Я потянулся к часам и краем глаза заметил, что и другие на остановке касаются манжета. Кто-то спокойно и отрешенно, кто-то нервно вздыхая и суетясь. К суетящемуся тут же подходят двое из Службы Порядка и напоминают о недопустимости такого поведения. Человек опускает руку и замедляет дыхание. Пять секунд – и на его лице не остается и тени спешки и беспокойства.
Между тем, автобус опаздывал уже на 3 минуты. Воздуха в остановке с каждой минутой становится всё меньше, люди это знают, и в панике начинают чаще дышать, неразумно тратя и без того дефицитный продукт. Темно-фиолетовые робы служителей Порядка, до того сосредоточенные в углу, равномерно распределились среди светло-серой массы рабочих костюмов. Замелькали красные карточки штрафов. Карточки эти выписываются за нарушение общественного порядка. Каждую неделю их количество подсчитывается, и определяется мера наказания, а с новой недели счет обнуляется. 3 карточки – минус порция обеда, 5 карточек – минус один полнодневный паёк. За 20 карточек человека могли вывести на улицу. Просто открыть шлюз и выставить человека за пределы спасительных куполов. Это случалось очень редко. За растрату воздуха давалось сразу две, но если человек быстро исправлялся, одну могли забрать назад. За кражу пайка давалось 5 карточек, за убийство 7, за аборт без медицинских показаний 15…
Автобус наконец подъехал. Зашипел и потянулся к двери шлюз. Люди выстроились в очередь и, стараясь не тратить воздух на обмен приветствиями, входили и рассаживались по строго закрепленным за ними местам. Вчера пустующих мест я видел пять, сегодня уже восемь. Не было светловолосой улыбчивой девушки с соседней улицы, лысоватого согнутого в дугу молодого парня (раньше он играл на контрабасе в Филармонии, но после постановки Купола устроился садовником в Большом Саду). Сторожа из магазина напротив тоже не было, вчера он наконец получил черную карточку и, отметив это событие с друзьями, видимо, решил больше не ждать… Дверь прошипела и закрылась за спиной парня в фиолетовой робе, шлюз уполз, и автобус тяжело сдвинулся с места. Ещё три минуты, и последние дома Поселка скрылись за поворотом, открывая взгляду голую равнину, по которой то здесь, то там прокатывались рыжеватые вихри. Вихрей было немного. Хорошо. Значит, сильного шквала не ожидается.
На соседних сидениях люди зашуршали фиксаторами, на сантиметр ослабляя ремни, туго притянувшие каждого к креслу. Водитель, рыжеусый мужчина с изрезанными морщинками глазами, прищурился, глядя в боковое зеркало, и покачал головой. Люди, как по команде, затянули ремни обратно. С водителем не спорили. Он здесь царь и бог. Даже служители Порядка не могут указывать водителю в его автобусе.
Внезапный рыжий вихрь, возникший прямо на дороге, качнул тяжеленную тушу автобуса. Стекла натужно закряхтели, но выдержали. Над кем-то нервным загорелась красная лампочка. Парень из Службы Порядка нажал секундомер. Через три секунды лампочка погасла, и секундомер был выключен. Нервный гражданин успел успокоиться за отведенные законом 8 секунд и больше ничем не проявлял себя. Всё-таки удивительно, как быстро люди привыкают даже к самой жесткой дисциплине, если речь идет о выживании. Наверное, те, кто не привыкают, быстро набирают 20 карточек и уходят. За последние пару лет число тех, кого выводили за дверь, резко сократилось, что не могло ни радовать. Первые годы много было нервных и отчаянных. И много сумасшедших. Впрочем, последних и сейчас немало, только они тоже стали как-то тише…
Взгляд мой невольно скользнул по длинным кружевным перчаткам сидевшей напротив женщины. Под перчатками тускло поблескивала покрытая шрамами от ожогов белая кожа. Такие же шрамы можно было рассмотреть на скрытом темной сеткой вуали немолодом лице. Заметив мой взгляд, Нинель Борисовна оторвалась от окна и кивнула. Я поспешил кивнуть в ответ. Женщина покачала головой и, вновь впиваясь взглядом в окно, вздохнула:
– Что-то Лёлик сегодня неспокоен. Опять будет сердиться, что я не тороплюсь домой. – Нинель Борисовна неожиданно обратила ко мне совершенно детский взгляд больших светлых глаз, – а мне страсть как хочется еще погулять, подышать воздухом!
