КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Пацифизм (СИ) [notemo] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Названия, локации и т.д. придумывала/составляла сама, и все совпадения случайны™

Некоторые вещи позаимствованы из нашего мира (подробнее см. в примечаниях к последней главе)

«Твоя кровь, твои кости,

твой голос

и твой призрак».

1.

Сначала Ллойд не понял, что произошло.

Почему вдруг стало так темно и страшно, и воздух стал горячим.

Кто-то ходил между осколков стекла. Разломанной в щепки мебели, крови и тел. Он имел почерк: быстрый, холодный, расчётливый почерк хорошего наёмника. Ему потребовалось две минуты, чтобы устроить хаос внутри — и ещё какое-то время, чтобы хаос подготовить снаружи.

Этот кто-то скрывался во тьме и не принадлежал к касте Джефферсона. Ллойд не знал, кто он, но в бреду думал про себя, какому влиятельному уёбку босс мог так насрать.

Ллойд считал в голове шаги кибергниды: раз-два-три. Он не спешил. Высматривал, как дикий хищник, представляет ли подбитая добыча опасность; останавливался у стонущих тел. Может, пинал ногой. Может, у него в мозгах были вшиты нано-супер-пупер датчики, а может, под крепкой бронёй скрывался просто ебучий извращенец.

В темноте ничего не видно, если ты человек.

И Ллойд знал, что его укромное убежище заканчивается там, где начинается мозг некого сверхчеловека.

Но ебливый киборг не двигался — суставы его работали со свойственным механическим звуком. Он стоял в центре зала, судя по звукам и ощущениям; Ллойд безошибочно понимал — смотрит.

— Где Джефферсон Файк? — спросил он вдруг спокойным голосом. Приятным хрипловатым мужским голосом.

Где, сука, Джефферсон?

Обращено к одному единственному человеку — Ллойду под столом. Остальные либо пали смертью героя, либо в полной мере осознали, какое лютое дерьмо с ними произошло. И стонали, стонали, стонали — гул смешался с голосом кибергниды, отдаваясь естественным тревожным ощущением в груди.

Ллойд сглотнул кислую слюну. Он не знал, где Джефферсон, он приходился Джефферсону никем. Прохрипел сухим ртом:

— Я не знаю.

Где-то маячило понимание: выдавать себя не лучший вариант — и тут же перебивалось фактом, что зачинщик кровавой бани — не человек.

И он прекрасно знал, где Ллойд. И знал, у кого спросить.

И не нужны ему нахуй солдаты, защищавшие жопу босса. Ему нужен, мать его, Джефферсон Файк.

— Хорошо.

Ллойд не оценил пафосное промедление кибергниды; он словно рисовался перед жертвами, сладко потягивая время. Что вы, суки, слышите, какой я пиздатый. Слышите и корячитесь в боли. Хотелось въехать ему по морде на поднявшемся адреналине, но к собственному телу вновь возвращались чувства.

А в кромешной тьме и громком ужасе Ллойд смог расслышать тихое шуршание искусственных суставов.

После понял что, всё-таки, случилось.

***

Конечно, кровавая резня в конференц-зале «Гранд-плаза» не получила огласки на таблоидах СМИ; это были дела сугубо мафиозные. Погибших зарыли, замолчавшим заплатили, не желающим молчать — отрежем язык. Просто как дважды два.

Жить без правой руки — всё равно, что пытаться отсосать самому себе. В теории можно, по факту никак; Ллойд боролся с этой мыслью и так и эдак, первое время уходя в отрицание. Что никакие киборги с ним не дрались, а руку отчекрыжил старый вонючий Джефферсон за косяк. Таблетки и мозгоправы помогли восполнить этот пробел.

После начался гнев. На себя, людей, паскудную машину, противника босса, весь мир — тогда в квартире Ллойда поселился Китон. Помогать со швом и — как сказал сам — «учиться дрочить левой».

— Ну в самом-то деле, чего ты хотел? — Китон не отличался какими-то навыками психолога. Китон был рождён позитивным. — Ты работал на картель! Картель!

От понимания ситуации ничуть не легче.

— Заткнись, — обрубал его Ллойд на полуслове, — курево принёс?

Он лежал на диване, смотря на Китона, застрявшего в проходе, снизу-вверх. Китон порылся в карманах своих безразмерных брюк и швырнул пачку в угол комнаты, где этот самый диван и стоял.

На кухне Китон продолжил пиздеть:

— Если так и лежать, озлобленным на весь мир, то всякие киборги-хуиборги продолжат плодиться, — судя по звуку, он что-то резал на доске, — поэтому перегоняй свой гнев… Во что-то нужное.

— Ты предлагаешь мне уничтожить эту империю? Ну чувак, ну серьёзно?..

Китон всегда любил преувеличивать, пафосные книжки и надуманные подвиги.

— А тебе не нравится идея? Окей, давай брать ниже.

— Нет, просто… Блять, понимаешь, — на кухне Китон не мог услышать, но Ллойд выпустил воздух через нос и, жмурясь, потёр висок. — Я бы с радостью, конечно, дал пизды этому ублюдку, но одной руки у меня уже нет!

— Я пытаюсь тебя подбодрить, дружище, — слабо оправдался Китон и кинул картошку (картошка, звучало как картошка) в кастрюлю. — Но почему же нет? Тот парень как-то попал в этот проект.

— Битва двух идиотов: один целый и машина, второй без руки и человек.

Ллойду нравилось взаимодействовать с Китоном через коридор и комнату; он даже находил это забавным и тихо посмеялся.

— Ну, а вообще, ты подумай. Ты же знаешь, как.

— Что — «как»?

— Кто подмажет, чтобы тебя взяли в проект. Руку там пришьют. Кибер-костюм дадут.

Богатая фантазия не всегда играла Китону на пользу — иногда его просто невозможно остановить, и тот сбивает все границы. Ллойд своего школьного дружбана всерьёз редко воспринимал, но эта его мысль осталась в голове. Не слишком заметная, нужная и правильная — но осталась. Как вариант на крайний случай. Утешение и, может, часть терапии, которую Ллойд проходил ранее.

В конце концов, та кибергнида не возникла в мире просто так. Это бывший человек, подписавший военный контракт. У него остались мозги, человеческие мысли и возможности — и даже тело где-то под бронёй. Он выбрал свой путь, деньги и богатого дядечку. В армии за эксперименты платили не так много; не факт, что платили вообще.

С этой стороны Ллойд парня понимал.

С другой — хотел разъебать его ебало. Прямо кулаком в лицо. И вырвать механический позвоночник.

Оказываться жертвой ситуации было невероятно больно.

Он поднялся, облокачиваясь на левую руку, и пошёл на кухню.

— Выглядишь как чучело, — по-доброму уколол Китон, хоть и добрым оно казалось лишь в его мыслях.

Не то чтобы Ллойд не мог расчесаться одной рукой, но вот собрать волосы в гульку уже не умел. И действительно ходил растрёпанным чучелом.

— Кит, блять. Я тебе морду набью раньше, чем той кибергниде.

— Ага, всё-таки месть!

Китона щёлкнули по носу.

Китон знал Ллойда со школы. Они учились вместе. Закончили школу, шарагу, работали на идиота-Джефферсона. Поэтому в словах про месть было не столько пиздежа, сколько надежды: да, мой большой и крутой друг обязательно отомстит. Не обязательно кровью — методы разные, найдутся на каждого.

Ллойд любил месть и подавал её, как положено, холодной.

Ллойд работал на мафию, картель, клан, — и мстил обидчикам Джефферсона (но косвенно — общим). Пока этот змеиный организм шевелился, всё было в шоколаде.

А когда змеюке обрубили голову — распался и клубок.

— Может и месть.

***

Империя похожа на сварливую проститутку.

Тот южный город, где всё и завертелось, похож на помойную яму. Ехали в центр; Ллойд скучал на пассажирском сидении собственного джипа.

Сквозь нищету, обилие торгашей на улицах и грязи. Каждый, кто не смог найти работу, пытался продавать. Кто-то, кто находил деньги, жарил крыс, кукурузу, подтухшие кусочки рыбы с местной китобойни. Кто-то выращивал фрукты; благо, климат позволял практически всё. Складывали в ящики, выставляли вдоль обочины и ждали покупателей. Кто-то приносил стул, воду и вешал зеркало на забор — экспресс-бритьё прямо посреди дороги. Десять бронзовых — не пожалеешь! Нелегальный бизнес разрастался среди трущоб. Повозки с ослами здесь оставались популярнее (дешевле) машин, и лепёшку горячего ослиного дерьма Китон ловко обогнул, выруливая чуть ли не на чужие ящики.

— Когда мы отсюда уедем, чёрт возьми? — причитал под нос.

С киборгами дешёвый юг не сочетался… Сочетался плохо даже с телефонами — большая часть населения либо не могла позволить, либо не умела пользоваться. А собственный телефон (по иронии судьбы) Ллойд сначала даже не смог разблокировать — записан отпечаток правой руки.

— А где ты хочешь зарабатывать деньги?

Китон зализал потную чёлку назад.

— Не знаю. Ист-сайд?

— Ист-сайд богат и без нас.

Джефферсон всё равно был мёртв, клубок змей разбежался, а Дэвон Файк ловил уцелевших.

Пейзажи за окном сменились на более приветливые, современные и без дерьма на дорогах. В центре жизнь богаче и, что ли, правильнее. Ллойду нравилось здесь находиться. Рассматривать безвкусные стеклянные высотки, вглядываться в смуглые лица офисных воротничков, прислушиваться к рекламе. Где-то здесь построил собственную империю Джефферсон.

Где-то здесь перекантовался неизвестный кибернетический уёбок.

Или жил. Кто найдёт его в бескрайней Империи, нищем юге?

Пёсий Яр — помойная яма со старинным названием — ни разу не Арнама и уж никак не Ист-сайд. Здесь затеряться сможет любой. Даже неназванное чмо в искусственном теле.

Разговор не шёл. Вечно позитивный Китон сидел за рулём хмурый, мокрый от адской жары — и перещёлкивал бездумно станции на магнитоле.

— Думаешь, Дэвон предложит альтернативу получше?

— Не знаю, — Ллойд пожал плечами, — мне никогда не нравился его братец. А что он собирает уцелевший ресурс — логично.

— Почему ты?

— Я не так плох. Как ты думаешь.

Ллойд усмехнулся, повернув голову в сторону Китона. Китон облизал губы и продолжил перестукивать пальцами по рулю. Стояли в пробке на светофоре.

— Мне не хочется работать на Дэвона, — признался он, смотря куда-то за окно, где торговали напитками с тележки. — Какой-то он… С подвохом, что ли.

— Не лучше брата.

Неизвестно, кому из них повезло больше — но Китон приходился одним из бухгалтеров, а распоряжаться мафиозными деньгами — та ещё шваль. Ллойд не знал, сочувствовать себе или ему. Китону никогда не приходилось махаться мечами.

Дэвон Файк любил цацки и всё, к чему можно приписать слово «шик». Шик припечатался и к его обрюзгшему лицу, знатной лысине — Ллойд не хотел знать, отчего младший брат Джефферсона полностью облысел в неполные пятьдесят. Работа, видимо, нервная.

Чересчур нервная. Это вам не бумаги в офисе раскладывать.

Дэвон владел рестораном практически в самом центре, где цены за аренду оставались неприлично конскими из года в год. Китон с трудом воткнул неповоротливый джип на место, заглушил двигатель и вальяжно развалился в кресле. Намекал Ллойду, что пора идти — его терпеливо ждут.

Ллойд выдохнул и потянулся левой рукой к ручке.

— Удачи, — бросил Китон в спину.

Удачу Ллойд считал ветреной блядью.

Всё, что Ллойд мог сделать сейчас — войти в здание и оставаться с каменным ебалом. Непробиваемый-пробиваемый солдат, оставшийся без руки по вине неизвестного. Дэвон наверняка хотел устроить допрос с пристрастием; отчего-то Ллойд думал, будто он единственный, кого братец Джефферсона ещё не допросил.

Оставил напоследок. Нашёл на дне.

А мафия всегда работала лучше любой полиции.

— Ллойд-ллойд-ллойд, — грубым прокуренным голосом приветствовал Дэвон, — а жизнь к тебе совсем неласкова.

Он развалился на дорогой бордовой софе — весь ресторан выполнен в бордово-золотых тонах, что непременно намекало на шик, блеск и неуместный пафос посреди нищеты. Клиенты кабака — его люди, их люди — проматывали здесь последние гроши в казино на втором этаже. Снимали элитных шлюх, развлекались и периодически били друг другу морды.

Это, конечно, хорошая мафиозная жизнь.

Ллойд стоял посреди, под жёлтой яркой лампой, и ощущал почти физически взгляд Дэвона на своём правом плече.

— Присаживайся, — через какое-то время предложил Дэвон. У Ллойда не было выбора. — Расскажешь мне сказку, грачонок?

Грачей в здешних краях не водилось — но Джефферсоны северяне.

А Ллойд был смуглый, черноволосый и крупный — как отожравшийся грач. Дэвон закурил, предложил Ллойду сигарету, поджёг её со своей руки.

Даже с куревом возникали проблемы.

— Да меня там как будто и не было, — Ллойд не особо нервничал. Он не считал, что принадлежит Дэвону. — Я отполз под стол… А ещё темнота — пиздец.

— Ты один из немногих, кто мог запомнить хоть что-то. Я не могу спросить с мертвецов.

— Он говорил со мной. Я говорил с ним.

Дэвон стряхнул пепел одним коротким движением. Заметно напрягся.

— Так.

— Не уверен, видел ли он меня. Спросить можно и в пустоту.

— Я не о том, видели ли вы друг друга, — обрубил разочарованный Дэвон. — А о том, говорил ли он что-то важное.

— Нет. Спросил, где батя.

Ллойд попытался вспомнить сладкий голосок кибергниды, но в голове было пусто. Это обычный голос. Не запоминается, не отличается. Дэвон выглядел помрачневшим. Надежда ускользала из его здоровенных лап.

Вспоминался разговор с Китоном. Про месть, отрубленные руки и что-то ещё.

— Мы догадываемся, что за гандон нанял кибер-пидора. Нет. Мы, нахуй, знаем, — скорее всего, Дэвону было невыгодно выкладывать всё проблемы обычной шестёрке, но выглядел он на порядок заебавшимся. Здоровяка понимали. — Кольты, блядские Кольты. У братца с ним была… Долгая война. Стал бы ты такое спускать, грачонок?

Дэвон надавил. Ллойд откинулся на потрескавшуюся софу, помусолил фильтр сигареты в пальцах, прислушался к пустой болтовне официанток где-то рядом. Сказал:

— Нет.

В голове на самом деле звучало «я не знаю Джонни Кольта лично». Он хорошенько затянулся в раздумьях.

— Так вам нужна месть? Кольту, его людям, киборгу?

В ответ Дэвон неприятно, злобно усмехнулся.

— А ты как думаешь?

— Мыслить как преступник. Знаете такое, дон Джефферсон?

Ллойд не ставил на себя, но подсознательно примерял роль универсального мстителя. Человек против машины. Китону бы понравилось.

Идея мести нравилась Ллойду. Она как сахарная конфетка — кому не хочется сахарную конфетку? И та скопленная злость, собранная за бесконечный период гнева, давала стимул действовать.

Что мог терять Ллойд?

У него и так не было руки. Он бесполезен для их гадского общества, и также бесполезен для дешёвого мира.

А помечтать… Не вредно.

— У меня нет связей с армией, дорогой мой. Я не имею в распоряжении кибер-наёмника.

— А вы хорошо подумайте.

Ллойд звучал хитро и сладко. Он докурил и нагнулся над столом, чтобы раздавить окурок о кристально чистую пепельницу. Дэвон проследил за всеми движениями. Дэвон думал — одному божеству известно, о чём.

Не нужно сотрудничать с мафией, чтобы знать, что у той гораздо больше связей, чем они сами понимают.

— А я подумаю.

***

— Мне нужна рука.

Хорошая идея. Ллойд высказал это вслух, когда они с Китоном заехали перекусить. Ллойд высказывался и ранее, но настолько уверенно — никогда. Протез, конечно, нужен. Хотя бы для эстетики. Китон кинул пакет с фастфудом на пыльный капот, сдвинул тёмные очки на нос и протянул:

— Ва-ау, до тебя дошло.

Оставалось лишь гадать, откуда Китон понабрался этих киношных манер. Из-за работы они не так часто виделись. Кто знал, какое дерьмо можно смотреть от скуки, сидя в просторном кабинете за монитором.

Бумажный пакет легко разорвать одной рукой. Кондиционер в машине не предусмотрен, в салоне ужасно душно, и оставаться на сорокаградусной жаре — лучшее, что в данной ситуации можно предпринять. Конкретно эта точка фастфуда отличалась особой загруженностью и грязью вокруг; Ллойд думал об этом, рассматривая заполненную до края мусорку. Он рассматривал и лица приходящих людей: матери с детьми, чумазыми, немытыми; работнички ближайших новостроек, одетые в деловые брюки и рубашки. Шумные толпы подростков, бродяги у входа, зазывания торгашей где-то за спиной. Концентрированный, настоящий юг Империи.

Ллойд думал — будет скучать. Он сел на капот, задницей протирая грязь, и ел. Ощущение чего-то грандиозного за спиной возникло так же неожиданно, как и исчезло.

— Вообще, Дэвон чересчур недоговаривает.

— Я и не люблю его за это, — Китон остался стоять на месте. Ллойд рассматривал его выгоревший рыжиной затылок свысока. — Какими-то загадками вечно пиздит.

— А может, дело в нашем статусе?

— Если бы я знал. Тогда к чему бы вызывать тебя единственного? На приватную встречу?

Проходящие мимо смотрели на двух оборванцев у внушительного джипа недобро. У кого-то написано на лице, что он преступник; Ллойд покосился на свободно висящий рукав футболки и так же злобно зыркнул на толпу слишком честных горожан.

— Посмотрим.

— Эй, только не думай, что я тогда про драки с киборгами говорил серьёзно, — оживился Китон, убрал очки на лоб и слизал белый соус с губ. — Я просто пытался тебя приободрить.

— Я понимаю, — так же простодушно ответил Ллойд, — но я мало чего в своей судьбе решаю.

У Дэвона после убийства брата осталась куча нерешённых проблем и столько же амбиций.

Положи это не в те руки — падут и остатки.

И когда Китон жаловался, Ллойд верил. Верил, что клан переживает дерьмовые времена. Ничего не могло длиться бесконечно.

— А представь, что тебя засунут в это механическое тело. Это странно и страшно.

— У меня хотя бы будет комплект конечностей, — очередь Ллойда язвить и стебаться, — а может и дополнительный.

— Не смешно.

— Кто бы говорил, Кит.

Китон в общении странный человек со своими заёбами, но даже он умел быть серьёзным и мыслить рационально. У Ллойда после разговора с Дэвоном свербело где не надо: ощущение неизвестности, долгих разговоров за спиной, безумных сделок.

Скорее всего, он себя просто накручивал. Или мечтал. Ещё непонятно.

Почему выбор должен пасть так? У Джефферсона в штате не осталось людей получше? Или их ликвидировали?

Пока они жрали фастфуд на капоте, ни о какой крутости не могло идти и речи. Солнце садилось медленно, раскрашивая небо в рыже-розовые полосы. Людей на улице становилось больше, воздух плотнее и свежее. Жара не спадала, но дышать было легче. Зазывалы-торгаши ловили ночной кураж приезжих и местных, что возвращались домой.

Ллойд старался запомнить моменты, которые видел тысячи раз до.

— Ты правда хотел бы пойти на это? Я шутил, Ллойд.

Китон поднял голову, зачем-то вообще снял очки с головы, вешая на ворот футболки. Его лицо, острое и аккуратное, помрачнело. Ллойд вытер руку о шорты, шмыгнул носом, глубоко вдохнул. Солнце светило в глаза.

***

Ехали долго. Ехали на машине представительского класса.

Кондиционер работал как бешеный — и Ллойд сгорбился от холода, кусающего сквозь тонкую рубашку. Напротив сидели два человека — Джером и Харт. Оба такие же нелепо-официальные, с чемоданчиками на коленях. Гладко побритые, по-южному смуглые, плечистые, непроницаемые. Они молчали. Ллойд молчал. В его правах было лишь молчать и ждать.

Левая рука лежала на большой спортивной сумке, справа болтался вытянутый чёрный футляр. Все присутствующие в машине знали наполнение багажа. Молчали, вероятно, именно поэтому, и легче не становилось. Ллойд хорошо запомнил лицо Китона, когда сообщил, что его выбрали подписать контракт.

Но не с армией. Не с правительством. Даже не официальный.

Знакомый человек Дэвона занимался частными операциями. Не совсем легально — поэтому на юге, где на всё смотрят сквозь пальцы, и всё решают связи.

Китон тогда хотел что-то возразить, но лишь вздохнул и, потупив взгляд, закурил.

Почему ты, Ллойд?

Если бы я знал.

Осознание пришло только сейчас. Свежая утренняя дорога по городу, проносящиеся мимо машины. У Ллойда не было семьи, не было дома, нечего было терять. Его никто не знал — и он не знал никого; Ллойд оставался чистым стёклышком, что можно огранить до состояния кристаллика. Человек без истории. Хотелось достать телефон, написать: всё будет хорошо, это моя работа, чувак. Но телефоны болтались выключенные — что у сопровождения, что у самого Ллойда — и ситуация заставляла нервничать.

Водитель ехал закоулками, часто петлял по необорудованным дорогам, сквозь островки трущоб большого города; в маленькое окошко стенки, отделяющей водителя от пассажиров, Ллойд мог разглядеть его в зеркало заднего вида. Немолодой, опытный мужчина, отрубленный мизинец и крупная цацка на среднем. Он вёл себя так, словно искал хвост.

Юг — это вам далеко не центр, не север и даже не восток.

Здесь зарабатывают только так, рэкетом и нападениями на подобные авто.

И под пиджаками Джером с Хартом везли стволы в плечевой кобуре. Охранники, банкиры, доверенные люди.

Спустя какое-то время, полчаса или час, приехали к частной больнице. Охранник на шлагбауме не задавал лишних вопросов и не стребовал талон, когда пропускал к подземной парковке. Машина трусливо кралась по дорожке, шурша колёсами: горизонт уходил из поля зрения вниз, оставались где-то на поверхности высаженные по территории больницы цветы. Сквозь наглухо тонированные окна едва проникал искусственный свет подземной парковки.

Ллойд старался рассмотреть всё, не понимая, что чувствовал. Страх? Тревогу? Волнение? Полупустой бетонный зал нагонял неприятные переживания, не находящие внутри объяснения.

Водитель загнал машину в самый угол, где рядом был выход наверх. Харт вышел первый, осмотрелся и только затем скомандовал остальным: чисто. Ллойд вылез, подобрал левой рукой свой футляр, положил на сумку, между ручек, и, нелепо завалив на плечо, пошёл за сопровождением. У выхода их ждал человек в белом халате — сухопарый очкастый дед.

Человеком оказался некий доктор Вайс. Так написано на его бейдже. И дописано скромно — главврач.

Они поднялись по недлинной лестнице в маленький закуток с лифтом. Сопровождающие говорили с Вайсом про деньги — остопиздевший, интересующий всех ресурс, и Ллойд не вслушивался в разговор. Он сосредоточился на багаже, напряжении в мышцах руки, собственных мыслях — всё отчего-то казалось грубой фантастикой.

Лифт прикатился на второй этаж. Со звоном разъехались двери, в лицо ударил искусственный холодный воздух кондиционеров. Холл хорошо отремонтирован, отделан симпатичной плиткой в ромбик на полу, украшен зеленью: разное растительное фуфло прижилось в горшках между диванами для навещающих, свисало с потолков и даже стояло в маленьком горшочке на стойке рецепции.

Ллойд лениво осматривал интерьер, следуя за широкими спинами по длинному, как червяк, коридору. Изредка на стенах попадались картины, фото и мотивационные плакатики о здоровье.

В чужом разговоре проскальзывали слова «риск», «непроверенный образец», «без гарантии» — всё в обезнадёживающем депрессивном духе.

Перед кабинетом Вайса разделились; Джером забрал вещи Ллойда, чтобы перетащить их в палату, а Харт по-прежнему таскался с деньгами.

— Мне нужны гарантии, что я не окажусь мёртвым в сточной яме, — скрипел Вайс, почёсывая плешивую бородку. Кабинет его обставлен столь же безвкусно. — И вам нужны гарантии, что испытуемый не отбросит копыта посреди улицы, извините меня.

— Нужны, — твёрдо и коротко отрезал Харт. — Всем нужны.

Глазки Вайса, направленные на плотный чёрный кейс, горели неспокойными огоньками.

Железобетонная гарантия — сумма, которую Дэвон согласился вывалить за сладкую месть.

— У нас не находится компромисса, — говорил Вайс больше для себя, нежели Харта.

Вайс сел за свой заваленный барахлом стол, Харт упал на стул напротив. Ллойд нашёл себе место на диванчике рядом с дверью.

И слушал, смотрел, анализировал. Пластиковый череп в шкафу с бумагами улыбался упавшей нижней челюстью.

— Но ладно, — Вайс взял какую-то бумажку и бубнил, пустым взглядом всматриваясь в неё, — о рисках ваш босс предупреждён.

— Предупреждён.

— Испытуемый согласен на проведение операции.

— Согласен.

— Претензий друг к другу не имеем.

— Не имеем.

Харт опустил тяжёлый кейс на стол Вайса, резко и грубо, прямо на его макулатуру, и открыл замки. Второй, с такой же суммой, зажат меж ног.

Ллойд думал, что никаких согласий у него никто не спрашивал.

После всей процедуры Ллойда провели в одноместную палату, дали больничное шмотьё, и Харт кратко обрисовал, что поздно куда-либо отступать. Дэвон, должно быть, хорошо доверял Харту с Джеромом, раз они стояли здесь. Раз Джером скучающе перелистывал каналы на прикрученном к стене телеке, а Харт сидел прямо на застеленной кровати. Ллойд до этого видел их всего пару раз. Сидели высоко.

— Не знаю, что тебе сказать, солдатик, — равнодушно хрюкнул Джером. — Я бы не хотел удостоиться такой чести.

— Это личное.

— Личное-хуличное, — он огрызнулся, — заиграешься в мстителя — а играешь-то один хуй в ящик.

Харт слегка усмехнулся. Джером, всё это время стоявший спиной к ним и лицом к телевизору, развернулся, кидая пульт на кровать.

— Вы, типа, собрались меня жалеть? — Ллойд опёрся единственной рукой на тумбочку под задницей. — Хуёвое решение.

— Нет, нам тебя не жалко. Нам себя жалко. Бортанёшься — пиздец всем.

Ллойд посмотрел в окно: высотки тянулись к расцветающему небу, отражая отблески солнца. За всей мишурой скрывалась гниль, бедность и нерешительность. Именно то, что вызывало тревогу — риск лишиться даже этого. Южной жары и пыли на капоте. Свежих шуршащих денег и балехи по случаю отсидки одного из доверенных. Запаха власти, опасности, зашкаливающего адреналина — Ллойд не знал, как жить иначе, и боялся спуститься в обычный мир, если додик Вайс напортачит.

Ни семьи, ни дома. Нечего терять. Человек без истории.

Дэвон Файк сделал свой выбор.

— Я вас не подведу.

***

Сны яркие, острые, осязаемые. Ллойд услышал звенящее затухание ламп, и фойе конференц-зала погрузилось в непроглядную темноту. Собравшийся народ загудел, подхватил внезапную панику — и он вместе с ними. В такое время свет не выключался, мгновенно стало ясно — свет выключил кто-то неизвестный. Ллойд взялся за рукоять катаны больше рефлекторно, в поисках защиты; смысла пытаться кого-то ударить в темноте нет.

Вокруг слышались голоса коллег — таких же солдат — встревоженные и злые. Загорались то тут то там фонарики на телефонах, мазали по лицу.

Ллойд бездумно прошёлся пару раз туда-сюда, пальцами скользя по стене. Плечом он задевал гостей или собственных товарищей.

Первый короткий вскрик донёсся с улицы, со стороны входа — и это Ллойд воспринял правильно, резко попятившись назад. Он стоял лицом к двум массивным дверям. Он напиздел Дэвону — он видел его.

Что может сделать человек в темноте? Лишённый одного из важнейших органов — зрения?

Глаза не спешили привыкать. Один лишь мозг будто мигал надписью «опасность» на табло.

Двери распахнули, и в проёме показалась высокая неровная фигура. Ллойд стоял ближе всех, рядом со столом, где должны сидеть встречающие. Скатерть под его пальцами ощущалась жёстким металлом.

— Что ты такое?! — завопил кто-то в толпе старым, напуганным до усрачки голосом.

На фигуру сзади падал свет от далёкого фонаря, рассеиваясь. Ллойд различал очертания гладких мышц, видел растрёпанные волосы, неестественную форму тела в целом, клинок в правой руке, — но не видел лица. Лицо словно скрыто кривой тенью, маской.

Кто-то попытался направить фонарик в сторону дверей; луч света выхватил металлический отблеск.

Прошло всего несколько секунд — и секунды эти в панике казались часами.

Ллойд не успел нихуя — ни вынуть меч, ни среагировать.

Мир застелило красным, а паника превратилась в жестокую мясорубку.

Мир застилало многими оттенками. Преобладал белый. Может, желтоватый. Оранжево-красный.

В конце концов стало понятно, что свет падал на закрытые веки, и лежал Ллойд не под столом, а на мягкой больничной кровати. Он попробовал пошевелить рукой — правой, по старой привычке — и обнаружил, что пальцы отозвались. Отозвались, но не чувствовали, а под левой рукой грубоватый застиранный хлопок. Жёсткая простынь, запах больницы, антисептика, шум улицы из открытого окна.

Не сон.

Но ещё и не пробуждение.

Ллойд попробовал шевельнуть правой ещё раз. Сначала поднять указательный палец, затем остальные по очереди. Поднял кисть, опустил, но глаза открывать боялся.

Рядом с ним кто-то зашуршал. Отчётливо слышно, как положили телефон на тумбочку рядом с головой и вышли из палаты.

Тогда Ллойд решился. Медленно, не спеша, чтобы случайно вновь не упасть в темноту. Увидел выключенный телевизор на стене, спинку дорогой больничной кровати, капельницу на левой стороне и… Свою новую руку. Она бросилась в глаза последней. Чёрное на фоне белого — гладкий ровный протез, повторяющий точь-в-точь его левую руку по форме. Заканчивался где-то на груди, и Ллойд не мог увидеть, где.

