Атлантида. В поисках истины. Книга четвертая. Истина рядом [Ольга Васильевна Чемерская] (fb2) читать онлайн

Ольга Чемерская Атлантида. В поисках истины. Книга четвертая. Истина рядом

Введение

Тёмные бескрайние просторы Вселенной, вечный неугасимый свет далеких звезд, мощная сила разбегающихся галактик. Мне, путешественнику, вечному страннику этого пустынного, но в тоже время до предела наполненного мира, никогда не было одиноко или тоскливо здесь. Наоборот: мир наполнен чудесами и приключениями. Поэтому я лечу сквозь бездну, поражаясь неиссякаемому, живому, воображению Творца, всякий раз поражающему и восхищающему меня. Что я увижу в следующий раз, за следующей колонией звезд, что удивит?

Сегодня меня несет Великий дракон с пламенным хвостом и холодной головой. Он облетает дозором свои рубежи, и я решил присоединиться к нему, встретив на своем пути. Я почувствовал себя чуть ли не Богом, правящим огненной колесницей. В волосы вплетается солнечный ветер, искры от колесницы, словно плащ за спиной – а сам пронизан божественным светом. Кометой, огибая солнца и планеты, летит моя огненная колесница по млечным дорогам Вселенной.

Нечасто, но встречаются на пути живые миры. Это самое интересное из того, что можно встретить в безжизненном, на первый взгляд, холодном космосе. Каждый раз новое, каждый раз необычное, а порой потрясающее можно встретить там. Растительность и мир животных сплетаются в гармоничном союзе молодожёнов. Причудливые формы, сочные цвета, великие цивилизации и мутный животный разум, приводящий их к гибели. Тысячи, тысячи раз убеждаюсь, что для царства животных достаточно и первоначального импульса, зарождающего разум. Импульса данного Богом, первобытного, не изощренного разума, дающего жизнь ради жизни.

Дух, помещённый в тело, полон страхов, надежд и разочарований. В нем бушуют страсти, фантазии и нереалистичные картины бытия, в которых знания о мире обретают форму чудовищ, поглощающих этот разум изнутри. А главное – они не понимают своей сущности, не помнят прошлого, не знают, что ждёт их в будущем. Они в смятении, напуганы – они не свободны!

Пока мысли мои блуждали в мутных размышлениях о судьбах миров, мой дракон, похоже, собрался посетить довольно симпатичную планету. Он стремительно направлялся прямо к ней. Много воды, яркая зелень и неясная дымка у поверхности говорит о том, что эта планета живая. Там, на её темной стороне, горели немногочисленные огни, зажженные в очагах, а значит, здесь присутствует и разумная жизнь. Та самая жизнь, охваченная неизвестностью и страхами. Если мой дракон приземлится здесь – это, вероятно, станет последним днём их истории. Сердца наполнятся ужасом и болью. Огонь, вода, земля содрогнутся и перемешаются, стремясь к своему первоначальному состоянию. И новая жизнь здесь зародится, пожалуй, не скоро. Нужно оставить дракона, или…отныне нам не по пути. Пусть это непосильный труд. Могу ли я?

Когда мое силовое поле ослабло, и я безвольно падал в наполненной тысячами запахов атмосфере, вдыхая озон, в тёплом, полном испарине небе еще долго виднелся улетающий прочь длинный хвост моего дракона. Прощай, дружище, сегодня ты остался без обеда. Думаю, тебе представится еще не один случай полакомится, только, увы, не сегодня.

Да, здесь царит жизнь. Неловкая, одноэтажная, но довольно далеко продвинувшаяся в своем развитии. Всё еще используют пещеры и строят дома из глины, но уже мастерски обрабатывают металлы и…страдают от боли и жестокости соплеменников.

Двоим бедолагам отказали в жилище в холодную тёмную ночь. Им не оставалось ничего другого, как приютиться в сарае с животными. Что творится с ними такое? Посмотрю-ка поближе. Искры света кружат над ними? Один корчится от боли, другой в панике, мечется вокруг, иногда снова бежит в тот дом, где им отказали, и просит о милости.

Из дома вынесли сосуд с водой и куски ткани, и понесли всё это к сараю. Там тихо покрикивало, стонало и плакало оставшиеся наедине с собой другое, более хрупкое и обреченное на боль создание. Только стоило пристроить тряпицы к его телу, как несколько судорожных движений привели к извержению из его плоти красного мокрого комка, имеющего смутные очертания, но, по-видимому, того же строения, что и у двух других разумных существ. Он молчал и не двигался. Огни, кружившие вокруг, метнулись туда-сюда и исчезли прочь. Комок стали мять, похлопывать, растирать, то прижимая к телу, то отнимая и вновь растирая.

Вдруг какая-то сила повлекла меня к этому комочку. К этому рожденному в муке маленькому созданию. Не было воли к сопротивлению, не было сил. Всё произошло мгновенно.

Никогда, никогда в жизни не чувствовал подобного…я испытал страх. Всё существо моё вжалось в этот комок и я закричал… О, Создатель! Мне тесно, темно, мне страшно. Мне холодно, тяжело, трудно дышать, трудно двигаться. Эта темнота, давящая со всех сторон, душащая. Где Солнце, звёзды, кометы, где свет? Мне страшно!

Что-то происходит снаружи? Стало еще более тесно, но тепло. Стало теплее. Рядом послышался приглушенный, мерный стук. И что-то более часто билось прямо во мне. Я почувствовал сильный дискомфорт во всем теле. Теле? Теле? Я в теле. Как могло все это произойти? Как? Я так измучен, так старался предотвратить гибель планеты. И что? Я получил от неё награду? Награду в виде заточения.

Тут создание, вероятно, мать, всунуло сосок в мне рот, и я вцепился в него, как будто мечтал об этом тысячи лет. Поглощая тёплую сладковатую жидкость, которая согревала всё мое существо, я тратил остатки своих сил. Мысли становились беспорядочными, сознание моё притуплялось, и, наконец, я провалился в сон, полный теней, бессвязных мыслей и непонятных страхов.

Глава первая. Поиски

Много лет странствовал Георгий по Израилю. Казалось, он и счёт времени уже давно потерял, скитаясь по пыльным дорогам и маленьким душным городкам Палестины, расположенной вдоль восточного берега Средиземного моря. Горы на севере, а на юге и востоке – пустыня. Плоскогорье, изрезанное ущельями и глубокими, по которым в зимой оставляя рваные раны, бурно стекают дождевые воды. Земля всегда щедрая на разнообразие растительных форм. Вдоль берегов Иордана густо стояли пальмы и кипарисы; среди холмов Галилеи раскиданы широкие кроны дуба, маслины и смоковницы растут тут и там. Виноград, злаки, в том числе пшеница – Галилея славилась плодородием и красотами пейзажей.

Иудея же, напротив, была сухой и бесплодной не редко радовала глаз. Она была похожа на безжизненную пустыню. Небольшие оазисы городов, однако, придавали ей особое, мрачное очарование, окутанное священными тайнами. И для Георгия Иудея была много интереснее. Именно в Иерусалиме, столице Иудеи, произошли главные события для христианского мира.

Весь Израиль был исхожен Георгием вдоль и поперек. У него были знакомые в разных городах, и среди этих его приятелей было несколько атлантийцев, которые вели исторические хроники. Он часто гостил у них между длинными, тяжёлыми переходами.

Частенько Георгий надолго задерживался в одном месте, нанимаясь в работники. Он строил, пас овец, работал в поле и на виноградниках, и даже был управляющим у крупного римского землевладельца.

В свободные часы он расспрашивал, заводил беседы в чайных, захаживал в храмы и на проповеди, разводил длительные споры с толкователями торы. Вскоре он стал не хуже какого-нибудь книжника. Он искал, но не мог найти и следов того, кого больше всех в своей жизни хотел увидеть.

Все семьи в Иудее, где каждый десятый дом был домом каменщика или плотника, были одинаковые. Везде глиняные мазанки, затянутые виноградной лозой, иногда пристроенные к скалам, везде много ребятишек, шумно играющих во дворах и на узких кривых улочках. Пыль, квохчание куриц и громкие драки бойких петухов. Мокрые простыни, словно ширмы, перегораживали маленькие дворики, и только смутные тени маячили за ними, и где-то блеяла голодная коза.

Георгий часто вспоминал жену, дочек и сына, оставленных в Атлантиде. Порой он жестоко скучал по ним и досадовал такой сильной погрешности в датировании истории. Быть может не только год – город и имя Иисуса может не соответствовать действительности. Он был к этому готов. В его время библию уже давно не рассматривали, как исторический источник. Но он всё-же хотел верить в реальность этой истории всеми фибрами своей души. Поэтому в одно прекрасное утро в начале первого года первого века от Рождества Христова, он появился на вершине горы Фавор и установил датчик отсчета времени на 00,00.

Это было весьма символично, но и, как он понял, достаточно смехотворно. За последние двадцать лет, что бродил он по земле Израиля, он видел множество семей, подходящих под описание. Но как найти именно того Иисуса, ту самую Марию и Иосифа? По каким незримым приметам? Не слышал он и о таком феномене как «Вифлеемская звезда». Ничего, что могло бы предвещать грядущие великие события. Время правления Ирода прошло и его сыновья правили наместниками в разных частях страны.

Одно событие, правда, сохранилось в памяти людей – это свидетельство чрезмерной жестокости Ирода, и год избиения младенцев. Это давало хоть какую-то надежду.

Всё, что Георгию удавалось разузнать, он методично фиксировал в дневнике. Со временем его тощий дневник закончился, и пришлось покупать дорогостоящий пергамент, столь неудобный в хранении, что он решил не писать лишнего. Но мир вокруг был так интересен, красочен, что Егор с трудом сдерживался, часто записывая даже ничем не примечательные мелочи, казавшиеся ему любопытными. Раньше время интересовало его лишь как физическое явление, а сейчас он ощущал его материальность, событийность. И записи вскоре стали больше походить на страноведческий очерк, чем на дневник. Он изучил Палестину, как любящий муж запоминая все её изгибы.

Подолгу он останавливался в Галилее. Через Галилею проходил главный караванный торговый путь из Египта, и это место было как бы мостом между Африкой, Малой Азией и Европой. Так Георгий был в курсе всех новостей, передвигающихся вместе с караванами.

Здесь, в галилейском Назарете, Христос провел юные годы, и именно здесь из местных рыбаков он избрал себе первых апостолов. Большая часть его жизни протекала на берегах Галилейского озера. Потому Георгий и жил чаще всего здесь, в Галилее, надеясь в один прекрасный день стать свидетелем легендарных событий.

Население Галилеи было многочисленно и трудолюбиво. Галилеяне обладали смелым характером, шагали в ногу со временем и легко поддавались новым идеям; при этом были крайне религиозны. Из-за того, что здесь проживало много язычников, галилеяне были более терпимыми, «толерантными», как говорили в будущем, чем сухие и прагматичные иудеи.

Георгий всячески пытался выдать себя за иудея. Он не лукавил – среди его родственников по отцовской линии были евреи, так что он, по сути, ходил сейчас по земле предков. Он загорел за время странствий, отрастил курчавую бороду, и длинные, сальные волосы спускались практически до плеч. Даже имя своё он переиначил на еврейский манер – Джошуа. Но все равно периодически в нем узнавали иностранца и относились с подозрением. Лишь спустя много лет путешествий по этим землям он окончательно слился с этим народом благодаря опыту, знанию местных обычаев, диалектов и традиций.

В последующем путешествуя по стране он опасался только бандитов и разбойников, которые водились в этих краях в изобилии.

Вот и сейчас его ждала долгая и опасная дорога: он отправлялся к Мертвому морю, собираясь посетить секту ессеев. Но Джошуа-Георгий всё-таки отправился туда, даже зная, что они не особо приветливы и ведут аскетический, замкнутый образ жизни.

«Было же в каком-то исследовании сделано предположение, что некоторые высказывания Иисуса принадлежали ессеям. Притчи, обороты речи были схожи, а следовательно и сам Иисус какое-то время мог находиться среди ессеев», – размышлял Георгий, собираясь в дорогу после короткой передышки.

Однако в конечном итоге он ушел от них ни с чем.

– Не мог Иисус быть с ними, да и нужно ли? Нужно ли ему какое бы то ни было учение вообще? Он же сын Бога! – ворчал, не унимаясь, Джошуа, возбужденный после короткой перепалки с ессеями, возмущаясь чуть ли не во весь голос.

