Объект подлежит уничтожению [Fa-Natka] (fb2) читать онлайн

1. Ребут-сити

Протяжный звук системы оповещения наполнил небольшое пространство комнаты. Отражаясь от светлых серых стен и разрезая моё сознание, дымка из образов мгновенно таяла, оставляя после себя неприятный осадок. Вот уже третью ночь подряд я очень явно вижу странные картинки: людей, города, и что самое удивительное — они кажутся такими реальными. Даже от мысли об этом по коже проходит лёгкая дрожь. Похоже мне снова необходимо наведаться в лабораторию и обновить чип. Видимо, это очередной сбой. В период обучения я читала о том, что раньше люди видели подобное в фазе покоя. Даже название у этого заболевания есть — сон. Надеюсь, это никак не повлияет на мою работу. Всё-таки это второй случай за полгода.

Хлопнув себя по щекам, встаю. Кровать тут же заезжает в стену, оставляя больше пространства в жилом отсеке. Будто для меня одной этого недостаточно было. Пожимаю плечами, стараясь окончательно отогнать навязчивые картинки. Это ужасное зрелище! Даже уму непостижимо то, что происходит в этих видениях. Люди прикасаются друг к другу без перчаток, зачем-то обнимаются и даже улыбаются при встрече. Мне не по себе стало лишь о мысли о том, что кто-то может точно так же прикоснуться ко мне. Брезгливо поморщилась от этой идеи.

«Без латекса, к коже. Брррр»

Приборная панель на стене мигает синим, но я не хочу открывать входящее сообщение. И без этого знаю, что там написано. Очередной штраф. Вчерашний конфликт с Джилл только усугубил и без того плачевную ситуацию. Я боюсь, что меня снова переведут, оставляя новую запись в моей базе данных. Поджимаю губы и качаю головой.

«Только этого мне не хватает»

Холодная вода тонкой струёй стекает по рукам, и я делаю глубокий вдох перед тем, как плеснуть ледяную жидкость себе в лицо. Умываюсь и поднимаю взгляд, всматриваясь в собственное отражение.

Даже внешность моя так разительно отличается от всех вокруг, что так или иначе я становлюсь изгоем. Карие глаза, тёмные волосы, которые отросли почти по плечи. Давно следовало бы осветлить их, но я так и не решилась. Провожу пальцами по виску, где вживлена пластина. Что-то постоянно мешает это сделать. Не говоря уже о том, что операцию по смене радужки мне пришлось переносить уже трижды. Это отражение стало и моим проклятием, и тайным даром. На самом деле, в глубине души, мне нравится цвет моих глаз и волос. Даже несмотря на то, что он не соответствует уставу. Жаль, что времени осталось совсем немного. Через месяц мне двадцать. И тогда у меня уже не останется выбора. По правилам нашего мира, все достигшие возраста совершеннолетия, обязаны соответствовать системе. Дабы противостоять слабостям человеческого вида и сохранить его. Именно поэтому сразу после того, как ребенок появляется из биокапсулы — ему тут же ставят чип. Он блокирует появление эмоций, зависимостей и непослушания. Всем детям, растущим в системе Ребут-сити, прививают правила общины и чувство ответственности. Обучение начинается с трёх лет. И в десять проходит первая инициация, которая и определяет, кто из объектов допущен проходить дальнейшее обучение, а кто отправляется на первую работу во благо города.

До выхода в блок осталось пять минут, поэтому я быстро надеваю плотный рабочий комбинезон, тщательно зачесав волосы в низкий хвост. И дабы не искушать Джилл — старшую по смене — вставляю серые линзы. Глаза пекут и выступают слёзы, так что приходится часто моргать. Но так будет меньше поводов аннулировать мою работу. Последние штрихи — неизменные перчатки, без которых просто нельзя появляться в обществе.

Очередной сигнал, и мне пора выходить. Свет тут же гаснет, поэтому последние шаги я делаю уже в темноте. Дверь жилого отсека беззвучно отъезжает, и я встаю на своё место. В шеренгу тех, кто так же, как и я, идёт на смену.

Впереди меня Шерон, соседка по блоку. Невольно засматриваюсь на её белоснежные пряди волос, аккуратно уложенные в прическу. Ей повезло родиться уже идеальной. Со светлой, практически прозрачной кожей, с чистыми кристальными глазами и белыми волосами. Машинально касаюсь своих жестковатых темных волос, завязанных в простой хвост.

«Ну почему некоторые должны всю жизнь меняться ради того, чтобы соответствовать нормам?»

Словно испугавшись этой мысли я стараюсь отвлечься, рассматривая бетонный пол под ногами. Высматривая мельчайшие трещинки на этой идеальной поверхности.

— Пропуск!

Резкий грубый голос вырывает меня из размышлений и тщательнейшего изучения поверхности под ногами. Поднимаю голову, направляя взгляд на сканер в руках стража. Голографическая сетка лазера проходится по моему лицу. Механический голос произносит:

— Эшли Корд, 2104

Поверхность дисплея загорается зелёным и мужчина отходит, пропуская меня вперёд.

Вот уже три месяца я работаю в центре обеспечения, и судя по всему эта работа также не подходит мне, как и предыдущие. Второе тестирование после обучения, которое проводили перед распределением на уровни, не было результативным. Поэтому компьютер определил меня сначала в цех, где я не проработала и недели. Потом меня перевели на уровень "J" в качестве ассистента в лаборатории, но и там я продержалась меньше полугода. Едва не поставив всю миссию города под угрозу, когда случайно ввела неправильную комбинацию в систему и уничтожила несколько десятков файлов. Это вызвало сбой в работе полива, что привело к уничтожению целой партии урожая. Весь Ребут-сити едва не лишился питания. Хорошо, что я вовремя обнаружила свой промах.

Ну, а после — общественные работы и перевод сюда. Моё личное дело состоит из десятка пометок, и если тенденция не спадет, то у меня все шансы быть одной из тех, кто попадет в чистилище. Это последний этап. Если объект непригоден для существования в обществе — его данные стирают. Проще говоря — тело вводят в состояние анабиоза и полностью отключают жизнеобеспечение. Чип, встроенный в висок, в один момент разрушает нейронные связи, активируя систему самоликвидации объекта.

— Эшли!

— Да?

Этот голос тут же вызывает во мне отторжение. Джилл подходит, скептически осматривая своими серыми глазами мой вид. И чуть поджав губы передает мне электронный список задач на смену. Пробегаю взглядом по цифровому коду.

«Опять бесполезное занятие»

Видимо Джилл специально распределяет задачи так, что мне достаётся всегда самая низкая работа. А это значит лишь одно — колличество келон* снова будет низким. И не позволит купить новый райдер*. Видимо, мне и этот месяц будет необходимо довольствоваться самым примитивным набором питания.

Центр обеспечения представляет собой огромный механизм. Именно здесь перераспределяют заявки по провизии и рассматривают запросы. И от работы всех членов смены зависит жизнь в городе. Одно неверное действие может повлечь за собой череду неисправимых ошибок. И, наверное, именно поэтому мне не доверяют ничего сложнее обычного обхода, или на крайний случай — чистку архива утилизированных запросов. Сегодня именно этот день. Список из выполненных задач, с которым не более пяти минут работы. А я должна целый день создавать видимость труда. Тем более, что на количество келонов это всё равно не повлияет. К разбору заявок меня не подпускают, я уже не говорю о том, чтобы заниматься логистикой. А всё из-за предвзятого отношения и меток в личном деле.

Обхожу рабочие места стороной, направляясь в отсек архива. Пару прикосновений к дисплею и всё будет готово. Яркий свет ламп тут же освещает небольшое помещение. Тонкая нить проводов тянется к серверу центра обеспечения. Как только я подхожу ближе — дисплей загорается, открывая программу с файлами заявок. Быстро листаю их, особо не вникая в суть. Для удаления требуется подтверждение, и я уже заношу палец над графой «удалить», как взор цепляется за знакомые цифры <b>2104</b> в одной из заявок недельной давности.

Хмурю брови, явно не понимая, что может делать мой личный код среди запросов. По коже тут же бегут мурашки от волнения, и я осторожно выглядываю в основной блок, где стоят ряды с рабочими местами. Все заняты своим делом, не обращая на меня внимания. Каждый работник — как часть одного большого механизма. Идеально отточенные детали. И только мне нет места среди них. Возвращаю взгляд на монитор и, чуть закусив губу, открываю файл.

«Объект 2104 отстранён от должности в центре обеспечения на время с одиннадцати до одиннадцати тридцати, пятого марта. Прохождение чип-контроля»

Бросаю взгляд на запястье левой руки, где между рукавом комбинезона и перчаткой протянулась тонкая черная полоса макро устройства.

— Дата!

Произношу запрос, хотя и так знаю какой сегодня день. Тонкая линия на кисти мерцает, и тут же перед глазами возникает голограмма с необходимой информацией.

«Пятое марта. Время: десять сорок пять.»

Кто-то намеренно пытался стереть эту информацию. И если бы я проигнорировала запрос, не явившись на чип-контроль, то здесь без вариантов. Уже вечером бы меня вели в камеру утилизации. Меня это начинает порядком злить. И я просто сжимаю край экрана до побеления костяшек. Устав твердит, что объекты не должны испытывать подобные эмоции. Но мне в этот момент уже плевать на все уставы. Либо чип не справляется с этим, либо я просто не воспринимаю его действие, потому, что меня накрывает эмоциональный поток. Кто-то намеренно хочет убрать меня, и это не шутки!

Сохраняю файл себе и быстро нажимаю «удалить» из архива.

— Эшли!

Громкий голос Джилл разносится по центру обеспечения. Уверенным шагом, с высоко поднятой головой, блондинка входит в архив.

— Да, Джилл. Что-то случилось?

— Нет. Но я решила, что сегодня ты будешь помогать Джейсону разбирать заявки.

— Но…

— Приступай к работе! Доступ для тебя я открыла.

Хищно сверкнув глазами, старшая ушла на своё рабочее место, пока я пыталась переварить информацию. Джилл никогда не допускала меня к этой работе, хотя я подавала заявку, наверное, больше десяти раз. Что же изменилось? И почему именно сегодня? Ведь если я прямо сейчас не покину центр для прохождения контроля, то это неминуемая смерть.

«Что если она знает? Ведь кто-то же читал сообщение до меня, раз оно в корзине для чистки»

Одни вопросы. Нервно бросив взгляд на запястье, где цифры неумолимо сменяют друг друга, сигнализируя о недостатке времени для раздумий. Я решилась на очередной, безумный для Ребут-сити шаг. Я опять нарушаю приказ начальства. Хотя с другой стороны — имею на это полное право. Ведь на пол часа у меня есть отсрочка.

Работа в центре кипит, и я, стараясь не привлекать внимания, быстро прохожу к выходу. Миную пост охраны и так же быстро выскакиваю на лестничный пролет. Металлические ступени под ногами гудят от быстрых шагов, пока я следую по этим хитро переплетённым ходам, с множеством поворотов между уровнями. Моя конечная цель — блок контроля. Там, где проводят все самые значимые события Ребут-сити. Здесь же проходит и самый важный этап в жизни каждого жителя — инициация.

А после, по требованию центра, проходит чип-контроль объектов. Для каждого он проходит в разное время. Кто-то проходит его всего дважды в жизни, а кто-то практически каждый год. Именно он определяет должность для объектов и направляет необходимые данные в личное дело. Ладошки вспотели от волнения, так как от того, что сейчас должно произойти, может зависеть моя дальнейшая жизнь.

Как-то во время обучения кто-то из парней рассказывал страшные истории. Когда одного из жителей Ребут-сити после прохождения чип-контроля приговорили к ликвидации. Якобы он не подходит к системе. Это были не более чем глупые выдумки, недостоверная информация для запугивания учеников. Но я и по сей день со страхом прохожу этот этап. Вдруг компьютер решит, что и моя личность не подлежит существованию в этом мире? Что, если мои тайные страхи станут реальными?

Длинные серые коридоры с металлическими лестницами остаются позади, и я, стараясь унять волнение, захожу в светлый холл блока.

Очередной пост охраны проверяет мои данные, и уже через две минуты я стою перед стеклянной дверью.

— Объект 2104?

От неожиданности вздрагиваю, когда рядом со мной возникает голографическое изображение главы контроля. Сглатываю ком.

— Да.

— Вы опоздали на четыре минуты.

Машинально бросаю взгляд на запястье, поджимая губы. Одиннадцать ноль четыре.

— Простите.

Даже чуть мерцающее изображение передаёт безукоризненный образ той, кто вершит судьбы жителей. Светлые пряди уложены волнами, синий приталенный костюм идеально сидит на подтянутой фигуре. Такие как Жаклин Рид не опаздывают. Такие как она не терпят нарушение строгих правил.

— Время идёт, Эшли.

Её голос — смесь стали и власти. Поэтому, как можно скорее, я сажусь в кресло, стараясь не упустить больше ни единой минуты. Сжимаю подлокотники холодными от волнения пальцами. Рядом тут же возникает девушка ассистент, которая подключает несколько передатчиков к пластине на виске. Белоснежные стены давят на меня, позволяя страху поглотить мои мысли. Больше всего я боюсь, что, подобно тем глупым страшилкам, прозвучит приговор. Больше всего я боюсь, что этот контроль станет последним, лишь подтверждая мои собственные мысли.

«Я не гожусь для этой системы»

Боль тут же пронизывает голову, так, что из глаз вырываются несколько капель. И я стараюсь как можно скорее стереть их, не позволяя никому увидеть произошедшее. Это высшее проявление слабости. А слабым здесь нет места.

На мгновение всё помещение погружается в красноватое свечение. И я задерживаю дыхание, ещё сильнее сжимая пальцами кресло.

Шаги позади похожи на выстрелы. Чувствую холод вдоль позвонков, который растекается по телу, и, скопившись узлом в районе солнечного сплетения, заставляет меня прикрыть глаза.

Красный свет меркнет, уступая привычному слепяще-белому. И когда я открываю глаза передо мной стоит Жаклин с прибором в руках.

— Что ж…

Секунды кажутся вечностью. И я мысленно готовлюсь к тому, что она сейчас вынесет приговор.

— По данным чип контроля объект 2104 отстранён от работы в центре обеспечения. — от волнения закусую губу, всматриваясь в безэмоционально лицо блондинки. — Перевести объект на уровень «В» на должность ассистента биолаборатории.

Вижу как по мере прочтения вытягивается лицо Рид, напрочь лишая её непроницаемой маски. И она пробегает глазами по строчкам ещё и ещё. Слова звенят в моей голове, практически не укладываясь в единый смысл.

«Меня снова перевели!»

С разницей только, что теперь это очень серьёзный отдел. И это не чистить архив, удаляя просроченные заявки. Это один из самых важных блоков Ребут-сити. Место, от которого зависит выживание нашего вида. Неужели компьютер решил, что мне можно доверить настолько серьезную миссию?

— Я удивлена, объект. — Глава контроля брезгливо осматривает меня с ног до головы — Если бы я не знала, что компьютер не ошибается, то сочла бы это ошибкой. Но раз так… До следующего контроля, Эшли. Надеюсь, скоро тебя снова переведут на более безопасный уровень. И ещё, — Жаклин высокомерно подняла подбородок, не сводя с меня проницательного взгляда, — постарайся не уничтожить город! Или я буду одной из первых, кто отправит запрос на твою утилизацию!

2. Объект 2092

В моей голове до сих пор звенит мысль о прошедшем чип-контроле. Я не понимаю, почему меня определили в лабораторию. После всех пометок, несмотря на штрафы и записи в личном деле. Даже после того, как я едва не уничтожила систему. Что такого произошло в моей голове, что датчики, считав этот сигнал, отправили именно такую информацию? Я готова была ко всему. Даже если бы мне вынесли приговор камерой утилизации, я удивилась бы меньше.

Металлические лестницы соединяют сектора между собой. Сотни развилок, мостиков, переходов и тоннелей представляют собой огромную систему под названием Ребут-сити. Поднимаюсь на этаж выше, минуя блок "М". Самый разгар дня. Интересно, Джилл уже обнаружила мою пропажу? Впрочем, теперь она не моя начальница. Внутренне ликую, что больше нет необходимости терпеть её постоянно недовольное лицо. Центр обеспечения закрыт для меня сразу же после решения компьютера. Мой пропуск аннулирован. Тем лучше, ведь работать под руководством блондинки — то ещё испытание.

Надеюсь лишь на то, что мой новый руководитель будет более приятен и благосклонен. Буду верить, что она (или он) не станет стирать данные о моей работе специально. Стараясь подставить или списать и так скромный райдер. Прошлый месяц мне пришлось просидеть лишь на воде и однокомпонентной каше, благодаря Джилл, которая, без лишних раздумий, присвоила мои келоны себе. Несмотря на установки и строгие правила система не предусматривала справедливости. Закон был на стороне блондинки. Просто потому, что её резюме безупречно, её репутация не имеет недочётов.

Хорошо, что теперь это всё осталось в прошлом. Один из плюсов столь внезапного перевода — я уже сегодня смогу отработать первую смену. Насколько мне известно, то в биолаборатории рабочие часы считаются, начиная с двенадцати. И я чуть прибавляю шаг. Металлические ступени гудят под грубой подошвой, а серые пролёты отсеков мелькают перед глазами.

Самый огромный плюс системы Ребут-сити — отсутствие привязанности. Никаких взаимоотношений, никаких личных предметов. Ничего. Ещё утром я проснулась в одном жилом отсеке, а уже вечером лягу спать в другом. Ничего необычного. Это распространенная практика, главный принцип устава нашего мира. Мне даже не пришлось возвращаться в комнату, чтобы собирать вещи. Их у меня попросту нет. Даже улыбаюсь, мысленно жалея тех, кто стоит у должности руководителей блоками. У них ведь всё сложнее. Райдер позволяет приобрести дополнительные привилегии. Но тем самым и усложняя существование. Когда появляется выбор — это порождает сомнения. Я никогда не сомневалась в том, что я должна надеть, выходя из сектора на смену. Один вариант — единственный выбор. Всё просто. Зачем окружать себя лишними предметами, если в любой момент тебя могут перевести? Да и в камеру утилизации нельзя взять с собой ничего. Мы приходим в этот мир в одиночку, и точно так же уходим из него. Невозможно забрать с собой лишнюю пару ботинок или дополнительное квадратные метры жилого отсека.

Нумерация блоков гласит, что мне остался всего один пролёт до пункта назначения. И я, воодушевившись, только ускоряюсь, бросив взгляд на тонкую полоску на запястье.

«Успеваю»

Всего один коридор, и я на месте. Всего один поворот… Один лестничный пролёт. Свет тусклых ламп начинает мигать и через секунду меркнет, поглощая во тьму лестницу. Страх. Он парализует меня, заставляет остановиться. Раньше подобного не происходило. Да, в Ребут-сити периодически происходят сбои. Но никогда ещё не было такого, чтобы какой-то из блоков или переходов полностью был отключен от электропитания. Часто моргаю, в попытках восстановить фокус в темноте.

«Должны же быть аварийные лампы! Они ведь должны работать несмотря ни на что? И почему сейчас здесь так темно?»

Ответом мне служит толчок в спину. И я просто лечу вперёд, широко расставив руки. Едва удерживаю равновесие, хватаясь потными ладошками, скрытыми под слоем латекса, за железные перила лестницы. Я даже закричать не успела от неожиданности. В висках пульсирует, а тело пробивает дрожь. Лампы начинают мигать красноватым светом, переходя в аварийный режим. Оглядываюсь — но на лестнице нет никого кроме меня. Точно так же и коридор рядом абсолютно пуст. Пульс зашкаливает, а я готова сейчас нарушить ещё с десяток пунктов устава и просто расплакаться. Стресс расползается по коже, пробивая мелкими импульсами каждый сантиметр тела.

Смотрю вниз. Там, железными витками уходит глубоко под землю часть города. Я едва ли могу рассмотреть нижние ярусы. Очень высоко. Если бы я сорвалась отсюда, то шансы остаться в живых у меня были бы мизерные. Руки дрожат, и я продолжаю сжимать поручни.

— С вами всё в порядке?

Мужской голос выводит меня из состояния прострации, и я даже вздрогнула от неожиданности. Поднимаю взгляд и в секунду утопаю в голубых омутах. Они просто воплощение идеалов устава: кристально чистые, такие глубокие, пронзительные.

— Объект, вы меня слышите?

Мужчина подошёл ближе, чуть помахав рукой у моего лица. Пока я, не отрывая глаз, изучала незнакомца. Высокий, статный. Его волосы были гораздо светлее моих, хотя оттенок был темнее, чем того требовали правила. Тем не менее, судя по всему, мужчина ничего не предпринимал для того, чтобы соответствовать системе. Это и восхищало и возмущало одновременно. С раннего периода нам твердят лишь о правилах, ровняя всех под один идеал. И как же странно видеть среди однотипной общины кого-то, кто выделяется. Возможно, безукоризненный цвет глаз компенсирует его разницу с цветом волос. В любом случае, мужчина выглядит практически каноном нашего общества.

Чувствую себя рядом с ним ущербно. Ведь в отличии от него, мне до идеалов очень далеко.

— Смотри на меня! Я врач. И я не причиню вреда.

Махнул рукой прямо перед моим лицом, заставляя наконец-то выйти из ступора. Паника в перемешку со страхом отступают на второй план. И я отвожу взгляд от его лица.

— Я…

— Так, отлично. Я 2092Дыши глубже! И успокаивайся.

— Я 2104.

Это единственная информация, которую я смогла из себя выдавить. Изогнув бровь, "врач" остановился. Скользя взглядом по моей фигуре, оценивая. Я не знаю, что происходит в его голове, отмечая только, как он чуть поджимает губы глядя на меня.

Похоже, слава летит далеко впереди меня. А я думала, что про тот случай с удалёнными файлами уже все забыли.

— Что произошло?

— Свет погас, и кто-то толкнул меня…

Вижу как его эмоции меняются, останавливаясь на откровенном скепсисе. Он не верит мне!

— Свет погас?

— Да.

Понимаю, как это глупо звучит. Но это же правда?

— И кто мог толкнуть тебя, если здесь кроме тебя и меня нет никого?

Он обводит взглядом длинную лестницу, и на его лице опять появляется язвительное пренебрежение.

«Ну вот… А ведь до того, как я назвала номер, разговаривал со мной по-другому»

И как теперь верить в праведную миссию города, если мои слова расценивают как неудачную шутку. Со всех динамиков каждый день по окончанию дня льется информация о равенстве и славной миссии человечества. И мне уже тошно слушать это, потому что каждый день я сталкиваюсь с откровенным пренебрежением. Нет никакого равенства и быть не может!

— Не веришь мне?

Мужчина хмыкает, сложив руки на груди. Только сейчас я обращаю внимание, что его одежда соответствует работникам уровня "В". Рубашка, тёмные брюки. Всё говорит о том, что передо мной не просто работник, а кто-то из вышестоящих.

— Ну и ладно! Мне необходимо в блок "В".Не подскажешь, где жилой сектор?

Опять поджимает губы, но уже ничего не говорит, а просто кивает головой в сторону коридора.

«Ну и на том спасибо»

Я быстро разворачиваюсь и следую в указанном направлении, но что-то заставляет меня обернуться и, гневно сверкнув глазами, произнести:

— И, между прочим, я не лгала!

Быстрые широкие шаги, и вот я уже у поста охраны блока. Процедура знакома. Сканер считывает информацию, и дальше я иду между жилыми комнатами, минуя сотни однотипных серых дверей. Пока не замечаю ту, которая мне так нужна. Панель рядом светится зелёным, и я останавливаюсь возле своего нового жилья.

Здесь всё точно так же как и в другом блоке. Разве что вещи теперь у меня будут другие. Вместо невзрачного комбинезона — брюки, рубашка и халат.

Провожу пальцами по ткани, чуть прикусывая губу. Когда я проходила обучение — всегда мечтала о том, что когда-то буду одной из тех великих учёных, которые всё-таки возродят нашу расу. Я искреннее верила в идеалы нашего общества, пока это самое общество не втоптало их куда глубже.

Сбросив старые вещи, отправляю их в мусор. Машинка тут же затягивает комбинезон, в секунду сжигая ткань.

Бросаю взгляд на запястье — Двенадцать ноль семь.

«Поздравляю, Эш! Ты опоздала в первый же день»

Быстро накинув вещи, следую по навигации к лаборатории. Стараюсь преодолеть расстояние как можно скорее, чтобы не схлопотать штраф в первый же день. И с изумлением останавливаюсь, когда замечаю у входа знакомую фигуру. Жаклин Рид собственной персоной.

«Что она здесь делает?»

А рядом появляется тот самый мой спаситель.

«Ну конечно!»

Закатываю глаза, стараясь как можно скорее добежать до входа в лабораторию.

— О, объект 2104?

Рид с традиционной ухмылкой поднимает руку, направляя голограмму так, чтобы я видела цифры. Двенадцать двадцать.

«Вот блин!»

Нарочно цокнув языком, блондинка бросила пренебрежительный взгляд в мою сторону.

— Надеюсь, Эшли, вы понимаете, что ваш начальник вполне может списать с вас штраф.

«Какой штраф? Это значит, я буду работать себе в минус. Ведь чтобы списывать, необходимо иметь то, "что" списывать. А у меня просто полнейший ноль»

— Да. Впредь я не опоздаю.

— Разумеется. Кстати, познакомьтесь, — Она с восхищением посмотрела в сторону того самого "врача-грубияна", — это ваша новая подопечная, Итан. Объект 2104, Эшли Корд. Вы, наверняка, слышали о ней.

Закатываю глаза.

«Ну конечно… По-другому и быть не могло!»

Почему именно он? Мне просто хотелось развернуться и уйти, или спрыгнуть вниз с лестницы. Жаклин посмотрела в мою сторону. Мне показалось, или на её лице на мгновение проскочила злобная ухмылка?

— Эшли, это ваш руководитель — Итан Эванс, объект 2092.

Мужчина стреляет в меня своими бескрайними голубыми омутами. Скользит взглядом по моему лицу, внимательно рассматривая, заинтересованно. Края его губ растянулись в едва заметной хитрой улыбке

«Чтооо? Он что, улыбнулся сейчас?»

Пока я резко ощущаю недостачу кислорода. Стараюсь не показать своего волнения. Ни-ка-ких эмоций! Хотя один только взгляд моего руководителя заставляет меня чувствовать себя неловко. Пробуждает странный трепет внутри.

«Нет, мне однозначно необходимо наведаться для перезагрузки контроллера эмоций»

— Что ж, Эшли. Рад знакомству.

Протягивает мне электронный бланк задач, всё ещё не разрывая зрительного контакта. Ощущаю лёгкую дрожь в пальцах. И протягиваю руку, чтобы взять задания на смену. На долю секунды наши пальцы соприкасаются, и это посылает очередной разряд дрожи внутри.

«Ох, что за ерунда происходит со мной?»

Итан поворачивается к Рид и чуть склонив голову, прощается.

— Эванс, надеюсь вы примете меры в отношении объекта 2104. Опаздывать в первый же день… — блондинка манерно разводит руки в стороны, — И как так произошло, что контроль определил её именно сюда?

— Не сомневайтесь, Жаклин. Теперь объект 2104 полностью под моим руководством.

И снова этот прожигающий взгляд. Приподнимаю подбородок выше, встречаясь с "холодным оружием" его радужек.

«Приятно познакомиться, Итан Эванс»

3. Уровень "В"

Уровень «В», в отличии от других блоков, был ограждён несколькими дополнительными постами охраны, и для прохождения их мне пришлось вводить личные данные в систему вручную. Биолаборатория располагалась отдельно от остальной части Ребут-сити. Что, несомненно, было вызвано требованиями безопасности. Массивные герметические запорные конструкции располагались в нескольких местах, чтобы в случае опасности изолировать лабораторию от остальной части города. Длинный коридор, соединяющий систему лабораторий с городом, был неестественно освещен — так, что даже глаза резало от яркости ламп.

Мой новый начальник, — Итан, — шел впереди. И даже ни разу не обернулся в мою сторону. Видимо, его так же не радовала перспектива работать в паре с таким проблемным объектом, как я. Впрочем, я уже привыкла к предвзятому отношению. Ещё со времен учебы, когда в моём деле появилась первая пометка. Я задавала много вопросов, была слишком любознательной. А за любые отклонения в нашем обществе карают.

Коридор всё не заканчивается, и я насчитала уже минимум десяток защитно герметических дверей, а значит, всё очень серьёзно.

— За то, что я опоздала, оштрафуете меня?

Вопрос сорвался с губ прежде, чем я осмыслила сказанное. Тут же прикусила язык, в надежде, что Итан не услышал его.

— Считаешь, что имеешь право спрашивать меня об этом?

Мужчина бросил взгляд через плечо, чуть нахмурив брови. Голубые радужки казались ещё ярче в этом освещении. Неестественно холодными, ещё более пронзительными. Его вопрос — пощёчина, отрезвляющая моё помутнённое сознание.

Я никогда не была в этом крыле. Впрочем, как и большинство жителей города. Доступ к уровню был ограничен для объектов. И лишь некоторые после прохождения чип-контроля, допускались к работе на верхних этажах лаборатории. Эванс останавливается у стеклянной двери, набирая код на приборной панели. И в это же мгновение стеклянное полотно бесшумно отъезжает в сторону. Когда я вхожу в помещение, то невольно открываю рот от изумления. Лаборатория огромна. Помещение настолько светлое, что я всё время, пока нахожусь здесь, невольно щурюсь.

Голографические таблицы, данные и результаты опытов. Люди, в таких же ослепительно белых халатах, мелькают перед глазами. Мужчина, чьи светлые волосы были уложены в идеальной укладке, прошел мимо, удерживая в руках сотни колб с реактивами. Я с восторгом рассматривала новое для меня помещение.

— Потом будете рассмативать. И так опоздали уже.

Голос Итана бархатный, он завораживает, заставляет беспрекословно слушаться. Даже если он говорит замечание, из его уст это звучит приятнее, чем недовольный писклявый тон Джилл. Воспоминание о блондинке заставило меня поморщиться, и следовать дальше, стараясь не отставать от научного руководителя ни на шаг.

Только когда возникла металлическая кабина лифта, я вдруг испуганно оглянулась.

«Куда он ведёт меня?»

— Простите, Итан…

— 2092.

— Что?

— Не называйте меня по имени. Вы забываете о субординации.

«Ну что за несносный тип?»

Этот жёсткий тон меня раздражал. Я едва подавила в себе желание съязвить. В очередной раз сделав мысленную пометку о том, что мне точно необходимо перезагрузить контроллер. Новые возникающие эмоции пугали меня. Я не понимала их природы и тем более не знала, что мне с ними делать.

— Простите, 2092, куда вы ведёте меня?

— Объект, посмотрите ещё раз в бланк, что я дал вам. Что там написано?

Поджимаю губы, и бросаю взгляд на электронную таблицу в руке. Глаза скользят по непонятным для меня названиям, пока не цепляются за самую нижнюю строчку.

«Допуск NC»

Это ещё что такое? Я раньше никогда не слышала о таком.

— Что значит этот допуск?

Итан чуть раздражённо повел плечами, входя в лифт. Я с непониманием смотрела на мужчину. Кристальный холод радужек пронзил насквозь.

— Особое приглашение, объект?

Он указал рукой на место рядом с собой. И я, сделав вдох, вошла в кабину лифта.

— Что значит этот доступ? Вы так и не ответили.

На щеках блондина гуляли желваки, пока он сверлил своим взглядом гладко отполированную, до зеркального блеска, стену кабинки.

— Этот допуск означает, что ты работаешь со мной в паре. Ты мой личный ассистент. — вдыхаю полную грудь, готовясь задать очередь вопросов — Возражения не принимаются.

Вместо вопросов я лишь стискиваю зубы и сильнее зажимаю тонкий полупрозрачный экранчик в руке. Сглатываю ком в горле, пытаясь уложить хаотичный поток мыслей в голове. Пока одна единственная не всплывает из этого водоворота бредовой информации.«Кричит о субординации, а сам перешёл на «ты»

От этой мысли губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Почему-то это начало смешить меня. Вся эта напускная серьёзность мужчины. Эти глупые обращения по коду. Конечно, он действует согласно уставу. Но мне всё равно стало смешно.

— Считаешь это смешно?«Черт, заметил!»

— Нет. Я просто…

— Ты просто не понимаешь ничего! Так же как и я.

Итан нервно разворачивается. А мне только и остаётся, что глотать воздух открытым ртом, потому, что он находится ко мне слишком близко в небольшом замкнутом пространстве кабинки.

— Послушай, 2104! Я на протяжении нескольких месяцев подавал заявки на ассистента. И за всё это время контроль не прислал мне ни одного кандидата. А потом, из всех возможных вариантов, компьютер решил прислать тебя! — сжимает кулаки, — я видел твоё личное дело. Хотя и без того наслышан о ЧП, которое ты устроила. Я не знаю, почему именно ты оказалась здесь, но хочу предупредить сразу — это не шутки. Это биолаборатория! Здесь каждый неверный шаг может обернуться катастрофой. Если учила историю во время обучения, то должна помнить о древнем происшествии мира людей, из-за которого вся планета погрузилась на десятилетие в карантин. Так вот, это просто ерунда с тем, что может произойти, если тебя угораздит что-то сделать неправильно.

Ощущаю вязкий солоноватый привкус во рту, сглатываю обиду.

— Я буду осторожна.

— Осторожна… — вижу, как злится Эванс, и поражаюсь тому, что этот мужчина вот так в открытую демонстрирует мне целый спектр запретных эмоций. — Да ты по лестнице не можешь подняться без происшествий.

Наконец-то лифт останавливается, и когда створки открываются, я вновь поражена.

Светящиеся мониторы, на которых отображались всевозможные органы. Огромнейшее количество неизвестных для меня инструментов, массивный стол, на котором сейчас стояли пробирки и образцы. И целая стена, в которой располагались капсулы. Подсветка делала их похожими на аквариумы. И я видела подобные только в статье во время обучения. В этих капсулах, подсоединенные десятком проводов, находились эмбрионы. Я ощутила странное подташнивание, когда заметила, что некоторые из плавающих в синеватой жидкости тел были изуродованы. У кого-то было изувечено лицо, у другого — лишняя пара конечностей. Всё это выглядело просто жутко.

Итан уже включился в работу, вводя какие-то неизвестные термины на дисплее. Я же чувствовала себя абсолютно неловко. Боялась даже шаг сделать в это царство медицинского прогресса. И до сих пор мысленно проклинала этот чип контроля с этим странным решением.

— Какие мои задачи?

— Твоя задача — не уничтожить дело моей жизни. Поэтому сегодня ты просто наблюдаешь. Можешь рассмотреть помещение, но ничего не трогай руками! Ни к чему не прикасайся.

Пока мужчина сосредоточенно рассматривал голографическое изображение черепа на своей ладони, я осторожно начала обходить помещение. Только рядом с капсулами отвела взгляд в пол. Снова в горле образовался неприятный ком, вызывая лёгкие спазмы в желудке. Смотреть на изувеченные крохотные тела — выше моих сил. Они все будут уничтожены в качестве биомусора.

Я просто не понимаю, чем могу быть полезна в лаборатории. Да я даже не знаю предназначения половины предметов, находящихся здесь. Взгляд скользит по прозрачной стеклянной поверхности, на которой сейчас Итан делает пометки в таблице кодонов РНК. На этом все мои познания заканчиваются, и я просто продолжаю экскурсию по внушительному помещению. В отличие от прошлого уровня, в этой части лаборатории мы только вдвоём. Что, несомненно, будет для меня испытанием. Ведь помощи от меня явно немного. Видимо, надежды питаться в этом месяце чем-то помимо разваренной каши, напрасны. Останавливаюсь у очередной стеклянной двери и рассматриваю новый отсек. Дыхание тут же перехватывает. Сотни тысяч капсул, выстроенные идеальными ровными рядами. Именно в них зарождается жизнь. Каждый объект Ребут-сити был вырощен в этой лаборатории. И после нас придут новые жители. Кто знает, может быть среди них и моя замена. Всё мы созданы искусственно. Несколько поколений с момента основания города после падения былого мира.

Единственное, что всегда мне не давало покоя, это вопрос жизни людей «до». Как выживали люди без технического прогресса? Почему не вымерли? И каким образом происходило размножение в древнем мире. История человечества, которую мы изучали на занятиях, гласит, что первый искусственно зачатый человек появился на свет в 1978 году. Подумать только! Больше тысячи лет назад. Тем не менее, вопрос остаётся открытым — как человечество не вымерло до этого? И значит ли это, что когда-то люди имели способности к продлению собственного рода? Эта мысль кажется абсурдной. Но других вариантов я пока не нашла.

Между рядами биокапсул периодически проходят сотрудники, проверяя системы жизнеобеспечения эмбрионов. Говорят, что когда город только появился, эту функцию выполняли роботы. Но после большого сбоя системы, когда искусственный интеллект всё-таки пробрался в серверы Ребут-сити и уничтожил целое поколение, было принято решение полностью убрать машины из подобных уровней. Да и со временем тяга к использованию роботов угасла. Куда более выгодно было предоставить рабочее место жителю нашего города, чем простой машине. Ни один искусственный интеллект не способен заменить человека.

Прикасаюсь к стеклянной двери непроизвольно, просто в попытке лучше рассмотреть происходящее за стеклом. Но уже через секунду включается аварийная система, и звуки сирены разрезают тишину лаборатории.

— Я же сказал ничего не трогать!

Итан тут же возникает рядом, вводя код на панели безопасности, пока я виновато опускаю взгляд в пол.

— Я не знала.

— Незнание правил не освобождает от ответственности, объект.

Наконец-то лампы перестали мерцать красным, а мерзкий звук сигнализации не резал барабанные перепонки.

— Иди за мной.

2092 явно был не в духе, и я уже представила санкции, которые могу получить за сегодняшнюю выходку. Похоже и следующие несколько месяцев я буду на скудном питании. Эванс остановился у рабочего стола, по одному касанию сбрасывая файлы с дисплея. Мужчина опустился на стул в расслабленной позе, пока я так и продолжала стоять, виновато поджав губы.

То, что произошло дальше — поразило меня до глубины встроенных нитей чипа. Итан Эванс, мой научный руководитель и начальник, совершенно не стесняясь, несколькими ловкими движениями стянул перчатки, отбросив их на стол.

Меня словно током прошибло. Я никогда не видела чужих рук. Это казалось чем-то на грани приличий. И я тут же отвела взгляд в сторону. Периферическим зрением я видела, как он запускает руку в свои волосы. И мне почему-то тоже захотелось ощутить мягкость его чуть кучерявых прядей под своими пальцами. Эта абсурдная идея, в сочетании с обнаженными кистями мужчины действовала деструктивно на мой мозг.

Всё это было до безумия неправильно. Ведь оголить руки перед другим объектом — это верх неприличия. С другой стороны, на задворках сознания, я чувствовала, что в этом нет ничего сверхъестественного. Когда-то я находила информацию о том, что раньше все ходили без перчаток. И всё-таки меня манила неизвестность, запрещённое зрелище. Я вновь повернулась к нему. И как бы не пыталась, не могла отвести взгляда от рельефа предплечий мужчины, от вида неприкрытых пальцев. От каждого движения его рук. Внутри меня всё дорожало, а в ушах стоял гул. Мне почему-то хотелось ощутить тепло его ладоней.

— Кхм-хм, — только и смогла выдавить из себя приглушённый кашель, так как в горле был плотный ком. — Объект 2092, что вы делаете?

Мне было абсолютно непонятно, почему он сделал это. И как так произошло, что Эванс нарушил один из самых главных пунктов нашего закона. Ведь такая вольность считается очень большим нарушением. Это равносильно тому, что я сейчас сниму с себя вещи, оставаясь абсолютно нагой перед ним. Вместо ответа Итан просто достал из кармана небольшой тюбик с таблетками и скинул несколько белых пилюль в рот.

— У меня аллергия на латекс. — Он произнес это тихо, но так, чтобы я услышала.

Очередное потрясение для меня, ведь признаться в этом — это практически вынести себе смертный приговор. Это неизлечимая хворь, которой не место в нашем обществе. Таким, как он, не место среди жителей Ребут-сити.

— За-зачем вы мне говорите об этом?

— Если контроль прислал вас, 2104, мне в ассистенты, то рано или поздно вы бы узнали об этом. Симптомы проявляются наиболее ярко после стресса. А на сегодня мне достаточно потрясений. — Губы мужчины растянулись в горькой улыбке. А я ощутила предательское чувство жалости.

— Вы же знаете…

— Да, знаю. Знаю, что такие, как я биомусор, ошибка генетического кода, подобно этим эмбрионам в капсулах. Я изъян в идеальной системе города. И если вы хотите оставить жалобу в центр контроля — пожалуйста. Ваше право, Эшли. Я не держу вас. Выход открыт.

От того, как он меня назвал по имени, что-то болезненно сжалось внутри. Итан потёр глаза, и тут же схватил перчатки, возвращая их на положенное место. Эванс отвернулся от меня, открывая файл графика на дисплее.

— Вы ещё здесь, объект? Я отпустил вас. Можете идти и донести новую информацию в контроль. Уверен, вам подберут нового руководителя очень быстро.

Его голос звучал холодно, со стальными нотками.

— Я не собираюсь этого делать, Итан.

Вижу, как замерла его рука над виртуальной клавиатурой.

4. Сообщение

До конца рабочего дня мы с Итаном практически не общаемся. После всего, что произошло со мной за сутки, я просто вымотана. И когда дверь жилого отсека закрывается за моей спиной, то готова сползти на пол просто возле неё.

Желудок пробирает спазмом, и я подхожу к механизму раздачи провизии. Ничего необычного — такие есть в каждой комнате жилого блока. Сканер считывает данные объекта, и уже через пару минут в контейнере раздачи появляется персональная порция пищи. Та, которая доступна по райдеру. В моём случае, это наверняка каша и вода. Пока это и есть весь мой рацион. Не считая того, что дают всем сотрудникам уровня на обед. Я впервые нормально обедала, и это, пожалуй, единственный плюс моего перевода. Раздумывая о новой работе, мысли то и дело возвращают меня к образу нового руководителя. К этим голубым проницательным глазам, а эти руки… Картинки возникают перед глазами непроизвольно. Запретные и такие интимные. Воспоминания оживляют крепкие мужские ладони, пальцы и переплетение вен на предплечьях. Чувствую, как ускоряется пульс, и снова это непривычное ощущение, собирающееся где-то под ребрами гулкими вибрациями. Это как наваждение или болезнь. По всем законам, подобного не должно происходить. Но теперь я боюсь обращаться в санчасть. Вдруг это неизлечимо? Потому что теперь перспектива прикосновений без перчаток меня больше манит, нежели вызывает отторжение. А ведь утром я думала иначе.

Панель над раздачейзагорелась зелёным, и я забираю контейнер с питанием. Поднимаю крышку и с непониманием рассматриваю содержимое. Кроме каши, сегодня я получила порцию салата и кусочек мяса. А вместо простой воды — кофе. Кофе я пробовала лишь однажды. И то, это было в последний день моей работы на уровне «J». Это наверняка какая-то ошибка, потому что эти продукты мне недоступны по райдеру. Оставляю поднос на столе и быстро подхожу к панели раздачи, набирая свой код, для перепроверки данных. Вчитываюсь в буквы несколько раз, пытаясь осознать увиденное. За эту смену мне начислено полное количество суточных келон. Но кроме того, кофе было переведено с баланса объекта 2092.

«Как так? Это, наверняка, ошибка какая-то»

Почему Эванс решил оплатить полный день? Несмотря на моё опоздание и то, что я фактически ничего не делала. А этот жест с кофе?

«Плата за молчание?»

Завтра же скажу, что не стоит платить за это. Ведь я и так не собиралась никому говорить о его секрете. Почему-то вся эта непонятная ситуация с райдером меня даже обижает. Неприятно думать, что Итан считает меня той, кого можно купить чашкой ароматного напитка. И пусть оно достаточно дорогое, я не просила этого.

Отправляю в рот первую ложку каши.

«Ну надо же! Даже с солью. Вот это необычно.»

Признаюсь, я давно уже не ела ничего вкуснее, чем за сегодняшний день. Отковыриваю маленький кусочек мяса и медленно жую. В моём рационе уже давно не было ничего подобного. Каждый кусочек — вершина удовольствия. Даже усталость как рукой сняло.

Когда с основной порцией покончено — отправляю контейнер в утиль. Несколько минут просто гипнотизирую термостакан. Первый порыв — вылить содержимое в санузел. Но ведь одна чашка кофе стоит практически месяц моей работы в центре обеспечения. Я раньше даже не могла думать о том, чтобы когда-нибудь попробовать этот напиток. Вскочив со стула, ношусь по жилому отсеку, измеряя пространство шагами. Внутренняя борьба заставляет меня обойти комнатку по периметру несколько раз. Но всё-таки интерес берет верх. Как бы там не было, я и так не собиралась выдавать Эванса. И завтра обязательно ему об этом скажу.

И пока не передумала, вновь погружаясь в сомнения, — быстро снимаю защитную крышку со стакана. Пряный аромат свежемолотых зерен разносится по маленькому помещению. Делаю глоток кофе и прикрываю глаза от удовольствия. Горячий напиток растекается во рту, пробуждая все мои вкусовые рецепторы. Терпкий насыщенный вкус раскрывается дивным букетом. В этом напитке всё идеально сбалансированно. Плотная текстура оседает небольшой горечью на языке, а лёгкое послевкусие с ореховыми нотками завершает картину. Пью медленно, наслаждаясь каждым глотком и растягивая удовольствие.

Панель напротив стола загорается, и возникает привычная голограмма ежедневной пропаганды. Сколько себя помню, этот ролик крутят день за днём. Я знаю каждое слово, знаю каждую секунду воспроизводимого изображения.

«Катастрофа поглотившая мир и практически уничтожившая всё человечество, оставила неизгладимый отпечаток. Люди создали искусственный интеллект, но стали лишним витком эволюции. Глобальная система поглотила все возможные устройства на планете, активируя программу уничтожения жителей Земли. Но нашлись те, кто выжил. Славные учёные, светлые умы, которые смогли сохранить расу. Ребут-сити стал последним оплотом человечества. И каждый объект — часть великой миссии — спасения вида. Каждый из вас является деталью огромнейшего механизма. А у каждой детали своё предназначение. Необходимо чтить идеалы нашего устроя, всегда помнить о своей великой миссии! Эмоции — человеческая слабость, которая может стать причиной вымирания. Не забывайте своевременно обновлять программу чипа и при малейших симптомах и отклонениях обращайтесь в центр поддержки или санчасть. Помните, от вас зависит выживание нашего вида»

Голограмма исчезает, и свет в комнате становится тусклым. Это значит, что отсчёт пошел. Из ниши выезжает кровать. А я быстро бросаюсь в санузел, сбрасывая одежду и перчатки. Через 3 минуты электроснабжение будет отключено, поглощая весь Ребут-сити во тьму ночи. Остаётся лишь аварийное освещение.

Холодные струи воды стекают по телу, пока я стараюсь быстро смыть пыль уходящего дня. Провожу руками по коже, и в очередной раз мозг подбрасывает мне ненужные воспоминания. Смотрю на свои кисти и непроизвольно сравниваю их с руками Итана. Прикрываю глаза, подставляя тело под прохладный поток воды, и провожу горячими ладонями по обнаженной груди, животу, бёдрам. Это ощущение, в тандеме с картинками из недавних воспоминаний — обжигает нежную кожу. Выдыхаю, стараясь прогнать эти надоедливые воспоминания. И покидаю кабинку душа. Свет гаснет ровно в тот момент, когда я подхожу к кровати.

***

Новый день начинается непривычно поздно, поэтому я успеваю утром почитать рабочие файлы и хоть немного ознакомиться с родом деятельности лаборатории. Конечно, то, что можно найти в общей информации мало что даёт, но я обязательно разберусь. Покидая жилой отсек, первое, что я увидела — кристально чистые голубые глаза. Этот цвет не сравним ни с чем. Говорят, раньше небо было подобного цвета. Впрочем, этого не дано узнать теперь. Густой смог и купол над верхними ярусами города отделяет от того, что раньше было бескрайним небосводом.

— Доброе утро, объект.

Голос Эванса звучит так по-доброму, и даже не смотря на это отвратительное «объект», мои губы подернулись в лёгкой улыбке.

— Здравствуйте, 2092.

Длинный коридор мы проходим молча, так же минуем верхнюю лабораторию, и только, когда двери лифта скрывают нас от внешнего мира, я решаюсь задать вопрос:

— Почему вы оплатили мне полный рабочий день?

Итан чуть нахмурил брови, рассматривая меня через отражение зеркальных панелей лифта.

— Сегодня мне заплатить меньше?

Ступор. Что я сейчас должна отвечать?

— Не присылайте больше кофе.

Чуть вздернув подбородок, стараюсь выглядеть как можно более серьезно. Итан теперь оборачивается ко мне и, не стесняясь, рассматривает мой профиль.

— Не любите кофе?

— Не приемлю, когда пытаются купить моё молчание.

Вижу все эмоции мужчины в отражении, отмечая, что он ухмыльнулся, чуть склонив голову в сторону. А потом бросил взгляд в отражение, встречаясь своими бездонными голубыми глазами с моими. Каждое его движение и взгляд — противоречие уставам.

— Я не пытаюсь купить твоё молчание, Эшли.

Пульс учащается от этого взгляда и перехода на «ты». Эти качели вынуждают меня задерживать дыхание каждый раз. Я не знаю, чего ожидать от Эванса в следующий момент.

Второй рабочий день проходит практически так же, как и первый. Итан строго на строго запретил мне к чему-либо прикасаться. Но уже вполне сносно общался, отвечая на мои бесконечные вопросы. А самое приятное — перестал обращаться ко мне пафосно-официально. Слух режет это холодное "объект", будто я и не человек вовсе. Да, так принято нормами. Но зачем? Гораздо приятнее, когда он называет меня по имени, вызывая лёгкий румянец одним этим словом.

Целый день я продолжала изучать помещение лаборатории, но так ничего и не делала. Эванс всё-таки нашел время, чтобы объяснить часть выполняемой работы. И даже показал как вводить данные в программу. Хотя, конечно, пока не дал этого сделать. Ссылался на то, что этот отчёт он составляет уже больше месяца. В какой-то момент нашего разговора он даже тихо рассмеялся, а я стояла, стараясь не разлететься на кусочки. Я так давно не слышала смеха, что даже забыла, что это возможно. Помню, как в период обучения несколько раз кто-то из учеников смеялся. Жаль, правда, после этого им в очередной раз обновляли программу. Но я запомнила этот смех. Так же, как и бархатный голос Эванса. А вечером, в отчёте получила опять полный райдер. Разве что вместо кофе сегодня была вода.

***

Система оповещения разносит сигнал по всему блоку жилого отсека, оповещая о начале моего третьего дня в блоке «В». На других уровнях уже разгар рабочей смены, а мой организм до сих пор не успел перестроиться на новое время. Я, как и вчера, проснулась на два часа раньше, но покидать жилой отсек не стала. Всё-равно без Итана я не попаду в лабораторию, а бродить по лестницам нет никакого желания. Я вспоминаю то происшествие двухдневной давности, и по коже пробегает мороз. Кто и зачем толкнул меня? Это до сих пор не даёт мне покоя.

Когда я уже оделась, панель на стене загорается. Новое сообщение? От кого?

Входящее: От 2092«Сегодня вас будет сопровождать объект 2007. У меня чип-контроль»

Сообщение исчезает, а я даже не могу пошевелиться. Свет гаснет, оповещая о необходимости покинуть отсек, но я не могу даже шага сделать. Сглатываю вязкую слюну. В голове бегущей строкой горит последняя фраза "чип-контроль"

«Вдруг его переведут? Или ещё хуже… Может кто-то узнал о его секрете?»

Ладошки потеют под плотным слоем латекса, и я пытаюсь отогнать непрошеные мысли. Не могу объяснить это волнение. Конечно, я знакома с 2092 очень мало. Да, мы отработали всего два дня. Но этого оказалось достаточно, чтобы я сейчас стояла в ступоре, глядя на стеклянную перегородку перед собой. Впервые я встретила человека, который вполне сносно относится ко мне. И даже напускной тон первой стречи и это его «обращайтесь по уставу, не забывайте о субординации» растворились сами по себе во время нашего общения на протяжении прошлого дня. Мне впервые комфортно находится с другим человеком.

Дверь тихо отъезжает в сторону, и в ярком свете коридора замечаю смутно знакомого мужчину. Я видела его в лаборатории. Высокий блондин, с идеально уложенными волосами, острые скулы подчёркивают глубину неправдоподобно голубых глаз. Наверняка, это следствие замены радужки. Слишком неестественный цвет. Вспоминаю, что не успела вставить линзы. Но в кромешной тьме, я просто не найду маленький контейнер. Мужчина рассматривает мой внешний вид, чуть поджимает губы, но не комментирует.

— Объект 2104?

— Да?

— Идите за мной.

Голос его неприятно высокий. Так не соответствует внешнему виду мужчины, что кажется, будто это и не он вовсе разговаривает со мной. Иду за ним, стараясь не отставать. Замечая лишь то, как мужчина бросает на меня неприязненные взгляды. И снова длинный коридор, который мы проходим достаточно быстро. Мне даже приходится периодически переходить на бег, чтобы не отставать от 2007, который очень спешит. Видимо, сопровождение таких объектов, как я, неприемлемо для такого "важного" сотрудника. Останавливаемся у лифта, где блондин вводит код на панели. Но внутрь мужчина не проходит. А развернувшись, уходит даже не попрощавшись. И, когда створки закрываются, я оказываюсь в небольшой кабинке одна.

Прошлые два дня я всегда была в паре с Итаном. А сегодня лаборатория встречает меня холодом. Голубоватое мерцание дисплеев, обилие металла и серого пластика — всё здесь безжизненное и холодное. Я понятия не имею, что должна делать. Совершенно не знаю, какие отчёты составляет 2092, и в чем смысл моей работы. Запросы приходят, отображаясь непонятными символами на дисплее, но я просто игнорирую их, в страхе сделать что-то не так. Единственная надежда, что чип-контроль будет длиться недолго.

Волнение усиливается с каждым часом, проведенным в одиночестве в этих стенах.

Я хожу кругами, всё ещё боюсь прикасаться к чему-то. Заламываю пальцы и то и дело смотрю на запястье, где голографические цифры медленно утекают в небытие.

Прошло уже семь часов смены, моего одиночества, бесполезного хождения между столом и капсулами. Безжизненные тела эмбрионов — единственная моя компания на сегодня. Ощущаю, как нарастает волнение. Очередной звук входящего запроса разрезает звенящую тишину, но я уже не реагирую. Первые пару часов я искала хотя бы какие-то ответы. Но, так и не разобрав ни слова, решила не лезть туда, в чем не понимаю совершенно ничего. В очередной раз почувствовала себя тупейшим созданием Ребут-сити. То, что контроль отправил меня сюда — точно ошибка. Ведь я ничего не понимаю.

«Почему он так долго? Неужели…»

Нет! Этого не может быть. Отбрасываю эти мысли, пытаясь успокоиться. Оставшиеся три часа провожу у лифта. Опустившись на пол, я беспрерывно гипнотизирую поверхность створок. В надежде, что сейчас дверцы откроются и 2092 насмешливо раскритикует моё поведение, которое "не соответствует нормам". Но этого не происходит.

Обед остался нетронутым. Контейнеры с едой так и остались на столе. Есть не хотелось, и единственное, что я позволила за целый день — сделать пару глотков безвкусной прозрачной жидкости, чтобы смочить пересохшие губы.

