Дар
Под конец ноября духи воды попадаются в плен под ледяную корочку. В лесу серо и тихо, в воздухе пахнет дымком и щекочется в горле. Иногда летит мелкий снежок, высоко заливаются лазоревки: видать, чуют зиму.
- Смотри, два! - тыкнул Тото в замёрзшую лужу - видит духов воды через линзу из льда. Духи перетекают, когда Тото лупит кроссовком, и стекаются вместе, когда ледок трескается.
- Вот ещё! - вижу я большущую лужу. Тото бросает свою и спешит ко мне смотреть духов. Пузырьки убегают из-под моих сапог и его кроссовка, лёд скрипит, трескается. От нашего топота духи сливаются вместе. Лёд трескается и брызжет вода.
- Ай-яй!
- Промочил?
- Не, нормально... - вытаскивает ногу Тото из трещины и шаркает обувью о заиндевевшую траву.
- Тото, смотри, есть сокровище! - блеснула подо льдом серебряная чешуйка. Тото приседает на корточки, стягивает шапку с бамбоном на затылок и смотрит, как я разламываю куски льда голыми пальцами.
- Дай я, - смело суёт руку Тото в холодную лужу и достаёт колечко от газировки. Быстро переложив колечко в другую ладонь, он натягивает на обожжённые холодом пальцы рукав свитера.
- Колечко!
- Не посей. Это духов.
- Не, не посею! - суёт Тото колечко в карман куртки под молнию.
Бежим дальше. Это мой лес: мой, мамин и Тото. Ёлки зябко опушились, деревья почти без листов. Скоро декабрь. Ветер крутит последние скрюченные листочки и гоняет крупу мелких снежинок. Шишки попадаются всё не те. Белки их совсем разодрали, ни на что не годятся.
- Смотри! - тычет Тото на серую белку. Та убегает высоко вверх по стволу сосны.
- Вот она, утащила всё! - бросаю в неё кусок ветки.
- Щас я поищу! - побежал Тото от дерева к дереву, только припадал слегка на мокрый кроссовок. Шишку он нашёл чёткую - большую, пушистую; во весь рот улыбнулся и протянул её мне.
- Всё-таки измочил?
- Носок промочил, немножко.
- Ну и чего сейчас? - сама-то я в лес пошла в резиновых сапогах. - Побежали за мной!
Кирпичи в лес я давно притащила от заброшенной стройки. Тото промок, кирпичи под старой сосной - ровно шесть штук.
- Сейчас сложим печку. Дров всяких насобирай.
Три красных кирпича на ребро, сверху положила два белых, как домик! То-то насобирал мусора - сухих листьев, сломанных веток и палок. И у меня, и у него всегда с собой на улице по коробку спичек. Только спички мусор с трудом разжигали. Сладковатый дым провонял всё вокруг. Когда огонь разгорелся, последним кирпичом я задвинула топку.
- Снимай носок.
Мокрый вязанный носок положили на печку - мамин носок.
- Подбрасывай там, когда прогорит, - велела я Тото, а сама села на бревно возле сосны. Тото подгребал сухие листья, наламывал ветки и подбрасывал в топку, с деловым видом ощупывал кирпичи. В шишку я воткнула четыре веточки - это будут передние и задние ноги.
- То-то, дай колечко!
На тонкую шею оленя я повесила найденное сокровище водных духов.
- Коровка?
- Олень.
- Голова где?
- Дома из пластилина слеплю. Или тут поищи шишку маленькую.
Тото забыл про печку и хотел было кинуться искать голову для оленя, но вдруг в куртке у него запиликало. Тото грязными пальцами вытащил телефон, как стекло гладкий и чёрный, и прижал к уху.
- А?.. Ага. Да мы близко...
Я слышала голос ведьмы из телефона.
- Уже?.. А можно ещё! Ну, мы тут с Анни... ага, взял... Да точно взял!.. Нет, в лесу. Ну-у, Ми-ини, пожа-алуйста!.. Ну ла-адно... - Тото повозюкал грязным пальцем по телефону и сунул в карман.
- Это тебе ведьма дала?
- Чтоб звонить...
- Ну да, чтобы знать где мы.
- И чего плохого?
- А чего хорошего?! - хлопнула я руками по своей куртке. - Мини-Мини-Мини...
- Чего ты её так не любишь?
- А ты полюбил?
Тото вытаращил глаза, задохнулся и сунул руку в карман. Дурак! Я пошла от него. Тото пшикал за мной ингалятором. По пути подобрала мокрый носок, сломала ногой печку и растоптала огонь. Кирпичи толстые, не прогрелись.
- Давай быстрее, а то Бальпёс сожрёт!
Тото за мной побежал. Шли домой молча. Носок у меня, чтобы поклянчил.
- Чего ты её так не любишь?
- Она ведьма.
- С чего ты взяла?.. Ну, А-анни, скажи!
- С того. Тут чувствуют... знаешь?
- Я вот не чувствую...
- А я вижу.
- Что?
- Что ведьма. И Мини её при мне не зови. У неё своё имя есть. Своё, ведьмино имя.
- Мама мне вот телефон не давала...
Так и захотелось швырнуть ему носком в морду. Даже остановилась.
- Мама бы за нами сама пришла, а не звонила по твоему этому... по смартфону!
В лесу хрустнуло громко, и совсем рядом. Тото перепугался и тоненько запищал:
- Это чего, Анни!
- Это?.. Бальпёс ясно.
- Тут Бальпёс ходит?!
- Он с лета тут ходит. И на зиму тут остался. Всё, погуляли. Пошли.
- Анни, пошли домой! Пошли!
- А я не боюсь. У меня вот олень с сокровищем водного духа. Если есть что из леса, Бальпёс того не сожрёт. Как я говорила?
- Из леса всегда бери с собой... часть леса, - промямлил Тото.
- Из леса с пустыми руками не ходят, - и я сунула оленёнка ему в ладонь.
- Так у него головы нет!
- Зато сам он - шишка из леса, и колокольчик на нём. С ним Бальпёс к нам не сунется.
Морозные листья захрустели под сапогами. Лес бежал к нам навстречу. Извини, что так быстро уходим. Мама бы нас сама позвала и поиграла с нами в лесу, а ведьма выследила. Тото берёт у неё подарки, а мне потом мучайся. Он-то мелкий, зарится на красивое. А вот папа...
Возле дома две машины стоят: папина чёрная, а ведьмина серая, обе гладкие, как две речных гальки. На стёклах и на кузовах у машин электрический свет отражается. Через большое окно в доме видно жёлтую голову ведьмы, как она по столовой расхаживает и телефон возле головы держит.
- Не отвечай! Прячься! - схватила я Тото за руку и потащила его за машины. В куртке у него как запиликает! Спрятались возле заднего колеса. Телефон в куртке замолк. На крыльце звонко щёлкнула дверь.
- Тс-с, не шевелись!
- То-ома-ас! Мариа-анна!
"Ори... мы не выйдем".
Зашуршали листья. Она не в кроссовках ходит, как Тото, а в матерчатых кедах, и всегда очень быстро.
- Марианна, куда ты брата уволокла? - встала она перед нами в мешковатой толстовке и брюках. Волосы светлые, крашенные, а брови чёрные-чёрные.
- Пойдёмте домой... это что? Томас, ты ногу промочил! И долго так ходишь в мокром кроссовке? А ну-ка быстро домой! Пошли бегом, простудишься!
Она взяла его за руку и мне кивнула:
- И ты, Марианна. Отец зовёт.
Она всегда навирает: "папа велел", "папа позвал", "папе нужно", когда он ничего не велел, сама к нему липнет и в уши дует!
Ведьма поглядела на меня, как я не иду, и увела Тото за руку в дом.
Стало тихо. Рядом с Тото никакой тишины не замечаешь, он всё время пыхтит, или пшикает своим ингалятором, или мелет про что-нибудь. Лес серый и хмурый, льдинки куртку обсыпали: тик-ток, крап-крап, ток; кар-кар - кричит замёрзшая серая ворона на ветер. Не люблю тишину. Чудится мамин голос, как она зовёт с холодного воздуха в тёплый дом. Мокрый носок в руке заледенел, словно что-то чужое, не мамино, из другой жизни.
Я сама зашла. Тото сидел за кухонной стойкой и швыркал что-то горячее из большой кружки. Обе ноги в новеньких белых носках и вихор торчит весело. Сказать бы ему, что он как петух, но не при ведьме же.
Папа облокотился на стойку и на меня смотрит. Ведьма бренчит ложкой в кружке, пьёт из нашей посуды.
- Анни, скидывай куртку, поешь горячего, - велит папа.
- Я булочки разогрею. Будешь с какао? - открыла ведьма шкаф и хрустящий мешок с булочками достаёт.
- Не хочу...
- А мне можно? - Тото-продажный. Ведьма мешок с булками так и распаковывала, хочу я их или нет.
- Можно, Томас. На всех купила, их много.
- Анни, садись к нам!
- А где твой носок?
- Чего?..
- Я в стирку убрала, - щёлкнула ведьма дверцей микроволновки. - И второй сходи положи в корзину.
Я мимо кухни в ванную поплелась.
- Куртку сними! Как же от вас дымом пахнет... вы жгли что-то?
Пришлось вернуться к вешалке в прихожей и снять куртку. Шапка Тото с бамбоном лежала рядом с меховой кепи из-какого-то выделанного песца. Одежда у нас в доме никогда не пахла чужими духами.
- Разделась? Не забудь вымыть руки!
Пусть покричит вдогонку, больно я её слушаю. Мамин носок лежал в корзине возле стиралки. Не будет ведьма его стирать. Вязанные вещи просто так не стирают - мама мне говорила.
- Зачем ты назад его приволокла?..
Папа молча поглядел на неё, и ведьма тупанула немного, нахмурилась, и сунула брату тарелку с булочкой из микроволновки.
- Анни, садись, побеседуем... - указал папа. Я залезла на стул.
- Убери ты их.
Носки я распихала по карманам вязаной кофты. Его "побеседуем" значило, что говорить мы будем не об очень приятном. А всё неприятное теперь связано с ведьмой.
- Марианна, зачем ты спрятала брата?
- Не знаю... захотели и спрятались.
- Томас вымочил ноги, у него астма, он мог начать задыхаться.
- У него ингалятор есть.
- А если он сильно простудится? Знаешь, как тяжело болеть с астмой?
Тото притих, будто не про него разговаривали. Набил щёки булками и жевал, шмыгал носом и качал ногой в чистом носке.
- Анни, посмотри на меня.
- Ну что?
- Ты могла позвонить и сказать, что Томас вымочил ноги.
- Он одну промочил, пусть не врёт!
- Я и не фру!..