– Да какое там, он сам может кого угодно научить! Что за бредовая идея пришла мне в голову – идти сюда!…Фарисеи? Фарисеи? Да они любого фарисея сделают на раз-два…бред…полный бред!

Джошуа предполагал подобное, но в нем росло нетерпение. Он уже потратил с избытком своего времени и пыла на бесполезное дело, когда связался с зилотами.

Они были убедительны, больше других жаждали мессию, всячески пытаясь ускорить его появление. «Мальчишки», которые были готовы отдать жизнь за национальное освобождение Израиля. Они возмущались против наследования страны детьми Ирода, и против наместников цезаря. Небольшими группами они совершали вооруженные нападения по всей стране. Народ называл их сикариями – людьми с кинжалами, признающими только Бога среди царей, открыто призывая иудеев на борьбу с римскими оккупантами.

Джошуа до сих пор носил на боку под одеждами свой кинжал, но уже не торопился пускать его в дело. Он зарекся вступать в сомнительные секты, далёкие от идеалов христианства.

Он шёл вдоль берега всё медленнее, возбуждение спадало, и он, расслабляясь, всё более часто посматривал на море, пинал небольшие камешки, попадающиеся на пути, и через некоторое время заметил вдали фигуру человека, сидящего на крупном валуне. Фигура была сгорблена и неподвижна.

Садилось багровое солнце. Рыжие, закатные лучи слепили глаза, пробиваясь сквозь черные тучи, и фигура вдали виделась ему смутно: только тёмным, размытым силуэтом. Горячий воздух вибрировал, и казалось, что фигура вот-вот растворится, как мираж. Джошуа остановился:

– Пожалуй, продолжать путь бессмысленно, – подумал он. – Поищу лучше подходящее место для ночлега, пока не началась гроза. Да и ночь скоро.

Он отошел от берега и направился к скалам, в которых было вдоволь больших и малых гротов, достаточных, чтобы спрятаться от непогоды. Найдя подходящую пещеру, он бросил вглубь свой мешок и решил собрать дров для костра.

Через некоторое время греясь у огня, где в синем, неярком пламени тлела сухая коряга, медленно разгораясь от быстро воспламенившейся колючки, он снова стал рассматривать фигуру. Казалось, человек так и не сдвинулся с места, сидя на камне. А вот камень… в мерцании пламени всё плыло перед глазами. «Видимо, тёплый воздух, поднимаясь, создаёт эту восхитительную иллюзию», – думал Джошуа, и наблюдал, как валун и сидящий на нем незнакомец медленно плывут в разреженном, предгрозовом ночном воздухе, пахнущем влагой и мокрым камнем.

– Воистину, «сон разума порождает чудовищ», – сказал с ухмылкой он.

Мрак уже окутал округу, море волновалось в порывах ветра, сверкнула зловещим огнём молния, вторая, и Джошуа, взяв свой плащ, кинулся к тёмной фигуре на побережье. Подбежав, он одним движением соорудил покров над незнакомцем. Снова сверкнула молния, покрывая трещинами полнеба, и дождь хлынул с такой силой, что плащ мгновенно провис и лёг на голову незнакомца тяжелой ношей. Только тогда мужчина поднял голову и посмотрел на Джошуа отсутствующим взглядом.

– Дождь, похоже, будет сильный, – громко произнёс Джошуа в ответ на молчаливый вопрос. – Там, – он указал в сторону пещеры, – можно укрыться от дождя. Такой дождь…весенние грозы такие мощные…

Но незнакомец всё так-же молча продолжал смотреть на него.

– У меня и костёр уже….Гроза скоро не уймется… – Джошуа почти кричал, пытаясь перекрыть шум дождя.

– Да…спасибо, – наконец ответил незнакомец. – Я, наверное, задумался, – сказал он, сдержанно улыбаясь. Его глаза вспыхнули голубым светом, словно это кусочек неба отразился в них при очередной вспышке молнии.

Снова полоснуло, осветив небо и землю, а секундой позже они уже бежали к пещере, в которой трепетали нестойкие в сквозняке языки пламени.

Джошуа и его новый знакомец неловко пытались примоститься у огня. Было тесновато и своды пещеры нависали довольно низко.

– Думается, ты не планировал, что здесь появится ещё один постоялец. Если дождь немного стихнет, я могу найти другое убежище, – предложил он.

– Нет, вполне комфортно, ведь я сам предложил тебе своё гостеприимство, – с улыбкой сказал Джошуа. Но если тебе неуютно, конечно, можешь уйти.

– Не хочу обижать тебя, ты был так добр, спасая меня от грозы. Пожалуй, останусь, – успокоился он.

– Да. Буду рад компании.

Ещё долго, пока костерок не погас, они хоть и стесненно, но с интересом разговаривали. И уснули спина к спине на охапке тонких веток, подложив под голову свои тощие узелки.

На рассвете Джошуа проснулся неожиданно. Ему снилась буря: волны высоко вздымались, и лодки на воде вот–вот готовы были перевернуться. Рыбаки в панике ложились на дно, хватались руками за борта, пытаясь зафиксировать себя в устойчивом положении. Они уже побросали в воду сети, которые ранее тщетно пытались втащить в лодку, оскальзывались на рыбе и падали. Лишь одна смутная фигура, словно состоящая целиком из пены и брызг, оставалась в равновесии. Казалось, что она вообще находится вне лодки, вне бури. Она простирала руки над отчаявшимися рыбаками, но те лишь хватались за борта, и губы их шевелились в беспрестанной молитве. Накатила очередная волна, и Джошуа резко проснулся.

Он был в холодном поту, и, присев, судорожно закутался в сползший на камни пещеры плащ. Зловещий сон напомнил вдруг о том, зачем он здесь, и Джошуа, быстро поднявшись, решил, что близится «час Х», а значит нужно срочно двигаться в путь.

Незнакомца рядом не было, но, всмотревшись вдаль, он нашёл его на том же сером валуне, где впервые увидел вчера. Джошуа сел, думая быстро перекусить. Солнце уже поднялось, запустив в пещеру тёплые, пушистые лапы-лучи. Испарина поднималась с поверхности мокрого камня, воздух снова завибрировал, и снова Джошуа стало казаться, будто серый валун висит невысоко над землёй. Джошуа протер глаза. Солнце слепило, и он быстро отвернулся. Хватило пары минут, чтобы собрать в мешок немногочисленный скарб и покинуть свой временный приют. Он остановился недалеко от входа в пещеру, вспоминая ночной разговор, и пошел в сторону незнакомца.

– А ведь мы вчера так и не познакомились, – улыбаясь, сказал он ему.

В этот раз незнакомец быстрее отреагировал на слова.

– Меня зовут Эммануил, – бодро ответил он.

– Джошуа. Я отправляюсь в Галилею, навестить друзей. Нам с тобой не по пути? Ты говорил, что путешествуешь.

– Да, пожалуй, уже пора и мне отправляться в путь. Я пойду с тобой в Галилею. Там живет моя семья. Мы не виделись целых восемь лет, пока я странствовал, – он снова очень тепло, но как-то печально улыбнулся. – Вперёд! Вдвоём этот тяжелый путь пройти будет легче.

Он встал, и Джошуа улыбнулся ему в ответ:

– Да, ты прав.

Долго собираться не пришлось. У Эмануила была лишь сума перемётная. Он встал с валуна и был таков.

Шли они караванными путями или же вдоль берега Иордана. Иногда часть пути они проезжали с торговцами на повозках. Караванщики охотно подвозили путников в обмен на новости, которые переносили в те времена из уст в уста. Только так можно было узнать, что происходит в отдаленных уголках страны, в Ливии, Египте, Сирии, да других уголках великой Римской империи. Чаще приходили новости с Запада, и были это плохие новости, они возвещали о повышении налогов, смене очередного императора или его новых идеях разграбления провинций.

Власть Рима привела к тяжелому состоянию покоренных народов. Бесчисленные налоги душили и выжимали последние крохи из бедноты. Одни тихо роптали, другие боролись, третьи молились и ждали царства божьего обещанного великими пророками прошлого.

В воздухе давно назрел кризис. Все чувствовали, что наступает нечто новое, непонятное. Для иудеев же вопрос решался просто: мировая империя была для них царством Зверя, которое падёт от меча грядущего Мессии.

Вот уже тридцать лет прошло со смерти Ирода и времени его кровожадных злодеяний, тех событий, которые заставили содрогнуться «долготерпимый» еврейский народ. Время ожидания пришествия Мессии достигло предела.

Поэтому при появлении в Иудее выдающегося проповедника или пророка все невольно спрашивали, не он ли Христос? Многие при этом не ясно представляли себе, в каком виде явится Христос, и хотели видеть в нём земного царя, который покорит иудеям весь мир и создаст на земле вечное еврейское царство.

То тут, то там вспыхивали стихийные восстания. Быстро и жестоко подавляемые властью, они приводили к ещё большим волнениям. Путешествия становились опасными.

Но Георгий дал себе слово. Слово найти Иисуса из Назарета и узнать, что он говорил своим ученикам. Потому, как только появлялся слух о появлении нового мессии, он бросал всё, надеясь собственными глазами увидеть и услышать этого человека. А когда приходило время пасхи, он неизменно шел в Иерусалим.

Так проходил год за годом. Но что это по сравнению с вечностью? Ничто. Поэтому он ходил по дворам, высматривал и прислушивался.

– Сколько лет тебе, Эммануил, и откуда ты родом? – спросил Джошуа, прерывая очередную беседу на полуслове, когда они, спотыкаясь, шли пустынным, каменистым берегом Иордана.

– Уже перевалило за тридцать. А родился я в Вифлееме. Моя семья живет сейчас в небольшом селении близ Назарета. Да, собственно, это и не селение, а большой постоялый двор. Отец помогал с хозяйством владельцу, а братья присматривали за скотиной. Так, наш двор, курятник, гостиница, дом хозяина, дом его сына, который он построил, когда женился, хлев для овец и волов – вот и целое поселение. Там прошло моё детство.

–Твой отец довольно состоятельный, – удивился Джошуа.

– Нет, скот принадлежит хозяину постоялого двора. Но у отца тоже было небольшое, но крепкое хозяйство. Он умер восемь лет назад, и там осталась мать с братьями и сестрами. Они не бедствуют. Братья заменили отца. Потому-то я смог спокойно отправится в странствия, не боясь, что мать с сёстрами будут голодать, – откровенно поделился Эммануил.

– Постой, находясь в Вифлееме, ты не должен был пострадать? Ты родился не в тот год, когда по приказу Ирода погибло много первенцев?

– Я был не первенец у моего отца. Он, овдовев, взял мою мать, и я стал пятым ребенком в семье. Да и роды прошли на окраине Вифлеема, на окраине постоялого двора, да на окраине вселенной даже…Стражники туда не добрались. Да и кто будет интересоваться такой беднотой? Ждали-то царя!

– Ясно, повезло тебе, – сказал усмехнувшись Джошуа, – повезло. Слава Богу, сыновья Ирода так не зверствуют. Хотя всякое бывало. Яблочки от яблони недалеко падают.

– Да, тот случай запомнится навечно…

– Твоя мать, наверное, сильно перепугалась? – спросил Джошуа.

– Похоже, нет. Я был напуган сильнее…

– Как ты можешь помнить такое? – удивился Джошуа.

– …этим миром, – почти шепотом закончил фразу Эммануил, глядя вдаль отстранено, как бы проваливаясь в глубины далёких воспоминаний.

– Что? – не понял ответа Джошуа и даже инстинктивно наклонился вперед, пытаясь разобрать слова.

– Зови меня Ила. Так меня отец называл. А тогда всё открылось матери позже, да и они с отцом были уже далеко от тех мест, – как бы очнувшись, с улыбкой добавил Эммануил.

– А-а-а, – протянул Джошуа с чувством лёгкого недопонимания.

Почти месяц провели они в дороге, но этот вечно неоднозначный тон разговора… Часто Джошуа ощущал непонятную тоску, недосказанность в словах попутчика, а порой вовсе их разговор скатывался на несвязное бормотание – разговор Эммануила с самим собой.

Ила долго путешествовал, прошел через Сирию, Ирак и Иран, полмира до Индии. С головой окунулся в индуизм, только зародившийся буддизм, секретизм. Индия поразила его воображение, и он часто эмоционально и долго рассказывал попутчику о новой религии и золотом, срединном пути.

