Осенняя жатва [Мария Витальевна Гуцол] (fb2) читать онлайн

Мария Гуцол Осенняя жатва

Украденное дитя

— Все. Граница, — сказала Рэй и закурила.

Потрепанный внедорожник шуршал колесами по раздолбанной грунтовке. Дорога шла по насыпи, с обеих сторон темными самоцветами в песчаных оправах блестела вода. Справа песок и трава, охра, серый и желтый брали верх, там начинался твердый берег, а слева до самого горизонта была вода.

Впереди над дорогой поднималась дымка, сизая и подсвеченная утренним солнцем. В тумане пряталась Другая сторона, и для человека там места не было.

Рэй Керринджер была одной из тех, кто ходил на Ту сторону по доброй воле. Ей неплохо платили за каждую вылазку в землю сидов. Сейчас на пассажирском сиденье потрепанного внедорожника возился Джон Маккена, вдовец и отец-одиночка, чью восьмилетнюю дочь забрали феи.

Рэй видела множество таких отцов и матерей, чьи чада стали добычей обитателей холмов. Некоторым удавалось вернуть ребенка, другие пропадали на неверных тропах Той стороны, третьих Рэй сама не повела бы через Границу даже под страхом мучительной смерти.

Джон Маккена был умен, достаточно упрям и, кажется, любил свою дочь. Он нашел Керринжер то ли через полицию, то ли через кого-то из ее прошлых клиентов, был настойчив и готов платить авансом. Последнее для любого из «охотников на фей» было обязательным условием. Если собираешься идти на Ту сторону — оплати все долги, потому что никто не знает, кто вернется вместо тебя и вернется ли вообще.

Рэй до упора открыла грязное окно, пропуская напоследок в машину весеннее солнце и свежий воздух. За туманом на Другой стороне небо было серым, как свинец.

Говорят, там тоже есть солнечный свет. Правда, если кто-то видел это солнце, для него значило это только одно. Все, песенка спета, Другая сторона не отпустит. Дороги скрутятся в кольцо, туман спрячет все знакомые приметы. И чем чаще человек переходит Границу, тем больше у него шансов однажды увидеть чужое солнце в разрыве свинцовых туч.

Пока Рэй везло. Другая сторона была ее жизнью, но каждый раз отпускала. До поры до времени отпускала.

Керринджер плавно надавила на педаль газа. Другая сторона чует страх, поэтому медлить на Границе нельзя. Маккена до побелевших костяшек сжал руки.

— Мы найдем ее? — спросил он и облизнул пересохшие губы.

Джону Маккена было далеко до хладнокровия его проводника. Еще три дня назад Граница и Другая сторона были для него недосягаемо далекими, чем-то касающимся кого угодно, только не его. Хотя от дома Маккены до туманов Приграничья было ровно сорок минут неспешной езды.

На Границе не было перехода, какой-то четкой черты между миром людей и владениями сидов. Туман подобрался к машине исподволь, окружил ее полупрозрачной кисеей, скрадывая цвета и очертания. Рэй подняла стекло, отрезая пробравшиеся в машину серые щупальца от тела тумана. Стало удивительно тихо, не слышно было даже шума мощного двигателя.

А потом завеса отступила. Все осталось по-прежнему, справа берег, слева гладь озера Лох-Тара. Только небо стало низким и пасмурным, а на горизонте поднялась гряда холмов. И осталась тишина.

Джон первым не выдержал этого безмолвия:

— Здесь всегда так угрюмо?

— Нормально, — Рэй дернула плечом. — Вот по ночам здесь действительно бывает паскудно.

Она вздохнула. Этот Маккена должен быть чертовски везучим, чтобы найти дочь до заката. Настолько везучих людей не бывает. Особенно здесь. Им бы уложиться в неделю с этими поисками. Хотя бы потому, что большего времени на Той стороне нет у самой Керринджер. Она затушила окурок и проговорила:

— Не пей здешнюю воду. И в рот не тяни всякую голубику-землянику. Есть можно только то, что у нас с собой.

— Значит, это правда? — Джон настороженно вглядывался в дорогу впереди. — Про еду и питье Другой стороны?

Рэй знала, о чем он думает. Восьмилетний ребенок не сможет обходиться без воды и пищи.

— Почти, — она нахмурилась и сбавила скорость. Дорога стала хуже, серая трава взобралась по насыпи почти до самых колей от колес. — Каждый глоток связывает тебя с Той стороной. Чем сильнее связь — тем сложнее вытащить твою дочь.

У подножья холмов дорога заканчивалась. Высокая трава налилась темной зеленью, тени стали длиннее. Хотя казалось бы, откуда взяться теням в этой земле без солнца.

Рэй остановила машину и вытащила из бардачка старинный компас в латунном корпусе. Стрелка бестолково крутилась и никак не могла найти север. Законы человеческого мира остались за туманом. На Другой стороне в ходу были совершенно другие правила.

То, что сделала дальше Рэй Керринджер, кто-то назвал бы колдовством. Худые пальцы женщины легко высвободили компас из латунного чехла, потом Рэй молча протянула ладонь.

Маккена вздрогнул, словно этот жест вывел его из оцепенения. Он торопливо вытащил из-за шиворота мешочек и вложил его в протянутую руку.

Эта торопливость Рэй не понравилась совершенно. Она недвусмысленно говорила — Маккена боится. Другая сторона чуяла человеческий страх, как дикий зверь. И, как дикий зверь, цеплялась за свою добычу. Она, Рэй Керринджер, проводник на Ту сторону, давно уже мечена нечеловеческим миром. И если оплошает ее спутник, они гарантированно влипнут. Завязнут в тумане, как муха в киселе.

Рэй аккуратно закрепила мешочек внутри латунного корпуса. Ничего сложного, просто прядь волос восьмилетней Гвендоллен Маккена. Но здесь этот мешочек имел больше силы, чем любой магнит.

Стрелка прекратила метаться, едва Рэй вернула компас на место. Теперь она указывала вправо. На взгляд Рэй, лесистые холмы там ничем не отличались от холмов слева или впереди.

В глазах Маккены плескалось недоверие.

— И это сработает? — подозрительно спросил он.

Рэй криво усмехнулась:

— Да. Пока я в это верю.

Фыркнув, внедорожник потащился наверх по пологому склону холма. Стрелка компаса указывала четко и почти не дрожала. Значит, хозяева до сих пор их не заметили.

Краем глаза Рэй продолжала наблюдать на мужчиной на пассажирском сиденье. Джон Маккена был из той породы людей, которые привыкли считать себя хозяевами жизни. Собственная юридическая фирма, неплохой пай в строительстве нескольких гостиниц. Это плавало на поверхности, а копать глубже Рэй не стала.

В этом не было нужды. Другая сторона и так вытаскивает из человека самое неприглядное, что в нем есть. По крайней мере, у Маккены хватило ума не командовать. И не полезть за дочерью в одиночку.

Таких Рэй тоже видела. Самым удачливым из них удавалось выбраться. Некоторым — даже в здравом уме и твердой памяти. Чем они заплатили за это, Рэй знать не хотела.

Стало еще темнее. Машина въехала в дубовую рощу. С хрустом под колесами ломались кусты и упавшие прогнившие стволы деревьев, в ватной тишине эти звуки казались особенно громкими.

— Пристегнись и держись, — Рэй только сильнее сжала пальцы на руле.

Деревья в роще росли достаточно редко, чтобы внедорожник, изрядно петляя, все-таки находил себе дорогу среди замшелых стволов.

— Не лучше ли было объехать? — с тревогой спросил Маккена.

— Пока можем ехать по компасу, надо ехать… А, мать твою!

Джип подпрыгнул так, что у Джона лязгнули зубы. Звякнули бутылки и банки с консервами на заднем сидении.

Через час Джону Маккене потребовалась остановка.

— Мне отлить бы, — с некоторым смущением признался он.

Рэй резко затормозила. Дубрава давно стала густой и темной, как настоящий лес. Если в самое ближайшее время ничего не изменится, то придется сворачивать, что бы ни указывал компас.

Женщина сунула руку в один из многочисленных карманов армейской разгрузки и перебросила Джону потертый кожаный кисет.

— Засыпь за собой.

— Что это? Зачем?

— Табак и железная стружка

Если Псы Охоты учуют незваных гостей, они пойдут по следу. Если их заметит женщину по имени Рэй Керринджер, быть беде. Маккене лучше не знать об этом. Табак был надежным средством, особенно потому что в нем было намешано изрядное количество опилок холодного железа. Полосами этого заклятого металла был обшит и внедорожник Рэй. На всякий случай. Мало ли что выползет поглядеть на незваных гостей.

«Водить» начало, едва они выехали на плоскую вершину холма, свободную от леса. Стрелка вздрогнула и переползла. Теперь ее север находился слева и сзади. Подумав, указатель вернулся в прежнее положение, замер, потом снова сдвинулся. Керринджер ругнулась сквозь зубы.

— Ну вот, началось.

Их заметили. И нехитрому колдовству Рэй было не по силам тягаться с чародейством Народа холмов. А вот у отца, чье единственное дитя было похищено, могло и получиться. Рэй сунула компас в руки Маккене.

— Говори о ней.

За следующие двадцать минут Рэй Керринджер узнала столько о Гвендоллен Маккене, что смогла бы написать ее подробную биографию. Джон Маккена начал рассказывать, смущаясь и невпопад, но быстро разошелся. Едва ли ей было какое-то дело до школьных успехов восьмилетней дочери преуспевающего юриста, но стрелка компаса перестала метаться и четко держала направление.

Мать Гвендоллен умерла, когда девочке было четыре. Саркома сожрала молодую, полную сил женщину за считанные месяцы. Не помогли ни лучшие врачи, ни самые современные лекарства. Кто-то однажды сказал Джону, что Эбигейл Маккена перед смертью искала помощи на Той стороне, но он не поверил. До того дня, когда пропала Гвендоллен.

— Как ее забрали? — спросила Рэй.

С вершины холма, через которую только что перевалил внедорожник, видно было, что низины и распадки между склонами заливает сиреневый туман. Самые смелые его плети уже пытались карабкаться выше. Механические часы Рэй показывали полдень.

— Я сам этого не видел, — Маккена устало потер лицо. — Лиза, наша няня, видела женщину, которая подошла к Гвен, когда они гуляли в парке. Женщину с Той стороны. Она позвала, и Гвен пошла. Лиза сама с фермы, в голове сплошные суеверия, но у нее получается отличать сидов от людей. Она сделала Гвен оберег от фей. Он стался лежать там, на дороге.

— А что с нянькой? — Рэй вытащила из мятой пачки сигарету и закурила. История Джона Маккены мало чем отличалась от десятков тех, которые Керринджер слышала раньше.

— Не могла ни пошевелиться, ни закричать, пока сида не ушла, — Джон тяжело вздохнул. — Почему они вообще так свободно ходят по городу? Везде же полно оберегов и железа!

— Говорят, у них на наш город какое-то древнее право, — Рэй дернула плечом. — Дай мне сэндвич из пакета.

Спуск закончился, и машину окружил туман. Керринджер не стала включать фары-противотуманники. Она вообще старалась использовать как можно меньше электроники на Другой стороне. Здесь она вела себя непредсказуемо. Какое-то время Рэй вела машину, ориентируясь только по компасу.

Тишина стала почти осязаемой. И в этой тишине Рэй смутно начала улавливать шорохи и шепоты, перезвон словно бы серебряных колокольцев и клочки мелодий. Другая сторона говорила. И с каждым приездом сюда ее говор становился для Рэй Керринджер все более разборчивым. С каждым приездом сюда она все больше принадлежала этому смутному миру без солнца.

Рэй с хрустом порвала бумажную упаковку сэндвича и впилась зубами в булку. Наваждение исчезло. Нет ничего более человеческого, ничего сильнее связанного с землей людей, чем хлеб. Даже если это резиновый сэндвич из фастфуда. Джип выбрался на склон следующего холма, и туман остался за спиной.

— Что у нас с топливом? — неожиданно спросил Маккена.

— Нам хватит, — отозвалась Керринджер с набитым ртом. Проглотила кусок сэндвича и добавила: — Бочки в багажнике видишь? Там почти полтонны. Нам хватит. По шлагу течет в бак, никакой возни.

Она не удержалась и усмехнулась. Этот внедорожник был в семье Керринджер поводом для законной гордости.

— Наверное, я сам виноват, — после короткого молчания вздохнул Джон. — Нельзя было совсем поручать ее Лизе. Говорят, детей забирают только у тех, кто любит их недостаточно.

— Ложь, — откликнулась Рэй и сунула в рот последний кусок сэндвича. Уилл Кэрринджер, например, души не чаял в своей Рейчел. В чем-то они были неуловимо похожи, этот респектабельный Джон Маккена и ее отец Уильям Керринджер. Только последний был «охотником на фей» и обошелся без посторонней помощи, когда его дочь пропала.

— Они ничем не отличаются от похитителей-людей. Кроме одного, — Керринджер вздохнула. — Никто не знает, зачем сидам нужны дети.

Маккена поежился. Рэй затушила сигарету. Окурков было столько, что на резиновый коврик высыпался пепел, когда женщина сунула в пепельницу новый бычок. Маккена поморщился.

— Эй, — окликнула его Рэй. — Думай о своей дочери. Нас опять «водит».

Потрепанный внедорожник с трудом выкарабкался на очередной холм, когда в воздухе поплыл звук далекого рога. Эхо подхватило его, отбило от склонов, усилило и исказило.

Рэй вздрогнула. От низких нот по спине пробежали колючие мурашки. Руки вцепились в руль так, что побелели пальцы.

— Что это? — спросил Маккена вполголоса и крепче сжал компас. Он старался держаться, лицо осталось спокойным, но пальцы, стиснувшие латунный корпус, выдали его.

— Это Охота, — едва слышно отозвалась женщина.

Голос рога звал. Недвусмысленный приказ требовал от Рэй Керринджер выйти из машины и дождаться, пока гончие найдут ее. А вслед за ними обязательно явится их хозяин, Охотник в короне из оленьих рогов, с глазами, как ночь, и волосами, как медь.

Рэй стиснула руль так, что пластик заскрипел.

— Мы в безопасности. В обшивке джипа достаточно холодного железа, — хрипло прошептала она. — Но если ты веришь хоть во что-то, Маккена, молись, чтобы нас не заметили.

Маккена взглянул на нее с недоумением. Заметил судорожно сжатые пальцы, выступившие на скулах желваки.

— У тебя здесь с кем-то свои счеты, да? — подозрительно спросил он и натужно улыбнулся.

— Можно и так сказать, — Рэй говорила тихо, напряженно прислушиваясь к тишине, снова упавшей на холмы. В ушах стучало биение ее собственной крови. — Тот, кто хоть раз отозвался на зов Дикой Охоты, никогда не будет свободен от его власти.

— Дикой Охоты? — переспросил Джон. Что-то такое он где-то слышал, но преуспевающему юристу незачем держать в голове сказки и легенды.

— Потом, — отмахнулась Рэй.

Снаружи машины внезапно налетевший порыв ветра пригнул высокую траву к самой земле. Мелкий мусор колотился о лобовое стекло. Керринджер заставила себя разжать пальцы. Ну нет уж. Ее не затем вывели на солнце из-под серых небес Другой стороны, чтобы рога Охоты имели над ней такую власть.

Резко она вывернула руль в сторону, для упора вдавила в пол педаль газа, уводя машину в сторону, противоположную той, откуда налетал ветер. Джип покатился по склону, порыв ветра толкнул его с водительской стороны, швырнул в стекло горсть дубовых листьев.

Правая рука женщины мягко скользнула вниз, отвела в сторону полу поношенной армейской куртки и упала на холодную рукоять кольта. В барабане шесть патронов, шесть кусочков смертоносного холодного железа. На человеческой стороне Границы — верная смерть для любого не-человека, если стрелок умеет держать в руках револьвер. Рэй умела. Здесь пуля из холодного железа может и не принесет окончательной гибели, но обеспечит долгую мучительную агонию, пока не найдется кто-то, способный вытащить из тела обжигающий руки холодом кусочек проклятого металла.

Внедорожник перевалил через гребень холма и рванул вниз, подпрыгивая, когда под колеса попадали камни, и Рэй пришлось снова перехватить руль обеими руками. Она чувствовала, как сводит пальцы, и по скулам перекатываются желваки. Стрелка в компасе в руках у Маккены крутилась, без остановки. Снова запел рог.

Керринджер беззвучно выругалась. Меньше всего ей хотелось сейчас столкнуться с медноволосым Охотником. Он повернулся, направляя тяжелую машину в распадок между холмами. Не будь с ней Маккены, не будь его похищенной дочери…

Ветер стих так же внезапно, как и начался, и Рэй поняла — в этот раз пронесло. Охота задела их краем и понеслась дальше, даже не заметив.

Керринджер заглушила двигатель, медленно разжала руки. Вытащила из пачки сигарету. Подкурить у нее получилось только с третьего раза.

— Все, — сказала она. — Поехали. Думай о Гвендоллен.

С явной неохотой внедорожник завелся снова.

— Кажется, — Маккена нахмурился, — нас снова пытаются водить за нос.

Он протянул женщине компас. Стрелка неотрывно указывала налево. Керринджер пожала плечами и крутанула руль так резко, что их обоих с Маккеной мотнуло.

— Значит, теперь мы едем налево. Здесь нет географии, как мы привыкли ее понимать. А Дикая охота творит с Другой стороной вообще черт знает что.

Ближе к трем часам пополудни холмистая гряда закончилась. За ней начиналась равнина, заросшая красноватым вереском. Здесь джип пошел бодрее. Оживился и Джон Маккена. Он нашел в пакете из фастфуда бургер и с аппетитом принялся за еду. Керринджер присматривала за ним в полглаза.

Вересковая пустошь ей не нравилась. Равнина берегла ходовую машины, но Рэй предпочла бы каменистые подъемы и спуски этому кровавому полю. Женщина никогда не бывала здесь раньше, но в этом и не было нужды. Отточенное чутье никогда не подводило ее.

— Жуй тише, — неожиданно сказала Рэй.

— Что? — Джон замер, не донеся до рта изрядно объеденный бургер.

— Тихо, — прошипела Керринджер.

Ей не послышалось. Время от времени за гулом мотора отчетливо слышался негромкий треск.

Рэй остановила машину и открыла водительскую дверь. Маккена сидел неподвижно, с бургера капал кетчуп. Женщина невольно улыбнулась уголком рта. Улыбка сошла с ее лица, едва Рэй пригляделась внимательнее к земле под колесами.

Вереск затягивал ее плотным ковром, но кое-где через алое проглядывало белое.

Кости были выбелены ветром и временем, а потом над ними вырос вереск и зацвел алым. Костяк походил на человеческий и мог принадлежать как людям так и тем, кто неотличимо похож на людей.

Рэй резко захлопнула дверцу и вдавила до упора педаль газа, выжимая из двигателя все, на что он был способен. На Другой стороне мертвые были гораздо безопаснее, чем живые, но в этом месте Керринджер не хотелось оставаться ни на секунду больше, чем это было необходимо.

— Так что? — повторил Маккена, пытаясь очистить джинсы от кетчупа.

— Ничего. Просто плохое место для ланча.

Постепенно вереск начал уступать место траве, а равнина вздыбилась холмами. Гряда пряталась в дымке у горизонта до последнего, словно боясь показать, что у алой равнины есть конец.

Эти холмы были ниже и меньше своих собратьев, с более пологими склонами, но Керринджер повела машину аккуратно, стараясь вписаться в лощинки между ними, впервые отклонившись от прямой, указанной компасной стрелкой.

— Тебе тоже не понравилось бы, если кто-то ходил по твоей крыше, — с улыбкой сказала она Джону. Пояснила, увидев недоумение на его лице: — Это сиды. Полые холмы и подземные залы под ними.

— Но разве не они забрали мою дочь? — Маккена подобрался.

— Твою дочь забрала женщина из полых холмов. Зачем хамить ее соседям и наживать себе врагов? Эти ребята злопамятнее, чем старая карга, на газон которой насрала твоя кошка.

Маккена усмехнулся, потом нахмурился снова:

— Как мы ее найдем? Ту сиду, которая увела Гвен.

— Есть способы.

Аккуратные склоны сидов быстро сменились обычными холмами. Зелень травы потускнела, к ней прибавились серый и желтый цвета. Кое-где из-под травянистого покрова выпирал каменный бок гранитной породы. Теперь дорогу приходилось выбирать внимательнее — даже внедорожник не всегда был в состоянии справиться с крутизной склонов.

Заночевали там же, в холмах, опустив сиденья до упора. Маккена в своем туристическом спальнике больше всего напоминал жирную гусеницу, которая по ошибке заползла в машину. Рэй обходилась старым, в нескольких местах прожженным пледом.

Ближе к утру холод пробрался внутрь машины. Не спас ни плед, ни спальный мешок. Пока Маккена безуспешно пытался бороться за последние крохи тепла, скорчившись на своем сиденье, Керринджер выбралась наружу.

В непроглядной темноте без звезд о наступлении утра не говорило ничего. На траве лежал иней, стебли ломко похрустывали под ботинками. Рэй потянулась всем телом и оглянулась.

Если присмотреться, немного света во тьме было. Сзади, где остались холмы-сиды, иногда мигали призрачные огоньки. Как только глаза привыкли к темноте, стало видно, что трава бледно светится. Посверкивал иней на высоких стеблях.

Рэй нащупала в одном из карманов разгрузки флягу и отхлебнула. Бренди обжег гортань и рухнул в желудок комком жидкого огня. Керринджер поежилась. Сонное оцепенение ушло.

Позавтракали наскоро вчерашними сэндвичами. Кофе в термосе был до сих пор теплым, и Маккена порадовался, что они не выпили его вчера.

Небо медленно серело, гряда холмов выплывала из темноты. Рэй бросила на заднее сиденье бумажный пакет из-под сэндвичей.

— Ладно. Поехали.

Когда стало совсем светло, более пологими стали и холмы, в распадках между ними появились сосны. Вскоре деревья вскарабкались на склоны. Внедорожник въехал в сосновый лес. Теперь приходилось искать дорогу между янтарными стволами, похожими на стройные колоны.

Маккена не выдержал к полудню:

— Долго еще?

— Не знаю, — Керринджер пожала плечами.

— Мы успеем? Ты сказала, у нас всего неделя, — мужчина напряженно вглядывался в просветы между деревьями.

Рэй нахмурилась. Неделя была у нее. Джон Маккена мог блуждать по Той стороне до тех пор, пока его не возьмут в оборот местные обитатели. Керринджер ответила:

— Не дергайся. Успеем.

— Она — моя дочь, — Маккена поиграл желваками на скулах. — Я должен ее найти. Как я могу не дергаться? Гвен там совсем одна с этими нелюдями!

— Там не так уж плохо, — примирительно проговорила Рэй.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я тоже была похищенным ребенком.

Маккена заткнулся. Какое-то время они ехали в тишине, потом мужчина не выдержал и спросил:

— И как… там?

— Я попала сюда постарше, чем твоя дочь, — Рэй замолчала, вспоминая. — Меня брали на соколиную охоту и пускали на пиры. Было весело.

— Весело? — Маккена вытаращился на женщину.

— Ага. А потом я вернулась домой и пошла в чертов колледж… Тихо!

В воздухе звенели колокольчики. Рэй сбросила скорость и сунула руку под куртку, туда, где прятался револьвер.

На опушке начинался обрыв. Сосны отступали в стороны, открывая пологий песчаный подъем, который резко обрывался оврагом. На вершине холма гарцевал всадник. Колокольцы в конской сбруе звенели, и этот звук плыл по воздуху.

— Ну, началось, — сквозь зубы прошептала Керринджер, останавливая внедорожник. — Пошли, поговорим с этим красавцем.

Дверцы внедорожника захлопнулись как-то нарочито громко в тишине соснового леса. Палая хвоя пружинила под ногами.

— Кто это? — едва слышно прошептал Джон Маккена.

— Посланник, я думаю. Нам посоветуют валить отсюда по-хорошему. — Неожиданно Рэй усмехнулась: — Или мы все-таки проехались по чьей-то крыше.

Конь сида был бел, а плащ синий, как вечернее небо после солнечного дня. Под плащом блестело что-то, похожее на старинный доспех.

Рэй вытащила из кобуры револьвер, взвела курок. Хамство, конечно, по отношению к хозяевам Другой стороны, но Рэй Керринджер предпочитала сразу расставить все по своим местам. У нее есть оружие, и она будет стрелять, если потребуется.

Керринджер махнула рукой Маккене, чтобы приотстал, и взбежала по песчаному склону на вершину холма. Всадник натянул поводья, и конь замер, как вкопанный, только бубенцы на сбруе продолжали раскачиваться и перезваниваться.

— Я знаю, кто ты, — сказал всадник.

Лицо сида под синим капюшоном казалось высеченным из камня, шевелились только губы, четко очерченные, темные на бледном лице.

— Сомнительно знакомство, — хмыкнула Рэй.

— Поворачивайте! — сид приподнялся на стременах. — Вам не отдадут то, за чем вы пришли.

Налетел ветер, и бубенцы запели громче. И громче. Рэй крикнула, перекрывая голосом звон:

— Мы пришли за своим! Нам не надо чужого, но свое мы не отдадим. Где человеческое дитя?

— Вам ее не отдадут. Уходите, пока вам позволяют уйти. Пока Охотник не встал на твой след, Рейчел, дочь Уильяма!

Сид качнулся в седле и тронул поводья. Доспех из мелких чешуек сверкнул, словно отразив солнечный луч. Белый конь сорвался в галоп, из-под копыт брызнули хвоя и песок.

— Твою мать! — выругалась Керринджер. — Как же они меня достали!

— Зачем ты сказала ему? — к Рэй подбежал Маккена. — Зачем ты сказала о Гвен?

— Этот засранец знает, — женщина сунула револьвер в кобуру и пошла обратно к машине. — Это было предупреждение. Просто так ребенка нам не отдадут. Залезай, поехали. Быстрее!

Маккена бросился к машине бегом.

— Только не говори, что мы возвращаемся!

— Ага, два раза, — Рэй усмехнулась, и в улыбке ее отчетливо читался азарт. — Мы просто срежем немного.

Она рухнула на водительское сиденье и закрыла глаза, стараясь успокоить сердцебиение.

На Другой стороне Рэй Керринджер могла кое-что, что было скорее под силу сидам, чем людям. Почему так — Рэй предпочитала думать об этом дома, за стаканом виски со льдом, а не под серым бессолнечным небом. Она открыла глаза. Прищурилась, как щурятся, глядя вдаль, близорукие люди.

Едва заметный серебристый след дрожал над холмами. Рэй видела, как он змеится вдоль оврага, вьется между сосен и тает где-то вдали.

— Что ты делаешь? — Джон выглядел встревоженным. Внедорожник вскарабкался на холм и, подпрыгивая на корнях и кочках, катился в опасной близости от обрыва.

— Эти поганцы что-то делают с пространством и расстоянием. Как будто мы блуждаем по лабиринту, а они ходят напрямую, — улыбка Рэй стала хищной. — Нам на удачу, они оставляют следы.

— Я ничего не вижу, — Маккена поддался вперед и риском удариться головой.

— Я вижу. Это как дым, только светится. Пристегнись, у нас начинается ралли!

Нужно было спешить. Призрачный след всадника в синем плаще таял с каждым мгновением.

Едва ли им повезет настолько, чтобы добраться по следу прямо к подножьям сидов. Хозяева полых холмов не были дураками, как ни крути. Рано или поздно всадник заметит погоню. И тогда от Рэй потребуется вся ее осторожность, чтобы не дать увести себя в сторону, заморочить и обдурить.

Сосны медленно уступали место разлапистым елям и узловатым вязам. Стало заметно темнее. Под колесами трещали ломающиеся кусты и молодая поросль. Там, где всадник мог найти дорогу, тяжелому внедорожнику приходилось переть напролом.

— Стрелка крутится, как бешеная, — Маккена крепче сжал в ладони старый латунный компас.

— Это хорошо, — сквозь зубы отозвалась Рэй. По лесному бездорожью машину трясло, на заднем сиденье звякали консервные банки. — Как только начнет замедляться, скажи мне.

Гонка через лес закончилась через час. Стрелка компаса начала двигаться все ленивее, но дело было даже не в этом. Призрачный след перестал истончаться. Значило это только одно. Сид хотел, чтобы след увидели.

— Мы же должны ехать быстрее лошади, — Джон откинулся на спинку сиденья, переводя дыхание.

— Два «но», — Рэй нащупала под ногами початую бутылку со сладкой газировкой и жадно припала к горлышку. Потом продолжила: — У них необычные лошади. Это во-первых. Второе — моя машина напичкана холодным железом, это замедляет нас.

— Мне как-то не по себе от всего этого, — вздохнул Маккена.

Лесной полумрак был густым и полным шорохов. Лес дышал древностью, темно-зеленые тени прыгали по ветвям дубов и вязов. Черные ели стояли молчаливыми часовыми.

Рэй опустила стекло, впуская лесную прохладу. Ветра не было. Ветви деревьев шевелились сами по себе. По земле стелился малахитовый покров мха, в котором кое-где яркими пятнами алела земляника.

Рэй Керринджер прекрасно помнила, какова на вкус земляника Другой стороны. Она никогда не ела ничего слаще.

— Жаль, что здесь нельзя даже попробовать, — Маккена сглотнул.

— Не смей и думать, — отрезала Рэй. Потом рассмеялась, взъерошила ладонью по-мужски остриженные русые волосы: — Она отвратительно кислая, здешняя земляника.

Теперь Рэй вела машину медленнее, осторожно выбирая дорогу по моховому покрову. Стрелка компаса почти не дрожала, след всадника остался позади. Керринджер готова была биться об заклад, что обрывается он где-то в самом сердце топи. Про обитателей здешних болот Рэй кое-что знала и совсем не имела желания знакомиться с ними ближе.

Рэй вдохнула. Несмотря на съеденные сэндвичи, хотелось есть. Желательно, горячего. Это означало, что скоро придется искать место, где можно будет остановиться. Им с Маккеной не помешает размять ноги.

— Бензин пока есть, — оказалось, что Джон следит за приборной панелью.

— Я же говорила. Полтонны нам хватит. Сейчас выедем, где свободнее, и перекусим.

Про себя Керринджер только хмыкнула. Выходило, что Макккена до конца ей не доверял. С одной стороны, Рэй сама себе доверяла не до конца. С другой — так выбраться отсюда будет гораздо сложнее. Заострять внимание на том, что ее внедорожник заправлен не бензином, а дизельным топливом, она не стала.

Древний лес женщине скорее нравился, а в этом она привыкла полагаться на свое чутье. Как бы темен он ни казался, как бы молчалив ни был, здесь царила относительная безопасность. Если не жрать землянику, конечно. Рэй закурила.

В просвете между огромными стволами что-то блеснуло. Вскоре внедорожник выехал на берег круглого озерца. Рэй вовремя успела остановиться — у воды почва была слишком топкой для тяжелой машины.

Деревья сбегали к самой воде, наклонялись к ней, словно мучимые жаждой. Зато чуть дальше по берегу виднелся пяточек открытого пространства, сухой и каменистый.

Рэй аккуратно остановила машину и открыла дверцу. Свесила ноги и с наслаждением затянулась новой сигаретой.

— Ты много куришь, — Маккена выбрался из машины и до хруста потянулся. Рэй мельком отметила, что, несмотря на сытую жизнь преуспевающего юриста, Джон Маккена в неплохой физической форме.

— Ага. Чтобы реже дышать туманом Другой стороны.

Уилл Керринджер, отец Рэй, курил, сколько она себя помнила. Дома — трубку и редко, во время вылазок на Ту сторону — сигареты, дешевые и крепкие. В мире людей сама Рэй почти не курила. Не тянуло, и все. Она спрыгнула на землю.

— Табачный дым вредит здоровью гораздо меньше, чем воздух над полыми холмами, — добавила женщина.

Рэй открыла капот, сумрачно окинула взглядом металлическое хозяйство. Не помешает долить масла. Джон Маккена сунулся помогать, женщина отмахнулась.

— В пакете есть армейские консервы и горелка. Можешь открыть их и нагреть. Хоть пообедаем горячим.

— Чем открывать? — через минуту спросил Маккена. У консервных банок не было колечек.

— Нож в бардачке, — отозвалась Рэй. Поймала на себе встревоженный взгляд Джона и усмехнулась по себя: — Справишься с горелкой?

— Да, конечно, — однако уверенности в голосе Маккены не было. Он был типичным горожанином, едва ли выбирающимся на пикник в парке больше пары раз в год.

Однако когда Керринжер захлопнула крышку капота, консервы были готовы к употреблению. Над жестяными банками вился вкусный мясной запах. Рэй вытерла руки промасленной тряпкой и пошла к воде.

Острые стебли осоки колыхались под ветром. Топкая прибрежная почва жадно цеплялась за ботинки женщины. Керринджер присела на корточки у самой воды и зачерпнула ее ладонями. Пальцы сразу же свело от холода. Должно быть, озеро питали подземные ключи, поэтому вода в нем была ледяной.

В темном зеркале стоячей воды отражалось серое небо, тяжелое и стремительно меняющееся, как будто тучи гнал сильный ветер.

Рэй ополоснула руки и начала вставать, когда поверхность озера блеснула, словно отразив солнце, мелькнувшее в прорехе облаков.

Женщина вздрогнула. Задрала голову к небу и перевела дыхание. Тучи над ней были низкими и свинцовыми, без единой прорехи, в которую могло бы выглянуть солнце. Рэй перевела взгляд обратно на озерную воду. Ничего. Все так же темна и неподвижна.

Должно быть, померещилось. Керринджер обхватила себя руками за плечи. Наваждение, морок, обман. Сиды отлично умеют морочить людям головы. Потом она вспомнила прощальный высверк доспеха, укрытого синим плащом. Один раз можно назвать случайностью. Два — нет.

Выходит, все. Скоро должен наступить тот день, когда для Рэй Керринджер, профессионального «охотника на фей», тучи Другой стороны расступятся и станет видно солнце. А значит, пути назад, в мир людей, не будет.

По-хорошему, надо было поворачивать. Вернуть Джону Маккене деньги и забыть навсегда дорогу к Границе. В городе для такого человека, как Рэй, в конце концов, тоже была работа.

А восьмилетняя Гвендоллен… Здесь, на Другой стороне, не так уж и плохо. Особенно если можно есть кроваво-красную землянику и танцевать на полянах, сверкающих от росы, а вся Другая сторона лежит перед тобой, как на ладони — бери, что хочешь.

Рэй Керринджер стиснула зубы. Развернулась и пошла к машине, с чавканьем вытаскивая ботинки из грязи.

Джон Маккена с аппетитом наворачивал фасоль с тушеным мясом прямо из банки. Из второй банки недвусмысленно торчала одноразовая вилка.

— Не думал, что солдат кормят так вкусно, — с набитым ртом сказал Маккена.

Рэй ответила ему улыбкой и подхватила горячую банку через рукав куртки. Нет уж. Тот, кто один раз повернет назад, испугавшись Другой стороны, будет всю жизнь бегать от собственной тени. Хватит. Они найдут и заберут домой Гвендоллен Маккена. Даже если Рэй придется всадить весь барабан в грудь мужчины в короне из оленьих рогов. Она ни на секунду не сомневалась, что Охотник окажется рядом, если у них с Маккеной появятся хоть малейшие трудности с обратной дорогой. Как только Рэй ошибется, если точнее.

Уже в машине Керринджер краем глаза заметила белое пятно лейкопластыря на левой руке Джона.

— Что с рукой? — что-то в ее голосе выдало тревогу, и мужчина нахмурился.

— Пустое. Порезался, когда открывал банки. Брось, я могу сам заклеить царапину пластырем!

— Ты идиот, — голос Керринджер стал опасно мягким. — Если хоть капля крови попала на землю, нас выследят.

— Кто?

— Дикая Охота. Они задели нас краем, помнишь?

— Зачем? Что у нас с ними за дела? — на щеках Маккены выступили красные пятна. Злость и стыд — гремучая смесь.

— Помнишь наш договор? — Рэй улыбнулась. Обычно так она улыбалась клиентам, у которых возникали проблемы с оплатой. — Ты не задаешь вопросов и делаешь то, что я говорю. Не задаешь вопросов.

Зря она так полагалась на Маккену. Он новичок, первый раз на Той стороне. Каким бы толковым он ни был, он будет ошибаться.

— Ладно, — Рэй повернула ключ в замке зажигания. — Поехали.

Мотор отозвался глухим рычанием, из-под колес покатились мелкие камешки.

Останавливаться на ночевку пришлось под сводами древнего леса. Рэй не стала разжигать огонь в такой близости от шуршащих крон и замшелых стволов, поэтому перекусили наскоро, галетами с газировкой. Сладкая вода помогала не думать о землянике. Медово-сладкой землянике, которую можно собирать в горсти и есть, пачкая руки алым соком. Рэй помнила, как возвращалась в холмы, а ее белое платье было все в красных пятнах. И охотник-сид в короне из оленьих рогов смеялся, вытирая со щек человеческого дитя земляничный сок.

Рэй Керринджер, «охотник на фей» и дочь охотника, хмуро жевала галеты и запивала их колой. Волшебство Другой стороны было для нее под запретом, и она сама это выбрала.

Такого с Рэй не было давно. Ей казалось, вкус земляники давно забыт, как забыта и скачка сквозь ночь в Дикой Охоте, на седле впереди медноволосого охотника, как забыты мерцающие огни в холмах, и песни, и флейты, и соколиный клекот в сером небе.

Она давно привыкла жить так, отмахиваясь от снов на Самайн и эха рогов Охоты, как от досадной помехи.

Оказалось — все она прекрасно помнила. Говорят, Дикая Охота никогда не упускает добычу. Должно быть, дело в Гвендоллен, похищенной девочке, чью историю Рэй невольно сравнивала со своей.

— Чтобы не нашли? — понимающе улыбнулся Маккена.

— Чтобы не гадить, — отрезала женщина. — Это не наша земля. Нечего срать.

Из второго пакета она вытащила запакованную в пластик буханку хлеба. Разорвала упаковку, разломила хлеб пополам. В одном из карманов разгрузки нашелся стаканчик, а во фляге на поясе Рэй оставался бренди. Она наполнила его почти до краев. Со стаканом бренди и половиной буханки отошла подальше от машины и от Джона Маккены, снова вскинувшего брови удивленным домиком. Тихо-тихо она прошептала:

— Добрые хозяева, укройте нас от погони и слежки. — Неожиданно Рэй улыбнулась: — И спасибо за землянику.

Питье и хлеб она оставила у корней высокой широколапой ели.

— Это какой-то ритуал? — Маккена заговорил, как только Рэй вернулась к машине.

— Не знаю, — отозвалась женщина. — Утром увидим. Давай спать.

В машине гусеница по имени Джон Маккена долго возилась на сидении, пытаясь устроиться так, чтобы ничего не затекало. Сама Керринджер заснула почти сразу же, и снился ей только шорох леса, негромко переговаривающегося снаружи.

Туман плотным покрывалом укутал лес утром. За окном джипа можно было разглядеть только очертания ближайших стволов. Туман был молочно-белым, с легкой прозеленью там, где за пеленой пряталась листва.

— Ну и заспались мы, — Рэй усмехнулась, потягиваясь. Весной на Той стороне редкое утро не будило холодом. Она выбралась из машины и пошла сквозь туман туда, где ночью оставляла нехитрое подношение.

Сзади Джон хлопнул своей дверцей, неловко запнулся о корень, зло выругался. В тумане звуки казались далекими и ненастоящими.

Хлеба у корней дерева не оказалось, бренди — тоже, а металлический стаканчик был с горкой наполнен земляникой. Рэй грустно улыбнулась и показалась находку Маккене.

— Наш дар приняли и отдарили в ответ.

— Что ты сделаешь с этим? — мужчина смотрел на землянику каким-то нездоровым любопытством.

— Заберу с собой, — Рэй пожала плечами. — Не выбрасывать же подарок.

Она нашарила в кармане куртки сигаретную пачку, сунула за ухо последнюю сигарету и ссыпала в пачку ягоды. Если волшебная земляника доживет, Рэй привезет ее отцу. Уилл Керринджер полжизни скитался по дорогам Другой стороны, но никогда не ел здешней земляники.

Через затянутый туманом лес ехали медленно. Стрелка компаса придерживалась строго одного направления и почти не дрожала.

— Ты сказала этому парню на лошади, что мы пришли за своим, — неожиданно проронил Маккена. — А если это не так?

— Это твоя дочь. Человеческое дитя. Ее дом — среди людей. — Рэй нахмурилась: — Или ты мне чего-то не сказал?

— Эбигейл, — Джон поджал губы, — моя жена тяжело болела. Врачи не смогли сделать ничего. Говорят… Кое-кто говорит, что она искала помощь и здесь, на Другой стороне.

— И пообещала им свою дочь в обмен на жизнь, — закончила за него Керринджер. Маккена кивнул. На его лице явственно читалось облегчение от того, что страшные слова произнес не он.

— Твоя жена умерла, — жестко сказала Рэй. — Даже если сделка была, им не за что брать плату.

Постепенно лес редел. Туман отступал, а равнина снова начала топорщиться холмами. Деревья карабкались по их склонам, цепляясь корнями за скудную почву. Ольха, тис и дикие яблони вытеснили здесь лесные дубы и сосны.

Речушка брала начало где-то в верховьях, где наружу выходила гранитная порода. Петляя, водный поток пробил себе путь по каменистым склонам, а дальше, набирая силу, тек в низине, у подножья холмов. Рэй уверенно вела внедорожник по берегу. Длинные листья болотных ирисов скреблись в стекло пассажирского окна.

Позже холмы раздались в стороны, темная от их тени низина превратилась в плоскую равнину. Заточенная прежде в каменные берега, река здесь разлилась шире, Желтые ирисы остались в холмах, на равнине кромку воды облюбовал камыш.

Там, где берег полого спускался к воде, черноволосая женщина полоскала в воде белье. Джон Маккена уставился на нее пораженно, словно даже представить себе не мог, что на Другой стороне кто-то занимается такими вещами, как стирка.

— Твою мать, — выругалась Рэй и остановила машину. Потом обернулась к Маккене: — Это баньши. Вестница смерти. Если она показалась людям, жди, что кто-то скоро умрет.

— Кто-то из нас?

— Не обязательно, — Рэй вышла из машины, захлопнула дверцу.

Прачка даже не обернулась на звук. Отсюда Керринджер видела только, как полощется в белых руках какая-то темная тряпка.

Женщина вздохнула и подошла ближе. За ней на некотором отдалении держался Маккена. Ботинки Рэй скользили на влажных камнях.

Баньши подняла голову, только когда Керринджер подошла почти вплотную. Иссиня-черные пряди облепили белое лицо, видно было только, что щеки сиды блестят от слез.

Рэй склонила голову в почтительном приветствии. Парчовые рукава платья баньши были испорчены водой и перепачканы речным песком.

— О ком ты плачешь, госпожа? — тихо спросила Керринджер.

— Ты тоже будешь плакать о нем, — разомкнулись губы сиды, искусанные и обветренные. Тонкие сильные руки выхватили из воды темную ткань. Рэй осеклась на полуслове. Она разглядела вышивку.

Раньше эта рубаха была охряной и щедро украшенной замысловатой вязью узоров. За стилизованными оленями по тканевому полю гнались гончие, и погоня эта была замкнута в вечное кольцо по вороту и подолу. Баньши снова опустила рубаху в воду. От ткани поплыло отчетливо различимое красное пятно.

— Когда? Как? — отрывисто спросила Рэй.

— На красном вересковом поле, — пробормотала баньши и опустила голову. Сказала тихо, но разборчиво: — Уходите.

Рэй коротко кивнула и, ухватив, за рукав Маккену, торопливо зашагала прочь. Пророчиц с холмов ни в коем случае не следовало злить.

— Что это было? — прошептал мужчина

— В машине, — резко отозвалась Керринджер.

И только опустившись на водительское сиденье, она позволила себе откинуться на подголовник и закрыть глаза.

Рейчел Керринджер знала, кто носил охряную рубаху с вышитыми на ней оленями и гончими. Она прекрасно помнила эту вышивку, к которой прижималась лицом, чтобы укрыться от порывов ветра, несущегося навстречу Дикой Охоте.

— Радуйся, — сказала она Маккене. — Баньши не напророчила смерть ни тебе, ни твоей дочери.

— А кому? — негромко спросил тот.

— Неважно, Поехали.

К вечеру холмы остались за спиной. Река стала широкой и полноводной.

— Скоро, — сказала Рэй и закурила. Предчувствия никогда неподводили ее. Скоро. Она нервничала. Слишком легко, слишком просто они продвигались по другой стороне. Никаких обманных чар, никаких мороков, никакой уходящей из-под колес земли. Вообще ничего. Только один раз им сообщили, что хозяева не рады гостям. Все это отчетливо пахло западней. Только вот Рэй не взялась бы судить, на кого она расставлена.

Заночевали на берегу под защитой гранитного утеса, полого поднимающегося из земли и обрывающегося в реку. Рэй долго лежала без сна, потом проверила оружие и выбралась наружу.

Было темно, от воды полз едва заметно светящийся туман. Хрустела под ногами сухая трава. Другая сторона молчала. Рэй Керринджер, охотник на фей, снова была здесь чужой.

Она села, прижавшись спиной к шероховатому гранитному валуну. Давно память Рэй не выкидывала таких шуток, дразня то вкусом земляники, то призраком песен. А теперь еще эта рубаха в руках баньши. Баньши не ошибаются. Никогда.

Должно быть, рог Дикого Охотника разбудил память, содрал корочку с ран, которые так и не зажили до конца.

Рэй сжала зубы, стиснула руки в кулаки. Ничего хорошего не вышло из ее самоволки на Другую сторону. Ее отцу дорого стоило вернуть дочь домой. Рана, оставленная сидским мечом, зажила, но хромота осталась. С тех пор Уильям Керринджер больше не переходил Границу.

У самой Рэй было только семь дней, отпущенных ей гейсом, на Другой стороне. И горчащая на губах злость от того, чем обернулась ее волшебная сказка.

Одно она знала наверняка. Если бы Рэй снова оказалась между отцом и медноволосым охотником в короне из оленьих рогов, она сделала бы то же самое. Отца и возвращение домой.

И точно так же она спустилась бы с крыльца дома и взялась за руку всадника на вороном коне, зная, чем потом придется за это заплатить.

Хлопнувшая дверь машины и шаги Маккены были хорошо слышны в тишине. Джон уселся рядом с Рэй, набросил ей на плечи старое одеяло. Сказал:

— Не могу заснуть. Все думаю, что я ей скажу. Как уговорю вернуться со мной.

— Она — твоя дочь, — отозвалась женщина и завернулась в одеяло. — Я видела, как возвращались домой дети, которых ждали побои и нищета. А ты вроде бы был неплохим отцом. Я не говорю, что будет просто. Но дети обычно любят своих родителей больше, чем дядек и теток из холма, даже если у тех есть волшебные флейты.

— А те, кто остался? — даже в темноте беззвездной ночи было видно, что Маккена встревожен и устал. Черты его лица заострились, губы сжались в жесткую линию.

— За одними просто никто не пришел. От других отказываются прямо там, у подножья полого холма. Сиды отлично умеют морочить головы. Не дай им себя обдурить, Джон. Никто не заменит твоей Гвендоллен мать, ни одна волшебная красавица.

— Они действительно так красивы? — тихо спросил Маккена. Рэй чувствовала, как он дрожит от ночного холода.

— Они покажут тебе то, что ты хотел бы увидеть. Хоть твою покойную жену, — сказала она жестко. Джон вздрогнул. Рэй добавила: — Сиды не будут испытывать Гвендоллен. Ей всего восемь. Они будут испытывать тебя.

— Я буду сражаться, — фраза была дурацкой, но в голосе Маккены было что-то такое, что Керринджер поверила сразу и безоговорочно.

Чутье не подвело Рэй. Стрелка на ее наручных часах не успела добраться до отметки «полдень», когда в дымке на горизонте плоская равнина вздыбилась холмами. В этот раз даже Джон Макккена безошибочно угадал — сиды.

Склоны сидов поросли зеленой травой, в которой, как древние знамена, реяли белые метелки ковыля. Замшелые рунические камни строго обозначали границу, которую не стоило переступать. От камней дышало сыростью и древностью, по их выщербленным ветром бокам карабкались лишайники.

— Что там внутри? — шепотом спросил Маккена.

— Залы, переходы, снова залы. Покои, сокровищницы, подземные озера, даже конюшни есть. Пошли. Мы вроде бы с миром, так что не будем подкатывать к порогу на груде холодного железа и вонять солярой.

Рэй вышла из машины. Бросила на капот куртку, проверила револьвер и ножи на поясе. За пазухой под футболкой у нее висел амулет из высушенных ягод рябины. Рябина отлично отгоняла нелюдей в городе, но плохо работала на Другой стороне. Но старый амулет придавал Рэй уверенности.

Поверх куртки легла разгрузка. Теперь ножи и револьвер Рэй были не только на виду, но и казались какими-то особенно вызывающими.

— С миром? — хмыкнул Маккена, глядя на приготовления женщины. Пальцы Джона нервно ощупывали карманы, пояс, застежки куртки, выдавая его с головой.

— Если бы я пришла сюда с местью, — лицо Рэй окаменело, — я бы уже поджигала напалм. Есть рецепты, с которыми не сразу справятся даже здешние чародеи.

Она зашагала к межевым камням, и Маккена двинулся за ней. Пока он держался неплохо. Пока.

В тени круглых холмов трава казалась еще зеленее. Вблизи становилось отчетливо понятно, что холмы поднимаются из земли в определенной последовательности. Два сида, как часовые, высились перед пологим склоном третьего, увенчанного короной из камней. И про себя женщина едва слышно перевела дыхание. Это были не те сиды, в которые забрали четырнадцатилетнюю Рейчел Керринджер.

Тишина стояла такая, что было отчетливо слышно, как шелестит под ветром трава.

— Народ холмов! — крикнула Рэй, и эхо подхватило ее голос. — Мы не чиним зла и не нарушаем обычаев. Но мы пришли за своим и заберем то, что по праву наше!

Тишина, окутывающая холмы, стала еще гуще. Казалось, ее можно было нарезать на ломти.

— Я не буду здесь впустую драть горло, — сказала Рэй зло. — Я прошу по-хорошему. Могу по-плохому.

— … ому, …ому, — издевательски передразнило эхо.

Керринджер вздохнула, медленно и глубоко. Именно сейчас начиналось время настоящей работы.

Осторожно она вытащила из ножен длинный нож, весь в рыжих пятнах ржавчины. Холодное железо было неприятно держать в руках даже ей, человеку, таким было сильным заклятие на металле. Развернула свободную руку ладонью вверх. Розовую кожу пересекало несколько старых, побелевших рубцов.

— Железом, выкованным в холодном огне, — голос Керринджер в этот миг показался Маккене чужим и совсем незнакомым, — я заклинаю.

Нож поднялся над ладонью.

— Смертной кровью, отданной добровольно, я заклинаю…

Железо впилось в кожу, на лбу Керринджер выступил пот. По руке побежали тонкие красные струйки. Капли упали на зеленую траву. Маккена вздрогнул, припомнив, как порезался у озера.

— Довольно! — позвенело над холмами. Рэй отдернула нож и перехватила его, как будто для драки.

Зашуршала, осыпаясь, земля. С глаз людей как будто разом сдернули морок. В склоне центрального холма были высокие каменные ворота. Створки их с тихим скрипом расходились в стороны. На Рэй ощутимо дохнуло теплом и запахом жилья.

Она была хозяйкой холма, и она была так красива, что дыхание перехватило даже у Керринджер. Белое с серебряным отливом платье текло по траве, ничуть не приминая ее, мерцали самоцветы на венце. За правым плечом королевы встал сид в синем плаще, и Рэй узнала всадника. Золотые кудри обоих летели по ветру.

— Где Гвендоллен?! — воскликнул Джон, делая шаг вперед. Рэй резко подняла руку, так что мужчина уперся грудью в преграду.

— Где его дочь? — повторила Керринджер.

— Она в безопасности, сыта и рада, — мягко сказала сида, и эхо подхватило ее голос десятком колокольчиков.

— Я хочу видеть свою дочь, — сказал Маккена, и в его голове зазвенела удивившая Рэй сталь.

— Ты знаешь, что это его право, — Керринджер не отрывала взгляда от королевы холмов.

— Я знаю, кто ты, — сида перевела взгляд со встрепанного, взъерошенного Маккены на «охотника на фей». — Ты — та, кто не принадлежит ни Той стороне, ни Этой.

— Я не принадлежу вам, и этого достаточно.

— И ты повторишь это Охотнику? — полные губы тронула улыбка.

— Это дело между ним и мной, — Рэй встала шире, как будто готовясь к рукопашной. И добавила резко: — Если ему нужен ответ, пусть приходит и спрашивает. Он. Не ты.

К этому Керринджер была готова. Каждый сид, с которым женщина не могла разойтись миром, вспоминал про Охотника. Но если в больное место бить раз за разом, рано и поздно оно потеряет чувствительность. По крайней мере, Рэй на это надеялась.

Сида поджала губы и снова в упор взглянула на Джона Маккену. В ее зеленых глазах отражались нездешние звезды.

— Не надо тревожить Гвендоллен, — сказала Королева Холмов. — Ей хорошо здесь. Не береди ее память. У тебя все равно нет ничего взамен.

Маккена смешался. Рэй прикусила губу. Именно от Джона сейчас зависело, вернется ли домой восьмилетняя Гвен, или они впустую жгли горючее и дразнили Дикую Охоту.

— Это не правда, — хрипло проговорил мужчина. — Это не правда.

— Твоя жена мертва, — сида печально улыбнулась. — Кто будет заботиться о маленькой Гвендоллен? Ты всегда в делах, Джон.

— Уж точно не ты, — Маккена набычился. Зря Королева Холмов заговорила про покойную Эбигейл, или как ее там, — подумалось Рэй. Мужчина хмуро сказал: — Я не уйду отсюда, пока ее не увижу.

Взметнулись серебряные рукава — сида хлопнула в ладоши.

— Увидеть ее — твое право, я признаю это, — она склонила голову. — Жаль. Это очень больно — выбирать. Лучше бы тебе не заставлять ее это делать.

Рэй скрипнула зубами. Она не взялась бы поручиться, для кого говорит эта золотоволосая женщина, для отца Гвендоллен или для нее самой. Керринджер шагнула к Маккене и сказала негромко:

— Для Гвендоллен в этом мире еще нет солнца. Ты сможешь ее отсюда вытащить. Только не вздумай лгать. Эти, — она дернула подбородком в сторону сидов, — чуют любую ложь и легко обернут ее себе на пользу.

— Я понял, — коротко кивнул мужчина. На скулах его перекатывались желваки, и неожиданно Рэй подумала, что у этого человека действительно хватает пороху заглядывать в те углы мира людей, где ощутимо попахивает гнилью.

— Мы обещали Эбигейл, что присмотрим за ее дочерью, — сказала сида и скрестила руки на груди.

— У ее дочери есть отец, — отозвался Джон, мучительно вглядываясь в темное чрево холма.

— Это верно, — сида покачала головой, как будто бы жалея его.

Десять невысоких фигурок вынырнули из темноты, и Маккена вздрогнул. Рэй негромко пробормотала ругательство.

Ее собственного отца испытывали поединком, и алая человеческая кровь в тот день изрядно забрызгала зеленый травяной ковер. Как и кровь поединщика-сида. Кто знает, как закончилась бы схватка, если бы четырнадцатилетняя Рейчел не сделала свой окончательный выбор и не встала бы между сражающимися.

Сегодняшняя Рэй знала точно, что тогда испытывали не Уильяма Керринджера. Испытывали его дочь.

Королева в белом играла в совершенно другую игру. Маленькая Гвендоллен вышла из холма в окружении своих двойников. Лица всех десяти были неподвижными, шаги одинаковыми.

— Которая из них твоя дочь? — широкий рукав сиды взметнулся, тонкая рука указала на девочек, которые без спешки выстроились в ряд напротив людей. — Я отдам тебе ту, которую ты выберешь.

Джон обернулся к Рэй, и в первый раз женщина увидела, что он по-настоящему растерян.

— Она здесь, среди них. Твоя дочь очарована, остальные девочки — морок. Сиды любят такие загадки.

Джон вздохнул и еще раз обвел взглядом десяток девочек в светлых платьях.

— Они одинаковые!

— В том-то и шутка, — хмуро ответила Рэй. И одновременно с ней заговорила сида:

— Вы, люди, верите в силу любящих сердец. Пусть сердце подскажет, где твоя дочь.

На губах королевы оставалась печальная улыбка, и Керринджер про себя пожелала сиде катиться в задницу.

Маккена неуверенно шагнул к девочкам. Потом стиснул руки в кулаки и распрямил спину. Рэй не спеша пошла за ним, пока дорогу ей не преградил сид в синем плаще.

— Нет. Это его дочь и его выбор.

Женщина остановилась. Маккена даже не обернулся в ее сторону.

— Папа, — сказала первая Гвендоллен и протянула руку. Мужчина вздрогнул и невольно отшатнулся.

— Забери меня отсюда, — сказала вторая. Третья тут же надула губы:

— Я никуда с тобой не пойду.

Четвертая стояла молча и неподвижно, как и пятая. Шестая Гвендоллен молча схватила отца за руку. Седьмая подмигнула и сказала:

— Оставайся с нами.

Восьмая опустила глаза и тихо сказала:

— Они знают, как вернуть маму.

Маккена сбился с шага, но взял себя в руки. Девятая Гвендоллен равнодушно играла с огненной стрекозой, которая вилась вокруг ее пальцев. Десятая вытерла рукавом бегущие по лицу слезы и шмыгнула носом:

— Папа, мне плохо здесь.