Новая рука отлично реагировала на все запросы, совсем как живая. Прокручивалась кисть, поднимался локоть, работало плечо. Она не ощущалась как нечто инородное, тяжёлое, неповоротливое; наоборот, Ллойд чувствовал потрясающую лёгкость в теле, как будто с рукой заменили всё остальное.

Увиденное настолько потрясло, что Ллойд не сразу заметил вошедшего в палату Вайса с медсестрой. Она прикатила зеркало в полный рост.

— Вижу, вы прекрасно себя чувствуете, — улыбался Вайс, явно довольный своей работой.

Садясь, Ллойд опёрся на правую руку, и не почувствовал буквально никакой реакции в своём теле. Больничная сорочка не скрывала колени: Ллойд увидел, что под чашечками красовались две полоски марли, приклеенные лентой.

Он не знал их истории. Он не совсем понимал, что с ним сделали, — это прерогатива Дэвона и его двух прихвостней.

Он даже не мог мыслить чисто, едва отошедший от бесконечного сна.

— Поздравляю: операция прошла успешно! — доктор Вайс начал пиздеть стандартными фразами. — Есть какие-нибудь жалобы, господин?..

— Мертенс, — во рту ужасно сухо. — Ллойд Мертенс.

Ллойду казалось, что он вспоминал свою фамилию впервые за несколько лет. Вайс с медсестрой ничего не говорили, ожидая ответа.

— Нет. У меня нет жалоб.

Люди вроде Вайса имели два настроения: нервное и возбуждённое. Его очень быстро понесло с хвастовством: навыки хирургов, новейшие технологии, гарантии на миллионы лет, ещё литры пиздабольства в уши — Ллойд хотел просто отдохнуть, пожрать, и лишь затем знакомиться с функциями тела. Вайс крутился вокруг, медсестра поддакивала, они рассматривали и крутили Ллойда как экспонат, проверяя всевозможные вещи.

Лишь после всех формальных осмотров Ллойду позволили взять телефон и посмотреть на себя.

Он встал спиной к зеркалу, включил фронтальную камеру. Сорочка держалась на двух завязках, некрепко завязанная, и в открывающейся щели можно увидеть спину ровно вдоль позвоночника.

Затылок выбрит на треть, волосы собраны в небрежную гульку на макушке. Шрам начинался там. У Ллойда была татуировка. Памятная татуировка о детстве, его горячем увлечении холодным оружием, неизвестной матери и всём-всём, что он вкладывал в значение — перевёрнутый стилет между лопаток. Похожий издалека на крест, замыленный за несколько лет. Ровный шов проходил точно посередине, начинаясь на затылке и заканчиваясь на копчике. Он старательно залеплен марлей, но Ллойд просто знал, какие свежие шрамы бывают — красные, припухшие, стянутые аккуратными стежками.

— Что это? — несмело спросил.

— Я надеюсь, вы не сильно переживаете за свою татуировку, господин Мертенс, — Вайс подошёл ближе, посмеявшись. — Ваши импланты.

Он много рассказывал про суть всех этих кибер-штук. Про нагрузки и выносливость, но больше, всё-таки, о кропотливой работе, которую он выполнил за неприличную сумму.

Почему-то Ллойд думал, на бумаге операция будет записана как нечто тривиальное. Вроде пришили руку и исправили кривую спину.

Ллойд держал телефон в правой руке, пропуская мимо ушей вайсовские рассказы. Долго держал: рука не уставала и не затекала.

Он хотел красиво думать, что, как и татуировка, жизнь его поделилась на «до» и «после».

Он бы поклялся всем сектантским божествам, да не знал, кому и зачем.

========== Ист-сайд 1/4 ==========

2.

В Ист-сайде дышалось совсем по-другому.

Это не Пёсий Яр. Это нычка для самой мощной мафии, самых дорогих развлечений, самой забористой наркоты. Здесь все ходили на понтах. Здесь в воздухе стоял запах роскоши.

В Ист-сайде умело скрывали привычную южную нищету от раскрытых глаз туристов. В Ист-сайде не каждый мог найти свой райский уголок.

Этот город умел облизывать или больно кусать. Напустить неподготовленному пыли в глаза, харкнуть в лицо и звонко ускакать.

«Опасность» — словно светилось яркими оранжевыми буквами на предупреждающем табло.

Нет кошелька — нет жизни.

А удача — ветреная блядь.

И Ллойд вышел из стеклянной коробки аэропорта, всё с той же спортивной сумкой и вытянутым футляром, но теперь уже в обоих руках. Толпа прибывших облепляла со всех сторон; затеряться с таким багажом в ней проще простого. Ллойд никак не привлекал внимание, одетый в белую футболку и шорты с тапками — обычная одежда обычного южанина. Обычное южное лицо, нахальное, с чуть раскосыми глазами и острыми бровями. Обычная короткая бородка. Обычные волосы чуть ниже лопаток.

Ллойд уверял себя, что он обычный, но так или иначе притягивал взгляды. Наглых таксистов или турагентов с табличками. Они облепляли дорогу со всех сторон, как мухи кремовый торт, и каждый чего-то хотел. Душная суета дорогого города — потеряться в сакральных смыслах здесь ещё проще, чем в родном Пёсьем Яре.

Выйдя из зоны аэропорта, свернув на платную парковку, Ллойд надел тёмные очки, отгораживаясь от сверкающего Ист-сайда.

Нелегко переваривать самого себя. Стирать личность и притворяться никем в звёздном городе — он не терпел ложь.

Нет истории за спиной. Нечего терять. Мантра.

Нарастить новую кожу на скелет, прийти к Кольту и отравить змею её же ядом — вот история Ллойда.

В глубине парковки его ждала Эл, облокотившаяся на ширпотребную машину. Эл назначили куратором Ллойда в Ист-сайде.

Ллойд не мог сказать, сколько ей лет, откуда она родом и на кого точно работает. Во внешности Эл не читалось буквально ничего, она выглядела как вчерашняя девчонка-подросток, растрёпанная и в широкой одежде. Это очень полезно, не создавать чёткого впечатления, когда ведёшь тайную жизнь; Ллойд отсалютовал ей издалека и она ответила тем же, вскидывая руку в небо.

— Вот ты кто, Ллойд Мертенс, — а встретила с позитивом и сигаретой в пальцах.

— Я. Он самый.

Она открыла дверь, дёрнула рычажок багажника и оказалась рядом. Следила, как Ллойд аккуратно укладывал вещи. Наблюдала за поведением, искусственной рукой — намётанный взгляд бывшего полицейского.

В машине Ллойд сразу же достал телефон и уткнулся в экран. Эл завела двигатель, быстро посмотрела назад — и так же спешно они скрылись с парковки аэропорта.

— Значит. Я не покровитель, — диктовать наставления она начала на большой дороге. — Моё дело выдать тебе цель и собирать информацию на встречах. По сути, ты вольная птица, пока выполняешь всё идеально.

Сейчас Ллойд угадывал по голосу, что Эл не меньше тридцати, она местная или давно работает в Ист-сайде. Телефон её болтался в держателе на дефлекторе, отключенный, без навигатора на экране. Эл знала, как выполнять свою работу.

— Дэвон хочет действовать постепенно. Начать с более-менее крупных прихвостней.

— Типа, я должен втереться к ним в доверие?

— Не обязательно. Но это полезно: я не могу всё узнавать за тебя.

Лента новостей пустая и неинтересная, такая же, как безликий голос Эл. Ллойд заблокировал экран, поднял голову, и просто перекручивал свой телефон в пальцах. Вокруг проносились бесконечные торговые или офисные центры, гоняли по крайним полосам понтовые спортивные тачки, электронные билборды горели пёстрой рекламой — город с буклетов раздела «туризм».

— Пока у меня нет чёткой информации, — продолжила Эл, — и вот пока тебе надо нарастить кожу. Купить немного дерьма у продавал, знакомиться, заиметь статус. Работа ртом, знаешь?

— Ага. Так ты копаешь под Кольта?

Эл посмеялась.

— Я много чего делаю.

У Ллойда с собой казённые деньги на шваль, меч в багажнике чьей-то чужой машины, жажда опасности за спиной.

Война не должна меняться. Око за око. Это было правильно; Дэвон мог ошибаться лишь в выборе мстителя.

Ллойд не успел заплатить за съёмную хату и даже в ней побывать. Всё дерьмо легло на плечи Китона — и Китон остался в его квартире. Следить за домом и машиной, пока хозяин торчал в больнице. Его серьёзно испытывали на прочность. Выгоняли махаться на деревянных мечах, сажали на различные тренажёры, облепливали датчиками — доктор Вайс гордился своей работой.

Все гордились. Ллойд ощущал это как карьерный рост — не как расходник на опасное дело.

Эл объясняла элементарные правила: не выдавать свою личность. На кого работаешь, откуда родом, где живёшь. Лучше всего сливаться с массой. Косить под маргинальную часть, тусоваться в злачных местах, вылезать из своей привычной шкуры.

Эл говорила: выглядишь как местный. Ллойд не был уверен, что все бандиты Ист-сайда носили на своих костях импланты. Шрам приходилось скрывать под волосами. На таком солнце — невыносимо.

Закончив с деловыми разговорами, они переключились на бытовуху. И Эл, с короткой строгой стрижкой «пикси», вскоре о волосах таки спросила:

— Не жарко?

Возможно, она не знала, в чём весь цимес. В конце концов, тайны должны оставаться у обоих сторон.

— Как бы сказать… Смотри.

Ллойд повернулся и поднял волосы, демонстрируя заросший ёжиком затылок. И шрам. Свежий.

— О, — цокнула Эл, — вот оно что.

Нельзя сказать, удивилась ли она. Скорее, кое-что прояснилось касательно личности Ллойда. Почему именно он здесь.

Гостиница, к которой они ехали всё это время, выглядела паршиво.

Центр города, вашу ж мать.

***

Ллойд окунулся в шикарную жизнь с головой. Достаточно пройти пару кварталов от дрянного конспиративного жилья — и открывался тот самый центральный Ист-сайд.

Эл наставляла тусоваться не в центре. Центр завешан блестящей мишурой, там напоказ чисто и цивильно. Всё, что так интересовало (должно интересовать) Ллойда, скрывалось в глубине. Нужные люди, нужные сведения, нужные разговоры. Ллойд честно шлялся по кабакам с тараканами и стрёмной старой попсой. Тёрся по узким подворотням густых районов, заводил разговоры с местными пушерами.

«Ты же с Пёсьего Яра, брат», — твердили они в один голос. Периодически менялись лица, но объединяло одно — работали они в районе старика Кольта.

«Гонишь, парень, — ёжился Ллойд, переступая через себя, — я с Кудака».

Кудак — дыра такая, что Пёсий Яр покажется сказкой.

И этот-новый-Ллойд был парнем с Кудака. Широкий, неповоротливый, не очень умный. Он носил рубашки с длинным рукавом в жару сорок пять градусов. Наматывал на кисть толстый слой марли. Он ржал, некрасиво обнажая дёсна. Он любил играть в карты на сигареты, вещи или простой щелбан.

Он был своим.

«Что забыл в Ист-сайде?» — продолжали спрашивать.

«А я здесь работаю».

Ллойд показывал руку в поддельном гипсе и лыбился. Лыбились в ответ: никаких вопросов, работничек.

Благо, врал не сильно. Правда работает.

А обычной, низкосортной работы вроде разнорабочего, в Ист-сайде завались.

Вечером Ллойд протаскивал себя сквозь захарканные переулки, ночью выходил в люди и ехал до самого центра на такси.

Он оставлял парня с Кудака в номере: его клетчатуюзасаленную рубашку, якобы сломанную руку и резкий региональный акцент.

Скромный номер, который оплачивал Дэвон, подходил этому образу, побитый жизнью, пожранный крысами. Гостиница не новая, но сильно загруженная: тебя не запомнят. Не спросят удостак на рецепции. Не заглянут намётанным взглядом в лицо. Тут все такие же работяги.

Ллойд расчёсывался, собирал волосы в низкий хвост, подтягивал воротник футболки-поло повыше. Ванная с растрескавшемся кафелем и подтекающим толчком — идеальный контраст на фоне пейзажа за гостиницей. Балкон выходил на обычные типовые дома, старенькие и неухоженные — и за их спинами мерцал тысячей огней роскошный Ист-сайд. Ллойд даже сделал несколько фото.

И всё-таки — юг везде одинаков.

Что Кудак, что Ист-сайд, что Пёсий Яр. Везде есть трущобы и лачужки из жестяных листов.

Эл назначила встречу в ресторане при бизнес-центре. Это значило подобрать образ туриста-идиота, заинтересованного в местной роскоши и развлечениях. Такие по улицам ходили толпами с включёнными камерами на телефонах — Ллойд на них насмотрелся и всего лишь надел верх поофициальнее. Ну, сменил тапки на симпатичные белые кеды.

В остальном — Ллойд остался собой. Нет нужды прятать руку.

Эта часть массы была гораздо ближе.

Ресторан хороший. Недешёвый — больше сказать о месте нечего, и слово это ёмко описывало обстановку. Тёмная мебель, намыленные официанты, ценники в меню. Оно тут на каждом шагу и не вызывало ничего, кроме скуки.

По парочке искусственных цветов стояло в каждой вазе на столе. Эл сидела за одним из, накрашенная и наряженная. Не девочка-подросток. Бизнес-леди.

— Как успехи?

Сегодня играем роль богатой пары — такой же искусственной, как пыльные пластиковые цветы.

— Неплохо, — Ллойд не врал. — Торгаши приветливые. В кабаках особо никто не против.

Они заказали себе по простому блюду и напитку, чтобы не слишком привлекать внимание. Эл терпеливо дождалась ухода официанта, только затем начала рассказывать.

Выдавать задание. Как угодно. Ллойд слушал внимательно.

Пока Ллойд тестировал здешних бандитов на приветливость, Эл мутила что-то крупное. Какой-то незнакомый Ллойду Курт Валентайн, которого он должен был ликвидировать, очень любил зависать в одном борделе. Плохом борделе с хорошими шлюхами. Курт Валентайн Кольту проверенный адвокат — должность важная. Мазаться перед законом приходится часто, мочить концы тоже.

Конечно, адвокатов в Ист-сайде много. И плохих, и хороших.

Но убийство конкретно этого человека даст Кольту первый звоночек.

— У Кольта есть убежище в Арнаме, — Эл облизала губы, забыв, что на них помада. — Если мы загоним его в угол, он начнёт прятаться. Логично? Логично.

— Какие гарантии, что его придётся искать в Арнаме?

Принесли две тарелки. Стейк и рыба.

Ллойд любил с кровью. Эл ковырялась в косточках.

— Пока никаких, — она пожала плечами. Зацепила рыбью шкурку прямо пальцами. — Но, знаешь, на его месте я бы тоже съебалась в Арнаму.

Ощущение чего-то грандиозного вновь возникло за спиной — и теперь оно не спешило стремительно исчезать.

Ллойд убивал людей. Он защищал — себя, Джефферсона или Дэвона — но рука не дрожала, и страшные кошмары не преследовали по ночам.

Теперь уже неясно, кому важнее мстить. Оно расплывалось в обманчивых огнях Ист-сайда.

Башка чьего-то адвоката нужна лишь Дэвону.

Ллойду достаточно одного человека.

***

Футляр с мечом долго стоял неприкаянный под окном.

Ллойд то и дело пялился на него, засыпая вместе с шумом старого кондиционера, и на ум приходило самое разное.

Оружие — это инструмент, значение в него вкладывает мастер. Что он нёс с собой?

Ллойду всего двадцать пять. Кто-то только заканчивал учиться в этом возрасте. Кто-то стоял перед серьёзным выбором. Когда терять и обретать нечего, выбор очевиден. Стискивай зубы и сражайся — за нанимателя, его деньги, себя. Война есть война.

На какой стороне находился человек из темноты? Почему он решил пойти на убийство Джефферсона? Кто его купил — навороченного киборга?

Сон не шёл. Беспокойные водители насиловали клаксоны в пробке на дороге рядом, под окнами ругались — Ист-сайд жил. Ллойд сел на кровать, закрыл лицо ладонями и сильно надавил на глаза. Для двадцати пяти он выглядел откровенно хреново, бородатый и жилистый. Побитый судьбой выкидыш нищего города. Ллойд не знал полностью своих родителей и жизни, кроме мафиозной.

От мысли о предстоящем деле всё внутри перекручивалось и просилось наружу.

Если получалось наращивать кожу деревенского дурачка с Кудака — получится стать непроницаемым убийцей из Пёсьего Яра.

Нет жалости. Нет чести.

Просто сделай это.

Приблизительно в час ночи кондиционер вырубался — вырубали в районе электричество практически на всю ночь, вместе с горячей водой. Ллойд до конца не понимал, с чем оно связано, и понимать не хотел — и выходил курить на тёмный балкон. В подобные моменты казалось, будто далёкие огни высоток долетали до этого несчастного островка. Выжигали уставшие от блеска глаза.

Лишать электричества обеспеченную часть населения, естественно, идея плохая.

Ллойд старался думать обо всём — почему так, почему сяк, куда уходят налоги — но не о завтрашнем дне.

Оружие оставалось нетронутым с тех пор, как Харт передал футляр в руки. Любопытство тогда пересилило: внутри на бархатной подложке лежала привычная катана стандартной длины. Привычная по размеру и форме, но не функциям.

Она слабо светилась голубым при контакте с новой рукой. Как продолжение тела, нервный импульс.

Свечение это объясняли некими разрядами. Работает как молния. Убивает и рубит мгновенно. Ллойд не знал, почему ему доверили эту шнягу. Почему думали, что он не продаст её где-нибудь в Ист-сайде — вещь дорогая и ценная.

Ллойд не желал разбираться в проблемах с электричеством так же, как не хотел разбираться со своим новым телом. Всё это нагоняло больше паники, чем остальные мысли.

Под окнами стоял фургон. Его фургон. Арендованный в ближайшем прокате блядский фургон.

Эл рассказывала: если хочешь остаться никем, притворяйся обычным. Курьер, грузчик, продавец, чувак, который бреет на улице за несколько монет — этих людей видят все, и видят часто. Кто запомнит?

«Никто», — с улыбкой тогда ответил Ллойд.

Кем должен стать его парень с Кудака? Грузчиком, что подкатил разгружаться в магазин рядом с борделем? Или опытным наёмником в тени?

Притворяться кем-то другим не сложнее, чем оставаться собой. Ллойд докурил сигарету с пустой головой, последний раз взглянул на высотки и вернулся в номер.

Вытянутый кожаный футляр всё так же стоял под окном, поджидая в темноте. Чтобы его открыть, надо набрать на табло код. Ллойд хранил его в своей памяти бережно, как яркие воспоминания о детстве.

В детстве было проще, и ночное отключение электричества не пугало так сильно, как сейчас.

В детстве у Ллойда был дешёвый карманный фонарик, которым можно развеять темноту.

Он плохо светил. Он не лучше вспышки на телефоне. А когда батарейки заканчивались, луч света становился совсем-совсем тусклым.

Ллойд замер, когда поднял футляр и положил его на кровать. Сомневался, когда набирал код. В тревоге прикусил губу, когда вытянул из ножен плоский, тонкий, слегка изогнутый, меч. У традиционной катаны была обыкновенная продолговатая рукоять. Эта же отлита по форме руки и легко ложилась в ладонь.

Слабое голубоватое свечение напоминало сдохший фонарик.

***

Названный Эл бордель располагался на Лейтон-поинт. Одна паутинка из сотни таких же богатых на блядство районов. Ллойд не знал Ист-сайд так же хорошо, как Эл, и учить всю географию не собирался, но пару раз прошёлся по окрестностям. Искал, за что зацепиться в костюме доставщика. Ряды бесконечных казино и жрален, вычурные и безвкусные, остро конкурировали друг с другом. Ллойд присматривался к самым неприметными, аляпистым, с попсовой музыкой на диалекте; они боролись за каждого клиента, работали круглосуточно и могли не удивиться припаркованному в подворотне фургону.

Лейтон-поинт… Контрастный. Между дешёвыми гадюшниками и самыми дорогими барами города можно долго ходить, но не найти ничего по душе. Вывески светили в морду, народ на летних верандах гудел под кальян — Ллойд крутился рядом, притворяясь туристом.

Среди этой массы находились люди Кольта.

Но какой у Кольта спрос с туриста?

Они всего лишь злобно присматривались и шептались. Всё, что было в их силах — рэкет — это не про центр Ист-сайда. Здесь у каждого бизнес для туристов.

В день «икс» Ллойд ни о чём не думал. Старался полностью отключиться от самого себя, словно тот киборг или какой-то робот с тумблером на башке. Упрямое ощущение опасности преследовало по пятам, но не то, что стояло на границе с эйфорией. Это был страх. Предчувствие. Необъяснимое сосущее возбуждение, возникающее лишь в определённых ситуациях.

В день «икс» Ллойд оказался в борделе. На лестничной площадке, что квадратом огибала этаж и лестницей спускалась на первый. Тёмно-зеленый ковёр, картины на грязных жёлтых стенах, множество дверей. Здесь тошнотворно пахло алкоголем, хлоркой и женским парфюмом. Внизу играла вязкая музыка, звучала мешанина женских и мужских голосов — и в первой от лестницы комнате ебались.

В какой прятался Курт Валентайн — предположительно в «випе». Таких всего пять. Эл говорила, что предпочитал тот самую дальнюю.

Ллойд поморщился: своё приключение он представлял немного иначе. Бордели в представление не входили, но занимали какое-то место. Может, чуть подороже и лучше планировкой, не в здании бывшей гостиницы.

Он успел сделать несколько шагов прежде, чем выключился свет. Это заставило замереть, немного прислушаться к шуму: кто-то грубо матерился, началась беготня и поиски человека, который мог запустить генератор в подвале.

Ничего нового. Всё тот же дурацкий юг.

Вип-комнаты располагались в конце коридора. Замки здесь на каждой двери ещё старые, на ключах, и в скважину можно разглядеть что угодно (если планировка комнаты, конечно, позволяла). Ллойд сделал вдох-выдох, вынул меч из ножен. Можно идти наощупь, по стеночке, а можно включить фонарик.

И что-то было не так.

За исключением темноты, бесконечных развязных стонов — не остановились даже, сука, без света — и возни снизу. Он не знал, как описать то чувство, которое возникает при взгляде в спину, но это определённо оно.

Ллойд здесь не один.

Шумели внизу. Шумели за дверьми.

И кто-то подкрадывался сзади.

Ллойд резко развернулся, замахиваясь клинком, и удар мгновенно отразил некто другой. По воздуху разлетелись голубоватые искры, в глаза ударил слабоватый отсвет.

Темнота, неизвестный с таким же оружием, страх и паника рядом; Ллойд рисковал серьёзно поплыть.

Блядская охрана. Как он мог не догадаться.

Блядская-охуенно-меткая-охрана. Никто на его памяти не умел так точно парировать удары и ловко отступать назад. Ловко и плавно, быстро и бесшумно. Словно…

Постойте-ка.

Подсечка оказалась умелой — лучше, чем это мог сам Ллойд, и здесь он уже стал бессилен против неизвестного, тяжёлым берцем придавленный к грязному полу. Песчинки остро впивались в щёку, щетина тёрлась о ковёр, имплант на позвоночнике не мог выдержать подобную нагрузку — и кости дали о себе знать.

Больно, страшно, в башке азарт и адреналин. Хрустнул позвоночник.

Ллойд вдруг почувствовал себя крайне дерьмово. В очень невыгодном положении: катана осталась при нём, зажатая искусственными пальцами, но стоит ночному незнакомцу выбить её — считай бортанулся.

Он злился, но больше паниковал, сожалея о собственном промедлении. Сердце колотилось в ритме раз-раз-раз.

— Чё ты тут здесь делаешь?

Это отличный вопрос. Отвечать на него следует в иных условиях.

Тело непроизвольно передёрнуло от гнева — Ллойд рванул туда-сюда, слизняком извиваясь под ногой.

Если он провалится. Если Эл узнает. Если, блять, Дэвон узнает — вырвут позвоночник и прострелят колени прямо со всеми улучшениями.

И это давало стимул бороться.

— Работаю, — выдавил Ллойд из сжатых лёгких.

— И я работаю.

— Во дела.

Не слишком уместный сарказм — но Ллойд отчего-то уверен, что два трупа на этой тусовке никому не нужны.

Неизвестный ответ обработал не сразу и наверняка хотел что-то ещё. Поднял ступню, и Ллойд тут же воспользовался ситуацией, резко извернувшись к стене и затем — на ноги.

Он вновь замахнулся наугад. Его клинок стукнулся о чужой с чётким звоном металла.

— Отличное оружие, — лица противника не видно, но, знал кто-то свыше, он скалился.

Ллойд отступал; его прижимали к углу и давили бесконечными ударами, которые приходилось парировать вслепую, ориентируясь лишь на звук и слабое свечение собственного клинка.

Но стена не была бесконечно ровной. Ллойд нащупал дверь, а следом появилась мысль — сейчас или никогда.

Он рванул вперёд, пригибаясь, так быстро, как только мог и, уперевшись лбом в твёрдый, напрягшийся живот, развернул неизвестного в сторону двери, с силой впечатывая.

Замок от удара треснул, вылетая из хлипкого дерева, и дверь распахнулась. Они грохнулись вниз, ударились о кафель пластиковые накладки на куртке.

Техническое помещение или что-то типа. Не комната. Свезло.

Ллойд сразу оказался верхом на безымянном бойце, удерживал того всеми силами и был готов снести голову. Лезвие меча прислонил к чужому горлу, в опасной близости к кадыку. Дёрнется — останется царапина.

— А ты хорош, — дышал незнакомец тяжело и глубоко, — кто ты, блять?

Показалось, словно у них одно дыхание на двоих, спёртое и болезненное.

— Ебать тебя не должно.

— Ты не совсем человек.

— И ты.

— Я не работаю на Кольта.

— И я.

Ллойду нравилось играть с ним в передразнивание. Чувство превосходства на границе животного страха.

Своё оружие этот неудачник выронил, падая, и беспомощно шлёпал клешнёй в перчатке по полу, пытаясь его нащупать. Свободной рукой Ллойд достал из кармана телефон, включил фонарик и посветил в лицо.

Он… Невозможно как-то сходу описать лицо человека, что секунды назад дрался с ним.

Не совсем женственный — не совсем мужественный. Тонкий длинный нос, пушистые ресницы. Морщинки, лучиками отходящие от уголков глаз, и едва заметные складки около носа. Светлые волосы, убранные назад под повязку.

Не молод. Не стар.

Ему определённо слегка за тридцать.

— Пиздец. И это ты мне чуть хребет не сломал?

— Иди нахуй, — он повернул голову в сторону, щурясь от яркого света, — убери фонарь, блять!

Ллойд убрал телефон. Нужды кого-то слепить не было.

— Вот, так лучше. Послушай, парень, я не знаю, на кого ты работаешь, но у меня здесь дело.

— О, как неожиданно. Поделишься планами, может?

— Почему я должен тебе доверять?

— И почему я?

— Ладно. Ладно.

Он вздохнул, натянуто и горько. Ллойд мог продолжать сидеть сверху столько времени, сколько понадобится, чтобы выйти отсюда живым.

— Меня зовут Айзек.

Это определённо некий психологический приём — втереться в доверие, познакомиться, уничтожить. Ллойд усмехнулся:

— Охуенное имя.

— Мне нет резона тебя убивать. Никакого толку с оборванцев.

— Любишь деньги, красивый мальчик?

Айзек поперхнулся от злости.

— Что?!

Может, Айзек и рассчитывал на какие-то приёмы, но Ллойд считал себя человеком дела.

Он убрал катану от горла, повернул вертикально и, нащупав в темноте плечо, нанёс удар.

Айзек кричал.

Айзек, блять, орал — клинок вошёл будто в подогретое сливочное масло, легко пробивая одежду, а затем броню или какой-нибудь экзоскелет, если они имелись. Это была неглубокая рана; у Ллойда нет мотива оставлять его инвалидом. Обезвредить и припугнуть.

Или найти себе приключение на задницу. Такое, о каком мечтал.

Айзек мычал в зажавшую его рот грязную ладонь, и Ллойд ждал, пока тот успокоится.

Это обезвредит на время, если не обосрёт дело — Ллойд нихуя не чувствовал к едва знакомому наёмнику.

И не должен. Они прямые конкуренты.

Ясно одно — Айзек вполне из плоти и крови. Может даже и не киборг. Может не целиком. Сомнения касательно его происхождения оставались.

Может даже такой же заложник ситуации. Ллойд не думал. Думать — вредно.

Он встал, застыв ненадолго в дверном проёме. Попрощался:

— Извини, красивый мальчик, но это бизнес.

***

Курт Валентайн был мёртв.

Ллойд не придумал, что чувствовал по поводу смерти абстрактного адвоката мафиози. Не придумал объяснение нападению. Не придумал, как отчитаться Эл.

В голове каша. В теле вата, и сам — как тряпичная кукла.

Он раз за разом набирал текст, стирал и писал по новой. В темноте, в потухшем без электричества диком районе с видом на высотки. В душном номере. В Ист-сайде. Экран телефона остался на максимальной яркости, слепяще светил в лицо. Ллойд рассматривал простейший интерфейс закрытого мессенджера, облизывал губы, крутил пальцами — и ничего.

«Курт Валентайн был мёртв».

Сначала сухие факты.

«Остальное — при встрече».

Затем отмазка. И отмазка хорошая: пусть Эл думает, будто Ллойд не какое-то там трепло. Только живой разговор. Так безопаснее.

На самом деле Ллойд мог сочинить ещё тысячу отмазок. Или вовсе замолчать нападение; всё подозрительно напоминало неудачный вечер в «Гранд-плаза». Лишний повод беспокоиться и звонко съёбываться, чего Ллойд подсознательно не хотел.

Мерзкий комок засел в горле, его следовало вытравить чем-нибудь интересным.

Пить Ллойду не особо нравилось.

Это дорого, бесполезно и не так хорошо прошибает, как что-то повеселее.

Часть сознания требовала вырваться из душного номера, прошвырнуться по богатым улочкам и залететь в нейтральный кабак. Тело подчинялось. Здравый смысл остался в состоянии паники, а оставаться один на один с собой казалось самоубийством.

Ллойд взвесил решения, накинул на себя рубашку и, захватив деньги с ключами, вышел.

Ист-сайд — жестокий город противоречий.

Первое остановившееся такси снесло с ног резким запахом освежителя, громким радио, говорливым водилой. Ллойд сел, умещаясь в тесном салоне, и сразу отвернулся к окну. На фоне мелькали тошнотворные атрибуты хорошей жизни; проносились они быстро, размытыми пятнами — следить за бесконечными неоновыми вывесками привлекательно, но бесполезно. Рассмотреть поток невозможно.

