Выкрутасы [Амо Джонс] (fb2) читать онлайн

Амо Джонс Выкрутасы

Переводчик: Лаура (пролог — 19 глав), Юлия Г (с 20 главы)

Редактор: Лиля

Вычитка: Больной психиатр

Обложка: Екатерина О

Саундтреки

New Americana — Halsey

River (feat. Ed Sheeran) — Eminem, Ed Sheeran

rockstar — Post Malone, 21 Savage

I Like Me Better — Lauv

OT — Niykee Heaton

More Than a Feeling — Boston

Californication — Red Hot Chili Peppers

Nexus — Niykee Heaton

Ride Or Die — Yelawolf

In This World — Bonus Track — Yelawolf

Have A Great Flight — Yelawolf

Heartbreak — Yelawolf

I Run — Feat. Yelawolf — Slim Thug

Like Father, Like Son — Struggle Jennings, Joshua Hedley

Like A Sewing Machine (feat. Yella Wolf & Struggle) — Alex King, Yella Wolf, Struggle

Ex-Factor — Ms. Lauryn Hill

Nowhere Fast (feat. Kehlani) — Extended Version — Eminem, Kehlani

Catfish Billy — SupaHotBeats

Buffalo Bill — Eminem

Arsonist's Lullabye — Hozier

Work Song — Hozier

Mad — Ne-Yo

Knockin' On Heaven's Door — Guns N' Roses

Two Weeks — FKA twigs

Candy & Dreams — Yelawolf

I Said Hi — Amy Shark

Demons — Jelly Roll, Lil Wyte

Nice For What — Drake

Smells Like Teen Spirit — Nirvana

Heart-Shaped Box — Nirvana

I Don't Wanna Know (feat. Enya And P. Diddy) — Mario Winans, Diddy, Enya

Had Some Drinks — Two Feet

Demons — Jelly Roll, Lil Wyte

Now You're Gone — Video Edit — Basshunter feat. DJ Mental Theos Bazzheadz

Quick Musical Doodles — Two Feet

Never Tear Us Apart — Bishop Briggs

Eyes Closed — Halsey

Taste (feat. Offset) — Tyga, Offset

Solo (feat. Demi Lovato) — Clean Bandit, Demi Lovato

Glycerine — Remastered — Bush

Fly Away — Lenny Kravitz

Hunger in My Stomach — Overtime

El Chapo — The Game, Skrillex

Savage (feat. Flux Pavilion & MAX) — Whethan, Flux Pavilion, MAX

Birthday Sex — Jeremih

pop a pill — gianni & kyle

Remember When — Bad Wolves

Lost Without You — Delta Goodrem

Privacy — Chris Brown

Digging My Own Grave — Five Finger Death Punch

Do You Mind — DJ Khaled, Nicki Minaj, Chris Brown, August Alsina, Jeremih, Future, Rick Ross

Get You Right — Pretty Ricky

Your Guardian Angel — The Red Jumpsuit Apparatus

Sunrise — Our Last Night

Medley: Let Me Talk to You / My Love — Justin Timberlake, T.I.

Lonely Day — System Of A Down

Better Than Me — Hinder

Third Day Of A Seven Day Binge — Marilyn Manson

The Love You Need (feat. Rashad) — Mase, Rashad

Пролог

(семь лет)

— МАМОЧКА НЕНАДОЛГО. Хорошо, милая? — сказала моя мама, вылезая из машины. Она снова была в каком-то странном настроении. Я уже какое-то время замечала перемену в ее поведении.

Вздохнув, прильнула головой к прохладному окну, когда мама ушла. Я взглянула на кассетный магнитофон и решила включить радио, но, когда протянула руку, чтобы повернуть ключи, то ничего не обнаружила.

Она взяла ключи с собой. К счастью для меня, это был летний день и окно было опущено, а солнце согревало кожу. Я подняла ноги и, скрестив их, положила на двери. Начав раздражаться на маму, стала насвистывать песню, которую слышала по радио на этой неделе.

Мне было интересно, почему мама приезжала в «Криспи Крим» и почему мне всегда приходилось сидеть в машине? У меня было чувство, что она с кем-то встречается, но я не была полностью уверена, да и зачем ей это скрывать от меня? Не то, чтобы она была замужем или у нее был парень. Мне было непонятно, почему она не делала этого в дневное время по будням, когда я была в школе. Мама словно мучила меня. Она знала, что у меня СДВ (примеч. пер.: Синдром дефицита внимания), понимала, что это будет сводить меня с ума: так долго сидеть в салоне. Словно по команде, возле нашей машины припарковался знакомый черный автомобиль. Я потуже затянула конский хвост и еще немного сползла по сиденью, пока топ не задрался на животе. На мне были свободные брюки карго, топ и обувь для скейта от фирмы «Circa». Я всегда предпочитала мальчишеская одежду. Даже в таком юном возрасте не могла понять, почему одежду для девочек делали такой облегающей и тесной. Колготки, например. Отвратительно.

Когда дверь машины рядом закрылась, я выглянула из окна, пытаясь увидеть, кто там. Окна были темнее, чем обычно, такими черными, что мне не было видно происходящего внутри, поэтому я медленно наклонилась вперед и увидела мужчину в костюме, входящего в магазин пончиков. Откинулась на спинку сиденья и раздраженно выдохнула, когда увидела, что окно машины рядом со мной медленно опустилось. Я повернула голову в сторону этого движения, и мальчик, вероятно, на пару лет старше меня, выглянул в окно. У него были темные оливково-зеленые глаза, а на голове была сдвинутая на затылок кепка. Он был милым, это было очевидно, но у мальчиков были вши.

— Привет, — сказал он, кивнув головой.

Я заерзала.

— Привет, — поняв, что мой голос прозвучал глубже, чем я хотела бы, прочистила горло и попыталась снова. — Ах, ты любишь пончики? — мои щеки покраснели. Зачем я это сказала? Кто бы… я такая странная.

Мальчик усмехнулся и вот тогда я увидела две симметричные и идеальные ямочки на щеках. У него были ямочки!

— Мой папа любит. Он приезжает сюда каждый четверг.

— Моя тоже, — ответила я, вновь рассердившись на маму. — Я имею в виду, — поясняю я, — моя мама приезжает сюда каждый четверг в пять. Она всегда выходит оттуда с пончиками со вкусом тирамису для меня. Я люблю пончики, поэтому, полагаю, это того стоит.

— Тирамису отвратительные, и в них есть кофе. Не хорошо для твоего веса.

Я проигнорировала ярко-мигающий логотип белого, зеленого и красного цветов, висевший на старом кирпиче.

Опустила взгляд вниз, на свои ноги — я всегда была выше ростом, чем большинство девчонок моего возраста — и огрызнулась на него:

— С моим весом все супер, спасибо.

Он сделал музыку в машине громче. Играла песня, которую я слышала на прошлой неделе.

— Эй, — кивнула я. — Кто это поет?

Мальчишка искоса взглянул на меня.

— Ленни Кравитц. Песня называется «Fly Away»…

— Круто, — я качнула головой в такт музыке, и он медленно приподнялся. Я улыбнулась ему, а он мне. Через пятнадцать минут его отец вышел из магазина. Помахала ему на прощание, прежде чем они уехали. Через пару минут вышла и моя мама, с улыбкой на губах, неся коробку пончиков.

Она села в машину.

— Знаешь, это хорошо, что ты очень активный ребенок.

Я выхватила у нее коробку, взяла пончик и вгрызлась в него.

— Почему? — спросила я с набитым ртом.

— Когда-нибудь тебе придется научиться правилам этикета, — прошептала мама.

— Возможно, — я зачерпнула пальцем немного крема. — Но не сегодня, — провела пальцем по ее щеке, размазывая крем по коже.

Мама ахнула от шока, а затем рассмеялась, доставая пончик и для себя. Мне нравилось видеть маму такой. Счастливой, довольной. У нее и моего отца всегда была дружба, а не отношения, и это все, что у них было. Совсем ничего романтичного. Они расстались еще до моего рождения, но это работает для нас и наших взаимоотношений. В то же время я никогда не видела маму с другим мужчиной.

Вечером следующей среды у меня немного кружилась голова и я была взволнована тем, что в четверг снова увижу того мальчика. Мама вошла в мою спальню как раз тогда, когда я закрыла глаза.

— Я заметила, что в последнее время ты часто улыбаешься, херувимчик, — она опустилась на кровать рядом со мной. — Есть что-то, что я должна знать?

Натянула одеяло, прикрывая рот, и покачала головой. Ни за что на свете я не могла ей сказать, что у меня в груди что-то сжимается, когда думаю о мальчике с милой улыбкой и странными глазами. Ей даже не было известно, что мы встретились. Кроме всего прочего, мой папа работал в ФБР и он, со своим напарником, которого я называла дядей Маркусом, всегда напоминали мне, что в тот день, когда у их «принцессы» появится парень, они подбросят ему улики, чтобы его запереть.

Они пугали меня.

— Ты уверена? — спросила мама, стягивая одеяло с моего рта. — Я могу поклясться… что это… — затем она достала шоколадный батончик из-под моей кровати.

— «Goo-Goo Cluster!» (примеч. пер.: марка конфет в США) — я приподнялась на локтях и протянула к ней руку.

Мама хихикнула.

— Не говори своему отцу, что я даю тебе конфеты перед сном, — после этого она взъерошила мои волосы и поцеловала в голову. Подойдя к двери, мама выключила свет. В голове у меня мгновенно всплыли образы милого мальчика с сияющей улыбкой, но измученными глазами.

Три четверга спустя

— Ты никогда раньше не пробовал «Goo-Goo Cluster?» — спросила я почти оскорбленно. — Это нехорошо.

— Разве это плохо? — фыркнул он. — Мне стоит начать беспокоиться о твоей сахарной зависимости?

Прищурив глаза, я посмотрела на него, а затем включила радио. На этот раз мы оба сидели в моей машине, а наши родители сегодня задерживались. Но я не возражала. Мне на самом деле очень нравилось проводить с ним время.

— В какую школу ты ходишь? — спросила я, жуя свою конфету. Мальчик откусил от своей и перестал жевать.

— Они действительно хороши, — затем он искоса взглянул на меня. — Я хожу в школу Чарминга, а ты?

Конечно же, он ходил в частную школу.

— Начальная школа Малфроя, — пальцем я поковыряла протертое место на джинсах. — Ты когда-нибудь катался на скейте?

Он пожал плечами.

— Бывает иногда, но я больше предпочитаю заниматься рукопашным спортом, — мальчик оглядел меня с ног до головы. — А ты явно скейтер.

Я кивнула.

— Да. Какой твой любимый цвет?

— Синий, а твой?

— Розовый.

— Хм, — он сузил глаза. — Ты не похожа на девчонку, обожающую розовый.

— Я мало на что похожа, но некоторые из этих вещей и есть я.

Он помолчал.

— Интересно.

— Я не интересная.

— Для меня да, — он начал постукивать пальцем по ноге, и переключил внимание на что-то за окном. — У тебя есть братья или сестры?

Слизнув шоколад с пальца, я покачала головой.

— Нет. А у тебя?

— Два брата.

— Я всегда хотела большую семью, — призналась я, комкая обертку и бросая ее на переднюю консоль автомобиля.

— Не правда, — решительно ответил он.

— Эй, а ты хорош в этом!

Он указал на рисунок, который я рисовала. Я пожала плечами.

— Мне нравится искусство. Все виды искусства, но мой любимый — писательское мастерство, — я размазала чернила на рисунке. На мгновение наши глаза встретились, и мое сердце снова сделало ту глупую вещь.

Мальчик откашлялся, и мы оба повернули головы к входной двери магазина, где сейчас стояли и разговаривали моя мама и его отец. Они не видели нас.

Даже тогда, когда он выскользнул из нашей машины и пересел в свой Линкольн.

Даже во все последующие недели, когда мы виделись.

Каждый четверг моя мама виделась с этим мужчиной. И каждый четверг мы с мальчиком сидели вместе.

Мы никогда не обменивались именами, не думаю, что нам хотя бы приходила в голову мысль спросить. Я почувствовала с ним связь, какой никогда не испытывала раньше. Я видела фильмы, в которых рассказывали о родственных душах, но кто находит свою родственную душу в семь лет? А что, если кто-то не имеет души? Они все еще могут найти кого-то? Я не говорю, что мальчик не может, но иногда мне интересно, реальна ли душа. СДВ.

Первое апреля был днем, когда я видела его в последний раз, и моя мама больше никогда не возвращалась в «Криспи Крим».

Часть 1

«Не повинуйся.

Не подчиняйся.

Бунт — это чертовски романтично»

— Джонни Окс

Глава 1

НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ злоупотребляют словами «разрушенная семья». Как будто это что-то грязное, и, честно, я думаю, что это произошло от слова «бастард» (примеч. пер.: внебрачный или незаконнорожденный ребенок). «Ох, он бастард». Теперь это: «О, он из распавшейся семьи». К черту твою стереотипную малюсенькую коробочку с мозгами, Сьюзан, не все неполноценные семьи разрушены. Некоторые наполнены бóльшим количеством любви, чем нормальная семья. Так или иначе, кому нужна нормальная. Полноценная семья никогда не входит в историю. Я тоже не из большой семьи. Единственный ребенок, чьи родители тоже единственные дети в семье. Родители моего отца погибли в автокатастрофе, а родители моей мамы? Ну, по правде говоря, я никогда не спрашивала — да и не хотела.

Был один случай в детстве, мне было около двух. Воспоминания туманны, но по какой-то причине я помню фрагменты из этого конкретного дня — отсюда и не спрашиваю у мамы о ее семье. Было лето, и я помню, как моя «бабушка» забрала меня от мамы, которая была занята другим ребенком. Я не очень хорошо помню другого малыша, даже не могу сказать, была это девочка или мальчик, но позже мама сказала мне, что ребенок был ее подруги, которая брала перерыв после неудачных отношений, поэтому я помнила ее только с того дня. Так или иначе, моя «бабушка» решила взять меня на прогулку в местный парк. Я посасывала свое фруктовое мороженое и до сих пор могу ощущать острый вкус сока, стекающего по горлу, солнце согревало мою кожу и громкие шлепки сандалий, ударяющихся по пяткам при каждом шаге. Помню, как сжала ее руку своей, пока в припрыжку направлялась с ней на детскую площадку. Она указала на качели и сказала, что будет прямо там, когда показала на старую, ржавую скамейку. Я доверяла ей. Она была моей семьей, и кроме того, взрослой, а в детстве мне говорили, что я должна уважать взрослых, верно? Мне просто было недостаточно лет, чтобы понять, что это касалось только некоторых взрослых, не всех.

Поэтому я радостно побежала к качелям, а мое вычурное белое платье с ромашками ударялось о мои колени при каждом прыжке. Чертовски ненавидела это платье. Мама, наверное, наслаждалась, каждый раз наряжая меня в платье. Мало ли ей было известно…

Вцепившись в холодную цепь и улыбаясь от уха до уха, я села на резиновую ленту. Посмотрела туда, где была бабушка, чтобы показать ей, как высоко я умела раскачиваться на качелях, только скамейка была пуста. В этот момент свист деревьев усилился, и внезапно я услышала вдалеке стрекотание сверчков. Рыдания вырвались из меня, как только поняла, что она ушла и ее нигде не было видно. Спрыгнув с качелей, я спряталась под маленьким навесом, к которому была прикреплена горка. Свернувшись в клубок, я плакала, пока кожа не стала грубой, словно наждачная бумага, а волосы не прилипли к влажным щекам.

Мама пришла спустя два часа, не знаю, что так долго ее задержало. Я никогда не спрашивала ее о том дне, потому что каждый раз, когда поднимала этот вопрос, она закрывалась, словно ракушка, поэтому оставила его. Папа тоже был там позже этой ночью. Он пришел сразу, как только почувствовал, что что-то не так, но к тому времени мои слезы давно высохли. С того дня были только я, мама и папа. С тех пор мы ни разу не разговаривали о бабушке. Она как Лорд Волан-де-Морт в обоих домах.

Самое замечательное в том, что я происхожу из «разрушенной семьи» это то, что у меня два дома. Нью-Йорк, где живет мама, и Спринг-Вэлли, округ Колумбия, где живет папа. Он ведущий детектив в своем отделе, а у мамы свой бизнес. Я благодарна, что, по крайней мере, моя мама живет в часе езды от колледжа, но я скучаю по папе и иногда ненавижу, что мне приходится ехать четыре часа, чтобы увидеть его. Мама владеет своей маленькой кофейней-книжным магазином, который находится в самом сердце Бруклина. Она живет в удобном лофте прямо над ним. С точки зрения денег, мой отец довольно богат, но мама едва зарабатывает достаточно денег, не говоря уже о том, чтобы отправить меня в колледж. Я имею в виду, что она в порядке, и в основном выживает за счет постоянных клиентов, которые приходят с тех пор, как она открылась двадцать лет назад, но мне посчастливилось получить большую стипендию. Все, что мне сейчас нужно, это работать, чтобы иметь деньги на собственные расходы. Папа всегда говорит, что мог бы давать мне на карманные расходы, пока я учусь, но это никогда не казалось правильным. Они с мамой заботились обо мне всю мою жизнь, я всегда клялась себе, что как только поступлю в колледж, стану взрослым человеком и не буду ожидать от них ничего большего. Они сделали более, чем достаточно. Они оба приносили жертвы ради меня, например, для мамы — ее собственная семья. Во всяком случае, теперь, когда я достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе, ожидать от них этого нечестно.

— Эми, повесь эти для меня, — говорит моя коллега, генеральный менеджер магазина и моя лучшая подруга, прорываясь свозь мои размышления. Она протягивает мне белое шелковое платье, висящее на вешалке. Я беру его и иду в белую секцию бутика. Я работаю в «Dust Boutique» уже три месяца, начала примерно через две недели после начала учебного года в Колумбийском. Работаю только по выходным и иногда по четвергам. Или, когда к нам заглядывает какая-нибудь богатая девушка, разбрасываясь деньгами, тогда нам разрешено закрываться только после того, как она закончит покупки.

— Приве-е-ет? — Лейла машет рукой передо мной как маньяк.

— Что? — спрашиваю я, потому что не слышала, что она сказала.

— Аметист Лили Тейтум. Ты снова отключилась во время разговора со мной? — Лейла упирает руки в стройные бедра, приподнимая идеально изогнутую бровь.

— Прости, — я улыбаюсь ей. — Я просто думала о том дне с моей злобной бабушкой.

Лейла останавливается, и ее лицо слегка вытягивается. Это неудивительно. Она не слышала, чтобы я говорила о своей семье, и хотя мы дружим всего три месяца, наша связь превратилась в дружбу идеальных партнеров. Такую, где вы вначале ненавидите друг друга, едва терпите, но затем решаете, что любите ее и, прежде чем вы понимаете, связь сформировалась, и вы привязались друг к другу. Также мы делим комнату в общежитии, так что каждый день на протяжении трех месяцев мы провели вместе. Мы ссоримся и препираемся, но также мы любим друг друга и защищаем.

— Ладно, — Лейла приходит в себя, и возвращается за прилавок. — Хочешь поговорить об этом? Или выпить из-за этого?

Я смеюсь и качаю головой.

— Я точно не хочу пить из-за этого.

Она вздыхает, закатывая глаза.

— Ты никогда не хочешь пить из-за этого.

Пожимаю плечами и иду к ней как раз в тот момент, когда звонит колокольчик, предупреждая, что кто-то вошел.

— Я знаю, окей? Кстати, это очень хорошо, учитывая, кто черт возьми будет заботиться о твоей пьяной заднице каждые выходные.

Подруга смеется. Знает, что я права. Она не только сложная пьяница, но и имеет дурную привычку исчезать. В свою защиту скажу, что мой образ жизни сильно отличается от других девушек моего возраста. У меня было совсем другое детство, чем у Лейлы. Она работает здесь только для того, чтобы показать средний палец своим богатым родителям. Да, верно, Лейла работает, только чтобы быть бунтаркой. Роскошь, которую большинство из нас не могут себе позволить. Ее отец — сенатор на нынешних выборах и, если кто-нибудь узнает, что его младшая дочь работает в модном бутике — даже если дорогая бриллиантовая люстра продемонстрирует расточительность ее рабочего места — это все равно будет катастрофой.

Повезло ей.

Мне, с другой стороны, очень повезло с этой работой. Мои мать и отец работали не покладая рук, экономя достаточно денег, чтобы меня заметили. Конечно, мои оценки и средний бал успеваемости помогли мне, но без любимых мамулечки и папулечки меня бы здесь не было, и только за это я обязана им обоим. Но я не могу позволить себе весь мир, поэтому пока что работающей меня будет достаточно. Мы с папой так же близки, как и я с мамой. Их история странная. Они были лучшими друзьями с трех лет, а потом однажды вечером, когда им исполнилось по шестнадцать, они решили, что будут первыми друг у друга. Они сделали дело, а потом, смеясь, поклялись, что это никогда больше не повторится и они даже не будут говорить об этом. Только вот через пару месяцев моя мама узнала, что она беременна, когда мать-природа решила уклониться от ее ежемесячного визита. Между ними короткое время была опасная ситуация. Мама сказала, что моя бабушка, ее мать, выгнала ее или что-то в этом роде, поэтому родители папы приняли маму. Они помогали и поддерживали ее на протяжении всей беременности, а потом, когда родилась я, они переделали одну комнату в детскую, пока мама и папа не купили свой первый дом. Вскоре после этого бабушка и дедушка погибли в аварии.

Полагаю, это звучит странно, но я никогда не видела, чтобы между моими родителями было что-то романтическое, они были просто лучшими друзьями. По-другому я бы и не хотела, взаимоотношения в нашей семье всегда были плавными. Никаких ревнивых припадков с чьей-либо стороны. Они и по сей день остаются лучшими друзьями, что по общему признанию, вызвало некоторые проблемы в их личной жизни — больше у мамы, чем у отца, который встречается с одной и той же женщиной еще с того времени, как я была маленькой девочкой. Лара остроумная, забавная и одна из лучших адвокатов в Вашингтоне. Они с папой полные противоположности, но они работают над этим и делают друг друга счастливыми. Моя мама так и не остановилась ни на ком. Она встречалась с одним придурком, когда я была немного моложе, но между ними что-то произошло, и она больше никогда не говорила о нем.

— Значит, сегодня мы пьем? — повторяет Лейла, запирая кассу и бросая ключи под стол.

Я хватаю сумку, перекидываю ремешок через плечо и пожимаю плечами.

— Не вижу в этом ничего плохого.

Только вот я вижу, потому как мы дважды выбирались куда-то с Лейлой и оба раза закончились тем, что ее арестовали.

— Ой, да ладно тебе, Эми! — скулит подруга, встряхивая волосами. — Обещаю, на этот раз меня не арестуют, и, кроме того, я никогда не видела, чтобы ты пила.

— Да, — соглашаюсь я, расстегивая сумочку, чтобы взять кошелек. — Это потому, что я не пью.

— Бу-у, но ты должна. Это немного расслабит тебя.

Следую за ней к входной двери, а она щелкает ключами в руке. Может быть, мне стоит выйти с Лейлой на один вечер, так как моя жизнь сейчас невероятно скучна.

— Я не могу позволить себе расслабиться, Лейла. Некоторым из нас нужно оставаться собранными, чтобы не только выжить в колледже, но и закончить его.

Как только мы выходим на улицу, я поворачиваюсь и запираю дверь, устав от того, что она бесцельно крутит ключами. Сейчас только начало седьмого вечера пятницы, и я уже знаю, что она не бросит эту затею. Было бы намного проще, если бы мне пришлось отбиваться от нее на работе, но, к сожалению, она также моя соседка по комнате.

Я поворачиваюсь к ней, свистя проезжающему мимо такси.

— Окей. Один напиток.

Выражение ее лица тут же меняется с надутого ребенка, который умоляет о печеньке к избалованному, который только что сказал своим родителям, что купил весь этот чертов магазин с печеньями.

— Ура! — Лейла радостно хлопает в ладоши, потом ее лицо вытягивается. — О, нет, милая, мы и правда ловим такси?

Я хватаюсь за ручку двери ярко-желтого такси и открываю ее.

— Да. А теперь садись.

Она делает вид, что колеблется, но потом, хорошенько все продумав, садится на заднее сиденье рядом со мной.

— Знаешь, — бормочет она, пристегиваясь, — я точно знаю, где мы можем сегодня потусить.

Такси отъезжает после того, как я говорю ему, куда ехать.

— Неужели? Ну, я надеялась, что ты скажешь это, раз уж ты пригласила.

Подруга машет руками перед собой.

— О, я знаю. Просто не думала, что ты наконец-то скажешь «да», но… — подруга стучит указательным пальцем по виску. — Хорошо, что я такая находчивая.

Да, конечно, это хорошо. Такси продолжает везти нас обратно к кампусу, поэтому я пользуюсь моментом, чтобы ненадолго закрыть глаза.

Знаю, что должна навестить маму в эти выходные. В каком-то роде я откладывала это в течение последних нескольких недель, после того как узнала, что она, наконец-то, встретила кого-то, и, хотя очень стараюсь быть счастливой за нее, я пристыженно напугана. В ужасе, потому что, хотя папа был с Ларой так много лет, я знаю, что он может о себе позаботиться, эмоционально, а не физически. Каждый раз, когда приезжаю домой, он только доказывает это. Его рубашки, которые нуждаются в глажке, и стряпня, которую он все еще любит, чтобы я готовила — доказывают это. Несмотря на то, что Лара всегда говорит оставить это. Несмотря на то, что говорят, что женщина не должна заботиться о мужчине, и на дворе двадцать первый век, когда женщины работают, кормят и обеспечивают свои семьи и показывают женский профессионализм и власть (удар кулаком в воздух), я просто не могу этого допустить. Она заботится о папе всеми другими способами, которыми, я уверена, он наслаждается, но гладить и печь его любимое печенье — это то, что мне нравится делать каждый раз, когда я дома. Являются ли они все еще его любимыми печеньями или нет, не знаю, но отец позволяет мне их готовить. Возможно, для моего собственного эго, а не из-за того, что ему нужно, чтобы о нем позаботились.

Во всяком случае, с моей мамой совсем другая история. Она изворотливая, любящая, независимая и настоящий романтик в душе. Вот почему я не решаюсь встретить этого нового мужчину в ее жизни. Он может причинить ей боль, и я даже не хочу думать об этой возможности.

Мой телефон вибрирует в кармане, я открываю его и смотрю на экран, на котором высвечивается слово «мама».

Дерьмо.

Я не умею пренебрегать мамой и каждый раз, нажимая «игнорировать» я чувствую себя дерьмом, так что на этот раз я выдыхаю, достаточно громко, чтобы привлечь внимание Лейлы и подношу телефон к уху.

— Привет, мам.

Повисает долгая тишина и я наблюдаю за мимо проносящимися деревьями, освещенными уличными фонарями. Знаю, что мы приближаемся к кампусу, потому что я уже вижу здание супермаркета, возле которого мы с Лейлой, собственно, и живем.

— Милая, почему ты не отвечала на мои звонки?

— Прости, мам, я была занята работой и учебой, — смотрю на Лейлу и вижу, как она устремляет почти к небесам свою идеально изогнутую бровь. Я быстро отвожу взгляд. Чувствую себя дерьмово за ложь, мне не нужен еще и ее осуждающий взгляд.

— Ох, я так и подумала. Если бы не сообщения, которые ты мне присылала, я бы уже вызвала поисковую группу.

— Прости, мама, обещаю, я постараюсь быть более доступной.

— Слушай, я звоню, потому что…

Втягиваю воздух. Вот и началось. Большое: «Я хочу познакомить тебя с мужчиной». Хотя она и не знает, что отец проговорился пару недель назад, что она с кем-то встречается.

— Я кое-кого встретила, милая! — ее голос почти разрывает мой телефон, вот как она была в восторге. Я мгновенно почувствовала себя невоспитанным ребенком за то, что игнорировала ее. Что, если он не причинит ей вреда и у них все серьезно? Судя по ее тону, он был особенным. На мою маму не так легко повлиять. Она может быть вычурной, но также она умна. С большим запасом мудрости и знаний, опыта. В общем, спец.

— Действительно? — я пытаюсь изобразить удивление, но, когда оглядываюсь на Лейлу, вижу, что она смотрит на меня, высоко приподняв бровь, и понимаю, что притворяюсь не так гладко, как мне казалось.

— Да! О, Аметист, он потрясающий. Я правда очень хочу, чтобы ты с ним познакомилась, дорогая. Это важно для меня.

Я ерзаю на сидении.

— О, хорошо, как долго ты встречаешься с этим чуваком?

Она хихикает.

— Ну, вообще-то, уже некоторое время. Мы не торопимся. Потому что у него тоже есть дети, и это все очень запутано.

— О, отлично, братья и сестры, — бормочу я. Вообще-то, это не должно было быть произнесено вслух. Я вздыхаю, мгновенно сожалея о своем выборе слов. — Хорошо, мама. Отлично.

— Ты приедешь?

— Да.

Хорошо, что сегодня я иду развеяться с Лейлой. Боюсь, мне нужно отвлечься, даже если это означает ее арест.

— Как хорошо! — взволновано отвечает она. — В эти выходные, значит?

— Ох, — такси подъезжает к кампусу, и мы обе выпрыгиваем из него, Лейла оплачивает поездку. — Как насчет следующих выходных? Я немного занята в эти.

— О, хорошо, но это только следующие выход…

— Мам? Мне нужно идти, я только вернулась домой. Увидимся в следующие выходные?

— Хорошо, милая.

Я выдыхаю и мое сердце сжимается в груди.

— Я люблю тебя, мама.

Она вздыхает.

— Я так сильно тебя люблю, дорогая.

Затем на линии воцаряется тишина и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями.

— Полагаю, в выходные я встречаюсь с новым маминым ухажером.

Лейла обнимает меня за плечи, и мы направляемся в общежитие.

— Не волнуйся, Эми. Твоя мама клевая и крепкий орешек.

Я откидываю голову назад и смеюсь.

— Нет, это не так. Она, вероятно…

— Эми, твоя мама не дура. Позволь ей быть взрослой. Я имею в виду, ей нужно немного дополнительного времени. Ты можешь представить, что не занимаешься сексом? — она делает паузу, а затем оглядывает меня с ног до головы. — Вообще-то, не отвечай.

Я закатываю глаза и протискиваюсь мимо нее через дверь, проходя стойку регистрации, где отсиживается Далия, положив ноги на стойку и жуя, смею предположить, ее пятый пончик за последний час. Мы могли бы быть подругами.

Нажимаю на кнопку лифта.

— Вообще-то, последний раз, когда я занималась сексом, был не так уж и давно.

— О, правда, — поддразнивает она, подходя ко мне как раз в тот момент, когда двери открываются.

— Да! — шиплю я, почти оскорбленная. Войдя внутрь, я скрещиваю руки на груди. — Месяцев шесть.

Подруга фыркает.

— Шесть месяцев — это действительно ужасно, и твой последний секс был с Шейном?

Шейн — мой бывший, мы встречались четыре месяца. Лейла всегда говорит, что я не должна считать его своим бывшим, потому что мы встречались меньше полугода, и хотя я должна согласиться с ней, потому что Шейн был мудаком, я просто не могу заставить себя признать, что потратила четыре месяца на такого придурка. Четыре месяца все-таки четыре месяца.

— Конечно! — мы выходим из лифта и направляемся в нашу комнату. — Я не занимаюсь сексом на одну ночь, Лейла, ты же знаешь, и ему потребовался месяц, чтобы даже приблизиться к моей крепости.

Она взрывается смехом открывая дверь нашей комнаты и бросая куртку на кровать.

— Твоя крепость? Ну, извини, но мне нужно, чтобы на твою «крепость» нападали гораздо чаще, чем раз в полгода, не говоря уже о том, что после месяца отношений с парнем. Расслабься, Эми! Доверься мне. Это лучшее чувство в мире.

Глава 2

ВСЕ БОЛИТ. Мой мозг пульсирует, как будто одновременно сотни тысяч басовых партий гремят в нем, и когда я поднимаю руку, чтобы погладить свою голову, мои волосы почти также чертовски царапают ладони — вот насколько грубая каждая прядь.

— Я умираю, — пытаюсь открыть глаза, но ресницы будто склеены клеем. Мой желудок урчит от голода, и во рту так сухо, как никогда раньше. Это худшее чувство, которое у меня когда-либо было.

Я приподнимаюсь, опираясь на локоть, но вся боль и весь дискомфорт, которые испытывала, врезаются в меня как огромная грузовая фура, везущая целый магазин дерьма для Икеи.

— Боже мой, — сдаюсь, плюхаюсь обратно на кровать, только после этого голова начинает бешено кружиться, а горло разбухать от еды, поднимающейся вверх. Я быстро прикрываю рот, чтобы остановить рвущуюся наружу рвоту, но инстинктивно наклоняюсь над кроватью…

— Ведро! — откуда-то с другого конца комнаты приказывает Лейла, но, прежде чем я успеваю полностью разлупить глаза, чтобы разглядеть, где это ведро, рвота вырывается из моего рта, разлетаясь по полу. Теперь мои глаза открыты. Чертовски широко открыты. Я облегченно вздыхаю, когда вижу, что даже в слепом состоянии смогла попасть в ведро и ни капли не попало на пол. Это я могла видеть.

Стону, и откинувшись обратно на кровать, прикладываю руку ко лбу.

— Это кошмар. Думаю, я умираю. Нет, вообще-то, уже умерла и проснулась в аду.

Лейла хихикает где-то в комнате, предполагаю, лежа в своей кровати.

— Ты зло.

Подруга снова смеется и к черту ее, потому что на самом деле звучит нормально.

— Вообще-то, прошлой ночью ты затеяла немало шалостей. Я немного впечатлена твоими действиями.

— Моими действиями? — хотя сейчас мои глаза уже широко открыты, я вижу только потолок нашей комнаты в общежитии. Отвратительный бледно-розовый, от которого меня внезапно начинает вновь тошнить без всякой видимой причины. Этой причиной может быть текила. Или водка. Или все остальное, что я, черт возьми, решила вчера выпить.

— Ты ведь ничего не помнишь, да? — хихикает Лейла, прежде чем погрузиться в свою историю.

— Чувиха, я вломилась в его дом чтобы спасти тебя после того, как ты позвонила мне и сказала, что у тебя был секс на одну ночь — с просто самым горячим парнем в кампусе — и я, в моем пьяном состоянии, следовала твоим ультра-пьяным указаниям, как проехать к нему домой. Ну, на самом деле, я отдала свой телефон таксисту, который, как ни странно, точно знал, где ты была, потому что, я цитирую: «Я был там много раз. Я знаю, где она», и затем поднялась по садовой лестнице до его окна, где ты ждала, одетая только в лифчик и… — она замолкает, бросает взгляд на мою грудь и машет пальцем, — ну, это.

Я опускаю взгляд вниз и вижу, что на мне черный футболка «Raiders», который не узнаю. Мой рот отрывается от шока.

Подруга продолжает:

— Ты уехала от него ни с чем, кроме этой футболки, но не раньше, чем он проснулся, шокировав нас обеих до усрачки. Далее ты взмахнула руками, твое достоинство улетело прочь вместе с твоим телефоном, а потом мы обе вывалились через окно, приземляясь на таксиста, что ждал нас внизу. Когда красавчик выглянул в окно, чтобы посмеяться над нами, мы обе бросились к машине с водителем, следовавшим вслед за нами. Он быстро дал газу и вытащил нас оттуда. Потом всех нас накрыл приступ смеха.

— О Боже, — выдыхаю я, когда в голове, как плохое кино, начинают мелькать воспоминания. — Я помню.

Телефон Лейлы вибрирует на ее комоде, и она бесцельно тянется за ним. Я свешиваю ноги с кровати, позволяя длинным волосам упасть мне на лицо, когда массирую виски.

— Боже, я…

— Ох! — самодовольно хихикает Лейла. — О, это замечательно.

— Что? — говорю я, продолжая поглаживать виски. Я бросаю взгляд на нее из-под распущенных прядей розовых волос. — Подожди, только не говори, что ты трахнулась с таксистом.

Она не отвечает, но я чувствую, как что-то тяжелое приземляется рядом с моим бедром.

— Нет. Я имею в виду, что думала об этом, но тут сообщение, — Лейла указывает на телефон у моей ноги. — Оно для тебя.

— Что? — в замешательстве спрашиваю я, а затем хватаю телефон и открываю сообщение.

ЭМИ: идет загрузка MMS…

— О… нет…

— О… да… — пародирует мой тон Лейла, кивает головой и постукивает кончиками пальцев обеих рук друг о друга как злая девица, какой она и является.

Я нервно сглатываю, а затем нажимаю «открыть»…

***

— Шот текилы — это образ жизни, — Лейла сунула рюмку мне в руку. — Ну же, Эми.

Подруга начала танцевать под какую-то хип-хоп песню, играющую из колонок и на долю секунды я подумала о том, чтобы отправиться домой. Я была одета в обтягивающее черное боди с глубоким декольте и мини-юбку, затянутую поясом на талии, но это все, что я позволила Лейле. Она пыталась заставить меня обуть каблуки, но прежде, чем успела достать свои ужасные Лабутены, я уже завязывала шнурки на своих — как она называет — готических ботинках. Они не готические, или, может быть готические, в любом случае, меня это не беспокоит. Они удобные и это все, что я действительно любила носить с детства. Эсли не мои черные ботинки «Doc Martens», то что-то повседневное, как «Chuck Taylors». Меня никогда, никогда не увидят на каких-либо каблуках. Она сунула мне в руку пару сетчатых чулок и потребовала, чтобы сначала надела их, а затем она разрешит мне обуть мои ботинки, и я решила, что, вместо того чтобы слушать, как она поднимает эту тему всю ночь (потому что она очень хороша в этом) надела эти глупые вещички. Я не крашусь и сегодняшний вечер не стал исключением. Просто нанесла немного румян — хотя это мне и не нужно — и немного бальзама для губ со вкусом ананаса, который обладал больше вкусом и запахом, чем эффективностью — распустила свои бледно-розовые волосы из тугого пучка, который обычно завязывала, сняла очки для чтения, и мы отправились в путь. Но пока я стою здесь с рюмкой прозрачной жидкости в одной руке и ломтиком лайма в другой, начинаю жалеть о каждом своем решении — включая дружбу с Лейлой — которое меня привело к этому. Она, должно быть, почувствовала это как маленький датчик, какой она и была, потому что обернула свою руку вокруг моей талии и притянула к себе.

— Да ладно тебе. Только подумай… в это же время на следующих выходных ты будешь только мечтать быть в хлам от текилы, пока будешь знакомиться с новым мужчиной твоей мамы и его детьми.

Она была права. Я была слабачкой. Не разбираюсь в детях, а они не разбираются во мне. Мне действительно не нравится, когда мне говорят обо всех моих недостатках в течение тридцати секунд.

Я поднесла рюмку к губам и, запрокинув голову, проглотила горький, отвратительный напиток, затем быстро сунула лайм в рот, как видела делают во многих фильмах.

— Ууу! — Лейла подняла руки вверх. — Вот моя девочка. А теперь, давай возьмем еще.

Еще несколько шотов спустя я танцевала рядом с Лейлой, комната кружилась. Она присела передо мной, чтобы соблазнительно потереться задницей о меня спереди, давая мне вид на толпу впереди. Моя улыбка исчезла, когда я увидела, что или кто смотрел на меня. Темно-коричневые волосы торчат из-под кепки, что была перевернута назад, напряженные глаза, пробуждение к жизни все мои чувства сразу, мягкая, загорелая кожа. Увидев меня, он застывает. Он должно быть, около ста восьмидесяти сантиметров. На его стройном теле хорошо сидят поношенные джинсы и черная рубашка. Парень допивает свой напиток, все его внимание сосредоточено на мне, затем похлопывает своего друга по спине, а потом…

— О, нет, — бормочу я, как раз, когда Лейла снова встает, смеясь и перебрасывая свои волосы через плечо.

— Что? — она втягивает нижнюю губу в рот, и протягивает мне еще один напиток.

Мои ладони вспотели, и я вытираю их о свою юбку.

— Он иде..

— Кто? — Лейла поймала мой взгляд и проследила траекторию. Выглядело так, будто он идет к нам в замедленной съемке. Я задержала дыхание, когда он подходит все ближе и ближе и — он сверкнул взглядом над моим плечом, сексуальная ухмылка искривила уголок его рта, показывая ряд прямых белых зубов, а затем он прошел мимо меня, направляясь прямо к бару.

Я выдохнула воздух, который задерживала, мои плечи расслабились от облегчения.

Лейла усмехнулась.

— О, я вижу ты заметила Мэддокса Стоуна.

— Мэддокса что? — спросила я. У меня было ощущение, что я начала плыть, а стены деформироваться. — Кажется, я хочу еще выпить.

— Конечно хочешь, — пошевелила бровями подруга.

Я закатила глаза, стараясь чтобы не было так очевидно мое разочарование тем, что он прошел мимо нас. Никогда его не видела — никогда, но с другой стороны, я не часто выхожу гулять, а когда все же выхожу, почти всегда пытаюсь остановить Лейлу от самоубийства.

— Я не это имела в виду, просто я… — остановилась, решая отвлечься. Это всегда срабатывало с Лейлой. — Я имею в виду, что мне нужно больше выпить. Мне так кажется.

— Ну, — она взяла меня под руку. — Кто я такая, чтобы тебе запрещать? — подруга отодвинула табурет возле бара и заказала четыре шота и две «Ягер бомбы».

— Гм, — подняв указательный палец и глядя на рюмки, сказала я. — Не думаю, что это я име…

— Испугалась? — раздался голос рядом со мной, и инстинктивно я посмотрела в его направлении. Я слегка запнулась, и во рту стало сухо.

Дерьмо.

— Не испугалась, просто… я осторожна.

Его взгляд остановился на мне и черт побери, вблизи он был еще красивее. Его щеки, хотя и были золотистого оттенка, слегка покраснели, возможно от алкоголя. Глаза — цвета темно-зеленого авокадо, были обрамлены темными, густыми ресницами. У него угловатая челюсть, высокие скулы, как у модели. Черты лица этого парня были такими захватывающими, что я чуть не запнулась. Обе руки покрыты татуировками, и еще одна большая виднелась на шее. Также у него золотое кольцо в носу. Что-то в нем казалось угрожающим. Он, определенно, показал мне настрой плохого мальчика — не мой тип. Мне больше нравились причудливые парни. Ботаники, которым больше нравилась наука, а не вечеринки. Никогда не смогла бы встречаться с парнем, который катался как я, они всегда находили это пугающим, когда я могла перехитрить их, поэтому мне нравились причудливые парни, потому что парни как Мэддокс Стоун, ломали таких девушек как я. Понимала, что хоть и не знала его историю, я осуждала его, но в то же время хотела быть осведомленной. Так как была в баре полном пьяных людей — я была одной из них.

Он взял мою рюмку, пригвоздив взглядом к месту и поднес ее к своим губам, откинул голову и выпил. Он высосал сок из лайма и бросил шкурку в рюмку.

— Попробуй. Это весело.

— Что? Ты пытаешься меня напоить? — я подняла свой второй шот, выпила его, а затем схватила рюмку Лейлы и тоже выпила. — Все, что тебе требовалось сделать, это попросить.

Его глаза сузились, и он посмотрел мне за плечо, как предполагаю, на Лейлу, а затем перевел их обратно на меня.

— Я Мэддокс.

— Верно, — я изо всех сил пыталась не выглядеть не в своей тарелке. — Я Аметист, но обычно меня зовут Эми.

— Эми? — усмехнулся он. — Мило. Мне нравится, — затем он посмотрел на стол, за которым я его видела прежде. — Присоединитесь к нам?

Я бросила быстрый взгляд на Лейлу, взгляд которой так и говорил: «какого хрена ты ждешь?» поэтому я пожала плечами.

— Да, конечно.

Он взял остальные напитки, за которыми сюда пришел и мы последовали за ним к столу. Я быстро обернулась, когда поняла, что он не слышит меня.

— Расскажи мне о нем все.

Было неудивительно, что Лейла знала, кто он такой. Она либо спала с ним (я очень надеялась, что это не так), либо с его другом.

— Я трахнула его друга и эй! — она схватила меня за руку. — Парниша может быть немного игрок. У него никогда не было девушки, но он определённо предпочитает отношения на одну ночь, если ты меня понимаешь.

Я скучающе посмотрела ей в глаза.

— Я не понимаю тебя, так что выкладывай.

— Возьми его.

— Лейла! — я ударила ее тыльной стороной ладони, но затем поняла, что если у меня будет первый опыт секса на одну ночь, будет ли он худшим кандидатом для этого? Нет. Ответ был нет, не будет. Мое лицо вытянулось от этого открытия.

Лейла, должно быть, поняла это по моему лицу, потому что рассмеялась.

— Девочка, сделай это, но сперва давай продолжим напиваться.

Подруга прошла мимо меня и направилась к столу.

— Эй! Рози! — крикнул голос позади меня.

Я повернулась к столу и поняла, что за мной наблюдало восемь пар глаз. Он только что назвал меня Рози? Как вино? Я подошла к ним, и, потому что Лейла, как маленькая ведьма, какой и была, села рядом с одним из других парней, и заняла единственное свободное место.

Прямо возле Мэддокса.

— Рози? — я слегка стиснулазубы, морща лицо от отвращения. Парень, что сидел напротив меня и который назвал меня так, был похож на Аквамена.

Он усмехнулся, его темно-зеленые глаза изогнулись от озорства. Мягкие каштановые волосы спадали на широкие плечи, и его подбородок скрывала густая борода. Хотя на этом сходство с Акваменом не закончилось, у этого парня были соответствующие руки и тело. Он был страшным, но милым. Если такое вообще было возможно. А также, я немного завидовала его длинным локонам.

— Да, твои волосы! — он указал на мое тело, но вел себя расслабленно.

— А, точно, розовые, — я медленно села, внезапно чувствуя себя не в своей тарелке. Подняла свой напиток и сделала большой глоток.

— Они отличаются, — парень спрятал свою улыбку за стаканом. — Это все, что я хотел сказать.

— Мгм, я знаю, — поставила свой стакан на стол. — Поэтому я и покрасила их в этот цвет.

Мэддокс, которого я могла видеть краем глаза, все еще пялился на меня, закинув руку на спинку моего стула. Аквамен уловил язык тела своего друга и затем медленно откинулся, игриво улыбаясь.

Мэддокс указал на парня рядом с Лейлой.

— Это Вульф.

Я проследила за его пальцем и сфокусировалась на другой паре зеленых глаз, только если Мэддокс был немного озорным, этот парень был немного более… сдержанным. Хотя, он был похож на Мэддокса. Немного. Он был чуточку ниже и стройнее, чем Мэддокс. Может, двоюродный брат. И очевидно, хорошо выглядел.

Мэддокс указал на Аквамена.

— Это Тэлон.

— Правду говоря, Аквамен звучит лучше… — пробормотала я, допивая остатки своего напитка. Когда поставила стакан обратно на стол, все присутствующие за столом начали смеяться. — Я сказала это вслух, не так ли? — затем умоляюще посмотрела на Лейлу. — Лей…

Она смахнула слезы со щек.

— О, милая, все хорошо.

Откинувшись на спинку стула, я проглотила комок нервов.

— Мне нужно выпить еще.

Много коктейлей спустя, мы все увлеклись легкой беседой. Мои мышцы были расслаблены, но я прекрасно понимала, что нахожусь в состоянии опьянения. Даже Мэддокс, который взял свой карманный компьютер, держал одну свою руку на моем колене, что вызывало учащенное сердцебиение.

— Аквамен и Рози, звучит неплохо, правда? — Аквамен-Тэлон подмигнул мне через стол.

Мэддокс сильнее сжал мою ногу. Это было мимолетно, и я почти упустила это.

— Думаю, я позволю тебе называть меня Рози, но только если я буду звать тебя Акваменом.

Тэлон откинул голову назад, его смех вырвался наружу. Музыка и болтовня в комнате заглушали мое беспокойство — или, может быть, это было из-за того, сколько алкоголя я выпила.

Я про себя хихикнула и повернулась к Мэддоксу, который все еще сидел рядом. Наши взгляды встретились и напряженность его взгляда высосала все голоса. Сердце бешено колотилось в груди, мое дыхание стало поверхностным и отчаянным. Он опустил взгляд на мои губы и наклонил голову, с интересом меня разглядывая. Я сглотнула, когда увидела, как уголок его рта приподнялся в насмешливой улыбке. Почему он казался мне знакомым? Что-то в нем было. Или это выпивка сыграла со мной злую шутку — да, именно так.

— Аметист? — его язык обволакивал каждый слог моего имени, и внезапно мне захотелось узнать, каково это — почувствовать его язык, прижимающийся к моей плоти. Как звучал бы его грубый голос, когда он стонал бы мое имя.

Боже мой, я была пьяна. И я пялилась на него.

— Что? — спросила я, игнорируя жар, поднимающийся внутри меня.

Внезапно его лицо оказалось ближе к моему, так близко, что я могла чувствовать его дыхание на своей нижней губе. Я хотела его. Сильно. Он сомкнул свои пальцы позади моей шеи и притянул ближе к себе, пока наши губы слегка не прижались друг к другу, не целуясь, просто находясь рядом.

— Мы с тобой уходим, — прорычал он мне в губы, воскрешая все мои чувства и овладевая ими с помощью простых четырех слов. — Сейчас, — закончил Мэддокс.

Делая это пятью словами.

***

Мы, спотыкаясь шли по коридору после подъема по утомительной лестнице. Все расплывалось, реальность запятнана моим расплывчатым зрением, но мои губы ни разу не покидали его. Его язык доминировал над моим ртом, и как только мы достигли двери его спальни, он поднял меня, схватив за задницу. Я обернула ногами его талию, стягивая с него рубашку, когда он пинком захлопнул свою дверь и прижал меня к ней. Я не помнила, что именно произошло между тем, как мы покинули бар и пришли сюда, и мне было все равно. Этот мужчина, которого я только что встретила, зажег мои внутренности всеми возможными способами, и я чувствовала, что собираюсь воспламениться от адского огня, что бушевал во мне. Или, может быть, это был алкоголь — я имею в виду, алкоголь ведь легковоспламеняющийся, верно? Да какое кому дело, это ощущалось отлично. Он засмеялся и снова опустил свой рот на мой. Мэддокс мастерски массировал мой язык своим, пока руками блуждал везде, затем она опустил меня на ноги и сорвал с меня одежду, оставив только в сетчатых чулках. Он снова поднял меня и бросил на кровать, отступая назад, слегка запинаясь. Очевидно, он был так же пьян, как и я. Мэддокс лениво оглядел мое обнаженное тело, и, высунув язык, облизнул свои губы. Господи, думаю, это была самая горячая вещь, которую я когда-либо видела, а затем, он снял свои джинсы и боксеры — нет, вот это было определенно самой горячей вещью, которую я когда-либо видела. Я сглотнула, и не могла понять, либо у меня двоилось в глазах, либо размер его члена был пугающим. Я перевела свое внимание от южной его части и посмотрела на его волосы. Взъерошенные, коричневые, и как раз подходящей длины, чтобы дергать за них. Я снова опустила глаза на его грудь, и у меня перехватило дыхание, когда я увидела все его татуировки. Четверть его груди и обе руки были заполнены ими. Я не могла разобрать что они из себя представляют, но я видела, как над его грудью на староанглийском стиле было написано «УНИЧТО» — ну нет. Я ничего не поняла.

Парень ухмыльнулся, затем схватил меня за лодыжки и дернул вниз по кровати. Я взволнованно вскрикнула, когда он зажал мне рот рукой. Слегка опустился своим телом на меня, каждой ногой раздвигая мои, пока он не оказался прямо там. Я чувствовала, как он прижимается ко мне, и приподняла бедра, желая трения.

— Мы делаем это? Потому что если да, это единственный раз, когда я разрешу тебе уйти. После этого твоя задница будет моей.

— Боже, — выдохнула я, закатив глаза к затылку. Его запах был повсюду, передавался с его кожи на мою. Кожа, виски, мыло и мята.

Он усмехнулся.

— Не Бог, принцесса, — он втянул мою нижнюю губу в рот и потянул ее, прежде чем отпустить и прошептать, — Мэддокс.

— Я не принцесса, но по… — он толкнулся в меня прежде, чем я смогла закончить свой ответ.

Я застонала, все расплылось, то исчезая, то появляясь.

Пот, язык, член, удовольствие, боль…

***

Возвращаясь в настоящий момент, Мэддокс прислал свою фотографию: с кепкой задом наперед, без рубашки, высунув проколотый язык между губами, он держал пальцы, растопырив по обе стороны рта.

— Дерзкий ублюдок, — бормочет Лейла, выглядя самодовольной рядом со мной.

— О Боже мой, Лей, я больше никогда его не увижу! Как всегда!

— Не надо так драматизировать! Это всего лишь Мэддокс. Он уже забыл твое имя. Я бы не парилась, но тебе нужно забрать телефон! Девочка, айфоны глупость, пока ты наконец, не соберёшься переходить на Самсунг, — она направляется в нашу ванную, перекидывая полотенце через плечо. Подруга вздыхает, как только видит, что моя паника не утихает. — Милая, все в порядке, честно, у меня была куча свиданий на одну ночь. Секрет в том, чтобы не думать об этом слишком много.

Приходит еще одно сообщение, и, крича, я швыряю телефон через всю комнату.

Лейла закатывает глаза, подбирает его и встает.

«Тебе может понадобиться этот телефон, Рози, но эти я оставлю себе…»

Лейла делает паузу, ее губы искривляются, когда она пытается остановить свой смех. Она поворачивает свой телефон экраном ко мне, на котором чертова фотография моих красных трусиков.

— Дерьмо.

Подруга смеется.

— Я иду в душ, детка, ты должна ему что-нибудь ответить. Если Вульф напишет мне, ответь ему, что я встречусь с ним позже.

— Подожди! — я встаю с кровати. — Ты действительно мутишь с Вульфом?

— После вчерашней ночи? Да, черт побери. Его приставания на высшем уровне.

— О, видишь ли, я не создана для этого.

— Для чего? — наклонив голову спрашивает она.

— Этого! — я жестом указываю на нее. — Этих типа случайных отношений. Этой херни.

— Эми, это было на одну ночь. У Мэддокса такие, вероятно, каждые выходные с девушками, которые, как он считает достойны его, — она снова закатывает глаза, и я что-то чувствую здесь. Может, есть что-то, чего она не договаривает.

— Ты права, но я не собираюсь возвращать свой телефон или свои чертовы трусики. Я предпочту никогда не встречаться с ним снова.

Глава 3

― ТЫ ВСЕ ВЗЯЛА? ― спросила Лейла, когда мы спускаемся к студенческой парковке.

Я открываю багажник своего маленького хэтчбека BMW. Это было единственным, что мой папа купил мне, а я не смогла возразить. Я всегда пыталась остановить его и маму от траты лишних денег, но машина была тем, что, по его мнению, он обязан был мне купить. Отец трепался о рейтинге в пять звезд и о максимальной безопасности европейских машин. Я знала, что в нем говорит полицейский и что папа в свое время видел несколько ужасных аварий, поэтому я позволила ему это. Она красная, в ней кожаные сиденья и механическая коробка передач. Я училась на механике, и с тех пор не могу ездить ни на чем другом.

― Да, только я еду в другую сторону города.

Я кладу свои сумки в маленький багажник и поворачиваюсь к Лейле лицом.

― Уверена, он будет мил. Хотелось бы думать, что моя мама умна.

― Твоя мама умная. У нее есть житейская мудрость, ― соглашается Лейла, постукивая о пассажирское стекло, так что я опускаю его, как только сажусь на водительское сиденье. ― Я уверена, его дети будут восхитительны. Надеюсь, они не в таком возрасте, что ходят в подгузниках или типа того.

Вот чего я боюсь. Надеюсь, они хотя бы подростки, но то, как мама о них говорила, заставляет меня думать, что они могут быть и младше. Отлично.

Я посылаю еще один прощальный поцелуй Лейле через окно и выезжаю с парковки. После быстрой остановки для покупки нового, но не дорогого телефона, я подпеваю под «Bad at Love» от Halsey (прим.: американская певица), когда через Bluetooth поступает звонок. Быстро же произошла переадресация.

Я нажимаю зеленую кнопку телефона на руле.

― Привет, мам. Я в пути.

― Привет. Дорогая, забыла тебе сказать, что я переехала к нему, так что ты остаешься здесь на выходные.

― Что? ― огрызаюсь я, шокированная тем, как быстро все существенно изменилось. ― Мам, я даже не знаю этого человека. И что насчет «Херувимчика»? Ты не можешь просто отказаться от этого…

«Херувимчик» ― ее книжный магазин, она назвала его так из-за меня. Пока росла, я терпеть не могла это прозвище, но сейчас не возражаю. Мне кажется странным, что она просто взяла, упаковала свою жизнь и переехала к нему, зная его всего…

― Как долго ты его знаешь?

Она вздыхает.

― Аметист, ты слишком взрослая, чтобы задавать такие вопросы. Я все объясню, когда ты будешь здесь. Сейчас отправлю тебе адрес.

Я выдыхаю. Может быть, немного перегибаю палку.

― Хорошо, мам. Скоро увидимся.

― До встречи, милая.

Спустя пару минут после того, как она кладет трубку, от нее приходит сообщение, и я вбиваю его в свой GPS-навигатор, одной рукой управляя автомобилем. Армок?

― Кто, черт побери, этот чувак?

Армок ― город, полный отвратительных богатых людишек, насколько слышала. Теперь я беспокоюсь.

Поездка туда не занимает много времени, и вскоре я уже подъезжаю к старому высокому бетонному забору. Ворота закрыты, что не удивительно. Я выхожу из машины и поднимаю солнечные очки на голову, вместе с тем откидывая длинные волосы назад. Я выставляю ладонь, прикрываясь от солнца и в этот момент в машине начинает звонить мой телефон. Я выуживаю его, отвечая на звонок.

― Мам?

― Я открываю ворота, милая!

― Спасибо…

Стараюсь сдержать сухой тон в ответе, когда заканчиваю разговор. Я возвращаюсь назад в машину и жду. Несколькими ударами позже, тяжелые металлические ворота раъезжаются и передо мной открывается длинная, гравийная дорожка.

Я переключаюсь на первую скорость и еду вперед, минуя деревья, усеянные ярко-оранжевыми листьями, резко свисающими с веток. Между каждым деревом установлен фонарный столбик, железная оболочка обволакивает лампочку. Эта подъездная дорожка так и кричит о богатстве. Когда я перевожу взгляд на особняк, что стоит на конце, я шокировано ахаю. Старый викторианский камень вылеплен… нет… отшлифован по периметру всей конструкции. Окна с черными рамами изящно разбросаны по всему фасаду. Я торможу, останавливаясь перед мраморными ступенями, ведущими к двум тяжелым простым деревянным дверям.

― Ладно, мам, что за чертовщина здесь происходит?

Я тянусь к дверной ручке и открываю ее.

― О, вам не нужно было этого делать! ― заявляет глубокий голос, приближающийся к моей машине. Я до сих пор не взглянула вверх, слишком потерянная в своих мыслях о том, насколько все прояснилось с того момента, как я проехала несколько метров вниз по дороге. Должно быть, он схватился за ручку со стороны улицы, потому что дверца открывается шире.

― Спасибо, ― бормочу я немного смущенная. Я смотрю на его брюки, и затем медленно поднимаю взгляд вверх, по очевидно очень хорошо сложенному телу. ― Я в правильном месте? ― спрашиваю я, пока поднимаю глаза к его лицу.

Когда взглядом останавливаюсь на его темной, толстой шее, я сглатываю. Красивая шея. Я наконец-то сосредотачиваюсь на нем и у меня пересыхает во рту. С красивой темной кожей, гладкой как шоколад, он, наверное, один из самых красивых мужчин, на которых я когда-либо обращала внимание. Он молод, думаю, ему лет под тридцать, и, когда он улыбается, мои ноги начинают трястись. Ровные белые зубы освещают темный рот и две глубокие ямочки тонут в этих щеках цвета мокко. Боже мой. Он просто… пальчики оближешь. Мне нужно вырваться из какой бы то ни было глупости, в которой моя задница только что оказалась.

Мужчина мягко улыбается, или вежливо, скорее всего вежливо, потому что он только что стал свидетелем моей унизительной реакции на его внешний вид. Должно быть, он наполовину афроамериканец или какой-то другой экзотической национальности. Закрыв дверь и указывая на ступеньки, я замечаю его акцент. Британский. Кто-то издевается надо мной, и это не он… к сожалению.

― Аметист? Я не поверю, что вы могли бы ошибиться. Ваша мать и мистер Стоун ждут вас.

Это официально. Я влюблена в охранника.

― Ах, тогда… спасибо вам?

Я отхожу с его пути, почти падая на задницу. Его глаза словно темно-карие орбиты, только их интенсивность заставляет меня чувствовать, будто я плыву в яме горячей лавы. Ладно, моя одержимость им достигла нового уровня. Это начинает становиться немного более чем неловко.

Его губы немного изгибаются вверх, будто его забавляет тот факт, что я заинтересована им, когда он указывает на багажник моего автомобиля.

― Я возьму ваши вещи и отнесу их в комнату для гостей в западном крыле.

― Западное крыло? ― я выгибаю бровь, не в силах скрыть выражение шока на лице. ― В этом доме есть западное крыло?

Он, кажется, обдумывает мой вопрос.

— Это поместье, мадам.

― Ох, да, конечно, ― я понятия не имею, о чем он болтает. Поместье? ― Ну, спасибо, наверное.

Затем я направляюсь к входной двери. Мое горло сжимается все больше и больше с каждым шагом. Я не могу поверить, что маме удалось найти кого-то настолько богатого. Может быть, он действительно, старый. Но эта фишка с ребенком сбивает меня с толку. Если только его бывшая жена не какая-то двадцатилетняя золотоискательница, которая специально залетела, тогда да, это действительно возможно.

Я снова осматриваюсь вокруг. Сады были окрашены цветом и живостью, что явно указывает на то, что о них заботится эксперт. Очевидно, не моя мама, потому что единственное, что она делает своими руками, это перелистывает в книге страницы. В очень юном возрасте я читала классические любовные романы Джейн Остин и Шарлотты Бронте, которые стояли достаточно высоко, чтобы ребенок мог достать. Папа тоже читал, только на обложках его книг были драконы и полуголые люди. Вообще-то, если хорошенько подумать, наверное, я впервые увидела грудь на одной из обложек странных папиных эротических книг про драконов.

― Херувимчик! ― входная дверь открывается и из нее выходит моя мама, с широко раскрытыми руками.

У нее на голове ― почему-то ― стильная соломенная шляпа, желтый сарафан и очки в белой оправе, которые слишком большие для ее маленького лица в форме сердца. Также в одной руке она держит коктейль. Это другая сторона моей мамы, которую я еще не видела. Она всегда была одинока, носила спортивки из трикотажа и джинсы, и вечно в руках держала кружку кофе, пока на бедрах лежала книга. Никогда не было чертового коктейля или модной шляпы.

Ах… понимание просачивается внутрь. До меня доходит. Она наконец-то сошла с ума. Знала, что это произойдет, но я надеялась, что это случится позднее. Знаете, я вроде как хотела нормальную бабушку для своих детей. Если я хотела детей… я хотела?

Черт, мой СДВ (прим.: синдром дефицита внимания) сегодня шалит.

― Привет, мам! ― я обнимаю ее, обвивая руками ее крошечную шею. Мама меньше меня. Где у меня немного более пышные формы у нее миниатюрно. Под немного более пышными я подразумеваю то, что моя задница будет трястись, если вы шлепнете по ней.

― Входи, милая! Иди и познакомься с Эллиотом!

О. У него есть имя. Я следую за ней в большую прихожую. Она украшена красным деревом и подчеркнута девственно-белой краской. Также в середине комнаты есть сверкающая люстра, что изящно свисает над твоей головой. Я снимаю свою кожаную куртку, вешая ее на один из крючков, не сводя глаз со сверкающих кристаллов.

― Мам, здесь ты действительно превзошла себя.

― Ох! ― она отмахивается от моего обвинительного тона одним простым взмахом руки. Я следую за ней к гостиной открытой планировки, которая выходит к бассейну на заднем дворе.

Мама плюхается на шезлонг и похлопывает по тому, что стоит рядом с ней.

― Ты рано добралась сюда, расскажи мне, как колледж? Расскажи мне все!

Она делает глоток своего напитка в тот момент, когда к нам подходит горничная, неся в руках серебряный поднос, на котором стоит парочка причудливых коктейлей.

― Ты все еще предпочитаешь пина коладу? ― она берет оба напитка и протягивает мне молочный.

