоянии не сумел. Первые торпеды сдетонировали, наткнувшись на защитное поле. Корабль содрогнулся от взрывов. Генераторы заработали в предельном режиме – на «марафонце» они были не такие мощные, как у «пилигрима». Их вой, было слышно сквозь все переборки.

– Пловец, двигатели на форсаж!

– Выполняю… Осторожно! В меня попали!

В следующую секунду сильнейший толчок опрокинул Лада на спину у самого выхода из шлюзового отсека.

– Капитан, я не успеваю уклоняться!

Лад начал подниматься, но следующий взрыв, разворотив стену шлюзового отсека, снова швырнул капитана на пол.

Рванувшийся наружу воздух потащил Ладимира к пробоине. Капитан расставил руки в стороны, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Тяжелый ящик с инструментами сорвался с места, задел углом Лада по плечу, заставив его вскрикнуть от резкой боли, и, кувыркаясь, понесся к дыре в обшивке. Если бы Ладимир стоял, ящик снес бы его, переломав все кости. Капитан всем телом вжимался в пол, стараясь не позволить ветру унести себя. Наконец он смог ухватиться за лестницу, ведущую на тянущиеся вдоль стен верхние мостики.

Загудела система вентиляции, нагнетая воздух в отсек. Герметизирующая мембрана затягивала пробоину, и к общей какофонии звуков добавился пронзительный свист ветра, вырывающегося сквозь сужающееся отверстие.

Когда пробоина была почти ликвидирована, капитан поднялся и быстро огляделся. Вместе с ним в отсеке оказался Рудольф, которого также втянуло назад. Штурмовик ухватился за технологический выступ на стене, рядом с дырой в обшивке, похоже, его едва не выкинуло в космос. Остальные, видимо, успели выбежать из отсека. И словно в подтверждение мыслей капитана, раздался голос Зорина:

– Капитан, вы целы? Мы с Болтуном на месте.

– Виталь, рассеивай «хлопушки» и быстро на турели! – сразу сказал Лад. – Нужно дать Пловцу разогнаться. Мы быстрее них, главное уйти из-под огня, а потом Петер подтянется. Тогда и посмотрим, кто…

Голос Пловца зазвучал сразу и в наушниках шлема и в динамиках громкоговорителей отсека:

– Капитан, еще одна торпеда в вашей части! Держитесь!

От нового взрыва корабль вздрогнул много сильнее, чем в прошлый раз. Куски обшивки острыми осколками разлетелись по отсеку. Шар взрыва распустился внутри корабля, раскрасив на несколько мгновений шлюзовую оранжево-красным цветом, и тут же ринулся наружу, мгновенно погаснув. Ладимир еле успел схватиться за лестницу, рядом с которой стоял.

Капитан увидел, как Рудольфа отбросило в глубь отсека, с силой швырнуло на пол, и тут же потянуло назад, вместе с рванувшимся из корабля воздухом. Новая пробоина, по неудачному стечению обстоятельств, образовалась рядом с первой и разрушила герметизирующую мембрану в ней.

– Пловец, изолируй отсек и перекрой подачу воздуха! – прокричал Лад.

Но было поздно – штурмовика выбросило в открытый космос, и, судя по всему, он был либо без сознания, либо мертв.

– Рудольф!

Феникс не ответил.

Времени на раздумья не было.

– Великая Бездна, – пробормотал Ладимир, развернулся лицом к чернеющей пустотой космоса дыре, отпустил лестницу, прыгнул вперед, толкнулся, позволив потокам воздуха подхватить себя, и плотнее сжал ноги вместе, чтобы не задеть торчащие куски развороченной взрывом обшивки.

Он вылетел из корабля, подобно пуле из древнего оружия, и упомянутая им Великая Бездна приняла его в свои объятия. Ощущение вселенской пустоты, как всегда, было оглушающим. Ладимиру не единожды приходилось бывать в открытом космосе, но каждый раз он испытывал потрясение. Давящее чувство собственной ничтожности и осознание грандиозности вселенной приводило рассудок в ступор.

Пролетевшая в нескольких метрах от него ракета быстро вернула его к реалиям. Капитан осмотрелся.

В ногах «марафонец» выписывал невероятные фигуры, уклоняясь от преследующих его ракет, постепенно улетая от Лада все дальше. Красные лучи из отстреливающихся турелей оставляли позади корабля огненные пунктиры, иногда закручивающиеся в причудливые спирали при очередном маневре судна. Вспыхивали и гасли разрывающиеся торпеды и ракеты, сбитые пиратами или среагировавшие на «хлопушки», выпущенные Виталем.

Вражеский «шершень» преследовал корабль пиратов, заметно отставая, но продолжая посылать в его сторону торпеды и пакеты ракет.

– Пловец, – позвал Ладимир, не уверенный, достанет ли передатчик скафандра на таком расстоянии. Но мощности хватило, и штурман отозвался:

– Да, капитан, я почти набрал максимум скорости, теперь легче станет, это я на разгоне такой неповоротливый. Отсек изолирован, воздух перекрыт, когда прикажете, открою.

– Меня уже там нет, – сказал Каменев, – я снаружи. Рудольфа выбросило при последнем взрыве. Кажется он без сознания.

Мгновение тишины показали, что Пловец растерян.

– Я вернусь за вами! – сказал штурман.

– Нет! – тут же остановил его Лад. Он уже перевернулся к погоне спиной и пытался пока визуально обнаружить штурмовика. – Чтобы забрать нас, тебе придется снизить скорость, практически остановиться. «Шершень» расстреляет тебя, не особо напрягаясь.

– Капитан, я уйду от них …

– Выполняй приказ! – сказал Лад. Так и не сумев разглядеть Феникса, он запустил сканирование, продолжая отдавать приказы Пловцу. – Ты не должен рисковать, поиграй пока сними в кошки-мышки. До прибытия Петера.

Несколько секунд штурман ничего не отвечал, потом сказал:

– Хорошо.

На лицевом щитке шлема запульсировала зеленая точка – сканер обнаружил Рудольфа. Из-за того, что Пловец постоянно маневрировал, Лад вылетел из корабля совсем в другую сторону, чем штурмовик, и Феникса отнесло далеко в сторону от капитана. К тому же Руди продолжал удаляться, и нужно было как можно быстрее нагнать его.

Каменев активировал ускоритель, но едва появилась реактивная струя, как Ладимира сразу завертело. Звезды закружились в безумном калейдоскопе. Ладимир едва поборол приступ тошноты. Вспоминая полученные на тренировках навыки, он погасил вращение и, чтобы привести в норму вестибулярный аппарат, выбрал ориентир – самую яркую звезду в этой части галактики. Затем снова поймал Рудольфа на сканере – тот уже превратился в едва заметную бледную точку на черно-красном фоне, потом Ладимир выбрал направление, вытянулся, чуть выгнул спину, прижал руки к телу и снова запустил ускоритель.

Капитан летел с огромной скоростью, но пустота многократно увеличивала расстояния, Ладу казалось, что он совсем не движется. Он понимал, что это не так, но было трудно заставить себя поверить, когда время шло, реактивные струи за спиной с неимоверной силой толкали вперед, а вокруг все оставалось неизменным. И как будто бы Рудольф нисколько не стал ближе, а даже, наоборот, улетел еще дальше.

И снова давящие мысли полезли в голову. Лад думал, что по сравнению с ним даже капля воды в океане выглядит больше, а он не то что капля, он – мельчайшая частица… А может быть, он вирус? Капитан невольно начинал думать о Вселенной как о живом существе, безмерно огромном, живущем собственной неведомой жизнью, стремящемся к своим непостижимым целям. В красном свечении подвергшегося высокоэнергичному излучению атомарного водорода, смешанного с межзвездной пылью, россыпи звезд показались Ладу клетками, этого существа, а вакуум – кровью. Человечество же было всего лишь вирусом, штаммом, к которому у вселенной выработался иммунитет… Но он тут же едва не рассмеялся над собственными мыслями: как это свойственно людям – примерять все на себя. Постигать все сущее в сравнении, но сравнивать опять-таки с собой! Какие «клетки»? Какая «кровь»?! Разве это не смешно?!

Чтобы сбросить охватывающее его оцепенение, капитан представил Валенсию. Он вспомнил ее улыбку, ее смех. Отчего-то в голове всплыла сцена, как они поссорились за обедом в кают-компании, а потом как она появилась из корабля, в платье из бабочек, как блестели ее глаза, когда они танцевали на «Хрустальном пике»…

На смену этим приятным образам пришли картины дымящихся ран на теле Валенсии, ее безжизненные глаза, устремившие свой последний взгляд в бесконечность. Холодная ярость затопила Лада, приводя в чувство. Убийца Валенсии… не тот безлицый наемник, который нажал на спуск бластера, а тот, который оплатил это нажатие, находился сейчас на «шершне» и атаковал корабль Каменева… Где же Петер?!

Радар на лицевом щитке показывал фигуру штурмовика, выделив ее мигающим бледно-зеленым контуром. Феникс наконец стал заметно ближе.

– Рудольф, – начал вызывать Лад. – Ты слышишь меня?

Тот не отозвался, продолжая лететь, медленно вращаясь.

Капитан достаточно сильно разогнался и, опасаясь пролететь мимо, включил реверсивные блоки ускорителя. Скорость полета начала снижаться, и когда Ладимир приблизился к Рудольфу, то почти остановился.

Подрегулировав траекторию короткими запусками ускорителя, Каменев подплыл к штурмовику, поймал за руку и подтянул к себе. Лад обхватил его руками и постарался погасить вращение. Краем глаза он увидел далекую белую вспышку на черно-красном фоне в стороне от них с Фениксом и от преследуемого «марафонца» – наконец-то прибыл «пилигрим». Почти сразу Каменев услышал в наушниках голос помощника:

– Как дела, Пловец? Помощь нужна?

– Не помешала бы. Я иод обстрелом, капитан с Рудольфом в открытом космосе.

– Где?! Да вы что тут, охренели совсем? Лад, ты меня слышишь?

– Он тебя слышит, – сказал вместо капитана Пловец, – только ответить не может. Мощности передатчика не хватает. Я сейчас перешлю тебе координаты, забери его и Руди.

Ладимир понял, что Пловец следил за ним и Рудольфом все это время. Почему-то осознание того, что они не были тут одни, в этой бесконечной пустоте, сразу придало сил и оптимизма.

– Да вижу их! Лад, Руди, я вас засек, скоро прибуду, – недовольным тоном произнес Петер. – Что случилось-то, Пловец?

– Засада, – ответил нейроштурман. – Как только мы подлетели, они выпустили гасителей, я еле сумел улететь, в меня несколько раз попали, пока я не набрал достаточную для маневрирования скорость.

– Ничего, сейчас подберу капитана, и мы займемся этим сукиным сыном. Веди его потихоньку в мою сторону.

Появление «пилигрима» не на шутку встревожило имперцев. Они понимали, что с двумя кораблями справиться будет намного сложнее, а может быть, и вообще нереально – все-таки Каменев недаром был назван опаснейшим пиратом, на поимку которого отправили целую флотилию. Йохансон даже растерялся сначала, не зная, что предпринять, и «шершень» продолжал преследовать первый корабль пиратов.

Рассел понимал волнение капитана – под грозным взглядом адмирала лучше объяснить двухчасовое отклонение от графика, чем потерю корабля или гибель экипажа, но нерешительность Йохансона выводила майора из себя.

«Если тебя прижали, так надо бежать, а не подставляться под перекрестный огонь! Как такой рохля вообще стал капитаном?!» – злился про себя Рассел.

Йохансон наконец вышел из ступора и отдал приказ готовиться к прыжку.

Внезапно следивший за сканерами матрос доложил своему командиру – ответственному за сектор слежения:

– Господин лейтенант, второй корабль движется не к нам.

– Что?

– Я просчитал его траекторию. – Матрос вызвал голографическую карту, быстро внес необходимые данные и показал лейтенанту. – «Пилигрим» летит сюда.

Он сделал яркую отметку на голографической карте.

Рассел услышал их разговор и быстро подошел.

– Детальное сканирование сектора! – приказал он.

– Есть!

Приборам понадобилось некоторое время для подготовки данных. Рассел еще не знал, что увидит, но почему-то чувствовал, что это будет нечто важное.

– Есть изображение, – доложил лейтенант.

Голография показывала двух людей в скафандрах. Они дрейфовали, один держал другого, прижимая к себе.

– А что там? – спросил Йохансон.

– Два пирата в открытом космосе! – У майора заблестели глаза. – Нам нужно взять их! Раз «марафонец» подставлялся, чтобы отвлечь нас, а пираты теперь стремятся подобрать своих людей в космосе, должно быть, это кто-то важный, – рассуждал вслух Рассел. – Летим туда! Нужно опередить их!

Йохансон еще немного поразмышлял, в который раз взбесив майора своей медлительностью в принятии решений, потом кивнул:

– Выполняйте!

Лад слушал переговоры Пловца и Петера, но сам не мог с ними связаться. Капитан пробовал передавать сообщения, но мощности передатчика не хватало – он работал только на прием.

– Пловец, – руководил помощник капитана, – подпусти его поближе, чтобы он не потерял интереса и не свалил раньше времени. Не хочу скакать за ним через гипер. Слышишь меня?

– Слышу. – Отчего-то Ладу показалось, что Пловец разозлился. – Я и так подставляюсь по полной, но он все равно разворачивается! «Шершень» прекратил обстрел и сменил направление полета.

– Нет! – Ладимир непроизвольно снова попытался передать сообщение. Он заволновался, что корабль с заказчиком похищения может скрыться. – Петер! Атакуй! Потом нас подберешь!

Но помощник его не слышал, он говорил с нейроштурманом «марафонца»:

– Что за выкрутасы? Пловец, не позволяй ему уйти! Он собирается прыгать?

– Кажется, нет. Я отслеживаю его вектор.

После этих слов волнение слегка спало, но Ладимир все равно переживал, что не может сам командовать операцией.

– Только не дайте ему уйти, не дайте уйти! – проговорил он.

Пловец на некоторое время замолчал, потом быстро заговорил:

– Лад, я рассчитал траекторию, «шершень» летит к тебе, и Петер может не успеть!

Каменев сразу начал разворачиваться в сторону «пилигрима», но штурмовик мешал ему. Тогда Лад выбрал более-менее подходящее направление, плотнее прижал Рудольфа к себе и включил ускоритель.

Для капитана скова началось соревнование с обманчивым расстоянием, он летел навстречу своему кораблю, иногда корректируя курс, но тот пока еще оставался маленькой блестящей точкой.

– Пловец, – начал разрешать ситуацию Петер, – разворачивайся и скажи парням, чтобы всадили пару ракет в борт этого недоноска. Атакуй, свяжи боем, не давай ему сюда подлететь, пока я не доберусь до капитана с Фениксом.

– Понял тебя, попробую.

– Похоже, сукин сын просчитал мой вектор и обнаружил парней, – досадливо предположил Петер.

«Пилигрим» летел к капитану на максимальной скорости, быстро сокращая дистанцию.

– Петер, – встревоженно сказал Пловец, – мои приборы засекли возмущение пространства. У нас сейчас будут гости.

– Кто? – по инерции спросил помощник капитана.

– Откуда мне знать?! Они уже здесь!

Корабли выходили из гипера один за другим. Появление каждого судна в реальном пространстве сопровождалось взрывом ледяных искр, и самый фееричный ознаменовал переход линкора.

Сопровождавшие его пять перехватчиков «оса» и один корабль сопровождения класса «шершень» заняли позиции вокруг своего флагмана и лишь через минуту вступили в бой, обрушив на корабли пиратов всю свою мощь.

– Темные звезды! – прорычал Петер.

Ладимир видел, что Петер упрямо лез под огонь флотилии, твёрдо намереваясь забрать его и Феникса, но также капитан прекрасно понимал, что все они погибнут. Каменев не мог этого допустить, он лишь надеялся, что «пилигрим» или «марафонец» уже вошли в зону действия передатчика скафандра.

– Уходите! – приказал Лад. – Петер, Пловец, уводите корабли! Вы слышите меня?

Ответом ему было молчание, потом заговорил помощник:

– Лад, я попробую отвлечь их на себя, а Пловец тем временем заберет вас…

– Нет, Петер! – остановил его капитан. – Выполняйте приказ. Ты и сам знаешь, что шансов нет. Улетайте!

– Поглотят меня Темные звезды! – выругался помощник и снова замолчал на некоторое время. Потом Лад услышал: – Пловец, уходим!

В этот момент в рубке «шершня» майор Рассел едва не изгрыз себе все ногти от волнения. Когда в секторе появилась вся их эскадра во главе с линкором адмирала Стюарта, он понял, что его план пошел прахом. Йохансон тоже это осознал и, злобно посмотрев на майора, процедил:

– Молись…

Но сейчас Расселу было не до молитв, в голове сидели совершенно другие мысли: «Откуда взялась эскадра? Как вообще Стюарт узнал, что они тут? И что еще ему известно?».

Эти вопросы острыми иглами кололи мозг и заставляли сжиматься внутренности от тревоги.

Йохансон хотел сразу выйти на связь с флагманом, но майор остановил его.

– Нет! Не делайте этого! – негромко, для одного капитана, сказал Рассел. – Прикажите включить идентификацию и пошлите сигнал, что подверглись атаке пиратов, нуждаемся в помощи!

Йохансон окинул его испепеляющим взглядом, но ничего не ответил.

– Нам нужны те, кто в открытом космосе! – настаивал майор. – Члены экипажа Каменева будут веским аргументом в нашу пользу!

Капитан наморщился, досадуя, что вообще ввязался в эту авантюру, но выхода не было. Он сделал так, как сказал Рассел.

На экране они увидели, что эскадра включилась в бой.

– Корабли пиратов развернулись, – доложил молодой лейтенант. – Прикажете преследовать?

Рассел не помнил его фамилии, знал только, что тот из неплохой семьи и недавно закончил Академию. Эта операция могла поставить жирный крест на карьере всего офицерского состава корабля, но майору было наплевать – его заботили только собственные интересы. Он посмотрел на капитана и отрицательно покачал головой, показывая, что о преследовании не может быть и речи.

– Пусть уходят, – распорядился Йохансон. – Продолжить движение по курсу. Штурмовой группе приготовиться к захвату цели!

Рассел понимал, что им предстоят долгие и трудные объяснения, с выяснением всех подробностей и обстоятельств. Главного козыря – Ладимира Каменева заполучить не удалось, а Йохансон постарается спихнуть всю вину на него. Изворотливый ум майора уже начал придумывать различные объяснения. Этот процесс прервал голос лейтенанта, сообщившего, что они настигли цель.

– Штурмовая группа на выход! – приказал Йохансон. – Видео на экран!

Рассел повернулся к мониторам.

Внешние камеры показывали двух людей в скафандрах, один все так же держал другого, похоже раненого или бывшего без сознания. Пират выключил ускоритель и погасил скорость. Имперские спецназовцы, действуя слаженно и четко, окружили их, заняв позиции полусферой. Под прицелами направленных на него винтовок пират открепил свой бластер и отправил его в свободный полет, потом сделал то же самое с оружием напарника.

– Расставить руки в стороны! – приказал командир штурмовой группы.

– Мой товарищ ранен и не может двигаться, – ответил пират, и от звука этого голоса Рассел вздрогнул и непроизвольно подался вперед, словно хотел разглядеть человека, находящегося под скафандром.

– Руки в стороны! – с напором повторил приказ спецназовец.

Пират подчинился, перехватил товарища за плечо и отодвинул его от себя, расставляя руки, стараясь при этом не отпустить раненого.

– Взять их! – последовал приказ командира группы.

Канаты с липучками на концах стремительными змеями полетели в сторону пиратов, в считанные секунды сделав их похожими на марионеток.

– Цель захвачена, – доложил спецназовец, – возвращаемся на корабль.

– Отлично, командир, – сказал Йохансон и повернулся к Расселу: – Господин майор, предлагаю вам спуститься со мной в шлюзовую и посмотреть, что у нас сегодня за улов.

Но тот и так уже знал, что сегодня удача была на его стороне, и не мог скрыть довольной ухмылки.

– Не поведаете мне причину вашей радости, майор? – зло спросил капитан, когда они направлялись к шлюзовому отсеку. – Пара пиратов, возможно, и поможет нам избежать наказания, но лично я рассчитывал на нечто большее.

– И мы это получим, – сказал Рассел.

Йохансон вопросительно посмотрел на него. Майор ответил торжествующим взглядом:

– Один из этой пары – Ладимир Каменев. Я узнал его голос.

– Уверены? – в глазах капитана появился радостный блеск.

– Абсолютно.

В шлюзовой их встретил командир группы спецназа и проводил к пленникам. С пиратов уже стянули скафандры и заковали в силовые наручники. Один лежал на полу, без движения, в нем Рассел узнал Рудольфа, второй же стоял расправив плечи и гордо подняв подбородок – Ладимир Каменев.

Майор не мог скрыть довольной усмешки, когда встретился глазами с Ладом и прочел в его взгляде удивление.

– Капитан Каменев? – спросил Йохансон, подойдя к пленнику. Теперь он и сам узнал его – портреты пирата не раз показывали в сводках – и, не дожидаясь ответа, сказал: – Рад приветствовать вас на борту моего корабля. В карцер его!

Глава 2

– Вам повезло, майор! Просто сказочно повезло, – сказал Йохансон на пути обратно в рубку.

«НАМ повезло, а не только мне! – мысленно поправил капитана Рассел. – И не нужно лишний раз показывать, что ты спихнул бы всю ответственность на меня в случае неудачи. Я и так это знаю!»

Но вслух ничего не сказал. Сейчас предстоял разговор с адмиралом, благо теперь Каменев был у них в плену, а победителей, как известно, не судят.

По прибытии на капитанский мостик капитан сразу вышел на связь с флагманом. На экране появился разгневанный Стюарт.

– Почему у тебя была отключена идентификация, капитан? – сурово и без предисловий спросил адмирал. – Не смей мне врать, ссылаясь на неполадки системы связи! Как только эскадра появилась в секторе, она у тебя почему-то тотчас заработала. Я требую полного отчета, немедленно!

– Так точно!

Стюарт повысил голос:

– Ульрих, какая муха тебя укусила?! Твои действия смахивают на дезертирство.

Йохансон сразу зарделся, вздернул подбородок и сказал:

– В семье Йохансонов никогда не было дезертиров!

– Трибуналу будет плевать, какую фамилию ты носишь! – адмирал гневно сверкал глазами с экрана коммуникатора. – Причина, по которой ты самовольно отклонился от курса, отключил идентификацию корабля и ввязался в бой, должна быть веской, иначе получишь столько обвинений, что тебе потребуется армия адвокатов, чтобы разобраться с ними.

Стюарт отчитывал капитана, как юнгу. Йохансон покраснел, по вискам сбегали капельки пота.

– Капитан, – Рассел стоял чуть в стороне и, наклонившись вперед, стараясь как бы случайно попасть в объектив передающей камеры, прошептал: – Скажите ему!

Стюарт заметил его, чего Рассел и добивался.

– Что вам нужно, майор? Как вы смеете встревать в разговор старших по званию?

Рассел сделал вид, что сконфужен, и шагнул вперед, вставая рядом с Йохансоном.

– Прошу прощения, господин адмирал, – майор коротко поклонился. – Я хотел бы сказать, что у капитана Йохансона были причины поступить именно так.

– Вы решили податься в адвокаты? – Стюарт не скрывал своей неприязни к Расселу. Последний же, ничуть не смущаясь, повернулся к Йохансону и, торжествующе взглянув на него, сделал жест, предлагая наконец все рассказать:

– Капитан…

Тот посмотрел на майора Стюарта и сообщил:

– Экипажу моего корабля, под моим непосредственным командованием и… при неоценимой помощи майора Рассела, удалось захватить в плен Ладимира Каменева.

– Что?! – воскликнул адмирал.

– Майором Расселом были получены оперативные сведения о местонахождении пирата. Я посчитал возможным пойти на хитрость и заманить Каменева в ловушку. Чтобы избежать утечки информации и не спугнуть его, потребовалось действовать с максимальной осторожностью и быстротой. Именно поэтому я приказал отключить систему идентификации и совершить прыжок по другому вектору, нежели мне было приказано. Если потребуется, я готов нести ответственность за свой проступок.

Стюарт слушал ею, становясь мрачнее тучи.

– Если потребуется – понесешь, – сказал адмирал. – Где он?

– В карцере. Второй захваченный пират, без сознания, в лазарете. Прикажете доставить их на линкор?

Стюарт не ответил, его взгляд был устремлен в пустоту. Выражение лица адмирала трудно было понять, казалось, что он словно сожалел о случившемся.

– Не надо, я сам прибуду к вам, – сказал он наконец и отключил связь.

– Ну что я вам говорил, Ульрих? – довольно ухмыльнулся Рассел. – Победителей не судят.

– Если вы еще раз посмеете влезть в мой разговор, – процедил капитан, – пеняйте на себя, майор.

Йохансон развернулся и покинул рубку, направившись к себе в каюту.

– Неблагодарная свинья, – пробурчал ему вслед Рассел. Майору было наплевать на угрозы капитана – план удался, а это главное.

* * *

Дверь открылась, и свет резанул по успевшим привыкнуть к темноте глазам. Лад наморщился и заморгал.

Когда зрение восстановилось, капитан увидел стоящего перед ним человека. Из-за падающего со спины света лица было не различить, но Каменев догадался, что это адмирал Стюарт.

– Включите свет, – приказал тот. Тут же засветились лампы, встроенные в потолочные панели. – Всем выйти.

Адмирал дождался, когда дверь карцера закроется, и подошел к пирату.

Ладимир был прикован посередине помещения с разведенными в стороны руками. Стюарт остановился перед Каменевым и посмотрел ему в глаза. Лад ответил ему прямым открытым взглядом. Он знал, что отец Валенсии считает его виновным в смерти дочери, ко также он знал, что не делал этого.

Через некоторое время адмирал отвел глаза, окинул взглядом карцер, стены из серого пластика, крепежи оков, снял байховые перчатки, потом снова посмотрел на Ладимира, покивал каким-то своим мыслям и произнес:

– Вот мы и встретились…

От сильного удара в челюсть голова капитана резко откинулась назад и посерело в глазах. Ладимир ждал этого, он понимал, что, прежде чем говорить, придется вытерпеть боль. Адмирал был крупным мужчиной, его мощные кулаки разбивали лицо Каменева в кровь. Лад чувствовал, как опухают губы, как костяшки пальцев рассекают кожу и по лицу начинают стекать теплые струйки. Но он терпел, не издав ни звука, пока Стюарт не отошел от него, тяжело дыша.

– Ты поганый ублюдок, – прохрипел адмирал, – ты убил мою Валенсию.

Едва слышно шикнула магнитная застежка на кобуре, Ладимир понял, что сейчас Стюарт достанет пистолет и пристрелит его. Подняв взгляд на адмирала, он проговорил:

– Убив меня, вы позволите настоящим убийцам остаться безнаказанными.

– Ты… ты и есть убийца, – Стюарт направил пистолет Ладимиру в лицо.

– Они сделал все, чтобы вы так считали. – Говорить было больно, но Лад пересиливал себя. – И вы идете у них на поводу. Поступаете именно так, как они и ожидают от вас. Знаете, я не буду молить вас о пощаде или прощении, мне не за что его просить, но все же обращусь к вам с просьбой – найдите настоящих убийц, мне, к сожалению, это не удалось.

– Мне противно слушать, как ты пытаешься своей ложью спасти свою поганую жизнь, – с презрением сказал Стюарт. – Но тебе это не удастся. Я видел запись…

– Какую запись вы видели и кто вам ее показал? – обратился к нему Лад. – Потому что если это запись камер наблюдения «Жемчужины», то вы должны были знать, что я не убил Валенсию, а пытался спасти ее.

– Не смей произносить ее имя, ублюдок! – Стюарт снова ударил его в лицо, рассекая бровь. – Ты прекрасно знаешь, что все камеры наблюдения были выведены из строя. Ты разыграл отличный спектакль, чтобы отвести от себя подозрение.

– Если камеры не работали, тогда откуда запись? Я не понимаю… Вам показали подделку, – продолжал капитан, кровь заливала ему глаз. Он пытался проморгаться, но ничего не получалось, тогда он зажмурил глаз и смотрел на адмирала одним. – Они хотели, чтобы вы думали, что это сделал я.

Адмирал стоял, свирепо глядя на пленного, пистолет снова был нацелен Ладимиру в лицо.

– Вы ведь знаете, что я прав, – справляясь с болью, проговорил капитан. Он закрыл глаза, вздохнул и представил перед собой Валенсию. – В тот вечер, когда вашу дочь похитили, мы ужинали с ней в «Хрустальном пике». Это один из лучших ресторанов на Приме…

Ладимир говорил медленно и спокойно, – если ему суждено было сейчас умереть, то он хотел, чтобы последние его воспоминания были о любимой.

– На ней было платье из бабочек, потрясающе красивое, Валенсия одолжила его у Аниес, и, когда я увидел ее в нем, спускающуюся по трапу, у меня от восхищения перехватило дыхание… Ужин был просто великолепен, а потом мы танцевали с ней под звездами, ветер играл в ее волосах…

Заревев как раненый зверь, Стюарт схватил Каменева за горло и начал душить, отброшенный адмиралом пистолет с глухим звуком ударился об пол. Капитан покраснел, начал хрипеть… он чувствовал, что сознание ускользает от него, а вместе с ним и жизнь.

– Я… кх… любил… ее, – произнес Лад из последних сил. Он уже не мог стоять и повис, руки едва не вывернуло из суставов.

Неожиданно хватка Стюарта ослабла, и Каменев смог вдохнуть. Воздух с хрипом ворвался в горящие огнем легкие, голова кружилась так сильно, что капитана едва не стошнило.

Адмирал отошел от Ладимира на шаг и сказал:

– Впервые в жизни я нарушу свое слово. Лад, собравшись с силами, поднял на него взгляд, а Стюарт продолжил:

– Я не буду убивать тебя сам, я хочу, чтобы тебя казнили публично, придав позору и унижению.

Он подобрал свой пистолет, оправил мундир и быстро вышел. Йохансон, Рассел и два офицера, прибывшие с адмиралом, ждали его снаружи. Бледный, взмокший, с окровавленными руками, Стюарт поразил их своим видом, но они быстро пришли в себя и непроизвольно вытянулись по стойке «смирно».

Адмирал подошел к ним и сказал хриплым голосом:

– Я признателен вам, капитан Йохансон, и вам, майор Рассел, за проявленное рвение в поимке этого подонка, – Стюарт поклонился. – Я отправлю рапорт его величеству, где рекомендую представить вас к наградам за отвагу и смелость. И примите благодарность от меня лично.

Адмирал пожал обоим руки.

– Я возвращаюсь на свой корабль, – продолжил он. – После того как я поговорю с императором, вы получите указание, куда надлежит сопроводить Каменева, для публичной казни.

Не сказав больше ни слова, адмирал Стюарт, в сопровождении своих офицеров, направился к шлюзовому отсеку, где их ждал «скаут», и отбыл на линкор.

* * *

Ладимир не знал, сколько времени прошло с тех пор, как ушел адмирал, но, должно быть, несколько часов. Вывернутые руки затекли, иногда капитан пытался вставать, чтобы расслабить плечи, но надолго его не хватало, ноги подкашивались, и он снова, вскрикнув от боли, вынужден был повиснуть.

Больше его никто не посещал, пока однажды дверь не распахнулась и в карцере не зажегся свет.

– О-хо-хо, – слегка удивился Рассел. – Неплохо тебя старик отделал! Кто бы мог подумать!

Ладимир снова ничего не видел из-за рези в глазах от света, но узнал майора по голосу.

– Надо же! Капитан Каменев, собственной персоной! Не желаете бокал соша, господин капитан?

– Не откажусь, – проговорил Лад.

– Ха-ха, не откажешься, – нарочито весело засмеялся майор. Потом подошел и резко ударил Каменева в область диафрагмы.

Ладимир закашлялся и стал хватать ртом воздух.

– Ну, вот мы и встретились, ублюдок, – со злорадством произнес Рассел, – и теперь ты в моей власти.

Восстановив дыхание, Лад прохрипел:

– У вашего соша отвратительный вкус. Вот у моей бабушки был отличный сош, так его готовила только она. Если хотите, я спрошу для вас рецепт.

– О, да ты же у нас герой. Я ведь и забыл!

Он достал пистолет и ударил Каменева рукояткой в лицо, едва не выбив сознание.

– Жаль, что наше общение будет недолгим, – он приставил ствол к голове Ладимира. – Считай, что легко отделался!

Лад посмотрел майору прямо в глаза и понял, что это последние мгновения жизни – Рассел сейчас выстрелит.

Внезапно дверь карцера распахнулась.

– Господин майор?

– Что?! – рявкнул тот, убирая оружие. – Я же сказал не мешать мне.

– Прошу прощения, господин майор, – в дверях стоял спецназовец с нашивками сержанта, – но есть четкое указание господина капитана, в свою очередь полученное им от адмирала Стюарта, чтобы пленник добрался до Глизе живым.

– И что ты хочешь сказать, сержант? – развернулся к нему майор.

– Ничего, только не думаю, что дырка в голове прибавит ему здоровья, – спокойно ответил тот.

– Как ты смеешь говорить со мной таким тоном, скотина? – Майор повысил голос. – Тоже в карцер захотел?!

Сержант тут же вытянулся.

– Никак нет!

– Тогда заткни свою пасть и не смей дерзить мне, – процедил сквозь зубы Рассел, но тем не менее убрал оружие в кобуру и вышел из помещения. – Что это у тебя?

Спецназовец держал в руке пакет с прозрачной жидкостью.

– Вода с разведенными витаминами. Для заключенного.

– Ясно, часто только не давай, а то сам убирать за ним будешь. Раза в день достаточно.

– Так точно.

Оставив сержанта охранять пленника, майор направился в рубку, размышляя по пути. Ему нельзя было допустить, чтобы Каменев добрался до Глизе. Перед тем как отправить его на казнь, с капитаном наверняка будут проводить допросы, мало ли что он расскажет. Это пока его ни о чем не спрашивали, а ведь неизвестно, что он знает на самом деле.

Корабль уже стандартные сутки находился в режиме скольжения, направляясь на базу «МакКормик» для пополнения запасов провианта и топлива, чтобы потом отправиться в Глизе – вторую по значимости систему Империи.

Рассел прошелся по рубке, окинул взглядом экраны, на которых не было ничего, кроме искрящейся белизны гиперпространства, осмотрел показания приборов и сел в кресло вахтенного офицера.

Путь до Глизе неблизкий – почти неделю в гипере, и за это время много всего может произойти. К тому же и до базы еще двое суток полета. Так что у майора было время подумать, как избавиться от капитана. Его взгляд случайно упал на показания датчиков системы жизнеобеспечения. Рассел пробежался глазами по параметрам и пожал плечами – чем не способ осуществить задуманное?!

Майор вызвал панель управления и ввел код доступа – как руководящему офицеру, ему были известны коды доступа ко всем системам корабля. Потом активировал интерфейс пульта управления системой, нашел схему снабжения кислородом и перекрыл подачу воздуха в карцер.

– Надеюсь, суток тебе хватит, чтобы сдохнуть, – пробормотал он себе под нос, выставляя таймер включения.

* * *

В камере постепенно становилось все более душно. Дышалось с трудом, температура в карцере поднялась, Ладу стало казаться, что даже от стен исходит жар, он пытался регулировать свое дыхание, делая равномерные вдохи-выдохи через нос, но воздуха, ставшего почти осязаемо густым, не хватало, и вскоре Каменев уже втягивал его, открыв рот.

От недостатка кислорода Ладимир начал впадать в забытье, проваливаясь в серую, вязкую мглу.

Капитана стали посещать видения.

Он увидел Валенсию. Она появилась из окружающей Ладимира темноты, неся с собой свет, и улыбалась ему. Ее платье сверкало тысячами звезд, отражаясь в глазах озорными огоньками. Девушка подошла к Ладу, протянула руку и провела ладонью по его щеке. Прикосновения подарили пленнику прохладу, и казалось, что даже дышать стало легче.

Внезапно, за спиной Валенсии, в темноте Ладимир заметил какое-то движение. Все внутри Лада говорило о том, что оно несло угрозу итаило опасность. Капитан хотел предупредить возлюбленную: «Осторожно!» – но девушка не услышала его – слова слетали с губ Лада, но звуков не было.

Из темноты появился человек в форме офицера военно-космических сил.

Лад даже на миг успокоился, но когда разглядел его лицо, то снова беззвучно закричал. В этот раз ему показалось, что Валенсия услышала. Она обернулась и посмотрела на приближающегося к ней майора Рассела, одарила его своей светлой улыбкой и снова повернулась к Ладу.

«Нет! – Каменев хотел покачать головой, но у него не получилось. – Не верь ему! Он не друг, он – ВРАГ! Беги! Беги, пока не случилось беды!»

Она по-прежнему не слышала его, Рассел подошел к девушке и взял за талию.

Валенсия удивленно посмотрела на обхватившие ее руки, но только когда майор рванул ее на себя, на лице девушки отразился испуг.

Рассел, ухмыляясь, потащил ее прочь от Каменева. Капитан хотел крикнуть, но сейчас даже этого не смог сделать, словно во рту у него был кляп. Валенсия вырывалась из рук майора, и ей почти это удалось. В груди Лада зародилась надежда, что ей удастся сбежать, но в самый последний момент Рассел схватил девушку за волосы и дернул к себе. Валенсия упала, а майор, все так же мерзко ухмыляясь, достал пистолет и приставил к ее затылку.

Капитан рванулся на помощь, но был бессилен что-либо сделать – силовое поле держало Лада, спеленав невидимыми путами, а возлюбленная с мольбой смотрела на него.

Рассел же торжествовал, упивался своим могуществом. Сейчас он был вершителем судеб, решающим, даровать жизнь или смерть.

Лад встретился с майором взглядом и понял, что сейчас произойдет.

Капитан снова посмотрел на Валенсию и чувствовал, что из его глаз текут слезы, – он уже знал, что сейчас произойдет. Знал и, как на Мессине, снова ничего не мог сделать. Рассел нажал на спуск.

Казалось, что от этого выстрела вздрогнуло само мироздание. От собственного крика у Лада звенело в ушах, но ни один звук так и не слетел с его губ. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть, как смертоносный луч обезобразит лицо Валенсии, и не мог отвести взгляда. Но то, чего он ожидал и боялся, не случилось, вместо этого черты ее лица исказились, оплыли, словно были из разогретого воска, превратившись в лицо-маску наемника-спартанца.

Рассел начал смеяться, вокруг него и Валенсии заклубилась мгла, она скрыла их и сразу рассеялась, оставив взгляду капитана серую дверь и стены его тюрьмы.

Но в голове Лада еще звучал смех майора, и от него дрожали с гены, хохот убийцы гулкими раскатами, похожими на взрывы, отозвался где-то далеко за пределами карцера.

Каменев закрыл глаза.

Он снова не смог спасти Валенсию, второй раз она погибала на его глазах… А потом превратилась в безликого наемника… Этого не могло быть, но тем не менее случилось. Какой абсурд!

Ладимир начал смеяться, это отняло последние силы, и он потерял сознание.

– Капитан!

Женский голос показался Каменеву знакомым.

– Эй, капитан!

Ладимир с трудом разлепил опухшие веки, но никого перед собой не увидел. Дверь карцера была открыта.

– Валенсия… – едва слышно проговорил Каменев.

Видения. Они снова пришли к нему.

– Нет, не хочу…

Резкая боль, пронзившая затекшие мышцы, когда деактивировались оковы, заставила вскрикнуть и привела в сознание.

– Капитан, это я – Аниес.

Он снова открыл глаза, но никого не увидел.

– Аниес?

– Да, я здесь.

Лад повернулся на звук голоса и увидел, как замерцал воздух и перед ним появился человек в черном скафандре.

Камуфляж – невидимка, который используется спецслужбами для проникновения в расположение противника и проведения диверсий. Лад видел такие в лагере спецназа, где проходил стажировку, во время обучения в Академии.

Матовый шлем открылся, сложившись сзади на шее широким воротником, и капитан увидел наконец девушку.

– Ты настоящая? – проговорил он.

– Не сомневайтесь! – ответила Аниес. – Вставайте, капитан, нужно уходить.

Лад с трудом поднялся, держась за ее руку.

– Сток! – позвала девушка, в карцер вошел еще один пират в матовом скафандре с деактивированным камуфляжем. – Помоги мне.

– Кто это? – спросил тот, помогая Ладимиру с другой стороны.

– Капитан Каменев.

Сток присвистнул:

– Вот это удача!

С помощью неожиданных освободителей Ладимир преодолел показавшийся его истощенному организму невероятно длинным путь до точки проникновения. Фиксаторы «ската» торчали из проделанной им в борту корабля дыры, словно лапы краба из раковины. Выплавленный кусок обшивки валялся неподалеку, на полу.

Они подошли к проходу, и Аниес уже собралась забираться внутрь машины, когда Лад остановил ее.

– Подожди, – сказал капитан. – Рудольф. Он был вместе со мной. Ты нашла его?

– Руди? Он тоже здесь?

– Да… наверное… не знаю, – неуверенно ответил Лад, искреннее удивление девушки сбило его с толку. – Должен быть. Когда нас поймали, он был без сознания. Потом меня сразу увели в карцер, а что сделали с Фениксом, мне неизвестно. Надо проверить лазарет.

– Хорошо, я проверю. Сток, бери капитана и возвращайся на корабль, если с ним что-нибудь случиться, я тебе кишки выпущу, понял?

Аниес закрыла шлем и активировала камуфляж. Пока она стояла на месте, капитан еще различал ее контуры, но, когда девушка побежала по коридору, глаз уже не мог уследить за ней.

– А как же ты? – спросил вдогонку ей пират. Аниес не ответила, и он проворчал: – Хрен с тобой! Возвращаться – так возвращаться. Доберешься с кем-нибудь еще.

Сток достал из «ската» запасной скафандр, помог Ладу облачиться в него и забраться внутрь машины.

– Нужно подождать Аниес, – сказал Каменев.

Пират смерил его долгим взглядом и сказал:

– Я не у тебя в команде, так что лежи и не указывай, что мне делать, ясно? Я сам решу, ждать эту взбалмошную девку или последовать ее же совету и вернуться на корабль.

Сток забрался в кресло пилота и вывел «ската» из режима ожидания. Каменев молчал, но пират и сам не спешил отстыковаться от имперского корабля, хотя шлем на скафандре активировал и был готов стартовать в любой момент. Они ждали еще пару минут, потом Сток сказал Ладимиру:

– Держись, я отчаливаю.

– Нет, – снова пытался настоять на своем Лад. – Подожди еще немного!

Пират пробежался пальцами по клавишам, и фиксаторы начали втягиваться в корпус аппарата.

– Прощай, детка, – пробормотал Сток, обращаясь то ли к «шершню», то ли к Аниес, и запустил стартовые ускорители.

Полыхнув соплами, «скат» отлетел от имперского корабля, отлепившись от него, как пиявка, насосавшаяся крови. Воздух со свистом ринулся наружу, а герметическая мембрана начала тут же затягиваться на месте пробоины. Пират развернул аппарат и повел его прочь от «шершня».

В этот момент Аниес вышла на связь:

– Сток, ты еще на месте?

– Нет, конечно! Я уже «отлепился».

Девушка выругалась с досады, потом сказала:

– Ты далеко? Можешь вернуться?

– Аниес! Какого хрена?! Уилки и Шоколадка еще там, я их вижу, доберись до них.

– Темные звезды, Сток! – закричала она. – Если бы могла, то, наверное, добралась. Имперцы оживились, я снова в том же коридоре, и за мной гонятся парни из их спецназа!

Пират прорычал сквозь зубы что-то невразумительное, но явно не лестное по отношению к девушке и ситуации, в которой она оказалась, потом ответил ей:

– Ладно, держись, сейчас развернусь. Постараюсь на том же самом месте сесть.

– Да, жду!

– Аниес, – спросил Ладимир, – ты нашла Руди?

– Да, капитан, он со мной, – ответила девушка.

– Так ты не одна? – Сток явно был недоволен. – У твоего дружка есть скафандр?

– А на «скате» что, закончились? – поинтересовалась она.

– На «скате» не закончились, – язвительным тоном ответил пират, – просто хотел сказать, чтобы ты держала дружка покрепче, иначе его ненароком в космос выкинет, если я промахнусь мимо дыры и герметическая мембрана разлетится на хрен.

– Поняла, держу.

Тем временем Сток уже развернул «ската» и подлетел обратно к «шершню». Он долго примеривался, прежде чем позволить машине коснуться борта имперского корабля.

– Сток, быстрее! Они сейчас ворвутся!

– Взрываю! – объявил он. В следующую секунду заурчал направленный внутрь «шершня» взрыв, разбивая затвердевшую мембрану. – Фиксаторы пошли!

Пока аппарат закреплялся на борту корабля, пират выбрался из кресла пилота, нашел скафандр и направился к переходному люку.

Как только «скат» замер, он ринулся внутрь «шершня».

– Мать твою, еще один полудохлый! Какого хрена?!

– Заткнись и помоги мне надеть на него скафандр, быстрее!

Ладимир слушал их переговоры, хотел помочь, но слишком ослаб и затекшие конечности, с трудом слушались его.

– Здоровый, гад, – ворчал напарник Аниес. Девушка же ничего не говорила, Ладимир догадывался, что она сейчас сосредоточенно надевала на Рудольфа скафандр.

Через минуту они втащили штурмовика внутрь, и Сток сразу бросился на место пилота. В этот раз он никого не предупреждал о старте, а просто выполнил все процедуры с быстротой и четкостью профессионала.

– Как он? – спросил Лад.

– Вытащила его из-под интенсивной репликации, – ответила девушка. – Еле ноги переставляет.

Такая процедура применялась в случае обширных повреждений кожного покрова, внутренних органов или костей. Специальные препараты воздействовали на регенерирующую функцию, мобилизуя все ресурсы организма и многократно усиливая их. В результате происходило интенсивное восстановление тканей, но сам организм ослабевал, и без специальной подпитки пациент мог умереть в считанные часы.

Требовалось доставить Рудольфа в лазарет и как можно быстрее подключить к системе жизнеобеспечения.

Едва «скат» отошел от борта, как из корабля рванулся поток воздуха.

Под его напором из «шершня» стали вылетать куски мембраны и обломки обшивки. Несколько из них ударили по корпусу «ската», и Сток выругался.

Неожиданно в наушниках раздался мужской голос:

– Скат-пять, что у вас? Сток, что за фокусы? Какого хрена вы туда-сюда мотаетесь?

– Аниес старых дружков встретила, ты будешь удивлен, узнав, кто сейчас у меня на борту!

– Да плевать мне, кто там у тебя! Вы заряды установили?

– Да. Все готово к фейерверку.

– Какие заряды? – встрял в их разговор Лад. – Вы что, собрались взорвать корабль?

– Кто это? – спросил мужчина, его голос казался Ладу знакомым.

– Капитан Ладимир Каменев.

– Что за глупая шутка? Заткни пасть, кто бы ты там ни был.

Сток заржал.

– Я же говорил, что ты будешь удивлен. Аниес, подтверди!

– Да, Мигель, – нехотя сказала девушка, – это капитан Каменев.

– Мигель Менкес? – догадался Ладимир.

– К вашим услугам.

– Вы планируете взорвать имперский корабль?! Вы не должны этого делать!

– Именно так, капитан, собираюсь. И это не обсуждается. Чтобы иметь право голоса в этом деле, тебе нужно было присоединяться к нашей команде, когда было предложено. Ты отказался, так что будь любезен не вмешиваться. Сток, – обратился Менкес к пилоту, – давай на мой корабль.

– А место есть?

– Будет, – резко ответил тот и отключил связь.

Лад повернулся к Аниес. И хотя за матовым щитком шлема не было видно ее глаз, Каменев почувствовал, что она смотрит на него. В тесном, рассчитанном на двух человек отсеке «ската» они находились очень близко, едва не касались друг друга шлемами.

– Я так понимаю, вы не за нами прилетели, – сказал Каменев.

– Нет. Я совершенно случайно заглянула в тот отсек. Никто даже не предполагал, что вы будете на этом корабле.

– С какой же тогда целью напали? – Ладимир после недавних событий не верил в случайности.

– Но ведь корабль из эскадры Стюарта. А Братство решило его проучить. Они рассеяли гравитационные ловушки вокруг базы МакКормик – одной из основных баз Стюарта.

– Понятно, – протянул Лад, потом спросил: – Так ты теперь в команде Менкеса?

– Нанялась на один рейд, – ответила девушка.

– Телори тоже здесь?

Аниес не ответила и отвернулась.

– Э-э, капитан, – встрял в разговор Сток. – Этот Телори – больная тема.

– Заткнись, Стокман, – огрызнулась девушка. – Не твое собачье дело.

– Вот видишь, – засмеялся тот, – о чем я и говорил! Хо-хо, похоже, я сегодня в ударе, надо будет в карты поиграть!

– Заткнись, сказала!

Стокман продолжал вести «ската» и посмеиваться, Аниес повернулась к Ладимиру.

– Он бросил меня через неделю после того вечера, – сказала она негромко, потом отвернулась. – Вы были правы, он просто использовал меня…

Тут она снова посмотрела на Лада и продолжила с легкой агрессией:

– Но я не жалею, что спасла его, и поступила бы так снова, если бы пришлось.

– Да, – кивнул Каменев, – я понимаю.

Они замолчали. Ладимир думал о том, что действительно ее понимает, потому что он сам готов был отдать свою жизнь за ту, которую любил… но злая судьба не приняла его жертву.

Аниес будто прочитала его мысли.

– Я слышала про Валенсию. Мне очень жаль. – Она положила ладонь в перчатке на руку капитана. – Она была хорошей подругой. А за имперцев не беспокойтесь, Менкес не дурак, он просто хочет вывести корабль из строя, а не уничтожать весь экипаж. Хотя Къюг хотел именно так и поступить.

– Это будет равнозначно объявлению войны Империи, а тягаться с императором – глупо.

– Так же и Менкес сказал.

– Подлетаем! – сообщил Стокман, заводя «скат» под брюхо корабля и направляя его в шлюзовую. – Благодарю за то, что воспользовались лайнером нашей компании!

* * *

Менкес ждал их в транспортном отсеке, а с ним еще десяток вооруженных бластерами пиратов.

Лад с помощью Аниес выбрался из «ската» – мышцы уже немного пришли в норму – и подошел к капитану.

– Мигель, – поклоном приветствовал Ладимир.

– Лад, – ответил тот. Пуговицы его мундира были выполнены в виде двойной буквы «м» и сверкали драгоценными камнями. – Я спустился, чтобы лично убедиться, что это ты.

Каменев развел руками, как бы спрашивая: «Ну что, убедился?»

Менкес кивнул и сказал:

– Рад приветствовать такого гостя на «Эсмеральде», но тем не менее тебе придется побыть под стражей…

– Мигель?! – воскликнула Аниес.

Тот жестом остановил ее и закончил говорить:

– …на то время, пока закончится операция и ты сможешь рассказать, каким образом оказался на корабле из эскадры Стюарта.

– Что вы такое говорите?! – снова вступилась Аниес, но теперь ее остановил уже Каменев:

– Все правильно, Аниес. Я бы поступил так же. – Потом посмотрел на Менкеса: – Там в «скате» один из моих людей – Рудольф. Он был под интенсивной репликацией, его нужно в лазарет.

Менкес кивком головы велел своим людям заняться штурмовиком.

– Куда идти? – спросил Каменев. – И если можно воды, а то почти сутки не пил.

– Тебя проводят. Иди с моим помощником, он все организует. А сейчас мне нужно разделаться с этим «шершнем», – пират злорадно усмехнулся. – Стюарт поймет, что не все ему дозволено.

– Стюарт будет в ярости, – бросил Каменев, – а если и император разозлится, то…

– То Лагуне придется еще раз доказать свою независимость, – зло оборвал его Менкес и вышел из отсека.

Лад под охраной направился в отведенную ему каюту, Аниес хотела пойти с ним, но один из пиратов остановил ее:

– Ты останься здесь. Или иди лучше о другом своем позаботься, а с капитаном мы побудем.

Девушка проводила их взглядом, потом развернулась и пошла помогать пиратам, вытаскивающим Рудольфа.

Менкес велел выделить Каменеву отдельную каюту, видимо выселив кого-то из своих подчиненных – всюду были вещи прежнего владельца, вид помещение имело обжитой и слегка неряшливый. Но Ладимир чувствовал, что из одного плена угодил в другой. Он только надеялся, что в этот раз заточение продлится недолго. Ему принесли напиться и поесть. Когда он закончил, появился один из провожатых – детина с огромными мускулами, угрюмо сверкавший маленькими темными глазками на скуластом лице.

– Капитан ждет, – сказал здоровяк, подождал, пока Лад поднимется, посторонился, пропуская его, и пошел следом.

Менкес ждал Каменева в рубке. Кроме него в помещении находились штурман и два связиста. Рубка на «Эсмеральде» была гораздо просторней, чем на «пилигриме» Ладимира. Большую часть, перед широкими обзорными экранами занимал капитанский мостик с двумя креслами. Справа и слева от него вытянулись пульты связи и сканирования, за которыми расположились члены экипажа Менкеса. Основные экраны показывали плывущий на фоне мерцающих звезд изуродованный «шершень», по его корпусу то и дело вспыхивали искры внутренних взрывов, поврежденные сопла двигателей пылали фиолетовыми всполохами.

– Я позволил команде покинуть судно. – Капитан пиратского корабля, на котором волею судьбы оказался Ладимир, стоял посередине рубки, заложив руки за спину, и смотрел на экраны с таким видом, будто оценивал произведение искусства. – Стюарт получит послание, и оно приведет его в ярость. И если он не внемлет голосу разума, то придется проучить его еще раз. А сейчас не расскажешь мне, каким образом оказался на вражеском корабле?

– Разве не очевидно, что я попал в плен? – Каменев подошел к нему и встал рядом.

– Ты, и в плену… нет, не очевидно. – Менкес повернулся к Ладу. – Если и плен, то не случайный. У такого человека, как ты, не бывает случайностей. Ты все просчитываешь заранее. Так что я хочу знать, что за игру ты ведешь?

Каменев усмехнулся и покачал головой, понимая, что такие предположения вызваны его репутацией и слухами, которых ходило в Лагуне великое множество. Если бы действительно было так, как сказал Мигель, Лад не позволил бы Валенсии погибнуть.

– Скажу так: у меня были причины затеять драку, но к Стюарту я попал непреднамеренно. Можешь не верить, но меня банально подставили.

Менкес смотрел на него проницательным взглядом.

– Ну почему же не верить, – сказал он, – это в нашем деле сплошь и рядом. Но все равно я не понимаю, что происходит вокруг.

Он подошел ближе и посмотрел Каменеву в глаза.

– Ты появился из ниоткуда, с командой, наполовину состоящей из фермеров или кем они там были на своей колонии, и меньше чем за два года успел стать чуть ли не легендой. Тебя показывают в новостях, тебя боятся корпорации, которых ты треплешь при каждой возможности, что, кстати, заставило их снаряжать охрану своим баржам, а это не очень радует моих людей, да и меня самого. Ходить в рейсы стало гораздо опаснее, чем раньше.

– Не хочешь же ты сказать, что боишься? – усмехнулся Лад. – Позволь не поверить.

– Любому, кто назовет меня трусом, я вырву глотку собственными руками. – Менкес поднял руку с растопыренными, согнутыми крючком пальцами. – Но дело в том. что для охраны своих кораблей корпорации стали нанимать нашего брата. И буквально месяц назад мне пришлось превратить в космический мусор корабль Тима Хвастуна, вместе с командой и капитаном. Хотя за неделю до этого мы вместе с ним «или вино, жрали запеченных тохосов и лапали девок в заведении Бруно на Приме. А мне не очень нравится убивать тех, с кем я пил из одной бутылки. Понимаешь, о чем я?

Вопрос был риторический, да Ладимир и в любом случае не собирался на него отвечать. Стычки между пиратами не были редкостью, как представил сейчас Менкес. Скорее наоборот, зачастую между командами корсаров существовала непримиримая вражда, выражающаяся в драках на земле и боях в космосе. И, как правило, все сводилось к одному – к захвату и дележу добычи, к деньгам. Так что слова Мигеля не затронули в душе Каменева ни одной струны.

– Это ведь из-за тебя император отправил Стюарта в крестовый поход против Братства. А ты наплевал на все и неплохо устроился. – Менкес подошел к укрепленному в противоположной от экранов стене столику, взял бутылку вина, разлил в стаканы и протянул один Каменеву. – Затеял дело с Сен-Лизом. Твое участие приносит неплохой доход вашему предприятию, а губернатор обеспечивает ему легитимность и продвигает на рынке.

– Нет, – сразу сказал Ладимир.

– Что? – сделал недоуменный вид капитан «Эсмеральды».

Но Ладимир прекрасно понял, куда тот клонит. Это напускное переживание по поводу уничтожения другого, пиратского корабля, проникновенная речь об успехах Лада, якобы в контексте справедливого возмущения действиями последнего, приведших к усложнению жизни всего пиратского Братства. За всем этим крылось одно – желание сорвать куш. Лад подошел и взял предложенный бокал.

– Нет, – повторил он. – Губернатор не потерпит дробления капитала компании. Его устраивает именно такое положение, какое есть сейчас. И, надеюсь, ты понимаешь, что он будет стараться придерживаться своих позиций всеми возможными способами.

Менкес некоторое время молчал, обдумывая слова Каменева, потом выругался и сказал:

– Ты прав, заберут меня Темные звезды.

Ладу не составило труда разглядеть истинный смысл слов Мигеля. Каменев не спеша пил вино и ждал продолжения, которое не заставило себя ждать:

– Но, ты не можешь отрицать, что мои ребята все же вытащили тебя из лап имперцев. Я считаю, что они должны получить вознаграждение.

– Это справедливо, и я даже мысли не допускал, чтобы остаться неблагодарным, – сразу согласился Лад.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – Мигель салютовал ему бокалом. Сделал глоток и наморщился, словно терпкое, чуть сладкое вино показалось ему очень кислым, и сказал: – Правда, придется делиться с моим партнером, чтоб его…

– Къюгом?

– Ага, этот мерзавец так и не появился, пока мы разделывались с «шершнем» Стюарта. Надеюсь, у него найдется оправдание.

В этот момент один из связистов оторвался от своих приборов и сообщил:

– Из гипера выходят корабли.

Картинка на экранах тут же сменилась, и место пылающего остова «шершня» заняла похожая на россыпь драгоценных камней галактика, но взрывы ледяных искр, сопровождавшие выходящие из прыжка корабли, тут же затмили собой ее великолепие.

– К бою! – приказал Мигель и направился к своему креслу.

Но почти сразу на пульте зазвучал сигнал вызова. Менкес бросил взгляд на монитор, в нижнем углу которого отображалась информация о входящем соединении.

– Легок на помине, – фыркнул Мигель и нажал клавишу ответа – Сейчас я поговорю с этим уродом.

На экране появилось изображение Къюга. Темнокожий пират сидел в кресле на капитанском мостике своего корабля.

– Ты где был?! – сразу набросился на него Менкес. – Какого хрена ты ждал? Чтобы меня с моими парнями сожгли?!

– Эй-эй-эй! Не рычи! – наморщился тот. – Мне по пути попался пассажирский лайнер, грех было упускать такую возможность. Вот, немного развлекся.

– Ты там развлекался, пока я тут обменивался торпедами с имперским «шершнем»?! – в ярости воскликнул Менкес.

– Я был уверен, что ты справишься.

– Поглотят тебя Темные звезды, Къюг, – кричал капитан «Эсмеральды» – Что ты вытворяешь?! Это же наш совместный рейд! Тебе придется ответить за это!

– Не шуми, Мигель. Думаю, несколько десятков тысяч империалов умерят гнев твой и твоей команды, – самодовольно сказал темнокожий пират.

Менкес не сразу нашелся, что сказать, по его лицу было видно, как в нем борются два сильных чувства: гнев и жадность. Последняя вскоре победила, и он спросил, все еще раздраженным, но уже более спокойным тоном:

– Что, хороший улов?

– Вполне! – Толстые губы пирата растянулись в улыбке. – Мы же договорились, вся добыча рейда – пополам. Я знал, что ты справишься, и подумал: почему не совместить полезное с приятным, раз уж выдалась такая возможность?

– Ладно, – почти успокоился Мигель. – Но это не дело! В следующий раз так легко не будет. Мне просто повезло, что противник оказался один.

– Не переживай, ты не зазря подставлял борта торпедам… – Тут его взгляд уловил за спиной Менкеса очертания фигуры. Къюг прищурился и подался вперед, вглядываясь в изображение у себя на мониторе. – Кто это с тобой?

Менкес скосил глаза в сторону Лада, потом снова посмотрел на Къюга.

– Лад Каменев.

– Что?! – Темнокожий гигант сверкнул глазами. – Какого хрена он там делает? Что ему нужно, Мигель? Или ты решил сыграть за моей спиной?

– Не говори ерунды, Къюг! – резко ответил Менкес. – Я никогда не нарушаю договор, тебе ли об этом не знать!

– Тогда объясни, что он делает в твоей рубке?

– Капитан Каменев мой… гость, – ответил капитан «Эсмеральды» с небольшой запинкой, не ускользнувшей от Лада.

– Зачем он прилетел? У нас достаточно кораблей и без него.

Менкес снова скосился на Ладимира и после небольшой паузы сказал:

– Он не прилетал.

– В каком смысле? – не понял Къюг.

– В прямом! Он был на «шершне».

– А-а-а, – протянул темнокожий пират. – Я знал, что эта тварь работает на имперцев. Двуличный ублюдок!

– Следи за языком, Къюг, – осадил его Менкес. – Его нашли в карцере, в сковах.

– Так, значит, он пленник! – злорадно усмехнулся Къюг.

– Я уже сказал – он мой гость! – жестко повторил Менкес.

– Ну, это мы еще обсудим, – оскалился в довольной улыбке темнокожий пират. – Помнишь: вся добыча рейда – пополам! Летим на Кваби – там поговорим.

Он отключил связь.

Ладимир все это время стоял молча, изредка потягивая вино из бокала, и слушал пиратских капитанов. Он не видел никакого резона встревать в их разговор сейчас, но почувствовал себя немного неуютно, когда Къюг фактически назвал его «добычей».

После разговора с партнером Мигель отдал приказ штурману и кораблям своей небольшой эскадры взять курс на Кваби. Потом подошел к Ладу и сказал:

– Думаю, тебе лучше пойти в свою каюту. Если понадобишься, я пришлю за тобой.

Каменев поставил недопитый бокал на столик. Слова Менкеса ясно дали понять, что все-таки он не гость, а пленник.

* * *

Многие небольшие колонии тайно предоставляли пиратам свои доки для ремонта кораблей, склады для пополнения запасов и гостиницы для отдыха экипажа. Кваби, имевшая пятьдесят тысяч населения, один город, расположенный на берегу большого пресноводного озера, фабрику по переработке древесины, с примостившейся неподалеку верфью для постройки парусных яхт, и небольшой космопорт, с несколькими ремонтными ангарами, была именно из таких.

Состоящая из восьми кораблей, пиратская флотилия заняла практически все взлетно-посадочное ноле. Корвет «Эсмеральда» и принадлежавший Къюгу «шершень» второю поколения, носивший название «Беспощадный», с увеличенными дюзами и дополнительными слотами для ракет, стояли чуть в стороне от остальных, меньших по габаритам и мощности кораблей. Едва погасли двигатели и трапы коснулись бетона, обслуживающий персонал порта засуетился вокруг.

Лад сошел с «Эсмеральды» вместе с Менкесом. Они находились в полете почти двое стандартных суток. В первый же вечер, когда в соответствии со стандартным графиком в помещениях приглушили свет, капитан корабля пригласил Каменева отужинать с ним. Каюта Менкеса оказалась просторной и шикарно обставленной. Чем-то она напомнила Ладу дом на Дейтоне, который ему преподнесла в подарок корпорация «Млечный Путь», когда он еще считался героем Империи. Такой же современный стиль, но без вычурности последних модных веяний. Обстановка говорила о хорошем вкусе владельца каюты, не страдающего аскетизмом, но и не подверженного снобизму.

Каменев прошел к столу и сел в предложенное кресло, спинка тут же подстроилась под его тело, хотя выглядело кресло довольно древним, с вытертыми до блеска подлокотниками, резными ножками. Лад понял, что это всего лишь имитация под старину, хотя и очень добротно выполненная.

– Чего-нибудь выпьешь?

– Неплохо бы соша.

Менкес улыбнулся и развел руками:

– Могу предложить темное вино, по крепости почти такое же.

Лад согласно кивнул. Хозяин каюты разлил напитки и расположился в кресле напротив.

– Предлагаю сразу перейти к финансовому вопросу, чтобы потом уже не затрагивать эту тему и спокойно беседовать. Поскольку это не выкуп, а вознаграждение, я думаю, ты сам назовешь сумму.

– Ну, если рассматривать ситуацию в таком ключе, то, наверное, я с тобой соглашусь, – улыбнулся Каменев. – Скажем… сорок тысяч.

– Это даже не серьезно, Лад, – нахмурился Менкес. – Неужели ты настолько дешево оцениваешь оказанную тебе помощь?

– Ты прав… – согласился Ладимир. – Пятьдесят тысяч – гораздо интереснее…

– Конечно! – воскликнул Мигель. – Рудольф согласился бы с такой благодарностью, но знаменитый капитан Каменев должен быть намного щедрее! Я просто уверен в этом!

