В Армении,
В одной нагорной крепости,
Откуда даль видна во все концы
От мира,
От пустой его свирепости,
Печальные спасались мудрецы.
Ни ложь,
Ни клевета,
Ни беззаконие,
Ни гул молвы,
Ни гневный звон мечей —
Ничто-ничто их там не беспокоило,
Не прерывало мыслей и речей.
Лишь добрый гром потока отдалённого
Великих гор молчанье нарушал,
Да свежий ветер в час заката сонного
Сухой травой над пропастью шуршал.
Ездок-охотник в рог трубил над долами,
Искрился снег на башенных зубцах…
…И грозный полководец Македонии
Царь Искандер
Узнал о мудрецах.
Собрал он войско — армию великую,
Какую не скликал и в страшный бой,
И это войско — гидру многоликую —
Повёл, могучий, в горы за собой.
Ловя щитами солнца свет рассеянный,
День изо дня по кручам войско шло;
Все горы это войско,
Все расселины,
Как гибельный туман, заволокло.
Шло многоглавое,
Шло многоокое,
Всё вверх и вверх… Пока в конце концов
Не всплыло из-за облака
Высокое
Священное жилище мудрецов.
Среди камней сочилась речка чёрная,
Спускался вечер, сумрачен и сер…
— О мудрецы! —
Пугая эхо горное,
Со дна ущелья крикнул Искандер. —
О мудрецы заоблачной обители!
О вашей жизни слышал я не раз.
Внизу, в долинах, — знаю! — вас обидели.
Скажите: кто? Я отомщу за вас!
Сойдите с гор, о старцы среброкудрые!
Сойдите вниз для славы и надежд!
Мне так нужны советы ваши мудрые!
Я истомился в обществе невежд!
Почти с пелён постиг я дело ратное:
Моя душа в боях закалена;
Чужда ей ложь
И лести речь приятная,
Но мудрой речи жаждет и она!
Алмазы, жемчуга, рубины, яхонты —
Просите всё! Я всё вам подарю!
Ворота жизни вновь для вас распахнуты…
Сойдите вниз!
Я, царь, вам говорю!
…Несчастное стоит по склонам воинство.
Застыли копья, словно мёртвый лес.
И голос,
Полный грусти и достоинства,
Звучит из туч, почти уже с небес:
— Великий царь!
Сокровища несметные
Ты нам сулишь. На что нам этот сор?
Дай нам вкусить от яблока бессмертия —
И мы сойдём к тебе с высоких гор.
И царь ответил:
— Царь земли, не тверди я!
В садах небесных яблоки не крал.
Владею всем, но только не бессмертием.
Как я вам дам, чего и сам не брал?
— Вот видишь, царь, сколь правду нарушаешь ты!
Ведь людям жизнь дарует только мать.
С какой же стати жизни их лишаешь ты?
Что не давал — как можешь отнимать?
Нет! За тобой мы, воин, не последуем,
Пока в крови твой страшный царский меч.
Ты ждал советов?
Мы тебе советуем
Собой,
Войной
И царством пренебречь.
Оставь свои деянья ураганные
И вспомни смерть: она всегда близка!
…Царь Искандер дослушал речи странные
И повернул назад свои войска.
Пришли ко Льву зверюшки в дом.
Бьют повелителю
Челом:
— О Лев!
О грозный великан!
Над ханами ты главный хан!
Тебя везде и всюду чтут,
Везде хвалы тебе поют:
В горах, в пустыне, и в лесах,
И даже… даже в небесах!
И всё ж поверь нам: есть одно
В тебе значительное «но»…
О хан!
Оно вредит, ей-ей,
Красе и доблести твоей…
Оно несёт тебе урон,
Шатает твой высокий трон.
И скажем мы, душой скорбя:
О Лев! Нам страшно за тебя!
Владыка выслушал зверей
И загремел: — Ну так скорей
Выкладывайте, что за «но»,
И в чём содержится оно!
Эй, кравчие, подать вино!
Гостям прошу создать уют:
Пускай едят, болтают, пьют…
Так что же мой шатает
Трон?
Что мне такой несёт
Урон?