Рэй до рези в глазах вглядывалась в невысокие фигурки и одинаковых платьях. Сама она ни за что не угадала бы, что должна сказать отцу маленькая восьмилетняя девочка. Еще Керринджер подумала, что заставить Маккену сражаться да хоть бы с тем же «синим плащом» было бы не так подло. Не мучило бы ложной надеждой, по крайней мере.

Джон обернулся. Губы сжаты, глаза нехорошо прищурены.

— Ты играешь не по правилам, — сказал он зло сиде.

Ее воин передвинулся, чтобы держать в поле зрения обоих людей.

— Ее здесь нет, — с удивительным спокойствием продолжил Джон Маккена.

— Ты уверен? — Королева Холмов покачала головой. — Если ты откажешься от своей дочери, ей никогда не покинуть сиды.

На мгновение по лицу мужчины пробежала тень сомнения. Потом хмуро и резко он отрезал:

— Гвендоллен здесь нет.

Рэй подобралась. Какое-то внутреннее чутье говорило ей, что весь этот фарс пора заканчивать. Смутный отголосок тревоги поселился в груди, мешая дышать. Здесь, на Другой стороне, чутье значило больше, чем завывания сигнализации в мире людей.

Керринджер тихо выругалась. Все ее обереги, разрушающие чары, остались в карманах жилетки и разгрузки. Она специально пришла к заповедному холму почти безоружной, чтобы хозяева видели — она играет честно. Сидская королева улыбнулась ей грустно:

— Я бы не пустила вас сюда, будь на это моя воля. Ты знаешь, никто не любит, когда посягают на его добычу.

От ее цепкого, пронизывающего взгляда у Рэй по спине пробежали мурашки. Ответила она спокойно:

— Верни дочь этому человеку.

— Кажется, мне придется это сделать, пока твоя кровь не пропитала мою землю насквозь.

Рэй ухмыльнулась и разжала окровавленный левый кулак. На траву брызнуло еще несколько алых капель. Пролитая холодным железом смертная кровь вредила Другой стороне. На этом основывалась половина нехитрой человеческой магии. Для Рэй это был последний козырь в рукаве.

Сида махнула рукавом и обернулась к Маккене.

— Ты разгадал мою загадку. Я вынуждена держать свое слово. Сейчас Гвендоллен приведут.

Должно быть, в жизни Джона Маккены следующие минуты были самыми долгими. Время тянулось, как застывающая смола, а он сам казался себя увязшей в ней мухой.

Далекий звук рога разбил это замершее время. Рэй Керринджер вздрогнула, как от удара, но в то же мгновение из темноты сида показались две светлые фигуры. Юная сидская девушка вела за руку Гвендоллен. Едва заметив Джона, девочка радостно воскликнула::

— Папа!

И бросилась к нему. Маккена подхватил ее на руки. Гвендоллен рассмеялась:

— Папа, а мне светлячка подарили!

— В машину, живо! — крикнула Рэй.

Узоры серых туч текли в небе быстро-быстро.

— Вы не успеете, — сказала королева. — Ты не успеешь.

— Если я не успею, — сказала Рэй ровно, — у меня будет достаточно времени, чтобы отыскать тебя и расплатиться за это.

Что-то в ее голосе заставило сиду отпрянуть на миг. Рэй схватила за рукав Маккену и зашагала прочь, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег.

— Мы уже уходим, пап? — удивленно спросила Гвендоллен. — Мой светлячок…

— Нам пора спешить, Гвен, очень пора. А то мы не успеем домой.

С ребенком на руках Джон едва поспевал за Керринджер. За спиной звенели серебряные колокольчики. Сида смеялась.

— Не плачь, Гвендоллен! — певуче воскликнула она. — Скоро ты вернешься к нам.

— Скорее я засею твой холм холодным железом! — Рэй не оглянулась. У самой машины она не выдержала, побежала.

— Пап, почему она так спешит?

— Потому что нам нужно уходить, — Маккена усадил дочь на заднее сиденье и сам поспешно занял место в машине. Рэй повернула ключ в замке зажигания и с облегчением услышала глухой рокот мотора. Коротко велела:

— Компас.

Распотрошила латунный чехол, вытряхнула под ноги пушистую светлую прядку, нашла в кармане разгрузки потертый кожаный мешочек, сунула его под корпус компаса. И отдала прибор обратно Джону.

— Держи. Теперь он должен показать нам дорогу домой.

Снова запел рог. Только теперь он стал ближе, намного ближе. От густого низкого звука кожа покрылась мурашками. Гвен испуганно спряталась за спинку отцовского сиденья.

— Я буду ругаться при твоей дочери, как грузчик, — хмыкнула Рэй. Маккена криво усмехнулся. Ему было не по себе. Юристу из респектабельного пригорода совершенно не хотелось встречаться с существом, которого боится женщина, способная заставить народ холмов вернуть то, что они украли.

— Слушай меня внимательно, — сквозь зубы сказала Рэй. — Если я велю, сядешь за руль и будешь гнать по компасу до самой границы, не оглядываясь и не останавливаясь подождать меня. В бардачке визитка на имя Уильяма Керринджера, там есть адрес. Отгонишь машину туда и расскажешь, что случилось.

Внедорожник тронулся с места, вначале медленно, потом набрал скорость.

— Что происходит? — Джон Маккена с тревогой поглядел на женщину.

— Смеркается, — отозвалась та. Время летело гораздо быстрее, чем ему положено. Минута сливалась с минутой, час с часом. Хозяева холмов умели заставлять время на Другой стороне бежать иначе, чем ему положено.

Стрелка компаса нашла свой север и замерла, как приклеенная. Тяжелая машина летела без дороги, а за ней летела ночь. Сумерки, стремительные и скомканные, как будто прокрутили в ускоренной перемотке, потом упала темнота. В первый раз по эту сторону тумана Рэй включила дальний свет. Холмистая местность, высветленная фарами, казалась призрачной. Звук рога гулял по ней, заставляя людей вздрагивать. Охота взяла след.

Рэй ощущала это физически. Пальцы немели, ее бил озноб. Страха не было. Было предвкушение. И это казалось хуже всего.

— Нам хватит топлива? — спросил Маккена. В одной руке он держал старый латунный компас, второй сжимал ладошку Гвендоллен.

— Должно. — На самом деле Рэй была в этом совсем не уверена.

Ночь пролетела, занялось серое утро. Керринджер казалось, что в голове у нее бомба с часовым механизмом, цифры на котором меняются все быстрее. У нее оставалось три дня.

— Я хочу кушать, — тихонько сказала Гвендоллен. Джон нашел в пакетах пачку галет и консервы. Каким-то образом он смог открыть банку, зажав ее между коленями. Снова поранился, но сейчас это не имело никакого значения. Сколько времени прошло на самом деле, никто из них не взялся бы сказать.

В сумерках стрелка компаса потеряла направление. Рэй зубами сковырнула только взявшуюся корочку на порезе, щедро мазнула кровью по стеклу и корпусу.

— Я — дитя мира под солнцем. Я — кровь от крови людей, — зло сказала она. — Вы не спрячете от меня дорогу домой.

Стрелка снова замерла неподвижно.

— Ух ты! — выдохнула Гвендоллен. Глаза девочки блестели. Для нее продолжалось захватывающее приключение.

Из ночной темноты вынырнуло несколько белых поджарых силуэтов. Рэй выругалась. Маккена с тревогой спросил:

— Что это?

— Гончие Охоты, — Керринджер переключила передачу. Мотор загудел громче.

— Машина выдержит?

— Должна.

Им удалось немного вырваться вперед, однако белые псы поднажали.

— Сколько миль мы идем? — пораженно спросил Джон.

— Главное, чтобы эти твари не прокусили шины, — женщина оставила его вопрос без ответа.

Один из крупных, словно светящихся, псов подобрался и прыгнул. Рэй выкрутила руль, и вместо передних шин гончая ударилась о заднюю дверцу. Ойкнула Гвендоллен, ушибившись о ручку двери, и захныкала жалобно.

— Как ты, Гвенни? — Маккена попытался развернуться к ней, получалось плохо.

— Держитесь оба, будет хуже, — сквозь зубы выплюнула Керринджер.

Внедорожник резко вильнул, за окном раздался скулеж.

— Лучше бы, — сказала женщина, — ты поберег своих собак.

Видимо, кому-то хорошо досталось холодным железом, которым была оббита машина, но гончие приотстали. Небо снова серело. Свихнувшееся время летело вперед.

Машина начала нехорошо подскакивать, потом остановилась. Рэй уткнулась лицом в руль, глухо сказала:

— Достали-таки. Остается надеяться, что только одно колесо.

Она вышла из машины. Маккена напоследок крепче сжал руку дочери и тоже вылез наружу.

Наверху текло серое небо. Холмы уступили место плоской равнине, вдали тусклой ртутью блестела река.

— Одно, — женщина пнула ногой правое заднее колесо. — Если сильно повезет, выкрутимся.

Вдвоем они сняли запаску с дверцы багажника, Маккена нашел домкрат под пассажирским сиденьем и взялся раскручивать болты. Керринджер с револьвером в одной руке и ножом в другой встала на страже.

Ей было не по себе. Честнее просто отдать машину Джону с дочерью. Они не связаны гейсами, у них не тикает часовая бомба, за ними не гонится Охота, они смогли бы выбраться. Может, этого и хотела Королева Холмов, пуская по следу Охотника. Без холодного железа и тех немудреных чар, которые были у «охотника на фей», Маккене не справиться с сидами.

Гвендоллен выбралась из машины и крутилась возле отца. Против воли Джон постоянно отвлекался на нее.

Рог они снова услышали раньше, чем увидели всадника. Маккена едва успел дотронуться до плеча Рэй, чтобы сообщить, что можно ехать. На этот раз звук был совсем близко.

Керринджер вздрогнула. Потом медленно досчитала до десяти и взвела курок.

— Все готово, — сказал Маккена. У него почему-то пересохло горло.

— Не оторвемся, — тихо отозвалась Рэй. — Садитесь в машину. Если что-то пойдет не так, сваливайте, не оглядываясь.

Джон открыл рот возражать, но Керринджер сказала жестко:

— Тебе надо вытащить отсюда дочь. О себе я позабочусь.

На самом деле Рэй не была в этом так уверена. Тень Охотника преследовала ее каждый приход на Другую сторону. Какая-то часть ее все эти годы с нетерпением ждала встречи. И Керринджер не взялась бы судить, чем закончилась бы она, не будь здесь Джона Маккены и его дочери.

Вороной конь летел во весь опор по равнине. Рэй видела, как вьются по ветру волосы всадника. Она взвела курок.

Охотник остановил коня совсем близко. Он ни капли не изменился с того ноябрьского вечера. Медно-рыжую голову венчала корона из оленьих рогов, по темно-красной рубахе вилась вязь вышивки. Рубаху эту Рэй видела окровавленной в руках баньши. Револьвер в ее руке стал очень тяжелым.

— У тебя почти не осталось времени, — негромко проговорил Охотник.

— Тогда не мешай мне, — зло отозвалась Керринджер. — Если я нарушу гейс, то не потому, что была рада тебя видеть. Не думай, что я забыла.

— Им не выбраться без помощи. Ни девочке, ни ее отцу, — сид сдвинул брови. — Я могу отвести их к Границе. Я всегда держу слово, ты знаешь.

— Ты рано сбрасываешь меня со счетов, — невидимый таймер в голове Рэй отсчитывал минуты. Ладонь, сжимающая револьвер, вспотела.

Она не видела Короля-Охотника лицом к лицу с тех пор, как ушла, держась за широкую отцовскую ладонь, ушла, не оглядываясь. Сердце колотилось где-то у горла. Все, о чем Рэй хотела забыть, с потерей чего пыталась смириться долгих четырнадцать лет, стояло перед ней въяве. И, кажется, можно было все вернуть назад, сделать так, как хочется, а не так, как должно. И будет алая земляника в ладонях, и огоньки на траве холмов, и танцы в светящемся тумане, и скачка сквозь ночь, и осенью в груди перестанет щемить невидимая заноза.

— Я не стану менять себя на возвращение для них, — сказала Рейчел Керринджер. — Уходи. Убирайся!

Убирайся насовсем, навсегда. Рэй не видела Охотника давно, очень давно, но его тень всегда незримо неслась за ней следом, а в воздухе дрожало эхо рогов Охоты. Глухая тоска по несбывшемуся давила на плечи Керринджер свинцовой усталостью.

Король-Охотник молча улыбнулся. Как будто видел Рэй насквозь. Как будто знал, что стоит ему протянуть руку, и время сотворит то, что ему творить не положено даже на Другой стороне — повернет вспять. И снова будет ноябрьская ночь и девчушка в светлой ночной сорочке решительно возьмется за протянутую ладонь… А потом — круг поединка, снова заляпанный алой кровью.

Ни говоря ни слова, сид протянул руку. Рэй вскинула револьвер. Палец на спусковом крючке дрожал.

Шесть выстрелов один за другим разорвали в клочья тишину Другой стороны.

Керринджер сунула в кобуру еще дымящийся ствол и побежала к машине. Краем глаза она успела увидеть, как кренится в седле и начинает падать гордый Король-Охотник.

Рэй торопливо запрыгнула на водительское сидение, повернула ключ в замке зажигания. Темноту наступившей ночи рассеивал только свет фар. Спиной Рэй чувствовала, как смотрит на нее маленькая Гвендоллен. Ее отец весь подобрался. Еще бы, не каждый раз кому-то в грудь прямо при тебе всаживают шесть пуль подряд.

Потом была сумасшедшая гонка через холмы, когда в голове Рэй пульсировала одна-единственная мысль: «Успеть». Что будет с ней, если она опоздает и истекут семь суток отпущенного ей гейсом срока, Керринджер старалась не думать.

Постепенно холмы окутал туман, видимость упала практически до нуля. Света фар едва хватало, чтобы осветить дорогу прямо перед внедорожником. У них была только стрелка компаса, неотрывно указывающая направление.

Ехали молча. В темноте было видно только, как замер, закостенел вцепившийся в ремень безопасности Джон Маккена. Его дочь забилась в уголок где-то на заднем сиденье. Волшебная сказка для Гвендоллен оказалась под конец совсем не доброй.

Постепенно туман вокруг стал светлеть. Рэй сбросила скорость. Откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. По щекам текли слезы. В голове, не смолкая, звенело: «Ты будешь о нем плакать, так же как и я». В груди было пусто.

— Папа, — голосок Гвендоллен разбил вдребезги повисшую в машине тишину. — А отсюда наш дом видно?

Рэй открыла глаза. Яркое, ослепительно-яркое солнце неспешно поднималось над озером Лох-Тара. В дымке отчетливо виднелись далекие очертания небоскребов.

Маккена приподнялся и ткнул пальцем куда-то в сторону южного пригорода.

— Вот, смотри. Он там. Рэй отвезет нас домой. Ты же сможешь нас подбросить, да?

Волшебная невеста

Приемник перестал ловить волну, стоило внедорожнику Рэй съехать со скоростного шоссе на боковую дорогу. Женщина выругалась, подкрутила настройки, пытаясь поймать другую радиостанцию. Шипение в динамиках стало тише, но ни музыка, ни голос диджея, ни бравурная речевка рекламы так и не смогли пробиться через помехи.

Рэй задумчиво побарабанила пальцами по рулю. Джип бодро катился по свежему асфальту сквозь марево зноя. Жара висела над Байлем, мучительная, как затянувшийся ночной кошмар. Ветер лениво поднимал пыль над высохшими обочинами, нес ее над дорогой. Высаженные по обе стороны от асфальтовой ленты деревья почти не давали тени.

Хотелось курить. Рэй жевала зубочистку и мечтала о сигарете. По эту сторону Границы она не курила, но после сегодняшнего звонка сквозь дневную жару отчетливо потянуло прохладным туманом Другой стороны. Табачная горечь лучше всего забивала этот привкус на губах.

Без радиоприемника дорога через полдень потеряла остатки своего сомнительного очарования. Керринджер подобралась. Радио добивало, как минимум, до оврага, в который ныряло шоссе, чтобы не карабкаться по окружающим Байль и Лох-Тару холмам. Женщина нахмурилась, припомнив, как прерывался утренний звонок. Или на военной базе поставили новые мощные глушилки, или дело в феях.

«Волшебной мельницей» называлась маленькая частная пекарня, развозившая по городу мягчайшую сдобу, кексы, маффины, печенье и другие круассаны. Рэй старалась у них не покупать. У пушистой хлебной мякоти был привкус, которого не должно было быть у доброго хлеба, испеченного людьми.

Дорога закончилась у откатных ворот и мощного забора. Не хватало только колючей проволоки по периметру. Рэй усмехнулась. Над забором, бросая длинную тень, возвышалась старинная ветряная мельница. Керринджер вылезла из машины и присвистнула, окинув взглядом громадину. Зубочистка выпала на землю. Рэй выругалась. Надо было купить сигареты.

Она прислонилась спиной к боку внедорожника и стала ждать. Металл нагрелся на солнце, но Рэй все равно почувствовала, как по спине пробежал озноб от прикосновения к холодному железу. Револьвер под армейской разгрузкой давил в бок. Солнце жарило. Керринджер опустила на глаза солнцезащитные очки. Нащупала в одном из карманов жилетки помятую пачку жвачки, сунула в рот две подушечки в раскрошившейся глазури.

Крылья мельницы застыли неподвижно в расплавленном небе. То ли ветра было недостаточно, чтобы их оживить, то ли лопасти закрепили. Рэй плохо разбиралась в устройстве ветряных мельниц.

Зато разбиралась хорошо во всяческой потусторонней дряни. И ей совсем не нравилась тень, которую бросало старинное здание на измученную зноем землю.

Ворота медленно поползли в сторону. Очки-авиаторы сползли на нос Рэй. Поверх темных стекол она смотрела на идущего к ней человека.

Курт Манн шагал уверенно, пыль оседала на дорогих туфлях. Джинсы и светлая рубашка тоже были недешевыми, и во взгляде Керринджер появилась насмешка. Дела у скромного пекаря шли неплохо.

— Мисс Керринджер? — Курт пригладил светлые кудри. Горячий ветер сразу же разбросал их в беспорядке.

— Мистер Манн, — Рэй протянула руку для рукопожатия. На худых пальцах женщины были следы от ружейной смазки.

Ладонь Курта Манна оказалась сухой и прохладной. Большое достижение в жару, когда под ногами плавится асфальт.

— Я очень рад, что вы смогли приехать так быстро, — владелец старинной мельницы улыбнулся. Улыбка у него была усталой, как у человека, который наконец-то нашел решение мучающей его задачи.

— Так что за феи вас донимают? — Рэй одернула разгрузку, чтобы не слишком бросался в глаза револьвер. Безнадежная затея, но такие мистеры в хороших туфлях не жалуют в своих владениях лишнее оружие.

В будке за воротами сидел хмурый бритый парень. Он мрачно кивнул входящим, и Керринджер показалось, что на невыразительном лице мелькнуло облегчение. Рамка металлоискателя пискнула, но охранник хлопнул ладонью по пульту, и звук затих. Пожалуй, дела на «Волшебной мельнице» действительно шли неважно, если даже сторожевые церберы вели себя смирно, как мыши под веником.

— Эта история продолжается уже третий год, — говорил Курт Манн, шагая рядом с Керринджер. Территория «Волшебной мельницы» подошла бы для рекламного буклета. На стоянке млели на жаре три аккуратных грузовичка с логотипами на бортах, широкий проезд вел к приземистому зданию, притулившемуся к боку старинной мельницы. Курт свернул на боковую дорожку, по обе стороны от которой росли невысокие молодые деревца. Жара давалась им тяжело. Рэй сорвала вялый листок, размяла в пальцах.

— Тогда вы высадили рябину? — спросила она.

— Рябину? — Манна как будто бы застал ее вопрос врасплох. — А, да. Говорили, это надежное средство. Но мне не слишком помогло.

Это было любопытно. Не то чтобы рябина совсем отпугивала выходцев с Другой стороны, но ясно давала понять, что им здесь не рады. Обычно этого хватало. Где-то Рэй слышала, что рябина отнимает у сидов силу, но не слишком в это верила. Холодное железо надежнее.

Курт Манн снова пригладил волосы, задумчиво потеребил жемчужную запонку на рукаве. Проговорил медленно, словно тщательно подбирая слова:

— Мелкие поломки, несчастные случаи — это мешает делу. Я вложил в «Волшебную мельницу» все, что у меня было, и не готов опускать руки из-за какого-то потустороннего паршивца.

Рэй подавила усмешку. Многие из тех, кто искал защиты от Другой стороны, придумывали какие-то оправдания тому, что не могли справиться сами. Керринджер всегда было интересно, будут ли они оправдываются перед копами, если их обворуют.

Женщина кивнула, скорее отвечая на собственные мысли, чем на слова белокурого Курта. За зеркальными стеклами очков собеседник не мог видеть выражения ее глаз, и это было неплохо.

— Хуже всего нам приходится летом. В прошлом году уборщик сломал руку и, кажется, повредился рассудком. Я читал что-то о том, что сила существ с Той Стороны растет в день летнего солнцестояния. И я, если говорить откровенно, боюсь.

До летнего солнцестояния оставалось два дня, если считать сегодняшний. Нечего сказать, мистер Манн опомнился вовремя. Впрочем, понимал он правильно. В День середины лета, а еще в некоторые другие дни Граница становилась тоньше, а власть выходцев с Другой Стороны — сильнее. Удивительным было скорее то, что неприятности у пекаря приходились только на лето.

— И что вы хотите от меня? — солнце жарило, рябины вяло трепыхались под ветром, и вести деловые переговоры Рэй Керринджер предпочла бы где-то в офисе с кондиционером.

Манн потер переносицу. На лбу его поблескивали капельки пота. Он замедлил шаг, и заветное здание, с торчащими из окон ящиками кондиционеров, приближалось медленно-медленно. Рэй подумалось, что как-то не слишком рвется ее возможный наниматель перевести их разговор в деловую плоскость. Она готова была поспорить, что у пекаря Курта есть не только дорогие туфли и проблемы с феями, но и пара-тройка грязных секретов.

— Приезжайте к утру послезавтра. Я хочу, чтобы любую сволочь, которая сюда сунется, встретили достойно. А если вы сможете навсегда отучить его вредить на «Волшебной мельнице», я готов выделить премию.

Темные очки сами собой снова съехали на нос Рэй. Она взглянула на Манна поверх стекол. Должно быть, в этом взгляде было что-то, что заставило Курта быстро проговорить:

— Я готов платить почасово. И аванс.

Он назвал сумму аванса и оплату за час. Керринджер, не задумываясь, прибавила ко второй цифре еще сотню. Манн скрипнул зубами, но поднял цену на пару десяток.

Торговаться с ним Рэй могла, почти не задумываясь. Мысли ее были заняты другим. На «Волшебной мельнице» отчетливо пахло жареным. Мистер Манн и его угрюмый охранник в будке у ворот определенно чего-то боялись, но мельник настолько рьяно оберегал свои собственные секреты, что предпочел жарится на солнце, а не разговаривать в прохладном офисе.

— Аванс не нужен, — сказала Рэй, когда сумма почасовой оплаты достигла той цифры, торговаться после которой было бы совсем нескромно. Что-то подсказывало Керринджер, что она смогла бы продавить Манна еще десятки на полторы за час, но пробовать она не стала.

По лицу хозяина «Волшебной мельницы» пробежала целая буря эмоций, но он быстро взял себя в руки. Керринджер сделала для себя еще одну зарубку в памяти. Ей не нравилось, как держал себя этот парень. Аванс — это обязательство. Тот, кто имеет дело с Другой стороной, должен держать слово. Поэтому быстро учится не брать на себя лишнего. Она сказала:

— Я не знаю, что у вас здесь, и сколько часов мне придется тут торчать послезавтра. Не люблю возвращать деньги.

Манн едва заметно перевел дыхание. Рэй стерла пальцами влагу с виска. У нее болела голова. Они стояли на жаре, солнце пекло, от нагретого асфальта понимался горячий воздух. Как в духовке, подумала Керринджер.

— Я могу оглядеться здесь? — спросила она.

Курт вздрогнул и ответил резко:

— В этом нет необходимости.

Он тут же попытался сгладить резкость белозубой улыбкой, и Рэй улыбнулась в ответ, подумав, что насчет аванса была права. Улыбка у Манна была настоящей, открытой, она плохо вязалась с его нервными пальцами и потным лбом. Он проговорил:

— Приезжайте послезавтра. Не надо пугать сотрудников раньше времени. Я дам им выходной. И буду надеяться, что в этом году Летнее солнцестояние на «Волшебной мельнице» обойдется без жертв.

Рэй кивнула и пообещала выставить счет за солярку. Манн поморщился, но проглотил и это. Владелец пекарни лично проводил Керринджер почти до самых ворот, как будто боялся, что, оставшись без присмотра, «охотник на фей» начнет совать свой нос, куда не следуют. И не так уж ошибался в своих опасениях.

Холодок пробежал у Рэй между лопаток, когда она проходила мимо отодвинутой в сторону створки ворот. Она вздрогнула и с трудом удержалась от того, чтобы присвистнуть. Ворота из заклятого, холодного железа — многовато для частной пекарни. Даже если ее донимают феи.

За воротами курил охранник. Рэй остановилась рядом, помолчала, потом попросила сигарету. Затянулась и кашлянула. Она не привыкла курить на Этой стороне.

— Хорошая машина, — сказал охранник. Рэй скосила на него глаза. Парень был младшее ее лет на пять и страдал от недосыпа. — Много жрет?

— Она на дизеле, — Рэй пожала плечами и снова затянулась. Какое-то время они курили молча, потом Рэй спросила: — Давно ворота поставили?

Охранник нахмурился, что-то подсчитывая, потом ответил:

— Уже почти три года как. Осенью поставили, а следующим летом началась эта свистопляска. Так, получается.

Керринджер кивнула. Вот еще одна причина навести справки о предприимчивом Курте Манне, хозяине «Волшебной мельницы» до того, как наступит Самая короткая ночь. Рэй стрельнула еще одну сигарету, сунула ее за ухо и пошла к машине.

Радиоприемник поймал волну, едва внедорожник повернул на шоссе к Байлю. Салон машины наполнился томным голосом ведущей. Голос сулил до самого вечера ясную погоду и жару почти как в преисподней. Рэй выругалась и крутанула громкость до минимума, заставляя радио заткнуться. Потом достала телефон и набрала Ника О’Ши.

Шоссе вильнуло, обходя озеро Лох-Тара, мимо проскочил поворот, ведущий на проселочную дорогу к туманной черте Границы. Рэй закурила, не давая привкусу тумана ни единого шанса.

Что бы ни приходило к Середине лета на мельницу, оно не имело никакого отношения к Дикой Охоте. Лето — не их время. Эта мысль несла в себе некоторое облегчение.

Байль дремал на берегу озера, и в воде отражались старые дома центра, линия каменной набережной, а кроме них — остатки бастионов разрушенной крепости и небоскребы новых районов. От озера поднималась прозрачная дымка, горячее марево, вода блестела так, что резало глаза даже сквозь стекла темных очков.

Рэй оставила машину на стоянке и пешком нырнула в запутанное переплетение улиц Старого Байля. Мощеные камнем переулки походили на ущелья, зажатые между стенами домов. Здесь было прохладнее, древний камень нагревался медленнее, нависающие над переулками балконы давали тень. Окна щерились антеннами, на веревках сохло белье. Воскресным утром лабиринт переулков был не слишком людным, только из маленьких кафе пахло кофе, и играла негромкая музыка.

Из переулков Рэй вышла на рыночную площадь, кивнула, как старому знакомому, конной статуе рыцаря. Рыцарь грустил, по бронзовой скуле расползалось зеленое пятно. В отличие от узких переулков, тени здесь было недостаточно, солнце раскалило брусчатку мостовой, каменная рыба фонтана за рыночным павильоном едва-едва сочилась водой.

Жара была в Байле нечастой гостьей. Город привык к ветрам и наползающему от озера туману. Сама Керринджер жару не любила. Хотя бы потому, что носить оружие под одеждой становилось на порядок сложнее. Без револьвера, заряженного холодным железом, она чувствовала себя голой. Нет, хуже. Беспомощной.

Почти торопливо Рэй пересекла площадь, чтобы снова нырнуть в тень арочного прохода, а оттуда — под пестрые зонты прятавшегося во дворе кофе. Ник О’Ши, детектив из отдела по борьбе с разным потусторонним дерьмом, помахал ей рукой, потом отсалютовал запотевшим пивным бокалом. Рэй рухнула на соседний стул, сняла очки, сунула в один из карманов разгрузки.

О’Ши был растрепан, помят и еще более белобрыс, чем Курт Манн. Керринджер знала его чуть меньше года, с тех пор как начала время от времени работать с полицией Байля. Другая Сторона тянула руки к людям, и обычно от этого были одни неприятности.

— Что у тебя с разрешением на ношение? — вяло проворчал детектив.

— Предъявить? — женщина пролистала меню и с сожалением решила воздержаться от пива.

— Ты мешаешь мне страдать похмельем, — вздохнул О’Ши. — Оно того стоит?

— Могу поставить тебе еще бокал, — Рэй вздохнула, взъерошила ладонью короткие, влажные от пота волосы. — Оно настолько мутно, что я не взяла аванс у нанимателя.

Ник О’Ши поперхнулся пивом. Раскашлялся, перевел дыхание, вытер рот тыльной стороной ладони. Керринджер попросила у официантки апельсиновую газировку и сэндвич с говядиной. Насчет аванса, конечно, она погорячилась. Деньги заканчивались, а соваться через туманы Границы за очередным пропавшим в холмах ей не стоило ближайшие лет сто. У сидов долгая память. Рэй спросила:

— Мистер Манн и его «Волшебная мельница», слышал что-то об этом?

— О! — лицо О’Ши неожиданно озарилось мрачным весельем. — Блондинчик Курт и его сладкие булочки, а как же!

Потом детектив нахмурился и сказал серьезно:

— Два несчастных случая, в прошлом и позапрошлом году, оба раза летом. Ничего однозначного не нашли, поэтому дела передали нам. К тому времени они успели не просто остыть, а остыть, протухнуть и снова остыть.

Рэй подобралась. Манн говорил о чем-то таком, но Нику О’Ши она верила больше.

— Подробности?

— Два года назад парень упал с лестницы и сломал шею, — детектив без особого удовольствия отпил пива. Официантка поставила перед Керринджер ее стакан. В оранжевой газированной воде плавали кубики льда. — С концами. В прошлом году уборщик оступился и сломал руку. Он и до этого не был особенным интеллектуалом, а после вообще поехал крышей.

Холодная газировка драла горло. Рэй поставила стакан, задумчиво побарабанила пальцами по скатерти. Улыбчивый и скрытный Курт Манн ничего не сказал о покойнике.

— Оба эти несчастья, — с кривой улыбкой продолжил О’Ши, — приключились с обоими бедолагами в один день. С разницей в год. Можешь представить себе, как там рыли наши криминалисты. Не нашли ничего.

На столе появилась тарелка с сэндвичем. Ник проводил ее больным взглядом. Рэй потянула носом воздух. Сэндвич пах мясом и поджаренным хлебом.

— Есть адрес этого, сбрендившего? — спросила она. О’Ши вздохнул:

— Что ты хочешь узнать от него, чего не узнали мы?

— То, что копы не стали бы слушать, — Керринджер пожала плечами и взялась за сэндвич.

— Я сам говорил с ним, — детектив помассировал пальцами виски. — Позавчера. Парень не в себе. Несет какую-то чушь о рыцарях и девах. Непременно прекрасных изолотоволосых. Могу пересказать в красках.

— Сама послушаю, — отозвалась Рэй с набитым ртом. — Где его найти?

О’Ши продиктовал, она записала на салфетке с логотипом кафе.

— Держи меня в курсе, — попросил детектив. Керринджер пробормотала что-то в знак согласия. Ее сейчас гораздо больше занимал сэндвич.

К маленькому дому в пригороде Керринджер подъехала, как раз когда по радио начались обеденные новости. Ведущая бубнила о котировках на бирже, международных конференциях и висящей над Байлем жаре. Рэй сунула под сиденье кобуру с револьвером, оставила разгрузку и вышла из машины.

Входную дверь ей открыла усталая женщина, мать парнишки, проработавшего на «Волшебной мельнице» два месяца с небольшим. Это стоило ему здравого рассудка и целых костей. В волосах его матери сквозь каштановую краску просвечивала седина. Рэй провели в светлую комнату, холодную от кондиционированного воздуха и почти не жилую. Миссис Хастингс ушла за сыном, оставив Керринджер среди полупустых шкафов и кресел, накрытых бежевыми чехлами. Кондиционер едва слышно гудел, гоняя воздух.

Бен Хастингс вошел следом за матерью и замялся на пороге. Ему было что-то около восемнадцати, если верить Нику O’Ши и личному делу, но Рэй не дала бы ему этого возраста. Было в выражении его лица что-то от обиженного ребенка, и ни рост, ни ширина плеч не могли это скрыть. В руках Бен Хастингс нес старинную куклу в белом платье.

— Нашел мою старую куклу на чердаке, — в голосе миссис Хастингс звучало извинение.

Керринджер вздохнула. Она плохо умела разговаривать с детьми или безумцами. Бен смотрел на нее с любопытством, пальцы беспокойно перебирали золотистые кудряшки, гладили фарфоровое личико.

Мальчишки не играют в куклы. Принцессы им интересны только потому, что идут в комплекте с драконами, злыми ведьмами и другими подвигами. Даже когда мальчишки начинают понимать, что делать с женщинами, хорошенькие горничные оказываются интереснее принцесс.

— Привет, Бен, — проговорила Рэй. — Кто это с тобой?

— Дева, — угрюмо отозвался тот. Должно быть, ему частенько задавали дурацкие вопросы врачи и полицейские. Керринджер спросила наугад:

— Она в беде?

— Ага, — во взгляде Бена сверкнул интерес. — В беде.

Легче от этого ответа не стало. Рэй почесала в затылке, снова взъерошила волосы. От холода на коже у нее выступили мурашки.

— Это из-за нее ты сломал руку? — еще один выстрел в темноту наугад, но он попал в цель.

— Я пытался ее спасти, — Бен Хастингс упрямо набычился. — Кто-то должен ее спасти. Я потом снова хотел попробовать, но…

— Он дважды сбегал из дома, — тихо сказала миссис Хастингс. — Второй раз мы его нашли уже за городом.

Рэй готова была прозакладывать правую руку, что она знает, куда хотел попасть паренек. Бен усадил куклу на сгиб локтя и сказал скорее ей, чем женщинам:

— Я что-нибудь обязательно придумаю.

Больше Рэй не удалось вытянуть из него ничего путного. Бен подробно и в красках пересказал им вычитанную где-то легенду о Рыцаре Телеги и его прекрасной даме, но о своей деве в беде старательно не говорил. Может быть, не будь рядом матери, Керринджер удалось бы вытянуть из него еще что-то, но не под ее усталым надзором.

Миссис Хастингс вышла провожать Рэй на улицу. На пороге она сказала:

— Раньше он и не думал обо всех этих рыцарях. Играл в баскетбол в колледже, встречался с девушкой. Мне она не нравилась, но лучше бы была она, чем… чем это.

— Это началось после травмы?

— Бен не разговаривал в больнице. Совсем. Молчал, мотал головой, если чего-то не хотел. Сиделка читала ему вслух. У нее была одна книга со старинными легендами. Мне пришлось купить ему такую же. Там чудесные иллюстрации. Рыцари, принцессы…

Рэй вздохнула. Нашла в бумажнике потертую визитку, протянула женщине:

— Это специалист, она работает с детьми, которых вернули домой с Той Стороны. Не знаю, насколько она сможет помочь Бену, но толку будет больше, чем от таблеток.

— Та сторона? — миссис Хастингс сжала в пальцах прямоугольник картона. Рэй кивнула. После холодной гостиной на жаре у нее снова начала болеть голова.

Наверное, поэтому на обратной дороге в первом попавшемся супермаркете Керринджер купила пару банок светлого пива. Холодное, оно неплохо помогало пережить жару, которая ближе к вечеру стала удушающей. В довесок к нему Рэй взяла кое-что из выпечки «Волшебной мельницы». Она оставила машину на платной стоянке и пешком побрела сквозь раскаленный воздух в сторону дома.

До этого района не успела добраться тяга к обновлению, дома ветшали. Они хранили вид старинный и мрачноватый, кое-где осыпались оштукатуренные фасады, камень брусчатки был неровным, крыши смотрели в небо маленькими чердачными окошками. Рэй нравилось, несмотря на проблемы с водопроводом каждую неделю.

Она поднялась к себе в мансарду по скрипучей наружной лестнице, жмущейся к стене дома. Бросила разгрузку на кровать, круассаны — на кухонный стол, сунула пиво в холодильник. Стоять в полный рост в маленькой квартирке можно было только на кухне, спальня целиком уместилась под скатом крыши. Керринджер могла бы давно снять себе что-нибудь просторнее, но понятия не имела, что делать с новыми квадратными метрами.

Под крышей было так же жарко, как снаружи, даже еще хуже. В который раз Рэй подумала, что давно можно было поставить кондиционер. Она включила старый, надсадно жужжащий вентилятор, нашарила в ящике аспирин, растворила в стакане воды. Голова болела, то ли от жары, то ли из-за мальчишки и его куклы. Рэй сжала ладонями виски. Она видела множество таких историй, и каждая заставляла ее стискивать зубы от бессилия. Можно вернуть человека, которого увели сиды. Нельзя по щелчку пальцев выкинуть сидов у него из головы. Керринджер выругалась и рухнула на кухонный табурет. Придвинула к себе серебристый ноутбук, открыла, запустила в браузере поисковик.

Что-то о старой мельнице на берегу Лох-Тары она знала и так. Помнила вылазки с соседскими мальчишками и заброшенное строение с обломанными мельничными крыльями. От дома ее отца туда можно было добраться на лодке или если долго идти вдоль берега, то пробираясь через камыши, то увязая в топкой прибрежной почве. Рэй улыбнулась, потом нахмурилась. За каждым ее воспоминанием смутным призраком маячили туманы Границы и всадник, летящий сквозь ночь на вороном коне. Керринджер достала пиво, пачку соленого печенья и заставила себя сосредоточиться на мониторе.

Поисковая выдача не слишком радовала остренькими подробностями о жизни Курта Манна и его «Волшебной мельницы». На здание давно точил зуб городской музей Байля, но никак не мог найти законного правопреемника. Мистер Манн в этом преуспел. Он то ли выкупил мельницу, то ли получил ее в дар. Рэй вздохнула и покосилась на круассан в яркой бумажной обертке. Есть не хотелось. Вернее, хотелось, но что-нибудь другое. Керринджер разорвала упаковку и откусила свежую ароматную сдобу.

Наверное, все дело было в джеме. Круасан отчетливо отдавал земляникой с Другой стороны. Эту сладость Рэй узнала бы из тысячи. И с ним было еще что-то. То ли привкус гнильцы, то ли солоноватый привкус крови. Не разобрать. Да и Рэй не хотелось разбирать. Она выплюнула недожеванный кусок и вместе с остальным круассаном сунула в мусор. Есть его показалось ей отвратительным. Словно предавать память о той, настоящей землянике из лесов Другой стороны. Керринджер вытащила вторую банку пива, приятно холодную, вскрыла, торопливо отхлебнула и снова вернулась к экрану. Пролистала целый блок рекламы «Волшебной мельницы», пропустила ссылку на архивную справку, а вот заметив сайт, коллекционирующий ужастики, Рэй мрачно усмехнулась. Когда-то она сочинила для них пару-тройку баек, в которых реальности было не больше, чем земляники с Другой стороны — в круассанах Курта Манна.

История старой мельницы была, определенно, другого сорта. Она была слишком обычной и скучной, чтобы оказаться одной из безумных выдумок вольнонаемных авторов. Семейная ссора, жена умерла с кухонным ножом в груди, муж повесился в камере, дочка осталась сиротой, потом пропала. Все остальное насчет призраков и таинственных огней Керринджер не стала читать. Она-то знала, откуда брались огни — ее школьные приятели любили розыгрыши. Сайт не радовал точностью или датами, и Рэй вернулась к архивной справке.

Там отыскались и цифры, и имена. Женщина прикинула, что пропавшая девочка, Гвинет Уолш, лет на десять старше ее отца. Должно быть, эта история наделала тогда шуму. Но звонок Уильяму Керринджеру Рэй отложила на потом. Дело шло к ночи, да и настроение у нее было ни к черту.

А ведь Манн должен обладать редкостной деловой хваткой и полным отсутствием брезгливости, чтобы печь булки в таком месте. Может, оттого у начинки и появился привкус крови.

Рэй отодвинула опустевшую пивную банку. Вздохнула. Земляника с кровью — это как раз для нее. Выругавшись, Керринджер дотянулась до навесного шкафчика. Там на нижней полке была початая бутылка виски. Она зубами свинтила крышку и приложилась к горлышку. Обжигающее пойло рухнуло в желудок.

Будь она проклята, земляника Другой стороны! Сок оставляет на руках красные пятна. Теперь у нее на руках совсем другие красные пятна, и дорога на Другую Сторону закрыта навсегда. Такое не прощают.

Рэй отхлебнула еще из бутылки, подержала во рту, только потом проглотила. Короля-Охотника не так просто убить в его собственных владениях. Даже холодным железом, заговоренным по всем правилам. Сидов вообще почти невозможно убить на Другой стороне.

Перед глазами Рэй мелькнули белые руки, измаранные парчовые рукава, кровавые разводы на воде. Провидицы с холмов никогда не ошибаются. Значит, медноволосый Охотник мертв. Рэй выпила еще.

Так или иначе, об этом не узнать. На Другой стороне ей будут совсем не рады, даже соваться не стоит. Клыки гончих Охоты одинаково остры, жив их хозяин или нет. У Охотника и так характер совсем не сахар, узнавать, на что он способен в гневе, Керринджер совсем не хотелось. А если шесть выстрелов сделали свое дело, то какая разница, тут она или там.

На миг мелькнула мысль прямо сейчас сесть за руль и гнать до самой Границы, а там — будь что будет. Можно разыскать сид, вершину которого обвивают корни могучего дуба и узнать наверняка. Если Охотник как-то пережил ее пули, то и Рэй его гнев как-нибудь переживет. Не убьет же он ее в самом деле. А если верно пророчество баньши, совсем не важно, что там будет дальше.

Рэй горько усмехнулась и снова приложилась к виски. Никуда она не поедет. Она сама предпочла Байль полым холмам. Керринджер выпила еще. Ей было паскудно, и даже крепчайшее спиртное никак не могло притушить саднящую пустоту в груди, сколько ни пей. А выпить Рэй могла порядочно. Другая сторона сотворила с ней что-то, от чего алкоголь брал ее с трудом, трава не брала вообще, она пробовала. Рэй нашарила в ящике мятую пачку дешевых сигарет, подкурила от спички, последней в коробке. За окнами на Байль опускалась душная летняя ночь.

Разбудил ее надсадный писк мобильного телефона. Рэй приоткрыла глаза и тут же зажмурилась — в маленькое чердачное окошко било солнце. Простыни липли к телу, голову стискивала обручем тупая боль.

Не рискуя больше открывать глаза, Рэй нащупала телефон и поднесла к уху. Проговорила в трубку не слишком внятно:

— Слушаю.

Динамик отозвался мужским незнакомым голосом:

— Он приходил на рассвете. Керринджер, что мне делать? Если он как-то проберется за ворота…

Рэй мучительно потерла затылок. Во рту пересохло, и даже мысль о том, чтобы говорить, была отвратительной.

— Что за черт? — пробормотала Керринджер и, зажав телефон между плечом и ухом, повела рукой по прикроватной тумбочке. Вдруг она сообразила со вчера оставить там стакан воды. Тумбочка была пуста.

— Это Манн. Курт Манн. Вы взялись уладить мои проблемы с Другой стороной. Они там взялись за меня всерьез. Он приходил на рассвете, угрожал мне, перепугал ночных работников.

— Подробно, — Рэй села на постели. — Кто приходил, когда?

— Не знаю, — в голосе на другом конце связи отчетливо был слышен отголосок страха. — Должно быть, кто-то из этих, из сидов. В каких-то древних доспехах и с мечом. Наверное, это смешно, но мне было не до смеха. Пришел сегодня к мельнице где-то часов в пять. Дал мне время на раздумья до завтра. Черт, да если бы я знал, чего он хочет!

— Я приеду, — нехотя проговорила Керринджер. Попыталась встать, стукнулась головой о низкий потолок, привычно выругалась. Сказала в трубку для Манна: — Я буду в течение часа. Подумаем, что можно сделать.

Она отбросила замолчавший телефон на постель и позволила себе какое-то время тупо смотреть на стену. На стене были выгоревшие обои в индийских огурцах. Болела голова. Но, по крайней мере, не мутило. Могло быть и хуже. Рэй снова нащупала телефон, взглянула на время.

Цифры мигнули и показали семь часов сорок семь минут. Терпения Курта Манна хватило без малого на три часа. Не так уж плохо для перепуганного человека.

В том, что владелец «Волшебной мельницы» испуган, сомнений у Керринджер не было. Такие, как Манн, не звонят партнерам любой степени солидности до девяти утра без веской причины.

Рэй поднялась на ноги. Постояла, пережидая приступ головокружения, и побрела на кухню, шлепая по полу босыми ногами.

Крепкий кофе в огромной стеклянной чашке внушал определенные надежды на пробуждение. Керринджер растворила в стакане воды шипучую таблетку, выпила залпом и рухнула на табуретку. Задумчиво покрутила в пальцах полупустую пачку сигарет.

Курт Манн лгал. Просто так с Другой стороны не приходят оружно и в доспехах. Не лгал Бен Хастингс. Парень не был безумным, нет. Просто те, кто говорил с ним, никогда не переходили Границу. Ник О’Ши расследует сверхъестественные пакости, но он материалист до мозга костей. К Бену Хастингсу можно подобрать ключ, но времени на это нет.

Рэй отхлебнула кофе. Если бы не мальчишка с золотоволосой куклой, она бы послала Курта Манна ко всем чертям и оставила его самого решать свои проблемы с сидами. Но… Было еще что-то, кроме проблем булочника. Это что-то заставляло Бена Хастингса раз за разом уходить из дому. Значит, имело какой-то смысл.

Она оделась, проверила револьвер и нехитрый набор амулетов, которые носила при себе даже в городе. К своим двадцати восьми Рэй Керринджер была первостатейным параноиком. Особенно когда речь шла о Другой стороне.

Пустая бутылка из-под виски отправилась в мусорный пакет. Следом за ней туда отправилось содержимое пепельницы. Керринджер допила кофе, сунула чашку в мойку.

Воздух в уличных ущельях еще хранил остатки ночной прохлады, но солнце беспощадно палило с неба, бледного от переполняющего его света. Не нужно было никаких прогнозов по радио, чтобы отчетливо представлять себе — через час начнется пекло.

Рэй забросила мусорный пакет в контейнер и зашагала в сторону стоянки, где оставила вечером машину. Вокруг неохотно просыпался город. Старая брусчатка дышала теплом, кое-где трава пробивалась между камней. Кофе и таблетка делали свое дело, и Рэй почти простила Курту Манну его ранний звонок. Утро — единственное, что жара оставила от привычного Байля, и оно стоило того, чтобы его не проспать в тяжелой похмельной дреме.

Уже выезжая из города, Керринджер подумала, что никак не может взять в толк, где именно искать причину вранья булочника Курта. И что это за, мать ее, дева в беде. Курт Манн на деву походил мало, как ни крути.

Подъезжая к повороту на мельницу, Рэй включила радио. Бодрая танцевальная музыка резанула по ушам, ноющая головная боль тут же напомнила о себе. Женщина скривилась и сделала тише, но выключать не стала.

Стоило внедорожнику съехать с шоссе, как музыку прервали помехи. Всего на несколько секунд, потом в динамиках снова зазвучала популярная этим летом композиция. Керринджер хмуро побарабанила пальцами по рулю и сбавила скорость. В нагретом воздухе над асфальтом курилось зыбкое марево. Губы Рэй тронула нехорошая улыбка.

Курт Манн курил перед воротами вместе с охранником. Охранник был другой, рубашка Манна — та же. Женщина хмыкнула. Такие парни, как этот Курт, не меняют рубашку после жаркого летнего дня, только если ночуют вне дома. Это «охотник на фей» может надевать два дня подряд одну и ту же линялую футболку под разгрузку, но не преуспевающий бизнесмен мистер Манн. Рэй поправила кобуру с револьвером и выбралась из машины.

— Спасибо, что приехали, — проговорил Манн. При ближайшем рассмотрении выглядел он намного хуже, чем вчера. Рэй подозревала, что она сама — тоже. Курт пригладил растрепанные волосы и проговорил с какой-то обезоруживающей беспомощностью: — Не представляю, как говорить обо всех этих вещах по телефону. Я понятия не имею, что делать, когда мне угрожает оружием потустороннее существо.

— Рассказывайте, — Рэй похлопала себя по карманам и сообразила, что оставила сигареты на кухонном столе. Просить у Курта почему-то не хотелось. — И постарайтесь ничего не упустить.

Манн вздохнул. Его красивое, породистое лицо казалось посеревшим.

— Он пришел на рассвете…

— Без пятнадцати пять, — вставил охранник.

— Да, точно, спасибо, Робби, — Курт затянулся сигаретным дымом и продолжил: — Такой, высоченный. В доспехах и плаще, как в историческом кино. Но ни мне, ни Робби не пришло в голову, что это шутка или розыгрыш. Верно ведь?

— Ага, — Робби кивнул стриженой головой. Стрижка выдавала его: недавно из армии. Серьезный парень. — Поверьте, мэм, я такие вещи вижу.

— Верю, — Рэй кивнула и перевела взгляд обратно на Курта Манна.

— Поднялся ветер. У нас чуть не оборвало провода и мельничные крылья. А этот стоял под воротами и орал, что времени у нас — до завтрашнего полудня. Мне показалось даже, что он может просто взять и выломать ворота, хотя они и из…

Курт осекся, поняв, что сболтнул лишнее. Керринджер усмехнулась:

— Я знаю про ваши ворота.

Ветер, который пытался гонять горячий воздух над дорогой, стих. Рэй чувствовала, как ползет по спине точно между лопаток капля пота. Манн вытащил носовой платок и вытер испарину со лба. Здоровяк Робби сопел.

— Он сказал, что хочет? Что именно вы должны сделать до полудня? Иногда проще выполнить требования сида, чтобы он отвязался.

— Неа, — отозвался Робби. Манн разглядывал носки собственных туфель. Потом поднял голову и сказал резко:

— Мне все равно, чего они там хотят. Ничего я не отдам, я в это дело вложил все, что у меня было!

Рэй выдержала взгляд голубых глаз. В затянувшемся молчании скрип мельничных крыльев раздался особенно громко.

Солдат Робби вздрогнул, Манн стиснул зубы. Керринджер задрала голову и проследила глазами, как медленно ползет вниз здоровенная лопасть.

— Опять не закрепили, — в голосе Курта звучало что-то, похожее на извинение. — Вы поможете мне с этим парнем? Я понимаю, что это может быть слишком, поэтому подниму сумму вознаграждения.

— Если работа окажется более сложной, чем подразумевалось изначально, мы поговорим об этом, — ровно сказала Керринджер. Смотрела она мимо Курта Манна.

Тот облизнул губы, помолчал немного, потом спросил:

— Что вообще можно им сделать?

— Здесь они гораздо более уязвимы, чем на Другой стороне, — отозвалась Рэй. И выразительно похлопала себя по кобуре. — Колдовство их тут слабеет, холодного железа они боятся больше.

На лице Манна отразилось облегчение. Словно она сказала то, что он хотел услышать. Керринджер отметила это краем глаза. Женщина смотрела, как за стеклом караулки вспыхивает и гаснет лампа дневного света.

Робби первым сообразил проследить за направлением ее взгляда. Он обернулся и выругался. Курт озабоченно нахмурился:

— Наверное, с проводкой что-то. Нужно проверить.

Ни он сам, ни охранник, однако не двинулись с места. В полном безветрии жара стала еще сильнее. На обочине ближе к кустам пыль начала сама подниматься над землей и закручиваться в маленькие смерчи. Рэй нестерпимо хотелось курить.

— Я приду завтра с утра. Часам к десяти, — сказала она. — Пойдет?

— Конечно, — Курт вытер ладони о штаны. Робби переступил с ноги на ногу. Керринджер торопливо прикидывала, как бы ей еще немного потянуть время. Едва слышно дребезжали оконные стекла. Судя по его лицу, Манн прикидывал, как бы Рэй отсюда выставить. Робби полез за сигаретой, пачка оказалась пустой, он с руганью выбросил ее в переполненную урну.

Лампа в комнате охраны взорвалась с ослепительной вспышкой. Рэй едва успела прикрыть глаза рукой. Роб инстинктивно пригнулся. Курт Манн досадливо скомкал платок.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Нужно разобраться с проводкой и генераторами.

Разговор был окончен. Керринджер улыбнулась ему и пошла к машине.

Передним колесом внедорожник примял куст отцветшего шиповника на обочине. Кое-что привлекло вынимание Рэй. На колючей ветке висела зацепившаяся синяя нитка. Женщина сняла ее и почувствовала под пальцами прохладу. След Другой стороны Рэй всегда чуяла отчетливо. Она сжала находку в кулаке.

По радио снова передавали прогноз погоды. Голос ведущей едва прорывался через помехи. Керринджер выключила радио. В прогнозе не было ничего утешительного. Она выругалась.

Она снова уезжала с проклятой мельницы ни с чем. Курт Манн как будто бы считал, что может по любой своей прихоти заставить ее гонять машину от Байля и обратно. Рэй подумала о том, что аванса у Манна она в общем-то не брала. А значит, не обещала, что будет отстаивать его интересы, как высокооплачиваемый адвокат в суде.

Выехав на шоссе, Рэй снова припарковалась на обочине, выудила из кармана телефон, начала листать номера. Не найдя нужного, потянулась к бардачку. Отодвинула в сторону автоматический пистолет в кобуре, пачку визиток с именем и координатами Уильяма Керринджера, магазин «Колд Армор», визитку автомастерской и, наконец, отыскала плотный прямоугольник серой бумаги, на котором стильным шрифтом значилось «Мистер Джон Маккена, юридические услуги», набрала номер.

Ответил ей, впрочем, звонкий девичий голосок, который сообщил, что мистер Маккена не может ответить сейчас, но к нему можно записаться на консультацию.

— Скажите ему, что звонит Керринджер, — хмуро сказала Рэй. Хотелось пить. Воздух над шоссе пах бензином и раскаленным асфальтом.

— Я хотел бы думать, что ты звонишь, потому что передумала насчет ужина, — через минуту рассмеялся в трубке мужской голос, — но я не настолько наивен.

— Привет, — Рэй против воли улыбнулась. — Как Гвендоллен?

— Все хорошо, но она скучает. И по матери, и по чудесам холмов.

— Это пройдет рано или поздно. Я звоню по делу, — Керринджер нахмурилась, подбирая слова. — Мне нужно что-то вроде помощи в одной истории.

— Это как-то связано с… — осторожно начал Маккена.

— Только отчасти. Клиент пытается водить меня за нос, а я этого не люблю.

— Чем я могу помочь? — Рэй показалось, что в голосе мужчины звучит облегчение.

— Слышал о «Волшебной мельнице»? Они пекут букли, всякие круассаны.

— Знаю, — Джон Маккена как будто бы улыбнулся. — Гвен их терпеть не может. А мне нравится.

— Слушай свою дочку, Маккена, — хмыкнула Рэй. — В потусторонней дряни она понимает больше, чем ты.

И добавила без перехода:

— Мне нужно знать, как Манн, нынешний владелец, получил мельницу. Ничего официального конечно. Если ты слышал что-то об этом…

Маккена вздохнул. Сказал:

— Кого-то другого я бы с такими просьбами послал.

— Если я не права, и там все в порядке, я плачу за ужин, — Керринджер усмехнулась.

— Ловлю тебя на слове, — отозвался Джон.

Рэй отложила телефон и уронила голову на руки. Это снова было похоже на стрельбу в темноте с завязанными глазами. Если она ошиблась в своих подозрениях, ужин с вдовцом и преуспевающим юристом — меньшая из проблем. Маккена сам по себе был неплох, но… Впрочем, проблемы Рэй Керринджер предпочитала решать по порядку.

На ближайшей заправке она купила отвратительную химическую газировку и бургер. Отказалась от маффинов, которые ей радушно предложил парень за прилавком. Рэй любила сладкое, но от «Волшебной мельницы» ее мутило.

Газировка была холодной, и в этом заключалось главное ее достоинство. Керринджер отбросила полупустую бутылку на пассажирское сиденье и выехала на шоссе. Были у нее и другие способы узнать чуть больше о старой мельнице на берегу озера.

Рэй резко крутанула руль, разворачивая внедорожник в противоположную от Байля сторону. В тайны и недомолвки ведь можно играть вдвоем, правильно? Еще по подростковым вылазкам Керринджер неплохо помнила холмы, окружающие Лох-Тарру. Было там одно местечко, откуда открывался чудесный вид на старую мельницу. Рэй прибавила громкости радио и выжала газ.

От шоссе в разные стороны разбегались второстепенные дороги. Одна из них упиралась в ворота «Волшебной мельницы», вторая — в шлагбаум перед военной базой, остальные терялись в холмах. Керринджер пришлось немного поплутать, прежде чем она отыскала грунтовку, которая вела мимо древних оборонительных валов к остову сторожевой башни.

Лес, карабкающийся по склонам холма, давно взял в кольцо осады остатки стен. Рэй оставила внедорожник там, где грунтовка стала совсем незаметной. Ей потребовалось какое-то время, чтобы отыскать под пассажирским сидением кофр с биноклем. Повесив его на плечо, женщина зашагала туда, где лес отступал от обрыва, открывая вид на озеро и его берега.

