«Станция «Щелковская». Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.» – пронеслось где-то передо мной как через стекло.
Я растерянно моргнула, отгоняя сонливость и вяло текущие приятные мысли ни о чем конкретном, больше напоминающие теплую подогретую офисную атмосферу, из которой я и вынырнула меньше часа назад. Потянула ноги и торопливо подскочила, направляясь к выходу. Интересно, который раз я уже прохожу через эту станцию – тысячный? Она создает впечатление части моего дома, хотя я тут и не живу.
Долгая история не обязательно должна быть яркая каждую секунду. Наоборот, залог ее стабильности в верном балансе цветов «вне радужной палитры» и цветов кричащих, поэтому и внешне и внутренне транспорт – не самое приятное место, пышущее энтузиазмом. Оно и не должно быть фантастическим фейерверком и карнавалом рекламы, оно должно выполнять свои функции. Благодаря этой монотонности и небольшой готической мрачности, я могу пересчитать по пальцам руки любимые мною станции – в основном это современные, где много света, стекла, воздуха, металла и пространства для остановки. Метро – это не добрый волшебник в голубом вертолете, который перенесет тебя по камину в зеленом огне до точки икс. В основе своей сути это какой-то свой отдельный мир, который не всегда интересуется твоими проблемами. Точнее – почти никогда не интересующийся твоими проблемами. Теснота, запахи тысяч потеющих (и не самых приятно пахнущих) тел и перепады температур – это реальность, с которой так не хотят мириться автолюбители (поэтому они и гоняют по поверхности земли).
Но за что я точно благодарна метро, невзирая на не к месту излишнюю мрачность и легкое напряжение людей, так это за скорость и доступность. За то, что я могу смело и свободно строить планы на вечера и не бояться, что меня в нем ограбят на каждом углу. Такого не было ни разу, даже когда я по рассеянности дважды забыла сумку с ноутбуком на станции.
Метро – это для подавляющего большинства людей небольшая встряска, и, скорее, не очень приятное, но неизбежное и, не лишенное своеобразной атмосферы, долгожданное изобретение.
Все видят друг друга, но одновременно и не видят. Людей так много, что оценить их сознательно после многих лет поездок, становится невозможным. Иногда мы слышим соседа по периллам, но никогда не узнаем наверняка, какой именно перед ним или ней человек. Иногда можно наблюдать что-то милое. Иногда – кто-то отнесется к тебе требовательно, иногда человек перед тобой будет из себя представлять воплощение слова «эпатажно», безразлично глядя в окно вагона в собственное отражение, пока все косятся на ручку от игрушек для взрослых из его сумки.
Метро не выставляет условий для входящих, не устраивает сегрегацию, не осуждает и не мучает, не отказывает в тепле или перевозе. Только в эпидемию этот бастион выставил свое дополнительное условие: либо в маске и перчатках, либо никак. С учетом всех переменных, это мне не показалось таким уж великим требованием.
По моей оценке, подземка – не самое страшное место. Оно оглушающе шумное, пахнущее сталью, пылью, каучуком и железом, людьми и изредка едой. Но иногда оно очень удобное, спокойное, уютно гудит и, главное, домчит тебя именно туда, куда тебе надо. Оно сулит сохранность жизни для взрослых и некую неуловимую угрозу для детей и стариков, которых недостаточная масса тела, расторопность или смелость может вынести за пределы потока. Последние, подсознательно чувствуя угрозу, всегда стараются держаться настороже и могут атаковать первыми, но, к счастью, в основном им просто уступают место во избежание проблем.
Подземка, при всем невообразимо чудовищном многообразии людей, в нее поступающих, не злое и в целом безопасное место. Подземка – как домик от ледяного холода для бездомного. Как возможность найти родителей для потеряшки. Как хороший источник интересного заработка.
Я почти не помню своих дней в метро, это всё равно, что специально запоминать обеды и ужины за несколько лет. Но некоторые истории – больше девяти десятых они так или иначе связаны с конфликтами, потому такие и четкие, – я всё же порой перебираю в памяти, когда вижу нечто схожее, но уже не в метро.