Лампа над лифтом загорается, а механический голос оповещает о завершении смены. Бросаю взгляд на место моего заточения сегодня, входя в зеркальную кабинку. Лифт поднимает меня на верхний уровень, а там, среди обычных рабочих, я всё ещё высматриваю непослушные пряди, отличающиеся от канонов устава. Тщетно.

Жилой отсек встречает меня таким же холодным и серым безмолвием. Пропускаю привычный ролик о важной миссии человечества. Намеренно не хочу в миллион первый раз слушать этот давно заученный текст. Принимаю душ, чтобы хоть как-то отвлечься, но и это не помогает. Мысли мои совершенно не здесь и мне неподвластны.

«Если Итана перевели? Значит ли это, что для меня пришлют нового руководителя? А вдруг уже сегодня вечером Эванса отправят в камеру утилизации? Что если кто-то узнал о его аллергии?»

Свет становится приглушённым, а значит скоро отключится вовсе. Бросаю взгляд на окошко выдачи провизии, но там пусто. Это значит, что Итан не закрыл мою смену сегодня. Мои догадки подтверждает ответ в системе райдера. Напротив графы подтверждения руководителем стоит прочерк. А заработная плата за сегодня составляет 0 келон. Значит, он не открывал рабочие файлы.

Моё волнение достигает апогея, и, наплевав на правила, я открываю почту, вводя на дисплее знакомый код.

Исходящие: от 2104Кому: 2092

«Всё в порядке?»

Нажимаю «отправить». Сердце колотит под ребрами в бешеном ритме. Я чувствую, что-то случилось. Я не хочу завтра снова провести целый день в лаборатории в одиночестве. Я не хочу, чтобы присылали нового руководителя. Я не хочу, чтобы меня опять переводили. Я не хочу… Чтобы с Итаном что-то случилось.

Засыпаю поздно, пол ночи гипнотизируя едва заметный голубоватый огонёк на экране. Сообщение не прочитано.

5. Капсула

Начало нового дня, и я абсолютно не знаю, что ждёт меня сегодня. Снова бросаю взгляд на дисплей, где так и висит непрочитанным сообщение от меня. И, чуть прикусив губу, жду, когда погаснет свет в жилом отсеке. Стеклянная дверь отъезжает в сторону, и мои крошечные надежды разбиваются вдребезги при виде объекта 2007. Всё тот же пустой взгляд, такая же идеальная прическа. А я так же как и вчера забыла о линзах. Да и плевать! Глаза и так болят от недостатка сна. Я практически до утра не могла уснуть.

Путь до лаборатории занимает не слишком много времени. И когда мы заходим на верхний этаж, уже знакомого для меня уровня "В", я практически готова вскрикнуть от радости. У кабины лифта я вижу того, кто стал причиной моей бессонницы и волнения. Но вовремя сдерживаю этот порыв, когда замечаю рядом с Итаном знакомую фигуру. Жаклин что-то обсуждает с Эвансом, пока мы с молчаливым проводником пересекаем светлое помещение верхних лабораторий.

Итан бросает в мою сторону равнодушный взгляд и продолжает разговор с Рид, пока я ощущаю как прямо посреди горла образовался огромный ком. Чувствую нарастающее волнение. Что-то в 2092 изменилось. Этот холодный, абсолютно безэмоциональный взгляд мгновенно выбивает весь воздух из моих лёгких.

— Объект 2104? Вы сегодня не опаздываете? Удивительно.

Рид не меняется. Кажется, что ни один чип не способен блокировать высокомерие этой особи.

— Добрый день, 1986.

Нарочно делаю упор на порядковом номере блондинки. Ведь несмотря на то, что она глава контроля, в первую очередь она такой же член Ребут-сити, как и я. Мы все заложники одной системы. Жаклин чуть поджимает губы. Я знаю, как её бесит такое обращение.

Поворачиваю голову, глядя на моего руководителя, и ощущаю, как под языком появляется горьковатый привкус. Итан смотрит будто мимо меня, нет ни намёка даже на то, что он заинтересован в моей персоне. А ведь недавно этот мужчина смеялся при мне, я видела целую гамму эмоций на его лице. Но никогда прежде на нём не было подобного.

— Объект 2092. — смотрю мужчине прямо в глаза. Но он будто смотрит сквозь меня.

Один кивок в мою сторону — и это всё приветствие. Кажется, теперь я всё понимаю. Видимо, Итану хорошо промыли мозги вчера. Такое поведение — результат перезагрузки систем блокировки эмоций. Однажды я уже проходила эту процедуру — это ужасное ощущение. Опустошение и полное безразличие. Хотя я достаточно быстро отошла, в отличии от других жителей города, которые могут несколько лет находится в таком состоянии. Но я никогда не хотела бы испытать подобного снова. Даже если это длилось всего несколько часов. Полное отсутствие мыслей и автоматическое исполнение задач. В эти моменты ты будто и не человек вовсе, а машина. Бездушный робот.

Мы входим в кабину лифта, и я не лишаю себя возможности ещё раз взглянуть на Эванса. Пусть и в отражении глянцевых стен. Лишь на секунду мне кажется, что он точно так же бросает взгляд на меня. Но, наверное, это моё воображение, потому что стоит мне моргнуть и на лице Итана появляется непроницаемый щит.

— На когда назначена ваша операция по смене цвета глаз, объект?

Я не сразу понимаю, что глава контроля обращается ко мне. Но требовательный тон и пронзительный взгляд в мою сторону возвращают меня из раздумий.

— На конец месяца.

— Успеете к совершеннолетию?

— Да, до апреля ещё есть время.

Непроизвольно бросаю взгляд на запястье, где тонкой полосой высвечивается дата и время.28.02 11:57

Когда мы оказываемся в том месте, которое вчера стало для меня камерой заключения, Рид уверенным шагом подходит к капсулам, рассматривая очередную партию испорченных "механизмов" системы. Все они — биологические отходы. Те, кому не суждено появиться на свет.

— И много в этой партии брака?

— Нет, по сравнению с предыдущей.

Итан равнодушно пожимает плечами, глядя как в голубоватом растворе плавает нечто, похожее не то на человека, не то на рыбу. Он говорит об эмбрионах с таким пренебрежением, называя их просто партией. А я чувствую новую порцию тошноты. И так каждый раз, когда я смотрю на эти ошибки генетики.

«И зачем только компьютер определил меня именно сюда, если я даже с тошнотой не могу справиться?»

Мне абсолютно непонятно и неприятно осознавать, что эти ещё живые организмы будут утилизированы только потому, что стали ошибкой. А самое отвратительное, что большинство из них выглядит вполне нормально. Просто какой-то из анализов показал возможность возникновения отклонений. Например, у этого малыша возможна склонность к аллергии. Бросаю взгляд на Эванса и страшно даже представить что было бы, если бы кто-то решил утилизировать его на раннем этапе. Просто за то, что у него предрасположенность.

— Ваш список, 2104

Эванс протягивает мне чек-лист задач. И я чуть удивлённо приподнимаю брови. Первым пунктом стоит уборка реактивов. А после — работа с капсулами. В графе значится, что сегодня день активации объектов.

— Что ж… Я жду от вас полный отчёт, объект 2092. — Блондинка разворачивается и идёт к выходу, но у лифта останавливается, и оборачивается ко мне. — А что касается вас, 2104, я лично буду в составе комиссии на ваше двадцатилетие.

Створки лифта закрываются, и я наконец-то выдыхаю. Этот высокомерный тон Жаклин и её уколы в мою сторону переходят рамки дозволенного. Но разве кто-то поверит мне, если я об этом скажу? Охотнее примут сторону главы контроля, чем какого-то объекта с десятком штрафов.

Подхожу к столу и начинаю осторожно убирать реактивы на поднос. Итан так и стоит у капсул, рассматривая содержимое голубоватых вод. Его взгляд не выражает ровным счётом ничего. Лицо расслаблено, а руки покоятся в карманах брюк. Я не знаю, как теперь стоит общаться с ним. Два дня назад мне казалось, что мы смогли найти общий язык. А теперь, когда его эмоции под блокировкой, я совершенно не знаю, как должна разговаривать с ним.

— Эшли, ты знаешь, что личные сообщения недопустимы? Система отслеживает их.

Я практически роняю поднос на пол. Столь неожиданное обращение заставляет внутри всё сжаться до размеров атома. «Он снова назвал меня по имени»

Эванс оборачивается, а на его губах скользит привычная улыбка. Я же готова сползти сейчас на пол. То, каким он казался отрешенным при разговоре с Рид — убивало меня. Но сейчас, встречаясь с привычным для меня взглядом, я чувствую облегчение.

— Прости…

Он подходит ближе, а я замираю, не в силах отвести взгляд в сторону от этих бескрайних голубых омутов.

— Не делай так больше, хорошо? Иначе попадешь на перезагрузку. А мне нужен помощник, который будет способен думать и поддерживать разговор, а не только беспрекословно исполнять указания.

Он отходит к панели, вводя какие-то символы. А я так и стою, стараясь унять эту дрожь под ребрами.

Когда с первым пунктом задач на сегодня покончено мы с 2092 подходим к той самой части лаборатории, которую я видела лишь через стекло. Итан вводит код доступа, и прозрачная дверь отъезжает в сторону. В этом помещении гораздо теплее, чем в других частях города. Я с недоумением смотрю в сторону капсул, которые, кажется, постоянно стоят на подогреве. Эванс, проследив за моим взглядом, будто читает мысли.

— Для нормального развития, необходимо поддерживать постоянную температуру и следить за датчиками. Сегодня важный этап. Мы отключаем два десятка капсул. Большую часть работы выполняют сотрудники этого блока. Наша задача — контролировать общий ход.

Я обеспокоено сжимаю пальцы. Никогда раньше не присутствовала на моменте появления на свет человека. Этот процесс всегда казался мне чем-то очень сокровенным, тайным. Киваю головой, потому что не могу и слова из себя выдавить. Наблюдаю, как молодая девушка, сотрудник этой части, уже подходит к прозрачной камере. Я впервые вижу это вблизи.

Стеклянные стенки капсулы чуть отъезжают в стороны, и только сейчас я замечаю, что сам плод находится в подобии пузыря. Абсолютно прозрачная тонкая прослойка отделяет голубоватые воды от внешнего мира. Лаборантка набирает код. И я едва ли не вскрикнула, когда плод резко дёрнулся. Одно точное движение скальпеля, и тонкая стенка пузыря разрывается, выплескивая жидкость наружу. Та стекает в желобок, собираясь в бурный поток, подобный реке, смешиваясь с такими же водами из других капсул, которые тоже уже успели вскрыть другие сотрудники. Он течет под нашими ногами в специальном сливе, и, когда достигает границы, тут же исчезает в отверстии, закрутившись водоворотом. Пронзительный детский крик звучит со всех сторон, когда младенцев отсоединяют от трубок жизнеобеспечения. Я чувствую, как потеют ладони под слоем латекса. И как тарабанит моё сердце о рёбра.

Звук системы экстренного оповещения наполняет помещение. И мы с Итаном срывается в другой конец лаборатории. Там, где одна из капсул сейчас горит красным.

— Что здесь?

Девушка лаборант абсолютно безэмоционально рассматривает маленькое тельце, которое не подаёт признаков жизни.

— Видимо, брак.

Блондинка пожимает плечами и поднимает крошечного синеватого младенца за ногу, словно тот — кусок мяса. И в тот момент, когда она подносит его к мусорному контейнеру, во мне что-то взрывается. Щелкает.

— Стой! Да что же вы делаете?

Я забираю ребенка из рук лаборантки, укладывая его обратно в капсулу. Итан, будто без лишних слов понимает мои действия, тут же помогая. Я никогда не проводила реанимационные действия. Только видела однажды что-то подобное в учебном материале. И то, это было очень мельком. Поэтому дальнейшие действия просто делаю по наитию.

Приоткрываю рот младенца, осторожно убирая ком слизи, блокирующий носоглотку, маленькой грушей, которая оказалась под рукой, среди прочих инструментов. Итан подключает аппарат, который всё-таки фиксирует сердцебиение. Хоть и очень слабое. Сбрасываю халат, укрывая ребенка и укладываю его на спину, стараясь придать ему необходимое положение. Пришлось даже чуть свернуть халат на подобии валика и подложить под плечи малыша. Итан также сбросил свой халат, обтирая им влажную кожу тела и головки малыша. Мужчина поглаживает крошечное тельце в попытке вернуть тепло и восстановить кровообращение. Частота сердечных сокращений всё ещё низкая, а дыхание так и не восстановилось. Единственное, что приходит мне в голову в данный момент, глядя на беспомощного младенца — желание спасти его.

Хватаю одну из первых попавшихся трубок, которая была необходима для жизнеобеспечения плода в капсуле:

— Какая из них с кислородом?

Итан быстро соображает, что я собираюсь делать.

— Сейчас. Надо подключить ИВЛ. В капсуле эмбрионы не дышат, лёгкие раскрываются только после пробуждения.

Он подключает ещё один прибор, а я в панике оглядываюсь по сторонам. Полное безразличие. Остальные работники исполняют свою работу и даже не обращают внимание на происходящее. Даже та молоденькая девушка, которая только что отключила этого ребенка — просто ушла к следующей капсуле. Им всё равно! И только в голубых радужках напротив вижу такое же неприкрытое рвение спасти эту кроху.

Прижимаю маленькую маску к лицу малыша, и спасительный кислород поступает в трубку. Несколько минут мы не отводим взгляд от крошечного тельца, которое теперь не кажется таким бледным. Пока я дрожащими пальцами осторожно прижимаю обтуратор к лицу, Итан приносит ещё несколько разных датчиков, подключая их к маленькому человечку. И только спустя двадцать минут, когда показания стали достаточно стабильны, а сатурация достигла ста процентов и держалась на этом уровне, Итан осторожно прикоснулся к моим онемевшим рукам.

— Эш, уже всё в порядке. Смотри, он сам может дышать.

Эванс отодвигает маску с лица младенца, и он действительно дышит. А я с облегчением прикрываю глаза. Сотрудники с новопробужденными объектами давно покинули лабораторию, не обращая на нас внимания, оставляя нас наедине с нашим рвением вырвать младенца из лап смерти.

— Надо перевести его в другой отсек…

Эванс замирает, глядя на то, как я осторожно беру на руки крошечный комочек, прижимая к груди. Малыш открывает глаза, складывает губки трубочкой, как только ощущает прикосновение кожи к коже.

— Тшшшшш, маленький. Теперь всё будет хорошо.

Покачиваю малыша на руках, осторожно двигаясь по лаборатории.

— Тшшшш, а-а-а

— Эшли, что ты делаешь?

— А? — Поднимаю взгляд на Итана и замираю. Действительно, что я делаю? — Я не… Не знаю.

Мужчина делает несколько шагов, сокращая расстояние между нами, пока я растерянно пытаюсь осознать собственные действия. Видимо, это последствия стресса. 2092 осторожно перекладывает сопящий комочек на свою руку, всматриваясь в лицо того, кого мы спасли. Он уходит, унося ребенка в следующий блок. Там, где ухаживают за детьми до года. А я стою, рассматривая бесконечные ряды капсул.

«Неужели все они появляются так же? Что было бы, если та лаборантка выбросила этого малыша? Он же точно погиб бы»

Итан возвращается спустя десять минут, и, облокотившись о стену, стоит, сложив руки на груди. Его взгляд скользит по мне, изучает. Пока я продолжаю ходить между рядами с ещё не родившимися "объектами".

— 2104, ты же понимаешь, что я должен буду слать отчёт о том, что произошло сегодня.

«Конечно, понимаю… Я проявила эмоции. Я опять нарушила устав. Я не должна была спасать этого ребенка. Не должна была брать его на руки… Не должна»

Рука ложится на стеклянную поверхность, в которой совсем крошечный эмбрион напоминает, скорее, головастика.

— Да. Я понимаю.

Итан отрывает спину от стены и проходит между рядами стеклянных куполов. А потом запускает пальцы в волосы. Опять этот жест. Прошлый раз он делал это без перчаток, и потом это движение мне ещё несколько раз приходило яркой картинкой в памяти. Эванс останавливается рядом со мной.

— Эшли, ты понимаешь, что то, что ты делаешь, не соответствует уставу?

Поднимаю на него наполненные грустью глаза.

— Да.

— Знаешь, что происходит в этом случае?

Ощущаю, как по телу проходит дрожь, а под языком снова собирается горечь. Чувствую как на глаза снова набегают такие запретные в нашем мире слёзы.

— Знаю…

Мой голос тихий. Он наполнен пониманием и безысходностью. Сглатываю вязкую слюну и провожу пальцами дальше, по стеклянному куполу, под которым зарождается жизнь. Стараюсь не смотреть на Итана. Фокус размыт, и за пеленой, застилающей глаза, я ничего не вижу.

Я знаю, что за проявление всех этих эмоций меня ждёт как минимум перезагрузка. Но, скорее всего, это будет камера утилизации. Горячая капелька прочерчивает дорожку по щеке. И я непроизвольно всхлипываю, представляя как меня подключают к аппарату для последнего вздоха.

— Знаешь… И продолжаешь это делать? Давно ты обращалась в санчасть для перезагрузки контроллера?

— Полгода назад.

Какое-то время мужчина молчит. Я знаю, что он, как мой научный руководитель, должен сообщить о том, что я не в состоянии продолжать работу. Должен отправить меня на промывку мозга. А после я вернусь бездушной машиной.

— Долго ты была под воздействием чипа блокировки?

Этот вопрос разрезает воздух, проходит острым лезвием сквозь меня, заставляя задохнуться от неожиданности. Мой ответ будет смертным приговором. И он об этом знает. Чувствую гул собственного сердцебиения, ощущаю, как холодеют пальцы под слоем латекса. Оборачиваюсь и смело заглядываю в бескрайние голубые озера напротив.

— Несколько часов.

И тишина. Признаваясь в этом, я уже вынесла себе вердикт. Произнося это вслух я собственными руками уничтожила себя. Но я не отвожу взгляда, не стараюсь отрицать. Наоборот. Я смело вглядываюсь в лицо мужчины перед собой, открывая ему свой страшный секрет.

Крепкая мужская ладонь опускается на мою руку. Даже сквозь слой латекса я ощущаю тепло его руки. Приоткрываю рот от изумления, когда Итан переплетает наши пальцы. И сейчас же рассыпаюсь мелкими стёклами. Ко мне впервые прикасаются ТАК. Ко мне вообще никогда никто не прикасался. Только для установки или перезагрузки программного обеспечения.

Я не понимаю, почему он делает это. Это недопустимо, запретно. Но так безумно приятно. Чувствую, как вся горечь мгновенно испаряется, уступая место новым, неизведанным ранее эмоциями. Трепетному ощущению лёгкой пульсации в груди. Такому странному чувству невесомости. Будто все органы внутри в один момент стали подобны воздушным пузырям. Дышать тяжело, а воздух в перинатальном отделе и вовсе, кажется, нагрелся до небывалых температур. Итан, не отрываясь, смотрит мне в глаза, думает. И когда Эванс убирает руку, вдруг ощущаю катастрофическую нехватку чего-то. Без этого прикосновения стало холодно.

До конца смены мы больше не поднимаем этой темы, да и в принципе почти не общаемся. Лишь в конце дня Итан отправляет отчёт, пока я стою возле тех самых капсул с "браком".

Возвращаюсь в жилой отсек молча: в ожидании исполнения приговора. Жду, когда стражи ворвутся в маленькую серую комнату, скуют запястья прозрачной лентой и показательно проведут по всему отсеку, прежде чем дойти до места казни. Не моргая смотрю на дверь в ожидании моей кары. За спиной загорается зелёным дисплей на пункте раздачи, и я хмурю брови.

«Еда?»

Подхожу к механизму, забираю лоток с провизией. А подняв крышку рассматриваю содержимое с неменьшим изумлением. Полноценная порция питания, салат и… Кофе. Снова. Хватаю термостакан и вдруг замечаю, что на дне, под ним, что-то есть. Сложенный в несколько раз листик бумаги. Бумага… Это практически непозволительная роскошь. Когда-то я читала об этом в файлах, что во время обучения люди использовали бумагу каждый день. Писали на ней, даже книги печатали. Надо же! Сейчас столь дорогой материал доступен только некоторым. Моей заработной платы даже на должности помощника в лаборатории вряд ли хватит на один лист. Кусочек бумаги маленький, но когда я его разворачиваю — замечаю, на нём надпись:

«Тебе гораздо лучше без линз, Эшли»

6. Грань

Не знаю почему, но сегодня я проснулась на целый час раньше. И по необъяснимым причинам уделила особенно много внимания внешнему виду. Конечно, у меня нет выбора в одежде, но зато сегодня я впервые решилась сделать что-то на подобии прически. Не просто хвост, который стал моей неотъемлимой частью — а действительно настоящую укладку. Я потратила целый час, чтобы привести непослушные пряди в нормальный вид. И всё это лишь потому, что мне вдруг стало это необходимо. Мне хотелось, чтобы в голубых безднах глаз Итана хоть на мгновение проскочила искра удивления и, возможно, восторга. Это странное ощущение вязким сиропом расползалось под кожей. При одной мысли о мужчине в грудной клетке становилось теплее. Я осторожно развернула маленький листик бумаги и ещё раз пробежалась по строчке. И вновь это трепетное чувство заполонило меня.«

«Эшли, что с тобой происходит?»

Это странно и просто необъяснимо. Я ни разу не встречала упоминаний подобного состояния. И боюсь, что мои симптомы могут свидетельствовать о неизлечимом недуге. Но даже если меня это когда-то убьёт, то я готова, лишь бы снова ощутить, как диафрагму сковывает в плотные тиски от одной мысли об Эвансе.

Намеренно нарушаю все правила и не надеваю линзы. Потому что одной строчки на крошечном клочке бумаги было достаточно.

И как только, выходя из блока, встречаюсь с голубыми омутами — замечаю в них те самые желанные эмоции. В этот момент мне хочется улыбаться, хочется кружить вокруг своей оси и раз за разом удерживать это тепло в груди.

Впереди много других объектов, и какое-то время Итан попросту даже не смотрит в мою сторону. Пока я едва ли могу сдержать улыбку на лице, воспроизводя в памяти его взгляд. Волосы уложены волнами и спадают на плечи. И мне плевать, что другие смотрят с пренебрежением на их цвет, так разительно отличающийся от норм нашего общества. Сегодня я не хочу их прятать.

Как только мы остаёмся вдвоём, Эванс тут же поворачивается ко мне. И я вижу на его лице такую же лёгкую улыбку. Ту самую, которая пленит мгновенно и потом ещё долго воспроизводится в памяти.

— Объект 2104, вы сегодня выглядите иначе.

Он говорит это серьезным тоном, но эти лукавые искры в глазах зажигают такой пожар, что я мгновенно краснею.

— Это плохо?

Смотрю в отражение на лицо мужчины и стараюсь хоть немного держать эмоции под контролем. Выходит паршиво, потому что сердце колотит с таким ритмом, что мне кажется, будто я пробежала кросс по этажам Ребут-сити.

— Просто ваш внешний вид так не соответствует уставу.

Он растягивает слова, и от этого бархатного голоса мои колени подкашиваются.

— Вам не нравится?

Табло с нумерацией этажей мерцает, показывая, что мы скоро прибудем в пункт назначения. И Итан жестом пропускает меня ближе к двери. Я делаю шаг и останавливаюсь у зеркальной поверхности. А после…Эванс становится за моей спиной. Так близко, что даже через слои одежды я ощущаю тепло исходящее от его тела. Эта непозволительная близость сводит с ума, заставляя на мгновение забыть как дышать. Его дыхание обжигает мой затылок и посылает по коже целый ураган из крошечных иголочек. Они рассыпаются по телу и концентрируются спиралью внизу живота.

— Очень нравится, Эшли.

Выдыхает тихо, а я благодарю свой организм, что он всё ещё удерживает меня в вертикальном положении. Но когда двери лифта отъезжают в стороны, на ватных ногах делаю неуверенные шаги вглубь помещения.

— Сегодня у тебя будет несколько заданий, — протягивает мне экран с планом смены, — а я через час вынужден буду подняться к Рид. Не знаю почему, но она потребовала, чтобы я предоставил ей отчёт лично.

Бросаю взгляд недоумения в сторону Итана, совершенно забывая о том, что только что прочитала в списке. Мужчина непринужденно уже занимается работой, сообщая мне между строк об этом.

«Что всё это значит? Почему не отправить отчёт по сети? Это как-то странно.»

И пока я пытаюсь сложить мысли воедино, в голове наконец-то складывается единственное слово «Отчет»

— Это из-за меня?

Итан поднимает голову, отрываясь от рассматривания под микроскопом каких-то частиц.

— О чём ты?

Сглатываю ком и ощущаю, как резко похолодели пальцы рук.

— Итан, ты прекрасно знаешь, о чем я. Это из-за вчерашнего, да? Ты говорил, что должен будешь отрапортовать за то, что произошло. Я нарушила устав. — Опускаю взгляд в пол. — Ты должен сообщить об этом происшествии. Так ведь?

Он долго и пристально смотрит на меня. Так, что я невольно сжимаю сильнее пальцы под этим пронзительным, сканирующим взглядом.

— Ты не одна, кто вчера перешагнул через правила.

Он говорит это абсолютно спокойно, будто совершенно не беспокоится об этом.

— У тебя будут проблемы? — Делаю шаг ближе, ощущая, как дрожат мои колени от волнения. Итан же просто пожимает плечами.

— Я хочу, чтобы ты знала, Эшли. Если бы можно было перемотать вчерашний день и пройти его снова… Я бы ничего не менял.

Итан отворачивается, делая вид, что занят. Хотя я вижу, что он просто смотрит перед собой, обдумывая всю ситуацию. Я чувствую свою вину за то, что подвергаю его риску. Он мой руководитель, и в первую очередь эта ситуация отразится именно на Эвансе.

В нашем мире не принято проявлять эмоции. Если плод или взрослый объект по каким-то причинам умирает — его никто не будет спасать. Даже если он упадет просто посреди толпы. Все переступят и пойдут дальше по своим делам. И это — нормально. Это вполне естественно, учитывая, что человек не должен испытывать никакого беспокойства по отношению к другим, или, тем более, сожаления.

— Почему ты не сообщил в контроль о моём поступке ещё вчера? — Вижу, как напряглись плечи мужчины.

— По той же причине, по которой ты не сообщила обо мне.

Мы мало разговариваем после этого. Каждый погружен в свои мысли. Итан безуспешно пытается сосредоточиться на работе. А я, следуя распорядку смены, проверяю электронную базу, сопоставляя данные датчиков в капсулах. Работа несложная. Тем более, что компьютер всегда сам регулирует температуру. А я просто ставлю галочки напротив каждой из строчек. Час пролетает незаметно, и Эванс уходит к лифту, даже не оборачиваясь в мою сторону. Я же ощущаю целую смесь волнения и лёгкой обиды.

Проходит ещё полчаса — и моя работа завершена. Чтобы хоть немного унять бушующую внутри тревогу, хватаюсь за новое задание с большим усердием.

«Забрать биоматериал из криокамеры.»

Ничего сложного, главное делать всё очень быстро. В прошлый раз Итан мне всё показал здесь, и я уже нормально ориентируюсь в лаборатории. Ввожу код на панели, и дверца, отделяющая помещение лаборатории от криоотсека, отъезжает в сторону. Морозный холод расстилается по металлическим панелям пола туманом. Я мгновенно ощущаю, как понижается температура вокруг. Действовать надо быстро. Вдохнув больше воздуха, будто это может меня согреть, захожу внутрь ледяного помещения.«Так, мне нужна криокамера номер двадцать семь.»

Пробегаю взглядом по нумерации и прохожу вперёд.<i>«Бррррр, как холодно. Надо поскорее выходить.»</i>

Наконец-то замечаю перед собой необходимый крио-блок и скорее бегу к нему. Отдаленно слышу, как останавливается лифт, и выдыхаю.

«Вернулся…»

Слышу шаги по лаборатории и мысленно успокаиваюсь. Значит с Эвансом всё в порядке. Сейчас мы продолжим работу. Стараюсь как можно скорее открыть эту проклятую дверцу. Не хочу здесь находиться даже лишнюю минуту. Потому что продрогла уже до костей. Для подобных целей явно необходимо иметь одежду теплее, а не просто тонкий халат поверх рубашки. Наконец-то упрямый механизм поддаётся.«И зачем здесь установили механические замки?»

Достаю пробирку с белесым веществом, которое было обращено в лёд. И уже готова возвращаться, как вдруг… Дверь криокамеры закрывается, отрезая мне пути к отступлению.

Мгновение я растерянно смотрю на перегородку, которая отделила меня от внешнего мира. Но тут же скрываюсь и бегу к выходу.

— Эээээй! Итан? Итан, это ты? Открой!

Стараюсь открыть, царапая пальцами по глухой панели двери, стучу. Но никто не отвечает.

— Итан! Это не смешно!

Бью ногами, тарабаню кулаками в непробиваемую дверь. Тщетно! Чувствую первую волну дрожи. По телу бегут мурашки, и волосы становятся дыбом. Ощущаю, как из-за прикосновения к ледяной поверхности латекс примерз к коже. Паника и отчаяние начинают опутывать моё сознание цепкими пальцами, затмевая любые инстинкты. Я стучу кулаками в бронированию конструкцию, пока кисти не немеют от боли и холода. Температура падает с каждой минутой, унося и тепло моего тела вслед за собой.

— Итан!

Отхожу и с силой наваливаюсь на дверь. Слёзы стекают по щекам, но не успевают сорваться вниз, превращаясь в кристаллы. Голос охрип. А каждый выдох окутывает меня облачком пара. Я просто готова метаться из угла в угол, но это не поможет. Ведь выход всего один.

Страх. Это мерзкое чувство прочно засело внутри, царапая душу острыми, как сталь, когтями. Я не хочу умирать вот так! Пусть лучше это будет камера утилизации, где я погружаюсь в вечный сон. Но не так!

Каждый вдох — до одури больно режет носоглотку прохладой. Я ощущаю, как этот холод проникает в меня, пронизывает острыми иглами кожу, заставляя меня дрожать. Зубы стучат так быстро и сильно, а дыхание становится прерывистым. Обхватываю себя сильнее руками за плечи, стараясь удержать хотя бы немного тепла. Растираю онемевшими ладонями кожу предплечий.

— Итан…

Скорее хрип, чем слова срываются с моих губ. Когда-то безупречная укладка сейчас покрылась коркой льда. А кончики пальцев я и вовсе уже не ощущаю. Дрожь в теле усиливается, превращаясь в короткие конвульсии, которые я не в силах ни остановить, ни контролировать. Припадаю плечом к стене рядом с дверью, стараясь удерживаться на ногах. Хотя я их тоже уже перестала ощущать. Организм отчаянно сжигает запас глюкозы в попытках спасти моё физическое тело от верной гибели. Звуки теряют свои очертания, превратившись в морозный звон, который протяжным эхом звучит в моей голове. Холодно…

Одурманенный мозг подбрасывает картинки галлюцинаций. Я несколько раз моргаю, но изображение не пропадает. Рядом с одной из криокамер, прямо впереди, стоит Эванс. Он стягиваетперчатки, проводя по металлической поверхности пальцами, убирая ладонями холод пространства. Я же так и стою упираясь в стену, будто и вовсе примерзла к ней. Мужчина делает несколько шагов ко мне и проводит своими пальцами по моим рукам, обжигая этим ледяным касанием. Безжизненные голубые глаза затягивают меня под лёд. И я больше не сопротивляюсь. Опускаю руки, но нет больше холода. Я не ощущаю его. Онемевшими пальцами едва удаётся стащить с рук этот проклятый латекс. Эванс опускается на пол, и я следую за ним, беспрекословно повинуясь этому порыву. Я устала. Мне необходимо немного отдохнуть, поспать. Сквозь дрожь ощущаю, как тело покрывается коркой льда, а веки стали такими тяжёлыми. Мысли разлетаются мгновенно, впуская тонкие потоки ледяного царства. Так хорошо теперь. Спокойно. Закрываю глаза.

Кто-то резко дёргает меня за плечи, но тело — безвольный мешок — не подаёт никаких признаков.

— Эшли!

Тихо так. Этот тот самый голос, медленный и чарующий. Он зовёт меня в сознание, но я так устала.

— Эшли!!!

Тянет меня куда-то, или это просто видение?

— Ты только не засыпай! Слышишь?! Ты только не закрывай глаза!

«Закрывай глаза…»Бархатный такой тембр. Он заставляет меня подчиняться, проваливаясь всё глубже в этот холодный мир.

И снова что-то происходит, но я не понимаю что. И проваливаюсь. Туда, где темно и тепло.

Холод отступает медленно, и я понемногу начинаю приходить в себя. Болезненно и долго. Слабость во всём теле и жуткая головная боль. Эта боль спазмом проходит по всему телу, заставляя меня дернуться. Приоткрыть глаза.

За слепящим светом лампы я не сразу замечаю знакомые стены лаборатории.

— Очнулась?

В голубых глазах тревога. Итан подходит ближе к кушетке, на которой я лежу. Замечаю, что моё тело укрыто фольгированным одеялом. А к чипу на виске подключен какой-то датчик. Дрожь спадает, но мне по-прежнему зябко. Эванс подвигает стул и садится рядом. Несколько минут он просто смотрит на меня, а после закрывает глаза и потирает их руками, а дальше привычным жестом запускает пальцы в волосы.

Вижу, как нервное напряжение не отпускает мужчину. Желваки на щеках гуляют, а челюсть стиснута. Хочу спросить его, но голоса нет. Удаётся только прохрипеть что-то нечленораздельное.

— Эш, тише. Пришлось вколоть тебе стимуляторы. Но голос восстановится чуть позже.

На лице Эванса наконец-то появляется намек на улыбку, а волнение в глазах отступает. Замечаю, как он непроизвольно трёт кисти рук. Он перенервничал, а значит симптомы вновь дают о себе знать дискомфортом и зудом.

— Ффф… Да гори он синем пламенем, этот латекс!

И вот опять, как в замедленной съёмке. Он оголяет руки под моим немигающим взглядом, небрежно бросая перчатки на пол. А я как и первый раз ловлю целые волны эмоций от созерцания этого момента. Шевелю своими пальцами под одеялом, стараясь вернуть им чувствительность. И понимаю, что свои перчатки я оставила в криокамере. Осторожно выпутываю руку из шелестящей ткани, и, пока не передумала, робко протягиваю к Итану.

Вижу, как его взгляд скользит по моим тонким пальчикам. Как немного темнеют его кристально чистые голубые глаза. И он протягивает свою руку в ответ. Прикосновение кожи к коже посылает разряды по всему телу. Вызывает трепетную волну мурашек, что расползаются вдоль позвоночника. Кожа горит от этих лёгких прикосновений. И когда Итан осторожно выводит узоры большим пальцем по тыльной стороне ладони — с моих губ срывается полувыдох, полустон.

Дыхание мужчины под стать моему — слегка учащенное. А зрачки расширены. Итан встаёт, чуть нависая надо мной, и осторожно протягивает руку к моему лицу. Я чувствую, как пульсирует кровь по венам. С какой бешеной скоростью стучит моё сердце, когда он осторожно снимает датчик с моего виска. Так невыносимо близко зависает обнаженными пальцами у моего лица. Его рука останавливается в воздухе в сантиметре от моей скулы, и он заглядывает в мои глаза.

— Эшли…

Облизываю пересохшие губы и чуть киваю, отвечая на его безмолвный вопрос, стирая последнюю грань. Невесомое прикосновение подушечек пальцев к лицу, и я задерживаю дыхание. Воздуха становится катастрофически мало, и я вдруг теряю способность сделать выдох. Внутри всё сжимается подобно пружине и замирает, когда его пальцы скользят по моему лицу. Я готова умереть в этот момент, просто раствориться молекулами под воздействием тепла его рук.

Взгляд напротив уничтожает любые своды правил и уставы. В его голубых глазах отражается целый мир. Неизведанный и такой манящий. Проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе, и я вижу, как из его уст срывается такой же жадный вздох. Жар внутри нарастает в геометрической прогрессии, и я забываю обо всём. О том, что была практически на грани смерти. О том, что ещё недавно тело промерзало до костей. Всё это меркнет под едва уловимым прикосновением. Рука спускается ниже, проводя дорожку по шее, останавливаясь у линии ключиц Слегка щекотно, но сводит с ума окончательно.

Этот мир неправильный. И теперь я точно понимаю это. Выживание популяции человека в ущерб чувствам и эмоциям просто глупость. Мы остаёмся людьми ровно до того момента, пока в нас есть та самая человечность. А то, что эмоции блокируют, убивая в нас всё живое, превращая в бездумные машины. Наш мир — просто глупое недоразумение, если подобное запрещено. Я в очередной раз нарушаю правила, но это того стоит. Впервые я чувствую, что поступаю правильно.

7. Видеозапись

Мужские пальцы продолжают скользить по моему телу, пробуждая и оставляя за собой волну мелких мурашек. И я чуть прикусываю губу, когда Эванс снова проходится по лицу, поднимаясь выше и останавливаясь на щеке. Наклоняю голову и прижимаюсь к теплой ладони. И в этот момент ощущаю, как от переполнивших меня эмоций на глаза выступают слёзы. Поэтому спешу прикрыть веки, скрывая влажную пелену.

— Посмотри на меня, Эшли.

Тембр его голоса затрагивает какие-то струны моей души, отдаваясь лёгкой вибрацией. И я не смею ослушаться, открывая глаза, ныряя в омут бескрайних озёр напротив.

— Ты не такая, как все.

Слова, которые должны звучать как приговор в нашем мире, из его уст звучат лучше любого комплимента. Он не спрашивал меня, он утверждал.

— И ты… — Произношу шепотом, стараясь не слишком напрягать голосовые связки, которые всё ещё не вернулись в норму.

Он чуть кивает и прикрывает веки. А я быстро моргаю, чтобы убрать пелену перед глазами. Сегодня рухнул мой привычный мир. Холодная стена из запретов и правил рассыпалась от одного лёгкого прикосновения его рук. Эмоции переполняют, и маленькая капелька срывается с ресниц, скользнув по щеке и теряясь под мужской ладонью.

Итан открыл глаза, и на его лице появилась чуть печальная улыбка.

— Я всё ждал, когда кто-то узнает обо мне правду. Ждал, что это станет началом конца. Всегда знал, чувствовал, что отличаюсь от остальных. Ещё во время обучения, когда впервые ощутил несправедливость. Я думал, что являюсь глупой ошибкой на фоне идеальной системы Ребут-сити.

Пальцы нежно гладили кожу, а слова Итана больно ранили. Он говорил о себе, но озвучивал то, что давно поселилось в моей душе. Те тайные мысли, которые постоянно преследовали меня. Качаю головой и поджимаю губы. Он — не ошибка!

— А потом появилась ты… Такая неправильная, такая живая. Такая же, как я.

Подушечкой большого пальца касается моих губ, и я поддаюсь порыву, чуть прижимая их. Это странное желание прикасаться губами к его коже затмевает разум. Эванс не сводит глаз, следя за каждым движением. Я вижу, что он так же, как и я, испытывает странное желание. Замечаю это по вдохам и приоткрытым губам, по расширившимся зрачкам, которые практически вытеснили голубой ободок.

— Тебе необходимо отдохнуть.

Итан убирает руку, но не разрывает тонкой ниточки нашего зрительного контакта. И этот взгляд гораздо важнее любых разговоров.

— Лежи, отдыхай, я посмотрю по камерам, что здесь произошло.

Тепло в его глазах, с которым он смотрел на меня, мгновенно сменяется острым льдом, когда он думает о произошедшем. Замечаю, как его лицо мгновенно становится серьезным. Эванс отворачивается от меня, и я вижу перед собой только широкую мужскую спину. Наблюдаю за каждым его жестом, отмечая все едва уловимые движения плеч, поворот головы. Мне нравится смотреть на него, и каждый раз это зарождает во мне необъяснимое ощущение тепла и трепета одновременно. А сейчас, когда он прикоснулся ко мне — я думаю лишь о том, когда он сделает это снова. Проведет подушечками пальцев по щеке, по губам… И неужели бывает что-то приятнее этого?

Размышления вновь возвращают меня к тому, что весь наш мир с его правилами и ограничениями — неправильный. Я ощущаю, что что-то не так, но не могу объяснить, что именно.

Эванс что-то вводит в поиск, просматривает видео с камер, хмыкает под нос и начинает сначала, пока я уношусь далеко в свои рассуждения о странностях Ребут-сити.

— Эшли…

Итан разворачивается и озадаченно смотрит в мою сторону. Брови чуть нахмурены, а взгляд серьёзен как никогда.

— Да? — Умудряюсь всё-таки выдавить вопрос вслух, хотя звучит он очень хрипло.

— Ты можешь встать? Как чувствуешь себя?

За всеми этими мыслями я совершенно забыла о физическом состоянии. И только сейчас чуть виновато привстала с кушетки. Тело согрелось, и дрожь сошла на нет. Некоторые участки кожи и лицо были чуть красноваты от влияния холода. Но в целом я чувствовала себя гораздо лучше.

Итан подошёл ближе, протягивая руку, и я вложила свою ладонь в его без лишних раздумий. Удивительно, насколько это запретное ощущение казалось правильным и естественным. Тело обдало волной приятного жара, когда он чуть сжал пальцы и слегка потянул меня к себе, помогая встать.

Подхожу к дисплею и замечаю сразу несколько открытых вкладок с записями камер.

— Вот, смотри…

Итан нажал на плей, и видео запустилось. Вот я отмечаю данные, и Эванс уходит сдавать отчёт. Даже на записи я с удивлением отмечаю, что не могу оторвать своего взгляда от 2092. От этого почему-то к щекам приливает жар, и мне становится неловко. Неужели это действительно я? Смотрю так? А потом я подхожу к отсеку криокамер, открываю дверцу, выпуская холодный туман, который мгновенно растекается по полу. Машинально обнимаю себя за плечи, будто прямо сейчас этот холод проберётся сквозь экран и вновь окутает меня. Вот я захожу внутрь. И всё… Видео прерывается. Дальше ничего. Просто черный экран. И я с непониманием несколько раз нажимаю на транслируемое изображение, чтобы убедиться, что видео продолжает идти. Секунды внизу отсчитывают свой бег, но на записи ничего нет. Просто чернота. Следующая картинка — Итан выносит меня на руках. Замерзшую и без сознания. Снова мне неловко. Он держал меня на руках, прижимал к себе. И от этого чуть смущённо поджимаю губы.

— И ещё вот…

Эванс открывает другую вкладку, и я даже ахаю от неожиданности. Лестничный пролет. Я в сером комбинезоне, который носила на прошлой работе, спешу подняться по лестнице. Чувствую, как учащается пульс. Это тот самый момент, когда меня толкнули. Вот я замираю на последней ступеньке, и опять тьма. Ничего, что могло хотя бы немного объяснить происходящее. Когда изображение возвращается в норму, я вижу себя. Испуганную, прижимаюшуюся к перилам. И практически сразу возникает мужская фигура. Я узнаю эту широкую спину и копну чуть вьющихся волос. Наша первая встреча с Эвансом. Оглядываюсь на мужчину, но он в таком же замешательстве, как и я.

— Ничего нет… — Хрипло протягиваю я.

Итан коротко кивает, подтверждая мои слова.

— А… — Слова застревают в горле, и я боюсь задать этот вопрос. Видел ли кто-нибудь то, что происходило сейчас? Видел ли кто-то, как Итан прикасался ко мне? Оглядываюсь, подняв глаза к потолку, и ищу записывающие устройства.

— В этой части лаборатории нет камер.

Эванс следит за моим взглядом, будто пытается и себя убедить в этом.

— Почему?

— Потому что то, над чем я работаю, не должно быть в общем доступе. В отличии от нейтральных отсеков. В криоотсеке и общем зале камеры установлены для безопасности.

Для безопасности… Конечно. Именно поэтому в момент, когда так необходима информация, на видео ничего нет.

— Ты не лгала мне тогда… — Эванс качнул головой, вспоминая о первой встрече.

Он привычным жестом запускает пальцы в волосы, приглаживая непослушные пряди, и проходит по лаборатории, явно раздумывая над чем-то.

— Эшли, подумай, кому и зачем необходимо избавиться от тебя?

Его взгляд обеспокоенный, а ладони сжаты в кулаки. Я же просто не знаю, что ответить на этот вопрос. Кто это мог быть и зачем? Пожимаю плечами, явно не понимая мотивов того, кто это делает.

— Не знаю… — В этот раз голос звучит чуть лучше, а связки не настолько напряжены. Видимо, стимуляторы действуют.

— Подумай, были ли ещё подобные случаи?

Сначала я хотела отрицательно покачать головой, но перед глазами вдруг возникла картинка из центра обеспечения и уведомление, намеренно удаленное кем-то. А следом за этим воспоминание подбрасывает другой кадр: я впервые пробую кофе. Тот незабываемый раз. Во время моей работы на уровне "J". А после этого — головокружение и слабость, которые я тут же списываю на действие напитка. Именно тогда я случайно удалила необходимые файлы в системе, что послужило поводом для санкций и очередным приводом к чип-контролю. Я рассказываю об этом Эвансу. Голос срывается на хрип в определенные моменты, а мысли кажутся бредовыми. Но ровно до того момента, как я упоминаю о напитке.

— Стой! Ты хочешь сказать, что это случилось после того, как ты выпила кофе?

Итан делает ещё несколько широких шагов вдоль кушетки и столов с реактивами. А я неуверенно киваю. Наверняка он сочтет это глупостью.

Но Эванс смотрит слишком серьёзно.

— Дело в том, что подобное было и со мной…

Глядя на изменившееся выражение лица мужчины понимаю, что эти воспоминания для него не самые приятные. И какое-то время Итану необходимо, чтобы собраться с мыслями. Терпеливо ожидаю рассказа, пока холодные радужки пронизывают помещение, проходят по всем поверхностям и, остановившись на мне, чуть теплеют.

— Это произошло после очередного чип-контроля. Я не сразу работал в лаборатории. Первый год после обучения я был простым работником в шахтах вентиляции. Именно туда определило меня первое распределение, даже несмотря на дополнительное обучение и образование. Там же я получил свои первые метки в личном деле. Меня злила и возмущала эта несправедливость. Ведь я всю сознательную жизнь посвятил науке. Конечно, потом меня всё-таки определили в лабораторию. И то… На самый верхний уровень младшим сотрудником. Но я был рад и этому, потому что выбрался из этих пыльных систем, где абсолютно нечем дышать. В шахтах не работают долго, ведь год проходит за пять. И, проработав там пару лет, тебе ничего не остается, кроме как добровольно утилизировать больное тело. Уровень радиации в том месте зашкаливает, а смены длятся по двадцать часов. Когда я попал сюда, в чистые, практически стерильные помещения, я был счастлив. Но в первый же день работы, получив пай, почувствовал себя плохо. Состояние ухудшалось очень быстро. Слабость, головокружение и появившиеся язвы во рту, которые потом заживали долгие месяцы. Организм медленно разьедало изнутри, и я не мог понять причину. В санчасти развели руками и предложили назначить комплексное обследование. Через месяц. При том, что хуже мне становилось с каждым часом. Спасли меня только знания и новая работа. Среди сывороток я нашел антидот к ядам, и решил, что в принципе хуже уже не станет. И действительно, мне полегчало. А через несколько дней симптомы и вовсе сошли на нет. Но… Это послужило тем самым началом. Стресс, который получил организм, запустил целую цепочку процессов, и это привело к появлению симптомов аллергии. Позже я сам стал искать информацию, сделал несколько анализов. Оказалось, что в крови были повышены антитела. Я долгое время не мог найти ответ, как это произошло. Но теперь понял…

Итан потёр лицо руками и повернулся к изображению, ещё несколько раз промотав момент записи, где не было ничего.

— Итан, как думаешь, что это значит?

Его взгляд скользнул по моему лицу, ниже, прочерчивая невидимые линии по груди, и остановился на моих кистях. Я нервно сжимала пальцы.

— Это значит, что мы мешаем кому-то, Эшли. И этот кто-то очень хочет избавиться от таких неугодных системе объектов.

Эту ночь я почти не спала. Стоило мне только закрыть глаза, и страх снова наполнял меня до предела, подбрасывая картинки чудовищных вариантов моей гибели. Несколько раз я с криком вскакивала в холодном поту. А потом лежала не смыкая глаз, пока истощенный организм не отключался от перенапряжения. Находиться одной в комнате жилого отсека казалось просто испытанием. Меня не покидала мысль о том, что стоит только закрыть глаза, и кто-то войдёт в мою комнату и предпримет новую попытку убить меня. Перед глазами то и дело всплывали картинки из криокамеры. Я куталась в одеяло, стараясь отогнать прохладу, и с ужасом представляла, как моё промерзшее тело нашли бы потом на полу холодильной камеры.

Сон пришел под утро, когда среди ужасных картинок появилась одна единственная, успокаивающая сознание: голубые проницательные глаза и теплое прикосновение рук. Прикрыв глаза, я провела пальцами по щеке, представляя, что это делает он. И только после этого смогла расслабиться и уснуть.

Меня разбудил звук системы оповещения, и я быстро собралась на смену. Бросив взгляд в зеркало отметила, что бессонная ночь не прошла бесследно. Завязав на скорую руку привычный хвост, я покинула жилой отсек. Эта ночь выдалась тяжёлой, и даже в собственной комнате я теперь не чувствовала себя в безопасности.

— Доброе утро, объект.

Итан сдержанно поздоровался со мной, пока мы проходили пост охраны. Но стоило нам только войти в лифт, я почувствовала, как к моей руке прикасаются его пальцы. Даже через перчатки я ощутила тепло, которое расползалось вверх от кисти и бежало по всему телу.

— Как чувствуешь себя, Эш?

Эти нотки волнения в голосе и крепкие пальцы, которые рисуют тайные схемы на моей ладони — всё это было так необычно. Странно.

— Всё в порядке.

Итан повернулся ко мне, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Выглядишь уставшей.

— Плохо спала.

Эванс покачал головой и вошёл в лабораторию, как только дверцы лифта открылись. Мы быстро миновали общий блок и прошли туда, где были вчера.

— Твой список, Эшли.

Я пробежала глазами по строчкам задач на сегодня, нахмурив брови. Всё это должно занять не более получаса. Вопросительно взглянув в голубые глаза, заметила, как в них загорелось что-то новое.

— Но здесь мало для смены…

— Достаточно, чтобы осталось время для внесистемной работы.

Растерянно приподнимаю брови, не совсем понимая о чем он говорит. Но вопрос не успевает сорваться с моих губ, потому что Итан делает шаг ко мне, легко касаясь моей щеки. Так же, как вчера… Нежно.

— Я теперь постоянно думаю о тебе, Эшли. Мне хочется прикасаться к тебе. Даже после рабочей смены мои мысли то и дело воссоздают твой образ.

Говорит шепотом, а по моему телу бегут мурашки, проходя теплой водой вдоль позвоночника вниз.

— Когда я увидел тебя вчера, там, в криокамере… Замерзшую и без сознания — очень испугался. Я не могу объяснить этого, но я боюсь потерять единственного человека в этом мире, похожего на меня. И если кто-то хочет нас уничтожить — то необходимо найти этому объяснение.

8. Администратор

У меня слишком много вопросов, на которые я не могу дать ответы. Почему я не такая, как остальные объекты Ребут-сити? Это болезнь? Отклонение? Ошибка в генетическом коде? Что со мной происходит? Единственное, что меня утешает — я не одна. Уже неделя прошла с того дня, когда я призналась Итану и самой себе в том, что отличаюсь от остальных. Долгая и насыщенная неделя поиска информации, размышлений и самопознания.

Я просыпаюсь в жилом блоке, но продолжаю лежать, глядя в потолок, ещё мучительно долгие полчаса, перед тем, как встать с кровати. Горячие капли воды стекают по коже, и, тем не менее, внутри меня до сих пор знобит. После того, что случилось, я постоянно мысленно возвращаюсь к этой ситуации. Отрицаю очевидное, стараясь найти объяснение всему, что происходило ранее. Но в очередной раз прихожу к мысли — это все неспроста.

Привычная система прохождения пункта охраны. Я подхожу к датчикам, подношу запястье и обращаю взор на сетку матрицы, ожидая сканирования. Процедура настолько привычна, что я даже не зацикливаю на этом внимание. Но сегодня всё идёт по-другому. Сканер проходит по чертам лица, записывая каждый миллиметр кожи в компьютерную схему, но датчик почему-то не открывает доступ. Итан ожидает меня по ту сторону рамки поста охраны, сохраняя на лице выражение равнодушия, которое изменится, как только мы войдем в лифт. Дисплей считывающего устройства в руках одного из стражей внезапно загорается красным, и меня без лишних слов хватают под руки и стремительно уводят в сторону.

Оглядываюсь, замечая обеспокоенность и страх в голубых глазах. Итан что-то пытается выяснить: кричит, задаёт вопросы стражам… Выдает себя с головой. Ведь уже за такое могут отправить на перезагрузку системы. Он эмоционален, а это просто непозволительно.

Длинные и бесконечные коридоры подземного города похожи на систему муравейника. Уровни связаны между собой, и центр этого всего един. Я догадалась о том, куда меня ведут, практически сразу. Хватка на моих предплечьях не становится слабее ни на минуту, и я решаю прекратить сопротивление, чтобы это исправить. Однако крепкие тиски рук все так же сжимают мою кожу до синяков и мерзкого жжения.

Тогда я снова начинаю брыкаться, стараясь вырваться из мертвой хватки, но безмолвные грозные стражи продолжают хранить бесстрастное выражение лица и даже на мои вопросы не отвечают.

— Что вы делаете? Куда ведёте меня?

Но в ответ лишь укоризненный взгляд, а руки сжимают предплечья с новой силой. Я никогда прежде не была в этой части города. Оглядываюсь по сторонам, считывая указатели, и замечаю, что мы преодолеваем мост равноправия. Я читала о нем во время обучения в старших группах. И когда я осознаю, где нахожусь, то просто замираю в руках охранников, даже не двигаясь. Просто смотрю вперёд, ожидая, когда мы прибудем в пункт назначения.

После того, как атмосфера была нарушена, а в воздух выброшено рекордное количество радиационных отходов, все пути на поверхность были практически отрезаны от нашей закрытой системы. Мост равноправия соединяет старую часть города с новой. Это совершенно другой и ещё более странный отсек Ребут-сити. Он находится на высшем уровне. Скрытый под непроницаемым куполом, который защищает жителей города от вредного влияния извне. Здесь даже воздух кажется чище, и это так странно, ведь мы находимся максимально близко к поверхности. По обе стороны от широкой площадки, именуемой улицами, расположены жилые отсеки и рабочие блоки тех, кто управляет городом. Я едва успеваю переводить восторженный взгляд с одной двери на другую, замечая, что эта часть города совсем не похожа на ту, в которой живу я. Жилые отсеки располагаются по отдельности и имеют явно больший метраж, чем моя тесная камера во многосекторном блоке.

Келоны, которые получает правительство и простые работающие ланки объектов, по типу меня, значительно отличаются. И это заметно хотя бы по тому, сколько систем охраны установлено у каждого жилого отсека. Замечаю, как из двери одного из элитных блоков выходит женщина. У меня даже дыхание перехватывает от одного лишь взгляда на неё. Волосы уложены в замысловатой укладке. Каждый локон сверкает серебром, потому что обвит нитью драгоценного металла. Костюм вельможи представляет из себя платье элегантного кроя, но даже в свете люминесцентных ламп я замечаю, что в нити вшита тончайшая схема, позволяющая менять настройки костюма, подбирая цвета в зависимости от настроения или предпочтения обладателя. Я видела однажды маленький обрезок подобной ткани, но не думала, что в Ребут-сити можно найти подобное. По крайней мере — я ни разу не видела ничего подобного.