Старая мельница отсюда казалась игрушкой, забытой детьми на прибрежном склоне. Лопасти были неподвижны. Рэй сощурилась. Ей показалось, она разглядела возле ворот фигурку охранника.

Устроившись между нагретых на солнце камней, Керринджер достала из кофра бинокль. На Другой стороне от него не было большой пользы, Рэй возила его с собой скорее потому, что руки не доходили выложить. А сейчас вот пригодился.

У ворот действительно стоял охранник Робби. В пальцах его дымилась сигарета. Неожиданно Рэй задумалась, а что собственно делал на мельнице в пять утра Курт Манн. Насчет этого стриженого парня понятно, а вот насчет его хозяина — не слишком. Даже если они пекут в три смены, владелец не обязан при этом присутствовать.

Робби затушил окурок ботинком, но возвращаться на территорию не спешил.

За высоким забором «Волшебной мельницы» было тихо и пусто, только рябины чахли в полном безветрии. Керринджер перевела взгляд на здание мельницы. Ей показалось, что-то блеснуло в маленьком круглом окошке на верхнем этаже. Невольно Рэй подумала про золотые волосы куклы Бена Хастингса. Она подкрутила настройки бинокля, увеличивая резкость.

В окне мелькнуло белое пятно лица. Керренджер вздрогнула, как будто бы ее ударили под дых. Нестерпимо захотелось курить. Рэй выпустила бинокль, и он повис у нее на шее на шнурке. Она зажмурилась, но под веками все равно проступил бледный профиль и золотой завиток волос. Черт лица женщина не разглядела, но особой нужды в этом не было. «Охотник на фей» и так была уверена, что это видение она не забудет никогда.

Вот она, дева в беде. Она существует. Бен Хастингс не сошел с ума.

Зазвонил телефон. Керринджер вытерла вспотевшие ладони о штаны и полезла в карман за трубкой. С некоторым удивлением прочитала на экране фамилию Маккены. Она не думала, что он перезвонит, тем более так быстро.

— Не хочешь пообедать «У Маркони»? — спросил он. — Я нашел человека, который занимался документами «Волшебной мельницы». Там действительно вышла какая-то странная история.

Ресторанчик «У Маркони» находился точно напротив двора, где пил свое пиво страдающий похмельем детектив О’Ши. Рэй оставила машину на стоянке недалеко от дома и пешком дошла до площади.

Джон Маккена расправлялся со своим салатом за столиком у окна. Компанию ему составлял пожилой мужчина со внешностью абсолютного, стопроцентного джентльмена. Он довольствовался кофе. Керринджер пожелала обоим хорошего дня и села на свободный стул. Маккена отложил вилку и проговорил:

— Это мисс Керринджер, она занимается различными неестественными историями. Рэй, это мистер Дэвид Вильямс, он оформлял документы для «Волшебной мельницы».

— Приятно познакомиться, — Рэй улыбнулась. Так витиевато ее давно не представляли. — Так как наш мистер Манн получил свою мельницу?

Ее прямолинейность заставила Маккену поморщиться. Дэвид Вильямс пригубил кофе из маленькой чашечки и ответил обстоятельно:

— Вполне законным образом. Он получил землю и мельницу, на которой она находится, в дар от наследницы. Насколько я понял, это был ее свадебный подарок.

— Насколько я знаю, — Керринджер машинально взяла меню, пролистала несколько страниц, — наследница — Гвинет Уолш, пропавшая без вести много лет назад.

Она мучительно пыталась вспомнить, была ли на беспокойных пальцах Манна полоска обручального кольца.

— Гвинет Андерхилл, — поправил Вильямс. — Внучка Гвинет Уолш. Редкостной красоты девушка, мистеру Манну очень повезло.

К столику подошла официантка, Рэй заказала для себя лимонный сок со льдом и шоколадное мороженое. Цены «У Маркони» не располагали к полноценным обедам. Официантка, уходя с заказом, еще раз настороженно покосилась на женщину. Наверное, она и в самом деле странно смотрелась за одним столом с этим двумя: линялая футболка и потертые джинсы рядом с дорогими костюмами и наглаженными рубашками.

— Я оформлял документы, — продолжал Дэвид Вильямс. — С ними было все в порядке. Мисс Андрхилл принесла даже старые бумаги своей бабушки. Я их отлично помню.

Он замялся, потом продолжил:

— А вот остальные бумаги я вспомнить не могу. Равно как и найти копии. Это странно, потому что мы всегда снимаем копии. Без них я бы не сделал документы для Манна. А они в полном порядке.

— А сколько лет этой Гвинет Андерхилл? — спросила Рэй.

— Было что-то около двадцати одного. Сейчас, конечно, больше, они приходили ко мне три года назад. Обычно я достаточно хорошо помню цифры из документов моих клиентов, но это не тот случай.

Керринджер готова была поклясться, что Дэвид Вильямс в глаза не видел этих документов.

— Стареешь, — с усмешкой сказал Маккена, как будто продолжая прерванный разговор. — Ты помнишь золотые волосы, но не помнишь бумаг. Или она действительно такая красотка?

— Поразительной красоты девушка, — Вильямс старомодно развел руками. Потом поглядел на Рэй: — Мне давно не дает покоя эта история. Обратиться в полицию? С чем? С тем что я потерял копии? Джон говорит, вы разбираетесь в таких вопросах.

— Я охотник на фей. Если называть вещи своими именами, — сказала Керринджер. — У мистера Манна с ними большие проблемы.

Мороженое было превосходным. Лимонный сок, похоже, выдавили из лимонов, а не из картонной коробки. У Вильямса зазвонил телефон, он извинился и вышел с ним на улицу.

— Что ты думаешь об этом? — спросил Джон Маккена.

— Сиды умеют морочить людям головы, — Рэй пожала плечами.

— Но какой прок? Эта мельница, кексы, круассаны…

— Не знаю, — Рэй собрала ложечкой шоколадную крошку со стенок вазочки и отправила ее в рот. — Но завтра узнаю наверняка.

Вернулся Дэвид Вильямс, извинился, сунул купюру под свою чашку, пожал руку Маккене, вежливо попрощался с Рэй. Она пообещала в ответ рассказать ему, если что-то узнает о Курте Манне и Гвинет Андерхилл.

Джон задумчиво водил вилкой по опустевшей тарелке. Его стакан с холодным чаем стоял нетронутым.

— Гвен очень одиноко, — наконец сказал он. — Может, ты бы сводила ее куда-нибудь? Или свозила. Она в восторге от этого монстра, твоей машины.

Керриджер вздохнула. Она тогда была старше, и дело было не только в волшебстве Другой стороны. Однако она отчетливо представляла себе, что чувствует сейчас Гвендоллен.

— Возьми отпуск, — сказала женщина. — Свози ребенка на море. Туда, где побольше всякой экзотики. Коралловые рифы, слоны, пирамиды. Мне помогло сафари, настоящее, со стрельбой, но, по-моему, Гвен рановато учится стрелять.

Маккена не спрашивал, как чувствует себя сама Рэй, и она была ему за это благодарна. Время от времени Керринджер казалось, что это ей самой всадили в грудь шесть пуль сорок пятого калибра, и холод от них расползается по всему телу.

В оружейный магазин «Колд Армор» Рэй вошла за час до закрытия. Уильям Керринджер высокий и седой, стоял за прилавком и объяснял покупательнице, что от ножа из холодного железа с людьми приключается то же самое, что и с феями.

— Привет, пап, — сказала Рэй. Послушала немного разговор и отошла к витрине, где за толстым пуленепробиваемым стеклом лежали револьверы. Половина из них не продавалась. Рэй разглядывала их какое-то время, потом подняла глаза на ружья на стене.

— Ничего нового, на что стоило бы смотреть, — проговорил ее отец, подходя.

Уильяму Керринджеру было за пятьдесят, гейс вынуждал его не стричь волосы, и седая копна падала ему на спину, перетянутая кислотно-зеленой резинкой. Уилл Керринджер был похож то ли на байкера, то ли на рок-музыканта на пенсии, только глаза были холодными и цепкими глазами охотника.

— Как у тебя? — спросил он.

— Есть одно дело, — отозвалась Рэй, — только оно подванивает, по-моему.

— Я могу найти для тебя местечко здесь, — хмуро проговорил Керринджер-старший.

— Я знаю, пап, — Рэй улыбнулась. — Но я еще побегаю.

Оружейник покачал головой. Сам он перестал ходить на Ту сторону, когда Та сторона едва не отобрала у него дочь. Говорил, что из-за ноги, хромота действительно мешала ему, но Рэй думала, что все не так просто. Ее отец достаточно часто переходил Границу, чтобы начать видеть солнечные лучи в разрывах туч над холмами.

— Патроны есть? — спросил он.

— Еще остались, — Рэй усмехнулась. — Слушай, ты не помнишь, что случилось на той мельнице на берегу? Там где была поножовщина, а потом пропал ребенок.

— Я не настолько старый, — Керринджер-старший вернул дочери улыбку. — Рассказывали. Муж зарезал жену и повесился сам в тюремной камере. Ребенка забрали сиды. Здесь оно и к лучшему, я думаю.

— Забрали сиды? — Рэй насторожилась. Разрозненные куски головоломки словно по щелчку начали складываться в цельную картину. Побарабанила задумчиво пальцами по стеклу витрины.

— К твоему деду приходили, чтобы он ее вернул. То ли тетка, то ли еще кто-то из родственников. Он отказался. Им была нужна не девчонка, а наследница мельницы, чтобы самим наложить на все это лапу.

Он задумчиво погладил гладко выбритый подбородок и добавил:

— Пару лет назад я слышал, что она вернулась. Но это было у Джериса и после пятой, а старик Маккинли и в лучше годы не слишком дружил с головой.

— А так можно? — с любопытством спросила Рэй. — Возвращаться?

— Сиды переходят Границу, когда хотят. Почему бы и подменышам не переходить.

— А солнце Другой стороны? Кто его видит, и все остальное?..

— Может, для этого нужно окончательно принадлежать им. Стать сидом, — хмуро сказал Керринджер-старший.

— Откуда вообще взялось это слово, подменыши?

В витрине лежал револьвер, брат-близнец того, который Рэй носила на поясе. Когда-то за эту пару ее дед отдал приличные деньги. Как говорили, почти все, что у него было. С тех пор стреляли из них редко и только холодным железом.

— Раньше сиды меняли детей в колыбелях, — хмыкнул Уильям Керринджер. — Ну ты же должна помнить эти сказки. Потом перестали. То ли мы научились разгадывать обман, то ли дети у них перестали рождаться, черт его знает, никогда не видел сидских детей. Мне закрываться через полчаса. Выпьешь пива со стариком? Тут за углом роскошное пиво. Настоящий «Байлинер», я думал, его уже не варят.

Рэй кивнула. В голову ей пришла неожиданная мысль, и она спросила:

— Пап, ты пробовал выпечку «Волшебная мельница»?

— Не бери, — скривился Керринджер. — Дерьмом каким-то отдает, как феи насрали.

Не удержавшись, Рэй хихикнула.

«Байлинер» действительно оказался выше всяких похвал. Рэй ограничилась пинтой. Сейчас ей казалось, что жара над городом скручивается в пружину, которая вот-вот распрямится с треском и грохотом. Симпатичная блондинка в телевизоре за барной стойкой обещала резкую перемену погоды.

— А когда-то в середину лета можно было танцевать с феями в холодной росе, — дородная рыжая барменша поставила перед ними тарелку с орешками. — Мне бабка рассказывала. А теперь жарища такая, что я из-под кондиционера не вылезу ни за какие деньги.

— Сами все испохабили, — Уилл Керринджер надолго приложился к своей кружке. — Приходим на Ту сторону с холодным железом, ни «здрасте», ни «досвиданья». А как иначе? Я не знаю, как иначе, хотя ходил туда не раз, не два и даже не десять.

Рэй молча пила густое, крепкое пиво и думала. Действительно, можно ли иначе?

Дома она перебрала и смазала револьвер, проверила, сколько у нее осталось патронов, обычных и из холодного железа. На всякий случай отыскала запасную обойму от пистолета, который держала в бардачке. Подумала с кривой усмешкой, что Маккену и О’Ши обоих хватил бы удар от вида того, что она держит в ящике под кроватью.

Последней Керринджер вытащила на свет автоматическую охотничью винтовку. Покрутила в пальцах крупнокалиберный патрон для нее. Кивнула сама себе и взялась заряжать. Курт Манн говорил, что его рассветный гость был в старинных доспехах. Рэй всегда было интересно, выдерживает ли сидская сталь прямое попадание с малого расстояния.

Ее снова разбудил телефонный звонок. На этот раз Рэй глянула и на имя звонящего, и на время. Было семь утра. Звонил Ник О’Ши. До полудня оставалось достаточно времени, чтобы проспать еще час, как минимум.

— Слушаю, — проговорила Рэй в трубку.

— Керринджер, — голос О’Ши звучал раздраженно. — Что ты сделала с моим психом?

— Что? — Рэй резко села и звонко ударилась о наклонный потолок. — О’Ши, ты охренел? Семь утра, твою мать!

— Бен Хастингс, — проговорил детектив отрывисто. — Ночью снова пытался бежать из дома. Его нашли час назад. Сейчас парень в больнице, социальные службы брызжут слюной, парень молчит. Сказал матери, что будет разговаривать только с тобой.

— Куда мне подъехать? — коротко спросила Рэй.

— Ты не будешь с ним говорить, пока не объяснишь мне, что, черт вас обоих дери, происходит на этой траханой мельнице!

— Я понятия не имею! Курт Манн водит за нос полицию, нотариуса, и пытается водить за нос меня. Это все, что я знаю точно, — отозвалась Рэй. Потерла ушибленную макушку. — Ты не пришьешь к делу мои догадки и дурные предчувствия. Дай мне поговорить с парнем. Ни ты, ни мать, ни врачи ему сейчас не помогут. Я знаю.

Ник О’Ши вздохнул. Рэй почти слышала, как он думает, медленно и тяжело. Полицейские привычки требовали гнуть свою линию, здравомыслие твердило, что толку от этого не будет. О’Ши был редкостно здравомыслящим парнем. Который доподлинно знал, что в феях и психах он разбирается так себе.

— Погоди, — бросил он в трубку, но вызов не прервал.

Осторожно, стараясь не задеть головой потолок, Керринджер выбралась из постели. Сон слетел с нее, едва детектив произнес имя Бена Хастингса.

В комнате было душно, вентилятор бестолково гонял горячий воздух. Рэй выглянула на улицу через кухонное окно. Там оказалось еще хуже. Жара и духота висели над Байлем, несмотря на раннее утро. Ни намека на ветерок. Женщина выругалась.

— Недолго, — прозвучал в телефонной трубке голос Ника О’Ши, и тут же его сменил другой:

— Вы должны ее вытащить, — Бен Хастингс говорил быстро, почти глотая слова. — Она в ловушке. Он сломал мне руку, когда я попытался. У нее совсем не осталось времени, и силы заканчиваются. Железо, рябина… Она постоянно мне снится!

Рэй медленно выдохнула сквозь зубы. Хотелось курить. Осторожно она спросила:

— Кто она, Бен?

— Она в беде, — отрезал парнишка. Через мгновение в трубке снова зазвучал голос О’Ши:

— Возвращается врач. Он не хотел, чтобы парня беспокоили.

— Я поняла, — Керринджер нашла на кухонном столе полупустую сигаретную пачку и оглянулась вокруг в поисках зажигалки. — Скажи Бену, что я постараюсь все сделать, как надо.

— Хотел бы я тебе верить, Керринджер, — вздохнул О’Ши.

Затягиваясь крепкой, дешевой сигаретой, Рэй подумала, что она тоже хотела бы в это верить. А еще в то, что «как надо» не превратится в гораздо большую проблему. За все приходится платить. Платой за возвращение Гвендоллен для самой Керринджер стала вечная вина и прощание с походами на Другую сторону. За собственное возвращение Рэй тоже было заплачено изрядно. За то, чтобы остаться, пришлось бы платить втрое дороже.

Она позавтракала тостами и подгоревшей яичницей с беконом. Сквозь липкую жару добрела до магазина, купила две пачки сигарет и спички. Проверила еще раз оружие, рассовала по карманам разгрузки нехитрые амулеты — засушенную веточку рябины, пакет с солью и еще один — с землей с отцовского газона. Задумчиво повертела в пальцах бронзовый наконечник стрелы на шнурке и решительно повесила на шею. Когда-то Охотник говорил, что амулет будет защитой от волшебства Другой стороны. До сегодняшнего дня Рэй ни разу не надевала его после возвращения домой.

В половину десятого утра Рэй Керринджер вышла из дома с тяжелым чехлом на плече. Сорвался горячий, пахнущий асфальтом и пылью ветер. При ходьбе чехол с винтовкой хлопал по бедру.

Возле машины Рэй болтался Ник О’Ши. Вытирал вспотевшее лицо мятым платком, прикрывал глаза ладонью от пыли, поднятой ветром. Волосы его пребывали в полнейшем беспорядке, рукава рубашки закатаны, подмышкой — кобура. Пиджак детектива валялся на капоте джипа. Керринджер вполголоса выругалась.

— Какого черта, О’Ши?

— Поеду с тобой, — хмуро отозвался он.

— Обойдусь, — отрезала Рэй. — Давай сюда ордер, полицейское предписание или что там у вас положено.

— Что у тебя в чехле? Ружье? Не помню, чтобы ты его регистрировала, — огрызнулся О’Ши и сразу же добавил примирительно: — Не дури. Эта проклятая мельница второй год стоит у полиции поперек горла. Давай работать по-хорошему.

Рэй медленно вздохнула, сражаясь с желанием послать проклятого копа куда подальше. Меньше всего ей нужно было, чтобы у нее под ногами путались парни с пушками, не слишком понимающие, что к чему. Но Ник О’Ши если не был ее другом, то, по крайней мере, был хорошим приятелем. И Ник дал ей с утра поговорить с Беном Хастингсом, хотя имел множество причин этого не делать.

— Садись, — Рэй кивнула на внедорожник. Сунула винтовку назад и уселась на свое место. О’Ши плюхнулся на пассажирское сиденье. Рэй повернула ключ в замке зажигания. Спросила:

— Чем заряжен?

— Свинец, — детектив усмехнулся. В его усмешке было облегчение. — Холодное железо тоже есть. Могу поменятьобоймы.

— Не спеши, — хмуро проговорила Рэй. — Не уверена, что придется стрелять в сидов.

— А это, — Ник мотнул растрепанной головой в сторону чехла на заднем сиденье, — ты для кого взяла? Собираешься пристрелить медведя?

— Не уверена, что без стрельбы вообще обойдется.

Помолчали. Внедорожник бодро катился через дуреющий от жары город. О’Ши снова вытер лицо платком. Он до предела открыл окно, но горячий, тяжелый воздух облегчения не приносил.

— Душегубка какая-то, — проворчал детектив. — Почему бы тебе не поставить в машине кондиционер?

— Электроника сбоит на Той стороне, — отозвалась Рэй. Потом спросила: — Как Бен?

— Ему дали успокоительное. Хотел бы я знать, что, к чертовой матери, происходит.

— Я бы тоже хотела, — хмыкнула Керринджер и прибавила газу. Внедорожник въехал в пригород.

— Ну, давай, — О’Ши вымучено усмехнулся. — Что-то ты знаешь.

— У меня нет ничего, кроме догадок, — хмуро сказала Керринджер и включила радиоприемник.

Через несколько минут Ник сделал тише. Сдвинул брови, словно обдумывая что-то, спросил:

— Зачем вообще парням с Другой стороны эта долбанная мельница?

— Незачем, — отозвалась Рэй.

— Но они приходят туда. А ты везешь ружье.

— Последний способ сказать, что гостям здесь не рады, — усмехнулась Рэй.

— И часто до этого доходит? — настороженно спросил О’Ши.

— Не очень, — Рэй стиснула зубы. Добавила после короткого молчания: — На Другой стороне есть разные существа. Не все из них разумны, многие из них опасны.

О’Ши помолчал, подумал, сказал размеренно:

— Меня не волнует Та сторона. Пропавшие дети, мальчишки, у которых едет крыша, проклятия, от которых умирают люди — волнуют.

— Тебе повезло, — улыбка у Рэй получилась печальной. — Туманы Другой стороны — это наркотик, отрава, колдовство, от которого не освободиться.

Подумав, она проговорила:

— Я знаю вот что. Была Гвинет Уолш, дочка хозяев мельницы. Она пропала. Ее забрали в холмы, и за ней никто не пошел. Мой дед тогда ходил в холмы за детьми, но тогда он отказался. Эта Уолш — единственная, у кого были права на мельницу и на землю.

— Ага, — на выразительной физиономии О’Ши промелькнула тень. — Читал. Украденные дети сохраняют имущественные права, если никто не озаботится оспорить их в суде.

— И так было, пока Курт Манн не привел к нотариусу Гвинет Андерхилл. Внучку Уолш. Я говорила с человеком, который оформлял бумаги. Он помнит золотые волосы, не помнит дат, и не может найти документы.

— Чертовщина какая-то, — задумчиво протянул детектив. — Получается, наш булочник — аферист, у него есть подружка, и кто-то из них умеет морочить людям головы. Ставлю на подружку.

— Я бы тоже поставила на нее, — хмыкнула Керринджер. — В бинокль видела женщину на территории мельницы.

— А это? — Ник дернул головой в сторону чехла на заднем сиденье.

— К Манну вчера приходил сид. Угрожал перед воротами. Дал времени до полудня.

— Времени на что?

— Не знаю точно, — Рэй пожала плечами. — А я не люблю, когда я чего-то не знаю.

Машина вылетела на шоссе. Ветер усилился. По небу бежали тяжелые облака, стало заметно темнее. В воздухе клубилась поднятая ветром пыль. Рэй выругалась и закрыла окно.

— Ну и погодка, — О’Ши последовал ее примеру и тут же прижался к стеклу своего окна, разглядывая темнеющее небо.

— То, что надо для Середины лета, — невесело усмехнулась женщина.

— Я одного не могу понять, — через несколько мгновений проговорил детектив. — На чьей ты стороне, Керринджер? На нашей или на их?

— Не знаю. Я могла бы сказать, что я на стороне своих денег, но это будет брехней. Я даже аванса с Манна не взяла. Наверное, Бен Хастингс. С этим парнем мы в одной лодке.

О’Ши откинулся на сиденье, раздумывая над этим ответом. Рэй снова усмехнулась. В ней как будто бы что-то надломилось после тех шести выстрелов. На капот тяжело упали первые дождевые капли. Ник О’Ши пожелал всем сидам оптом и в розницу отправляться в жопу.

Забытое радио зашипело, стоило внедорожнику свернуть с шоссе. Керринджер выключила звук. Низкие тучи полностью затянули небо, ветер гнул ветки деревьев на обочине.

— Что это за срань? — в голосе О’Ши мелькнуло что-то, издали похожее на панику.

— Хрен его знает, — Керринджер пожала плечами. — Мне не рассказали.

Внутри нее как будто свернулась тугая пружина. Сейчас. Сейчас закончится игра в прятки. Враг станет врагом. Только бы она оказалась права в своих смутных догадках. Черт с ними, с деньгами, их можно заработать и за прилавком в «Колд Арморе». Рэй чувствовала, как вжимается в бок кобура с револьвером.

Она затормозила перед закрытыми воротами. Посмотрела на собственные руки, лежащие поверх руля. Пальцы почти не дрожали. Хорошо.

— Ну что. Ты командир, — детектив О’Ши хлопнул себя по бедру. — Надеюсь, ты не втянешь меня во что-то совсем незаконное.

— Я тоже надеюсь.

Рэй закурила. Горький табачный дым заполнил салон машины. Керринджер готова была поклясться, что снаружи воздух пахнет озоном и туманом Границы. Ник поерзал на сиденье. Спросил:

— Что теперь?

— Ждем.

Территория за воротами казалась пустой. Даже отсюда Рэй видела, что в будке охранника до сих пор не сменили лампу. Створка ворот мелко дребезжала.

— Старый порт затопит, — проговорил О’Ши. — Снова.

— Ага, — кивнула женщина. Сунула руку под жилетку, сжала для уверенности рукоять револьвера. Потом дотянулась до бардачка, вытащила пистолет, сунула его за пояс сзади.

— Пора, — негромко проговорила она.

Асфальт подъездной дороги был пятнистым от упавших на него капель. Еще одна упала Рэй на лоб, а следующая — на недокуренную сигарету. Керринджер пробормотала ругательство и выбросила на обочину длинный окурок. Его тут же подхватил порыв ветра, бросил обратно на асфальт.

В небе стремительно текли тучи. Ник О’Ши вылез из машины и, запрокинув голову, следил за ними. Ветер беспощадно хлестал его по лицу, норовил распахнуть полы пиджака, которые детектив придерживал рукой.

Рэй поежилась. Ветер и дождь несли с собой холод. Он был нужен измученному жарой Байлю, но на любую бурю лучше смотреть из окна, попивая кофе с виски. Керринджер повела ладонью по коротким мокрым волосам и полезла на заднее сиденье за ружьем.

— Это колдовские штучки? — О’Ши попытался перекричать свист ветра.

— Может быть, — крикнула Рэй в ответ.

Ей самой казалось, что кто-то долго держал в кулаке ветра над городом, а сейчас разжал руку. И стихия сорвалась с привязи во всей своей мощи.

Подхваченные ветром капли дождя стегали по лицу. Керринджер проверила оружие. Долго ждать не придется. Уже скоро.

О’Ши первым заметил идущего по дороге. Он вскинул руку, Рэй проследила за его взглядом. Подняла винтовку, потом опустила. Поморщилась, вспомнив, как расплывалось кровавое пятно по охряной рубахе.

Синий плащ сида трепал ветер. Подол был темен от влаги и налипшей на него грязи. Иногда ветру удавалось сладить с тяжелой тканью, и тогда в тусклом свете взблескивал металл.

— Твою мать, — пробормотала Рэй. Ветер подхватил ее слова и зашвырнул куда-то на обочину. Керринджер хмуро смотрела, как к «Волшебной мельнице» шагает ее знакомец, тот самый, требовавший от них с Маккеной отказаться от Гвендоллен.

По лицу текло, намокшие штаны липли к ногам. Ник О’Ши предусмотрительно отступил к козырьку над дверью караулки. Рэй криво усмехнулась и вышла на середину дороги. Ружье оттягивало руку.

Сид остановился метрах в двадцати. Ветер сорвал с его головы капюшон, разметал золотые волосы. Строгое красивое лицо пылало яростью. Усмешка Рэй стала шире.

— Ты! — голос сида легко перекрыл голос нарастающей бури. — С дороги!

Рука пришельца лежала на рукояти меча. Меч висел на поясе и выглядел до отвращения настоящим даже в ножнах.

Следующий порыв ветра заставил Рэй заслониться свободной рукой от мелкого мусора.

Всего один выстрел, и можно будет домой в тепло, пить кофе и считать деньги Курта Манна.

— Убери эту свистопляску, — крикнула Керринджер, надсаживая горло.

— С дороги! — сид шел вперед, и Рэй стоило большого труда не отступить. Где-то вдали приглушенно грохотнул гром. Женщина выругалась сквозь зубы.

Всего один выстрел. Керринджер припомнила золотоволосую куклу Бена Хастингса, нервные пальцы Курта Манна, лицо в окне верхнего этажа, выругалась снова. Набрала побольше воздуха в легкие и заорала:

— Я не сойду с этого места, пока хотя бы один сукин сын не скажет мне правды.

Лицо сида было темным от бешенства. Меч медленно пополз из ножен. Детектив О’Ши дернулся вытащить пистолет и замер, вспомнив, что так и не сменил обойму.

Рэй чувствовала, как текут по лицу дождевые капли, капают с ресниц и кончика носа. На одно мгновение, короткое, как высверк молнии у них над головами, ей подумалось, что стоит вскинуть ружье, но промедлить с выстрелом или промазать, и все долги будут отданы, прошлое вывернется наизнанку, рождая настоящее, и не будет ни Той стороны, ни Этой, ни Границы, ни земляники, ни кровавого пятна там, где вышитую рубаху продырявило шесть пуль одна за другой. Керринджер медленно разжала руки.

И бросила винтовку под ноги, на мокрый от дождя асфальт.

— Рэй! — отчаянно закричал О’Ши. Он торопливо перезаряжал пистолет. Ветер подхватил синий плащ сида, рванул с силой, ткань взвилась, бледно-золотые пряди облепили его лицо.

— Ты спрашивал, на чьей я стороне? — крикнула Рэй то ли для О’Ши, то ли для сида. — Точно не на той, где мучают женщин и ломают руки подросткам. Ну! Мне нужна правда!

Ей показалось, что глаза сида расширились. По крайней мере, он остановился.

— Я пришел за своим! — прозвучало в ответ, и Керринджер померещилась в голосе сида издевка. — И я свое заберу.

Ветер набирал силу, верхушки деревьев вдоль дороги трещали и гнулись.

— Мать твою! — Рэй чувствовала, как горло саднит от крика. — Я услышу правду, или долбись башкой в эти ворота и двери хоть до Самайна!

Теперь она отчетливо видела на лице сида удивление. Ему пришлось убрать руку с рукояти, чтобы придержать плащ, который ветер счел своей законной добычей.

— Моя сестра — пленница на мельнице, — проговорил он. — Гвинет Уолш, человеческое дитя — моя названая сестра. И я заберу ее отсюда.

— Ты убил человека на мельнице? — Ник вынырнул из-под навеса. В опущенной руке — пистолет. Рэй подобралась. Только бы ничего не испортил.

— Его убил хозяин, — сид пожал плечами.

— Курт Манн? — О’Ши пододвинулся ближе. Его рубашка впереди успела насквозь промокнуть и облепила торс.

— Так его имя, — казалось, ни буря, ни дождь не заботили выходца с Другой стороны. Следующий порыв ветра заставил Рэй снова заслониться локтем от секущих капель воды и мелочи, поднятой с земли бурей.

— Я не брала у него аванса, — крикнула Керринджер.

О’Ши усмехнулся и тут же отдернул голову — что-то болезненно хлестнуло его по лицу.

— Прекрати это безумие! — рявкнул детектив. Словно для того, чтобы усилить его слова, в отдалении грохотнул гром.

— Это не моя буря! — сид попытался убрать с лица волосы, потемневшие от влаги, они снова упали на лоб.

Рэй сжала зубы. От холода они пытались выстукивать джигу. В ботинках ощутимо хлюпало. Ладно, недолго осталось. Еще шаг. Лишь бы О’Ши, бравый коп, бывший морпех, не решил сделать все так, как положено по правилам.

— Я открою тебе ворота! — голос бури почти заглушил эти слова, и Керринджер крикнула громче: — Клянись, что сказал правду, не утаив ничего, и я открою тебе ворота. Клянись мне своим именем!

Дыхания не хватало. Рэй мучительно закашлялась. Словно чтобы придать значительности ее словам, где-то над озером снова грохотнул гром.

— Керринджер! — неуверенно окликнул ее О’Ши. Рэй молча показала ему поднятый большой палец.

— Кто тебя научил, женщина? — в голосе сида как будто бы звучала насмешка. — И какую клятву дашь мне ты, так свободно сеющая холодное железо?

Ответить Керринджер не успела. У Ника О’Ши нервы сдали раньше.

— Да вы охренели оба? — проорал детектив, пытаясь рукой заслонить глаза от дождя и ветра. — Холодно же, нахрен! Если это не твоя буря, то кому мне дать по шее, чтобы это дерьмо прекратилось!

«Синий плащ» растянул губы в усмешке. Ему почти не мешала сошедшая с ума стихия.

— Я сказала, — горло Рэй першило. Сейчас за чашку кофе или стопку виски она действительно готова была убить. Лишь бы пойло было горячим или высокоградусным. — Ты пришел сюда незваным, и тебе нужна помощь. Клятва или катись к черту!

Глаза сида стали холодными и цепкими. Рэй стиснула руки в кулаки, но взгляда не отвела. Ладно, если сравнивать с Охотником, все остальные обитатели Другой стороны — просто мелкие засранцы. И власти у них над ней не было.

— Мое имя Гвинор, и клянусь тебе, что не солгал ни словом, — крикнул сид, решившись.

Рэй отрывисто кивнула, подняла с земли ружье и развернулась к машине. К ней подбежал Ник О’Ши.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — хмуро сказал он. — Я не смогу тебя прикрыть перед своими, если дело станет совсем дрянь.

— Не о том думаешь, Никки, — сказала Рэй почти весело. — Сам-то выкрутишься?

— Я получил свидетельские показания, что на мельнице незаконно удерживают женщину. Я пойду и проверю, — О’Ши передернул плечами под мокрой одеждой. — Что за дерьмо, а не погода!

Керринджер сунула ружье на заднее сиденье внедорожника, бросила резко:

— Пошли.

Тяжелая бронированная дверь в будку охранника была заперта. Керринджер мазнула по ней пальцами, и тут же отдернула руку. Холодное железо. Створка ворот оказалась чуть приоткрыта. Рэй навалилась на нее всем своим весом, и почувствовала, как от металла тянет холодом. Этот холод был совсем иного рода чем тот, который положено чувствовать, прикасаясь к металлу в холодный дождливый день.

Створка поддавалась неохотно. Неожиданно рядом с руками Рэй в ворота уперлась вторая пара рук — крупные мужские ладони, крепкие пальцы с коротко подстриженными ногтями, на безымянном правом белая полоска незагорелой кожи.

— Зря я тебя впутываю в это дело, — с натугой проговорила Рэй.

— Брось, — О’Ши криво усмехнулся. — Мне положено соваться в такие дела.

Створка неохотно поддалась. За забором «Волшебной мельницы» было тихо, как будто именно здесь находилось сердце непогоды, воцарившейся над Байлем и окрестностями. Едва-едва трепетали листья рябин, дорожки были мокрыми от дождя, мельничные лопасти замерли неподвижно, как будто их раз и навсегда закрепили в одном положении.

Рэй обернулась. За ее спиной бушевала гроза. Высверк молнии резко и четко вычертил фигуру сида, замершего на дороге. Только плащ хлопал на ветру. Он шагнул вперед, прошел мимо Керринджер и О’Ши, остановившихся на границе между бурей и спокойствием, миновал ворота.

И вместе с ним на «Волшебную мельницу» ворвалась гроза. Со скрежетом провернулись лопасти, здание содрогнулось до самого основания. Застонали под порывами ветра тонкие рябины.

Керринджер выругалась в голос. Детектив заорал:

— Что за, мать твою нахрен, ты творишь?!

— Ничего, — сид даже не повернул к нему голову. Он разглядывал нависающую над ним громаду старой мельницы

— Нечего стоять и смотреть! — Рэй тряхнула головой, достала из-за пояса пистолет. Тот, который был заряжен свинцом. О’Ши глянул на нее задумчиво, но смолчал.

Заслоняясь свободной рукой от ветра и секущих лицо дождевых капель, Рэй размашисто зашагала в сторону мельницы. Она была уверена — если Курт Манн держит где-то потустороннюю пленницу, то не в подсобных помещениях, сверкающих новенькими металлопластиковыми окнами. О’Ши обогнал ее, двинулся первым с оружием наготове. Сид, назвавшийся Гвинором, шел последним. Против воли Керринджер обернулась на него.

Точеное бледное лицо исковеркано гримасой, каждый шаг как будто бы давался выходцу с Другой стороны с большим трудом.

— Рябины, — разомкнулись болезненно сжатые губы. — И холодное железо.

Рэй коротко ругнулась. Откуда этот говнюк, Манн, преуспевающий производитель булочек, взял столько заклятого металла, хотела бы она знать!

Мельничные крылья крутились на ветру, дрожали, скрипели. С каждым оборотом их вращение становилось быстрее. Потом наверху что-то душераздирающе взвизгнуло. Рэй вскинула голову и в ту же секунду прыгнула вперед, сбивая с ног О’Ши. Они покатились по мокрому асфальту подъездной дорожки, а над ними пролетела мельничная лопасть, сорванная ветром с крепежей. Три оставшиеся продолжались крутиться со скрипом и скрежетом.

Гвинор на землю падать не стал. Сид плавно отступил в сторону, освобождая дорогу обломку. Когда он обернулся к людям, лицо его пересекала тонкая красная черта. Дождь сразу взялся за нее, размазал розовыми потеками.

Кряхтя, Ник О’Ши поднялся на ноги. Протянул руку Рэй и проговорил как будто бы даже с обидой в голосе:

— Какого черта у тебя реакция лучше, чем у меня, а?

Керринджер ухватилась за протянутую ладонь и рывком вздернула себя на ноги.

— Потому что ты коп и бывший морпех, а не охотник на чертовщину.

Гвинор подбородком указал на дверь, в которую упиралась дорожка.

— Быстрее.

Рэй кивнула, и они побежали.

Дверь оказалась запертой. О’Ши лихо саданул ногой куда-то в область замка, он не выдержал удара, дверь распахнулась.

В круглой комнате пахло средствами для дезинфекции, тускло светились две лампы дневного света. В их свете стеллажи и ящики под стенами выглядели так обычно, что Керринджер захотелось двинуть по ним с ноги, чтобы убедиться в их существовании.

— А от людей у нашего булочника ничего не заготовлено, — с определенным самодовольством в голосе проговорил детектив.

— Не говори «оп», пока не прыгнешь, — хмуро отозвался Гвинор и первым шагнул к винтовой лестнице, ведущей наверх. Под крышей даже он как будто бы перевел дыхание.

Одна из ламп коротко мигнула и потухла. Рэй тихо чертыхнулась.

— Тут замок, — сказал Гвинор от ступеней. — Холодное железо.

Керринджер прищурилась, пытаясь разглядеть в полумраке люк в потолке, в который упиралась лестница.

— И как ты с ним справишься? — в голосе О’Ши звучала насмешка.

— Я тебе потом линейку дам, померяешься, — сказала Рэй. Она сунула пистолет обратно за пояс, высвободила из кобуры револьвер, вскинула руку и выстрелила. Стук упавшего на ступени замка почти не был слышен за грохотом выстрела. Словно отвечая, старая мельница содрогнулась, с потолка посыпалась побелка.

— Ладно, ладно, я верю, что у тебя больше, — Ник примирительно поднял руку и попытался протиснуться мимо Гвинора наверх. Сид не пошевелился, Ник задел его плечом, кое-как боком поднимаясь по ступенькам.

Это могло бы показаться забавным, но Рэй следила за мужчинами, нахмурившись. Мельницу сотрясала мелкая дрожь. Белое крошево с потолка щедро ложилось на мокрый пиджак Ника О’Ши, синий плащ Гвинора и на плечи самой Керринджер. С одежды капала вода, на полу оставались лужи.

На середине лестницы детектив остановился. Задумчиво поглядел вверх, потом перевел взгляд на сида, застывшего у первой ступени. Сказал:

— Бен Хастингс и тот другой парень. Готов спорить, я знаю, что с ними случилось.

— Гвинет им снилась. Они искали ее. Он столкнул их с этой лестницы, — сид проговорил это безо всякого выражения. Глаза его прикипели к люку и запорам из холодного железа.

— Откуда ты знаешь? — О’Ши глянул на него через плечо.

— Королева учила ее приходить в сны. Не медли! — ледяная выдержка отказывала Гвинору, Рэй видела, как руки его то сжимаются в кулаки, то разжимаются. Неожиданно до Керринджер дошло:

— Это ведь ее буря.

О’Ши уперся руками в крышку люка и попытался откинуть ее. Она поддалась, но с трудом, как будто была прижата сверху чем-то тяжелым.

— Так какого хрена?.. — пропыхтел детектив.

Потухшая лампа загорелась снова и как будто бы даже ярче. В ее свете даже Рэй снизу отчетливо стали видны надломленные перила на середине лестницы, покрасневшее от натуги лицо Ника под потолком и бледное — Гвинора.

— Ненависть иногда срывается с цепи, — отозвался сид. Голос его выдавал крайнее напряжение. — Ну, давай.

Старое здание снова беззвучно вздрогнуло. Мигнули обе лампы. Крышка люка, наконец-то, поддалась, Ник О’Ши подтянулся и выбрался наверх, выругался в голос. Лампы мигнули снова. Что-то словно мазнуло по затылку женщины.

— Что там? — Рэй невольно оглянулась назад. Как и следовало ожидать, закрытая дверь, ничего и никого. Воздух был таким плотным, что еще немного, и будет забиваться в ноздри, как вата.

— Дерьмо, — донесся ответ сверху. Тусклое мерцание второй лампы разгорелось до маленькой сверхновой. По полу прокатилась волна дрожи, Керринджер пошатнулась.

Гвинор легко взбежал по лестнице. Рэй видела, что он старается не коснуться люка и перил. Откуда Курт Манн достал такую прорву холодного железа, она не представляла.

Женщина шагнула к лестнице последней. И тут же ступенька под ней дернулась. Рэй пришлось ухватиться за перила. Лестница ходила ходуном, как будто ветер снаружи окреп настолько, что раскачивал здание, как ствол тонкой рябины.

В проеме над головой женщины появилась встревоженная физиономия Ника О’Ши. Руки детектива, упирающиеся в края люка, были вымазаны в чем-то темном.

В полной тишине обе лампы взорвались. Керринджер словно в замедленной съемке видела, как брызнули во все стороны сверкающие осколки стекла, а потом пришла темнота.

— Рэй! Рэй! — кричал откуда-то сверху О’Ши, его голос с трудом пробивался через ватную тишину. Лестница под ногами тряслась, словно в эпилептическом припадке. Рэй обеими руками вцепилась в перила. Сейчас она не взялась бы сказать, десяток ли ступеней под ней или бездонная пропасть. Перед глазами плавали зеленые пятна и больше ничего.

Керринджер медленно выдохнула сквозь сжатые зубы и сделала шаг наверх. Потом еще один. Потом ее подхватили подмышки две пары рук и помогли выбраться наверх. Под ногами противно чавкнуло, словно пол второго этажа был весь залит какой-то липкой дрянью. Пахло… Пахло знакомо.

Рэй уперлась ладонями в колени и попыталась перевести дыхание. Сквозь темноту и зеленые пятна медленно начали проступать очертания предметов и стен. Это нагромождение в центре — мельничные жернова, там дальше — тени колонн, поддерживающих потолок. Глаза Керринджер плохо различали предметы, но уже отчетливо видели движение. Тихо было так, словно вместе со слепотой Рэй еще и оглохла. Она не слишком много знала о мельницах, но старые каменные жернова, которые приводят в движение мельничные крылья, должны, обязаны были шуметь.

Керринджер потерла глаза тыльной стороной ладони, словно надеясь таким образом избавиться от пятен, мелькавших перед ними. К зеленым прибавились желтые и черные. Сквозь их хоровод женщина видела, как влажно поблескивает в свете единственной лампы что-то на полу.

— Дерьмо, — повторил О’Ши.

— Эту мельницу нужно разрушить до основания, — в голосе Гвинора звучало отвращение. — Вместе с основанием. Слишком. Много. Смерти.

Керринджер присела на корточки, мазнула пальцами по полу. Черное и липкое на пальцах стало темно-красным. Пахло старой кровью. Удивительно даже, что тяжелая вонь не била в ноздри сразу, а неразличимо висела в воздухе.

— Жернова сочатся кровью, — глухо сказал детектив.

— Стены тоже, — эхом откликнулся сид. И неожиданно с силой ударил кулаками о каменную кладку. — Да будь ты проклят, несчастный человеческий ублюдок.

— Эй, — негромко окликнул его О’Ши, — не надо трогать человеческих ублюдков.

Керринджер шумно втянула воздух сквозь зубы. Проверила револьвер в кобуре и пистолет за поясом. Ник О’Ши обошел жернова по кругу и встал рядом с ней. Рэй усмехнулась уголком рта: если что, она успеет его перехватить. Бывший морпех — не хрен собачий, конечно, но эти двое засранцев не устроят здесь драки.

— Он запер ее здесь, — голос Гвинора звенел, — в месте ее боли, в месте ее страха. Там, где убили ее мать. Эти стены до сих пор помнят смерть и кровь, а он запер ее здесь!

— Давайте ее вытаскивать, — Рэй снова потерла глаза, разгоняя пятна.

— Нам выше, — Гвинор устало повел по лицу ладонью. Движение получилось каким-то слишком человеческим.

— Я не вижу здесь другой лестницы, — ответил ему О’Ши

Когда-то давным-давно компания подростков, в которой болталась Рэй, облюбовала старую брошенную мельницу. И она отлично помнила, какой открывается вид на город из маленького круглого окошка почти под самой крышей. Должно быть, именно в этом окне она видела вчера лицо и золотые волосы. Залезть наверх дорогого стоило — скобы в стене были насквозь ржавыми, люк открывался с трудом.

— Тут должны быть в стене ступени, — сказала Керринджер. — По крайней мере, раньше были.

— Ничего не вижу, — детектив по кругу шел вдоль стены, почти касаясь ее пальцами. В какой-то момент Рэй показалось, что рука О’Ши скользнула между двумя металлическими скобами, но поручиться она не могла — зрение ее еще не восстановилось до конца.

Гвинор тихо присвистнул:

— Я мог бы сразу догадаться. — Он обернулся к Рэй: — У тебя есть соль? Или земля?

— Ага, — Керринджер кивнула. Соль и земля разрушают обманные чары.

— Что?.. — Ник недоуменно обернулся к ним.

— Курт недосаливает свои булки, — мрачно усмехнулась Керринджер, пытаясь отыскать во множестве карманов армейской жилетки пакетик с солью. Выудив его, наконец, она надорвала уголок, щедро сыпанула на ладонь соли, и с размаху кинула туда, где ей померещилась лестница. О’Ши едва успел отскочить в сторону.

Скобы действительно были вделаны в стену. Кто-то заметил ржавье на новый металл, но они остались там же, где их помнила Рэй, и люк над ними был точно такой же.

— Обмудок, — зло сказала Керринджер. — Заперто?

Мельница снова затряслась. Снизу, с первого этажа наползала темнота, воздух пах кровью и грозой. Рэй украдкой вытерла мокрые ладони о мокрые штаны. Часы в голове почему-то снова начали беспокойно отсчитывать минуты.

Детектив поставил ногу на первую скобу, ухватился рукой, подтянулся. Толкнул люк на пробу. Не оборачиваясь, сказал:

— Давай только без стрельбы. Или ты отстрелишь мне ухо, или я все-таки обгажусь с перепугу.

Тень улыбку тронула даже сжатые в линию жесткие губы сида.

— Я попробую, — проговорил он. — Это металл.

О’Ши спрыгнул на пол, проворчал:

— Вижу, что не пенопласт.

Рэй мотнула головой. Ей было понятно, что имел в виду сид. Металл не заклят, это не холодное железо, а значит, с ним можно сладить ворожбой. Она сама предпочла бы стрелять.

Крышка люка медленно отползла в сторону, когда к ней прижались узкие ладони Гвинора. Одним движением сид взлетел по сомнительным ступеням. Сверху донесся его голос:

— Гвинет!

Керринджер с Ником О’Ши почти столкнулись лбами у ступенек. Детектив поглядел на руку Рэй, легшую на скобу и посторонился, уступая дорогу. Керринджер вздохнула и полезла наверх. Что-то подсказывало ей, что ничего хорошего она там не увидит.

Гвинет, приемное дитя полых холмов, сидела на постели, обхватив руками колени и отвернувшись к стене. Лица было не разглядеть, только золотые волосы волной стекали на пол. В маленькое окошко лился сумрачный свет ненастного дня, и в этом свете волосы Гвинет сверкали нестерпимо.

— Гвинет! — снова позвал ее Гвинор. Сид стоял неподвижно, и Рэй, прищурившись, разглядела. Пол был усыпан железными опилками. Женщина готова была поклясться — еще немного, и даже она почувствует их холод через толстую подошву армейских ботинок.

Ник О’Ши вылез из люка и замер. Рэй знала, о чем он думает. О чертовой старой кукле, с которой носился Бен Хастингс.

Гвинор сделал еще несколько шагов вперед, остановился, пошатнувшись. Его лицо, белое, с заострившимися чертами, перечеркнутое прядями мокрых волос, казалось застывшей маской. Сид шел прямо по железной стружке, и Рэй не хотелось бы знать, чего ему это стоило.

— Стой, мать твою, — выдохнула он. — Мы сами ее заберем.

— Гвинет, ты слышишь? — Гвинор снова попытался окликнуть приемную сестру. Рэй торопливо раскидала ботинком холодное железо и дернула сида за плащ, принуждая встать на расчищенный пол. — Мы заберем тебя отсюда.

Какой-то звук заставил Рэй вздрогнуть. О’Ши оглядывался по сторонам, рука его словно сама по себе нырнула под пиджак, к пистолету.

— Мне нет дороги обратно, — тихо сказала Гвинет Уолш. — Больше нет.

Смутная тревога снова охватила Рэй, а потом улеглась. Как будто бы спешить было больше некуда, как будто они и так опоздали. Куда опоздали — было известно только тому странному предчувствию, которое всегда все знало лучше разума.

— Не нужно обратно, — с неожиданной мягкостью сказал Ник О’Ши. — Можно просто уйти отсюда. Нам всем нужно уйти отсюда. Это плохое место.

Детектив говорил так, словно имел дело с помешанным террористом, обвешанным взрывчаткой. Отчасти так оно и было — Гвинет сама стала и взрывчаткой, и взрывателем, а комната под крышей старой мельницы — «оком бури», местом сомнительной тишины, вокруг которого бушевал ураган.

— Нет! — крикнула Гвинет. Что-то не так было с ее голосом, хрипловатым, резким.

О’Ши попытался подойти к ней ближе. Он двигался медленно, мягко, словно для того, чтобы не спугнуть осторожного зверька. Или не провоцировать хищника.

— Не подходите ко мне! — в голосе пленницы отчетливо звучали истерические нотки.

Звук хлопнувшей двери прозвучал резко, как выстрел в тишине. Гвинет вскочила на ноги, золотые волосы занавесили лицо, руки опущены.

— Я должна закончить это! — крикнула она.

Снизу слышались голоса.

— Что за?.. — баритон Курта Манна заставил Рэй выругаться.

Кто из них совершил ошибку, сид или коп, Керринджер не поняла. Один неосторожный шаг разбил вдребезги обманчивое спокойствие. В комнату ворвался голос непогоды, и скрип жерновов, и вой автомобильной сигнализации.

Гвинет Уолш вскинула руки. Золотые волосы взметнулись вокруг ее лица, и стало понятно, и почему засранец Курт запер свою волшебную невесту, и почему она не кидается с радостью в объятья названого брата.

А потом Рэй опрокинуло на пол и потащило. Рядом ругался О’Ши. Кажется, ударная волна столкнула их друг с другом, потому что Рэй едва успела прикрыть лицо от туфли детектива, мелькнувшей в опасной близости. В воздухе носилась всякая мелочь: надкушенное яблоко, гребень, цветные фотографии. Маленькое зеркало описано полукруг под потолком и брызнуло во все стороны мельчайшей сияющей пылью. Холодное железо на полу лежало неподвижно.

Неподвижным остался и Гвинор. Он стоял, пригнув голову, как будто в лицо ему бил ветер. Напротив него была Гвинет, ослепительная, как разъяренная электрическая лампочка, босые ноги как будто даже не касались мятой постели, волосы реяли, окружив ее, как нимб.

— Прошу тебя, не надо, — негромкий голос сида был слышен отчетливо даже сквозь завывания ветра и сигнализации. — Пойдем домой. Пожалуйста.

Рэй перекатилась на живот и попыталась подняться хотя бы на четвереньки. Ощущение было такое, словно ей на спину давило минимум полтонны.

В люке показалась белокурая голова Курта Манна. Гвинет закричала. Керринджер показалось, что ее барабанные перепонки сейчас лопнут, а из ушей уже течет кровь. С полотка упало несколько крупных кусков штукатурки.

Только Манна здесь и не хватало! Рэй извернулась и ударила его ногой в тяжелом ботинке. Удар получился так себе, но голова исчезла.

— Присмотрите за ней! — крикнул Гвинор и метнулся к люку. Сид спрыгнул вниз, пренебрегнув вбитыми в стену ступенями.

Гвинет продолжала кричать, но давление ослабло. И даже сквозь пульсирующий в ушах вопль можно было отчетливо расслышать крики и грохот внизу. Курт был не один, в этом Рэй была уверена.

Совершив почти запредельное усилие, Ник О’Ши рванулся вперед. Он дернул Гвинет за ногу, заставив рухнуть на разобранную постель. Ощущение тяжести исчезло. Вопль захлебнулся. Детектив перехватил женщину за запястья. Она билась в его хватке, кричала что-то невнятное. Рэй перевела дух.

И едва успела кубарем откатиться прочь. На то место, где она только что лежала, рухнул кусок цементной стяжки с потолка. Мельница снова задрожала. Гвинет замолчала и застыла неподвижно, больше не пытаясь вырваться. В глазах ее было удивление.

— Давай вниз. Не дай ему угробить Манна, мне он нужен целым, — отрывисто сказал О’Ши, потом осторожно обнял за плечи Гвинет, и начал что-то говорить ей, тихо, успокаивающе. Та как будто бы слушала. Мельница дрожала.

Керринджер вскочила на ноги и бросилась к люку. Вбитые в стену скобы скользили под ногами. Когда старое здание снова содрогнулось, Рэй повисла на вытянутых руках и долго не могла нащупать ступеньку. Потолок над ней качнулся, посыпался мусор и железная стружка.

В помещении с жерновами было пусто. По крайней мере, на первый взгляд. О’Ши сверху проговорил:

— Помоги ей спуститься, Рэй.

Керринджер пораженно покачала головой. Как Ник умудрился привести в чувство Гвинет Уолш, она понятия не имела. Она протянула руки, страхуя женщину, которая начала медленно спускаться вниз. Пальцы, цепляющиеся за металлические скобы, заметно дрожали. Керринджер сцепила зубы. Как бы не сорвалась.

Рэй подхватила почти невесомое тело за талию, подставила плечо в качестве опоры. Босые ступни Гвинет коснулись пола, когда раздался выстрел.

Плечо Керринджер обожгло болью, такой, что она едва удержалась на ногах.

— Курт! — тонко, как ребенок, вскрикнула Гвинет.

Рэй дернула ее за руку, толкнула за кирпичную колонну, и сама тут же прижалась спиной к другой опоре.

— Хреновый стрелок твой Курт, — сквозь зубы сказала она, пытаясь перевести дыхание. Скосила глаза влево. По рукаву футболки расползлось темное пятно, красный ручеек медленно тек по руке. Медленно — значит, артерия не задета.

— Что за дьявол? — донесся сверху голос О’Ши. Вторая пуля высекла крошку из кирпичной кладки.

— Это Курт, и он стреляет! — отозвалась Рэй, голос ее звучал сдавленно.

Керринджер осторожно потянула из-за пояса пистолет.

— Мистер Манн! — крикнул детектив. — Здесь полиция! Бросьте оружие.

Ответом ему была тишина. Гвинор пропал без следа, не видно было и спутника Курта Манна.

Плечо жгло огнем. Артерия не задета, сказала себе Рэй, прорвемся. Ладонь, сжимающая рукоять пистолета, взмокла.

Осторожно женщина выглянула из-за колонны. Пусто и тихо. Булочник затаился.

Гвинет расширенными глазами смотрела на красный ручеек, медленно ползущий по руке Керринджер. Хриплым шепотом она спросила:

— Ты же не будешь его убивать?

— Я постараюсь, — хмуро сказала Рэй.

— Он там, — Гвинет ткнула пальцем. Получалось, что Манн пытался обогнуть громаду жерновов с другой стороны, там, где к ним приставили ящики и бочки. Рэй медленно выдохнула. Пристрелить было бы проще.

— Что у вас? — спросил сверху О’Ши. — Мне спускаться?

— Сиди, где сидишь, береги задницу, — рыкнула Керринджер. Лезущий по скобам-ступеням коп был бы слишком хорошей мишенью.

Гвинет медленно опустила ресницы, прикрывая глаза. Керринджер бросилась вперед. За два прыжка ей удалось добраться до ящиков и скорчиться за ними. Снова грохотнул выстрел.

Не распрямляя спины, Керринджер медленно двинулась вдоль ящиков навстречу стрелку. Ботинки скользили на кровавых пятнах. Она сунула пистолет обратно за пояс. Не убивать, значит, не убивать. Запоздало Рэй подумала, что бывший морпех и нынешний детектив полиции, Ник О’Ши подошел бы гораздо больше для охоты на психов с пистолетами. Но приходилось играть теми картами, которые им сдала стерва-удача. По крайней мере, нужно выиграть время, чтобы О’Ши смог спуститься вниз.

Словно отвечая мыслям Рэй, мельница снова вздрогнула. Сверху что-то с шумом упало. Выругался Ник. И эхом тихо пробормотал ругательство Курт Манн с другой стороны ящиков.

Керринджер усмехнулась и замерла возле крайней бочки. На ящиках там, где она прижималась к ним спиной, остался кровавый след. Левая рука висела, бесполезная. Кажется, кровотечение усилилось.

Медленно и беззвучно Рэй вдохнула пахнущий грозой воздух. Сейчас. Она не боялась Короля Дикой Охоты, так неужели станет бояться жалкого ублюдка, булочника, мучающего женщин?

Курт появился из-за угла, и в ту же секунду Керринджер прыгнула вперед, сбивая его с ног. Выстрел бахнул прямо над ее ухом, но пуля ушла куда-то вверх.

Было больно. Было чертовски больно. У Керринджер перехватило дыхание. Нужно было поймать руку с пистолетом, но перед глазами женщины снова плыли зеленые круги.

— Курт! — снова крикнула Гвинет.