Я слушаю… О мой творец!
Да говорите ж наконец!
— Сказать бы рады мы, но… ах,
Нам языки опутал страх…
И как бы молвить мы смогли,
Что ты, хозяин всей земли,
Всегда шагавший напролом
С открытым взором и челом,
Ну… в общем… с некоторых пор —
Прости! — ведёшь себя… как вор!
— Что, что-о?! — владыка возопил
(И в ухо кой-кому влепил). —
Да как вы смеете?! Я вам
Сейчас такую трёпку дам,
Что вы прикусите, щенки,
Свои дрянные языки!
— О благодетель наш! О Лев!
Прости ты нас! Умерь свой гнев!
Потом, потом вели казнить!
Но дай сперва договорить.
Мы скажем прямо, без прикрас:
Отец твой хан и хан твой дед,
Когда охотились на нас,
Обычно
Оставляли след
И на песке,
И на земле,
И на остуженной золе,
В траве,
На глине голубой…
И это подтвердит любой.
А ты? Ну чем ты хуже их,
Отважных родичей своих?
Однако, славный, всякий раз,
Охотясь вечером на нас,
Ты ни на чём и никогда
Не оставляешь ни следа!
Ужель, о хан, так робок ты?!
Боишься оставлять следы?
Стесняешься нескромных глаз?
Возьми, к примеру, хоть бы нас.
Ну кто мы есть?
Так, мелкота,
Тебе, владыка, не чета!
И все мы жизнью дорожим,
И перед всеми-то дрожим,
Всегда боимся разных бед,
И всё же всюду
Оставляем
След.
Любой зайчишка, трус и плут,
И тот искусно там и тут
Свои следы во всей красе
Плетёт по утренней росе!
Неужто, солнце наших глаз,
Ты хуже зайца?! Хуже нас?!
Нет,
Странно ты себя ведёшь!
Не гордо по земле идёшь!
— Хм, вот что мне несёт урон,
Шатает мой высокий трон!
Но это же такой пустяк!
Делов-то! Сразу бы вот так
И говорили бы, как есть!
А я-то думал, бог невесть!..
Не ставлю след… Нужны следы…
Подать гостям ещё еды!
Подать еды! Подать вина!
(Уж если пить — так пить до дна,
А если правду говорить —
Так уж ни слова не таить!)
Отсюда вывод, — молвил Лев, —
Напрасен был мой лютый гнев.
Ведь я и вправду важный хан:
Мой сан мне небесами дан!
И по земле, мои друзья,
Ступать по-царски должен я
И оставлять повсюду след
На много-много долгих лет!
— О славный! — звери говорят. —
Отныне все мы, стар и млад,
Благоговея и любя,
Молиться будем на тебя!
Ушли с молитвой на устах
И захихикали в кустах.
А Лев, не видя в том беды,
Повсюду ставить стал следы.
Но тут заметим, что теперь
Их видел ясно каждый зверь
И на песке, и на земле,
И на остуженной золе,
В траве, на глине голубой,
И там, где в берег бьёт прибой…
И всяк, заметив их едва,
Спешил умчаться ото Льва,
И в пору скрыться, присмирев…
Так был обманут глупый Лев.
Однажды у шаха (великого шаха!)
Шёл пир небывалый во славу аллаха.
Там было великое множество вин:
Горящих под солнцем, как чистый рубин,
Струящих дурманящий аромат
И угольно-чёрных, как чёрный агат;
Вин светлых, прозрачных, как горный хрусталь,
Сквозь кубок видна необъятная даль…
В высоком тюрбане, с серьгами в ушах,
Сидел на диване задумчивый шах.
Сидел он и думал: о царстве, о троне,
О древнем законе, о сложных вещах…
И кушал лениво крыло куропатки,
Крыло куропатки, дроздовы лопатки.
Гостям улыбался, придворным кивал,
Крыло куропатки вином запивал…
Большая толпа перед ним пировала.
А кстати, чего на пирах не бывало!
И то, и другое… Обычно сперва
Раздоры, и ссоры, и злые слова.
А там и до рук постепенно доходит…
И взором толпу повелитель обводит
И видит: солдаты ведут мудреца,
Ведут мудреца в подземелье дворца.