- В двенадцать лет, Анни, девочек от телефона за уши не оттащишь, - сунула ведьма мне под нос кружку с какао без пенки. Не люблю пенку. А зачем она её убрала? Вот если бы оставила пенку, я бы ей снова сказала, что пенку я ненавижу! Ведьма всё очень хорошо запоминает.
- Мне одиннадцать.
- Скоро будет двенадцать. На рождество я хочу подарить тебе телефон - самый лучший.
- Не нужен мне ваш телефон.
- Почему "наш", Анни? - вступил папа. - Ты гуляешь в бору, водишь брата. А вдруг с вами что-то случится? Тем более если вы прячетесь.
"Так мы прячемся, чтобы нас не нашли! Как тогда прятаться с телефоном?"
- Ты могла бы фотографировать бор, ведь тебе нравится? - пустилась на хитрости ведьма. Мозги она враз заморочит, получше папы. - Всяких зверушек: белочек, зайчиков.
"Зайчиков? Где там зайцы в бору?! Или все зайцы, по её мнению, духам пахнут, как шапка?"
- Верно, - кивнул папа. - И видеоролики можно снимать. Мы с тобой на компьютере потом посмотрим.
Лучше молчать. Ничего не добьются и сами отстанут. В конце концов, сдался папе этот телефон... Или всё-таки сдался?..
- А если я велю носить тебе телефон?
Ну надо же, как ведьма его обработала!
- Ты его, надеюсь, не выбросишь?
- Нам с Тото не надо...
- А? Повтори, Анни.
- Мама говорила, что, если мы не хотим, то нам с Тото можно без телефона!
Это было только моё, папино и Тото. Ведьмы как будто не стало с нами на одной кухне, хотя она была всего в полушаге. А папа глядел на меня, словно я одна здесь осталась.
- Анни, но ведь я прошу тебя: ходи с телефоном. Крошка-Марианна, дай ручку...
Рука у папы тёплая и шершавая, с большими часами. Моя рука у него в ладони как кукольная.
- Мне неспокойно, когда ты ходишь без телефона. Пообещай, что ты будешь носить его, когда купим.
- Может и буду носить...
- Обещаешь?
- Может и обещаю...
- Может, или точно обещаешь?
- А ты оленю голову сделаешь?
- Какому оленю?
- Вот этому! - радостно вывалил Тото на стойку оленя с колечком от газировки на шее.
- Ему голову надо слепить. Рога вот, держи... - я выгребла веточки из кармана. С них насыпалось грязи. Ведьму перекоробило.
- Слепи ему голову. Слепишь?
- Тогда будешь носить телефон?
- Может и буду...
- Анни!
- Ну ла-адно.
Папа вздохнул, взял оленя и смёл ветки в горсть.
- Хорошая шишка, - похвалила ведьма. - Только, бога ради, сходите, вымойте руки, пока вас понос не продрал.
***
Бумажные стрижки Тото всегда залетают на мою половину. Раньше не так бесило, а сегодня видеть их не могу. У нас в комнате от картонных домиков и машинок не развернуться. Всё выстригает и склеивает. Город у него картонный. Ставни, двери, калитки в заборах - всё открывается, а внутри картонные люди живут. Только мусора - завались! Его страна у подоконника - Элония, а моя - Дельта, в ней живут куклы с пышными волосами из фломастерных тампонов. Сухих фломастеров у нас целый мешок! Новые ярко рисуют, но дня через два исписываются, особенно красный. Люблю красный! Из новой упаковки я всегда первым красный достаю. А куклы с красными волосами - королевский двор Дельты.
- Тото, открой, - кидаю фломастер. Он ножницами вытягивает из трубочки пробку, вытаскивает тампон, и кидает обратно на койку; колпачок нам не нужен совсем. Я бы Тото вообще ни о чём не просила: сидит весь такой в своих белых носках...
- Можно мне телефон оставить, Анни?
Чует кошка, чьё мясо съела. Знает, что виноват, хочет подмазаться.
- Зачем?
- Мини показала, как работает. Я буду город снимать на камеру.
- И кто будет смотреть?
- Ты.
- Я не буду.
- Тогда... - он хотел сказать "Мини", но сказал "Папа".
- Папа не будет смотреть. И оленя не слепит.
- Слепит, - резал Тото картон ножницами.
- Не слепит он ничего. Ведьма ему в уши надует, он и забудет. Уже, наверно, забыл.
- Если не слепит, то и ты телефон не возьмёшь?
- Я и так не возьму, - подцепляешь ногтями волокна в тампоне и тащишь наверх сколько надо, потом расправляешь - вот и куколка родилась! Волосы пушистые, длинные, яркие. Только пальцы после них тоже яркие и отмывать трудно. Но куколку можно садить за стол, если согнуть. Тото делает мебель, а посуда напёрсточная. За мебелью дельтовцы ездят к элонцам в гости на бумажных автобусах, или на концерт, или к их президенту. А со своей бумажной армией Тото пусть на своей половине сидит.
- Ты же обещала, что возьмёшь.
- Папа обещал оленя слепить, а он не слепит, так я и не возьму.
- Ну, А-анни, возьми-и телефон! Я у себя кинотеатр сделаю. Будем кино по нему смотреть, мультики.
- Я к тебе не поеду твой дурацкий телефон смотреть. И вообще границу закрою.
- У тебя армии нет.
- Я и так тебе по башке дам.
- Так не честно!
- А ты не продавайся.
- Я не продался!
- Тото-продажный.
- Я не продажный! Не ври, не правда!
- Правда. Вот утопи телефон в раковине, тогда поверю, - с телефоном в комнате всё не так, будто ведьма сюда сама заявилась - её чёрное сердце, её плоское ухо, её чёрный блестящий глаз. Телефону в нашей детской не место. Вот ночнику место: ночник горит - мама его бахромой обшивала; одеялу место, одеяло на моей кровати из лоскутов - тоже мамино. Половики домотканые - это мы с мамой на рынке вдвоём выбирали; и картины крестиком вышитые: корабль, и даму с джентльменом, и мишек в лесу - всё мама делала, и одежды нам навязала, и шапок, и игрушек для Тото. Правда он не играет, а со своей вязанной Наташкой я вовек не расстанусь! И часы-сову мы всей семьёй делали, с папой под рождество. А Тото... продался за телефон.
- Не буду я топить...
- Ну и не топи, зато я правду сказала.
- А я тоже правду... - упёртый! Но тут в коридоре кто-то из взрослых к нашей двери подошёл.
- Папа оленя принёс! - шикнул Тото.
- Ребята, не спите? - открылась дверь и вошла ведьма. Я ноги поджала на постель. Ведьма с большой разноцветной коробкой из магазина пришла.
- Ой, а что это? - сразу отложил ножницы Тото-продажный. Как видит дичь из магазина, так сразу млеет.
- Это я игру принесла, сегодня купила. Марианна, ты хочешь сыграть? - и ко мне поворачивается - чернобровая, белобрысая...
- Нет, не хочу.
- Окей, тогда мы с Томасом сыграем. Томас, ты будешь?
- Буду, а во что?!
- В волшебное приключение! Вот садись... - и она села посреди комнаты, прямо на границе между Элонией, и Дельтой. А Тото забыл! К нему без приглашения носком не ступи, а здесь на полведьмы сунулись... тапочки правда она свои домашние принесла. Не люблю, когда она нашими вещами без спроса пользуется.
- Вот, смотри, тут игровое поле и правила, фишки. А это карточки, мы их будем на клетках использовать, если выпадут разные испытания королевства.
- А это что такое?
- Это игральные кубики, Томас. Их два: числа от одного до шести.
- Сколько точичек - такое число?
- Верно! Какой ты молодец, всё схватываешь на лету. Надо бросать, и какое число выпадет - на столько клеток пойдёшь... Марианна, не хочешь с нами?
- Сказала, что не хочу.
- Мы начнём, первой тогда не пойдёшь.
- Я вообще не пойду. Играйте в игру свою сами.
И сидели, катали они свои кубики часов десять, только трынькают по бумаге - туда-сюда. И Тото радёшенек бегать, если кубики укатятся. Но ко мне нарочно их не кидал, чтобы не отняла. Карточки читают свои глупые: про ловушки, алмазы там всякие, про болото и короткий путь. Тото выиграл у ведьмы три раза кряду. Он дурак что ли? Ясно ведь, что она поддаётся: нарочно кубик роняет на единицу, придуривается потом, что не знает ответ на загадку и ходы пропускает!
- Страшный дракон? - ведьма спросила, когда Тото четвёртый раз выиграл.
- Не, не страшный. Очков только надо много выкинуть, чтоб победить.
- А кто страшный? Обижает тебя кто-нибудь?
- Не... ну... Бальпёс, - выдал Тото и кинул просто так кубик.
- Бальпёс - это кто?
- У него длинная шкура, белая, большущая челюсть с зубами, и глаза красные.
- Ничего себе. И где ты его такого видел?
- Не я видел - Анни, в лесу.
- Анни? - повернулась ведьма. - Ты в бору чужую собаку видела?
- Это Бальпёс. Он чудище, а не собака.
"Тото придурок! Ведьма нам сейчас запретит в лес ходить, трепливое ботало!"
- Но он не кусается, если часть леса с собой забрать и с ней выходить! - дошло наконец до Тото.
- Так он ненастоящий, из сказки?.. В смысле, вы его выдумали, представляете только? А может у кого-нибудь из соседей...
- Открой фломастер, - протянула я сухой ведьме. Она покосилась на мои пятнистые руки, но сдёрнула колпачок и сунула мне фломастер обратно.
- Держи, Анни, рисуй.
Тото фыркнул, а она оглянулась с глупой улыбкой.
- А знаете что? - встала на ноги ведьма. - Завтра воскресенье, поедемте в торговый центр? Сходим в магазин игрушек, в семейный ресторан, там газировку можно пить - сколько хочешь!
- Поехали! - обрадовался Тото. - Анни, поехали?!
- Я не поеду.
- Дома будешь сидеть, одна? - откинула ведьма волосы за ухо и руки скрестила. - Отец завтра в городе будет, по делам. Мы с Томасом поедем.
- Езжайте, я дома.
- Нет, Марианна, папа дома тебя одну не оставит, и я тоже.
- Анни, ну пое-ехали! - заныл Тото. Он любит игрушки, и массажное кресло, и курочку, и газировку. Ведьма легко его купит со всеми потрохами в торговом центре. Если подумать: без меня он совсем пропадёт.
- Ладно, поеду. Завтра?
- Да, завтра, прямо с утра. Потом у нас с папой будет много дел вечером. Спать ложитесь пораньше... - ведьма посмотрела на тонкие часы на руке. - О, время, ребята! Давайте, всё собираем и мигом в кровать! Томас, поможешь мне собрать игру?
- Можно кубики я оставлю?
