КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Рассказ танкиста [Александр Трифонович Твардовский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Твардовский Рассказ танкиста


А. ТВАРДОВСКИЙ

О поэте

Сейчас вы встретитесь — кое-кто, наверное, впервые — со стихами человека, чья поэзия — верный друг ваших братьев, отцов и дедов,

Александр Трифонович Твардовский родился ещё до Октября, в 1910 году, и детство своё провёл на Смоленщине.


Я счастлив тем, что я оттуда,
Из той зимы, из той избы.
И счастлив тем, что я не чудо
Особой, избранной судьбы.

Одна из первых поэм Твардовского «Страна Муравия» рассказывает о долгом и нелёгком пути в колхоз, который проделал её герой Никита Моргунок.

Но с особенной силой зазвучала поэзия Твардовского в годы Великой Отечественной войны. Кто в дни войны не мечтал приблизить час победы! Этим жил и Твардовский, задумывая книгу, ставшую его личным подвигом, его собственным вкладом в разгром врага:


Я мечтал о сущем чуде:
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей.

Так родился «Василий Тёркин». Тёркин — «просто сам собой… обыкновенный… невысок, не то чтоб мал», но душа у него поистине богатырская, добрая, щедрая не только на беззаботно-весёлое словечко, но отзывчивая на чужую печаль и заботу.

Герой книги Твардовского был до того похож на настоящего человека, подлинного солдата, что в письмах (поэт стал получать их тогда очень много) автора просили сообщить, «на каком фронте, в какой части Тёркин воюет, не в нашем ли полку».

А Твардовский уже писал новую поэму — о горькой судьбе солдатской семьи, размётанной войной по свету, и называлась она «Дом у дороги». Мы не знаем, встретится ли вновь с женой и детьми, угнанными в фашистскую неволю, Андрей Сивцов. Быть может, эта история кончится так же печально, как это бывало тогда миллионы раз. «Нельзя об этом не думать, нельзя об этом не помнить, нельзя позволить, чтобы горькие дни вновь повторились!» — вот что говорил Твардовский своей поэмой и многими стихами, которые посвятил памяти павших за свободу своей земли.

«За далью — даль» — это название одной из последних книг поэта очень хорошо раскрывает смысл и всей прожитой им жизни, и самой истории нашего народа. Всё новые дали, всё новые горизонты открывались перед поэтом, начавшим когда-то скромными стихами в областной газете. И ведь он — «не чудо особой избранной судьбы». Его дорога такова потому, что к новым далям шёл весь его народ:


Спасибо, Родина, за счастье
С тобою быть в пути твоём!

Каждый из вас, юные читатели этой книги, ещё только начинает свою дорогу. Впереди у вас всё более глубокое знакомство с литературой, поэзией. Здесь перед вами тоже будет раскрываться «за далью — даль». И тогда вы поймёте, что настоящая поэзия — неисчерпаема.


А. Турков

Есть обрыв, где я, играя…

Есть обрыв, где я, играя,
Обсыпал себя песком.
Есть лужайка у сарая —
Там я бегал босиком.
Есть речушка — там я плавал,
Как бывало, не дыша.
Там я рвал зелёный явор,
Плётки плёл из камыша.
Есть берёза вполобхвата,
Та берёза на дворе,
Где я вырезал когда-то
Буквы САША на коре…
Но во всей отчизне славной
Нет такого уголка,
Нет такой земли, чтоб равно
Мне была не дорога.

Я иду и радуюсь…

Я иду и радуюсь. Легко мне.
Дождь прошёл. Блестит зелёный луг.
Я тебя не знаю и не помню,
Мой товарищ, мой безвестный друг.
Где ты пал, в каком бою — не знаю,
Но погиб за славные дела,
Чтоб страна, земля твоя родная,
Краше и счастливее была.
Над полями дым стоит весенний,
Я иду, живущий, полный сил.
Веточку двурогую сирени
Подержал и где-то обронил…
Друг мой и товарищ, ты не сетуй,
Что лежишь, а мог бы жить и петь.
Разве я, наследник жизни этой,
Захочу иначе умереть!..