― Ага!

Я беру его и вежливо улыбаюсь горничной. По середине заднего двора размещен огромный крытый бассейн и фонтан в конце. Вдоль двора растут деревья и за несколькими кустами скрывается домик у бассейна. Мама шлепает меня по руке, привлекая мое внимание.

― Там останавливаются сыновья Эллиота, когда они здесь, потому что это недалеко от Скара, их домашнего ринга или типа того.

Точно. Дети.

― Что? Сами по себе? Немного небрежно, не так ли? ― я хихикаю, потягивая свой холодный, сливочный коктейль.

Она спускает немного свои солнцезащитный очки вниз.

― Аметист, что ты имеешь в виду? ― мама смотрит мне через плечо и затем яркая улыбка освещает ее черты лица. ― Ах! Вот и они! ― она встает, немного спотыкаясь, но быстро берет себя в руки

Я не утруждаю себя тем, чтобы побыстрее оглянуться, просто медленно встаю, забирая у нее коктейль. Ставлю его на маленький столик, что отделяет наши шезлонги.

― Да, я больше не дам тебе пить.

Слышу смешок позади себя и, закатывая глаза, оборачиваюсь. Мне, очевидно, придется попытаться геройствовать с этими маленькими дьяволами, поскольку мне нужно быть милой с ними, возможно, вечно, если я правильно читаю посылы любви, которые извергает моя мама.

― Привет…

Все останавливается.

Дыхание застревает у меня в горле, и я сжимаю стакан в своей руке. Мое сердцебиение снижается до глубокого, медленного и тревожного баса, а ладони зудят от пота. Колени начинают дрожать. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Здесь, передо мной стоят трое… не мальчиков… мужчин. Не крохи, а чертовски взрослые парни.

Один из них Аквамен.

Второй ― Вульф

А третий? Чертов Мэддокс Стоун.

Глава 4

СГЛАТЫВАЮ, ПЕРЕВОДЯ ВЗГЛЯД МЕЖДУ НИМИ ТРЕМЯ. Смотрю на маму.

― Извини, подожди, что? ― мое невнятное замешательство, вероятно, не остается незамеченным трио, поэтому я делаю то, что делаю всегда, когда начинаю нервничать. Закрываю свой рот.

Глаза Мэддокса словно зеленые, мраморные магниты. Мне нравится, что он наблюдает за мной, и затем, прежде чем я могу с собой что-то сделать, мои глаза сталкиваются с его. Он протягивает мне руку, дерзкая улыбка растягивает его губы.

― Я Мэддокс. Ты дочь?

Понимаю, что он делает. Если моя мама узнает о нас, она будет в замешательстве… сойдет с ума. Беспокоиться до истерики ― специализация моей мамы

― Привет, ― я кладу свою руку в его. ― Я Аметист. А ты? ― В этом есть двойной смысл. Стараюсь звучать так, будто прошлая ночь не стоила того, чтобы ее запомнили, но очевидно, мне это не удается, потому что его смех проникает сквозь мое оскорбление.

Аквамен делает шаг вперед, резко плечом задевая Мэддокса.

― Я Тэлон, но эта горячая цыпочка, которую я встретил недавно, называет меня Акваменом, и я думаю, что это броско, как ты думаешь? ― спрашивает он меня с озорным блеском в глазах, озаряющим его туманные зеленые глаза. Я снова щурюсь. Его ухмылка становится еще шире.

Я безнадежна, потому что не могу контролировать усмешку, что растягивает мои губы.

― Я думаю, что тебе это очень даже подходит.

Он подмигивает мне, а затем Вульф ступает вперед, вытянув руку, его выражение лица сдержанное и лишено всяких эмоций.

― Вульф.

Я жму его руку, хотя это больше похоже на то, что я трясу одеревенелый, холодный труп. Не очень много помню с прошлой ночи, но я запомнила, каким неприветливым был Вульф.

Проводя кончиками пальцев по волосам, я убираю их от своего лица и затем смотрю назад на маму.

― Ну…

― Ох! Я рассказала мальчикам, какая ты девочка-сорванец, что всю жизнь катаешься на скейте и все то…

― Мам…

― Нет, нет, поэтому они сказали, что вниз по дороге есть площадка. Вы все должны испробовать ее. Эми, дорогая, ты взяла с собой свой скейт?

На самом деле, ей не нужно было спрашивать меня об этом, потому что она чертовски хорошо знает, что я всюду с собой беру свою доску.

― Да, мам, она в моей машине, но мне нужно вернуться домой сегодня. У меня есть действительно важный доклад, который мне нужно выучить для…

― Что ты изучаешь? ― спрашивает Вульф, садясь на один из шезлонгов.

Я чувствую себя неловко, стоя и выкручивая пальцы, и я знаю, что Мэддокс тщательно изучает меня, поэтому сажусь. Несмотря на то, что прошлая ночь заставляет меня сжимать бедра, мои кости кричат, а моя душа ноет от беспорядка, это также заставляет меня болезненно осознать, как смертоносен Мэддокс Стоун.

Я снова надеваю свои очки, чтобы прикрыть глаза.

― Ах, вообще-то бакалавр изобразительного искусства.

― Актриса? ― спрашивает он, с интересом изгибая бровь.

Я не уверена, искренен ли этот интерес, но я принимаю это.

― Хм-м, не по своему выбору, если честно. Я вообще хотела больше быть за кулисами, потому что специализируюсь на драматической литературе и написании сценариев, но, думаю, нам всем нужно с чего-то начинать, так что да, я актриса.

Мама вытирает свой рот подушечкой большого пальца, прежде чем выпаливает:

― Аметист еще в детстве стала устраивать небольшие актерские концерты. Когда она была еще маленькой девочкой, мы знали, что ее работа будет связана с чем-то подобным. Мы пытались ребенком отдать ее в модели, но она закатила такую истерику, что можно было услышать в Китае.

― Мам… ― я собираюсь остановить ее, чтобы она не выдала слишком много информации, но мама продолжает, только меняя тему и возвращаясь к разговору, что вела прежде.

― Ты останешься хотя бы на одну ночь, сможешь вернуться и завтра.

Я подумываю, чтобы начать перечить ей, затем думаю об этом еще раз, и наблюдаю, как солнце садится, зажигая оранжевые оттенки над ее загорелой кожей. Морщинки у ее губ выглядят чуть глубже, с тех пор как я видела ее в последний раз. Несмотря на мою критику ранее, я ценю небрежность в ее языке тела. Она счастлива, расслаблена. Не скажу, что моя мама раньше была несчастлива, она просто была… мамой. Но я замечаю это, и меньшее, что я могу сделать, это провести одну ночь с ней, ну знаете, так как пройдет слишком много времени, пока я вернусь сюда снова. Если когда-нибудь вернусь. Вообще-то, я уже начала придумывать все оправдания, которыми буду уклоняться ото всех семейных праздников, которые, я уверена, она запланировала.

Вздыхая, я сжимаю мамину лодыжку.

― Хорошо, мам, ладно, я останусь. Одна ночь, но ты будешь должна мне чертов пончик.

Она хихикает, откидывая голову назад и ее шея напрягается от этого движения.

― Хорошо, милая, я позвоню Эллиоту и попрошу его что-нибудь купить, когда он будет возвращаться со своей встречи.

Парни молчаливы, поэтому я оглядываюсь на них. Тэлон и Мэддокс оба наблюдают за нами с мамой, но Вульф куда-то исчез. Я не удивлена, по тому, сколько я его видела (всего пара часов, но это уже первое впечатление), он показался мне самым эмоционально отстраненным братом. Он кажется сдержанным, отрешенным и холодным. Либо это, либо он явно мутный. В любом случае, одна часть меня чувствует связь с его личностью: я была изгоем, никуда никогда не вписывалась. Все еще пытаюсь понять, почему Лейла терпит меня, потому что мы, кажется, из разных миров. Я нравлюсь себе такой, и никогда не изменюсь. Я никогда не была заинтересована в том, чтобы куда-то вливаться. Мне нравится разнообразие и все, что является контрастом аутентичности. Ты не можешь посадить личность в коробку и сказать: «Вот какая она». Мы люди, мы должны проживать грубые эмоции и сильно отличаться друг от друга. Больше людей должны признавать свои различия. Ты не хочешь оглядываться на фотографии, где тебе восемь лет и думать: «Черт, ни одно из тех мнений не имело значения. Я просто должен был быть собой».

― Я иду за еще одним коктейлем! ― мама встает, но я хватаю своей рукой ее.

Качаю головой.

― Нет, все в порядке. Я едва прикоснулась к этому.

Мама расплывается в мягкой улыбке.

― Эми, сейчас ты в колледже, ты должна привыкнуть к тому, что будешь употреблять алкоголь. Я хочу, чтобы ты веселилась.

Сглатываю, пока изо всех сил пытаюсь не смотреть в сторону Аквамена и Мэддокса.

― Спасибо за речь, мама, но я в порядке.

― Ладно, как знаешь, ― она продолжает идти к дому, что-то бормоча.

Мэддокс садится напротив, а Аквамен плюхается на место рядом.

― Как твоя голова? ― спрашивает Мэддокс, его глаза самодовольно блестят.

Я зубами сжимаю губы и борюсь с глупым девчачьим румянцем, который хочет распространиться по моему лицу.

― Сегодня утром было действительно плохо. Сейчас я уже чувствую себя лучше.

Улыбка Мэддокса только углубляется, и я чувствую толчок в руку.

― Знаешь, мы не такие уж плохие, ― игриво говорит Аквамен.

Я тяжело и медленно выдыхаю.

― Правда?

Аквамен бросает подлую ухмылку Мэддоксу, а затем приходит в себя, когда возвращается взглядом ко мне.

― Конечно же нет…

Сарказм.

О чем это говорит? Это низшая форма остроумия или типа того.

Аквамен встает и вытягивает свои массивные руки над головой.

― Я собираюсь пойти позаниматься в Скаре прежде, чем папа вернется домой. Хочешь со мной?

Мэддокс не отвечает, и, когда я наконец позволяю себе посмотреть на него, вижу, что его взгляд устремлен на меня. Сверля во мне дыры воображаемыми лазерами. Мы не отрываем друг от друга взгляда, и, прежде чем я заставляю себя разорвать контакт, он отвечает:

― Нет, все хорошо. Завтра я сделаю двойной заход.

Парень не сводит своих глаз с моих, поглощая меня.

― Бро, у тебя бой в эти выходные. Тебе нужно тренироваться. ― Аквамен прослеживает за взглядом брата, когда понимает, что Мэддокс не собирается на него смотреть.

Мэддокс изгибает губы в улыбке и затем, наконец-то, встает. Он пристально смотрит на брата.

― Я непобедим, вполне уверен, что справлюсь.

Аквамен качает головой, но продолжает идти, скрываясь за домиком у бассейна. Мэддокс занимает место Тэлона, рядом со мной и лезет в карман. Он протягивает мне мой айфон. Я облегченно выдыхаю. В этом телефоне столько фотографий и воспоминаний.

Забираю его, игнорируя вспыхнувший разряд электричества, когда мы соприкасаемся. И когда моя жизнь стала таким клише?

― Спасибо. Я не была уверена, увижу ли когда-нибудь еще хоть одну из этих фотографий.

Он расстегивает свою толстовку и бросает ее на край шезлонга. Я действительно сильно стараюсь не смотреть на его мускулистые руки и то, как они напрягаются, когда он хватает стул ― так же, как они напрягались, когда они были по обе стороны от моей головы. Один толчок, два ― черт. Все так быстро случилось.

― Я знал, кстати, тебе нужно поставить пароль на эту хрень, ― смеется он, поднимая бутылку воды и делая глоток. Я наблюдаю за тем, как мышцы его горла сжимаются, когда он глотает, а затем быстро перевожу свой взгляд прочь, когда понимаю, что словно извращенка наблюдаю за его горлом.

― Подожди, ― говорю я, когда мне удается успокоить свои странные мысли. Про горло. ― Ты знал? Что увидишь меня снова?

Он делает паузу, а затем медленно закрывает крышкой бутылку воды.

― Мой папа и твоя мама встречаются уже несколько месяцев. Ты ее гордость и радость, в их комнате есть твои чертовы фотографии. Да, я знал, кто ты такая, когда вошел в тот бар, ― Мэддокс быстро осматривает мои волосы, а потом смеется. ― И если бы я не был уверен, волосы бы выдали тебя.

― Тебе не нравятся мои волосы? ― обижаюсь я.

Обычно меня не волнует то, что про меня думают люди, но я обижаюсь на это, а затем обижаюсь на то, что меня обидели этим. Придурок. Мои волосы были этого оттенка розового с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Это мой бунт против мамы и общества. Но в то время мама все еще пыталась заставить меня стать моделью. Я не была нужного роста, остановившись на ста пятидесяти семи сантиметрах, но, видимо, у меня были скулы (что бы это, черт побери, ни значило). Только я каталась на четырехколесных транспортных средствах и BMX (прим.: разновидность велосипеда, изначально придуманная взрослыми любителями мотокросса для тренировок), когда (по ее словам) мне следовало исполнить ее мечту и стать моделью.

― Я этого не говорил, Рози, ― он ухмыляется, используя мое прозвище с прошлого вечера. Глазами парень ищет мои. ― Но я не собирался тебя трахать. Напоить маленького Херувимчка Джессики? Нет, черт побери, это вовсе не было моим намерением.

Снова обижаюсь. Могу я ударить его? Я собираюсь ударить его.

― Эм, есть столько вещей, которые я хочу сказать в ответ на это, и всюду присутствует слово ху…

― Мэд? ― высокая, светловолосая девушка легкой походкой проходит через дверь, поднимая свои большие солнцезащитные очки на свои шелковистые белокурые волосы. ― Привет, детка, извини, я опоздала.

Глава 5

Я ЗАКРЫВАЮ ГЛАЗА. Качаю головой, пытаясь успокоить свое дыхание.

У него есть девушка.

Конечно, черт возьми, есть, потому что он мужчина.

― Привет, Стэйси, что ты здесь делаешь? ― он также выглядит шокированным от ее появления.

― Я знаю, знаю, это снова я, но просто хотела удостовериться, что ты следишь за своими калориями и что ты готов порвать всех в эти выходные. —

Она протягивает ему бутылку с какой-то темной жидкостью, когда переводит взгляд на меня. Скользит им по моему телу, и сначала на ее лице появляется хмурое выражение, но потом ее взгляд доходит до моей обуви (мои Docs), и девушка заметно расслабляется и протягивает свою руку.

― Я Стэйси, девушка Мэддокса. А ты…?

Видимо, цыпочка, которая прошлой ночью трахнула твоего мужчину.

В некотором роде Лейла предупреждала меня об этом. Ну, нет. Вообще-то, она сказала, что он не тот, кто предпочитает отношения, но забыла упомянуть, что это из-за того, что у него уже есть девушка. Я поговорю с ней. Никогда не спала с парнем другой девчонки, не важно, каким горячим он был или какая дерьмовая она, это просто не в моем духе делать что-то подобное. До этого дня. Я начинаю думать, что у меня будет много «впервые» с моим новым сводным братом. Засранец.

Я беру ее руку в свою.

― Я Аметист, моя мама…

―…встречается с Эллиотом! ― она кивает, щелкая пальцами, понимая.

― Ага.

Отказываюсь смотреть на Мэддокса. Я не могу поверить этому придурку.

― Стэйси моя бывшая девушка, по совместительству старая подруга… ― поднимаясь на ноги, небрежно говорит Мэддокс.

Стэйси закатывает глаза, по-собственнически поглаживая его руку.

― Пока что, ― добавляет она, подмигивая мне.

Ладно, это очевидно драма размером с Олимпийский бассейн, поэтому я не буду погружаться в это. Я плюс драма равно тому, что золотой медали не быть.

― Я лучше отнесу это внутрь. Было приятно с тобой познакомиться, Стэйси.

Наконец-то позволяю себе взглянуть на Мэддокса. Я ненавижу, как солнце светит сквозь его волосы цвета черных чернил. Это заставляет меня хотеть сорвать с неба эту глупую штуку, чтобы я больше никогда не видела, как оно ласкает его. Его профиль ― точеные черты совершенства. Просто правильное количество измученного плохого парня с легкой примесью «Abercrombie & Fitch» (прим. «Abercrombie & Fitch» — американский магазин повседневной одежды). Опять же, не мой типаж. Я должна придерживаться своей дорожки. Причина, по которой я всю свою жизнь держалась подальше от парней типа Мэддокса ― была именно эта. Они были работой дьявола, а я не грешу.

Много.

Сегодня.

Ну, со вчерашней ночи.

Да здравствует Мария, полная милосердия…

― С тобой тоже, ― шепчет Стэйси моей отдаляющейся спине, пока я иду внутрь.

Знаю, что она лжет. Девушка ненавидит меня, я могу ощутить это. Я практически чувствую острые кинжалы, которые она метает в мою спину.

Нахожу кухню довольно легко, потому что мы пересекали ее по пути. Я выливаю остатки своего напитка в раковину, и уже собираюсь ополоснуть стакан, когда замечаю вычурный кран со спиралевидной трубкой. Лучше я не буду это трогать, просто чтобы не сломать ничего.

― Эй, Херувимчик, ты познакомилась со Стэйси?

Мама вхожу, ее очки исчезли, а шляпа лежит на дубовой кухонной стойке. Первый раз в жизни имя «Херувимчик» странно уживается со мной. Все из-за Мэддокса и его грязного рта.

― Да.

― Бедный Мэддокс. Они знакомы уже очень долгое время, поэтому его сердце не позволяет ему избавиться от нее.

― У него есть сердце? ― спрашиваю я шокировано.

Мама вздыхает.

― Да. Он просто выбирает тех, кому позволит увидеть его. Как кое-кто другой, кого я знаю.

Я игнорирую ее замечание.

― Да, ну, они встречались…

Мама хихикает.

― Ох, две недели. В старшей школе они всегда были друзьями, и Эллиот сказал, что она всегда была в него влюблена, ― она делает паузу, подходит к холодильнику и достает кувшин сока. Ей лучше больше не готовить коктейли. ― Мэддокс почувствовал, что задолжал ей, и решил попробовать. Довольно быстро он осознал, что испытывает к ней только дружеские чувства. Если ты спросишь меня…

Никто не спрашивает тебя, мам, и, пожалуйста, говори тише. Она наклоняется ближе ко мне, сжимая свой стакан.

― Она немного сумасшедшая.

Ничего не могу с собой поделать, когда из меня вырывается смех. Полагаю, это сделало его немного лучше. По крайней мере, он не такой придурок, как я изначально думала. Я смотрю через большое окно, что расположено над раковиной, выходящее на бассейн, и наблюдаю за их разговором. Мэддокс качает головой, нахмурив брови. На ее лице появляется грустное выражение, а затем ее плечи поникают. Его выражение лица меркнет и сочувствие появляется в его чертах. Он легонько дергает себя за волосы, а затем тянется к ней. С охотой Стэйси принимает его сочувствие, делая шаг в его объятия, и опускает голову ему на грудь.

Драма. Герой.

Ужин просто ужасно неловкий. Аметист больше не взглянула на меня за все время, несмотря на тот факт, что я сижу напротив нее.

Вытягиваю свои ноги, пока не касаюсь ее. Она почти инстинктивно стреляет в меня взглядом, а затем ее глаза сужаются. Я вывел ее из себя ― хорошо.

― Итак, Стэйси, ― начинает мой отец, тыкая в свой стейк. ― Как тебе нравится в колледже? Я знаю, что это твой второй год, но помню, как ты только начала, будто это было вчера.

Стэйси прочищает горло, потянувшись за своим напитком.

― Все очень хорошо. Я просто рада, что мне удается часто видеть Мэда.

Тэлон фыркает, кусая свою булку и злобно ее дергая. Он продолжает сверлить взглядом Стэйси через весь стол. Я знаю, он ненавидит ее, черт, вся моя семья, кроме отца недолюбливает ее, но вся ее жизнь ― дерьмо. Стэйси протянула руку, и я принял ее, чтобы помочь ей. Ее мать, хотя она и пытается стать лучше, все равно дерьмовая мать ― даже когда у нее хорошие дни.

Отец делает паузу, бросая взгляд между мной и Тэлоном, затем хмыкает, очевидно в неодобрении. Папа ― крепкий орешек. Он был профессиональным бойцом ММА всю свою жизнь, пока не ушел в отставку в сорок четыре. У него всегда были деньги, благодаря бизнесу дедушки, которым он управлял на стороне, затем, когда он оставил бои, он занялся бизнесом на постоянной основе. Совсем скоро после этого дедушка умер. Сейчас мы с братьями продолжаем его наследие. Ну, больше я, чем другие двое. Вульф предпочитает незаконные сделки в подполье, а Тэлон футбол. Мы с братьями не подпускаем людей близко к себе. Мы всегда есть друг у друга, и нам это нравится. Поэтому не многие люди знают о нас, только по слухам. У Тэлона есть много друзей, благодаря его общительности, у Вульфа больше врагов, чем друзей, а я где-то посередине. Я всегда был примирителем между ними двумя. Можно сказать, что я более уравновешенный.

Перевожу взгляд на Аметист.

По привычке.

― Итак, Аметист, твоя мама говорит, что ты чем-то занимаешься в театре?

Я смотрю, как она пальцами заправляет длинные розовые пряди за ухо. Внешне она идеальна. Я слежу за четкой линией ее скулы, под каким идеальным углом она соединяется с ее челюстью. В середине подбородка у нее есть маленькая впадинка, похожая на мои ямочки на щеках. На ней, очевидно, нет ни капли чертового макияжа, но время от времени ее щеки умудряются залиться розовым оттенком, а ее черные ресницы рассыпаются веером по бледной коже. Глаза тоже необычные ― самый светлый оттенок синего, который я когда-либо видел, близкий к голубому. Она до безумия красива, в самом тревожном смысле этого слова. Тревожном, потому что она не осознает, что делает с мужчинами. Девушка, черт побери, не видит, насколько красива. Аметист не красуется этим и не использует это как повод чтобы быть поверхностной стервой. Я наблюдал за ней сегодня и даже вчера ночью. Она такая, какая есть, без каких-либо усилий с «мне похуй, что ты думаешь» личностью в маленьком теле с розовыми волосами и ростом в сто пятьдесят семь сантиметров.

Хотел бы я сказать, что чувствую себя дерьмом за то, что не остановил то, что вчера произошло между нами и что у меня нет ни капли намерения сделать это еще раз, но это сделало бы из меня приличного парня, каким я не являюсь. Говорят, что если кто-то сохраняет с тобой зрительный контакт три секунды или больше, то они либо замышляют твою смерть, либо они хотят трахнуть тебя. Сексуальное влечение и злость, которую она излучает, доказывает, что обе эти мысли вертятся в ее маленькой миленькой головке. Между нами сильное притяжение, даже на таком раннем этапе. Слишком, бл*ть, сильное для меня, и это превращает меня маленькую сучку, потому что я отправляю взрослых мужчин в нокаут своим правым хуком. Единственное, что мне следует выяснить, это буду ли я играть с тем, что, черт побери, между нами происходит или оставлю это.

Никогда не был тем, кто отказывается от чего-либо, тем более вызова.

― Мэддокс? ― зовет отец, сидя во главе стола, пробиваясь сквозь мои мысли.

Я все еще, черт побери, пялюсь на нее. Аметист сидит здесь, ее взгляд олененка прикован ко мне, посылая сигналы прямо к моему члену.

Ерзаю на месте.

― Что?

― Я спросил, в какое время твой бой на этой неделе?

― О, в семь, ― я наконец-то смотрю на него, хрустя шеей. Мне либо нужно трахнуть кого-нибудь, либо сломать что-то, либо сделать это одновременно.

― Хорошо, ― отвечает он, накалывая свой стейк. ― Брайан Линард будет там. Тебе нужно принять его предложение.

Брайан Линард пытался подписать меня под свое имя уже несколько лет. Я просто не хочу соглашаться.

― Да, но я не знаю, хочу ли пойти путем знаменитости…

― О, дорогой, тебе нужно извлекать выгоду из того, что каждый тебе предлагает, ― добавляет Джессика, посылая мне улыбку.

Она мне нравится. Я знаю ее достаточно долго, чтобы смягчиться по отношению к ней, единственный, кто так и не оттаял ― Вульф.

Я сосредотачиваюсь на Аметист и ухмыляюсь, откидываясь на своем стуле. Становлюсь все тверже, заставляя ее испытывать дискомфорт, а не многое делает мой член твердым.

― Что ты скажешь, Рози? Знаменитый боец ММА и актриса. Звучит любопытно, не так ли?

Она в шоке глазеет на меня, ее челюсть, практически ударяется о стол. Девушка быстро всех оглядывает, только никто не обратил никакого внимания на мой комментарий. По большей степени потому, что они знают, какой я. Ей это предстоит выучить. Тэлон насмехается над моей репликой, снова хмыкая в свою еду. Единственная причина, по которой он услышал это, потому что она достаточно нравится ему, чтобы обращать внимание. Я не знаю, какого рода это «нравится», но знаю того, кто мог бы мне что-то об этом сказать.

Аметист прочищает горло. Чертовски милая, когда заливается румянцем, но опасна, когда старается не краснеть. Она бунтарка без причины, и ее душа безрассудна, но я хочу ее.

Я хочу все связанное с ней и ее саму.

Всексуальном плане она кажется немного более невинной, чем те, с кем я обычно встречаюсь, но при этом, она пикантная и необычная.

Аметист делает глоток своего напитка и затем смотрит на меня.

― Нет, разве что звучит колокол с твоих похорон.

Я смеюсь, возвращаясь к своей еде.

Черт побери, как я хотел бы прямо сейчас погрузиться в нее лицом.

Глава 6

ПРОЧИЩАЯ ГОРЛО, я тянусь за стаканом и делаю глоток воды. Изо всех сил стараюсь держать свой взгляд подальше от Мэддокса. Мой телефон начинает вибрировать в кармане, но я игнорирую это, поскольку, думаю, в этом доме отвечать на звонок во время ужина будет невежливо.

К моей голени прикасается нога и я вздрагиваю, бросаю взгляд на ухмыляющегося Мэддокса. Чертов придурок.

― Эми, ты собираешься на то прослушивание в эти выходные, о котором говорил твой отец? ― спрашивает мама, втыкая вилку в свой салат.

― Ммх, ― киваю я, гоняя помидоры по тарелке. — Это просто маленькая роль для нового предстоящего шоу на Нетфликс, но было бы очень весело сыграть в нем.

― О, да? ― Мэддокс встревает в наш легкий разговор. ― О чем оно?

Я легонько откидываюсь на спинку стула.

― Молодой детектив, которая начинает работать в полиции, но у нее есть суперспособности. Это чем-то напоминает Марвел, но думаю, это будет отличным началом… Больше, чем отличным, на самом деле.

Я смотрю на маму.

― Ты достала пончики?

Стэйси прочищает горло.

― Выглядит немного неправдоподобно, правильно? ― затем она смеется, вероятно, надеясь, что все присоединятся к ней, только никто больше не смеется и она остается выглядеть как дура. Внезапно останавливается и затем снова прочищает горло. ― Итак, как ты развлекаешься? На чем специализируешься?

Такое чувство, что это допрос, но я все равно отвечаю, потому что меня на самом деле не волнует ни она, ни ее сучье отношение. Я хорошо знакома с дрянными девчонками, и есть одна вещь, которую они всегда забывают; им есть, что терять, в отличие от нас. Их гордость, имидж, все эти пластиковые штуки, о которых они слишком много заботятся ― они боятся это потерять, в отличие от девушки, которой на все это насрать.

― Я развлекаюсь, катаясь на скейте, и, как говорила ранее, я специализируюсь в изучении драматической литературы и написании сценариев.

Стэйси замирает, слегка приоткрыв рот, затем моя мама снова приходит на помощь.

― Это правда, моя девочка умная. Полагаю, мне повезло, что она проводила больше времени в скейтпарках и меньше на вечеринках в школьные годы.

Я похлопываю маму по руке из-под стола.

Вмешивается Аквамен:

― Ты горячая и умная? ― затем он делает паузу, переводя взгляд с меня на Мэддокса. ― Тот парень, с которым ты встречаешься, должно быть, счастливчик.

― О, нет, ― снова вмешивается мама. В этот раз, думаю, я буду намного более раздражена, чем в прошлый. ― У нее была всего пара парней, не правда ли, милая? ― она кладет свой нож и вилку на стол и кажется, обдумывает то, что собирается сказать. Я стараюсь широко раскрыть глаза, глядя на нее, как бы говоря, заткнуться, черт побери, но она резко отмахивается от меня. ― О, его звали Шейном.

Я съеживаюсь, еще больше сползая вниз на своем стуле.

― Мам…

― Я уверен, она не хочет говорить об этом, любимая, ― вмешивается Эллиот.

Он прав, не хочу. Эллиот, кажется, приятный мужчина, немного жесткий по краям, но мягкий в середине. По крайней мере, я так думаю, особенно когда он смотрит на мою маму или на своих сыновей. Я чувствую себя опустошенной, поэтому привлекаю внимание мамы, когда горничная приходит, чтобы забрать наши грязные тарелки.

― Я чувствую себя немного уставшей. Прошлой ночью мне не удалось хорошо поспать, ― мое оправдание вылетает само собой из ниоткуда. Трем парням, сидящим за столом, это может показаться издевкой над Мэддоксом, хотя я и не хочу этого.

― Ты каталась на скейте? Должно быть, устала, ― неосознанно спрашивает Стэйси, ее хмурый взгляд прикован ко мне. Я хочу закатить глаза на ее банальность.

Вульф усмехается.

― Она на чем-то каталась…

Я чувствую, как горят мои щеки. Мне не терпится выбраться из этой комнаты, с каждой минутой кажется, что кислорода становится все меньше и меньше. Я почти уверена, что умру здесь.

― Ох, ты не хочешь свои пончики? ― мама переводит глаза на меня.

Я качаю головой, внезапно мысль о побеге звучит куда привлекательнее, чем впиться зубами в глазированное жаренное тесто. Или лучше второй вариант? Да, да, лучше. Я начинаю обдумывать план побега, с помощью которого вернулась бы в общежитие.

― Нет, все в порядке.

― Но они со вкусом тирамису, ― гордо объявляет мама, прежде чем продолжить. ― Будучи ребенком Аметист никак не могла ими насытиться. Я каждый раз их ей покупала, но только тирамису. Странный любимый вкус для ребенка.

Я нежно улыбаюсь маме. Даже если сводит меня с ума, она многое может дать, и она умеет любить.

― Все хорошо, мам. Я хочу просто отправиться в кровать.

Я невольно перевожу взгляд на Мэддокса, который сейчас оглядывает стол, будто ищет что-то, затем незаметно замирает. Он сжимает кулаки, когда медленно поднимает глаза на меня. Мэддокс приковывает меня взглядом.

― Что это за песня… знаешь, та самая…

Что?

― Песня? ― я рассматриваю его. ― Какая песня?

Он начинает напевать, и я немедленно отвечаю, раздраженная его трюками.

― «Fly Away» Ленни Кравица.

Я иду, чтобы поцеловать маму в голову, когда чувствую, как атмосфера сменяется до смертельно холодного уровня. Кто-то открыл окно? Моя кожа покрывается мурашками, когда я медленно оглядываюсь на него. Его лицо стало бледным, глаза безжизненные. Теперь он смотрит прямо сквозь меня, вместо того чтобы смотреть на меня.

― Почему ты только что спросил меня об этом?

Ох, нет… я перевожу взгляд с мамы на Эллиота.

― Подождите! Как давно вы знаете друг друга?

Мама в замешательстве смотрит на меня.

― Я знаю Эллиота со средней школы, он был лучшим другом твоего отца.

― Это просто странно, ― бормочу я, стирая капельку пота, выступившего на моем лбу.

Мэддокс медленно встает, пронзительно смотрит на меня, но вместо легкого, сексуального взгляда, которым раньше меня одаривал, сейчас в нем сочится презрение. Я вздрагиваю.

― Это с ней у тебя была интрижка? ― рычит на отца Мэддокс, но смотрит он на мою маму.

Эллиот замирает, а затем кладет свой нож и вилку на стол.

― Как она и сказала, сынок, долгое время…

Я сужаю глаза, глядя на Мэддокса, когда две истории щелкаются вместе в моей голове, как сложная старая ржавая головоломка.

― О, Боже мой, ты тот самый мальчик из «Криспи Крим»!

Мама втягивает полный рот воздуха, стоя рядом со мной, но я игнорирую ее.

― Кто-нибудь, пожалуйста, может объяснить, что здесь, черт побери, происходит? ― объявляет Аквамен, лихорадочно переводя взгляд вокруг стола.

Стэйси соглашается простым кивком.

Никто ничего не говорит, и комната погружается в призрачную тишину. Вульф медленно встает со своего стула, звук ножек, скребущихся по деревянному полу, пробивается через напряжение.

― У папы была интрижка с Джессикой еще задолго до того, как умерла мама, ― затем он просто оборачивается и выходит через дверь.

― Вот почему, черт возьми, Вульфу не нравится Джессика! ― Мэддокс почти орет на своего отца. ― Потому что он знал о твоей гребаной интрижке.

― Следи за своим тоном, сын, ты в моем доме. Ты не будешь повышать свой голос на меня или Джессику.

Мэддокс поворачивается, чтобы встретиться взглядом со мной, а затем фокусирует свой взгляд на моей маме.

― К черту Джессику, ― он переводит взгляд на меня. ― К черту Аметист.

Он смотрит на своего отца. Я игнорирую словесный удар в свой живот, потому что он явно взбешен.

― И к черту тебя и твой дом.

Мэддокс выходит из комнаты, но останавливается на пороге и слегка поворачивает голову, глядя через плечо. Темная, садистская ухмылка омрачает его рот.

― О, и Джессика? Я также трахнул твою дочь прошлой ночью, ― он переводит глаза на меня и его губы кривятся. ― Может быть, ты можешь научить ее паре секретов, как сосать член, потому что твои способности настолько хороши, что могут разбить семью.

От стыда склоняю голову, но мои щеки горят от ярости. Это было дерьмово, и сейчас я зла.

― Извините, я больше не могу.

Резко встаю и бегу к дверям, которые ведут в вестибюль, пока вытираю слезы с глаз. Я не смотрю, куда иду, потому что врезаюсь в твердую грудь.

― Вау, ― меня обхватывают руками, придерживая.

― Извини, ― я потираю нос, шмыгая, затем поднимаю глаза и нахожу перед собой водителя или кто он там, которого видела ранее, смотрящим на меня сверху вниз.

― Не нужно извиняться, Аметист. Хочешь, чтобы я показал тебе твою комнату?

― Нет, ― качаю головой. ― Я не хочу быть здесь. Если бы ты просто мог помочь мне принести мои вещи обратно в машину, было бы хорошо.

Он не отвечает, поэтому я поднимаю на него глаза. Его брови нахмурены.

― Не думаю, что вести автомобиль, пока ты расстроена, хорошая идея.

― Я…

―… я поеду с ней, ― я слышу голос за собой. Слегка поворачиваюсь, хоть и узнала голос. Аквамен.

Я мягко улыбаюсь.

― Он отвезет меня.

Охранник изучает мое лицо, а затем на мгновение поднимает глаза поверх моего плеча, прежде чем неохотно кивает.

― Хорошо. Я вернусь с твоими сумками через пару минут.

Как только он исчезает наверху, я поворачиваюсь, чтобы встретиться лицом с Тэлоном.

― Тебе не нужно делать этого.

― Нужно, ― уверяет Аквамен, ступив ближе, пока сжимает спортивную сумку. Он идет через входную дверь и исчезает в темной ночи. Я следую за ним, направляясь прямо к своей маленькой машине и она пиликает. Аквамен, или Тэлон, нужно привыкнуть называть его по имени, скользит на пассажирское сидение, бросая свою сумку назад. Я сажусь на сиденье водителя и вставляю ключ в зажигание.

― Прежде чем ты начнешь спрашивать про Мэддокса, Вульфа и их злость, и почему я не злюсь как они, это потому, что осознаю, что это не твоя вина. Мои братья всегда были вспыльчивыми. Я, с другой стороны, ― он ухмыляется, моргая мне, ― всегда был голосом разума. Вот поэтому у меня больше друзей, чем у них двоих вместе взятых и вот поэтому я чувствую, что это моя обязанность отвезти тебя домой.

Я смотрю в окно и завожу машину.

― Ну, вообще-то, я не собиралась тебя об этом спрашивать. Так что, может, ты просто просветишь меня о тех деталях, о которых хочешь рассказать.

Спустя десять минут Тэлон произносит:

― Наша мама погибла в автокатастрофе.

― Ох, ― рассеянно отвечаю я, затем осознаю, как равнодушно это, должно быть, прозвучало, поэтому быстро добавляю: ― Мне так жаль.

― Спасибо, ― ворчит он. Могу поспорить, он много раз это слышал. ― Это было уже давно, конечно, ты не сможешь когда-нибудь пережить потерю родителя, но мне приходилось говорить это множество раз.

― Хм, когда это случилось?

― Первого апреля. Это всегда было похоже на какую-то дурацкую шутку, что мы потеряли ее на день дурака. Если бы только это было правдой.

***

После того, как высаживаю Тэлона у его дома, который, я думаю, больше никогда не увижу, возвращаюсь назад в кампус. Всю дорогу мой телефон в заднем кармане сходит с ума, но я игнорирую его, слишком хорошо зная, что это мама. Она разбила семью? Брак. Теперь эта женщина мертва? История поганая, и каким-то образом, я умудрилась попасть в этот водоворот драмы, в который была решительно настроена не совать даже палец. Информация плавает кругами в моей голове, угрожая затопить. Единственный человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас, это папа. У меня есть чувство, что он может пролить свет на эту туманную ситуацию.

Я врываюсь в свою комнату, бросая сумку на другую сторону, прежде чем плюхаюсь на живот на матрас. Мне нужно накопить достаточно энергии, чтобы встать и позвонить папе, но усталость погружается в мои кости, и я проваливаюсь в глубокий сон.

На следующее утро меня будит громкий хруст гранолы. Я открываю глаза и вижу Лейлу, набивающую рот.

― Знаешь, ты спала целых десять часов. Я впечатлена.

Я хихикаю, опуская руки на одеяло. Щурюсь от яркого утреннего солнца, которое пробивается сквозь раскрытые шторы.

― Ну, я лучше посплю. Боже, моя простая семейная жизнь только что стала полной неразберихой.

Она прекращает жевать и наклоняет голову.

― Ты хочешь поговорить об этом или запить это?

Я еще больше ерзаю под одеялом и смотрю на нее.

― Нет, Лейла, именно из-за алкоголя все это и началось. Я действительно не хочу говорить об этом прямо сейчас. Может быть, позже.

Она идет на свою пару, а я возвращаюсь ко сну. Без вариантов, что я смогу встретиться с миром без еще нескольких часов сна.

― Бро, тебе нужно разобраться во всем этом дерьме. Я серьезно, ― говорит Тэлон, блокируя мой удар.

Я подпрыгиваю на ногах, разминая шею.

― Почему, Тэлон? Не то, чтобы ты был в чертовой машине! ― я отбросил локоть назад и ткнул его прямо в челюсть.

Один, два, три. Комбинация ударов немного жестокая. У него нет шансов. Брат поднимает руки вверх, чтобы блокировать мои удары, но спотыкается и падает на задницу. Я вращаю плечами и жестом показываю ему встать.

Он качает головой.

― Нет, черт побери, мужик! ― снимает перчатки и бросает их через ринг.

Мы у папы, тренируемся в гараже, который переделали в спортзал для единоборств, когда были в старшей школе. Неровный по краям, но он наш. Когда я был просто стеснительным тринадцатилетним парнем, мой папа вышвырнул расписание моих тренировок и бросил меня в профессиональный спортзал, в тот, которым руководит мой тренер. Я тренировался шесть дней в неделю, в течение четырех лет, прежде чем начал участвовать в подпольных боях. Сначала тренер не знал. Но когда он в один прекрасный момент выяснил это, вышвырнул меня и именно так был создан «Скар». Лично я бы назвал это «Муфаса», но какая разница. Здесь есть груши, свисающие с потолка и большой ринг, сделанный из веревок и мягких матов. Есть три беговые дорожки, несколько скамеек и чертова куча гирь. Зал не выглядит роскошно, но оборудование сделало свою работу. Сейчас я снова занимаюсь с тренером. Когда прекратил с нелегальным дерьмом ― прямо перед тем, как закончил школу ― тренер принял меня назад. Это то место, где мы тренируемся, когда мы дома, и я все еще предпочитаю это место роскошному спортзалу в городе.

― Вставай, ты становишься слабаком, ― дразню я, ухмыляясь Тэлону.

Он отмахивается от меня.

― Пошел к черту, мистер «Я непобедим».

Я проскальзываю через канат и беру свою бутылку воды со скамьи. Делаю глоток, затем вытираю рот тыльной стороной ладони.

― Я не могу смириться с этим. Она чертовски задела меня.

― Еще бы! ― кричит Тэлон, вставая на ноги. Брат неторопливо подходит ближе и кладет руки на канаты, его голова свисает между плечами. ― Я понимаю, бро. Ты был там с мамой, когда это случилось. Ты был ее радостью и гордостью…

― Мы все черт побери, были, Тэлон. Проклятье, ― я вдыхаю и выдыхаю, в попытке утихомирить свой гнев.

Знаете тех мам, которые были просто идеальными? Дом всегда чист, всегда есть свежее печенье или в духовке печется пирог, ужин всегда подан с улыбкой и поцелуем в щеку. Такой была моя мама. Я не могу осмыслить, почему мой отец когда-либо изменял ей, и честно, меня так чертовски злит то, что это случилось прямо у меня под носом и до сих пор происходило, а я даже не осознавал этого. Я понимаю людей и все их ошибки, но Джессика определенно не была ошибкой. Больше ощущалось так, будто он думал, что ею была моя мама.

― Поговори со мной, брат, ― бормочет Тэлон, рассматривая мое лицо. ― Не лезь в ту черную дыру в своих мыслях. Несмотря на все это, не Аметист здесь проблема, а наш отец. Мы не можем наказывать девчонку за решения ее матери. Она невиновна в этом так же, как и мы… черт! Она еще в худшем положении.

Я наклоняю голову.

― Как ты это выяснил?

― Как я выяснил что? ― он спрашивает, вылезая из ринга.

― Что она в худшем положении?

Я бросаю бутылку на пол и сажусь на лавочку. Мне понадобится сделать пару упражнений так как этому дураку не хватает выносливости.

― Она одна, брат. Мы есть друг у друга. Аметист единственный ребенок.

Я ненавижу, когда этот придурок оказывается прав.

Глава 7

Я ОТКИДЫВАЮ НАЗАД СВОЮ КЕПКУ от Тони Хока и позволяю длинной розовой косе упасть через плечо. Стоя на доске одной ногой, отталкиваюсь от бетона другой и балансирую на доске. В наушниках у меня играет песня «More Than a Feeling» от Boston (прим.: американская рок-группа), и мне нравится быть здесь, вдали от всего. Я ощущаю себя свободной. Мягко улыбаюсь, когда солнце своими лучами ласкает кожу и от воздуха жужжат колеса, подталкивая меня к опьяняющей скорости. Я на своей территории. Направляюсь прямо к хафпайпу (прим.: сооружение, специальная вогнутая конструкция из различных материалов, используемая в экстремальных видах спорта, таких как сноуборд, скейтбординг, лыжный хаф-пайп), поднимаюсь и делаю трюк в воздухе. Легкий ветерок разносит выбившиеся пряди из моей косы, и по коже бедер пробегают мурашки. На мне рваные, немного мешковатые, короткие шорты и красный верх от бикини под белой майкой. Я могу кататься в чем угодно, но чем одежда свободнее, тем лучше.

Боже, я скучала по этому. Адреналин, который получаю при катании на скейте, очень близок к чувству, которое испытываю во время секса. Оно затягивающее и эйфорическое, поэтому ничто не может стереть улыбку с лица, когда продолжаю кататься по парку. Эта зона не нова для меня. Кингсвилл — это то место, куда я всегда направляюсь, когда мне нужно отвлечься. Здесь рядом есть баскетбольная площадка, где кольца такие старые, что сетка от них уже отвалилась. Пара металлических мусорных баков беспорядочно разбросаны вокруг, и граффити мастерски разбрызганы почти на каждом сантиметре хафпайпа и рампы. Я всегда была хорошо осведомлена, в насколько плохом районе это место находилось. Каждый второй прохожий кладет деньги и кошельки в задние карманы, но они меня не трогают. Думаю, они просто привыкли к моему присутствию.

Песня Эминема и Эда Ширана «River» начинает играть, когда я соскакиваю со своей доски, ударяя ногой по краю, пока она не взлетает и не приземляется в мою ладонь. Сняв наушники, иду туда, где лежат мои вещи, и поднимаю бутылку с водой.

― Твоя мама сказала, что ты будешь здесь.

Я застываю на месте, узнав голос, и затем поворачиваюсь к нему лицом.

― Мэддокс, привет.

Я не уверена, какую версию Мэддокса получу, поэтому решаю, что простое «привет» будет нормальным началом. Он медленно начинает идти ко мне, опускает глаза по моему телу, а затем поднимает назад. Садится на рампу, и откидывается на локоть. Не могу ничего поделать. Я определенно, идиотка, но не могу не оценить внешний вид Мэддокса Стоуна. Серьезно, разве у него не было прыщей, когда он был подростком? Его кожа бесподобна. Я определенно завидую ей. Начинаю открывать рот, когда осознаю, что, вероятно, собиралась сделать ― спросить у него о его коже ― поэтому прикусываю язык и быстро меняю тему.

― Есть ли какая-нибудь причина, почему ты здесь? ― я кладу свою доску рядом с ним и сажусь на нее. ― Без обид, но это не совсем похоже на твое место.

Он высовывает язык, чтобы увлажнить нижнюю губу, и я замечаю блеск кольца в его языке. Боже, помоги мне. Я быстро отвожу взгляд.

― Твоя? ― он поднимает мою золотую цепочку. Всегда, когда катаюсь на скейте, снимаю ее, чтобы не потерять. Я сама купила ее себе, просто потому что понравилась. «Балуй себя» это мое любимое высказывание.

― Ага, ― я улыбаюсь ему. Он расстегивает ее и вешает себе на шею.

― Эй! ― игриво толкаю его в руку.

― Я присмотрю за этим какое-то время.

Думаю над тем, чтобы начать протестовать, но не делаю этого.

Парень прочищает горло, выражение его лица становится серьезным.

― Мне было восемь, когда она умерла.

Я открываю рот, но затем осознаю, что мне нечего сказать. Не хочу заполнять пустую паузу бессмысленными словами, поэтому позволяю ему продолжить.

― Мои мама и папа, они были не в ладах, когда она умерла. Это было той ночью… ― он останавливается и поднимает взгляд на меня. Сводит брови вместе, когда осматривает мое лицо, поднимая взгляд от лица к глазам. ― Это не честно, да? Что я выбрался из машины без единой царапины, но она даже не смогла из нее выйти.

Мэддокс до сих пор пронизывает меня взглядом, поэтому я понимаю, он хочет, чтобы я ответила. Только я не очень хороша в разговорах по душам или в сочувствии, поэтому надеюсь, что облажаюсь не слишком эпично. Обычно люди, которым достаточно комфортно открыться мне о чем-то таком серьезном, уже знают, что я ужасна в таких вещах и прощают меня прежде, чем я открываю рот.

Прочищаю горло, удерживая свой взгляд на нем.

― Полагаю, тебе именно так и кажется, но держу пари, что она бы не хотела другого исхода, Мэддокс.

На мгновение он замолкает, будто пытается понять меня.

― Полагаю, ― парень отвечает, наконец-то разрушая наш зрительный контакт, чтобы посмотреть перед собой.

Солнце начинает садиться над старыми заброшенными зданиями, и где-то рядом срабатывает автомобильная сигнализация, но все, что имеет значение в данный момент, это Мэддокс.

― Просто столько всего осталось недосказанного и недоделанного. Я всегда чувствовал, будто ее ограбили той ночью, потому что… ― он замолкает, прочищает горло, ― потому что она только что выяснила о романе моего отца с твоей мамой. Мама была так зла, я никогда раньше не видел ее такой. Я даже не был напуган, что она плакала так сильно, или что стрелка спидометра превышала сотню в восемь часов вечера. Я был в ужасе, потому что в первые за восемь лет своей жизни, видел, как моя мама распадается на части, и не мог собрать ее воедино.

Мое сердце сжимается в груди, когда я возвращаюсь к Мэддоксу, которого помню. К восьмилетке, который позволил мне находиться в его роскошном Линкольне и даже сидел в нашей побитой Тойоте ― только чтобы послушать со мной музыку. Слезы грозят пролиться в уголках моих глаз, но я быстро сглатываю их, боясь, что не заслужила, или что он не примет их.

― В любом случае, ― продолжает Мэддокс, меняя локти. ― Это было секундой позже, после того, как она завернула за угол слишком быстро и обернула нас вокруг дерева.

― Мэддокс… ― шепчу я, не осознавая, сколько эмоций выдает мой тон.

― Аметист, я не рассказываю тебе это из-за сострадания, ― сглатывает он. Я смотрю, как подскакивает его адамово яблоко. ― Я говорю тебе это потому, что сожалею.

― Сожалеешь? Из-за чего?

Из-за чего он может сожалеть?

― Из-за того, как я себя вел прошлым вечером. Я сорвался на тебя, хоть и не должен был. Мне жаль, ― он смотрит обратно на меня.

Я мягко ему улыбаюсь.

― Все хорошо. Друзья?

Парень вглядывается в мое лицо, его глаза смягчаются. Взгляд становится ленивым, когда он переводит его к моему рту, прежде чем поднять снова.

― Да, детка, друзья звучит хорошо.

Я встаю.

― Катался на скейте когда-либо раньше?

Он замирает.

― Нет, и меня это устраивает.

― О, да ладно… ― я толкаю его своим бедром. Встав на цыпочки, наклоняюсь и губами касаюсь его уха. ― Поживи немного…

― Если бы я был тобой, то следил бы за твоей близостью, друг; и я живу просто прекрасно.

Я опускаюсь обратно на свои ступни, борясь с покалывающим чувством, что начинает закручиваться глубоко в моем животе.

― Ладно, как насчет этого… ― он берет доску у меня. ― Если я спущусь по этой рампе, не упав на задницу, ты придешь на мой следующий бой через три недели…

― Я не люблю бои…

―… мне не нравится кататься на скейте.

Сужаю глаза, глядя на него.

Он делает то же в ответ.

― Что выберешь, Рози?

― Хорошо, ― я соглашаюсь. ― Потому что не могу дождаться, чтобы увидеть, как ты упадешь на свой зад.

Прогиб глубокий, нет никакого шанса что он не упадет, как новичок.

Медленно изгибает губы в ухмылке. Это так самоуверенно, что на секунду я вижу, какой он, поэтому быстро смотрю вниз на рампу. Да нет, у него нет ни одного долбаного шанса ― он опрокидывает доску на край рампы, умело на нее опираясь.

― Что?

Мэддокс облизывает губы, подмигивает и говорит:

― Мои парни заберут тебя в семь, принцесса, ― затем наклоняется вперед, и я смотрю, как он плавно не только опускается по рампе, но и поднимается к хафпайпу, переворачивается назад, а затем снова опускается вниз.

Я смотрю вниз, на яму рампы.

― Ты жульничал! ― кричу я, хотя не могу сдержать дурацкой улыбки, образующей ямочки на моих щеках. Они горят от гордости.

Он хихикает, показывая мне средний палец.

― Можешь убеждать себя сколько хочешь, принцесса.

Глава 8

В КАМПУС Я ВОЗВРАЩАЮСЬ КУДА СЧАСТЛИВЕЕ, чем чувствовала себя, когда уезжала. После того, как Мэддокс исповедался моей заднице на хафпайпе, он уезжает, чтобы успеть на свое последнее занятие. Я быстро отправляюсь в спортзал, в попытке сжечь всю еду, которую съела. Сегодня кое-что узнала, и тренировка только помогает моему мозгу обработать все мысли.

Например, одна из вещей, с которой я смирилась ― ты можешь не успеть. Думаю, он мне уже нравится. А переставал ли с того момента, как мы были детьми? Самое паршивое в том, чтобы встретить кого-то в юном возрасте то, что эта влюбленность может с возрастом перерасти в одержимость. Это либо проявляется, либо ты просто перегораешь. Не думаю, что последний вариант — это то, что произошло между нами с Мэддоксом. Тот факт, что мы переспали, возможно, тоже не поможет. Это дерьмо. Я ненавижу быть человеком. Очевидно, он уже достаточно нравится мне, чтобы звать его другом. Но даже если я захочу, дальше это не продвинется. Связь наших семей, очевидно, глубже, чем я сначала предполагала. Не то, чтобы мне нужно было беспокоиться о том, что это во что-либо перерастет. Как Лейла и сказала, он не тот тип парней. Мне действительно следовало уделять больше времени социальному аспекту в колледже, тогда, я бы, возможно, знала бы, с чем столкнулась, когда дело касалось братьев Стоун. Я всегда держала голову опущенной, и мне стыдно признать, что, если даже проходила мимо них в кампусе прежде, ни на одного не бросала взгляд второй раз. Все дело в том, что я не знаю своего окружения, как следовало бы. В моей голове есть миссии и, если вы не включены в мою ежедневную задачу, вы, вероятно, не будете мной замечены.

Возможно, пришло время узнать получше этих братьев. Я включаю свой компьютер, и смотрю, смогу ли я найти их в Facebook, чтобы понять или получить намек, какие они на самом деле. У меня есть чувство, что куда бы они не пошли, люди знают, они смотрят. То, как Лейла отреагировала на них говорит о многом, поэтому, может быть я действительно была слишком невнимательной ко всем. Не то, чтобы было сложно получить внимание от Лейлы, но практически невозможно его удержать. Она забывает твоем имя также быстро, как и выучила его ― но только не с этими парнями. Мне нужно провести некоторые исследования.

Я захожу в Facebook. Ноль уведомлений. Хотя, у меня есть два сообщения и три предложения дружить. Сначала я смотрю сообщения, потому что иногда мой папа использует Facebook, чтобы прислать мне смешные видео и мемы. Он еще не понял, что можно просто пометить человека в комментариях вместо того, чтобы присылать все сообщением, но, маленькими шажками. Папа создал аккаунт здесь, и я горжусь им.

Я тянусь, чтобы снять футболку, когда нажимаю на кружочек. Конечно же, одно было от папы. Я открываю его и вижу, что там ссылка на YouTube. Закатываю глаза и печатаю ответ.

Я: Пап, я не буду это открывать.

Я бросаю взгляд в сторону, замечая коробку пончиков с запиской на ней. Наклоняю голову, потянувшись за ней.

Решил, что могу начать посылать тебе пончики, раз уж мы ДРУЗЬЯ?

P.S. Проверь свой Facebook.

Я смеюсь, качая головой, пока кладу записку в ящик компьютерного стола. Не глядя я лезу в коробку, нащупывая любой пончик и вытаскиваю его. Тирамису. Идеальный мужчина. Однажды он сделает какую-нибудь девушку счастливицей.

Вгрызаюсь в него и стону, отлично зная, что я здесь одна. Пережив атаку углеводов и сахара, предоставленную пончиками, я нажимаю вкладку запросов в друзья.

Вытирая руки о шорты, я сглатываю, когда вижу «Мэддокс Стоун отправил вам запрос на добавление в друзья на Facebook. Принять?» Я думаю над тем, чтобы нажать «отклонить», но он прислал мне пончики, поэтому…

Я принимаю его заявку и затем просматриваю другие две. За Мэддоксом ― Тэлон, а за Тэлоном ― какое-то странное имя, которого я не узнаю. У нас нет никаких общих друзей и у него нет фотографии профиля. Сомнительный. Отклоняю. Я нажимаю «принять» на запрос Тэлона и затем переключаюсь на вкладку сообщений, вспоминая, что у меня было два сообщения, а не одно.

МЭДДОКС: Ты получила пончики?

Я начинаю печатать ответ, но понимаю, что теперь перед ним в долгу. Достав телефон, я включаю фронтальную камеру. Вгрызаясь в пончик, кошу взгляд, будто испытываю самое лучшее чувство на свете, а затем делаю фото. Слизывая сахарную пудру со своих пальцев, я качаю головой, глядя на изображение. Выгляжу ужасно. У меня потные волосы и мокрый бюстгальтер после тренировки. Мои розовые волосы ― словно кучка сена, собранная на макушке в неряшливый пучок, и на мне нет макияжа, что не так уж и удивительно. Я все равно не крашусь, но мои щеки все еще слегка красные и на губах естественный розовый оттенок. Я открываю мессенджер Facebook на телефоне и нажимаю «отправить».

Вижу, что папа ответил.

ПАПУЛЯ: Ты в порядке? Твоя мама сказала, что ты можешь быть чем-то расстроена. Что она натворила в этот раз?

Это отрезвляет. На данный момент я совершенно не понимаю свои чувства по отношению к маме. Мне нужно больше времени обдумать все, и затем, возможно, когда приду в себя, я попрошу ее рассказать все с ее стороны. Но мне не нравятся измены и ненавижу изменщиков. Понимаю, что жизнь иногда сложная и мир не черно-белый. Я решительный сторонник серого цвета, но это никогда не оправдает супружескую измену. Я, отчасти, ожидала большего от своей мамы.

Я: Я в порядке, пап. Пока не готова разговаривать с ней.

ПАПУЛЯ: Ты хочешь приехать домой в эти выходные?

Я: Я, правда, в порядке, пап. Я приеду, когда смогу. Люблю тебя. Позвоню тебе на неделе.

ПАПУЛЯ: Хорошо, малышка. Посмотри то видео. Я тоже тебя люблю.

Я закатываю глаза, прежде чем прокручиваю вверх, чтобы найти ссылку, и нажимаю на нее. Мой чертов папа и его сухое чувство юмора. Это видео про козла, терроризирующего деревню. Только мой папа находит это забавным. Боже, я люблю его.

Замечаю новое сообщение, но закрываю компьютер и беру свой телефон, направляясь к шкафу, чтобы взять кое-какую одежду. Как бы я не любила тот пончик, мне нужна настоящая еда, быстро. И душ. Я открываю новое сообщение от Мэддокса.

МЭДДОКС: Ты чертовски милая, Рози.

Я улыбаюсь, печатая ему ответ.

Я: У тебя заняло столько много времени чтобы ответить всего пятью словами? Тебе нужна моя помощь с английским?

МЭДДОКС: Мой английский в порядке. Хотя ты можешь помочь мне с анатомией человека. Здесь мне может понадобиться помощь…

Я закатываю глаза, снова. Без шансов, что этот мужчина нуждается в помощи здесь.

Я: Я уверена, что ты не нуждаешься во мне для этого.

Наступает пауза в сообщениях, поэтому я быстро хватаю свою одежду и полотенце, направляясь в душ. Нам повезло иметь нашу собственную маленькую ванну в комнате общежития. Я не знаю, как мне удалось попасть в эту комнату, должно быть, чисто случайно. У меня уходит около десяти минут, чтобы сорвать с себя спортивный лифчик. Клянусь, каждый раз, когда мне нужно снять его, моя жизнь всегда проносится перед глазами, и я только собираюсь скользнуть под горячую воду, когда звонит мой телефон. Как пристрастившийся к вредной привычке человек, я тянусь за ним и открываю последнее сообщение от него.

МЭДДОКС: Ты уверена в этом?

Что за глупый ответ? Я откладываю свой телефон и скольжу назад в душ, наслаждаясь струящейся вниз по моему телу горячей воде с запахом лаванды и шалфея, кружащими в клубах пара. Быстро помыв голову, я выключаю кран и выхожу из душа, оборачивая полотенце вокруг свое тела. Светящийся экран моего телефона ловит мой взгляд, поэтому я поднимаю его и открываю другое сообщение. Только это от Лейлы, селфи, которое мы сделали во время работы однажды, мелькает на моем экране.

ЛЕЙ: Ты получила пончики? Он пришел, когда ты была в спортзале.

Я: Да. Он были вкусными.

ЛЕЙ: Ты ничего не оставила мне?!

Я фыркаю, возвращаясь в нашу спальню.

Я: Я не делюсь, помнишь?

ЛЕЙ: Хорошая новость в том, что утром я украла один. Целую.

Я ахаю и проверяю коробку, и конечно же, двух не хватает.

Я: Ведьма.

ЛЕЙ: Обнимашки.

Я прокручиваю свои фотографии и затем открываю селфи, которое он прислал мне после нашей ночи. Дерзкий ублюдок. Я ставлю ее на его номер, прежде чем снова открыть его сообщение и наконец-то ответить.

Я: Голоден?

Вместо этого приходит сообщение, и изображение, которое я поставила на его номер делает странные вещи со мной. Возможно, мне следует убрать его.

МЭДДОКС: В плане…

Не думаю, что смогу пережить эту дружбу.

Я: Еды!

МЭДДОКС: Конечно. Я приеду за тобой в десять.

Сейчас вообще-то моя очередь, но не важно. Я застываю на месте. Он будет через десять минут? Дерьмо. Ныряя в свой шкаф, я достаю свободные, рваные джинсы-бойфренды и футболку с логотипом Metallica, которая свисает с одного плеча. Бросаюсь обратно в ванную, я включаю фен, но сушу только половину головы, оставляя влажные пряди. Это добром не кончится, мои волосы всегда начинают виться, когда остаются наполовину влажные. Слышу стук в дверь. Конечно же, это не может быть он, я имею в виду, что парней не допускают в это общежитие. И кроме того, Далия за стойкой регистрации, и ни в коем случае, Мэддокс не смог бы проскользнуть мимо нее. Если только она не была занята пончиками. Мне действительно следует подружиться с ней. У нас, очевидно, есть кое-что общее, что считаем жизненно важным.

Убирая волосы с лица, я открываю дверь и вижу Мэддокса, прислонившегося к дверной раме, и уже ухмыляющегося мне. На этот раз он без кепки, сейчас на нем темные джинсы, белая рубашка Хенли прячется под тяжелой кожаной курткой и по тому, что я вижу, что его волосы еще влажные, могу сказать, что он вышел из душа совсем недавно. Запах кожи, смешанной с мылом и чуточку одеколона поглощает меня так, как я действительно прямо сейчас не хочу быть поглощена. Парень пахнет как мужчина с большим количеством грехов. Или как грех с частичкой мужчины. Он опьяняющий и запретный, и возможно, ядовитый, но это действительно хороший способ проснуться мертвой. У меня текут слюнки. Бл*ть.

― Привет, ― внезапно я начала стесняться.

Мэддокс опускает взгляд по моему телу, прямо к пальчикам ног, прежде чем возвращается назад.

― Привет.

Большим пальцем я указываю за плечо.

― Мне просто нужно захватить ботинки и кошелек. Заходи, ― я оставляю его одного, чтобы захватить вещи.

Он в моем пространстве ощущается… по-странному нормально, но это делает смешные вещи с моим воображением, которые я не приветствую. Завязывая оригинальные «вансы», я беру свой маленький кошелек с кровати. У меня есть маленькая одержимость монетами, и я ненавижу все большое и лишнее. Поэтому я всегда ношу с собой маленький кожаный кошелечек для монет. Он достаточно большой чтобы вместить туда все мои карточки и немного наличных, и его можно легко впихнуть в карман.

Ловлю парня на разглядывании всех фотографий, что разбросаны по всей комнате.

― Хочешь пончик? ― спрашиваю я, неспособная спрятать ухмылку.

Он встречается со мной взглядом. Пользуюсь этим шансом, чтобы посмотреть, на какое фото он разглядывал. Это изображение, на которой мы с папой после футбольной игры. Там мне около восьми, примерно в этом возрасте я впервые встретила Мэддокса.

Парень медленно качает головой.

― Я в порядке. Пошли.

Мы погружаемся в легкую тишину, когда выходим из комнаты и дальше по коридору. Как только мы выходим на улицу, Мэддокс направляется к черному маслкару.

― Хм… подожди, это твоя машина?

Он бросает взгляд между мной и машиной.

― Да, а что?

Я ухмыляюсь как маленький ребенок, которого без присмотра оставили в магазине конфет.

― Это чертовски удивительно.

Его плечи заметно расслабляются.

― Думал, что ты скажешь мне, что она старая, тогда бы мне пришлось отказаться от нашей дружбы.

Я хихикаю и тянусь к дверной ручке.

― Не-а, ни в коем случае. Она красивая.

Дорога тут занимает много времени, но, если бы не вождение Мэддокса, она могла занять еще больше. Он сворачивает на долгую гравийную дорогу, по краям которой стоят старые кирпичные статуи и растут разросшиеся деревья.