Они продолжали торговаться, Лад называл сумму, а капитан «Эсмеральды», не называя открыто, чего он хочет, играя словами, давал понять, что рассчитывает на большее.

В итоге они добрались до круглой суммы в сто тысяч, и тут уже настала очередь Ладимира показать Менкесу, что это его последнее слово. Их торг походил на светскую беседу, где оба старались в вежливых выражениях отстоять свою позицию. Каменеву это даже показалось забавным, что два пирата разговаривают на манер благородных господ из высшего общества.

Наконец Мигель сдался, и сто тысяч стали окончательной суммой вознаграждения. После этого они выпили, отметив заключенную сделку, поужинали и продолжили беседовать, уже не возвращаясь к денежному вопросу.

Менкес рассказывал о своих приключениях, слегка бахвалясь, но в то же время делая это достаточно тонко, чтобы в это можно было поверить. Ладимир заметил у Менкеса стремление отличаться от обычных пиратов. Всем – манерой держаться, одеваться, говорить, окружающей обстановкой – капитан «Эсмеральды» старался подражать светским мужам, как их принято показывать в голодраммах и мыльных операх. Уже когда прошло несколько часов, выпито немало вина, и разговор из официального перешел в панибратский, Мигель признался Ладу, что хотел бы иметь титул. И тогда, может быть, даже задумался о семье и наследниках, которым можно было бы этот титул передать.

Потом Менкес спросил о последнем происшествии на Мессине, которое так яро освещалось средствами массовой информации. Каменев ушел от прямого ответа, а сам попытался выяснить, что Мигелю об этом известно. Но, судя по всему, капитан «Эсмеральды» не знал больше того, о чем рассказывали в новостях, и Ладимир предпочел сменить тему.

Каменев вернулся в свою каюту, рухнул на постель и впервые за последнее время нормально выспался. На следующее утро он первым делом направился в лазарет, проведать Рудольфа. Что бы ни говорил Менкес о том, что капитан – гость на его корабле, выделенный Ладимиру сопровождающий всюду следовал за ним. Возле штурмовика Лад увидел Аниес.

– Капитан, – приветствовала она его и опустила глаза.

– Аниес, – кивнул Лад девушке и спросил: – Как он?

– Все время спит, организм восстанавливает силы, потраченные при интенсивной репликации. Сам курс закончен, а Руди сильный, быстро пойдет на поправку.

– Спасибо, что приглядываешь за ним.

– Не нужно меня благодарить, – она снова опустила взгляд.

Ладимир негромко засмеялся, девушка сразу вскинула голову и сверкнула на него глазами.

– Вы считаете меня дурой? Но я… я не могла иначе! Я же говорила вам…

– Нет, Аниес, я смеюсь не из-за этого, я уже говорил, что не осуждаю тебя. Просто я привык видеть в тебе хладнокровного воина, бойца, и меня немного веселит смотреть, как ты смущаешься. Тебе, кстати, это идет – придает еще больше женственности и шарма.

Девушка не привыкла к комплиментам и сначала даже не знала, как реагировать, но потом тоже тихо засмеялась:

– Знаете, капитан. Мне очень не хотелось оставлять команду.

– Так почему же не пришла потом… когда поняла, что ошиблась?

– Я не смогла. Как бы я смотрела в глаза вам… команде? Петер, наверное, меня пристрелил бы на месте. Ведь он считает, что я предала вас.

– Не думаю, – покачал головой Каменев. – Мне кажется, что все прекрасно понимают ситуацию и твои мотивы.

– Вы считаете?

– Почему бы тебе все самой не выяснить?

Девушка сначала не отвечала, удивленно глядя на капитана, потом наконец смогла выговорить:

– Вы… вы предлагаете мне вернуться?!

– Я не буду против, – пожал плечами Лад. – К тому же я знаю как минимум одного члена команды, кроме твоего брата, который этому точно будет рад.

Каменев кивком указал на спящего Рудольфа и подмигнул девушке.

Но она тут же нахмурилась:

– У меня контракт с Менкесом.

Лад посмотрел на сопровождающего, стоявшего в стороне, потом повернулся к Аниес:

– Я не призываю тебя нарушать договор, можешь выполнить контракт, а потом вернуться. Место останется за тобой.

– Спасибо, капитан, – произнесла девушка. – Я непременно воспользуюсь вашим предложением. Сейчас мне нужно идти, я приду позже. Еще скажите, как там Пловец?

– Летает. У нас новый корабль типа «марафонец», приспособленный для нейроштурмана, правда, пришлось разделить команду, но думаю, со временем исправим это положение.

– Еще раз спасибо, – кивнула Аниес и оставила капитана.

Каменев еще немного посмотрел, как работают приборы, подавая организму штурмовика все необходимое, и направился обратно в каюту.

Время до прибытия на Кваби пролетело незаметно, и вот он уже сходил по трапу «Эсмеральды» на взлетное поле колониального космодрома, где его ждал сюрприз.

Люди Мигеля вывели из другого корабля троих человек, одетых в форму военно-космического флота Империи. К своему величайшему удивлению, Каменев узнал среди них майора Рассела. Вид тот имел весьма потрепанный и несчастный: рубашка выправлена из брюк, волосы всклочены, руки скованы, на лице выражение покорности и обиды. Двух других офицеров Ладимир не зная.

Следом за Ладом из «Эсмеральды» вышел Рудольф. За два дня полета штурмовик пришел в себя и уже мог ходить без чьей-либо помощи, хотя походка была неуверенной и временами его покачивало, словно пьяного.

– Привет, капитан, – сказал он, прищурившись от яркого солнца. – Нормальная погодка.

Лад посмотрел на безоблачное небо сквозь солнцезащитные очки, выделенные ему Менкесом, проведя пальцем по дужке, настроил степень затемнения и кивнул:

– Ага, неплохая. Как ты?

– Уже лучше.

– Хорошо. Мигель послал сообщение на Приму. Если Петер там, то вылетит сюда за нами.

– Поскорей бы. Надоело по лазаретам мотаться.

– Ну, нескольких дней под присмотром Калугина или докторов Сен-Лиза тебе не избежать. Даже не рассчитывай.

– Так свой лазарет как-то роднее, – Рудольф улыбнулся уголком губ.

Потом стал серьезным, посмотрел куда-то в сторону и, словно набравшись смелости, снова повернулся к Ладимиру:

– Капитан… Аниес сказала, что вы разрешили ей… – Феникс замялся, подыскивая слова Лад догадался, о чем он, но не стал ничего говорить, и штурмовик продолжил: – В общем, спасибо, капитан.

Каменев молча принял благодарность и, похлопав Рудольфа по плечу, ускорил шаг, чтобы догнать Менкеса.

Все пираты собрались в большом ангаре, где вдоль стен выстроились орбитальные челноки – небольшие одно– и двухместные летательные аппараты, используемые колонистами для кратковременных полетов в космос, но также пригодные для использования в атмосфере.

Команды всех кораблей, участвующих в рейде, расположились по кругу, а в середину бросили кейс, из которого на телескопической ножке поднялся и, с легким клацаньем сегментов, разложился круглый походный стол, и к нему приставили три стула.

Растолкав пиратов, к столу прошел Къюг, а следом его люди вели несколько гражданских, видимо захваченных на лайнере.

И тут сердце Лада едва не выскочило из груди.

Среди пленников он увидел знакомое лицо: спутанные завитки белокурых волос, испуганные лазурные глаза, аккуратный носик…

Софи – дочь губернатора Дейтоны. Лад едва не бросился к ней, но усилием воли подавил этот порыв. Нельзя было показывать свои эмоции. Он беспокоился, что, увидев его, Софи невольно будет искать у него поддержки, а это, несомненно, ослабит и без того не очень прочные позиции Каменева. Тогда он решил сделать упреждающий шаг. Он изобразил на лице злорадную ухмылку, постарался придать себе довольный вид и попытался встретиться с Софи взглядом. Когда ему это удалось, Ладимир увидел, как изменилось лицо девушки, глаза загорелись радостью и надеждой. Она тут же начала вырываться из рук державшего ее пирата.

– Пусти меня, скотина! – ее звонкий голос разнесся над ангаром.

Но невысокий, широкоплечий крепыш, со стянутыми в узел на макушке черными волосами, дернул ее за руку, притянув к себе. Софи влепила ему пощечину и, в поисках поддержки, посмотрела на Каменева. Ладимир взял себя в руки, чтобы сохранить на лице прежнюю ухмылку и холод во взгляде, но у самого сердце обливалось кровью.

– Ла… – воскликнула девушка, но в этот момент пират грубо скрутил ее. Софи вывернулась и пнула своего охранника в колено, тот взвыл, и пираты вокруг дружно заржали. «Крепыш» выругался и ударил девушку по лицу.

Она вскрикнула и скова посмотрела на Лада, удивленная, что он до сих пор не пришел ей на помощь, но, встретившись с ним взглядом, Софи словно наткнулась на невидимую стену.

Каменев принял безразличный вид и отвел взгляд, стараясь больше не встречаться глазами с девушкой. Он не видел, как изумление на ее лице сменилось презрительным выражением.

Ладимир прошел вперед и остановился рядом с Менкесом.

Къюг встал напротив них, смерил Каменева взглядом, усмехнулся, плюхнулся на стул и, глядя на Меккеса, бросил на стол стопку наличных карт.

– Я вижу, ты тоже привел пленных, – осклабился он и снова посмотрел на Лада.

– Еще нет, – спокойно сказал Мигель, тоже присел, жестом показал Ладу, чтобы тот занял свое место за столом, и, не оборачиваясь, сделал знак, чтобы его люди подвели офицеров с «шершня».

Къюг оглядел их, выпятил нижнюю губу и кивнул:

– Неплохо. А это мои. – Темнокожий пират щелкнул пальцами, и к столу подвели пассажиров лайнера, но Софи осталась среди пиратов. Ладимир заволновался, хотя внешне это никак не отразилось, и уже начал думать, как ему обратить внимание Менкеса на девушку, не выдавая своей заинтересованности, но Мигель сам спросил о ней.

– Похоже, это не все, что у тебя есть? – поинтересовался он у Къюга.

– Да, есть еще моя Белоснежка, – ухмыльнулся тот. – Но эта часть добычи – моя.

– С какой стати? – нахмурился Менкес.

Темнокожий пират вскинул брови и развел руками:

– Ты же тоже приберег кое-что для себя. Хотя по сравнению с твоей моя часть просто мизерная.

– Я уже говорил, что Каменев не пленник…

– А я считаю, что пленник! – агрессивно подался вперед Къюг, хлопнув по столу руками. – Раз ты нашел его на захваченном корабле, то он часть добычи!

– Он один из Братства! – настаивал на своем Менкес. – Один из нас!

– Не ровняй меня с этим…

– Я предлагаю вам в благодарность за спасение четыреста тысяч империалов, – прекратил их спор Лад.

По сборищу пиратов прокатился восторженно-удивленный возглас.

– Сколько? – переспросил Къюг, мгновенно остыв и переведя взгляд на Каменева. Менкес также посмотрел на него и, судя по выражению лица, был очень удивлен – ведь озвученная сумма была неожиданностью и для него, они обсуждали с Ладом гораздо меньшую цифру.

– Четыреста тысяч империалов, – повторил Каменев. – Но у меня есть условие – вы отдаете мне всех пленников, захваченных в этом рейде. Всех до одного.

– Это с какой стати? – фыркнул темнокожий пират. – Не жирно будет?

– Нет, – ответил Лад. – В самый раз.

– Ну-ка посчитаем, – Къюг выставил пятерню и качал загибать пальцы: – У Мигеля – три офицера, тысяч по пятьдесят за каждого, у меня – капитан и два его помощника с лайнера, допустим тоже тысяч по сорок можно взять. Сто за тебя, и получается триста семьдесят. Не хочешь же ты сказать, что моя Белоснежка стоит всего тридцать тысяч?

– Не хочу, потому что, как и ты, – Лад смотрел Къюгу прямо в глаза, – знаю, что эта «Белоснежка» – дочь губернатора колонии, где ты совсем недавно подрабатывал!

– Что?! – сразу напрягся Менкес и сурово посмотрел на партнера. – И когда ты собирался мне об этом сказать?

Къюг окинул Лада убийственным взглядом, потом повернулся к Мигелю:

– Я бы, конечно, сказал тебе, если бы он не вылез вперед. Да и вообще, я хотел оставить ее для себя, нравятся мне такие блондиночки, – пират с самодовольной улыбкой откинулся на стуле.

– Что значит для себя?!

– Ну, как положено с отчислением в общий котел. Я правила соблюдаю! Не надо пытаться выставить меня крысой! Пусть лучше Каменев скажет, зачем ему пленники?

– Все просто – я хочу заработать, – спокойно ответил Лад на вопросительные взгляды пиратов. – Вы получаете солидную сумму за всех пленников сразу, это избавит вас всех от риска, связанного с получением выкупа, не нужно будет возиться с каждым из них, и вы сможете, не теряя времени, продолжить свой рейд. А я немного заработаю. Что тут непонятного?

Пираты задумались, и через некоторое время Менкес развел руками:

– Почему нет?! Пусть забирает, я не против!

– А я против! – хлопнул ладонью по столу Къюг.

– Это хорошее предложение, – нахмурился Мигель. – Что тебя не устраивает?

– Меня не устраивает то, что он, – темнокожий пират ткнул пальцем в сторону Каменева, – будет на мне наживаться!

– Не факт, что Лад получит такие суммы, как ты насчитал, так что соглашайся, – посоветовал Менкес.

Къюг в задумчивости стиснул ладонью одной руки кулак другой и защелкал суставами пальцев.

– Нет! – наконец выдал он. – Я не…

– Пятьсот тысяч, – не дал договорить ему Лад.

Слова застряли у пирата в горле. В ангаре наступила тишина. Все собравшиеся пираты напряженно следили за переговорами своих капитанов, и сумма, названная Каменевым, была достаточно существенной, чтобы заставить их притихнуть.

Къюг облизнул толстые губы, обвел взглядом стоящих вокруг людей, читая в их глазах радостное предвкушение скорой наживы. Внутри у пирата боролись между собой жадность к нежелание соглашаться с Каменевым.

Менкес улыбнулся, правильно растолковав сомнения партнера:

– Хорошее предложение. Чтобы отказаться от него, нужно быть дураком, Къюг.

Тот ответил хмурым взглядом, но Мигель знал, что он согласится, и потому, не переставая лукаво улыбаться, смотрел на него.

Темнокожий пират досадливо цыкнул, вздохнул, еще раз обвел взглядом своих людей, скова повернулся кМигелю и громко засмеялся:

– Ха-ха! Ты прав! И ты ведь знал, что я соглашусь! Хитрый сукин сын, поглотят тебя Темные звезды!

Менкес засмеялся вместе с ним, и остальные пираты поддержали своих капитанов дружным хохотом.

Къюг вновь стал серьезным, посмотрел на Ладимира с заносчивым видом и довольно произнес:

– Так все-таки я заполучу с тебя свои полмиллиона.

– Не полмиллиона, а двести пятьдесят! – поправил партнера Менкес.

– Да, да, двести пятьдесят, ну ошибся, что ты сразу на дыбы? Просто полмиллиона звучат приятно, – засмеялся тот.

Но Лад не слышал его, все окружающие звуки доносились до него словно сквозь вату, только два слова повторялись в его голове снова и снова: «свои полмиллиона… свои полмиллиона… свои полмиллиона».

Он смотрел на темнокожего пирата, и часть мозаики, которой представлялись Ладу события, повлекшие смерть его возлюбленной, неожиданно сложились в цельный фрагмент. Ладимир понял, что нашел его… нашел того, кто похитил Валенсию.

– Эй, Лад? Ты чего? Лад? – Менкес положил руку ему на плечо, и Каменев вздрогнул.

– Нет, нет… ничего, – Ладимир отвернулся от Къюга, но тот словно прочел мысли Каменева, перестал смеяться и насторожился. Лад решил быстро сменить тему: – Прикажите отвести пленников в гостиницу. Да и я тоже, пожалуй, пойду.

Он поднялся и развернулся, чтобы уйти.

– Эй-эй-эй! – остановил его жестом Къюг, вставая со своего стула. – Кто сказал, что пленники твои? С какого хрена ты ими распоряжаешься?

– Мы заключили сделку…

– Заключили, – кивнул пират, – выкладывай деньги!

– Я выплачу все деньги, как только сюда прибудет мой корабль. Мигель уже послал сообщение на Приму. Я ожидаю, что они прилетят со дня на день.

– Вот как выплатишь, тогда и получишь своих пленников, а пока то, что мое, – мое! – оскалился Къюг. – Все! Разговор закончен!

У Лада внутри все сжалось. Он не мог оставить Софи в руках темнокожего пирата. В голову пришел только один способ:

– Ты хочешь сказать, что я вру? – В голосе Ладимира послышалась угроза.

Къюг довольно осклабился:

– Хочешь выбить из меня дерьмо? Созрел для драки, ублюдок?

Менкес сразу оказался между ними.

– Прекратить! – негромко, ко с напором сказал он. – Если не остановитесь, прикажу своим людям насильно развести вас. Этого хотите? А?! Нужно сначала со Стюартом разобраться, потом можете перегрызть друг другу глотки в любое время!

Мигель встал между ними, посмотрел на Лада и сказал:

– Къюг прав. Будут деньги – сможешь забрать пленников, а пока они его и мои. Думаю, сейчас самое время разойтись, а вечером отметим удачное начало нашей экспедиции.

Темнокожий капитан сплюнул Ладу под ноги.

– Отметим, ага! – Он развернулся и пошел к своему кораблю.

Каменев стиснул зубы, не зная, что предпринять.

Менкес встал перед ним.

– Успокойся! – негромко сказал Мигель. – Прилетит Петер, возьмешь своих пленников.

Ладимир не смог скрыть разочарование и недовольство, отразившиеся на его лице.

Капитан «Эсмеральды» оказался проницательным человеком.

– Кто? – без обиняков спросил он.

– Ты о чем? – Лад сделал вид, будто не понимает, о чем речь.

– Кто из пленников тебе нужен? Блондинка?

Ладимир не знал, стоит ли быть откровенным с Менкесом, но, возможно, в этой ситуации имело смысл раскрыть карты. В этот момент к ним подошли Рудольф, Аниес и высокий худой, с черными, коротко стриженными волосами, молодой парень – старпом Менкеса, которого звали Виторио.

– Мигель, – Каменев склонился к уху пирата. – Выкупи ее. Прямо сейчас.

– Что? – нахмурился тот, посмотрев на Лада. – Она же и так уже твоя!

– Мне она нужна сейчас! Заплачу вдвойне.

Менкес внимательно разглядывал его, потом перевел взгляд на уводимую людьми Къюга девушку.

– Три цены, – сказал он наконец.

– Согласен, – кивнул Ладимир.

– И учти, придется поторговаться, – добавил Менкес. – Къюг падок на таких, уж я-то знаю, и понадобится его очень здорово заинтересовать, чтобы он отказался от нее.

– Хорошо.

– Что-то ты деньгами разбрасываешься очень уж круто, – с подозрением прищурил глаза Менкес. – Сначала полмиллиона, хотя мы с тобой обсуждали только сто тысяч, сейчас готов выложить лишние полторы сотни, с такой легкостью, словно используешь такие суммы на карманные расходы. А если Петер не прилетит?

– Значит, выделишь мне корабль и отправишь меня на Лагуну. Я переведу деньги на твой счет в присутствии твоего человека, – быстро ответил Лад. – Прошу тебя, не тяни! Раньше тебе было достаточно моего слова, что изменилось сейчас?

Менкес пожал плечами:

– Если не считать размера твоего долга – ничего.

– Тогда сделай, как я прошу.

– Ладно, – согласился наконец Мигель, – я попробую. Виторио, догони Къюга, скажи, что мне надо с ним кое-что обсудить.

Старпом кивнул и бросился выполнять поручение. Дисциплина в команде Менкеса была не в пример лучше, чем в подавляющем большинстве других пиратских экипажей.

Через несколько минут Виторио вернулся и доложил, что Къюг ждет Мигеля в своей каюте.

Менкес посмотрел на Лада:

– Ты можешь пока вернуться на «Эсмеральду». Думаю, разговор с Къюгом будет не из коротких.

– Я и Рудольф останемся в городе, – ответил Ладимир. – Мы ведь можем считать себя свободными или тоже сначала деньги нужно заплатить?

– Нет, Лад, – заулыбался Мигель, – вы можете идти куда хотите.

– Благодарю.

– В городе есть небольшой отель, но я обычно останавливаюсь в пансионате на берегу. Кстати, как ты там собираешься расплачиваться? – усмехнулся Менкес. И сам же ответил: – Хотя твоего имени, думаю, будет достаточно. Местные, как правило, в курсе всех последних событий и будут рады приветствовать у себя такую популярную личность, как капитан Каменев.

– У известности есть свои плюсы, – выдавил из себя улыбку Лад, стараясь, чтобы она выглядела естественной. Потом добавил: – Если у тебя получится…

– Я сразу пришлю ее к тебе, – перебил его Менкес, быстро сообразив, о чем Ладимир хочет сказать.

Капитан «Эсмеральды» направился к кораблю своего партнера.

Рудольф и Аниес остались рядом с Каменевым.

– Что произошло? – спросил штурмовик. – Зачем нам пленники?

– Я не хочу оставлять их в руках Менкеса и Къюга. К тому же Софи – дочь губернатора Дейтоны, помогала мне сбежать, когда полиция окружила мой дом, и поддерживала меня во время судебного процесса.

– Угу, – кивнул Феникс, удовлетворенный этим простым объяснением. – Куда пойдем?

– Капитан, – позвала Аниес, – я понимаю, что сейчас не в вашей команде, но… вот.

Ока протянула Ладимиру наличную карту.

– Здесь пара тысяч – аванс за этот рейд, – девушка зарделась от смущения, но тем не менее смотрела Каменеву прямо в глаза, – остальные свои деньги я отдала Телори, как раз перед тем, как он… исчез.

Ладимир понимающе кивнул и взял предложенную карту.

– Спасибо, – поблагодарил он.

– Будьте осторожны, Къюг – мерзкий тип. Не забывает обид и не прощает их.

– Постараемся, – сказал Лад.

Аниес кивнула, улыбнулась Рудольфу, потом снова посмотрела на Каменева:

– Ну, мне пора на корабль. Как только смогу, я воспользуюсь вашим предложением вернуться на «пилигрим», капитан.

Она махнула рукой и пошла к выходу из ангара.

Феникс и Лад проводили ее взглядами, потом посмотрели друг на друга, капитан протянул штурмовику наличную карточку и сказал:

– Руди, нам понадобится оружие, попробуй раздобыть.

– Для обороны или нападения?

– Еще не знаю. Возьми машину, чтобы пешком не ходить, а я организую нам номер в отеле.

Когда Мигель Менкес вошел в каюту своего партнера, тот стоял к нему спиной и откупоривал бутылку с вином.

– Будешь? – спросил тот, не оборачиваясь.

– Не откажусь.

Широким движением Къюг смел со стола какие-то бумаги, пустую тарелку, с глухим звуком ударившуюся об пол, разряженную энергоячейку от пистолета, поставил на стол инкрустированные золотом бокалы, разлил в них вино и протянул один Менкесу.

– За удачное начало! – отсалютовал Мигель.

– За начало!

Они не спеша выпили, поставили пустые бокалы на стол, Къюг почмокал толстыми губами, продолжая смаковать терпкий вкус, и, посмотрев Мигелю в глаза, спросил:

– А теперь скажи, о чем вы там шептались?

Менкес не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь, и, нахмурившись, ответил:

– Это тебя не касается Къюг.

– Я и так знаю! – фыркнул тот. – Каменеву нужна девка. Так?

Капитан «Эсмеральды» пожал плечами:

– Да. И он заплатит за нее двойную цену от названной тобой, если девка окажется у него прямо сейчас.

– С каких пор ты на побегушках у этого недоноска?

– Ты говори, да не заговаривайся! – Менкес вздернул подбородок, взгляд сразу стал колючим, на скулах заиграли желваки. – Мне все еще интересен вопрос, когда ты собирался сообщить, что твоя «Белоснежка» – дочь губернатора? Наш рейд только начался, а ты уже пытаешься хитрить, и мне это не нравится! Каменеву нужна девка, не знаю зачем, но платит он хорошо…

– Обещает заплатить! – поправил Къюг.

– Я считаю, что платежеспособность человека, за которого может поручиться Сен-Лиз и у которого последний юнга в экипаже зарабатывает едва ли не больше нас с тобой, заслуживает доверия. Ты так не думаешь?

– Я думаю, что ты хочешь поглубже влезть в задницу Сен-Лизу и Камеи…

Менкес мгновенно выхватил пистолет и направил его в лицо Къюгу, но реакция последнего почти не уступала его, и через долю секунды ствол пистолета в руке темнокожего пирата смотрел в грудь Мигеля.

Воздух в каюте тотчас словно уплотнился и стал горячим, капитаны сверлили друг друга убийственными взглядами, маски гнева исказили лица обоих, пальцы замерли на спусковых крючках. Казалось, еще чуть-чуть, и запах смерти и прожженной лазерными лучами плоти начнет щекотать ноздри…

Первым пошел на попятную Къюг.

– Я извиняюсь за свои слова, Мигель, – сказал он, но оружия не убирал.

– Ты зарвался, Къюг! Никто не смеет так со мной говорить! – Взгляд Менкеса оставался жестким, а тон – ледяным.

– Никто не смеет безнаказанно наставлять на меня ствол и красть мои корабли! – повысив голос, ответил ему темнокожий капитан. – Ты только что сделал первое, а Каменев, два года назад, – второе. И если тебя я готов простить, потому что мы партнеры, то Каменева – нет!

– Ты… готов… простить… меня, Къюг?! – процедил сквозь зубы Мигель, ярость начала кипеть у него внутри.

В каюте снова повисла напряженная тишина. В тесном пространстве и на таком расстоянии любой выстрел будет смертельным.

– Темные звезды! – выругался темнокожий пират. – Сгореть мне в недрах солнца, если я позволю этому ублюдку нас поссорить! Нет, Мигель! Если желаешь, продолжим этот разговор позже – повод найдем, но я не буду драться из-за Каменева.

Он опустил пистолет и теперь смотрел партнеру в глаза, ожидая его решения.

Менкес некоторое время не сводил с него пистолета, борясь с желанием всадить в Къюга заряд, потом опустил взгляд, а следом убрал и оружие.

– Ты прав. Не сейчас.

Капитан «Эсмеральды» проследил взглядом, как темнокожий пират прячет пистолет в кобуру, и сделал то же самое со своим.

– Так что с девкой? – спросил ок.

– При всем уважении к тебе, Мигель, я не продам тебе ее ни за какие деньги, потому что она моя и потому что… она нужна ему!

– Ладно, – кивнул Менкес. У него пропало всякое желание торговаться.

В поганом настроении капитан «Эсмеральды» покинул каюту своего партнера, а Къюг налил себе полный стакан, выпил его залпом, проливая багровое вино на подбородок и грудь, швырнул стакан об стену и пробормотал:

– Сгореть мне в пламени звезд, если Каменев получит «Белоснежку» раньше, чем я поимею ее по полной программе.

* * *

Ладимир едва расположился в снятом номере отеля, когда раздался звонок вызова встроенного в стеку коммуникатора. Мигель хмуро смотрел на него с экрана.

– Вижу, ты устроился.

– Да, – ответил Лад, – ты был прав насчет имени, они действительно были рады такому известному постояльцу и выделили один из лучших номеров. Что сказал Къюг?

– Я сделал все, что мог, – развел руками Менкес, – но он уперся и ничего не хотел слушать. Придется тебе дождаться прилета Петера.

Каменев в ответ сдержанно кивнул:

– Ясно.

– Увидимся вечером, – сказал Мигель и отключился.

Ладимир заказал себе бутылку соша, закуску к нему и, в ожидании Рудольфа, принялся размышлять, как ему вытащить Софи из лап Къюга. Но ничего толкового в голову не приходило.

Штурмовик появился ближе к местному полудню – на планетах с отличным от стандартного временем суток старались придерживаться двадцатичетырехчасового стандарта, добавляя или убавляя секунды и минуты, но оставляя неизменным количество часов.

Планета, на которой расположилась колония Кваби, делала полный оборот вокруг своей оси за почти двадцать пять стандартных часов, поэтому привыкшему к корабельному распорядку Ладимиру показалось, что время замедлило свой бег и ожидание тянется нескончаемо долго. Сош давно закончился, а от напряженных размышлений начала гудеть голова. Когда Рудольф вошел в номер с пластиковой сумкой через плечо, Лад облегчено вздохнул:

– Ну как?

– Не густо, – устало ответил штурмовик и качал выкладывать на стол содержимое сумки: два лазерных пистолета, охотничий «пылевик» и «гарпун».

Лад подошел к столу и взял в руки оружие:

– Это же старье!

– Все, что смог найти. Армейские образцы продаются только с разрешения комиссара. Пушки не фонтан, но все исправны и могут убивать. Ведь нам это нужно?

Лад положил на стол «гарпун» – монопотоковый лазер, с регулируемой отсечкой длины луча, больше пригодный для разрезания преград, чем для боевых действий, и поднял охотничий «пылевик» – слегка громоздкое, стреляющее сгустком однополярно заряженных частиц, но, в принципе, довольно действенное на небольших расстояниях оружие.

– Да, нам нужно именно это, – кивнул Лад в ответ на вопрос Феникса.

– Судя по тому, что девушку не привезли, Къюг не согласился ее отдать, – Рудольф не спрашивал, а просто комментировал очевидное.

– Не согласился, – подтвердил Лад.

– Что будем делать?

Ладимир ответил не сразу, некоторое время он молча рассматривал оружие, лежащее перед ним на столе, потом поднял взгляд на Феникса:

– Предлагаю самим за ней сходить.

– С этим? – Рудольф уже не так уверенно оглядел их скудный арсенал. – Мы даже не знаем, на каком она корабле.

– Вот навестим Къюга и спросим. Хотя я думаю, что он держит ее поближе к себе. К тому же у меня появилась к нему еще пара вопросов. «Гарпун» и «пылевик» убирай обратно в сумку. У тебя есть связь с Аниес?

– Да, – кивнул Феникс.

– Поговори с ней, если она хочет вернуться в команду, сейчас самое время.

– Хорошо, что еще сказать?

– Пусть проработает нам пути отхода, если придется бежать, и ждет нас в этом номере.

– Скажу, – кивнул штурмовик.

На арендованной Рудольфом машине они подлетели прямо к трапу «Беспощадного». На входе стоял выставленный для охраны пират, с армейским бластером в руках. Среднего роста, коротко стриженный, с клиновидной седой бородой и в темных очках, он жевал траву, периодически сплевывая в сторону. Пират посмотрел на прибывших поверх очков, всем своим видом давая понять, что их никто здесь не ждет.

– Проводи нас к капитану, – тоном, не терпящим возражений, велел ему Лад.

Охранник лениво переложил винтовку из одной руки в другую и, растягивая слова, сказал:

– У меня приказ никого…

– Стоять смирно, когда разговариваешь со старшим по званию! – рявкнул на него штурмовик. – Ты что, не слышал, что тебе сказал офицер?!

Пират невольно вытянулся, поднял подбородок и направил взгляд вперед.

– Где капитанская каюта? – продолжал наседать на него Феникс.

– Вторая палуба, справа от кают-компании…

Ладимир наотмашь ударил его рукояткой пистолета. Пират свалился прямо на руки подхватившего его Рудольфа.

Штурмовик оттащил бесчувственного охранника в сторону от трапа, взял его винтовку, и вместе Ладимиром они направились внутрь «шершня».

Они быстро перемещались по коридорам, не обращая внимания на удивленные взгляды, которыми провожали их пираты из команды «Беспощадного», но никто даже не попытался их остановить. Лад и Рудольф поднялись на вторую палубу, нашли каюту капитана и резко распахнули дверь. Помещение было пусто.

– Эй! – неожиданно окликнул их вышедший из кают-компании пират. – Какого хрена вам надо в каюте капитана?

– Где Къюг? – Каменев подошел к нему.

– В рубке, – настороженно ответил пират. – Как вы прошли на кора?..

Ударом в солнечное сплетение Ладимир выбил из него дыхание, потом заехал коленом в лицо, отбросив назад. Пират вышиб спиной дверь и влетел обратно в кают-компанию. Лад остановился в проеме и замер, встретившись взглядом с десятком обедавших пиратов.

– Что за?.. – произнес кто-то из команды «Беспощадного».

Секунды замешательства начали проходить, и они, побросав вилки и ножи, схватились за оружие.

– Сидеть! – Феникс с винтовкой в руках отпихнул Ладимира в сторону и, не сводя взгляда с замерших пиратов, сказал ему: – Бегом в рубку!

Рассуждать было некогда, и Каменев бросился дальше по коридору. Он уже почти добежал до рубки, когда сзади раздались выстрелы и крики.

Лад только собрался надавить кнопку открытия двери, как она отъехала в сторону, и из рубки вышел сам Къюг.

Увидев Каменева с пистолетом в руке, темнокожий пират среагировал мгновенно, начав вытаскивать оружие. Ладимир не позволил ему это сделать. Он набросился на Къюга, повалив на спину и сковав движения. Они влетели в помещение рубки и стали бороться на полу. На счастье Лада, там не было никого, кто мог бы прийти Къюгу на помощь. Каменеву и так пришлось не сладко. Высокий, мускулистый пират не собирался сдаваться. Он выбил пистолет из руки Лада, высвободился из захвата и ударил его локтем в лицо. Сильнейший удар ошеломил Каменева, а противник сразу попытался сбросить его с себя. Но Ладимир навалился на Къюга всем весом, схватил за руки, сковывая движения, и с размаху ударил головой в лицо, потом еще раз, и еще.

У Каменева помутилось в глазах, по его противник потерял сознание.

Сзади послышались шаги. Не оборачиваясь, Лад потянулся за пистолетом и, только когда оружие оказалось у него в руках, оглянулся, направив ствол на вход. В рубку зашел Рудольф, тут же закрыл за собой дверь, повозился с замком, заблокировал и склонился над Къюгом, разоружая его. Вид у штурмовика был бледный, он еще не набрался сил, но та часть плана Ладимира, где требовалась грубая сила, уже миновала. Теперь будет чуть спокойней.

– Какое помещение «шершня» самое надежное в плане обороны? – спросил Лад, тяжело дыша и поднимаясь с пола.

– Это, наверное, – штурмовик обвел взглядом рубку.

– Сможем продержаться тут пару дней?

– Не могу обещать. К тому же я не в лучшей форме.

– Это я знаю, – кивнул Лад, – но все же?

Штурмовик пожал плечами:

– Попробуем, – и устало присел на стул.

В этот момент кто-то попытался открыть дверь снаружи. Замок пискнул, но не сработал. Пираты пытались запустить механизм еще несколько раз, потом начали колотить в дверь прикладами.

Тем временем Лад и Рудольф связали Къюга и усадили его в кресло. Темнокожий пират застонал и пришел в себя.

– Ах ты, выродок, – процедил он, смерив Каменева испепеляющим взглядом. – Я вырву тебе кишки, намотаю на кулак и стану…

Ладимир ударил его в лицо, останавливая поток угроз и брани.

Къюг застонал, у него был сломан нос, губы распухли, правая скула наливалась синяком, кровь стекала по подбородку и медленно капала на грудь. Но, несмотря на это, темнокожий пират неожиданно засмеялся.

– Напрасно ты это затеял, имперская крыса, – осклабился Къюг, в его глазах не было и капли страха. – Ты не сможешь взлететь, а если и сможешь, то вдвоем далеко не уйдете. Вас испепелят еще на орбите, если, конечно, раньше мои люди не вскроют эту рубку.

– В этот раз мне не нужен твой корабль, Къюг, – ответил ему Каменев.

Ладимир смотрел на пирата, и внутри у него кипела злость. Он понимал, что тот, кто повинен в смерти Валенсии, сидит сейчас перед ним. Лад был уверен в этом и должен заставить его все рассказать, ко не знал, как это сделать.

– Что же тебе надо? Девку? Дочку губернатора? – Даже находясь в плену, Къюг чувствовал свое превосходство: это был его корабль, за дверью его люди, снаружи корабли флотилии его и Менкеса, который не позволит Каменеву уйти безнаказанным. – Я прикажу отдать ее своей команде. Они будут развлекаться с ней, пока она не надоест самому последнему юнге на моих кораблях, а потом я иродам ее в портовый бордель для извращенце…

В этот раз его ударил Рудольф. Пират захрипел, хватая ртом воздух, и закашлялся.

– Заткни пасть, – процедил Феникс. – Ты меня знаешь, я шутить не умею.

Долбиться в дверь перестали, к почти сразу на экране замигал сигнал вызова. Ладимир посмотрел входящую информацию и сбросил звонок.

– С одного из его кораблей, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Рудольфа. – Они нам не нужны.

– Ждем кого-то определенного? – сообразил штурмовик.

– Угу, – подтвердил Лад. – Менкеса.

С момента захвата капитана «Беспощадного» прошел почти час, Къюг сидел тихо, только с ненавистью смотрел на своих похитителей. Рудольф периодически проверял, хорошо ли тот связан. Люди захваченного пирата не переставали вызывать их, но Лад расположился в кресле возле пульта связи и все время сбрасывал, пока наконец не увидел на экране входящую информацию, говорящую о том, что с ними хочет поговорить капитан «Эсмеральды».

Подождав несколько секунд, Ладимир нажал кнопку «соединить».

На экране появился Менкес, на его лице читалось искреннее удивление:

– Лад, что происходит? Я был уже на полдороге к пансионату, собирался окунуться в море, а тут вызов. Я даже не поверил сначала.

– Ну, как видишь, это правда.

– Вижу, только не понимаю…

– Как бы тебе это сказать… – Лад словно в задумчивости почесал пальцем скулу, – у меня к Къюгу есть разговор. Но он настолько личный и не терпящий отлагательства, что я не придумал иного способа его провести.

– Только не говори, что тебе нужен корабль.

– Нет, мне не нужен его корабль.

– Тогда зачем все это? Я думал, мы обо всем договорились?

– Видимо, не обо всем, – мрачно сказал Ладимир.

– Ну, значит, сейчас самое время.

На экране Менкес отвел руку в сторону и притянул к себе Софи. В глазах девушки был испуг, она дрожала, с разбитой губы стекала тонкая струйка крови. Мигель держал ее за шею, отчего она невольно поднимала плечи.

– Ты хотел ее, не знаю зачем, но, видимо, эта девка тебе здорово нужна, если из-за нее началась такая заварушка, – Менкес достал пистолет и приставил к голове Софи, та вскрикнула и скосила взгляд на оружие.

– Да, да! – крикнул Къюг, которому был виден монитор коммуникатора. – Расплавь ей мозги, Мигель, а потом взорви эту дверь, к Темным звездам!

– Не делай этого, Мигель! – сказал Ладимир.

– Тогда не вынуждай меня, – ответил тот. – Открой дверь, и мы поговорим лицом к лицу, как настоящие мужчины.

– Это тебя не касается!

– Къюг – мой партнер, и все, что касается его, касается и меня. Я не позволю тебе…

– Могу сказать тебе, Мигель, что ты знаешь далеко не все о своем партнере.

– А мне и не надо знать!

Къюг снова завопил:

– Не слушай этого ублюдка, Мигель! Пристрели эту шлюшку и приходи за мной!

Ладимир был совершенно спокоен, он сидел в кресле и смотрел на Менкеса прямым открытым взглядом.

– Можешь воспринимать мои слова как предупреждение или как угрозу, но я бы назвал их обещанием, – произнес он. – Если с Софи что-нибудь случится, все до единого, участвующие в этом рейде, будут уничтожены. Если решишь штурмовать рубку и взрывать дверь, учти, что я посажу Къюга прямо к ней. И если твоего партнера не разворотит взрывом, он будет первым, в кого я выстрелю. Мигель, ты знаешь, что я отношусь к тебе с достаточным уважением, чтобы не бросаться пустыми фразами. По большей части, я уже добился того, чего хотел, – Софи у тебя, пусть пока так и будет. Условия нашей сделки по-прежнему в силе, как только прибудет Петер, ты получишь деньги. А сейчас мне нужно кое о чем расспросить моего пленника, я выйду на связь при первой возможности.

Лад оборвал канал связи. Внутри у него все замирало – он рисковал, оставляя Софи заложницей, но тем самым показал Менкесу, что девушка для него не главное, и рассчитывал, что Мигель не тронет ее.

– Как только прибудет Петер, «пилигрим» захватят люди Къюга, – негромко сказал Рудольф, так, чтобы не слышал пленник.

– Согласен, – так же негромко ответил Лад. – Запусти постоянное сканирование и поставь оповещение на входящие в атмосферу объекты. Попробуем предупредить.

Феникс кивнул и направился к пультам сканирования. Запустил и настроил приборы, потом вернулся назад и спросил:

– А о чем ты хочешь расспросить Къюга?

– Он сам знает, – ответил Ладимир и посмотрел на связанного пирата.

– Ты о той записи, на которой ты развлекаешься со своим дружком Петером? – осклабился в ответ Къюг.

Лад поднялся с кресла, подошел и ударил Къюга несколько раз.

– Ты мне все расскажешь.

– О чем?!

Ладимиру хотелось крикнуть ему прямо в лицо: «О том, как ты похищал Валенсию! О том, как избивал и измывался над ней! О том, как приказал убить ее! О том, как забрал мою любовь!», но он снова сказал только:

– Ты сам знаешь.

Потом еще раз ударил пирата и отступил на шаг, с ненавистью глядя на него. Пленник сплюнул и посмотрел на Каменева яростным взглядом:

– Темные звезды! Какого хрена ты меня бьешь? Что тебе нужно, психованный ублюдок?!

А сам тем временем постарался выбраться из пут.

– Развяжи меня, трусливая скотина, и я покажу тебе, как нужно бить, – бормотал он, ворочаясь на стуле.

Рудольф быстро подошел и ударил его прикладом винтовки. Къюг застонал и замер, свесив голову. Штурмовик присел и затянул ослабшие путы.

– Капитан, ты что делаешь? – с удивлением спросил он, поднявшись. – Зачем его избивать? Это как-то на тебя не похоже.

– Я хочу, чтобы он ответил на несколько моих вопросов.

– И ты решил, перед тем как спросить, выбить ему зубы? Оригинально, Давай я все узнаю?

– Нет! – остановил его Лад. – Я сам!

Феникс посмотрел Каменеву в глаза, потом перевел взгляд на Къюга, пожал плечами и кивнул:

– Как скажешь.

Ладимиру нужно было, чтобы темнокожий пират все сам рассказал, но не знал, как этого добиться. Планируя захват Къюга, капитан представлял, что будет выбивать из того сведения любыми способами, но сейчас понял, что не может этого сделать. Лад не умел пытать людей. Даже если он начнет задавать вопросы и, перешагнув через себя, прибегнет к пыткам, чтобы получить ответы на них, то все равно не будет уверен, что пленник расскажет всю правду. В этой ситуации Къюг был морально сильнее его.

Ладимира злило это состояние внутренней нерешительности, но он ничего не мог с ним поделать. В конце концов он собрался, взял себя в руки и решил, что нужно немного отвлечься от одних и тех же мыслей. Вместе с Рудольфом они стали укреплять вход в рубку. Тут им здорово пригодился «гарпун». Постоянный лазерный луч с легкостью резал крепления приборов, жгуты проводов, покрытие палубы.

Пришедший в себя Къюг орал на них во все горло, в бешенстве глядя, как уродуют его рубку. Но Лад и Феникс не обращали на пирата ни малейшего внимания, баррикадируя вход и расставляя препятствия, на случай если экипаж «Беспощадного» решится на штурм.

Закончив укреплять свою позицию, они проверили содержимое бара, откупорили бутылку вина и выложили на стол найденную еду: Перекусив, Ладимир взял кресло, поставил напротив Къюга, сел и стал молча на него смотреть. Сначала темнокожий пират отвечал ему взглядом, полным ненависти и жгучей злобы. Потом процедил сквозь зубы:

– Какого хрена ты на меня уставился? Чего ты хочешь, трусливый ублюдок? А?

Но Ладимир не отвечал, продолжая лишь смотреть на него.

– Не терпится прикончить меня? – Къюг растянул губы в презрительной ухмылке. – Но ты боишься! Боишься, поскольку знаешь, что потом мои парни выпотрошат тебя. А они так и сделают! Придут сюда и раздавят, как насекомое. И можешь пялиться сколько угодно, я плевать на тебя хотел.

В подтверждение своих слов пленник собрался плюнуть в Каменева, но в этот момент Рудольф ударил его.

Темнокожий пират согнулся, насколько это позволяли путы, и застонал.

– Закроешь ты когда-нибудь, свою пасть? – проворчал штурмовик.

Ладимир жестом остановил его, склонился к пленнику и сказал:

– Убить тебя – это самое простое, что я мог бы сделать. Но мне нужно знать все, потому что один ты такое провернуть не мог.

Почему-то на это Къюг отвечать не захотел, а Лад лишний раз убедился в правильности своих догадок.

* * *

Несколько часов пролетели незаметно, Ладимир и Рудольф периодически сбрасывали поступающие вызовы – люди темнокожего пирата пытались выйти с ними на контакт, но Каменев не собирался разговаривать с ними. Чем больше времени пройдет, тем ближе они к моменту прилета Петера.

Снаружи уже начало темнеть, но обзорные экраны в рубке были не активированы, и Лад мог ориентироваться только по показаниям хронометра.

Наконец пришел вызов от Мигеля. Феникс посмотрел на информацию и доложил:

– Менкес.

Лад задумался – стоит ли говорить с ним, и решил, что не будет.

– Отмени. Я сказал, что сам вызову, вот и пусть ждет.

Рудольф нажал клавишу отбоя и спросил:

– Думаешь, он, – штурмовик кивнул на Къюга, – достаточно ценный заложник?

– Он капитан половины людей, у нас в руках один из мощнейших кораблей всей их флотилии. К тому же Менкес не бросит его из соображений, что, если он сам окажется в такой или подобной ситуации, его тоже не бросят. Поэтому Мигель будет делать все возможное, чтобы вытащить Къюга.

– А что будем делать мы. если Петер не прилетит?

– Он прилетит, – с уверенностью сказал Лад.

Неожиданно, позади них раздался хриплый смех.

– С чего ты решил, что Петер за тобой вернется?! – поинтересовался Къюг. – Ты говорил, что была драка. Так, может, твой экипаж погиб? А скорее всего Петер прокатил тебя так же, как меня на твоей родной Дейтоне. Начинайте уже шевелить мозгами, как вам выпутаться из всего этого дерьма. Можете начать с того, что освободите меня. И я обещаю быть снисходительным. Рудольф, я знаю, ты парень толковый, пойдешь ко мне командиром штурмовой бригады, а со временем подыщем тебе корабль, станешь капитаном…

В этот момент вновь прозвучал сигнал вызова.

– Давай, Рудольф, – продолжал Къюг. – Освободи меня, свернем шею этом имперскому ублюдку и пойдем праздновать. Я скажу парням, что ты помог мне. Зачем тебе подыхать за Каменева?

– Это снова Менкес, – сказал Феникс Ладимиру, посмотрев на монитор. – Будешь говорить или отбой? Может, что интересное скажет?

– Отбой.

Штурмовик выполнил распоряжение, потом подошел к темнокожему пирату и без всяких эмоций сказал:

– Я же просил заткнуться. – Он поставил ногу на стул Къюга, протянул руку, положив ладонь ему на лоб, и с силой нажал, выгибая голову назад. Пират замычал, а Рудольф продолжил спокойным голосом: – Скорее всего, нам предстоит просидеть тут полтора суток, и я хочу, чтобы все это время твой поганый голос раздавался только в том случае, если тебя о чем-то спросят. Я понятно говорю?

Капитан «Беспощадного» оскалил зубы и зарычал.

– Надо полагать, это означает «да», – штурмовик отпустил Къюга. – Я рад, что мы договорились.

Внезапно со стороны входа раздался шипящий звук.

Лад и Феникс сразу обернулись на него, темнокожий пират скосил взгляд через плечо и засмеялся.

– Кранты вам, ублюдки! – радостно воскликнул он. глядя, как в верхнем углу дверной панели появилось небольшое черное пятно с раскаленной серединой – пираты начали прожигать дверь.

– У нас есть часа три, – оценил обстановку штурмовик. – Скорее всего, сначала сделают отверстие, чтобы бросить газовые гранаты, потом будут резать дальше. Нужно надеть скафандры.

Он без лишних слов направился к встроенной в стену ячейке, в которой хранились аварийные комплекты, и достал пару.

Оба быстро облачились в скафандры, потом Лад подошел к пульту связи и вызвал Менкеса, активировав только аудиопоток.

Тот ответил почти сразу:

– Лад?

– Да, Мигель, что происходит?

– Поглотят тебя Темные звезды, ты почему не отвечаешь на вызовы?!

– Не имеет значения. Так что происходит? Ты решил пойти на штурм?

– Нет, не я. Ребята Къюга во главе с его старпомом, но, если ты не объяснишь, что тут вообще творится, я вынужден буду присоединиться к ним.

Къюг встрял в разговор, громко крикнув:

– Эй, Мигель, скажи парням, чтобы не убивали их, я сам хочу… – Он засмеялся, но тут же закашлялся, потом сплюнул и продолжил, уже обращаясь к Ладу: – А с тобой, Каменев, мы потом неплохо развлечемся. Я расскажу тебе, что буду делать с твоей милой подружкой, а может, и покажу…

Он попытался подмигнуть опухшим глазом.

Неожиданно, даже для него самого, эти слова привели Ладимира в дикую ярость. Раньше он старательно гнал от себя такие мысли, но сейчас в один миг представил, что могло происходить с Валенсией, пока она была в лапах похитителей. Он выхватил пистолет и выстрелил в Къюга. Рудольф едва успел ударить капитана по руке, чтобы луч не попал в Къюга.

– Капитан! – Феникс подошел почти вплотную к нему и сказал громким шепотом: – Он нам нужен! Если ты убьешь его – живыми не выбраться.

Из коммуникатора раздался встревоженный голос Менкеса:

– Что там у вас? Я слышал выстрел. Лад, включи изображение!

– Софи у тебя? – вместо ответа спросил Каменев.

– Ты убил Къюга?

– Я спросил: Софи у тебя?! – Ладимир почти кричал.

– Да! Она у меня! С ней все в порядке! Къюг жив?

– Пока да. Скажи тем, кто за дверью, что если они не остановятся, то найдут своего капитана поделенным на неравные части и сложенным стопочкой рядом с той дверью, которую они пытаются вскрыть.

– Лад, если честно, я не понимаю, на что ты рассчитываешь, – сказал Менкес. – Вас только двое, нас тут почти…

– Если хочешь, чтобы ситуация разрешилась благополучно для всех, – перебил Мигеля Каменев, – отзови людей и приглядывай за Софи. Къюг мой – в любом случае! Но у тебя еще есть шанс.

– Шанс? – переспросил Менкес. – Ты о чем?

Но Ладимир не собирался отвечать и выключил коммуникатор.

Он позвал Феникса и сказал ему:

– Нужно настроить транслятор для передачи пакетного сообщения.

– У нас нет кодов доступа.

– Значит, придется их узнать.

Поняв по взгляду Каменева, что от него требуется, Рудольф направился к пленнику.

– Ты в курсе, что твой капитан спятил? – спросил тот, когда штурмовик подошел.

– Ты забыл о моей просьбе? – Феникс уселся в кресло напротив него, на котором до этого сидел Лад, и, поставив винтовку на пол между ног, чуть наклонился к пленнику. – Знаешь, Къюг, ты мне не нравишься. Я нахожусь с тобой в одном помещении несколько часов, а у меня уже руки чешутся пристрелить тебя.

– Ну, так в чем же дело? – усмехнулся тот. – Хозяин не велит?.

Он кивнул в сторону Лада, который настраивал транслятор для передачи.

– Пытаясь оскорбить меня, ты ничего не добьешься, – спокойно ответил Рудольф. – Я хотел рассказать тебе о ситуации, в которой ты сейчас находишься.

– Поведай мне, а то я чувствую себя полным идиотом, находясь в неведении!

– Прямо сейчас тебе предстоит испытание, и только от тебя зависит, каким способом ты его пройдешь. Видишь ли, моему, как ты выразился, хозяину необходимо передать через гипер пакетное сообщение, а без кодов доступа к кораблю это невозможно. Ты должен будешь сказать мне эти коды.

– Я могу сказать, куда… – начал Къюг, но короткий удар в горло, нанесенный Фениксом, не дал ему закончить.

Темнокожий пират захрипел и, высунув язык, пытался вдохнуть, когда наконец это ему удалось, он закашлялся.

– Ну, так вот, – штурмовик подождал, пока тот снова сможет слушать, и как ни в чем не бывало продолжил: – ты мне сейчас скажешь коды доступа, и твое испытание закончится. Или ты можешь молчать, а у меня есть…

Феникс посмотрел на дверную панель, прожженное пятно на которой заметно увеличилось и вытянулось вниз, превратившись в перевернутую каплю с черными краями, потом продолжил:

– …примерно два, два с половиной часа, чтобы узнать их у тебя. Ты наверняка слышал, что в подразделении «Феникс» учат не только эффективно убивать противника, но также добывать необходимые сведения. И поверь, я постараюсь применить все свои знания, чтобы достичь цели.

Къюг облизал пересохшие губы, примерно с полминуты смотрел на штурмовика, потом ответил:

– Пошел ты… Феникс.

Рудольф кивнул, отставил в сторону винтовку, поднялся и двинулся к отпрянувшему Къюгу.

В этот момент сканирующий пульт проиграл сигнал оповещения, засветился потоками информации и через несколько секунд показал голограмму корабля, вошедшего в атмосферу планеты над колонией. Лад сразу подошел к пульту. На голограмме был не «пилигрим».

– Это не Петер, – сказал Каменев Рудольфу. – Это Пловец на «марафонце»!

Ладимир бросился к пульту связи и попытался установить связь с кораблем, но тут же досадливо пробормотал:

– Темные звезды! Менкес включил помехи! Бот ведь… – Каменев цыкнул, – Мы же не давали повода Предусмотрительный, сукин сын!

Рудольф быстро подошел к нему.

– Если они сядут, то угодят в ловушку! А если попробовать пакетным сообщением? Хотя бы эхо уловят.

– Коды? – спросил капитан.

– Еще нет, но сейчас попробую…

Штурмовик пошел назад к пленнику, а Ладимир задумался, глядя на сканер, передающий изображение «марафонца», уже прошедшего плотные слои атмосферы.

Внезапно Каменева осенило:

– Менкес не все заглушил! А Пловец наверняка будет искать открытые каналы.

Он быстро набрал параметры вызова капитана «Эсмеральды».

Менкес ответил, но не сразу.

– Я слушаю.

– Говорит капитан Каменев, идентификация по голосу, мы с Рудольфом в рубке «шершня». Нас атакуют, необходима помощь, приказываю провести немедленную атаку! Приказ на уничтожение всех кораблей на космодроме, кроме корвета и «шершня»!

– Лад, что за бред? – непонимающе спросил Менкес. – Кому ты пытаешься отдать приказы?

– Повторяю, – не слушал его Лад. – Это Каменев. Уничтожить все корабли на космодроме, кроме шершня и корвета «Эсмеральда».

Ему были слышны приглушенные голоса, раздававшиеся на капитанском мостике «Эсмеральды». Слова разобрать он не мог, но догадался, что Менкес запросил сведения с систем наблюдения.

– Это твой «марафонец»? – через некоторое время спросил Мигель. – Я не знал, что ты поменял корабль. Сдается мне, что ты блефуешь, Лад.

Каменев не стал спорить, он снова повторил свое сообщение:

– Говорит капитан Каменев, идентификация по голосу! Мы с Рудольфом забаррикадировались в рубке «шершня», приказываю атаковать! Все корабли, кроме шершня и корвета, подлежат уничтожению!

– Ладимир, это как-то глупо выглядит, – сказал Менкес. – Даже если это твои люди, они тебя не услышат. Ты наверняка уже попробовал и знаешь, а это – защищенный низкочастотный канал. Сканер примет сигал, ко не сумеет обработать. Тут нужно прямое подключение к бортовому компьютеру, вряд ли у тебя есть связисты с вживленными шунтами и прямым подключением.

– Связистов нет, – подтвердил Лад.

– Ну, вот видишь… – сказал капитан «Эсмеральды», и Ладимир представил, как тот разводит руками.

Каменев смотрел, как на голограмме, знакомо, словно он сидел сейчас не в захваченной рубке, а на занятиях в Академии, «марафонец» выбирает угол для атаки наземных целей, и заулыбался:

– Зато есть нейроштурман.

Последовала пауза. Видимо до Менкеса не сразу дошло, что Каменев вовсе не блефует.

– Темные звезды! Тревога! Экстренный взлет…

Следующих слов Лад не слышал, потому что Мигель оборвал связь. Но вместо этого до него донеслись раскаты первых взрывов. Палуба под ногами заходила ходуном. Сработала система тревожного оповещения, завыли сирены, сообщая, что корабль подвергся нападению. Голограмма сканирующей системы показывала «марафонца», выпускающего ракеты по беззащитным кораблям, на взлетном поле.

Рудольф и Лад напряженно следили за полетом «марафонца» на голограмме. Къюг тоже не сводил глаз с изображения, его толстые губы шевелились, произнося ругательства – эскадра пирата уничтожалась буквально на его глазах.

Пловец сделал несколько заходов, взрывы следовали один за другим и не прекращались несколько минут, «шершень» дрожал всем корпусом, словно был живым и переживал гибель своих собратьев.

– Красавец! – комментировал Феникс, восхищаясь мастерством нейроштурмана. Даже на голограмме было видно, как ловко управлялся с «марафонцем» Пловец.

Потом он отвел корабль чуть дальше, чем требовалось для разворота, и пошел еще на один заход.

– Десант выбросил, – уверенно сказал Рудольф.

– Твари… поганые ублюдки… я уничтожу вас всех… всех! – бормотал Къюг.

Ладимир знаком показал, чтобы Феникс вырубил пирата, что тот и сделал коротким ударом приклада.

Каменев на всякий случай проверил путы, потом сказал штурмовику:

– Как только начнется стрельба, нападем. Зажмем их с двух сторон.

– Согласен, – кивнул Рудольф.

Ладимир вооружился «пылевиком», Феникс открыл панель замка и колдовал с электроникой, когда все было готово, он кивнул, показывая, что может открыть дверь в любой момент.

Они приготовились, напряженно вслушиваясь, но все равно пропустили момент, когда началась перестрелка. Только когда в коридоре за дверью взорвалась граната, они поняли, что пора действовать.

Рудольф запустил команду на открытие, а Ладимир присел с «пылевиком», направив ствол в открывшийся проем.

Сразу в нескольких метрах впереди, прячась в технологических нишах, спинами к ним, отстреливались люди Къюга. Лад и штурмовик открыли огонь. Лучи бластера прошили двоих пиратов, один из них, раненый, обернулся, но тут же получил в грудь заряд из «пылевика» и отлетел в угол.

Каменев и Феникс двигались вперед по коридору. Хлопки итонкий визг выстрелов охотничьего оружия перемежались хищным шипением лучей армейского бластера.

Лад встретился с членами своей команды возле кают-компании «шершня». Их было всего трое, в боевых скафандрах, с бластерами в руках и лицами, закрытыми матовыми щитками, они встали вокруг своих товарищей, прикрывая их собой.

По манере двигаться Ладимир узнал Георгия, Виталя и Болтуна. Значит, никого из команды «пилигрима» здесь не было.

– Рады вас снова видеть, парни! – сказал Статос. – Если вы закончили, то давайте сваливать…

– В рубке пленный, – сказал Лад. – Нужно его забрать!

– Виталь, Болтун, бегом! – приказал Георгий. – Надо скорее сматываться. Их там, на поле, что муравьев.

– Транспорт далеко?

– За ангарами, с северной стороны.

Когда пришли Зорин и Болтун с пленником, вся группа двинулась к выходу.

Только однажды им навстречу попались люди Къюга, но их тут же заставили ретироваться, накрыв массированным огнем.

Снаружи царил хаос. Ночной космодром пылал тысячами костров. Повсюду горели и дымились обломки взорванных кораблей. Воздух был наполнен едким густым дымом, гулом многочисленных пожаров, треском лопающегося пластика и стонами раненых. Всюду сновали люди: пираты, служащие космодрома, работники местной службы спасения; завывая сиренами, сверху на поле опускались пожарные машины, кареты скорой помощи и полиция.

«Эсмеральда» так и не взлетела, видимо Менкес решил не лезть на рожон и не рисковать быть сбитым на подъеме. Атака Пловца застала пиратов врасплох, практически все корабли были выведены из строя.

Плотной группой Лад со своими людьми прошли через открытое пространство и скрылись за ангарами. Атмосферный челнок ждал их в тени одного из строений. Забравшись внутрь, Лад сразу приказал связать его с Пловцом.

– Слышу вас, капитан.

– Отлично поработал, Пловец, – похвалил Каменев, – а теперь поднимайся на орбиту и не позволяй ни одному кораблю взлететь без моего разрешения.

– Разве не нужно вас забирать?

– Нет, у нас еще тут дела. Кто еще с тобой?

– Только Самуэль.

«Скаут» поднялся над ангарами и, отражая зеркальным корпусом огни пожаров, медленно полетел в сторону города. Сверху хорошо были видны масштабы побоища. Вокруг окутанных серыми клубами дыма и пыли «Эсмеральды» и «Беспощадного» образовалась своеобразная зона разрушения: развороченное покрытие поля, раскиданные взрывами куски бетона, дымящиеся воронки, горящие остовы уничтоженных кораблей.

– Что ж, парни, вам предстоит бессонная ночь, – сказал Лад Пловцу.

– Для меня это не проблема.

– Хорошо. Будь на связи. Рудольф, покажи отель.

Аниес ждала их в номере, облаченная в скафандр и с бластером в руках. Ока не смогла скрыть удивления, увидев, как в комнату вваливается почти половина команды «пилигрима».

– А что она тут делает? – спросил Виталь, едва они вошли. Он вскинул винтовку и обвел стволом комнату. – Этот гаденыш, Телорн, тоже где-то здесь?

Рудольф встал рядом с девушкой и положил руку на оружие напарника.

– Успокойся. Она с нами. Телори здесь нет. – С каких это пор предатели «с нами»?

– Аниес никого не предавала, – вступился Ладимир. – Я сам отпустил ее.

– Ага, после того как она направила на тебя пистолет, – не унимался Зорин. – А теперь она почуяла, что жареным запахло, и назад попросилась.

Девушка залилась краской и, оттолкнув Феникса, направилась к выходу.

– Вот и топай, – фыркнул Виталь.

– Аниес, не надо, – попробовал остановить ее Рудольф, но она уже взялась за ручку двери.

– Аниес, разве я тебя куда-нибудь отпускал? – поинтересовался Каменев.

– Нет, капитан, но я не могу… – начала она.

– Меня не интересует, что ты можешь, а что нет, – повысил голос Ладимир. – Я твой капитан, и ты должна выполнять приказы, как и все остальные. Ясно?

Аниес обернулась и опустила глаза.

– Я спрашиваю: ясно?

– Да, капитан, – кивнула девушка.

– Говорю для всех и один раз: ситуация, когда Аниес нас покинула, требовала от нее поступить именно так, как она сделала, – объяснил капитан. – Возможно, это было ее ошибкой, но кажется, среди нас нет судей. Я сам предложил ей вернуться в команду. Если у кого-то есть претензии, они могут высказать их мне, но не раньше, чем мы выберемся из этой заварушки. Аниес, я просил тебя проработать пути отхода, сделала?

– Да, капитан, – сразу оживилась она. – Рядом с отелем стоит машина. Я, правда, рассчитывала на четверых, но сейчас что-нибудь придумаем. Потом движемся на северо-запад, до метеостанции. Она полностью автоматизирована, место безлюдное, но есть возможность подключиться к главному серверу и перехватить управление спутником, чтобы использовать его в качестве передатчика. Припасы в багажнике, для четверых на две недели, для семерых, соответственно, меньше.

– Хорошо, – сказал Лад. – Рудольф, будешь старшим группы. Ты, Аниес, и Болтун забирайте Къюга и отправляйтесь к метеостанции, сразу выходите на спутник и налаживайте связь с Пловцом. Виталь, Георгий, со мной, мы навестим местного губернатора – сейчас надо попытаться заручиться его поддержкой, а потом попробуем встретиться с Менкесом. Все понятно?

Вопросов не последовало.

– Отлично, – кивнул капитан. – Приступаем. Выходим осторожно.

Команда разделилась на две группы, согласно приказу капитана, трое загрузили пленника в машину и умчались в сторону метеостанции, Ладимир же с Георгием и Виталем на «скауте» полетели к резиденции губернатора колонии, предварительно узнав, как ее найти, у администратора отеля.

В эту ночь город не спал. Переполошенные жители высыпали на улицы, многие направились в сторону космопорта. Для местной молодежи начавшаяся суета стала лишним поводом сбежать из-под присмотра родителей. Из-за оживленного движения, совершенно не свойственного для ночной жизни колонии, Виталю пришлось поднять «скаут» выше транспортных потоков.

Ладимир смотрел на светящийся огнями город и размышлял. Его интересовало, почему за ними прилетели не оба корабля, а только «марафонец». Что могло случиться с «пилигримом» и его командой?

– Георгий, – капитан склонился к греку. – Почему вы одни? Где Петер?

– Я не знаю, Лад. После появления эскадры Стюарта мы полетели прямиком к Лагуне. «Пилигрим» должен был так же. Ведь «марафонец» быстрее, поэтому мы достигли Примы раньше, потом получили сообщение от тебя. Сначала здорово удивились, ведь, когда мы вас оставили, к вам подлетал линкор адмирала.