- Хорошо, только в постель их с собой не бери, потеряешь... Анни, сметай с одеяла фломастеры... или что это у тебя?
Ведьма нависла над разноцветными куколками.
- Это Дельта! - крикнул Тото с ворохом карточек на полу.
- Можно? - взяла ведьма одну зелёную куколку. Она всегда сначала возьмёт, или что-нибудь сделает, а потом спрашивает. - Надо же, из фломастеров... - задумалась и таинственно улыбнулась.
- Он сухой, не рисует.
- А ты значит... о, вот как.
Хитрая! До чего же хитрая, обо всём догадалась!
- Какая у тебя богатая фантазия, Анни... - я дёрнулась, когда она наклонилась ко мне - просто подумала, что ведьма хочет меня в голову поцеловать, но она только куколку положила. Глупо я сделала... но ещё больше за все эти глупости мне Минерва не нравится. Не хочу, чтобы ведьма лезла ко мне на пушечный выстрел.
***
Ночью я не буду спать. Вот пусть хоть что делает! Лечь пораньше?.. Давно нужно попробовать хотя бы одну ночь не спать, до рассвета. Никогда не получалось. Сегодня получится - ведьме на зло! Если спрятаться с книжкой под одеялом и включить фонарик, то можно читать целую ночь. Надо только дождаться, пока Тото уснёт. Он иногда просыпается, чтобы пшикнуться ингалятором.
Под одеялом душно, а сказка про Элли страсть какая интересная! Там тоже есть свой Тотошка, только собака. Читаешь и перелистываешь странички, пока совсем невмоготу становится, тогда выныриваешь из-под одеяла, как из душной ванны, и дышишь свежим воздухом в комнате; воздух сладкий, почти как на улице - надышаться не можешь! И пока дышишь вволю, вспоминаешь о маме. Часы-сова тикают, но о маме я плакать себе запретила. Нарочно не буду. Пусть другие плачут, я не стану. Как Минерва может её заменить?
"Здравствуй, Марианна, дружочек. Я Минерва, мы с твоим папой дружим. Давай и с тобой подружимся?".
Мама, ты бы её не пустила. Папа был твой... мы все были друг друга - так правильно, без остатка. Вы даже никогда не спорили сильно, и я с Тото не ссорилась.
Плакать хочется, а я ныряю под одеяло, включаю фонарик, и опять читаю про Элли и говорящую собачку Тотошку. И буду читать всю ночь.
- Анни, ты не спишь?
Тихо выключаю фонарик, вылезаю на свежий воздух и притворяюсь, что сплю.
- Анни, ты не спишь, не ври!
- А, что?.. - мямлю я заспанно. - Тото, ты чего не спишь?
- Это не я не сплю, это ты не спишь, ты под одеялом читаешь, не ври.
- Я не вру, сам всё врёшь, Тото-продажный.
- Я не продажный.
- В туалет пойду, разбудил... - притворяюсь, что злая встаю. Тото лежит в кровати, только глаза блестят. Наверное, свет от фонарика через щёлочку в одеяле увидел. Лежит и накрывает себе правое ухо одеялом, чтобы в него жук не заполз, как я летом пообещала.
- А-анни... - он чего-то хотел спросить, а я уже вышла из детской. Ну его. В коридоре темно, туалет в самом конце коридора. Ногами перебираю, чтобы половицами не скрипеть. На первом этаже кто-то бубнит - ведьма с папой. О чём они? Сворачиваю из коридора на лестницу, не так уж я в туалет хочу, а что ведьма в уши папе дует - послушать можно.
-...запер на четыре дня и не вернулся. Вызвали социальную службу, ребёнка в центр временного содержания забрали. Опросили соседей: семья проблемная... Ела сухой хлеб и просроченный соус, воду из-под крана пила. Когда дверь выбили, насмерть перепугалась.
- А отца нашли?
- Ищем... я про тебя, про твоих детей, про Анни с Томасом вспомнила. Они не брошенные, но... смогу ли я?
Надо спуститься пониже, чтобы ступеньки не скрипнули. Между перилл видно кресло и бутылку вина, два бокала на столике. Обогреватель включенный возле камина, торшер горит. Ведьма на коленях у папы, они вместе пледом укутались. Жёлтая ведьмина голова у папы на плече.
- Ты не подумай, я не хочу жаловаться. Знаю, что нужно время.
- Томасу ты нравишься.
- Томас - золотой мальчик. Знаешь, я давно забыла, что значит быть ребёнком, а с ними немного вспомнила. Но всё-таки твои дети, прости, они как будто застряли во времени. Томас не прочь развиваться, но Марианна держит его, словно якорь. Она не одиночка и не изгой. Я завела ей страничку в социальных сетях. Два её одноклассника и учительница хотят с ней подружиться, а она отказалась читать сообщения.
"Два одноклассника? А ничего, что в классе нас двадцать семь? И кто эти двое из любопытных? Классная у нас ко всем в друзья набивается..."
- Это всё из-за Хлои... - вздохнул папа, словно ведьма его разжалобила. - Знаешь, она была тихая, очень любила дом, и весь мир для неё - это дети. Чтобы что-то сделать, или поехать куда-нибудь без детей - для неё немыслимо. Подружиться с ними сейчас, конечно, легко не выйдет. Но ты можешь подарить им новый мир: не домашний, большой, правильный, взрослый. Не надо заменять им мать - не получится. Просто стань для них новой мамой.
- Просто... если бы можно было просто ей стать. Попробуем завтра, если Анни не будет капризничать... знаешь, она видела в бору пса - может, бродячего?
- Опять? Она его летом видела, издалека.
- Большая собака?
- Не знаю, но они с Томасом прозвали его Бальпёс.
- Бальпёс - это большой пёс.
- Или что-то другое. Описывают его, как из мультфильма.
- В понедельник я объеду соседей и проверю собак: все ли на привязи и не отпускают ли кого без намордника. Анни лучше пока в бору не гулять.
- Бор они любят. Думаю, этим ты только настроишь их против себя. Пусть гуляют, Бальпёс всё-таки больше выдуманный, или пугаться каждой увиденной летом собаки? Телефон у Томаса есть... но Анни надо купить. Я дам деньги, выбери самый хороший.
- Нет, я хочу купить телефон на свои - это будет мой подарок.
- Хорошо. Ты настоящий боец...
Плед зашевелился.
- Ай-ай!
- Что такое?..
- Ничего, в зале бок отшибла, на спарринге.
- Такую работу мне никогда не понять.
- И в выходной не отлежаться. Завтра ведь ещё Макс с Леной приедут.
- Триста лет их не видел. И дома не принимал. Что ещё купить надо?
- Завтра с ребятами всё по списку возьму. Но, сам знаешь, с гостями вечно что-нибудь да забудется. Обговорим завтра встречу ещё раз. Всё это так... на душе тяжело. Славно, что Лена с Максом приедут: выпьем по стаканчику, посидим, как раньше, покажешь им дом. Поживут у тебя несколько дней - детям всё веселее.
- Или тяжелее... знаешь, они не привыкли к чужим людям в доме. Гостей мы не принимали. А что если они не сойдутся?
- Хочешь, могу к своей матери их отвезти? Она одна живёт, в городе, будет рада, хотя немного заполошная женщина.
- Нет, без своего дома им будет во сто крат труднее... я так думаю.
- Тогда няню? Она поможет нам с Анни и Томасом, пока мы занимаемся гостями.
- Это совсем не подходит... Чужой человек рядом с ними... няня не впишется. Пусть у нас побудут. Никому другому я их не доверю.
- Анни, ты чего, их подслушиваешь? - Тото вылез на лестницу с одеялом на голове.
- Дети, вы не спите? - откинула плед и спрыгнула с коленей папы ведьма.
- А ну-ка, бегом в кровать! - загудел папа, и мы с Тото бросились по койкам. Обо всём, что услышала, я додумывала в постели. Завтра приедут гости, и не просто приедут, а будут жить с нами! Такого я ещё не припомню. К нам в гости приходили только коллеги с папиной работы, и мама их не любила. Наверное, потому что ей много приходилось готовить и совсем не о чем было с ними поговорить. В общем, не вышло у меня не уснуть в эту ночь. Думая о гостях и о какой-то там няне, я незаметно для себя отключилась.
***
Не люблю толкаться в маленьких магазинах. В торговом центре места побольше. Мы с папой пару раз ходили сюда. Здесь светло и полы лакированные - серьёзно! Реклама из витрин магазинов прямо в полах отражается, и народу не много.
Вырядились мы, как на праздник. Сначала хотели одеться попроще, в чём я в школу хожу, а Тото на улицу, но ведьма велела: "Сегодня же воскресенье! Давайте, ребята, доставайте самое красивое!". Пришлось нацепить любимый розовый свитер с серебряными снежинками, полосатый пушистый шарф, вязанные гамаши, шапку с бамбоном и обшитые бисером мягкие сапожки. А Тото из вязанного только шарф надел, шапку и свитер; остальное: джинсы, кроссовки и куртку - ему папа купил. А на мне только куртка из магазина.
Тото с ведьмой под ручку идут. Моей-то руки ей не видать. Вокруг мелюзга гомонит. Для них тут раздолье: манежи и детские комнаты, лесенки, горочки, шарики - но это совсем для дошкольников, даже Тото всю эту ерундистику перерос.
- Пойдём! Пойдём в магазин игрушек! - глаза у него ещё в машине стали, как у кота, плутоватые, всё выглядывал, когда мы приедем, а уж в торговом центре вовсю разошёлся.
- Конечно пойдём. Только сначала купим, что папа заказывал, - соврала ведьма. Взрослые всегда так обманывают: что вперёд всего пообещали, за тем в последнюю очередь пойдут. Тото ей сразу поверил, простая душа, и закрутил головой по сторонам. Прямо в холле разноцветные кресла и пуфики, и диваны стоят, здесь посидеть можно, кому захочется. Люстры большие и круглые, на проводах свесились и в витринах отражаются. А ещё много гирлянд золотых - тысячи лампочек, скоро ведь рождество! И облачка из капрона высоко в воздухе. У синего магазина снеговик рукой машет, весь из ваты, блёстками обсыпанный. И рука у него, как ветка, но это не ветка, она из пластмассы. Зачем делать ветку из пластмассы? Ясно, снеговика в магазин не поставишь, он в лужу растает. А руки-то ему из настоящих веток чего не воткнуть? Пластмассовые ветки! Пошли бы, да в лесу наломали.
У посудного магазина красивая витрина, рождественские тарелки и кружки с золочёной каёмкой стоят, и санки с синим оленем светятся. Магазин скучный, там только посуду продают, а витрина красивая.