Манн отшвырнул от себя Рэй, вскочил на ноги, завертел головой, пытаясь отыскать свою беглую пленницу, неудавшуюся возлюбленную, волшебную невесту. Керринджер пнула его ботинком по щиколотке. Он обернулся, начал поднимать пистолет. Рэй глядела на него в упор. Она не перестала улыбаться.

Выстрела не было. На Курта налетел Ник О’Ши, опрокинул на пол. Пистолет шлепнулся в лужу крови под жерновами. Манн и детектив покатились по полу, сцепившись.

Рэй не смотрела на драку. Она с трудом села, привалилась спиной к бочке, прикрыла глаза. Нужно было что-то делать с рукой, но сил не было даже шевелиться.

Заставили ее очнуться чьи-то теплые ладони, прижавшиеся к ране с обеих сторон. Керринджер заставила себя открыть глаза.

В первый раз она видела Гвинет Уолш так близко. То ли из-за адреналина, то ли из-за потери крови, Рэй замечала все, отчетливо и резко: морщины вокруг глаз, острые скулы, глубокие складки у губ. Не было юной красавицы, похожей на сиду, была женщина, еще не старуха, но уже перешагнувшая полувековой рубеж.

— Это цена, — сказала она тихо. — Наверное, это цена за жизнь среди людей. Цена за мою любовь.

— Пойдем домой, сестра, — Гвинор появился возле них бесшумно. Выглядел он так себе — плаща не было, половина лица изуродована множеством мелких кровоточащих язв.

— У него была железная стружка, — сказал сид. — Швырнул мне в лицо и сбежал. Уехал на машине.

— Надеюсь, не на моей, — с трудом проговорила Керринджер.

Левую руку она не чувствовала. Но и боли больше не было. Гвинет медленно встала на ноги. Ее качало. Гвинор шагнул к ней, обнял за плечи. Она уткнулась лицом в его обтянутое кольчугой плечо, всхлипнула. Сид подхватил ее на руки.

В поле зрения Рэй появился Ник О’Ши, растрепанный, помятый, с разбитым ртом, но довольный. Гвинор кивнул ему, потом улыбнулся Рэй:

— Я попрошу за тебя Королеву. Чтобы ты могла вернуться, если Другая сторона позовет тебя.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь. Гвинет обнимала его за шею. Она плакала.

О’Ши устало рухнул рядом с Рэй, спросил:

— Цела?

— Нет, — отозвалась та. Во рту пересохло. — Но меня как будто бы подлечили.

— Хорошо. Ничего, не отделается. Я пришью ублюдку покушение на офицера полиции. Кроме всего прочего.

Со второй попытки Рэй сообразила, что речь идет о Курте Манне.

— Кажется, с меня пиво, — она попыталась улыбнуться.

— Много пива. Каждый день, пока я буду писать отчеты об этом дерьме. Давай уносить ноги, пока тут все не рухнуло к такой-то матери.

Арфа для Тома

Меньше всего этот парень в потертой джинсовой жилетке был похож на витязя с Другой стороны. Рэй невольно усмехнулась:

— Пластырь тебе особенно идет.

Гвинор притронулся к заклеенной лейкопластырем щеке и поморщился:

— Шрамы останутся. Раны от холодного железа сложно стягивать чарами. Тем более что колдун из меня неважный.

Керринджер пригубила пива из высокой стеклянной кружки. С тех пор, как они втроем с Ником О’Ши штурмовали «Волшебную мельницу», прошло полторы недели. Левая рука самой Рэй до сих плохо ее слушалась, детектив вообще был погребен где-то под горой отчетов, протоколов и объяснительных.

— Гвинет. Как она? — спросила Керринджер осторожно.

Этим вечером Рэй случайно разглядела Гвинора в толпе, осаждающей паб «Зеленые рукава» перед концертом какой-то фолк-группы. Вначале подумала — померещилось. Мало ли в Байле высоких мужчин с волосами цвета соломы на солнце. Потом сид обернулся, словно почувствовав взгляд, и стали видны свежие шрамы на лице. Все сомнения у Керринджер пропали, когда он приглашающе махнул ей рукой.

— Старость — не злые чары, которые можно было бы снять, — Гвинор устало вздохнул. — Время не повернуть вспять, пусть и можно держать в узде.

Помолчали. В переполненном пабе висел ровный гул голосов и сизый сигаретный дым. Пиво было неплохим, однако Рэй в своей жизни пробовала и лучше. Гвинор пил его с удовольствием, вприкуску с солеными орешками.

— Не думала, что витязи Другой стороны шатаются по нашим кабакам.

— Ага, — ухмыльнулся в ответ сид, — Мы только и умеем, что сидеть под холмами с лицами торжественными и мрачными…

Его прервало низкое гудение басовой струны. На маленькой сцене музыканты начали настраивать инструменты. Керринджер скривилась. Когда начнут играть, голос собеседника расслышать будет невозможно.

— Они стоят того, чтобы послушать, — Гвинор кивнул в сторону сцены. Снова надолго приложился к своей кружке, потом проговорил: — Я знаю, о чем ты хочешь спросить.

Рэй вздрогнула. Спросить она хотела, но решиться не могла. Неизвестность была мучительна, но определенность казалась хуже. Любая из двух определенностей. Гвинор смотрел на нее серьезно и строго. Человеческая его личина потускнела, хотя Рэй не взялась бы сказать точно, что в нем переменилось.

— Королю-Охотнику нужно больше, чем шесть пуль, чтобы умереть, — тихо сказал сид. — Особенно в его вотчине.

Медленно Керринджер откинулась на спинку стула. Наверное, где-то в глубине она это и так знала. Ничего еще не было закончено. Дикая Охота все еще держала ее след. Рэй остро захотелось закурить, но сигарет у нее с собой не было.

— Впрочем, — так же негромко продолжил Гвинор, и его тихий голос был слышен отчетливо, несмотря на шум, — не думаю, что ему хочется получить еще шесть. Лето заканчивается, до Самайна не так уж далеко. Моя Королева не держит на тебя зла. Ты забрала у нее Гвендоллен, но вернула Гвинет. Ты можешь не опасаться ее мести.

На сцене появился волынщик, и Рэй поняла, что ответить или спросить что-то еще она не сможет. Сид отставил пустую кружку, махнул рукой официантке.

Забавно. Получалось, что пришельцы с Другой стороны могли есть человеческую еду безо всякого ущерба. По крайней мере, у этого парня не было никаких проблем с орешками и пивом. Перекрикивая музыку, Гвинор заказал еще пива и бифштекс с картошкой. Рэй ограничилась еще одним пивом —с деньгами было не ахти.

Сид перегнулся через столик и сказал ей:

— Так нам проще оставаться здесь. Мы ведь чужаки в Байле. Правила одинаковы, для нас и для вас. Еда связывает нас с чужими землями.

Керринджер кивнула. На языке у нее крутились вопросы, но в кармане зажужжал телефон. На экране высветилась фамилия О’Ши. Рэй не была уверена, что детектив выберется из-под своих бумаг, но он тоже имел право на некоторые ответы.

— Ты где? — чтобы слышать Ника, ей пришлось зажать второе ухо пальцем.

— Столик в углу слева, — почти прокричала она в трубку.

Детектив О’Ши подошел к делу основательно. К ним он пробрался, уже прижимая к груди две пинты темного пива. Он хотел что-то сказать, должно быть, насчет того, как внезапно Рэй выдернула его сюда, но увидел Гвинора и оборвал сам себя на полуслове. Осторожно поставил на столик свое пиво, прокричал:

— Вы, двое! Надеюсь, больше никаких женщин в беде? Я еще по этой не отчитался!

— Садись, — Рэй толкнула к нему свободный стул.

— Плохое место вы выбрали для разговора, — О’Ши плюхнулся на стул, поддернул закатанные рукава рубашки и придвинул к себе пиво. Через пару глотков он добавил: — Но пиво вроде нормальное.

Он помолчал немного, потом потянулся к Рэй и Гвинору через стол, сказал громко:

— Наш друг Курт начал говорить. Сказать честно, его несет, как дерьмо по трубам.

О том, что детектива услышат чужие, можно было не переживать. Им троим и так пришлось почти вплотную сдвинуть головы.

— Так что, если мне повезет, я распрощаюсь с этой дрянью, — продолжал О’Ши. — Если мне чертовски повезет.

— Что он говорит? — Гвинор подобрался.

— По-моему, у него поехала крыша, — Ник, не задумываясь, подцепил с тарелки несколько орешков и отправил их в рот. — Вначале он рассказывал, как познакомился с девушкой, собрался на ней жениться, она подарила ему старую мельницу своей бабушки. А потом обманула его и превратилась в старуху, а на мельнице началась чертовщина. Ну и его неправильно поняли, конечно. Сейчас про бабушку ни слова, зато о своей волшебной невесте, которая дала ему мельницу, даже во сне бормочет.

Гвинор нехорошо улыбнулся:

— Нельзя предать любовь сиды и ничем за это не заплатить.

— Хрен его знает, за что он платит, но болтает так, что не заткнуть. Рассказал и про Хастингса, и про второго парня. Уже наболтал лет на двадцать, но есть у меня подозрение, что он скоро поедет в дурдом, а не в тюрьму.

Рэй вздохнула:

— Так что там у них вышло на самом деле?

— Мы теряем силы на этой стороне Границе, — ответил ей Гвинор. — Человеческий хлеб, человеческое питье — все это помогает продержаться здесь… Кстати, что-то мой бифштекс и пиво несут слишком долго… Гвинет жила среди людей годами. Любовь — достаточная сила, она поддерживала ее. А потом любовь закончилась. Человеческое сердце переменчиво.

Ник О’Ши задумчиво потер указательный палец там, где была полоска незагорелой кожи от кольца и кивнул. Сид продолжил:

— Не знаю, что бы было, не будь Гвинет человеком по крови. Едва ли вышло бы лучше. Мы можем приходить к людям и можем уходить, но не можем остаться.

Детектив устало помассировал виски. Музыканты на сцене закончили настраиваться, и ему пришлось понизить голос:

— Чем я думал, когда переводился в этот отдел? Если я начну говорить о чем-то таком в суде, лечиться отправят меня.

— Вы столько лет живете на самой черте, но так и не научились верить хотя бы собственным глазам и собственным ушам, — хмыкнул Гвинор.

— Мне кажется, мы забыли, — проговорила Керринджер задумчиво. Ее пиво закончилось, и Рэй раздраженно покосилась на барную стойку.

— Может, и так, — кивнул сид. — Раньше таких мест на Границе было много. Теперь остался только Байль и остров Ис.

Рэй вскинула на него глаза, но ничего спросить не успела — пиво и бифштекс все-таки принесли. О’Ши проводил мясо алчным взглядом:

— Алименты меня разоряют.

Сид закатил глаза и попросил повторить свой заказ в двойном варианте.

— Чем платить будешь? — с усмешкой спросила Рэй. — Деньгами, которые превращается в осенние листья?

— Даже если так, — Гвинор дернул плечом, — они льют столько воды в пиво, что от них не убудет.

Керринджер едва успела как следует приложиться к своей кружке, когда свет в пабе погас. Остались гореть только две мощные лампы возле сцены. Гвинор отодвинулся вместе со стулом глубже в угол, в темноту, словно не хотел быть увиденным.

Пронзительный голос волынки разбил вдребезги рокот переполненного зала. О’Ши мученически вздохнул. Насколько Керринджер знала детектива, фолк-музыка не относилась к его любимым жанрам.

Когда луч света выхватил из полумрака высокую фигуру певца, Рэй показалось, что мир сошел с ума. Точеное лицо, смоляные кудри по плечам, руки вскинуты в плавном выверенном жесте. Так мог бы выглядеть эльфийский бард с Другой стороны, вздумай он по какой-то своей прихоти развлекать публику в пабе на окраине Байля. И когда голос взлетел к низкому потолку, в нем было серебро Другой стороны, и холод инея на ее травах, и гулкое эхо подземных залов, и рога Охоты, и смех, рассыпающийся золотыми колокольчиками. Это голос мог петь о чем угодно, и все равно пел бы о Другой стороне.

Только когда на ее собственную руку, вцепившуюся в край стола, легла чужая теплая ладонь, Рэй почувствовала, что пальцы свело болезненной судорогой. Она медленно разжала руку.

Песня закончилась. На сцене прибавилось света, стали видны остальные участники группы, вокалист растерял изрядную часть своей эльфийскости, но голос его все еще звучал у Рэй в голове.

— Это Том-с-пустыми-руками, — тихо проговорил Гвинор и убрал ладонь с пальцев Керринджер. — Так его у нас называют.

— Том-с-пустыми-руками, — эхом повторила Рэй.

— Он был арфистом моей Королевы, лучшим из всех, — Гвинор глядел на сцену печально и задумчиво. — Том приходил в холмы и возвращался к людям. Пел у нас песни Байля, и в Байле — песни холмов. С тех пор, как у него нет арфы, он не приходит к нам. Томас — тот еще гордец, с арфой или без.

— Как так случилось? — спросила Рэй. Ответить ей сид не успел — волынка снова начала первой, ее поддержал мощный гитарный рифф, вступили барабаны и скрипка. Керринджер сунула руку в карман, коротко выругалась, вспомнив, что сигарет у нее с собой нет. Курить хотелось нестерпимо, как будто дымовая машина на сцене выдыхала из себя туманы Границы. Рэй встала. Прокричала в ухо О’Ши:

— Пойду стрелять сигареты.

— Только не пристрели никого, — ухмыльнулся детектив.

У барной стойки было людно. Табачный дым курился вокруг бармена, как магические благовония. Рэй подумала про себя, что хозяевам паба нужно поставить памятник при жизни за то, что здесь можно курить. Она протолкнулась ближе к стойке, толкнула к бармену мятую купюру, попросила виски. Девчонка рядом проводила взглядом вначале деньги, потом стакан с золотистой жидкостью. Она курила дешевые сигареты той же марки, что и сама Рэй, и легко угощала ими. Керринджер попросила у нее две, одну сунула за ухо, второй с удовольствием затянулась. Опрокинула в себя виски и подумала, что, наверное, не так уж плохо, если кто-то приносит с Другой стороны песни, а не приходит туда с холодным железом.

— Нравится концерт? — спросила у нее сигаретная добродетельница.

— Ага, — Рэй честно кивнула. Том-с-пустыми-руками действительно был достоин того, чтобы играть в залах Королевы Холмов, а не в прокуренном насквозь пабе.

— Я им помогаю с организацией немного, — в голосе девушки звучала гордость. Здесь, у стойки, было чуть тише, чем в зале, так что можно было почти не кричать. — Я Бэт.

Рэй пожала протянутую руку. У Бэт была теплая маленькая ладошка и пальцы все в тяжелых причудливых кольцах. Простое, открытое лицо не портил ни избыточно яркий макияж, ни топорщащаяся в разные стороны цветными прядями прическа. Бэт улыбнулась, потом взгляд ее снова прикипел к сцене. И была в этом взгляде такая тоска, что Керринджер стало не по себе.

Томас стоял возле микрофона почти неподвижно, дым окутывал его фигуру, руки раскинуты, пальцы отщелкивают ритм, как будто не привыкли, не умеют быть без дела. Рэй он снова показался похожим на сида больше, чем полагалось бы человеку. Да и песня была такая, что у Керринджер по спине пробежали мурашки, и она закурила вторую сигарету.

Судьба вела туда певца,

Арфиста, барда и певца.

Он разглядел овал лица,

Изгибы рук, точеный стан,

Арфист от горя застонал.

Он вынул ребра из груди,

Из нежной девичьей груди,

Из них бард арфу смастерил.

И струны свил из кос златых,

Из кос, как солнце золотых

В следующий раз Рэй Керринджер услышала о Томе-с-пустыми-руками почти через месяц, в начале осени. Ей позвонил Ник О’Ши, и голос его был мрачен:

— Не занята? — без приветствия спросил детектив.

— Ммм, — Рэй торопливо прожевала кусок бекона из яичницы. — Не слишком.

За окном мансарды начиналось ясное сентябрьское утро. Особых планов на него у Керринджер действительно не было. Разве что заехать к парню, который исправно снабжал «Колд Армор» холодным железом, за новой партией патронов, но это могло какое-то время подождать.

— Ты нужна мне в городской больнице. Прямо сейчас, — О’Ши устало вздохнул. — У нас тут рокер пропал. Из собственной палаты. Тот парень, который пел в «Зеленых рукавах».

Рэй тихо выругалась. Не нужно иметь много мозгов, чтобы сообразить, почему детектив звонит ей. О’Ши умел слушать и должен был запомнить все, что говорит о Томасе Гвинор.

Гадать без толку, что случилось с бывшим арфистом Королевы Холмов, Керринджер не стала. Доела остывающую яичницу, долго искала в глубинах шкафа чистую футболку.

После иссушающей жары середины лета конец августа и начало сентября были в Байле такими, какими и должны были быть — ясными, солнечными и прохладными. Солнце заливало золотом старый город, небо было беспощадно синим, и все было бы хорошо, если бы не смутная тревога, появившаяся, стоило детективу упомянуть о музыканте.

До городской больницы Рэй добралась на автобусе за двадцать минут. В машине барахлил топливный насос, и трогать ее без особой необходимости Керринджер не хотелось.

О том, что здесь что-то произошло, понять можно было уже в приемном покое. Двое рослых парней в форме патрульных маялись возле кофейного автомата. Еще один, невысокий крепыш в штатском, без особого успеха пытался флиртовать с медицинской сестрой у стойки регистратуры. Принадлежность его к полиции с головой выдавал оттопыренный кобурой пиджак.

— Мне нужен детектив О’Ши, — сказала Рэй.

Полицейский смерил ее взглядом, задержавшись на поле куртки, которая скрывала собственный револьвер Керринджер.

— Можно ваше разрешение, мисс? — крепыш развел руками, всем своим видом пытаясь показать, что он всего лишь делает свою работу. Рэй протянула ему запаянный в пластик прямоугольник документа. Тот покрутил его в пальцах и вернул с видимым облегчением.

— Второй этаж и налево по коридору, мисс.

Ника О’Ши она услышала раньше, чем увидела. Голос его доносился из-за поворота. Детектив как будто бы спорил с кем-то, и Керринджер замедлила шаг.

— Парень ходил на Другую сторону, — говорил детектив. — Его девчонка это подтверждает.

— Ему чуть не отшибли мозги, плюс два огнестрельных, а я должен поверить, что в больницу приходили феи? — второй голос был Рэй незнаком.

— Как насчет проверить видео с камеры в коридоре? — в голосе Ника появилось раздражение.

— Мистификация, — отрезал его оппонент. — Пусть эксперты разбираются.

— Вот я и хочу показать его своему эксперту!

Керринджер выругалась про себя. Только быть втянутой в полицейские дрязги ей не хватало для полного счастья. Она зло взъерошила волосы, вздохнула и свернула за угол коридора.

— Рэй! — Ник махнул ей рукой, потом устало потер висок. — Надеюсь, я тебя ни от чего важного не отвлек.

— От яичницы с беконом, — сказала Керринджер. — Это важно. Было.

Она коротко кивнула второму полицейскому в штатском, угрюмо подпирающему выкрашенную в белый стену. О’Ши указал ей на прикрытую дверь.

— Вот здесь он лежал. А потом пропал. Никто ничего не видел.

— Это реанимация, — хмуро сказала Рэй. История нравилась ей все меньше и меньше.

— Черепно-мозговая травма и две пули 38ого калибра в спине. Ничего сверхъестественного, если не считать, что наш Томас вообще выжил. Уйти сам он никак не мог. Врачи давали очень малые шансы на то, что он вообще пришел бы в себя рано или поздно.

Рэй вспомнила голос, превращающий дым дешевых спецэффектов в туманы Границы, и покачала головой. Что-то было неправильным в этой истории. Такие, как этот Томас, не должны заканчивать в реанимационной палате, воняющей жидкостью для дезинфекции.

— Зайди, погляди, — О’Ши открыл дверь палаты.

— Только без рук, мисс, — резко добавил подпирающий стену коп. Керринджер примирительно подняла ладони.

Окно было открыто, ветер чуть шевелил жалюзи. Кровать плотно обступила медицинская аппаратура, трубки капельницы беспомощно висели. Постель Тома-с-пустыми-руками была смята, на подушке остался отпечаток головы, простынь и покрывало откинуты, как будто он действительно просто на минуту отошел.

А поверх измятой простыни лежал маленький букет белых цветов и серебристых колосьев, небрежно перехваченный зеленой лентой. Свежий, чуть горьковатый запах отчетливо чувствовался в палате, несмотря на открытое окно.

— Я хотела бы посмотреть видео, — ровно сказала Рэй.

— Это можно устроить, — О’Ши кивнул. — Что скажешь?

— Пока ничего не скажу. Я не видела таких цветов в Байле и округе, но ботаник из меня хреновый.

Ей не хотелось особо говорить при втором полицейском. Для него ее предчувствия не будут стоить ни ломаного гроша. Это Ник слышал рассказ Гвинора и волшебный голос, стирающий разницу между мирами, Ник был на «Волшебной мельнице», он успел по уши макнуться в смутное волшебство Другой стороны, ему приходится верить во всякую чертовщину, потому что других ответов в его делах иногда не бывает.

— Мы закончили здесь, — обернулся О’Ши к коллеге. Тот только снисходительно улыбнулся.

— Значит, я могу позвать экспертов. Настоящих экспертов.

Рэй равнодушно пожала плечами. Этот долговязый тип не трогал ее ни в малейшей степени.

— Пошли, — Ник дернул ее за рукав. — Покажу тебе мультики.

Они спустились на первый этаж. На лестнице пришлось посторониться, пропуская наверх сосредоточенных людей с чемоданами, фототехникой и еще черт знает чем. Если Рэй хоть что-то понимала в том, что касалось Другой стороны, что-нибудь из этого всего обязательно даст сбой.

В тесной комнате поста видеонаблюдения тоже людно. Двое копов в штатском, администратор, путающийся у них под ногами, и паренек в форме охраны толпились у мониторов. О’Ши перебросился с полицейскими несколькими короткими фразами и махнул охраннику:

— Покажи ей видео.

Тот вздохнул, как будто его просили об этом уже, как минимум, раз в сотый, пробежался пальцами по клавиатуре.

— Вот, любуйтесь.

Белый больничный коридор на мониторе выглядел вполне буднично. Вот сестра провезла каталку, яростно жестикулируя прошли двое врачей. Потом начинались помехи. Мелькнуло что-то белое, снова помехи, потом картинка появилась снова.

Женщина в средневековом длинном плаще стояла посреди коридора и, запрокинув голову, смотрела прямо в камеру. Рэй вздрогнула, вцепилась пальцами в спинку стула охранника. Видео снова перекрыли помехи.

— Еще три минуты помех — сказал один из полицейских. — И все.

— О’Ши, — медленно проговорила Керринджер. — Пошли, я покурю.

Ник бросил на нее короткий взгляд и кивнул, открыл дверь, впуская в маленькое помещение пахнущий дезинфекцией воздух.

Рэй заговорила, только спустившись с больничных ступенек. Ник ее не торопил, но поглядывал с какой-то опаской.

— Я знаю эту женщину, — сказала Керринджер и вытащила сигарету из мятой пачки. — Ту, которая на видео.

Она глубоко затянулась. Детектив смотрел выжидающе. Рэй сказала:

— Она — Королева Холмов. Та, для которой Томас играл на арфе.

— Я помню, что говорил этот засранец. Значит, она забрала его? — отозвался О’Ши. Помолчал, потом сказал со вздохом: — Может, так и лучше. Если верить медикам, на арфе парень едва ли смог бы играть. Да на чем угодно. А там… Как думаешь, там ему помогут?

— Королева не стала бы оставлять знаков, если бы не знала, что их прочитают, — ответила Керринджер и снова затянулась, поморщилась. Сигареты были плохие, еще хуже, чем она курила обычно. На куреве она обычно экономила в первую очередь. — Так что с ним стряслось?

— Черепно-мозговая, два огнестрельных ранения, — детектив поморщился. — Отдел особо тяжких копает, но пока ничего не накопал.

Помолчав, он добавил:

— Врачи говорят, удивительно, что парень дотянул до больницы. Его нашли на обочине шоссе истекающего кровью с двумя дырками в спине и разбитой головой.

— Ублюдки, а, — Рэй со злостью затушила сигаретный окурок. — Я тебе еще нужна?

— Зайди завтра в управление, — О’Ши скривился. — Сочиним бумагу. Может пригодиться, если Фил завязнет в этом деле. А он завязнет, если ты права.

— Я права, — Керринджер пожала плечами.

На следующий день, выходя от Ника О’Ши, Рэй столкнулась в коридоре полицейского управления с Бэт, девушкой, угощавшей ее сигаретами на концерте. Сейчас без макияжа, с зачесанными назад светлыми волосами, она выглядела гораздо старше, чем показалась Керринджер тогда. Может, дело было в синяках под глазами и горьких морщинах возле губ. Бэт узнала ее, улыбнулась грустно, но спокойно, как будто самое худшее было уже позади.

Через два дня Бэт позвонила. В телефонной трубке голос ее звучал твердо:

— Мисс Керринджер? Мне дал номер детектив О’Ши. Вы водите людей на Другую сторону?

— Да, я занимаюсь этим, — Рэй насторожилась. Она не стала говорить, что сейчас с таким проводником идти через Границу может быть опаснее, чем в одиночку.

— Я готова заплатить ту сумму, которую вы назовете.

Керринджер вздохнула. О’Ши дурак, если пошел на поводу у девичьих слез. Потом она вспомнила лицо Бэт, такое, каким она видела его в последний раз, спокойное, даже отрешенное. Подумала, что ничего не знает об этой девушке, даже того, какие отношения связывают ее с Томом-с-пустыми-руками. В том, что дело в музыканте, Рэй не сомневалась. Она сказала:

— Это не телефонный разговор.

— Я понимаю. Когда вам будет удобнее встретиться? Мое дело может ждать, если это нужно.

Это было что-то новое. Керринджер задумчиво взъерошила волосы и назначила встречу на пять пополудни в кафе на рыночной площади. Если туда принесет Ника О’Ши за традиционным вечерним пивом, тем лучше. Дело о больничном исчезновении все еще висело в полиции.

Ранний сентябрьский вечер был хорош сам по себе. Эта осень вообще радовала мягким теплом. Рэй поймала себя на том, что предвкушает встречу. Шагая по старой байльской брусчатке, она думала о том, что на Другой стороне сейчас туман особенно прозрачен. Осень — время Короля-Охотника, но до ноября, когда у Дикой Охоты есть особенная власть над обоими мирами, еще далеко. Может быть, получится проскочить.

Бэт пришла раньше назначенного времени. Керринджер разглядела ее сразу, как только вынырнула из-под арки двора. Черная рокерская кожанка, выбритые виски, пальцы в массивных кольцах крутят кофейную чашку. Она сидела за столиком в углу летней площадки и выглядела гораздо менее уверенной в себе, чем та девушка, которая щедро делилась сигаретами в прокуренном пабе.

Рэй уронила себя на свободный стул. Бэт чуть улыбнулась ей:

— Оказывается, мы уже немного знакомы.

— Получается, что так. Какое дело у вас на Той стороне? Я никогда не вожу вслепую.

Подошла официантка, Керринджер попросила кофе и для себя. Эта короткая пауза дала Бэт возможность собраться с мыслями, поэтому когда она заговорила, голос ее звучал ровно:

— Томас Лери, вокалист из «Пограничья». Мне нужно его найти.

Можно было не спрашивать. Рэй вздохнула. Перевела взгляд с бледного лица Бэт на глянцевую обложку меню. Интересно, знает ли она о прогнозах медиков. И кем, черт возьми, эта Бэт приходится человеку, ради которого Королева Холмов приходит в Байль. Бэт не красавица, хотя лицо у нее славное, в ней нет ни капли той инаковости, которая отмечает любого, так или иначе связанного с Другой стороной.

— Я не хочу, чтобы он вернулся сюда, — торопливо добавила девушка. — Я знаю, что говорили врачи, да и… Ему будет лучше там. Я просто хочу попрощаться.

Керринджер поглядела на нее с некоторым удивлением. С таким к ней обращались впервые. Услуги «охотников на фей» стоили недешево, тратить такие суммы на прощание едва ли пришло бы в голову кому-то в здравом уме. Рэй спросила резко:

— Кем он вам приходится?

— Я его люблю, — ответила Бэт просто. Керринджер мученически закатила глаза. Самый отвратительный вариант. Девушка добавила тверже: — Мне просто надо знать, что у него все хорошо там.

У нее был характер, у этой влюбленной девчонки. Тогда в пабе Рэй она показалась совсем молоденькой, при дневном свете Бэт выглядела старше, но все равно ей едва ли можно было дать больше двадцати трех. В двадцать три у Рэй сводило скулы от слова «любовь». Она сказала, тщательно подбирая слова:

— Ложь на Другой стороне опасна. Самообман еще опаснее.

— Я знаю. Том много мне рассказывал.

Керринджер задумчиво потерла переносицу. Вспомнила голос, ломающий грань между там и здесь, фигуру на сцене, окутанную туманом и тайной. Наверное, Томас Лери, Том-с-пустыми-руками стоил того, чтобы идти незнамо куда только ради нескольких слов короткого прощания. Сама Бэт ей скорее нравилась. В Байле, конечно, найдутся желающие отвести ее хоть к черту в пасть, если плата окажется соответствующей. Если не повезет с проводником, вляпается она сильно.

Деньги Керринджер были ой как нужны. Того, что платил ей отец за помощь в магазине, хватало только на счета. Машину нужно на что-то делать, без машины она как без рук. А если уж совсем честно, Рэй многое отдала бы за то, чтобы снова вдохнуть воздух над холмами. Может быть, Охотник действительно не сунется к ней после тех шести пуль.

Она задумчиво побарабанила пальцами по столешнице. Того, что хочет Бэт, не получить кровью и холодным железом. Требовать нельзя, только просить. Но может сослужить службу вся эта история с Гвинет и Гвинором.

— Беру день на размышление, — Керринджер наконец-то принесли ее кофе, она с наслаждением пригубила горячую черную жидкость. Нужно позвонить О’Ши, пусть расскажет, кому он раздает чужие телефоны.

Бэт допила свой кофе, расплатилась и ушла. Темнело, зажглись фонари. Керринджер проводила взглядом фигурку в тяжелой куртке. Где-то внутри нее уже зрела уверенность, что завтра она позвонит Бэт и скажет, что готова вести ее на Другую сторону. Но номер Ника О’Ши она набрала.

— Чего тебе? — не слишком внятно отозвался детектив.

— Бэт, подружка Тома Лери. Мне нужно все, что у тебя есть по ней. Раз уж ты дал ей мой номер, — сказала Рэй.

— А где спасибо за подкинутую работу? — кажется, О’Ши пытался жевать.

— Если я за нее возьмусь, будет тебе спасибо. Мне нужна информация.

— А можно я вначале доем? — в голосе детектива звучала беспросветная тоска. Рэй поглядела на свою чашку, еще наполовину полную. Проговорила:

— Доедай. И приходи в то кафе на рыночной площади.

— Черт! Ты что, у меня под окнами? А, все, вижу. Ты знаешь, что это называется сталкинг?

Против воли Керринджер рассмеялась:

— Я понятия не имела, что ты живешь настолько близко. Давай там, жуй. Кофе у меня не бесконечный.

Ник О’Ши пришел раньше, чем кофе успел безнадежно остыть. Он явился в шортах, тапках поверх носков, с мрачной физиономией обреченного человека и рухнул на тот стул, с которого недавно встала Бэт.

— Возьми мне пива, — потребовал детектив. — Я на мели.

— Я тоже, — хмыкнула Рэй.

— Брось. Ты возьмешься за эту работу. Я видел эту девчонку, видел того парня, я знаю тебя. Так что давай.

Керринджер вздохнула, подумала, что кружка или две пива — не такая уж большая взятка полицейскому, махнула рукой официантке, потребовала пива и еще одну порцию кофе.

До тех пор, пока на столе перед ним не появился здоровенный запотевший бокал, О’Ши держал паузу. Присосался к нему он надолго и с видимым наслаждением. И только оторвавшись от пива, детектив пригладил встрепанные волосы, откинулся на спинку стула и начал рассказывать:

— Элизабет Биннори, двадцать три года, работает менеджером у этих фолкеров, «Пограничья». По ее словам, знает Томаса Лери едва ли не с детства, жили по соседству. Томас старше ее на десять лет или около того. Последние три года они вроде как в отношениях. Примерно столько же Лери выступает… выступал с группой. И не ходил на Другую сторону.

Проговорив это нарочито пресным голосом, О’Ши снова припал к пивному бокалу. Рэй задумчиво помешивала кофе, ложечка тихо бряцала о чашку.

— Если тебя интересует, есть ли у нее деньги, — чуть более живо сказал Ник, — то есть. «Пограничье» в последнее время получало неплохие гонорары. Что удивительно, конечно, но не криминально.

— Меня скорее интересует, почему ей так хочется их потратить, — Керринджер отпила кофе и подумала, что лучше бы тоже взяла себе пива.

— А у нее кроме Лери и его группы никого нет. Семья из тех, к которым социальный работник приходит чаще, чем курьер с пиццей. Группа без Тома-с-пустыми-руками распадется, считай, что они были у него на подтанцовке.

— Тем больше шансов, что она наделает глупостей, — вздохнула Рэй.

— Не думаю, — О’Ши покачал белобрысой головой. — Если уж ей хватило мозгов сделать так, чтобы ее друзья-музыканты получали деньги.

— Может, и так. А что с Томом? Узнали, кто его так отделал?

— Этим я не занимаюсь. Отрабатывают разные версии, начиная от наркотиков и заканчивая случайной стычкой. Но мне кажется, что это тоже как-то связано с долбаными феями. Должно быть, ты заразила меня своей паранойей.

— Это не паранойя. Это ты начинаешь все-таки делать свою работу, — Рэй усмехнулась.

— Иди ты знаешь куда с таким экспертным мнением, — огрызнулся О’Ши.

Днем следующего дня, где-то между двенадцатью и часом Керринджер позвонила Бэт Биннори. Топливный насос сдох окончательно, так что на Другую сторону идти предстояло пешком. Это значило, что еду и питьевую воду им придется тащить на себе. Но может, так оно случилось к лучшему. Едва ли кому-то в холмах нравилось, когда к ним под порог подкатывало бронированное чудовище, оставляя за собой примятую траву и вонючий выхлоп. А расстояние и скорость на Другой стороне были понятиями очень, очень условными.

Они встретились через два дня ранним утром на повороте, там, где от трассы в сторону уходил растрескавшийся асфальт боковой дороги. С озера дул прохладный ветер, солнце медленно поднималось над дымкой, и в целом день обещал быть хорошим для начала любого путешествия.

Рэй выбралась из автобуса, закинула тяжелый рюкзак на плечи и подумала с удивлением, что ждет того момента, когда туман Границы окутает ее, а потом сквозь пелену проступят очертания холмов. Другая сторона была отравой, которая пока и не думала ее отпускать. К радости Рэй, левое, простреленное на «Волшебной мельнице» плечо безо всяких протестов приняло на себя вес рюкзака.

Подъехало такси. Водитель помог Элизабет Биннори вытащить из багажника ее рюкзак. Лицо девушки было глубоко задумчивым, как будто бы мыслями она была где-то в другом месте. Рэй хмуро окинула взглядом новенький анатомический рюкзак, растоптанные кеды и потертую ветровку Бэт, кивнула ей коротко, поправила кобуру на поясе, спросила:

— Готова?

— Я оставила все бумаги у своего адвоката. Деньги на счет переведены. Все, что нужно, я сделала.

Бэт заплатила, не торгуясь, и это наводило Керринджер на нехорошие подозрения. Но вместо того, чтобы их озвучивать, она сказала только:

— Если будет тяжело, у меня есть еще место.

— Спасибо, — Бэт улыбнулась. У нее была очень славная улыбка, и Рэй неожиданно разозлилась на Тома-с-пустыми-руками. Тот, кто отравлен туманом Другой стороны, никогда не будет жить спокойно среди людей. Морочил, наверное, девчонке голову. И продолжает морочить.

Вдвоем они зашагали по боковой дороге. Асфальт становился все хуже, сквозь трещины пробивалась трава, пока еще зеленая, потом началась грунтовка. Солнце выкарабкалось повыше, но жары не было. Керринджер шагала уверенно, стараясь ничем не выдать тревогу, которая росла внутри нее.

Рэй с весны не переходила Границу. Старалась забыть запах тумана и вкус земляники. Говорила себе, что ее время вышло, раз уж она два раза видела отблеск солнца на Другой стороне. Что ей нечего там делать, раз Охотник мертв. И тем более если Охотник жив. Но сейчас Керринджер шла на Другую сторону сама и вела туда девочку, которой, по большому счету, там тоже было совершенно нечего делать.

Грунтовка вывернула к берегу озера, потом выбралась на насыпь. Блестела на солнце вода, воздух пах чем-то неуловимо-осенним. Дымка поднималась над дорогой, солнечные лучи путались и терялись где-то в ее глубине.

— Так странно, — сказала Бэт неожиданно. — Я никогда не ходила сюда. Все подростки с моей улицы ходили, кто-то даже пытался перейти Границу, а я — никогда. Как-то не интересно было. И не до того. И после тоже не ходила. Завидовала Тому, которого выбрали чудеса, но не ходила.

— За чудеса дороговато приходится платить, — отозвалась Рэй. Вздохнула глубоко, потом потянулась за сигаретами. Горький вкус табака помогал собраться с мыслями перед тем, как идти за туман.

— Теперь я готова, наверное, — тихо проговорила девушка, — платить за чудеса.

Граница подступала медленно. Туман как будто бы потянулся навстречу людям, вначале стелясь по земле, потом обнимая за колени, потом — за плечи. Стало темнее. И тревожнее. Рэй взяла за руку свою спутницу, чтобы не потерять ее в тумане.

Оказалось, она почти забыла, как это — идти через Границу пешком. Сейчас, когда от текучего тумана Керринджер не отгораживало холодное железо, женщина чувствовала биение жизни. Граница дышала, едва ощутимо пульсировала, бормотала на самом пределе слышимости. И эти едва различимые звуки, даже призраки звуков забивались в уши как вата, заглушая все остальное. Рэй передернула плечами и зашагала быстрее.

Небо Другой стороны закрывали плотные облака. По воде озера бежала мелкая рябь, ветер шуршал в траве, от дальних холмов на землю ложилась тень. Рэй медленно вдохнула воздух, горьковатый на вкус, и осторожно отпустила руку Бэт. Та только вертела головой по сторонам и молчала.

Керринджер зашагала по дороге. Она давно не приходила сюда пешком, предпочитая отгородиться от Другой стороны холодным железом и четырьмя колесами. Ну и воду не приходилось тащить на своем горбу. Восемь литров воды добавляли изрядно веса рюкзаку. Стоило взять больше, но Керринджер здраво оценивала свои силы.

Сейчас она рисковала. Можно было верить Гвинору в том, что касалось Охотника. Еще можно было надеяться, что двое пеших для чужих глаз более неприметны, чем внедорожник. Рэй сжала зубы. Ладно, стреляла же она однажды, значит, сможет сделать это еще раз.

— Здесь совсем не так, как рассказывал Том, — неожиданно сказала Бэт.

— А что говорил Том? — спросила Керринджер, чтобы отвлечь себя от мыслей об Охотнике. Думать о нем — накликать себе на голову.

— Он говорил о солнце над зелеными холмами, — в голосе Бэт мелькнули мечтательные нотки.

— Считается, если ты видишь солнце на Другой стороне, обратно тебе уже не выбраться, — хмуро отозвалась Рэй. Вот и выяснилось, почему арфист Королевы вернулся в мир людей и не спешил снова переходить Границу.

Дорога окончательно потерялась в траве, и Керринджер полезла в карман за старым компасом. Вытащила его из латунного чехла и обернулась к своей спутнице:

— Мне нужна прядь волос Томаса.

— А, да, сейчас, — девушка кивнула. На запястье у нее болтались нитяные браслеты, она стянула один из них, протянула Рэй. Та подхватила его, и оказалось, что это тонкая косичка черных волос, перетянутая зеленой ниткой. Керринджер осторожно уложила его в латунную коробку чехла и вернула компас на место.

Стрелка резко крутанулась, сделала два полных оборота и замерла неподвижно, указывая четко в сторону отметки магнитного севера. Рэй пожала плечами. Значит, вперед.

Какое-то время они шли молча. Кое-где по земле стелился туман, чуть касался ботинок и кед и тут же шарахался от них. И только когда они перевалили через первую пологую гряду холмов, Бэт заговорила снова:

— Том перестал ходить на Другую сторону не потому, что увидел солнце.

— А почему? — это не было праздным любопытством. Кто знает, что придется говорить и о чем просить, когда они доберутся до места.

— Он остался без арфы, — Бэт грустно улыбнулась. — Он был арфистом Королевы Холмов, а стал Томом-с-пустыми-руками.

— Королева пришла за ним в Байль, — Рэй чуть нахмурилась.

— Это не она выгнала его с Другой стороны. Томас ушел сам. Не выдержал ее жалости.

Что-то в голосе Бэт заставило Керринджер обернуться на нее. Элизабет Биннори шагала, упрямо сдвинув брови к переносице, и выражение ее лица заставило Рэй подумать, а не зря ли она согласилась вести девушку на Другую сторону. Впрочем, поворачивать назад было уже поздно. Лицо Бэт отчетливо говорило, что если нужно, дальше она пойдет сама.

На привал остановились в роще у подножья третьей гряды холмов, менее пологой, чем предыдущие две. Сама Рэй могла бы идти и дальше, но Бэт после подъема и спуска по крутым склонам выглядела плоховато. Она и так отлично держалась, не просила замедлить шаг, не задавала дурацких вопросов и упорно тащила свой рюкзак, слишком тяжелый для нее. Стрелка компаса замерла как приклеенная и не пыталась сменить направление.

В роще было тихо, только где-то вдали журчал ручей.

— Воду здесь пить нельзя, — привычно предупредила Керринджер. — Есть что-то, кроме того, что у нас с собой, — тоже.

— Я знаю, — Бэт кивнула. Они сидели в корнях высокого вяза, на подстилке опавших листьев. Крона над ними уже начала желтеть. Рэй выудила из недр своего рюкзака единственную бутылку со сладкой газировкой, отхлебнула, передала Бэт:

— Для пешего похода не самое лучшее питье, зато забивает вкус здешних туманов.

— Кажется, Том только за ними и ходил, — со вздохом сказала девушка. — За туманами, за песнями, за чарами сидов. Он ел их еду и пил вино.

— Кто знает, может, для певцов и арфистов другие правила, чем для остальных.

— Да нет, — Бэт дернула плечом. Помолчала немного, задумчиво разглядывая бутылку с газированной водой у себя в руках, потом проговорила: — Том просто не умел иначе. Петь здесь песни оттуда, им — наши, и пить их вино, и видеть их солнце. И с группой то же самое. Пока я не взялась за них, играли бесплатно, лишь бы пускали играть. Но в том-то все дело, чтобы играть в холмах, и в городе.

Она резко замолчала. Пластиковая бутылка скрипнула в ее руке.

— Королева дала Тому арфу, в которой струны были свиты из звездного света. Он отдал эту арфу как плату за то, чтобы видеть через туман Границы.

— Ого, — Рэй присвистнула.

— Да. Король-Охотник попросил за этот дар что-то, равное по цене. Том отдал арфу.

— Твою мать, — пробормотала Керринджер.

К вечеру холмы перешли в пологую, заросшую лесом долину. Идти стало проще, рюкзаки — чуть легче. Лес был старым, без густого подлеска. Там же и заночевали, завернувшись в спальники и поглубже закопавшись в палую листву. Ночи на Другой стороне были холодные.

Под утро Рэй проснулась. Даже в спальнике чувствовалась прохлада. Она обхватила себя руками за плечи, подтянула колени к подбородку, пытаясь собрать оставшееся тепло. Рядом тихо посапывала Бэт, сжавшаяся в комок. Ветер едва слышно колыхал листья.

Что-то было не так. Керринджер отчетливо чувствовала в воздухе какую-то смутную тревогу, и тревога эта не имела ничего общего с эхом рогов Охоты, до дрожи, до отвращения знакомым Рэй.

Она села в спальнике, нащупала кобуру с револьвером, придвинула ее ближе. Что-то происходило на Другой стороне, и едва ли это было что-то хорошее. Холмы и леса молчали, и это угрюмое молчание было неправильным. Рэй положила руку на рукоять револьвера, а второй нащупала на шее наконечник стрелы на шнурке, стиснула его в кулаке. Потом отыскала в карманах сигареты.

Утром следующего дня начал накрапывать дождь. Осень наступала на Другой стороне как будто кусками, урывками, зеленая листва соседствовала с порыжелой, кое-где даже проглядывали голые черные ветки. Шли медленнее — с непривычки Бэт натерла плечи лямками нового рюкзака. Керринджер забрала у нее часть вещей и чувствовала теперь, как ноют под грузом ее собственные плечи. Зато они вышли на едва заметную тропинку, змеившуюся как будто бы в нужном направлении. Никто не пытался сбить их с пути мороками, стрелка компаса указывала вперед, и Рэй даже начало казаться, что этой девчонке дадут попрощаться с ее Томом.

Элизабет Биннори в качестве спутницы обладала одним неоспоримым достоинством. Она целеустремленно шагала по тропе, и горящие алыми осенними листьями кусты голубики интересовали ее гораздо меньше, чем саму Керринджер. В своих разношенных кедах и вытертых джинсах она даже здесь настолько принадлежала Байлю, что у туманов Другой стороны не было ни малейшего шанса отравить ее. Бэт имела так мало общего с тем человеком-сидом, которого Рэй видела на сцене в «Зеленых рукавах», что она начала понимать причины молчаливой тоски в глазах девушки.

К полудню они выбрались из-под лесных сводов и вышли к берегу реки. По обе стороны от нее земля снова начала дыбиться холмами, но пока это были обычные холмы, с крутыми, обрывистыми склонами, поросшие редкими деревьями.

Тревога Рэй, разбудившая ее ночью, только усилилась к полудню. Ей не нравилась дымка над рекой, потому что в ней мелькали какие-то тени, которых там не должно было быть. Не нравился ветер и какой-то странный шелест в нем. Не правилась время от времени наступающая тишина. Кобура с револьвером оттягивала пояс, но это не приносило никакого успокоения.

— Смотри! — неожиданно окликнула ее Бэт.

Керринджер проследила взглядом за вытянутой рукой девушки и тихо выругалась. На одном из дальних холмов отчетливо вырисовывалась, темная на фоне серого неба, фигура всадника. Конь под ним замер неподвижно, а больше ничего было не разглядеть из-за расстояния. Какое-то время он оставался там, а потом скрылся за гребнем холма.

— Это по мою душу, — с кривой усмешкой сказала Рэй.

Присутствие Охотника она угадывала безошибочно. Его тень преследовала Керринджер каждый раз, когда она приходила на Другую сторону. Он снился ей каждый Самайн в снах, временами странных, временами — страшных, и, Рэй была уверена, делал это специально. Ей бы хотелось забыть и Короля-Охотника, и ту ноябрьскую ночь, когда она вышла навстречу Дикой Охоте, но сердце ее пропускало удар каждый раз, когда где-то в холмах пели охотничьи рога.

Может быть, Рэй его боялась. Слишком хорошо помнила, как падает ее отец на одно колено, как красная кровь заливает зеленую траву у подножья полого холма. Слишком хорошо помнила, как летит ей в спину крик: «Семь дней даю тебе на моей земле, не боле!». Слова Короля имеют вес гейса, запрета-заклинания, даже если Король вконец разругался с собственной рыжей башкой.

Керринджер вздохнула. Вспомнила кровавое пятно на охряной рубашке. Странное дело, Охотник изводил ее, как только мог, она бежала, потом перестала бежать и стала стрелять, но никогда она не смогла бы представить себе Другой стороны без Охотника. Невольно Керринджер вспомнила про баньши. Если ее пули не убили Короля, значит, предсказание не сбылось? Или еще не сбылось?

— Что-то серьезное? — нахмурив светлые брови, спросила Бэт.

— Если бы этот парень был человеком, — отозвалась Рэй, — его бы засадили за похищение и сталкинг. А я бы пошла к мозгоправу лечить голову. Он не человек, поэтому все сложнее.

С появлением всадника на холме тревога Рэй немного утихла, хотя все должна бы ровно наоборот. Они продолжали идти вдоль реки, отклоняясь от стрелки компаса только для того, чтобы обойти топкие участки берега. Постепенно берега становились все более обрывистыми, из-под травы начал выступать каменный костяк.

Время от времени поднимался ветер, гудел в зарослях камыша, качал длинные стебли болотных желтых ирисов — и Рэй, наконец, сообразила. Ветер едва различимо пах гарью, и ей это совсем не понравилось.

Тень, стелющуюся где-то среди камыша, она заметила почти случайно. Присела на корточки, чтобы поправить шнурок на левом ботинке, бросила короткий взгляд через плечо и остро пожалела, что решила идти пешком. На Другой стороне было достаточно опасных существ, даже если на секунду выбросить из головы Охотника и его красноухих гончих.

С этого момента чужая тень все время маячила где-то на самом краю, то прячась в камышах, то мелькая среди камней, и Керринджер зло подумала, что ей и без этого хватает страхов. Будь она одна и налегке, попыталась бы оторваться от преследования, но не с Бэт, не с рюкзаками и водой. Тревога сменилась отчетливым ощущением опасности, хоть прямо сейчас вытаскивай револьвер и стреляй наугад. Рэй сдержалась.

Выпирающие из земли гранитные уступы стали круче и вплотную приблизились к реке. Женщинам пришлось идти вдоль самой кромки воды. По счастью, берег стал твердым, болото с камышами закончилось. Теперь река болезненно напоминала Керринджер то место, где весной они с Джоном Маккеной встретили предсказательницу с холмов.

Бэт начала отставать. Тяжелый рюкзак и отсутствие привычки к дальним походам делали свое дело. По-хорошему, нужен был привал, но Рэй не смогла бы себя заставить остановиться сейчас: чужая хищная тень мелькала то там, то тут. «Охотник на фей» зло стиснула зубы и замедлила шаг, подстраиваясь под Бэт.

Постепенно скалы стали все выше, они зажимали реку в серые, поросшие мхом оковы, заставляя петлять. Стрелка компаса продолжала указывать прямо, но от реки пришлось забирать в ту сторону, где в человеческом мире находился бы запад. Тень словно бы приотстала, но чувство тревоги не оставляло Керринджер, пока они с Бэт карабкались по камням. Рэй стискивала зубы и молчала. Пугать девушку ей не хотелось. Может, еще обойдется. А не обойдется, так отстреляется.

И только выбравшись на вершину очередного скального уступа, она позволила себе выругаться в голос.

Внизу лежала пустошь, красная от вереска. Это место Керринджер узнала бы изтысячи. Это здесь под алым покровом прячутся белые кости. Она отлично помнила, как хрустели они под колесами тяжелого джипа. Над красной пустошью висело тяжелое свинцовое небо без единого светлого просвета.

— Странное место, — хрипло сказала Бэт. Она устало привалилась к каменному валуну, давая отдых плечам.

— Самое странное из тех, что я видела здесь, — хмуро отозвалась Рэй. Ей самой пустошь казалась не только странной, но и страшной. Но стрелка компаса упрямо указала на холмы, виднеющиеся за полями красного вереска. Керринджер проговорила: — Отдохнем здесь перед тем, как спускаться.

Тень появилась снова, когда Рэй курила вторую за этот привал сигарету. Она мелькнула среди скал, пропала, показалась на глаза снова. Керринджер выругалась про себя, вспомнила белые кости на красном поле и пожалела, что не взяла хотя бы старый отцовский пикап. Рядом Бэт зябко поежилась, затолкала обратно в рюкзак бутылку с водой и сказала неуверенно:

— Давай пойдем дальше.

— Придется, — Керринджер кивнула. Ей очень не хотелось думать, будто их кто-то специально загоняет на вересковую пустошь. Она сунула сигареты в карман разгрузки, с натугой закинула рюкзак на плечи. Вода уходила быстро, если по-хорошему, у них есть только завтрашний день, чтобы добраться до Тома-с-пустыми-руками. Потом придется поворачивать.

Сказать об этом Керринджер не успела. Тень снова появилась, на этот раз совсем близко. Рэй вздрогнула и взвела курок. Бэт охнула.

Вынырнувшая из-за камней тварь больше всего походила на помесь волка и питбуля, но размером была с хорошего пони. Свалявшийся черный мех торчал клочьями, шкура обтягивала торчащие ребра, из оскаленной пасти стекала тонкая струйка слюны.

Бэт тихо вскрикнула. Керринджер выхватила револьвер. Грохнул выстрел, потом второй. Тварь отбросило назад, на камни, но не успела Рэй перевести дыхание, как существо медленно начало подниматься на лапы. Женщина выругалась. На Другой стороне можно было встретить существ, которых не брало холодное железо, но редко, очень редко.

До пистолета с обычными патронами она уже не успеет дотянуться. Рэй вздернула на ноги Бэт, толкнула в сторону спуска, рявкнула:

— Бегом!

Ей нужно было выиграть хотя бы немного форы, чтобы вытащить из кармана разгрузки второе оружие. Керринджер вкинула бесполезный револьвер в кобуру, перескочила брошенный рюкзак Бэт, оскальзываясь на осыпающемся склоне, начала спускаться вниз. На бегу кое-как она смогла дотянуться до пистолета, но развернуться для выстрела не успела. Что-то темное распласталось в прыжке прямо у нее над головой. Закричала Бэт.

Тварь приземлилась прямо между ними. Бэт пятилась от нее, потом споткнулась, упала на спину и закричала снова, разглядев, обо что она споткнулась. Керринджер зло ощерилась и выстрелила, целясь в основание черепа под черной шерстью.

Пуля ушла куда-то под шерсть и все. Не было даже крови. Второй выстрел причинил твари ничуть не больше урона, разве что она развернулась от жертвы, не способной сопротивляться, к другой, которая пока еще огрызалась.

Сердце Рэй колотилось где-то у горла. У нее оставался нож, но едва ли от него будет хоть какой-то толк. Как и от соли, рябины и других человеческих оберегов. Бронзовый наконечник на шнурке под футболкой стал горячим, как уголек из костра.

Сзади Элизабет Биннори с трудом поднялась на ноги. Лицо ее было бледным, губы сжаты, глаза огромные. Смотрела она, однако не на тварь, а на Керринджер.

Ткань на груди, там, где был сидский амулет, медленно обугливалась, сквозь нее проглядывало красноватое свечение. Кожу жгло. Рэй, почти не задумываясь, рванула дареный оберег. Шнурок поддался со второго рывка, и наконечник полетел на землю, под самые лапы чудовища.

Полыхнуло, как при фейерверке. Рэй сунула бесполезный пистолет в карман разгрузки и рванулась вперед. После вспышки у нее перед глазами плавали круги, но это не имело никакого значения. Гребаное уродище не брало оружие, значит, оставалось только уносить ноги. Она рванула Бэт за руку, и они побежали. Рюкзак больно бил по спине, дыхания не хватало. Керринджер избавилась бы от него, но там была вода, без которой не было надежды на возвращение для нее и для Бэт. Два дня можно обойтись без еды. Без воды — нельзя.

— Что это было? — хрипло спросила Бэт на бегу.

— Не важно, — выдохнула Рэй. Дыхания не хватало. Она обернулась на мгновение. Тварь неслась за ними по вереску, красному, как кровь.

Проклятый рюкзак давил неподъемной тяжестью, левое плечо начало ныть и постреливать болью, и Керринджер успела подумать, что остаться на Другой стороне — лучшая участь, чем быть загрызенными выродком крысы и дворняги. Но для того, чтобы выбраться из лямок, нужно было хотя бы несколько секунд.

Рэй начала отставать. Бэт обернулась на нее, и женщина рявкнула:

— Беги.

У нее, по крайней мере, был нож.

Густой, гулкий звук рога медленно плыл над пустошью. Всадник появился откуда-то слева, из-под копыт вороного летели ошметки вереска и комья земли, сверкало копье. Он натянул поводья, загораживая женщин от несшейся к ним твари. Налетевший ветер расплескал по черной рубахе рыжие волосы.

Рэй рухнула на колени под тяжестью рюкзака. Сердце ее пропустило удар, потом снова загрохотало в ушах, как сошедший с ума барабан.

Без спешки всадник рысью послал коня навстречу твари. Та присела на задние лапы, потом прыгнула. Вороной прянул в сторону, уходя от мощных когтей, взвился на дыбы, а в следующий миг тяжелые копыта рухнули на спину чудовищу. Оно завизжало. Охотник замахнулся.

Копье пришпилило тварь к земле. Лапы дернулись, заскребли по земле и замерли. Всадник наклонился выдернуть оружие и с трудом удержался в седле. Потом он выровнялся, подобрал поводья и обернулся к Рэй.

Таким Короля-Охотника она никогда не видела. Лицо измучено, под глазами круги, на груди по черной ткани рубахи, там, куда пришлись выстрелы Рэй, расплывалось влажное пятно. Керринджер стиснула зубы. Ей хотелось кричать.

Охотник поморщился, тронул ладонью намокшую рубаху. Даже отсюда Рэй видела, что пальцы его окрасились красным. Король Другой стороны улыбнулся ей печально, и сжал коленями конские бока.

Не отрываясь, Керринджер следила глазами за фигурой всадника, пока она не потерялась где-то в дымке, поднявшейся над красным вереском. Потом Рэй тяжело осела на землю и бездумно смотрела на собственные руки, пока Бэт не начала тормошить ее за плечи.

С трудом Керринджер встала. Рюкзак казался неподъемным грузом, но отдыхать на красном поле ей не хотелось. Рэй оглянулась по сторонам.