Морем добрался он до Мекки с торговыми кораблями, путешествовал по Египту, жил некоторое время в Александрии. И теперь шёл домой через Иудею обратно, пешком и не спеша. Вот таким витиеватым, интересным было его путешествие по Азии, судя по тем рассказам, услышанным Джошуа в пути.

За время этого маленького, по сравнению с путешествием Эммануила по всей Азии, похода компаньоны смогли хорошо друг друга узнать, не смотря на то, что Ила был частенько погружен в глубокие раздумья. Как и в первый момент их встречи, во время стоянок Джошуа постоянно заставал его сидевшим неподвижной, каменной глыбой несколько часов к ряду где-то на возвышенных местах. Пока Джошуа то разжигал костер, то в мокром сверху до низа хитоне ловил рыбу к ужину, то тащил огромные охапки пальмовых веток для ночевки, готовил, суетился, или, сидя у костра, жарил в углях свой небольшой улов, Ила оставался на месте. Джошуа размышлял: «Стоит ли подойти и побеспокоить своего спутника? А то как же – целый день не имея крошки во рту. Так и уснёт?».

Поэтому не часто, но он решался подойти и позвать его. Ила отзывался не всегда. Иногда он бывал в такой глубокой медитации, что не реагировал ни на что. Сверкали молнии, гремел гром и даже хлынул ливень, а он сидел не шелохнувшись, как каменный Будда. «Этому, он наверняка научился в Индии», – думал Джошуа.

Однажды так во время грозы он просидел всю ночь. Джошуа уснул под мерный шум воды, а наутро нашел Эммануила в той же самой позе, на том же самом месте, что он и был вчера. «Вот дает! Он и вправду как индийские йоги. Пульс еле прощупывается, дыхание слабое – ещё немного и в мумию превратится. Не навредит ли это ему?», – размышлял Джошуа в нерешительности слегка касаясь его запястья. Через полчаса душевных метаний он все же решился растормошить приятеля.

Это оказалось нелегко, а того, как Ила вышел из транса, он долго не мог прийти в себя. Джошуа вливал в него понемногу тёплое, разбавленное кипятком вино. А когда тот пришел в себя, уложил его спать. Так они ещё одну дождливую ночь провели здесь, не решившись отправиться в путь вечером.

Стало прохладно, и Джошуа привычно взялся разводить огонь. Но сколько не пытался, сырое дерево не загоралось, и терпение Джошуа растворялось как свет вечерней зари. Днём он собрал достаточно хвороста и нарезал тамариск, чтобы сплести силки для рыбы. После очередной провальной попытки воспламенить трут, он бросил его в гневе, встал и пошёл проверить силки. Он долго и аккуратно доставал снасти, в которых таки оказалось пара рыбин, и повернулся в сторону пещеры, сообщить это радостное известие Эммануилу.

То, что он увидел, повергло его в шок: Ила стоял около очага, полного сырых коряг, и манипулировал руками в воздухе, пытаясь укротить…шаровую молнию!

Возможно, после дождя в разряженном воздухе родилось это зловещее создание природы, и ущелье, в котором они заночевали, стало коридором, в котором гуляли потоки воздуха, принесшие сюда этот огненный шар.

Ила плавно размахивал руками, словно занимался китайской оздоровительной гимнастикой, регулируя энергию ци, а шар, медленно двигаясь, вибрировал над очагом. Одно резкое движение и произошел взрыв, хлопок. Джошуа потерял равновесие и упал в мутные воды Иордана. Когда ему удалось выбраться и протереть глаза, дрова в очаге уже мирно горели, а Ила сидел рядом, подставляя теплу озябшие руки.

– Эй, что за дела? – подошел Джошуа. Вода стекала с него ручьями на камни.

– Когда я увидел этот сгусток плазмы, вспомнил, как с ним обращались буддийские монахи. Они могут укротить любую энергию, – спокойно говорил Эммануил, будто ничего сверхъестественного и не произошло.

– Ты не представляешь, насколько это опасно, никогда так больше не делай. По крайней мере, при мне. У меня чуть сердце не остановилось…сумасшедший…Я, похоже, упустил всю рыбу, – угрюмо сообщил Джошуа, не обратив внимание на странный лексикон Эммануила.

Ила встал и пошел к реке. Через минуту он принёс силки с рыбой.

– Ты такой впечатлительный оказывается, я думал тебя ничем не удивить!

Он поставил котелок с водой на огонь и через пару минут бросил в него наскоро почищенную рыбу, а следом горсть пшена.

Они долго ещё сидели у костра, любуясь ночным небом и просушивая мокрые одежды. Ночь была ясная. Звезды хороводом ходили по небосклону, сверкая, как дорогие бриллианты.

– Пройдут тысячи лет, а люди так и не смогут до конца понять это чёрное, безграничное и пугающее пространство, – произнёс Джошуа, любуясь небом.

– Вселенная расширяется, но она не безгранична. Земля – только часть этого большого пространства, но составляет с ним единое целое. Она плавает в космосе, как рыба в воде. Если размышлять так, понимание космоса станет проще, – подхватил Ила.

– Вода – это источник жизни, а космос – напротив, – как ни в чём не бывало продолжил разговор Джошуа.

– Земля наполнена жизнью, находясь в космическом пространстве, отогрета солнечным теплом, – удивился Ила. – Значит, это пространство и является источником жизни!

– Человек выжить в космосе не может! – заспорил Джошуа.

– Рыба тоже живёт лишь в воде! – парировал Ила.

– А человеку этого мало! – не сдавался Джошуа.

– Человеку всегда и всего мало. Не научился жить на земле… так зачем бежать от одного неизвестного к другому? – печально констатировал Ила.

– Ты разве Бог, осуждать и смотреть на людей сверху вниз? – съязвил Джошуа.

– Во всех нас есть частичка…Бога. Это душа! – почти поэтично сказал Ила.

– Ха-ха-ха. Я уж испугался. Думал, ты начнешь мне рассказывать про атомы, бозоны и кванты… – весело добавил Георгий и понял, что сказанул лишнего.

– Это лишь детали механизма. Есть вещи более важные. Вы слишком увлечены мелочами. Нужно внимательней рассматривать то, что Бог хочет показать, а не то, что он хочет спрятать.

Порой Джошуа так увлекался в своих беседах, что, не замечал разницы – Ила перед ним или коллеги из Института Времени. Говорил такие вещи, что другой слушатель, возможно бы прервал его в непонимании. А этот его собеседник лишь слушал и улыбался, а то и начинал аргументировать, не мало шокируя Джошуа.

«Но ведь не зря он столько путешествовал! – думал Джошуа. – Ума палата! Индия полна космогонических учений. Почему он должен быть глупее Сократа или Платона, – оправдывался Джошуа. – А иначе как?».

Люди не всегда таковы, какими кажутся, и они имеют право иметь свои секреты. Джошуа строил отличные шалаши для ночлега, ловил рыбу, был бродягой и авантюристом. Находчивый и умный, он быстро находил выход даже из безвыходных ситуаций. Но разве он мог рассказать Ила об Атлантиде, путешествиях во времени? Нет. И имел на это право. Он прожил богатую и долгую жизнь, настолько долгую, что мог бы потягаться и с Богом.

Это вынужденное долголетие превратилось для многих атлантийцев в проклятье. Лишь единицы смогли принять и смириться с этим. Эммануил, похоже, понимал и принимал это право на тайну, поэтому в их отношениях не возникало никаких проблем. Георгия это устраивало и даже забавляло порой. Всё это делало их путешествие легким, а общение непринужденным.

Глава вторая. Схватка

Когда они проходили города и селения, Джошуа проявлял себя опытным, бывалым путешественником – он быстро находил ночлег, ловко торговался с владельцами постоялых дворов и торговцами на рынках. Так, именно благодаря Джошуа они дошли до Галилеи, сохранив немного монет из того нищенского скарба, что у них имелся. Да и не только монет, жизни их тоже не раз подвергались опасности. Джошуа не уставал повторять Эммануилу, смеясь и подшучивая:

– Я тебе удивляюсь, как ты ещё жив, дружище? Такой тихий и нерешительный, прошел полмира! Тебя уже сто раз могли убить бандиты с большой дороги, да задрать дикие звери! Что бы ты без меня делал, не повстречайся я у тебя на пути?

И это было правдой. Однажды они чуть не стали добычей льва, когда собрались переночевать в горной пещере. Это случилось ещё в начале их совместного похода, когда уже два дня прошло с тех пор, как они миновали Иерихон и шли берегом Иордана. Местность была скалистая, удобная для того, чтобы заночевать в пещере, месте скрытом от ветров, сохраняющем тепло костра. Большой чёрный проём пещеры они увидели издалека, словно открытую пасть великана, и уже входили в холодный сумрак, как оттуда донесся зловещий рык. Джошуа мгновенно вынул из переметной сумки бамбуковую палку и запихал в неё пару дротиков, смазанных соком олеандра. Друзья бросились наутек, но лев быстро настигал их, и Джошуа, повернувшись, выстрелил почти в упор, попав в мощную львиную шею обеими дротиками. Но льва это не остановило, тогда Джошуа выхватил из-за пояса кинжал. В этот момент лев бросился на них и опрокинул Джошуа навзничь. Падая, он зацепил и Эммануила.

Они оба падали на камни, словно в замедленных кадрах старого кино. Даже боль от падения с лихвой перекрыл неминуемый страх смерти. С огромной силой несколько раз вонзил Джошуа кинжал в шею огромного льва, нависшего над ними словно черная грозовая туча. Лишь после четвертого удара тот замер, издал подавленный рык, по его телу пробежала судорога, и он завалился всем телом на Джошуа так медленно, как будто прилёг, устав после тяжелой битвы. Наступила тишина. Ошеломлённые Джошуа и Ила ещё пару минут не могли пошевелиться. Морда льва и его широко открытые глаза смотрели прямо на них, а они вовсю пялились на него.

Джошуа стал медленно выбираться и спустя несколько минут, уже вытягивал из под грузной туши своего онемевшего попутчика.

Уже час спустя они сидели в пещере перед костром и, как два задорных мальчишки, вспоминали эту страшную схватку. Их голоса немного дрожали и руки плохо слушались, но они сгоняли с себя оцепенение, пытаясь весело шутить.

– Это было ужасно, но ты необыкновенно быстрый и ловкий. Ты сам был похож на льва, с твоей лохматой гривой! И правда, два льва сражались сегодня на равных. Хвала Богу, что ты оказался рядом. Хвала Богу! Ты такой хладнокровный и собранный в момент опасности. Не каждый смог бы такое провернуть. Славный сын иудеи, ты был подобен великим героям древности, бесстрашно ходившим на зверя. Думал не сбыться уже моим планам…но сейчас я нашел того, на кого смогу дальше положиться.

– Ну вот, начал за здравие, кончил за упокой, что за планы такие, ты наместника римского свергнуть решил? – засмеялся Джошуа.

– Не шути так, – раздалось в ответ серьёзным голосом. – Расскажи лучше, где ты так наловчился и как узнал об этом оружии? – Эммануил указал рукой на духовую трубку.

Джошуа не сразу додумался, как ответить. Но Ила не дал ему много времени на раздумья и сам начал рассказывать, как видел подобное оружие в Индии.

Так удалось избежать объяснений. И Эммануил, уже готовый снова уйти в себя, вдруг разговорился.

Джошуа всегда поражала эта способность Эммануила быть таким разным. Сейчас он шутит, но через минуту шутка уже превращается в философское эссе. В один момент – он наивный, добрый ребёнок, в другой – мудрый, суровый старик, перед глазами которого стоит вечность.

– Расскажи про себя. Чем ты занимаешься в жизни? – вдруг спросил Ила.

– Я? Обычно путешествую, батрачу раз от раза, чтобы прокормиться… Не поверишь, но я ищу мессию, – выпалил Джошуа тихим, загадочным тоном прямо в глаза собеседнику. – Мне кажется, пришло время исполниться пророчествам! Оттого провел почти год с зилотами, чуть головы не лишился и решил, что с ними мне не по пути. Да и вряд ли мессия будет среди них?

– Да, это вряд ли. Он же не разбойник или мятежник какой, он посланник Божий!

– Я тоже так подумал, но где же его искать? Я прошел всю Палестину от края до края. Уж, иногда кажется, что и не найду!

– Верь в свою удачу, Джошуа, и она тебя не оставит, – улыбнулся Ила.