― Ты везешь меня сюда, чтобы убить?

Солнце уже начинает садиться, поджигая небо красивыми ярко-оранжевым оттенком.

Он наполовину улыбается и это выглядит таинственно, нахально, сексуально и… нет.

― Если бы я хотел тебя убить, то бы не уезжал так далеко, чтобы сделать это. Ты в курсе, сколько топлива мне понадобится? ― он приподнимает бровь и я улыбаясь, качаю головой. ― Если серьезно, я думал, тебе понравится это место.

Прежде чем я могу остановить себя, выдаю:

― Сюда ты берешь всех своих девушек на свидания? Или только Стэйси…

Отбой, отбой. Мне не следовало двигаться в этом направлении. Я закрываю глаза и внутренне ругаю себя.

Он вздыхает.

― Я не хожу на свидания. Никогда. Я трахаюсь и на этом все.

Открываю рот, чтобы присудить ему очки за грубости, вылетающие из его рта, когда краем глаза ловлю каскад ярких волшебных фонариков. Я смотрю прямо перед собой. Слова застряли у меня в горле, потому что, Боже мой, это место прекрасно.

― Ого…

Обстановка великолепная. Это двухэтажный коттедж из кедра, на старом дереве видны темно-коричневые пятна. Окна светятся в центре белой отделки. По всему переднему патио, которое выходит на подъездную дорожку, аккуратно расставлены столы и стулья. Яркие, волшебные фонарики освещают каждый сантиметр конструкции дома. Еще больше разноцветных огней от фонариков поднимаются по ступенькам, что ведут к главному входу и даже изгибаются вокруг отделки окон снаружи. Мэддокс останавливает машину, глубокий гул восьмицилиндрового двигателя вибрирует под моей задницей. Блестящий черный “Hemi 'Cuda” (прим.: Plymouth Hemi 'Cuda 1970 — спортивный маслкар) давно уже заброшен в глубины моего разума. Все, что я могу видеть, все, что занимает мою голову ― красивая обстановка передо мной. Должно быть, я смотрела долгое время, потому что моя дверь открывается и Мэддокс стоит с протянутой рукой, ожидая, когда возьму ее.

Благодарно ему улыбаюсь, вкладывая свою ладонь в его.

― Мэддокс, ― шепчу я, когда он ведет меня через гравий и отдает ключи от машины камердинеру, ожидающему у подиума.

Я чувствую себя недостаточно одетой и впервые в жизни, меня это немного волнует. Не знаю, почему, но это место ощущается священным.

― Я знаю.

Это все, что он говорит. Но произносит это не дерзким образом, это больше похоже на признательность. Мэддокс направляет меня вверх по лестнице, где нас приветствует пожилой мужчина. На нем темно-бордовый костюм и у него старые, усталые глаза.

― Добрый вечер, мистер Стоун. Вы сядете на свое обычное место?

Я застываю. Осознаю, что веду себя немного нерационально, но это мой первый инстинкт ― делать поспешные выводы. Значит, он приводил сюда других девушек? Я не настолько глупа, чтобы снова спрашивать.

Мэддокс качает головой.

― Нет, в кабинке.

Портье, которого зовут Билли, судя по бейджику, просто кивает и затем жестом указывает нам на вход.

― Я провожу вас до кабинки четыре.

Мэддокс следует за ним, а я немного позади. Внутри поразительно так же, как и снаружи. Здесь нет резкого освещения. Весь интерьер заполнен еще большим количеством драпированных фонариков. Некоторые аккуратно свисают с крыши словно капельки воды, когда другие тянутся вдоль столов, стульев и стен. Центр каждого стола освещают две свечи ― одна короткая и одна длинная. Это захватывающее зрелище. Я никогда раньше не видела ничего подобного. Не могу злиться на него, даже если он приводил сюда девушек. Не то, чтобы мы встречались, или сейчас встречаемся или когда-либо будем. Мне кажется, на данный момент, мы просто наслаждаемся компанией друг друга.

Мне так кажется.

Пока что.

Ну, я не возражаю против него, но, с другой стороны, действительно не знаю его. Дерьмо.

Билли указывает на маленькую кабинку в углу, где занавески висят над сиденьем, давая нам больше уединения, чем мы хотели бы. Затем он указывает на меню, что лежат на столе. Буквально на столе. Как будто на планшете на столе.

― Как мистеру Стоуну уже известно, мы тестируем новую систему. Вы делаете заказы используя сенсорный экран на столе. Напитки, закуски и основные блюда, мы все подаем очень быстро после заказа, поэтому не советуем заказывать все сразу, лучше по отдельности, как только закончите предыдущее. Рядом с меню салатов, под которым десерты, есть меню напитков. Если у вас появятся вопросы, нажмите на красную кнопку на планшете и я подойду к вам. Хорошего вам вечера, ― затем он кивает, прежде чем исчезнуть.

Вздыхаю.

― Я хочу жить здесь.

Провожу пальцем по планшету, видя, что все легко выстроено в очередь. Здесь есть вкладки, обозначающие меню, из которых ты хочешь сделать заказ. Я начинаю с напитков, одного, чтобы успокоить нервы. Выбираю «Белый русский», потому что жажду чего-нибудь бархатистого, затем продолжаю заказ, выбирая салат со стейком.

― Тебе нравится? ― гордо ухмыляется мне Мэддокс, пока выбирает напланшете.

― Больше чем нравится, ― признаю я, взглядом порхая по комнате. — Это словно спрятанное сокровище. Действительно потрясающе. Как называется это место?

Я не обратила внимания на название, потому что была очень занята тем, что любовалась всем остальным. Почти в каждой кабинке есть люди, и еще больше снаружи, на террасе, а также, вероятно и наверху. Я не уверена, что на втором этаже, может быть, бар. Лейла в мгновение ока была бы там.

― «Dutch!» ― говорит он, проводя указательным пальцем по губе.

Я благодарно улыбаюсь ему, затем осознаю, что слежу за его пальцем. Мне нужно отвлечься.

― Итак, сейчас, когда я уже знаю, что ты, Тэлон и Вульф братья, кто из вас старший?

Прочищая горло, он откидывается на своем стуле. Его глаза блестят озорством.

― А ты как думаешь?

Я прикидываюсь, что думаю над ответом, но я уже знаю кто.

― Тэлон.

Это не только из-за его размеров, потому что он куда плотнее Мэддокса и даже больше Вульфа, но это потому как он держит себя. Он просто кажется защитником их троих.

― Интересно. И, по-твоему, какой я?

Он хрустит шеей, его глаза маниакально скачут. Что я сделала? Ему это понравилось? Возможно.

― Средний. Я бы сказала, что Вульф самый младший.

Он наклоняется вперед, опираясь локтями о стол. Другой официант, молодая девушка на этот раз, приносит наши напитки и затем кивает головой Мэддоксу.

― Сэр.

Сэр?

Я вопросительно выгибаю бровь, глядя на него, но затем опускаю ее, чтобы спросить у него об этом позже.

Он даже не признает официанта, не сводит с меня глаз. Усмехается, качая головой.

― Ну, полагаю, ты поняла правильно. Отчасти.

― Отчасти? ― спрашиваю, наклоняя голову и потягивая свой напиток.

― Мы тройняшки, Эми.

― Ох, ого, ― затем до меня доходит.

Их бедной матери пришлось подарить жизнь троим, возможно, больше обычного размера, мальчикам. Ауч.

Мы непринужденно беседуем на разные темы, начиная от спорта и его боях, заканчивая моими мечтами и стремлениями.

― Так ты все еще дерешься? ― спрашиваю я, поедая стейк.

Мэддокс делает глоток своего напитка.

― Да. Хотя сейчас это чуть более серьезно. В некотором роде лишает удовольствия от этого.

Я киваю.

― Да, это, наверное, одна из причин, почему я никогда не думала о том, чтобы кататься на скейте профессионально. Просто всегда думала, не знаю… ― я не хочу его обидеть.

― Скажи, ― призывает он, снова хрустя шеей.

Если бы Мэддокс не источал страх, я бы сказала, что это маленькое движение было милым.

Я выдыхаю.

― Что, если ты используешь свой талант как свою карьеру, ты либо будешь парить, либо это убьет тебя.

Он усмехается, осторожно глядя на меня.

― И как ты думаешь, что это делает со мной?

Облизывая нижнюю губу, я пожимаю плечами.

― Я не видела тебя во время боя, поэтому не могу на это ответить.

Злобно усмехается.

― Мы собираемся изменить это очень скоро.

Я кладу свою вилку и нож на тарелку, как раз, когда официант подходит к нам, чтобы взять наши тарелки и заменить напитки. Я действительно была намерена выпить только один, но он заскользил по моему горлу очень гладко.

Прежде чем могу задать ему больше вопросов, ногой под столом он касается меня.

Я застываю.

― Итак, ― я меняю тему, беря свой напиток. ― Какая у тебя специальность?

― Бизнес. Скучно, но это что-то, что мой отец заставляет меня изучать, так как ты знаешь, в один день возьму все на себя.

Я делаю маленький глоток своего напитка.

― А чем он занимается? Не думаю, что уловила это за ужином, когда началась вся эта драма.

Он раздраженно потирает щеку.

― Скажи мне это. Нам принадлежит «Стоун Пропертиз».

Я делаю большой глоток. Узнаю имя, просто не складываю два плюс два.

― Вы буквально владеете большей частью Нью-Йорка.

Мэддокс натянуто мне улыбается.

― Ага.

― Вау, ― говорю я, как раз, когда на столе появляется десерт.

Тирамису. Я поднимаю на него глаза, когда втыкаю вилку в рыхлый пирог, который он для меня заказал.

― Думал, тирамису плохо влияет на мой вес? ― я пробую кусочек с вилки.

― Полагаю, я думаю, что ты идеальна.

Френд-зона.

Прочищаю горло.

― Почему ты, а не другие два?

Мои ладони вспотели, и я сжимаю вместе бедра. Все, что он делает привлекает меня ― что, черт побери, с этим делать.

Он пожимает плечами.

― Да, я имею в виду, у моих братьев есть свое дерьмо, над которым они всегда работали. Тэлон со своим футболом и Вульф с правом, и кроме всего этого, я был единственным, кто всегда интересовался семейным бизнесом, когда дед был рядом.

― Ох, хорошо.

Это имеет смысл, просто у меня есть такое чувство, что это не то, чем парень хочет заниматься, а то, что он чувствует, что должен делать.

― Что ты делаешь в эти выходные? ― обыденно спрашивает Мэддокс.

Взглядом прослеживаю его татуировки, спускаясь вниз по рукам.

Чувствую жажду, но не воды хочу. Я жалкая.

― Возможно, буду учиться, а затем схожу в парк. А что? ― скептически смотрю на него.

― Тэлон устраивает вечеринку дома в эти выходные.

― Точно, ― я ставлю свой стакан.

Он смотрит мне в глаза, заставляя меня чувствовать тошноту от одного только упоминания об этом.

― Ты должна прийти.

Прочищая горло, ерзаю на своем месте.

― Ну, должна тебе сказать, что вопреки тому, как мы с тобой встретились, я не тусовщица.

Он встает, бросая свою салфетку на стол и доставая пару долларовых купюр.

― В некотором роде у меня было такое чувство. Давай, я лучше отвезу тебя домой.

***

По дороге назад в кампус, он останавливается на парковке на окраине города возле Бруклинского моста. Я откидываю голову и сосредотачиваю все свое внимание на крыше.

― В каком-то роде это ощущается как дежа-вю, правда? ― я не могу побороть улыбку. ― Мы в машине.

― Ага, ― Мэддокс нажимает на тормоз и тянется за своей кепкой, надевая ее задом наперед.

Такое ощущение, что все в нем дразнит меня. Начиная с его глаз, губ, его кожа. Я не одна из тех девчонок, которые сходят с ума от парней с татуировками, но восхищаюсь причинами, по которым люди набиваю их. Но он, все это в нем, все провоцирует меня прямо сейчас. Как я должна принять его как сводного брата, если едва справляюсь, принимая его как друга. Влечение неоспоримо, и оно является упрямой стервой. Как Ева, меня искушает яблоко… а Мэддокс является тем плодом. Вопрос в том, стоит ли укус яда? Я не должна спрашивать себя об этом, потому что, в своем оцепенении, вероятно, отвечу «да».

― Что? ― его голос низкий и достигает чего-то глубоко внутри меня.

Облизываю нижнюю губу и смотрю как глазами он ловит мое движение. Я наклоняю голову, парень переводит взгляд назад к моим, и не знаю, это из-за недостатка освещения или из-за теней, которые на его лицо отбрасывает уличное освещение, но глаза темнеют.

― Ничего, ― я быстро перебиваю что-либо, что он собирается сказать. ― Я просто, ― глядя в лобовое стекло, наблюдаю как люди идут по дорожке, ― полагаю, что хорошо провела сегодня время.

― Да? ― его голос до сих пор низкий, но почти отстраненный.

И все же, достаточно близко, заставляет мою кожу покрыться мурашками.

― Да. Я все еще ощущаю себя виноватой перед своей мамой, ― я добавляю, скручивая пальцы.

В некотором роде я чувствую ответственность.

Я вижу, как он замирает, но затем пожимает плечами.

― Пожалуй, дерьмо случается все время.

― Наверное, ― тихо отвечаю я, пытаясь осторожно обойти эту тему, но все еще желая, чтобы он знал, что меня это заботит.

― Мы справимся с тем, чтобы быть друзьями? ― я спрашиваю, опираясь головой о стекло.

― Не знаю, думаю, увидим… ― он подмигивает мне и заводит машину. — Это мое место Дзен. Я бегу сюда почти каждое воскресенье и в любое другое время, когда мне нужно прочистить голову, ― он выруливает задним ходом и мы уезжаем.

― Здесь красиво. Если бы я сбегала, то именно сюда. Знаешь, вдали от дороги и движения.

Мы едем назад в кампус, только куда медленнее, чем прежде.

― Ты приедешь в эти выходные на вечеринку Тэлона? ― он поглядывает с меня на дорогу.

― Аххх, ― неловко ерзаю на своем сиденье.

Мои мышцы уже привыкли к его присутствию и давно расслабились, а теперь все переходит на страшную территорию, потому что быть рядом с ним сейчас ощущается легко.

― Так ты хочешь, чтобы я пришла на твой бой и на вечеринку?

Мэддокс пожимает плечами, въезжая на территорию кампуса. Сейчас поздно и внутренний дворик освещают только большие уличные фонари.

― Да, почему нет? Не то, чтобы я заставлял тебя прийти на мой бой в эти выходные. У тебя есть пара недель, чтобы привыкнуть к мысли.

Я делаю паузу, держа руку на ручке дверцы. Мягко улыбаюсь.

― Хорошо, я приду и туда, и туда. Возможно. Я имею в виду, попытаюсь прийти на вечеринку.

Мэддокс тянется вперед, его глаза все еще на мне. Его лицо так близко к моему, что я могу чувствовать его дыхание на своих губах. Застываю, внутренне борясь с собой, что, черт побери, мне делать, если он поцелует меня? Он наклоняется немного ближе, губами лишь слегка касаясь моих. Я закрываю глаза и как только собираюсь поцеловать его, он сдвигается в сторону и открывает бардачок и копается в бумагах. Ублюдок! Я открываю глаза, когда быстро беру себя в руки, даже если мои щеки словно в огне. Черт побери. Это был тест на дружбу? Неужели я только представила себе, как он коснулся моих губ своими? Ох, Боже, мне нужна помощь.

Доставая пропуск, он протягивает его мне вместе с парой прямоугольных листов бумаги.

― Два билета и это, ― он указывает на пропуск. ― Это для тебя. Он позволит тебе пройти в мою комнату через черный вход. Во время боя вы обе будете сидеть с Тэлоном и Вульфом.

Я прочищаю горло.

― Ты хочешь, чтобы я пришла и навестила тебя до боя?

Выражение его лица смягчается, от чего мои внутренности превращаются в расплавленную лаву.

― Да, Рози, хочу.

У меня есть приблизительно три недели, чтобы взять себя в руки, каждый раз, кога он рядом ― или я облажаюсь.

***

Позже той ночью, после душа, я лежу в кровати, натянув одеяло прямо до своего рта, улыбаясь от уха до уха.

― Хороший вечер? ― спрашивает Лейла со своей кровати.

Я не могу видеть ее, потому что в комнате тьма кромешная, но могу слышать ее ухмылку.

― Потрясающий, Лей.

― Просто… ― она вздыхает. ― Будь осторожна.

Глава 9

― ДЕРЬМО, дерьмо, дерьмо, дерьмо, чертово дерьмо в квадрате.

Бегу по пустым коридорам, в одной руке держа кофе, а учебники в другой. Да, хорошо, я опаздываю, так как зашла за кофе, но в свою защиту скажу, что, если бы у меня его не было, то не смогла бы ни о чем думать, потому что была бы очень занята, убивая у всех на виду. Я серьезно зависима от кофе, и, хотя недавно сократила его потребление до четырех ложек в кружку, все еще нуждаюсь в нем как в воздухе. Захожу в класс английского, и в комнате воцаряется тишина.

― Здравствуй, Аметист. Так мило, что ты удостоила нас своим присутствием.

― Я знаю, знаю, мне жаль, мистер Рэ. Это случилось ненамеренно, честно, ― говорю я, медленно отступая вверх по ступенькам к одному из столов сзади.

― Дайте угадаю, ― он выгибает бровь, как раз, когда я плюхаюсь на стул. ― Твой фургончик с кофе опоздал.

О да, и ни для кого не было секретом, как сильно я любила дьявольский напиток.

Улыбаюсь ему своей самой дерзкой улыбкой.

Он толкает по переносице свои очки вверх, отпуская меня.

― Как я и говорил, аналоги…

Быстро вытаскиваю книги и открываю чистую страницу, чтобы сделать записи. Я человек старой закалки. По своей натуре я писака ― никогда не могла печатать достаточно быстро, чтобы успеть сделать заметки. Писала бессвязные записи на паре, которые могла понять только я, и мне это нравится. На своем Маке я не могу это делать, не важно, какой он модный и красивый.

― Псс.

Чей-то голос рядом привлекает мое внимание и после того, как щелкаю ручкой, я искоса на него смотрю.

― Привет?

― Ты ведь знаешь, что эта ерунда вредная для тебя, правда? ― парень использует ручку, чтобы указать на мой стаканчик кофе.

Я хватаю его и прижимаю к груди.

― Моя прелесть.

Я шучу. Любой, кто не смог бы узнать ВК (это «Властелин Колец», кто не знает), не смог бы сидеть с нами. Под нами я имею в виду себя, потому что у меня нет банды. Ну, у меня есть Лейла, хотя мне пришлось заставить ее сидеть рядом и смотреть все фильмы со мной. Теперь она понимает отсылки, именно поэтому мы лучшие подруги.

Парень усмехается, откидываясь на свой стул.

― Миглз, да? Должно быть, хороший кофе, ― он подмигивает мне, а затем переводит свое внимание назад на профессора.

Так как он больше не смотрит на меня, я наконец-то позволяю себе взглянуть на мистера Кофе-ненавистника. Чисто выбрит, почти военная стрижка, рубашка с воротником и чистые джинсы. Ни намека на татуировки и грозный вид. Парень, кажется нормальным. Его черты лица красивые, ресницы веером рассыпаются по высоким скулам. Мой типаж. Безопасный. И… дерьмо.

― Наслаждаешься видом? ― он выгибает бровь, даже не глядя на меня.

― Извини, ― у меня ужасно получается быть девочкой. Это отстойно.

― Не надо, ― отвечает так тихо, что я почти пропускаю это мимо ушей.

― Не надо… что? ― спрашиваю я, делая кое-какие заметки, но заканчиваю тем, что рисую завитушки.

― Извиняться.

― Ох, ― облизываю губы. ― Я Аметист, ― полагаю, небольшой разговор не повредит.

― Я знаю, ― он смотрит прямо на меня, взглядом встречаясь с моим. Пара самых нежных голубых глаз смотрит на меня, а обрамляющие их черные ресницы только усиливают цвет. ― Мейсон.

***

Обед наступает быстро. Стоя в очереди в кафетерии, я рассматриваю варианты еды. Вариант первый ― мы возьмем углеводы, жиры и еще больше углеводов; вариант второй ― еще больше углеводов, жиров и немного добавим сахара. Я не помешана на спортзале или диетах как таковых, но придерживаюсь здорового рациона питания (по большей части). Пончики не в счет.

Я слышу громкий свист. Поворачиваю голову к столику, за которым мы с Лейлой всегда сидим, только ее там нет. Снова возвращаюсь к обеденному меню, беру несколько суши и яблоко.

Раздается еще один свист.

― Рози!

Через всю комнату ухмыляется Мэддокс. Он подзывает меня рукой, но я медлю, затем вижу Лейлу и киваю. Ей, кажется, удобно рядом с Вульфом. Предательница. Мэддокс одет в умопомрачительные светло-голубые, рваные джинсы, и наполовину порванную футболку с логотипом AC/DC, которая демонстрирует все его мускулы. А также на нем кепка, надетая задом наперед.

Иду к их столу, игнорируя как все в кафетерии заняли первые ряды, чтобы понаблюдать за мной с Мэддоксом.

Борясь с желанием закатить глаза, я ставлю свой поднос на стол.

― Я вижу, у вас тут полный зрительный зал.

Мэддокс подмигивает.

― Ох, ты только что это заметила?

― Мгм, ― я кусаю свое яблоко, пока присаживаюсь. ― Этот год, очевидно, является годом открытий, ― он откидывается на спинку стула самодовольно улыбаясь. ― Не смотри на меня так, Мэддокс.

― Как так? ― во рту у него мелькает зубочистка.

― Ты знаешь как.

― В общем! ― вмешивается Лейла, сердито глядя на нас обоих, пока, словно птичка, накалывает кусочек салата и отправляет его себе в рот. То, как она кушает, немного неуютно. Болезненно. У нее нездоровая одержимость едой. Ешь или нет, не забывай про задницу. Все заслуживают большой зад.

Мэддокс все еще ухмыляется мне.

Я пинаю его под столом, ногой задевая его голень.

― Ауч!

― Упс. Извини, ― я откусываю суши.

Он сужает глаза.

― Ты не выглядишь раскаивающейся, ― опускает взгляд на мой рот, а затем снова поднимает к моим глазам.

― Потому что мне не жаль, ― я слизываю соевый соус с пальца.

― Привет! Мэд, есть минутка? ― говорит девушка рядом с нами. Я слишком занята своим суши, чтобы посмотреть на нее. Как и говорила, все заслуживают большой зад.

Его взгляд остается на мне, он лишь ненадолго опускает его на мой рот.

― Мэддокс? ― нервно повторяет голос.

Он продолжает пригвождать меня взглядом. Это словно соревнование: кто первым разорвет контакт. Это буду не я.

― Как дела? ― Мэддокс наконец-то бросает на нее взгляд, отвлекая свое внимание от меня.

Я медленно и тихо выдыхаю, чтобы никто не мог слышать, а затем поворачиваю голову к Аквамену.

― Почему ты на меня так смотришь?

Тэлон продолжает улыбаться, но я ценю это. Это отвлекает мое внимание от всего того, что Мэддокс говорит той, что стоит рядом с нами.

― Ты приедешь на вечеринку в эти выходные? ― спрашивает Тэлон, кусая свой сэндвич.

― Я думаю над этим.

Уголки губ Тэлона приподнимаются.

― У тебя есть еще горячие подружки?

― Эй! ― доносится голос девушки. ― Успокойся, тигр, ― она мягко опускает свой поднос, оглядывая стол, затем останавливая взгляд на мне. ― Привет, я Лиза, также известна как девушка Тэлона.

У Тэлона есть девушка? Жестоко я обманулась.

Я бросаю на Тэлона растерянный взгляд, ладно, возможно, свирепый.

Он подмигивает, притягивая девушку себе на колени, где она комфортно усаживается. Я гадаю, знает ли она о том, что ее мужчина изменил ей. Я почти уверена, что он это сделал. Она закатывает глаза. Неужели у меня все написано на лице? Это нехорошо. Я много работала, чтобы не быть такой очевидной.

― У нас свободные отношения.

Лейла давится едой.

Меня это не шокирует, в большей степени потому, что мне на самом деле все равно. Это не что-то неслыханное, и она, кажется, спокойно к этому относится. Благодаря своему длинному платью, серьгам в виде луны и длинной светлой косе, она напоминает мне хиппи. Она классически красива и очень миниатюрна. Тэлон наверняка сломает ее.

Следующий вопрос вылетает из моего рта так быстро, как появляется в голове.

― Вы, ребята и свингерством занимаетесь тоже?

Девушка, которая разговаривает с Мэддоксом, сейчас сидит у него на коленях.

Мэддокс прокашливается.

― Что?

Я игнорирую девчонку, глядя прямо на него.

― Я спросила, свингеры ли они, раз у них свободные отношения.

― Кто, черт побери, вообще будет про такое спрашивать. Гадость, ― бормочет блонди, перекидывая свои фальшивые длинные волосы через плечо.

― Это просто так жестоко, ― бормочу себе под нос, откусывая свое суши.

― Что это? ― огрызается она, выгибая одну идеальную бровь. Бьюсь об заклад, она вырисовывает ее карандашом.

Я пожимаю плечами.

― Факт, что ты украла у бедной лошади хвост и сейчас используешь его как волосы.

У нее отвисает челюсть.

Мэддокс давится смехом.

Лейла фыркает, как и Лиза с Тэлоном.

― Кто, бл*ть…

― Эй! Следи за своим чертовым тоном, ― Мэддокс набрасывается на нее, отодвигая свое колено так, что она падает на пол.

У меня болит голова от той драмы, которая разворачивается за такой короткий промежуток времени. Я хочу вернуться в свой пузырь, когда меня не существовало. Мне нравится Лейла, потому что у нас есть связь, но касательно моих навыков общения с людьми, то тут все сложно. Я не хочу быть засранкой, но прекрасно осведомлена, что почти всегда именно так себя и веду.

Встаю, беру свой маленький рюкзачок и закидываю его на плечо.

― Все в порядке. Я, в любом случае, нехорошо себя чувствую.

― Мэд! ― блонди откидывает волосы со своего лица, поднимаясь с пола.

Мэддокс не обращает на нее никакого внимания, потому что все еще смотрит на меня.

― Увидимся, ребята.

Мэддокс собирается открыть рот, но я обрываю его, когда оборачиваюсь на каблуках и иду прямо к двери. Проскальзываю через них, продолжая задерживать дыхание. Предполагалось, что я пойду к залам, но вместо этого, обнаруживаю себя, направляющейся прямо на студенческую парковку. Достав ключи из кармана, я нажимаю на кнопку блокировки машины и бросаю рюкзак на пассажирское сиденье. Я тихо выдыхаю, пальцами сжимая руль, затем кладу голову на руки и закрываю глаза.

― Слишком много людей.

Завожу машину и задним ходом выезжаю с парковки. Я не могу находиться здесь прямо сейчас. Еду на другой конец города и паркуюсь на своем обычном месте. Мое сердце расслабляется, дыхательные пути расширяются от одного только взгляда на хафпайпы.

Я включаю плейлист и вставляю в уши наушники. Песня «Guardian Angel» группы Red Jumpsuit Apparatus начинает играть, когда бросаю свою доску на бетон, встаю на нее и отталкиваюсь от земли. Что, что побери, происходит с Мэддоксом и почему я позволила ему добраться до меня. Да, между нами есть некая связь, еще с детства, но должно быть это что-то большее. Несомненно. Включается песня «Lonely Day» от System of a Down ― идеально. Глубокая мелодия песни расслабляет, когда фокусируюсь на ступеньках, которые ведут вниз к еще большему количеству рамп. Подъезжая к первой рампе, я делаю олли. Несколько секунд спустя я направляюсь к хафпайпу, но прежде чем достигаю его, не полностью приседаю, а затем подпрыгиваю, идеально приземляясь в Драгон Флип.

Бум! Я черт побери люблю Драгон Флип.

Я продолжаю свой путь к хафпайпу, одним концом доски останавливаясь у края, затем переворачиваю доску на сто восемьдесят градусов и возвращаюсь вниз. Мои мышцы сжимаются, а пот стекает вниз по коже, когда я направляюсь к трубе. Сбрасываю доску и поднимаюсь по ступенькам. Установив кончик доски на край, я встаю на нее и слегка наклоняюсь вперед. Мое сердце бешено колотится, когда поднимаюсь по рампе, ненадолго задерживаюсь, прежде чем полететь вниз по рампе, на другую сторону. Я плавно поднимаюсь, и затем переношу весь свой вес на скейт, прежде чем поднимаюсь, вскидываю одну руку вверх, хватая доску другой рукой. Мое сердце бьется, когда я задерживаюсь в воздухе на пару секунд. «Go Fuck Yourself» от Тwo Feet долбит по моим барабанным перепонкам, затем я отпускаю доску, ныряя прямо вниз, идеально приземляясь, и снова поднимаясь вверх по другой стороне рампы. Я остаюсь тут до наступления ночи, и моя одежда пропитана потом. Обычно у меня проясняется голова после таких тренировок, как этот, но мои мысли все еще в беспорядке, когда дело доходит до Мэддокса.

***

Я стою под душем, когда в голове проигрываю все то, что случилось за последние пару дней. Возможно, смогу получить кое-какие ответы под струями горячей воды. Одну вещь я знаю наверняка ― мой маленький круг каким-то образом увеличился до среднемасштабного квадрата. Я не уверена в своих чувствах насчет этого. Мне не очень нравятся перемены.

Выключаю душ и полотенцем оборачиваю свое тело, стирая конденсат с зеркала. Я всегда думала, что выгляжу как серенькая мышка, ни одной красивой черты на лице. Мне это нравится. У меня нет милых ямочек на щеках. Люди всегда делали комплименты моим глазам, но я не вижу, что в них такого прекрасного. Они голубые. Я была блондинкой, пока не покрасила волосы в розовый. Мне нравятся мои розовые волосы. Это словно большое «пошли к черту» Вселенной за то, что дала нам только три варианта цвета волос. У меня мягкие, как у младенца щеки, и глаза миндалевидной формы. Я не выгляжу сексуально. Я просто я. Аметист. Бунтарка.

Выдавливаю увлажняющий крем на ладонь и втираю его в лицо. Быстро надев серые спортивные шорты и серый топ, вытираю полотенцем волосы и бросаю его в корзину, открывая дверь в нашу комнату. Меня встречает свежий воздух, и по моей коже пробегают мурашки.

― Привет! ― Лейла садится на свою кровать. ― Ты в порядке?

― Отлично, ― стаскивая покрывало, ворчу я.

― Это из-за Мэддокса и Таши?

― Та-та-что дальше? ― я знаю, кого она имеет в виду, но прямо сейчас действительно не хочу с ней об этом говорить.

― Эми, ― вздыхает Лейла.

― Нет, это не так. Мне просто нужно было выбраться ненадолго, ― моя голова касается подушки, одеяло медленно падает на мои голые ноги.

― Хорошо, ― Лейла зевает, выключая свою ночную лампу. ― Эми?

Ну вот она снова.

― Что?

― Тебе не следует спать с влажными волосами.

***

― Мам, тебе нужно сложить все старые книги в одной стороне и дальше по порядку. Это становится смешно.

― Милая, твое обсессивно-компульсивное расстройство в последнее время работает сверхурочно. Ты уверена, что ты в порядке? ― спрашивает она, протягивая мне пластиковый стаканчик кофе.

Я кладу старый, но не оригинальный экземпляр «Великого Гэтсби» на маленький стол, что стоит перед изношенным диваном. И дую на кофе.

― Мое ОКР в порядке.

Мама бросает на меня такой взгляд, каким смотрит всегда, когда знает, что я лгу.

― А как колледж?

― В колледже все прекрасно, мам, ― я делаю маленький глоток, обжигая верхнюю губу. ― Еще какие-нибудь вопросы?

Она медленно качает головой.

― Думаю, нет.

Я остаюсь на остаток дня и помогаю ей. Мамин книжный магазинчик ― городской и безопасный. Скучаю по этому месту. Здесь почти так же комфортно, как и на хафпайпе. Шторы бордового цвета, что висят на переднем окне, и кожаные кресла, от старости у которых на подлокотниках появились морщины. Это дом для меня.

Я проверяю время на часах.

― Уже почти шесть. Мы были здесь весь день, ― я опираюсь на стойку, когда мама достает из кассы деньги и упаковывает их.

― У нас был хороший день. Я скучала по этому, ― говорит она, потирая мою руку. ― Ты знаешь, тебе всегда будут рады в нашем доме. Сейчас это и твой дом.

Оттолкнувшись от прилавка, я лезу под кассу за своей сумочкой.

― Спасибо, мама, но я так не думаю.

― Милая, я знаю, что ты не особо счастлива по…

Я перебиваю ее.

― Нет, это не так, мам. Я имею в виду, у вас с Эллиотом есть история, и понимаю это. Это просто… не знаю. Мне нужна минутка.

Ее глаза смягчаются.

― Хорошо, дорогая. Я могу дать тебе минутку.

― Не хочешь перекусить, прежде чем отправимся домой? ― спрашиваю я, из сумочки доставая ключи.

Она лучезарно улыбается.

― Да. Я умираю с голоду.

Глава 10

― МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ЭТОГО НЕ ПОНИМАЮ, ― говорю я, закручивая волосы в пучок на макушке.

― Не понимаешь чего? ― спрашивает Лейла из ванной. Она собирается пойти гулять, а я остаюсь, чтобы закончить домашнее задание. История моей жизни ― как обычно.

Вытаскиваю ручку изо рта.

― Как вам с Вульфом получается так легко справляться с вашим соглашением? И ты видела Тэлона и его девушку? Свободные отношения? Это безумие. Вы все безумцы. Я клянусь, если когда-нибудь буду в отношениях, то буду носить с собой ножи.

― Что действительно безумно, так это то, что ты носишь ткань для спортивных штанов в качестве топика. То есть… это вообще непозволительно.

― Ты можешь уходить! ― я машу пальцами в сторону двери. ― Ты отлично выглядишь, Лей. Повеселись.

Так и есть. На ней маленькое белое платье и ботинки выше колена. Не то, чтобы я надела ― но она всегда выглядит фантастически.

Как только дверь закрывается, я возвращаю свое внимание к заданию. Мне всегда было легко писать. Это единственное ― кроме катания на скейте ― в чем я действительно хороша. Собираюсь начать писать основные факты, когда в дверь стучат.

Закатив глаза, я направляюсь к ней.

― Только не говори, что ты забы… ― я останавливаюсь, когда вижу, что там стоит не Лейла, а Мэддокс. ― Привет?

Он скользит взглядом по моему телу вниз, впитывая образ.

― Милая одежда.

― Спасибо, ― я скрещиваю руки на груди. ― Как дела?

― Ты позволишь мне войти? ― спрашивает он, изгибая губы в ухмылке.

Мы не виделись и не разговаривали с того дня в кафетерии.

― Зачем? ― с подозрением спрашиваю я.

― Мне нужен какой-нибудь повод? Черт. Если бы я знал, что тебе понадобится повод, то по дороге сюда придумал какую-нибудь ерунду.

Я собираюсь закрыть перед ним дверь.

― Спокойной ночи, Мэддокс.

― Подожди! ― своей рукой он предотвращает мое эпическое закрытие двери. ― Потому что ты мне должна.

Я шире открываю дверь, мои брови взлетают к небесам.

― Ох? Действительно? Как же так?

― Двадцать седьмое марта. Ты и я сидели в твоей машине, ели фиолетовую Хуббу Буббу, и ты сказала мне, что ты должна мне.

― Не припомню такого.

Я помню. Помню тот день в мельчайших подробностях.

Мэддокс ухмыляется еще шире.

― Ты помнишь. Я угостил тебя твоей первой Хуббой Буббой и ты сказала, что за это будешь мне должна.

― Пожалуйста, перестань говорить Хубба Бубба.

― Перестану, если впустишь меня.

― Отлично! ― я открываю дверь и взмахиваю рукой. ― Я бы извинилась за беспорядок, но на самом деле меня не волнует, что ты подумаешь.

Парень хихикает, заходя в нашу комнату. Я закрываю дверь и тайно оглядываю его, пока он стоит ко мне спиной. Джинсы, которые стирали слишком много раз, белые оригинальные кроссовки Adidas, черная футболка и черный пиджак. Мило. Мне нравится его стиль, но повторяю, он не в моем вкусе. Мне нравится его стиль только потому, что я и сама такое надела бы.

― Ты учишься в пятницу вечером? ― спрашивает он, наклонив голову, чтобы прочитать бумаги на моей кровати.

― Ну, я же говорила, что у меня не такая интересная жизнь.

Мэддокс садится на край моей кровати и снимает обувь.

― Что ты делаешь? ― я взмахиваю пальцами на его кроссовки.

― Что? ― он ухмыляется так широко, что почти (почти) заставляет меня улыбнуться.

― Разве тебе нечем заняться? ― подхожу к своей кровати.

Он откидывается на локти и качает головой.

― Нет? Мне действительно нужно учиться, ― отвечаю я, распуская свой слабый пучок и заново завязывая волосы.

― Тогда учись.

― Разве у тебя нет девушки или еще кого, кого бы ты мог раздражать?

― Не-а. Учись, а потом мне были даны строгие указания, чтобы ты вышла погулять сегодня вечером.

― Оххх, понятно, теперь все это имеет смысл.

Я качаю головой. Чертова Лейла. Она не смогла вытянуть меня сама, поэтому заставила Мэддокса сделать грязную работу.

― Она заставила тебя делать ее грязную работу? Чувак, это жестко, ― я смеюсь, беру ручку и пытаюсь прочитать последний абзац. Суть работы, я полагаю, состоит в том… мои щеки горят. Я поднимаю взгляд от бумаги и ловлю его за подглядыванием. ― Мэддокс! Ты отвлекаешь.

Он переводит взгляд с моих глаз к губам, а затем поднимает обратно.

― Мне не жаль.

― Ты заноза в моей заднице.

Ухмыляется и затем достает свой телефон. Нет никакого шанса, что я буду в состоянии закончить свою работу, поэтому бросаю ручку на кровать и встаю.

― Хорошо. Вы, оба, выиграли. Я сейчас соберусь.

Я слышу, как он хихикает у меня за спиной.

Двадцать минут спустя готова, и это лучшее, что они от меня получат. Черные шорты, белый топ и мои ботинки Doc Martens на ногах. Я выпрямила волосы и нанесла немного макияжа, чтобы скрыть появившиеся мешки, но в остальном готова.

― Не смотри на меня так. Я не ношу красивых, распутных платьев. Поэтому извини, что тебя увидят со мной в таком виде, ― указываю на свою одежду.

Мэддокс встает и медленно идет ко мне.

― Я ничего не сказал, и честно, Аметист, ты чертовски идеальна.

Мой желудок переворачивается и щеки горят. Френд-зона. Френд-зона. Ф-Р-Е-Н-Д-З-О-Н-А.

Он облизывает свою нижнюю губу.

― Давай, пошли.

***

Мы останавливаемся у бара «Morningside Heights», но всю дорогу сюда я думала о том, каково было ему, не только потерять свою мать, но и быть там, когда она умирала. Это то, что никогда не смогу понять. Я поворачиваюсь к нему лицом.

― Мэддокс, я знаю, что напоминаю заевшую пластинку, но все это…. Просто не знаю… Я все еще чувствую, будто должна извиниться за это.

Мэддокс смотрит мне в глаза.

― За что?

― Твоя мама… ― внутренне вздрагиваю от выбора своих слов.

Я не шутила, когда говорила, что полный ноль в светских беседах и во всем, что может вызвать любые эмоции. Чувствую себя неловко, сталкиваясь с проблемами, после чего у меня начинается паранойя из-за того, что они подумают, будто я не искренна, потому что стараюсь выглядеть, будто мне действительно жаль. Не могу представить потерю кого-то настолько близкого, но я борюсь с выражением человеческих эмоций.

― Это не твоя вина, тебе не нужно извиняться, ― он вылезает из машины и закрывает дверцу.

Я выбираюсь наружу и следую за ним, когда он направляется ко входу в бар. Ярко-синие неоновые огни вспыхивают поверх старого кирпича. Это больше обычный бар, чем ночной клуб, поэтому здесь нет огромной очереди и чрезмерного количества вышибал, но возле двери есть один охранник. Лысая голова, обтягивающая черная футболка, из-под которой выпирают мышцы.

Он наклоняет голову, когда видит Мэддокса.

― Здорово, мужик. Смотрел бой в эти выходные?

Мэддокс смеется.

― Да. Хороший бой, хотя я ставил на Грэхема, ― Мэддокс делает паузу, рукой потянувшись за моей.

Я слегка поправляю свой лифчик (потому что такое ощущение, что мои сиськи сейчас выпрыгнут) когда рефлекторно беру его за руку. Дерьмо. Жар поднимается от моих ладоней к груди. Должна ли я отпустить? Или это будет слишком очевидно? Двойное дерьмо. Мы входим в бар, все еще держась за руки. Мэддокс крепко сжимает ее, когда ведет нас к сидящими за столом Вульфу, Тэлону, Лизе и Лейле, их стаканы уже пусты.

― А вот и любовнички! ― объявляет Лейла, сияя от радости.

― Иди к черту, ― говорю я, скользя рядом с Мэддоксом.

Как только его рука исчезает, я как дурочка начинаю скучать по ней.

Френд-зона.

Мэддокс кладет свою руку мне за спину, как только Лейла указывает на барную стойку.

― Давайте возьмем напитки.

Я снова выскальзываю и направляюсь к бару. Она цепляется своей рукой за мою.

― Что происходит между тобой и Мэддоксом? Выкладывай.

― Что? ― я изображаю невинность. ― Ничего.

― Да… между вами двумя что-то есть. Я не знаю, это странно, ― она качает головой, вытягивая барный табурет. ― Чувство, как будто вы знаете друг друга уже много лет.

Я тихонько хихикаю.

― Можно и так сказать.

― Видишь! ― она оборачивается и пялится на меня. ― Выкладывай!

Качаю головой.

― Не сейчас.

Позволяю ей заказать напитки и заплатить за них. У меня нет сил доказывать ей, что я не в настроении напиться, поэтому, решаю, что один напиток не навредит.

***

Один превращается в «слишком много» очень быстро, когда ты гуляешь с Лейлой.

― Лей, ― говорю я, уперев руки о лоб. ― Честно, мне нужно учиться. У меня есть рабо…

― Аметист! Остынь, девочка. Мы хорошо проводим время. Просто расслабься.

Тэлон тянет меня к себе и обнимает за плечи. Мы не задержались надолго в баре, вскоре мы все вместе сели в такси и отправились в один из ночных клубов города. Серьезно, я действительно не хотела никуда выходить сегодня. Особенно потому, что братья завтра вечером устраивают вечеринку. Я определенно не буду принимать в ней участие. Вообще.

― Ты собираешься сказать мне, что между вами с Мэддоксом происходит? ― снова спрашивает Лейла, медленно подходя ко мне, пока во рту вертит свою соломинку. К этому моменту я уже жалею о нашей дружбе.

Я качаю головой, наклоняясь к ее уху.

― Мы знали друг друга, когда были детьми. Это сложно объяснить, я расскажу тебе завтра.

Она смотрит на меня, затем притягивает к себе.

― Ты серьезно?

Я смотрю на нее и киваю.

― Да.

Она отодвигается от меня, сжимая мои руки своими.

― Вы, ребята, должны быть вместе, Эми. Я вижу это, все мы видим, как вы смотритесь вместе. Почему ты борешься с этим?

Я скрещиваю руки на груди, сбитая с толку.

― Я не знаю, Лей! ― ради пущего эффекта вскидываю руки вверх.

Боже, я ненавижу напиваться. Алкоголь ― отстой. Никогда больше не буду пить. Я откидываюсь на стуле, а Мэддокс приближается ко мне и обнимает за талию.

Свирепо на него смотрю.

― Я ненавижу пить. Это все твоя вина.

Пот блестит на его верхней губе, гладкая, загорелая кожа светится при вспышках света. Из динамиков гремит песня The Weeknd «Six Feet Under». Он опускает взгляд на мой рот, а затем поднимает обратно к глазам.

― Ты права, это моя вина. Что ты собираешься с этим делать?

Я сглатываю.

Он откидывает голову и смеется, затем губами касается изгиба моей шеи и рычит:

― М-м-м, так я и думал.

Чувствую, что собираюсь воспламениться, когда он, высунув язык, скользит им по моей коже. Комната сжимается, мои ноги трясутся и сердце, кажется, готово выпрыгнуть из груди. Я закрываю глаза и считаю до десяти в жалкой попытке собраться. Боже, я так разочарована в себе, когда дело касается Мэддокса. Почему ты борешься с этим? Мне нужно выбросить голос Лейлы из головы, здесь нет для нее места.

Я игриво отталкиваю его.

― Остановись.

Мэддокс не сдвигается с места, его лицо остается напротив моего горла. Я физически ощущаю, как ускоряется мое дыхание. Он целует меня под ухом.

Господь, укажи дорогу.

― М-м-м?

Парень посылает мягкую вибрацию по коже шеи, которая, не шучу, отзывается у меня между ног. Дальше не зайдет.

Он кладет руку на мое бедро.

― Ответь на один вопрос, честно…

Я прочищаю горло, потягивая свой напиток.

― Хорошо.

Мэддокс слегка откидывается назад, достаточно, чтобы мог изучить мои черты, но достаточно близко, что его губы почти касались моих.

― Ты хочешь этого так сильно, как и я?

Бесстрастно разглядываю его лицо и подумываю над тем, чтобы солгать ему, чтобы ударить по его самолюбию, но мой рот не понимает намек.

― Да.

― Тогда почему ты борешься со мной?

― Не борюсь, ― я снова поднимаю свой стакан.

― Борешься.

― Ты определенно не нанес первый удар, ― спокойно отвечаю я.

― Первый удар? ― насмехается он. ― Аметист, я трахал тебя пока ты, бл*ть, не могла ясно видеть, и ты хочешь сказать, что не нанес первый удар? Я непобедимый, детка. Попробуй…

Я резко поворачиваю голову к нему и вижу его дерзкую улыбку на его самодовольном лице.

― Ты такой придурок.

Он пожимает плечами.

― Никогда не утверждал, что не являюсь им.

Глава 11

В ПОНЕДЕЛЬНИК Я ВВАЛИВАЮСЬ В КЛАСС, когда в кармане вибрирует телефон. Осторожно вытаскиваю его, глядя на экран и скольжу на свое место.

Мэддокс: Ты не приехала в субботу, почему?

Быстро пишу ответ. Я не пришла, потому что меня мучило похмелье, да, но после вечера пятницы мне нужно было восстановиться. Я не создана для их образа жизни, и у меня было слишком много что терять, если не отдохнуть хорошенько. После того как мы с Мэддоксом немного повздорили в городе, я рассердилась и ускользнула от них. Только когда благополучно забралась в такси и уехала в кампус, я отправила ему и Лейле сообщение, в котором сообщила, что сбежала, и что все выходные буду занята учебой. После этого я выключила телефон и не включала его до сегодняшнего утра. Не намеренно просто потому, что была сильно погружена в выполнение заданий. Было несколько сообщений от Лейлы и только одно от Мэддокса со словом «Мило». Я не была уверена, был ли он зол на меня или разочарован. В любом случае, мне это не очень понравилось.

Я: Похмелье. Прости.

Засовываю телефон обратно в карман, но не раньше, чем он снова начинает вибрировать в ладони.

― Бл*ть, ― ругаюсь я, быстро глядя на экран.

Лейла: Нам надо поговорить…

О нет. А вот и моя старая приятельница — тревога. Я не видела Лейлу с вечера пятницы, полагаю, после клуба она пошла домой с Вульфом. То, что она отсутствует одну ночь ― неудивительно, но две ночи, это уже что-то. Я не знаю, о чем она хочет со мной поговорить, но что бы это ни было, придется подождать.

Пара длилась дольше, чем ожидала, но возможно, это было как-то связано с тем, что я постоянно смотрела на свой телефон. Как только звонок прозвенел, я перекидываю сумку через плечо и, разблокировав телефон, открываю сообщение от Мэддокса.

Мэддокс: Нам надо поговорить.

Сердце начинается колотиться у меня в груди. О чем черт побери, им обоим нужно со мной поговорить?

Я: Скоро буду.

Время обеда, поэтому я знаю, что они уже в кафетерии. Хочу знать, о чем они хотят поговорить со мной, но…

― Привет! ― зовет Мейсон, идя в шаг со мной.

Я улыбаюсь ему.

― Я встречаюсь с тобой уже второй раз менее чем за неделю. Ты следишь за мной?

― Что? Я? ― он указывает на себя. ― Нет, я настоящий гей.

Я останавливаюсь, выпучив глаза.

― Ты серьезно?

Он медленно растягивает губы в улыбке.

― Нет, извини…

― Не извиняйся, это я должна быть той, кто должен извиниться. Как низко было с моей стороны подумать, будто ты меня преследуешь.

― Я бы не сказал, что низко, ― он открывает дверь в кафетерий и жестом показывает пройти впереди него. ― Интуитивно.

― Интуитивно? ― ухмыляюсь я, глядя на него так, будто он с ума сошел. ― Интуитивно значило бы, что у моего предположения есть какого-то рода разумный повод. Я просто была подлой, ― хватаю пару подносов и передаю ему один.

― Ты не была подлой, Аметист. Ты человек, и в любом случае, когда я впервые тебя увидел, то подумал, что ты выглядишь интересно. Подлые люди не выглядят интересно, они выглядят банально.

― Ты так обо мне подумал? ― я тянусь за сэндвичем с курицей и апельсином. Это удивляет меня ― что он так обо мне думает. Никогда прежде меня не называли интересной.

― Конечно, ― краем глаза я вижу, как он наблюдает за мной, поэтому позволяю себе взглянуть на него. Он с глубокой искренностью смотрит на меня своими нежно-голубыми глазами. ― Когда я в первый раз увидел тебя, то подумал, что ты выглядишь интересной, но будто ты стараешься быть в тени. Словно лучший шедевр Бэнкси (прим.: Британский художник), стоящий рядом с дешевой, примитивной подделкой Мона Лизы.

Я грустно улыбаюсь, облизывая губы.

— Это очень мило с твоей стороны.

Мейсон пожимает плечами, будто не велико дело, и возвращается к наполнению своей тарелки едой.

— Это правда. В мире, где все хотят быть горячими. Сексуальными. Соблазнительными. Мона Лизами… несмотря на то, что они определенно дешевки… Ты же искусство Бэнкси, которое он размазывает средним пальцем на кирпичной стене, пока несет горшок завядших цветов. Ты ― все, о ком мир говорит, что не нужно быть такими… и именно поэтому ты по-интересному красива.

У меня нет слов.

― Мейсон…

― М-м-м? ― он откусывает кусок морковки.

— Это, возможно, самое милое, что мне когда-либо говорили, и я не люблю милых слов… но это было…

― Интересно? ― он изгибает свою идеальную бровь.

Я взрываюсь смехом, поворачиваясь к шумномукафетерию.

― Да, интересно. Где ты сидишь?

Он кивает на стол, где сидят футбольная команда колледжа.

― С парнями.

Мои ресницы трепещут.

― Конечно, ты играешь в футбол.

― Эй! И что это должно значить?

Все его приятели внимательно за нами наблюдают. Большинство из них с самодовольным выражением лица.

― Интересно… ― добавляю я, затем направляюсь к своему столу, оставляя его позади.

― Эй! ― зовет Мейсон. Я ухмыляюсь и медленно поворачиваюсь лицом к нему, продолжая идти задом наперед. ― Мне нужен твой номер!

Я притворяюсь, что раздумываю над его просьбой.

― Возможно. Только потому, что мне нравится слово «интересный».

Он дергает головой и широко улыбается, показывая свои ровные зубы. Я качаю головой и поворачиваюсь, чтобы сесть на свое сиденье.

― Привет.

Я снимаю с плеча сумку и сажусь. Заметив, что никто не приветствует меня, поднимаю глаза на них, отправляя в рот стебель сельдерея. Тэлон внимательно смотрит на меня, как и Вульф. Лейле, кажется, неловко, когда она откровенно пялится на меня, и затем, я наконец украдкой бросаю взгляд на сидящего напротив Мэддокса.

Его глаза безжизненны. Не выражающие ничего ― пустые и мертвые.

― Что? ― рявкаю я на всех. ― Я получила от вас обоих, ― указываю на Лейлу и Мэддокса, ― сообщение, в котором вы сказали, что хотите со мной поговорить. Так говорите.

Мэддокс устремляет взгляд на Лейлу.

Она поднимает руки.

― Эй! Я хотела поговорить с ней про девчачье дерьмо ― не твое дерьмо!

Мэддокс наклоняет голову в мою сторону.

― Почему ты пропустила вечеринку?

Я жую свой сельдерей.

― Я говорила тебе, что была уставшей и мне нужно было учиться.

― И ты это делала? ― он изучает меня внимательно.

― Делала что? ― спрашиваю я, очищая от кожуры апельсин. Люблю апельсины, но ненавижу очищать их, потому что потом часами мои пальцы пахнут цитрусом, и их кислота вызывает у меня боль в желудке каждый раз, когда их ем, но они мои любимые фрукты, поэтому я терплю это.

― Училась.

Я возвращаю на него взгляд.

― Да. Почему ты так придирчив сегодня? Как прошла вечеринка? ― спрашиваю я присутствующих за столом, слизывая сок с большого пальца.

Мэддокс под столом ударяет ногой меня в голень, и я хмуро смотрю на него.

― Ауч!

― Не делай этого.

― Чего? ― рявкаю я.

С меня уже достаточно его дерьмового настроения. Прямо сейчас столик Мейсона выглядит куда более привлекательно.

Мэддокс бросает взгляд на мой рот.

― Ох, этого, ― бормочу я.

― Она была… насыщена событиями, ― ворчит Тэлон, кусая свой бургер.

― Аметист не захочет об этом слышать. Она ненавидит драму, ― вмешивается Лейла, разрезая помидор на маленькие кусочки.

― Я не ненавижу их. Мне просто наплевать на них.

Лейла закатывает глаза.

― Все втайне любят наблюдать за ними, когда они не касаются их.

― Это так тревожит меня, Лей, ты даже не представляешь.

Лейла начинает лепетать о какой-то случайной стычке между двумя девушками, что подрались на вечеринке, но я пропускаю ее слова мимо ушей, и снова смотрю на Мэддокса.

― Ты в порядке?

Он сжимает челюсть, и затем внезапно встает.

― Да. Увидимся, ребята, позже.

Парень уходит, и я сморю на Тэлона.

― Я снова что-то натворила?

Тэлон внимательно смотрит на Мэддокса, а затем переводит взгляд назад на меня.

― Милая, ты ничего не сделала. Хочешь прогуляться?

Я открываю бутылку воды и смотрю на Лейлу, которая посылает мне одобряющую улыбку.

― Хорошо.

Последовав за Тэлоном по пустому коридору и через парадную дверь на улицу, я встаю рядом с ним.

― Итак, ты хочешь лишнюю кардио-нагрузку, или все же поговорить? ― я начинаю заплетать волосы в косу и перекидываю ее через одно плечо. На мне короткий белый топ, который открывает пупок и рваные джинсы, а на ногах белые Nike Air Force 1s.

Он хихикает и обнимает меня за плечо, притягивая к себе.

― Ты маленькая сестренка, которую мы все хотели, это уж точно.

Я расслабляюсь напротив его теплой груди.

― Думаю, ты говоришь за себя, не за Вульфа, который ненавидит меня, или Мэддокса, который также ненавидит меня, но…

―…Мэддокс не ненавидит тебя, Аметист, ― Тэлон ведет меня под цветущее кизиловое дерево, которое раскинулось под ярким солнцем, затеняя нас. Я плюхаюсь рядом с ним на траву и скрещиваю ноги.

― Не хочешь объяснить?

Тэлон вздыхает.

― Однажды у Мэддокса была девушка.

― Мило, ― отвечаю я. ― Я предполагала, что у него могла быть, ― знаю, что умничаю, но это стоило того, чтобы увидеть, как Тэлон улыбается.

― Не Стэйси, ― он быстро прерывает мои мысли. ― Стэйси всего лишь благотворительность. Это было в старшей школе.

― Подожди, почему ты мне рассказываешь это? ― я собираюсь проигнорировать ту часть про благотворительность.

― Я иду к этому! ― он стреляет в меня игривым взглядом.

Я расслабляюсь.

― Через год отношений она просто исчезла. Он искал ее, и затем, в конце концов, слетел с катушек. То есть, наркотики, деньги и сучки.

― Тэлон, не отзывайся о нас как о «сучках».

Он фыркает.

― Те, с которыми он связывался? Они такими и были. В любом случае, после Кэссиди у него не было ни одной. Я полагаю, именно поэтому он сейчас так капризничает. Мэддоксу нравится контроль, и он почти во всем его поддерживает. Кэсс здорово его встряхнула, когда ушла, ― Тэлон восхищается мной, глядя через плечо. ― Но даже на Кэссиди он не смотрел так, как смотрит на тебя, Эми. Думаю, это до чертиков его пугает.

Я думаю над его словами, вырывая из земли траву.

― Ну, это взаимно, поэтому я не понимаю, почему он умчался в бешенстве прочь, вместо того чтобы поговорить со мной об этом.

Тэлон ухмыляется.

― Он только что осознал это. Я же увидел это в первый вечер, как встретил тебя. ― Он встает и тянет меня за собой. ― Что ты делаешь в эти выходные?

― Собираюсь встретиться со своим папой, а ты? ― мы идем обратно к кафетерию.

― Лиза устраивает вечеринку по случаю дня рождения для одной из своих подруг.

― Кстати, о вас…

Тэлон смеется, качая головой.

― О, нет, я не собираюсь начинать это.

― Так нечестно! ― кричу я, когда он бежит обратно в здание колледжа.

***

У меня изо рта торчит зубная щетка, когда я выбираю одежду из своего шкафа, и слышу стук в дверь.

― Иду! ― бормочу я и уворачиваюсь от разбросанной по полу одежды. Хватаю за ручку и открываю дверь.

Мэддокс начинает хихикать, когда видит меня. Я позволяю ему зайти, и бегу в ванную. Сплевываю, полощу рот и повторяю.

― Привет! ― я возвращаюсь обратно в комнату.

― Ураган? ― спрашивает Мэддокс, указывая на одежду на полу.

Я хихикаю.

― Не-а. Я собираюсь к папе на выходные, и сборы оставила на последнюю минуту.

Мэддокс смотрит на меня, прежде чем медленно опускается на мою кровать.

― Какие у тебя планы на эти длинные выходные?

В понедельник День Независимости. Слава Богу, потому что, даже если мне и удалось выкроить время на учебу, я все еще не там, где должна быть из-за Лейлы и ее вечеринок, которые влияют на меня.

Мэддокс качает головой, внимательно глядя на меня.

― Ты забыла про мой бой через пару недель…

― Хм, нет? ― лгу я, вслепую бросая еще несколько вещей в рюкзак. Должно быть, это просто вылетело у меня из головы. ― В любом случае, где он будет проходить? Здесь?

Когда он не отвечает мне, я поворачиваюсь к нему лицом и затем немедленно жалею об этом, когда вижу его взгляд, направленный на меня. Он напряжен, сдержан и мне немного тяжело его удержать. Я все еще пытаюсь понять, что между нами происходит. Нельзя отрицать, что есть какая-то связь, но я не настолько наивная, чтобы полагать, что особенная только потому, что его брат сказал, что я особенная, и его действия немного… хорошо. Возможно, я могу рассмотреть идею, что особенная… но он ― Мэддокс Стоун, известный плейбой. Просто, думаю, у меня есть проблемы с доверием. Обычно мне нравится заходить в берлогу, когда я знаю, какое именно животное лежит напротив. А не ждать, пока будет слишком поздно, и буду закрыта в клетке с голодным львом вместо безобидного кролика.

Я изо всех сил пытаюсь оставаться собранной, но, когда он смотрит на меня так, как сейчас — это обезоруживает. Даже если всего на несколько секунд. Сколько времени нужно льву, чтобы схватить свою добычу?

― Аметист? ― требует он моего внимания, его притягательный взгляд все еще на мне.

― А? ― я наклоняю голову. Дерьмо. Он продолжает говорить?

Мэддокс ухмыляется.

― Я сказал, мой бой будет в Вегасе, на арене Cox Pavilion. Это хорошая возможность для меня и моей команды. Надеюсь подцепить парочку спонсоров, пока буду там.

― Я должна быть взволнована или напугана? Или и то и другое? И там будет Дэйна Уайт (прим.: Действующий президент Ultimate Fighting Championship ― крупнейшей в мире организации ММА)?

Мэддокс хватает меня за руку и притягивает к своей груди. Он садится, и я оказываюсь у него на коленях.

― Меня немного заводит то, что ты знаешь Дэйна Уайта, но тебе не нужно бояться. Я хорош в хуке с правой еще с детства. Это то, что я делаю. Если получу достаточно внимания, можно надеяться, что меня выберут в моей весовой категории для боя в MGM Grand (прим.: Гостинично-развлекательный комплекс в Лас-Вегасе). Большое, чертовое событие, детка.

Мои ноги висят сбоку от его, рукой он обвивает мою спину, когда притягивает меня ближе. Дерьмо. Мэддокс прижимается губами к коже под моим ухом.

― С чего бы тебе быть напуганной? ― его голос низкий и опасный, его теплое дыхание танцует над моей плотью.

Закрываю глаза.

― Почему ты делаешь это? ― шепчу я.

Я в двух секундах от того, чтобы потерять разум, и не уверена, хочу ли получить его обратно. Рукой Мэддокс проводит вверх по моему бедру, и губами, изогнутыми в ухмылку, прижимается к моей шее. Он разжигает пламя в тех местах, которые я думала уже погасила.

― Поехали со мной.

Я поворачиваюсь к нему лицом, кончиком носа Мэддокс слегка касается моего. Он так близко, что зрение расплывается.

― Почему?

Поднимает руку к задней стороне моей шеи и притягивает мое лицо к своему.

― Потому что я хочу тебя. Хочу всю тебя. Хочу трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь ходить или говорить, или, черт побери, ясно видеть. Хочу погубить тебя, сломать, и заставить тебя истекать кровью, чтобы я смог потом исправить это снова. Хочу трахнуть тебя так сильно, чтобы оставить отпечаток своего члена внутри тебя, чтобы каждый после меня знал, что ты моя.

Сжимаю бедра и между ними собирается влага.

― Я не могу быть чей-то собственностью, Мэддокс, ― говорю, проглатывая все и каждое чувство, что проносится сквозь меня.

Я хочу его. Черт побери. Хочу его. Я хочу, чтобы он сделал со мной все те вещи и еще больше.

Скользит своими губами по моим, а затем целует меня. Я слегка открываю рот, когда он нежно проскальзывает языком внутрь. Мэддокс отстраняется, его дыхание затрудненное.

― Ты права, Аметист, ты не можешь быть чей-то собственностью. Потому что маленький мальчик уже заявил на тебя свои права, когда тебе было семь.

Я облизываю свою нижнюю губу.

― Ты не в моем вкусе.

― То же самое, детка, ― говорит он.

Затем опрокидывает меня на спину, своими ногами раздвигает мои и прижимаясь своей промежностью к моей. О Боже. Мэддокс толкается своими бедрами в меня, его губы изогнуты в ухмылку. Я чувствую толщину его члена, когда он трется о меня, и мне нужно бороться со всем, что внутри, чтобы не тереться о него, пока не кончу.

― Что насчет того…

― Ты собираешься сделать мне предложение? ― я выгибаю бровь.

Он хихикает.

― Да. А что? Будешь драться со мной?

― Я буду драться с тобой, ― говорю я, взглядом бросая вызов.

Его взгляд усиливается, ухмылка становится шире.

― О, ты это сделаешь? ― он издевается, притворяясь шокированным. ― Я просто в ужасе.

― И должен быть, ― я киваю.

― Я уже описался от страха, ― добавляет он, и делает круговое движение бедрами.

Сужаю глаза и прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить стон.

― Что это за предложение и можем ли мы обсудить его не тогда, когда ты сверху на мне? Это отвлекает.

Мэддокс прикусывает свою нижнюю губу. Прямо-таки закусывает губу. Белыми, идеальными зубами впивается в мягкую, пухлую плоть. Я хватаю его за шею и притягиваю его лицо к своему, жестко целуя. Он на секунду замирает, а затем расслабляется, прежде чем опускается всем телом на меня, предплечьями заключаю мою голову в ловушку. Посасывая его нижнюю губу, я провожу по ней языком, а затем возвращаюсь к посасыванию.

Он хихикает.