Эскалатор людей вниз увозит. Немножко страшно ездить на эскалаторе, раз пять-шесть всего на нём ездила. И Тото боится, но к нему потянулся, потому что внизу магазин с игрушками. А ведьма не поехала: "Нам вниз сейчас не надо", - сказала. Так что эскалатор мы мимо прошли. Ведьма пообещала попозже съездить - врёт конечно.
Тото потащил всех в зоомагазин. Там домики всякие для кошечек, клетки для хомячков, аквариумы с рыбками продают. Живой попугай в клетке! Правда он не разговаривает, только чирикает. Аквариумы синие и зелёные изнутри светятся, рыбки тропические в них плавают и пузырьки фонтанчиками журчат. Ещё кролик сидит на сухой траве за стеклом - настоящий! У него такие глаза большие и тёмные, а ещё он лохматый, и поилка есть. Мы с Тото на него посмотрели, жалко погладить нельзя. Ещё видели каких-то тушканчиков с пятнышками вокруг глаз. Они к нам из домика выскочили, но тоже сидят за стеклом. А покупать нечего, кроме животных, одни поводки, ошейники, да корма. Косточка для собак в упаковке. Надо же, косточка! На самом деле это не косточка вовсе, а угощение для собачьих зубов. Собаке дашь, а она и не знает.
Мимо магазинов, где телефоны продают, я шла быстрым шагом, словно их не замечала. Думала, ведьма меня сразу в какой-нибудь магазин потащит телефон выбирать, а их целый ряд - красные, жёлтые и зелёные. Но ведьма ни в один меня не завела. Может телефоны там дорогие, или она просто в уши папе надула, что самый лучший-прелучший мне хочет купить?..
Дальше аптека, магазин очков (кому нужны тёмные очки зимой?), закусочная - оттуда горячей карамелью пахнет и кофе, а ещё чем-то жареным. Тото увидел на рекламе мороженое, но ведьма сказала, что за разными вещами надо ходить с пустым животом, а когда продукты покупаешь - с полным. Она, видать, магазинный эксперт. Пообещала, конечно, на обратном пути в семейном ресторане поесть - опять врёт.
- О, духи! Давайте туда заглянем! - потянула ведьма нас с Тото. Духи?! И чего в них интересного?! Там завались духов! И на полках стоят, и пирамидкой, и в чёрных коробках, и в золотых, и в цветастых. Ведьма как давай нам показывать, открывать их прямо в магазине и пшикать, даже самыми дорогими на запястье пшикать и нюхать, или прямо на себя пшикаться! Я духами этими насквозь провоняла. Ведьма хотела мужской одеколон купить. Всё спрашивала меня, какой мне нравится. Только когда Тото ингалятор достал и сипеть начал, как резиновый утёнок, ведьма опомнилась и вывела нас, ничего не купила. Мама бы Тото в такой магазин никогда бы не завела!
Возле детской парикмахерской ведьма шапку с Тото содрала и взъерошила волосы. Не вышло у неё ничего, папа Тото недавно подстриг. Хотя парикмахерская весёленькая, там вместо кресел машинки стоят, и можно играть в приставку пока брата ждёшь.
Кофейню и навигатор мы тоже прошли. Ведьма и без карты магазин знает, а кофе мы дома пьём. Не зашли и в магазин сумок, там всякие чемоданы и кошельки продают. Химчистку и ювелирный протопали. Ювелирный вообще был закрыт щитком с рекламой колец. Задержались у ёлок - искусственные, зелёные, с меня ростом, но без шариков, только с гирляндами, и на каждой ценник висит. Те, что мне нравились - самые дорогие.
- Красивые? Нравятся ёлочки?
- Нет...
Вообще-то, правда красивые, только от них не пахнет. Вот понюхай ёлку в лесу. Она кривобокая, колючки жёлтые, а пластмассой с резиной не пахнет, она... да ёлкой пахнет она! И ты в лесу ходишь, даже не чувствуешь запаха, привыкаешь. А тут полный магазин ёлок и не пахнет вообще... За прилавком стеклянная банка, в ней еловые веточки воткнуты - настоящие. Наверное, их туда продавец воткнул, чтобы ёлками пахло, но продавца не было. И эти живые веточки мне больше понравились, чем все ёлки на стойках.
Продуктовый магазин - шириной с ангар! Одних касс с аппаратами штук двадцать, и на каждой третьей-четвёртой пикают. Мы взяли тележку, ведьма пошла мимо арбузов и дынь, груд картошки и яблок, жёлтых связок бананов, коробок с ананасами, помидоров и киви.
- Игрушки! - обрадовался Тото. Здесь и правда были игрушки, но такие, для малышни, чтоб в песочнице ковыряться - самосвалы всякие, ведёрки и формочки, машинки дешёвые, мячики для бассейна. Это ещё не игрушки, а так, ерунда. Где-то в торговом центре есть большой магазин, где до самого потолка завались красивых игрушек. Ясно, что ведьма ничего ему не купила. Тото песочные самосвалы разглядывал, пока она вино покупала, креветок и замороженную курицу, зелень, шоколад, сыр, и постоянно сверялась со списком.
Только на кассе, где весели пакетики чипсов, шоколадки в коробочках и жвачки, ведьма вытащила четыре разных батончика и спросила:
- Хотите что-нибудь?
И тут же купила: четыре разных батончика - на нас двоих.
- Давай по половине? - предложил Тото, ковыряя свою упаковку.
Ведьма опомнилась:
- Тут не открывай, руки грязные!
Ну и что? Они у него всегда грязные. Даже когда руки моет возле ногтей грязь остаётся. Сколько он грязи съел - здоровее будет. Что нам теперь, на эти шоколадки облизываться? Но Тото послушался и сунул свои шоколадки в карман. Ну, и я есть не стала.
А у ведьмы в руках теперь по большущему пакету. Наверно, тяжёлые, но она их несла, как две сетки с воздушными шариками, еле как поспеваешь. Пришлось вместе с ней вернуться к машине, чтобы засунуть пакеты в багажник. Тото забеспокоился и запыхтел, что за игрушками мы так и не попали. Ведьма его успокоила, мол вот сейчас и пойдём. Он дрожал до последнего, пока мы назад в магазин не вернулись. Ноги гудят. Ведьма, гляжу, тоже вымоталась, особенно от нытья Тото, и за мной оборачивается, боится меня потерять. Раз сто двадцать просила дать руку, а я иду, будто не слышу.
- Анни, дай руку, наконец!
Мы пришли к эскалатору. Папа точно её предупредил, что я по эскалатору ездить боюсь. Но я первая на ступеньки шагнула. Спустилась нормально, только сапогом не во всю ногу встала, пришлось так и ехать на пятке.
Ведьма повела нас с Тото не в магазин с игрушками, как обещала, а, не доходя до него, в магазин детской одежды.
- Надо вам купить что-нибудь новенькое, к празднику, да и в школу для Анни. Давайте повыбиваем.
Хуже нет места! Магазин одежды - это для нас с Тото всё равно что в ванную сто раз сходить: сто раз разденься, сто раз оденься! И всё на тебе хотят посмотреть, тебя крутят, во всякую чушь наряжают. И всё не для тебя, и не для них, а для школы, для физкультуры, для зимы и для лета. Тото полегче, он маленький, в школу только на будущий год пойдет, ведьма с ним сильно не парилась, а вот я влипла поуши.
- Вот, смотри, юбка плиссированная, шотландская клетка... или вот, однотонную - кажется, твой размер. Как у вас ходят?
- Да кто как...
- Сарафан? Ну-ка, пошли в примерочную... Нет, не сидит. Погоди ты за свитер! Постой тут, сейчас ещё принесу. А вот этот костюм... М-мда, хороший, но длинноватый, рукава висят. У вас есть другой размер? Да, вот на девочку, эту!
"Девочку, то есть на меня, что ли?.."
- Давайте посмотрим... - это уже продавчиха с меркой подошла. И часов десять выбирали мне школьный костюм, сарафан, водолазку и гольфы, спортивную форму. Тото чуть не взвыл. Весь испарился, шапку снял, расстегнул куртку. Папа нам две этих куртки тоже из магазина принёс и сразу повесил в прихожей. Мама как на них посмотрела, так "скопидомом" его назвала. Интересно, что это такое?
- Ой, Анни, смотри какой смешной комбинезончик! Глянь, зайка с ушками!.. И слоник тут. Вот классно дома ходить! Хочешь такой?
"Я что, на дуру похожа?"
- Когда мы пойдё-ём, - затянул Тото, словно буксующая машина. В другой раз за нытьё я бы ему лично отвесила, а теперь ведьма засуетилась и пошла картой расплачиваться. Тото с ней. А я возле свитеров - висят на длинной вешалке всякие... нет, они конечно же нормальные: на одних цветочки вышиты, башенки треугольные, на других супергерои, есть с кисточками. Но нам с Тото мама совсем другие вязала. Они были сначала только на спицах, а потом всё больше и больше росли, рядок за рядком, каждый день. "Как и вы растёте", - мама так говорила, мы с ней на спицах учились вязать. Я могла предлиннющую закладку для книжки связать крючком, а потом мы её к обложке учебника пришивали. "Свитер на вырост", - дарила мне мама новенький свитер, и сама мне его натягивала через голову, проверяла манжеты и ворот, и радовалась. "Я тебе ещё шарфик свяжу. Будешь самая-самая!", - и обнимала. Я погладила на груди свитер. Он ведь совершенно не тот, что на вешалках! Они яркие и прикольные, но мой... он не свитер. Нет, он конечно-же свитер! Но... не могу я назвать свитером те, как и этот, розовый, со снежинками.
- Анни, ты где? Свитеров у тебя много, пошли! - позвала ведьма. Я к ней повернулась, и лицо у неё сразу вытянулось, будто ей за шиворот снега насыпали. Продавчиха ей покупки упаковала, а ведьма всё пялилась на меня. Что же будет, когда свитеры кончатся, когда я из них всех сразу вырасту? И из снежинок, и из полосатого, и из того, новогоднего с ёлочками? Папа ведь от нас спицы убрал, а из магазина свитер я не хочу...
- Теперь за игрушками? Ну, идёмте! - повела ведьма нас к соседнему магазину. Жёлтые ворота с красными кубиками, и мы с Тото в другом мире. Он кинулся к полкам с машинками, здесь и полицейские, и пожарные, и с большими колёсами на шипах. Были ещё гоночки разные, по спирали, машинки на пульте и вертолётики. Один вертолётик прямо под потолком летал, им продавец рулил из-за прилавка. У Тото глаза чуть не выпали. Он и скорую помощь хотел, и автобус, и джип с пушкой, и черепашку-ниндзя, и автомат с пульками, и даже те машинки, которые не целиком в коробке лежат, а из разных частей собираются.