Видать, надерзил он кому-то изрядно.
А это любому, конечно, досадно.
Но всё же зачем старика обижать?!
Зачем старика в подземелье сажать?!
— Эй, стражи! — солдатам кричит повелитель. —
Что сделал вам этот пророк и целитель?
Несладкое слово сказал? Не беда!
Ведите немедленно старца сюда!
И вот, натерпевшись великого страха,
Поклонами старец приветствует шаха.
И слуги с напутствием «Выпей до дна!»
Подносят философу чашу вина.
В честь мудрого старца звучали свирели,
И звёзды в наполненной чаше горели.
Но старец её осушить не спешил
(Как видно, помиловать звёзды решил).
Стоит он с наполненной чашей заздравной:
Сто лет пусть живёт повелитель наш славный!
И выплеснул на пол остатки вина.
(А пить полагалось, конечно, до дна.)
— О горе ему! — закричали назиры.
— О горе ему! — возопили визиры. —
Он спятил с ума, накажи его шах!
Какой он мудрец? Он бродячий ишак!
Он выплеснул на пол божественный дар —
Напиток царей, несравненный нектар!
…О мудрость! Дорога твоя не легка!
Хотели бедняге отвесить пинка.
Но, словно в сраженьях испытанный воин,
Был шах на пиру необычно спокоен;
Он тихо от вин и закусок хмелел
И дерзкий поступок простить повелел,
Сказав мудрецу: — Попрошу объясненья!
Здесь могут быть, видишь ли, разные мненья…
— О шах! Объясниться я, собственно, рад:
Лишь только в кистях я люблю виноград!
Лишь только в кистях он достоин вниманья,
Почтенья, участья, любви, пониманья:
Его подаёт нам Природа сама
Для бодрости тела, для силы ума…
Но тот виноград, что идёт на вино,
Приносит нам слабость и горе одно.
Я знаю, божественный этот напиток
Готовил мне в будущем тысячу пыток.
Меня бы свалил этот хитрый нектар,
Но меткий нанёс я нектару
Удар!
— Увы нам, увы! — закричали назиры,
— Увы нам, увы! — возопйли визиры,
Завыли, как ветры над пропастью: —
О-о!
Он вылил вино!
Он не выпил его!
Но шах рассердился: — Молчите, рабы,
Достойные более низкой судьбы!
Мерзавцы! Вы в пьяницы только годитесь,
Да, кажется, этим ещё и гордитесь!
Льстецы и лукавцы! Да грош вам цена!
От вашего пьянства страдает казна!
Он каплю пролил — вы кричите: «Бунтарство!»,
А сами по капельке пропили царство!
(О небо! У шаха на старости лет
Советников много, а умного нет!)
Его назначаю на должность визира!
Ему доверяю в правленье полмира!
Глупцы!
Чересчур вы довольны собой…
Отныне он ведает вашей судьбой!
Но… то ли от мудрости, то ли от страха,
Мудрец уклонился от милостей шаха,
И ночью, как только заснул караул,
Упрямый старик из дворца ускользнул.
На баштан Пыл-Пуги
В урожайные дни
Два незваные гостя
Явились.
И арбузы, и дыни срывали они,
Помидорами чуть не давились…
Всё помяли,
Сломали в саду частокол…
Что за парочка, братцы, была?
Это были:
Голодный и тощий осёл
И совсем не голодный Молла.
Ай-ай-ай!
Совершенно голодный осёл
И ничуть не голодный молла.
И увидел нечаянно
Сын Пыл-Пуги
Разграбленья живую картину
И каким-то подобьем большой кочерги
Начал гнать с огорода скотину.
Он погнал с огорода скотину-осла,
Он бедняге пинков надавал.
И осла
Будто высшая сила несла,
А молла от осла
Отставал.
Ай-ай-ай!
Что за сила скотинку несла!
А молла от осла отставал.
И увидел нечаянно сам Пыл-Пуги
Грозовую картину сраженья.
И подумал:
«Пожалуй, я влезу в долги,
Коли стану смотреть
Продолженье!»
— Эй, сынок!
