КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Первый и последний [Екатерина Орлова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1

– Какого черта? – медленно шепчу, отнимая стакан с кофе от губ.

Внимательнее всматриваюсь в текст документа и у меня перед глазами начинает плыть комната. Я покрываюсь испариной. Ненавижу этого мудака всеми фибрами своей души.

– Долли, ты в порядке? – испуганно спрашивает мой помощник Дилан Дидье, сокращенно ДиДи.

Я на автомате киваю, продолжая изучать глазами иск от своего без пяти минут бывшего мужа. Этот подонок смеет наложить лапу на мой дом. Он хочет забрать половину купленного на мои деньги дома с видом на холмы, а мне великодушно оставить машину, которую подарил на нашу первую годовщину. Захлопываю ноутбук, зажмуриваюсь и, поставив локти на стол, впиваюсь пальцами в корни волос. Как же все это мерзко и низко. Хочется пойти и принять душ, чтоб стереть с себя следы пяти лет брака с этой тварью. Он ведь знает, как я усердно работала, чтобы заработать на этот дом. Это же была моя мечта, черт его раздери!

Не позволяя себе раскиснуть, поднимаю голову и распахиваю глаза. Дилан стоит передо мной со все тем же встревоженным взглядом. Осматриваю его розовую футболку и джинсы скинни, которые того и гляди лопнут в причинных местах, настолько обтягивают его. Невольно кривлюсь.

– Слушай, купи себе нормальные джинсы.

Он ухмыляется.

– А что с этими не так?

Я завороженно смотрю на его широкую улыбку, которая ярко выделяется белизной на его темной коже. Красивый парень. Надо будет его попробовать задействовать в новом фильме про подростков. Мой режиссерский мозг начинает прикидывать, на какую роль он подошел бы, когда мне приходится притормозить с рабочими фантазиями, чтобы вернуться в суровую реальность.

– Мне нужен адвокат, – заявляю стальным голосом.

Улыбка ДиДи гаснет, и он снова хмурится.

– Тебя собираются посадить?

– Если бы, – вздыхаю я. – Муж хочет отсудить у меня половину дома.

– Мудила, – резко вырывается из ДиДи, и я широко улыбаюсь.

– Ты так категоричен. А вдруг это он покупал дом?

– Хрена с два, – заявляет он, немало меня удивляя. – Он способен разве что машину подержанную купить.

– И он это сделал. Купил мне подержанную тачку, а себе новую. Каков красавец, а, ДиДи?

Он несколько секунд изучает страдание на моем лице.

– Я найду для тебя лучшую контору.

– Уж постарайся. И не скупись. Я хочу забрать то, что принадлежит мне.

– Будет сделано, босс, – произносит он и, отсалютовав, уходит.

Я смотрю на подготовку на съемочной площадке и медленно пью свой латте, думая о том, какой внезапный поворот может сделать жизнь всего за пару секунд, пока открываешь документ на компьютере. Вот я была в состоянии возбуждения от того, что сегодня первый съемочный день нового фильма, а вот уже сижу, скисшая, и пью остывший кофе. Жизнь дерьмо. Но боженька дал мне ее не для того, чтобы я тут сопли жевала, поэтому…

Встаю и хлопаю в ладоши, привлекая внимание команды.

– Привет. Все здесь?

– Актеров нет, – отзывается художник по костюмам.

– Они нам пока и не нужны. Эта информация для ваших ушей. Сроки очень сжатые, как вы знаете. Поэтому ни одного лишнего перекура, банда. Давайте бодро начнем и так же закончим. Майкл, дашь мне к вечеру выборку по ночным сценам. Тилли, от тебя буду ждать идей насчет выездных. И дай, пожалуйста, название локаций, о которых мы договаривались.

Раздаю еще несколько указаний, на каждую из которых получаю положительный ответ. Это моя стихия. Место, которому я принадлежу. Здесь я управляю и контролирую, и это чувство дает мне некое умиротворение.

Съемки начинаются, как обычно, в суете и беспорядке, потому что актеры пытаются сработаться перед камерой, я кричу, все суетятся. Пройдет еще пара дней, пока мы научимся лавировать между друг другом и не врезаться постоянно в чью-то спину или грудь. Этот предварительный танец, наверное, самое магическое действо, которое происходит на съемочной площадке. И я кайфую от него, как будто мы не неуклюжие, как пингвины, а грациозно выписываем пируэты на сцене Ковент-Гарден.

В промежутках между этими суетливыми часами ко мне подбегает Дилан.

– Завтра в пять вечера тебя ждут в офисе «Бронкс и Юэн». Вот здесь их номер и адрес. Не опаздывай, на все про все у тебя будет сорок минут.

– Когда это я опаздывала? – спрашиваю ДиДи, а он смотрит на меня, приподняв вопросительно одну бровь. – Ладно, ладно, буду вовремя. Спасибо.

И на этом неприятная часть дня заканчивается, сменяясь знакомой уютной суетой.

Глава 2

На следующий день я вылетаю из студии, как будто меня преследует маньяк. Знаю, что опоздаю на встречу, но стараюсь сократить время задержки максимально, как могу. Запрыгнув в машину, ударяю по педали газа и срываюсь с парковки с визгом шин. Через двадцать минут я уже стою на пятнадцатом этаже офисного здания и оглядываюсь по сторонам. Двери, двери и снова двери.

– Вам помочь? – спрашивает услужливый женский голос, и я поворачиваю голову в сторону безупречно выглядящей блондинки.

Могу себе только представить, как выгляжу после целого дня съемок: юбка с рубашкой помяты, макияж едва привела в порядок с помощью гримера, на голове сумасшествие. В общем, Долорес Диккенс в лучшем ее виде, прошу любить и жаловать.

– Я ищу офис «Бронкс и Юэн», у меня назначена встреча… – бросаю быстрый взгляд на крупные наручные часы на запястье, – семь минут назад.

– О, тогда вам этажом выше, – сочувственно лепечет блондинка, а я уже прожигаю взглядом стрелку над лифтом, которая показывает, что тот в районе второго этажа. Слишком долго ждать.

– Где лестница?

На этот раз услужливая барышня не говорит, а просто показывает рукой куда-то вправо от лифта.

– Поторопитесь! – кричит она мне вслед, пока я во весь опор несусь в заданном ею направлении. – Он ждет максимум десять минут!

– Спасибо! – кричу в ответ, когда за мной захлопывается тяжелая стальная дверь, отрезая меня от уютного коридора и приведя на ярко освещенную лестницу.

Бегу наверх, чертыхаясь про себя и проклиная привычку опаздывать. Из-за нее на все важные встречи я попадаю взмыленная и запыхавшаяся. Так же будет и сейчас, нутром чувствую. Выбегаю на шестнадцатый этаж, по которому снуют люди с документами в руках. Ловлю первого проходящего мимо парня.

– Где конференц-зал?

– Вам малый или большой? – спрашивает он, не отрывая взгляда от документов.

Во мне бурлит отчаяние, когда я понимаю, что осталась всего минута времени и адвокат покинет несостоявшуюся встречу.

– Не знаю, – выпаливаю я. – Где у вас проводят встречи с клиентами?

– Прямо и направо.

– Спасибо! – кричу, пускаясь в том направлении во всю прыть.

Когда сворачиваю направо, вижу впереди тяжелую стеклянную дверь с матовым напылением и надписью «Конференц-зал». А из нее выходит высокий широкоплечий мужчина и, развернувшись ко мне вполоборота так, что я вижу только его спину и плечо, открывает соседнюю дверь, чтобы выйти.

– Стоп! – кричу я по привычке, как будто останавливаю съемку. Для пущего эффекта не хватало добавить: «Снято!», чтобы брови над карими глазами поднялись еще выше. – Стойте, – выдыхаю я, резко останавливаясь в паре метров от мужчины. – У нас назначена встреча.

– Полагаю, вы на нее опоздали, – произносит он, кивая, и снова собираясь схватиться за ручку двери.

Я бегом преодолеваю расстояние между нами и в который раз радуюсь тому, что ношу удобные «Конверсы», а не туфли на шпильке, иначе меня бы уже увозила скорая в сторону ближайшей больницы. Хватаю мужчину за руку и взглядом умоляю задержаться еще на минутку. Этот прием у меня уже доведен до автоматизма, потому что из-за моей патологической привычки опаздывать я часто им пользуюсь.

– Подождите, мистер Юэн. Мне очень нужна помощь.

– Тогда почему вы опаздываете на встречу, мисс Диккенс? Слушайте, а это не вы сняли фильм про порно-актеров?

– Я, – выдыхаю и выдавливаю из себя улыбку. – Понравился?

Лицо Герберта Юэна, всего на несколько секунд показавшееся человеческим, снова становится непроницаемой маской. Очень фактурный персонаж. Но о чем это я? Да, о деле.

– Мой бывший муж хочет обобрать меня до нитки. Помогите, пожалуйста.

Юэн несколько секунд рассматривает мое лицо, которое – я уверена – полно отчаяния, и кивает в сторону конференц-зала, который несколько минут назад покинул. Я облегченно выдыхаю и скольжу в дверной проем любезно распахнутой передо мной двери.

Спустя почти два часа после бесконечного повторения юридических терминов мистером Юэном и моих просьб пояснить, что это значит, я буквально вываливаюсь обессиленная из офиса знаменитой юридической фирмы. Мы наконец договорились о том, что они займутся моим вопросом. А поскольку я не могу бегать на все судебные заседания, мы просто подготовим доверенность и, по словам Герберта Юэна, они выиграют для меня дело. Я счастлива, что дело приняло такой оборот и мне не придется ходить в суд и видеть этого урода. Мудака, который, наверное, на всю жизнь оставил во мне огромную рану, которую залечить не удастся. Мало того, что я была лишена того, что наиболее дорого женщине, я еще и унижена за это. Как будто недостаточно было того, что я сама себя проклинала за ошибки молодости.

На обратном пути я решаю проигнорировать лифт и спускаюсь по ступенькам, потому что мне нужно пройтись. Адвокат разобрал иск моего бывшего мужа по косточкам и теперь я нуждаюсь во времени, чтобы перевести дух. Постоянный вопрос о том, как я до такого докатилась, упорно долбит висок и не отпускает. У нас с Оливером все начиналось так красиво и романтично. Он был очаровательным и окружал меня знаками внимания так, что любая женщина влюбилась бы. Он невероятно красив и обаятелен и так умело пускает пыль в глаза, что, не успев опомниться, я уже через два месяца после знакомства стояла у алтаря в Вегасе и светилась самой широкой из своих улыбок. Теперь же, когда он вогнал мне нож в спину, я думаю о том, как могла столько времени потратить на жизнь с ним и не распознать мудака, что каждый день крутился у меня под носом. Это же насколько нужно было быть ослепленной любовью, чтобы не замечать даже самых очевидных сигналов? Например, насколько он пренебрежительно общался со своей семьей и как ненавидел всех, кто успешнее и сильнее его самого.

В начале моей карьеры Оливера можно было назвать сбывшейся мечтой. Он, казалось, искренне мне сопереживал, если что-то не получалось и говорил, что верит в меня, когда я сомневалась. Мне тогда казалось, что это он такой заботливый. А сейчас я понимаю, что на фоне достаточно успешного агента по недвижимости я выглядела непризнанным гением. И моего мужа эта ситуация устраивала. Нашим общим друзьям о моей работе он всегда рассказывал с таким снисхождением, словно я не карьеру строю, а леплю куличики в песочнице.

С тяжелым вздохом я открываю железную дверь и выхожу с другой стороны здания, как раз туда, где припаркован мой автомобиль.

Глава 3

Вдыхаю горячий воздух Лос-Анджелеса и смотрю на проезжающие мимо машины. Этот день можно назвать худшим за последние три месяца, с момента развода с Оливером. Мой телефон разражается звонком, и я с тяжелым вздохом вытягиваю его из кармана широкой юбки. Что-то я сегодня слишком много вздыхаю и это бесит. На экране высвечивается незнакомый номер. Сначала я думаю сбросить звонок, но все же провожу пальцем в сторону зеленой трубки.

– Слушаю.

– Добрый день, мисс Диккенс, – раздается в трубке спокойный мужской голос. – Меня зовут Марк Гринберг и я продюсер рок-группы «Крашез». У меня есть для вас предложение. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться в моем офисе завтра в десять утра?

Я не знаю, что ему ответить, потому что на данный момент нахожусь в растрепанных чувствах из-за того, что мне два часа пришлось обсуждать бывшего мужа с моим новым адвокатом. Я снова тяжело вздыхаю, мне сегодня как будто не хватает воздуха, словно сложности этого дня высосали из меня все жизненные силы.

– Мистер Гринберг, о какого рода предложении мы с вами говорим?

– Мисс Диккенс, учитывая то, что вы являетесь режиссером и мы ни разу еще не встречались, то, полагаю, у меня к вам может быть только одно предложение. Деловое.

– Мистер Гринберг, Вы уверены в том, что я буду заинтересована этим предложением?

Почему я вообще об этом задумываюсь? Я никогда не пренебрегаю ни одним предложением. Всегда стараюсь хвататься за любую интересную работу . А сотрудничество с продюсером рок-группы наверняка сулит нечто незаурядное. Нервно провожу пальцами по волосам. Почему я всё ещё думаю? В трубке снова раздается голос мистера Гринберга.

– Мисс Диккенс, вы одна из лучших в этом деле, а я работаю только с лучшими. То, что у меня есть вам предложить, наверняка должно заинтересовать такую незаурядную личность, как вы. К тому же, работа будет хорошо оплачена, это я вам гарантирую.

– Мне это льстит, мистер Гринберг, полагаю что могу рассмотреть ваше предложение. Прошу прощения за предыдущие слова, у меня сегодня выдался не самый лучший день.

– Мисс Диккенс, у нас у всех бывают такие дни. Но я очень надеюсь, что мое предложение поможет вам вернуться к хорошему настроению, потому что я слышал, что вы очень энергичный и авантюрный человек.

Знакомое чувство предвкушения и азарта просыпается во мне, и по венам несется лава, заменяя собой лед, бывший там еще пару минут назад. Я обожаю свою работу за такие вот моменты. Неважно, происходят они на съемочной площадке или в обычной жизни, я никогда не устану от них. Когда твою кожу под волосами покалывает от осознания того, что грядет нечто сногсшибательное. И это событие в любую секунду может перевернуть мою жизнь с ног на голову, сделав ее еще красочнее.

– Благодарю вас, мистер Гринберг. Ещё раз прошу прощения. И прошу вас прислать адрес, где будет проходить наша завтрашняя встреча. Я буду там.

Мы прощаемся с мистером Гринбергом, я снова убираю телефон в карман. Только сейчас меня посещает вопрос о том, с каких это пор продюсеры сами договариваются с режиссерами? Обычно максимум, на который могут рассчитывать режиссеры моего уровня – это договор о встрече через секретаря, и сама встреча с помощником продюсера. Эти толстосумы не решают своих дел напрямую. Ну, разве что если режиссер именитый, и то я тут не уверена.

Как и собиралась в колледже, я закончила режиссерский курс и стала достаточно успешной в своей сфере. Было бы логично предположить, что раз уж я переехала в ЛА, то наверняка буду снимать фильмы. Да, я примерно с этого и начинала. Поскольку у меня не было денег на съемки фильма, а продюссировать то, что я хотела снимать, никто не брался, я поступила, как всегда: пустилась в авантюру.

Художественное кино перестало привлекать меня еще на четвертом курсе. Я сходила с ума, когда нам рассказывали о фильмах-биографиях. Тогда-то по вине моего тогдашнего недо-любовника, я увлеклась историей забытого всеми старого футболиста Фергюсона Ходжеса. Он играл в пятидесятых за «Бруклин Доджерс» и был знаменит тем, что за всю карьеру не пропустил ни одного мяча. А еще его жена родила ему шестерых детей, каждый из которых сделал спортивную карьеру. И все это так сильно впечатлило меня, что я загорелась идеей снять фильм о знаменитом игроке.

Я начала поиск команды, с которой могла бы работать. Понятное дело, что лучшие в своей сфере не будут плясать под дудку никому не известной выпускницы Нью-Йоркского университета. Пусть и выпускницы с самым высоким балом на курсе. Я обошла все богемные тусовки с начинающими операторами, монтажерами, художниками-постановщиками и художниками по костюмам. На одной из таких тусовок, будучи изрядно пьяными, мы сколотили свою банду. И вот уже десять лет я работаю с этими людьми бок о бок. Мы уходим в разные проекты, но всегда собираемся для совместных.

А тогда, кстати, мы так и не сняли фильм о знаменитом футболисте. Но моя «банда», как я ласково их называю, сняла крутой фильм про скейтбордистов, которые метят в профессионалы. Фильм оказался настолько хорош, что набрал пару миллионов просмотров на YouTube. Как же мы тогда собой гордились! Это сейчас я могу получить за фильм пару миллионов долларов, но те первые лайки и просмотры были каждый на вес золота.

Я возвращаюсь в реальность под звук пожарной сирены. Разглаживаю изрядно примявшуюся за день юбку и шагаю на парковку к своей машине. Сегодня мне понадобится бокал вина. И, наверное, даже не один. Напоминаю себе о том, что завтра в десять у меня встреча. Сев в машину, набираю ДиДи, и прошу внести в расписание на завтра изменения. Пусть моя банда поспит завтра немного дольше, пока я буду договариваться для нас о новой работе.

Глава 4

Ровно в десять утра следующего дня я стою… в гребаной пробке! Я настолько злая, что готова выйти из машины и надавать оплеух тому олуху, который задерживает утреннее движение. Машины сигналят, я потею и злюсь, чертова жара убивает, а в стоящей машине кондиционер – это такое себе спасение. Триша говорила, что в последних моделях машин предусмотрено, что кондиционер бывает эффективен, даже если машина стоит на месте. Вот в таком аду. Я думала не продавать свою малышку, ей всего-то пять лет. Но Адам советует продать сейчас, пока машина не превратилась в развалюху. Интересно, с чего бы ей превращаться, если я ухаживаю за ней, как за больным родственником: кормлю самым вкусным и регулярно вожу на осмотр?

Как будто я силой мысли притянула подругу, салон машины заполняет мелодия из фильма «Дрянные девчонки», а на экране прикрепленного к панели телефона высвечивается свадебная фотография Триши с Адамом.

– Приве-е-ет, – растягивает она слово, когда я отвечаю на звонок.

– И тебе привет, – со вздохом отвечаю я.

– Дай угадаю: ты опаздываешь на встречу с продюсером.

– Вот как ты все знаешь?

– Слышу по голосу, – со смехом отвечает подруга. – К тому же вокруг тебя какофония из автомобильных сигналов. И вообще ты ответила на звонок, а если бы была на встрече, то сбросила бы его.

– Ладно, мисс Марпл, я поняла.

– Слушай, я тебе звоню, чтобы сказать, что Том… Помнишь Тома? – Я отделываюсь коротким «угу». – Так вот Том приглашает нас всех, включая тебя, на выходные за город.

– Триш, на выходных я не могу, у меня съемки.

– Оу. А никак нельзя отложить?

– Можно, конечно. Только попрошу тридцать человек съемочной группы и актеров отдохнуть. А, и еще каналу скажу, что я не могу снять этот эпизод, потому что у меня пикничок.

Триша смеется. Она знает, что мой сарказм безобидный, поэтому принимает его как неотъемлемую часть меня. Когда ее смех стихает, она произносит абсолютно серьезным голосом:

– Тебе нужно отдыхать, Долли. Сколько ты уже без выходных? Два месяца?

Три, но я ей этого не скажу, иначе она меня живьем закопает в одеяла в своем доме, только бы я поспала на час дольше.

– Как Адам? – спрашиваю я, решая сменить тему.

– Нормально. Вчера стойко снес полуночный поход в магазин за ананасом для меня.

– Не так-то просто быть мужем беременной женщины, – отвечаю я с улыбкой, глядя на то, как оживился поток машин. – Как ты себя чувствуешь?

– О, нормально. Но мои чемпионы в последние пару дней устраивают сумасшедшие пляски в животе.

– Говорят, они особенно активны ближе к родам.

– Ох, если бы ты только знала, как я уже хочу родить. Я как будто проглотила огромный арбуз, и теперь мне тяжело его таскать и все время хочется писать. – Я смеюсь над его сравнением. Вот такие утренние разговоры с Тришей всегда создают мне позитивное настроение на день. – А что у тебя нового?

– Ну, кроме того, что я опаздываю на встречу, Зеланд хочет отобрать половину моего дома.

– Какого хера? Когда ты узнала?

– Вчера вечером.

– Почему не сказала сразу, мы же переписывались вечером?

– Не было настроения.

– Хочешь, я приеду?

– Куда ты приедешь, беременная арбузом? Сиди дома, иначе родишь где-нибудь в аэропорту, Адам мне этого не простит.

– Он будет благодарен, – смеется Триша. – Он хоть и врач, но так боится идти со мной на роды, что, когда мы заговариваем об этом, он покрывается самым светлым оттенком белого.

– Так, может, не стоит ему устраивать такую пытку?

– Черта с два! Она сам захотел детей. Я просила еще годик подождать. А эта сволочь четко высчитал перерыв в приеме противозачаточных и сделал «упс».

Я не могу остановить смех, который буквально вырывается из моего горла и окрашивает яркими цветами салон автомобиля.

– Знаешь, сегодня я задумалась о продаже машины.

– Наконец-то, – выдыхает Триша.

– Да, наверное, пора. Милая, я приехала к продюсеру в офис, вечером спишемся.

– Давай, подруга, покажи им, кто тут самый крутой.

– Пока.

Я захожу в прохладное помещение студии звукозаписи и за стойкой ресепшен меня встречает приветливая девушка.

– Чем я могу помочь вам?

– У меня назначена встреча с Марком Гринбергом.

– Вы миссис Диккенс?

– Мисс, – на автомате поправляю я, и в который раз радуюсь, что оставила свою девичью фамилию.

– Простите, мисс. Пойдемте со мной. – Девушка выходит из-за стойки и мы двигаемся по артерии коридоров, а я ловлю себя на мысли, что вряд ли выберусь отсюда без посторонней помощи. – Меня зовут Алисия, я помощница мистера Гринберга. Он ждет вас вообще через десять минут, но, думаю, будет рад тому, что вы приехали раньше.

– Через десять минут?

– Ну да, к половине одиннадцатого.

Я не успеваю удивиться ее словам, потому что она уже стучит в дверь из матового стекла и распахивает ее передо мной, впуская в просторный кабинет. Из-за массивного стола поднимается невысокого роста ухоженный мужчина с посеребренными сединой черными волосами. Он широко улыбается, делая в мою сторону несколько шагов.

– Мисс Диккенс, спасибо, что пришли. Но вы даже рано. – Мужчина протягивает мне ладонь и я на автомате пожимаю ее, все еще переваривая информацию про раннее прибытие. – Марк Гринберг, очень приятно.

– Мне так же, мистер Гринберг.

– О, зовите меня Марк. Я, может, и стар для вас, но в душе мне все еще двадцать.

Я улыбнулась.

– Могу я задать вам вопрос? – спрашиваю, пока он провожает меня к диванам, стоящим справа и разделенным кофейным столиком.

– Конечно. Только скажите, будете ли вы что-то пить?

– Не откажусь от воды.

Он кивает.

– Алисия, – обращается ко все еще стоящей в дверном проеме девушке. – Принеси мне, пожалуйста, кофе, а мисс Диккенс воды.

– Конечно, сэр. Через минуту.

Как только Алисия исчезает за закрытой дверью, я усаживаюсь на один диван, а напротив меня садится Марк. Я рассматриваю его и удивляюсь: как человек, работающий в такой жестокой сфере, смог сохранить настолько искреннюю и лучезарную улыбку?

– Итак, вопрос, мисс Диккенс.

– Да. И зовите меня Долорес. – Он снова кивает. – Почему вы сказали, что я рано приехала, если встреча назначена на десять?

Улыбка Марка становится шире.

– Моя помощница звонила вашему, чтобы узнать ваш номер. Так вот он сказал, чтобы я рассчитывал на встречу с вами на полчаса позже оговоренного времени.

– О, боже, – со смехом выдыхаю я. – Дилан предусмотрительный парень.

– Похоже на то.

В этот момент в кабинет заходит Алисия и ставит перед нами напитки. Я сдержанно благодарю, откручиваю крышку с бутылки и наливаю воду в стакан. Делаю первый глоток и, как только Алисия покидает кабинет, в дверном проеме появляется тот, кого я уже никогда не ожидала увидеть.

Глава 5

Чертов Дрю Нортон. Влажная мечта каждой девчонки нашей школы, мой первый секс, моя первая влюбленность. Я не могу перестать глазеть на него. Широкие скулы, покрытые небольшой щетиной, все тот же острый взгляд и мощное тело, скрытое под дорогим, безупречно сидящим костюмом. Господи, сколько же лет мы не виделись. И он стал еще красивее. Это нечестно, что девочки превращаются в женщин, пока мальчики дозревают до красавчиков, как хорошее вино. Мне хочется топнуть ногой от такой несправедливости. И ямочки. Гребаные ямочки, украшающие безупречное мужское лицо. Я начинаюсь превращаться в струйку похоти, образующую лужицу, в которую скоро я перевоплощусь целиком.

Завидев меня, он тоже замирает. Прищуривается и внимательно осматривает.

– Малышка До?

Я вздыхаю, услышав старое прозвище, которым он называл меня в школе. Срываюсь с места и бегу в раскрытые объятия. Такие знакомые, практически родные. Господи, я даже сама не осознавала, насколько скучала по нему. Дрю ловит меня и заключает в кольцо своих рук так надежно, что я оказываюсь завернутая в его тепло и умопомрачительный запах, которым может пахнуть только он. Вдыхаю глубже и как будто снова оказываюсь в школе, когда моей единственной заботой было потерять девственность и урвать у жизни самые яркие ее куски.

Через пару минут Дрю отстраняется и с мегаваттной улыбкой, придерживая меня за плечи, осматривает с головы до пят.

– А я все думал: интересно, когда-нибудь Долорес Диккенс перестанет носить яркие наряды? – Моя улыбка не уменьшается, я просто не могу перестать улыбаться. – Рад, что ошибся, решив, что перестанешь. Как же я чертовски счастлив видеть тебя, малышка До, – произносит он и снова притягивает в свои ароматные объятия.

Пару минут мы стоим так, не шевелясь, а потом за моей спиной прочищает горло хозяин кабинета. Дрю отстраняется, а мне хочется ныть, как ребенку, у которого отобрали конфетку. Внезапно я возвращаюсь в реальность и понимаю, насколько нелепа нынешняя ситуация. Я в кабинете знаменитого продюсера обнимаюсь со своей первой любовью. Неловко. Чувствую, как краснеет лицо. Дрю смотрит на меня и улыбается шире.

Медленно разворачиваюсь к Марку и не знаю, куда деть свои глаза, только бы не пересекаться с ним взглядами. Слышу его смех и немного расслабляюсь.

– Если бы я знал, что вы так близко знакомы, то сразу бы использовал тяжелую артиллерию в лице Дрю.

Дрю кладет руку мне на талию и подталкивает идти вперед. Его прикосновение обжигает кожу через тонкую ткань платья и я практически млею от этого ощущения. Сколько бы ни было в моей жизни мужчин, только его крупная горячая рука может оказывать на меня такое влияние. Не позволяю ногам подкоситься от удовольствия, переставляю их, двигаясь назад к дивану. Я присаживаюсь на свое место, а рядом со мной располагается Дрю. Не могу перестать смотреть на него. Впитываю каждую черту, фиксируя в памяти изменения. Он чертовски привлекателен. По-мужски красив. Из той редкой породы мужчин, рядом с которым хочется становиться лучше, только бы соответствовать.

– Итак, мы с Долорес собрались обсудить наше к ней предложение.

– Ваше? – по-идиотски спрашиваю я. Черт, никак не могу нормально настроиться на встречу.

– Наше, Долорес, – подтверждает Марк. – Как уже упоминал, я являюсь продюсером группы «Крашез». Вы слышали о них? – Молча киваю, переведя взгляд на улыбающееся лицо Марка. – Так вот я не единственный. Второй продюсер – Дрю. Он же и менеджер группы.

– О, – произношу я, с удовольствием возвращая взгляд к Дрю. Он пытается выглядеть серьезным, но проваливается с треском. Его улыбка растянута настолько, что, кажется, еще немного и я увижу его зубы мудрости.

– Так вот мы хотим, чтобы вы сняли фильм о нашей группе, – Марк снова привлекает к себе мое внимание. – Через месяц группа отправляется в большой тур, и он станет идеальной сценой для фильма. Разные города, взрывные концерты, десятки тысяч поклонников, даже сотни. Это будет нечто. К тому же, во время тура парни должны заехать в Нэшвилл, в котором запишут кавер на песню Джонни Кэша. Студия собирается записать диск с каверами к следующей годовщине его смерти. В общем, Долорес, тур обещает быть интересным.

Я продолжаю кивать, даже когда он замолкает. Да что же со мной сегодня не так? Как будто вся моя прошлая жизнь за секунду ворвалась в сегодняшнюю, и пытается смешаться с ней. Но безуспешно, как будто масло мешают с водой. Не пойму пока, что именно доставляет дискомфорт, но ощущение не самое приятное.

– Долорес, я знаю, что вы сейчас заняты съемками исторического фильма. Но наше предложение более, чем щедрое, чтобы от него отказываться. Я покажу вам контракт. – С этими словами Марк встает и идет к столу, а я понимаю, что в этом паззле для меня не складывается. Я очень хочу работать с Дрю, хочу до зубовного скрежета. Я хочу даже больше, чем работать. Я снова смотрю на него влюбленными глазами, хотя не могу себе этого позволить. Не хочу разочаровывать еще одного мужчину. Настроение падает на несколько десятков градусов, и теперь я в растерянности смотрю, как Марк возвращается на свое место на диване и протягивает мне документы. – Пятнадцатая страница. Гонорар, – уточняет он на мой вопрошающий взгляд.

Пролистываю до пятнадцатой страницы и мне становится жарко. Еще ни за один фильм мне столько не платили. Не скажу, что я болтаюсь на отшибе режиссерских задворок, но и таких денег я еще не зарабатывала за фильм. Поднимаю непонимающий взгляд на Марка, а потом медленно перевожу его на Дрю.

– Почему так много? – спрашиваю.

– Потому что вы стоите каждого цента, моя дорогая. А еще это неустойка за то, чтобы вы как можно скорее закончили уже начатые съемки, чтобы успеть приступить к нашему фильму.

– Простите, я немного в шоке, – с натянутой улыбкой говорю я.

– Прекрасно понимаю, – отзывается Марк. – Давайте обсудим самые важные детали.

– Да, – говорю с кивком. – Давайте.

После часа обсуждения всех нюансов съемок и контракта, я покидаю кабинет Марка. За это время мне удалось собраться с мыслями и силами, я перестала вести себя, как подросток, и снова вспомнила, что я уже взрослая женщина, способная управлять своими мыслями и поступками. Дрю выходит сразу следом за мной и, положив руку мне на талию, провожает до лифта. Как только мы заходим в кабинку и двери закрываются, он поворачивается ко мне.

– Я невероятно сильно рад тебя видеть, малышка До.

– Как и я тебя, Дрю. Костюм? Ты невероятно выглядишь. Может, у тебя еще и очки припасены в кармане? Чтобы добить меня окончательно. – Последнюю фразу я бубню себе под нос, но Дрю все же слышит ее и усмехается.

– Ты не поверишь, но очки припасены. Правда, они остались в кабинете, я не ношу их с собой и пользуюсь только когда устаю.

– Ох, твою мать, – выдыхаю я, представляя себе, как на этом идеальном носе сидят очки в роговой оправе, непременно черной. Это заводит.

Лифт издает звук прибытия на этаж и двери разъезжаются. Мы идем через холл первого этажа, рука Дрю не покидает мою талию, и периодически сжимает ее сильнее.

– Ты замужем? – внезапно выпаливает он.

– Нет. А ты женат? – не удерживаюсь.

– Тоже нет.

Мы продолжаем идти в тишине с глупыми улыбками на лицах. Как только оказываемся на улице, я иду в сторону парковки, а Дрю не отстает ни на шаг. Уже когда я останавливаюсь у машины, Дрю становится напротив меня и берет за плечи.

– Слушай, Долли, эта работа того стоит, правда. И фильм очень нужен нашей группе. Ты нас очень выручишь, если согласишься.

– Это ты поспособствовал тому, чтобы я была режиссером?

– Откровенно говоря, я даже не знал имени режиссера, пока не вошел в кабинет Марка.

– Но как?..

– Ему тебя порекомендовал Каллахан.

– О, Стив?

– Именно он. Сказал, что съемки его фильма прошли отлично и материал вышел выше всяких похвал.

– Но почему такая сумма, Дрю?

– Потому что в сфере музыкальной индустрии именно так и платят. Ты как будто первый день режиссером работаешь, Долли, – со смехом говорит Дрю.

А я ведь и правда работаю не первый день. Но сердце так колотится, что заглушает голос разума. Я вдыхаю запах Дрю, стоящего так близко ко мне, что можно вытянуть руку и через пиджак потрогать мышцы. Я уверена, там, под тканью, их стало еще больше, чем было в школе.

– Подумай хорошенько, Долли, – говорит он серьезным тоном. А через пару секунд уже улыбается этой сводящей с ума мальчишеской улыбкой, от которой я не могла устоять еще несколько лет назад. – Ну, иди сюда.

Дрю раскрывает объятия, и я снова в них окунаюсь, растворяясь в ощущениях. Он крепко прижимает меня к себе, возрождая все те чувства, которые я считала давно забытыми.

Глава 6

– Погоди, не тараторь, – просит Триша, пока я останавливаюсь перевести дыхание. – Когда, говоришь, тебе предложили этот контракт?

– Три дня назад.

– И сколько времени дали подумать?

– Мы не обговаривали время, просто я взяла его подумать.

– Господи, о чем здесь думать, Долли? – практически кричит Триша.

– Меня слишком сильно тянет к нему, Триш, – уныло объясняю я.

– И что в этом плохого? Вы отлично проводили вместе время после выпуска.

– Я как будто знаю его миллион лет и вижу впервые одновременно. Он такой… Ты бы его видела. Даже сейчас рассказываю тебе о нем, а в голову лезут такие мысли.

– Ну это же здорово, Долли. Сколько можно наказывать себя целибатом?

– Триша, ты не понимаешь.

– Да, ты права, – устало соглашается подруга. – Я не понимаю и вряд ли когда-нибудь пойму, Доллс. Потому что ты молодая, красивая, умная женщина, но добровольно запираешь себя на замок.

– Ладно. Расскажи лучше, как там твои детки.

– О, пинаются.

– Адам еще не подал на развод?

Триша заливисто смеется.

– Нет, но он на грани. Вчера мне захотелось креветок.

– Ох, и проблема.

– В час ночи.

– Да вы живете в городе, который никогда не спит. Заказала и тебе доставили.

– Только я хотела в темпуре и клюквенном соусе.

– Ну?

– Ресторан, в котором это подают, закрывается к полуночи.

– А доставка у них не круглосуточная?

– Не-а.

– И как вы выкрутились?

– Он заказал креветки, а сам побежал в магазин за соусом.

– И?

– А когда принес соус и привезли креветки, я уже крепко спала.

– Но с утра-то ты их съела?

– Нет. Затошнило от одного вида.

– Выбросила?

– Ну, да. – Триша вздыхает. – Слушай, мне так стыдно иногда. Я веду себя, как сука. Или просто идиотка какая-то.

– Это сладкое слово «месть». Адам потрепал тебе нервы и ты отыгрываешься.

– Самое страшное, что я не осознаю, какой дурой выгляжу, пока все не заканчивается. Ну, то есть, я требую креветки, ною, довожу его до белого каления. А потом, когда он удовлетворяет мою просьбу, хочется извиняться за то, что выкручивала ему мозги, потому что понимаю, насколько странно и глупо себя веду.

– Это беременность.

– Ох, надеюсь, с рождением близняшек этот ужас закончится. Ну так что ты собралась отвечать красавчику Дрю?

– Не знаю, правда. Мне очень хочется поработать над таким проектом. Это динамика, понимаешь? Неподдельные чувства, живые. Не съемки в павильоне, а движение, постоянно сменяющиеся естественные декорации.

– И тебя останавливает только то, что ты слишком тяготеешь к Дрю?

– Я боюсь, Триш.

– Чего?

– Опять влюбиться в него.

– Ты не сильно страдала в колледже без него.

– Но буду страдать теперь, я знаю. Я не способна подарить счастье взрослому мужчине.

– Ох, Долли, ты дуришь. Сама себе надумываешь проблемы. Прекрати и делай так, как делала всегда: пей жизнь крупными глотками, Доллс.

– Хорошо, – отвечаю я. – Мне пора. Люблю тебя, детка.

– И я тебя, Доллс.

Наклоняюсь к рулю и упираюсь лбом в гладкую кожаную оплетку. Триша права. Я никогда не позволяю себе думать дважды, и кайфую от этого состояния. Мне нравится то, что я позволяю себе быть безрассудной и плыть по течению, получать удовольствие от каждого – даже самого незначительного – приключения. Почему бы и сейчас не поступить так же? И, словно провидение смеется надо мной, телефон разражается мелодией, которую я когда-то давно установила на звонок Дрю. Со времен школы я сменила три телефона. Но каждый раз, перенося контакты в новый, я снова качала «First love song» Люка Брайана. Знаю, банально и по-детски. Но не могла поступить иначе, потому что это было в некоторой степени наивно и казалось таким романтичным.

– Алло, – отвечаю на звонок.

– Доллс, привет. Это…

– Дрю, – заканчиваю за него.

– О, признайся честно: узнала по голосу или все еще хранишь мой номер? – спрашивает он, а я слышу, как он улыбается.

– Ты не поменял его со школы.

– Как дела?

– Хорошо. А твои?

– Долли, не буду притворяться, что позвонил, просто чтобы справиться о твоих делах. На самом деле я хочу узнать, готова ли ты подписать контракт.

– То есть, мои дела тебя не интересуют? – спрашиваю я дразнящим тоном.

– Еще как интересуют. И в туре я планирую очень подробно расспросить тебя обо всем, что произошло за эти десять лет. Ты себе не представляешь, с каким нетерпением я жду этого времени.

Его слова греют меня изнутри. Он тоже хочет общения, нуждается в нашем новом сближении.

– Тогда почему не спрашиваешь сейчас?

– Потому что хочу смотреть в твои глаза, когда ты будешь рассказывать, – неожиданно серьезным голосом произносит Дрю.

– Но если так и случится, то не раньше, чем через месяц.

– Я готов потерпеть. Но не хочу урывать час в каком-нибудь ресторане между встречами. Хочу удобно расположиться на диване в своем автобусе, чтобы слушать тебя всю ночь напролет.

– Уверен, что в моем рассказе будет что-то интересное?

– Даже если ты будешь описывать каждый метр пленки, на который снят один из твоих фильмов, мне скучно не станет, я уверен.

– Тогда я опишу все свои фильмы и ты уснешь, не дождавшись конца рассказа.

– Ох, малышка До, я даже не знаю, что должно произойти такого, чтобы я уснул рядом с тобой.

На меня падает тень, и я вздрагиваю. Перевожу взгляд на человека, стоящего у моей машины и хмурюсь. Дилан стучит указательным пальцем по спортивным часам на своем запястье, намекая на то, что мне пора выходить из машины. Я показываю ему, чтобы минуту подождал.

– Слушай, Дрю, прости, мне пора.

– Да, мне тоже, Доллс. Но я прошу тебя хорошенько подумать над предложением. Я правда буду счастлив провести с тобой больше времени, пусть даже и за работой.

– Хорошо, я подумаю. Пока, Дрю.

– Пока, малышка До.

Глава 7

Господи, да что ж сердце-то так сильно колотится, вышибая воздух из груди? Уже все должно было забыться за такое количество лет. А нет, руки все равно подрагивают, а на лице расплывается широкая улыбка.

– Эй, Долли, нам пора. Все на местах, – подает голос Дилан и я, выдохнув, хватаю вещи с пассажирского сиденья и выхожу из машины.

– Давай поторапливаться, у нас на съемки всего лишь месяц.

– В каком смысле – месяц? – удивляется Дилан, шагая рядом со мной.

– Да. Всего месяц. Дальше нас ждет большое приключение, ДиДи. – Я хлопаю его по плечу и наконец позволяю улыбке занять место на моем лице. Больше я не хочу сдерживаться и буду пить эту жизнь, наслаждаясь каждым глотком.

Спустя неделю я, измотанная, в перерыве между дублями дремлю в кресле режиссера. Думаю, я храпела и даже, возможно, пустила слюну, потому что просыпаюсь от хихиканья двух молодых актрис рядом со мной. Распахиваю глаза и невидящим взглядом окидываю помещение павильона. Здесь всего несколько человек, остальные наверняка вышли покурить и подышать теплым вечерним воздухом. Завтра мы меняем локацию и будем снимать на студии «Уорнер бразерс» в павильоне, стилизованном под замок. У нас нет таких масштабных мест для съемок. Вообще-то мы должны были лететь в Англию на съемки этих дублей, чтобы заснять также и шикарные виды, и сады замка. Но поскольку время у нас теперь очень ограничено, я решила, что съемок в павильоне должно хватить. Мэри с Дэвидом потом полетят в тот замок и отснимут для нас общие планы, которые мы с Робом склепаем в общую картинку с отснятыми в «замке» кадрами. Продюсерам фильма идея понравилась, потому что они не слабо так сэкономят на этом процессе. Правда, нам с Робом придется немало работать, чтобы сделать из этого конфетку. Но мы можем заняться этим в туре, где в дороге будет предостаточно времени.

Рядом со мной появляется Дилан, протягивая мне чашку кофе.

– Интересно, как долго ты еще продержишься в таком режиме, Долли? – спрашивает он, глядя на меня укоризненно. – Как долго мы все протянем в таком режиме?

– Ой, ДиДи, не ной. Ты молодой. Если еще можешь выдержать вечеринки до утра, а потом отпахать на съемках, значит, выдержишь и такой режим работы.

– На вечеринках хоть весело, – зудит Дилан, а я слышу это, словно жужжание надоедливой мухи. – Ладно, – деловым тоном соглашается он, присаживаясь в соседнее кресло. – У нас две темы для разговора. Одна приятная, а вторая – нет. С какой начинаем?

– С неприятной, само собой.