Они ещё долго обсуждали произошедшее, пока ум не успокоился, и их не сморил сон. Наутро же пришлось гадать, что делать с тушей. Жалко бросать такое богатство. Они решили выйти к дороге и дождаться одного из проходящих здесь торговых караванов.

Ждать суждено было не долго, небольшой караван в три телеги показался из-за поворота в ущелье уже к полудню. Недолго поторговавшись купцы заплатили им хорошую цену, удивляясь тому, как обыкновенные с виду мужики смогли победить громадного, дикого льва. Караванщики освежевали тушу, а друзья-попутчики купили у них на вырученные деньги пару ослов, и присоединились к каравану.

– Давай, Иуда, ты будешь хранить наши деньги во время путешествия. Ты более прозорлив в таких делах, я даже торговаться не умею, а? – вдруг выпалил Эммануил.

– Почему ты назвал меня Иудой? – опешил Джошуа.

– Ну, ты спас меня, хвала Богу! А Иуда значит – Хвала Богу. Это имя настоящего иудея, я вижу тебя таким!

Джошуа сглотнул.

– Ладно, так и быть, я позабочусь о деньгах, только ты не зови меня Иуда, пожалуйста, мне от этого становится не по себе. Я буду хранить казну «Вашего Величества»! А «Вы» царствуйте на своем «троне – валуне», – пошутил Джошуа с какой-то горькой усмешкой.

– Всё тебе шуточки. Не заставишь меня отказаться. Ты – Иуда, сын Симона, не иначе. Давать прозвища мой конёк, – прокомментировал он, иронично подняв брови.

С караваном они шли долго. Миновали границы Иудеи и уже находились в окрестностях горы Фавор, когда сзади послышался топот лошадей. К ним приближалась группа людей, которых любой путешественник, любой караванщик знающий эти места, опознал бы как разбойников. Джошуа уже рассмотрел, что они вытаскивают из ножен свои секиры, и стал трепать за плечо Эммануила, который в это время медитировал. Караванщики тоже засуетились, не зная, что предпринять. Всадники неумолимо приближались, поднимая тучи пыли. Ещё минута и они настигли их.

Послеобеденное солнце палило нещадно. Мир казался до боли контрастным. Белое, черное…Джошуа уже открыл рот, чтобы закричать, как пыльное облако окутало его, и он закашлялся. Пыль скрыла группу приближавшихся всадников. Джошуа слышал только стук копыт, проносящихся во весь опор мимо них лошадей. Они гнали без остановки. Где-то там в пыли.

– Странно, как будто мираж. Я один это видел?

Пыльное облако уносилось вместе со всадниками вдаль. Через некоторое время он увидел весь караван. Люди повскакивали со своих мест и, окликая друг друга, смотрели по сторонам, пытаясь осмыслить произошедшее.

Вы видели? Это, часом, не разбойники были? Только пыль столбом, – переговаривались караванщики.

– Да, я тоже испугался, что бандиты. Уже два каравана потерял. Аж, сердце схватило от страха.

– Это ты точно говоришь, сердце в пятки так и провалилось! – делились они пережитым, отряхивая одежды от пыли.

Только Ила все сидел в позе лотоса, и его лицо выражало полную безмятежность.

– Ну твой приятель и дает. Мы со страху готовы умереть, а ему и море по колено! Слава Всевышнему, беда прошла стороной!

Только через два часа Ила вышел из транса, и Джошуа поведал ему о разбойниках.

– Куда-то торопились, то ли на свадьбу, то ли на похороны, видимо, так неслись, – посмеялся Джошуа.

Но его попутчика это ничуть не заинтересовало. «Видимо, еще летает в облаках», – подумал Джошуа.

Через некоторое время Ила спросил:

– А кто твои родители, Джошуа, откуда ты родом? Об этом ты мне не рассказывал.

Джошуа не раз приходилось «придумывать» историю своей жизни, поэтому он с легкостью рассказал всё «от и до». Он не врал, он привирал в тех местах, где детали не соответствовали реальности. Прятал непонятную правду, чтобы не шокировать, не казаться сумасшедшим, или не быть не так понятым. В остальном он правдиво рассказывал, останавливаясь подробнее на личном. Истории из детства, про папу, маму. Родился, учился, влюбился. Про первую любовь. Трудности и победы, друзья, семья и дети.

– Х-х-х, – хитро усмехнулся Ила. Интересно, и когда же ты успел стать скитальцем, привыкшем к дорогам и мытарству? Относишься ко всему скептически, а веришь лишь в то, что видишь. Ты силён и привычен к тяжелому труду. Сноровист, у тебя много разных полезных приспособлений на все случаи жизни. Ты удивительно умный и практичный. Но при всём при том уже разочарован в жизни, и людям не доверяешь? Потерял веру, а любовь стала для тебя пустым звуком вдали от семьи. Но ты все ещё ищешь. Ты ищешь правду…А она тебе нужна? – серьёзно спросил Эммануил, а потом продолжил, не давая ответить: – Можешь помочь в одном деле? Кроме тебя, пожалуй, я никому довериться больше не смогу. Ты поможешь мне, а я тебе? – загадочно сказал он.

– Конечно, я помогу! Мы с тобой уже связаны одной цепью…Мне нужно посетить одно место… даю тебе слово, я лишь заскочу кое-куда. Мы встретимся позже, и я сделаю для тебя всё, что пожелаешь, – то ли в шутку, то ли всерьёз выкрикнул Джошуа сквозь проходящий мимо шумный караван, состоящий из ослов, весёлых ребятишек, бегущих гурьбой и цыган, в любые времена готовых устроить шумную заварушку.

– Ты же отправляешься в Назарет? Ты где остановишься? Где можно тебя найти, Ила? – спросил Джошуа, когда шум толпы поутих.

– Я собираюсь идти дальше в Капернаум. Там я остановлюсь у сестры, она вышла замуж за тамошнего рыбака. Дом стоит прямо на берегу озера, в небольшом заливчике, с голубыми створками на окнах. В саду растут оливы, инжир и персики. К берегу там пришвартовано несколько лодок. Муж рыбачит сам и держит небольшую артель. Так описала это место сестра в письме к Иоанну. Я буду ждать тебя там. А мать навещу позже.

На развилке Джошуа повернул осла в сторону Назарета.

Джошуа успел измениться за время странствий по Иудее. Его одежда была пыльной от дорог, волосы отросли и торчали нечёсаной копной, неровно стриженая борода скрывала лицо ещё молодого, по сути, человека. Ему было только сорок, но он всегда был в пути, всегда торопился не пропустить время. Взгляд его стал бегающий, а действия торопливыми и небрежными.

Он удалялся всё дальше по пыльной дороге, поворачиваясь и махая рукой уходящему каравану.

Глава третья. Роковое открытие

Спустя неделю он уже с комфортом ел и пил в доме своего знакомого атлантийца: крупного римского помещика Антония. Когда-то, получив у него место управляющего винодельни, Георгий сблизился с ним, и ненароком выяснилось, что старик вот уже 300 лет живёт в различных римских провинциях, иногда меняя имена. Он потихоньку записывал всё, что видит, слышит, расспрашивая торговцев и путешественников. А будучи человеком состоятельным водил знакомства и с власть имущими. Те смотрели на мир со своей колокольни и были способны поведать ему о делах более крупного масштаба – государственных. Так, собирая факты по крохам, он писал исторические хроники.

Антоний, как и планировал, путешествуя, обосновался вначале на восточном побережье Испании, в крупном и влиятельном городе Эмпорион, а затем некоторое время пожил в Фесалии; так, постепенно продвигаясь до Италии он планировал посетить все крупные мегалитические центры на северо-западном побережье Средиземного моря. Он заходил в Сардинию и Корсику, долгое время проживал на юге италийского полуострова. Он только недавно, совсемнедолго пробыв в древнем и богатом Библе гостем у Сидона, переселился в Назарет, незадолго до того, как Иудея стала римской провинцией.

Антоний был боязлив, жил тихой, умеренной во всём жизнью. Капитал свой собирал потихоньку, ладил с людьми, и оттого всегда находил поддержку и опору среди своего окружения.

Назарет был местом тихим, поэтому Антоний Фасулаки и остановился здесь лет на пятьдесят раньше Георгия. Виноградники, которые он приобрел, были в запущенном состоянии. Он организовал хорошую систему полива и ухода, имея всего два батрака в помощь. Теперь Антоний собирал здесь настолько богатый урожай, что даже выстроил небольшую винодельню. Так он превращал излишки винограда в вино. На винодельне работало не больше десяти батраков, но сам он, находясь в достаточно преклонном возрасте, за всем уследить не мог и решил нанять управляющего.

Как был рад Георгий, выразить невозможно. После стольких лет скитаний, он уже и забыл, кто он и что, в невозможности с кем-то нормально пообщаться. Около пяти лет он работал на винодельне, помогая Антонию управляться и с другими делами.

С тех пор, как он перестал работать у Антония, каждый раз посещая Назарет, он надолго задерживался в гостях, при этом чувствуя себя как дома. Коллеги обменивались мыслями и наблюдениями, разговаривая сутки напролёт.

– Приветствую, приветствую! Сколько лет, сколько зим! – обнялись они как старинные друзья.

В этот раз Антоний встретил его с мальчиком лет десяти.

– Проходи в дом, – указал он в сторону двери, протягивая обе руки, как бы приглашая, в небольшом поклоне.

– Сам не пройдешь вперед, как хозяин указывая мне дорогу? – пытался пропустить вперед старика Георгий.

– «Дверная ручка – это протянутая рука дома», – процитировал кого-то Антоний. – Сынок, обмой-ка уважаемому Джошуа ноги с дороги. Он, поди, сбил с десяток сандалий, пока дошел наконец к нам.

Мальчик принес таз и начал обмывать Георгию ноги, смазывая их ароматным оливковым маслом.

Пыль, жаркий климат и постоянная ходьба делают ступни ног грубыми, шершавыми, пятки покрываются глубокими трещинами, болят, и стоит присесть ненадолго, вставая, чувствуешь себя индийским йогом, стоящим на битом стекле. Распаренные, влажные ноги, ещё и сдобренные целебным маслом: как бальзамом на душу, дают отдохновение и негу.

– Когда ты уже сыном обзавелся? Вот ещё год назад ты и женат не был, – весело спросил Джошуа.

– Да уж какая женитьба, не смеши старика. В тот год как ты ушел, вот тогда и обзавелся! Прикормил сиротку. На рынке хозяин овощной лавки загонял его до смерти и видно не кормил совсем! Мальчишка наелся гнилых фруктов, и у него началась лихорадка и понос. Тогда жестокосердный хозяин, выгнал его совсем, умирать в подворотню, – рассказал Антоний. – Пришлось взять его к себе. Антибиотики только и помогли. Ходил за ним, как за сыном родным. «Стареть – значит переходить от чувств к сочувствию». Миха, принеси фруктов и хорошего вина кувшинчик, – позвал он мальчишку.

– А ты всё цитатами балуешься? – заметил Георгий.

– Альберт Камю. Я собираю мудрость по всему свету. Только так можно оценить богатый опыт человечества – пользоваться его открытиями. У нас ведь как? Человечество будто заново рождается каждые сто лет, проходя все стадии взросления. Они забывают, что до них люди жили и получали опыт, который можно использовать, не наступая на грабли каждый раз заново.

И пары месяцев не прожил Георгий в доме профессора, как с разных сторон к ним потекли вести о появлении очередного пророка. Вести шли с разных сторон. Давно уже заговорили об Иоанне, и Георгий прежде Кумрана посетил то место у Мертвого моря, где Иоанн крестил народ в водах Иордана. Он три дня слушал его проповеди о приходе мессии и лично беседовал с ним в кружке учеников. Иоанн тепло и в тоже время восторженно рассказал ему о своём сводном брате Иисусе, с которым провел большую часть детства. Он считал его необыкновенным во многих отношениях, от того даже ребенком испытывал к нему благоговение и трепет. Не многим доверял Иисус свои секреты, и то, что видел тогда Иоанн, общаясь с ним, не знал, пожалуй, никто, кроме матери, от взора которой, не могло укрыться «волшебство» и необыкновенная сила её малыша.

Именно так говорил о нём Иоанн, с любовью, с горящими глазами, поэтому по телу Георгия побежали мурашки:

– Неужели?

– Сейчас нет смысла скрывать его природу, – говорил Иоанн. – Многие должны узнать его так же, как я, и уверовать в мессию.