Был ругающийся наркоман, которого было легко спугнуть суровым взглядом неподвижных немигающих глаз и сменой позы. Различить его было бы трудно, но он очень громко кричал, перекрывая музыку в наушниках, не мигал и почти задел меня руками, когда я упрямо продолжала его игнорировать. Это было интересное наблюдение: я лишь на него посмотрела с яростью, и этого оказалось достаточно. Вероятно, уязвимые и психически нестабильные люди сами не выносят своего состояния, и им не надо давать физический отпор или даже кричать, а достаточно правильно продемонстрировать угрозу позой или взглядом, чтобы они оставили тебя в покое…
Еще одно воспоминание. Были драчуны, забрызгавшие фонтаном крови из носа стену 1 вагона. Они не замечали, как ударяли стоявших рядом пассажиров, прищемив молодую девушку к стенке вагона головой. Было больно и страшно, но никто из двоих и не думал ни извиняться, ни обращать внимание на происходящее помимо них, полностью поглощенные своим эго и болью от синяков. Это вселило отвращение к первобытности человека, который дерется с кем-то, к тому, как легко люди, лишенные самоуважения и уважения к другим, переходят границы и причиняют травмы. Это тоже было любопытное, хоть и болезненное наблюдение: вагон обманчив, ты не можешь полностью уйти в себя в любой его точке. Это приучило выбирать место и позицию для поездки заранее. И то, что стоит думать о своей безопасности чуть больше.
Нечасто ездят теплые, опрятно одетые семьи с ухоженными мамами и с маленькими детьми, по которым было видно, что их любят и о них заботятся. Один раз меня поразила безумная пара, где мускулистый невысокий мужчина гнался за рыдающей женщиной через проходы и вагоны, а она, замотанная в черный балахон, бежала вперед, не разбирая дороги и давясь плачем, пока толпа расступалась от них, как от прокаженных. Я попыталась задержать его, но стало понятно, что разница в физической силе слишком велика, и от моих попыток уцепить его за руку он отмахнулся как от назойливой мошкары. Но это привлекло внимание крупного детины, который погнался за ним, чтобы оттащить от женщины, вместо меня. Я стояла в потоке посреди толпы, удивленная собственной прыткостью и немножко грустная, что лишь один человек решил мне помочь, но и обрадованная, что не влипла в неприятную историю и, хотя бы, привлекла внимание. Однако что-то мне подсказывает, что жене этого человека стоит посочувствовать.
Были домогающиеся до школьниц безликие насильники – будущие или уже опытные. С извращенцами, трогающими девушек и женщин в разных местах без их согласия, разговоры вести противно и обидно. Я не побоюсь ввязаться в драку, но, если взвесить все за и против, повод для драки есть, а желания потом оправдываться ни за что – нет. Трудно объяснить, почему ты вдруг молча начинаешь ударять человека, особенно, если никто не видел, куда он совал тебе руки. Или объяснить, почему не кричишь: потому что на это нет сил, нет желания кричать, так как я – не жертва, я очень даже могу за себя постоять. И еще мне страшно, поэтому крик сам застрял в горле, и обидно, потому что никто не имеет права так меня трогать без согласия. Мужчины, как правило, чувствуя угрозу, могут недвусмысленно дать сдачи, без криков о помощи и потери времени, сразу за себя отомстив. Мне кажется, что это пример достойный подражания. А женщины почему-то должны были кричать, либо молча мучиться. Но эти времена уже миновали, и девочки больше не агнцы на заклание.
Однако, я сделала себе пометку, что, если ты одета красиво и не супер-обтягивающе или открыто, но тебя лапают, можно смело бить по рукам. На мой взгляд, можно хоть в очень коротких шортах прийти или обтягивающей футболке, но это все равно не означает, что я даю разрешение на прикосновения к своему телу. Но это мои собственные убеждения, и потому я добродушно отношусь как к тем, кто ходит, закутавшись в 7 слоев, так и к тем, кто забыл утром штаны одеть. Что-то мне подсказывает, что никто не должен спускать с рук такое обращение с собой, но, быть может, девочки боятся защищаться, так как боятся за свою жизнь? Просто мне уже давно надоело бояться постоянно за свою жизнь, и я решила бороться?