ДиДи раскрывает свой блокнот и водит обратной стороной ручки по записям. Никогда не могу разобрать его каракули, поэтому даже не пытаюсь заглянуть туда. Пью кофе и рассматриваю локацию, думая о том, что еще можно было бы поменять, чтобы сделать фон сочнее.

– Дина! – кричу я, а ДиДи подскакивает и охает, вызывая мою улыбку. Когда художник-постановщик поворачивается в мою сторону, я показываю ей на дальнюю стену. – Мне кажется, нужно убрать оттуда белые цветы. В кадре они будут смазанными. Лучше замените их на красные.

– Мы пробовали красные, показалось вульгарным.

Я хмурюсь и прищуриваюсь, пытаясь представить себе на месте белых цветов красные, но у меня ничего не получается.

– Ладно, подождем Дэвида с перерыва и посмотрим, как это смотрится в кадре. Что у тебя, ДиДи?

– Иногда мне кажется, что у тебя синдром Туретта, Долли.

– Это профессиональное, – смеюсь я. – Давай свою поганую новость.

– Не новость, так, информация. Звонили из адвокатской конторы. Первое слушание назначено через три недели.

– Мы как раз уезжаем в тур.

– Долли, это не самая неприятная часть. – Я сжимаю челюсти и прикрываю глаза, готовясь выслушать то, что он хочет сказать. – Оливер хочет привлечь прессу.

– Сукин сын, – рычу я. – Пиариться за мой счет? Поговори с Мими, пускай придумает, как все это красиво обставить в нашу пользу.

– Уже разговаривал. Она сказала, что все придумает, но просит поговорить с продюсерами «Крашез» о преждевременном анонсе фильма. Ну, знаешь, там, короткое интервью для какого-нибудь музыкального канала. Нам нужна новость от тебя, которая перебьет спонтанную пиар-кампанию Оливера.

– Я тебя умоляю, ДиДи, это же Голливуд. Здесь каждый день какая-нибудь звезда страдает передозировкой или напивается и светит трусами в общественном месте. Большую новость Оливера никто и не заметит.

– Этот ублюдок бывает изобретательным, – возражает Дилан.

– Ладно, дай мне пять минут.

Я встаю и выхожу из павильона. Команда в сторонке вдыхает едкий дым сигарет и болтает. Отхожу на другую сторону и коротко улыбаюсь проходящему мимо работнику студии. Набираю знакомый номер и жду, пока пройдут гудки.

– Малышка До, – ласково отвечает на звонок Дрю.

– Привет.

– Привет. Как твои дела?

– Слушай, повторю твои слова и скажу, что позвонила не из праздного любопытства, а по делу.

– Всегда рад тебя слышать, даже если по делу. – Я слышу улыбку Дрю, и это немного снижает уровень напряжения в моем теле.

– Мне нужна твоя помощь.

Я коротко обрисовываю ему ситуацию и терпеливо дожидаюсь, пока в немиссякнет поток ругательств в адрес моего бывшего. Выдохнув, он говорит:

– Я поговорю с Марком и мы придумаем, как все обставить.

– Скажи ему, что мы через пару недель можем снять промо-видео тура. Это будет реклама и дополнительно правильный пиар для нас, если мы анонсируем фильм.

– Я ничего не обещаю, но сделаю все возможное, Долли. Мне нравится идея анонса фильма.

– Хорошо.

– Долли?

– Что?

– А как все-таки у тебя дела? – спрашивает Дрю, и я улыбаюсь.

– В порядке. Сейчас на съемках. – Машу рукой Дилану, который кричит о том, что перерыв закончился. – А у тебя?

Я не хочу прерывать звонок, хочу еще немного послушать успокаивающий голос Дрю. Он всегда так влиял на меня. В школе он не уступал мне по темпераменту, но было в нем что-то, что немного гасило мое сумасбродство и подпитывало его одновременно. Теперь же, когда все мы стали взрослыми, он спокоен. Его сексуальность увеличилась в десятки раз, а голос стал еще приятнее, в него добавились бархатные нотки и теперь он как тягучая карамель или хороший виски. Я даже могу почувствовать его у себя на языке, и Дрю подпитывает эту жажду.

– У меня тоже все хорошо. Рад слышать, что ты не падаешь духом из-за этого мудака. И знаешь что, Доллс?

– Что? – почему-то спрашиваю шепотом.

– Мне нравится, что ты до сих пор носишь яркую одежду.

– Ты говорил, – отвечаю я, рассматривая носки своих фиолетовых балеток.

– Я готов повторить это еще много раз, если буду слышать, как ты улыбаешься.

– Дрю, ты соблазнитель. – Пытаюсь вложить в тон игривый упрек, но это больше похоже на комплимент.

– Надеюсь, что на тебя это тоже повлияет. Я позвоню, – произносит он и отключается.

Блокирую экран и продолжаю стоять на месте, глупо улыбаясь. Я не думала, что в двадцать девять мужчина еще способен всполошить бабочек в моем животе одними только словами. Но это так. И ощущение, скажу я вам, чертовски волнительное и вместе с тем пугающее. Теперь я буду постоянно нуждаться в такой подпитке, а, значит, снова стану зависима от Дрю. Страшно? Несомненно. Но как же это будоражит!

Глава 8

Месяц пролетел незаметно. Такой сумасшедший график съемок просто не оставляет ни секунды свободного времени. Все, на что у меня нашлось время, – это слетать в Вашингтон к Трише с Адамом, когда родились близнецы. О, это было эпично. Как и все, что касается моей подруги.

Она позвонила мне в десять вечера и простонала в трубку, что рожает.

– Что, прямо сейчас? – выкрикнула я, невольно останавливая съемочный процесс. Вся команда уставилась на меня в недоумении.

– Да! – так же громко крикнула Триша. – И это охренительно больно! Ненавижу Скотта! Напомни мне больше с ним не трахаться! А-а-а!

– О, господи. – Я вскочила со своего места и заметалась по павильону. – Дыши, Триша. Давай, детка, ты справишься. Вот так. – Я начала быстро и шумно дышать, как видела в фильмах, вызывая смех съемочной группы, но мне было плевать.

– Долли! А-а-а! – кричала Триша.

– А-а-а! – повторила я за ней.

Меня за рукав кто-то дернул, отвлекая от разговора. Я сделала самое суровое лицо из всего своего разнообразного арсенала и гневно посмотрела на того, кто посмел меня прервать. ДиДи показывал на планшете, что забронировал для меня билет до Вашингтона, и вылет должен был состояться через полтора часа. Тогда я подумала, что надо бы парню прибавить зарплату.

– Триша! – Она только кричала в трубку и не слышала меня. – Триш!

– Скотт! Ненавижу тебя и твой здоровенный член! – крикнула она.

– О, черт, эта информация не для моих ушей, – пробубнила я, скривившись. А потом громче позвала: – Триша!

– Что? – резко крикнула она, и снова застонала.

– У меня через полтора часа вылет в Вашингтон. Я скоро буду рядом. Ты слышишь?

– Хочешь, чтобы я тебя дождалась?

– Хочу, чтобы ты родила до того времени, иначе я сдохну от ожидания.

– Я не знаю, Долли. Господи, вколите мне кто-нибудь обезболивающее! Вырубите меня на время, пока все не закончится! Адам! Ты же врач! Сделай что-нибудь!

Я слышала, как Адам пытался успокоить Тришу, но она только ругалась и кричала. Мне даже казалось, что у меня живот болел вместе с ней.

– Триш! Триш, ты слышишь меня?

– О, боже, немного попустило, – простонала она. – Слышу, Доллс.

– Я отключаюсь, потому что мне нужно ехать в аэропорт. Держись, ладно?

– У меня нет выхода. А у этих маленьких засранцев есть, но они им почему-то не пользуются! – хныкала она.

– Они обязательно воспользуются. Из роддома еще никто беременным не выходил. Держись, подруга, я скоро буду рядом.

– Ты не знаешь, что это за боль, Долли! Ты ее не испытывала! – выкрикнула она и снова застонала, а я не знала, что ответить. Понимала, что подруга был в агонии и сказала это не специально, но сердце все равно сжалось от боли, а незаживающая рана в нем начала кровоточить с новой силой. Я сцепила зубы, чтобы не послать подругу подальше, потому что не могла винить ее за сказанное в состоянии аффекта. Вдохнула и выдохнула.

– Триша, я скоро буду, – севшим голосом сказала я, и прервала звонок, не удосужившись убедиться, что она меня услышала.

Через шесть с лишним часов я уже вбегала в вестибюль больницы. Адам прислал сообщение, что Триша уже родила. Я практически на цыпочках прошла в палату и едва не разрыдалась от увиденной картины. Триша полулежала на кровати и кормила малыша, второго держал Адам, который прохаживался по палате и что-то шептал своему сыну. Идеальная картина. Я замерла в дверях, не решаясь заходить и разбивать семейную идиллию. Через пару минут меня заметила Триша.

– Доллс, ты приехала, – произнесла Триша. Ее голос был похож на патоку, улыбка была вымученная, но счастливая, а глаза светились таким ярким внутренним светом, что я с трудом не выбежала из палаты. Адская боль проламывала грудную клетку.

И я осталась у них на пару дней, чтобы хоть немного натешиться младенцами, раз уж своих иметь мне было не суждено.

А сегодня я пакую чемоданы. Да-да, я согласилась на предложение Дрю и Марка. Как шутил ДиДи, они взяли мою крепость осадой. Но разве могла я отказать этим голубым глазам? И всем этим мышцам? И, что уж греха таить, привлекательному гонорару?

Так что под мощную, дышащую энергией, музыку «Крашез» я хожу по квартире, пытаясь продумать, что мне может понадобиться в этой поездке. А музыка у них действительно, что надо. Достаточно тяжелый рок, но мелодичный, пробирающий до самых костей. От некоторых песен по коже бегут мурашки, а в трусиках становится влажно. Я начинаю подумывать о том, чтобы сходить сегодня в бар и снять там кого-то на ночь. Потому что мое длительное воздержание плохо может сказаться на работе. Проще говоря, от передозировки общения с Дрю я могу взобраться на него, как на самое желанное дерево, и потереться. Да, неловко будет, если я так поступлю. Мысленно делаю себе пометку не пить, когда он поблизости. Пьяная я еще хуже трезвой.

Когда чемодан наполнен одеждой всевозможных цветов, а по боковым карманам распихана обувь, я считаю, что готова. Останется только забросить косметичку и отправляться в дорогу. Наливаю себе бокал вина, плюхаюсь на диван и включаю телевизор. Закинув ноги в тапочках с головами Гомера Симпсона на подушку, я наконец расслабляюсь. Меня еще ждет море работы по историческому фильму, но я буду думать об этом завтра в автобусе. Меня поселили в один автобус с некоторыми членами съемочной группы, выделив отдельную спальню, в то время как остальные будут ютиться в спальной части в середине.

Как я выяснила, мистер «Большая шишка» Дрю Нортон ездит в отдельном автобусе, куда предлагал поселиться и мне. Я отшутилась тем, что там только одна спальня, а мне по статусу не положено спать в проходе. Дрю заикнулся о том, чтобы спать вместе с ним, но давайте будем честны: я же наброшусь на него в первую ночь.

Дрю – это как отдельный подвид мужчин. Он открытый, честный, искренний. На работе деловой и серьезный, но мы же знаем, каким он может быть. Он чертовски соблазнительный и горячий. Дрю достаточно улыбнуться, и женщина уже сбрасывает с себя трусики. Он настолько открыт, когда хочет соблазнить, что это невольно вызывает восторг и даже зависимость. Так и я когда-то попала в его дружелюбно расставленные сети. О, что это была за ночь! Сначала я договорилась с Дрю, что он просто выполнит мое желание – лишит меня девственности. В выпускном классе я, как последняя идиотка, была одержима тем, чтобы лишиться своей V-карты. Став старше, я осознала, насколько мне повезло, что это был Дрю и у меня была волшебная ночь. Он был нежен и внимателен, волновался о том, чтобы причинить мне как можно меньше боли. Даже принес какой-то специальный гель, притупляющий ощущения. В итоге чувствительность у меня снизилась, но появился побочный эффект: Дрю никак не мог кончить. Боже, как же он тогда переживал по этому поводу! Ему пришлось бежать в душ со стояком, чтобы смыть гель, а мне пришлось научиться делать минет, чтобы помочь парню. Ночь была поистине незабываемой.

А потом Дрю понял, что ему меня мало. Мы стали встречаться, но только ради секса. Уже к третьему разу я так прониклась этим занятием, что хотелось в буквальном смысле не вылезать из постели Дрю. Что мы и делали до самого отъезда в университет. Он тогда попросил стать его девушкой, а я отказала. Ну какие нас могли ждать отношения, если мы учились в разных штатах? Дрю, конечно, говорил, что привязался ко мне и не хочет других отношений, и что его не интересует никто, кроме меня. Но будем честны сами с собой, в первую очередь. Молодой, красивый, обаятельный парень приезжает в университет, где столько новеньких девушек, каждая из которых хочет кусочек Дрю. И возьмем меня: маленькая, без особых форм, взбалмошная, слегка ненормальная и чертовски ревнивая. Ни один, даже самый терпеливый парень, не выдержал бы моих мавританских припадков.

А теперь я думаю о нем постоянно. Мы виделись всего три раза. Тот первый в кабинете Марка, потом он приезжал на студию, чтобы завезти мне контракт. Но мы пообщались всего пару минут, потому что из-за тура у меня очень поджимали сроки с текущим фильмом. И третий снова у Марка в кабинете, когда подписывали этот самый контракт. В этот раз занят был Дрю, он без конца и края утрясал что-то по телефону, а потом быстро черкнул ручкой в контракте и умчался. И каждый раз я не могу отвести от него глаз. Он настолько… ох, даже слов не подобрать! Вздыхаю, потому что ни черта не понимаю, как я собралась с ним работать.

Глава 9

Дрю

Я смотрю на ее широкую улыбку и не могу насмотреться. Мне кажется, я сошел с ума, но с губ так и рвется признание. Я все еще без ума от Долорес Диккенс. Сколько бы женщин не было в моей жизни – а их было предостаточно – никто так и не занял хотя бы маленький уголок в моем сердце, в котором всегда была она. Вы бы спросили: так почему я тогда не искал встреч с ней и не добивался? А я пожму плечами и отвечу: понятия не имею. Наверное, потому что все десять лет был самым ярким представителем семейства идиотов. Впитываю взглядом каждую черту Долли и не могу насмотреться. Она периодически ловит мой взгляд и улыбается шире. Ее маленький носик слегка кривится, когда она прищуривает глаза.

Долли светится. Она на своем месте. Мы в студии обсуждаем с группой процесс съемок. В эту небольшую комнату натолкалось столько народа, что кислорода едва хватает на всех нас. Но атмосфера настолько непринужденная и легкая, что столпотворение даже не чувствуется. Это потому что Долли здесь. Она шутит и смеется, пока знакомится с ребятами поближе. Ей хочется знать о них все, Долли впитывает каждое вылетевшее изо рта ребят слово. А они и рады хорохориться перед ней, потому что она заражает собой.

– Так, смотрите, – говорит Долли, хлопнув в ладоши, и все, как по команде, переключают свое внимание на нее. – Съемок самих концертных выступлений в фильме буде немного. Ну, то есть снимать мы будем много, но потом будем монтировать и нарезать кусочки, чтобы показать результат вашего труда. Но основной акцент будет сделан на подготовках к концертам. Репетиции, то, как вы проводите свободное время, то, как рождаются песни. Бесконечная вереница девушек в ваш автобус и безбашенные поступки.

– Мама меня из дома выгонит, – стонет наш басист Лиам.

– Я тебя приючу, если что, – подмигивая, отвечает Долорес.

– О, и меня выгонят, – встревает Ник, солист группы.

– Иди к черту, придурок, ты живешь сам. – Смеясь, Лиам толкает друга в плечо.

– А ты, значит, с мамой?

– Ну да.

– Она приехала к тебе погостить, пока в ее доме ремонт, – монотонно тянет Трей, перебирая между пальцами барабанную палочку.

Они начинают идиотскую перепалку.

– Тихо! – выкрикиваю я, и они замолкают, глядя на меня, как несмышленые щенки на папу. – Если мы сейчас не прекратим этот балаган, то никогда не выдвинемся в тур. Кончайте.

– О, я бы… – начинает Лиам, но я его перебиваю.

– Закончи мысль – и будешь бежать за автобусом до самого Сан-Франциско.

Парни опять смеются и толкают друг друга. Как дети. Долли смотрит на меня с интересом, но сразу отводит взгляд, когда я поворачиваюсь к ней.

– Продолжай, малышка До. – Со стороны диванов, на которых сидят мои парни раздаются различные звуки поощрения. – Заткнитесь, – рявкаю я, смущенный тем, что назвал Долли таким интимным прозвищем в присутствии группы. Они теперь мне жизни не дадут.

– Итак, – говорит она, вставая и начиная прохаживаться по комнате. Ее ярко-малиновая юбка в сочетании с армейскими ботинками и кожаной косухой творят что-то невероятное с моим либидо. Я отворачиваюсь, как будто рассматриваю инструменты у себя за спиной, а сам поправляю так некстати появившийся стояк. Из комнаты звукоинженера на меня с широченной улыбкой пялится Пит. Он кивает на Долли и показывает мне большой палец, делая вид, что второй рукой тоже поправляет выпуклость в штанах. Я незаметно показываю ему средний палец, и мы оба усмехаемся. Да, чувак, она горячая, как ад. И такая неутомимая в постели, что каждый мужик в этом помещении, знай он это, уже бы весь мир к ее ногам положил.

Я пропустил половину речи Долли, а теперь повернулся и внимательно прислушиваюсь.

– То есть, – произносит она, размахивая руками, пока все присутствующие следят за ее жестами. – Вставки между концертами будут сняты в таком слегка состаренном стиле. Как будто это было давно, а концерт – это сегодняшний день. Чтобы сделать такие акценты, я иногда буду вас просить делать странные вещи. Например, вместо сигареты попросим Лиама курить трубку. Запиши, – Последнее слово она кидает своему помощнику со странным именем ДиДи. – Или попросим Ника выйти на сцену во время генеральной репетиции в брюках, рубашке и подтяжках. А волосы соберем в аккуратный хвост и залижем в стиле гангстеров. – Записываешь? – снова небрежно спрашивает Долли, даже не дожидаясь ответа от помощника. Она знает, что он все сделает, как надо. ДиДи лениво кивает, вытянув вперед руку с диктофоном. Интересно, Долли в курсе, что он пишет это не в лежащий на коленях блокнот, а на диктофон?

– А я в чем буду на сцене? – спрашивает Диксон, который играет на скрипке.

Долли застывает посреди комнаты.

– А в чем ты обычно выступаешь?

– Не знаю, по-разному.

Долли жует свою розовую нежную губу и хмурит брови, а потом выдает:

– У вас есть песня. Эта… сейчас… – Она зажмуривается и щелкает пальцами, пока все застыли в ожидании. Мне приходится прикрыть рот рукой, чтобы она не видела, как меня забавляет вся эта ситуация. Одержимая идеей Долли – это нечто. – Там про… ну, она ушла, а он за ней гнался. А потом… – Она мычит нечто, похожее на песню, и вот уже улыбаются все. – А! вспомнила! «Остановись и выслушай», – напевает она.

– Ведь все совсем не так, – подхватывает Ник. – И невозможно выдержать.

– Да! Так вот в этой песне такое красивое вступление на скрипке. Я бы хотела, чтобы на репетиции ты, Диксон, был во фраке. Мы снимем вступление в стиле нуар, чтобы был такой знаете, богемный шик. Теплые темные оттенки. И твои черные волосы будут отлично смотреться и пальцы с кольцами. Не снимай их, в общем.

– Ты сумасшедшая, – смеется Лиам. Долорес застывает и смотрит на него. – В хорошем смысле, малышка До.

Она резко поворачивается и смотрит на меня, а я хмурюсь. Мне не нравится, когда кто-то помимо меня так ее называет. Надо не забыть сказать об этом парням.

– Она не малышка До, – говорит Ник, усмехаясь, – она Зажигалка. Долли, можно мы будем звать тебя так?

– До тех пор, пока вы выполняете на камеру все, что я вам скажу, можете звать.

– Заметано, – отвечает Ник и смотрит на меня. Чертяка подмигивает мне. Он понял.

В студию входит моя ассистентка Марла.

– Босс, автобусы подъехали. Там Барни с парнями уже грузят ваши вещи.

– О, эти сейчас нагрузят, – стонет Лиам, поднимаясь со своего места. – В прошлый раз мне чуть не пришлось натягивать твои стринги, Марла, чтобы я мог хотя бы выйти из душа.

– Пошел ты. Ты ж не нашел ничего лучше, чем пройтись голым через весь автобус.

– А в чем мне было идти? – спрашивает он, пока все понемногу двигаются к выходу.

– В полотенце, Ник. Все же лучше, чем светить у меня перед лицом своим шлангом.

– Я все жду, когда же ты оценишь его по достоинству, детка.

– Поседеешь, пока дождешься.

– Эй, чувак, я бы воспринял шланг, как комплимент, – кричит им в спину Трей.

– Ты и карандаш воспримешь, как комплимент.

Я уже не слышу, что там ответил Трей, потому что они выходят из студии. Остаемся только я, Долли и ДиДи. Пока она собирает в свою сумку кучу цветных листов и забавные ручки, которые выложила в начале встречи, я киваю ДиДи на дверь. Парень все понимает быстро и скрывается следом за моей командой.

– Доллс, – зову я, и она смотрит на меня. – Ты не передумала насчет моего автобуса?

Она улыбается. Широко и как-то даже нежно, отчего внутри меня разливается тепло.

– Спасибо, Дрю, но я буду ехать со своими ребятами. Мне нужно еще работать над старым фильмом, помнишь?

– Помню. – Хоть мне это и не по душе. – Но хотя бы один вечер проедешься со мной, чтобы поужинать?

– Просто поужинать? —спрашивает она, слегка прищурившись.

Не могу сдержаться рядом с ней, поэтому подхожу и нежно глажу ее щеку, заглядывая в большие светлые глаза.

– А это уже по желанию.

Долорес судорожно вздыхает, а я ловлю краем глаза движение в комнате звукоинженера. Гребаный Пит. Мог бы по-тихому покинуть свой пост на несколько минут.

– Все собрала? – спрашиваю я, отстраняясь.

– Да, – выдыхает Долли.

– Тогда идем.

Я беру ее за руку и вывожу из студии. Ее ладонь в моей чувствуется так естественно, так правильно. И я не уверен, что смогу в ближайшее время выпустить ее.

Глава 10

Долорес

– Дейв, зайди с другой стороны. Сними снизу от сцены. Хочу, чтобы ноги Ника казались бесконечными, – произношу я в гарнитуру, глядя на то, как солист «Крашез» застыл на сцене, исполняя балладу. Одну ногу он поставил на какую-то штуку и отклонился слегка назад. Надо будет поспрашивать моих ребят, как называется все это оборудование. Я смотрю на Ника и не могу оторвать взгляд. Кадр должен получиться потрясающим.

Как только Дейв располагается перед сценой, Трей резко бьет в барабаны и музыка становится буквально громогласной, прокатываясь по всему телу мурашками. Неосознанно тру плечи в попытке успокоить кожу. Это потрясающее ощущение – находиться на концерте такой группы, как «Крашез». Парни выкладываются на полную, разрывая публику своей энергетикой. Они так отдаются своему делу, что каждый аккорд проходит сквозь тебя и пропитывает душу. Учитывая то, насколько участники группы привлекательные, я прекрасно понимаю девушек, которые буквально рвут глотки от крика. Вот уже весь зал подпевает припеву.

– Дейв, сними первые ряды. Да, тех кто ближе к тебе. Истерики девушек старайся пропускать, мы не концерт «Битлз» снимаем. Бери в фокус тех, кто подпевает без вселенской скорби на лицах.

Опускаю взгляд на маленький монитор и практически визжу от восторга. У некоторых людей такое вдохновение на лицах, как будто Ник со сцены проповедует новую религию, а толпа покорно идет за ним. Дейв выхватывает самые взрывные моменты концерта, и я задумываюсь о том, как мы с Робом будем вырезать ненужные куски. Благодаря работе операторов и живому отклику зрителей на концерте покромсать пленку будет той еще задачей. Когда все будет загружено в автобусы, а команда, изрядно отметив концерт, разойдется по автобусам спать, мы с Робом, вероятнее всего, засядем за работу.

Наш тур длится уже две недели, и я почти не спала в нем. Почти все время в дороге было потрачено на монтаж предыдущего фильма. Остались только небольшие штрихи и его можно отправлять продюсеру на утверждение, а там уже и в звуковой отдел. Мы на финишной прямой, но какой ценой дается этот забег, одному Богу ведомо. Я держусь на кофе и энтузиазме. Ну, и на адреналине от близкого присутствия Дрю Нортона и, конечно, от концертов. Парни заряжают своей энергией так, что кажется, словно я могу пробежать марафон после их концерта.

Чувствую себя так, как будто употребила наркотики. Все чувства обострены, а реальность слегка размытая. В крови бурлят восторг с возбуждением, и теперь я точно понимаю фанаток, которые рвутся к парням в автобус после их выступления. Последние аккорды песни стихают и зал взрывается криками, аплодисментами, визгами и свистом. Воздух наполнен страстью и силой. Я подскакиваю с кресла и начинаю прыгать вместе со всеми. С ума сойти, такая энергетика. Тут ко мне подходит Дрю и я, не осознавая своих действий, бросаюсь ему на шею. Он широко улыбается и прижимает меня к себе. Крепко. Еще крепче, пока я не чувствую твердость, прижавшуюся к моему животу.

Дрю наклоняется и зарывается лицом мне в шею. Его мягкие губы проходятся по нежной коже, заставляя меня содрогаться. Возбуждение усиливается, подстегиваемое его близостью и криками взбудораженной толпы. Мне нужно отстраниться от него, но я не могу, слишком слаба в этот момент. Нервная система полностью отказывает, как тормоза в поломанной машине. Я притягиваю голову Дрю ближе, прижимаюсь к нему всем телом, наслаждаясь ощущением его возбуждения, которое таранит мой живот.

Дрю подхватывает меня на руки и уносит за кулисы. Я послушно обхватываю его бедра ногами. Рев толпы немного стихает, но мне на это плевать. Я даже не думаю о том, что кто-то может увидеть нас. Любой, у кого есть глаза, однозначно заметит мелькнувшее между шторами лимонное цвета платье, буквально обернутое вокруг мужчины в костюме. Дрю несет меня, не отрываясь от моей шеи, постоянно целует ее, посасывает и кусает, а я откинула голову, чтобы предоставить ему лучший доступ. Я так взбудоражена, что способна сейчас насладиться даже трехминутным сексом где-нибудь в пыльной подсобке. Он приносит меня в какой-то угол за сценой, садит на высокую колонку, заключает мое лицо в свои широкие ладони и, буквально на секунду скользнув по моему лицу взглядом, впивается в губы. Черт, до чего же это приятно. Как будто и не было десяти лет. Я все так же сильно хочу его. Вцепляюсь в его запястья, чтобы не дать отстраниться. Мы заново пробуем друг друга на вкус, впитываем каждое мгновение нашего соединения. Одержимы тем, что между нами происходит. Где-то там, на самом краю сознания маячит мысль, что нужно остановить это безумие, но я даю себе небольшую отсрочку. Совсем маленькую, чтобы насладиться его соскользнувшей рукой, которая сейчас сжимает мою грудь, пропуская сосок между пальцами. Крохотную, чтобы почувствовать, как второй рукой он притягивает меня за бедра ближе к себе, и я чувствую твердую выпуклость своей сердцевиной. Он слегка толкается ко мне ,и я шумно выдыхаю ему в рот с негромким стоном. Так чертовски приятно.

– Долли! – слышу где-то рядом крик Дилана и меня как будто насильно вырывает из дымки похоти. – Долли, ты где-то рядом, я чувствую запах твоих духов.

– Молчи, – шепчет Дрю мне в губы. – Не откликайся.

Я начинаю медленно качать головой, глядя в его бездонные глаза. Я едва ли вижу их, но лихорадочный блеск, отражающийся в них, и страсть, которыми они горят, точно четко различимы.

– Малышка До.

– Нет, прости. Мне пора.

Я как будто возвращаюсь на землю и все вокруг обретает такие резкие черты, как будто я стала видеть лучше за последние несколько минут. И все это между нами… не должно было случиться. Я ведь знала, что наброшусь на него при первой же возможности. Дрю всегда был моей слабостью, с того самого нашего первого раза. И я снова не смогла отказать себе в том, чтобы полакомиться хотя бы кусочком.

Я слегка отталкиваю его и спрыгиваю с колонки. Дрю не сопротивляется. Он стоит и смотрит на меня с сожалением, потирает шею и тяжело, прерывисто дышит. Ненавижу этот взгляд. Как будто я намеренно переехала на машине его любимую собаку.

– Господи, не смотри на меня так, – прошу я, поправляя платье. – Этого не должно было произойти. Просто концерт и вся эта возбужденная толпа, и музыка. Я…

– Я никогда не забывал тебя, Доллс.

– Вот черт, – выдыхаю я, зажмурившись. – Зачем ты говоришь это?

– Хочу, чтобы ты знала, – просто отвечает он, а потом я чувствую горячие ладони на своих плечах. – Посмотри на меня. – Я качаю головой, как маленький провинившийся ребенок. – Долли, – зовет он нежнее, – взгляни на меня, пожалуйста.

Приоткрываю один глаз и осторожно приподнимаю голову. Дрю широко улыбается, а потом притягивает меня в свои крепкие объятия.

– Ты потрясающая, – произносит он и целует меня в макушку.

– Ты тоже, – отвечаю я, обвивая его талию руками.

– Вот ты где! —раздается за моей спиной, и я стремительно отскакиваю от Дрю. – Я тебя обыскался. Идем, все грузятся в автобусы. Оу, я что-то прервал? —ДиДи резко притормаживает и немного смущенно смотрит на нас.

– Нет, все нормально, – отвечает Дрю.

– А афтепати? – спрашиваю я.

– Какое пати, Долли? Завтра нужно отправить Бирману два эпизода. – Я обреченно киваю. Ну, здравствуй еще одна бессонная ночь и галлон кофе. Радует только то, что завтра у всех выходной и я смогу отоспаться.

– Мне пора, – обращаюсь к Дрю.

– Я провожу, – отвечает он.

Я уже открываю рот, чтобы запротестовать, но Дрю хватает меня за руку и решительным шагом направляется к выходу. Мы минуем несколько поворотов коридора и проходим по длинному на выход из здания. По дороге встречаем Ника, который заинтересованно поглядывает на нас.

– Откроешь рот – будешь петь фальцетом, – предупреждает его Дрю, а Ник показывает жестом, как застегивает свой рот на молнию и подмигивает мне.

Достаточно быстро мы доходим до моего автобуса и останавливаемся. ДиДи становится рядом. Дрю смеривает его тяжелым взглядом и Дилан начинает мяться.

– Ну, я подожду в автобусе. Спокойной ночи, Дрю.

– Пока, Дилан, – отвечает тот, уже глядя на меня. Дрю поднимает руку и гладит мою щеку тыльной стороной ладони. – Как же я, оказывается, скучал по тебе.

– Прекрати, – прошу я. Его слова творят неимоверное с моими внутренностями. Не уверена, что готова к таким откровениям. —Мне пора.

– Не прекращу. Ты открыла ящик Пандоры, как только я вспомнил твой вкус. – Он наклоняется ниже и шепчет мне на ухо. – Твой вкус там я тоже помню. – От этих слов по коже прокатываются мурашки. Дрю нежно касается губами моей щеки. Спокойной ночи, малышка До.

– Спокойной, – задумчиво отвечаю я, глядя на его удаляющуюся спину.

Тяжело вздыхаю. Ну и как, черт возьми, я собираюсь пережить этот тур?

Глава 11

Дрю

Как только автобус останавливается, я беру сумку с ноутбуком, забрасываю себе на плечо, подхватываю дорожную с вещами и выхожу на улицу. Мы были в пути трое суток. В эти дни я почти не видел Долли, хоть и пытался прорваться к ней. Но она заперлась в своем автобусе с редактором-монтажером Робом, чтобы закончить линейный монтаж. Я видел Долорес только мельком, когда на стоянках дверь автобуса была открыта, чтобы впустить туда свежий воздух, и еще в тот раз, когда заносил ей стакан с кофе. Гигантская порция латте, за которую Долли была чертовски благодарна. Она даже выгнала из автобуса Роба и позволила немного себя потискать. Правда потом заявила, чтобы я не рассчитывал на большее. Я кивнул, чтобы она успокоилась, а себе пообещал, что это большее случится в самое ближайшее время.

Выхожу из автобуса и смотрю по сторонам. Мы на большой парковке отеля в Бостоне, штат Массачусетс. Из своих автобусов высыпают члены группы, вспомогательный персонал и съемочная команда Долли. Ее самой нет. Прохожу через толпу, здороваясь со всеми, и направляюсь прямиком к автобусу Долорес. Меня беспокоит то, что она так и не вышла.

– Эй, босс, там проблема, – кричит мой помощник Сэм, размахивая телефоном.

Подхожу ближе.

– Что случилось?

– В номере Долорес какая-то неприятность случилась, а других номеров нет.

– Я могу быть с ней в одном номере, – встревает Дилан, и я окидываю его холодным взглядом.

Наклоняюсь к нему немного ниже.

– Брякнешь ей эту идею, я тебе ноги поломаю.

Тщедушный паренек немного сжимается и делает шаг назад. Он с минуту смотрит на мое лицо, а потом расслабляется и пытается скрыть улыбку за поджатыми губами.

– Понял. – Черт его знает, что он там понял по моему лицу, но выяснять не собираюсь. Мне главное – результат. Хрена с два я позволю спать другому мужику с ней в одном номере отеля, пусть и тому, кто больше смахивает на гея.

Снова поворачиваюсь к Сэму.

– Распорядись, чтобы вещи Долорес перенесли в мой номер.

– А…

– А об остальном я позабочусь сам.

Дожидаюсь кивка и снова иду в сторону автобуса Долли. Теперь мой шаг решительнее. Нельзя давать ей и шанса исправить ситуацию с отелем. Если хорошенько подумать, в Бостоне больше одного отеля, поэтому можно было бы забронировать для нее другой. Но я быстрее займу место Ника на сцене, чем отпущу Малышку До от себя хотя бы на метр. Стучу в дверь, но никто не открывает, я начинаю изрядно нервничать.

– Она спит, – раздается услужливый голос Дилана за моей спиной.

Поворачиваюсь и окидываю его вопросительным взглядом.

– Спит?

– Да, они с Робом работали до утра, чтобы успеть к девяти часам отправить смонтированную серию.

– А Роб?

Дилан пожимает плечами.

– Тоже, наверное, спит.

Я разорву этого мудака, если спит он рядом с Долорес. В голове тут же начинают мелькать картинки того, как я вхожу в автобус, прохожу в самый конец к спальне и застаю на двуспальной кровати два обнаженных сплетенных тела. Сжимаю челюсти, делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Ставлю сумки на землю и показываю на них Дилану.

– Присмотри.

Распахиваю дверь автобуса и поднимаюсь по ступенькам, уговаривая себя не психовать. И когда это во мне поселился ревнивый монстр? Я не видел Долорес Диккенс добрых десять лет, она никогда безраздельно мне не принадлежала. Но стоило вспомнить, какая она на вкус и насколько отзывчива в моих объятиях, я готов мочить всех мужчин в округе, чтобы не смели к ней прикасаться. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что сейчас мне в спину смотрит пара десятков людей. Они видят, в каком настроении я вхожу в чужой автобус, что на моем лице написано желание убивать. Я даже наверняка знаю, что травли со стороны участников группы мне не избежать, но написанная на моем лице эмоция полностью соответствует тому, что у меня внутри, так что ближайшие пару часов вряд ли кто-то захочет со мной связываться.

Оказавшись на верхней ступеньке, я застываю. На диване в проходе спит Роб, запрокинув голову. Рот открыт и он храпит так, что, кажется, автобус содрогается. Прокатившееся по моему телу облегчение позволяет вновь начать нормально дышать полной грудью. Прохожу мимо этого спящего медведя и двигаюсь в конец автобуса. Попутно отмечаю беспорядок, грязные чашки из-под кофе и разбросанные на столике с ноутбуком записи. Да уж, дорожные условия для работы не идеальны, но я все равно рад, что Долли согласилась создавать фильм практически на коленке.

Открываю дверь в спальню и останавливаюсь. На большой кровати, свернувшись клубочком под толстым пледом, спит Долли. Она такая безмятежная во сне, совсем не та взбалмошная, вечно бегущая куда-то женщина. Сейчас она спокойная и умиротворенная. Такая, какой я хочу ее видеть, но в своих объятиях. Подхожу к кровати, присаживаюсь на край и убираю с лица Долли светлый локон. Тру его между пальцев, наслаждаясь шелковистостью и мягкостью, а потом наклоняюсь и вдыхаю цитрусовый запах. На лице появляется улыбка от мысли о том, насколько сильно этот запах подходит Долли. Обычно женщины выбирают что-то нежное цветочное или нейтральное, и только малышка До выбрала немного резковатый, горьковатый запах грейпфрута, который ассоциируется со свежестью и яркими эмоциями.

Провожу ладонью по нежной щеке, надеясь мягко ее разбудить, но Долорес даже не шевелится, только шумно вздыхает.

– Долли, – шепчу ей на ушко. – Милая, просыпайся.

Она тихонько стонет и еще сильнее сворачивается клубочком. Мне хочется плюнуть на все и лечь рядом с ней, обнимать ее и слышать тихое сопение. Любоваться хмуро насупленными бровями, когда ей будет сниться что-то не совсем приятное, и ловить легкую улыбку, если во сне она будет видеть то, что ей нравится. Вдыхать цитрусовый запах, смешанный с присущим только ей ароматом. Чувствовать, как она жмется ко мне ближе в поисках тепла и уюта. Представляю себе, что как только обниму ее, она покрутится немного и будет слегка хмуриться, а потом прижмется своим крохотным телом и со вздохом расслабится. Такие романтические мысли и такой циничный стояк. Долли вызывает в моем теле определенные реакции, которые я не в силах скрывать.

– Малышка До, просыпайся, мы на месте, —шепчу на ушко, шумно втягивая воздух у ее шеи. Потому что она такая нежная, с тонкой светлой кожей, этим ее запахом, а еще даже во сне покрывается мурашками. Стискиваю зубы, потому что сейчас не время. – Долли, детка, проснись, – говорю немного громче и слегка толкаю ее плечо.

Долорес даже толком не шевелится, она очень крепко спит. Я знаю, что она будет зла на меня за то, что я собираюсь сделать, я и сам не в восторге от идеи, но другого выхода нет. Или мне просто хочется в это верить. Я мог бы попросить водителя автобуса постоять здесь еще пару часов, чтобы она выспалась, но я эгоистично хочу видеть ее светлые локоны разметавшимися по подушке в моем номере. И хочу, чтобы ее запах впитался даже в эти чужие стены. Чтобы не только я вдыхал умопомрачительный аромат Долли, но и все знали, как она пахнет. Мне как будто хочется поделиться ее уникальностью с миром, не отдавая ее никому.

Плотнее заворачиваю Долли в плед и поднимаю на руки. Она жмется ко мне и хватает за футболку. Вздыхает и тихо стонет.

– Дрю, – а потом снова засыпает.

Меня спасает то, что мы будем входить в отель через боковой вход во избежание сумасшествия среди фанатов группы, а еще то, что сейчас всего четыре часа утра и людей вокруг почти нет. Так что я могу беспрепятственно пронести в отель завернутую в плед Долорес. Не без труда протискиваюсь со своей ношей через узкую дверь автобуса и выхожу на улицу. Среди группы прокатывается неуверенное улюлюканье, пока я не затыкаю их рты тяжелым взглядом. Дилан лишь провожает нас смешливым взглядом прищуренных глаз.

Сэм как из-под земли вырастает, материализуясь прямо передо мной так внезапно, что я едва не спотыкаюсь о его тщедушное тело.

– Босс… – начинает он слишком громко, и я шикаю на него, показывая подбородком на Долли. Сэм хмурится несколько секунд, пытаясь разглядеть лицо той, кого я так бережно прижимаю к своему телу. Но потом быстро теряет интерес и продолжает уже шепотом. – Босс, вот ключ от номера. Там есть запасной лифт. Вам на пятый этаж и по коридору направо. Ваши вещи уже в номере.

– Сумки Долорес? – спрашиваю я, и Сэм мнется.

– А…

– Они будут через пару минут, – раздается за спиной голос Дилана.

Коротко киваю и направляюсь ко входу. До самого номера Долли даже почти не шелохнулась. Каждую секунду, когда есть такая возможность, я любуюсь ее слегка надутыми губками и румяными ото сна щечками. Я, наверное, никогда не забывал, насколько она красива, и сейчас у меня есть очередная возможность восхититься ею. Заношу Долли в номер и быстро осматриваюсь по сторонам. Стандартный согласно моим запросам: отдельная гостиная с баром, окно во всю стену и спальня в сдержанных нейтральных тонах, как и в любом отеле. Кладу Долорес на широкую кровать, частично прикрытую шоколадного цвета покрывалом, и ее хрупкое тело утопает в объемном одеяле. Она глубже зарывается в подушки и шумно выдыхает, а потом снова сворачивается калачиком и продолжает спать. Оставляю Долли, а сам иду в душ. В очень холодный душ.

Пока вода омывает мое тело, я стараюсь думать о планах на завтрашний день: репетиция в новом зале, съемки, сверка контракта со студией звукозаписи. Нужно созвониться с директором студии, свериться с Марлой по поводу графика выступлений, а еще позвонить отцу поздравить с днем рождения. Запланировать поездку домой на выходные после концерта, связаться с пиар-агентством, чтобы запланировать несколько концертов в поддержку фильма, обсудить рекламную кампанию и несколько интервью для ключевых журналов. Дел невпроворот, а мысли все равно возвращаются к малышке, которая спит в моей постели, и которая не дает мне покоя своим существованием.