– Да, – кивнул Ладимир, – события развивались своеобразно.

– Это уж точно! Ну вот, – продолжил рассказывать Георгий, – примерно рассчитав, когда должен был прилететь «пилигрим», мы решили дождаться его. Но время шло, а они не появлялись, тогда я принял решение вылетать тем составом, что имелся. «Марафонец» немного подлатали, заправили, и мы стартовали.

– Оставили Петеру сообщение?

– Да. Так что, может быть, он тоже здесь скоро появится.

Из динамиков раздался голос Виталя:

– Мы на месте, куда садиться?

Лад посмотрел в иллюминатор.

– Давай прямо на лужайку перед входом, – велел он. – Сразу взлетай и зависни над зданием.

Потом взял с оружейной стойки бластер, дождался, пока опоры коснутся земли, и вместе с Георгием выбрался из «скаута».

Здание резиденции губернатора было построено в виде треугольного паруса, и создавалось такое впечатление, что выполнено из цельного куска темного стекла, без каких либо заметных соединений. Оно лишь отражало внешнюю подсветку, не позволяя разглядеть, зажжен ли свет внутри.

Из пояснений администратора отеля Ладимир знал, что вход сделан с торца высокой части здания, а кабинет губернатора расположился в самой верхней точке сооружения.

Как Каменев и ожидал, двери были открыты, а внутри, вызванные в связи с чрезвычайной ситуацией, находились сотрудники аппарата губернатора.

Взбудораженный необычной активностью охранник встретил Лада и Георгия слегка растерянным взглядом.

– Простите господа, что вы хотели?

Вряд ли вооруженные бластерами люди наведывались в резиденцию так часто, чтобы охранник мог к этому привыкнуть, но удивленным он не казался. Ладимир решил, что спокойствие охранника являлось реакцией на нестандартность всей сложившейся сейчас ситуации.

– Нам нужен губернатор.

– Но… его сейчас нет.

– Где он?

– Господин губернатор отправился на космодром, разобраться, что там творятся.

– Кто сейчас здесь старший?

– Советник губернатора, господин Вонг. Простите, а вы кто?

– Как пройти к Вонгу? – спросил Ладимир, игнорируя вопрос охранника.

– Я не могу пропустить вас.

– Парень, – Георгий сделал вид, что удивлен, – ты, наверное, не догоняешь… Тебя не спрашивают, можем мы войти или нет, тебя спросили: «где Вонг?».

– Вход в здание с оружием запрещен, – упрямо твердил тот.

– Вызывай Вонга сюда, – сказал Каменев. – И быстро! Пока нам не надоело ждать.

Охранник набрал на пульте номер и стал ждать, когда ему ответят. Наконец Вонг появился на экране:

– Да? Слушаю.

– Господин Вонг, к вам тут пришли…

– Мне сейчас некогда, скажи, чтобы записались на завтра…

Лад протянул руку и развернул монитор к себе, охранник хотел остановить его, но Георгий тут же направил на парня винтовку. Тот посмотрел на грека с недовольным видом, но руки опустил на стол. Капитан посмотрел в передающую камеру и сказал:

– Здравствуйте, советник. Меня зовут Ладимир Каменев, я хотел бы увидеться с губернатором.

Видимо, Вонг узнал его, потому что тотчас расплылся в улыбке:

– Капитан Каменев, здравствуйте. Губернатора сейчас нет, но я с радостью выслушаю вас. Дежурный проводит вас ко мне в кабинет.

Охранник подался вперед и сказал:

– Простите, господин Вонг, но я не могу этого сделать. Ваши… гости вооружены.

– Хм… Он прав, господин капитан. У нас существуют правила, и они едины для всех.

Дежурный посмотрел на Георгия, всем своим видом желая показать: «Я же вам говорил!»

Ладимир понял, что, привыкшие иметь дело с пиратами, власти колонии позаботились о своей безопасности. Это было политически правильно – имея дело с вооруженным и опасным сбродом, нельзя было позволять им чувствовать себя здесь хозяевами. А такое отношение лишний раз показывало, что они только гости колонии, и общаться с колонистами нужно не с позиции силы, а более тонкими методами. И спокойное поведение охранника объяснялось именно этим, а не обстановкой. Каменев был рад, что понял это сейчас, пока еще не начал переговоры.

– Что же, я понимаю, господин Вонг, но ситуация вынуждает меня не расставаться с оружием.

– Уверяю вас, что в этом здании вы в полной безопасности.

– А нет ли варианта, при котором, мы могли бы переговорить с вами, но при этом не сдавать оружие?

– Конечно, есть, – улыбнулся Вонг. – Для таких случаев у нас приспособлен кабинет на первом этаже.

– В таком случае, я жду вас внизу.

Лад разверну монитор в прежнее положение, посмотрел на охранника и сказал:

– Слышал? Пошли, у меня мало времени.

Помещение, куда проводил их дежурный, было разделено надвое прозрачной перегородкой, вдоль которой с обеих сторон вытянулись столы, создавая впечатление единой конструкции и общего пространства, но одновременно с этим четко давая понять, что наличие оружия не дает никакого преимущества. Рядом со столами симметрично расположились три ряда кресел.

– Располагайтесь, – вежливо предложил парень. – Двери не запираются. Господин Вонг сейчас спустится.

Ладимир сразу устроился на центральном кресле, а Георгий остался стоять недалеко от входа.

Вонг не заставил себя ждать, с улыбкой на лице он вскоре появился в другой половине помещения и занял место напротив Каменева.

– Вначале разрешите мне поприветствовать вас от имени нашей колонии. Мне докладывали, что вы посетили нас, но я даже не думал, что получится лично с вами побеседовать.

Лад приветственно кивнул:

– Благодарю, господин Вонг.

– Можно просто – Тай.

– Ладимир, – вежливо ответил капитан. На этом официальная часть закончилась, и нужно было переходить к переговорам.

– Так о чем вы хотели поговорить?

– Прежде всего, я хотел бы увидеться с губернатором.

– Понимаю, – кивнул Вонг. – Я уже сообщил ему о вашем визите, господин Медведев прибудет, как только разберется с ситуацией на космодроме.

– Именно об этом я и хотел поговорить. Потому что, как вы ее называете «ситуация на космодроме» еще далека от стабильности. И губернатор гораздо быстрее разберется с ней, если мы поговорим с ним.

– Конечно, но пока вы можете рассказать мне. У меня достаточно много полномочий, чтобы какие-то вопросы мы смогли решить до приезда господина губернатора.

У Вонга заиграла мелодия вызова на видеофоне. Он достал аппарат, извинился, нажал кнопку звукоизоляции своей части помещения и ответил на вызов.

Закончив говорить, он сноса включил звук и, улыбнувшись, сказал:

– Губернатор уже в пути. Он прибудет через несколько минут. Не желаете пока что-нибудь выпить? – Он вытянул руку, захватил, встроенную в поверхность стола виртуальную страничку со списком напитков и ловким движением отправил ее на сторону Ладимира.

Тот поблагодарил и отказался, даже не взглянув на список. Вонг не нравился Ладу, фальшивая улыбка, наполовину услужливая, наполовину презрительная, вызывала раздражение. Даже то, что он предложил выпить только сейчас, когда должен прийти губернатор, говорило о его пренебрежительном отношении к визитерам.

У советника снова зазвонил видеофон.

– Да?.. Хорошо. – Вонг убрал аппарат в карман и посмотрел на Лада: – Машина господина Медведева только что припарковалась. Сейчас губернатор спустится. Я очень рад, что вам не пришлось долго ждать.

Высокий крупный мужчина буквально ворвался в кабинет со стороны Вонга. Казалось, что он заполнил собой всю половину помещения. Уже начавший лысеть, гладко выбритый, несмотря на ночь, он просто излучал решительность и силу. Холодный взгляд из-под нахмуренных бровей быстро прошелся по Георгию и остановился на Ладимире.

– Каменев, что за бардак вы устроили на моем космодроме?! – прорычал он вместо приветствия. – Никому не позволено вытворять подобное на Кваби!

Потом Медведев сурово посмотрел на советника:

– Тай, почему не предложили гостям выпить? – И, прежде чем тот успел ответить, кивком указал на дверь: – Всем выйти.

Дождавшись, пока последний из его людей покинет кабинет, он хлопнул ладонью по столу, и страничка быстро переместилась на его половину.

– Что будете? – губернатор вопросительно посмотрел на Лада, потом на Георгия.

– Сок рории, пожалуй, – согласился Ладимир.

Медведев пробежался пальцами по списку, и из стены недалеко от капитана плавно появился поднос с двумя стаканами сока.

– А мне надо выпить, – пробурчал губернатор. Скрытый в стене механизм подал ему стакан с прозрачной жидкостью цвета древесной коры. Осушив его залпом, Медведев шумно выдохнул, поставил стакан обратно на поднос, который тут же скрылся в нише, и сел наконец в кресло.

Губернатор сложил руки перед собой, приосанился и сказал:

– Итак… я слушаю!

Ладимир взял сок, специально выдерживая паузу, сделал несколько глотков и поставил на стол.

– Губернатор, я хотел попросить вашей помощи и поддержки, – начал Лад, но Медведев не дал ему закончить.

– Что?! Помощи и поддержки?! – Голос у него соответствовал фамилии, он едва ли не рычал. – Ты разнес мой космодром! Там только все расчищать и мусор вывозить придется неделю! Потом еще две, если не больше, – все восстанавливать! Взлетно-посадочного поля больше нет, в порту не осталось ни одного целого стекла, человек двадцать погибло, десятки людей в больнице с ранениями разной тяжести. И мне плевать, если бы это была ваша братия, но среди раненых есть и колонисты. А это уже никуда не годится!

– Надеюсь, никто из гражданских не погиб? – спросил Каменев.

– На ваше счастье – нет! Пока нет! – уточнил губернатор. – Сведения о пострадавших еще поступают. Устроил, понимаешь, войну! Я обещал своим людям, что все будет тихо и спокойно, а взрывы ракет и кораблей – это вовсе не «тихо и спокойно»!

Ладимир ждал, пока он выговорится.

– У меня скромный флот: всего несколько торговых суденышек и десяток кораблей сопровождения. Я заключил сделки с большинством капитанов, предоставляя им временную базу для починки и отдыха, в обмен на неприкосновенность кораблей и грузов с Кваби, но не думал, что интересы такой крупной фигуры, как капитан Каменев, коснутся нашей маленькой колонии. Это была взаимовыгодная сделка – мы могли не опасаться за свой товар, а пираты, будем называть вещи своими именами, получали безопасное прибежище, отдых и развлечения. До сегодняшнего дня Кваби была фактически нейтральной территорией, где запрещены какие-либо разборки и стычки. Мой гарнизон вполне способен это обеспечить. Но вы за ночь разрушили практически все, что я создавал несколько лет. А теперь вы еще просите у меня помощи!

– Именно так, губернатор, прошу!

– Тогда выкладывайте карты на стол, потому что я хочу знать все!

Ладимир отпил еще сока, посмотрел Медведеву в глаза и начал рассказывать с того момента, как оказался на борту «Эсмеральды», опустив причину, по которой это произошло. Поведал, как хотел выкупить пленников, но Къюг не пожелал отдать их ему, как потом он принял решение не оставлять девушку в руках капитана «Беспощадного» и что из этого вышло.

– По мне – один пират ничем не лучше другого, – выслушав Лада, сказал губернатор. – Конечно, про вас ходит много разных слухов, и что из них правда, я утверждать не возьмусь. Я даже не уверен, что рассказанная вами история – правда. Анализаторы речи, установленные в этой комнате, показывают, что часть информации вы утаили, но, рассказывая о девушке, вроде бы говорили искренне.

Ладимир догадывался, что комната не без секретов, а анализатор речи – что может быть удобнее при ведении переговоров, когда ты можешь знать, врет твой собеседник или нет.

– Так какую помощь вы от меня хотите и что я получу взамен? – спросил Медведев напрямую.

– Я хочу вашей помощи в завершении сделки с Менкесом, когда я выплачу оговоренную сумму и получу своих пленников.

– Что с ними будет после этого? – Задав вопрос, губернатор посмотрел перед собой, и Каменев догадался, что видимая одному Медведеву информация анализатора выводится непосредственно перед ним, скорее всего, прямо на прозрачную перегородку.

– Я намерен отпустить всех, – честно ответил Ладимир.

– Если вы не умеете обманывать компьютеры, то говорите правду, – произнес губернатор и задумался на некоторое время. Потом посмотрел Каменеву в глаза и спросил: – Почему вы стали пиратом? Ведь это не из-за наживы? Кажется, император даже вручал вам орден…

– Да, – кивнул Лад с улыбкой, – орден «Трех созвездий». Но знаете, губернатор, судьба такая изменчивая штука.

– Хорошо, – кивнул Медведев, – продолжим. Что вы предложите взамен на мою помощь?

– Полностью покрыть расходы по восстановлению космодрома, компенсировать лечение и моральный ущерб всем пострадавшим колонистам, и в перспективе порекомендую своему деловому партнеру губернатору Сен-Лизу обратить свой деловой взор на вашу колонию. Кажется, основным экспортным товаром Кваби являются морские яхты?

– Да, у нас растут особые породы дерева, которые придают нашим яхтам ценность, но при этом объем экспорта все же достаточно мал, чтобы заинтересовать крупные корпорации. Мы тут, знаете ли, очень ценим свободу и относительную независимость.

– Так почему бы вам не расширить производство до максимальных размеров и не опасаться при этом посягательств со стороны корпораций?

– Этот вопрос нужно будет обсудить. Я планировал заняться развитием коммерческого туризма внутри колонии. Расширение экспорта позволит местным выбираться на другие планеты, молодежь сможет летать на обучение в университеты Империи. Но это в перспективе. Пока я принимаю ваше предложение о восстановлении космодрома и компенсации. Но вам придется задержаться у нас на некоторое время.

– Я и сам планировал воспользоваться вашим гостеприимством.

– Договорились. Что сейчас требуется от меня?

– Выступить гарантом нашей сделки с Менкесом. Ему деньги, мне пленники.

– Сдайте оружие охране и пройдем в мой кабинет.

– Губернатор… – с вежливой улыбкой сказал Каменев. – Простите, но у меня нет показаний анализатора речи.

– Какого лешего?! Вы мне не верите?!

– Скажем так, губернатор: у меня есть причины не доверять людям.

– Даю вам слово, что не пытаюсь вас обмануть или заманить в ловушку. Ваше предложение меня устраивает. К тому же я смогу использовать ситуацию для предотвращения подобных случаев в будущем – буду говорить, что даже капитан Каменев расплатился за содеянное! – Медведев громко рассмеялся. – Берите вашего человека, оставляйте оружие у охраны и поднимайтесь ко мне.

– Скажите, ведь ваш кабинет находится на самом верху?

– Да, на вершине угла, а что?

– Мне просто было интересно, правильно ли я догадался. Этажом ниже наверняка заместители, еще ниже – советники?

Губернатор улыбнулся:

– Это так очевидно?

Ладимир развел руками.

Медведев поднялся и позвал:

– Тай!

Советник немедленно появился в дверях.

– Проводишь господина Каменева и его сопровождающего ко мне, – велел губернатор и вышел из помещения.

Вонг направился следом за ним, Лад с Георгием тоже покинули помещение и ждали советника в коридоре. Ладимир связался с Зориным:

– Виталь, мы сдаем оружие и поднимаемся к губернатору. Его кабинет самый верхний.

– Понял, – ответил пилот «скаута». – Буду рядом.

Появился Вонг, проводил их в комнату, где Лад и Георгий разоружились, после чего проследовали к скоростному лифту, который вознес всех троих почти на самый верх.

– Прошу прощения, но на последний этаж придется подняться пешком, – с неизменной улыбкой сказал советник, когда створки открылись.

– Губернатор тоже поднимается по лестнице? – спросил Георгий, шагая по ступеням.

– Крайне редко, – ответил Вонг, первым взошел на верхнюю площадку и распахнул двери в пустую приемную, а оттуда уже в кабинет Медведева.

Губернатор сидел за своим столом и с кем-то разговаривал по видеосвязи.

– …меня не интересует, что он хочет! Пусть засунет свои претензии в!.. Если не поймет, прикажи арестовать его. – Он указал на кресла, предлагая Ладимиру и Георгию присаживаться, а сам продолжил разговор: – Да, да! И пусть не церемонятся, напомни ему, кто здесь хозяин, а кто лишь гость, но все в рамках приличий! Да. Хорошо. Серджио, еще вот что… найди там Мигеля Менкеса… да, капитана «Эсмеральды». Соедини его сразу со мной… Сейчас! Давай, выполняй.

Медведев отключил связь и посмотрел Вонга:

– Тай, будь на месте, возможно, скоро понадобишься. – Когда советник вышел из кабинета, губернатор перевел взгляд на Лада: – Что-нибудь выпьете?

– Сош.

– Вон там бар, – он указал в угол кабинета, где плавал поддерживаемый тремя маленькими генераторами дрожащий матовый пузырь метрового диаметра. – Нажми переключатель, чтобы он стал прозрачным, и просто засовывай руку и бери что понравится. Вы уж извините, но день сегодня выдался не из легких, а вы еще и ночку веселую устроили. Кстати, этот бар – подарок нашего местного изобретателя. Толковый парень, ему только шестнадцать, а уже такие вещи с полем вытворяет, только дивиться можно.

Коммуникатор на столе Медведева заиграл мелодией вызова.

– Да, Серджио, слушаю. Нашел?! Молодец! Давай его. – В разговоре возникла небольшая пауза, видимо помощник губернатора передавал трубку другому, потом Медведев сказал: – Менкес? Мигель Менкес? Это губернатор Кваби, Медведев. Да, да, знаю, что честь для тебя, опустим любезности. У меня к тебе серьезный разговор. У тебя с капитаном Каменевым был некий договор… Теперь касается! Он попросил меня выступить гарантом вашей сделки, и я согласился. Так что я жду тебя и всех пленников через пятнадцать минут в своей резиденции. Будь так добр, передай аппарат моему помощнику. Спасибо… Серджио, ты все слышал? Хорошо. Возьмешь у Гулятова бронетранспортер и человек тридцать сопровождения, проследи, чтобы Менкесу никто не мешал. Давай, жду.

Мигель с пленными и эскортом из военных прибыл даже раньше назначенного срока. Губернатору доложили о них, и он приказал проводить всех к себе в кабинет. Ладимир поднялся и встал рядом с Медведевым, Георгий расположился чуть в стороне.

Первым вошел Менкес, его вид выражал крайнее недовольство, но держался капитан «Эсмеральды» подчеркнуто вежливо и учтиво. Следом в сопровождении нескольких людей Мигеля вошли пленные. Замыкал группу высокий черноволосый парень, хорошо сложенный и опрятно одетый, несмотря на ночь, Каменев догадался, что это помощник губернатора Серджио.

Лад сразу нашел глазами Софи. Девушка стояла понурив голову, волосы ее растрепались, одежда была измята, с капельками крови на груди, но это не могло скрыть очарования и природной красоты Софи.

Менкес перехватил его взгляд и презрительно фыркнул.

– Губернатор, – капитан «Эсмеральды» приветственно поклонился хозяину кабинета и повернулся к Каменеву. – Я понимаю, что мы в разных весовых категориях, и я понимаю, когда еще можно побороться, а когда нужно уступить. Сейчас я уступаю, но только лишь для того, чтобы набраться сил. Мы еще с вами встретимся, капитан.

Он протянул наличную карту. Лад взял карту у Георгия и перевел полмиллиона Мигелю.

Тот проверил наличие денег, удовлетворенно кивнул.

– Пленники ваши, – холодно сказал Менкес. – Что с Къюгом?

– Къюг мой пленный. – ответил Лад, – и останется им, до тех пор пока я не получу от него все необходимые сведения. Мигель, я благодарен тебе за доверие и сожалею, если не оправдал его.

– Доверие? О каком доверии ты говоришь? – не выдержал и вспылил Менкес. – Какое может быть доверие к врагу?!

– Не горячись, – спокойно ответил Каменев. – Просто ты очень мало знаешь. Впрочем, я тоже знаю не намного больше и только начинаю во всем разбираться. Возможно, когда-нибудь мы обсудим это за бутылочкой вина. А возможно, и нет.

Менкес скова повернулся к Медведеву:

– Сделка завершена, губернатор. Теперь я, с вашего позволения, откланяюсь, мне нужно позаботиться о своих людях.

– Да, да, конечно, капитан. Ступайте. Серджио, мой помощник, поможет вам. Обращайтесь к нему, если возникнут вопросы. Серджио, слышал меня? Окажи всевозможную помощь. Проводи, господина Менкеса.

Помощник кивнул и вышел вместе с Мигелем и его людьми.

Пленники теперь смотрели на Каменева. Ладимир успел заметить взгляд майора Рассела, прежде чем тот опустил глаза – полные злобы и ненависти. Потом попытался встретиться глазами с Софи, но та старательно не смотрела на него.

Медведев подошел к ним и произнес:

– Вы теперь свободны, господа.

Они недоверчиво посмотрели на губернатора, потом перевели взгляды на Ладимира.

Медведев тем временем, взяв на себя роль эдакого освободителя, чему Лад даже был рад, продолжил:

– Капитан Каменев приобрел для вас свободу, а мои люди приготовили вам номера в отеле, куда проводят вас сейчас и проследят, чтобы вы устроились с наилучшими удобствами. Как только появится возможность, вы отправитесь по домам или куда пожелаете, до тех пор прошу вас считать себя гостями колонии Кваби и моими лично.

Теперь уже бывшие пленные в немом изумлении смотрели на Каменева. Тот кивнул и сказал:

– Губернатор совершенно нрав, вы все свободны.

Он не ждал слов благодарности, но Софи тут же устремила на Лада огненный взгляд, и это было для него лучшей наградой.

Медведев нажал на коммуникаторе кнопку и вызвал советника, когда Вонг появился, губернатор сказал ему:

– Тай, эти люди – мои личные гости, позаботьтесь о них наилучшим образом. Я полагаюсь на вас.

Советник «включил» свою дежурную улыбку и предложил проследовать за ним.

– Секунду, – неожиданно остановил их Лад.

Бывшие пленники встревоженно оглянулись, а Каменев нашел глазами Рассела и сказал:

– Майор, я запомнил наш последний разговор и при случае напомню его вам.

Рассел опустил взгляд и не смел посмотреть Ладу в глаза.

– Вы уже дважды были моим пленником, – продолжил Каменев, – постарайтесь, чтобы третьего раза не было, иначе я подумаю, что вы просто хотите таким способом попасть ко мне в команду.

Лад кивком показал Вонгу, что он может уводить вверенных его заботам людей.

Когда они остались втроем, Медведев прошел к бару, достал оттуда бутылку вина и налил себе полный бокал.

– Ну и ночка, – пробормотал он, сделав несколько больших глотков.

– Губернатор, – сказал Лад, – прежде чем мы оставим вас, хотелось бы решить еще несколько вопросов.

– Я вас слушаю.

– Я считаю, что всем бывшим пленникам требуется охрана, и желательно ограничить их в передвижении по колонии. Не думаю, что Менкес решится нанести ответный удар, но есть еще люди Къюга, чей капитан все еще мой пленник.

– Кстати, вы так и не сказали, зачем он вам нужен?

– Мне нечего к этому добавить.

– Ясно. Ну, дело ваше. Хорошо, я распоряжусь насчет постоянной охраны наших гостей и передам рекомендации, чтобы они посидели некоторое время в своих номерах, но, естественно, без ограничения личной свободы.

– Буду вам очень признателен.

– Вам, кстати, тоже полагается охрана на все время пребывания на Кваби. И это не обсуждается!

Ладимир улыбнулся. Он не собирался спорить.

– Последний вопрос, губернатор…

Тот вопросительно посмотрел на Каменева.

– Что за странное название для колонии – «Кваби»?

Медведев расплылся в улыбке:

– O! Это целая история! Но слишком длинная, чтобы рассказывать ее сейчас.

В сопровождении вооруженной охраны Лад и Георгий покинули резиденцию губернатора колонии. Капитан приказал Виталю отправляться к метеостанции, забрать остальных, лететь на «марафонец» и ждать его дальнейших приказов.

* * *

Усталость и напряжение последних часов навалились на Ладимира, едва он добрался до своего номера. Он повалился на кровать и тут же забылся тревожным сном. Потом неожиданно проснулся, посмотрел на хронометр – прошло всего сорок минут. Вздохнув, Лад протер глаза, собрал волю в кулак и заставил себя пойти в душ.

Он долго стоял под тугими струями, стараясь ни о чем не думать. Потом выключил воду, обмотался полотенцем, вышел из душа и замер как вкопанный.

– Софи! Как ты?..

Девушка стояла перед ним, одетая в военную форму, которая была ей велика, обутая в армейские ботинки с высокой голенью, на магнитных застежках, и была похожа на уличного сорванца. Насупив губки, она смотрела на капитана своими лазурными глазами.

– Софи, что ты здесь делаешь? Ты понимаешь, что тебе может грозить опасность? А рядом со мной тем более! Люди Къюга еще не успокоились. Нельзя ночью просто так расхаживать, да еще и одной!

– А я и не одна, – лукаво улыбнулась Софи. – Мои охранники, такие милые мальчики, они согласились проводить меня.

– Софи! – сердито нахмурился Лад.

Она подошла к нему и приложила палец к губам.

– Т-с-с-с-с…

Потом обвила его руками, крепко обняла и неожиданно заплакала.

– Софи, ты что? Софи…

Он гладил ее по плечам, чувствуя на груди горячие слезы.

– Мне было так страшно, Лад… так страшно! Когда я увидела тебя, думала, сердце выпрыгнет из груди от радости, но… ты был такой холодный, как будто тебе все равно, что со мной происходит. Эти скоты… они обращались со мной как с вещью, словно я и не человек вовсе.

– Это даже к лучшему, что так обращались, – негромко сказал Лад, поглаживая девушку по волосам.

Софи его не слышала, тихонько всхлипывая и рассказывая о том, что ей пришлось пережить…

Потом она подняла голову и посмотрела Каменеву в глаза:

– Я знала, что ты меня спасешь! Я в этом ни капельки не сомневалась, ну если только в самом начале, но потом я поняла, что ты это специально! Ведь так?

– Так, – кивнул Лад. – Нельзя было проявлять заинтересованность, иначе Къюг ни за что не согласился бы отдать тебя мне.

– Было так ужасно, когда ты торговался с ними. Я как вспомню – мурашки по коже! Словно мы вернулись во времена, когда было рабство. Отвратительно!

– Прости, но другого выхода не было.

– Я понимаю. А что случилось потом? Меня схватили, несколько раз ударили по лицу и притащили к этому Менкесу, который хотел убить меня, когда разговаривал с тобой.

– Он только угрожал, ты была в безопасности, – успокоил Ладимир девушку. – Мне нужно было, чтобы он забрал тебя у людей Къюга. Извини, что пришлось подвергнуть тебя опасности.

– Не нужно извиняться, ведь ты спас меня! Может, я и буду выглядеть полной дурой, но все равно скажу: «Это было так романтично!»

– В смерти нет ничего романтичного, Софи! – хмуро сказал капитан. – А ты могла умереть.

– Могла, – кивнула девушка, – но ты не позволил этому случиться. Ты мой доблестный капитан!

Софи, прильнув к нему всем телом, поцеловала Лада в губы, долгим страстным поцелуем. Он не смог удержаться и ответил ей. Ее теплая ручка скользнула по его животу вниз…

– Нет, нет, нет, Софи! – остановил Софи Ладимир, мягко отстраняя ее.

Она удивленно посмотрела на него.

– Нет, – повторил Лад, отходя от девушки. Он приложил ладонь ко лбу, вздохнул и провел ладонью по лицу. – Нет, Софи. Не сейчас.

Едва он закрывал глаза, как перед его внутренним взором представала Валенсия.

– У тебя есть другая девушка? – спросила она с женской наивностью. И тут же сама ответила на свой вопрос: – Конечно, есть! О чем это я?! Извини.

Она грустно засмеялась.

Ладимир не ответил, он постоял некоторое время, потом произнес:

– Ты не против, если я оденусь?

– Конечно, – кивнула она, отошла и села на краешек кровати, рядом с окном. – Я не смотрю.

Лад оделся и тоже сел на кровать. Софи по-прежнему молча смотрела в окно, он тоже не знал, что сказать.

– Мне уйти? – спросила наконец она.

Каменев не отвечал, и она повернулась к нему:

– Если хочешь, я уйду.

– Я не хочу тебя обманывать…

– Ты и не обманываешь.

Ладимир вздохнул и вытянулся на кровати, с удовольствием ощущая под собой свежее белье и удобный матрац. Он уже отвык от такого комфорта.

– Я думаю только о ней.

Софи перебралась к нему под бок, подперла рукой голову и посмотрела на капитана.

– А как вы познакомились? – спросила она. – Наверное, ты ее спас?

Лад улыбнулся:

– Ты угадала.

– Тут угадывать нечего, благородство – твоя вредная привычка, – усмехнулась девушка. – А что потом?

– А потом она спасла меня.

– Как это?!

Лад пожал плечами, говоря о Валенсии, он не переставал грустно улыбаться.

– Очень самоотверженно. Она помогла мне выбраться из ловушки, в которую я угодил.

Софи ждала продолжения, но капитан не хотел углубляться в подробности. Он снова вздохнул, очень хотелось спать, веки словно налились свинцом…

– Ты любишь ее?

Лад закрыл глаза, коротко покивал и едва слышно сказал:

– Любил.

– Любил? – нахмурилась Софи. – Прости, но я не понимаю.

Он помолчал, потом открыл глаза и, уставившись в потолок, сказал:

– Ее похитили, а потом убили у меня на глазах. Я был в метре от нее, но ничего не смог сделать.

Потрясенная Софи приложила пальцы к губам и смотрела на Ладимира широко открытыми, полными жалости глазами.

– Этот ублюдок расстрелял ее в упор из армейского бластера… – Капитан стиснул зубы и замолчал, время от времени тяжело вздыхая. Софи тоже не знала, что сказать, и некоторое время они просто молчали, потом девушка попросила:

– Расскажи мне о ней?

– Ее звали Валенсия…

– Нет, Лад, – остановила его Софи. – Расскажи мне о ней.

Ладимир скачала просто смотрел в потолок, потом закрыл глаза.

– На ней было платье из тысячи бабочек, когда она шла, казалось, что они взмахивают крыльями. – Лад мысленно представлял все то, что рассказывал. На губах его снова появилась улыбка, а перед глазами была Валенсия. – Мы ужинали на Хрустальном пике. Ветер так красиво играл ее волосами, а глаза сияли, как звезды… Она смеялась, и это было похоже на журчание весеннего ручейка…

Ладимир вздохнул и замолчал.

Софи ждала несколько минут, но, не услышав больше от него ни слова, приподнялась на локте и посмотрела на спящего капитана.

Лицо девушки выражало грусть и глубокую досаду.

– Дурак ты, капитан, – едва слышно прошептала Софи. – Женщины иногда хотят, чтобы их обманули.

Она вздохнула, опустилась на подушку, закрыла глаза, и из-под ресниц потекли слезы.

Глава 3

Утром Ладимир проснулся с необычным и вместе с тем приятным чувством, что кто-то был рядом с ним. Софи тихонько посапывала, свернувшись калачиком у него под боком. Осторожно, стараясь не разбудить ее, Лад поднялся и прошел в ванну, привел себя в порядок, так же тихо вышел из номера.

Охраняющие их солдаты встретили капитана многозначительными улыбками, он хотел рявкнуть на них, но неожиданно ему самому стало смешно, и, едва скрывая улыбку, он покачал головой, сказал «пошли» тем, кто должен был его охранять, а другие двое остались возле дверей номера.

Ладимир зашел к Георгию, тот как раз тоже собирался и даже успел заказать себе завтрак. Капитан налил себе горячего чая и съел пару бутербродов с филе какой-то местной рыбы, довольно приятной на вкус. Все равно грек заказал столько, что хватило бы на троих.

– Уже связался с нашими? – спросил Статор, усаживаясь за стол, и с аппетитом накинулся на еду.

– Еще нет, – ответил Лад. – Надо решить вопросы с губернатором. Потом уже займемся своими делами.

Позавтракав, они направились в резиденцию Медведева, сверкающую в лучах утреннего солнца. Четыре человека охраны неизменно следовали за ними, оставив своих подопечных, только когда те сдали оружие и вошли в лифт, чтобы подняться к губернатору.

Тот встретил их вялым приветствием.

– Вы меня простите, спал часа полтора, да и малость перебрал вчера. Проходите и выпейте чего-нибудь кислого, чтобы не издеваться надо мной своим бодрым видом.

Лад засмеялся, прошел к бару и налил себе и Георгию сока рории.

– Господин капитан, – Медведев хитро прищурился, – мне доложили, у вас вчера был посетитель.

– Да, один мой старый знакомый, – спокойно ответил Лад.

– Знакомый, значит… угу… И давно вы знакомы? Хотя не имеет значения. Зато теперь все встало на свои места. А то как-то не вязалось…

– Что именно не «вязалось»?

– Некоторые мысли у меня в голове, образы… – неопределенно ответил губернатор. Потом отчего-то грустно вздохнул и сказал: – Давайте вернемся к делам насущным?

– Конечно.

Медведев протянул Ладимиру электронный планшет.

– Я тут подумал… зачем тянуть? Давайте сразу решим все финансовые дела. Здесь расчет сметы по космодрому, исходя из кратчайших сроков. Вас устраивает?

Каменев просмотрел документ, протянул Георгию. Тот присвистнул, когда увидел сумму.

– Простите, губернатор, но не слишком круто?

– Круто – это то, что вы вчера устроили. А это так… Я на всякий случай включил сюда небольшую компенсацию, если долгосрочному сотрудничеству, о котором, вы, капитан, так красочно говорили, не суждено будет осуществиться.

– Ага, понятно, – кивнул Ладимир. Он задумался на несколько секунд, потом попросил у Георгия наличную карту и сказал Медведеву:

– Предлагаю вам триста тысяч империалов, это примерно две трети той суммы, что я на сегодняшний момент располагаю. Восстановление космодрома продлится немногим дольше, чем рассчитали ваши специалисты, но не думаю, что это так уж критично. И конечно, все мои слова о расширении экспортной базы колонии остаются в силе.

– Лад, вам не стыдно? За… своего старого знакомого вы выложили сумму намного более интересную.

– Не вижу возможности сравнить человека и куски бетона, – холодно ответил Каменев. То благоприятное впечатление, что произвел губернатор колонии, начало немного изменяться, когда речь зашла о деньгах. Медведев, видимо, просто поддался сиюминутному соблазну, но, являясь человеком сильным, сразу взял себя в руки.

– Да, разумеется, прошу прощения, – губернатор в задумчивости потер друг о дружку кончики пальцев. – Хорошо, я согласен, перечисляйте.

Каменев произвел необходимую операцию и спросил:

– Теперь, когда все улажено, я вынужден поблагодарить вас за гостеприимство и распрощаться.

– Вы же хотели задержаться на пару дней?

– Так и есть, но думаю, я проведу их на орбите, на борту своего корабля.

– Вы кого-то ждете?

– Да, – ответил Лад. – Второй корабль. Он задержался и должен прибыть со дня на день.

– Я боюсь подумать, что бы вы натворили, прилети он вовремя и окажись в вашем распоряжении сразу два корабля. – Медведев улыбнулся. – Удачи, капитан. Буду ждать от вас сообщения. Прилетайте в гости, я же так и не рассказал вам, что означает «Кваби».

– Обязательно, губернатор, – вежливо раскланялся Каменев.

* * *

Софи ждала Лада в номере. Она сидела в одной рубашке, которая была ей до середины бедер, смотрела какую-то передачу по головизору и уплетала фрукты. Увидев Ладимира, она расцвела улыбкой, быстро отряхнула руки и бросилась ему на шею, впившись в губы поцелуем. Каменев с улыбкой, мягко отстранил ее и сказал:

– Я сейчас улетаю. «Скаут» уже спускается.

Девушка сразу стала серьезной.

– Я с тобой!

– Нет, Софи, – покачал головой Лад. – Я не для того вытащил тебя из лап Къюга, чтобы снова подвергать опасности. Ты останешься здесь, а потом улетишь домой.

– А оставаясь здесь, я не подвергаюсь опасности?! – Она с недоумением посмотрела на капитана. – Люди, захватившие меня в плен, все еще на этой планете! Что помешает им снова это сделать?

– Тебе придется несколько дней посидеть в номере и никуда не ходить без охраны.

– Спасибо за заботу! – Голос Софи задрожал, и она отвернулась.

Ладимир вздохнул.

– Софи, ну перестань, – он подошел и обнял девушку за плечи. – Все будет хорошо, к тому же я буду на орбите еще пару дней, пока не прилетит наш второй корабль.

Она высвободилась из объятий и снова повернулась к нему:

– Почему тогда ты не можешь взять меня с собой на корабль, на эти два дня?

– Я могу улететь в любой момент…

Она молчасмотрела на него, склонив голову и уперев руки в бока.

Лад понимал, что его слова звучат глупыми отговорками, но сказать, что он просто не хочет ее с собой брать, язык не поворачивался. Тем более что это была бы неправда.

– Ладно, – уступил он, – собирайся, только быстро!

Софи порывисто его обняла и начала одеваться.

«Скаут» ждал их на пустыре в нескольких кварталах от отеля. Лад, Софи и Георгий быстро перебрались из машины в атмосферный челнок, и Виталь сразу поднял аппарат в воздух. Пока он набирал высоту, пассажиры облачались в скафандры. Софи пришлось пройти ускоренный курс по использованию ИС-3. Она с честью выдержала это испытание, оказавшись способной ученицей.

Грек ничего не сказал по поводу девушки, он узнал дочь губернатора Дейтоны еще в кабинете губернатора, куда ее привел вместе с остальными пленниками Менкес. Он также догадался, о каком «старом знакомом», посетившем капитана ночью, вели речь Каменев и Медведев, но не стал ничего расспрашивать. Если капитан сочтет нужным, и так все расскажет.

На «марафонце» прибытие капитана ознаменовало троекратное «ура» собравшейся в отсеке команды. Едва он выбрался из «скаута», как попал в объятия Самуэля.

– Лад, на правах того, – громогласно заявил темнокожий пират, – кто знает тебя дольше всех из здесь присутствующих, я объявляю…

– Дольше всех Ладимира знаю здесь я! – Софи появилась из челнока следом за Каменевым. Убрала лицевую маску и стянула головную часть скафандра. – Насколько я помню, вы познакомились во время мятежа, мне же довелось пообщаться с капитаном Каменевым немного раньше этого знаменательного события.

– Госпожа Софи?! – растерянно произнес Самуэль. – А вы что здесь делаете?!

Он удивленно смотрел на девушку, потом перевел взгляд на Георгия, который только улыбнулся и пожал плечами.

– Вот, решила заглянуть в гости, узнать, как поживают мятежники, надравшие задницу «Млечному Пути» и ставшие одними из самых известных корсаров Империи. – Она приветливо улыбнулась. – Простите, что перебила, но уж очень просилась фраза на язык.

– Да, ладно… ничего, – махнул рукой Самуэль, – я все равно только хотел предложить пообедать.

– Отлично! Если вы не против, я с удовольствием присоединюсь, только… – Она нашла глазами Аниес. – Простите, я не знаю, как вас зовут…

– Аниес, – ответила та.

– Аниес, а я Софи, очень приятно. Мне жутко неудобно, но можно вас кое о чем попросить, как девушка девушку?..

Взявшись под руки, словно давние подруги, они стали о чем-то перешептываться.

Ладимир улыбнулся тому, с какой легкостью Софи вписалась в команду. И сразу вспомнил Валенсию. Как она устраивала скандалы в кают-компании, как называла его беглым каторжником, с каким презрением произносила слово «пират»… И как Петер называл ее «сестренкой», как потом она самоотверженно помогала им спастись, признавшись, что адмирал Стюарт ее отец, как вышла из «пилигрима» в платье, подаренном Аниес… и невыносимая тоска, стиснула грудь, тоскливым дурманом прокралась в мозг.

– Вы идите, – сказал Ладимир, – я сейчас подойду.

Не снимая скафандра, он прошел в рубку. Гораций лежал рядом с коконом, в котором находился его хозяин. Волк поднялся навстречу Каменеву, подставил ухо для дежурного почесывания и отошел на прежнее место.

– Здравствуй, Пловец, – сказал Лад.

– Рад видеть вас в здравии, капитан, – ответил тот. – И хочу сразу поблагодарить за сестру.

– Мы все ошибаемся, – отмахнулся Каменев. – Пловец, скажи… «пилигрим» уже должен был прилететь?

– По моим расчетам, да. Я могу ошибаться. Ведь ему мог потребоваться ремонт, или Петер некорректно задал параметры для прыжка. Есть много вероятностей, все учесть невозможно.

– Я понимаю, но если брать за основу расчетов стандартную ситуацию, то сколько порекомендуешь еще ждать?

– Сутки.

– Спасибо, Пловец. Тебе не скучно висеть на орбите?

– Вовсе нет, – ответил нейроштурман. – По ощущениям это можно сравнить с плаванием на спине, когда вы просто держитесь на поверхности, ничего не делая и отдавшись на волю течения.

– Понимаю. Я пойду. Позже еще поговорим.

– Хорошо, капитан.

Когда он почти вышел из рубки, позади раздался голос Пловца:

– А эта ваша новая гостья – хорошенькая…

Ладимир ничего не сказал, только улыбнулся.

Каменев поселил Софи в своей каюте, они практически не виделись после обеда, потому что Лад сразу направился в рубку, где все время провел, обсуждая и разбирая с Пловцом и Георгием последние события, начиная с момента их столкновения с одним из кораблей эскадры Стюарта. Но Софи не скучала, засыпав за обедом повара комплиментами, она обрела нового друга в лице Самуэля, который тут же вызвался провести для нее экскурсию по кораблю. Она поужинала в компании с Аниес и Рудольфом и отправилась в каюту, погасив свет и включив экран фальш-иллюминатора, некоторое время смотрела на звездное небо и проплывающую внизу планету. Лад заглянул в освещенную светом звезд каюту далеко за полночь по корабельному времени, когда девушка уже спала. Капитан, стараясь не разбудить ее, погасил экран и вышел.

Лад намеревался посетить еще одного «гостя».

Запертый в пустой каюте, Къюг был прикован одной рукой к технологическому отверстию в переборке. На полу рядом с ним стояла бутылка с водой. Ладимир вошел, закрыл за собой дверь и прислонился спиной к стене.

– Какого хрена приперся, ублюдок? – злобно посмотрел на него темнокожий пират.

– Рассказывай, – без эмоций произнес Каменев.

– Зачем? Ты же все равно меня убьешь.

– Рассказывай, – повторил Лад.

– Да пошел ты! – Пленник открыл бутылку с водой, отпил, прополоскал рот и сплюнул капитану на ботинки, с вызовом посмотрев на него.

Ладимиру хотелось подойти и врезать Къюгу, но он сдержался. Тот ухмыльнулся:

– Постоять пришел? Ну, стой. Хотя нет, сбегай лучше за картишками, перекинемся партию-другую. Вина захвати, а то от воды пузо как аквариум. – Пират говорил с иронией и презрением, вальяжно растягивая слова. – Скажи, раз мы здесь, то Менкес уже отдал тебе девку, так? – Он вопросительно посмотрел на Каменева.

– Так, – ответил капитан.

– Ну как? Уже развлекся с ней? Я тоже собирался, но ты помешал. Жаль! Я бы с ней такое вытворил, что она в твою сторону даже не посмотрела бы после этого. – Он хрипло засмеялся. – Мы с ребятами, бывало, закажем по паре девок в заведении Питона, на Приме. Знаешь такое местечко? Хотя вряд ли… Откуда тебе… ты же девками не интересуешься…

Ладимир слушал болтовню Къюга, прекрасно понимая, что тот пытается спровоцировать его, вызвать реакцию, увести от интересующей капитана темы. Темнокожий пират не испытывал страха, был готов к боли и собирался придерживаться своей линии поведения. Нужно было придумать что-то такое, что могло заставить его все рассказать. И кажется, Ладу пришел в голову способ, как этого добиться.

Он присел, посмотрел Къюгу в глаза, улыбнулся и сказал:

– Я хочу сказать тебе две вещи. Первая: ты мне все расскажешь, и вторая: я не буду тебя убивать.

Темнокожий пират замолчал, сразу перестав ухмыляться, и проводил поднявшегося Ладимира ненавидящим взглядом.

Оставив Къюга, Лад пошел в кают-компанию, налил себе сош, включил настенный экран на прием картинки с внешних камер корабля, уселся в кресло, закинув ноги на соседний стул, и любовался красотой космоса, потягивая напиток, пока не уснул.

На следующий день, так и не дождавшись «пилигрима», капитан связался с губернатором Медведевым, попросив его. обеспечить охрану, если Петер с остальными все же прилетит. Тот пообещал отправить на космодром отряд спецназа для постоянного дежурства и поинтересовался: не с ним ли тот самый «старый знакомый» о котором они с Ладом говорили?

Каменев ответил, что решил взять на себя доставку «знакомого» до дома, тем более что тот сам проявил такое желание.

Губернатор понимающе улыбнулся и распрощался, а Ладимир включил капитанский модуль и приказал Пловцу:

– Отправляй сообщение для «пилигрима» на Лагуну, по всем точкам связи. И оповести команду о старте. Всем занять места по полетному расписанию.

А сам принялся молча вводить координаты для прыжка и рассчитывать вектор направления.

– Простите, капитан, а куда мы летим? – поинтересовался нейроштурман.

– Система Каадам, планета Каадам Два.

– Позвольте, капитан, – сказал Пловец, и на расчетном экране появились готовые параметры прыжка.

– Темные звезды! – поморщился Каменев. – Я забыл, что ты можешь сделать это сам и гораздо быстрее.

– Ничего, капитан, бывает, – в голосе нейроштурмана слышались веселые нотки. – И что там? На Каадаме?

– Там мы узнаем правду или хотя бы часть ее… Отправил сообщение Петеру?

– Да.

– Тогда стартуем.

* * *

Планета Каадам Два была отмечена как условно пригодная для колонизации. Таких «условных» планет значилось в реестре несколько десятков. Почти все они были земного типа или приближались к таковому. Как правило, большинство из таких планет требовали минимальной степени терраформинга, а к привычному описанию добавлялся коэффициент полезности и причины «условности». Для Каадам Два коэффициент был на удивление высок, а в причинах, по которым планету отнесли в категорию условно пригодных, значилась аббревиатура «ПВОС». Из космоса она смотрелась удивительно красиво: изумрудный шар с белыми полярными шапками, пронизанный блестящими прожилками водных артерий, украшенный серо-коричневыми пятнами каменистых пустынь и окруженный голубоватой оболочкой атмосферы. Она кружила по эллиптической орбите вокруг звезды класса G, размерами немногим больше Солнца, с давних времен принятого у человечества за эталон.

Ладимир приказал Пловцу опуститься к поверхности, но посадку не совершать, затем велел привести пленника в шлюзовой отсек и сам направился туда же.

В шлюзовой собрались все члены команды. Софи стояла в сторонке и с замиранием сердца следила за действиями пиратов. Происходящее было для нее волнующим и слегка пугающим.

Капитан посмотрел на Къюга и приказал приготовить скафандр.

Виталь достал ИС-3 и проверил его.

– Сколько кислорода в баллонах? – спросил Лад.

– Часов на пять.

– Сделай на два и отключи фильтр.

– Понял, – кивнул Виталь.

Темнокожий пират затравленным взглядом, смотрел, как из баллонов выпускают воздух. Зорин сверился с показаниями датчиков и кивнул капитану, показывая, что задание выполнено.

– Надевай, – велел тот Къюгу.

– Сам лезь в это дерьмо…

От удара Каменева пират согнулся пополам. Ладимир взял его за ворот и толкнул в руки штурмовика и его напарника.

– Засуньте его в скафандр, – приказал он.

Къюг пытался сопротивляться, но несколько сильных ударов утихомирили его. Рудольф бил жестко и эффективно, пресекая любые попытки темнокожего пирата вырваться. Тот ругался и угрожал, обещая порезать Лада и всю его команду на куски. Штурмовик навалился на него, прижимая к полу, а Зорин и Болтун натягивали на Къюга скафандр. Закончив, они рывком подняли его на ноги.

– Хочешь выбросить меня в космос и оставить подыхать, ублюдок? Пристрелить – кишка тонка? Тогда прикажи своим псам это сделать, они у тебя послушные!

– Я уже говорил, что не буду тебя убивать, – спокойно сказал Ладимир, подойдя ближе к пирату. – Пловец, мы уже над поверхностью?

– Да, в сотне метров.

– Садись.

– Понял. Пошел на посадку.

Ладимир посмотрел на своих людей:

– Как только коснемся поверхности, выбросьте его из корабля.

Болтун и Виталь потащили пленника к шлюзу.

– Пловец, когда Къюг окажется снаружи, взлетай. – Каменев посмотрел на темнокожего пирата: – Если не хочешь сгореть под дюзами, постарайся отбежать от корабля подальше.

Сказав это, капитан направился обратно в рубку, Софи пошла за ним.

– Лад, – негромко, словно опасаясь, что кто-то ее услышит, произнесла девушка, – а что ты собираешься с ним делать?

Глаза ее блестели искорками любопытства и волнения.

– Я собираюсь его напугать, – ответил Каменев. Они быстро дошли до рубки, и Ладимир занял капитанское кресло. – Пловец, как дела?

– Жду, когда он уйдет на достаточное расстояние, чтобы не спалить.

– Хорошо, – сказал капитан. – Дай изображение и соедини меня с ним.

На экранах появилась быстро удаляющаяся планета, а в динамиках раздался голос Къюга, бормочущего ругательства. В рубку вошел Виталь, за ним следом появился Болтун, потом Георгий… Ладимир оглянулся и увидел, что в рубке собралась вся команда. Гораций, привычно лежавший возле кокона Пловца, поднялся, удивленный таким количеством людей, и решил пройти обнюхать каждого.

В рубке раздавался голос пирата, сыплющего живописные ругательства.

– Ты слышал о планете Каадам Два? – оборвал его излияния Каменев.

– Пошел на хрен, ублюдок! Дай мне только до тебя добраться! Спущу шкуру с живого и…

– Это планета земного типа, – перебил его Лад, – практически идеальная колония. Даже воздух пригоден для дыхания по всем параметрам. Можешь проверить.

– Ага, обязательно!

– Коэффициент полезности превышает даже показатели некоторых крупных колоний, – продолжил рассказывать капитан, – но она до сих пор не освоена, потому что ни один корабль не смог пробыть на ее поверхности больше двух часов. ПВОС. Уверен тебе не надо расшифровывать, что это означает, но на всякий случай напомню – повышенная враждебность окружающей среды.

– И кто здесь обитает?

Но ответа он не дождался.

– Эй, скотина, чего заткнулся? Надеюсь, ты подавился своим поганым языком, – снова попробовал капитан «Беспощадного».

Ладимир не отвечал.

Къюг стоял посреди каменистой пустыни. Во все стороны, насколько хватало взгляда, простирался один и тот же серо-коричневый пейзаж. Ни одного деревца или корявого кустика, ни единой травинки, только камни до горизонта. Сначала он просто брел вперед, но потом остановился, огляделся вокруг, выбрал место и сел.

– Хочешь заставить меня свалиться в какую-нибудь яму, не дождешься, ублюдок.

Капитан «Беспощадного», поняв, что ответа ему не дождаться, разозлился, но был бессилен что-либо сделать, поэтому просто сидел, сберегая силы и постоянно оглядываясь, чтобы не пропустить опасность.

Къюг сверился с таймером – прошло сорок семь минут. На него до сих пор никто не напал, и волнение, начавшее было закрадываться в грудь пирата, отступило. Правда, кислорода в баллонах скафандра становилось все меньше. Подумав, он решил проверить, наврал ли Каменев насчет пригодной для дыхания атмосферы, но фильтрацию в скафандре отключили еще на корабле, поэтому единственный способ проверить качество местного воздуха – деактивировать лицевую маску.

Это могло быть ловушкой, и, возможно, Каменев специально это сказал. Пират выругался, но маску убирать не стал.

Время шло. Вкруг ничего не менялось. Къюг в который уже раз посмотрел на показания датчика кислорода. Потом подумал, что терять нечего, все равно придется деактивировать маску, так какая разница, сейчас или часом позже?!

Сделав несколько глубоких вдохов, Къюг наконец решился и, послав Каменева к Темным звездам, убрал маску… Инстинктивно задержал дыхание насколько хватило сил, выдохнул и вдохнул местный воздух…

Каменев не обманул – здесь действительно можно дышать. Капитан «Беспощадного» пообещал вырвать своему врагу легкие за все свои волнения.

Почувствовав за спиной движение, он обернулся, приготовившись увидеть какое-нибудь чудовище, и едва успел подставить ладонь, чтобы крупный полупрозрачный жук не врезался ему в лицо. Разбившееся насекомое оставило на перчатке скафандра вязкий след. Пират выругался и встряхнул рукой, но почти сразу услышал стремительно приближающееся жужжание.

Он повернулся на звук и снова едва не словил физиономией нескольких жуков, летевших прямо на него.

– Твою мать, – пробормотал Къюг, активируя маску. Тихое жужжание раздавалось со всех сторон, пират начал оглядываться, посмотрел направо, потом налево… Врезавшееся в маску насекомое заставило его отшатнуться. Бесцветная осклизлая масса с сине-черными прожилками внутренностей и торчащими в разные стороны четырьмя отливающими перламутром прозрачными крыльями залепила половину лицевой маски.

– Вот гадость! – Къюг брезгливо стер останки жука и почти сразу почувствовал несильный толчок в спину. Обернулся… Очередное насекомое разбилось о его плечо, и еще одно врезалось в бедро. Пират выругался и сбил еще нескольких жуков руками.

– Эй, Каменев, ты этим дерьмом решил меня напугать? – Он засмеялся, поймал двух тварей и раздавил их. – Ты больной ублюдок. Спускайся! Я накормлю тебя хрустящими чипсами.

Словно в ответ на его слова, под ногами Къюга что-то захрустело. Он опустил взгляд и снова выругался, потому что из-под его ботинок выползали десятки полупрозрачных жуков.

– Вот твари!

Он вскочил и начал топтать их, давя рифлеными подошвами, но насекомых меньше не становилось. Пират отошел в сторону, но, куда бы он ни наступал, под ногами начиналось шевеление и появлялись жуки. Те, которых Къюг не успевал раздавить, распускали крылья, поднимались в воздух, отлетали подальше, словно для разгона, и возвращались, с коротким жужжанием разбиваясь о скафандр.

Через десяток минут пират был покрыт слоем прозрачной массы. Он стал стряхивать ее с себя и обнаружил, что к останкам жуков примешалась какая-то темная субстанция. Къюг провел по рукаву, по груди и неожиданно понял, что это размягчается и слезает материал скафандра.

– Твою мать!

Он решил не очищать скафандр, но насекомые продолжали его атаковать, и вскоре он стал похож на фигуру из желе. В груди начался зарождаться страх. Еще не осознанный, маскирующийся под брезгливость, проявляющий себя мурашками на позвоночнике и холодным потом, но уже пустивший корни и с каждой минутой набирающий силу.

Къюг побежал, в надежде выбраться на место без насекомых, но те словно знали, куда он направится, и очередная волна полупрозрачных тварей появлялась у него на пути.

– Да что же это… – пробормотал запыхавшийся пират. Вокруг него вился уже целый рой жуков. Их тела залепили лицевую маску, Къюг стер их ладонью и увидел, что поверхность маски помутнела – внутренности насекомых разъедали ее.

Неожиданно раздался голос Каменева:

– Не советую там бегать. Говорят, жуки могут устраивать ловушки, и если провалишься в нее, то угодишь на несколько метров под землю. Никто не знает, какие твари там водятся.

Къюг неожиданно почувствовал, как по венам пробежал коктейль из ощущений. Он готов был разорвать своего врага на части голыми руками, но вместе с тем был несказанно рад его услышать.

– Ублюдок! Сволочь! Что?! Что происходит со скафандром?! Что это за твари?!

– Я слышал, что у местных насекомых очень сложная иерархия и многоступенчатая система питания. Самой низшей ступенью являются небольшие жуки, как их назвали исследователи – «камикадзе». Они разбиваются о пищу, облепляя ее своими внутренностями, в которых содержится некая кислота или, может быть, не кислота, я не очень силен в химии… в общем, что-то сродни желудочному соку у человека, она разъедает почти любой материал, особенно органику.

Пустынный пейзаж вокруг Къюга преобразился, теперь все кипело жизнью. Пират увидел, что из-под земли стали выбираться другие твари. Такие же полупрозрачные, как и жуки, только больше в несколько раз, вытянутые и имеющие по два десятка лап.

– После того как жуки достаточно обработают жертву, – продолжал рассказывать Каменев, – появляются так называемые «контролеры», они как бы определяют, готова ли пища для транспортировки.

– Для транспортировки куда? – Къюг часто дышал. От перенасыщения кислородом у него начала кружиться голова. Он пнул ближайшего «контролера» и едва не поскользнулся на живом полупрозрачном ковре.

– Ученые, проводившие исследования, выставляли в качестве приманки зонд с двойной оболочкой и спрятанными внутри камерами. Но смогли определить только, что «транспортировщики» – это гигантские черви, заглатывающие пищу и несущие ее куда-то под землей. Все опыты заканчивали на этапе нахождения камер в чреве «транспортировщиков», потом приборы переставали работать, и никто не знает, что происходило с ними, только показания датчиков давления зашкаливали.

Лад сидел в своем кресле и ждал подходящего момента. Никто не расспрашивал его ни о чем, понимая, что и так все узнают, а вопросами будут только мешать. Атмосфера в рубке была почти такой же напряженной, как на поверхности планеты, где метался Къюг. Софи сидела приложив пальцы к губам, Георгий нервно сжимал в руках пластиковую бутылку с водой, Виталь медленно кусал костяшки пальцев, но никто не сводил глаз с экранов, показывающих человека в скафандре, вокруг которого кишели насекомые.

Наконец темнокожий пират не выдержал:

– Да, да! Я скажу все! Все, поганый ты урод! Только забери меня отсюда!

– Это ты все организовал?

– Я! Да, я! Я во всем виноват! Я согласен со всем, что ты скажешь!

– Нет, так не пойдет! – сказал Лад.

– Как так?! Почему не пойдет?! – Голос пирата дрожал. – Ах ты тварь! А ну слезь с меня! Сволочь!

Он отмахивался от очередных атак насекомых.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – сказал Лад. – Дурака валять будешь перед аборигенами. А теперь скажи мне то, что я хочу знать. И не тяни, Пловцу еще нужно будет спуститься с орбиты.

– Да поглотят тебя Темные звезды, Каменев! Я не знаю, чего ты от меня хочешь!

– Когда ты сказал, что все-таки получишь с меня свои полмиллиона… что это значило?

– Я просто так ляпнул, не подумал! И из-за такой ерунды ты хочешь скормить меня этим тварям?!

– Меня не устраивает твой ответ, – холодно произнес Ладимир. – Прощай.

– Стой! Каменев! Не поступай так со мной! Нет!

Лад не ответил. Воздуха в скафандре Къюга осталось на четверть часа. И тогда пирату придется выбирать, умереть ли от удушья, или убрать маску и позволить насекомым проникнуть в скафандр. Лад не знал, что выберет Къюг, оба варианта казались ему ужасными, но капитан стиснул зубы и ждал.

Для того чтобы «марафонец» достиг поверхности планеты и подобрал темнокожего пирата, требовалось чуть больше десяти минут. Время шло, но Къюг только ругался, отбиваясь от насекомых, и просил забрать его, обещая рассказать все, что Лад захочет.

Каменев уже начал сомневаться в правильности своей догадки, когда темнокожий пират не выдержал.

– Да, это я! – выкрикнул он. – Я похитил твою подругу! Я похитил дочку Стюарта! Я просил у тебя выкуп полмиллиона и проговорился на сходке! Ты это хотел услышать?! Я сказал! Забери же меня отсюда!

Лад молчал. Звенящая пустота внутри схлопнулась в тугой комок неожиданной боли.

Он оказался прав – Къюг организовал похищение.

– Вот мразь, – фыркнул Виталь. – Подлая скотина! Это для него самая подходящую смерть.

– Каменев? – позвал Къюг. – Вы уже спускаетесь? Лад?

Тот не ответил.

– Лад? Я же рассказал, что ты хотел! Не оставляй меня тут! Лад! Я виноват, признаю, но я был зол на тебя, за то, что ты украл мой корабль, я хотел только компенсировать ущерб!

Волна злости неожиданно поднялась у Ладимира в груди.

– Значит, ты только хотел компенсировать ущерб? – процедил он. – Поэтому ты похитил Валенсию? Поэтому ты издевался над ней, а потом приказал убить? Чтобы компенсировать ущерб?

– Я не убивал ее! – в отчаянии закричал Къюг.

– Да, сам ты не убивал, ты приказал спартанцу ее убить!

– Нет! Нет-нет-нет! Ты не прав! Я никому не приказывал! Я не знаю, откуда взялись спартанцы! Я в это время был в Мессине, в порту, ждал сообщения, что вы произвели обмен и что мои люди везут деньги, но эти сволочи убили всех! И моих людей, и дочку адмирала! Я не знаю, что там произошло и как все это случилось! Не знаю! Я сначала думал, это ты всех перестрелял, но потом узнал про нападение на экспресс и про этих долбаных спартанцев. Я понял, что в игре есть третья сторона, потому что связь с моими людьми прекратилась до того, как ты добрался до «Жемчужной цепи»!

– Тогда кто их нанял?

– Не знаю! Клянусь всем чем угодно, что я не знаю! Лад, прошу тебя!

Голос пирата срывался, в нем было столько отчаяния и животного страха, что Лад не сомневался в правдивости слов, но злость, смешанная с болью, все еще клокотала в груди.

У Къюга осталось девять минут… восемь…

– Пловец, спускайся, – наконец велел Каменев.

– Вы серьезно?! – удивился Виталь. – После того, что он сделал, вы собираетесь пощадить его?

Лад не ответил Зорину, и тот продолжил:

– Хотите мое мнение – Къюг должен сдохнуть!

– Должен, – согласно кивнул Лад, – но не так! Мы узнали, что хотели. Пловец, сажай корабль.

Виталь покачал головой, вздохнул и сказал:

– Ладно, я пошел в шлюзовую. Надо еще скафандр натянуть, а то залетит такая хреновина…

Он вышел из рубки, Георгий и Болтун направились следом.

Ладимир посмотрел на Софи. Девушка сидела с каким-то отрешенным видом, и в ее взгляде появилось нечто такое, чего раньше Лад не замечал, словно она поняла что-то, в чем раньше была не уверена.

Когда Къюга втащили внутрь, он дрожал так, что чувствовалось через скафандр. Несколько жуков, как и предполагал Зорин, влетели в открытый шлюз. Болтун и Георгий сбили их потоками сжатого воздуха из баллонов. Не дожидаясь, пока ему помогут, пират начал сдирать с себя размякший скафандр. Через несколько секунд непригодный к дальнейшему использованию ИС-3 лежал на полу осклизлой кучей, а Къюг, тяжело дыша, стоял в окружении людей Каменева.

Виталь смотрел на него исподлобья, скривив губы.

– Я бы оставил тебя там – самое подходящее местечко для такой мрази, – сказал Зорин, – но капитан приказал вытащить. Давай вытягивай руки, и лучше не дергайся, иначе в миг пристрелю.

Они связали его и препроводили в отведенную каюту.

В рубке стояла какая-то тягостная тишина, которую никто не решался нарушить. Все видели на экранах, как Къюг забрался на «марафонца», и Пловец сразу направил корабль вверх. Сейчас они уже покинули атмосферу планеты и вышли на орбиту.

– Капитан, какие дальнейшие приказы? – негромко спросил нейроштурман.

– Летим к Лагуне, – сказал Ладимир и откинулся в кресле.

* * *

Прима встретила их дождями. Погода на планете большую часть времени была солнечной, лишь на несколько недель в году наступали сезонные ненастья – небо затягивали тучи, непрестанно шел мелкий дождь, временами переходящий в ливень.

«Марафонец» сразу отправился в ремонтный ангар на восстановление и перевооружение, а команда поселилась в гостинице рядом с портом.

По прибытии они проверили все точки связи, но обнаружили на них только свои собственные сообщения. «Пилигрим» так и не появился. Ладимиру оставалось только гадать, что могло случиться.

Тревога капитана за судьбу корабля постепенно передалась и остальным членам команды. Все ходили мрачные, напряженные, вслух никто не говорил, но каждый думал о том, что могло произойти с «пилигримом». Пасмурная погода тоже вносила свою лепту в общее настроение.

На следующий день Лад получил сообщение, что губернатор Сен-Лиз вернулся на Приму и хочет его видеть.

Каменев собрался и попросил Георгия его отвезти. Окутанная слабым силовым полем, машина мчалась в потоках дождя, с включенными габаритами. Казалось, что низкие тучи давят на город своей клубящейся массой. Видимый издалека хрустальный пик почти касался их своей вершиной. Капитан проводил его грустным взглядом и вздохнул. По дороге Лад и Георгий молчали, но, уже подлетая к резиденции, грек сказал:

– С ним Андреас и Константин, они не позволят ему захватить корабль.

Ладимир в изумлении посмотрел на него.

– Ты это про что? – спросил он, чуть отодвинулся назад, развернулся к Статосу лицом и нахмурил брови.

– Я про Петера, вряд ли он мог…

– А кто сказал, что я так думаю? – резко спросил капитан. – Это ты сам придумал?