- Выбери, какую хочешь, но только одну Томас, - разрешила ведьма и мне сказала. - Анни, ты тоже что-нибудь выбирай. Хочешь куклу? Смотри, какие куклы красивые тут стоят.
- Их подстригать можно и волосы красить. Давайте я покажу, - подошла продавчиха. Куклы в ярких коробках стоят на трёх больших полках, волосы пышные, заколками можно закалывать и звёздочки всякие с бантиками прилеплять. Куклу я не хотела, и к мягким игрушкам пошла. Целая стена в магазине была завешана мишками. Висел и такой большой мишка, который едва держался на петельке, но очень грустный... хотя, мордашка весёлая! Он только голову наклонил грустно... Ему, наверное, тоже не нравилось здесь торчать. И плюшевые кошечки были, и поросята розовые - такие надутые, что вот-вот лопнут по шву. Целая пирамидка из разных зверят: и енотики, и лисички, и динозаврики с плюшевыми хвостами. Но бычок... только ему было грустнее, чем мишке. Большие коричневые глаза и чёлочка тёмная, рога плюшевые, и сам в тёмное пятнышко. Совсем не заметная улыбка была пришита под мордочкой, вот и казался мне бычок грустным. Я взяла его, но тут продавец выкатил тележку, и вся она доверху была завалена бычками, и этикетки у них на загривках точно такие же, как у моего, и рот пришит точно также, и все они лежали кто рогами вниз, кто хвостом кверху. Короче, оставила я того бычка.
- А эту можно? - бегал с машинками Тото.
- Можно, но только одну, - повторяла ему ведьма у кассы.
- А эту?
- Можно. Ты выбрал?
Тото смотрел на коробку, будто ему кто-то её всучил, мотал головой и бежал выбирать себе новую. Так и бегал, пока ведьма не закипела.
- И эту можно, Томас. Но ты уж как-нибудь определись и пойдём. Давай я тебе помогу.
Они вместе ходили, пока я скучала. Зашла сюда так, словно всё здесь скоро будет моё, а слоняюсь теперь, будто среди чужого; и жёлтые коробки с конструкторами, и серебряные мечи в ножнах, и зелёный сейф с золотыми монетами, и докторский чемодан, и пиратский корабль, и железная дорога на батарейках на полках стоят, а я знаю, что их кто-нибудь другой купит, не я, мне их не надо, мне их не хочется. Гуляю среди них, как по лесу.
Тото сидел на корточках возле полки с самыми большими машинами. Ведьмы не было, видать надоело возюкаться, и она ушла к кассе. Щёки у Тото раскраснелись, глаза бегали по дурному. Тычет пальцами по коробкам, будто учительница по доске, и от одной машины к другой переползает. Такое лицо у него я всего один раз видела, когда Тото болел.
- Ну и чего ты?
- А? - пугливо вскинул голову он, будто я его сейчас из магазина потащу без игрушки.
- Тебе дома машинок мало? Вон сколько ты их наклеил, в Элонии!
- Так это другие... - замямлил он.
- Какие-такие "другие", а?!
- Тут они... - жалко уставился он на сотню прозрачных коробок. - Тут они настоящие, Анни!
- Клеить, значит, больше не будешь? - рассердилась я не пойми на что.
У Тото губы скрючились и подбородок сморщился как изюм.
- Буду я!
- Ну так бери и пошли! Любую бери, ты всё равно в сто раз лучше клеишь!
- Я их клею, потому что мама мне настоящих не покупала!.. - разревелся он во всю дурь. И я заревела. Стою рядом с ним, как полоумная, и реву. Ведьма к нам от кассы прибежала, и продавчиха с ней тоже. Минерва обещала купить две машинки, даже три, какие понравятся, меня дёргала: "Что случилось?!"
А я знаю? Мы с Тото ревём и всё... Хотя он, наверное, заливается, потому что весь магазин с собой не утащить.
***
Дома ведьма папе про магазин ничего не рассказала. С порога начала приезд гостей обсуждать. Сунула папе пакеты с продуктами. Он любит готовить, особенно курицу в духовке. Оказывается, Лена с Максом будут гостить у нас два или даже три дня. Ведьма расспрашивала, чего докупить. Битый час с папой трепались, пока мы с Тото в ванную ходили и раскладывали покупки в детской. Тото остался играть с машинкой, а я спустилась в гостиную посмотреть мультики. Ведьма всё говорила, планировала, папа написал ей новый список покупок, а потом уехала в аэропорт. Мы ведь за городом живём, а гости дороги не знают.
Если честно, после того магазина мне и мультики смотреть не хотелось. Идут и идут себе на большом телевизоре, как давно раскрашенные рисунки в чужой раскраске. Сегодня они не мои. Никогда ещё не бывало, чтобы я не была частью чего-то, как отпущенный шарик из большой связки шаров; и я лечу, удивляюсь, и не знаю, куда лечу и зачем.
Папа сел со мной на диван.
- Не нравится мультик?
- Да не.
- А чего не смотришь?
- Просто.
- Может, проголодалась? Сделать тебе наш особенный бутерброд?
Двойной бутерброд с ветчиной и сыром и солёными огурцами - не колечками нарезанными, а вдоль огурца - мы с папой сами придумали! Но не хочется.
- Мы с ведьм... мы с Минервой в торговом центре поели: курочку, мороженку и газировку; и батончики в куртке лежат.
- Вот значит как... Слушай, Анни, у меня к тебе серьёзное поручение, - сцепил руки папа и повернулся ко мне. - Сегодня вечером приедут мои друзья Лена и Макс, я их со студенчества знаю. Они работают за границей и прилетают всего на пару дней. Я пригласил их пожить у нас. Мы встретим их, поужинаем, а потом вы с Тото ляжете спать, а мы ещё посидим.
- А нам нельзя посидеть с вами?
- Нет, мы будем разговаривать про неинтересное. И тебе с Томасом надо ложиться пораньше.
- Я долго не сплю...
- Бросай эти эксперименты. Завтра понедельник, отвезу тебя в школу. Тем более, не хочу, чтобы моя дочка выросла заспанной клушей, - улыбнулся папа. Пришлось улыбнуться в ответ.
- А Минерва тоже будет с вами? Она из ваших друзей?
- Да, крошка-Мари, - кивнул папа. - Мы с ней очень давно знакомы. Мини работает у нас в городе, но на другой, важной службе. После учёбы в университете мы с ней редко встречались.
- Из-за мамы?
Папа вздохнул.
- Нет, крошка-Мари, из-за жизни, судьбы у нас разошлись. Хотя, когда-то вместе с Максом, Мини и Леной мы были в одной крепкой спайке. Так что встретиться снова - для нас очень важно. Когда они приезжают, мы обычно сидим в каком-нибудь ресторанчике, вспоминаем о своей студенческой молодости, рассказываем, как сегодня дела.
- Ты на ней женишься? На Минерве?
Папа строго поглядел на меня, а потом потянулся и обнял, и я прижалась. От папиного свитера пахло одеколоном, который ещё мама дарила. Хорошо, что у Тото есть астма.
- А ты бы хотела такую маму?
- Какую такую? Разве бывают другие мамы?
- Знаешь, бывают. Мини хочет стать вам с Томасом хорошей мамой. Ведь она старается?
- Старается... но она мне не мама.
- Она не мама-Хлоя, но хочет станет мамой-Мини. Ладно?
Я пожала плечами. Разве важно, что я скажу? Лишь прижалась покрепче к твёрдому папе в мягком мамином свитере.
- Ты скучаешь, пап?
- Да, крошка, скучаю.
- Ты не забудешь про маму - с Минервой?
- Нет, золотце, не забуду.
- Тебе будет хорошо с ней?
- Конечно, будет.
- Ладно... я люблю тебя, папа.
- И я тебя, крошка-Марианна, и Томаса тоже.
Мы посидели так, а потом папа зашевелился и пришлось его отпустить.
- Вот что, поможете мне встретить друзей. Накроем на стол, посидим вместе, потом вы пойдёте наверх. Взрослым можно ночью не спать.
- Скорее бы я стала взрослой...
- Ох, крошка-Мари, лучше оставайся подольше маленькой.
- Не-а, тогда меня Тото перерастёт и гордиться будет. Я быстрее него должна вырасти, на четыре года всё-таки старше.
- Раз так, тогда пойдём, будешь помогать мне по-взрослому. Научу тебя встречать гостей.
Когда Тото спустился, мы с папой вовсю готовились. В пустой комнате вытащили из шкафа пледы, одеяла, подушки и гостевое постельное бельё (я и не знала, что у нас есть такое!). Тото развешивал гостевые полотенца в ванной. Папа нас похвалил и принёс тапочки. А потом мы пошли насыпать фисташки, арахис и чипсы по вазочкам. Папа разжёг плиту, поставил в духовку курицу, начал резать салат. Мы ему помогали, Тото тёр сыр, а я вынимала красные ягоды из граната.
Папа много раз созванивался с Минервой и уточнял, что из вещей и продуктов она купила по пути в аэропорт, просил передать гостям на счёт комнаты, называл блюда на ужин.
Пока курочка запекалась, мы сели с папой искать в интернете какие концерты и выставки у нас в городе в эти дни, а ещё места выбирали красивые, куда можно сходить.
Минерва нам перезвонила и сказала, что везёт гостей. Мы бегом стол накрыли, тарелки с Тото расставили, а папа принёс бутылки с вином и бокалы. Переодеваться он нам не разрешил: "Встретим гостей по-домашнему". И тут в дверь позвонили. Минерва вперёд себя пакеты втащила, а гости чемоданы на длинной ручке вкатили и сумки большие внесли. Лена с Максом все запыхались, румяные с холода, но довольные и улыбаются.
- Как у вас вкусно пахнет! - обрадовалась Лена.
- Кристоф готовит! - Макс через стойку папе руку подал, и они поздоровались, а Лена на каблуках прямо к нам с Тото прошла, развязывая мягкое пальто.
- А вы Анни и Томас? Какие хорошенькие! Здравствуйте, я тётя Лена... Макс, дай подарки, - протянула она руку. Дядя с круглым животом полез в сумку и достал две коробки с конфетами. Лена конфеты нам подарила.
- Это вам сладенькое к чаю.
- Спасибо... - промямлил Тото, а я громко сказала: "Спасибо!". В прозрачных окошечках внутри коробок шоколадные зверята лежат, ёлочки, бантики всякие, есть конфеты и в разноцветной фольге.
- А это вам на ёлку! - зазвенело что-то за плечом Лены. Макс подал мне колокольчик, только не простой, а глиняный и блестящий, как кружка. Внутри шарик болтался и громко звенел.
- Спасибо!
- Ручная работа, - оглянулся на папу Макс, а тот почему-то недовольно повёл головой. Макс расплылся в улыбке. По мне так гости приехали добрые и подарков с собой навезли. Чего их раньше мама к нам не пускала?