― Ты закончила? ― спрашивает Мэддокс, слегка откидываясь назад.

Киваю.

― Ага, ― нет ничего постыдного в моей игре ― все ясно.

Я снова чувствую, как его возбуждение прижимается ко мне. Закрываю глаза.

― Если ты хочешь, чтобы это сработало, тебе придется встать.

― Согласен, ― он вскакивает с меня и поправляет себя. Я сажусь на кровати, позволяя волосам рассыпаться вокруг лица.

― Ни один из нас не заводит отношения, поэтому, что насчет того, чтобы делать это… и другое дерьмо, не вешая никаких ярлыков?

Я наклоняю голову.

― Ты хочешь зеленый свет на то, чтобы делать что захочешь с другими девушками?

― Аметист, ― сухо говорит он, приподняв брови. ― Я, бл*ть, не хочу никого другого и не вижу себя в ближайшем будущем с кем-то другим, но, как и ты, ненавижу ярлыки. Не из-за обязательств, потому что я уже уверен, что никуда не сверну, и мы оба знаем, как сильно презираю измены… а потому, что чертово общество говорит нам, что мы нуждаемся в ярлыках, чтобы это сработало.

Это имеет смысл, и впервые с того дня как мы воссоединились с ним, я могу видеть, почему вслепую выбрала его.

― К черту общество, ― ухмыляюсь я.

Он тянет меня за руки, и прижимает к своей груди. Я закрываю глаза, вдыхая его запах, позволяя ему окутать меня словно безопасное одеяло.

― Ты бесишь.

Мэддокс смеется, целуя меня в голову.

― Ты приедешь в следующие выходные?

Я киваю, выходя из его хватки, чтобы продолжить паковать остальные свои вещи.

― Да! Сейчас мне нужно навести здесь порядок.

Он изгибает губы в улыбке.

― М-м-м, не сейчас…

Поднимает меня, схватив сзади за ноги и бросает назад на кровать. Я кричу и смеюсь, когда он плюхается на кровать вместе со мной.

Глава 12

― МАМ, Я ЗА РУЛЕМ.

Вы могли подумать, что у нее будет больше материнской заботы, но она на миссии ― выяснить, что происходит между нами с Мэддоксом.

― Знаю, но у тебя есть Bluetooth. Просто, пожалуйста. Я знаю, что ты, возможно, все еще злишься на меня.

― Я не злюсь.

Это правда. Я выбросила большую часть злости с Мэддоксом где-то три часа назад. Это значит, что, возможно, я использовала его член для личных целей ― яростный секс чудесен. Что также значит, что все еще чуть больше, чем в часе езды. Отлично. Хотя, я очень взволнована снова оказаться в Вашингтоне.

― Злость полезна, Эми. Я беспокоюсь о тебе и о том, что ты держишь свои эмоции внутри. Это нездорово.

Я закатываю глаза.

― Ты, ты и он? Вы встречаетесь?

― Мы не встречаемся, мама. Мы просто трахаемся, теперь мы покончим с этим?

― Аметист Лили Тейтум!

― Мама, ― отвечаю я. ― Послушай, мне нужно идти. Ты обр… обры… ваешь…

Я отключаюсь и выключаю телефон. В некоторые дни она может быть изматывающей. Вскоре понимаю, что мне нужна музыка. Бл*ть.

***

Дом моего отца построен из камня, с большими окнами, на которых такой слой налета, что они видны сквозь трещины в краске. Он переехал сюда, когда мне был год, из-за чего я проводила с мамой очень много времени. Я была бы не против, если бы мой отец жил ближе, и могла бы видеть его чаще. Я люблю маму, но с отцом всегда была близка.

Выбираюсь с водительского места и широко развожу руки.

― Эми! ― Лара, партнер моего папы и всемирно известный адвокат, открывает дверь. На ней белый фланелевый костюм-двойка и шлепанцы. ― Привет, девочка!

― Привет! ― я улыбаюсь, направляясь прямо к ней.

Она внимательно изучает мою реакцию. Карими глазами смотрит в мои голубые. У нее длинные волосы цвета пепельный блонд и черты лица, которые я называю мышиными. Она хорошо относится к моему отцу и всегда была милой по отношению ко мне. Они с папой вместе с тех пор, как мне было пять, я думаю, поэтому, в каком-то роде, она всегда была здесь. Лара притягивает меня в объятия, и я расслабляюсь.

― Твой папа на заднем дворе, играет с барбекю. Я немного напугана.

Я смеюсь.

― Да, я не виню тебя. Убедись, что Рокко как можно дальше от гриля.

Она открывает дверь шире, и я ступаю внутрь, закрывая ее за нами. Рокко ― немецкая овчарка моего отца.

Следуя за ней вглубь дома, я прохожу мимо гостиной и кухни, прямо к двери, которая выходит на задний двор.

Папа переворачивает котлеты, одетый в фартук, который я купила ему на день отца пару лет назад, с надписью: «Не оставляйте меня наедине с грилем», а в другой руке держит пиво. Прислоняюсь к дверной раме, борясь с ухмылкой, появившейся у меня на губах.

― Привет, папочка.

Папа быстро оборачивается, улыбка сияет на его лице. Мой отец ― мужчина классической красоты. В его темных волосах уже видна седина, вокруг глаз и на щеках есть морщинки. У него заразительная улыбка и смех, которые могут зацепить даже самых злых людей. У него куча друзей и папа всегда был душой компании. Но также он бывает немного пугающим, когда хочет этого ― особенно, когда дело касается меня.

― Привет, милая, как дорога?

Пожимаю плечами, подходя к нему, он обнимает меня, и я погружаюсь в его тепло.

― Она была довольно долгой, учитывая то, что мама все продолжала мне названивать.

― По поводу чего твоя мать достает тебя на этот раз, и почему она звонит тебе, пока ты за рулем? ― спрашивает он, возвращаясь к котлетам.

У мамы с папой странная дружба. Они шутят, обзывают и даже притворяются, что презирают друг друга. Но все знают, что они убьют или умрут друг за друга. Когда я спросила их, почему они расстались, если так любили, мама ответила: «Иногда, любви недостаточно, чтобы сохранить отношения или брак». Затем я сказала: «Но ведь у вас обоих есть еще и дружба!». Мама ответила: «Да, между нами есть дружба и любовь, Аметист, но у нас нет той любви, которая заставляет твою душу пылать, и это единственный тип любви, на который ты должна соглашаться». Должно быть, я была действительно очень маленькая. Возможно, мне было четыре или пять, потому что то, что они не были вместе, меня не беспокоило. Думаю, в некотором смысле это было полезно. Два счастливых дома куда лучше одного несчастного, и еще в юном возрасте я выучила, что твои душа и намерения всегда должны быть подлинными.

― Джонатан… ― предупреждающе говорит Лара, используя полное имя отца. Обычно все его зовут просто Джон. Она бросает на него предупреждающий взгляд, пока раскладывает вилки и ножи на столе во дворе.

Я хихикаю, вдыхая запах свежескошенной травы и свежей лаванды из сада. Люблю это место. Оно всегда было домом для меня. Знаю, мне повезло. У меня много домов, но больше всего в детстве мне нравилось то, что два дома ― два различных правила. Они всегда ходили вокруг меня на цыпочках, когда я была подростком это было замечательно.

Лара протягивает мне пиво, и я беру его и открываю крышку. Сделав глоток, пожимаю плечами.

― Ну, я встретилась со своими новыми сводными братьями.

Папа ворчит.

― Пап, ты никогда мне не говорил, что ты знал Эллиота?

Он снова ворчит. Я уже поняла, что прямо сейчас это будет все, что я от него получу.

― В любом случае, ― добавляю я. ― Вышло так, что я возможно, встретилась с его сыном накануне вечером в баре.

Папа застывает на месте и оглядывается через плечо на меня. Я сажусь на один из стульев.

Лара смеется, ставя большую тарелку салата на стол, и затем вытирает руки о кухонное полотенце.

― Девочка… ты сделала что? ― мгновение ее улыбка сияет на все лицо, но затем, она, очевидно, осознает, что старый дорогой папочка тоже это слышит, поэтому берет себя в руки и выпрямляет плечи.

Боже, я люблю ее. Никакой злостной мачехи, совершенно. Лара на пару лет младше папы, и когда они встретились, она все еще училась в колледже ― просто скромная выпускница юридического. Большинство девушек ― все еще студенток колледжа ― убежали бы сверкая пятками, если бы узнали, что у парня есть ребенок ― и я сделала бы также. Но она нет. Лара всегда относилась ко мне как к другу. За это я уважаю ее еще больше. У меня есть двое родителей, у всех двое, мне не нужен был третий. Она позволила маме и папе воспитывать меня, пока сама играла классную роль. Типа крутой тети, только лучше.

― Что ты имеешь в виду, в баре? ― спрашивает папа, прищурившись глядя на меня.

― Я имею в виду, что мы кое-что сделали.

У нас с папой всегда были открытые отношения. Например, я никогда ничего от него не скрывала, потому что знала, он никогда не будет судить меня и не будет разочарован. Но убьет любого, кто причинит мне боль. Мой папа ― мой спасательный жилет. Конечно, я люблю свою маму, и никогда бы не стала сравнивать эти две любви, потому что они абсолютно разные, но мама всегда была… мамой. Она светлая, веселая, и иногда может немного… витать в облаках. Но папа? Он всегда был моей стабильностью. Я знала, что никто не может у меня его отнять, поэтому знала, что он может справиться со всем, что я делаю в жизни. И мне очень нравится проверять эту теорию.

― Аметист, ― папа качает головой, снова повернувшись к котлетам. Я иду к нему и встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. Его кожа под моими губами ощущается грубой. Мой бедный папочка стареет, это уж точно.

― В любом случае, ― я снова сажусь. ― Я помню Мэддокса еще с того времени, как мы были детьми… ― делаю паузу, снова глядя на отца. Я не хочу тыкать его в это носом или заставить чувствовать себя плохо. Или, чтобы у мамы были проблемы.

Выражение его лица расслабляется.

― Аметист, я знаю про Эллиота и твою мать. Знаю это с тех пор, как мы были детьми.

― Разве для тебя это не странно? ― спрашиваю я, наблюдая за тем, как он раскладывает приготовленное мясо на поднос.

Он качает головой.

― Нет. Прежде всего, это я украл ее у него, так что было справедливо, что они снова сойдутся.

Я массажирую виски.

― Господи помилуй. Все это семейное дерьмо немного запутано.

Папа садится, занимая место передо мной, снимает свой фартук и открывает себе пиво.

― Это ты мне говоришь? Но, малышка, все в порядке. Я все знаю. А сейчас, расскажи, что случилось между вами с Мэддоксом. Версию с цензурой, пожалуйста. Я слишком молод для сердечного приступа.

Накладываю себе мясо и немного салата, игнорируя Лару, которая сидит на самом краешке кресла, ожидая всех деталей.

― Я не знаю. Мы немного отталкивали друг друга, потом притягивались назад, но не могу отрицать, что между нами есть связь. Она легкая и совсем не сложная. В кампусе у него плохая репутация, ну, знаешь, бабник, а еще то, что он бьет людей в лицо, зарабатывая этим на жизнь, это лишь плюс к его дебильному обаянию, ― я делаю глубокий вдох. ― Но когда он со мной, то совсем не такой человек, и в этом вся разница. Ты знаешь меня, пап. Он совсем не в моем вкусе.

Папа выгибает бровь.

― Я знаю. Но, возможно, это то, в чем ты нуждалась? Те ботаники, с которыми ты тусовалась, были маленькими засранцами.

― Папа! ― фыркаю я, делая глоток пива.

Лара вздыхает, отмахивается от нас обоих и делает длинный глоток своего вина.

― Ну, в чем проблема кроме того, что он, не в твоем вкусе?

Я гоняю кусок мяса по тарелке вилкой.

― Маме это не нравится. Думаю, она воспринимает это как инцест.

Отец усмехается, откусывая свою булочку.

― Не слушай свою мать, Эми.

― Да, не стоит этого делать, ― отправляю кусок мяса в рот. Я не должна слушать ее, а она определенно, не должна меня осуждать.

― Скажи ему не проиграть свой бой в эти выходные. Я поставил на него две сотни. А Маркус болеет за его противника.

― Ну конечно же, ― я закатываю глаза.

Мой дядя Маркус яростно опекает меня, поэтому не могу дождаться, когда увижу его. На самом деле, он мне не настоящий дядя ― он друг папы, и был им сколько себя помню. Если отец душа компании и у него много друзей, то дядя Маркус ― задумчивый, угрюмый и опасно холодный. Но, он любит меня.

― Подожди! ― я сужаю глаза. ― Как ты узнал, что я встречаюсь с ним?

Папа смотрит на меня.

― Я не знал, что ты встречаешься с ним в таком ключе, но я знаю, кем они являются, Эми.

― Правильно, ― я вздыхаю, снова принимаясь за еду. Глупый вопрос. Конечно, они не наводили справки на каждого, но они могли знать о парнях, потому что знали Эллиота в школе.

― Полагаю, у тебя есть, над чем подумать по поводу Мэддокса, но я всегда буду поддерживать тебя, милая.

― Спасибо, папочка.

― Хотя, я убью его, если он причинит тебе боль.

― Конечно же.

Остаток вечера проходит в легкой атмосфере, как это всегда бывает у папы. Прикончила свою еду, после чего Лара принесла свой знаменитый ореховый пирог. Я съела слишком много (добавив еще и взбитых сливок). Сейчас почти одиннадцать вечера и чувствую, что сейчас мне придется приложить больше усилий, чтобы уснуть.

Делаю себе горячее какао и на цыпочках возвращаюсь назад в свою спальню, которая выглядит именно так, как и была, когда я росла. Пятна неоново-розовой и синей краски разбрызганы на стенах, а ярко-синее покрывало застелено на кровати. Это словно возвращение назад в машине времени. Каждый раз, возвращаясь домой, говорю папе, чтобы он изменил комнату, но он никогда этого не делает. Я бы сказала, он барахольщик. Барахольщик в плане чувств.

Скольжу под одеяло, когда слышу, как телефон звенит на прикроватной тумбочке. Подняв его, снимаю блокировку.

МЭДДОКС: Когда ты будешь дома?

Я: В воскресенье, а что?

Он не отвечает, поэтому я пишу новое сообщение.

Я: Знаешь, так как я встречалась с твоим отцом, будет честно, если ты встретишься с моим.

Но как только я отправляю его, сразу же жалею. Он, возможно, думает, что я какая-то прилипала. Мой телефон пищит, когда я получаю сообщение.

МЭДДОКС: Да? Тогда увидимся завтра.

Я ухмыляюсь, по-дурацки, как какая-то маленькая девчонка. Боже. Пишу ему «Ок», добавив адрес и ставлю телефон на зарядку. Что я делаю? Такое ощущение, будто совершаю что-то неправильное. Но как может что-то быть неправильным, когда нити, на которых держатся предупреждающие знаки, — это чувства, которые ощущаются так правильно?

Глава 13

― ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ? ― спрашивает папа, засовывая руки в карманы своих брюк.

― Нет? Но к черту это, я в любом случае буду продолжать.

Отец вздыхает, садясь на софу. Он хотел поговорить со мной про бой в эти выходные, только когда я вошел, имя Аметист было первым словом, слетевшим с его языка.

― Мэддокс. Она не на раз, как другие твои девушки. Если это плохо закончится, это повлияет не только на тебя, но и на меня и ее мать тоже.

Я сжимаю челюсть.

― Осторожно.

Хочу поддаться ярости и сказать ему идти к черту, потому что мне плевать на их отношения, но не делаю этого. Потому что как бы сильно, бл*ть, не презирал все, на чем они с Джессикой построили свои отношения, я уважал своего старика. Ну не п*здец ли?

― Мэддокс… ты также должен быть сосредоточен на этом бое, на своей карьере. У тебя не может быть отвлекающих факторов. Я думал, вы договорились быть друзьями? Что случилось?

― Она случилась, мы случились, вот что, ― говорю я, откидываясь на спинку дивана и вытягивая ноги. ― Послушай, меня не очень волнует, что кто-то другой или ты, скажете о ней. Я буду делать то, что ощущается правильно, и прямо сейчас она для меня ощущается правильно. Если это изменится в будущем, я по-хорошему дам ей об этом знать, а это куда больше, чем кому-либо предлагал, и ты это знаешь.

― У тебя есть чувства к ней? ― спрашивает папа, внимательно меня изучая. Я перевожу свое внимание от него на газовый камин. Языки пламени лижут друг друга в пламени.

― Пока нет, и я не знаю, что произойдет в будущем. Но прямо сейчас, ― я снова смотрю на него: — Это то, что планирую делать.

Я возвращаюсь в свою квартиру и пакую сумку.

Если бы у меня была привычка грызть ногти, сейчас мои пальцы были бы все в крови. Я расхаживаю туда-сюда по парадному крыльцу дома отца, а мои глаза приклеены к фонтану посреди подъездной дорожки. В нем есть скульптура, которая выплескивает воду. Ненавижу эту скульптуру. Ему нужно поменять ее. Я слышу машину Мэддокса прежде, чем вижу. Любой бы мог ее услышать, с его громким восьмицилиндровым двигателем, который может пробудить сам ад.

Облизываю губы, раздавливая этих шаблонных бабочек, которые вот-вот должны закружить у меня в животе. Я бы обрезала им крылья ― просто не прямо сейчас, потому что как неудачница, была зависима от адреналина. Как мотылек на пламя, только оно слишком большое, чтобы просто подрагивать на моих хрупких крыльях. Огонь может воспламенить их.

Мэддокс выходит из своей машины. На нем джинсы и толстовка с капюшоном, поверх которой надета кожаная куртка. Парень вытягивает руки над головой, пока обходит машину и медленно направляется ко мне. Его футболка приподнимается вверх, обнажая кубики и эти превосходные V-образные мышцы, что спускаются под джинсы.

― Привет, ― говорю застенчиво. Внезапно я уже не такая крутая.

― Иди сюда, детка, ― он подходит ко мне с важным видом и притягивает к своей груди. Я тихо вдыхаю, впитывая мягкость мыла и кожи, чтобы успокоить самые одинокие части своей души.

Сделав шаг назад, поднимаюсь на цыпочки и целую его в губы.

― Как прошла твоя поездка?

― Довольно быстро.

Я хватаю его за руку и игнорирую тупую боль, что пронзает мою грудную клетку.

― Иди познакомься с моим отцом.

― Я уже встречался с твоим отцом, Эми.

― Когда? ― я поворачиваюсь к нему лицом, как только мы подходим к входной двери.

― Когда он был куда меньше, чем сейчас, ― отвечает мой папа, подходя к нам.

Мэддокс ухмыляется, протягивая руку моему отцу.

Папа пожимает ее. Я пытаюсь понять, что он думает о Мэддоксе.

― Я приму это как то, что мне не нужно читать тебе нотацию, потому что твой старик, вероятно, уже сделал это, и ты еще не встречался с ее дядей Маркусом…

― Правда, ― бормочу я.

―…который находится прямо на моем заднем дворе.

Я виновато улыбаюсь Мэддоксу.

― Извини. Он настоял на том, чтобы встретиться с тобой.

Мэддокс пожимает плечами, притягивая меня к себе и целуя в макушку.

― Расслабься, детка.

Он хоть немного был напуган? Это почти оскорбительно.

Мы следуем за папой к патио, где Маркус стоит у гриля. Его жена, Шаника, сидит за столом с бокалом вина, смеясь вместе с Ларой. Они обе замолкают, когда появляемся мы. Лара бросает взгляд на Мэддокса.

Шаника вежливо улыбается нам обоим.

Лара встает и протягивает руку.

― Мэддокс? Так приятно с тобой познакомиться.

Мэддокс ухмыляется, пожимая ее руку.

― Мне тоже.

Папа представляет его Шанике и затем мы оба нервно смотрим на дядю Маркуса, который ни на шаг не отошел от гриля. Я кусаю свою нижнюю губу.

― Дядя? Иди познакомься кое с кем! ― как можно небрежнее кричу я.

Он останавливается, а затем развязывает фартук, прежде чем поворачивается к нам лицом. Дядя Маркус старой закалки. Его кожа темно-шоколадного цвета, карие глаза, напоминающие горячее какао, и глубокая душа, которую он охраняет кирпичной стеной. Но если ты проберешься сквозь эту защиту, его любовь безгранична. Я люблю его как второго папу.

― Ты сама по себе, малышка, ― папа хлопает меня по плечу. Я улыбаюсь дяде Маркусу самой своей слащавой улыбкой, надеясь, что мое обаяние все еще действует на него. Возможно, мне нужен неряшливый пучок на макушке и моя доска, зажатая под мышкой, потому что его выражение лица остается жестким, бесстрастным.

Он смотрит на Мэддокса.

― Прямо сейчас я не счастлив, и возможно, это никогда не изменится, но будь проклят, если когда-нибудь встану на пути к счастью для своего Херувимчика, но знай, если она хоть слезу прольет из-за тебя, тебе придется иметь дело со мной, понятно?

― Боже мой, ― я качаю головой. Мы привыкли считать его чрезмерную опеку следствием того, что они с женой никогда не смогут иметь детей, и это, наверное, сыграло большую роль, но также я твердо верю в душевную связь. И у нас она очень крепка.

Мэддокс, будучи дерзким придурком, которым он и является, отдает ему честь и подмигивает.

― Понял.

Мэддокс ― крутой задира, но как я и говорила, дядя Маркус старой закалки.

Дядя поворачивается ко мне.

― Привет, Херувимчик, ― он сжимает мои щеки, и я таю. Он заноза в моей заднице, но люблю его.

― Ты же осознаешь, что у меня больше не пухлые щеки, правда? ― мой голос приглушен, потому что я оказываюсь прижата к его рубашке.

― Я знаю, ― Маркус целует меня в макушку и, отпустив, отходит. Дядя бросает быстрый взгляд на Мэддокса, который садится рядом с моим отцом, открывает пиво, а затем смотрит снова на меня. ― Будь осторожна, хорошо?

― Это из-за твоего чутья? ― спрашиваю я шепотом.

Дядя Маркус известен своей «чуйкой». Я бы сказала, что это все дерьмо, но он раскрыл много дел, полагаясь на нее. Его чутья достаточно, чтобы найти улики против людей. Так что сейчас мои шансы выглядят не совсем хорошо.

Он легонько мне улыбается.

― Нет, просто говорю.

Ложь.

Дядя Маркус ужасный лжец.

Он идет назад к грилю, и я занимаю место рядом с Мэддоксом, который сейчас разговаривает с папой о бое.

Я не обращаю внимания на их разговор, когда мы с Шаникой начинаем говорить про ее новенький маленький проект ― бутик одежды. Отлично. Потому что мир нуждался в еще большем их количестве.

***

― Твой папа отличается от мамы, ― говорит Мэддокс, толкая меня вперед на качелях.

Деревянные качели, свисающие с ветки старого дерева, находятся здесь с того времени, как я была маленькой девочкой. Я думаю, у моего папы не хватает духу срубить его. Как я и говорила, эмоциональный барахольщик.

Хихикаю, глядя на патио, которое теперь освящается маленькими декоративными свечками, свисающими с перил. Солнце уже село, и ночь превращает воздух во влажный.

― Так и есть. Думаю, именно поэтому это всегда срабатывало с ними, знаешь?

Он останавливает качели и обходит их, чтобы встать ко мне лицом, опускаясь до моего уровня. Рассматривает мои глаза.

― Возможно.

Я отвожу глаза от него, не в силах позволить себе потеряться в том, что ощущается как бесконечный океан.

Пальцами парень обхватывает мой подбородок, заставляя меня посмотреть обратно на него. Мое зрение почти расплывается от того, насколько близки наши лица.

― Аметист…

― Мэддокс, ― отвечаю я, затаив дыхание.

― Мы делаем это? ― спрашивает он, наклонив голову.

― Мы можем попробовать.

Его плечи расслабляются, губами легонько касается моих.

― Мы можем попробовать.

***

На следующий день мы возвращаемся в кампус, и я поднимаюсь по лестнице своего общежития, а на лице у меня глупая улыбка. Позже прошлой ночью, папа отвел Мэддокса спать в гостевую комнату на другом конце дома ― как я и ожидала ― но на следующий день, прежде чем мы последовали друг за другом назад в Нью-Йорк, мы остановились в старой, заброшенной больнице, где привыкла кататься на скейте, когда оставалась у отца. Старые, потрескавшиеся стены все еще были покрыты бунтарскими граффити, и внутри царила темнота, которая оставляла липкую сырость и прилипала к коже, но мне это нравилось. Это питало мою тягу к адреналину. Несмотря на то, что стены были старыми, держали в себе мои детские воспоминания о том, как я училась кататься на скейте. Старая больница Святой Катерины было местом, где началась моя одержимость скейтом; вывеска на парадном входе стала нечеткой от старости.

― Куда ты меня ведешь? ― спросил он, снимая свои очки-авиаторы и бросая их в машину. Мэддокс закрыл водительскую дверь и снова посмотрел на здание.

Я схватила свою доску с заднего сиденья своей машины и положила ее на землю. Завязывая волосы в пучок, улыбнулась.

― Будучи ребенком я часто сюда приходила. Именно здесь научилась кататься на скейте.

Я подняла скейт, указывая на высокое здание. Мэддокс последовал за мной, взяв меня за руку.

― Как часто ты бывала у своего отца?

Я пожала плечами.

― Почти каждые выходные, но также в любое время, когда мне это было нужно.

Мы поднялись по лестнице, которая вела к проходу, где когда-то висела дверь. Сейчас ее здесь не было, и это неудивительно. В последний раз, когда я была здесь, она едва держалась на одном ржавом винте.

― Как часто тебе это было нужно?

Я легонько ему улыбаюсь и отпускаю его руку.

― Частенько.

Мы направились прямо в главный холл. Именно здесь были построены хафпайпы. Все выглядело так, как я помнила. На полу валялись пивные банки и пара бревен, но в основном, все было как прежде. Мэддокс указал на мою доску.

Я прищурилась.

― Ты уверен?

Он хихикнул, облизнул губы и затем снял свою футболку.

Я тяжело сглотнула.

Мышцы его пресса напряглись от этого движения, и прежде, чем осознала это, я открыто пялилась на него. Его кожа блестела, все его татуировки были на виду. Слово «РАЗРУШИТЕЛЬ» было вытатуировано на его груди староанглийским стилем, и один большой череп на животе. Я снова облизнула губы.

― Эми… ― его тон послал предупреждающие знаки.

― Хмм?

Я отвела прочь свой взгляд от его идеально точеного тела. Никогда не была помешана на прессе. Я всегда встречалась с парнями, которые, возможно, были худее меня, но что-то такое было в Мэддоксе. Может быть, тот факт, что я знала, что все эти мускулы у него были не только для того, чтобы выставлять на показ и хвастаться. Они были результатом того, что он был ходячим оружием.

― Смотри внимательно.

Вместо этого закатила их.

― Покажи мне, что ты можешь, ― я указала на скейт.

Мэддокс подмигнул мне, засовывая футболку в задний карман джинсов и сделал именно это. Показал мне, на что был способен, что оказалось даже вполовину не так плохо, как я ожидала.

***

Отмахиваясь от своих воспоминаний, я ворочаюсь в кровати, не в силах уснуть. Лейла проводит вечер с Вульфом ― я так думаю. Что значит, что она встретится с Мэддоксом. И глупая часть меня завидует этому. Не в силах уснуть, тянусь за своим телефоном и пишу Мэддоксу сообщение.

Я: Разрушитель?

Возможно, это дерьмовое приветственное сообщение, но мне кажется, это менее очевидный способ сказать: «Привет, я думаю о тебе». Мой телефон пищит.

МЭДДОКС: Мой псевдоним на ринге.

Я: а-х-х, это имеет смысл.

Сейчас я звучу отчаявшейся.

МЭДДОКС: Почему ты не спишь?

Я кусаю губу.

Я: Потому что не могу перестать думать.

Сжимаю в руке свой телефон, пока моя ладонь не начинает потеть.

МЭДДОКС: О чем?

Я могу представить, как он, вероятно, выглядит прямо сейчас. Сонный Мэддокс ― славное зрелище. Как и с самого утра, или только легший спать, а также проснувшийся посреди ночи ― он чистый ходячий секс. Взъерошенные волосы, подтянутое, загорелое тело, губы, которые хочется укусить, и глаза, что лениво кричат «я сломаю тебя, но тебе это понравится».

Начинаю печатать ответ, но затем останавливаюсь. Другое сообщение приходит от него.

МЭДДОКС: Не делай этого. Пришли мне то, что ты только что написала.

Чертов айфон и их причудливое отображение набора смс. Возможно, я должна взять Лейлу и сменить настройки как для Самсунга.

Делаю глубокий вдох и пишу.

Я: О тебе.

Мэддокс не отвечает мне, поэтому я кладу телефон на пол и заставляю себя уснуть.

Глава 14

В ПЯТНИЦУ Я ВЫХОЖУ С ПОСЛЕДНЕГО УРОКА ЛИТЕРАТУРЫ. А это значит, что воскресенье все ближе.

Кто-то запрыгивает мне на спину и мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто это. Не то чтобы я была неприступна, но просто… да, я слегка неприступна.

― Лей, ты тяжелая. Слезай.

Она игриво меня толкает.

― Пожалуйста, если кто-то и может меня нести, так это ты. Итак, мы взволнованы воскресеньем? Или я должна сказать завтрашним днем, потому что именно завтра мы уезжаем! ― пищит Лейла, хлопая в ладони и подстраиваясь под мой шаг.

― И да, и нет.

Она кивает, глядя на меня так, как может только Лейла.

― И почему это так?

Я вдыхаю свежий воздух и пожимаю плечами, глядя вверх на старые здания вокруг кампуса, когда мы почти доходим до общежития.

― Я не знаю. Наверное, потому что тогда все будет кончено.

― Чушь собачья! ― фыркает Лейла. — Это будет эпично!

― Ага, ― я протискиваюсь через входную дверь. ― Потому что это будет не Вульф.

Она отмахивается от меня.

― Наверное, но нет. Было бы так сексуально увидеть его дерущимся. И тебе не о чем беспокоиться. Для вас, мисс «учу литературу», слово непобедимый что-нибудь значит?

Я закатываю глаза. Ничто не было так в стиле Лейлы как это утверждение.

Позже той ночью мы обе сидим в общежитии. Мы с подругой закрылись в комнате, чтобы сделать домашние задания до полета в Вегас. Мы знаем, что нам нужно поучиться сегодня вечером, иначе вообще ничего не сделаем, и парни уважают наши желания. Лейла не особо впечатлена их рыцарством, но я чувствую облегчение. Да, не возражаю против игры. Мне это даже нравится. Это то место, где я могу примерить на себя новую кожу и затем, сбросить ее прежде, чем отправиться домой. Не то чтобы моя жизнь была мучительной или печальной, но я наслаждаюсь тем убежищем, которое мне дает актерское мастерство. Но однажды я хотела бы стать сценаристом, больше быть за кулисами. Вот на что должна быть сосредоточена вся моя творческая сила.

― Я вымотана, ― вздыхает Лейла, падая на кровать животом вниз.

Снимаю свои очки для чтения и массажирую глаза.

― И я. Сколько времени?

Но Лейла уже храпит.

Я хихикаю, качая головой. Посмотрев на телефон, вижу, что уже два ночи, и вскоре тоже валюсь на кровать.

***

Будто бы не хватало того, что мне пришлось бороться с собой, чтобы не накручивать себя, так еще мама иЭллиот созвали всех на семейный ужин сегодня вечером.

― Зачем? ― я массажирую виски. Лейла сидит перед зеркалом, выпрямляя свои волосы.

― Все будет хорошо, Эми, просто успокойся.

― Лей, не обижайся, но все будет очень плохо.

В дверь стучат и я спрыгиваю с кровати, чтобы добраться до нее. Я в старой, потрепанной футболке с логотипом The Rolling Stones, в которой образовались дырочки в самых странных местах, и в толстых, пушистых носках на ногах. Мои волосы завязаны в высокий конский хвост, а мои очки для чтения все также на носу. Потому что, да, как вы догадались, все еще учусь. Мне осталось всего пара слов, и я закончу. Хороших слов. Я не из тех людей, кто будет торопить свои картины, что рисую словами. Люблю, чтобы в моих рисунках был чистый срез и четкость, а не размытое изображение и незаконченность. Стыдно, но я не могу сказать то же самое о себе, как о человеке. Хорошая новость ― я отношусь к своему искусству серьезно.

Открываю дверь и вздыхаю.

― Конечно же, это ты.

Мэддокс проходит внутрь и смеется, закрывая дверь, толкнув ее тяжелым военным ботинком.

― Я хотел увидеть тебя, прежде чем мы уедем, ― он цепляет мои пальцы своими и притягивает к своей груди. Я обнимаю его руками.

― Не могу спорить с этим, ― вдыхаю его запах. Кожа, мыло и намек на моторное масло. Этот запах принадлежит ему. Все это вместе и есть Мэддокс Стоун. ― Не думаю, что готова увидеть все это.

― Теперь я понимаю, ― говорит Лейла позади нас. Я отстраняюсь от Мэддокса и поворачиваюсь к ней лицом.

― Что понимаешь?

Она нежно улыбается, и это самая милая улыбка Лейлы, которую я только у нее видела. Подруга рассеянно смотрит в окно.

― Вся эта фигня про родственные души, ― она снова переводит свое внимание на нас. ― Теперь я в это верю. Из-за вас двоих.

Мои глаза расширяются, и Мэддокс укрепляет хватку вокруг меня.

Лейла, должно быть, видит наш дискомфорт, потому что закатывает глаза и фыркает.

― О, пожалуйста. Только не нужно пытаться меня убеждать, что вы, оба, не чувствуете того, что мы все видим.

Типичная Лей. Всегда говорит то, что у нее на уме. Я не совсем понимаю, на что она намекает, но если это рифмуется с морковью, то ей лучше прервать свои мысли.

― В любом случае! ― я поворачиваюсь лицом к Мэддоксу, который оглядывает меня ленивым и вялым взглядом. Сглатываю. Игнорирую этих гребаных бабочек. ― Мы поедем с тобой?

Он слегка улыбается мне.

― Или на мне, это было бы лучше.

― Ой, да ладно… ― восклицает Лейла.

Глава 15

― ИТАК, ЛЕЙЛА, КАКАЯ У ТЕБЯ СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ? ― моя мама спрашивает, накладывая салат себе в тарелку.

― Информатика, ― ровно отвечает Лейла.

Она всегда такая уравновешенная и уверенная в себе. Это тот тип уверенности, который приходит к вам вместе с деньгами.

― Ах, интересно!

Эллиот кивает, затем жует свой кусочек стейка. Он переводит взгляд на Вульфа, который сидит напротив Лейлы. Мэддокс сидит рядом со мной, перекинув руку на спинку кресла. Сегодня вечером он даже не пытается как-то скрыть, что мы вместе ― несмотря на очевидный дискомфорт моей мамы. Думаю, сейчас он делает это нарочно.

― Она… ― я останавливаюсь, когда чувствую, как Мэддокс нежно прижимается губами к моему обнаженному плечу. Я пинаю его под столом, но он подносит руку к моем колену и сжимает его так сильно, что еще чуть-чуть и начну ерзать на месте. ― Очень умная. Лейла очень умная, ― говорю я, затаив дыхание. ― Здесь как-то жарко? Жарко здесь, ― пытаюсь вырвать ногу из его хватки, но он только усиливает давление.

Дерьмо.

― Аметист, хватит вести себя так странно. Это снова твой ОКР или что еще?

― Что? У меня нет ОКР (прим.: Обсессивно-компульсивное расстройство), ― я отвечаю, делая глоток вина.

Снова пытаюсь выдернуть ногу из его хватки, и он освобождает ее, что приводит к тому, что я пинаю Лейлу.

Она выпучивает глаза, глядя на меня. Я знаю, что у нее на уме. Она, возможно, думает, что Мэддокс запустил руку мне в трусики.

Я прочищаю горло, затем ловлю на нас взгляд Тэлона с другого конца стола. Он ухмыляется как большая глупая панда.

― Итак, ― мама режет свое филе. ― Вы, двое, сейчас вместе? ― она спрашивает с таким спокойствием, которое пугает. Так, будто говорит о погоде.

Я смотрю на Мэддокса. Он высовывает язык и проводит им по нижней губе, затем наполовину улыбается, показывая свои раздражающе белые зубы.

― Да, так и есть.

Мама прочищает горло и затем смотрит на Эллиота, который смотрит на меня. Я перевожу взгляд на Лейлу, которая прочищает горло и делает глоток своего вина. Прямо сейчас она очень похожа на лягушонка Кермита (прим.: кукла из «Маппет-шоу»), который в любой ситуации потягивает чай. Как только я собираюсь открыть рот, вмешивается Тэлон:

― Вы не можете быть так удивлены, ― он смотрит на маму и Эллиота. ― Я имею в виду, ― он ловит мой взгляд и затем Мэддокса. ― Доказательства прямо перед вами, всегда были.

Мама делает глоток воды и затем кивает.

― Хорошо, ― она переводит свое внимание на меня. ― Нам нужно будет поговорить с тобой чуть позже, но хорошо. Твоей отец знает?

Эллиот хмыкает.

― Я не могу представить, чтобы он был таким же…

Качаю головой.

― На самом деле, он нормально к этому отнесся. Мэддокс приезжал к нам на прошлых выходных. Даже встретился с дядей Маркусом.

Мама почти выплевывает свой напиток. Она осторожно вытирает рот.

― Извините, я просто немного шокирована тем, что у тебя не сломаны кости, или, не знаю, что ты до сих пор жив. Он стрелял в парня Аметист из старшей школы.

― Он не такой уж плохой, и то, что он выстрелил, было случайностью. Дядя Маркус думал, что Адам беглец, скрывающийся от полиции.

Это правда, когда мы с Адамом были вместе, в городе произошел инцидент. Дядя Маркус нечаянно выстрелил ему в ногу. Ничего серьезного. Полная случайность. А также, полное совпадение, что Адам изменял мне на протяжении всех наших отношений.

Мама фыркает.

Мои плечи расслабляются впервые с тех пор, как я вошла в этот дом.

Напряженный голос Эллиота нарушает гладкую атмосферу.

― Мэддокс, мы можем поговорить с тобой? ― он встает и затем, извинившись, покидает стол.

Парень не шевелится, остается расслабленным, но наблюдает за удаляющимся отцом. Он облизывает губы и затем смотрит на Тэлона и Вульфа. Не встречаясь со мной взглядом, наклоняется и целует меня в щеку, затем встает и следует за отцом.

Я чувствую, как задерживаю дыхание от всей этой неловкой атмосферы, кружащей в комнате.

― Рози, ― зовет меня Тэлон, со стаканом пива у рта. Он пьет пиво. Он что, единственный, кто пьет пиво? Такой дикарь. Вообще-то, Мэддокс тоже пьет пиво. Я смотрю на стакан Вульфа, там тоже пиво. Но Эллиот, он пьет виски. Почему так? ― Эй! ― Тэлон наклоняется ближе, опираясь локтями о стол. ― Расслабься, ― его глаза смягчаются, и я медленно вдыхаю и выдыхаю, считая до десяти.

Глубоко выдыхаю и киваю.

― Спасибо.

― Эм, ты должна пойти проверить? ― Лейла шепчет мне.

Должна ли? Часть меня хочет это сделать. Я не хочу, чтобы Мэддокс разбирался с нашим дерьмом в одиночку, но в то же время, знаю, что он может справиться с этим самостоятельно.

― Нет, они будут в порядке, ― уверяет мама, потягивая свой напиток. Сегодня вечером вокруг много выпивки.

― Мам, серьезно, почему мы должны были прийти на ужин? ― спрашиваю я раздраженно.

Мама указывает на Лейлу.

― Ну, Эллиот хотел познакомиться с Лейлой, я, конечно же, тоже. И ты больше не приезжаешь, чтобы навестить меня.

Я откидываюсь на спинку стула, удерживая глаза на матери, но мое внимание сосредоточено на арке, которая отделяет кухню от главной гостиной, где находятся Мэддокс и Эллиот.

― Ну, ты больше не живешь в «Херувимчике», так что мне делать? Каждый вечер приезжать сюда? ― я перевожу взгляд к двери, когда входит Мэддокс, жуя зубочистку. Он смотрит на меня и подмигивает, прежде чем выдвигает свой стул и садится.

Изучаю его лицо, игнорируя то, что Эллиот снова занял свое место, во главе стола.

Я вижу легкое беспокойство в Мэддоксе. Вижу намек на неуверенность, который появляется на мгновение, но прежде, чем могу его проанализировать, он исчезает и Мэддокс со своей глупой уверенной ухмылкой возвращается.

― Так о чем мы?

***

― Мы собираемся поговорить о том, что случилось сегодня? ― я приподнимаю брови, обращаясь к Мэддоксу.

Он снимает свою футболку и бросает ее в корзину, стоящую в углу его комнаты. Каждый мускул напрягается от этих движений.

― В этом нет необходимости. Папа просто волновался, что я причиню тебе боль.

― Ха! ― смешок получается вымученным. ― Ну, ему не нужно беспокоиться об этом.

Мэддокс останавливается, и наклоняет голову. У меня текут слюнки.

― Почему?

― Что почему? ― спрашиваю, сбитая с толку его вопросом.

Я залезаю под одеяло и пытаюсь игнорировать факт, что сейчас окружена запахом Мэддокса, он просачивается даже через его постельное белье.

Он сужает глаза.

― Почему ему не нужно беспокоиться?

Я выдыхаю.

― Потому что еще рано, и…

Мэддокс направляется ко мне. Я опускаю глаза вниз, по его телу, и смотрю, как он расстегивает ремень.

Черт.

― Эм, ― говорю я, наблюдая за тем, как он вытаскивает ремень из петель и расстегивает пуговицу на джинсах.

― Хм-м-м? ― бормочет Мэддокс, потянув застежку молнии вниз. Его джинсы немного сползают, показывая мне резинку его боксеров. ― Почему? Почему ты думаешь, я не могу сделать тебе больно, Рози?

Сглатываю.

― Потому что еще рано, Мэддокс. Я никогда, знаешь… мне никогда не делали больно…

Мэддокс забирается на кровать, стоя на коленях, ползет ко мне, срывая одеяло с моего тела. Он опускает глаза и медленно исследует мои формы. Наклоняет голову.

Он хихикает, затем подносит руку к моему горлу и крепко сжимает его. Достаточно чтобы позволить мне делать медленные вдохи. Мое горло набухает каждый раз, когда я сглатываю.

Мэддокс облизывает губы, затем ухмыляется.

― Вызов принят, ― затем он прижимает мои руки над головой и разводит мои ноги своими.

Влажность между бедер только усиливается, когда он вжимается в меня своим пахом. Одежда разлетается в стороны. Обернув мои волосы вокруг своего кулака, он тянет мою голову назад, чтобы я смотрела ему в лицо. Мэддокс смотрит в мои глаза, а затем проводит языком дорожку от моей ключицы до рта, где втягивает в рот мою нижнюю губу и кусает ее.

Я начинаю медленно вжиматься своими бедрами в его, но парень не позволяет большего ― медленно на сантиметр отдаляясь каждый раз, когда понимает, что я пытаюсь получить трение.

Другой рукой снова сжимает мое горло, когда помещает себя у моего входа.

― Ты думаешь, я не могу причинить тебе боль, детка? ― спрашивает Мэддокс и затем врывается в меня.

Смущенно кричу, но он затыкает меня своим ртом, яростно погружая свой язык в мой рот, шарик его пирсинга звенит о мои зубы.

― Сегодня придется следить за уровнем звука этих криков, детка. Не хочу, чтобы Тэлон подумал, что я убиваю тебя, ― бормочет он между поцелуями. Выходит из меня, и затем толкается снова, усиливает хватку на моих волосах, пока я не чувствую, как отдельные волоски медленно вырываются. Бл*ть. ― Потому что он точно подумает, что я убиваю тебя.

Он трахает меня жестче, его пах трется о мой клитор при каждом толчке. Каждые пару секунд Мэддокс усиливает хватку на моем горле, время от времени позволяя мне сделать более глубокие вдохи. Я начинаю шептать грязные слова ему на ухо, слова, о которых, вероятно, позже пожалею, когда отойду от сексуального кайфа. Его челюсть сильно сжата. Пот стекает по носу и капает мне на губы. Я слизываю его, затем наклоняюсь вперед и провожу языком по каждой капельке пота, которую вижу на его шее и подбородке, кусая его кожу на своем пути.

Мэддокс останавливается и затем ухмыляется, слезая с меня.

― Что ты делаешь? ― в отчаянии спрашиваю я, когда ощущаю пустоту. Медленно борюсь с желанием притянуть его назад на себя. Почувствовать, как своим телом вжимает меня в матрас.

Он вскидывает голову, когда я упиваюсь его обнаженной красотой. Чернила, просочившиеся в его золотистую кожу. Тело, что раздулось по максимуму от мускулов. Не слишком массивные, но больше, чем худощавые. Вы бы и не подумали об этом, когда он в одежде.

― Ты сказала, я не могу сделать тебе больно…

― Да, ― соглашаюсь, хотя знаю, что это было неправдой. Или, я была в состоянии отрицания. Не уверена, какой из этих вариантов верный.

Сжимаю бедра вместе.

Мэддокс переводит внимание туда.

― Как ты себя чувствуешь там прямо сейчас? ― спрашивает он, кивнув головой.

Хихикаю.

― Болит, ― признаю я, но мое остроумие берет верх, и я ухмыляюсь. ― Но я же могу позаботиться об этом сама…

Его глаза темнеют, его ухмылка полностью исчезает.

Он возвращается снова, хватая руками за бедра и так сильно сжимая, что я чувствую, что мой жир на ногах сейчас лопнет. Потянув меня вниз по кровати, он нависает надо мной, глаза напротив глаз. Кончик носа к кончику носа.

Сжимает челюсти.

Затем рычит.

Я сглатываю.

Он двигает бедрами, его член прижимается к моей щели…

― Что я собираюсь с тобой сделать, Рози….

Я бросаю ему вызов.

― Ты можешь сделать то, что ты пообещал сделать…

Он наклоняет голову и прикусывает губу.

― И что же это?

Я перевожу взгляд с его губ к глазам. Готовься, целься…

― Сделай мне больно.

И стреляй.

Он переворачивает меня на живот, ударяет по ягодице так сильно, что клянусь, Китай почувствовал жжение, которое пронзает меня и входит в мою киску сзади. А затем рукой хватает мое горло.

― Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно, детка? ― спрашивает Мэддокс, толкаясь в меня.

― Да… ― я шепчу, хотя каждый раз, когда его член погружается в меня, он достигает шейки матки. Я всхлипываю. Оргазм накрывает меня жесткой штормовой волной. Выкрикиваю ругательства, мое тело дрожит под его нападением.

Сперма стекает по моей внутренней части бедра с каждым толчком.

Мэддокс снова шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю от боли. Другую руку он прижимает к моему бедру, толкая меня напротив своего члена. Я чувствую, как новая волна оргазма нарастает. Эта знакомая жестокость удовольствия. Вот что это с Мэддоксом. Это не просто удовольствие, а наслаждение, боль и игра. Это игра, где выживает сильнейший. И я не в самой отличной форме.

Как только достигаю своего пика, он кусает заднюю часть моей шеи, и мы вместе кончаем.

Я откидываюсь на кровать и извиваюсь в его теперь промокших простынях. Последнее, что помню, это как он прижимает меня к своей груди и я что-то бормочу о том, что он не должен заниматься сексом перед боем.

Глава 16

― СВЯТАЯ МАТЕРЬ БОЖЬЯ! ― кружка выскальзывает из рук Лейлы и разбивается о стеклянный кафельный пол.

― Лейла! ― ругаю я ее, и встаю на колени, чтобы собрать все разбившиеся кусочки. ― Ты разбудишь монстров.

― Эми! ― шепотом кричит она. ― Ты видела себя?

― Что? ― отмахиваюсь от нее, собирая осколки и затем встаю, чтобы выбросить их мусорное ведро.

― Ты выглядишь так, будто он выбил из тебя все дерьмо.

Моя рука замирает над мусорным ведром и затем я бегу к ванной.

― Ох, дерьмо, ― на моей шее видны фиолетовые отпечатки от его хватки. Я приподнимаю свои розовые волосы и поворачиваюсь к зеркалу спиной. ― Дерьмо, ― шепчу я, видя следы укусов на левом плече. Натянув пижамные шорты и взглянув между бедер, вижу там еще больше синяков и один большой круглый над тазовой костью, который хорошо видно, так как моя майка показывает кусочек кожи внизу живота.

― Я имею в виду, мы слышали вас, но че-е-ерт, ― шепчет Лейла. ― Он здорово тебя поимел.

― Тихо! ― шепотом кричу на нее.

Она пожимает плечами и протягивает мне кружку.

― Им все равно пора вставать. Наш самолет в двенадцать.

Эми расхаживает взад-вперед, пока тренер обвязывает мои руки.

― Ты в порядке, детка? ― спрашиваю я, уже зная, что это не так. Она всю дорогу сюда была сама не своя.

Ее беготня прекращается, и она, хмурясь смотрит на меня. Любой может подумать, что это девушка собирается запрыгнуть на ринг. Затем Аметист смотрит на тренера и берет у него бинт. Мое колено трясется от адреналина. Тренер переводит взгляд с меня на нее, затем снова смотрит на меня. Он со мной уже долгое время. Нашел меня на подпольном ринге в средней школе. Мужик оказался там, чтобы прикрыть это дело, но закончил тем, что увидел мой талант, как он любит это называть. Я одобрительно киваю, и он делает шаг назад, давая нам немного пространства. Аметист встает на колени передо мной и продолжает обматывать мои кулаки.

― В порядке ли я? ― спрашивает она, но думаю, она больше обращается к себе, потому что не встречается со мной взглядом. ― Ну, на самом деле, нет. Просто пожалуйста, не умирай. И не получай удар, пожалуйста, не позволь ему ударить тебя, ― она кладет руку на мое колено. Мои ноги раздвинуты, я сижу на стуле, повернув его спинкой вперед и руки покоятся на ней. Аметист возвращается к задаче обвязать мою руку. ― Пообещай мне, Мэддокс.

Я облизываю губы. Пообещать ей, что он не ударит меня? Рекорд Джозепа «Мужика» Бандераса такой же, как у меня ― непобедимый. Но видя эти чертовы голубые глаза, которые устремлены на меня, я знаю, что пообещаю девушке именно это.

― Хорошо, детка.

Она наклоняется и целует меня. На мгновение я теряюсь, мои мысли в чертовом беспорядке.

― Мэд, пора, ― тренер указывает на дверь, где меня ждут Вульф и Тэлон. Я встаю со стула, растягиваю руки, кружа ими по кругу. Разминаю шею, и Аметист расправляет плечи, ее поведение становится вызывающим. Она обхватывает ладонями мои щеки. Приподнимается на цыпочки, пока кончиком носа не касается моего.

― Ты справишься.

― Да? ― я играю с ней, растягивая губы в ухмылку. Знаю, что смогу, но также знаю Аметист. Ей нужно ощущать себя нужной. Не в поверхностном смысле или временном. А в таком, как гроза нуждается в громких хлопках хаоса, чтобы достигнуть пика.

― Да, ― говорит она, снова прижимаясь своими губами к моим. ― Ты это сделаешь. Иначе я убью тебя.

Ухмыляюсь и снова грубо ее целую.

― Хорошо, любовнички, ― Тэлон колотит по двери как викинг. ― Пор-р-ра идти-и-и-и!

Подпрыгиваю на ногах, мои братья передо мной и тренер вместе с ними. Аметист стоит позади, и я инстинктивно тянусь к ней, пока не переплетаю свои пальцы с ее. Она сжимает ладонь и затем мы выходим.

«Нокаутирован». Это слово мигает на огромных телевизорах, которые висят над восьмиугольной клеткой.

Что?

― Святое чертово дерьмо. Люди заплатили большие деньги за этот бой, и Мэддокс просто закончил его меньше чем за десять секунд.

Я судорожно сглатываю.

Нахожу глазами Мэддокса, но он уже смотрит на меня с дерзкой ухмылкой на лице. Он подмигивает и посылает мне воздушный поцелуй.

― Девочка, ты срочно должна выйти за этого парня замуж, ― взволнованно кричит мне на ухо Лейла. Повсюду раздаются громкие аплодисменты, и в воздух поднимается куча вывесок и плакатов с именем Мэддокса на них. Также в сторону ринга летят трусики и лифчики, девчонки кричат ему. Серьезно, так чертовски отчаянно. Одна вывеска бросается мне в глаза.

«Мэддокс, ты можешь разрушить меня в любой день!»

Она делает громкие заявления, но ей следует посмотреть на мои синяки. Держу пари, после этого она не стала бы повсюду размахивать своей вывеской.

Я борюсь с желанием оттолкнуть Лейлу при упоминании брака. Не хочу слышать слово на букву «Б». Я никогда не была частью чей-то свадьбы, даже не присутствовала на ней, не говоря уже о том, чтобы воображать из себя невесту. Мои ладони потеют, и я вытираю их о джинсы.

Мэддокс спрыгивает с ринга как чертов лев и спускается к толпе, игнорируя аплодисменты, он хватает меня за руку, таща меня обратно в свою раздевалку. Эхо голосов вторгается в наше личное пространство, но я чувствую это. Независимо от того, вызвано ли это волной, из-за Мэддокса или атмосферой в воздухе от адреналина, чувствую причину того, почему он это делает. По той же причине я катаюсь на скейте. Из-за порыва сделать что-то, что воспламеняет твою душу ― словно прелюдия, и в конце тебя ждет оргазм, которого можно достичь только путем успеха. И Мэддокс так и сделал. Меньше чем за десять секунд.

Мы идем по тихому коридору, и он наклоняется ко мне, громкие голоса давно остались позади.

― Итак, мой талант умрет или воспарит?

Я хихикаю, качаю головой и прислоняюсь к его потному телу.

― Определенно воспарит, но в следующий раз, дай мне бой подольше.

***

Позже той ночью, мы все идем в город. Все время я жалуюсь на то, что мои ноги болят и что я чувствую себя не очень хорошо, так что в отель я возвращаюсь рано. Я думала, Мэддокс останется со своей командой и отпразднует свою победу, но он не сделал этого. Он возвращается в отель, притягивает меня ближе к себе и объезжает мое тело пока у меня не немеют ноги. Той ночью я засыпаю чувствуя, как в моем сердце поселилось странное напряжение, которое я не хочу исследовать.

Глава 17

МЫ РЕШАЕМ ОТПРАЗДНОВАТЬ ВЕЧЕРОМ ВО ВТОРНИК ― так как я уже чувствую себя лучше. Меня грызла совесть за то, что я была такой занудой после боя, поэтому сегодняшний праздник был полностью моей идеей. Большую часть вечера Лейла проводит, обернувшись вокруг Вульфа, а на коленях Тэлона какая-то случайная шлюха. Я, правда, хочу спросить, в чем заключается их с Лизой договоренность. Если честно, у них самые странные отношения. Кажется, они называли их «свободными отношениями». Всю ночь мы пьем, и еще больше танцуем ― пока наши тела не покрываются потом, и затем я встречаю агента Мэддокса. Он врывается через дверь, держа в руке телефон. Ему где-то за тридцать. Мрачный и задумчивый. Довольно хорошо выглядя…

― Я заключил для тебя сделку, паренек! Чертовски хорошую. Она обеспечит тебя до конца жизни, ― волнение в его голосе очевидно.

Я выпиваю весь свой напиток. Виски, чистый. Потому что, зачем мне довольствоваться сегодня чем-то таким отстойным, как вино.

Мэддокс, кажется, довольным, когда притягивает своего агента в эти неловкие мужские объятия. Они что-то шепчут друг другу, и затем Мэддокс берет меня за руку и тянет себе подмышку. О, и давно это он без футболки? Как его впустили в клуб в таком виде? Она торчит из заднего кармана его джинсов. Мэддокс обут в белые кроссовки. Оригинальный Adidas ― хайтопы. Совершенно не мой тип. Я чувствую себя заезженной пластинкой. Обычно я не встречаюсь с парнями, у которых вкус в одежде такой же, как у меня. Это странно. Только, когда мы вместе, все так естественно. Быть с ним ― подобно дыханию. Короткие вдохи, когда мое сердце ощущается так, будто постоянно сжимается в груди, но тем не менее, дышит. Он выпивает свой напиток и указывает на меня.

Агент переводит свои глаза на меня.

― И кто это у нас здесь… ― он протягивает руку, и я быстро смотрю на нее, прежде чем пожать.

Мой папа всегда говорит мне, что можно много сказать о мужчине по его рукопожатию. Например, если оно крепкое, это значит, что он напряжен и, возможно, находится здесь по делу и что-то скрывает от тебя. Если расслабленное, он спокоен, и заслуживает доверия.

― Аметист, ― кричу я сквозь музыку, улыбаясь.

Он в ответ тепло улыбается. Я расслабляюсь. Его рукопожатие где-то между тех двух вариантов.

Это то, как Мэддокс себя преподносит. Его плечи всегда уверенно откинуты назад, походка наполнена такой крутостью, что требуется всего секунда, чтобы понять, где он вырос. В его очевидном пренебрежении ко всем и каждому, кто не является кем-то важным для него. Это только прибавляет ему привлекательности. Мой живот сжимается и сердце екает. Дерьмо. Неужели я влюблена в него?

Я извиняюсь и направляюсь к бару. Как только подхожу к стойке, парень лет двадцати с хвостиком ухмыляется мне. Он так ловко лавирует бутылками между пальцами, что я невольно наклоняю голову. Клуб в какой-то степени освещается неоновыми вспышками, но сам бар ― причудливыми гирляндами с лампочками, поэтому я могу ясно видеть его.

― Виски, чистый, пожалуйста! ― кричу я, затем смотрю снова на танцпол. Дерьмо. Я люблю его? Сглатываю.

― Ты здесь с «Разрушителем»? ― спрашивает парень. Наливает мне напиток, но его внимание приковано ко мне. Он худой, со странно вьющимися светлыми волосами. У него прямой нос и маленькие идеальные губы. Челюсть начисто выбрита. Под глазом я замечаю слегка размазанную подводку, и, взглянув на его запястье, вижу кожаные браслеты. Он панк. Полагаю, можно сказать, что он по-своему привлекателен.

Я беру стакан, который он пододвигает ко мне.

― Да.

― С-с ним? ― спрашивает он, приподняв бровь.

Я облизываю губы.

― Ага.

Все ясно ― он гей.

Парень ухмыляется.

― Как тебя зовут? Клянусь, я не пытаюсь тебя подцепить. У меня нет желания умереть.

Я смеюсь в ответ его словам.

― Я Аметист.

― Ого, ― его глаза расширяются от шока. — Это чертовски крутое имя.

Мои щеки горят.

― Спасибо, ― ценю это короткое отвлечение от того факта, что я, возможно, влюблена в Мэддокса.

Парень подает мне еще один стакан.

― За счет заведения, ― затем подмигивает мне и отходит, чтобы обслужить другого клиента.

Именно в этот момент я замечаю, что на нем надето. Чертовы подтяжки. Я фыркаю в свой стакан. Это так освежает, встретить кого-то не такого идеального, когда ты была рядом с совершенством столь долго. Даже моя лучшая подруга идеальна. Прямо в этот момент я решаю, что буду заглядывать в этот клуб чаще. Опустошаю второй стакан прямо перед тем, как Лейла подходит, чтобы вытащить меня на танцпол. Я смеюсь, убирая с лица свои длинные розовые волосы. Подруга начинает тереться об меня в такт музыке. Играет поппури из песни Дрейка «Nice for What». Мы с Лейлой всегда отлично проводили время, куда-нибудь выбираясь, и это всегда было главным образом потому, что мы могли танцевать.

***

Даже через неделю после Вегаса, клянусь, я все еще чувствую, как раскалывается моя голова.

― Рози, тебе лучше образумиться перед сегодняшним ужином! ― Тэлон ударяет меня по заднице кухонным полотенцем.

― Ауч! ― ругаю я его, потирая больную ягодицу. Не знаю, это от его маленького удара, или ежедневного нападения Мэддокса на мое тело. В последнее время все болит. Мои мышцы ноют, а кожа пульсирует. Я довольно спортивная (не то, чтобы занималась спортом или что-то еще), просто катание на скейте всегда поддерживало меня в хорошей форме и тонусе.

Тэлон смеется, как будто читает мои мысли.

― Заткнись.

Все еще потираю свою ягодицу, когда входит Лейла. Ее волосы в полном беспорядке. В последнее время мы не так много времени проводили в общежитии.

Занимаю себя приготовлением кофе. Сегодня суббота и я планирую все рассказать Мэддоксу. Впервые в истории, Аметист Тейтум собирается признаться кому-то в любви. Я в ужасе.

― Выглядишь дерьмово, ― говорит она, зевая. Тэлон выходит через переднюю дверь на свою пробежку.

― Спасибо. Как и ты.

Подруга садится.

― Ложь, ― бормочет она, кладя лоб на руки. ― Серьезно. Почему мы не можем пропустить колледж и сразу пойти работать? Мой мозг готов взорваться.

Я протягиваю ей кружку с разбавленными кофейными зернами и потягиваю свой восхитительный напиток. Поскольку я люблю себя, то добавила сливки.

― Потому что мы не знаем, что делаем, ― дую я в свою кружку.

На кухню неторопливо заходит Мэддокс, потирая глаза. Он улыбается, когда видит меня, сияя своей белоснежной улыбкой. Его мышцы сокращаются, когда он берет из моих рук кружку и делает глоток моего кофе.

― Доброе утро, детка, ― он целует меня в голову и начинает готовить завтрак.

Обычно я его делаю, но на сегодня с меня хватит. В любом случае, смотреть, как Мэддокс расхаживает рядом в этих великолепных серых трениках ― куда более весело. Чертеж члена кому-нибудь нужен? Мой рот наполняется слюной.

У меня такая слабость по отношению к нему.

Только к нему. Я люблю его, и это уничтожит меня. Я, даже больше, чем просто люблю его, это граничит с одержимостью. Чувствует ли он себя также по отношению ко мне?

Перевожу взгляд на Лейлу, которая многозначительно смотрит на меня поверх своей кружки. Я вопросительно выгибаю брови. Она приподнимает свои в ответ, как будто спрашивая: «О чем думаешь?».

Я пожимаю плечами.

― Ни о чем важном.

Подруга сужает глаза так, будто не верит мне.

Я снова пожимаю плечами. Меня это не волнует.

Возвращаю свое внимание к Мэддоксу. Как я умудрилась заполучить его? Плохого парня из нашего кампуса. Парня, которого жадно желала каждая девушка, а получила я. Не верю в судьбу или что-то подобное. Я не могла не ощущать то, что когда мы были вместе, между нами было что-то большее, чем мы могли видеть. Это словно сила свыше, которая создала нас и подтолкнула на путь друг друга. Хотя, почему я? Мэддокс ― собственнический сверхзащитник. Парень, который будет, оскалив зубы, стоять горой за то, что принадлежит ему. Я принадлежала ему, и сейчас, мне просто нужно было сказать ему это.

Глава 18

Я ЛЮБЛЮ ЕЕ. Я, бл*ть, даже не стыжусь признать это, я чертовски сильно люблю эту девчонку, и знаю, что она чувствует то же. Аметист многогранна, но главная ее черта заключается в том, как она умеет читать людей. Когда для нее это важно, конечно. Она бунтарка. Девочка, которая была воспитана в хорошей семье, но выбрала восстать против общества. Она верная, сильная, дерзкая и бойкая, но также знает, когда быть мягкой. Я люблю ее огонь, но трепетно отношусь к ее нежной стороне, потому что ее она показывает только мне. Последние несколько месяцев я провел, изучая ее. Наблюдая за тем, как она общается с определенными людьми, и сделал вывод, что свою мягкость она показывает только мне. Эта ее сторона делает меня диким. Ее мягкость с ревом заставляет каждую частичку плохого во мне выбраться на поверхность. Удерживать ее словно одержимое животное, защищающее свою добычу. Аметист моя. Она моя, и сегодня я собираюсь сделать это официальным. Мне насрать на наш возраст, или тот факт, что мы идем по разным путям. Она как актриса, а я ― боец, хочу ее, вместе с ней перееду в любой город, только чтобы это произошло, но также знаю ее и знаю нас. Как бы хреново это ни звучало, я верю в ту связь, что между нами. Это не ложь, это правда. То, что я чувствую к ней настоящее.