Я правда думал, что мои чувства к ней слегка угасли. Но как говорят? Первая любовь не забывается? Даже если ты был придурком, когда впервые влюбился, и позволил ей ускользнуть от тебя, самоуверенно полагая, что со временем чувства забудутся, а воспоминания о ней заменят новые, более яркие и свежие. Только по прошествии нескольких лет осознаешь, насколько сильно заблуждался. Большинству людей удается переступить через это чувство и двигаться дальше. Но дайте им возможность, правильное время и место, и чувство вспыхнет с новой силой. Не верите? Проверьте. Достаточно того, что человек всю оставшуюся жизнь вспоминает свое первое большое чувство. Не важно, в негативном ракурсе он его видит или оно вызывает ностальгическую тоску. Самое главное то, что это чувство уже никогда не покидает нас.

Глава 12

Долорес

Я медленно выплываю из сна, не желая этого. Организм отдохнул после тяжелой рабочей нагрузки. Я так разомлела, что теперь мне кажется, что буду вялая целый день. Слышу где-то отдаленно приглушенный мужской голос, но даже на это не хочу реагировать. Веки словно прилипли к глазам и мне совсем не хочется их открывать. К тому же эта кровать настолько удобная, что так и провоцирует меня перевернуться на другой бок и продолжить вдавливать головой подушку в матрац. Но мне нужно в туалет, и мы скоро должны приехать в Бостон, так что проснуться все же придется.

Автобус стоит. Я не слышу шума двигателя и меня не покачивает, как обычно. Вероятно, мы где-то остановились, и я могу выйти размяться и купить что-нибудь перекусить, потому что за последние сутки мы с Робом и Диланом выгребли все остатки еды в автобусе. Желудок подтверждает заманчивость этой идеи тихим урчанием. Переворачиваюсь на спину и несколько минут лежу с закрытыми глазами. Голос мужчины становится отчетливее, и я понимаю, что это Дрю. Судя по тому, что он периодически прерывается, а я не слышу собеседника, он, похоже, разговаривает по телефону. Мне приятен звук его голоса, он как будто обволакивает меня особым уютом. Вероятно, он где-то рядом с автобусом или вообще вошел в него, чтобы прийти ко мне, но его прервал телефонный звонок. Что ж, покажусь ему сама. Сразу после туалета.

Открываю глаза и замираю. Высокий белый потолок, какого нет в автобусе. Медленно поворачиваю голову в одну сторону, потом в другую и отмечаю все предметы интерьера в комнате, похожей на номер в отеле. Резко сажусь на кровати и протираю глаза. Как я здесь оказалась? Голос стихает, а потом я слышу шорох и передо мной останавливается улыбающийся Дрю.

– Выспалась?

– А где мы? – спрашиваю, игнорируя его вопрос.

– В отеле.

– Отеле? – Он кивает. – А в каком городе?

Дрю улыбается шире.

– Мы в Бостоне, малышка До.

– Но как?..

– Ты так крепко спала, что я не смог тебя разбудить. Поэтому пришлось принести тебя в номер на руках.

Он улыбается, а я отупело смотрю на него, все еще немного заторможенная после сна.

– А почему ты в моем номере?

– Это наш номер, – спокойно отвечает Дрю, как будто мы в каждом городе вместе ночуем в одной спальне.

– В смысле здесь две спальни? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

– Нет. – Он качает головой. – В смысле это наша кровать.

Дрю кивает на ложе, на котором сижу я в ворохе одеяла, подушек и пледа из автобуса.

– Так, ладно, я смогу все это осмыслить и даже обсудить, но только после туалета и душа. – Встаю с кровати и иду мимо ухмыляющегося Дрю. – Только… мои вещи, они остались в автобусе. Я упаковала сумку и она…

– Уже здесь, – прерывает Дрю, указывая на кресло, в котором стоит моя кожаная дорожная сумка цвета фуксии.

– Ох, ладно. Где здесь ванная?

Дрю подходит к белой двери и распахивает ее.

– Здесь.

Захожу, буркнув ему благодарность, и запираю за собой дверь. Делаю свои дела, а пока мою руки, осматриваю небольшое помещение, в котором, черт возьми, нет душа.

– Где тут душ? – спрашиваю развалившегося на кровати Дрю.

– Вот он. – Дрю кивает куда-то в сторону, и я застываю на месте.

В углу комнаты, огороженная стеклом, действительно стоит стеклянная кабина с огромной стационарной лейкой и сливом в пол. В углу. Комнаты. Ничем не прикрытая. Даже долбаной шторки нет, я проверила. Ошеломленная, я поворачиваюсь к Дрю и непроизвольно качаю головой.

– Ни за что я не буду там мыться, когда ты в номере.

Судя по его лицу, Дрю эта ситуация забавляет.

– Ну я ведь смог.

– Ты? Когда?

– Когда ты спала, – отвечает он, слегка пожимая плечами.

– То есть стоило мне открыть глаза и…

– Да, ты бы повстречалась с Джуниором.

– О, боже, это какой-то абсурд. Погоди, а почему у нас вообще один номер на двоих? Я точно помню, как ДиДи говорил, что у меня свой номер.

– В нем прорвало трубу, а свободных номеров в отеле нет.

– И других отелей в городе наверняка не сыскалось, – произношу я, поставив руки в боки и прищурившись, смотрю на Дрю.

– От чего же? Сыскались бы, наверное. Но в каком-нибудь мотеле на отшибе. Город заполнен приезжими, Долли. Я слышал, здесь завтра будут выступать «Крашез».

– Самодовольный болван, – вырывается из меня, и Дрю начинает хохотать, а я на несколько секунд зависаю. Его смех настолько искренний, глубокий и чистый, что я заслушиваюсь им, напитываюсь.

– Ладно, малышка До, уговорила. Пойду загляну к парням, а ты пока можешь спокойно принять душ, не волнуясь о вуайеристе, который подглядывает, как ты натираешь свое аппетитное тело. – Дрю поднимается и подкрадывается ко мне, как хищный зверьк своей добыче. Я чувствую, как учащается мое сердцебиение. Этот его пожирающий взгляд и плавность движений заставляют мои внутренности замереть, а потом резко перевернуться. Дрю подходит ко мне вплотную и проводит пальцами по щеке, отчего я перестаю дышать и едва сдерживаюсь от того, чтобы не прильнуть к касанию и не прикрыть глаза. – Разве только ты не хочешь, чтобы я потер тебе спинку.

– Нет, – выдыхаю шепотом. – Не надо.

Он наклоняется ниже и вот уже его дыхание обдает теплом мою кожу.

– Будь моя воля, я бы ни на шаг не отошел от тебя. И не просто потер бы тебе спинку, Долли, я бы намылил твое тело, тщательно растирая гель по коже, а потом бы смыл все это, наблюдая, как капли воды скатываются по каждому твоему божественному изгибу.

Я не дышу. Не двигаюсь. Я вросла в пол и медленно расплываюсь по нему тягучей карамелью, подтаявшей от слов Дрю и его близости. Позволяю себе прикрыть глаза и слушать, пропуская каждое слово через сердце. А потом внезапно все прекращается. Дрю отстраняется и смотрит на меня абсолютно серьезно. Он в последний раз проводит ладонью по щеке, наклоняется и оставляет долгий поцелуй у меня на лбу, словно выжигает отпечаток своих губ на разгоряченной коже.

– Если понадоблюсь, я буду справа через один номер, у Ника.

Я киваю, не в силах связно мыслить и сформулировать мысль. Дрю обходит меня и выходит из номера, оставляя меня стоять посередине спальни с ошарашенным видом. Вот так он всегда влияет на меня: превращает в оболочку, которая только и способна, что жадно хотеть.

Сбрасываю с себя одежду и быстро принимаю душ, постоянно поглядывая за стекло, запотевшее от пара. Не знаю, почему, но жду, что в любой момент сюда войдет Дрю и нарушит мое единение с водой. Заканчиваю, быстро вытираюсь и облачаюсь в шорты и футболку на одно плечо. После выхожу на террасу и присаживаюсь на стоящий на ней шезлонг, чтобы позвонить Трише и узнать, как малыши. Мы болтаем примерно полчаса, но нас прерывает звонок по второй линии и, быстро простившись с подругой, отвечаю на звонок продюсера фильма, который уже должен был просмотреть смонтированные кадры и высказать свое мнение. Несмотря на то, что сегодня воскресенье, киноиндустрия не отдыхает. У нас выходной только тогда, когда мы можем позволить себе не работать. Если таких дней за год наберется хотя бы с десяток, это уже хорошо. Мы также редко можем позволить себе полноценный отпуск и поездку за город. Телефон и вовсе никогда не выключается. Я на связи 24/7. И кайфую от такого режима. Он позволяет почувствовать, что ты живешь на полную катушку, без единой свободной минутки на дурацкие мысли.

– Привет, Стив, – отвечаю на звонок и погружаюсь в бесконечные обсуждения нашей работы.

Глава 13

Дрю

Чертовски тяжело вот так выйти из номера и оставить Долорес саму. И о чем я только думал, решив, что нам будет комфортно жить в одном номере эти три дня? Непрекращающийся стояк точно не способствует активному рабочему процессу, знаю не понаслышке. Мы уже пережили три концерта, на которых я наблюдал за Долорес и тем, как она увлечена съемкой и самим концертом. А эти ее безумные танцы за сценой под песню «Зажги мое сердце»? Ну какой здоровый мужчина может просто так на это смотреть? Я пару раз ловил оператора за разглядыванием Долли. А еще наш звукорежиссер, у которого на нее только того что слюни по подбородку не стекают. Долли потрясающая. Ее неуемная энергия вкупе с некоторой неуклюжестью делают ее особенной. Она хрупкая и изящная, и вызывает у мужчины желание защищать. Ее сила в ее слабости.

Прежде, чем постучать в номер Ника, мне пришлось сделать пару кругов по коридору, чтобы унять бурю в своих джинсах. Охранники, стоящие у лифта и входа на этаж с лестницы, пялились на меня с пониманием. Какого черта? Каждый из них, что ли, положил глаз на Долли? Они отвернулись только тогда, когда я смерил их суровым взглядом. Ник распахивает через минуту. На его лице играет понимающая улыбка, он отходит в сторону, чтобы впустить меня. Как я и думал, на диванах в гостиной валяются парни, распивая пиво. Слава Богу, на этот раз без группис, и мне не придется выгонять незнакомых девушек из номера, чтобы пообщаться со своими подопечными.

– Привет, босс. Что-то ты хмурый, – произносит Лиам, вытаскивая из рядом стоящего мини-холодильника бутылку пива и передавая ее мне. – Мы думали, ты впорхнешь в этот номер на крыльях любви, принеся с собой посткоитальную дымку.

Я смотрю на него, как на идиота, отпивая холодное пиво из бутылки.

– Он имеет в виду, что мы все надеялись, что ты наконец потрахаешься, – встревает Ник, присаживаясь в кресло.

– Что значит «наконец»? Вы меня в девственники записали? – усмехаюсь я.

– В девственники это вряд ли, – отвечает Трей. – Мы все помним бешенные крики той девицы в Ливерпуле в прошлом году. Черт, мы были просто счастливы, что сняли весь этаж.

– Мы всегда так делаем, придурок, – отзывается Лиам, толкая его в плечо, и Трей согласно кивает.

– Я тогда думал, что вы с ней разнесете твой номер к херам. И как же был удивлен, когда через десять минут после ее ухода застал твой номер практически в таком же порядке, как и всегда. Может, вы с малышкой режиссером наконец пошалите так, что тебе будет стыдно сдавать номер после отъезда?

– Было бы круто, – глубокомысленно изрекает Диксон, попивая пиво.

– Какого хрена, парни? – спрашиваю я, усаживаясь на свободное место на диване рядом с Диксоном. – С каких это пор вас интересует моя сексуальная жизнь?

– Нас в принципе интересует сексуальная жизнь, – отвечает Ник. – И чем она разнообразнее, тем лучше. – Он подмигивает и ухмыляется, а мне хочется запустить своей бутылкой ему в голову.

– Ты бы поменьше трепался, пока сюда не вошла Сьюзен и не вырвала твое хозяйство за такие слова, – бросает ему Лиам.

Девушка Ника, Сьюзен – или Сью – чертовски ревнива и устраивает ему адовы каникулы при малейшем подозрении на измену. Даже взгляд в сторону других девушек она расценивает как измену. Как по мне, это перебор, но Нику нравятся такие эмоциональные качели, они вдохновляют его на написание новых песен. А кто я такой, чтобы жаловаться на это?

– Не войдет. Она недавно ушла в бассейн с девочками.

Минуту мы молча пьем пиво. Я смотрю на разделяющий нас кофейный столик с темной стеклянной столешницей, но чувствую, как взгляды парней прожигают меня.

– Что? – спрашиваю, глядя на них.

– Что у тебя с маленькой мисс режиссер? – спрашивает Ник.

– Горячая штучка. Я бы с ней…

– Заткнись, Лиам, пока я не переломал тебе твои рабочие пальцы.

Парни ухмыляются и меня это чертовски сильно бесит.

– Ничего, – отвечаю. – Пока ничего.

– Но что-то же было? Я видел, как вы тискались за сценой на концерте, – подает голос Трей.

– Что-то было, – отвечаю я, – но давно, еще в школе.

– Оу, бро, так вы знакомы уже давно, – произносит Лиам. На мой вопросительный взгляд он поясняет: – Просто ты смотришь на нее так, как будто она принадлежит тебе. Но, судя по ее поведению, это не так. Получается, ты ее не отпустил.

– Кончай болтать, философ, – огрызаюсь я. – Какие планы?

– Выпить пива, потом сходить в бассейн, а после вечеринка, – отвечает Трей.

– Завтра утром репетиция.

– Мы в курсе, босс, – отзывается Лиам. – Тебе бы тоже не помешало отдохнуть. И свою малышку бери.

– Слушай, эта малышка старше тебя на десяток лет, – рычу я. – Прекрати ее так называть.

– Эй, не кипятись. Но она ведь правда маленькая.

Я вздыхаю. Бесполезно спорить. Мы еще час зависаем у Ника в номере, пока ему не звонит Сью и не зовет присоединиться в бассейне. Парни уходят, а я плетусь в свой номер. Если Долли до сих пор принимает душ, я сойду с ума. Нет, я просто ворвусь в кабину и сделаю то, о чем мечтаю уже добрую вторую неделю. А, черт с ним, пару месяцев, с самой нашей новой встречи в офисе Марка. Стучусь в номер, а Долли не отзывается. Джентльмен во мне негодует, но глубоко в душе я радуюсь такому повороту. Нужно быть идиотом, чтобы подумать, что она может провести в душе больше часа, но надежда умирает последней, правда?

Захожу в номер и иду прямиком в спальню. Первым делом смотрю на душевую кабину. Пусто. Обвожу взглядом комнату и иду к открытой двери балкона. Ветерок играет с тонким тюлем, заставляя его танцевать на входе в комнату. Выглядываю наружу и вот она Долли: полулежит на шезлонге, разговаривая по телефону.

– Да, Стив, я поняла. Там для следующего сезона подправить бы костюмы. Костюмеры сказали, что несколько из них не соответствуют эпохе. Похоже, Табита подсунула нам дерьмо. Нет, я сама решу этот вопрос. – Долорес кивает, пока слушает собеседника, вставляет короткое «угу», а я стою на выходе на балкон и любуюсь ею.

Сейчас она – профессионал, который разбирается во всех процессах съемки фильмов. Но я также вижу в ней красивую изящную женщину, которая вытянула стройные ноги в желтых шортах. Долли наклоняет стопы влево и вправо, глядя на свой оранжевый педикюр, и это забавляет. Желтая футболка в цвет шорт сползла с одного плеча и ясно дает понять, что Долорес не надела бюстгальтер и, привет, стояк. Болезненные ощущения в области паха становятся моими постоянными спутниками, когда она рядом. Нужно что-то сделать с этим, иначе я рискую свихнуться.

Долли завершает разговор и откладывает телефон. Прикрывает глаза и закидывает руки за голову, давая еще лучший вид на свое тело. Поправляю бугор в штанах и двигаюсь к ней.

– Как дела? – спрашиваю, Долли слегка дергается, а потом кладет руку на грудь.

– Ты напугал меня.

– Прости, я не хотел. – Присаживаюсь рядом и Долли немного отодвигается.

Так было бы сейчас просто протянуть руку и положить ладонь на ее ногу, провести по шелковистой коже, наблюдая за тем, как на ней появляются мурашки. Подняться выше от самой лодыжки, миновать колени, обласкать внутреннюю сторону бедра, где кожа еще нежнее и тоньше, и добраться туда, куда я больше всего стремлюсь. Я прослеживаю взглядом мое призрачное прикосновение, поднимаясь выше и выше, пока не достигаю лица Долорес. Она слегка покраснела и смотрит на меня с жаждой в глазах. Может?.. Мы пару минут сверлим взглядами друг друга, а потом она словно вырывается из этой дымки. Долли встряхивает головой и отводит взгляд.

– Парни вышли в бассейн, наверное, – говорит она.

– Да, – отвечаю коротко, пока еще не готовый отпустить фантазию, как все могло бы быть, будь я немного настойчивее.

– А ты почему не пошел?

– Пришел переодеться и забрать тебя.

– Меня? – удивленно спрашивает она.

– Ну да. Идем, там много наших. Кроме группы работники сцены и твоя команда.

– Правда? – Долорес встает с шезлонга и подходит к перилам. Несколько секунд она смотрит вниз на бассейн, а потом с улыбкой поворачивается ко мне. – Да там целая вечеринка, Дрю. Идем!

Долли забегает в номер, а я остаюсь сидеть с широкой улыбкой. Ей не нужно много времени, чтобы энтузиазм от нового интересного занятия поглотил ее целиком. А мой энтузиазм от мысли о том, что через несколько минут спустя я увижу Долли в купальнике, дергается и упирается в ширинку джинсов. Тихонько стону и сжимаю колени ладонями, пытаясь справиться с тем, что могу просто не потянуть. Последняя мысль, которая посещает меня перед входом в комнату – это странный вопрос о том, будет ли уместно появиться у бассейна в джинсах? Потому что короткие купальные шорты вряд ли скроют мое необузданное желание к этой девушке.

Глава 14

Долорес

В ресторане творится безумие. Официантам пришлось сдвинуть пять столов, чтобы вся наша огромная команда поместилась. И теперь мы создаем такой шум, что, вероятно, остальным посетителям мешаем спокойно ужинать. Мы провели целый день у бассейна, а потом, быстро переодевшись, пошли поесть, потому что после этого у ребят запланирована вечеринка. Я вряд ли пойду на нее, потому что завтра нужно подняться около шести утра, чтобы спокойно отправиться на репетицию группы. Концерт запланирован на вечер и мне целый день нужно будет продержаться на ногах. К тому же, сегодня я планирую просмотреть нарезку с предыдущего концерта, чтобы выбрать самые лучшие кадры.

Как только наш шумный ужин заканчивается и почти все отправляются в банкетный зал на вечеринку, мы с Дрю поднимаемся в наш номер. Я могла бы поспорить с ним по поводу отеля или попросить Дилана забронировать мне комнату в другом месте, но правда в том, что все мое тело покрывается мурашками от мысли о том, что я буду спать в одной постели с Нортоном. Дрю не стал выявлять показное джентльменство и не предложил мне спать в кровати самой, пока он будет коротать ночь на диване в гостиной. Сказать по правде, я, как приличная девушка, должна была бы согласиться. Но настоящая я расстроилась бы такому повороту событий.

– Как тебе день? – спрашивает Дрю, открывая дверь в номер и пропуская меня первой.

– Я в восторге. Давно так не отдыхала.

– Если я что и понимаю, то ты в принципе давно не отдыхала.

– Есть такое, – отвечаю я, заваливаясь на кровать с ноутбуком.

Дрю берет свой и кладет на край кровати.

– Выпьешь что-нибудь? – спрашивает он.

– Нет, мне хватило вина за ужином. Но от воды не откажусь.

Пока он у мини-бара готовит для меня воду со льдом, я исподтишка любуюсь его упругой задницей. Что греха таить? Я все еще хочу Дрю Нортона. Но вовлекать его в отношения в то время, когда я не могу дать им полноценное логическое развитие, было бы нечестно с моей стороны. Пускай даже Триша считает иначе. Как только я думаю о ней, мой телефон издает звук входящего сообщения в WhatsApp. А потом еще одного. И еще. Я закатываю глаза, потому что знаю, что только Триша может слать мне одно сообщение за другим. Открываю их и начинаю улыбаться. Она прислала мне фотографии своих сыновей: Ника и Норта. Две улыбчивые беззубые мордашки, огромными глазами глядящие в экран. Это умилительно и очаровательно, но внутри по привычке все сжимается, как всегда при взгляде на малышей.

– Долли, что случилось? – раздается возле меня встревоженный голос Дрю.

Я поднимаю на него взгляд. Он присаживается на корточки рядом с кроватью и внимательно рассматривает мое лицо. Протягивает руку и вытирает слезы, которые катятся по щекам, и которые даже я сама не заметила.

– Что произошло? Почему ты плачешь? – спрашивает он, заправляя волосы мне за уши.

– Ох, это я растрогалась просто. Триша прислала фотографии малышей.

– О, правда? Можно мне посмотреть?

Я отдаю телефон Дрю и он листает фотографии. Восторг в его глазах ничем не скрыть. Он широко улыбается, разглядывая синеглазых карапузов, а внутри меня умирает еще одна маленькая надежда. Он тоже хочет детей, которых я не могу ему дать.

Когда-то я совершила, пожалуй, самую большую глупость в своей жизни: сделала аборт на достаточно большом сроке. Мне тогда было всего девятнадцать и казалось, что у моих ног лежит весь мир, а счастливой можно быть каждую минуту. Клинику я выбрала не самую лучшую, потому что в приличных больницах отказались на таком сроке прерывать беременность. Потом я со спокойной душой заканчивала университет, полностью погрузившись в будущую профессию. Посещала вечеринки, знакомилась с новыми людьми, веселилась, практически ни в чем себе не отказывая.

Через год после окончания университета я вышла замуж за Оливера. Мы были счастливы первые пару лет. Много путешествовали и мечтали. Строили планы и обсуждали будущее. Когда я покупала дом на холмах, я рассчитала все так, чтобы рядом с нашей спальней было две детских, потому что я хотела минимум двоих детей, как и Оливер. Когда я перестала пить противозачаточные таблетки, но беременность не наступила через месяц, два и даже полгода, я начала не на шутку беспокоиться. Но все отошло на второй план, потому что меня впервые пригласили режиссером в крупный проект. Тогда я решила, что отсутствие беременности было мне на руку.

После полутора лет мы с Оливером начали беспокоиться и пошли в центр планирования семьи. Мы входили в двери одной из самых лучших клиник Лос-Анджелеса с трепетом и легким волнением. С радостью сдавали анализы и проходили осмотры, потому что всерьез решили стать родителями. А через две недели мне вынесли пожизненный приговор: бесплодие. И контрольный выстрел в голову: вследствие перенесенного аборта. На этом наша счастливая жизнь закончилась. Я впала в депрессию, Оливер все чаще приходил домой выпившим. Сначала он поддерживал меня и старался поднять настроение, отвлечь. А потом начал обвинять. Это переросло в оскорбления и унижения. В итоге я действительно поверила в то, что ущербная и неспособная подарить мужчине настоящую семью и счастье. «Ты пустышка! – кричал он. – Ни на что не годный сосуд для спермы. Тебя можно только трахать и развлекаться без последствий. Потому что ты не в состоянии даже выполнить свое женское предназначение стать матерью. Пустая, дефективная сука!» Вот на такой ноте закончился наш брак.

Со временем я поборола депрессию, научилась заново любить жизнь и выбросила уже начавшую скапливаться в шкафу темную одежду. Я запретила себе думать о его словах или принимать их всерьез. Но если навязчивая мысль поселяется в голове, то ее сложно оттуда вытравить. Я все также мечтаю сделать какого-нибудь мужчину счастливым. По-прежнему хочу счастья для себя, дом, полный детского смеха. Я фантазирую о том, как мои дети спорят, какого вида хлопья будут на завтрак. Представляю себе, как они с визгами прыгают в бассейн на заднем дворе, влюбляются и льют по этому поводу первые слезы. Как я провожаю их учиться в университет и едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Все это – часть моего воображаемого мира, который, как я знаю, никогда не воплотится в реальность. И присланные Тришей фотографии, вкупе с широкой сверкающей улыбкой Дрю – очередное тому напоминание. Я пустышка, неспособная сделать мужчину счастливым.

Я отворачиваюсь, чтобы незаметно вытереть слезы, но от внимательного Дрю ничего не ускользает. Он откладывает телефон на тумбочку и садится на край кровати.

– Иди сюда, – тихо говорит он, раскрывая объятия, в которые я с радостью окунаюсь. Я начинаю рыдать по своей загубленной жизни, а он просто гладит меня по спине и волосам, успокаивая. – Тихо, маленькая. Ш-ш-ш. Я не знаю, о чем ты плачешь, но в жизни все поправимо, малышка До. Все поправимо.

Я качаю головой.

– Кое-что никогда не исправить.

– Все можно исправить, кроме смерти, Долли. Все без исключения.

– Ты не понимаешь, – говорю я, шморгая носом.

– Тогда объясни.

– Не хочу об этом говорить.

– Тогда не будем. Если все же передумаешь, я тебя выслушаю.

– Ты меня осудишь.

– Никогда, моя девочка, – отвечает он, целуя меня в макушку.

Потом Дрю берет мое лицо в свои ладони и стирает слезы с моих щек. Смотрит мне в глаза своим серьезным взглядом и внезапно атмосфера в комнате меняется. Дрю гладит щеки все нежнее, его зрачки становятся все больше. Слезы испаряются вместе с тем, как начинают краснеть щеки. Я чувствую, как приоткрываются мои пересохшие губы, и я неосознанно облизываю их. Дрю следит за этим движением, а в следующее мгновение его взгляд заменяют губы.

Глава 15

Дрю

Хочется пошутить про Долли со вкусом персика, но сейчас, когда ее губы жадно сливаются с моими, мне не до шуток. Мне, черт возьми, совсем ни до чего нет дела, потому что я наконец держу ее в своих объятиях. Целую, пробуя на вкус, и наслаждаюсь тем, насколько она отзывчива. Стоит только запустить язык в рот Долли, как из нее вырывает тихий стон, который срывает с петель мою сдержанность.

А дальше только сплетение языков, горячее дыхание, стоны и грохочущее в груди сердце. Шорох одежды и хаотичные поглаживания. Мурашки по коже и нежное тело в руках. Я прихожу в себя, когда уже нависаю над обнаженной Долорес, а мой член в нескольких миллиметрах от ее входа. Она растрепанная, с затуманенным взглядом и искусанными, припухшими от поцелуев губами.

– Ты совершенство, – шепчу, медленно погружаясь в ее податливое тело. – Черт, Долли, – стону, зажмурившись. Потому что могу прямо сейчас опозориться, как подросток.

Долли тугая и горячая. Идеальная. Как будто ее создавали специально для меня. Эти тихие стоны и огромные голубые глаза, светлые волосы и хрупкое тело. Она настолько безупречная, что мне невероятно тяжело сдерживаться. Хочу ее всю, без остатка. Начинаю двигаться, и Долли выгибается, царапая мою спину короткими ногтями, без сомнений оставляя на коже красные борозды. Когда она вот так извивается подо мной, все в мире как будто встает на свои места. Словно сошедшая с орбиты Земля со скрипом возвращается на место.

Я не забывал Долорес ни на секунду, она всегда была в моих мыслях и сердце. Но когда мы были студентами, Долли сказала мне, что больше мы не должны видеться. А чтобы я наверняка согласился, сообщила, что уже переспала с парнем в университете, и не раз. Тогда было очень больно, потому что я начал влюбляться в нее. В сумасбродную девушку в безумных нарядах и с неисчезающей с лица улыбкой. Тогда я пообещал себе, что перестану думать о ней и окунусь в новую жизнь. Было непросто. Ради такого я даже прервал всякое общение с лучшим другом Адамом, потому что рядом с ним всегда была Триша. А где она, там и Долли. Так что я одновременно потерял любимую девушку и лучшего друга. И как бы странно это ни звучало, потерять друга, с которым мы вместе переживали все передряги с четырех лет, было легче, чем утратить связь с ней. Как будто вырвали сердце, порубили его на маленькие куски и скормили диким собакам.

Я держался все эти годы подальше от нее, убеждая себя, что остыл и чувств больше нет. Но стоило мне только увидеть ее в кабинете Марка, все вернулось. А теперь, когда мы видимся каждый день, чувства только растут. И меня это ни хрена не пугает. В этот раз я не буду притворяться. Теперь я заставлю ее понять, как мы подходим друг другу, и что нам нужно быть вместе. Вряд ли я отпущу Долли когда-нибудь. Особенно после того, что между нами происходит в этот момент.

Она идеальная. Я жадно ловлю взглядом каждое ее движение, каждый замутненный страстью взгляд, когда она выгибается мне навстречу. Хватаюсь за каждое слово, которое она стонет или шепчет.

– Боже, быстрее, Дрю. Пожалуйста, быстрее, – молит она, приподнимая бедра и встречая мои толчки.

И я даю ей все, о чем она просит. Я всегда буду давать ей все. Даже если она будет просить о чем-то запредельном, я все равно переверну весь мир и положу к ее ногам то, в чем она нуждается. Меня можно было бы назвать идиотом и скривить при этом в ироничной усмешке рот. Но мне плевать. Так глубоко начхать на чужое мнение, когда дело касается моей малышки До.

– Господи, Дрю. Черт, да! – выкрикивает она, и я чувствую пульсацию на своем члене.

Долли выгибается сильнее и зажмуривается, достигая вершины. Ее ноги дрожат, а ногти впиваются мне в шею. Она ловит воздух пересохшими губами, и я не могу оторвать взгляд от ее лица. Так люблю ее, что в груди ноет. Чувствую приближение моего оргазма, то, как жар поднимается по всему телу, и я взрываюсь. Это ни с чем не сравнимое ощущение – быть внутри Долли в момент оргазма. Оно поглощает и засасывает, еще сильнее привязывая меня к ней. Моя. Только моя.

Прихожу в себя и прижимаю к себе хрупкое тело, наслаждаясь ее тяжелым дыханием и ощущением трясущихся пальцев на моем затылке. Вдыхаю ее запах глубже и не могу им насытиться. Медленно провожу губами по ее шее, не в силах оторваться от нежной кожи с ароматом Долли. Обнимаю крепче, как будто если отпущу, она сбежит. Хоть Долорес не дергается и смирно лежит подо мной, я все равно держу ее в объятиях, как в тисках, потому что даже не могу представить себе мысли хоть на минутку отпустить ее.

– Ты меня задушишь, – сипит она и я ослабляю хватку.

– Прости, – шепчу, продолжая целовать скулы.

– Дрю, слезь с меня, – просит Долли, а я делаю вид, что не слышу. – Дрю, слезай, – повторяет Долли, слегка толкая меня в грудь.

Перекатываюсь на кровать и, ложась на спину, тяну ее за собой. Долли без сопротивления ложится сбоку, кладет голову мне на грудь, а ногу забрасывает на мои. Идеальное положение. Оно позволяет мне одной рукой играть с ее волосами, а второй гладить бедро. Мы лежим так молча до того момента, пока наше дыхание не выравнивается, а потом Долли заговаривает:

– Это ничего не значит.

Моя рука в ее волосах замирает.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– Во всех смыслах, Дрю. Ничего не значит. Мы переспали и на этом все. Никаких ожиданий, никаких отношений.

В груди больно кольнуло. Ситуация повторяется. Долли снова пытается оттолкнуть меня, но в этот раз я готов к этому противостоянию. В последние пару недель у меня было много времени, чтобы подумать. И я принял твердое решение насчет наших отношений, и теперь отступаться от него не намерен. Мне уже не восемнадцать лет, чтобы обижаться на ее слова и идти по инерции туда, куда она меня подталкивает.

Вздыхаю и отвечаю:

– Жаль, секс был отличный. Придется поискать себе кого-то более сговорчивого.

– Пошел ты, – шипит Долли, ударяет меня ладошкой в грудь и пытается отстраниться, но я не позволяю. Крепче прижимаю к себе и со смехом целую в макушку.

– Пусти, придурок, – брыкается Долли. Она ерзает на моем бедре, и я чувствую, что нам предстоит второй раунд. – Ты извращенец! – восклицает она, глядя на член, который уже в полной боевой готовности салютует ей.

Я широко улыбаюсь, наблюдая за тем, как Долли жадно рассматривает доказательство моего желания. Она тяжело сглатывает и медленно выскальзывает из моих объятий. Теперь я не держу ее, потому что знаю, куда она направится. Долли слегка раздвигает мои ноги и становится между ними на колени. Последний горячий взгляд на мое лицо, и она опускается ниже. А следующее, что я чувствую – жар ее рта на головке. Это будет чертовски долгая ночь.

Глава 16

Долорес

Мы снова в дороге. Концерт в Бостоне был просто взрывным и мы оторвались по полной. В этот раз я посетила афтерпати и теперь лежу в спальне автобуса с больной головой, пока Роб на чистую режет кадры в основной части автобуса. Я уже час обещаю себе вот-вот встать и проконтролировать его работу, но не могу себя заставить сдвинуться ни на сантиметр. Вчера я снова переспала с Дрю. Дважды. Один раз в гримерке во время концерта, а второй во время вечеринки в номере. После этого мы спустились и продолжили праздновать, как ни в чем не бывало.

Я стону, переворачиваясь на живот. Корю себя за то, что дважды вхожу в одну и ту же воду, но я просто не могу устоять перед чарами Дрю Нортона. Он настолько лакомый кусочек, что его хочется постоянно облизывать, как самое вкусное мороженое. Мой мобильный начинает жужжать на тумбочке и я нащупываю его, не глядя.

– Алло, – хрипло произношу в трубку, даже не позаботившись посмотреть, кто звонит.

– Долли? Что с голосом? С тобой все хорошо? – слышу встревоженный голос Триши.

– Да, Триш, все нормально.

– Почему ты разговариваешь так, как будто не просыхала три дня?

– Всего одну ночь. И легла спать под утро.

– О, так ты веселишься?

– Не то слово. Не могу себя заставить встать и пойти работать.

– Где вы?

– Едем в Нью-Йорк из Бостона.

– О, так дорога будет короткой.

– Меня так качает и тошнит, что это будет самая долгая поездка в моей жизни.

На той стороне раздается мелодичный смех подруги.

– Как Дрю?

Я зависаю на несколько секунд, а потом решаю рассказать ей о нас. Повествование выходит сбивчивым и больше похожим на исповедь, но Триша все внимательно выслушивает, а в конце спрашивает:

– И почему я не слышу радости в голосе?

– А чему радоваться, Триш? Ты же знаешь, что я порченый товар.

– Ты дура, а не порченая, Долли. Может, ты позволишь ему самому решить, что ему нужно? Может, он совсем не хочет детей.

– Хочет.

– С чего ты решила?

– Видела бы ты, как он рассматривал фотографии твоих парней.

– Ими просто невозможно не восхищаться, Доллс. – Как будто зная, что о них говорят, Ник и Норт подают голоса, вызывая мою улыбку. – А если серьезно, то ты снова затягиваешь себя в болото, в которое в свое время тебя окунул Оливер. Не смей делать этого, Долорес.

– О, и имя мое второе назовешь?

– Надо будет, назову. Короче, подруга, дай мужчине шанс. Может. Из этого выйдет что-то стоящее. – Я отвечаю коротким «угу», потому что у меня нет сил на споры. – А ты знаешь, что завтра в Нью-Йорке пройдет Фестиваль красок Холи?

– Нет.

– О, ты должна в этом поучаствовать за нас двоих, а потом прислать мне фотографии этого безумства. Так я прочувствую атмосферу. Иначе я скоро загнусь тут среди подгузников, Доллс.

Я смеюсь. Мы еще долго обсуждаем Фестиваль красок и концерты группы, на которых я уже успела побывать. Триша берет с меня обещание раздобыть для нее автографы парней и заехать к ней в гости вместе с Дрю, когда будет концерт в Вашингтоне. Потом меняет свое мнение и просит раздобыть им с Адамом пропуск за кулисы. Мы много смеемся и обсуждаем предстоящую встречу, а потом прощаемся, когда малыши начинают требовать свою маму назад.

Несколько минут я пялюсь в потолок автобуса, а потом все же встаю и, шаркая, иду к Робу помогать ему с монтажом.

Концерт в Нью-Йорке проходит отлично. Не без парочки инцидентов, конечно, но ситуация поправима. В этот раз афтерпати я пропускаю, потому что мы договорились все вместе посетить Фестиваль Холи завтра, поэтому мне нужно отдохнуть. Вечером Дрю обманом заманивает меня в свой автобус и после секса мы ложимся спать. Вообще он как будто отыгрывается на мне за все те годы, что мы не были вместе. Постоянно ловит меня в самых неожиданных местах, чтобы поцеловать приласкать или заняться сексом. Откровенно говоря, я только для видимости строю из себя неприступную скалу, наивно полагая, что так нам будет легче расстаться, когда закончится тур. В глубине души я прекрасно понимаю, что в этот раз мы не выйдем из этой битвы без увечий. Потому что в моих мыслях и в жизни становится настолько много Дрю, что я, кажется, начинаю забывать, как я жила без него все это время.

Утром нас будит грохот в автобусную дверь.

– Просыпайтесь, голубки, пропустите все веселье! – раздается крик Ника с той стороны.

Я выныриваю из сна и звуки за пределами автобуса становятся отчетливее. Такое ощущение, что вся наша огромная компания – съемочная группа вместе с музыкантами и работниками сцены – собрались у дверей автобуса Дрю. Я так и представляю себе, как мы выходим, а целая толпа людей пялится на нас. Я поежилась от мысли об этом. Прогулка по аллее позора в самом ее первозданном виде. Переворачиваюсь на бок и смотрю на спящего Дрю. Он такой умиротворенный во сне и спокойный. Обычно Дрю очень улыбчивый и уравновешенный, но когда работает, он сосредоточен и немного хмурый. И эта его сторона мне тоже безумно нравится, потому что она – неотъемлемая часть этого потрясающего мужчины.

– Ты долго будешь на меня пялиться? – внезапно произносит Дрю, а я дергаюсь от неожиданности.

Он улыбается и я начинаю смеяться. Шлепнув ладонью его по обнаженной груди, я утыкаюсь лбом в его плечо.

– За нами пришли.

– Я слышу, – отвечает Дрю. – Готова испачкать пару шмоток?

– Готова их раскрасить по своему вкусу, – говорю я и приподнимаюсь, чтобы встать, но тут же под силой крепких рук валюсь обратно на кровать. Я все еще хохочу, когда надо мной нависает крупное тело, а улыбка Дрю становится коварнее.

До Губернаторского острова мы добираемся на пароме. Вся группа одета в кепки и толстовки с капюшоном, чтобы избежать лишнего внимания. Но мне кажется, этим они еще больше его привлекают. Некоторые другие пассажиры внимательно разглядывают ребят, но, не сумев узнать, кто они и почему скрывают лица, теряют интерес и отворачиваются.

Место проведения Фестиваля стремительно наполняется людьми. Ди-джей в раскрашенной мазками краски футболке энергично кивает в такт звучащей музыке. Продавцы красок едва успевают продавать свой товар всем желающим. В этом месте уже творится безумие, а будет еще хуже, когда будет оглашено начало Фестиваля. Мы бродим между людьми, разглядывая окружающую нас обстановку. Дрю крепко прижимает меня к своему боку, чтобы я не потерялась. Я же, полностью доверив ему вести, оглядываюсь по сторонам, не заботясь о том, куда он меня ведет.

Через двадцать минут мы покупаем разноцветные краски и на острове начинается безумие. Все кричат и хохочут, бросаются красками друг в друга, танцуют под зажигательную музыку. В какой-то момент Дрю подхватывает меня и перебрасывает через плечо. Под мои визг и смех он добегает до лавки с красками, быстро покупает нужное количество и несется назад к нашей команде. Это приятное безумие, которое позволяет вновь чувствовать себя если не школьником, то студентом. Я хохочу до колик в животе и радуюсь так, как будто сегодня наступило Рождество и Санта приготовил для меня самый желанный подарок.

Во всем этом сумасшествии никто не останавливается ни на секунду. Складывается ощущение, что если хоть один человек замрет, весь механизм толпы потеряет заряд и перестанет работать. А потом Дрю снова подхватывает меня на руки, кружит и целует так неистово, как будто от этого зависит его следующий вдох. И мне впервые нет дела до того, какие слухи о нас будут кружить в нашей команде. Я хочу хотя бы пару минут побыть эгоисткой и получить то, в чем так отчаянно нуждаюсь.

Когда все заканчивается, праздник перемещается немного дальше, к палаткам с едой и напитками. Мы с ребятами идем туда же. Очки, которые я предусмотрительно надела, чтобы не получить краской в глаза, сейчас подняты наверх и удерживают растрепавшиеся из пучка волосы. Теперь члены группы не скрываются под кепками и капюшонами, потому что их лица покрыты разноцветными пятнами краски и вряд ли кто-то узнает их. Мы решили не умываться и оставить все как есть. Наш оператор Дэвид сделал огромное количество фотографий. Видеокамеру мы решили не брать во избежание привлечения лишнего внимания к группе, но Роб обязательно сделает отличное слайд-шоу из фотографий, и отразит в фильме этот момент бесшабашности. Хотела бы я видеть лица всех этих людей, когда они узнают, что, возможно, одно из пятен краски на их одежде оставил участник всемирно известной группы «Крашез».

Глава 17

Дрю

Не могу сдерживать свои руки рядом с Долли. Они все время рвутся к ней, хотят сминать кожу, ласкать ее и чувствовать. Даже на Фестивале красок Холи, на который Долорес парой фраз заманила всех участников наших команд, я вел себя не по-взрослому. Мне было плевать, кто и что имеет сказать по этому поводу. Она рядом, а это главное. И она не отталкивает меня, не пытается строить барьеры. Я не обманываюсь, наивно полагая, что Долорес сдалась под моим напором, потому что это точно не так. Слишком уж Долли упертая. И если она в какой-то момент решила, что отношения не для нее, то будет гнуть свою линию до последнего. Но я тоже не мальчишка из школы, который при первом ее отказе и грубости сдаюсь и ухожу. Я намерен бороться за нас и постоянная близость с Долли – только один из приемов, который я собираюсь использовать. Хочу, чтобы она привыкла к моему присутствию и перестала ощущать потребность дистанцироваться.