Но больше всего меня поражает дивное создание. Неизвестное существо сидит на руках хозяйки, следя наглым взглядом за происходящим. Абсолютно лысое, покрытое складками кожи, подобно человеческой, небольшого размера и весьма причудливой формы. Тонкий хвост обвивает руку хозяйки, а голова покоится на ее плече. Длинные пальцы женщины, скрытые под слоем перчаток из тончайшего замша, прикасаются к черепу этого существа, поглаживая по голове и почесывая между ушами. И это создание издаёт странные урчащие звуки, довольствуясь ласками. Усы кожаного монстра дёргаются, когда неразговорчивые амбалы тащат меня мимо него, и он равнодушно поворачивает морду в мою сторону. Однако взгляд, которым он оглядывает меня с головы до ног, скорее высокомерный, нежели скучающий.

Я никогда прежде не видела живых существ, таких, как этот. Есть информация, что раньше нашу планету населяло множество видов подобных животных. Большинство из них вымерли, когда планета погрузилась в смог. Но были и те, кто, подобно людям, смогли приспособиться к новым условиям жизни.

Правда, в целях безопасности было принято решение оставить в системе города только те виды, которые необходимы для питания. Небольшие животные, которые выводятся на уровне ферм. Все они выращены в условиях инкубатора, созданы искусственно по генетически модифицированному коду и исключительно в целях обеспечения объектов мясом. Но, насколько мне известно, выглядят иначе. Это существо скорее кажется питомцем, чем обычным производителем сырья.

Удивительно, ведь там, за пределами купола, продолжает существовать подобная форма жизни. И мне до сих пор непонятно, как они выживают в подобных условиях: без современных разработок и инкубаторов.

Когда мы минуем последний квартал я даже готова ахнуть от изумления. Передо мной — здание конгресса Ребут-сити. Я видела его на картинке в файлах обучения. Оно поднимается ввысь, достигая границ купола. И там, за бесконечным количеством офисов и металлических ступеней, расположен центр Администратора. Говорят, что именно он имеет доступ ко всем данным города.

По коже проходит волна мурашек, а ладошки потеют. Никого не вызывают к администратору просто так. Сердце уходит в пятки, и я просто перебираю ватными ногами по ступеням. Несколько раз оступившись, готова упасть, но крепкие тиски рук удерживают меня от падения. Поднимаемся на последний этаж, и стражи вталкивают меня в помещение, закрывая дверь кабинета прямо за моей спиной. Облокачиваюсь и ощущаю, как сталь холодит кожу под тонким слоем одежды. Я ощущаю себя так, будто попала в ловушку. Хотя, наверное, так оно и есть.

Дисплеи на стенах являются проекцией видов планеты. Дроны то и дело снимают с высоты окрестности за пределами города. Сквозь мутноватую пелену темного неба, которое зависло над бескрайним выжженным полем, замечаю, как сквозь черные тучи прорезаются испепеляющие лучи. Ультрафиолетовое излучение там способно мгновенно оставить на коже ожоги. А воздух настолько непригоден для человеческого организма, что уже спустя несколько минут каждый, кто окажется на поверхности, погибнет от асфиксии, либо от избытка радиоактивных лучей.

Я рассматриваю изображения, переводя взгляд от одной безжизненной картинки к другой. От одного разрушенного серого мира — к следующему. Там, по ту сторону объектива — мертвая зона. И на глаза набегают непрошеные слёзы. Мы сами виноваты…Человечество долго использовало ресурсы, брало и уничтожало. Словно паразит на теле Земли. Мы сами уничтожили всё вокруг. Все эти бесконтрольные вырубки лесов, бурение скважин и исследование космоса. Всё это не прошло бесследно, когда после очередного запуска шаттла и поиска внеземных цивилизаций в озоновом шаре появилась дыра. А взрыв ядерного оружия только усугубил ситуацию. Люди считали себя хозяевами жизни и только бесконечно потребляли. Перенаселение, болезни и мусор. Всё, что оставлял после себя человек — разрушение. И последним звеном в этом хаосе стало создание искусственного интеллекта. Человек сам создал его, и от его же действий едва не исчез как вид с лица Земли.

— Объект 2104?

Голос заставляет меня вздрогнуть. Я испуганно обвожу помещение взглядом, только сейчас замечая, что справа от меня, на кресле, сидит мужчина.

— Я… Да. П-прошу прощения…

Мужчина щелкает пальцами, и изображение исчезает, а помещение кабинета наполняется ярким светом, что мгновенно заставляет меня зажмуриться. Но уже через мгновение открываю глаза и быстро моргаю, стараясь привыкнуть к яркому свету.

— Итак, объект… Проходите.

Беглым взглядом изучаю внешность мужчины. Светлые волосы убраны назад, а на висках проскакивает едва заметная седина. Голубые глаза, кажется, отдают смертельной опасностью. А выразительные черты лица только придают более пугающий вид. Острые скулы и четкая линия подбородка зарождают во мне мысль о том, что практически всё лицо администратора искроено опытными пластическими хирургами. Многие обращаются к ним, стараясь создать идеальный для общества образ. Мне и самой в скором времени необходима будет операция по смене цвета глаз.

Администратор указывает небрежным жестом в сторону стула напротив своего кресла, и я быстро занимаю отведённую позицию, стараясь лишний раз не вызвать недовольства или подозрений.

— Как думаете, почему я вызвал вас?

Ощущаю липкое чувство страха. Голос блондина звучит грозно, заставляя меня сжаться от столь властного тона.

— Не знаю.

Бровь на идеальном лице подскочила вверх, демонстрируя и удивление и пренебрежение одновременно. Вообще весь вид этого мужчины заставлял чувствовать себя абсолютно непригодным мусором.

— Посмотрите ещё раз на дисплей, 2104. Что вы видите?

Сглатываю и чуть оборачиваюсь, встречая взглядом изувеченную человечеством планету.

— Внешний мир.

Губы администратора чуть дернулись.

— И какой он?

Подобные вопросы сбивают меня с толку, и я перестаю понимать суть происходящего. Пытаюсь подобрать необходимые слова, но за волнением и гулом сердцебиения все мысли расплываются невнятным набором букв.

— Безжизненный?

Черты лица мужчины становятся жёстче, и он удовлетворённо кивает, явно довольный моим ответом. Взгляд проницательных глаз скользит по изображению и загорается. Кажется, будто вид выжженных земель доставляет ему некое наслаждение, и мне снова становится жутко.

— Именно.

Сложив перед собой пальцы и сведя их в замок администратор сканирует меня взглядом, пока я стараюсь удержать максимально беспристрастное лицо. Хотя внутренне едва держалась, чтобы не сползти со стула.

— Знаете, 2104, мир уже никогда не станет таким как прежде. Таким, как он описан в древней истории человечества. И единственный город — Ребут-сити. Надеюсь, вы помните о миссии каждого члена общества? — хитро прищурившись, блондин продолжат сверлить меня этим пронзительным взглядом.

— Знаю.

Мне едва удалось произнести это слово, не срываясь на шепот.

— Так вот, я хочу вам напомнить, объект, что система практически идеальна. Мы долгие годы упорно работаем над улучшением популяции нашего вида. Мы следим за каждым объектом. — последние несколько слов он выделяет нарочно, подчёркивая эту информацию. — Но, увы, случается так, что даже в нашем идеальном обществе периодически появляется брак. Повреждённые — объекты, чей код не воспринимает блокировки чипов. Индивидуумы, которые не подходят нашему обществу и являются опасными, потому что они не способны быть членами системы. Эмоциональные, зависимые, отличающиеся. Так или иначе, они те — кто несут угрозу нашей миссии.

Пальцы покалывает от волнения, а вдоль хребта растекается пронизывающий холод, подобно тому, который я испытала в криокамере. Ощущение, что даже кровь перестаёт пульсировать по венам, отливая от лица. Я чувствую, что слова администратора — начало приговора для нас с Итаном. Он знает.

— Скажите, объект, вы знаете того, кто мог бы отличаться от остальных? Возможно, чьё-либо поведение показалось вам странным?

Едва разлепляю непослушные пересохшие губы, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.

— Нет.

Бровь администратора мгновенно взлетает вверх, а внутри меня всё обваливается с оглушающим треском.

— Скажите, 2104, действия вашего научного руководителя не показались вам странными?

Ультразвук в моей черепной коробке стирает все мысли и воспроизводит в памяти единственную картинку: пальцы мужчины скользят по моему телу, вызывая приятную дрожь, а бархатный тембр голоса Итана заставляет спираль внизу живота закручиваться новыми витками, до дискомфорта вызывая непонятное ощущение ниже.

— Нет…

Несмотря на все попытки, мой голос дрожит. А глаза напротив просто уничтожают во мне всё живое, подобно апокалипсису, случившемуся несколько сотен лет назад. Молчание подобно оглушающей пустоте. Обволакивает сознание, и заставляет меня извести себя мыслями и страхами.

— Дело в том, что недавно произошла весьма странная ситуация. Один из плодов во время пробуждения не подавал признаков жизни. Вы ведь были в этот день там, объект.

Моё горло сводит спазмом, перекрывая подачу кислорода в лёгкие. Слегка киваю головой, отвечая на поставленный вопрос.

— Была.

— Просто интересно, что же там произошло? В отчёте 2092 сказано, что нарушений протокола не было. И ребенок появился на свет живым. Но, тем не менее, были проведены манипуляции, которые необходимы для изучения патологий в области генетики. Вы ведь знаете, что слишком много брака появилось в последнее время?

Мужчина потирает подбородок, и перчатки на его пальцах издают поскрипывающий звук. Такой мерзкий, что меня тут же коробит от этого. Я не знаю, что ответить. Да и ком в горле мешает выдавить хоть звук.

— Интересно следующее. Отчёт вашего руководителя слегка не соответствует правде.

Взмахнув пальцами, мужчина открывает голограмму с отчётом и зачитывает строчки вслух:

— В операции по забору генетического материала и последующие действия с исследованием новопробужденного, участвовали объекты — 2076 (назначение объекта — лаборант.) Отключила от питания и вскрыла пузырь. И 2092 — забор материала, анализ крови и пункция носоглотки.

Администратор сводит пальцы, закрывая файл голограммы перед собой, и вновь поворачивается ко мне.

— В отчёте не указано, что вы принимали непосредственное участие. — Моё состояние сейчас на грани с полуобморочным, и я чуть облокачиваюсь на спинку стула, чтобы не упасть. — Но это ведь не так?

Хитрый оскал хищника. Администратор щёлкает пальцами, и огромные дисплеи демонстрируют изображение с камер наблюдения. И хотя капсула находится вдалеке, практически не попадая в поле действия записывающего устройства — там всё видно. Моя спина закрывает обзор на происходящее. Отмечаю, что на лице Эванса написано спокойствие, и он проводит манипуляции быстро и уверенно. Чувствую, как резкий упадок сил подгибает мои колени, и благодарю мироздание, что я сейчас сижу на стуле, иначе уже давно упала бы на пол.

— В отчёте не указано, что вы участвовали. Как вы объясните это?

Голос. Этот голос действует как оружие палача. Виски сводит в тиски, так, что я кожей ощущаю, как раскалилась пластина чипа.

— Я на стажировке. И в тот день ещё не заступила на полную должность. Наверняка, 2092 не указал моё имя в отчёте именно по этой причине.

Сердце колотит с такой силой, что перед глазами возникают черные мушки, а стены кабинета расплываются. Но я изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

— Что ж… Вы свободны объект.

Я встаю и на ватных ногах двигаюсь к двери, но как только подхожу к ней, голос администратора разносится по помещению, словно пригвождая меня к месту.

— Помните о миссии города, объект. Я надеюсь, что вы сообщите мне, если обнаружите, что кто-то из вашего окружения окажется повреждённым.

9 Сбой

Весь обратный путь к блоку «В» я пролетаю очень быстро. Коридоры, уровни, этажи — всё мелькает перед глазами чередой серых стен и контрольных пунктов. Вся часть города, с этой стороны от моста равноправия выглядит бесконечным серым полотном в отличии от части, по ту сторону берега. Между этими двумя абсолютно не похожими районами растянулась огромнейшая бездонная пропасть. Говорят, это случилось при строительстве. Но и в нашем обществе произошел не меньший разлом. Как же символически это выглядит. Название моста и такое разительное отличие в жизнях жителей. О каком равноправии и равенстве идёт речь, если по ту сторону берега люди могут позволить себе приобрести всё, вплетая нити драгоценных металлов в волосы? В то время как мы, просто объекты, копим келоны и живём в сером райдере, месяцами питаясь безвкусной однокомпонентной кашей без соли. Мы просто рабочая сила вращающая этот механизм ценой собственной жизни и эмоций.

Всё, что происходит вокруг — давно кажется мне искаженным и неправильным. В последнее время я всё чаще задумываюсь над тем, действительно ли система Ребут-сити идеальна? И в этом ли состоит миссия жителей города?

Я с ужасом представляю, что происходит с теми, кто достигает возраста переработки. Ведь город не должен обеспечивать тех, кто становится слаб и немощен. Не имеешь возможности прокормить себя — это прямой путь в один конец. Сорок пять. Именно столько времени отведено каждому из объектов. Дальше организм слабеет и начинает стареть. А значит — перестает приносить пользу обществу. И самое лучшее, что может сделать объект по достижению этого возраста — стать донором. Когда я ещё работала на уровне «J», то была знакома с женщиной — Карлой. Помню как она умиротворенно ожидала момента возраста переработки и как гордо шла по коридору в камеру утилизации. Меня охватывал страх и осознание того, что она просто добровольно смирилась с тем, что с ней сделают.

Странная встреча с администратором и наш разговор не покидает меня. В его словах, в тех картинках, которые транслировались на экране — во всем этом ощущается какой-то подвох. А эта фраза о слежке? Машинально оборачиваюсь, поднимая взгляд вверх — туда, где маленькое устройство записывает моё изображение. Ощущаю себя глупой частью какого-то эксперимента, подобно тем бактериям под стеклом, что я рассматривала в микроскоп.

Спускаюсь ниже, минуя отсек пункта контроля, и поворачиваю в коридор, практически врезаясь в женскую фигуру. На секунду я растерянно смотрю на ту, кого чуть не сбила с ног, и кровь стынет жилах. Вот её я бы хотела встретить меньше всего. Стараюсь придать лицу как можно более спокойное выражение и дышать ровнее. Блондинка осматривает меня, скользя взглядом по моему лицу, будто сканируя его. Похлеще, чем любая система защиты на входах в блок.

— Объект 2104, какая неожиданная встреча.

— Действительно. Неожиданная.

Наконец-то беру себя в руки, возвращая лицу невозмутимое выражение, и стараюсь обойти «препятствие». Но Рид не даёт мне и шагу ступить, преграждая путь.

— Спешите на работу?

Голубые, чуть мутноватые от устаревшей инъекции радужки не оставляют нетронутых мест на моём теле. Скептический, пронзительный и не обещающий ничего хорошего взгляд.

— Да. Простите, объект 1986, у меня много работы на сегодня. И я хочу выполнить задания в срок, чтобы не терять келоны.

Стараюсь говорить как можно более спокойно.

— О, не думаю, что сегодняшняя смена позволит вам закрыть райдер.

Злорадные нотки просто звенят между слов, и я напрягаюсь. Недоброе предчувствие пронизывает холодным потоком.

— Что вы имеете ввиду?

— Скоро вы сами узнаете.

Эта фраза только усугубляет моё и без того взволнованное состояние. Больше всего я сейчас боюсь того, что Итан натворил глупостей. Его реакция, когда меня увели, и то, что администратор спрашивал именно об Эвансе — всё это подбрасывает мне ужасные мысли.

Жаклин разворачивается и идёт рядом по длинному, ярко освещенному переходу. Глава контроля с непроницаемым выражением лица следует со мной, минуя очередной пролет. А я стараюсь лишний раз даже не поворачивать голову и уж тем более не задаю лишних вопросов, дабы не вызывать подозрений. Под ложечкой сосет от дурного ощущения приближения опасности, но продолжаю упорно игнорировать это странное чувство. И когда я уже не ожидаю услышать пояснение, Рид произносит:

— Объект 2092 был оштрафован и сейчас находится под стражей. Я как раз направлялась в блок «В», чтобы проверить чип вашего научного руководителя.

Слова произнесенные блондинкой выбивают весь воздух из моих лёгких.

«Неееет, нет-нет-нет, прошу, только не это!»

Ноги в одно мгновение наливаются свинцом, и мне едва ли удаётся их переставлять. Замедлив ход, я просто стараюсь не упасть. Под пристальным взглядом главы прикладываю максимум усилий, чтобы не выдавать весь ужас, который сковал моё тело в свои плотные тиски. Голос Жаклин отбивается эхом внутри черепной коробки, и под языком собирается противный кисловатый привкус, формируясь в плотный ком посреди глотки. Прикусываю внутреннюю поверхность щеки, чтобы не выдавать весь спектр накопившихся эмоций, и просто иду вперёд.

Рид, так же как и я, чуть замедляет ход, стараясь не сводить с меня пронзительного взгляда. И я опять чувствую себя объектом под стеклом, за которым наблюдают и изучают. Она пытается найти то запретное, что я скрываю. Вывести на эмоции, чтобы точно так же поставить и на мне клеймо «брак»

— Вы знали, 2104, что объект 2092 подвластен эмоциям?

В голосе плещется яд. Разъедающие и оставляющий ожоги слова. Сглотнув слюну и снова сделав несколько шагов, стараясь не показывать истинные чувства, я отвечаю:

— Нет. По отношению ко мне объект 2092 никогда не проявлял запрещенных действий. Не понимаю, о чём идёт речь.

Ощущаю, как дрожат колени при каждом шаге, а расстояние до лабораторий кажется неестественно длинным, практически непреодолимым. Наконец-то, минуя систему охраны в блоке лабораторий, мы пересекаем помещение верхних научных отсеков. Лифт впереди заставляет меня чуть вздрогнуть. Когда я вижу заветную цель, знаю, что от Итана меня отделяет несколько этажей — я готова сорваться и бежать. Приходится прилагать максимальное количество усилий, чтобы не наделать глупостей.

Пульс зашкаливает ещё с того момента, когда Рид сообщила о штрафе. И судя по тому как пульсирует в висках, я нахожусь в состоянии близком к срыву.

Наконец-то зеркальные стенки кабинки отрезают нас с Жаклин от внешнего мира. Мой взгляд цепляется за табло, на котором сменяются цифры, показывая интервал до прибытия на необходимый уровень. Время тянется катастрофически долго. Будто кто-то специально поставил подобный слоу режим. Цифры настолько медленно переключают ход, что я готова взвыть от этого, царапать пальцами зеркальные створки, лишь бы скорее оказаться в лаборатории. И только отражение блондинки заставляет меня стоять смирно, ожидая прибытия. И просто дышать.

Наконец-то этаж NC, и стоит только оказаться в знакомой лаборатории, как я вновь ощущаю ужас. Одного взгляда достаточно, чтобы оценить масштабы катастрофы. В помещении всё перевёрнуто. Монитор над столом разбит, и изображение на нем искажено паутиной трещин. Несколько колб превратились в осколки, а зелёный реактив расплылся лужей под ногами у одного из стражей. Итан сидит на стуле боком ко мне. Запястья мужчины скованы прозрачной лентой за спиной. И как только он поворачивает голову, замечаю запекшуюся кровь у него на губе.

«Вдох, Эшли! Просто дыши»

Ноги становятся ватными, слишком мягкими, будто все кости в одночасье растворились и ничего больше не держит меня в вертикальном положении. И мне необходимо безумное количество сил, чтобы не встретиться лицом с металлическими пластинами пола.

Одного взгляда голубых глаз достаточно, чтобы всё внутри оборвалось с оглушающим звоном. Самые жуткие мысли, выстроенные моим подсознанием, сейчас воплощаются в реальность: несколько людей в форме с шокерами наперевес стоят рядом с Эвансом. Рид оборачивается, рассматривая мою застывшую на входе фигуру.

— Что-то случилось, 2104?

Чуть прищурившись, женщина склоняет голову набок, а губы растягивает в хитрой ухмылке. Могу поклясться, Рид сейчас просто упивается мои состоянием, считывает его и, я уверенна, мне также уже вынесен приговор.

Отвожу взгляд от Эванса, стараясь быть как можно более спокойной. Но цвет лица, который сейчас подобен белоснежному халату, и мои глаза, наполненные страхом, наверняка выдают меня с головой.

— Нет. Всё в порядке. Надеюсь, система примет соответственные меры.

Выплёвываю эти слова, которые застревают в моём горле, с противным покалыванием впиваясь в язык, разъедая до боли слизистую. Это обыкновенная фраза любого из членов Ребут-сити. Ту, что заставляют заучить любого жителя, который едва учится произносить слова. Именно так должен реагировать объект на происходящее и в любой непонятной ситуации принимать действия системы как единственное верное решение. Но в данный момент моё сердце готово разорваться от боли, которую приносят эти слова тому, кто сидит по левую руку от меня.

Стараюсь больше не смотреть в сторону Итана. Не подвергать его ещё большей опасности. Не приносить ему ещё больше зла. Подхожу к столу и дрожащими пальцами беру дисплей с заданиями на смену. Сосредоточиться на строчках не получается, потому что глаза застилает непроглядной пеленой. Моргаю часто, стараясь, чтобы ни одна капелька не сорвалась с ресниц, покидая безопасные границы.

Рид смотрит мне в спину, я ощущаю её взгляд. Тот самый, который пронизывает и пытается уличить на преступлении. Прикрываю глаза, сильнее зажмурившись и стараясь просто не выдать себя. Жаклин ещё несколько минут стоит на месте, будто робот, который вдруг решил перезагрузить обновление. А после подходит к Итану. И в этот момент мне становится ещё хуже. Тёмные точки расплываются перед глазами. От страха конечности тут же немеют, а дышать становится сложно. Я близка к панической атаке.

— Объект 2092, вы нарушили пункты устава Ребут-сити, подвергая других членов города опасности. Ваше поведение и проявление эмоций не допустимы. Поэтому об этом инциденте станет известно Администратору, а в ваше дело внесут очередную пометку. Так же вы лишаетесь суточного количества келон на протяжении испытательного срока в один месяц.

Каждое слово Жаклин больно царапает, оставляя на мне новые следы. Больше всего я боюсь одного — приговора утилизацией. Задерживаю дыхание.

— Признаете ли вы свою вину, объект?

— Да.

Голос Эванса твердый и в нем нет ни грамма раскаяния. Внутри меня всё дрожит. И я громко выдыхаю, чем привлекаю внимание стража, который теперь пристально наблюдает за мной.

— Я должна проверить работу чипа. Вы ведь недавно проходили перезагрузку?

Быстро возвращаю дисплей на столешницу, хватаясь пальчиками за край. Перед глазами всё плывет, а от волнения в ушах ультразвук.«Прошу, только не это!»

— Объект 2104?

Какое-то время я не понимаю, что обращаются именно ко мне. Но знакомый номер возвращает меня из транса и я поворачиваю голову.

— Да?

— Вы поможете мне. Подойдите.

Эти несколько шагов я делаю так, словно ноги погрязли в болоте. Подошву сложно оторвать от пола. И этот взгляд напротив… Он прожигает мою кожу, впивается глубоко под ребра.

— Чем я могу помочь?

Жаклин протягивает маленькие датчики. Те, что необходимо подключить к чипу. А меня будто облили холодной водой. Процедура проверки ужасно болезненна. Это не тот обычный контроль, через который проходит большинство. Здесь всё намного серьёзнее. Сквозь металлическую пластинку проходят разряды тока. Виски разрывает от жгучей боли. Это действие направлено на то, чтобы оценить влияние чипа на кору головного мозга и его взаимосвязь с нервными окончаниями.

— Подключайте, объект.

Это жестоко. Я не хочу причинять ему боль. Пальцы дрожат, когда на ладонь опускаются датчики. Поднимаю взгляд на Эванса, и он едва заметно кивает, позволяя мне провести эту пытку.

— Чего же вы ждёте, объект?

Единственное моё желание сейчас — воткнуть эти самые датчики в висок блондинке и включить передатчик на полную мощность.

— Просто сделай это.

Голос Итана звучит громко и уверенно. Он как холодная сталь, отрезающая все мои попытки к отступлению. И я делаю шаг к нему, осторожно прикрепляя первую маленькую схему в пластине. Наши колени чуть соприкасаются, и по спине проходит холодная армия мурашек. Эванс не отводит взгляда, всматриваясь в мои глаза. На дне голубых озёр плещутся те самые знакомые теплые волны, которые появляются там, когда я попадаю в поле зрения. А мои непослушные руки едва справляются с непосильной задачей.

— Хорошо. Отойдите!

Я делаю шаг назад, и Рид подключает устройство. Вижу, как она выставляет показатель вводимого напряжения на отметку максимум и нажимает на кнопку прежде, чем я успеваю что либо предпринять.«Только не это!»

Разряд проходит по телу Итана, но он лишь стискивает зубы как можно сильнее, не издавая при этом ни звука. Я тут же чуть дергаюсь вперёд, но замираю, так и не сделав шага, под строгим взглядом главы контроля. Очередная волна пронизывает тело Эванса, и он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, крепко зажмурив глаза. Я практически на физическом уровне ощущаю его боль. Прикусываю губу до крови, удерживая себя от того, чтобы не вскрикнуть вместе с ним, когда третий разряд растекается по телу мужчины. Струйка крови стекает из носа по губам 2092. А я медленно умираю, глядя на это. И просто мысленно прошу, чтобы чип признали действительным. В противном случае… Даже думать об этом не хочу. Это просто верная смерть. Мучительная и долгая. В таких случаях чип просто на живую вырывают из тела, потому как в камере утилизации нет возможности подключить программу к сломанному датчику. А объект медленно умирает от потери крови или болевого шока.

Рид отключает устройство и уже через секунду механический голос произносит:

Чип: A257VQ47JMПринадлежит: объект 2092Статус: рабочийНомер партии: соответствует коду. Обновление: последняя дата перезагрузки 07.03.Сбой системы: 213 минут назад

Выдыхаю. Чип рабочий. Эта фраза мгновенно стирает тот липкий ужас, который успел расползтись по моему телу. Рабочий. А это значит, что претензии должны снять. Итан сидит, склонив голову вниз. Капельки крови срываясь с подбородка капают вниз и, приземлившись на белоснежное полотно халата, расплываются алыми пятнами. Я не могу оторвать взгляда от него, смотрю как один из помощников снимает датчики с пластины.

Жаклин, чуть недовольно поджимая губы, произносит:

— Что ж… Объект 2092. Ваш чип признан действительным. Видимо то, что произошло утром случилось в следствии сбоя системы. Но это не отменяет того, что в ваше дело будут внесены поправки и новая метка. Также сохраняется система санкций и деление суточной нормы келонов.

Рид, вздернув подбородок, высокомерно обводит взглядом лабораторию и останавливается на тех самых капсулах с отбраковкой.

— Знаете, объект 2104, как отличить брак?

Глава контроля поворачивается ко мне, сканируя холодными арктическими радужками с макушки до пят. Я же даже не в силах перевести взгляд на неё, неотрывно слежу за каждой капелькой, падающей на уже пропитанную кровью ткань.

— Брак всегда даёт сбой в идеально отлаженной системе. И даже если на первоначальных этапах он не проявляет себя, то в конечном итоге, так или иначе, становится ясно, что он не подходит обществу Ребут-сити. Контроль тщательно следит за любым отклонением от норм, — и опять упор на слове «следит» и «отклонение». Это заставляет меня поёжится, ведь я уже слышала об этом сегодня.

— Помните о миссии города, объект.

Жаклин разворачивается и уходит к лифту вместе с помощником, и пока дверцы не распахнулись, бросает в сторону Эванса надменный взгляд.

— Сегодня вам повезло, объект 2092. Но не забывайте о лимите меток. До скорой встречи.

10. Метка

Лифт закрывается и поднимается вверх, скрывая от нас угрозу в виде главы контроля и стражей, а прозрачная лента на запястьях Эванса ослабляется с щелчком. И только этот звук выводит меня из оцепенения. Приводит в чувства, позволяя наконец-то вернуться в реальность. Я тут же бросаюсь к Итану. Он так и сидит, прикрыв глаза. Видимо, головная боль ещё не отпустила. Проверка чипа на профпригодность — самая жесткая мера и самая болезненная из всех видов контроля. Я проходила её и понимаю состояние Эванса как никто другой. Эти разряды вызывают жуткую мигрень, нарастающую и неконтролируемую боль, которая будет проходить в течение нескольких часов, а то и весь день.

Опускаюсь на корточки, заглядывая в лицо своего руководителя. Ощущаю, как рёбра сковывает плотным обручем. Дрожащими пальцами скольжу по алым разводам, оставленным на халате, поднимаясь вверх. Касаюсь струйки крови на подбородке, стирая её. И в это же мгновение ресницы Итана начинают трепетать, и он открывает глаза — мои любимые голубые озера, бескрайнее небо, которым оно было когда-то. Радужки чаруют глубиной и затягивают за мгновение, гипнотизируя.

Он осторожно перехватывает мою кисть, чуть сжимая прикрытые перчатками пальчики в своей ладони. Прижимает окровавленные губы к латексу и прикрывает глаза. А я чувствую, как всё моё тело охватывает дрожь от пережитого волнения, от пережитого за весь день стресса. И это при том, что впереди ещё около шести часов работы, которая, честно признаюсь, давно ушла на второй план. Но по большей части я испытываю это просто от того, что он рядом. Просто рада, что с ним всё в порядке.

— Прости. Прости меня, — повторяю шепотом, сбившимся голосом.

Я не могу совладать с эмоциями. Свободная ладонь предательски трясется, когда я протягиваю ее к его лицу и осторожно стираю кровь. Мне больно смотреть на это. Мне плохо от осознания того, что он только что испытывал. И я хочу как можно скорее удалить эти следы с его кожи.

— Я думал, что тебя забрали…

Его голос хриплый, уставший. И от этого на мои глаза тут же наворачиваются непрошеные слёзы. Я ничего не могу сделать с этим. Не владею собой в данный момент. Всхлипывая, убираю очередной кровавый след. Итан встаёт, чуть пошатнувшись, но не отходит от меня, продолжая удерживать мою ладонь в своей. Затем прикладывает ее к своей груди, туда, где на белом полотне халата расцвели алые цветки. Прижимает так бережно, и даже сквозь слои латекса и ткани я ощущаю ритмичное сердцебиение.

Поджимаю губы, стараясь не разревется окончательно, и быстро моргаю, потому что силуэт Итана расплывается под пеленой непрошеных слёз и нахлынувших на меня эмоций. Будь здесь глава контроля или ещё кто, я уже, наверняка, была бы на кушетке в камере утилизации.

— Я думал, что тебя ведут в камеру…

Озвучивает мои мысли. Столько неприкрытой боли и страха в его словах. А я ведь больше всего боялась, чтобы он не оказался там. Как-то странно, переживать за другого больше, чем за себя. Как так случилось, что за такое короткое время он стал так много значить для меня? Я всё ещё ощущаю, как тонкие иголочки волнения проходят по телу, вызывая неприятные покалывания.

— Нет, — рваный вздох срывается с губ, удерживая подступающую истерику. — Я была у администратора.

Всхлипываю в очередной раз и поджимаю губы, стараясь совладать с тем, что так сильно накрыло меня с головой: с жутким страхом, с беспокойством за его жизнь.

— Я переживала… думала… Я так боялась, Итан.

Он протягивает к моему лицу вторую ладонь, осторожно касаясь щеки, и проводит по скуле. Запускает пальцы в волосы, уводя их к затылку. А по моей коже вновь пробегают мурашки от каждого прикосновения.

— Я думал, что никогда не увижу…

Итан делает маленький шаг, подходя ко мне ещё ближе, так, что между нашими телами остаётся совсем небольшое расстояние. Через тонкую ткань одежды я ощущаю тепло, исходящее от его тела. Оно так непозволительно близко, а мне и этого мало. Чувствую лёгкую дрожь его пальцев, крепко удерживающих мою ладонь. И я просто инстинктивно приоткрываю губы, делая вдох, когда Эванс чуть наклоняется и замирает в считанных сантиметрах от моих губ. Горячее дыхание обжигает, и я просто мечтаю оказаться к нему ещё ближе. Просто необъяснимый порыв, странный, но он кажется таким естественным. Подаюсь вперёд, ощущая лёгкое прикосновение его губ к моим. Сгораю, растворяюсь и отдаюсь этому ощущению. Знаю, что так не должно быть, но ничего не могу с собой поделать. Я хочу этого. И чувствую просто физическую необходимость этих прикосновений. Запретных, горячих, таких обжигающих.

Внутри зарождается такой нереальный трепет, всё дрожит и стягивается внизу живота, наполняя моё тело, как сосуд, горячей жидкостью. Дыхание становится рваным, организм находится на грани. Словно физическая оболочка с трудом удерживает это желание. Ощущаю металлический привкус крови на губах и на мгновение отстраняюсь, делая жадный вдох. Черные зрачки напротив практически вытесняют голубой ободок. Итан, так же как и я, рвано вдыхает воздух, чуть крепче сжимая пальцами волосы на моём затылке, и притягивает меня к себе. И я хочу ещё, хочу чтобы он не прекращал это. Задыхаюсь, когда его губы снова накрывают мои. Сначала едва касаясь, медленно исследуя. И я отвечаю, тянусь к нему и желаю, чтобы эта сладкая пытка никогда не заканчивалась. Чуть прикусывает мою губу, и я выдыхаю тихий стон. Это происходит само, словно безумие. Он остраняется лишь на мгновение, прожигая меня чуть затуманенным взглядом.

— Эш…

И снова припадает к моим устам. Жадно. Язык Эванса скользит по моим губам и проникает внутрь. Пружина во мне разрывается, и я обвиваю его шею руками, притягивая чуть ближе. Позволяю ему делать со мной это. Отвечаю на его ласки и умираю от этих прикосновений. Лишь когда лёгкие обжигает от недостатка кислорода, а тело изнывает в истоме, нехотя отстраняюсь.

Итан проводит рукой по моим волосам, заглядывая далеко за пределы моих зрачков, туда, куда я никого раньше не впускала. И обнимает меня. Прижимает к себе, так, что я прикасаюсь щекой к его груди. Словно стоит ему только отпустить, и я тут же исчезну. Вдыхаю запах его тела, и перед глазами снова всё кружит. Отчётливо слышу ускоренный ритм сердцебиения и то, как он дышит.

Я не знаю, что это был за всплеск, но после этого во мне что-то перевернулось. У меня появилась определенная зависимость. Просто необходимость, чтобы Эванс был рядом. Как можно ближе. Я не хотела отходить и не хотела, чтобы он отпускал меня. Так мы простояли достаточно долго. Просто наслаждаясь близостью, этим запретным ощущением тепла, которое растекалось в наших телах.

— У тебя теперь будут проблемы?

Я поднимаю голову, заглядывая в его глаза. Но он улыбается такой чертовски очаровательной улыбкой.

— Больше, чем те, что мы с тобой заперты в Ребут-сити? Под неусыпным контролем системы? — хмыкнув себе под нос, Итан качает головой. — Оглянись вокруг, у нас у всех проблемы.

Прикасается губами к моему лбу и снова улыбается. Но эта улыбка пропитана горьким осознанием правды. Мы действительно в незавидном положении. В мире, где нет места подобным проявлениям. А любые неповиновения и отличия — тут же устраняют.

— Как ты себя чувствуешь?

Осторожно отстраняюсь, рассматривая пластину на виске, где ещё недавно собственноручно ставила микросхемы. Мне до сих пор больно осознавать, что я участвовала в этой пытке, что именно мне пришлось закрепить датчики. Итан немного отстраняется и разжимает объятия.

— Всё в порядке.

Натянутая улыбка и грусть в глазах. Вижу, как он потирает руки, видимо от пережитого стресса симптомы вновь дают знать о себе. И, задумавшись, отходит в сторону. Несколько минут мы просто молчим, обдумывая каждый своё. Но не выдержав угнетающей тишины, Эванс оборачивается и, присев на край стола, складывает руки на груди.

— Я думал, что тебя забрали на утилизацию, — нервно отбрасывает прядь волос и потирает переносицу, прикрывая глаза. Видимо, головная боль ещё давит на виски. — Понимаешь, я испугался, что не увижу тебя больше. Хотел броситься за тобой, а эти… В общем стража действует быстро. Я знал, что это не закончится добром, но мне было плевать. На все эти дурацкие законы и правила. Просто необходимомть убедиться, что с тобой всё в порядке, — выдыхает и в очередной раз потирает кисти, скрытые под перчатками. — Ты сказала, что была у администратора?

Подхожу к стулу, на котором не так давно сидел Эванс, и опускаюсь на него, разворачиваясь лицом к мужчине.

— Да. — Всматриваюсь в знакомые черты, задерживая взгляд на его губах, вспоминая такие запретные, но невероятно приятные действия.

— Зачем тебя вызывали?

Этот вопрос заставляет меня задуматься. Ведь действительно особого повода не было: наш разговор с администратором опирался только на вопросы о 2092.

— Он спрашивал о тебе.

Чуть нахмурив брови, Итан повернул голову в сторону и задумался.

— Что именно?

— Администратор говорил о системе, миссии объектов и спрашивал, не замечала ли я странного поведения с твоей стороны.

Итан хмыкнул, демонстративно поднимая бровь и чуть ухмыляясь.

— И что ты ответила?

Провокационный вопрос, который тут же вгоняет в краску, пока я стараюсь не поддаваться недавнему воспоминанию прикосновения губ Итана.

— Я сказала, что не понимаю, о чем речь, — голос чуть дрогнул под пристальным взглядом голубых глаз.

— Интересно… — он постучал пальцами по столешнице, явно размышляя о моих словах. — С чего бы ему спрашивать об этом?

Я пожимаю плечами, также не понимая причин, и стараюсь немного перевести тему, когда понимаю, что ответов всё равно мы не найдем.

— Я была по ту сторону моста равноправия.

— И как? — неприкрытый сарказм и явный скептический взгляд.

— Ты тоже там был когда-то? — вопросительно всматриваюсь в лицо научного руководителя.

— Был. Как-раз когда работал в шахтах вентиляции. Мы проходили обход всех систем. В том числе и тех, что расположены по ту сторону. — Эванс поджимает губы, снова хмыкая. Вижу, как напрягаются его плечи. — Эш, ты же сама всё видела. О каком равноправии идёт речь?

Мужчина разводит руками в стороны, качая головой. А перед моими глазами возникают картинки из утреннего посещения района:

Отдельно стоящие дома, которые находятся под стражей. То удивительное животное, которое чем-то похоже на лысую крысу, только больше по размеру. И странная, неоправданно дорогая одежда. Она совершенно непригодная для работы. Впрочем, тех, кто носят подобные костюмы — не встретить на нижних отсеках, среди грядок на ферме, либо в отсеках обслуживания. А ещё это расточительство и принебрежение. Мы живём в единой системе, а кажется, что в других измерениях. Меня это поразило так сильно, что я чувствую себя обманутой. Бесконечное вещание о равенстве разбивается, как только переступаешь черту моста, над пропастью.

— Видела. — приходится стиснуть зубы, чтобы не начать длительную тираду.

— Ты просто не понимаешь… — Итан начинает расхаживать по помещению, то сжимая, то разжимая кулаки. Битое стекло скрипит под подошвой. — Мы всего лишь рабы. Ты знаешь, как я получил очередную метку в шахтах? Это было как раз в тот день, когда мы проверяли вторую сторону. Проходили между домов, осматривая воздухозаборники, и обновляли программное обеспечение. Со мной в паре работал Рой Стоун. Мы были похожи. Я видел, что 1955 так же смотрит на эти элитные жилища с пренебрежением. Он то и дело плевал под ноги, когда мимо проходил очередной объект, обтянутый с ног до головы всякими блестящими штуками да ценными металлами. Он был таким же как и я. С разницей, что у него был почти переполнен лимит меток. Он как-то рассказывал, что получил одну из них просто за то, что выразил недовольство после прохождения контроля. Перспектива работать в вентиляции никого не радовала. В отличии от тех безмозглых идиотов в другой смене, с Роем мне было легко работать. Мы нормально ладили. Но в тот день, всё пошло не так. Обычно я спускался в отсеки, а он следил за клапанами. Но тогда пришло сообщение о том, что нас поменяли должностями. Я подключился к системе, а Стоун спустился в первый отсек. — Итан замолчал и остановился у разбитого экрана, рассматривая трещины на матрице, которые прочертили всю поверхность, искажая изображение. И, глубоко вдохнув, продолжил рассказ: — Вентиляция устроена следующим образом. Между заборником и отсеком есть клапан. Именно он предотвращает попадание грязного воздуха, вредных выхлопов, мелких животных, насекомых и прочего в город. Иногда необходимо делать продувку в трубах. Туда подают расскаленный воздух под давлением. Это обеспечивает удаление всего вышеперечисленного. — 2092 снова делает паузу, настраиваясь на дальнейший рассказ. — Клапаны не сработали. Продувка пошла раньше, чем он успел выбраться. Когда всё закончилось, я вытащил его на поверхность. Эш, я никогда не видел ничего хуже. Кожа обгорела, а ткань комбинезона отпадала вместе с кусками плоти. Черное, обугленное тело. Стоун был без сознания от болевого шока. И я бросился просто к ближайшему компьютеру, чтобы вызвать стражей, чтобы сообщить в санчасть. Я надеялся, что его спасут. Ведь у нас есть доноры. Те, что достигают возраста недееспособности. Да и в медицинском отсеке, в лаборатории есть сыворотка от ожогов. Я точно знаю, ведь мы используем её в опытах. Рой действительно был неплохим парнем. Но никто не пришел. Никто не стал спасать его. Он пришел в себя и страдал, ему было больно, и он постоянно повторял мне о том, что это зло вокруг, оно следит за всеми, говорил что нас всех убьют. Тогда его слова казались просто бредом, лишь плодом измученного мозга под воздействием сильнейшего стресса и боли. Он умер спустя два часа. А его тело пролежало возле шахты вентиляции ещё несколько дней. Я видел его каждый раз, когда выходил на смену. Но ничего не мог сделать. Ведь не имею права. Знаешь почему его забрали, наконец-то? Потому что какому-то начальнику блока помешал доносящийся неприятный аромат, который перебивал запах парфюма в его доме. Они все ходили и переступали через труп, пока он не начал разлагаться. И лишь тогда его соизволили убрать. Я же получил метку за то, что пытался спасти его. Вечером в жилой блок ко мне пришли стражи в сопровождении одного из заместителей и, предъявив записи с камер и мои запросы в системе, вынесли приговор: «Поведение, не отвечающее идеалам общества. Попытка спасти другого объекта. Подрыв устава системы и несанкционированные действия сотрудника вентиляционного блока».

Пока я слушаю рассказ Итана, я ощущаю все его эмоции. То, через что ему пришлось пройти. Эванс останавливается рядом и присаживается на корточки. Голубые глаза скользят по моему лицу, остановившись на губах, и я тут же быстро провожу по ним язычком.

— Мне кажется, эта система просто обман. Прогнившая до самого основания.

Внутри меня всё колотит от его слов. Конечно, я знаю это, сама ощущаю подобное. Вся концепция, все эти идеалы кажутся мне просто глупой шуткой. Каким-то изощрённым экспериментом. Но говорить об этом никто не осмелится. И даже за мысли о таком нас могли бы уже казнить.

— Ты сказал, что получил очередную пометку в шахтах. Сегодня тоже. Сколько их в твоём личном деле?

Это вопрос волнует меня. Заставляет поежиться от мысли, что сегодня Итан получил ещё одну, став на шаг ближе к точке невозврата. Система подразумевает определенное количество меток в личном деле. Максимальное — десять. Если на протяжение службы объект то и дело попадает под санкции, значит он не подходит идеалам. Лично я знаю тех, кто умудрился не схлопотать себе ни одной. Такие как Шэрон или Джил. Максимально приближенные к каконам общества. Насколько мне известно, то и у Рид нет ни одной пометки, хотя насчёт её эмоциональной составляющей я бы поспорила. В моём же списке красуется шесть. Я давно переступила середину и стремительно приближаюсь к тому, чтобы получить ещё несколько. За мои мысли и действия в последние дни мне уже можно было бы внести больше сотни правок. Но сейчас меня больше интересует 2092.

— Это имеет значение?

— Да! Скажи мне, пожалуйста, сколько меток в твоём личном деле.

Эванс потёр переносицу, отводя взгляд в сторону. Минуту он молчит, а я задерживаю дыхание в ожидании ответа. Почему-то мне кажется, что то, что я услышу, мне не понравится.

— Девять

11. Девять

Одна цифра… Всего одно слово, которое бегущей строкой стоит перед глазами. Звенит в ушах переливом букв и формируется в вердикт.

Девять

Это просто граница. Лимит исчерпан, а дальше — приговор. За этим следует только полная утилизация. С таким набором меток невозможно даже на донорство надеяться. Тебя просто списывают. Как брак, подобно этим ущербным эмбрионам в биокапсулах. Это повергло меня в такой шок, что я не могу и слова выдавить из себя. Просто продолжаю сидеть с приоткрытым ртом. В любой момент он может быть приговорен. В любую минуту из-за самой мелочной погрешности. У него больше нет шанса оступиться. Девять меток — это уже практически смерть. Цифра давит своим весом на моё сознание. Девять меток — неизбежность. Эванс так же молчит, даже не глядя на меня.

— Почему не сказал раньше?

Мой голос вырывается писком. Волнение переполняет, разливаясь чувством нарастающей безысходности по кончикам пальцев. Покалывает фаланги, обдавая холодом.

— Потому что это не имеет значения.

Волнение и злость. Я злюсь на Итана за то, что он молчал. Почему он не сказал мне раньше? Хотя, это ничего не изменило бы. Потому, что ни он, ни я не способны изменить, стереть уже существующие метки из его личного дела. Я злюсь на систему с этими правилами. Почему мы оказались в подобных условиях? Зачем необходимо вводить такие строгие ограничения? Искренне не понимаю, почему этот мир так жесток. Неужели, чтобы сохранить человечество, действительно необходимо постоянно следовать подобным ограничениям? И я зла на собственное бессилие, невозмоность что-то изменить.

— Имеет, Итан!

Просто не могу поверить в происходящее. Начинаю нервно расхаживать по помещению лаборатории, прикладывая пальчики к вискам, в надежде удержать поток мыслей, который хаотично бьётся в моей голове. Битое стекло хрустит под грубой подошвой ботинок, а привычное освещение кажется слишком ярким, раздражая глаза. Эванс наблюдает за мной и, не выдержав нервных шагов, подходит ближе, мгновенно заключая в объятия. Мой запретный плен, моё успокоительное. Выдыхаю и прижимаюсь щекой к его груди. Улавливаю четкий ритм сердечных сокращений, и он действует подобно гипнозу, вводя меня в расслабленное состояние.

— Эш, прошу тебя, не паникуй. Всё в порядке. Их всего девять. Я ещё здесь.

"Ещё"

Это слово больно режет слух.

— Просто пообещай быть осторожным.

Понимаю как глупо это звучит, учитывая, что Итан теперь постоянно ходит по лезвию ножа. Всего один неверный шаг — и возможности исправить ошибки больше не будет.

— Обещаю.

Его голос спокойный, абсолютно уверенный. Так, будто в его личном деле сейчас не стоит угрожающее число. Он кажется абсолютно непоколебимым. И это действительно немного приободряет, не позволяет мне окончательно впасть в состояние паники.

Немного успокоившись, отстраняюсь, поднимая взгляд и утопая в бездонных глазах.

— Как ты получил остальные метки?

Наверняка, этот вопрос на грани приличий. Вообще, обсуждать подобное в нашем обществе не принято. Но интерес берет верх, и я всё-таки задаю его.

— Несколько во время обучения и стажировки. — От воспоминаний, как не странно, губы мужчины дрогнули в лёгкой улыбке. — Я был слишком любознательным и спрашивал о том, о чем не принято даже думать в нашем обществе. Хорошо, что я быстро понял свои ошибки, и впредь не стал задавать тех вопросов, на которые никто не даст мне ответ. Но основную часть меток я всё же получил во время работы в шахтах. Это в лаборатории ты ходишь в белоснежном халате, изучаешь под микроскопом частицы и выстраиваешь на дисплее таблицы. А в шахтах — дышишь пылью, попадающими из вне тяжёлыми металлами, ядовитыми газами. Я постоянно задыхался там, возвращаясь в жилой отсек, кашлял до слёз, до боли в горле. Я не делал ничего противозаконного. Всего лишь высказал своё мнение и один раз отказался выполнять поставленную задачу. Это было самоубийством чистой воды. А я озвучил это предположение перед своим руководителем, старшим по смене. Накануне как раз едва не сорвался на лопасти. Трос заклинило, а позже он так резко рванул, что я чудом не попал под острые вращающиеся ножи. Металлические лопасти вентиляции прошли в считанных сантиметрах от моего лица.

Страшно было даже представить подобную ситуацию. Момент, когда ты понимаешь, что был на волоске от собственной смерти. Настолько яркая картинка возникает в моём сознании, возраждая из слов Эванса происходящее, что я мгновенно поднимаю взгляд, рассматривая собственное испуганное отражение в его зрачках. По лопаткам пробегают мурашки, поднимаясь к затылку. Я должна что-то сказать сейчас, поддержать. Но слова растворяются на языке, когда Итан продолжает:

— У меня было столько вопросов, на которые система никогда не позволяла узнать ответ. Однажды меня оштрафовали, оставляя седьмую метку за то, что я отправил запрос чисто из любопытства. Хотел узнать уровень радиации в окрестностях, за пределами Ребут-сити. А после, так же из интереса посмотрел доступные в райдере предложения по одежде и спецкостюмам, выдерживающим высокие дозы излучений. Я был наивен и глуп. Систему не обойти…

Он отстраняется и проходит вдоль столов, проводя пальцами по серой полированной поверхности. Итан задумчив, между бровями — небольшие морщинки. Я рассматриваю его профиль и пытаюсь понять мысли в голове мужчины. И вдруг его рука замирает, остановившись в воздухе, так и не касаясь поверхности столешницы. Он стоит несколько минут, словно файл, который поставили на паузу.

— Знаешь, а ведь можно!

Эванс оборачивается ко мне и проводит рукой по подбородку, прикасаясь к щетине. А в его глазах загорается огонёк.

Я растеряно смотрю на то, как меняется выражение его лица, и не понимаю, к чему идёт этот разговор.

— О чем ты?

Итан делает несколько широких шагов, вновь сокращая расстояние между нами. Пальцы его рук сжимают мои плечи, разгоняя по телу неожиданный всплеск тепла.

— Систему можно обойти!

Глаза мужчины загораются неподдельным восторгом, а на лице растягивается улыбка. Я же ощущаю как громко барабанит сердце внутри грудной клетки, отдаваясь лёгкой болью.

— Что ты имеешь ввиду?

И снова привычный жест: пальцы, скованные черным латексом, скользят между прядями, зачесывая непослушные волосы назад. Сколько раз я видела это движение, а у меня до сих пор перехватывает дыхание.

— Понимаешь, когда я работал в вентиляции, мы ставили специальные блокировки на компьютерные блоки. Они полностью отрезали модули от системы. Это было необходимо, чтобы в случае проникновения в систему вируса, программ взлома и прочего, ничего не влияло на кислородное снабжение Ребут-сити. На определенный блок устанавливается устройство, и всё. Система больше никак не может ни повлиять, ни отследить запросы.

Чем больше Итан говорит, тем больше мыслей формирует моё сознание.

— Это значит, что можно отправлять абсолютно любые запросы?

— И никто не узнает.

Идея кажется абсурдной, на грани выдумки или фантастики. Обойти систему, получить доступ к информации, которая недоступна обычным пользователям. Но от этого желание узнать, что же находится по ту сторону запрета, лишь ещё больше возрастает. Возможно, там есть ответы, на те вопросы, которые нельзя задавать в нашем обществе?

Эванс кивает головой и чуть улыбается, словно стараясь успокоить моё волнение. Не знаю, что ждёт нас завтра. Не представляю, что нам делать. И просто понятия не имею, что полезного даст эта затея. Одно я знаю очень четко — бездействовать просто нельзя. Рано или поздно, но мы пересечем допустимую границу меток. И пока это не произошло, я буду продолжать искать выход. Как бы парадоксально это не звучало. Ведь из Ребут-сити его попросту нет.

До конца дня стараемся не строить дальновидных планов. Вообще, мы не в том положении, чтобы думать или загадывать что-то. Как показывает практика, если отработал смену и вернулся в жилой отсек без приключений — это уже хорошо. Конечно, сегодня мы выбились из графика: не выполнили и половины поставленных задач, что, безусловно, скажется на райдере и заработанных келонах. Но призрачная надежда, которая появилась с идеей, компенсирует все лишения, которые ждут нас.

Время летит быстро за работой и устранением погрома в лаборатории после утреннего инцидента. Когда над окошком раздачи загорается лампочка, сигнализируя о получении обеда, я достаю контейнер. Сегодня одна порция — моя. Итан оштрафован, а значит должен остаться голодным. Таковы условия, прописанные в уставе и значащиеся в личном деле каждого, кто нарвался на штраф. Но я без зазрения совести разделяю с ним еду. Хотя Эванс и отнекивался достаточно долго. Но всё-таки сдался под моим напором. Кусочек соевого мяса незаметно перекладываю на половину Итана, пока сама жую злаковые хлопья.

День заканчивается, и из динамика звучат оповещения о необходимости возвращаться в блок. Привычная монотонная речь, заученные мною слова. И так изо дня в день. Свет в лаборатории становится тусклым, и лишь блики от капсул с голубоватой жидкостью сейчас освещают часть с инкубатором. Итан держит меня за руку, пока мой взгляд скользит по дисплею с стремительно меняющимися цифрами этажей. Так много поддержки в этом запретном жесте. Я не одна в этом мире уставов и правил. Как только мы останавливаемся на верхнем уровне — он отпускает мои пальцы, принимая абсолютно безразличный вид. Но я знаю, что он, как и я, чувствует незримую связь.

Выстроившись в шеренгу, мы проходим контроль, один за одним покидая пределы уровня лабораторий. Бесконечная линия одинаковых людей, как конвейер движется к выходу. Неотрывно слежу за движениями других членов общества и ещё больше понимаю, что все они — как роботы. Ни эмоций на лице, ни одного лишнего шага. В то время как я успела споткнуться и едва сдержала себя, чтобы не сказать ничего лишнего в этот момент.

Практически у самого входа в личный жилой отсек, там где все мы расходимся по собственным серым коробкам, Итан немного тормозит рядом и незаметно для других, чуть склонив голову, произносит простое "до завтра". И я вдруг ощущаю странный трепет внутри. Так всегда происходит, когда он рядом. А после того, что произошло сегодня — я и вовсе начинаю чувствовать тепло, приливающее к щекам. Почему-то в памяти тут же восстанавливается картинка прикосновения его губ к моим, а от тембра голоса по коже проходят мурашки.

***

Последующие два дня проходят без лишних проблем, практически идентично. Я занята решением рабочих моментов, стараясь оставить Итану чуть больше времени для того, чтобы найти возможность установить блокер на компьютер в отдаленной части лаборатории. Там, где нет камер. И всё так же разделяю свою порцию пополам. А вечером, после завершения рабочей смены, долго лежу в кровати, вспоминая каждое прикосновение, каждый взгляд Эванса в течении дня. И растворяюсь в этом тёплом ощущении. Это странно, но похоже, со мной действительно что-то происходит. Теперь Итан занимает слишком много места в моей голове и душе.