Маленькая коробочка от «Тиффани» прожигает дыру в моем кармане все сильнее с каждым метром, с которым мы добираемся до дома наших родителей. Аметист слегка покачивает головой под песню Nirvana, а Лейла и Вульф сидят на заднем сидении, как обычно, ведя себя чертовски странно. Она опускает стекло и краем глаза я наблюдаю за тем, как ее волосы танцуют на ветру, оставляя в воздухе легкий запах сухой лаванды. Мой член напрягается.

Заезжаю на большую круглую подъездную дорожку, и мы заходим внутрь. Признаюсь, я до сих пор не на сто процентов хорошо отношусь к Джессике, но Аметист заставляет меня стараться, ради нее.

Мы почти заканчиваем ужинать, когда раздается стук в дверь. Джессика извиняется и уходит, чтобы открыть.

Я обнимаю Аметист и притягиваю ее к себе, пока губами не касаюсь мочки ее уха.

― После ужина я хочу у тебя кое-что спросить.

Достаточно отстраняюсь, чтобы заметить, как она устремляет на меня взгляд. Эти огромные и уязвимые глаза. Она сжимает губы вместе.

― Хорошо.

Почему она должна быть так чертовски красива.

Моя.

Джессика прочищает горло, появляясь в проходе.

― Мэддокс?

Я поднимаю взгляд к Джессике, и затем сразу же к девушке, стоящей позади нее. Длинные светлые волосы, глубокие голубые глаза. Глаза чертовой лани. Лицо, которое выглядит таким знакомым, таким зна… я вскакиваю со своего стула.

― Кэссиди?

Кэссиди Уильямс. Моя бывшая девушка со времен средней школы, которую я не видел несколько лет, которая просто взяла и ушла, не оглядываясь назад, здесь. Что, черт побери, она здесь делает?

Она выглядит также, только старше. Лицо в форме сердечка, слегка пухлые щеки и тонкая шея. Достаточно тонкая, чтобы ее можно было сжать. Она всегда была миниатюрной и стройной, и это не изменилось. Как и была, она осталась ростом в сто пятьдесят пять сантиметров. На ней узкие джинсы и свободный вязанный кардиган.

― Привет, Дакс, ― хрипло шепчет она. Это чертово прозвище.

― Что ты здесь делаешь?

― Эм, ― теперь она смотрит на меня более настойчиво. Ее глаза становятся стеклянными. ― Мы можем поговорить?

Шесть лет. Прошло шесть лет. Я только что отошел от ее потери, и сейчас она возвращается в мою жизнь так, будто не провел целый год, погруженный в киску, наркотики и плохие решения, чтобы забыть ее. Бл*ть.

Я киваю, и начинаю идти к ней. Черт. Аметист наблюдает за нашим диалогом. Возвращаюсь назад и, наклонившись, целую ее в макушку.

― Я ненадолго, детка, ― выхожу из обеденного зала, жестом указывая на гостиную.

Глава 19

МОЙ ЖЕЛУДОК СЖИМАЕТСЯ, когда я наблюдаю за тем, как Мэддокс покидает комнату. Все затихли, никто не издает ни звука.

Мама садится обратно на свое кресло, странно глядя на Эллиота.

― Так, о чем мы там разговаривали?

Типичное поведение мамы. Пытается ускользнуть от насущных проблем. Ее болтовня откладывается где-то в задворках моего мозга, и я беру свой бокал вина, и делаю длинный глоток.

― Зачем она здесь? ― спрашивает Вульф, наконец-то прерывая то, что моя мать думала, было обсуждать куда важнее.

Тэлон обходит стол и садится на место Мэддокса. Я не смотрю на него. Не могу. Я начинаю паниковать. Могу чувствовать, как моя нервозность усиливается. Почему она здесь? Что может быть настолько важным, что она, прождав столько лет, снова вошла в жизнь Мэддокса.

Тэлон хватает пальцами мой подбородок и поворачивает мое лицо к своему. Я смотрю ему в глаза.

― Эй, прекрати это дерьмо. Она больше ничего не значит для него.

Я легонько улыбаюсь. Он отпускает мое лицо и протягивает мне мое вино.

― Я обещаю. Это определенно будет какая-то хрень.

― Да, но только это Кэсс. Очень сомневаюсь в этом, ― гладко говорит Вульф. Внезапно он резко поворачивает голову к Лейле. ― Ауч. — Должно быть, она ударила его под столом. Его тон сухой ― такой же, как и он сам.

― Никаких прозвищ, пожалуйста. Ее зовут Кэссиди, ― восклицает Лейла.

Мама вздыхает.

Эллиот прочищает горло.

― Эми, я хочу, чтобы ты знала, что сейчас ты являешься частью этой семьи. Поэтому, что бы ни случилось, это не имеет значения, хорошо?

Я сглатываю. Черт. Что, если он все еще любит ее?

― Отлично, папа. Правда. Просто взял и напугал ее еще больше, ― Тэлон качает головой, и, наклонившись над столом, берет свою тарелку, отодвигая тарелку Мэддокса в сторону, и продолжает есть. Мне нравится этот обеденный зал. Он расположен рядом с кухней, и вся задняя стена ― одно большое стеклянное окно, так что можно любоваться задним двором. Над столом изящно свисает стеклянная люстра. На стенах висят картины и бл*ть…

Я ненавижу эту гребаную комнату.

Ненавижу этот дом, хочу уйти. Комната словно сужается и прилипает к моей коже.

Я резко поворачиваю голову ко входу, как только Мэддокс возвращается. Я сразу же пойму, это что-то плохое или хорошее. Увижу это по его глазам. Втягиваю воздух и позволяю себе сосредоточиться на нем.

Выдыхаю, когда вижу его сдвинутые брови и кровоточащие костяшки пальцев. Его зрачки расширены, а грудь тяжело опускается и поднимается.

О нет.

Это не сулит ничего хорошего.

― Аметист, ― говорит он, его голос пропитан злостью. Затем Мэддокс наконец-то смотрит на меня и его черты немного смягчаются. Он облизывает губы. ― Нам нужно поговорить, детка.

― Хорошо, ― я вскакиваю с кресла и направляюсь к нему. Он несколько секунд изучающе наблюдает за мной. Переводит взгляд от моего рта к глазам, словно пытаясь что-то запомнить.

― Прекрати это, ― шиплю я, теряя терпение от того, как он смотрит на меня. Прохожу мимо него, направляясь в гостиную. Никаких признаков, что Кэссиди еще здесь. Спасибо, черт возьми. Может быть, он убил ее. Хотя, наверное, я не такая везучая.

Стреляю взглядом на дыру в стене и вздрагиваю. Что-то произошло. Кое-что плохое.

Он закрывает дверь, чтобы отгородить нас от окружающего шума, а затем я чувствую, как он садится рядом. Я не отрываю глаз от бассейна на заднем дворе и ярко-голубого неона, освещающего воду. Хочу поплавать.

― Аметист… ― говорит Мэддокс, но не касается меня.

Почему он не прикасается ко мне?

― Я-я… бл*ть, ― Мэддокс выдыхает, очевидно, разочарованный собой.

― Просто скажи это, Мэддокс, ― я борюсь со слезами, угрожающими пролиться, сглатывая, казалось бы, огромный камень, застрявший в моей глотке.

― У меня есть ребенок.

Все замирает. Я резко переключаю свое внимание на него, мои волосы бьют по лицу.

― Что!?

Мэддокс выдыхает и встает с дивана. Он начинает ходить туда-сюда. Проводит ладонями по волосам, затем по лицу и возвращается снова к волосам.

― Я не знал. Кэссиди, она… ― он выдыхает, останавливается и смотрит прямо на меня. ― Она уехала, когда узнала, что беременна. Не для того, чтобы убежать от меня, а от родителей, которые заставили бы ее сделать аборт. Ее ребенок… ― он останавливается, и я чувствую, будто меня по голове ударили кирпичом. Мэддокс продолжает. ― Наш ребенок, это девочка. Ее зовут Кеннеди. Ей чуть больше пяти, и у нее почечная недостаточность, Аметист. Она нуждается во мне, ― он замолкает, и я больше не могу сражаться со слезами. Они свободно катятся по моим щекам. Не то, чтобы я была расстроена тем, что у него есть ребенок, совсем нет, и это никак не поменяло бы того факта, что я хочу быть с ним, но у меня предчувствие, что для него это все меняет.

― Я… Мне жаль, Мэддокс. ― Так и есть, и что еще я могу сказать?

Мэддокс продолжает, садясь на кожаный диван напротив меня.

― Кэссиди не подходит, потому что у нее вторая отрицательная группа крови. А у Кеннеди, как и у меня, первая отрицательная. Кэсс пыталась связаться со своими родителями снова, но они, очевидно, погибли в автокатастрофе некоторое время спустя после того, как она убежала.

Я хочу кричать. Мои внутренности скручивает, а в голове стоит белый шум.

― Ч-что. Что ты собираешься делать? ― я заправляю волосы за ухо и вытираю слезы со щек.

Он утыкается лицом в свои ладони.

Реальность поражает меня со всей силы, явно его желания касательно того, чего он хочет, противоречат друг другу. Он хочет быть с ней, даже если это только ради ребенка, все еще хочет этого, да и кто может обвинять его в этом. Я сама из неполной семьи, поэтому знаю, как много нужно работать над этим, и всё может быть отлично, но если только оба родителя разделяют одно и то же понимание. У меня появляется ощущение, если я буду сейчас за него бороться, и заставлю его остаться со мной, позже он может обидеться на меня за это и упустит еще больше времени со своим ребенком. Нет, Мэддокс должен решить сам. Мне нужно уйти, пока я не начала умолять его остаться со мной и воспитывать их ребенка как собственного.

― Не беспокойся, ― отвечаю я, вставая на дрожащие ноги. ― Тебе не нужно ничего говорить, ― мой голос срывается в конце, и чувствую, как дрожат мои конечности.

Два шага до двери, и тогда я смогу убежать. Но куда? Я не знаю. Могу попросить, чтобы Лейла отвезла меня домой. Вот только она тоже приехала сюда с Мэддоксом.

Бежать.

― Аметист, ― его голос прерывает мои беспорядочные мысли. Замираю на месте, рукой держа ручку двери. Я уже успела пересечь комнату? ― Пожалуйста, я не… Боже, я не знаю, что делать.

Сглатываю и делаю два глубоких вдоха, пытаясь прийти в себя. Закрываю глаза.

― Это мой ребенок, и я уже потерял пять лет, не хочу терять еще пять. Кэссиди, она справляется, но ей с трудом получается оплачивать счета, и я не хочу быть как мой отец и… бл*ть! ― Мэддокс подходит ко мне и, схватив за руку, разворачивает меня так, что моя спина сейчас прижата к двери. Он всматривается в мои глаза. ― Скажи, что мне делать, Эми! Бл*ть, я не могу… ― он весь дрожит, поэтому я обхватываю его за шею и притягиваю к себе.

― Сейчас не наше время, Мэддокс. Возможно, в другой жизни, может, в другом мире, но сейчас не наше время, ― я отступаю, сразу же скучая по его телу под своими ладонями. Хочу вокруг себя ощущать его запах, и чтобы его пот капал на мое тело, когда он будет унимать мою боль, но не могу и никогда больше не смогу этого сделать. Мое сердце будто ломается внутри грудной клетки. Это больно, все чертовски болит.

― Нет, ― он качает головой, оглядывая мое тело сверху вниз. ― Бл*ть!

Потому что он знал. Мы оба знали. Глубоко внутри, мы оба знали, что ему следует делать. Нам нужно отпустить друг друга и надеяться, что однажды, когда у него будет достаточно времени чтобы обдумать все и принять рациональное решение, мы найдем друг друга снова.

― Ты знаешь, что тебе нужно делать, Мэддокс. Как бы сильно я не…

Костяшками пальцев он касается моих щек и мой желудок сводит от его прикосновения. Стены, кажется, обрушиваются на меня.

― Пожалуйста, не надо, ― я закрываю глаза, чтобы он не мог видеть мои эмоции.

Мэддокс своими губами касается моих, и я почти выбрасываю в окно свою сдержанность. Я позволяю ему удерживать их несколько секунд, пока слезы катятся по моему лицу и в уголок губ, проскальзывая в наши рты. Делаю глубокий вдох.

― Я любила тебя.

Он отскакивает от меня, его глаза пылают новой вспышкой гнева, но уже слишком поздно. Я быстро открываю дверь и выбегаю.

― Аметист! ― рычит он из гостиной, но я возвращаюсь назад в обеденный зал. Все уже подскочили со своих мест, потому что, вероятно, слышали, как в соседней комнате спустили зверя.

― Мы уезжаем? ― спрашивает Лейла.

Я отчаянно киваю, мое лицо мокрое от слез и волосы прилипли к щекам. Без сомнений мой макияж размазан по всему нему.

― Мне жаль, мама, ― я шепчу, не встречаясь с ней взглядом. ― Но мне, действительно, нужно идти. Сейчас.

Эллиот указывает на дверь.

― Отвези ее, Тэлон.

Тэлон не колеблется, и они вместе с Лейлой, следуют за мной к двери, оставляя Вульфа позади.

― Аметист! ― кричит Мэддокс, бросаясь за мной.

Эллиот с Вульфом хватают его, оттягивая назад, и я ускоряюсь, когдаЛейла берет меня за руку. Тэлон держит руку на моей пояснице, когда мы выходим на улицу и начинаем бежать к его припаркованному пикапу. Мы так торопимся, что только когда отъезжаем, я замечаю Кэссиди, сидящую на ступеньках, слезы стоят в ее глазах.

Она в окно ловит мой взгляд, и как только я собираюсь посочувствовать ей, она изгибает уголки губ в ухмылке.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, но уже слишком поздно, Тэлон выезжает с подъездной дорожки, заставляя гравий разлетаться под колесами автомобиля.

― Хорошо! ― кричит Лейла. ― Сейчас, скажите мне кто-нибудь, что, черт побери, происходит!

Тэлон посматривает на меня каждые две секунды.

У меня пересохло во рту. У меня ничего нет. Ничего. Я приехала сюда с Мэддоксом, с будущим, а уезжаю без ничего. Чувствую себя пустой и одинокой, и каждый сантиметр мое души и тела болит от его отсутствия.

Я смотрю вперед, слезы продолжают катиться по моим щекам.

― У него есть ребенок.

Лейла втягивает воздух. Тэлон матерится.

― Ее зовут Кеннеди и у нее почечная недостаточность, ― я яростно вытираю слезы. ― У нее такая же группа крови, как и у Мэддокса. И… и…

― И Мэддокс не хочет быть как наш отец, и забить на своего ребенка, плюнув к чертям на его мать, ― заявляет Тэлон, заканчивая мое предложение.

Лейла обхватывает мою ладонь своей.

― Все будет хорошо, Эми. У тебя есть мы.

Проходит один месяц.

Два.

Три.

Четыре.

Пять…

Глава 20

Год спустя…

— И ЭТО ВЫСШИЙ КЛАСС! — Лейла притягивает меня к себе, чтобы обнять. — Ты можешь в это поверить? — Я смотрю на толпу людей, которые находятся здесь. Семьи, друзья — все перемешались между собой. Среди всех моих любимых людей я вижу Тэлона, он возвышается над толпой, рядом с ним стоит Вульф, мама и Эллиот машут мне со сцены.

Лейла визжит и прыгает со сцены, подбрасывая шляпу в воздух. Она словно паук прыгает на Вульфа, и он подхватывает ее под задницу.

Серьезно?

Я качаю головой и смеюсь. Какой бы злобной сукой я ни была, рада за свою лучшую подругу. Она помогла мне пережить самые тяжелые дни в моей жизни…

Шесть месяцев назад

Я залпом выпила свой, не помню, какой по счету, напиток. Мне необходимо онемение. Нах*й чувства. Когда-то Мэддоксу принадлежала каждая часть моего сердца, но, когда он ушел, то забрал эту часть с собой, так что теперь все, что мне осталось — это унылая пустота. Опустошение, которое я пыталась заполнить каждую ночь алкоголем и сексом. Секс был хорош, непосредственно в процессе. Я никогда не видела их лица, или их тела, вместо этого наслаждалась ощущениями. Огромная волна эйфории омывала меня, когда я достигала оргазма. Вот что заполнило пространство Мэддокса. Примерно несколько секунд, которые это длилось, а потом снова просачивалось ужасное одиночество. Вот как это происходило и как это начиналось. Каждую ночь после учебы я либо напивалась, либо трахалась, — либо и то, и другое.

— Эми! — Лейла ворвалась в бар, забрав у меня стакан. — Не давай ей больше пить, Трин!

Трин. Сииигггххх. Трин был барменом, и, очевидно, новым лучшим другом.

Лейла снова посмотрела на меня и взяла меня за руку.

— Я отвезу тебя домой.

— Нет, — я отрицательно качаю головой, пытаясь вырваться из ее хватки. — Я не хочу домой, я хочу остаться здесь, пить и смотреть на милого Трина!

Трин подмигнул мне.

— Напиши мне, принцесса.

Я указала на него.

— Я так и сделаю! — Я думала, что он гей, когда впервые встретила его, но это не так. Он бисексуал, и с тех пор, как мы вошли в бар «с тем, чье имя нельзя называть», я все время возвращалась, и Трин имел к этому непосредственное отношение.

— Пойдем, — сквозь зубы процедила Лейла. — Если ты не хочешь, чтобы Вульф и Тэлон вытащили тебя из этого клуба, выполняй мои приказы.

Я пошла впереди нее, двигаясь к двери.

— Эми! — крикнул Брайс, потянувшись ко мне. Он был одним из вышибал. И был прекрасен. Темная кожа, которую я хотела укусить, и большие широкие плечи.

— Я могла бы взобраться на него, уверена в этом. — Я остановилась, прижав руку ко рту. — Черт, я только что…? — Взглянула на Брайса невинными глазами. Он ухмыльнулся, Лейла подтолкнула меня сзади к припаркованному пикапу Тэлона.

— Пойдем, потаскушка, мы отвезем тебя домой.

Подруга открыла пассажирскую дверь и втолкнула меня внутрь. На это понадобилось три попытки, потому что в этот грузовик было трудно попасть в трезвом виде, не говоря уже о пьяном состоянии. Я посмотрела на ярлык «Хищник» на свежей кожаной приборной панели.

— Мяу.

— Господи, сколько ты выпила? — Тэлон шлепнул меня по руке, когда я потянулась, чтобы коснуться его лица. Начала играть песня Мэрлина Мэнсона «Third Day of a Seven-Day Binge» (прим.: «Третий день семидневного запоя»), я наклонилась вперед, увеличивая звук, к чертовой матери. Люблю. Эту. Песню. У всех нас есть будоражащие кровь песни, у меня их около десяти, и все они песни Мэнсона.

— Ты отрастил бороду. Зачем ты отрастил бороду? — громко крикнула я Тэлону, наклонив голову.

— Кто-нибудь, заткните ей рот, — пробормотал Вульф с заднего сиденья.

— Извини, кажется, единственный человек, который мог это сделать или контролировать ее, это…

— … Не надо! — рявкнула я, поворачиваясь на сиденье лицом к Лейле. Это был отрезвляющий миг — единственный момент, который у меня был. Наши глаза встретились. Ее брови сошлись на переносице.

— Прости, — прошептала Лейла.

Я вытерла слезу со щеки и повернулась лицом к дороге.

— Не могу поверить, что ты назвала меня потаскушкой.

Парни расхохотались.

— Ты сделала это? — Тэлон посмотрел на Лейлу в зеркало заднего вида.

Лейла пожала плечами.

Я проигнорировала их.

Это была последняя ночь, которую я провела, напиваясь в хлам или занимаясь сексом. Я была расстроена, что не успела крикнуть последнее «Ура», прежде чем пришла в себя, но была рада, что это произошло. Мэддокс оставил меня. Я ничего для него не значила. Ночи, когда я плакала на пустой улице с бутылкой «Джонни Уокер», зажатой в моих руках? Ага. Ни за что. В ту ночь, когда два жутких парня пытались заманить меня в свою машину поздно ночью, пока я была пьяна и да, как вы уже догадались, — плакала на тротуаре, все было напрасно. Спасибо, бл*дь, за старших братьев. Не за Мэддокса.

Настоящее

— Я знаю… — шепчу я, избавляясь от плохих воспоминаний, которые преследуют меня с прошлого года. За это время я превратила беспорядок в полный бардак, но единственное, за что я была благодарна в этом бардаке, — за двух братьев. Заметила, что семья не говорит о нем, пока я рядом, и благодарна за это. В том, что касается его, у меня в сердце образовалась неизлечимая рана. Сейчас я справляюсь с этим немного лучше. Немного… ну, пока никто не называет его имени, со мной все будет в порядке.

— Моя девочка переезжает в Лос-Анджелес, — Тэлон берет меня за руку.

Я расслабляюсь.

— Аметист, ты уверена, что правильно поступаешь? — спрашивает мама, опуская шляпу, чтобы прикрыть глаза от яркого солнца.

Я собираюсь ответить ей, но краем глаза замечаю Мейсона, он машет мне рукой. Если бы только. Готова поспорить, все было бы иначе, если бы я дала этому случиться. Я машу ему в ответ, улыбаясь, и он исчезает вместе со своей семьей.

— Да, мам, — я протягиваю ладонь и успокаивающе касаюсь ее руки. — Обещаю, со мной все будет в порядке.

— Хорошо. — Эллиот засовывает руку в карман. — Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где наш дом.

Я одариваю его теплой улыбкой.

— Да, и спасибо тебе. — Вот уже целый год — это моя семья. Я чувствую себя немного виноватой, потому что это больше его семья, чем моя, но продолжаю ходить на воскресные обеды каждую неделю, а он — нет. Никто не говорит о том, чем он занимается, но я знаю, что все они говорят с ним, это просто никогда не обсуждается в моем присутствии.

— Дакс, мне это, правда, не нравится…

— Кэсс, ты всегда знала, какой будет моя жизнь. Ты ушла, а потом вернулась с моим ребенком. Ты не можешь ожидать, что я полностью изменю себя.

Я перевожу взгляд на Кеннеди, которая сидит на диване в наушниках и играет на своем планшете.

— Почему она играет на этом дерьме? — Я указываю на планшет.

Кэсс гневно смотрит на меня.

— Мэддокс, не меняй тему. Она этим занимается, потому что это путь будущего. — Я вздыхаю. Позже буду спорить с ней из-за этих электронных штук. Кэссиди всегда презирала, что я занимаюсь ММА (прим. пер.: ММА (Mixed Martial Arts) — Смешанные боевые искусства, (часто неверно называемые «боями без правил»), представляющие собой сочетание множества техник, школ и направлений единоборств). Даже в школе, но сейчас еще сильнее.

— Тебе не нужно этого делать, Мэддокс! Ты богат, в твоем возрасте ты уже владелец бизнеса, и я основываю свое дело. В этом нет необходимости.

— Кэсс, я не ожидаю, что ты это поймешь.

Ее плечи напрягаются.

— Она поняла бы?

Я замираю, прищурившись.

— Прекрати нести чушь, Кэссиди.

Моя челюсть сжимается.

Она стонет.

— Прекрасно.

Затем она подходит ко мне, кладя ладони мне на щеки. Я смотрю в ее голубые глаза и слегка смягчаюсь.

— Мне очень жаль. Ты же знаешь, как я к ней отношусь.

Я знаю. Я точно знаю, как она поступила с Аметист. Одно упоминание о ней, и Кэссиди превращается в гребаную Урсулу из «Русалочки». Я установил эту связь после бесконечного просмотра этого фильма с Кеннеди, когда она проходила через фазу русалки.

Кэссиди сомневается в себе из-за трудного детства. Всех, кто всегда должен был быть рядом с ней, не было. Я был ее постоянной опорой при взрослении, и не собираюсь лгать, говоря, что она ничего для меня не значит, потому что это не так. Значит. Но были ли мои чувства к Кэссиди такими же, как к Аметист? Даже, бл*дь, близко нет. После года разлуки с Аметист я все еще чувствую жгучую потребность в ней, кипящую внутри. Ощущение похоже на спящий вулкан, ожидающий извержения. Вот почему мы переехали из Нью-Йорка в Лас-Вегас. С моими боями в центре MGM (прим. пер.: MGM Grand Garden Arena — арена вместительностью 16800 человек) и прочим, мне казалось уместным переехать сюда. В течение последнего года я ездил домой раз в месяц. Чтобы проверить «Dutch» и повидать семью. Тэлон определенно любимый дядя Кеннеди. Каждый раз я приезжаю в субботу. Брат сказал, что Аметист бывает у них по воскресеньям, и он не думал, что она достаточно стабильна, чтобы видеть меня, и я понял. Полностью принял, что она чувствует. Просто так проще — не видеть друг друга. Я боялся того дня, когда наши глаза снова встретятся, но не за себя или за нее, а за всех, кто будет окружать нас, кто почувствует последствия.

Кэссиди целует меня, а затем берет сумочку, которая, вероятно, стоит больше, чем первая машина среднестатистического человека.

— Тогда не мог бы ты их отослать?

Я игнорирую то, на что она указывает, и оглядываю ее с ног до головы.

— Куда ты собралась?

— Гулять с девочками.

Она набирает что-то в своем телефоне и выскакивает за дверь. Я перевожу взгляд на Рокки, нашего водителя-охранника.

— Хотите, чтобы я последовал за ней, босс?

Я крепко сжимаю челюсть, а затем отхлебываю виски.

— Неа. Она может делать все, что захочет.

Глядя на кучу конвертов на стойке, я тянусь за бутылкой виски и срываю зубами крышку.

— Вы в порядке, босс? — спрашивает Рокки, внимательно наблюдая за мной.

Парень раньше работал на моего отца, но я взял его с собой, когда уезжал.

— Я не знаю.

Мой дом находится в Западном Голливуде, на улице Сент-Айвс Драйв. Архитектура дома не имеет аналогов. Безупречные витражи и бесконечный бассейн, прекрасный вид на Голливудские холмы.

— Конечно, бл*дь, — ругаюсь я, качая головой и включая свет. Пустота вызывает мурашки по телу. Он холодный, новый и, черт возьми, совсем мне не подходит. Это то, что я получаю, когда позволяю маме, Эллиоту и парням выбирать мне дом.

«— Я не хочу беспокоить вас, ребята! Все будет хорошо. Куплю в городе маленький милый коттедж. Где-нибудь рядом со студией, чтобы я могла ходить на работу пешком.

— О, нет, — заявил Тэлон, направляясь к холодильнику, чтобы достать апельсиновый сок. Мама выхватила у него пакет, прежде чем он успел обхватить его край губами, словно пещерный человек, и налила в стакан.

— Ни одна моя сестра не будет так жить.

Мама протянула ему стакан.

— Аметист, пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя, — настаивала она, подходя ко мне и беря за руки. — Пожалуйста.

Ее глаза умоляюще смотрели на меня, и я знала, что должна согласиться. Мама всегда хотела баловать меня и дать мне все на свете, но никогда не могла. Теперь, когда у нее был Эллиот, я думала, она предполагала, что может.

— Это как-то неправильно, мама.

Эллиот появился откуда-то из коридора, вероятно, из своего кабинета.

— Аметист, пожалуйста, я настаиваю.

Я вздохнула.

— Хорошо. Пожалуйста, ничего сверх меры, и я плачу арендную плату каждый месяц, так что, никаких крайностей. Кроме того, его нужно будет обставить.

Все переглянулись и согласились.

— Договорились».

Ясно, что они нарушили этот договор, потому что этот дом я никогда не смогу себе позволить.

Бросаю на пол пару своих коробок — единственные, которые у меня есть. Громкий хлопок нарушает жуткую тишину.

— Это уже перебор.

Качаю головой и беру телефон. Когда я ехала по узкой дороге, миновала то, что выглядело как дома среднего класса, но это не средний класс, это слишком экстравагантно.

Сначала я набираю мамин номер, но никто не отвечает, поэтому я вешаю трубку и набираю Тэлона.

Он отвечает на звонок.

— Привет! — фоном слышится какое-то шарканье.

— Гм, я тебе не помешала?

— Что? — Он прочищает горло. — О нет, конечно, нет. Как дела? Вижу, ты благополучно добралась!

— Слышу, — поправляю я, а затем наклоняю голову, осматривая пространство. Когда вы входите в парадную дверь, то попадаете в квадратную гостиную. Стена передо мной сделана из стекла и выходит на бескрайний бассейн в задней части дома, который освещен светом, пробивающимся сквозь воду. Лос-Анджелес мерцает внизу. Красиво, но это перебор. Я делаю шаг вперед.

— Дыши.

Тэлон знает меня. Он знает, что я буду безмолвно беситься из-за цены этого дома.

— Теперь он твой, просто прими его.

Я отрицательно качаю головой.

— Я не могу. — Поворачиваю голову, чтобы посмотреть наверх. Высокий потолок, чуть левее извилистый лестничный пролет, ведущий к коридору, который тянется почти по всему верхнему этажу, так что сверху можно смотреть вниз. — Это слишком, и я не могу себе этого позволить, Тэлон!

— Аметист, — вздыхает он. Я слышу резкий вдох, но не Тэлона, кого-то другого.

— Кто с тобой? — спрашиваю я, сглатывая комок, образовавшийся в горле.

Несмотря на мой вопрос, в глубине души я знаю, кто это. Кровь стынет в жилах.

— Мне нужно идти…

— Эми, подожди…!

Вешаю трубку. Закрывая глаза, я пытаюсь избавиться от панической атаки, которая поглощает меня. Я не чувствовала себя так с того дня…

Прошлое

Я задавалась вопросом, могу ли диагностировать бессонницу. Это то, что делали люди? Они просто заявляли: «Эй, я дерьмово сплю, должно быть, у меня заболевание»? Я не была уверена, но то, что в последнее время я ворочалась без сна, поглощало привычный распорядок. Я посмотрела на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке. Три часа ночи, разве это не «ведьмин час»? (прим. пер.: Ведьмин час — особенное время, наступает ровно в 3 часа ночи. Считается, что в этот период, при помощи темных знаний, можно сделать все, что угодно).

Я вздохнула, села на кровати и включила свет. Лейла была у Вульфа уже в сотый раз на этой неделе. Я закрыла глаза. Почему скучала по нему? Его прикосновениям, его поцелуям, по всему, что связано с ним. Почему? Почему он полностью поглощал меня?

Вселенная была сукой, потому что я не могу заполучить его. Он больше не был моим. Эти слова ранили больше всего, несмотря на то что они исходили от меня самой.

Мой телефон завибрировал на прикроватной тумбочке, и я потянулась к нему. Было странно, что кто-то звонит мне в такой час, а потом я испугалась, увидев, что это был незнакомый номер. Это может полиция… Черт.

Я провела пальцем по телефону, чтобы разблокировать, и прижала его к уху.

— Алло?

У меня перехватило дыхание от того волнения, которое я только что испытала.

Тишина.

Я посмотрела вниз, чтобы убедиться, что связь не прервалась.

— Тэлон, если ты думаешь, что это смешно, я убью тебя завтра при встрече. Ты же знаешь, что мне сложно заснуть.

Я глубже зарываюсь в одеяло и выключаю свет. Не знаю, почему просто не повесила трубку. Мои брови сошлись на переносице.

— Кто это?

На другом конце провода послышался резкий вздох. Я застыла, сжимая телефон.

— Мэддокс? — тихо прошептала я.

Он не ответил, но звонок не прервался. На следующее утро я проснулась в восемь утра и открыла историю звонков. Может, мне это приснилось. Не в первый раз. Мэддокс посещал меня во сне каждую ночь в виде кошмара.

Но вот он. Этот номер. Это был тот номер, который он использовал всегда? Я не знаю, потому что удалила его, когда он ушел. Я открыла информацию о звонке:

Продолжительность звонка: 4:42:37 секунды.

Он только что повесил трубку.

После этого телефонного звонка я с головой ушла в учебу, чтобы чем-то занять себя, иначе сошла бы с ума, думая об этом. Знала, что это был он, каждая частичка меня покалывала от нужды. Вот почему мне необходимо было окунуться в работу, потому что, если бы я этого не сделала, то извела бы себя тем, что Мэддокс Стоун никогда больше не будет моим.

Настоящее

Я засовываю телефон в задний карман джинсов и осторожно шагаю вглубь прихожей. Холл имеет форму большой подковы, он находится напротив стеклянной стены в гостиной и небольшого мини-бара в углу. Слева кухня и… я заглядываю в нее из-за угла, ага, она кристально белая.

Ненавижу белый цвет. Белый символизирует чистоту, то, чем я не являюсь.

Я люблю черный. Он символизирует бунт, это больше подходит мне. Черное я буду носить, пока не стану седой и старой. Вздыхаю и открываю холодильник. Забит едой. Прекрасно. Мой телефон снова вибрирует в кармане.

Я беру его в руки и вижу сообщение от Лейлы.

Лей: Мы доставили туда твою машину. Она в гараже. Не сердись, я имею в виду, не злись, Эми. Это твоя семья, ты, по сути, Стоун, а они заботятся друг о друге.

Я отвечаю на сообщение, слишком сильно ударяя по экрану.

Я: Ненавижу тебя.

Мой телефон издает сигнал.

Лей: Ты все еще будешь ненавидеть меня, если я скажу тебе, что мы с парнями будем у тебя через два часа?

Мне сразу становится легче. Да, это место слишком большое для меня. И слишком дорогое. Но я смогу это сделать, и в любом случае, я буду много работать. Отправляю сообщение Лейле.

Я: Я люблю тебя.

— Привет, детка. — Я поднимаю Кеннеди с пола и прижимаю ее к груди. Ее длинные ноги свисают вниз по моему телу. — Тебе нужно перестать расти.

— Папа, я в порядке, — смеется она, возвращаясь на пол.

Она берет свой планшет и начинает играть в свою игру. Еб*ный планшет.

— Дядя Тэлон все еще твой любимчик, верно? — Тэлон улыбается ей.

Кеннеди хихикает и кивает.

— Да. Только не говори дяде Вульфу.

Тэлон плотно сжимает губы.

Лиза протягивает мне стакан виски.

— Ты в порядке? Эта история с отцовством очень тебе идет, но я должна сказать…

— Что? — спрашиваю я, глядя на нее и делая глоток. — Я не выгляжу счастливым?

Херня, потому что я счастлив.

Тэлон смотрит на Лизу, и жестами указывает на Кеннеди.

— Дашь нам минутку? — Лиза смотрит ему в глаза, а затем на Кеннеди.

Она нервно сглатывает.

— Гм, а что мне с ней делать? — Девушка указывает на Кеннеди.

Тэлон закатывает глаза.

В конце концов, она выводит Кеннеди из комнаты.

— Ну.

Тэлон садится рядом со мной на диван, я медленно опускаюсь, положив голову на спинку и широко расставив ноги.

Мой стакан виски стоит у на коленях, и мне приходится бороться с постоянным желанием выбраться из этой комнаты. Мы все пугающе связаны друг с другом. В основном мы знаем, когда кто-то из нас неуравновешен, поэтому меня не удивляет, что Тэлон собирается задать несколько вопросов.

— Ты собираешься рассказать, что происходит между тобой и Кэсс? Ее никогда не бывает дома, чувак.

— Потому что она предпочитает встречаться со своими девочками, а не быть долбаной мамашей.

— Что? — Брови Тэлона сходятся на переносице. — Кеннеди шесть, что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что с тех пор, как появился на горизонте, Кэсс почти все сваливает на меня. Она считает, что это наказание для меня за то, что я пропустил все эти годы, но это, бл*дь, не так. Обожаю своего долбаного ребенка, но теперь, когда Кен стала старше, она начинает осознавать отсутствие мамы. Речь не о том, что она дерьмовая мать, — это не так. Она просто слишком занята, наказывая меня, и не понимает, что это херово для Кеннеди. Я почти готов свалить отсюда.

— Почему нет? Ты же знаешь, что тебе не нужно этого делать. На дворе двадцать первый век, Мэддокс. Это нормально уйти нах*й…

Я отрицательно качаю головой.

— Это не так. Ты знаешь это. Поговорю с ней позже, поставлю ультиматум. Я просто хочу самого лучшего для Кеннеди. Не хочу, чтобы для нее все плохо закончилось только потому, что ее мама и папа не смогли справиться со своим дерьмом. Она, бл*дь, тоже думает, что я ей изменяю.

— Ты не папа, Мэддокс, ты бы не стал изменять Кэсси.

— Уверен? — Я смотрю ему в глаза, понимание смягчает его черты. — Одна девушка с розовыми волосами может изменить твою теорию.

Он хихикает.

— Мы едем к ней домой после того, как уедем отсюда. Просто проверить, как она. Большой город, новая девушка и все такое.

До сих пор. Каждая кость в моем теле, черт возьми, ощущается сломанной.

— Если с ней что-нибудь случится, Тэ…

Тэлон поднимает брови, прерывая меня.

— … Как я уже сказал, она большая девочка и может постоять за себя. Тебе нужно успокоиться.

Когда Тэлон и папа начали искать для нее дом, мне это не понравилось. Я сопротивлялся этому на каждом этапе. Нах*й это, я не хотел, чтобы она была там одна. Особенно как новая актриса в большом городе, я ненавидел это. По-прежнему ненавижу, но Тэлон пообещал, что она получит все самое лучшее. Увидев дом, я рассмеялся. Сразу понял, что она возненавидит его, вот почему я ясно дал понять, что все в порядке, надеясь, что она возненавидит его настолько, чтобы двинуть свою задницу домой.

Я вздыхаю и смотрю вперед.

— Это бессмысленно, потому что в любом случае я проиграю, верно?

Тэлон встает и наливает себе выпить.

— Ты не должен проигрывать, брат. Просто делай то, что правильно.

— Правильно для кого? — спрашиваю я. — Хм? Потому что моя мораль говорит быть здесь с Кэсси, но моя душа и сердце были захвачены, целую вечность назад, бл*дь, и ни один ребенок или отношения, не могут это изменить.

— Кеннеди, — шепчет Тэлон, и я сразу понимаю, что мне нужно делать. Я ненавижу это. Каждый гребаный дюйм меня сопротивляется этому, но я знаю, что должен сделать.

Я достаю телефон и набираю сообщение Кэсс.

Я: В эти выходные все должно быть решено. Договорились? Никаких гребаных приглашений. Никакого гребаного дерьма.

Я выхватываю у Тэлона бутылку виски и делаю большой глоток.

Мой телефон издает сигнал.

Кэсс: Договорились.

— Бл*дь.

Тэлон смотрит на мой телефон, потом на меня.

— Подожди, что ты только что сделал?

Я резко сглатываю и бросаю телефон на диван.

— Можете ли вы с Вульфом вернуться сюда в эти выходные? Без Лейлы? И вы оба можете сохранить гребаный секрет?

Тэлон сжимает челюсти.

— Да, — брат прочищает горло. Костяшки его пальцев белеют от того, как сильно он сжимает свой стакан. — Зачем, Мэддокс?

Я стискиваю зубы.

— Затем, что мне нужно, чтобы вы присутствовали на моей гребаной свадьбе.

Глава 21

«DEMONS» Jelly Roll’s звучат из моей стереосистемы. Она подключена во всех комнатах в доме, даже снаружи. Банда должна быть здесь с минуты на минуту, а я только что сожгла курицу.

Вынимая ее из духовки, размахиваю кухонным полотенцем, пытаясь избавиться от дыма, когда раздается звонок в дверь.

— Ууупс.

Я бегу к входной двери, перекидывая кухонное полотенце через плечо. Открыв ее настежь, ощущаю, что моя улыбка может порвать лицо.

— Семья!

Я вытягиваю руки перед собой.

Лейла мчится в мои объятья, как будто мы не виделись много лет, смеюсь, крепко сжимая ее.

— Я тоже по тебе скучала!

Наши отношения все еще странные, этого никто не отрицает. Мы по-прежнему больше ссоримся, чем проявляем привязанность, но я все равно убью ради нее.

Тэлон вырывает меня из рук Лейлы и заключает в медвежьи объятия. Я обнимаю его за шею.

— Эй, Ти, я скучала по тебе!

Он ставит меня обратно, Вульф берет меня за руку, ведя обратно на кухню. Я быстро машу Лизе. Бедная девочка.

— Дай угадаю, у нас сегодня еда на вынос? — Тэлон смеется, ставя сумки на пол.

— Ты прав, — подтверждаю я, ведя их в сторону кухни. — По крайней мере, я пыталась!

Тэлон, Лиза и Лейла идут в гостиную, чтобы полюбоваться видом, но Вульф следует за мной на кухню.

— Как поживаешь, Роуз?

Я ставлю водку и стаканы на поднос.

— Сколько у вас времени? — Подмигиваю ему. — Я всегда в порядке.

Из динамиков звучит «Heart-Shaped Box» Нирваны (прим.: «Коробка в форме сердца»). Мы все сидим в огромной гостиной, поглощая китайскую еду на вынос и почти целую бутылку водки.

— Это место, черт возьми, просто потрясающее, — признается Лиза, ставя пустую коробку на маленький журнальный столик.

— Это правда. Сначала мне показалось, что оно огромное, но я решила выкупить его у Эллиота и мамы. Я вроде как влюбилась в него. Очевидно, что дом нуждается в некоторых штрихах «Аметист», таких как роллердром у бассейна, но здесь я уже чувствую себя как дома.

Я делаю глоток водки.

— Ладно, серьезно, ребята, вы переезжаете? — спрашиваю я Лейлу. Она сказала, что они переезжают, и больше ни слова.

— Да!

Она смотрит на Вульфа, а тот смотрит на меня.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — ухмыляется Лейла, опрокидывая свой шот.

Я жду.

— Ты будешь подружкой невесты?

Мое сердце сжимается от волнения.

— Боже ты мой! Конечно! — Я кидаюсь к ней на колени и обнимаю ее. — Черт возьми, Лей! — Откидываюсь назад и касаюсь ее щеки. — Подожди! Где кольцо?

Я слезаю с нее и поджимаю ноги под ягодицы. Она вытаскивает кольцо из кармана и надевает его на палец.

— Та-да!

Я задыхаюсь.

— Оно слишком броское. — Ухмыляюсь, глядя на Вульфа. — Поэтому оно идеально.

О боже! Это будет свадьба века!

Затем мое сердце замирает. Лицо вытягивается, и кровь застывает в жилах.

Лейла откашливается.

— Да, поэтому я знала, что должна быть осторожна. Послушай, я, безусловно, пойму, если…

— … Нет! — Качаю головой, наполняя рюмку. — Бл*дь, нет. Я покончила со всем этим дерьмом. Не могу дождаться! Когда великое событие? Дата уже известна?

Надеюсь, у меня будет достаточно времени, чтобы разобраться со своим дерьмом.

— Через шесть месяцев.

— Хорошо.

Мне нужно играть в покер, я могла бы сорвать куш с таким безразличным лицом.

— Эй! — Вульф кивает мне головой. Его волосы стали длиннее и теперь касаются шеи. — Не переживай. Шесть месяцев — это очень долго.

— Определенно, — отмахиваюсь я, глотая свой напиток. — Очень, оооочень долго.

Кто-то должен меня прервать.

— Есть кое-что еще, — вмешивается Тэлон.

Я не пропускаю безмолвный разговор между ним и Вульфом.

— В чем дело? — Я наполняю все рюмки.

— В эти выходные… Мэддокс женится.

Бутылка выскальзывает у меня из рук, обрызгивая Лизу. Такое ощущение, что кто-то ударил меня кулаком в живот.

— Дерьмо, — восклицаю я, поднимая бутылку. — Мне очень жаль, Лиза.

— Ничего страшного!

Лиза бежит на кухню и возвращается с полотенцем.

Я сейчас заплачу.

Нет, это не так. Ты управляешь ситуацией.

Нет, я сейчас заплачу.

Я могу делать и то, и другое, потому что сейчас я плачу.

Рыдаю, снова падая на задницу. Я виню во всем водку.

Тэлон обнимает меня.

— Я здесь, малышка. Все будет хорошо.

Теперь я знаю. Мэддокс и Аметист расстались навсегда. Я должна закончить эту главу моей жизни, закрыть чертову книгу и начать совершенно новый роман — надеюсь, на этот раз без опечаток.

Глава 22

Шесть месяцев спустя

МОИ ГЛАЗА БОЛЯТ от пролитых слез, а сердце от потери любви. Любовь должна спасать мир, но она не смогла спасти даже меня. Смахиваю слезы со щек.

— Я любила его, — бормочу я тихо, здесь нет никого, кто бы услышал. Ненавижу это место и эти стены. — Если бы эти стены могли говорить, они бы выдали все мои секреты?

«Наверное, нет», — думаю я. Встаю с односпальной кровати и смотрю в окно, из которого открывается вид на свежескошенный луг. Вывеска «Психиатрическая больница Хикльберри» покачивается на ветру, это нормально, потому что я вижу ее в последний раз. Последний раз, когда я что-то вижу.

Все думают, что я сошла с ума, и, может быть, так оно и есть, но это из-за любви. Может я и сумасшедшая, но во всем виновата любовь. Он женат. Просовываю голову в петлю, пока она не оказывается у меня на шее, и закрываю глаза.

— Я люблю тебя.

Затем я делаю последний шаг с кровати.

— Снято! — Кричит Тим, режиссер, снимая наушники. — Ты хорошо справилась, малыш!

Спрыгиваю вниз и снимаю веревку.

— Спасибо, так и есть…

Я дрожу, беру пластиковый стакан кофе у своей помощницы. Дую в чашку.

— Аметист, у тебя запланировано интервью с «E! Hollywood» в эти выходные, если ты дашь мне…

Я отрицательно качаю головой.

— Нет, я не могу. В эти выходные свадьба моей лучшей подруги, так что еду домой. Я думала, что упоминала об этом? — говорю я, хватая сумочку и огромные солнечные очки.

Сериал снимается последние полгода. Теперь возле моего дома обитают папарацци.

Потрясающе.

Все из-за сериала.

Я, конечно, не Анжелина Джоли, но достаточно известна, чтобы привлечь к себе внимание.

— Нет, — говорит Алиша, потирая виски. — Все в порядке, я освобожу твое расписание на эти выходные.

— Спасибо, — я улыбаюсь ей.

Руки обвивают мой живот, губы прижимаются к шее.

— Эй, детка, ты готова прокатиться?

Трэвис Дэшелл. Мой парень и коллега.

— Ага! — Я вырываюсь из его объятий, надвигая очки на глаза. Мы выходим из «Studio 32» и направляемся к его красному «Феррари». Я раздраженно вздыхаю.

Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к Трэвису и его чрезмерности, но благодаря Лейле я хорошо знакома с его породой.

— Ты уже собрала вещи? — спрашивает Трэвис, глядя на меня поверх руки.

Я киваю, пью кофе и стараюсь не пролить его на обивку.

— Мне нравится черный цвет. — Я указываю на новый кожаный салон. Трэвис ухмыляется, вдавливая педаль газа в пол.

Я трогаю свои волосы.

— Вот дерьмо! — Снимаю с головы парик, бросаю его на пол и распутываю свои свежевыкрашенные розовые волосы из нелепого пучка.

Трэвис стонет.

— Детка, я люблю розовый, пойми меня правильно, но мне нравятся натурально выглядящие девушки… тебе двадцать три года. Не пора ли вернуться к естественному цвету?

Я привыкла к тому, что Трэвис придирается к моей внешности.

«Детка, ты ох*ительно экзотична. Избавься от розовых волос… если бы ты была на размер меньше… детка, ты думаешь, тебе стоит это есть? Ох*еть, это прыщик?»

Я никогда не понимала, почему он начал встречаться со мной, если постоянно хотел что-то изменить во мне. С другой стороны, мне было все равно. Я не уверена, как отношусь к Трэвису, сейчас он согревает мою постель, но возникающая пустота… не заполняется.

Я улыбаюсь.

— Мне и так хорошо. Спасибо.

— Хорошо, просто говорю, на фотографиях в эти выходные…

Я перестаю обращать на него внимание, мои мысли проигрывают различные сценарии, которые могут возникнуть в эти выходные. Ночь, когда я узнала, что Мэддокс женится, была ужасной. Я выпила еще две бутылки водки и оказалась в больнице, где мне промыли желудок. В течение следующих недель у меня было алкогольное отравление. Поскольку после той ночи меня все еще тошнило, в выходные, когда состоялась свадьба Мэддокса, я купила унцию травки и курила, как потерянный кузен Чича и Чонга (прим. пер.: Чич и Чонг — американский дуэт, их образы — хиппи и латиноамериканец, любящие покурить коноплю). Это было не очень. Я могла бы перекурить Снуп Догга. Было много слез, песен Ленни Кравица и Мэрилин Мэнсона, чипсы прилипали к моим волосам, но, в конце концов, это привело меня в чувство. По крайней мере, за это я была ему благодарна. С того уик-энда я поклялась, что больше не буду думать о Мэддоксе. Он был женат. Подписано, скреплено печатью и, бл*дь, отправлено. Только когда ночи становились холодными и в небе гневно гремел гром, я, свернувшись клубочком в постели, могла позволить своим мыслям вернуться к плохому мальчику, которого чуть не заполучила.

Было тяжело потерять кого-то. Я не имею в виду смерть. Смерть объяснима. Оплакивать потерю любимого человека, который все еще жив, — невообразимая боль.

Я с ним покончила. Я готова встретиться лицом к лицу.

Мы садимся в самолет, когда Тэлон пишет мне.

Мой любимый брат: Счастливого пути, Роуз.

Я хихикаю. Некоторое время назад он переименовал себя в моем телефоне, также переименовал Вульфа, записав его как: «Мой капризный брат».

Я: Скоро буду. Приготовь водку.

Он мгновенно отвечает.

Мой любимый брат: Ты, должно быть, шутишь…

Да. Наверное.

Глава 23

— ПАПА! Бабушке нужна твоя помощь! — кричит Кеннеди из кабинета отца. Она всегда зовет Джессику бабушкой. Это не волнует меня, но я не уверен, как к этому отнесется Аметист. Я знаю, что она полюбит Кеннеди. Аметист будет ох*енной мамой. Просто сейчас все немного запутано. Мысль о том, что Аметист станет мамой чьего-то ребенка, заставляет меня испытывать бешенство.

Я вхожу в кабинет отца и вижу, как Джессика балансирует на стуле и тянется к одной из книг на полке.

— Что ты делаешь?

Она пораженно вздыхает и спрыгивает со стула.

— Я пытаюсь достать свой семейный альбом сверху. В нем полно старых фотографий, но, в основном, там фото дня встречи Лейлы и Аметист. Они ругались друг с другом, но было видно, что они подружатся. Это был их первый день в колледже, и они только что встретились в общежитии. Я решила, что это отличное время, чтобы сделать снимок.

У меня перехватывает горло, но я сглатываю, зная, что Кеннеди находится в комнате.

— Бабушка, почему я никогда не встречала Аметист? Разве она не моя тетя?

Я давлюсь слюной и запрыгиваю на стул.

— Я достану его.

Конечно, не проходит и дня, чтобы я не думал о ней. Я, бл*дь, смотрю каждый эпизод этого дерьмового сериала, в котором она участвует.

Четыре месяца назад

Хлопнувшая входная дверь заставила меня вскочить с кровати. Я включил свет и побежал вниз по лестнице.

— Упсс, я тебя разбудила?

Кэссиди, спотыкаясь, вошла в кухню и бросила ключи от дома на стойку.

Я скрестил руки на груди.

Ее глаза скользнули по моему телу.

— Мммм, весь мой.

Едва ли.

— Который сейчас, бл*дь, час, Кэсс?

Она прищурилась и посмотрела на огромные часы, висевшие на стене кухни.

— Гм, четыре часа?

Я оттолкнулся от стены и подошел к холодильнику, вытащив бутылку охлажденной воды. Пихнул ей в грудь.

— Пей.

Затем я повернулся, намереваясь возвратиться в постель, но ее слова остановили меня на полпути.

— Почему ты так груб со мной? Ты никогда не был таким злым в школе!

Я повернулся к ней лицом.

— Я больше не ребенок, Кэсс.

Она расправила плечи. Я знал, что будет дальше. Девушка заправила за ухо остриженные до подбородка волосы.

— Потому что я не она?

— Заткнись, бл*дь, и иди спать.

Мне не нравилось, что она говорит об Аметист.

— Мы не спим в одной постели! Мы почти не занимаемся сексом, а когда мы это делаем, ты причиняешь мне боль! Кстати, о связях, Мэддокс, единственный раз, когда она у нас была, после трансплантации — затем пуф! Как будто все изменилось, и ты снова начал меня ненавидеть.

Я хихикаю, подходя к ней.

— Да, потому что я делал это для Кеннеди, и сделал бы это снова и снова, если бы это было нужно, но давай проясним ситуацию. Я не хотел тебя, Кэсс. Не хотел. Я хотел своего ребенка, и женился на тебе, потому что думал, что так будет правильно, и да, бл*дь, причинил тебе боль во время секса, знаешь почему?

Она сглотнула, глядя на меня. Я ухмыльнулся, наклонился к ее уху и прошептал:

— Потому что я, бл*дь, хочу убить тебя, Кэсс, но это единственный способ, причинить тебе вред, не будучи обвиненным в жестоком обращении.

Я выпрямляюсь, указывая на ее спальню.

— Оставь все как есть и иди в гребаную кровать.

Она качает головой.

— Я заслуживаю большего.

Фыркаю в ответ.

— Ты преувеличиваешь, но, конечно же, детка, как тебе, бл*дь, будет угодно.

Я подошел к дивану и опустился на него, зажмурив глаза.

— Я люблю тебя, Мэддокс. Сделаю все для тебя, для нас и нашего брака. Всем известно, что мы созданы друг для друга. Мы должны быть вместе.

— Кто тебе, бл*дь, это сказал, Кэсс? — Закричал я, теряя самообладание и вскакивая с дивана. — Никто из моих знакомых так не сказал бы! На самом деле, совсем, бл*дь, наоборот. Тащи свою гребаную задницу в постель. Сейчас же.

Она наконец-то ушла, надувшись. Дело не в том, что она плохая мама. Дело в том, что иногда она бывает небрежной и ленивой. Но она любит Кеннеди и балует ее. Во всяком случае, она хорошая мама, но выпивать и гулять с друзьями — нехорошо. Я понимаю, что мамам нужен перерыв, но она отсутствует каждую гребаную ночь.

Включаю телевизор и смотрю повтор шоу с Аметист. Затем нажимаю на кнопку «Жизнь актеров вне работы». Я никогда раньше не видел такой опции, должно быть, она была новой. Я провел пальцами по волосам и нажал на кнопку воспроизведения.

Я не должен был этого делать.

Розовые волосы Аметист блестят на фоне студийного света, ее острый подбородок и нос по-прежнему идеальны, как всегда. Голубые глаза смотрят в объектив, и мне кажется, что в эту самую секунду она находится со мной в комнате. Каждый гребаный удар сердца. Я резко выдыхаю, когда вижу, как коллега целует ее в шею.

«Так, как давно вы с Трэвисом Дэшелом вместе?»

Я запускаю пульт через всю комнату.

Бл*дь.

Настоящее

— Ты встретишься с ней сегодня вечером! — говорит Джессика Кеннеди. Я хватаю альбом и спрыгиваю со стула.

— Да, детка. Ты полюбишь ее.

— Мама сказала, что нет.

Я стискиваю зубы. Твоя мама ни хрена не знает.

Джессика смотрит на меня, на ее лбу появляются тревожные морщинки.

Я наклоняюсь к Кеннеди и убираю ее волосы с лица.

— Иди и помоги дяде Тэлону с бассейном.

— Хорошо.

Она в спешке покидает комнату.

Я стою и смотрю на Джессику.

— Она приедет с Трэвисом… — начинает Джессика, но я обрываю ее, засунув руки в карманы.

— Я знаю, — спокойно отвечаю я, но внутри меня словно горит пламя.

— Она не знает о тебе и Кэссиди, ни о чем, что связано с тобой.

— Я знаю, — повторяю, потому что знал. Лейла делала все возможное, чтобы ткнуть мне в лицо каждый раз, когда у нее был шанс, что Аметист забыла обо мне.

— Как Кэссиди? — спрашивает Джессика, облокотившись на папин рабочий стол.

Я знаю, что ей все равно, но она делает вид, что ей интересно.

— Вернулась к своим делам.

— Она, наконец-то, отпустила тебя? Даже после попытки самоубийства?

Я вздрагиваю.

— У нее не было выбора.

— Ты приведешь с собой девушку? — спрашивает Джессика.

Господи, это похоже на чертов допрос. После той ночи мы с Кэссиди расстались. Кэсс много чего хотела, но она знала, что мы оба несчастны, и у нее не осталось выбора, кроме как согласиться. Это было до того, как она попыталась наглотаться таблетками. Она сказала, что это несчастный случай, и я хотел ей верить, потому что она была отличной мамой и любила Кен, но также знал, что она любит меня.

— Да.

Я поворачиваюсь и выхожу из кабинета. Я не собирался никого приводить, и я не знал, что она привезет с собой гребаного Трэвиса, иначе подготовился бы. Теперь у меня есть около четырех часов, чтобы найти девушку для этой гребаной свадьбы.

Мне требуется тридцать секунд.

Глава 24

ПОКА Я ВЪЕЗЖАЮ на знакомую подъездную дорожку, перед моими глазами мелькают болезненные воспоминания, и каждое из них имеет одну общую черту. Мэддокс.

Боже, я очень надеюсь, что его здесь нет.

— Ты в порядке, детка?

Трэвис сжимает мое колено. Я смотрю на него и улыбаюсь, он жует жвачку так, словно от этого зависит его жизнь.

— Ага.

Я выхожу из машины, как раз когда Рокки, сексуальный водитель Эллиота, выходит из дома.

— Ну, привет.

Я шевелю бровями, глядя на него. Уже далеко за полдень, так что если он не уловил мой кокетливый тон, то обязательно заметит ухмылку на моих губах.

Он смеется.

— Привет, Аметист, приятно снова тебя видеть.

Я ухмыляюсь, притягивая его в свои объятия. Твердые мускулы повсюду. Почти такой же как…

Трэвис прочищает горло.

Я отстраняюсь.

— Извини, Трэвис, это Рокки, водитель-охранник моей мамы и Эллиота. Рокки, это мой парень, Трэвис.

Рокки коротко кивает и откашливается.

— Вообще-то, я сейчас с Мэддоксом.

Трэвис свирепо смотрит на меня.

— Не важно! — Я хлопаю в ладоши, игнорируя упоминание о Мэддоксе. — Где семья?

Мы с Трэвисом входим в парадную дверь, когда Лейла на полной скорости бежит ко мне.

Я ловлю ее, но мы обе падаем на пол.

— Забавно, что даже по истечении времени вы обе по-прежнему не можете вести себя прилично на людях, — хихикает Тэлон.

Я сжимаю ее.

— Привет, любимая. Слезь с меня.

Она слезает и помогает мне подняться.

— Ребята, вы так долго! — хнычет она.

— Ну, жаль, что разочаровали, но мы не могли ускорить самолет!

Я отряхиваю свои шаровары и убираю волосы с лица. Мне нравится думать, что мой стиль одежды, по сути, все тот же, к большому отвращению Трэвиса. Шаровары у меня, в конце концов, отличные. В них удобно, а это самое главное.

— Перестань носить штаны Аладдина, — говорит Лейла, беря меня под руку. А вот и она.

Из-за угла выходит мама в фартуке.

— Привет, милая!

Она притягивает меня, чтобы обнять.

— Привет, мам!

Я сжимаю ее в ответ, понимая, что никому не представила Трэвиса. Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Семья, это Трэвис, Трэвис, это семья. Все, будьте милы…

Я улыбаюсь Трэвису.

— Никаких обещаний…

Этот голос. Такое ощущение, что грузовик врезался мне в грудь. Я делаю глубокий вдох и отступаю в сторону, чтобы мама подошла к Трэвису.

Я смотрю на Мэддокса, и еще один грузовик врезается в меня.

— Привет.

Мэддокс стискивает зубы.

Он злится.

На его лице вспыхивает напряженная улыбка, но его глаза бесстрастно смотрят на меня.

— Привет, Роуз.

Я облизываю губы, нуждаясь в отвлечении от тишины в комнате. Он выглядит… ну, как всегда. Кажется, у него появилось несколько новых татуировок на руках и шее, он по-прежнему великолепен. Широкие плечи, на подбородке многодневная щетина, не густая. Можно рассмотреть его выдающиеся скулы и убийственную челюсть. На нем повседневная рубашка и темные джинсы, парень безумно сексуален, сексуальнее, чем я помню.

Это не помогает.

Я закрываю глаза. Это слишком.

— Мне нравятся твои волосы! — говорит тихий голос, и мои глаза распахиваются. Я смотрю на маленькую девочку, и мое сердце начинает колотиться в груди. Я бы солгала, если бы сказала, что не нервничала по поводу встречи с Кеннеди, но затем она улыбается мне, и я вижу в ней Мэддокса.

Мгновенно расслабляюсь. Я опускаюсь на колени до ее уровня и распускаю хвост.

— Хочешь потрогать?

Ее губы плотно сжимаются, и она кивает головой.

— Да, пожалуйста.

Руки касаются моих волос, и все вокруг, кажется, снова начинают болтать. Даже если бы они этого не сделали, я бы не заметила, потому что все, что вижу — это она. Боже, девочка такая красивая. У нее длинные темные волнистые волосы, темные миндалевидные глаза и мягкие маленькие щечки. Щеки, должно быть, от мамы, у Мэддокса не такие. Но у нее лицо квадратной формы, и густые темные ресницы как у Мэддокса. Мой взгляд падает на ее губы. Пухлые. Словно спелая вишенка. Она совершенство.

— Меня зовут Кеннеди, — нежно говорит она, перебирая мои волосы.

— Я знаю, — отвечаю я. Не могу не улыбнуться. — Ты прекрасна.

Она вздыхает.

— Ты тоже. Хочешь поиграть со мной?

Я хихикаю.

— Кен, Аметист только что приехала, я уверен, она устала, детка, — перебивает нас Мэддокс.

Я смотрю на Мэддокса через ее плечо. Он выглядит так, будто борется с чем-то, но на данный момент оставлю это без внимания.

— Нет, — качаю головой. — Я хочу поиграть с тобой!

Похлопываю ее по руке и встаю, глядя через плечо на Трэвиса.

— С тобой все будет в порядке? Они не кусаются.

Я жестом показываю на свою семью.

Трэвис в знак приветствия наклоняет голову.

— В смысле… правда? — добавляет Мэддокс сквозь смех.

Я свирепо смотрю на него, но он продолжает улыбаться мне. Подмигнув, он неторопливо проходит мимо и направляется к Трэвису.

— Расслабься, Роуз, ты же знаешь, как я люблю играть…

Дерьмо. Мне нужно сказать ему, что Трэвис ничего не знает о наших отношениях. Люди всегда говорили, что, если поместить нас с Мэддоксом в одну комнату, складывается ощущение, что вселенная остановилась. У нас неоспоримая тяга друг к другу. Когда мы были вместе, это был наш мир, все остальные просто существовали в нем. Надеюсь, они ошибались.

Я касаюсь своих волос и замечаю, что Кеннеди заплела кривую косичку. Беру ее за руку.

— Ну, что ж, пошли.

Меня утаскивают прочь, мы проходим мимо Эллиота. Я быстро машу ему и позволяю маленькому миньону творить зло.

— Мне нравится макияж, — говорит Кеннеди, нанося щеткой, я сбилась со счета, какой слой румян.

— Я заметила.

— И я люблю быстрые машины.

Я ухмыляюсь.

— Это нормально, если ты увлекаешься, понемногу и тем, и другим.

Мы в ее комнате, ну, в той, в которой она обитает, когда остается здесь. Она розово-голубая, совсем как стены в моей комнате, когда я была ребенком. Чувства, которые испытываю к этой маленькой девочке, не поддаются описанию. Я думала, что, впервые встретив ее, я буду нервничать, но ничего не чувствую кроме любви.

— Мама говорит, что мне не должны нравиться мальчишеские штучки.

Я ненавидела ее раньше, а теперь ненавижу еще больше.

— Ты никогда не должна менять то, кем ты являетесь внутри, ни для кого. Даже ради мамы. — Теперь она меня тоже возненавидит. Если уже этого не сделала.

Остаток дня мы проводим вместе. Переходя от макияжа к нарядам и пробираясь в тайник моей мамы с шоколадом, который находится под кроватью. Кеннеди сочла это очень находчивым.

Мы обнимаемся под одеялом на моей кровати, по телевизору показывают Гран-при, когда дверь открывается, и появляется Мэддокс.

— Шшш, — я прижимаю палец к губам. — Она спит.

Мэддокс входит в комнату, переводя взгляд с нее на меня. Он прислоняется к краю кровати.

— Она приняла ванну и переоделась. Кеннеди хотела спать со мной сегодня, но я сказала, что мы можем устроить ночевку в последнюю ночь, перед моим отъездом.