Мы наблюдаем за тем, как догорает закат. Наевшись до отвала вредной едой из фуд-траков, теперь вся наша команда лениво поедает мороженое, ожидая, когда начнется настоящее шоу от ди-джеев. Долли увлеченно облизывает шоколадный рожок, а я давлюсь слюной, глядя на это. Я не хочу мороженое, нет, я сгораю от желания к этой женщине. Мы уже смыли краску с лиц, но волосы Долли все еще покрыты разными цветами. И это настолько точно отражает ее внутреннее «Я», что кажется, словно она родилась с разноцветными волосами. Она замечает мой голодный взгляд и протягивает лакомство немного вперед.

– Хочешь?

Я медленно качаю головой, не сводя с нее взгляда.

– Нет.

– Точно не хочешь? – переспрашивает она, и я вижу в ее глазах бесят. – Потому что ты так жадно смотришь на это мороженое, что мне кажется, будто ты жаждешь попробовать его. – Долли высовывает язык и расслабленно проводит по мороженому. Так долго и томно, что внутри меня, кажется, взрываются петарды от потребности подмять ее под себя. – М-м-м, – стонет она, прикрыв глаза.

– Я знаю, что ты делаешь, – сиплым голосом произношу, немного подаваясь вперед к Долли.

– И что же я делаю? – Долли пытается состроить невинное личико, но огонь в ее глазах говорит красноречивее всяких слов.

– Ты соблазняешь меня, Диккенс. И знаешь, у тебя отлично выходит. Мне придется прикрываться тобой, когда будем возвращаться к автобусу, иначе вся группа еще год будет обсуждать мой стояк на Губернаторском острове.

Долли задорно хихикает, а потом неожиданно быстро приближается и у меня на носу и губах уже оказывается ее шоколадное мороженое. Она не пожалела лакомства, чтобы испачкать меня. Ее задорный смех становится громче, когда я хватаю ее одной рукой за талию, а второй за затылок, и прижимаю ее лицо к своему, размазывая по белоснежной коже липкое мороженое. Долли пытается увернуться, но я не оставляю ей на это шанса. Мы со смехом слизываем с лиц друг друга сладкое мороженое, а внутри меня все переворачивается от ощущения чистого счастья и радости. Это она делает такое со мной.

Когда на лицах остаются только шоколадные разводы, мы как по команде замираем. Наши взгляды встречаются. Светящиеся, счастливые и полные желания. Хочу украсть ее с этого праздника и до самого утра кувыркаться в постели. Наклоняюсь ниже и целую Долли со вкусом шоколадного мороженого. Ее прохладный язык проскальзывает мне в рот и наши тихие стоны смешиваются с тяжелым дыханием. Хочу ее до головокружения. Где-то на заднем плане играет музыка и шумит толпа, но я ничего не вижу и не слышу, потому что полностью поглощен Долорес. Не могу перестать целовать ее, ласкать ее тело, сжимать талию, судорожно блуждать ладонями по округлым ягодицам, вжимая ее в свой стояк. Это пытка, но такая, которая позволяет мне сделать следующий вдох.

– Поехали назад, – бормочу в ее губы. – Хочу тебя голой. Сейчас.

Долли смотрит на меня затуманенным взглядом и лениво улыбается. А потом кивает. Мне достаточно этого короткого жеста, чтобы я схватил ее за руку и поволок к выходу из толпы. Нам приходится немного подождать, пока на пароме наберется достаточно пассажиров, но нас это не огорчает, потому что мы не перестаем целоваться и прижиматься друг к другу. Я заволакиваю Долли в укромный угол, пробираюсь ладонями под ее широкие шорты и сжимаю горячую кожу. Не могу остановиться. Она сводит с ума одним лишь своим присутствием. Я хочу ее всю, без остатка.

–Молодые люди, здесь дети. – Голос так резко вырывает меня из тумана желания, что я едва соображаю, где мы находимся.

Оборачиваюсь и вижу женщину, старше нас лет на десять. Она укоризненно смотрит на нас с Долли и слегка качает головой. За ее спиной двое детей примерно десяти и пятнадцати лет с интересом рассматривают наши прижатые друг к другу тела. Я убираю ладони с попки Долли не без сожаления. Внутри я разочарованно стону, а снаружи улыбаюсь милой даме и прошу прощения. Она, еще раз осмотрев нас с упреком и, как мне показалось, с некоторой долей зависти, схватив сыновей за плечи, уводит их подальше от нас.

Долли снова начинает хихикать, а я строго смотрю на нее, чтобы показать, что недоволен. Хотя сам уверен, что в этот момент выгляжу не более грозным, чем преданный пес, глядящий на хозяйку.

– Это ты виновата, – выговариваю ей, поправляя ширинку на джинсовых шортах.

– Я ничего такого не сделала, ты сам на меня на бросился.

– Ты. – Я показываю на нее указательным пальцем. – Мороженое. Язык. Твоя кожа. Ты виновата, Долорес, и ты еще за это поплатишься.

– О, жду с нетерпением, – мурлычет она, вызывая мою улыбку. Невероятная.

Мы выходим дальше на палубу. Долли становится лицом к острову, от которого медленно отходит паром. А я прижимаюсь к ней со спины, заключая ее в кольцо своих рук, и вдыхаю нежный персиковый запах ее волос. Она уникальная. Настоящая. Взбалмошная непоседа, от которой невозможно отказаться.

Мы подходим к автобусам и ребята разбредаются по своим, потому что все устали от безудержного веселья. Они условились сегодня отдохнуть, потому что ночью мы выезжаем и завтра уже будем в Филадельфии. Там нас ждет большая автограф-сессия и несколько интервью крупным изданиям, так что на отдых будет чертовски мало времени. Долли идет в сторону своего автобуса, но я перехватываю ее руку и тяну к себе.

– Побудь со мной еще немного, – тихо прошу я, прижимая ее к своему телу.

– Не могу. Мне нужно помогать Робу с монтажом.

– Он справится сам. В конце концов это его работа.

– Да, но у нас урезаны сроки, поэтому я должна ему помочь.

– Ты должна потереть мне спинку в душе.

Бровь Долорес приподнимается.

– Должна?

– Хочешь.

– Хочу? Дрю, ты, кажется, что-то путаешь.

– Смотри. Кто вытянул нас на Фестиваль красок? – Делаю короткую паузу, ожидая, что она ответит, но Долорес молчит. —До-о-олли, – тяну вместо нее. – Из-за кого я испачкан краской? Из-за Долли. Кто хочет помочь мне стать чистым? До-о-олли… Я умру, если мои яйца станут еще синее, – бормочу у ее уха, и Долорес сотрясается от беззвучного смеха. – Смешно тебе, паршивка? – спрашиваю, а потом забрасываю ее на плечо и несу к своему автобусу. Долли брыкается, но меня уже не остановить.

– Для верности дубиной еще надо по голове двинуть! – раздается где-то сзади крик Дилана.

– ДиДи! – кричит Долли. – Ты уволен!

– Четвертый раз за день, – со смехом отвечает он.

– Окончательный! – выкрикивает Долли как раз перед тем, как изнутри захлопывается дверь автобуса.

Глава 18

Долорес

– Я должна вернуться в свой автобус, – дрожащим шепотом произношу я, суетливо сражаясь с одеждой Дрю.

– Вернешься. Нам не понадобится много времени, слишком сильно хочу тебя, – отвечает мне он тем же тоном, пока срывает мою футболку.

Я негромко посмеиваюсь над его словами. Мы не перестаем целоваться и касаться друг друга, пока двигаемся в сторону спальни в задней части автобуса. Касаемся друг друга повсюду, куда можно дотянуться. Я с жадностью провожу по твердым мышцам, впитывая ощущение на ладонях.

– Мы собирались в душ, – напоминаю я. – Нам нужно в душ, Дрю.

– Мы там будем. Позже, – отвечает он, всасывая нежную кожу на моей шее. – Господи, – выдыхает он, – как же сладко ты пахнешь. Не могу оторваться от тебя.

Я таю в его объятиях, словах и прикосновениях. Странное ощущение, как будто между нами пролегли годы и в то же время не прошло и дня с последнего расставания. Дрю такой знакомый и новый одновременно. Он остался таким же раскрепощенным, беззаботным парнем, но годы добавили ему серьезности и прагматичности. На работе Дрю достаточно строгий и жесткий, а здесь, наедине со мной – расслабленный и игривый. Мне нравится эта метаморфоза. Нравится, что только со мной он можетбыть самим собой, не оглядываясь на последствия. Не знаю, каким он себя являет другим женщинам, но в эту секунду, когда его губы находят мой сосок, я не хочу думать о них.

Выгибаюсь под настойчивой лаской, ощущая, что я уже прижата к мягкому дивану, а Дрю стоит на коленях между моих ног, впиваясь в кожу жадными губами. Он облизывает, кусает и всасывает твердую вершинку, заставляя меня выгибаться и стонать. Черт подери автобус, за пределами которого наверняка слышно то, какое удовольствие я сейчас получаю. Я лишь надеюсь, что члены команды разошлись по своим автобусам, чтобы принять душ, и нас никто не слышит. Я не умею быть тихой в постели, особенно с Дрю.

Он медленно стягивает с меня шорты вместе с трусиками, ни на секунду не отрываясь губами от моего тела, а я ласкаю его волосы, крепче прижимая к себе. Хочу, чтобы это никогда не заканчивалось. Я всегда гналась за новыми ощущениями, мне хотелось попробовать все, до чего дотянутся мои любопытные руки и пытливый ум. Но с Дрю я примерно знаю, как все пройдет, и прямо сейчас хочу испытать давно забытое чувство.

Сердце заходится в сумасшедшем ритме, когда язык Дрю касается самого сокровенного места. Он прочерчивает длинную линию расслабленным языком, и я ахаю от переполняющих ощущений. За это время Нортон не потерял своего мастерства, потому что уже в следующую секунду я крепко сжимаю его волосы и из меня вырывается протяжный громкий стон. Дрю что-то бормочет мне в кожу, а я ерзаю на его языке. Когда движения языка становятся быстрее, мне становится плевать на целый мир и то, слышит ли меня кто-то. Удовольствие будет неполным, если я не могу выразить бурлящие во мне чувства.

Я упускаю момент, когда все заканчивается. Помню только обжигающий жар по всему телу, потемнение в глазах и помутнение рассудка. Мое тело деревенеет и изо рта вылетает сдавленный крик, едва сдерживаемый широкой ладонью, накрывшей мои губы. Я неконтролируемо трясусь в умелых руках Дрю, а через несколько мгновений возвращаюсь в реальность. Правда, ненадолго, потому что уже в следующий миг я наполнена до предела, а мой взгляд встречается с тяжелым взглядом Дрю. Он не улыбается и не заигрывает. Он смотрит так, как будто не может дышать без меня, как будто… любит. Я впитываю каждую эмоцию из его взгляда, наслаждаюсь ею. Чувства Дрю просачиваются в каждую мою пору, питая изнутри и уверяя в том, что вот сейчас я нахожусь на своем месте.

Крепче прижимаюсь к нему, встречая каждый толчок с глухим стоном. Могу себе только представить, как сейчас выгляжу: измазанная в краске и с перекошенным лицом. Но Дрю смотрит так, как будто я самое красивое создание в мире. Думаю, я смотрю на него так же. Дрю подтягивает меня за бедра ближе к себе и его движения становятся жестче. Я уже не могу сдерживать стонов, да и не хочу. Плевать на окружающий мир, когда внутри меня все взрывается яркими вспышками и как будто открывается второе дыхание.

– Будь моей, – судорожно шепчет Дрю, вжимая меня в свое мощное тело.

– Эй, ты во мне, – пытаюсь пошутить я.

– Долли, будь моей, детка. Будь со мной.

Он толкается сильнее и из меня против воли вырывается крик:

– Да!

После этого короткого слова Дрю набрасывается своими губами на мой рот, сминая и порабощая. Я не могу ему сопротивляться и не хочу. Я сгораю от желания быть с ним, чувствовать все то, что он заставляет меня переживать. Каждое мгновение рядом с ним – счастливое. Он наполняет мой мир улыбками и жаждой снова пробовать что-то новое, не застревать в рутине.

Дрю еще ускоряется, перемещая требовательные губы на шею. Теперь кожа горит от его щетины, а самая чувствительная часть – от безумных толчков. Крики переходят в стоны, стоны – в хрипы и тихий шепот. Дрю что-то бормочет мне в шею, но из-за тумана в голове и грохота крови в ушах я не могу его расслышать. Мне настолько хорошо, что весь мир вокруг исчезает. Остаются только два потных, грязных от краски тела, которые никак не могут оторваться друг от друга. Мы кончаем одновременно, как будто были созданы друг для друга, настолько все происходит идеально.

Когда оргазм стихает, я осознаю, насколько мне неудобно. Вжатая в мощное тело с поднятыми и обернутыми вокруг талии Дрю ногами, я едва дышу от его крепких объятий и неудобной позы. Слегка отстраняюсь, чтобы дать Дрю понять, что мне тяжело оставаться в таком положении. Он ослабляет хватку, и я с громких вздохом откидываюсь на диванные подушки. Восстанавливаю дыхание, пытаясь выровнять его. Дрю садится сбоку от меня и просовывает ногу мне за спину, потом разворачивает меня и прижимает спиной к своей горячей груди. Кажется, я даже могу почувствовать его лихорадочное сердцебиение.

Медленно кончиками пальцев Дрю чертит замысловатые узоры у меня на животе и руке, а я таю от этих прикосновений. Обвожу взглядом автобус.

– У тебя здесь уютнее, чем у меня, – говорю, признавая очевидный факт.

– Потому что у тебя половина автобуса забита аппаратурой, – хмыкает он.

– О, боже, Роб там, наверное, меня обыскался.

– Брось, Долли, мы не двинемся с места еще по крайней мере час. Идем примем душ. Ты же не ввалишься в свой автобус, насквозь пропахшая сексом.

– Хочешь уже смыть с меня свой запах? – ухмыляюсь я, повернувшись к нему вполоборота.

– Хочу смыть с тебя краску и еще раз трахнуть в душе, – шепчет Дрю, и я понимаю, что одного раунда мало нам обоим.

Он касается кончика моего носа, а я непроизвольно морщу его и смотрю на Дрю прищуренными глазами. Я знаю, что он пытается сделать. Сейчас автобус тронется с места, и я смогу вернуться в свой не раньше утра, потому что у нас очень жесткий график передвижения. Но Дрю так убедительно умоляет взглядом, что я не удерживаюсь и соглашаюсь провести с ним вместе еще полчаса.

– Ладно, Казанова, идем в душ. Мне и правда не помешает помыться.

Спустя какое-то время – не осуждайте, я потеряла ему счет еще на том моменте, когда Дрю провел мочалкой у меня между ног – мы вытираемся и в этот момент автобус заводится и трогается с места.

– Какого черта? – восклицаю я, бросая на Дрю гневный взгляд. – Ты же знал, что мы выезжаем раньше!

Дрю продолжает вытираться с лукавой улыбкой на лице.

– Иначе бы ты не осталась, а я хочу обнимать тебя всю ночь и слышать твое тихое сопение.

– Иди ты к черту, Нортон! Ты ведь знаешь, что мне нужно работать! – От злости я швыряю полотенце на пол и шагаю в основную часть автобуса, чтобы одеться. После этого я планирую позвонить ДиДи, чтобы он устроил остановку автобусов, и я переместилась в свой.

Глава 19

Дрю

Она напрочь убивает во мне все благородные порывы. Смотрю на то, как эта маленькая попка удаляется из ванной, и понимаю, что снова хочу ее. Как будто до этого у меня было воздержание, а сейчас я наконец почувствовал женщину в своих руках. Причем, когда Долли так злится, мне не просто хочется секса с ней, я хочу грязно отыметь ее и поставить свое клеймо на каждом доступном участке ее тела. Как долбаному подростку мне хочется оставлять засосы и следы укусов, чтобы каждый, кто их увидит на ней, буквально мог считать информацию о том, что эта женщина занята.

Догоняю ее у спальни, где Долли с остервенением тянет на себя шорты. Подхватываю ее на руки и под визгливые ругательства со смехом несу в спальню. Бросаю Долли на кровать. Она пытается отползти, одной рукой все еще силясь одеться. Перехватываю ее руки и сдергиваю шорты со стройных ножек. Черт, опять хочу ее до головокружения.

Спустя несколько часов мы лежим в объятиях друг друга. В дремотном состоянии мы, обессиленные, лениво ласкаем тела друг друга. По-хорошему нам снова нужно в душ, но никто из нас не собирается прерывать этот момент неги. К тому же, мне нравится чувствовать запах секса на коже Долорес.

– Роб меня убьет, – хриплым голосом произносит Долли.

– Давай договоримся: в нашей постели ни слова о других мужчинах.

– В нашей? – спрашивает она, и беззвучно смеется.

В другое время я бы пощекотал ее, но сейчас нет сил. Мы дорвались наконец друг до друга и вся энергия была пущена на новое знакомство наших тел.

– В нашей, Доллс. – Я молчу, давая себе немного времени, чтобы убедиться, что то, что собираюсь сказать дальше, не вызвано помутненным оргазмами рассудком. – Я хочу, чтобы эта постель была нашей. – Долли приподнимается на локте и внимательно смотрит на меня, слегка прищурившись.

– Дрю…

– Помолчи, – прошу я, обхватываю ее за плечо и снова укладываю себе под бок. – Я, оказывается, сильно скучал по тебе.

– Оказывается… – бубнит Долорес, вызывая у меня ухмылку.

– Да, оказывается. Я сам не думал, что мне так сильно тебя не хватало.

– Тебе не кажется, что все слишком быстро, Дрю?

– Мне кажется, что мы впустую потратили десять лет.

Произнося это, я как никогда уверен в своих словах. Теперь я наверняка знаю, что мне действительно ее не хватало. Тогда, десять лет назад, я впервые влюбился в сумасшедшую девчонку в ярких нарядах, из которой фонтаном била энергия, и она никогда не сидела на месте. Она мне нравилась примерно с девятого класса, но мы были в одной компании, и я не решался завязать с ней отношения, потому что в случае расставания все было бы неловко. Да и как-то не горел желанием заводить постоянные отношения. Тогда моя основная голова была в штанах, и она думала, что школа – это лучшее время, чтобы веселиться без обязательств. Гораздо позже, когда Долорес двинулась дальше, я понял, насколько ошибочными были мои просчеты. Мне хотелось слышать ее и видеть, обнимать и целовать смеющиеся губы. Я тосковал по ней. Но, похоже, не настолько, чтобы попытаться снова сблизиться. Это я понимаю, к сожалению, только сейчас.

Теперь я готов к отношениям. Нормальным, серьезным отношениям. Мы оба пресытились краткосрочными связями, оба испробовали все, что должны были. Настало время подумать о будущем, а не жить только сегодняшним днем.

– Дрю, – прерывает Долли мои размышления, – я не думаю, что отношения со мной – это хорошая идея. Я…

– Малышка До, отношения с тобой – это лучшее, что случилось со мной за последние годы.

– У нас еще нет отношений.

– Есть.

– Нет, говорю! – выпаливает Долли, пытаясь вырваться из моих объятий, но я крепко удерживаю ее. – Пусти!

– Давай спать, Доллс, я устал.

– Пусти, я сказала. – То, как она это произнесла… Что-то изменилось, и атмосфера из игривой стала какой-то напряженной. Это заставляет меня разжать руки, и Долли тут же вскакивает с кровати.

– Долли, что не так?

Я тоже встаю. Смотрю, как она судорожно натягивает шорты слегка трясущимися руками. Что-то не так. Глядя на нее, мне кажется, что она на грани истерики. Подхожу, кладу руки ей на плечи и заставляю выровняться. Она не смотрит на меня, лицо отвернуто в сторону. Я поднимаю его за подбородок.

– Посмотри на меня. – Долорес выдыхает и открывает полные слез глаза. Может, она до сих пор хранит на меня обиду за то, что тогда так легко сдался и не боролся за нее? Женщины любят страдать такой херней. – Что случилось?

Долли закусывает губу и качает головой, давая понять, что не хочет отвечать.

– Так не пойдет, малышка До. Мы должны поговорить. Я не смогу понять, что сделал не так, если ты мне не скажешь.

– Ничего, – отвечает она осипшим голосом. Я едва слышу ее и мне даже приходится немного наклониться, чтобы разобрать ее следующие слова. – Ты ничего плохого не сделал. Дело не в тебе.

– Да ладно. – Не могу сдержаться от саркастичного замечания и горькой улыбки. – Доллс, ты, конечно, режиссер, но давай оставим за порогом дешевые драмы. Скажи нормально: что случилось? И давай без этих «дело не в тебе, а во мне».

– Но оно действительно во мне! – кричит она, вырываясь из моей хватки и делая два шага назад.

В этот момент слезы наконец прорывают оборону и начинают крупными каплями стекать по ее щекам. Мне хочется подойти и стереть их, обнять Долли и пообещать, что все будет хорошо. Но для начала мне нужно выяснить, чем вызвана эта истерика и дать ей возможность произнести это вслух. Долорес стоит напротив меня в шортах и прикрывает руками грудь, а слезы беспрепятственно катятся по ее лицу. Я сжимаю руки в кулаки, сдерживаясь, чтобы не подскочить к ней и не обнять. Нам действительно нужно немного пространства для разговора. Но я согласен только на такое – пару шагов от меня.

– Долорес, нам нужно поговорить, – серьезным тоном произношу я. – Мы не подростки, чтобы говорить загадками или намеками. Давай присядем и нормально все обсудим. Я не люблю недомолвок и не собираюсь мучиться догадками. – Замолкаю в ожидании реакции. Долли вытирает слезы, но те не перестают бежать. Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а я едва стою на ногах от того, сколько боли на этом прекрасном лице. – Милая, ты сейчас сильно усложняешь мне задачу. Я пытаюсь дать тебе немного пространства, но не могу видеть тебя такой. Прошу тебя, давай поговорим.

– Хорошо, – тихо выдыхает она, и направляется к кровати. Забирается на нее с ногами и прикрывается покрывалом. Суда по облегчению на лице, эта тряпица немного придает ей мужества.

– Я не могу стать матерью. – Едва успокоившись, после этих слов Долли снова зашлась плачем. – Когда мы… когда я…

Я бросаюсь к ней, обхватываю руками и крепко прижимаю к себе, пока она сотрясается от рыданий. Ей нужно время, как и мне. Потому что я не понимаю пока, как отношусь к этому. Мне уже не двадцать и, конечно, я хочу детей. Хочу полноценную семью. Но при этом я не хочу потерять Долли. Она дорога мне больше, чем я мог себе вообразить. Больше, чем призрачная семья. Потому что вот она, рядом со мной, в моих объятиях. Такая маленькая и ранимая петарда. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.

Долли успокаивается через некоторое время и перестает вцепляться в меня, как в спасательный круг. Она отодвигает свое заплаканное лицо и смотрит на меня, шморгая носом. Глаза покраснели и опухли, как и губы. И я так не вовремя смотрю на них и горю желанием поцеловать.

– Я хочу рассказать тебе все, – говорит она. – Хочу, чтобы ты знал.

– Ты поэтому считала, что не подходишь мне? – спрашиваю я.

– Я никому не подхожу.

– Кроме меня. Снимай шорты, Долли, давай ляжем и поговорим.

Глава 20

Дрю

Я не курил со студенческих времен. Попробовал пару раз и понял, что это не мое. Но вот сейчас стою у открытого окна в передней части автобуса и смачно затягиваюсь сигаретой, наслаждаясь едким запахом дыма. Смотрю, как сизая дымка вылетает в открытое окно и, подхваченная встречным ветром, растворяется в ночи. Автобус мерно качает на дороге, мимо пролетают огни фонарей, редкие машины и дома.

Вскоре после нашего разговора Долли уснула, а я не смог. Сейчас то время, которое называют самым темным перед рассветом. Внутри меня тоже мало света. Я борюсь с собой, чтобы не начать искать бывшего мужа Долли, и не вырвать ему язык по возвращении из тура. Потому что это ничтожество настолько глубоко загнал в голову моей любимой мысль о неполноценности, что я едва переубедил ее в обратном. Хотя говорить о том, что она поменяла мнение, пока рановато. Долорес кивала и соглашалась, но в ее глазах я все еще видел сомнения. В конце разговора она только сказала:

– Не рассчитывай на что-то серьезное со мной, Дрю. Я к этому пока не готова.

– Посмотрим, – отозвался я и прижал к себе крепче.

Так и лежал, ожидая, пока она уснет, чтобы выйти, выпить порцию виски, выкурить одну з оставленных моим помощником сигарет. А по факту я затягиваюсь уже третьей. Тушу окурок в стакане с недопитым виски, прикрываю окно и иду спать. Через пару часов рассветет и совсем скоро мы остановимся, чтобы перевести дух и заскочить в магазин пополнить запасы. Дальше двинем в путь, и я не уверен, останется ли Долли со мной еще на одну ночь.

Я просыпаюсь от того, что на меня смотрят два прищуренных голубых глаза. Долорес так внимательно изучает мое лицо, что это вызывает улыбку.

– Давно наблюдаешь, сталкер?

На ее лице появляется слабая улыбка.

– Я так много наговорила вчера всего. Я была перевозбуждена после фестиваля, поэтому вела себя слишком эмоционально. Прости.

– Тебе не за что извиняться.

– Когда ты ночью вышел из спальни, я думала, тебе противно спать со мной и ты переночуешь на диване.

– Что за глупости? – выдыхаю я, притягивая Долли к себе. Она такая теплая и мягкая после сна, что я не могу не насладиться ощущением ее обнаженного тела рядом со мной.

– Я удивлена, что ты все еще здесь, – бормочет она мне в шею.

– Просто это мой автобус. – Она застывает и перестает царапать ноготками мою щетину. – Я пошутил, Доллс. И просто чтобы ты знала: я хочу, чтобы все оставшиеся ночи ты провела в этом автобусе в моей постели.

– А вчера ты называл эту постель нашей.

– Она и есть наша, малышка.

Долорес снова расслабляется и возвращается к своему занятию, а я прикрываю глаза, наслаждаясь ее прикосновениями.

– Нам нужно одеваться. Скоро остановка. Мне Дилан написал.

– Хочу огромную порцию блинчиков с джемом, – говорю я.

– А я бы сейчас полила их шоколадом густо-густо, а потом слопала бы, наверное, целую дюжину.

Не знаю, от чего у меня во рту сильнее скапливается слюна: то ли от того, что рука гладит нежную попку, то ли от упоминания о блинчиках.

– Я не знала, что ты куришь.

– Не курю.

– Но в автобусе воняет…

– Этого больше не повторится.

– Нет, я не против, не подумай, – подняв голову, говорит Долли.

– Я не курю, малышка До, – повторяю и прижимаюсь наконец к ее теплым губам.

Долли отдается поцелую всей душой, насколько это возможно с не чищенными зубами. Поцелуй прерывается, когда я перетягиваю Долорес на себя и медленно вхожу в нее. Она упирается лбом мне в грудь и негромко стонет. Это потрясающее ощущение: чувствовать ее изнутри. Знать, что она отдается мне без каких-либо условий или барьеров. Что между нами нет тайн и недомолвок. Так легче нам обоим.

Долли горячая и нежная. Мне хочется чувствовать это вечно: как ее бедра плавно приподнимаются и опускаются, как обнаженная грудь с твердыми сосками трется о мою, как волосы щекочут плечи. Слышать ее протяжные стоны и вздохи. Берусь руками за ее бедра и обездвиживаю, заставляю остановиться. Начинаю медленно входить и выходить из нее, не позволяя ей шевелиться. Глубже и глубже. А потом Долли выравнивается и запрокидывает голову, и это сносит крышу. Я ускоряю движение бедрами, чтобы видеть, как скачет ее грудь, слышать шумное дыхание и вырывать из нее стоны громче. Она моя. Вся моя. Целиком и полностью. Не хочу ее отпускать.

Она проводит ладонями по своим ребрам и сжимает грудь, прокатывая между пальцами твердые вершинки сосков. Я становлюсь еще тверже, если такое возможно. Мимо Долли это ощущение не проходит, она распахивает глаза и я смотрю в мутно-голубые озера. В них как будто проплывает туман, сотканный из похоти и страсти. Она хитро сощуривается, и ее правая рука скользит вниз. По плоскому животу, накрывает холмик, и вот уже пальцы растирают влагу по чувствительному клитору, а зрачки расширяются, наполовину заполняя собой видимое пространство. Она сумасшедшая. Раскованная и открытая.

Резко поднимаю бедра вверх, вгоняя себя в нее до основания. Долли ахает и раскрывает глаза шире. Я ухмыляюсь.

– Не только ты умеешь играть, малышка До, – говорю я, и повторяю резкое движение.

Долли откидывает голову назад и зажмуривается, когда жесткие толчки становятся ритмичными. Она стонет мое имя, усиливая возбуждение. Не могу остановиться и не хочу. Широко распахнутыми глазами наблюдаю за тем, как Долорес ласкает себя. Как быстро кружат пальцы правой руки и как левая сжимает молочную грудь. Впиваюсь пальцами в ее бедра, пытаюсь сдержаться от того, чтобы не кончить слишком быстро. Сжимаю челюсти до хруста и громко рычу, когда сразу вслед за Долли достигаю оргазма. Она трясется, внутренние мышцы сокращаются, продлевая мое удовольствие.

Долорес падает мне на грудь и наше хаотичное сердцебиение смешивается. Шумное дыхание наполняет тихую комнату. А потом она начинает смеяться. Так заливисто и задорно, что я не могу сдержать улыбку.

– Что смешного? – спрашиваю я.

Долли едва успокаивается. Потом кладет ладошки мне на грудь, и упирается в них подбородком. Ее лицо светится, взгляд снова светлый и любопытный. О вчерашней истерике напоминают лишь слегка припухшие веки и немного покрасневшие белки глаз.

– Я сегодня проснулась и думала, что ты не захочешь меня видеть. Поэтому три раза уговаривала себя встать, позвонить ДиДи, чтобы он остановил автобусы, и вернуться к себе. Знаешь, почему я возвращалась?

– Почему?

– Первый раз вернулась, потому что мне стало холодно. Ты не до конца закрыл окно ночью. Я пришла согреться и уснула рядом. Второй раз встала, решительно оделась и вышла из спальни. Но сходила в туалет и снова замерзла.

– Пришла греться и уснула, – закончил я за нее. Долли кивнула. – А третий?

– А третий раз перед тем, как встать, я решила посмотреть на тебя во сне и запомнить каждую черточку, потому что пообещала себе больше с тобой не спать.

– И?

– И ты проснулся, – отвечает она, слегка пожав плечами. – А дальше ты уже в курсе.

– И что теперь ты думаешь по поводу ухода? —осторожно спрашиваю я.

– Думаю, что… – Она замолкает и смотрит в сторону. Мне это не нравится. – Думаю, что останусь.

В ожидании ее ответа сердце как будто замерло и перестало стучать, а теперь пустилось вскачь, как ненормальное. Прижимаю Долли крепче к себе.

– Навсегда? – спрашиваю.

– Пока рано говорить о вечности, Дрю.

– Попытаться стоило, —просто отвечаю я, а Долли шумно вздыхает.

Глава 21

Долорес

Концерт в Филадельфии отгремел с пафосом. Все три дня в этом городе мы были безумно заняты. Группа с их менеджером и охраной постоянно носились по интервью, презентациям нового альбома и фотосессиям. Их сопровождала моя съемочная команда, пока мы с Робом дорабатывали исторический фильм. Продюсер прислал не так много замечаний, но в работе я перфекционистка, так что мы дни напролет резали кадры и компоновали их, зачищали пробелы и вылизывали каждую картинку до блеска.

Ночи я провожу с Дрю, как и обещала. Решила прислушаться к его словам и не вести себя, словно незрелая девица. Я хочу быть с этим мужчиной, и я буду. Мы больше не затрагивали тему детей и моего неудачного брака. Но Дрю все чаще стал говорить мне комплименты и убеждать, что я стою всего счастья мира. И я счастлива, правда. Рядом с ним я забываю обо всем и просто наслаждаюсь жизнью. Как будто снова вернулась в школу, когда единственной заботой было осилить за лето список обязательной к прочтению литературы и поцеловать самого симпатичного парня.

И вот он лежит рядом со мной. Его обнаженное тело едва прикрыто покрывалом, и он читает мне вслух новый сценарий. Меня приглашают через почти полгода после тура на съемки документального фильма о знаменитых виноделах Португалии. Я всегда хотела съездить в эту страну, а тут подвернулся такой случай. Я лежу на кровати, подперев рукой голову, и смотрю на Дрю. До чего же он красивый. Безупречный. Настолько идеальный, что на него больно смотреть. Если я соглашусь на эти съемки, меня минимум три месяца не будет в Лос-Анджелесе. Будет ли Дрю скучать по мне? Потому что я точно знаю, что буду. Сердце уже тоскливо ноет от одной мысли о том, что мы можем расстаться на такой продолжительный срок.

Наши дни складываются, как кирпичики, наслаиваясь друг на друга и создавая мощный фундамент, который зовется отношениями. Затравленная глупышка во мне все еще не может поверить в то, что такой мужчина, как Дрю, обратил внимание на ущербную меня. Но ее перебивает влюбленная женщина, которую Дрю уже убедил в том, что она достойна самого лучшего. Я пока не знаю, кому из них верить, но все же убеждения влюбленной мне больше по душе.

– Вечером Триша с Адамом ждут нас на ужин, – произношу я, перебивая чтение.

– Нас?

Киваю.

– Именно нас. Адам чуть с ума не сошел, когда узнал, что мы работаем вместе. Кстати, почему вы все эти годы не общались? Вы же были в школе лучшими друзьями.

– Так получилось, – уклончиво отвечает Дрю, снова утыкаясь носом в сценарий.

Тянусь и отодвигаю стопку бумаги от его лица. Осматриваю его с любопытством. Дрю старается делать вид, что слишком увлечен текстом, но я вижу, что он что-то скрывает.

– Дрю?

– М? – Он даже немного хмурит брови, всем своим видом показывая мне, насколько сосредоточен.

– Поговори со мной, – тихо прошу я.

– Не о чем говорить. Перестали общаться и перестали. Что здесь такого? Разве все продолжают общаться со школьными друзьями?

– Не все. Но я видела, как ты обрадовался, когда узнал, что у них родились дети. Эй, – я снова оттягиваю сценарий, буквы с которого скоро могут отпечататься на носу Дрю. – Это как-то связано со мной?

Дрю тяжело выдыхает и откладывает сценарий в сторону. Откидывается головой на подушку и тяжело вздыхает, прикрыв глаза.

– Я уже был влюблен в тебя, когда ты предложила расстаться. – Я замираю и стараюсь не дышать, чтобы не сбить настрой. – Мне было больно, Долли.

– Почему ты не предложил продолжить отношения?

Он слегка пожимает плечами.

– Потому что был молодым и глупым, наверное. Гордость взыграла и я подумал: это всего лишь одна девушка, каких у меня может быть множество. Но правда в том, Долли, что ни одна из них не была тобой. После университета я даже пытался строить серьезные отношения. Но все не то. Мне не хватало… – Он замолчал, как будто подбирая нужные слова. – Экспрессии. Этого взрыва. Эмоциональности. Если ругаться, то так, чтобы стены дребезжали. Если заниматься сексом, то чтобы каждый раз взрывались фейерверки не хуже, чем в День независимости.

Я тихонько смеюсь.

– Кто бы мог подумать, что такой сдержанный внешне мужчина нуждается во взбалмошной кокетке.

Дрю открывает глаза и поворачивается ко мне лицом.

– Я нуждаюсь не в какой-то кокетке, а в конкретной. В тебе, Долли.

Мой смех растворяется, а улыбка гаснет. Это слишком серьезное признание. Не уверена, что готова к нему. Но Дрю это мало беспокоит.

– Я все еще влюблен в тебя, малышка До, – тихо говорит он. – И сейчас, кажется, еще сильнее, чем в школе.

Я молчу. Не знаю, что ответить. Не понимаю, что чувствую по поводу всего этого. По поводу нас. Я уверена в том, что Дрю мне не безразличен, но хватит ли этого, чтобы ответить взаимностью на его признание? Чувствую себя обязанной сказать что-нибудь, поэтому открываю рот, но Дрю кладет мне палец на губы, заставляя молчать.

– Не надо сейчас ничего отвечать. Скажешь, когда будешь готова. От тебя в данный момент требуется только одно. – Я вопросительно приподнимаю бровь, потому что губы все еще зажаты. – Не отталкивать меня, позволить быть рядом. Ты можешь это сделать?

Я киваю и Дрю выдыхает слово «хорошо» уже у самого моего виска перед тем, как коснуться губами кожи. Я прижимаюсь к нему всем телом, молча выражая свою привязанность и благодарность за то, что не осуждает и не ставит условий. В данный период жизни для меня это безумно важно.

– Во сколько нас ждут Адам с Тришей?

– К семи вечера. Концерт же завтра, правильно?

– Да.

– Какие у нас вообще планы на день?

– Через пару часов мы будем в городе. Позавтракаем, потом едем на репетицию, прогулка по городу, интервью и вечер весь наш.

– Интервью во сколько заканчивается?

– Вместе с тем, как закончится прогулка. Это будет такой формат просто. – Я заинтересованно смотрю на Дрю, ожидая объяснения, и он не разочаровывает. —Мы идем гулять вместе с журналистом и фотографом из журнала. Они будут делать случайные снимки того, как парни проводят время до концерта, а корреспондент будет тем временем будет брать интервью.

– Нестандартный подход.

– Это Вики предложила.

Я смотрю на Дрю, прищурившись.

– Вики, значит, да?

На его лице расплывается широкая улыбка.

– Детка, мне нравится, когда ты ревнуешь.

– Я не ревную, – бурчу и пытаюсь вырваться из крепких объятий.

– Еще как ревнуешь, Долли, признай.

– Отстань. – Я пытаюсь придать легкость своему тону, хотя внутри меня уже танцует легкое торнадо. Дрю прижимает меня к себе сильнее.

– Пойдешь со мной?

– Куда?

– На прогулку.

– С папарацци?

– Мы с тобой им не интересны.

– Ну конечно, – отвечаю я, пытаясь вложить в голос весь имеющийся запас сарказма. – Особенно ты – продюсер одной из самых знаменитых групп нынешнего времени.

– И ты – знаменитый режиссер документальных фильмов, чье имя не сходит с телеканалов и радиостанций всей страны, если не мира.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– О, господи, ты не видела рекламу нашего тура? – Я качаю головой. – Когда ты в последний раз включала телевизор?

– Рабочий или обычный? – спрашиваю, слегка скривившись, потому что прекрасно понимаю, о чем идет речь.

Дрю укоризненно качает головой и берет с прикроватной тумбочки планшет. Проводит по нему несколько раз и молча передает мне. На экране трейлер к нашему будущему фильму об этом турне. Я смотрю, как завороженная, потому что видела этот ролик десятки раз, пока мы над ним работали, но с озвучкой его утверждали уже продюсеры без моего участия, потому что мы были чертовски заняты съемками на концертах. И я не могу перестать улыбаться, восхищаясь тем, как поработали звукорежиссеры, идеально подобрав и наложив музыку на выбранные нами с Робом кадры. Словно не было записи в студии, а только чистый звук без примесей. Живой и настоящий. Когда я вижу надпись на экране «Режиссер Долорес Диккенс», то почему-то покрываюсь румянцем. Господи, у меня за плечами 15 профессионально снятых фильмов и десятки дилетантских короткометражек, а я все еще смущаюсь.

– Ты потрясающая, – раздается справа от меня хриплый шепот. – Я горжусь тобой, Долорес Диккенс.

Я возвращаю планшет на тумбочку и набрасываюсь на Дрю. Мы занимаемся сексом под закольцованный трейлер к фильму, но я перестаю его слышать уже через пару минут после того, как Дрю оказывается во мне. Я вижу только его. Слышу только его. Чувствую только его.

Глава 22

Долорес

– Адам! Они приехали! – кричит Триша и тут же сжимает меня в крепких объятиях. – Приве-е-ет, как же давно мы не виделись.

– Ага, аж пару месяцев, отвечаю я, пытаясь ухватить хоть каплю кислорода. Но это не так-то просто, учитывая ее хватку.

– Дрю! Как я рада тебя видеть! – восклицает моя подруга, и я оказываюсь на свободе, пока она душит Дрю своей радостью.

– Привет.

К двери подходит Адам с широкой улыбкой. Он коротко обнимает меня и подходит к Дрю, которого уже выпустила на волю моя подруга. Мужчины здороваются так, как будто не было всех этих лет и как будто они все это время общались.

– Идемте, – зовет Триша, увлекая меня за собой в глубину дома.

– Где малыши?

– Там же, где и месяц назад. Спят.

Я смеюсь над ее беспечным ответом. Мы с Дрю моем руки, потому что мама-наседка вряд ли подпустит нас к детям, если мы после такси и прогулки по городу не сделаем этого. Потом мы идем в дальнюю часть дома. Триша приоткрывает дверь, и мы погружаемся в атмосферу, которую нельзя сравнить ни с чем другим в мире. Ночники, развешенные по разные стороны комнаты, дают тусклый свет. Вдоль левой и правой стен стоят кроватки с крутящимися над ними мобиле. Запах деток просто кружит голову. Он настолько теплый, молочный и сладкий, что я едва сдерживаюсь, чтобы не потискать лежащих в кроватках ангелочков. Подхожу ближе и становлюсь над первой кроваткой. Достаю из кармана юбки небольшую коробочку, из которой вынимаю цепочку с крестиком и вешаю над кроваткой. Потом проделываю то же самое над второй.

Чувствую, что где-то в уголках глаз скапливаются слезы при виде безмятежно спящего карапуза. Он раскинул сжатые в кулачки руки и прижал их к матрасу, совсем как взрослый. Его маленький ротик слегка приоткрыт, но дыхание едва слышно. Маленькие ножки согревают синие носочки с изображением машинок. Не могу насмотреться, впитываю взглядом каждый миллиметр белоснежной кожи. Я завидую. Честно, искренне, по-настоящему завидую своей подруге, потому что у нее может быть это счастье, а у меня – нет. Чувствую, как крепкая рука слегка сжимает мою талию, и слегка поглаживаю ее, давая понять, что я оценила этот жест.

– Идемте, – шепчет Триша. – Ужин стынет.