— Вы местный? — зачем-то спросил у таксиста Ллойд.

Словно хотел найти кого-то, кто окажется таким же заложником. И он подтвердил:

— Да. Но я на заработках, как и большинство в парке.

Таксист был весел.

— И я. Я на заработках, — мысль эта ежедневно жрала.

Водитель покосился на чернеющий в жёлтом свете фонарей протез. Ллойд не думал, как выглядел со стороны; растрёпанный, вонючий и в хорошей рубашке на старую майку. Такой протез стоил, как эта раскрашенная под такси конвейерная машина, с водилой вместе взятая. Дэвон ловил заёбы вложиться в никуда. Это один из них — деньги и месть всегда ходили рядом.

Ллойд вообще сейчас мало о чём думал. Он хотел слушать грустные песни, будто ему пятнадцать. По радио играла одна из подобных, унылая и про побег от самого себя.

Все мы в одной лодке. Всем нужны деньги-деньги-деньги.

Таксист притормозил сразу после въезда к какому-то магазину. Ллойд со скупой мордой отдал деньги, без чаевых, и вышел. Не понимая, где оказался. Не понимая, зачем. Это была одна из центральных улиц, запомнилась сразу по приезде; её и назвал.

И первое, что двинуло по башке, едва Ллойд вылез из такси, — страх. Пробирающий до костей страх: некто из темноты мог до сих пор за ним охотиться. Охотился с переменным успехом, потому что практически наебал в том дрянном борделе. Тот же почерк, те же гладкие движения искусственных механизмов.

Но в этот раз Ллойд был сильнее, ловчее и опытнее.

Блядский-кто-он-такой Курт Валентайн был мёртв.

Ллойд сделал шаг вперёд, затем ещё. Попёрся вниз по улице, протискиваясь сквозь шумные гуляющие толпы. В один момент понял, что забыл сигареты в номере, и беспомощно хлопал себя по карманам шорт, нащупывая из нужной связки лишь зажигалку.

«Дерьмо!» — с досадой подумал. Но улица живая, туристическая, с рядами пёстрых бутиков и безликих кафе; некий неоновый клуб нашёлся почти сразу, дорогой и с собственной парковкой.

Фарт, чтоб его, посмеялся Ллойд, на автомате заплывая в душный кабак.

Вспышки голубоватого света мелькали перед глазами, музыка долбила по ушам; люди за столиками старались музло перекричать, тела с танцпола требовали громче — и Ллойд тащился к бару, не нашедший себя ни здесь, ни там. Бар переливался неоном, меняя цвет от ярко-голубого до тёмно-синего, словно сраный оазис в пустыне.

Да и за спиной пацана-бармена нарисовали ебаную пальму. Ллойд упал на высокий стул. Разглядывать сидящих рядом алкашей не стал, но немного потерялся в облаке сигаретного дыма. Кто-то, сидящий справа, курил.

Сладкие ментоловые сигареты. Ллойда что-то спросили со стороны бара.

Ллойд что-то ответил.

Ему налили полную стопку крепкой восточной настойки. Она хорошо обжигала, но медленно расходилась по телу; быстро пьянеть сейчас не на руку. Только успокоиться.

Чувак по правое плечо докурил и взял новую. Теперь Ллойд обратил на него внимание.

Он считал удачу ветреной блядью, но судьба оказывалась той ещё сводницей.

Сомнений в том, что рядом оказался Айзек, не возникло. Ллойд за то короткое время запомнил его женственное ебало. А вот Айзек его увидеть не мог, да и хорошо расслышать голос в злобном полушёпоте тоже, так что… Он просто курил. И пил воду или разбавленный сок. Рядом стоял высокий стакан с мутной жидкостью, в такие алкоголь не наливали.

Ллойда обожгло. Виновата не настойка.

Естественно, он не подал виду. Задумчиво пялился в пустую стопку, пока соображал: это шутка? Это дурацкое совпадение? Это часть плана, замес не кончился?

Лучшее, что можно сделать в такой ситуации — просто ждать. В конце концов, если кто-то намерен Ллойда убить, он это обязательно сделает.

Но уж точно не в баре.

А вопросы надо решать на улице.

Но Айзек ничего не замечал вокруг себя. Он выглядел расстроенным; свет на его лицо падал то яркий-яркий, то темнел — и практически ничего нельзя разглядеть в полной мере. Правая рука лежала на колене, ею он старался не двигать. В левой сменялись одна за другой белые ментоловые сижки.

Тогда Ллойд решился:

— Извините… Не угостите сигареткой?

Вряд ли его голос, хриплый и с музлом на фоне, можно опознать. Айзек испуганно повернулся, словно не ожидал контакта, но вытянул из пачки длинную тонкую сигарету.

Ллойд такие не курил.

— Спасибо.

И уверен, что в другой ситуации Айзек бы отъебался сразу же, но его распирало на поговорить.

— Вы местный?

В Империи принято начинать диалог с этих слов, да. Ллойд и сам так обратился к таксисту. К столичным отношение совершенно другое, не как к южанам, презрительное и с налётом «деревенщина». На востоке засели сектанты и вели войну. На севере холодно и спокойно. Люди кормились образами из СМИ и цеплялись друг за друга.

— Ага, — скупо ответил Ллойд.

Айзек хмыкнул под нос. Он ничего не подозревал, судя по всему, и это позволило расслабиться, выпрямиться, опустить плечи.

— Неприветливо здесь у вас.

Или подозревал. Ллойда маятником кидало туда-сюда.

— А вы с севера?

Лицо его бледное, пусть и поджаренное южным солнцем. Волосы, не убранные под повязку, рассыпались лохматой стрижкой до середины шеи, и совсем выгорели белым. Стереотипная северная внешность.

— Да. Но дома у меня нет. Я… Так. Ошиваюсь.

Звучало грустно.

В башке Ллойд явственно рисовал картинки, на которых Айзек говорит «ты выбрал хуёвую работу, чел», приставляя к виску дорогущую пушку. Но Айзек всё так же выглядел расстроенным, беззащитным и болезным.

Нет дома, нет прошлого, нет будущего. Только настоящее, в котором тебе продырявили плечо.

Хуже всего, что у Ллойда никаких доказательств, будто Айзек и человек из «Гранд-плаза» — один и тот же. Лишь догадки из-за собственной злости. Он просто так думал — это легче, чем пойти против цели и искать иголочку в стоге сена.

Поэтому все страхи беспочвенны, доводы без подкреплений, а пить он больше не собирался и рискнул остаться с ними наедине.

Да и тело у Айзека на первый взгляд обычное.

Ллойд не нашёлся в разговоре. Терпеливо ждал, пока Айзек начнёт пиздеть дальше. Краем глаза замечал, что пялился он именно на кибернетическую руку; без интереса, но с пониманием.

— Чего? — дёрнулся Ллойд, и дёрнул плечом, словно обжёгся. — Проблемы с моей рукой?

Айзек задумался. Прикусил фильтр. Пальма на фоне совсем не плавно перетекала синими.

— Это не гражданский образец, — сказал, наконец, когда деталь уже ускользнула. — Ваша…

— Да можно и на «ты», — резко перебил Ллойд, отчего-то встревоженный сильнее, чем в самом начале их знакомства.

Он до сих пор знать не знал, что за хрень приварили к его телу. Рука не снималась и была будто вживлена в лопатку — и работала совсем как настоящая.

Айзек немного стушевался:

— Окей.

Злое стечение обстоятельств: Ллойд проходил через десятки людей, руку прятал и выставлял напоказ, но на такое нескромное утверждение нарвался лишь в баре. В неизвестном центральном баре, пошлом и некрасивом, после убийства какого-то дебила; голова пошла кругом, Ллойда развезло, он стал раздражённым.

— Чувак, откуда ты вообще это знаешь?

Ну, Айзек имел право оставаться кем угодно, кем он там был. Наёмником, охранником, случайным психом с мечом. Это Ллойд мимикрировал, переключаясь от бомжа до олигарха и сочиняя вещи, о которых не мог знать.

Айзек также мог сочинить любую хуйню, а Ллойд поверить. Но он скривил губы в неопределённом жесте, совершенно спокойно выдохнул:

— Я ветеран.

Ллойд не ответил. Ему было всё равно. Но Айзек не замолк; видимо, это болезненные вещи, которые невозможно держать в себе:

— У меня нет ног, — ноги у него есть. Под брюками не видно, что за ноги, но Ллойд видел его в полный рост. — Тогда армии были очень нужны калеки вроде меня, для всех этих испытаний, и я подписал второй блядский контракт в своей жизни.

Он говорил слишком много — прорвало, как шлёпнувшийся об асфальт пакет молока.

— Ага, — Ллойд пялился на подожжённую сигарету в пластиковых пальцах и не решался затянуться. Разговор начал горчить хуже самого крепкого табака. — Скажи ещё, что заставили.

— Заставили.

— И выглядел ты всегда как блядь?

— Поверь, с лысой черепушкой моё лицо мало изменится.

Если долго вглядываться Айзеку в морду, можно почувствовать жалость. Он старел.

И совсем не смотрелся в форме и берете. По крайней мере, в чужом представлении.

Голос не дрожал, когда Ллойд хамил. Жалости не было.

Айзек почему-то закинул на стойку раненую руку и сжался, от боли или обиды. Жест ускользнул от полупьяного Ллойда — он и не думал обращать внимание на язык тела в такой обстановке.

Всё это оставило очень неприятное послевкусие, но больше никакие мысли не посещали Ллойда. Айзек не излучал опасность, Айзек её к себе притягивал.

Алкоголь разошёлся по телу только сейчас. Ллойд понял — пора заканчивать этот цирк и валить; он докурил и потянулся к чужой пепельнице, чтобы затушить окурок.

— Ладно, я погорячился. Извиняюсь.

— Болезненная тема?

— Да.

— Тогда и я извиняюсь.

У Ллойда не было никаких объяснений. Он вытянул из кошелька бумажную купюру, придавил её пустой стопкой и сполз со стула.

Прошёл достаточно, пока Айзек не окликнул:

— Я мог бы тебя подвезти.

Это какой-то отчаянный и совершенно ненужный пацифизм, думал Ллойд. Он не любил сажать кого-то чужого в свою машину, особенно пьяного, особенно хамоватого.

Но если судьба-чертовка намекала на смерть — Ллойд был готов принять её с честью.

Ничего не стоит вывезти его за черту города, стукнуть по башке и добить в пустыне.

Ничего не стоит и подкинуть до дома.

Айзеку, у которого в стакане лимонная водичка, ничего не стоит сесть за руль (сделать выбор). Ллойд мог бесконечно долго ловить такси или ждать заказанное. Так что он кивнул на выход, чувствуя себя не пацифистом, но каким-то ебанутым фаталистом.

А удача и судьба не всегда уживались, однако делали исключения.

***

У Айзека спортивная машина с местными номерами.

Низкая, двухдверная, чёрная резвая лошадка с круглыми фарами.

Не новая. Двадцатилетка с подгнившими порогами, но, чёрт, — охуенная тачка! Это привело Ллойда в наивный восторг, прокатиться на своей детской мечте. Пусть не такой сильный, как бывает у детей, но ощущение приключения накладывалось на паршивое состояние. Адреналин, драйв, неизвестность, опасная жизнь за спиной. Айзек нажал кнопку на брелке; машина с небольшим промедлением отозвалась, мигнув фарами и пискнув сигнализацией.

В салоне пахло теми же сигаретами с ментолом (из узкого подстаканника торчала ввинченная туда пачка). На зеркале висел брелок в виде катаны. Руль обшит хорошей крепкой кожей. Всё здесь намекало, что тачка принадлежала Айзеку, а не кому-то ещё.

Доверял, сажал к себе в машину.

И Ллойд доверился, сел к прямому конкуренту. Врагу. Убийце. Его роль приоткрылась, но всё ещё находилась в тени.

Он всадил ему клинок в плечо. Факт, столь же важный сегодня, как смерть Курта Валентайна.

Что мешало Айзеку ответить тем же?

У них, размышлял Ллойд, записывая в заметки на телефоне номер и марку, тысячи шансов порубить друг друга.

Ист-сайд большой. Никто не хватится о пропаже некого наёмника. Никому не надо искать труп наёмника. Эл просто смотается, отчитываясь затем о ликвидации. Дэвон поплачет о деньгах, которые не взыщешь с мёртвого, да найдёт кого-то ещё.

Айзек, в отличие от Ллойда, не излучал беспокойства. Он сел, завёл машину — и автоматически включилась магнитола.

Модная музыка, под которую приятно гонять по дорогам, — Айзек из этих? Возникало много ощущений и мыслей, от детских и наивных, до совсем тревожных и жестоких. Ллойд в них плавал, стараясь оставаться с трезвой головой.

Насколько оно возможно, естественно.

— Куда тебя подвезти? — спокойно спросил Айзек. Ни раздражения, ни жалости.

— Сансет роуд, — Ллойд отвечал наугад, называя не самую близкую к гостинице улицу. Не к чему кому-то знать его местонахождение.

Они поехали. Молча.

— Знаешь, у тебя приметная тачка.

Первая фраза была за Ллойдом. Он пялился на жёлто-рыжие огни фонарей, вслушивался в бубнящую мелодию трека в динамиках. Голове на подголовнике хорошо и комфортно. Айзек развернулся, выехав с парковки клуба, и управлялся левой рукой, правую не убирая с ручки. Хмурился от боли, когда приходилось передачи переключать.

Ллойд бы посмеялся, да не в таком положении.

— Чем же? Это Ист-сайд, друг мой.

— Твои привычки, — он кивнул на едва качающийся брелок. — Куришь ментоловые. Увлекаешься холодным оружием. Гонки любишь. Риск. Деньги.

— Ты не найдёшь в Ист-сайде человека, который не увлекался бы этим.

— Справедливо.

Они ехали по центру, не поворачивая ни в какие закоулки и не объезжая пробок. Ллойд сидел в телефоне, лениво отвечал на ночные сообщения Китона и иногда открывал навигатор, проследить маршрут. Может, настроив себя негативно, подсознательно хотел влипнуть в дерьмо. Но нет. Центральное шоссе, ночные пробки, духота и неприятная, долбящая по ушам, музыка.

Настроение упало: никакого драйва, ноль адреналина. Без соперничества, без мести. Айзек словно привык, что его постоянно тыкают ножами, и больше не хотел войны.

Или устраивал войну где-то глубоко внутри себя.

Или, блять, даже не подозревал, что вёз человека, который ударил его в плечо какие-то ссаные часы назад.

Больше всего Ллойду хотелось расслабиться и отдохнуть от своей персональной войны.

— Хочешь о чём-нибудь поговорить?

Высокие манеры.

— Нет.

Тогда Айзек сделал музыку погромче и ускорился.

Ллойд наблюдал, как он вёл. Как двигались ноги, которых, по рассказу, нет. Механика требовала работы ногами. Особенно в пробке, где сцепление нужно держать постоянно; но они ни разу не заглохли, и на светофорах трогались резво, оставляя зевак позади.

Так странно всё это.

К нему что, приварены такие же новейшие протезы?

И к позвоночнику прикручена пластина?

Он тот самый киборг? Это гражданское тело?

Вопросы эти лучше оставлять без ответа.

Сансет роуд не так далеко, как почему-то Ллойду представлялось. Айзек не стал заезжать во дворы или на магазинные парковки, а остановился на одноимённой остановке.

— Я Айзек, кстати.

Он представился второй раз, но сам этого не знал. Ллойд замер с телефоном в руке и механическим движением нажал на кнопку блокировки: на экране горело «03:49».

Что, в принципе, заметно и так. Светало. Воздух совсем остыл, стал свеж и будто бы осязаем. Мимо неслись ночные гонщики. Скоро утро. То самое утро, понятное для каждого человека. Будильник, быстрый завтрак и дорога до работы.

— Угости сигареткой ещё раз, Айзек.

Айзек бесцеремонно вынул из подстаканника ту самую пачку, проверил на наличие сигарет и протянул Ллойду.

— Забирай.

Ллойд сам отщёлкнул замок на двери и быстро вышел. Прохладный воздух прошёлся по коже.

Но — да — его опять остановили. Тогда, когда надо бежать (не оглядываясь).

— Так кто ты, таинственный незнакомец? — Айзек нагнулся над рулём, чтобы со своего места увидеть Ллойда, и устало улыбался.

Ллойдов в Империи много. Ллойд — имя популярное. И он даже не соврёт, если сократит имя до «Эл». Его куратор вполне могла оказаться какой-нибудь Ллойд.

Кто-то спал на лавке за спиной, свесив ногу. По крайней полосе, объезжая машину Айзека, проползла автоцистерна. Мигала аварийка. Ллойд стоял с закинутой на дверь рукой — был готов дверью хлопнуть и не встречаться с Айзеком никогда больше.

Удивительно красивое утро.

— Я Ллойд.

И он с чистой совестью захлопнул дверь, оставляя Айзека думать что угодно.

Айзек, видимо, не стал долго думать: едва Ллойд обогнул спящего на остановке бомжа, за спиной послышалось шуршание колёс и рёв разгоняющегося двигателя.

Обернувшись, можно было увидеть, как чёрная спортивная тачка вмешивалась в разноцветный поток.

========== Ист-сайд 2/4 ==========

Эл выглядела выспавшейся и отдохнувшей, чего нельзя сказать о Ллойде. Он стоял перед ней собранный, с сумкой на плече, футляром в руке — и смотрелся, в общем, как простой уезжающий турист, заехавший в кафешку перед самолётом.

Эта франшизная кофейня — почти единственное место в центре, работающее с шести утра. Эл сидела здесь с семи, Ллойд опоздал на пятнадцать минут. Людей проходило не так много, все в основном покупали кофе и уматывали. Тесный душный зал в пресном коричневом стиле, маленькие столики, студенты-баристы — охуенное место для переговоров двух наёмников, просто супер.

Возмущения эти стоило оставлять при себе, переключаясь на выдуманную легенду. Сегодня они уезжающие туристы — и обмана здесь лишь доля, Ллойд действительно съезжал с одного места на другое.

Он затолкнул сумку и футляр под столик. Сел, кивнул подошедшей официантке на первое попавшееся блюдо, что шло с чашкой кофе.

— Выглядишь плохо, — не упрёк, а констатация факта, шершавая, как кошкин язык.

Эл не собиралась вытягивать доклад из Ллойда — Ллойд это понимал, но не знал, с чего начать. Что умолчать, а что выложить. Рассказать про Айзека в борделе или Айзека в баре, или, может, совместить.

Он спал несколько часов; даже не спал, беспокойно дремал, прежде чем проснуться по будильнику и собрать манатки. Сонные мозги работали хреново. Непонятные дурацкие чувства не давали сказать самое важное.

А если придётся всё сворачивать?

А если это ловушка?

А если Эл сама прогорит?

А если на Дэвона также кто-то охотился?

Если-если-если. Об этом полезно задуматься, но не сейчас и не ему.

— Ну, Курт Валентайн больше не с нами, — Эл напротив ела какое-то чересчур сладкое, залитое сиропом пирожное. Ллойд старался не смотреть в лицо. — В остальном… Штатно. За исключением момента.

Она не ответила, замерев с ложкой во рту, только кивнула. Ллойд поёжился. «Да» или «нет». Правда, полуправда, ложь.

— На меня напали.

— Охрана?

— Полагаю, да.

Если не вслушиваться в диалог и ничего не надумывать, реально поверить, будто Ллойд очень буйный посетитель баров. Принесли присыпанное какао белое суфле и чашечку кофе.

— Тебя видели?

— Нет.

— Его видел?

— Нет.

— Хреново.

Почему хреново, знала только Эл.

— И что?

Кофе по вкусу больше похож на жжёный асфальт. Эл в неопределённом жесте пожала плечами, но сохранила приевшееся гробовое спокойствие:

— Трубят о смерти Валентайна, а не о тебе. С кем бы ты там ни дрался, это никто не обсуждал.

— И почему хреново?

— Да я тебя поддержать пытаюсь, — улыбалась Эл редко, — будь всё действительно хреново, мы бы здесь не сидели.

Айзек — это личный конфликт Ллойда. Он должен вести его сам.

Айзек не был просто человеком из бара или просто охранником. Такой же приехавший на заработки; Ллойд отчаянно пытался найти родственные души в случайных людях, но совпадение нашлось лишь в человеке из темноты.

Возможно, они преследовали одну цель. Возможно, Курт Валентайн не нравился не одному единственному Дэвону Файку.

Он даже мог работать на Кольта — ликвидировать крысу-адвоката.

Но это было бы слишком просто. И Эл не сидела бы в кафешке, уничтожая килограммы сахара.

— Как ты сам? — внезапно спросила она. Протокольных допросов хватит, понял Ллойд.

Хуже, что никакой ответ не находился. Хотелось спать, пожалуй. За окном светало, работнички в костюмах или студенты один за другим заходили за стаканчиком кофе. Вспоминался Пёсий Яр, как одно из воспоминаний, которое Ллойд поклялся бережно хранить. Центр Ист-сайда не напоминал центр Пёсьего Яра никак — здесь не было ни торгашей в палатках, ни узких, непроходимых улиц, ни грязи, ни свободы — лишь стерильный вакуум относительно молодого прогрессивного города.

Ллойд понимал, как ошибался. Ист-сайд его ослепил, подобно сотням таких же мечтателей.

Дышалось не легче, чем в загрязнённом Пёсьем Яре. Только парень из Кудака, бродивший по плохим районам, чувствовал себя в своей тарелке.

— Как на войне, — ляпнул Ллойд, не совсем понимая, что хотел бы донести.

Потом отломил суфле и кромсал его на маленькие кусочки. Есть совершенно не хотелось.

— Понимаю. Мой муж военный, — оговорилась Эл. Она замерла на секунды, осознавая ошибку, но продолжила: — Но наш бизнес война, и бизнес идёт хорошо.

Война за власть, жестокая и кровавая, шла на востоке, в автономных государствах. Каждый в Империи мог найти место, где сплясать на костях; Ллойд понимал, что мужа Эл, возможно, уже видел по телеку. Один из высоких накачанных мужчин в цветастом кителе, с красным беретиком на глаза и злой мордой.

Значение в эту фразу можно вложить любое.

Война — понятие широкое. Люди в форме это прекрасно осознавали, пользуясь различными предлогами. Как муж Эл. Как сама Эл.Ллойд нисколько не хотел знать, кто она на самом деле. Бывший или действующий агент правительства, кукла Дэвона или ничейное наёмное лицо.

У Эл проступали сухие мышцы на руках, а ладони узловатые, с блестящими шрамами на костяшках, и никак в его представлении не складывались в знак «мир».

— И как ты сама понимаешь это?

— Трактуй как хочешь, — Эл пожала плечами, её любимый жест, — мы все здесь на войне. Стреляй, принцесса, и ни о чём не жалей.

Ллойд поймал себя на том, что просто размазывал кусочки суфле по блюдцу.

— У меня нет волыны.

— Тебе нужна волына?

Огнестрельное оружие среди рядовых чуханчиков редкое явление. Дорогое в производстве, поставлялось оно только в армию, поставки эти строго контролировались, данные учитывались, а достать такую игрушку непросто. Эл же говорила так, будто готова вынуть пушку из-за пазухи и вручить Ллойду прямо в руки.

Ну, раз её муж военный, он умел стравливать серийные номера на огнестрелах и передавать кому надо.

— Я думал, это производит больше впечатления, чем светящаяся палка. К голове там приставить, припугнуть. Полезно, — Ллойд наконец-то отломил от суфле нормальный кусок и попробовал. Сладко, тает во рту и не очень вкусно.

Всё равно не так сладко, как этот бесполезный разговор. Эл вытерла рот тыльной стороной ладони, задумавшись.

— Ну, да, это идея.

— Сколько?

— Я узнаю.

Война есть война.

***

В новой гостинице не было красивых видов из окон. Там вообще не было вида, по сути, лишь обшарпанные бетонные дома, висящие на перилах стиранные тряпки, помойка на заднем дворе и оживлённая южная улица с другой стороны. Воняло жареным, пылью, всё это залетало в открытое окно, а старый вентилятор разгонял по номеру. По побитой дороге сновали торгаши на скутерах, таксисты, гнилые пикапы — шумно, грязно, жарко.

Ллойд ненадолго подумал, будто вернулся в Пёсий Яр.

Но то всего лишь прибрежные районы, отдалённые от центра, и выглядели они всё равно побогаче родных краёв. Проснулся он только к полудню, не чувствуя себя ни на грамм отдохнувшим. Маленький балкончик с кривой ковкой выходил на ту самую улицу. Годился не больше, чем для сушки шмотья и курения, однако Ллойд завис. Вглядывался в прохожих без определённой цели, да и с третьего этажа лиц не разобрать. А воображение рисовало, как сквозь толпы смуглых южан протискивался человек с лохматыми белыми волосами.

Это, несомненно, привнесло бы красок.

Пачку, подаренную Айзеком, Ллойд так и не попользовал. Не решился, не любил ментоловые. Её он нашёл в кармане только сейчас. Повертел в руках, открыл. Свободно болтались три сигареты, а на внутренней стороне крышки подписан номер с подмигивающей рожицей.

Смешно или не очень.

Уникальный, блять, способ знакомиться. Просто ювелирный. Ллойд оценил оригинальность, но не оценил, что это Айзек.

Если не совпадение — то хорошая игра.

Через дорогу пыхтела тесная полуоткрытая жральня, увешанная цветастыми коврами. Из пыльных колонок, стоящих у входа, пердела музыка с барабанами и жёваными словами на иностранном. Ллойд не стал выбирать место получше, здесь всё примерно одинаково; вечером, не получив от Эл ничего нового, он пошёл есть.

В столовой многолюдно. Заняты все столики (всего их четыре), на бордовом расшитом топчане восседала компашка местных с золотыми зубами. Ллойд зашёл, сделал заказ, заплатив сразу, и не представлял, чью роль сыграть на этот раз: парня с Кудака, мажорчика или опасного бандюгана.

Не оставаться собой. Не забываться.

Он залез на топчан, скидывая тапки, и завёл разговор с теми самыми местными. Сначала просто в духе «привет, я тут проездом, чё как» — затем глубже и интереснее.

Ллойд знал диалект, это прибавило доверия в чужих глазах.

— У нас здесь нет работы, — говорил старший из компании, бородатый и с головы до ног закутанный в халат, — последнюю китобойню продали.

Принесли тарелку рассыпчатого плова, плошку с водой и чай. Ллойд обмыл руки и зачерпнул горсть. Над головой лениво крутился нерабочий вентилятор, на лопастях висели заполненные липучки для мух. Пахло пригоревшим жиром и чужими телами. Будь он настоящим мажором, Ллойд бы смутился, но он так жил всегда.

И черпать еду рукой, пусть и искусственной, приятнее.

— Я приехал не за этим, — плов не ужасный, но сухой. — Я ищу человека.

Новый образ нарисовался сам собой. Теперь уже не парень с Кудака ел плов руками, а некто с Ист-сайда. Загадочный, немного легкомысленный, лёгкий на подъём; отпрыск мажора, приехавший мстить. Он может завалиться в первую забегаловку и сесть к местным. Он может стрелять глазками, влиться к кому угодно. Он охуенный.

— Рич знает всё про всех, — сидящий внизу, помоложе и похитрее, вскинул палец. Борода в халате строго на него посмотрел. Но шнырь не унялся: — Тебе задолжали?

— Не совсем.

— Украли что?

— Нет, — Ллойд отряхнул протез от налипшего риса, — это мой бизнес, парни, просто скажите, что за Рич.

Старший, тот самый борода, обтёр руки об халат и поднялся. Ллойд сразу понял, что ему захотят набить морду, пригрозить или вовсе прирезать — спросил не про того.

Но у безымянного мужика мало шансов противостоять человеку с кибернетикой в теле.

— Пойдём поговорим, сынок.

Единственное, что Ллойда огорчало, это недоеденный плов. Жрать хотелось нестерпимо, а возвращаться к компашке он не планировал.

Ллойда завели на задний двор, солнечную сторону. Солнце жарило в полную силу, здесь Ллойд ощутил промокшую на спине и под левой рукой футболку. Не от страха. Не от предвкушения драки. Просто в Лагуне-гринс, этом старом районе, пиздецки душно.

Борода помялся, перекручивая перстни на толстых пальцах.

— Твоя рука, — в конце концов коротким кивком он указал в сторону, — тебе не просто нужен какой-то человек.

— Оставим это на моей совести, — Ллойд зачем-то согнул правую руку в локте и повертел кистью. Показывал. — Мне есть, чем заплатить.

Он уже не мог отделаться от мысли, что Айзек в жизни появился просто так. Подобных совпадений не бывает.

— Кто ты? — настороженно спросил борода, услышав про деньги. По глазам видно — интересовался этим с самого начала. — Ты со стороны Кольта? Римсона? Файков?

— Нет, — легко и просто спиздел, — сам на себя.

Борода недобро оскалился, ничего не отвечая. Ллойда весь этот допрос раздражал, как и стоять спиной к солнцу, посреди помойки и навешанных на забор кухонных полотенец.

— Кто Рич, мужик? Просто ответь.

— Стоит перед тобой, — Рич бы развёл руками, да рядом стена. — Я знаю, кто может тебя интересовать. Я не знаю тебя.

— Какая сумма поможет меня узнать?

Рич почесал густую чёрную бороду, залез ладонью под бандану на голове и почесал там. Жильё всё равно оплачивал Дэвон, жрачка в подобных забегаловках не такая дорогая, а обойтись без гостиничного интернета Ллойд всегда мог.

Сорить деньгами, как и погнаться за неизвестным наёмником, в планы никогда не входило.

Но Эл сама сказала, что Ллойду позволено вносить корректировки.

«Ты вольная птица, пока выполняешь всё идеально», — вспоминались её слова, не значащие ничего конкретного.

— Десятка, может, — Рич сразу смягчился, поймав заёб на деньги, и вёл себя уже более дружелюбно. — Без всяких гарантий. Я тебе не мафия.

Ллойд достал сложенную пачку денег из кармана, протянул Ричу положенную десятку. Тот её покрутил, помял, посмотрел на солнце — и быстро припрятал куда-то под халат. Хотелось легкомысленно откинуться плечом на стенку и закурить, но спускать местного вахтёра никак нельзя.

У Ллойда достаточно сведений, чтобы найти Айзека через полицию, но недостаточно связей.