Это утро было таким же как и предыдущие. Привычное оповещение звучит по всему блоку, пробуждая объектов. Я одеваюсь, накидывая халат поверх серой рубашки, умываюсь прохладной водой и завязываю тёмные волосы в низкий хвост. Обычные действия, отточенные до автоматизма. И стоит только освещению стать более тусклым, останавливаюсь у двери в ожидании выхода из отсека. Но когда стеклянный разграничитель отъезжает в сторону, я еле сдерживаю себя, чтобы удивлённо не вздохнуть. Прямо передо мной стоит объект 2007. И я на секунду застываю у выхода, не в состоянии и шаг сделать.

— 2104? Сегодня я сопровождаю вас. Проходите.

Я только легко киваю в ответ, стараясь не выдавать никаких эмоций, и наконец-то выхожу в коридор. Холодок проходит по спине. Прошлый раз, когда Итан не смог утром сопровождать меня, его забрали на контроль. Я тогда целый день была один на один с собой в лаборатории. Именно тогда этот блондин сопровождал меня к рабочему месту. И это не пришлось мне по душе, потому что весь вид этого 2007 абсолютно не внушал никакого доверия. Слишком уж похож был его взгляд на тот, каким смотрят на всех свысока. Он напоминал мне администратора. Такие же острые скулы и неестественно лазурного цвета глаза. Кажется, если поставить их рядом, можно будет подумать, что они сделаны по одному лекалу. 2007 идёт достаточно быстро. Как и прошлый раз, я практически бегу за ним по длинному коридору, ведущему в зону лабораторий.

Привычная процедура прохождения пункта охраны и кабина лифта. Выдыхаю с облегчением, ведь знаю, что дальше 2007 не пойдет. В какой-то момент я даже обгоняю своего сопровождающего и практически лечу к створкам лифта. Панели отъезжают в стороны, пропуская меня в зеркальное пространство. Но как только я готова выдохнуть с облегчением, 2007 входит следом, и кабина начинает опускаться вниз. Титанических усилий мне стоит не смотреть на отражение мужчины в зеркалах. Какое-то непонятно неприятное предчувствие засело под ребрами, царапая изнутри сомнениями. Сжимаю пальчики с такой силой, что кажется, кости не выдержат такого напряжения, а латекс противно скрипит.

Ощущение, что лифт как на зло едет сегодня слишком медленно. Плывет между этажами и блоками, или даже просто висит на месте. И если бы не меняющиеся цифры на дисплее, я подумала бы, что мы никуда не едем.

Но вот когда я ощущаю дикую нехватку кислорода и нарастающее волнение — створки наконец-то отъезжают в стороны, пропуская нас в знакомое помещение лабораторий. Я тут же покидаю тесное пространство, стараясь как можно дальше отойти от сопровождающего.

Эванса нигде нет, и я действительно ощущаю нарастающую панику. 2007 выходит молча, сразу же направляясь к столу, туда, где Итан безуспешно в течении нескольких дней пытался самостоятельно установить блокер. Моё сердце летит вниз со скоростью свободного падения. Но, благо, что на полпути блондин оборачивается ко мне.

— Сделали перестановку?

Окидываю взглядом передвижной стеллаж, который стоит сейчас не на привычном месте.

— Это необходимо для работы.

На самом же деле, это лишь дополнительная перестраховка. Чтобы ни одна камера не выхватила и доли секунды из наших действий. Объект не отвечает, но по взгляду вижу, что он не верит мне. Впрочем, расспрашивать меня он не начинает. Просто продолжает очень внимательно рассматривать всё вокруг.

— Что с 2092?

Вопрос сам слетает с моих губ, но я тут же стараюсь принять абсолютно незаинтересованный вид. И мысленно даю себе хороший подзатыльник за столь опрометчивые слова.

— Он обратился в санчасть.

Начинаю нервничать ещё больше. Боюсь, что с Итаном случилось что-то страшное. Волнуюсь, что это как-то связано с нашим восприятием. Да и вообще, мне до ужаса беспокойно, что нас рассекретили. С момента моего перевода на уровень "В", я всё чаще нахожусь в состоянии стресса. Страх, что о нас узнают, а теперь ещё и то, что Эванс на грани по количеству меток — заставляет меня постоянно находится в таком состоянии. Я боюсь потерять его.

Хочу задать много вопросов, хочу плюнуть на всё и скорее влететь в лифт и бежать в сторону санчасти. Но цепкий вгзляд, сканирующий помещение заставляет меня остаться на месте. Вдохнув больше воздуха, стараюсь выглядеть спокойно. Что бы не задумал Итан, что бы не произошло, я просто не могу сейчас подвести его. Уверена, он скоро вернётся.

Бросаю беглый взгляд на компьютер, с которым несколько дней возился Эванс. И понимаю, что нельзя выдать наши замыслы. Никто не должен знать. Поэтому разворачиваюсь к 2007 и с максимально безразличным видом произношу:

— Какие мои задачи на смену? Не хочу, чтобы отсутствие научного руководителя ставило под угрозу миссию города.

Видимо, довольный моим ответом, 2007 протягивает знакомый для меня полупрозрачный дисплей, на котором тут же отражается список заданий. Первое по порядку — составление таблицы сравнительных характеристик по эмбрионам, попавшим в отбраковку за последние дни. Ладошки под перчатками начинают потеть. Единственный сервер, на котором хранится данная информация — это личный компьютер Эванса. Тот самый… Поэтому пропускаю первый пункт и листаю дальше, останавливаясь на второй позиции ежедневных заданий: снять показатели капсул 23–51. И уже направляюсь к двери инкубатора, когда меня останавливает голос блондина.

— 2104, вы пропустили задачу.

Прикрываю веки и вдыхаю глубже, собираясь с мыслями. Оборачиваюсь к 2007, смело глядя в глаза.

— У меня нет полномочий для доступа к компьютеру 2092.

Это ложь. Конечно же, я знаю все коды, ведь Эванс лично заставлял меня их выучить, чтобы в любом случае, я могла выполнять задачи ииспользовать информацию. Ухмылка на лице 2007 не обещает ничего хорошего, а по спине мгновенно пробегает холодок.

— О, без проблем. У меня есть необходимый чип с разрешением.

Ощущаю, как пересыхает горло. А мужчина уже направляется к рабочему месту Итана.

— Нет! — выкрикиваю громче, чем мне бы хотелось этого, и сразу же, чуть откашлявшись, продолжаю. — У меня пока нет необходимых сведений, чтобы вносить их в таблицу. Сначала необходимо снять показатели. Видимо, порядок заданий составлен неверно.

Чуть прищурившись и склонив голову набок, 2007 внимательно сканирует моё лицо.

— Система никогда не ошибается. Выполняйте первый пункт, 2104.

Мужчина подходит ближе к рабочему месту, а у меня внутри всё замирает от страха. Если 2007 сейчас обнаружит то, чем мы занимались на протяжении последних дней — это конец.

Блондин протягивает маленькую карточку с чип-ключом к системному блоку, а у меня перехватывает дыхание

12. Схема

Дисплей загорается, а моё сердце отчаянно летит вниз, пока 2007 листает файлы в поисках необходимого. Стараюсь соблюдать дистанцию, но то и дело выглядываю из-за спины блондина, чтобы рассмотреть, что именно он читает сейчас. Надеюсь, он не найдет ничего такого, что может навредить Эвансу или мне. За несколько дней, которые Итан возился со взломом системы, я не вникала в программы, которые теперь есть на устройстве. Мужчина разворачивается и с абсолютно непроницаемым видом отходит чуть в сторону, позволяя мне подойти ближе. На лице нет никаких эмоций, а ярко голубые глаза совершенно ничего не выражают. Я же словно готова провалиться сейчас на уровень ниже. Я боюсь сделать шаг. Боюсь, что там окрыт файл с установкой отвода от сервера. Но когда всё-таки собираюсь с духом, вижу привычную таблицу.

— Выполняйте задание, объект. И не забывайте, что миссия города лежит на плечах каждого из нас.

Подхожу ближе и ввожу необходимые символы. Стараюсь не выдавать нервозности, но мне жутко некомфортно находиться рядом с 2007. Он так и продолжает стоять возле меня, внимательно следя за каждым действием. Впервые я возблагодарила наш устрой за то, что чёрный латекс скрывает пальцы, ведь не так заметно, как они дрожат. От взгляда блондина мне не по себе. Я ощущаю неловкость, когда он вот так стоит надо мной, пристально рассматривая. Всё время, пока я заполняю таблицу, он неотрывно сканирует дисплей. Все сорок минут контролирует мои действия. И я начинаю заметно беситься от такого надзора и присутствия 2007 в нашей с Итаном лаборатории. Я так привыкла, что в этом нашем тайном мирке мы работаем вдвоём, что присутствие ещё кого-то кажется неправильным.

— Вы сделали ошибку в предыдущей графе.

От его голоса неприятно сводит скулы, и я листаю файл обратно в поисках той самой ошибки.

— Хорошо, что вы заметили. Иначе пришлось бы переделать весь отчёт.

Не глядя на 2007, исправляю один символ, который ввела случайно. И стиснув зубы так сильно, что становится больно, нажимаю «сохранить». Специально медленно выполняю работу, чтобы не оставлять его рядом с компьютером Эванса, не подпускать к истории действий.

— В вашем ежедневном отчёте указан приличный объем работы, который позволяет повысить райдер. Но, судя по тому, как вы выполняете задания, ваш руководитель переоценивает ваши интеллектуальные способности и возможности.

Я уже открываю рот, чтобы ответить что-то, но сигнал оповещает о прибытии лифта, и я оборачиваюсь. Металлические пластины отъезжают в стороны, и в лабораторию входит Эванс. Сердцебиение мгновенно ускоряется, и я даже неосознанно поддаюсь в его сторону. Но вовремя прихожу в себя. Если бы я сейчас сорвалась с места в присутствии 2007 — это вызвало бы много лишних вопросов и явно принесло новые проблемы. Итан даже не смотрит в мою сторону, сохраняя на лице маску абсолютной незаинтересованности и хладнокровности. Проходит вперёд и останавливается возле того самого стеллажа, который сейчас закрывает часть прохода.

— 2092? Надеюсь, ваше состояние улучшилось. Работа требует абсолютного внимания с вашей стороны, — легко кивнув, блондин наконец-то отошёл от меня, направляясь в сторону выхода.

— Несомненно. Моё физическое состояние соответствует норме, и я готов продолжить работу во благо Ребут-сити.

Голос Итана звучит четко, как с ежедневных пропаганд после рабочей смены. Он говорит о работе во благо, а я только поджимаю губы.

Как только 2007 покидает лабораторию, и кабина уезжает наверх, я мгновенно бросаюсь в сторону Эванса. Не могу удержаться и прижимаюсь к нему. Всё утро я не находила себе места. Столько всего успела выдумать, прокрутить в голове. Я волновалась. Наверное, теперь постоянно буду в таком состоянии, зная, что личное дело 2092 исчерпало лимит меток.

— Привет, Эш.

Проводит ладонью по спине и утыкается носом в мою макушку, ещё ближе прижимая меня к своей груди. А я просто наслаждаюсь этим моментом, этой кратковременной близостью. Нашей тайной.

— Где ты был?

— В санчасти.

Отвечает совершенно спокойно, пока я в очередной раз испытываю странную смесь эмоций. Страха, долю облегчения от того, что он рядом, непонимания, и, в конечном итоге, просто интереса. Поднимаю глаза, тут же всматриваясь в собственное отражение в его зрачках.

— Что-то случилось?

— Не волнуйся, со мной всё в порядке.

Несколько раз проводит ладонью между моих лопаток вверх и вниз вдоль позвоночника, вызывая приятные ощущения. Пока я выдыхаю с облегчением.

— Зачем тебе надо было туда идти? Ты плохо себя чувствуешь?

Улыбка касается мужских губ, и Эванс запускает руку в карман халата. Затем извлекает ее и разжимает пальцы, демонстрируя маленькую пластинку с платой, совсем небольшую по размеру. И я с непониманием устремляю взгляд на эту странную штуку.

— Что это?

— Рядом с санчастью нашего уровня ближайший сервер. Когда-то я лично устанавливал блокеры вентиляционных систем там.

Итан протягивает маленькую невесомую схему, вкладывая её в мою ладонь. Поднимаю взгляд на мужчину, утопая в бездонной голубой радужке.

— Ты хочешь сказать, что…? — догадка тут же пронзает сознание иглой, впуская новые страхи. — Ты снял его? Забрал из сервера?

Довольно улыбнувшись, Итан только кивает головой. А меня просто переполняют эмоции.

— Итан! Ты с ума сошел? А если бы тебя заметили? — повышаю голос от волнения и начинаю расхаживать по лаборатории. На секунду представляю, что могло бы произойти, если бы его действительно обнаружили, и меня прошибает холодным потом. — Ты понимаешь? Если бы тебя увидели? Они же… Тебя же просто утилизировали бы. Там же камеры!

— В том месте, где я был — нет.

Наблюдая за моими движениями, он облокачивается на столешницу и одним касанием к дисплею сворачивает голограмму с таблицей.

— Итан, а если кто-то видел тебя? Ты же сказал, что был в санчасти? Если проверят?

Закусываю губу и стиснув пальцы с такой силой, что даже через слой перчаток ногти впиваются в ладони, я останавливаюсь на мгновение, чтобы вдохнуть и унять нарастающую панику.

— И что? Я там действительно был. В личном деле есть отметка о посещении врача сегодня, — складывая руки на груди, он снова довольно улыбается. — Я обратился с головной болью. Обычный симптом, если недавно была проверка чипа. Головные боли могут быть на протяжении месяца. Я знал, что делаю.

Останавливаюсь в нескольких шагах от мужчины и резко разворачиваюсь, всматриваясь в его лицо.

— Почему ты не сказал мне? Если задумал это, почему не предупредил?

Он лишь проводит пальцами по щетине, неотрывно глядя на меня, а потом отходит от стола, остановившись рядом.

— Если бы я сказал раньше, то ты волновалась бы меньше?

Пальцы скользят по моей щеке, и я мгновенно таю от этого прикосновения. Мурашки проходятся по коже, разгоняя кровь по венам в ускоренном темпе, когда его рука останавливается на чувствительной зоне под ухом.

— Нет…

Выдыхаю фразу шепотом, улавливая блики в голубых глазах, впитывая в память его черты, сохраняю этот образ внутри.

— Вот видишь. Поэтому и не сказал.

Забирает маленькую схему, крепко зажатую между моими пальчиками, и возвращается к рабочему месту.

— Я боялась, что 2007 обнаружит что-то в твоём компьютере.

Итан только хмурит брови, бросая короткий взгляд в мою сторону, пока вводит какие-то цифры в строку пароля.

— 2007 просматривал файлы?

— Да…

Задумавшись, мужчина тарабанит пальцами по металлической поверхности, выстукивая причудливый ритм.

— Интересно. Ну ладно. Он бы ничего не нашел. Без этого, — указывает рукой в сторону микросхемы, — ничего не получилось бы. Программы, через которые я пытался взломать сервер, не работают без блокера. И даже если бы он обнаружил какую-то из них в архивах, это ничего не доказало бы. Они в свободном доступе в пользовании лаборатории. Иногда необходимы, чтобы отсеивать лишнюю информацию, поступающую с отчётов. Поэтому, что бы не искал 2007, этого там нет. Точнее, не было.

2092 опускается на корточки и, двигая защитную панель под столом, вытягивает несколько проводов и переходников. Установив плату в один из разъемов, быстро возвращает содержимое обратно, закрывая крышку.

— А вот теперь другое дело. Необходимо выполнить задания по смене, и когда будет свободное время, можем поискать информацию.

Быстро сверяясь с задачами, я подключаю очередную капсулу, и из резервуара тут же вытекает голубоватая жидкость. Открываю клапан и пинцетом вкладываю в необходимый отсек биоматериал. Маленький белый шарик посредине мгновенно утопает в воде. Позже защитная оболочка этого шарика растворится, и начнется процесс созревания эмбриона. Когда придет время, то будет проведена первая проверка. Скрининг, позволяющий определить нормы развития. И именно от неё зависит, какие из этих эмбрионов продолжат цикл в капсуле, а какие пойдут в нашу лабораторию на анализы и опыты.

Последний пункт выполнен, и я как можно скорее спешу оказаться возле дисплея. Ожидание и предвкушение смешались во мне, вытесняя все остальные мысли. У меня такое количество вопросов, что я боюсь, даже с блокером, мы не найдем на них ответы.

Итан стоит у своего рабочего места, исправляя в голографическом коде ошибки. Скривив губы, мужчина вносит данные в таблицу и нажимает «сохранить». Когда он оборачивается, я вижу в его взгляде те же эмоции, которые испытываю сама. Эванс так же как и я ждал этого момента.

Свернув все файлы, он осторожно выдергивает тонкий красный проводок, укладывая его рядом с разъёмом.

На дисплее ничего не происходит, и Эванс облегчённо выдыхает. Потирая руки через перчатки, заносит пальцы над клавиатурой, вбивая первый запрос в поисковике:

«Планета Земля до катастрофы»

На дисплее появляются яркие изображения пейзажей. Приятный женский голос описывает происходящее на видео, употребляя какие-то непонятные слова и термины, которые мы тут же сверяем на другом дисплее. И я зачарованно слежу за тем, как меняются виды, вслушиваясь в каждое слово, сопоставляя его с изображением. Города, природа. Это новое и неизвестное для меня ранее. Во время обучения нам не показывали этого. Не рассказывали о таком мире, каким он был «до».

Я подхожу ближе, с восторгом рассматривая зелень на картинке. Хочется протянуть руку, прикоснуться. В Ребут-сити нет растений. Только на уровне ферм можно увидеть необычные бледные едва зеленоватые листочки. А там, на экране, по всей планете преобладает не металл и пластик, а растения. Огромные площади усаженные деревьями. И у меня перехватывает дыхание, когда картинка зелёных лесов сменяется изображением бескрайних океанов. Голос за кадром рассказывает о коралловых рифах, и мои глаза не успевают следить за обилием существ, обитающих в голубых водах. Делаю вдох и подношу пальчик к дисплею. Но тут же убираю руку. Черный латекс на фоне бескрайней синевы выглядит странно.

— Итан… — голос мой чуть взволнован. Я не представляю, как произнести следующие слова. Это безумие, наверное. Но я всё-таки решаюсь. — Я могу снять…?

И всё-таки последнее слово так и застревает в горле, а к щекам приливает жар, пока я поспешно опускаю взгляд. Не надо было говорить об этом. Не стоило даже думать. Мимолётное странное желание, граничащее со здравым смыслом. Вместо ответа Эванс перехватывает мою кисть и осторожно тянет за край перчатки, без дальнейших объяснений понимая суть моего вопроса. Тонкая преграда соскальзывает, и я делаю глубокий вдох.

Это до безумия странно ощущать обнаженной кожей касания чужих пальцев. Дыхание перехватывает, когда с щелчком быстро освободив свои пальцы от ненавистной прослойки, Итан проводит фалангами по моей неприкрытой ладони. Это щекотно, прикосновение очень лёгкое. И я не могу оторвать взгляд от его пальцев, которые касаются моей кожи. Наверняка, теперь эта картинка будет приходить мне ночью.

Когда я поднимаю глаза, встречаюсь с его взглядом. И я теперь могу описать цвет его радужек. Они глубже, чем океан, что только что транслировался на дисплее. Они гораздо красивее, чем то бесконечное небо, которое я видела только что впервые. Нереально, странно, дико. Во время обучения нам рассказывали вкратце о планете. Но это была общая информация. Сейчас же, глядя на то, что происходит на экране, я отчётливо понимаю разницу. Здесь, в серых стенах Ребут-сити нет жизни. Здесь нет и малой доли цветов, существующих когда-то. Глаза от непривычности болят, ведь столько оттенков я не видела никогда.

Когда видео заканчивается, Итан снова открывает поиск и вводит новый запрос.

«Люди»

Я подхожу ещё ближе к экрану, и пока картинки сменяют друг друга, удивлённо наблюдаю за происходящим. Без перчаток, без чипов. Они все абсолютно разные. С тёмным цветом волос и даже кожи. Я впервые вижу такого человека, и у меня даже дар речи пропадает. Они все выглядят странно. Необычно. Непривычно. Рыжие, кареглазые, высокие и низкие. Молодые и даже… Когда на экране возникает изображение пожилой женщины, у меня просто забываются слова. Она такая… Странная. Кожа покрыта глубокими бороздами морщин, волосы выбелены в пепельный цвет, и глаза — они такие необычные, немного мутные, будто давно следовало бы заменить кристалик зрачка или провести операцию по смене радужки. Но вот это несовершенство, такие нереальные различия настолько естественны.

А дальше я просто задерживаю дыхание и опираюсь ладонями о поверхность столешницы. Поддаюсь ближе, практически касаясь экрана носом. Люди…

Они улыбаются! Говорят. Прикасаются друг к другу. Я вижу, как при встрече они обнимаются. Совершенно не боясь и не стесняясь, проявляют эмоции. Разговаривают, смеются, плачут. Не скрывают этого, просто делают. Всё время до конца смены я неотрывно смотрю на экран. Наблюдаю за людьми.

Хочется плакать. Плакать от того, что когда-то люди были свободны. Могли без запретов прикасаться, говорить, обниматься и даже целоваться. Всё это было обычными действиями.

Изображение меняется. Я смотрю, как в видео люди двигаются вдвоём под звуки. Это не речь, не просто кто-то говорит на заднем плане. Звуки тягучие, они исходят из неизвестных для меня ранее приспособлений. И это очень красиво. Никогда раньше не слышала ничего подобного. Я не знаю что это, но мне очень нравится то, как это звучит. А ещё, нравится наблюдать, как двигается пара. Синхронно со звучанием. Очень красиво. Их движения плавные, гармоничные и завораживающие.

Музыка. Странное слово, которое характеризует вот это удивительное звучание. Новое и ранее неизвестное понятие, о котором я узнала сегодня.

Танец. Те самые движения под музыку. Одно за другим мы просматриваем десяток подобных видео. Где-то люди танцуют быстро, так что захватывает дыхание. А потом начинается очень медленная, такая завораживающая мелодия, что по коже проходит мурашками волна. На глаза выступают слёзы, и я понимаю, что не слышала ничего прекраснее.

Чувствую прикосновение Итана к руке и отрываю взгляд от экрана.

— Попробуем?

Это так волнительно, странно, очень необыкновенно. Я делаю шаг и становлюсь ближе. Эванс ставит видео на паузу и, глядя на экран, притягивает меня к себе, положив ладонь мне на поясницу. Дыхание сбивается, когда я вновь ощущаю его близость. Несмело кладу руки ему на плечи и замираю, когда чувствую, как его ладонь скользит по моей талии. Это так необычно, запретно…Приятно.

Включается видео, и помещение лаборатории наполняется тихим звучанием мелодии. Маленький шаг, и я следую за этим движением, вторя изображению на экране. Поначалу я постоянно отвлекаюсь на видео, стараюсь повторить в точности как там, но получается плохо. И я то и дело наступаю на ноги Итана, разочарованно вздыхаю и расстраиваюсь.

— Эшли, просто расслабься. Закрой глаза, пожалуйста.

— Зачем?

— Просто закрой.

И я исполняю просьбу. Закрываю глаза, расслабляюсь, доверяю. Позволяю ему управлять моим телом, двигаться медленно, следуя в такт за мелодией. И нет ничего в этом мире больше. Только это мгновение и руки Итана, увлекающие меня всё дальше. Мелодия заканчивается, а мы просто продолжаем лёгкие движения. Покачивания, просто без какого-либо упора на технику. Так, как чувствуем. Как комфортно. Я ощущаю его дыхание, тепло его тела под моими ладонями и жар исходящий от его рук. Это танец на грани невесомости, на грани нашего уничтожения в глупой системе Ребут-сити.

13. Доступ

С получением доступа к новой информации я практически целыми днями мысленно там. Мы с Итаном скорее спешим выполнить задания на смену и оставшееся время смотрим видео, слушаем информацию, читаем статьи. И сегодня, как только я завершила свой ежедневный список задач, уже в ожидании новых знаний подхожу к рабочему месту Эванса.

Склонившись над микроскопом, 2092 рассматривает микроорганизмы под стеклом. Прядь волос спадает ему на лицо, и он лишь хмурит брови. Облокотившись плечом на стеллаж, просто молча стою и наблюдаю за его действиями. Мне нравится это делать. Нравится, когда он рядом. Непроизвольно закусывю губу, когда он снова, отстранившись, прикасается к щетине, проводя пальцами по подбородку. Этот жест постоянно уносит мои мысли в совершенно странное русло. Становится жарко.

— Если, хочешь, я могу открыть тебе видео, пока занят.

Поднимает руки вверх и чуть потягивается, а после поворачивается ко мне.

— Да, если можно.

Улыбается и отключает проводок от блока, тут же открывая строчку поиска.

— Что сегодня хочешь посмотреть?

Я многое хочу посмотреть. Узнать, изучить, открыть для себя. Ведь, оказывается, познания в Ребут-сити такие мизерные. Я будто только сейчас начинаю получать информацию.

— Хочу про отношения между людьми.

Эванс тут же разворачивается, вопросительно выгнув бровь. Под пронзительным взглядом становится неуютно, а щеки начинают предательски краснеть.

— Про отношения, — растягивает слова. И от этого бархатного тембра внутри всё дрожит. — И что же ты хочешь такого увидеть там?

Облизываю пересохшие губы и надеюсь, что щеки не слишком алые.

— Просто интересно. То, что мы… — слова мгновенно застревают в горле. — То, что делаем. Насколько это нормально.

Тут же опускаю глаза в пол, рассматривая поверхность в поисках изъянов. Почему-то это всегда успокаивало. Когда в идеальном находишь хотя бы крупицу отличия — оно становится уникальным. Среди тысячи одинаковых серых плиток взгляд цепляется за одну, которую украшает маленькая трещинка, растянувшаяся по диагонали от угла до угла. От этого она не стала бракованной для меня: она особенная.

Экран отсвечивает холодным синим и тут же воспроизводит видео. Пока Итан рядом, я внимательно слежу за каждым движением людей, вслушиваясь в пояснения.

Дружба. Странное понятие, неизвестное для меня и очень абстрактное. Но судя по тем изображениям, которые мелькают на дисплее — очень позитивное. Я вижу, как люди держатся за руки, улыбаются, что-то обсуждают. Это выглядит вполне естественно. И мне даже стало интересно испытать подобное. Что чувствует человек по отношению к другу? Как это вообще?

В объяснении говорится, что дружба — это доверие кому-то, общие интересы или увлечения. Это бескорыстные взаимоотношения между людьми. Фраза звучит странно, и мне во многом ещё предстоит разобраться. Найти значения этим словам. Но если говорить о доверии, то я легко могу сказать, что доверяю Итану. Мне интересно быть рядом с ним, приятно общаться. Он друг для меня?

Украдкой бросаю взгляд в сторону Эванса. Он продолжает работу, что-то записывая, сверяя с отчетом. Улыбаюсь, глядя на него. Наверное, его действительно можно считать другом.

Дружба построена на взаимных симпатиях, любви к чему-то общему. Вбиваю в поиск следующее слово.

Любовь. Изображения быстро сменяют друг друга, а я чувствую, как внутри, в груди, становится теплее. Люди на этих слайдах выглядят такими радостными. Держат друг друга за руки, обнимают, целуют.

Это чувство, свойственное людям, привязанность и устремлённость к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии. Любовь — это ставить интересы и благополучие другого выше своих потребностей. Желание приносить радость другому, оберегать его, переживать вместе с ним и разделять эмоции.

Ощущаю, как учащается моё сердцебиение от прочитанного. Я переживаю за Итана, хочу приносить ему радость, готова разделить с ним любые эмоции и, если будет возможность спасти его, даже ценой собственной жизни, я сделаю это. Я ещё долго читаю о том, что же это такое. Информации очень много, и я каждый раз сравниваю её с собственными ощущениями, которые только подтверждают написанное. Это вызывает трепет, и одновременно с этим приходит определенное облегчение. По крайней мере, теперь я знаю, что то, что я чувствую — не болезнь или отклонение.

Другой вид любви — к детям. И это порождает ряд вопросов в моей голове. Почему об этом упоминается в данной главе? И какое это отношение имеет к данному чувству? Вижу, как дети играют вместе какими-то странные вещами. И тут же ввожу в поиск новый запрос.

«Дети»

Появляются изображения. И я перелистываю их одно за другим, пока взгляд вдруг не выхватывает странную картинку. На ней женщина. Ее руки бережно поглаживают округлый живот, а она сама очень мило улыбается. Я, не моргая, смотрю на экран и не понимаю, почему столь явное отклонение в физиологии не вызывает во мне чувства отвращения.

— Что интересного?

От голоса Эванса я вздрагиваю. И когда он останавливается рядом, сглатываю подступивший к горлу ком.

— Смотри. Что с ней?

Чуть нахмурив брови, Итан пожимает плечами.

— Не знаю. Это странно, правда? Может быть, это болезнь какая-то?

Развернув стул, Эванс садится рядом, внимательно рассматривая изображение.

— А пояснение есть? Я никогда не видел ничего подобного. Может, из-за такого люди и начали вымирать?

Нажимаю на значок воспроизведения и замираю. Кажется, что даже моё сердце сейчас мгновенно остановилось. Видео начинается, и с каждой секундой моё сознание просто разрезает новой информацией.

Оплодотворение, эмбрион созревающий в женском теле… Разве это реально? Неужели это возможно? Чтобы женский организм мог выдержать подобное. Стать капсулой для созревания нового человека. Это странно. Это дико… Это…

Видео заканчивается, и я ошарашенно поворачиваюсь к Итану. Вижу в его взгляде такой же шок как у меня. Нахожу ещё несколько подобных файлов и поражаюсь всему тому, что происходит. Как это? Как из слияния клеток в человеческом организме может созреть полноценный ребенок? Без вмешательства генетических процедур, без операций? Как?

Беременность. Новое неизвестное ранее слово, которое мы сегодня узнали.

— Выходит, это так происходило раньше?

Голос Эванса непривычно тихий. Он будто просто размышляет, проговаривая собственные мысли вслух. Нахмурив брови, он смотрит в пол, сосредоточенно обдумывая увиденное.

— Выходит…

Ставлю на паузу и, встав с места, иду к капсулам.

Стеклянные колбы, заполненные синеватой жидкостью, и мягкий пузырь внутри, в котором созревает маленький головастик. До полноценного развития ему необходимо ещё двадцать шесть недель. А пока он всего лишь биоматериал, который исследуют для того, чтобы не пропустить в идеальный мир Ребут-сити бракованный объект.

Итан останавливается рядом, так же задумчиво глядя туда, где за стеклом ровными рядами стоят механизмы, обеспечивающие выживание зародышам.

Провожу рукой по плоскому животу и пытаюсь понять, как это возможно? Как он там помещается?

— Как думаешь, что испытывает женщина, когда внутри неё растет новый человек? Это больно?

Эванс разворачивается, пожимая плечами.

— Я не знаю. Просто не понимаю, почему от нас скрывали эту информацию. Это странно. Глупо. Если человек способен самостоятельно продлевать свой род, то смысл искусственного оплодотворения?

— Не знаю. Ну допустим, эмбрион созревает внутри женского организма. Допустим…Хотя я плохо понимаю, как это возможно с точки зрения физиологии. Как биоматериал попадает в женский организм? Наверняка должна быть какая-то операция.

Взгляд снова скользит по голубоватым контейнерам, пока ладонь мирно покоится на животе. Эванс останавливается позади, так близко, что я ощущаю кожей его присутствие. Тело реагирует лёгкой дрожью. И когда мужская рука проскальзывает вдоль талии, накрывая мою, я задерживаю дыхание.

— Как думаешь, — шёпот Итана обжигает кожу шеи, запуская цепную реакцию волной расползаться по организму, — если бы когда-то у тебя появилась возможность испытать это, ты согласилась бы на такое?

Во рту пересыхает, и я лишь пожимаю плечами. Я не знаю. Не знаю, как можно добровольно согласиться на подобное. Это наверняка, неприятно. Но женщины на видео выглядели вполне радостными. Не было похоже, что они испытывают боль. Решилась бы я на такое? У меня нет ответа на такой вопрос.

— Ещё посмотрим видео с процессом роста эмбрионов?

Разворачиваюсь к Эвансу и снова немного теряюсь. Он так близко, что все мысли, ранее сформировавшиеся в слова, теряются, как только я встречаюсь с этими голубыми омутами.

— Мне интересно, как происходит зачатие. Об этом говорилось в записи, но так поверхностно.

— Хорошо. Давай посмотрим.

Сажусь на своё место, и Эванс опускается на стул рядом. Воспроизведение начинается. Сначала идут привычные пояснения и схемы. Но когда начинается видео, я замираю с приоткрытым от изумления ртом.

Секс. Акт соития двух тел. Голос за кадром поясняет происходящее, а я ощущаю, как мне становится жарко. Так, будто мы сейчас находимся в инкубаторе, где температура значительно выше. Пришлось даже растегнуть халат. И судя по тому, что Эванс делает тоже самое, просмотр не оставил и его равнодушным.

Картинка замирает, сигнализируя об окончании трансляции, и мы молчим несколько минут. Когда Итан начинает говорить, я отмечаю, что его голос стал чуть более хриплым, глубоким. И тело мгновенно покрывается мурашками.

— Ещё? Искать ещё похожие?

Щеки горят, а внизу живота ощущаю странный дискомфорт. Но лишь утвердительно киваю головой, потому, что в горле слишком пересохло.

2092 нажимает «воспроизвести», и мы замираем от увиденного. Если на предыдущем видео это было общее пояснение с медицинскими терминами, то здесь нет никаких пояснений. Только действия.

Мужчина подходит к девушке и проводит рукой по её телу. Точно так, как мы стояли с Эвансом, когда танцевали. Наклоняется к ней и целует. Это не похоже на дружеские объятия или поцелуи, которые я видела на предыдущих слайдах. Он целует её так, как это делали мы с Итаном. И от понимания странные ощущения в теле усиливаются. Я ощущаю взгляд Эванса на себе и только прикусываю губу, стараясь не выдавать собственных мыслей.

Мужчина начинает раздевать девушку, открывая вид на её тело. И мне хочется отвернуться. Это странно, это запретно. Но я продолжаю смотреть. Отмечаю, что физиологически мы очень похожи с девушкой на видео. Инстинктивно касаюсь груди, но тут же отдергиваю пальцы.

Щелчок выводит меня из состояния полного поглощения. Я так увлеклась просмотром, что не обратила внимание, когда 2092 снял перчатки с пальцев. И сейчас, когда его ладонь оказывается неприкрытой, воображение начинает рисовать картинки, где его рука скользит по моему бедру, точно так же, как это происходит на экране, и это только усиливает реакцию тела. Ёрзаю на стуле и стараюсь унять дрожь, отгоняя странные видения.

Поцелуи на экране переходят на другие участки тела, и я закусываю губу, стараясь не думать о том ощущении, когда Эванс целовал меня. Взгляд голубых глаз скользит по моей коже, и 2092 сглатывает слюну. Чем больше откровений в видео, тем более обжигающие взгляды между нами.

Представляю, как Эванс проводит ладонями по моей коже. Так, как это происходит там. Не через слои одежды. Как его пальцы рисуют дорожку от шеи к груди.

Я не понимаю, почему это происходит. Не знаю, что руководит мной и что за странное ощущение я чувствую в промежности, но мой мозг продолжает подбрасывать всё новые и новые картинки, где Эванс точно так же проводил бы губами по моей коже. Но дальше…Честно признаться, от движений и действий пары я нахожусь в шоке. Я не знаю, что это и зачем. Не понимаю смысла происходящего и что они чувствуют во время процесса. То, что происходит на экране пугает и одновременно с этим пробуждает какое-то непонятное желание. Когда с губ девушки в видео слетает стон, Итан не выдерживает и ставит запись на паузу. Тут же встаёт со стула и уходит в другой конец лаборатории. Остановившись рядом с капсулами, смотрит на них и, судя по вздымающимся плечам, его дыхание так же сбивается как и моё.

Я тоже встаю, но боюсь подходить к нему. Не понимаю, какие эмоции руководят Итаном. Поэтому так и остаюсь стоять у стола. После просмотра записи я чувствую тяжесть внизу живота, а тело настолько сейчас похоже на оголённый нерв, что любой взгляд или жест может мгновенно выбить меня из колеи.

Эванс широкими шагами пересекает лабораторию, и у меня просто перехватывает дыхание, когда он останавливается возле меня.

— Как думаешь, то что они делали… — зрачки чуть расширены, и голос более глубокий. Это заставляет меня снова ощутить странный прилив. — Что они чувствуют, когда делают это?

— Не знаю…

— Что ты ощущаешь, если я делаю так?

Его рука скользит по моему подбородку, проходит под ухом, и пальцы путаются в волосах, опускаясь на затылок.

— Это… — голос постоянно срывается то ли на шепот, то ли на тихий выдох. Приходится сглотнуть, чтобы хоть немного привести голосовые связки в норму. — Приятно.

— А так?

Вторая рука проходит по шее вниз, к ключице и опускается на грудь. Практически так, как было в моей фантазии, только через ткань рубашки. И я не могу сдержаться, вдыхая сквозь приоткрытые губы.

— Очень приятно и… странно. Я могу?

Приподнимаю руку, протягивая её к лицу Эванса, и он чуть заметно кивает, позволяя мне прикоснуться. Волоски щетины не такие колючие, какими кажутся. Провожу фалангой большого пальца по его губам и машинально подаюсь вперёд. Не могу сдержать желание поэтому, привстав на носочки, целую его. И он тут же прижимает меня к себе ещё ближе. Так, что весь воздух выбивает из груди. Его язык переплетается с моим в борьбе. Легко подталкивает меня и, не разрывая этого безумия, я отступаю назад, пока не упираюсь ягодицами в стол.

Машинально запускаю пальцы в его волосы, и от этого меня ещё больше уносит. Когда его руки блуждают по моему телу, когда он так целует меня. До головокружения. Одним рывком усаживает меня на стол. Отрывается только на минуту, и в его затуманенных голубых омутах я тону окончательно.

— А так?

Губы касаются шеи, и я чуть закидываю голову назад, открывая больше места для его жадных поцелуев. Я не знаю, что со мной происходит. Это просто помутнение рассудка, просто непреодолимая тяга, желание практически болезненное. Я хочу его прикосновений. Ещё больше!

Помещение лаборатории разрезает звук сигнала, который оповещает о завершении смены. И мы отрываемся друг от друга. Стараемся отдышаться. Если это безумие нас погубит в конечном итоге, то я готова сгореть сотню раз, лишь бы ещё раз испытать подобное.

14. Инкубатор

После того, что произошло в лаборатории, я долго не могла уснуть. Ворочалась на месте в попытке устроиться поудобнее на кровати, комкала тонкую ткань одеяла пальцами и не могла найти удобного положения. Память возобновляла раз за разом картинки просмотренного видео. И я снова прокручивала их как на повторе. То, что делали эти двое, будоражило моё сознание, бросало в жар и пробуждало странные мысли. Мне хотелось испытать это. Чтобы Итан делал со мной тоже самое. Точно так же касался руками кожи, проводил губами по голому телу.

Руки скользнули по чувствительной плоти, и я лишь сильнее стиснула колени, громко выдыхая. Это безумие! Наверняка, эти действия противозаконны. И я тут же отдергиваю пальцы, крепко стиснув одеяло, и с силой, до разноцветных плывущих кругов зажмуриваюсь. Это одержимость! Мысли больше не принадлежат мне, а тело реагирует слишком бурно на эти картинки из моего воображения. Это помутнение! Рассудок сейчас подченен единственной идее — желанию. Оно просто до боли пульсирует по всему телу, порождая всё новые импульсы.

Не знаю, сколько времени ушло, но засыпала я долго. Пришлось даже повторно сходить в душ, чтобы остудить слишком возбужденное тело. Я просто не знала, что делать с собой, впервые не понимая собственных желаний. Нет, скорее даже физиологических потребностей.

Утром всё тело ноет, а просыпаться совершенно не хочется. Лампочка над окошком раздачи загорается, и я тут же оказываюсь там, забирая ежемесячную дозу очистителя. Каждые полгода женская половина Ребут-сити обязана проходить осмотр медицинской комиссии. Знаю, что у мужчин это происходит чуть реже, но без этого объект не будет допущен к работе. Процедура всегда стандартна, и я проходила её около пяти месяцев назад. Очередной осмотр был назначен уже через пару недель, но сейчас меня немного пугала мысль о том, что кто-то будет сканировать меня. Вдруг то, что мы с Итаном целовались как-то обозначилось на моём физиологическом статусе? Все эти прикосновения. Если это влияет на нас? Не зря же мы все обязаны носить перчатки.

Очиститель или КМЦ — маленькая синяя таблетка. Я не знаю точно сути её действия. Жителям Ребут-сити не дают подобной информации. Но строго-настрого запрещено пропускать приём этого лекарства. Уже за отказ от КМЦ можно получить штраф, а при повторном инциденте — метку. Говорят, что очиститель был изобретён учёными ещё до создания основ нашего мира. В то далёкое время до всемирной войны. Каждая девочка, начиная с десяти лет, обязана каждый месяц принимать это лекарство. В противном случае, говорят, может наступить биологическая смерть. Или откроется кровотечение. Насколько это правда, сложно судить. Потому что сама я ни разу не пропустила приём очистителя. Меня до ужаса пугает, что организм может сам начать странный процесс разрушения. Ведь кровотечения не бывают просто так, верно?

Поэтому не раздумывая, глотаю свою дозу и раскусываю маленькую биоёмкость с водой. Капля взрывается под натиском зубов, наполняя ротовую полость влагой, и я делаю глоток, позволяя синей таблетке раствориться. А её действие будет ощутимо уже через несколько часов. Лёгкое головокружение и тянущий дискомфорт внизу живота. Благо, что это проходит в течение дня. В противном случае, если не принять таблетку вовремя, тянущие боли усиливаются.

И снова всё по заученной схеме — шеренга людей идущих на рабочее место. Перед глазами рябит от светлых волос и однотипных одежд. Этот бесконечный конвейер раздражает, заставляя меня чуть сжимать кулаки и ещё сильнее вздернуть подбородок, смело глядя перед собой. Мои тёмные волосы пятном выделяются среди светлых голов. И я даже получаю какую-то странную порцию удовольствия от того, что не такая как все. Раньше меня это только до ужаса огорчало, сейчас же — наоборот. Я не хочу соответствовать канону.

Лаборатория встречает нас привычной обстановкой. Всё те же капсулы за стеклом и куча дисплеев, горящих со всех сторон голубыми экранами.

Эванс сегодня на удивление в более приподнятом настроении, чем я. Видимо, в отличии от меня, он спал этой ночью, а не предавался глупым мыслям.

— Как спалось?

Будто прочитав мои мысли, мужчина задаёт вопрос, на который я не смогу дать ответ. Как произнести вслух, что вместо отдыха предпочла полночи думать о нём? Вижу, как чуть дрогнули губы Итана, и тут же ощущаю, как краснеют щеки. Зачем-то в голове всплывают непрошеные кадры, и я только отвожу взгляд, стараясь удержать комментарий и делать непринуждённый вид.

— Нормально. А ты как?

Замечаю, как в его глазах пляшут озорные искры при взгляде на меня, и ладошки тут же потеют.

— Отлично.

Почему-то из его уст это звучит так, что я мгновенно смущаюсь.

Окинув хитрым взглядом меня с макушки до пят, Итан хмыкнул себе под нос, вводя необходимый графический символ и открывая тот самый доступ NC-17. А после, сверяясь с заданиями на смену, только хмурит брови. Ещё пару минут назад игривое настроение мгновенно сменяется абсолютно серьёзным видом.

— Что такое?

— Это, наверняка, ошибка какая-то.

Подхожу ближе и рассматриваю список собственных заданий. Первые несколько строчек не вызывают вопросов. Но взгляд вдруг цепляется за пятый абзац.

«Отключить обеспечение капсул 344–384. Все эмбрионы утилизировать»

Перечитываю строчку несколько раз, стараясь уловить смысл. Мозг просто отказывается воспринимать подобное задание.

Утилизировать

— Что это значит?

Оборачиваюсь на Итана, стараясь заглянуть в его глаза, найти там ответы на все вопросы, поддержку и утешение. Мой голос подрагивает, а в горле словно образовался ком, не позволяющий нормально дышать и говорить. Я всё ещё храню трепетную надежду, что неверно поняла смысл задачи. Что это просто чья-то глупая ошибка. Но по взгляду Эванса и его мрачному виду понимаю, что это не так.

— Зачем?

Произношу это тихо, бросая взгляд в сторону стеклянной двери, за которой расположен инкубатор.

— Не знаю. Нам не дают подробной информации. Есть только задача и время для выполнения. Всё.

Вижу, как он заметно начинает нервничать, то и дело сжимая и разжимая кулаки, отчего латекс противно скрипит обтягивая кожу.

— Они же живы…

От осознания на глаза выступают слёзы, и я, что есть сил, стараюсь успокоиться. Делаю несколько вдохов и выдохов, стараясь вернуть себе самообладание.2092 оказывается рядом, отмечая моё напряжение, и осторожно касается руки, едва стиснув пальцы вокруг моего запястья.

— Эш, послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Знаю, насколько глупым и страшным кажется задание. Я ненавижу подобные дни. Просто ненавижу! На моей памяти было два таких отключения. Первый раз мне необходимо было отключить двадцать семь капсул, а второй раз — сто одиннадцать. Ты понимаешь? Сто одиннадцать абсолютно здоровых малышей. Но это задача на смену, и её необходимо выполнить. В любом случае их отключат. Если система решила, что эти дети не нужны, значит они уже приговорены. А ты, не подчинившись заданию, можешь заработать штраф. Ты хотела узнать, где я заработал свои метки? Одна из них была именно из-за этой ситуации. За тот первый раз, когда я отказался это сделать. Их отключили. При мне. Я же обзавелся меткой и штрафом за отказ от задачи. Это жёсткий экзамен, проверка на хладнокровность, повиновение системе. Прошлый раз я проводил отключение в присутствии администратора, Эш. Все сто одиннадцать капсул. Он просто стоял и смотрел, как они медленно погибают, а я ничего не мог сделать.

За пеленой прозрачных слёз лаборатория кажется размытой, и голос Итана звучит будто отдалённо. Отключить их — значит убить. Просто так, потому, что так решила программа. Бездушная тварь, которая вершит судьбы каждого, кто оказался заперт в этих стенах. Неделю назад я снимала показатели с этих капсул и совершенно точно знаю, что все плоды там — абсолютно здоровы. Их показатели в норме, а отклонений нет. До пробуждения им осталось каких-то четыре недели. Через месяц все сорок капсул произвели бы в свет новых объектов. Это сорок жизней, сорок живых детей. Это не просто набор хромосом и клеток — они живы. Полностью сформированы. И по моей коже проходит холодная волна от осознания неизбежности. Я должна отключить их. Собственноручно приговорить на смерть. И лишь по какой-то неизвестной для меня причине стать той, кто должен бездушно отключить обеспечение.

— Я не буду…

Говорю это твердо, уже сделав свой собственный выбор.

— Эшли, ты не можешь отказаться от задания. Если узнают, что ты не выполнила его, то будут проблемы.

— Нет, нет! Я не могу. Нет!

Дыхание сбивается окончательно, и я ощущаю, как нервы, натянутые до предела, готовы в любой момент треснуть. Просто взорваться, погружая меня в состояние паники. Обхватив подбородок пальцами, Эванс чуть приподнимает моё лицо, заставляя обратить на себя внимание.

— Посмотри на меня. Посмотри.

Я несколько раз моргаю, и по щекам тут же скатываются несколько маленьких капель.

— Корд, посмотри на меня. И выслушай! Я знаю, что это ужасно. Понимаю, что ты испытываешь. Я тебя понимаю, чувствую, слышишь? Они всё-равно будут отключены. А ты можешь оказаться в зоне риска, если откажешься выполнить задание.

Сглатываю горечь и стараюсь просто снова начать дышать. Киваю головой, понимая о чем он твердит.

— Эш, прошу. Подумай о себе. О нас…

«О нас…»

Сколько много скрыто в этой фразе. Есть ли шанс нам в этом мире? Среди запретов и неусыпного контроля, где камеры пристально наблюдают за каждым твоим движением? Где априори не может быть чувств? Какова вероятность, что мы сможем и дальше скрывать то, что мы повреждённые? Не такие как все? Сколько нам осталось? Итан уже одной ногой в камере. А я… Что ждёт меня? Уже в этом месяце моё совершеннолетие и очередной контроль с комиссией во главе. Что если система сочтет, что меня вновь необходимо перевести? Если я больше не смогу видеть Эванса? Эти вопросы пугают, оставляют какое-то болезненное чувство безысходности.

Нам нет места в этом мире. Поджимаю губы и снова киваю, делая вдох. Я стараюсь казаться спокойнее, но пробужденные в душе вопросы только усугубляют моё состояние. Поэтому я делаю вдох за вдохом. Просто стараюсь сосредоточиться не на вязких тянущих в бездну вопросах, а на голубых глазах Эванса. Только в них я вижу спасение. В них же различаю и собственную погибель. Если его не будет рядом, зачем мне вот это всё? Вдох… Наконец-тоощущаю, как паника понемногу отпускает меня. Тахикардия сходит на нет, а звуки наконец-то более различимы. Дрожь немного проходит, и только тогда он отпускает меня.

— Хорошо…

Я выполняю задачи медленно, оттягивая этот момент как можно дальше. Но предыдущие пункты просты и не требуют особых навыков. Да и времени на выполнение уходит гораздо меньше. Чем ближе я к пятой задаче, тем хуже мне становится. Я не убийца!

Останавливаюсь у двери инкубатора и не решаюсь ввести код в пропускной панели. Просто смотрю на капсулы за стеклом, и сердце сжимается от несправедливости. Оповещение о прибытии лифта заставляет меня вздрогнуть, и я тут же смахиваю тыльной стороной ладони влагу с ресниц и часто моргаю, стараясь отогнать непрошеный выплеск эмоций. Эванс реагирует мгновенно. Откладывает свои дела и подходит ко мне ближе. И когда створки лифта открываются, я замечаю тех, кого меньше всего хотела бы видеть сейчас. 1986 и 2007 и какая-то незнакомая для меня девушка. Для полноты картины не хватает ещё Джилл, и я тогда бы сочла, что это какой-то заговор против меня. Рид уверенным шагом подходит ближе, останавливаясь рядом с моим научным руководителем.

— 2092, 2104 — Жаклин чуть насмешливо улыбнулась, произнося моё имя. — Отдел контроля отправил нас в качестве комиссии. Сегодня вам даже нет необходимости делать отчёт о процедуре утилизации, потому как я лично прослежу за нормами. 2007 любезно согласился присутствовать в качестве независимой стороны. Тем более, что условия лаборатории ему не чужды.

Коротко кивнув присутствующим, Итан совершенно спокойно и не задавая лишних вопросов направился к двери, ведущей в отсек с капсулами. Пароль введен, и лампочка сигнализации оповещает о возможности беспрепятственно войти в инкубатор. Эванс делает шаг вперёд, но голос главы контроля тут же останавливает его. Этот тон не обещает ничего хорошего.

— 2092, насколько мне известно, отключение капсул личное задание объекта 2104.

Вижу, как сильно Итан сжимает челюсть, хотя и старается не подавать вид.

— Прошу.

Махнув рукой в сторону входа, Эванс замирает. А Рид продолжает сверлить меня проницательным взглядом, будто стараясь уличить в наличии здравого смысла и чувств, отличий от системы. Этот взгляд зажигает внутри меня чувство ненависти. Пришла контролировать, убедиться. Ждёт, пока я выдам себя, не иначе.

Жаклин с незнакомой блондинкой проходят вперёд, и я следую прямо за ними. На мгновение, когда я прохожу рядом с Итаном, наши руки соприкасаются, посылая лёгкую дрожь по моему телу. Обернувшись, я замечаю на себе взгляд 2007. Хитрый, очень недобрый. Вдоль лопаток проходит мороз, как будто я вошла сейчас не в тёплое помещение инкубатора, а в криокамеру.

Рид останавливается четко напротив необходимых капсул и, подключая устройство на запястье, открывает голограмму с трансляцией. Записывает на видео мои действия. Титанических усилий мне стоит находиться сейчас рядом, просто глядя перед собой и не выражая того спектра ярких эмоций, которые клокочут внутри.

— Время 16:53Объект 2104. Отключение биокапсул. Комиссия в составе главы контроля 1986, объектов 1996 и 2007. На операции также присутствует научный руководитель 2092

Украдкой бросаю взгляд на Итана, отмечая, как он потирает кисти, стараясь выглядеть абсолютно бесстрастным. Но я знаю, что он ощущает. Он перенервничал, и это мгновенно вызвало реакцию организма.

— Приступайте, 2104.

Делаю шаг к капсулам, ощущая как ноги становятся ватными. И только с силой прикусываю внутреннюю поверхность щеки, стараясь сохранить невозмутимый вид. Кусаю сильно, пока во рту не ощущаю специфический солоноватый привкус крови.

Останавливаюсь напротив капсулы 344, внутри которой лежит ребенок. Вполне обычный малыш, разве что ему ещё необходимо немного времени, чтобы набрать вес. Он такой беззащитный. Крошечный. Не понимающий, что скоро его существование прервется, когда я нажму на кнопку «стоп», прекращая подачу необходимого для него жизнеобеспечения.

Кроха шевелится в синей жидкости, хватаясь пальчиками за пуповину, соединяющую его с пузырем капсулы. Приоткрывает ротик и немного ворочается, словно ощущая угрозу.

— Чего вы ждёте, объект?

Голос 2007 сейчас вызывает во мне новую волну ненависти и отвращения. Заношу руку над кнопкой и вдыхаю воздух на полные лёгкие, когда ладонь опускается на «стоп» В голове пульсирует голос Эванса:

«Подумай о… нас»

15. Повреждённые

Я больше не чувствую внутри ничего. Просто полное выгорание. Рука в очередной раз опускается на кнопку «стоп», и капсула 384 прекращает свою работу. Я слышу, как перестает работать маленький моторчик, циркулирующий необходимое для плода жизнеобеспечение через пуповину. Вижу, как гаснут лампочки, освещающие приборную панель.

Когда мой «экзамен» на бессердечность и верность системе завершается, а последняя капсула отключается, я просто разворачиваюсь и ухожу в лабораторию. Не хотела оборачиваться, не хотела видеть то, что происходило там, под прозрачным куполом, где в голубой жидкости сейчас обрывалась маленькая жизнь. Все сорок раз я мысленно умерла вместе с ними. Но тем, кто сейчас безразлично смотрит на это, совершенно не понять моих чувств. Жаклин всё это время абсолютно спокойно наблюдала за происходящим, и мне даже казалось, будто в какой-то степени она получает удовольствие от этого зрелища. Чувствует свою власть, ощущает себя вершителем судеб. Я же никогда не хотела подобной участи. Замечаю обеспокоенный взгляд Итана, и лишь едва заметно киваю головой. Я знаю — он переживал. Он ведь и сам проходил через это, знает, что я чувствую. Но так же, как и я, должен хранить маску полной отрешённости. Против системы невозможно идти, она всё равно станет победителем.

Машинально беру со стола список задач и иду выполнять следующую. Действую как робот, совершенно не вникая в суть поручения. Переставляю предметы с места на место, создавая видимость труда. Мне уже плевать на посторонних людей в лаборатории. Я их просто не замечаю. Потому что перед взором раз за разом возникает образ крошечного ребенка. То, как он сжимал пальчики, поворачивая голову в сторону, когда я отключила его. Мне абсолютно всё равно, что подумает Рид, и оштрафуют ли меня сегодня за что-либо. Даже если сейчас поставят сразу все десять меток — это не сможет компенсировать жизни всех тех сорока младенцев. Я теперь не смогу спать, не думаю о том, что совершила. Мне кажется, что мои руки мокрые, будто под тонкий слой черного латекса затекла та самая густоватая желеподобная субстанция с капсул. Закрываю глаза, в попытке удержать себя от приближающейся истерики, но вместо этого перед глазами выстраиваются стройные ряды тех самых прозрачных колб.