Последнее слова он произнесла тихо, почти умоляюще.
Пара оранжевых вихрей терлось об автобус, бросая его то влево, то вправо.
Нинель Борисовна сокрушенно всплеснула руками:
– Ну хоть чуточку, Лёлик! Хоть пару часов! – Женщина умоляюще сложила руки и неотрывно глядела на какое-то облако на востоке.
Она была не в себе. Незадолго до прихода рыжих вихрей ее муж погиб на работе при неясных обстоятельствах. Вскоре начали появляться эти вихри. Сперва редко, по одному. Люди тогда ещё ходили по улице, небо было обычного голубого цвета, была трава и, насколько я помню, даже деревья. О приближении вихря всегда сообщала сирена. Но почему-то когда Нинель с внучкой (веселая была девочка с непослушно торчащими рыжими косичками, – мы жили в соседних домах, и я часто встречал ее), когда они возвращались с праздника, вихрь налетел моментально, без всякой сирены. Нинель Борисовну он отшвырнул к противоположному дому, опалив ей лицо и руки. Этими обожженными кровящими руками она потом пыталась выцарапать чудом уцелевшие глаза, когда увидела, что вихрь оставил от ее внучки. Эта девочка была последней, от кого вихрь оставил хоть что-то…
Вихри стали приходить чаще и внезапнее. Спустя год, глядя на серое с рыжими облаками небо, никто уже точно не мог вспомнить, какого именно цвета оно было раньше. Принято было считать, что голубого, но какого точно? Как робы Службы Чистоты? Как кафель в туалете? Вероятнее всего, как купол в Большом Саду, хотя он был скорее зеленый, в нем отражались растения. Да, уже через полгода все растения, которые еще сохранились, были собраны в Большом Саду. Снаружи ветер не прекращался. Его рыжие вихри в считанные секунды разрывали на мельчайшие куски любую органику.
Спустя 18 месяцев после случая с внучкой Нинель Борисовны, люди полностью отказались от выхода на улицу, обнеся защитным куполом Город и отдельные кварталы Поселка. Все перемещения осуществлялись на герметичных автобусах, которые сообщались с куполами посредством шлюзов. Еду и медикаменты тоже привозили автобусы. Они всегда ходил по расписанию, потому что воздуха в остановках было на строго определенное время. Последние дни автобус из Поселка все чаще задерживался, так что иногда воздух приходилось подкачивать.
Автобус сильно дернулся, натыкаясь на очередной вихрь.
– Достаньте индивидуальные маски, – раздался по громкой связи голос водителя.
Салон синхронно зашуршал сумками.
– Нинель Борисовна, достаньте маску, – тихо прошептал парень из Службы Порядка, касаясь ее плеча.
Женщина не отрывала взгляд от окна:
– Ах, бросьте, она мне не поможет! – Она указала рукой в кружевной перчатке на восток, – Лёлик очень сердится!
Я проследил взглядом в том направлении, куда указывала рука в кружевной перчатке. Туча на востоке приближалась, быстро притягиваясь к земле и образуя огромный бурый вихрь. В салоне одна за другой замигали красные лампочки. По мере того, как вихрь приближался, лампочек становилось все больше, некоторые уже не гасли. Замелькали красные карточки штрафов. Одна. Две. Пять. Семь… В сущности, было уже совершенно без разницы, сколько карточек выпишет сейчас тебе служитель Порядка – через несколько минут каждого из нас ждет судьба 20-ти карточек.
Нинель Борисовна хлопнула руками по коленкам и визгливо крикнула оконному стеклу:
– Да ты совсем рехнулся, Лёлик! Прекрати сейчас же эти сцены! Люди смотрят! Постыдись!