Мафия не имеет связей с полицейскими, кроме денежных. Да и если бы полиция работала на права честных граждан, юг был бы более приветлив и, конечно, не кормил своей землёй воров и коррупционеров.

Он ожидал, что Рич скажет «да, видел такую машину, крутился здесь недавно» или «нет, понятия не имею, спасибо за десятку». Он ожидал, что Рич просто убежит. Рич достал телефон, старый, с кнопками, набрал номер и, отойдя в сторонку, в приказном тоне диктовал кому-то на том конце. Ллойд не вслушивался, но половину слов не понимал. Это была смесь восточного и южного диалектов, приправленная руганью. Некрасивый шипящий язык.

С кем бы Рич ни говорил, отношения у них натянутые, нервные и рабочие — бизнес шёл.

Затем Рич подозвал Ллойда и продиктовал человеку в телефоне оба номера: и авто, и телефонный.

— Подойди ко мне ближе к ночи, — выдохнув, Рич скинул звонок. — Я буду здесь.

***

Ночью не стало тише. Где-то недалеко играли свадьбу (может, даже, в ближайшем дворе), стучали в барабаны, орали, крутили местную музыку; Ллойд знал, что продолжится это до утра, а оттого с гостиницы вышел заранее раздражённый.

Ричу ничего не стоило его наебать, но Рич очевидно думал, что с Ллойдом шутить плохо. На юге, не изображённом на буклетиках, к технологиям относились настороженно. Кибернетику воспринимали исключительно как военные дела или дела людей богатых — а с богатыми лучше сотрудничать.

И силуэт Рича, восседающего на топчане, Ллойд увидел едва перебежал дорогу.

Пердящие колонки убрали внутрь, с правой стороны опустили пёструю красную занавеску — условный знак «закрыто». В маленьком закутке остался официант, принимающий днём заказы, да гремели на кухне. Рич поднял голову и жестом пригласил присесть. На столе уже стоял чайник, стопки и… Старый ноутбук.

Ллойд сел. Сразу налил себе чай. Рич окликнул официанта, чтобы тот смылся куда-нибудь на кухню.

Теперь они остались одни: с пыльным вентилятором над головами, стрёкотом сверчков и жужжащей рядом мухой.

— Ты уверен в том, что не опоздал? — плавным движением Рич поднял свою стопку, поднёс ко рту, подул. Взял вторую стопку, перелил с приличной высоты. Чай пенился. Хороший чай.

А разговоры загадками Ллойду не нравились.

— Не нагнетай.

— Да я не нагнетаю, — улыбался Рич в усы, — машина твоя записана на мёртвого человека.

Он нагнулся, чтобы что-то накликать мышью, и развернул ноутбук экраном к Ллойду. Открыта фотография монитора, на мониторе невзрачная страница — база данных. Марка, модель, все нужные номера, владелец.

Ллойд быстро пробежался взглядом по ненужным ему данным, зацепился за имя. Первый звоночек беспокойства (недопонимания, злости, раздражения — не различить) звякнул именно в этот момент.

Айзек Алан Юнассон — это охуенное имя, Ллойд не изменил мнения. Он сфотографировал экран, как бы нелепо это ни выглядело, на свой телефон.

Потом Рич снова развернул ноут, переключил картинку на такую же фотографию монитора. Скан военного билета. Молодой Айзек, побритый под ноль, числился одним из оперативников одной из ЧВК.

И — ожидаемо — на последней фотографии красовалось свидетельство о смерти. Поддельное или же нет, на бумаге Айзек умер в возрасте двадцати семи, где-то на востоке, в самый разгар начавшейся войны.

Человек, переигравший свою смерть, пошёл по пути мести.

Знакомо. Пиздец знакомо. Ллойд даже не думал, что им придётся столкнуться. Ллойду это дало ответы на все поставленные вопросы, кроме главных. Какую роль в деле играли Джефферсон, Кольт и Курт Валентайн.

И Рич, кажется, нашёл ответы, перестав видеть в Ллойде угрозу. Бывшего солдата ЧВК искать мог кто угодно. Он забрал ноутбук к себе и отхлебнул вспенившийся тягучий чай; Ллойд свой даже не попробовал.

Кого вообще сейчас ебал чай?

Никто ещё не умел воскрешать людей. Айзек не был просто солдатом, просто человеком, просто охранником из борделя.

— Я закурю?

Айзек захотел поиграться в мёртвого мстителя.

— Пепельница у официанта, — равнялось это словам «не возражаю».

Ллойд зажёг сигарету, закашлялся и пошёл за пепельницей.

Если Айзек был тем, за кем Ллойд охотился, то он жалел, что не прикончил его в борделе.

Или хотя бы не отрубил руку. «Око за око» и прочие блядские законы — злость разгорелась внутри неприятной горечью.

Из-за него Ллойд торчал в ёбаном Ист-сайде, чтобы вырезать очередного идиота.

Из-за него загорелся идеей мести.

Из-за него стал калекой.

Ллойду удобно спихивать проблемы на кого-то другого. Он всё ещё не мог пройти стадию гнева.

— Ты видел здесь эту машину? — но сохранил спокойный твёрдый голос, не срываясь на возмущения. Этого никому знать не надо.

Рич побледнел.

— Видел, — быстро протараторил, — вижу. Обычно на Айленде.

Айленд — это улица. Ллойд пока не представлял, что за улица, но запомнил название, и очень хотел наведаться туда как можно скорее.

Они явно шли по одному пути.

И если Айзек опередит — стреляй, принцесса. Ллойд докурил, затушил сигарету, залпом выпил противный травяной чай. Рич едко пялился, ожидая чаевые, но общаться с ним больше не хотелось.

А плов здесь готовили паршиво.

— Благодарю за сотрудничество.

Свадьба не затихала ни на минуту. Ллойд вышел, спешно удаляясь в сторону набережной, ещё раз перекурить и организовать мысли. Эл до сих пор сидела в центре, закрывая некоторые вопросы, и это промедление ужасно пугало. Счёт шёл не на дни — на часы. Машину Айзека видели где-то на районе, Айзек преследовал шёлковую ниточку и также чистил ряды Кольта.

Если Ллойд опоздает… За этим может последовать что угодно.

Если шли за головой Ллойда, он хотел честного боя.

Набережная показалась совсем скоро, или Ллойд это надумал, быстро шагая навстречу толпам и огибая опаздывающих в стойла коз. Пенистые волны прибивали к берегу кучи мусора, среди него рыбаки на обшарпанных залатанных лодках сматывали сети. В воздухе кислый запах йода и гниющей рыбы. Чайки кружились над головой, загаживали без того засранную пристань; Ллойд ненадолго остановился понаблюдать, а затем пошёл дальше.

Недалеко, на столбе, красным пятном выделялась прибитая коробка телефона-автомата и пара человек рядом. Айзек мог ошибиться, а мог специально дать свой номер — и если звонить, чтобы проверить, то только с автомата.

Ллойд ощущал себя ебаным авантюристом, когда подошёл к телефону, вставая в очередь.

Две монеты провалились в автомат со звоном. Плечом Ллойд зажал трубку и достал свой телефон, чтобы посмотреть номер.

Наверное, выглядело нелепо со стороны. Люди, стоявшие за спиной, не имели мобильников (денег на счету).

Раздавались гудки. Один, второй, десятый; недовольный шёпот за спиной, жалость о потраченных монетах и злость. Теперь Ллойд чувствовал себя тупым потому что, на самом деле, и не ожидал ничего другого. Нахуя Айзеку отвечать на телефон? Нахуя давать личный номер? Это безрассудно и небезопасно, примерно как развозить потенциальных преступников на личном авто.

У Айзека наверняка был план, но Ллойд его не понимал. Он повесил трубку, так ничего и не дождавшись, быстро ушёл с нечитаемой мордой. Мужик, стоявший за спиной, обернулся вслед.

Запоздало Ллойд подумал, что лучше бы потратил две бронзовых монетки на звонок Эл.

Свадьбу в номере слышно не так хорошо, как казалось ранее. Её вообще практически не слышно даже с учётом открытого окна. Вентилятор работал шумно, болтовня по телеку заглушала практически все звуки, кроме гудков машин. Ллойд лежал лицом в пыльное, нестиранное покрывало, и наслаждался приятным тянущим чувством в позвоночнике.

Его позвоночник стал выносливее, крепче и жёстче, но по-прежнему умел уставать. Полузабытое ощущение, какое бывает после дня на ногах, Ллойд смаковал как дорогие сигареты. Не хватало лёгкой боли в коленях для полной картины.

Потом он перевернулся на спину. На белом потолке чернели разводы плесени. Это плохая гостиница. Здесь проблемы с горячей водой, чистотой и канализацией. Здесь воняло в ванной и воняло под окнами на улице. Здесь… Очень по-домашнему. Привыкший к подобным условиям, Ллойд чувствовал некую ностальгию по детству.

Юг никуда не делся.

И он ещё понимал себя. За что мог бороться, ради чего жить. История рождалась на глазах — не легенда на один раз, как парень из Кудака или человек в пловной — а его личная история.

Он был готов встретить человека из темноты ещё раз. Звонить тому день и ночь, опросить всех владельцев забегаловок, достать из-под земли, воскресить и пришить ноги.

Айзек он или нет, добрый или хороший, — это история, ради которой Ллойд здесь.

Это паранойя, это отчаяние, это сломанное в мафиозной клоаке детство.

В больнице Ллойд много тренировался, выжимая из себя все соки, пока не уверил, будто умеет видеть в темноте. В больнице он ловил восхищённые взгляды Вайса, Харта, Джерома, младшего и старшего персонала, обычных больных из коридоров — он питался ими, как кактус солнцем. Он приручил этот хитрый меч, слил в одно целое с рукой.

Орудие мести или справедливости.

Наш бизнес война, и бизнес идёт хорошо.

Отныне и навсегда.

***

Утром Эл написала два коротких сообщения: стоимость пушки и место встречи.

Ллойд не мог думать ничего, кроме хвалебных од божествам о её приезде. Ночью он заснул без сновидений, не расстилая кровать, и проснулся от телевизора; как раз шли новости с намёком на что-то хорошее.

В ванной испуганная мокрица тут же смылась под раковину, едва Ллойд включил свет. Он выглядел плохо, не лучше серой мерзкой мокрицы. Он не узнавал себя.

Из-за недостатка сна под глазами темнели неприятные синяки, борода отросла и усы кололи губу; Ллойд задумчиво почесался, кривя рожи перед зеркалом, и взял бритву.

Новая легенда — новая внешность.

Ллойд, наверное, впервые за несколько лет увидел себя без бороды: он оставил короткие острые бакенбарды, считая это красивым с длинными волосами, но в целом ощущал себя по-новому. Понял, какая охуенная у него линия челюсти и квадратный подбородок, и как легко перевоплотиться, банально сбрив лишнюю шерсть. Стать моложе, привлекательнее — эй, я гость с центра, мне нужно особое внимание!

Конечно, особое внимание Ллойду не очень нужно. Но компашка с рыгаловки через дорогу уже может и не узнать.

В остальном — по-старому. Мыться пришлось быстро и холодной водой (горячую успели израсходовать за утро, но не успели нагреть), вымывать из волос шампунь — стоя вне душевой, чтобы вода не попадала на тело.

Хотелось жрать, и хотелось поскорее покинуть тесный номер со старой, зацарапанной мебелью. Ллойд максимально неприметно оделся, залезая в обрезанные под шорты джинсы, несвежую рубашку, и пряча взгляд под тёмными очками. Руку по старинке пришлось скрыть под длинным рукавом.

Он не придумал, как себя назвать. Местный доходяга. Городской сумасшедший.

Или, в шутку, — киборг-убийца.

Почему Мортон бульвар, указанный Эл, звался бульваром — не известно никому. Здесь на удивление пусто, спокойно, и напрягали лишь стада коз, выпущенные местными на выгул. Здесь было много чайных, Ллойд по дороге насчитал пять практически подряд. Местные за пластмассовыми столиками пили чай со старых чайников, пафосно переливая его с одной стопки в другую. Курили кальян, болтали, кидали проходящим мимо козам сухари и пялились на Ллойда.

Здесь встречались и столовые: какие-то совсем плохие, построенные из жестяных листов или песчаника, какие-то — раскрашенные бетонные коробки с решётками на окнах, музыкой и столами на улице.

Здесь есть магазины. Это легко определялось по развалу при входе: запакованные в полиэтилен бутылки воды, мешки с крупой, сахаром, мукой. Рядом соседствовали ящики с теми же фруктами или овощами, палатки с уличной едой — и рядом бегали наглые козы.

Ллойд не знал, почему в Ист-сайде разводили коз, но коз по его мнению было слишком много. В Пёсьем Яре предпочитали птицу.

Он чувствовал себя одновременно и дома, и где-то вне. С бедной жизнью в трущобах Ллойд распрощался ещё будучи юношей.

Машина Эл стояла в самом конце улицы, под большой финиковой пальмой. Насмерть сгнившее корыто с жёлтыми шашечками на крыше, табличка «занят» на завешанном изнутри стекле водительской двери.

Эл женщина изобретательная.

В салоне жарко; Эл обмахивалась сложенной газетой. Как только Ллойд сел, она убрала табличку с занавеской и тронулась.

— В центре приятнее, согласись, — сказала Эл после условных приветствий и, да, нельзя было не согласиться.

Центр и остальная часть Ист-сайда — как два разных мира.

— Я привык, — Ллойд пожал плечами, — единственное, нахуя им козы?

— Козы — это валюта.

— Ну, я догадывался. Как птица у нас.

— Ага, да.

Шерсть, мясо, молоко; за десять голов можно купить мелкую технику, за сто жениться.

— На сколько голов оцениваешь ствол? — посмеялся Ллойд, подкладывая согнутые руки под голову.

Эл посмотрела по сторонам: на чайные, их посетителей и, конечно, бегущую мимо козу.

— Соберёшь всех в округе — и я полностью твоя.

Ну, Ллойд уже знал, что пистолет Эл оценила в тысячу вечнозелёных — это весь бюджет Ллойда, выданный ему на дело. Но Ллойд умел тырить кошельки, вскрывать замки и угрожать, так что не беспокоился за деньги.

Деньги приходят и уходят. В Ист-сайде об этом знал каждый.

В Лагуне-гринс человек Кольта купил китобойню, а китобойня хорошо здесь всех кормила. Но человек Кольта сократил многих местных, устраивая на работу пешек-последователей. Бизнес креп, производство увеличивалось, поставки росли, качество продукта улучшалось — но не зарплата, и не условия труда для старых работников. В итоге кучка местных осталась лишь на бойнях, а другие кучки проматывали дни на улице.

Какой нехороший этот человек, Джейд Бриз, с иронией думал Ллойд. Про китобойню он узнал ещё до Эл, а что всё обстояло настолько плохо, лишь сейчас. Он не хотел становиться каким-то вершителем справедливости, уничтожителем грязных бизнесменов и всемирным героем — он сам бизнесменом был. И башка Джейда Бриза — непосредственно этот бизнес.

На роль некого супергероя подходил Айзек. Беленький и пушистый воин из темноты. Недоделанный пацифист на дорогой тачке — он вообще знал, как его корыто загрязняет воздух?

Ллойд думал о нём со злостью и какой-то неприятной тоской. Всё напоминало извилистую горную дорогу: вверх-вниз, оборот, затухание, оборот — где-то должна начаться вспышка.

Эл ехала по неплохой новой дороге вдоль набережной. С открытыми окнами на полном ходу было очень шумно, и ей приходилось кричать, чтобы Ллойд слышал. Ллойд полусидел-полулежал, подставив лицо ветру, лениво слушал про распорядок дня Джейда Бриза и просто отдыхал.

Джейд Бриз жил в элитном посёлке, что нельзя отнести ни к Лагуне-гринс, ни, словно, к самому Ист-сайду. Он располагался между городом и пустыней, белел фасадами хороших больших домов, искрился бассейнами, неприветливо закрывался от посторонних глаз высоченными заборами; Ллойд смог это увидеть, когда они спускались с горки.

— Придётся тебе попотеть, — с неопределённой ехидной интонацией говорила Эл, — в борделях он не сидит, только передвигается по югу. Послезавтра должен прибыть сюда.

— Я должен застрелить его на улице?

Ллойда забавляло, как спокойно они это воспринимали. Простой будничный диалог.

— Да. Так будет удобнее всего.

— А охрана?

— Один-два человека.

Заезжать непосредственно в поселение Эл не стала, а проехала чуть дальше, свернув с хорошей дороги, и, вновь забравшись на пригорок, остановилась на смотровой площадке. Ллойд заметил, как плохо ползла машина в гору, будто была чем-то нагружена.

Они подошли к краю. Дома издалека похожи на разбросанный конструктор. Попутно Эл рассказывала, где удобнее будет заехать, где непосредственно дом Бриза, куда валить и в какую сторону потом ехать. Не считая прибрежной дороги (которая уходила в противоположную от Ист-сайда сторону) и коттеджей, ловить здесь нечего. Глухая жаркая пустыня в окружении гор, поросшая сухими кустами. Люди строили себе дома для отпуска. Жить постоянно здесь нереально.

У Ллойда оставались дни, чтобы попробовать обыграть Айзека, если Рич из пловной не обманул. Бриз должен появиться не ранее, чем послезавтра.

За это время можно успеть замолить грехи, продать душу или себя.

Потом они поехали обратно вниз, свернули налево и двинулись по песчаной колее.

— Ист-сайд — это как оазис посреди пустыни, — неожиданно выдала Эл. — Где-то цветёт и пахнет, где-то гниёт и жухнет.

И в остальном — пески-пески-пески. Здесь могли встречаться кочевники со стадами верблюдов, могли встречаться маленькие самостоятельные поселения в палатках, а могли прятать тела.

Никто не сможет перерыть километры песков. Бескрайнее море с одной стороны, песок и жара с другой. Ллойд считал контраст этого города романтичным; он думал, что все, кто ехал сюда со всех концов Империи, могли считать так же.

Это помогало не зачерстветь окончательно.

Эл вскоре остановилась, вышла из машины и открыла багажник.

— Иди сюда, — громко позвала.

Ллойд вышел. Горячий белый песок затёк в тапки, солнце ударило в затылок — в пустыне жара воспринималась острее.

Он застал Эл с незажжённой сигаретой в зубах (второй раз за всё их знакомство Эл курила). А багажник забит спелыми зелёными арбузами под самую дверцу.

— Стесняюсь спросить, — Ллойд, признаться, крайне удивился, — а зачем?

— Во-первых, у тебя должна быть зажигалка. Во-вторых, я не нашла, где взять бутылки.

Здесь дошло, что они собрались стрелять по арбузам — арбузы на юге достать проще, чем стеклотару. Ллойд порылся в карманах, передал Эл зажигалку и помог разгрузиться. Всего получилось шесть или семь крупных арбузов.

— У меня не было времени протестировать оружие, — на дне багажника лежал забитый грязью и опилками ковёр. Эл его подняла и вытянула из угла прямоугольный кейс с отделкой. — Поэтому увидишь всё сам.

— Удиви меня, — но Эл уже удивила.

В кейсе лежал пистолет с затёртым кислотой номером на стволе, отдельно глушитель и отдельно магазин. Всё на бархатной изумрудной подложке с гравировкой имперской армии; маленький семейный бизнес Эл по продаже войны шёл хорошо, она не врала.

Ллойд поставил один из арбузов в нескольких метрах от машины.

— Значит, издалека палить идея хуёвая, — бубнила Эл, зажимая зубами сигарету. — Надо прямо в жбан. Ты понимаешь, я уверена.

Попутно она вставила магазин и прикрутила глушитель, быстрыми и умелыми движениями, словно обращалась с огнестрельным оружием каждый день. Ллойда Эл удивляла всё больше и больше с каждым днём.

Она знала себя, свою легенду, и могла этим гордиться.

— Если будет охрана, то начать с охраны.

Арбуз сочно разлетелся в красные ошмётки, забрызгав песок. Эл не тратила время на прицеливание — она просто направила руку и выстрелила.

Потом передала пистолет Ллойду, понесла следующий плод.

Он давно не стрелял, но проводил всю юность в единственном в городе тире, расстреливая картонные мишени. Рука (обе правые руки) подзабыла тяжесть оружия, однако тело помнило, глаз намётан — картонный силуэт, арбуз, башка Бриза — Ллойд знал, что сможет выстрелить. Какая разница?

Скорее всего, Ллойд не смотрелся так же эффектно, как Эл. Несмотря на это, прицелился и выстрелил он чётко в арбуз, пусть и без пафоса. Отдача прошлась по искусственной плоти слабой вибрацией, никак не действуя на остальное тело.

— Выглядишь мощно, конечно, — похвалила Эл тоном заботливой матушки, туша окурок о пепельницу в машине. — Всё не могу насмотреться на твою руку.

— Охуенная рука, — Ллойд поймал горделивое настроение, — почти не чувствую отдачу.

Эл могла знать, что такие руки прикручивают на солдат в армии, сомнений не возникало. Айзек знал — Айзек посмел это заявить.

Теперь и Ллойд догадывался, откуда росли ноги у этого бизнеса.

Они стреляли по арбузам с разного расстояния и из разных положений: песок весь оказался покрыт красноватой мякотью, косточками и соком.

Последний арбуз Эл оставила. Разделала его ножом прямо на капоте и отрезала каждому по здоровенному куску.

Ллойд не мог вспомнить, когда последний раз ел нормальную еду.

***

— Выкинь меня на Айленде.

Пока ехали до города, Ллойд пробовал на вкус разные отмазки. Сводилось всё к жратве: хорошо кормят, вкусный чай, чисто и без крыс (коз) под ногами. Он посмотрел на карте панораму улицы, но увидел лишь несколько мест с едой, а в остальном — обнесённые бетонным забором дворы.

Несколько невзрачных мест могли сыграть на легенду, если Эл не разбиралась в этом участке Ист-сайда лучше его.

— Уверен? — справедливо переспросила она, и Ллойд справедливо напрягся.

— Мне понравилось там обедать.

Эл пожала плечами, это хорошо. Без глупых допросов с пристрастием. На улице отдала кейс, завернув его перед этим в ковёр. Ковёр, как оказалось, был больше, чем Ллойд себе это представлял. Там же Ллойд понял, заваливая груз на плечо: высадиться на Айленде — идея хуёвая.

Айленд — тихая улица. Нет ни коз под ногами, ни распивающих чай джентльменов. Редкие выходящие со дворов люди, да тихая музыка где-то вдалеке. Вдоль заборов встречались припаркованные машины, прикрытые сверху коврами и нет, и Ллойд невольно всматривался в очертания скрытых от солнца авто.

Среди них могла оказаться тележка Айзека.

Если будет так — Ллойд даже не представлял, что ему делать.

Разбить окно? Пнуть колесо? Вскрыть? Угнать? Ждать до самого утра?

И, возможно, если шнырь Рич напиздел, то станет проще жить, как бы Ллойд не хотел мыслить иначе.

Он шёл медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Дома здесь стояли совсем близко друг к другу. Иногда казалось, что некрасивые потрескавшиеся стены неумолимо сдавливали с двух сторон, а бежать тут некуда: длинная дорожка, тупик, поворот.

Похоже на жизнь. Убогая метафора.

В конце улицы коробкой возвышалась пятиэтажная гостиница, самое свежее здание среди остальных, и здесь Ллойд притормозил.

Нет удобного предлога, под которым можно спокойно зайти во двор.

Нет и легенды, с которой обращаться к администратору.

Что-то просто заставило остановиться и рассмотреть затёртую вывеску на заборе, словно за ним крылись ответы на все вопросы человечества. Выслеживать наёмника дело такое же неблагодарное и опасное, как вырезать кольтовский клан.

Где-то рядом находилась истина, которую Ллойд рассмотреть за железными воротами гостиницы не мог. Топтаться здесь со сраным ковром на плече — привлекать ненужное внимание.

Иногда Ллойд жалел, что побоялся разобраться с Айзеком в баре или после бара. Признаваться в подобных грехах он не любил — никто не хотел отчитываться за слабость.

И причин жалеть о чём-либо за всю жизнь накопилось достаточно.

Но всё это, по обыкновению, значило решительное нихуя и никуда не двигалось.

========== Ист-сайд 3/4 ==========

Дорога до дома Бриза свободная и тихая; ничего не мешало расслабиться, слушать радио и курить. Эл написала примерное время прибытия жертвы к дому — Ллойд взял с большим запасом. Проследить за жизнью посёлка лишний раз не помешает. Безопасность, все дела.

Иногда Ллойд думал, что в его жизни недостаточно драйва — а если фитиль разгорается, то быстро тухнет — и ощущалось сродни наркотической зависимости. Настоящая же зависимость дышала в спину: у Ллойда остался блистер, купленный в центре просто так. Он не ловил нужное настроение, не так сильно нервничал, нормально высыпался и мог долго бегать по полупустынным пейзажам — но именно сегодня мозг требовал подзарядки.

Таблетки Ллойд предусмотрительно взял с собой. Удерживая руль одной рукой, второй выдавил колесо себе на язык и запил застарелой водой из бутылки. Рот немного онемел.

Вечером прибрежная дорога отливала золотом. Встречные изредка слепили светом фар, и так же редко встречались фуры-попутки, которые Ллойд сразу обгонял.

В один такой момент он заметил на хвосте машину.

Обычная телега, гнилая и разбитая. Все местные на таких ездили — придавать какое-то сакральное значение этой тачке рано.

После таблетки чувства обострились и Ллойд, конечно, начал поглядывать в зеркала чаще, отдаваясь паранойе. Неизвестный держал достаточную дистанцию, чтобы не вызвать подозрения; Ллойд попробовал ускориться.

Машина сзади также поехала чуть быстрее. Не так заметно, чтобы начать паниковать, если ты не везёшь с собой заряженный пистолет и цель застрелить бизнесмена.

«Блядство», — подумал про себя Ллойд. Сделал радио потише, проверил болтающуюся в двери пушку — на месте.

Это слежка? Гонщик? Охуевший местный за рулём?

Тогда же Ллойд попробовал замедлиться. Замедлиться до неприличных сорока в час, неизвестный быстро догнал и обогнал. Спускать эту машину он просто так не хотел: сразу же рванул за ней с пробуксовкой, обретая то самое значение в чьей-то тачке.

Очередная вспышка адреналина, поджигаемый фитиль — Ллойд чувствовал это почти физически, нагнав сакральную машину; мордой к заднице.

Приближался посёлок, дорожка до смотровой площадки — фонарные столбы пролетали один за другим — следить за этим Ллойд даже и не думал. Дорога уходила вверх, это была холмистая местность, и вскоре показалась колея до смотровой площадки — гонщик впереди резко вывернул именно туда.

Ллойд благодарил Эл и, может, кого-то свыше. Наверху был обрыв. Чтобы съехать в пустыню, надо развернуться, поехать вниз и обогнуть эту горку.

Зайчишка попался в клетку волчонка.

Наверху волчонка ждал сюрприз.

Машина встала поперёк площадки, и Ллойд сразу же заблокировал своим арендованным пикапом путь к отступлению. Схватил пистолет, дрожащими от наркоты пальцами снял с предохранителя, выскочил на улицу.

На улице удивительно свежо. Раньше так не казалось, на юге жарко всегда. Верещали поселившиеся на сухих кустах цикады. Тихо тарахтел заведённый мотор.

Он вышел.

Смотрелось красиво. Киношно и сюрреалистично, в свете одних лишь фар.

Он был похож на киборга из какого-то кино про будущее. Металлические пластины закрывали грудь, плечи, предплечья и ноги. Вместо ключиц шли две трубки, соединялись в одну и отходили куда-то под пластины на груди. Сплетены из блестящего волокна мышцы на животе, руках, ногах; они уходили под накладки и наверняка продолжались под ними. Некоторые части (бока, внутренняя часть бёдер, нижняя сторона рук) — из гладкого чёрного материала. Шея сидела в каркасе, похожем на тот, что надевали как гипс. Ллойд не мог как-то собрать воедино все мысли от увиденного. Мысли рассыпались, растворились в наркотическом угаре.

Визор разделён на две половины, сбоку похож на торчащие перья. Спереди, складываясь, образовывал подобие крыльев бабочки: половинки сдвинулись, будучи абсолютно чёрными, и на глазах Ллойда плавно рассыпались волной пикселей, становясь полупрозрачными. Рот закрылся пластиной, словно маской, и в итоге торчал лишь кончик носа.

Невероятно — всё, что мог думать Ллойд, но даже этим ёмким словом невозможно описать эмоции.

Со своей рукой Ллойд смачно отсасывал.

Отсасывал так, что никуда не успел метнуться — та же армейская подсечка, те же резкие движения.

Айзек. Ебаный, мать его, Айзек. Ллойд задохнулся от гнева и непонимания, а вовсе не из-за колена, надавившего на рёбра.

Было больно. Было страшно. Было горячо — в голове и теле.

Визор на лице Айзека вновь поплыл пикселями, стал непробиваемым.

Пистолет слился воедино с рукой, ощущался тяжёлым и совсем неподъёмным. Айзек достал меч из ножен, приставил к горлу. Кадык непроизвольно дёрнулся совсем рядом с лезвием.

— Пропускать звонки — нехорошо.

Ллойд решил, что это отчаянный шаг, направлять оружие друг на друга и пиздеть про звонки. Решил поздно, поэтому просто ждал.

— Ты, — прошипел Айзек как драная кошка, не выделяя интонации.

— Я.

— Какую цель ты преследуешь? Зачем ты здесь? Почему мы, блять, встречаемся?

Ллойд развёл бы ладони в саркастичном жесте, да был придавлен тяжеленным металлическим коленом.

— Очевидно, цели у нас одни.

— И почему мы продолжаем плеваться?

Не плеваться — харкать друг другу в морды презрительно, смачно.

— Мы не понимаем, чего ждать друг от друга. Это логично, чувак.

Айзек, словно уловив эти слова в точности как надо, и уловив какие-то внутренние страхи — свои и чужие — откинул меч под колёса собственной машины, а затем раскинул руки, будто ебаный ангел.

Всё вокруг напоминало херовый низкобюджетный боевик. Ллойд наконец-то расслабил руку с пистолетом, опустив её на землю.

Не можешь победить — возглавь. Простейший и рабочий сквозь века девиз.

— Я не буду его кидать, он заряжен, — Ллойд смотрел Айзеку в лицо, и смотрел всегда, пусть за визором его глаз не видно. — Просто встань, и я положу пушку в машину.

И не проебать бы Бриза, божества, не проебать бы, — думал, когда Айзек поднялся, освобождая путь. Он держал его на прицеле, спиной отступая к пикапу. Не сводил взгляда, опуская пушку в подстаканник на двери. Айзек стоял. Просто стоял, не двигаясь и ничего не говоря.