Бросаю последний взгляд на крох в их кроватках, и выхожу из комнаты, направляемая рукой Дрю. Мы приходим в гостиную, где гостеприимная хозяйка уже накрыла стол. Они усаживают нас с Дрю и велят ждать, пока принесут ужин, а сами удаляются на кухню. Дрю сжимает мою руку и перекладывает ее с моего колена на свое. Я как будто нахожусь под толщей воды и не могу сделать нормальный вдох. Я не желаю Трише зла и безумно люблю свою подругу, поэтому мне стыдно за чувство зависти к подруге.

– Ты в порядке? – спрашивает Дрю, глядя мне в глаза.

– Да, – отвечаю коротко.

– Долли, – шепчет он и прижимается поцелуем к моему виску. – Ты, может, хочешь уйти?

– Нет, – выдыхаю и наконец делаю глубокий вдох. – Все и правда в порядке. Давай насладимся ужином.

В этот момент в гостиную возвращаются Триша с Адамом и расставляют на столе блюда со вкусно пахнущим ужином. Рассаживаются за столом и ужин начинается. Невероятно вкусная лазанья, теплый картофельный салат, овощной салат и запеченные на гриле овощи. Триша расстаралась ради нас.

– Так вы теперь вместе, а? – спрашивает Адам, глядя с улыбкой на нас с Дрю.

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – одновременно со мной выпаливает Дрю.

Мы переглядываемся. Он улыбается, а я сжимаю губы, чтобы скрыть свою улыбку. Не знаю, почему, но эта ситуация меня повеселила. Когда смотрю на Адама с Тришей, лица обоих растянуты в настолько широких улыбках, что того гляди щеки лопнут.

– Что? – не выдерживаю я.

– Ничего, – пожав плечами, отвечает Триш. – Расскажите о туре. Вы нам достали билеты на завтрашний концерт?

– Само собой, – отвечает Дрю, доставая из кармана билеты и передавая их Адаму.

– А с малышами кто будет?

– Вильма завтра приедет к нам, она и посидит с ними, – отвечает Триша. С тех пор, как у Адама с Тришей родились дети, его мама стала частым гостем в их доме и помогает Трише с малышами.

– Хорошо, – отвечаю с улыбкой, глядя в хитро прищуренные глаза подруги.

– Так как тур? – спрашивает Адам, прерывая наш с Тришей молчаливый диалог.

Дрю пускается в описание нашей поездки, рассказывает о курьезных случаях и Фестивале Холи, опуская подробности нашего времяпрепровождения на нем. Когда они с Адамом начинают обсуждать музыку «Крашез», Триша зовет меня помочь ей на кухне приготовить для всех кофе. Стоит нам только оказаться за закрытой дверью ее женского царства, как подруга в буквальном смысле загоняет меня в угол. Она прижимает меня за плечи к стене и смотрит, прищурившись, как будто пытается считать с моего лица скрытые факты.

– Что у тебя с Нортоном, Долли? – спрашивает она.

– Мы переспали, – отвечаю спокойно.

– Просто переспали, ха? – Триша наконец отпускает меня и ставит руки в боки. – Вот так вот просто переспали. Настолько просто, что он весь вечер тебя касается и смотрит влюбленным взглядом.

Я обхожу Тришу, направляясь к чайнику, чтобы выиграть себе немного времени. Этот разговор смущает меня и ставит в тупик. Потому что я знаю о чувствах Дрю, но поскольку со своими еще не определилась, не могу вот так третьему человеку сказать о том, что у нас с Нортоном отношения. Хотя что душой кривить? Они есть. Я уже полностью перебралась в его автобус и каждую ночь мы спим вместе. Я делюсь с ним самым сокровенным, как и он со мной. Мы обсуждаем рабочие планы по утрам за чашкой кофе, целуемся, когда приходится расстаться ненадолго, и урываем скупые ласки в перерывах между работой. Что еще можно назвать отношениями, как не это?

– Да, – отвечаю я.

– Ла-а-адно, – тянет Триша. – Я задала не совсем этот вопрос, но даже такой ответ меня устраивает. Потому что им ты ответила сразу на все вопросы. Ты любишь Дрю. Он любит тебя. Вы в отношениях. Но ты наверняка рассказала ему о своей беде и о том, насколько ты ему не подходишь. – Триша обходит меня и наливает воду в кофемашину, пока я молча пялюсь на поток воды из крана.

– В общем-то да. – А потом меня осеняет. Чувствую, как к щекам подкрадывается румянец, и я прижимаю к ним прохладные ладони. Мои руки разъезжаются в стороны от широкой улыбки, расплывающейся по лицу. – Я влюблена в него.

– И наконец-то она говорит правду! – восклицает Триша, не отрываясь от приготовления кофе. Она гремит чашками, которые достает из шкафчика, ставит их на поднос и достает сахар. А я рассеянно глазею на каждое из ее действий.

– Надеюсь, вы уже обсудили твои сомнения, и мистер красавчик их развеял.

– Правда, он красивый, да? Я думала, только мне так кажется, – мечтательно произношу, а саму не покидает мысль о том, что вот так я чувствовала себя в выпускном классе.

Точно так же у меня колотилось сердце. Так быстро, легко, как будто трепещет и усложняет дыхание. Словно маленькая птичка колибри, запертая между моих ребер, часто-часто бьет по ним в поисках выхода на свободу. Это прекрасное чувство влюбленности, которое заставляет совершать глупые поступки, но помогает по-новому посмотреть на мир. И когда ты уже думаешь, что, пожалуй, оно никогда тебя не посетит, судьба удивляет, подарив любовь мужчины, который вообще мог никогда не вернуться в мою жизнь.

– Вот такой настрой мне нравится, – говорит Триша, сложив руки на груди и прислонившись задницей к столу. – Теперь я вижу свою Долли.

– Триш, я так бесстыдно счастлива последние несколько дней. Так беспечно расслаблена. А вдруг что-нибудь случится? – спрашиваю я, внезапно осознав, что как все стремительно началось, так может и закончиться.

– Ну ты и дурочка, Долли. Я иногда поражаюсь, насколько ты можешь быть бестолковой. Ну с чего вашим отношениям заканчиваться? Посуди сама. Вы живете в одном городе. Вращаетесь примерно в одной среде. Вы понимаете друг друга с полувзгляда. Ты дополняла его рассказ о туре так, как обычно семейная пара рассказывает о своем знакомстве.

– Или детях, – дополняю я.

– Или детях, – с тихим вздохом соглашается Триша. – Доллс, это мальчишки тебе снова разбередили все внутри?

– Что за глупости? – взволнованно спрашиваю я, хватая подругу за локти. – Не смей даже думать. Я хочу продолжать видеться с вами и мальчиками. И дело не в них.

– А в чем тогда?

– Триш, ему тридцать. Рано или поздно он захочет полноценную семью.

– С чего ты взяла, что не подаришь ему полноценную? – спрашивает она, а потом смотрит в мое лицо с гримасой скепсиса на нем. – Да посмотри, сколько пар живут всю жизнь вместе без детей и счастливы.

– Они вынуждены быть счастливыми. Это напускное. Невозможно быть счастливой, если ты не состоялась как женщина, до конца.

– Милая, мы столько раз уже это обсуждали, – мягче произносит Триша и кладет теплые ладони мне на плечи. – Возможно, не мне это говорить, но быть счастливой без детей тоже можно. Просто нужно перестать воспринимать себя как ущербное создание, не способное на счастье. Ты только своим существованием даришь Дрю это чувство. Посмотри, как он увлечен тобой, дышит каждым твоим словом, слушает и слышит, смотрит и видит. Понимаешь? Страшнее, когда есть дети, но ты не нужна своему мужу. – Мои глаза расширяются и я удивленно смотрю на Тришу. Она глазеет в ответ, а потом начинает смеяться. – Господи, ничего такого. Я же не про себя. Иногда мне хочется, чтобы я перестала быть нужна Адаму хотя бы на день, чтобы отдохнуть от его аппетитов.

Мы вместе хохочем, а потом обнимаемся. В моих глазах стоят слезы. Не знаю, чем я заслужила такую подругу, но после разговора с ней мне действительно становится легче. Я правда готова попробовать быть счастливой рядом с Дрю. Думаю, сегодняшний вечер подходит для признания как нельзя лучше.

Глава 23

Дрю

– Ну, ты меня сильно удивил, Дрю, – произносит Адам, делая затяжку. Я не курю, а мой старый друг, как оказалось, балуется этим.

Киваю на сигарету в его руке.

– Курение, говорят, убивает.

– Как и жизнь, – философски изрекает Адам.

– Ты врач и должен знать об этой фигне больше, чем я, чтобы к ней не прикасаться.

– Я подумаю над твоими словами, мамочка, – хмыкает он. – Не буду задавать идиотских вопросов про вас с Диккенс, и так все сам вижу. Но как ты стал продюсером и менеджером группы? Ты же учился в бизнес-школе.

– Ну вот я и занимаюсь бизнесом, как видишь.

Адам широко улыбается, рассматривая меня.

– Не могу передать тому, как рад тебя видеть.

Я тру затылок, потому что собираюсь сказать то, что говорить неприятно. Но я должен.

– Слушай, прости, что мы тогда так… Что я тогда так себя повел. Я не должен был отталкивать тебя и ругаться. Дело в Долли. Они с Тришей всегда были подругами, и я бы сдох тогда, если бы увидел Доллс с кем-то другим, например, на твоем или Триши дне рождения или еще на каком сборище. Мне казалось правильным разорвать связи со всеми вами и предотвратить мои встречи с Долли.

– Ты поэтому и на встречи выпускников не являлся?

– Думаю, да. Но сказать сложно.

Адам хлопает меня по плечу.

– Не парься, мужик. Слушай, ты можешь раздобыть для Триши автографы своих парней? Она дуреет от «Крашез».

И вот так, буквально за пару минут откровенной беседы все барьеры между мной и моим лучшим другом рушатся, оставляя по себе чистое пространство для построения новой дружбы.

– Конечно. После концерта вы приглашены на афтепати, на котором парни дадут Трише столько автографов, сколько ей понадобится. И сфотографироваться она может со всеми вместе и с каждым по отдельности.

– Не перегибай, – со смехом говорит Адам. – Не хочу потом свою девочку отдирать от чужих мужиков.

Наш вечер заканчивается на позитивной ноте. Девочки успевают сбежать от нас к голодным младенцам, чтобы покормить, а мы в это время зависаем с другом на балконе и болтаем обо всем, что произошло за последние годы. Тепло прощаемся, договорившись о встрече перед концертом следующим вечером, и покидаем гостеприимных хозяев.

– Не хочу пока возвращаться в автобус, – говорит Долли, когда мы за руку выходим на улицу. – Давай немного прогуляемся.

– Не нагулялась за день? – Она пожимает плечами и внимательно смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Что-то изменилось за эти несколько часов в квартире наших друзей. Изменилось в хорошем смысле, потому что мне нравится то, с какой нежностью она осматривает мое лицо. – Идем.

Мы поворачиваемся и двигаемся в сторону парка рядом с домом Триши и Адама. Здесь тихо и практически безлюдно. Несколько человек выгуливают своих собак, кто-то на вечерней пробежке, и всего несколько пар, прогуливающихся так же, как и мы с Долли. Она берет меня под руку и прижимается головой к моему плечу. Мы медленно бредем по аллее, разглядывая старые деревья, слушая сверчков и отдаленный гул улицы.

– Как пообщались с Адамом? – спрашивает она.

– Хорошо. Знаешь, я был удивлен тому, что он таклегко простил меня за нашу ссору.

– О, вы прямо поссорились? Я думала, просто перестали общаться.

– Мы тогда все были на взводе, так что это было не сложно.

– А вы с Триш как?

– А, нормально, – рассеянно бормочет Долорес, как будто погруженная в свои мысли. Я решаю пока ни о чем ее не расспрашивать. В такие моменты Долли лучше не трогать. Она несдержанная и обязательно поделится тем, что у нее на уме.

– Знаешь, оказывается, доктор Скотт курит. Немного, но пока мы были на балконе…

Долли резко останавливается и выпаливает:

– Я люблю тебя!

Я торможу сразу за ней, огорошенный тем, что услышал. Подумал даже, что показалось. В голове быстро крутятся возможные причины такого признания. Вино? Она выпила всего пол бокала. Романтика? Какая, к черту, романтика, если мы целый день были, по большому счету, заняты работой и осмотром достопримечательностей. Может, на нее так парк повлиял? К дьяволу причины. Хочу услышать это еще раз.

Беру лицо Долли в свои ладони и наши взгляды встречаются. Мой пытливый и ее испуганный.

– Повтори, – говорю тихо, но твердо.

– Я люблю тебя, – уже тише произносит Долли, а я буквально впитываю эти слова с ее губ.

Наклоняюсь и целую ее. Сначала нежно, потом настойчивее. Она охотно отвечает, крепко сжимая ладошками мою талию.

– Люблю тебя, Доллс, – задыхаясь, шепчу в ее губы. – Так чертовски сильно люблю тебя.

Обнимаю ее и тяну в сторону огромного дерева, заросшего по периметру кустарниками. Краем глаза смотрю вокруг, чтобы никто не заметил этого маневра.

– Что ты делаешь? – хихикает она, но не сопротивляется.

– Хочу тебя. Прямо сейчас.

– Ты с ума сошел? Нас посадят.

– Если ты будешь вести себя тихо, никто даже не узнает. Давай, милая, поторапливайся.

Я легонько шлепаю ее по попке, затягивая в заросли. Осматриваюсь, чтобы здесь не оказалось таких же любителей секса на свежем воздухе. Или еще похуже хулиганов. Но вокруг никого. Я сажаю Долли на идеально склоненную к земле толстую ветку дуба и задираю подол платья. Нам не нужны сейчас предварительные ласки, адреналин все делает за нас. Лихорадочно расстегиваю молнию на джинсах, не прекращая целовать Долорес, пока ее руки шарят под моей футболкой. Сжимаю ее ягодицы, а потом отодвигаю трусики в сторону. Провожу пальцем по сладкой киске и с удовлетворением отмечаю то, насколько она мокрая. Готовая для меня.

– Скажи еще раз, – прошу я, пристраиваясь у ее входа.

– Я люблю тебя, – повторяет Долли шепотом и я врываюсь в нее сразу на всю длину.

Она кусает мои плечи, чтобы не закричать, но из нее все равно вырываются тихие стоны и всхлипы, и я схожу с ума от этих звуков. Обездвиживаю Долли, чтобы она не ерзала нежными ягодицами по грубой коре, и вхожу в нее без остановки. Выхожу полностью и снова врываюсь, как будто мне мало. Словно если я остановлюсь, Земля сойдет с орбиты. Долли цепляется за меня, как обезьянка, обвив мою талию ногами. Не могу так. Для меня слишком мало, через чур медленно и как-то не до конца. Снимаю ее с дерева, поворачиваю спиной к себе и наклоняю, заставляя упереться в ветку руками.

– Держись, малышка До, поездка будет быстрой и ухабистой, – шепчу ей на ухо и через секунду возвращаюсь в гостеприимное тепло ее тела.

Я знаю, что она сейчас закусывает губу, жмурится и кривится, потому что не может отпустить себя и выразить все эмоции, которые в ней накопились и не перестают собираться. Я трахаю ее быстро, жестко, наши тела сталкиваются с шумными хлопками, но мне нет до этого дела. У меня в голове то и дело слышится нежный голос, который произносит «Я люблю тебя». Я словно наяву вижу ее розовые губки, с которых так легко слетает признание и, клянусь, я парю над землей. Таким большим мое сердце еще никогда не было. Таким мощным никогда еще не был мой оргазм, вызванный финалом Долли. Она кончает бурно, едва стоит на трясущихся ногах, пока я изливаюсь в нее. Перед глазами темнеет, а руки с еле сдерживаемой силой сжимают нежную кожу бедер моей куколки Долли. Теперь я уверен не на девяносто девять, а на сто процентов: чувства делают секс острее. Живее. Пронзительнее.

Помогаю Долли выпрямиться. Она прислоняется к дереву и тяжело дышит, а я нависаю над ней, упершись своим лбом в ее.

– Я люблю тебя, – шепчу ей.

– И я тебя люблю, Дрю, – отзывается она, проводя по моему лицу дрожащими пальцами. Я поворачиваю голову и целую теплую ладошку. В полумраке зарослей я вижу, как глаза Долли блестят слезами.

– Эй, ты чего? – спрашиваю, притягивая ее к себе.

Долли крепко прижимается к моему телу и содрогается в беззвучных рыданиях. Я поглаживаю ее спину одной рукой, пока второй прижимаю ее голову к своей груди. Ей нужно немного времени. Это слезы счастья. Или облегчения. Я слышал, что у женщин такое бывает после секса. Сам никогда не сталкивался, но от парней слышал. А что, если нет? Может…

– Я сделал тебе больно? – спрашиваю.

Она качает головой и вытирает слезы.

– Нет. Просто… Я не знаю, что на меня нашло. – Долорес поднимает голову и смотрит на меня с улыбкой, редкие слезы все еще скатываются по ее щекам. – Знаешь, я сейчас так счастлива, что не могу не плакать.

Я улыбаюсь вместе с ней.

– Если бы ты могла заглянуть внутрь меня, то увидела бы мое раздувшееся до неимоверных размеров сердце, – отвечаю и вытираю слезы с ее лица.

– Что, оно даже больше твоего эго? – шутит она и я щипаю ее за попку, вызывая заливистый смех. Этот звук лучше. Он привычнее и приятнее всхлипываний. Пожалуй, нужно чаще щипать и щекотать Долли, чтобы она смеялась.

– Давай выбираться отсюда.

– А ты полон сюрпризов, мистер Нортон, – говорит Долли, когда мы приводим одежду в порядок.

– Приятных, я надеюсь?

– Пожалуй да, – отвечает она после пары секунд наигранных раздумий. – Я думала, что все эксперименты с сексом остались в колледже, но ты меня удивил.

Не хочу думать об экспериментах в постели, которые ставила Долли во время учебы. Но не показываю ей своего негодования, потому что не хочу сбивать игривый настрой.

– Милая моя, наши с тобой эксперименты только начинаются, – отвечаю ей, выводя нас из зарослей под недовольным взглядом мужика с собакой. Наклоняюсь к Долли и шепчу ей: – Кажется, нам пора сваливать, пока блюститель морали на сексуальной диете не вызвал копов.

Долли хихикает, а я срываюсь с места и начинаю бежать, утягивая ее за собой. Черт, я так давно не чувствовал себя настолько беспечным и свободным, как в эту минуту с ней! Все так же хохоча и бегом мы покидаем парк и ловим ближайшее такси, чтобы вернуться в автобус.

Раздевшись, мы забираемся в нашу постель. Долли до сих пор улыбается и жмется ко мне всем телом. И я засыпаю с такой легкостью на душе и крепко поселившейся во мне надеждой, что, кажется, ничто не способно испортить для меня этот безупречный момент.

Глава 24

Долорес

– Эй, Портер! Сколько, ты сказал, сейчас времени? Сколько ещё до рассвета? – звучит со сцены «The Grand Ole Opry Ron Cogswell» голос ведущего. Весь зал вторит ему словами песни Джонни Кеша.

Атмосфера на этом концерте взрывная с ноткой грустинки по великому музыканту. Но все так бойко подпевают знаменитым строкам, что от тоски не остается и следа.

– Сегодня эту песню исполнят парни, которые как никто этого заслуживают. Джонни бы гордился тем, что его песни исполняют обладатели двух платиновых альбомов, владельцы бесчисленных музыкальных наград и такие молодые, но уже ставшие идолами нового поколения, группа «Крашез»! – выкрикивает ведущий Томми Симпсон, и ему вторит толпа, скандирующая «Крашез» так яростно, как будто ребята должны воскресить Джонни вот прямо на сцене.

Мы качаемся под легкую веселую мелодию. Дрю обнял меня со спины и его теплые ладони согревают прохладную кожу на моей талии. Я смотрю на монитор и периодически даю Дейву указания, с какой стороны подступиться к парням, чтобы получились наиболее сочные кадры. Они пойдут не только в наш фильм, но также войдут в промо-ролик диска с каверами Джонни Кеша. Парни все в ковбойских шляпах и соответствующей одежде. И только скрипач Диксон Саммерс одет во фрак и ковбойскую шляпу. С тех пор, как на репетиции впервые надел на себя этот костюм, теперь ребята не могут переодеть его в джинсы. Диксон накупил себе несколько фраков разных цветов и научился завязывать классический галстук-бабочку.

Этот тур всех нас меняет. Как будто мы выехали из ЛА с миссией что-то изменить в своей жизни, и упорно идем к достижению цели. Особенно остро я ощущаю это на себе. Наши с Дрю отношения с каждым днем становятся все крепче, а чувства все глубже и сильнее. Я уже не могу провести без него ни дня, как и он без меня. В каждом городе мы отправляемся на долгие прогулки, исследуем новые места. И всякий раз, когда заходим в парк – неважно днем или вечером – Дрю коварно улыбается и напоминает мне о том, что я призналась ему в любви чуть ли не во время занятия сексом в кустах.

Мы не остаемся до конца концерта. Парням нужно ехать на студию записывать песню для альбома каверов, потому что ночью мы выдвигаемся в следующий город – Сент-Луис. Пока Дрю будет с группой на студии, у меня будет видео-чат с продюсерами фильма о виноделах. Я все чаще задумываюсь о том, чтобы принять их предложение и отправиться в еще одно путешествие. Но у меня еще вагон времени на принятие решения. Хотя наличие новых отношений и нежелание расставаться с Дрю на такой длительный период все же позволяют ростку сомнений пробиваться через толщу моих амбиций и желания испробовать нечто новое в своей профессии.

– Рады видеть тебя, Долорес, – с широкой улыбкой произносит Мэтт, продюсер фильма.

Я смотрю на экран ноутбука, сидя за столом в нашем с Дрю автобусе, и не могу отделаться от мысли, как будто обманываю его. Он не в курсе моей сегодняшней встречи, хотя ни разу не сказал ни слова против того, чтобы я ехала. В конце концов, группа тоже часто гастролирует и Дрю в силу свих обязанностей разъезжает вместе с ними.

– Я вас так же. Привет Мэтт, Сильвия.

– Привет. У тебя красивая блузка, – отзывается Сильвия, женщина за пятьдесят, такая же любительница ярких нарядов, как и я.

– Спасибо, – отвечаю с улыбкой. – На вас тоже что-то невероятно красивое.

– О, это мое новое платье. Я тебе пришлю фото, ты должна его оценить.

Мэтт прерывает наш обмен любезностями:

– Долли, сценаристы передали нам твои замечания. И мы принимаем их. Ребята как раз сейчас занимаются переписыванием сценария. Каждое замечание было по делу. Я так и вижу шикарные съемки виноградников, которые можешь сделать только ты. И твоя концепция съемок семейных ужинов и городских праздников тоже понравилась. В общем, у тебя блестящие идеи, которые нужно воплощать в жизнь.

– Я рада, что вам понравилось, – медленно произношу я.

– Долли, ты собираешься отказаться? – визжит Сильвия.

– О, нет! – восклицаю я. – Просто… Думала, а вдруг не успею закончить с этим фильмом? У меня контракт с жесткими сроками. И я не могу покинуть проект, пока не завершу его.

– Долли, – мягко возражает Мэтт, – никто нас в шею не гонит. Нам самое главное, чтобы фильм вышел к следующему туристическому сезону. А он начнется не раньше, чем через год. – Он замолкает, а я опять с сожалением думаю о том, что в ближайший год мне снова не светит отпуск. Разве что если урвать несколько дней отдыха во время съемок. – Мы просим тебя хорошо обдумать наше предложение. К тому же, это ведь не первый наш совместный фильм, а значит нам не привыкать работать вместе.

– И ты будешь работать со своей съемочной группой, тебе будет нужно сменить лишь антураж съемок, – добавляет Сильвия.

Я киваю, потому что сейчас спорить бессмысленно. Я пока еще не думала всерьез об этом предложении. Мои мысли заняты фильмом о группе, но больше всего – о Дрю. Он не покидает их ни на секунду.

– Вот и славно, – говорит Мэтт. – Если у тебя будут какие-либо вопросы, пиши. Долли, но мы просим тебя принять решение в течение будущей недели, потому что если ты откажешься, нам нужно будет искать нового режиссера.

– Хотя нам очень сильно не хочется, – вставляет Сильвия.

– Си, так и признайся: лень.

Они с Мэттом начинают смеяться, а Сильвия еще и кивать.

– Ты нас раскусила.

Мы прощаемся, и я закрываю ноутбук. Откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза и выдыхаю. Начинаю методично укладывать в голове списки плюсов и минусов моего согласия. Через некоторое время я раздраженно фыркаю, глядя в потолок автобуса. Плюсы перевешивают со значительной разницей. По большому счету, из минусов у меня только то, что я длительный период не увижусь с Дрю. Но и тут услужливый мозг подсказывает, что в современном мире мили – не препятствие благодаря самолетам и сравнительно недорогим авиабилетам. Все указывает на то, что я должна соглашаться, а сердце предательски ноет от мыслей о предстоящем расставании с Дрю.

– Долли! – с криком врывается в автобус ДиДи. – Ты идешь? Там Роб без работы изнывает.

Я поднимаюсь с дивана с тяжелым вздохом и следую за своим помощником в свой старый автобус, чтобы продолжить работу. Мы режем пленку, споря, какие кадры останутся, а какие лучше выкинуть. Потому что все, что мы наснимали за это время, достойно того, чтобы быть показанным фанатам группы «Крашез». Пару моментов мы удаляем без сожаления. Например, как одну из группиз стошнило прямо на ботинки солиста группы. Или тот, где мы с Дрю зажимаемся за кулисами. Паршивец Дейв заснял этот кадр. Пока Роб выходил покурить, я несколько раз пересмотрела этот кадр. В объятиях Дрю я казалась еще меньше, совсем крошечной. На экране меня почти не было видно, кроме моих блудливых рук на его заднице, а потом ног, обернутых вокруг его талии. Но этот вид заводит. И сейчас я уже буквально схожу с ума от того, что мне не терпится наброситься на Дрю и зацеловать до головокружения.

Спустя несколько часов моя задница ноет от сидения, глаза – от просмотра сотен кадров, а голова – от споров. И я так сильно благодарна Дрю, что он распахивает дверь автобуса, что даже без единого слова с его стороны вскакиваю с места.

– Привет, трудоголики, – приветствует он нас. Роб отделывается коротким «Привет», даже не оторвав взгляда от экрана, а я подбегаю к Дрю и висну на его шее. – Привет, малышка До, – мурчит он мне на ухо, крепко прижимая к своему телу.

– Я хочу тебя, – шепчу, и Дрю сильнее сжимает ладони на моей талии.

– Идем, – решительно отвечает он, хватая меня за руку и направляясь к выходу.

– Пока, Роб, до завтра, – на распев произношу я, выпархивая из железной махины следом за Дрю.

На улице уже ночь. Темный асфальт освещает только полная луна, не скрытая сегодня облаками или тучами, которая развернула свои осветительные способности на полную мощность. Небо покрывают мириады звезд, притягивая своей красотой мой взгляд. В голове тут же рождаются идеи съемок группы под звездным небом. Но как быстро пришла мысль, так же быстро она и испаряется, потому что уже через несколько секунд я нахожусь за закрытой дверью автобуса, крепко прижатая к боковой стенке тяжелым мужским телом.

Дрю не церемонится, он срывает с моей груди блузку, едва не отрывая пуговицы. Жадные рты сталкиваются, борются за право руководить процессом. Руки хаотично шарят по телам, проникая под одежду и дотрагиваясь до разгоряченной кожи.

– Я чертовски сильно соскучился, – бормочет Дрю мне в шею, а потом спускается ниже, горячим языком и влажными губами проводя по груди, заставляя соски затвердеть, а дыхание сбиться.

Как только один сосок оказывается у него во рту, а второй между пальцами, я выгибаю спину и протяжно стону, не в силах молча вынести такого накала. У меня было много любовников в университете. Там я ни в чем себе не отказывала, пока не совершила самую большую глупость в жизни. Но ни один из моих партнеров не был таким, как Дрю: требовательным, при этом нежным и внимательным, настойчивым и жадным. Как будто ему все время меня мало и если он прямо сейчас не получит мое тело в свое владение, то его сердце остановится.

Дрю прерывается от своего занятия и тянет меня вглубь автобуса. Ни на секунду он не перестает ласкать меня. Разворачивает и прижимает спиной к своей груди, ведет к спальне, продолжая ласкать каждый доступный ему участок кожи. Как только мы оказываемся у кровати, быстро избавляем друг друга от одежды и набрасываемся с новой силой. Я тяну его за волосы, когда Дрю сжимает мои ягодицы, и впечатывает в свое горячее тело. Я схожу с ума от того, насколько мы разные и при этом так идеально подходим друг другу.

Одна рука соскальзывает с моего бедра и оказывается у меня между ног. Я подаюсь вперед, показывая ему, насколько сильно хочу этого. И Дрю не разочаровывает. Его умелые пальцы начинают кружить по клитору, пока я со стоном извиваюсь, удерживаемая второй рукой. У меня за закрытыми веками плывут радужные круги от удовольствия. Я сжимаю губы, чтобы хоть немного сдерживаться.

– Не молчи, Долли, – шепчет он у моего рта. – Хочу слышать тебя, моя девочка.

Я снова приоткрываю губы и перестаю держать в себе эмоции, отдавая Дрю то, чего он так жаждет: свои эмоции, свое удовольствие, всю себя. Дрю прекращает ласкать меня. Подносит руку, побывавшую у меня между ног, ко рту и всасывает пальцы. Довольно стонет, прикрывая глаза, позволяя мне смотреть за этим бесстыдным действием. И в этот момент даже у меня, искушенной женщины, щеки заливаются румянцем. Соблазнитель. Какой же он бесстыжий соблазнитель!

Я не хочу оставаться в долгу. Более того, я наконец хочу почувствовать вкус Дрю у себя во рту. Вспомнить, какой он. Как пахнет и как чувствуется на моем языке. Слегка толкаю его и Дрю приземляется на кровать. Он опирается на выпрямленные руки за спиной, широко раскинув ноги. Его взгляд как будто говорит мне: «И что ты намерена делать?» Самодовольный засранец.

Я опускаюсь на пол на колени между его ног и во взгляде Дрю скользит изумление. Нахально усмехаюсь, потому что он такого точно не ожидал. Как-то так сложилось, что он никогда не просил и не требовал минет и всегда дожидался, когда я сама захочу это сделать. И вот этот момент настал. Голубые глаза напротив заволокло туманом желания, взгляд стал мутным и темным, крепкие челюсти сжались и все тело замерло в ожидании ласки.

Я наклоняю голову и провожу языком по головке. Медленно, слегка касаясь. Зажмуриваюсь от удовольствия, снова почувствовав вкус, который мне когда-то так нравился. Ни один мужчина в моей жизни не был настолько вкусным и желанным, как Дрю Нортон. Обвожу языком самый кончик и Дрю стонет. По мне прокатывается волна мурашек от этого низкого звука с хрипотцой. Обожаю слышать, как он получает удовольствие. Опускаю голову ниже, обхватывая губами шелковистую твердость и уже через несколько секунд на мою голову ложится тяжелая рука, которая сжимает волосы и слегка надавливает, показывая, насколько глубоко я должна захватить член. Я дарю ему это. Дарю всю себя. Без притворства и ненужной скромности. Я не скромная. Я развратная и похотливая, но теперь только с ним.

Опускаюсь ниже и начинаю скользить губами вверх и вниз, и хватка в моих волосах усиливается. Кожа головы начинает немного пульсировать от того, как сильно Дрю сжимает мои волосы и тянет, но я не сопротивляюсь. Наоборот, это заводит еще сильнее. Ускоряю движения головой, чувствую его у самого горла, приостанавливаюсь, а потом снова набираю темп. Дрю стонет и грязно ругается, слегка подается бедрами, пытаясь еще глубже проникнуть в рот. На глаза наворачиваются слезы и я задыхаюсь, давлюсь им. Вот в чем никогда не была хороша – так это в минете. Ни разу мне не удалось сделать глубокий, всякий раз я начинала паниковать, потому что мне не хватало кислорода. И сейчас я не совершаю подвигов своей глоткой, но Дрю и не жалуется. Он становится тверже, стонет громче, а бедра уже без остановки двигаются вверх-вниз. И становится непонятно: то ли я трахаю ртом его член, то ли он таранит мой рот. И наплевать. Пусть все идет так, как идет. Потому что его удовольствие невероятно сильно заводит меня.

– Блядь, Долли, – стонет Дрю, а потом резко поднимает мою голову, заставляя с характерным шлепающим звуком выпустить член изо рта. – Ты красавица, – нежно произносит он, проводя пальцем по моим губам. Каждый его комплимент как бальзам на израненную душу. – Идеальная.

А потом он подхватывает меня и заставляет оседлать его.

– Давай, малышка, возьми то, что тебе так нужно.

Внутри меня все сжимается, между ног становится слишком горячо от его слов и хриплого тона, которым он со мной разговаривает. Я не медлю, не пробую воду прежде, чем окунуться. Я ныряю с головой и будь что будет. Резко опускаюсь на него и кричу. От боли, облегчения, чувства наполненности и того, насколько все это правильно. Мы не нежничаем, не медлим и не растягиваем удовольствие. Мы пьем его огромными глотками, чувствуя, как оно стекает по нашим щекам, омывает грудь и теряется где-то в районе сердца. Горячее, тягучее и безупречное.

Дрю отклоняется назад, а потом и вовсе ложится на спину. Он обводит мое тело восхищенным взглядом. Одной рукой придерживает за бедро, а вторую кладет мне на живот. Большой палец начинает кружить по клитору, заставляя кровь бурлить в венах и нестись на сумасшедшей скорости к колотящемуся сердцу. В глазах Дрю восторг и восхищение. Я откидываю голову назад, позволяя себе впитывать каждое ощущение, от которого содрогается мое тело. Прикосновения, чувство наполненности и взгляд, который я ощущаю даже кожей.

– Дрю… – задыхаюсь я. – Я сейчас… Я… О, мой Бог… Дрю! – выкрикиваю его имя и буквально обрушиваюсь на его горячую, влажную от пота грудь, вынуждая убрать руку с моего живота.

Он позволяет мне несколько секунд прийти в себя после сокрушительного оргазма. После этого переворачивает нас, широко разводит мои ноги и, удерживая меня за стопы, медленно входит. Выходит и после этого позволяет себе делать с моим телом все, что только приходит в его развратные мысли. Он трахает меня быстро, жестко, глубоко, без остановки. Его лицо перекашивает гримаса удовольствия. Но выглядит это так, как будто ему чертовски больно. Дрю вколачивается в мое тело, ни на секунду не переводя дух.

Потом резко останавливается, переворачивает меня, ставит на колени и продолжает. Снова на спине, на боку, на четвереньках, сжимая мои ягодицы до синяков. Шлепает меня и рычит, сжимает грудь, а потом снова ласкает клитор. Я сбилась со счета, сколько раз я кончаю под ним. Не могу не то что считать, даже собрать в голове хотя бы одну мало-мальски связную мысль. И настолько все это сильно захватывает меня, что я уже не знаю, где заканчиваюсь я, а начинается Дрю. Мы стали единым целым. Идеальным организмом, в котором каждый кусочек совпал, создав безупречное слияние тел и душ. Когда меня настигает очередной оргазм и Дрю наконец отпускает свой, я снова сверху. Мы оба протяжно стонем, сжимая друг друга в крепких жарких объятиях. Волосы прилипли к спине и лицу, а руки и ноги дрожат так, как будто я бегала целый день, не приседая. Хотя это иронично, потому что именно сейчас я сижу верхом на Дрю, впитывая отголоски наших оргазмов.

Дрю медленно и нежно гладит меня по спине кончиками пальцев.

– Я люблю тебя, – шепчет он.

– Я люблю тебя, – вторю ему.

– День без тебя – это слишком долго, – говорит Дрю, заставляя сердце сжаться.– Больше не отпущу тебя никуда от себя.

Он прижимается губами к моему лбу, пока я лежу на нем, распростертая на большом теле и разомлевшая от полученного наслаждения. Разве что не мурлычу, как кошка. И сейчас мои мысли так некстати заняты предложением Мэтта и Сильвии. И хочется рвать на себе волосы от безысходности. Я пока не готова расстаться с Дрю на такой длительный срок. Даже ради супер-выгодного контракта.

Глава 25

Долорес

– Вегас, детки! – выкрикивает Ник, когда мы все выходим из автобусов под палящее солнце пустыни. – Готовы потратить свои кровные? Всадить на автоматах все, что есть у вас? Выворачивайте карманы, ублюдки! Мы в Вегасе!

Толпа гудит, отзываясь на энтузиазм солиста группы, пока мы, подхватив свои вещи, движемся ко входу в отель. У самого порога останавливаемся и ждем, пока ассистенты Дрю договариваются о поселении.

– Так, у меня объявление! – снова привлекает внимание Ник. – Мы со Сью… Иди сюда, детка. – Как только она оказывается у него под боком, Ник крепко прижимает ее к себе и целует в висок. – Так вот мы со Сьюзен решили пожениться. – Он молчит, пока толпа радостно поздравляет их с этим решением. Как только все стихают, Ник продолжает: – И поскольку мы находимся в городе, в котором нас может поженить сам король рок-н-ролла, то решили не медлить с этим решением. В общем, вы все приглашены на нашу свадьбу, которая состоится… – Ник картинно подносит к носу запястье с кожаными браслетами на нем, но на котором отсутствуют часы. – Буквально через шесть часов. Ровно в восемь вечера все должны быть в часовне Элвиса. Не опаздывайте, а то праздник начнется без вас. Самых нетерпеливых жду у себя в номере в семь, чтобы начать веселье.

– О, боже! Это так круто! – пищит какая-то девица из группиз, которая последние три дня не слезает с Лиама. – Малыш, это так романтично, – с намеком говорит она, преданно заглядывая ему в глаза. Лиам свои закатывает и отворачивается от нее.

– Поздравляю, – говорит Дрю, пожимая руку Ника, а потом по-медвежьи обнимая его.

– Спасибо, бро, – отвечает он. – Потом что-то шепчет своему менеджеру и тот оглядывается на меня.

Странный немой диалог прерывается сразу после того, как я вопросительно выгибаю бровь, глядя на своего мужчину. Все по очереди поздравляют Ника уже спокойнее, чем в первый раз, и договариваются о встрече в их со Сью номере вечером. Вот так шумной компанией мы вваливаемся в отель через черный вход, куда нас повел ассистент Дрю, Сэм.

До вечерних развлечений у нас еще несколько часов, так что мы с Дрю решили компенсировать недостаток сна в дороге. Сразу после душа и обеда в номере мы завалились на чертовски удобную кровать и отрубились в объятиях друг друга. Я проснулась от того, что он нежно поглаживает мой живот и смотрит на меня, подперев второй рукой голову.

– Долго глазеешь? – спрашиваю хриплым ото сна голосом.

– Достаточно, чтобы влюбиться еще сильнее.

Я несколько мгновений молчу, рассматривая его лицо и пытаясь понять, что же такого правильного я сделала в жизни, что мне так сильно повезло с ним?

– Ты как-то заготавливаешь такие фразы заранее? – На лице Дрю отражается недопонимание. – Ну, знаешь, типа, у тебя где-то, может, есть специальный блокнотик, куда ты записываешь пик-ап фразы, чтобы потом ими козырять при удобном случае.

Дрю откидывает назад голову и начинает хохотать. А я с улыбкой рассматриваю то, как дергается его кадык и мне кажется, что я чертовски странная, раз нахожу эту часть тела неимоверно сексуальной.

– Ты, Долорес, это нечто, – говорит он, успокоившись. – Надо же, блокнотик.

– Ты всегда произносишь слишком правильные слова. Вот я и подумала, что ты заготавливаешь речь заранее.

– Нет, глупышка, я импровизирую, – отвечает он, целуя меня в кончик носа. – С тобой мне не нужно что-то придумывать, потому что моими губами руководит сердце.

– Ну вот опять! – восклицаю я. – Ты как будто выдернул эту фразу из любовного романа.

– Не вяжется с моим образом? – спрашивает он с лукавой улыбкой, а я отрицательно качаю головой. – А что вяжется? Это вяжется? – Дрю резко перекатывается на меня, отодвигает мои трусики в сторону и проводит пальцами по клитору, заставляя содрогаться. – Ну, сладкая, а у меня такое ощущение, что ты в своей светлой головке все время смотришь порно. Потому что стоит мне тебя только коснуться, ты уже мокрая. Может, у тебя на ноутбуке запас не твоих фильмов, а пикантных роликов, которые готовят тебя для меня?

Я выгибаю спину и слегка приподнимаю бедра навстречу ласке.

– С тобой мне не нужны дополнительные стимуляторы, – сиплю за секунду до того, как его теплые губы накрывают мои в жадном поцелуе.


Ровно в семь почти вся моя команда и вся группа толкутся в номере Ника. На столе стоит несколько бутылок шампанского, которыми Лиам щедро наполняет бокалы. Сьюзен угощает всех закусками. Компания бурно обсуждает предстоящее событие. Девушки восхищаются шикарным кольцом Сью и ее красивым платьем. Я присоединяюсь к празднику сама, потому что Дрю со своей помощницей Марлой отлучились по вопросам организации завтрашнего концерта. Мы с ДиДи болтаем о работе и свадьбе Ника со Сью, пока я вливаю в себя второй, а за ним и третий бокал шампанского. Достаточно скудный обед и пара мелких закусок не спасают от опьянения и к моменту, когда мы все выходим из отеля, чтобы рассесться по машинам и поехать в часовню, я уже изрядно захмелевшая.

– Ты же не будешь блевать? – спрашивает меня ДиДи, пока я, сидя в огромном лимузине, потягиваю четвертый бокал.

– Не-а. Видишь? Я ем, – подсказываю ему, демонстрируя кусочек шоколадки, зажатый между большим и указательным пальцем.

– Ты сосешь эту плиточку уже минут пять, Доллс.

– Я наслаждаюсь, Дилан, не ломай кайф.

Он укоризненно качает головой.

– Тебя уже ничто не спасет.

Под гомон членов моей съемочной команды, которая ехала с нами в лимузине, мы добираемся до часовни, у входа в которую нас уже ждут Марла и Дрю.

– Вы выглядите, как гордые родители, которые у церкви встречают новобрачных! – выкрикиваю я, вылезая из лимузина.

ДиДи путается в моей пышной розовой юбке и отплевывается от перьев на кофточке. Ага, сегодня мой наряд до нелепого дурацкий, но мне он нравится. Да, и перьев не так уж там и много, не боа же я, в конце концов, нацепила. Дилан просто перегибает палку.