Макса и Лену мы за стол усадили и сами уселись. Минерва и папа суетятся вокруг, расспрашивают, как они долетели, на стол из холодильника салаты и закуски вытаскивают. Из духовки папа принёс горячую курицу, открыл вино. Мы с Тото рядом с папой сидим, нам он отдельно от всех положил, без острых соусов. Папа сказал, что так с нами выучился готовить. Они засмеялись.
Макс и Лена работают где-то в иностранном банке, или в отделении нашего банка, но за границей: я толком не поняла, что они делают; наверное, деньги считают. Тото громко сказал, что у нас папа работает в мэрии, но они это знали. Потом Макс и Лена долго рассказывали, как в той стране живётся. Лена фотографии на телефоне показывала. А телефон у неё очень крутой: большущий, в модной красной одёжке с блёстками и брелоком-сердечком, весь яркий, переливается, на заставке звёздная ночь и снег падает! Я такого телефона никогда в руках не держала и у других не видела! Минерва на меня хитро смотрела, пока я его со всех сторон щупала и фотки листала.
А когда мы наелись, то пошли показывать гостям комнату и где у нас ванная с туалетом, и чайник с водой, и аптечка, и где свет включается, и как кондиционер настроить, если замёрзнут. Папа Лене объяснил, когда мы встаём, во сколько мне надо в школу, когда меня забирают, и кто за Тото приглядывает, а потом Максу отдал запасную пару ключей от дома.
- Ну всё, ребята, пора по койкам. Мы ещё посидим, а вы бегом в детскую! - он захлопал в ладоши, словно хотел нас схватить, и мы с Тото к себе побежали. Папа ещё постоял на пороге, пока мы раздевались, а когда залезли под одеяла, сказал: "Спокойной ночи, крошка-Мари и малыш Томас. Спасибо, что помогали мне с гостями, и приятных снов".
Свет погас, остался гореть один ночник с бахромой. Папа прикрыл дверь и ушёл к гостям вниз. Какое всё-таки длинное воскресенье! Я попробовала закрыть глаза, но Тото ворочался и шуршал, пришлось оглядеться. Большая красная машина стояла в одном ряду с бумажными. Великовата она для Элонии, больше домиков. Мои куклы в коробочке, по мешочкам лежат. Куклу Минервы я из коробки ещё не доставала, пусть до завтра потерпит, потом вытащу, после школы. Взрослые разговаривали под детской. Только и слышалось: бу-бу-бу, женский смех, а ещё одно слово - его говорят, когда чокаются и выпивают.
Тото на койке привстал и поглядел на меня.
- Анни, ты не спишь?
Я на локте привстала.
- Нет, не сплю. Чего тебе? - также шёпотом отвечаю.
- Давай конфетами шоколадными поменяемся. У тебя в коробке машинка, а у меня только котики и фигурки.
Вот ещё. Кому дали, того и коробка. Никогда я с ним не менялась. Но настроение было такое, что само-собой вылетело: "Ладно!". Любил он машинки, а я и против котиков ничего не имею.
- Спасибо! - улёгся Тото обратно. Видать, думал только о шоколадках. Я тоже легла. А он опять встал и тем же голосом шепчет:
- Анни, а куда ты колокольчик дела? Тот, который нам подарили?
И правда, куда?.. Вот, помню, колокольчик в руке, даю посмотреть Тото, но он мне возвращает. Потом мы сели за стол, и колокольчика уже нет. Когда по дому ходили, я тоже без колокольчика была. Конфеты мы в детскую принесли, а колокольчик пропал.
- Не знаю, потом найдётся.
- Мы ёлку опять в лесу нарядим?
С мамой мы ёлку в лесу наряжали, которая растёт через двор; из окон дома видно, как гирлянды на ней переливаются. Мы её шариками украшали и звёздами. У нас коробок с ёлочными игрушками целых шесть штук!.. А когда именно мы украшали ёлку? А дом? В первых числах декабря? Или в конце ноября? В эти дни?..
- Да, в лесу нарядим... - говорю и больше не отвечаю. Тото подумал, что мне спать хочется, и улёгся на подушки, а мне спать теперь совсем не хотелось. Мы ведь заранее готовились к рождеству и ёлку в лесу наряжали, и в доме украшения весили. Мама сама плела большой пышный венок, папа гирлянды над окнами приколачивал. Над камином для подарков висели четыре красных носка: папин большой, мамин поменьше, мой средненький, а у Тото совсем маленький. В ноябре мы обязательно делали календарь на декабрь - иногда из спичечных коробков клеили (целых двадцать пять штук надо!), или из трубочек от туалетной бумаги. Внутрь коробков или трубочек кладёшь конфеты и заклеиваешь их с обеих сторон. Иногда мы с мамой делали календарь подвесной, где конфеты на ленточках отрываются. День пройдёт и конфетку съешь. И так до рождества по конфетке. У нас с Тото у каждого было по такому сладкому календарю. А в этот год... ничего не было: ни ёлки, ни календаря, ни украшений для дома.
Слёзы покатились. Я плачу, а Тото не слышит, тайком вытираюсь. Два раза так плакала, пока не загудело в ушах.
- Тото, ты спишь?
- Нет, Анни.
- А ты бы хотел, чтобы мама вернулась?
- Да.
- Сильно-сильно хотел?
- Сильно-сильно.
Тото также маму любит, как и раньше. А мне показалось, что они с папой забыли.
- Даже если бы вместо меня или папы?
Тото подумал.
- Нет. Вас я тоже люблю.
- И я люблю тебя, Тото. И вас я бы даже за маму не отдала, - опять плакать хотелось.
- И Мини?
Тут я задумалась. Спроси он вчера, так сходу ответила, а теперь...
- И Мини тоже. Она ведь живая, как мы. Нельзя живых менять на кого-то другого, ради себя.
- Нельзя...
Больше мы не разговаривали.
- Спи, Тото, мне завтра в школу, - я заворочалась в койке, как будто хочу уснуть, а уснуть никак не получается. В первый раз мне очень хотелось уснуть, понимала, что нужно, а не могу. Тото спал - по его сипению слышу, и взрослые не гудят, не смеются. Лежу тихо, смотрю на собранный рюкзак, вспоминаю школу, ведь всегда немножко тревожно, когда о ней думаешь. Потом думаю, как мы с папой готовились, как к нам гости приехали, как сидели и ужинали, как мы дом им показывали, и представляю, что завтра будет, всё думаю-думаю-думаю. В доме что-то не так, и в нашей детской что-то не так, даже мне под одеялом не так, не удобно. Что-то со всеми, и со мной приключилось, изменилось вокруг и внутри меня торкает. Большая стрелка часов сползла на цифру четыре, я тихо встала, чтобы Тото не разбудить. Мне надо к папе сходить и сказать, что я не сплю, и как завтра в школу?..
Вязаные тёплые тапочки надела, гамаши и кофту, и вышла из детской тихонечко. В коридоре, почти на лестнице, услышала, как на первом этаже скрипит стул, и тётя Лена говорит:
- Даже не знаю, что тебе посоветовать. Речь не о взрослых. Так, как я бы воспитывала детей, тебе вряд ли понравится.
- Ты знаешь, она меня "ведьмой" называет - в шутку конечно, Томас как-то проговорился.
В груди похолодело. Да ведь они обо мне говорят! Я тихонечко спустилась по лестнице и присела на нижней ступеньке. Отсюда хорошо виден стол и спина тёти Лены. В руке она держала бокал. Две зелёных бутылки стояли между ней и Минервой.
- "Ведьмой"? Заня-ятно. А как по мне, это Хлоя была ведьмой немного. Смотри Кристофа в какую глухомань затащила. И сама вечно дома торчала, затворницей, рукодельничала, да выгуливала в бору детей. А что до девочки, Анни, так ведьма всегда после себя преемницу оставляет.
- Лена, - недовольно осудила Минерва.
- Прости-прости, я пьяна! - рассмеялась тётя Лена. - Но смех-смехом, а ты опять в героини полезла. Двое чужих детей, чужой муж, чужой дом. Я бы ни за что не подписалась. Мне и Макса хватает. Как вспомню про эти кредиты...
- Помогу, Лена, честно.
- Спасибо. Ты настоящий друг, Ми. За такую как ты Кристоф обеими руками держаться должен. И вообще не должен был отпускать... Да, не отворачивайся, я снова про это!.. Об этом и следует говорить. Вот ты не боишься, подруга, что он тебя снова бросит?
- Ради кого? - Минерва улыбнулась, как кукла в коробке.
- Ради детей.
- Бросит меня ради детей? Нет, Лена, ты...
- Далеко ушла эта Хлоя? Нет, Мини, Хлоя здесь. Он до сих пор в её свитере ходит, до сих пор про неё говорит - там, снаружи говорит, с Максом.
Через окно правда было видно, как папа с дядей Максом во дворе в куртках стоят. У обоих изо рта облачка пара. Я покралась через гостиную. У меня очень хорошо получается красться, почти как у мышки. Пусть всё время казалось вот-вот окликнут: "Анни, чего не спишь?". И я скажу тогда, что уснуть не могу и папу ищу.
На полке в прихожей колокольчик нашёлся. Мне стыдно перед ним стало, что он здесь совсем один стоит, брошенный, и мы с Тото его потеряли. Я взяла колокольчик и зажала ему язычок, чтобы он не зазвонил.
- Кристоф просто не успел отойти, - говорила в столовой Минерва, пока я куртку стягивала с крючка.
- Год прошёл, Кристоф не отошёл. Десять пройдёт, Кристоф не отойдёт? Был бы один, давно отошёл бы. Но дети... подруга, он в своих детях души не чает, и в них Хлою видит. Они ведь большие у него: двенадцать и семь. Чтобы Кристофа забрать, тебе нужно время побыть с ним наедине. Отправь детей к своей матери на недельку, пусть познакомятся. А Кристофа переключи на себя. Когда спиногрызы вернутся, ты им станешь матерью больше, чем Хлоя - в глазах Кристофа конечно. Ты говорила, что с Томасом у тебя всё неплохо? Можешь оставь его, а Марианну отправляй к бабушке. Противников разделяй и переманивай их на свою сторону. Тогда и сердце Кристофа к тебе потянется.
- Ну какая мне Анни противница, Лена? Она ведь ребёнок. Нет, не правильно ты говоришь. Правда, надо дружить, но их внимание переключать на себя, чтобы прошлое позабылось. Тогда и Кристоф будет счастлив.
Лена замотала пышными волосами.