– Нет, но Рудольф рассказывал, что говорил Къюг, и мы подумали…

– Значит, Рудольф рассказывал, что говорил Къюг, ага! И вы подумали… Понятно! – Ладимир разозлился. – Что еще вы надумали? Ну?!

– Больше вроде ничего, – осторожно ответил Георгий, смущенный неожиданным гневом капитана.

– А другие версии вам в голову не приходили? – ледяным тоном поинтересовался Каменев. – Смогли только все списать на предательство человека, который неоднократно спасал всем нам жизни, с которым мы сражались бок о бок…

– Нет, – попытался оправдаться Георгин, – наоборот! Я же говорю, что он не мог так сделать…

– Я слышал, что ты сказал. Если следовать логике твоих слов, то Петер не мог так поступить, только потому, что за ним приглядывают твои братья, но, если бы ему ничего не мешало, он непременно завладел «пилигримом»! – Ладимир уже кричал на грека.

– Нет… то есть…

Капитан не дал Статосу сказать:

– Мало того, вы приписываете свои мысли мне!

В этот момент Георгий направил машину вниз и остановил ее у ворот резиденции.

Охранник провел сканирование биометрических параметров посетителей и пропустил их внутрь. Ладимир больше не возобновлял прерванный проверкой личности разговор, но и без того плохое настроение было окончательно испорчено.

Потом Каменеву пришлось ждать в приемной, пока Сен-Лиз сможет его принять – секретарь сказал, что у его превосходительства крайне важный разговор. Он предложил капитану что-нибудь выпить, и тот согласился.

Лад зашел к губернатору в кабинет только через пятнадцать минут, тот стоял возле большого окна, сложив руки за спиной, и смотрел на укрытый пеленой дождя город. Сен-Лиз повернулся к Каменеву:

– Здравствуйте, Ладимир, проходите.

– Здравствуйте, Антуан.

– Знаете, когда нужно отвлечься от тяжелых мыслей, я смотрю на свой город. Не знаю почему, но это успокаивает, словно он подпитывает меня своей энергией. Гигантский мегаполис, наполненный жизнью, он напоминает мне животное, кажется, что вот сейчас оно поднимется и встряхнется, сбрасывая воду со своей каменной шкуры.

– Не знаю… Я бы сравнил его с затаившимся в засаде хищником.

Сен-Лиз улыбнулся уголком губ.

– Пожалуй, вы правы, – вздохнул он. – Ну, достаточно лирики. Вернемся к нашим делам.

Капитан вопросительно посмотрел на губернатора:

– Что случилось?

Тот сел в свое кресло и посмотрел на Каменева:

– Я знаю, что вы сейчас заняты личными проблемами, но ситуация такова, что я вынужден отвлечь вас.

– Я вас внимательно слушаю.

– За время нашего сотрудничества между нами сложились почти дружеские и даже доверительные отношения. Я доверяю вам как партнеру и питаю чувство искреннего уважения как к человеку чести, всегда верному своему слову.

Губернатор сделал паузу, словно хотел, чтобы Лад почувствовал значимость его слов.

– К чему это предисловие? – спросил Каменев. Ему не понравилось такое вступление. – Что-то изменилось?

– Очень надеюсь, что нет.

– Хм… надеетесь?

– Да, – с серьезным видом кивнул Сен-Лиз. – Надеюсь. Потому что вопросы, которые мы сейчас с вами обсудим, очень важны. Их задал мне сам Император, а я спрошу у вас. И вести дальнейший разговор с ним я буду основываясь на ваших ответах. Могу вас заверить, что ситуация крайне серьезная.

Лад понимающе кивнул.

– Прошу прощения, это будет походить на небольшой допрос, но иначе никак.

– Что вас интересует?

– Для начала расскажите мне о госпоже Стюарт. Как случилось, что едва вы ушли от меня, как ее похитили?

– Это вопрос, ответ на который я сам узнал буквально несколько дней назад. Похищение организовал капитан корабля «Беспощадный», некто Къюг. Как выяснилось, мой корабль «пилигрим» раньше принадлежал ему. Похитив мою… – Ладимир запнулся, потом продолжил: – похитив Валенсию, он планировал получить с меня выкуп, тем самым компенсировав потерю корабля. Но в то время когда я вез выкуп, вмешался кто-то третий. Он нанял спартанцев, которые убили людей Къюга и…. дочь адмирала Стюарта.

Каменев вздохнул:

– К сожалению, мне не удалось ее спасти, хотя я был всего в нескольких шагах… – Воспоминания о тех минутах вновь нахлынули на Лада, отразившись на его лице. Капитан поднялся, налил себе выпить, потом вернулся на место, взял себя в руки и стал рассказывать дальше: – Этот же третий, или, может быть, кто-то еще, я пока не знаю точно, подбросил Стюарту какую-то запись, на которой якобы я нанимаю похитителей…

– Но ведь это бред! – воскликнул Сен-Лиз. Он сразу вспомнил взгляды, которыми смотрели друг на друга Ладимир и Валенсия, когда находились в его кабинете.

– Тем не менее адмирал поверил и считает меня убийцей своей дочери.

– А как вы узнали про Къюга?

– Случайно. Он проговорился. Правда, мне стоило труда добыть из него всю информацию.

– Постойте, а где вы его нашли? – удивленно спросил губернатор.

– Они с Мигелем Менкесом устроили эдакий рейд против адмирала Стюарта.

– Да, да, я про это слышал, но каким образом вы с ними столкнулись?

– Люди Менкеса нашли меня на одном из кораблей Стюарта, у которого я был в плену.

– Когда? – изумился Сен-Лиз.

– Буквально пару недель назад. Я угодил в ловушку и оказался в руках адмирала.

– Невероятно, – проговорил губернатор. – Продолжайте!

Ладимир кратко пересказал ему события, произошедшие с ним с момента пленения и до прибытия в порт Примы.

Несколько минут Сен-Лиз сидел, не находя слов, потом произнес:

– Ну, знаете… За такое нужно выпить! Я поражаюсь вам, Ладимир. Правда, сейчас я не знаю, что мне делать… радоваться или огорчаться.

– Отчего такие сомнения?

– Понимаете, отношения Лагуны и Империи – это несколько более сложный механизм, чем может показаться вначале. Это обычные обыватели думают, что Лагуна отстояла сбою независимость много лет назад, но на самом деле борьба идет и сейчас, каждый день, каждую минуту… Порой приходится применять силу, чтобы показать императору – Лагуна по-прежнему сильна, по-прежнему независима и может не только показывать зубы, но и кусать, причем больно кусать…

Губернатор склонил голову, опершись лбом на ладонь, и негромко засмеялся.

– Ладимир, вы, сами того не подозревая, разрушили мои планы.

– Какие планы, губернатор? – Он не разделял веселья Сен-Лиза.

– Понимаете, мы с императором крайне редко вступаем в открытую конфронтацию, это не выгодно ни ему, ни мне. Но делать небольшие стратегические ходы – это сколько угодно! Говоря языком шахмат, движем пешками, в надежде, что одна из них станет королевой. Эскадра адмирала Стюарта – пешка императора, а Мигель Менкес – моя. Точнее, был моей пешкой, пока не пересекся с вами.

– Менкес работал на вас? – удивился Ладимир.

– Не напрямую, конечно, – пожал плечами Сен-Лиз. – Через подставных лиц – неких бизнесменов, которые из-за действий Стюарта понесли финансовые потери.

– А я думал…

Губернатор снова засмеялся:

– Перестаньте, Ладимир. Не может быть, что вы настолько наивны, чтобы поверить в патриотизм местных обитателей. Нет! Менкесу хорошо заплатили, чтобы он собрал небольшую эскадру и пощипал перья Стюарту. Но судьбе было угодно, чтобы он столкнулся с вами. Невероятно! – Он покачал головой. – Что вы сделали с Къюгом?

– Он заперт в наемных камерах для временного содержания заключенных.

– Здесь на Приме?

– Да.

– Хорошо. Вы можете отдать его мне? Мои люди еще поработают с ним, на случай, если он что-нибудь утаил. О результатах вам доложат немедленно.

– Я обещал ему жизнь, губернатор.

– Однако, – покачал головой Сен-Лиз. – С врагами нельзя быть мягкосердечным. Врагов надо уничтожать!

– И тем не менее я дал слово.

– Хорошо, ваше слово не будет нарушено. Отдадите мне его?

– Да, – Ладимир согласно кивнул. – Что еще вы хотели спросить, Антуан?

– В свете рассказанных вами событий другие вопросы уже не имеют смысла…

– И все же?

– Скажите, Лад, вам знакомы такие названия, как «Гордость Империи», «Звезда надежды», «Солнечный караван»?

– Суперлайнеры? Один имперский, два других – принадлежат «Млечному Пути». Это известно практически всем, кто хоть иногда смотрит новости и рекламу.

– Именно так, – кивнул губернатор. – Но что еще не было в новостях и уж точно не нуждается в рекламе, это то, что все они исчезли.

– Что значит «исчезли»? – удивился Лад.

– Именно то, что я сказал! – Сен-Лиз с серьезным видом смотрел на капитана. – Все три ушли в рейсы с тысячами пассажиров на борту. Успешно совершили прыжок, но из гипера уже не вышли.

Ладимир удивленно покачал головой.

– Мало того, – продолжил Антуан, – таким же образом пропали еще двадцать три судна. Несколько пассажирских, грузовики и две яхты. Двенадцать из них принадлежат «Млечному Пути».

– Я так понимаю, вы хотели узнать, не причастен ли я к этому?

– Я ни в коем случае вас не обвиняю, но тот факт, что больше половины пропавших кораблей принадлежат корпорации, лишившей вас привычной жизни, карьеры, да и вообще всего, что у вас было, послужило причиной того, что корпорации, не долго думая, повесили на вас всех собак и направили Императору петицию с требованием уничтожить, цитирую: «зарвавшегося пирата».

– Ну, пусть попробуют, – мрачно сказал Ладимир.

– Перестаньте, Лад! – резко сказал Сен-Лиз. – Я прекрасно вижу, что вы не в духе, но нужно уметь контролировать свои эмоции. Неужели я должен вас этому учить?! Если корпорации объединятся, то даже моего влияния не хватит, чтобы защитить вас.

– Уверен, император не допустит подобного объединения. Если вам все еще нужен мой ответ, то нет, Антуан, я к этому не причастен. Скажу больше, ваша история насторожила и меня. «Пилигрим», совершивший прыжок к Лагуне в момент моего пленения, до сих пор не прилетел.

– Н-да… – протянул губернатор, – творится что-то странное, и я пока не могу понять, что именно.

Сен-Лиз задумался на некоторое время, а Лад понял, что ему пора идти. Он поднялся:

– Пожалуй, я пойду, Антуан.

– Да, конечно. Я благодарен вам. Ладимир, за то, что развеяли мои сомнения и дали возможность встретить моих противников во всеоружии. Если вы что-то узнаете, сразу сообщайте мне. Я оставлю специальное распоряжение, чтобы вас соединяли со мной, где бы я ни находился.

* * *

Всю обратную дорогу Лад не обмолвился с Георгием ни единым словом. По прибытии в гостиницу он велел всем собраться у него.

Когда команда была в сборе, капитан обвел всех холодным взглядом и спросил:

– Как вы считаете, кому из вас я могу доверять? Даже не так! Кому из вас я могу верить?

Георгий сразу понял, о чем пойдет речь:

– Капитан, но я же объяснил…

Ладимир жестом прервал его и сказал:

– Я жду ответа!

Никто почему-то не решался ответить.

– Так что? Никому?

– Ну почему никому, – отозвался Рудольф. – Мне можете.

– Значит, тебе могу. Так, хорошо. Кому еще? – Лад распалялся с каждым словом.

– Да всем можете, капитан, – сказал Виталь, махнув стаканом с вином.

– Всем?

– Ну да, что за вопрос?!

– А почему? Потому что вы сейчас здесь со мной? А когда я был в плену, я мог вам доверять?

– Конечно…

– Тогда почему вы не доверяете Петеру?! – прорычал Каменев. – Ну?! Я жду ответа!

Ни у кого его не нашлось. Ладимир посмотрел на каждого суровым взглядом и только собрался что-то еще сказать, как зазвонил стационарный видеофон.

Капитан резко нажал кнопку ответа и рявкнул, повернувшись к экрану:

– Да, слушаю.

– Простите, господин капитан, – на мониторе был служащий космодрома, – но вы просили немедленно сообщить вам, если «пилигрим» с бортовым номером 17-133 совершит посадку. Он только что прошел плотные слои…

Последние слова парня никто не слышал – все, как один, ринулись к выходу. Забравшись в машины, они помчались к космодрому. Бросив автомобили на поле, все побежали на посадочную платформу встречать экипаж «пилигрима».

Корабль стоял в клубах охлаждающего газа, постепенно он испарился, и слышно было, как потрескивает остывающая обшивка. Потом опустился трап, и из корабля появился Константин.

– Заждались? – ухмыльнулся он.

– А ну иди сюда, парень! – в напускном гневе крикнул Рудольф. – Я посчитаю тебе ребра.

Тот, расплывшись в улыбке, спустился вниз. Феникс сделал шаг ему навстречу, но Георгий опередил его.

– Дай я. – Нахмурив брови, грек вышел вперед, остановился перед братом, потом подхватил его, прижимая к себе, и оба засмеялись.

– Где остальные? – спросил Лад.

– Сейчас выйдут, капитан.

Из «пилигрима» появились Акдреас и Алонсо, следом доктор Калугин.

– Да поглотят вас Темные звезды! Где вы пропадали?!

– Петер… – неопределенно ответил Андреас.

– Что Петер?

– Он все расскажет.

– Да, да, да! Я сам все расскажу! – довольно улыбаясь, вышел из корабля помощник капитана. – Только нормальной еды пожрать дайте, а то эти обормоты автоповара в первый же день сломали, а сами готовят еще хуже него.

Все, кроме доктора Калугина, который отпросился у капитана, сославшись на очень важное дело, не терпящее отлагательств, направились в гостиницу.

Лад вопросительно посмотрел на Петера.

Тот пожал плечами:

– Не знаю. Он уже который день весь загадочный ходит, пару суток вообще из лазарета не выходил, какие-то там опыты ставил. Придет, как сомнамбула, бутылку вина и какой-нибудь еды наберет и снова к себе. А вчера заявил, что ему нужно еще одну вещь проверить, и потом, как можно быстрее, поговорить с капитаном.

– О чем? – нахмурился Каменев.

– Откуда я знаю? Придет – спроси. Мы не были уверены, что вообще домой доберемся, а он – «быстрее и непременно». Как будто мы не в гипере летели, а я сам сидел и педали крутил.

– Завязывай ворчать, а лучше расскажи, что случилось? Я вроде не заметил на «пилигриме» никаких повреждений.

– Нет, корабль цел. Тут другое. Вы давно прилетели?

– Два дня назад.

– Пловец уже оклемался после кокона?

– Не знаю. Вроде спал еще. Зачем он тебе нужен?

– Ну, желательно, чтобы он присутствовал при разговоре.

– Ладно, я узнаю. Вы пока отдохните, поешьте, через полтора часа собираемся у меня.

В назначенный срок команда Каменева почти в полном составе собралась у него в номере, не хватало только доктора Калугина, который еще не появился, и самого Ладимира, ушедшего за Пловцом. Пока капитана не было, тему случившегося с«пилигримом» не затрагивали, зато приключения «марафонца» и Лада с Рудольфом рассказывали наперебой. Возвращение Аниес было воспринято спокойно, только Петер сказал: «Больше не шали и в следующий раз слушай старших!»

Софи тоже удостоилась внимания, особенно со стороны Константина, помощник капитана пробормотал себе под нос: «Хм… где-то я уже видел это прелестное личико. Уж не на той ли голограмме?..», а потом лишь иногда посматривал на девушку и хмурился, ничего не говоря.

Рассказ о разгроме флотилии Менкеса и Къюга вызвал бурю разных эмоций. Алонсо с восхищением слушал о том, как Лад и Феникс захватили капитана «Беспощадного» и забаррикадировались в рубке его «шершня», а Петер выразил свое недовольство:

– А на мой взгляд, это дурь – лезть в пекло из-за красивых глаз и смазливой мордочки! Не обижайся, сестрёнка, – обратился он к Софи, потом подставил бокал, чтобы Виталь плеснул ему вина, и продолжил: – Мы же не прилетели, как он рассчитывал. А если бы и «марафонец» в такую же передрягу угодил? Как бы вы, Руди, из этой долбаной рубки выбрались?

– Лад что-нибудь придумал бы, – убежденно сказал Алонсо.

– Ну, насколько я поняла, – неожиданно вступила в разговор Софи, – Ладимир полез в пекло не только и не столько из-за «смазливой мордочки», а по иным причинам, Ему нужен был Къюг. Разве я не права?

Петер сделал глоток вина, посмаковал его, размышляя над словами девушки, показал пальцем в ее сторону и сказал:

– Сестренка дело говорит! Две веские причины – это уже более убедительно! А то выставили его каким-то спасителем благородных дам от драконов. Да и то я считаю, можно было другой способ найти.

– А чем плохо быть спасителем благородных дам? – с вызовом спросила Софи.

– Собственно, ничем, – ухмыльнулся Петер. – Это не плохо, это – глупо. Ну ладно, парни, вы все равно молодцы! Такую авантюру провернули! Да и с Валенсией теперь более-менее понятно все стало.

В этот момент в номер вошли Лад и Пловец с верным волком.

– Гораций! – воскликнул Алонсо и бросился к животному.

– Салют, Пловец! Привет!

– Рад, что все живы и здоровы, – улыбнулся Пловец.

– Мы тоже этому рады, – сказал Андреас, пожимая ему руку.

Ладимир налил себе соша, устроился в кресле и сказал:

– Ну что, Петер? Рассказывай.

– Да, сейчас… ну-ка, Руди, дай я свою задницу поудобнее пристрою, а вы вон с Аниес пообжимайтесь.

Штурмовик уступил место помощнику капитана, все замолчали, и Петер начал рассказывать:

– Когда адмирал Стюарт смешал нам все карты и захватил вас с Руди, я приказал возвращаться на Лагуну. Рассчитал прыжок, мы вошли в гипер и начали скольжение. Сам понимаешь, какое было у всех настроение. – Помощник капитана развел руками и состроил кислую мину, отчего шрам собрался морщинами. От Ладимира не ускользнуло, что и сейчас Петер слегка на взводе, но он ничего не сказал, решив сначала выслушать.

– Скольжение уже близилось к концу, мы приготовились к выходу из гипера, и тут это случилось…

– Поглотят тебя Темные звезды, занудная скотина! – беззлобно выругался Виталь и кинул в помощника какой-то бумажкой. – Без театральности не можешь?! Прямо драму разыгрываешь!

– Отвали, – отмахнулся тот. – Не мешай рассказывать, я не драму разыгрываю, а стараюсь донести до вас, олухов, Лад, к тебе это не относится, что тут дело нечисто, я нутром чую! А предчувствия меня никогда не обманывают!

Почти все пираты дружно плюнули на ковер и растерли ногами, заставив Софи в удивлении вскинуть брови.

– Петер, не отвлекайся, – сказал Лад.

– Да, хорошо. Ну так вот, перед самым выходом из прыжка нас словно кто-то подтолкнул.

– Что значит подтолкнул? – не понял Ладимир.

Петер на миг замялся, подбирая слова:

– Это был эдакий… пинок под зад, невидимым, но невероятно огромным ботинком. Приборы словно взбесились, навигация в гипере не работает, ты и сам знаешь, летишь по прямой из точки «А» в точку «Б». Вот и все уравнение. Только после этого «пинка» мы сменили направление…

– В гипере нельзя изменить направление, – в этот раз его перебил Пловец.

– Вот слушай, что я тебе говорю, умник! – сразу взъерепенился Петер. – Если нельзя сменить направление, то почему мы вышли из прыжка не в точке «Б», мать ее, а одним Темным звездам известно где, но точно за пределами Империи, возле системы из двух парных звезд, не имеющих даже названия?! Все записи, расчеты и последовательности сохранились в бортовом журнале. Можешь изучить на досуге. Мы дрейфовали почти трое суток, и все это время навигатор не мог определить сектор, где мы находились. Не было ни одной звездной системы, да какой там системы, даже галактики знакомой не встретили, чтобы привязать отправные координаты!

В комнате повисла тишина, Петер залпом выпил вино и сидел нахмурившись.

– Я приостановил работу всех других систем, чтобы навигатор использовал ресурсы по максимуму. И ничего! Словно мы были в другой вселенной.

Чувствовалось, что помощник капитана все еще не отошел от напряжения тех дней.

– Как же вы выбрались? – спросил Каменев.

– Только благодаря Алонсо. Кстати, кто еще раз назовет его юнгой, будет иметь дело со мной! Всем ясно? Лад парень, действительно спас нас всех.

Алонсо залился краской и, смущенно улыбаясь, опустил взгляд.

– Помнишь тот непонятный сигнал, после которого оставалась только дублирующая запись, мы еще думали, что это Телори шустрит? – Вопрос не требовал ответа, потому что все помнили о таинственных сигналах, поэтому капитан промолчал, а Петер продолжил: – Так вот, Алонсо засек еще одну передачу, и в его светлую голову пришло, что можно прыгнуть по ней. Как всегда, в рубке никого не было, и сохранилась только копия записи, но этого было достаточно. У сигнала же тоже есть отправная точка – то бишь сам «пилигрим», и есть конечные координаты. Я даже практически не рассчитывал прыжок, просто взял координаты, списанные с журнала системы связи, ввел корректировку, зажмурил глаза и надавил на кнопку запуска. Не знаю, где мы были, надо потом рассчитать и посмотреть, но летели мы пять с половиной суток и вышли из прыжка на окраине Империи. Рядом с какой-то военной базой. Но мне уже было все равно, военные это или корпоративные ублюдки, лишь бы горючки дали. Потом еще один прыжок, и вот ты можешь лицезреть мою счастливую морду прямо перед собой.

– Пять с половиной суток… – произнес Пловец, производя в уме расчеты. – В принципе, не так и далеко, зонды наверняка сканировали этот сектор, и сведения занесены в навигатор.

– Тогда какого хрена он трое суток не мог распознать где мы?

– Могу только предположить, что его настройки сбились после этого, как ты говоришь, «пинка». Он шел по заданной программе и в момент выхода из гипера должен был распознавать уже определенный сектор галактики, а вы вышли в другом… правда, никак не пойму, как это у вас получилось.

– Уж можешь поверить – получилось.

– Я не спорю, просто не могу понять… А навигатор, грубо говоря, запутался, отсюда и сбой. Ведь когда ты ввел координаты, взятые с сигнала, все было нормально?

– Да.

– Ну, вот видишь.

– Я-то вижу, только что это было? Ты же летаешь в гипере не так, как мы, ничего такого не замечал? Аномалии какие-нибудь?

– Нет… – задумчиво ответил нейроштурман. – Ощущения во время скольжения довольно странные, затрудняюсь описать.

– Я сегодня был у Сен-Лиза, – сказал Каменев. – Подобным образом уже исчезли двадцать шесть кораблей. Ушли в гипер, но в точке выхода не появились. Среди них «Гордость Империи», «Звезда надежды» и «Солнечный караван».

Некоторые присвистнули, услышав названия суперлайнеров.

– Ни хрена себе картинка, – сказал Андреас. – А что сказал Сен-Лиз по этому поводу?

– Он хотел выяснить, не наших ли рук дело.

– Совсем обалдели?! Теперь собираются вешать на нас всех собак?! – возмутился старший из Статосов.

Пираты загудели, высказывая свое мнение по поводу ситуации.

– Спокойно! – Каменев повысил голос, чтобы перекричать их. – Мы уже все выяснили! Не шумите!

Он дождался, пока все притихнут, потом сказал:

– В свете рассказанного Петером, ситуация складывается сложная.

– Я же сказал, что чую неладное, – назидательно поднял вверх палец Петер.

– Нужно рассказать губернатору новые данные. Если пропавшие корабли попали в аналогичную ситуацию, то будет хотя бы версия для начала поисков. Все три пропавших суперлайнера были забиты пассажирами.

В комнате снова наступила тишина, потому что пираты сейчас осознали, что речь идет не просто о двадцати шести кораблях, а о тысячах человеческих жизней.

– Капитан, вы не против, если я посмотрю журнал прыжков? – спросил Пловец.

– Ты как его смотреть собрался? – не понял Петер. – Или, пока нас не было, прозреть успел?

– Нет, – улыбнулся Пловец, ничуть не обиженный грубостью помощника капитана, – я скопирую данные, подгружу их в навигационный компьютер «марафонца» и подключусь.

– А-а-а, так? Я и не подумал. Извини.

– Ерунда. Так я пошел? Аниес подбросишь? И Алонсо, может, поможешь мне скопировать все?

– Конечно! – тут же отозвался паренек. – Можно, капитан?

– Да, – разрешил Каменев. – О результатах докладывайте немедленно.

– Разумеется, – снова улыбнулся Пловец и вместе с сестрой, Алонсо и Горацием покинул номер.

– А нам что здесь делать? – спросил Петер. – Давай тоже на корабль вернемся. Я понимаю, что на «марафонце» неудобно было жить, тем более он в ремонте, но «пилигрим» в полном порядке. Да и безопаснее на нем.

– Да, сейчас это обсудим, – кивнул Ладимир, поднялся, подошел к коммуникатору, вернулся с ним в кресло и набрал номер резиденции Сен-Лиза. – Всем тихо, я сейчас буду с губернатором говорить.

Он повернул коммуникатор так, чтобы видно было только его.

На экране появился секретарь:

– Господин Каменев.

– Да, соедините меня с губернатором.

– Простите, но в данный момент это невозможно.

– У меня информация чрезвычайной важности.

– Он сейчас разговаривает с императором.

– Отлично! У вас есть приказ соединять меня с ним немедленно?

– Да, но я думаю, что сейчас случай исключительный…

– А ты не думай! – прорычал на него Лад. – Соединяй параллельно или на личный номер! Не вынуждай меня приехать, и если держишься за свое место, то подумай как следует, что нужно сейчас сделать!

Парень задумался, потом кивнул:

– Я сообщу о вашем звонке, но соединять не буду. Причину назовете?

– Да. Есть информация о пропавших суперлайнерах и остальных исчезнувших кораблях.

Секретарь кивнул, и на экране появилась надпись: «Ждите!»

Ладимир терпеливо сидел перед коммуникатором несколько минут, наконец на мониторе снова появился его собеседник:

– Господин губернатор спрашивает, какого плана информация? – В профессиональной улыбке парня не было даже намека на издевку.

– Вероятные причины исчезновения и информация о зонах поиска, – ответил Ладимир.

– Хорошо.

Снова появилась надпись, предлагающая подождать, но в этот раз не надолго.

– Господин губернатор благодарит вас и свяжется с вами в ближайшее время. Вас можно найти по этому номеру?

– Да, – кивнул капитан, – я буду здесь или на своем «пилигриме».

– Я передам губернатору. До свидания, господин Каменев.

Петер вопросительно посмотрел на него:

– Ну что? Остаемся в гостинице? Или двигаем на корабль?

Раздался сигнал вызова коммуникатора. Ладимир подумал, что это Сен-Лиз, и быстро нажал кнопку ответа. Но звонил не губернатор.

– Капитан! – Впервые в жизни Ладимир слышал, чтобы Пловец кричал. – Все сюда! Немедленно!

– Георгий, Виталь, Самуэль, останьтесь здесь с Софи! Вызывайте службу охраны гостиницы и ни шагу отсюда! – приказал капитан, выбегая с остальными из номера.

Путь до «пилигрима» занял несколько минут. Все пираты имели при себе личное оружие и приготовили его. У трапа, стоя под дождем, их встречал Алонсо. Лад быстро сгреб паренька в охапку и оттащил в сторону. Остальная команда рассредоточилась около трапа и под прикрытием машин.

– Что случилось? – спросил капитан шепотом.

– Гораций поймал его! Они сейчас с Пловцом в рубке. Аниес ранена! Идем скорее!

– Кого его? Сколько всего человек?

– Там… Лад, лучше тебе самому взглянуть.

– А ты что, говорить разучился?! – зашипел на паренька Петер. – Кто еще в корабле?

– Больше никого! Идемте! – Со свойственной юности горячностью Алонсо рванул вперед, но Каменев поймал его за одежду и дернул назад:

– Не высовывайся!

Осторожно они стали подниматься по мокрому трапу, но на пути никто не попался.

– Где? – негромко спросил капитан, обернувшись.

– В рубке, – ответил Алонсо.

Перемещаясь слаженной группой, быстро заглядывая по пути во все помещения, они добрались до рубки. Лад остановился у ближайшего коммуникатора.

– Пловец, – негромко позвал он.

– Да, капитан, заходите, – сразу отозвался тот. – Оно до входа не достанет. Захватите аптечку, Аниес сильно ударилась головой.

– Оно? – переспросил Каменев, но Пловец не ответил.

Собравшись у двери, они приготовились ворваться в рубку. Лад нажал кнопку открытия, створка пошла в сторону, втроем Лад, Петер и Рудольф направили внутрь пистолеты.

Но в рубке никого не было, кроме Пловца, сидевшего возле пульта связи, и Аниес, которая лежала рядом с ним. Слепой штурман ладонью зажимал кровоточащую рану у нее на голове.

– Аптечку принесли? – спросил он, подняв голову и направив невидящий взгляд в их сторону.

– Да, – ответил капитан и знаком попросил, чтобы ему передали аптечку, которая была у Константина. – Что здесь произошло?

– Кажется, оно ударило ее или оттолкнуло, а она потом ударилась обо что-то…

– Кажется?

– Простите, но я не видел! – огрызнулся Пловец. – Давайте аптечку! У сестры сильное кровотечение! Двигайтесь вдоль стен – Гораций держит его в центре.

– Держит кого? – непонимающе спросил Каменев, осторожно шагая вдоль капитанского мостика, он еще раз оглядел рубку, но так никого и не заметил.

Гораций, оскалившись, стоял посередине рубки, его голубая с серебром шерсть вздыбилась, с обнаженных клыков капала слюна. Не переставая рычать, волк боком перемещался по кругу.

– Что это с ним? Взбесился? – спросил Петер.

– Здесь кто-то есть, – сказал Пловец.

Ладимир опустился рядом с ним, достал мед-пакет.

– Нет, Пловец, ты извини, но если кто-то тут и был, то он ушел, – осторожно сказал Ладимир.

– Не может быть! Гораций не выпустил бы его. Здесь кто-то есть… или что-то.

Аниес застонала, когда капитан приложил к ее ране медицинскую систему.

Не обнаружив никого постороннего в рубке, пираты постепенно вошли в рубку, Константин остался прикрывать вход и оставил с собой Алонсо.

Петер, Андреас, Болтун и Рудольф рассредоточились вдоль стен, внимательно осматривая небольшое помещение рубки.

Ладимир стиснул зубы и покачал головой:

– Пловец, здесь никого нет.

– Посмотрите в центре, – разозлился нейроштурман. – Гораций, возьми его!

По приказу хозяина Гораций бросился вперед. И тут все заметили, как воздух в середине рубки словно подернулся рябью и образовал двухметровый столб прозрачного марева, полметра в диаметре, от которого отделилось нечто, напоминающее щупальце, и ударило волка, отбросив животное назад.

– Ни хрена себе! Твою мать! – Петер и остальные вскинули пистолеты, нацелив их на непонятное марево. – Это что за гадость?! Может мне кто-нибудь объяснить?!

Гораций поднялся на ноги и снова бросился в атаку. Неизвестное существо чуть сместилось в сторону и выбросило в сторону волка сразу три щупальца. Животное отлетело на сканеры, от удара раскололась приборная панель, волк свалился на пол и некоторое время лежал без движения, потом, поскуливая, приподнялся.

– Гораций! – позвал Пловец.

– Да что же это?! – пробормотал помощник капитана. – И… где оно?!

Пока все смотрели на волка, существо снова стало невидимым.

– Пловец, скажи Горацию, чтобы он нашел его! – прошептал Ладимир. – Мы не видим его!

– Он ранен! – запротестовал нейроштурман.

– Да не нужно нападать! Пусть только найдет!

– Гораций, – позвал слепой.

Оружие было нацелено в центр комнаты, Рудольф отошел на пару шагов назад, чтобы не попасть под перекрестный огонь.

– Гораций, найди! – велел Пловец.

Волк медленно направился уже не в центр комнаты, а чуть правее, ближе к стене, противоположной капитанскому мостику. Он оскалил клыки и зарычал, но существо не давало о себе знать.

– Темные звезды! – процедил сквозь зубы Петер. – Не реагирует! Ладно, я сам попробую. В меня не попадите.

Пловец наморщился, словно от боли, закусил нижнюю губу, вздохнул и сказал:

– Гораций, взять…

Волк прыгнул вперед. Рябь появилась около самой стены. Пираты начали стрелять раньше, чем существо успело ударить животное. Когда лучи пронзили прозрачное марево, из него в сторону стрелявших вылетели едва заметные щупальца. При этом само существо стало тоньше, а его конечности длиннее, словно оно перераспределило свою массу. Только Рудольф успел кувырком уйти в сторону, у остальных оно щупальцами выхватило оружие и втянуло в себя, снова став полуметрового диаметра. Внутри прозрачного марева заискрило, пистолеты развалились на части, словно их кто-то разгрыз, и эти куски посыпались на пол, выпадая из тела чужака. Гораций вцепился в существо, и казалось, что его зубы кусают пустоту или бесцветное желе.

Вместо того чтобы отшвырнуть волка, чужак выпустил одно толстое щупальце и направил его Пловцу в голову. Нейроштурман не видел нападения и не мог уклониться. От мощного удара его голова откинулась и врезалась в стойку позади. Он мешком свалился на пол.

– Вот тварь! – заорал Петер, схватил стул и швырнул в существо, но это не нанесло тому вреда.

Рудольф, стоя на колене, снова начал стрелять.

– Кос, оно тебя не достанет! Стреляй по нему оттуда! – крикнул он, уклоняясь от метнувшегося к нему прозрачного отростка. – Алонсо, бегом в оружейную и тащи бластеры! Остальным разойтись по сторонам!

Казалось, что лазерные лучи не наносят чужаку видимых повреждений, но постепенно движения существа становились все более вялыми. Рудольф совершил ошибку и подошел слишком близко. В тот же миг щупальце обвило его ногу и, резко дернув, потянуло к чужаку. Андреас, Болтун и Петер схватили штурмовика за руки и стали тащить на себя.

– Темные… звезды! – выдавил из себя помощник капитана. Они втроем еле справлялись, Лад присоединился к ним, и только тогда они смогли перетянуть Феникса к себе. Константин стрелял не переставая, только менял обойму и снова открывал огонь. Существо вытянуло тонкое длинное щупальце в его сторону, но, пока прозрачная конечность не дотянулась до него, тот продолжал всаживать в чужака луч за лучом. Существо стало вздрагивать от каждого попадания, у Константина закончился заряд, ко тут подоспел Алонсо с бластерами. Константин отбросил пистолет, схватил винтовку и высадил в существо длинную очередь бледно-голубых лучей.

Задрожав, чужак втянул в себя все щупальца, отпустив Рудольфа, начал пошатываться из стороны в сторону, а потом плавно свалился на пол.

Гораций продолжал яростно грызть прозрачную плоть.

Лад подошел к Пловцу, Рудольф подсел к Аниес, остальные стояли возле поверженного существа.

– Может, его огнеметом, на всякий случай? – спросил Константин, а Алонсо услужливо протянул ему требуемое оружие.

– Не надо, – бросил Лад. – Пловец, Пловец, очнись…

Удар просто оглушил нейроштурмана, не причинив серьезных повреждений.

Капитан достал из аптечки колбу с резко пахнущим составом и дал ему вдохнуть.

Пловец дернул головой и застонал.

– М-м-м… капитан, я в порядке, – он начал подниматься.

– Пловец, отзови собачку, – сказал Петер.

– Гораций, – позвал тот. – Иди ко мне.

Волк, услышав голос хозяина, сразу расцепил челюсти, еще немного порычал на убитую тварь, но Пловец снова его позвал, и Гораций, постоянно оглядываясь и скаля зубы, пошел к хозяину.

– Кто-нибудь расскажет мне, что это за штука и какого хрена она делает на нашем корабле?! – устало произнес помощник капитана.

– Я не знаю, – сказал Пловец, вставая на ноги. – Когда мы вошли в рубку, пульт связи работал, а Гораций сразу набросился на… на это. Кстати, как оно выглядит?

– Мерзко, – Петер скорчил брезгливую мину.

– Случайно не такое прозрачное, слегка похоже на желе?

– Точно, – удивился Петер. – Как ты узнал?!

Не только помощник капитана, но все находившиеся в рубке с интересом посмотрели на нейроштурмана.

– Мы называем их «призраками».

– Кто это «мы»?

– Мы – нейроштурманы, ныряльщики, называй как хочешь. Потому что только у нас есть возможность… как бы поточнее сказать… быть вне корабля во время скольжения.

В рубке наступила тишина. Нарушил ее Лад.

– Ты хочешь сказать, что в гиперпространстве есть жизнь?! – спросил он, едва справляясь с потрясением от услышанного.

– По всей видимости – да. Мы потому и называем их «призраками», что их крайне сложно заметить. Даже не все ныряльщики их видели, только некоторые, у которых максимальная степень погружения, как у меня. Последнее время это стал своего рода ритуал, когда находишься в гипере – выследить призрака. Ведь во время скольжения практически нечего делать, а так хоть какое-то развлечение. Раньше их никто не видел, они стали появляться только сравнительно недавно – первые слухи появились, наверное, лет пятьдесят-шестьдесят назад. К тому же они быстрее нас… в тысячи раз быстрее, а может быть, и больше. Они как видения – мимолетны, нереальны… призрачны.

– Это видение, сожрало наши пистолеты, – проговорил Андреас, а Болтун указал на Феникса:

– Точно! Еще и Рудольфа собиралось…

– Темные звезды, – покачан головой Петер, – в гипере есть жизнь!..

– Ты не прав, – сказал Ладимир.

– Как это? – не понял тот.

– В гипере есть… разумная жизнь!

* * *

Существо оказалось невероятно тяжелым, чтобы вытащить его из рубки, а потом из корабля, пришлось пригнать из ремонтного ангара портативный погрузчик и приложить немало усилий. Капитан решил, что оставлять чужака на корабле – опасно, ведь они даже не могли с уверенностью сказать, умерло оно или нет. Поэтому решили отвезти его в промышленный холодильник, где проводились испытания сегментов оболочки кораблей.

Вскоре на связь вышел Георгий из гостиницы, и Ладимир велел им возвращаться на корабль. Аниес пришла в себя, и Рудольф проводил ее в каюту.

Уже наступила ночь, дождь то просто моросил, становясь похожим на водяную пыль, то принимался лить как из ведра. Накрытого черной пленкой пришельца из гипера Константин вез на погрузчике, а его брат и Болтун сопровождали, с бластерами в руках. Несмотря на наступившую ночь, работы в ангарах не прекращались, но испытания велись только днем, поэтому холодильник был не занят.

Ладимир по коммуникатору вызвал начальника ремонтного ангара и под страхом смерти запретил входить в холодильник, после того как его опечатают, пообещав компенсировать простой в испытаниях.

Потом позвонил губернатору и без объяснения причин попросил выслать военизированную охрану в ремонтный отсек. Тот, поняв, что дело серьезное, предложил организовать периметр и вокруг «пилигрима», Каменев не стал отказываться.

Отправив труп чужака в покрытое толстым слоем инея помещение, люди Ладимира заварили дверь, дождались прибытия военных, сдали им помещение под охрану и вернулись на корабль, где уже собралась вся команда, кроме так и не объявившегося доктора Калугина. Военные, оставленные охранять «пилигрим», были предупреждены о возможности возвращения одного из членов экипажа.

Несмотря на то что все устали, Ладимир назначал дежурства по боевому расписанию и запретил покидать корабль до утра. Никто не возражал.

Капитан позвал Петера:

– Пошли в кают-компанию, выпьем и подумаем.

Закрыв за собой дверь, они расселись в кресла.

Они посмотрели друг на друга – идти за вином никому не хотелось, тогда они вытянули руки… Древняя игра «камень, ножницы, бумага» разрешила их спор.

– Неси две бутылки, – сказал помощник. – Только нормальное вино, а не сош. Меня от твоего соша в сон клонит.

Каменев принес и поставил на стол две бутылки темно-бордового вина и два бокала. Петер вгляделся в светящееся внутри стекла название винограда, планету-производитель, год розлива и одобрительно кивнул:

– Сойдет.

– Не наглей, – улыбнулся Лад, открывая бутылки и разливая вино.

– Слушай, а девчонка, которая сейчас спит у тебя в каюте, это ведь дочка губернатора с твоей планеты?

– Да.

– Помню, помню… видел я одну голограммку… – ухмыльнулся помощник.

– Бери бокал, видел он… мне кажется, то, что мы видели сегодня, должно волновать тебя больше.

– Не знаю, меня к разным прозрачным слизням не тянет, а вот женщины… это совсем другое дело. Завтра непременно навещу двух добропорядочных сеньорит. Пойдешь со мной? Хотя тебе-то зачем? У тебя вон какая куколка в кровати ждет.

Ладимир улыбнулся в ответ и отпил вино. Словно сговорившись, они больше не произнесли об инциденте с чужаком ни слова – ситуация требовала осмысления, а вопросов для обсуждения было и без того достаточно.

– Как думаешь, эскадра Стюарта случайно на нас вышла?

– Это вряд ли.

– Вот и я так же считаю.

– Только я не понимаю, зачем Липски нас подставлять? – спросил Петер, выпив вино и наливая себе еще.

– Тут все просто, – сказал Каменев. – По договору он получает равную долю с членами команды, на равных же условиях. Я тогда не увидел подвоха, только недавно понял. По нашему соглашению, если член команды погибает, его доля делится на всех, за вычетом компенсации родственникам, если такие есть. Так что, если мы все сдохнем…

– …Липски станет равноправным партнером Сен-Лиза, – закончил помощник за капитана.

– Именно так.

– Ловко. Я иногда поражаюсь людям. Как им все это в голову приходит?! Это же надо все продумать, просчитать, распланировать, при этом будучи уверенным в каждом своем шаге и действиях людей, которых используешь. Не-е-е, мне такое не по силам.

– Но, как видишь, даже такие люди допускают ошибки.

– Угу. А что там с Къюгом? Собственно историю твоих бравых похождений я знаю и уже высказал свое неодобрение необоснованного риска и ненужных трат.

Капитан пропустил его замечание мимо ушей и продолжил рассказывать:

– Къюг… он банально проговорился. Когда торговались из-за пленных, он ляпнул, что все-таки получит с меня свои полмиллиона.

– Так и сказал? – удивился Петер.

– Да, – подтвердил Лад, а помощник заржал:

– Ха-ха-ха! Вот идиот!

Лад не удержался и тоже засмеялся.

– Правда, остальное я из него выуживал с трудом.

– Почему? Поручил бы Фениксу…

– Нет, – Лад сразу стал серьезным. – Все, что касается Валенсии, – мое!

– Ну… – Петер задумался на секунду, потом выпил вина и пожал плечами: – Твое право, тем более что с задачей ты справился.

– Угу, этот мерзавец сознался, что организовал похищение и его люди схватили Валенсию.

– Откуда он узнал, что она дочь Стюарта?

– Судя по всему, он и не знал. Он просто хотел рассчитаться с нами. А вот тот, кто нанял спартанцев, – тот точно знал, что делает, и если Къюгом руководили обычная злость и жажда мести, то мотивы человека, организовавшего второе похищение и приказавшего убить Валенсию, мне пока не понятны.

– Думаешь, Большой Джон?

– Не знаю. Вряд ли, но все может быть.

Несколько минут они сидели размышляя.

– Темные звезды, как все сложно! – Петер стиснул голову руками. – Отвык я от таких мыслительных упражнений.

– Кажется, Рудольф и Виталь приглядывались, как нам лучше взять Липски?

– Угу, – кивнул Петер. – Позвать их?

– Нет, завтра все обсудим. Но Липски нужно наказать. Говорить с ним нормально – бессмысленно. Пришло время пообщаться с позиции силы.

Они сидели, пока не допили обе бутылки, потом Петер сказал, что если просидит еще хотя бы минуту, то уснет прямо здесь. Когда они поднялись, обоих слегка пошатывало – сказывалась усталость, нервное перенапряжение и отсутствие ужина.

Капитан и помощник отправились по своим каютам, Петер не забыл лукаво подмигнуть Ладимиру и передать сладких снов дочке губернатора, Каменев отправил его к Темным звездам и вошел к себе в каюту.

Софи спала на боку, положив одну ручку под щеку, а другую между коленей. Ладимир немного постоял, глядя на нее, тихонько вздохнул, потер лоб пальцами и, не раздеваясь, прилег рядом. Девушка, не просыпаясь, прижалась к нему и положила ручку на грудь. Ладу почему-то казалось, что он не сможет заснуть, но глаза почти сразу закрылись, и серая мгла укрыла его своим покрывалом.

* * *

Утром капитан проснулся от шума воды – Софи принимала душ. Он поднялся и почувствовал, что у него сильная головная боль. Посмотрев на себя в зеркало, Ладимир ужаснулся своему внешнему виду, потер щетину на подбородке и над губой, несколько раз зажмурил опухшие глаза и помотал головой, пытаясь сбить с ритма стучащие в висках молоты. Хорошо еще китель делали из немнущихся материалов.

Вода в душе прекратила шуметь, и Софи вышла оттуда. Увидев Лада, она остановилась, прикрывшись полотенцем.

– Ты проснулся? – без тени смущения спросила она. – Извини, ты не мог бы отвернуться? Мне нужно одеться.

Капитан смотрел на нее и не мог не признаться себе, что все-таки Софи очень красивая девушка.

Прикрытая одним полотенцем, с блестящими капельками воды на бархатной коже, она была просто неотразима. Наверняка она и сама знала, какой эффект производит, и умела этим пользоваться.

– Давай я лучше выйду, – он поднялся и направился к выходу.

– Десять минут мне хватит, – улыбнулась она ему вслед. – Спасибо.

На пути в рубку ему попался Виталь.

– О, капитан, не подскажете, где у нас на «пилигриме» хранится такое забористое пойло? Я тоже не прочь оттянуться, – он заржал.

Лад хотел ему что-нибудь ответить, но голова еще плохо соображала, поэтому он просто отправил Зорина к Темным звездам, а насчет «пойла» велел спросить у Петера.

В рубке дежурил Рудольф, он без лишних слов налил капитану сок рории и рассказал последние новости.

– Алонсо проверил журнал – вчера снова была несанкционированная передача, как раз в то время, когда они сюда пришли с Пловцом и Аниес.

– Как она?

– Нормально. О приборную панель ударилась, как и предположил ее брат. Легкое сотрясение, сейчас голова болит. Калугин вернется, еще посмотрит.

– Он не появлялся?

– Трап с ночи еще поднят, – ответил штурмовик.

– Так ты думаешь, что это существо пользовалось нашей системой связи?

– А вы так не думаете? Просто больше некому.

– Первые записи Алонсо обнаружил, когда мы были на Джеррико… Сколько же эта тварь была у нас на корабле?!

– Похоже, что довольно долго.

– Скажи всем, и я сам потом объявлю, чтобы держали рот на замке. Не знаешь, Сен-Лиз не звонил?

– Кажется, нет.

Ладимир кивнул и пошел назад в каюту. Софи там уже не было. Капитан принял душ, побрился, кривел себя в порядок, надел новый мундир и направился в кают-компанию. Команда уже собралась. Здесь были все кроме Аниес, оставшейся в каюте, и Алонсо, сменившего Рудольфа на посту в рубке. Едва Лад вошел, как запах свежеприготовленной еды начал дразнить обоняние, Каменев понял, что голоден. Он сел за стол и с удовольствием начал есть.

– Капитан, вы меня слышите? – внезапно раздался из переговорного устройства голос доктора Калугина.

Петер удивленно выпучил глаза и потянулся к коммуникатору:

– Док, ты на корабле?!

– Да.

– И давно?

– Со вчерашнего дня.

– И где ты был?

– Здесь, в лазарете.

Лад и помощник переглянулись. Последний покачал головой и пробормотал:

– Это что-то невероятное! – Потом произнес вслух: – Док, ты в курсе, что ты – чудо?

– Да… то есть, нет… какая разница?! – В голосе Калугина зазвучало раздражение. – Капитан меня слышит?

Петер сразу скорчил недовольную мину:

– Да, док. Он тебя слышит.

– Простите, капитан, вы не могли бы подойти в лабораторию?

– Док, ты можешь дать человеку поесть? – ответил помощник. – Мы спали этой ночью часа два и не жрали со вчерашнего обеда. Ты сам-то когда ел последний раз? У нас, кстати, для тебя подарочек есть.

– Да-да, спасибо, но… это крайне важно.

– Говори, что там у тебя?

– Думаю, лучше прийти в лабораторию.

– Может, ты ненароком откромсал свою бестолковую голову и хочешь, чтобы мы ее пришили обратно? Если так, то не надейся. Говори, что у тебя, или отвали, как поедим – так придем.

– Я… ну… понимаете…

– Все, док! До встречи…

– Нет, стой! Я думаю, что госпожа Стюарт-Валенсия жива! – выпалил Калугин.

В кают-компании повисла мертвая тишина. Все взгляды были устремлены на капитана. Ладимир побледнел и замер в напряженной позе.

– Док, я все понимаю – формалина нанюхался, вина выпил, – негромко проговорил Петер, – но это не смешно.

– Ну, я же сказал, что лучше прийти сюда, я бы все объяснил, – извиняющимся тоном ответил доктор.

Помощник повернулся к Ладимиру, а тот уже поднялся и, не произнеся ни слова, быстрым шагом направился в лазарет.

Остальные вскочили с мест вслед за ним, но Петер резко остановил их.

– Всем сидеть! – рявкнул он, сделав свирепое лицо и выставив указательный палец в сторону стола.

– Да пошел ты, – безобидно сказал Рудольф и прошел мимо него.

– Вот-вот, – поддержал напарника Виталь.

В лазарете док ждал их, сидя за компьютером.

– Капитан, – приветственно сказал он, вставая из-за стола.

– Здравствуйте, доктор, – холодно ответил Ладимир. – Итак, я здесь. Я вас слушаю.

Позади капитана собрались все, кто был в кают-компании, когда Калугин высказал свое предположение. Оказавшись перед аудиторией, док занервничал, потер друг о друга ладони, поджал губы и наконец сказал:

– Я считаю, что Валенсия жива.

– Каким образом?

– Судя по всему, перед вами на Мессине разыграли спектакль.

– Что это значит, док? Какой спектакль и кто разыграл?

– Это значит, как я уже сказал, что госпожа Стюарт жива. На вопрос: «Кто это все организовал?» – я затрудняюсь ответить, поскольку не знаю. Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что на Мессине погибла не Валенсия, а ее клон.

– Что?! – переспросил Каменев.

Калугин заулыбался. Но в этот момент Ладимир схватил его за грудки, рывком вытащил из-за стола и припечатал к стене, сшибая на пол колбы и инструменты со стоек.

– Какой клон? – процедил Лад.

– Я понимаю ваши чувства, капитан, но будьте добры меня отпустить, – спокойно сказал доктор, по-прежнему улыбаясь.

Каменев еще некоторое время сверлил его взглядом, но потом отпустил.

– Извините, Иван, мне следовало держать себя в руках…

– Ничего, все нормально. К тому же я действительно виноват – мне следовало провести эти анализы сразу, но у меня дошли до них руки только когда мы дрейфовали в неизвестности. Кстати, не выяснили, где мы все-таки были?

– Еще нет, док. Мы потом вам все расскажем. Сейчас слушаем вас?

– Я в принципе все сказал: на Мессине был клон. В ее крови к мышцах я обнаружил наннитов.

– И что? – нахмурившись, спросил Петер. – Их могли ввести ей, чтобы контролировать и не дать сбежать. У Рудольфа спроси, он с этим хорошо знаком.

– Не спорю, – Калугин кивнул. – Но тем не менее я настаиваю на своем. Кроме наннитов есть и другие признаки – структура костей, мышечной ткани и конечно, головного и спинного мозга. Вчера у меня не было этих данных, но мне пришло в голову, что обычно при убийстве судмедэксперты проводят полное обследование, но с госпожой Стюарт случай особый, поэтому они ничего не делали. Тем не менее всегда берут контрольные пробы-образцы из тела жертвы, это стандартная процедура. Поэтому я пошел в полицию…

– А в полиции… – недоверчиво спросил помощник капитана, – встретили тебя с распростертыми объятиями?

– Нет, – смутился доктор, – но имя капитана Каменева и пара тысяч империалов открывают любые двери. Вы простите, капитан, что я так…

– Ничего, док, продолжайте!

– Я вернулся на корабль и провел анализ образцов ткани, мозга, костей. Это клон – я не сомневаюсь.

На несколько секунд в лаборатории воцарилась тишина. Лад с Петером переглянулись, и капитан снова посмотрел на доктора:

– Но как это возможно? Насколько я знаю, процесс выращивания копии длится девять месяцев.

Калугин пожал плечами:

– Я, к сожалению, не специалист в этой области.

– А где же в таком случае сама Валенсия?

– Этого я тоже не знаю, – пожал плечами Калугин.

Помощник посмотрел на капитана, поглаживая шрам на своей щеке.

– Мне кажется, нужно это хорошенько обмозговать, – произнес он. – А то слишком много вопросов сейчас у меня в голове к слишком мало ответов на них.

Ладимир с минуту постоял в хмурой задумчивости и вышел из лазарета.

Петер проследовал за ним в каюту, где они уселись друг против друга.

– Не вижу радости на твоем лице, – сказал помощник.

– Мою радость не передать словами, – ответил Каменев, – а беспокойство – тем более!

– Понятное дело, но главное, что она может быть жива. Иначе зачем подсовывать нам клона?

– Вот именно… зачем?

– Чтобы натравить на тебя Стюарта. Разгневанный, жаждущий возмездия отец, у которого в подчинении эскадра, – это серьезно.

– Мне тоже пришло в голову только это. Но вопрос – кому это нужно?!

– Есть у меня на примете один персонаж, который своей колоритной фигурой и бородой неплохо вписывается в сценарий…

– Липски?

– Ага. Зову Рудольфа?

– Давай, тем более я хотел поговорить с ним о клонах.

– Это мысль! Он больше других в этом понимает.

Петер вызвал Феникса, и, когда тот пришел, Ладимир без предисловий приступил к разговору:

– Рудольф, сразу начну с того, что я знаю твою историю.

– Мою историю, капитан? – переспросил штурмовик, и Лад почувствовал, что тот внутренне закрылся – изменился тон, Рудольф поджал губы, едва заметно вздернул подбородок.

– О том, что ты с Перфекты, – прямо ответил Каменев. – И мне сейчас нужна твоя помощь. Я хочу узнать, кто, когда и зачем сделал клона Валенсии.

– Я мало чем могу помочь в этом вопросе. Та… история произошла давно. Я был подростком, почти ничего не помню.

– Подумай, сейчас важна любая мелочь…

– Нет, капитан. Извините.

Ладимир понял, что бесполезно дальше настаивать, и перешел к другому вопросу.

– Хорошо. Оставим эту тему. Скажи, перед последним вылетом я поручал вам с Виталем проработать возможность захвата Липски, что-нибудь выяснили?

– Да, – кивнул штурмовик. – Могу сказать одно – пока с ним обе плинийки, подобраться к нему без потерь будет проблематично.

– Потери для нас неприемлемы, – покачал головой Лад. – Нужно думать, как разделить амазонок. Займись этим. Я пока поговорю с губернатором.

– Понял, – кивнул Феникс и вышел.

Петер проводил его взглядом и сказал:

– Я тоже пойду, начну готовить парней к операции.

– Хорошо, поговорю с Сен-Лизом и приду, собирай всех в кают-компании.

После ухода помощника Каменев набрал номер губернатора.

– Завидую вашим нервам, Ладимир, – вместо приветствия сказал Сен-Лиз. – Но мои могли бы и пожалеть. Запрашиваете среди ночи военизированную охрану, а о том, в связи с чем такие меры безопасности, собираетесь сообщить ближе к обеду.

– Добрый день. Антуан. Я пытался вчера с вами связаться, но вы были заняты, а потом не сложилось.

– Достаточно взаимных упреков, рассказывайте.

– В промышленном холодильнике ремонтного ангара сейчас лежит существо, которое мы убили в рубке «пилигрима».

– Существо?

– Я неправильно выразился, разумное существо, способное распознать оружие и выделить из группы человека, отдающего команды собаке. При этом обладающее способностью становиться совершенно невидимым.

– С какой планеты?

– Оно не с планеты, оно из гиперпространства.

– Вы шутите?

– Еще не начинал. Но если хотите посмеяться, то скажу еще, что это существо пользовалось системой связи корабля, отправляло непонятные послания по координатам, где нет ничего, кроме вакуума, а затем подчищало за собой следы. Кроме того, нечто в гипере вышвырнуло «пилигрим» на выходе из прыжка, и корабль оказался в пяти с половиной сутках скольжения за границами Империи, с вышедшим из строя навигатором и полной потерей ориентации. Скорее всего, то же самое произошло и с пропавшими кораблями, о которых вы мне говорили. Ему удалось вернуться по чистой случайности – совершив прыжок но координатам отправленного существом сигнала. Вряд ли остальным кораблям удастся сделать то же самое. Я бы рекомендовал отправить на их поиски зонды, определив зону исследования между пятью и шестью сутками скольжения, но сфере.

Ладимир замолчал, ожидая, что скажет губернатор, но тот задумался и не спешил продолжать разговор, обдумывая полученную информацию.

– Ладимир, вы понимаете, что сейчас мне рассказали? – наконец медленно произнес он. – Понимаете, чем это всем нам грозит?

– Да, Антуан. Поэтому и запросил охрану.

– Никто… повторяю, никто не должен узнать то, о чем вы мне поведали. Нет никаких существ из гипера, ваш «пилигрим» сбился с курса из-за неполадок в навигационной системе, в холодильнике ангара – взрывное устройство.

– Мои люди уже предупреждены, – кивнул Лад.

– Хорошо. Я сообщу Императору о догадках насчет кораблей. И еще одно, Лад, будьте осторожнее! Моя служба безопасности отметила странную активность резидентов. Только за последнюю неделю они выявили и уничтожили четырех имперских агентов и трех корпоративных. Проанализировав направление их деятельности, мои люди сделали вывод, что она направлена на дестабилизацию обстановки между Лагуной и Империей. В докладах несколько раз упоминалось ваше имя.

– В связи с чем?

– Вы находитесь в разработке разведок как минимум трех конгломератов, и, само собой, имперской. Это не удивительно, учитывая, какой вес вы имеете на политической арене.

– Неужели? А мне кажется, что я всего лишь пешка, которая стремится стать королевой.

– Может, вы и не задумываетесь, но каждое ваше действие, любой поступок определенным образом отражаются на событиях, которые формируют дальнейшеенаправление политических отношений между корпорациями, Империей, моим маленьким островком свободы… Вы отнюдь не пешка, хотя, вероятно, вами и пытаются манипулировать, но не думаю, что это кому-либо удастся.

– Очень постараюсь, чтобы и в дальнейшем ничего не менялось, – сказал Каменев.

Сен-Лиз покивал и решил, что пора разговор заканчивать:

– До встречи, капитан. Старайтесь держать меня в курсе событий.

– Уверен, ваши секретные службы сделают это за меня.

Губернатор улыбнулся:

– Вы порой вытворяете такое, о чем мои службы даже подумать не могут. Не могу сказать, что я не люблю сюрпризы, просто предпочитаю, чтобы они были приятными.

– А вот этого обещать не могу.

– Но вы постарайтесь, – напутствовал его Сен-Лиз, перед тем как отключить связь.

Ладимир постоял несколько минут, глядя на погасший экран, и думал о словах Сен-Лиза, что все его действия приводят к определенным последствиям. Как верно подметил Петер – кто-то ведь все продумывает, планирует, рассчитывает. Ладимиру очень сильно захотелось нарушить все эти планы и расчеты, а для этого нужно действовать так, как никто от него не ждет.

Каменев зашел в кают-компанию, где вовсю шло обсуждение нападения на Липски. Кто-то притащил виртуальный планшет, и над столом сейчас парили выполненные в красных линиях здания, автомобили и даже атмосферный челнок.

– …нет, так не выйдет! – Виталь взял планшетный карандаш и нарисовал пунктирную линию от крыши одного здания до машины. – Это линия огня. Если машина Джона взлетает вертикально, то не подскажешь, кто оказывается под обстрелом, а?

Зорин посмотрел на Георгия, видимо предложившего этот план. Ладимир встал позади них, внимательно слушая, но не включаясь в разговор. Остальные были так увлечены обсуждением, что не заметили его присутствия, только Петер, развалившийся в кресле, вытянув ноги на соседний стул, и хмуро потягивающий вино, посмотрел на капитана. И еще Софи, задумчиво сидевшая в сторонке с чашкой шоколада, приветствовала его появление коротким взмахом руки. Просторный рукав ее белой блузки, отлично сочетавшейся с черными брюками, имеющими широкий пояс и высокую талию, всколыхнулся красивыми волнами. Каменев отметил, что наряд простой, но в то же время очень элегантный.

– Ну, а если подорвать его машину? – предложил Андреас.

– Что тебе это даст? Амазонки опять уводят его под прикрытием щитов. Появляются люди из его охраны или из полиции и накрывают нас.

– Используем нейрозаряды.

– Сколько раз говорить… мы не успеем). Может, Джона они и оглушат, но плинийки наверняка знают какой-нибудь фокус, как от этого защититься.

– Да-а-а… – протянул Андреас, почесывая затылок. – Проще его завалить и не думать.

– Нет, – сказал капитан, – Джон Липски определенно нужен мне живым.

Присутствующие посмотрели на него и вновь вернулись к созерцанию виртуальной схемы.

– Легко сказать, – пробормотал Георгий.

– Я так понимаю, вся проблема в амазонках?

– Да, – кивнул Рудольф, – я вам уже говорил об этом. Захватить его в воздухе – нам точно не под силу. Исключив такую возможность, мы рассматривали варианты, как заставить его спуститься ниже, запереть на узкой улочке. Но при любых раскладах нам не подобраться к Большому Джону без жертв.

– Я тебе тоже говорил, что такое неприемлемо. Если нет возможности справиться с двумя амазонками, подумайте, как их разделить!

На какое-то время в кают-компании наступила тишина, потом Болтун неожиданно щелкнул пальцами и сделал знаки Петеру. Помощник капитана как-то апатично и вяло перевел:

– Болтун говорит: Бар. Когда Липски приезжает в «Звездный погреб», одна амазонка всегда проверяет внутри, пока вторая остается с ним снаружи-Немой пират знаками показал, что Петер правильно его понял, а последний допил вино из бокала и с прежним отрешенным видом налил еще. Настроение помощника капитану не понравилось, но он решил поинтересоваться этим позже.

Рудольф, нахмурившись, думал, потом сказал:

– Разделимся на две группы. Одна будет в баре, другая в засаде на улице. Действовать нужно будет одновременно. – Феникс уже проигрывал нападение в голове.

– Сержант наверняка сообщит о нашем присутствии, – сказал Виталь.

– Будем делать вид, что просто отдыхаем. Почему нет?

Лад тоже напряженно размышлял, пытаясь представить себе ход операции.

– Какое вооружение у плиниек? – спросил он.

– Силовые щиты, лазерный хлыст, три или четыре пистолета, гранаты. Это их стандартный набор, – рассказал штурмовик. – Кроме этого может быть все что угодно, от обычных ножей до гравитационных мин. Тут уже играет роль личное предпочтение каждой из них, но, как правило, это оружие вспомогательное, призванное помочь, если станет совсем туго.

– Неплохой арсенал, – протянул капитан, – а их сканеры что засекают?

– Почти все виды излучения, – продолжил свою «лекцию» о плинийских амазонках Рудольф. – В левый глаз каждой из них встроен транслятор, показывающий телохранительницам все показания сканеров. Они засекут активированный бластер за четверть километра, выделят и отсекут сигнал мины, наводить на них высокоточную оптику тоже бесполезно – сразу засекут, если использовать, то кварцевые линзы, да и то стараться действовать мгновенно, иначе увидят сконцентрированный оптикой поток света.

– Хорошо бы ту, что будет в баре, обезвредить быстро, а потом заставить Липски отступить внутрь и зажать его с двух сторон, – сказала Аниес.

– С амазонкой быстро не получится, – покачал головой Виталь.

– Все равно надо попробовать, – поддержал девушку Георгий.

– Бесполезно, – встал на сторону напарника Рудольф, – быстро с плинийками не справишься, рассчитывать на это – будет ошибкой. Но вот заставить Большого Джона отступить в бар – хорошая мысль. Предлагаю накрыть шквальным огнем, это на какое-то время удержит их на месте, пока амазонка укроет его щитом, а потом, обстреляв ракетами, заставить укрыться в баре. Значит, основная команда должна быть внутри, а снаружи максимум трое.

– Хорошо, – кивнул Лад, – общий план действий определили. Руди, проработай детали и доложи. Теперь внимание! Слушаем и запоминаем официальную и единственную версию последних событий… – Он повторил вариант предложенный Сен-Лизом. Убедившись, что все поняли важность сказанного, капитан произнес: – Все свободны, начинаем готовиться. Петер, задержись, поговорим.

Помощник даже не собирался вставать с кресла, остальные потянулись к выходу.

Лад посмотрел на Петера, дождался, пока за спиной закроется дверь кают-компании, и спросил:

– В чем дело? Что случилось?