Он должен что-то говорить? Должен пользоваться промедлением, нападать? Невероятная по своему идиотизму ситуация.

На улице прохладно, но вся спина мокрая, будто облили водой.

— Что теперь? — севшим голосом спросил Ллойд. — Диалог? Дебаты?

Защита на лице Айзека раскрылась, уезжая обратно в пазы.

— Какова твоя цель? — он подошёл ближе, но не так близко, чтобы вызывать тревогу. Ллойд в любой момент мог прыгнуть в машину, сдать назад и свалиться с площадки в пустыню.

Где никто никогда никого не найдёт.

— Джейд Бриз. Это моя цель. И Курт Валентайн был моей целью. И ещё кто-нибудь станет моей целью, — говоря об этом, Ллойд быстро распалялся, покрываясь желчью. — Меня больше волнует, что ты делаешь на этом пути.

Он надавил на «ты».

— У меня есть конечная цель, у меня нет пути и маленьких пунктов.

— Я понимаю, что ты киборг, весь крутой и пиздатый, но можно без пафоса?

Как же Айзек раздражал — весь этот пафос, промедление, выяснение отношений — что в «Гранд-плаза», что в борделе, что посреди блядской горки.

У них тысячи шансов оставить друг от друга кровавое месиво: тогда и сейчас.

Почему-то у Ллойда не возникало сомнений, что в «Гранд-плаза» наведался Айзек. Он хотел бы поразмышлять на трезвую голову, но эти возможности уже проебал, и оставалось крепко возмущаться под таблетками.

— Джонни Кольт. Так лучше? — прыснул Айзек; Ллойд необъяснимо обрадовался, что удалось развести его на эмоции.

— Да. Просто заебись — какое шикарное совпадение!

Ллойд не отвечал ни за себя, ни за ураган в башке: он сорвался, вновь выхватывая пистолет, и вдарил Айзеку рукоятью по голове. Голова сверху никак не защищена — проёб или осознанное допущение.

Он даже не мог понять, почему напал. Просто злость, мимолётный импульс.

Не мог понять, почему они яростно стукались лбами, почему Айзек не сложил свой ебучий визор. Всё быстро превратилось в обидный собачий замес, где преимущество имел Айзек и не скупился на удары по морде.

По ебалу стекало что-то, похожее на яркий арбузный сок. Ллойд потерялся. Просто держался за шею, холодную и неживую, и пытался задушить — как нелепо — пока его не уронили.

Айзек вдавливал в пыль, нажимая на плечи до неприятного хруста.

Он мог легко переломать все кости, отрубить башку и скинуть тело в море.

— Успокойся, блять, — вместо этого крикнул, встряхнув Ллойда, — ты обдолбан, сука!

— Если только самую малость.

«Почему?» — мигало в мозгах, пищало, как парктроник. Почему бы тебе просто не добить меня?

Какой была твоя конечная цель?

Кольт — или бессмысленная война?

Ради чего? Месть, деньги, собственное благополучие?

Ллойд обессиленно выдохнул и уронил голову в песок.

— Всё? — твердо спросил Айзек, вновь прижимая к земле коленом.

Во рту неприятный привкус грязи исолёной крови. Болела челюсть, немели дёсна. Нужно срочно добавить вторую таблетку. Он не ответил.

— Послушай, Бриз приедет сюда с минуты на минуту, — но Айзеку, похоже, ответ и не нужен. — Если мы будем меситься в грязи, то оба получим нихуя.

— А какой тебе минус? Что тебе с того? Ну убьёт кто-то из нас этого ебаната, а дальше что? Хули в твоей картине мира перестроится?

— Ты серьёзно собрался идти на него с пукалкой? В жопу обдолбанный?

— Не забирай у меня работу.

— Я предлагаю её поделить.

Не самое приятное предложение о сотрудничестве. Ллойд повернул голову набок, и кровь из разбитой щеки потекла на переносицу, щекоча и капая затем вниз. Он посвятил всё свободное время беготне за Айзеком, чтобы встретиться с ним на самой ответственной точке, моменте возгорания, и просто проебать?

Остаться в живых — о, его явно убили бы ещё в «Гранд-плаза», если бы оно играло роль — чтобы вновь нихуя не получить?

Человеку свойственно ошибаться, быть слабым и проигрывать.

Его приключение наконец загорелось, взорвалось, как заправка на невыносимой жаре.

И горело ярко — то, чего Ллойд ждал.

— Где Бриз? — спросил он вместо всех соглашений.

Айзек поднялся, визор его сомкнулся на переносице.

— Едет, — кратко ответил.

Затем мирно повернулся спиной, отошёл к машине. Ллойд сел, опираясь на правую руку (примороженный к пальцам пистолет до сих пор при нём). Левая дрожала и хреново слушалась, все мышцы напряглись звенящей леской. Он провёл пальцами по лицу, собирая кровь с грязью, и брезгливо отряхнулся.

— Если ты съебёшься, то клянусь, я тебя из-под земли достану.

Ллойд мог напечатать на своём сердце клятву: пока не выбьет из этого человека всю правду, пока не заставит признаться в чужих грехах, пока не протащит сквозь все тёмные места души — будет держать на мушке.

И рука не дрогнет, если Айзек сорвётся на этом тонком лезвии в сторону.

***

Эл досадно проебалась про число охранников при Бризе: Бриз либо человек догадливый, либо ебучий старый параноик. Охрана при нём — четыре бугая, против которых идти с пукалкой и под наркотой — настоящее отчаянное безрассудство. Айзек не съебался в самый ответственный момент, чего Ллойд подсознательно ожидал весь путь от площадки до нужного дома. Они заблокировали джип Бриза с двух сторон и быстро, слаженно напали. Выстрел в грудь и контрольный в голову, как учила Эл. Как будто они с Айзеком работали всю жизнь, прорабатывая план не одну неделю. Как будто… А хуй с этим всем, Ллойд сразу после бегства закинул в себя вторую таблетку.

Ночная прохлада, дикий адреналин за спиной. Башка Бриза раскололась, как сочный спелый арбуз, и забрызгала мякотью всё вокруг.

В мажорном поселении стало кроваво, грязно и жестоко. Меч Айзека легко рубил человеческую плоть, оставляя подпаленную корочку запёкшейся крови, как будто был раскалён. И произошло оно так быстро, что Ллойд не успел рассмотреть.

Он увидел только развороченный живот и скользкие серые кишки; он надеялся, что этот охранник помер мгновенно.

Он надеялся, что сам, под столом в фойе, отрубился сразу же, не успев всё почувствовать. И остальное, увиденное во сне после операции, — фантазии раненого сознания.

Он надеялся, что не сойдёт с ума. Коттеджи остались далеко позади, но он гнал на пятой, сжигая драгоценные литры бензина.

Спустя какое-то время Айзек моргнул дальним светом и съехал на обочину. Ллойд резко вывернул руль, чуть не сваливаясь в овраг меж горой и дорогой — ему казалось, все движения плавные, а контуры чёткие. Земля под ногами ровная, застрявшие в волосах песчинки не колют затылок. Ллойд плёлся до машины Айзека, что стояла всего в нескольких метрах, — расстояние не сокращалось.

В конце концов он упёрся в капот. «Блять, — думал, — блять-блять-блять».

«Я же знаю свою дозировку».

Или не знаю. Или таблетки в Ист-сайде штамповали забористые.

— Тебе нормально? — как Ллойду показалось, спросил Айзек грубо, и был напряжён, а ещё липкий от крови. — Мне нужно где-нибудь скинуть эту тачку, она угнанная.

— И какие ко мне вопросы?

Ллойд не знал, как его слышали со стороны, но по ощущениям язык заплетался.

— Ты больше похож на местного, чем я.

Две улицы, которые Ллойд выучил, не могли сойти за хорошую нычку. Он повернулся, вставая боком, оставляя опору на левой руке. От холода бросило в жар. Скопился пот на носу, верхней губе, шее. Айзек подошёл — кажется, потрогал холодной рукой в броне лоб.

Это шутка? У него были сенсоры на ладонях? Просто захотелось кого-то потрогать?

— Какая доза, чувак?

— Две, — Ллойд остановился на середине, как будто передумал признаваться, — таблетки.

Айзек напряжённо выдохнул.

— Пиздец. Ты собираешься так ехать до города?

— Я в порядке. В условном порядке, — тело ощущалось ватой, но мозги оставались на месте. — Почему бы тебе не скрепить машины тросом?

— А?

— Ну, сядешь за руль, я рядом. А корыто куда-нибудь привезём.

Знала бы Эл, как Ллойд сейчас пренебрегал своей безопасностью, застрелила бы не думая.

В чьей-то машине (Ллойд уже не помнил, в чьей) они нашли трос и сцепились. Айзек напялил на себя широкую спецовку, вероятно, для конспирации, сел за руль. Ллойд удобно развалился полулёжа, пялясь вверх. На звёзды и кусок пожелтевшей от курева обивки.

Ему стало жарко, а песок, застрявший в волосах, прилипал к потной шее. Царапался.

— Ты мог меня убить, знаешь, — произнёс Ллойд, не желая слышать ни оправданий, ни пафосных монологов.

Айзек усмехался горько.

— Твоя смерть мне не нужна ни тогда, ни сейчас, Ллойд.

Своё имя на чужих губах звучит… Странно, тревожно и как-то волнующе. Ллойд не рассчитывал, что Айзек запомнит его имя; не рассчитывал, что в принципе вызовет какой-то интерес у экс-наёмника.

Он не мог работать на кого-либо, размышлял Ллойд, проводя мысленные параллели. Ему бы было выгоднее конкурента прибить, нежели сотрудничать.

И Ллойду тоже выгоднее его прибить. Зачем нужен мёртвый груз?

Следовало всё закончить в борделе.

Но Ллойд тянул время — тянул, как растаявший на жаре жевательный каучук.

— Куда мы едем?

— В город? — Айзек не утверждал, Айзек спрашивал. — Я это хотел от тебя узнать.

— Тачку можно скинуть на пристани. Там есть парковка.

— А люди?

— Я не ебу что люди, — взвился Ллойд, — я сам здесь первый раз, дундук.

У Айзека дрогнул уголок рта. Ллойд смотрел на него, закованного по самый подбородок в металл.

— Думал, ты с Ист-сайда.

— Я с Пёсьего Яра.

Не с Кудака и не с Ист-сайда.

Это был он, Ллойд Мертенс, обдолбавшийся таблетками, убивший очередного богатого мужичка, переваривший самого себя до горькой желчи.

— Это многое объясняет.

Не объясняет ничего. Ллойд подтянулся, принимая здоровое сидячее положение, и распустил волосы. Затем нагнулся в самый низ, чтобы вытрясти песок на коврик.

— И шрам твой многое объясняет.

— Поделишься потом. Сейчас просто, блять, помолчи.

В общественном туалете на набережной посреди зеркала написано «хуёво выглядишь!».

Ллойд кое-как замыл разбитую щёку, рассмотрел четыре глубокие царапины от бронированного кулака. Они болели и щипались от контакта с водой, кожа вокруг опухла и покраснела. Правый глаз залило кровью, лопнул сосуд — и зрачки как спичечные головки, не реагирующие на свет.

Он объебался наркотой, распотрошил свиту Бриза вместе с ебланским киборгом, ехал с этим же идиотом обратно в город.

Блять.

Это провал, полный провал в бездну, чистилище и прочее дерьмо, выдуманное сектантами. Потерять самоконтроль на такой ответственной работе — лучше яйца себе мечом отрубить.

Лучше признаться Эл, в какое отборное дерьмо он влип, и добровольно признать поражение.

Лучше подставить Дэвону вторую руку, оплату за косяк, и хуй с ней, с этой рукой.

Лучше… Собраться и довести начатое до конца.

Ллойд долго стоял с мокрым лицом, опираясь на раковину. Мутило, голова ватная; нестерпимо захотелось проблеваться, и он сдвинулся к кабинкам. Кибергнида-Айзек не иначе как следил сквозь стены; по-другому его появление в толчке именно в этот момент объяснить нельзя. Ллойда скрутило спазмом боли, но больше ненависти.

— Тебе норм? — негромко спросил Айзек.

— Я блюю, — честно и откровенно ответил Ллойд, не подавляя возмущения в голосе, — иди на улице постой.

Кажется, Ллойд слышал праздничную свадебную музыку с улицы, уткнувшись мордой в очко, — просто потому, что несколько дней назад наблюдал свадьбу во дворе.

И — кажется — видел звёзды.

Звёзд над морем повисло много: они распластались, как брызги молока по столу, блестящие и холодные. Ночь скрывала некрасивую грязную набережную, смягчала запах гнили; была в этом особая романтика, не каждому понятная. Ллойд её не просекал, но оказался близок к истине, когда смотрел на застывший силуэт Айзека.

Айзек курил, стоя у ограждения. Вокруг безлюдно, ни души у моря — никто не мог увидеть его тело.

— Я позаимствовал у тебя сигу, — признался, стоило подойти ближе.

Внизу ровным рядом выставлены убранные на ночь лодки. Море взбивало у берегов грязную пену.

— Ага, — буркнул Ллойд.

Только сейчас он увидел, какие красивые у Айзека светлые глаза.

Не то что его карие, абсолютно безликие.

Должно быть, лишь поэтому Айзек до сих пор ходил по земле живой, — глаза сильно очеловечивали. Как и голос, эмоции, мимика — трудно вонзить нож в кого-то, кто вёл себя в точности так же. Был живым, отзывчивым, ничуть не похожим на симбиоз человека и машины.

Ллойд не видел так близко ни Курта Валентайна, ни Джейда Бриза — они никто, их лица даже не отложились в памяти. Нет истории, кроме рассказанной Эл. Нет правды, есть цель.

Ллойд горел, как сраный коп под прикрытием, и не держал себя в узде, как полный идиот.

— По-моему, у тебя была борода, — Айзек почему-то повернулся, когда сказал про сигарету, и так остался в повёрнутом положении.

Они рассматривали друг друга. Это не стыдно, знал Ллойд. Это естественно.

— Была, — подтвердил. — Теперь нет.

— Тебе идёт.

Признание интимнее, чем присяга на верность.

— Я просто выгляжу на свой возраст, да и всё.

— Возраст?

— Мне двадцать пять.

Возможно, Айзек считал иначе, потому что оттенки на его лице сменились от «охуеть» до «ничего себе» в разных ключах.

— Понятно, — без эмоций. Он наконец отвернулся, докурил и кинул окурок вниз, между лодок.

Это грустный, абсолютно пустой вечер с болью в гудящей башке и желчным привкусом во рту. Если бы они вновь сцепились бешеными псами, пришли бы краски.

Но Ллойд молча отошёл к парковке, чуть шатаясь.

Он не считал, сколько так просидел, в нагретой за весь день душной машине. Не считал, сколько ещё минут Айзека не было рядом. Но он пришёл и завёл двигатель, поёрзав перед этим задницей по сиденью.

— Итак. Куда тебя подвезти?

— Мне абсолютно насрать, куда ты меня отвезёшь.

— То есть?

— То есть так, как понимаешь.

У тебя была моя пушка под боком, моя машина и моя жизнь, Айзек, неустанно повторял себе Ллойд.

Выбирай что хочешь.

Айзек выбрал развернуться и поехать на Айленд.

***

Справа, почти перед мордой, белела обшарпанная гостиничная вывеска. Ллойд ничему не удивлялся — нет ни сил, ни нужного запала. Он уже был здесь позавчера, с закинутым на плечо ковром. Был, и Айзек, наверное, мог его видеть в каком-то из тысячи вариантов развития. Айзек заглушил машину и вышел, позволив Ллойду собрать манатки: пистолет, сигареты, бутылку с водой или ещё что-нибудь.

В короткие секунды, пока Айзек сползал на землю, разрывался гонг — ключи остались в зажигании.

Очень неправильный пацифизм в ущерб себе, сотрудничать с конкурентом.

Ллойд смотрел на него, стоящего у калитки, и думал — мочканёт при любом удобном случае.

Кобуры у Ллойда не было, так что он просто затыкал пистолет за ремень, надеясь, что не отстрелит себе хер — и натягивал сверху короткую футболку. Конечно, у администратора возникли бы вопросы, но Айзек повёл за собой вокруг здания, к заднему двору.

Двор выглядел пусто, неухоженно: сквозь трещины на бетонной дорожке пробивались сорняки, ржавые детские качели стояли у забора, слева же от них кривая сушилка с навешанными на леску простынями. Это не самая паршивая гостиница; Ллойд не мог похвастаться собственным двором и качельками.

Пожалуй, никто не мог таким похвастаться. Это лучшая на районе гостиница, здесь даже не выключали свет ночью. Лампы в коридоре светили ярко и исправно.

Номер у Айзека простой, никак не идущий с его образом. Односпальная кровать, огромный платяной шкаф в коридоре, пузатый телевизор на тумбочке — дёшево, сердито, пару дней пожить сойдёт. Под ногами лежал цветастый красно-зелёный ковёр, в углу стояли тапки.

Значит, своё туловище Айзек где-то хранил. Он скинул с плеч спецовку, отправляя её в тот же угол небрежным комом.

— Я уеду на восток сегодня утром, — речь шла о восточном Ист-сайде. — У нас есть время до шести.

Ллойд сел на пол с упором на одно колено, расшнуровывал берцы. Сделал вид, будто никакой роли сказанное не играло, и спрашивал будто бы из вежливости:

— Что там?

— Лео Арес. Он владеет ещё одной китобойней.

— Чем тебе не нравится китобойный бизнес? Защищаешь слабых, да?

— Не совсем, — прямо в прихожей располагалась дверь в ванную, Айзек включил свет и зашёл внутрь, оставив дверь распахнутой. Голос эхом отражался от стен. — Бриз и Арес важные люди в синдикате, смекаешь?

— Допустим.

— Если рубануть Кольту дойных коровок, то, возможно, он пошевелится быстрее, чем мы ожидаем.

Ощущение дежавю: что-то из того, что уже говорила Эл.

В ванной так же мерзко и сыро, как в остальных местах, где Ллойд был ранее. Он беспардонно зашёл вслед за Айзеком, опёрся на дверной косяк и смотрел. Айзек умывался.

— Вау, гениальный план. Просто, блять, охуенный.

Потом закрыл унитаз, стоящий рядом с раковиной, и сел сверху. Хотелось уронить голову под холодную воду и лежать так до посинения — контуры мира всё ещё неестественно чёткие.

— И не включай меня в понятие «мы», когда говоришь о своих планах.

Айзек выключил воду, опёрся двумя руками о раковину. Смотрел сверху-вниз.

— Ты бы сегодня сдох, — хладнокровно заключил, — если бы не я.

«Может быть и сдох», — с досадой понимал Ллойд, но вслух не признавался. Айзек продолжил заниматься своими делами, ничуть не смущаясь присутствия постороннего: снял с головы повязку, зашёл в душевую и, не закрывая створок, включил воду.

Ллойд не видел, какого цвета вода стекала с его кибер-тела, но представлял красную, с ошмётками засохшей крови и острым запахом железа. Он повернул кран к себе, упал грудью на раковину и залез под него, подставляя голову.

Тонкая струя потекла по волосам. Щекотала затылок и затекала под ворот футболки.

Это приятно, просто облиться водой, помолчать и ни о чём не думать. Редкие крупицы спокойствия, которые Ллойд в своей жизни находил всё реже и реже.

Сейчас спокойствие не приходило ни на минуту. Сердце под рёбрами бешено колотилось — от наркоты или паники. Он кое-как промыл волосы под краном, вытряс их от остатков песка и воды, и просто откинул назад, совсем не обращая внимания на мокрую спину.

— Почему я здесь? Почему ты до сих пор меня не убил? Почему тебе не выгодна моя смерть?

Ллойд догадывался, что опять не получит внятных ответов, но вопросы эти жрали его, как черви труп. Айзек уже обмылся и выключил душ; стоял, размышляя.

— Я верю в доброту незнакомцев, — совершенно наивно объяснил. — Я… Думал о напарнике.

Он запнулся. Что-то осталось внутри, чего Айзек не хотел выдавать.

— О, божества, как мило! — наигранно взъерошился Ллойд. — И это нам рассуждать о доброте, правда?

Айзек прикрыл глаза, выходя из кабинки. Ступни его бряцали металлом по кафелю; не самый приятный звук.

Ллойд вглядывался в лицо и только туда, воображая, будто умел читать портреты. Пушистые ресницы сильно выделялись, невольно притягивая какое-то дикое, неправильное внимание. Ухоженные острые брови нахмурены. Он словно был со всеми и одновременно ни с кем, симпатичный мужчина, закованный в экзоскелет.

— Нет, ты не понимаешь.

— Я не хочу понимать. Мы слишком разные, Айзек. И знаешь, в чём наше различие?

— В чём?

— У тебя не было плана, как свернуть на такую дорогу — я же знал всё с самого начала.

Это правда, но она не горькая и не сладкая — правда вообще в установках Ллойда не имела вкуса, она просто была.

Правда была, когда ему отрубили руку.

Правда была, когда Дэвон выбрал его в качестве подопытного.

Правда была, когда Ллойд оставил Пёсий Яр за спиной и сел на самолёт до Ист-сайда.

В жизни нужно ломаться, прогибаясь под эту самую правду. Ллойд мог вытащить из-за ремня пушку и прострелить Айзеку жбан — у него как минимум половина своего тела, которая может сдохнуть.

Ллойд пошёл на дело с одной целью — это была правда, которую он старательно переваривал. И для замыкания круга Ллойду осталось получить лишь одно признание.

— По-моему, мы слишком грузим друг друга, — отскочил от темы Айзек, задетый утверждением. — Расслабься там, телек посмотри.

И, будто в подтверждение, вышел, закрыв дверь.

Ллойд положил пистолет на тумбу с телевизором; так, словно проводил невидимую черту. Айзек сидел на полу, спиной прислонившись к кровати, и женский голос из динамиков вкрадчиво шептал нежности.

Непопулярный сериал, подумал Ллойд, что ещё могут крутить ночью?

Ещё он думал, что волосы сильно спутались, но всё равно собрал гульку на затылке.

Больше Ллойд ни о чём не думал, и сел рядом с Айзеком, мокрым задом облокачиваясь на сухое покрывало.

Дуло пистолета чертило полосу аккурат между ними. Граница, за которую нельзя переступать.

— Что это? — спросил Ллойд, зная, что ему заранее похуй.

— Сериал? Я не знаю.

— И почему мы на полу?

— Ты представляешь, как в этом лежать на кровати?

Айзек раздражённо кивнул себе на ноги, Ллойд послушно посмотрел: на внутренней стороне бёдер мышцы повторяла блестящая оплётка, смешиваясь с литой… Пластмассой? Резиной? Он не знал, какой на ощупь этот материал, и знать не хотел, потому что царапины на щеке говорили достаточно. Испортить гостиничные простыни такой штукой легко.

— А как спишь? — Ллойда, как ни странно, распирало поговорить, несмотря на всё напряжение и пистолет между ними. Так действовали колёса — и здесь никто себе не хозяин.

— На полу. Либо в кресле. Либо не сплю вообще; думаешь, я не знаю, чем ты объебался?

Усмешка у Ллойда получилась кривая, но искренняя.

— А ноги? У тебя в шкафу стоят ноги, я прав?

— У меня нет времени пересаживаться на… Ноги.

— Поня-ятно, — протянул Ллойд и задумчиво приоткрыл рот, соображая, чего бы добавить. — Сложно, что ли?

— Сложно. И долго. Отцепи это, прицепи то… Ну, понимаешь.

Почему-то в это легко верилось. Когда нужно снять несколько голов на неделе, то, конечно, менять тело бессмысленно.

Хотелось открыть банку ледяного пива, выпить залпом сразу несколько глотков. Тело чувствовало приятную пьянящую слабость, сознание плыло.

— Знаешь, а у меня много вопросов, Айзек, — происходящее на рябящем старом экране напоминало мелодраму, наполненную танцами, слезами и яркими шмотками. — За исключением тех, что я озвучил.

— Валяй.

Ллойд чувствовал себя последней тварью, подонком и свиньёй, но — божества! — как же его волновал вопрос:

— А ты это… Срёшь?

Он знал об анатомии киборгов (полукиборгов) абсолютно ничего. Это естественно, интересоваться неизведанным, пусть Ллойд и находил в вопросе невежество или насмешку. Айзек имел полное право обидеться, но он будто призадумался, как ответить. Начал объяснять:

— Ну, типа, у меня дырка на животе, из которой торчит кишка…

— Всё-всё-всё, я понял, — Ллойд представил это достаточно живо и, скривившись, выставил ладони, тут же их опуская. У этой херни существовало медицинское название, такое показывали по телеку; он не запомнил.

— Так и сру. Ещё вопросы?

В Пёсьем Яре говорили: продал курицу — отдавай вторую.

— А трахать тебя куда?

— О, моя жопа это единственное, что тебя интересует?

Они повернулись друг к другу, Айзек смотрел с вызовом; Ллойд понимал, что подобный вопрос в его адрес звучал не раз и порядком надоел.

Но прежде, чем Ллойд придумал ответ, Айзек лёг на край кровати и, раздвинув ноги, положил себе два пальца между. Так, словно у него вагина.

Ллойд поперхнулся собственной слюной. То, что казалось раньше литым швом, расходилось… И действительно похоже на вагину. Два упругих на вид куска резины, ровная гладкая щель. Или чего-то вроде резины, но лицо Айзека мрачнело с каждой секундой. Он… Возбуждён? Взбешён? Ему нравилось?

Похоже, Айзек также обдолбался, пока Ллойд сидел на толчке.

— Ага, окей… — конечно, отойдя от шока, Ллойд что-то промямлил, не понимая, что. — А нахуя?

— Это можно смазать и трахать.

— А ты что-нибудь чувствуешь?

— Нет.

— И как должно работать?

— Ну, полагаю, это либо шутка конструктора, либо недоработка. Или швы разошлись. Я только тестировал это дерьмо.

— Тогда мне интересно: ты всем желающим свою кибер-вагину показываешь?

Айзек снова сел на пол, но теперь уже полубоком. Обозначенная пистолетом граница соблюдалась.

— Нет, но мы оказались в очень интересной ситуации, согласись.

Его лицо было близко, всего в нескольких сантиметрах. Волосы, более не убранные под повязку, спадали на глаза косой лохматой чёлкой и лежали на частях визора сбоку. Ситуация интересная. Персонажи — ещё интереснее; глаза у Айзека пустые и блестящие, а взгляд расфокусирован. Ллойд уже знал: он мог и не спать. Утром надо переезжать на восток, и Эл направит туда же.

— Кибер-киска, — хохотнул Ллойд. От столь пошлой и детской шутки стало неприятно. — Да, кибер-киска.

Всё выскакивало из-под контроля быстро, как мустанг в пустыне, но хотелось думать, что руки — рука — ещё держали ускакивающую лошадку за узду.

Придёт день — хороший, солнечный, жаркий день — и я выну всю правду, мечтал Ллойд.

Здесь каждый день такой, перебивал себя же. А до утра ещё нужно дожить.

Айзек вытянул руку, запечатанную сверху в металл и снизу в чёрное гладкое волокно, положил её на здоровую щёку.

Холодный, совершенно не острый, материал.

То ли вторая таблетка по крови поплыла только сейчас, то ли на телеке правда все веселились, кружась в разноцветных, узорчатых свадебных платьях.

Пистолет, лежащий между ними, ничего не сможет рассказать ни о спонтанном мягком поцелуе, ни о нарушенной условной границе.

Люди, подорванные беспечным весельем, тоже.

***

— Ебать, — Эл схватила за подбородок грубой рукой, повернула к себе раненой щекой. — Где? Кто? Когда?

— На улице, — позорно врал Ллойд. — Кому-то не очень понравилось, что я раздавил его козу.

— Ты мудак, Ллойд, — она шутливо отвернула его голову в сторону, отпуская. — Тебе не идёт на пользу свобода.

— Фермерам не идут кастеты.

Наутро Ллойд мало что помнил. Он очень хотел жрать, чесалась голова, волосы пришлось долго и муторно распутывать в ванной. Язык сухой. Глаза щипало от света, как будто бы в них попало мыло. Ллойд отдал все деньги, Ллойд не позаботился о себе — довольствовался с утра стаканом воды и собранными со дворов персиками.

Плов из забегаловки напротив гостиницы — последнее более-менее приличное блюдо. Потом Ллойд обходился быстрой жрачкой из палаток.

Ллойд рисковал сдохнуть от голода, но его тело не подавало никаких болезненных признаков.

Сакральный мустанг убегал далеко в пустыню.

У Эл определённо чуйка на злачные места: она умудрилась найти неплохой (по мерками района) ресторан, где пользовались конвертами со счётом, а не просто отдавали деньги хозяину при входе. Как Ллойд и предполагал, далее следовал восток, китобойня Лео Ареса, ещё одна встреча с Айзеком.

Ллойд не помнил, чем они закончили. Что говорили на прощание, однако, почему-то не сомневался: теперь написанный на сигаретной пачке номер не будет молчать.

Теперь не будет беготни без гарантии результата.

Теперь Айзек на коротком поводке.

— Ты заплатил за аренду? — Эл имела в виду пикап.

— Ага, — транспорт тоже лёг на плечи Дэвона, и денег он передал ровно столько, сколько нужно, чтобы автопарк не задавал вопросов. Ни на монетку больше, ни на монетку меньше, старый лысый жлоб.

Но у Ллойда был план, проверенный голодными годами план, и он заказал самый жирный завтрак. Зная, что потом будет тошнить. Зная, что жрать столько на пустой желудок — убийственно. Принесли яичницу с жареными ломтиками китового мяса; он считал ироничным отведать китового мяса после всех приключений с китобойнями.

Это как трофей.

Эл снова ела что-то сладкое, рассказывая о восточной части города. Рисовались приближённые к центральной части пейзажи, разбавленные магазинами и палатками с надувными утками — восток направлен на пляжных отдых. Край необоснованно дорогих отелей, пляжей с белыми песками, бесполезных экскурсий и шотов с названиями вроде «ист-сайдский жоподёр».

У Лео Ареса посреди этого великолепия расположилась резиденция с собственным полем для гольфа. Эл показывала фото со своего телефона — выглядело впечатляюще.

Лео Арес, как и Джейд Бриз, за своей безопасностью следил.

После двух убийств — подавно.

— А что сам Кольт? — спросил Ллойд, и уже не из наигранной вежливости, как привык, а с интересом.

— Ждём его в Арнаме, — своим безликим голосом отвечала Эл. — После потери Бриза настали неспокойные времена.