Не заснул ли ты в ухе осла? —
Закричал разъярённый Пуги, —
У меня на баштане завёлся молла,
Ты же слеп
И не видишь ни зги!
Ай-ай-ай!
Пред тобой настоящий молла,
Ты же слеп и не видишь ни зги!
Эх, растяпа!
Сначала моллу прогони,
А потом за осла принимайся!
Сколько съел бы осёл в урожайные дни?
Сосчитай да и так догадайся!
Разве столько умнёт
Этот загнанный скот,
Сколько съест ненасытный молла?
Да ещё и с собой, негодяй, заберёт
Три увесистых ноши
Осла!
Ай-ай-ай!
Да ещё и с собой увезёт
Три увесистых ноши осла.
— Я слова твои понял, достойный отец! —
Сын отцу отвечал виновато.
— Понимай же! —
Сказал Пыл-Пуги. —
Молодец,
Если понял.
Да жаль — поздновато!
Коли так повторяться пойдёт без конца, —
Пораскинь-ка умом да смекни:
Что останется, сын,
На баштане отца
В урожайные щедрые дни?
Ай-ай-ай!
Не останется ни огурца
В урожайные щедрые дни.
По осени обычные дела —
О новой свадьбе тут и там толкуют.
В селе справляют свадьбу, да такую,
Что пахнет жареным на полсела!
С работы прямо, в латаной одежде
И в сапогах, что стоптаны давно,
Пришёл на свадьбу Пыл-Пуги
В надежде
С людьми повеселиться заодно.
Он без лукавства, без затей
Пришёл. Стоит среди гостей.
Но на него и не глядят.
Всем предлагают виноград,
И он попробовать бы рад,
Да все обходят Пыл-Пуги.
Всем предлагают пироги,
А оборванцу Пыл-Пуги
Не предлагают пироги…
Ушёл со свадьбы Пыл-Пуги.
Ушёл, подумав: «Дураки!
Меня обидели они!»
И не увидели они,
Как Пыл-Пуги ушёл со свадьбы.
Его вернуть, его позвать бы, —
Нет!
Ровно через полчаса
Пришёл он снова. Чудеса!
Весёлый, в шубе дорогой…
К нему один, к нему другой
Подходят:
— Милый!
— Как я рад! —
И предлагают виноград,
И предлагают пироги.
— Где был ты раньше, Пыл-Пуги?
— Ты должен пить!
— Ты должен есть!
— Ты наша слава,
Наша честь!
— Ты гордость дружеских сердец.
— Какой ты, право, молодец! —
Всерьёз кричали, не на шутку:
— Вот утка! Ты же любишь утку!
— Вот видишь, плов. Покушай плов!.. —
Не находили гости слов,
Переходили просьбы в крик:
— Да что там плов! Бери шашлык!
— Шашлык — пустяк! Да ты наш душка!
Поэтому тебе — индюшка!
— Индюшка? Нет! Вот куропатка!..
Хоть просьбы и звучали сладко,
Да горько стало Пыл-Пуги.
Он шубу быстро расстегнул
И усадил её на стул,
Стал угощать без лишних слов.
— Ешь куропатку, кушай плов,
Бери вот эти пироги, —
Сказал любезно Пыл-Пуги. —
Лаваш бери, шашлык бери!
Ешь, не стесняйся, кушай, жри!
Потом налей стакан вина
И осуши его до дна!..
Смущённые сказали гости:
— Постой, да это ты от злости.
А на кого же злишься ты?
Не шубы ли боишься ты?
Тут, право, ни при чём она.
Бери лаваш, налей вина.
О чём горюешь, старина?! —
И отвечает Пыл-Пуги:
— Не мне несли вы пироги.
Мне видно, как при свете дня,
Вы угощали не меня.
Хвалу и честь — я так пойму —
Вы воздавали не уму, —
Воздали шубе вы хвалу,
Позвали шубу вы к столу.
Вы шубе оказали честь,
Вы шубе предлагали есть.
А если так, весёлый час
Пусть шуба проведёт у вас,
Глядит на стол богатый ваш,
И пьёт вино, и ест лаваш,
Благодарит вас за еду…
А я… А я домой пойду!