«Вот и пришло время…», – подумал Георгий и начал глубоко дышать в волнении.

И когда слуга Антония вернулся из соседней Каны, куда доставлял вино, заказанное к свадьбе, и рассказал о чудесах превращения воды, Георгий очередной раз собрал свою переметную сумку и отправился в путь. Оказалось, что Иисус с учениками уже вернулись из Каны на берега Галилейского озера. Джошуа направился туда.

Пару дней Джошуа не подходил ближе пятидесяти метров, он наблюдал за происходящим со стороны. Благо, постоянно большое скопление народа вокруг пророка, это позволяло. Но сегодня он уже не раз ловил на себе чей-то взгляд.

Одни звали его Иисусом, а другие – равви, что значит учитель.

Джошуа с интересом разглядывал его спутников. Их было одиннадцать. Он грыз губы и думал, думал и снова думал. Нет, он не сомневался в Иисусе. Когда он понял, как хорошо знает он этого человека, все сомнения Джошуа улетучились, как утренний туман, обнажив тяжелую правду.

Как он мог не понять? Боль острой бритвой резала глаза. Стоит ли ему подойти? Как кадры из кинофильма, сложилась вмиг вся картина, закрыв последние белые пятна найденными, наконец, кусками мозаики. Оцепенение охватило Джошуа, он не мог встать, он не смел даже дышать. Руки его дрожали, и НИКАКАЯ ПРАВДА О ИИСУСЕ ХРИСТЕ, ЕМУ УЖЕ БЫЛА НЕ НУЖНА! Лучше бы встать и уйти, прямо сейчас, не теряя ни секунды.

«Пора возвращаться домой, Егорушка, пока ещё не поздно, пора», – повторял он сам себе. Но жестокая судьба уже схватила его своей железной рукой за воротник.

– Аааа, вот и мой друг, именно его мы так долго ждали! Я заметил тебя издалека. Почему ты не подошёл? – равви взмахом руки представил его ученикам. – С ним нам будет намного спокойнее, и он уже поклялся, что не откажет мне в помощи, – говорил Иисус громко, но мягко, и взял его за плечи обеими руками.

Джошуа поднял голову и своими затуманенными глазами встретил взгляд, полный любви и радости от встречи с давним товарищем.

– Ила? – Джошуа обомлел. Он смотрел на учеников, обступивших Иисуса со страхом и недоверием. Мысли метались в его голове: «Почему они – понятно, они избраны стать частью истории. А я? Что здесь делаю я? А главное, что сейчас предпринять? Нужно сбежать, бежать скорее! Или…пока подождать, посмотреть, послушать? Нет, бежать…».

Он сидел, сжавшись в комок, а они обступили его и смотрели на него, как ему казалось, словно на сумасшедшего.

– Это Иуда, сын Симона, он из Иудеи, – представил он Джошуа. – Простишь меня? – Ила глянул на Джошуа, потом снова обратился к ученикам. – Это я дал ему имя Иуда, но он недоволен и постоянно ворчит на меня. Так, Джошуа? Его послал мне Бог. Мы преодолели вместе уже часть нашего пути к спасению. В трудные минуты он был мне поддержкой и опорой. Он настоящий сын избранного народа Израиля, иудей. Поэтому я и нарек его Иудой. Теперь нас двенадцать!

– Ты же не против, как и прежде, управлять нашей казной? Я верю тебе, Иуда. Номинально, ты первый мой соратник, я призвал тебя раньше всех! – высокопарно произнёс он.

– Откуда ты будешь, Иуда? – спросил кто-то. Но Иуда был всё ещё потрясен, и звуки, раздававшиеся вокруг громким эхом, раздражали его слух. Продолжая поток своих мыслей он несвязно пробормотал: «Искал…искал, и вот он!».

– Что ты сказал? Из Кариота? Ты из Кариота? – несколько раз переспросил Пётр и тронул его за плечо.

– Эх, видимо, да… – с горечью и безнадёжностью ответил Джошуа. – Что за…наказание такое? – и, сказав последние слова, поднял голову. Прямо на него смотрел Ила, и взгляд призывал его к действию. Он встал и пошел за ним, а следом и все другие.

Глава четвёртая. Откровение

Через два дня во время ужина Симон, которого Иисус звал Петром, предложил направиться на праздник в Иерусалим. Праздник уже через неделю и нужно было поторопиться. Туда стечется много народа и это прекрасная возможность собрать аудиторию, чтобы как можно больше людей узнали о спасении.

– Да, уже можно идти, Иуда теперь с нами. Я ждал его здесь, в Капернауме, боялся, что разминемся. Но сейчас можно отправляться, – со вздохом сказал Иисус.

Как и прежде, Иуда находился в странном, гнетущем состоянии духа. Он не мог понять, как могло всё так усложниться, вся эта история казалась ему слишком уж невероятной. И только когда равви усаживал всех вокруг себя и начинал говорить, только тогда он поднимал поникшую голову, начинал вслушиваться, глядя широко открытыми глазами в лицо Иисуса, внимал так усердно, что, казалось, слова впитываются прямо через кожу. Тогда обида, выжигающая все его внутренности, слегка притуплялась. Каждую остановку в этом долгом походе Иисус использовал для бесед с учениками, он разъяснял, отвечал на вопросы и продолжал некогда начатый разговор.

Джошуа не пропускал ничего, ни слова, ни звука сказанного, ни даже взгляда учителя. Он считал важным буквально всё, поэтому терпел, пересиливал своё желание встать и уйти отсюда куда подальше. И Иисус говорил, глядя на него, как будто это беседа с глазу на глаз, лишь иногда переключаясь на других слушателей. Они были слабо восприимчивы, и порой не понимали его, тогда как Иуда понимал без слов. Некоторое из того, что он говорил, Иуда слышал уже по пути от Мёртвого моря, но было и другое:

– Никто не в состоянии познать все тайны Вселенной, – говорил Иисус. – Но много можно понять, поднимаясь всё выше по лестнице Иакова. Существует источник происхождения всего, и как змея, кусающая свой хвост, жизнь во вселенной имеет начало и конец, являющийся источником начала. Всё рождается, развивается и вновь растворяется в новой жизни. Таким образом, смерть порождает жизнь. Этот закон действует на всех уровнях жизни души.

Великое начало, Логос, Бог – порождает семя, из которого развивается и растёт душа. Логос – постоянный сеятель живых душ. Душой наделено всё во Вселенной – звёзды, планеты, и камни, и растения, животные, люди и другие существа. Вселенная – это живой растущий организм. Из беспомощного младенца в течение ряда жизней душа вырастает на несколько ступеней выше, обогащается, и, возвращаясь к Богу, наполняет его новой силой, знанием и опытом. Великий Логос возрастает, и душа перерождается более зрелой. Так души поднимаются по лестнице Иакова. В этом колесе жизни был рожден и Я.

Но если душа после смерти не совершила свой рост, она не в состоянии обогатить Логос, а значит будет отбракована и станет возвращаться к жизни вновь и вновь на одном и том же уровне развития.

Каждый раз количество таких душ начинает доминировать над теми, что поднимаются вверх по лестнице. В итоге мириады страдающих пороками, несовершенных душ станут скитаться между жизнью и смертью, пока их дух не оскудеет. А когда оскудеет, они уже не смогут перерождаться, а будут бродить по безмолвным просторам вселенной в бессилии. Жителей на планетах будет становиться невыносимо много, их станут мучить болезни, войны и голод.

Поглощая пищу можно утолить голод тела, а голод души не сможет насытиться в пустом безвоздушном пространстве. Обиду человек может высказать и превратить в оружие мести – душа может только гореть от обиды, чувствуя полную беспомощность, скитаясь во мгле холодного космоса. Вселенная заполняется болью и страданием.

Когда пространство вселенной будет заполнено до отказа несовершенными душами, Великий Логос закроется и вывернет вселенную наизнанку, оставляя за собой ненужный мусор. И жизнь начнется сначала.

Для нас, достигших высших ступеней лестницы, этот процесс тоже превращается в катастрофу. Мы слышим крик тысячи-тысяч душ, и чувствуем боль Отца. Эти звуки нарастают и становятся невыносимыми. Приходит время вернуться в Логос, это единственное место, где можно схорониться, как в ковчеге Ноя. Лишь он защитит от выброса на помойку Вселенной. Такое происходит крайне редко. Я сам был свидетелем этого явления только раз, но знаю, такое случалось не единожды. Это неизбежно, как смерть.

Я хочу передать людям это знание и научить расти, и тогда не прекратится золотой поток, проходящий сквозь Великий Логос, и мир не будет больше знать глобальных катаклизмов. Природа начнет существовать в гармонии с человеком. А человечество…станет уверенно подниматься вверх по лестнице Иакова. Именно с этой мыслью я жил на Земле тридцать лет, иначе уже ушел бы.

Глава пятая. Безнадежность

В Иерусалим пришли прямо накануне праздника. Проповеди в некоторых селениях по дороге были неудачными, несмотря на то, что многие присоединились к ним. Тех, кто вникал в слова учителя по-настоящему, было не много, остальные ждали момента, когда начнут раздавать бесплатную еду. Они расталкивали друг друга, хватали рыбу и хлеб, быстро набивая рот, и возвращались за новой порцией. Это сильно расстраивало Иисуса, и после очередной давки за хлебом он остался очень раздражен и вошедши в Иерусалимский храм в отчаянии начал громить лавки торговцев.

– Убирайтесь отсюда вон…мошенники, это вам не рыночная площадь! Это храм Божий и он предназначен для молитвы…святой дух в ужасе покинул это место…следует вернуть дом Отцу моему! – кричал он в гневе, его руки, словно крылья, вздымались и опускались, при этом летел пух и перья, и медные монеты блистали в воздухе, задевая случайный луч солнца, проникший сквозь узкий проем окна.

Его гнев был несомненно праведным, но ученики в страхе прятались, боясь, что их поймают и посадят за решётку. Где это видано творить такие дела?

Пара торговцев бросились сразу к выходу искать подмогу в страже, стоящей на воротах. Другие стали спорить с ним, выхватывая из под его ловких рук свой товар:

– Всю жизнь мы торговали в храме, и никто никогда не запрещал нам этого делать, – кричали они со всех сторон. – Тем более какой-то безвестный голодранец.

– А это не тот миссия, про которого говорил Иоанн Креститель?– доносилось то тут, то там. – Не он ли проповедует, и творит чудеса?

Пара крепких мужиков уже кинулись, чтобы схватить Иисуса и передать страже, попутно не забывая и пускать в ход кулаки. Остановить Иисуса они никак не могли. Иуда с затаенным дыханием наблюдал, как фигура Иисуса то появлялась в толпе людей, то исчезала, переворачивая клетки с голубями, лавки и ящики. А громилы только и могли, что моргать глазами и снова выискивать его в толпе.

Но вскоре им всё же удалось. Пока ожидали стражу, вокруг Иисуса собралась толпа торговцев. В голове Иуды, наблюдавшего со стороны, стоял звон и шум. Выкрики торговцев походили на лай. Люди, как бешеные собаки, готовы были вот-вот броситься и растерзать дерзкого проповедника. Вскоре, наконец, подоспела стража, и Иисуса увели.

Ночь он провел за решеткой, а с утра ученики пришли за ним, выплатив приличную сумму штрафа за испорченный товар.

Оттуда они отправились прямиком к святому источнику в купальнях, где ждали чуда множество больных и увечных. Иуда видел, что Иисус внутри всё ещё кипит негодованием, его что-то беспокоило, и Джошуа боялся, что в субботу у Овечьих ворот появляться не стоит. Он всю ночь размышлял над увиденным в храме.

Если кто-то в суете и шуме не обратил большого внимания, то Джошуа всё это явно не показалось, как тогда у Мертвого моря. Иисус точно обладал какой-то силой преобразовывать материю, а своим телом он владел в совершенстве. Там, в храме, он то растворялся в воздухе, то левитировал ловко, незаметно для глаз. Вспоминались слова Иоанна, чудеса – вот что вызывало в нём трепет и благоговение.

– Равви, может нам лучше отдохнуть сегодня, а в купальни к источнику пойти завтра? Или собрать народ на проповедь. В купальни собирается много иудеев в субботу, это может быть не безопасно, – просил Иуда.

– Нет причин избегать наши планы, и суббота – самое подходящее время. Добрые дела во имя Бога как раз для субботы, – резко ответил ему Иисус.