Беготня по большому городу выматывала. Отношения на стороне высасывали все нервы. Ллойд дождался, пока принесут счёт и им, и парочке за задним столиком — и, выждав, пока те расплатятся и уйдут, обернулся по сторонам. Эл за ним внимательно следила: как быстро вытягивал купюры из чужого счёта, перекладывая не самую крупную в свой, и как кивнул на выход.

— Умно придумал, — похвалила уже на улице, около машины.

— Я родился в Пёсьем Яре, — как будто это что-то оправдывало.

Как будто Ллойда в принципе можно оправдать.

Ковёр, безвозмездно подаренный Эл, оказался прекрасной вещью. В него Ллойд замотал кейс с мечом, пистолет же отправил на дно сумки, предварительно завернув в грязную футболку. Даже если его захотят остановить, копам наверняка будет лень разматывать ковёр, и уж тем более рыться в вещах. Полиция на всё смотрела сквозь пальцы. Полиции выгодно, когда им заносят деньги за закрытые глаза.

Ллойд ехал до места назначения по навигатору на телефоне; ближе к востоку пейзажи сменились с мёртвых пустынных на более зелёные, раскидывались вдоль трассы пальмы и хорошие брендовые заправки. Начинали встречаться длинные кишки-автобусы, раскрашенные логотипами туристических фирм. Жизнь здесь кипела, отвечая знакомым уже песком в лицо. Трущобы кончались, вытесняемые бизнесом приезжих.

Что-то в этом было; пожалуй, Ллойд чувствовал умиротворение впервые за долгое время. Как будто барабан наконец крутанулся как надо, занимая выигрышное положение, и на табло загорелась блестящая надпись «джекпот».

Это не Айзек сотрудничал с Ллойдом — это Ллойд благосклонно позволил Айзеку пожить ещё какое-то время, пока Эл не выйдет на Кольта.

Идея того, что Айзека надо убить, в глубине души отчего-то отвращала, казалась совсем неправильной, ненужной.

Ллойд убеждал себя: это короткое наваждение. Оно пройдёт, как проходило сотни раз до, оно ничего не испортит.

Даже если он ошибался, Айзек уже знал слишком много. Достаточно, чтобы когда-нибудь перед Ллойдом вновь выключился свет, и единственное, что он увидел бы в темноте, — силуэт человека с мечом. Он ходил по охуительно тонкому льду, вырезая крупных бизнесменов: капитанов Кольта, его ценных приспешников — и хорошую охрану.

Айзек так и не признался, за какую идею боролся.

Ллойд понимал, что ему — им — это и неважно.

Вечером он был на Роуз МакГрейн. По крайней мере, так указывал знак на шоссе.

Улица эта казалась самой яркой и длинной во всём знакомом Ист-сайде. Район так и назывался, в честь улицы, — «МакГрейн».

А кем была Роуз МакГрейн, в честь которой названы оба пункта, никто здесь не знал, да и не хотел, наверное. Все прохожие туристы в сумерках казались обдолбанными. Местные, сидящие на пластиковых стульях у своих лавок, разодеты в платки, переброшенные через плечо. Дань старым традициям: моде таскать на себе разукрашенный шёлк как принадлежность к роду. Это развлекало приезжих, помогало окунуться в атмосферу с головой. Пресловутой туристической атмосферы было много; Ллойд ехал с открытым окном, и на улице играла гитара под унылый женский голос.

Пахло чем-то пряным. Дорожной пылью, нагретым асфальтом, корицей.

На фонарных столбах висели оранжевые плетёные фонарики.

На крыши палаток, лавок, окон кафе навешаны яркие флажки. Они мелькали на ходу цветами радуги и через один расписаны религиозными символами.

Восток будто перманентно замер в преддверии праздника. Ближе к пляжу встретились те самые надувные утки, о которых Ллойд вспомнил во время встречи с Эл.

Гостиница, подобранная Ллойду на этот раз, носила три звезды и в каком-нибудь покупном туре называлась отелем.

Он наконец-то не одевался в самые дерьмовые вещи, лишь бы сойти за своего. Не скрывал протез, не говорил на диалекте. Ллойд прошёл с парковки к стеклянному фойе с поднятой головой, чувствуя себя кем-то из созданных образов. Может, это был новый. Может, был Ллойд настоящий.

Этого не разглядеть за красивыми фасадами. Отель небольшой, не самый лучший, но видно, как владельцы старались состряпать нечто с намёком на «вип»: рецепция в белых тонах, плитка под мрамор, вычищенные тёмные диванчики, зелёные деревца в кадках при входе.

С администратором Ллойд пошутил, что будет заматывать тела в ковёр.

========== Ист-сайд 4/4 ==========

Ллойд набрал Айзеку с трубки-автомата.

Здесь гуляли в основном туристы с обеспеченных уголков Империи, и на красную будку смотрели как на пережиток прошлого. Стекло внутри сплошь исписано некрасивыми граффити. Рядом светились голубоватым вывески круглосуточного банка. В груди разгоралось тоскливое, ни с чем не связанное, чувство; Ллойд не знал его прежде, но не предавал значения.

У него нервная работа. Нервные гудки.

А оправдание можно найти для любой ситуации.

Кто-то на том конце ответил.

«Ллойд?» — спросил потерянным, не готовым к звонку голосом.

«Ллойд, — выдохнул Ллойд тихо, будто бы за ним следили. — Где ты?»

«Скажи лучше, где ты».

«Я, эм, на Роуз МакГрейн? Здесь банк “вестерн-уоллет”».

«Хочешь прошвырнуться?»

«Да. Наверно».

«Жди».

Звонок оборвался. Ллойд проглотил вязкую кислую слюну и повесил трубку.

Небо, не затянутое ни облаками, ни смогом, не скрывало звёзд, как и раньше. Вдалеке играла знакомая песня — она же звучала у таксиста, вёзшего в бар по центральному Ист-сайду. Женщина под убаюкивающую музыку со скрипкой что-то пела; что-то про трудности, в которые она старалась не вляпаться из-за войны внутри.

Ллойд ничего не принимал и не мог вообразить, будто это галлюцинация.

Песня действительно играла у кого-то в магазинчике, крутясь по радио наряду с сотней разных хитов этого лета. Народ вокруг гулял, смеялся и громко разговаривал, огибая плетущегося по улице Ллойда. Продавали кучи сувениров: тротуары с обоих сторон дороги густо заставлены вазами, фасады завешаны коврами, прилавки забиты раковинами или магнитиками.

Выглядит как совершенно безумная ярмарка. По дороге мотались жёлтые такси, останавливались у тротуаров, зазывали к себе.

В этом цыплячьем потоке Ллойд высматривал совершенно невзрачную машину Айзека.

На что надеялся?

Чего ждал?

К чему шёл?

У Ллойда горела война в голове.

Айзек припарковался в узкий карман точно напротив банка «вестерн-уоллет». Это так по-айзековски, думал Ллойд, совершенно его не зная.

Он не пристегнул себе человеческие ноги, он вообще не изменился с их последней встречи. Осоловелый взгляд, растрёпанные волосы, расслабленное лицо — опять под кайфом, что ли?

Я совсем безоружен, переживал Ллойд, садясь в охуенную-тачку-из-детства снова. Теперь никакой эйфории не было. Лишь непонимание: почему я это делаю?

Почему он это делает?

Божества, вспомнить бы, чем они закончили той ночью.

— Куда поедем? — предлагал Айзек, расположенный к разговору больше, чем когда-либо.

— Давай сначала на пляж, — сморозил Ллойд, не думая. Срать ему на пляж, лишь бы не терять Айзека вновь. — Вроде прямо по дороге будет съезд.

В несколько заходов Айзек вырулил из узкого пространства. Плечо уже не так болело, наверное.

Пляж действительно оказался в конце улицы, уже закрытый для посещения и абсолютно пустой. На парковке они были чуть ли не единственные; беспокойное море облизывало берег, унося за собой мелкие ракушки — и песок ночью казался синим-синим.

— И что ты предлагаешь делать? — логичный вопрос.

Ллойд покрутил головой, высматривая какие-нибудь палатки, и на глаза попался магазинчик с алкоголем на углу улицы.

— Бухать, — логичный ответ. — Подожди меня в машине.

Самое хуёвое крепкое пиво продавалось с бешеной наценкой, да ещё и стояло просто на полке, не охлаждённое, но Ллойда это совершенно не смущало. На остатки украденных денег он купил четыре банки.

Это будет свидание, решил он.

Свидание в машине, потому что Айзеку нельзя никуда выходить в таком виде.

Они болтали впустую, открыв обе передние двери, впуская в салон терпкий морской воздух. Ллойд закинул ноги на торпеду, Айзек даже не был против.

— Тебе не жалко денег на пиво? — обратил внимание Айзек, пусть и не сразу.

— Я их всё равно украл.

Не спускать, располагать к себе, приближать, держать на поводке — сознание выхватывало оправдания происходящему, как будто Ллойд не мог просто расслабиться и наслаждаться обществом. Как будто… В Айзеке до сих пор таилась скрытая опасность, а подавить её можно лишь иллюзией сотрудничества.

Как будто Ллойд не был одинок.

Как будто не метался между правдой, полуправдой и ложью, как старая дряхлая блядь. Не прогорел на всех грехах, не спалил свою личность. Боялся упустить пойманную на петельку птичку.

Ох, блять. От этого пива сильно развезло.

Они обсуждали Лео Ареса. Как к нему зайти, кто какую работу выполняет. Где могут висеть камеры, сколько персонала в доме. Сугубо рабочие моменты, потому что Айзек уже уверен, что к Аресу пойдёт не в одиночку.

Они обсуждали старика Кольта. Айзек рассказывал, что этот мудак спонсирует ЧВК наряду с правительством и покупает оружие без номеров.

«Охуенная схема», — думал Ллойд.

«Вот дерьмо!» — говорил вслух с иронией.

Потом они перетекли на жизнь, когда пиво уже кончалось, а гуляющий народ за спиной плавно рассасывался на покой.

— Мать говорила, что моя душа похожа на компас — она меняет показатель в зависимости от направления, — Айзек произнёс это с горестным вздохом и улыбкой на лице. Что-то столь же сокровенное, как комплимент на набережной.

Вся их жизнь похожа на компас, несуразная и в слепой погоне за идеалами. Сегодня это Кольт, а завтра кто-нибудь другой, и Ллойд был счастлив, что ему хотя бы обещали заплатить.

— Нет чёткого определения, — продолжал Айзек, — только метания из стороны в сторону и бесконечный поиск верного пути.

Айзек допил пиво одним большим глотком и, легко смяв банку металлическими пальцами, кинул её в ноги.

— И куда твой компас направлен сейчас?

Ллойд тоже допил пиво. Всё становилось таким невыносимым.

— Сначала я хотел войны, затем бежал от неё, а теперь сею. Но сейчас я уверен, что всё делаю правильно.

Жизнь состояла из войны. Она разрасталась в черепушке с каждым днём, от самого начала, зала «Гранд-плаза», и до последней точки, восточного Ист-сайда. Ллойд боялся проиграть так же сильно, как выиграть.

Что будет после? После мёртвого Айзека.

Будет ли Ллойду спокойно — или война лишь сделает новый виток?

— Наш бизнес война, и бизнес идёт хорошо, — повторил он фразу Эл, избегая смотреть Айзеку в лицо.

— Может быть.

О, он был искусен в вопросах войны, военный билет не даст соврать. Боковым зрением Ллойд увидел, как Айзек заправил волосы за визор.

Они потеряли разговор; каждый порезался о сокровенные струны души. Ллойд решил переключить тему — молчание хуже споров:

— Я не помню, о чём мы говорили прошлой ночью.

— Мы целовались.

— Серьёзно?

— Абсолютно серьёзно.

Не последовало ни шока, ни удивления, ни облегчения — ничего, и сил никаких на эти эмоции не осталось. Они оба были из тех, что трахались ради кайфа, но в случае чего клялись пристрелить друг друга.

Почему-то именно с Айзеком определение «ебля ради кайфа» слабо уживалось. Ллойд списывал это на их особую роль в мире.

Всем же нужно снимать напряжение, верно?

Айзек положил руку на шею — ледяную, неживую руку — слабо погладил, кончиками скользнул на бритый затылок, в собранные волосы.

— Можем повторить, — мягко прошептал. Айзек не пьян, да и Ллойд тоже.

— Можем.

Ллойд прикрыл глаза и подставился, как кот к ласкающей ладони. В пизду всё. Ему хорошо.

Он не видел, как Айзек вытянулся вдоль, выкидывая ноги на улицу, чтобы нагнуться и сладко поцеловать.

Шум прибоя шептал совсем близко.

***

Они нашли себя в номере «комфорт» пятизвёздочного отеля, как и разные интересные штучки.

Двуспальная кровать, непонятные картины на стенах. Ллойд нашёл в минибаре маленькие бутылочки джина и рома; кажется, на какой-то из них блестела наклейка «ист-сайдский жоподёр». Нашёл на столике блистер с белыми таблетками. Он не хотел спать этой ночью, он вообще предпочёл бы не спать больше никогда, лишь бы не терять контроль.

На востоке всё располагало к просёру планов, денег, жизней, мустангов на поводьях — Ллойд не понимал, что на него нашло, но чувство это давило камнем.

Он нажрался за чужой счёт — фигурально и в прямом смысле. Айзек заказал в номер жратвы по отельному телефону и отправил Ллойда её забирать.

Он… Помнил всё и помнил ничего. События оставались в памяти яркими вспышками, болезненными, неправильными.

Работал телевизор. Сегодня там никто не танцевал, только стрелял и кричал заученные со сценария фразы про «сдохни, гнида» — и просто воинственно кричал.

— На войне никто не кричит «сдохни», прежде чем напасть, — комментировал Айзек с насмешливой ядовитой улыбкой, — на войне вообще так тихо, что у тебя в ушах звенит.

— Умеешь воевать, красивый мальчик?

Айзек сидел на крепком кожаном диване, посасывая зелёную электронную сигарету (Ллойд видел где-то на двери наклейку «не курить»). От него воняло перегаром, чем-то автомобильным, совсем немного обычным человеческим потом и этой ебучей сигаретой, приторным мятным дымом. Он рассуждал о войне. Он знал войну.

Что случилось в промежутке между военным билетом и свидетельством о смерти?

Ллойду, впрочем, глубоко срать. Ллойд сел рядом.

— Да, — довольно выдохнул Айзек вместе с тонкой струйкой дыма. — Но мы здесь не ради войны.

Оницеловались.

Сначала губами, затем Айзек открыл рот, выставляя язык, и Ллойд его облизал. Стало горячо, ударило приходняком по башке.

У Айзека живой человеческий рот, тёплый и с кисловатым привкусом. Накладка на подбородке задевала лицо, мазала холодным металлическим языком. Ллойд старался не прикасаться к его искусственному телу, как будто оно могло ранить или убить; даже целуясь, они держали достаточное друг от друга расстояние.

Словно установленная граница до сих пор негласно соблюдалась.

Айзек, человек войны, границы чтил и чётко видел.

Он научен дисциплине, выживать без еды и воды, не ломаться под самыми убийственными обстоятельствами — что заставляло его лизаться с едва знакомым наёмником? Исключительное обстоятельство? План? Желание просто с кем-то переспать?

Не стало бы легче, если бы причины лежали на поверхности. Ллойд не понимал, что принуждало Айзека к этому.

Легче вообще бы нихуя не стало, это всё решительно вышло из-под контроля, а Ллойд измерял вещи в мерах «прибыль» и «убыток».

Хорошая идея трахнуть киборга. Прикольная. Прибыль.

Думать о последствиях, думать о себе, ввязываться в новую войну. Убыток.

Золотой середины не существовало; Ллойда всю жизнь тянуло к деньгам.

Айзек сместился; полулежал, откинувшись на подлокотник, и ноги его бесстыдно раздвинуты. Ллойд отобрал сигарету и курил глубокими затяжками, ощущая першение в горле и ничего больше — этим вообще можно накуриться?

Накуриться б не помешало. Практически перед глазами раскрывалась… Кибер-щель.

Ллойд не находил более точных определений — и о них не думал.

— Это силикон?

— Потрогай, если хочешь, — грязный смешок.

На ощупь дырка оказалась довольно упругой — должно быть, под оплёткой из нановолокна тела киборгов и состояли из подобного материала, имитируя плоть. Два пальца легко прошли внутрь, сдавливаемые силиконовыми стенками. Ллойд ощущал, как прилипла к потному телу майка, мысли стали плотнее, а в паху потянуло возбуждением.

Он действительно захотел трахать… Это?

Он даже не мог представить, что эта пластиковая вагина — продолжение Айзека. Даже сам Айзек не считал экзоскелет продолжением себя, иначе он бы относился к телу более трепетно.

— Блять, почему бы им не поставить на эту дырку какой-нибудь сенсор?

— А? — Ллойд тут же поднял голову, услышав недовольный бубнёж. — Ты бы хотел со мной переспать? Или чего?

— Смотрю, как увлечённо ты ковыряешься между моих ног, — Айзек язвил, — скорее, я бы хотел чувствовать что-нибудь.

Ллойд выпрямился и, заржав, ответил:

— Я вот иногда чувствую свою правую руку. Она болит.

— Кое-что другое у тебя болит.

На самом деле, мир бы стал проще и понятнее, если бы Айзек оказался хастлером с улицы.

— Ну, я бы трахнул тебя, — он без стеснения посмотрел на стояк, натянувший ткань шорт, и затем на Айзека. — Фактически это не секс.

Он покрутил головой, словно размышлял о чём-то. Потом вытянулся, чтобы вырвать сигарету из рук Ллойда. Передразнил, присасываясь к мундштуку:

— Мастурбация? Ну, поищи смазку. Дерзай.

Айзек перетёк по дивану, вытягиваясь в полный рост и вытесняя Ллойда. Ллойд не стал отказываться от предложенного. Люди придумали искусственные вагины из силикона. И члены придумали. И всё, что душе угодно — секс-игрушки охотно покупают. А здесь практически то же самое; может, немного жёстче.

Может, так Айзек точно больше не растворится в пустынных южных пейзажах.

Может, всё ради благих целей, а не из-за недоёба.

Думать вредно.

Он не хотел знать. Конкурентам не суждено иметь отношений, кроме рыночных.

Смазка нашлась в сумке Айзека, в которой Ллойд хорошенько порылся, стараясь оттянуть момент. Были там и обычные, человеческие вещи, и какой-то бумажный пакет с резким запахом антисептика.

Ллойд использовал достаточно смазки, чтобы техническая недоработка Айзека походила на секс-игрушку, скользкую и приятную. И прежде, чем приступить к делу, Ллойд нагнулся, глубоко поцеловав Айзека. Это какое-то правило из хорошего секса, лобызаться при каждом удобном случае и, вообще-то, любить человека, которого собрался трахать.

Но они не могли влюбиться друг в друга, так не бывает.

— Ты из тех мужиков, что суют свой хер в любые подходящие отверстия? — его красивое лицо исказила грубая, некрасивая усмешка. В полумраке смотрелось чересчур злобно.

— Если тебе так будет удобнее, то да.

Конечно, он ничего не чувствовал снизу, и весь секс бесполезен. Смесь синтетики и алкоголя в их телах не могла сильно изменить ситуацию. Ллойд неаккуратно, рывками, расстегнул ширинку, приспустил шорты с бельём. Вздрочнул пару раз; просто убедиться, что хер твёрдый и всё наяву, пристроился и вошёл.

Сплетения волокон (псевдо-кожи? Мышц? Похоже на оплётку для шлангов; Ллойд не понимал ощущения) под собственными ладонями как обычный металл, а член сдавливало со всех сторон. Крепко. Жёстко. Жестоко. Айзек сжал бока своими бёдрами.

— Блять, — зашипел Ллойд, — ты в курсе, какое твоё тело тяжёлое?

И тяжёлое, и холодное, и непонятное совершенно — как кусок резины ебать.

— Я могу встать раком. Давай?

Накидаться перед этим было отличным решением. Ллойд позволил ему перевернуться и встать в позу, выставить свою охуенную искусственную задницу. Выгнуться, открыть вид на рельеф плотных мышц. На спине вдоль позвоночника шла гибкая трубка, этот самый позвоночник имитирующая. Заканчивалась треугольной накладкой — что-то вроде копчика — и расходились ягодичные мышцы.

Красивая конструкция, хвала дизайнеру. Ллойд положил ладони на бёдра, на пластины сбоку, и вновь толкнулся внутрь.

— Постонать тебе? — Айзек положил голову набок, насколько ему позволяли импланты на ушах и части визора, и откровенно смеялся.

— Иди нахуй.

Но он всё-таки это сделал: надрывно, по-шлюшьи застонал, прикрывая глаза и облизывая губы.

Ллойд не считал себя ни извращенцем, ни пацифистом.

Он трахал своего кибер-врага в некое место, которое конструкцией никак не предусмотрено. Целовал его губы, сочные ухоженные губы, трогал волосы, лицо, шею и кости. Он понимал, какой это пиздец, но отказаться уже не мог.

Ист-сайд научил самой важной вещи — не терять самоконтроль.

Самоконтроль, который Ллойду будто изначально не записан в голову. У него всегда были проблемы с наркотиками, эмоциями и разумными решениями. Улица не могла воспитать достойного человека, клан Файка не мог воспитать честного и благородного.

Дэвон даже не смотрел его досье. Дэвон идиот.

Или Дэвон заранее знал, чем всё закончится.

Тогда Ллойд хотел бы пожать ему руку. Крепко, блять, пожать — и потрясти.

Бёдра при каждом движении упирались в границы металлических накладок на ногах Айзека; это не больно, но как минимум неприятно. От соприкосновения шли мурашки. Передёргивало — вот и весь секс с киборгом.

— Отсоси мне, — попросил Ллойд внезапно, задумавшись о киборгах. Туловище у Айзека осталось родное.

— Отпусти меня, — тихим голосом отозвался Айзек.

О, словно его мог сдержать человек. Но Ллойд отпустил. Вынул член, сел на диван. Головка прижалась к кромке серой футболки, оставляя влажное пятно собственной и дополнительной смазки.

Он горел, прогорал, испепелял. Какое же дерьмо.

Айзек сел на пятки, поднял вверх голову: пустые глаза, расширенные зрачки, яркие красные сосуды на белках. Это охуенная внешность бывшей модели с подиума, которую списали из-за возраста. Ллойд никогда не спал с такими мужчинами. Ллойд никогда не спал с кем-то, кому за тридцатник — и всё-таки.

Ллойд помнил слова про компас, и предположить не мог, что заставляло Айзека быть таким. Открытым, красивым, легкомысленным.

Сначала он облизал головку, не вбирая в рот: просто прижал языком к животу и собрал смазку. Башку Ллойд положил на спинку дивана, ладони на голову Айзеку, пропустил жёсткие волосы сквозь пальцы: левой рукой ощущал, какие они на ощупь, правой механически гладил у кромки шейного каркаса. Айзек упирался руками по обе стороны от Ллойда, работая исключительно ртом. Обслюнявил весь хер, насадился, умело пропустил в горло. Прямо в глотку, целиком, длинный тонкий член; Ллойд вдохнул и выдохнул.

— Божества, я хочу трахнуть тебя в рот, — сказал, не давая ответить, и поднялся.

Кажется, Айзек что-то промурчал в полубреду, улыбаясь, выпустив член изо рта и прижавшись щекой к бедру. Что-то сладкое, тягучее, важное — Ллойд предпочёл слушать телевизор, фокусируясь на плывущей картинке.

Кажется, он всё-таки потрогал своими ублюдскими руками яйца, немного сжал и заставил громко выругаться.

Кажется, Ллойду было хуёво и охуенно в один момент. Он крепко удерживал Айзека, задавая нужный, медленный темп, и подмахивал бёдрами.

Горячий, упругий рот. Это не самый лучший отсос в жизни, но точно особенный.

Когда Ллойд больше не смог сдерживаться, решил: ему нужно кончить здесь и сейчас. На охуенное лицо Айзека, лицо в металлических клещах. Он оттянул его за волосы, направил голову вверх — и в последнюю секунду у Айзека сложился визор, а сперма неаккуратными каплями упала прямо на защиту.

После оргазма было пусто. Айзек прополоскал себе рот остатками алкоголя и сплюнул в чашку.

***

Каждую встречу с Эл Ллойд бессознательно ожидал услышать всего несколько слов: уезжаем в Арнаму.

Арнама — старый город. Он хранил таинства глубоко под землёй и на земле в виде полуразрушенных древних дворцов.

Арнама виделась на горизонте, куда убегал беспечный мустанг, и Ллойд даже не думал когда-либо нагнать его.

Но поводья стукнулись об руку, когда пришла мысль — Айзека надо ловить в обычном теле. В экзоскелете легко свернуть шею; это Ллойд понял, когда утром нашёл на своих бёдрах разлившиеся желтоватым синяки, а на боках такие же яркие следы от колен. Человеческое тело слабое и бесполезное, податливое и живое. Оно хрупкое, оно ломается.

Ллойд много курил, сидя на балконе с видом на голубой бассейн, и раскладывал закрутившийся вокруг тайфун по полочкам.

Он придёт к Айзеку с пистолетом, приложит ко лбу и спросит: это ты убил Джефферсона?

Ты устроил бойню?

Ты забрал у меня руку?

Это не доброта случайного незнакомца, это хладнокровная жестокость мстителя. Он выглядел жалко и смешно, когда пиздел что-то про доброту. Доброте не место на войне, она делает слабым и зависимым.

Он придёт к Айзеку с пистолетом. В непроглядной темноте, наполненной жуткими стонами умирающих — и не побоится выстрелить.

А сегодня — надо разобраться с Лео Аресом.

Ллойд отказался от огнестрела, потому что нёс свой меч как орудие мести. Не правосудие, не защита, не ярость — месть, изысканное холодное блюдо. То значение, которое он вложил. Разглядел отражение в обманчивых огнях центрального Ист-сайда, протащил себя через ад южных трущоб, приехал на восток с осязаемым желанием закончить.

Они подкатили к отдыхающей ночью резиденции на своих машинах. Арендованный старый пикап, шикарная спортивная лошадка. Эта машина к лицу Айзеку, как и всё, что он делал. Делал с безграничной страстью и детской наивностью, словно эта миссия должна стать последней перед уходом на покой.

В этом была правда. Ллойд разблокировал кейс и достал меч в ножнах. Айзек с интересом рассмотрел его, чтобы после сказать, что у него такой же, только старой модели.

«У меня прототип, — объяснял, — сейчас, наверное, в массы пустили именно такие».

Военные разработки всегда на два шага впереди гражданских. Ллойд заранее знал, каким образом Дэвон достал этот меч: Айзек показал местоположение серийного номера под накладкой на рукоять.

Номера, конечно же, давно там не было. Лишь затёртая светлая полоска.

Затёртая кровь на тёмных тактических штанах Ллойда, кровь на светлых волосах Айзека, кровь на их оружии.

Затёртый блистер с весёлыми таблетками. Осталось две — на двоих.

Мир поплыл красным арбузным соком.

Они смеялись на адреналине и целовались под шикарной статуей ангела, стоявшей в коридоре особняка. Ангел всё видел, и никому ничего не сказал, и будто бы салютовал Ллойду вскинутой в знаке «мир» рукой, благословляя на последнее дело.

Адреналин, жажда опасности, скорость.

Ллойд грезил ощущениями — не физическим присутствием рядом.

Ллойд никогда не мечтал об Айзеке — Айзеке в этой точке, на этом пути. В нём есть нечто, заставляющее растекаться ссунявой лужей соплей. Нечто, из-за чего люди влюбляются.

Но чувства грубо размазывались, будто художник случайно задел идеальный холст — и он смешался из десятка ярких красок в грязное месиво.

Это правда. Готовый огранённый кристаллик правды.

Дальше — ложь.

Айзек целовал жадно, наваливаясь сверху, упираясь по обе стороны от головы. Он тяжёлый и неповоротливый, но Ллойду было насрать. Насрать, что они остановились на обочине. Насрать, какие они грязные и вонючие. Насрать на всё — нет правды, только ложь.

Ложь в этих прикосновениях к лицу, ложь в поцелуях, горьких, страстных, пошлых. Пошлость и адреналин, неоправданное безрассудство. Точка невозврата ещё никогда не ощущалась столь остро.

Ллойд закрывал глаза, представляя себя не здесь.

Не здесь, но с ним, с досадой понимал — и понимал, что всё пора закончить.

Каждую встречу с Эл Ллойд говорил одно и то же: какой-то очередной мудак мёртв, и Эл всегда ожидала слышать именно это. Он не знал, что Эл делала с информацией; учесть, передать, забыть. Ллойд же ощущал всё на своей шкуре, медленно и верно нагоняя своего воображаемого мустанга.

Ллойд так устал. От этой безумной гонки без конца и финального приза, от непродажной войны в собственной башке, от пустыни, песков, жаркого ветра и сухости на коже. Бесконечных трущоб, грязных доходяг, южного диалекта с каждой трубы, знакомой из детства нищеты, продающих любое дерьмо бизнесменов, богатых отелей, бедных тараканников — так устал, и это доводило его до точки, о которой даже невозможно говорить.

Моя душа похожа на компас, Ллойд.

Она меняется в зависимости от направления.

— Можно я задам тебе вопрос, Эл?

Они сидели в очередной арендованной машине Эл. Она не новая и не старая, не красивая и не уродливая — просто популярная модель, нацеленная на семейное использование.

— Можно, — ответила Эл невыразительно.

— Когда ты говорила про бизнес и войну, что ты имела в виду?

Удивительно, что встретились они на том же месте, где открылся Айзек.

Пляж в районе МакГрейн, днём очень наполненный и шумный. Ночью же он напоминал прекрасное умиротворяющее место.

От ярких пляжных зонтиков рябило в глазах. Визжали дети совсем рядом, мимо машины один за другим проходили отдыхающие с нелепыми надувными утками. Неистово пекло солнце, две открытые двери никак не меняли ситуацию.

— Не то, что ты мог подумать. Скорее вещи, которые происходят внутри.

Её тон не изменился ни в сторону раздражения, ни в сторону радости. Ровный и чёткий.

— Война с самим собой, — несмело добавил Ллойд.

— Что-то вроде, — Эл подвинулась в кресле, повела плечами, расслабила спину. — Да, я продаю оружие, да, я работаю под прикрытием, но главная война остаётся не на земле, а в голове, — она постучала себя пальцем по виску, — и здесь важно не потеряться, вовремя отделить гражданку от горячей точки.

Море выглядело блестящим шёлковым полотном.

— И ты терялась?