Мэддокс изумленно качает головой.

— Ей никто не нравится.

Я хихикаю, вынимая руку из-под нее. Пытаюсь размять затекшую конечность.

— Ну, это еще одна наша общая черта.

— Я смотрю, ей было весело с тобой.…

Он показывает на мои волосы и лицо.

Я фыркаю.

— Да, я и забыла об этом. Мне лучше принять душ.

Я хочу испариться на мгновение. С тех пор как я дома, Мэддокс повсюду. Я не видела его почти два года, а теперь натыкаюсь на него постоянно. Трудно быть рядом с и не иметь возможности быть с ним. Я так страдаю, хотя не должна, потому что я с Трэвисом. Трэвис, мой парень, о котором я не вспоминала весь день, потому что устраивала беспредел с моей маленькой черноволосой принцессой.

Я подхожу к двери спальни, когда Мэддокс говорит:

— Спасибо, Роуз.

Меня тошнит, когда я ухожу, игнорируя боль в сердце.

Глава 25

— Я НЕМГОГО ПЕРЕЖИВАЮ за холостяцкую вечеринку, — говорит Тиффани, приподнимая грудь и глядя на себя в зеркало.

До сегодняшнего дня я не встречалась с этой девушкой. Очевидно, она новая лучшая подруга Лейлы и подружка невесты, как и мы с Лизой. Не уверена, что она мне нравится.

— Так и должно быть, — говорю я, опрокидывая свой бокал.

Сегодня утром мы все разошлись. Ребята снимают отель в одном конце Нью-Йорка, а мы — в другом. Логично.

Лейла отмахивается от нас.

— Ерунда. Все будет великолепно.

Лиза смотрит на меня, ее глаза расширяются. Я хихикаю.

— Конечно, конечно.

Тиффани кажется несколько поверхностной. Не хочу показаться субъективной или что-то в этом роде, но, когда сегодня утром Лейла представляла нас друг другу, она посмотрела на меня сверху вниз, и изобразила фальшивую улыбку. У Лейлы есть привычка заводить дерьмовых друзей. Несомненно, Тиффани — одна из них. Прямые длинные белые волосы и ярко-красные губы, я не имею в виду, что девушка непривлекательна, она просто… фальшивка.

Лиза подкрашивает губы блеском, глядя на меня в зеркало. Я собралась раньше всех, больше всего времени я потратила на укладку волос, потому что они такие длинные, что касается тонального крема и контурирования лица, то ничего из этого не делала. Увлажняющий крем, подводка для глаз, тушь для ресниц, дымчатые тени для век и не накрашенные губы, такой макияж будет на мне сегодня вечером. Я встряхиваю волосами, свисающими до копчика.

Наливаю водку в стакан и делаю глоток.

— Ты уверена, что тебе стоит сегодня пить водку? — спрашивает Лиза, изогнув бровь.

Я хихикаю.

— Да. Более чем.

— Ой, милая, ты что, не очень дружишь с алкоголем? — говорит Тиффани, поворачиваясь ко мне, положив руку на бедро.

Я моргаю, глядя на Лейлу, мысленно считая до двух.

Лейла смеется, призывая меня жестом успокоиться.

— Успокойся, сучка. — Она подмигивает мне, а затем хмуро смотрит на Тиффани. — Аметист может о себе позаботиться.

***

Лимузин подъезжает к нашему отелю, и Рокки выходит, открывая нам дверь.

— Здравствуйте, дамы.

Лейла сжимает его щеки, прежде чем скользнуть внутрь. Я последняя.

Похлопываю его по лицу и касаюсь груди.

— Я обещаю вести себя хорошо сегодня вечером.

Он закатывает глаза и подмигивает. Парень хорошо меня знает.

Играет «5 °Cent», музыка из нашей школьной поры, вызывая восторженные улыбки. Мы подъезжаем к первому ночному клубу. Выйдя из машины, направляемся к вышибалам, которые тут же нас впускают. Преодолевая ряды стонущих и жаждущих женщин, и я не имею в виду выпивку, Лейла расталкивает их всех, а мы следуем за ней. Дива.

Я много пью, отвлекаю Лейлу от Тиффани и Лизы. Последняя сердито смотрит на меня, когда мы оставляем ее с Тиффани в отдельной кабинке.

Мы с Лейлой начинаем тереться друг о друга, изображая грязные танцы под «Do you mind?» от DJ Khaled и Ники Минаж (прим. «Ты не против?»). Я запрыгиваю на сцену, где находится диджейская будка, хватаюсь за шест. Мое внимание бесцельно перемещается к одному из маленьких телевизоров в баре, и на экране я вижу Мэддокса во время боя. Я заметила его. Это реклама его предстоящего боя. Е*ать.

Комната начинает вращаться, и все лица сливаются в одно смазанное пятно. Я трусь о шест в такт песне.

Я пьяна.

Несомненно.

Мне это нравится. Господи, зачем Лейле понадобилось выходить замуж?

Я хватаюсь за шест и вращаюсь.

Почему мама осталась с Эллиотом?

Оборачиваю ногу вокруг шеста.

Почему я все ещё люблю Мэддокса?

Вращаюсь у шеста.

Почему… Меня перекидывают через крепкое плечо. Плечо, которое прижимается к моему животу.

Мой желудок сжимается, и я закрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на тошноту.

— Отпусти меня, — бормочу я, но мой голос заглушается музыкой. Дерьмо.

Наконец меня ставят на ноги. Мэддокс свирепо смотрит на меня.

— Ты заставляешь меня ревновать, усади свою задницу обратно.

Я сглатываю, садясь в кабинке рядом с Лейлой.

— Эм, почему вы здесь, ребята? — смеётся Тиффани. — Вы не должны быть здесь.

Лейла и Лиза закатывают глаза.

Я фыркаю.

— Это братья Стоун. — Я перевожу взгляд на Тиффани. — Как, черт возьми, Вульф может позволить своей невесте веселиться без него.

Моя рука тянется к губам.

Тиффани поднимает брови.

— Хммм, мужчины моего типа…

— Что ж, они все заняты! — рявкаю я, прежде чем успеваю остановиться. — Черт Возьми. Гребаная водка.

За столом раздаются смешки, но я смотрю на самодовольного Мэддокса.

— Это правда, Роуз?

«Да, черт возьми. Ты мой». Это то, что я хочу сказать, но не говорю. К счастью.

Я почти чувствую, как Тиффани насмехается надо мной.

— Немного перебрала водки, да, сестренка? — Тэлон ухмыляется мне из-за спины Лизы. Мигающие яркие огни беспорядочно отражаются на деревянных стульях кабинки, от этого у меня немного кружится голова.

Я киваю, словно ребенок. Ненавижу пьяную Аметист.

— Дай ей немного воды, Лей, мы же не хотим снова оказаться в больнице…

Тэлон небрежно машет мне рукой.

— Я в порядке…

Мэддокс резко поворачивается к Тэлону.

— Что?

— Также ты говорила примерно за 30 минут до того, как твоя задница оказалась окружена медсёстрами.

Тэлон смотрит на меня.

— Что, бл*дь, случилось? — Мэддокс наклоняется, глядя на брата.

Тишина, не считая доносившуюся из динамиков песни «Get You Right» Pretty Ricky’s. Немного странно для клубной музыки, они, должно быть, готовятся к закрытию.

Я смотрю на Мэддокса, который откровенно пялится на меня, теперь он выглядит злым.

— Мать твою, Мэддокс! — рявкаю на него. — Почему каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты выглядишь так, будто собираешься оторвать мне голову или сорвать одежду!

Он наклоняет голову, сжимая руку в кулак на столе.

— Потому что это две вещи, которые я всегда хочу сделать с тобой, Аметист! Как, бл*дь, по расписанию.

— Тогда, бл*дь, сделай это уже!

Оох. Подожди, что?

— Вставай.

Мэддокс тянет меня за руку.

— Оу, ребята, сколько бы я на вас двоих ни ставила денег, вы продержались дольше, чем рассчитывала, прежде чем начнётся старая история «влечения и притяжения», хочу напоминать вам обоим, что Аметист занята.

Я вырываю свою руку из его.

— И ты женат!

Ой. Я что кричу? Почему музыка изменила тональность?

Мэддокс обхватывает рукой мой подбородок сжимает его, притягивая мое лицо к своему.

— Был женат.

— Ох.

Слишком поздно, меня вытаскивает из кабинки разъяренный пещерный человек, пробираясь и лавируя между огромного количества потных тел. Грубо. Выходим наружу, Мэддокс держит меня за руку, наши пальцы переплетаются. Он бьется кулаками с парой вышибал, тянет меня за руку. Я не отстраняюсь. А должна. Это все водка.

Мы идем по пустой улице, когда парень заканчивает разговор с вышибалой, направляясь Бог знает куда. Когда клуб исчезает из виду, и только наше дыхание заполняет пространство между нами, он сжимает мою руку.

— Я не могу сделать это с тобой снова, Мэддокс.

Не могу дышать, все движется словно в замедленной съемке.

Он останавливается и поворачивает меня лицом к себе, рука обвивает мою талию притягивая к себе.

— Что делать?

Я сглатываю.

— Это.

— Оу, ты имеешь в виду это?

Он наклоняется, пока губы не касаются моих.

— Мэддокс, — хрипло шепчу я, задыхаясь.

— Это мое имя, детка, но я предпочитаю, когда ты выкрикиваешь его в моей постели.

Мои бёдра сжимаются.

Он хихикает, затем облизывает мою нижнюю губу. Мэддокс отступает, но, прежде чем я успеваю остановить себя, приподнимаюсь на цыпочки, обнимаю его за шею и притягиваю его губы к своим. Замирает, вероятно, в шоке, а потом рычит мне в рот и поднимает меня за заднюю часть бедер. Я оборачиваю ноги вокруг него. Он направляется в темный переулок, сжимая в кулак мои волосы. Ударившись о холодную кирпичную стену, я стону. Он проводит языком между моими сиськами и срывает топ без бретелек, высвобождая часть груди, засасывая мой сосок в рот. Выгибаюсь ему навстречу. Парень слегка стягивает джинсы, его большой палец прижимается к моему клитору, отодвигает трусики в сторону, проводя пальцами по киске, затем подносит пальцы ко рту, не сводя с меня глаз, слизывает доказательство моего возбуждения со своих пальцев.

Он ухмыляется.

— Моя.

Я целую его, втягивая нижнюю губу в свой рот.

Прерывает поцелуй, его дыхание настолько глубокое, грудь поднимается и опадает, прижимаясь к моей. Смотрит мне в глаза.

— Бл*дь, я так часто представлял себе, как это происходит, все время с членом в своей руке. — Снова рычит. — Но, детка, прямо сейчас я собираюсь тебя затрахать. Помнишь, как я сказал, что люблю тебя? — Он наклоняется к моей шее и кусает меня за ухо. — Хм? Ты помнишь то время, когда я говорил, что люблю тебя, Аметист? Ответь мне, детка.

Я сглатываю.

— Да.

— Думай об этом следующие несколько минут, потому что я собираюсь трахнуть тебя так, будто ненавижу.

Он толкается внутрь меня, мои глаза закатываются от удовольствия. Мэддокс касается моего горла рукой. Грубо трахая, прижимается ко мне. Шероховатая кирпичная стена царапает спину, но я ничего не чувствую. Ничего, кроме его вторжения внутрь меня. Вскоре его губы касаются моих, язык скользит в рот, когда мы оба кончаем.

Парень опускает меня на землю, мы оба тяжело дышим. Я поправляю топ и волосы, а затем разворачиваюсь и ухожу от него.

— Аметист! — кричит Мэддокс, преследуя меня. Я смахиваю злые слезы с глаз, когда он, наконец, догоняет меня. Рука тянется ко мне, но я отстраняюсь, свирепо глядя на него.

— Почему? — кричу я, ударяя его по груди. — Почему ты трахнул меня? Ты разрушил мою жизнь, Мэддокс! Ты бросил меня! Ради неё!

— Ради Кеннеди, Аметист! Бл*дь! — Он дергает себя за волосы.

Я сбрасываю туфли. Дурацкие е*аные каблуки. Чья это была идея надеть эти дурацкие вещи? Я убегаю от него.

— Мы оба знаем, что ты не сможешь убежать, детка, — кричит Мэддокс.

Ублюдок.

Через десять секунд я начинаю пыхтеть.

— Мудак.

Замедляюсь до очень быстрого шага. Он снова догоняет меня, его рука тянется к моей.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, проводя своими пальцами по моим.

— Нет, не хочу. У меня есть парень…

— … который, бл*дь, кусок дерьма.

Я смотрю на него.

— Ты его не знаешь!

Мэддокс фыркает.

— Не нужно знать людей, чтобы понять, что они, бл*дь, кусок дерьма, Аметист. Некоторые люди не скрывают своих грязных е*учих недостатков, они выставляют их на всеобщее обозрение — вот насколько они дерьмовые!

— А ты? — Спрашиваю я, вдруг устав от всего дерьма и ссор. — В каком спектре находишься ты, Мэддокс?

— Я могу находиться, где угодно, там, бл*дь, где находишься ты.

Он достает телефон.

— Стой здесь, я позвоню Рокки.

Останавливаюсь, потому что устала. И голодна. Мэддокс ведет меня к скамейке, я сажусь рядом с ним, наблюдая, как ветви деревьев, выстроившихся вдоль улицы, раскачиваются на ветру.

— Я любила тебя.

— Любишь, — поправляет он.

Я делаю паузу.

Мэддокс продолжает.

— Ты кто угодно, Аметист, но не лгунья, так ты хочешь доказать, что я неправ, и соврать прямо сейчас?

Его пальцы переплетаются с моими. Я делаю глубокий вдох. Чувствую его запах на своей одежде, на своей коже. Внутри меня… теперь он присутствует физически, не только в голове, не только там, где я могу его спрятать.

— Люблю.

Я резко отстраняюсь от него и закрываю лицо руками, упираясь локтями в колени.

— Боже, Мэддокс! Я не переживу если ты оставишь меня ещё раз! — Поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит вперед, его челюсть сжимается. Парень словно таймер, неизвестно, как быстро он потеряет самообладание.

У меня есть три секунды.

— О твоей истории с водкой и поездке в больницу мы поговорим позже.

Я закатываю глаза.

— Не закатывай свои гребаные глаза, Аметист, или я трахну тебя так жестко, что ты усомнишься в том, что тебе нужна жизнь.

Я вздыхаю, словно наказанный подросток.

— Знаешь, что… — подъезжает лимузин, и я встаю. — Наконец-то!

Сажусь на заднее сиденье, скрестив руки на груди.

— К тебе или ко мне? — Спрашивает Мэддокс, как будто ответ ему уже не известен.

— К тебе, но сначала еда.

Глава 26

БЕЛЫЙ. ВСЕ СТЕНЫ БЕЛЫЕ. Ненавижу белый. Почему отели используют этот цвет? Это, вероятно, худший цвет, который можно выбрать, учитывая, насколько дорого будет обходиться уход. Сколько, бл*дь, раз им придется перекрашивать стены? У меня болит голова. Со стоном я выползаю из постели, стараясь не разбудить Мэддокса.

Иду на кухню и завариваю кофе, ожидая, когда меня накроет чувство вины. Я ненавижу обман, ненавижу его, но почему не чувствую себя виноватой? Я никогда в жизни не изменяла Мэддоксу. Могу сказать со стопроцентной уверенностью, что скорее оторву себе руку, чем когда-либо изменю Мэддоксу, так верна ли поговорка о том, что леопарды никогда не меняют своих пятен? Я думаю, что это больше связано с тем, ради кого стоит их менять.

Я шлюха.

О Боже.

Массирую виски́.

— Е*ать.

Мэддокс обнимает меня за талию.

— Если ты предлагаешь это или другое подобное приятное дерьмо, тогда…

Он со смешком целует меня в макушку и направляется к холодильнику. Я смотрю на него снизу вверх, сверкая глазами из-под ресниц.

— Почему я не чувствую себя плохим человеком?

Мэддокс открывает молоко и подносит ко рту, не сводя с меня глаз. Сделав глоток опускает коробку, и я смотрю, как он проводит языком по верхней губе, слизывая остатки.

Здесь жарко или что?

Его волосы растрепаны, но все еще короткие. Пронзительный взгляд, мускулы. О боже, его мускулы.

Прекрати.

Сосредоточься.

— Серьезно, Мэддокс…

Он ставит пакет молока на стойку, его трицепсы подергиваются от этого движения.

— Потому что ты всегда была моей, Аметист. Если уж на то пошло, ты изменяла мне с ним.

Я замираю.

— Пошёл ты. Ты женился!

Парень слегка вздрагивает, но, прежде чем я успеваю проанализировать его реакцию, он берет под контроль эмоции, на его лице снова появляется дерзкая ухмылка.

— Достаточно, детка. Ты знаешь, почему я это сделал, мои братья знают, черт возьми, гребаная Лейла знает! Тебе еще предстоит разобраться в этом.

Я вздрагиваю.

— Кеннеди прекрасна. Расскажи мне о ней.

Мэддокс кладет пару кусков хлеба в тостер и прислоняется к стойке. Я вижу, как загорается его лицо.

— Она само совершенство. Я не могу поверить, что создал ее.

Поворачивается, достает готовые тосты и бросает их на тарелки.

Я ухмыляюсь, дуя на свой кофе.

— Ты и ее мама?

Фальшивая улыбка появляется на моем лице.

Он отрицательно качает головой.

— Бардак. Всегда чего-то не хватало, но мы старались ради Кеннеди.

— А сейчас?

Он пристально смотрит на меня.

— Сейчас мы стараемся быть друзьями ради Кен.

Я киваю, ставлю кружку на стойку.

— Я не знаю, что делать…

Мэддокс протягивает мне тост.

— Все просто, — он откусывает кусочек от своего. — Выбери меня.

Облизываю губы.

— Да, Мэддокс, — выдыхаю я, проводя пальцами по волосам. — Без сомнения, я всегда выберу тебя.

— Тогда в чем проблема? — спрашивает он.

Делаю паузу и мысленно пытаюсь что-то понять. Что угодно. Мысленный список. Я составлю мысленный список.

Мэддокс: 100

Трэвис: 5

Громко выдыхаю.

— Я просто…

— Проведи со мной сегодняшний день. Проведи со мной день, и в конце концов, если после ты скажешь: «Нет», я уйду навсегда, и ты никогда больше меня не увидишь.

Я вздрагиваю от физической боли, которую причиняют мне эти слова, грудь сжимается. Это должно было быть моей первой подсказкой, что никогда не смогу уйти от него, моя рука прижимается к груди, и я выдыхаю.

— Хорошо.

Мы заканчиваем завтрак и готовимся к новому дню. После долгого, совместного душа я перевожу телефон в режим полета, отправив короткие сообщения Трэвису и Лейле. Я солгала Трэвису, но не подруге. Она не умеет хранить чужие секреты, но всегда хранит мои. Трэвис остановился в доме, вероятно, занят с мамой, в то время как девочки все еще находятся в отеле.

Засовываю телефон в задний карман, Мэддокс выходит из ванной почистив зубы.

— Ты готова?

Я тяну свою кожаную куртку за лацканы.

— Да.

Слава Богу, Рокки забрал мои вещи из отеля сегодня утром, а то бы я попала впросак.

Глава 27

МЫ НАЧИНАЕМ с «Криспи Крим». Мэддокс заказывает мне кофе со вкусом тирамису, а себе с корицей, мы пьем наши напитки и идем к пляжу. После этого направляемся в скейтпарк и шутим о том, как сильно изменились с тех пор, как в последний раз сидели на том же хафпайпе. Солнце садится, чувствуется легкий ветерок. Он берет меня за руку и ведет обратно к лимузину.

Целуя мою голову, парень выдыхает:

— Я всегда любил тебя и всегда буду любить.

Мне становится тепло от этих слов. Это все равно что пить горячий карамельный латте посреди снежной бури во время двадцатидневного сахарного голодания. Мэддокс открывает дверь, и я проскальзываю внутрь. Он садится вслед за мной, и возвращаюсь в его объятия.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Это не обязательно должно заканчиваться, — отвечает парень, целуя меня в голову. — Только скажи, детка, и все будет решено.

— Я… — Я замолкаю.

Дерьмо.

— Хочу показать тебе еще одно место.

Он переглядывается с Рокки в зеркале заднего вида и слегка кивает.

— Хорошо, — говорю я, в основном потому, что не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Хочу запомнить его навсегда.

Мы едем за город, на окраину. Машина съезжает на обочину.

— Где мы?

Мэддокс смотрит в окно позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, куда он смотрит, и сразу понимаю, куда мы приехали.

Место аварии.

Он выходит из машины, и я делаю пару глубоких вдохов, прежде чем последовать за ним. Машины проносятся мимо на сумасшедшей скорости, мои волосы развеваются от силы их движения. Заправляю несколько прядей за ухо.

— Я здесь в первый раз.

Прижимаюсь к нему, пока его рука не оказывается у меня за спиной.

— Почему именно сейчас?

Он целует меня в лоб.

— Потому что, если я больше никогда не увижу тебя после сегодняшнего дня, не захочу делать этого ни с кем, даже в одиночку.

Сглатываю. Мы стоим так несколько секунд, и я изучаю белый крест, вкопанный в землю.

— Она бы тебя полюбила.

— Думаю, я бы тоже ее полюбила, — отвечаю я, прижимаясь к нему головой.

Мы остаемся минут на тридцать, прежде чем вернуться в машину. Почти подъезжаем к родительскому дому, когда поворачиваюсь к Мэддоксу.

Знаю, что мне нужно сделать. Я ни за что не смогу уйти от него — никогда. Никогда не хотела и не могла. Нет смысла тратить время Трэвиса, мне нужен только Мэддокс. Разве это справедливо по отношению к кому бы то ни было? Трэвис, может быть, и осел, но это не значит, что мои принципы должны быть ниже.

Я смотрю ему в глаза и облизываю губы.

— Я хочу тебя.

Мэддокс пристально смотрит на меня.

— Я знаю. А теперь избавься от этого дурака.

Внутри меня все переворачивается от возбуждения. Наконец-то мы это делаем. Наконец-то мы с Мэддоксом будем вместе.

Парень снова целует меня.

— Сейчас, детка. С меня хватит этого дерьма.

Я выхожу из машины и направляюсь в дом. Все движется как в замедленной съемке. Когда я вхожу, Трэвис встает с дивана в гостиной.

Чувство вины щекочет мой живот, но не потому, что я сожалею о дне и ночи, проведенных с Мэддоксом, а потому, что у меня есть сердце.

Трэвис улыбается, но потом его улыбка исчезает, когда он смотрит поверх моего плеча.

— Я так и знал, — шепчет он, в его голосе слышится недоверие. — Я, бл*дь, так и знал!

Он рычит и бросается на Мэддокса. Тот уворачивается от него, и Трэвис падает на пол.

— Я только что вернул то, что было моим, не заставляй меня надирать тебе задницу.

Трэвис пытается встать, но тут входит Эллиот и хватает его за плечо.

— Ты не хочешь этого делать, малыш.

— Я… — Поворачиваюсь к Трэвису, мое горло распухло. Вдали мерцает камин, и мне вдруг становится холодно. Я обхватываю себя руками. — Прости. — Несколько раз моргаю. — Мне очень жаль, Трэвис. Я должна была закончить наши отношения давным-давно. Ты не заслужил этого.

Он поднимается с пола, и в тот момент, когда я думаю, что он собирается наорать на меня, усмехается и уходит.

— Я ужасный человек, — шепчу я, вытирая слезы со щек.

Мэддокс подходит ко мне и обнимает.

— Нет, детка, это не так.

Напевая, в комнату входит мама:

— Кто хочет Маргариту?

Ее улыбка исчезает, когда она замечает напряжение в комнате и нас с Мэддоксом, в объятиях друг в друга.

Лейла откашливается.

— Вообще-то, я бы выпила…

— Я тоже, — добавляет Лиза.

Свадьба через два дня. Мы здесь только двадцать четыре часа, и уже с Мэддоксом перевернули мир друг друга. Я счастлива, что Кеннеди спит.

Глава 28

ИЗ-ЗА КЕННЕДИ МЫ ПОСЕЛИЛИСЬ в отдельных комнатах, потому что не хотели смущать ее. Мы с Мэддоксом обсудили это и решили, что не будем ее расстраивать, хотя уверена, что у нее не будет никаких возражений по этому поводу, но я уважаю его решение как отца. Дерьмо. Значит ли это, что я мачеха?

Сглатываю.

Ребята снова уехали, свадьба завтра. Атмосфера наполнена любовью. Я погрузилась в самое пекло, чтобы отвлечься от ситуации с Трэвисом. По всему дому расставлены цветы, красные и черные. Несмотря на то, что свадьба состоится не здесь, Лей захотела, чтобы атмосфера свадьбы охватила каждый дюйм любого места нашего пребывания.

Мы потягиваем коктейли в ванной, одетые в пушистые халаты и розовые повязки на голове, едим шоколад, говорим о завтрашней свадьбе и о том, как все изменилось. Я ставлю стакан.

— Мне нужно пописать.

Развязываю халат и сажусь на унитаз.

— Знаешь, — смеюсь я. — Я была бы не против стать тётей. Кеннеди заставила меня полюбить детей. Хотя, она особенный ребенок…

Ребенок.

Дети.

Секс.

Я смотрю на свои трусики и хмурюсь.

— Бл*дь. Ну уж нет. Мы решили, что не хотим детей

Она проводит черной помадой по губам.

Ее голос затихает.

Моя кровь превращается в слякоть.

— Лей…

— Что? — спрашивает она из-за бокала, поворачиваясь ко мне лицом.

— Д-дата… — Я смотрю вниз. — Нет. Не может быть. Это невозможно, — перевожу взгляд на нее.

— Эми, о чем ты, черт возьми, говоришь? — Подруга кладет руку себе на бедро. — Что случилось?

Слезы текут по моим щекам, и я морщусь.

— У меня задержка.

Лейла выпрямляется и смотрит на мои трусики.

— Хорошо… О! Бл*дь! — Ее рука взлетает ко рту. — Подожди! —

Она выбегает из комнаты, и следующие пять минут я умираю несколько сотен раз.

Возвращается и достает из-под халата маленькую коробочку, словно наркоторговец.

— Я купила его на днях, но у меня начались месячные, так что он мне не понадобился. Клянусь, у нас все синхронно. У меня была задержка пять недель, но оказалось, что стресс и все это дерьмо играют важную роль в том, как твой орг…

Я хватаю коробку и открываю ее

— Дай мне свое вино. — Я жестом указываю на бокал.

Безрассудно из-за возможной беременности, но не могу сказать, что испытываю материнский инстинкт в данный момент.

Лейла протягивает мне бокал. Я выпиваю его залпом, а затем приказываю ей принести бутылку. Она возвращается через несколько секунд с бутылкой «Moët», пихает ее мне в грудь. Обхватываю губами ободок и пью, молясь впервые в жизни.

О Боже.

О Боже.

Этого не может быть… Я принимаю таблетки. Отношусь к этому дерьму серьезно. Я не глупая девчонка, стараюсь быть уверенной в подобном дерьме.

Мочусь на белую палочку, натягиваю трусики и, завернувшись в халат, мою руки. Я вымыла руки? Не знаю. Может быть, мне нужно сделать это снова, просто чтобы быть уверенной.

— Успокойся, Аметист.

Я злобно вытираю руки полотенцем, а затем переворачиваю палочку.

«Беременна».

У меня подгибаются колени и дрожат губы.

— Нет… — Я качаю головой и бросаю палочку в Лейлу, как будто она заражена. Хватаюсь за живот. — Нет!

— Дерьмо, — ругается Лейла, прижимая руку ко лбу. — Дерьмо. Все в порядке, мы разберемся. Хорошо?

— Не в порядке, как это возможно? Я принимаю таблетки!

— Я не знаю, может быть, это ошибка?

Смотрю в пол.

— Мне очень жаль, Лей. Я веду себя так эгоистично. — Меня тошнит. Повернувшись, я опустошаю содержимое желудка в унитаз и вытираю рот. — Я должна рассказать Мэддоксу…

— Рассказать Мэддоксу… что?

Мэддокс стоит, прислонившись к дверному косяку. Он выглядит таким счастливым и непринужденным. Мы, наконец-то, вместе. И теперь я чувствую себя так, словно меня сбросили с края обрыва.

Лейла виновато улыбается и сжимает мою руку.

— Я буду в соседней комнате.

Она осторожно проходит мимо Мэддокса, он входит, закрывая за собой дверь. Я открываю рот, но его взгляд падает на коробку на полу, затем на пустые бутылки из-под вина, затем на палочку на стойке с разложенной инструкцией. Делает шаг вперед и берет палочку.

Парень замирает, его лицо превращается в мрамор. Бросив палочку, он бьет кулаком в зеркало, и оно разбивается на миллионы острых маленьких осколков. Я кричу, дрожа. Он выбегает из комнаты.

— Мэддокс! — кричу, пытаясь догнать его.

— Что происходит? — спрашивает мама, когда я спускаюсь по лестнице следом за ним.

Мэддокс выбегает за дверь и садится в свою машину, а я падаю на колени.

Глава 29

ЯРОСТЬ.

Чистая, неразбавленная ярость пульсирует в моих венах, как адреналин, которого я никогда раньше не чувствовал. Она носит его ребенка. Это должен быть мой гребаный ребенок. Хватаюсь за волосы и медленно еду к отелю, в котором остановился Трэвис. Я знаю, потому что следил за ним, чтобы убедиться, что он не будет проблемой. Теперь это большая гребаная проблема.

Я подъезжаю к главному входу отеля, не пытаюсь припарковаться или дождаться парковщика. Мое лицо известно каждому, мою машину припаркуют за меня. Влетаю в вестибюль и нажимаю кнопку его этажа. Лифт поднимает меня наверх, ничто не может успокоить моего зверя. Двери открываются, и я быстро иду по холлу, протискиваясь мимо молодой семьи. Добравшись до его двери, я пинаю ее, и она распахивается. Трэвис разговаривает по телефону. Наши глаза встречаются.

— Слишком поздно, он уже здесь. — Неужели это она? Аметист, бл*дь, предупредила его, как будто ей, бл*дь, не все равно?

Я убью его.

— Объясни, бл*дь, прямо сейчас.

Трясущимися руками засовывает телефон в карман. Он напуган. Я смеюсь. Хорошо.

— Я люблю ее.

Подхожу ближе.

— Осторожней…

Он ухмыляется.

— Теперь у нас есть, что-то общее с ней, и зная Аметист… — Трэвис наклоняет голову. Этот ублюдок жаждет смерти. — Она семейная девушка с семейной моралью.

Я не смог остановиться. Мой кулак соприкасается с его лицом, и он падает на пол.

— Ты е*аный…

— Прекрати! — Кричит Аметист с порога. — Пожалуйста, прекрати!

Я нависаю над Трэвисом, подняв кулак в воздух.

— Отойди от него, Мэддокс…

Я, бл*дь, не хочу.

— Пожалуйста, Мэддокс…

Она использует свой нежный голос. Аметист знает, что ее мягкость — единственное, что может успокоить моего зверя. Я мгновенно слезаю с него, но напоследок пинаю его ногой.

Идиот смеется, кровь покрывает его зубы и губы.

— Отойди, Мэддокс, — шепчет девушка.

Я иду в другой конец комнаты, потому что она права. Убью этого дурака, если он скажет какую-нибудь глупость.

Она снова смотрит на Трэвиса.

— Как?

Он достает сигарету и закуривает, глядя в потолок.

— А ты как думаешь? Я имею в виду, что мы очень часто…

— На твоем месте, я был бы чертовски осторожен, принцесса… — ухмыляюсь ему.

Е*аный красавчик.

Трэвис выпускает густое облако дыма.

— Я принимала таблетки, Трэвис. Относилась к этому серьезно.

Он лучезарно улыбается ей.

— Я люблю тебя, и хочу жениться на тебе! У меня есть кольцо и все остальное. Я собирался сделать тебе предложение после свадьбы… — Трэвис замолкает, и я вижу, как ее глаза закрываются. — Я подменяю тебе таблетки пару месяцев.

Ее глаза распахиваются.

— Что ты делал?

— Ты, бл*дь, что? — Мои плечи распрямляются, и я делаю шаг к нему. Аметист протягивает руку, чтобы остановить меня, но отталкиваю ее, смотря на кусок дерьма на полу. — Я убью тебя на хрен, — рычу на него.

— Мэддокс! — умоляет Аметист.

— Отвали, Эми.

Я снова бросаюсь к нему, но две пары рук тянут меня назад. Тэлон и Вульф.

— Я убью тебя, ублюдок! — кричу, желая разодрать его на части и послать по кусочку каждому гребаному человеку, который любил этого тупого ублюдка.

— Что будет с Кен, если тебя посадят в тюрьму, придурок? — говорит Тэлон, толкая меня к стене.

Я немного успокаиваюсь и смотрю на Аметист через плечо Тэлона.

Она смотрит на него. Потрясенно? Или как-то по-другому? С ненавистью? Чувством долга? Бл*дь.

— Эми… — говорю я, пытаясь привлечь ее внимание.

«Посмотри на меня, детка».

— Я позабочусь о тебе и об этом ребенке. Воспитаю его как своего.

Ну же.

Аметист не смотрит на меня.

Она сосредоточена на Трэвисе.

— Детка… — шепчу я.

Ее глаза закрываются, по щекам текут слезы. Я уже знаю, что она собирается сказать, еще до того, как открывает рот.

— Отвези его домой, Ти. Мне нужно остаться здесь и разобраться со всем этим дерьмом.

Я бью кулаком в стену. Тэлон и Вульф выводят меня из комнаты, моя рубашка срывается в процессе.

— Отпусти ее, брат, просто отпусти, — Тэлон сжимает меня в объятиях.

— Я не могу…

— Попытайся, — говорит Вульф. — Просто, бл*дь, попытайся, бро…

Я пытаюсь перевести дыхание, глядя на закрытую дверь. Стискиваю челюсть, затем отталкиваюсь от них, вытаскиваю телефон из заднего кармана и иду обратно к лифту.

Двери открываются, и я вхожу внутрь, не потрудившись посмотреть, следуют ли за мной Тэлон и Вульф.

Открыв новое текстовое окно, я вытираю пот со щеки тыльной стороной ладони и пишу Тиффани.

Я: Завтра ты идешь со мной на свадьбу.

Все внутри меня обрывается. Да, я, может быть, и неразумный ублюдок, но видит Бог, я бы преисподнюю прогнул ради Аметист. Не чувствую обиды или боли от разбитого сердца, потому что то, что было у нас с Аметист, было не так просто, как любовь. Это было охрененно сложно, грязно и, бл*дь, безумно. Моя жизнь начиналась и заканчивалась с ней, но больше нет.

Разрушитель только что был уничтожен.

Часть 2

«Иногда следовать зову сердца, значит потерять рассудок».

— Неизвестный автор.

~

«Надеюсь, мое отсутствие будет преследовать тебя»

— Achelei.

Глава 30

Шесть месяцев спустя

Я ПОРВАЛА С ТРЭВИСОМ по дороге домой со свадьбы, но не хотела быть с Мэддоксом в тот момент. Знала, что, если расстанусь с Трэвисом на глазах у Мэддокса, он будет умолять меня остаться с ним. Мне нужно было пространство, чтобы понять, как мне быть матерью одиночкой и что делать с работой. Я хотела обрести гармонию и осознать, что скоро стану мамой, прежде чем позволить нашим с Мэддоксом проблемам снова поглотить меня. Моя паника длилась недолго, потому что через неделю я потеряла ребенка. Не прошло и двенадцати недель, как проснулась в окровавленном белье.

После случившегося, последние три месяца, я провела, приходя в себя. Я построила хафпайп рядом с бассейном, именно там, где его представляла. Сидеть на краю хафпайпа и смотреть на Лос-Анджелес, мое самое любимое занятие. Когда я не поглощена работой, то провожу время на скейте. В последнее время работаю над фильмом, это будет мой первый большой проект. Изо всех сил стараюсь быть звездой телешоу и фильма «Безрассудный», я постоянно занята, за что очень благодарна. Папарацци становятся невыносимыми. Теперь я не могу пройти по улице, чтобы меня не узнали. Я люблю Лос-Анджелес, но скучаю по простоте Нью-Йорка. Я не возвращалась туда после свадьбы. Случившаяся в тот период катастрофа убивает меня. Воспоминаний слишком много, и то, как Мэддокс поступил в тот день, практически уничтожило меня…

Шесть месяцев назад

Свадьба

— Ты прекрасно выглядишь, Лей, — сказала я, разглаживая ее белое платье.

Тиффани опаздывала, никто не знал, где она, так что мой долг, — убедиться, что Лейла не выйдет из себя и у нее не начнётся истерика. Нах*й Тиффани.

— Спасибо, Эми. — Она повернулась ко мне лицом, ее руки сжали мои. — Как ты относишься к этой истории с ребёнком?

Я обдумывала ее вопрос и покачала головой.

— Давай не будем говорить обо мне, уже было достаточно сказано.

Никто не видел Мэддокса со вчерашнего дня, и, честно говоря, меня это пугало.

— Нет, серьезно, Аметист. Ты моя лучшая подруга, я забочусь о тебе. Мне нужно знать, как ты себя чувствуешь. Отвлеки меня, по крайней мере.

Отвлечь, хорошо, я могла это сделать ради неё.

— Ну что ж, — вздыхаю я. — Немного нервничаю, немного боюсь и… — Я посмотрела на нее и нежно сжала ее руку. — Как думаешь, можно считать меня плохим человеком из-за того, что я жалею о том, что это произошло и что я вообще встретила Трэвиса?

Она пригладила свои волосы, собранные в пучок, и улыбнулась.

— Нет, детка. Это делает тебя человеком, тебе двадцать три года, у тебя впереди целая жизнь и карьера. — Она сжала меня в ответ. — Все будет хорошо. У тебя так много поддержки. Мы пройдем через это, хорошо?

Я кивнула в знак согласия, хотя не была уверена, что что-то в этой ситуации может быть хорошо. Ни в малейшей степени. Я подтянула платье, больше прикрывая грудь.

— Ты готова выйти замуж?

Она отпустила мою руку.

— Да, и оставь свои сиськи в покое.

Я рассмеялась, посмотрела на себя в зеркало. Платья подружек невесты были в том же стиле, что и у Лейлы, только у неё оно было белое, а у нас красные. Облегающие платья без бретелек с высокой талией. Они были шикарными, в ее стиле. Мои волосы спадали мягкими локонами, легкий макияж. Все было очень стильно. Ничего другого я и не ожидала от Лейлы. Дверь спальни открылась, и в комнату влетела Тиффани, за ней следовала злая Лиза. Последняя захлопнула дверь.

— Прости, — сказала Тиффани, поправляя прическу. — Была немного занята…

Я по очереди посмотрела на них, но Лиза отвернулась. Она молча взглянула на Лейлу и указала на дверь.

— Можем идти?

Лейла схватила меня за руку. Я посмотрела на нее.

— Ты в порядке?

Она пыталась что-то прочитать по моему лицу, ее брови озабоченно сдвинулись, затем она отпустила меня и улыбнулась.

— Да, я люблю тебя, Эми.

— Я тоже тебя люблю.

Я ожидала, что Лейла пойдет по проходу под Снуп Догга, но вместо этого заиграла тихая мелодия незнакомая мне. Она была прекрасная и расслабляющая. Я медленно пошла по проходу, стараясь не смотреть на Мэддокса, который, стоял рядом со своим братом.Почувствовала испепеляющий взгляд, но прошла, не глядя на него. Я могла держать себя в руках ради Лейлы. Это был ее день.

«Я буду растить этого ребенка, как своего».

Подойдя к алтарю, я на мгновение закрыла глаза и, открыв их, стала ждать Лейлу.

Я не могла так поступить с ним. Это не его проблема, у него уже есть ребенок, о котором нужно заботиться. Это было бы нечестно по отношению к нему, и это было бы нечестно по отношению к Кен. Не то чтобы в приемных детях было что-то плохое, но сейчас я не могла так поступить. Впрочем, не исключаю этого в будущем. Тиффани шла по проходу, она останавилась, соблазнительно облокотившись на жениха. Я проследила за ее взглядом, мне не следовало этого делать.

Мэддокс.

Он лениво смотрел на Тиффани, на лице появилась кривая усмешка. Волосы были растрепаны, как и у Тиффани, галстук был небрежно завязан. Он облизнул губы и прикусил их, его глаза скользили вверх и вниз по телу Тиффани.

Мое сердце рвалось из груди, ноги дрожали. Я закрыла глаза, когда обжигающий жар пронзил меня. Как раз в тот момент, когда мои ноги подкосились, Лиза была рядом со мной, схватив меня за руку.

— Все в порядке, Аметист. Просто не обращай внимания.

Я вгляделась в ее лицо, но она смотрела на Тиффани и Мэддокса. Если бы взглядом можно было убивать…

Лейла появилась в проходе. Ее внимание должно было быть сосредоточено только на будущем муже, но это было не так, брови сдвинуты в беспокойстве. Вероятно, она почувствовала напряжение. Мы всегда были связаны друг с другом. Мне необходимо было взять себя в руки ради нее. Все предупреждали меня. Эллиот был самым настойчивым, но я не обращала внимания. Неважно, насколько преданной или обиженной я себя чувствовала сейчас, не могла испортить свадьбу своей лучшей подруги. Глубоко вдохнула и выдохнула, мысленно считая до десяти, затем расправила плечи.

Бл*дь. Мэддокс и эта шлюха Тиффани.

На приеме было гораздо хуже, чем на церемонии. Мэддокс и Тиффани всю ночь не отходили друг от друга. Смотреть на это было физически больно. Но имела ли я право обвинять его? Не то чтобы я не приехала на свадьбу с парнем. Но он был женат. У меня раскалывалась голова.

Мы не задержались надолго, уехали довольно рано. Трэвис отвез меня к маме и Эллиоту, чтобы я могла попрощаться с Кеннеди. Мы сидели на кухне и пили горячее какао с зефиром, когда в дверь позвонили. Няня, женщина средних лет по имени Тесса, крикнула, что откроет дверь.

— Эй, слушай! — я ущипнула ее за щеку. — Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес.

Лицо Кеннеди вытянулось.

— Почему? Я думала, что вы с папой будете жить долго и счастливо?

Я замерла, затем быстро собралась с мыслями.

— Почему ты так думала?

Она пожала плечами, ее плечи поникли.

— Потому что вы смотрите друг на друга как диснеевские герои.

— Эй. — Я слезла со стула и встала перед Кеннеди на колени, стараясь не обращать внимания на то, что мое сердце практически выскакивало из груди. — Мы все еще семья, дорогая.

Она улыбается.

— Да, это ведь правда?

Я киваю.

— Кеннеди! Ты готова, дорогая? — спросила Тесса, держа сумку Кеннеди.

— Я провожу ее.

Я забрала сумку у Тессы и нежно взяла Кеннеди за руку.

Посмотрела на нее, когда мы подходим к двери и увидела Кэссиди. Она выглядела немного иначе. Теперь у неё была короткая стрижка, а под глазами виднелись мешки.

— Привет… — Произнесла я, в основном для того, чтобы понять в каком она настроении.

Она вздохнула, словно устала, и перевела взгляд на Кеннеди.

— Привет, милая, запрыгивай в машину. У Джесси твое любимое мороженое.

Кеннеди убежала, и мы обе с улыбкой взглянули ей вслед, наблюдая, как она садится в «Range Rover»

Кэссиди снова посмотрела на меня.

— Послушай, что бы ни происходило между тобой и Мэддоксом, пожалуйста, не втягивайте в это Кеннеди. Ваши отношения настолько токсичны, и я убью вас обоих, если это затронет мою дочь…

Я перебила ее.

— Нет, нет. Ничего не происходит. И ты ничего не знаешь обо мне и Мэддоксе.

Она посмотрела на меня так, словно не поверила ни единому слову.

— Серьезно, — прошептала я, прочищая горло. — У меня есть парень, и что бы ни было между мной и Мэддоксом… все кончено.

Она вглядывалась в мои глаза.

— Ты можешь так говорить, Аметист, но все знают, что это неправда. У тебя нет права голоса в том, что происходит между тобой и Мэддоксом. Я мечтала быть единственной для него, но у меня не получилось, ни у кого не получится, знаешь почему?

Я отрицательно покачала головой.

— Потому что для него существуешь только ты.

— Мне повезло, — саркастически ответила я, прислонившись к дверному косяку.

Были ли мы родственными душами?

Она усмехнулась.

— Все так плохо, да? — Затем направилась к машине. — Мы могли бы как-нибудь встретиться, чтобы выпить и посплетничать.

Я фыркнула.

— Вряд ли, но спасибо.

— Слава Богу, но я хотя бы попыталась. — Она подмигнула мне, и они уехали.

Глава 31

Настоящее

МЫ С КЭССИДИ СТАЛИ В НЕКОТОРОМ РОДЕ ДРУЗЬЯМИ. Я знаю, да, странно. Она добавила меня в Facebook, а потом начала лайкать мои фотографии, затем мы начали посылать друг другу мемы (а мы все знаем, что это ознаменует). Это также значит, что я могу видеть Кеннеди с разрешения Кэссиди, поэтому я в восторге. Мне нравится проводить время с Кеннеди на наших совместных занятиях хафпайпом. Она настоящий мастер — это объединило нас. Им с Кэссиди удалось приехать только дважды, но оба раза они оставались на выходные, и мы провели весь день и ночь, нанося граффити на хафпайпе. Кен делает милые рисунки. Сияющее солнце, розовая лягушка и кривые сердечки.

Так много сердец. Но больше всего мне понравилось нарисованное ею семейство, похожее на палочки. Она говорит, что это я, она и Мэддокс, мы все вместе на снегу. Она даже нарисовала рядом с нами маленькую снежинку и кота по имени Грэг. Не спрашивайте меня, почему она назвала его Грэг, она не знает, просто сказала, что ей нравится это имя. С этим не поспоришь. Кэссиди всегда загорала у бассейна, потягивая коктейли, в то время как мы с Кеннеди одевались в одинаковые джинсовые комбинезоны, забрызганные краской.

В последний свой визит Кен заплела мне волосы в косичку, и мы сделали огромное количество селфи, загрузив их в социальные сети. Я не была уверена, знает ли Мэддокс о нашем общении с Кэссиди и Кен, но спрашивать не собиралась. Я была счастлива, что являюсь частью жизни Кеннеди, и всегда буду благодарна ее матери за это. Хотя Кэсс не такая уж плохая девчонка. Она принцесса и стерва, но она отличная мама и не такая уж плохая подруга. Я всегда могу рассчитывать на ее поддержку. Когда мы только начали общаться, она сказала, что ей нужно кое-что прояснить, прежде чем мы сможем стать друзьями. Я нервничала, потому что это Кэссиди.

Затем она поведала мне кровавые подробности их с Мэддоксом развода. Она сказала, что однажды вечером приняла слишком много таблеток и запила их слишком большим количеством алкоголя, и все решили, что она пыталась покончить с собой. Слушать было трудно, но спустя десять минут все было кончено, и мы больше никогда не говорили ни о нем, ни о случившемся. Я уважала ее за откровенность, и понимала, почему Кэсс хотела и должна была рассказать мне все, она хотела убедиться, что я знаю, что девушка не сумасшедшая бывшая жена, пытающаяся сблизиться с настоящей любовью его жизни. Я прервала ее, когда она сказала это.

Лейла по-прежнему не в восторге от нее, но потихоньку оттаивает. Лейла — крепкий орешек, вот почему я не понимаю, почему она дружила с Тиффани, которая больше не была ее подругой. После свадебной драмы Лейла вычеркнула ее из своей жизни. Насчет Мэддокса мне ничего неизвестно.

Я отвечаю на звонок, отпирая входную дверь своего дома. Сегодня был очень длинный день, начавшийся в три часа ночи, сейчас девять вечера, и я без сил.

— Алло?

— Аметист?

— Привет, папочка. Чем занимаешься? — Голос моего отца, всегда вызывает у меня улыбку.

— Хорошо, малышка. Как дела? Ты совсем не отдыхаешь? Мы смотрим твоё шоу каждую неделю.

Я бросаю ключи на стойку и подношу телефон к другому уху.

— Спасибо, папа. Все хорошо, но я устала.

— Этот парень оставил тебя в покое?

Закатываю глаза. Я совершила огромную ошибку, сказав отцу, что Трэвис приставал ко мне, когда порвала с ним. Парень стал зависим от алкоголя и наркотиков, поэтому в шоу его пришлось убить. Ситуация с ним была очень плоха. Мне приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы остановить папу и дядю Маркуса от причинения боли Мэддоксу каждый раз, когда мы попадали в передрягу, но дерьмо между Трэвисом и мной? Это была совершенно другая история. У папы и дяди Маркуса был план и участок земли для тела Трэвиса. Мне потребовалась целая неделя, чтобы успокоить их.

— Да, папа. Теперь он в порядке.

— Хорошо. Скоро твой день рождения, что-нибудь планируешь?

— Ох. — Я открываю дверцу холодильника и достаю бутылку воды. — Еще нет. Я думала организовать что-нибудь скромное. Достаточно трудно созвониться со всеми, не говоря уже о том, чтобы всем собраться в одном месте и в одном городе.

— Ладно, детка, перестань странствовать и поскорее возвращайся домой.

— Обязательно, папочка.

Повесив трубку, я направляюсь в душ, пытаясь смыть напряжение дня, а затем забираюсь в постель. Подумываю включить Netflix, но ловлю себя на том, что наслаждаюсь тишиной. Никто не кричит «Мотор», никто не раздаёт приказы. Ни камер, ни орущих папарацци. Я поворачиваюсь на бок, подсовывая руку под голову. Через стеклянную стену виден бассейн, мой хафпайп, Лос-Анджелес мерцает как анимированный фон. Я знаю, что должна вернуться и навестить папу. Последний раз я была там с Мэддоксом. Вздыхаю, переворачиваясь на спину. Я боролась с желанием спросить кого-нибудь, как у него дела. Может он женился или завел новых детей. Кэсс всегда молчит, когда речь заходит о Мэддоксе, Кен тоже не говорит о нем. Каждый раз, когда я болтаю с Лейлой, она не упоминает его.

Я выдыхаю, переворачиваясь на спину. Гребаная бессонница. Мой телефон начинает звонить на столе, и я бесцельно тянусь к нему, отвечаю не глядя.

— Да?

— Эми, тебе нужно вернуться домой.

Я сажусь, услышав голос Тэлона.

— Что? Почему? — Я сбрасываю с себя одеяло и встаю, сердце бешено колотится в груди.

— Кое-что произошло, и ты нужна нам здесь. Не включай телевизор.

— Кто нуждается во мне? — Я срываю с себя пижаму, включаю громкую связь и бросаю телефон на кровать.

Влетаю в гардеробную, срываю одежду, бросая ее в чемодан.

— Все мы. Приезжай домой и ни с кем не разговаривай. Не включай телевизор, ничего не делай.

Он вешает трубку, и я замираю, уставившись на телефон на своей кровати.

— Бл*дь.

Бросаю свою одежду в сумку и, собрав вещи, бегу к машине, натягивая бейсболку на растрепанные длинные волосы. Я мчусь в аэропорт, сверкая яркими огнями. Нажимаю кнопку Bluetooth на руле.

— Позвонить Алише.

«Звонок Алише».

Раздаётся несколько гудков, прежде чем раздается сонный голос Алиши.

— Алло?

— Алиша, это я, слушай, закажи, пожалуйста, билет в Нью-Йорк на сегодняшний вечер. Ближайший рейс, на который смогу попасть.

— Уже занимаюсь этим. Все в порядке?

— Не знаю, но надеюсь, да.

Полет был быстрым, хотя я и не спала. Сотни разных сценариев проносились в моей голове — ни одного хорошего. Прохожу через зал прилета в огромных очках и бейсболке, надвинутой на растрепанные волосы, когда мое внимание привлекает телевизор.

Лицо Трэвиса.

Мои брови сходятся на переносице.

Видео мутное, нацеленное на кровать Трэвиса.

Я на кровати, голая, с размытыми цензурой частями тела.

Замедляю шаг, и кто-то врезается мне в спину.

Он заснял нас?

Я делаю глубокий вдох, меня бросает то в жар, то в холод.

— Чт.… что? — шепчу я, и комната начинает вращаться.

В голове пульсирует, а потом меня поглощает тьма.

Я прихожу в себя с тупой головной болью и тяжелыми веками. Приподнявшись на диване, потираю виски.

— Что, бл*дь, произошло?

Я прочищаю горло и тру глаза. Собравшись с силами, смотрю на Лейлу, Тэлона, Лизу и Вульфа.

Выпрямляюсь.

— У меня проблемы?

Лейла смотрит на Вульфа, потом снова на меня.

— Ты потеряла сознание.

— Ох. — Мои брови приподнимаются, затем возвращаются воспоминания. — Ох… — пищу я, закрывая голову руками. — Не могу поверить, что он так поступил со мной.

До сих пор молчавший Тэлон, вскакивает с дивана, проводя рукой по волосам.

— Это нехорошо.

— Подожди, — я расправляю плечи. — Ты поэтому сказал мне приехать?

Лейла пристально смотрит на меня.

— Нет, милая. Мы позвонили тебе, потому что Мэддокс отправил Трэвиса в больницу.

— Что? — Я вскакиваю с дивана, мои глаза мечутся между ними. — Что вы имеете в виду?

— Мы имеем в виду, — говорит Тэлон, подходя ко мне и обнимая. Он огромный как скала, поэтому мне всегда немного неловко, когда он обнимает меня. — Мэддокс сейчас в тюрьме, папа поехал внести залог.

— Почему? Куда? В Лос-Анджелес? Почему ты не сказал мне! Я бы внесла за него залог! Почему ты позвал меня сюда! — Я кричу. Моя грудь вздымается вверх и вниз, и клянусь, пот струится по моему лицу.

— Я плохо себя чувствую, — добавляю я, поднося руку ко лбу.

Лейла вскакивает, хватает меня за руку и притягивает к себе, подальше от Тэлона.

— Он не хотел тебя видеть, детка.

— Что? — спрашиваю я, вытирая пот со лба. — Серьезно, я не… — Вскакиваю и бегу в ванную.

Я была здесь несколько раз, но каждый раз, когда приезжаю, Лейла меняет что-то в интерьере. Они должно быть скупили все в Нью-Йорке.

Опорожнив желудок в унитаз, я спускаю воду и открываю кран, брызгая теплой водой в лицо. Промокнув полотенцем щеки, кладу его обратно и открываю дверь ванной. Вдыхай и выдыхай, Аметист. Почему он не хочет меня видеть? Мэддокс только что набил морду моему бывшему парню. Похоже на сумасшествие, как обычно.

Когда открываю дверь, Лейла стоит по другую сторону, прислонившись к стене.

— Ты в порядке?

— Нет, — я закрываю за собой дверь. — Что происходит?

Лейла, разинув рот, идет по длинному коридору, подходит ко мне, дергает за руку и тащит в одну из свободных комнат в их квартире. Она закрывает дверь, уперев руки в бока.

— Мэддокс слетел с катушек, — она начинает ходить взад и вперед.

— Почему? — Кричу я, поднимая руки вверх. — Ему-то какое дело?

Она замолкает и поворачивается ко мне. Я впервые вижу, чтобы Лейла злилась на меня.

— Аметист, ты, бл*дь, произнесла его имя.

— Чт… — Я замолкаю, закрывая рот. Чистый ужас пронзает меня. — Нет, нет, я этого не делала… Я бы не… Так ведь?

Она слегка улыбается, по-видимому, наслаждаясь моим дискомфортом.

— Да, ты сделала это.

Я плюхаюсь на кровать.

— Бл*дь. Правда?

Лейла заливается смехом, садясь рядом со мной.

— Разве ты не смотрела?

— Нах*я мне смотреть? — Настала моя очередь злиться. — Лейла, я только сейчас узнала, что вообще существует это е*аное видео.

— Подожди, — Ее улыбка исчезает, челюсть напрягается. — Он снимал без твоего ведома?

Я закрываю лицо руками.

— Да. Я, бл*дь, подам в суд.

Мой телефон не переставая вибрирует в заднем кармане с тех пор, как я приехала. Знаю, что должна быть на работе или позвонить режиссеру Тиму, предупредить, что мне нужен перерыв, но я не могу сейчас иметь с этим дело. Прямо сейчас мне необходимо исправить то, что только что произошло.

Я сглатываю, лежа на спине. Я устала. Так устала, веки тяжелеют, но не могу заснуть. Как будто мой мозг пытается вырубить меня, но мое тело борется с этим.

— Почему он не хочет меня видеть?

Лейла вздыхает, лежа рядом со мной.

— Не знаю, Эми. Мы все устали от твоих парней, ходящих туда-сюда. Я имею в виду, что прошли годы, а вы оба еще не можете принять решение.

Я поворачиваюсь к ней лицом, лежа на боку.

— Это трудно.

Она поворачивается ко мне лицо.

— Что тут сложного, Эми? Бл*дь. На самом деле все очень просто. Вы влюблены друг в друга столько лет. Что в этом такого сложного?

— Вот в этом-то и трудность, — фыркаю я. — Господи, Лейла. Я влюблена в него так давно. Это не романтично. Это, бл*дь, грустно, запутанно, полный хаос. Я бы предпочла встретить его, будучи старше. Достаточно взрослой, чтобы понимать свои чувства. Я влюбилась в Мэддокса еще до того, как научилась прыгать. А теперь я тону.

Ее рука касается моей щеки.

— А что ты чувствуешь сейчас?

— Сейчас? — восклицаю я, отворачиваясь от нее. — Сейчас я злюсь, потому что он не хочет меня видеть.

Она вздыхает.

— Эллиот возвращает его обратно. Но он в беде, и я не знаю, что будет с его следующим боем. Ты знала, что он купил частный самолет? Назвал его «Свободный».

— Что?

Я знаю, что он богат. Он на первом месте в списке самых высокооплачиваемых спортсменов Forbes. Чертов номер один. Загребает ошеломляющие триста миллионов в год. Просто он никогда не был таким человеком ни для меня, ни для нашей семьи. Я держусь на расстоянии от таблоидов, чтобы быть подальше от собственной драмы, но также это помогает мне избегать новостей о его жизни. Он назвал самолет «Свободный», и знаю, почему. Все чертовски болит, я так устала от боли. Может быть, мне стоит проверить Instagram. Он не подписан на меня там, но мы все еще друзья на Facebook. Он не заходил в свою учетную запись много лет, вероятно, с тех пор как стал знаменитым. У него девяносто миллионов подписчиков на публичной странице Facebook, но не на личном аккаунте, его Facebook — это личное. Там у него только сто тридцать четыре друга, но он не заходил в систему под этой учетной записью.

— Ага. Он купил частный самолет под стать своей супер-яхте за двадцать миллионов.

— Господи, — шепчу я, качая головой. — И он назвал его в честь нашей песни.

Лейла наклоняется вперед, поднимаясь на ноги.

— Песня Ленни Кравица? — Ее лицо бледнеет, а затем она качает головой, как будто опустошена. Я чувствую вину за это. — Я не знаю, почему он не хочет тебя видеть, но, может быть, сейчас самое подходящее время спросить его.

Она уходит, закрыв за собой дверь. Я ценю, что она дает мне достаточно времени, чтобы обдумать свои мысли. Достаю телефон из заднего кармана и быстро посылаю электронное письмо своей помощнице, прося ее уладить все на работе. Алиша мгновенно отвечает.

От: Алиши Хоуп.

Кому: Аметист Татум.

Тема: Re: Секс-видео разрушают жизни.

Мне так жаль, Аметист. Конечно. Пожалуйста, позвони Лайонелу и подай в суд на этого сукина сына. Я прикрепила его контакты к письму. Используй столько времени сколько необходимо.

——

С уважением, Алиша Хоуп

Личный помощник Аметист Татум.

Я хихикаю, печатая быстрый ответ. Алише всего девятнадцать, но мужества ей не занимать. Она мне нравится. Я отправляю письмо, и моя улыбка тает. Нажимаю на свои контакты и медленно просматриваю их.

Анна

Би

Шанталь

Каро

Не отвечай на этот номер

Элли

Фрэнси

Джиджи

Гарри

Инди

Джастин

Ким

Лила

Мэйси

Мэддокс

Я навожу курсор на его имя, а затем прокручиваю дальше.

Мэнди

Майкл

Я прокручиваю страницу назад и, прежде чем понимаю, что делаю, нажимаю кнопку вызова.

Раздаются гудки. Продолжаются гудки. Как раз в тот момент, когда я собираюсь повесить трубку, раздается щелчок.

Тишина.

— Мэддокс? — Мой голос звучит как шёпот. Я прочищаю горло, он не отвечает. — Я у Лейлы, если хочешь меня видеть.

Снова тишина.

Потом связь обрывается.

Ну и ладно. Я швыряю телефон через всю комнату и раздеваюсь, оставляя трусики и лифчик, прежде чем скользнуть под одеяло. И выключаю лампу.

Я так устала.

Глава 32

Я ЧУВСТВУЮ, как матрас прогибается рядом со мной, глаза распахиваются. Обнаруживаю темный силуэт, уткнувшийся головой в руки.

— Мэддокс?

— Ни… — Его голос срывается. Он тихий, но жесткий тон полностью противоречит. — Ни одного, е*аного слова, Аметист.

Я чувствую резкий запах виски, смешанный с его одеколоном и сигаретами. Или это сигарный дым.

— От тебя пахнет проститутками и плохими решениями.

— Да? — спрашивает он, и тень, наконец, слегка поворачивается ко мне. Лунный свет едва пробивается сквозь жалюзи из окна позади меня. — Это не гребаные проститутки, это гребаная тюремная камера и плохие решения. Всегда.

Я поднимаюсь на кровати, подтягивая колени к груди.

— Тебе нужно принять душ.

— Я должен тебя ненавидеть, — говорит он, игнорируя мое предложение принять душ.

— И ты ненавидишь, — тихо отвечаю я, прочищая горло.

Мэддокс фыркает, поднимаясь на ноги, а затем хватает меня за лодыжки и тащит по кровати.

— Вот тут ты, бл*дь, ошибаешься.

Я сглатываю.

— Я никогда не ошибаюсь.

— Да, ошибаешься.

— Нет, это не так. Не тогда, когда дело касается тебя.

Он наклоняет голову, и его рука тянется к моей шее. Указательным пальцем проводит по моей ключице, вселяя в меня чувство страха, затем его рука обхватывает мое горло.

— Я мог бы убить тебя.

Я глотаю.

— Я не могу дышать.

— Хорошо.

— Мэддокс, я знаю, что ты не хочешь причинять мне боль.

— Еще не решил, принцесса. Теперь я совсем другой человек.

Пытаюсь отбросить его руку, но не могу сдвинуть ее с места.

— Прекрати это дерьмо, Мэддокс.

Другой рукой он достаёт телефон из кармана, поворачивая его экран мне в лицо. Свет ослепляет меня, его рука надавливает на мое горло.

Его губы приближаются к моему уху.

— Ты ждешь, пока он засунет свой член в твою маленькую п*зду, а потом ты шепчешь ему эти е*аные слова, Аметист, ммм? Не мне?

— Я… — Он ослабляет хватку, но перед этим сильно сжимает горло на короткое мгновение. — Я не хотела! Я была… я была под кайфом и пьяна. Я не помню тот день полностью, я не знаю, что…

Стоп. Остановись, бл*дь, на минутку. Сейчас не время признаваться, что он записал видео без моего ведома. Я расскажу Мэддоксу в другой раз.

— Скажи это… — шепчет Мэддокс, широко раздвигая мои ноги. Он ложится между моих бедер, прижимаясь ко мне. Я зажмуриваю глаза. Ни хрена не скажу. — Что ты сказала, Аметист?

Я отрицательно качаю головой.

Ногой он широко раздвигает мои бедра. Теперь обе мои ноги широко раскинуты. Я чувствую, как его член прижимается к моей киске. О Боже.

Видимо он нажал кнопку воспроизведения, потому что мой голос наполняет комнату.

«Да», — простонала я на видео.

Я съёживаюсь.

«Тебе нравится мой член, детка? Это моя киска…»

Трэвис любил болтать всякое дерьмо.

Я снова съеживаюсь.

«Моя», — повторяет он. «Скажи, скажи, что она моя».

Слезы появляются на моих глазах, когда воспоминания того дня медленно окутывают меня. Кокаин, травка, алкоголь. Вечеринка, секс, поцелуи, секс втроем с другой девушкой, еще больше секса, кокаина, а потом, спотыкаясь, мы поднимаемся наверх, в спальню. Спальню Трэвиса. Я ему доверяла. Мне не следовало этого делать. Я была слаба, слаба из-за любви. Слаба из-за отсутствия в моей жизни Мэддокса.