— …Отбраковка.

Рид уверенным шагом пересекает лабораторию, даже не глядя в мою сторону, пока я отворачиваюсь, переставляя реактивы на стеллаже рядом с тем самым рабочим местом Эванса. 2007 наоборот, очень внимательно наблюдает за каждым моим действием. Я кожей ощущаю его цепкий взгляд. Он мне уже хорошо знаком. Но сейчас мне до этого совершенно нет никакого дела.

— Показатели прошлой недели соответствовали нормам.

Голос Итана абсолютно спокойный, размеренный.

— Вы сомнемваетесь в поставленной задаче для вашей подопечной?

И тут же ощущаю, как подгибаются мои колени. Не хватало ещё Эвансу сейчас выдать себя с головой. Отхватить смертный приговор. Пальцы дрогнули, и на пол тут же полетела пробирка. Мгновение — и стекло разлетается на мелкие осколки, пока белая жидкость расползается по полу у моих ног. Испуганно оборачиваюсь, на что Итан только поджимает губы.

— 2104, с вас вычтут стоимость оборудования.

Эванс произносит это так холодно и четко, что волоски на моём теле встают дыбом. Он сейчас говорит точно так, как ответил бы любой на его месте, и тем не менее, с его уст это звучит ужасно. Бесчувственно, безразлично.

— Да, 2092.

Пальцы подрагивают, а диафрагма снова сжимается в новом приступе паники. Только не сейчас! Вдох…Наклоняюсь чтобы осторожно собрать осколки. Выдох.

— Система не ошибается. Все мы работаем на благо человечества. Я никогда не сомневался в идеалах Ребут-сити.

Стеклышко прорезает тонкий слой перчаток, впиваясь в ладонь. Идеалы… Меня просто коробит от этого. От всего, что происходит. От этих лживых слов, от собственных действий.

— Похвально. Что ж, задача выполнена. 2104 — поднимаю голову, глядя на Рид, выражая через этот взгляд всю мою ненависть. — Вы неплохо справились. Неожиданно неплохо.

Приходится снова прикусить внутреннюю поверхность щеки, чтобы не высказать ей в ответ всё, что я считаю. Жаклин со своими «коллегами» направляется к лифту, стуча металлическими набойками каблуков по полу. Каждый этот маленький стук вторит пульсации в моих висках. Эванс провожает их до кабины, как этого требует этикет. Но как только створки закрываются, а на дисплее рядом загорается оповещение о подъёме лифта вверх, — он быстро подходит ближе.

Я же так и остаюсь сидеть на полу, сжимая осколки пробирки в руках. Слишком много всего. Слишком сложно. Ощущаю потребность в кислороде, а следующий вдох больше походит на всхлип. А за ним ещё и ещё… Пока эмоции окончательно не поглощают меня. Эванс оказывается рядом, тут же опускается на корточки, перехватывая разбитое стекло из моих рук. Поднимаю затуманенный взгляд на него, и меня окончательно разрывает. Лавина слёз и неровных вдохов накрывает меня с головой. Он быстро убирает осколки, стирая реактив, пока я просто плачу, сидя на коленях возле его рабочего стола.

— Тшшшш. Прошу! Эшли… — проводит рукой по моим волосам, убирая за ухо прядь.

Всхлип, и новая порция слёз. Итан тут же садится на пол и притягивает меня к себе, прижимает к своей груди, позволяя мне выливать собственные эмоции. Проводит рукой по спине, по волосам, что-то неразборчиво шепчет на ухо, пока я борюсь с этими навязчивыми картинками перед глазами.

— Я… Я их… Убила.

Слова с трудом слетают с губ, вперемешку с солёными слезами.

— Шшшшш… их бы отключили. Их бы всё равно отключили, Эш. Ты ничего не могла сделать, не могла помочь им. Всё это закончилось.

Осторожно сжимает мою ладонь, и я болезненно шиплю, когда чувствую прикосновение к ране. Эванс быстро стягивает латекс, обнажая израненную руку. Пальцы в крови, а на ладони красуется глубокий порез.

— Таааак! Сейчас.

Он тут же поднимается на ноги и достает аптечку из небольшого прозрачного бокса.

— Зачем всё это надо было? Зачем отключать их?

Снова шикаю, когда антисептик обжигает раненую кожу. Печёт. Всхлипываю, но слёз уже меньше. Инстинктивно дую туда, где сейчас концентрируется жжение, стараясь хотя бы немного облегчить состояние и снять это ужасное ощущение. А дальше следует специальный медицинский клей. Эванс бережно наносит его на края раны и осторожно прижимает их друг к другу. Проходит около трёх минут, и он разжимает пальцы. Лёгкое покраснение вокруг тонкой полоски — единственное, что напоминает о недавнем порезе. Если бы можно было так облегчить ту боль, что внутри. Точно так же обработать рваные края моей души специальным средством, которое смогло бы исцелить её, склеить обратно и стереть воспоминания о сегодняшнем дне. Чтобы больше не чувствовать себя так мерзко. Не видеть больше эти проклятые капсулы перед глазами.

— Я не знаю, что тебе ответить. Сколько бы я не пытался найти оправдание этим действиям — столько же раз я просто убеждался в том, что это всё абсолютно бессмысленно. Это страшно. Это просто мерзко. Люди стали бесчувственными монстрами, просто машинами. Чем мы все лучше роботов? Война была девяносто четыре года назад. Ты понимаешь? Всё эти годы мы отчаянно боролись за сохранение собственного вида, а по итогу чего добились? Это же больше не человечество.

Я понимаю, о чем он сейчас говорит. Эти мысли давно посещают меня. Он просто озвучивает то, что я думаю. И мы понимаем друг друга как никто другой. В какой-то момент, хмыкаю, утирая нос свободной рукой и произношу:

— 2092, вы говорите как повреждённый.

Немного склоняю голову на бок и чувствую, как уголки губ приподнимаются, образуя лёгкую улыбку. Я не хотела его обидеть, и надеюсь он понимает меня. В нашем обществе это ужаснейший изъян. Пятно на фоне идеального мира. Но для меня сейчас это слово лучше любого комплимента. Величайший дар — отличаться.

— Если за такие слова меня можно обвинить в том, что я повреждённый — пусть так. Значит, я действительно не такой как все. Я рад этому, Эшли. Испытывать эмоции, чувствовать. Переживать, радоваться, смеяться, размышлять…Любить.

Моё сердце мгновенно пропускает удар, когда он произносит это слово. Я тут же вспоминаю то, что успела узнать об этом чувстве, и ощущаю как в грудной клетке расползается жар.

— Лучше быть повреждённым, но человеком. Чем просто бездушным роботом.

Его взгляд прожигает, разрушает меня на атомы. Знаю, он ощущает тоже самое, что и я. Вижу это на дне тёмных зрачков, за тонким небесным ободком его радужек. Словно слышу, о чем он сейчас думает. Поэтому просто делаю то, что считаю самым верным в данный момент — подаюсь вперёд. Это просто на грани инстинктов, на пределе чувств. Всё это занимает долю секунды, когда одновременно со мной Эванс склоняется вперёд. Когда наши губы встречаются, я готова в очередной раз сгореть в этом ощущении, растворится.

Я знаю, что то, что мы делаем — правильно. Правильно для меня и для него. И нет… Это не мы не подходим для этого мира. Это мир не подходит для нас.

Я могла бы вот так находиться в его объятиях вечность. Его близость сейчас для меня уже стала какой-то необходимостью. Мне спокойно, когда он рядом. Хорошо, вот так ощущать тепло его тела. И я бы ни за что не хотела снова вернуться к неведению. Не познать этого трепета, зарождающегося в организме лишь от одного взгляда, от одного лёгкого прикосновения. Я поняла, что только рядом с ним наконец-то стала живой. Не объектом, а человеком.

Рабочая смена в разгаре, а список заданий сделан всего лишь на половину. И как бы нам не хотелось послать этот мир в бездну, приходится следовать правилам, принятыми не нами. Поэтому быстро извлекаю с дозатора новую пару перчаток и возвращаюсь к работе, стараясь как можно скорее завершить этот проклятый перечень дурацких поручений. Просто надеюсь, что этот день закончится.

Бессмысленность действий и заданий на смену выводит меня из себя. Сегодня происходит какой-то странный набор из глупых поручений. Я только поджимаю губы, когда третий раз за неделю мне приходится переставлять схемы на панели задач.

Когда с последним глупым пунктом покончено, я обессилено опускаюсь на стул, прикрывая глаза. Этот день меня вымотал.

— Будем сегодня что-то смотреть?

Итан разворачивается ко мне и уже привычным жестом сбрасывает ненавистные перчатки. И снова я замираю. Наверное, я никогда не привыкну к подобному. Но мне так нравится, когда он это делает. Как сжимает пальцы и как выступают вены на его руках. Как стальные нити они обвивают его предплечья и кисти, скрываясь под кожей. И это услада для моих глаз.

— Да. Давай про повреждённых. Я хочу знать, были ли такие как мы в Ребут-сити раньше. Какие вообще сведения есть о них.

Итан чуть хмурит брови, поглядывая на дисплей.

— Уверена, что действительно этого хочешь?

Конечно хочу. Всё, что касается «нас» для меня теперь первостепенно. И раз уж мы с Эвансом явно относимся к некому запрещенному виду, то хотелось бы знать, каковы наши шансы.

Он вводит запрос в систему, и первое, что мы находим — статья о повреждённых. Эту информацию нам давали во время обучения. Помню, как каждый ментор контролировал информацию, которую мы получали в процессе учебных часов. А этой теме было выделено целых два модуля. Я заучила эти строчки наизусть.

Наш мир — идеальный порядок и подчинение правилам. Ребут-сити — это город, воспитывающий людей согласно строгим канонам. Чипы блокируют проявление эмоций, полностью уничтожая потребность в контакте объектов вне рабочего времени. Каждый житель города должен чтить систему и выполнять свои функции. Быть тем самым маленьким звеном, которое вращает огромнейший механизм.

Но в истории были и те, кто по каким-то причинам не поддавался воздействию чипа. Я помню, как во время занятий один из учеников проявлял излишний интерес, задавая вопросы, которые следовало бы держать при себе. Он озвучивал то, о чем я боялась даже думать, чтобы случайно не произнести подобное вслух. А он говорил. Высмеивал весь наш устрой. Не скрывая правды, стараясь достучаться до каждого. Метки появлялись в его личном деле слишком часто. А потом… Потом он попал в камеру. А я для себя раз и навсегда уяснила, что необходимо молчать.

Повреждённый — так тогда звучал его приговор. Он испытывал эмоции, и чип не справлялся с активностью его мозга. Он был таким же как и я. Но не боялся говорить об этом. За что и заплатил свою цену.

На экране высвечивается таблица с порядковыми номерами всех членов Ребут-сити. Это длинный список с общими данными и личными делами каждого жителя города. Тех кто был и кто есть. Огромнейший архив, где хранится абсолютно все досье.

Рассматриваю порядок цифр и ощущаю странное волнение. Их так много. Не один и не два… Тысячи комбинаций и столько же колонок. Нас так много успело стать частью этого мира. Строчки мелькают перед глазами. Зелёным подсвечены те, кто живёт сейчас в городе. Красным — те, кто уже утилизированы. Перед глазами рябит от череды цвета.

Среди номеров Итан находит знакомые цифры. Того самого напарника, который погиб в шахтах вентиляции. Возле порядкового номера надпись — повреждённый. Рядом с цифрами стоит графа количество меток и статус — деактивирован. Аватар перечеркнут красным крестиком, оповещающим, что объект уже умер.

Мы с непониманием переглядываемся с Эвансом, стараясь понять смысл статуса. Но объяснений нет. Листаем обратно, где личное дело одного из жителей города, живших раннее. Рядом с именем статус — мертв. Так в чем разница? Почему тогда в личном деле значиться слово «деактивация»?

— Что это значит? Ты же говорил, что его смерть произошла в результате несчастного случая?

Итан только хмурит брови, снова и снова вчитываясь в статус. Замечаю, как сложно ему даётся сохранять спокойствие. Он с такой силой стиснул челюсть, до хруста в зубах, что мне тут же стало неловко.

— Я не знаю, что это значит. Он действительно погиб из-за нелепой случайности.

Эванс открывает подробное досье, внимательно вчитываясь. В пояснении причины смерти было сказано: погиб в шахтах, и на этом всё.

Закрыв личное дело, Итан листает дальше, пока я просто молча наблюдаю за сменой аватаров. Среди них замечаю знакомые лица, например Жаклин и этого мерзкого блондина, имя которого я не знаю — 2007. Мы не вчитываемся в их данные, просто быстро переключаясь на другую строчку. Хотя, среди объектов есть и те, кого я совершенно не помню. Странно осознавать, насколько велик по размерам Ребут-сити. Ведь я не знаю и половины тех, чьи личные дела отсвечивают зеленым.

А после дыхание моё замирает. Когда среди сотен порядковых номеров взгляд цепляется за цифры 2092. На аватаре фото Эванса, где он максимально серьёзен, а зеленый кружок вокруг приятно успокаивает. Ни за что на свете, я бы не хотела, чтобы рядом с его аватаром светился красный крест. Даже от мысли мне становится больно. А ведь это вполне может случиться. Количество меток девять, и вновь я кусаю губы, понимая, насколько близок 2092 к утилизации. Взгляд опускается ниже. Статус объекта — на контроле.

«На контроле»

Становится страшно, я оборачиваюсь и снова смотрю в голубые глаза в поисках ответов и банальной поддержки.

— Что это значит?

Вижу, как заметно напрягается Итан, открывая личную информацию. Среди строчек стоит предварительное заключение — возможно повреждённый. И я ощущаю нехватку кислорода, будто из лаборатории только что выкачали весь воздух. Не хочу в это верить.

«Они знают… Подозревают»

Просто ждут, когда он снова оступится. И тогда уничтожат. Просто отключат. Как я собственноручно отключила капсулы сегодня.

Листаю ещё ниже, и снова сердце пропускает очередной удар — 2104.Моё личное дело хранит всю информацию от пробуждения. Здесь записаны все метки и причины, по которым я их получила, данные контролей и медицинских осмотров. Листаю в самый низ и замираю. Статус точно такой же, как и у Эванса — на контроле. А дальше краткое пояснение — возможно общение с повреждённым. Подозрение на наличие антидота.

Несколько раз моргаю, стараясь понять последнюю строчку в личном деле. Растерянный взгляд не может сосредоточиться ни на чем больше, чем странная фраза:

«Наличие антидота»

Эванс смотрит на меня с таким же непониманием, перечитывая несколько раз заключение.

— Что это значит? Наличие антидота?

Спрашиваю у Итана, но он лишь пожимает плечами и нахмурив брови. Пальцы скользят по волосам и он отходит в сторону. И прикрыв глаза, просто пытается принять полученные сведения.

— Я не знаю, Эш. Но однозначно они всё знают.

Я не хотела верить в это, но факты неопровержимы.

— Почему же тогда до сих пор не уничтожили нас?

Вернувшись к рабочему месту, быстрым движением Итан сворачивает информацию, оборачиваясь и усаживаясь на столешницу.

— Думают, что контролируют. Наблюдают, проводят эксперимент. Мы просто объекты исследований.

Он смеётся, потирая пальцами прикрытые веки. Но в этом смехе просто безысходность.

— Мы живы, пока зачем-то нужны им. Но как только станем бесполезны…

Нас всегда могут убить. В любой момент. Я не знаю, что ждать от нового дня. Не уверена, что он вообще настанет. Мы всего лишь эксперимент. Повреждённые гены идеального общества. Бросаю взгляд на маленькие капсулы, в которых так называемый «брак» — тот самый генетический материал для исследований, — и понимаю, что мы точно такие же. Заперты в этом мире, как под стеклом. И нужны лишь для глупых данных, которые кто-то введёт в таблицу.

16. Антидот

Чем больше мы изучаем данные объектов, тем больше вопросов возникает. Вот уже третий день мы читаем личные дела тех, у кого стоит клеймо «повреждённый». Никто не дожил до возраста завершения. Большинство из них попали в камеру утилизации до возраста середины, до тридцатилетия, а некоторые ещё раньше. И десятая метка стала приговором для каждого. Но были и те, в чьих делах значилось слово «деактивация». Мы с Эвансом так и не смогли дать объяснений данному термину. Ведь среди объектов, что попали в эту графу, — те, у кого было около пяти меток. Так почему это происходит? Чем отличаются эти повреждённые от других? Мы специально создали собственную таблицу, где были все дела с меткой деактивации. Просто чтобы понять, что их могло бы объединить, кроме того, что все объекты были такими же как и мы с Итаном — не поддавались влиянию чипа. Но больше всего меня беспокоил тот факт, что среди нескольких десятков повреждённых ни у одного я не встретила упоминания об антидоте.

Очередное личное дело, помеченное красным крестиком. Удивительно, но судя по моим подсчётам, таких, как мы с 2092, действительно было много. По разным причинам, но все они сейчас значились в списке тех, кого уже не встретить на уровнях Ребут-сити. Просто были уничтожены. С каждым новым личным делом моя надежда тает. С каждым новым перечеркнутым аватаром я понимаю безысходность ситуации, в которой мы оказались.

Номер объекта: 2155Имя Линда Брок

Судя по описаниям меток в личном деле, она не очень была довольна ограничениями в нашем обществе и теми правилами, которые диктовал компьютер. Но среди строчек меня цепляет совершенно другая информация. Седьмая метка была получена за нарушение личного пространства и контакт с другим объектом. Неужели и они тоже…? Бросаю взгляд в сторону Эванса. Что если кто-то узнает о нас? Мы ведь тоже контактируем. Я помню каждое прикосновение его пальцев, его взгляд, подчёркнутый дымкой желания, и поцелуи. Они каждый раз прожигают меня до основания. Если узнают, то что будет с нами? С ним? Он ведь не отделается просто штрафом. Даже метку уже не получит. Их у него слишком много.

Возвращаю внимание к личному делу. Восьмая метка была получена девушкой за случай нарушения свода правил при повторном подтвержденном случае контакта. Значит, даже после метки, они продолжали общение. Несмотря на запреты и все штрафы. Судя по записям, это произошло до очередного медицинского контроля. Но что ещё более странно, что сами данные медкомиссии зашифрованы.

Итан пытается открыть информацию, но даже с блокером это сложно сделать. Кто-то очень постарался, чтобы никто не мог открыть этот отчёт. И снова вопросы, на которые пока нет ответов. Зачем кому-то блокировать эту информацию? Что может содержаться в личном деле такого, что недоступно никому? Проходит полчаса, пока наконец-то после очередной попытки ему удаётся разблокировать скрытые файлы. Среди заключений об общем состоянии, где значится повышение гормонального фона, чувствительность к доступному райдеру питания и слабость, я нахожу всего несколько слов, которые шокируют меня.

«Предположительная дата зачатия 8 недель назад»

Растерянно смотрю на дисплей, стараясь вникнуть в суть. Но этого же не может быть! Когда я смотрела информацию о детях и беременности, меня поражало это. Но я не думала, что в современном мире это возможно. Неужели с ней действительно произошло это? Но как? Я думала, что люди утратили способность к размножению самостоятельно. По крайней мере, до этого случая не было никакой информации, что зачатие возможно в условиях нашего мира.

Статус объекта — повреждённая.

Но следующая фраза выбивает весь воздух из моих лёгких.

«Наличие антидота»

— Итан!

Через секунду Эванс оказывается рядом, останавливается за моей спиной, так, что я лопатками чувствую, насколько он близко. Он пробегает взглядом по строчкам, и я чувствую, как мою шею обдаёт горячим потоком, когда он выдыхает.

— Этого не может быть.

Он перечитывает личное дело раз за разом, пока я отстраняюсь и отхожу в сторону, через стекло рассматривая ряды капсул. Там, под куполом, в пузырях покоятся тысячи будущих жителей города. Искусственно выращенные организмы в условиях строгого контроля от момента деления клеток и до дня пробуждения. Как оказалось, это не единственный способ сохранить человечество.

Тот привычный мир, все те убеждения, которые складывались в моей голове на протяжении долгих лет, разрушились за какой-то месяц. Я всегда знала, что система небезупречна. Но никогда не думала, что, открыв единожды правду, больше не смогу видеть смысл в этом всём. Раньше убеждала себя, что подобные правила необходимы. Что у Ребут-сити действительно важная миссия. Сейчас же…

Если ту девушку «деактивировали» за то, что у неё был контакт с другим объектом, за то, что она, как и я, испытывала чувства, — то этот мир не имеет никакого смысла. И нам с Итаном нет места в этом безумном изощренном эксперименте. То, что это действительно эксперимент кажется единственно верным объяснением. Кто ещё был бы способен на такое?

Возвращаюсь к рабочему месту и вижу, насколько задумчив сейчас мужчина. Между бровями пролегла морщинка, а пальцы скользят по лёгкой щетине. Чем больше информации мы узнаём, тем больше убеждаемся в том, что в этих серых стенах мы очень скоро можем встретить свою смерть. Знаю, он так же как и я понимает это. Насколько шатко наше положение сейчас.

— Я нашёл ещё информацию. Антидот был обнаружен также у двух других объектов ранее. На первых стадиях формирования системы Ребут-сити. В каждом поколении есть те, кто имеет подобный показатель. В последнее время у нас, в лаборатории, ужесточили стандарты отбора эмбрионов. И если есть хоть малейший намек на изменения… — Итан замолкает, стараясь не напоминать мне о капсулах, которые я отключила.

— И что? Что с ними случилось?

Подхожу ближе, но уже знаю ответ на свой вопрос. Их «деактивировали». Наконец-то, картинка становится более понятной. Вот те самые «случайные смерти», погибшие по каким-либо причинам объекты, — все они были просто убиты. Это не случайность и не стечение обстоятельств. Их намеренно убрали. Без лишних контролей и приговоров. Просто удалили, как ошибку. Камера утилизации, видимо, была бы наградой. Потому, что там хотя бы всё происходит безболезненно. Один укол, который полностью парализует, вводя физическое тело в состоянии анабиоза. А дальше чип срабатывает, начиная самоликвидацию. Это длится каких-то пять минут. В отличие от болезненных агоний от травм, которые протекают на протяжении долгих часов, и при этом никто не придёт на помощь, будут переступать умирающего.

Сирена оповещает, что рабочая смена окончена, и мы вынуждены снова прерваться. Отложить все наши находки и размышления на краткое время после рабочей смены завтра.

Расставляю реактивы по отсекам, включая систему охлаждения, и закрываю прозрачный щит над полкой. Там, в колбах, находятся те самые клетки, из которых позже сформируется полноценный живой организм. Сейчас это белесая субстанция — не больше. Стараюсь как можно чаще попасть в объектив камеры, создавая видимость труда, отвлекая всё внимание на себя, пока Итан снимает блокер и возвращает провода обратно.

Движения четкие, на лице нет ни одной эмоции. Привычная маска, которую необходимо надевать каждый раз, как только я покидаю нашу маленькую безопасную зону. Подходим к лифту, соблюдая дистанцию и даже не глядя друг на друга. Но как только зеркальные створки ограждают нас от прицела всевидящий камер, Эванс мгновенно притягивает меня ближе, жадно впиваясь в губы. У нас есть сорок пять секунд, пока кабина не окажется на уровне жилых отсеков.

— Мы найдём выход, Эш.

Губы обжигает его шепот, пока он оставляет ещё один невесомый поцелуй. Кабина останавливается. Сейчас откроются дверцы лифта, и о том, что было сейчас за зеркальной поверхностью, не узнает совершенно никто. Разве что мой зашкаливающий пульс выдаст когда-то меня с головой. Потому что я реально ощущаю, насколько сильно учащается сердцебиение каждый раз, когда Итан прикасается ко мне.

Проходим пункт охраны на выходе к блоку жилых отсеков и медленно следуем в шеренге друг за другом. Лишь перед тем, как войти в своё жильё, бросаю мимолётный взгляд на Итана. Его отсек через две жилых комнаты от моей. И он чуть заметно улыбается мне, прежде чем сделать шаг внутрь. Дверь за моей спиной беззвучно заезжает, и я наконец-то могу выдохнуть. Улыбаюсь до боли в скулах от мысли о том, как он целовал меня в лифте. Сбрасываю ненавистные перчатки в утиль и распускаю волосы. Каскад тёмных прядей спадает на плечи, и я облегчённо выдыхаю, потирая затылок.

Рабочая одежда отправляется в стирку, и пока я принимаю душ, над дверцей экспресс чистки загорается синяя лампочка, сигнализирующая о том, что вещи уже чистые и сухие. На всё ушло три минуты. Традиционный ролик вещает о великой миссии, пока я нарочно тяну время, оставаясь в душе, не желая слушать этот обман. Каждая фраза раздражает меня. Ни одного слова правды. И как только голограмма исчезает, наконец-то возвращаюсь в основную часть.

Оставив рабочую форму на полке, окидываю взглядом небогатый выбор одежды. Два рабочих халата, спальный комплект и рабочая форма, хотя и они практически не отличаются между собой. Такой же материал, разве что в качестве верха в рабочей форме идёт рубашка, а в спальном — топ. Вот и всё, что предоставлено каждому рабочему на уровне «В».

В памяти всплывает воспоминание о посещении другой части города. Той, где объекты могут себе позволить тратить баснословное количество келон на то, чтобы в их волосы вплетали серебряные нити. Мне, чтобы купить одну такую, необходимо отработать, наверное, две жизни. Да и то, я ни за что не хотела бы так безрассудно тратить заработанное. Это как насмешка над теми, кто честно работая, не может себе позволить даже кусочек соевого мяса.

Над окошком раздачи провизии давно горит зелёная лампочка, и я забираю лоток с едой. Открываю один из контейнеров и с непониманием смотрю на пару ягод. Мне не стоит смотреть в отчёте, кто именно прислал их. Я и так знаю. На губах тут же появляется улыбка, а в груди расползается тепло. Итан… Эти жесты с его стороны такие необычные, это так не привычно, когда кто-то делает подарок. Но мне тут же становится безумно неловко, глядя на контейнер с угощением. Они наверняка стоят целое состояние. И я никогда не пробовала ничего подобного. Видела лишь однажды, когда во время обучения была на экскурсии в блоке ферм. Маленькие кустики с белыми цветочками, которые дают урожай красных ароматных ягод, поразили меня тогда так сильно. Но я и представить не могла, что когда-нибудь буду есть их. Удивительно, но даже те объекты, кто работает на уровнях ферм, далеко не все могут позволить попробовать то, что выращивают. Наклоняюсь и вдыхаю аромат спелых ягод. Сложно описать мои эмоции сейчас, но я практически ощущаю, что готова расплакаться в данный момент. От восхищения и трепетного восторга. От того, что это подарок Эванса.

Подцепляю сладкий плод пальчиками за маленький хвостик и подношу ко рту, откусывая маленький кусочек. Он такой сочный, сладкий и вкусный, что от удовольствия я прикрываю глаза. Не могу вспомнить название ягоды, но теперь точно знаю, что ничего вкуснее я не пробовала. Умопомрачительный аромат и нежная консистенция. Мякоть тает во рту, а маленькие косточки приятно хрустят на зубах. Я растягиваю момент, наслаждаясь каждым граммом лакомства, и сижу за столом, пока в отсеке не отключается свет, оповещая объектов о том, что пора ложиться спать.

Мысли, которые на протяжении дня крутились в моей голове, не позволяют уснуть. И так происходит уже несколько суток. Я очень плохо засыпаю и потом утром с трудом просыпаюсь на смену. Мне кажется, что это не правильно, когда для отдыха предоставлено всего несколько часов времени. Это работа на износ. В другой ситуации, я бы уже давно сходила в санчасть за лекарством от подобного недуга. Многие объекты страдают подобными симптомами, особенно они обостряются после контролей, когда задействован чип. Но в очередной раз пить неизвестные таблетки не хочу. Помню собственное состояние от их приёма в прошлый раз. Побочная реакция похожа на состояние после перезагрузки. Голова затуманена, а действия замедлены, сознание размыто, и это мешает полноценно работать.

Поэтому долго ворочаюсь на кровати, вспоминая и прокручивая прошедший день. Меня так поразила информация о той девушке — 2155, что я всё никак не могу выбросить её из головы. Если случилось так, что она забеременела, это значит, что тот самый контакт, в котором её обвинили, был значительно серьёзнее, чем наши с Эвансом поцелуи. В памяти всплывают моменты из того самого видео. И я сбрасываю тонкую ткань одеяла, стараясь хоть немного охладить тело, которое мгновенно отреагировало на яркие картинки.

В какой-то степени я восхищаюсь её поступком. И понимаю, почему она согласилась на это. Не банальный интерес — притяжение. Я тоже ощущаю подобное, когда Итан находится рядом. Это происходит само. Просто непреодолимое желание быть ближе, чувствовать его, задыхаться в этой близости и сгорать от каждого прикосновения. Возможно, они даже не ведали то, что делали. И это происходило естественным образом. Так, как мы сами того не осознавая, впервые целовались с Эвансом.

Сон медленно окутывает сознание, размывая образы и притупляя размышления. Всё уходит на второй план, растворяясь в едва уловимом аромате ягод, который до сих пор наполняет жилой отсек. Света нет, по всему блоку отключено основное питание. Это один из необходимых для экономии ресурсов пункт. Определенное количество воды в душевом резервуаре, минимальное количество освещения после наступления времени отбоя. В личных секторах это подсветка информационной панели и маленькая диодная лампочка над спальным местом, в случае если ночью необходимо будет встать попить воды. А так только аварийные лампы в коридоре освещают приглушённым красным светом пролёты. Это позволяет камерам следить за блоком. Вращаясь, они передают изображение на мониторы. Хотя увидеть кого-то на лестничных клетках после сигнала окончания дня нереально. Никто не выходит из личного отсека без крайней надобности.

По телу проходит лёгкое дуновение, оно скользит, практически не касаясь открытых участков. Сквозь сонную пелену ощущаю какое-то странное волнение. По коже проходит дрожь, и я провожу рукой по спальному месту в поисках одеяла. Отчего-то в моей голове возникает тревожная мысль, что в моем отсеке кто-то есть. Но я пытаюсь отогнать эту идею, переворачиваясь на спину. Сон отступает, впуская угнетающую тишину комнаты в моё сознание. Но среди этого безмолвия я вдруг четко различаю чье-то дыхание и резко распахиваю глаза. Мгновение — и на моё лицо опускается плотная ткань, а крепкие руки прижимают её к лицу, отчего я практически задыхаюсь. Брыкаюсь и размахиваю руками во все стороны, стараясь задеть того, кто напал на меня. Но он сильнее наваливается, стараясь заблокировать мои движения. Сквозь плотные слои практически не слышно моего мычания. Я бы кричала что есть сил, но нападающий крепко стиснул пальцами мое лицо, закрывая рот ладонью и прижимая ткань. Мне страшно! До одури.

Ощущаю, как жжёт в лёгких от недостатка кислорода, но продолжаю вертеться, стараясь выбраться из-под тяжёлого тела. Ощущаю просто предел по эмоциям, потому, что страх набирает обороты, превращаясь в дикую панику. Мычу, рычу, брыкаюсь и всё это время пытаюсь сбросить того, кто прижал меня своим весом к кровати.

Чувствую, как сознание начинает уплывать, а каждое движение даётся гораздо сложнее. Тело не слушается, и удары, которые я наношу нападающему, становятся слабее.

17. Эмоции

Мне сейчас действительно очень страшно. Чувство паники накрывает мгновенно, пульс зашкаливает, и от нехватки воздуха это состояние только усугубляется. Бью руками наотмашь, попадая по лицу нападающего. Вытягиваю ладони перед собой и, стараясь оттолкнуть его, упираюсь туда, где предположительно находится его голова. Пальцы скользят по лёгкой щетине, и состояние, близкое к истерике, усиливается, так же как и хватка мужчины. Он только сильнее наваливается, практически ложится сверху, придавливая своим весом меня к кровати. В голове гудит, и я боюсь задохнуться. Мне просто необходимо сделать вдох. Эта потребность вытесняет все остальные эмоции. Инстинкты побуждают меня к действиям. Брыкаюсь что есть сил и бью ногами, врезаясь пятками в спальное место. Глухие хлопки от этих ударов и шорохи от резких движений — единственное, что свидетельствует о происходящем.

Резким рывком бью коленом и слышу глухой стон нападающего, его хватка тут же слабеет. А я, воспользовавшись замешательством, наконец-то сбрасываю с лица плотную ткань и делаю жадный вдох. Согнувшись пополам, мужчина утыкается носом в подушку у моего плеча. Я не вижу его лица, только стандартную одежду блока и светлые волосы. С силой толкаю его в сторону и, потеряв равновесие, падаю с кровати, больно приземляясь на спину. Мужчина ворочается и что-то мычит, протягивая ко мне руки, стараясь ухватить. Пальцы, скованные перчатками, скользят по моему плечу, но я вовремя отодвигаюсь. Перекатившись, быстро поднимаюсь на ноги и со всех ног несусь в сторону выхода. Страх переполняет так, что даже имея возможность дышать, я ощущаю недостаток кислорода. В висках тарабанит, а сердцебиение ускорено до такой степени, что ощущаю лёгкую тошноту.

Едва не врезаясь в прозрачную перегородку, выбегаю в коридор и, не раздумывая, несусь к двери через два жилых отсека от меня. В панике оглядываюсь назад, боясь заметить того, кто напал на меня. Но облегчённо выдыхаю, не заметив мужчину.

Стук в дверь звучит как выстрелы в абсолютной тишине блока. И секунды кажутся вечностью. Руки дрожат так сильно, что приходится стиснуть пальцы, чтобы хоть немного унять тремор. Я то и дело смотрю в сторону своего жилого отсека со страхом. Боюсь, что нападающий вот-вот выскочит следом.

Перегородка отъезжает в сторону. На лице Эванса эмоция замешательства. Но увидев моё состояние, он резко притягивает меня к себе и, нервно оглянувшись, нажимает на панель, закрывая дверь. Только оказавшись в его жилом отсеке, я даю волю эмоциям. Страх переходит в истерические всхлипы. Зрачки расширены, а по щекам беспрерывным потоком текут слёзы.

— Эш, что случилось?

Итан сжимает мои плечи и, чуть встряхнув, пытается заставить посмотреть на него. Но я настолько испугана, настолько растеряна сейчас, что его лицо кажется размытым пятном. Пока в груди нарастает чувство тревоги.

— Эш, смотри на меня! Что случилось?

Обхватив моё лицо ладонями, он всматривается в глаза. За пеленой я замечаю волнение и только сильнее впадаю в состояние полной растерянности.

— Ответь, что с тобой?

Стирает пальцами слёзы с моих щек, пока я делаю рваные вдохи стараясь подавить в себе паническую атаку. Слова выходят бессвязными. Какими-то невнятными обрывками, не имеющими никакого нормального логического подтекста.

— Я… Он там… Он… дышать…

Продолжаю дрожать, вырываясь, нервно стараясь обернуться.

— Будь здесь, хорошо?

2092 оставляет смазанный поцелуй на лбу и, отстранившись, быстро открывает дверь, выбегая в коридор. А меня снова начинает накрывать страх. Только теперь уже за него. Я стою как парализованная, не могу даже вдох сделать. По ощущениям время сейчас остановилось, и всё происходящее кажется в замедленном темпе. Слышу лишь отчётливые удары сердца.

Только когда Эванс возвращается, начинаю дышать. Мне настолько плохо, что во рту пересыхает, а перед глазами темнеет, погружая тело в состояние слабости. Итан сгребает меня в охапку, прижимая к себе, и, заметив моё состояние, быстро подхватывает на руки, словно я вовсе ничего не вешу. У меня нет сил даже протестовать. Поэтому я только обвиваю его шею руками, прижимаясь ещё ближе к его груди. Стараясь найти спасение в его близости. Делаю вдох на полную грудь и тут же утыкаюсь носом в его шею. Меня до сих пор трясет. Когда Итан осторожно опускает меня на кровать, ощущаю как вновь сбивается ритм сердечных сокращений.

— Эш… Прошу. Успокойся. Я рядом.

Он покрывает моё лицо лёгкими поцелуями, пока я стараюсь хотя бы немного прийти в себя. Впиваюсь ногтями в его плечи так сильно, что на коже остаются следы. Но Итан не подаёт вид, что ему неприятно. Позволяет мне отчаянно прижиматься в поиске утешения. Когда он даже на сантиметр отодвигается, мне становится плохо, страшно.

Только спустя почти пять минут я понемногу успокаиваюсь, ослабляяхватку. Пальцы онемели от напряжения, а под ногтями тонкие алые разводы, которые едва заметны в приглушенном свете диодной лампы над спальным местом. Позволяя ему отодвинуться, я виновато поджимаю губы.

— Прости…

Понимаю, что поцарапала его до крови, и мне безумно стыдно. Но Итан только удивлённо приподнимает бровь.

— За что?

— За…

Осторожно касаюсь подушечками пальцев маленьких лунок, оставленных мной же. И прикусив губу, смотрю в его глаза.

— Ерунда. Как ты?

Вижу в его взгляде обеспокоенность, голубые радужки скользят по моему лицу в поиске ответов.

— Лучше.

Сглотнув, я немного отодвигаюсь, ощущая чувство неловкости. Заметив мой жест, Итан тоже отстраняется.

— Расскажешь, что произошло?

Киваю головой, собираясь с мыслями, и сажусь, отодвинувшись ближе к стене и обхватив колени руками.

— На меня напали.

— Кто? Ты видела, кто это сделал?

Поджимаю губы, качая головой. И ощущаю как на глаза опять набегают слёзы. Образ нападающего смытый, без каких-либо ярких отличий. Такой же серый и блеклый, как все остальные жители Ребут-сити.

— Я не знаю, кто это был.

Мой охрипший голос то и дело пропадает, и приходится откашляться, чтобы вернуть голосовым связкам способность воспроизводить звуки. Вижу, как Эванса обеспокоило то, что я сказала. Его взгляд становится жёстче.

— Как это произошло?

Я рассказываю ему всё. Нервно кусая губы и сжимая пальцы, стараюсь вспомнить детали. Но мозг совершенно не запомнил ничего полезного. Замечаю, насколько серьёзен Итан, и только сейчас до меня начинает доходить ещё одна ужасная истина — своим появлением в этом отсеке я могла подставить и его. И вновь колючие мурашки проходят волной по телу.

— Прости… я пойду. Я не должна быть здесь. Какая я идиотка! Прости…

Быстро переползаю к краю кровати и спускаю ножку в попытке встать, но мужская ладонь тут же перехватывает мою кисть, останавливая.

— А если этот кто-то снова вернется?

Холодный пот прошибает от этой мысли, и мне снова становится не по себе.

— То что я здесь… Так нельзя, Итан. Если кто-то узнает.

— И что? Нас убьют? Отправят в камеру? Давай смотреть правде в глаза, это в любом случае произойдет рано или поздно.

Он смотрит на меня так внимательно, в этом взгляде скрыто столько эмоций. Какого-то принятия безысходности, твёрдой решительности.

— Просто не хочу, чтобы из-за меня пострадал ты…

Говорю это шепотом. В ответ он только ближе притягивает меня к себе, ладонь скользит по моим волосам. И это так успокаивает. Рядом с Эвансом я чувствую себя в безопасности. Даже если весь мир будет против нас.

— Всё будет хорошо, Эш. И я всё равно не отпущу тебя в твой отсек. Просто не смогу спокойно спать, зная, что ты там одна. Что тебе может грозить опасность. Если кто-то ворвался к тебе сегодня, что помешает ему снова сделать это? Нет! Ты однозначно не пойдешь туда. Поэтому…

Он тянется, бережно прикасаясь к моей ноге. Ладонь скользит по бедру, и я замираю. На мгновение его пальцы останавливаются на колене, и внутри меня возникает такой трепет. Он опускается ещё ниже к голени и осторожно приподнимает мою ногу, укладывая её обратно на спальное место. Не могу отвести взгляд от этих прикосновений. Несмело протягиваю руку и, едва касаясь, провожу подушечками по рельефу вен, растянувшихся от изгиба локтя к кисти. Одним ловким движением Итан переплетает наши пальцы. И это так много значит для меня в данный момент.

— Мы что-то придумаем. Обещаю.

Притягивает меня ближе, помогая устроиться на кровати. Спальное место не рассчитано на два человека, поэтому мы настолько близко находимся друг к другу, что это уже давно вышло за любые мыслимые рамки. Настолько странно и непривычно, что его тело прижимается к моему. Вообще лежать с кем-то рядом — странно.

— Итан…

— М?

— Спасибо.

В ответ он только обнимает меня, устроившись удобнее.

— Ты никогда не думала о том, чего хотела, если бы мы были с тобой не в Ребут-сити?

Его вопрос застиг меня врасплох. Конечно, я как-то думала об этом. Но это какие-то глупые фантазии. Нереальные настолько, что кажутся полной ерундой. Однажды, перед сном, я представляла себе мир, где нет этих идиотских запретов. Где могу быть собой, такой какой я есть. Где Эванс может быть рядом. В одной из моих фантазий я представляла, как мы вот так близки друг с другом. Лежим, обнявшись. И сейчас ощущаю, как мгновенно становится жарко от осознания, насколько он близко.

Видимо, не одна я думаю о подобном, потому что ощущаю, как скользят его ладони вдоль моей спины. Его горячее дыхание вызывает новый поток неконтролируемой дрожи. Даже в полумраке он находит мои губы. Целуя медленно, так нежно и в то же время требовательно, что я готова раствориться в нем без остатка. Прерываю поцелуй, чтобы вдохнуть. Пока Итан, чуть привстав на локте, нависает надо мной. Это длится всего мгновение, пока я обвиваю его шею руками, зарываясь пальцами в его волосы и вновь притягиваю к себе. Этот поцелуй сейчас важнее воздуха. Отстранившись, он произносит полушепотом:

— Эш… ты знаешь, я часто думаю о том, как мы свободны. Мир без чипов и запретов. Где ты моя…

«Моя»

Когда он произносит это, меня уже просто разрывает на миллиарды атомов… Это звучит так интимно, так невероятно, что в груди моей настоящий пожар. Каждое слово, которое он выдыхает, обжигает меня.

— Я столько раз представлял себе что-то подобное. То, что казалось нереальным. Где ты вот так лежишь рядом… Где я…

Он прикусывает губу, а я ощущаю такую тянущую необходимость внизу живота, что мне даже становится некомфортно.

— Где ты… что?

Меня разрывает изнутри в этот момент. В слабом свете одинокой лампочки плохо различимы эмоции, практически ничего не видно, но я знаю что он смотрит на меня. Просто кожей ощущаю его взгляд. Наклонившись, он произносит слова медленно, вызывая во мне новую порцию дрожи.

— Где я делал бы то, что в том видео.

Я прекрасно знаю, о чем он сейчас говорит. Сама представляла это не единожды. И я знаю, что действительно хочу этого.

Упираюсь ладонью в его грудь, позволяя немного отстраниться. Заставляю его сесть на кровати и также сажусь рядом. И глядя в его глаза, которые в полумраке кажутся тёмными, подцепляю пальчиками край его спальной футболки. Тяну ткань вверх и наслаждаюсь каждым открывающимся сантиметром тела. Я никогда не видела ничего прекраснее, ничего более желанного. Отложив футболку в сторону, разглядываю Итана. Голубоватый свет подчеркивает рельеф мышц, и, не удержавшись, я провожу ладошками но коже, стараясь исследовать каждый сантиметр его тела. Нежно поглаживаю пальцами грудь, пресс, косые мышцы… И вновь возвращаюсь выше, ощущая как под моей рукой быстро вздымается его грудь. Он ничего не делает, позволяя мне исследовать его тело, прикасаться там, где я хочу. И это ещё больше вызывает во мне неконтролируемое желание близости. Я не знаю, можно ли это делать, но поддаюсь собственному рвению. Подползаю на коленях ближе и, склонившись, касаюсь губами шеи. Эванс шумно вдыхает.

— Если ты скажешь остановиться… Я не смогу, Эшли. Я просто ни о чем сейчас не могу думать, кроме тебя.

Он тяжело дышит. Вижу, как ему сложно сдерживать себя.

— Не скажу… Я тоже хочу этого. Чтобы ты делал это со мной.

Я не успеваю произнести это, когда он впивается в мои губы. Жадно, будто от этого сейчас зависит его жизнь. Его язык врывается в мой рот, по-хозяйски овладевая. И я опять готова задохнуться от избытка чувств в этот момент. Отвечаю так же жадно. Чуть прикусываю его губу, вырывая из его груди подобие рыка. И этот звук вибрирует во мне, подстёгивая к дальнейшим действиям. Поэтому я снова отодвигаюсь и ловко стягиваю топ, обнажая тело. Позволяю Итану исследовать взглядом. Я не испытываю дискомфорта или стеснения. Мне нравится, как он смотрит на меня. Рассматривая, изучая. Этот взгляд точнее любого сканера, он не лишает без внимания ни единого сантиметра. Но когда его пальцы касаются голой кожи, меня словно пробивает током. Я позволяю его рукам скользить по изгибам, и он быстро стягивает вслед за топом низ, лишая меня последнего элемента одежды. Я теперь перед ним абсолютно раздета.

— Ты прекрасна. Идеальная.

Сейчас в его взгляде отражается столько чувств, что я в очередной раз умираю в этот момент от избытка. Его ладони накрывают мою грудь, немного сжимая, срывая непроизвольный стон, и я поражаюсь тому, насколько сильно эти прикосновения заставляют меня желать. Большего. Его. Полностью. Он продолжает исследовать моё тело, опускаясь всё ниже, вызывая подрагивание во всех мышцах. И когда его пальцы, скользнув между ног, прикасаются к возбуждённой точке, я уже готова взорваться, выдыхая очередной шумный стон. Я совершенно не контролирую это. Но от этого прикосновения уже практически обезумела. Подушечкой пальца он очерчивает круг, заставляя меня извиваться, запрокинув голову, и шумно выдыхать, приоткрыв рот.

— Мне кажется, я схожу с ума.

— Я тоже.

Быстро стянув в себя остатки одежды, Эванс на секунду останавливается, позволяя мне изучить новые открывшиеся участки тела. Он прекрасен. От одного взгляда на него мне становится жарко. Протянув руку, прикасаюсь к возбуждённому органу, и Итан шумно выдыхает в ответ. Обхватив мои пальчики своей рукой, проводит вверх-вниз, закусив губу. Ощущаю рельеф венок под пальцами.

— Это просто безумие.

Он кивает, так же рвано выдыхая

— Да.

Не выдерживаю больше и по наитию прижимаюсь к его губам, растворяясь в этом всепоглощающем чувстве. Это действительно безумие. Когда его язык скользит по моей коже, вызывая такие невероятные ощущения. Это безумие, когда оказавшись на лопатках, ощущаю на себе его тело. Это…

Разве можно описать это словами? Когда единственное, что чувствуешь в этот момент — желание. Желание быть ближе, чтобы между телами больше не осталось ни одного сантиметра. Дышать одним дыханием. Всё моё тело прошибает мелкими разрядами, пока Итан продолжает целовать, гладить и ещё больше сводить с ума. Устроившись между моими бедрами, он, опираясь на локти, на секунду оторвался от моих губ.

— Это самый лучший момент, который когда-либо происходил со мной.

— И со мной.

Я ощущаю, как он упирается в меня. Как горит там, в месте соприкосновения. Как пульсирует это желание. Эванс снова целует меня, медленно, чувственно. Направляя рукой, так же медленно входит. Вижу, как у него перехватывает дыхание от нового ощущение, и сама задыхаюсь в этот же момент. Поначалу мне больно, и я прикусываю губу, стараясь подавить в себе желание заплакать. Итан замечает это, останавливаясь.

— Тебе больно? Эш?

Хмурится, стараясь рассмотреть мои эмоции. Чуть киваю головой, и он тут же пытается отстраниться.

— Прости, я не знал. Я…

— Всё в порядке.

— Я не хотел делать больно…

В ответ я целую его, путаясь пальчиками в волосах.

— Знаю.

— Мне остановиться?

Качаю головой, прикасаясь к его губам. Выдыхая свой ответ.

— Нет, просто… Это непривычно.

Его глаза напротив моих, я ощущаю насколько сбито его дыхание сейчас. Знаю, что он так же как и я немного сошел с ума. Он продолжает, подавая бедра вперёд, и я ощущаю боль внутри, впиваясь ногтями в плечи Итана, опять царапая. На глазах выступают слёзы. И Эванс обеспокоенно смотрит на меня.

— Прости меня… Прости, моя хорошая.

Едва киваю, оставляя лёгкий поцелуй. И провожу ладонями вдоль по его спине, останавливаясь на ягодицах. Смотрю в голубые омуты, подталкивая в себя. Позволяя продолжить.

Мне неприятно, но я ведь не знаю, что должна чувствовать в этот момент. Поэтому стараюсь сосредоточиться на эмоциях. На лице Эванса. Не думать о саднящем ощущении между ног. И это действительно срабатывает. В какой-то момент боль отходит. Есть только я и он.

И я отдаю ему всю себя, получая взамен ещё больше. Движения становятся чаще, а дыхание Итана сбивается окончательно. Позволяю ему вжиматься в моё тело, и всё равно чувствую нехватку близости. Вижу, как меняется его выражение лица при каждом новом толчке, и с каждым этим новым движением он выбивает из меня новый стон, новый выдох. Ощущаю, как он напрягается, и движения становятся ещё быстрее. Кружится голова от этих резких вдохов, и когда я уже думаю, что умру, в следующую секунду Итан вжимается в меня последний раз. Со стоном комкаю пальцами постельное белье. Его дыхание всё еще сбито, но он целует меня, и я только сильнее сжимаю трясущимися коленями его бедра. Это лучший момент моей жизни. Однозначно.

Он выходит и ложится рядом притягивая меня к себе, натягивая поверх нас одеяло.

— Как ты?

— Хорошо… А ты?

— Это, — сглотнув и облизав пересохшие губы, он внимательно смотрит в мои глаза, — потрясающее ощущение.

Согласно киваю и утыкаюсь носом в его грудь. Тепло его тела, лёгкая пульсация в мышцах после всего того, что только что произошло. До сих пор не могу поверить. Мне хочется плакать от переполняющих эмоций. Я чувствую что-то такое по отношению к Итану, что не могу описать. Вспоминаю известные мне термины, которые ранее удалось изучить, и самый подходящий, тот который может быть на одну тысячную позволяет передать эмоцию — любовь.

— Итан…

— Что?

Его дыхание понемногу возвращается в норму. Ладонь касается моей щеки, нежно поглаживая.

— Ты мой.

Он выдыхает мне в губы, чередуя слова с поцелуями и вновь лишая меня способности мыслить.

— А ты моя…

Меня зовут Эшли Корд. Через неделю мне исполнится двадцать. И сегодня впервые за все эти почти двадцать лет я счастлива.

Завтра нас с Итаном будут ждать новые испытания. Нам будет необходимо вновь столкнуться с жестоким миром бесчувственных серых объектов, со сводом правил и сотней законов, которые мы успели нарушить ни единожды. То, что мы сделали, жестоко карается. Но я не жалею о том, что пусть на одну ночь, но я была свободна. Свободна от этих безумных уставов. Я была счастлива, была любима. Я стала его.

Даже если завтра меня отправят в камеру утилизации, эту жизнь я уже прожила не зря. Я чувствовала.

18. Фаза

Знакомый звук системы оповещения наполняет жилой отсек, и включается освещение. Надоедливая трель заставляет поморщиться и не оставляет ни единого шанса продолжить отдыхать. Машинально прикрываю ладонью глаза, чтобы спастись от яркого света. Тело расслабленно, и нет ни малейшего желания вставать. Лёгкая слабость в мышцах и очень удобная поза во время сна только усиливают это ощущение. Сегодня у меня нет никаких сил следовать этому режиму. Так удобно и хорошо, спокойно. Просто не хочу, чтобы это заканчивалось.

Мысли понемногу возвращают меня в реальность, и я начинаю отчётливо чувствовать, что не одна. Всего секунда мне нужна, чтобы события прошлой ночи пролетели в голове яркими картинками, заставляя волну жара распространиться вдоль тела. Вновь прожить весь тот спектр эмоций, которые я испытала за последние несколько часов. От панического состояния и ужаса нападения, до невероятного переполняющего чувства единения с Итаном.

Мужская ладонь покоится на моей груди, и сейчас, проснувшись, это прикосновение вызывает у меня лёгкое смущение. Щеки мгновенно заливаются румянцем, когда я понимаю, насколько близко мы сейчас. Тёплое дыхание Эванса касается моего плеча, и по телу пробегается дрожь. В районе диафрагмы вновь зарождается трепет, который заставляет меня задержать дыхание. Мне так не хочется, чтобы этот момент заканчивался. Чтобы мы снова строили из себя холодных бесчувственных объектов. Потому, что единственное, что мне необходимо — чтобы он был рядом.

По дыханию Итана, я понимаю, что он уже не спит. Но мы упорно продолжаем делать вид, что ничего не происходит. Что нам не надо вставать. Будто мы целый день можем лежать вот так обнявшись, скрываясь от всего этого мерзкого мира под тонкой тканью одеяла.

Его ладонь медленно оглаживает полушарие груди, заставляя меня мгновенно задохнуться. Подушечки пальцев оставляют практически невесомые следы, рисуя неизвестные мне схемы на чувствительной коже. Вниз по ребрам, касается живота, вновь вызывая во мне рваный вдох. Каждое это прикосновение заставляет меня сходить с ума. Запретное настолько, что если кто-то даже предположил бы такое — то наверняка ему бы оставили метку в личном деле. Лопатками чувствую тепло его тела, когда он прижимает меня к груди, притягивая ближе. Ягодицы упираются в его пах, и от этого мои мысли совершенно улетучиваются. Здравый смысл всегда уходит уступая место чувствам.

Эванс вдыхает запах моих волос и легко прикасается губами к затылку. Но мои ощущения так обострены в данный момент, что я чувствую каждый, даже еле уловимый жест с его стороны.

— Ты дрожишь…

Его голос, чуть хриплый после сна, вызывает очередную порцию мурашек.

— Да.

Выдыхаю это слово, и когда он оставляет поцелуй на плече, прикусываю губу.

— Пора вставать, Эш.

Знаю. Я понимаю, что нам не укрыться, не спастись и не спрятаться. Что необходимо вставать и встретиться лицом к лицу с этой жестокой реальностью.

Удивлена, что мы до сих пор вместе. Что стражи не ворвались среди ночи в отсек, забирая нас на казнь. Это странно, ведь камеры неусыпно контролируют жизнь в муравейнике под названием Ребут-сити.

Итан отстраняется, и разгоряченное от его близости тело мгновенно обдаёт холодом. Переворачиваюсь, наблюдая за его действиями, и снова задерживаю дыхание, когда, отбросив одеяло, он встаёт. Сейчас, при таком освещении, я полностью вижу его тело. Внутри снова всё стягивает узлом, и я сильнее сжимаю бедра, чтобы хоть немного погасить это пульсирующее ощущение.

Абсолютно не стесняясь и не обращая внимания на наготу, он начинает собираться. Я же с приоткрытым ртом ловлю каждое движение. Наслаждаюсь этим зрелищем. Как перекатываются мышцы под кожей на спине, когда его руки, обвитые переплетением вен, проходят по полкам шкафа в поиске нижнего белья. И в конце-концов вынуждена признать, у него очень красивое тело. Оно вызывает во мне желание. Перехватывает дыхание и пленит сознание, подбрасывая такие пошлые картинки, что мои щеки снова заливает румянцем.