Мать и сын

На родного сына
Молча смотрит мать.
Что бы ей такое
Сыну пожелать?
Пожелать бы счастья —
Да ведь счастлив он.
Пожелать здоровья —
Молод и силён.
Попросить, чтоб дольше
Погостил в дому,—
Человек военный,
Некогда ему.



Попросить, чтоб только
Мать не забывал, —
Но ведь он ей письма
С полюса писал.
Чтоб не простудиться,
Дать ему совет?
Да и так уж больно
Сын тепло одет.
Указать невесту —
Где уж! Сам найдёт.
Что бы ни сказала —
Ясно наперёд.
На родного сына
Молча смотрит мать.
Нечего как будто
Пожелать, сказать.
Верит — не напрасно
Сын летать учён.
Как ему беречься, —
Лучше знает он.
Дело, что полегче,
Не ему под стать.
Матери, да чтобы
Этого не знать!
Он летал далёко,
Дальше полетит.
Трудно — перетерпит.
Больно — промолчит.
А с врагом придётся
Встретиться в бою —
Не отдаст он даром
Голову свою.
Матери — да чтобы
Этого не знать…
На родного сына
Молча смотрит мать.

Высшая честь

С бомбёжки летит эскадрилья до дому,
Морозное небо винтами гребёт.
Вдруг видят товарищи: правый ведомый
От строя отстал самолёт.
Казалось бы что же? Простой непорядок,
Но тут, под обстрелом, иной разговор:
В машине Мазаева финским снарядом
Вдруг выведен правый мотор.
На правую плоскость огонь выбегает.
Идти на посадку решает пилот.
И вслед за подбитой машиной другая —
На помощь Лобаев идёт.
Куда он, парнишка, почти что безусый?
Тут лётчик постарше и опытней был.
Фамилия лётчика этого Трусов,
А имя его — Михаил.
Минует минута, другая и третья,
И каждая так дорога!
Мазаев площадки ещё не приметил,
А пламя по плоскости выстелил ветер,
И всё на глазах у врага.
И только что сесть удалось самолёту,
Верхушки дерев задевая огнём,
С опушки строчат по нему пулемёты,
Бегут к озерку белофинские роты,
Троих оцепляют кругом.
Машина пылает. Стоят они трое:
Мазаев, да Климов, да Пономарёв,
А вся эскадрилья встревоженным строем
Кружится над ними: не кинем, укроем!
И с воздуха рубит врагов.
Штурмуя опушку, с лихою ухваткой
Над лесом машины дают виражи.
Противник уже наступает с оглядкой.
Но что это? Трусов идёт на посадку.
Возьми его! Вот он, держи!
И всё остальное проходит так быстро,
Быстрее, чем этот рассказ:
Один в бомболюки, а двое к радисту —
И все в самолёте. И — газ!
Тут дерзости мало одной удивляться,
Хоть это и редкий пример.
Тут самое трудное было подняться,
Но Трусов и это сумел.
Поднялся, пристроился правым ведомым,
И вновь эскадрилья вперёд понеслась
Так стройно, как будто над аэродромом,
Над полем советским, родным и знакомым,
Минуту назад поднялась.
Всё сделано чисто. Куда ещё чище?
Друзья спасены, а врагу
Осталось на озере только огнище
Да след самолёта на белом снегу.
У лётчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить — большая заслуга,
Но друга спасти — это высшая честь.

Танк

Взвоют гусеницы люто,
Надрезая снег с землёй,
Снег с землёй завьётся круто
Вслед за свежей колеёй.
И как будто первопуток
Открывая за собой,
В сталь одетый и обутый,
Танк идёт с исходной в бой.
Лесом, полем мимолётным,
Сам себе кладёт мосты,
Только следом неохотно
Выпрямляются кусты.
В гору, в гору, в гору рвётся,
На дыбы встаёт вдали,
Вот ещё, ещё качнётся,
Оторвётся от земли! —
И уже за взгорьем где-то
Путь прокладывает свой,
Где в дыму взвилась ракета,
Где рубеж земли,
Край света —
Бой!..