То ли Другая сторона снова подшутила над незваными гостями, то ли появление Охотника перемешало пространство и направления, но теперь край вересковой пустоши был всего в нескольких сотнях метров впереди. За ней начинались холмы. Округлые вершины сидов поросли зеленой травой, кое-где в ней проглядывали белые метелки ковыля, рунические камни дозором застыли на границе между пустошью и холмами.

— Нужно забрать вещи, — неуверенно проговорила Бэт. Выглядела она так, как будто бы ей тоже совсем не улыбалось идти обратно через красный вереск.

— Если нам повезет, заберем на обратном пути, — отрезала Рэй. — Мы почти пришли.

Бэт проследила за ее взглядом, и лицо ее окаменело. Не дожидаясь своего проводника, девушка одернула куртку и зашагала к холмам. Керринджер коротко выругалась, поправила впивающиеся в плечи лямки рюкзака и пошла следом за ней.

За границей рунических камней на склоне холма стояла женщина. Легкий ветерок играл складками белого платья, золотые волосы лились по плечам. Рэй подобралась и ускорила шаг, чтобы догнать Бэт.

Элизабет Биннори оглянулась, глаза ее горели каким-то лихорадочным блеском. Она сказала:

— Я сама буду просить. Я знаю, что надо сказать.

Керринджер пожала плечами. Ей совсем не понравилось, как горят глаза Бэт, нутром она чувствовала какой-то подвох, но не могла сообразить, какой.

Поравнявшись с камнями, Рэй остановилась. Перевела дыхание, скинула на траву рюкзак. Плечо болело, как будто по нему били. Хочет просить — пусть просит. Может, просьба Бэт и в самом деле будет услышана, раз уж они так легко отыскали сид Королевы, раз уж она вышла им навстречу. Сама Рэй после бега через пустошь чувствовала себя полностью выжатой.

Женщины на склоне холма говорили тихо. Керринджер видела только светлый затылок Бэт и лицо Королевы, нездешнее, неподвижное. Что-то там происходило такое, что чутье заставило Рэй оставить рюкзак возле дозорного камня и пойти вверх по склону, ускоряя шаг. Ветер уносил куда-то слова сиды, оставался только звон серебряных колокольчиков, но последнюю фразу девушки «охотник на фей» расслышала отчетливо:

— Пусть я стану арфой для Тома!

— Бэт! — крикнула Рэй. В груди защемило от неотвратимости. Бэт была хорошей девчонкой, пусть и отчаянно, невозможно влюбленной в своего Тома Арфиста. Эта просьба ее, она была такой дурацкой, такой странной, но с ней в голове у Керринджер со щелчком сложилась в целое вся мозаика: настойчивость Бэт, ее готовность платить любые деньги проводнику на Другую сторону. Действительно, зачем арфе деньги? Щелчок в голове у Рэй был болезненно похож на щелчок взводимого курка.

— Преврати меня в арфу для Тома! — настойчиво повторила Бэт. — Мне и так не будет без него жизни, пусть лучше он получит то, что нужно. Он же должен играть, здесь и в Байле, чтобы не получилось так, что все это было зря! Пусть лучше я буду его арфой, чем жить непонятно зачем и потеряв все.

Королева что-то тихо спросила у Бэт, та кивнула, потом обернулась к Керринджер. Она улыбалась так отчаянно и счастливо, что у Рэй слова примерзли к языку.

Королева холмов медленно подняла руки, обняла Бэт. Ее широкие рукава заслонили фигуру девушки от Рэй. Керринджер устало закрыла глаза.

Потом она сидела на склоне холма, обхватив руками колени. На вершине другого сида Томас Арфист играл на новой своей арфе, и слушать эту музыку было невозможно. Не слушать — тоже. Рэй все время мерещился в звоне струн отголосок смеха Бэт. Впору было стискивать зубы от бессилия и злости, но что-то такое делала с ней эта музыка, что у Керринджер оставалась только грусть. Ей почти до слез было жаль эту славную девчонку, так любившую, так поверившую в чудо.

— Она будет дремать, и грезить, и петь ему, — тихий голос за спиной заставил Рэй вздрогнуть — она не слышала шагов. Рядом с ней на траву опустилась сида в простом белом платье. Королеву Холмов в ней Рэй узнала не сразу. — Это хорошая судьба. Однажды он узнает ее голос и позовет ее по имени. Тогда чары закончатся, потому что сердце всегда сильнее чар.

— Почему она?.. — хрипло спросила Керринджер.

— Я дала моему Тому арфу, где струны были звездным светом, — сказала Королева. — Он отдал ее Охотнику, чтобы получить право уходить и возвращаться. Король-Охотник жесток, но прав. Он спросил Тома о самом ценном, что он мог отдать. Мне можно было бы гордиться — он ценил мою арфу сильнее, чем свой голос или мастерство своих рук.

Рэй слушала ее, затаив дыхание. Ей нужна была правда о Томе Арфисте и Бэт, чтобы, уйдя с этого холма, она смогла хоть как-то собрать себя в кучу и жить дальше.

— Король просит много и дает много. Он дал Тому власть видеть через чары и мороки. Поэтому когда-нибудь мой Арфист услышит, чьим голосом поет его арфа.

Они помолчали немного. Над зелеными холмами взлетел сильный голос Томаса Лери, и пока он пел, говорить было нельзя, можно было только слушать. Он пел о солнце над холмами, и о девушке на холме, и еще о чем-то знакомом и неузнанном пел.

— Я сказала Тому, что у него не будет другой арфы, пока кто-то не даст ему больше, чем дала я. Я была зла. Ему не надо было просить у Короля. Он мог попросить у меня. Я бы забрала назад сказанное ради Тома, но некоторые слова не создают будущее, а лишь провидят его.

Рэй криво усмехнулась. Ей припомнилось, как в пабе «Зеленые рукава» Гвинор назвал Тома гордецом. Сейчас казалось, что это было очень, очень давно.

— Зачем мы вам? — просила Керринджер неожиданно. — Дети, Том, Бэт, все остальные, кто уходит и не возвращается?

— Чтобы Граница оставалась Границей. Чтобы нас не разбросало, как щепки, в течении времени. Это нити, которые сшивают Ту сторону и Эту, делают нас одним. Жаль, что их так мало и, чем дальше, тем меньше. Когда-то мы отдавали вам на воспитание своих детей, но эти времена ушли. Дети по эту сторону Границы — редкость.

— И это стоит того?

— Да. Народу холмов нужны люди, а людям нужны мечты и сказки. У нас и у вас нет другой защиты от Бездны и забвения.

— Но почему Гвендоллен? Почему не кто-нибудь другой? — Рэй вскинула голову и в упор взглянула на сидящую рядом с ней. Не видь она ее раньше, никогда не узнала бы в этой женщине с усталыми серыми глазами Королеву Другой стороны. Сида вздохнула:

— Потому что одни с рождения принадлежат Границе чуть больше. Такие сами находят сюда дорогу, даже если их не находим мы. Как ты. Как Томас. Как тот мальчик, околдованный одной девочкой, которой не следовало возвращаться к людям.

Рэй сообразила, что речь о Бене Хастингсе и о Гвинет.

— Как она вернулась? — спросила Керринджер.

— Гвинет знает чары не хуже, чем любой из народа холмов. Она искала дорогу и нашла. Вот, — тонкая рука Королевы вынырнула из складок платья, сида протянула Рэй маленький шелковый сверток. — Отдай мальчику. Его леди будет помнить о нем.

Керринджер развернула мягкую ткань. Тугая прядь волос, перевязанная лентой, сверкнула у нее в руках, как золото на солнце. Невольно Рэй подняла глаза к небу, но в серой пелене туч над холмами не было ни единой прорехи.

— Пусть еще одна нить, хоть бы и такая тонкая, будет протянута через Границу, — сказала сида. — Эта осень будет холодной и темной, а зима за ней — долгой. Кто знает, что и кому поможет устоять, когда задуют ветра Самайна.

Потом она ушла, и Рэй осталась один на один с наступающими сумерками и музыкой Томаса Арфиста, текущей с холма.

Осенняя жатва

— Понятия не имею, — проговорил Ник О’Ши. — Мне сказали брать за шиворот эксперта и ехать. Коронер не может определить, что за зверь задрал жертву.

Служебная машина неслась по ночному Байлю под вой сирены. Керринджер отчаянно зевала и мечтала о кофе. О’Ши поднял ее из постели, когда часы показывали половину третьего ночи. Октябрьская сырость просачивалась в салон и заставляла Рэй ежиться.

— У гончих Дикой Охоты точно такие же зубы, как у других собак, — проворчала она.

— А что, других тварей там не водится? — спросил О’Ши.

Керринджер припомнила существо, от которого они с Бэт бежали через красное вересковое поле и нехотя ответила:

— Водится.

В неверном свете полицейском мигалки мимо пронесся старый город, потом кварталы типовой четырехэтажной застройки, ее сменили ветшающие глухие заборы. Потом проезжая часть снова стала уже, ее сжали со всех сторон старые дома, лодочные сараи, гаражи с выломанными воротами, кое-как втиснувшиеся в узкие просветы между домами. Освещения было мало, только впереди мерцало зарево полицейских прожекторов.

О’Ши припарковал машину между фургоном коронера и еще одной такой же невыразительной темной легковушкой. На несколько секунд откинулся на спинку сиденья, словно собираясь с силами, потом сказал Рэй:

— Идем.

Воздух снаружи пах сыростью и рыбой. Налетавший ветер был пронзительно-холодным, он легко забирался по куртку и трепал волосы.

Керринджер редко бывала в этой части Байля. Рыбацкие кварталы жили своей собственной жизнью, как будто время здесь текло гораздо медленнее, чем в остальном городе, постепенно отращивающем небоскребы из бетона и стекла. Здесь правила диктовал не туман Границы и даже не котировки валют на бирже, а холодные волны Лох-Тары.

Перебросившись несколькими короткими фразами с полицейским у ограждения, Ник О’Ши поднырнул под желтую ленту и поманил к себе Керринджер.

Возле причалов было людно. Несколько копов и экспертов в синих куртках размечали указателями с цифрами темные пятна на старом асфальте, еще трое работали возле чего-то смутно похожего на кучу тряпья. В белом свете прожекторов все казалось призрачным и сюрреалистичным — резко очерченные лица людей, ленты ограждения, рваные тени.

О’Ши подвел Керринджер ближе к тому, что издали показалось ей бесформенным кулем, и Рэй разглядела, что когда-то это было человеком. Зябко она передернула плечами и обхватила себя руками. Сказала:

— Лучше бы ты меня предупредил.

— Что скажешь? — детектив старательно смотрел куда-то мимо.

— Я не спец по расчлененке, — через головы криминалистов Рэй видела ноги в резиновых рыбацких сапогах и непонятное месиво там, где у людей обычно находится живот. Помолчав, Керринджер сказала: — Кажется, рвали зубами.

— Ч-черт, — Ник выругался. — Это мы и так знаем. Я имею в виду, ты можешь сказать, это сделало что-то с Той стороны или с этой?

— А еще я не рыночная предсказательница, — тело на асфальте было пугающим, омерзительным, но Керринджер потребовалось усилие, чтобы перевести взгляд на осунувшееся лицо О’Ши. — Я знаю тварей с Другой стороны, которые могли бы это сделать.

Она снова вспомнила существо, которое гналось за ними с Бэт Биннори по полю красного вереска, и передернула плечами. У него было достаточно зубов, чтобы выпотрошить кого угодно.

— Это хорошо, если знаете, мисс, — один из криминалистов обернулся к ним, в свете прожекторов блеснули очки. — Потому что я понятия не имею, у какого зверя такие зубы и повадки.

— Это Дейв Митчелл, коронер, — нехотя проговорил О’Ши. — Керринджер, мой эксперт по чертовщине.

— Чертовщие, — Митчелл зло сдернул окровавленные перчатки. — Самое подходящее слово! У нас два трупа, а толку.

— Два? — Рэй хмуро перевела взгляд на О’Ши. Тот ответил еще более пасмурно:

— Первого нашли позавчера, там, ближе к воде.

— Кто-то или что-то решило полакомиться потрохами этих парней, — устало добавил Митчелл. — И я не знаю, кто или что. А должен был бы знать!

— Я могу осмотреться здесь? — коротко спросила Керринджер.

Детектив кивнул. От полицейского фургона принесли носилки. Ветер, дувший со стороны Лох-Тары окреп и усилился, заставляя людей кутаться в куртки и пиджаки. Керринджер проследила взглядом отметки с номерами и темные пятна. Их было много, очень много. Рэй тихо выругалась и медленно пошла туда, где за ангарами должны прятались причалы. Крови там было больше всего. Ник О’Ши тащился за ней.

— Он должен был кричать, — проговорила женщина. — Очень много кричать. Что говорят местные?

— Ничего. Ни криков, ни шума, ничего, — детектив замолчал и молчал так долго, что следующие его слова заставили Рэй вздрогнуть: — Только старик-сторож что-то бормотал про туман. Не знаю, имеет ли это какой-то смысл.

— Может и имеет.

Искать ночью след какой-то неведомой твари, загрызшей двоих, Рэй не хотелось совершенно. Слишком свежим был страх, пережитый тогда, на вересковом поле. На мгновение Керринджер задумалась, потом сказала решительно:

— Это не гончие Дикой Охоты. Их слышно.

И убивают они иначе, но об этом Рэй говорить не стала.

— Мне должно это что-то сказать? — отозвался О’Ши.

— Да. Что проблем могло быть больше.

— Куда уж больше, — Ник поежился, поднял воротник куртки в надежде защититься от ветра.

— Почти любую тварь с Другой стороны было бы слышно, — задумчиво добавила Рэй. — С Этой тоже, кстати. И туман…

Она то и дело ловила на себе быстрые чужие взгляды. Ну еще бы, какая-то непонятная тетка бродит по месту преступления, и под курткой у нее отчетливо можно угадать очертания кобуры.

Чувство опасности, странный маячок в голове Рэй, безошибочное чутье молчало. Что бы ни приходило сюда, оно ушло, оставив после себя только призрачный свет прожекторов и длинные тени полицейских.

— Из меня хреновый криминалист, — Рэй устало потерла переносицу. — Это существо может быть с Другой стороны. Я осмотрюсь потом здесь сама, когда вокруг не будет всей этой толпы бравых парней. А в небе будет солнце. Того первого парня ведь тоже загрызли ночью?

— Угу. Какого хрена я перевелся в этот отдел, а? — проворчал Ник О’Ши. — Хочешь посмотреть, где его нашли?

— Валяй, — Рэй пожала плечами. Идти ей не хотелось совершенно.

Детектив повел Керринджер к краю огражденной площадки и даже придержал ленту у нее над головой. Потом они попетляли между каким-то неопрятными хибарами, и неожиданно для Рэй перед ними оказалась Лох-Тара. Мелкие волны набегали на галечный берег, слева торчали темной громадой причалы. О’Ши ткнул туда пальцем.

— Вот там его нашли, возле воды.

Он помолчал, потом проговорил осторожно:

— Раз мы тут про всякую чертовщину, может, его что-то из воды загрызло?

Рэй задумчиво взъерошила волосы. Пнула носком тяжелого ботинка камешек. Он с плеском ушел в воду.

— Возле того, второго, только лужи крови. Воды нет. Если бы что-то вылезло из воды, с него бы капало, правда?

— Наверное, — О’Ши растер замерзшие руки, сунул их в карманы. — Если бы мы имели дело с чем-то обычным.

— А кроме того, водяные существа предпочитают топить, а не жрать, — задумчиво продолжила Керринджер. — Есть фотографии этого первого? Хочу глянуть.

— В офисе, — откликнулся детектив.

— Покажешь. Подвези меня куда-нибудь ближе к дому. Я тебе не ищейка, по запаху эту тварь не найду. Кстати о запахе. Что собаки?

— Ничего, — невесело хмыкнул Ник. — Полицейские собаки отказываются брать след. Скулят и воют. Поехали, покажу тебе веселые картинки.

Возле машин и ленты ограждения все оставалось по-прежнему, только рядом с полицейскими болтался старик в потрепанном дождевике. Нечесаная борода старила его и придавал уж совсем древний вид.

— Говорю вам, — голос старика дребезжал, — это жатва. Осенняя жатва, древняя жатва…

При приближении О’Ши и Керринджер он осекся. Смерил Рэй тяжелым взглядом почти невидимых под нависшими бровями глаз, развернулся и зашагал прочь. О’Ши небрежно салютовал мерзнущему патрульному и торопливо полез в машину. Салон служебного авто и самой Керринджер сейчас показался удивительно уютным и безопасным местом.

— Что ты хочешь от фотографий? — детектив включил печку, и Рэй обдало потоком теплого воздуха.

— Возьму у тебя пару, покажу отцу, — она пожала плечами. — А он старикам, с которыми пьет пиво каждую среду и пятницу.

— Что за старики? — О’Ши подобрался.

— Старые охотники. Они моего отца до сих пор называют «парнишкой Биллом». Тебе они ничего не скажут, мне тоже, а у него может получиться.

— Почему это не скажут? — спросил детектив без особого, впрочем, энтузиазма.

— Потому что таким соплякам, как мы с тобой, не положено рассказывать про всякие опасные штуки, — рассмеялась Рэй. Чем дальше они уезжали от берега, тем легче ей становилось. Вид выпотрошенного человеческого тела подействовал на нее сильнее, чем Керриджер хотелось бы. — Проклятье! Знаешь, я все-таки охотник на фей, а не мясник с двадцатилетним стажем.

— Ты наговариваешь на мясников, — машина выбралась из тесных улиц рыбацкого квартала, и О’Ши прибавил газу. — Они милые люди, не поднимающие руку на ближнего. В большинстве своем.

В полицейском управлении детектив занимал маленький, донельзя захламленный кабинет в конце коридора. Ник О’Ши и его напарник теснились среди шкафов с папками, огртехники, картонных стаканчиков от кофе, пакетов от фастфуда и еще какого-то неописуемого мусора. Рэй стряхнула со стула пустую банку от безалкогольного пива и коробку от обуви и села. О’Ши взгромоздился за своим столом. Разворошил кучу бумаг, выудил из нее две мутные черно-белые распечатки, сунул их Рэй:

— Вот, любуйся.

— Ничего не разобрать, — она вздохнула. — И на телефон не пойдет, отцовские дружки хреновы консерваторы.

— Ты злая, жестокая женщина, — О’Ши закатил глаза. — Нормально я смогу распечатать тебе эти потроха только из приемной.

Тем не менее, детектив начал подниматься из-за стола. Дело это было рискованным, потому что каждое его неосторожное движение грозило вызвать бумажную лавину.

О’Ши почти удалось просочиться в щель между столом и стулом, когда он споткнулся о банкуу с безалкогольным пивом. Ту, которую Рэй стряхнула на пол. Задетые бумаги посыпались на пол.

— Вот видишь, что ты натворила?

Керринджер равнодушно пожала плечами. Адреналиновая бодрость схлынула, оставив усталость. Она без особого интереса пошевелила носком бумаги. Неожиданно взгляд ее зацепился за еще одну мутную распечатку фотографии. Нагая женская фигурка скорчилась на плоском камне. На белой коже темнели рунические узоры, на камне — потеки. Насколько Рэй могла разобрать, кровь.

— А это что за дрянь? — спросила она, скривившись.

— Еще одна проблема на мою голову, — О’Ши присел и начал сгребать бумаги обратно в кучу.

Что-то в этой фотографии не понравилось Керринджер гораздо сильнее, чем могло бы. Умом она понимала, что Нику О’Ши приходиться каждый день разгребать изрядное количество всяческого говна, но чутье заставило ее отыскать взглядом краешек фотографии среди остальных бумаг.

— Не трогай тут без меня ничего, — детектив подбросил на ладони флешку. — Принесу тебе сейчас цветных картинок. Глаза б мои их не видели.

Ник ушел, и Рэй осталась наедине с папками в шкафах и стаканчиками от кофе. Чтобы разогнать усталость, она начала расхаживать по крохотному пятачку свободного места, который еще оставался в этом кабинете. Потом вернулась к столу детектива. Выдернула за уголок черно-белое фото жертвы и жертвенника, торопливо сложила вчетверо лист, сунула в карман.

Вернулся О’Ши, принес стопку распечаток. Рэй забрала и их. Детектив подвез ее до перекрестка возле дома. Керринджер выбралась из машины и нырнула в сплетение переулков. Над старым городом медленно занимался серый рассвет.

Тело требовало отдыха, но заснуть Рэй так и не смогла. Она ворочалась в постели, потом села, медленно, чтобы не удариться головой о низкий потолок. Спустила на холодный пол босые ноги и побрела на кухню за кофе. Часы показывали половину девятого утра. «Колд Армор» открывался в десять.

Рэй насыпала две ложки растворимого кофе в здоровенную стеклянную кружку, включила чайник. Через маленькое мансардное окошко был виден кусок улицы со старинной брусчаткой. Брусчатка была влажной от мелкого моросящего дождя. Керринджер вяло выругалась.

Разложила на столе перед собой распечатки фотографий включая и фото жертвенника. Из окна сквозило, уголки бумаг шевелились. Рэй поморщилась и прижала ближайший листок пустой пепельницей.

Первый убитый лежал на границей между водой и сухим берегом. Руки по локоть в воде, остальное на берегу. Пальцы скрючены так, как будто он из последних сил пытался заползти в воду, предпочитая утонуть, а не быть загрызенным. Рассматривать то, во что превратился его живот Рэй не стала. Сгребла листы в кучу, сложила, прижала пепельницей уже всю стопку. Задумчиво побарабанила по ней пальцами. Стрелка часов доползла до девяти.

Керринджер пришла в оружейный магазин через пятнадцать минут после его открытия. Байль под дождем притих, соседние магазинчики не подавали особенных признаков жизни, только в арке двора напротив курили двое смешливых продавщиц из кондитерской.

Уильям Керринджер читал газету за прилавком. Тихо-тихо хрипела старая кассетная запись. Низкий женский голос выводил джазовую балладу о разрушенной любви.

— Привет, пап, — сказала Рэй.

— Видела? — Керринджер-старший показал ей газету. Заголовок первой страницы гласил: «Еще одно жестокое убийство в рыбацком квартале».

— Ага, — Рэй поморщилась. — Гораздо ближе, чем мне бы хотелось.

Отец поглядел на нее поверх газеты. Рэй отодвинула секцию витрины и пробралась в святая святых магазина, на ту сторону, где царил хозяин. Сказала:

— Была там вчера. Коронер никак не может определить, что за тварь порвала бедолагу.

— Думаешь? — Уилл Керринджер почесал гладко выбритый подбородок.

— Задницей чую, — Рэй подвинула себе табурет, плеснула кофе из термоса в не слишком чистую кружку.

— Ты спала вообще? Выглядишь паршиво.

— О’Ши поднял меня в два часа ночи. Разглядывание расчлененки не способствует хорошему сну.

— Дурак он, твой О’Ши, — проворчал Керринджер.

— Работает, как умеет, — Рэй пожала плечами. Потом вытащила из кармана пачку помятых распечаток. — Слушай, посмотри, пожалуйста. Я такого никогда не видела, ни на Той стороне, ни на Этой.

Оружейник взял листы, развернул без особой охоты. Нахмурил седые брови, проронил:

— Гадость какая. Но готов спорить, что это что-то не наше. Вся наша дрянь как-то более прагматична. Хищник жрет, потому что он хочет жрать. Он не бросает столько еды. Человек… Не знаю. Может, в озеро заплыло что-то?

— Второго убили достаточно далеко от берега. Вокруг только кровь, никакой воды, — Рэй отпила кофе. Он был едва теплым.

— Надо показать нашим, — Керринджер-старший пролистал остальные фотографии. Неожиданно его рука остановилась. — А это что?

— А, это, — Рэй мазнула взглядом по черно-белой девушке на жертвенном камне. — Взяла у О’Ши. Что-то мне здесь не нравится, не могу понять, что именно.

— Старый Джерис расстроится, — Уильям вздохнул. — Он забирал эту девочку из холмов. Она прислала ему фотографии с выпускного бала год назад, он нам всем показывал. Я поэтому ее и узнал.

— Вот дерьмо, — устало Рэй облокотилась на витрину. — Спрошу у О’Ши, может, успели что-то накопать.

Отец протянул ей лист с фотографией обратно:

— Не знаю, как сказать старику.

— Может, пока не стоит. Ты спроси лучше там у своих про этого выпотрошенного. Вдруг они знают, у кого такие повадки, и что с этим делать.

— Что делать, — хмуро повторил Уилл Керринджер. — Что делать. Стрелять. Патроны есть?

— Есть. — Невольно Рэй улыбнулась: — Я не так уж часто стреляю, пап.

— Не могу сказать, что это заставляет меня плакать.

Они помолчали. В магазин заглянули двое подростков и остановились на пороге, с открытыми ртами разглядывая ружья на стенах.

— Парни, — хмуро сказал Керринджер-старший. — Я вам могу продать только петарды и сушеную рябину.

Подростки замялись. Потом тот, который казался постарше, сказал неуверенно:

— Мы только посмотрим.

— Стекло руками не трогать, — оружейник потерял к ним всякий интерес и обернулся к дочери: — Как ты сама?

— Странно, — Рэй пожала плечами и налила себе еще кофе. Уходить под моросящий дождь ей совсем не хотелось. — До сих пор не знаю, стоило ли вести ту девчонку.

— Не знаю, что тебе сказать, — Уильям вздохнул. — У меня все было как-то проще. Забрать ребенка. Отвадить сидского ухажера. Снять проклятие. Никаких тебе девушек-арф и рыжих придурков.

— Дался он тебе, — хмуро откликнулась Рэй. Где-то внутри нее все еще сидела вина перед отцом. Если бы ему не пришлось драться в поединке, не было бы у него хромоты, мучившей его почти половину жизни.

Керринджер-старший вздохнул. Сказал:

— Будь осторожнее, если снова пойдешь через Границу.

— Знаешь, — Рэй запустила руку в волосы. С последней стрижки они успели здорово отрасти. Еще немного — и начнут мешать. — Тошно мне туда ходить. С каждым разом все хуже.

— Знаю, — ее отец налил и себе кофе из термоса. Краем глаза он присматривал за подростками, болтающимися по магазину. — Я потому и перестал. Не из-за ноги или там солнца. А чего так — не знаю. Вроде все то же. Те же дети, тот же туман, те же сидские морды, но сил никаких не хватает. И в один прекрасный день ты плюешь на все, даешь безутешной матери телефон другого парнишки и становишься за прилавок.

— А гейсы ты все еще соблюдаешь, — Рэй с любопытством взглянула на отца. Он редко бывал с ней так откровенен.

— Это дело серьезное. Черт их знает, как оно работает. Лучше перестраховаться. Мне еще повезло. Не стричь волос, не пить вина и не иметь жены — это еще что. Твоя мать развелась со мной еще до гейсов, хоть в чем-то мне с ней повезло. Я слышал про одного охотника, которому сида загадала не есть куриных яиц. Он десять лет не ел. Потом угостили ему пирожком. С яйцом. Им он и отравился. Так что я лучше воздержусь.

Рэй улыбнулась. Они поболтали еще немного о делах в магазине, потом — о форсунках внедорожника, потом о том, что сейчас перестали делать действительно хорошие револьверы. А потом Рэй побрела домой под мелким моросящим дождем.

Старая часть Байля из-за ненастья выглядела еще старше и внушительнее. Керринджер подумала, что сейчас хорошо будет добраться до своей квартирки под крышей, наконец-то позавтракать и снова завалиться спать. И не брать трубку, даже если будет звонить хренов О’Ши.

У наружной лестницы, ведущей в мансарду, кто-то был. Рэй издали разглядела понурую фигуру в толстовке с капюшоном. Она выругалась, привычно потянулась к левому бедру, вспомнила, что вышла из дома без оружия и выругалась снова. Человек у лестницы стянул с головы капюшон, чтобы убрать падающие на глаза волосы, и Керринджер с удивлением узнала Бена Хастингса.

Он был мало похож на того безумного паренька, который рассказывал легенды о рыцарях золотоволосой кукле. Лицо заострилось, стало старше, из глаз пропала растерянность. Рэй вздохнула. Кажется, она знала, зачем он пришел к ней.

— Привет, Бен, — сказала она. — Мать передала тебе подарок?

— Да, спасибо, — Хастингс опустил глаза, переступил с ноги на ногу. — Я себя лучше чувствую с тех пор.

— Рада слышать, — от горячего кофе и крыши над головой Рэй отделяло несколько ступенек и этот парень в промокшей насквозь толстовке. — Тебе что-то надо?

— Да, — Бен снова неуверенно посмотрел куда-то себе под ноги, потом вскинул голову и упрямо выпятил подбородок: — Ты можешь научить меня переходить через Границу?

— Могу. Но не буду. Другая сторона — опасное место. Это отрава, яд, наркотик. Ты получил даже не половину дозы, а еще меньше. Другая сторона отравит тебе жизнь, но дело даже не в этом. Ты ее не найдешь. Ты будешь гоняться за этим миражем, а жизнь будет проходить мимо. Я знаю.

Бен Хастингс смотрел на нее, широко открыв глаза. Рэй показалось, он ждал совсем не такого ответа. Она устало потерла переносицу. Сказала:

— Посмотри на меня, Бен. Посмотри внимательно. Я старше тебя лет на десять. У меня нет почти ничего, кроме туманов и мороков. Это не та жизнь, которую можно пожелать другому. Так что тащи свою задницу домой, выпей чаю с матерью, потом чего-нибудь с друзьями, и живи дальше.

Рэй обошла замершего Бена и начала подниматься по лестнице. У самой двери она оглянулась. Хастингс так и стоял внизу, понурая фигура в мокрой толстовке. Керринджер стиснула зубы. Сказала себе, что так будет лучше.

Она сама никогда не променяла бы свои мороки и туманы на нормальную жизнь. Жизнь, в которой никогда бы не было земляники с Другой стороны, скачки через ноябрьскую ночь и горького воздуха над холмами. Керринджер скинула ботинки в прихожей, устало привалилась к стене и закрыла глаза.

Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Звонил Ник О’Ши, и по его нарочито бодрому голосу Рэй могла бы посчитать точно, сколько чашек кофе влил в себя сегодня детектив.

— У тебя ничего? — спросил он.

— Я дала фотографии отцу. Он сам не знает, обещал поспрашивать.

На мгновение Рэй заколебалась, сказать или нет детективу о том, что девушка из другого его дела была когда-то украденным ребенком. Потом решила промолчать. Не хватало еще, чтобы старый Джерис узнал о гибели своей подопечной от копов, завалившихся к нему в дом. А О’Ши — о том, что Рэй стащила у него со стола фотографию.

— Ладно, отбой тогда, — буркнул О’Ши и отключился. Керринджер побрела на кухню.

Ей удалось заставить себя съесть несколько тостов и выпила стакан сока. Старенькие настенные часы, оставшиеся еще от прошлых хозяев квартиры, показывали два часа по полудни. По-хорошему, стоило бы поспать несколько часов, но Рэй не хотелось. В голове ее крутились то убитые в рыбацких кварталах, то девушка на жертвеннике, то Бен Хастингс с его дурацкими просьбами.

Рывком Рэй вздернула себя со стула. Ладно. Может быть, копов возле причалов стало чуть меньше, и получится нормально осмотреться по сторонам. Что бы не загрызло двух бедолаг, оно должно было оставить хоть какие-то следы.

Керринджер придвинула к себе ноутбук, вывела на экран карту. В рыбацких кварталах она была два или три раза в жизни. Район считался плохим, власти города время от времени говорили то о его расселении, то о полной реконструкции как памятника истории. Рыбаки продолжали жить, мало заботясь жизнью остального Байля. Единственным, что для них имело смысл, была Лох-Тара.

От дома Рэй до причалов было далековато. Она пешком дошла до стоянки, по дороге купила две пачки сигарет и спички. Ремень джинсов сбоку привычно оттягивала тяжелая кобура. С другой стороны висел нож. Давать себя сожрать Керринджер не собиралась.

От старого Байля до рыбацких кварталов ехать пришлось почти через весь город. Насколько Рэй помнила по школьным урокам истории, когда-то деревушка на берегу озера была сама по себе. Потом город разросся и поглотил ее. Добираться туда, впрочем, от этого легче не стало.

Попетляв по переулкам и каким-то подозрительным проездам, уже успев подумать, что заблудилась, Керринджер наконец-то выехала к пятачку свободного пространства перед желтой оградительной лентой.

Лента колыхалась на ветру, чуть в стороне мерз патрульный. В разрывах туч мелькало небо, но с Лох-Тары тянуло сыростью и холодом. Рэй вздохнула, проверила документы и вылезла из машины.

Полицейский вначале двинулся ей навстречу, потом узнал, махнул рукой и вернулся в свой закуток между двумя домами. Там как будто бы сквозило меньше. Керринджер подняла воротник куртки и поднырнула под ленту.

При свете дня место потеряло всю свою пугающую инфернальность. Там, где лежало тело, натянули тент, под ним нельзя было ничего разглядеть, пятка крови вокруг выглядели просто грязью. Рэй покрутилась там немного и пошла к воде, туда, где нашли первого убитого.

Кто-то копался в ящиках на причале. Прищурившись, она узнала старика, что-то бормотавшего про страшную жатву. Рэй стало зябко, она сунула руки глубже в карманы.

На воде покачивались лодки. Половина из них определенно знала лучше дни. Керринджер не спеша пошла вдоль берега. Миновала два лодочных причала, далеко вдающихся в озеро. За ними начиналось какое-то нагромождение контейнеров, сараев, лодок, сетей и еще черт знает, чего. Двое мужчин красили лодку, они проводили Керринджер хмурыми безрадостными взглядами.

Ветер с озера усилился. Рэй пришлось спуститься к самой воде, чтобы обойти сараи и контейнеры. На галечном берегу валялись кверху брюхом две дырявые моторки. За ними начинался старый забор, сложенный из вкопанных в землю бревен. Большая их часть потемнела от времени и влаги, но кое-где видно было свежее дерево.

Рэй нахмурилась. Почему-то этот забор вызвал у нее в памяти уроки истории. Он гораздо больше подходил к тем дням, когда рыбацкая деревушка еще не стала частью города и выживала, как умела. Из-за деревянного забора выглядывала металлическая сетка и витки колючей проволоки над ней. Все эти сооружения уходили вверх от берега. Кое-где дома стояли вплотную к забору.

За каким чертом здесь нужен этот забор, Керринджер понятия не имела. Он возвышался над ней где-то метра на пол. Она подпрыгнула, уцепилась руками за край и рывком подтянулась.

Коротко выругалась и разжала руки. Прибрежная галька жестко ударила по пяткам, Рэй тихо охнула. Распрямилась и торопливо пошла назад, к машине. От города к озеру медленно ползли сумерки.

Ей повезло. Возле мужчин, красящих лодку, обнаружился детектив О’Ши. Он был мрачен, что-то резко черкал в блокноте, отрывисто спрашивал. Рыбаки отвечали ему без особой охоты. Керринджер подошла, встала возле детектива. Послушала немного, потом спросила:

— От кого забор и сетка там дальше?

— Да он всегда там стоял, — тот, что выглядел помладше, пожал плечами.

О’Ши коротко покосился на Рэй, потом перевел взгляд на рыбаков:

— Так от кого?

Второй мужчина, бородатый и кряжистый, стянул с головы перепачканную краской шапку. Сказал не слишком внятно:

— Место тут такое, что без забора никак.

— Отсюда не видно, холмы заслоняют. За ними метрах в трехстах по берегу начинается туман. Граница.

О’Ши вздохнул. Потом спросил:

— Ты ходила?

— Еще нет. Сообразила по карте.

— Вот дрянь, а, — детектив зло стукнул кулаком по ладони. — Нужно посмотреть на этот их забор. Пошли, покажешь.

— Темнеет, — без особого энтузиазма сказала Рэй.

— Темнеет, — О’Ши полез за пистолетом и начал менять обойму.

Рыбаки смотрели на них хмуро. Младший набычился, старший неожиданно проговорил:

— Не ходите. Нет там ничего хорошего.

— А что делать? — детектив сунул пистолет обратно в кобуру и отдернул куртку. — Готова?

Рэй молча кивнула. Ей не хотелось идти к туманной черте Границы вот так, в темноте, безо всякой подготовки, когда о том, где она и что делает, знают только эти два угрюмых мужика. Но О’Ши, кажется, уперся, и переубедить его будет сложно. Она обернулась к рыбакам:

— Если место дурное, чего не уедете?

Те переглянулись. Бородач пожал плечами и сказал специально для О’Ши:

— Детектив, нам еще лодку прятать.

— Валяйте, — Ник махнула рукой.

Вместе они снова пошли вдоль берега. Осенние хмурые сумерки наступали стремительно, густая синяя мгла скрадывала очертания домов выше по берегу. От воды как будто бы исходило слабое свечение, но его было слишком мало, чтобы как-то отогнать мглу.

Ник О’Ши шагал размашисто, засунув руки в карманы куртки. Его аккуратные туфли мало подходили для прогулок по берегу и лазанья через заборы, но его это как будто совершенно не смущало. Рэй шла рядом и думала, что зря они это затеяли. У нее с собой не было ни соли, ни земли, без которых не совладать даже с самым простым чародейством.

— Думаешь, это что-то оттуда? — О’Ши первым нарушил молчание.

— А что еще? — Рэй пожала плечами. — Кто-то не привязал на ночь собаку?

— Я серьезно, — Ник наподдал носком туфли по старой пивной банке, та откатилась с дребезжанием.

— Я тоже. Будь это что-то отсюда, вы бы уже знали.

Договорить она не успела. Оборвала сама себя и замолчала. По спине пробежала стая холодных мурашек. Что-то было не так, и Рэй никак не могла взять в толк, что именно. Вокруг было тихо, так тихо, что она почти слышала шерох, с которым прозрачный туман стелется вдоль ангаров и сараев.

— Что за… — пробормотал Ник О’Ши и тоже замолчал.

Наступившаятишина показалась Керринджер такой плотной, словно ее можно было потрогать руками. Медленно она потянулась за револьвером. Детектив выхватил из кобуры пистолет, они коротко переглянулись и побежали.

Там, где рыбаки красили лодку, были пусто. Только на пороге сарая валялась на боку банка краски, вокруг нее медленно расплывалось белое пятно. Рэй коротко выругалась. В темноте были видны только силуэты ближайших построек. Не горело ни одного фонаря и, кажется, даже ни одного окна вдали.

— Вот черт, — выдохнул О’Ши. — Где оно?

Рэй взвела курок на револьвере. Его щелчок в тишине показался ей неестественно громким.

— Искать в этой дыре в темноте… — тихо проговорила она. Как-то так само собой получилось, что они с детективом оказались спина к спине и с оружием наготове.

— Если у тебя есть какие-то твои штучки, — голос Ника О’Ши звучал хрипло, — для них самое время.

— У меня есть револьвер. Это хорошая штучка, — коротко отозваласт Рэй. И медленно двинулась прочь от воды и лодочных сараев.

— Вот, смотри, — детектив кивнул себе под ноги. Если присмотреться, на растрескавшемся асфальте можно было разглядеть белый след. Такой остается, если кто-то задел краешком каблука пролитую краску.

— Быстрее, — выдохнула Рэй. Ее дурное предчувствие, молчавшее все это время, наконец-то проснулось и теперь заходилось в безмолвном вопле.

Они повернули в переулок, потом в еще один, перелезли через нагромождение ящиков. Рэй бежала, пустая кобура похлопывала по ноге, револьвер оттягивал руку. О’Ши ругался на бегу.

Потом они завернули за угол какого-то ветхого дома, и детектив резко остановился. Керринджер обогнула его и только коротко охнула.

Младший из рыбаков, красивших лодку, лежал на земле. Прямо над его головой трепетала желтая лента полицейского ограждения. Над ним широко расставив мощные лапы, стояло темное существо. Чем-то оно походило на то, что напало на Рэй на красной вересковой пустоши, но было значительно больше. Существо подняло морду, и даже в темноте было понятно, что она перемазана в крови.

Керринджер вскинула руку и выстрелила. Потом еще раз и еще. Рядом коротко рявкнул пистолет О’Ши.

Первая пуля ушла выше, едва не задев ухо существа. Тварь припала на передние лапы, потом резко прянула в сторону. За ней тянулось что-то вроде черного дымка, вторая и третья пуля прошили его насквозь. Существо взвилось в прыжке и оказалось на крыше старого гаража. О’Ши выстрелил снова, и оно бросилось прочь, куда-то по направлению к забору и сетке.

— Не догоним, — коротко выдохнула Рэй.

— Опоздали, — детектив стиснул кулаки. Потом сунул пистолет в кобуру и полез за телефоном. — Вот свинство, прямо там же, где и прошлый раз. Куда Стиви смотрел, хотел бы я знать.

Рэй очень надеялась, что Стиви, патрульный, был жив. В том, что рыбак, лежащий на земле мертв, она была уверена.

Она убрала револьвер и медленно подошла к телу. Стараясь не смотреть туда, где был живот бедняги, пощупала пульс. Покачала головой в ответ на вопросительный взгляд О’Ши.

Полицейским машинам потребовалось двадцать минут, чтобы добраться на место. За это время Ник отыскал своего пропавшего патрульного. Паренек зашел в один из домов поблизости выпить чаю и согреться. Рэй слушала, как О’Ши устраивает ему разнос, и думала, что этот чай спас пареньку жизнь.

Вскоре за желтой лентой воцарились эксперты и криминалисты. Керринджер отошла в сторону. Кто-то предложил ей кофе из термоса, она взяла. Ник О’Ши что-то ожесточенно доказывал двум детективам, потом подошел к Рэй, сказал:

— Пошли. Посмотрим на этот их забор.

Керринджер кивнула, проверила револьвер. В одном из детективов она узнала того долговязого парня, который вел дело пропавшего Тома Лери, и пробормотала ругательство. Меньше всего ей хотелось сейчас объясняться насчет арфиста и Бэт, так и не вернувшейся с Другой стороны.

Она кивнула О’Ши, круто развернулась на каблуках, и зашагала к проходу между гаражами. После света прожекторов осенняя ночь казалась совсем непроглядной. За спиной Рэй продолжалась перебранка:

— Ну давай, Фил, — горячился Ник О’Ши. — Скажи, что я не умею стрелять. Скажи, что я просто промазал по бешенной собаке, которая загрызла парня. Или что коронер ошибся, не узнал на пьяную голову следы от собачьих зубов. Ага. И местные запираются на все замки по ночам тоже от бешенной собаки. Да они сами пристрелили бы псину, и дело с концом.

— Я ничего не говорю, — вяло огрызался долговязый. Рэй с трудом припомнила его фамилию — Адамс. — Но если про каждое второе дело орать «Феи!»…

— Я предлагаю вообще не орать, — резко сказала Керринджер. — По крайней мере, сейчас.

Наверное, что-то было в ее голосе, что заставило Адамса заткнуться. О’Ши набрал воздуха в грудь для новой тирады, но только выдохнул. Третий детектив молчал.

Темная громада забора выступила из ночи почти неожиданно. Рэй на всякий случай еще раз проверила револьвер под курткой. Молчаливый коп полез за фонариком.

— Калитку мне не показали, — мрачно усмехнулась Керринджер. Подпрыгнула, подтянулась и перебросила себя через ограду.

Отсюда до металлической сетки было около двух метров. Под ногами шуршал и скрипел какой-то мусор. Рэй медленно потащила из кобуры оружие.

Рядом мягко спрыгнул О’Ши. Полез за фонариком, и через мгновение узкий луч света выхватил из темноты мусорные завалы, сетку, чью-то старую лодку, какие-то ящики в отдалении.

— Ничего у них тут баррикады, — пробормотал Ник.

— Что там у вас? — донесся из-за забора голос Адамса.

— Туфли запачкал, — коротко откликнулся О’Ши.

— Посмотрим? — тихо предложила Рэй. Ник кивнул.

Вдвоем они начали медленно пробираться вдоль сетки, переступая через кучи жестяных банок и старые коробки. Каждый неосторожный шаг сопровождался шумом, лязгом и скрежетом. Рэй морщилась, ей казалось, их слышно не только в рыбацких домах, но и на Той стороне. Луч фонаря метался вдоль забора, потом по сетке, цеплял край колючей проволоки наверху, прыгал по мусорным кучам. Неожиданно О’Ши остановился.

— Смотри, — шепотом проговорил он.

Фонарь высветил низ сетки. Дырка, там где металл ячеек не отблескивал на свету, показался Рэй провалом в ночь.

— Вот отсюда оно и приходит, — тихо сказала она. — Забор перепрыгнуть — забава для пятилетки.

Детектив хмуро кивнул.

— Нашли что-нибудь? — спросил из-за стены Фил Адамс.

— Дыру в заборе, — ответил ему О’Ши громко. И добавил тише только для Рэй: — Что-то мне не по себе здесь. Давай выбираться.

— Запустишь сюда своих волшебников со спектрометрами? Или что там у них? — Керринджер запрыгнула на ящик, потом уперла ногу в борт старой лодки и перекинула вторую через бревна забора.

— А надо? — Ник смотрел на нее внизу вверх.

— Мне было бы интересно, откуда взялась дыра, — хрипло отозвалась Рэй.

Адамс и второй детектив помогли ей спуститься. Вскоре над забором появилась макушка О’Ши.

— Ладно, пусть посмотрят, — сказал он, спрыгнув на землю. — Может, эта тварь наследила где-то, насрала или что-то вроде того.

Рэй кивнула. Адамс по рации связался с криминалистами.

— А это что за хрен? — неожиданно подал голос его напарник. Керринджер последила за его взглядом и увидела сутулый силуэт, маячивший у самой кромки воды. В свете полицейского фонаря она узнала потрепанный дождевик и нечесаную бороду.

— Ну-ка, — пробормотала она и зашагала к старику.

Вблизи от него пахло рыбой и перегаром. Рэй сказала:

— Не слишком надежная у вас ограда.

— От жатвы не спрятаться за оградой, — пробормотал старик и глубже натянул на голову капюшон дождевика. — Мы давно не жали, вот она и пришла сама.

— Нахрена вам тогда забор?

— Чтобы дети не ходили в холмы, — старик пожал плечами, развернулся и пошел прочь, тяжело шаркая ногами.

Уехать домой у Рэй получилось только часа через полтора. Вначале эксперты возились у тела, потом возле дыры в сетке. Рэй курила, пила кофе из термосов полицейских и ждала хоть каких-то результатов. Потом О’Ши махнул рукой, и она поехала домой. Глаза слипались, и больше всего Керринджер хотелось добраться до дома без приключений и свалиться спать. И запить чем-то вкус дешевого кофе.

Усталость давала о себе знать, и ей стоило большого труда аккуратно припарковать громоздкий внедорожник на стоянке. После темноты рыбацкого района огни в окнах и светящиеся вывески делали старые кварталы Байля уютными, даже несмотря на то, что снова начал накрапывать дождь.

Часть магазинов, где можно было разжиться едой, были уже закрыты, и Рэй поддалась внезапному искушению — свернула в переулок, упирающийся в разрисованную дверь под старой вывеской, в которой половина неоновых букв давным-давно перестала светиться. Дома Рэй никто не ждал, из готовой еды была только лапша быстро приготовления и кофе, на который Керринджер уже не могла смотреть.

Она заказала джин с тоником и бифштекс с овощным гарниром. Потом еще один джин-тоник. Медленно потягивая через соломинку горьковатое питье, Рэй старалась выкинуть из головы загрызенных рыбаков и тварь, удравшую от них с О’Ши. Вечер понемногу начал ей казаться не таким уж отвратительным.

— Красивая баба, а скучает одна, — раздалось у нее над ухом. Керринджер недоуменно подняла голову. На соседний стул у барной стойки уселся здоровенный поддатый тип в байкерской куртке с нашивками.

Обычно к Рэй не лезли. Хотя бы потому, что револьвер сорок пятого калибра — не такая штука, чтобы носить его не заметно. Или потому, что любом баре всегда находилась пара-тройка девушек, выглядящих гораздо более соблазнительным призом. Рэй это вполне устраивало.

— Отвали, — хмуро сказала она.

— Чего грубишь? — байкер набычился. Определенно, он ожидал какого-то другого ответа.

— Отвали, — раздельно повторила Рэй и отвела в сторону полу куртки, чтобы была видна рукоять револьвера. У Керринджер сейчас было достаточно паскудное настроение, чтобы вмазать этой рукоятью по перебитому носу байкера.

Тот осекся на полуслове. Рэй залпом допила содержимое стакана, сунула под него несколько мятых купюр и пошла к выходу. Она была слишком уставшей, чтобы продолжать этот бессмысленный по сути своей разговор.

— А ну стой, с…, - пьяный здоровяк соскочил со стула, догнал Рэй и ухватил ее за плечо.

Медленно она выдохнула. Развернулась к громиле, стряхнула с плеча пятерню, забитую татуировками по самые ногти. И в упор взглянула в прищуренные голубые глаза под белесыми бровями.

— Последний раз повторяю, — тихо проговорила Рэй. — Отвали к хренам, пока я не оторвала тебе яйца.

Страха не было. Был всего-то нетрезвый мужик раза в два тяжелее и больше. Мелочь, если сравнивать с тварью, от которой Рэй убегала по полю, где под красным вереском прятались белые кости. Или там с Королем-Охотником.

Наверное, что-то было в ее взгляде, что заставило байкера отвести глаза. Керринджер криво усмехнулась ему и вышла.

Уже дома она решилась набрать отцовский номер. Голос в телефонной трубке спотыкался на некоторых согласных, но звучал достаточно твердо:

— Ты поздно. Что-то случилось?

— Еще одного бедолагу загрызли. Мы с О’Ши опоздали на какие-то минуты, — в голосе Рэй неожиданно для нее самой прозвучала горечь. — Можешь заканчивать спаивать старика Джериса. Я видела тварь, знаю откуда она пришла, нужно только выследить и пристрелить.

Уильям Керринджер не слишком трезво присвистнул.

— Ты времени не теряешь, пока твой старик-отец жрет виски, — проговорил он. — Мы ту девочку помянули с Джерисом. Ее родители сказали ему. Вот не думал, что Мэттью Джерис умеет плакать.

Рэй вздохнула:

— Может, так оно лучше — знать наверняка. У меня тоже был паскудный день. Даже нажраться спокойно не дали.

— Что-то серьезное?

— Да нет, урод один.

— Он жив? — коротко и не слишком весело рассмеялся в телефоне Керринджер-старший.

— Даже цел. Пап, я думаю, нам лучше вечером поехать туда вместе. Нужно что-то более серьезное, чем мой револьвер. Там копов сейчас как грязи, а у меня нет разрешения на ружье.

— Придумаю что-то. Иди спать и дай отцу спокойно допить. Завтра днем все решим.

— Ладно, — Рэй улыбнулась. — Спокойной ночи, пап.

— Рейчел, — донесся до нее голос отца.

Она приехала к нему утром, через час после открытия магазина. Оставила машину на проспекте за три квартала, заглянула по дороге в аптеку на углу. Небо над Байлем решило немного придержать свои бесконечные запасы сырости. Даже тучи чуть разошлись. Рэй это в некоторой мере радовало. Охотиться за хищной дрянью под дождем — сомнительное удовольствие.

Внутри «Колд Армор» Уильям Керринджер продавал какой-то сувенирный ужас пареньку с ярко-зеленым ирокезом. Рядом топталась девчонка, такая же зеленоволосая. Шею ее оттягивал здоровенный профессиональный фотоаппарат. До Рэй долетел кусок разговора «Точная копия ритуального ножа, найденного в Байльском замке», и она с трудом сдержала смешок.

— Издеваешься над туристам? — спросила она, когда экстравагантная парочка вышла.

— Надо же как-то делать кассу, — Керринджер-старший флегматично пожал плечами. — Сходи за аспирином, что ли.

— Повезло тебе, что «не пить вина» не распространяется на виски и пиво, — хмыкнула Рэй.

— Ты язва, — вздохнул ее отец. — Жестокая язва.

— Которая догадалась купить тебе таблеток от похмелья, — Рэй похлопала себя по карманам куртки, потом потянула отцу два блистера.

— Джериса под конец развезло, бедолагу, — Вздохнул Уилл Керринджер. Поглотил таблетку, не запивая, и продолжил: — Сказать честно, мы больше говорили о девчонке, чем о твоем монстре. Что-то поганое есть в этой истории с жертвенником.

— Пожалуй, — Рэй пробралась за витрину, сняла куртку и перебросила ее через спинку свободного стула. — Тем более, что на своего монстра я вчера посмотрела.

— И как он тебе? — спросил оружейник с неподдельным интересом.

— Очень быстрый, — Керринджер включила электрочайник и оглянулась вокруг в поисках кофе или чайной заварки. — Мы с О’Ши промазали оба. А Никки неплохо стреляет, если честно.

Она нашла чашку, из которой пила кофе вчера, сунула в нее чайный пакетик, отрезала кусок от полузасохшего лимона, притулившегося возле чайника. На скрытой от покупателей стеллажами внутренней половине магазина творился тот еще бардак.

— Думаешь, я стреляю лучше, чем твой морпех-детектив? — усмехнулся Уилл Керринджер.

Формулировка заставила Рэй поморщиться. Она сказала:

— Думаю, что от О’Ши не будет никакого толку, если придется идти за этой тварью на Ту сторону. Тем более ночью.

— Значит, она нападает только по ночам? — Керринджер-старший с любопытством посмотрел на дочь.

— Вчера она напала, как только стемнело.

— Расскажи, — оружейник решительно отодвинул от себя бумаги с какими-то расчетами.

— Ладно. Мы с моим морпехом-детективом, — Рэй усмехнулась, повторив отцовские слова, — пошли посмотреть, откуда приходит эта дрянь. Знаешь, там в рыбацких кварталах есть замечательный такой забор из старых бревен. А за ним — второй из сетки, повыше. Мне сказал один местный, чтобы дети не ходили холмы. Там действительно холмы, а за ними Граница. Тот ее кусок, который идет вдоль озера.

— Я понял, — Керринджер-старший кивнул. — И что?

— Стемнело очень быстро. Было слишком тихо. И туман какой-то странный вдоль заборов. Знаешь, все три раза местные не слышали никакого шума. Мы с Ником, не сговариваясь, побежали обратно. А там парня уже доедали. Выстрелы спугнули тварь, она удрала. Вот и все, собственно. Потом мы нашли дырку в этой их хреновой сетке.

— Тишина и туман, — оружейник задумчиво пригладил усы. — Никогда не слышал ни о чем похожем. Джерису звонить сейчас без толку, а остальным — бессмысленно. Если я ничего не слышал, не слышали и они.

— Такое дело, — Рэй вздохнула. Чайник наконец-то закипел, она плеснула кипятка себе в чашку. — Знаешь, когда я вела ту девочку, Бэт, на нас напали. Милое такое животное, как будто питбуля скрестили с крокодилом. Его не брали пули, ни холодное железо, ни такое.

— И как ты его? — глаза Уилла Керринджера сверкнули.

— Не я, — нехотя отозвалась Рэй. — Охотник.

Оружейник присвистнул. Потом покачал головой:

— Псих рыжий. Я его не понимаю. А я не люблю, когда я чего-то не понимаю. Вначале он получает от тебя шесть пуль, потом вытаскивает твою задницу. Или они суетились из-за этой Бэт?

— Не думаю, — Рэй покачала головой. — Том Арфист — любимчик Королевы. Королю до него нет дела.

— Может и так, — ее отец пожал плечами. — Но что-то многовато опасной дряни в последнее время. Я помню, раньше приходилось забираться глубоко в дебри, чтобы наткнуться на что-то действительно страшное. Ладно, посмотрим вечером, что там бегает по рыбацким кварталам. Я закроюсь пораньше.

— Тебя забрать?

— Возьму мотоцикл. Там ужасная теснота, если я помню правильно.

— Ладно, — Рэй пожала плечами. — Позвони, когда будешь закрываться.

Она вернулась домой и поспала еще немного. Потом перебрала и смазала револьвер. Искушение взять с собой охотничью винтовку было велико, но Рэй удержалась. Если Ник О’Ши закрывал глаза на ее незарегистрированный огнестрел, Фил Адамс, например, вцепится в него, как голодная псина в кость. Возле рыбацких причалов должно было болтаться слишком много копов, чтобы лезть на рожон. Керринджер только понадеялась, что ее отец тоже понимает это и не станет тащить с собой весь свой арсенал. Которого хватило бы, чтобы вооружить армию какого-нибудь небольшого государства.

Керринджер-старший позвонил дочери около четырех.

— Я тут подумал, — сказал он. — Без толку бегать по закоулкам и лазить через заборы. На открытом месте у нас будет больше шансов. Так что давай попробуем выехать к их баррикадам с другой стороны. И подождем тварь там.

— Ты знаешь, куда ехать? — с сомнением в голосе спросила Рэй.

— На дороге к Смоллтауну есть поворот. Когда-то им пользовались браконьеры. Подожду тебя там.

— Ладно.

Уильям Керринджер был прав. В темных переулках у шустрого и редкостно прыгучего чудовища было определенное преимущество. Другое дело, что разглядеть темную тварь в темных холмах тоже будет не слишком просто.

Когда Рэй выехала из города, уже темнело. Небо очистило от туч, и это давало охотникам еще немного времени до наступления кромешной темноты. Указатель на Смоллтаун торчал из придорожный кустов, даже в сумерках видно было, что краска выгорела. Смоллтаун был маленьким городишком на берегу Грейне, реки, питающей Лох-Тару. Автобус из Байля два раза в день проезжал мимо поблекшего указателя и еще два раза возвращался обратно.

Не жди ее отец прямо на развилке, Рэй проскочила бы поворот, не заметив. Но сверкающий хромом в свете фар мотоцикл Керринджера-старшего оказался достаточно заметным ориентиром. Рэй притормозила и только тогда разглядела изрядно заросшую выгоревшей травой грунтовку, уходящую вниз по насыпи от дороги в сторону озера.