Как бы мне не хотелось продолжить нежиться в кровати, но таймер, начинает пищать, заставляя меня подняться. И спальное место сразу заезжает в стену. Мне слегка неловко, под внимательным взглядом Эванса. Я ощущаю, как теперь он изучает меня. Чувствую, как его голубые глаза скользят по моему телу. Практически физически ощущаю это. Будто он сейчас изучает изгибы пальцами.

— Ты очень красивая.

Секундная неловкость. Мне никогда не говорили ничего такого. А когда эта фраза звучит из уст мужчины, который смотрит ТАК, то и вовсе вгоняет в смущение. Но мне очень приятно слышать подобные слова. Я хочу нравится ему, быть желанной. Эванс шумно сглатывает слюну, когда я подхожу ближе и наклоняюсь, поднимая свой топ, который вчера отбросила на пол.

— Ты же понимаешь, что скорее всего это последний наш день?

Натягиваю верх одежды, стараясь привести себя в порядок. Завязываю волосы на затылке, в попытке придать более подходящий для объекта вид. Он только пожимает плечами, будто эта новость совершенно не цепляет его.

— Ну и что? Этот или следующий… Какая разница, если это неизбежно? Знаешь, мне не страшно умереть. Эта ночь значила гораздо больше, чем все предыдущие двадцать шесть лет моей жизни.

Его слова задевают что-то очень хрупкое внутри, то, что заставляет моё сердце сжаться. Перед глазами снова возникает лёгкая пелена слёз, и я только поджимаю губы, чтобы не поддаться этому и не расплакаться. Так и замираю, стоя посреди жилого отсека. Сказанные слова — лучшее признание. Потому что я чувствую тоже самое. Меня переполняет это чувство, и я закрываю лицо ладонями. Он подходит ко мне, заключая в объятия, и я чувствую, как быстро стучит его сердце сейчас. Как на самом деле его волнует эта безысходность, в которой мы оказались заперты. И что разделяю эти переживания вместе с ним.

— Ну чего ты?

Проводит рукой по моим волосам и прикрывает глаза. Бросаю взгляд на маленькую камеру над входом и чувствую, как ноги тяжелеют, прирастают к полу, примерзают как в криокамере. Я совершенно забыла о наблюдении в отсеках. Страх парализует. Разгоняет холод между лопатками и покалывает в пальцах.

— Почему они ещё не пришли за нами?

Этот вопрос меня волнует с момента пробуждения. Ведь даже сам факт моего нахождения здесь уже тянет на штраф. А учитывая чем мы занимались — это билет в один конец. Обеспокоено прижимаюсь к Итану, обхватив руками его шею. Будто он единственное спасение для меня. Вдыхаю запах его тела, пытаясь насытиться ним сполна. Запомнить.

— Возможно, у нас ещё есть немного времени.

Он чуть улыбается, а я хмурю брови, стараясь понять, почему он так спокоен. Я уже вся извелась от одной только мысли, что о нас уже всё известно. Представила, что прямо сейчас стеклянная перегородка отъедет в сторону, впуская в отсек Эванса стражей, и они насильно заберут его у меня. Фантазия рисует это так ярко, будто всё происходит на самом деле. После всего, что произошло между нами, я просто не могу потерять его. Жмурюсь так сильно, что глаза болят. Но стараюсь всеми силами заглушить собственные страхи.

— Камера… Они видели…

Итан бросает взгляд на черную точку над входом и сильнее прижимает меня к себе. Касается губами моего виска, успокаивая.

— Не видели.

Холодная уверенность звучит сталью в его спокойном голосе.

— Почему? Наблюдение же… Они постоянно смотрят. За всеми нами.

Эванс отпускает меня и, облокотившись о шкаф, складывает руки на груди. В его глазах те самые лукавые искры, которые обещают мне скорую гибель. У него точно есть план. У него всегда есть запасной вариант, я уверена.

— Камера, которая передаёт изображение из моего отсека, транслирует запись. Те, кто сейчас наблюдают за происходящим, видят то, что было записано пару недель назад. Поэтому, на экране тебя нет. Они не должны увидеть… Надеюсь, что не видели. В противном случае, за нами уже давно пришли бы.

Губы мужчины соединяются в хитрой улыбке, пока я растерянно пытаюсь переварить информацию.

— То есть? Но как?

Мне совершенно непонятно, как такое может быть. И я снова удивлённо смотрю на крошечный объектив, пытаясь разгадать слова Эванса.

— Я не был уверен, что получится, поэтому не говорил заранее. Когда удалось достать блокер, я открыл архивы записи камер. И подключил к этому каналу ту, что ведёт в мой отсек. Там постоянно идёт трансляция предыдущих дней. Я взял за основу пять произвольных суток, из ранее прожитых, и запустил их на повтор.

Он проводит по подбородку и теперь улыбается в открытую. И пока я растерянно хлопаю ресницами, вновь делает шаг ко мне, впиваясь поцелуем в мои губы, запустив пальцы в волосы и притягивая к себе. Окончательно выбивая из меня остатки самообладания и мысли. В такие моменты я не могу думать ни о чем больше. А постоянное волнение быть пойманными обостряет каждое ощущение. Когда он отпускает меня, я едва удерживаюсь на ногах.

— Пора собираться, Эш, времени почти не осталось. Сейчас погасят свет. В темноте одеваться сложнее.

Поднимаю взгляд, всматриваясь в его небесно-голубые омуты.

— Что мне делать? Одежда осталась в моём отсеке, да и как мы выйдем вдвоём из одной комнаты.

Понемногу меня начинает накрывать осознание опасного положения, в котором мы оказались. Понимание ситуации. Даже если камеры в отсеке Итана транслируют записи, то как быть с теми, которые установлены в коридоре? Да и вообще, вдруг кто-то заметит, поймет, что мы вышли из одной комнаты? Эти и ещё сотня подобных вопросов возникает в моей голове, накручивая и без того моё нервное состояния до максимума. Эванс говорит быстро и четко, будто этот план давно разработан в его голове, и он уже сотни раз репетировал эту речь.

— Ничего не бойся. Будь спокойной и постарайся не проявлять эмоции. Надень халат просто поверх топа, и застегни его на все пуговицы. Штаны по цвету такие же как рабочие, поэтому никто не заметит. Главное — не нервничай.

Он застёгивает пуговицы на рубашке, и по отсеку, отскакивая от серых стен, разносится сигнал. Я вздрагиваю от резкого звука и оборачиваюсь, глядя на Эванса в поиске поддержки. Через три минуты необходимо выходить. Начинаю заметно нервничать, и пальцы не слушаются. Поэтому Итан, ловко перехватив инициативу, быстро застёгивает на мне халат.

— А что дальше?

Кусаю губы и оглядываюсь по сторонам. Кажется, что тесная комната становится уже, а стены начинают давить. Делаю вдох, стараясь заглушить гул в висках от волнения. Он протягивает перчатки, и я начинаю натягивать их на вспотевшие ладошки. Выходит это с трудом. Обхватив моё лицо ладонями, он внимательно смотрит на меня, говорит серьёзно, стараясь донести суть.

— Камеры в коридоре снимают из разных ракурсов, вращаясь. Один оборот происходит на три минуты. Там три основных фазы. Одна фаза — одна минута. У них слабый угол действия, поэтому используют вращения. На счёт один — она снимает выход из моего отсека. На счёт два — шеренгу идущих, три — твой отсек. Тебе необходимо покинуть комнату, когда будет третья фаза. Запомни! Третья! Так в запасе будет лишняя минута, пока камера вновь вернётся к шеренге, вы уже успеете пройти дальше, не попадая в радиус действия. Я выйду и дам сигнал, в какой фазе находится камера. А ты следи за временем и считай. Выжди немного. Чтобы между нами было расстояние.

Последние слова он произносит уже в темноте, быстро оставляя поцелуй на моих губах. И пока я не успела понять ничего, проходит к двери. На моих губах застывает миллион вопросов, а стеклянная перегородка отъезжает в сторону, оставляя их неозвученными. Он делает шаг в коридор и бросает взгляд обратно. Паника. Я чувствую, как не хватает дыхания. Я не поняла ничего. Не запомнила сказанное. Что мне делать сейчас? Какой сигнал? Перед тем как фигура Эванса исчезает за непроницаемым стеклом, замечаю, как он разжимает кулак, показывая один палец.

Дверь закрыта, а у меня внутри всё так трепещет от волнения, что даже во рту пересыхает.

«Один. Одна фаза, одна минута…»

Прокручиваю его слова в голове и, нервно пригладив волосы, подхожу к двери, уставившись на панельные цифры.

«Одна фаза — одна минута. Соберись Эшли! Не бойся!» Вдох.

Упрямые значения на табло не меняются, хотя мне кажется, прошло уже очень много времени. В какой-то момент я допускаю мысль о том, что в системе сбой, и таймер завис на этом значении. Наконец-то цифра меняется, и я выдыхаю.«Два»

Всеми силами стараюсь удержать себя от нарастающей паники. Я боюсь что-то сделать неправильно. Ошибиться в расчетах и попасть в объектив. Крепко стиснув пальцы и нервно кусая губы, не свожу взгляд с циферблата.

«Три» Я практически ринулась к выходу, но замираю, останавливаясь в шаге от двери. В памяти всплывают слова Итана:

«Выжди время»

Мучительное испытание. На лбу выступила испарина, а ритм сердечных сокращений заглушает даже мысли. Единственное что я слышу сейчас — пульсацию в висках. Она непрекращающимся гулом сбивает абсолютно любые раздумья. По идее, камера должна сейчас вернуться в положение «один», делая новый поворот.

«Или нет?»

Сомнение — это худшее из чувств. Когда ты колеблешься в правильности решений, перестаешь доверять самому себе. Подвергашь сомнениям верность собственных действий. Цифра сменяется, а я с ужасом понимаю, что не знаю, по какому принципу идёт вращение объектива. И совершенно сбиваюсь со счёта. Мне становится так страшно, что пальцы подрагивают. Ещё одна фаза.

Стучу пальчиками по бедру, отбивая в такт сердечному ритму. И когда появляется новая цифра — делаю глубокий вдох и нажимаю на открытие двери. Шаг в коридор на совершенно ватных ногах. Мгновенно бросаю взгляд на камеру и облегчённо выдыхаю, когда понимаю, что она не снимает меня сейчас. Выдох. Несколько человек оглядываются на меня, но я тут же беру себя в руки, натягивая абсолютно безразличный вид. И становлюсь в шеренгу идущих. Если кого-то и заинтересовала моя персона, то ни один из объектов ничего не сказал. Вот он принцип нашего общества — безразличие.

Кисти стараюсь прижимать ближе к бедрам, чтобы скрыть дрожь. И смотрю перед собой, шаг за шагом подходя ближе к пункту охраны. Моя единственная надежда — что мне удалось пройти незамеченной. Не вызвать подозрений. Наверное, это единственный раз, когда я восхваляю уставы нашего мира. Никто особо не обратил внимания, что я покидаю не свой отсек. В этом и есть весь смысл. У объектов нет постоянного места жительства. В любой момент, при очередном контроле или прохождении комиссии — могут перевести. Так, как это было со мной и не единожды. Даже возвращаться за вещами нет необходимости. Потому что у большинства из нас нет личных вещей. Только рабочая форма, которую выдают в зависимости от блока. Мы живём через стенку с другими людьми и совершенно не знаем их имен. Мы сотни раз проходим рядом, даже не обронив ни единого слова. Каждый сам по себе. Один в этом мире.

Лицо бледное, и я даже чувствую слабость от избытка нервного напряжения. Если бы не стиснутые зубы, наверняка уже выдала себя дрожащими губами.

Жилые сектора позади, и мимо меня проходят стражи. Тёмная форма выделяется на фоне остальных жителей, а на груди охраны красуется отличительный знак — герб нашего города. Круг, в котором переплетены две линии, подобно молекуле ДНК. Стражи — исполнители системы. Идеальные объекты. Бесчувственные машины, работающие во благо города. Они внимательно рассматривают рабочих, и когда взгляд одного из них останавливается на мне — я точно готова упасть в обморок. Мне кажется, он сканирует меня точнее любого компьютера, считывает все мысли и переживания, проникает под кожу, извлекая из недр моего сознания все секреты и тайны. Минута кажется вечностью под этим цепким взглядом, и я готовлюсь к худшему. Но мужчина проходит дальше, и я снова сжимаю пальчики, чтобы удержаться в сознании. У самого пункта контроля замечаю знакомого блондина. 2007 не спешит на рабочую смену, осматривая шеренгу идущих, и когда его взгляд останавливается на мне, он, чуть прищурившись, поджимает губы. Мне не нравится это внимание.

Делаю очередной шаг, ещё ближе подходя к сканеру. 2007 останавливается рядом, бросая взгляд на мою одежду. Я же сжимаю пальцы в кулаки, с силой впиваясь ногтями в ладони. Даже сквозь слой латекса ощутима та сила, с которой я стараюсь придать себе невозмутимость. Что будет, если он заметит, что под халатом нет привычной для работников рубашки? Вдруг поймет?

— 2104, Вас ожидают.

Я с непониманием оборачиваюсь, стараясь понять, что он имеет ввиду, но начать задавать вопросы — выдать собственное волнение. От переживаний во рту пересохло, а в горле ком. Это не останется незамечено. Он чуть склоняет голову и отходит в сторону, занимая очередь в другой шеренге, проходящих осмотр перед сменой. И только сейчас, оглянувшись на него, я замечаю едва различимую царапину на его щеке. Мысль, подобно разряду тока пронизывает моё сознание. Все пазлы складываются, и в один момент мне становятся всё ясно.

«Это он!»

Он напал на меня ночью! Наверняка, когда я отбивалась, случайно поцарапала 2007. Холодный взгляд голубых радужек продолжает неотрывно смотреть за каждым моим шагом. Так, будто я нахожусь под прицелом. Холод… Он расползается по телу вязким ощущением скорого конца. И как бы я не старалась его отогнать — мне страшно.

«Они знают!»

Паранойя берет меня в свой плен, и каждый новый шаг даётся с трудом. Хочется бежать. Как можно дальше спрятаться от этих безумных канонов и уставов. Но бежать некуда. Выхода просто нет. Только заметив фигуру Эванса возле лифта, я нахожу в себе силы двигаться дальше.

Мужчина из охраны наводит на меня считывающее устройство, сканируя, и я вновь замираю. Боюсь, что на этом сейчас закончится моя история. Но табло загорается зелёным, пропуская меня в блок лабораторий. Оказавшись по ту сторону пункта, я всё равно не чувствую себя в безопасности. Единственный, кто может успокоить меня сейчас — Эванс. И то, я даже не могу обнять его в открытую, довольствуясь лишь приветствию по правилам.

Я ещё раз оглядываюсь, замечая на себе всё тот же пронзительный взгляд блондина. Он царапает кожу холодом, заставляет поёжиться. Стараюсь не бежать, не показывать своего волнения, но, наверное, всем и так без лишних сканеров видно — я на грани. Итан обеспокоенно смотрит в мою сторону, стиснув пальцами маленький дисплей с заданиями. Я вижу, он так же как и я взволнован.

Делаю шаг, сокращая расстояние между нами. Вижу только его глаза перед собой и, стараясь следовать к этой цели, делаю ещё один шаг. Не дыша и пытаясь не споткнуться, запутавшись в собственных непослушных ногах.

«Всё будет хорошо, Корд! Соберись!»

Я практически дошла. Осталось всего несколько метров, и зеркальные створки кабины лифта оградят нас от этого мира. Пусть всего на сорок пять секунд. Там, в объятиях Итана я прийду в себя. Я готова уже вздохнуть с облегчением, но замечаю, как Эванс чуть хмурит брови, глядя мне за спину. Всего секунда, за которую в его взгляде происходит настоящий ураган. Это мгновение для меня остановилось. Как запись на паузе. Только его голубые глаза в нескольких метрах. Он неотрывно смотрит сквозь меня, и меня разрывает, как только голос позади громко произносит:

— Объект, 2104, стоп!

19. Алгоритм

Внутри всё обрывается. Чувствую, как в одно мгновение сердце падает в пятки со звенящим звуком, разбиваясь на крошечные осколки. Если это конец, пусть он будет только для меня. Смотрю в голубые глаза Итана и лишь одними губами произношу:

«Не выдавай себя»

Замечаю, как он напрягается. Готов в любой момент сорваться. Сбросить маску безразличия, и если будет необходимо — повергнуть этот мир в прах. Собственными руками вырывать чипы с каждого, кто угрожает «нам». Я чувствую его эмоции, вижу в бликах небесных глаз каждую неуловимую мысль. И я боюсь. Боюсь, что однажды это произойдет. Что он как и в прошлый раз будет рисковать, ставить на кон собственную жизнь. Только вот прошлый раз всё обошлось меткой. Сейчас же в его личном деле нет места для нового изъяна.

Медленно оборачиваюсь, встречаясь лицом к лицу с человеком, чей голос мне слишком хорошо знаком. Рид как всегда безупречно выглядит. Светлые волосы уложены в аккуратную прическу, волосок к волоску. Даже в этом она идеальна. Её внешний вид соответствует представлению об эталонах общества. Строгий костюм в синих тонах, неизменные перчатки, скрывающие кисти, и ледяной взгляд. Безжизненный, совершенно бесчеловечный. Она напоминает биоробота. Внешне совершенна, полностью соответствуя канонам. Внутри — бездушная машина, не способная чувствовать.

Встречаюсь с пронзительным, сканирующим взором. Чуть поднимаю подбородок, стараясь выглядеть более уверенно.

— Здравствуйте, 1986.

Жаклин на секунду переводит взгляд за мою спину, где стоит Эванс, и я едва способна сделать вдох. Только бы он не натворил глупостей сейчас.

— 2104, я как раз ожидала Вас. Вы немного опаздываете. Лучше бы брали пример с научного руководителя. Собственно, вернёмся к делу. Я здесь для того, чтобы напомнить Вам об уставе. Насколько мне известно, до Вашего совершеннолетия осталось шесть дней. Но, судя по отчётам медкомплекса, Вы до сих пор не подтвердили день смены цвета радужки.

Внутри нарастает раздражение. Она специально делает акцент, выделяя слово «Вы» каждый раз, когда его произносит. Страх сменяется злостью, но я стараюсь не показывать этого. Натянув на лицо непроницаемую маску, смело смотрю в глаза блондинке.

— Насколько мне известно, в уставе указано, что объект, который имеет несовершенства во внешности, должен изменить их либо до дня совершеннолетия, либо не позднее недели после. Во избежание штрафа следует подтвердить смену цвета радужки не позднее чем за три дня до указанного срока.

Замечаю, как чуть дернулись уголки губ Жаклин, но внешне она осталась так же непоколебима как и раньше. Слышу как Эванс выдыхает, и от его голоса по коже проходит волна мурашек.

— Объект 1986, смена начнется через несколько минут. Согласно распорядку, я и объект 2104 должны занять рабочие места.

Рид сжимает пальцы, но на лице по-прежнему нет эмоций. Теперь, её образ не кажется идеальным. В ней так же есть дефекты, как бы глава контроля не пыталась это скрыть.

— Не смею задерживать.

Произносит эти слова с таким напором, что это напряжение почти осязаемо. Странно осознавать, что человек под воздействием чипа способен одной интонацией вызывать подобные чувства. Жаклин внешне — воплощение канона. Но вот с эмоциональной составляющей… У меня уже не раз возникал вопрос, как ей удаётся держать непроницаемый образ, но при этом оставаться настолько токсичной, вызывать отвращение. Высокомерие стало неотъемлимой частью её образа. И как бы Рид не скрывала истинную сущность — она всегда проскальзывает наружу, через все эти слои спокойствия и соответствия. Сейчас я понимаю, что и она не идеальна. Пусть система создала картинку, но за этим образом скрыт абсолютно несовершенный объект. Видимо ни один чип не способен блокировать внутреннее обличие. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но глава контроля вновь обращается ко мне, заставляя замереть.

— Надеюсь, объект, Вы не забудете отправить подтверждение вовремя. И… — задержав взгляд на лице Итана, она вновь оборачивается ко мне. — Вам повезло работать под руководством 2092. Пользуйтесь моментом. Будет жаль, если во время контроля вас снова переведут.

И пока я, задержав дыхание, стараюсь удержаться от комментария, Жаклин подходит ближе, поправляя воротник моего халата, а после разворачивается и уходит. Я же ощущаю, как тело мгновенно парализовало, не позволяя мне сделать даже шаг. Этот жест с её стороны выбил меня из колеи. Совершенно непозволительный, нарушающий личные границы. Конечности холодеют от понимания, насколько близко мы оказались к провалу. Ведь там, под белоснежным материалом лишь топ. А на теле свидетельства нарушения всех законов нашего мира. Кожа хранит аромат 2092, отпечатки его пальцев. В тех местах, где он прикасался ко мне, навсегда остались неуловимые следы. Я его. И это невозможно стереть, смыть водой. Потому что это гораздо глубже. Из оцепенения меня выводит тихий голос Эванса:

— Заходи в лифт.

Ещё раз оборачиваюсь, но не замечаю Рид в поле зрения. И когда створки отъезжают, быстро вхожу в зеркальную кабину. Стараюсь поскорее скрыться от всего того стресса, который преследовал меня от двери жилого отсека и до лифта лабораторий. Только когда за нами закрылись дверцы, я тут же оказываюсь в спасительных объятиях Итана. Наконец-то обретаю способность снова дышать. Тридцать секунд, двадцать…Продолжая обнимать меня, он шепчет на ухо успокаивающие слова, пытается убедить меня в том, что мы обязательно что-то придумаем. И каждое его слово до боли отражается во мне эхом. Я не знаю, что можно придумать, нет ни одного варианта в моей голове. Но надеюсь, что Эванс сможет найти выход. У него ведь всегда есть план.

Смена проходит как в тумане, я вздрагиваю от каждого звука. Паранойя не покидает ни на секунду. Мне до сих пор кажется, что Жаклин знает гораздо больше, чем показывает. Ведь мы всего лишь объекты наблюдения под стеклянным куполом, из которого нет выхода. Машинально поправляю воротник, вспоминая недавний инцидент. Меня не покидает ощущение, что о «нас» и так давно всем известно. Что в какой-то момент всё закончится. Нас подпустят к разгадке, позволят ощутить какую-то надежду на свободу — а после уничтожат в шаге от этой долгожданной независимости. Ломая хрупкие мечты на освобождение и на нашем примере показывая остальным, что система всесильна, что против неё не возможно идти. Осознание больно режет мысли.

Сегодня очередной день пробуждения. Процедура мне уже знакома, и я действую практически на автомате. Проверить обеспечение и показатели плода, ввести в программу код и просто следить за тем, как лаборанты вскрывают капсулы, доставая из пузырей младенцев. Сегодня ряды объектов пополнили десять новых детей. Каждый раз, когда жидкость потоком стекает в желоб, меня накрывает волной. В памяти всплывают непрошеные воспоминания тех сорока капсул, что я отключила. Провожу ладошками по халату, стараясь отделаться от того мерзкого ощущения влаги под латексом. Наверное, я теперь всегда буду чувствовать это. Всегда буду вспоминать, как убила их.

Хорошо, что эта смена обошлась без происшествий, и все дети появились на свет без лишних проблем. Ещё одного потрясения я бы просто не вынесла. Когда новопробудившихся уложили в прозрачные поддоны, увозя в следующую лабораторию, я проводила их взглядом.

Маленькие, беспомощные и беззащитные. Ещё не тронутые чипом. Плачущие комочки, которые в дальнейшем вырастут новыми членами города. Как сложится их судьба? Будут ли среди них такие же повреждённые? Сколько глупых меток появится в их личных делах? И будут ли те, кто однажды осознает, что идеалы, привитые социумом, совершенно не правильные…

— Объект, мы закончили. Возвращаемся.

Итан задумчиво смотрит на меня. И несколько раз моргнув, я отбрасываю ненужные мысли, разворачиваясь к выходу из зоны инкубатора. Лаборанты промывают капсулы, увозя оборудование на технический осмотр. И позже, вернут обратно, чтобы под прозрачной крышкой выросло новое поколение заключённых.

Последний пункт в ежедневном плане завершен. И когда мы отказываемся в безопасной зоне, Эванс подходит ближе, всматриваясь в моё лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

С лёгким непониманием поднимаю взгляд.

— Нормально. А что?

— Ты просто какая-то слишком… — на секунду он останавливается, подбирая слова. — Слишком задумчивая.

— Да так… Просто думала о том, что будет. С этими детьми, с нами. Как теперь быть, Итан?

Ощущаю лёгкое прикосновение к пальцам. Как же латекс раздражает. Мне не нравится эта преграда между нами. Поэтому быстро стягиваю перчатки, отбрасывая их на столешницу и переплетая наши пальцы. Кожа к коже, чтобы чувствовать его тепло.

— У нас есть немного времени. Мне необходима твоя помощь.

И снова эта решительность. Меня всегда поражало в Эвансе то, что он не сдаётся. В отличие от меня он не теряется, ищет выход. И это даёт мне стимул бороться. Вместе.

— Хорошо, что я должна делать?

— Слушай внимательно! Я хочу подключить блокер к камере твоего отсека. Пустим трансляцию, и тогда тебя не смогут отслеживать. После смены ты вернёшься в свою комнату. А после отбоя — придешь ко мне.

Он говорит это смело и так просто, будто это совершенно обыденное действие.

— А как же камеры в коридоре?

Внезапно меня осенило. Почему раньше я не подумала об этом?

— Итан, подожди. Допустим, вчера нам удалось остаться незамеченными, потому, что в твоём отсеке трансляция. Но почему тогда меня не засекли камеры в коридоре?

Он задумчиво проводит пальцами по щетине и сразу же вводит код, открывая доступ на мониторе и прокручивая в записи камер вчерашний вечер. Вот мы возвращаемся в свои комнаты. Какое-то время на экране ничего не происходит. А после, замечаю знакомую фигуру, и вдоль позвоночника снова проходит холод. 2007 проходит мимо, на секунду остановившись у моей двери. Бросает взгляд на объектив и следует дальше. Но почему-то сейчас я снова убеждаюсь в том, что мои догадки верны. Это он напал на меня. И вдруг запись прерывается. Абсолютно черный экран. Эванс отходит в сторону, демонстрируя отсутствие изображения. Как и в случае с прошлыми нападениями — камеры отключены.

— Они не зафиксировали тебя, потому, что были выключены. Поэтому ты осталась незамеченной. Никто не знает о том, что ты бежала из отсека. И даже когда камеры включились вновь, и в твоём секторе не оказалось никого — предъявить было нечего. С моей комнаты же шла трансляция. Там на видео я один. А ты оказалась вне системы.

— Хорошо. Но как быть сегодня? Допустим, в отсеке ты подключишь запись. А как быть с теми камерами, что в коридоре? Сможешь и их так же выключить?

— Нет. Я пробовал. К камерам коридора нет возможности подключения. У них стоит хорошая защита, не пропускающая даже блокер. Видимо, это недавние изменения в системе охраны.

Откинувшись на спинку стула, 2092 запускает пальцы в волосы. А у меня мгновенно разгорается пожар внутри. Я помню, какие его пряди на ощупь. Как вчера сжимала их пальчиками на затылке. Вдыхала запах его волос, когда он лежал рядом, обнимал меня. Отвлекаюсь на непрошеные мысли, теряя суть разговора.

— Если их невозможно отключить, то как быть?

— Как я уже говорил, у камер есть фазы. Смотри.

Он показывает на экран, проматывая. Отбой, в коридоре тухнет основное освещение, и остаются только красные аварийные лампы. В этот момент я вижу вход в свой блок. Через минуту изображение меняется, транслируя вход в комнату Эванса. А после — пустынный коридор, где обычно мы стоим по порядку, следуя на смену. И вновь кадр сменяется, показывая вход в мой отсек.

Итан проматывает следующую запись. Отбой, отключение питания и вход в мой блок. И так на других видео. Мы просмотрели с десяток, и везде единый алгоритм.

— Видишь? Попробуем сделать также как утром. После отключения электроснабжения — высчитывай время. Тебе необходимо покинуть отсек через три минуты после отбоя. Тогда объектив будет повернут в сторону коридора. Держись ближе к стене по левой стороне, и тогда не попадешься. Потом камера развернётся к твоему выходу. И до того момента как перейдет снова к моей двери — ты уже успеешь войти в мою комнату.

— А если не получится? Если заметят? Или будут патрулировать стражи?

Снова чувствую липкое касание страха. Между лопаток завязывается холодный болезненный узелок.

— Скажешь, что направляешься в санчасть. Это не запрещено уставом.

— Итан, мне страшно.

Он мгновенно встаёт и заключает меня в объятия. Его бархатный голос успокаивает. Ухо обдаёт жаром, когда он произносит слова, и это вызывает порцию дрожи по всему телу.

— Хочешь остаться у себя?

От этой мысли становится не по себе. Я тут же вспоминаю нападающего. Нехватку дыхания, когда он душил меня. И панический страх. Я не чувствую себя в безопасности. Особенно если нас с Эвансом разделяют стены.

— Нет. Не хочу. Пожалуйста.

Цепляюсь пальчиками за его плечи, и Эванс сильнее прижимает меня к себе.

— Всё в порядке, Эш. Послушай, ты смелая, потрясающая, умная. У тебя всё получится.

Он смотрит в мои глаза, вселяя больше смелости. Когда он говорит так, у меня не остаётся сомнений. Я просто не могу подвести его. Нас.

Стараясь не тратить время попусту, начинаем реализовывать наш маленький план. Он находит в архиве записи, и мы долго отбираем несколько вариантов. В отличие от Итана, я постоянно что-то делаю не так. Вот та ночь, когда я ждала ответа от 2092. Когда переживала и волновалась. Там я долго не сплю, наматывая круги по комнате. Или вот тот день, когда Итан прислал мне кофе впервые. Мои эмоции видно даже на экране. И это совершенно сбивает. Не позволяет найти более нейтральные записи. Наконец-то нам удается отобрать три видеозаписи, чтобы пустить их в трансляцию. Я стараюсь не мешать, наблюдая за уверенными действиями своего мужчины. Меня восхищает то, как он действует, ловко вводит коды, подключает программы. Как сосредоточенно смотрит на дисплей, не спуская пронзительного взгляда с цифр. И наконец, когда у него выходит — как улыбается. Мне нравится в нем всё. Я с каким-то трепетным восторгом наблюдаю за каждым его движением, сменой мимики. Он мне нравится. Очень.

— Готово.

Губы Эванса расплываются в улыбке, и он, довольно откинувшись на спинку, проводит пальцами по волосам. Я так же улыбаюсь в ответ. Надежда. Рядом с ним я всегда верю в лучшее.

Сигнал оповещает об окончании смены, и, закрыв все файлы, мы спешим покинуть лабораторию. Оказавшись под прицелами камер, ведём себя соответственно правилам. Но оказавшись в лифте, Эванс снова проговаривает наш короткий план. Я стараюсь запомнить все детали. Как можно точнее записать себе в памяти мелочи. И проговорив ещё раз порядок действий, выдыхаю. Он отпускает мою руку, и дверцы кабинки отъезжают в стороны. Мы следуем по заданному маршруту, минуя пункты пропуска. Я стараюсь лишний раз даже не смотреть на Итана, сохраняя как можно более нейтральное выражение лица.

Теперь я постоянно думаю о камерах. Ненароком бросаю взгляд на объектив, когда подхожу к отсеку. Находиться под наблюдением некомфортно. Даже оказавшись в собственной комнате — не нахожу места. Расхаживаю вдоль стены, кусаю губы и очень переживаю. Когда появляется голограмма с агитацией — ухожу в душ, чтобы скоротать время и просто заглушить шумом воды эти бредовые слова проморолика.

Теплые капли ласкают кожу, и, прикрыв глаза, я будто ощущаю прикосновения Итана. Невыносимо находиться порознь. Кажется, я стала зависима от его компании. И сейчас со страхом вспоминаю то время, когда не знала его. Не знала правды.

Стираю влагу с тела и, не удержавшись, подхожу к маленькой нише в стене, поднимаю прозрачную крышку аптечки. У каждого в блоке есть мини-набор экстренной помощи. Пальчики касаются тюбика с заживляющей мазью, и губы сами собой расплываются в лёгкой улыбке. Воспоминание яркой картинкой возникает перед глазами. Вчера, после того что между нами произошло — я испытывала дискомфорт. Было больно, кожа слегка саднила.

Эванс сотню раз извиняется за то, что причинил мне боль своими действиями. А после, встаёт и уходит в смежную комнатку душевой. Когда он возвращается, замечаю в руках такой же тюбик. Итан ложится рядом и снимает клапан с упаковки мази. Мне неловко, и не смотря на неприятные ощущения внизу, я сильнее сжимаю колени вместе. В слабом свете диодной лампы вижу, как он чуть хмурится.

— Ты доверяешь мне?

Конечно доверяю. Я позволила ему то, что выходит за грани допустимого. Я отдала ему себя. Слегка киваю головой.

— Расслабься. Потом станет легче.

Выдыхаю и расслабляю ноги. Неотрывно смотрю в его глаза. В очередной раз полностью доверяя. Мужские пальцы скользнули по нежной коже на внутренней поверхности бёдер, туда, где сконцентрировалось жжение после первого раза. Лёгкое прикосновение, шумный вдох. И Эванс тут же целует меня. Прогоняя все болезненные ощущения, заставляя их отойти на другой план.

— Прости, я не хотел тебе сделать больно.

— Я знаю.

Воспоминание рассеивается. И я спешу поскорее собраться. Сегодня я натягиваю на себя рабочую одежду. Знаю, что не смогу вернуться за вещами. И быстро поужинав предложенной порцией, останавливаюсь у двери ожидая сигнала отбоя. Сердце тарабанит в бешеном ритме, а я повторяю раз за разом заученный алгоритм действий. И когда свет гаснет — отсчитываю время до необходимой фазы.

Чувства к другому человеку способны толкать нас на безумные поступки. Это лучший стимул для действий, самый сильный. Две минуты прошло. Даже если меня поймают сейчас, я без раздумий готова сделать этот шаг. Потому, что доверяю Итану. Потому, что я его…

Третья минута. Пора. Нажимаю на кнопку открытия двери, ныряя в полумрак коридора.

20. Шанс

Внутри меня всё завязалось в узел от страха. Пульс стучит в висках так, что заглушает даже шаги. Осторожно крадусь вдоль стены и стараюсь не упасть в обморок от волнения. К горлу подступает тошнота из-за излишней нервозности. Всё-таки прошедший день значительно успел потрепать мне нервы. И единственным светлым пятном во всем этом является то, что происходит между нами с Итаном. Только Эванс сейчас удерживает меня. И именно он толкает на такие безумные поступки как этот. Шаг, ещё один. Камера делает поворот, снимая выход из моего отсека, а значит скоро развернется ко входу в отсек 2092. Считанные секунды остаются, чтобы сделать решающий рывок. И меня просто пробивает дрожь от того, насколько близка опасность. Но вот дверь в отсек Эванса открывается, и я ныряю в комнату. Не успеваю даже ничего понять, когда ощущаю крепкие руки мужчины. Мгновенно оказываюсь объятиях Итана и наконец-то выдыхаю с облегчением. Я в безопасности.

— Ты умница. Всё уже, Эш. Всё в порядке. У тебя получилось.

Покрывает моё лицо быстрыми поцелуями, а я отчаянно цепляюсь пальцами за его шею в поисках успокоения. Всё ещё слышу бешеный ритм сердцебиения и страх, который медленно отступает, впуская совершенно другие чувства. Мне до безумия необходимо находиться в плену рук Эванса. Быть ещё ближе.

— Тшшшш, всё хорошо. Иди сюда!

Не успеваю опомниться, когда он одним резким движением поднимает меня. И я машинально обвиваю его торс ногами, ещё крепче цепляясь за плечи, вдыхая запах волос и прижимаясь щекой к его голове.

Эванс проходит по отсеку и, так же удерживая меня на руках, разворачивается спиной к спальному месту и садится. Подтягивая меня ещё ближе к себе, крепко стиснув ладонями ягодицы. Нахожу его губы, растворяясь в этом спасительном поцелуе.

В мире, где нет места никаким эмоциям, мы каждое мгновение, проведенное вдвоём, ощущаем настолько остро, что пытаемся вырвать для себя этот момент, раствориться в нем. Каждый поцелуй может стать последним, поэтому мы отдаемся друг другу без остатка. Только когда воздуха не хватает, а губы начинают слегка болеть от такого напора, я немного отстраняюсь, делая рваный вдох.

— Хочу быть с тобой… Всегда.

— И я хочу этого.

Он говорит это так серьезно, что внутри меня разрывается сотня атомов. Вновь ощущаю болезненную безысходность. Нам даже не надо слов, чтобы понимать о чем думает другой. Удивительно, но Итан всегда понимает меня, чувствует. Ослабив тиски объятий, он бережно проводит пальцами вдоль позвоночника, вызывая трепетную волну дрожи. И каждое его слово, сказанное шепотом, значит гораздо больше всех уставов и законов нашего мира.

— Мы что-то придумаем, Эш.

И я верю ему. Эта слепая надежда единственное, что у нас есть. В глубине души я понимаю, что это всего лишь самовнушение, ведь шанса на спасение нет. Но всё равно продолжаю убеждать себя в том, что мы найдем выход.

— Знаю. Мы обязательно что-то придумаем.

Эванс проводит пальцами по моим волосам, оставляя лёгкий поцелуй на моём виске, противоположном от чипа.

— Как ты себя чувствуешь после вчерашнего?

Он отстраняется немного, всматриваясь в мои глаза. Даже в полумраке комнаты, замечаю тень беспокойства на лице мужчины и спешу успокоить. Ведь я действительно уже пришла в норму.

— Всё хорошо. Ты… — чуть прикусываю губу, стараясь сформировать мысли в предложения и почему-то чувствую неловкость. — Хочешь повторить?

Итан осторожно заправляет прядь моих волос за ухо, чуть улыбаясь. И это, пожалуй, лучшее, что происходило за весь день. Непроизвольно улыбаюсь в ответ, копируя его эмоции.

— Я очень хочу этого, Эшли. Но боюсь снова делать тебе больно.

Отбрасывая стеснения и лёгкое волнение, выпутываюсь из кольца его рук и встаю со спального места. Боюсь ли я боли? Нет. Она была мимолетной. В отличие от чувства единения, которое я испытывала вчера, когда мы с Итаном переступили черту. Не знаю, возможно, это странно, учитывая, что процесс был не самым приятным для меня. Но я хотела бы повторить это. Ещё раз почувствовать его прикосновения на теле, скрытом от всех одеждой. Снова задыхаться от переполняющего ощущения всепоглощающей страсти. Поэтому, отбросив сомнения, снимаю вещи. Стягиваю штаны, которые немного стесняют движения. И за ними следом на пол ложится рабочая рубашка, которую я надела перед выходом, чтобы не переживать хотя бы о внешнем виде на рабочем месте. Сегодня я целый день чувствовала себя неловко из-за отсутствия рубашки под халатом. Эванс сидит неподвижно, наблюдая за каждым моим действием. В слабом свете одинокой лампочки я вижу его прожигающий внимательный взгляд и чувствую, как заливаются румянцем мои щеки.

— Мне нравится наблюдать за тобой.

Его голос немного меняется, становится чуть более хриплым. И это действует на меня похлеще любых даже самых откровенных прикосновений. Пробуждает что-то неизведанное. Не знаю, как можно объяснить это чувство, но я испытываю неконтролируемую необходимость в его близости. Снова подхожу к Эвансу, на этот раз расстегивая крепления на его рубашке. Медленно оголяя тело Пальчики ныряют под ткань, и я практически схожу с ума. Когда ощущаю тепло его кожи. Очерчивая ладонями его плечи, провожу по шее и вниз к груди. Освобождая его от лишней одежды.

— А мне нравится прикасаться к тебе.

Мои слова действуют подобно катализатору. Назад уже никогда не будет пути. Поэтому, когда он укладывает меня на кровать, я испытываю только жажду. Хочу его. Сильно. Полностью.

— Ты точно хочешь ещё раз? Вдруг тебе снова будет неприятно?

Произношу утвердительный ответ шепотом. Стараясь не думать о том, что могу снова испытать дискомфорт. Даже если это и так, я всё равно не хочу терять шанс быть ближе. Неизвестно, что будет дальше, и у нас просто может не быть времени, чтобы вновь повторить подобное.

Эванс действует очень осторожно, боясь навредить. Широкие ладони очерчивают изгибы моего тела, и я наслаждаюсь этими поглаживаниями. Слегка прикусываю губу, когда пальцы задевают ареолы. Даже в таком освещении замечаю взгляд Итана, поглощающий. Он получает удовольствие от каждого прикосновения, изучая моё тело. Отмечает каждую реакцию, и от него не ускользает, насколько чувствительна зона груди. Неотрывно смотрю на него, точно так же наслаждаясь каждым этим запретным касанием. В глубине бездонных глаз я тону, захлебнувшись теми чувствами, которые испытываю.

Прикосновения сменяются поцелуями, которые действуют на моё сознание опьяняюще. Как лучшее из тех лекарств, которое назначают при сильных болях. Они исцеляют, заменяя и вытесняя все мысли и переживания.

Между поцелуями и стонами произношу его имя, ощущая, как это действует на Итана, подталкивая к дальнейшим действиям. Он изучает меня, оставляя на теле новые отметки от жадных поцелуев. Голова кружится от того, как велико притяжение. Когда нет ни одной мысли кроме желания. Когда тело обжигает от каждого действия, я растворяюсь и вновь оживаю. Поцелуи опускаются ниже, и когда он касается груди, выгибаю спину ему навстречу. Знаю, Эванс сейчас ухмыляется. Даже отсутствие освещения не мешает мне понять это. Быстро нашел необходимые чувствительные точки и на удивление умело использует против меня мои же слабости. Он отрывается от ласк, чуть приподнимаясь на вытянутых руках. Цепляюсь за его плечи, стараясь притянуть его ближе, но он не позволяет этого сделать.

— Что такое, Корд?

Точно издевается, ведь в следующее мгновение подаёт бедра вперёд, вжимаясь в меня, но не входя. Место соприкосновения пульсирует, и я ощущаю, как он возбужден. Его дыхание обжигает мои губы, и я тянусь навстречу, стараясь поскорее сократить расстояние. Но он продолжает играть, лишь скользнув по моим губам языком. Я слышу его прерывистое дыхание.

— Чего ты хочешь?

Не могу сформулировать слова, чуть приподнимая таз выше, вновь касаясь его тела. Он смеётся, тут же отстраняясь.

— Скажи это!

Я не могу найти себе места, извиваясь под ним, желаю только одного… Но он намеренно дразнит, проводит головкой по складочкам, заставляя меня медленно сходить с ума.

— Тебя… Хочу тебя, Итан.

Он замирает и тут же впивается поцелуем в мои губы. Голова кружится уже от этого состояния, близкого к маленькой смерти. И когда я уже окончательно погибаю — медленно входит. Сегодня уже нет дискомфорта как в первый раз, видимо мазь действительно быстро залечила лёгкое раздражение. Задыхаюсь от каждого резкого толчка и хочу умереть в его руках. Сгореть дотла.

— Дааа… ах…

Даже если сейчас сюда ворвутся все стражи города, я не смогу вынырнуть из этого всепоглощающего ощущения. Развожу бедра шире, чувствую, как из груди Эванса вырывается какой-то совершенно неконтролируемый рык. Прошлый раз он был нежнее, боялся сделать больно. Сегодня я сама не контролирую себя, подталкивая его, подмахивая бедра навстречу этим резким и жёстким выпадам, задыхаясь в этой близости. Полное безумие!

Сегодня всё по-другому. Нет боли, а наоборот — нарастающее и обжигающее чувство. Наверное, я не найду верных слов, чтобы описать то, что испытываю. Внизу живота стягивает плотным узлом от приближающегося пика. И когда по телу проходит разряд, я действительно на мгновение растворяюсь. Заряженные частицы разбегаются по телу, вызывая спазм в мышцах. И я сильнее сжимаю ноги, прижимая Итана ещё ближе к себе, умирая от наслаждения в этот момент. Слышу глухой стон, когда он делает последний глубокий толчок, напрягаясь и замирая. И нет ничего больше. Только я и он. Итан властно впивается в мои губы жадным поцелуем, и я отвечаю с таким же напором. Отдаю последние крупицы себя. Провожу пальцами по его спине, собирая капельки пота.

Дыхание сбито, и какое-то время нам просто необходимо, чтобы вновь обрести способность мыслить.

Он помогает мне устроиться удобнее. Заботливо укрывает одеялом, ложась рядом, и обнимает, защищая от всего мира. Это так необычно и странно, лежать с другим человеком рядом. Делить с кем-то ложе и находиться так близко. Испытывать то нереальное удовольствие, которое я испытала только что. Но ведь мы с Итаном и так уже давно разрушаем все общепринятые законы. Наверное, я действительно повреждённая, раз считаю это мгновение одним из лучших. Мы лежим какое-то время молча, просто наслаждаясь моментом близости и нашей общей огромной тайны. Но спустя пятнадцать минут Эванс бережно касается моей щеки. Он проводит подушечками пальцев по моей коже, и я снова улыбаюсь от того, что это прикосновение щекотно.

— Знаешь, я как-то представлял себе другой мир. Такой, как мы видели на тех видео. С необъятными лесами, где растут большие деревья. Помнишь, какой цвет у них?

И я слегка киваю головой, когда он продолжает:

— Мир, с таким красивым небом, нереального оттенка. Мне кажется, что такого даже не существует.

— Существует.

Он удивлённо вскидывает брови, рассматривая моё лицо, а я так же как и он, выпутываю руку из-под одеяла, касаясь его щеки. Щетина слегка покалывает ладошку, и я веду пальчиками дорожку выше, задевая подушечками зоны чуть ниже брови, над верхним веком.

— У тебя глаза такого же цвета как то небо из видео.

Он тут же перехватывает мою кисть, оставляя нежный поцелуй на каждом пальчике, и снова прижимает мою ладонь к своей щеке.

— А я ведь даже не знаю как описать цвет твоих глаз. Не знаю, с чем их сравнить. Они удивительные.

— Такие считаются изъяном, ошибкой гена.

Он качает головой, вновь внимательно рассматривая моё лицо, освещённое тусклым светом.

— Глупости! Я никогда не видел ничего прекраснее. Такие глаза как у меня — не редкость. Большинство объектов имеют похожие. Всего одна операция, и каждый может носить подобные. А у тебя они особенные. Глубокие, тёмные. Мне очень нравится.

От его слов всё замирает под ребрами и даже дышать становится несколько сложнее. И пока я совсем не впала в ступор от внезапно нахлынувших эмоций и не покраснела до кончиков волос, стараюсь перевести тему:

— Расскажи ещё о том, какой мир ты представляешь.

— Такой, где нет чипов. Нет этих законов и камер. Где люди не умирают по прихоти системы. Где можно быть собой, общаться с другими. Где я буду обнимать тебя, целовать. Где мы можем не бояться делать подобное, наслаждаясь близостью. И не буду бояться того, что однажды кто-то отнимет тебя у меня. Где в личном деле не ставят метки, а люди могут ходить без перчаток. Знаешь, однажды ночью, в фазе отдыха я видел странные картинки. Сон, кажется, да? Там была ты. Мы стояли в лаборатории, окружённые жителями уровня, и я целовал тебя. При них. Представляешь? Странный сон, правда?

Он хмыкает под нос и переплетает наши пальцы, чуть ближе подвигаясь ко мне.

— Странный. Я никогда не думала, что буду думать о ком-то. Вот так позволять находиться рядом. Не соблюдая дистанцию, без перчаток. Я ведь практически не снимала их последние годы, а теперь с нетерпением жду окончания рабочей смены. Как-то даже некомфортно теперь с ними.

Эванс улыбается и проводит большим пальцем по тыльной стороне кисти. Это прикосновение такое лёгкое и в тоже время очень нежное.

— Отдыхай, Корд. Завтра будет новый день. Неизвестно, что нас ждёт.

Вспоминаю прошедший день, сколько разнообразных эмоций он вызвал. Множество вопросов крутятся в моей голове, не позволяя окончательно расслабиться.

— Как мне быть с операцией? Я же должна подать заявление. Рид не отстанет.

Утренняя встреча с главой контроля оставила определенный осадок. Да, я намеренно оттягивала время, не отправляя заявку. Несколько раз переносила дату операции и в конечном итоге готова признать — я просто не хочу этого делать. Мне страшно, ведь всегда есть риск ухудшения зрения. Да и вообще, мне вполне комфортно с моим цветом глаз. Да, он не соответствует канону. Но мне нравится, да и Итану тоже. Жаль только, что это никого не интересует.

— Не знаю, но пока ещё есть немного времени. Я не хочу, чтобы ты их меняла.

Он склоняется ближе, целуя меня в кончик носа, и прикасается своим лбом к моему.

— Я что-то придумаю, обещаю.

Укладываю руку на его грудь, ощущая под ладонью мерное сердцебиение, и потихоньку расслабляюсь, проваливаясь в состояние отдыха. Перед глазами возникают картинки, которые теперь не пугают меня. Я вижу те самые высокие деревья, провожу пальцами по листьям и чувствую себя свободной. Картинки меняются, возникая новыми образами, повторяющие те изображения, которые мне довелось видеть в видеозаписях.

Жаль только, что этому не суждено произойти. Да и мир совсем не такой, каким мы его видели в архивах. Война, которая произошла почти сто лет назад, навсегда стёрла те пейзажи с лица Земли. Небо больше не такого цвета, не похоже на глубину радужек Итана. Серое и безжизненное, загрязнённое настолько, что дышать невозможно. Ничто живое не выжило после техногенной катастрофы. А солнце, беспрепятственно проникая сквозь разрушенные слои атмосферы, уничтожило остатки прежнего мира. Выжгло. Ребут-сити единственный оплот человечества. Последний ковчег и надежда на спасение вида. Изначально его создали, чтобы переждать последствия войны, но всё оказалось гораздо серьезнее. Навсегда лишило людей возможности когда-либо вернуться к прежнему существованию.

Впрочем, сами люди и виноваты в подобном исходе. Мы сами создали искусственный интеллект, сами разрушали год за годом планету, бесцельно используя ресурсы. Войны, вирусы, и бездумное потребление… мы сами сделали её безжизненной пустыней. Тогда, когда биоклоны вышли против человечества — произошло страшнейшее. И только радикальные действия были способны уничтожить созданного монстра. Жаль только последствия оказались слишком серьезными. Я помню историю мира и последних лет человечества. Мы слишком хорошо изучили её во время занятий. Помню, как однажды на одном из уровней повреждённые устроили бунт.

Я тогда была ещё мала, но мне навсегда запомнилась показательная казнь зачинщиков дестроя. И последующее видео, которое на протяжении года транслировалось каждый день в напоминание о том позорном дне, когда некоторые из объектов пошли против системы. Голограмма раз за разом прокручивала изображения, которые сняли дроны, выпущенные за пределы города. Это вид на внешний мир. Непригодный для существования. Беспилотники снимали разрушенные города, давно усыпанные песком и пеплом. Огромные территории, где не осталось даже намека на существование жизни. Ни растений, ни животных. Только пепелище. Дроны так и не вернулись на базу, попав под кислотный дождь. Там, за серыми стенами города — смерть. Безликая выжженная почва и затянутое практически черными тучами небо. Ничего и никого живого вокруг.

От этих тёмных сновидений и вида размытых очертаний когда-то плодородных земель я начинаю ворочаться. Всхлипываю и плачу. Стараюсь убежать от этого видения и просыпаюсь от того, что кто-то в попытке успокоить меня крепко обнимает. На мгновение мне кажется, будто тот, кто напал на меня, вновь вернулся завершить начатое, и я в панике начинаю брыкаться, стараясь оттолкнуть его. Но лишь когда за градом моих ударов я слышу голос Эванса, он окончательно возвращает меня в реальность.

— Тише! Тише, моя. Эй…

Наконец-то эти ужасные картинки перед глазами рассеиваются, и я обращаю взволнованный недавним видением взгляд на лицо единственного человека в этом мире, кому могу доверять.

Итан не отпускает меня, осторожно придерживая мои руки по обе стороны от подушки. И так же взволнованно всматривается в моё побледневшее лицо.

— Что произошло, Эш? Что с тобой?

Стараюсь отдышаться и прийти в себя, но чувство страха не покидает.

— Я не знаю. Просто… То, что я видела… Это так страшно. Итан…

Больше не задавая вопросов, он отпускает мои руки и снова обнимает, позволяет прижаться к груди в поисках успокоения. Поглаживает волосы и оставляет, наверное, сотню маленьких поцелуев. И только когда я перестаю всхлипывать, слегка ослабляет успокаивающие тиски.

От звука сигнала я вздрагиваю, но Эванс только глубоко вздыхает, понимая, что нам предстоит новое испытание. Очередной день.

Собираемся на работу быстро, и Итан ещё раз тщательно повторяет план действий. Всё как и вчера. Каждая секунда рассчитана, а каждое действие должно быть абсолютно точным. Он проговаривает несколько раз, что я должна буду сделать, чтобы покинуть его отсек незамеченной. И как только звучит второе оповещение, а Эванс покидает комнату, я тут же прикусываю губу и начинаю свой отсчёт. Настраиваюсь на новое испытание, которое ждёт меня за толстым матовым стеклом, отделяющим меня от уровня «В». Время течет катастрофически медленно. В тот же момент пульс зашкаливает. И когда я выхожу в коридор, наконец могу выдохнуть спокойно. Быстро бросив взгляд на объектив, встаю в шеренгу, игнорируя несколько повернутых в мою сторону лиц, и сохраняя невозмутимый вид. Только волосы пришлось оставить распущенными, чтобы скрыть чуть красноватый след на шее, свидетельствующий о преступлении, которое мы вновь совершили.

Пункт пропуска прохожу быстро, но практически врезаюсь в работницу лаборатории, пока спешу к лифту. Это молодая девушка, которую я постоянно встречаю на уровне верхних лабораторий. Такая же как и все остальные, ничем не примечательная. Она окидывает меня взглядом, следуя дальше. Но в какой-то миг мне кажется, что её взгляд слишком заинтересован. Будто она знает гораздо больше. Видит то, что скрыто под тёмными прядями. И я инстинктивно поправляю прическу. Её глаза будто прожигают меня. Списав всё на повышенную эмоциональность и паранойю, я следую дальше. Ныряю в кабину лифта, наслаждаясь кратковременной близостью Итана, и набираю полные лёгкие воздуха перед тем как войти в лабораторию.

Новый день не обещает ничего хорошего. Тем более, что до дня моего пробуждения остаётся всё меньше времени. Слова главы контроля не выходят у меня из головы. И больше всего на свете я боюсь, что очередная проверка определит меня на другое место работы. Разделит нас.

«Сколько ещё осталось нам времени? И сможем ли мы найти решение?»

Эти тревожные мысли не покидают меня. Поэтому, чтобы отвлечься, упорно отвлекаюсь на поставленные на смену задачи. Выполняю их тщательно, сосредоточенно наблюдая за собственными действиями. Что угодно, лишь бы больше не впадать в состояние длительных размышлений, которые так или иначе заводят в тупик.

Голос Эванса звучит достаточно громко, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности и отвлечься от монотонной работы сопоставления кодов в таблице.

— Объект, подойдите ко мне.

Итан совершенно спокоен и старается выглядеть непринужденно. И только когда я оказываюсь вне поля действия камер, чуть улыбается, подходя ближе.

— Ты смешная, когда хмуришь брови.

Это замечание мгновенно заставляет меня улыбнуться и опустить взгляд. Но голос Эванса сейчас звучит серьёзнее, и я возвращаю всё внимание к нему.

— Как твои задания на сегодня?

— Лёгкие. Я почти всё сделала.

Махнув рукой в сторону таблицы на одном из дисплеев, смотрю на своего научного руководителя.