Давай-ка, товарищ, вставай, помогу…

— Давай-ка, товарищ, вставай, помогу,
Мороз подступает железный.
На голом снегу лежать на боку
Совсем тебе не полезно.
Держись-ка за шею, берись вот так,
Шагаем в полном порядке.
Замёрзли руки? Молчишь, чудак,
Примерь-ка мои перчатки.
Ну как, товарищ? Опять — плечо?
А вот и лесок. Постой-ка.
Теперь пройти нам столько ещё,
Полстолько да четвертьстолько.
Ты что? Оставить тебя в лесу?
Да ты, дорогой, в уме ли?
Не хочешь идти — на себе донесу.
А нет — дотащу на шинели.

Спичка

Запас огня, залог тепла,
Она одна при мне была.
Одна в просторном коробке —
Как в горнице сухой.
Одна во всей глухой тайге.
Зажги — и нет другой.
Застыла коробом шинель,
Метёт за воротом метель.
Вторую ночь в лесу встречай —
Той ночи нет конца.
Ну, спичка, спичка, выручай,
Не подведи бойца…
И чует жёсткая ладонь,
Что уцелел под ней огонь.
И завились, как червячки,
Сучки — сушья пучок.
Трещат, как спелые стручки,
Стреляют в кожу щёк.


Дымком повитое тепло
Под рукава ползком зашло.
Разута правая нога.
Что ночь, что холод мне!
Вот как бывает дорога
И спичка на войне.

Когда ты летишь

Когда ты летишь
Поутру на работу,
С земли своего
Узнают по полёту.
По крыльям знакомым,
По звуку мотора
Тебя узнают
На дороге шофёры.
Тебя провожают
Колхозницы в поле
Напутственным словом:
— Лети, наш соколик.
Лети, наш родимый,
На славу сражайся,
Живой, невредимый
Назад возвращайся…
И, спинкой мелькнув
Меж подсолнухов голой,
Бежит на задворки
Трёхлетний Микола.
По грядкам бежит,
Спотыкаясь, мальчонка.
Он машет тебе
Загорелой ручонкой.
Он долго и жадно
Следит за тобой,
Он тоже тебя
Посылает на бой.
А там, за рекой,
За крутым поворотом,
Тебя уже видит
Родная пехота.
И лица усталые
Сразу моложе,
И если б ты слышал,
Услышал бы тоже:
— Наш славный товарищ,
За взгорком враги.
До них подобраться
Ты нам помоги.
Хвати их фугасом
По каскам литым.
Мы лишнего часу
Им жить не дадим.
Спасибо, товарищ,
За помощь в бою,
Спасибо, родной,
За работу твою…
И вот, развернувшись,
Летишь ты обратно.
Машина работает
Ровно и внятно.
И вновь под тобою —
Прибрежные сёла,
И щурится, глядя
Под солнце, Микола.
Кричит с огорода:
— Ой, баба, ой, мама,
Бегите, глядите —
Тот самый, тот самый!..

Рассказ танкиста

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти — двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей,
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, —
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл, и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец!
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.

Сыну погибшего воина

Солдатский сын, что вырос без отца
И раньше срока возмужал заметно,
Ты памятью героя и отца
Не отлучён от радостей заветных.
Запрета он тебе не положил
Своим посмертным образом суровым
На то, чем сам живой с отрадой жил,
Что всех живых зовёт влекущим зовом…
Но если ты, случится как-нибудь,
По глупости, по молодости ранней
Решишь податься на постыдный путь,
Забыв о чести, долге и призванье:
Товарища в беде не поддержать,
Во чьё-то горе обратить забаву,
В труде схитрить. Солгать. Обидеть мать.
С недобрым другом поравняться славой,—
То прежде ты — завет тебе один,—
Ты только вспомни, мальчик, чей ты сын.