Как только мы подходим к часовне, Дрю тут же обнимает меня за талию и, прикрыв ото всех своим мощным телом, крепко целует.

– Я соскучился, – бормочет он мне в губы.

– Мы не виделись всего пару часов.

– Невыносимо долгих пару часов, – спорит он.

У меня кружится голова от выпитого шампанского и близости Дрю. Я сейчас настолько счастлива, что готова совершить самый безрассудный поступок в своей жизни.

– Ты должен сегодня сделать нечто непривычное для тебя. Импульсивный поступок. Точно! – произношу немного громче, чем следовало бы. И в моей голове уже крутится нечто такое, что могло бы быть расценено, как импульсивный поступок для продуманного Дрю. Прыжок на банджи? Чертово колесо? Поцеловать трансвестита?

А потом я замираю, и мое бедное колотящееся сердце не успевает замедлить ритм, потому что ему приходится ускориться. Дрю опускается на одно колено, выуживает из безупречно скроенного пиджака коробочку. Потом протягивает ее мне со словами:

– Именно это я и собираюсь сделать, малышка До. – Его голос густой, как патока. А я не могу понять, отчего у меня так сильно грохочет в голове: от выпитого шампанского или того, что в данную секунду происходит. – Не хочу провести без тебя больше ни дня, Долорес Диккенс. Ты стала моим миром, моим светом, моим всем. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе. И просто не представляю, как вернусь в Лос-Анджелес и тебя не будет под боком каждую ночь. Ты нужна мне. Выходи за меня. – Он молчит пару секунд, а потом напряженное лицо разглаживается и на нем проступает мальчишеская улыбка. – Забыл сказать: я люблю тебя.

Я стою в растерянности, не зная, что ответить. Это слишком быстро, но мы шли к этому слишком долго. Мне страшно. Внезапно каждое едкое слово, сказанное Оливером, возвращается ко мне и кажется, что оно осыпает пеплом нашу пару. Мужчину, стоящего на одном колене перед женщиной, которая растерянно переводит взгляд с него на вход в часовню, из дверей которой торчат головы с любопытством, написанном на их лицах. И в этот момент я понимаю, что о задумке Дрю знали если не все, то половина нашей компании точно. От этого становится еще более неловко.

– Соверши импульсивный поступок, Долли, – тихо говорит Дрю, но я слышу каждый произнесенный им звук, несмотря на долетающую до нас из церкви музыку Элвиса и шум машин за моей спиной.

Не думаю дважды. Не хочу. Думать буду завтра, а сегодня я хочу наконец чувствовать.

– Да,– негромко отвечаю и в подтверждение согласия киваю.

На моем пальце тут же оказывается небольшое кольцо с камнем, после чего Дрю подскакивает и, подхватив меня на руки, кружит. А потом целует. Быстро, неистово, жадно. А я смеюсь. Над собой и над ним, над ситуацией и тем, насколько все происходит странно и неожиданно.

– Ты сумасшедший, – говорю ему, когда Дрю упирается своим лбом в мой.

– Это ты сводишь с ума. Заставляешь меня лететь на пятой скорости.

– А ты привык к четвертой?

– К первой, – отвечает он с широкой улыбкой. Не могу сдержаться и глажу пальцами такие любимые ямочки на щеках.

– Эй! Я, конечно, поздравляю и все такое, но моя свадьба без вас не начнется, а у Элвиса все расписано по минутам! – выкрикивает Лиам и мы, смеясь, присоединяемся к компании в часовне.

Нас поздравляют, хлопают по плечам и обнимают, а я как будто нахожусь в счастливом пузыре и все слова долетают до меня, словно через толщу воды. Сейчас я чувствую себя абсолютно, по-дурацки счастливой. Без условий и страхов. Просто счастливой.

Как только Лиам и Сью становятся мужем и женой, мы поздравляем их, и я уже собираюсь на выход из часовни, как за моей спиной раздается голос парня, одетого как Элвис.

– Дрю и Долорес, вы готовы?

Я замираю и медленно поворачиваюсь к Дрю. На меня смотрят десятки пар глаз, а я не могу сдвинуться с места. Только сверлю взглядом любимые голубые глаза, в которых плещутся мольба и нежность. Дрю протягивает руку и я вкладываю в нее свою. Не буду думать. Он уже все продумал за меня.

Церемония как в тумане. Я помню, как мы повторяем фразы за фальшивым королем рок-н-ролла, как широко улыбается Дрю, как нежно целует. Помню, как мы почти в унисон произносим твердое «да», а потом шум и поздравления. Внутри меня взрываются цветные пузырьки, счастье плещется через край и кажется, что я могла бы поделиться им с целым городом грехов, при этом каждого его жителя и гостя оставить с этим чувством.

Из часовни Лиам и Дрю выносят своих жен на руках под дружные аплодисменты друзей. Мы делаем несколько фотографий и отправляемся кататься по городу на лимузинах. Шампанское льется рекой, музыка грохочет и мы все просто сходим с ума, отрываемся, ни в чем себе не отказывая. Я сижу на коленях Дрю и хихикаю, когда он шепчет в мою шею разные глупости и скабрезности. Волшебный вечер.

– Эй, там караоке! – выкрикивает Ник, показывая куда-то за окно, и все разом начинают кричать водителю, чтобы остановился.

– Плохая идея, – бормочет Дрю, выбираясь следом за всеми нами из лимузина.

– Ну же, Дрю. Давай, соверши безрассудный поступок, – подначиваю я.– Я совершила ради тебя, теперь ты сделай то же самое для меня.

Он смотрит на меня, удивленно приподняв брови. Дрю сейчас такой забавный, с серьезным выражением лица, призванным внушить мне благоговение и безропотное согласие с его мнением. Но его глаза светятся, как два мастерски ограненных аквамарина в свете огней, отражающихся в них от вывески бара караоке.

– Странно, что Ник выбрал не самое крупное заведение в городе, – бурчит Дрю, схватив меня за руку.

Почти все уже вошли вовнутрь, но я дернула руку Дрю, заставляя остановиться.

– Сделай это ради меня, – шепчу ему в губы.

– Сделать что?

– Спой в караоке.

– Долли, ты…

– Молчи, – прерываю, положив пальцы на его губы. Я знаю, что он хочет сказать. – Пожалуйста. Как свадебный подарок мне.

– Ты же знаешь, что я не пою.

– Знаю. Но ты слишком серьезный, а я хочу, чтобы ты наконец расслабился и забил на мнение окружающих.

– У меня нет ни слуха, ни голоса.

– А у кого он есть? – со смехом спрашиваю я, и снова тяну его в здание.

– У тех парней, что сейчас вошли в бар, – отвечает он, показывая пальцем на вход.

– Ну же, давай. Ну ради меня.

Дрю тяжело вздыхает и на мгновение прикрывает глаза. А когда снова открывает их, в них плещется дьявольское пламя.

– Ты моя должница, миссис Нортон.

– Я Диккенс.

– На работе ты Диккенс, а по документам Нортон. Идем уже, мне не терпится испытать мои пару минут позора.

Я взвизгиваю от шлепка по попке и забегаю в уютный бар, в котором два нестройных пьяных голоса исполняют бессмертный хит Тины Тернер.

Глава 26

Дрю

Какого черта я на это согласился? Мне стоило бы до последнего стоять на своем и отмахнуться от Долли с ее безумной идеей. Я из той категории людей, которым медведь на ухо наступил, потоптался по нему изрядно и для пущей надежности еще и присел сверху. Обычно как раз такие люди и поют в караоке, уверенные в своем природном таланте. Но я не отношусь к ним, трезво оцениваю свои способности и считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Вот если Ник умеет петь – он поет. А если я умею управлять группой, то этим и занимаюсь, не стремясь заслужить славу певца. Но моя теперь уже жена уверена, что мне стоит испытать это незабываемое чувство позора, которое несмываемым слоем грязи осядет, я уверен, на моем отполированном эго.

Как только очередной чувак в костюме Элвиса называет со сцены мое имя, группа начинает улюлюкать и всячески подбадривать меня. А я чувствую, как по позвоночнику стекает капля пота. Первая и далеко не последняя, а лишь единственная из сотен, которые будут сопровождать меня все пару минут, пока я буду петь. Наклоняюсь к Долли и говорю ей на ухо:

– Ты еще об этом пожалеешь, Нортон.

– О, я наслажусь твоим позором по полной.

Приподнимаю бровь, давая понять, что она сама себя выдала, и теперь я знаю, что эта дурацкая идея появилась не ради того, чтобы справиться с моими какими-то комплексами. Не-е-ет, миссис Нортон задумала унизить меня. Позже я обязательно отыграюсь на ней.

Стараясь сохранить все свое достоинство – насколько это реально в моем положении, – я поднимаюсь на сцену. Я выбрал песню «Крашез». «Потанцуй со мной, детка». Это чуть ли не единственная песня, слова которой я знаю полностью, слышал ее тысячи раз и в ней не надо тянуть ни одной ноты. Она быстрая, веселая и напоминает мне о предательнице, сидящей за столиком во втором ряду зала. С первыми аккордами проигрыша моя компания начинает реветь и одобрительно свистеть. Ага, парни, это ваша песня. Я отвратительно пою, едва попадая в ноты, мой голос хрипнет от волнения и я даже чувствую, как лицо краснеет и потеют ладони. Я крепко вцепился в микрофон, чтобы тот не выскользнул из рук. Слава богу, никому не приходит в голову кричать «бу», а весь зал подпевает задорной песне. Но я смотрю только в одну точку: на лицо Долли.

Вообще забавно, как все получилось. Я случайно купил кольцо для нее. Еще будучи в Нью-Йорке. Просто поддался порыву, проходя мимо магазина «Тиффани». Просто вошел туда прямиком к витрине с обручальными кольцами и, не думая ни секунды, ткнул в три кольца из одной коллекции. Услужливый сотрудник магазина упаковал их, похвалив мой скромный выбор. Одно кольцо для скоростной помолвки перед часовней и два, которые мы надели друг другу во время церемонии. Теперь нежный пальчик Долорес, до этого пустовавший, украшают два кольца из белого золота. Они периодически перекручиваются и камень съезжает вниз, потому что я слегка прогадал с размером. Но мне все равно нравится. А если ей будет неудобно, то мы всегда можем отдать украшения в знаменитый ювелирный дом, чтобы подогнали по размеру. Но она пока не жалуется. И на свой новый статус тоже.

Все произошло так стремительно, и я все сделал, дважды не подумав. Просто встал на одно колено и сказал то, что ураганом металось по моему сердцу. Я люблю ее и хочу провести с ней целую вечность. Разделить ее боль и попробовать создать полноценную семью. Я уже начал это делать, но Долли пока рано говорить об этом, она еще не готова. Моя куколка только обрела счастье, и пока я не буду ее волновать разговорами о самом главном для нее.

Долли одержима идеей стать матерью. Она в принципе одержима идеями. Если Диккенс —а теперь уже Нортон – что-то вбивает себе в голову, то она непременно должна достигнуть положительного результата и обязательно с наивысшими показателями. Если стать режиссером, то знаменитым и востребованным. Если создавать семью – то непременно с детьми. Если любить – то до головокружения и фейерверков в сердце. Каждому своему занятию Долли отдается на двести процентов. И этот ее перфекционизм в делах и задумках мешает довольствоваться малым. Строить счастье даже с лишениями. Долли умеет радоваться мелочам, ловит каждое счастливое мгновение. Но когда дело доходит до серьезных вещей, она не может делать все наполовину, только отдаваясь целиком. Если бы я дал ей хотя бы час на раздумья, она не вошла бы в ту часовню с намерением стать моей женой. Долорес импульсивная и я знаю, что на принятие любого судьбоносного решения ей нельзя давать больше пары минут. Иначе сомнения помешают ей принять решение, которое сделает ее в последствии счастливой. Прагматичная, продуманная Долли равно несчастливая Долли. Так что я принял решение играть на ее инстинктах.

Наконец с последними аккордами музыки мои мучения заканчиваются и под оглушительные аплодисменты нашей банды я плетусь назад к столику. Моя рубашка мокрая от пота, голос сел и трусятся руки. Никогда в жизни мне еще не было так страшно. Адреналин бурлит в венах, как кипящая лава. Мне нужно куда-то деть эту энергию, выплеснуть ее. Взгляд сам собой цепляется за мою красавицу-жену, которая хитро улыбается, показывая мне поднятые вверх большие пальцы. Я рассеянно машу нашим друзьям, хватаю Долли за руку и волоку в сторону туалетов. Я знаю один способ сбросить напряжение без членовредительства.

Толкаю первую дверь – она заперта. Толкаю вторую и та распахивается. Заволакиваю внутрь хихикающую жену и запираю за нами дверь, впечатывая в нее эту негодяйку. Я не жду и не раздумываю, просто набрасываюсь на губы Долорес, сминая их своими. Кладу ладонь на ее шею, несильно сжимая. Долли стонет мне в рот, захваченная нашей похотью. Она тоже не медлит, не ждет проявления инициативы с моей стороны. Она расстегивает ширинку на моих джинсах и проникает рукой мне в трусы, сжимая рукой твердый, как камень, член. Я отрываюсь от ее губ, потому что мне не хватает воздуха. Долли крепко держит меня за самую чувствительную часть тела и водит кулаком вверх и вниз, оголяя нервы и еще сильнее распаляя жажду.

Я отпускаю ее шею, рука сползает на грудь, и я безошибочно нахожу сосок, сжимаю его через ткань тонкого платья, вырывая из груди Долли хриплый стон. Она опускается ниже, присаживается на корточки и, глядя мне в глаза, вбирает член в рот. Я шумно выдыхаю и зажмуриваюсь. Прислоняюсь лбом к двери, зажимая Долли между мной и деревянным полотном. Кажется, кто-то дергает дверную ручку и стучит, но я этого почти не слышу. Все звуки доносятся до меня как будто из-под толщи воды, я слышу только причмокивания мягких нежных губ, которые с невероятной скоростью скользят по налитому кровью члену. Япогружаюсь в горячий рот. Едва сдерживаясь, чтобы не схватить ее за волосы и не начать трахать, пытаясь проникнуть еще глубже. Рука, которой я упираюсь в дверь, сжимается в кулак, а по телу проходит дрожь.

Резко выхожу изо рта Долли и наблюдая за тем, как от члена к ее губам тянется тонкая струйка слюны. Это охренительно сексуально. Долли способна поставить меня на колени и превратить в своего похотливого, ненасытного раба. Секс-машину, готовую по малейшему зову исполнить ее самые развратные фантазии. Поднимаю Долли и поворачиваю спиной к себе и лицом к зеркалу. Она смотрит на меня горящими глазами через отражение. Ее губы припухли и покраснели. Идеально. Поднимаю ее ногу и упираю коленом в раковину. Долли слишком низкая, чтобы трахать ее просто стоя. Задираю юбку, отодвигаю в сторону тонкую полоску стрингов и без прелюдий врываюсь на всю длину. Я знал, что она будет мокрая. Она всегда мокрая для меня. Моя ненасытная, жадная девочка. Долли слегка сжимается от вторжения, но я не оставляю ей шансов улизнуть от меня, крепко удерживаю за бедро, не останавливаясь ни на секунду. врываюсь в нее, вкладывая в свои движения все отчаяние и голод, которые испытываю с того самого момента, как она согласилась стать моей женой.

Долорес закатывает глаза и зажмуривается, крепко сжимает края раковины до побеления пальцев. Свободной рукой хватаю ее за подбородок и задираю голову.

– Смотри на нас. Видишь, насколько мы идеально подходим друг другу? – Она распахивает глаза с потемневшими радужками. Во взгляде похоть и некоторая доля агрессии. Она заведена. Так сильно возбуждена, что плохо соображает. Долли стонет, совсем не сдерживаясь, а я и не думаю заглушать эти звуки, потому что хочу, чтобы весь чертов мир знал, как она наслаждается нашим сексом. – Давай, малышка, я чувствую, как ты хочешь кончить. Сделай это, порадуй меня.

Мои слова выходят хриплым и скрипучим голосом, потому что я сам еле держусь, чтобы не кончить раньше Долорес. Но это принцип – дамы вперед. Так что мне приходится крепко сжать челюсти, не переставая вдалбливаться в податливое тело, которое уже тисками сжимает готовый выстрелить член. Еще пара толчков – и мы одновременно отпускаем себя. Изо рта Долли вылетает не стон, не шепот, а звериный рык с моим именем. Она не перестает повторять его, пока мы барахтаемся на волнах оргазма, как будто попали в шторм и никак не можем из него выбраться. Нас подбрасывает и качает, заставляя сердце сбиваться с размеренного ритма.

Когда все стихает, я помогаю Долли вытереться и опустить колено со стойки. Разворачиваю к себе, нежно беру ее лицо в ладони и целую. Долго, томительно, наслаждаясь сладостью и ее разомлевшим состоянием. Ноги подрагивают после мощного оргазма, тело разморенное от ощущений, но счастье, плещущееся в грудной клетке, подсказывает, что каждая секунда позора на сцене стоила того, чтобы после испытать вот эти ощущения.

– Я люблю тебя, – говорю ей в губы.

– Я люблю тебя, – повторяет она с улыбкой. А потом крепко прижимается ко мне, обнимая за талию, и на выдохе выдает: – Как же сильно я люблю тебя.

Жар, прокатывающийся по коже в этот момент, не сравним ни с чем. Даже во время оргазма меня так сильно не обдает, как в эту минуту. Мгновение, когда любимая женщина вот так искренне, открыто говорит о своих чувствах. И самая лучшая часть всего этого – наши чувства взаимны. Прижимаю к себе Долли и целую в волосы.

Через несколько минут, приведя себя в порядок, мы со счастливыми улыбками выходим в зал. Как только появляемся из коридора, наша компания начинает свистеть и громко хлопать. Я показываю им средний палец, а Долли крепче сжимает руку, за которую держится.

– Ну, Зажигалка, порадовала! Ты моей жене обеспечила бессонную ночь своими криками, – со смехом произносит Ник, как только мы оказываемся у стола.

Долли встревоженно смотрит на меня, а потом на солиста группы. Мы присаживаемся и услужливая Сьюзен, не снижая голоса, произносит:

– Музыка стихла в самый интересный момент. Когда, судя по крикам, ты, Долли, как раз пришла к финишу в туалете. Слышали не только мы. Вам весь зал аплодировал. Хотя вы вряд ли слышали.

Я хмурым взглядом обвожу банду, пока Долли прячет покрасневшее лицо у меня в изгибе шеи. Надо же, никогда не думал, что что-то может смутить Долорес. И это действительно чертовски мило выглядит.

– Поехали отсюда, – бормочет она мне в шею. – На сегодня позора достаточно.

Я немного отстраняюсь и кладу руку ей на щеку, вынуждая смотреть на меня.

– Вот мы и квиты. Оба опозорились.

– Ненавижу тебя, – бурчит она, заставляя мою улыбку расползтись еще шире.

– Нет, Долли, ты меня любишь. Ты сама сказала пару минут назад, там, в туалете.

– Я была под воздействием оргазма.

– Ты была под воздействием магии Дрю.

Она хихикает.

– Ты самодовольный придурок.

– Я твой любимый самодовольный придурок, – шепчу, целуя вздернутый носик, а она забавно кривится, млея в моих объятиях.

Глава 27

Долорес

Последний концерт тура. Мы посетили одиннадцать городов и наше путешествие заканчивается в родном Лос-Анджелесе. Сегодня я буду ночевать дома в своей спальне. Я так привыкла в поездке к жизни в автобусе, что начинаю задумываться, а смогу ли уснуть без раскачивания. Все эти недели я засыпала в горячих объятиях Дрю под его сопение. Как будет дальше, пока не понятно. Потому что мы ни о чем не договаривались, но вроде как женаты. Сейчас я чувствую нечто странное, как будто что-то не дает мне покоя. При мысли о том, как мы будем обсуждать наше будущее, я покрываюсь холодным потом. Потому что до этого тура у нас была у каждого своя жизнь. Я боюсь того, что он просто попрощается и продолжит жить дальше без меня, воспринимая наше венчание в часовне Вегаса, как приключение. И в то же время мне страшно, что он воспримет все слишком серьезно и мне придется менять свою жизнь, учитывая интересы другого человека.

Я больше хаотично мечусь по автобусу, чем собираю вещи перед выходом. Через двадцать минут мы прибудем в ЛА и остановимся на парковке студии звукозаписи, где я сяду в свою машину и поеду домой, оставив это потрясающее незабываемое приключение позади. Единственное, что от него останется – это воспоминания, кольца на безымянном пальце и работа на ближайшие три недели. Я обязательно посещу завтрашний концерт, чтобы расслабиться. Мы решили не снимать в Лос-Анджелесе, потому что во время тура насобирали материала с избытком, хватило бы, наверное, и на два фильма.

– Перестань гонять ветер, – раздается голос ДиДи за моей спиной.

Поворачиваюсь и сверлю его взглядом. Он сидит на диване, к боку которого прижат чемодан с вещами Дилана. А сам он усмехается, не слишком хорошо прикрывая рот рукой. Мне кажется, что мой взгляд мечет молнии и должен заставить моего помощника заткнуться, но его улыбка только увеличивается.

– Ты выглядишь так, как будто сейчас наложишь в штаны. Если это так, то мне лучше попросить водителя меня высадить.

– Иди к черту.

ДиДи вздыхает, садится ровнее и опускает руки по бокам на сидушку дивана.

– Что тебя беспокоит?

– Ты хочешь поговорить? – нервно спрашиваю я, хватая свою расческу с полки. Сметаю оттуда же все баночки с косметикой и запихиваю все это в сумку.

– Я хочу, чтобы ты успокоилась и вела себя адекватно. Сама посуди: замуж ты уже вышла, с Нортоном провела незабываемые недели в его автобусе, он любит тебя до безумия и готов вытерпеть твою взбалмошность, и мы сняли фильм. О чем еще ты волнуешься?

Наверное, именно этого вопроса я ждала. Потому что сразу после него сажусь рядом с ДиДи и впиваюсь взглядом в лежащий на рабочем столе розовый блокнот, обложка которого усеяна рисунками голубых фламинго.

– Где мы будем жить? – спрашиваю я пространство.

– Я и ты? – слышу насмешливый голос Дилана и фыркаю в ответ.

– Очень остроумно.

– Доллс, вы будете жить там, где сами решите. Эй, не только он принимает решения, но и ты тоже.

– Я хочу жить у себя дома.

– Ну и отлично.

– Ни черта не отлично, ДиДи. А если он захочет, чтобы мы жили у него? А вдруг там серые стены и ни одного яркого пятна? Вдруг по вечерам он смотрит футбол по телеку, пьет пиво и чешет пузо?

Мой помощник заходится смехом.

– Какое пузо? Ты его пресс видела? Придумала же: пузо.

– Думаешь, мы сумеем договориться?

– Уверен в этом.

Мой телефон пиликает и я смотрю на входящее сообщение.

«Я уже с ума сошел за этот час без тебя. Ты собрала вещи?»

«Да» – отвечаю коротко, и телефон тут же начинает звонить, заставив меня дернуться от неожиданности.

– Привет, – отвечаю тихо.

– Долли, все нормально? —спрашивает Дрю таким голосом, как будто пробует ногой ледяную воду.

– Да… Я просто собираю вещи и… ну, я занята.

– Ладно, – выдыхает он. – Я уже готов остановить автобусы, только бы быстрее увидеть тебя.

– Боже, ты говоришь так, словно мы в сопливом фильме, – смеясь говорю я, и слышу в ответ низкий смех Дрю.

– Вот теперь я спокоен за твое душевное состояние.

– Дрю…

– Молчи, Долли, мы обо всем поговорим при встрече. А сейчас собирай свои вещи и, как только автобус остановится, я тебя заберу.

С этими словами он отключается, а я поворачиваюсь к ДиДи. Он все так же смотрит на меня с иронией в глазах и слегка приподнятой бровью.

– У меня паника, – тихо говорю я.

– Она пройдет, как только увидишь своего мужа. А сейчас возьми свою маленькую задницу в руки, Долорес Диккенс, и собирай вещи.

– Нортон, – на автомате поправляю я, глядя на него невидящим взглядом, чем вызываю смех помощника.

– Так-то лучше, Нортон. Давай, у нас пять минут до прибытия.

Я безумно рада тому, что на студию не пустили безумных фанаток встречать группу из тура. Само-собой, вести о возвращении «Крашез» в родной город разлетелись, как хот-доги у стадиона, поэтому у ворот толпится куча народа. Они выкрикивают приветствия и далеко не всегда приличные. Девушки просят сотворить с ними такое, что даже я краснею. Как только мы оказываемся во дворе студии, скрытые от глаз фанатов и папарацци, автобусы останавливаются и ДиДи распахивает дверь.

– Перекинусь парой слов с Сэмом и Марлой, и можем ехать.

– Да, давай, – машу я рукой, глядя на то, как он вытаскивает свой чемодан из автобуса.

Я не остаюсь в одиночестве даже на минуту, потому что через несколько секунд сюда входит Дрю. Сияя ослепительной улыбкой, он взмахивает руками, остановившись на входе.

– Добро пожаловать домой, малышка До. – Подхватывает меня на руки и страстно целует. Кино, ей-Богу. – Я так проголодался, что сейчас готов съесть тебя. Давай выбираться отсюда. Приедем домой, примем нормальную ванну и закажем еду. Хочу провести вечер, лениво валяясь перед телевизором и попивая пиво со своей девочкой.

– Пиво? Перед телевизором? – Дрю кивает, а я напрягаюсь. – А ты смотришь футбол, Дрю?

– Смотрю, конечно, – с недоумением отвечает он, потом ставит меня на пол и забирает мои чемоданы. Из меня непроизвольно вырывается тяжелый вздох и Дрю останавливается на выходе из автобуса. Поворачивается ко мне с вопросительным взглядом. – Что такое?

– А ты пу… живот чешешь, когда смотришь? – зачем-то спрашиваю я.

Дрю начинает хохотать от души, даже сгибается пополам и хватается за то место, которое я чуть не обозвала пузом.

– Долли, ты просто нечто, я не устану это повторять. Идем, жду-не дождусь, пока окажусь перед телевизором и начну чесать… ты ведь хотела сказать пузо, да? Так вот его и начну чесать. Сразу после того, как отымею тебя в ванне, закажу еду и пиво, и улягусь перед телевизором. Давай, малышка До, поторапливайся.

Он вышел из автобуса, а я медленно поплелась за ним. Ну что меня так заклинило на классической картинке типичной американской семьи? Знаю же, что он совсем другой. Но мне страшно. Правда страшно. А что, если мы не уживемся? Если он, например, разбрасывает носки по всему дому? Или будет раздражаться от моих волос в ванной, как бесился Оливер? Я пока была за мужем за Зеландом, достигла восьмидесятого уровня мастерства по скрыванию выпавших волос. А они у меня выпадают часто, потому что я нередко испытываю стресс. И вот только я расслабилась, оставшись одна в своем доме, снова влезла в отношения и мне опять надо будет привыкать убирать за собой.

Мы прощаемся со всеми и идем на парковку. Дрю уверенно шагает к джипу черного цвета, а я останавливаюсь в нерешительности. Он складывает мой чемодан и свою сумку в багажник, закрывает его и поворачивается ко мне.

– Я заеду к себе, захвачу пару вещей и приеду. Только дай мне адрес.

– Я… – Мнусь. Ага, именно так, потому что не понимаю, что делать дальше. Но Дрю все решает за меня, как всегда.

Он подходит ко мне и заправляет выбившиеся из небрежного пучка локоны мне за уши.

– Я прекрасно понимаю, что тебе будет комфортно дома сейчас. Поэтому не зову к себе. Давай постепенно, ладно? Не хочу тебя пугать и не хочу, чтобы ты накручивала себя без причины. Поэтому маленькими шажками, Доллс.

– Мне с тобой так повезло, – выдыхаю я и крепко сжимаю в объятиях твердое мужское тело.

–Как и мне с тобой. Ну все, поехали. Жду адрес, миссис Нортон.

– Будет сделано, мистер Нортон, – отвечаю я, салютую ему и направляюсь к своей машине.

Сев за руль, быстро печатаю Дрю адрес, завожу свою старушку и еду домой. С огромной улыбкой, которая освещает дорогу не хуже фар. Город встречает меня теплом и солнцем, и я отвечаю ему взаимностью. А вот дом встречает отвратительным запахом на кухне. Меня мутит, когда я подхожу к холодильнику и распахиваю его. Черт возьми! Я не выбросила творог. Дина предупреждала меня об этом, но я забыла, пока впопыхах собиралась в тур. Надо было попросить свою домработницу выйти за день до моего приезда, и сейчас я бы не мчала в туалет с зажатым носом и контейнером, в котором лежал некогда творог, превратившийся в рассадник новой цивилизации.

До приезда Дрю я успеваю выбросить все пропавшие продукты, сжечь пару ароматических свечей и проветрить дом. Я с удовольствием заглядываю в каждую комнату, радуясь возвращению. Если бы не противный творог, я бы даже прочувствовала запах родного дома. Привожу себя в порядок, принимаю душ, заказываю ужин и усаживаюсь на террасе глазеть на город и ждать Дрю. Он пришел через пять минут после ухода доставщика. Распахиваю дверь и улыбаюсь, глядя в счастливое лицо – господи, до сих пор не верится – мужа.

– Я хотел выкрикнуть: «Дорогая, я дома», но у меня нет ключей, а орать тебе в лицо как-то некрасиво.

Я смеюсь и прижимаюсь к Дрю, вынуждая выронить наши вещи.

– Соскучилась? – спрашивает он, притягивая меня к себе.

– Еще как.

– И уже приняла душ, – бурчит он.

– У нас сегодня все будет не по плану, потому что я уже заказала ужин и он даже приехал. А еще выбрала нам фильм.

– Тогда хорошо, что я принял душ дома, – посмеиваясь произносит Дрю, зарабатывая от меня шлепок по каменной груди. – Веди меня, я здесь впервые, – добавляет, выпуская меня из объятий и снова подхватывая сумки.

Я запираю за ним дверь и провожаю взглядом широкую спину.

– Добро пожаловать домой, – шепчу то ли ему, то ли себе.

Глава 28

Дрю

– Не пойму, почему ты сомневаешься, – говорю я.

– Потому что у нас все только началось, и я не знаю, готова ли вот так снова расстаться.

– Доллс, прекрати эти глупости, – прошу я, поглаживая ее поясницу.

Она сидит на столешнице в кухне, куда я усадил ее и встал между ее бедрами. Последнюю неделю она ходит сама не своя и не хочет делиться переживаниями. Так что мне пришлось поймать ее утром на кухне и прижать, чтобы она рассказала, что ее тревожит.

– Ты не понимаешь, Дрю. Даже если ты сможешь летать ко мне, я постоянно буду занята и не смогу нормально уделять тебе время. Не смогу проводить с тобой целые дни.

– Тогда будешь проводить со мной целые ночи. Ну перестань, правда.

– Почему ты так настырно пытаешься убедить меня? – спрашивает она, прищуривая глаза. – Уже хочешь от меня избавиться? Два месяца брака тебя утомили?

– Меня твоя дурь иногда утомляет, – со смехом отвечаю я, а потом становлюсь серьезным и уже спокойно добавляю: – Милая, ты не должна сомневаться. Ты любишь свою работу и тебе нравится путешествовать. Жизнь дает тебе возможность совмещать эти два дела. Пользуйся. И я буду частым гостем, не волнуйся. У ребят в тот период будет запись альбома, так что Марк и без меня сможет справиться. К тому же, мне нравится Португалия и я с радостью навещу тебя там. Эй. – Я приподнимаю ее опущенный подбородок. – Все получится.

– Обещаешь? – спрашивает она с надеждой в глазах.

– Обещаю, – говорю я и целую ее долго и нежно.

С каждым днем я все больше влюбляюсь в свою жену. Она правда уникальная. Собранная и жесткая в работе, к быту Долли совсем не приспособленная. Она любит разбрасывать вещи и зачастую не может вспомнить, что и куда положила. Я благодарен родителям, которые приучили меня к порядку. Папа военный не давал расслабиться ни на миг, поэтому в нашем доме всегда все сверкало, и очень часто благодаря и моим усилиям.

У нас, конечно, есть домработница Дина – милая женщина лет пятидесяти, которая обожает Долорес, – но и ей иногда не под силу справиться с объемами бардака, который наводит Долли. Особенно если она работает дома. Моя малышка настолько погружается в работу, что ни о чем другом думать не может. Буквально вчера я наблюдал, как она пришла на кухню, пялясь в планшет, на ощупь включила кофеварку, поставила в нее чашку, так же долила молока и вышла с чашкой в кабинет. По дороге Долли решила свернуть в ванную, из которой вышла уже без чашки и снова пошла к кофемашине сделать новую порцию. А когда я спросил ее, куда она дела предыдущую чашку, Долли испугалась и подпрыгнула, едва не выронив планшет.

– Господи, я забыла, что ты дома сегодня.

– Где предыдущая чашка кофе, Доллс? – спросил я.

– А… – Она растерянно осмотрелась по сторонам, действительно не понимая, о какой чашке я говорю.

– Иди в кабинет, я принесу тебе кофе.

– Спасибо, – с улыбкой ответила она. – Ты лучший.

И так каждый день. Нам даже не пришлось притираться и привыкать друг другу. Как будто мы действительно были созданы друг для друга. Словно Долли создавали для меня. Мы как две части паззла, которые идеально совпадают. И, кажется, что сильнее счастливым быть уже невозможно.

Мы завтракаем на террасе. Долли завернута в тонкий плед, потому что сегодня прохладно.

– Знаешь, что я еще подумала? – спрашивает она, откусывая от тоста. – Парням можно было бы снять клип в осенних тонах. Эта осень очень красивая. Найти рыжую девушку и снять романтичный клип.

– Ты никогда не думала снимать музыкальные клипы? —спрашиваю я.

– Думала, но мне слишком мало времени, чтобы выразить все то, что я хотела бы. Клипы слишком короткие. Это особенное умение – уметь уложить в две-три минуты целую историю.

– Ты бы справилась. Ты почти каждый день мне выдаешь идеи с клипами.

– О, снять я бы смогла, но потом порезать этот ролик – вот самая сложная задача.

– До этого вы с Робом неплохо справлялись.

– Ага, в фильмах, но не клипах.

– Подумай. И мы могли бы больше проводить времени вместе.

– Скажи честно: тебе ведь просто лениво искать нового режиссера после ухода Лили.

– Зачем его искать, если у меня уже есть один? – с улыбкой отвечаю я.

– Тебя не переспорить. Все, мне пора к врачу.

Она встает и поправляет плед, сильнее в него заворачиваясь.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – предупреждаю я.

– Ага, – коротко отвечает Долли.

– А зачем к врачу? – спрашиваю я, потому что не знаю, чем вызван визит. – С тобой все хорошо?

– Да. Обычный плановый осмотр. Я потом еще заеду в торговый центр, буду ближе к вечеру.

– Помощь нужна?

– Справлюсь, – говорит Долли, потом быстро целует меня в губы и уходит в дом.

Я заканчиваю с завтраком, попутно просматривая новости на планшете, а потом собираюсь и уезжаю на студию.

Вечером наш дом наполняется большой компанией. Парни из группы, мои помощники, ДиДи и часть съемочной группы собрались, чтобы на нашем большом телевизоре посмотреть готовый фильм. К этому дню Долли вели огромное количество бессонных ночей, литры кофе и успокоительное. Она к этому времени стала немного дерганная и резковатая. Я могу ее понять: сказывается усталость и волнение по поводу того, как воспримут фильм участники группы. Мы с Марком уже просмотрели отрывки и остались довольны. И сегодня на телевидении на одном из крупнейших музыкальных каналов состоится премьера. Мы выбрали прайм-тайм и неслабо заплатили за то, чтобы в него попасть. Я уверен, что это окупится сторицей, особенно после выхода нового сингла, который мы записали на прошлой неделе. Он уже разлетается с прилавков с неимоверной скоростью, а после шедевра Долли процесс пойдет еще быстрее.

В дверь звонят и я впускаю Марка с его женой Дафной. Мы все размещаемся в большой гостиной. Кто-то сидит на полу, кто-то занял диваны и кресла, оставив нам с Долли одно большое свободное широкое кресло, на котором мы помещаемся без труда. Пицца и суши передаются из рук в руки, как и напитки, которыми заставлен весь кофейный столик по центру. Сегодня Дина ночует у нас, так что Долли не приходится вскакивать с моих коленей, чтобы помочь гостям взять напиток или ужин.

– Какое дерьмо, эта их новая песня, – кривится Лиам, глядя в экран на клип наших почти конкурентов. – Такие сопли развезли.

– Да, я вчера услышал ее по радио и даже не сразу понял, что это они, – отвечает Марк. – Думал, что какой-то новый бойз-бенд появился.

Все бурно обсуждают клип и песню, а потом в одно мгновение все стихает, когда на экране показывается фрагмент репетиции «Крашез» и звучат первые аккорды их топовой песни.

– Что самое привлекательное в моей работе? – звучит голос Дориана, а потом появляется и он сам. Дейв снял его, сидящим на колонке и медленно наигрывающим на гитаре новую песню, которая еще даже не записана. – Самое привлекательное в моей роботе – это чувство абсолютного счастья. Как будто весь мир замирает, даже пылинки повисают в воздухе, когда мы на сцене. И рождение новой песни. Это просто музыкальный оргазм, когда из-под пальцев рождается новая мелодия.

А потом экран чернеет, на нем высвечивается логотип «Крашез», который выглядит как старая вывеска, у которой вот-вот закончится запас электричества. Она мигает и искрит, а потом из искр складывается название фильма «Музыкальный оргазм. Большой тур «Крашез». И у меня по коже бегут мурашки. Я чувствую, как потряхивает Долли, и, чтобы успокоить, растираю ее плечи, а она доверчиво льнет ко мне, откидывая голову на плечо.

Все смотрят фильм на одном дыхании, практически никто не разговаривает. Даже есть и пить все стараются, не производя ни звука. А когда все заканчивается, наступает оглушающая тишина. В конце фильма мы почтили память умершего отца Ника, который позволил парням начать свою карьеру в его гараже. На экране фотография Джо Ловелла, даты смерти и подпись: «Без тебя не было бы нас». Минуту тишины мы просто пялимся в экран, думая каждый о своем, и вспоминая задорного Джо и его скабрезные шуточки. Он был первым, кто поддержал Ника и парней. Первым сказал, что им ни хрена не нужно учиться для того, чтобы осуществить свою мечту. А что еще нужно слышать подростку? Что в него верят и что отец разрешает забить на учебу. Понятное дело, все парни закончили школу и даже выучились в университете. Правда, заочно, но у каждого из них есть образование. Мы с Марком настояли на этом, когда заключили с ними контракт.

Долли вздрагивает, когда после минуты тишины на канале резко начинается реклама шоколада. Мы все как будто выплываем из дымки после просмотра фильма. Я делаю телевизор тише и уже через минуту Ник вырывает Долорес из моих рук. Он кружит ее и кричит о том, какая она крутая. Все поздравляют Долли с успехом. Она смеется и плачет одновременно. Моя девочка и правда отлично постаралась и каждое сказанное в ее адрес слово похвалы – истинная правда. Я целую ее последним, давая насладиться триумфом и признанием.

А потом Долли встает перед всеми нами и, краснея, говорит:

– Не хочу, чтобы звучало как на вручении Грэмми или Оскара, но я должна это сказать. Спасибо каждому из вас за вклад в этот фильм. Моей команде. Вы незаменимые, самые лучшие. Ребятам из группы. Вы очень крутые. Снимать фильм про вас было легко, потому что вам не нужно играть. Вы идеальные такие, какие есть. Настоящие и живые. Дрю, Марк, спасибо за эту возможность. Я правда еще никогда не испытывала столько эмоций. И Дрю… – Она останавливает взгляд на мне, а у меня при виде нее почему-то замирает сердце. Я хмурюсь, потому что не знаю, что она скажет в следующий момент. – Я беременна.

Я крепко сжимаю кулаки, желая убедиться, что не сплю. Все звуки вокруг глохнут. Мир останавливается и кренится, пока я смотрю в испуганные и счастливые глаза Долли. Сейчас я как никогда отчетливо вижу, насколько она маленькая и хрупкая. Заключенная в своей голове, наедине с мыслями о беременности. Счастьем по этому поводу и страхом. Я знаю, что она боится. Вижу по тому, как она вся сжимается и нервно теребит ремешок синего платья. Мне нужно встать, подскочить, схватить ее на руки и кружить. Но я не могу пошевелиться. В моей голове тысячи вопросов. Можно ли ей? Все ли будет хорошо? Рискует ли она своим здоровьем, вынашивая малыша?

А потом ко мне резко возвращается острота восприятия окружающего. Я подскакиваю с места, хватаю Долли и кружу, улыбаясь до боли в щеках. Останавливаюсь, все еще держа ее под попку. Она смотрит на меня сверху вниз и вытирает дорожки слез, которыми щедро залито ее лицо.

– Я люблю тебя, – шепчу я, спуская ее ниже, чтобы дотянуться до розовых губ. – Так сильно люблю тебя, Долли.

– И я люблю тебя, Дрю. Спасибо.

– За что?

– За то, что сделал меня мамой.

А потом Долли начинает рыдать. Махнув друзьям, я уношу ее из гостиной в спальню. Слишком эмоциональный день для нее. Много всего навалилось, она вряд ли готова справиться с этим перед лицом наших друзей и коллег. Я долго лежу рядом с ней на кровати, глажу ее спину и шепчу слова нежности. Стаскиваю с нее платье, освобождаю от балеток и нижнего белья. Нежно целую живот, в котором живет наш ребенок, и укрываю Долорес одеялом. Она вымотана эмоционально и физически. Ей нужно отдохнуть. Долли засыпает уже через пять минут, крепко обнимая мою руку, пока я лежу на боку и, как коршун, укрываю ее своим телом. Я хочу заботиться о ней и нашем малыше. Хочу делать ее счастливой.

Глава 29

Долорес

Если бы это не беременность, а, например, похмелье приносило такое состояние по утрам, то я бы уже давно бросила пить. В четвертый раз за утро я выползаю из ванной, лишившись своего завтрака и почистив зубы. Триша как может поддерживает меня, но она не страдала настолько сильным токсикозом. Я волочу ноги в спальню, где меня уже ждут мятные конфетки от Дрю и какой-то травяной чай от Дины. Он правда немного помогает с токсикозом. Но бедная женщина не успевает даже на работе появиться, как я уже в который раз демонстрирую унитазу содержимое желудка.