— Эш, ты сможешь выполнить мои последние два пункта? Мне необходимо больше времени, чтобы проверить одну штуку, хорошо?

Пожимаю плечами, забирая у него из рук перечень. Быстро пробежав по строчкам, согласно киваю, отмечая, что и в рабочем распорядке Эванса нет никаких сверхсложных пунктов.

— Хорошо.

— Спасибо.

И пока я ухожу в общий зал лабораторий выполнять задачи, он остаётся в своём отдельном импровизированном кабинете. Знаю, сейчас он ищет то самое решение, наш крошечный шанс. Обойти запреты, быть вместе. И просто остаться в живых. Слышу, как он вздыхает, измеряет небольшое пространство шагами и вновь возвращается к устройствам. Краем глаза вижу, насколько он озадачен и даже слегка нервный. Даже на расстоянии замечаю, как он, несколько раз стиснув кулаки, делает шумный выдох.

Поэтому стараюсь не отвлекать его, выполняя те пункты, которые записаны в его личных поручениях. Выношу из криокамеры биоматериал, стараясь поскорее выйти из злополучного холодильника, и, сбросив курточку на стул, расставляю маленькие пробирки в контейнер. Чтобы в дальнейшем отправить белесую жидкость на разморозку, и дальше в сканер, который отберет лучшие образцы из представленных. Выживает сильнейший и лучший. И именно этот материал станет основой для искусственного скрещивания клеток.

Слышу глухой удар и, испугавшись, бросаю все дела, изо всех ног бросаясь в сторону звука. В который раз холод проходит вдоль ребер, сжимая грудную клетку. Мне страшно, что что-то произошло. Поэтому я даже не обращаю внимания на камеры, которые наверняка успели зафиксировать все оттенки эмоций на моём испуганном лице.

Итан сидит на полу у противоположной стены от мониторов. Чуть склонив голову и обречённо выдыхая. Замечаю кровь на его руке, тут же падая на колени рядом.

— Итан! Что случилось?

Он не отвечает, только качнув головой и хмыкнув под нос. Сбрасываю перчатки на пол и, обхватив руками его лицо, приподнимаю, чтобы обратить на себя взгляд Эванса. Небесные радужки отражают столько безысходности, что в груди всё сжимается. Не хочу тревожить и спрашивать, что произошло. Я и так догадываюсь. Не желаю слышать ответ. Наш приговор.

Поэтому лишь обнимаю его, притягивая ближе, и усаживаюсь сверху на его бедра, так как он успокаивал меня вчера в отсеке. Пропускаю несколько прядей волос между пальцами, наслаждаясь их мягкостью. Итан же крепче сжимает меня в объятиях, до болезненных ощущений, но я не подаю вида. Чувствую, он так же нуждается в этом, как и я вчера.

Мы сидим так достаточно долго. Бросив взгляд на циферблат, понимаю, что до окончания смены осталось всего полчаса. Время на исходе, и значит необходимо поторопиться.

— Надо обработать…

Эванс разводит руки в стороны, позволяя мне встать. За всё время он так не произнес ни слова. Я быстро беру аптечку и возвращаюсь обратно. Костяшки сбиты в кровь и чуть припухли. Поэтому я поджимаю губы. Ему бы в санчасть, да только как он объяснит это? Обрабатываю ссадины очень осторожно, стараясь не причинить боли. Итан молчалив, и это пугает меня ещё больше. Я задавала несколько вопросов, стараясь понять мотив его действий, но он продолжает упорно молчать. Что нашло на него, что он так психанул? Зафиксировав биоповязку, убираю аптечку в сторону.

Так и сижу на коленях рядом с ним, поглаживая его волосы. Стараюсь больше не задавать глупых вопросов. Вижу, как Итан злится, когда я пытаюсь выведать информацию. Подушечки пальцев несколько раз зацепляют чип, и я тут же отдергиваю руку. Вот он, настоящий изъян. Блокирующий сознание людей, превращающий их в бездумную серую массу. Корень зла, который убивает всё живое в человеке. То, что раньше было направлено во благо, дабы искоренить человеческие слабости и контролировать мятежников — стало неотъемлемой частью каждого жителя, полностью меняя сознания и подчиняя системе.

— Мы что-то придумаем, Итан.

Голубые глаза тут же пронзают меня тяжелым взглядом, заставляя поёжиться. Эванс медленно качает головой из стороны в сторону, оглашая наш приговор. Вижу, сколько боли сейчас в его взгляде. И когда он говорит шепотом, меня до костей пронизывает холодом.

— Шансов нет, Корд.

21. Утилизация

До конца смены мы практически не разговариваем. Итан ведет себя достаточно отстраненно, молча убирая лишнее с рабочего стола. И когда раздаётся сигнал, разворачивается и идёт по направлению к лифту. Понимаю, ему просто необходимо немного времени. Он устал. Постоянное напряжение никогда не приводит к добру. А осознание, что наша жизнь в опасности, и вовсе угнетает. Свет в лаборатории гаснет, пока мы входим в зеркальную кабину. Ещё раз окидываю рабочее место взглядом, чтобы убедиться, что всё убрано. Обратный отсчёт на дисплее начал свой бег, и мы стремительно направляемся к общему блоку. Туда, где нас вновь разделят стены, хотя и не надолго. Теперь находиться в собственной комнате для меня испытание. Я до сих пор боюсь, что на меня снова кто-то нападет и наконец-то завершит то, что задумал. Ведь всё это неспроста. Не первый раз уже кто-то пытается «убрать» меня. Видимо, желая поскорее избавиться от угрозы, в чьем личном деле красуется упоминание о загадочном антидоте. Думаю, я попала в тот самый список объектов, которые подлежат уничтожению.

Секунда, две. И вдруг Эванс с силой прижимает меня к себе, заключая в объятия. Так, что я даже охнула от неожиданности.

— Ты всё, что у меня есть.

Эти слова режут по-живому, учитывая, что, как он выразился, шансов нет. Я сгораю в одно мгновение, только сильнее прижимаясь к его груди и стараясь сдержать горечь от собственных мыслей. Видимо, мы дошли до точки кипения. И эти слова наполненны безысходностью, от которой становится больно. Лифт замедляет ход, и Итан отпускает меня, бережно заправляя прядь волос за ухо. Он всегда делает так, нарочно касаясь щеки. Проводит по скуле, оставляя ощущение трепетного прикосновения. Отвечаю шепотом, утопая в бескрайних глубинах океана глаз.

— А ты у меня.

Его взгляд моментально теплеет, он обволакивает меня, укутывая в бережный кокон заботы. Под этим взглядом я таю, готовая в любой момент раствориться.

— Буду ждать тебя.

Уголки его губ дрогнули, а я в очередной раз ловлю маленький сердечный приступ глядя на его улыбку. Такую редкую в нашем мире, такую родную для меня. Но не успеваю ничего ответить, потому что створки открываются, пропуская нас к выходу.

Дальше мы вновь играем в послушных граждан общества, скрывая собственные эмоции за маской безразличия. И лишь при входе в отсек, бросаю взгляд в сторону Эванса. Он стоит, глядя прямо перед собой, отрешённо обдумывая происходящее. Когда он такой серьезный, его глаза кажутся холодными льдинами. Но я знаю какой огонь может в них загораться в моменты, когда мы только вдвоём. Всегда поражаюсь тому, каким разным бывает этот мужчина. Сильный, умный, смелый. И в то же время очень заботливый, нежный по отношению ко мне.

По сигналу делаю шаг к двери. Иногда я думаю, что всё наше существование похоже на какой-то конвейер. Где мы просто бесцельно следуем из пункта «а» в пункт «б». Когда каждый из объектов вот так стоит перед собственной дверью, ожидая, когда преграда отъедет в сторону, пропуская в отсек. Когда все работники уровня, стоя в шеренге, идут друг за другом, проходя пункт охраны. Ни шага в сторону, лишь следуя по заданной траектории.

Но как только оказываюсь отрезанной перегородкой от общего коридора, я вновь могу быть собой. Не той частью бесмысленного механизма, а отдельным полноценным человеком. Уже мысленно отсчитывая каждую минуту до того момента, как вновь покину стены этой безликой комнаты, когда вновь окажусь рядом с Итаном. Когда смогу прикасаться к нему, растворяясь во всепоглощающем чувстве, описать которое я так и не могу. Просто нет таких слов, которые бы подходили по смыслу. Когда в обществе каждый сам за себя, а ты вдруг находишь того, кто за мгновение меняет тебя и весь мир вокруг всего одним прикосновением или взглядом. Эванс единственный, кому я доверяю всецело. Просто потому что он мой, а я его.

Вещи по привычке отправляются на очистку, а я с упоением становлюсь под прохладный поток воды. По коже проходят мурашки, мгновенно теряясь среди капель. И я непроизвольно вздрагиваю от контраста температур. Выдавив на ладонь каплю моющего средства из автоматического дозадора, провожу вспененными ладонями по телу и, прикрыв глаза, наслаждаюсь этими действиями. Расслабляясь после рабочего дня. Смывая все проблемы и мысли.

Таймер пикает, оповещая, что жидкость в резервуаре наисходе, поэтому приходится прерваться. И поскорее смыть остатки скользкого мыла. Как раз в тот момент, когда последний участок кожи лишается пены, поток прекращается. А я, обернувшись во влаговпитывающую ткань, покидаю пределы кабинки. Вещи уже полностью очищены, поэтому я вновь натягиваю форму. Ведь завтра снова отправлюсь на смену из комнаты Эванса. Засекаю время на панели и быстро иду забирать свою порцию еды из-под прозрачной крышки окошка раздачи.

Не концентрируясь на вкусе пищи, тщательно пережёвываю кусочки модифицированного соевого мяса. Порции рассчитаны четко по килокалориям. Исключительно для поддержки работы организма. При этом вкусовые качества еды весьма специфичны. Например, сегодня к мясу я получила желеобразную массу серого цвета, которая не имеет никакого запаха и слегка кисловата. Знакомый звук оповещает о начале ролика, и от тонкой полосы, встроенной в столешницу, возникает голограмма, транслируя изображения. Скривившись, отворачиваюсь. Будь у меня возможность заглушить речь за кадром, то я бы непременно ею воспользовалась и выключила звук. Но вот привычный текст наполняет жилой отсек, и я только вздыхаю, закатив глаза. Опять эти рассказы о великой миссии и важности каждого из нас. Противно. Ведь по факту мы просто расходный материал.

Время практически на исходе. Поэтому бросив поднос в утиль, я становлюсь у входа. Нетерпеливо переступаю с ноги на ногу. За моей спиной раздаётся привычный звук — спальное место выезжает из ниши, слегка шурша, и с щелчком фиксируется. А моё сердце вновь ускоряет ритм от того, что совсем скоро погаснет свет, требуя от меня максимальной собранности и быстрой реакции. Прокручиваю в голове необходимый порядок действий, просчитывая каждый шаг. Делаю вдох, когда выключается основное освещение. Не сводя взгляда с экрана — начинаю отсчёт.

И вот наступает момент, когда необходимое значение освещает дисплей у входа, и я нажимаю на датчик открытия двери. По ладони проходит лёгкая вибрация, и преграда отъезжает в сторону.

Практически срываюсь с места. Но мгновенно теряю всю энергию и запал, когда встречаюсь взглядом с тем, кто стоит по ту сторону матовой перегородки. Меня как вновь погрузили в криокамеру. Страх морозными волнами проходит по телу, пока я не способна даже выдохнуть. Пальцы немеют, и я вдруг осознаю, что не надела перчатки. Поэтому быстро прячу руки за спину, чтобы скрыть это нарушение от 2007. Не могу ни слова сказать, и мучительные две минуты мы стоим молча, сверля друг друга взглядом.

«Что происходит? Почему он здесь? Неужели он пришел, чтобы закончить начатое? Снова напасть?»

Неосознанно отступаю назад, стараясь оставить как можно больше расстояния между мной и блондином. Чтобы в случае нападения, у меня осталось место для маневра, возможности защищаться. Миллион вопросов возникает в голове, вместе с странными картинками фантазий. И в каждой из них этот человек представляет для меня угрозу. Голова начинает слегка кружиться, и я осознаю, что всё это время практически не дышала. Наконец-то, мертвая тишина нарушена, и 2007 делает первый шаг.

— Вы куда-то спешите, объект?

Приходится чуть прокашляться, чтобы придать голосу привычные нотки.

— В санчасть.

Он подозрительно склоняет голову, прищурившись. А меня окутывает новым потоком мерзкого волнения.

— После отбоя?

Его взгляд чуть насмешлив, с какой-то долей сарказма. Он смотрит на меня так, будто точно знает, что я солгала. Знает, куда на самом деле я шла. И приходится собрать всё самообладание, чтобы голос не дрогнул от волнения, когда я отвечаю.

— Уставом не запрещено посещать санчасть после завершения дня. А при плохом самочувствии даже ночью.

Эту речь мы прорепетировали с Итаном на случай непредсказуемых ситуаций. И вот сейчас я произношу слова автоматически, надеясь лишь, что 2007 поверит.

Блондин поджимает губы, но вопросов больше не задаёт. И я надеюсь только, что он в скором времени уйдет. Всё ещё пытаюсь найти в своей голове оправдание его присутствию здесь. Возлагаю надежды, что этот вечер не станет для меня новым испытанием. Понимаю, что время встречи прошло, и Эванс наверняка там волнуется.

«Только не делай глупости, Итан.»

Но 2007 не уходит, продолжая сканировать меня. И я ощущаю нарастающую злость внутри. Меня начинает раздражать присутствие этого объекта и то, что из-за него я задерживаюсь. Я не понимаю мотивов действий мужчины и от этого неведения, состояние только усугубляется, подкидывая моему сознанию все новые и новые идеи. И ни одна не отличается добротой. То, что 2007сейчас здесь, не спроста. Это явно какая-то новая игра, правил которой я просто не понимаю.

— В таком случае я провожу Вас в санчасть.

На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Только этого мне не хватает! Ведь теперь действительно надо идти туда. Тратить ещё больше времени. Не представляю даже, что испытывает Эванс. Он ведь ждёт…Но отступать теперь некуда. Будет странно, если я откажусь от собственных слов. Поэтому, натянув на лицо подобие спокойствия, выхожу в коридор.

По дороге мы с 2007 не общаемся. Просто молча следуем к отдельному крылу, где расположен медицинский центр. На каждом лестничном пролете я вздрагиваю, постоянно ожидая нападения со стороны сопровождающего. Я не доверяю ему.

За белоснежной дверью нас встречает девушка-врач с такой идеальной внешностью, что я непроизвольно засматриваюсь, стараясь найти в ней хоть какой-то изъян. Конечно, если быть очень внимательным, то можно заметить тонкие полосочки по контуру лица. И, понимаю, что скорее всего вся её красота — дело пластики.

Выслушав симптомы, которые я просто выдумала на ходу, врач с каким-то подозрением посматривает в мою сторону, открывая личное дело. Замечаю, что выражение её лица меняется. Ещё бы, там написано, что возможно я повреждённая, что у меня есть антидот. Это весомый аргумент, играющий совершенно не в мою пользу. Это своего рода клеймо, которое мгновенно формирует мнение об объекте. Так же как и количество меток. А их у меня достаточно, чтобы понять — я нарушитель. И весь мой вид просто кричит об этом. Рабочая форма, вместо спального комплекта, и руки в карманах, которые прячу, чтобы не выдать отсутствие важной детали. Я замечаю как брезгливо девушка рассматривает мой внешний вид. Но всё-таки даёт необходимое лекарство, отпуская меня обратно в жилой отсек. Приходится отвлекать её глупыми разговорами, чтобы незаметно бросить таблетку в карман и не выдать отсутствие перчаток.

И хоть я пробыла в санчасти не слишком долго, понимаю, что очень опоздала. Наверняка, Эванс там сходит с ума от переживания. Поэтому лечу по ступеням, перепрыгивая сразу несколько. И второй раз за последние полчаса впадаю в ступор. Потому что 2007 ожидает меня на входе.

«Слишком подозрительно. Что ему нужно от меня?»

Сбавляю шаг, стараясь унять сбитое от быстрого темпа дыхание, и в упор игнорирую присутствие блондина, проходя мимо.

— Вы быстро, объект.

Мои надежды рухнули в одночасье, когда он снова увязался следом. Стараясь не отставать, идёт рядом. Всё это не нравится мне. 2007 ведёт себя странно.

— Вы тоже.

Напрасно провоцирую его, с вызовом глядя в глаза. Он прищуривается, а после, демонстративно раскрывает ладонь, показывая такую же красную таблетку, в растворимой биопленке. Чувствую себя неловко. Значит он тоже шел в санчасть.

«Может просто глупое совпадение?»

— Могу я Вам дать совет?

Ощущаю, как гудит в висках от напряжения, но блондин, видимо, воспринимает моё молчание как согласие и продолжает, понижая голос до шёпота.

— Не забывайте о правилах.

Не могу найти подходящих слов, потому что в душе плещется нарастающий страх с волнением.

«Он знает!»

Делаю вдох, собираясь с мыслями, чтобы ответить. И мне практически удается взять себя в руки. Но тут же слышу приближающиеся торопливые шаги. И когда из-за поворота возникают фигуры стражей в черном, меня мгновенно парализует. А сердце, кажется, падает в пятки. Смотрю на надвигающихся на нас охранников, и руки немеют от страха. Я слежу за тем, как они приближаются, и мысленно готовлюсь к тому, что сейчас они схватят меня. Всё вдруг становится неторопливым, как в замедленном действии. Дышать нет возможности, когда люди в черном возникают рядом. Но, когда я уже думаю, что это конец, стражи просто пробегают мимо, минуя нас и не обращая внимания.

Провожаю растерянным взглядом удаляющие фигуры, и меня снова накрывает паника. Они бегут к жилым отсекам. И в моей голове приносится мысль, от которой становится ещё хуже.

«Итан!»

От того, что они сейчас направляются за ним, я готова умереть. Он ведь ждал. Наверняка начал переживать, почему я ещё не пришла.

«Что если…?»

Не раздумывая больше и не скрывая своих эмоций, я срываюсь и бегу в сторону, где только что скрылись фигуры в форме. Никаких инстинктов самосохранения. Лишь пульсирующий страх, который расползается по телу, подгоняемый адреналином. Если они заберут Эванса, не хочу больше ничего. Просто не вижу смысла. Не смогу без него.

Шаги за спиной подгоняют меня, придавая ускорения. Из-за паники на глаза набегают слёзы. Поэтому бегу вперёд, не разбирая дороги. Грудь сжимает от недостатка воздуха. Но когда я уже готова ворваться в коридор жилых отсеков, кто-то с силой дёргает меня за локоть, разворачивая и впиваясь пальцами в руки. За пеленой и стуком в висках не понимаю, что происходит, стараюсь вырваться. Но 2007 ещё сильнее стискивает пальцы и встряхивает меня, заставляя поднять взгляд.

— Не делай глупости, Эшли!

Бах! Бах!

Сердце выскочит сейчас из груди от эмоций. Но я с непониманием смотрю в лицо блондина, снова дергаясь.

Страх за Итана затмевает сознание, минуя предостережения. И даже то, что 2007 перешёл границу, обращаясь ко мне по имени, не действует отрезвляюще. Снова дергаюсь в сторону в попытке вырваться. Рвусь туда, где сейчас может произойти ужасное. Но тут же ощущаю, как щеку обжигает пощечина.

Слёзы срываются с ресниц, и я мгновенно теряюсь. Не понимаю, что только что произошло. Поэтому продолжаю стоять, ошарашенно глядя в лицо 2007. Прижимаю ладонь к горячей щеке и делаю рваный вдох.

2007 невозмутим. Ни тени эмоций на его лице.

— Если Вы не прекратите это, то я буду обязан обратиться к стражам. 2104, Вы ведёте себя неподобающе.

Он лезет в карман, бросая мне пару перчаток, которые я даже не ловлю. Поэтому они врезаются в мою грудь, падая к ногам.

— И вот ещё. Наденьте. Ваш внешний вид не соответствует уставу.

Мне кажется, он прошипел эти слова сквозь зубы. Но на лице блондина всё так же сохраняется невозмутимое выражение. Развернувшись, он спокойно направляется в сторону жилого блока, оставляя меня растерянно стоять. Это полный бред. Все, что только что произошло. Но спустя минуту я прихожу в себя. А новая волна переживаний подталкивает к действиям. Поэтому быстро утираю рукавом мокрые дорожки, поднимая перчатки.

На ходу натягиваю их, злюсь из-за того, что противный латекс не слушается, и я то и дело попадаю пальцами не туда. От перенапряжения готова разорвать эти проклятые перчатки, которые едва удалось надеть. Следую к жилым отсекам, стараясь унять наростающее чувство, которое разгорается внутри. Мне кажется, произойдет непоправимое.

Передо мной возникает площадка, там где коридоры выходят в единый холл. Серые стены, обшитые металлолом, давят, а потолок, своды которого образуют купол, кажется, готов рухнуть в любой момент. Справа остаётся пункт пропуска и длинный коридор, ведущий к лабораториям в удаленной части города. А слева переплетение пролетов с жилыми секторами. Стражи врываются поочередно в каждую из комнат, поднимая с кровати сонных объектов и выгоняя их наружу. На моей памяти подобное происходило лишь единожды. Когда был тот самый злополучный бунт на другом уровне. И в душу холодными щупальцами заползает мерзкое ощущение.

Показательная казнь в Ребут-сити редкое явление. И больше всего на свете я бы хотела никогда не видеть этого. Тем более сейчас.

Стражи врываются в отсек Итана, и моё сердце делает тройное сальто, когда я замечаю, как он в сопровождении охраны выходит из комнаты. Ноги становятся ватными, и я чувствую, что вот-вот упаду. Все самые страшные картинки из головы матеарилизируются в реальности. Каждый шаг Эванса отбивается дробью в груди. А перед глазами темнеет от волнения. Если бы не чья-то крепкая хватка на плечах, то я, наверняка, уже сползла на пол.

Пронзительный взгляд голубых глаз находит меня в толпе, и я задыхаюсь от обречённости.

Могу выдохнуть, лишь когда Эванс проходит дальше, становясь в шеренгу к остальным, а стражи уходят дальше, чтобы проверить остальные комнаты. Замечаю, как он облегчённо прикрывает глаза, находя меня в толпе. И только сейчас понимаю, он ведь тоже думал, что меня могли забрать. Представляю, что он испытал, потому что и сама боялась за его жизнь. Он стоит напротив и не спускает с меня взгляд. И приходится прикусить щеку изнутри, чтобы сдержать порыв расплакаться.

Всё больше людей занимают свои места, формируя полукруг. За спиной раздаются голоса, заставляющие обернуться. И лёгкие будто вновь сковывает корсетом. Приходится отойти в сторону, пропуская вперёд администратора. Липкий пот покрывает тело, и я вновь бросаю взгляд на Итана в поиске поддержки.

Следом за администратором следует несколько стражей личной охраны. Высокомерный взгляд проходится по всем собравшимся. И мне даже кажется, что мужчина задерживает взгляд на мне, как-то слишком ехидно ухмыляясь. Прошлая встреча с ним оставила неизгладимое впечатление. Я всё ещё помню его слова и вопросы касаемо Эванса. Главный проходит вперёд, останавливаясь в самом центре. А за ним… Выкатывают кресло с ремнями. И мне становится дурно. Догадываюсь, что сейчас будет. Его устанавливают прямо напротив меня, и по коже проходит дрожь от этого вида.

По уровню «В» разносится истошный вопль, и по коже проходит мороз. Из очередного отсека выходят люди в форме. Они ведут под руки брыкающуюся девушку, которая во весь голос кричит, просит о помощи и пытается вырваться из тисков мужских рук. Под ложечкой сосет, когда в чертах лица задержанной я узнаю ту самую лаборантку, которую видела не так давно возле лаборатории. Её осознанный взгляд, который показался мне странным. И вот сейчас, когда она бьется в истерике — ощущаю, как в горле образовался ком.

Девушку выводят в центр. Тело несчастной скрыто под белым халатом, босыми ногами она едва наступает на холодный бетонный пол, потому как в руках стражей практически не достаёт до пола. Ударом под колени её усаживают на пол прямо у ног администратора. И тот начинает свою речь. Голос главного холодный и безжизненный, словно машина.

— Объект 2133, Вы обвиняетесь в нарушении рядов правил и устава Ребут-сити. За неповиновение законам и действия, противоречащие системе, несущие вред обществу, Вы подлежите утилизации. Хотите ли Вы что-то сказать напоследок?

Заплаканная лаборантка поднимает свой взгляд на администратора, и в её глазах вижу нескрываемую ненависть. Меня пробивает дрожь от того, что происходит. Я будто на себе ощущаю каждую её эмоцию. Девушка смело вздергивает подбородок вверх и, собрав последние силы, плюёт под ноги мужчины. Удар одного из охраны заставляет её упасть, а я неосознанно дергаюсь вперёд. Не могу смотреть на это. Но крепкие пальцы, до сих пор удерживающие мои плечи, не позволяют мне сделать шаг.

Люди в черном рывком поднимают её на ноги, усаживая в кресло, и пристёгивают конечности грубыми ремнями. Меня трясет от этого зрелища. Крик застревает в горле, где образовавшийся ком не позволяет ни единому звуку вырваться.

2133 сейчас безразлично смотрит на свод потолка, уже не сопротивляясь, пока крепкие руки фиксируют её тело перед казнью. Словно по волшебству в руках администратора возникают щипцы. И в моей груди расползается животный ужас. Они ведь не сделают этого? Только не так!

Подняв голову, девушка смело смотрит в лицо своему карателю. А потом, пробежав взглядом по толпе собравшихся, вдруг останавливает свой взгляд на мне. Смотрит прямо в душу, вырывая из меня какие-то незримые нити.

Словно обращаясь ко мне, она начинает громко говорить. Надрывно кричит, так чтобы её услышали.

— Мы — люди! Люди! Которые должны чувствовать! Бороться до конца!

Администратор подходит к ней ближе и заносит щипцы над чипом. Но она не замолкает, вновь бросая заплаканный взгляд в мою сторону.

— Чипы! Всё дело в них. Мы не повреждённые. Мы просто люди! Необходимо отключить чипы и тогда вся система падёт.

Резкий рывок, и дикий вопль боли разрезает помещение уровня «В». Девушка замирает, пока по её телу растекается алая волна крови. Чип, зажатый в щипцах, тухнет. Залитый кровью, он был зверски вырван из виска. По-живому. Без обезболивающих. У меня перед глазами темнеет от переизбытка эмоций. И я сейчас тоже умру от увиденного. А тело лаборантки обмякает на кресле. Капельки крови, срываясь вниз, образуют лужу на сером полотне бетона. Взгляд, направленный на меня, становится стеклянным, и я ощущаю, как земля уходит из-под ног.

22. Риск

Стражи контролируют, чтобы все вернулись в свои отсеки. Люди в форме оттесняют обитателей уровня к общему коридору, и я оглядываюсь на ходу, замечая, что тело девушки продолжает лежать в кресле, пока все разворачиваются и уходят прочь. Всем всё равно. Администратор равнодушно переступает лужу крови, следуя к выходу, ведущему к лестницам, а оттуда к мосту равноправия. Да и остальные объекты, судя по абсолютно отрешенному виду, не слишком впечатлены произошедшим. В их глазах не читается и грамма сожаления, страха, волнения… Ничего. И это действительно страшно. Будто и не было никакой казни. Люди бездумно передвигаются по коридору, формируя тот самый привычный конвейер. Настолько натренированные и отточенные навыки, следовать по привычной траектории, соблюдая определенную дистанцию. Меня уже тошнит от всего этого. Шеренга оттесняет меня к прозрачной двери, ведущей в комнату. И я могу только бросить короткий взгляд на Эванса.

Я ведь так и не успела поговорить с ним, и судя по тому, что происходит в блоке «В», в лучшем случае мы увидимся на завтрашней смене. Люди в черной униформе с оружием наперевес не спешат покидать свой новый пост у жилого блока. И один из стражей останавливается прямо напротив моей двери. Равнодушно глядя перед собой, в ожидании, когда все объекты зайдут внутрь собственных секторов. Нас загоняют как скот. Главное — контроль. От звука сигнала я вздрагиваю, ведь в такое время сирены обычно не звучат. Но сегодня всё не так. Совсем по-другому. И неизвестно как будет завтра. Теперь ни в чем нельзя быть уверенной. Дверь тихо отъезжает в сторону, и я послушно вхожу внутрь.

Выдох.

Когда оказываюсь в комнате одна, то могу наконец-то отпустить эмоции. Снять свою защитную маску безразличия. Не сдерживать себя. Сползаю на пол по стене и отбрасываю в сторону ненавистные перчатки. Сжимаю пальчики в кулак и закусываю изгиб указательного пальца. Лишь бы не заорать вслух. Моя тихая истерика набирает обороты, когда вслед за этим приходит мысль, что на месте несчастной могла бы оказаться я. Или того хуже — Итан.

Перед глазами до сих пор стоит лицо убитой, а её голос набатом звучит в голове.

«Мы — люди! Люди! Которые должны чувствовать! Бороться до конца!»

Она говорила эти слова мне. Нам! Каждому из жителей города, но воспринимала их только я, Итан. Возможно, кто-то из других повреждённых тоже задумался над её словами, хотя и не подал виду.

Но большая часть объектов просто не воспринимала происходящее. Потому что слушать и слышать — совершенно разные понятия. Они глухи к истине, воспринимая исключительно ту информацию, которую умело вкладывают в их головы. Как слепцы следуют бесмысленной цели, не замечая очевидного. Того, насколько этот мир прогнил. До самого основания. Насколько мы все застряли в этом.

Сознание, заблокированное работой чипа, не позволяет думать, чувствовать, воспринимать.

«Чипы! Всё дело в них. Мы не повреждённые. Мы просто люди! Необходимо отключить чипы, и тогда вся система падёт.»

Система падёт… Если бы это возможно было воплотить в реальность. Создать тот мир, о котором мы говорили с Итаном. Где можно чувствовать. Где можно быть собой, настоящей. Я готова даже отдать собственную жизнь ради этого. Чтобы сломать наконец-то этот проклятый отточенный механизм.

Обессиленная прошедшим днём и всеми этими событиями я не замечаю, как понемногу расслабляюсь, сползая ниже. В конечном итоге мысли вытесняют сознание, и я просто отключаюсь от реальности, ныряя в беспокойные сновидения. Наполненные болью и пытками, безысходностью, в которой мы бежим по бесконечным лабиринтам лестниц в поисках выхода, которого нет. Когда звучит утреннее оповещение, я не сразу понимаю, что происходит. Растерянно открываю глаза и привстаю на локтях. Несколько секунд не могу сообразить, что я делаю на полу, почему вообще нахожусь в своём отсеке. Но воспоминания минувших суток быстро заполняют пробелы.

Тело затекло от неудобного положения, а рука онемела так, что по пальцам пробежали колючие иголочки. Но необходимо приводить себя в порядок, рабочая смена вот-вот начнется. И как бы мне не хотелось закрыться у себя в комнате, не могу себе этого позволить. Хотя бы ради Эванса. Ради той самой девушки, которую убили просто так. Не имею права сдаться. И до последнего буду искать выход. Поднимаюсь, тяжело вздыхая, и то и дело шиплю. Чувство такое, будто я упала с высоты, всё тело похоже на одну болезненную точку. Всё-таки спать на кровати гораздо приятнее, чем на бетоне.

С отражения в зеркале на меня смотрит какая-то измученная девушка. И я рассматриваю эту незнакомку, пытаясь понять, когда превратилась в неё. Тёмные пряди спутаны, а кожа неестественно бледная. Серые полосы под глазами и слегка припухшие веки от вчерашней истерики и слёз. Одним словом — красотка. Настоящий идеал нашего общества.

Набираю в ладони холодной воды и, задержав дыхание, опускаюсь лицом, ныряя. В надежде, что это хоть немного улучшит ситуацию. Но даже после всех манипуляций лучше не стало. Да я больше и не пытаюсь привести себя в чувства. Завязываю волосы в хвост, приподнимаю воротник слегка смятой рубашки и ещё до начала первого сигнала оказываюсь у двери в ожидании.

И стоит матовой двери отъехать в сторону, замечаю того же стража, который сопровождал нас вчера. Его лицо по-прежнему не выражает никаких эмоций, будто он дрон в режиме ожидания. Массивная линия челюсти, пронзительные синие глаза неестественного цвета и стальные мышцы, скрытые под черной спецформой. Он — машина, контролирующая порядок. И мне кажется, если ему дать команду застрелить каждого находящегося в этом коридоре, то он хладнокровно исполнит приказ, даже глазом не моргнув.

Чем ближе мы подходим к пункту пропуска, тем больше волнения возникает у меня внутри. Сегодня особенно тщательный досмотр. Помимо стражей у каждой шеренги стоит главный надзиратель. Объект, который заслужил доверие системы и имеет особые привилегии перед обществом. Тот, кто выбирает из очереди идущих и проверяет работу чипа, сканируя каким-то новым устройством. Я ранее не видела подобного, и это пугает. Не известно, что можно ожидать. Делаю шаг, продвигаясь ближе, и наконец-то замечаю того, кто сканирует нашу шеренгу — 2007.

Даже не удивлена, что это именно он. В его личном деле нет изъянов, а за преданность законам блондин имеет дополнительный райдер и премию в виде десятка келлон. Прохожу ближе к пункту охраны, пока 2007 идёт навстречу, удерживая устройство для считывания чипа в руках. Догадываюсь, к кому он подойдет. По всем законам подлости, это буду я. Ведь в последнее время слишком часто пересекаюсь с этим идеальным «слугой системы».

Но к моему удивлению он проходит мимо, лишь на секунду задержав взгляд на мне. Пункт контроля прохожу быстро и уверенным шагом приближаюсь к Итану. Он облегчённо выдыхает, замечая, что я в порядке. И как только мы входим в лифт, скрываясь от взглядов стражей, привычно прижимает к себе. Как же мне не хватало его объятий. Я реально стала зависима. От прикосновений, его близости. Если бы кто-то сказал мне раньше, что это будет происходить со мной, то я не бы поверила в жизни. Чтобы к коже без латекса? Но ведь это потрясающее ощущение. Несравнимое, очень личное.

— Я так переживал, когда ты не пришла. Чуть с ума не сошел.

Кольцо его крепких рук — мой маленький островок безопасности. Привстав на носочки, прижимаюсь к его губам в попытке спастись. Время на исходе, и скоро лифт остановит свой путь на необходимом этаже, но я не могу разорвать поцелуй. Это выше моих сил. Только за секунду до открытия, мы отстраняемся друг от друга.

— Знаешь, что я успела подумать, когда увидела стражей?

Отвечать нет необходимости. Эванс как и я уже успел представить худшее. Наши взаимоотношения это и великий дар, и настоящая слабость. Когда ты волшуешься за другого вопреки всем инстинктам самосохранения.

Оказавшись в лаборатории, Итан направляется к своему рабочему месту, бросая мне на ходу указания. А я следую за ним, стараясь не пропустить ни одного слова. После привычного инструктажа смены и проверки заданий у нас в распоряжении остаётся буквально пять минут времени. И мы не теряем его зря, скрываясь от прицелов камер в нашем укрытии.

— Эш, я собираюсь отключить блокер. Слишком опасно оставлять его здесь. Могут начаться проверки, нельзя рисковать.

Понимаю, что это значит. Теперь я не смогу пробраться в его отсек. И наше время будет исчисляться исключительно рабочими часами. Но ещё это значит, что доступ к личным запросам будет закрыт. Но всё-таки согласно киваю, ведь если кто-то обнаружит устройство, то…

Итан отключает устройство, быстро удаляя историю запросов. И прячет блокер в карман халата. Теперь мы снова в первичных условиях. Без возможности и доступа к информации. Но, думаю, так будет лучше. Лишние проблемы сейчас ни к чему.

Когда все манипуляции закончены, я подхожу ближе, мгновенно ныряя в кольцо рук 2092. Прикрываю глаза, прижимаясь носом к шее Эванса, стараясь насладиться этим кратковременным состоянием покоя перед началом новой смены. Ощущаю, как он проводит пальцами по моим волосам, а дыхание Итана касается виска.

— Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Корд. Я ведь успел подумать, что нас рассекретили. Что произошло вчера?

Я быстро рассказываю обо всём, что случилось после отбоя, пока Итан хмурит брови, внимательно слушая информацию.

— Тебе не показалось странным поведение 2007?

Спрашиваю, только подтверждая собственные мысли. Я много думала об этом вчера, пока и вовсе уснула, так и не найдя ответов на те вопросы, которые возникали в моей голове. Действительно, я не могла объяснить логически действия объекта, ведь фактически, если бы не его вмешательство, то мы могли бы тоже стать жертвами показательной казни. Что случилось, если бы 2007 не преградил мне путь, и я оказалась в комнате Итана? Не хочу даже представлять, ведь картинки из той жестокой показательной экзекуции до сих пор терзают сознание. Возможно, это всего лишь стечение обстоятельств. Но как тогда объяснить то, что он дал мне перчатки, ведь мог сдать меня с поличным стражам? Вопросы, на которые нет ответов. Всё это кажется странным.

— Я совершенно запуталась, Итан. Как думаешь, он мог напасть на меня? Тогда в отсеке?

Эванс серьезно смотрит на меня, явно обдумывая мои слова. Но после произносит:

— Я не думаю, что это он. Почему тогда не сдал тебя вчера? Нет, что-то не складывается. Я не думаю, что 2007 причастен к этому.

— Но я видела его на следующий день после нападения, у него была царапина на щеке. Я ведь могла поцарапать нападающего, когда отбивалась.

Итан пожимает плечами, точно так же как и я пытаясь выстроить логическую цепочку. Но пока ничего не получается, а вопросов по-прежнему слишком много.

— Думаю, рано делать какие-то выводы. Но всегда необходимо быть начеку. В Ребут-сити никому нельзя доверять.

Он отстраняется, оставляя лёгкий поцелуй на моей щеке. И поправив халат, берет дисплей со списком задач.

— Я доверяю тебе.

Произношу это уверенно. Потому, что это правда. Я верю ему, доверяю собственную жизнь.

Он тут же поднимает взгляд, и голубые глаза, подобно двум океанам, затягивают меня в глубину без права вынырнуть. Несколько секунд он молчит, усмехаясь собственным мыслям. И сделав шаг ко мне, прижимает меня к столешнице, жадно впиваясь в губы, так что дыхание перехватывает в одно мгновение, и я окончательно тону.

Когда он отпускает меня, я едва держусь на ногах, делая жадный вдох. Пальцы Итана очерчивают мой подбородок, нижнюю губу, посылая разряды по всему телу. А тягучее ощущение внизу живота, оставленное страстным поцелуем, растекается теплом.

— Никому нельзя доверять, Эш.

Он произносит это настолько тихо, что я даже не уверенна, что это не плод моего воображения. Ведь губы ещё помнят жар поцелуя, а сердце в бешеном ритме отбивает дробь. И когда я решаюсь спросить, Эванс разворачивается и уходит вглубь лаборатории. Принимая бесстрастное выражение лица, как только оказывается в поле зрения камер.

Смена проходит в обычном режиме. Мы выполняем свои задания согласно списку и обсуждаем в основном рабочие моменты. К счастью, сегодня день проходит без происшествий. Эванс немногословен и слишком задумчив в последнее время. И это меня слегка волнует. Я не до конца понимаю, что происходит с ним. Чувствую какую-то свою вину в этом. Поэтому, когда мой перечень заданий заканчивается, я иду в наше условленное место, туда, где мы можем нормально общаться, не боясь быть увиденными.

Останавливаюсь у стола и освобождаю запястья от латекса. Кажется, в такие моменты даже дышать становится легче. Потираю руки в попытке избавиться от ощущения перчаток. И всё жду, когда же Итан придёт сюда. Я хочу поговорить с ним. Времени до моего дня пробуждения всё меньше, и необходимо что-то думать. Всего пару дней, и меня ждёт очередной контроль, от которого зависит моя судьба. Я боюсь его и даже не хочу думать о том, что может произойти, если меня вновь переведут.

Слова девушки, которую казнили вчера, натолкнули меня на мысль. Она ведь права — чипы и есть тот самый рычаг. Стоит их отключить, и у нас появится шанс создать нормальное общество. Нормальных людей с возможностью чувствовать, жить. Эта идея поселила надежду в моей душе. Не знаю, возможно ли реализовать это. Есть ли смысл подобных действий и вообще, кто бы мог провернуть подобное. Но мне просто необходимо поделиться этим с Итаном. Возможно, он сможет что-то придумать. Он ведь обещал.

Спустя три минуты появляется Эванс, и даже когда он просто подходит ближе, я уже ощущаю, притяжение.

— Как ты, моя хорошая?

Мгновенно все мысли путаются невнятным клубком, а необходимые слова испаряются, теряясь на глубинах сознания. Просто таю от этих слов, от бархатного голоса. И пока не растеряла остатки своих идей, стараюсь озвучить то, что так волнует.

— Я много думала. Что если та девушка права? Как ты думаешь, есть ли возможность как-то отключить чипы?

Настроение Эванса меняется. Он поджимает губы, отводя взгляд в сторону, и, чуть прищурившись, молчит. А после, когда я начинаю нервно ёрзать, всё-таки оборачивается, пронизывая меня взглядом. Проводит пальцами по волосам, откидывая несколько прядей со лба. И выдыхая, собирается с мыслями.

— Ты спрашивала, почему я вспылил вчера?

Мой взгляд цепляется за отметины на костяшках Эванса. И я киваю головой, ожидая ответа. И он продолжает:

— Я попросил тебя выполнить мои задания, а сам искал способы и варианты отключения чипов. Сам думал над этим. Ведь фактически мы можем разрушить все эти глупые устрои. Просто необходимо объединиться. Быть людьми в первую очередь, а не безумными дронами.

Внутри меня всё замерло от этих слов.

«Так вот что он искал вчера»

— Подожди, ты хотел отключить их?

— Да. Если бы я знал, как взломать компьютер, отключая программу, возможно можно было бы рискнуть. Я долго думал, после того разговора ночью, — Итан подходит ближе, касаясь кончикам пальцем моей талии, — и решил проверить все возможные варианты. Но ни один из них не подходит. Я просто зашёл в тупик, Эш.

Он прижимается своим лбом к моему, продолжая свой тихий рассказ, а я улавливаю каждое слово.

— У Ребут-сити мощная защита и множество антиблокеров. В программу не возможно зайти, не реально отключить либо как-то исправить. Единственный вариант — проникнуть в главный сервер. И я уверен, тебе не понравится то, что я скажу дальше. Но других вариантов просто нет. Я проверил все. Могу я задать тебе вопрос?

Всматриваюсь в его лицо и сразу киваю, не раздумывая. Я готова ответить на любой его вопрос.

— Задавай.

Он какое-то время смотрит в мои глаза, очерчивая подушечкой большого пальца узоры на моей щеке.

— Если ты будешь знать, что жертв не избежать, что обратно пути уже никогда не будет… и не факт, что у нас получится. Ты готова рискнуть?

Готова ли я рискнуть? Попробовать освободиться от всех этих оков контроля?

— Да.

Мне не надо много думать над этим. Я и так слишком часто размышляла на эту тему. Каждый день в Ребут-сити — как ходить по острию лезвия. Страх, что завтра может не настать, а любимого человека заберут в камеру утилизации. Что однажды в личном деле просто закончится лимит меток. Или кто-то узнает о нас с Эвансом, и тогда наше время сочтено. Это жёсткий свод законов, который противоречит природе человека. Даже если мы не станем рисковать, то исход предрешён.

В любом случае мы уже нарушили все мыслемые правила. Итан сокращает расстояние, так, что я ощущаю тепло его тела сквозь слои одежды. И обхватив моё лицо ладонями, смотрит в глаза. Когда он говорит, его дыхание касается моих приоткрытых губ, и я не могу уже ни о чем думать. Он спрашивает шёпотом:

— Ради чего? Какая твоя мотивация? Ради идеи? Свободы?

— Ради нас…

Отвечаю так же шепотом, и на мгновение он замирает. А после накрывает мои губы своими, жадно, словно это последний поцелуй. И гори весь мир, если мы не сможем быть вместе.

Итан отрывается от моих губ, быстро покрывая мои щеки, нос, подбородок маленькими поцелуями. Срывается окончательно, сильнее сжимая меня в объятиях.

— Моя… Ты моя, Эш.

Ощущаю, как быстро колотит сердце в его груди и как дрожит его дыхание. Когда он вновь возвращает взор своих небесных радужек на меня, в его глазах читается незримая уверенность.

— Ты сказала, что доверяешь мне. — поцелуй, выбивающий остатки почвы из-под ног. — Просто пообещай… — вновь касается меня губами, и я уже совершенно не понимаю ничего, лишь тянусь ему навстречу, — пообещай, что ты будешь верить мне, что бы не случилось.

Безумие заполняет нас. Кожу обжигает от каждого прикосновения. Конечно, я буду доверять ему. Всегда.

— Обещаю.

Эванс прижимает меня к себе, прикрывая глаза. И я хочу расствориться сейчас. Обвиваю его шею руками, зарываясь пальцами в волосы. Какое-то время мы стоим не разрывая объятий. Наслаждаясь поддержкой друг друга. Такой необходимой близостью. А спустя пару минут Итан начинает говорить. Не громко, медленно, стараясь донести суть.

— Если проникнуть на подстанцию в сервер и подорвать его, то есть вероятность, что программа чипов слетит. Электроснабжение всего города будет отключено на время. Пока дополнительные генераторы не начнут работу, — ощущаю, как он тщательно подбирает слова, сам взвешивая их, перед тем как произнести, — будет около пятнадцати минут, чтобы взломать центр управления.

Чувствую, как тарабанит сердце в грудной клетке. Это просто безумие. То, что предлагает Эванс, кажется нереальным и до ужаса опасным. На мгновение представляю взрыв, а после полную темноту, оплетающую каждый уголок города.

— Это… Других вариантов нет?

Он качает головой. А вдоль моего тела начинает расползаться липкое ощущение какого-то волнения. Прокручиваю слова Итана в голове, пытаясь понять, что пугает меня в его словах больше. Перспективы погибнуть настолько велики… Мысли формируются в цепочки, и до меня доходит осознание всего масштаба происходящего. Пульс зашкаливает, а во рту пересыхает. Кажется, я понимаю, к чему он ведёт. Отстраняюсь, вглядываясь в любимые черты лица.

— Подожди… Ты сказал, что питание будет отключено. Полностью, — он кивает, — это значит…

Эванс серьезен как никогда. Он неотрывно смотрит в мои глаза, подтверждая мои опасения.

— Все системы, выйдут из строя на время.

Понимание накрывает резко, и я оборачиваюсь в сторону лаборатории. Дыхание замирает от осознания. «Жертв не избежать»…

— Это значит инкубатор тоже?..

Не могу выдавить из себя последнее слово. Понимая, насколько страшно это прозвучит. Но мне и не нужно продолжать. Итан кивает, подтверждая страшное предположение. Отстраняюсь, и он позволяет мне освободиться от объятий, послушно убирая руки.

Понимание масштабов накрывает меня.

И мне просто необходимо осознать это.

Дыхание перекрывает, и я ощущаю, как снова стучит в висках. Руки дрожат, а ноги становяться ватными, и я выхожу из нашего укрытия, пересекая лабораторию. Останавливаюсь у прозрачного стекла, сквозь которое виднеются ровные ряды капсул. Больше двух тысяч инкубаторов, в которых теплится маленькая жизнь. Слёзы заволакивает пеленой, и я прижимаю ладонь ко рту в попытке сдержать всхлип нарастающей истерики.

Теперь, когда я осознаю все риски. Когда понимаю, как дорого стоит мнимая свобода. Тот неосязаемый призрачный шанс. В котором вероятность успеха очень мала. Готова ли я рискнуть?

Снова стать убийцей.

Ради… «нас»

23. Лаборатория

После смены я была словно в прострации. Долго думала над словами Итана и не могла уснуть практически до утра. В голове то и дело возникали образы крошечных детских тел, скрытых прозрачным куполом. Я до сих пор не отошла от того, что должна была отключать капсулы, а теперь на моих плечах и вовсе легло тяжкое бремя ответственности. То, что предложил Эванс — безумие. Шансы на хороший исход настолько мизерны, что здравый смысл бьет тревогу, пытаясь заставить меня одуматься. Ведь не факт, что сработает. Вдруг чипы не отключатся, а мы своими действиями уничтожим целое поколение? Вдруг уничтожим человечество?

С другой стороны… Они ведь всё равно обречены. Это только дело времени. Пока все мы заложники этой системы, ни у кого из нас нет шанса. Мы с Итаном на пороге утилизации. И каждый день, каждый шаг может стать последним. И неизвестно, что ждёт тех детей. Какими они станут? Безликими машинами, исполняющими приказы? Или повреждёнными, которых просто уничтожат, как непригодный для общества кадр? Этот бесконечный цикл будет продолжаться до тех пор, пока кто-то не рискнёт.

Я обещала доверять Эвансу во всём. И я готова рискнуть. Если появится хоть мизерный шанс, что это закончится, то я использую его. Не только ради «нас» с Итаном. Ради всех. Потому что это неправильно. Потому что в серых стенах города, который стал нашей тюрьмой, такие же люди как и я. И все мы имеем право на счастье.

Когда я сообщаю Эвансу о своём решении, его глаза загораются неподдельным огнем. А я испытываю такое тепло в душе, просто от того, что он рядом. И если я обещала быть с ним, то поддержу любое его решение. Как бы сложно ни было, нельзя не использовать даже призрачный шанс.

Последующие два дня пролетают быстро. Я стараюсь забрать все задания на смену себе, чтобы дать Итану больше времени на то, чтобы выстроить план. Он то и дело отлучается из лаборатории под предлогом обращения в санчасть или перенести бланки на этаж выше, чтобы проверить возможности. Каждый раз, когда он уходит, я с тревогой жду возвращения. И ловлю каждое мгновение, когда мы оказываемся рядом, чтобы насладиться этим коротким мигом. Восхищаюсь своим мужчиной. Тем, насколько он умён, потому что рассматривает все варианты развития событий. Итан — стратег. Он рассказывает мне детали, а я поражаюсь тому, насколько тщательно Эванс подходит к любому вопросу. Он не действует импульсивно, просчитывая каждый шаг. И в тоже время, насколько другим он бывает со мной. Чувственным, страстным и в тоже время заботливым. Я чувствую себя защищённой. А это настолько необычно в нашем мире.

Сегодня, возможно, моя последняя смена в качестве ассистента Эванса. Это пугает меня до безумия. Завтра день пробуждения, а значит — новый чип контроль. Боюсь, что меня могут перевести. Это, наверное, самое ужасное, что может произойти, когда мы оказались так близко к реализации. Но уповаю лишь на то, что мы всё-таки воплотим наш безумный план в жизнь.

Просыпаюсь раньше сигнала оповещения и начинаю собираться, стараясь уделить больше внимания внешнему виду. Поэтому укладываю волосы, стоя перед зеркалом санузла. Конечно, это не вычурные прически блондинок, но учитывая, что по-другому я просто не умею, то и волнистые пряди — уже верх мастерства.

Пригладив складки на рубашке, я тщательно проверяю, чтобы она сидела идеально. Как только дверь открывается, выхожу в коридор, смело вскидывая подбородок, шагая навстречу новому дню. Если он будет последним для меня на уровне «В», то я хочу чтобы он мне запомнился. Хочу, чтобы Эванс видел меня такой: уверенной и красивой.

Все эти дни, с момента показательной казни 2133, контроль усилен. А фигуры стражей воспринимаются уже как само собой разумеющееся. Даже не обращаю внимания на бесстрастное лицо охранника в коридоре. Мне кажется, он вообще не покидает свой пост. Каждый раз когда я оказываюсь в коридоре жилых отсеков — он там. И позы не меняет, как робот стоит, глядя перед собой. Каждый день нас выборочно сканируют, и к счастью, я пока ни разу не попала в список тех, кто отправился под тщательный досмотр. Боюсь, что это новое устройство выдаст меня. Что я повреждённая.

Подойдя ближе к пункту пропуска, замечаю Итана, который разговаривает с 2007.Сразу же напрягаюсь — не доверяю блондину. И тем более странно видеть, что они с Эвансом что-то обсуждают. Пока я прохожу контроль, не свожу взгляда с мужчин. 2007 оглядывается и, достав что-то из кармана, передает это Итану. Издалека я не могу рассмотреть что именно, и это ещё больше волнует. Коротко кивнув, он уходит, а я наконец-то прохожу привычный сканер и направляюсь к лифту, где меня ожидает научный руководитель.

— Объект 2104.

Кивает мне Итан в знак приветствия, когда рядом проходит лаборант. Меня всегда удивляет, как он контролирует себя на виду у других. Сдержанный и безэмоциональный. Подобно остальным жителям города. Отвечаю таким же бесстрастным приветствием, входя в зеркальную кабину. Когда дверцы закрываются, от его контроля не остаётся и следа. А моё сердце пускается в бешеный ритм, как только его губы накрывают мои. Это уже маленькая ежедневная традиция. Ловить сорок пять секунд наедине. А после, войдя в лабораторию, делать вид, что ничего не произошло. И неважно, что дыхание сбито, а глаза горят. Прикусываю губу, всё ещё ощущая следы поцелуя. Не могу сдержать улыбку, зная, что Эванс в таком же состоянии.

Когда мы входим в скрытую от камер зону, Итан становится серьезным, проверяя задачи и подключая все системы к работе. Наблюдаю за ним, сидя на столе и продолжаю улыбаться. Когда он такой серьезный, увлечен работой, то выглядит очень привлекательно. Я скучаю за нашими встречами в его отсеке. И несколько дней, проведенных в одиночестве своей комнаты, только усиливают это чувство. Решаюсь задать вопрос, который волнует меня:

— О чем вы говорили с 2007?

Эванс с непониманием смотрит на меня, вскинув бровь. Будто я сказала какую-то глупость.

— О чем ты?

На секунду я теряюсь. И даже начинаю сомневаться в том, что я реально видела их.

— Я видела вас. Он что-то передал тебе.

Итан поджимает губы, а я ощущаю какое-то странное чувство недоговоренности. Будто не знаю чего-то важного, не замечаю. Но Итан подходит ближе и ласково касается моей щеки, заглядывая в глаза.

— Всего лишь рабочие файлы. Смотри.

Он протягивает руку, касаясь тонкой полоски устройства, обвивающего запястье. И тут же возникает голограмма с данными таблиц.

— Не знала, что он имеет доступ к нашей работе.

— Эш, ты стала слишком подозрительной. Ты забыла? Лиам тоже работник лаборатории.

Эванс совершенно спокоен и чуть улыбается. Но что-то вызывает волнение во мне. Наверное, я действительно стала подозрительной.

— Лиам? Ты знаешь имя 2007?

Вопросительно всматриваюсь в глаза Итана, ожидая ответ. Замечаю, как он замирает на мгновение, но сразу же берет себя в руки, возвращая лицу доброе выражение и привычную соблазнительную улыбку.

— Предпочитаю владеть необходимой информацией. И знать поименно тех, с кем работаю. Тем более ты же тоже видела его личное дело. Имена там прописаны.

Стараюсь отбросить навязчивые мысли. Я ведь доверяю Эвансу. Он же не предаст меня. Так зачем забивать голову ерундой? Беру со стола маленький дисплей с задачами, пробегая по ним взглядом. Как назло сегодня у меня много работы в инкубаторе. Проверка систем обеспечения капсул и загрузка биоматериала. Я надеялась, мне не придется в ближайшие дни входить туда. Решение давалось мне сложно, и я до сих пор чувствую укол вины за то, что фактически решила принести в жертву целое поколение, которое так и не появится на свет. Но выполнять задачи необходимо. Я понимаю это. Итан рассматривает свои задания и, замечая моё настроение, подходит ближе.