Василий Тёркин Главы из поэмы



На привале


* * *

Тёркин — кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.
Впрочем, парень хоть куда.
Парень в этом роде
В каждой роте есть всегда,
Да и в каждом взводе.
И чтоб знали, чем силён,
Скажем откровенно:
Красотою наделён
Не был он отменной.
Не высок, не то чтоб мал,
Но герой — героем.
На Карельском воевал —
За рекой Сестрою.
И не знаем почему, —
Спрашивать не стали, —
Почему тогда ему
Не дали медали.
С этой темы повернём,
Скажем для порядка;
Может, в списке наградном
Вышла опечатка.
Не гляди, что на груди,
А гляди, что впереди!
В строй с июня, в бой с июля,
Снова Тёркин на войне.
— Видно, бомба или пуля
Не нашлась ещё по мне.
Был в бою задет осколком,
Зажило — и столько толку.
Трижды был я окружён,
Трижды — вот он! — вышел вон.
И хоть было беспокойно —
Оставался невредим
Под огнём косым, трёхслойным,
Под навесным и прямым…
И не раз в пути привычном,
У дорог, в пыли колонн,
Был рассеян я частично,
А частично истреблён…
Но, однако,
Жив вояка,
К кухне — с места, с места — в бой.
Курит, ест и пьёт со смаком
На позиции любой.
Как ни трудно, как ни худо —
Не сдавай, вперёд гляди,
Это присказка покуда,
Сказка будет впереди.

О герое

— Нет, поскольку о награде
Речь опять зашла, друзья,
То уже не шутки ради
Кое-что добавлю я.
Как-то в госпитале было.
День лежу, лежу второй.
Кто-то смотрит мне в затылок,
Погляжу, а то — герой.
Сам собой, сказать, — мальчишка,
Недолеток-стригунок.
И мутит меня мыслишка:
Вот он мог, а я не мог…
Разговор идёт меж нами,
И спроси я с первых слов:
— Вы откуда родом сами —
Не из наших ли краёв?
Смотрит он:
— А вы откуда? —
Отвечаю:
— Так и так,
Сам как раз смоленский буду,
Может, думаю, земляк?
Аж привстал герой:
— Ну что вы,
Что вы, — вскинул головой, —
Я как раз из-под Тамбова, —
И потрогал орден свой.
И умолкнул. И похоже,
Подчеркнуть хотел он мне,
Что таких, как он, не может
Быть в смоленской стороне.
Что уж так они вовеки
Различаются места,
Что у них ручьи и реки
И сама земля не та,
И полянки, и пригорки,
И козявки, и жуки…
И куда ты, Васька Тёркин,
Лезешь сдуру в земляки!
Так ли, нет — сказать, — не знаю,
Только мне от мысли той
Сторона моя родная
Показалась сиротой,
Сиротинкой, что не видно
На народе, на кругу…
Так мне стало вдруг обидно, —
Рассказать вам не могу.
Это да, что я не гордый
По характеру, а всё ж
Вот теперь, когда я орден
Нацеплю, скажу я: врёшь!
Мы в землячество не лезем,
Есть свои у нас края.
Ты — тамбовский? Будь любезен.
А смоленский — вот он я.
Не иной какой, не энский,
Безымянный корешок,
А действительно смоленский,
Как дразнили нас, рожок.
Не кичусь родным я краем,
Но пройди весь белый свет —
Кто в рожки тебе сыграет
Так, как наш смоленский дед.
Заведёт, задует сивая
Лихая борода:
Ты куда, моя красивая,
Куда идёшь, куда…
И ведёт, поёт, заяривает —
Ладно, что без слов,
Со слезою выговаривает
Радость и любовь.
И за ту одну старинную
За музыку-рожок
В край родной дорогу длинную
Сто раз бы я прошёл.
Мне не надо, братцы, ордена,
Мне слава не нужна,
А нужна, больна мне родина,
Родная сторона!