Уилл Керринджер махнул рукой дочери, оседлал мотоцикл и поехал первым. Рэй тронулась следом. Сзади ей отлично был виден чехол за спиной оружейника. По размерам больше всего он походил на дробовик или обрез.

Чем дальше они отъезжали от дороги, тем темнее становилось. Небо налилось всеми оттенками свежей гематомы, Лох-Тара внизу казалась чернильной кляксой. Огни Байля и их отражения в воде отсюда казались заколдованными сидскими самоцветами. Редкие фонари рыбацких кварталов светили тускло и совершенно не обнадеживали. С трудом Рэй различила черту, отделяющую город от внешнего мира — деревянный забор и сетка спускались к воде по склону холма.

Мотоцикл Уилла Керринджера съехал с грунтовки и свернул к ограде. Рэй повернула следом за ним. Большего сейчас она боялась, что они уже опоздали. Осенний вечер наступал быстро. Как будто хотел опередить.

Когда фара высветила дыру в ограде, оружейник остановился. Слез с мотоцикла, но двигатель глушить не стал. Рэй притормозила возле самой сетки откинулась на сиденье. Ей нужно было хотя бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Потом Керринджер проверила револьвер и вышла из машины.

Ее отец к этому времени успел много чего сделать. На земле рядом с сеткой стоял мощный прожектор, от него тянулись провода к мотоциклетному аккумулятору.

— Повесь его повыше, — Керринджер старший скурил в бухту лишние шнуры и довольно вытер руки о потрепанные джинсы. — Я староват уже лазить по заборам.

Рэй хмыкнула. Некоторые в возрасте ее отца превращались в пузатых стариков, но хозяин «Колд Армора» пока откупался от времени достаточно недорого. Керринджер усмехнулась про себя и полезла на крышу собственной машины. Лазить по сеткам ей тоже никогда особенно не нравилось.

Прожектор повис на крючьях, Рэй спрыгнула на землю, Керринджер-старший подсоединил контакты к аккумулятору и окрестности залил холодный голубоватый свет. В этом свете очертания близких холмов показались женщине едва ли не более смутными, чем в ночной темноте, и она зябко поежилась.

— Как бы не спугнуть, — проговорила Рэй.

— Не спугнем, — Уилл Керринджер достал из чехла дробовик, положил на сиденье мотоцикла. Потом зубами стянул с левой руки байкерскую перчатку с обрезанными пальцами и достал нож. — Хищники чуют кровь, ведь так?

Он с размаху полоснул себя ножом по раскрытой ладони, скривился, сложил руку ковшом.

— Хочешь приманить? — Рэй понимающе усмехнулась.

— Попробуем. — оружейник кивнул и плеснул кровь далеко перед собой. В свете прожектора она показалась черной. Керринджер помогла отцу перевязать руку и села прямо на землю, прижавшись спиной к колесу внедорожника. Теперь оставалось только ждать. И гадать, не жрет ли никого монстр в рыбацких кварталах, пока они ждут его здесь.

Сказать, что Рэй не боялась хищную тварь, легко потрошащую себе на ужин крепких мужчин, было бы неправдой. Она боялась. Боялась, что не успеет выстрелить достаточно быстро или что снова промажет по слишком проворному монстру. Боялась, что тварь заденет отца, которому хромота мешает ходить и бегать. За себя она боялась в последнюю очередь. Страх свернулся в животе холодным клубком и в общем-то имел мало значения. Гораздо меньше, чем тяжелый револьвер сорок пятого калибра, лежащий у Рэй на коленях.

С озера тянуло сыростью. Уильям Керринджер достал из кармана кожаной куртки плоскую флягу, отхлебнул глоток, протянул дочери. Она помотала головой и полезла за сигаретами. Обвела взглядом холмы, залитые призрачным светом прожектора и мусорные баррикады с другой стороны сетки. Старая лодка отсюда казалась каким-то неведомым зверем, выбросившемся на берег Лох-Тары.

Секунды складывались в минуты, над озером и городом вступала в свои права ночь. Керринджер докурила сигарету, затушила окурок о подошву тяжелого ботинка. Ее отец присел на капот машины, положил дробовик рядом с собой. Со стороны дороги на Смоллтаун донеслась едва слышная музыка и сразу затихла где-то вдали.

От синеватого света мощного прожектора у Рэй болели глаза. Мерещилось, что где-то в холмах мелькают тени, в распадках клубится туман, но все это так и оставалось смутными призраками на пределе видимости.

Уильям Керринджер потер порезанную руку. Снова потянулся за плоской фляжкой. Он выглядел спокойным, готовый ждать столько, сколько потребуется. Рэй вздохнула. Ей никогда не хватало отцовской выдержки. Он потрепал ее по плечу целой рукой.

— Смотри, — неожиданно тихо проговорил оружейник. Рэй прищурилась, пытаясь что-то разглядеть там, где свет прожектора выхватывал из темноты гребень дальнего холма. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять — нет, не мерещится. Какая-то гибкая, текучая тень мелькала там, то пропадая из видимости, но появляясь.

— Наша псинка? — так же негромко спросила она.

— Не знаю, — Керринджер-старший пожал плечами. — Что-то не спешит к нам.

— Нельзя ее упустить, — Рэй подобралась.

— Ага, — оружейник оторвался от капота машины. Сощурил светлые глаза, вглядываясь в темноту. Рэй показалось, что тень мелькнула чуть ближе.

— Ну давай же, — прошептала она. Рукоять револьвера под ладонью показалась ей очень холодной. Еще через мгновение тень снова оказалась в поле зрения Керринджер. Она действительно приближалась, двигалась длинными прыжками, черная в синеватом свете. Оружейник вскинул дробовик, но почти сразу же опустил его, не выстрелив.

— Слишком далеко. Слишком быстрая.

Рэй мрачно кивнула и поднялась на ноги. Револьвер оттягивал руку. Толку от него на таком расстоянии было мало. Белесый туман полз вдоль сетки, тронул на пробу колеса и ботинки охотников.

Темный силуэт на миг пропал из виду, потом снова оказался на свету, близко, слишком близко. Керринджер вскинула руку и выстрелила. И одновременно с ее револьвером грохотнул отцовский дробовик.

Тварь откинуло в сторону, протащило по земле. Она кувыркнулась, хрипло взрыкнула и поднялась на пошатывающиеся лапы. На свету было видно, что шкура так, куда должны были войти пули, осталась цела. Рэй почувствовала, как похолодели у нее ладони. Слишком свежо было в памяти красное вересковое поле.

Уильям Керринджер только шире расставил ноги, встал устойчивее, как будто перед дракой врукопашную. Сунул Рэй оружие:

— Перезаряди. В левой сумке синие патроны. В них соль. Насыплем под хвост.

Она торопливо вкинула в кобуру револьвер и бросилась к мотоциклу. В его кожаных кофрах отец возил снаряжение и боеприпасы. Не удержавшись, бросила короткий взгляд через плечо.

В холодном мертвенном свете бестия выглядела куда как впечатляющее. Клыки блестели, черная шесть на загривке стояла дыбом. Нападать, однако, она не спешила, приближалась к ним как будто с опаской.

Чтобы перезарядить оружие, рукам Рэй не нужны были подсказки головы. Ее пальцы действовали четко и без запинки. Она поднялась на ноги. Керринджер-старший стоял все также неподвижно, неотрывно глядя на медленно приближающуюся тварь. Рэй сунула ему дробовик, и нащупала рукоять бесполезного сейчас револьвера.

Туман поднялся почти до колена. Он был холодным и каким-то липким. Тварь почти плыла в нем, темная, хищная, опасная. Оружейник вскинул оружие, она прыгнула. Холмы отразили гулким эхом звук выстрела. Бестия взвизгнула. Она приземлилась на четыре лапы совсем рядом с ними, туман под брюхом окрасился темно-красным. Уильям Керринджер передернул затвор дробовика.

Подстреленное чудовище прянуло в сторону, а потом мощными прыжками бросилось прочь от охотников и сетки, отделяющей рыбацкие кварталы от того, что может прийти с холмов. В тумане позади него расплывались багровые пятна.

Несмотря на свою хромоту, отец Рэй мог двигаться очень быстро, когда хотел. Он перебросил дочери дробовик оседлал мотоцикл, глухо взревел двигатель. Рэй вскочила на сиденье позади отца.

Мотоцикл летел через туман, раненая бестия оставляла за собой ясно видимый след. И на какой-то миг Керринджер показалось, что сейчас они нагонят монстра.

— Будь у нас сидское серебро, было бы попроще, — крикнул оружейник и прибавил газу. Мотоцикл вылетел на холм. Керринджер старший выругался и резко затормозил.

Туман заливал округу, в нем тонули даже вершины ближайших холмов. И этот-то туман Рэй был знаком до оскомины, до зубной боли. Граница.

— Слезай, приехали, — проворчал оружейник.

— Пытаемся? — коротко спросила Рэй, спрыгивая на землю.

— Куда деваться, — Керринджер-старший передернул плечами, забрал у дочери свой дробовик, но в чехол прятать его не стал. — Добить — не добьем, но, может, хотя бы выиграем немного времени.

— Чем ее вообще можно прикончить?

— Копье твоего рыжего дружка отлично подходит, — мрачно буркнул он себе под нос.

— Папа! — против воли, Рэй улыбнулась. — Не думаю, что он нам его одолжит.

— Жаль. Хоть какой-то был бы прок.

Керринджер-старший сунул в карман ключи от мотоцикла и первым начал осторожно спускаться по склону холма. Рэй двинулась за ним через густеющую мглу. Было темно, вершина холма закрыла от них прожектор, но постепенно едва заметно начал светиться сам туман. Там, куда попала кровь твари, оставались темные пятна.

— Ну, поехали, — Уильям Керринджер вдохнул воздух, как будто собирался нырять. Рэй шагала рядом с ним так, что они почти соприкасались рукавами курток. Скоро пелена тумана стала непроглядной, звуки стихли. Рэй крепче стиснула рукоять револьвера. Толку от него чуть, но так ей было спокойнее.

Кровавые пятна у самой земли были видны отчетливо. И Керринджер они совсем не нравились. Казалось, что тварь плутает в тумане, вместо того, чтобы напрямую нестись у к своему логову зализывать раны. Они шли по этому петляющему следу. Хромота отца стала заметной.

Рэй не взялась бы судить, сколько они петляли в молочно-белой пелене. Тварь как будто бы совсем не спешила на Другую сторону, только нарезала петли в тумане Границы. Постепенно след, отчетливо видимый вначале, стал все менее различимым.

Отец с дочерью мрачно переглянулись. Оба они отдавали себе отчет, насколько низки их шансы отыскать опасную бестию, и насколько глупо это делать с одним заряженным солью дробовиком на двоих.

— Нужно возвращаться, — угрюмо сказал Уильям Керринджер. Рэй кивнула. И они осторожно двинулись дальше, высматривая следы.

Белое молоко тумана вокруг них жило своей жизнью. Оно дышало, шевелилось, по нему проходили медленные тяжелые волны. Рэй никогда не находилась так долго внутри Границы, она вообще не думала, что это возможно — вот так бродить между там и здесь. Бывало, Другая сторона не пускала некоторых людей к себе. Такой бедолага (или счастливчик, кто знает?) выходил из тумана ровно на том же месте, где пытался войти. И никаких блужданий.

Уилл Керринджер выругался. Рэй через плечо взглянула на отца.

— Потеряли след, — коротко сказал он.

Действительно, в тумане не было видно ни одного пятна. Ни впереди, ни сзади, откуда пришли охотники.

— Вот дрянь, — выдохнула Рэй.

— Точно, — Керринджер-старший повел дробовиком из стороны в стороны, словно опасаясь, что тварь сейчас выскочит из тумана.

По белесой пелене прошла дрожь. Рэй обернулась всем корпусом в ту сторону и только сейчас поняла, что рука ее, держащая револьвер, мокрая от пота.

— Дрянь, — медленно повторила она.

— Нужно выбираться, — Керринджер-старший оглядывался вокруг, прикидывая, в какую это сторону — выбираться.

Медленно они двинулись туда, откуда по их представлениям пришли. Туман вокруг тревожно клубился, тек, пытался обвить руки и оружие охотников. Они пробирались по колено в густом молоке, и конца ему видно не было.

Когда из пелены вырвалась темная фигура и Керринджер-старший, и Рэй среагировали одинаково. Два выстрела грохотнули одновременно.

К счастью, оба промазали. Наверное, дело было в тумане, искажающем очертания и расстояния.

— Не стреляйте! — кричащий был где-то совсем близко, но голос прозвучал глухо. Рэй показалось, что она слышала раньше этот ломающийся юношеский басок. — Не стреляйте, помогите мне.

— Двигай сюда, парень! — крикнул в ответ Уилл Керринджер. — Только медленно, чтобы я тебя видел.

Фигура на мгновение пропала в тумане, потом появилась чуть ближе. Кто-то брел к ни, широко раскинув руки, как будто пытаясь показать, что у него не оружия. Рэй мазнула по нему взглядом и отвернулась. Где-то в белой мгле все еще был враг, опасный, хищный и голодный, сейчас она была уверена в этом. Она чуяла тварь, притаившуюся, невидимую, ждущую.

Человек в тумане приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть толстовку с логотипом баскетбольной команды, растрепанные пшеничные волосы, мальчишеское лицо.

— Мать твою, — выдохнула Рэй. — Бен Хастингс!

— Знаешь его? — Керринджер-старший дернул подбородком.

— Ага. Парень с мельницы. Я говорила тебе. Потащился искать свою сиду, чтобы их всех.

Пальцы на рукояти револьвера онемели. Рэй тряхнула кистью. Тварь в тумане ждала.

— Мисс Керринджер? — голос Хастингса сорвался и он едва ли не бегом припустил к охотникам.

Ей показалось, что распрямилась туго скрученная пружина. За молочной пеленой мелькнул темный силуэт, волчье тело распласталось в прыжке. Уильям Керринджер вскинул дробовик.

Бен Хастингс был совсем рядом. И тварь была у него за спиной. Рэй оттолкнулась от земли, плечом врезалась в грудь паренька, они покатились кувырком сквозь щупальца тумана. Сила удара была такой, что у Керринджер сбилось дыхание, она втянула густой воздух, оттолкнула от себя Бена, вскочила на ноги. Вскинула бесполезный сейчас револьвер.

В двадцати шагах от них рычала тварь. Она припадала на передние лапы, пригибала голову, но медленно шла вперед к человеку с дробовиком.

Уильям Керринджер не сдвинулся с места. Он хладнокровно разрядил оружие прямо в оскаленную морду, передернул затвор, выстрелил снова. Бестия взвизгнула, отпрянула в сторону. Охотник удовлетворенно кивнул сам себе.

Рядом с Рэй с трудом поднялся на ноги Бен Хастингс.

— Что за… — пораженно пробормотал он.

Снова рыкнул дробовик. Среди тумана отчетливо пахло порохом, вокруг твари поплыли красные пятна.

— Ну, — спокойно проговорил Керринджер-старший, — еще хочешь?

Тварь дернулась и начала медленно пятится обратно в туман. Рэй дернула Бена за рукав толстовки и побежала. Отец перевел на нее взгляд, медленно опустил дробовик:

— Выбираемся.

Рэй кивнула, обвела взглядом туман. Разобрать в нем хоть что-то было практически невозможно.

— Я не смог, — тяжело дыша, проговорил Бен Хастингс. — Я не знаю, сколько хожу здесь, но не смог ни добраться туда, ни… обратно.

— Дрянь дело, — протянул задумчиво Керринджер-старший. Сам он неотрывно смотрел туда, где скрылась тварь, дробовик в руке подрагивал.

Другая сторона неохотно опускала свою добычу. Это Рэй знала на собственной шкуре. Но о том, чтобы кто-то блуждал в тумане Границы, вместо того, чтобы оказаться в холмах — о таком она слышала в первый раз. Впрочем, они сами тоже изрядно задержались здесь.

Уильям Керринджер резко выдохнул и потянул повязку с порезанной руки.

— Я не нарушал запретов, отдавал долги и не принадлежу ни Той стороне, ни Границе, — медленно проговорил он. Сжал ладонь в кулак, и в белесое марево упало несколько капель ярко-красной крови. Там, где они соприкасались с прядями тумана, те редели. Керринджер-старши й сказал коротко: — Пошли.

Рэй посторонилась, пропуская Бена следом на отцом на едва заметную тропу, и сама пошла замыкающей. Подумала, а вышло бы у нее здесь так же. Она-то не могла сказать с такой уверенностью, что свободна от Другой стороны и Границы. Нет, совсем не свободна. Рэй вспомнила гулкий голос рога Дикой Охоты и зашагала быстрее.

Они вывалились из тумана как-то совершенно неожиданно. По глазам ударил свет, Керринджер прищурилась и не сразу смогла понять, что к свету их прожектора добавились красно-синие отблески полицейских мигалок и свет фар.

— Что за дела? — проворчал ее отец и начал подниматься по склону, чуть подволакивая ногу. Рэй торопливо сунула револьвер в кобуру и подумала, что только объяснений с полицией ей сейчас и не хватает.

К счастью, первым кого они увидели возле оставленного мотоцикла, оказался Ник О’Ши. Он что-то объяснял двум полицейским в форме, ожесточенно жестикулируя руками. Людей, подошедших с холмов, детектив заметил первым. На его лице вначале отразилось облегчение, потом он нахмурился, разглядев Бена Хастингса.

— Парень заблудился в тумане, мы его подобрали, — проговорила Рэй, опережая вопросы.

— Что тут стряслось? — О’Ши подошел ближе. — Местные услышали выстрелы, вызвали полицию. Парни нашли брошенную машину и мотоцикл.

— Тварь удрала к Границе, — Рэй устало потерла лицо ладонью, — мы пошли следом. Ее не берут ни обычные пули, ни холодное железо.

— Но оно удрала? — Ник О’Ши подобрался.

— Соль, — улыбнулся Керринджер-старший. — Слушай, парень, мы можем поговорить где-то в другом месте? Лучше сидя. Нога ноет. Не думаю, что тварь вернется этой ночью. Я хорошенько ее угостил.

— Бену надо домой, — проговорила Рэй.

О’Ши смерил Хастингса хмурым взглядом и кивнул.

— Удивительно, что его мать до сих не подняла панику, — проворчал он.

— Она думает, я у друзей, — промямлил парень.

— Вот и славно, а теперь пора домой, — О’Ши махнул рукой копу в форме, кивнул на Бена: — Метьюз, отвези этого засранца к мамочке. Все, брысь с глаз моих.

В полицейском управлении они оказались только через час. Детектив принес стул для Уилла Керринджера, Рэй привычно смахнула стопку бумаг со второго.

— Что думаете делать? — серьезно спросил Ник О’Ши.

— Придется идти на Ту сторону. Эту тварь не берет ни обычное железо, ни холодное, — Керринджер-старший полез за фляжкой. То, что он собирался пить в офисе полицейского детектива, его нисколько не смущало. — Но, кажется, ее можно убить сидским оружием. Чем-то же ее можно убить. У меня нет других идей. Сидских мечей в сейфе тоже нет.

Он надолго припал к фляжке, крякнул, утер губы и спрятал ее обратно под куртку.

— Когда мне идти? — со вздохом спросила Рэй.

— Вместе пойдем. Серьезное дело.

О’Ши устало помассировал виски:

— Не затягивайте. Я из-за этой дряни третью ночью не сплю. У нас три трупа.

Уже когда Рэй выходила из кабинета, он окликнул ее:

— А, кстати. Знаешь, из чьего пистолета подстрелили Тома Лери? Ну, того музыканта, ты помнишь.

— Ну? — Рэй приостановилась.

— Пистолет зарегистрирован на Курта Манна. Только я голову на отсечение даю, что в то время, когда в Лери стреляли, наш любитель сладких булочек уже сидел в мягких стенах психушки.

— Мне это не нравится, — Керринджер оперлась на дверной косяк, взъерошила ладонью волосы. — Слишком много всего смешано в кучу.

— Тогда это не понравится тебе еще больше. Пистолет Манна проходит у нас по делу о жертвоприношениях. Ты видела фотографию. Девушка на жертвеннике.

— Видела, — хмуро сказала Рэй. — Она была похищенным ребенком, Ник.

— Как и Гвинет, девушка с мельницы, — тяжело проронил О’Ши. — Не буду спрашивать, оттуда ты знаешь, кем она была.

— Не надо. Просто проверь.

— Угу, — детектив устало помассировал пальцами виски. — Снимите с моей шеи хотя бы тварь, а?

— Попробуем.

На улице возле машины Рэй закурила. Спросила у отца:

— А у Джериса или кого там еще ничего по сейфам не лежит?

Уилл Керринджер тяжело прислонился к капоту:

— Нет. Я бы знал. Это не те вещи, которые долго задерживаются на нашей Стороне. Знаешь, есть такая байка про одного парня, Рика Гордона, очень старая байка. В него влюбилась сида и подарила ему кубок из серебра, чтобы он пил из него и не старел. Гордону пришлось переплавить этот кубок на наконечники для арбалетных болтов, когда сиду похитил какой-то урод. Не знаю, что с ними случилось, ни с сидой, ни с арбалетными болтами. Насчет Гордона-то понятно. Постарел и помер. Такие чудеса два раза не повторяются.

Рэй медленно затянулась. Сигарета показалась ей хуже, чем обычно.

— Как мы это сделаем? — спросила она.

— Очень мало времени, — ее отец поморщился. — Его фактически нет. Так-то есть, у кого спросить. Королева должна тебе за Гвинет и ту, вторую девочку. Да и у меня есть пара должников. Другое дело, что у Народа Холмов я бы снега зимой просил не стал, но выбора у нас особо нет. Поедем машиной. Главное, пробиться через туман, а там будет видно. Не нравится мне вся эта история с Границей, очень сильно не нравится. Наверное, даже больше, чем наш зубастый любитель рыбаков.

Рэй хмуро кивнула. В две длинные затяжки докурила сигарету, тщательно затушила окурок. Помолчала немного, потом сказала:

— Что-то происходит. Гвинет, Том Лери, жертвенник, твари эти, которых не берет никакое железо. Говорю тебе, что-то происходит.

— Да, — Уилл Керринджер оседлал мотоцикл и напоследок взглянул на дочь. Глаза его были серьезны. — И во всей этой истории меня начинает радовать, что твой рыжий псих не отбросил коньки после шести пуль. Он все-таки Король, как ни крути. Должен следить за порядком.

Рэй приехала за отцом в холодных рассветных сумерках. Ей едва удалось вздремнуть, вместо завтрака она выпила отвратительный растворимый кофе, выкурила две сигареты. Ехать не хотелось. Предчувствие беды, которое до этого маячило смутны призраком где-то на самой границе сознания, встало в полный рост, заставляя что-то в груди болезненно сжиматься. Из головы не шли слова отца насчет Короля Другой стороны.

Холодное сентябрьское утро над Байлем было насквозь прошито туманом, как будто Граница пыталась добраться до мира людей и высосать из него последние крохи тепла. Рэй зябко поежилась, поглубже натянула на голову капюшон толстовки и свернула на тихую улицу, ведущую к отцовскому дому.

Уильям Керринджер до сих пор жил в большом двухэтажном доме, огороженном когда-то нарядным кирпичным забором. Сейчас забор изрядно зарос плющом и диким виноградом. Лужайку в последний раз стригли еще тогда, когда Рэй была ребенком. Тогда с ними жила ее мать, и казалось, что всегда все будет хорошо.

Керринджер вздохнула и зло растерла лицо ладонью. Может, будь мать с ней, не было бы ни той ноябрьской ночи, ни этого утра. Она опустила стекло и закурила снова. От табачного дыма во рту сушило.

Уилл Керринджер появился на пороге собранный, предельно сосредоточенный. На плече болтался все тот же чехол с дробовиком, из-под байкерской куртки торчала кобура. В ней дремал револьвер, брат-близнец того, который носила на поясе Рэй. Он коротко кивнул дочери, но не стал ничего спрашивать. Она молча выкинула недокуренную сигарету на дорогу, и внедорожник тяжело тронулся с места.

Вначале отец и дочь молчали, потом оружейник неожиданно сказал:

— Я четырнадцать лет не ходил туда. Думал, отпустило. Хрен там.

Рэй кивнула и прибавила газу. Мимо скользили аккуратные частные дома с пожелтевшими лужайками и давно не разжигавшимися мангалами.

— По-моему, никого не отпускает. Помнишь того парня, Бена? Он всего лишь видел сиду во сне. Ему хватило.

— Немного то и надо, — Уилл Керринджер улыбнулся, и улыбка эта вышла грустной.

А Рэй неожиданно подумала, что ее отцу пятдесят один, и двадцать из этих лет он живет по законам Другой стороны. Не имеет жены, не пьет вина, не стрижет волос, потому что тот, кто нарушит гейс, утратит силу, а то и вовсе проживет недолго. Даже она не знала, как отец получил эти запреты.

Внедорожник вывернул на шоссе, тумана стало меньше, через тучи пробилось солнце. Они с отцом собирались отправляться на Ту сторону из привычного места, с насыпи над озером. Не то, чтобы этоимело какое-то особенное значение, но там было привычно. Перешедший Границу в этом месте имел неплохие шансы оказаться в знакомых холмах и, может быть, чуть меньше блуждать на неверных тропах, меняющихся под ногами.

У самой полосы тумана Рэй остановила машину. Откинулась на спинку сидения, прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Отец не мешал ей. Он вообще больше молчал в дороге, и Рэй догадывалась, что и ему не по себе.

Медленно она открыла глаза и проговорила:

— Вы слышите все, что говорят так близко к Границе. Я знаю. И вы знаете, что кое-кто задолжал мне. Я отдаю свои долги. Ваша очередь.

Уилл Керринджер негромко хмыкнул. Потом полез во внутренний карман куртки за фляжкой. Сказал:

— Даже я говорил с этими ребятами чуть мягче, если память мне не изменяет.

— Вот они у меня где уже, — проворчала Рэй и выжала сцепление. Внедорожник медленно въехал в туман.

Молочно-белая пелена клубилась и текла перед лобовым стеклом. В ней как будто мелькали тени, слишком быстрые, чтобы их разглядеть. Рокот двигателя звучал тихо, словно издалека.

— Не нравится мне это, — проронил оружейник. Рэй не взялась бы судить, сколько времени они ехали через туман. Стрелки на приборной панели замерли неподвижно, даже не дрожали.

— Бен блуждал в тумане весь день, пока мы не нашли его, — сказала она. — Есть идеи?

— Ничего, кроме того, что ты уже видела, — Уилл Керринджер пожал плечами. — Никогда не было такого, чтобы Другая сторона не пускала к себе. Тем более…

Он оборвал себя на полуслове, но Рэй поняла, что отец имел в виду. Похищенные дети принадлежат обоим мирам, ведь так? Тем более она.

И неожиданно Керринджер остро захотелось, чтобы неестественную тишину прорезало низкое гудение рога Охоты. На этот звук она бы нашла дорогу так или иначе. Говорят, в осенние ночи его можно было услышать и по эту сторону Границы. Рэй в такие ночи спала плохо.

— Одна сида, — сказал оружейник, — говорила мне, что их земля не может быть отделена от нашей. Потому что без нас нет их. Я не очень понял.

— Да, — Рэй кивнула. — Я тоже слышала что-то такое.

Туман вокруг не собирался расходиться. Наоборот, он сделался еще гуще, а тени в нем — заметнее. Керринджер-старший тихо выругался. Рэй сжала пальцы на руле.

Они из поколения в поколение придумывали способы, как вернуться домой с Той стороны. Соль и земля, кровь и холодное железо, все это открывало проход. Но пробиться Туда оказались бессильны, когда туман Границы стал непроходимой преградой.

Она успела подумать о том, может ли ее кровь, отравленная Другой стороной, открыть им проход, как кровь отца вывела их ночью обратно, когда слуха Рэй достигла едва слышная мелодия.

— Это свирель, — тихо сказал Уилл Керринджер.

Рэй резко крутанула руль, надеясь только, что она правильно разобрала направление звука и прибавила газу.

Голос свирели то пропадал, то появлялся, то стихал, то становился громче, звучал то слева, то справа, как будто дразнил, но постепенно мелодия стала слышна более отчетливо. И туман наконец стал отступать, а впереди появились очертания холмов. Рэй еще показалось, что на ближайшей вершине неподвижно застыла темная фигура, но когда внедорожник вырвался из тумана под бессолнечное небо Другой стороны, там никого уде не было.

— Кажется, тебя услышали, — проговорил Керринджер-старший и полез за фляжкой.

Рэй кивнула. Кто бы не вывел их через туман, лучше так, чем встреча с Дикой Охотой. Холмы, серо-зеленые, поросшие пожухлой к осени травой закрывали горизонт и тянулись, насколько видел глаз. Под колесами тяжелой машины похрустывали безлистые ветки какого-то низкого кустарника.

— Не люблю приезжать сюда осенью, — сказал оружейник и снова приложился к выпивке.

— Рановато как-то здесь осень, — Рэй вела машину и настороженно поглядывала по сторонам.

— Так бывает. Говорят, дурная примета.

— У нас ворох плохих примет и ни одной хорошей.

— Верно… О, ну посмотрите на этого парня!

Керринджер с трудом сдержала улыбку. Она с летнего солнцестояния помнила, как развеваются по ветру синий плащ и золотые волосы.

Гвинор спускался по склону холма. На поводу он вел коня, и Рэй готова была поклясться, что в лошадиную гриву вплетены серебряные колокольчики.

— Твой знакомый? — Уильям Керринджер выглядел расслабленно, но глаза его цепко разглядывали фигуру сида.

— Он приходил на мельницу, — Рэй кивнула и сбавила скорость. Внедорожник проехал еще немного и остановился. Керринджер глянула на отца: — Поговорим с ним.

Тот кивнул и первым вышел из машины. Дробовик остался на переднем сиденье, но револьвер под курткой выглядел слишком заметным. Рэй вздохнула, поправила собственное оружие и открыла дверь.

Воздух над холмами Другой стороны пах гарью и сыростью. От земли тянуло холодом, Керринджер чувствовала его даже через толстую подошву армейских ботинок. Медленно она пошла навстречу Гвинору. Сид вскинул руку в приветствии. Плеснул на ветру плащ.

— Еще никто не говорил, что я забываю о своих долгах, — сказал сид, когда охотники подошли ближе.

Ответить Рэй не успела. Ее отец заговорил первым:

— Так ли это? Зеленый и синий — цвета Королевы Холмов, но раньше ты носил красный и охру, парень.

— Это верно, — медленно ответил Гвинор. Он разом подобрался, исполосованное белыми шрамами лицо окаменело. — Я ношу цвета моей Королевы четырнадцать зим. После того, как выполнил последнюю службу для моего Короля, которому служил тридцать зим до того.

Рэй вздрогнула, как будто ее ударили под дых. Она не помнила лица поединщика, с которым сражался ее отец. Помнила алую рубаху, и алую кровь на траве, и алые ягоды брусники, вплетенные в золотые волосы. Лица — не помнила. До сегодняшнего дня.

— Ты, — прошептала она, чувствуя как руки сами собой сжимаются в кулаки.

— Не держи зла на меня, — Гвинор печально покачал головой. — Я был мечом в чужой руке.

Керринджер зло сплюнула на траву. И подумала, что знай она это тогда у мельницы — выстрелила бы, не колеблясь.

— Ну и ты и ублюдок, — сказала она. — А я с тобой пиво пила.

Тяжелая рука отца легла на ее плечо.

— Погоди, Рейч, — глухо сказал оружейник. — На мече нет вины, это верно. Но ты не меч, сид.

— Чего ты хочешь? — Гвинор перевел взгляд с Рэй на ее отца.

— Виры, — спокойно ответил Уилл Керринджер. Видно было, что он взвешивает каждое свое слово. — Это в холмах меня научили этому. Я хочу виры за увечье. Есть за мной это право, сид?

— Есть, — откликнулся Гвинор, рот его дернулся в невеселой усмешке, и Рэй против воли заметила, что из-за шрамов она вышла кривой. — Я заплачу любую разумную виру, потому что я не хочу вражды. Тем паче сейчас, когда даже вы в Байле чувствуете, как холодны ветра Самайна.

Пальцы на плече Рэй чуть сжались, Керринджер-старший сказал решительно:

— Дай мне меч, который сделал меня хромым, и я даю тебе слово, что забуду о том, чья рука его держала тогда.

Глаза сида удивленно расширились:

— Ты много просишь, — проговорил он.

— Скажешь, моя просьба не справедлива? — Рэй померещилась насмешка в словах отца.

— Справедлива, — после коротко раздумья Гвинор кивнул. — Королева Холмов связала тебя гейсами, и ты их хранишь. Может, у тебя достанет силы, чтобы совладать с моим мечом.

Он не спеша отстегнул от пояса длинный клинок в ножнах и протянул оружейнику рукоятью вперед. Тот принял его и неожиданно для Рэй коротко поклонился. Потом развернулся и пошел обратно к машине. Хромата его была особенно заметна. Керринджер зашагала следом за ним.

— Рэй! — окликнул ее Гвинор. Она обернулась, обожгла его взглядом. Сид проговорил: — Будьте осторожны. То, что приходит не с Той стороны и не с Этой, опасно всегда.

Рэй коротко кивнула и поспешила за отцом

Уже повернув ключ в замке зажигания, она сказала:

— Я должна бы его ненавидеть, да?

— Можешь дать ему в морду при случае, — Керринджер-старший пожал плечами. Все его внимание было поглощено мечом, лежащим у него на коленях. — Хотя там и без тебя досталось.

— Холодное железо, — Рэй плавно крутанула руль, поворачивая внедорожник к дому. — Слушай, но я же действительно пила с ним пиво и думала, что хоть кого-то из них могу считать неплохим парнем.

— Может, ты не так уж не права. Они дрожат за своим оружием сильнее, чем за любыми сокровищами. А так мы уложились быстро. Если повезет, успеем вернуться до того, как у этого твоего О’Ши будет еще один труп на руках.

Рэй кивнула, и какое-то время они ехали молча. И уже у самой Границы она вспомнила еще кое-что:

— Ты никогда не говорил, что это Королева наложила на тебя гейсы.

— А есть разница, какая разозленная баба это сделала? — Керринджер-старший ухмыльнулся. — Добавь-ка газу, а то еще услышит, не приведи Господь, вообще целибат мне устроит, как монаху. И запретит виски.

Не удержавшись, Рэй рассмеялась. Машина въехала в туман.

В этот раз они заранее подумали о том, как будут выбираться, если туманная завеса закроет путь назад, в мир людей. Керринджер вытащила из кармана куртки старый компас и передала отцу. Там до сих под латунной оправой лежала щепоть земли с давно нестриженного газона на Вайтроад 11. Оружейник на всякий случай мазнул кровью там, где у компаса был север.

Туман липкими щупальцами пытался опутать внедорожник, тяжелая машина шла медленно, словно земля под колесами была вязкой. В салоне стало жарко, Рэй почувствовала, что по виску у нее стекает капля пота, она избавилась от куртки, но не опустила стекла. Кто знает, чем сейчас стал воздух Границы. Ехали молча, только время от времени Керринджер старший корректировал курс по компасу.

Рэй казалось, что они целую вечность продираются через пелену, когда внедорожник неожиданно выехал в темноту. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить — они выбрались, а вокруг осенний вечер, и сбоку мерцает отраженным светом Лох-Тара. Она устало провела ладонью по лицу, отец рядом открыл окно со своей стороны.

— Выбрались, — сказал он.

Воздух над озером был холодным и пах бензином. Рэй кивнула и достала сигареты. С наслаждением затянулась, потом вспомнила про О’Ши и нашарила телефон, включила.

Охотники не успели даже выехать на шоссе, когда он разразился пронзительной трелью. В трубке зазвучал голос Ника О’Ши, где-то на заднем плане выла полицейская сирена.

— Вы вернулись? — без предисловий спросил детектив. — Эта дрянь по нашу сторону забора, есть раненые.

— Едем, — коротко отозвалась Рэй и обернулась к отцу: — Тварь вернулась. У них раненые.

— Пока не трупы, — хмыкнул Керринджер-старший.

Внедорожник пронесся по шоссе в бледном сиянии фар. В городе пришлось сбавить скорость. Они чуть не заблудились в переулках на подъезде к рыбацкому району. Тяжелая машина была определенно не предназначена для маневров в таком тесном пространстве. Наконец, они выехали к причалам. Рэй выругалась, пытаясь припарковаться между полицейскими машинами. Застегнула куртку. На улице моросило, мелкие капли оседали на стекло.

К охотникам уже бежал Ник О’Ши в дождевике и бронежилете. На плече у него висел карабин.

— Она здесь, — сказал он хрипло, не успев перевести дух. — У нас двое раненых, подростки. Я сказал местным про соль, ее смогли отогнать. Кажется, сегодня не такая быстрая.

Рэй кивнула и натянула на голову капюшон. Повсюду был свет автомобильных фар, прожекторов и фонарей, после полутемных улиц он резал глаза.

— Я раздал своим людям патроны с солью, — продолжал детектив, а потом неожиданно рассмеялся. Смешок получился нервным. — Просто удивительно, что можно найти по старым сейфам, если начать искать. Может, целиком ее солью засыпать, а?

— У меня есть оружие, — Керринджер-старший показал меч. — Потом разберешься, какие на него нужны справки.

О’Ши снова рассмеялся, потом покачал головой. В холодном свете его лицо выглядело достаточно мертвецки: белая кожа, здоровенные тени под глазами.

— Завалите эту херню поскорее, — сказал он устало. — Я сам начну грызть людей, если не стану спать по ночам.

— Маньяк-полицейский загрыз подозреваемого, — хмыкнула Рэй. — Газеты будут счастливы.

У нее не было при себе никакого оружия, кроме револьвера, бесполезного сейчас. Нужно было бы спросить у детектива, не найдется ли у него чего-то подходящего, но отец протянул Керринджер свой дробовик.

— Не хочу путаться, что хватать, — сказал он. Лицо оружейника стало жестким, у губ залегли глубокие складки.

Рэй кивнула, взвесила оружие в руке.

— Пойдет. Где вы ее видели?

— Мелькает то тут, то там, — О’Ши передернул плечами. — Один из моих парней божится, что задел ее, но пойди пойми.

— Где нашли раненых? — спросил Уилл Керринджер.

Детектив махнул рукой куда-то за гаражи.

— Попробуем оттуда, — сказал оружейник.

Следом за О’Ши они пошли по узким проходам между старыми лодочным ангарами, гаражами, старыми домами. Крохотный пятачок между глухими заборами и ветхими сараями сейчас был ярко освещен мощным прожектором. Кровавые пятна на растрескавшемся асфальте были отмечены номерами.

— Местные говорят, подростки часто удирают сюда покурить, — проговорил О’Ши. Он озирался по сторонам, потом потянул из кобуры пистолет. Вспомнил, что у него при себе ружье, сунул пистолет обратно.

Уильям Керринджер потянул носом сырой ночной воздух, словно принюхиваясь. Рэй слышала, как где-то ближе к озеру перекрикиваются полицейские. Время от времени рация на поясе Ника О’Ши начинала шипеть. У кого-то по телевизору на самом пределе слышимости ругались герои старого ситкома.

— Сюда, — сказал оружейник и первым шагнул в темноту прохода между заборами. Рэй на мгновение промедлила. Ей показалось, что там в темноте действительно сидит что-то хищное, зубастое и ждет, когда сможет впиться зубами во что-то теплое, живое, дрожащее, забрать, выгрызть это тепло.

Керринджер передернула плечами и перехватила дробовик удобнее. Она не боялась. Она действительно знало, что оно там, но страха не было. За несколько шагов она догнала отца. Следом за ними шел детектив О’Ши.

— Ты тоже чуешь, да? — тихо спросил у Рэй отец. Она кивнула.

— Мы мечены Другой стороной, — отозвался он и больше не сказал ни слова, пока они пробирались по узкому замусоренному лазу вдоль заборов.

Улица была зажата между старыми деревянными домами. Кое-где горели фонари над дверями. Это место таким старым, что ширины улочки не хватило бы даже для одной машины. Кто-то огородил свой старый дом новым бетонным забором, сделав проход еще уже.

— Давно пора снести этот мусорник, — сказал О’Ши.

Темнота вокруг как будто сгустилась, оставляя только пятачки света вокруг фонарей и редких светящихся окон.

— Неудивительно, что тварь пришла сюда, — тихо произнес Керринджер-старший. — Это самое дрянное местечко во всем Байлем, поверьте мне на слово.

— Читал, что полвека назад тут была та еще резня, — детектив тоже понизил голос.

Следом за оружейником они почти бегом миновали улицу, свернули на перекрестке обратно к озеру. Рэй и сама чувствовала, как голодное и кровожадное впереди мечется, носится, как сводит его с ума боль и желание впиться зубами в чужое живое тепло. Она подумала, что им нужно поспешить, потом перевела взгляд на отца. Едва ли эта пробежка давалась ему просто. Керринджер вспомнила про Гвинора и горько скривилась.

Кто-то развесил рыбацкие сети вдоль забора, под ветром они шевелились. Какой-то полицейский спросил по рации, могут ли ему принести кофе. О’Ши выключил звук. Рэй чувствовала, как растет внутри нее тревога, словно тот невидимый таймер у нее в голове снова начал отсчитывать минуты.

Животный, отчаянный вопль заставил Рэй вздрогнуть и сбиться с шага. Эхо отразилось от воды Лох-Тары и принялось бродить между домами и заборами. Следом грохотнул выстрел.

О’Ши рванулся вперед.

— Давай, — махнул Рэй отец, и она кинулась вслед за детективом.

Армейская подготовка Ника О’Ши давала о себе знать, Рэй отстала. Дыхание сбивалось. Детектив умудрялся на бегу еще бормотать ругательства. Где-то впереди выстрелили, потом еще раз. Дома и сараи расступились в стороны, под ногами хрустнула галька.

Кажется, первого убитого нашли тут, возле причалов. Сейчас тварь снова была здесь, она медленно, без спешки шла к двум полицейскими. Один из них был ранен, он почти висел на напарнике, на камнях за ним оставалась темная дорожка. Парни пытались отойти к нависающим над водой причалам, чтобы укрыться за опорами, но не успевали. Раненый тихо стонал.

О’Ши рухнул на одно колено, выстрелил почти не целясь, Рэй выстрелила за ним, выругалась, жадно вдохнула ртом холодный и сырой воздух.

Тварь вздрогнула. Кажется, детектив попал ей куда-то в область загривка, а Керринджер — в мохнатый бок. Бестия коротко рыкнула и отпрыгнула в сторону, чтобы видеть новых противников. Соль делала свое дело, существо двигалось медленно, тяжеловесно. Внутри него клубился голод, и Рэй внутреннее передернуло от того, каким сильным было это ощущение.

— Уводите раненого отсюда, — тихо сказала она Нику О’Ши. — Я отвлеку.

— Уверена? — карабин лежал в руках О’Ши уверено, ствол не дрожал.

— Да, — Керринджер сжала зубы. И выстрелила снова. На этот раз солевой заряд попал прямо в морду твари, заставив ее взвизгнуть. О’Ши бегом бросился к полицейским.

Сколько времени может потребоваться хромому мужчине за пятьдесят, чтобы добраться сюда от перекрестка? В узких проходах между домами и заборами можно заблудиться, но отца будет вести чутье. Невольно Рэй подумала, что дорого бы дала, чтобы знать, почему и как они с отцом чувствуют присутствие этой дряни.

Она передернула затвор дробовика и медленно пошла навстречу твари. О’Ши, кажется, успел добежать до своих людей, по крайней мере, Рэй слышала как он спрашивает что-то, а ему отвечают.

Бестия ощерилась. Пасть ее была перемазана в чем-то темном. Кровь. Но для твари ее было недостаточно, чтобы насытить голод. Нужно было больше. Гораздо больше. Рэй почувствовала, как у нее перед глазами плывет, настолько близкими и отчетливыми были эти ощущения. Она тряхнула головой, чтобы отогнать их и едва успела кувырком броситься на землю, уходя от атаки. Тварь перелетела над ней, Керринджер, не вставая с коленей, выстрелила.

— Рэй! — крикнул О’Ши.

— Убирайтесь отсюда! — рявкнула она. Тварь дернулась в сторону полицейских, потом снова прянула к Рэй.

Каким-то из солевых патронов существу разворотило половину морды, лохмотья шерсти и плоти свешивались на глаз. Оно пошатнулось, потом встало на лапы тверже. Рэй поднялась на ноги, оступилась, выругалась. Сколько ей будет нужно играть в пятнашки с этой дрянью, и что сможет сделать с ней отец даже сидским мечом?

У нее заныло под ложечкой. Лучше бы она взяла у отца меч, а не дробовик. Но Гвинор, чтоб ему, отдал оружие как виру за рану, и кто знает, что будет с ним в чужих руках. Медленно Рэй пятилась к воде. Она пыталась посчитать, сколько выстрелов у нее осталось в запасе. Тварь подходила медленно, припадая на лапы. Добыча, которая так больно огрызалась, была ей не по вкусу.

Маленький камешек задел ее точно по кончику уха. Бестия коротко взрыкнула и обернулась. Рэй заметила краем глаза, как камешек упал на гальку и рассыпался на кристаллики. Соль.

Уильям Керринджер шел по пляжу, подволакивая правую ногу. Меч в его руке светился собственным светом.

— Ну, иди сюда, — сказал оружейник. — Пора заканчивать этот цирк.

Тварь присела на задние лапы и попятилась. Но там сзади стояла Рэй, и бестия застыла на месте.

Она боялась. Рэй отчетливо чувствовала это. Тварь боялась идущего к ней человека с сидским мечом. Гладко выбритое лицо Керринджера-старшего казалось выточенной маской, и неожиданно Рэй подумала, что просто как сиды не накладывают на людей гейсы. Тем более Королева Холмов.

Тварь глухо зарычала, прянула вперед, потом метнулась лево, но слева была вода Лох-Тары, набегающая волнами на берег. Блеснул меч, влетевший для удара, бестия прыгнула.

Рэй опустила дробовик и неожиданно почувствовала, насколько сырой и пронзительный ветер налетает от озера. Ее отец философски потыкал носком ботинка темную тушу, сказал:

— Кажется, сдохла.

— Надеюсь, — Керринджер повесила дробовик на плечо. Туша твари расползалась на глазах, и скоро от нее остался только костяк в неопрятных клочьях всего остального. Рэй поморщилась и отвела взгляд.

— Полицейским умникам это понравится, — сказал оружейник, и они медленно пошли прочь от причалов. Говорить им обоим не хотелось. Рэй шагала рядом с отцом и думала. О старике, бормотавшем про древнюю жатву, и о Гвиноре. То, что приходит не с Той стороны, и не с Этой, всегда опасно. Так сказал он. Керринджер поежилась, сунула руки в карманы и ускорила шаг. Там, впереди ее ждал кофе из полицйского термоса и машина, в которое было тепло и не было ветра.

Жертвенная кровь

Он совсем не походил на прежнего Курта Манна, красивого, пышущего жизнью, этот смертельно уставший человек. Он смотрел через забранное решеткой окно на больничный двор, засыпанный рыжей листвой, и в глазах его была мука.

— Давай еще раз, — мягко сказал Ник О’Ши. — Кому ты передал свой пистолет? Это важно.

Рэй привалилась спиной к дверному косяку. Она предпочла бы быть где угодно, но не в этой палате со светлыми обоями, насквозь пропитанной отчаянием.

— Я ее обманул, — Курт Манн, бывший владелец «Волшебной мельницы» как будто не слышал голоса детектива. — Я думал, это она обманула меня, но все не так. Все совсем не так, как кажется.

Он обернулся и вперил в Рэй сумасшедший, горящий взгляд:

— Она мне снится. Она до сих пор мне снится. То юная, то… другая.

— Пистолет, Курт, — сказала Керринджер. — Ты стрелял в нее из пистолета. Расскажи нам про пистолет.

— Нужно было холодное железо. Чтобы убить ее. Чтобы убить его, если…

— Если его не прикончу я, — жестко закончила Рэй. Курт Манн отвел глаза. О’Ши раздраженно покосился на женщину и попытался еще раз:

— Это ведь был не твой пистолет, да, Курт?

— Мне дал его Робби.

— А что с твоим собственным пистолетом?

— Я оставил его в машине, — Манн пожал плечами и снова уставился в окно.

— Снова этот Робби. Роберт Ли. Он в бегах, мы его не нашли до сих пор, — Ник О’Ши крутанул в руках карандаш. Лист рабочего блокнота так и остался девственно белым.

Рэй кивнула. На подоконник мягко упал охряный дубовый лист. Осторожно Керринджер спросила:

— Зачем ты хотел ее убить?

— Она меня обманула, — лист за стеклом занимал Манна сильнее, чем люди в его палате. — Она стала обычной. Старой

— А ты любил в ней волшебство, — Керринджер разглядывала ссутулившиеся плечи безо всякой жалости. Любовь сиды — жестокая штука.

— Робби сказал, что можно забрать все ее волшебство и сделать «Волшебную мельницу» на самом деле волшебной, — Курт Манн рывком обернулся.

О’Ши беспокойно поерзал на стуле.

— Вы не понимаете, — бывший мельник заговорил быстро, сбивчиво, проглатывая окончания слов. — Вы не понимаете. Быть с ней и быть мной — это ужасно. Она всегда что-то большее, чем я. Я мог из штанов выпрыгнуть, но она была феей, а я… А я…

Устало он уронил руки вдоль тела, начал раскачиваться на месте.

— Достаточно, — проговорил О’Ши.

— Погоди, — Рэй отмахнулась. Села на кровать рядом с Куртом Манном. Сказала: — Я знаю, как это — быть человеком.

Он взглянул на нее как-то по-новому и проговорил тихо:

— Это теперь я понял, что мы бы просто убили ее. И того тоже. И, может, и меня. Но о себе я не жалею.

— Это Робби подсказал тебе, что можно забрать волшебство?

— Забрать волшебство, — шепотом повторил Курт и закрыл глаза.

— Пошли, — сказал детектив. — Пошли, пока нас не выгнала сиделка.

Уже на пороге Рэй обернулась в последний раз на Курта Манна, человека, предавшего свою волшебную возлюбленную. Он сидел на аккуратной больничной койке, обхватив руками колени, глаза невидяще смотрели в стену, на бледных губах медленно проступала улыбка.

— Господи, — проговорил О’Ши, когда за ними закрылась дверь. — Я уже подумал, что сам с ним двинусь.

Керринджер с усилием провела ладонью по лицу. Сказала себе, что есть разница между Королем-Охотником и Гвинет, украденной девочкой.

— Курить хочу, — отозвалась она.

— Не могу с ним разговаривать, — детектив потер переносицу. Они миновали длинный коридор, О’Ши кивнул сиделке, толкавшей им навстречу тележку с подносом.

Снаружи бесновался ветер. Он нес над улицей опавшие листья и мелкий мусор, по небу летели облака.

— Ненавижу, — четко выговорил Ник О’Ши. — У нас каждый Самайн боевая тревога, ты знала?

Рэй усмехнулась. Попыталась закурить, закрывая ладонями зажигалку от ветра. Сильные порывы гасили крохотный огонек, пока О’Ши не загородил его своими руками.

— Спасибо, — Керринджер жадно затянулась. И подумала, что для нее Самайн — это полутемный зал старого паба, в камине горит огонь, воздух сизый от трубочного дыма, в углу старый Джерис, ее отец и другие мужчины играют в карты, в стакане грог, а за окном гудит ветер, и если хоть на миг прислушаться, можно услышать, как поют рога Дикой Охоты. И так каждый год, с тех пор как отец вернул ее с Другой стороны. Рэй затянулась еще и спросила:

— Что там с этим Робби?

— Роберт Ли, ориентировки разосланы по всей стране. А, вот еще. Тебе понравится, — О’Ши нехорошо ухмыльнулся. — Он родом из рыбачьих кварталов, будь они неладны.

— Помнишь, что бормотал тот старик про осеннюю жатву?

Вместе они зашагали прочь от темного здания больницы, растопырившего флигели на весь парк.

— Помню про резню, которая там была черт знает, сколько лет назад. У меня такое чувство, — детектив плотнее запахнул куртку, — что я знаю слишком мало.

— Да, — Рэй кивнула. — Черт дери, да я с детства кручусь во всем этом. Сиды, холмы, холодное железо, не выходить из дома на Самайн, носить в кармане рябину и соль. И я тоже знаю слишком мало. Кому и зачем убивать детей, которых вернули с Другой стороны?

— Ты у меня спрашиваешь? — Ник О’Ши невесело вскинул светлые брови. — Тебе сказали что-то про фотографию?

— Какую фотографию?

— Которую ты стащила у меня со стола.

— Ничего, что могло бы тебе помочь, — Рэй вздохнула.

— Мне почему-то кажется, — детектив открыл машину и рухнул на водительское сиденье. Дождался, пока Керринджер сядет на пассажирское, — Мне кажется, что это куски одного паззла. Эта девушка, тот музыкант, Гвинет. Затуши сигарету, а?

Рэй выкинула в окно длинный окурок и откинулась на спинку сиденья. У О’Ши зазвонил телефон. Он хмуро выслушал трубку, лицо его окаменело, он ответил коротко:

— Да. Еду.

Бросил телефон на торпеду, прикрыл глаза, словно собираясь с силами, потом сказал Рэй:

— У меня еще один труп. Та же история. Жертвенный камень, узоры на теле.

Керринджер коротко выругалась, спросила:

— Мне ехать с тобой?

— Валяй, — О’Ши пожал плечами. — Но это сделал человек. И я его достану.

Служебная машина вылетела на объездное шоссе, потом свернула на проселочную дорогу. Он ориентировался по навигатору, и Рэй неожиданно стало любопытно, как поведет себя эта штуковина где-нибудь на Другой стороне. Мысль была дурацкая, и женщина отдавала себе отчет, что занимает она ее только потому, что разум пытается защитить себя от то, что его ждет на месте.

Проселочная дорога петляла через холмы, мимо пролетело несколько поворотов к фермам, они повернули, выехали на старую грунтовку, карабкающуюся по заросшим лесом склонам. Керринджер помнила это место, она приезжала сюда, чтобы следила за «Волшебной мельницей».

Возле остова сторожевой башни, гнилого обломанного зуба старых стен стояло две легковые машины и фургоны. У Рэй заныли зубы. Она первой вылезла из машины, оперлась о капот, дожидаясь О’Ши.

Возле фургона курил мужчина в спецодежде. Он коротко и безрадостно кивнул им. Керринджер помнила это лицо с печатью хронической бессонницы — Дейв Митчелл, коронер.

Жертвенник стоял внутри кольца обрушенных стен. На нем — женщина, уже немолодая, на теле синие разводы узоров и потеки запекшейся крови. Такие же узоры синели на которых камнях. Что-то в них было знакомое, как будто Керринджер уже видела их раньше, только не могла вспомнить, когда и где. Вокруг молча и сосредоточено работали криминалисты.

Рэй вздохнула со странным облегчением. Больше всего она боялась увидеть кого-то из тех, кого она сама привела с холмов обратно в Байль. Или отец. Женщина не до конца понимала, зачем попросила приехать сюда. Чутье молчало. Кто бы ни сделал это, он не имел никакого отношения к Другой стороне. Детектив покосился на нее:

— Знаешь, кто это?

— Нет.

— Она есть в базах украденных детей, — к ним подошла девушка в форме патрульной. — Элис Дэвис, была возвращена сорок три года назад.

Ник О’Ши устало чертыхнулся. С какой-то болезненной пристальностью Керринджер вглядывалась в запрокинутое мертвое лицо, на котором сохранились остатки вечернего макияжа. Вид трупа — это не плохая черно-белая распечатка, он не оставлял никакого простора для самообмана и блаженного неверия.

Детектив высадил ее в старом городе, в нескольких кварталах от «Колд Армор». Домой идти не хотелось, и Рэй зашагала через осенние переулки к оружейному магазину.

В зале было удивительно людно. Уилл Керринджер продавал хмурому мужчине две коробки патронов. Судя по маркировке — холодное железо. За прилавком, во внутренней части магазина парнишка в линялой бандане протирал стеллажи.

Рэй кивнула мужчине с патронами. Они встречались раньше, хотя и не часто. Стивен Мастерсон, «охотник на фей». Ничего удивительно, что он покупает патроны за две недели до Самайна.

— О, привет, — уборщик обернулся к ней, и Рэй с удивлением узнала Бена Хастингса.

— А он что тут делает? — она перевела взгляд на отца. Керринджер-старший усмехнулся:

— Подрабатывает после колледжа, — и добавил серьезнее: — Я решил, что лучше ему быть под присмотром.

Женщина недоверчиво хмыкнула. Пробралась за прилавок, попыталась отыскать чистую чашку и с удивлением обнаружила, что все чашки вымыты, а в жестяной банке есть кофе.

— Ладно, признаю, — коротко рассмеялась она, — в этом есть смысл.

Стив Мастерсон сунул в рюкзак патроны, коротко, по-армейски салютовал и вышел. Рэй пододвинула к себе стул, перебросила куртку через спинку, села и неожиданно почувствовала, как усталость неподъемной тяжестью наваливается на плечи.

— Что опять? — отец сам насыпал кофе ей в чашку, залил кипятком.

— У О’Ши еще один труп на жертвеннике. Ездили туда.

Керринджер-старший покачал головой.

— Самайн. Дрянь дело.

— Ага, — Рэй осторожно обеми руками приняла кофе, пригубила, обожгла язык. Бен Хастингс елозил тряпкой по полкам и время от времени косился на них.

— Уши подбери, — сказал ему оружейник, парень вспыхнул.

— О’Ши думает, есть связь. Бывшие украденные дети, Томас Лери, мельница.

Бен Хастингс уронил с полки коробку с шомполами, что-то буркнул себе под нос, начал собирать, присев на корточки.

— Коп думает. Что-то новенькое, — Уильям Керринджер залил водой свой кофе, сел на старый табурет, вытянув ногу.