И хлопнул дверью Пыл-Пуги
Сердито. Поделом!
На свадьбе шуба Пыл-Пуги
Сидела за столом.
Лев простудился,
Занемог
И, наконец, бедняга, слёг.
И слух пронёсся меж зверей:
«Хворает бедный царь царей!»
Рыдает весь звериный род:
«Ах, царь зачахнет! Царь умрёт!
Увы несчастным нам! Увы!
О наши бедные умы!
О наши бедные сердца!
Как жить-то будем без отца?!
Дубы обрушатся в лесах,
Затмится солнце в небесах,
И тьма — да, тьма! — поглотит нас…
Ох, близок наш последний час!»
Но цел покуда белый свет.
И звери, ставя след на след,
Всем скопом двинулись к царю
С весёлой песней про зарю.
Идут, идут с долин и гор,
Поёт, поёт звериный хор:
«Не гасни, свет! Сияй, заря!
Спаси несчастного царя!»
И вот
Со всех концов земли
К царю рабы его пришли.
Пришёл Козёл, пришёл Шакал,
Олень пятнистый прискакал,
Пришли Кабан, Барсук, Медведь…
Не описать, не оглядеть —
Такое множество зверей
Пришло ко Льву, царю царей!
И только хитрая Лиса,
Семи оазисов краса,
Справляя личные дела,
На эту сходку не пришла:
Приду уж, дескать, после всех.
И знаете ли,
Как на грех,
Приметил то советник Льва
Козёл — тупая голова,
Который мудрым всюду слыл,
Но страсть Лисицу не любил.
И этот каверзный Козёл
Хитро и тонко речь повёл:
— Гляди, могучий царь царей,
Гляди, как много тут зверей!
Печаль снедает их, печаль…
Да и кому тебя не жаль!
В ком нет участия к тебе,
К твоей трагической судьбе!
Гляди: последний гад — Змея
И та, себя хвостом бия,
Тоскует, видя твой недуг…
Я знал, что все к тебе придут.
А вот Лисица — не пришла…
Она тебе желает зла!
И будет рада, если ты
Умрёшь и выпустишь бразды…
Царя в беде не навестить!
Вот низость!
Можно ль то простить?!
О царь!
Суд правый соверши:
Лису-злодейку сокруши!
— Позвать Лису! — Рассвирепев,
Сказал больной, но грозный Лев.
И что ж? Пришла к нему Лиса
(Но только… через три часа).
— Раздайся гром! Взревите небеса!
Где ты слонялась, подлая Лиса?
Придворные докладывали мне,
Что ты в горах плясала при луне,
Охотилась на зайцев и сурков,
Подслушивала песни пастухов!
Ты, значит, любишь песни и стихи,
Которые слагают пастухи?
Когда я хвор и нет на мне лица,
Ты веселишься, подлая Лиса?!
…И, оглядев притихшую толпу,
Себя Лисица хлопнула по лбу
И мысленно при том произнесла:
«Так я и знала! Так я и ждала!
Всё это штучки гнусного Козла!»
А вслух она сказала:
— Грозный Лев,
Молю тебя, умерь свой царский гнев!
До танцев ли, подумай, мне теперь,
Когда скорбит и плачет всякий зверь?!
Нет! На горах я лунных не была,
Не в радостях я время провела!
И бегала я, царь, не по полям,
А бегала я, царь, по лекарям.
И мне открыли эти лекаря
Секрет леченья хворого царя.
— Вот так-то лучше! — молвил царь в ответ. —
Так в чём же этот лекарский секрет?
— Секрет-такой, — Лиса произнесла, —
Снять шубу заживо с Козла,
Подпрыгнуть, крикнуть: «Дважды два!» —
И мех Козла надеть на Льва.
И благодать сойдёт на нас,
Поскольку ровно через час
Ты станешь весел и здоров
И славить будешь докторов!
— Ну что ж! — ответил царь. —
Зови ко мне Козла!
Козлу Лисица шепчет:
— Чья взяла?
Козёл, Козёл!
Ты яму мне копал?
Копал, копал,
Да сам в неё попал.