– Я тут посидел, пошевелил мозгами… и понял, что нам всем грозит…

– Я тоже догадываюсь, и что?

– Какой смысл что-либо делать, если в итоге все равно все рухнет?

– Откуда ты знаешь? Мы можем только предполагать, догадываться… Петер, что с тобой?! С чего ты вдруг стал пессимистом? Я тебе вот что скажу – сегодня я узнал, что Валенсия, возможно, жива, и поглотят меня Темные звезды, если я позволю каким-то там существам помешать мне ее найти! И даже если все будет как ты говоришь, то я тем более хочу, чтобы та, которую я люблю, была рядом со мной! А в этом мне понадобится твоя помощь, потому что один я бессилен. И я не приказываю тебе, а прошу… прошу, как человека, которого считаю своим другом.

– В том-то и дело… что тебе есть кого искать и с кем быть… а я… – Он склонил голову и посмотрел за спину Лада. – Так ведь, сестренка?

Ладимир обернулся – Софи все так же сидела с чашкой шоколада и смотрела на него. Капитан думал, что в кают-компании кроме них с помощником никого нет, он же сказал, что «все свободны», но забыл, что девушка – не член его команды…

Их взгляды встретились. И хотя Лад всегда был с ней честен, он почувствовал неловкость.

– Сестренка вон тоже догнала, в чем суть проблемы, – сказал Петер. – Хотя от вина отказалась, решила залить горе шоколадом.

Он отсалютовал ей бокалом. Софи подняла в ответ чашку, сделала маленький глоточек и опустила глаза.

– Так что, вы теперь будете сидеть тут и киснуть от безысходности? – спросил Каменев.

– Почему нет? – пожал плечами Петер.

– Потому что не вижу причин для этого…

– Да-а-а, капитан, похоже, ты много чего не видишь или делаешь вид…

– В настоящий момент мы не обсуждаем, что я вижу, а что нет. Сейчас вопрос о тебе, собираешься ты сидеть в кресле, упиваясь вином в ожидании, пока «все рухнет», или возьмешь себя в руки и поможешь мне достать Большого Джона?

Петер в задумчивости потер шрам пальцами, нахмурился, зачем-то посмотрел на Софи, словно хотел спросить у нее совета, потом отпил вина…

– Хм… Достать Большого Джона – это было бы круто. На такое еще никто решался… да… Заманчиво.

Он хотел налить себе еще вина, но Лад выхватил у него из рук бутылку:

– Завязывай выделываться, – капитан выпил прямо из горлышка и мотнул головой в сторону выхода: – Узнай, что там Руди придумал.

– Вот всегда ты так, капитан, – ворчливо сказал помощник. – Только расслабишься, приходишь ты и заставляешь работать.

Он поднялся и поплелся к выходу.

– Ладно, пойду посмотрю, а то я тут наслушался их планов, не присмотришь – переубивают друг друга. Удачи, сестренка.

– И тебе, – махнула рукой Софи.

Ладимир проводил помощника взглядом, потом поставил бутылку на стол, подошел к девушке и присел, положив руки на подлокотники кресла. Их глаза оказались на одном уровне, и они смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

– Софи… – нарушил молчание капитан, но девушка тут же приложила пальчик к его губам.

Потом грустно улыбнулась, провела ладонью по его щеке и сказала:

– Не надо. Я все понимаю. Ты был честен со мной, и я благодарна тебе за это.

– Я не хотел причинять тебе боль…

– Все хорошо, не переживай. Просто одна избалованная девчонка потеряла голову и влюбилась в блистательного капитана, благородного пирата, который сражался за нее, рискуя жизнью, – она тихонько засмеялась. – Для меня никто и никогда такого не делал. Было безумно приятно почувствовать себя принцессой.

Каменев не знал, что сказать, и они снова некоторое время молчали, потом Софи вздохнула и произнесла:

– Лад, у меня к тебе просьба.

– Какая?

– Я хочу вернуться на Дейтону.

– Хорошо, я поговорю с губернатором, чтобы выделил свой корабль, уверен, он не откажет. – Капитан поднялся.

– Я еще посижу здесь, ладно?

– Конечно!

– А ты иди, Лад, иди… Вытряси из этого Липски все, что он знает, и найди ее! Найди обязательно! У тебя получится! В этом уже я уверена!

– Спасибо, Софи, – кивнул Ладимир с серьезным видом и оставил ее.

* * *

Дождевые капли собирались на краю капюшона и падали вниз. Ливень хлестал лежащего на краю крыши Георгия, словно решил отыграться на нем за всех тех, кто укрылся от воды за коконами силового поля. Обсудив с Фениксом, они решили, что снайперу лучше использовать обычный синтетический дождевик, а не энергетический. Поэтому грек лежал сейчас, в полной мере ощущая на себе буйство стихии. Он находился на крыше уже два часа, и хотя оделся тепло, но все равно начал слегка замерзать – гулявший на высоте двадцати этажей ветер студил пальцы и швырял в лицо холодные капли. Работающий в тепловом режиме бинокль показывал желто-красные фигуры людей, окутанные голубой пеленой дождевиков из силового поля, идущих по улице, и движущиеся по транспортным потокам серые машины, оставляющие за собой черные вихри. На крыше противоположного здания расположился Самуэль. Когда разрабатывали план, он вызвался стрелком, заявив, что на Дейтоне часто охотился на летучих крыс в карьере, хорошо стреляет и умеет пользоваться оптикой. Это было немаловажно, потому что пристреляться возможности не было. Остальная часть первой группы, состоявшая из братьев-греков и Болтуна, ждала в машине недалеко от входа в «Звездный погреб».

В это же время вторая группа расположилась в самом баре. Когда они зашли в заведение полтора часа назад, Петер сразу подошел к бармену:

– Салют, Сержант. Мы с капитаном хотим команду пополнить, есть тут кто стоящий? Посоветуй, не за так, конечно.

Тот оглядел сидящих за столиками и кивком указал в дальний угол.

– Вон те двое, один стриженный под военного, другой оброс, как обезьяна, работали с Рыжим. Сейчас не знаю. Попробуй расспросить.

– Угу, скажи' им, чтобы подошли, – благодарно кивнул Петер. – Если кто еще появится – направляй к нам.

– Хорошо… Стой!

– Чего?

– У вашего парня с собой пушка, и не маленькая. Навскидку – крупнокалиберная ИВСК или четырехтактовый «Риззен», – бармен вынул из-за стойки и показал ему экран сканера, на котором фигура Рудольфа была обведена ярко светящимся контуром, а футляр в руках пульсировал тревожным красным цветом.

– Да, я знаю, – спокойно кивнул Петер. – Мы только что из оружейного магазина. Угадал – крупный калибр, импульсная… и что? С каких это пор тебя интересует, кто с чем ходит?

– С тех самых, как Большой Джон приказал, – холодно ответил Сержант. – Он что. не мог пушку в машине оставить?

Петер удивленно посмотрел на него:

– Это Феникс! Он быстрее девку бросит, чем оружие! Хочешь, иди скажи, чтобы он проваливал отсюда со своей игрушкой, – и хохотнул, – я точно ему такого не скажу, хоть он и из моей команды.

Бармен посмотрел на него исподлобья и недовольно качнул головой:

– Передай ему, чтобы поосторожнее ей размахивал, АОС держит его на прицеле.

Взгляд Петера изменился, пират задрал под бородок, оскалился и с вызовом посмотрел на Сержанта.

– Тебе не кажется, что ты зарываешься, а? – В тоне помощника капитана сквозила угроза. – С каких пор я стал у тебя на побегушках? А?!

Он стукнул кулаком по стойке:

– Сюда смотри! Я тебе вопрос задал!

Сержант поднял руки в примиряющем жесте:

– Извини, Петер…

– Ты мне угрожать вздумал?! – распалялся тот.

– Нет… я… – Сержант был не из пугливых, ему не раз приходилось сталкиваться с задиристыми посетителями, и конфликтовать с помощником Каменева он не хотел лишь потому, что это могло не понравиться Большому Джону.

– Тогда какого хрена ты мне в морду своим монитором тычешь?! – не унимался Петер. На них смотрел уже весь бар. – Пускай тогда твоя АОС и меня на прицел возьмет!

– Автоматическая охранная система имеет заданные настройки, я ей не управляю! – Бармен слегка лукавил – может, в пассивном режиме он ей и не управлял, но в боевом огонь открывался только по его воле.

– Тогда закрой рот и не суйся! Сделай нам два фирменных коктейля.

Помощник направился к столику, где сидел Лад. Рудольф и Виталь устроились отдельно и заказали выпивки.

Через пару минут к столику капитана подсели указанные барменом наемники. Представились Шейхом и Гинзбургом. Петер стал их расспрашивать, задавая обычные при найме вопросы. Разговор затянулся больше чем на полчаса, но в результате наемники вернулись на свои места, фырча из-за низкой оплаты, предложенной им.

За последующие полтора часа бармен направил к ним еще двоих наемников, с одним из них «наниматели» договорились встретиться через два дня в порту и сделали отчисление заведению, подтверждая заключенную сделку.

Большого Джона все еще не было. Ладимир начал беспокоиться, что тот вообще не появится, но включать изоляционное поле вокруг столика, чтобы поделиться сомнениями с помощником, не решался из опасения пропустить сигнал от первой группы, который мог прозвучать в любой момент. Все время они хранили полное радиомолчание, договорившись выйти на связь в момент начала нападения.

– Что-то не густо сегодня, – проворчал Петер. – Дождя, что ли, боятся? Сколько еще будем сидеть?

– Думаю полчаса, дольше смысла нет, так можно и сутки просидеть, ничего не высидеть. Завтра еще придем. Оставишь Сержанту пару сотен, пусть присылает к «пилигриму».

– Ясно. Оставлю.

Не прошло и полминуты, как дверь в бар открылась и вошла плинийка, а в ухе у каждого из пиратов команды Каменева прозвучал сигнал: «Начали!» Стрелки на крыше открыли огонь одновременно, Георгий стрелял по Липски, заставив оставшуюся с ним плинийку активировать силовой щит, а Самуэль по входу «Звездного погреба», перекрыв выход первой амазонке.

В баре Лад, Петер и Виталь тоже включили шиты (причем последний сразу два – в задачи Зорина входила защита группы со спины) и прикрыли ими себя и Рудольфа. Капитан и помощник начали стрелять по амазонке, не позволяя ей выйти из бара. Плинийка тут же активировала второй щит, закрывая им спину, и развернулась к выходу. Феникс отбросил футляр, приложил к плечу импульсную винтовку системы Колодина и выстрелил в амазонку. Попавший в задний щит заряд отбросил ее в сторону от двери. Лад и Петер расстегнули кители, сдернули со спрятанных под ними перевязей дисковые гранаты и швырнули к плинийке, а Рудольф сразу открыл огонь по автоматическим пулеметам охранной системы бара.

При выстреле возникал звуковой провал, когда у всех, кто находился рядом, возникало ощущение, что они оглохли, а потом раздавался резкий визг. На перезарядку уходили доли секунды, но все равно казалось, что это очень долго и между выстрелами просто гигантские интервалы. Штурмовик тратил на каждый пулемет но заряду, стреляя максимально быстро и точно. На месте автоматических орудий оставались покореженные стволы, а в стенах искрящиеся изувеченной электроникой дыры. Гранаты взорвались, вынудив амазонку отступить. Со звоном посыпались на пол разбитые бутылки и стекла. Щиты пиратов окрасились красным от непрерывно попадающих в них лучей. Когда Феникс закончил с фронтальными пулеметами, амазонка, решив не выходить, а уничтожить противника внутри, перешла в атаку – распустив лазерный хлыст и прикрываясь щитом, она бросилась вперед.

Посетители бара, в момент атаки ошеломленно застывшие на местах, спрятались вниз, под столики, но двоих все равно задело лучами, и они с криками повалились на пол. Еще больше жертв стало, когда Сержант достал из-за стойки армейский бластер и открыл из него огонь. Он стрелял во всех подряд, не разбирая, кто нападавшие, а кто просто посетители, последние стали палить в ответ, внося сумятицу и неразбериху. Дым и едкий запах от прожженной мебели и стеновых панелей заполнили помещение.

Снаружи прогремел мощный взрыв – пираты, засевшие в машине, выпустили по заряду из портативных ракетных установок, превращая лимузин Липски в груду металлолома. Пол в баре заходил ходуном, и Феникс промахнулся, но, спокойно переждав тряску, снова начал стрелять.

– Руди, шустрее заканчивай! – крикнул Лад, видя, что телохранительница приближается. Она ударом ноги отбросила с дороги стул, запрыгнула на столик, с него на следующий…

Петер метнул под щитом в сторону амазонки гранату. Взрыв раскидал столы и стулья, создав преграду на ее пути и заставив на миг остановиться, чтобы прикрыться щитом. Группа постепенно отступала в глубь бара.

Кто-то из посетителей, то ли решив выслужиться перед Большим Джоном, то ли по каким-то другим причинам, достал оружие и начал стрелять по группе Каменева.

Штурмовик закончил с АОС и тут же перевел огонь на нового противника. Заряд ИВСК буквально разорвал человека в клочья, разукрасив угол бара кровавыми брызгами.

– Пулеметы ликвидированы! – доложил Рудольф, приседая и перезаряжая винтовку.

– Лад, объектов двое! – раздался голос Георгия. – С Липски еще один человек. Мы их зажали!

Он непрерывно стрелял по щитам амазонки, заставляя ее постоянно прикрывать Большого Джона, который вместе с неизвестным, присев к земле, вжимался в стену «Звездного погреба». Плинийка пыталась провести их к входу, но Андреас и Константин всадили по ракете из ПРУ в землю перед ними, перекрывая пути.

– Держите их! – велел капитан, потом обратился к Фениксу: – Руди, готов?

– Да!

– Петер, заткни Сержанта! – приказал Лад, а сам вышел навстречу плинийке и едва не лишился головы, когда лазерный хлыст рассек воздух точно над его щитом. Амазонка обрушилась на него, нанося удары щитом, ногами, хлыстом. Ярко-красная плеть то и дело захлестывала через край щита и уже несколько раз задела капитана, оставив ожоги на руках, плечах и груди.

Петер развернулся к стойке бара, откуда вел по ним огонь Сержант, но тот накрыл его таким плотным огнем, что даже не позволял кинуть гранату.

– Темные звезды! Сволочь! Руди, прижми его!

Штурмовик, под прикрытием щитов Зорина, быстро навел ствол и дал несколько выстрелов по барной стойке, разнося ее в клочья.

Помощник капитана, пользуясь моментом, когда бармен вынужден был укрыться, швырнул к нему сразу три гранаты. Взрывы прогремели один за другим, и из своего укрытия Сержант больше не показался.

Рудольф сделал несколько выстрелов поверх голов посетителей, а Виталь заорал:

– Всем лежать! Кто башку поднимет – разлетится на куски! – Он держал щиты углом, прикрывая себя и Рудольфа с двух сторон.

Петер переключился на амазонку и подоспел вовремя – плинийка прижала Каменева. Ее хлыст со свистом рассек воздух и, вытянувшись огненной змеей, обрушился на Лада. Тот еле успел откатиться в сторону, бросив щит, как стол рядом развалился надвое.

Помощник напал на амазонку, но та несколькими точными движениями прервала его атаку и отбросила назад.

Феникс выстрелил в нее, но плинийка. опередив его, ударом ноги подбросила обломок стола, подставляя его под первый выстрел, а когда прозвучал второй, она была уже рядом с напарниками, Одним движением она деактивировала щит, перепрыгнула через Виталя и Рудольфа, и едва коснулась ногами пола, как метнула в Зорина нож, а Феникса ударила хлыстом.

Виталь не успел развернуться, и лезвие, проткнув бицепс, вонзилось в бок, прижав руку к телу. Зорин закричал и выронил один щит.

Лазерный хлыст едва не снес штурмовику голову, Феникс успел пригнуться в последнюю секунду и тут же отскочил назад. Его тренированное тело было сплошным комком тугих мышц, кувырком перекатившись в сторону, он поднялся на колено и выстрелил от пояса, направив заряд между Виталем и телохранительницей. От стены полетели мелкие обломки и пыль, а в месте попадания появилась еще она дыра. Плинийка отпрянула к вынуждена была тут же снова активировать щит, прикрываясь от выстрелов Лада и Петера.

Штурмовик сразу приложил приклад к плечу и приник к прицелу. Ему нужно было поймать мгновение, когда амазонка откроется. Рудольф глубоко вдохнул и медленно выдохнул, расслабляясь, и стал ловить свою цепь. Он увидел, что амазонка убрала хлыст и в руке ее тут же появился матово-черный шар гравитационной гранаты.

Феникс предупреждающе крикнул и начал стрелять, плинийка пригнулась к полу, подняв руку со щитом за спину так, чтобы он прикрывал ее сверху, и подбросила гранату, сразу после чего выхватила пистолет. Ближе всех к смертельному шару находился Петер: увидев опасность, он швырнул свой щит, сбивая гранату в сторону, и тут же рухнул на пол с прожженным бедром – амазонка успела его подстрелить. Рудольф схватил раненого напарника за одежду, оттаскивая того подальше, Ладимир бросился к Петеру, притянул его к себе, а сам схватился за прикрученную к стене перекладину, и в этот момент раздался взрыв.

Отлетевшая в угол граната полыхнула нестерпимо ярким светом, мгновенно выжигая вокруг себя воздух, за доли секунды в центре взрыва образовался вакуум. Воздух рванул в образовавшуюся пустоту, с невероятной силой увлекая за собой все, что находилось в радиусе четырех метров: обломки мебели, стулья, посуду, лампы с потолка, куски декоративной обшивки, оказавшихся в зоне действия посетителей, лежащих на полу раненых и тела погибших. И сразу за этим с оглушающим хлопком ударили волны гравитации, дробя и превращая в пыль все, что попадалось на их пути: дерево, пластик, стекло, плоть. Зона поражения таких гранат в идеале представляла собой сферу шестиметрового диаметра, внутри которой не оставалось ничего живого.

Слегка оглушенный Лад посмотрел на помощника – тот лежал без сознания, капитан краем глаза заметил движение и тут же метнулся к валявшемуся на полу щиту. Едва он подхватил его, как попавшие в него лучи окрасили силовое поле в красный цвет. Плинийка шла на Каменева, стреляя с двух рук. Когда в одном пистолете закончился заряд, она тут же отбросила его и достала хлыст.

Рудольф, лежа на спине, приподнял голову в тот момент, когда амазонка замахнулась на капитана. Штурмовик направил в ее сторону импульсную винтовку и выстрелил, не целясь.

Заряд попал амазонке в плечо, отбросив к стене, на которой причудливым и страшным узором разбрызгалась ее кровь. Мертвая плинийка свалилась на пол.

– Парни, внутри чисто, загоняйте их сюда. Петер и Виталь ранены.

– Вы не справитесь вдвоем… – обеспокоенно сказал Георгий.

– Загоняйте! – приказал Каменев, потом повернулся к Фениксу: – Руди прячься, я отвлеку ее.

Феникс быстро направился в темный угол разгромленного бара. Там еще оставались спрятавшиеся посетители.

– Валите отсюда. Хотите уцелеть – прячьтесь за стойкой.

Те помедлили несколько секунд, но тут снаружи раздались взрывы, «Звездный погреб» в очередной раз содрогнулся, и они быстро последовали совету штурмовика.

Рудольф сдвинул несколько больших обломков столов, подтащил наполовину измочаленное гравитационным взрывом тело какого-то несчастного и залег в импровизированной засаде, просунув ствол винтовки в щель между кусками пластика, накрыв его для маскировки окровавленными обрывками одежды с трупа.

Лад тем временем оттащил постанывающего Зорина и бесчувственного Петера в глубь заведения.

Входная дверь открылась, и порыв ветра зашвырнул в бар хлесткие струи дождя. Тут же внутрь влетела ослепляющая граната, полыхнув яркой вспышкой и ударив по ушам оглушающим хлопком. Следом еще одна. Ладимир сидел, сжавшись за перегородкой, отделяющей основной зал, зажмурив глаза и зажав уши, но все равно казалось, что горячий свет забрался под веки и жжет зрачки, а по ушам словно ударили одновременно с двух сторон.

Когда контузия прошла, он еще некоторое время сидел не двигаясь, потом услышал голос Липски:

– Эй, ублюдки, где вы? Покажитесь, твари. Вы мне заплатите за это, вы будете умолять меня убить вас, потому что я устрою вам такие мучения, что смерть покажется величайшим подарком.

Ладимир медленно поднялся, прикрываясь щитом и нацелив на стоявших у входа людей пистолет.

Амазонка прикрывала хозяина и еще одного человека в летной форме, какой-то неизвестной капитану компании.

– А-а-а… Каменев! – осклабился Большой Джон, выглядывая из-за нее, и тут же его лицо превратилось в маску дикой злобы. – Ты зашел слишком далеко! Ты стрелял в меня! Посмел открыто на меня напасть! И что ты здесь устроил?! Тебе конец, капитан!

– Ты не понимаешь человеческого языка, Липски, – сказал Лад, медленно двигаясь в сторону. – И я решил, что пришло время объясниться с тобой на том языке, который ты понимаешь.

– Считай, что беседа не удалась, – Джон чуть склонил голову набок и снисходительно посмотрел на Каменева. Потом сказал плинийке: – Убей его.

Та пошла навстречу капитану, по пути бросив короткими движениями в сторону входа несколько липучих мин. Капитан открыл огонь, амазонка прикрылась щитом и бросилась в атаку.

Лазерный хлыст с гудением и свистом пошел над головой Лада и тут же захлестнул сверху, прожигая ему плечо и заставив вскрикнуть.

Каменев отскочил назад. Плинийка позволила ему выйти из зоны досягаемости ее оружия, остановившись в непринужденной позе, отставив руку с хлыстом в сторону, и иногда двигала кистью, заставляя его извиваться. От всего, к чему прикасался хлыст, шел дым. Оружие оставляло в месте прикосновения обожженные следы.

Штурмовик замер в своем укрытии. Сейчас его преимущество было в том, что амазонка его не видела, но, если он выстрелит и промахнется, второй раз она ему сделать это не даст. Феникс ждал момента, но, если капитан будет тянуть, все преимущество сойдет на нет, когда плинийка убьет или покалечит его.

Каменев тоже это понимал, поэтому он решился на отчаянный шаг, быстро добрался до мертвой телохранительницы и взял ее хлыст.

Активировав оружие, он стал неумело размахивать им, поднял над головой, раскрутил и пошел в атаку.

Лад обрушил хлыст на плинийку, та отошла, и огненная полоса разрубила обломки стола. Капитан сделал шаг вперед и снова ударил сверху, полностью открываясь и провоцируя амазонку на атаку, в надежде, что Рудольф использует шанс.

Плинийка подняла щит, вытянув руку, чтобы гибкое оружие не перегнулось через край, одновременно с этим она начала свой удар, который должен был разрубить Каменева пополам.

Палец Феникса нажал на спуск. Мощное оружие дернулось, посылая заряд в цель, а штурмовик бросился в сторону, даже не посмотрев, попал или нет.

Амазонку снесло зарядом к стойке бара, она так и не успела закончить своего удара. Ее хлыст отлетел в сторону, задев концом по ноге сопровождавшего Липски незнакомца. Тот вскрикнул и повалился на пол, держась за рану.

Сам Большой Джон стоял отплевываясь и расставив руки в стороны – все его лицо и одежда были в крови погибшей телохранительницы.

Капитан, утирая пот, подошел к нему.

– А теперь попробуем побеседовать еще раз, и надеюсь, плодотворно. Руди, проводи их.

Липски помог своему спутнику подняться и вместе с ним направился в кабинет, сопровождаемый штурмовиком.

– Лад, полиция! – сообщил Георгий.

– Стрелки уходят, – велел капитан. – Андреас – знаешь, что делать. На двери бара изнутри мины, предупреди полицию.

Каменев подошел к барной стойке, за которой прятались случайные жертвы ситуации.

– Кто-нибудь может мне помочь? – спросил Лад. – Нужно перевязать раненых.

Вызвался наемник, которого звали Шейхом, и еще один темнокожий парень, которого Каменев не знал.

Вместе они подошли к Петеру и Виталю. Рядом с Зориным растекалась в пыли лужа крови, сам пират побледнел и быстро терял силы. Ладимир повернул его и сказал:

– Виталь, нужно вытащить нож. Придется потерпеть. Выдержишь?

– Угу, – сцепив зубы, промычал тот.

Лад повернулся к Шейху:

– Посмотри, что с Петером, обработай его рану. – Потом повернулся ко второму помощнику: – А ты держи его, я выну нож.

Ухватившись за рукоятку, Ладимир резко дернул. Зорин вскрикнул и застонал. А в затылок Каменеву уперся ствол пистолета.

– Ты, скотина! Из-за ваших разборок погиб Гинзбург, – проговорил Шейх. – Мы были напарниками почти год…

Лад посмотрел на незнакомого парня, помогавшего ему:

– Наноси на раны гель, чтобы остановить кровь, – велел он как ни в чем не бывало, потом обратился к наемнику, приставившему пистолет к его голове: – Мне жаль, что так вышло с твоим другом, я не хотел лишних жертв. Но моя смерть тебе ничего не даст, снаружи мои люди, а в кабинете Большого Джона прозрачные стены, так что мой человек видит тебя и все, что здесь происходит.

Лад не оборачивался, но почувствовал, что Шейх посмотрел в сторону барной стойки.

– Предлагаю вам обоим, – продолжил капитан, – по десять тысяч, за оказание помощи моим людям.

– Я согласен! – быстро кивнул незнакомый парень, накладывая гель на раны Виталя, но Шейх ответил не сразу.

– Решайся! – хмуро сказал Лад. – Либо помогай, либо стреляй! Не трать мое время!

– Заберут тебя Темные звезды, Каменев, – сказал Шейх и бросил пистолет на пол. – Есть еще аптечки?

Когда наемник стал обрабатывать рану Петера, тот пришел в себя и покрыл нерадивого лекаря отборными ругательствами.

– А-а-а… Темные звезды, как больно! Чтоб у тебя руки отсохли, скотина! Осторожнее! Я пока еще живой!

– Терпи, – велел ему Каменев. Он проследил, чтобы раненым оказали помощь, потом попросил, чтобы их отвели в кабинет к Липски.

Большой Джон и его человек сидели на диване, под прицелом Рудольфа.

– Ну-ка, свалите, – велел Лад и положил на освободившееся место Зорина.

Петер сел на стул, выставив вперед раненую ногу.

Когда Шейх и помогавший парень направились к выходу, Лад позвал их:

– Эй, напомните, как вас зовут?

– Шейх.

– Джек, – представился темнокожий парень.

– Шейх, Джек, проверьте остальных, если требуется, окажите помощь.

Оба кивнули и вышли.

– Все самаритянина из себя разыгрываешь? – презрительно бросил Липски. Он уже стер кровь телохранительницы с лица, только в бороде еще остались густые капли. – Заботишься обо всех, хочешь хорошим казаться? Только напрасно стараешься! Ты пират! Пират, беглый каторжник и гнусный убийца!

– Лад, хочешь, я его заткну? – спросил Петер.

Капитан помотал головой:

– Они сам догадается. Присаживайся, Джон, пора побеседовать наконец по душам.

Тот бросил взгляд через прозрачную стену на разгромленный бар, где наемники оказывали раненым посетителям необходимую помощь.

– Жаль амазонок, я к ним уже привык, – с досадой сказал Липски. – Придется новых нанимать.

– Вряд ли они тебе понадобятся, – сказал Петер.

Большой Джон усмехнулся:

– Неужели собираетесь меня убить? – Он посмотрел на Лада. – Думаешь, Сен-Лиз это одобрит?

Он прошел и сел за свой стол.

– Не прикрывайся Сен-Лизом. Это касается только нас с тобой.

– Кстати, позволь поинтересоваться, а за что ты собираешься лишить меня жизни?

Ладимир улыбнулся такой циничности.

– Ты подставил меня, воспользовавшись ситуацией, продал меня моему врагу…

– Ты, ублюдок, из-за тебя нас накрыла эскадра Стюарта! – не сдержался Петер. – А потом мы мотались хрен знает где, едва не слетев с катушек от безысходности. Если еще раз спросишь «за что?», я вырву твое гнилое сердце!

– Петер, – остановил помощника Лад, протянув руку.

– С «катушек» вы, похоже, все-таки слетели, раз пошли на такое, – пожал плечами Липски.

Шрам на лице наемника побледнел.

– Ах ты, тварь!..

– Петер! – капитан повысил голос.

– Лад, придержи своих людей. Мое терпение тоже не безгранично, – с угрозой в голосе сказал Джон. – Я предоставил тебе информацию, а уж распоряжался ей ты сам! И не надо винить меня в том, что у тебя ничего не вышло!

Если бы ситуация не была настолько серьезной, Ладимир, пожалуй, рассмеялся подобной наглости, но сейчас ему вовсе не хотелось веселиться.

– Ты сказал, что я смогу найти заказчика, а вместо этого мы угодили в ловушку, – проговорил он.

– И? В чем проблема? – холодным тоном спросил Большой Джон. – Ты знал, что не на прогулку идешь. Или вы думали, что вас встретят с распростертыми объятиями и сами предложат их застрелить?

– Мне был нужен заказчик! – едва сдерживая злость, сказал Каменев.

– И я тебе его отдал! – в тон ему ответил хозяин кабинета.

На какое-то время в помещении наступила тишина. Каменев и Липски встретились взглядами.

– Что это значит? – негромко спросил Лад.

– Именно то, что я сказал. Ты летел на встречу с заказчиком, и ты с ним встретился.

Пираты переглянулись. Лад не мог представить себе, каким нужно было обладать умом, чтобы просчитать его встречу с Къюгом. Он видел два варианта – либо Липски нагло врет, спасая свою жизнь, либо во всем этом, по непонятным причинам, замешано очень много людей, включая Сен-Лиза, Менкеса, возможно и самого адмирала Стюарта…

– Ты не мог знать, что я с ним встречусь, – решил Лад.

– Как это не мог, если сам тебя к нему направил?! Неужели ты до сих пор не понял, кто заказал твою дорогую Валенсию?!

Деланно посмеиваясь, он медленно протянул руку к ящику стола. Петер направил на него пистолет, но Липски не собирался рисковать, он всего лишь достал стримкристалл и затем поставил его в считыватель…

«– Тебя зовут Вильгельм?

– Да, да, Вильгельм Тревор.

– Я слышал о тебе, Вильгельм.

– Правда?

– Ты сомневаешься в правдивости моих слов?

– Нет! Нет, конечно! Просто я удивился, что такой человек, как ты, слышал обо мне…»

Досмотрев запись до конца, Ладимир поднял взгляд на Липски и зло произнес:

– Ты же знал все, когда разговаривал со мной, и планировал загнать меня в ловушку.

– Я думал, что ты сам все выяснишь на месте.

– Я и выяснил, – кивнул Лад. – Даже больше, чем ты мог рассчитывать.

– Ну, хорошо, ты поймал меня! Отлично! Ты оказался гораздо умнее и удачливее, чем я предполагал. Сделка отменяется, я верну все акции и набежавшую прибыль. Хотя ты даже не можешь обвинить меня в том, что я тебя обманул!

Ладимир удивлялся его наглости, но еще один момент привлек его внимание:

– Кстати, сколько, он там сказал, ему пообещал заплатить Рассел? Сорок тысяч?

– Ага, сорок, – подтвердил Петер, – я запомнил.

– Именно о такой сумме говорил Стюарт. Не подскажешь, откуда адмирал мог узнать об этом?

Липски понял, что, показав запись, здорово промахнулся, но сдаваться не собирался:

– Только не надо делать из меня монстра! Я не знаю, откуда получает сведения Стюарт, у всех свои источники информации.

Большой Джон протянул руку и налил себе выпить. Предлагать капитану он не собирался.

Скоро в бар должна была ворваться полиция, а у Лада еще была масса вопросов, на которые он хотел получить ответы.

– Расскажи мне о клонах, которых можно сделать за несколько дней.

– О чем?

– О клонах, которых не надо выращивать девять месяцев, а можно получить готовый продукт всего за пару дней?

Джон откинулся в кресле и удивленно посмотрел на Каменева:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Спроси лучше своего Феникса – он в этом больше понимает. Есть еще ко мне вопросы или претензии?

Каменев молча посмотрел на него и направил пистолет.

– Ну и зачем тебе это? – стараясь выглядеть спокойным, спросил Большой Джон, но дрожь в голосе выдала его волнение.

– Я не верю ни единому твоему слову…

– И что? Я тоже многим не верю. Но это еще не причина их убивать.

– Спрашиваю последний раз, что ты знаешь о клонах и… что стало с Валенсией?

– В смысле? Я уже сказал, что не знаю ни о каких клонах! И что могло стать с Валенсией?! Она же умерла!.. Или нет? Лад… нет… ты же не убийца!

Ладимир сглотнул подступивший к горлу комок, его палец на спуске уже почти согнулся…

– Вы не должны его убивать, – раздался неожиданно голос сопровождавшего его человека. Он говорил спокойно и без страха, не прося и не убеждая, а так, словно просто озвучил очевидное.

Каменев резко обернулся к нему:

– Ты так считаешь?

– Да, – кивнул незнакомец.

– А я считаю, что этот мерзавец причастен к похищению моей возлюбленной. Я считаю, что именно он все организовал и выкрал ее, затем заменил клоном и убедил меня и всех остальных в ее смерти. Я считаю, что после этого он подставил меня и мою команду, отправив в ловушку! Я считаю, что сейчас он снова обманывает меня, не желая сказать, где Валенсия!

– Каменев, ты спятил… – пробормотал Липски. – Я, конечно, интриган, но не настолько…

– Хочешь узнать, насколько я спятил? – Лад был в ярости, и слова неизвестного в защиту Большого Джона только способствовали этому. Он сделал шаг к Липски и ударил наотмашь рукояткой пистолета. Тот слетел со стула и схватился за рассеченную щеку.

И снова неизвестный заговорил, придерживаясь прежней манеры:

– Скоро все рухнет. Привычного нам мира не станет.

– С чего бы вдруг, – поинтересовался Петер, Ладимир тоже внимательно смотрел на незнакомца.

– Почему-то принято думать, что гиперпространство необитаемо. Со свойственной человечеству чванливостью, мы, люди, считали себя первооткрывателями, хотя рудианцы научились использовать гипер раньше нас. Но даже они не были первыми в этом холодном и, как мы ошибочно считали, мертвом мире – в гипере давно уже жили существа. Так сказать, аборигены. Скорость их жизни во много раз превышала нашу, и до того момента, когда космические корабли рудканцев, а потом людей, стали проникать в их мир, они не знали о нас. И вот аборигены стали изучать наглых пришельцев. Чтобы приспособиться к нашей медленной скорости жизни, у них ушло сотни лет, а все это время люди и рудианцы бороздили их родной мир, оставляя жгучие следы двигателей, разрушая пространство, в котором существа обитали.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я видел их. Мы – нейроштурманы – называем их между собой «призраками». Они совсем недавно начали приспосабливаться к скорости нашего мира, и мы смогли их заметить. А теперь они научились выбивать нас из своего пространства, и скоро все полеты в гипере прекратятся, что отбросит человечество назад, во времена досветовых скоростей. Это неизбежно приведет к падению устоев современного общества… Привычного нам мира не станет.

– Не хочешь же ты сказать, – недоверчиво сказал Петер, – что какая-то слизеобразная двухметровая хреновина выбьет корабль из гипера?

– Почему двухметровая? Обычно «призраки» размерами в несколько раз превосходят наши корабли, если их сравнивать, то ближе всех будет линкор, – ответил нейроштурман и тут же спросил: – А вы видели небольшого «призрака»?! Где?!

Незнакомец даже вскочил от волнения, но тут же, застонав, сел обратно – ожог на ноге после хлыста был довольно сильным.

– Сядь! – запоздало рявкнул на него помощник капитана. – Лад, давай заканчивать скорее. Полиция на подходе.

Каменев снова посмотрел на Липски, потом спросил:

– Нейроштурман, не знаю твоего имени, ты так и не сказал, почему я не должен убивать его.

Тот несколько секунд смотрел на Ладимира, выдерживая паузу, должную подчеркнуть важность его слов, и произнес:

– Потому что есть вероятность, что в будущем Большой Джон спасет человечество от падения и гибели.

* * *

«…есть вероятность, что в будущем Большой Джон спасет человечество от падения и гибели» – они уже в третий раз прогоняли запись разговора через анализатор речи. Лад не собирался верить Большому Джону на слово, поэтому он захватил с собой записывающий блок устройства – сам анализатор был слишком велик, чтобы таскать его с собой, но предусмотрительные разработчики аппарата сделали возможным запись речи для последующей обработки.

– Заберут меня Темные звезды! – воскликнул Петер, едва не расплескав вино из бокала. Он сидел, вытянув раненую ногу, и периодически морщился от боли, когда уставал сидеть в одном положении и хотел сменить позу. – Большой Джон – спаситель человечества! Я скорее поверю в обратное!

Они с Ладом и Андреасом только что вернулись из полиции и расположились в рубке «пилигрима». Грек встретил представителей власти, еще когдаЛадамир и остальная группа «беседовали» с Липски в разгромленном «Звездном погребе». Он рассказал о неизвестных, напавших на Большого Джона, и о том, что капитан Каменев с подчиненными находился рядом и решил помочь. Завязалась перестрелка, капитану даже пришлось вызвать подкрепление… В итоге все завершилось благополучно. Эту версию поддержал и Липски.

Но капитан сейчас думал не об этом. Большой Джон был его единственной ниточкой, которая могла привести к Валенсии. Но теперь и этот след оборвался.

Лад повторно запустил на анализ последнюю часть разговора, когда Липски, поняв, что смерть ему не грозит, снова уселся на свой стул.

«…я устал от вас, – сказал он хмуро. – Нет, Каменев, я не причастен к похищению твоей Валенсии, я не подменял ее клоном и не обманываю тебя сейчас. Если вы передумали меня убивать, то оставьте уже в покое. Полиции я сказку, что на меня напали, а вы оказались рядом и защитили меня».

Анализатор в третий раз выдал один и тот же результат – правда.

Помощник понял причину задумчивости капитана и спросил:

– Что теперь будем делать?

– Я не знаю, – честно ответил Лад.

– Знавал я когда-то пару контрабандистов, которые промышляли нелегальной продажей клонов с Перфекты. Можно попробовать их потрясти. Но если уж Большой Джон не в курсе, вряд ли эта мелочь что-нибудь знает.

Он вздохнул и спросил:

– Слушай. А ты можешь мне сказать, почему Рассел беспрепятственно разгуливал по нашему кораблю? Почему мы не посадили его под охрану, как положено поступать с пленниками?

Лад некоторое время молчал, осознавая свои ошибки, потом поднял глаза на помощника:

– Наверное, я подсознательно хотел унизить его, отомстить за все, что он сделал. Хотел показать, что он настолько ничтожен, что даже в плен его брать не имеет смысла. Мне казалось, что таким образом я показываю свое пренебрежение к нему, как к человеку и противнику.

– Угу, – понимающе кивнул Петер. – Знаешь, в чем твоя ошибка? Это, возможно, и сработало бы, будь у Рассела хоть капля благородства. А так, он только шлялся с недоумевающим видом по «пилигриму», жрал от пуза и при первой же возможности отплатил нам за «гостеприимство».

Ладу нечего было ответить, и он лишь тяжело вздохнул. Помощник выпил вина и сказал:

– Я так до конца и не привык к твоей манере считать всех вокруг похожими на тебя. Сколько мы уже вместе летаем, а ты все равно меня порой удивляешь. Ладно. В том, что произошло, есть и моя вина. Что теперь будем делать? Может, позвонить Сен-Лизу? Хочешь, свяжусь – узнаю, когда он сможет принять тебя?

– Нет. Уверен, что губернатор постарается держаться в стороне от всего этого, особенно после нападения на Большого Джона. Если сам еще не вызвал, значит, не решил еще, что ему делать.

– Жаль. С его связями у нас бы это получилось гораздо быстрее.

– К тому же я не уверен, что можно ему полностью доверять. Как он сказал: мы всего лишь пешки в его с императором игре.

В рубку зашел Рудольф:

– Разрешите, капитан?

– Да, заходи. Как там Виталь?

– Потерял много крови, но док говорит, что через неделю-другую будет как новенький.

– Хорошо. Что ты хотел?

– Доложить, что оба корабля готовы к полету. Отремонтированы, перевооружены и заправлены. И к вам тут посетитель.

– Кто?

Штурмовик пожал плечами:

– Я проводил его в кают-компанию.

Лад посмотрел на Петера:

– Пошли, узнаем, кого принесло?

Тот с кряхтением поднялся.

– Хорошо, что не предложил пробежаться, – проворчал он.

* * *

Невысокий человек средних лет, в дорогом деловом костюме, разрез глаз выдавал его азиатское происхождение, сложив руки за спиной, расхаживал по кают-компании, на столе лежал его тонкий, сделанный из современных материалов кейс.

Когда пираты вошли, он одарил их своей самой блистательной улыбкой, его взгляд безошибочно нашел Ладимира, и улыбка стала еще шире.

– Господин капитан! Очень рад лично познакомиться с такой легендарной личностью!

Лад и Андреас присели на стулья, Петер устроился в своем любимом кресле, а Рудольф остался стоять у двери.

– Возможно, я бы тоже был рад, если бы знал, с кем имею честь разговаривать, – ответил Каменев.

– О, простите, – засуетился тот. – Меня зовут Кенджи Масуторо. Я официальный представитель корпорации «Первопроходец».

Лад кивнул:

– Итак, господин Масуторо, чем обязан?

Азиат выдавил из себя сконфуженную улыбку и сказал:

– Простите, господин капитан, но… я рассчитывал поговорить с вами один на один, надеюсь, господа не обидятся, – он обвел пиратов доброжелательным взглядом.

– Господам абсолютно все равно, на что ты там рассчитывал, – сказал Петер. – Я приперся сюда не для того, чтобы посмотреть на твою слащавую улыбочку.

– Мой помощник совершенно прав, господин Масуторо. Если хотите что-то сказать – говорите, я не вижу причин что-либо скрывать от своего экипажа. Если вас это не устраивает – не смею вас задерживать.

Представитель корпорации помялся, потом спросил:

– Я могу присесть?

– Да, конечно.

– Благодарю. Раз вы настаиваете говорить в присутствии ваших людей…

– Именно так, – кивнул Ладимир.

– Ну, тогда я, пожалуй, качну, – он протянул руку к кейсу, придвинул его к себе и открыл. – Я уполномочен от имени корпорации «Первопроходец» предложить вам сотрудничество.

– Как интересно… – проговорил Лад.

– Да, – серьезно кивнул Масуторо, не распознав в тоне Каменева иронии, – предложение действительно интересное. Мы предлагаем вам контракт, по которому вы станете нашем представителем, на одной из развитых колоний, должность вице-губернатора с денежным содержанием, которое я назвал бы «нескромным».

Он улыбнулся своей шутке и продолжил:

– Ваши люди также не будут забыты – им будут предложены различные должности в службе охраны компании. Если вы согласитесь на наше предложение, на ваш личный счет будет немедленно переведена вот эта сумма…

Он повернул к Каменеву раскрытый кейс, в котором оказался портативный компьютер с виртуальным монитором, на котором высветилось число с шестью нулями.

Петер присвистнул:

– Лад, и это все тебе одному! Интересно, а нам что-нибудь перепадет?

– Разумеется! – ответил представитель компании. – Каждому члену команды будет выписано щедрое вознаграждение. Компания очень заинтересована в вашем сотрудничестве, поэтому мы будем предельно щедры.

– Чем же вызвано подобное внимание к моей персоне? – спросил Лад.

Масуторо сразу стал серьезным.

– Я, конечно, не должен был вам это говорить, – он подался вперед и стал говорить тише, изображая доверительный тон, – но за последний год ваши… э-э-э… рейды нанесли компании очень существенный вред. Руководство решило, что будет выгоднее привлечь вас на нашу сторону, выплатив вам означенные суммы и предоставив достойные должности, чем воевать с вами.

– Ага, – Лад тоже придвинулся ближе и, подражая представителю «Первопроходца», тихим голосом произнес: – Но только ли это подтолкнуло вашу корпорацию на столь нетривиальный шаг?

Масуторо хитро заулыбался:

– А вы очень проницательный человек, господин капитан! Я восхищаюсь вашим умом! Вы совершенно правы! Есть еще одна причина, по которой мы бы хотели, чтобы вы были с нами… Среди корпораций зреет конфликт. Ситуацию уже сейчас нельзя назвать стабильной, но через некоторое время она может вылиться в вооруженное противостояние. И ваши знания и опыт могли бы нам очень пригодиться! – Он откинулся на спинку стула. – Вот! Теперь вы все знаете! Я открыл перед вами карты! Могу ли я ожидать от вас того же?

– Я вам, конечно, очень признателен за доверие и в свою очередь отвечу вам тем же.

Азиат довольно заулыбался, а Каменев продолжил:

– Знаете, господин Масуторо, с самого детства я видел, как относятся к людям – обычным колонистам – представители корпораций. Как из колонии выжимают все соки ради прибыли, как для установления так называемого «порядка» возмущенных несправедливостью рабочих избивают, сажают в тюрьмы, отправляют на каторги, убивают. Неужели вы думаете, что я соглашусь стать одним из вас?

– Господин капитан, но такова жизнь! – развел руками представитель корпорации. – Таковы законы! Вы же понимаете!

– Это ваши законы! И меня они не устраивают! Я на собственном примере знаю, как легко эти законы обойти или подогнать под ситуацию выгодную корпорации…

– Я понимаю, о чем вы! – воскликнул Масуторо. – Но это «Млечный Путь»! Эти мерзавцы всегда ведут нечестную игру…

– По мне, вы ничем не лучше них, – спокойно ответил Ладимир. – Я считаю, что наш разговор можно считать завершенным.

Он поднялся, представитель «Первопроходца» тоже встал.

– Мое руководство послало ходатайство императору о возможности рассмотрения вашего полного прощения, – выдал свой последний аргумент Масуторо, – если вы согласитесь на наше предложение.

– Я настоятельно рекомендую вам больше не испытывать моего терпения, – сурово произнес Ладимир. – Рудольф, проводи господина Масуторо к выходу.

Представитель компании раскланялся и вышел из кают-компании.

Перед тем как уйти, Рудольф задержался и сказал капитану:

– Я подумал над вашим вопросом… по поводу клонов. Кажется, я знаю, кто может нам помочь, – сказал штурмовик. – Мой бывший хозяин. У него наверняка остались связи среди контрабандистов.

– Тот, что на Церцее?

– Да, – кивнул Феникс. – Думаю, мы сможем найти его именно там, правда, это не основная его резиденция, но зато самая… любимая.

– Как выпроводишь этого… приходи, обсудим.

* * *

Церцея – планета летающих островов – была излюбленным местом для уединения и отдыха богатых нуворишей. Не имеющая твердой поверхности газовая планета вместе с тем обладала атмосферой, пригодной для дыхания, и однажды, стараниями одного предприимчивого человека, на ней появились летающие острова. Оснащенные гравитационными и ориентационными установками, острова превратились в экзотический товар, пользующийся повышенным спросом. Вскоре в небе Церцеи плавали леса, озера, горы, различные пейзажи, которые целиком вывозились с других планет. Затем на них вырастали замки, хижины, современные дома и вообще любые строения, способные удовлетворить вкус покупателя, обладающего достаточными средствами, чтобы позволить себе такую покупку. Острова делались на заказ, оснащались всеми необходимыми средствами для безопасного и комфортного плавания в атмосфере планеты.

Богатые обитатели Церцеи выкладывали огромные деньги за свои клочки земли и требовали максимальной отдачи, которая включала и охрану от непрошеных гостей.

«Пилигрим» лег в дрейф недалеко от планеты, окруженной орбитальными оборонительными станциями, похожими на морских ежей. Помигивая габаритными огнями стартовых платформ и антенн, они плыли вокруг Церцеи, обеспечивая защиту обитателей островов и их собственности.

Рудольф убедил капитана, что действовать напролом бесполезно, обойти охрану можно только хитростью.

– Орбитальная СБ не пропустит на планету ни один корабль, кроме владельцев островов, да и то только после длительной и тщательной проверки, идентификации личности и сканирования всего судна на предмет оружия, – рассказывал Феникс, когда он, Петер, братья-греки и Ладимир собрались в кают-компании. – У большинства из тех, кто владеет собственностью на Церцее, корабли вооружены не хуже нашего, поэтому для них организованы орбитальные стоянки. Нас не пропустят однозначно, придется воспользоваться «скаутом», предварительно сняв с него все вооружение. И полетим вдвоем. Только я и капитан.

– Эге! – воскликнул помощник капитана. – Не слишком смело?

– Иначе он может что-то заподозрить.

– Ты, кстати, так и не сказал, кто «он». И с чего ты решил, что он будет сейчас на Церцее?

Рудольф ответил не сразу. Каменев понимал его – ворошить и выставлять напоказ прошлое, которое ты всеми силами стараешься забыть, – для этого нужно быть невероятно мужественным. Феникс нахмурился и произнес:

– Маркус Табболд. В этот период он как раз любил бывать на Церцее. Ублюдок говорил, что в это время там необычайно красивые восходы и закаты.

– Табболд? – переспросил Ладимир. Ему казалось, что он уже слышал эту фамилию.

– Да, – кивнул штурмовик. – Он кем-то там приходится императору. Дальний родственник, но это не мешает ему на каждом углу этим козырять.

– Понятно, – сказал капитан. – Значит, летим с тобой. Это же не Липски, его не нужно будет «уговаривать».

– Не знаю, – нахмурился Рудольф. – По мне – он хуже Большого Джона. Тот хоть не скрывает, что он негодяй. А этот… со всеми его манерами, богатой обстановкой, влиятельными друзьями и родственниками… кичится тем, что он высокородный, но внутри у него гниль.

– Ясно, – кивнул Лад. – Что-нибудь еще?

Штурмовик задумался, потом покачал головой:

– Кажется, больше ничего. Будем смотреть по обстановке.

Демонтаж оружия с атмосферного челнока занял больше времени, чем они рассчитывали, и работы закончили общими усилиями практически перед самым выходом из гипера. Когда на обзорных экранах показалась Церцея, Лад и Феникс облачились в скафандры и забрались в «скаут».

Петер подвел «пилигрим» к дневной стороне, створки транспортного шлюза открылись, стартовый блок выпустил челнок из корабля, и Рудольф направил аппарат к планете.

Едва они приблизились, как поступил вызов с ближайшей орбитальной оборонительной станции.

– Вас приветствует сорок седьмая ООС, командир смены Хаким Капару. Назовите себя.

– Визитеры на остров ноль-восемь-один, – ответил Рудольф.

– Код допуска?

Штурмовик назвал комбинацию букв и цифр. Ладимир понял, что Феникс забыл гораздо меньше, чем хотел показать.

– Принято. Имена визитеров?

– Рудольф с другом.

– Вас нет в списке. Я вынужден послать запрос владельцу.

На мониторе всплыла надпись «ждите».

– Надеюсь, он на острове… – пробормотал Феникс.

Ждать пришлось не долго. Офицер службы безопасности появился на экране:

– Владелец острова ноль-восемь-один пожелал выйти на связь лично.

– Темные звезды, – едва слышно выругался штурмовик. Он заметно нервничал, Ладимир понимал, что воспоминания о пережитых на этом острове кошмарах сейчас вновь всплывают у Феникса в голове.

– Соединяю, – сообщил офицер, и вместо него гут же появился человек средних лет, с седыми, аккуратно уложенными волосами, ухоженной кожей, тонкими губами, бледно-голубыми почти бесцветными глазами и неожиданно располагающей улыбкой. Ладимир сначала даже слегка растерялся, но заметил, как напряглись плечи Рудольфа, и понял, что внешность может быть обманчива.

– Руди! – Табболд сладко улыбнулся. – Я не поверил своим ушам, захотел убедиться! Это действительно ты! Хотя немного не такой, как я тебя помнил… Решил вернуться? Я знал, что это когда-нибудь случится.

– Нет… хозяин…

Каменев даже представить себе не мог, чего стоило штурмовику произнести последнее слово. В этот совсем не подходящий для подобных мыслей момент Лад осознал, как много делала для него команда. Все без исключения рисковали жизнями, не задумываясь, подвергали себя смертельным опасностям, а сейчас Рудольф шел на неимоверные унижения, чтобы они смогли получить сведения, необходимые для розыска Валенсии.

– Я прилетел с просьбой… – продолжил Феникс.

Казалось, что Табболд искренне удивлен.

– Просьбой? Как интересно! Я уже заинтригован. Кто еще с тобой?

– Друг…

– Надо же! – воскликнул Табболд. – Мои уроки пошли на пользу! Хорошо, можете садиться.

Сеанс связи завершился, и на мониторе засветилась надпись «пролет разрешен», а на навигационных приборах появилось изображение полетного коридора. На их удачу, остров сейчас находился как раз на дневной стороне, недалеко от точки вхождения в атмосферу.

Рудольф сразу направил «скаута» к коридору, а Лад, нахмурившись, смотрел за его действиями. Они уже вошли в верхние слои атмосферы, когда Каменев наконец сказал:

– Руди… я понимаю, как тебе не легко, и благодарен тебе…

– Не переживай, капитан, – неожиданно улыбнулся штурмовик. – Я отношусь к этому как к военной хитрости. Пусть враг думает, что он сильнее.

Каменев догадывался, что на самом деле все не так легко, как пытался показать Рудольф, но раз Фениксу так было удобнее, то пусть так и будет.

Лад кивнул и решил больше не затрагивать эту тему, но Рудольф сам вернулся к ней через несколько минут.

– Капитан, – сказал штурмовик, – ты, не раздумывая, прыгнул за мной, когда меня выбросило с «марафонца» в космос. Потом ты разрешил вернуться в команду Аниес… даже несмотря на все те глупости, что она натворила раньше. А я не забываю тех, кто спасает мне жизнь, и тех, кто делает для меня добро. Отец Михаил, подобравший меня, когда я корчился в судорогах среди дерьма и мусора в душных трущобах нижнего уровня Ферм Хакасии, куда сбежал от Табболда, учил меня, что добро надо делать, никогда не прося ничего взамен, иначе оно превратится в обычную услугу. Но если ты сам отплатишь свершившему тебе добро тем же, то будешь счастлив вдвойне – и за него и за себя. Я считаю, что отец Михаил в этом прав, как никогда.

Он немного помолчал, а Ладимир не стал ничего говорить, догадавшись, что последует продолжение, и оказался прав.

– Еще я часто обращал внимание на то, как ты обращаешься с людьми, – сказал Феникс, – даже с врагами ты ведешь себя уважительно, в каждом твоем действии сквозит благородство. Но ты не выставляешь его напоказ, как делают некоторые, не бахвалишься своими поступками, ты просто живешь этим. И приучаешь жить нас. Если ты не заметил сам, то я скажу тебе – ты отчасти изменил всех нас. Ты живешь, придерживаясь определенных принципов, и прививаешь эти принципы нам. Не напрасно говорят, что о команде судят по ее капитану. Так вот, если обо мне будут думать, хотя бы в малейшей степени, так же, как о тебе, я буду горд этим. И я сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе твою Валенсию, чего бы мне это ни стоило.

Ладимир был признателен за сказанные слова, но ничего не ответил штурмовику, прекрасно понимая, что тот и не ждет ответа.

Вскоре они оказались над островом ноль-восемь-один. Он плыл в пустоте, окруженный прозрачным полем, с мигающими по периметру габаритными огнями. Лад с любопытством смотрел на укрытые силовым куполом строения, зеленые лужайки, заросли экзотических растений, блестящие гладью озера и думал о том, сколько среди всей этой красоты творилось бесчинств и причинялось боли.

Полетный коридор вел «скаут» пиратов к круглой посадочной платформе, от центра которой разбегались светящиеся полосы, облегчая приземление.

С платформы был один выход – через широкий овальный тоннель, в котором пираты подверглись сканированию на наличие оружия, только после проверки они наконец поднялись на транспортную дорожку, которая доставила их к Табболду.

Хозяин острова принял их в большой круглой зале, возлежа на шитом золотом диване, который стоял на двухуровневом круглом подиуме с подсветкой по краям. Сам Табболд был одет в белоснежную тунику, на ногах украшенные драгоценностями сандалии. Он ждал гостей, держа в руке бокал на длинной ножке, запивая вином фрукты, которые брал из парящей над столбом силового поля вазы.

Рядом с Табболдом стоял, направив на визитеров ствол скорострельного бластера, робот сухопутного сопровождения Тр-ЕК12. Приплюснутая с боков «голова» мигала красным глазком боевой готовности.

– Ближе не надо, – сказал хозяин острова и стал внимательно разглядывать Ладимира и Феникса.

Каменев спокойно выдержал взгляд этого невысокого человека, в каждом жесте которого сквозила властность.

– Ты изменился, Руди, – сказал он наконец. – Правда, я еще не решил, нравится мне это или нет. Ну, да ладно. А вот лицо твоего… друга кажется мне знакомым.

– Я… – хотел сказать Лад, но Табболд перебил его, махнув рукой:

– Знаю. – Он откусил фрукт и наморщился. – Ты – пират Каменев. Тебя трудно не узнать. Жена советника Брюллова прожужжала мне все уши… ах, капитан Каменев… этот капитан Каменев…

На запястьях хозяина острова сверкали белыми огнями виртуальные манипуляторы – браслеты, транслирующие под его пальцы голографическую панель управления. Табболд поднял руку, сделал несколько движений, и стены начали двигаться. Они разошлись в стороны, открывая залитую розовыми лучами солнца, обрамленную лепными перилами прямоугольную площадку. Посередине вытянулся комплекс скульптурных фонтанов, над которыми дрожали десятки радуг. Композиции изображали юношей и девушек, чьи тела сплелись в страстных позах. Встроенные генераторы поля, повинуясь фантазии художника, создавали из воды поразительные образы. Большая часть фонтанов была выполнена в классическом стиле с основой из мрамора и металла, но центральное место в комплексе занимала плоская чаша, в середине которой возвышались над всей композицией две фигуры, полностью созданные из поднимающихся снизу прозрачных потоков воды. Они были сделаны так искусно, что казалось, будто у девушки волосы развеваются на легком ветру, а ладони юноши скользят по ее телу в нежной ласке.

Розовый свет придавал фигурам оттенок человеческой кожи, отчего в голову приходило только два слова: «нереально» и «красиво».

Довольный произведенным на гостей впечатлением, Табболд заулыбался:

– Да, Руди, этого ты еще не видел. Немало лет прошло, тут многое поменялось, – он набрал команду на пульте, и из пола залы, где они находились, по периметру стали вырастать античные колонны, затем то же произошло и по краям площадки с фонтанами, отчего создалось впечатление единого пространства.

Табболд еще раз откусил фрукт, снова наморщился и небрежно выбросил в ближайший фонтан.

– Раз вы меня знаете, – сказал Каменев, – может быть, поговорим о том, что привело нас к вам?

Тот даже не повернулся к нему. Хозяин острова с грустным видом устремил свой взгляд вдаль.

– Скучно, – проговорил он. – Ваш визит немного развлек меня – мне хотелось увидеть Руди после стольких лет, но теперь я уже достаточно насмотрелся. В общем-то, и пообщаться со знаменитым пиратом было бы достаточно интересно, будь у меня на то настроение.

Подобное отношение привело Каменева в ярость. Какой-то чванливый, зажравшийся ублюдок строит из себя властителя мира и издевается над ними. Капитан бросил взгляд на Феникса, но тот, предвидя такую реакцию, предупреждающе поднял палец в останавливающем жесте.

Ладимир вопросительно посмотрел на него, но штурмовик знаками попросил терпения и кивнул на Табболда Тот, надкусив еще один фрукт, о чем-то размышлял. Наконец лицо его озарилось.

– Придумал! – воскликнул хозяин острова, посмотрел на капитана: – Каменев, ты любишь красивые бои?

– Какие именно? Бои на ринге? Настоящие?

– Конечно настоящие! Не вижу смысла в спортивных схватках – они все условные, не настоящие! Только когда на кону стоит жизнь, человек будет выкладываться по полной! Как гладиаторы в древности!

– Что же в этом может быть красивого?

– О-о! Многое, если все правильно придумать, организовать и исполнить! Руди, сможешь показать капитану, что значит красивый бой? Справишься с моим маленьким охранником? – Он похлопал «трека» по металлической ноге. – Развлеки меня, мой мальчик.

– Позвольте, Табболд! – возмутился Лад. – «Трек» против безоружного…

– Тебя никто не спрашивает! – резко повернулся к капитану хозяин острова. От его доброжелательности в один миг не осталось и следа. – Итак, Руди, иди к фонтанам.

Ладимир сделал шаг в сторону подиума, намереваясь поговорить с хозяином острова в более жесткой манере.

– Не надо, капитан, – остановил Каменева штурмовик. – Я справлюсь.

– Уверен?

Рудольф улыбнулся, потом развернулся и направился к фонтанам.

Табболд снова принял доброжелательный вид, как будто не было никакого приступа гнева, настроил что-то на задней панели робота и приказал:

– Убей.

Ладимир на всякий случай приготовился отступить – мало ли что взбредет в голову этому инфантильному снобу, но «трек» сразу направил ствол на штурмовика и начал стрелять.

Феникс тотчас скрылся за фонтаном. Робот спрыгнул с подиума и, повизгивая сервоприводами, быстро направился в его сторону.

Лад увидел, как Табболд произвел какие-то манипуляции с виртуальным пультом, и через секунду уловил тонкое гудение силового поля, которое отделило залу от площадки.

Рудольф перемещался "между фонтанами и колоннами, стараясь, чтобы между ним и «треком» всегда была какая-нибудь преграда. Они всегда находились очень близко, робот постоянно палил из бластера, оставляя черные следы ожогов на скульптурах и колоннах, но Феникс был достаточно быстр, чтобы вовремя уйди от смертоносных лучей. Стянув с себя рубашку, он бросил ее в фонтан и тут же кувырком ушел в сторону колони. «Трек» появился с другой стороны фонтана и открыл огонь, чудом не попав в штурмовика. Ладимиру казалось, что Рудольф должен был ощущать жар от пролетавших мимо него лучей. Капитан взглянул на Табболда – тот, приоткрыв рот и облизывая губы, с восторженным видом, не отрываясь, смотрел на схватку. От нахлынувшего чувства омерзения Лад передернул плечами. Он отвернулся и снова стал с напряжением следить за действиями Феникса.

Тот снова скрылся за одним из фонтанов. «Трек» сделал несколько шагов в сторону, обходя преграду, но композиция была довольно большой, изображала троих юношей, держащих на вытянутых руках чашу, в которой сплелись в любовной позе две девушки, и роботу не удалось сразу засечь свою цель. Рудольф подпрыгнул, схватился за край чаши, взобрался на нее и присел среди струй воды. «Трек» выстрелил, но попал в чашу. Он несколько раз обошел вокруг фонтана, высматривая штурмовика, но угол обзора не позволял ему это сделать, тогда робот стал отходить, когда он достаточно удалился, Феникс спрыгнул с чаши и подхватил из воды свою рубашку.

Табболду было не видно всего происходящего на площадке, он недовольно фыркнул, сделал движение пальцами, и перед ним появилась голографическая проекция, показывающая все действо с другого ракурса. Потом что-то неразборчиво сказал, словно позвал кого-то.

Почувствовав сбоку движение, Каменев на секунду отвлекся, бросил взгляд на хозяина острова и в изумлении замер – рядом с Табболдом, присев на краешек дивана, расположился и внимательно наблюдал за происходящим… Рудольф!

Он отличался от Феникса, который сейчас пытался справиться с роботом на площадке с фонтанами – чуть более молодой, с длинными волосами, в одной набедренной повязке, с гладкими тренированными мышцами, но тем не менее это был Руди. У Лада перехватило дыхание, неприятное чувство появилось в районе диафрагмы и мерзкими холодными потоками растеклось в груди.

Табболд словно почувствовал его взгляд и повернулся. Увидев на лице капитана растерянность, он усмехнулся, демонстративно протянул руку и погладил клона по бедру, а затем снова вернулся к захватывающему поединку боевого робота и Феникса.

Ладимир в смятении еще некоторое время смотрел на другого Рудольфа, увлеченно наблюдающего за схваткой, потом отвернулся и невидящим взглядом уставился перед собой. Отвращение, смешанное с негодованием, переполняли его. В голове не укладывалось – насколько же человек может быть омерзительным, жестоким, извращенным? Есть ли предел всему этому?

В этот момент Феникс перешел в атаку. Он заманил робота в фонтан, потом изловчился и набросил ему на «голову» рубашку, мокрая ткань сразу прилипла, ослепив «трека». Тот сразу начал крутить «головой», пытаясь сбросить ее, но только еще больше намотал рубашку. Штурмовик схватился рукой за ствол бластера и, навалившись всем телом, попытался свалить робота. Тот же делал все, чтобы стряхнуть противника с себя.

Крутил «головой» во всех доступных направлениях, но Рудольф отпускал ствол бластера, когда тот вырывался из пальцев, и тут же снова хватал его. «Трек» мощно топал ногами, чтобы сбросить Феникса, но лишь поднимал тучи брызг. Пытался стрелять, но штурмовик был осторожен, стараясь следить, чтобы не попасть на линию огня, лучи шипели в воде, оставляли подпалины на скульптурах и колоннах, несколько попали в защитное поле, выставленное Табболдом, но не задевали Рудольфа. Наконец он улучил момент, когда робот приподнимет дальнюю от него ногу, сместив центр тяжести, Феникс тут же вплотную приблизился к нему, уперся ногами в ступню «трека», ухватился за верх металлической конечности и, зарычав от неимоверных усилий, резко дернул на себя. Робот накренился и некоторое время балансировал на одной ноге, перебирая другой в воздухе – с металлической конечности потоками сбегали ручейки, потом, создав миниатюрное цунами, повалился на бок. Половина «трека» оказалась под водой. Развивая свой успех, штурмовик наступил одной ногой на ствол, а другой на нижнюю конечность робота, взялся обеими руками за верхнюю и потянул.