Накануне Дрю улетел с парнями на съемки какой-то передачи в Ирландии. Предварительно снабдив меня всем необходимым и устроив так, чтобы я практически не вставала с постели, мой муж улетел поздним ночным рейсом. Учитывая мое состояние здоровья, беременность оказалась чудом, которого никто не ожидал. Я на шестой неделе. Постоянно глажу живот и разговариваю с фасолинкой. Врач запретила активную деятельность и секс на первый триместр. Никто из нас с Дрю даже не возмутился по поводу этого запрета. Откровенно говоря, с моими вечными рвотными позывами и слабостью я и сама вряд ли бы смогла все сделать, как надо. Нет, Дрю, конечно перепадает пару минетов в неделю, но я даже сама понимаю, что этого катастрофически мало. Но больше просто не могу.

Я заваливаюсь на кровать, беру планшет, открываю на нем книгу и закидываю ноги на стену. Не знаю, помогает ли это, но я вычитала, что это полезно в случае риска срыва беременности. Мой врач, миссис Гордон, говорит, что все должно быть хорошо, и она не видит причин для паники. И все же двигательную активность мне запретила. Так что я решила, что перебдеть лучше, чем недобдеть.

– Доброе утро, Долли, – приветствует меня Дина от двери.

Я задираю голову и смотрю на ее перевернутое изображение.

– Привет, Дина.

– На террасе все готово.

– Спасибо.

– Мистер Нортон сказал, чтобы ты не сидела за ноутбуком дольше двух часов. Тебе все равно нужно будет разминаться и отдыхать.

– Много он знает, этот мистер Нортон, – бурчу я, поднимаясь с кровати.

– Долли… – практически угрожающим тоном произносит Дина.

– Дина, – вторю я ей, а потом целую заботливую домработницу в щеку и, подхватив с банкетки плед, выхожу на террасу.

Прохладный воздух наполняет мои легкие и в голове вдруг проносится нечто неуловимое. Такое легкое и воздушное. Я резко останавливаюсь и закрываю глаза. Вижу девушку на террасе с огромными колоннами и старинными массивными перилами. Как будто в замке каком-то. На ней легкое платье, а на голове шифоновая ткань нежно-сиреневого цвета. Руки девушки подняты и эта ткань облепляет ее лицо и хрупкие кисти, развевается на ветру и танцует на нежной коже. А на заднем плане играет новая песня «Крашез» «Завтра». Картинка настолько яркая, что я не могу сдержаться и начинаю слегка раскачиваться, как будто музыка играет не только в моей голове, но и где-то рядом.

Я быстро прыгаю в кресло, хватаю планшет, открываю графический редактор и начинаю делать яркие наброски, пока в голове свежо воспоминание. Я мычу песню себе под нос, пока рисую. Вот так со мной всегда и происходит. Все мои проекты рождаются спонтанно. Бывает так, что я прочитала сценарий к новому фильму и тишина. Никаких образов в голове, никаких звуков и даже малейшего представления, как я буду снимать его. А потом – бац! – и мне снится сон. Или я вижу нужную сцену на улице. Или внезапно в голове – вот как сейчас – всплывает картинка. Тогда я начинаю делать эскизы, чтобы не забыть не только картинку, но и чувства, которые в этот момент испытываю.

Не знаю, зачем рисую это, ведь я не снимаю клипы и не собираюсь заниматься этим, потому что… Стилус резко замирает в пальцах, потому что до меня вдруг доходит, что я не сказала Сильвии и Мэтту о своем положении. Я не смогу полететь в Европу, будучи беременной. Никогда так не рискну. Не уверена, что и с младенцем на руках решусь на такой подвиг. Как только эти мысли посещают меня, внутри все так неприятно скручивает. Так бывает, когда ты сильно чего-то хочешь, но не можешь получить это, потому что мешает то, что ты хотела еще больше. И хочется ухватить все и сразу, но ты понимаешь, что выбор сделать все равно придется. Мой выбор очевиден, и я даже не буду думать дважды. Но почему-то не могу пересилить себя и позвонить продюсерам, чтобы сообщить, что отказываюсь от съемок. Как будто я тогда подведу их, вынуждая практически в последний момент искать мне замену. Мысль о том, что, оттягивая время, я подвожу их еще сильнее, я запихиваю на задворки своего сознания.

Мои мысли прерывает звонок от Дрю, и я рада тому, что он позвонил так вовремя.

– Как дела у моих любимчиков? – спрашивает он, как только я беру трубку.

– Хорошо. А ты как?

– Все в порядке. Мы приехали на радиостанцию для интервью. Потом вечером концерт в клубе и утром назад. Соскучился по тебе.

– И я по тебе, – отвечаю искренне. – Как перелет?

– Кормили отвратительно.

– Так ты голодный?

– О, сладкая моя, я чертовски голодный, – понизив голос, отвечает он, и по моему телу бегут мурашки. Я сильнее закутываюсь в плед и оседаю ниже в кресле. Сейчас я радуюсь, что у него удлиненная сидушка и я могу вытянуть ноги. – Где ты прямо сейчас?

– На террасе.

– Тепло одета?

– Да, папочка, – огрызаюсь я.

– Мне нравится, когда ты меня так называешь. – В голос Дрю вернулся игривый тон. – Где Дина?

– Ты хочешь поговорить о нашей домработнице?

– Я хочу, чтобы она не слышала твоих стонов.

– Что?

– Во что ты одета, крошка?

– М-м-м. – Я опускаю взгляд и слегка приподнимаю плед. Штаны для йоги, безразмерная футболка. – Черный кружевной комплект.

– Врунишка. Говори правду. – Я со вздохом называю ему каждую из вещей. – И без трусиков? Это хорошо. Спусти штанишки до коленей, Долли.

– Дрю…

– Выполняй, детка. – Я слушаюсь его и через пару секунд штаны спущены до самых щиколоток, а ноги широко разведены. – Сделала? – В ответ я угукнула, чувствуя, как начинают трепетать все внутренности от предвкушения. – Опусти руку. Веди ею медленно по груди, ущипни себя за сосок. Теперь второй. – Я выполняю все, о чем просит Дрю, а подтверждением ему служит мое утяжелившееся дыхание и тихие стоны. Большего ему и не нужно, чтобы знать, что я чувствую и как выгляжу. – Спустись ниже по животу, коснись своей сладкой киски. Давай, малышка До. Ты уже мокрая?

– Да, – выдыхаю я, размазывая влагу по клитору. Я так заведена, что мне не потребуется много времени, чтобы кончить.

– Поласкай себя пальчиками. Кружи по клитору сначала медленно, а теперь ускоряйся понемногу. Представь, что это мой язык или пальцы. Что я ласкаю тебя, а под собой ты чувствуешь, как к попке прижимается мой тяжелый твердый член. Чувствуешь это, детка?

– Да! – стону громче, потому что мне нужно еще совсем чуть-чуть. Низкий голос в трубке и богатое воображение делают всю работу за меня. Мне остается только приложить немного усилий, чтобы достигнуть вершины.

– А ты чувствуешь, как я вхожу в тебя? Врываюсь на всю длину и нещадно трахаю. Потому что именно так я и хочу тебя сейчас. Хочу почувствовать каждый кусочек тебя. Знать, что ты извиваешься подо мной, стонешь и покрываешься потом. Что ты сходишь с ума рядом со мной настолько, что тебе становится плевать, слышит ли тебя кто-то.

– Боже мой, Дрю, – хрипло произношу я за секунду до того, как увидеть звезды. Я выгибаюсь на кресле, а все тело потряхивает, пока я, спускаясь на Землю, лениво обвожу кругами пульсирующий комочек между ног.

– Умница моя, – говорит Дрю таким голосом, как будто я только что трахнула не себя, а его.

Восстанавливаю дыхание и осматриваюсь вокруг. Ни одной долбаной салфетки. Наплевав на все, натягиваю штаны назад и чувствую, как они пропитываются влагой. Снова придется идти в душ. Откидываюсь назад на подушки и смотрю на сверкающую голубизну бассейна.

– А ты? Я тоже хочу, чтобы ты кончил.

– Малышка, это будет выглядеть немного странно в студии звукозаписи, не находишь?

– О, боже, ты в студии?! – вскрикиваю я. – И кто-нибудь слышал, как ты?.. Я чувствую, как щеки заливает румянец.

Дрю смеется.

– Нет, Долли, никто не слышал. Я вышел на улицу.

– Оу. Это хорошо. А ты возбужден?

– Еще как, детка.

– Что будешь с этим делать?

– Подумаю о чем-нибудь неприятном. Надеюсь, поможет.

– Вечером, когда будешь в номере, я смогу тебе помочь.

– Хорошо, я позвоню вечером. Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня неплохо. Вместо шести раз я сбегала с утра в ванную четыре. И пока меня еще не тошнило больше. Но мне Дина заварила этот свой мерзкий чай.

– Он помог?

– Я пока не пила его, решаюсь. – Я кошусь на большую чашку на столике рядом с креслом. – Дрю, вот скажи мне: почему у нас все разговоры всегда заканчиваются сексом или переходят на него?

Я снова слышу низкий смех мужа, и сама улыбаюсь.

– Сегодня мы изменили ход истории, Долли. Наш разговор не закончился сексом, а начался с него.

– Ах! – вылетает из меня, когда резко скручивает низ живота. Я накрываю его ладонью и испуганно смотрю на нее. Руки начинают дрожать.

– Долли? – слышу встревоженный голос Дрю. – Детка, что случилось?

– Не знаю, – сиплю я. – Резко заболел живот. – Я шумно выдыхаю, когда боль так же резко проходит.

– Долли, вызови врача.

– Нет, уже все хорошо, Дрю.

– Детка, не шути с этим.

– Я не шучу. Слушай, чем меньше они там ковыряются, тем выше шансы того, что все будет хорошо.

– Уверена? – его голос все еще пронизан тревогой и страхом. Что говорить? Я сама держусь из последних сил. Мне так страшно, что рука от тряски уже едва удерживает телефон.

– Все уже хорошо, малыш. Правда. Уже отпустило.

– Когда у тебя прием у врача?

– Через неделю.

– Поедем вместе. И Долли?

– Что?

– Не вздумай там по дому метаться. Врач сказал лежать, как можно больше. Разминаться каждые два часа. Никакого негатива и меньше работы. Помнишь?

– Помню, – буркнула я, с тоской поглядывая на ноутбук на столике.

– Я люблю тебя, малышка. Побереги себя ради нашей крохи.

– Хорошо, – выдыхаю я, чувствуя, как где-то в глазах начинают скапливаться слезы. Мне нужно, чтобы прямо сейчас Дрю был рядом. Чтобы обнял меня и успокоил своими теплыми руками и запахом. Потому что мне охренеть как страшно.

– Мне пора идти, детка. Я вечером позвоню.

Собираю себя в кучку из последних сил и выдавливаю вымученную улыбку.

– Обязательно позвони, я задолжала тебе оргазм.

– Ты его вернешь, не сомневайся. Но если я не сдержусь и пойду дрочить в туалете студии, знай: я буду думать о тебе.

И вот так просто разговор, который можно сравнить с эмоциональными качелями, снова возвращается в легкое русло, и мы прощаемся на оптимистичной ноте. Правда, остаток дня я, напуганная этим странным приступом, стараюсь не покидать кресла, а после и постели.

– Я очень хочу тебя видеть, малыш. Но тебе пока нужно задержаться в мамином животике, – говорю я, поглаживая плоский живот. – Я уже люблю тебя, как и папа. Давай не будем его расстраивать и пугать маму. Сиди там, крошка, пока не придет время встречи.

Глава 30

Дрю

– Секс лучше исключить, – звучит из уст врача Долли, как приговор. Я крепче сжимаю руку жены, глаза которой, расширившиеся еще до этого, теперь совсем стали огромными. – Я думаю, вы способны потерпеть семь месяцев.

– Шесть с половиной, – на автомате поправляю я.

– Да, – соглашается она. – В конце концов, существует оральный секс, вот он не противопоказан ни в каком виде.

Щеки Долорес вспыхивают и она стыдливо отводит взгляд. Откуда в ней стеснение? Долли же никогда не была скромницей.

– Вот здесь я записала перечень витаминов, которые нужно принимать. Миссис Нортон, – обращается врач уже к Долли, – если снова вот так прихватит, вас нужно будет госпитализировать.

– Надолго?

– Пока не знаю. Самый долгий срок – до родов. Пока такой нужды нет, но риск очень велик, и вы должны быть каждую минуту готовы отправиться в больницу. Я вам это говорю не для того, чтобы вы сейчас начали паниковать, а исключительно ради того, чтобы вы понимали риски. Два выкидыша – это уже статистика, Долорес. Поэтому если вы хотите сохранить этого ребенка, лучше быть готовой сделать так, как я вам говорю.

Долли кивает, а я чувствую, как трясется ее рука. Моя девочка. Она совсем не готова справляться с такими обстоятельствами. Она так была счастлива, когда узнала о беременности, что теперь дует на холодную воду, потому что боится повторения того кошмара, который пережила с первым мужем. Я снова ободряюще сжимаю ее прохладную ладошку, чтобы дать понять, что я рядом и поддерживаю ее.

После разговора с врачом прошло две недели. Каждый день мы просыпаемся и ждем, что что-нибудь случится. Я внимательно наблюдаю за Долли с самого момента ее пробуждения, а она лежит в постели, накрыв рукой живот, и прислушиваясь к ощущениям. Потом мы встаем и делаем вид, что жизнь просто идет своим чередом. Хотя по факту с опаской двигаемся по дому, настороженно поглядывая друг на друга. Словно в воздухе над нами нависает нечто страшное, что заставляет сердце пропускать удары.

Мы уже разговаривали на эту тему с Долорес и договорились, что не будем ждать плохого. Но пережитый ранее опыт не позволяет ей до конца расслабиться. Я уверен, что в своей голове она снова и снова проживает весь тот ужас, который случился с ней несколько лет назад. И никакими словами я не могу убедить ее переключиться на позитив. Долли как будто застряла в прошлом. Иногда я ловлю ее на том, что она сидит на террасе и смотрит вдаль. Поглаживая живот, как будто ведет немой диалог с нашим будущим ребенком.

Сегодня Долли больше похожа на саму себя. С самого утра она улыбается и ее глаза горят. Единственное, что ее кожа бледнее обычного. У Долли выявили анемию и теперь она постоянно принимает препараты железа наравне с другими витаминами. Когда я вижу батарею ее баночек с витаминами, то шучу, что у наркоманов ассортимент более скудный. Она вымученно смеется на мои шутки, но все же старается поддерживать игривый тон наших бесед.

Я же стараюсь как можно меньше оставлять ее одну. Все вопросы, которые могу решить из дома, решаю на месте. Уезжаю только тогда, когда мое присутствие необходимо. Я благодарен Марку за понимание ситуации. Мы договорились, что все совещания и встречи перенесем на один день недели – пятницу, – чтобы я в оставшиеся дни мог работать из дома. Сегодня я планирую все требующие моего присутствия дела решить одним махом, чтобы снова на неделю засесть дома.

– Малышка До, я поехал. Буду к вечеру. – Я присаживаюсь на корточки и беру ее за руку, второй рукой поглаживая нежную щеку.

– Хорошо, – с улыбкой отвечает она. – Только… – Долли кусает губы, как будто не решается что-то сказать.

– Доллс, что не так?

– Я тут подумала, что мне стоит отказаться от съемок фильма о виноделах.

– Ты еще этого не сделала? – Почему-то внутри меня все перевернулось от мысли о том, что она, будучи в положении, до сих пор не отказалась от этой работы.

– Нет,– тихо ответила Долорес, виновато глядя на меня.

– Сделай это сегодня, – мягче отвечаю я, хотя мне стоит нечеловеческих усилий не закричать.

Наверное, мы оба уже на грани от волнения. Врач сказал, что период в три месяца станет переломным. И если Долли доносит ребенка до четвертого, то угроза выкидыша значительно снизится. До этого момента осталось ждать три дня, поэтому мы чувствуем себя, как канатоходцы без страховки. Мы боимся посмотреть вниз, но и не смотреть тоже не можем, потому что именно от того, чтобы правильно поставить ногу вперед, и зависит наша жизнь.

Долли кивает на мою просьбу и выдыхает тихое «Хорошо», а я целую ее в лоб, нос, губы, и покидаю дом.

Весь день проносится вихрем. Встреча за встречей, нескончаемый поток людей и разговоров. Вокруг меня постоянно такой гул, что я уже едва различаю отдельные фразы. Когда наконец оказываюсь в тишине своего кабинета, вокруг меня словно еще витают отдельные слова и фразы, никак не желая покидать мой переутомившийся мозг. Я сильно задерживаюсь с работы, но мне нужно дождаться парней, потому что у нас на носу запись нового сингла и нужно, чтобы они подписали с нами продление договора, иначе у меня не будет возможности действовать от их имени. И все это нужно сделать именно сегодня, чтобы завтра утром Марк уже мог поехать в студию и договориться о записи.

Я кручусь в огромном кожаном кресле,перебирая бумаги в руках. В восемь вечера уже сложно сосредоточиться, и этому никак не способствуют двенадцать часов работы. Если бы я мог, то с радостью вывез Долли на выходные куда-нибудь в лес в одинокую хижину, где провалялся бы все выходные. А еще мы бы гуляли среди ароматных сосен и слушали крики птиц. В идеале было бы, если бы там рядом была какая-нибудь речушка, в которой моя жена могла бы помочить ноги или искупаться голышом. И я вместе с ней.

Как будто почувствовав, что я думаю о ней, она позвонила. Лицо улыбающейся, испачканной краской Долли, высветилось на экране. Я хотел поднять трубку и одновременно хотел подольше полюбоваться широкой улыбкой на снимке. Долли была очарована фестивалем красок, а я очарован ею. Мы встречались совсем недолго, но мне хватило этого времени, чтобы понять, что я не могу и не хочу никуда ее отпускать. Она принадлежит мне, а я – ей.

– Привет, детка, – с улыбкой произношу я, а в ответ слышу рыдание.

– Дрю! Дрю! Я еду в больницу! – выкрикивает она, задыхаясь.

Мне внезапно становится нечем дышать. Я вскакиваю с места и начинаю жадно хватать ртом воздух, ослабляя узел галстука. Он как будто душит меня, а перед глазами появляются темные пятна. Я впиваюсь пальцами в край стола, чтобы не пошатнуться. Ноги внезапно ослабели и как будто начали неметь от кончиков пальцев и выше. Я никогда не испытывал такого. Ни разу в жизни мне не было так страшно, когда крик застревает в горле, а кислород поступает в тело мелкими рывками.

– Что? Долли… Милая… Что?.. – Я даже не могу сформулировать мысль. Мне нужно знать, что случилось, и при этом я охренительно сильно боюсь ее ответа.

– Дрю, у меня кровь, – говорит она сквозь всхлипы. – Дина… Она вызвала… вызвала скорую. Меня забрали. И я еду в больницу.

– Держись, моя девочка. Держись. Я уже еду к тебе. Я могу… могу положить трубку? Или ты хочешь, чтобы я говорил с тобой?

– Нет, мне пора. У меня забирают телефон. Дрю, прошу тебя… приезжай ко мне. – И шепотом: – Мне так страшно.

На этом она отключается, а я не могу и шагу ступить. Я как будто врос в пол. Злюсь и рычу, потому что мне надо двигаться, а ноги не слушаются. Пальцы уже готовы разломать деревянную столешницу, потому что вся сила из моего тела как будто перетекла в руки. В дверь громко стучат и в кабинет со смехом вваливаются парни из группы. Все веселье за секунду улетучивается с их лиц, когда они видят меня.

– Дрю, что случилось? – Я не знаю, кто это спросил. Не вижу, как двигаются чьи-то губы и не могу различить голос, потому что в моей голове голос Долли настойчиво шепчет: «Мне так страшно… так страшно… так страшно…»

– Долли, – сиплю я. – Она… она в больнице.

– Твою мать! – восклицает кто-то. – Поехали.

В этот момент мои ноги как будто снова обретают силу и, сжав до треска телефон, я срываюсь с места и бегу. Несусь, не разбирая дороги. Врезаюсь в кого-то, бормочу извинения и бегу дальше. Меня кто-то окликает, но я не оборачиваюсь. Я несусь без остановки по ступенькам, потому что лифт, по моем мнению, слишком медленно ездит. Потому что не могу стоять на месте, зная, насколько ей там сейчас страшно.

Я выбегаю в вечернюю прохладу и в растерянности смотрю по сторонам. Ключи от машины остались в кабинете. Я дергаю себя за волосы и поворачиваюсь лицом к зданию, откуда выбегают мои парни. Ник долго не думает и не церемонится. Он дергает меня за плечо и коротко командует:

– Сюда.

Я, не раздумывая, бегу за ним за угол здания к парковке. Пока догоняю его, он уже сидит на мотоцикле и заводит его. Сейчас я, как никогда рад тому, что сегодня Ник не на своем любимом чоппере, а на спортивной «БМВ», на которой летает, как сумасшедшей. Он протягивает мне второй шлем и я без разговоров натягиваю его на голову. Наверное, он привез кого-то из парней, потому что обычно не возит с собой дополнительный шлем. Но все эти мысли проносятся, словно сквозняк по пустому помещению. Он поднимает засохшие пожелтевшие листья, и, несколько секунд покружив их в бетонных стенах, выметает на улицу через открытую дверь. И только одна мысль долбится в голову: «Ей страшно и она там сама. Одна, без меня».

Мы несемся по городу, несколько раз нарушив правила, но мне плевать. В другое время я бы уже натрескал Нику подзатыльников за то, что так беспечно ведет себя на дороге. Но не сегодня. Сегодня я хватаюсь за его талию, наклоняюсь вместе с ним, когда входим в крутые повороты, забиваю на то, что он дважды уворачивается от машин, рискуя попасть в страшную аварию. Потому что даже на поворотах он практически не снижает скорости. Я не хочу смотреть на спидометр и знать, какая цифра там светится. Я просто хочу поскорее добраться к своей девочке.

Ник не успевает до конца остановить свою машину смерти, как я соскакиваю с мотоцикла, сдираю с себя шлем и едва успеваю передать ему, как уже несусь к стеклянной двери больницы. Слышу за своей спиной торопливый топот ног и знаю, что это он меня догнал. У стойки ресепшен нас встречает симпатичная темнокожая девушка. И я бы заметил ее красоту и то, как она призывно улыбается, если бы не…

– Моя жена, Долорес Нортон, – выпаливаю на одном дыхании. – Ее привезла скорая. Минут… Блядь, не знаю, недавно.

– Минутку. – Видя мое состояние, девушка начинает быстро шарить глазами по монитору компьютера за стойкой, пока я нервно барабаню пальцами по глянцевому покрытию ее засады. – Она в операционной.

– Где? – выдавливаю из себя сиплым шепотом.

– В операционной, – медленнее и тише повторяет она. – Прямо по коридору и направо. – Я срываюсь и снова бегу. И только слышу, как она кричит в спину: – Вас туда не пустят!

А мне, на хрен, плевать. Я готов разнести эту клинику к чертям собачьим, если это поможет мне добраться до Долли. Я уже вижу надпись «Операционная», но дорогу мне преграждает невысокая полная блондинка в голубой медицинской форме. Она выставляет вперед руку и я нехотя торможу в метре от заветной двери.

– В операционную нельзя, – четко и строго произносит она.

– Моя жена, Долорес Нортон. Она там. – Я задыхаюсь от бега и волнения, поэтому просто показываю рукой на дверь.

– Мистер Нортон, с вашей женой ее врач и другие специалисты. Вы только помешаете, если ворветесь туда. Присядьте в комнате ожидания и ждите, пока врач выйдет.

– Что с ней? Что они с ней делают?

– Я не знаю. Мистер Нортон, вам нужно успокоиться и дождаться окончания операции. Только лечащий врач вашей жены может пролить свет на то, что там происходит. Пройдите в комнату ожидания.

– Идем, Дрю, – зовет меня Ник, хватая за локоть и уволакивая в комнату справа от операционной.

Я смотрю ошалелым взглядом на Ника и бреду за ним, как потерянный щенок.

– Спасибо, – говорит он женщине, и мы заходим в комнату ожидания.

Глава 31

Дрю

И с этого момента время как будто стало резиновым. Как мерзкая жвачка, которая уже потеряла приятный вкус и стала напоминать автомобильную покрышку. Она теперь настолько тугая, что ее уже практически невозможно жевать. Только в отличие от лакомства, я не могу выбросить это ощущение из своего тела. У меня во рту этот мерзкий привкус ужаса, щедро сдобренный металлическим от прокушенных губ. Я без остановки меряю шагами комнату в ожидании окончания того… чем бы оно ни было за этой матовой стеклянной дверью.

Вы когда-нибудь были в комнате ожидания у операционной? Это, мать его, источник скорби и страха. Он настолько концентрированный, что, кажется, его можно потрогать руками. Схватить и сжимать, пока он весь не покинет небольшое пространство. Но если он вырывается снова, то заполняет собой каждый квадратный сантиметр этого прибежища человеческого ужаса. Ты еще не успел войти в эту комнату, а уже чувствуешь, что становишься меньше и слабее под воздействием чувств, которые в ней пережили до тебя десятки, сотни людей. Людей, которые вот точно так же меряли ее шагами в ожидании хороших новостей. И пускай даже каждый из них вздохнул с облегчением в итоге, все же оно было настолько ничтожно малым по сравнению с тем, что он пережил до того, как его легкие снова смогли закачивать нужную дозу кислорода.

Спустя какое-то время к нам присоединились остальные парни из группы. Никто не сказал мне ни слова. Они понимают, что сейчас не самое лучшее время вести со мной беседы. Я не просто боюсь за малыша и Долли. Я в такой панике, которую, кажется, не может унять ничто в этом мире. Она усиливается осознанием того, что я не знаю, что происходит за этой гребаной дверью. Я лишь знаю то, что сообщила мне сама Долли по телефону. Что у нее кровь и что ее везут в больницу. Все.

Спустя час я уже, наверное, лишился половины волос на голове и трижды похоронил себя. Я возненавидел все в этом месте: белоснежные стены, оранжевые пластиковые стулья, которые скрипят, когда парни садятся и встают, звенящую тишину, перемежающуюся сообщениями медсестры с ресепшена, которая периодически зовет кого-то по громкоговорителю. А я все еще растягиваю свою резиновую жвачку. Я чувствую ее каждым зубом, каждым нервом в моем теле. Я без конца и края смотрю на часы, но время как будто замерло. Словно все сегодня настроено против меня. Каждая минута, которую отсчитывают пластиковые часы на стене, для меня ощущается как час. И это мерзкое постукивание минутной стрелки. Ощущение такое, как будто каждый удар – это хлопок от опускающегося лезвия гильотины.

А потом как будто с характерным звуком «вжи-и-ик» время ускоряется и звуки вокруг становятся отчетливее, а мое зрение – острее. Дверь операционной распахивается и оттуда выходит доктор Гордон, врач Долли. Не хочу верить в то, что усталость и печаль на ее лице что-то значат для моей семьи. Хочу думать, что у нее была долгая смена в больнице и она просто хочет отдохнуть. Доктор Гордон стягивает с головы шапочку и входит в комнату ожидания. Мои парни, как по команде, подскакивают с мест. Я стою у стены и боюсь пошевелиться и потерять опору, как будто это поможет мне в чем-то.

Когда доктор Гордон открывает рот, мои мир рушится. Каждый заботливо вложенный кирпичик в фундамент нашего с Долли счастья перетирают жернова неаккуратно брошенных слов в пыль, которая растворяется в пространстве и ее выносит из здания тем же унылым сквозняком.

– Простите, мистер Нортон. Мне не удалось ее спасти.

Она что-то еще говорит и даже жестикулирует. Но я уже ее не слышу. Я медленно сползаю по стене и мое зрение заволакивает туманом. Я не реагирую ни на что вокруг. Просто оседаю, как мешок с опилками. Вот так тихо и беззвучно мой мир перестает существовать. Потому что я не хочу жить без моей малышки. Не могу. И не стану.

Удар. Еще удар. Меня хлещут по щекам, а потом мое лицо оказывается мокрым от воды.

– Блядь, Дрю! – кричит на меня Лиам. – Долорес живая!

– Что? – хрипло спрашиваю, наводя резкость на пирсингованном лице басиста «Крашез».

– Зажигалка живая!

– Но… врач… она…

–Она говорила о твоей дочери. У Долли случился выкидыш.

Я перевожу взгляд на врача, которая склонилась надо мной и светит фонариком в мои глаза. Она грустно смотрит на меня.

– Простите, мистер Нортон. Сегодня был тяжелый день. Мне стоило подбирать слова аккуратнее. С Долорес действительно все… почти все в норме.

– Почти? – переспрашиваю я.

– Это большая травма для нее, мистер Нортон. И она, боюсь, еще не скоро от нее оправится. Вам нужно быть рядом с ней. Она скоро придет в себя и тогда… Вы будете нужны ей. Только я вас прошу, будьте терпеливы. Она в вас нуждается, но, скорее всего, будет отталкивать. Просто будьте рядом, Дрю, – добавляет она, сжимая мое предплечье.

– Предыдущие два раза вы тоже были ее врачом?

Она кивает, глядя на меня с грустью и усталостью.

– Да.

– Мне можно к ней?

– Я передам, когда ее перевезут в реанимацию. – На мой вопросительный взгляд доктор торопится меня успокоить. – Нужно понаблюдать за ней несколько часов. Как только действие наркоза полностью пройдет, мы переведем ее в палату. – Она поднялась на ноги, похлопав меня перед этим по руке. – Мне очень жаль.

Развернулась и вышла, а я так и остался сидеть на полу этой отвратительной комнаты, которая навсегда будет ассоциироваться у меня со скорбью и самым моим страшным кошмаром. Я тру грудную клетку в попытке уменьшить пекущий ком боли где-то там внутри. Стараюсь утешить себя тем, что Долли жива, а это главное. Но все равно внутренности скручивает от мысли о том, что Долли потеряла нашу девочку. На несколько секунд, прикрыв глаза, я представил себе, как бы она могла выглядеть. Наверняка была бы мини-копией мамы. Долли непременно одевала бы ее в яркие безумные наряды. Наша дочь все время улыбалась бы и называла меня папочкой.

Боль в груди стала сильнее от мыслей о нашем умершем ребенке. Я даже боялся представить, насколько больно Долли, если я испытываю такую агонию.

Спустя час в комнату вошла медсестра.

– Мистер Нортон, вашу жену перевели в реанимацию. Вы можете остаться с ней до перевода в обычную палату.

Я молча поднялся и пошел за женщиной. Чтобы не сойти с ума, я следил за тем, куда она меня ведет. По коридору налево, потом направо, толкнула дверь с надписью «Отделение реанимации». Здесь еще тише. Медсестры передвигаются по полу, как ниндзя, в своих пугающих белых тапочках, которые не издают практически ни единого звука. Вот там справа за дверью палаты кто-то стонет и от этого звука волосы встают дыбом на затылке и руках. Мы подходим к двери одной из палат, и медсестра останавливается.

– Она отдыхает, – говорит, повернувшись ко мне лицом. – Пока еще действует наркоз, и врач будет заходить каждые тридцать минут, чтобы проверить ее показатели. В целом все прошло хорошо. Из самого наркоза ее вывели, но организм ослаб и действие лекарства до конца не прошло, поэтому она спит. Проходите.

И вот оно – чувство нерешительности, которое то перебивает страх, то смешивается с ним, создавая безумный коктейль. Я стою на пороге палаты и не решаюсь войти. Боюсь увидеть ее с пустым животом. После стольких недель радости и надежды она внезапно проснется и поймет, что потеряла малышку. Боль в груди усиливается, как будто сжимает мое сердце железными ржавыми клещами, не давая переставлять ноги. Снова касаюсь того места, где половина моего сердца умерла с нашим не рожденным ребенком. А вторая едва бьется, рвется через эти двери к той, которая мне дороже жизни.

Я всегда считал себя сильным духом человеком. Был мужчиной до конца. Никогда не ломался и практически ни разу не сгибался под действием обстоятельств. Но здесь и сейчас я не просто ломаюсь, я крошусь на осколки, когда оказываюсь у кровати Долли. Маленькая, просто крохотная, на этой огромной кровати, которая больше похожа на центр управления полетами. Кровать оснащена кучей всякого дерьма, вокруг нее капельницы и приборы. Они все мигают и пикают, создавая какой-то безумный ритм, который навсегда въедается в мысли. Губы Долли бледные, как и остальная кожа. Из нее как будто вынули жизнь. Хотя почему как будто? Так ведь и произошло.

Я протягиваю руку и касаюсь прохладной щеки. И как только пальцы соприкасаются с нежной кожей, ломается последний хлипкий стержень, который еще оставался во мне. Я падаю на колени у кровати, с силой сжимая железные трубы, которые опоясывают скорбное ложе моей жены. Мне хочется разнести все здесь к чертовой матери, схватить любимую женщину и унести подальше от всего этого ужаса. Но все, на что меня хватает, – это сцепить зубы и тихо реветь, словно раненный зверь, чувствуя, как по лицу катятся крупные слезы. От облегчения, что Долли жива. От ужаса и боли после потери нашей малышки. Если бы врач просто сказал, что Долли потеряла ребенка, то мне кажется, что это было бы легче перенести. Но когда сказала, что моя жена потеряла нашу дочь, все стало слишком реальным. Слишком страшным и как будто чересчур ярким. Словно ослепила меня этой новостью, как мощным прожектором.

Я должен выстоять ради моей малышки. Должен помочь ей пережить весь этот кошмар и не позволить снова закрыться в себе. Именно я обязан быть сильным в это ужасное время. Я судорожно вытираю щеки, а потом поднимаюсь, сбрасываю обувь и пиджак на пол. Аккуратно ложусь рядом с Долли, стараясь не зацепить все эти трубки и капельницы. Просовываю руку у нее под головой и слегка подтягиваю к себе, заключая в объятия хрупкое слабое тело. Я буду сильным за нас двоих. Я сделаю все, чтобы она снова научилась улыбаться.

Глава 32

Долорес

Не пойму, то ли мне холодно, то ли погода действительно ухудшилась. Наверное, мне, потому что люди по прежнему ходят в шортах и футболках. И только я стою на террасе дома, укутанная в плед. Под ним мои руки гладят живот. Сегодня ровно три месяца, как внутри меня стало пусто. Больше там не бьется маленькое сердечко, оно замерло еще за неделю до того, как меня вычистили. Оказывается, я целую неделю носила в себе мертвый плод. Не хочу думать о нем, как о ребенке, как о дочке. Потому что это причиняет еще большую боль. Она разрывает изнутри и режет так, как будто ржавым тупым ножом пытается рассечь плоть, а вместе с ней и душу. Частичка меня умерла там, в операционной. И теперь я больше похожа на тень человека. С тех пор я ни разу не надела яркую одежду и не была ни на одной вечеринке. У нас с Дрю не было секса. Он даже не намекал на него, а мне противно даже думать, что ко мне кто-то прикоснется. Это неправильно, знаю. Но по-другому я сейчас не могу.

– Долли, там машина приехала, – негромко говорит Дина, входя на террасу.

– Уже иду.

Пока я беру свою сумку и пакую в нее ноутбук, а потом меняю домашние тапочки на удобные кеды, Дина ходит за мной по пятам, косясь на мой дорожный чемодан.

– Может, стоило дождаться Дрю? Долли, это неправильно.

– Я оставила ему записку, – ответила механическим голосом.

– Долли, он ведь любит тебя.

– Как и я его. Именно поэтому уезжаю.

Я обнимаю Дину, обещаю позвонить и уезжаю. Там, на прикроватной тумбочке кровати, которую я пока еще могу называть нашей, лежит записка. Я точно знаю, что причиню Дрю много боли словами, которые там написаны, но иначе не получится. Я предупреждала его в самом начале. И теперь мы оба убедились в том, в какой агонии можно жить, если теряешь ребенка. Если на горизонте, словно рассвет, брезжит надежда, а потом внезапно гаснет, одарив яркой вспышкой. И снова наступает ночь. Тьма, которая обволакивает душу и медленно душит ее, не позволяя рассмотреть красоту поднимающегося солнца. Потому что для меня больше никогда не будет рассвета, теперь я в этом точно уверена. Врачи запретили мне снова беременеть. Следующая попытка будет опасной для моего здоровья. Поэтому теперь мне колют противозачаточные уколы. И я сама себе пообещала, что больше не допущу такой ошибки.

Пустая. Бесполезная. Жалкое подобие женщины. Неспособная выполнить главное женское предназначение.

Слова Оливера долбятся мне в висок, высверливая в мозге очередную дыру. И сейчас я согласна с каждым его словом. Мне кажется, если бы я была способна выносить и родить ребенка, я бы так не переживала на этот счет. Но когда человека чего-то насильно лишить, он обретает именно в этом смысл жизни. Ему кажется, что без того, что у него отобрали, его жизнь будет неполноценной. И пускай до этого он даже и не думал заводить детей, после того, как услышит страшный приговор, обязательно поймет, что без них его существование лишено смысла.

Я достаю телефон, заношу номер Дрю в список заблокированных контактов. Потом убираю телефон. Достаю снова, кручу в руках, разбираю его и, открыв окно, бросаю под колеса едущего рядом автомобиля сим-карту. Так будет наверняка. Мне нельзя ему звонить или писать. Я должна отпустить его и позволить жить по-другому. Найти себе нормальную женщину и завести полноценную семью. Потому что… ну кому нужен пустой сосуд для спермы, говоря словами моего бывшего мужа.

Как только понимаю, что связь с Дрю прервана, меня сгибает пополам и я начинаю давиться рыданиями. Потому что сегодня такой день. Сегодня я потеряла все, что так сильно люблю: три месяца назад нашу малышку, а сегодня Дрю. Пытаюсь дышать чаще, потому что задыхаюсь от боли, раздирающей мою грудную клетку. Частые, короткие вдохи и выдохи. Мое богатое воображение рисует картинку того, как Дрю возвращается домой после работы и находит мою записку. Он читает ее и в панике мечется по дому под сочувственным взглядом Дины. Она будет заламывать руки и просить прощения за то, что не сообщила ему раньше. А он схватит телефон, выгонит ее из комнаты и будет пытаться дозвониться мне на ту карточку, которую уже наверняка раз тридцать переехали машины. Я поворачиваю голову назад и всматриваюсь за стекло, как будто провожаю крохотный кусочек пластика, последнее, что связывало меня с моим мужем.

Тру пустое место на пальце. Тру так сильно, как будто пытаюсь отмыть бледную полоску на слегка загорелой коже. Я знаю, что она не исчезнет еще долго. Это будет мне болезненным напоминанием о том, как несколько месяцев я была счастлива. Безоговорочно. Безусловно. Всей душой счастлива.

Как только я высаживаюсь из такси в аэропорту и иду к очереди с регистрацией на рейс до Порту, ко мне подбегает ДиДи и выхватывает чемодан из рук. Мы подходим к стойке и он начинает болтать без умолку. О том, как нас ждут, что ребята уже зарегистрировались и ждут меня у ворот, что нас ждут приключения и график расписан буквально по минутам. А я отрешенно слушаю его и даже пытаюсь вникать. А перед глазами мечущийся Дрю, который хватает себя за волосы, на его лице написано отчаяние и боль. Все это с ним сделала я. Я виновата. Как всегда.

– Купи мне сим-карту, – перебиваю я Дилана. Мой голос бесцветный и холодный.

– Что?

– Я выбросила свою. Иди купи.

– Хорошо, – растерянно отвечает ДиДи. А потом звонит его телефон. Он поднимает руку с гаджетом и я вижу на экране имя Дрю. Веселая мелодия как будто способствует вколачиванию последнего гвоздя в крышку гроба моего сердца. Потому что оно обрывается и летит куда-то вниз. Туда, откуда нет возврата.

– Сбрось звонок, – тем же голосом прошу я.

– Но это…

– Сбрось звонок! – выкрикиваю я, привлекая внимание множества пассажиров. Смотрю вокруг на заинтересованные взгляды и прошу уже тише: —Пожалуйста, ДиДи.

– Я за карточкой, – кивая, отвечает он, и тянет на экране трубку в сторону красной. Звонок прерывается и тут же повторяется, практически ставя меня на колени. – Я все сделаю, Доллс, – торопливо говорит ДиДи, а потом минуту копается в своем телефоне. – Внес в черный список.

– Спасибо, – выдавливаю я из себя.

Весь наш долгий перелет Дилан не сводит с меня встревоженного взгляда. Он пока не знает, что происходит, но нутром чувствует, что спрашивать не стоит. Он знает, что я все расскажу сама, когда буду готова. А сейчас он как будто подошел к бушующему океану и пробует воду кончиками пальцев, прикидывая, сможет ли обуздать стихию. Он не знает пока, в какую сторону меня будет штормить и куда забросит его в связи с этим. Дилан просто терпеливо выжидает, пока из меня польются слова или я хоть как-то обозначу свое настроение. Но у меня нет на это ни сил не желания. И не будет в ближайший месяц.

***

На закате солнца виноградники выглядят еще красивее. В оранжевых лучах, которые путаются в гроздях, каждая ягода сияет, как драгоценный камень, который переливается и блестит. Виноградинки напитываются этим теплом и силой, чтобы подарить миру самое изысканное вино, которое уже на следующий год будет радовать гурманов всего мира.

Мы во Франции. Это потрясающая страна с невероятными людьми и особой атмосферой. В каждом жителе этого небольшого городка есть свой шарм и изюминка. Я готова часами сидеть и слушать французскую речь. Эти их слова как будто рокочут в горле, выливаясь мягкими звуками, которые ласкают слух.

Я иду по ряду, наслаждаясь последним теплом этой осени, внимая тому, что рассказывает сын владельца виноградников и наследник этого бизнеса Пьер Сави. Интересный мужчина, преданный своей семье и делу. Обаятельный, как сам дьявол и привлекательный, как лучшие актеры мира. От него невозможно отвести взгляд и я не могу перестать его слушать. Эта его «р-р-р», которая прокатывается по нервам и заставляет мурашки бежать по коже. Не знаю, что такого есть в европейских мужчинах, но они словно с другой планеты. Как будто абсолютно другой вид человека, в базовую комплектацию которых входит умение захватывать внимание женщин и удерживать его до последней секунды.