– Да, но нам не стоит сейчас искать проблем. Вон, Иоанн Креститель уже поплатился за свои дерзкие речи против кесаря. Не стоит сейчас провоцировать власть.

– Мы должны сбросить с себя гнёт иноверцев, если хотим построить Царство Небесное на земле Израиля, – парировал Иисус.

– Царство небесное – это не есть ли царство духа? – повторил Иуда ранее сказанные слова Иисуса. – Дух дышит, где хочет, откуда приходит и куда уходит, знает лишь Отец Небесный. Дух абсолютно свободен от законов кесаря.

Иисус вскинул голову, глядя на Иуду.

– Да, ты прав, Иуда. Кесарю – кесарево, а Богу – богово. Еще не пришло время для жатвы. Нам необходимо больше сторонников.

– Сторонников для чего? Что ты говоришь Иисус? Не ты ли проповедовал любовь, говорил, что царство можно заслужить смирением? Не ты ли говорил, что если тебя ударили по правой щеке, нужно подставить и левую? А сейчас толкуешь нам про революцию?

– Я говорил, – он нахмурился и отвернулся от Иуды.

Вернулись Фома и ещё один Иуда с продуктами для трапезы.

Все ели молча, ведь учитель молчал и всем своим видом показывал, что в мыслях своих чем-то серьёзно озабочен. Но после ужина все собрались вокруг него и Джошуа решился спросить:

– Ты говорил про лестницу Иакова прежде. Что она из себя представляет?

Иисус нехотя начал говорить:

– Да. Пусть все послушают…Лестница Иакова в иудейской традиции прекрасно отражает положение вещей, поэтому я использую эту метафору. Вам она должна быть понятна, – сказал он, но увидел удивление на лицах. – Тогда расскажу. Я много повидал в своей жизни, но даже я не в состоянии расписать все уровни лестницы. Но что точно, это лестница иерархии души. Здесь, на Земле, сосредоточено несколько низших уровней иерархии, но они самые важные для развития. Только находясь в физическом теле, душе, возможно преодолеть столько соблазнов и испытаний, что сразу ощущается её видимый рост. Каждая Вселенная содержит в себе все составляющие Лестницы. Но только на некоторых уровнях душа имеет физическую оболочку. Многие духовные уровни бестелесные. Но их рост не менее сложен. Многие, как и Я ныне, выполняя миссию светоча на низших уровнях, испытывают великие соблазны. Имея большие возможности, они рискуют скатиться в самость. Пожелать стать «великими», властителями, да царями, а то и Богами. На этом их рост часто прерывается и они скатываются вниз по лестнице эволюции. От того низшие уровни самые заполненные. Чем выше ранг, тем меньшее количество представителей его. Всё, как на Земле, укладывается в образ пирамиды.

– А ты, на какой ступени лестницы, равви? – спросил Петр.

– Я давно миновал все физические уровни, но, видимо, сейчас Бог решил проверить меня ещё раз. Или, возможно, я прервал чью-то миссию, своим появлением…или, может, я нужен сейчас здесь, ведь ничего в мире не происходит случайно, оттого моя миссия так важна. Да, я должен сделать всё возможное в этом мире, – заявил он решительно и встал. – Пора идти к Овечьим воротам. Как ещё возможно донести до них правду? Необходима решительность. Они упорны в своем неверии, как разбередить их умы? – всплеснул руками Иисус. – Необходимо больше времени, больше чудес. Я иду к источнику сегодня, а ты, Иуда будь около меня, и если что, одёрни за руку.

Он решительно сделал первый шаг, резкий и быстрый. Ветер проскальзывал сквозь полы его хламиды, и они развивались как знамя, ещё не поднятое над головами, но уже крепкое в своем порыве. Иисус настоял на своём, исцелив больного в купальнях, он, конечно же, столкнулся с несколькими иудеями, которые обрушились на него с нападками за нарушение святой субботы. Слово за слово, и речь их вскоре приобрела агрессивный тон, а попытки Иуды встать между ними не увенчались успехом. Иисус горячился, был излишне самоуверен и просто подавлял их своими речами.

– Сын ничего не может делать сам по себе. Что отец делает, то и сын также, – пылко повторял он. – Отец показывает всё, что делать сыну! Отец исцеляет, когда будет воля его, и Сын исцеляет во славу Божью! – говорил с жаром Иисус.

– Кто же отец твой? – ждали прямой ответ иудеи.

– Вы его никогда не видели, и никогда не увидите, потому что не принимаете дела его, – настаивал Иисус.

– Кто же ты тогда, мессия? Царь иудейский, обещанный пророками? Где же твои царские одежды, сияние славы, а? – настаивали они.

– От начала сущий. Впрочем, я не ищу себе славы, меня славит Отец мой! И кто не принимает мной сказанное, не принимает и отца моего небесного!

– Похоже ты лжец, богохульник, ты – опасный мятежник! – заходились злобой они.

– Делать хорошее, и слышать дурное – удел царей! – гордо подняв голову вторил им Иисус.

– Так ты царь? – ухватился за слово один из иудеев.

– Вы сказали! – не унимался Иисус, а Иуда от ужаса закрыл лицо руками и тихо мычал.

Иудеи роптали, спорили между собой, не понимая о чём он говорит, а потом начали угрожать ему смертью за святотатство, за то, что он называл себя сыном Бога, взяли камни и хотели закидать его за это ими, верша самосуд.

Вода в купальне каждый раз, пока длился этот спор, начинала бурлить, и не один больной, окунувшись в неё, исцелился.

Это привлекло в купальни уйму людей, и Иисус, пользуясь этим, продолжал вдохновлённо проповедовать о сыне Отца своего. То мир обещал и всеобщее благоденствие – рай на земле, то говорил про меч, что вложит в их руки, дабы вырубить все плевела. Его увлеченность, вера в собственное могущество возбуждала умы слушателей. В такие моменты он походил на грозовую тучу, казалось, он становился больше ростом, мощнее, голос звучал уверенно и был более низким, чем обычно. Это походило на магию.

Но не все видели и чувствовали эту магию, ортодоксальные иудеи со злости ворчали и пятились назад, их распирала обида и зависть. Их попытки закидать его камнями тоже провалились. Слишком много людей столпилось вокруг Иисуса.

Не раз они столкнутся с ним и в недовольстве будут жаловаться, писать кляузы, в религиозном экстазе мечтая убить его. Лишь немногие из них смогут поверить нищему голодранцу, у которого нет ни кола ни двора. Даже если вокруг него толпа, выкрикивающая «Господи!».

***

Иисус был сам не свой. Обычно тихий и задумчивый, всё чаще бросался в бой, если не круша лавки торговцев, то вступая в яростные споры с фарисеями, толкователями торы и простыми иудеями. Каждое подобное столкновение он рисковал попасть за решетку, и часто лишь неимоверные усилия учеников спасали его. После очередного такого спора он снова проповедовал, он говорил аллегориями, понятными лишь избранным, и речи были скорее осуждающими, нежели вразумляющими, имели яркий пророческий характер.

А по дороге к дому, где они остановились у хороших друзей в Вифании, его гнев вылился на смоковницу. Дерево уже отцвело, но плоды ещё не завязались. Молодое и хрупкое, оно даже не имело густой кроны, чтобы создать тень. День выдался жаркий, все устали с дороги и негде было спрятаться от зноя. Иисус всю дорогу сетовал на то, что остаётся непонятым, что нет смысла метать бисер, что люди костны, зациклены на старых догмах и правилах. Они не хотят знать правду – она их не интересует, кроме дня сегодняшнего с желанием набить голодное брюхо.

– Сегодня наелся – а завтра хоть потоп! – говорил он. – Ими владеет страх, и даже ради Сына Божьего они не смеют рискнуть тем малым, что у них есть!

Иисус приложил немало сил, пытаясь накормить всех страждущих. Превращая медные монеты в золото, покупая пищи на всех вдоволь. Множил хлеба. А они расталкивали друг друга, боясь, что им не хватит.

– Тогда, как слово моё – вот пища, которая насыщает раз и навсегда…Я – источник, который дарует им живую воду. Я – закон. Они не верят, пока не дашь им знамения и чудеса. Суть же состоит в том, что свет пришел в мир: но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были темны, – подытожил Иисус, пытаясь одолеть ком в горле.

Смоковница мгновенно засохла. Ученики смотрели на Иисуса со страхом и изумлением, сейчас он больше напоминал им древнего бога иудеев в своем гневе. В такие минуты проявления Силы, они крепче верили в его божественность, чем в минуты его слабости.

Глава шестая. Царь Иудейский

Обратно в Галилею они решили пойти порознь. Ученики разошлись проповедовать, полные решимости, на волне эмоционального подъема, а Иисус наоборот хотел успокоиться, поразмышлять, находясь в одиночестве, и ушел в горы. Иуда провожал его взглядом, пока ему не показалось ненароком, что какие-то люди пошли следом за Иисусом. Он незаметно отправился следом. Вдруг они хотят убить его?

Когда к вечеру Иисус сделал остановку и, сидя на камне, готовился к глубокой медитации, к нему подошли две темные фигуры. Иуда наблюдал за ними издалека, и, не заметив злых намерений, затаился и слушал тайком их разговор.

Иисус, как повелось, сидел на троне-валуне, и от него исходило необычно алое свечение. Нет, скорее казалось, что свет пронизывает его, как прозрачный сосуд с водой.

Солнце садилось и освещало его фигуру со спины. Огненно-красный закат создавал эффект свечения, как бы окутывая фигуру Иисуса. Джошуа уже привык наблюдать эдакое. Здесь нельзя было сказать наверняка: что это, оптическая иллюзия или реальность? Джошуа всегда видел только оптическую иллюзию. Так было, пока он не знал личности своего спутника. Сейчас он каждый раз задумывался о природе видимых ему иллюзий. Почему? Как не ему, человеку науки, должно быть ясно – всё можно обосновать и подвести под законы природы!

Но слишком часто Иисус и иллюзия шли паровозиком. Просто человек-иллюзия, не иначе. Нет, всё не просто так, не случайно. Не бывает никаких случайностей, каждая случайность – это чётко проявившая себя закономерность. И как бы не хотел, как бы не сомневался Джошуа, он всё чаще видел в своих зрительных иллюзиях – чудо. Проявление Бога.

Эти двое пали ниц перед Иисусом и стали говорить, перебивая друг друга.

Оказалось, что это бывшие ученики Иоанна Крестителя, который уже полгода сидит в темнице Антипы, на границе с Иудеей. Когда его арестовали, ученики разбрелись, а некоторые присоединились к сикариям. Сейчас, когда Иисус набрал вес и целую армию сторонников, они решились предлагать ему возглавить мятеж и свергнуть власть прокуратора.

Всячески увещевая его они убеждали, что негоже такому великому человеку прозябать в нищете и постоянном изгнании.

– Тот, кто повелевает, должен иногда повиноваться, и тот, кто повинуется с достоинством, заслуживает того, чтобы повелевать в будущем, – ответил им Иисус.

– Имея власть царя, возможно диктовать волю Отца Небесного. Щадить покоренных, обуздывать непокорных – будет в твоей власти, равви. Мы снимем с римлян три шкуры, как они теперь снимают с нас!

– Хороший пастух снимает с овец шерсть, а не шкуру. Не стоит уподобляться нашим врагам. Да и не моё дело охотиться на римлян. Мне не по пути с вами, носители кинжалов. Уходите.

– Никто не сможет противиться царю, – не унимались они. – Мессия объединит земли Палестины под единым началом в Иерусалиме, вечном городе, прославится и прославит Отца Небесного. Зилоты уже собрали много сторонников и если, равви, ты согласишься к ним примкнуть, они объявят тебя мессией. Их позиции укрепятся твоим авторитетом и больше людей поднимутся на бунт. Будет шанс свергнуть власть кесаря в Иудее.

Иисус слушал спокойно, терпеливо отталкивая их словами, раз за разом. Чем ближе они к нему подступали, тем их речь становилась слаще, словно мёд из зрелых сот, маня ароматом славы, поблескивая чистым золотом власти, обещая всю Римскую империю, а потом и весь мир поставить на колени перед Израилем – царством Бога.