У людей есть полное право на самозащиту и отпор обидчикам, и не было раза, чтобы я им пренебрегла, с тех пор как я это осознала. А осознается это после долгого печального переживания первого приставания. После того, как к тебе пристают, мир становится на короткое время очень страшным и печальным местом, особенно если не хватило смелости или сил закричать, дать отпор сразу. Ведь никто не задержит его и не вызовет полицию – от тебя лишь отшатнутся. Такие случаи не часты, поэтому никто не посочувствует и просто не поймет, что случилось, если ты на месте не закатишь громкую и бессмысленную истерику насильнику, а на нее от страха и неожиданности в большинстве случаев нет никакой энергии. А извращенец очень быстро сбежит – они всегда быстро умеют бегать. Когда ты думаешь о своих делах и вдруг чувствуешь чужое прикосновение там, где его не должно быть, – это табу. Нельзя.
Ну, а если подумать про другие случаи непрошенного вторжения в твои мысли и чувства, то неизменными гостями этой рубрики являются попрошайки и барды с переносными музыкальными колонками. Если первые не вызывают сочувствия (только если у них не оторваны ноги), то артисты хотя бы что-то дают взамен своей просьбы пожертвования, поэтому ты часто даже можешь насладиться их творчеством. Они предлагают некий продукт: песни, танцы, музыку, стихи, жонглирование. Они трудятся, а не работают на сильного покровителя своим лицом. Мне раньше было жалко попрошаек, но теперь совсем нет.
И всё же, обе эти категории вторгаются в твое пространство, когда ты едешь и заботишься о своих интересах и спокойствии. В основном они отвлекают от каких-то твоих дел и возвращают тебя в мир, но ничего, кроме холодного вежливого любопытства испытать к ним не получается.
Есть еще такие люди, которые выделяются на общем фоне (хотя и этот общий фон, если потрудиться разобраться в пассажирах, вовсе не такой и серый) и которые сами собой запоминаются. Откладываются в коробочку «Категория 1». ОМОНовцы и инвалиды с своими спутниками, медленные, скрюченные старички и старушки, крошечные, редкие школьницы и студенты, трансвеститы-мальчики и измученные, уставшие сантехники – все они возникают и исчезают в переходах и вагонах, так быстро и так молчаливо, что ты только удивляешься, а правда ли они были тут? В метро можно увидеть людей со всего спектра физического обличия и внутренней начинки.
И последняя, еще одна важная, неизменная категория пассажиров: влюбленные. На них стоит обращать внимание почаще, так как именно они, как яркое пятно, привлекают к себе взгляд своим довольным и светящимся лицом на любой станции. Но если бы я попыталась как-то обобщить эту категорию и выявить только одну ее часть, то это было бы пренебрежением к действительно многообразному проявлению любви. Здесь есть доброжелательные, заботливые, теплые или страстные отношения между людьми, которые находят лазейку в сердцебиении людских потоков, и их вполне можно заметить невооруженным глазом, если только понаблюдать.
Кто же они? Молодые и среднего возраста, ухоженные, сияющие улыбками девушки и их мужчины, с перевязанными черными шарфами шеями. Они как из другой планеты, всем схожи с прочими, но при этом внутри они мерцают довольством собой и жизнью, начисто игнорируя окружающие несовершенства. Их, кстати, именно по этому признаку и легко отметить: истинно любящего, влюбленного в кого-то или во что-то человека трудно сбить с толку, вырвать из лап внутреннего света и заставить отразить на лице или хотя бы походке печаль, озлобленность, возмущение или растерянность. Влюбленность работает как мощный антивирус против прочих вторгающихся в сознание программ, бережно храня прекрасное настроение своего владельца. Эта магия рано или поздно будет колебаться, будет расти и падать, но счастливый влюбленный человек будет автоматически менять отношение окружающих к себе, если с ними столкнется. Он даже их отношение к миру на короткий миг способен поменять и заставить улыбнуться.
И эти инопланетяне одни из самых приятных ездоков, пропустившие перед собой в моем личном хит-параде только младших школьников, неизменно тихих, спокойных и еще слишком маленьких, чтобы причинять кому-то вред, и сияющих. Это те люди, которые помогут поднять неподъемную бабушкину тележку на колесиках на 200 ступенек, уступят место беременной, хотя сами будут валиться с ног, помогут собрать рассыпанные книги из порванного пакета на станции и не испугаются встать лицом к лицу с насилием и угрозой.
Поезд тронулся и исчез в тьме тоннеля, ведущего в технический тупик. Желтые стены Щелковской тихо отражали еле уловимые слегка звенящие звуки, доносимые только что уехавшим поездом, а по платформе неторопливо и медленно копошилась редеющая толпа в сторону выхода. Маятник остановился, и рабочая неделя закончилась.