Я увлечена Пьером. Как человеком, мужчиной. Не влюблена, нет. Хотя нет, влюблена. Но не так, как женщина любит мужчину. Я не готова броситься в его объятия, слушая байки о вечной любви. Я люблю его одержимость работой. Люблю то, насколько он предан семье и своему делу. Люблю слушать его интересные рассказы о том, как он рос среди этого великолепия. И как впервые украл у отца из-под носа бокал какого-то невероятно дорогого и редкого вина, и выпил его залпом, словно воду. Пьеру тогда было одиннадцать и он был очень хулиганистым парнем. Потом за пьяным ребенком пол ночи гонялись остальные члены семьи. А он спрятался в своем убежище среди виноградников и уснул. Нашли его только под утро.

– Ох, и досталось мне тогда, – качая головой произносит Пьер. – Я думал, отец отходит меня палкой, чтоб не повадно было. Но он только посмотрел на меня внимательно и спросил: «Какой вкус почувствовал?». Я тогда застыл, не зная, что ответить. Я вообще мало что почувствовал, учитывая то, как я заглотил эти пол бокала. Но потом прикрыл глаза и ответил: «Как будто пью цветы. Вкус насыщенный и сладкий, слегка терпкий, немного вяжет язык. Ощущение такое, как будто мне скоро на язык сядет пчела, чтобы опылять его».

Я смеюсь над таким описанием, глядя на то, как Пьер прикрывает глаза, когда рассказывает. Словно заново проживает эти мгновения. И я радуюсь, что прямо сейчас Дейв снимает то, что рассказывает Пьер, потому что это бесценные мгновения, которые добавят в наш фильм живости. Именно такие откровения сделают атмосферу в фильме.

– Что ответил твой отец?

Пьер распахивает глаза и широко улыбается.

– Он сказал, что я готов стать виноделом.

– Правда?

– Да. С тех пор я работаю вместе с ним. Понятное дело, больше никто не давал мне пробовать вино, пока я не достиг сознательного возраста. Но знаешь, тот вкус… Он как будто поставил клеймо на моем языке. Ни один другой вкус даже самых изысканных вин, я так надолго и так четко не запоминал за свои сорок лет. Но тот вкус я помню так, словно это было вчера.

– Ты пробовал это вино после?

– Конечно, и не раз. Но знаешь, как оно бывает? В детстве чувствуешь острее и все имеет совсем другой вкус. Потому что наши рецепторы еще не избалованы изобилием. Это вино невероятно вкусное и изысканное, но оно больше никогда не будет настолько потрясающим, каким показалось мне в детстве.

Я киваю, потому что согласна с каждым его словом. Мы выходим из ряда и перемещаемся за полосу виноградника. Перед нами открытое пространство, вдалеке видно заходящее солнце, а сразу за рядом стоит небольшой столик, который накрыт на две персоны. На столе свечи в стеклянных колбах, нехитрый ужин и, конечно, бутылка вина. Перевожу взгляд на Пьера, а он ласково улыбается, глядя на меня.

– Поужинай со мной, Долли.

Я оборачиваюсь на Дейва, который, подмигнув мне, сворачивает аппаратуру, тихо раздавая указание своим помощникам. Снова поворачиваюсь к Пьеру и киваю. Он провожает меня за столик, помогает присесть и мы приступаем к ужину с видом на закат.

– Расскажи о себе, Долли, – просит он.

– О, ты все видишь и так, – с улыбкой отвечаю я. – Это моя работа, моя жизнь. То, чем я дышу и чем живу.

– Замужем за работой, да? – спрашивает он, подмигивая. А я невольно потираю большим пальцем уже невидимую полоску на безымянном пальце. Она загорела вместе с остальной кожей еще в Португалии. Я попросила своего адвоката отправить Дрю документы о разводе еще пару месяцев назад, но Дрю отказался их подписывать. Адвокат предлагал через суд, но я ответила, что улажу это, когда вернусь в Штаты.

– За работой, да, – твердо отвечаю я, потому что не хочу никого посвящать в подробности своей личной жизни.

– Никогда не хотелось остановиться?

– Ты имеешь в виду перестать снимать? – Он кивает, внимательно рассматривая мое лицо. – Нет, не хотелось. Когда я перестану, то, наверное, умру. Я дышу своей работой.

– Я тебя очень хорошо понимаю.

Взгляд Пьера меняется. Он ставит локти на стол и задумчиво потирает указательным пальцем полную нижнюю губу, рассматривая меня, как заманчивое блюдо, которое хочет попробовать после ужина. Я не была с мужчиной уже… господи, да до хрена времени не была, и это мой личный рекорд со времени старшей школы. Я привыкла, что у меня всегда есть сексуальный партнер, который удовлетворяет мои аппетиты. Потому что, чего греха таить? Я люблю секс и нуждаюсь в нем почти постоянно. Нуждалась. До. Именно так. Моя малышка, которая решила покинуть маму, разделила мою жизнь на До и После. Так вот До я много думала о сексе и постоянно его хотела. А После я как будто онемела. Словно в моем теле разом выключили все нервные окончания, которые отвечают за сексуальное удовольствие. И теперь, глядя на Пьера, я мысленно подбираю слова, чтобы, не обидев, сказать ему, что десертом будет все же гастрономическое лакомство, а не мое тело. И заведомо знаю, какое разочарование прочитаю в его глазах.

Глава 33

Дрю

– Как она? – спрашиваю негромко. Я прислонился к бетонной стене и прикрыл глаза, готовясь представлять все, что происходит с Долли.

– Вчера француз сделал еще одну попытку затащить ее в постель.

Я крепко сжимаю челюсти, чтобы не сломать что-нибудь рядом со мной.

– А она? – голос сиплый, я едва выдавливаю из себя слова, боясь услышать ответ.

– А она снова его отшила, – послышался ответ, после которого я шумно выдыхаю. – Через час мы вылетаем в Италию.

– Когда возвращаетесь?

– Три недели. В Италии будут проходить съемки только на одном винограднике. Продюсеры немного сократили съемки, у них какие-то проблемы с бюджетом. Так что мы отснимем еще одну семью, а дорабатывать будут уже в ЛА.

Где-то за грудиной ноет и давит. Я не видел Долли полгода. Осталось подождать всего три недели, но как же мучительно долго приходится ждать, когда ожидаемое уже вот-вот должно случиться. Я всегда был терпеливым и таким остался. Но Долли творит со мной нечто невероятное. С ней я становлюсь дерганым и очень нетерпеливым, мне хочется сорваться и бежать навстречу ее самолету.

Долли думает, что я покинул ее дом и вернулся к себе, сдавшись. Она считает, что я ничего не знаю из того, что происходит с ней в этой поездке. И как же сильно она ошибается. Мне даже не пришлось умасливать преданного Дилана, чтобы он сливал мне информацию о ней. Он сам сказал, что все будет рассказывать и делать для того, чтобы она вернулась ко мне. Потому что считает ее поступок идиотским.

Когда я вернулся с работы и посмотрел в сочувствующий взгляд Дины, то сразу понял, что что-то не так. Я вбежал в спальню, в которой после выкидыша все время пряталась Долли. И что я там нашел? Да, точно, идеальный порядок, который никогда не поддерживает моя жена, и записку. Длинную такую, написанную практически неразборчивым почерком Долли. Она там долго распиналась о том, как сильно я ей не подхожу, какая женщина мне нужна и что это не она. Дура! Какая же она идиотка, раз считала, что для меня счастье в детях! Я рвал и метал. Допрашивал Дину, сто раз пытался набрать номер Долорес. Со своего телефона, с телефона Дины. На ее звонок Долорес не отвечала, а мой номер просто заблокировала.

Она не сказала, куда уехала, поэтому я звонил Адаму и разговаривал с Тришей, я нашел номер телефона матери Долли и ее отца, но никто не знал, где она. Тогда я позвонил Дилану, но он тоже сбросил звонок. А потом еще раз и еще. И только спустя несколько часов я получил от него сообщение: «Эта тупица со мной. Мы только что вышли из самолета в Порту. Я позвоню, как доберемся до места». И с тех пор он звонит. Не каждый день, но пару раз в неделю точно. Мне хочется, чтобы он каждый час сообщал о том, что с ней происходит, но это невозможно. Поэтому я просто мирюсь с тем положением дел, которое есть.

Дилан не предатель, он просто считает, что Долли не права. Она может быть счастлива со мной, и таким же сделать меня. Ей нужно лишь пережить произошедшее и идти дальше, не оглядываясь. Я ревновал всякий раз, когда ДиДи рассказывал о том, как в каждом городе, куда они приезжали, обязательно находился мужчина, который проявлял к моей жене внимание. Я несколько раз порывался прыгнуть в самолет и прилететь к ней. Напомнить, что она несвободна. Не потому что по документам замужем, а потому что я не отпускал ее. И не отпущу. Больше нет. Не теперь, когда я знаю, как колотится сердце в ее присутствии, и как чувства могут наполнять меня, выплескиваясь наружу при каждом движении. Я, может, превратился в сопливого ноющего придурка, но мне плевать. Я люблю свою малышку До и ради нее готов проползти голым телом по битому стеклу, только бы она была рядом.

Мы прощаемся с Диланом и я набираю другой номер.

– Миссис Стэтхэм, добрый день, это Дрю Нортон.

– А, мистер Нортон, здравствуйте. Рада вас слышать, – звучит мелодичный голос на другой стороне.

– Скажите, пожалуйста, есть какие-то сдвиги по нашему делу?

– Простите, но пока вынуждена вас разочаровать. Подходящей кандидатуры не было. Но я почему-то уверена, что непременно будет. Не волнуйтесь на этот счет. Сколько у нас времени?

– Три-четыре недели.

– Я сообщу если что-то изменится.

– Да, буду благодарен. Всего доброго.

Откладываю телефон, упираюсь затылком в стену и прикрываю глаза. Несмотря на то, что я брался за это дело с таким энтузиазмом, чтоб доказать Долли, что у нас все получится, сейчас я чувствую себя измотанным и дико уставшим. Все это отбирает чертову уйму сил. Так много, что я уже едва держусь на ногах. И осознание того, что все может полететь к чертям, изматывает еще сильнее. Что, если она не согласится? Что, если вышвырнет меня из своего дома и своей жизни, как только вернется? Она имеет на это право.

Месяц назад адвокат Долли снова прислал документы о разводе. Я тогда извел Дилана вопросами, потому что подумал, что причиной возобновления попытки стал какой-нибудь француз, который закружил голову Долорес. Француз был, но закружить ему так и не удалось, моя девочка оказалась крепким орешком. Она просто хотела развода. И я даже не знаю, от какой мысли становилось больнее. Я в который раз порвал документы и отправил назад в офис ее адвоката. Конечно, всегда оставался шанс, что он просто добьется своего через суд, но я буду затягивать этот процесс, насколько смогу. Хотя бы до ее возвращения. Хочу, чтобы она выслушала меня. А если для нее мы и наше будущее – пустой звук, если она не захочет нашей семьи, тогда я хочу услышать это от нее. Увидеть в глазах то, что она сдалась, что больше не любит. В таком случае я за секунду подпишу все документы. Но я знаю, почему она не делает это лично. Потому что все еще хочет быть со мной. просто решила проявить гребаное благородство и освободить меня от тяготящих меня – по ее мнению – отношений. Я не подарю ей этого, точно нет. Если хочет избавиться от меня – пусть делает это лично.

Оставшиеся три недели до приезда Долорес я чувствую себя заключенным в колонии строгого режима. Считаю не только дни, но и часы до ее возвращения. В четырех неделях 40320 минут или 672 часа. Таймер в телефоне рассчитан максимально на 99 часов. Поэтому я разбивал на четыре дня. Каждую полночь каждого четвертого дня я заводил таймер на 96 часов. А потом проверял, смотрел и ждал. Даже сейчас я в шоке от такого поступка. Я никогда не был размазней и мягкотелым. Никогда так не умирал за женщиной. Но как только представлю ее там: бледную, без улыбки, в черной одежде… Это сносит голову напрочь.

Я решил не ехать к Долли. Знаю, что мог бы. Возможно, даже следовало бы. Но я хотел дать ей время зализать свои раны. Мое появление могло как помочь ей излечиться быстрее, так и стать напоминанием того, что она пережила. Психолог, с которой мы общались после трагедии, сказала: «Никогда из сердца женщины не уйдет это воспоминание и эта боль. Но она притупится со временем. Только с Долли работать нужно будет дольше, чем с другими женщинами, потому что она прошла через это трижды». Я выбрал, возможно, пойти по пути наименьшего сопротивления. Но, мне кажется, нам обоим был нужен этот перерыв, чтобы собрать себя воедино, отвлечься от нашей драмы. А мне еще нужно было время, чтобы перегруппироваться и начертить план на будущее. Новый этап по покорению Долорес Нортон.

Короткое сообщение «Мы приземлились» становится толчком для меня. Я подскакиваю со стула, на котором сидел, и отправляюсь к воротам. Долли низкого роста, но даже в толпе мне удается отыскать ее. Как только светлая макушка попадает в поле зрения, я перестаю видеть все вокруг. Мое зрение как будто становится тоннельным, и я вижу только ее, пока окружающая обстановка расплывается и словно выпадает из фокуса. Никогда не забуду тот момент, когда она меня заметила. На лице моей жены сменяются десятки эмоций: от неконтролируемой радости и восхищения – до боли и разочарования. Мне плевать. Впервые в жизни мне плевать на то, что она думает. Потому что мое собственное сердце перестало биться, потом сорвалось в галоп и снова затихло.

Слезы в глазах Долорес становятся последней каплей в моей чаше терпения. Я срываюсь с места и несусь ей навстречу, чтобы подхватить на руки и крепко прижать к себе. Она привычным жестом обвивает мою талию ногами и утыкается носом мне в сгиб шеи. Я целую повсюду, куда только могут достать мои губы. Сжимаю так крепко, что кажется, сейчас услышу хруст костей. Она маленькая, настолько хрупкая и изящная, невесомая, словно пушинка. И я хочу обернуть ее собою, чтобы укрыть от всего, что может вызвать хоть одну слезинку в этих прекрасных глазах. Она не отпустила нас! Не отпустила! Мы – это все еще мы. И большего я не могу просить, потому что сейчас я счастлив намного сильнее, чем даже тогда, когда узнал, что она беременна. Потому что я почувствовал, что значит потерять ее и обрести снова. Не тогда в студенческие годы, нет. А сейчас, когда она уходила навсегда, но все равно ко мне вернулась.

Глава 34

Долорес

У меня нет ни сил, ни желания злиться на Дилана. Если копнуть поглубже в мою душу, я благодарна ему. За то, что он вмешался и позволил Дрю все решить за нас двоих. Потому что я окончательно запуталась в себе. Все время, пока я была в Европе, мне казалось, что я поступаю правильно. Дрю заслуживает настоящего счастья с полноценной женщиной. Но каждую ночь тайком я открывала на телефоне наши фотографии и смотрела на него. Смотрела и смотрела. Я обводила ласкающим взглядом каждую черту его лица, впитывала улыбку и в ответ улыбалась сквозь слезы. Я хотела, чтобы он через мили чувствовал, что вот в эту секунду я ласкаю его взглядом, схожу с ума от тоски. Меня разрывало от желания, чтобы он нашел способ связаться со мной, потому что сама я для этого была слишком трусливой.

Я столько раз представляла себе, что скажу ему, когда все же решусь позвонить или встретиться. Так часто обдумывала наш диалог, но проваливалась всякий раз, потому что действительно не знала, что говорить. Мне казалось, что эта встреча будет неловкой. Что мы будем чувствовать себя друг с другом, словно чужие. Что прошло слишком много времени для того, чтобы все вернулось в прежнее русло.

Но как только Дрю появляется в аэропорту, все мысли тут же улетучиваются, как и необходимость подбирать слова. Они нам не нужны. Нам достаточно взгляда, жеста, ощущения. Тепла, исходящего от наших тел, и сердец, которые говорят за нас. Он просто молча подхватил меня в свои объятия, а я просто молча окунулась в них, вцепившись в Дрю мертвой хваткой. Мы так и выходим из аэропорта: Дрю идет уверенным размашистым шагом, крепко прижимая к себе ту, которая отталкивала его столько месяцев. Дилан погружает в багажник машины Дрю мой чемодан и прощается с ним, бросая короткое:

– Пока, Доллс.

Я бубню прощание в шею Дрю, которую не могу перестать нюхать и целовать. Она так вкусно пахнет его любимым гелем после бритья и самим Дрю. Не могу оторвать свои губы от него. Я так невероятно сильно соскучилась. И мое либидо, кажется, ожило после стольких месяцев, напомнив о том, что в моем теле и голове все же есть желание к мужчине. Просто все эти месяцы они хотели одного конкретного мужчину, а не вот тот суррогат, который им пытались подсунуть.

– Поехали домой, малышка До, – шепчет он мне в волосы, заставляя мурашки на шее взбунтоваться. – Детка, тебе придется отлепиться от меня, чтобы сесть в машину.

– Не хочу, – капризно стону я.

– Долли, я не смогу вести машину с тобой на руках.

Дол-л-ли. Так мягко. Так нежно. Только он умеет так произносить мое имя. Он как будто ласкает его своим языком, ласково перекатывая по влажной теплой поверхности перед тем, как оно минует чувственные губы и достигает моих ушей. Я медленно отлепляюсь от его тела и тут же приземляюсь на кожаное сиденье машины. Дрю усаживает меня бережно, как будто я поломаюсь, отделившись от его тепла. Как только он оказывается за рулем и выезжает с парковочного места, Дрю берет меня за руку и не отпускает всю дорогу. Он потирает большим пальцем кольца на моем безымянном пальце.

– Ты не сняла кольцо.

– Я снимала, – отвечаю, не сводя взгляда с его мужественного профиля. Моя голова покоится на подголовнике и я сижу вполоборота к Дрю, чтобы иметь возможность насмотреться на него после столь долгой разлуки. – Снова надела, потому что… – Опускаю взгляд на наши руки, а потом возвращаю к его лицу. – Полоска от кольца начала загорать.

Дрю с непониманием смотрит на меня, а потом возвращает взгляд к дороге. Я не объясняю. Просто не вижу смысла. Для меня смысл был в том, чтобы вернуть его кольцо на свой палец. Потому что я замужем и потому что безумно скучала по нему. Сейчас я это ощущаю наиболее остро. Я пыталась проявить благородство и дать ему уйти. Я сделала для этого все, что могла. Но теперь, когда меня окружает его запах и эта аура мужской силы, я слишком слаба, чтобы продолжать и дальше отталкивать его от себя. Он мне нужен, как, судя по всему, и я ему, так что я готова попытаться сделать его счастливым без самого главного человечка, который и превращает пару в семью.

Судорожно вздыхаю и смотрю на пролетающий мимо пейзаж. Внутри все еще болит. Сдавливает грудную клетку и мешает дышать. В животе все еще ощущается пустота. По возвращению в Лос-Анджелес она даже как будто становится отчетливее, сильнее напоминая о том, насколько я неполноценна как женщина. Снова смотрю на Дрю. Он старается. Он делает это ради нас. Потому что хочет быть со мной. Потому что для него важна я. Мы. И ради него я сделаю все, что только потребуется, чтобы сделать его счастливым.

– А знаешь, мы же не были в свадебном путешествии, –произношу я, и на лице Дрю появляется искренняя улыбка.

– Ты не отдохнула в Европе?

– Там не было тебя, – тихо отвечаю я, но он слышит.

В этот момент нам загорается красный и Дрю останавливается. Он поворачивается ко мне и смотрит с блеском в глазах, с голодом и любовью. А потом внезапно хватает меня за затылок и, наклонившись, впивается в мои губы поцелуем. Он целует, как изголодавшийся зверь, только того, что не рычит. Но хриплые мужские стоны вибрируют на моих губах, а вкус его языка заставляет забыть об окружающей обстановке. У меня кружится голова, пока я отвечаю на поцелуй, отчаянно вцепляясь в запястья Дрю, чтобы не позволить ему отстраниться. Наш поцелуй недолгий, потому что уже через, казалось бы, мгновение, сзади сигналит машина, давая понять, что светофор зеленее не станет.

С этого момента в машине витает возбуждение, отчаянное желание. Воздух как будто потрескивает от скопившегося в нем напряжения. Я ерзаю на сиденье. Могла бы сказать, что в попытке хотя бы ненамного облегчить свое состояние, но тогда я солгу. Потому что от трения шва джинсов о внутреннюю поверхность бедер я распаляюсь еще сильнее. И, как ни странно, меня заводит именно тот факт, что в этот самый момент у меня нет возможности получить разрядку. Отсроченное удовольствие порой бывает самым сладким, когда в итоге ты высвобождаешь свое неуемное желание.

Мы в рекордно короткие сроки доезжаем до дома. К этому моменту я уже не могу ностальгировать по нему, не рассматриваю красоты вокруг, меня даже не интересует, как давно был пострижен газон вокруг дома. Я не свожу взгляда с Дрю, ожидая, что он сделает дальше. Он останавливает машину у входа, выключает двигатель, медленно выдыхает. Как будто даже пылинки вокруг остановились, затаившись вместе со мной в ожидании его дальнейших действий. Мы, не сговариваясь, синхронно отстегиваем ремни безопасности. А потом наши взгляды встречаются и я понимаю, что не одна проголодалась настолько, что все мои мысли только о нем, так близко, насколько это возможно. С Дрю возможно все. Потому что уже через несколько секунд я, ведомая сильными руками, перелезаю через консоль и оказываюсь на руках мужа, не преминув при этом нажать попой на клаксон и хихикнуть по этому поводу.

Руки Дрю хаотично шарят по моему телу, сжимая, поглаживая, сминая. Его обезумевший взгляд мечется по лицу и открытым участкам кожи. Он хватает за волосы, стягивает заколку и отбрасывает ее в сторону. Потом наматывает волосы на кулак, чтобы оттянуть мою голову назад и получить беспрепятственный доступ к моей обнаженной шее. Второй рукой он прижимает меня к своему паху, где уже горячо и твердо. Я стону в пространство машины, пока горячие язык и губы путешествуют по моей шее. Я начинаю ерзать у него на коленях, вырывая из него приглушенный моей кожей стон. Не могу перестать трогать его. Касаюсь повсюду, куда только могу достать, впитываю жаркие поцелуи, ловлю ртом грязные словечки, перемешанные с признаниями в любви.

А потом Дрю резко распахивает дверь и, грациозный, как огромный кот, выходит из машины, неся меня на руках. Не знаю, как он это делает, но в этот момент мне плевать. Я хочу все. Я соскучилась по нему, изголодалась по его ласкам, запаху, поцелуям. Пока Дрю несет меня, я возвращаю должок его шее, облизывая ее и покусываю, ерошу волосы неугомонными пальцами, пока ногами крепко стискиваю его талию. Я едва успеваю понять, когда мы оказываемся в доме, сообразив об этом только тогда, когда хлопнула входная дверь и звуки улицы сменились уютной тишиной, в которой звуки наших жадных ласк стали еще отчетливее.

Дрю ставит меня на пол и разрывает на мне блузку. Пуговицы выстреливают в разные стороны, но мне от этого как будто становится легче.

– Ненавижу черный цвет на тебе. Не хочу, чтобы ты его носила, – бормочет он, судорожно стягивая с меня одежду.

– Дина? – спрашиваю я, словно опомнившись от тумана похоти.

– У нее выходной. Никого нет, только мы, малышка.

Стягивание одежды перерастает в какой-то отчаянный квест по обнажению друг друга. Нам обоим срочно нужно добраться до тел друг друга, и мы не теряем ни секунды. Путаясь в застежках, завязках и молниях, мы все-таки оказываемся без одежды. А потом резко останавливаемся. Не сговариваясь, мы немного отдаляемся друг от друга и внимательно, жадными взглядами, осматриваем тела друг друга. Это как еще одно напоминание о том, насколько мы сильно соскучились друг по другу. И уже через мгновение мы снова сталкиваемся. Губами, зубами, телами, горячая кожа трется друг о друга, рискуя разжечь огонь между нами. Это длится недолго, потому что мы через чур сильно соскучились. Дрю усаживает меня на стеклянную столешницу в коридоре, широко разводит мои ноги, не сводя горящего взгляда с моей промежности. Мы оба тяжело дышим и Дрю на секунду зажмуривается и шумно выдыхает. Снова открывает глаза и медленно, сантиметр за сантиметром, наполняет меня. Снова зажмуривается, а из меня вырывается сдавленный стон, как будто мне больно. Но это не так. Мне охренительно приятно. Так приятно, что подрагивают ноги и тело слегка дергается навстречу этому контакту.

Сейчас я не хочу нежности, не хочу осторожности. Я сгораю от желания получить эту необузданную страсть и голод, живу только на голых инстинктах и чистом влечении. Дрю ощущает то же самое, потому что он не осторожничает. Замерев на секунду, когда оказался во мне полностью, он двигается. Остервенело хватает меня за бедра, сжимает их, не боясь оставить следы, впивается в мой рот жадным поцелуем и беспощадно вколачивается в мое тело. Еще никогда мы не двигались настолько хаотично. Но несмотря на это, мы успеваем насладиться нашим единением. Я каждой клеточкой тела чувствую удовольствие и отчаяние, которые он буквально вдалбливает в меня. Быстрее и быстрее. Шлепки мокрых от пота тел и шумные вздохи вперемешку со стонами наполняют тихое пространство дома. Я кричу его имя, извиваюсь, а он обездвиживает меня мертвой хваткой. Руки безостановочно исследуют обнаженные тела, губы целуют, зубы кусают. Хаотично вырывающиеся слова о любви, желании, о том, как соскучились, как хотим любить друг друга и по-звериному трахать.

Все обрывается внезапно, как и началось. Мое тело выгибается и трясется, глаза закатываются. Изо рта вырывается хриплый сдавленный стон, когда я кончаю и тут же чувствую горячую влагу, которая порциями выстреливает внутри меня. Мое тело дергается, словно в болезненных спазмах, когда на самом деле эта боль и есть удовольствие.

Я откидываюсь на столик, упираясь затылком в зеркало позади меня, и шумно дышу, пытаясь восстановить равномерную подачу кислорода в легкие. Дрю упирается лбом мне в грудь. Его губы лениво касаются кожи, а руки все так же крепко обхватывают бедра. Нам приходится приложить немалые усилия, чтобы прийти в себя. Но когда наши взгляды встречаются, на лицах расплываются широкие, искренние улыбки.

– Я люблю тебя, – шепчу я.

– И я люблю тебя, – отвечает Дрю.

И мир возвращается на место. Как будто последние несколько месяцев я скиталась по пустыне в поисках глотка воды, а теперь набрела на оазис, напилась живительной влаги и мое тело снова ожило. Словно заново родилась.

Дрю скидывает со своих лодыжек застрявшие там джинсы, подхватывает меня под попу и несет в ванную, не переставая покрывать нежными поцелуями лицо и шею.

– Я так сильно соскучился, – говорит он. – Надеюсь, у тебя ничего не запланировано на ближайшие три дня, потому что я не планирую тебя выпускать из спальни.

– Нет, у меня запланирован отдых на ближайшую неделю.

– Тогда я продлю свой мини-отпуск, чтобы все это время пробыть с тобой.

– Ты идеальный, знаешь? – спрашиваю я, пропуская через пальцы его волосы, и целуя, а потом отвечая на поцелуй.

– Только с тобой.

Глава 35

Дрю

– Мистер Нортон, есть. Всю информацию выслала вам на электронную почту. Только давайте, как и договаривались, оформим все в течение недели. Обычно не делаю ничего на заказ, но Адам очень просил за вас, так что прошу вас без проволочек. Он не должен попасть в систему, иначе потом все буде намного сложнее.

– Спасибо, миссис Стэтхэм. Я бесконечно благодарен. И да, мы все сделаем в течение недели. Через три дня буду у вас.

Мы прощаемся с ней и я откладываю телефон на прикроватную тумбочку. Несколько дней я искал удобного случая, чтобы поговорить с Долли и озвучить ей свой план. Но, как всегда и бывает в таких ситуациях, удобного не представилось. Да и может ли он быть, когда на кону судьбоносное решение? В любом случае, Стэтхэм не оставила мне выбора, поэтому я буду вынужден обсудить все с Долли уже сегодня.

– Все улажено, – говорит Долли, заходя с террасы. Она прыгает на кровать и смотрит на меня с улыбкой. – Мы можем поехать завтра. Например, выехать утром, а в воскресенье вернуться. – Она ложится и потягивается, как кошка. – Жду-не дождусь, когда мы окажемся в дали от всех и всего, в тишине леса. Ох, Дрю, это будет круто. И я знаю, что у меня там родятся еще десятки идей. Это так волнительно.

Я смотрю на то, как довольная Долли потягивается и выгибается на кровати, ласкаю взглядом ее нежное тело в моей футболке, а мысленно пытаюсь просчитать, как ей преподнести большую новость. Готова ли она подумать над моим предложением? Не оттолкнет ли это ее? Не пойдет ли она покупать новые черные вещи взамен выброшенных?

– Детка, – прерываю я ее вдохновленный монолог. – У меня к тебе есть разговор.

– Знаешь, Дрю, когда так говорят, то уже заранее подразумевают, что собеседнику не понравится сказанное.

Я улыбаюсь. Моя умная девочка.

– Не исключаю такой вариант. Но все же выслушай меня и постарайся спокойно отреагировать на мои слова. – Долли садится и внезапно вся легкость улетучивается из ее взгляда. Тело пронизывает напряжение, которое видно в каждой его части: ровной спине, скрещенных ногах и руках, которыми она хватается за свои лодыжки.

– Давай, Нортон. Выдавай свою ложку дегтя, – заявляет она с напускным безразличием.

– Я хочу, чтобы мы усыновили ребенка. Адам помог мне договориться с больницей в Вашингтоне. Мы можем усыновить его сразу, до того, как он попадет в какой-нибудь приют, – я выпаливаю все это на одном дыхании, чтобы не позволять выражению лица Долли сбить с меня настрой.

Тишина. Лицо Долорес не меняет своего выражения. Каждая часть ее тела похожа на каменное изваяние, а глаза напоминают лед на самом синем озере. Один удар сердца. Два. Три. А потом Долли как будто оживает. Она вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате. Кусает губы, дергает волосы, и не останавливается ни на секунду.

– Какого хрена, Дрю? А? какого хрена, я тебя спрашиваю? О чем ты думаешь? Ты сейчас пытаешься давить на меня, да? О, бедная-бедная Долли. Раз уж она не может сама родить, давай будем утешать ее чужим ребенком. Это не гребаный кот, Дрю! – кричит она. – И не собака! Мы не можем просто прийти в приют и просто забрать понравившегося щенка! Ты же говорил, что можешь быть счастливым без детей. Что тебе меня достаточно! Ты врал! Ты все это время обманывал меня! Потому что ты хочешь детей. И знаешь? Это нормально. Правда, нормально. Хотеть детей это… Их все хотят. Не может быть нормальной семьи без детей. Без них мы просто пара, правда? Да? Мы ведь просто пара. А с детьми мы могли бы стать настоящей семьей. Но мы не сможем. Не сможем. Потому что… потому что…

Внезапно она падает на колени и складывается пополам, задыхаясь от рыданий. Долли издает такие звуки, которые рвут мое сердце на мелкие куски. Я подбегаю к ней и сажусь рядом на пол. Перетягиваю ее к себе на колени и крепко сжимаю в объятиях. Раскачиваю Долли, пока она выплеснет всю свою боль. После операции она ни разу не плакала. Не проронила ни слезинки. Она как будто впала в кататонический ступор. Долли делала все на автомате. Она двигалась, но только по необходимости, отвечала однозначно и ни разу не была инициатором разговора. И только после возвращения она ожила и стала похожа на себя прежнюю. А теперь я заставил ее заново столкнуться с ужасом пережитого. Я вынуждаю ее снова пройти через кошмар и муки. Ругаю себя. Слишком рано, так не вовремя. Но сделанного не воротишь. Теперь мне осталось только погасить этот пожар и отстроить все заново.

Когда Долли немного успокаивается и истерика сменяется тихими всхлипываниями, она вцепляется в обнимающую руку. В этот момент я решаю, что настало время продолжить то, с чего начал.

– Наш малыш ждет нас в больнице Вашингтона. Он родился вчера. Его мамы не стало во время родов. И теперь он сам. Один на весь мир. У него голубые глаза и светлая кожа. Как у тебя.

Я замолкаю, ожидая реакции. Долли ничего не отвечает некоторое время, только сильнее жмется ко мне и тяжелее вздыхает. Я качаю ее на руках, пока всхлипы совсем прекращаются. Решаю, что пока хватит разговоров, но в тишине спальни внезапно раздается хриплый от слез голос Долли:

– Как его зовут?

Я тяжело вздыхаю. Не знаю, миновал ли кризис, но мне чертовски приятно осознавать, что она меня все же услышала и готова это обсудить.

– У него пока нет имени. Думаю, ему будет приятно, если его назовет будущая мама. Как бы ты хотела назвать нашего сына?

– Шон.

– Интересный выбор имени.

– Звучит, правда? Шон Нортон.

– Звучало бы, даже если бы его звали Питер.

– Мне нравится Питер, – тихо отвечает Долли. – Питер Нортон. Даже лучше, чем Шон.

– Шон тоже хорошо.

– Но не так, как Питер, правда?

Мне не нравится тон. Настораживает ее спокойствие и какой-то упрек в голосе. Их не должно быть. Долорес эмоциональная женщина и все ее эмоции всегда видны на лице и выражаются в экспрессивном поведении. Но сейчас она слишком спокойна. Тон разговора бесцветный, равномерный. Она так не разговаривает. Долли каждое слово всегда выделяет определенной интонацией, а сейчас она произносит их так, как будто ничего не чувствует.

– Долли…

Я не успеваю договорить. Она вскакивает с моих коленей и поворачивается ко мне заплаканным лицом. Ее нос покраснел и опух от слез, щеки горят нездоровым румянцем, а глаза наполнены болью и сожалением.

– Я хочу, чтобы ты ушел.

– Куда? – спрашиваю, хоть и в глубине души понимаю прекрасно, о чем она говорит.

– Уезжай к себе домой.

– Но это…

– Мой дом! – заканчивает за меня Долорес. – Это мой дом, – повторяет она на случай, видимо, если я вдруг не услышал. – Уходи, Дрю. Пожалуйста. Мне надо побыть одной.

– Долли, я могу переночевать в гостевой спальне.

– Нет. Сегодня ты ночуешь дома, Дрю. У себя дома. А я остаюсь у себя.

Я встаю и смотрю на нее.

– Ты хочешь подумать о моем предложении? – хватаюсь за последнюю соломинку.

– Я хочу подумать о том, как буду жить после развода. Завтра приезжай забрать свои вещи. Из моего дома. – Слово «моего» она произносит громче и четче остальных.

– Я знаю, что ты делаешь. Пытаешься оттолкнуть меня, чтобы очистить свою совесть от того, что ты чувствуешь, желая расторгнуть наш брак. Ни хрена подобного, Долорес, я не облегчу тебе задачу, ясно? Я не дам тебе сейчас перечеркнуть то, что между нами есть.

– Пошел. На хрен, – цедит она сквозь зубы. – Ненавижу тебя. Тебя и твою идиотскую идею с усыновлением. Я неполноценная и мы все это уже поняли. А чужой ребенок будет каждый гребаный день моей гребаной жизни напоминать мне об этом! Как ты не понимаешь?! – кричит она и ее глаза снова блестят от слез.

– Долли, детка.

– Уходи, Дрю. Я ненавижу тебя за то, что потеряла бдительность и забеременела от тебя. Ненавижу за то, что мне снова пришлось пройти все эти круги ада после потери ребенка! И теперь еще сильнее ненавижу, потому что ты хочешь принести в дом доказательство моей несостоятельности. К херам все, Нортон! Вали отсюда! Ненавижу тебя!

Это больно. Каждое сказанное ею слово отзывается в груди жжением. Как будто туда вставили раскаленный штырь и теперь вращают им. Головой я понимаю, что она говорит это не потому что думает так на самом деле, а потому что для нее это способ уйти от реальности. Обвинить кого-нибудь в том, что когда-то совершила ошибку. Найти виновного в своем страхе. И все же сердце не может принять и перестать болеть из-за брошенных ею слов. Я молча разворачиваюсь и выхожу из комнаты, а в спину меня догоняет крик:

– Давай, чеши отсюда. Лжец! Гребанный вонючий лжец! Семья может быть и без ребенка, – кривляется она, повторяя мои слова. – Не может! Слышал, Нортон? Не может! Долбанная семья может быть полноценной, только если в ней минимум три человека! Три, твою мать! Ненави-и-жу.

Перед самым выходом из дома я слышу, как Долли хрипнет от криков и начинает снова плакать. Я не должен оставлять ее в таком состоянии, но мне больно. Каждое сказанное ею слово попадает в цель: израненное, исполосованное сердце принимает ее словесные оскорбления, пропитывается ими и становится похожим на очаг пожара. Оно как будто пульсирует от боли, выделяя жар.

Сажусь в машину и доезжаю до ближайшего бара. Там занимаю место за барной стойкой и начинаю методично напиваться в надежде забыться, стереть из памяти боль на лице любимой, свою собственную, которая разрывает грудь на мелкие ошметки. Не помогает. Ни черта не помогает. Забираю из бардачка машины ключи от своей квартиры, вызываю такси и возвращаюсь в свой дом. Там открываю бутылку виски и пью до самого утра, пока не сваливаюсь спать на диване. Я проваливаюсь в тревожный сон, в котором нет меня и Долли, а есть только голубоглазый малыш, который не дождется нас в больнице Вашингтона. Который за один день лишился сразу обеих мам.

Эпилог

Я не понимаю, зачем делаю это. Почему я здесь? Я же обещал себе позвонить Стэтхэм и отказаться от ребенка. Я даже пару раз брал в руки телефон ради этого дела. Но почему-то спустя три дня я иду по коридору больницы, чувствуя, как потеют ладони и сжимается сердце. Вчера я получил от нее короткое смс: «Ребенок здоров. Жду вас завтра». Я почему-то несказанно обрадовался тому, что обследование младенца показало отсутствие у него каких-либо проблем. Как будто действительно проверяли именно моего ребенка.

Мне нужно зайти к Стэтхэм и сказать ей о решении Долорес, но какая-то невидимая сила тянет меня пойти и посмотреть на ребенка, который никогда не станет моим. Я поворачиваю за угол, смотрю в окно, которое отделяет меня от комнаты с новорожденными детьми, и застываю на месте. Моргаю и трясу головой, потому что не верю увиденному. В кресле качалке, держа на руках младенца, сидит Долли. Она медленно покачивается и что-то говорит ребенку. На ее лице нежная улыбка, а глаза с восторгом рассматривают крохотное личико. Она сейчас красивее, чем когда-либо.

Я не знаю, что мне делать, поэтому просто стою и рассматриваю картину, о которой столько мечтал. Прижимаю руки к узкому подоконнику окна и впитываю взглядом каждую эмоцию на лице своей жены. Она счастлива. Вот сейчас она по-настоящему счастлива. И такой я всегда хотел ее видеть. Только что это означает для нас? Меня не покидает ощущение, что я не могу собрать все факторы воедино. Мы были счастливы без ребенка, а когда он появился, наше счастье было разрушено хрупкими руками Долорес. Теперь она счастлива с ним, но без меня. Как будто мы не можем смешать все составляющие счастья так, чтобы всем было хорошо одновременно. Мне. Долли. Ребенку.

Питер. Я предложил это имя, даже не задумываясь. Оно просто родилось в голове и в ту же секунду соскочило с языка. Мне наплевать, как его будут звать, я лишь знаю то, что я хочу этого ребенка и хочу Долли. Я нуждаюсь в том, чтобы они были в моей жизни.

Я решительно иду ко входу в комнату, тихо открываю дверь, решив, что приму любой исход ситуации. Если она прогонит меня, я уйду. Оставлю ее, чтобы больше никогда не тревожить. Но если она позволит быть рядом, я останусь. Помогу ей справиться с ее болью и стать счастливее, чем до появления Питера в нашей жизни.

– Питер, – слышу я нежный голос Долли. Она воркует с малышом. – Папа тебя обязательно полюбит. Он знаешь, как умеет любить. По-настоящему. Так, как больше никто не…

Она прерывается на полуслове, потому что поднимает голову и замечает меня. В ее взгляде отчетливо читается благодарность и чувство вины. Глаза наполняются слезами, которые тут же прочерчивают влажные дорожки на бледных щеках.

– Он такой красивый, – шепчет она. – Наш сын такой красивый, Дрю.

Долли крепче прижимает к себе мальчика, пока я подбегаю к ней и сжимаю их обоих в объятиях. Мне в нос ударяет запах Долорес, смешанный с неповторимым запахом младенца. Молоко и цитрусовые. Странное сочетание? Но мне оно нравится настолько, что я готов кричать на весь мир, как сильно я люблю своих жену и сына.

– Ты назвала его Питер? – спрашиваю сдавленным голосом, потому что нормально говорить мешает ком в горле.

– Мы назвали его Питером, – поправляет она меня.

– Миссис Нортон, позвольте я заберу у вас малыша, – слышу я за спиной. – Его нужно переодеть и отнести к врачу.

– Питер, – говорит Долли, улыбаясь сквозь слезы. – Его зовут Питер.

– Хорошо, миссис Нортон. Давайте я отнесу Питера к его врачу.

Молодая медсестра ласково улыбается Долорес, пока та нехотя передает мальчика в заботливые руки медработника. Долли провожает медсестру взглядом, а я обнимаю жену за плечи, потирая плечо, желая показать, что она не сама. Сейчас боль забыта, потому что эмоции, которые родились при виде Долорес с младенцем на руках, ее счастья и слез радости, перекрывают все. Никакая агония никогда не будет так сильна как то, что я испытываю в данный момент.

– Идем, малышка До, нам нужно поговорить с доктором Стэтхэм и забрать нашего малыша домой.

– Мы можем сделать это прямо сегодня? – с надеждой спрашивает она, а потом скисает. – У нас не готова детская. И кроватки нет. И одежды для Питера. Мы оказались совсем не готовы к его появлению, Дрю.

Отчаяние в ее голосе даже немного забавляет меня.

– Нет, сладкая. На оформление документов понадобится пара дней, так что у нас будет время купить все не обходимое. Пойдем, пора собрать нашу семью вместе.


Краков, 13/09/2020


Автор обложки Sunny Raven


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Эпилог