Иуда несколько раз засыпал и просыпался, в полудреме клюя носом, это ожидание его изрядно притомило. Ночь стояла светлая, и огромная луна освещала место действия, как рампа сцену театра. Только под утро разговор закончился. Иисус решительно гнал их прочь. Он привстал, и чуть наклонившись вперед всем телом, вытянув левую руку в указующем жесте крикнул:

– Прочь! Бегите прочь! Не нужна мне власть. Я наделён властью гораздо большей. И богатства мне не нужны – я могу все горы мира превратить в горы золота. А слава может ли быть большей, чем слава Бога, прославившего своего Сына? Нет, убирайтесь, – громовым эхом пронеслось над горами.

Но эти двое не двигались. Они были нацелены получить Иисуса.

– Если ты не хочешь сам, мы приведем тебя к зилотам силой. Нам поручено было похитить тебя. Зря мы затеяли этот разговор, – воскликнули они и рванулись вперед схватить его.

Тут же прямо перед ними покатился и упал большой камень, сорвавшись со скалы. Он поднял тучу пыли, и стало ничего видно. Незадачливые парламентарии стали беспокойно носиться в пыльном облаке, силясь отыскать в нем Иисуса, но облако становилось лишь плотнее. Они закашлялись, закрывая лица платками, и в итоге сдались. Уходя прочь, зилоты ещё долго не могли выбраться из пыльного облака, которое преследовало их ещё с километр.

Джошуа невольно вспомнил день, когда за караваном, с которым они шли в Галилею, гналась банда разбойников и как окутанные пыльным облаком, они пронеслись точно мимо.

А Иисус, подождав пока двое сикариев скроются из виду, встал и не спеша продолжил путь навстречу восходящему солнцу. Иуда последовал за ним.

Очень скоро Иисус остановился.

– Выходи уже, сколько можно? Прячешься от меня где-то в уголке глаза, а на глаза не показываешься. Как вор или разбойник.

– Прости, не знал, что ты заметил. Давно? – смущаясь, подошел Джошуа.

– А как ты думаешь? Сразу и заметил, но до поры не хотел разочаровывать, – сказал он, глядя через плечо.

– Меня беспокоили те люди. Ты был прав, что отказал им. Как бы ты стал править? Ты к этому совсем не приспособлен! – мягко, но с легкой иронией говорил Джошуа. – Заправляет в нашей общине Пётр, Андрей организует толпу, я распоряжаюсь казной….

– Я считаю тебя за равного, – прервал его на полуслове Иисус. – Но ты мне не ровня! Ты ведёшь себя дерзко! – резко отозвался он. – Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Это и есть моё царствование. И править я буду долго, не в пример земным царям! Это моя доля и мое испытание, оно не заканчивается здесь и сейчас. Мое правление – это не дела Петра, и не твои дела, Иуда! Твоя миссия заканчивается здесь и сейчас. А моя здесь только начинается.

– Да, я не бог, – тихо, но не без обиды заметил Джошуа. – Но без меня и тебе богом не стать. Ты, попросил меня об услуге? Я плачу по ночам, как девица в подушку, думая о том, что мне предстоит, а ты говоришь, что я дерзок? Я понимаю, что не ровня тебе. Но я считал тебя другом.

– Ты мне друг…но прежде всего ты инструмент Бога. Ты ковш, с помощью которого будут черпать дорогое вино, ты чаша для вина, и без тебя вина не испить. Это твоя миссия, твой путь и твой крест. Ты пересек границы времени, чтобы исполнить её. Это твоё испытание, и ты должен его пройти. Твоя услуга дорогого стоит, и Я буду просить за тебя перед Отцом Небесным, Я буду просить за тебя, что есть сил. Но если ты не сделаешь это, о предательстве стану говорить Я.

Наступила мучительная тишина. Казалось, она длится вечно.

– А что, Пилат тоже играет назначенную ему роль, или она досталась ему случайно? – тихо спросил Джошуа, пытаясь уйти в сторону от скользкой темы их непонятных взаимоотношений.

– Нет, неслучайно. Правителя не так легко столкнуть с первого места на второе, как потом со второго на последнее. Они достигли этой ступени упорным трудом, но с этой ступеньки легко упасть вниз на самое дно. Власть и деньги – всегда тяжкое испытание. А ещё нужно проявить ум и мудрость правителя. Править – значит не властвовать, а исполнять обязанность. Принимать решения за весь народ, за целую страну. Это большая ноша и ответственность. От этих решений зависит, поднимешься ты вверх или упадешь в бездну. В смутные тяжелые времена – приходят одни, в мирные и сонные – другие. У всех своя карма, как говорят индусы. С меня более чем достаточно моей роли, а с тебя – твоей, – резко закончил он.

Дальше они шли молча, весь день не проронив не слова. И только на следующее утро достигли они колодца Иакова, находящегося за городом Шомрон. Иисус остался отдохнуть в одиночестве, а Иуда отправился в город разузнать, прибыли все остальные ученики или нет к месту встречи.

Несколько дней они провели в Самарии. Когда собрались все двенадцать, двинулись обратно в Галилею к берегам озера. Братьям Заведеевым нужно было помочь отцу с ловом рыбы. А Иисус захотел по дороге навестить в Кане мать. Несмотря на то, что отцом он чаще называл Бога, было видно, к земным своим родителям он испытывает нежную привязанность и любовь и всячески поддерживает семейные связи. Обе сестры искренне верят в него, а братья хоть завидуют и ревнуют, но тоже стараются его оберегать по возможности. Видимо, женские сердца более податливые и чуткие.

Женщин за ними ходило множество, Иисус знал их по именам и радовался каждому милому личику, как цветку, ребёнку или другому совершенному творению божьему. Он прощал им все грехи, потому что происходили они не от злобы, и не от корысти, а от несовершенства мира, в котором слабый пол чаще становится объектом мужской агрессии, чем любви. И главным итогом этого несовершенства было страдание. «Грехи творятся в страдании, или в попытках его избежать», – говорил он.

Будучи в Кане и впервые посетив дом Иисуса, увидев Марию, Иуда почувствовал трепетный ореол святости этой семьи, и с этим открытием в нём проявилась робость в отношениях с Марией и Иисусом, а позже даже какой-то комплекс. Его только здесь и сейчас пробрало чувство всей нереальности и эпохальности того, во что он так легкомысленно ввязался. Столько всего он увидел и пережил к этому моменту!

Наутро во время завтрака в дверь кто-то стал громко стучать и криками выманил на улицу почти всё семейство. Джошуа вышел чуть ли не последний и увидел запыхавшегося Антония. Старичок загнал себя до смерти, торопясь в этот дом, и сейчас заходился в приступе невыразимого кашля. Джошуа подбежал и начал выспрашивать:

– Что привело тебя сюда, старина? Ты совсем извел себя, как можно в твоем возрасте, случилось что-то?

– Джошуа?.. Да…да…да…В моем возрасте, умереть не страшно, потерять страшнее, – он подтянул Иуду за ворот и спросил на ухо: – Это он?

– Уверен, – так же шепотом ответил Джошуа.

– Мальчонка, сынок мой, Миха, упал, два дня как. Душа неспокойна. Жар не спадает, он без сознания, боюсь, умрёт мальчонка. Спаси его, молю! – уже ползком добрался он до Христа.

– Иуда. Он верит, что я спасу ребёнка по одному твоему слову? – мягко спросил Ила.

– По одному Твоему слову, Господи! Ты владыка на земле и на небе, и под землей, везде простирается власть твоя. Помоги несчастному старику не остаться в одиночестве на смертном одре, – молил Антоний так, словно каждый день повторял он эти слова. Искренне, слёзы текли у него из глаз, так живо, как воды Иордана весной.

– Веришь в меня? Так сын твой здоров, – с осознанием собственной величественности молвил Иисус. – Мама, дайте тот кувшин с водой со стола.

Мария поднесла кувшин Иисусу и Иисус произнёс: – Обмой лицо ребенку и сам умойся.

Иисус крепко вкрутил пробку в кувшин и отдал его Антонию. А Иуда поспешил помочь старику забраться на осла и проводил в путь.

– Прости Джошуа, нет времени поговорить, хочу скорее вернуться, – умоляюще глянул на него Антоний.

– Я понимаю тебя, дружище, прощай.

Иуда похлопал его сочувственно по плечу, и они расстались: – Поцелуй за меня сынишку, встретимся!

Глава седьмая. Буря

Неделю продолжалась путина. Стояла отличная, тёплая осень. Рыбаки каждый раз возвращались с набитыми до отказа лодками. Караваны с рыбой двигались во все стороны Палестины, а на рынках шла бойкая торговля скоропортящимся товаром. Все просыпались рано с рассветом, было много работы и кроме ловли рыбы. Завершался сельскохозяйственный сезон, все – и женщины и мужчины были по горло в трудах да заботах.

Иуда, тоже не сидел сложа руки. Он ежедневно ходил от одного двора большого города к другому вдоль побережья, нанимаясь в работники там, где нужны были сильные, ловкие руки. Сегодня он тоже встал с рассветом и отправился к берегу Галилейского озера в поисках работы.

Поднималось солнце, рассыпая по воде сверкающие искры. Из маленького, голубого домика на окраине вышел Иисус, следом за ним женщина – Далия, она накануне вечером пришла в дом Симона, узнав о том, что там ужинает с учениками Иисус.

Далия повязала ему пояс и надела сандалии. Он же погладил её по голове и пошел к морю.

За два года, что провел Иуда рядом с Иисусом, он ни разу не видел, чтобы тот отвергал женщину. И Далия не стала исключением. Когда она со слезами отирала его ноги дорогими благовониями и просила о благодати, о любви, не было сомнения, что Иисус ответит на её искренние чувства.

Иуда отвел взгляд и увидел группу рыбаков, несущих сети. Среди них был старик Иов, которому он помогал накануне, и Иуда пошел ему навстречу. Уже подойдя к Иову, он обернулся взглянуть на Иисуса, ища его взглядом. Тот был уже на берегу, у самой кромки воды. Солнце слепило глаза, но Иуда видел, как тонкая мерцающая фигура вступила на солнечную дорожку, медленно держа путь на восток.

К обеду все ученики собрались к дому, где жила Цилла, сестра Иисуса, но учителя там не застали. Цилла сказала, что он ушел рано и не возвращался.

– Я видел его на рассвете, он направлялся на тот берег озера, – припомнил Иуда. – Я уверен, хоть видел его издалека. Это точно был учитель.

– Нам нужно плыть следом. Мы не знаем, как долго он там пробудет, может, он хотел проповедовать? Ему наверняка понадобиться наша помощь, – забеспокоился Пётр.

– Да, на берегу уже ждут люди, которым мы вчера обещали встречу с учителем. Необходимо сообщить, чтобы грузились на лодки и отправлялись с нами.

Около тридцати человек вместе с учениками: несколько лодок, набитых под завязку, пустилось в путь, несмотря на то, что море после полудня стало неспокойным. Холодные, тёмные тучи заполонили небо, но люди думали добраться до места, минуя непогоду. Чутьё их подвело, и шторм застал их на середине пути.

Лодки сильно раскачивало, вода заливалась внутрь. Люди отчаянно хватались за борта обеими руками, боясь, что их выбросит в море очередной волной. Одни молились, другие вычерпывали воду, громко переговариваясь и браня бога. Сверкнула молния и большая волна налетела на одну из лодок, побросав на дно всех пассажиров. Ближнее к ним судно перевернулось, и пятеро пассажиров сразу оказались в воде, в тот момент, когда рядом с лодкой показался Иисус. Он шел по воде вопреки всем законам природы, и бушующая стихия была ему не почем.

Иуда знал, почему это происходит, но не знал. Все эти вещи он не мог объяснить никакой квантовой теорией, никакими законами физики, ничем. Он держался за борт перевернутой лодки, и наблюдал за происходящим молча. Дрожь пробирала его с головы до пят.

Сколько бы Иисус не разъяснял природу своих чудес, и до этого случая, и после, Джошуа ощущал полную беспомощность своего интеллекта. Он порой задумывался над тем, а нужно ли искать объяснение или просто поверить Иисусу на слово? Признать, что эта наука ему пока не по зубам? Принять за аксиому все эти возможности и отталкиваться от неё? Как же тогда определить, что в данном случае возможно, а что нет?

– Может, ты и вправду Бог? Слышишь меня, Ила? – уже в полудрёме, сидя у огня, спросил он.

– Не стоит ломать голову, – услышал он ответ.

– Как же ты научишь их, если даже я не въезжаю?

– Я просто сделаю это. Открою их сознание, и они найдут в себе все ответы, а с ними и новые способности. Для этого им нужно просто верить в меня. Только тогда я смогу изменить их природу, – ответил Иисус на вопрос полусонного Джошуа.