Ответом ей был нарастающий рокот приближающегося вихря.
Последние недели автобусы всё чаще попадали в аварии. Один из маршрутов пришлось закрыть из-за невозможности проехать. Но наш до сих пор считался самым безопасным. Водитель остановил автобус. Пятитонная туша тяжело осела на землю и вгрызлась в нее стальными щупальцами. При одиночных сильных порывах это спасало, но такой мощи и ярости вихрь я видел впервые. Автобус затрясло, стекла жалобно застонали.
Нинель Борисовна последний раз бросила взгляд в окно и встала. Хватаясь за поручни, чтобы не оступиться в дребезжащем автобусе, она прошла к двери и небрежно бросила застывшему за рулем водителю:
– Открой дверь, я его успокою.
Водитель, не первый раз видевший Нинель Борисовну и привыкший уже к ее странностям, отмахнулся:
– Сядьте, матушка, переждем.
Но Нинель, впившись в него своими светлыми детскими глазами, упрямо затрясла головой:
– Да какое там, переждем! Лёлик за мной пришёл, и он заберёт меня в любом случае, одну или с автобусом! – Она указала рукой на несколько небольших вихрей, сопровождавших большой. – Вся семья в сборе, смотри: и Настя, и Женя, и Олечка. А меня нет. Лёлик всегда сердился, когда я опаздывала на семейные праздники, а после аварии на работе и вовсе злится по любому поводу. – Нинель Борисовна внимательно посмотрела на мужчину за рулем, – давай не будем сердить Лёлика.
Она осторожно достала из кармана черную блестящую карточку и протянула водителю. На глянцевой поверхности отражались четыре вихря, неотвратимо подступающие к автобусу. Водитель вздрогнул и с подозрением глянул на служителей Порядка. Черная карточка была разрешением на добровольный выход на улицу. Человеческий материал, даже после смерти, был слишком ценен, поэтому получить такую карточку было большой привилегией, не каждому дозволялось умереть в то время и в том месте, которое он сам выберет. Двое из Службы Порядка подошли к Нинель Борисовне, та сунула им карточку:
– Ну же, быстрее, я тороплюсь.
Автобус качал всё сильнее, стекла уже не дребезжали, а гудели, прогибаясь внутрь, небо потемнело. Служители порядка внимательно осмотрели карточку, сунули ее в висевший на поясе у одного прибор и кивнули водителю:
– Она подлинная, на Нинель Борисовну выписана.
– Да открой ты уже, дубин рыжая! – Заорала вдруг Нинель, – пусти меня к мужу, пока он и вас за компанию не прихватил!
Зашипела дверь, выпуская женщину в шлюз. Она почти бежала, ее силуэт виднелся сквозь изгибы шлюза. Мгновенье – и она уже снаружи. Замигали красные лампочки, кто-то отвернулся от окна.
Нинель Борисовна торопливо шла по рыжему полю навстречу четырем вихрям, застывшим метрах в ста от автобуса. Вихри не приближались, только изредка в самом крупном пробегала молния. Тогда женщина кивала головой и ускоряла шаг. Минута. Другая. Никогда не стихающий ветер трепал вуаль, но Нинель продолжала быстро идти.
Лампочки стихли. Завороженные, не дыша, люди следили, как маленькая старушка торопливо идет навстречу гигантским вихрям, как периодически взмахивает руками, качает головой и будто грозит пальцем… Вихри обняли старушку с четырех сторон, и в тот момент, когда ее силуэт уже почти скрылся в их кручении, кому-то показалось, что он видит двух мужчин, стройную девушку и маленькую девочку, тесным кругом обступивших женщину. Вихри слились в один, вытянулись и вновь стали серой тучей, которая вскоре бесследно расползлась по небу.
С каждым днём вихри становились реже и слабее.
Спустя год, люди снова вышли на улицу. Через 18 месяцев после ухода Нинель Борисовны купол был снят.