- Нет, подруга. Одна ошибка - всего одна, и у них в памяти снова воскреснет Хлоя. Это чужие дети, Мини, ты с ними не сможешь. Своих у тебя не было... Да, не смотри на меня так, я советую, хотя сама без детей, но мне можно, нам их не надо, Максу не до наследников, и так за горло хватают. Речь не обо мне, а про твоё положение. Ты не умеешь с детьми обращаться. Да и с какими детьми! Помнишь, как умерла Хлоя?
Ручка двери повернулась почти и не щёлкнула, но я как про маму услышала, так и замерла, даже курткой на себе не шуршала.
- Сердце.
- Голова, - постучала пальцем по причёске Лена. - Она не лечилась, хотя у неё было двое детей. Оперироваться надо было, если порок. Сейчас всё оперируют, и деньги у мужика были. Испугалась ложиться на стол. И кого такая могла вырастить, а? Тебе ведь с ними придётся расхлёбывать. Детки миленькие, конечно, особенно девочка. Но, знаешь, с ними что-то не так. Как эта Анни на мой телефон смотрела, ты видела? Что-то не хочется мне семью как у Хлои. А тебе?
Стою и слушаю, что ответит Минерва? Слова барабанят по мне, глухо лупят по толстой куртке: "бум-бум!", будто камни по шкуре слонёнка. Но сейчас кинут алмазы, и те резанут. И они резанули.
- Конечно не хочу. Меня воспитывали совсем по-другому; и я другая, другие сейчас времена. Я не хочу быть как Хлоя. Хочу быть счастливой с Кристофом. Мне не нравится играть чужую роль, заменять кого-то в глазах его детей.
- Так не играй, подруга! Будь собой! Сама знаешь, как лучше, и что в конце концов я права. Отправь детей к матери, пусть подружатся, а вы поживёте с Кристофом как настоящая пара.
Я не знала, что мешаю... Дверь не скрипнула, ноги сами вынесли меня на улицу. А как же Томас? Он им тоже мешает?.. Нет, папа нас ни за что не отошлёт ради Минервы! Если он правда любит. А если я его люблю, то не должна мешать? Получается, он об этом просил?.. И я сказала: "Ладно". Но я же не знала! Не знала, что можно менять одних живых людей на других...
Папа с дядей Максимом стояли перед машинами, оба в куртках, на дяде Максиме шапка из меха, а у папы синяя вязанная шапка.
- Ну и послал его в задницу, чё он выделывается? На хрен нужны такие работники, кто по факту не делает. Мне вообще срать на его проблемы, что там у него-как, если он обязался, и проколы одни. Чё, я буду людей из-за него подставлять? Так ладно бы хоть для проформы, понимаешь, отправил бы хоть бумажку какую-нибудь задницу себе подтереть. А то стоит, хрен глазастый, ни стыда, ни совести, и ещё мне предъявы кидает, что я ему не напоминал. Мне чё сейчас, за каждым говно подтирать?
- Ха, да, у нас поровнее... - смеётся папа, хотя дядя Максим разговаривает очень грубо. И как такое может нравиться?
- У вас государственная контора, а у нас такой... - и дядя Максим так ругнулся, как даже в кино не ругаются, и отпил из бутылочки пива.
- Слушай, ну а чего там с задолженностями?
- Э-э... - поморщился дядя Максим. - У Ленки спрашивай, это же она наворочала. Мы, Крис, сюда решать приехали, совсем настроения нет. Но надо решать, до праздников. Так что не до экскурсий твоих. Хорошо хоть крышу над головой дали, на гостиницу не разоряться. Если всё выгорит, то завтра вечером на самолёт и домой полетим. А если обломится, то на три-четыре дня здесь завязнем. Дальше нет смысла.
- Макс, я всегда, если что, и Мини тоже.
- Спасибо, братишка...
Они замолчали. Падали хлопья снега. Снежинки таяли на моей тёплой куртке. Далеко прогудела машина. Папа с дядей Максимом стояли под фонарём и слушали первую декабрьскую ночь и потягивали из бутылок.
- Благодать...
- Рождество скоро.
- Ждёшь его, рождество-то?
Папа молча выпил.
- Душа, Макс, не на месте.
- Что, с Мини опять не сошлись? Не выходит?
- Нет, всё в норме... только мы изменились, обрюзгли, тяжелее, неповоротливее, что ли, стали. У неё много чего накопилось и у меня. Даже странно, что снова сойтись пытаемся.
- Ха, скажешь тоже, "обрюзгли". Она всю жизнь спортсменка. Хотя ничего тут странного нету. Сколько мы вместе? Тысячу лет друг друга знаем. Вы должны были сойтись и... может и расходиться не стоило.
- Жизнь она не одинаковая, Макс. И смерть тоже.
Дядя Максим помолчал, но всё косился на папу, словно хотел спросить что-то ещё.
- Я, Крис, не понимаю, - не вытерпел он. - Прости, вот сколько думаю, не понимаю, в голове не укладывается... Двое детей. Ты, конечно, можешь не отвечать, пошёл я нафиг со своими вопросами, но как их можно было оставить?
- Она и не хотела никого оставлять. Это я виноват. Раньше думал, что мы оба виноваты - отчасти, а теперь понимаю, что виноват я один. Столько раз говорил ей втихую, что она размазня, заперлась дома, ни на что не способна. Вот почему она скрыла обострение сердца. Эту проблему она пыталась решить сама, по-настоящему: по врачам ходила, обследовалась. А я и не знал, на работе. Когда врач заговорил с ней про деньги... она слишком долго затягивала и ничего мне не рассказывала... а когда совсем прижало, плакала и ругала врача, что он мясник, что в ней человека не видит, что привык резать людей, только бы заплатили... Хороший хирург - лучший в городе, и говорил он с ней точно также, как со всеми остальными, а она отказалась от его услуг и ушла. Он её предупреждал: есть опасность. А пока мы другого врача искали, и с этим я тоже созванивался, у неё приступ случился, и всё. И всё...
Снег падал, но снежинки стали чужие. Словно под снегом стою вовсе не я, не на мне они тают, и не про маму папа сейчас говорит. Мир остекленел, будто я смотрю на него сквозь витрину, сквозь прозрачную коробку с игрушкой.
- Крис, ты здесь не при чём. Жизнь и правда штука сложная и... женщины, они...
- Лена бы так поступила? А Мини? Ты сам? Кто-нибудь?.. Нет, Макс, в ней было что-то... наивное, что-то такое... Ангел скажешь - громко. Домоседка скажешь, хозяйка - мало. В ней что-то детское было. Вот мир, а вот она. Если из дома она выходила, на мир кричала, не понимала его, обижалась.
- И когда не надо было обижаться, надо было переступить через себя, взяла и обиделась? Прости, но так только капризные дети поступают. Каприз, который саму же её до смерти довёл.
- Я хотел обвинить её, обвинял, а на душе тошно. Будто не я, не врач тот, не мы все, уж прости, правы, а она перед смертью была правее всех, а я не хочу признавать. Она хотела, чтобы все её любили, как маленького ребёнка, и договариваться на что-то другое с людьми не умела. Поэтому и с тобой, Максим, и с Леной она тогда не сошлась.
- Да, друг. Ты с ней как в берлоге засел... Хочешь знать, вот честно? Мини для тебя как спасение, лучик света, дорожка из леса в город - не чужая дорожка, а твоя, просто забытая, по которой ты двенадцать лет назад не пошёл. Мини служит, квартира у неё своя, матери помогает, двенадцать лет сама о себе заботится. Ей и дальше можно было бы без тебя. Она из тех людей, кто счастье от жизни сама берёт, в одиночку. Так, бойфренды всякие всплывают время от-времени, но это опять же, чтобы жизнь полной казалась. То, что она вспомнила про тебя и пытается сойтись с детьми - это случай. И тебе, именно тебе, этот случай нельзя потерять. Будешь крепко держаться за Хлою, винить себя, мучить, и Мини уйдёт. Будущее своё, прямо скажем, просрёшь. Ты признайся, тебя ведь к ней тянет, после старого вашего романа?
- Да, в чём-то она осталась прежней, - закивал папа. - Они с Анни похожи, мне кажется скоро сойдутся. Обе из тех людей, кому трудно довериться поначалу, но потом приглядятся друг к другу и будут не разлей вода. Что до нас с Мини... главное - не наделать ошибок. Шаг в сторону, и третьего шанса не будет. На этот поезд мне с трудом удалось заскочить. Если она меня и ждала, то только где-нибудь глубоко в душе, в честь нашей первой любви, очень зыбкое воспоминание. Если я ошибусь, покажу, что чересчур изменился, то останусь один с ребятами.
- Детям нельзя без матери.
- Вот именно, что нельзя...
"Без какой?" - пока Макс курил, а папа допивал из бутылочки, я думала. Потом они повернулись и к дому пошли. Пришлось спрятаться за машинами. Не хотелось к ним на глаза попадаться.
Когда дверь захлопнулась, я осталась с колокольчиком у крыльца. Глиняный бок нагрелся в ладони. Снег падал и сразу таял на нём, а на куртке перестал таять. Мама умерла, потому что ей врач не понравился. Папа говорил мне другое: пока я в школу ходила, маме дома с сердцем плохо стало. Она ему позвонила по домашнему телефону, он в скорую перезвонил, машина приехала, её в больницу увезли, папа и Тото за ними. Из школы меня забрали знакомые. Папа с Тото только поздно вечером домой приехали, а мама нет... мамы нет.
Слёзы так и потекли. Почему она не захотела лечиться? Почему нашла такого плохого врача?! Ради нас с Тото, мама!.. Мама!.. Почему тебя не стало, и вместо тебя Минерва?!
"Вот мир, а вот она", - вспомнила я слова папы. - "...она перед смертью была правее всех...".
Слёзы остановились. Вторых мам не бывает. Моя мама только одна - во всём мире. Только мама знала, чего не знают другие, чего другие просто не могут понять, а она знала, и потому умерла, а не просто из-за капризов, как Макс сказал. Даже папа не знает. А я, Тото - мы знаем, хоть не сможем сказать.
Я пошла через засыпанный снегом двор к нашей ёлке, понесла колокольчик для мамы. Он подаренный Максом и Леной, но теперь-то он мой. Снег хрустит у меня под вязаными тапочками, колокольчик позвякивает едва слышно, будто чокаются две кружечки за рождество.
Колокольчик я привязала на самом виду. Так старалась, что руки все исколола. На ёлке ещё ни игрушек, ни огоньков, а колокольчик мой здесь, ради мамы. Она такая же была: рукодельная, яркая, звонкая, среди тысяч колючих иголок. Мама у меня была только одна, и хоть что про неё говорите, а я о ней никогда не забуду.