Феникс был похож на Самсона, разрывающего пасть льву. Он стиснул зубы и тянул, тянул, тянул…

Схватка достигла своего апогея. Если Рудольф не сможет осуществить задуманного, то непременно погибнет, истратив сейчас все силы.

Зрители не сводили глаз с противников. Ладимир стоял, сжав кулаки и нахмурившись. Он не переживал за Феникса – с первых же минут, оценив способности Рудольфа, буквально почувствовав ту уверенность, которая была во всех его движениях, капитан понял, что тот справится с роботом. В глазах же Табболда плясали безумные огоньки азарта. Он постоянно дергал клона, приговаривая: «Смотри, смотри!», а тот оставался совершенно спокойным, всматриваясь в происходящее, словно пытаясь изучить приемы. Чуть внимательней рассмотрев копию Рудольфа, Ладимир заметил на его теле множество мелких шрамов, почти таких же, как были у Феникса, но более свежих. Значит, Табболд заказал его для своих жестоких утех, от которых сбежал когда-то Руди…

Робот перебирал ногами, но это не сильно мешало штурмовику, на его напряженных мускулах вздулись вены, он чуть присел и сделал рывок, потом еще один… Наконец раздался металлический скрежет. В месте соединения конечности с «головой» заискрило. Рудольф снова рванул, и нога робота поддалась, по воде пошли маслянистые разводы. Несколькими движениями штурмовик свернул металлическую конечность в сторону. «Трек» дергался, плещущаяся вода попадала к нему внутрь, замыкая контакты и схемы. Он начал непрерывно стрелять, отчего над фонтаном заклубился пар. Но конвульсии длились недолго, Рудольф перевернул робота, полностью погружая его «голову» под воду. Стрельба прекратилась почти сразу, целая нога дернулась еще несколько раз и замерла.

Усталый Феникс провел ладонью по лицу и, тяжело дыша, присел на край чаши.

– Браво! – восторженно зааплодировал Табболд. – Ты был великолепен, мой мальчик! Это было воистину прекрасное зрелище!

Потом он повернулся к клону и спросил, с диким огнем в глазах:

– Все видел?!

– Да, хозяин, – кивнул тот, голос очень сильно походил на Рудольфа, но все-таки слегка отличался.

– Сможешь завтра повторить?!

– Думаю, что смогу, – серьезно ответил клон.

– Отлично! – хозяин острова потер руки. – Уверен, что такого зрелища еще никто не видел! Все будут в шоке! Потрясающе!

Он деактивировал защитное поле.

Вымокший до последней нитки Рудольф направился к ним. Каменев подошел к Табболду и сказал:

– Думаю, что пришла пора поговорить…

– Не смей мне указывать, скотина! – снова изменившись в лице, прошипел на него хозяин острова. – Только я здесь решаю, чему пришла пора, а чему нет!

Каменеву надоело терпеть его выходки, он поднялся на нижний уровень подиума, и клон тут же выступил ему навстречу, преградив путь.

– И не вздумай угрожать мне! – предупредил Табболд. – Я немедленно вызову охрану!

Он сделал несколько движений пальцами, перебирая ими по виртуальному пульту, и под его указательным пальцем запульсировала красная кнопка.

В этот момент подошел Рудольф, встал рядом с подиумом, уперев руки в бока, и, посмотрев на своего бывшего хозяина, сказал:

– Я развлек тебя, как ты хотел, теперь капитану нужно кое-что узнать.

– Где твое уважение? – зло посмотрел на него Табболд. – Научился хамить у своего капитана?

– Я никогда не испытывал к тебе ни малейшего уважения. Мы прилетели сюда получить ответы на вопросы, и ты нам их дашь. Можешь не надеяться на охрану, ей слишком долго сюда добираться, я успею сделать с тобой то же самое, что с твоим роботом…

Тут взгляд Феникса разглядел клона, стоявшего напротив Лада, почти повернувшись к Рудольфу спиной, так что тот не мог разглядеть его лица.

Что-то привлекло внимание штурмовика. Он неожиданно замолчал, опустил руки и, не сводя глаз с полуобнаженного парня, позвал внезапно охрипшим голосом:

– Эй… ты… повернись ко мне!

Клон бросил на него холодный взгляд через плечо.

Рудольф сглотнул подступивший к горлу комок и выдавил из себя:

– Кто… это?

Табболд довольно оскалился.

– Это – Руди Младший. Иди ко мне, – хозяин острова пальцем поманил парня к себе. Тот подошел, и Табболд обнял его за талию. – Только, в отличие от тебя, он более сговорчив и покорен. Хотя ему иногда не хватает твоего дерзкого упрямства.

Хозяин острова досадливо поморщился, потом снова заулыбался.

– Ну, в этом есть и свои плюсы.

Ошарашенный штурмовик несколько раз зажмурился, словно он не доверял своим глазам.

– Откуда? – проговорил он.

– Откуда? – словно удивился вопросу Табболд. – С Перфекты, конечно. Это пока единственное место в Империи, где делают клонов, в строжайшем соответствии с величайшим повелением моего дорогого родственничка.

– Но как?.. – растерянно спросил Рудольф.

Лад понимал его смятение – наверное, сам он был бы не менее обескуражен, столкнись нос к носу со своей копией. Табболд снисходительно посмотрел на свою бывшую «игрушку».

– Руди, ты меня смущаешь своей глупостью. Неужели ты думаешь, мне было трудно найти образец твоей ткани? Те плети с маленькими крючками, от которых ты так сладко постанывал, еще хранили кусочки твоей кожи.

Феникс заметно вздрогнул, как будто старые воспоминания отозвались болью, которая пробежала по телу, заставив напрячься мышцы и зашевелиться волосы на затылке. Он стиснул зубы и прищурил глаза.

Табболд похлопал клона по заду и, кивнув в сторону штурмовика, сказал:

– Познакомься с папочкой.

Рудольф бросился вперед с явным намерением прикончить ублюдка, и Лад не успел бы его остановить, но дорогу штурмовику преградил Руди Младший. Фениксу ничего не стоило смести его со своего пути, но он остановился, словно наткнулся на бетонную стену.

Их взгляды встретились. Жгучий и жесткий – штурмовика, холодный и спокойный – его копии.

– Рудольф, – капитан схватил его за руку.

К удивлению Ладимира, штурмовик сразу перевел взгляд на него. В глазах Феникса была боль и ярость, ненависть и гнев.

– Капитан, – прохрипел он.

В его голосе Лад услышал столько смешанных чувств, что сам невольно проникся ими.

– Ты чего так распереживался? – послышался голос Табболда. – Руди Младшему даже нравятся мои с ним игры, я попросил инженеров, чтобы ему немного подкорректировали вкус, а то у тебя его совсем не было, но только совсем немного, иначе пропадет все удовольствие.

– Капитан, разрешите?.. – Голос штурмовика срывался. Он тяжело и часто дышал, словно только что пробежал не один десяток километров. – Разрешите? Что нам нужно узнать? Кто делает клонов за несколько дней и как и где найти тех, кто ими нелегально торгует? Да?

– Да, – сказал Лад, отпуская руку Феникса. Каменев понимал, о чем тот его спрашивает, какого разрешения просит. Это было личное дело Рудольфа, как и в том случае, когда сам Лад хотел вытрясти информацию из Къюга. Он считал, что все должен делать своими силами, что так будет честнее… правильнее… Так и сейчас – хотя вопросы, ради ответов на которые они прилетели сюда, нужны Ладимиру, но разобраться с Табболдом мог и должен был только Рудольф.

Каменеву были понятны чувства Феникса. Сбежав от жестокого хозяина и освободившись от нанитов, он думал, что навсегда избавился от той мерзости, которая окружала его, пока он пребывал в рабстве, а сейчас… сейчас он словно снова оказался во власти этого подонка, мнящего себя центром мира. Как будто к былым шрамам прибавились те, что были у его копии, и вся боль, испытанная клоном, занявшим его место, передалась Рудольфу.

– Вы не посмеете ничего мне сделать, – самоуверенно произнес Табболд. – Вы же не полные идиоты, чтобы нападать на члена императорской семьи. А теперь проваливайте отсюда оба, пока я не сообщил охране, кто именно меня посетил!

– Разрешите, я узнаю? – едва слышно твердил свое Рудольф. – Я сам… один.

Он не сводил глаз с капитана, и тот увидел, как по влажной после купания в фонтане щеке штурмовика пробежала еще одна капля, оставив за собой мокрую дорожку.

Каменев принял решение.

– Руди, придержи-ка клона, – спокойно сказал Ладимир. – Мне нужно поговорить с его хозяином.

Каменев подался вперед, клон хотел отпихнуть капитана, но Феникс перехватил руку копии, несколькими движениями скрутил его и уложил на пол. Лад поднялся к Табболду и схватил его за запястья.

– Что ты делаешь, скотина?! – воскликнул тот и тут же взвыл от боли, когда Лад вывернул ему кисти.

– Вот скажите мне, Табболд, – произнес Ладимир, глядя на него сверху вниз, – почему такие, как вы, – ничтожные, мелочные, убогие людишки – считаете вправе ставить себя выше других? Почему вы позволяете себе унижать людей, втаптывать в грязь их достоинство? Почему вам нравится мучить людей, смотреть на их страдания? Объясните мне?! Я никогда этого не понимал, да и вряд ли когда пойму, но вы попробуйте! Попробуйте рассказать, почему вам доставляет радость боль других, почему вы с легкостью решаете, кому жить, а кому умереть? Кем вы себя в этот момент представляете? А может, вы настолько погрязли в своих пороках, что забыли о том, что вы люди? И теперь только беспричинные убийства – по прихоти и сиюминутному желанию – напоминают вам, что вы не животные? Некоторые говорят, что ваше существование обусловлено тем, что человек все познает в сравнении: добро и зло, свет и тьму… но порой я думаю, что предпочел бы жить в сумерках, лишь бы избавить мир от таких мразей. Вы сегодня все время показывали, что не боитесь меня, – улыбнулся Каменев. – И это правильно. Не такой я и страшный. Зачем меня бояться? Вам нужно бояться его.

Капитан коротко кивнул в сторону штурмовика, рывком сдернул с Табболда браслеты, и тот вскрикнул.

– Может быть, все же пришла пора… – сказал капитан.

Беззвучно приоткрыв рот, хозяин острова медленно, словно неуверенно, стал мотать головой, не сводя глаз с капитана. От былой заносчивости не осталось и следа. Испуг мертвенной бледностью начал наползать на его лицо, когда он понял, что сейчас будет.

Лад расправил плечи, смерил советника ледяным взглядом, повернулся к Рудольфу и сказал:

– Вытряси из него все, что он знает, – Лад развернулся и пошел к выходу. – Не знаю, успел ли этот ублюдок вызвать охрану, но постарайся побыстрее.

– Каменев, нет! – крикнул ему вслед Табболд. – Ты пожалеешь! Император уничтожит тебя!

Ладимир быстрым ровным шагом, не оглядываясь, покинул помещение.

Лента транспортной дорожки не спеша несла его к посадочной платформе. Он подошел к своему челноку, забрался внутрь и вызвал Петера.

– Ну, как вы? – отозвался тот.

– Нормально. Найди меня сейчас и приготовься атаковать орбитальные станции над этим сектором. – Помощник слушал не перебивая, а Ладимир продолжал: – Я жду Рудольфа, когда он подойдет, мы сразу взлетим. Пойдем вертикально. Ну, по крайней мере, постараемся. Возможно, Табболд вызвал охрану, так что прогулка может получиться жаркой. Ты должен будешь отвлечь орбитальные системы на себя, чтобы мы могли проскочить.

– Понял, – сказал Петер. – Как Руди? Справился?

– Руди – молодец! – сказал Лад, а у самого в груди защемило. – Работай, до связи.

Он надел скафандр, запустил двигатель и приготовился к взлету.

Рудольф появился через несколько минут. Он был спокоен и собран, как раньше. На щеке и шее у штурмовика появились свежие царапины. Феникс быстро забрался на борт челнока и стал облачаться в скафандр.

Ладимир сразу начал подъем.

– Я все узнал, – сказал Рудольф, активировав лицевую маску и включив герметизацию скафандра. – Что с охраной?

– Пока не видно.

В этот самый момент коммуникатор ожил:

– Говорит начальник атмосферного патруля, неизвестный челнок, приказываю вам прекратить взлет и вернуться на остров ноль-восемь-один. Коридор движения обозначаю. Повторяю…

Ладимир не отвечал, рассмотрев приближающиеся челноки на сканере – четыре, летели с разных сторон. У пиратов было небольшое преимущество, и капитан надеялся подняться достаточно высоко, прежде чем начнется погоня.

– «Скаут», последнее предупреждение! Немедленно сбрасывайте скорость, иначе по вам будет открыт огонь!

– Началось, – проговорил Лад и вызвал помощника: – Петер, нас преследуют. Не позволь расстрелять нас с орбиты.

– Хорошо, – ответил тот. – Сейчас я им устрою фейерверк. Выбирайтесь! Ждем!

Капитан переключил свое внимание на патруль. Все четыре челнока устремились наперехват, как только они вышли на угол атаки, то сразу открыли огонь. Лад пустил «скаут» по вытянутой спирали с вращением вокруг своей оси, набирая высоту с максимальной скоростью. Лучи тяжелых бластеров пролетали в опасной близости, отражаясь блестящими вспышками в зеркальной обшивке атмосферного челнока, компенсаторы работали на пределе, снижая нагрузки до минимума.

Желто-розовое небо постепенно бледнело, и вскоре уже можно было различить мерцание звезд и пульсирующие габаритными огнями орбитальные оборонительные станции.

Если Петер не отвлечет их внимание, то, как только «скаут» окажется в зоне поражения, по нему будет выпущено столько ракет, что уйти от них будет нереально.

Преследующий их патруль постепенно приближался, и огонь их орудий становился все плотнее.

– Петер, ты где?! – вызвал капитан.

– Как раз высылаю подарочки, – ответил тот.

– Скорее!

– Вижу вас на радаре… у тебя четыре прилипалы на хвосте.

В этот момент Лад увидел, как над орбитальной станцией распустился цветок взрыва.

– Да они охренели! – воскликнул помощник капитана. – Я всего-то пять ракет выпустил, а они два десятка, даже больше! Темные звезды! Приготовиться! Маневр уклонения! Давай хлопушки!

Каменев слушал команды Петера и краем глаза видел вспышки взрывов, затмевающих свет звезд.

Противоракетный радар издал тревожный писк и, отловив направленные на челнок ракеты, обозначил их светящимися ромбиками – голографическое изображение транслировалось непосредственно на стекло кабины – и они стремительно приближались.

Ладимир приготовился маневрировать. Подпустив ракеты как можно ближе, капитан резко бросил «скаут» в сторону. Компенсаторы взвыли, а у Лада и Рудольфа заложило уши. Лучи бластеров патрульных кораблей пробили крыло и корпус в нескольких местах, задымила одна из турбин, но также они сбили и пару ракет, от взрыва которых детонировали еще несколько, вспухнув на пути патруля огненными шарами.

– Петер, у нас на хвосте три ракеты! Я не смогу уйти! – сказал Лад.

Он уже почти вывел челнок за пределы атмосферы…

– Парни, залп! – приказал помощник. – Андреас, Жорж, прикройте капитана!

С «пилигрима» по ближайшим орбитальным станциям полетели целые блоки ракет и одна за другой несколько торпед. Помощник повел корабль навстречу челноку, и с его борта ударили тяжелые орудия, окружив «скаут» смертоносными лучами. Все три ракеты взорвались, почти мгновенно попав под огонь пушек Андреаса и Георгия.

– Болтун, – распоряжался Петер, – «хлопушки», двумя слоями! Лад, синхронизируем машины!

Капитан подвел челнок к транспортному шлюзу и аккуратно направил «скаут» внутрь корабля. Едва створки закрылись, прозвучал приказ Петера:

– Уходим, парки! Стрелки, все ракеты на вашей совести! Чтобы ни одной не осталось до того, как я рассчитаю прыжок! Ждем капитана.

Ладимир с Фениксом уже покинули челнок, и «Скаут» покачивался в мощных металлических лапах стартового блока, который транспортировал его в отведенное место. По пути в рубку Лад спросил штурмовика:

– Куда летим?

– Фермы Ханасии.

* * *

До выхода из режима скольжения оставалось меньше пяти часов, на борту «пилигрима» кипела работа. Болтун руководил перезарядкой ракетных установок, орудий, торпедных аппаратов, Феникс с Зориным и Аниес возились в оружейном отсеке, подготавливая оружие, проверяли заряд энергоячеек, меняли их, где требовалось, чтобы по прибытии на место вся экипировка команды была в порядке.

В рубке Лад и Петер сидели в своих креслах, за их спинами разбирался в показаниях сканера Алонсо.

– Ты так и не рассказал, что произошло на Церцее, – сказал помощник.

– Разве? – спросил Лад, продолжая заниматься расчетами.

– Мне так кажется, – кивнул Петер. – Нет, ну основную часть я слышал, конечно, просто хотел узнать остальное.

– Что остальное? – Капитан посмотрел на Алонсо и позвал его. Когда тот отозвался, Лад попросил: – Будь добр, принеси соша со склада, здесь закончился.

Тот кивнул и вышел из рубки.

Петер с улыбкой посмотрел на Ладимира:

– Ну, рассказывай!

– Что? – нахмурился тот.

– Не знаю, – пожал плечами помощник. ~ Зачем-то ты отправил отсюда Алонсо!

– За сошем!

– А-а-а, – протянул Петер и разочарованно спросил: – Что, правда, так все просто оказалось?

Лад посмотрел на помощника, а у самого в голове крутился их последний разговор с Рудольфом…

…После прыжка от Церцеи штурмовик пришел к нему в каюту, повернул боком стул, сел на него, положив локоть на спинку, и прислонился затылком к переборке.

Капитан налил себе и ему вина.

Некоторое время они молча пили из резных бокалов.

– Контрабандиста зовут Грин Барнабет, – сказал наконец штурмовик, – обитает на Фермах Ханасии, работает только с богатыми клиентами, поставляя для них все, что те пожелают, и пользуется их покровительством. Частенько приторговывал не только клонами, но и информацией – доносил Табболду, кто из влиятельных особ сделал у него заказ, для себя или для кого-то еще, и так далее. В общем, делал деньги, как только мог. Сейчас должен находиться на Фермах – ждать нового заказа от Табболда.

– Как его найти?

– Человек Табболда должен встретиться с ним через трое стандартных суток. Восемнадцатый сектор внутреннего уровня, бар «Коготь».

– Как раз успеем, даже чуть раньше. – кивнул Лад. – Что по клонам?

– Эта копия, которая была у Табболда… – Рудольф слегка замялся. – В общем, он выращен обычным способом – девять месяцев, еще полгода на проекцию личности, корректировку… стандартные процедуры, имеет маркировку.

Штурмовик выпил вина и усмехнулся:

– На хозяина ностальгия накатила, вот и заказал… я, оказывается, в любимчиках значился… паскуда… – последнее слово он с ненавистью процедил сквозь зубы. – О новых к тонах он узнал совсем недавно, и только сделал заказ Барнабету. Их называют гуаммы. Товар дефицитный, стоит бешеных денег и чуть ли не штучный. Но, как сказал Табболд. новая технология позволяет при проецировании задавать любые личностные характеристики.

– Что это значит? – спросил Каменев.

– Ну, если на обычном клоне после проекции, делают корректировку, к примеру, если копии, предназначенной для борделя, добавляют определенных характеристик – повышенная возбудимость, мягкий характер, любовь ко всем мужчинам или женщинам, то в случае с гуаммами можно задать любовь к конкретному человеку, персонифицировать все характеристики, подогнать под покупателя. С обычными клонами такое невозможно, на них даже корректировка действует на минимальном уровне.

– Выходит, что покупатель гуамма приобретает самого верного, преданного всей душой, беззаветно любящего… раба.

Рудольф кивнул.

– Н-да… – протянул капитан. – Сбылась мечта человечества. Где их делают?

– На Перфекте, но поставка осуществляется исключительно через подставных лиц. Никаких прямых контактов. Даже он не смог выйти на продавца. Не знаю, правда, как это удалось Барнабету, я тут подумал… может, тот просто захотел аферу провернуть, подсунуть Табболду обычную копию.

– Может быть, – задумался Ладимир.

Разговор на время прекратился, они слушали звуки музыки – Лад поставил перед приходом штурмовика кого-то из классиков.

Феникс опустил взгляд, потом снова взглянул на капитана:

– Я убил их быстро, почти без боли. Сначала… копию… Мой бывший хозяин ответил на вопросы без дополнительной стимуляции, я только сломал ему руку и, пригрозив сделать то же самое со второй, заставил все повторить, чтобы убедиться в правдивости. Потом прикончил.

Рудольф рассказал все без эмоций, словно это было обычное событие, но Каменев знал, что это не так. Ладимир не сказал в ответ ничего, лишь коротко кивнул.

Феникс поднялся, поблагодарил за вино и направился к выходу, но у самой двери остановился, обернулся и сказал:

– Я, конечно понимаю, что ты не священник, а я не на исповеди, но, капитан, если можно, не рассказывай никому про клона?

Сказав это, он покинул каюту, оставив Лада наедине с тяжелыми мыслями и недопитой бутылкой вина…

И сейчас в ответ на вопрос помощника капитан мог ответить только одно:

– Правда, Петер. – Каменев вздохнул. – Все было так, как я рассказывал в кают-компании.

– А как же встреча Рудольфа с бывшим хозяином?

– Ничего романтичного, – слегка улыбнулся Ладимир. – С чего ты вдруг такой любопытный стал? Раньше за тобой такого не замечал.

Петер откинулся на своем кресле, приложился к бутылке и произнес, устремив взгляд на холодную белизну гипера, отображавшуюся на экранах.

– Раньше я и не был любопытным, да я и сейчас, в общем-то, не то чтобы… просто мне… страшно! – Он снова хлебнул вина. – Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но мне действительно страшно. Я боюсь этого мира за бортом и его обитателей. Боюсь и постоянно жду «пинка», который отправит нас в путешествие, из которого мы уже не вернемся. Я после того раза не до конца отошел… знаешь, какое это гадкое ощущение: висеть в пустоте и понимать, что домой ты уже не вернешься, потому что банально не знаешь, где он? И с каждым днем это ощущение становится все сильнее, ты начинаешь чувствовать себя ничтожным… Темные звезды! Если уж даже меня так проняло, то что с другими? Как подумаю о суперлайнерах с тысячами пассажиров… У них же запасов жратвы на рейс! Ну, может, НЗ какой имеется, а что потом? Не уверен, что у них в рубке такая же тварь обитала, как у нас, и сигналы посылала. Темные звезды… бррр.

Он передернул плечами.

– Ты не спеши с выводами, – сказал ему капитан. – Мы же вполне могли ошибаться. Сколько ты с того момента прыжков сделал?

– Этот четвертый, – хмуро ответил помощник.

– Вроде пока ничего…

– Не сглазь. – Петер не поленился перегнуться через подлокотник кресла, сплюнуть на пол, повернуться и растереть ногой. – Может, и ничего, а может… затишье перед бурей. Давай уже скорее найдем юную госпожу Стюарт и вернемся на Лагуну. Хотелось бы отсидеться, пока все не утрясется.

– Я сам хотел бы, чтобы скорее, – грустно вздохнул Каменев.

– Да сам виноват, – пробурчал помощник. – Не знаю, чего от Софи отказался! Видно же было, что она сохла по тебе. Симпатичная деваха, из хорошей семьи опять-таки. Нет, вот подавай ему Валенсию и все тут…

Лад бросил в него пробкой от бутылки, валявшейся на столе.

– Да, ладно, ладно! – довольно оскалился Петер, закрываясь рукой. – Шучу я! Валенсия – значит Валенсия. Ну, падок ты на дочек адмиралов, а губернаторские – мимо цели. Бывает. Каждый сходит с ума по-своему!

– Наверное, кто-то давно на кухне не дежурил! – пригрозил Лад, не найдя, чем еще кинуть в помощника.

– Мне нельзя на кухню – всю команду потравлю, – заржал Петер, развалившись в кресле. Его нервное напряжение нашло свой выход.

Вернулся Алонсо и принес капитану его любимый напиток. Лад взял сош и сказал:

– Значит, отдам тебя в подчинение Алонсо и велю, чтобы погонял как следует.

– Правда?! – обрадовался тот. – А подзатыльники можно будет отпускать?

– Чего?! – взревел помощник и потянулся к пареньку, но тот отскочил. – А ну марш на место, пока я тебе щупальца не оборвал. Через минуту доложишь полный перечень внешних характеристик. Хм… «подзатыльник»… распоясался совсем!

Потом снова опустился в кресло и принялся смеяться вместе с капитаном.

Вопреки ожиданиям Петера, прыжок завершился в штатном режиме, хотя перед самым выходом из гипера в груди у Ладимира появился неприятный холодок – волнение помощника передалось и ему.

Орбитальные Фермы Ханасии встретили пиратов блеском накопителей, вбиравших в себя энергию света местной звезды. Для тех, кто впервые прибывал сюда, зрелище было поистине незабываемым. Множество кораблей – неповоротливых торговых судов, элегантных пассажирских лайнеров, невзрачных челноков технических служб и юрких истребителей охраны – летали над поверхностью гигантской конструкции, которая своеобразным шлемом накрывала четвертую планету системы Ханасия.

Портовые доки тянулись посередине, вдоль всего «шлема», внутри них царила своеобразная упорядоченная суета. Сотни кораблей всевозможных модификаций, от барж до частных яхт, причаливали и отбывали беспрестанно. Лазерные трансляторы создавали своеобразные фарватеры как для вновь прибывающих кораблей, так и для улетающих. Диспетчерские службы работали в бешеном темпе круглосуточно, но умудрялись со всем справляться.

Силовые установки, облепившие доки с обеих сторон, облегчали им работу.

Едва «пилигрим» приблизился к Фермам, как на связь вышел работник диспетчерской службы:

– Сверните защитное поле и погасите двигатели, дальше я поведу вас швартовочным лучом. Просьба не активировать поле, пока не окажетесь на платформе, иначе прервете контакт луча.

По приказу Лада Петер выполнил требования диспетчера, и луч с одной из силовых установок захватил «пилигрим», потащив его к докам.

Пока их неспешно тянули в посадочный блок, Ладимир разглядывал Фермы и вспоминал, что знал об этом месте, кроме того, что это родина Рудольфа.

Физически и административно Фермы делились на внешний и внутренний уровни – образно говоря, два слоя одного «шлема», между которыми сто с небольшим метров воздушной прослойки, пронизанной десятками соединительных шлюзов. У каждой из частей колонии были различные статьи доходов и расходов. Если на внешнем уровне жили в основном за счет торговли, то внутренний был производственный. Первый принимал покупателей, отгружал и закупал товар, второй же обеспечивал весь комплекс тем, из-за чего это место и получило свое название, – на внутренней стороне «шлема», почти по всей поверхности, обращенной к безымянной вулканической планете, расположились фермы, на которых выращивали едва ли не самый эксклюзивный товар в Империи – ханасийские грибы. Эти удивительные растения служили основой для любой синтезированной пищи. Они легко поддавались обработке, в результате которой могли принимать практически любую форму – от куска мяса до почти любого овоща, и соответствовать им по вкусу. Грибы были основным компонентом в автоповарах и синтезаторах пищи, долго хранились и выращивались только на Фермах Ханасии. Эксклюзивность продукции и постоянный потребительский спрос превратили некогда крупную исследовательскую станцию в огромную, единственную в своем роде орбитальную колонию.

Инфраструктура Ферм была организована таким образом, что, фактически являясь самостоятельными административными единицами, уровни не могли существовать друг без друга. В каждом блоке были свои трущобы и богатые районы, свои руководители и преступные группировки. Только полиция и социальные службы были одни на всех и подчинялись Единому руководству и общепринятым имперским законам. Единое руководство являлось высшей инстанцией в разрешении возникающих споров. Обеспечиваемое обеими сторонами, оно представляло собой независимый орган власти, в компетенцию которого входил только единственный вопрос – предотвращение возникновения конфликта между внешним и внутренним уровнем. Подобная уравновешенная система имела массу плюсов и позволяла Фермам процветать уже не один десяток лет под покровительством императора, который, естественно, не мог позволить ни одной из корпораций завладеть столь важным стратегическим объектом.

Пока Лад освежал в памяти свои знания, швартовочный луч подтянул «пилигрим» к доку и передал его в механические захваты, которые доставили корабль на посадочную платформу.

Снова на связь вышел диспетчер:

– Посадка завершена, счастливого пребывания на Фермах Ханасии.

Ладимир, Рудольф, Аниес, Самуэль и трое братьев Статор ехали на арендованной пятидверной «Мацусиме» по одной из многочисленных транспортных веток внешнего уровня. Управлял машиной штурмовик, являясь единственным из всей команды, кто бывал на Фермах и знал местность.

– Сейчас пересечем основную магистраль и уйдем вниз, к шлюзам, – комментировал Феникс. Движение в колонии имело только один уровень – наземный, и было слегка непривычно двигаться так низко.

– К шлюзам? – переспросил капитан.

– Ага, между уровнями, – пояснил штурмовик.

Пираты, прильнув к окнам, смотрели по сторонам. Грандиозность сооружения поражала воображение. Естественно, что все это строилось не один день, но результат вызывал восхищение.

Ладимир разглядывал уходящие вверх и разделенные на сектора жилые массивы, растянувшуюся между ними паутину транспортных магистралей, броскую рекламу, установленную везде, где только можно было вообразить, смотрел на людей, едущих в машинах или шагающих по пешеходным дорожкам, и в груди рождалось такое чувство, будто это все декорации к грандиозному представлению, участником которого он являлся. От этого появлялось тянущее ощущение ожидания действия, словно что-то должно произойти.

Мысли его снова вернулись к Валенсии… Может ли такое случиться, что она находится здесь, на Фермах? Что сможет рассказать им Барнабет? Или они снова идут по ложному следу? Хотя другого у них все равно не было.

Рудольф направил машину по транспортной ветке, спиралью спускающейся вниз. Все чаще им стали попадаться полицейские наблюдательные посты, и чем ближе они подъезжали к шлюзу, тем серьезней становилась система охраны, лишний раз показывая, что транспортному узлу, соединяющему два уровня, придается особое значение. Они въехали на территорию шлюза, следуя указателям, добрались до специальной платформы, и тут же перед машиной зажегся сигнал, приказывающий остановиться и заглушить двигатель. Вокруг автомобиля куполом засветилось силовое поле.

– Сейчас нас перевернут, – сказал Рудольф.

– Зачем? – не понял Самуэль.

– На уровнях векторы притяжения разнонаправленные.

– Ну и? Зачем нас переворачивать?

За полем ничего не было видно, но чувствовалось, что платформа движется.

– Затем, чтобы ты, перебравшись с внешнего уровня на внутренний, мог ходить по полу ногами, а не стоять на голове, – ответил штурмовик, раздраженный недогадливостью Самуэля.

Темнокожий пират вздохнул, но все догадались, что он так и не понял. Платформа тем временем неторопливо двигалась по шлюзу.

– Когда же нас перевернут? – не выдержал Самуэль.

– Скорее всего, уже, – ответил Рудольф и, предупреждая дальнейшие вопросы, объяснил: – Здесь под силовым полем сохраняется постоянный вектор, чтобы ты не кувыркался внутри машины, а сама платформа переворачивается, но мы этого не ощущаем.

Дальнейшая транспортировка проходила в относительной тишине, только братья негромко подсмеивались над Сэмми. Наконец платформа остановилась. Когда поле исчезло, Феникс сразу завел машину и направил ее к выезду, а Самуэль опустил стекло, высунул голову, посмотрел наверх, потом забрался обратно и сказал:

– Вот чудно! Как представлю, что в сотне метров от нас люди ходят вверх ногами, смешно становится!

Чувствовалось, что остальные сами едва сдерживают смех.

– Почему? – с серьезным видом спросил Андреас. – Тебе же не кажется смешным то, что на планете человек, находящийся в точке противоположной к твоему местоположению, тоже обращен к тебе ногами.

Самуэль нахмурился, задумавшись на секунду над словами грека, а потом рассмеялся:

– А ведь и правда! Ха-ха-ха! Мне и в голову не приходило…

Тут уже пираты не выдержали. Хохотали все, включая капитана и штурмовика, ведущего машину.

– Ну, Сэмми, ты даешь! – Андреас хлопнул товарища по плечу.

– Да, ладно вам, – беззлобно отмахнулся тот, смущенно улыбаясь.

Восемнадцатый сектор встретил их хмурым освещением и неприятно мерцающей рекламой какого-то местного магазина. Вокруг не было красочных вывесок, стало меньше людей, на стенах виднелись потеки ржавчины, из-под перекрытий кое-где выбивались завитки пара, сверху капала вода, во всем чувствовалась какая-то замшелость.

Рудольф сбросил скорость и двигался не спеша.

– Это как бы нейтральная территория, – сказал он. – Здесь даже можно не особо опасаться за свою наличную карту, никто не приставит к голове пистолет и не попросит «добровольно» перевести деньга. Это преддверие трущоб, а вот дальше – хуже.

Лад нашел на навигаторе бар «Коготь» и передал картинку на лобовое стекло, чтобы штурмовик не отвлекался от дороги.

Заведение расположилось в небольшом переулке. Рудольф припарковал машину возле входа, и пираты вышли из нее, поправляя оружие.

Ладимир дернул ручку, но дверь оказалась закрытой. Тут же перед ним появился небольшой виртуальный экран, с которого на пиратов взирал лысый субъект, с толстенной шеей и бугристыми мышцами на плечах.

– Чего надо? – хмуро спросил он. – Сегодня бар закрыт – частная вечеринка.

– Нам нужен Грин Барнабет, – сказал Лад. – От господина Маркуса Табболда.

– Ждите, – проговорил субъект, и экран исчез.

Каменев переглянулся с Рудольфом.

– Стоит ждать? Он не сбежит? – спросил капитан.

Штурмовик пожал плечами, поднял винтовку и всадил заряд в магнитный замок, расплавляя его, ударом ноги распахнул створки и ринулся внутрь. Остальные последовали за ним. Внутри бар оказался на удивление симпатичным, с современным декором, мягким освещением и совершенно пустым.

– Наверх, – сказал Лад, указывая на лестницу сбоку. – Георгий, Кос, Сэмми – рассеялись по залу, Андреас проверь за стойкой. Аниес смотри за входом.

Они с Рудольфом поднялись на один пролег, когда им навстречу вышел субъект с виртуального экрана. Высокий и мускулистый, он держал перед собой силовой щит, а в другой руке тяжелый скорострельный бластер. Рудольф тут же активировал свой щит, прикрывая им себя и капитана. Остальные направили оружие на здоровяка.

– Какого хрена?! – прорычал он, и его бас рокотом разнесся под потолком заведения. – Вы кто такие и зачем приперлись? Никому не позволено врываться в «Коготь» без разрешения!

– Мне нужен Грин Барнабет, – сказал Каменев.

– Зачем?!

– Хочу задать ему несколько вопросов.

– Поэтому ты вломился в мой бар, с шестью вооруженными бродягами?

– Я хотел быть уверен, что он не покинет этого заведения, пока я с ним не переговорю.

– Единственное, в чем ты можешь быть уверен, так это в том, что я откручу тебе башку, лживая скотина!

Рудольф заметил выглядывающую из-под закатанного рукава рубашки здоровяка татуировку, покрывавшую мощный бицепс, точно такую же, что была на груди у него самого – символ специального подразделения «Феникс», и решил попробовать сыграть на этом:

– Выбирай выражения, брат Феникс, когда говоришь с капитаном Каменевым! – сказал он.

Здоровяк выглянул из-за щита.

– Что?! Капитан Каменев? Да начхать я хотел на него и всех корсаров вместе взятых. А ты кто?

– Восьмой межгалактический, третья бригада.

– Ну, здравствуй, брат. Хм… Третья бригада… знавал я ваших парней. Сам я из пятой мобильной… Погоди, а ты случаем не тот, кто несколько лет назад лейтенанту своему шею свернул?!

– Может быть… – уклончиво ответил штурмовик, – много лет прошло, разве все упомнишь…

Здоровяк кивнул и спросил:

– Так зачем пожаловали, да еще так грубо?

– Моему капитану крайне важно побеседовать с этим самым Грином Барнабетом.

– А зачем я понадобился капитану Каменеву? – неожиданно раздался голос за спиной здоровяка, и прямо из стены появился щегольски одетый мужчина лет тридцати. Ладимир догадался, что за маскирующей голограммой находилась скрытая дверь.

– Ты – Барнабет? – спросил он.

– Он самый. Я слышал, ты упомянул Табболда? – Он похлопал здоровяка по плечу, предлагая сдвинуться в сторону. – Не желаете убрать оружие и поговорить как цивилизованные люди?

Ладимир первым опустил бластер, потом здоровяк деактивировал щит и направил ствол вниз.

Барнабет прошел мимо него и стал спускаться в зал. Поравнявшись с Каменевым, он произнес:

– Могу я предложить вина?

– Не откажусь.

Все четверо спустились с лестницы, и Лад с Грином сели за один из столиков, остальные встали вокруг них. Здоровяк чуть позади Барнабета, а люди Каменска полукругом со стороны капитана.

Разлив вино по бокалам, Грин спросил:

– Итак, я слушаю.

– Ты являлся поставщиком клонов для Табболда? – спросил Лад.

– Может, да, может, нет, я не раскрываю своих клиентов.

– Твое дело, – сказал капитан. – Он сам про тебя рассказал, и о встрече сею человеком в этом баре через несколько часов тоже.

– Ага, ясно. Вероятно, у него были на это веские причины.

– Вероятно. Он сделал тебе заказ. Ты выполнил его?

– Понимаешь, капитан, я мог бы рассказать тебе некоторые тонкости этого бизнеса, но…

Ладимир покачал головой:

– Меня не интересует твой бизнес. Ответь – ты достал для него гуамма?

Контрабандист сложил руки перед собой и исподлобья посмотрел на Каменева.

– Нет, – ответил он после паузы. – Я не смог. Оказалось, что товар настолько ценный, что простых смертных к нему не подпускают.

– Ты знаешь кого-нибудь, кто имеет доступ к ним?

– Эй, капитан! С чего ты взял, что я буду бесплатно тебе что-то рассказывать?

– Разве? – сделал удивленный вид Ладимир. – Ты считаешь, что твоя жизнь не стоит этих сведений?

– Я знал, что ты так скажешь, – усмехнулся Барнабет.

– Тогда зачем тратить время на бесполезные разговоры? Но если хочешь, то я тоже поделюсь с тобой информацией, такой, которая стоит всех твоих сбережений и вообще всех денег, которые ты сможешь найти, занять, заработать…

Контрабандист недоверчиво покачал головой, выпил вина, провел пальцем по краю бокала и произнес:

– О гуаммах знает Ева, именно она запретила мне соваться в эту сферу. Вызывала лично, мягко сказала, что я не должен больше никогда браться за доставку этого товара. И знаешь, я мгновенно перестал даже думать о гуаммах.

– Кто такая Ева?

– Ты не знаешь Еву?! – Грин посмотрел на Рудольфа: – Я так понял, ты – местный. Расскажешь своему капитану?

Лад посмотрел на штурмовика.

– Ева – глава местной организованной преступности. Если она кого-то о чем-то просит, то нужно понимать ее просьбу как жесткий приказ, невыполнение которого карается жесточайшей смертью.

– Ну, почти так. Я бы еще только добавил, что это холодная, расчетливая, бессердечная и жестокая сука, а так твой Феникс описал правильно.

– И что, кроме нее никто на Фермах не имеет отношения к гуаммам? – спросил Каменев. – Даже косвенного? Мне важна сейчас любая мелочь, даже слухи. Ты же занимался этим, узнавал способы, как выполнить заказ Табболда.

Барнабет развел руками:

– Я пытался узнать, но, как только я начал задавать вопросы, меня просветили, что я выбрал неправильный путь и лучше мне побыстрее с него сойти, что я, собственно, и сделал.

Лад сидел некоторое время, опустив взгляд и размышляя, потом поднял голову и посмотрел на Рудольфа:

– Нужно идти к Еве, знаешь, где ее найти?

– Примерно.

– Верхний уровень, седьмой сектор, а там задирайте головы повыше и найдете, – подсказал Грин и досадливо добавил: – Только к этой сучке хрен пробьешься.

Ладимир догадался, что Барнабета и Еву связывает нечто большее, чем общая сфера деятельности, но промолчал и стал подниматься.

– Эй, капитан, а как же твоя информация? Или это так, для красного словца было сказано?

– Не имею привычки бросать слова на ветер, – ответил капитан. – Только учти, то, что я тебе скажу, может пойти тебе на пользу, а может и наоборот.

– Как и любые сведения, которые можно продать, – отмахнулся контрабандист, – кому-то на пользу, а кому-то во вред.

Каменев пожал плечами и сказал:

– В гиперпространстве обитают разумные существа, и очень похоже, что настроены они не вполне дружелюбно к тем, кто их так часто посещает.

Грин удивленно вскинул брови:

– Эту сказку ты называешь информацией? Да за нее империала не дадут! Бред какой-то. Может, заодно подскажешь, как связаться с каналом о животных? Они наверняка купят, как раз, наверное, за империал.

– Я и не говорил, что ты сможешь ее продать, – грустно улыбнулся Лад и направился к выходу.

В машине капитан молчал, напряженно размышляя. Он оказался прав, и Барнабет лишь очередная веха на пути к Валенсии, но сколько же так будет длиться?! Что расскажет Ева, и что делать, если она не захочет говорить об этом? Они здесь на чужой территории, без какой-либо поддержки и помощи. Темные звезды! Только одна мысль приходила, капитану в голову – обратиться за помощью к адмиралу Стюарту. Каким-то образом убедить его, что Валенсия жива. Если разговор с Евой не даст никаких результатов, то другого выхода не останется.

Они прошли шлюз, но в этот раз шутить никому не хотелось. Оказавшись на внешнем уровне, Рудольф сразу повез их к седьмому сектору. Путь предстоял не близкий, расчетное время по навигатору составляло почти пять часов. Но капитану было над чем подумать, и он практически не заметил дороги.

– Въезжаем в седьмой сектор, – сказал Рудольф.

– Хорошо, – кивнул Лад, – останови у какой-нибудь закусочной, всем нужно размяться.

После короткой остановки все снова сели в машину и отправились на поиски резиденции главы преступного синдиката Ферм Ханасии.

– Как он сказал… «задирайте головы повыше»? – проговорил Андреас, выглядывая в окно. – А что именно искать?

– Наверное, что-то такое, что сразу бросится в глаза, – ответил брату Георгий.

– Что-то наподобие вытянувшегося до самой… не знаю, как это тут называется, но скажем – крыши сооружения и соединенного с ним тоннелем огромного черного, блестящего шара над поверхностью?

– Ну-ка, где?

Ладимир тоже выглянул и увидел то, о чем говорил грек.

– Похоже на то, – согласился он. – Руди, давай к тому зданию.

Хотя местные строения трудно было назвать «зданиями», скорее они походили на асимметричные осколки какого-то неизвестного сооружения, по прихоти архитекторов разбитого на части и собранного заново, но уже в произвольном порядке.

Феникс подвел машину к нужному зданию, Лад вышел из нее и тут же получил толчок в плечо.

– Эй, ты, скажи своему водиле, чтобы убрал тачку. Парковка вон там.

Громила, упакованный в дорогой костюм и вооруженный лазерным пистолетом, рукоять которого выглядывала из-за пояса, стоял рядом с Каменевым.

Подобное обращение мгновенно вывело капитана из себя.

– Ты оглох, вояка? – поинтересовался громила.

– Отчего же, я прекрасно тебя слышу и советую немедленно извиниться.

Охранник тяжко вздохнул, словно уже устал от таких, как Каменев, и схватил Лада за грудки.

Капитан находился не в том настроении, чтобы шутить, он нанес несколько быстрых ударов, перебив противнику дыхание и лишив равновесия, потом вытащил пистолет и ударом рукоятки отправил наглеца в мир грез. Лад прошел через хрустальные двери в широкий холл, и в этот момент подоспели другие охранники, он тут же направил на них оружие, а рядом заняли позиции с бластерами наизготовку его бойцы. Оценив, с какой огневой мощью им придется иметь дело, охранники быстро ретировалась, скорее всего, чтобы перевооружиться и надеть подобающую экипировку.

– Мне нужна Ева, – громко и четко произнес Каменев. – Доложите ей, что капитан Ладимир Каменев просит встречи.

Ждать пришлось недолго, но вместо вооруженной до зубов охраны из бокового коридора к ним вышел высокий худощавый мужчина, с вытянутым лицом, впалыми щеками и высоким лбом, одетый в строгий костюм, вежливо поклонился, приветствуя капитана, и предложил пройти с ним.

Лад решил взять с собой Георгия и Константина, остальным велел ждать у машины, и вместе с братьями направился следом за провожатым.

У них не потребовали сдать оружие, ни о чем не расспрашивали, лишь проводили в скоростной лифт с прозрачной кабиной, и через несколько мгновений они уже вознеслись над седьмым сектором внешнего уровня. Остановился лифт, едва не коснувшись внешнего покрытия, выполненного в этом месте из прозрачного материала, сквозь которое открывался вид на находящийся за пределами купола огромный блестящий шар, словно светящийся изнутри.

Створки лифта открылись, провожатый молча пошел вперед, и Ладу с Георгием и Константином не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ним. Они повернули за угол и увидели выстроившуюся по обеим сторонам охрану – десять человек в боевых скафандрах и с армейскими бластерами. Братья взволнованно переглянулись, но капитан уверенно шел вперед.

Наконец высокий мужчина остановился перед широким круглым проходом в тоннель, соединяющий шар с остальным зданием, указал на него рукой и произнес:

– Ева ждет вас.

Коридор был выполнен в виде короткой широкой трубы, внутренняя поверхность которой испещрена письменами на каком-то древнем языке.

Примерно посередине коридора Ладу показалось, что пол уходит из-под ног влево, а самого его кренит вправо, но при этом ноги продолжали твердо стоять на поверхности. Смещение гравитации вызывало неприятное чувство дезориентации, которое, к счастью, было кратковременным, и вестибулярный аппарат быстро принял смену вектора силы тяжести.

Судя по короткому возгласу сзади, его спутники испытали то же самое.

– Лад, почему у нас не забрали оружие? – прошептал Константин.

– Хотят показать, что не боятся нас.

Тоннель закончился, и перед пиратами была тонкая пелена силового поля. Ладимир сделал шаг вперед и оказался внутри шара.

Еву он увидел сразу. Ее кресло было расположено так, что диск местного солнца располагался точно позади сидящей на нем женщины, создавая вокруг ее головы подобие нимба. Теперь Ладу стало понятно, зачем были нужны все эти выкрутасы с гравитацией в коридоре. Выглядело это действительно эффектно.

Помещение имело форму полусферы и было практически лишено искусственного освещения, только бледный свет звезд и далекого солнца проникал сквозь прозрачный материал шара, отчего тени казались глубокими и слегка размытыми.

Позади него появились братья. Кроме них троих в прозрачной полусфере находилась только хозяйка помещения и двое ее слуг – высокие мускулистые парни, в черных легких одеждах, у каждого по паре пистолетов на поясе.

– Прошу прощения за столь грубое вторжение, но обстоятельства, заставившие меня искать с вами встречи, не терпят отлагательств. – Каменев сделал шаг вперед и отвесил поклон.

– Я принимаю ваши извинения, капитан, – после короткой паузы произнесла Ева. Ее голос был необычайно приятен, звонкий и мягкий одновременно. – Прошу вас.

Она жестом предложила ему подойти ближе.

Ладимир отметил про себя, что глава преступного мира Ферм Ханасии оказалась весьма привлекательной женщиной. Темные волосы, украшенные мельчайшими драгоценными камнями, крупными кудрями спускались до хрупких плеч, чуть вздернутый носик и едва заметная улыбка, придавали Еве дерзко-снисходительный вид, взгляд светлых (при таком освещении Ладимиру показалось, что цвет меняется, он не смог его точно определить) глаз был смелым и открытым.

– Нам нет нужды представляться друг другу. Я слышала о вас, капитан. – Ева элегантным движением взяла графин тончайшего стекла и сама разлила красно-золотистый напиток в четыре бокала на высоких ножках. Лад отметил это про себя, ведь она могла приказать налить вино слугам (один из которых взял прозрачный поднос, подождал, пока хозяйка возьмет бокал себе, и с поклоном предложил остальные гостям), но предпочла сделать это собственноручно. – А раз вы здесь, то, видимо, слышали обо мне. Так, может быть, оставим в стороне условности и поговорим о том, что же послужило причиной нашей встречи?

Ладимир взял бокал с подноса, а Ева поднялась со своего трона и пошла ему навстречу.

Длинное платье из золотых нитей, сверкая рубиновыми пластинками, тянулось за своей обладательницей широким шлейфом, идеально подчеркивая совершенство фигуры.

– Приглашаю вас пройтись, – сказала Ева, повернула голову и взглядом указала на некое подобие дорожки, поднимающейся от пола широкой раскручивающейся спиралью, которая заканчивалась длинной галереей, почти под самым куполом.

Глава синдиката взяла подошедшего капитана под руку, и они направились к спиралевидной дорожке, словно действительно прогуливались. Ева с улыбкой смотрела на рослого Каменева снизу вверх, падающий сквозь прозрачные стены голубоватый свет делал ее кожу матовой и бархатистой.

Едва они ступили на дорожку, как из-под ног у них стали подниматься сверкающие разноцветные звездочки и тут же оседать.

– У вас здесь очень красиво, я бы сказал волшебно, – произнес Ладимир и взглянул на Еву. Цвет ее глаз действительно менялся – минуту назад они сияли яркой голубизной, а теперь стали карими.

– Спасибо, я была уверена, что вы оцените.

– Это не так уж и трудно, – поклонился Лад и начал так волновавший его разговор: – Я хотел бы спросить у вас о гуаммах, кто производит их и поставляет?

Ева улыбнулась:

– Ах, милый Грин, это он направил вас ко мне. Надеюсь, вы не причинили ему вреда? Мне так нравится, как он разыгрывает из себя отверженного любовника. В нем столько искренности и наивности.

– Позвольте мне не раскрывать свои источники, хотя я уверен, что тот, о ком вы так беспокоитесь, находится в добром здравии.

– Итак, капитан, вы хотите узнать о гуаммах… Но прежде чем ответить на ваш вопрос, я скажу свое условие…

Держа в руках бокалы, они не спеша поднимались по пологой спирали дорожки, от Евы доносился восхитительный аромат духов, который дразнил обоняние и вызывал массу эмоций, которые капитан старательно гасил, непрестанно думая о деле.

– Какое условие? – спросил он.

– Я хочу знать, с какой целью вы этим интересуетесь? Если хотите получить от меня ответы, то должны будете все рассказать без умалчиваний и словесных игр. Считайте это женским любопытством.

Ладимир немного поразмышлял, а тем временем они поднялись на галерею, вытянувшуюся вдоль прозрачной стены на высоте нескольких метров от пола.

– Так случилось, что на борту моего корабля оказалась Валенсия Стюарт, дочь адмирала Стюарта, командующего эскадрой, – начал Каменев. – До определенного момента я находился в неведении, кто она, считая ее племянницей обычного военного. На самом деле ее фамилия не имела для меня значения, но сыграла впоследствии свою роль. Итак, спустя какое-то время я привез Валенсию на Лагуну, откуда она должна была улететь домой. В тот вечер мы с ней ужинали в ресторане, когда меня отвлекли неотложные дела, и я совершил ошибку – оставил ее одну. Через два часа, вернувшись на корабль, я получил сообщение. Валенсию похитили и требовали выкуп. Похититель назначил место и время обмена – через четыре дня на Мессине. В назначенный срок я был там.

Ладимир рассказывал все это неторопливо, забыв о бокале с вином в своей руке. Он смотрел перед собой, бездумно разглядывая сложную структуру залитой светом местного солнца поверхности Ферм, пробегая глазами по рисунку звезд в этом секторе космоса, чувствуя присутствие рядом женщины, которая сумела стать главой преступного мира на одной из самых прибыльных колоний Империи, и явно добилась этого, пользуясь не только своей красотой.

– На Мессине все шло не так, как должно было. Начиная с нападения на экспресс, на котором мы ехали к месту обмена, до ситуации в самом пансионате, где шла перестрелка между двумя группировками наемников. Валенсия… Валенсию убили на моих глазах, расстреляв в упор из армейского бластера.

Все участники похищения оказались убиты, и тогда я начал искать тех, кто его организовал. Мне это частично удалось. Но совсем недавно я узнал, что на Мессине погибла не Валенсия, а ее клон, созданный всего за пару дней. И это дало мне надежду, что… что Валенсия жива. Направившись по новому следу, я узнал о гуаммах, дальнейшее расследование привело меня к вам.

Закончив рассказ, Каменев замолчал.

– Скажите, капитан… – негромко произнесла Ева. – Вы любите ее?

Ладимир повернулся, посмотрел в ее снова голубые глаза и кивнул:

– Да, я люблю ее.

Ева некоторое время не сводила с него взгляда, потом опустила глаза и сказала:

– Вы счастливый человек, если можете себе это позволить.

– Вы расскажете мне о клонах?

Она развернула его, и они направились по дорожке вниз.

– Гуаммов научились выращивать совсем недавно, чуть больше года назад. Я узнала об этом одной из первых. Сразу стало ясно, что это очень ценный и крайне опасный товар. Ценность заключается в том, что они очень легко поддаются корректировке. Вот смотрите, – Ева подняла свой бокал за тонкую ножку. – Эти бокалы сделаны из мягкого стекла. На первый взгляд они кажутся самыми обычными, даже слишком простыми, но на них очень легко сделать узор, причем именно тот, какой хочется вам.

Демонстрируя это, Ева быстрыми касаниями бриллиантовых ногтей нанесла на стекло несколько тонких линий, постепенно превратив в рисунок.

– Представьте, что вас клонировали за два дня, перенесли вашу личность, но добавили безграничной любви к кому-либо, к императору или к одной из корпораций, и заменили оригинал копией. Я беру глобальные примеры, но и в частных случаях это может быть довольно опасно. Широкое распространение этого продукта, может привести к хаосу. Производят гуаммов на Перфекте, насколько мне известно, это единственное место в Империи, где выращивают клонов. Были попытки организовать подобные предприятия, но они жестоко пресекались, и охотников тягаться силами с императором и Комиссией по клонированию не осталось. Производство находится под жестким контролем, но вы же понимаете, что там, где крутятся огромные деньги, всегда есть место для контрабанды, и на большой акуле найдется место для нескольких прилипал. Могу с уверенностью сказать, что на Фермах Ханасии доступ к таким клонам принадлежит только мне.

Ева и капитан уже спустились с дорожки, и она заняла свое кресло-трон. Один из слуг подал новый бокал вина и вазу с фруктами, а другой присел у хозяйки в ногах и с интересом смотрел на Каменева.

– Гуаммы, – она потрепала слугу по голове, – создание прелестное, но крайне недолговечное. Хотя в этом есть и свой резон – не успеешь привязаться.

Ладимир понял, что оба ее охранника – гуаммы.

– Срок их жизни ограничен десятью месяцами, – сказала Ева. – Затем гуамм умирает. Что касается вашей возлюбленной, капитан, то, при всем своем желании, здесь я ничем не могу вам помочь. Я рассказала вам все, что мне известно о гуаммах. Лично я заказывала только этих двух красавцев.

Ладимир опустил взгляд, к горлу подступил комок – он больше не знал, что делать, в каком направлении продолжать поиски. Капитан не мог проверить слов Евы, оставалось только поверить им.

– Вы не знаете, кто еще имеет доступ к гуаммам? – спросил он.

– Только некоторых, – ответила она, взяла двумя пальчиками виноградину, поднесла ко рту и аккуратно раскусила, потом перечислила: – Конечно, император, потом его первый советник князь Волин, и я слышала, что кто-то с Лагуны. Не знаю имени и, говоря по правде, приписывала это вам, но, как оказалось, я ошибалась.

– С Лагуны? – скрывая нахлынувшие на него чувства, переспросил Каменев.

– Да, – подтвердила она.

– Я благодарен вам за эту беседу, – сказал Лад. – А сейчас разрешите покинуть вас?

– Была рада встрече, капитан. – Ева одарила его обворожительной улыбкой и протянула руку, позволив поцеловать ее.

Раскланявшись, Каменев со спутниками покинул помещение, а Ева, проводив их взглядом, активировала на подлокотникепульт управления и набрала на нем несколько команд. Спиралевидная дорожка начала складываться, и чуть в стороне от ее основания из пола стала подниматься большая круглая кровать, уложенная подушками и накрытая нежнейшим бельем. Ева поднялась и направилась к ней, но на полпути остановилась и задумчиво посмотрела на звезды.

Один из гуаммов подошел к ней, взял ее ладони в свои и поцеловал пальцы.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Хотела бы я, чтобы меня искал такой мужчина, – мечтательно проговорила Ева.

– Моя госпожа, – насупившись, как обиженный ребенок, проговорил гуамм, – тебе не хватает нас?

Ева засмеялась над таким проявлением ревности.

Второй гуамм подошел к ней сзади, убрал в сторону волосы и поцеловал ее в шею.

– Ваша любовь не настоящая, – улыбнулась Ева, томно выгибаясь. – Чтобы вы любили меня, я заплатила немало денег.

– А разве это имеет значение? – спросил первый гуамм, опустившись перед своей хозяйкой на колени. Он положил руки ей на бедра и прикоснулся губами к животу. Руки второго близнеца уже ласкали ей грудь, через платье.

Ева закрыла глаза, отаваясь наслаждению, и едва слышно проговорила:

– Не имеет…

* * *

Весь путь от шара Евы до их машины внизу Ладимира переполняли тревожные мысли. Доступ к гуаммам имел кто-то с Лагуны… но кто?! Каменеву в голову приходило только два имени: Липски и Сен-Лиз. Больше ни у кого не хватило бы влияния, а в случае с Большим Джоном – наглости, чтобы встать в один ряд с императором. Но ведь Лад проверил слова Джона анализатором… да и если быть совсем уж честным, то не столько у Липски власти, чтобы… Темные звезды! Неужели Сен-Лиз так жестоко и подло использовал его в своих интригах с императором?!

Ладимир в сердцах ударил кулаком по стеклу кабины лифта, который опускал его и двух братьев-греков вниз.

– Темные звезды… – пробормотал Лад и потер ладонью лоб. Георгий и Константин посмотрели на капитана, но ничего не сказали и не спросили.

Лифт остановился, Каменев так быстро вышел из здания, будто ему не хватало воздуха.

– Ждите меня здесь, – сказал он братьям, а сам отошел на десяток шагов от машины, остановился и сжал виски ладонями. Ему сейчас необходимо было побыть одному, осмыслить появившиеся варианты.

Рудольф посмотрел на Георгия:

– Что случилось?

– Ева сказала, что к гуаммам имеет доступ кто-то с Лагуны.

– Кто?

Грек пожал плечами:

– Имени не знает, но думаю, что вариантов не так и много. Липски мы вроде проверили, остается губернатор.

– А-а-а, – протянул Феникс и посмотрел на Ладимира. – Тогда понятно. А сама она не при делах?

– Я не слышал весь разговор, только уже финал…

– Руди, ты бы ее видел! – перебил брата Константин. – Така-а-ая красавица!

Он поднес к губам сложенные вместе три пальца и изобразил поцелуй.

– Я почти влюблен! – с задорным блеском в глазах восторгался Кос.

– Остынь! Таких, как ты, – полны отстойники, – хмуро посмотрел на него штурмовик. Он снова бросил взгляд в сторону Каменева и неожиданно напрягся: – Что это за парень идет к капитану?

Все, кто его слышал, тут же посмотрели в указанном направлении. Лад стоял спиной, а к нему быстро приближался парень в серой куртке, засунув руку в карман, в котором явно что-то было кроме руки.

– Лад! – крикнул Рудольф, вскинул винтовку, но Каменев был на линии огня, тогда Феникс бросился к нему, а следом побежали Георгий и Константин.

Капитан обернулся на окрик, непонимающе посмотрел на целившегося в его сторону Рудольфа, и в этот момент парень подошел к нему, вынул из кармана руку с зажатым в ней предметом и вытянул в сторону Лада.

Каменев смотрел на парня – поношенная куртка, нечесаные волосы, непонятно какого цвета, то ли русые, то ли совсем светлые, но просто грязные, татуировки под обоими глазами, на губах шрамы – потом опустил взгляд на его руку…

– С вами хотят поговорить…

Ладимир едва успел взять мобильный, который парень ему протягивал, когда Рудольф, словно локомотив снес несчастного и впечатал в псевдобетонное покрытие, навалившись сверху всей массой.

Подбежали Георгий с братом и Аниес.

– Что он хотел?

Капитан показал видеофон, повернулся к штурмовику и сказал:

– Руди, все в порядке, он передал мне мобильный, подними его".

Феникс встал сам и, схватив парня за шкирку, поставил его на ноги. Тот еще не до конца пришел в себя, но уже крыл их всех ругательствами. Штурмовик слегка ударил его в район диафрагмы, парень закашлялся, хотел согнуться, но Рудольф крепко держал его за куртку.

– Что это? – спросил Лад.

– Мобильный, – выдавил из себя тот.

– Кто тебя послал?

– Да, фрик один, дал двадцатку, просил дождаться, когда из здания выйдет флотский офицер, примерно описал тебя и велел отдать видеофон. Сказал, что номер забит и нужно только на вызов нажать.

Ладимир протянул парню аппарат:

– Нажимай.

Тот нерешительно взял видеофон.

– Давай, шевели пальцами, – дернул его штурмовик. – Лад, отойди на всякий случай.

Но парень уже нажал кнопку вызова.

– Эй, капита… – раздался голос Барнабета, потом он увидел на экране другое лицо: – Ты кто? Где Каменев?

Ладимир сразу взял аппарат и посмотрел на изображение контрабандиста.

– Я здесь. Что хотел?

– Эй, капитан! – снова повторил Грин. – Я тут пораскинул мозгами над тем, что ты мне сказал… это не шутка?

– Нет, не шутка, – хмуро ответил Лад, он сейчас был не настроен на обсуждение новостей, – Ты только за этим прислал мне мобильный?

– Не только, просто, если в гипере…

– Грин, – перебил его Каменев, – если тебе больше нечего сказать, то прощай.

– Чего такой взведенный? А, ну да! Ты же с Евой общался! Есть у нее такая особенность, загружать людей проблемами, – контрабандист тоже нахмурился. – Ну ладно. Я тут вот что еще вспомнил… когда работал над заказом Табболда, слышал я одно имя – Артур Рэдвик. Этот парень тоже вроде как покупал гуаммов. Я не стал его искать после предупреждения Евы. И самбе интересное знаешь что? Он местный.

– Но Ева сказала, что кроме нее никто с этим не связан.

– У этой стервы завышенное самомнение, – фыркнул Барнабет. – Она думает, что знает и контролирует все. Ха! Как бы не так! Ну, в общем, я оценил твою информацию и чтобы не оставаться в долгу, попросил ребят поискать этого самого Рэдвика. Сам я с ним не пересекался и даже не слышал до того, как начал отрабатывать заказ Табболда. Кстати, человек от него так и не пришел, не знаешь почему?

У Ладимира от волнения быстрее забилось сердце.

– Ни малейшего представления! Нашли?

– Нашли. Недалеко от того места, где ты находишься – внешний уровень, девятый сектор, складские помещения.

– Я знаю, где это, – негромко проговорил Рудольф.

– Спасибо, – поблагодарил Лад, отключил видеофон, сказал штурмовику, чтобы тот отпустил парня, и направился к машине.

На дорогу к девятому сектору ушло не меньше часа. Всю его центральную часть занимали многоярусные склады, принадлежащие различным торговым организациям, которые отмечали свою территорию эмблемами на воротах.

Рудольф вел машину медленно, и, пираты, задирая головы, рассматривали высящиеся по обеим сторонам постройки.

Все помещения были закрыты, они практически проехали весь сектор насквозь, пока не увидели справа свет, льющийся с одного из складов. Штурмовик направил машину в ту сторону, и вскоре пираты въехали на разгрузочный пандус, перед воротами с поднятыми створками. Эмблему компании, которой принадлежали помещения, невозможно было различить. Оставив Самуэля и Коса у машины, остальные во главе с капитаном пошли внутрь. По обеим сторонам от широкого центрального прохода до самого потолка все помещение было заставлено ящиками с прессованными грибами. В воздухе витал специфический запах сушеных растений, гудели климатические установки, где-то впереди слышался звук работающих сервоприводов погрузчика, но не было видно ни одного человека.

– Странно здесь как-то, – негромко произнес Андреас.

Словно услышав его, сбоку из-за ящиков вышел высокий широкоплечий парень и окликнул их:

– Эй! Этот склад не работает! Проваливайте отсюда!

Пираты развернулись в его сторону, Лад сделал шаг к парню и сказал:

– Эй, нам нужен человек по имени…

Но тот не слушал его. выхватил сзади из-за пояса пистолет, выстрелил и тут же бросился бежать.

Если бы Рудольф не оттащил капитана в сторону, лучи прошили ему грудь.