— Что такое, Эш?

Протягиваю дисплей ему, и он пробегает взглядом по пунктам.

— Это из-за инкубатора?

Киваю головой, понимая, что не смогу и слова выдавить из себя. Эванс осторожно касается моего плеча, заставляя обратить на него внимание.

— Давай я.

Забирает из моих рук перечень заданий. А я плавлюсь под тёплым взглядом и растекаюсь от такой банальной заботы. Он не должен этого делать, у него и свои задания есть. Но он делает это, потому что знает, как мне сложно. Поэтому шепотом отвечаю:

— Спасибо.

Забираю его задания себе. Хочу хоть немного помочь, ведь он потратит своё время на мои. Вместо того, чтобы думать о том, что нам предстоит сделать.

Работа проходит достаточно быстро. Итан справляется с частью моих обязанностей без лишних сложностей. Ему не привыкать, ведь он знает о лаборатории гораздо больше меня. Поэтому легко выполняет пункты. Пока я заполняю отчёт, нервно постукивая пальчиками по столешнице. Боюсь, что сделаю что-то не так и испорчу задание, напрасно потратив время. Хорошо, что отчёт можно сделать на любом устройстве, и я конечно же выбираю то, что скрыто от камер. Чтобы снять перчатки и спокойно выполнять пункт, не боясь попасть под прицелы объективов. Погрузившись в работу, я не сразу замечаю, что Эванс уже вернулся из инкубатора и стоит позади меня. Ввожу очередное значение в поле, но когда над ухом раздаётся бархатный голос, дергаюсь от неожиданности.

— Ты пропустила одну цифру.

Итан показывает пальцем на график, а я с непониманием раз за разом сверяю порядок значений и к удивлению отмечаю, что действительно была невнимательна. Разочарованно выдыхаю. Похоже, я могла допустить ошибку и в других строчках. Так и знала, что всё испорчу. Теперь всё необходимо начинать сначала.

— Прости, я правда хотела помочь.

Разворачиваюсь настуле, виновато опустив глаза.

— Эй, ты чего. Ты и так помогаешь. Всего одна цифра, Эш. Просто надо быть внимательнее. Иногда можно не заметить чего-то очевидного.

2092 сбрасывает перчатки на стол и улыбается, глядя на моё виноватое выражение лица. Засмеявшись себе под нос, когда я надула губы, Эванс склоняется ближе, мгновенно попадая в поле зрения. И конечно же я обожаю внимание. Просто не могу не смотреть на него, потому что чувствую притяжение.

— Корд, мы собрались подорвать половину Ребут-сити, а ты правда переживаешь за какие-то цифры?

Улавливаю лукавые искорки в его глазах и не могу удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. Даже озвученные страшные слова сейчас не волнуют. Особенно, когда он так смотрит.

— Ты явно псих, Эванс.

— Угу. Это всё твоё пагубное влияние. До знакомства с тобой я был весьма правильным объектом. Не нарушающим законы города.

Он говорит это нарочно серьезно, но глаза выдают эмоции. Да он ведь просто шутит сейчас. Вижу это по тем маленьким искоркам в его взгляде. Толкаю его в грудь, заливаясь смехом. Правильный объект звучит из его уст как что-то странное. И тем более, это совершенно не сочетается с его личностью. Человек, который умудрился отхватить уже девять меток, явно не соответствовал идеалам общества. И конечно, Эванс тоже знает об этом.

Снова в шутку легко толкаю его, перекручивая сказанную фразу. Он начинает щекотать меня, и я смеюсь ещё громче. Он так близко сейчас, что я начинаю ощущать лёгкое смущение. И едва могу протянуть возмущённое «Эй», когда Итан оставляет поцелуй на моей шее. Я продолжаю смеяться от щекочущего ощущения его дыхания на нежной коже. Но как только его язык касается шеи, разгоняя по телу отряды мурашек, смех сменяется глубоким вдохом. От веселья не остаётся ни следа, заполняя меня новой волной совершенно других мыслей. Одно прикосновение, и я сгораю. Я скучала по этим запретным ласкам.

Он отрывается от меня, хитро ухмыляясь.

— Всё ещё считаешь это смешно? Я действительно был достаточно предан системе. — На этой фразе он смешно жестикулирует, прижимая руку к груди и закатив наигранно глаза. — Совратила меня, а теперь смеёшься.

Мне нравится, когда он улыбается. На щеках виднеются едва различимые ямочки, а у уголков глаз маленькие морщинки. Это придает его лицу более юный вид.

— Кто кого совратил, интересно?

Пытаюсь состроить невозмутимый вид, но разве возможно удержаться, когда уголки губ сами ползут вверх?

— Конечно же ты меня. Разве можно быть такой нереальной? Ни один даже самый правильный служитель системы не смог бы устоять. Какие могут быть законы и правила, если единственное, о чем могу думать, это то, как я беру тебя прямо на этом столе?

Он проговаривает эти слова так серьёзно. И я мгновенно задыхаюсь, ощущая как последняя фраза возбуждает меня. Лишая способности трезво мыслить. Я уже забываю, о чем мы говорили только что, а в голове так и крутится на повторе нежданная мысль. Но разве я сама не хотела этого? Не представляла столь запретные действия. Ведь ради этого я собственно и тратила утром время на сборы. Желая нравиться Итану. Ещё с момента просмотра того видео, я постоянно думала о подобном. Это дико возбуждает. Мы ведь практически на виду, в лабораторию всегда кто-то может войти. И тем не менее перспектива пересечь грань ещё раз затмевает здравый рассудок. А чувство опасности только подстёгивает азарт. Поэтому я решаюсь действовать.

Поднимаюсь со стула и подхожу ближе. Итан наблюдает за моими действиями, ожидая, что же я буду делать. И я останавливаюсь в шаге от него. Пальчики скользят по халату, расстегивая крепления. Провожу ладонью по рубашке, отмечая, как дыхание становится более глубоким, а мышцы его груди напрягаются от моих прикосновений. Они как камень, скрытый тканью. Закусываю губу и поднимаю взгляд, мгновенно утопая в бескрайних радужках небесного цвета. Поддеваю пальцами пуговки, открывая обзор на его тело. Шея, ключицы, которые всё ещё находятся в плену одежды. Отодвигаю воротник и, привстав на носочки, касаюсь губами пульсирующей артерии. Слышу вдох, и руки Эванса мгновенно заключают меня в плен.

— Корд, ты действуешь на меня лучше любого чипа. Напрочь отключаешь сознание.

Его бархатный голос с лёгкой хрипотцой тоже действует на меня деструктивно. Я не способна думать ни о чем, а желание затмевает мысли. Стоило всего раз испытать сладостное удовольствие от его близости, и сейчас, я как зависимая, желаю очередную дозу.

— Я соскучилась.

Тянусь к его губам, желая унять жажду, которая наполняет каждую клетку тела.

— И я…

Проговаривает мне прямо в губы, обжигая дыханием, и в следующий момент я уже ощущаю желанное прикосновение. Поначалу лёгкое, будто он впервые пробует мои губы на вкус, но с каждой секундой поцелуй набирает обороты. А когда язык Эванс проникает в мой рот, я окончательно погибаю. Жажда нарастает, несмотря на то, что он целует меня. Её не утолить просто прикосновениями. Ощущаю, как это желание затягивается внутри, пуская по венам разъедающий яд. Руки, блуждающие по моему телу, разгоняют электрические разряды, вызывающие дрожь. Я не замечаю, когда Итан успевает расстегнуть мой халат и часть пуговиц на рубашке. Только когда он жадно припадает к шее, выдыхаю тихий стон. Сгорая от каждого касания губ.

Пальцы не слушаются, когда я пытаюсь дальше расстегнуть его рубашку. Эванс отстраняется, и я будто в один момент рассыпаюсь молекулами. Глаза, потемневшие от желания, затягивают меня в водоворот. Сводят с ума окончательно. Он быстро справляется с креплениями, отбрасывая ненужную вещь на спинку стула, а я жадно поглощаю взглядом каждое его движение.

— Так лучше?

Словно насмехается надо мной, потому что от одного взгляда на его тело меня бросает в жар. Значительно лучше! Он помогает мне снять вещи, чередуя действия с поцелуями. И я уже не знаю реальность это или плод моей фантазии. Сердце стучит настолько быстро, будто вот-вот пробьет грудную клетку. И стоит Итану провести ладонями по обнаженной коже, как на теле остаются незримые дорожки. Его прикосновения пробуждают неконтролируемую тягу. Мне до одури необходимо, чтобы он был ближе. Тело желает большего, и я послушно иду на поводу, позволяя Эвансу стянуть с меня штаны.

Он на мгновение останавливается, очерчивая взглядом каждый изгиб моего тела и наслаждаясь открывшимся видом. А после рывком усаживает на стол. Зарываясь рукой в мои волосы притягивает ближе, впиваясь губами в диком поцелуе. Это уже не просто ласки, это настоящая война на выживание.

Резким движением придвигает меня к краю стола, чувствую, как противно скрипит поверхность столешницы от соприкосновения с обнаженными ягодицами. Кожа мгновенно полыхает от трения. Но я не успеваю обратить на это внимание. Потому, что единственное что мне сейчас необходимо — почувствовать его. Ладони скользят по его плечам, я зарываюсь пальчиками в его волосы и, не разрывая поцелуя, пытаюсь притянуть его ещё ближе. Он на секунду отпускает меня, расстёгивая ширинку. За пеленой страсти я ничего этого не замечаю. Как погибающий за глотком спасительного воздуха тянусь к его губам. Наше дыхание смешалось воедино.

И когда он прижимает меня к себе и забрасывает мою ножку, согнутую в колене, на свою талию, я окончательно теряю связь с происходящим. Одним движением он проникает внутрь, толкаясь в меня. И я не выдерживаю, вскрикивая от ощущения долгожданной близости.

— Тише, маленькая. Иначе сейчас сюда сбежится весь город.

От его обжигающего дыхания и этих слов, сказанных шепотом, меня прожигает дотла. Итан чуть прикусывает мою нижнюю губу, сжимая меня в крепких объятиях, и начинает двигаться. Резко, немного грубо, но это до безумия приятно. Я едва сдерживаю стоны, стараясь не задохнуться.

— Люблю тебя.

Почему-то именно эта фраза возникает в голове. Все мои познания, что я успела узнать об этом чувстве, это именно то самое, что я ощущаю. Я повторяю её как в бреду, сгорая в безумном танце наших тел. Запрокидываю голову, позволяя Эвансу терзать мою шею какими-то абсолютно дикими поцелуями вперемешку с укусами. Впиваюсь ногтями в его плечи, когда темп нарастает. И уже не способна удерживать крики. Поэтому Итан быстро переключается на мои губы, заглушая стоны поцелуями. Чувствую, как пружина внутри сжимается до предела, а от кончиков пальцев проходят лёгкие волны судороги. Глубокий толчок, и я взрываюсь. Задыхаюсь. Растворяюсь. Следом за мной в эту бездну ныряет Итан. Максимально вжимаясь меня, входит на всю длину и издаёт утробный рык. До боли сжимает рукой мою ягодицу, оставляя отпечатки пальцев на моём теле. Чувствую, как меня наполняет тепло, и сильнее цепляюсь за его плечи.

— Моя… Люблю тебя.

Он выдыхает эту фразу, прижимаясь своим лбом к моему плечу. А я запускаю пальчики в его волосы, прижимаю ещё ближе в попытке отдышаться. Даже когда тело прекращает содрогаться от желаемой разрядки, мы какое-то время не отпускаем друг друга. И лишь когда дыхание приходит в норму, а пульс перестаёт стучать в висках, он выходит. Тело мгновенно обдает прохладой, и я свожу колени вместе, стараясь удержать ощущение тепла его тела между бедер.

Итан помогает мне одеться и приводит себя в порядок. Обнимает меня, очень нежно поглаживая спину. Прикрываю глаза и укладываю голову на его грудь. Мне никогда не было так хорошо. Эванс же задумчив. В последнее время он часто отвлекается на собственные мысли.

— Эш, я должен рассказать тебе кое-что.

Я поднимаю голову, встречаясь с любимыми голубыми глазами.

— Что?

Он хмурится, подбирая слова. А я начинаю испытывать лёгкое волнение.

— Дело в том…

Но его слова тонут в звуке оповещения о прибытии лифта. И мы практически отскакиваем друг от друга в разные стороны. Он покидает наше укрытие, направляясь в общую часть. А я судорожно открываю таблицы, постоянно нажимая не туда. Потому что мои пальцы подрагивают от волнения.

Мы чуть не попались.

Смотрю на строчки с цифрами, но они расплываются перед глазами. Слышу приглушённые голоса. Один принадлежит Итану, да и второй смутно знакомый. Стараюсь отбросить любопытство. Но интерес берет верх. Поэтому я беру дисплей задач и, натянув максимально отрешенный вид, хотя сделать это очень сложно, ведь тело всё ещё помнит недавние действия, направляюсь туда, где находится Эванс.

Замечаю 2007 и тут же поджимаю губы. Лиам замолкает на полуслове, когда я выхожу из отрезанной части лаборатории.

— Простите, 2092, мне необходима ваша помощь с четвертым пунктом задач.

Проговариваю слова максимально собрано, стараясь не выдать дрожи. Итан сверлит меня взглядом, но ничего не говорит, кивая.

— Добрый день, объект 2104, — протягивает блондин, скользя взглядом по моему виду и отчего-то слегка щурится, хитро улыбнувшись.

— И Вам. Простите, что прервала вашу беседу. Но у меня есть обязанности, которые необходимо выполнить. А для следующего пункта необходим пароль руководителя.

— Без проблем, 2104. Займите рабочее место, я подойду.

Бросает Эванс всё ещё как-то странно пронизывая взглядом. И мне не остаётся ничего, кроме как направится к криокамере. Ведь именно она значится в четвертой графе. Останавливаюсь у двери, ожидая научного руководителя. Отсюда плохо слышно, да и судя по всему, Итан говорит тихо. Это начинает меня значительно волновать. Неужели есть какие-то секреты? И касается ли это нашего плана? Тогда почему 2007 здесь?

Эванс подходит к двери, вбивая код. И когда я открываю рот, чтобы спросить обо всём происходящем, он тихо бросает:

— Потом, Эш.

Но потом не наступает. До конца смены я выполняю задания, пока Итан с 2007 сверяют какие-то отчёты по отбраковке эмбрионов за месяц. По крайней мере это то, что мне довелось услышать, когда я проходила мимо. Я ожидаю, когда Лиам покинет лабораторию, ведь у меня появилось достаточно много неозвученных вопросов. Но 2007 остаётся в лаборатории вплоть до сигнала окончания смены.

Я злюсь на этого блондина, злюсь на Итана и на себя тоже злюсь. Потому что завтра мой день пробуждения. А мы так и не поговорили. Что хотел сказать мне Эванс?

Наверное теперь я не узнаю об этом. Даже когда прозвучал сигнал, 2007 не слишком спешит уходить. Лишая нас возможности хотя бы сорок пять секунд провести вместе. В зеркальную кабину мы входим втроём. Лиам стоит впереди, отрешенно глядя прямо перед собой. Я же стою справа от Итана, стараясь держать спокойное выражение лица. Мне так много надо было сказать, спросить. Надеюсь, я смогу поговорить с 2092 завтра.

Эванс осторожно сжимает мою руку, улыбаясь только уголками губ. И я на секунду поворачиваю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Тоже сжимаю пальцы, отвечая на это невесомое прикосновение. И уже через мгновение встречаюсь с пронизывающим холодным взором других голубых глаз. 2007 ничего не говорит и не спрашивает. Но у меня зарождается чувство, что он всё-таки обо всём знает.

Лифт останавливается на этаже жилых отсеков. И мы покидаем зеркальную кабину, расходясь по своим комнатам. Перед тем, как войти внутрь — снова смотрю на своего мужчину.

Что ждёт нас завтра? После моего очередного контроля?

24. Контроль

После смены я всё никак не могу прийти в себя. Противоречивые чувства разрывают изнутри. Безусловно, то, что происходит между нами с Итаном, лучшее, что может происходить в нашем мире, лишенном чувств. Мы не такие как остальные, мы живые, настоящие. Люди с эмоциями. И я безмерно благодарна прошлому контролю, что он определил меня именно под руководство Эванса. За время нахождения на уровне «В» я стала другой. Я изменилась. Познала целый спектр новых эмоций. И узнала о том, что такое любовь. Каково это, чувствовать прикосновения другого, отдаваться полностью. К щекам приливает жар, когда перед глазами возникает калейдоскоп из моментов сегодняшней смены. Это было настолько необычно, горячо и безумно. Любовь на грани прогнившего мира, где каждое прикосновение уже нарушение, мы переступаем черту, бросаясь в омут с головой. Отдавая друг другу гораздо больше, чем просто касания. Каждый раз с ним совсем по-другому, по-новому. Если первый раз это было нежно и очень трепетно, то сегодня больше похоже на необузданную похоть. И, признаюсь, мне нравится открывать в себе эти необычные черты. Эванс открыл мне меня с другой стороны, показал какой могу быть. Я сгораю и оживаю в его объятиях каждый раз.

Бросаю весьма помятые вещи в чистку и быстро вхожу в небольшое пространство душа, смывая с себя следы страсти и прикосновений. Замечаю, что на теле появились новые отметины. Но только улыбаюсь, проводя пальцем по отпечаткам близости.

Единственное, что не даёт мне покоя — какое-то странное чувство недосказанности. Оно всплывает на поверхность из глубин подсознания, поселив где-то под ребрами непонятное колючее ощущение. Маленькая иголочка, которая затрагивает внутри. Итан хотел мне сказать что-то важное, но появление 2007 помешало. Я не знаю, что именно. Но тон, с которым Эванс произносил слова, не внушал ничего хорошего. В его взгляде мелькнуло чувство вины, и я совершенно растерялась. Это всё странно. Да и сам этот Лиам ведёт себя подозрительно. У меня миллион вопросов, на которые нет ответа. Кто же такой этот 2007? И причастен ли он к тем покушением, которые были совершены? И почему тогда не сдал меня, когда появилась отличная возможность? Я совершенно запуталась.

Вода в резервуаре заканчивается, и мне приходится покинуть санузел, быстро стирая с кожи капельки влаги. Забираю порцию еды и, пока на заднем плане идёт ролик, поглощаю безвкусную пищу. Каша без соли и несколько веточек какой-то зелени. Рядом лежит что-то похожее на бобовую пасту. Но я не замечаю вкуса, полностью погружаясь в размышления. Только когда контейнер оказывается пуст, осознаю, что приём пищи окончен. Никакого чувства насыщения. Чтобы хоть немного утолить аппетит, раскусываю прозрачную ёмкость с водой, делая пару глотков.

Засыпаю очень плохо, терзаемая мыслями, и на утро чувствую себя разбитой. Когда проносится сигнал о пробуждении, я едва могу разлепить веки. Сегодня я не тороплюсь на рабочую смену. И у меня в запасе гораздо больше времени, чтобы привести себя в порядок. Медленно собираюсь, приглаживая пальцами рубашку. Понимаю, что на шее красуются следы и их видно из-под воротника, поэтому решаю не собирать волосы. Накидываю рабочий халат поверх одежды и, будто желая скрыть тело броней, застегиваю его на все крепления.

Ощущаю нервное напряжение, которое нарастает с каждой минутой, отсчитываемой таймером у входа. Все объекты, включая меня когда-то, с нетерпением ожидают дня совершеннолетия. Это открывает новый жизненный этап. И кроме этого, всегда есть шанс получить должность выше. Это доступно только тем, кто достиг необходимого возраста. И, конечно, зависит от того, куда определит компьютер, ведь мы не в праве самостоятельно решать, выбирать. В качестве небольшого бонуса каждый объект Ребут-сити получает в день пробуждения виртуальный келлон. Оплатить им сразу ничего нельзя. Но как только их собирается необходимое количество, то их можно обменять на настоящие. Это действие доступно раз в пять лет. Помню как прошлый раз с этой суммы оплатила себе улучшенный райдер на неделю. Тогда к порциям даже прилагался чай. Небывалая роскошь, хотя и ненадолго. Я даже помню его вкус. Необычный, слегка терпковатый.

Смотрю в зеркало и крепко сжимаю пальцами края раковины. Вдох-выдох. Я очень переживаю. Я и раньше волновалась перед проверками, но не настолько. Не знаю почему, но именно этот контроль вселяет в меня страх.

Поднимаю взгляд, рассматривая отражение. Всё такие же тёмные глаза, ведь я так и не сменила цвет радужки. И Рид непременно сочтет это поводом, чтобы придраться. Я уверена. Даже цвет волос пока не трогала, оставляя пряди естественного оттенка. Возможно, это последние несколько дней, когда я могу ещё выглядеть так. Потому что просто не имею права оттягивать изменения. Провожу подушечками пальцев по своей щеке и вверх, касаясь инородного тела на коже. И эта проклятая пластина, вживленная в висок, также на месте. Всё как и было в мой первый рабочий день в лаборатории. Вот только сегодня день моего пробуждения.

Пока все живущие в блоке следуют на рабочее место, я сижу за столом, ожидая особого сигнала. Там, среди других — Эванс. Сегодня не будет тех сорока пяти секунд. Не будет привычного списка задач, взглядов, прикосновений. Я уже скучаю по этим коротким мгновениямВчера Итан сказал, что в любом случае, даже если меня переведут, он найдет меня. На любом уровне и в любом отсеке. Для воплощения нашего плана в жизнь необходимо чуть больше времени, чтобы всё прошло гладко. А мне ничего не остаётся, как смириться с происходящим. На панели рядом с дверью появляется уведомление, и я быстро подхожу ближе, открывая входящее сообщение.

Входящее от 2092:С днём пробуждения. Удачного контроля.

Губы сами растягиваются в улыбке. Это очень мило, хотя, наверное, так делать нельзя. Это ведь личное сообщение. Настроение немного улучшается. И я храню веру, что день будет не так уж плох. И возможно, всё обойдется. Я ведь теперь знаю тонкости работы в лаборатории. Компьютер должен распознать это. Иначе в чем тогда смысл?

Когда звучит необходимое оповещение, я глубоко вдыхаю, перед тем как выйти в коридор.

«Пусть всё будет хорошо!»

Охранник встречает меня на входе всё с таким же каменным выражением лица. Но я не обращаю уже внимания. Сегодня мне не надо проходить сканирование, направляясь в лабораторию. И я сворачиваю к лестничным пролетам, ведущим к блоку контроля. Сотни ступеней и переплетение коридоров, разветвления уходят по разным этажам, открывая путь в другие блоки. Муравейник под названием Ребут-сити — это бесконечные лабиринты из бетона и металла. И я следую четко по заданному курсу. С одной стороны, мне хочется оттянуть время контроля. Неизвестность пугает. С другой стороны — это неизбежно. И оттягивая время я ничего не добьюсь. Всё равно должна буду пройти привычную процедуру.

Наконец, когда передо мной возникает необходимый поворот, я делаю решающий шаг вперёд. Около блока контроля в ожидании собралось несколько человек. Пробегая взглядом по незнакомым лицам, отмечаю, что среди собравшихся все мои ровесники. И запоздало до меня доходит понимание. Мы появились на свет в один и тот же день. Я и ещё восемь человек были пробуждены одновременно. И сейчас все мы стоим, ожидая проверки чипов. Даже среди собравшихся я кажусь лишним элементом, несмотря на то, что мы должны быть равными. Глядя на внешний вид остальных, понимаю, что все они выглядят очень похоже. Внешность без изъянов, строго следуя канонам. И тем разительные отличия с моими тёмными волосами и карими глазами. На одном из парней вижу тёмную форму курсанта. Наверняка он станет стражем, как только пройдет чип контроль. Совершеннолетие открывает путь к избранным профессиям. И только после достижения определенного возраста объект получает доступ к такой ответственной миссии как служба. В других отсеках дела обстоят проще. Здесь должности распределяют сразу после завершения обучения. Но именно стражи проходят более тщательную подготовку, принося клятву верности системе.

Из здания выходит администратор. А я ощущаю лёгкую волну паники. Каждый раз, когда я пересекалась с этим мужчиной — он оставлял неизгладимое впечатление. Я до сих пор не отошла от той показательной казни и сейчас, заметив его, будто вновь пережила эти жуткие события. Вновь испытала эти эмоции на себе. В районе солнечного сплетения собирается тугой комок.

Мужчина проходит вперёд, останавливаясь напротив нас, и начинает речь. Голос его звучит уверенно и настолько холодно, что у меня внутри всё сжимается. Администратор похож на биоробота, произносящего текст, записанный на диктофон.

— Приветствую вас, объекты. Сегодня важный день. День вашего совершеннолетия. Сегодня вы пройдете очередной контроль, который для некоторых станет решающим. Но сначала напомню вам о миссии Ребут-сити.

Рядом с ним возникает голограмма. Всё те же слова, постоянно звучащие из всех динамиков. И такие же изображения, которые я видела уже миллион раз. К горлу подкатывает желчь от зрелища испещренных земель за пределами города и этих слов о важности каждого из нас. Стараюсь не показывать истинных эмоций, поэтому смотрю ролик от начала и до конца. Хотя делать это для меня сущая пытка.

Удовлетворённо кивнув, администратор обводит всех собравшихся взглядом и говорит ещё несколько слов, будто заученных на зубок. Без эмоций они звучат крайне глупо и лживо. Когда тебе постоянно говорят о том насколько ты ценный кадр, но при этом кто-то пытается тебя убить… Это даже смешно. Ложь не знает границ в нашем мире. И все мы втянуты в этот кокон.

Рядом с администратором появляется глава контроля. Не скажу, что удивлена появлению блондинки. Ведь фактически мы находимся на её рабочем месте. Жаклин как и всегда безупречно выглядит. Ни единый волосок не выбивается из идеальной укладки. Темно-синий костюм плотно прилегает к телу, подчёркивая стройный силуэт. Ни одного залома или примятости на идеально гладкой ткани костюма.

— Объекты, прошу вас занять свои места.

Шеренга приходит в движение, и каждый из нас занимает отведенное место в очереди, ожидая прохождения процедуры. Соблюдая дистанцию, мы проходим в зал ожидания, располагаясь. Стулья расположены так, что мы сидим полукругом, в центре которого вход в кабинет проверки. Два стража с бесстрастными лицами стоят у двери, проверяя каждого входящего по базе. Первой входит девушка. Белоснежные волосы, вытравленные краской настолько, что даже моя форма в лаборатории показалась бы тусклой на их фоне. Она проходит внутрь знакомого мне помещения, и перегородка за ней бесшумно закрывается, отрезая фигуру вошедшей от моего взгляда. Рид занимает место у дисплея, расположенного сбоку. И взору открывается личное дело вошедшей. Я уже видела, как выглядят анкеты объектов, поэтому взгляд быстро выцепляет из строчек необходимую информацию. Судя по личным данным, у девушки нет нарушений. Три минуты уходит на подключение датчиков к чипу. И запускается графа загрузки. Маленькая полосочка ползет по строке, и над входом загорается красная лампочка, сигнализирующая об окончании проверки.

Автоматический голос произносит:

Порядковый номер объекта: 2101.Результат проверки: Объект переведен на уровень «S» Должность: системный работник отдела.

Девушка выходит из кабинета проверки, получая из рук Рид маленький дисплей с направлением на уровень. На её лице не читается никаких эмоций, а глаза бездумно смотрят в одну точку, пока 2101 направляется к выходу.

«Объект переведен»

Эта фраза звучит в моих ушах, отзываясь в теле неприятным липким волнением.

«Только бы меня не перевели.»

Следующим идёт парень. Тот самый в черной футболке. Привычные манипуляции, и он получает свой пропуск и назначение. Новый страж в системе Ребут-сити.

Один за одним объекты входят внутрь помещения. И с каждым вошедшим волнение во мне нарастает. Из семи человек — троих перевели. Последней передо мной идёт хрупкая девушка. Замечаю, что она слегка волнуется. И это отчётливо видно по несмелым шагам и сжатым в кулаки рукам.

Блондинка входит внутрь. А я задерживаю дыхание. Я следующая. В личном деле девушки замечаю несколько меток. А в статусе: возможно повреждённая. И это только подтверждает мои догадки. Она тоже чувствует, переживает.

Порядковый номер объекта: 2107.Результат проверки: Объект переведен на уровень «В» Должность: Работник инкубатора

Сердце стучит внутри отчётливыми ударами, она будет работать в инкубаторе. Возможно мы даже могли бы пересечься в дальнейшем. Если я тоже останусь на должности работника лаборатории.

Девушка покидает кабинет, получая пропуск. И теперь моя очередь. Выдыхаю, поднимаясь с места. Ощущаю, как потеют ладошки под слоем перчаток, но стараясь не выдавать себя, держу спину прямо и уверенно смотрю вперёд. Сердце стучит в груди так быстро, что я ощущаю каждый удар. Матовое стекло отъезжает, и я вхожу в светлую комнату. Кажется, что я упаду от переизбытка волнения. Поэтому стараюсь поскорее занять место на кресле для манипуляций.

Девушка-ассистент, которую я видела в прошлый раз, подключает датчики к пластине на виске и уходит, оставляя меня один на один с переживаниями. Белые стены сейчас сжимаются вокруг меня, давят.

«Только бы меня не перевели. Прошу!»

Голову пронизывает болью, когда начинается считывание чипа. И я с силой сжимаю подлокотники, стараясь не упасть от болезненных ощущений. Прикусываю губу, когда пульсация в виске нарастает. И спустя пару секунд острые иглы будто пронизывают мозг насквозь. А ещё через мгновение пытка заканчивается. Комната погружается в красный свет, и я выдыхаю.

Из динамика доносится электронный голос:

Порядковый номер объекта: 2104.Результат проверки: Объект подлежит уничтожению

Все звуки исчезают, и я растерянно моргаю. Совершенно ничего не понимаю. Я будто нахожусь в каком-то вакууме. В голове звучит ультразвук.

«Что?»

До затуманенного мозга запоздало доходят слова. И как только я осознаю вердикт — дыхание мгновенно перекрывает.

«Нет-нет-нет! Этого не может быть. Наверняка, это ошибка!»

Тело совершенно не слушается, и я даже не могу подняться с кресла. Паника парализует, лишая способности пошевелиться. Я будто лечу с высоты в пропасть, и ничего не могу сделать, чтобы спастись. В кабинет прохождения чип контроля входят стражи. И вместе с ними появляется Жаклин. Слишком самодовольное выражение лица и ехидная ухмылка. Её эмоции сейчас даже чип не способен блокировать.

— Корд, следуйте за мной.

Я сжимаю подлокотники и стараюсь втиснуться в кресло как можно сильнее. Слиться с ним. Лишь бы меня не трогали.

— Нет! Это ошибка. Перепроверьте ещё раз. Нет…

Рид подходит ближе, немного склоняясь надо мной.

— В системе не бывает ошибок.

Махнув рукой, она отходит, пропуская стражей. А у меня желудок сводит спазмом от накатившей паники. Стальная хватка пальцев на моих руках защелкивается подобно наручникам. Лишая последнего шанса на спасение. Охрана резко дёргает меня, отрывая от кресла. Пытаюсь ухватиться хоть за что-то, но пальцы только разрезают воздух. Как в бреду повторяю единственное слово, отрицая происходящее. Я не верю, что это действительно происходит. Просто не могу принять эту мысль, что в свой день пробуждения я приговорена к утилизации.

Одним рывком люди в черном поднимают меня на ноги. Колени подгибаются, и я уже не способна устоять. Голос надрывается, когда я издаю истошный вопль.

— Нееееет!!!

На лицах охраны никаких эмоций, впрочем как и всегда. Им совершенно плевать на мои жалкие попытки освободиться. Дверь отъезжает в сторону, и меня силой выводят наружу. Дергаюсь в попытке освободиться, но это не имеет должного эффекта, а тиски сжимаются сильнее, надёжно фиксируя мои руки.

Рид уверенным шагом идёт впереди, высоко подняв голову, отстукивая набойками каблуков ритм по железным люкам в бетонном полу. Мы минуем коридор, выходя к пролетам лестниц, и меня просто разрывает от отчаяния. Слёзы стекают по щекам, и я захлёбываюсь ими, пока на протяжении пути ору, что есть сил. Люди, которых мы встречаем по пути, проходят мимо, даже не оборачиваясь. И я знаю, что спасения ждать неоткуда.

Меня тянут по лестнице так, что я не успеваю переставлять ноги, постоянно спотыкаясь и сбивая голени о металлические ступени. Единственная мысль пульсирует в моём сознании

«Это конец. Мы не успели.»

Следом за этим в голову приходит образ Итана, и страх новой лавиной накрывает меня. Что будет с ним, когда он узнает? Брыкаюсь в сильных руках охраны, но этот капкан надёжно удерживает меня.

Рядом с лестничным пролётом, ведущим к блоку «В», замечаю знакомую фигуру. 2007 бросает обеспокоенный взгляд в мою сторону, стиснув пальцы в кулак. Рид замедляет шаг и останавливается напротив блондина.

— 2007, хорошо, что мы Вас встретили. Сообщите научному руководителю объекта 2104 о результатах её контроля.

Он коротко кивает, направляясь к лифту, ведущему к лабораториям. И в его взгляде я замечаю сожаление. Хочу что-то сказать ему, но боюсь, этим сделаю хуже не только себе.

— Нет. Не говори ему. Не надо…

Только и могу выдавить шепотом, но Лиам не слышит меня, уверенным шагом направляясь на рабочее место Эванса.

«Прошу, Итан… Не делай глупости. Умоляю.»

Страх за мою жизнь отступает на второй план. Если Итан узнает… Нет! Только не это. Он же сорвётся. Всхлипываю, ощущая как истерика нарастает с новой силой. Оглядываюсь назад, в попытке разглядеть 2007. Но створки уже скрыли его от глаз.

Сил вырываться больше нет, и моё тело обмякает. Я просто ничего не могу сделать в этой ситуации, ничего не могу изменить. Остальную часть пути стражам фактически приходится тащить меня. За слезами я уже не различаю поворотов, а серые стены сливаются в единую картину.

Когда передо мной возникает вход в камеру утилизации, по коже проходит мороз. Красная лампочка, горящая над входом — безмолвный свидетель моей безысходности.

Спёртый воздух внутри пропитан ароматом смерти. Перед глазами возникает образ недавно казненной девушки. И понимание, что теперь я на её месте. Лёгкие сжимает от нехватки воздуха, а виски уже горят от пульсации. Этот запах плотно впитывается в каждую альвеолу, оседая незримым слоем. Тело пронизывает спазм, и к горлу подкатывает тошнота. Сгибаюсь пополам, выворачивая стиснутые руки до боли, и меня тошнит прямо на пол. Под ноги стражам. Позывы продолжают выворачивать тело наизнанку, но желудок пуст, поэтому во рту остаётся мерзкий привкус желчи.

На мою выходку никто не реагирует, абсолютно равнодушно выполняя обязанности. Мужчины в униформе усаживают меня в кресло, пристёгивая руки сначала ремнями, а потом металлическими ограничителями. Я уже настолько отчаялась, что дергаюсь из последних сил, так что им приходится удерживать меня.

Девушка в сером, появившаяся будто из ниоткуда, быстро протирает пол. И также бесшумно удаляется. И только после этого в камеру входит Жаклин. Она останавливается напротив кресла, сжимая в руках небольшой дисплей, и что-то быстро фиксирует. Стражи, проверив крепления на моих руках, удаляются, оставляя нас с Рид вдвоём.

— Что ж… Я не удивлена, что Ваша история заканчивается именно так. Этого и стоило ожидать, Эшли.

Злость переполняет меня. А её слова будто включают детонатор. Я просто ненавижу эту надменную суку.

— Да пошла ты!

— Ох, где твои манеры, Эшли?

Она насмехается надо мной, явно испытывая удовольствие от происходящего. Я уже видела это выражение лица. Горящие глаза Жаклин. Там, в инкубаторе, когда я отключала капсулы, она смотрела точно так же. С упоением. Наслаждаясь своей безграничной властью.

— Жаль, что компьютер не вычислил тебя раньше. Пришлось долго ждать этого момента. Думаю, твой научный руководитель расстроится, узнав о том, что произошло. Всё-таки он только что потерял ценного сотрудника.

Меня просто разрывает от всего этого. От несправедливости, от того, что я умру в ближайшие полчаса. От того, что она упоминает об Итане.

«Итан… Только бы с ним всё было в порядке.»

Я начинаю нервничать, снова дергаясь в кресле. Пытаясь освободить запястье со всей силы натягиваю крепления, но они не поддаются, больно врезаясь в тело и снимая кожу в незащищённых латексом местах.

— Корд, мой тебе совет, смирись. Такова твоя участь.

Но я в данный момент думаю совершенно не о себе. Меня захлёстывает паническая атака. И очертания камеры утилизации искажаются.

— Не смей трогать 2092.

Шиплю сквозь зубы, испепеляя взглядом блондинку. Если бы я могла дотянуться, то вцепилась бы в её лицо, с удовольствием растрепав идеальную укладку. Ненавижу её! Ненавижу эту проклятую систему и Ребут-сити.

Жаклин медленным шагом приближается ко мне, как к загнанной жертве, которой я по сути и являюсь.

— Не переживай, Эш, — она произносит моё имя так, как всегда говорит Итан, специально делая акцент на этом, и меня просто во мгновение парализует. — Когда Эванс узнает, что ты здесь — он сам придет.

25. Правда

«Нет. Не надо»

Мне становится жутко от её холодного голоса. От этого зловещего тона. Больше всего на свете я бы хотела, чтобы она была неправа. Не хочу, чтобы он приходил. Не хочу, чтобы нарывался на неприятности, подвергал себя опасности. Я уже даже смирилась со своей участью, но пожалуйста, пусть с Эвансом всё будет в порядке.

Губы Жаклин искажаются в подобие улыбки, но это выглядит настолько странно. Скорее оскал, нежели добродушное выражение. Она считывает все мои мысли и эмоции без проблем. Находя уязвимое место. Будто мало издевается надо мной.

— Это так мило, что ты беспокоишься о нём. От этого ситуация выглядит ещё более интересной. Я бы даже сказала, что это смешно.

Меня уже настолько вымотали переживания, что я взбешена до предела. Смотрю в лицо Рид и желаю только одного — чтобы и она оказалась на моём месте. Прикованной к этому проклятому креслу.

— Да. Я способна переживать, чувствовать. Потому, что я в отличие от тебя, Жаклин, живая! Знаешь, как это невероятно приятно — чувствовать? Испытывать эмоции? Нет? Конечно же нет. Таким как ты не дано.

Глава контроля вскидывает бровь, явно наслаждаясь моей речью и происходящим.

— А ты считаешь это преимуществом? То, что ты чувствуешь?

Её голос настолько пропитан высокомерием и чувством превосходства, что стоит ей только открыть рот, и меня просто начинает выворачивать.

— Да! Потому что это делает нас живыми. Но тебе не понять.

Моя истерика достигает апогея, а ярость затмевает сознание. Я практически выплёвываю каждое слово. Если не могу дотянуться руками, чтобы зацепить блондинку, то буду бить доступным методом. Словом.

— Знаешь, 2104, что меня в тебе бесит больше всего? То, что ты считаешь себя особенной. Нет, Эшли, ты совсем не особенная. Ты — ошибка. Всё в тебе, начиная от внешнего вида до поведения, является одним сплошным недоразумением. Жаль компьютеру понадобилось время, чтобы понять, что ты отброс. Просто бесполезная масса, которая загрязняет наш мир. Я ждала этого вердикта слишком долго. И вот настал тот день, когда услышала заветные слова: «Объект подлежит уничтожению».

Она проговаривает эти слова сквозь зубы, медленно цедит, видимо, используя моё же оружие против меня. Ощущаю, как каждая фраза попадает точно в цель, больно раня.

— В этом не соглашусь. Пусть я не особенная, но я такая, какая есть. Неидеальная, со своими страхами и пороками. Но знаешь, Жаклин, это делает меня гораздо лучше того, кто бездумно следует указаниям. Я способна мыслить. А эта функция, видимо, доступна не всем.

Вздернув подбородок, я смело смотрю ей в глаза. Замечаю, как чуть дрогнуло веко Рид, хотя она и старается не подавать вид. Лишь доля секунды, и блондинка возвращает самообладание.

— Вот поэтому ты и здесь. Потому что системе не нужны бунтари.

— И поэтому вы их убиваете?

Истерический смех пробивает меня, и я не сдерживаю эмоции. Зачем? Ведь я и так приговорена. Поэтому насмехаюсь над всей ситуацией, скрывая за защитной реакцией страх.

— Да. Такие как ты — угроза для общества. Раковая опухоль, от которой необходимо избавиться.

Она проговаривает эти слова так уверенно. Верит в собственную идею. Предана идеалам, которые делают из неё настоящего монстра. Это звучит настолько страшно, что мне становится не по себе. Рид реально больная на голову, не иначе.

— Оглянись, Жаклин. Угроза не я, а ты. Думаешь, убийство решит проблему? Таких как я достаточно много. Ты всех их убьёшь?

— Если будет необходимо — да!

В голубых глазах главы контроля появляется какая-то неуловимая для меня искорка. Рид отходит от кресла и с совершенно бесстрастным видом открывает ящик медицинского оборудования, выкладывая изнутри шприц с ампулой. А я, заметив эти предметы, ощущаю, как волосы встают дыбом.

— Ваши методы и идеалы лживы. И я горжусь тем, что не соответствую им. Все эти попытки совершить покушения на меня только подтверждают вашу слабость. Вы просто боитесь, что рано или поздно, такие как я возьмут верх.

Блондинка оборачивается, откладывая приспособления. Всё-таки мне удалось задеть её. Найти ахиллесову пяту.

— Этого никогда не будет!

Жаклин повышает голос, явно теряя контроль. И теперь моя очередь атаковать. Ещё больше цепляя уязвимые места железной женщины.

— Будет. Я верю, что рано или поздно, чувства возьмут верх. Ты не сможешь всех убрать. Найдется тот, кто когда-нибудь взломает вашу систему. Разворотит её. Когда-нибудь твои идеалы предадут тебя. И ты поймёшь насколько ошибалась.

Рид снова подходит ближе, слегка склоняясь надо мной. Её лицо, словно маска, выглядит ещё более угрожающе, чем если бы я видела в них эмоции.

— Ты так уверена в собственной правоте. Даже жаль открывать тебе правду.

Её вид меняется, и сквозь маску безразличия всё-таки проскальзывает тень насмешки. Это заставляет меня напрячься.

— Правду? Какую?

Жаклин медленно обходит кресло, останавливаясь по другую сторону.

— Знаешь, я думала ты умнее. Но в том-то твоя проблема, что ты не замечаешь очевидного, погрузившись в чувства. Вот почему начали устанавливать чипы. Человек слеп, когда им руководят эмоции. Становится уязвим и невнимателен. Как думаешь, кто пытался убрать тебя?

Между лопаток проходит предательский холод, и я ощущаю, как немеют пальцы. Мне не нравится, куда повернул наш разговор. И все эти намеки, которые проскальзывают из её уст.

— Ты!

Говорю это смело. Ведь знаю, что это так. Администратор и Рид явно в одной упряжке. Истребляют неугодных. Я просто не видела более изощрённых и преданных личностей, как эти двое. Она отрицательно качает головой, неотрывно глядя в глаза.

— Я — глава контроля. Неужели ты думаешь, я бы опустилась до того, чтобы преследовать нарушителей и совершать покушения?

Несколько раз цокнув языком, она склоняет голову. Пока мои мысли путаются, а в душе нарастает липкое ощущение волнения. Подозрения начинают оплетать мысли, окончательно выбивая из колеи. Рид продолжает, медленно приближаясь.

— Вспомни, Корд, кто был с тобой рядом в эти моменты? На лестнице? В криокамере?

Отрицание заполняет. И я мотаю головой, стараясь отогнать мысль, внезапно ворвавшуюся в моё сознание.

— Нет. Это неправда!

Воспоминание подбрасывает картинки из прошлого. Как я дрожащими пальцами сжимаю перила лестницы. А страх расползается под кожей, холодным сиропом заполняя лёгкие.

«С вами всё в порядке, объект?»

Отдаленно звучит безразличный голос Итана, погружая меня в новое воспоминание. Где холод пробирает до костей, а спутанное сознание подбрасывает образ Эванса. Там в криокамере, когда он вынес меня на руках в последний момент. Ещё немного, и я бы окончательно предалась забытию, отдавая последнее дыхание белоснежным морозным стенам.

— Разве? Ты просто слишком увлечена была, чтобы заметить очевидное. Как считаешь, почему тебя, девушку без особых навыков, перевели в лабораторию? Считаешь, ты настолько умна, чтобы работать там?

Слёзы застилают плотной пеленой, и очертания камеры утилизации расплываются перед глазами. Я просто не верю. Нет! Этого не может быть. Это не Итан.

— Это ложь. Это не мог быть он!

Мой голос неуверенно дрожит, а в груди расползается болезненное ощущение предательства. Жаклин продолжает говорить, и каждое её слово режет моё сердце без ножа, вонзая острые осколки.

— Система безупречна, запомни это. И у нас есть агенты особого назначения, в чьи обязанности входит поиск отличающихся объектов и подтверждение наличия повреждений. Результаты твоего последнего медицинского осмотра насторожили. Они отличались от других. И тогда началась твоя тщательная проверка. Со дня на день в центре обеспечения ты доказывала, что в тебе есть что-то, что отличает от остальных. Джилл докладывала о результатах, и тем чаще возникали подозрения. А когда ты открыто вступила в спор с главной по блоку, мы решили назначить дополнительный чип контроль.

Меня трясет от осознания всего происходящего. Слёзы стекают по щекам, и я только могу бессвязно повторять «нет», будто смогу защитить себя от этой жестокой правды. Закрываясь от внешнего мира этим щитом отрицания.

— Зачем? Почему не утилизировать меня сразу?

— Необходимо было убедиться, что ты повреждённая. А ещё — есть ли у тебя антидот. Да и контроль не вынес вовремя вердикт. А против решения компьютера идти нельзя. Поэтому ты попала под руководство Эванса. Мы решили убрать тебя, списав гибель на несчастныйслучай. Как и других. Жаль, что ему не удалось это сразу. Тогда было бы меньше проблем. Ты в первый же день подтвердила догадки. И до конца смены в твоём личном деле появились соответствующие записи. Итан собственноручно подтвердил в отчёте, что твоё поведение не соответствует уставу. Знаешь когда ты прокололась? Когда не сдала его стражам, принимая явное нарушение 2092, когда он снял перчатки. Это была проверка. Любой объект в такой ситуации должен доложить о нарушении. Но ты не сделала этого.

Мне кажется в этот момент, я уже лишаюсь остатка чувств. Мне больно до безумия. Тело будто выворачивает наизнанку, ломая кости. А душа готова в любой момент покинуть физическую оболочку. От того, что единственный человек, которому я доверяла, предал меня. Был тем, кто так жестоко играл по правилам за моей спиной.

— Эшли, ты просто дура, раз считала, что систему можно обойти. Доверилась кому-то. Ах, как жаль разбивать твои хрупкие надежды. Признаюсь, какое-то время было даже забавно наблюдать за тобой, за вами. Но игра зашла слишком далеко, когда из сервера пропал блокер.

В висках стучит, и я захлёбываюсь от обиды. От той невыносимой боли, которая оплетает душу черными нитями. Блокер… Наш доступ к знаниям и шанс на встречи. Неужели это всё было спланировано? Эванс ведь так и не дал внятного ответа тогда, как ему удалось провернуть кражу. И почему-то сейчас этот факт играет в пользу аргументов против него.

— Это не мог быть Итан.

Проговариваю шепотом, но даже сама уже не верю своим словам. Я обещала доверять ему. Но разве можно после всей этой правды сдержать слово? Если из нас двоих только я верила и доверяла.

— Наивная. Всё ещё отрицаешь. Тогда как ты объяснишь его познания? Он ведь умён, знает о строении города и может взломать устройства. Думаешь, простой работник лаборатории способен на такое?

С каждым словом блондинки понимание затягивает меня всё глубже, разъедая моё сознание.

— Это не мог быть он…

Я просто не могу поверить в это. Не хочу!

— Тогда давай спросим у него?

Рид бросает взгляд на запястье, где тонкий браслет устройства обвивает руку. И в этот момент дверь в камеру утилизации отъезжает в сторону, впуская внутрь Эванса. А я окончательно задыхаюсь. На нем нет привычной формы лаборатории, а тело плотно сковано в объятия черных вещей стражей. Сбоку на бедре закреплено оружие. А на груди красуется отличительный знак. Мои губы дрожат, я душа распадается на части. Это страшный сон. Просто один из тех, которые я бы никогда не хотела видеть в реальности. И я сильно зажмуриваясь, чтобы отогнать это мерзкое видение. Но оно не исчезает. А бархатный знакомый голос отбивается от стен камеры утилизации.

— Здравствуй, объект 2104.

Произносит он слишком спокойно, а я просто дрожу. Мне так плохо от всего этого, что я уже мечтаю, чтобы меня скорее отключили. «Здравствуй»… И всё что он может сказать мне? После всего того, что было между нами? Если бы можно было сейчас освободить руки и расцарапать ребра, чтобы вырвать противный орган, который сжимается от боли и предательства. Дергаю запястья, но они крепко зафиксированы.

— Я доверяла тебе…

Голос звучит надломлено, а слова то и дело срываются на хрип. Образ моего убийцы размывается. И я с силой поджимаю губы, чтобы не взвыть в голос.

— Никому нельзя доверять, — произносит Жаклин с явным удовольствием.

Она обходит камеру утилизации и останавливается у столика, где лежит шприц с ампулой. Глава контроля берет их и направляется к Эвансу, вручая ему убийственную дозу обезболивающего лекарства.

— Ты знаешь, что делать. Пора завершить задание.

Открываю глаза, встречаясь со взглядом голубых пронзительных радужек. Тех самых, в которых я утопала вчера, открывая душу и отдавая тело.

— Всё, что сказала Жаклин, правда?

Произношу это безжизненным голосом, потому что боль внутри сменилась опустошением. Просто дошла до какой-то наивысшей точки, где сгорает всё остальное. Замечаю, как напрягся Итан. На щеках гуляют желваки, а тело натянутое как струна, замирает в одно мгновение. Будто превращаясь в камень. Он смотрит мне в лицо несколько мгновений, прежде чем произнести:

— Да.

Бах. Бах. Бах.

Сердце замедляет ход, и единственное, на что я надеюсь, что оно остановится сейчас. Но упрямый двигатель продолжает отсчитывать отведенное время точными ударами. Пуская по венам разрушающую отраву.

— Я доверяла тебе.

Голос окончательно пропадает, и эти слова я произношу одними губами. Даже слёз уже нет. Они высохли, а истощенный организм просто сдаётся, больше не вырабатывая влагу. Эванс стоит, стиснув зубы и не произнося больше ни слова. В этой форме он выглядит так же, как и те стражи, которые дежурят у отсеков. Теперь всё становится на свои места. То, насколько хорошо он знает схему города, фазы камер и как ловко вскрывает файлы защищённых данных.

— Что ж… Я оставлю вас. Мне надоел этот спектакль. Слишком эмоционально. Тошнит от подобного.2092, у тебя пять минут, чтобы завершить работу.

Рид разворачивается на каблуках, нарушая звенящую тишину камеры стуком набоек. И когда дверь отъезжает в сторону — покидает помещение. Когда она выходит, мне становится некомфортно. Раньше я чувствовала себя защищённой рядом с Эвансом. Но как оказалось, защищаться необходимо было от него. Итан тут же срывается с места, подходя ближе. Но я отшатываюсь в сторону насколько это возможно. Вжимаюсь спиной в кресло, так что лопатки врезаются в спинку.

— Эш…

Этот голос с лёгкой хрипотцой. Моё имя звучащее из его губ. Это настолько сейчас разрушительно. Настолько больно сейчас, после всего, что я узнала.

— Не подходи ко мне.

Он делает шаг, и я начинаю вырываться, до крови раздирая запястья о крепления.

— Успокойся, прошу.

— Успокойся? Итан, ты сейчас серьёзно?

Одна из стен загорается белым, ослепляя и, обернувшись, за прозрачным стеклом я вижу Жаклин в сопровождении администратора. Они занимают места, будто в зрительном зале, ожидая продолжения. Спазм в очередной раз проходит по телу, но блевать уже нечем. Поэтому я просто сглатываю ком, оборачиваясь к Эвансу.

— Я тебе доверяла. Я… Влюбилась в тебя. Зачем ты так?

— Корд, послушай… Ты не понимаешь. У меня не было выбора. Всё очень сложно.

Киваю, сдерживая очередной истерический смешок. Моя нервная система настолько разбита, что я совершенно уже не контролирую эти перепады, переходя от слёз к смеху.

— Сложно.

Итан бросает взгляд на сидящих за стеклом и подходит ближе ко мне, останавливаясь к ним спиной.

— Эш, послушай. Я знаю, что сделал тебе больно. Прости меня, пожалуйста.

Он говорит тихо, так что я едва улавливаю его слова за звоном в ушах.

— Прости… — прикрываю глаза на мгновение, и по щекам вновь бегут горячие капли. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и открываю глаза, смело глядя на Эванса. — Давай, Итан. Заверши уже начатое. Хватит издеваться надо мной. Отключай.

Он поджимает губы и закрывает глаза, зажмуриваясь до боли. А после делает вдох.

— Знаю, что не могу просить тебя об этом, Эш. Но… Ты обещала доверять мне. Что бы не произошло. Прошу. Поверь мне сейчас.

Эти слова впиваются в кожу, посылая холод по конечностям. Замечаю, как Итан осторожно запускает руку в карман черной куртки, доставая оттуда прозрачную ампулу и заменяя ней ту, которую ему вручила Рид.

Эванс поворачивается боком, демонстративно показывая шприц и ампулу зрителям по ту сторону стекла. Его лицо совершенно безразлично, будто он проделывал подобное сотню раз. Один щелчок, и он вскрывает ёмкость, впуская иглу внутрь, вбирая жидкость до последней капли. Отбрасывает опустошенную ампулу в сторону, и она разбивается об пол. И вновь оборачивается ко мне. В его глазах решительный огонь, оплавляющий остатки моего сознания. Он говорит так же тихо, чуть склоняясь надо мной.

— Эш… Ты моя, слышишь?

Эти слова так много значили для меня. Я ведь верила… Что так и есть. Всей душой прикипела к нему, отдала слишком много. Голубые радужки впитывают каждую мою эмоцию, забирая часть боли себе. Он закусывает губу, поднося шприц к моему плечу. И я неотрывно смотрю в его глаза, утопая и погибая. Последний раз перед тем, как окончательно лишиться жизни.

— А ты мой…

Произношу одними губами. Наше признание друг другу, которое было более значимо, чем любые другие слова. Как бы больно мне не было, я хочу, чтобы он знал это. Пусть это будут мои последние слова. Даже несмотря на всё, что сегодня произошло, это не отменяет того факта, что я любила его. Всем сердцем. И даже если я умру в следующую секунду. Мне уже всё равно.

— Я тебя люблю, маленькая.

Острая игла прорезает кожу, входя в плечо. И Эванс нажимает на шприц, запуская прозрачное обезболивающее.

Оглавление

1. Ребут-сити

2. Объект 2092

3. Уровень "В"

4. Сообщение

5. Капсула

6. Грань

7. Видеозапись

8. Администратор

9 Сбой

10. Метка

11. Девять

12. Схема

13. Доступ

14. Инкубатор

15. Повреждённые

16. Антидот

17. Эмоции

18. Фаза

19. Алгоритм

20. Шанс

21. Утилизация

22. Риск

23. Лаборатория

24. Контроль

25. Правда