— Я сейчас серьезно, — Рэй нахмурилась. — Что-то происходит. Что-то большое и нехорошее.

— Да, — оружейник добыл из ящика потрепанный блокнот, пролистнул пару страниц. — Обзвоню всех, чьи номера у меня сохранились. Пусть отправят детишек праздновать Самайн подальше от Байля.

— Хорошо бы, — Рэй кивнула. Подумала, что первым делом надо позвонить Джону Маккене. Этот не станет задавать лишних вопросов и увезет дочь.

Уилл Керринджер окинул ее долгим взглядом, вздохнул. Понимал, что она-то никуда из Байля не уедет, можно даже не начинать разговор.

— Зачем вообще кому-то убивать украденных детей? — кофе был слишком горячим, но Рэй попробовала отпить глоток.

— Могу только предполагать, — Керринджер-старший ссутулил широкие плечи. — Они принадлежат обеим мирам, и Байлю, и Той стороне. Как и этот рокер, в которого стреляли.

— Человеческая кровь имеет власть только над Другой стороной.

— Может и не только.

Хастингс так заслушался, что прекратил протирать полки. Рэй догадывалась, что ему в «Колд Армор» нужна не подработка. Ему нужно чувство причастности к этому волшебному и страшному миру, где «охотники на фей» покупают холодное железо, в тумане таятся чудовища, а золотоволосые девы умею приходить в сны.

— Самайн когда-то считался большим жертвоприношением. Осенняя жатва, треть урожая, — оружейник прихлебывал кофе. — Это надо спрашивать у Джериса или у его старухи, даже я уже не слишком слушал все эти сказки.

Пальцы Рэй до побелевших суставов стиснули чашку. Медленно она проговорила:

— Там в рыбацких кварталах был полубезумный старик. Он говорил… Что мы перестали жать, и жатва сама пришла к нам. Как-то так.

— Там в этих кварталах настоящий рассадник темных суеверий, — хмыкнул оружейник.

— И Робби, охранник Курта Манна, оттуда.

— Я его помню, — сказал Бен Хастингс подходя ближе. — Он с самого начала ужасно боялся… ее.

— Этот парень знал, кто она? — Рэй взглянула на паренька, неловко топтавшегося за плечом ее отца.

Хастингс почесал нос и кивнул с неожиданной решительностью:

— Я думаю, да. С самого начала.

— Найти бы этого Робби, — вздохнул Керринджер-старший.

— Ищут, — Рэй пожала плечами и встала. — Пойду позвоню.

Разговор с Джоном Маккеной вышел коротким, она поймала его в перерыве между судебными заседаниями. И так было лучше, не пришлось отвечать на вопросы. Он выслушал, сказал, что постарается придумать что-то, Рэй пожелала ему удачи и нажала отбой.

Она ушла из «Колд Армор» в синих вечерних сумерках. Странное дело, с появлением в оружейном магазине Бена Хастингса там стало как-то более обжито. И дело было не только в чистых чашках и вытертой пыли. Рэй улыбнулась своим мыслям. Может, так оно и лучше. И отцу есть с кем поговорить, и Хастингс чувствует, что волшебство, отравившее его кровь, совсем близко. И на самой Рэй не висит необходимость держать ответ за восемнадцатилетнего балбеса.

Байль медленно зажигал огни. Уличное освещение лило медь и позолоту на старинные камни, светились вывески. Керринджер не удержалась, с лотка купила хот-дог, пахнущий поджаренной сосиской и свежим хлебом.

На рыночной площади под бронзовым рыцарем танцевали под арфу. Танцоры в кругу были не слишком умелыми, зато отдавались танцу с удивительным энтузиазмом. Рэй прошла мимо, больше увлеченная хот-догом, потом неожиданно вздрогнула, обернулась. Ей померещилось — знакомый девичий голос подпевает уличному арфисту. Керринджер завернула недоеденный хот-дог в обертку, сунула в карман куртки и зашагала обратно.

Арфа смеялась и плакала, музыкант сидел на ступеньках пьедестала рыцаря, свет фонаря бросал косые блики на арфу и тонкие пальцы на струнах, лицо оставалось в тени. Но Рэй все равно его узнала. Наверное, его невозможно было не узнать, Тома Арфиста, равно принадлежащего Байлю и Другой стороне.

Она остановилась в стороне. Арфа замолчала, круг танцующих распался, арфист поднял голову. И улыбнулся Рэй, поманил ее рукой. Она села рядом с ним на ступеньки. Какой-то прохожий потянулся положить смятую купюру, музыкант протестующе вскинул ладони. И начал наигрывать новую мелодию. Ее Керринджер узнала. Том Лери пел эту песню тогда в «Зеленых рукавах», словно предсказание для девушки, которая смотрела на него из зала влюбленными глазами. И снова Рэй померещился девичий голос, подпевающий едва слышно.

Судьба вела туда певца,

Арфиста, барда и певца.

Он разглядел овал лица,

Изгибы рук, точеный стан,

Арфист от горя застонал.

Он вынул ребра из груди,

Из нежной девичьей груди,

Из них бард арфу смастерил.

И струны свил из кос златых,

Из кос, как солнце золотых.

— Ты теперь уходишь и возвращаешься? — спросила женщина позже, когда ночной ветер унес последние отголоски музыки куда-то к Лох-Тары.

— Всегда ухожу и всегда возвращаюсь, — кивнул Томас Лери, он спрятал арфу в чехол, обращаясь с ней нежно, как с ребенком, и вместе они побрели по древним байльским переулкам в сторону набережной.

— В тебя стреляли, — сказала Рэй.

— Это было больно, — красивые губы арфиста растянулись в усмешке. — Их ведь не нашли?

— Пока нет. Ищут. Что там было?

— Если бы я знал, — Том пожал плечами. — Меня огрели по голове на выходе из паба, где мы играли. Очнулся в машине. Помню указатель на Смоллтаун. Впереди нас тащился автобус. Помню, открыл дверь и вывалился наружу. В голове все в тумане. Я скатился по насыпи и побежал. Они стреляли мне вслед. Больше не помню ничего, пока моя Королева не пришла за мной.

— Кто-то убивает украденных детей, — хмуро сказала Керринджер. Ей совсем не понравились слова про указатель на Смоллтаун. — Ты не дитя, Том Лери, но был украден. И не раз.

— Феи похитили мое сердце, — арфист рассмеялся. — Но кое-чему научили. Я буду начеку.

Что-то в его голосе заставило Рэй поверить ему. Том обернулся к ней, его зеленые глаза светились, как у настоящего сида:

— А тебе нужно быть осторожной. О тебе, ранившей Короля-Охотника, знают и на Той стороне, и на Этой.

— Ты можешь говорить прямо? — Керринджер взъерошила волосы. — Или сиды покусали, можешь только загадками?

— Я не знаю достаточно, — Том покачал головой. — Знаю только, что Самайн — опасное время, а Король слишком слаб, чтобы сражаться.

— С кем он должен сражаться, черти его дери?!

— Через Границу приходят незваные гости. Ты видела их. Дважды. Я не могу тебе рассказать больше, потому что не могу лгать, и не знаю достаточно, чтобы говорить правду. Все, что я могу — уходить и возвращаться, играть на Той стороне и в городе, чтобы те, кто ищет дорогу в тумане, нашли ее.

Рэй устало повела ладонью по лицу. Том грустно улыбнулся ей. Сказал:

— Будь осторожна.

И зашагал прочь, быстро затерявшись в сплетении переулков. Рэй пробормотала сквозь зубы ругательство. Вытащила из кармана недоеденный хот-дог, безнадежно остывший, попыталась прожевать уже безо всякого энтузиазма. Она в одиночестве дошла до озера. Лох-Тара, неспокойная и холодная, билась о старые камни набережной. В пульсации темной воды было что-то, что заставило Керринджер поежиться и вспомнить, как заговаривают холодное железо. Кузнецы строго хранили свои тайны, но кое-что можно было узнать. Особенно если твой отец торгует оружием.

Не будет заговора без воды из Лох-Тары. Самые злые клинки, вроде того ножа, с которым Рэй ходила на Другую сторону, закаляют прямо в озерной воде. Подходит только вода, взятая в одну из ночей между Самайном и Йолем. С другой не получится заговора.

Керринджер плотнее запахнула куртку, сунула руки в карманы, и зашагала прочь от набережной. Может, дело было в темном озере, может, в предостережениях Томаса Арфиста, но ей было неспокойно.

Наверное, это беспокойство, смутное предчувствие и заставили не срезать путь через паутину переулков, а снова миновать рыночную площадь, сейчас притихшую и опустевшую, долго идти по широкому проспекту, нагло подмигивающему витринами и рекламой, и только после этого повернуть к дому.

Притихшее на свету, чувство тревоги заорало в полный голос, когда Керринджер свернула в темный арочный проход между домами. Отсюда до ее квартиры оставалось не больше трех кварталов. Рэй почти бегом миновала узкий проход и оказалась на узкой пустой улочке. Предчувствие заходилось в безмолвном вопле. Так остро она не чувствовала опасность, даже весной, когда ее преследовали красноухие гончие Охоты и их хозяин.

Повинуясь скорее инстинктам чем разуму, женщина резко обернулась. И едва успела подставить руку, блокируя предплечьем удар.

Дальше тело сообразило само, не даром рукопашному бою Рэй учил сосед, пол жизни отдавший миротворческим корпусам и горячим точкам. Рэй перехватила чужую руку за запястье, ударила, метя головой в переносицу. От силы удара у нее перед глазами вспыхнули искры, нападающий пошатнулся.

Правое плечо обожгло болью. Пальцы разом стали непослушными. Керринджер выплюнула сквозь зубы ругательство, ткнула назад локтем, без особого, впрочем, успеха, и прянула в сторону, чтобы видеть обоих противников.

Темные куртки, армейские ботинки, у одного лицо полускрыто шарфом, у второго после удара шарф съехал, но все равно ничего не разобрать из-за крови.

Рэй подумала, что зря повелась на уговоры О’Ши и решила не пугать персонал психиатрической клиники лишним стволом. Детектива вообще нервировала ее привычка носить при себе огнестрел.

Медленно она начала отступать ближе к стене. Плечо болело, к правой руке понемногу возвращалась чувствительность, но толку от нее все равно было немного. Парень с шарфом на лице осторожно двинулся к ней, второй держался позади. Он все еще прижимал руку к носу.

— Ублюдки, — зло сказала Керринджер.

Будь нападающий один, она бы справилась. Тем более, что каких-то особых навыков у парней она не заметила. Страха не было, было только биение крови в ушах.

От удара в живот она успела закрыться, почти пропустила левый кулак, летящий в переносицу, но вовремя успела отдернуть голову. Удар пришелся вскользь, мелькнула суматошная, дурацкая мысль, что с такой мордой нельзя попадаться на глаза отцу, а потом словно порвалась тонкая нить, удерживающая время.

Керринджер коротко ударила человека в шарфе носком ботинка под колено, заметила краем глаза, как к ним движется второй, весь в крови, нос распух, и побежала.

Холодный ночной воздух хлестнул по горящему лицу. Сзади закричали. Рэй миновала первую арку двора, нырнула в следующую. Здесь был сквозной проход, если знать, как срезать путь.

Правое плечо болело так, как будто в него забивали гвозди. И, словно отзываясь, начало ныть левое, простреленное, дыхания не хватало. С трудом Рэй перекинула себя через невысокую стену, разделяющую два двора.

На маленьком пятачке, зажатом между стен домов, царила темнота. Светились два окна на уровне второго этажа, но их света недоставало, чтобы что осветить закуток. Медленно, стараясь не шуметь, Керринджер двинулась к серому проему выхода.

Из-за стены донеслись голоса. Рэй подобралась. Кто-то с шумом полез по старой каменной кладке, заросшей диким виноградом. Сорвался, выругался, проклиная суку, из-за которой колено не сгибалось.

Керринджер зло улыбнулась в темноте. Ее глаза успели приспособиться к недостатку света, так что она имела небольшое, но преимущество. Левая рука сама собой сложилась в кулак. С правой у нее удар был поставлен лучше, но чтоподелать.

Со второй попытки мужчина смог перелезть через стену. Повис на руках, стараясь беречь ногу. Разжал пальцы, когда ботинки коснулись брусчатки, начал оглядываться. Рэй отплатила ему той же монетой — ударила в живот. И пока он ловил раскрытым ртом воздух, ухватила за воротник куртки и с размаху впечатала головой в стену. Тот осел на землю с глухим стоном. За стеной выругались. Керринджер бросилась прочь. Сердце колотило где-то у горла.

О том, что нужно позвонить Нику О’Ши, она сообразила только после того, как закрыла за собой на защелку дверь квартиры, проверила патроны в револьвере, оценила кровавые брызги на коричневой осенней куртке и закурила первую сигарету.

Голос детектива в трубке звучал бесконечно устало:

— Да?

— Слушай, — Рэй замялась, пытаясь сообразить, с чего начать. Болело плечо, болело лицо. — У меня две новости. Обе… странные.

— Слушаю, — вздохнул О’Ши.

— Я говорила с Томом Лери. Он играл сегодня на площади.

— Черт. Он что, специально подставляется?

— Послушай дальше. Сказал, что получил по голове, когда выходил из бара. Потом его везли по дороге на Смоллтаун. Понимаешь, к чему я.

— Кажется, да. Какая вторая новость?

— По голове попыталась угостить меня, — Керринджер мрачно усмехнулась.

— И? — из голоса О’Ши разом пропали умирающие интонации.

— Дай ориентировку по больницам. У одного должен быть сломан нос, второго я ударила головой о стену.

В трубке с облегчением рассмеялись.

— Ты страшная женщина, — сказал детектив. — Как сама?

— Плечо и скула. Переживу.

— Загляни к врачу. Нужно же мне предъявлять что-то тем двум бедолагам, если мы их поймаем.

Рэй пообещала, О’Ши отключился. Она закурила вторую сигарету и наконец сообразила, что можно поставить чайник и сделать горячий кофе. Адреналин схлынул, и женщину начало знобить. Она добрела до ванной, критически оглядела свое отражение в зеркале. На скуле наливался синяк. Отросшие волосы падали на глаза, и взгляд из-под них показался Рэй совершенно безумным. Она устало прислонилась лбом к холодному зеркальному стеклу. Подумала, что чувствует себя почти так же, как летом, когда над Байлем медленно и тяжело зрел ураган, и все туже сжимала свои чары в кулаке Гвинет, волшебная невеста Курта Манна, не умевшая выживать в человеческом мире без его любви.

Тишина в квартире показалась Керринджер слишком тяжелой, она запустила плэер на ноутбуке. Музыка басами ударила по ушам. Рэй поморщилась и сделала тише. Потом еще тише. Устало помассировала виски. День получился бесконечно долгим, но она не была уверена, что сможет заснуть. В животе комком свернулась какое-то смутное предчувствие, знакомое Рэй скорее по Другой стороне, чем по этой. Она снова закурила, хотя от привкуса табака во рту начало подташнивать. Смяла в кулаке опустевшую пачку, стиснула до боли пальцы.

До Самайна оставалось ровно четырнадцать дней. Без четырнадцати дней четырнадцать лет назад Рейчел Керринджер вышла на порог отцовского дома, чтобы поглядеть, как несутся через предгрозовое небо всадники Дикой Охоты.

Она зло ударила кулаком по столу. Кофе из чашки плеснул на столешницу. Рэй выругалась, потянулась за тряпкой. Виной ли тому драка, усталость или странное предчувствие, но пальцы дрожали.

В дверь позвонили. Хриплая трель заставила Керринджер выпустить тряпку и чуть не опрокинуть чашку. Медленно она вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Стрелка на кухонных часах приближалась к одиннадцати вечера.

Осторожно, почти крадучись Рэй двинулась к двери. В прихожей подхватила с тумбочки револьвер и сразу почувствовала себя увереннее. Взвела курок.

— Кто? — голос прозвучал сдавленно, и Рэй закашлялась, пытаясь прочистить горло.

— Я.

Дверь приоткрылась, хотя Керринджер точно помнила, что закрыла ее на защелку. Она резко толкнула ее босой ногой, одновременно вскидывая револьвер.

Мужчина на лестнице поднял руку, словно пытаясь заслониться.

— Я не выдержу седьмой пули, Рэйе.

Вначале она его не узнала. Запавшие глаза, под ними тени, губы сжаты, их линия похожа на шрам, словно каждый шаг давался ему болью.

Впрочем, наверное, так оно и было. Медленно Рэй опустила револьвер. Выдохнула:

— Ты.

— Я могу войти? — Кертхана, Король-Охотник, предводитель Дикой Охоты переступил с ноги на ногу. Даже в скудном свете единственной тусклой лампочки на дверью Керринджер видела, что под распахнутой курткой футболка на груди пропитана темным.

Не совсем соображая, что делает, она опустила оружие и посторонилась, пропуская сида в квартиру.

Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть макушкой притолоку. На пороге он споткнулся, скосил глаза на гроздь ягод рябины, прибитую к дверному косяку гвоздем из холодного железа, и криво усмехнулся.

— Положи револьвер, — голос Охотника звучал бесконечно устало.

— Зачем ты пришел? — оружие оттягивало руку, ладонь вспотела, но без него было бы хуже.

Она жадно вглядывалась в знакомые до рези черты, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Раненый, измученный, в медных волосах поблескивают редкие серебряные нити. Такого Охотника Рэй не могла ненавидеть. И бояться тоже не могла.

— Чтобы просить тебя о помощи, — в голосе сида звучала насмешка и горечь. — Мои раны может врачевать только та рука, которая их нанесла.

Осторожно Керринджер отложила револьвер. Сказала:

— Я не знала.

— У меня есть свои гейсы. Сейчас плохое время, чтобы их нарушать.

Он пошатнулся, оперся на стену и добавил:

— Я бы не пришел к тебе. Но холодное железо сильнее моих чар. Даже моих чар. Те, кто научил вас его ковать, знали, что делали. Одна пуля застряла, нужно вытащить.

Рэй зло взъерошила волосы пальцами. Нужно было что-то решать. Она прикрыла глаза, решаясь. Потом сказала резко:

— Снимай куртку и пошли.

В ванной у нее лежала большая хорошая аптечка. Хватило бы на маленький полевой госпиталь. И как вытаскивать пули, она знала. В теории. И не из грудной клетки. Плечо болело, правая рука слушалась с трудом, и это было плохо. Керринджер разве что стреляла с левой хорошо. И била неплохо.

Яркий холодный свет лампы дневного света в ванной заставил Охотника поморщиться. Он присел на край стиральной машинки и нахмурился, разглядывая Рэй. Кивком указал на ее распухшую скулу:

— Мне это не нравится.

— А уж мне-то как, — хмыкнула она. Закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться.

— Ты меня не убьешь, Рэйе. Просто вытащи пулю.

Рэйе. Она думала, что навсегда оставила это имя на Другой стороне. Что навсегда оставила его Королю-Охотнику. Видимо, так и получилось.

— Говорят, когда вытаскивают пули, люди дергаются, — проговорила Керринджер. Она понятия не имела, где и как это можно сделать в тесноте квартиры.

— Люди, — жесткие губы снова тронула едва заметная улыбка. Он прижался затылком к кафельной стене, прикрыл глаза. — Это очень больно, Рэйе. Хуже уже не будет.

Она стиснула зубы. Вспомнила, как расплывалось кровавое пятно по охряной рубахе. Выложила рядом с Охотником стерильный хирургический зажим, вату, шовный материал, салфетки и бутылку с антисептиком. Бутылка упала в щель между стиральной машинкой и стеной, Рэй пришлось присесть на корточки, чтобы ее достать. Когда она снова поставила ее на стиральную машинку, руки дрожали.

Охотник перехватил ее ладони сильными горячими пальцами, сжал. Покачал головой, глядя на Керринджер, улыбнулся ей грустно. В черных глазах под рыжеватыми ресницами была ветреная октябрьская ночь.

Рэй высвободила руки почти нехотя. Имя Охотника крутилось у нее на языке, требовало быть произнесенным, она стиснула зубы.

— Я смогу остановить кровь и стянуть раны, если ты вытащишь пулю, — проговорил сид, и женщина отчетливо видела, с каким трудом ему дается самообладание.

— На чары не распространяется действие гейса? — спросила она скорее просто для того, чтобы не молчать.

— Это же не руки. Твой отец пьет и виски, и пиво, и джин.

— Откуда ты, к чертовой матери, знаешь, что пьет мой отец?

— Я знаю, откуда у него этот гейс, — Охотник потянул с себя окровавленную футболку. Рэй поморщилась, глядя, как он отдирает присохшую ткань от груди. А на спине все еще хуже, выходные отверстия должны были изрешетить ее в лохмотья.

Вид схватившихся коричневой коркой, воспаленных ран, сочащейся из них сукровицы подействовал на Керринджер отрезвляюще. Руки все еще дрожали, но с этим она ничего не могла сделать.

— Это надо промыть, — сказала Рэй.

— Делай, — Король-Охотник отшвырнул в угол изгаженную футболку, прижался затылком к стене. Лицо его было искажено гримасой боли, на скулах перекатывались желваки.

Запекшаяся корка отходила тяжело, антисептик смешивался с сукровицей и тек по груди и животу сида. Едва слышно гудела лампа. Молчание давило. Рэй нужно было думать о чем угодно, о гейсах, о холодном железе, об украденных детях, лишь бы не о ней самой и об Охотнике, и не о том, что она может сделать хуже. Куда уж тут хуже.

— Не бойся, — он словно угадал ее мысли. — Некоторые гейсы — не только запрет, но и обещание. Если мои раны суждено лечить только нанесшей их руке, то она их вылечит. Я дал тебе семь дней на Другой стороне, и за эти семь дней наш мир не возьмет над тобой власть, как бы там оно ни было.

— Ты псих, — сказала Керринджер уверенно. — Самый настоящий псих.

Едва слышно Король-Охотник рассмеялся. Из раны в середине груди потекла кровь. Рэй мельком подумала, что ее футболку тоже придется выкинуть, а ванную — долго отмывать, когда они закончат.

Пуля была там, застряла в грудине, хотя с двадцати метров должна была тоже пройти насквозь.

— Первую я попытался остановить чарами. Вышло плохо.

Застрявшая в грудине пуля — это куча раздробленных костей в раневом канале. И куча крови, если она туда полезет. Керринджер со вздохом натянула латексные перчатки, действуя скорее по памяти, чем действительно осознавая. Охотник следил за ней, приоткрыв глаза, и Рэй под его взглядом стало зябко. Чтобы не молчать, она спросила:

— Кто научил нас ковать холодное железо?

— Фоморы.

Кровь перестала сочиться, должно быть, он остановил ее чародейством. Это немного облегчало дело. Ковыряться в ранах пальцами Рэй никогда не казалось чем-то особенно вдохновляющим.

— Мы сражались с ними когда-то давно, — продолжал Охотник. Слова срывались с губ тяжело, голос его охрип от боли. — И люди тоже. Мы заперли их там, откуда они пришли, в ледяной Бездне. Лох-Тара — это дверь, Граница — замок на двери.

Он охнул и замолчал. Застонал едва слышно.

— Кажется, нашла, — Рэй потянулась за зажимом. Руки были в крови, она зубами разорвала стерильную упаковку корнцанга. Плечо свело болью, женщина потерла его подбородком.

— На Самайн Граница особенно тонка, а власть Бездны — велика, — снова заговорил Охотник. Кровь из раны почти перестала течь.

— Что это за дрянь такая? — пробормотала Керринджер почти себе под нос. Нащупать пулю зажимом оказалось еще сложнее, чем пальцем.

И когда наконец кусочек холодного железа выскользнул наружу, она брезгливо выбросила его в раковину и осела на пол, чувствуя, как от перенапряжения, подкашиваются колени. Стрелять было проще.

— Фоморы? — сид открыл глаза и сел прямо. Провел рукой по груди, размазывая по рельефной мускулатуре кровь, сукровицу и антисептик. — Не знаю. Даже я не знаю точно, хотя сражаюсь с ними, охочусь на них почти вечность. Они забирают тепло, и им всегда мало. Их дом — Бездна, а Бездну нельзя насытить.

Рэй мотнула головой, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. Всего происходящего было для нее слишком много. Курт Манн, Том Лери, драка в переулке и вишенкой на торте — явление Короля-Охотника. Рехнуться можно.

Она прижала кровоостанавливающую салфетку к ране на груди, из которой снова сочилась кровь. Вскинула глаза на сида, и его имя само непрошено сорвалось с губ:

— Кертхана…

Он накрыл ее руку своей ладонью. Теперь, когда холодное железо перестало вытягивать из сида жизнь, в нем было больше от прежнего Короля-Охотника. Медленно Кертхана улыбнулся:

— Ох, Рэйе. Я согласен еще на шесть пуль, если ты будешь потом так прижимать руки к моей груди.

— Обойдешься, — огрызнулась Рэй, чувствуя, как заливает щеки мучительным румянцем. Та девчонка, которая смотрела восхищенными глазами на Короля, позволяла ему пальцами вытирать земляничные пятна с лица и вплетать в волосы лесные цветы, никуда не делась, и это было самое страшное. Керринджер попыталась отдернуть руку, но Охотник удержал. Она сказала:

— Нужно обработать остальные раны. Если моя рука может их вылечить.

Со вздохом Кертхана позволил ей отнять ладонь. И тут же перехватил руку, прижался на мгновенье губами к перчатке и сбитым костяшкам пальцев. Рэй резко вырвала руку.

— Ты псих. Давай сюда спину.

Король-Охотник попытался выпрямиться во весь рост и тут же уперся макушкой в потолок. Тихо пробормотал какое-то ругательство. И опустился на колени спиной к Рэй, перебросил на грудь толстую рыжую косу, спросил, не поворачивая головы:

— Так подойдет?

— Вполне.

Выходные рваные раны стягивались прямо у нее под пальцами. Но даже несмотря на это, Керринджер пришлось потратить весь антисептик из аптечки. Кертхана терпел молча, только иногда сильные плечи вздрагивали от боли. Наконец Рэй сказала:

— Я дам тебе футболку. Они большие, должны подойти.

— Лучше воды налей. Или не воды.

— Кофе? Виски? Чая нет, — Рэй содрала с рук окровавленные латексные перчатки, швырнула их в раковину, растерла ладонями лицо. Задела скулу, зашипела от боли.

— Кто это сделал? — спросил Кертхана через плечо.

— Парень со сломанным носом и парень с разбитой башкой, — устало отозвалась Керринджер и осторожно протиснулась мимо Охотника. В спину ей полетел короткий смешок сида.

Автоматически Рэй включила чайник, чтобы залить кипятком растворимый кофе, потом вспомнила про последнюю бутылку пива в холодильнике. Ячмень лучше, чем та дрянь, из которой делают дешевый кофе. Она привычно открыла бутылку, поставила на стол. Достала бекон и хлеб. Больше в холодильнике не было ничего. Кертхана придвинул себе единственную табуретку, сел, подпер подбородок локтем. Рэй поставила перед ним тарелку с бутербродами:

— Меняю хлеб на ответы.

Сид ухмыльнулся, придвинул к себе пиво, надолго припал к горлышку бутылки. Керринджер смотрела, как он пьет, как двигается кадык на шее, потом отвела глаза.

— Каких ответов ты хочешь? — Охотник отставил пиво и потянулся за беконом.

— Что это была за тварь, которую ты убил на красном поле? Еще одна такая приходила сюда.

— Я знаю, — Кертхана нахмурился. — Их рождает Бездна там, где соприкасается с Границей.

— Ладно, — Рэй снова потерла лицо ладонью. — И убить их можно только вашим оружием?

— Да, — с видимым наслаждением Охотник вгрызся в бутерброд. Прожевал, добавил: — Хотя с солью вы славно придумали.

— А жертвоприношения? — она присела на краешек стола, взяла свой остывший кофе. Не потому, что ей хотелось кофе, а чтобы занять руки.

— Некоторые люди служат фоморам. Не знаю, ради каких посулов. Вы, приемные дети обоих миров, ваша кровь — ключ к замку.

— Зачем, — Рэй вздохнула и в упор взглянула на Короля-Охотника, — зачем ты заставил моего отца сражаться с Гвинором?

— Потому что он сам выбрал такую судьбу, — Кертхана смотрел спокойно и, кажется, с грустью. — Очень давно. Сражаться там, где можно просить. Спроси его. Это не моя история.

— Черт вас всех дери, — Керринджер устало оперлась спиной на стену. — Хоть бы кто-то дал себе труд не говорить гребаными ребусами!

Охотник развел руками. И подхватил с тарелки еще один бутерброд. Рэй с тоской подумала, что этот бекон вообще-то мог стать ее завтраком.

Человеческая пища шла Кертхане на пользу, по крайней мере, он перестал казаться болезненно-бледным, буря в темных глазах поутихла. Он поймал ее взгляд и усмехнулся:

— Раньше с тобой было проще, Рэйе.

— Раньше у меня не было револьвера, — она вернула ему усмешку. Вышло криво.

— Не в том дело, — Охотник потянулся к ней рукой через стол, почти дотронулся пальцами щеки. — Я могу залечить это.

— Себя лечи. Мне завтра показывать рожу в полиции, — Керринджер отстранилась. Это было даже не прикосновение, скорее его призрак, но у нее по спине все равно пробежали мурашки. — Тогда в чем?

— Ребенку хочется плести косы и учить охотиться с соколами. С женщиной — лечь.

— Ты сейчас договоришься до седьмой пули, — Рэй спрыгнула со стола, обошла его и встала напротив Охотника, скрестила руки на груди.

— А ты дашь мне за нее виру, такую, как я назову?

— Рехнулся? Только что помирал! — она отступила на шаг. Керринджер отчетливо помнила, какие сильные у Охотника руки, как он прижимал ее к себе, когда они неслись в Дикой Охоте над Байлем, и как все в ней заходилось от восторга.

Кертхана провел рукой по груди, по свежим розовым шрамам. Только та дырка, из которой Рэй вытаскивала пулю, еще не затянулась до конца. Сказал:

— Если велишь уходить — уйду.

И что-то было в этих словах такое, что у Рэй болезненно заныло в груди. Потом она вспомнила — тонкие белые руки полощут в речной воде рубаху, от нее расходятся красные круги, и ей стало зябко, она обхватила себя руками за плечи. И неожиданно сказала:

— Я устала от этого сумасшествия. Вздрагивать от рогов Охоты, бояться тебя, бояться Другой стороны, стричь волосы, потому что никто в них больше не будет вплетать цветы…

Керринджер стиснула пальцы, надеясь хоть так удержать себя в руках, и чувствуя, как с треском рушатся все заслоны, которые она строила внутри себя целых четырнадцать лет.

Одним текучим движением Кертхана поднялся на ноги. Обнял Рэй за плечи, сказал тихо:

— Я пришел к тебе раненным и побежденным. Ты видела мою слабость, а слабость Короля стоит дорого. Не бойся. — И добавил с неожиданным смешком: — Не хочешь давать виру, возьми трофей.

— Какой же ты псих, — Рэй вскинула голову, чтобы видеть его лицо. Лицо, которое снилось ей каждый Самайн. От желания закатить оплеуху у нее зачесались ладони. Вместо этого Рэй неожиданно для себя впилась злым, жестким поцелуем в губы сида.

Это было невозможно, неправильно, но одновременно — единственно верно. Кертхана ответил мягко, с какой-то щемящей, обезоруживающей нежностью, и сопротивляться этой нежности было гораздо сложнее, чем любому натиску. Руки Рэй словно по собственной воле скользили по рытвинам шрамов на спине.

Охотник отстранился. Глянул на нее сверху вниз, пряча озорные искры в черноте глаз, и снова припал губами к губам.

У него были сильные руки, горячее тело, Рэй целовала его жадно, запрокинув голову, зажмурившись почти до рези. Кертхана мягко толкнул ее к выходу из кухни. Керринджер выдохнула ему куда-то в шею:

— Потолок… Береги голову.

Потом они рухнули на разобранную постель, и для Рэй весь мир сжался до золотых искр в темных глазах Короля-Охотника, его тяжелого дыхания, его рук, его губ, его шепота, его настойчивого тела.

Ник О’Ши позвонил в семь утра. Серый утренний свет едва-едва пробирался в комнату через окно. Керринджер попыталась дотянуться до джинсов и телефона, привычно зацепила головой косой потолок, ругнулась, перегнулась через спящего, с трудом нащупала в кармане трубку. Телефон надрывался пронзительной трелью, и больше всего Рэй хотелось, чтобы он заткнулся.

— Мы взяли твоих бедолаг, — голос О’Ши в динамике звучал слишком бодро для семи утра.

Керринджер рухнула на подушку. Скосила глаза на медноволосую голову рядом. Сказала тихо:

— Кто они?

— Пока не знаю. Нужно, чтобы ты их опознала.

— Твою мать, Ник! — Рэй почувствовала горячую ладонь, которая легла ей на бедро. Спросила у детектива безо всякого энтузиазма: — Прямо сейчас?

— Думал, ты захочешь быстрее подержать их за горло, — в голосе О’Ши мелькнуло удивление. — Вернее, того, что со сломанным носом. Второму и так достаточно плохо.

— Я не такая кровожадная тварь, как тебе кажется, — Керринджер вздохнула. Рядом раздался тихий смешок.

— Ты там не одна, что ли? — спросил детектив подозрительно. — Прости, что ломаю кайф, но у нас два убийства, и что-то подсказывает мне, что эти парни собирались тебя не на пиво пригласить. Давай вставай, не буди кровожадную тварь во мне.

— Хрен с тобой, — Рэй бросила трубку и с мученическим стоном начала выбираться из постели.

Кертхана перевернулся на спину и наблюдал за женщиной с улыбкой. И неожиданно у нее в груди защемило от непонятного, но резкого, как удар под дых, чувства потери, ощущения надвигающейся беды, неотвратимой, как Самайн.

К половине девятого утра Керринджер добралась до полицейского управления. Ник О’Ши ждал ее на лестнице у входа, кутался в пиджак под пронизывающим сырым ветром.

— Я спал три часа. На стуле в кабинете, — уныло сказал он. Утренняя бодрость за эти полтора часа у него успела смениться застарелой усталостью.

— Я — четыре. Кажется, — Рэй остановилась рядом с детективом, полезла во внутренний карман за сигаретами и зажигалкой.

— Снова с пушкой, — Ник О’Ши кивком указал на тяжелую кобуру, выглянувшую из-под куртки.

— Будь у меня револьвер вчера, мне бы не пришлось их бить, — Керринджер с наслаждением сделала первую затяжку. Хмурым осенним утром на пороге полицейского управления резкий табачный вкус был нужен ей, чтобы вернуть ощущение реальности происходящего. — Где вы их нашли?

— Три перекрестка от рыбацких кварталов. Они вломились в аптеку, провизор вызвала полицию. Ты чертовски везучая, Керринджер. У того, что с разбитым носом, был при себе пистолет.

— Или я была нужна им целой, — Рэй пожала плечами. Вчера ее бы это испугало. Сегодня — нет.

— Пистолет у экспертов, они только начали работать. Но ставлю двадцатку, что он принадлежал нашему приятелю Курту.

— Мне это не нравится, — хмуро сказала Рэй и снова затянулась. — Тварь в рыбацких кварталах, парни эти наверняка оттуда, безумный старик, бормотавший про жатву.

— А уж мне-то как, — хмыкнул О’Ши. — Давай, туши свою отраву, пока я не окоченел.

Формальности в полиции затянулись на два часа. Керринджер ходила курить, пила отвратительный кофе из автомата в холле. В автомате закончился сахар, и горький эспресо на вкус походил на жженую резину. Ей пришлось три раза сказать девушке в форме, что было темно, и она не может ручаться, что разглядела лица нападающих во всех подробностях, потом — сходить в другое крыло к судебному медику, показать ему налившийся синевой синяк на скуле и костяшки пальцев. И только когда из лаборатории Нику О’Ши сообщили, что пистолет действительно зарегистрирован на Курта Манна, детектив махнул рукой, разрешая Рэй идти.

К этому моменту ее уже мутило от недосыпа и привкуса плохого курева во рту. Вернулось ощущение смутной тревоги. Из холла Керринджер позвонила отцу. Не стала рассказывать ни про нападение, ни про Кертхану-Охотника, только спросила, дошел ли до магазина Бен Хастингс. Хрен его знает, может, он тоже сгодится ублюдкам для жертвоприношения.

Парень был на месте, драил полы в подсобке, и Рэй вздохнула с облегчением.

Возле полицейского управления улицы пестрели вывесками ресторанчиков и маленьких кафе. Керринджер выбрала то, где не было ни полицейских в форме, ни людей в костюмах, которые выглядят более выразительно, чем любая форма. Ресторанчик был для них слишком маленьким и слишком с претензиями.

Она заказала травяной чай с каким-то незнакомым названием и лазанью. Устало откинулась на спинку плетеного стула. Прикрыла глаза, вспомнила неожиданно рыжую голову на собственной подушке. И снова дурное тяжелое предчувствие неподъемной ношей упало на плечи.

Лазанья была вкусной. И чай с мятой неплохо забивал привкус плохого кофе и сигарет. Рэй ела без удовольствия. Болела ушибленная скула, голова из-за недосыпа и курева казалась будто набитой ватой. А нужно было как-то собрать в кучу обрывки мыслей, вчерашние разговоры, смутные предупреждения Тома Лери, прямые ответы Короля, которые были хуже смутных предупреждений, потому что еще менее понятны.

Нужно было возвращаться домой, поспать еще пару часов, прибрать, но Керринджер не хотелось. Маленькая квартира под самой крышей неожиданно показалась ей какой-то слишком пустой. Тревога, щекоткой поселившаяся под черепом, требовала действий.

Керринджер одним глотком допила чай. Расплатилась по счету. Можно было пешком дойти до дома, чтобы проветрить голову, но, кажется, сейчас это было опасно. Проклятье, да сейчас все было опасно!

Медленно она проверила револьвер под курткой. Сегодня он был заряжен свинцом. Сгодится для людей, бесполезно против тварей, ну а насчет сидов — Рэй надеялась, что в них ей стрелять не придется.

На Самайн охотник всегда настигает жертву. Значит, она не будет жертвой, но охотником.

Керринджер потребовалось меньше получаса, чтобы дойти до стоянки, где она всегда оставляла машину. И еще сорок минут на то, чтобы через хитросплетения улиц добраться до рыбацких кварталов.

Возле круглосуточной аптеки за три квартала полицейский в форме следил за погрузкой на эвакуатор машины. Для техники было слишком тесно, водитель погрузчика ругался, коп ругался, коренастый парень в куртке криминалиста ругался тоже. Рэй пришлось выехать на тротуар, чтобы объехать их.

Она припарковала машину ровно там же, где в прошлый раз была натянута желтая полицейская лента. Ветер с озера пах рыбой и сыростью. Старые дома нависали над узкими улицами, на ветру полоскалось белье. Керринджер поежилась. Но куртку, тяжелую, зимнюю, застегивать не стала, чтобы быстрее дотянуться до револьвера.

Причалы глубоко вдавались в свинцовое тело Лох-Тары. Ветер гнал мелкие волны на галечный берег. На воде болтались катера и потрепанный четырехвесельный ялик.

Старик в грязном дождевике сидел на перевернутой лодке и курил папиросу. В дневном свете борода его была пегой от никотина. Нестриженные волосы сосульками свисали вдоль лица. Рэй подошла ближе. Запах рыбы стал сильнее.

— Мне нужны ответы, — сказала она.

Глаза у старика были водянисто-прозрачными. Он несколько секунд смотрел на женщину, не моргая, потом снова уставился на серую воду озера.

— Какая нужна жатва, чтобы не приходили твари? — спросила Керринджер.

— Две трети урожая и приплода мы отдавали раньше, пока дверь не была запечатана, — тихо сказал старый рыбак и выкинул в воду окурок. Рэй тихо присвистнула. Потом спросила:

— Любого приплода?

— Женщины рожали много. Так говорили старики.

— А сиды?

— Колдуны с холмов не жали. Они разделили мир на две части и запечатали дверь.

— Зачем теперь ее открывать?

— Они не смогут держать Границу вечно. Чем дальше, тем хуже. Лучше открыть дверь самим.

Руки Рэй сами собой сжались в кулаки. Какая-то часть ее отказывалась понимать то, что говорил это человек с выцветшими глазами. Другая понимала отчетливо.

— И тогда придет зима, — тихо продолжил старик в грязном дождевике. Он словно вообще перестал замечать стоящую рядом с ним женщину. — Так должно было случится давно, но было красное поле, и стала Граница.

Красное поле, где под вереском белеют кости. Керринджер втянула воздух. Головоломка складывалась, дыры в паззле заполнялись.

— Зачем вам нужна вечная зима? — голос Рэй неожиданно охрип.

— Они думают — откроют дверь, зима дохнет на них и изменит. А те, кто за дверью, дадут и им право жать. Понемногу.

— Фоморы. Их называют — фоморы.

Старик вздрогнул, как будто от удара. И снова перевел на Керринджер взгляд.

— Только колдуны с холмов называют их прямо. Люди никогда. Людям нельзя. Иначе они услышат.

— Они и так услышат, — зло отрезала Рэй.

— Мы открывали эту дверь однажды. Уже открывали, — теперь он смотрел только на нее. Говорил быстро, глотая окончания слов: — Я видел Бездну! И они пошли к нам, но налетел ветер, и были всадники, и Король в короне с оленьих рогов, и они сражались прямо в тумане Границы, и из Границы выходили призраки прошлого и тоже сражались, а снаружи была буря. Говорят, в этот раз Король слаб, ему не одолеть, а значит время пришло.

А Король слаб, потому что носил в груди холодное железо. Пулю сорок пятого калибра. Одними губами Рэй беззвучно прошептала:

— Черт!

Взгляд старика затянула пелена. Он смотрел на Керринджер и словно не видел ее. Проговорил тихо, почти печально:

— Я видел эту девочку. Третью девочку, последнюю девочку, такую славную. Три жертвы. Надо больше, но и трех хватит, чтобы дверь приоткрылась. Сегодня. Скоро.

Она рванулась вперед, схватила его за тощие плечи под грязным дождевиком, встряхнула. Поняла, что кричит в рябое морщинистое лицо:

— Где? Где она?!

— Тут близко, где Граница у самой воды и старые стены, — выцветшие, вернее, вымерзшие глаза старика с трудом снова сфокусировались на Рэй. — Зачем тебе?

Керринджер разжала руки. Торопливо полезла в карман за телефоном. Может, еще можно успеть. Мать его так, О’Ши должен успеть.

Старик смотрел на нее с удивлением, как будто не понимал, что она делает. Рэй кивнула ему и торопливо зашагала прочь. Успела отойти достаточно далеко, когда в спину ей полетел дребезжащий крик:

— Не ходи! Им все равно, ее кровь, твоя!

Керринджер побежала.

Дозвониться О’Ши она смогла только из машины. Детектив выслушал, выругался.

— Я знаю, где это, — сказала Рэй.

— Только не лезь, я прошу тебя, не лезь! — проговорил Ник О’Ши. — Это тебе не феи. Давай координаты, мы едем.

Керринджер объяснила. Она помнила это место еще по подростковым своим похождениям. Там была вода озера, остатки земляных валов и стен старинного форта и туман Границы совсем рядом. А еще — оленьи рогатые черепа, заботливо уложенные на древние камни, пялящиеся вдаль пустыми глазницами, и синие истертые узоры на стенах и черепах. Такие же, как она видела вчера. Им тогда хватило мозгов унести ноги. В Байле даже самый тупой тинэйджер знает, что есть места, откуда нужно убираться без промедления, если уж нелегкая занесла туда.

Двадцать минут нужно, чтобы выбраться из рыбацких кварталов на дорогу к Смоллтауну. Это если повезет. Еще пятнадцать, чтобы добраться до съезда с дороги возле развалин. Много. О’Ши потребуется еще больше времени, чтобы подготовить операцию. Рэй повернула ключ в замке зажигания. Гори оно все огнем!

Тяжелой машине сложно маневрировать на узких улицах, зажатых между заборами, старыми заброшенными складами, обветшавшими домами. Керринджер до боли сцепила зубы. Тренькнул телефон. Звонил Маккена, и Рэй сбросила вызов. Чтобы там не стряслось у него, это могло подождать.

Джип вылетел на трассу, мимо мелькнул дорожный указатель. Впереди тащился рейсовый автобус, а перед ним — нагруженный под завязку фермерский пикап. Керринджер крутанула руль, выезжая на встречную полосу. Снова зазвонил телефон, на этот раз на экране высветилось имя Ника О’Ши. Рэй ткнула пальцем в значок громкой связи.

— Слушай, — голос детектива прерывался, — мы раскололи того со сломанным носом. У них сегодня сходка в развалинах, в тех, о которых ты сказала. О ребенке он не знает, их посылали за тобой.

— Обломались, — зло сказала Керринджер. В трубке зашипело.

— Их восьмеро… Несколько бывших армейских, — наверное, из-за близости к Границе связь сбоила, голос О’Ши перебивали помехи. — Где ты?

— Почти на месте, — откликнулась Рэй. И сбросила вызов. Съехала с дороги и рванула напрямик туда, где вдалеке курился над холмами туман.

Остановила машину она у самой черты Границы. Здесь не сразу заметят. Дальше только пешком, иначе услышат. Керринджер откинулась на спинку сидения, попыталась сосредоточиться. Потом начала вылезать из рукавов куртки, тяжелой, громоздкой, мешающей. Достала из бардачка шапку и пистолет. Тот, который всегда был заряжен свинцом, сунула за пояс сзади.

Чутье говорило — О’Ши не успеет. Чутье это было родом с Другой стороны, из той странной жизни, когда медноволосый Кертахана-Охотник учил одну девчонку охотиться с соколом и находить следы на неверных тропах.

Рэй вышла из машины, и сразу же поежилась от холодного пронизывающего ветра. Туман потянулся к ее ботинкам и отпрянул.

Вокруг земля бугрилась серо-желтыми-красными пологими холмами, поросшими кустарником и невысокими деревьями. Внизу у воды торчали останки разрушенных стен, каменный остов старых укреплений. Было слишком далеко, чтобы разглядеть, есть ли там кто-то живой.

Переходя временами на бег, Рэй двинулась к озеру, то прячась в тумане, то пригибаясь под защитой кустов боярышника. Кое-где красные ягоды казались алыми каплями крови. Приграничный туман заглушал шаги.

Обломок каменной стены вынырнул из полупрозрачной пелены неожиданно. Керринджер присела на одно колено, прячась под защитой укрытия. Достала пистолет. Пальцы в коротких байкерских перчатках онемели от холода.

Не то чтобы она отчетливо представляла, что будет делать. О’Ши был неправ в одном. Восьмеро ублюдков никак не могут быть опаснее, чем те, у кого Рэй случалось забирать детей на Другой стороне. Может быть, она сможет протянуть время, пока полицейские машины лавируют по тесным улицам Байля.

Осторожно она двинулась вдоль стены. Туман тянул щупальца к старым камням, было слышно, как совсем рядом плещется вода Лох-Тары. Иногда всплески становились громче, словно кто-то что-то бросал в воду. Рэй выглянула поверх из-за камней.

Высокий молодой мужчина в потертой куртке мерил шагами берег, кидал в воду камешки. Рядом стояла привязанной моторная лодка. Время от времени он брался за бинокль и поворачивался в ту сторону, где нависали над озером дома и причалы рыбацких кварталов.

У него зазвонил телефон. Рэй пригнулась, затаилась в своем ненадежном убежище. Парень на берегу говорил громко, не таясь, иногда перекрикивая помехи, и ветер доносил до нее отдельные фразы:

— Нет… Их нет! Начинаем? Ладно, жду до без пятнадцати и иду.

Керринджер беззвучно пробормотала проклятье. Как бы ни спешил Ник О’Ши, он не сможет так быстро добраться сюда.

Она перехватила пистолет удобнее. Выбора не было. Мысленно она послала к черту детектива со всеми его предостережениями, и вышла из-за укрытия, распрямляясь. Парень на берегу ее не видел, он снова прижал к глазам бинокль и следил за причалами.

Рукоятка пистолета встретилась с его затылком, Рэй едва успела подхватить тяжелое обмякшее тело и оттащить его от воды. Задумалась на мгновение. Хрен его знает, сколько он проваляется в отключке.

Но время безжалостно ускользало. Керринджер скосила глаза на часы. Двадцать минут, прежде чем этого красавца хватятся его соратники по жертвоприношениям, может, двадцать пять.

С трудом ворочая здорового парня, она оттащила его ближе к остаткам каменной стены, так чтобы не сразу бросался в глаза. С озера налетел порыв ледяного ветра. Начала накрапывать мелкая морось.

Рэй бросилась обратно, под прикрытие тумана и старых камней. Еще пятеро, и едва ли ей снова так повезет. У нее два преимущества, неожиданность и туман, и оба они ненадежны.

Стараясь двигаться как можно тише, она двинулась дальше, в лабиринт развалин.

Кое-где на стенах темнели символы. Некоторые были полустерты, другие — совсем свежие. Пожелтевший рогатый череп венчал каменную пирамиду там, где в воду обрушился кусок кладки. Кое-где щерились шипами заросли шиповника, почти безлистые в конце октября. Рэй заметила связку мелких птичьих черепов на одном из кустов и передернула плечами.

Она понятия не имела, что это за дрянь, и почему любителей костяного антуража до сих пор не прижали копы хотя бы за вандализм. Но ни у кого не доходили руки до этого места на самой Границе, словно не принадлежащего ни Другой стороне, ни этой.

Подходящее место, чтобы принести в жертву неведомой дряни ребенка, похищенного феями. Керринджер сцепила зубы.

Робби, Роберт Ли, охранник с «Волшебной мельницы», сидел на камне там, где шиповник и обломки стен расступались в сторону. Оттуда была видна озерная вода и далекий противоположный берег.

Робби говорил по телефону. На коленях у него лежал пистолет, он поглаживал его свободной рукой. Они с Керринджер увидели друг друга одновременно. Глаза мужчины расширились в удивлении, рука сжала рукоять оружия. Рэй успела первой.

Два выстрела грохнули почти одновременно. Пуля Робби выбила искры из камня, а сам он начал заваливаться назад с пулевым отверстием во лбу.

— Черт, — выдохнула Керринджер.

Даже в подступающем под древние стены тумане Границы звуки выстрелов были слышны отчетливо. Оставалось только молиться неведомо кому, чтобы чокнутым ублюдкам было недостаточно просто перерезать горло ребенку. Рэй сжала зубы. Покосилась на часы. Черт его знает, сколько времени оставалось до приезда О’Ши и его группы поддержки.

Она прянула в туман, проскользнула мимо кустов шиповника, оставив как дань серые нитки из свитера. Со стены скалились черепа, провалы их темных глазниц казались пугающе живыми.

От холода у Рэй сводило пальцы на рукояти пистолета. Сырость пропитала свитер, на влажной земле оставались следы от ботинок. Обломки стен и колючие заросли образовывали настоящий лабиринт, но в тумане Границы, между Той стороной и этой чутье Рэй обострилось до предела. В памяти откуда-то всплыл остов башни, площадка в кольце обвалившихся стен и камень в синих рисунках. Тогда давно этот камень с выдолбленными на нем кровостоками испугал их сильнее всего.

Человек крался вдоль обрушившейся стены. От Керринджер его отделяли только топорщащиеся иглами кусты, но он в упор не замечал женщину. Она вскинула пистолет, прицелилась сквозь ветки. У парня за кустами была камуфляжная куртка с нашивками и мальчишеское лицо.

Рэй доводилось стрелять в болотных троллей и бешеных волков на Другой стороне. В темных тварей, которых не брали пули. Она выпустила шесть пуль, одну за одной, в грудь Короля-Охотника. Только что застрелила Робби Ли, охранника с мельницы, будь она неладна.

Но никогда не убивала людей вот так, расчетливо, хладнокровно.

Тяжелое тело повалило ее на землю, правое ушибленное плечо вспыхнуло болью. От боли Рэй разжала пальцы, и рукоять пистолета выскользнула из них.

Он был гораздо тяжелее, напавший на нее мужчина. Керринджер видела с отчетливой точностью его бледное одутловатое лицо. Попыталась ударить головой в переносицу, но мужчина успел отдернуться, и тут же ударил сам.

Рэй едва успела закрыться локтем. Попробовала ткнуть его куда-то носком ботинка, без особого успеха, впрочем. За шиповником слышались торопливые шаги. От следующего удара перед глазами поплыло. На губы текло что-то соленое.

Рукоять револьвера впилась Керринджер под ребра. Она выругалась, попыталась скинуть с себя мужчину. Он не очень-то умел драться, но был тяжелый, как могильная плита.

Выгнувшись, Керринджер дотянулась до кобуры. Кое-как сумела взвести курок. Даже сквозь шум драки этот щелчок прозвучал с пугающей отчетливостью.

Мужчина вздрогнул и попытался оглянуться. Рэй выхватила револьвер и выстрелила. На ноги ей плеснуло горячим, человек взвыл.

С трудом Керринджер отползла в сторону. Зрение почему-то отказывалось фокусироваться. Дрожащей рукой она вытерла кровь, текущую из носа. Ее противник лежал на земле, грузный немолодой мужчина, и протяжно выл на одной ноте, глядя на свою ногу. Рэй туда смотреть не хотелось. Она знала и так. 45тый калибр, в упор. Имеет все шансы не дождаться полиции.

Отчаянным усилием она заставила себя подняться на колени. Из-за кустов вылетел парень в армейской куртке, пораженно уставился на кровь, потом — на направленное на него дуло револьвера. У него было темное от веснушек лицо и потерянный взгляд.

— Пошел вон, — устало сказала Рэй.

— Я… — он облизнул разом пересохшие губы. — Дядя… Надо перевязать.

Свободной рукой Керринджер нашарила оброненный пистолет, сунула за пояс.

— Пожалуйста, — сказал мальчишка.

— Девочка жива?

— А? — он широко распахнул глаза. — Да. Ее… еще готовят.

— Пистолет на землю, — с трудом проталкивая слова, выговорила Рэй. — Нож тоже. Медленно.

Парень присел на корточки, вытащил из кобуры пистолет, отстегнул нож, подтолкнул к ней. От веса собственного револьвера у Керринджер дрожали руки. Она с трудом перехватила его одной рукой, второй подхватила пистолет мальчишки, и наконец сунула свое тяжелое оружие в кобуру. Подобрала нож.

Пошатываясь, начала подниматься на ноги. Колени дрожали, и ей пришлось ухватиться за каменную кладку. Рявкнула:

— Чего стоишь?!

Он кинулся к стонущему раненому, на бегу выдергивая из брюк ремень, чтобы пережать им, как жгутом, простреленную ногу. Рэй прошла мимо, старательно обходя кровь. Она надеялась только, что шатает ее не слишком заметно. Сказала:

— Копы едут.

С колотящимся у горла сердцем Рэй обошла кусты шиповника. Подумала, что не знает, был ли пистолет у раненого. Бегом бросилась под прикрытие ближайших камней, присела, прячась за низкой кладкой.

С озера налетел порыв ветра. Керринджер обхватила себя руками. Джинсы, пропитавшиеся чужой кровью, липли к ногам, холодные и мокрые. Она тихо выругалась. Сунула под камни чужой пистолет, прикрыла выпавшим из кладки булыжником. Хватит с нее и своего. Надежного. Пристрелянного.

Туман под напором ветра отступил ближе к Границе, и очертания полуразвалившихся стен выплыли из пелены. Остов башни был совсем близко, нависал серой громадой над остатками старых фундаментов. Керринджер стиснула зубы. Пора было уже появиться кавалерии. Где-то в развалинах было еще четверо хреновых уродов, и у них в руках была девочка, которую они собирались зарезать. У Рэй болела голова, и дрожали руки. Тревога, комком свернувшаяся в животе, была холоднее, чем ледяной ветер с озера. Чутье говорило — времени нет.

Она заставила себя подняться на ноги. Может, сумеет хотя бы отвлечь, пока О’Ши пробирается через загруженный транспортом город. Керринджер вытащила из-за пояса собственный пистолет и удивилась, как легко легла в руку рукоять. Пригибаясь, женщина двинулась вдоль низкой стенки к башне. Подумала как-то отстраненно о том, кому понадобилось возводить укрепления тут, в наползающем тумане Другой стороны. Или эти древние камни были здесь, когда никакого тумана не было? Граница переменчива, она меняет свое место, перетекает, двигается.

Свободной рукой Рэй потерла ломящий висок. Начал саднить затылок, теплая струйка текла за воротник свитера. Она устала, чертовски устала, и холод вытягивал последние силы. Хотелось скорчиться за камнями и просто подождать, пока крутые парни в форменных бронежилетах приедут и решат все, что нужнорешить.

Где-то там лежал с дыркой во лбу Роберт Ли. Где-то чуть ближе растекалась под мелкими каплями по топкой земле кровь самой Рэй, а рядом боролся за ускользающую жизнь одутловатый мужик, который решил, что бить женщину головой о камни — хорошая идея. А парней в бронежилетах все еще не было.

Неожиданно зазвонил телефон в кармане. Керринджер торопливо полезла за ним, пока звук не выдал. Может, О’Ши где-то рядом.

На экране снова была фамилия Маккены. Что-то стряслось у него, если уж он сам звонил второй раз. Рэй охнула от мучительной догадки. Девочка, похищенное дитя, которую готовят к ритуалу — его дочь. Гвендоллен, которую она сама этой весной вывезла из-под серого неба Другой стороны.

Керринджер скрипнула зубами. Она возвращала ребенка отцу, а не тащила на смерть. Она перешла на бег. От подступившего ужаса ей стало жарко.

Перебежкой — от стенки к раскидистому колючему кусту с гирляндами птичьих черепов на ветках. Потом от куста к каменной пирамиде, и от пирамиды — к стене башни. Осторожно Рэй выглянула из-за угла.