«Ответь, Аметист. Скажи, что эта киска принадлежит мне», — повторяет Трэвис. «Кому принадлежит эта киска? Кто владеет тобой?»

Молчание затягивается. Слышится скрип кровати и громкие шлепки потных тел, а затем мой голос. Такой тихий, побежденный, обдолбанный шепот:

«Мэддоксу Стоуну».

Мэддокс сильнее прижимается ко мне, бросая телефон на кровать. Все еще слышу приглушенные звуки, — я пытаюсь достичь оргазма. Так принужденно, так фальшиво. Я все время думала о Мэддоксе.

Парень подносит руку к моему бедру, поднимая ногу выше, чтобы она легла на его бедро.

— Почему, бл*дь, ты мне не сказала? — Спрашивает он напряженно.

Я стараюсь не реагировать на его медленные толчки, но каждый раз, когда Мэддокс вжимается в меня, все внутри пульсирует, жаждет его прикосновений. Мое сердце колотится, умоляя снова разбить его. Просто сделай это, он все равно разобьёт его, потому что всегда это делает. Мэддокс разрывает его каждый гребаный раз, и не собирает воедино. Он оставляет осколки моего сердца на всеобщее обозрение, чтобы все знали: «Я сделал это. Она моя». Его способ владеть мной, — каждый раз ломать.

— Я.… я.…

Ради всего святого, Аметист.

Его рука тянется к моей груди.

— Какого хрена ты не пришла ко мне, если так сильно хотела, — Он сдвигает лифчик, его большой палец скользит по моему набухшему соску. — Ты думала обо мне каждый раз, когда он трахал тебя?

Его губы нависают над моими, его дыхание касается моей щеки.

— Ответь мне, Роуз. — Кончик его носа скользит по-моему. — Ты думала обо мне каждый раз, когда он делал это? — Мэддокс так сильно прижимается ко мне. Жестко.

— Бл*дь, — шепчу я, закатывая глаза. Он щиплет мой сосок, размывая границу между болью и удовольствием, как это всегда бывает в постели с ним.

— Что насчет этого? — Он облизывает мой подбородок, затем проводит языком по моему горлу. Я прикусываю губу, чтобы перестать стонать.

Затем пальцем проводит по краю кружевных трусиков, отодвигая кружево и скользит кулаком по клитору. Его палец погружается в меня, и я сжимаюсь вокруг него.

Вытаскивает палец и подносит к моему рту.

— Соси.

Я делаю то, что он говорит, открываю рот и слизываю себя с его пальца. Ощущаю словно жидкий металл скользит по моему горлу, я открываю глаза, пытаюсь посчитать, когда у меня должны начаться месячные.

Он хихикает. Это был не очень приятный смешок. Это был злобный и издевательский смешок.

— Это не ты, Роуз, — он вынимает палец у меня изо рта. — Это твоя месть.

Кровь Трэвиса? Это должно вызвать у меня тошноту, но ничего подобного. Мое тело в огне, и все в направлении юга кричит о внимании: я хочу, чтобы меня трогали, трахали и разрушали.

— Трахни меня, — шепчу я, потянувшись к его рту. Хочу поцеловать его. Хочу, чтобы он поцеловал меня. Он нужен мне как воздух.

Мэддокс снова смеется, приподнимается на локте и возвращается к изножью кровати. Он встает, снимает рубашку. Мне хочется плакать от того, как сексуально он выглядит, хотя я не очень хорошо его вижу.

— Как бы сильно мой член не болел от мысли, как ты теряешь контроль подо мной, нет. Ты вела себя неразумно и должна быть наказана.

— Так накажи меня! — кричу я, слишком громко. Надеюсь, у Лейлы толстые стены. Я попробую быть нежной, знаю, как он это любит.

Я подползаю к нему, тянусь к пряжке ремня и дергаю. Он меня не останавливает.

— Накажи меня так, как, можешь только ты, Мэддокс. — Мой палец опускается под пояс его джинсов, и я тяну вниз. Он остается неподвижным словно статуя. Жаль, что я не могу сейчас рассмотреть его лицо. Держу пари, что челюсть сжата. — Сделай мне больно. Разорви меня и сломай, а потом залижи мои раны.

Мэддокс рычит, затем толкает меня обратно на кровать, срывая с меня лифчик и трусики. Мои волосы разметались в разные стороны. Он стягивает ремень и складывает его пополам. Раздается громкий шлепающий звук, затем тишина. Дерьмо.

— Повернись.

Я сглатываю.

— Сейчас же, Аметист, или я удвою наказание.

Поворачиваюсь, поднимая задницу вверх. Он давит мне на поясницу, пока я не выгибаюсь идеальной дугой. Затем опускает ремень мне на ягодицу.

— Кому ты принадлежишь?

— Ай! — Я кричу, мое лицо искажается от боли.

Шлепок.

— Кому, Аметист?

Шлепок.

— Тебе! — Кричу я в подушку.

Шлепок.

— Назови мое имя.

— Мэддокс Стоун, — всхлипываю я, смакуя жгучую боль, которая спускается к моей киске. Он погружает палец и кружит им внутри меня. — Я все равно накажу тебя, детка. Просто по-другому.

Парень берет телефон, и сцена воспроизводится снова. Он кладет его перед моим лицом, так что я смотрю на экран. Сжимаю простыни.

«Кто владеет тобой, Аметист… Моя»

Я сильнее сжимаю простыни, желая, чтобы видео прекратилось.

Язык Мэддокса скользит в меня сзади, его большой палец давит на мой клитор. Удовольствие, боль и печаль поглощают меня.

— Зачем ты это делаешь? — Я всхлипываю, трусь о его рот, наблюдая, как мои слезы капают на экран его телефона. Капли слез размывают видео.

Он не отвечает.

Мое сердце сжимается, пресс напрягается. Искры вспыхивают перед моими глазами, и я срываюсь, мои ноги начинают дрожать, когда удовольствие накрывает меня. Мое тело сотрясается от оргазма. Видео все еще воспроизводится. Когда Мэддокс наполняет меня, оно продолжает играть. Когда парень двигается внутри меня, я слышу голос Трэвиса. Когда я прихожу в себя, то слышу, как говорю: «Мэддокс Стоун» на видео. Когда Мэддокс безжалостно трахает меня, видео начинает повторяться. Он трахает меня до тех пор, пока я снова не взрываюсь, и слышу:

«Кому принадлежит эта киска?»

— Мэддоксу, е*аному, Стоуну! — Кричу я после четвёртого оргазма. Мы падаем на простыни, мокрые и задыхающиеся. Видео проигрывается снова, но Мэддокс поднимает телефон и выкидывает его в окно.

Я вздрагиваю.

Он притягивает меня к себе в объятия. Мы все еще пытаемся отдышаться, я зеваю, прижавшись к его твердой груди.

— Почему ты мне не сказала? — спрашивает он, задыхаясь.

Не знаю, кого он спрашивает меня или себя, но я отвечаю.

— Я не могла. Почему тебя это удивляет, Мэддокс? Ты же знаешь, что произошло, между нами. Почему ты удивляешься?

— О, я не удивлен, — говорит он, перекатываясь на меня. Его тело вдавливает меня в матрас, член трется о мою киску. Я так устала, мое тело истощено, но, когда Мэддокс рядом, оно светится, словно фейерверк на Четвертое июля.

Его губы прижимаются к моим.

— Ты любишь меня? — спрашивает он шепотом, его губы скользят по моим.

— Да, — честно отвечаю я. — Никогда не переставала.

Парень стонет, погружаясь в меня. Он нежно входит и также нежно выходит из меня. Наконец целует меня, и это лучший поцелуй в моей жизни. Его язык скользит в мой рот, и я тихо стону, мои пальцы приближаются к его затылку. Дергаю его за волосы. Мы не прерываем поцелуй. Наши губы соединены воедино. Он трахает меня медленно и чувственно. Язык скользит внутрь и наружу против моего в плотских движениях. Пот растирается между нашими телами с каждым толчком, его тазовая кость давит на мой клитор. Он кружит своими бедрами, когда наши поцелуи становятся небрежными. Наши языки и губы сливаются в отчаянной попытке получить как можно больше друг от друга. Я достигаю своего пика, мое тело болезненно ноет, когда дымка рассеивается. Мэддокс следует за мной, его член пульсирует внутри меня, и он кончает.

Падает на меня, целует в лоб и, скатываясь, снова притягивая меня к своей груди.

— Аналогично, детка.

Глава 33

Я НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ о своих действиях в последние несколько дней, но это не новость. Никогда этого не делал, если дело касалось Аметист, но даже я признаю, что это было неразумно. Зная, что мне предстоит титульный бой, мне не нужно было рисковать своей репутацией, отправляясь с несколькими моими парнями в Лос-Анджелес, чтобы выбить дерьмо из мелкого гребаного ублюдка, который намеревался причинить боль единственной важной для меня девушке — за исключением Кен. Я увидел это видео, когда тренировался, и слетел с катушек. Ребята были со мной, разминались. Мы направились к взлетно-посадочной полосе, и наступило время игры. Потребовалось примерно десять секунд, чтобы выяснить, где живет Трэвис.

Говорят, что за деньги счастья не купишь, но это ложь, которую рассказывают одни нищие ублюдки другим. Деньги творят чудеса, на них можно купить практически все, единственное, что невозможно купить за деньги, — интеллект. К примеру, чтобы не стать шлюхой. Деньги не превращают тебя в кусок дерьма. Если ты кусок дерьма с деньгами, то ты будешь куском дерьма и без них. Деньги позволили мне купить его адрес.

Я добрался до Трэвиса, страдающего от ненависти к Аметист. Он выглядел чертовски плохо. Бледная кожа, фиолетовые круги под глазами, растрепанные длинные волосы, тощие маленькие ручки. Я не хотел причинять ему боль, но он сказал какую-то глупость, и не помню, как мой кулак соприкоснулся с его челюстью.

Сломал.

Я знаю, что сломал его одним ударом, но не мог остановиться. Воспоминания его, трахающего Аметист, воспроизводились в моем разуме. В последний раз я видел его, когда она была беременна. Она велела мне уйти. Я вымещал свою злость на нем каждым ударом, и не успел опомниться, как уже был весь в его крови, а рядом были копы. Сейчас он в коме, это обстоятельство откладывает мой бой. Я думал, что люди сойдут с ума, но, похоже, начали распространяться слухи, и моя команда по связям с общественностью начала делать из мухи слона.

Фанаты в восторге, это как гребаная современная история Ромео и Джульетты, только никто не умирает, потому что я, бл*дь, этого не позволю. Люди задаются вопросом, что общего между Аметист Татум и Мэддоксом Стоуном, затем придумывают собственные истории. В Интернете распространились наши фотографии, когда мы учились в колледже, затем появились статьи о ее маме и моем отце. Все это чертов беспорядок, но я не собираюсь его убирать. Моя личная жизнь — это моя гребаная личная жизнь, никому ничего не должен объяснять, особенно когда дело касается Эми.

Захлопываю входную дверь и направляюсь к холодильнику. Я ушел от Лейлы и Вульфа рано утром, чтобы собраться с мыслями. Я не хочу снова идти с ней по этому пути, если только этот путь не будет бесконечным. Не хочу повторения прежних ошибок — только не снова. Я хочу, чтобы мы были вместе, но если ее это не устраивает, то я умываю руки. В прошлый раз, когда я пошел ва-банк, она, бл*дь, приняла неверное решение, она обязана была сначала поговорить со мной.

Я достаю все необходимое, для приготовления протеинового коктейля, мой телефон начинает звонить в кармане. Бросаю шпинат и бананы на стойку, затем тянусь к телефону отвечая на звонок.

— Йоу.

— Мэддокс, мне нужно, чтобы ты не попадал в неприятности прямо сейчас, ты понял меня? — Стейси кричит в трубку, я включаю громкую связь.

— Да, я понял, — отвечаю, кладя телефон на стойку.

— Я знаю, что ты ответственный человек, но такое ощущение, что ты растерял остатки здравомыслия. Как будто кто-то просочился в твой огромный мозг, потому что я знаю, что ты не дурак, Мэддокс!

У нее перехватило дыхание, и она называет меня полным именем. Стейси в бешенстве.

Мои глаза сужаются.

— Что ты делаешь?

Она громко выдыхает.

— Я… Я… — Звенит дверной звонок. — У тебя дома.

Вешаю трубку. Конечно же она здесь.

Я открываю входную дверь, затем поворачиваюсь и иду на кухню. Она закрывает за собой дверь.

— Мэд, я понимаю, понимаю, но ты не можешь продолжать делать это со мной. Я устала. Хорошо? Я устала, и я просто… Боже мой, что, черт возьми, ты делаешь? — Она жестом указывает на мой набор для коктейля.

— Коктейль, и я знаю, Стейси. Доверься мне. Просто сейчас я в полном дерьме.

— Эта сука. Она всегда делает тебя е*анутым! — Она в отчаянии вскидывает руки.

Я хихикаю, проглатывая коктейль и вытираю верхнюю губу.

— Стейси, ты классная девчонка, и ты чертовски много для меня делаешь, но, если ты еще раз назовешь ее «сукой», я буду мыть полы твоей кровью. Понятно?

Она закатывает глаза, выдвигая барный стул.

— Прекрасно.

Да, Стейси моя бывшая, но мы с ней давно расстались. Задолго до того, как я впервые встретил Аметист. Стейси потребовалось время, чтобы понять это. Но теперь между нами все предельно ясно. Она знает свое место, и оно далеко от моего члена. Она замужем, и у нее есть ребенок. Бен, он чертовски милый. Кеннеди хлопочет вокруг него, как наседка, и всегда спрашивает меня, когда у нее будет маленький братик. Муж Стейси — хороший парень. Они полная противоположность друг другу. Она громкая и раздражающая, он тихий и спокойный. Я сочувствую этому чуваку. Она носит штаны в их браке, но они безумно влюблены друг в друга.

— Ладно, я не думаю, что нам нужно делать заявление прямо сейчас. Я сделаю его завтра, не думаю, что может произойти еще что-то. На тебя подписались еще сто тысяч человек в Instagram, сейчас ты находишься в тренде Twitter.

Стейси продолжает болтать, но я не обращаю на нее внимания. Мне наплевать на Интернет, она это знает. Девушка утверждает, что это путь в будущее, слишком утомительно просить ее заткнуться, поэтому я просто позволяю ей болтать. Киваю и небрежно мычу, она всегда думает, что я слу…

— Мэддокс! Ты меня слушаешь?

— Хмм? Да? А что?

Ее лицо становится плоским.

Мой телефон начинает звонить, я беру трубку, благодарный за отвлечение. Я не смотрю кто звонит.

— Чё как?

Я подмигиваю Стейси.

Она показывает мне средний палец.

— Пошел ты.

Я дотрагиваюсь до своего сердца с притворной болью.

— Ты делаешь мне больно, детка.

— Хорошо.

— Алло? — Снова отвечаю я, но линия замирает. Какого хрена. Я смотрю на определитель номера и вижу номер Аметист, поэтому перезваниваю ей. Она отвечает после третьего гудка.

— Привет! — ее голос звучит слишком радостно. Что-то не так.

— Почему ты, бл*дь, повесила трубку?

— Боже, Мэддокс, когда ты стал таким угрюмым?

— Примерно в то время, когда ты бросила меня ради папочки твоего ребёнка.

Тишина.

— Ох.

— Это ранит?

— Да.

— Хорошо, потому что это только разминка.

— Думаю, я перезвоню тебе, когда ты будешь в лучшем настроении.

Я отталкиваюсь от стойки и делаю глоток коктейля.

— Повесишь трубку, и в следующий раз я воспользуюсь палкой, и поверь мне, есть и другие способы ее использования, кроме как шлепать тебя по заднице…

— Да? — Я слышу улыбку в ее тоне, и каждый мускул внутри меня немного расслабляется. — Кто тебе сказал, что будет следующий раз?

Она смеется.

— Кто мне сказал, что я трахну тебя?

— Господи Иисусе, — Стейси массирует виски.

Я облизываю большой палец и провожу им вниз по животу, подмигивая ей.

Стейси морщится и показывает кольцо на своем пальце, а затем произносит одними губами: «Замужем».

Я хватаю свои причиндалы и шепчу:

— Чужая собственность.

Стейси краснеет. Я не вру, Аметист владеет мной. Так было всегда, но это не помешает мне снова уйти от нее, если пойму, что она собирается тратить мое время впустую. Хочу ее больше всего на свете, но я также чертовски упрям.

— Кто с тобой? — небрежно спрашивает Эми, заметив, что я отвлекся.

— А? О, Стейси. Она сказала, что ты сука.

Стейси выпрямляется на стуле, ее лицо застывает от обиды.

— Проооооостииииии меня, но…

Я смеюсь.

— Заткнись, Стейси, я шучу. Иди домой к своему мужу и Бену, я все улажу.

Аметист молчит. Она, наверное, дуется из-за моей бывшей.

Стейси собирает свои вещи и бросает на меня свирепый взгляд, прежде чем уйти. Как только дверь закрывается, я тихо вздыхаю, сжимая телефон.

— Детка…

— Мм? — говорит Аметист.

— Перестань думать.

— Мэддокс, я больше не знаю тебя.

Я смеюсь, стиснув зубы. Это бесит меня.

— Эми, ты единственный человек на этой земле, который знает меня, так что заткнись нах*й, потому что ты начинаешь меня бесить.

Тишина.

Я выдыхаю.

— Приезжай ко мне.

Она откашливается.

— На самом деле я не хочу.

— Приезжай ко мне.

— Я должна подготовиться к возвращению в Л…

— Аметист?

— Да? — тихо спрашивает она.

— Приезжай. Ко. Мне.

Она вздыхает.

— Ладно, пришли мне свой адрес.

Глава 34

— Я НЕ ДУМАЮ, ЧТО ДОЛЖНА… — громко объявляю, расхаживая взад и вперед по гостиной.

Я меряю шагами комнату, не зная, что делать. Бросаю взгляд на свою упакованную сумку, убираю с лица длинные волосы, затем смотрю на Лейлу и Вульфа. Тэлон ушел чуть раньше вместе с Лизой, возможно, из-за того, что они поссорились. Я мало что знаю о Лизе и ее семье, это странно, учитывая, что она всегда рядом. Интересно, много ли знает о ней Лейла?

Сосредоточься.

Лейла ерзает на диване.

— Послушай, я думаю, тебе лучше пойти…

Я делаю паузу.

— Лей, посмотри на мое тело! Прошлой ночью было… было, — я замолкаю, подыскивая нужные слова. — Это полный пи*дец, я не могу подобрать нужных слов. Мне больно, я не могу ходить, потому что чувствую, что моя вагина может выпасть из меня, мои ягодицы горят, у меня синяки на руках и шее, но хочешь знать, что самое худшее?

— Нет, — отвечает Вульф, мгновенно поднимаясь на ноги. — Я, бл*дь, не хочу.

— Что? — говорит Лейла, наклонив голову.

— Это то, что он сделал с моей головой. Он исказил мой разум так же сильно, как и мое тело, Лей!

— Ради всего святого, нам нужны какие-то границы в этой семье, — Вульф выбегает из комнаты, но мы игнорируем его.

— Аметист, — Лейла встает и медленно подходит ко мне. Ее руки опускаются мне на плечи, я скольжу взглядом к окну наслаждаясь видом Нью-Йорка. — Я задам тебе вопрос, и ты должна на него честно ответить.

— Хорошо.

Я перевожу взгляд на камин и смотрю, как языки пламени пытаются создать тепло.

— Ты хочешь быть с Мэддоксом?

Мгновенно отвечаю:

— Да, но все не так просто.

Она отрицательно качает головой.

— На самом деле нет. Ты все усложняешь напрасной паникой, и ничего больше. Поезжай к нему. Дай ему шанс, дай шанс вам обоим. Ради всего святого это сделало бы нашу жизнь проще. — Она откидывается на спинку дивана и массирует виски. — Стейси — начальник по связям с общественностью и маркетингу. Она счастлива в браке со своим прекрасным мужем, у них очень милый сын по имени Бен. Мэддокс нанял ее, потому что она хороший человек, и они давно знакомы с Мэддоксом. Он доверяет ей. Иди и поговори с ним. Ты должна сделать это ради вашего общего блага.

Я выхожу из дома, вызываю «Uber» и еду к Мэддоксу. Написала маме, чтобы узнать, не хочет ли она встретиться позже, когда я вернусь, но они с Эллиотом уехали из города после того, как вызволили Мэддокса из тюрьмы. Я пообещала ей, что мы увидимся, как только разберусь в ситуации с Мэддоксом и секс-видео. Собираюсь обратиться в суд, это я знаю наверняка. Выхожу из машины и захлопываю дверцу. Он живет на Лонг-Айленде, дальше от мамы иЭллиота, но ближе к Вульфу и Лейле. Дом из современного стекла с деревянными перилами. Его внешний вид так и кричит «охраняемый пляжный дом». Я чувствую запах соли в воздухе и слышу грохот волн, поэтому понимаю, что была права. Прежде чем подхожу к входной двери, она распахивается. Усмехающийся Мэддокс пристально разглядывает меня. Он кажется крупнее и стройнее, я вспоминаю о его бое, который должен состояться через пару недель.

— Привет, — говорю я, заправляя розовые волосы за ухо. Чувствую себя ничтожной по сравнению с ним и его домом, но в этом нет ничего нового.

— Привет, детка, входи. — Он берет меня за руку и тянет внутрь, закрывая за нами дверь. Слева — винтовая лестница с перилами переплетенными замысловатыми завитушками. Стены голые, никаких картин. Вокруг мебель, застеленная белыми простынями. Этому дому не хватает уюта. Несмотря на стеклянные стены, пляж во дворе, и тёплый воздух.

— Это один из моих домов. Я купил его, чтобы жить, когда приезжаю домой. Я постоянно живу в Вегасе. Кэсс и Кен тоже живут там.

Он исчезает на кухне.

Я хочу сказать, что знаю, но не буду. Положу это в мысленную коробку вместе с тем знанием, что Трэвис заснял наш секс без моего ведома. На коробке будет надпись: «Обращаться с осторожностью», ее открытие заставит Мэддокса взорваться.

Он возвращается, держа в руках бокалы, затем жестом указывает на другую комнату. Я следую за ним в гостиную, мое внимание переключается на крышу.

— Здесь…

— Пусто, — заканчивает он за меня, протягивая мне бокал красного вина.

Я улыбаюсь.

— Ага. — Затем сажусь на большой диван. — Итак, есть какая-то конкретная причина, по которой ты хотел меня видеть?

— Да, — говорит Мэддокс, садясь рядом со мной. На нем нет ничего, только свободные серые спортивные штаны. Резинка белья от «Calvin Klein» вокруг талии дразнит меня. Татуировки дразнят меня. Кольцо в носу… я могла бы продолжать бесконечно. Он должен снимать кольцо во время боя. — Мне необходимо, чтобы ты снова села на мой член, Роуз…

Наши глаза встречаются.

Он смеется, обнимает меня и прижимает к своей груди. Я делаю глоток вина и считаю до десяти.

— Я шучу, — Мэддокс целует меня в макушку. — Вроде того.

Я отталкиваю его, сбрасываю кроссовки и поджимаю ноги под ягодицы.

— Я вроде как злюсь на тебя.

— Ну, это мило, детка, но я чертовски зол на тебя, так что…

Он встает, ставит стакан на маленький столик и исчезает на кухне. Я быстро оглядываюсь вокруг, чтобы рассмотреть обстановку. Но вокруг ничего нет. Кажется, что все еще в коробках.

— Ты собираешься распаковывать вещи в ближайшее время?

Парень возвращается с коробкой пончиков. Я ухмыляюсь, мое сердце сжимается в груди.

Он садится и ставит коробку, между нами.

— Как ты можешь злиться на меня? Я купил тебе пончики.

Я прячу улыбку за плечом.

— Тирамису?

Мэддокс смотрит на меня, на его щеке появляется ямочка от улыбки. Черт побери!

— Так и есть — Он облизывает губы.

Я достаю пончик и откусываю.

— Ммм, — слизываю сливки с пальца. — Ты собираешься сказать мне, что снова женился?

Он смеется, потягивая свой напиток.

— Не-а, детка. Ни за что.

— Так что же тогда? О чем ты хотел поговорить?

— Ты имеешь в виду, что я хотел обсудить с тех пор, как мы виделись в последний раз? Ты не смотришь телевизор или, я не знаю, не заходишь в Instagram?

— О, захожу, — говорю я, откусывая еще кусочек и медленно жуя. — Просто не знала, что у тебя есть на это время.

— Охх. — Снова ухмыляется. — Не так много, Роуз. Кен занимает большую часть моего времени, когда я не тренируюсь или не веду бизнес.

— О, да? — с интересом спрашиваю я, откидываясь на спинку дивана и кладя пончик обратно в коробку. Собираюсь облизнуть большой палец, но он хватает меня за руку прежде, чем успеваю это сделать.

— Сделаешь это дерьмо еще раз, и наш разговор окончен. — Затем он обхватывает губами мой большой палец, проводя по нему языком. Он улыбается, его глаза встречаются с моими. Мои губы приоткрываются, дыхание становится неглубоким. Мэддокс слизывает сливки, а затем кусает мой палец, отпуская. — Продолжим. — Он делает еще один глоток виски, как будто только что не взорвал мой мозг. Или мои внутренности.

Я пытаюсь собраться с мыслями после взрыва внутри моего влагалища, прочищаю горло.

— Ох. — Бл*дь. Почему этот дурак всегда заставляет меня чувствовать себя подростком? — Гм, я не знала, что у тебя есть бизнес.

— Я всегда владел «Dutch».

— Подожди, — я качаю головой и ставлю бокал на кофейный столик. — Ты владеешь «Dutch?» — Помню ресторан, в который он меня водил. Правда, я не знала, что он принадлежит ему.

Он кивает.

— Да. Он принадлежал моей маме, когда она умерла, папа хотел его продать. Я умолял его не делать этого, когда был маленьким, уверял, что я куплю его, когда вырасту. Вульф и Тэлон не хотели иметь с этим ничего общего. Воспоминания слишком болезненны, я ненавижу ходить туда, но сохранил его ради нее, в отличие от остальных сучек в моей семье.

— Мне нравится это место, — шепчу я. — Я не думала, что тебе было некомфортно, когда мы были там, Мэддокс.

Он качает головой.

— Эми, когда ты рядом, все меняется. Я могу справиться с чем угодно. — Смотрю на золотую цепочку у него на шее. Цепочку, которую он украл у меня много лет назад.

— Ты все еще носишь мою цепочку?

— Никогда не снимаю. Она всегда у меня на шее, я снимаю ее во время боя, но в остальное время она всегда на мне, независимо от того, в рубашке я или нет, — спокойно отвечает он. — Хочешь осмотреть дом?

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я вроде как…

Мэддокс притягивает меня к себе на колени, чтобы я оседлала его, затем зарывается рукой в мои волосы и дергает, заставляя мою голову откинуться назад. Он облизывает мою шею.

— Я надеюсь, что твои следующие слова будут «хочу трахаться»…

Я стону.

— Да, да.

Я не сказала ему, что завтра уезжаю в Лос-Анджелес.

Глава 35

КОГДА Я УЗНАЛА, что беременна, то пришла в ужас. Не потому что у нас с Джоном будет ребенок. Дело было не в этом, хотя отчасти именно поэтому я и была напугана. Мы были друзьями. Лучшими друзьями. Которые напились как-то ночью, решили быть друг для друга первыми, и я забеременела. В шестнадцать. Тогда это было страшно, но все равно не так.

Когда родилась Аметист, она покорила наши с Джоном сердца. Мы были так подавлены любовью к ней, что решили забрать ее из моей семьи и перевезти в какое-нибудь новое место, поэтому переехали в Вашингтон. Решили, что это достаточно безопасный район и достаточно далеко от моей семьи и их связей. Аметист было два года, когда моя мать впервые нашла нас и попыталась вмешаться в нашу жизнь. Видите ли, я выросла в мотоциклетном клубе. Моя семья была кровожадной, и мы, черт возьми, проливали эту кровь. Я не хотела, чтобы Аметист имела отношение к этой жизни. В итоге забрала ее у всех, и мы начали все с чистого листа. Я изо всех сил старалась, чтобы Аметист выбрала другой колледж. Я вернулась в Нью-Йорк довольно рано и открыла свой книжный магазин, когда Аметист было около четырех, только для того, чтобы присматривать за матерью.

Но дочь была непреклонна в своем желании поступить в Колумбийский университет, а мы с ее отцом не из тех людей, которые отказывают в том, чего она хочет. Аметист никогда ни о чем не просила, ничего не ждала. Она никогда не была плохим ребенком, поэтому мы чувствовали себя обязанными позволить ей поступить в Колумбийский университет, хотя оба знали, как это опасно. Эллиот был лучшим другом Джона в школе. В юности у нас с ним была своя история, так что я знала, что он был здесь, когда вернулась. Я знала, что он женат и у него сыновья, но мы все равно продолжали наш роман. Встречалась с ним каждый четверг в пять в «Криспи Крим», он сообщал мне последние новости о моей матери и МК «Ангелы Сатаны». Эллиот управлял этим городом и знал, кто приезжал и кто уезжал. Ничто не проходило мимо него.

Аметист не знает о моей семье. Единственное воспоминание, которое у нее осталось, — когда моя мама отвела ее на детскую площадку и оставила там. Ну, эту историю мы рассказали ей.

Мне нужно было сохранить этот секрет.

Аметист так долго жила в неведении. Если она узнает о том, что случилось в тот день, тогда она узнает мою самую большую тайну, и я рискую потерять ее навсегда.

— Джессика. — Лиза входит на кухню и протягивает мне свой телефон. — Я не знаю, сколько у нас времени.

Я прочищаю горло.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — Лиза говорит, заправляя свои светлые волосы за ухо. Боже, она прекрасна. — Она возвращается.

Глава 36

Я ВЫТЯГИВАЮСЬ, СТАРАЯСЬ НЕ РАЗБУДИТЬ МЭДДОКСА. Потянувшись за телефоном, проверяю время. Чуть больше часа ночи, я должна уходить, но не хочу. Хочу остаться с ним.

Осматриваю комнату, хоть она и пуста, не считая огромного матраса, кажется идеальной, потому что я была здесь с ним. Он здесь. Я закрываю лицо руками. Какого хрена мне теперь делать?

Поднимаюсь с матраса и иду в маленький внутренний дворик, который прилегает к комнате, тихо закрывая за собой дверь. Я втягиваю свежий соленый воздух, вцепившись в перила. Мои волосы развеваются на ветру, волны разбиваются о тяжелый песок.

— Ты в порядке? — Его голос вытягивает меня из моего мира, и я улыбаюсь.

— Да.

Я смотрю на океан, на волны, бьющиеся о песок. Это исцеляет, и это одна из многих причин, почему я люблю Хэмптон и Лонг-Айленд.

Мэддокс заключает меня в клетку, оборачивая руки по обе стороны от меня. Наклоняется и целует меня в шею.

— О чем ты думаешь?

— Я думаю о том, с чем мне придётся столкнуться в Лос-Анджелесе. Мне нужно что-то сделать с этим секс-видео.

Он замирает, затем его руки опускаются на мои бедра, разворачивает меня лицом к себе.

Указательным пальцем приподнимает мою голову за подбородок.

— Скажи, чего ты хочешь, и все будет сделано, детка.

— Нет, — я качаю головой, проглатывая страх, который заполняет мое горло. — Я не хочу, чтобы ты в это ввязывался, Мэддокс. У тебя карьера.

— Нах*й карьеру.

Я пытаюсь вырваться из его хватки, но Мэддокс пальцами сжимает мой подбородок, притягивая мое лицо к своему. Он наклоняется, его губы касаются моих.

— Я чертовски серьезен, Аметист. Если я тебе понадоблюсь, то пошлю нах*й, что угодно или кого угодно.

Сосредоточиваю все свое внимание на нем. Люди всегда говорили, что я могу с ним справиться. Что я единственная девушка на этой планете, которая знает, как обращаться с Мэддоксом Стоуном, но это неправда. Я не знаю, какого хрена мне делать. Он пугает меня до смерти. Его преданность пугает меня, потому что знаю, что он убьет или будет убит за меня. Как девушки могут хотеть этого? Это слишком большая ответственность. Это означает, что он может пойти и сделать что-нибудь глупое, и я ничего не смогу с этим поделать. Так что, по сути, я не имею никакой власти.

Облизываю губы.

— Я не хочу, чтобы ты делал это для меня, Мэддокс. Я могу преодолеть все сама. У меня есть команда, которая может справиться с этим профессионально.

Он молчит, его челюсть напрягается. Чем я могла его разозлить?

— Я знаю, что не должен спрашивать тебя об этом, но ради моего спокойствия, скажи, что именно ты собираешься с этим делать?

Мои глаза сужаются.

— Ну, я не собираюсь продавать видео порно-компании, если ты на это намекаешь! — рявкаю я, складывая руки перед собой. — Во-первых, я подам на него в суд. После того, как поговорю со своим адвокатом.

— Подашь на него в суд? Детка, ты не можешь. Я имею в виду, то, что он сделал, было неэтично, но ты не можешь судиться с ним из-за того, что он это сделал. То, что ты позволила ему снимать видео, означает, что ты подписала согласие на это. Я думаю, ты можешь отправить DMCA (прим. пер.: DMCA (англ. Digital Millennium Copyright Act — Закон об авторском праве в цифровую эпоху) — закон, дополняющий законодательство США в области авторского права директивами, учитывающими современные технические достижения в области копирования и распространения информации), на все сайты, на которых есть это видео, но подать на него в суд?

— Насчёт этого… — говорю я, стиснув зубы не в силах смотреть Мэддоксу в глаза. — Я ему не позволяла.

Тишина. Затем его рука снова касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть ему в глаза.

— Что?

Я вздыхаю.

— Я не знала, что он записывает нас. Я приняла наркотики, Мэддокс. Тяжелые наркотики. Была не в себе. После того как мы расстались, я какое-то время была в полном дерьме. Дольше, чем я хотела бы признать. Когда встретила Трэвиса, я прыгнула в омут с головой. Принимала наркотики, курила травку и заливала в себя алкоголь. Я была омерзительна. В тот вечер было много «дорожек», мы курили «Бонг» (прим. пер.: Бонг — устройство для курения конопли и табака), и пили с обеда. У нас был идиотский секс втроем. — Вытираю слезы с глаз и зажмуриваю их. Я не хочу смотреть на него, не могу справиться со взглядом Мэддокса прямо сейчас. — Мы поднялись наверх, в его комнату, я ничего не заметила. Боже. — Я открываю глаза и смотрю прямо на него. — Я ничего не слышала, ничего не видела, ничего не чувствовала. Я думала, что умру, — вот как низко я пала. Не помню этого видео.

Мэддокс склоняет голову, откидываясь назад и хватаясь за перила. Его плечи поднимаются и опускаются, дыхание тяжелое.

— Мэддокс?

Он качает головой, все еще не глядя на меня.

Я разочаровала его. Мое сердце разрывается.

— Не стоит меня провожать.

Я иду к выходу, но он встает передо мной, кладет руки мне на бедра и приподнимает меня. Обхватываю его ногами и смотрю в лицо. Его глаза дикие, безумные. Темные и расширенные.

— Видишь это? — говорит Мэддокс, раздувая ноздри. Бл*дь, он злится. — Ты делаешь это со мной, Аметист. Ты сводишь меня с гребаного ума!

Он несет меня обратно в комнату, пинком закрывая дверь. Бросает меня на матрас и следует за мной.

Мэддокс притягивает меня к себе.

— Я убью его.

— Нет, Мэддокс. — Я поворачиваюсь к нему лицом и кладу ногу ему на бедро. Прижимаю ладонь к его лицу. — Я серьезно!

Он издает громкое и протяжное рычание, затем отталкивает меня от себя и бьет кулаком по матрасу. Я не вздрагиваю, ни в коем случае. Я доверю этому человеку свою жизнь. Знаю, что он скорее оторвет себе левое яйцо, чем подвергнет меня опасности.

Ладно, может быть, не яйцо, а руку или что-то в этом роде.

— Бл*дь, Аметист. То, о чем ты просишь меня, неразумно.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Нет, это не так. И вообще, завтра я возвращаюсь, чтобы все уладить.

Глава 37

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я собираю свою одежду дома у Мэддокса, в моем кармане начинает звонить телефон. Мэддокс уехал рано утром, но сказал, что вернется, чтобы отвезти меня в аэропорт. Мне удалось убедить его не ехать со мной, сказав, что они с Кен могут приехать ко мне в гости на выходные. Он согласился только после того, как я сказала, что воспользуюсь его самолетом.

Я отвечаю на звонок.

— Да?

— Привет, я поговорила с адвокатами, и они сказали, что в дополнение к Закону об авторском праве есть другие законы, которые помогут удалить видео с веб-сайтов, мы также можем подать на него в суд за нанесение ущерба, унижения, эмоционального расстройства и вторжения в частную жизнь, но… — она делает глубокий вдох, а затем выдыхает, — произошло кое-что чертовски странное.

— Хорошо? — отвечаю я, бросая сумки у входной двери.

— Итак, прошлой ночью Трэвис очнулся и сказал, что принесет тебе официальные извинения, и уже удалил все видео в автономном режиме. Ты все еще можешь подать на него в суд за все остальное, но…

Я останавливаюсь.

— Что?

— Я знаю, верно? Он сказал, что получил то, что хотел. Его намерение было выполнено.

— Что, черт возьми, это значит?

Она свистит, затем дышит в трубку.

— Понятия не имею, но Аметист, он чудак и мерзавец. Я бы посоветовала тебе держаться от него подальше.

— Поняла, — рассеянно отвечаю я, вешая трубку.

Все это не имеет смысла. Я иду на кухню и готовлю кофе. С чего бы ему отказываться от всего, после того, как он устроил это гребаное шоу? Каковы были его намерения? Он хотел причинить мне боль? Навредить Мэддоксу? Нет, должно быть что-то другое или, может быть, я слишком много думаю о мотивах Трэвиса. Он не настолько умен.

Мэддокс приходит домой и кладет мои сумки в свой Фантом (прим. пер.: Rolls — Royce Phantom — автомобиль представительского класса).

— Ты владеешь машиной мафиози… — поддразниваю я, садясь на пассажирское сиденье.

— У меня много машин, детка.

— Кто бы сомневался.

Я пристегиваю ремень безопасности и жду, пока он сядет за руль. Поворачиваюсь к нему лицом.

— Алиша, мой личный ассистент, звонила мне, пока тебя не было. Она сказала, что Трэвис пришел в себя прошлой ночью и все исправил. Он удалил видео из сети — хотя мы оба знаем, что невозможно удались все, где-нибудь что-нибудь обязательно всплывет, и также он приносит официальные извинения.

Мэддокс наклоняет голову, выезжая на шоссе.

— Во что он, бл*дь, играет?

Он сжимает челюсть.

Я делаю паузу, включаю радио. Играет «Glycerine» исполнителя Bush, и я делаю громче. Я люблю эту песню. Голос солиста напоминает мне Курта Кобейна. Я не скажу об этом Мэддоксу, он наверняка обидится. Никто не может быть Куртом Кобейном, кроме Курта Кобейна.

— Не знаю, — отвечаю я, глядя в окно на автостраду. Мы въезжаем на взлетную полосу, Мэддокс останавливается возле своего самолета.

Я отрицательно качаю головой.

— О, как далеко ты…

Он останавливается, снимает очки авиаторы и кладет их на приборную панель.

— Я приеду в эти выходные.

— Хорошо, — отвечаю я. — Чем займемся?

Парень облизывает губы.

— Не знаю, но я знаю, что ты моя, и на этот раз тебя не отпущу.

Я улыбаюсь.

— Возьмешь с собой Кен?

— Да, — отвечает он.

— Круто! — говорю я, открывая дверь. — Нам с ней нужно закончить мой хафпайп.

Я выхожу и вытягиваю руки над головой, разминаю шею, затем смотрю на солнце.

— Что? — говорит Мэддокс, закрывая дверь.

Делаю паузу.

— Дерьмо. — Что за чертова идиотка. — Извини, я не хочу, чтобы у кого-то были проблемы…

Он обходит машину.

— Выкладывай.

— Мы с Кэсс вроде как стали, ну не совсем близкими, но друзьями.

Мэддокс внимательно наблюдает за мной.

— И?

Надеюсь, он не разозлится.

— Они с Кен пару раз приезжали ко мне в гости на выходные. Мы с Кен покрасили хафпайп, который я построила дома. Мы сделали фотографии, пара из них есть в социальных сетях.

Его губы сжимаются, щеки краснеют.

— Неужели?

— Ты злишься?

— Аметист, — он обнимает меня и целует в голову. — Вы с Кен обожаете друг друга, с чего бы мне злиться?

Я вздыхаю, расслабляясь.

— Не знаю, в последнее время ты был очень угрюм.

— Прости, детка, — шепчет он мне в волосы, а затем жестом указывает на ожидающий самолет. — Это дерьмо с Трэвисом за*бало меня, и мы… —

Мэддокс говорит «мы» и это словно удар под дых.

Я киваю.

— Я знаю.

Он улыбается, целуя меня в губы.

— В эти выходные у тебя день рождения?

— Серьезно? — спрашиваю я, отводя глаза в сторону. — Нет, не может быть… ты ошибаешься. Возможно, у кого-то другого.

Он игриво пихает меня.

— Мы приедем.

— Когда ты говоришь мы…

— Ага. — Парень лезет в машину, чтобы взять солнечные очки. — Я имею в виду всех.

Глава 38

Я БЫСТРО ДОБИРАЮСЬ ДОМОЙ, минуя папарацци по дороге. Звоню Алише, как только вхожу в дом, она отвечает мгновенно.

— Йоху!

— Прекрати, — хихикаю я, входя на кухню. — Я думаю, что мне нужна дополнительная охрана на некоторое время, пока эта головоломка с секс-видео не закончится.

— Да, я думаю, что это хорошая идея. У меня есть пара человек, которых мне рекомендовали. Я позвоню и узнаю, свободны ли они. У тебя есть какие-нибудь предпочтения? Ты предпочитаешь мужчину?

— У меня нет никаких предпочтений, просто пара человек, которые могли бы побыть рядом.

— Сделаю, что-нибудь еще?

— Да, завтра я вернусь в студию.

— Что-нибудь угодно еще?

Я замолкаю, закрываю дверцу холодильника.

— Ты о чем-то хочешь мне сказать Алиша?

Она делает паузу.

— Ох… Возможно.

— Выкладывай…

Девушка откашливается, но я уже знаю, что она хочет спросить, поэтому опережаю ее:

— Да, у нас с Мэддоксом Стоуном есть история, давняя история, да, между нами кое-что происходит, нет, мы не в отношениях.

Она кричит. Девчачьими воплями. Я отодвигаю телефон от уха, прежде чем ее крик пронзит мой мозг.

— Ладно, ух ты! О мой Бог, это же… это же…

— Странно?

— Я хотела сказать горячо, но и странно. Значит, вы сейчас не вместе?

— Как пара? — спрашиваю я, потягивая сок.

— Да…

— Нет, — неуверенность, должно быть, слышится в моем тоне.

— Ты уверена?

— Нет, я имею в виду да, я уверена. Я думаю.

— У тебя плохо получается.

Я закрываю апельсиновый сок.

— Ладно, мы прояснили это, двигаемся дальше… найми охрану!

Вешаю трубку, прежде чем она продолжит свой допрос. Мы вместе? Мы не решили до моего отъезда, и теперь я в замешательстве. Бл*дь. Мне нужна ванна и немного вина.

Схватив бутылку красного и бокал, я поднимаюсь в ванную и открываю кран. Добавляю немного пены для ванны в воду и глубоко вдыхаю аромат лаванды, витающий в воздухе. Я расслабляюсь, протягиваю руку к бокалу и наливаю вино. Как бы мне ни нравилось видеть всех, но люблю быть дома в своем пространстве. Я открываю ящик и достаю зажигалку, зажигая свечи. Снимаю одежду, отвечая на звонок по телефону.

— Привет, мам.

— Привет, милая, — тихо шепчет она. — Просто хочу убедиться, что ты благополучно добралась до дома. Прости, что нас не было, чтобы встретиться с тобой.

— Да, все в порядке, — я хихикаю, выключаю кран и снимаю трусики. — С Мэддоксом по-другому и быть не может, никаких проблем. Я знаю, что вы были заняты.

Она вздыхает с облегчением.

— О, это прекрасно, дорогая. Он вернулся с тобой в Лос-Анджелес?

— Хм? — спрашиваю я, но вопрос отдается эхом, потому что бокал находится перед моим лицом. — Нет. Он приедет со всеми в эти выходные на мой день рождения.

Тишина.

Я залезаю в горячую ванну и смотрю на телефон, чтобы убедиться, что связь не прервалась.

— Мам?

— Да, милая, слушай, я могу прилететь завтра.

— Хорошо… — Я погружаюсь в горячую воду. Вздыхаю, наслаждаясь покалыванием на коже. — Ты в порядке?

— Да, да. У тебя есть охрана или что-то в этом духе, пока я не приеду завтра?

Открываю глаза.

— Мама, ты ведешь себя еще более странно, чем обычно… — Меня озаряет. — О, это из-за секс-видео, да? — Я хихикаю. — Мама, все в порядке. Я позвонила своей помощнице, и она как раз в процессе поиска охраны. Тебе не обязательно приезжать так рано. Прилетай со всеми остальными.

— Аметист, — говорит она, и в тот момент, когда я думаю, что она собирается что-то сказать, мама выдыхает. — Ты права, я слишком остро реагирую. Завтра у тебя будет охрана?

— Да, мама. Ладно, мне пора. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, Аметист. Очень сильно.

Мы заканчиваем разговор, я качаю головой. Знаю, как мне повезло с мамой, она очень заботливая, но иногда это подавляет.

Приходят оповещение от Instagram, я открываю его.

«maddoxthedestoyerstone» (прим. «мэддоксразрушительстоун») подписался на Вас.

Хмм. На моем лице появляется улыбка. Я нажимаю на его имя, мое сердце колотится в груди.

«44 Публикации 66,4 млн Подписчики 1 Подписки»

Я нажимаю на вкладку «Подписки». Открывается мой профиль: «fliptrick».

— Иисус, бл*дь, Христос.

Я возвращаюсь к своей странице в Instagram, у меня 2,3 миллиона подписчиков, подписана я примерно на 120 человек. Я не сноб, как Мэддокс. Он ужасен. Свой аккаунт Facebook держу в секрете. Ну, я стараюсь. В друзьях у меня знакомые и семья, и пара подписчиков.

Приходит сообщение.

Мэддокс: где ваши с Кен фотографии?

Я улыбаюсь, печатая ответ.

Я: они на Facebook.

Мэддокс: Добавь меня.

Я качаю головой.

Я: Ты уже там! У меня тот же Facebook.

Мэддокс: Ох, дерьмо.

Он исчезает, так что я открываю Facebook и, конечно же, он в сети. Появляется новое сообщение.

Мэддокс: Бл*дь, как я мог это пропустить?

Я: не знаю. Ты не очень активен здесь.

Появляется куча уведомлений. «Мэддокс Стоун отреагировал на вашу фотографию». Он «лайкнул» все наши с Кен селфи. На одной фотография, мы обе с волосами, заплетенными в косички, и Кен рисует усы на моей верхней губе. На другой мы надуваем губы, изображаем утконосов, потом гангстерские рожи. Есть даже фотография Кен, меня и Кэсс. Кэсс позирует, ее сиськи торчат, Кен закатывает глаза, а я высовываю язык между зубами, сморщив нос.

Мэддокс Стоун прокомментировал Вашу фотографию: Иисус, бл*дь, Христос, Кэсс. Убери их.

Через несколько мгновений я получаю еще одно уведомление.

Кэссиди Арчер ответила на комментарий к вашей фотографии: Кто его впустил?

Мэддокс отправляет эмодзи с закатывающимися глазами.

Я фыркаю, качаю головой и кладу телефон обратно на стойку, погружаясь в воду. Так хорошо быть дома.

Глава 39

БОЙ НАЗНАЧЕН, СЛАВА БОГУ. Трэвис не выдвигает обвинений, и взял на себя полную ответственность за запись, сегодня утром он сделал заявление.

Я крепко зажмуриваюсь, переживая драму. Этот ублюдок сам навлек на себя все это, но ни хрена не складывается.

— Ты меня слушаешь, Мэд? — спрашивает Стейси, надвигая очки на лицо. Мы здесь только тридцать минут, а я уже не слушаю ее тявканья.

— Ага.

Она снимает очки как раз в тот момент, когда Рив, один из моих парней, садится рядом со мной. Стейси выбрала это кафе, я не хотел появляться на публике. После всего этого беспорядка поднялась такая шумиха. Аметист оказалась в самой гуще события, увеличивая ажиотаж.

Рив кивает Стейси. Девушка вежливо улыбается, но мы оба знаем, что она чувствует себя неловко в его присутствии, это только подзадоривает Рива. Это утомительно. Рив родом из Франции и уже четыре года удерживает титул чемпиона в своей весовой категории. Он сложен как дом, огромный, тяжелый и смертоносный.

— Я не кусаюсь, Стейси, — говорит он с акцентом.

Я закатываю глаза.

Стейси сглатывает и снова смотрит на меня.

— Так, когда у Аметист день рождения?

Я делаю глоток воды, поправляя темные очки.

— Завтра, мы все летим к ней.

Стейси кивает.

— Я должна быть там.

— Вряд ли это…

— Мэддокс, она уверенная в себе девушка. Я не представляла для неё угрозы, когда она думала, что мы встречаемся, она не будет беспокоиться из-за меня сейчас. Кроме того, — бормочет Стейси, роясь в бумагах. — Ты ее видел? Она само совершенство.

Я ухмыляюсь.

— Так и есть.

Рив сбоку смотрит на меня.

— Так и есть.

Моя голова резко поворачивается к нему.

— Да?

Рив смеется, вонзая нож в колбаску.

— Да, она совершенство.

Я не могу злиться из-за этого. Аметист — совершенство с непокорной душой. Она уникальная, необузданная и дикая. Бл*дь. Она будит во мне зверя.

— Может быть, мне стоит сказать семье, чтобы мы улетели сегодня вечером. Ты сможешь сегодня вечером?

Я потираю грудь. Ненавижу чувство, которое пронзает меня каждый раз, когда я думаю о том, что ее нет рядом со мной.

— Сядь, — приказывает Стейси, указывая на мой стул. — Твой член может подождать еще одну ночь.

Я разминаю шею и сажусь обратно.

— Итак, эта история с Трэвисом — полный бардак.

— Да, — достаю телефон, ухмыляясь фотографии Кен и Аметист, которую я поставил на заставку.

— Поэтому мы должны ответить прессе, что вы с Аметист… — говорит Стейси.

— Нет, мы не будем этого делать. — Качаю головой. — Бл*дь, я никому ничего не должен.

— Мэддокс, ты публичная личность. Это меньшее, что ты можешь сделать, и это немного приоткроет завесу тайны.

Я стискиваю зубы.

— Сначала я поговорю об этом с Аметист.

— Вы ведь теперь вместе, верно? — спрашивает Стейси.

— Да.

— Значит она сказала, что вы теперь пара?

Я свирепо смотрю на нее.

— Стейси, это я и Аметист. Нам не нужно давать определение этому дерьму. Ты не можешь повесить ярлык на то, что у нас есть, поверь мне, я, бл*дь, пытался.

После завтрака возвращаюсь домой и звоню Кеннеди. Я купил ей телефон, чтобы мы могли созваниваться, когда захотим. Кэсс не была в восторге, но все равно позволила мне это сделать. Учитывая, что она была миссис «это путь будущего, оставь ее с айпадом», у нее не было аргументов для возражения.

— Привет, папочка.

— Привет, принцесса, как дела в школе?

Я захожу в гардеробную и вытаскиваю целую кучу одежды.

— Все хорошо, но Линда была злой.

Я делаю паузу.

— Кто такая Линда? Учитель? — Запихиваю вещи в сумку.

— Нет, это девочка из моего класса. Она была моей подругой, но сегодня она стала злиться на меня.

Я хмурюсь.

— Кто называет своего ребенка Линда

— Я знаааю.

Я прочищаю горло. Ублюдок.

— Не думай о ней, детка. У тебя много друзей.

— Да, я знаю, ты хочешь поговорить с мамой? Она в спортзале с парнем.

— Каким парнем? — спрашиваю дочь, присаживаясь на кровать.

— У нее появился парень. — Конечно, она знает. — Мелисса готовит ужин, мне нравится, как она готовит, потому что мама не умеет готовить.

— Это правда.

— Что ты делаешь?

— Ох, готовлюсь к поездке в Лос-Анджелес…

— О? — Это ее заинтересовало. Интересно, почему? — Зачем?

Я ухмыляюсь.

— Ты хочешь мне что-то сказать, принцесса?

Она делает паузу, затем драматично вздыхает.

— Хороооошоооо, мы с мамой собирались повидаться с Эми.

Моя ухмылка становится шире.

— Я знаю, детка. Эй, ты можешь позвать маму?

— Ага! Люблю тебя, папочка.

— Я тоже тебя люблю, детка.

Раздаются приглушенные звуки, и я слышу музыку, прежде чем Кэсс отвечает.

— Чем обязана такому удовольствию?

Я массирую виски.

— В эти выходные у Аметист день рождения, мы все летим туда завтра утром. Я заберу тебя и ребенка.

Она откашливается.

— Ох, ну, вообще-то мы летим туда сегодня вечером.

— Ну конечно, — я качаю головой. — Хорошо, увидимся завтра.

— Хорошо, и эй, Мэд?

— Да?

— Не делай ей, бл*дь, больно.

Затем она вешает трубку. Какого хера люди продолжают это говорить. Если и есть на свете два человека, которым я никогда не причиню вреда, так это Аметист и Кеннеди. Бросаю телефон на кровать, и тут раздается звонок в дверь.

Я бегу вниз по лестнице и распахиваю ее перед отцом и Джессикой.

— Все в порядке? — Я вглядываюсь в их лица.

— Да, — говорит Джессика. — Но мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Я впускаю их с папой и закрываю дверь, указывая на кухню.

— После вас.

Глава 40

«PRIVACY» Криса Брауна играет в моем доме, я танцую и пою на кухне. Алиша помогает мне готовить еду.

— Знаешь, мы можем нанять людей, чтобы приготовить все это?

Я отрицательно качаю головой.

— Ни за что! Я воспитанница старой школы. Мы можем все сделать сами.

— Аметист? — Входит один из парней, которые помогают с установкой. — Для костра все готово!

— Отлично!

Я отпиваю еще вина.

Алиша, смотрит на бокал, потом снова на меня.

— Может, тебе не стоит пить днем? Все должны скоро быть здесь, да?

— Да, — шиплю я, подмигивая ей. — Они моя семья и друзья, Алиш, успокойся.

У нее в ухе по-прежнему Bluetooth-наушник, она отвечает на звонки. Девушка выходит из комнаты, нажимая на кнопку.

— Выпей чего-нибудь! — кричу ей.

Она отличный ассистент, к ней невозможно придраться, но серьезно, ей нужно пожить немного.

Я бегу наверх и быстро переодеваюсь, надеваю узкие джинсы и белый топ без бретелек с надписью «Punk Chick» (прим. «Панк цыпленок»). Топ оголяет мой живот, это смелый шаг, учитывая, что моя диета в последнее время состоит из шоколада и картофельных чипсов, но платья все ещё не моя фишка. Кроме того, я хочу надеть цепочку на пояс. Расчесываю волосы и оставляю их распущенными. Я рада увидеть всех, но в основном Мэддокса и Кен. Чувствую себя плохо, потому что почти не разговаривала с Лейлой на прошлой неделе, но наша дружба не нуждается в постоянном взаимодействии. Дружба единорогов.

Позже тем же вечером, когда все собрались, Мэддокс притягивает меня к себе, переплетая наши пальцы. Целует меня в голову.

— Ты в порядке?

— Да, слегка навеселе.

— Слегка? — он смеётся. — Детка, ты немного больше, чем навеселе.

Я хихикаю, потягивая воду. Когда Кен рядом, не хочу быть в беспамятстве. Если бы ее здесь не было, то выпила бы.

Мэддокс переводит взгляд на хафпайп позади нас.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть все это художество завтра.

Я следую за его взглядом.

— Да, это нечто другое. Может быть, ты поможешь нам закончить остальное.

— Конечно, детка. — Его внимание переключается на мою маму и Эллиота, затем он снова смотрит на меня с натянутой улыбкой на губах.

— Где Тэлон и Лиза? — спрашиваю я, наконец заметив их отсутствие.

— Тэлон будет чуть позже.

— Хорошо, а Лиза?

— Лиза не смогла приехать.

Кэсс и Кеннеди уехали около десяти вечера, я говорила, что им не обязательно жить в гостинице, но Кэсс не хотела оставаться здесь с Мэддоксом. Я думаю, что обстановка была бы немного странной, если бы она, я и он жили под одной крышей.

Я больше не выспрашивала у Мэддокса, где Лиза. Наверное, они с Тэлоном сильно поссорились. Близилась полночь, и я была немного пьяна.

Мы все сидим вокруг костра, играет музыка. Когда начинает звучать «Секс на День рождения», мои глаза мечутся по сторонам. Смотрю на самодовольную и ухмыляющуюся Лейлу, потягивающую свой напиток и наблюдающую за мной.

— Сучка.

Мой телефон вибрирует в кармане, я приподнимаюсь, чтобы вытащить его.

Неизвестный номер: Привет, Эми, это Лиза. Я снаружи. Ты можешь выйти и поговорить? Не говори Мэддоксу.

Сбитая с толку, я встаю с бревна, лежащего около костра, посылаю ей ответное сообщение.

Я: буду через 5 минут.

Мэддокс хватает меня за руку, когда я встаю.

— Куда ты собралась?

Я жестом показываю внутрь.

— Принесу побольше льда.

Он стоит на месте, на мгновение сжимает мою, руку, затем качает головой.

— Ладно. Не задерживайся.

Парень слишком опекает меня, больше, чем обычно.

— Оооу, — поддразнивает Лейла. — Вы такие милые.

— Заткнись, Лей, — рявкает он, и я использую этот момент, чтобы улизнуть, бегу к стеклянным дверям, пробегаю через гостиную, направляясь к входной двери. Распахнув ее, выбегаю на дорогу, находящуюся недалеко от моего парадного входа.

Черный лимузин припаркован на обочине. Я наклоняю голову, изучая его. Машина заведена, фары тусклые. Мурашки пробегают по моей коже от порыва ветра, я тянусь к телефону как раз в тот момент, когда приходит еще одно сообщение.

Неизвестный номер: Я в лимузине.

Перевожу взгляд с телефона на лимузин. Мне мало, что известно о Лизе, кроме того, что она встречается с Тэлоном. Помимо этого, я ничего не знаю о ней или о ее семье, мне не приходило в голову даже спросить. Так что, может, она богата, а я просто не знаю. Направляюсь к лимузину, думая, что была дерьмовой подругой для неё. Наверняка она расстроена, поэтому не вошла в дом. Интересно, что, черт возьми, натворил Тэлон?

Я открываю дверцу лимузина и наклоняюсь внутрь.

— Что он сделал, на…

Замолкаю, когда вижу, что Лизы здесь нет. В тот момент, когда я собираюсь бежать, чувствую, как подошва ботинка врезается в мою голову сбоку, и все становится черным.

— Мэддокс? — Джессика подходит ко мне как раз в тот момент, когда я собираюсь проверить, какого хрена Аметист так долго не выходит. — А где Эми?

Я смотрю на дом.

— Она пошла за льдом.

Между нами наступает долгая пауза, я направляюсь к дому.

— Аметист? — кричу я, направляясь на кухню. Тишина. Вульф и Лейла входят через стеклянные двери, Лейла хихикает.

— Что случилось? — спрашивает она. Когда видит наши с Джессикой напряженные лица, ее улыбка исчезает.

Я бегу вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

— Я уверен, что с ней все в порядке, сынок! — говорит папа с первого этажа, но я никого не слушаю.

— Эми? — кричу я, распахивая все двери. Сбегаю вниз, спотыкаясь на нескольких ступеньках, и вылетаю через парадную дверь. — Ее здесь нет.

Мое сердце колотится в груди, кровь бурлит. Беспомощность. Я чувствую себя чертовски беспомощным и неуправляемым. На улице мертвая тишина, никаких признаков жизни. Только тени от деревьев и стрекотание сверчков вдалеке. Мои кулаки сжимаются, челюсть напрягается. Что-то бросается мне в глаза на противоположной стороне дороги, и я медленно направляюсь туда.

Мое сердце, бл*дь, останавливается, когда я вижу, что это телефон Аметист. Подняв его, сжимаю его в руке и иду обратно к дому.

— Мэддокс? — шепчет Джессика, сжимая ожерелье на шее.

— Они забрали ее.

— Что? — растерянно вскрикивает Лейла.

Прохожу мимо нее и направляюсь на кухню, у меня в кармане звонит телефон.

Отвечаю, не в силах вымолвить ни слова. Я, бл*дь, даже видеть толком не могу, не то, что говорить. Она только что была здесь.

— Я не могу найти Лизу! Я нигде не могу ее найти, как будто она просто исчезла.

— Они забрали Аметист, — шепчу я, не отрывая взгляда от стены. — Они, бл*дь, забрали ее!

— Кто, бл*дь, забрал ее? — спрашивает Лейла, в панике оглядывая комнату.

Все, кто имеет хоть какое-то значение, сейчас на кухне. Некоторые гости снаружи, но большинство начали расходиться. Я смотрю на Вульфа.

— Убери этих е*аных людей из этого дома.

Делаю вдох и выдох. Я верну ее, и я, бл*дь, пролью кровь в процессе. Папа говорит по телефону, Джессика плачет у обеденного стола. Лейла стоит рядом с ней, потирая ее спину, Вульф ушел, чтобы попросить всех уйти. Входит Алиша, и ловит мой взгляд.

— Я помогу всем уйти. — Ее глаза остекленели. — Ты хочешь, чтобы я позвонила в полицию? Или это будет решаться в частном порядке?

Я смотрю на Эллиота, который замолкает и прикрывает трубку.

— В частном. Просто постарайся сделать все возможное, чтобы это не просочилось в СМИ, и люди, которые были сегодня вечером здесь, закрыли свои рты.

Она сглатывает, а затем медленно кивает, она выглядит испуганной. Она мне нравится. Теперь я понимаю, почему Алиша работает у Аметист. Она такая же, как и Эми.

— Я приеду, как только смогу, — рычит Тэлон, и линия замолкает.

Кладу телефон на кухонный стол, делаю вдох и выдох.

— Мэддокс? — шепчет Лейла, и я наконец смотрю ей в глаза. — Что происходит?

Я смотрю на Джессику.

— У Джессики есть прошлое, о котором никто не знал. Даже Аметист.

Лейла сглатывает.

— Я всегда знала, что ты что-то скрываешь, мама Джей, но что происходит?

Я делаю вдох и считаю до десяти.

— Мать Джессики управляет байкерским клубом МК «Ангелы Сатаны». Оказывается, у Джессики было две дочери. Одну из дочерей вырастила ее мать в клубе, Джессика позволила ей. Когда Аметист была маленькой, ее бабушка пыталась забрать ее. После этого случая, Джессика договорилась с матерью, что она отдаст ей одну из своих дочерей, а взамен она оставит другую в покое. Она не станет вмешиваться в их жизнь, и не будет преследовать их.

— Подожди! Что значит — одну из ее дочерей? У нее есть только Аметист! — говорит Лейла, качая головой, как будто я сошел с ума.

Я фыркаю.

— Да, ну, оказывается, это не совсем так, да, мама Джей? — Мои губы кривятся. Я, бл*дь, ненавижу ее в этот самый момент.

— Сын… — предупреждает Эллиот.

Я перевожу взгляд на него.

— Заткнись, папа! Просто заткнись нах*й, — выдыхаю я, сжимая стойку. — Лиза, — вторая дочь Джессики. У неё и Аметист разница в возрасте десять месяцев, они практически близнецы. Отец Лизы — кто-то из МК. Послушайте, — выдыхаю я, раздраженный всем этим гребаным делом и желая вернуть свою девушку. — Тэлон только что узнал о Лизе, мы не можем предположить, на чьей стороне Лиза. Мы не знаем, почему они это сделали и какого хрена они хотят.

Лейла отчаянно кричит, потом поворачивается и бьет кулаком в стену. Я смотрю, как она разворачивается, и мне чертовски сильно хочется ее обнять. В этот момент знаю, что она чувствует то же, что и я. Отталкиваюсь от стойки и иду к ней, прижимаю ее к своей груди, свирепо глядя на Джессику.