– Вот скотина! – выругался Феникс. – Георгий не дай ему уйти! Андреас, давай с братом! Коммуникаторы на постоянку!

Греки бросились в погоню, а Ладимир с Аниес и штурмовиком пустились в обход.

– Георгий, видишь его? – спросил Лад.

– Да, – раздался в ухе голос грека. – Он немного впереди мелькает. Андреас, не суйся!

Капитан услышал в глубине склада шипение выстрелов.

– Что у вас? – спросил он.

– Огрызается, – ответил Георгий.

Лад увидел, что Рудольф, ушедший вперед, призывно машет рукой. Он подбежал к нему.

– Там, – Феникс прижался спиной к ящикам и мотнул головой в сторону, где братья преследовали парня, – административные помещения. Он наверняка к ним идет.

– Нужно опередить, – сказал Каменев, – вряд ли он тут один.

Рудольф кивнул и, сорвавшись с места, побежал вперед, как змея проскальзывая в узких проходах.

– Георгий, Андреас, заставьте его притормозить, Руди в обход пошел. Мы с Аниес двинемся вперед по основному коридору.

– Сделаем, – ответил грек.

Братья открыли по беглецу шквальный огонь, заставив того вжаться в ящики, но на пути было слишком много укрытий, где он мог укрыться. Поэтому парень броском перебрался за другую преграду, оттуда за следующую, и дальше, снова скрывшись в лабиринте склада.

– Похоже, он уходит! – сообщил Георгий.

– Руди, ты успеваешь?

– Пытаюсь! – ответил Феникс.

Ладимир увидел сбоку лестницу, ведущую на подвесной мосток, протянувшийся поперек склада.

– Туда! – показал он Аниес и стал подниматься по решетчатым ступенькам. Оказавшись наверху, они побежали в сторону перестрелки.

С мостка было видно, как парень добрался до двери в стене и распахнул ее. Рудольф бежал к нему со всех ног, но не успевал. Дверь закрылась у него перед носом. Феникс с размаху налетел на нее, потом выстрелил в нее очередью, но, когда это не принесло результатов, в бессилии ударил прикладом винтовки.

– Нужна взрывчатка, – сказал штурмовик. В этот момент к нему подошли Георгий и Андреас.

Ладимир оглядел стены, в поисках каких-нибудь вентиляционных шахт, ведущих за с гену, но ничего не обнаружил.

– Капитан, – раздался неожиданно голос Константина. – Тут в конце улицы какое-то движение. Похоже, кто-то собрался уезжать.

– Кос, задержите их.

– Хорошо, но тут человек пять, и все, похоже, неплохо вооружены.

– Ну, отвлеките их, мы уже идем! – Каменев бросился к лестнице, Рудольф и братья пробирались между ящиками к основному коридору.

Ладимир с Аниес перепрыгнули последние ступени и что было духу понеслись к выходу. Снаружи завязалась перестрелка. Добежав до ворот, они увидели, что Самуэль и Константин укрылись по обеим сторонам дороги и стреляют по людям, спрятавшимся за двумя машинами. Ближайший из автомобилей был основательно изрешечен и дымил.

Противники отвечали им массированным огнем – капитан насчитал четверых стрелков – стены и дорога возле пиратов были «изъедены» лучами. Почти в тот же момент, когда со складов выбежал Лад, из здания рядом с машинами появилась еще одна группа людей. Шедший в ее центре человек вел за собой кого-то, крепко схватив за плечо, остальные трое прикрывали их собой и, едва вышли наружу, открыли по пиратам огонь.

Каменев догадался, что это и есть Артур Рэдвик, а человек, которого он вел за собой, шел с ним явно не по своей воле. И тут у Ладимира едва не разорвалось сердце – он увидел, что этот пленник – девушка. Армейская куртка, штаны и высокие ботинки делали ее фигуру бесформенной, волосы спрятаны под капюшоном, лица не разглядеть. Только движения и походка говорили, что под одеждой не мужчина. Лад сам не знал, каким образом, по каким деталям или признакам, а может быть, ему просто подсказало сердце, но даже в таком наряде капитан узнал ее – это была Валенсия. В груди защемило, дыхание перехватило – она жива! Валенсия действительно жива! До этого момента он все равно еще сомневался и продолжал поиски, теша себя призрачной надеждой, заставляя себя верить, что доктор Калугин был прав… Но сейчас он увидел ее собственными глазами, и, не сомневаясь ни мгновения, что это она, Лад сказал остальным:

– У них Валенсия! Это Валенсия!

И тут же испуг обрушился на него ледяным валом – вдруг он и в этот раз не успеет?! Вдруг повторится то же, что произошло на Мессине, только сейчас умрет уже настоящая Валенсия?!

Рэдвик грубо тащил ее за руку, хотя девушка особо не сопротивлялась.

– Валенсия! – закричал капитан и бросился вперед. Вокруг него тут же засверкали смертоносные лучи, прожигая покрытие у него под ногами и проплавляя стену, вдоль которой он бежал, Но Ладу было все равно. Он не мог позволить увезти Валенсию.

– Лад! – Девушка увидела его и сразу постаралась вырваться, но Рэдвик ударил ее и запихал в машину. Услышав ее голос, Каменев совсем потерял голову.

– Валенсия! – Он был готов ломиться напролом, презрев всякую опасность.

– Нет, капитан! – крикнула ему вслед Аниес. – Кос, задержи его!

Она вовремя это сказала – младший из Статосов успел схватить бежавшего мимо капитана и утащить в свое укрытие.

Артур Рэдвик тоже услышал и увидел Каменева, он жестом указал своим людям в его сторону, и те перевели весь огонь на капитана с Константином. Сам он забрался в машину, куда до этого заставил сесть Валенсию, и с еще двумя людьми они помчались прочь от места перестрелки. Из склада появились Рудольф, Георгий и Андреас. Они без лишних разговоров включились в бой. Штурмовик, пригнувшись, добежал до машины, открыл багажник и достал оттуда сумку с оружием. Сел, прислонившись спиной к автомобилю, расстегнул магнитные застежки и начал быстро собирать импульсную винтовку. Спустя полминуты ИВСК была собрана, заряжена и снята с предохранителя. Феникс разложил сошки, растянулся на шершавом покрытии дороги, прячась за машиной, приложил приклад к плечу и осторожно высунулся.

После первых же его выстрелов у противника фактически не осталось укрытия – заряды снесли с изувеченной машины, за которой они прятались, передние двери и крышу.

Сообразив, что дальнейшее сопротивление бессмысленно, все пятеро стрелков ретировались назад, в помещение склада, откуда вышли.

Ладимир поднялся, недовольно отбросив руку Константина.

– Они уходят! – прорычал он. – Темные звезды!

– Капитан, не лезь на рожон! – сказал Феникс. – Умереть всегда успеешь! Все в машину, быстрее!

Он отдал винтовку Георгию, сел за руль, остальные пираты быстро забрались в транспорт, и Рудольф выжал педаль акселератора. На приличной скорости они врезались в перегораживающий дорогу изуродованный автомобиль, внутри которого занялось пламя, и, отбросив его к дверям склада, начали погоню.

Машины Рэдвика нигде не было видно, но штурмовик уверенно вел свою «мацусиму», будто мог видеть сквозь здания.

– А док оказался прав, – сказал Георгий и похлопал капитана по плечу.

– Руди, ты знаешь, куда едешь? – встревоженно спросил Каменев, не ответив греку.

– Да, капитан, – кивнул тот, – с девятого сектора ведет окружная ветка сразу к порту, чтобы не перегружать дороги. Наверняка по ней уходят.

– Если взлетят – упустим.

– Значит, нельзя дать им взлететь.

Он продолжал вести машину, а остальные пираты перезаряжали оружие. Наконец девятый сектор закончился, и они выехали на окружную трассу. Движение на дороге было довольно оживленным, в массе своей тут двигались грузовики, направляясь в сторону порта и наоборот, а обычных машин почти не наблюдалось.

– Кто-нибудь видит их? – спросил Лад, вглядываясь. Феникс искусно вклинился в транспортный поток и помчался вперед, лавируя между грузовиками, обгоняя их.

Команда приникла к окнам, и через несколько секунд последовали отрицательные ответы.

– Скоро будет поворот, а после него небольшой спуск, оттуда посмотрим, – сказал штурмовик.

Тревога ледяным комком поселилась в животе Ладимира, холодными щупальцами разрывала грудь, сжимала пересохшее горло… Он до рези в глазах всматривался в машины, вытягивал шею, высовывался в окно, но не видел той, на которой уехал Рэдвик.

В этот момент их вызвал по видеофону Петер с «пилигрима»:

– Лад, как у вас дела? Нашли Барнабета?

– Петер, мы нашли Валенсию! Док оказался прав – она жива!

– Темные звезды! Правда?! – обрадованно воскликнул тот. – Где она? Слышит меня? Она в порядке?

– Один ублюдок, по имени Артур Рэдвик, держал ее на складах. Когда мы заявились туда, его люди обстреляли нас. Мерзавцу удалось уйти, сейчас мы пытаемся преследовать его на окружной трассе, ведущей к порту…

– Вон они! – сказал Рудольф.

Ладимир, отвлекшийся во время разговора с помощником, сразу устремил взгляд вперед и увидел машину, мчащуюся в полукилометре дальше.

Рудольф неожиданно выругался и сказал:

– Он собирается съезжать…

Лад увидел, о чем говорил штурмовик, – машина Рэдвика сменила ряд движения и устремилась в сторону виадука, спускающегося вниз и примыкающего к широкой магистрали тридцатью метрами ниже окружной.

– Если выйдет на основную магистраль – уйдет! – сказал Феникс. – Его тачка быстрее, а нас слишком много, не могу нормально разогнаться!

– Петер, – сказал Каменев помощнику, все еще находившемуся на связи, – готовься к старту!

– Понял! Не упустите их! – Он отключился.

– Что будем делать? – спросил Рудольф.

Ладимир задумался. Он смотрел на дорогу, виадук, машину Рэдвика, увозящую Валенсию, основную магистраль, протянувшуюся ниже и расположенную почти параллельно окружной трассе…

– Руди, съезжай к обочине!

Штурмовик сразу вильнул в сторону и остановил машину у полуметрового ограждения.

– Георгий, дай «Колоду»!

Взяв у грека импульсную винтовку, Каменев вышел из машины, разложил сошки на парапет и направил ствол вниз. Кос и Аниес вышли следом за ним и встали чуть в стороне, чтобы не мешать.

Лад приник к прицелу, поймал в перекрестие машину Рэдвика, сопровождал ее несколько секунд, примеряясь к скорости движения цели, взял чуть вперед, затаил дыхание и выстрелил.

От машины отлетел кусок кузова, ее сразу повело в сторону, развернуло поперек дороги, и она остановилась.

Лад, Константин и Аниес бросились назад в «мацусиму».

– Поехали, поехали!

Рудольф сразу рванул с места.

Все находились в сильном напряжении, из-за резких маневров их швыряло в разные стороны, и приходилось крепко держаться.

– Вон туда! – Константин подсказывал Фениксу. – Обходи его слева!.. не вклинивайся!.. жми так, проскочишь!

– Кос! Отвали! – не выдержал штурмовик.

Наконец они съехали на виадук. Все приготовились к новой перестрелке, но Рэдвик с людьми спокойно ждали их, стоя перед машиной. Перед собой контрабандист держал Валенсию, приставив к ее голове пистолет. По сторонам стояли его люди, направив на пиратов бластеры.

Пираты остановились на небольшом удалении и туг же высыпали из машины. Рудольф присел за открытой дверью, положив в проем ствол винтовки и взяв на прицел голову Артура Рэдвика.

Ладимир вышел вперед, на секунду остановился и, опустив оружие, направился к похитителям.

Приблизившись, он смог наконец увидеть Валенсию. Внутри у капитана все пело оттого, что она жива, рядом, так близко, что еще несколько шагов – и можно будет прикоснуться к ней рукой, ощутить ее тепло… Вплотную к ней стоял похититель – выбритая клиньями, по последней моде, бородка Рэдвика тянулась от уха до уха, коротко стриженные волосы выкрашены продольными полосами в бордовый, желтый и черный, глаза закрывали стальные матовые очки. Черная куртка и такие же брюки посверкивали вшитыми кристаллами и, похоже, выполняли функцию легкого бронежилета.

– Отпусти ее, – сдерживая себя, спокойно сказал Каменев.

Контрабандист оскалился и надавил пистолетом на висок девушки.

– Лад… – еле слышно простонала та. У капитана заиграли желваки на скулах, а сердце обливалось кровью.

– Сколько ты хочешь?

– Денег не хватит, капитан! – прокаркал Рэдвик хриплым голосом.

– А ты проверь, – все так же спокойно сказал Каменев. – Полмиллиона? Миллион? Сколько?

– Я же сказал, не парься, капитан, – улыбался тот.

– Два миллиона?

– А ты щедрый! – Он склонился к уху Валенсии: – Видишь, как он тебя ценит? Ха-ха.

– Так, что тебе надо?! – Ладимир сделал шаг вперед.

– Осади, Каменев! – Рэдвик дернул девушку, закрываясь ей. – То, что мне надо, у тебя все равно нет. Разве что тачка… тачка сойдет, а то наша вышла из строя, твоими стараниями. Вели своим выбросить стволы и отойти назад. Ну!

– Ты не уйдешь отсюда, – все так же хладнокровно произнес Лад. – У тебя есть только один шанс остаться в живых – отпустить Валенсию.

– Выполняй, что тебе сказано! – огрызнулся контрабандист.

– Всем отойти назад, – приказал Каменев, – а то Руди зачем-то решил расстрелять нашу машину…

Штурмовик сразу понял, что от него требуется, направил импульсную винтовку на «мацусиму» и несколько раз выстрелил.

– Ах ты!.. – злобно оскалился Рэдвик, увидев, как машина пиратов разлетается на куски. – Хочешь снова посмотреть, как подыхает твоя подружка?!

– Я хочу, чтобы ты ушел отсюда богатым человеком.

– На хрена мне твои деньги, если я буду трупом?!

– С такими деньгами ты сможешь купить себе небольшую колонию и жить там…

Неожиданно сзади Лад почувствовал какое-то движение, а на лице Рэдвика заиграла довольная ухмылка. Капитан оглянулся – сверху по виадуку мчался автомобиль, потом он резко остановился, развернувшись боком, и из него появились люди контрабандиста, которые оставались на складах.

Пираты оказались в окружении, они быстро перегруппировались, спрятавшись за искореженной «мацусимой». Рудольф, Георгий и Самуэль активировали силовые щиты, прикрыв ими себя и товарищей.

– Не стрелять! – приказал Лад, понимая, что раздайся сейчас хоть один выстрел – и перестрелка неизбежна.

– Бросайте стволы! – велел Рэдвик.

– Нет, – посмотрел на него капитан. – Никто из моих людей не сделает этого.

– Я прикончу твою девку! – Он оскалил зубы, рука, в которой был зажат направленный в голову Валенсии пистолет, напряглась.

Ладимир посмотрел в глаза своей любимой и увидел в них надежду, но не мольбу. Каменев перевел взгляд на похитителя.

– Ты готов сейчас умереть, Рэдвик?

– Я готов проплавить дырку у нее в голове!

– Тогда ты умрешь. Мгновенно. На месте.

– Ты тоже сдохнешь…

– Я готов к этому, Рэдвик.

Контрабандист не знал, что ему сказать или сделать.

Капитан видел это и боялся, что тот совершит необдуманный шаг и произойдет непоправимое. Нужно было что-то предпринимать.

И тогда он решился:

– Пусть твои люди садятся в машину и уезжайте, – сказал он.

– Не рассчитывай, что я отдам тебе дочку адмирала, она поедет с нами.

Лад кивнул:

– С вами. Мы не будем препятствовать.

Рэдвик некоторое время обдумывал предложение Каменева, потом кивнул и крикнул:

– Вилли! Садитесь в тачку и забирайте нас!

– Пропустите их, – приказал капитан своим людям.

– Вилли, шевели поршнями!

Машина контрабандистов медленно проехала мимо пиратов и остановилась возле Рэдвика.

– Скажи своему дружку «прощай», – сказал тот Валенсии, прикрываясь ей, залез в машину и, несмотря на ее попытки вырваться, без особых усилий втащил девушку за собой.

Ладимиру стоило огромных усилий, чтобы не броситься на помощь, но он осознавал, что нельзя этого делать. Последний из людей контрабандиста постоянно держал его на прицеле и ждал, пока все не заберутся в салон, потом залез туда сам.

К капитану подошел Рудольф, закрыв его щитом, на тот случай, если похитителям придет в голову пальнуть напоследок. А именно так и произошло, в окно высунули ствол бластера и выпустили в сторону Ладимира короткую очередь. Лучи проплавили ямку у него под ногами и разбежались светлыми кругами по силовому полю щита, в тот же момент машина рванула с места.

Капитан провожал ее тоскливым взглядом, потом зажмурился, сжал кулаки и стиснул зубы, чтобы не закричать.

Когда напряжение слегка спало, он достал оба мобильника – один свой, и второй, который прислал ему Барнабет.

Первым он вызвал Петера.

– Слушаю, – ответил тот. Увидел Лада и сразу спросил: – Ну что? Получилось?

– Взлетай, – вместо ответа сказал Каменев. – Руди, сколько отсюда по магистрали до порта?

– Минут пятьдесят до ближайшего терминала, – ответил штурмовик.

Лад снова стал инструктировать помощника:

– Через пятьдесят минут, отслеживай все стартующие корабли. Я не знаю, какой у них корабль, но попробую выяснить. Выполняй! – Он отключил видеофон, и вызвал Барнабета.

– Эй, капитан! – появился на экране Грин. – Похоже, моя наводка оказалась правильной! О перестрелке в девятом секторе уже передали в новостях.

– Грин, мы застряли на съезде с окружной трассы на основную магистраль, – Лад показал ему две расстрелянные машины. – Можешь выручить нас?

– Не слабо развлекаетесь, – присвистнул тот. – Посмотрю, что можно придумать.

– Еще одно… мне нужно узнать, у какого терминала остановится машина… перламутровый «локо», пассажирский фургон. Только что отъехал отсюда по основной магистрали, скорее всего к порту.

– Ладно, сделаю, – кивнул Барнабет.

– Благодарю.

Ждать пришлось минут пятнадцать, потом со стороны окружной дороги по виадуку к ним спустился черный лимузин. Опустилось стекло, и водитель – молодой парень, с абсолютно лысой головой, и кольцом в носу, посмотрел на них из-под тонкой полоски виртуальных очков, спросив вялым голосом:

– Вас, что ли, Грин просил забрать?

– Да, – кивнул Лад.

Парень мотнул головой:

– Загружайтесь.

Пираты забрались в салон, и лимузин сорвался с места, так что они повалились друг на друга. Ругательства не прекращали сыпаться в адрес водителя еще несколько минут, пока машина не вышла на магистраль, болтать стало меньше, и они смогли рассесться.

– Вы это… держитесь там, – запоздало сказал им лысый парень по внутренней связи.

– Да, хорошо, – ответил Лад, жестом остановив тех, кто хотел высказать водителю все, что о нем думает.

Судя по тому, как мелькали за окнами виртуальные разделительные столбы и с какой быстротой оказывались позади машины, которые они обгоняли, парень вел лимузин едва ли не на максимальной скорости.

Через полчаса зазвонил мобильный Барнабета.

– Да? – ответил на вызов Лад.

– Перламутровый фургон «локо» припаркован у терминала триста четыре. Какой там корабль, прямо сейчас не скажу. Мой человек занят, не может выяснить, извини.

– Спасибо и за это, и за машину.

– Кстати, как я тебе тачку подогнал? – улыбнулся Грин.

– Шикарно, только водитель дикий…

– Карим профессиональный гонщик! – сказал Барнабет с таким видом, словно собирался обидеться, но тут же улыбнулся: – Правда часто иод кайфом водит.

– Успокоил, – нахмурился Каменев.

– Ладно, удачи.

Ладимир включил внутреннюю связь и назвал водителю номер терминала, к которому ехать.

– Это рядом, пара минут.

Значит, они почти догнали Рэдвика.

Карим доставил их до места, вдалеке пираты увидели машину похитителей. Они подбежали к ней, но та была пуста. Ладимир не задерживаясь направился дальше. Им навстречу вышли двое охранников из службы безопасности порта и преградили путь.

– Регистрационную карту, пожалуйста.

– У нас важное дело к хозяину корабля, находящегося в этом терминале.

– Ага, он предупредил нас, что вы преследуете его с целью убийства. Парни, вы прекрасно знаете, что все разборки на территории порта запрещены, валите отсюда.

– Какой у них корабль? – спросил Лад.

– Проваливай, приятель! Или нам вызвать подкрепление?

– Вызывай, – кивнул Лад и ударил ближайшего охранника прикладом.

– Нападение… – крикнул второй, но стоявшая рядом с ним Аниес не дала ему закончить фразы, отправив в нокаут.

– Теперь быстрее, пока не прибыла полиция, – сказал Рудольф. – Портовых трогать нельзя, неписаный закон.

Они миновали ворота и оказались на стояночной площадке. И почти сразу увидели, контрабандисты поднимаются на борт небольшого катера типа «Пегас». Видимо, Валенсия пыталась вырваться, поэтому ее просто взвалили на плечо и занесли в корабль.

Лад бежал изо всех сил, так быстро, как мог. Рядом с ним Рудольф, остальные чуть отстали. Ладимир был уже совсем близко, когда трап начал подниматься. Клацнули огромные механические лапы подъемника, подхватывая катер и унося вверх, к стартовой области.

Каменев обессиленно остановился и, задрав голову, тяжело дыша, провожал его глазами.

Потом достал видеофон и вызвал помощника:

– Петер, катер «Пегас», взлетит с минуты на минуту.

– Понял, слежу.

– Как засечешь, сразу спускайся за нами, скажешь тогда, на какой терминал тебя посадят.

– Да, хорошо.

Пираты устало побрели к выходу с площадки. Оба охранника еще лежали без сознания.

– Полиция, – неожиданно сказал Андреас, указывая направо, где мчались в их сторону три машины с мигающими огнями.

– Если нас задержат, то это надолго, – Феникс оглядывался в поисках пути к отступлению. – Надо сматываться.

– Фургон Рэдвика! – воскликнул Константин.

– Быстрее, все в машину, – велел Лад.

Пираты побежали к фургону, который оказался не заперт, забрались внутрь. Кос плюхнулся на сиденье водителя, а Рудольф рядом. На их счастье, фургон оказался прокатный и не имел персональной идентификации. Двигатель завелся простым нажатием кнопки.

– Держитесь! – Константин сдал назад, вывернув руль, и резко погнал вперед, уезжая прямо из-под носа полицейских.

Но те, видимо, действительно не собирались церемониться с напавшими на службу портовой охраны. В нижней части полицейских машин открылись бойницы, и встроенные бластеры стали поливать перламутровый «локо» смертоносными лучами.

– Темные звезды! – проговорил Лад, когда борт рядом с ним проплавили два луча.

Константин свернул на боковую ветку и стал лавировать между машин, уходя из-под обстрела.

Но впереди показались еще несколько машин полиции, а в воздухе над дорогой появились виртуальные надписи, что движение в этом направлении временно приостанавливается.

– Они перекрывают магистрали, – сказал Феникс. – Нельзя удаляться от порта, иначе потом сюда не добраться. Сворачивай здесь!

Кос послушался штурмовика, и фургон въехал в небольшой проулок между зданиями, полицейские машины последовали за ним и, как только беглецы оказались на линии огня, начали стрелять. Но, следуя указаниям Рудольфа, Константин снова повернул, и лучи попали в стены зданий.

Еще несколько поворотов, и они вышли на почти пустую трассу, где смогли набрать приличную скорость.

– Эта дорога идет вдоль доков, – объяснил Феникс, – можно будет свернуть, когда Петер назовет терминал.

Погоня длилась уже минут двадцать. Константин умело держал полицию на расстоянии и ловко объезжал остальные машины.

Но Петер до сих пор не выходил на связь. Ладимир уже начал тревожиться и гам вызвал помощника.

– Что случилось? Ты где?

– Я все еще жду этот долбаный «Пегас»!

– Он еще не взлетел?! – изумился капитан.

Лад растерялся. Неужели контрабандисты не улетели?! Не могли же они остаться здесь, процедура взлета не имеет обратной последовательности, значит, катер должен был улететь! Как минимум выйти за пределы посадочных коридоров.

– Я же просил смотреть внимательно! – закричал он на помощника. – Я же просил не упустить его! Я просил всего лишь засечь катер! Ты понимаешь, что мы теперь не сможем ее найти?! Понимаешь, что второго шанса не будет?!

У Ладимира опустились руки. Получается, он сам позволил похитителям уйти, оставив в их руках Валенсию. Он снова потерял ее и, возможно, навсегда! В голове сразу возникла какая-то фаталистическая пустота.

– Не ори на меня, – нахмурился Петер. – Я специально отвел «пилигрим» подальше, чтобы иметь возможность видеть все доки, но, кроме барж, в гипер ушли только три корабля – «пилигрим», как у нас, и два небольших грузовика. «Пегаса» не было точно!

– Впереди заслон! – крикнул Константин, но Ладу в этот момент было безразлично, он думал только об одном – как снова потерял свою возлюбленную.

– Кос, давай сюда! – показал Рудольф.

Фургон сильно тряхнуло, когда они протаранили какую-то машину и снова съехали с магистрали в жилой сектор.

Ладимир выронил видеофон, и это привело его в чувство. Он поднял аппарат и сказал помощнику:

– Хорошо, продолжай наблюдение. Будут результаты – сообщай.

Мысли капитана вернулись к действительности, на нем лежала ответственность за команду, и он не мог этим пренебрегать. Лад поднялся и пробрался к кабине.

– Куда едем?

– Попробуем в трущобы уйти, – сказал Рудольф, – потом бросим машину и будем добираться до порта…

Он не договорил, потому что внезапно дорогу им перегородил большой грузовик. Константин вынужден был резко затормозить. Он сразу дал задний ход и на следующем перекрестке врезался в борт еще одного грузовика.

– Это что еще за ерунда? – воскликнул Кос.

– Это не «ерунда», – ответил ему штурмовик. – Это мы в ловушке.

Он был прав – фургон находился в улочке, перекрытой с обеих сторон грузовиками.

– Продерни вперед, чтобы с тыла в упор не расстреляли, – негромко проговорил Феникс, приготовив оружие.

Константин сделал как он сказал. Когда машина была примерно на середине улочки, борт грузовика перед ними раскрылся, оттуда появились человек десять в боевых скафандрах, с тяжелыми бластерами в руках, и заняли позиции, направив стволы на фургон пиратов. Это явно была не полиция.

– Попали, – проговорил Самуэль.

– Что там сзади? – спросил капитан.

– Чисто, – доложил Андреас.

– Значит, не спеша выбираемся из фургона, – сказал он, не сводя глаз с новых противников, – приготовили щиты и…

В этот момент один из людей в боевых скафандрах вышел вперед и махнул рукой, подзывая пиратов к себе.

– Что ему надо? – поинтересовался Константин. Рудольф приготовил щит, чтобы в случае нападения закрыть себя и Коса, но еще не активировал его.

Позвавший их человек сделал еще несколько шагов к фургону, и Ладу показалось, что он узнает эту походку, хотя видел ее всего раз в жизни, но совсем недавно.

Посередине улочки, облаченная в боевой скафандр, но от этого не ставшая менее элегантной, уперев приклад винтовки в сгиб локтя, стояла Ева.

– Кос, как же ты не узнал любовь своей жизни? – проговорил капитан и сдвинул в сторону дверцу.

– Кого? – нахмурился тог.

– Это Ева, – сказал Лад. – Приглядись.

– И правда! – изумился Константин.

Ладимир направился к ней.

Ева убрала лицевую маску и посмотрела Каменеву в глаза.

– Не думала, что увидимся с вами так скоро, капитан.

– Чем обязан? – сухо спросил Лад.

– Я понимаю, что у вас есть повод мне не доверять, но уверяю, что не знала ни о каком Рэдвике. Но когда мне доложили о перестрелке на складах в девятом секторе, почти сразу после того, как вы покинули меня, я заинтересовалась ситуацией. Потом начали поступать полицейские сводки о стычке на магистрали, а еще через некоторое время мне позвонил Грин и попросил машину, чтобы забрать с виадука знакомых, у которых сломалась машина. Тогда я поняла, что не до конца владею ситуацией, а меня такое положение вещей не устраивает.

– И как? Теперь владеете?

– Теперь да. Я поговорила с Грином. Ему пришлось рассказать мне об Артуре Рэдвике и что он направил вас к нему. Прошу прощения, капитан! Оказывается, все это время ваша возлюбленная находилась на Фермах, а я даже не подозревала об этом! Своей самоуверенностью я едва не ввела вас в заблуждение. И мне хотелось бы исправить свою оплошность.

– Чем вызвано подобное желание? – Лад не переставал хмуриться.

– Это трудно объяснить, не рассказывая всей ситуации, но думаю, вы поймете… Если вы действительно любите свою Валенсию, то должны понять… Потому что я тоже люблю. Думаете, этому наглецу Грину, просто так все сходит с рук, просто так он делает такие вещи, за которые другим давно свернули шеи? Нет, капитан, не просто так. Я люблю этого подлеца… но никогда ему об этом не скажу – я не могу позволить себе проявить слабость, ей тут же воспользуются мои враги, и тогда Грин, скорее всего, погибнет, а я не хочу этого! Пусть лучше говорит про меня всякие гадости, не подчиняется моим приказам, нарушает правила, но я знаю, что он жив и любит меня. А вы, капитан… вы можете себе это позволить, я уже говорила, что завидую вам.

Каменев помолчал несколько секунд, глядя Еве в глаза, которые сейчас были карими, потом сказал:

– Мы видели, как похитители взошли на катер типа «Пегас» в триста четвертом терминале, но мой помощник не смог засечь его старта.

Ева кивнула.

– Так и должно быть. «Пегас» сразу пришвартовался к барже и уже на ее борту покинул пространство Ферм. Потом баржа ушла в прыжок, – Ева протянула стримкристалл, – вот его параметры. На кристалле вы также найдете координаты, где баржу будет ждать гравитационная ловушка. Я отправила спортивную яхту, она опередит Рэдвика на два часа. Садитесь в мою машину, вас отвезут в порт, к кораблю. Я свяжусь с портовыми службами, чтобы подготовили старт немедленно.

– «Пилигрим» уже в космосе.

– Тогда еще проще – воспользуетесь моим «скаутом».

– Спасибо, – Лад махнул своим людям, чтобы следовали за ним, и прошел мимо нее, направляясь в грузовик.

Персональный терминал Евы был огромен и вмещал мощный корвет, три яхты, и несколько кораблей поменьше.

Хозяйка проводила Каменева и его команду к «скауту».

– Удачи вам, капитан.

– Я признателен вам, Ева, – поклонился Ладимир. – А вместо прощания хотел спросить: вы никогда не думали, что выбрал бы сам Грин? Знать, что вы любите его так же, как он вас, быть счастливым и с радостью отдать за вас свою жизнь? Или жить, считая, что безразличен вам, и в итоге все равно умереть когда-нибудь, но несчастным?

Ева промолчала, а капитан и не ждал ответа. Он быстрым шагом поднялся на борт «скаута» и отдал приказ о старте.

* * *

Гравитационная ловушка невидимой сферой затаилась в пустоте космоса и ждала свою добычу, а недалеко от нее лег в дрейф корабль пиратов. До предполагаемого прибытия баржи оставалось не больше пятнадцати минут, а «пилигрим» только что долетел сюда – чтобы самим не попасть в ловушку, пиратам пришлось выйти из прыжка в стороне от этого сектора.

Ладимир разбил своих людей на группы, все забрались в абордажные «скаты» и ждали появления цели. Баржа появилась из гипера в точно назначенное время. «Пилигрим» тотчас устремился к ней, как хищник к жертве. Приблизившись на достаточное расстояние, он выпустил «скатов», которые, «продавив» защитное поле летящего по инерции судна, прилипли к его бортам.

Едва обшивка баржи была пробита. Ладимир спрыгнул внутрь корабля, следом за ним Петер. Они тут же прижались друг к другу спинами, направив оружие в противоположные стороны, ожидая нападения, но коридор был пуст.

– Расходимся, – негромко сказал капитан и, не оглядываясь, направился вперед. Он быстро, но осторожно продвигался дальше, приготовив винтовку, но на пути ему никто не встречался, словно корабль вымер. Он заглядывал во все помещения, а Валенсии нигде не было. Неожиданно Лад понял, что на этой палубе ее нет и надо спуститься ниже. Не теряя времени, он побежал к лестнице.

Нижняя палуба оказалась такой же безлюдной, как и предыдущая. Освещение практически отсутствовало, давящий полумрак скрывал ниши и укрытия, где могли затаиться враги. Внезапно впереди вспыхнула широкая полоса света, льющегося из каюты. Каменев присел и прижался спиной к переборке. Крадучись передвигаясь в темноте коридора, он добрался до проема двери и осторожно заглянул в помещение.

Валенсия была там, а вместе с ней в каюте находился Артур Рэдвик. Но контрабандист не пытался, как на Фермах Ханасии, прикрыться девушкой, он даже не подошел к ней, а сидел в сторонке на койке и улыбался, глядя на Ладимира.

– Заходи, – махнул Рэдвик рукой, – не бойся! У меня нет оружия!

Но капитан не торопился, он выждал некоторое время, потом направил на контрабандиста бластер, распрямился и вошел в каюту.

– Валенсия! – позвал Лад.

Девушка стояла возле стены, безвольно опустив голову, плечи ее поникли, и одежда висела мешком.

– Валенсия, я пришел за тобой…

Но когда она не ответила, Каменев встревожился.

– Что с ней?! – спросил он, с яростью посмотрев на Рэдвика. – Что ты с ней сделал?!

– Ничего! – ухмыльнулся тот. – Ты же хотел ее, ну так забирай!

Ладимир снова повернулся к возлюбленной, потом шагнул к ней и тут же остановился, с удивлением и тревогой смотря на девушку. По телу Валенсии пробежала дрожь, она подняла голову, и капитан увидел, что глаза у нее будто стеклянные. Одежда на девушке зашевелилась, начиная от армейских ботинок, по ее телу под штанами словно закружил безумный вихрь. Вздувая материал, он поднимался все выше и выше, пока не достиг пояса, груди, шеи… Валенсия запрокинула голову, и невидимый вихрь окутал ее почти полностью, не затронув только расставленные в стороны руки, но постепенно разделился и перешел на них, а потом резко опал.

Ладимир как зачарованный смотрел на происходящее, не в силах пошевелиться, хотя все его существо хотело броситься на помощь возлюбленной.

Валенсия опустила голову…

Каменев отпрянул в ужасе – перед ним стоял наемник-спартанец и злобно смотрел на него глазами щелочками. Безгубый рот открывался, но из него не доносилось ни звука, а рядом на койке хохотал Рэдвик…

– Капитан! Проснись! Лад! – Голос Константина пробился сквозь пелену сна, вытаскивая Каменева из тягостного плена видений. – Капитан, скольжение завершается! Мы выходим из гипера!

Ладимир поморгал, приходя в себя, посмотрел на младшего Статоса и проговорил:

– Да, я проснулся, проснулся… – А у самого в ушах еще звучал смех Рэдвика, аперед глазами стоял образ безликого наемника.

Лад сел на кровати.

– Через сколько выходим?

– Минута, может меньше. Петер пытался вызвать тебя по коммуникатору, но ты не отвечал, он послал меня…

Только сейчас Каменев заметил, что Константин стоит перед ним в боевом скафандре.

– Темные звезды! – капитан бросился прочь из каюты.

Всю ночь они обсуждали события на Фермах Ханасии, свои будущие действия по захвату баржи. В соответствии с разработанным планом Рудольф, Аниес и Болтун должны будут захватить рубку, Ладимир с братьями Статор, разбившись на двойки, – обследовать корабль в поисках Валенсии. Остальные будут на «пилигриме» и должны не позволить барже уйти, если окажется, что ее основные системы восстановятся раньше, чем пираты захватят судно.

Видимо, сказалось нервное напряжение, которое сопровождало все последние события, и Ладимир сам не заметил, как заснул. Он провалился в забытье так крепко, что даже звук вызова коммуникатора не смог его разбудить.

Капитан бежал к транспортному отсеку, сзади него топал жесткими подошвами по покрытию Кос.

– Все уже готовы? – на ходу спросил Лад.

– Да. Тебя ждем.

Они вбежали в отсек в тот момент, когда Петер объявил из рубки о выходе корабля из гипера.

Дыхание на миг перехватило, когда «пилигрим» завершил скольжение и перешел в обычное пространство. Каменев вынужденно остановился, а потом бросился к скафандру, приготовленному для него, с замиранием сердца ожидая сообщения помощника о том, успели ли они.

– Вижу баржу! Она идет по инерции, скорость еще не набрала, но, похоже, готовится к прыжку!

Пираты опоздали, и нападать нужно было без промедления, пока баржа снова не ушла в гипер.

– Слушайте, я не хочу второй Мессины, – сказал Каменев, быстро, как будто сдавал норматив, надевая боевой скафандр. – Поэтому действуем максимально эффективно и жестко.

Остальные члены абордажной команды стояли вокруг него, уже полностью экипированные.

– Понятно, – ответил за всех Рудольф.

Когда Каменев закончил, все заняли свои места в «скатах», а Петер в это время на полной скорости вел корабль к барже.

Абордажные катера отделились от «пилигрима» и устремились к грузовому судну. Крепежные гарпуны вонзились в борта, закрепляя «скатов», тут же сработали пробивные механизмы, направленным взрывом разворотив обшивку, закрыв края пробоины, чтобы не позволить герметизирующей мембране затянуть отверстие, и выровняв давление внутри катера с давлением в барже.

«Пилигрим» обстреливал двигатели, но капитан судна вскоре и сам погасил их, понимая, что уже не сможет уйти в гипер и поэтому незачем губить корабль.

Абордажные группы проникли внутрь баржи и устремились к намеченным целям. Тройка Рудольфа встретила сопротивление на пути в рубку и вступила в перестрелку. Две поисковые группы прочесывали разные палубы, не встречая на своем пути особых препятствий. Они обследовали помещение за помещением, заглядывая в каюты, склады и отсеки. Расплавляли запоры и накрывали плотным огнем тех, кто пытался защищать корабль, хотя команды грузовиков обычно были немногочисленны, в этот раз на борту находились Рэдвик и его люди. Они-то и представляли основную проблему для пиратов.

Лад с Константином постепенно добрались от места проникновения до жилого блока. Они вламывались в каюты, прикрывая друг друга, не забывая следить за коридором и слушать переговоры остальных членов группы.

Капитан с замиранием сердца осматривал помещение за помещением. И каждый раз, при открытии очередной двери, его охватывало гнетущее, мрачное предчувствие, такое же, как на Мессине, когда он искал Валенсию в «Жемчужной цепи». Ладимир гнал его от себя, стараясь не думать о плохом.

Большая часть палубы уже осталась позади, от второй поисковой группы пришло сообщение.

– Капитан, тут наемники крепко засели, нам их не достать, – доложил Георгий.

– Сколько?

– Двое всего, но позиция у них выгодная, самих не видно, зато простреливают весь коридор.

– Ясно, мы заканчиваем, попробуем зайти с тыла, – сказал Каменев. – Руди, что у тебя?

– Да… сейчас… – Штурмовик некоторое время не отвечал, потом сказал: – Мы добрались до рубки. Вы нашли девушку? Можно взрывать вход?

– Еще не нашли, – ответил Лад. – Наверное, она на палубе, где Георгий с Андреасом. Мы к ним.

– Ясно. Жду!

Каменев знаками показал Константину, что надо проверить еще три помещения и идти на выручку его братьям. Тот кивнул, и они продолжили осмотр. В отличие от большинства предыдущих, ближайшая каюта оказалась обжитой. Разбросанные вещи, опрокинутая бутылка на столе, из которой вытекло и расплылось алым пятном вино, лежащий поперек прохода стул – все говорило о том, что владелец покинул свое обиталище в спешке.

Бегло осмотревшись, пираты перешли к следующей каюте. Прижавшись к стене по обеим сторонам от входа, они обменялись взглядами, согласовывая действия, потом, по кивку капитана, Константин отжал механизм замка и толкнул дверь.

Ладимир тут же заглянул в каюту, направив внутрь ствол винтовки, и… замер.

Обхватив колени руками, в углу кровати сидела Валенсия. Она испуганными глазами смотрела на капитана, но не могла узнать его в боевом скафандре. Кроме девушки в помещении никого не было. Ладимир быстро зашел в каюту, следом за ним Кос.

В тот же миг их обоих отбросило к стене. Ладимир успел заметить только слабое дрожание воздуха, выдавшее камуфляж-невидимку, когда сильнейший удар выбил из его рук оружие, и вслед за этим Константин вылетел назад в коридор. Дверь захлопнулась, но Каменев поднялся и, стараясь предугадать действия противника, ударил в пустоту. Ни в кого не попал и сразу поплатился за свой промах – от сильного толчка в спину он полетел к ближайшей переборке и врезался в нее.

Невидимый противник подхватил его винтовку, на несколько мгновений словно повисшую в воздухе, и, нацелившись на капитана, выключил камуфляж.

Свободной рукой Рэдвик убрал лицевую маску и подождал, пока Лад поднимется. Константин несколько раз безуспешно пытался вломиться в каюту, после чего принялся срезать замок.

Ладимир поднялся и тоже убрал маску, посмотрев противнику в глаза.

Тот ответил ему хмурым взглядом и произнес:

– Я же сказал, что не могу тебе ее отдать. Ты не понимаешь, что ли?!

Лад не ответил, ему были безразличны все слова, что мог сказать похититель. Валенсия находилась рядом, и в этот раз он не позволит ее у себя забрать.

Константин почти расплавил запирающий механизм, Рэдвик скосил взгляд и снова посмотрел на Каменева:

– Скажи своему, чтобы отвалил. Немедленно.

– А дальше что? – спросил Лад.

– Дальше… дальше мы пойдем в рубку, а ты прикажешь своим псам, чтобы прекратили огонь и позволили уйти в гипер.

– Нет.

– Что нет?! – похититель злобно уставился на Ладимира.

– Я не отдам такого приказа.

– Тогда ты сдохнешь, прямо у нее на глазах, – Рэдвик кивнул в сторону Валенсии. – Похоже, ты именно за этим носишься по всей галактике. Считай – нашел то, что искал.

– Мои поиски закончились, – согласился Лад.

– Ну да, конечно. – За все время их разговора на лице похитителя не промелькнуло даже тени каких-либо эмоций. Только хмурая серьезность. – Отдавай приказы, если не хочешь, чтобы я подпалил твоей подружке локоть или колено.

Он направил винтовку в ее сторону.

Лад посмотрел на Валенсию и неожиданно увидел во взгляде девушки решительность и уверенность, которых не было еще минуту назад. Он догадался, что это его присутствие заставило ее воспрянуть духом, вселило надежду и вернуло прежнюю смелость. И Ладимир понял, что ни за что не обманет ее ожидания.

Прожженный замок с глухим стуком упал внутрь каюты, и дверь распахнулась. Константин, спрятавшись за стеной, спросил:

– Капитан, вы в порядке?

Каменев не ответил.

– Капитан?!

Рэдвик посмотрел на него, склонив голову набок, ожидая, какое решение он примет.

– В порядке, – сказал наконец Лад. – Он держит Валенсию на прицеле, так что ничего не предпринимай.

– Понял, – ответил из коридора Константин.

– Уже лучше, – сказал похититель, – продолжай.

– Внимание группам, – сказал Лад, включив коммуникатор, – приказываю приостановить действия по захвату корабля. Мы нашли Валенсию и сейчас в сопровождении Рэдвика, проследуем в рубку, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Похититель кивком головы указал Ладу на выход:

– Пойдешь первым. – Потом Рэдвик велел подняться Валенсии. – Она пойдет следом. Если что не так, продырявлю ее первой. Пошли.

Лад обменялся взглядом с Валенсией и направился к двери.

– Эй там, в коридоре! – крикнул Рэдвик. – Свали подальше, мы выходим. И топай погромче, чтобы я услышал.

Он подождал, пока Константин удалится на достаточное расстояние, положил руку на плечо Валенсии, упер ствол винтовки ей в спину и приказал Ладимиру:

– Шагай!

Капитан слышал, как уходил дальше по коридору Кос. Он вышел из каюты, переступив через лежащую у входа дверь, и, подчиняясь указаниям Рэдвика, направился в сторону рубки.

Возле нее их встретила группа Рудольфа. Штурмовик, Аниес и Болтун укрылись в нишах и тут же взяли похитителя на прицел. Но тот прекрасно знал, что пираты не посмеют ослушаться приказа капитана, и уверенно шел вперед, прикрываясь Валенсией.

– Скажи, пусть отойдут от двери, – велел он Каменеву.

Лад кивнул своим людям, чтобы они выполнили приказ. Они подчинились и не спеша отошли со своих позиций, освобождая проход.

Рэдвик связался с людьми в рубке – сказал, чтобы те открыли дверь и приняли пленников.

Замок мигнул зеленым, показывая, что блокировка снята, и створка ушла в сторону. В коридор высунулись трое наемников из команды Рэдвика, нацелив на Ладимира стволы винтовок.

– Забирайте его, – велел им предводитель.

Он подождал, пока Лада втащили внутрь, потом развернул Валенсию лицом в коридор и, пятясь, зашел в рубку. Дверь с легким шипением закрылась, и замок вновь заблокировался.

Рэдвик толчком отправил девушку в руки одного из своих людей, остальные держали Каменева. На мостике капитан баржи и двое членов его команды с тревогой наблюдали за происходящим.

– Теперь прикажи своим проваливать с нашего корабля, – Рэдвик приблизился к Ладимиру.

В тот же момент судно задрожало, и до всех присутствующих донесся звук глухих взрывов.

– Они взорвали маршевый двигатель! – закричал капитан баржи, его лицо стало пунцовым от гнева и досады, рыжие брови сошлись над переносицей. – Эти негодяи уничтожили основные дюзы!

– Что они творят?! – зло посмотрел на Каменева Рэдвик.

– У моего помощника приказ – в случае моего захвата не позволить кораблю уйти в гипер, – спокойно сказал Каменев.

– Значит, так? – Похититель выдвинул вперед подбородок, прожигая Лада взглядом.

– Да, – кивнул тот, – еще я должен выходить на связь каждые пять минут, в случае если я не сделаю этого, мы договорились считать меня погибшим, мои люди покинут судно, вернутся на «пилигрим» и уничтожат баржу.

– Несмотря на то что здесь все еще останется дочка Стюарта?

Капитан ждал этого вопроса и знал, что ответ на него прозвучит жестоко по отношению к Валенсии, но вынужден был произнести:

– Тебе же наверняка известно, что меня и мою команду и так обвиняют в ее гибели. Для них она – дочь злейшего врага, который преследует нас по всей галактике.

– Тогда почему ты здесь? И как ты вообще вышел на меня? – нахмурился наемник. – Ты не мог знать, что она жива. Подстроено все было идеально!

– Я искал не Валенсию, а ее похитителей и убийц…

– Тем более непонятно… хотя, ладно, неважно. Потом выясним, – перебил его Рэдвик, посмотрел на капитана баржи: – Нужно передать пакетное сообщение. Подготовьте канал связи.

Он посмотрел на стоявшего слева от Лада наемника:

– Виго, скажи ему параметры передачи. Пусть заберут нас отсюда, – велел он, затем снова перевел взгляд на Лада: – А тебе, Каменев, придется каждые пять минут выходить на связь с твоим кораблем… пару суток, пока мы будем ждать помощи. Надеюсь, ты не устанешь бормотать одно и то же. И не вздумай сболтнуть лишнего, иначе твоей подружке придется туго. Причинять боль я умею очень хорошо, уж поверь.

Ладимир не сомневался в словах Рэдвика и не собирался рисковать. Он вышел на связь с Петером, сказал, что все в порядке, и отключился, Похититель по-прежнему сохранял хладнокровие, был уверен в себе и в своих позициях. Он приказал связать Каменева. Капитана усадили на стул и примотали руки и ноги к ножкам силовыми нитями.

– Мне вот интересно, Каменев, – Рэдвик проследил, чтобы сообщение о помощи отправили адресату, и подошел к нему. – Если она дочь злейшего врага, тогда почему ты гонялся за ее убийцами, а сейчас рискуешь своей шкурой, чтобы освободить ее? Неужели только чтобы оправдаться? Чую я, не все ты говоришь.

Ладимир посмотрел на наемника, потом на Валенсию – девушка сидела чуть в стороне, под присмотром человека Рэдвика, и тоже не сводила с капитана взгляда, ожидая его ответа. Лад снова поднял глаза на похитителя.

– Ты, по приказу своих хозяев, подставил меня, а я не тот, с кем прокатит такой фокус. – Он увидел, что на лице Валенсии появилось разочарование, но не мог ответить по-другому. Он не мог признаться Рэдвику, что любит Валенсию Стюарт, не мог сказать, что найти ее похитителей, убийц и тех, кто их нанял, стало для него делом чести, ради которого он готов был умереть. А с того момента, как появилась надежда, что его возлюбленная не погибла, он жил только мыслями о ее спасении.

– А ты не так умен, Каменев, как о тебе рассказывают, – хмуро сказал наемник. – Ты даже не представляешь, в какую игру попал. И ты, и я, и она, и даже ее отец… мы все – пешки. И не властны над событиями, происходящими с нами, равно как и над нашими судьбами. Наши роли уже расписаны, остается только их сыграть.

Лад уже слышал нечто подобное из уст другого человека – губернатора Сен-Лиза. Было ли совпадением, что наемник и глава единственного независимого сектора Империи говорили одними и теми же словами? Капитан решил обдумать это позже, а сейчас продолжал сохранять невозмутимый вид. Он ждал. То, что придется двое суток провести в рубке баржи, было ему на руку.

Ладимир был почти счастлив – он наконец нашел Валенсию, к тому же живой и здоровой, возлюбленная снова была рядом с ним. Теперь осталось только осуществить задуманный план и освободить ее. А для этого требовалось время, которое так любезно предоставил ему Рэдвик.

Он бросил быстрый взгляд в сторону Валенсии и увидел, что ока отвернулась в сторону и не смотрит на него. В груди появилось ощущение болезненной досады, но Лад заставил себя сосредоточиться на других мыслях. Сейчас нужно было зажать свои чувства в кулак и действовать уверено, не отвлекаясь на внутренние переживания.

– Тебе не пора связаться с кораблем? – напомнил Рэдвик. – Я не хочу, чтобы меня расплавили из-за твоей забывчивости. Ты сам выбрал интервал в пять минут, так что…

Наемник пожал плечами, показывая, что он здесь ни при чем.

Прошло два с половиной часа Ладимир каждые пять минут сообщал помощнику и остальным, что все хорошо. Рэдвик больше не подходил к нему, вместе со своими людьми и капитаном баржи они обсуждали свои действия на время ожидания помощи, распределяли еду и дежурства Ладимир не смог удержаться и все-таки встретился с Валенсией взглядом. Они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Лад дважды связывался с Петером, но не отводил глаз от возлюбленной, стараясь с его помощью передать то тепло, что к ней испытывал. Он любовался ей, такой близкой, такой красивой, такой… живой. Потом Редвик увел девушку в другой угол, где Лад уже не мог ее видеть, и Каменеву не оставалось ничего другого, кроме ожидания.

– Внимание! – неожиданно сказал капитан баржи. – У нас возмущение пространства – корабли выходят из гипера!

Услышав эти слова, Рэдвик впервые улыбнулся.

– Похоже, насчет пары суток я погорячился, – сказал он. – Сколько кораблей?

– Не знаю, но… много…

– Много, это сколько? Два, три, четыре? – раздраженно спросил наемник, потом повернулся к Каменеву. – А твоим лучше свалить, пока их не поджарили. Это будет правильное решение.

Спокойствие Рэдвика и его уверенность в могуществе своих нанимателей вызывало у Лада все нарастающее желание доказать, что он не намерен безвольно исполнять отведенную ему роль и собирается идти своим собственным путем.

Тем временем капитан баржи взволнованно считывал показания приборов.

– Их не два и не три… их двенадцать!

– Что? – Изумленный Рэдвик быстро подошел к нему. – Этого не может быть! Что за бред?!

– Сам смотри! Двенадцать! Линкор, корабли сопровождения и четыре эсминца! Если учесть, сколько каждый может нести истребителей, то перед нами целая эскадра!

– Не может быть, чтобы прислали столько… – задумчиво проговорил наемник, уставившись на обзорные экраны, которые показывали приближающуюся армаду, потом помолчал несколько секунд и спросил, не обращаясь ни к кому конкретно: – Но тогда кто же это?

– Адмирал Стюарт, – ответил на его вопрос Лад.

– Стюарт?! Но… откуда?

– Я пригласил, – невозмутимо сказал Каменев, хотя тоже был удивлен таким количеством кораблей. – Перед тем как прыгнуть сюда, я попросил одного человека отправить сообщение, что капитан Каменев будет там-то и тогда-то совершать набег на грузовое судно с ценным содержимым.

Зная ненависть адмирала к «убийце» его дочери, я не сомневался, что он прилетит.

Теперь на лице наемника стали появляться различные эмоции, а не только самоуверенное хладнокровие: искреннее удивление, кратковременная растерянность, затем упрямая решимость… Он посмотрел на Ладимира:

– Решил сыграть ва-банк? Рискнуть всем – своими людьми, кораблем, своей жизнью и ее… – Рэдвик окинул взглядом Валенсию. – Стюарт не посмеет ничего предпринять, пока у меня его дочь…

– Ты разве не понимаешь? – словно в удивлении вскинул брови Лад. – Адмирал думает, что его дочь умерла! И что я виновен в ее смерти. Вы ведь этого добивались? Так пожинайте плоды своих трудов. Ему нужен я. Теперь ты не сможешь торговаться. Для него я сейчас всего лишь совершаю очередной пиратский рейд. Через десяток минут баржа будет кишеть солдатами адмирала.

Рэдвик понимал, что Каменев говорит правду, и не знал, что ему предпринять. Ладимир сразу предложил свой вариант выхода из ситуации:

– Если ты сейчас отпустишь нас, то я дам слово, что не скажу о твоей причастности к похищению. Я позволю тебе и твоим людям уйти…

– Я могу просто пристрелить вас, твое тело предъявить адмиралу, сказав, что оборонялся… – продумывал возможные ходы Рэдвик.

– У моего помощника на стримкристалле сделана запись с подробным описанием всех событий. И приказ передать все Стюарту, если в течение десяти минут после появления в секторе его эскадры мы с тобой не уладим все вопросы. Я догадываюсь, о чем ты думаешь… разумеется, Стюарт не поверит моим словам, но на записи еще несколько человек, с которыми он может связаться и все проверить. Уверен на сто процентов, что эту баржу разберут до последней детали, чтобы опровергнуть или, наоборот, подтвердить услышанное.

Рэдвик никак не мог решиться на какие-либо действия, а время неумолимо уходило, и Ладимир продолжил:

– Ты боишься тех, кто тебя нанял, но выбор у тебя не слишком большой – умереть здесь и сейчас или пожить еще какое-то время.

– Вечно скрываясь и шарахаясь собственной тени?! – Он злобно посмотрел на Каменева, прекрасно понимая, что оказался в ловушке.

Лад пожал плечами.

– Наверняка тебе достаточно заплатили, чтобы ты смог найти себе хорошее убежище. – Капитан повернул голову в сторону, пытаясь увидеть наемника, находящегося у него за спиной. – Думай, Рэдвик. И быстрее, пока мой помощник не вышел на связь с адмиралом – тогда уже будет поздно.

Каменев не видел Валенсию, но чувствовал, что она сейчас смотрит на него. Ему хотелось сказать, что все будет хорошо, ситуация разрешится наилучшим образом и все благополучно закончится, но сейчас все его слова были предназначены только Рэдвику. От решения последнего – останется ли он верным своим хозяевам или прислушается к инстинкту самосохранения – зависела их судьба и жизни.

– Темные звезды!.. – негромко прорычал наемник, борясь с сомнениями. Наконец он решился. Сделав несколько быстрых шагов, Рэдвик подошел к Ладимиру, рывком развернул к себе и, склонившись к его лицу, спросил:

– Ты даешь слово, что не сдашь нас?

– Даю.

– А она? – Наемник, не оглядываясь, мотнул головой в сторону Валенсии.

Капитан посмотрел на возлюбленную через плечо Рэдвика, нашел ее взгляд и коротким кивком показал, чтобы она соглашалась на это условие.

Девушка сначала не ответила, и Ладимир даже подумал, что ненависть к похитителям пересилит в ней здравый смысл, но спустя несколько секунд Валенсия сказал:

– Хорошо, Рэдвик. Я даю слово, что не скажу отцу о вашей роли в моем похищении и буду целиком и полностью придерживаться версии, предложенной капитаном Каменевым.

– Но как же тогда вы объясните ее присутствие на моем корабле? – взволнованно спросил капитан баржи. – Что вы скажете, когда Стюарт спросит о том, кто виноват в похищении его дочери?

Рэдвик хищно сощурился, скосил на него глаза, потом распрямился, посмотрел на своих людей и коротким кивком указал на команду баржи.

Капитан судна сразу понял, что сейчас произойдет.

– Нет!.. – воскликнул он, прежде чем лучи прожгли его грудь. Остальные члены команды грузовика не успели даже вскрикнуть – наемники расстреляли их несколькими очередями. Они выполнили приказ своего предводителя быстро, четко, без колебаний. Через несколько секунд тела капитана и его матросов лежали на полу, от ран поднимался синеватый дымок, в рубке запахло горелой плотью и жженой материей. Пробитые лучами панели сканирующих систем добавляли ароматы расплавленной проводки и пластика.

В рубке наступила тишина, только потрескивали поврежденные приборы. Ладимир посмотрел на Валенсию, которая сидела, ошеломленная таким хладнокровным убийством, прижав пальцы к губам, и как завороженная не сводила глаз с убитых людей.

– Негодяи уничтожены, принцесса освобождена, все довольны… я прав? – Рэдвик посмотрел на Каменева, потом на девушку. – Госпожа Стюарт, я прав?

Она убрала руку от губ и молча смерила наемника испепеляющим взглядом.

Лад ответил за себя и за нее:

– Ты прав.

Когда люди Рэдвика начали стрелять, Ладимир вздрогнул, но не произнес ни слова. Капитан баржи сам подсказал наемнику этот смертоносный ход.

Десять минут, отведенные Каменевым на переговоры, подходили концу.

– Развязывай меня, – сказал Лад.

Рэдвик кивком головы отдал приказ, чтобы пленника освободили, и когда с капитана сняли путы, он сразу вызвал Петера.

Поговорив с помощником, Лад подошел к пульту связи. Внизу экрана бежали информационные строки входящего вызова.

Каменев нажал клавишу ответа. Монитор показал молодого офицера с нашивками капитана второго ранга.

– Говорит капитан второ…

– Мне нужен адмирал Стюарт, – перебил его Лад. – Немедленно!

– Каменев, да ты наглец! – процедил молодой офицер.

– Заткнись и делай, что тебе говорят.

– У меня приказ, не вступать с тобой ни в какие переговоры, а просто уничтожить тебя и всех твоих молодчиков. Так что…

В этот момент к Ладимиру подошла Валенсия.

– Капитан, будьте добры, соедините меня с моим отцом, – усталым голосом сказала она.

Увидев девушку, офицер потерял дар речи, но, быстро справившись с удивлением, произнес:

– Госпожа Стюарт, но вы же…

Она кивнула:

– Да, я знаю. Все считают, что я погибла, но это не так, как вы сами видите. Могу я поговорить с отцом?

– Да, да, конечно… сейчас. – Его растерянная физиономия сменилась заставкой с эмблемой военно-космических сил Империи, а затем, на экране появилось свирепое лицо адмирала.

– Что ты в этот раз придумал, мерза?..

Слова застряли у Стюарта в горле, когда его взгляд наткнулся на дочь.

– Валенсия…

Лицо военного сразу изменилось. Он как будто в одно мгновение постарел – проступили глубокие морщины, в глазах появилась усталость.

– Папа… – девушка смотрела на отца, и по ее щекам потекли слезы.

Адмирал поднял дрожащую руку и вытянул ее вперед, словно хотел вытереть мокрые дорожки, которые оставляли соленые капли.

– Дочка…

Он отдернул руку, словно обжегся. Глаза превратились в маленькие щелки и сверкнули холодным гневом.

– Что за представление, Каменев? Ты решил поиздеваться надо мной, тварь?! – Ярость перекосила его лицо. – У тебя души нет… уничтожу тебя.

– Адмирал… – начал Лад, уже понимая, что тот не будет его слушать.

Стюарт был не прав – если бы у капитана не было души, ее сейчас не заполнил бы страх, в один неуловимый миг сковавший Ладимира невидимыми оковами. Лад боялся не за себя, а за Валенсию, которой, если он не сумеет убедить адмирала, что это все не трюк, грозило погибнуть от рук собственного отца. И от этого страха мысли начали путаться, слова застревали на языке…

Но девушка сама пришла ему на помощь:

– Отец! – суровым тоном, чуть повысив голос, произнесла она. – Посмотри на меня!

Адмирал подчинился, но было заметно, что это стоило ему значительных усилий.

– Я здесь, и я жива! – прежним тоном сказала Валенсия. – Вместо меня убили клона. Все это время меня держали на Фермах Ханасии и увезли оттуда, только когда Ладимир выследил похитителей. А сейчас он освободил меня.

Стюарт не знал, что сказать. Он всем сердцем хотел поверить ее словам, но боялся это делать. Он смотрел на дочь, разглядывая ее лицо, пытаясь найти хоть малейшее различие и всей душой надеясь, что не обнаружит этого.

– Адмирал, сообщение о моем местонахождении вы получили от Евы, главы Синдиката на Фермах Ханасии, – сказал Каменев, чтобы убедить Стюарта в правдивости происходящего. – В нем сообщались координаты и время моей очередной операции. Я знаю это, потому что она направила его по моей просьбе. Ваши люди могут беспрепятственно прибыть на баржу.

Адмирал оторвал взгляд от дочери и посмотрел на капитана.

– Всем немедленно сложить оружие! – сухо приказал он. – Любой пират, у которого будет замечен хотя бы складной нож, будет расстрелян на месте. Ждите штурмовую…

Стюарт посмотрел куда-то в сторону, и связь внезапно оборвалась.

– Отец! – воскликнула Валенсия.

– Что происходит?! – Рэдвик подскочил к Ладимиру сзади. – Какого хрена?

– Я не знаю, – хмуро ответил Каменев.

– Эй, Артур, взгляни на это, – позвал предводителя один из наемников, указывая на мигающий голографический экран сканера.

Рэдвик направился к установке, а Ладимир бросил взгляд с того места, где стоял. Приборы показывали сильнейшее возмущение пространства, сопровождающее выходящие из гипера корабли. Несколько десятков уже вышли из прыжка, и в процессе находились еще столько же.

У Лада появилось нехорошее предчувствие.

– Выведи картинку на экран, – сказал он наемнику и быстро объяснил, что и где нужно нажать. Когда на мониторах появилось изображение, у всех присутствующих невольно вырвался удивленный возглас. Еще никогда никому из них не доводилось видеть подобной картины: сотни угловатых, похожих на жуков кораблей рудианцев вышли из гипера и устремились к эскадре адмирала Стюарта. На какое-то время тот участок космоса, где появлялись чужаки, украсился фейерверком из ледяных искр.

– Темные звезды! – проговорил Лад, когда, словно соревнуясь с холодными всполохами в точках выхода из гипера рудианцев, рядом с флотом людей засверкали огненные вспышки первых взрывов.

В этот момент капитана вызвал Петер:

– Лад, ты видишь, что творится?!

– Да! Давай сюда, быстрее!

– На подлете!

– Готовь рукав, и ждите гостей. Нужно будет сразу изолировать Рэдвика и его людей.

Капитан повернулся к последнему:

– Открывай рубку, впускай моих людей, и разоружайтесь. С бластерами я вас на «пилигрим» не приму. Скажи своим на второй палубе, чтобы сдались! Быстрее, если не хочешь быть расплавленным рудианскими пушками!

Лад повернулся к Валенсии, которая с тревогой смотрела на него.

– Тебе нужен скафандр. Вон отсек со снаряжением, иди, возьми любой и надень, – сказал Каменев, нашел глазами одного из наемников и позвал: – Эй, ты! Помоги девушке.

Когда тот вместе с Валенсией отправился за скафандром, Лад прошел на капитанский мостик, запустил проверку систем баржи, а сам посмотрел на разворачивающуюся в космосе битву.

Рудианцы, словно рой смертельно опасных насекомых, окружили эскадру, со всех сторон облепили корабли людей и непрерывно атаковали. Длинные росчерки ионных лучей заставляли светиться силовые поля, взрывались торпеды, быстрые лучи лазерных пушек сбивали ракеты и пытались пробить защиту кораблей противника. Эсминцы Стюарта раскрыли стартовые платформы, с которых сорвались и сразу же ввязались в схватку юркие истребители.

Флот адмирала начал построение в боевой клин, но было уже поздно – массированная атака рудианцев не позволила сделать этого, и все бои перешли на такое близкое расстояние, когда невозможно действовать единой группой, а столкновения между противниками больше похожи на дуэли. У рудианцев не имелось кораблей такого класса, как линкор, но каждый из них в несколько раз превосходил истребители людей и был немногим меньше, чем «шершни» из звена сопровождения флотилии адмирала.