Только повернулась назад, как увидела во дворе собаку. Стоит и смотрит - большая, уши торчком стоят, голова тупоносая, глаза жёлтые, шерсть коричневая. Смотрит, и я тоже смотрю. Меня как к месту прибило. Глазами по земле шарю, обычно я из леса какую-нибудь шишку брала или веточку, а теперь всё снегом запорошило. Обернулась, и давай ёлку дёргать, веточку отрывать, так что колокольчик звенит-заливается, а Бальпёс сзади на меня как наскочит!
Он большой, вонючий и сильный. Повалил: снег в лицо, в ноздри. Капюшон оторвался. Бальпёс в бок вцепился - кричу! За ногу тащит. Я визжу во всю глотку! Бальпёс ногу мотает, дерёт. Сзади стук. Минерва и Лена орут. Гамаши трещат, больно, Бальпёс кусается! Я папу кричу! Хлопок - Лена с Минервой хлопушками пса отгоняют, а Бальпёс мне на спину заскакивает. Хлопок! Бальпёс завизжал и спрыгнул, по снегу в лес сиганул, только ветки дрожат. А нога вся горит, не шевельнуться! Папа подбежал и на руки подхватил, ору - ноге больно!
Тётя Лена возле Мини причитает:
- Ой-ёй-ёй-ёй! Ой-ёй-ёй-ёй!
Снег весь красный у ёлки. Где от дома шла, там снег чистый, а где Бальпёс меня искусал, там всё красное. Макс и папа без курток. Нельзя без курток на улицу! Я им это сказать хочу, и задыхаюсь. Меня в дом, на диван. Все кричат, что попало хватают, подушки подкладывают. Минерва сумочку на длинном ремешке в кресло кинула, и за телефон.
- Макс, аптечку!
- Да зачем же она ночью пошла!
- Колокольчик там, колокольчик на ёлку вешала, который вы подарили!
- Господи-боже мой! Это ваша собака?!
- Девочка, одиннадцать лет, искусала собака! Приезжайте скорее, пожалуйста!.. Крис, куда укусили? За ногу?
- Крошка, девочка моя, скажи, где больно? Куда тебя ещё укусили? - папа придерживает мне голову, руки жмёт, горло щупает, а я и сказать ничего не могу, зарёвываюсь. Мне в боку больно и ногу жжёт очень. Голову приподняла, на гамашину свою посмотрела, а там всё красное-красное.
Скорая приехала быстро, только я до неё ничего толком не помню.
***
В больнице мне швы на ногу наложили и уколами искололи. Сильно распухла, забинтовали по самое колено, с салфетками. На боку два больших синяка, про них долго расспрашивали. Собака куртку и кофту не прокусила. Не верилось, что всё со мной происходит, да ещё под рождество. Будто другую девочку забинтовывают и уколами колют, а я всё терплю и смотрю.
Папа, Тото и Мини за мной в больницу приехали. Я на скорой с врачами, а они на машине. Пока меня в больнице осматривали, я папу сильно звала и ревела. Он пока мог, рядом со мной стоял и держал за руку, а потом меня увезли на каталке. В операционной зашили, обмазали, забинтовали, и снова мимо него и Тото с Минервой на каталке увезли в палату. Я всё ревела, что мне нельзя с папой.
В палате медбрат и медсестра меня с каталки на кровать переложили и накрыли одеялом. Пусто в палате, только я на шесть коек.
- Где папа?
- Не волнуйся, скоро придёт. Бумаги подпишет и сразу к тебе.
- Что ещё за бумаги?
- Взрослые, - улыбнулась медсестра в розовой шапочке. - Если плохо станет, на кнопку нажми, вот на эту.
- Зря не тыкай, - буркнул медбрат, и они вышли. Тихо стало, голоса в коридоре эхом прокатываются. В ноге стучит больно. Под одеялом мне жарко, и я ногу вытащила. Чешется под коленкой, жжётся, зудит, лекарствами сильно пахнет.
Не соврала медсестра: папа скоро пришёл, принёс большущий пакет и поставил его возле койки.
- Как ты, крошка-Марианна?
- Плохо, - трагически отвечаю. Он губы поджал и кивает, не до шуток ему.
- Смотри, кто приехал... - вытащил он из пакета Наташку и помахал её кукольной ручкой. Я улыбнулась, но больше не от того, что папа мне Наташку привёз, а от того, что он догадался взять именно её, а не ту новую куклу в коробке. Папа Наташку мне под бок положил.
- Сильно болит?
- Болит.
- Перепугалась?
- Ну, да...
- Ох, крошка-Мари, а я-то как перепугался!
Папа меня за руку взял, а у самого глаза мокрые стали. Мне не удобно на него смотреть, и я Наташку тискаю за ниточные волосёнки.
- А где Тото?
- Он с Мини, в коридоре.
- Чего не зашёл?
- Боится, что ты на него ругаться будешь.
- Почему?
- Вбил себе в голову, что это он тебя ночью за колокольчиком отправил.
- Никуда он меня не отправлял, я сама пошла. Пусть заходит и не выдумывает.
- Хорошо, - кивнул папа, но Тото ко мне не позвал и дальше рядом сидел.
- Куда Бальпёс делся? - спрашиваю.
- Пока не знаем. Ищут.
- А когда найдут, что с ним сделают?
- Увезут и перевоспитают, чтобы больше никого не кусал.
- Поня-ятно... пап, а я здесь рождество встречать буду?
- Нет, крошка-Мари, нас скоро отпустят. Уколы придётся только долго делать.
- Не хочу уколы...
- Надо потерпеть, вдруг собачка больная? Но, если не поднимется жар и твоей ножке станет полегче, то из больницы нас скоро выпишут.
Папа гладил меня по руке, а я всё мечтаю: "Скорей бы домой", в больнице мне уже надоело. Мама меня из больницы быстрее бы всех забрала.
- Пап, а что ты за бумаги подписывал?
- Документы всякие и разрешения.
- За то, что мне швы наложили и ногу перевязали и за уколы, за это надоплатить?
- Тебе ничего не надо платить.
- А тебе?
- Мне на тебя никаких денег не жалко.
- Так ты всё-таки платишь?
- Даже не думай, - вздохнул папа - он совсем не хотел разговаривать про это. А я хотела.
- Нет, ты скажи, иначе я буду думать платишь ты или нет.
Глаза у папы строгими стали, он так часто на маму смотрел.
- Всё будет оплачено по медицинской страховке.
- А если не было страховки, ты бы платил?
- Конечно платил.
- А если бы ты не заплатил?
- Всё равно бы тебя спасли, ты же маленькая девочка и моя дочка.
- А если бы я не была маленькой девочкой и твоей дочкой?
- Всё равно бы вылечили: ты человек, а они доктора, вот поэтому строго обязаны.
- А если бы они не были обязаны, то не вылечили бы?
- Вылечили. Есть же у них сердце.
- Лечили, если бы с ними никто не договаривался и бумаги для них не подписывал?
- Анни, ну конечно! Хватит, пожалуйста, перестань, ты прямо как...
Он умолк, и не сказал, про кого хотел, а сказал про другое:
- Не надо так думать. Люди всё делают, чтобы жить рядом друг с другом и помогать друг другу в беде, чтобы никому не обидно. Тебя обязательно бы спасли и вылечили. Не то я бы обиделся, а так нельзя - по закону... Как бы я жил без крошки-Мари с одним Томасом?
Теперь мне не хотелось ему отвечать. Нитку тереблю на голове у Наташки и молчу. Разве я с ним про законы? Нет, я думала, пап, ты мне скажешь...
- Пап, ты видел колокольчик на ёлке?
- Да, крошка, видел.
- Ты его не снимал?
- Нет, висит точно там же.
- Ты его не снимай, он мамин. Позови Тото.
Папа погладил меня по голове, пакет возле койки оставил и вышел. Я в пакет заглянула, там одежда свёрнутая и полотенце. В дверь осторожно Тото вошёл - один. Принёс и поставил на тумбочку оленёнка, а сам сел рядом с койкой. У оленёнка была голова из жвачки и рога из надрезанных соломинок из-под сока.
- Папа сделал?
- Ага...
- А я говорила, что Бальпёс есть.
- А я верил, есть конечно!
- Чего папа не зашёл?
- Он с Мини говорит в коридоре. Мне велел одному заходить. Ругались они.
- Когда?
- В машине. В больнице тоже - но так, негромко.
- И чего ругались?
- Мини в тебя из пистолета стреляла. Ну, не в тебя, а в Бальпёса. А папа сказал, что она могла не в Бальпёса, а в тебя попасть. А Мини сказала, что сначала в воздух стреляла, а Бальпёс не послушал, он же собака. Пришлось в него тоже стрелять. Папа с дядей Максимом последними прибежали, а сначала Мини и тётя Лена выскочили на колокольчик и на то, как ты кричишь. Они не знали, что делать.
- У Мини что, пистолет есть?
- Ага, в маленькой сумочке. Она его постоянно берёт. Ей нельзя без присмотра пистолет оставлять.
- Здорово... но плохо, что поругались.
- А чего плохого? Ты что, на неё больше не злишься?
- Нет. Если хочет, пусть с папой живёт. Только мамой я её звать не буду.
- И мне её мамой не называть?
- Ты как хочешь. Вырастаешь, сам всё поймёшь.
С забинтованной ногой, в больничной кровати, я стала на сотню лет старше Тото. А если всю жизнь буду хромать, то всегда буду умнее его.
- И что я пойму?
Мне хотелось сказать по-умному, чего папа мне так и не сказал. Только вот плохо выходит говорить, о чём думаешь. Но надо сказать - прямо сейчас, как я чувствую.
- Взрослые, Тото, они... Взрослые платят за то, чтобы не верить.
- Во что не верить, Анни?
- Не верить, что себя можно дарить - всю себя, понимаешь?
- Ага... а если тебя не возьмут как подарок?
- Тогда ты не даришь - всё честно. Ты понял?
- Ну, да...
Ничего он не понял. Дверь в палату открылась, вошли папа с Минервой. Лица у них были хмурые, но рядом со мной улыбнулись. Минерва спрашивала, как дела, что с ногой, испугалась ли я; в общем всё то, о чём папа спрашивал. Папа сказал, что с врачом разговаривал: скоро выпишут.
- Минерва, а сфоткай меня на телефон!
Она удивилась и на папу поглядела, и он удивился, достала телефон, навела камеру, и тогда я ей улыбнулась. Тогда и Минерва по-настоящему улыбнулась и покосилась на папу. Папа заулыбался и Тото с ними. Мы все вместе возле меня и моей забинтованной ноги сфотографировались, а потом заговорили про рождество, как будем его отмечать.
- Мини, а сколько время? - легко и не трудно называть её так, вылетает само. Чем больше так называю, тем сильнее к ней папа добреет - по глазам видно.
- Семь часов три минуты. Уже утро, ребята.
В это время меня обычно в школу будят и собирают. Значит впервые я целую ночь не спала - прямо как взрослая.