В наступлении


* * *

Бой в разгаре. Дымкой синей
Серый снег заволокло.
И в цепи идёт Василий,
Под огнём идёт в село.
И до отчего порога,
До родимого села
Через то село дорога —
Не иначе — пролегла.
Что поделаешь — иному
И ещё кружнее путь.
И идёт иной до дому
То ли степью незнакомой,
То ль горами, где-нибудь…
Низко смерть над шапкой свищет,
Хоть кого согнёт в дугу.
Цепь идёт, как будто ищет
Что-то в поле на снегу.
И бойцам, что помоложе,
Что впервые так идут,
В этот час всего дороже
Знать одно, что Тёркин тут.
Хорошо — хотя ознобцем
Пронимает под огнём —
Не последним самым хлопцем
Показать себя при нём.
Толку нет, что в миг тоскливый,
Как снаряд берёт разбег,
Тёркин так же ждёт разрыва,
Камнем кинувшись на снег;
Что над страхом меньше власти
У того в бою подчас,
Кто судьбу свою и счастье
Испытал уже не раз;
Что, быть может, эта сила
Уцелевшим из огня
Человека выносила
До сегодняшнего дня, —
До вот этой бороздёнки,
Где лежит, вобрав живот,
Он, обшитый кожей тонкой
Человек. Лежит и ждёт…
Где-то там, за полем бранным,
Думу думает свою
Тот, по чьим часам карманным
Все часы идут в бою.
И за всей вокруг пальбою,
За разрывами в дыму
Он следит, владыка боя,
И решает, что к чему.
Где-то там, в песчаной круче,
В блиндаже сухом, сыпучем,
Глядя в карту, генерал
Те часы свои достал;
Хлопнул крышкой, точно дверкой,
Поднял шапку, вытер пот…
И дождался, слышит Тёркин:
— Взвод! За Родину! Вперёд!..
И хотя слова он эти —
Клич у смерти на краю —
Сотни раз читал в газете
И не раз слыхал в бою,—
В душу вновь они вступали
С одинаковою той
Властью правды и печали,
Сладкой горечи святой;
С тою силой неизменной,
Что людей в огонь ведёт,
Что за всё ответ священный
На себя уже берёт.
— Взвод! За Родину! Вперёд!..
Лейтенант щеголеватый,
Конник, спешенный в боях,
По-мальчишечьи усатый,
Весельчак, плясун, казак,
Первым встал, стреляя с ходу,
Побежал вперёд со взводом,
Обходя село с задов.
И пролёг уже далёко
След его в снегу глубоком —
Дальше всех в цепи следов.
Вот уже у крайней хаты
Поднял он ладонь к усам:
— Молодцы! Вперёд, ребята! —
Крикнул так молодцевато,
Словно был Чапаев сам.


Только вдруг вперёд подался,
Оступился на бегу,
Чёткий след его прервался
На снегу…
И нырнул он в снег, как в воду,
Как мальчонка с лодки в вир.
И пошло в цепи по взводу:
— Ранен! Ранен командир!..
Подбежали. И тогда-то,
С тем и будет не забыт,
Он привстал:
— Вперёд, ребята!
Я не ранен. Я — убит…
Край села, сады, задворки —
В двух шагах, в руках вот-вот…
И увидел, понял Тёркин,
Что вести его черёд.
— Взвод! За Родину! Вперёд!.. —
И доверчиво по знаку,
За товарищем спеша,
С места бросились в атаку
Сорок душ — одна душа…
Если есть в бою удача,
То в исходе все подряд
С похвалой, весьма горячей,
Друг о друге говорят.
— Танки действовали славно.
— Шли сапёры молодцом.
— Артиллерия подавно
Не ударит в грязь лицом.
— А пехота!..
— Как по нотам,
Шла пехота. Ну да что там!
Авиация — и та…
Словом, просто — красота.
И бывает так, не скроем,
Что успех глаза слепит:
Столько сыщется героев,
Что — глядишь — один забыт.
Но для точности примерной,
Для порядка генерал,
Кто в село ворвался первым,
Знать на месте пожелал.
Доложили, как обычно:
Мол, такой-то взял село,
Но не смог явиться лично,
Так как ранен тяжело.
И тогда из всех фамилий,
Всех сегодняшних имен —
Тёркин — вырвалось — Василий!
Это был, конечно, он.

Оглавление

  • О поэте
  • Есть обрыв, где я, играя…
  • Я иду и радуюсь…
  • Мать и сын
  • Высшая честь
  • Танк
  • Давай-ка, товарищ, вставай, помогу…
  • Спичка
  • Когда ты летишь
  • Рассказ танкиста
  • Сыну погибшего воина
  • Василий Тёркин Главы из поэмы
  •   На привале
  •   О герое
  •   В наступлении