— Я до сих пор потеряна, Ллойд.

Её голос стал звучать неожиданно трагично, и Ллойд повернулся.

— В смысле?

На самом деле, он всё понимал.

— Я совершила ошибку, за которую расплачиваюсь до сих пор, — она вздохнула; вздох этот послышался громче, чем музыка с пляжа. — Никогда не влюбляйся в того, кто идёт с тобой по одному пути: вы будете друг другу должны до самого гроба.

Эл была никем — и Эл была собой одновременно. У неё были тысячи легенд, образов и мест на каждый случай, но она умело между ними лавировала и никогда не забывала, что стоит за всем этим.

Какой человек создал её оболочки.

Сегодня она в пляжном платье и широкополой шляпе, позавчера в порванных шортах и растянутой футболке — обёртка для местных.

И её слова — от самой души.

Ллойд это ценил. Ллойд не нашёл это у себя.

— Ты про своего мужа?

— Да, я про своего мужа.

Она повернулась назад, чтобы взять с сидений сумку и достать оттуда сигареты.

— А вообще, скоро поедем в Арнаму.

***

Курт Валентайн был мёртв. Джейд Бриз был мёртв. Лео Арес был мёртв. Сложился ебучий треугольник, который заставил Кольта занервничать и умотать куда-нибудь к арнамским горам.

Впереди маячили спокойные, солнечные дни. Ровная дорога до Арнамы, шепчущее радио, солнце, яркое небо. Ллойд резво запрыгнул на вырвавшегося мустанга, шлёпнул его шпорами и понёсся навстречу красному закату.

Ллойд лежал в номере, смотрел фильмы по платному каналу — он потратил вечер на воровство кошельков у туристов, смог хорошо поесть, купить себе пару дней интернета и кино, отлёживаясь после неспокойной недели. Теперь вся работа лежала на Эл: выследить Кольта, найти место, дать команду.

Идиллию прервал звонок. Не на мобильник, на отельный телефон. Ллойд насторожился, понимая, что причины беспокоить его нет; встал и ответил.

Девушка с рецепции сказала, что его ждут внизу.

Варианта было три: Эл, верхушки из семьи и Айзек. Только они могли знать, где Ллойд жил — и, боже, как он себя ненавидел — Айзеку он спалился банально после Ареса. Просто вырвалось, просто не удержался — назвал отель, пожаловался на хуёвый вид из окна.

И если Айзек появился на рецепции лично, значило оно одно. Ллойд быстро накинул на себя рубашку, вышел из номера, на автомате запрыгнул в уезжающий лифт. Вылез в едва раскрывшиеся дверцы, обогнул узкий коридор, выскочил в замороженный кондиционерами холл рецепции.

В чёрном кресле сидел Айзек.

С ногами, мать его, Айзек. В шортах и вьетнамках, покачивал закинутой на колено ногой.

— О, — только и смог сказать Ллойд.

— Выпиши мне пропуск, — ехидно попросил Айзек. Сразу же.

Автомат второй раз подряд выдавал джекпот — так не могло быть.

Это нельзя проебать.

Уже в номере Айзек скривился:

— Ну и свинарник же тут у тебя.

Ллойд приходил в номер, валился на кровать и просто спал: не раздеваясь, не убираясь, не утруждая себя приёмом душа. Всё это он делал с утра, в спешке и неидеально — а свинарником в понимании Айзека оказалось валяющееся на полу покрывало, да коробка из-под пиццы у стола.

Ну, возможно, воняло сигаретами или грязной одеждой; привычка есть привычка, а шмотьё стирать времени нет.

Или, ладно, выброшенная на диван куча вещей и лежащий там же кейс подходили под определение «свинарник».

— Что есть то есть, — раздражённо оправдался Ллойд.

Впрочем, Айзек мог приходить как с желанием убить, так и с благими намерениями — в противном же случае на засратость комнаты ему было бы всё равно.

— Нахрена ты вообще здесь? — и поинтересовался, когда Айзек в наглую сгрёб барахло на диване в противоположный угол.

— Поговорить о наших отношениях.

Он выглядел серьёзно. Он говорил серьёзно, таким же сухим официальным тоном, какой был у Эл. Ллойд всё ещё стоял в точке между коридором и комнатой, и лишь развёл руками:

— Говори.

— Ты не употреблял?

— Нет, у меня всё закончилось.

С этого стоило начинать все их встречи. Простого и понятного вопроса: всё ли в порядке с твоей башкой?

— Я понимаю, что вместе закидываться таблетками это высшая степень доверия, но всё-таки: кто мы?

Мы конкуренты, Айзек. Враги. Нас не должно быть в этом номере, вместе.

Ллойд сел на кровать. На кровати валялась дорожная сумка. На дне лежал пистолет.

Исключительное обстоятельство, сигнал к действию, важное напоминание. Он пожал плечами, раздражаясь сильнее:

— Смотря чего бы ты хотел. Просто секса, отношений? Я не твой напарник.

Айзек нахмурился, уставившись на Ллойда — если бы мог прожигать взглядом, оставил бы дырку.

— Мы очень разные, я тебе повторяю, — Ллойд вздохнул, словно объяснял очевидные вещи уже сотни миллионов раз. — Я не пацифист, не спаситель душ бедных, не национальный герой. Я работаю на картель.

— Ты так молод. Зачем тебе это?

— Что — «это»? — спросил он твёрдо.

— Работа на картель.

Красивый мальчик нанимался в ЧВК, но не понимал, почему люди до сих пор хотят воевать. Ллойду и смешно, и хотелось закончить всё прямо сейчас.

Его обожгло волной гнева. Пыхнуло взорвавшейся бензоколонкой:

— Ну извини, не все рождаются на севере с золотой ложкой в жопе.

— Ты же не плохой и не хороший, Ллойд, ты просто натаскан на нужные устои.

— Не экс-наёмнику меня судить.

Попадание три из трёх в каждом ряду, блестящий джекпот, весёлая музыка, фанфары.

Айзек поплыл прямо на глазах: от удивления до зелёного лица, от разочарования до ярости. ЧВК, на которую Айзек работал, носила старое название, и звучала примерно как «Деваштасьион» — что в переводе было «разрухой», «концом» или чем-то другим с намёком на войну.

У Ллойда была фотография его военного билета и этого более чем достаточно. Это болезненная тема.

Это выводило стрелку компаса на беспорядочный круг.

— Откуда ты знаешь? — Айзек постарался сделать свой голос наигранно спокойным, но просачивалась едва заметная дрожь. Это было человеческое тело. Слабое и беспомощное.

— Мы в Ист-сайде, Айзек. Твой военник мне продал старый жирдяй из ближайшей рыгаловки.

— Зачем тебе всё это?

— А зачем тебе смерть Файка?

В глазах Айзека что-то вспыхнуло и тут же погасло — как металлическая броня, мимолётно облизанная фонариком.

— Файк спонсировал Деваштасьион, Кольт спонсирует Деваштасьион. Как будто ты не знаешь, на кого работаешь, — он дёргался от гнева, когда это говорил, и Ллойд не упускал его из вида ни на секунду. — Как будто не понимаешь, почему я пошёл по головам.

— Тебе не нравится, чем они занимаются?

— Мне не нравится, что они со мной сделали.

— О, и что же? Пришили тебе новое тело? Дали возможность выбрать путь? Оставили в этом мире, подарили шанс мстить?

Ллойд думал, что вот-вот сгорит в собственных эмоциях, невероятно острых и натуральных.

Что будет стрелять, чёрт возьми. Прямо в загруженном отеле, прямо в лоб Айзеку.

Они были такими разными — и такими одинаковыми — и это вызывало ебучий гнев. Настоящий праведный гнев, ни с чем не сравнимый.

Всё очень хорошо начиналось, но прикатилось к закономерному концу. Законы бандитской жизни, несправедливые к влюблённым дуракам.

— Я не знаю твою историю, но я знаю, почему ты можешь так считать, — зашипел Айзек. Рвало на ошмётки, как перекачанный шарик. — В новостях никогда не покажут, как проводятся тесты новых экзоскелетов. Как проверяют искусственные органы. Как натаскивают на войну детей. Детей, блять!

Он нажимал на каждое слово.

Блядский пацифист. Он делал это потому, что большие дяди когда-то превратили его в киборга. Потому что большие дяди продолжили делать киборгов, а одному из них не понравилось таким быть.

Потому что другие большие дяди спонсировали всё это.

Потому что все эти дяди заслуживали смерти в чужой картине мира — и не всегда лишь они становились жертвами.

Мы за гуманизм и добро ценой чужих жизней.

Джонни Кольт никогда не нанимал Айзека. Всё это было бессмысленной резнёй двух кланов.

— А хочешь узнать, какова моя история?

Ллойд не прикрывался благими намерениями: ему насрать на подлых политиков, жестоких бизнесменов, огромные дымящие корпорации и ужасные военные разработки. Он не делает работу ради развлечения, а уж тем более на благо общества. Он не герой — он антагонист всех романов, кровожадный злодей, идущий за своими целями.

Он делал это потому, что вырос в среде, где всё решает власть, шуршащие купюры, рынок валют, пакеты с белым порошком и дядька на верхушке. Дядька на верхушке, который поднял оборванца из трущоб на ноги, натаскал, как бойцовскую псину, подарил дом, уважение, значение в обществе. С Ллойдом общались на равных такие же пешки, оборачивались со страхом на улице простые люди, угощали хорошими сигаретами капитаны.

Ллойду открыли мир, который он ни за что не променяет на чужие идеалы. Который облизывал шершавым языком за верность и бил наотмашь за предательство.

Айзек не знал жизни, кроме своей, сытой северной жизни.

Айзек ничего не знал о Ллойде, и почему он здесь оказался.

Айзек не знал, кого он оставил полуживым калекой в зале «Гранд-плаза».

И не знал, до этого дня, кому открылся на самом деле.

Это обида, это боль, это страх, это ненависть. Разбитое вдребезги полуживое сердце.

Он больше не хотел ни лжи, ни правды. Просто сделать то, ради чего дополз до точки, скинутый с резвой кобылы в пыль.

Ллойд рванул к сумке, вытряхнул из футболки пистолет, перещёлкнул его и направил Айзеку в лоб.

— «Гранд-плаза», седьмое апреля, одиннадцать вечера. Ты там был.

Голос был ровный, громкий и твёрдый. Больше не страшно. Больше нет догадок, кроме истины.

Айзек прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох.

От него можно ожидать всё, что угодно. Драку, перестрелку. Чью-то смерть. Кому-то, кого учили воевать, не требуется много усилий, чтобы выбить пистолет из рук самоучки. Но Айзек тихо и, будто бы разочарованно, проговорил под нос:

— Ты. Ты со мной разговаривал. Блять, я должен был догадаться.

Ллойд не собирался стрелять в таком месте; всё это время держал палец на затворе.

Вместо этого он переложил пистолет в левую руку. Вскочил с кровати, спотыкаясь, поддался вперёд, вдарил Айзеку кулаком по морде со всей силы и стащил с дивана на пол.

За волосы, копну ебаных белых волос — совершенно унизительно, как на войне.

Он мечтал об этом с самой «Гранд-плазы», лёжа в беспамятстве, в собственной крови, умирая и не надеясь больше увидеть свет. Размазать гордость и пафос по лицу.

Айзек шипел и цеплялся за запястья, тянул за волосы и вырывал их, пытался подняться и удариться лбами, рисовал кровавые полосы отросшими ногтями. Свинячий замес, драка двух молочных поросят — так не дерутся военные, так выясняют отношения животные. Ллойд крепко держал его за чёлку, болезненно выворачивая собственную руку. Бил башкой об пол, остервенело и злобно.

Айзек шипел и всхлипывал.

В глазах холод и жалость.

Ллойд прижал пистолет ровно под подбородок, облизав грязным дулом.

Это заставило Айзека остановиться.

— Ну давай, убей меня, — оскалился он. — Прямо в номере! Где нас замечательно слышно!

В ответ Ллойд притёр пистолет ближе, буквально вжимая в мякоть.

Ещё одно блядское слово — и его точно ничего не сдержит.

— Я избавлюсь от тебя по дороге в Арнаму, — Ллойд нагнулся так, чтобы их носы соприкоснулись, и цедил прямо в губы. — Сейчас мы поедем к твоему отелю, и всё будет выглядеть так, будто ты просто съезжаешь.

Человеческое тело очень хрупкое.

Его легко можно разбить.

И голова у Айзека не такая уж и крепкая — кровь из разбитого виска текла настоящая, живая и красная.

Ллойд вышел из номера с ковром на плече, полностью собранный и невозмутимый. Ковёр дико тяжёлый и давил даже на искусственную руку; его постоянно приходилось поправлять, он норовил сползти вниз и шлёпнуться об пол. В левой Ллойд нёс сумку и лежащий между ручек чёрный футляр.

Всё как обычно.

К парковке можно выйти минуя рецепцию. Для этого существовал второй лифт с выходом на территорию отеля, к бассейнам и ресторанам. Ллойд тащился со сраным ковром, постоянно его поправляя, среди ровных рядов кустов, поющих цикад и круглых фонариков. Затем, дойдя до машины, запихнул назад, на пол, а остальной багаж положил вперёд. Приоткрыл задние окна, оставил две едва заметные щели. Закрыл машину и ушёл.

Он врал администратору, что вылет перенесли, и им с другом надо срочно сваливать.

Она вспомнила про ковёр и шутила, оформляя возврат неиспользованных средств.

Он поддакивал.

Да, охуенный ковёр. Да, багаж уже вынес.

Ночь была тихая и спокойная, как тысячи других южных ночей. Ллойд вышел с деньгами в кармане и зудящим предвкушением.

Всё встало на свои места.

Мустанг уносил их навстречу арнамским закатам, конечной цели и долгожданной расплате.

========== Арнама 1/1 ==========

3.

«Приведи меня домой, Арнама», — вспоминались строки из старой кантри-песни.

Знак на шоссе пророчил несколько сотен километров до Арнамы.

Это двенадцать часов пути с остановками в промежуточных городах.

Это бесконечное полотно дороги, тошнотворная гнилостная пустыня вокруг и редкие зелёные оазисы. Частные заправки со ржавыми колонками, хорошая музыка на радио, чувство жажды, голода, жары. Вспотевшие ладони на руле, следы на носу от тёмных очков. Разноцветные попутки, обгоняющие и спешащие невесть куда. Пыль в глазах, технический привкус на языке.

Это важное путешествие вглубь себя.

Кто ты? Какая твоя самая тёмная фантазия?

Песню женщины под унылую скрипку сняли с ротаций так же резко, как закинули, но все строчки, вплоть до финального монолога, сохранились в голове. Живи быстро, умри молодым, будь диким и отрывайся.

Когда Айзек очнулся, по радио играла «The Man Who Sold the World».

Он лежал на задних сидениях, согнутый и беспомощный, со связанными строительной верёвкой руками и ногами. Ллойд услышал шевеление, опустил вниз зеркало. Изредка посматривал назад, наблюдая за попытками въехать в суть. Было хорошо и спокойно, пока Айзек молчал.

Но потом он открыл рот:

— Где я?

Над его головой прокуренный потолок, под головой не самые мягкие кожаные сидения, вокруг — пески, растянувшийся асфальтовый язык шоссе «Ист-сайд-Арнама», чужие машины и напряжение. Физическое напряжение, горячий густой воздух. Тягучая музыка с тяжёлыми словами.

Кто-то из них продавал мир, и оба винили в этом друг друга.

Айзек попытался пошевелиться, подвигать связанными руками, размять шею, разогнуться. Но было тесно, и двигаться было некуда.

— Где — это вопрос лишний, — со своего места у руля Ллойд, как мог, обвёл рукой салон.

Хуёво, что Айзек очнулся так рано.

На самом выезде из города, в уже не столь богатых восточных районах, Ллойд заехал в аптеку — и после аптеки нашёл лекарство у одного из толстых дядь, который громко с кем-то ругался у своего же казино. Две ампулки — на сейчас и запасная в случае форс-мажора.

— Что ты мне вколол? — Айзек пытался щериться и плеваться, но не мог физически, и только хрипел едва различимым полушёпотом. — Я не могу… Блять…

Он рванул корпусом вверх, сразу же обессиленно падая. Ллойд убавил звук на магнитоле до минимума.

— Транки, — сказал. И добавил, себе или ему: — Ещё пару часов и отойдёшь. Может быть.

Айзек болезненно сжал губы, жмурясь, и открыл высохший рот, но промолчал в последний момент. Ллойд думал, что ему следует поискать остановку: вытрясти Айзека на свежий воздух, напоить, благосклонно позволить выговориться. Он не знал, как грамотно похищать людей, держать в заложниках, выбивать показания — это должен уметь Айзек. И Айзек же умел терпеть плен.

Айзек терпел, когда они приехали к нему в номер. Собирать вещи, погрузить экзоскелет в багажник. Под дулом пистолета, под гнётом обстоятельств.

Терпел, передавая футляр с мечом в руки к конкуренту.

Терпел, когда его, ослабшего, пришлось вырубить во второй раз, простым ударом об угол багажника.

Терпел сейчас. Ллойд не видел смысла избавляться от машины, зарегистрированной на мертвеца, но не представлял, куда девать оружие и экзоскелет. Последний трясся в багажнике, накрытый брезентом, и рисковал вызвать вопросы у случайных свидетелей.

Меч лежал под задними сидениями — там же, где сверху переосмысливал жизнь хозяин. Если бы он мог разорвать верёвки, если бы не носил человеческое тело, если бы знал, что стоит всего-то поднять кресла…

Но этого, конечно, не случилось — и не случится уже никогда.

— Почему ты меня куда-то везёшь? — спустя некоторое время Айзек продолжил спрашивать. — Почему ты ещё не убил меня?

— Потому что иначе было бы неинтересно.

Ллойд не знал, шутил он или нет. Как ловко они поменялись ролями.

Ллойд не знал, что с Айзеком делать и как с ним поступить. Пустыня большая — никто не будет искать там труп — это верная мысль. Но он ехал по этим пейзажам всё утро, имея сотни возможностей, и ничего не предпринял.

Когда-нибудь будет тот самый день. Дорога долгая — бесконечные двенадцать часов.

А сейчас Ллойд чувствовал себя так, будто не намерен ликвидировать Айзека вовсе.

— И, да, у нас в запасе минимум полдня, пока мы не будем в Арнаме.

— Ты хочешь от меня что-то узнать?

— Да.

— Лучше тебе поторопиться, потому что иначе я сдохну от жажды.

У него получилось это сделать — сказать отрывисто, колюче и с плевком. Тогда Ллойд с усмешкой посмотрел назад: на правой стороне лица отходила хлопьями засохшая кровь, смешиваясь с потом. Айзек весь красный, от жары и гнева, и грязные у корней волосы спадали на лоб. В таком положении нельзя ни поправить чёлку, ни обтереть кровь — только размазать плечом об рукав рубашки.

— Потом попьёшь, — отрезал Ллойд. — Я планирую доехать до деревни. По пути остановимся.

Если сесть, то можно увидеть телефон Ллойда в держателе, на котором отмечена дорога до той самой деревни — полтора часа езды.

Айзек сесть не мог, и просто замолчал в неведении. Ллойд ещё два раза оборачивался, чтобы убедиться, что тот лежал с закрытыми глазами и дышал.

Не зная, почему и зачем.

***

На деревню шёл съезд, начинающийся хорошей дорогой и плавно перетекающий в разбитый асфальт. Ллойд старался ямы объезжать, но, где это было невозможно, не притормаживал. Айзек, напуганный, подскакивал вместе с машиной. Скакали и вещи.

Возможно, он хотел что-нибудь сказать.

Возможно, хотел выговориться Ллойд. Он продолжал ехать в поисках одинокого места, где можно безопасно остановиться.

Место это нашлось совершенно внезапно и никак не вписывалось в здешние тошнотворные пейзажи. На горизонте нарисовалась старинная каменная мельница, давно уже заброшенная, и наезженная колея красноречиво говорила — проехать можно.

Ллойд, более ни о чём ни думая, повернул, выезжая на неровную глиняную дорожку.

Машина перекатывалась по ухабам, тряслось барахло на передних сидениях, скрипели изношенные амортизаторы. Айзек катался туда-сюда от края к спинкам.

Впрочем, если он свалится вниз, там будет ждать свёрнутый ковёр.

Выжженная глина с песком потрескалась, сквозь трещины пробивались какие-то растения; первое, что Ллойд сделал, выйдя из машины, — это зашёл в мельницу. Воняло мочой, навален в углы мусор, бутылки и салфетки, и единственный луч света проникал откуда-то сверху, падая на всё великолепие.

Место это сейчас использовалось как дорожный туалет. Когда-то давно рядом могли находиться поселения, плодородная почва и зерно, которое сюда свозили; времена стёрли историю, оставив после себя подобные напоминания.

Это не было грустно и не было красиво. Ллойд воспринимал подобные вещи как данность.

Он открыл дверь и резко потянул Айзека на себя, схватив за связанные лодыжки. Айзек поперхнулся воздухом, как будто воздуха вдруг стало мало; ноги остались висеть, согнутые в коленях, и Ллойд его развернул, сажая.

Искусственная кожа на ощупь как натуральная, нагретая на жаре, упругая и мягкая. Единственное, на ногах Айзека не было ни волос, ни тёмных точек корней. Странно, но в целом понятно — кому это важно?

Айзек с рук пил жадно, проливая на себя воду.

— Тебе в туалет ходить надо? — Ллойд отнял бутылку и отпил сам, не брезгуя.

— Надо, — таким же тихим и хриплым голосом ответил Айзек.

Как оно должно работать? Что у него между ног? Остались живые почки, присобачили искусственные?

Ллойд облизал губы, достал свежую пачку сигарет и закурил. Табак почему-то показался особенно вкусным: то ли такая партия, то ли на голодный желудок и жару воспринималось иначе.

— Терпеть до другой остановки будешь, — он стоял прямо перед открытой дверью, закинув руку на крышу, и загораживал собой выход. — Впрочем, если ты обоссышься, я тебя пойму.

О как, должно быть, унизительно Айзек это воспринял — нахмурился и отвернул голову. Но вряд ли именно сейчас ноги держали его твёрдо; Ллойд не хотел с кем-то возиться и кому-то держать хуй.

Следующей вынужденной остановкой стала заправка. Айзек к этому времени то ли спал, то ли лежал с закрытыми глазами; Ллойду в любом случае всё равно. Пистолет ездил рядом, в двери, и стал верным другом на паутинах южных дорог. Способ заправиться, подзаработать и не оставить вопросов — я рэкетир, сдавай мне кассу.

Кассу сдал напуганный до усёру парень-заправщик, что здесь был и заправщиком, и кассиром, и уборщиком — захудалая заправка, едва выживающая на этой забытой людьми (божествами) дороге. У Ллойда не дрожала рука, он вообще ничего не чувствовал; направил волыну в чьё-то лицо как само собой разумеющееся.

Парнишка не считал деньги. Сразу вывалил из ящика на прилавок.

Ллойд засунул жалкую, тоненькую пачку себе в карман, а единственную монетку из кассы скинул в банку для чаевых.

Ну, если этой заправке не суждено боле существовать без выручки — так оно и будет.

Это юг. Выживай, принцесса.

Айзек пялился в окно, когда Ллойд выходил с обшарпанной коробки-заправки. Лицо его выглядело совсем белым на фоне бордового пикапа и дороги; казалось, смотрел испуганно и будто бы с жалостью.

Внимательно следил, как Ллойд затыкал пушку за ремень и шёл к машине.

Он сжал губы в напряжении. Да или нет. Нет или да. Ллойд также наблюдал за ним, пока возился с пробкой на бензобаке — начнёт ли кричать, ударится ли лбом в стекло. Такая возможность: здесь был человек, который в теории мог помочь.

Однако, едва ли кто-то, уже побывавший на прицеле, захочет геройствовать.

Айзек понимал такие тонкости — а может, и не рвался из плена вовсе. Ллойд усмехнулся себе в усы, садясь за руль.

— Ты ограбил эту заправку? — как будто ответ не очевиден.

— Тебе в моём поведении что-то неясно?

— Да нет. Я думал, Файк платит своим наёмникам.

В отместку Ллойд врезался в яму на выезде с заправки: Айзека на задних сидениях тряхнуло, и он ударился носом о подголовник водительского кресла.

Он надеялся, со злостью, что сломал ему нос. Выёбываться в таком положении — совсем лишнее.

Но виделись и плюсы — кажется, рассасывался транквилизатор.

— Джефферсон мёртв, а его брат не так щедр.

Правда в том, что казённые деньги Ллойд просрал на пистолет. Приобретение, окупающее все затраты разом. Айзеку не обязательно знать. До конца жизни достаточно причины, по которой он вообще сидел в этой машине.

— Давай-ка лучше обсудим, хочешь ли ты ссать.

До деревни оставалось сорок минут езды. По крайней мере, так говорил навигатор, и интернет здесь практически отсутствовал — обновить карту не получалось.

Ллойд услышал, как Айзек выдохнул и упал набок:

— Было бы неплохо.

Да и в целом, было бы неплохо Айзека подготовить, прежде чем выводить в люди.

Осталось несколько километров. Ллойд съехал на обочину, зашуршали колёса о камни. Вышел, заглушив мотор, резко открыл заднюю дверь и вытянул Азйека. Узлы были крепкие, поддавались с трудом, — Ллойд вязал их старательно, предугадывая все ситуации наперёд.

Он видел картины, на которых Айзек распутывал верёвки и прижимал его жепистолет к затылку. Набрасывался сзади и душил — и машина без управления глохла на пути встречного грузовика. Старый пикап разлетался на части, глаза заливало арбузным соком и наступала ощутимая горячая темнота.

Много картин видел Ллойд, плохих и хороших. Но на деле Айзек встал босыми ногами на землю и выставил руки так, будто старался удержать равновесие. На запястьях краснели следы от верёвки, на лодыжках просто осталась вмятина — Айзек ухватился за багажник, едва не упав, и поплёлся вокруг.

Они делали всё молча. Ллойд всегда держал пистолет при себе, зная при этом, что стрелять в спину — поступок хуже дезертирства.

И убеждая себя — он сможет это сделать, если так надо.

Убеждая, потому что не верил — и потому что Айзек не сможет бежать, ослабший. Он даже ссал, привалившись спиной к машине.

Затем он попросил свою сумку, достал тот самый воняющий антисептиком пакет и, раздевшись до пояса, сел с другой стороны, спиной. Ллойд не захотел посмотреть, как это выглядело.

Человеческое тело зависимое и требовало хорошего отношения к себе.

Вместо расспросов, как работал его ополовиненный организм, Ллойд наставлял:

— Я не стану связывать тебя без надобности, — он старался звучать убедительно, но, скорее, звучал просто злобно. — Но, первое. Ты можешь бежать, и бежать куда угодно — всего-то пустыня вокруг, да самая высокая статистика по преступности. Второе. Ты можешь кричать и просить помощи у местных, но хорошо перед этим подумай, станут ли они тебе помогать.

— Я, по-твоему, совсем дурак? — Айзек ответил, пусть Ллойд и не ждал каких-то ответов. — Или на юге первый раз?

Это было резко.

— А ты не хотел бы съебаться?

— Я не хочу объясняться с тобой в ключе похитителя и заложника.

«Да и пошёл ты нахуй», — хотел выплюнуть Ллойд, в последний момент оставляя слова при себе. Гнев и азарт — вот что он чувствовал.

Ллойд не похититель, а Айзек не заложник.

Они просто спорят — и едут. Это борьба за свои идеалы; это гонка без конца, которую Ллойд пытался закончить.

— Тогда одевайся во что-нибудь приличное и помой своё ебало, — Ллойд упал передом на сидения, чтобы взять бутылку с водой, и кинул её прямо в затылок Айзеку. — Даже зеркало посмотреться есть.

Когда Ллойд думал, что наконец оседлал мустанга, мустанг скинул его обратно на землю, забрасывая пылью из-под копыт.

***

Айзек смыл с лица кровь и, как смог, закрыл волосами разбитый висок — благо, патлы у него длинные и лохматые. Переоделся в футболку и тёмные джинсы за неимением альтернативы, сел назад, ехал молча. Ллойд не терял бдительности — не спускал до самой деревни.

У Ллойда сводило мышцы в левой ноге; он слишком долго ехал без отдыха. И в полной мере ощутил боль, остановившись около первого попавшегося здания с пластиковой мебелью на улице. Поесть, помыться и лечь — три потребности, долбившие сейчас по его человеческому мозгу.

И Айзек, скорее всего, мечтал о том же. Голова его лежала на окне; он чуть не упал, когда Ллойд открыл дверь.

— Мы у трактира. Вылезай.

Деревней место числилось лишь на картах, на самом же деле поселение живое, растущее. Оно дышало и держалось за счёт проезжающих мимо: трактир, сувениры, магазинчик со всем необходимым и — конечно же — чайная с огромным разукрашенным кальяном на окне. Козы, козье дерьмо, повозки с ослами, нагруженные и цветастые — ещё не Арнама, уже не Ист-сайд. Айзек стёк по сидениям. На ногах у него те же вьетнамки, в которых он припёрся в отель к Ллойду.

Ллойд взял их вещи, захлопнул дверь и закрыл машину.

На первом этаже трактира можно пожрать и, непосредственно, заказать комнату. Около стойки официанта-администратора сидела компания местных. Голубые бетонные стены обклеены выцветшими плакатами из каких-то журналов, меню написано маркером на листе ватмана — и буквы по углам расплывались синим от когда-то попавшей на лист воды. Мебель старая, вся разная, собранная явно со свалок. Она вписывалась сюда не больше, чем зашедшие Айзек с Ллойдом.

Окно, рядом с которым они сели, без стекла и забито ржавой решёткой. Ллойд отошёл заказать еду. Стоя напротив администратора, периодически посматривал назад.

— Туристы? — спросил улыбчивый… Администратор? Официант? Сам хозяин? Это не имело значения. — Путь на Арнаму?

— Да, — односложно ответил Ллойд. Подумав, подыграл: — Самобытно тут у вас.

Не хотелось прикрываться образами, которыми он пользовался ранее. Он просто врал.

Ложь, всё ложь. И сальная улыбка на лице мужика-хозяина, и их история.

С кухни принесли тарелку лепёшек, глубокую пиалу с подливой, чайник и четыре стопки. Айзек отказался от всех традиций чаепития; просто налил себе чай и просто пил. Это сытный заказ, пожрать и комната на пару часов. Спасёт день захудалого трактира.

Ллойд разорвал лепёшку и макнул её в подливу.

— Значит, нам некуда спешить, — сказал Айзек утвердительно.