Минут десять они сидели молча у костра. Пока Джошуа не вспомнил утреннюю сцену.

– Ты был сегодня ночью с той женщиной, которая вчера умащивала твои ноги слезами и дорогим маслом в доме у Симона? Почему? – не глядя в глаза, но хитро улыбаясь в усы, спросил Джошуа.

– От тебя нигде не спрячешься. У тебя глаза, как у стражей Аида. Эта женщина, ей нужно было как-то выразить свои чувства: сильные, противоречивые, где-то жертвенные, они теснили ей грудь, пытаясь вырваться наружу. С одной стороны чувство горя и безысходности владели ей, с другой желание любить и быть любимой. Такими чувствами нельзя пренебрегать. Только любовь к Богу может утешить такую душу. А я для неё воплощаю идею Бога на земле. Кроме того, я ещё и мужчина. Для женщины такое проявление любви кажется полным.

– Любовь – это чувство экзистенциальное, мощное, – поэтично продолжал Иисус. – И человек по природе своей может испытать его полноту благодаря физической близости. Для меня это не так важно, но я не могу отказать в любви. А будучи сыном человеческим, я тоже могу испытать это неповторимое чувство. Человеку несравнимо повезло. Душа может испытать такое только в миг воссоединения с Великим Логосом, когда уже не ощущаешь себя легким дуновением, а мощным порывом ветра, не тлеющим огоньком, а пылающим костром, не стоячей водой, а бурлящим весенним потоком…Нет во мне греха за то, что я принял искренние проявления любви. А если кто углядит, пусть первый бросит в меня камень, – закончил он.

Глава восьмая. Муки выбора

Чем ближе становилась дата икс, тем чаще появлялись у Джошуа тревожные, мучительные переживания. И каждый раз оказываясь наедине с учителем он затевал один и тот же разговор, озвучивая их.

– Ила, – умоляюще говорил Иуда, – почему именно я? Мне, как никому из них тяжелее сделать это. Ведь я знаю печальную участь Иуды из Кариафа, который будет проклят в веках. Да не только о себе пекусь, хотя участь предателя вряд ли добавит бонусов моей душе. Боль от того, что я добровольно обреку тебя на ужасные страдания.

– Думая обо мне, ты всё равно думаешь о себе, о своём душевном покое, о муках совести, которые будут грызть тебя вечно. Я прав?

– А тебя разве не пугает то, что предстоит? Даже любимую собаку ради идеи я добровольно не сдам на живодерню!

– Пугает, но не больше, чем других. Такие казни не редки, воздух просто пропитан кровью, страхом и болью: во все времена на земле! Какой-нибудь вор или убийца, совершая свои грязные делишки, тоже наверняка задумывается о том, что когда-то попадёт на виселицу, и это пугает его меньше, чем пустой карман или голодная смерть своих детишек. Я же лишь жду не дождусь смерти, которая принесет мне избавление от страданий. Да и боль моя будет не той болью, которую мог бы я испытать, когда умирает Вселенная.

Не бойся,Джошуа, страдать я буду не так жестоко, как собратья по несчастью. Моя душа не привязана, ты знаешь, так крепко к телу. От этого и чувствовать боль я буду меньше. И стремление вырваться из телесной тюрьмы настолько велико, что мне больше усилий придется приложить, чтоб мой свободный дух не вылетел раньше, чем умрет моё тщедушное тело.

– Почему же именно сейчас и именно так нужно разорвать эту связь? – настаивал Джошуа.

– Я получил эту жизнь в качестве испытания, потому что пришло время взойти на новую ступень. И роль моя – это не роль простого смертного, и итог её должен быть значимым, весомым, действенным. Одним словом, если эффект не будет достигнут, миссия моя будет провалена. Поэтому все эти чудеса, яркие выходы…я должен показать, хоть мне и претит, что за мной стоит сила, и слова мои – не пустой звук! Что я могу воздействовать на мир, на молекулярном, на атомном, на субатомном уровне, если не как Бог, то как сын Бога. Хоть всякий в мире несет в себе божественное начало, но не всякий достиг уровня доверительного общения с силами Вселенной. А способ…я долго искал решение, для этого потратил почти восемь лет, путешествуя по Индии, где сильны эзотерические и космогонические знания, Египет с его древним и сильным культом загробного мира…и поверь, другого способа не нашел. Мне не только нужно покинуть тело, а нужно полностью разорвать круг перерождений на Земле. Я не могу быть привязан к этому миру. Здесь есть свои учителя и хранители. Я и так был не прав, приняв спонтанное решение повернуть этот треклятый метеор! Я вмешался в ход истории Земли и получил за это наказание…

– Послушай, история христианства противоречива и весьма сомнительна. Многие твои слова будут забыты, причем самые главные, в угоду власти и денег. Ты уверен, что это необходимо? Ты мог бы принести много больше пользы, если б исцелял больных. Здесь, будучи пророком и целителем.

– Нет. Сейчас я исцелю десятки, а в итоге погибнут все. Я же хочу исцелить всех, для того чтобы появились десятки, сотни таких, как я! А ты, ты человек из другого времени…уйдёшь, и имя твоё останется не запятнанным. Ты сможешь это и понять, и пережить, стоптать башмаками по длинным коридорам времени, забыть.

– Да как можно забыть такое? Ила, ты в своем уме? Этот поступок – один из самых тяжких в истории человечества. Даже когда уже никто не считал эти события за реальность, всё равно предателей считали за Иуд! Моё имя будут трепать тысячелетиями! – уже почти кричал от отчаяния Джошуа.

– Потише, Иуда, нас услышат, – прошептал Иисус.

– Не смей называть меня так, у меня кровь стынет в жилах от твоих слов! – с горечью сказал Джошуа и стёр с глаз скупую слезу. Ком стоял у него в горле, но он старался сдержаться.

– Этот поступок, несомненно, имеет двоякую природу. Как и многое, что творится на земле – неоднозначно. Но сильнее всего здесь прослеживается спасительная жертвенность. Она будет сильным мотивом твоей души. И в момент перерождения это сыграет, – пытался утешить его Ила.

– Сыграют муки совести и бесконечное чувство вины. И я буду откинут далеко назад, – не сдавался Джошуа.

– Да нет же, муки совести, признание вины и раскаяние очищают душу спасительным огнем, – убеждал Ила.

– Да, если на душе после раскаяния становится спокойно! – как бы закончил Джошуа и уже встал, чтобы пойти.

Иисус тоже встал.

– На душе у тебя и должно быть спокойно, дружище. Ты окажешь мне и всему миру огромную услугу. Без твоей помощи я просто бессилен, – он протянул руку и схватил за запястье медленно уходящего Иуду.

– Да, только Бог будет слышать несущееся со всех сторон – «Иуда – предатель!», – с отчаянием бросил Джошуа.

– Здесь я – Бог! Но, не смотря ни на что, я тебя не неволю…ты можешь уйти в любой момент, – повышая голос, сказал Ила. – Разве что-то держит тебя? Я, друг, рассчитывал на тебя и сомневаюсь, что кто-то из числа учеников сможет выполнить такую просьбу. Ведь нужно следовать пророчеству! – он отвернулся и уже шепотом добавил: – Всё в твоей власти, и даже я.

Глава девятая. Последняя ночь

Что ещё можно было тут сказать? Всё уже свершилось и стало историей. Другого Иуды нет, и Джошуа нужно сделать это, зная трагический исход. «Да что, собственно, за эгоизм? Я пекусь только о себе, когда на кону стоит судьба мира? А если отказаться? Что будет с миром, если не появиться в нем Христос, не будет христианства? Станет он лучше или хуже? – тяжелые мысли не покидали Джошуа. – Помнится, что история христианского мира не была особо положительной. Крестили порой кровью, насильно избавляя от старой веры. А чего стоили крестовые походы, а охота на ведьм? А борьба с еретиками, а массовый гомосексуализм в папский кругах? А захват власти церковью, совсем не духовный! А богатство и алчность, не сопоставимая с добродетелью? Что же хорошего дало христианство как религия? Только возможность пережить все эти беды?

Нет, я не могу так рассуждать, я рискую оставить миллионы людей без надежды и веры, не только без истории. Это совсем не то, что убить Гитлера. Вместе со злом я рискую убить и добро. Как я вообще могу принимать решения сам, по своей воле? Разве в моей власти решать за треть человечества? Боже, где ты? Где? Я голову сломаю думать об этом. Это наказание, наказание за то, что пожелал знать то, чего знать, мне было не положено? Про горького Егорку, поют и песню горьку!

Мало мне беды с машиной времени, столько людей лишились семей, нормальной жизни, даже умереть они как нужно не могут. Я был оплёван и презираем. Но мне этого оказалось мало. Мало, так давай дальше в бутылку, смысл жизни…душа…правда! Так вот твоя ПРАВДА, Иуда, хотел – получи! Идиот, болван самоуверенный, эгоист чёртов, выскочка…

Никто этим вечером не подходил к Иуде, как и следующим. Иисус избегал встречаться с ним взглядом, а если кто из апостолов подходил к нему, просил их оставить Иуду в покое. Иуда весь извелся, иссох, и к пасхе превратился в бессловесное приведение с пустыми, бесцветными глазами, взирающими на всё с равнодушной безысходностью. И когда Иисус преломил хлеб и подал его Иуде, сказав: «Один из вас предаст меня», Иуда съел его, и следом, как не в чем не бывало выпил вина, взяв чашу из рук учителя. «Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, что на дело гож», – серой пеной всплыло у него в голове.

За столом завязалась шумная беседа, Иисус сидел словно каменный и смотрел в свой кубок, Иуда же встал и вышел из дома.

– Смейся, Паяц, ты над горем своим…– тихо напевая себе под нос, он некрепким шагом двигался к резиденции прокуратора. Спустя три часа он привел к условленному месту отряд стражников.

–…шуткой ты должен скрыть рыданья и слезы, а под гримасой смешной… – напевал Иуда навязчивые слова, медленно шевеля губами и подходя с Иисусу. Картинно обнял его лицо обеими руками и долго смотрел в глаза, но видел там лишь бездонное серое небо, в которое проваливался, падал, как ангел, потерявший свои крылья. Падал с огромной высоты.

– И видел…лишь Ад.

Он закрыл глаза и поцеловал Его в губы, как и положено было по сценарию…

Что было потом, Иуду уже не интересовало. Он постарался как можно быстрее покинуть это страшное место. Джошуа долго бродил по городу, пока не набрёл на вывеску цирюльника. Тот побрил его, постриг наголо и Георгий, похожий на жалкого ощипанного гусёнка, отправился на гору Фавор.

***

Тёмный силуэт женщины, давно скрывающийся за плотным кустом акации в Гевсиманском саду, стоя неподвижно, внимательно наблюдал за происходящим, и когда Иуда «одарил» Иисуса поцелуем, фигура беззвучно вскинула руки и прижала напряженные ладони к лицу; ещё больше наклоняясь вперед, долго всматривалась, с затаенным дыханием морщила брови, высоко приподнятые на её лице, и наблюдала сцену и героев этого невиданного ей ранее спектакля.

Она следовала за Иисусом неотступно, ожидала суда, сидя чуть в стороне от группы заплаканных женщин. Сопровождала его на крестном пути, ощущая его боль каждой клеточкой своего тела.

Пот градом катился по лицу страждущего, и женщина, тенью следующая за ним, вынув из-за пазухи белый ситцевый платок, вложила ему в руки:

– Вытри пот с лица, труды твои велики!

– Как зовут тебя, ангел?

– Вероника.

– Да простит господь все твои прегрешения, – тихо произнес он.

– Прости мужа моего, – со слезами ещё тише сказала она.

Он посмотрел на женщину пристальным, глубоким взглядом.

– Иуда был прощён… ещё раньше, чем родился, – и горько улыбнулся потрескавшимися, бесцветными губами.

Тут стражник толкнул его:

– Поднимайся. Вперед, вперед…– и дождавшись, когда Иисус снова водрузит на свои плечи крест, погнал его дальше – на Голгофу.

Оглавление

Введение

Глава первая. Поиски

Глава вторая. Схватка

Глава третья. Роковое открытие

Глава четвёртая. Откровение

Глава пятая. Безнадежность

Глава шестая. Царь Иудейский

Глава седьмая. Буря

Глава восьмая. Муки выбора

Глава девятая. Последняя ночь