Лейла начинает плакать, ее руки обвиваются вокруг моей талии.

— Я убью Лизу, если она имеет к этому отношение, Мэддокс.

Прямо сейчас мы просто лучшая подруга и парень пропавшей девушки, которые, бл*дь, разваливаются на части.

— Я знаю. — Целую ее в голову. — Но сначала мы должны вернуть ее.

Лейла отступает, вытирая слезы со щек.

— Хорошо. — Она расправляет плечи, и я понимаю, что игра началась. — Какой у нас план? Как давно тебе это известно?

Я качаю головой, возвращаясь к стойке за телефоном.

— Со вчерашнего гребаного дня. Я собирался рассказать Аметист завтра. Не хотел портить ее день рождения.

— Это правда, — откашливается Джессика. — Когда Аметист было два года, Полетт забрала Лизу. Аметист практически не помнит ее, когда она спросила про девочку из смутных воспоминаний того дня, когда бабушка пыталась ее забрать, я сказала, что это ребёнок подруги, и мы больше не видимся с ней. Это разбило мне сердце, но Аметист никогда не должна была жить той жизнью, Лиза принадлежит им с самого рождения. Ее отец теперь президент МК.

Я прищуриваюсь.

— Лиза знала об Аметист?

Джессика вытирает слезы.

— И да, и нет, она не хотела причинять боль Аметист. Она хотела узнать ее, я умоляла не говорить, что она ее сестра. Аметист никогда не простит меня, если узнает, что я сделала.

Я набираю номер на своем телефоне, Джессика смотрит на меня.

— Что ты делаешь?

— Джон, это Мэддокс. У нас проблема.

class='book'> Глава 41

СЛАДКИЙ ЗАПАХ свежесобранных роз и вишни окутывает меня гипнотическим ароматом, я тянусь к повязке, которая завязана вокруг моей головы. Сорвав ее, вскакиваю с кровати и позволяю глазам привыкнуть к свету.

Викторианская древность. Каменные стены и белые окна, выходящие на задний двор. Ну, я предполагаю, что это задний двор, судя по верхушкам деревьев, которые вижу в окне. Я в замешательстве. Оглядываю комнату, смотрю на запястья, такое ощущение, будто они были связаны несколько месяцев, встаю на ноги, прохаживаясь по комнате. Небольшой камин встроен в стену, на противоположной стороне кровать с четырьмя столбиками, стены покрашены темно-бордовой краской. Над камином висит картина, одна рука на другой. Детская рука, нарисована на изображении взрослой. По краям темно-серые пятна, она обрамлена и, честно говоря, немного жутковата. Комната хороша на вид, но из-за пустоты, осевшей в моем животе, мне не по себе.

Дверь открывается, и моя голова автоматически поворачивается туда, сердце колотится в груди. На пороге, прислонившись к косяку, стоит женщина. У нее короткие седые волосы, идеально ниспадающие до подбородка, и знакомые ярко-голубые глаза. Судя по морщинам на ее коже, можно предположить, что ей около 60 лет, может, чуть больше. Миниатюрная фигура, немного ниже меня. На ней кожаный байкерский жилет поверх белой рубашки с V — образным вырезом и длинными рукавами, обтягивающие джинсы и черные кожаные ботинки.

Кто, черт возьми, эта женщина и почему у меня болит голова.

— Аметист Татум, — объявляет она хриплым голосом. Я уверена, она курит.

— Да? — Я скептически оглядываю комнату. — Простите, но зачем Вы меня похитили?

Она смеется, проходя в спальню. Шагает в мою сторону, я синхронно отступаю назад. Она замечает это и снова смеется. Позади нее стоит крупный мужчина с густой бородой, одетый в такой же жилет. Я прищуриваюсь, смотря на его нашивку, потому что она гораздо крупнее, чем та, которая на ее жилете, вижу эмблему змеи с надписью МК «Ангелы Сатаны». Если честно, они меня немного пугают. Женщина садится на стул перед окном, солнце ярко светит ей в спину, ее седые пряди отбрасывают тени на лицо. Я едва могу разглядеть выражение ее лица. У меня болит голова, и как только открываю рот, острая пульсация ударяет в висок.

— Серьезно, почему ты ударила меня и где Лиза?

О Боже. Лиза.

Я расправляю плечи.

— Если ты причинила ей боль, поверь мне, твой друг байкер, — я жестом указываю за свою спину, — не сможет остановить ни ее мужчину, ни моего, если уж на то пошло.

Женщина ничего не говорит, с интересом наблюдает за мной. Затем она наклоняет голову и кладет руки на колени.

— Ты не знаешь, кто я?

Я замечаю, как ее глаза сужаются, когда она поворачивает голову.

— Нет, но, если Вам нужны деньги, я могу их дать. Если Вы отпустите меня.

Это наверняка иметь какое-то отношение к Мэддоксу. Может, он кого-то разозлил в драке или еще что-нибудь, кто знает.

Она фыркает.

— Аметист, я твоя бабушка.

У меня отвисает челюсть.

— Что?

Я плюхаюсь на кровать позади себя, морщась от боли в голове. Прижимаю к ней ладонь, затем опускаю ее вниз, и вижу кровь на своей руке.

— Ох.

Она смотрит на мою голову, затем снова на меня.

— Я могу попросить кого-нибудь обработать рану, если хочешь.

Мои губы кривятся.

— Спасибо, но я думаю, что откажусь.

Мое упрямство может убить меня. Мэддокс был прав. Я сглатываю, приглушая боль, которую вызывает во мне только его имя. Не хочу думать о нем сейчас.

Она смеется, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени.

— Знаешь, ты так похожа на свою мать.

— Откуда Вы знаете? — спрашиваю я, чувствуя головокружение. Пот струится по моему лицу.

— Ну, я думаю, что на самом деле не знаю. — Женщина откидывается назад. — Больше нет. Я твоя бабушка, Аметист, и твоя мать все эти годы была не совсем честна с тобой.

— Не может быть, — бормочу я, затем закрываю глаза и пытаюсь успокоить пульсацию в голове.

Удар.

Удар.

— Ты слышишь меня, Аметист? — говорит она.

Женщина? Голос?

Кто она? О, подожди.

— Что?

Мои брови сходятся.

— Лиза твоя сестра. Она выросла в МК со мной и своим отцом. Она испорчена, и больше не нужна мне, к сожалению.

— Кто? — растерянно спрашиваю я. — Почему у меня болит голова?

Я бесцельно озираюсь. Темно-бордовые стены, белая отделка. Кровать с четырьмя столбиками.

Перевожу взгляд на незнакомую женщину на стуле. Она наклоняет голову, смущение искажает ее уродливые черты.

— Аметист, я уже три раза сказала. Я твоя бабушка.

— Моя бабушка умерла. Где я? — спрашиваю, поднимаясь на ноги. Все начинает кружиться, и я снова сажусь. — Не думаю, что это хорошая идея.

Тишина.

— Послушайте, — говорю я, опуская голову на ладони. — Мне нужно вернуться в школу. Мне нужно учиться, у меня новая соседка в общежитии, она мне не очень нравится, потому что она вычурная, раздражающе богатая и много о себе мнит.

Я встаю, в моей голове все переворачивается вверх тормашками, падаю на пол, темнота поглощает меня.

Глава 42

ВОЗМОЖНО, Я НЕ БЫЛА ТЕМ, чего хотела моя мама в юности. Возможно, я была недостаточно красива или не идеальна, как Аметист, очевидно, меня было недостаточно. Поскольку моим отцом не был Джонатан Келли, это значит, что я не прошла отбор. Я всегда хотела учиться в Колумбийском университете, не хотела сталкиваться с Аметист. Не хотела с ней дружить. Я знала, что мы будем посещать один университет, потому что бабушка сказала мне. Намеревалась держаться от неё подальше. Я ненавидела ее. Ненавидела ее так сильно, что это сжигало мою душу и почти убило меня. Эта ненависть росла вместе со мной. Почему меня было недостаточно для мамы? Я ненавидела ее больше, чем Аметист. Аметист я завидовала, нашу маму же презирала.

Когда мы с Тэлоном встретились, все произошло очень быстро. Я познакомилась с ним в первый же день учебы в Колумбийском университете, мы сразу поладили. Он был всем, чем не были мужчины, которыми я была окружена, он не был слабаком. Он мог постоять за себя, позже я узнала, насколько мрачными были его фантазии в спальне. Парень был большой, загорелый, мускулистый, и матерился как сапожник. Он был всем, чего я хотела, даже не подозревая об этом.

Мы начали встречаться, но я сразу сказала ему, что не ищу мужчину. Мы учились в колледже, и я не собиралась жить так, как половина старух в клубе, нарожавших кучу детей, которых они изначально не хотели, просто из любви к члену. Он предложил свободные отношения, я спросила возможен ли свинг (прим. пер.: Свинг — обмен сексуальными партнёрами между парами) между нами — он ответил утвердительно. Свинг был нашим воскресным развлечением, потому что воскресенье — день Господень, так что по воскресеньям мы грешили. Мы начали много экспериментировать, но внутри мои чувства к нему росли, а его — ко мне. Мы не могли насытиться друг другом.

Но в ту ночь, когда Мэддокс и Аметист встретились, я хотела уйти навсегда. В тот же вечер исчезла и вернулась в клуб, чтобы собраться с мыслями. Я сказала бабушке, что у Аметист может начаться роман с Мэддоксом, братом Тэлона. Бабушка сказала, чтобы смирилась с этим. Она никогда не узнает, кем я была. Бабушка сказала, что, если я не нужна маме, это не значит, что должна ненавидеть Аметист, поэтому вернулась к Тэлону и встретилась с Аметист. Сначала я подумала, что она странная, чопорная и немного высокомерная. Она не была популярна или что-то в этом роде, ну, не в обычном смысле.

Она не обращала на это внимание, но где бы она не появилась, мужчины всегда смотрели на нее. Женщины относились к ней с презрением. Девушка не была популярна, нет, но все знали, кто она. Никто не говорил с ней, никто не подходил к ней, я знала почему, потому что Аметист была неуловима. Она корчила гримасы. Заставляла людей сомневаться в своем существовании, потому что была чертовски идеальной. Все в ней, вплоть до пухлых губ, было совершенно. Я была заурядной, она не только украла мою маму, жизнь и внешность, она была уверена в себе, потому что у неё были родители, которые обожали и защищали ее.

Мой отец защищал меня по-другому.

Спустя две недели, узнав ее получше, я почувствовала, что огонь, сжигающий меня изнутри, медленно угасает. На самом деле она не была высокомерной, Аметист была равнодушна к происходящему вокруг, и не обращала ни на что внимание.

Три месяца спустя я знала, что она добрая, любящая и внимательная. Она обожала Мэддокса, а он обожал ее. Девушка была счастлива, и, как ни досадно было это признавать, ее счастье делало счастливой меня. Я влюбилась в нее. В ее походку, в то, как она запрокидывала голову и смеялась, когда Мэддокс говорил что-нибудь глупое. Она вела себя как ботаник, но это выглядело соблазнительно. Аметист хотел каждый мужчина, каждая девушка ненавидела ее, при этом уважая. Я была одержима ею. Я хотела понравиться ей. Я хотела быть ее сестрой. Я хотела всего, что она могла мне дать.

Когда они с Мэддоксом расстались, после возвращения Кэсс, я впервые в жизни испытала такое сильное чувство защиты по отношению к кому-то. Я не испытывала ничего подобного, даже к Тэлону. Вот почему наши с ним отношения складывались так хорошо, когда Мэддокс бросил ее, я хотела убить его и искупаться в его крови. Хотела быть рядом с ней, но я не думала, что она когда-нибудь будет испытывать ко мне тёплые чувства, ей просто было все равно. Держу пари, она даже не знала мой любимый цвет, я знала о ней практически все — ее любимый цвет, дату рождения, что она ела на обед, сколько времени ей нужно, чтобы съесть яблоко. Я стала одержима ею, следила за ней в социальных сетях.

На свадьбе Вульфа и Лейлы, не могла дождаться, встречи с ней, хотела рассказать о том, что мы сестры, но она погрузилась в отношения с Мэддоксом, затем произошла драма с Трэвисом. Когда я застукала Мэддокса, целующегося с Тиффани, мне пришлось бороться с каждым инстинктом внутри меня, который хотел вырубить ее на хрен. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь перерезал ей глотку, пока буду наблюдать. Я ненавидела Тиффани, но после этого начала презирать. К счастью, она больше не появлялась, потому что Лей пришла в себя.

Я кашляю, мое зрение затуманилось.

— Очнулась.

Я прихожу в себя, качая головой.

— Я не знаю, кто Вы и чего хотите, но моя семья придет за тобой! — кричу я, не обращая внимания на кровь, которая сочится у меня изо рта.

После всего этого Аметист уехала домой, я чувствовала себя опустошенной и много хандрила. Вскоре поняла, что влюблена в Тэлона, и растворилась в нем. Она очень редко приезжала, когда они с Мэддоксом ссорились или расставались, я видела ее всего несколько раз, пока они с Мэддоксом снова не воссоединялись.

Сегодня утром меня похитили. Я знала, что рано или поздно это произойдет, у меня не было такой защиты, как у Аметист. В крыше, которая согревала меня по ночам, были дыры размером с шины. Иногда мне было тепло, и я чувствовала себя защищенной, но не тогда, когда был дождь или порыв зимнего воздуха. Меня не защищали, как ее.

Люди, которые похитили меня, из конкурирующего клуба. Они враждовали с моей бабушкой, сколько я себя помню. Прошлой ночью мы с Тэлоном поссорились. В основном из-за Аметист. Мэддокс рассказал Тэлону о ней, и мне пришлось все выложить. Я рассказала ему о том, как стала одержима, желая быть как она. Мы ругались, потом трахались, затем снова ругались. Потом он привязал меня к кровати и заставил смотреть, как он трахает другую девушку. Я стояла на коленях, с кляпом во рту, тушь стекала по лицу, запястья связаны веревкой, пока он трахал эту девушку до потери сознания, и смотрел на меня. Я плакала, потому что любила его, и мы не были с другими людьми почти год. Это было похоже на предательство, и так оно и было. Он разбил мое сердце, когда жестоко трахнул ее, и разрушил мою душу, когда занялся с ней любовью.

После того как она ушла, Тэлон сказал мне, что они с ней встречаются уже некоторое время и что я пренебрегла им, одержимая своей давно потерянной сестрой, короче говоря, она, по сути, забрала и мою единственную настоящую любовь.

Аметист забрала у меня все, но я все равно отдала бы последнее, лишь бы она обратила на меня внимание. Любила меня. Была моим другом, но этого никогда не случится. Никогда. Теперь у меня нет даже Тэлона.

— Я не знаю, чего Вы хотите.

Я дергаю веревки на запястьях. Они немного похожи на те, которые использовал Тэлон прошлой ночью.

Тэлон.

Я любила его больше, чем Аметист?

Нет.

Да.

Нет.

Это не имеет значения, потому что теперь у меня нет ни одного из них. Почему я думаю об Аметист в этот момент?

Я грязная и нежеланная. Никто никогда не претендовал на меня. Моя мама, которая должна была любить меня от природы, не смогла полюбить меня, вот насколько я была недостойна любви. Вот насколько я была грязной.

Мужчина смеется. Я узнаю его. Ганнер Ломос, президент МК «Любовь Джокера», блеклый и старый, морщины пронизывают его оливковую кожу.

— Ох, сладкие щечки, нам ничего не нужно.

— Послушай, моя семья придет за тобой…

— Твоя семья? — Он смеется, потом встает и запихивает сигарету в рот. Идёт по пыльным половицам, и я наконец оглядываюсь. Я в подвале. — Твоя семья отправила тебя сюда, сладкая.

Я в замешательстве, и мое лицо, без сомнения, показывает это.

Он продолжает.

— Твоя бабушка, чертова злая ведьма, приказала нам похитить тебя. — Мужчина выпускает густое облако серого дыма и садится на стул передо мной. — Чтобы убить тебя.

Я сглатываю.

— Это неправда.

Он хихикает.

— Малышка, это правда. Она хотела, чтобы мы убили тебя или заставили исчезнуть.

Я качаю головой, не в силах поверить, что он говорит правду. Она никогда бы так не поступила, она моя бабушка. Она была единственным человеком, который не отрекся от меня, как от куска дерьма.

— Нет, она не могла так поступить.

— Слушай. — Ломос выпускает сигаретный дым. — Она сделала это. У меня такое чувство, что ты не очень хорошо знаешь свою бабушку.

Моя голова склоняется, слезы текут по лицу, смывая грязь с лица. Мне не для кого и не для чего жить.

— Я доверяла ей.

Он откидывается на спинку стула.

— Куколка, поздравляю, ты только что очнулась и увидела, что «Ангелы Сатаны», — это гниль. Они отвратительны, как дерьмо на подошве ботинка. Причина, по которой мы так долго соперничаем с ними, заключается в том, что они неуправляемы.

Я сглатываю, позволяя слезам скатиться по щекам. Я не хочу жить. У меня ничего нет. Никого и ничего. Абсолютно ничего. Даже людей, для которых, как мне казалось, что-то значу. Я ранена, сломлена, темнота омрачает мое зрение так сильно, что не вижу света в конце тоннеля.

— Только, пожалуйста, побыстрее, — шепчу я, задыхаясь от рыданий. Шмыгаю носом и смотрю на него снизу-вверх. Меня воспитывали в страхе перед этим человеком, я готова была его убить, если бы мне представилась такая возможность, этот человек подмигивает мне.

— Я не буду торопиться, Лиза.

Чувствую пустоту в желудке, когда эти слова срываются с его губ.

— Я понимаю.

И это правда. Они вне закона и никому не делают одолжений.

— Потому что я не собираюсь убивать тебя, малыш.

— Что? — Я вскидываю голову, наши глаза встречается. — Что ты имеешь в виду? — Пот стекает по моему виску, брови поднимаются.

Он вздыхает, бросает сигарету на пол и наступает на нее старым военным ботинком. Дверь открывается, но я не смотрю на вошедшего, потому что слишком занята наблюдением за этим человеком. Я слышала, что этот дикий человек, делал ужасные вещи с людьми, и вдруг он не собирается убивать меня. Он собирается изнасиловать меня? Это все? Впрочем, это неудивительно. Любая женщина живет в страхе перед изнасилованием. Мы идем по улице ночью, и знаете, о чем мы думаем? Вот именно. Мы гадаем, не собирается ли какой-нибудь больной сукин сын нас изнасиловать.

— Лиз? — Этот голос.

Я поворачиваюсь к двери, мои губы дрожат. Это плод моего воображения.

Он подходит ближе, я вижу его. Он настоящий? Или меня накачали наркотиками?

— Тэлон?

Он наклоняется, притягивая меня в свои объятия.

— Это я, детка.

Парень целует меня в голову, я так потрясена, что задыхаюсь. Что происходит? Он поднимает меня, берет на руки, баюкая, как ребенка. Свирепо смотрит на Ганнера.

— У нас все в порядке?

Ганнер кивает головой.

— Да. Не забудь замолвить за меня словечко перед Мэддоксом.

Тэлон смеется.

— Конечно.

Затем он выносит меня из помещения. Я закрываю глаза и прижимаюсь головой к его теплой шее. Не хочу видеть, где я нахожусь, не могу поверить, что все происходящее реально. Может быть, я сплю, и Бог играет со мной злую шутку. Тэлону плевать на меня. Я чувствую солнечный лучи на своей коже, запах свежескошенной травы и сухих листьев. Зажмуриваюсь от яркого солнца. Дверца машины распахивается, и Тэлон нежно усаживает меня на заднее сиденье.

— Лиза? — Это Мэддокс.

Я открываю глаза, когда машина трогается. От напряжения перед глазами появляются радужные круги.

— Что, Мэддокс? — Едва слышно хриплю я, все еще ошеломленная всем происходящим. Бабушка отправила меня туда, чтобы меня убили, но почему? Я думала, она… она вырастила меня. Мой отец — мешок с дерьмом, это известно всем. Он почти не имел никакого отношения ко мне, пока я росла, меня воспитала бабушка. Я думала, она меня любит. У нас столько воспоминаний, она притворялась? Она симулировала нежность и ласку, неужели все это неправда?

Я вытираю слезы. Опять. Я не знаю…

— Лиза, Полетт похитила Аметист.

Замираю, глядя на Мэддокса.

— Что? — Мое сердце колотится в груди.

— Да, ты знаешь, где они могут быть?

Я киваю, игнорируя тот факт, что, возможно, Тэлон не хочет меня, он, вероятно, хотел, чтобы сказала им, где находится Аметист. Мое сердце замирает, в нем нарастает паника.

— Я знаю, где они.

Глава 43

— ОСТАНОВИСЬ ЗДЕСЬ, — говорит Лиза, указывая на обочину.

— Это и есть компаунд? — спрашиваю я, это место сбивает меня с толку. Мы в гребаном пригороде. Дома среднего класса. Возле некоторых есть детские площадки.

Лиза качает головой:

— Нет. — Она смотрит на дом, ее глаза безжизненны. Лиза всегда казалась веселой, жизнерадостной, приходящей на помощь и ничего не просящей взамен, девушкой. В этом доме с ней что-то случилось, мы докопаемся до сути, но сейчас я могу думать только об Аметист. — Это дом моего отца. Они, — она прочищает горло, — они используют этот дом как реабилитационный центр. Место, где может что-то пойти не так. Никаких доказательств и тому подобного. — Она прижимает руку к груди, и ее дыхание резко прерывается, когда ее внимание обращается ко мне. — Боже, Мэддокс, нам нужно туда. Немедленно.

Я киваю, затем смотрю на Вульфа, сидящего рядом со мной, и на отца, который сидит на пассажирском сиденье.

— Пойдем.

Лиза останавливает меня, как только все выходят из машины.

— Мэддокс, они будут вооружены.

— Да? — говорит Вульф и выходит из машины, закрывая за собой дверь. — Мы тоже.

Вульф протягивает мне «AR», я свирепо смотрю на него, затем перевожу взгляд на пистолет, прежде чем снова посмотреть на него. Он кивает.

— Ты прав, — говорит брат, поворачивается к Лизе. — Ты когда-нибудь стреляла из такого?

Я собираюсь забрать его, когда она ловко хватает пистолет и передергивает затвор.

— Я расцениваю это как «да»… — бормочет Вульф, ухмыляясь ей.

Тэлон подходит к ней сзади и убирает волосы с ее плеча.

— Поговорим вечером, хорошо?

Она одаривает его жесткой улыбкой.

— Хорошо.

Как раз в тот момент, когда мы собираемся подойти к дому, позади нас останавливаются полицейские машины и фургоны со спецназом. Лейла выскакивает из машины и бежит к нам, вытирая слезы с лица.

— Мне очень жаль, но я не могу позволить вам испортить ваши жизни! Я вызвала полицию. Я люблю Аметист, но вы все должны научиться не брать все в свои руки!

Вульф качает головой и опускает руку, когда офицеры начинают кричать, чтобы все бросили оружие.

Я рычу на Лейлу. Она склоняет голову.

— Мне очень жаль, Мэд, но я не могу. Я люблю Аметист, и она будет в безопасности, она слишком умна, чтобы было по-другому, но позволь полиции справиться с этим.

Я снова рычу.

Тэлон шагает к ней, его губы кривятся в усмешке.

— Ты обещала, Лейла…

Все опускаются на землю, включая Вульфа.

— Я знаю. — Она поигрывает большими пальцами. — Но мой ребенок вроде как нуждается в том, чтобы отец и дяди не сидели в тюрьме.

Мрачное лицо Вульфа начинает светиться. Он улыбается ей с земли, как раз, когда я опускаюсь на колени. Она беременна. Хорошо для них.

— Срань Господня, — бормочет Вульф, когда полиция и спецназ проходят мимо нас, подняв оружие и направляясь к дому. Съемочные группы подъезжают вместе с папарацци. Вульф продолжает. — Я не могу быть отцом.

— Вы оба заткнитесь на хрен, — рявкаю я, с меня хватит их дерьма.

— Хорошо, вставайте! — говорит один из офицеров, подходя ко мне. Я встаю и бегу к дому. Мне нужно забрать мою гребаную девчонку.

— Мэддокс! — слышу я крик позади себя, но не слушаю. Новостные команды и репортеры собрались и вещают в свои камеры.

Я игнорирую всех и толкаюсь вперед, мимо меня проносится машина скорой помощи.

Я ускоряюсь, бегу к дому. Почему эта гребаная дорога такая длинная? Подбегаю к двери в тот момент, когда ее выкатывают на каталке.

Бл*дь.

Мое дыхание останавливается, ноги дрожат. Я никогда в жизни не чувствовал подобного ужаса. Никогда.

Ее розовые волосы теперь пыльно-коричневые и.…она истекает кровью. Все лицо и голова в крови.

Она без сознания. Почему без сознания? Я отталкиваю медика, офицер хватает меня за руки.

— Что с ней произошло? — реву я, бросаясь к ее каталке.

Не борюсь со слезами, которые вот-вот прольются, потому что, черт возьми, это Аметист. Моя гребаная Аметист.

— Сэр, вам нужно отойти в сторону, чтобы мы могли отвезти ее в больницу. Прочь с дороги.

Я не двигаюсь, настолько ошеломлен тем, что вижу, что застываю на месте, такое ощущение словно мои ноги зацементировали.

Офицер оттаскивает меня назад, «скорая» уезжает с включённой сиреной. Я вытираю слезы. Моя челюсть сжимается, смотрю на дом, ярость вспыхивает внутри меня. Ярость, которую я никогда не испытывал.

— Нет. — Здесь полно офицеров, и мои братья сдерживают меня.

Офицер смотрит мне в глаза, я замечаю, что он в костюме. Детектив.

— Я детектив Осборн, друг ее отца. Ты должен позволить нам делать нашу работу. — Он тянет меня к себе, и я заставляю себя успокоиться.

Это не работает.

Я делаю еще одну попытку.

Это все равно не работает. Мне нужно что-нибудь сломать. Пролить кровь, убить того, кто сделал это с ней.

Мужчина наклоняется и говорит мне на ухо.

— Она одна из наших, Мэддокс. Тот, кто это сделал, никогда больше не увидит дневного света, и знаешь, когда мы до него доберемся? — Он замолкает и хихикает. — Мы позаботимся о нем так, как ты захочешь, и это продолжится так долго, как захочешь…

Его слова немного успокаивают меня. Он делает шаг назад и смотрит на меня.

Молчаливое обещание.

— Ее старик уже в пути, с армией своих людей. Ты мне доверяешь? — спрашивает Осборн.

Я смотрю в его карие глаза, оливковую кожу. Что-то заставляет меня доверять ему.

Он искренен, я это чувствую, поэтому киваю.

— Хорошо. — Он сжимает мое плечо. — А теперь иди в больницу и позволь нам сделать нашу работу. Ты должен поехать к ней и быть там, когда она очнется.

Проходит неделя…

Две недели…

Она приходила в себя дважды, оба раза не узнавала меня, ругалась на Лейлу, спрашивая, какого хрена она здесь делает. Последние две недели мы все оставались в больнице, спали на матрасах. Лейла практически не покидала палату. Как и я. Вульф и Тэлон ходили за едой и прочим дерьмом, в котором мы нуждались, а также возили нас домой, чтобы принять душ, после мы сразу же возвращались. Лиза не ушла. Аметист перевели в отдельную палату, нам сказали, что могут предоставить нам койки, но я отказался. Если они это сделают, все будет казаться слишком постоянным.

Ей сделали операцию на мозге. Кристофер Лайон ударил ее по голове. Дело было не столько в силе удара, хотя это было довольно плохо, сколько в упущенном времени и месте удара. Меня били по голове множество раз, я не могу сосчитать сколько, почему этого никогда не случалось со мной? Я бы занял ее место в мгновение ока.

— Кто ты?

Бл*дь. Пустота в ее глазах будет преследовать меня до конца жизни.

Провожу ладонью по волосам, двери открываются и входит ее отец. Кажется, будто он постарел на несколько лет с тех пор, как все это произошло.

— Я бы сказал, иди домой и отдохни, но мы оба знаем, что ты не послушаешь.

Одариваю его вежливой улыбкой.

Когда я разговаривал с Кен, мне приходилось вести себя как обычно. Мы с Кэсс решили не говорить ей о том, что произошло. Нет смысла ее расстраивать. Мне было трудно притворяться, что все в порядке, и лгать дочери каждый раз, когда она спрашивала, где ее лучшая подруга. Я ненавижу это.

Поднимаюсь на ноги и расхаживаю по комнате. Я переживаю множество циклов: гнев, печаль, горе. По телевизору рассказывают об аресте членов МК «Ангелы Сатаны», — Кристофера Лайона и ее бабушки. Бабушку выпустили — гребаная сука будет иметь дело со мной, когда Аметист выйдет из больницы и окрепнет, Кристофера судят за покушение на убийство. Маленький ублюдок.

Я смотрю на кровать, где мирно лежит Аметист. Вокруг ее носа кислородная трубочка. Я спросил доктора, как долго она была без сознания, находилась ли в таком состоянии с момента похищения, но он сказал, что не знает. Они ничего не могут сказать о серьезности ее травмы, пока Аметист полностью не очнется.

Если она не вспомнит меня, я проведу остаток жизни, показывая ей, почему девушка в меня влюбилась. Я заново переживу наши самые интимные моменты и буду делать это снова, и снова, и снова, вызывая хоть малейшие искры воспоминаний.

— Она выглядит такой умиротворенной, — бормочет Джон, проводя рукой по ее голове.

Я киваю, не могу вымолвить ни слова. Во рту пересохло, мои руки, как наждачная бумага, от постоянного натирания о джинсы.

— Я ничего не знал о Лизе. — Он пронзает меня взглядом. — Если бы знал, то воспитал бы ее, как свою.

Я киваю, упираясь локтями в колени.

— Мы не очень хорошо знакомы, но я верю тебе.

— Где она? — спрашивает Джон, выпрямляясь во весь рост.

Я жестом указываю на дверь.

— Пошла за кофе. Она практически не разговаривает с тех пор, как мы забрали ее у Ганнера.

— Ганнер Ломос?

Я склоняю голову.

— Тот самый.

— Интересно… — говорит он, засовывая руки в карманы. — Он работает по закону, поэтому я не удивлен, что он отпустил ее.

У меня не было сил рассказывать ему, что Ломос отпустил ее не только потому, что он чист, и у него дочь примерно того же возраста, что и Лиза, но также он сделал это, потому что хотел моего уважения. Мужчины и уважение идут рука об руку. У меня не было сил, да и вообще мне было пох*й, чтобы что-то ему рассказывать. В другой раз. Как только Аметист очнется, черт возьми. Я надеру ей задницу за это.

— Она вспомнит тебя, сынок, — говорит Джон, сжимая мое плечо. Я подношу ладони ко рту и смотрю на нее. — То, что было у вас, не каждому дано испытать. Мэддокс, между вами существует нечто настолько редкое, что ничто не может стереть это.

Я не отвечаю. Ощущение, будто у меня в горле застрял камень.

Ужас от того, что она не вспомнит, почти парализует меня. Что, если она не захочет быть со мной? Что, если она не позволит мне показать ей, почему она в меня влюбилась? Что тогда буду делать?

Я запру ее в подвале и заставлю, вот что.

Глава 44

КАШТАНОВЫЕ КУДРИ ОБРАМЛЯЮТ ЛИЦО ДЕВОЧКИ, ее голубые глаза озорно блестят. Я держу баллончик в руке и улыбаюсь ей.

— Что будем делать?

Она смеется, и на ее щеках появляются глубокие ямочки.

— Ты такая смешная, Эми! Мы раскрашиваем твой сноуборд, помнишь? Я рисую тебя и папу, а ты делаешь розовые и голубые брызги.

Я снова смотрю на брызги.

— Почему они неоново-розовые и голубые?

Маленькая девочка морщит лицо. Ее маленькие пухлые щечки сияют здоровьем.

— Потому что ты любишь быстрые машины, и любишь красиво одеваться.

— Ха, — бормочу я, глядя вдаль. — Значит, я наполовину сорванец, наполовину девчонка?

Она кивает.

— Ага, совсем как я, помнишь?

Я не помню.

— Эм, — шепчу я. — Напомни, как тебя зовут?

Она закатывает глаза.

— Ты опять пила водку?

Я замираю.

— Нет.

— Я Кеннеди Стоун, мой…

Воспоминания проникают в мой мозг со скоростью сто миль в час.

Мэддокс и я смеёмся, он бросает меня, мы снова вместе. Наш первый поцелуй, спотыкаемся о его кровать во время нашей первой ночи, выпадение из его окна и смех с Лейлой, когда мы бежали обратно к такси, он показывает мне «Dutch», и место аварии.

— Я люблю тебя.

Вскакиваю с кровати, отчаянно втягивая воздух.

— Аметист? — Мэддокс вскакивает со стула, на котором сидит. Я смотрю на него, потом на Лизу, которая стоит рядом с ним, сжимая кофейную чашку, она выглядит взволнованной. Она явно не спала, затем я перевожу взгляд на пол, и вижу груды матрасов, разбросанных повсюду с одеялами и подушками. Неужели они оставались здесь все время?

— Детка? — Спрашивает Мэддокс, медленно подходя к моей кровати.

Я тру глаза и хватаюсь за стальные перекладины по бокам моей кровати.

— Где Кен?

Они оба громко выдыхают.

— Черт возьми.

Мэддокс набрасывается на меня, притягивая в свои объятия. Я содрогаюсь, но потом погружаюсь в его объятия.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу, глядя на него. — Но серьезно, где Кен?

Глава 45

Две недели спустя

Я НЕ ЗНАЮ, что случилось, пока была без сознания, потому что не могу ничего вспомнить, но помню сон с Кеннеди. Когда я рассказала Мэддоксу о нем, он потерял дар речи на несколько дней. Не он заставил меня вспомнить, это была не моя любовь к нему, хотя эта любовь безгранична, это была любовь, которую я испытывала к его ребенку. Моему ребенку. Она также моя, и никто ничего не может с этим поделать.

В дверь моей спальни стучат, когда я бросаю одежду в сумку.

— Эй, сладкая!

Входит Лейла, ее волосы собраны в высокий хвост, на лице нет макияжа. Она снова стала брюнеткой с тех пор, как забеременела. Я не знаю почему, но, вроде, аммиак вреден для ребенка. Подруга кардинально изменилась, и я очень рада за нее. Это также заставляет меня думать о том, что, однажды у меня появится собственный ребенок. Половина меня и половина Мэддокса. Не знаю, бояться этого или волноваться. Но опять же, Кен была идеальной, а у ее мамы не все дома, несмотря на это я очень люблю Кэсс.

— Привет! Ты уже собралась?

— Ага! — Она садится на мою кровать и смотрит в окно. — Ты говорила с Лизой?

Я сглатываю. Узнать, что она моя сестра, было нелегко, и я не простила маму за это, и даже не приблизилась к тому, чтобы простить. Не знаю, когда смогу ее простить, но думаю, не скоро.

— Я поговорю с ней, когда буду готова.

— Хочешь поговорить о своей чокнутой бабуле? — осторожно спрашивает Лейла.

Я пожимаю плечами.

— Не уверена, но… — Вздыхаю и сажусь рядом с ней, откидывая волосы назад. — Я ни хрена не понимаю, зачем ей понадобился кто-то из нас. Я имею в виду, зачем? Почему бы просто не оставить меня и Лизу с мамой?

— Все дело во власти, — шепчет с порога Лиза.

Я ерзаю на месте.

— Что ты имеешь в виду? Ты можешь войти…

Я жестом приглашаю ее войти.

Лиза колеблется, но в конце концов входит и садится на пол перед нами. Лейла поджимает ноги под задницу, чтобы устроиться поудобнее, я вообще не уверена, что хочу услышать эту историю.

— Джессика была ее единственной дочерью, «Ангелы Сатаны» наследуют президентство по родословной. Она пыталась забеременеть до и после Джессики, но у нее ничего не получилось. Если у нее не будет кого-то, кто займет ее место, то она потеряет место президента, как только ей исполнится пятьдесят. Причина, по которой десять лет назад у нее не забрали молоток, — это я. Потому что они знали, что она готовила меня занять ее место.

— Что же тогда заставило ее сойти с ума и украсть меня? Не обижайся, но если у нее есть ты, то зачем ей затевать эту драму?

— Трэвис, — шепчет Лиза, глядя на меня.

Я замираю.

— Что? — Я до сих пор не разговаривала с этим маленьким е*баным чудилой после скандала с секс-видео. — Какое отношение к этому имеет Трэвис?

Она недоверчиво качает головой.

— Ему заплатили, чтобы он был с тобой, чтобы ты ему доверилась. Вы были коллегами, и это отлично сработало. Я собиралась тебе сказать! Собирался рассказать тебе все. Боже, Эми! — Она выдыхает, ее голос дрожит. — Я так давно хотела тебе все рассказать, но не могла. Я была слишком напугана.

— Ты боялась ее? — спрашиваю я, наклоняю голову, все еще пытаюсь разобраться в ситуации с Трэвисом.

Лиза качает головой.

— Нет, я боюсь потеряю тебя. Потерять тебя, потому что не рассказала тебе все, потерять тебя, и точка.

— Этого не произойдет, Лиза, но не могла бы ты рассказать мне побольше о Трэвисе?

Она кивает и продолжает.

— Как я понимаю, он устроил этот бардак, по нескольким причинам. Во-первых, очевидно, он хотел причинить боль тебе и Мэддоксу, другая причина не так очевидна. Он сделал это, чтобы привлечь внимание бабушки. — Она прочищает горло и расправляет плечи. — Прежде чем продолжить, я должна сказать, что у меня не может быть детей.

Я сочувствую ей, правда.

— Мне очень жаль.

Она отрицательно качает головой.

— Ничего страшного, в конце концов я исцелилась, и не хочу вдаваться в подробности, но мое воспитание и MК «Ангелы Сатаны» — отвратительно.

Я сглатываю.

— Когда или если ты захочешь поговорить об этом, Лиза, я буду рядом.

Она делает паузу, и я вижу, что ее глаза закрываются, а нижняя губа дрожит.

— Спасибо, Эми.

Господи, никто никогда не показывал ей свою любовь?

Я машу рукой.

— Продолжай.

Она откашливается.

— Когда бабушка узнала, что у меня не может быть детей, чтобы продолжить род, она была потрясена. Я была испорченным товаром, но она никогда этого не говорила. Она всегда заставляла меня чувствовать себя любимой и желанной. Когда рассказала ей о своем бесплодии, она выглядела грустной, но я думала, что она переживает за меня. Я ошибалась. Очень ошибалась. Она придумала план, познакомить тебя с кем-нибудь, с кем угодно. Она смотрела твое шоу и заметила вашу с Трэвисом связь, и решила усилить ее. Они напали на него, стали угрожать и заключили с ним сделку. Он начал подменять твои таблетки, чтобы ускорить процесс. Затем, когда он чуть не потерял тебя из-за Мэддокса на свадьбе, бабушка снова угрожала ему. Это была ужасная удача, что ты забеременела, и когда он сказал бабушке, она была в восторге. Бабушка заметила перемену во мне, то, как я часто защищала тебя, когда они говорили о тебе. Я пыталась исправить ситуацию, чтобы остановить все это, но они исключили меня из обсуждений, так что ничего не знала. Если честно, теперь, оглядываясь назад, я вижу, почему начала отдаляться от нее. Она теряла меня, но в ее сознании я была потеряна в ту секунду, когда меня изнасиловали.

Я в замешательстве, спрыгиваю с кровати и сажусь рядом с ней на пол. Она шмыгает носом и качает головой.

— Прости, я не хотела этого говорить.

— Все в порядке! — Вытираю слезы с ее щек.

Лейла обнимает ее, с другой стороны.

— Лиза, мы же семья. Мы заботимся о тебе не меньше, чем о собственной крови. Хорошо?

Я закатываю глаза.

— У нас с ней одна кровь, Лей.

Лейла сердито смотрит на меня.

— Я не с тобой разговариваю.

Я хихикаю.

Лиза хихикает. Она привыкла к нашей с Лейлой странной дружбе.

Лиза продолжает.

— Итак, когда ты потеряла ребенка и бросила Трэвиса, все пошло под откос. Бабушка решила заполучить тебя другим способом. — Она смотрит на меня. — Я не знаю, что она планировала, Эми, но тот дом, — дом моего отца, используется только для жестоких вещей, которые они хотят держать подальше от клуба. Я не знаю, но думаю, что она планировала держать тебя там. Секс-видео Трэвиса было дешевым способом разлучить вас с Мэддоксом, разлучить достаточно надолго, чтобы вернуть тебя. Они просто не знали, что между вами ничего не может быть.

Информация оседает в моей голове, словно на карнавале психованных клоунов. Вверх, вниз и так круг за кругом…

Я выдыхаю.

— Ну, по крайней мере, теперь это имеет смысл.

Лиза кивает.

— Если Мэддокс узнает о Трэвисе…

Я качаю головой, а Лейла выпаливает:

— Нет!

Мы все переглядываемся и соглашаемся.

— Мэддокс никогда не узнает.

***

Мы все сидим в самолете Мэддокса, ожидая взлета, он подходит и садится рядом со мной. Здесь все кроме мамы и Эллиота.

Тэлон и Лиза, Вульф и Лейла, Кэсс и ее парень, Кеннеди. В основном моя семья.

Мэддокс переплетает наши пальцы.

— Ты в порядке?

Я улыбаюсь, прижимаясь к нему.

— Да.

Это не совсем ложь, я в порядке, просто не знаю, что делать с мамой.

Глава 46

В АСПЕНЕ БЫЛО МНОГО СМЕХА, алкоголя, а в нашем с Мэддоксом случае — много секса. Мама звонит мне в сотый раз, я беру телефон чтобы ответить.

— Что, мам?

— Привет, милая, ты ответила. Слушай, мы с твоим отцом едем к тебе, ты дома?

— Что?

Я сажусь на диван, затем смотрю на Кеннеди и иду на кухню. Мэддокса сегодня нет, он уехал в Вегас, а Кэсс в отпуске в Австралии с Аароном. Однако у нас около пяти телохранителей. Мэддокс все еще в бешенстве из-за бабушки, и я не думаю, что он когда-нибудь успокоится. Не знаю, что он планирует, но очень надеюсь, что он не сделает ничего глупого. Меньше всего нам нужна ссора с мотоциклетным клубом.

— Ладно, но о чем ты хочешь со мной поговорить, мам? Мне все известно.

Она вздыхает.

— Я знаю, милая, но это очень важно, и мне очень нужно, чтобы ты поняла меня.

— Хорошо.

Я сдаюсь. Как долго могу на нее злиться? Я выслушаю ее, но очень надеюсь, что у нее есть новая информация для меня.

Не успеваю вернуться в гостиную, как входная дверь открывается и телохранитель номер один, который находился за дверью, просовывает голову.

— Пара стариков здесь, говорят, что они твои родители.

Я слышу, как мама скулит на заднем плане.

Жестом показываю ему: «Впусти их».

Затем смотрю на Кен, которая заснула на диване на середине фильма «Величайший снеговик».

— Эми, — говорит папа, и я поворачиваюсь, чтобы поприветствовать его.

— Привет, папочка.

Я притягиваю его к себе, чтобы обнять, а потом обнимаю маму. Она по-прежнему моя мама, даже если мне не нравится, как она обошлась с Лизой. Я готова выслушать ее.

— Встретимся в столовой, я только захвачу одеяло для Кен.

Они оба исчезают в столовой, а я бегу наверх, чтобы взять одеяло из комнаты, в которой она спит, когда приезжает. Я обожаю ее. Мне нравится, что этот ребенок, в столь юном возрасте, рожденный в этом поколении, имеет неиспорченную душу. Ее не затянуло в крутое дерьмо, и она любит слушать о 90-х. Не могу дождаться, когда вытащу плакаты Hansen, Backstreet Boys и NSYNC. Мэддокс будет в восторге.

Я накрываю ее, лежащую на диване и целую в голову, затем выключаю телевизор. Включаю лампу в углу гостиной, позволяя теплому свету осветить темноту.

Захожу на кухню, мама и папа сидят за обеденным столом, словно пара подростков, готовых к разговору.

Я вздыхаю, открываю шкафчик с алкоголем и достаю бутылку виски.

— Это все, что у меня есть.

Затем беру стаканы и ставлю их на середину стола, отодвигая цветок и другие хрупкие украшения в сторону.

Я сажусь.

— Итак, — разливаю напиток и пододвигаю их к каждому. — Давайте поболтаем.

Мама выдыхает, делает большой глоток и ставит стакан обратно на стол.

— Мы с отцом Лизы переспали несколько раз. Мы были вместе какое-то время. — Она делает ещё глоток. — Я заподозрила, что беременна, когда проснулась утром, чувствуя себя плохо. Тебе было всего два месяца, я только вернулась в Нью-Йорк, собираясь открыть книжный магазин. Я была сбита с толку всем этим с тобой на руках. Мне не от кого было ждать помощи, и не хотела говорит твоему отцу о том, как сильно нуждалась в помощи. Наша гордость — проклятие. — Еще глоток, она прочистила горло. — Я узнала, что беременна Лизой, в тот день, когда мама нашла меня в Нью-Йорке. Я сказала ей, что не могу так жить. Сказала ей, что не хочу, чтобы мои дети жили так, как жила я, поэтому мы с Джоном сбежали. Ей это не понравилось. Ей нужен был наследник, чтобы сменить ее, когда она умрет. Их ху*вые ритуалы.

Я замерла, потому что никогда не слышала, чтобы мама ругалась.

Она продолжает.

— Полетт вернулась на твой второй день рождения. Пыталась забрать тебя. Ты была на детской площадке, она оставила записку на кухонном столе, с условием либо я отдаю ей Лизу, либо она заберёт тебя. Естественно, она хотела забрать Лизу больше из-за того, кем был ее отец…

Я перебиваю ее.

— Я помню Лизу, когда была маленькой. Но не четко, словно снимок, запечатлённый в моем мозгу. Помню ее в тот день, но так как помню не очень много, я поверила тебе, когда ты сказала мне, что она дочь твоей подруги, за которой ты иногда присматриваешь. — Мама кивает, ее щеки покрывает румянец. — Тебя смущает твоя ложь, мама?

Ее глаза устремляются на меня, пальцы сжимают стакан.

— Конечно, Аметист.

Я удовлетворенно склоняю голову.

— Очень хорошо, продолжай.

— Я не жалею о своем решении, Аметист. Ты никогда не будешь жить в той атмосфере.

— Почему ты не боролась? — спрашиваю я, наклонив голову.

Папа немного перемещается на стуле.

— У тебя был отец, который признался, что если бы знал о Лизе, то воспитал бы ее как свою.

— Итак, — она делает еще один глоток из своего бокала, и я жалею, что налила его сейчас, потому чтомама использует это как способ сделать паузу. — В то время я думала, что поступаю правильно. Я была молода, и чувствовала, что у меня нет вариантов, и я боялась ее, очень боялась, Аметист… и не без оснований.

— Я выпью за это. — Поднимаю бокал и осушаю его, затем тянусь к бутылке, чтобы снова наполнить бокал. Папа к своему не притронулся.

— Я хочу загладить свою вину перед Лизой. Как и твой отец, если ты не против?

— Конечно же я не против, — огрызаюсь я. — Не могу поверить, что ты вообще спрашиваешь меня об этом!

— Есть еще кое-что, — добавляет мама, прочищая горло. — Бабушка умерла.

Я разминаю шею и вцепляюсь в руль своего «Феррари». Собираюсь отправить все свое дерьмо в Лос-Анджелес. Мне там чертовски не нравится, но мне понадобятся кое-какие вещи, когда буду навещать свою девушку.

Я приехал в Нью-Йорк сегодня днем, у меня была назначена встреча вечером, но знал, что у Аметист возникнет много вопросов, поэтому солгал ей и сказал, что не вернусь в Лос-Анджелес до завтра.

Раздаётся стук в окно, я снимаю толстовку, сворачивая ее.

— Ну же.

Я открываю дверь и включаю сигнализацию. Мы в темном переулке Бруклина, словно торговцы. Мой номерной знак «Разрушитель», и я уверен, что все знают, кому он принадлежит.

Новобранец открывает тяжелую металлическую дверь, и я вхожу, расправляя плечи.

— Он на заднем дворе.

Иду по пустому белому коридору, свет впереди мерцает и гаснет. Я слышу громкий смех и радостные возгласы и чувствую знакомый запах крови, смешанный с потом. Толкаю дверь в конце коридора, открывая дверь в кухню ресторана. Он заброшен и не используется более десяти лет, это одно из мест, которое они используют для подпольных боев. Я знаю это, потому что дрался здесь, когда учился в средней школе.

— Давно не виделись, — говорит Джастис, вынимая изо рта сигарету.

Он встает и протягивает руку. Я пожимаю ее и сажусь в кресло напротив него.

— Дело сделано? — спрашиваю я, поднимая брови и стискивая челюсть. Сжимаю руки в кулаки.

Джастис хихикает.

— Да, дело сделано.

— Ты теперь президент?

Он пожимает плечами.

— Так всегда должно было быть, Мэддокс. У меня всегда должен был быть молоток, но эта сука все портила.

Я наклоняюсь вперед, испепеляю его взглядом.

— Ты будешь держаться подальше от Аметист и Лизы?

Его дерзкая ухмылка исчезает, и он вынимает изо рта сигарету, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Да, но, если моя дочь когда-нибудь захочет иметь со мной дело, я не откажу ей.

— Вполне справедливо, — говорю я, откидываясь на спинку сиденья. — Это было болезненно?

— Очень, — отвечает он. — Хочешь знать подробности?

Я хочу ответить «Да», потому что хотел бы воспроизводить в своей голове образы ее мучительной смерти, но вместо этого отрицательно качаю головой.

— Нет. Аметист знает, когда я лгу ей и не могу рисковать, имея информацию подобного рода.

Он кивает, и я встаю, довольный результатом и готовый увидеть своих гребаных девочек.

— Есть еще кое-что, — бормочет мужик, и я замираю, наклонив голову.

— Что?

Открывается еще одна дверь, в которую входят несколько членов клуба, держа связанного Трэвиса с кляпом во рту.

Мои глаза устремляются к Джастису.

— Что это за херня?

— Ммм, — хихикает он, закуривая очередную сигарету. — Подумал, что твоя маленькая красотка не рассказала об этой марионетке, так что это мой подарок тебе.

Я смотрю на обезумевшего Трэвиса.

— Ты выглядишь дерьмово, — бормочу ему, затем снова смотрю на Джастиса. — Что она скрыла от меня на этот раз?

Он хихикает.

— Скажем так, Трэвис натворил много дел…

Он продолжает, я снова сажусь, пока Джастис рассказывает мне все до мельчайших подробностей о Трэвисе и о той роли, которую он сыграл почти во всех этих долбаных вещах. Мое тело переполняет гребаная ярость, а кровь превращается в лаву.

Я вскакиваю со стула, кипя от злости.

— Ты ублюдок.

Джастис встает, хватая меня за руку.

— Мэддокс, ты не можешь иметь к этому отношения. Если ты хочешь, чтобы он исчез, Трэвис исчезнет, но ты не будешь в этом участвовать.

Я стою, сжав кулаки, мысли проносятся в моей голове. Затем ухмыляюсь и плюю на землю, сосредоточившись на нем.

— Не-а, все хорошо. Отпусти этого ублюдка.

Джастис застывает, смотрит на него через мое плечо, затем опять на меня.

— Ты уверен?

— Уверен, — утверждаю я. — Не хочу, чтобы его дерьмовая кровь была на моих руках. — Потом перевожу взгляд на него. — Если ты хотя бы приблизишься к кому-нибудь из моих гребаных знакомых, тебе конец. Как и твоей актерской карьере.

Трэвис кивает, и его выводят через заднюю дверь.

Джастис свистит.

— Этого мальчика только что коснулся ангел.

— Да, ангел с розовыми волосами.

Я выхожу на улицу и возвращаюсь к своей машине подавляя ярость. Чувствую себя отчасти удовлетворённым ситуацией с Трэвисом. Он знает, что у меня в руках его яйца. Я проезжаю через город и направляюсь прямо к взлетно-посадочной полосе. Хочу, чтобы моя чертова девушка была в моих объятиях, немедленно.

Глава 47

ЗА ПОСЛЕДНИЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ моя жизнь и мир стремительно изменились. Я перестала быть одиночкой с надоедливой соседкой по комнате, которая превратилась в мою невестку и лучшую подругу. Мой парень стал моим сводным братом, а затем у меня появилась сестра, и я превратилась в своего рода мать. Несмотря на испытания и невзгоды, которые мне пришлось пережить, все это того стоило. Я вспоминаю каждую трудность, словно американские горки, и знаю, что ничего бы не стала менять, чтобы моя жизнь была именно такой, как сейчас.

Мои мама и папа ушли вскоре после нашей беседы, около пяти часов назад. Я пообещала им, что приеду в гости, как только смогу, но сейчас работа поглотила все мое время, потому что отсутствовала дома очень долго, и занималась своими личными драмами, теперь моя нагрузка увеличилась. Смотрю повтор сериала «Друзья», пытаясь заснуть рядом с Кеннеди, когда дверь открывается, я наклоняюсь над диваном, наблюдая, как Мэддокс бросает свои ключи на столик. Он останавливается, когда замечает нас с Кен на диване, свернувшихся калачиком. Проходит в дом, а затем откидывает одеяло и скользит рядом со мной. Целует меня в висок.

— С родителями все в порядке?

Я киваю. Он заставляет меня чувствовать себя непринужденно, лечит зуд, покалывающий в моих венах.

— Да, понадобится время, но я думаю, что все будет хорошо.

На следующее утро мы сидим у бассейна и завтракаем, когда выходит Кэсс, надевая солнцезащитные очки на голову.

— Что я пропустила?

О, знаешь, обычная драма.

Мэддокс все еще осматривает хафпайп, когда я иду к Кэсс и обнимаю ее.

— Не так много, как Австралия?

Она вздыхает, садясь на один из шезлонгов у бассейна.

— Это было потрясающе, Эми! Так тепло и люди, они как другая порода. Такие дружелюбные.

— Эй, — я толкаю ее. — Я дружелюбная!

Она прочищает горло.

Сучка. Я качаю головой и хихикаю

— Мама! — Кеннеди бежит к ней во весь опор, Мэддокс следует за ней по пятам.

— Привет, милая! — говорит она, притягивая ее к себе.

Они входят в дом, Мэддокс хватает меня за руку, прижимая к своей груди.

— Я хочу у тебя кое-что спросить…

— Ой, ой… — шучу я, самодовольно ухмыляясь.

Он закатывает глаза и тянет меня в гостиную, Кэсс исчезла с Кеннеди, вероятно, чтобы собрать вещи.

— Хочешь, чтобы я переехал сюда? Я имею в виду, что у меня есть бои, из-за которых мне придется летать обратно, а еще есть «Dutch» в Нью-Йорке, и хочу открыть еще несколько небольших предприятий, но по большей части я могу быть здесь. С тобой.

Я не могу побороть улыбку, которая расползается по моему лицу.

— Да.

— Да? — повторяет он, как будто не верит.

Я очень взволнована.

— Да.

Две недели спустя мы с Мэддоксом поселились в нашем доме. Мы обнимаемся в постели, смотрим что-то по телевизору, его рука обвивает мою талию, и он касается губами моей шеи

— Сколько детей ты хочешь? — Неожиданно спрашиваю я.

— Ах… — Он смеется. — Я не знаю? Полагаю, об этом не особо задумывался. С тобой у меня нет предпочтительного количества, но я надеюсь много. А что?

Я киваю, скривив губы.

— Ну, потому что. — Тянусь к тумбочке и достаю белую палочку. — Не волнуйся, потому что, как ты знаешь, у меня был выкидыш…

Мэддокс приподнимается на одном локте. Его лицо бесстрастное. А потом гребаная ухмылочка озаряет его лицо.

— Ох*еть.

— Да.

Я сглатываю. Я еще никому не говорила, даже Лейле, но знаю, что она будет в восторге от того, что мы забеременели практически в одно время. Я не думала о работе, но мы уже на полпути к завершению съемок, так что, уверена, у меня есть немного времени, и в любом случае, моделирующая одежда и все такое.

Он перекатывается на меня, придавливая тазом.

Я смеюсь и бью его.

— Мэддокс!

Я не знаю, почему все происходит именно так, но считаю, что результат всегда один и тот же. Я верю в судьбу. Если вы отклонитесь от курса, судьба вам поможет. Неважно, в каком направлении вы пошли, в итоге ваша жизнь приведет вас к месту назначения, в котором вы должны быть. Может быть, как у нас с Мэддоксом. Может быть, у нас с ним все могло быть проще, но, возможно, я не хочу, чтобы было легко. Потому что каждый шрам, который я получила, помог сформироваться той, кем я являюсь сейчас.

Впрочем, речь идет не только о любви, судьбе и прочей ерунде. Это был просто мальчик, который встретил девочку в магазине пончиков. Я влюбилась в Мэддокса в детстве, любила его, даже не подозревая об этом, и из-за этого любовь, которую мы разделяли, была первобытной и грубой. Это подлинная любовь.

Теперь, он принадлежит мне, навсегда.

Два месяца спустя

Лейла и Лиза стоят по обе стороны от меня, воздух наполняет запах влажных тел и тестостерона. Я взволнована, видя Мэддокса на ринге. Во время боя он произведение искусства. Я видела его в деле несколько раз, на YouTube пару его старых боев, и один раз в прямом эфире. Каждый раз, когда смотрю на него, во мне нарастает его страсть. Этот раз ничем не отличается от других. Он лев, дразнящий свою добычу. Как будто, оказавшись в октагоне (прим. пер.: Октагон — правильный восьмиугольник), он становится другим человеком. Он больше не Мэддокс Стоун, теперь он «Разрушитель».

Начинается второй раунд, после того как мы стали свидетелями игры Мэддокса с его противником. Он грациозно отклонялся от каждого движении, с ухмылкой на лице, а затем наносил несколько легких ударов сопернику. Затем, когда его противник думает: вот оно, пришло время атаковать Мэддокса, становится слишком поздно, потому что Мэддокс применяет идеальное комбо. Один за другим, как в идеально поставленном спектакле. Что делает его опасным Мэддоксом Стоуном, и «Разрушителем» на ринге, так это то, что он всегда на два шага опережает людей. Мэддокс переминается на ногах, затем наносит быстрый удар прямо в лицо парня. Рев толпы смолкает, когда мы все зачарованно наблюдаем, как тот падает на землю, его тело вялое и безжизненно

Толпа взрывается радостными криками, и я выдыхаю, опускаясь на свое место.

Он создан для этого. Его талант возрос, он чуть не сжег весь чертов мир.

Через неделю мы все вернулись в Нью-Йорк, в Кингсвилл Парк.

— Детка… — предупреждает Мэддокс. — Почему ты до сих пор крутишь олли? (прим. пер.: Олли на скейте — это прыжок на доске, осуществляемый без рук и каких-либо других вспомогательных предметов). Почему ты не можешь быть как все нормальные мамочки, которые занимаются йогой и прочим дерьмом?

Я искривляю лицо и показываю средний палец.

— Черта с два!

Лейла смеётся, рядом с ней Тэлон и Вульф. Лиза ухмыляется, переводя свой взгляд от блокнота на меня.

— Серьезно, девочка. Ты беременна. Тебе не следует этого делать… — говорит Лиза, указывая на мой живот.

Мэддокс сердито смотрит на меня.

— Только один раз…

Кеннеди хихикает.

— Сделай это, Эми!

— Я точно могу сделать это… — говорю я себе.

— Эй! — кричит Мэддокс сидя за деревянным столом. — Если ты это сделаешь… — он делает паузу подмигивает нашим друзьям, и подбегает ко мне.

— Если я это сделаю, тогда что, Мэддокс?

Закатываю глаза. Я вполне могу выполнить этот трюк.

— Если ты сделаешь кикфлип олли (прим. пер.: Кикфлип — один из популярнейших трюков на скейтборде. Выглядит как вращение доски носком от себя; доска делает оборот в 360 градусов относительно продольной оси), тебе придется выйти за меня замуж.

Я делаю глубокий вдох, и все замолкают. Кроме Лейлы, которая визжит.

— Ах… — я облизываю губы.

— О Боже мооооой! — Кеннеди начинает прыгать вокруг нас.

Черт побери Мэддокса, он снова сбивает меня с толку. Я спотыкаюсь.

— Ты же знаешь, Мэддокс, я могу это сделать…

Он ухмыляется, вытаскивает маленькую белую коробочку и опускается на колено.

— Я знаю, что ты можешь, детка. Я думаю, вопрос в том… хочешь ли ты?

Эпилог

Два года спустя

Я ВЫШЛА ЗА НЕГО ЗАМУЖ. Конечно же я это сделала. Я не особо занималась организацией свадьбы, предоставив все это Лейле, за одним исключением: без крайностей. Мы много ссорились. Много плакали. Ссорились, а затем мирились крепко обнимаясь. В конце концов мы пришли к совместному решению, что свадьба состоится в «Dutch». Сначала ребята спорили из-за этого. Оказывается, мои большие страшные братья на самом деле большие неженки. В конце концов они, конечно, согласились, и церемония была прекрасной. Свадьба была на закате, и только волшебные огни и фонари освещали место проведения церемонии. Казалось, что их мама, Лорен, была с нами. Это было немного эмоционально для Мэддокса и парней, и даже для Эллиота, но это ощущалось как правильное завершение.

Теперь они постоянно посещают «Dutch», и мы тоже, каждый раз, когда бываем в Нью-Йорке. Все это было частью их процесса исцеления, что только делает тот факт, что мы с Мэддоксом поженились там, гораздо более особенным. Прием был в нашем скейтпарке. Мы должны были получить разрешение от совета, но все получилось. Мы поставили бедуинскую палатку и еще больше волшебных огней вдоль труб и пандусов.

Бредли было четыре месяца, когда мы наконец-то связали себя узами брака. Ни за что на свете не буду беременной невестой, и вообще я хотела напиться. Это была прекрасная ночь смеха и хороших людей. К концу ночи у нас осталось так много еды, что мы открыли палатку для бездомных и маленьких детей. В конце концов это превратилось в небольшую вечеринку с целой кучей детей и людей, присоединившихся к нам. Это было идеально. Лейла снова начала ругаться, но для меня это было прекрасно.

Я беременна нашим вторым ребенком, ну, третьим, считая Кеннеди. Еще один мальчик, и я слегка напугана. Не то, чтобы Бредли был трудным ребенком, он довольно спокоен и позволяет мне чувствовать себя идеальной мамой. Я не знаю, от кого он унаследовал свой сдержанный характер, возможно, от своего дяди Вульфа. Благодаря Кеннеди у нас теперь есть тонкинский кот по имени Грэг, у Лейлы и Вульфа двое детей, обе девочки. Я начинаю думать, что у них будут девочки, а у нас мальчики. Не знаю, кто должен бояться больше, но если они окажутся такими, как Лейла, то Вульф определенно должен бояться больше.

Мы с мамой преодолели наши разногласия, и теперь у нее с Лизой прекрасные отношения. Думаю, Лизе потребовалось время, чтобы довериться ей, но они преодолели все преграды. Теперь они обедают без меня, и я думаю, что у моей мамы появился любимчик.

Мой отец переехал в Лос-Анджелес, чтобы быть ближе ко мне и Бредли. Они с Ларой собрали вещи и переехали сюда. Он бывает у нас почти каждые выходные.

Лиза и Тэлон классные тетя и дядя. Ну, знаете, те, у кого нет детей и всегда чистый дом, они приходят и забирают детей, накачивают их сладостями, а потом снова уходят. Большую часть времени они путешествуют, потому что завели собственный тревел-блог. Сначала мы все думали, что они просто используют это, как предлог для путешествий, но они зарабатывают на этом деньги. Не знаю, почему никто не додумался заниматься этим раньше.

Мы с Мэддоксом все еще хотим когда-нибудь расширить бизнес, но на данный момент у нас есть только «Dutch». Мы оба так заняты своей карьерой и детьми, что у нас нет времени. Он все еще непобедим. Я знаю, конечно, он такой. Надеюсь, что однажды кто-нибудь надерет ему задницу, и я постоянно говорю ему об этом. Но муж возражает, говоря, что есть только один человек на земле, который, вероятно, мог бы сделать это — я.

Что я ему ответила? Ну, драки не совсем мое, и он не в моем вкусе.

Оглавление

Амо Джонс Выкрутасы

  Саундтреки

  Пролог

  Часть 1

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

  Часть 2

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

  Эпилог