— Есть место, куда бы мы могли спешить?

Лепёшки явно пекли ночью: они были подогретые в микроволновке, клёклые, застревали в горле.

— Вроде как, ты хотел меня убить.

У Айзека скучающий, блеклый хриплый голос. Он выглядел бледным и уставшим, заторможенным и сонным. Стопка в его крупных ладонях смотрелась совсем маленькой, чёрный чай играл на контрасте. Ллойд обернулся; сидящие сзади мужики раскладывали карты, курили, не обращали внимания.

— У меня есть цель, и я к ней иду, — он откусил лепёшку. Аппетит, важнейшая потребность в еде, проснулся неожиданно, вытеснив остальное. — Это всё, что тебе нужно знать. Просто жди.

Это словно сказано самому себе. Убеждение, будто он действительно куда-то шёл.

Но на самом деле застрял посреди пустыни — без мустанга, без цели, без правды. И правда есть, её просто надо уметь раскопать в песках.

Айзек кивнул, потянулся к лепёшке. Если он различал ложь, пусть так и будет.

— Надо было убить тебя ещё на Лейтон-поинт.

Что-то в Айзеке переменилось, но Ллойд не заметил, что. Продолжил:

— Если бы я только знал, что это ты.

— Ты упустил отличную возможность, потому что я был в человеческом теле, — он жевал медленно, как будто его тошнило. — А теперь всё зашло слишком далеко, и ты просто не знаешь, как поступить.

— Ты упустил возможности избавиться от меня в самом начале, а сейчас что-то о них говоришь?

— Это никогда не было моей задачей, ещё раз. Нет смысла мстить человеку, которому я отрубил руку, но в тебе оно может быть.

Ты мстил картелям, думал Ллойд. Папе-Джефферсону и затем Кольту. Джонни Кольт здесь ни при чём, Дэвон просто не захотел копаться в грязном — такова природа мести. Мимолётной, резкой и жестокой.

Ллойду насрать на Кольта. Насрать, что его придётся прирезать, он давно был занозой в жопе, — куда важнее сам путь до Арнамы.

— И ты можешь извиняться, но я извинений не приму, — Ллойд почти ощутил на себе, как трудно Айзеку глотать. — И я могу извиняться — и это будет абсолютно честно, если ты меня пошлёшь.

— Ты мне надоел, — признался Ллойд заёбанно.

— Тогда поторопись.

Обнадёживало сильнее, чем бесполезная беготня в начале. Сорвётся или нет, поставит ли кровавую точку на непрерывной пустынной дороге — вот что Ллойд не знал, и не мог предугадать наперёд. Отношение к ситуации менялось быстро, как картинки на региональном телевидении — а картинки эти в девяти из десяти показывали ложь.

Кто такой Айзек? Что с ним было не так, за исключением поддельных документов, работы на ЧВК, тела?

Ллойд не знал. Знал, Айзек обязательно заставит его во всём сомневаться — и заставлял.

Спрашивать у хозяина про телевизор или интернет абсолютно бесполезно — ни того, ни другого в комнате нет. Время здесь застыло на определённой точке, никуда не сдвигаясь: ковёр на стене, ковёр на полу, совмещённые солдатские койки с обвешанными какой-то мишурой спинками, пластиковые цветы на тумбе. Пахло затхлостью и пылью. Ллойд скинул их вещи в кресло — оставлять такой багаж в таком месте — глупо.

Надо помыться, почистить зубы и поспать пару часов.

Сделать это спокойно, пока рядом тот, кого ты собираешься убить, — невозможно.

— Идёшь в ванную?

Может, Айзек там убьётся сам, и одной проблемой станет меньше.

— Иди первый. Если боишься, можешь связать мне руки, — он постарался изобразить усмешку, но на деле просто недоволен или обижен.

Айзек протянул руки. Руки с сухой кожей и сорванным ногтем на указательном пальце, узловатые, выдающие возраст. Рабочие руки солдата. Ллойд не стал играться в доброго копа: так и сделал, как было сказано. Заламывая, связал запястья скрученной простынёй.

Всё это его порядком заебало, бесконечные попытки заколоть друг друга.

Пистолет остался под рукой. Он лежал на раковине, направленный в сторону двери, и оставался единственным верным другом.

И был в руке, когда Ллойд вышел из ванной, не стесняясь наготы. Айзек по-турецки сидел на кровати, сильно сгорбившись со связанными руками, и следил. Не смотрел, не пялился: следил за каждым движением, как любой военный. Взгляд в спину, на шрам до копчика. Взгляд выше, когда Ллойд завернул мокрые волосы в полотенце.

— Что значит твоя татуировка? — совершенно неожиданный и ненужный вопрос.

Татуировка — Ллойд о ней забыл. Поделённая шрамом, она уже не смотрелась красиво.

— Моё увлечение, — значений Ллойд вложил много, сохранилось сквозь пройденное лишь основное.

Утончённая исключительность холодного оружия, в которую он трепетно верил. Клинок может стать святым, если наделить его таким свойством. Может стать орудием мести или справедливости. Смотря кто, смотря как, и Ллойд застревал в этих мыслях, лавируя без чёткой цели.

Айзек неопределённо ухмыльнулся. Ллойд его развязал и отправил в ванную.

Два клинка оставались в закрытых футлярах. Пистолет лежал рядом, охраняя.

Что из них орудие, а что инструмент, Ллойд перестал понимать. Что вкладывал, что выкидывал, что чувствовал. И что думал Айзек — Айзек мог много думать в своём положении — чего хотел?

Ложь. Всё ложь.

Гвоздь, на который должна крепиться размазанная картина мира.

Они легли спинами друг к другу, голые и мокрые, и Ллойд боялся засыпать, прислушиваясь к чужому дыханию. Было жарко, сердце гоняло кровь по телу — да или нет. Застанет ли Айзек врасплох, следит ли сейчас так же внимательно? Проснётся ли Ллойд через сакральные пару часов — или наступит вечная темнота?

Человеческое тело бесполезное. Оно не умеет держаться на плаву долго.

Ллойд придумал много страшных событий, но сон оказался сильнее.

***

Пробуждение сродни падению в бочке с отвесной скалы. Паника и ничего больше, кроме ярких картинок собственной жизни перед глазами. Ллойд подскочил на кровати, сразу же поднимаясь на локте. Пистолет на месте. Тело целое. Никаких запахов, лишь приевшаяся уже старость — и яркое полуденное солнце в окне.

Айзек сидел на кровати, полностью одетый, и читал потрёпанную копию «Прощай, оружие!».

Наш бизнес война, война всегда была бизнесом. Надо двигаться дальше. Ллойд встал, потёр виски, зачесал назад спутанные волосы. Айзек никак не реагировал, только зашелестела переворачиваемая страница. Погруженный в романтичное писево с головой — это так по-айзековски.

Теперь уже Ллойд уверен в своих мыслях касательно его личности.

— Тебе нравится эта книга? — одеваясь, зачем-то поинтересовался. Паника пропала, осталось ощущение неопределённости и растягивания каучука.

— Да, — не поднимая головы, вздохнул Айзек.

Ни доброта, ни любовь на войне неприемлемы — они превращают людей в дураков. Книга «Прощай, оружие!» встречалась в жизни Ллойда, где-то в подростковом возрасте, и не оставила ощущений, кроме безразличия — всё казалось скучным и неинтересным.

Может, в силу возраста Ллойд не захотел осмыслить сюжет, а может, и не пытался вовсе.

Он не Фредерик Генри, и Айзек не Кэтрин Баркли.

Они вообще не должны были встретиться.

И Ллойд думал, будто Айзек сам догадается бросить своё чтиво, но он сидел. Сидел и тогда, когда Ллойд уже стоял у выхода, с их вещами. Ему пришлось сказать:

— Собирайся.

Собирать нечего, всё в чужих руках. Айзек встал, осмотрев кругом комнату, и вышел первый.

Где-то перед смертной казнью назначали последний ужин — а Айзек выбрал читать блядскую романтику.

Пикап плыл от жары. Салон разогрелся до состояния духовки; поначалу даже нельзя сесть за руль, на раскалённую кожу кресла. Айзеку проще, у Айзека закрытые джинсами ноги — он упал вперёд, вновь открыв книгу, и Ллойд даже не был против. В конце концов, он не попытался никого убить и сбежать. Ключи от машины в кармане, пистолет на тумбочке, всё оружие в номере, машина под боком, ампула в бардачке — не пользовался, не убегал.

Впервые показалось, что, возможно, Айзек просто искал конец. Поэтому не рвался к свободе, поэтому мог спорить. Вкладывал не меньшее значение в открывшееся путешествие.

Умерший де-юре, умерший де-факто. Не такая большая разница для вселенной.

Они поехали.

Сквозь небольшую деревушку, на выезд, плохую побитую дорогу. С плохой дороги обратно на шоссе «Ист-сайд-Арнама», пестрящее чужими авто. Дорога стала привычным местом обитания, дорога снилась Ллойду; он видел сны, в которых куда-то ехал, без начала и конечной точки. Встречал разных людей, смеялся и плакал.

Сны, в которых Айзек резко хватал руль, наваливаясь всем своим весом на руки Ллойда. И машина опасно петляла, почти выскакивая на встречку, — и верещали тормоза, свои или чужие. Ллойду удавалось вывернуть руль в противоположную сторону и, едва все колёса оказывались на обочине, он бросал сцепление. Уставший мотор резко затихал, стрелки на приборной панели падали до нулей.

Сны, в которых они затем выбегали в бескрайнее поле, злые, гневливые слюнявые псы — и дрались. Разбивали друг другу лица, до мяса и крови. Валялись в песке, плевались.

«Убей уже меня, — молил Айзек со слезами на глазах, кривя залитый кровью рот, — убей, блять!»

Он, зажатый локтем, всхлипывал больной псиной и беспомощно возил босыми ногами по песку. Ллойд выхватывал пистолет, прижимал к разбитому лбу, лопнувшей коже.

Пахло порохом и песком.

Пахло смертью, смерть танцевала рядом.

И Айзек захлёбывался кровью, смотря вверх мокрыми солёными глазами.

Убей, спаси.

Где правда? Всё ложь.

В последний момент Ллойд отнимал пистолет от чужого лба, стреляя в воздух с болезненным желанием передумать, и — со слезами — прижимал обратно, давясь слюной и желчью.

Палец на крючке чугунный, негнущийся. А второй выстрел громкий, оставляющий после себя звенящую тишину.

Ему больше не страшно и не больно.

Он заглох. Машина заглохла; заглохла в реальности, прочертив колёсами по гравию на обочине, оставляя на асфальте чёрный след покрышек. Ллойд увидел Айзека прямо перед собой — правой рукой держался за руль, а левой вцепился в поднятый ручник.

— Ебанулся? — спрашивал, округлив в испуге глаза. — Нормально всё?

Ллойд не сразу отличил реальность ото сна.

— Не знаю, что в твоём понимании достойная смерть, но в моём — уж точно не въебаться в фуру!

Он говорил быстро, громко, проглатывая слова, и выглядел таким несобранным, каким Ллойд Айзека никогда не видел.

Ллойд не понимал, почему ничего не чувствует. Он должен быть зол, он должен ненавидеть этого человека, задушить голыми руками, выкинуть прямо сейчас, стреляя, оставить умирать с пробитым брюхом — но злость оставалась лишь на самого себя, потому что нихуя не работало как надо. Потому что не было ненависти, не было горького желания мстить. Оно растворилось в пустынях, превратившись в белый песок. Оно… Было рядом и далеко. Отголоски прошлого, яркие и острые, что возникали резко и болезненно.

Айзек не дал им разбиться — ни осколкам, ни машине. Он хотел блядской достойной смерти.

И — о, божество, — как же хотелось наконец увидеть Арнаму.

— Я могу сменить тебя, если ты засыпаешь за рулём, — щерился после всего Айзек.

— В этом нет никакой надобности. Ты один хуй должен сдохнуть.

Айзек промолчал. Размял шею, наклонив голову сначала налево, затем направо, и вернулся к книге. Боковым зрением Ллойд замечал, что до конца осталось совсем немного.

***

Арнама — как Ист-сайд, только зелёный, говорили.

Арнама — оазис Империи, писали.

«Арнама — начни жизнь сначала», — красовалось на рекламном баннере, что встретился ровно на половине пути.

Половина. Не больше, но уже меньше, когда Ллойд поддал газу после баннера. Айзек дочитал книгу и кинул её на торпеду: она сразу, шурша, укатилась под стекло.

— Мне это больше не пригодится, — прокомментировал спокойно, словно не нёсся прямиком на смертный одр.

— Почему? — ляпнул Ллойд, поняв смысл не сразу.

— Почему — вопрос лишний, — наверное, это должно быть передразниванием, но эмоции в голосе Айзека так и не проявились.

— И как тебе? Будет что запомнить?

— Я её перечитывал. А начал перед Бризом.

Мы встретились тогда в третий раз в этом ёбаном Ист-сайде, Айзек, зачем мы встретились? Почему ты не мог опоздать, как в борделе на Лейтон-поинт? Почему вернулся, возник из темноты? Встретился в баре, подвёз, дал свой номер? Дал поводы себя искать, бегать собачонкой по всему Ист-сайду? Зачем?

— Они не должны были встретиться, — впустую сказал Ллойд о персонажах, вспоминая, что вообще в книге написано.

— Не должны, — согласился Айзек. — Но тогда не было бы этой истории. Или был бы кто-нибудь другой. Сорок семь альтернативных концовок, эффект бабочки.

Почему он решил перечитать именно «Прощай, оружие!»?

Это имело смысл? Любимая книга? Захотелось?

Какие-то предположения Ллойд строил лишь у себя в голове. От этого не проще. Не легче. Просто это естественно, быть человеком, думать, бояться, ошибаться.

Вечером они заехали на сетевую заправку, большую и светлую среди сумерек. Ллойд не собирался грабить; он вообще оставил пистолет в машине, вытянув за собой Айзека. Уставшее солнце садилось, беспокойно плыло за горизонт, небо неестественно красное — скоро Арнама.

Скоро всё случится. В чью сторону падёт жребий — подброшенный ли Ллойдом?

Где откроется правда, набухшим кривым швом? Ллойд ощущал, как ему сдавливало грудь тревожным ожиданием. В минимаркете заправки светло и ярко, переливались ряды разноцветных этикеток и цветастая реклама — и болезненно белый Айзек на фоне.

Он никуда не хотел бежать, он замер в ожидании так же, как и Ллойд — от Ллойда зависело, закончится ли когда-нибудь эта бесполезная война.

Прощай, оружие. Прощай, война. Фредерик Генри и Кэтрин Баркли никогда не хотели войны, они хотели любить, и Айзек цеплялся за эту идею, которую шестнадцатилетний Ллойд никогда не видел.

Любви не было места ни раньше, ни сейчас. Это не чёрствость, это такая жизнь.

У бензоколонки Айзек спросил, интересуясь искренне:

— Чем будешь заниматься потом?

Друг от друга их отделял шланг от колонки к бензобаку, изогнутой толстой змеёй. Резко пахло бензином; солнце почти скрылось, холодало.

Как можно ответить на подобный вопрос, если не знаешь, что будет утром?

— Я ликвидирую Кольта и вернусь в Пёсий Яр, — так обещала Эл, и так думал он сам.

Всё закончится, возвращаясь на свои круги, а об Ист-сайде будет напоминать лишь оставленная книга. Айзек наклонил голову и наклонился сам, корпусом облокачиваясь на дверь.

— Я имею в виду, глобально.

— Не знаю. Мне всё равно.

Нужно быть божеством, чтобы предвидеть глобальные вещи — Ллойд не хотел такой участи; даже не хотел знать, какая херня будет в конце или хотя бы завтра.

Он убрал заправочный пистолет на место и прошёл к водительской двери, огибая замершего Айзека. Айзек ещё несколько секунд так и стоял, прежде чем сесть назад. И лечь. Лечь так же, как он лежал в самом начале, когда Ллойд вытряхнул из ковра и обколол транквилизатором.

Они поехали — в какой раз поехали? Какая была по счёту остановка?

Загорались фонари, менялась почва вокруг, появлялись первые густые деревья, редкие и одинокие. Ллойд не слушал радио, лишь периодически поглядывал на зелёные цифры магнитолы, отсчитывал пройденные часы.

— Пока ты меня вёз, я много думал, — признался вдруг Айзек, до мурашек неожиданно. Он продолжал лежать, руки положив на живот, и пялился в потолок. — Ты везёшь меня сейчас, и я продолжаю думать.

Искать ответы, перефразировал про себя Ллойд. Думать было поздно. Не осталось злости, нет больше соперничества и пустынь с мустангами. Только дорога перед глазами.

— О чём?

— У нас разное восприятие. Разные мотивы, я бы сказал так. Но цель одна, и если ты действительно намерен убить Кольта, то моя смерть будет не бессмысленна.

— Что не так с Кольтом?

Что не так с тобой?

Соври — или скажи правду. Она не имеет вкуса, это не больно. Айзек вздохнул. Ллойд мог видеть в зеркало, как он облизал губы.

Он рассказывал.

— Кольт и его люди тогда занимали важное место в парламенте, и финансировали большинство военных разработок — в частности, кибернетику. Да, всё было легально, но оттого не более правильно. На тестирование подписывали солдат, которые получили увечья в начале Восточной войны и, как ты догадался, я был в их числе, — Айзек запнулся, подбирая слова или что-то такое. Знать правду не хуже, чем держать её в себе. — Это было… Больно и страшно. Люди сходили с ума после имплантации чипов в мозг. Они становились сумасшедшими ублюдками, которые знали одну программу. Военные изымали сирот, одиноких женщин, стариков — и проводили тесты на них. Можно ли создавать целиком искусственных киборгов на основе одного лишь мозга, можно ли искусственный мозг вживлять в живое тело. И так далее. И тому подобное. Мне повезло чуть больше. Я должен был охранять… Послов в горячих точках, если так будет понятнее.

— И ты охранял?

На самом деле, вопросов не находилось. Слушать и поддерживать поток; Ллойд дорвался до горячего источника.

— Да. Сначала в армии, потом мне помогли купить собственную смерть. Потом работал на частные агентства… И знаешь, всё это время я думал, что мне будет легче, если я узнаю, кто за этим проектом стоял изначально. И я нашёл их.

— Но они больше не сидят в палате, — Ллойд проглотил вязкую слюну, — они работали на себя.

Тот случай, когда люди воскрешают парламент и называют сигареты в его честь. Он слабо помнил политические интриги тех времён, он ходил в среднюю школу и радовался беззаботной дворовой жизни.

— Верно. Все документы рассекретили после первого этапа войны, политики ушли в бизнес. Они продолжают спонсировать ЧВК, но не так явно, и не такие ужасы. Ты понимаешь эти связи.

Руль казался ледяным, несмотря на двадцать семь градусов жары на улице.

— Может быть. И тебе стало легче?

— Я не знаю. Это больше не имеет смысла.

Ничего смысла не имело. Ни убийство Кольта, ни «Прощай, оружие!» на торпеде, ни всё это путешествие — только война в голове, бесконечная, сложная и убийственная.

— Когда я впервые увидел тебя, — Айзек продолжил резко, и неподготовленный Ллойд вздрогнул, — то подумал, что ты тоже работал на кого-то из восточной кампании. Но всё оказалось… Прозаичнее.

— На мне военные импланты. Ага.

«Это больше не имеет смысла», — возникло в голове совершенно ясно.

— Да. У Файка был план заниматься киборгами.

Ллойд криво усмехнулся — усмешка умирающего от неизлечимого.

— Один у него уже есть.

— Потом я встретил тебя в третий раз и решил, что мы можем найти друг друга вместе. Это… Естественно, когда ты долгое время работаешь в одиночестве. Видеть товарища в лице каждого, кто хоть как-то близок к тебе. Но у тебя изначально был определённый мотив, и я тебя ни в чём не виню. Главное, что ты остался верен себе.

Себе. Что есть пресловутое «я»?

Идея с парнем из Кудака, — долбаёбом из пловной, идиотом из бизнес-центра, — канула в небытие столь же быстро, как и появилась. Потерялась между районами Ист-сайда, стёрлась, невостребованная.

Сложно ли быть кем-то другим?

Не сложнее, чем остаться собой.

И Ллойд не понимал. Не понимал, кто он есть, куда едет, кому мстит и зачем.

Каким божествам клянётся, какие ставки раскидывает.

Кем был в начале, в кого превратился в конце.

Правда это не страшно и не больно, уверен Ллойд, но он ощущал, как его размазывало колёсами по асфальту. В одной из той картин, где Айзеку удалось перетянуть контроль на себя.

Он чувствовал обиду? Ту разрывающую обиду, какая была первым чувством после больницы? Первую фантомную боль? Желание, когда после пробуждения хочешь взять телефон с тумбочки правой, но не можешь? Когда извиваешься червяком в попытке снять футболку. Когда учишься писать и есть заново. Когда приходишь к психиатру и хочешь разбить ему морду.

Говоришь с Китоном. Рассуждаешь о мести.

Гнев и азарт. Вот что он чувствовал.

Гнев — на ситуацию, на эту правду.

Азарт — в пройденном пути.

Но правда просто есть. И она была изначально.

Его меч стал орудием мести. Он не терпел пощады, не знал границ, и словно был продолжением Ллойда, его неспокойной натуры.

И его пистолет оставался инструментом.

А в инструмент значение вкладывает хозяин.

— Ты прав: я не изменю своего мнения. Мне насрать, чем занимается Файк. Насрать, кого спонсирует Кольт. Пожалуй, я просто скажу, что у тебя яркая история.

Ночью Айзек заснул, и Ллойд остановился, чтобы вколоть ему оставшуюся ампулу и связать. До Арнамы оставалось сто километров — совсем ничего по сравнению с тем, что они уже проехали.

Ллойд много курил, нарезая круги вокруг машины, и думал.

Божеству известно, о чём думал, и лишь ему.

Хотелось спать. О, как хотелось спать — в кровати где-то у себя дома, а не в машине на обочине, согнувшись в три погибели.

Моя душа похожа на блядский компас, Ллойд.

Какое направление ты выберешь в этот раз?

***

Утро наступило незаметно. Стоило лишь открыть глаза, вытянуться, сыто зевнуть — и открывалось чистое арнамское утро из детских сказок.

Ездить по утренней дороге с опущенным стеклом — настоящее удовольствие: кричали где-то вдалеке птицы, сидящие на кукурузных полях, насекомые залетали в салон, бились о лобовуху, просыпались придорожные кафе. Было хорошо и спокойно.

Мир стал простым и понятным, как кристально чистая вода арнамских горных родников. Как комната в детстве, рассекаемая сдыхающим карманным фонариком. Как смысл всех любовных романов, нелюбимых и презираемых.

Началась извилистая дорога, появлялись на горизонте горы, выплывающие размытыми пятнами на фоне расцветающего неба. С каждым километром всё ближе и ближе, и иногда казалось, будто можно въехать прямо в молочный туман, теряясь в гуще.

Первая сигарета оказалась слаще воды. Ароматный дым мягко парил по воздуху.

После знака «Арнама тридцать километров» шоссе уплывало вверх, в гору, окружённую деревьями. Зелёными, яркими деревьями. В воздухе терпкий запах хвои и моря.

Правдивый понятный мир на ладони.

На каком-то из участков дороги был съезд в сторону, наверх, и Ллойд туда поехал, движимый неизвестным чувством. Здесь нет отвесных скал, нет жестоких бурьянов, просто южные горы, слабые и никак не идущие в сравнение с северными — идеальное место.

Айзек не спал, но ничего не говорил. На вершине их ждала выжженная площадка. Ллойд делал всё на автомате: взял пистолет, снял с предохранителя, открыл дверь. Поднял Айзека на руки, закинул на плечо, отнёс к самому обрыву. Поставил на колени, ослабевшего, осоловевшего.

На фоне — горы и зелень. Запах хвои, моря и пороха. Крики южных лесных птиц.

Ллойд видел его глаза — северные, холодные светлые глаза, — и в них отражался мир.

Он выстрелил.

Не в голову и не в шею.

Не в грудь. Не в пах.

Не было развороченных арбузов под ногами, не было красной мякоти на жёлтом чистом песке.

Пуля пролетела над самой макушкой, уносясь куда-то в сторону бесконечных зелёных гор.

— Я сохраню тебе жизнь. Сохранишь ли ты её себе — вопрос другой.

Прежде, чем Айзек мог что-то сказать — если он не потерял способность говорить — Ллойд надавил на его грудь и с силой столкнул вниз.

Обрыв не был крутым: он был неровный, поросший старыми кривыми корнями, размытый дождём, пустой, безлюдный, но уходил довольно плавной горкой, по которой возможно забраться наверх.

Это прекрасное место, где начиналась жизнь в бескрайних пустынях. Где росли южные кустарники и деревья, где встречались проросшие сквозь песчаную почву одуванчики. Пели птицы и жужжали насекомые. Пробивались в дебрях чистые родники.

Здесь есть надежда.

Это не пацифизм, знал Ллойд. Это правда.

Он развернул машину багажником к обрыву. Скинул вниз экзоскелет, выкатывая его, и следом швырнул с хорошим размахом чужой футляр, избегая смотреть вниз. Все вещи, все воспоминания: тело, футляр, сумка — прощай, оружие!

Ллойд не хотел знать, что было до, что есть сейчас, что будет после.

Правда в его понимании просто была.

По радио играла «Приведи меня домой, Арнама».

При резком повороте на горной дороге книга перекатилась по торпеде, ударяясь об угол. До Арнамы оставалось десять километров.

========== Пёсий Яр. Заключение ==========

4.

Заключение

Первая закончилась быстро. Вторую растянули на подольше.

Балеха не в честь Ллойда — в честь смерти Кольта. Дэвон так радовался этому факту, что не постеснялся снять самых шикарных блядей, купить самый шикарный алкоголь, привезти самые лучшие таблетки — транзитом с Ист-сайда. Но ни блядей, ни алкоголь, ни таблетки Ллойд не хотел. Было пусто, как после любой выпивки на неспокойную душу, и почему-то грустно.

Китон не отходил ни на минуту, всё приставал с расспросами, пританцовывая с бокалом шампанского «моет шандон» — вот кому было весело.

— А правду говорят, что в Ист-сайде прямо за рулём долбят?

А правду говорят, что в Ист-сайде небоскрёбы такие высокие, что уходят в облака?

А правду говорят, что счастливая жизнь возможна только при деньгах?

Правду, правду?

Ложь, Китон. Нет там никаких денег и счастья.

— Я не знаю, — отмахивался Ллойд, пытаясь хоть немного улыбнуться.

Он сидел на софе, справа кто-то лизался с проституткой; Китон крутился то у бара, то пытался кого-то разболтать, то возвращался к Ллойду. Задавал глупые вопросы — передавал эти вопросы от кого-то другого — вонял перегаром, просто мельтешил перед глазами.

Ллойд не знал, чем ему заняться, и не находил себя в беспечном бандитском веселье. На широком плоском подлокотнике стоял бокал с недопитой газировкой-шампанским, сигареты закончились. Галерея в телефоне пополнилась всего пятью фотографиями за прошедший месяц: вид с балкона на Ист-сайд, фото с базы данных, фото военного билета.

Тоненькая трещина проходила от угла экрана и заканчивалась на середине.

Три раза «оставить», два — «удалить».

Яркость минимальная, красноватый праздничный свет заливал комнату — никто не видел, всё осталось при Ллойде.

Китон (опять) возник неожиданно. Упал на колени, потряс за плечи:

— Ну ты чего такой тюфяк? — пальцы его казались острыми; перебарщивал со всем. В том числе с прикосновениями. — Папа такую дурь привёз, а ты!

Ещё… Какое-то время назад Китон говорил; Дэвон — крайне мутный тип.

Теперь же он переквалифицировался в «папу».

Правда, полуправда, ложь. Ллойд не знал, что в клане происходило без него. Ллойд был здесь, при них, своих людях — и так же пропускал всё мимо.

Это осознанный выбор. Он скинул Китона с себя, чтобы привстать и запихнуть телефон в карман.

— Сиги есть? — вместо любого ответа на мерзкие попытки развеселить.

— Не, — Китон похлопал себя по карманам, опираясь одним коленом на софу. Подтвердил: — Нету. Нет.

Оставаться в эпицентре тусовки становилось невыносимо.

— Пошли к машине сходим.

Ллойд даже не ждал, чтобы кто-то за ним пошёл, просто это было честно. Сразу встал и поплёлся к выходу, не оборачиваясь.

На улице слышно приглушённое стенами дома музло. Жарко и свежо — одна из прекрасных южных ночей, коих в жизни Ллойда уже тысячи.

— А ты это, — у Китона заплетался язык, он нелепо шлёпал за ним в невысоких остроносых сапогах. Догнал. — Киборга видел?

— Кого? — переспросил Ллойд так, будто не понял, о чём речь.

Как такая цепочка сложилась у Китона в башке, оставалось лишь предполагать, но Ллойда резануло. Мелкий неприятный порез.

— Киборга, блять, говорю. Который Джефферсона мочканул.

— Откуда ж я знаю? Вот я б сознался, что снял Кольта?

На парковке машина Ллойда выделялась, здоровенная и тёмная. Он вставил ключ в замок на ручке. Повернул. Открыл. В салоне душно — и пахло мерзким сигаретным табаком.

— Не думаю.

— Ну и кто ж мне сознается?

— Да никто.

Китон шмыгнул носом и посмеялся.

У Ллойда больше не было вопросов — и не осталось никаких ответов на чужие. Только совсем растрепавшаяся книжка «Прощай, оружие!» в мягком переплёте, лежащая в двери, зажатая автомобильным мануалом.

Он никогда не думал её выбросить — ни в Арнаме, ни в аэропорту Ист-сайда, ни дома в Пёсьем Яре. Вынул из сумки и забыл в машине.

Она не мешала, не привлекала взгляд, одинокая и незаметная. Просто была.

— Ну чего ты там? — неспокойный Китон всё ещё топтался за спиной, и Ллойд вспомнил о нём лишь сейчас.

Ллойд протянул ему сигарету, взял одну себе, убрал пачку в карман. И достал книгу.

Обсыпало колючими мурашками руки и ноги, встали дыбом волоски. Это естественно, знал Ллойд. Вспоминать что-то с чувством жалости о проёбанном времени.

— Чё это у тебя?

— Хуй знает. Забыл прошлый хозяин, наверное.

Где он был сейчас? Где тогда?

Была правда? Или всё ложь.

На самой первой странице, пустой странице между обложкой и названием, подписано не самым симпатичным почерком: «ещё увидимся».