Компьютер сообщил, что проверка систем завершена. Ладимир оторвал взгляд от обзорных экранов и посмотрел результаты. Хотя основной двигатель был поврежден, баржа все еще могла двигаться. Капитан запустил предварительный расчет для прыжка, пытаясь узнать, возможно ли грузовику уйти в гипер.

Дверь в рубку разблокировали, и пираты втолкнули внутрь двоих наемников из группы Рэдвика.

– Эй! Держи свои клешни при себе! – начал возмущаться один из них, Рудольф двинул ему прикладом, отправив на пол.

– Каменев! – прорычал Рэдвик. – Прикажи своим людям…

Ладимиру некогда сейчас было заниматься разборками с наемниками.

– Времени крайне мало, поэтому запомни: вы мои пленные, я пообещал позволить вам уйти, и сдержу слово, но не раньше, чем все мои люди окажутся в безопасности! Так что заткнитесь и беспрекословно выполняйте приказы, если не собираетесь на прогулку в открытый космос. Ясно? – Не дожидаясь ответа, капитан обратился Рудольфу: – Петер швартуется, веди их к шлюзу. Георгий, Андреас – сопровождаете Валенсию.

– Лад, карета подана, загружайтесь! – сообщил Петер. – К встрече гостей готовы!

– Все! Уходим! – сказал Каменев.

Он покидал рубку последним, уже почти выйдя за дверь, он оглянулся и увидел, что мигает сигнал вызова.

– Я сейчас! – Ладимир бегом вернулся на мостик.

Кос заглянул в рубку.

– Что случилось?! – взволнованно спросил он.

– Присматривайте за Рэдвиком, – велел Каменев. – А ты охраняй Валенсию! Я догоню!

Константин кивнул и скрылся в проходе.

Лад ответил на вызов и тут же увидел на мониторе изображение адмирала.

– Каменев, надеюсь, это не ты подстроил?!

– При всем уважении, адмирал, могли бы не говорить подобной чуши, – спокойно ответил Ладимир. – Какова ситуация?

– Скажи, – пропустил его вопрос мимо ушей Стюарт, – это действительно моя дочь?

– Да, адмирал, – Каменев понимал, что раз тот задает такие вопросы в момент, когда вокруг разворачивается сражение, то дела обстоят неважно, поэтому стал рассказывать максимально сжато и быстро: – Мой бортовой врач, Иван Калугин, пока тело убитой девушки находилось на «пили гриме», успел взять несколько проб ткани и крови. Затем он провел анализы и обнаружил, что в крови содержались наниты.

После этих слов на лице адмирала появилось такое выражение, словно он хотел о чем-то спросить, но не стал и слушал дальше, не перебивая.

– Нанитов вводят в кровь и ткани копиям, клонам, для того чтобы контролировать их и, грубо говоря, отличать от настоящих людей. – Лад рассказывал, краем глаза замечая на обзорных экранах частые вспышки взрывав, каждый из которых мог означать чью-либо смерть. Баржа дрейфовала в стороне от битвы, но сражение медленно и неуклонно приближалось к ней. У капитана оставалось не больше десяти минут, чтобы покинуть судно.

– То есть ты хочешь мне сказать, что на Мессине погиб клон? – спросил Стюарт.

– Да. В лабораториях Перфекты вывели новый вид – их называют гуаммы, который не нужно растить девять месяцев, чтобы получить полноценный экземпляр. Достаточно суток для формирования тела и еще нескольких дней на усвоение личностных характеристик. Некто Къюг, чьим кораблем я завладел, когда бежал с Дейтоны, похитил Валенсию, не зная, что она ваша дочь, их целью был я. Кто-то еще, я пока не выяснил, кто именно, но доступ к гуаммам имеет крайне ограниченный круг лиц, – узнал о планах Къюга и решил воспользоваться ситуацией. Наняв спартанцев, они заказали клон и привезли его на Мессину, где, как вы однажды заметили, перед нами разыграли спектакль. Я думаю, именно поэтому они напали на экспресс, в котором мы ехали к «Жемчужине», чтобы задержать нас. Там было четыре глайдера – два атаковали поезд, а два других полетели дальше. Скорее всего, на одном из них везли клона Валенсии.

– Поглотят тебя Темные звезды, капитан… – с тоской и усталостью проговорил Стюарт. – Поклянись, что все это правда!

– Даю вам слово.

Адмирал провел ладонью по глазам и вздохнул.

– Ситуация напряженная? – снова спросил Лад.

Тот сначала не ответил, отведя глаза в сторону, потом посмотрел на Каменева:

– Я уже потерял половину истребителей… – Он стиснул зубы. – А этих тварей, все еще слишком много… Ответь еще на один вопрос…

Капитан молча ждал.

– Помнишь, что ты сказал мне… тогда? – Адмирал выделил последнее слово и Ладимир понял, о чем говорит Стюарт.

– Помню.

– Так вот, если ты действительно любишь мою дочь, то забирай ее и немедленно улетай отсюда! Немедленно! Ты понял меня?

– Хорошо, – кивнул капитан.

– И, Каменев… – казалось, что адмирал находится рядом и смотрит Ладимиру прямо в глаза. – Позаботься о ней!

– Обязательно, адмирал.

Стюарт отключил связь. Лад снова посмотрел на экраны, которые показывали продолжающуюся битву двух эскадр, скользнул взглядом по приборной панели, светящейся бесполезной надписью, сообщающей о готовности баржи к переходу в гиперпространство, и, склонив голову, словно хотел отдать почести гибнущим героям, направился к выходу.

У переходного шлюза его ждал Болтун. Пират посмотрел на капитана, вопросительно дернув подбородком.

– Все нормально, – хмуро ответил Ладимир, проходя мимо него в стыковочный рукав.

Петер стартовал, едва за ними захлопнулся люк. Плывшая в пустоте космоса баржа обзавелась вяло шевелящимся отростком с рваными краями – втягивать рукав назад было некогда, и «пилигрим» просто оторвал крепления, разлетевшиеся мелкими кусками.

– Рэдвик? – спросил Каменев, убирая маску. В переходном отсеке кроме него и Болтуна находились еще Рудольф и Валенсия, остальные разошлись по своим местам в соответствии с боевым расписанием.

– Заперт в трюме, вместе со своими людьми, – доложил штурмовик.

Девушка подошла к Ладу:

– Ты разговаривал с отцом?

– Да, – кивнул капитан.

– Что он сказал?

Ладимир взял ее за руку и повел за собой.

– Пошли в рубку, по пути все расскажу, – сказал он, а у самого внутри все замерло от прикосновения к любимой, от возможности почувствовать ее нежную ладонь в своей. – Он велел нам улетать, как можно скорее. Я рассказал ему обо всем, и, кажется, он поверил.

– Но ты же не бросишь его там?! – с волнением спросила Валенсия.

Каменев ответил не сразу, продолжая идти к рубке.

– Я дал ему слово, что позабочусь о тебе…

– Лад! – девушка выдернула свою руку из его пальцев и остановилась. Рудольф едва не наткнулся на нее, но ока не обратила на это ни малейшего внимания, устремив взгляд на Каменева. – Ты не можешь просто так улететь! Это же мой отец!

– У адмирала достаточно кораблей, – Ладимир вынужден был тоже остановиться. – Они справятся…

Он говорил таким тоном, словно пытался уговорить капризного ребенка.

– Но помощь им все равно не помешает! – сверкнув глазами, настаивала на своем Валенсия.

– Я не могу рисковать тобой! – Лад отвел взгляд в сторону, потом снова посмотрел на девушку. – Понимаешь?! Не могу!..

– Лад! – Она смотрела на него таким взглядом – теплым, просящим, настойчивым и жестким одновременно, что капитан не мог выдержать.

– Но в любом случае, мне нужно выяснить обстановку!

Валенсия сама взяла его за руку, и они быстро направились в рубку.

– О! Сестренка! – воскликнул Петер, когда они вошли. – Рад тебя видеть в добром здравии.

– Любезности после! – оборвал его капитан. – Докладывай обстановку!

– Мы практически ушли из зоны боевых действий. Легли на вектор прыжка и готовы отправляться в гипер. Курс на Лагуну.

Ладимир забрался в капитанское кресло, а Валенсия встала позади него. Он увеличил картинку сражения, отображавшуюся на мониторах, и спросил:

– Что там? Каковы шансы Стюарта, на твой взгляд?

– Сестренка, – помощник улыбнулся девушке, – ты, наверное, устала после стольких приключений, ступай в каюту, отдохни…

– Говори при ней, – разрешил Лад.

– Ладно, – кивнул Петер. – Адмиралу здорово достается, но старик неплохо держится. Шансы выбраться у него есть, правда небольшие.

Они смотрели на экраны. Всюду летали обломки уничтоженных кораблей, как рудианских, так и человеческих. Взрывов не стало меньше. Чужаки полосовали эскадру адмирала потоками ионов, имперский флот отвечал залпами торпед и ливнем лазерных лучей. Один из эсминцев, медленно вращаясь вокруг своей оси, пылал, словно связка направленных соплами в разные стороны газовых горелок – подожженный воздух вырывался из пробоин в его корпусе сине-желтым пламенем. Лад ужаснулся, представив, какое пекло сейчас внутри корабля.

Истребители людей атаковали противника небольшими звеньями и поодиночке, осыпая рудианцев ракетами и очередями из лазерных орудий. Иногда корабли сталкивались – из-за случайности, неизбежной в такой битве, или же пилоты намеренно шли на таран, чтобы подороже продать свои жизни.

Прямо на глазах у пиратов, один из кораблей рудианцев вышел из гипера в непосредственной близости от линкора адмирала. Флагман и находившийся рядом истребитель накрыло ударной волной. Оба корабля содрогнулись, но линкор продолжил отвечать противнику огнем, а истребитель потерял управление и тут же был расстрелян рудианцем.

– Ты смотри, что творят, поганцы! – проговорил Петер.

Ладимир сразу вспомнил, что подобным приемом чужаки воспользовались, когда напали на пограничный корвет «Звездный страж», где он служил лейтенантом, почти полностью выведя корабль из строя. Но линкор гораздо мощнее корвета и не получил критических повреждений от этого маневра рудианцев.

– Темные звезды, – пробормотал Петер. – Туго им сейчас. Но если мы ввяжемся, нас порвут, как…

Пока помощник пытался подобрать сравнение, Лад обдумывал неожиданную идею, пришедшую ему в голову.

– Пловец! – вызвал он. – Зайди в кают-компанию срочно!

Ладимир поднялся.

– Что ты задумал? – спросил Петер, посмотрев на капитана.

– Скоро узнаешь, – сказал тот, не оборачиваясь, быстро шагая к выходу.

Нейроштурман ждал его, расположившись в кресле, которое обычно занимал Петер. Серебристо-серой масти волк пристроился у ног хозяина и посмотрел на вошедшего Каменева умными глазами.

– Пловец, я хотел обсудить с тобой кое-что… – Лад присел напротив.

– Слушаю, капитан.

– Ты сможешь совершить короткий прыжок?

– Насколько короткий?

В этот момент в кают-компанию вошли Аниес и Рудольф. Лад хотел сначала сказать им, чтобы подождали, и обговорить свой план с Пловцом наедине, ко потом решил не мудрить.

– Не буду ходить вокруг да около, – начал он, – флот адмирала Стюарта в крайне тяжелом положении. Большая часть истребителей уничтожена, подбит один из эсминцев, только что досталось линкору, когда рудианец вышел рядом с ним из гипера. На мой взгляд, если не оказать им помощь, вся эскадра будет уничтожена.

На губах Пловца, почти сразу после слов Ладимира, появилась улыбка.

– Вы хотите, чтобы я взял управление баржей и совершил прыжок в эпицентр битвы? – спросил он спокойно.

– Да, – кивнул Каменев. – Как раз перед тем как покинуть судно, я провел проверку – оно может уйти в гипер, и на нем имеется незадействованный кокон нейроштурмана…

Лад с тревогой в сердце ждал вопросов о том, зачем это нужно, почему они должны рисковать жизнью ради злейшего врага, но ожидания капитана не оправдались.

– Хорошо, – ответил Пловец. – Я сделаю это.

– Я отвезу брата на баржу, – подхватила Аниес. – Заодно помогу забраться в кокон.

– Я пойду с ними, – сказал Рудольф.

Каменев оглядел своих людей и хмуро кивнул:

– Собирайтесь! Лететь придется на космобайках, ни рукава, ни «скатов» больше не осталось. Я переговорю со Стюартом, чтобы отводил корабли и прикрыл вас после прыжка.

Пловец поднялся:

– Все сделаем как надо, капитан, не переживайте.

Они разошлись в разные стороны – Рудольф, Аниес и Пловец в сопровождении волка в транспортный отсек, а Ладимир назад в рубку.

– Петер, летим назад, доставь нас к барже! – приказал он, как только вернулся.

– Чего забыли-то?!

– У пловца появилось огромное желание полетать, а Руди и Аниес хотят ему помочь… да и мы давно не упражнялись в стрельбе.

Помощник только промычал в ответ что-то невразумительное, развернул «пилигрим» и направил к дрейфующему судну.

Лад отправил вызов адмиралу. Ответа не было почти минуту, потом на экране коммуникатора появился Стюарт.

– Какого хрена ты еще не в гипере, Каменев? – зло спросил он.

Объяснять и спорить сейчас было некогда, поэтому Ладимир вместо ответа сам задал вопрос:

– Ваш линкор выдержит еще одну ударную волну?

– Какое это имеет значение?! Ты должен улетать отсюда! Понял меня?!

– Я собираюсь направить баржу в самый центр схватки.

– Как же ты это сделаешь?

– Нейроштурман с сопровождением уже в транспортном отсеке готовы к отправке, мой корабль почти у грузовика. Адмирал, как можноменьшими силами свяжите противника боем, чтобы вывести остальные корабли из-под удара и организовать контратаку.

– Сколько есть времени?

– Не больше десяти минут.

– Ты уверен, что твой штурман сможет совершить такой короткий прыжок?

– Да, – не сомневаясь в способностях Пловца, ответил Лад.

Адмирал задумался на несколько минут, оценивая предложение Каменева, потом сказал:

– Я согласен. Истребители и корабли из сопровождения получат приказ выйти из боя, остальные попытаются стянуть вокруг себя как можно больше рудианцев.

– Линкор выдержит? – повторил свой вопрос капитан.

– Не знаю, но меньшие корабли точно выйдут из строя.

Ладимир понимал, какое непростое решение принял Стюарт. Его флагман уже попал под одну волну, теперь его защитному полю придется выдержать многократно усилившуюся нагрузку атак противника, а затем и еще одну ударную волну.

– Докладывай по готовности, – сказал адмирал, и связь прекратилась.

Постепенно картина боя начала меняться – флагман и эсминцы эскадры Стюарта перешли в атаку, отвлекая на себя силы противника и позволяя части истребителей выйти из сражения.

«Пилигрим» подлетел к барже, и Каменев дал «добро» на вылет группы Пловца.

Два космобайка тотчас отделились от корабля и направились к грузовому судну.

Ладимир видел на экранах, как линкор адмирала и эсминцы утягивали за собой рудианцев, а истребители и часть кораблей сопровождения пытались выйти из боя, преследуемые незначительными силами противника. Частые взрывы вспыхивали на краткие мгновения, затмевая собой паутину, сотканную из тысяч лазерных лучей. Складывалось впечатление, будто смотришь на безумный, вышедший из-под контроля фейерверк.

Отправленные на баржу пираты проникли внутрь через разорванный стыковочный рукав, после чего Рудольф доложил капитану, что они на пути к рубке.

– Хорошо, – ответил тот и велел помощнику отводить «пилигрим».

Следующий доклад прозвучал от Пловца, когда баржа под его управлением начала разворачиваться на вектор прыжка.

– Мы готовы, капитан, – сказал он.

– Удачи, – кивнул Лад. – Да хранят вас звезды!

– Пусть лучше они нас боятся! – усмехнулся нейроштурман и отключил связь.

Ладимир тут же вызвал Стюарта:

– Адмирал, баржа готова к прыжку. Только сразу обеспечьте ей прикрытие!

– Хорошо. Но сам не суйся! – Ему сейчас явно было не до разговоров – ворот мундира расстегнут, на лице напряженное и усталое выражение. В ситуации, когда оперативная обстановка менялась чуть ли не каждую минуту, адмиралу приходилось принимать мгновенные решения, от которых зависели жизни сотен людей. – Пусть стартует, и удачи нам, Каменев.

Когда экран коммуникатора погас, Петер быстро наклонился вперед, плюнул себе под ноги, растер подошвой ботинка и снова выпрямился.

– Она нам сегодня понадобится, и не стоит ее дразнить лишний раз, – проговорил он негромко.

Валенсия, стоявшая рядом с креслом Ладимира, бросила взгляд на его помощника и повторила действия пирата. В другой обстановке это вызвало бы удивление капитана, но сейчас взгляды всех были устремлены на обзорные экраны. Тревога и ожидание заставляли сердца гулко биться в груди.

Баржа, сверкая дюзами вспомогательных двигателей, медленно двигалась в сторону схватки. Ладу казалось, что даже слишком медленно, он только надеялся, что Пловцу удастся выполнить задуманное.

Наконец судно набрало скорость, полыхнуло дюзами, потом будто замерло на секунду и исчезло, оставив после себя быстро растаявшую россыпь ледяных искр. Почти в то же мгновение баржа появилась среди ожесточенной схватки.

Разрушительная волна от вышедшего из гипера грузовика невидимой сферой стала расходиться от судна, выводя из строя попавшие под ее воздействие корабли противника и людей. Они теряли управление, сталкивались, взрывались. Борт одного из эсминцев покрылся вспышками взрывов, другой плыл, собрав корпусом несколько рудианцев, но не стреляя.

Ладимир почувствовал, что на его руке сжались пальчики Валенсии. Он посмотрел на нее, но взгляд девушки был прикован к обзорному экрану. Линкор адмирала сначала тоже молчал, но потом проснулись орудия правого борта, а затем и остальные батареи, словно приходя в себя после оглушающего удара, начали расстреливать практически беспомощного противника. Тут же вступили в действие выведенные из боя истребители. Оправдывая свое название, они обрушились на рудианцев, которые преследовали их, уничтожив чужаков за несколько минут, и полетели на выручку линкору, похоже единственному не вышедшему из строя из попавших под ударную волну кораблей. «Шершни» из сопровождения не отставали от своих более скоростных товарищей, поливая противника смертоносными лучами и добивая ракетами.

Но рудианцы не собирались так просто сдаваться. Многих из них ударная волна задела уже на спаде или вообще не достигла, и битва разгорелась с новой силой.

Пловец на связь еще не выходил.

– Капитан? – посмотрел на него Петер, ожидая дальнейших приказов.

– Вперед, – кивнул Лад.

– Держитесь, парни, – оскалился помощник, – мы скоро вас вытащим!

«Пилигрим» на максимальной скорости полетел к сражающимся.

Ладимир пробовал вызвать адмирала, но с ним связи тоже не было.

Уже когда они выпустили первые ракеты по рудианцам, коммуникатор оповестил о входящем вызове.

– Приказ выполнен, капитан, – на экране появился Рудольф.

– Как вы?!

– Пловец без сознания. Мы с Аниес только что вытащили его из кокона. – Сам штурмовик тоже выглядел неважно. Лицевая маска скафандра была убрана, из носа текла капелька крови. Он вытер ее тыльной стороной ладони и пояснил: – Вход в гипер и выход из него наложились друг на друга… вот слегка и контузило.

– Мы на подлете, – сказал Лад. – Там на барже наши «скаты» укреплены. Забирайтесь в один из них и приготовьтесь стартовать, как только мы доберемся до вас.

– Понял.

Лад отключил канал и посмотрел на помощника:

– Постарайся не ввязываться в драку, пока не заберем их.

Тот кивнул, продолжая сосредоточенно управлять кораблем. Но без драки обойтись не удалось. И как только «пилигрим» оказался в гуще схватки, ему в хвост пристроились два рудианца. Ионные лучи и торпеды обрушились на пиратов. Но Петер, умело маневрируя, уводил корабль из-под удара, а стрелки в это время разделывались с торпедами.

Ответный залп «пилигрима» превратил одного из преследователей в распустившийся огненный цветок, заставив второго стать более осторожным.

– Держите его на расстоянии! – приказал Лад стрелкам, когда Петер почти подвел корабль к барже. Капитан вызвал штурмовика: – Руди, вы готовы?

– Да!

– Мы над вами.

Пролетая над грузовиком, Петер сбросил скорость. «Скат» отделился от борта, и в этот момент появились два рудианца. Практически в упор они расстреляли беззащитную баржу и атаковали «пилигрим».

– Темные звезды! – воскликнул помощник капитана, увидев идущего в лобовую атаку противника, и резко увел корабль в сторону. Чужаки втроем начали погоню, по пути посылая ракеты по попавшим в радиус их действия истребителям.

Капитан сразу связался с Рудольфом:

– Постарайся держаться в этом секторе, мы вернемся, как только избавимся от погони.

Но стряхнуть преследователей оказалось не так просто. Петер применял все свое мастерство, лавируя между обломков, облетая другие корабли и стараясь при этом не попасть под лучи чужаков.

– Приготовить мины, – приказал Лад.

Он надел командирский визор, активировал тактический режим и стал внимательно изучать окружающее пространство. Обнаружив плотное скопление обломков, он сделал отметку, автоматически появившуюся на экране Петера, и сказал помощнику: – Веди их туда.

Тот выполнил приказ без лишних слов. Закрутив спираль, он развернул «пилигрим» и направил его в указанный сектор.

– Рассеять мины! – велел Лад, едва они влетели в зону обломков.

Небольшие шарики устремились в космос, создавая заграждение позади корабля пиратов. Скорость рудианцев была слишком велика, чтобы они успели уклониться. Череда взрывов полыхнула, когда чужаки нарвались на мины. Два из трех рудианцев пополнили количество плавающих в этом секторе обломков. Оставшийся чужак резко ушел в сторону, прекратив преследование.

– Лад, – позвал помощник, – ты видишь?

Капитан тоже заметил – корабли рудианцев выходили из схватки. Группами они уходили от истребителей и исчезали в гипере.

На панели загорелся сигнал вызова.

Лицо седого офицера, появившегося на экране коммуникатора, было Ладимиру не знакомо.

– Капитан Каменев, приказываю вам погасить двигатели и лечь в дрейф! К вам выслано звено истребителей. В случае неподчинения по вам будет открыт огонь. У вас есть минута.

Экран погас.

– Вот и помогай людям после этого, – проворчал Петер, хмуро посмотрел на Валенсию. – У твоего папочки есть вообще понятие чести?

Девушка в растерянности не нашлась, что ответить, а помощник повернулся к капитану:

– Что будем делать?

– Выполняй приказ, – сказал Лад, снимая визор, и устало вздохнул.

Звено имперских истребителей подлетело к дрейфующему «пилигриму» и заняла позицию для сопровождения.

* * *

– Ну, что? Попали… – Петер досадливо цыкнул, направляя «пилигрим» к стыковочному шлюзу имперского линкора.

Как только корабль пришвартовался, сработал сигнал коммуникатора.

Тот же седой офицер произнес с экрана:

– Адмирал Стюарт приглашает капитана Каменева проследовать на линкор «Рассветная звезда» для беседы.

– Передайте адмиралу, что я уже иду.

– И… – добавил офицер, – не один!

– Разумеется, – кивнул Ладимир и посмотрел на Валенсию. – Госпожа Стюарт прибудет со мной.

Петер посмотрел на погасший экран и выпятил подбородок.

– Приглашает… для беседы… хм… интересная формулировка. Чтобы это значило?

– Скоро выясним, – сказал Лад.

Адмирал ждал их в шлюзовом отсеке. Он уже успел привести себя в порядок, и стоял, сложив руки за спиной, в окружении отряда десантников. Валенсия бросилась к отцу, обняла его и не смогла сдержать слез. Стюарт обнял дочь за плечи, прижимая к себе. Каменев остановился и смотрел на них, не обращая внимания на стволы бластеров, направленные в его сторону.

– Капитан, сдайте оружие, – сказал адмирал.

– Отец! – Валенсия подняла на него заплаканные глаза.

– Не переживай. Капитану Каменеву на моем корабле ничто не угрожает. – Он посмотрел на дочь и улыбнулся. Когда Лад протянул пистолет одному из десантников, Стюарт приказал отряду опустить оружие. – Приглашаю вас в свою каюту. Пока ведутся спасательные и восстановительные работы, мы сможем побеседовать.

– Адмирал, – капитан сделал шаг вперед, – у меня к вам просьба… Мои люди, которые были на барже Они пересели на «скат» и отделились от борта за несколько секунд до того, как рудианцы взорвали судно. Мы не успели подобрать их…

– С вашими людьми все в порядке, капитан. Все трое сейчас в лазарете, проходят медицинское обследование.

Это была действительно хорошая новость, и Лад не смог скрыть облегченной улыбки. Стюарт мотнул головой:

– Следуйте за мной. – Он подставил дочери руку, и вместе они направились к выходу из отсека.

Каменев пошел вслед за ними. Когда он проходил мимо десантников, один из них протянул руку и остановил Лада. Остальной отряд сомкнул ряды, перегородив путь. Капитан повернулся к остановившему его десантнику, а тот убрал лицевую маску, посмотрел Ладимиру в глаза и коротко кивнул, выражая молчаливую благодарность.

У Ладимира все внутри сжалось. Он ответил таким же кивком и прошел между расступившимися десантниками. Вновь обретшие друг друга отец и дочь ждали его. Затем все трое прошли в каюту командующего эскадры.

Едва они расположились, Стюарт воткнул стримкристалл в проигрыватель и запустил голо-графическую запись, на которой Вильгельм Тревор вещал невидимому собеседнику о том, как Каменев нанял его для похищения дочери Стюарта.

Лад отреагировал совершенно спокойно, понимая, что адмирал ожидает объяснений.

– Я уже видел такую, только в другом варианте – более полном. А это всего-навсего монтаж, адмирал. Слова вырваны из контекста и подставлены в нужном порядке, чтобы опорочить меня. Могу добавить, что у этого Тревора ничего не вышло – в тот момент, когда произошло похищение, его корабль находился в ремонтных доках Примы.

– Отец, Лад не похищал меня, а, наоборот, спас! – вступила в разговор Валенсия.

– Позвольте рассказать вам, как все было в действительности…

И разговор с адмиралом постепенно из полуофициального превратился в обычную беседу. Ладимир еще раз, с подробностями, рассказал Стюарту о гуаммах и обстоятельствах похищения Валенсии. Только о нескольких деталях Лад промолчал – о заказе похищения майором Расселом, планируя разобраться с ним по-своему, и об участии во всем этом Артура Рэдвика, придерживаясь данного ему слова.

– Назовите имена тех, кто имеет доступ к таким клонам, – попросил адмирал.

– Кроме Евы, есть лишь несколько человек, двоих из них вы знаете, это князь Волин и император, еще об одном я могу только догадываться, поэтому не имеет смысла сейчас называть его. – Лад не упомянул о Рэдвике, не сомневаясь, что наемник действовал по указанию одной из трех ключевых фигур.

– Считаете, что сама Ева не участвовала в этом? Капитан покачал головой:

– Какой тогда смысл помогать мне? – Ладимир был почти уверен, что хозяйка Ферм не имеет отношения к похищению, хотя полностью такой возможности не исключал.

– То есть вы хотите сказать, что император или один из его советников затеяли все это? – недоверчиво спросил Стюарт.

– Я не знаю, – честно признался Каменев.

Адмирал откинулся в кресле, задумчиво глядя перед собой.

– То, что я сейчас слышал от вас, наводит на определенные мысли, которые мне очень не нравятся, – произнес он.

Лад потянулся к подносу на столе, взял бокал, отпил вино и посмотрел на Валенсию, потом снова на ее отца.

– Кто бы это ни был, думаю, мы нарушили его планы.

– Вы правы, – серьезно кивнул Стюарт.

В этот момент сработал сигнал вызова коммуникатора. Адмирал ответил.

– В чем дело? – спросил он дежурного офицера.

– Прошу прощения, господин адмирал, вы приказали доложить, когда эскадра будет готова к прыжку.

– Спасибо. Ждите приказа.

– Есть ждать приказа.

Выключив коммуникатор, Стюарт повернулся к Каменеву:

– Вы слышали – эскадра готова уйти в гипер. Вы и ваши люди свободны.

Ладимир поднялся, Валенсия тоже встала и с волнением смотрела на него.

Капитан грустно улыбнулся:

– Ну что же… вот и все. Твое долгое путешествие скоро закончится, и ты прилетишь домой… – Он не знал, что еще сказать, только смотрел на возлюбленную, понимая, что больше никогда ее не увидит. В груди щемило от непомерной тоски, но тем не менее он был счастлив, что удалось спасти ее, что она жива и здорова. Ему хотелось подойти и обнять ее, хотя бы еще раз прикоснуться…

Лад повернулся к Стюарту:

– Адмирал! – Он отвесил короткий поклон и повернулся, чтобы уйти.

– Отец, – выпалила Валенсия, – я хочу полететь с Ладом!

– Что? – нахмурился Стюарт. – Нет!

Ладимир остановился и в смятении посмотрел на девушку. Она повернулась к адмиралу и смотрела на него светящимися решимостью глазами.

– Отец! Я не хочу, чтобы у кого-нибудь из твоих офицеров взыграли амбиции и они, ослушавшись твоего приказа, решили захватить знаменитого пирата.

– Тогда их ждет трибунал…

– А потом прощение императора. Ты же понимаешь!

– Но я не могу отпустить тебя!

– А я, – добавил Лад, – не могу воспользоваться тобой, как щитом. Ты должна остаться.

Валенсия удивленно посмотрела на капитана, не ожидая противодействия с его стороны.

– Вы похожи друг на друга, как два барана одной породы! – Валенсия окинула их возмущенным взглядом.

– Нет, – покачал головой Стюарт, – просто мы оба любим тебя и заботимся о твоей безопасности…

Он замолчал, увидев, как изменилось лицо дочери.

– Что ты сказал? – негромко спросила она и перевела взгляд с отца на капитана.

– Я сказал… – И тут до него дошло, что он наговорил лишнего.

Сконфуженный адмирал – это было еще то зрелище, но Ладимир сейчас не замечал ничего вокруг. Он стоял, глядя возлюбленной в глаза. В помещении повисла напряженная тишина.

Стюарт сделал глоток вина, чувствуя себя сейчас лишним в собственной каюте.

Потом кашлянул и сказал:

– Кажется, у меня есть компромиссное решение.

Лад и Валенсия с трудом отвели друг от друга взгляды и посмотрели на него.

– Капитан летит на Лагуну, а моя эскадра сопровождает его.

– Но вас не пустят в систему, – сказал Каменев.

– Флот не будет входить в пространство колонии. Вовсе не обязательно всем кораолям лететь к планетам.

– Я буду рад принять вас на «пилигриме», адмирал, – с поклоном сказал Лад. Посмотрел на Валенсию и не смог сдержать радостной улыбки.

– Но я полечу на корабле Лада! – настаивала на своем девушка. – И даже слушать ничего не хочу!

Она сурово посмотрела на отца и добавила:

– Я хочу побыть вместе со своим спасителем… к тому же у меня есть к нему пара вопросов.

Петер сидел в кресле штурмана и, когда услышал, как открылась дверь в рубку, бросил взгляд через плечо. Увидев входившего Лада, снова повернулся к приборам и произнес довольным голосом:

– Я получил разрешение отшвартоваться. И даже указание взять курс на Лагуну. Адмирал, оказывается, нормальный мужик! О чем говорили? Сказал последнее «прости – прощай» семейке Стюартов? Ты главное не расстраивайся и не впадай в отчаяние. Найдешь себе другую! Думаешь, это единственная адмиральская дочка на свете? Прилетим на Приму, я тебя познакомлю с такими…

– С какими? – ледяным тоном поинтересовалась Валенсия, остановившись рядом с его креслом. – И да, я единственная адмиральская дочка на свете! Я знаю всех имперских адмиралов – у них у всех сыновья.

Она, прищурив глаза, смотрела на Петера притворно-суровым взглядом.

– О! Привет, сестренка! – Пират сразу повернулся к ней и довольно осклабился: – Ты снова с нами?! Ладно, капитан, я тебе это еще припомню.

Ладимир, расплывшись в улыбке, устраивался в капитанском кресле. Алонсо заливался смехом на своем месте за сканерами.

– Прекратить ржание, юнга! – нахмурил брови и прикрикнул на паренька Петер, словно не он обещал больше не называть Алонсо «юнгой», потом снова направил взгляд на Валенсию. – Темные звезды, сестренка, до чего же я рад тебя видеть!

* * *

На вызов Каменева губернатор Сен-Лиз ответил практически сразу.

– Здравствуйте, Ладимир, – как всегда, приветствовал он капитана.

– Здравствуйте, Антуан.

– Полагаю, что если вы вышли на связь в такой момент, то появление имперских боевых кораблей у границ Лагуны как-то связано именно с вами?

– Да, – кивнул Лад, в очередной раз убедившись в проницательности губернатора независимой колонии. – Это флот адмирала Стюарта, который в данный момент находятся на моем корабле в качестве гостя.

– Как интересно… – проговорил Сен-Лиз.

Ладимир расширил угол обзора передающей камеры, и Антуан увидел Стюарта, стоящего рядом с капитаном.

– Приветствую вас, губернатор, – сказал адмирал.

– Здравствуйте, господин Стюарт. Наслышан о вас.

– Благодарю. Но мое имя можно считать неизвестным по сравнению с вашим, – ответил любезностью адмирал и сразу перешел к делу: – Я хотел обратиться к вам с просьбой. Несколько дней назад произошло столкновение моей эскадры с флотом рудианцев. Нападение было массированным, и опыт прошлых лет показывает, что это может быть только первая волна. К сожалению, на моем корабле вышли из строя передатчики гиперсвязи, и, если вы позволите воспользоваться вашим каналом связи с Его Величеством, буду вам признателен.

– Понимаю. Информация жизненно важная. Буду рад оказаться полезным, но при одном условии – ваши корабли не должны пересекать границы колонии, и вынужден предупредить, что все оборонные системы приведены в полную боевую готовность.

– Как вам будет угодно. Капитан Каменев любезно предоставил свои услуги и корабль в мое распоряжение.

– Тогда добро пожаловать в Лагуну, господин адмирал. Ладимир, могу я попросить вас перевести вызов на коммуникатор в вашей каюте, чтобы переговорить с глазу на глаз?

– Конечно, – кивнул Каменев.

Они продолжили разговор через несколько минут, когда Лад перешел к себе.

– Можно увидеть вашу каюту? – попросил губернатор.

– Мы одни, – сказал Каменев, поворачивая камеру, как просил Сен-Лиз.

– Тогда объясните, что происходит?!

– Мы нашли Валенсию.

– Простите?.. – не понял Антуан.

– Она жива. Вместо нее убили клона.

– Вот как?! – задумчиво произнес губернатор. – Какие интересные новости вы всегда приносите, Ладимир.

– Валенсию держали на Фермах Ханасии. Некто Артур Рэдвик. – Капитан замолчал, внимательно следя за реакцией Сен-Лиза. Тот это сразу заметил.

– Что? Вы так смотрите на меня, как будто я должен его знать? Вы думаете, что я как-то причастен к этой истории? Помилуйте, Ладимир. Мы с вами уже несколько лет партнеры…

Каменев смутился. Ведь он действительно не был уверен, что человек с Лагуны, который имеет доступ к гуаммам, именно губернатор.

– Последнее время я не знаю, кому можно доверят, Антуан. Простите.

– Ничего, я понимаю. Так что нужно на Лагуне Стюарту?

– Только то, что он сказал. Была жестокая схватка, адмирал потерял два эсминца, несколько кораблей сопровождения и десятки истребителей.

– Все-таки жизнь странная штука, – покачал головой Сен-Лиз. – Ну что же, жду вас в резиденции. Вам, кстати, предстоит объяснить, что произошло в «Звездном погребе». Джон может сколько угодно рассказывать о таинственных наемниках, но мы-то с вами знаем, что это не так.

– Разве? – сделал удивленный вид капитан. – Мне Джон не партнер, но знаете, в этом вопросе я почему-то полностью ему доверяю.

Сен-Лиз улыбнулся:

– Ну, если так… что же… увидимся на земле.

– До встречи, Антуан.

Закончив разговор с губернатором, Ладимир вызвал Петера.

– Когда приземлимся, нужно будет по-тихому вывести с корабля Рэдвика и его людей, – сказал капитан.

– Ты все-таки собираешься их отпустить?

– Я дал слово. Поручи это Болтуну, я хочу, чтобы ты поехал со мной к Сен-Лизу.

Помощник покачал головой и вздохнул:

– Ладно, организуем.

Губернатор встретил Ладимира, Валенсию, ее отца и Петера у входа в резиденцию.

– Милая Валенсия! Я безмерно счастлив вновь увидеть вас! Это кажется чудом! Простите, господа, но я не мог не выразить своих эмоций. – Сен-Лиз поцеловал девушке руку, потом повернулся к мужчинам: – Ладимир, адмирал, Петер…

Они обменялись короткими поклонами, и губернатор пригласил их к себе в кабинет.

– Император сейчас на Глизе. Я уже сообщил его старшему советнику о вашем визите, нас должны соединить с Его Величеством, как только вы прибудете.

Валенсия и Петер остались в зале для приема гостей, а Лад с адмиралом прошли вслед за Антуаном в его апартаменты.

В подтверждение слов Сен-Лиза, связь установили за несколько секунд, и вскоре с экранов на них смотрел император. С момента, когда Ладимир видел его в последний раз – на вручении ордена «Трех созвездий», тот не изменился. Даже просто глядя на экран, куда транслировалось изображение, передаваемое по гиперсвязи, можно было ощутить, насколько сильный это человек. И речь шла не о физической силе, хотя император в свои сорок лет пребывал в отличной форме – властность, уверенность и привычка повелевать присутствовали в каждом его жесте, взгляде, слове.

Он осмотрел всех присутствующих и обратился к хозяину кабинета:

– Антуан, согласись, жизнь странная штука.

– Ты прав. Буквально пару часов назад я сказал то же самое Ладимиру, – улыбнулся Сен-Лиз.

Каменев отметил про себя, что губернатор и император обращаются друг к другу на «ты» и явно не раз обсуждали его.

– Адмирал Стюарт, докладывайте! – велел император.

– Ваше Величество, – вытянулся тот. – Вверенная мне флотилия четверо суток и пятнадцать стандартных часов назад вступила в контакт с многочисленными силами рудианцев на территории Империи…

– Адмирал, – перебил император, – давайте своими словами. Я получал краткий рапорт о начале сражения, но потом никаких сообщений не поступало.

– Так точно, не поступало, – ответил Стюарт. – На флагмане поврежден модуль гиперсвязи. Остальные корабли также пострадали. В битве участвовали несколько сотен рудианских кораблей. Если они будут использовать тактику прошлых нападений, то за этой атакой последуют новые, еще более массированные. Я рекомендую усилить пограничные патрули и незамедлительно отправить эскадры к основным и приграничным колониям.

– Хорошо, – кивнул император. – Теперь ответьте, почему в одной с вами комнате стоит мятежник и пират, которого вам поручили поймать, и я не вижу на нем ни наручников, ни кандалов?

– Капитан Каменев и его команда самоотверженно сражались с рудианцами, вместе с моими кораблями. Без лишней скромности скажу, что только благодаря смелым действиям капитана я имею сейчас честь говорить с вами, Ваше Величество. Смекалка и храбрость этого человека спасли жизнь не только мне, но и сотням солдат.

– Я благодарен капитану за возможность разговаривать с вами, адмирал, – холодно произнес император, – но это не отменяет моего приказа. Вы пойдете под трибунал!

Стюарт вытянулся, гордо подняв подбородок.

– Я не могу арестовать человека, вырвавшего мою дочь из рук похитителей.

– Вашу дочь? – удивленно спросил император. – Разве она не погибла?

– Как оказалось – нет.

– Примите мои поздравления!

– Благодарю, Ваше Величество.

– Ну, хорошо… если это действительно так… – Человек на экране задумался, потом посмотрел на Ладимира. – Каменев…

Он долго и пристально смотрел на капитана, а Лад стоял спокойно, отвечая открытым и смелым взглядом. Император усмехнулся:

– Каков наглец… И что же прикажешь с тобой делать?

Краем глаза Ладимир заметил на губах Сен-Лиза легкую усмешку. А человек, которому подчинялось подавляющее большинство жителей империи, продолжил:

– Знаю, что Сен-Лиз не отдаст просто так своего партнера. Я ведь прав, Антуан?

– Прав, – кивнул губернатор.

– Ну и как же мне поступить с беглым каторжником и наглым пиратом? Кстати, вам, наверное, будет небезынтересно узнать, что поисковые группы обнаружили один из пропавших суперлайнеров – «Солнечный караван». Большинство пассажиров живы, хотя и находятся в нервном и пищевом истощении. Остальные корабли пока не найдены, но у спасателей появилась надежда. Ваши предположения, капитан, о возможном местонахождении корабля сыграли в поиске ключевую роль. Так что я даже не знаю, наказывать вас или награждать. И наверное, я поступлю третьим способом – я предложу вам стать губернатором независимой колонии.

– Что? – растерялся от неожиданности Каменев.

– Помните свободную колонию в системе Джеррико?

– Да, – неуверенно ответил Лад.

Он хорошо помнил планету Дакаррта, где расположилась небольшая колония, на которую напали рудианцы и замуровали всех ее жителей в одном здании, только он не до конца понимал, что скрывается за этим предложением императора, а тот тем временем продолжал:

– С этого момента ей присвоен статус второй независимой имперской колонии, а вы назначены ее губернатором. По закону, для вступления в должность чиновника такого уровня, по моему устному указанию, требуется согласие назначаемого в присутствии двух свидетелей. Последние имеются, теперь слово за вами. Согласны?

– Я не знаю…

Сен-Лиз подошел и прошептал ему на ухо:

– От таких предложений не отказываются, Ладимир.

Видимо, микрофон был очень чувствительным, потому что император сразу сказал:

– Антуан прав, вам лучше принять мое предложение.

– Если я приму предложение, что будет с моей командой?

Император посмотрел на Стюарта:

– Адмирал, оформите документально присуждение всем членам команды капитана Каменева пожизненных наследуемых титулов военных офицеров, звания распределите в соответствии с табелем о рангах, по занимаемым боевым постам. С них официально будут сняты все вынесенные обвинения, а приговоры отменены.

Ладимир никак не ожидал такого поворота событий, у него даже в горле пересохло от волнения. Все трое смотрели на него, ожидая решения, которое он должен был принять. Но капитан растерялся. С одной стороны, это позволит ему и всем членам его команды перестать пиратствовать, они получат пожизненные пенсии, причитающиеся всем военным офицерам, смогут вернуться домой, к родным, но с другой стороны, разве он добился чего хотел? Восстановил справедливость?

– Что не так, капитан? – спросил император и, словно прочитав его мысли, добавил: – Вернуть вам звание я не могу – император никогда не ошибается. Он может только прощать и награждать. Итак, ваше решение?

Времени на раздумья больше не осталось.

– Согласен, – сказал Лад.

– Что же, поздравляю вас с назначением. Можете приступать к своим новым обязанностям, господин губернатор. Адмирал Стюарт, следуя вашим рекомендациям, я приказываю сопроводить господина Каменева в систему Джеррико и обеспечить безопасность колонии Дакаррта силами вашей флотилии. Чем быстрее вы прибудете в колонию, тем лучше. А теперь оставьте нас, господа.

Поклонившись, Стюарт и Каменев вышли из кабинета Сен-Лиза.

Лад все еще не мог прийти в себя. Они дошли до зала для гостей, где их ждали Петер и Валенсия, в полном молчании.

– Я только что стал губернатором… – произнес Ладимир.

– Губернатором чего? – нахмурился его помощник.

– Независимой колонии Дакаррта, система Джеррико…

– Что? Еще раз скажи! – не понял Петер.

– Император только что назначил капитана Каменева губернатором колонии, – объяснил Стюарт.

Валенсия завизжала от восторга, как маленькая девочка, и бросилась Ладу на шею.

– Всем членам вашей команды присвоены воинские звания. Какие именно, мы с вами обсудим по возвращении на корабль, – добавил адмирал, косо поглядывая на дочь.

– Темные звезды… – только и смог произнести Петер.

* * *

Команда «пилигрима» восприняла новости с восторгом. В истории такого еще не бывало, чтобы корсары становились военными. В один миг они стали не просто чисты перед законом, но и причислены к привилегированному сословию. Бывшие колонисты могли вернуться на родную планету или полететь на более развитую, поступить на гражданскую службу или во флот. Наемники освобождались от прошлых грехов и могли заниматься чем угодно наравне с законопослушными жителями империи, не опасаясь преследований. Они собрались в кают-компании «пилигрима» и наперебой выспрашивали у Стюарта, кому какое звание положено. Только Петер был немногословен, лишь улыбался, сидя в своем привычном кресле, и у Ладимира сквозь улыбку пробивалась грусть. Они уже поняли, что же на самом деле произошло с согласием Лада на предложение императора. Но на то он и капитан, чтобы принимать ответственные решения, какими бы трудными они ни были. Постепенно и до остальных начал доходить весь смысл. Вскоре радость прошла, и в кают-компании наступила тишина. Долгое время никто не решался нарушить ее, но и без слов стало понятно – их команды больше не было.

Наконец, посмотрев каждому в глаза, Лад спросил:

– Кто полетит со мной на Дакаррту?

Первым поднял руку Алонсо. Лад улыбнулся и кивнул юноше, а потом стал переводить взгляд с одного члена своей команды на другого.

– Я полечу, – сказал Георгий. Вместе с ним выразили желание присоединиться к капитану Андреас и Константин. Причем последний сначала не собирался, но после того, как старший брат что-то прошептал ему на ухо, сразу загорелся идей переселиться в новую колонию.

Зорин развел руками и сказал:

– Я пас, капитан. Жизнь колониста не для меня. Хочу узнать, каково это быть военным. Мы с Руди уже прикипели к космосу Так ведь, напарник?

Штурмовик ответил не сразу, он посмотрел на Виталя и произнес:

– Извини друг, в этот раз будем разливать похлебку в разные тарелки. Я с Ладом.

Зорин снова развел руками и кивнул, уважая выбор напарника, хотя досада явно читалась на его лице.

Настала очередь Петера.

Он почесал свой шрам и улыбнулся:

– Помнится, когда-то давно ты мне должен был корабль.

– Ага, – согласился капитан, сразу поняв, куда клонит помощник. И тоже не смог скрыть огорчения – до этого момента он надеялся, что Петер все же полетит с ним.

– Знаешь, я вот не уверен, – продолжил тот, – рассчитались мы или нет. Кажется, нет, поэтому я не откажусь от «марафонца». Тем более давно уже метил на твое место, а тут оно просто само в руки падает!

– Хорошо, – кивнул Ладимир, улыбнулся и перевел взгляд на Пловца.

Слепой нейроштурман, как всегда, словно почувствовал его.

– Я с Петером, если он не против.

– Какие разговоры, Пловец! – сразу ответил тот.

Болтун знаками показал, что остается с напарником.

Всех удивило решение Самуэля, который сказал, что полюбил корабельную кухню и на землю его уже не тянет. Доктор Калугин также изъявил желание войти в состав команды «марафонца».

Когда настала очередь Аниес, девушка повернулась к Петеру и произнесла:

– Присмотри за братом.

– Ладно, сестренка, – ответил теперь уже бывший помощник капитана. – А ты пригляди за Руди.

– Договорились, – улыбнулась Аниес.

Снова наступила тишина, которую в этот раз прервал Самуэль:

– Ну, если разобрались, кто с кем, куда и зачем, предлагаю пообедать!

Отлет назначили на вечер. Все простились и разошлись по кораблям. Когда солнце начало садиться, команда «марафонца» прикатила на кабриолете проводить товарищей. Губернатор тоже прибыл.

– Мои поздравления, – улыбнулся Ладу Сен-Лиз. – Могу не без зависти сказать, что вы в одночасье получили то, чего мои предки добивалась для Лагуны десятки лет в кровопролитных боях. Независимая колония… пусть и небольшая…

Антуан склонил голову в знак уважения. Потом снова улыбнулся и протянул Каменеву руку для пожатия:

– Но готовьтесь, Ладимир. Быть губернатором это не одно и то же, что управлять космическим кораблем.

– Догадываюсь, – вздохнул тот.

– Удачи, и не забывайте о нашем небольшом, но перспективном предприятии.

Сен-Лиз уехал, и к Ладу подошел Петер.

– Держи, – он бросил Каменеву какой-то предмет, сверкнувший в воздухе.

Лад поймал его и медленно раскрыл ладонь, уже догадавшись, что в ней лежит. Орден «Трех созвездий» сверкал драгоценными камнями в лучах вечернего солнца.

– Я знал, что придет момент, когда смогу тебе его вернуть, – пират улыбнулся. Кожа вокруг шрама сморщилась.

– Ты же должен был заложить его, чтобы добыть денег…

– Ну, я и добыл их! Какая разница, где я взял деньги, со своего счета или у ювелира? Если хочешь, можешь перечислить мне сумму, которую я тогда вложил в наше предприятие.

– Я бы с радостью, только вот дружба не имеет цены… Спасибо, Петер, – он протянул бывшему помощнику руку. Тот пожал ее и хлопнул капитана по плечу:

– Если понадоблюсь – зови!

– Обязательно, капитан, – кивнул Лад.

Они оба засмеялись…

«Пилигрим» взмыл в небо на закате, оставив в темнеющем небе дугообразный след. Присоединился к флотилии адмирала Стюарта, и эскадра взяла курс на систему Джеррико.

Эпилог

Сектор галактики, где в безжизненном холоде вакуума расположилась одинокая звезда, получившая в реестре кроме номера еще и официальное название – «Дальний Рубеж», считался самым удаленным от так называемых «обитаемых» миров. Не обладая собственной планетарной системой, звезда, стараниями людей, обзавелась искусственными спутниками – базы ВКС рассеялись вокруг, превратив желтого карлика в блокпост, отделяющий Империю от «внешнего» пространства. Здесь проходила невидимая, но тщательно охраняемая граница человеческого ареала.

В силу гигантских расстояний, отделяющих освоенное человеком пространство от миров в этой части вселенной, – ближайшие галактики находились от «Рубежа» так далеко, что казались россыпями мелких драгоценных камней на черном бархате космоса, – интересы людей практически не распространялись в эту сторону. Разведывательные спутники и корабли отчаянных смельчаков, дерзающих отправится в столь дальнее путешествие, крайне редко стартовали с площадок орбитальных баз. Ходили слухи, что кто-то даже достигал цели, находил пригодные для колонизации миры или места добычи драгоценных ископаемых, но реальных доказательств никто не видел.

С «Рубежа» никогда не приходило тревожных сообщений, не было нападений рудианцев. вообще отсутствовали какие-либо плохие новости, кроме мелких происшествий на самих базах. Тем не менее ВКС несли круглосуточное дежурство, не теряя бдительности и периодически объявляя учебные тревоги.

Адмирал Гринвуд служил командующим блокпостом уже девять лет и, в общем-то, не жаловался на отсутствие ярких впечатлений. Он был человеком в меру энергичным, жизнерадостным и флегматичным. Такое сочетание свойств характера позволяло ему вести вполне насыщенную жизнь, не утопая в скуке и безделье. Адмирал слыл человеком умным, слегка эксцентричным и справедливым. Командиры баз и их старшие офицеры относились к нему с уважением и почтением, а членство в созданном Гринвудом клубе с незатейливым названием «Граница» считалось «обязательной» привилегией.

Служба на «Дальнем Рубеже» воспринималась двояко. Некоторые считали ее чем-то вроде ссылки, ведь карьерный рост хотя и имел место, но протекал крайне медленно – здесь нельзя было в одночасье заслужить внеочередное звание или прибавку к жалованью. Другие же благодарили судьбу за такой подарок, который позволил без лишних хлопот приблизиться к безбедной пенсии и полагающимся военным привилегиям.

В тот день, когда корабль новоиспеченного губернатора Каменева в сопровождении остатков эскадры адмирала Стюарта вышел из гипера в системе Джеррико, а затем совершил посадку в порту Дакаррты, в ноль четыре тридцать две по стандартному базовому времени «Рубежа», устройства слежения, постоянно сканирующие приграничные секторы, словно взбесились, сработав на резкое возмущение гиперпространства. Приборы выдавали такие показания, как будто целая армада кораблей одновременно выходила из прыжка. По всему блокпосту была объявлена первая за историю его существования настоящая боевая тревога. Перехватчики покинули свои ангары и боевыми порядками направились в сторону возмущения, готовые дать отпор противнику.

Адмирал Гринвуд, поднялся на палубу командного центра и потребовал полный отчет.

На экранах появилось изображение сектора и параметрические данные со сканеров.

Вместо флота из гипера появился всего лишь один объект, идентифицировать который компьютеру не удалось.

Адмирал считывал светящиеся красным строки и не мог соотнести информацию с имеющимися в его голове знаниями. Исходя из чего Гринвуд пришел к выводу, что ситуация подпадает под категории «нестандартных» и «потенциально опасных».

В нескольких парсеках от границы, окруженное быстро исчезающими ледяными искрами, оставшимися после прыжка, огромное прозрачное нечто двигалось к «Рубежу». Размером с небольшую планету, оно словно растворялось в вакууме – свет звезд беспрепятственно проникал сквозь объект, делая его похожим на гигантскую медузу, которой стало мало обычного моря и она решила перебраться на бескрайние просторы космоса. Потом он озарился огнями – миллиардами призрачных голубоватых точек, которые сложились в причудливые угловатые узоры, пронизав и опоясав объект.

– Темные звезды… – проговорил Гринвуд, в изумлении рассматривая изображение на экранах. – Кто-нибудь может сказать, что это?

Таких не нашлось.

– Адмирал… – произнес стоявший рядом с ним капитан третьего ранга Джейсон Марен, недавно прилетевший на Рубеж, но уже успевший зарекомендовать себя исполнительным и сообразительным молодым офицером. – Я думаю, что у нас ситуация по протоколу «один – альфа – один».

– Согласен, – кивнул Гринвуд. – Начинайте процедуру.

Не имея возможности идентифицировать чужака, командование блокпоста, следуя прописанным инструкциям, попыталось установить с ним контакт всеми возможными способами, но безуспешно. Когда звено перехватчиков приблизилось к объекту, тот резко набрал скорость, преодолел расстояние до кораблей людей, накрыл их своей призрачной массой, приняв внутрь усеянной огнями субстанции, из которой состоял, и устремился в сторону орбитальных баз, оставляя позади себя шлейф из обломков кораблей, которых словно перемололи в чреве этого гигантского чудовища и выбросили обратно в космос. Перехватчики были уничтожены без единой вспышки или выстрела.

– Передайте приказ Четвертой – огонь на поражение! – велел Гринвуд.

Скорость чужака была столь велика, что системы обороны ближайшей к нему базы едва успели среагировать, выпустив по нему пакеты торпед и ударив лучами тяжелых лазерных орудий. Но никто из персонала так и не смог выяснить, нанесло ли оружие урон таинственному объекту, потому что он поглотил Четвертую так же, как до этого звено перехватчиков.

Адмирал никогда не видел такой мощи, единственное, что ему оставалось, это отдать приказ о залпе со всех баз.

Но, уничтожив первую станцию, чужак напал на следующую, не обращая внимания на взрывающиеся снаряды и полосующие его поверхность лучи.

Перехватчики, вышедшие навстречу объекту, пытались атаковать его, но их нападения не имели эффекта, и чужак продолжал уничтожать базы одну за другой, выбрасывая после себя их обломки.

Командный центр остался последним. За несколько мгновений до того, как призрачное нечто обволокло станцию, Гринвуд приказал всем уцелевшим кораблям улетать, чтобы доложить о случившемся Высшему командованию и императору. Потом адмирал начал молиться, но закончить молитву не успел. Командный центр постигла та же участь, что и другие базы.

И вскоре вокруг звезды под названием «Дальний Рубеж» плавали только останки блокпоста человечества.

Выжившиев этой страшной бойне корабли, подчиняясь последнему приказу адмирала, ушли в прыжок, но пилоты не знали, что ни одному из них не суждено достигнуть точки назначения и все они погибнут от отчаяния, голода или недостатка кислорода в далеком космосе, пытаясь совершить прыжок к обитаемым мирам с неисправным навигатором.

А чужак, разделавшись с последней базой, несколько раз облетел вокруг звезды, словно желая удостовериться, что не упустил ни одного противника, и, не покидая реального пространства, устремился вслед за исчезнувшими в гипере перехватчиками в глубь Империи.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

1

Пошел в задницу!(эст.) (Прим. автора).

(обратно)

2

Сипсик — популярная эстонская кукла, персонаж одноименной книги Эно Рауда.(Прим. автора).

(обратно)

3

Задница! (эст.) (Прим. автора).

(обратно)

4

Здравствуйте,(эст.) (Прим. автора).

(обратно)

5

Кто там? (эст.) (Прим. автора).

(обратно)

6

Город-сателлит Таллина, почти пригород.(Прим. автора).

(обратно)

7

Кохтла-Ярве — город на северо-востоке Эстонии.(Прим. автора).

(обратно)

8

Томас, дети…(эст.) (Прим. автора).

(обратно)

9

Да! Да! Знаю! Заткнись! (эст.) (Прим. автора).

(обратно)

10

Что? (эст.) (Прим. автора).

(обратно)

11

Кошки в среднем живут пятнадцать лет (Прим. автора).

(обратно)

12

Конец (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

13

Вперед (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

14

Пошли (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

15

Эн имеет в виду английскую фразу «Xoxo, Candy!» (Целую-обнимаю, сладкий!) (Прим. автора).

(обратно)

16

Мама (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

17

Заяц (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

18

Псалтырь. 50 псалом Давида (Прим. автора).

(обратно)

19

Есть (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

20

Нет (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

21

Анансыгым — татарское ругательство (Прим. автора).

(обратно)

22

Кул-Шариф — одна из крупнейших мечетей в Европе, построена в честь тысячелетия Казани в 2005 году (Прим. автора).

(обратно)

23

Сююмбике — дозорная башня Казанского Кремля, выстроена внутри стен для наблюдения за окрестностями. Является «падающей башней» — отклонение от вертикальной оси составляет почти два метра (Прим. автора).

(обратно)

24

Свинья (татарск.). Согласно правилам ислама, мусульмане не едят свинину. В Татарстане этот обычай соблюдается, мягко говоря, далеко не всеми татарами (Прим. автора).

(обратно)

25

Сынок (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

26

Алла берса — распространенное у татар выражение, аналог русского «Дай Бог» (Прим. автора).

(обратно)

27

Тузлук — солевой раствор для посола рыбы или других продуктов (Прим. автора).

(обратно)

28

«Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсис)», глава 5. (Прим. автора).

(обратно)

29

До свидания, товарищи (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

30

Двухсотый — на армейском сленге убитый (Прим. автора).

(обратно)

31

«Марш мародеров», Александр Галич (Прим. автора).

(обратно)

32

Айда инде — дословно «давай уже», популярное в Татарстане выражение (Прим. автора).

(обратно)

33

РКБ — Республиканская клиническая больница (Прим. автора).

(обратно)

34

КАПО — Казанское авиационное производственно объединение (Прим. автора).

(обратно)

35

Щенок (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

36

Дяди (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

37

Пять (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

38

Юсупов, конечно же, имеет в виду роман «Град обреченный» братьев Стругацких (Прим. автора).

(обратно)

39

Продукты (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

40

Спасибо (татарск.) (Прим. автора).

(обратно)

41

АК, РПК — автомат Калашникова, ручной пулемет Калашникова.

(обратно)

42

ПУ — переговорное устройство.

(обратно)

43

ТТХ — тактико-технические характеристики.

(обратно)

44

«Без булдырабыз!» — дословно «Мы можем!» (татарск.), лозунг, провозглашенный первым президентом Татарстана М. Шаймиевым. Под этим лозунгом Татарстан стал одним из самых экономически развитых регионов России (Прим. автора).

(обратно)

45

Филатов цитирует текст военной присяги Российской армии, существовавший до 1993 года (Прим. автора).

(обратно)

46

«Интернационал».

(обратно)

47

Изречение приписывается Чингиз-хану (Прим. автора).

(обратно)

48

Ханбок — национальная корейская одежда. (Прим. автора).

(обратно)

49

Давненько вас не видел (фр.) (Прим. автора).

(обратно)

50

«Марш», (БГ, А. Романов/Джордж), 1981 г., альбом «Треугольник» (Прим. автора).

(обратно)

51

Герою в самом деле припомнился отрывок из любимого автором романа Юрия Германа «Один год», который, с разрешения читателя, я приведу: «Водка была непривычно крепкая, даже перешибла дыхание. Но он быстро закусил калачом, зашел немного сзади за Корнюху, и, когда тот запрокинул голову, и послышалось медленное бульканье, Жмакин ударил раскрытой ладонью, как бы выбивая пробку, по донышку бутылки. Корнюха издал короткий, хрюкающий звук и, заливаясь кровью, повалился навзничь» (Прим. автора).

(обратно)

52

Статуя (тайск.).

(обратно)

53

На самом деле памятник, с которым столкнулись герои, находится в Риге.

(обратно)

54

Стоять! (латыш.).

(обратно)

55

Вы откуда? От Болодиса? (латыш.).

(обратно)

56

Я не понимаю. Вы говорите по-английски? (англ.).

(обратно)

57

Ты иностранец, что ли? Или речь родную забыл? (латыш.).

(обратно)

58

Ты, правда, по латышски не понимаешь? (латыш.).

(обратно)

59

Куда? (тайск.).

(обратно)

60

Птичье дерьмо (тайск.).

(обратно)

61

Строчки из стихотворения Сергея Есенина.

(обратно)

62

Автострада (тайск.).

(обратно)

63

В данном случае: Спасибо за приятный вечер (тайск.).

(обратно)

64

Обезьяны (тайск.).

(обратно)

65

Я заблудилась (тайск.).

(обратно)

66

Быстрее (нем.).

(обратно)

67

Аномальная зона (нем.).

(обратно)

68

А ты? (тайск.).

(обратно)

69

Юрий Шевчук «Родина».

(обратно)

70

Ю. Ким, песенка из к/ф «Ярославна — королева Франции».

(обратно)

71

М. Булгаков, «Мастер и Маргарита». Перефразировка. Дословная цитата: «что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих». Сергей цитирует, как может.

(обратно)

72

Самолет (нем.).

(обратно)

73

Слова М. Исаковского.

(обратно)

74

Дерьмо (нем.).

(обратно)

75

Подожди! (тайск.).

(обратно)

76

Высокая температура… (тайск.).

(обратно)

77

Не стреляйте! (нем.).

(обратно)

78

Идиот. Придурок (нем.).

(обратно)

79

У меня болит живот (тайск.).

(обратно)

80

Бруно Ясенский.

(обратно)

81

Стихи Андрея Кубаренко.

(обратно)

82

Стихи А. Кубаренко

(обратно)

Оглавление

Алексей Гравицкий, Сергей Палий АНАБИОЗ

  ГЛАВА 1 Пробуждение

  ГЛАВА 2 Бензоколонка

  ГЛАВА 3 Ночные гости

  ГЛАВА 4 Гипермаркет

  ГЛАВА 5 Трудные пассажиры

  ГЛАВА 6 Добрые люди

  ГЛАВА 7 Шысят четыре тонны

  ГЛАВА 8 Умножая свет

  ГЛАВА 9 Нити Ариадны

  ГЛАВА 10 Зверь

  ГЛАВА 11 Ад

  ГЛАВА 12 Там, за стеной

Виктор Косенков Анабиоз. Мигранты

Сергей Волков Анабиоз. Марш мародеров

  Пролог

  Часть первая «И сделалась тишина на небе на полчаса…»

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

  Часть вторая За седьмой печатью

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

  Часть третья «Бог есть любовь…»

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

  Эпилог

Илья Тё КОРЕЙСКИЙ КОРИДОР

  ПУЛЯ 1 Мегаполис страха

  ПУЛЯ 2 Под знаком Топора

  ПУЛЯ 3 Кольт «Питон»

  ПУЛЯ 4 Дом босса и нора робингудов

  ПУЛЯ 5 Теория доказательств

  ПУЛЯ 6 Кошки делают ход

  ПУЛЯ 7 Эльфийская песнь

  ПУЛЯ 8 Триумф Бусидо

  ПУЛЯ 9 Не спящие перед смертью

  ПУЛЯ 10 Человек в желтом камуфляже

  ПУЛЯ 11 Подземелья «Кэмп Грея»

  ПУЛЯ 12 Частица Бога

  ЭПИЛОГ

Иван Кузнецов КОВЧЕГ

  Пролог

  Часть первая ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

  Часть вторая ГОРОД, КОТОРЫЙ БЫЛ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

  Часть третья ГОРОД, КОТОРЫЙ БУДЕТ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

  Эпилог

Дмитрий Казаков СЫН ЗАРИ

  Часть первая ПРОРОК

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

  Часть вторая ПОСЛАННИК

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

  Часть третья ПРЕДВОДИТЕЛЬ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

Юрий Бурносов НОВАЯ СИБИРЬ

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

  ГЛАВА ВТОРАЯ

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  АВТОРСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ежи Тумановский ГОРОД СТРАШНЫХ СНОВ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

Роман Куликов ВЕРНУТЬСЯ В НЕБО

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

Алексей Гравицкий ПУТЬ ДОМОЙ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Роман КУЛИКОВ ПРОГУЛКА ЛИМЫ

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

Роман Куликов Игры ушедших

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

Роман Куликов На осколках чести

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

Роман Куликов Дело чести

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Эпилог

*** Примечания ***