Их действительно было четверо. Трое здоровых лбов вроде покойного Робби Ли и потасканный дядька в огромном шарфе. Дядька разрисовывал синей краской плоский камень, бойцы бдели. В уголке, где от ветра хоть как-то защищали остовы фундаментов, на тонкой подстилке скорчилась маленькая фигурка. Из-под чужой куртки торчали голые щиколотки. Керринджер ощерилась.

Хренова любителя наскальной росписи она снимет. Наверное, он у них знаток ритуалов. А там будь что будет. Когда-то же должна приехать полиция!

Перед глазами снова поплыло. Это было очень не вовремя, очень. У нее будет только один выстрел, и он должен попасть в цель.

Туман, отогнанный ветром, снова наползал от Границы. Что-то было с ним не так, ну или у Рэй совсем сбоило зрение. Она прижалась плотнее спиной к холодной стене. У жертвенника мужчины разговаривали злыми, настороженными голосами. Керринджер прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением. Медленно вздохнула и выдохнула, собираясь с силами.

Одним плавным движением она вышла из укрытия, вскинула пистолет. Успела испугаться, что дрогнет рука. Выстрелила. И с каким-то равнодушием отметила, что выстрел оказался хорош. Пуля прошила грудную клетку жреца, опрокинула его навзничь, прочь от жертвенника.

Их оставалось трое, рослых хорошо тренированных мужчин, а она была одна, избитая, уставшая, замерзшая. Рэй бросилась прочь, обратно, под прикрытие башенной стены. Сзади кричали. Грохнул выстрел, пуля ударилась о камень.

С глазами творилось что-то совсем странное. В тумане начали проступать смутные призрачные фигуры.

Вначале Рэй испугалась. Никогда раньше она не видела никого в пелене Границы. Она мотнула головой, пытаясь сфокусироваться, фигуры пропали. Потом появились снова, на самом пределе видимости, незаметные, если смотреть вплотную, едва различимые, если зацепить их краем зрения.

За спиной грохотали ботинки. Впереди не оставалось никакого приличного укрытия, и Рэй метнулась в туман, пытаясь выиграть хоть какое-то преимущество, побежала туда, где он был гуще.

Поскользнулась на скользком камне, и покатилась по земле, едва успев подставить руку, защищая голову. Торопливо перевернулась на спину, преодолевая тошноту, прижала к себе пистолет.

Они были здесь, едва различимые мужчины и женщины, люди и сиды, и у них под ногами шевелился под ветром призрачный вереск. Керринджер разглядела совсем близко сиду с лицом гневным и строгим и рядом с ней — человека в старинной кольчуге, разорванной страшным ударом.

— Я — Граница, — сказала сида.

Лежа, Рэй смотрела, как пробирается через туман ее преследователь. Его ноги в тяжелых армейских ботинках были видны через подол сиды.

— Мы — Граница, — сказал кто-то с лицом Томаса Лери, если бы тому случилось дожить среди людей до старости.

— Граница — это ты, — сказал человек, у которого была улыбка ее отца.

Армейские ботинки прошли мимо. Керринджер лежала, не шевелясь. Мужчина в разодранной кольчуге подмигнул ей и скрылся в тумане. Рэй прикрыла глаза. В тишине раздался короткий вскрик и затих.

Из последних сил Рэй начала подниматься. Дело нужно было закончить. Если она будет валяться здесь, оставшейся парочке может прийти в голову самим убить Гвендоллен. Откуда-то она точно знала, что человек, ушедший в туман, мертв.

— Мы — Граница, — сказала ей в спину сида.

Белая пелена потянулась следом за Керринджер. Ей показалось, что там, в пелене, идет кто-то неразличимый, но останавливаться и присматриваться женщина не стала. Если идет — значит, так надо.

Второй мужчина стоял у стены башни и настороженно оглядывался, пистолет держал выучено, привычно. Он заметил ее в тумане, выстрелил, промахнулся. Хотя не должен был, Рэй видела его руку и его оружие. Этот парень не должен был промазать.

Она вскинула пистолет. В последний момент подумала про Ника О’Ши, которому придется разгребать всю эту кровавую бойню, и чуть опустила руку. Попала в колено, следующим выстрелом — в правое запястье. Ногой оттолкнула оброненный пистолет куда-то в туман.

Внутри нее была какая-то странная тишина, оцепенение, через которое не могли пробиться крики раненного. Хотелось упасть и не вставать. Рэй и упала бы, если бы за ней по пятам не стелился туман.

Пронзительный детский крик ударил по ушам. Керринджер выругалась и побежала. Ее шатало на бегу, кровь колотилась в ушах, к горлу подкатывала тошнота. Она завернула за стену башни, на бегу поднимая пистолет.

И опустила его. Последний оставшийся в живых тащил к жертвеннику Гвендоллен, прижимая нож к тонкой шейке. Рэй не могла ручаться, что сейчас, с кругами, плывущими перед глазами, и трясущимися руками, не заденет девочку, если станет стрелять.

— А теперь положи пистолет, — сказал мужчина. У него было квадратное лицо, пересеченное шрамом.

Медленно Керринджер присела. Медленно положила пистолет перед собой. Сказала:

— Ты не знаешь, как ее надо убить.

— Рэй! — пронзительно крикнула Гвендоллен. — Рэй!

— Тебя же должны были взять ночью, — он сощурился. Увидел, что она пытается встать и рявкнул. — Револьвер тоже.

Револьвер лег на землю рядом с пистолетом. Керринджер сказала:

— Отпусти ребенка. Вам же все равно, она или я.

— А лучше обе, — мужчина оскалился. — Иди сюда. Медленно.

Рэй начала вставать на ноги. Она надеялась только, что шатает ее достаточно сильно, чтобы она выглядела беспомощной. На поясе сзади у нее висел нож, который она отобрала у паренька совсем недавно. Хорошо, что это обычный армейский нож. Лить здесь кровь холодным железом она поостереглась бы. Туман стелился по земле, обвивал ноги. Только жертвенник стоял сам по себе, и тумана там не было.

Она сделала два шага. Гвендоллен смотрела на нее огромными перепуганными глазами. С трудом Рэй улыбнулась девочке.

— Может, если убить двоих, мне сочтется за то, что я не знаю обряда, — сказал громила.

— Тогда начинай с меня. Я не буду просто смотреть.

— Хочешь, чтобы девчонка смотрела? — он ухмыльнулся. Расслабил руку с ножом, посчитав, что без оружие одна окровавленная женщина не опасна.

Гвендоллен неожиданно впилась зубами в торчащее из куртки запястье. Громила оттолкнул ее от себя, и Рэй бросилась вперед. Вместе с ней вперед прянул туман. Она перемахнула жертвенник, на бегу вытаскивая нож. Мужчина успел перехватить ее руку, отступил на шаг, запнулся о камень, начал падать, увлекая за собой и Керринджер. Что-то очень холодное и болезненное скользнуло по коже на боку. Вдвоем они покатились по земле и острым обломкам камней. Вокруг тек туман.

— Я — Граница, — едва слышно прошелестел далекий голос.

А потом из-за плеч Рэй выскользнули две тонкие призрачные руки и вцепились в горло человеку. Мужчина дернулся, лицо его покраснело, глаза расширились.

Туман схлынул, и остались просто старые камни, и озеро внизу, и серое небо, и моросящий дождь. Рэй оперлась о жертвенник, попыталась встать. Не удержалась, осела на землю. Привалилась боком к разрисованному камню. Гвендоллен с плачем кинулась к ней, уткнулась лицом в плечо, в мокрый свитер. Рэй обняла ее. Бок отозвался острой внезапной болью.

— Ой, — тихо сказала девочка и отстранилась. Керринджер опустила глаза. На боку у нее расползалось пятно, пачкая красным серый свитер и серый камень жертвенника.

Где-то вдалеке выли полицейские сирены.

Стеклянная башня

В канун Самайна Рэй снился вереск. Красный как кровь вереск, прорастающий сквозь белые кости. Туман стелился над полем, и кто-то шел в этом тумане. Рэй знала, кто. Она хотела позвать, но не смогла, словно слова замерзли в гортани.

Было холодно. Иней ложился на красный вереск, стебли его замерзали, становились хрупкими и ломались под сапогами.

Король-Охотник шел по замерзающему полю, в руке его было копье, голова увенчана короной из оленьих рогов, плащ за плечами багрян, по охряному полю рубахи бежали в бесконечной погоне вышитые гончие. И кто-то шел ему навстречу, выходил из ледяной дымки. Рэй застонала во сне и отчаянно захотела проснуться. Сон не отпускал.

Каждый год перед Самайном ей снился Кертхана, Король-Охотник Другой стороны. Красная вересковая пустошь не снилась никогда. Откуда-то Рэй знала — это не просто сон, где-то за туманом Границы заиндевелые стебли ломаются под ногами у Охотника, а навстречу ему из ледяной дымки надвигается что-то, названия чему у Керринджер не было. Пробившееся через тучи солнце сияло на острие копья Кертханы, а в груди у Рэй мучительно ныло от предчувствия беды.

Налетел ветер, пригнул к земле стебли вереска, отряхивая с них ледяные оковы. Дымка отпрянула, открывая того, кто был в ней. Женщина вспомнила слово — фомор.

Он весь был словно каким-то перекрученным, как будто наполовину освежеванным, наполовину обмороженным, суставы изгибались под неестественными углами, кое-где прямо на мышцы и сухожилия нарос лед. Левая половина тела дрожала и расплывалась, как будто бы это существо было еще не окончательно здесь. В правой руке он волок за собой меч, похожий на сталактит.

И над всем этим плыло лицо. Строгое, мучительно красивое лицо статуи. Прямо из высокого лба прорастали зубцы ледяной короны, смерзшиеся волосы висели сосульками. Фомор нависал над Охотником, на две головы выше рослого и плечистого Кертханы. Рэй закричала во сне.

Они сошлись на красном поле, сверкало копье Короля-Охотника, льдисто поблескивал меч фомора. Ломались вересковые стебли под ногами, стелился над вереском туман.

Дважды копье Короля-Охотника поразило замороженное тело пришельца. Оба эти удара были бы смертельными для человека и опасными — для сида. Лицо фомора под ледяной короной осталось неподвижным. Крови не было. Трижды Кертхана едва сумел уйти от страшного меча, еще один принял на древко копья. Во сне Рэй отчетливо видела его побелевшее лицо, сжатые губы, видела, как замерзают на лбу капли пота.

Древко треснуло под страшным ударом и разломилось. Охотник пошатнулся, рухнул на одно колено. Корона из оленьих рогов упала куда-то в заросли вереска. Ледяной сталагмит глубоко вошел в грудную клетку, охряная рубаха за миг потемнела от крови.

Рэй проснулась. Над ней нависал больничный потолок, тускло подсвеченный холодным светом настольного ночника. Было тихо, и через эту ватную тишину не мог пробиться даже писк медицинской аппаратуры.

Почти две недели Рэй смотрела на этот потолок, просыпаясь. Джон Маккена подсуетился, чтобы у нее была отличная одноместная палата в частной клинике. Врачи, сиделки, свежие цветы на прикроватной тумбочке. Первые дни она не помнила ни цветов, ни сиделок, все тонуло в мутной пелене, через которую иногда пробивался голос отца или Ника О’Ши. Потом стало лучше.

Вокруг стремительно раскручивалась пружина наступающего Самайна. Приходили из тумана твари, магистрат назначал за них награду, Уильям Керринджер, оружейник и бывший «охотник на фей», мотался вдоль Границы с сидским мечом за плечами. Детектив О’Ши по кусочкам собирал информацию об одной старой секте из рыбацких кварталов — скорее потому, что хотел знать, чем потому, что вынуждала работа. Медленно заживала резаная рана в боку у Рэй. А она мучительно думала о том, что ее кровь попала на жертвенный камень в развалинах на берегу озера. Что жертва была принесена.

Днем в канун Самайна она почувствовала такую тревогу, что выбралась из больничной постели и начала мерить палату шагами, пока нытье в боку и тупая боль в голове не заставили ее лечь обратно. Перепуганная сиделка позвала врача. Врач посоветовал принять снотворное.

Часы на прикроватной тумбочке показывали четыре после полудня. За окном вступали в свои права осенние сумерки. Медленно Рэй попробовала вздохнуть, чувствуя, что сон все еще рядом, слишком реальный, слишком настоящий, чтобы быть просто сном. Что-то было не так, и ей потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы понять. В первый раз в канун Самайна рога Охоты молчали.

Керринджер до боли стиснула зубы. Почувствовала, как что-то мокрое ползет по щеке, зло стерла ладонью слезу. «Ты тоже будешь плакать о нем» — шепнул в голове тихий голос баньши, провидицы с холмов, которая никогда не ошибается.

В палату заглянула сиделка. Рэй прикрыла глаза и постаралась выровнять дыхание. Меньше всего ей хотелось сейчас объясняться с этой строгой женщиной в отглаженной форме. Пальцы сами собой впились в ткань простыни. Через несколько долгих секунд дверь закрылась. Сиделка ушла. Рэй медленно перевела дыхание.

Было пусто и холодно. Она перевернулась на здоровый бок, подтянула колени к подбородку, чувствуя, как пустота и холод выпивают последние силы. Так глупо. Так глупо и так страшно. А ведь она почти поверила, что можно исправить эти четырнадцать безумных лет и шесть пуль.

Рывком Рэй села на постели. По левой стороне тела пробежала болезненная судорога, но она заставила женщину только прошипеть сквозь стиснутые зубы ругательство. Она потянулась за телефоном. Прежде всего, машина и оружие.

Отцу не позвонишь — у него дел по горло. За две недели в больнице она видела его четыре раза, уставшего, измотанного, но как будто даже помолодевшего. О’Ши будет задавать вопросы, а на ответы у нее нет ни сил, ни времени. Керринджер прикусила губу. И набрала номер отцовского магазина:

— «Колд Армор», я слушаю, — отозвался в трубке неуверенный басок.

— Это Керринджер. Мне нужен револьвер. Мой в полиции, поэтому возьми тот, который лежит в средней витрине, с краю. Патроны к нему 45ого калибра. Мне нужен и свинец, и холодное железо. Зарядишь свинцом. Понял? Хорошо. Ты знаешь, где моя машина?

— Мистер Керринджер отогнал ее на стоянку. Ключи здесь, — откликнулся Бен Хастингс.

— Ты умеешь водить?

— Д-да.

— Хорошо, — Рэй осторожно перевела дыхание. — Там на связке есть ключи от моей квартиры. Где я живу, ты знаешь. Возьмешь одежду и ботинки. Потом приедешь сюда. Магазин закрой, оставь отцу записку, что я так сказала.

Парень замялся. Керринджер сказала:

— Это очень важно, Бен.

— Я понял. Я сделаю.

— Хорошо. Спасибо.

Послышались короткие гудки. Рэй прикрыла глаза. Подумала об отце, который сейчас охотится на чудовищ где-то в седой пелене Границы. Несколько минут она сидела, собираясь с духом. Потом набрала его номер.

Связи не было. Мелодичный девичий голос предложил записать сообщение на автоответчик. Так было даже лучше. Медленно, тщательно подбирая слова, она надиктовала короткое сообщение. Потом снова откинулась на подушки.

Оставалось только ждать. Минуты на часах медленно сменяли друг друга, за окном темнело. Сиделка принесла ужин. Рэй попросила у нее обезболивающих и получила две белые таблетки. Мало, но лучше, чем ничего. Хрен его знает, как поведет себя тело, если его растревожить.

Когда она взяла чашку, рука дрожала. Сотрясение мозга и последствия кровопотери. Ничего удивительного. Но нужно помнить об этом, если придется стрелять.

Что и зачем она делает, Рэй осознавала не вполне. Но это был единственный способ заставить саднящую пустоту в груди отступить. Ей нужно было знать точно, что случилось на красном поле, где под вереском прятались кости.

Бену Хастингсу потребовался час, чтобы добраться в больницу. Сиделка недовольно поджала губы, пропуская его в палату. Бен шмякнул на кресло объемный пакет и сказал сразу:

— Револьвер я оставил в машине.

— Ладно.

Осторожно Рэй спустила на пол босые ноги. Бен искоса глянул на ее колени и отвел глаза. Потоптался на месте, проговорил неуверенно:

— Давай я тебя у машины подожду.

— Ладно, — повторила женщина. Потом сообразила. Вытащила из тумбочки кошелек с кредитками, протянула его Хастингсу. — На первом этаже аптека. Возьми мне обезболивающего. Самое убойное из того, что они могут продать без рецепта. Много.

Бен нахмурился, но кивнул. Когда за ним закрылась дверь, Рэй потянулась к пакету. Стараясь не делать резких движений, она оделась. Шов на боку тянул, но больше не стрелял болью. Керринджер натянула зимнюю куртку и набросила на голову капюшон. Меньше всего ей хотелось сейчас объясняться с медсестрами или сиделкой.

На первом этаже скучала администратор. Кажется, ее больше волновали входящие, а не выходящие, потому что она мазнула по фигуре женщины беглым взглядом и снова уткнулась в смартфон. На больших часах в фойе высвечивалось время — без пятнадцати шесть.

Внедорожник стоял на больничной стоянке, резко выделяясь среди аккуратных легковых машин персонала. Бен Хастингс сидел на водительском месте, слушал музыку с собственной флешки, выстукивал ритм по приборной панели. Рэй обошла машину и села на пассажирское сиденье впереди. Спросила:

— Знаешь, где дорога подходит к Границе?

— Знаю, — парень кивнул.

— Нам туда. Подбросишь меня.

Ей нужно было время, чтобы собрать себя в кучу. Понять, что она собирается делать. Какие-то смутные отголоски проносились в голове, но они были слишком страшными, чтобы об этом можно было думать.

Улицы медленно потекли под колеса. Бен внимательно смотрел на дорогу, пальцы цеплялись за руль.

Вечерний Байль разгорался огнями фонарей, где-то жгли самайнские костры. Огонь должен до утра отгонять темноту. В эту ночь самые древние страхи обретали плоть. Кажется, теперь Рэй понимала, откуда они родом. Она открыла бардачок. Кивнула сама себе, увидев там револьвер. В кобуре, как положено. На лобовое стекло прямо перед ней упала крупная снежинка.

Они остановились возле магазина, и Рэй опять дала Бену свою карточку. На Другой стороне нужен хоть какой-то припас, даже если Король-Охотник сказал правду, и семь дней в мире холмов она может пить и есть то, что принадлежит Другой стороне без страха не вернуться.

Керринджер стиснула зубы. Думать о Кертхане было нестерпимо. Не думать — невозможно. Она шмыгнула носом и сразу же зло растерла ладонями лицо. Бен подозрительно покосился на нее и прибавил газ.

Если бы не было тех шести пуль, у Короля-Охотника хватило бы сил справиться с фомором в ледяной короне. Эта мысль была болезненной и неотвязной. Когда-то давным-давно Рэй казалось, что мир рухнул.

Тогда отец за руку вывел ее из тумана, и она поняла что в ее жизни никогда больше не будет ни охоты с соколами, ни такой сладкой земляники из волшебных лесов, ни сида с глазами как ночь и волосами как медь. Но оказалось, что даже в рухнувшем мире можно жить.

Как жить дальше сейчас, Рэй не имела ни малейшего понятия. Летом было легче — у нее оставалась смутная надежда на чудо и вера в собственную правоту. Кертхана был преследователем, почти врагом, который получил по заслугам.

Баньши никогда не ошибаются. Керринджер сжала кулаки. И неожиданно подумала, что теперь-то мир действительно рухнет. В самом деле, по-настоящему. Для всех, не только для нее одной. Она видела фомора, видела, как покрывается инеем вереск у него под ногами. Что они могут сделать с ним, если Король Другой стороны не совладал?

Джип выехал на шоссе. Снег падал крупными хлопьями, дворники елозили по стеклу. Лицо Бена Хастинга, вглядывающегося вперед, было спокойным и сосредоточенным, повзрослевшим. Таким Рэй его еще не видела.

Начала болеть рана. Рэй выпила таблетку, запила минеральной водой.

— Мистер Керринджер сказал, что эта ночь будет страшной, — неожиданно сказал Бен.

— Да. Будет.

А после нее начнется зима, и она будет не лучше, но этого Рэй говорить не стала. Достала из бардачка револьвер, пристроила на поясе тяжелую кобуру. Ощущение оружия там, где ему положено быть, успокаивало. Пять пуль и еще одна, последняя, если будет совсем худо.

— Патроны там же, — сказал Хастингс. Керринджер кивнула. И подумала, что будь у нее пули из сидского серебра — не колеблясь, всадила бы их в замершее ледяное лицо фомора. Все, сколько бы не нашлось. Куда для этого ни пришлось бы идти.

Хастингс свернул на проселочную дорогу. С обеих сторон была только снежная пелена, очертания холмов терялись в ней.

На самой Границе происходило что-то. Бен заметил первым, потом и Рэй разглядела движение. Свет фар высветил темные силуэты, перетекающие между снегом и туманом. Мелькнуло синее. До Керринджер не долетало ни звука, как будто все они терялись в снегопаде.

Бен проехал еще немного и остановился. Полез на заднее сиденье, неловко потянул к себе длинный чехол. У Рэй невольно брови поползли на лоб — винтовка.

— Взял из магазина, — чуть виновато сказал Хастингс. — И патроны с солью зарядил.

— Давай сюда, — женщина ухмыльнулась. Мальчишка оказался далеко не промах.

Из тумана вынырнул черный звериный силуэт. За ним следом выступила высокая фигура в синем плаще. За спиной у сида мелькали другие тени, их было много, слишком много. Серебристый росчерк стали распорол снежную завесу, тварь с коротким взвизгом рухнула на дорогу. Гвинор удобнее перехватил копье и обернулся к туману и черным теням в нем.

— Сиди в машине, — сказала Керринджер Бену. Она вышла наружу. Привычно вскинула винтовку, выстрелила. С мрачным удовлетворением проследила, как одна из тварей дернулась обратно к Границе, перевела дыхание, выстрелила снова. Даже руки как будто перестали трястись.

Спокойно и без спешки копье Гвинора вонзилось в упавшую тварь. сид отшагнул в сторону, пропуская мимо себя еще один черный текучий силуэт, выдернул оружие, и окованной пяткой копья ткнул вдогонку бестии. Та упала.

Рэй выстрелила снова, сбив еще одного монстра в прыжке. Снег валил, мешая обзору. В белой пелене снова сверкнул наконечник копья, а потом все стихло. Гвинор набросил на голову капюшон и пошел навстречу Рэй, на ходу добивая раненых тварей. Плащ сида был порван в нескольких местах, на чешуйчатом доспехе остались следы от когтей. Там, где раньше висел длинный меч, покачивался на поясе боевой топор.

Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Гвинор тяжело проронил:

— Король пал.

И хотя Рэй видела сон, и знала, что это правда, ей пришлось облокотиться о капот, чтобы устоять на ногах. Сид покачал головой. Сказал:

— У нас есть немного времени. Раны заставили Эниха убраться в Бездну, но он вернется.

— Эниха? — Керринджер заставила себя переспросить. Слова Гвинора долетали до нее словно сквозь толстый слой войлока.

— Эних — король фоморов. Хозяин Стеклянной башни. Самый могучий из них.

— Что теперь будет?

— Не знаю, — Гвинор устало повел плечами. — Может быть, вы сможете откупиться от Бездны. Мы не сможем. И не станем. Зима будет страшной.

— И ничего нельзя сделать? — тихо спросила женщина, не глядя на сида. Земля под ногами успела побелеть от снега.

— Королева Холмов могла бы вернуть жизнь Королю-Охотнику. Но мы не сумеем залечить его рану. Только та рука, которая нанесла ее. Ты знаешь.

— Знаю, — Рэй кивнула. Вспомнила, как вынимала пулю, и как раны затягивались прямо под ладонями. Некоторые гейсы — не только запрет, но и обещание. Так он сказал, Кертхана, Король-Охотник, наверняка предвидевший, что ему придется сражаться с фомором на красном поле.

Рэй вскинула голову, и сид невольно отступил на шаг. Она сказала:

— Ты мне ничего не задолжал, но твой топор мне нужен. И нужен проводник, который знает, где эта хренова Стеклянная башня.

Медленно, очень медленно лицо Гвинора озарилось пониманием.

— Я дам тебе оружие, — проговорил он. — И знаю дорогу к Стеклянной башне в ледяной Бездне. Но это опасно. Очень. Придется идти пешком, и я не знаю, насколько долгой будет дорога.

— А у нас есть выбор? — Рэй криво улыбнулась. — Я заварила эту кашу, мне исправлять.

— Я пойду с вами!

Оказалось, они оба упустили момент, когда Бену Хастингсу надоело сидеть в машине. Теперь он стоял рядом, упрямо выпятив подбородок.

— Ты рехнулся? — спросила Рэй.

— Мистер Керринджер мне башку открутит, если ты пойдешь одна! — выпалил парень на одном дыхании.

— А если ты пойдешь со мной, то открутит мне, — вздохнула женщина. — Если мы вернемся, конечно.

— Ты ранена, — добавил Бен, — а дорога может быть длинной

— Пусть идет, — неожиданно вступился за Хастингса Гвинор. — В Бездне горячее искреннее сердце может значить больше, чем мое копье или твой револьвер.

— Вы оба рехнулись, — Керринджер потерла левую сторону, которая снова начала ныть, растревоженная. Сердце колотилось где-то у горла. Если сид готов ее вести к этой долбанной башне, если готов ей дать оружие, значит она угадала. Значит, может получиться.

Гвинор положил ей руку на плечо:

— Я плохой лекарь, но я смогу облегчить боль.

— Пока нормально, — Рэй повела ладонью по лицу, влажному от растаявшего снега. И обернулась к Бену: — Чего встал, давай собирайся. Еду в рюкзак, винтовку в чехол, патроны по карманам.

Уже ведя их через приграничный туман, Гвинор говорил:

— В Бездне нет тепла. Она забирает все, что может забрать. Вначале то тепло, которое есть в сердце, потом тепло тела. Я знаю тех, кто ходил туда и возвращался, но тех, кого Бездна пожирала без остатка, больше. Но выбора у нас нет. Если Граница падет, фоморы получат дорогу сюда, на Ту ли сторону, на Эту. Насытить их так же невозможно, как насытить породившую их Бездну.

Бен Хастингс слушал его с широко открытыми глазами. Рэй шагала рядом с ним и думала, что плевать ей и на Бездну, и на фоморов, по большому счету. Ей нужен был Кертхана. Живой. Лучше целый. А уже потом весна в Байле, туманы Другой стороны и все остальное, чего никогда не будет, если не найдется способа затолкать вылезшую дрянь обратно туда, откуда она выползла.

— Давно, очень давно фоморы могли приходить сюда безо всяких препятствий, — говорил Гвинор. — Они брали все, что могли взять, и их жадность только росла. Тогда люди отдавали им треть любого приплода, считая и собственных детей. Фоморам было мало. Началась война. Крови было столько, что вереск на поле битвы навсегда стал красным. Но фоморов удалось запереть в Бездне. Тогда Граница и поделила эту землю на две стороны. А Бездна осталась Бездной.

Вокруг клубился туман. В тумане на самом пределе слышимости шуршал неразличимый тихий шепот. Рэй все казалось, что она различает голоса. Сид шел вперед уверенно, хотя по ее прикидкам они давно должны были бы выйти из пелены Границы.

— Теперь все гораздо хуже, — добавил Гвинор. — Фоморы слишком долго не могли утолить свою жадность. Сейчас они опаснее, чем были тогда. И намного более безумны.

— Что с Границей? — спросила Керринджер. — Почему мы блуждаем в тумане? Сейчас и тогда, когда отец приходил за мечом.

— Граница проснулась. Она пытается не пустить сюда то, что лезет из Бездны. Как умеет.

Рэй припомнила призраков. Какое-то время ей казалось, что они — галлюцинация, результат ударов по голове. Но на счету у этой галлюцинации было как минимум два трупа.

— Мы уже идем в Бездну? — спросил Бен осторожно.

— Еще нет, — Гвинор пожал плечами. Бен вздохнул и поправил лямки рюкзака. Сид добавил: — Я не такой хороший колдун, чтобы найти дорогу в Бездну отсюда.

Пробираться в тумане в этот раз оказалось холодно. Рэй сунула руки в карманы куртки. Нащупала там перчатки, но надевать не стала. Еще успеет.

Наконец, космы тумана стали прозрачнее, а потом и вовсе расступились в стороны. Впереди лежали серые холмы, под ногами тихо хрустела покрытая инеем трава. Над холмами тяжело нависало свинцовое небо, но снегопад остался за чертой Границы. Темнеть здесь тоже пока не собиралось. Рэй медленно вдохнула чужой воздух. Подумала, что надо бы закурить, но за сигаретами так и не потянулась.

Бен Хастингс с удивлением крутил головой по сторонам, и Керринджер с сожалением подумала, что мальчишке не повезло. Сейчас Другая сторона казалась холодной, мрачной и пустой. Рэй передернула плечами.

— Мы пойдем по следам Эниха, — проговорил Гвинор. — От красного поля я смогу найти дорогу.

Керринджер поежилась. Меньше всего ей хотелось идти туда, где под красным вереском прятались белые кости, туда где сражался с фомором Король-Охотник и проиграл. Женщина сцепила зубы и зашагала следом за сидом. Винтовка оттягивала плечо. Следом поплелся Бен, кажется, скорее разочарованный, чем довольный тем, что наконец попал на Другую сторону.

От ходьбы в левом боку снова начало тянуть. Потеря крови, сотрясение мозга и две недели на больничной койке еще никого не делали выносливее. Рэй с ужасом поняла, что силы ее тают с каждым шагом. Она стиснула зубы, поправила винтовку на плече, попыталась заставить себя дышать ровно. То ли от воздуха Другой стороны, то ли от слабости закружилась голова. А ведь они пока шли по равнине. Холмы с их бесконечными подъемами и спусками ждали впереди. И Бездна тоже.

Гвинор оглянулся, покачал головой, но смолчал. И только когда они нырнули в распадок и пошли по берегу ручья, сид сказал Рэй:

— Остановимся отдохнуть за тем холмом.

Она кивнула. Отдых ей был нужен, но толку с того. Рэй стиснула зубы и зашагала быстрее. Бен плелся сзади, иногда что-то бормоча вполголоса. Как бы не начал проситься домой в самый неподходящий момент.

Распадок закончился, начался подъем. Ей пришлось отдать винтовку Хастингсу. Ныл и тянул шов, дыхание сбилось. Бен не выдержал первым и спросил:

— Далеко нам идти?

— Гораздо ближе, чем если бы вы шли сами, — отозвался Гвинор.

— Расстояние на Другой стороне — странная штука, — сказала Рэй. Вдохнула, потом медленно выдохнула, пытаясь унять сердце, колотящееся у горла. — Мы могли бы идти и день, и неделю, как повезет. Сиды ходят напрямик.

Бен покачал головой, но вопросов задавать не стал. Только поправил винтовку и рюкзак и пошел рядом с Керринджер, как будто опасаясь, что она упадет.

На склоне было холоднее, чем в распадке. Дул сырой и морозный ветер, и даже Гвинор плотнее завернулся в плащ. Потом они перевалили через гребень холма, и стало проще. Спуск был более пологим, чем подъем, да и вершина кое-как заслоняла его от ветра.

Для привала сид выбрал овражек, промытый в склоне водой. Они с Беном наломали хвороста, Гвинор разжег огонь и ушел, оставив людей одних следить за маленьким костерком. Рэй молчала, грела руки и пыталась не думать. Ей было погано.

Неожиданно Бен Хастингс сказал:

— Я думал, на Другой стороне одно волшебство.

— От Самайна до Йоля — самое темное время года и самое страшное. Сегодня канун Самайна.

Бен не ответил, и разговор сам собой умер. Начало смеркаться. Рэй подбросила еще немного веток в костер. Перед наступающей темнотой у них не было другой защиты. Хастингс достал из кармана куртки двойной шоколадный батончик, протянул половину женщине, она взяла.

Вернулся Гвинор. Подсел к костру, сказал примирительно:

— Это я, а не тварь из темноты, принявшая мой облик. Могу дать тебе клятву своим именем.

Рэй махнула рукой. У нее не было сил на эти игры и ритуалы. Сид покачал головой. Откуда-то у него появился маленький котелок с водой. Он поставил его на огонь, подкинул еще хвороста. Пламя костра как будто стало жарче, Керринджер придвинулась ближе к огню.

Снаружи в холмах ветер завывал на разные голоса. Рога Дикой Охоты молчали, и это было действительно страшно.

— Переждем ночь тут, — проговорил Гвинор. — Мне достанет сил не пустить сюда незваных гостей, но лучше бы вам не уходить от костра. Даже по нужде.

Рэй кивнула, Бен вытаращился на сида. Невольно Керринджер улыбнулась, потом резко посерьезнела:

— Он прав. Я отвернусь, если что.

Отогревшись у огня, сид снова исчез в темноте — ушел за хворостом. На холмах было достаточно кустарника, чтобы еды костерку хватило до утра. Медленно начала закипать в котелке вода. Бен косился на нее алчно, Керринджер подумала о том, хватит ли у нее духу запретить мальчишке пить горячее.

Гвинор принес к костру две большие охапки хвороста. Достал из поясного кошеля пучок серебристых трав, кинул в кипяток.

— Это снимет усталость и добавит сил, — сказал он. И добавил специально для Рэй: — Если мы выберемся из Бездны, я прослежу, чтобы парень нашел дорогу домой.

Сид ничего не сказал насчет ее самой. Наверняка, знал про гейс. Впрочем, даже без этого Керринджер бы выпила зелье, не думая. Холод самайнской ночи вытягивал из нее последние силы.

Пили прямо из котелка, передавая по кругу. У отвара был вкус горьковатый и свежий, и от него действительно по телу разлилось приятное тепло, унимающее сердцебиение и боль, отгоняющее тревогу. Позже Рэй даже смогла задремать, сидя у огня.

За ночь она просыпалась несколько раз. Костер горел, но за пределами освещенного круга темнота была почти осязаемой. В ней плыли какие-то тени, мелькали смутные очертания. Тогда Рэй отводила глаза и смотрела в огонь, пока дремота не одолевала ее снова.

Она проснулась на рассвете. Костер почти прогорел, а хворост закончился. Напротив спал Бен, уткнув лицо в колени, в отдалении, едва различимый в неверном сером свете, синел плащ Гвинора — сид стоял в дозоре.

Рэй осторожно размяла затекшие ноги. Она чувствовала себя определенно лучше, чем вчера, несмотря на ночевку на земле. Она выбралась из оврага и с удивлением огляделась вокруг.

Холмы были белыми от инея везде, насколько хватало зрения. Инея не было только в маленьком овраге, где они провели ночь Самайна. Самую страшную ночь в году. Рэй поежилась. И подумала о Байле. Об отце, Нике О’Ши, старом Мэте Джерисе с его трубкой, рябиной и неразборчивыми заговорами, обо всех остальных. Самайн никогда не давался городу легко. В эту ночь оживали кошмары.

Ей пришлось сцепить зубы. Что бы ни случилось в ночь на Самайн в Байле, этого не изменить. Нельзя разорвать себя напополам, оставив половину здесь, половину там, сколько бы Рэй не пыталась.

Гвинор обернулся к ней. От холода воздух срывался с губ сида облачками пара.

— Надо идти, — только и сказал он.

Керринджер разбудила Бена, они разделили между собой хлеб и допили остывший травяной отвар, котелок делся куда-то так же незаметно, как и появился. Гвинор снова повел людей через холмы, выбирая дорогу по приметам, понятным только ему. Удивительное дело, но сегодня Рэй идти было гораздо легче, чем вчера. Даже тревога отступила куда-то, притихла. Как будто выжидала удобного времени, чтобы снова вцепиться когтистыми пальцами в плечи.

Наручные часы Рэй показывали полдень, когда Гвинор решил остановиться на привал в очередном овражке у ручья. Бен Хастингс обессилено рухнул прямо на землю.

— Осторожнее с винтовкой, — сказала Рэй, садясь рядом на поваленный ствол дерева. Она обхватила себя руками за плечи.

— Скоро мы подойдем к красному полю, — проговорил сид. От дыхания и мороза иней налип на капюшон и выбелил волосы возле лица. — Ближе к нему еще раз разведем костер.

Как ни удивительно, идущего по распадку первым заметил Бен. Он какое-то время приглядывался, потом толкнул Гвинора локтем.

— Это друг, — красивое лицо сида прорезала неожиданная улыбка.

Идущий приблизился, и Рэй разглядела, что его плащ зелен, а из-за плеча торчит что-то угловатое. Еще немного, и она узнала Тома Лери, Томаса Арфиста, которому Король-Охотник дал дар видеть через мороки.

Том вскинул руку в приветственном жесте. Когда он подошел совсем близко, стала видна тень усталости лежащая на его лице.

— Хорошо, что я теперь хожу прямыми дорогами и смог догнать вас, — сказал арфист.

— Кажется, еще более прямыми, чем я, — усмехнулся Гвинор.

— Дороги помогают тому, кто спешит, — Томас Лери опустился на бревно рядом с Рэй и осторожно поставил на землю арфу. — Я был в Байле ночью. И не только я.

— Что там? — Керринджер резко повернулась к нему.

— Убито несколько полицейских. Есть раненые. Твой отец жив, хотя грозился, что проспит теперь до сочельника.

— Никлас О’Ши, детектив? — спросила Рэй, все еще боясь перевести дыхание.

Том неожиданно улыбнулся:

— Тот, который пытался вытрясти из меня не пойми какие признания? Он ранен, но угрозы нет.

Медленно Рэй прикрыла глаза, чувствуя облегчение, выматывающее еще больше, чем тревога.

— Убитые? Раненые? — пораженно переспросил Бен Хастингс.

— Не у всех этой ночью был волшебный огонь, отгоняющий темноту, — сказала ему женщина, — и тех, кто в темноте.

— В ночь Самайна Дикая Охота скачет над Байлем, не только чтобы напугать горожан, — проговорил Гвинор. — Но этой ночью вести ее было некому.

— Многие охотники вышли к Границе и сражались, — сказал Том Лери. — Они отогнали тварей, но Эниха не удержат.

— Мы идем в Бездну, — тихо отозвался сид. — И попробуем обмануть судьбу.

— Обмануть судьбу, — повторил за ним бард. — Кажется, я понял.

Он тряхнул головой и сказал со странной улыбкой:

— Значит, придется мне идти с вами.

— Стоит ли? — сид тяжело вздохнул.

— Ты плохой колдун, Гвинор с холмов, — сказал ему Том. — А я могу кое-что.

Например, видеть сквозь мороки. Рэй кивнула. И с мрачным весельем подумала, что если уж ей станет совсем погано, пусть лучше рядом будет еще кто-то. Дотащить, если что.

— Ладно, пусть будет так, — Гвинор поднялся на ноги. — Нужно идти.

Холмы стали более пологими и поросшими лесом. Безлистые деревья тянули черные ветки к серому небу. Кое-где, как мрачные дозорные, высились сосны. Было неуютно, и Бен Хастингс, самый непривычный к Другой стороне из них, то и дело озирался по сторонам. Начавшийся ветер принес с собой снег.

Красное поле Рэй увидела неожиданно. Они поднялись на вершину невысокого холма, в стороны расступились темные стволы, и оказалось, что прямо внизу колышется под ветром вереск, цветущий красным. Кажется, цвести ему не мешала ни осень, ни подступающая зима, инеем налипшая на стебли и соцветия.

— Эту землю так пропитала кровь, что вереск цветет всегда, и всегда красным, — сказал Том Лери.

— Что здесь случилось? — хрипло спросил у него Бен.

— Битва, в которой сиды и люди одолели фоморов и заставили их вернуться в Бездну, — ответил вместо арфиста Гвинор. — Мертвых было очень много, живые не смогли сложить погребальные костры для всех. Там под вереском до сих пор кости.

Сид говорил так, как будто вспоминал что-то случившееся с ним самим, а не просто рассказывал историю. Бен Хастингс поежился. Рэй хлопнула его по плечу и первая начала спускаться по склону. У нее снова начал болеть бок. Но хоть голова не кружилась, спасибо и на том колдовскому питью.

На другой стороне поля, скрывая очертания, курился туман. На самом краю вереска Гвинор догнал Рэй, зашагал рядом, осторожно обходя торчащий из земли костяк.

— Как ты найдешь следы этого Эниха или как его там? — спросила у него Керринджер.

— Следы хозяина Стеклянной башни сложно не увидеть, — сказал ей сид. — Другое дело — пройти по этому следу.

— И как мы это сделаем?

— Ты знаешь, почему тут так не любят человеческую кровь, пролитую холодным железом? — Гвинор предпочел ответить вопросом на вопрос. — Особенно кровь таких как ты. Или Том. Или этот паренек, который носит на шее как амулет прядь волос моей сестры.

— Кровь — это ключ, — сказала Рэй. В ушах снова зазвучал голос Кертханы.

— Верно. Я достаточно долго был в свите Короля-Охотника, чтобы пройти по любому следу. А ключ от Бездны у тебя с собой, — он невесело усмехнулся.

— Кажется, чуть меньше, чем положено, — Рэй потерла бок.

— Если станет худо, скажи мне, — Гвинор нахмурился. — Я не лекарь, но попробую помочь.

Она кивнула, и дальше по склону они двинулись молча. Из-за спины доносились голоса Бена и Томаса Арфиста. Лери рассказывал парню о Другой стороне. Керринджер заговорила снова:

— Откуда ты знаешь, что Бен носит на шее?

— Увидел, пока вы спали. Это хорошо, что он взял с собой дар Гвинет. В этом подарке достаточно тепла, чтобы он пригодился там, куда мы идем.

Невольно Рэй поежилась. У нее-то не осталось никаких амулетов для Бездны. Единственный, сгодившийся бы, она использовала здесь, на красном вересковом поле, когда вела Бэт Биннори навстречу той странной судьбе, которую она для себя выбрала.

У нее самой не было ни сидского серебра, ни волшебной арфы, ни пряди волос, подаренной в благодарность за отвагу. У нее болел бок и время от времени снова начинала кружиться голова. Усталость, отогнанная травяным питьем, намекала, что она снова рядом, снова готова кандалами повиснуть на лодыжках. Керринджер вздохнула и заставила себя распрямить спину.

Спуск закончился. Прямо перед ними лежало вересковое море. Скованные инеем стебли едва слышно звенели на ветру. Гвинор пошел впереди, и там где он проходил, задетый плащом иней облетал со стеблей, оставляя на виду кроваво-красные соцветия.

Рэй не потребовалась чужая подсказка, чтобы увидеть следы фомора. Там, где он шел, осталась только вымерзшая земля. Заканчивался след пятном, где белое соседствовало с красным. Особенно ярким был вереск посередине. Как свежепролитая кровь.

— Почему он пришел сюда? — спросила она. — Его ведь позвали люди.

— Наш мир плотнее и прочнее, чем Другая сторона, — ответил ей Томас. — Фоморам сложнее забирать. Так говорит Королева, по крайней мере.

— Так и есть, — Гвинор невесело усмехнулся. И первым шагнул на замороженную землю.

То ли дело было в смутном волшебстве Другой стороны, то ли в том, что изменился угол обзора, но теперь Рэй видела, что вдали курится дымка, скрадывающая очертания холмистой гряды на другом краю поля.

Она оглянулась на красную кляксу вереска за спиной. Сделала два шага и сорвала стебель, густо усыпанный соцветиями, сунула в карман. Гвинор проследил за ней взглядом, но ничего не сказал.

Сид повел плечами, прикрыл глаза, словно собираясь с духом. Проговорил:

— Будет холодно. Очень холодно. И очень страшно. Дальше дороги назад не будет. Думайте.

— Бен? — Рэй обернулась к Хастингсу. Будь ее воля, она бывообще оставила мальчишку за завесой Границы. Кто тогда бы тащил рюкзак и винтовку, конечно, вопрос.

— Я решил, — он насупился и вцепился во что-то под курткой.

Гвинор кивнул ему и перевел взгляд на Тома, кивнул на его чехол:

— Не жаль арфы?

Что-то было в голосе сида, что заставило Керринджер понять — он знает все про эту арфу и про Бэт Биннори.

— Жаль, — пасмурно сказал Лери. — Но без нее меня половина, а проку от половины?

Никто из них ничего не стал спрашивать у Рэй, и она была благодарна им за это. Она чувствовала себя, как выпущенная пуля, когда есть только цель, в которую ее направил стрелок. Пуле не положено думать, и женщина старательно гнала от себя любые мысли.

— Идемте, — сказал Гвинор и глубже надвинул на лоб капюшон.

Дымка впереди как будто сама потекла навстречу. От нее веяло таким морозом, что Рэй невольно поежилась. Сид шагал размашисто, и ей стоило труда не отставать. Кололо в боку, и мерзли руки в карманах.

Темный силуэт бросился им наперерез из дымки, мелькнуло ему навстречу копье Гвинора. Существо коротко взвизгнуло и отпрянуло, затерялось где-то в тумане.

Это снова была Граница, но какая-то другая, незнакомая, как будто холод до неузнаваемости изменил ее.

— Сиды ходят напрямик, — словно угадав ее мысли, сказал Том Лери. — Особенно те, кто из Дикой Охоты. Особенно по следу.

Неожиданно Гвинор остановился. Туман обвивал его ноги, кристаллами льда оседал на плаще.

— Мы пришли. Мне нужна кровь кого-то из вас троих, чтобы открыть дорогу в Бездну. Подойдет любой.

Все верно, каждый из них троих отравлен Другой стороной, даже Бен Хастингс. Без колебаний Рэй протянула руку.

Том перехватил ее за запястье.

— Погоди. Ты откроешь дорогу туда, а как обратно? — спросил он у Гвинора.

— Вернемся по собственным следам, если повезет. Говорят, можно держать проход открытым, но я не колдун для таких дел.

— Я знаю, — арфист чуть улыбнулся. — И знаю, как оставить проход открытым. Но для этого кому-то придется остаться, как стражу. Я думал, ты для этого взял с собой паренька.

— Я тут стою, между прочим, — слова вырывались у Бена изо рта вместе с клубами пара. Он растирал озябшие руки, то и дело поправлял на плече ремень винтовки.

Арфист обернулся к нему:

— Послушай меня. Для тех, кто пойдет в Бездну, должна быть открыта дорога назад. Кто-то должен держать для них дверь, если образно. Из нас троих ты подходишь лучше всего. Я слишком принадлежу Другой стороне, Рэй не хватит сил. И она не согласится. Не думай, что ты останешься в безопасности. Ты останешься один против холода и Бездны.

Под взглядом арфиста Бен отступил на шаг. Потом мотнул головой, снова сжал что-то под курткой. Рэй сообразила — на шее у Хастингса подарок Гвинет, прядь золотых волос. Наверное, он сунул ее в медальон или что-то вроде того и носит при себе.

— Хорошо, — хрипло отозвался Бен. Осторожно снял с плеча винтовку, протянул Рэй, скинул себе под ноги рюкзак. — Что нужно делать?

— Оставаться здесь, что бы ни случилось. Дайте мне нож. Холодное железо у вас есть?

Хастингс передернул плечами. Рэй привычно потянулась к поясу, потом вспомнила, что ее нож остались в полиции вместе с револьвером. Бен вытащил из кармана складной с серыми накладками на рукояти. Женщина была твердо уверена, что не так давно видела его в витрине «Колд Армора».

— Ты весь магазин обнес или там что-то осталось? — невольно она улыбнулась.

— Но ведь пригодилось же, — парень насупился.

Чуть поморщившись, Том Лери взял у него нож. Тусклое лезвие вспороло кожу на ладони Бена, порез быстро налился красным. Мелкие капли упали на землю, дымка отпрянула от них. Что-то такое Рэй уже видела, когда ее отец искал путь обратно из тумана Границы. Но на сей раз колдовство было другим.

Том Арфист что-то тихо шептал, кровь капала с руки Бена. Стало холоднее. Дымка как будто становилась плотнее, ощутимее.

— Откуда ты так хорошо разбираешься в сидском волшебстве? — спросила Рэй, когда Том замолчал.

— Для того, кто видит через чары и один раз почти умер, это не сложно, — взгляд зеленых глаз Лери был удивительно тяжелым. — В старых песнях народа холмов можно найти множество странных вещей.

Неожиданно дохнуло таким холодом, что обожгло кожу. Завеса тумана разошлась.

По ушам ударила тишина. Она была такой плотной, что ее можно было потрогать руками. И в этой тишине голос Гвинора показался слишком громким и слишком чужим:

— Жди нас здесь, — сказал он Бену. — Если туман начнет сгущаться, будет нужна еще кровь.

— Я понял, — Хастингс кивнул.

Рэй протянула ему винтовку.

— Умеешь пользоваться?

— Да, — Бен облизал пересохшие от холода губы, — мистер Керринджер давал мне пострелять в подвале.

Можно было и не спрашивать. Рэй достаточно хорошо знала своего отца. Если уж Бен умеет стрелять, пусть винтовка будет у него. Женщина хорошо помнила темное существо, рванувшее в тумане им наперерез.

Бен Хастингс, осторожно придерживая винтовку, сел на рюкзак. Потом вскочил на ноги, полез в карман на клапане и выудил оттуда мятый сверток.

— Вот, — сказал он Рэй. — Бутерброды, мне мама на работу сделала. Я помню, мистер Керринджер что-то говорил о еде с нашей Стороны.

— Спасибо, — женщина сунула сверток в карман. Зацепила пальцами вересковую ветку и почувствовала, как от нее по руке пробежала струйка тепла.

— Нужно идти, — сказал Гвинор.

С другой стороны тумана был ветер и выстуженная ветром ледяная пустыня. Тихий стон ветра был здесь единственным звуком. Пустыня прорастала вверх причудливыми ледяными наростами, уходила вниз провалами трещин, вдали огромным сталагмитом над ней нависала Стеклянная башня. Ее подсвечивало тусклое свечение неба, подернутого мелкой рябью. Как волны на озере в ветреный день.

— Говорят, — сказал Том Арфист, — что зимой можно увидеть Стеклянную башню, если долго вглядываться в воды Лох-Тары.

Пар от дыхания оседал на его плаще и меховой оторочке капюшона мелкими кристаллами льда. Рэй почувствовала, как покрывается инеем ее собственный воротник. Гвинор торопливо натягивал на руки рукавицы с меховой опушкой.

— Идемте, — проронил он, перехватил копье поудобнее и первым двинулся вперед, осторожно выбирая дорогу по льду, едва присыпанному снегом. Навстречу щерились ледяные клыки сталагмитов и оскалы трещин. И над всем этим царил шпиль башни, мерцающий и полупрозрачный. В воздухе висел едва различимый ухом звон, и Рэй потребовалось время, чтобы сообразить — это звенят кристаллы льда на ветру.

Поначалу холод Бездны показался ей не слишком страшным. Он обжег щеки, заставил натянуть шапку по самые глаза, поднять повыше ворот свитера и пожалеть, что Бен не догадался захватить для нее шарф. Мерзли ноги.

Потом стало хуже. Холод пробрался под одежду вначале через рукава, после начали неметь ступни, и гореть — ноги выше колена. Снова заболело слева. Рэй сцепила зубы. Стеклянная башня, кажется, не стала ближе ни на шаг.

От ледяных сталагмитов тянуло морозом. Не будь так холодно, можно было бы остановиться и разглядывать их причудливые формы, выточенные и выплавленные ветром. Эти зубья пугали Керринджер гораздо меньше, чем провалы расселин, из которых наружу смотрела темнота.

Где-то вдали завыло и засвистело.

— Это ветер, — сказал Гвинор хрипло. — Начинается буран.

Рэй догнала его за несколько шагов, ухватилась за плечо рукой в перчатке. У нее снова начала кружиться голова. Налетевший порыв ветра со снегом больно хлестнул по лицу. Между ледяных клыков стонало, выло и плакало.

— Сколько нам идти? — спросила Рэй, перекрикивая шум ветра.

— Не знаю, — отозвался сид. От холода на скулах у него выступили красные пятна. Керринджер чувствовала, что ее собственное лицо точно так же горит. Она вспомнила все, что слышала когда-то про обморожения и обхватила себя руками за плечи. Но заставила себя шагнуть вперед, обгоняя Гвинора.

Идти стало сложнее. Ветер смел со льда под ногами налет снега, ноги скользили на зеркально-гладкой поверхности. Зубья сталагмитов кое-как защищали от порывов ветра, но Рэй пришлось пригнуть голову, защищая лицо от секущего снега.

Странное дело, но им с Томасом Лери дорога через Бездну как будто давалась проще, чем Гвинору. Сид упрямо шел вперед, прикрываясь от ветра локтем, но Керринджер видела, как болезненно сжаты его губы. Точно так же, как в тот раз, когда он шел к Гвинет по железной стружке.

Мысли о Гвинет сами собой заставили Рэй вспомнить о Бене. Он остался на пороге Бездны, один на один с холодом и неизвестностью. Женщина сжала в кармане его сверток с бутербродами, такой смешной сейчас, посреди этой ледяной пустыни.

Ледяные клыки сталагмитов остались позади. Теперь была только башня, одинокий шпиль над иссеченной трещинами равниной, гладкой и скользкой, как стекло.

Рэй хватило на три шага по этому стеклу, потом у нее начали разъезжаться ноги. Ей пришлось раскинуть руки, чтобы удержать равновесие. Совершенно по-человечески и совершенно непечатно выругался Том. Его мягкие сидские сапожки скользили по льду еще сильнее, чем ботинки Рэй.

Гвинор резким движением перевернул копье наконечником вниз и с размаху вбил в лед. Опираясь на древко, сделал несколько шагов вперед, выдернул копье, вбил впереди. Крикнул:

— Держитесь за меня.

Ветер сразу же попытался забить слова обратно. Рэй снова ухватилась за плечо сида и протянула руку арфисту. Это было странно и страшно, но ей показалось, что от чужих тел исходит точно такой же мертвенный холод, как и от сталагмитов.

Здесь, на равнине, идти оказалось сложнее не только из-за зеркала под ногами и ветра, норовящего опрокинуть. Тусклое небо давило на плечи, мороз крепчал, Стеклянная башня впереди выросла. Теперь она пугающе нависала над головами, холодная и неприступная.

Наверное, это было безумием — идти в Бездну. Ни один из них не представлял доподлинно, на что она похожа. Глупо было даже пытаться.

Рэй упрямо мотнула головой. Эти мысли были неожиданными и чужими. Такими чужими, как небо над головой и пронизывающий холод. Это были не ее мысли.

Несколько мгновений Керринджер потребовалось, чтобы совладать со страхом, неожиданно охватившим ее. Она замерла, попыталась вдохнуть обжигающе-морозный воздух.

Потом чья-то рука сжала ее пальцы. Рэй обернулась и встретилась взглядом с Томом Арфистом. Глаза барда Королевы Холмов были прищурены, как будто он вглядывался куда-то вдаль, и в этих глазах была злость. На густых ресницах намерз иней.

Томас Лери получил от Короля-Охотника дар — видеть через мороки. А что насчет тех мороков, которые сами лезут в голову?

— Не верь, — одними губами сказал Том.

— Нужно идти, — обернулся к ним Гвинор.

Рэй коротко кивнула и осторожно двинулась за сидом в обход черного провала трещины. Чем ближе был нависающий над ледяной равниной полупрозрачный шпиль башни, чем заметнее становилось его тусклое мерцание, тем сложнее было идти. Рэй давно не чувствовала пальцев ног, руки немели от холода.

Плохо было не только ей. Керринджер отчетливо видела, как каждый новый шаг дается Гвинору все большим трудом, как все сильнее сутулятся под весом арфы плечи Тома Лери. Стеклянная башня хоть и стала ближе, но оставалась все равно слишком недосягаемой.

Холод высасывал все силы. В боку болело, и больше всего женщине хотелось свернуться где-нибудь клубком, чтобы хоть так попытаться сохранить последние капли тепла. Например, в ледяном лабиринте, где клыки льда защищали от ветра. Там был снег, и сейчас он показался Рэй гораздо менее холодным, чем зеркало под ногами и налетающий ветер.

Было бы здорово свернуться клубком и передохнуть. Она сделала еще один шаг, цепляясь за плечо Гвинора закоченевшими пальцами. Оступилась, едва устояла на ногах, да и то — только потому что поддержал арфист.

Снег на лице Тома почти не таял. На меховой опушке капюшона наросли сосульки. Только глаза оставались твердыми. Рэй снова вспомнила — арфист видит через мороки. Гвинор обернулся к ним — белое застывшее лицо покойника. Попытался улыбнуться посеревшими губами, но вышло плохо.

— Говорят, — сказал Том Лери, и его звучный голос неожиданно прорвался через завывания ветра. — Говорят, души умерших в Бездне никогда не смогут выбраться отсюда. Повезло, значит, тем, кто умер не здесь.

Рэй выпустила его ладонь из пальцев, почти потерявших чувствительность. Сунула руку в карман, нащупала веточку красного, напитанного кровью вереска. Она знала, чья кровь была последней пролита на поле.

По пальцам пробежала волна едва ощутимого тепла. В этой вересковой ветке до сих пор оставалась жизнь, вопреки всему. Живое тепло умершего.

Керринджер сжала зубы. Откуда-то изнутри в ней поднималась волна злости, такая жаркая, что даже холод Бездны отступил перед ней.

— Черта-с-два, — выплюнула она. — Черта-с-два я умру в Бездне.

Том Лери едва заметно улыбнулся. Рэй вытащила из кармана сверток Бена, сунула его Гвинору. Если уж человеческая еда помогала ему в Байле, может, сгодиться и в Бездне. Для Тома у нее ничего не было, но арфист и так держался лучше их с сидом. Откуда только взялась такая сила в рокере из паба «Зеленые рукава»?

Впрочем, если откуда-то взялась сила у Тома, то справится и она. Рэй осторожно двинулась дальше по ледовому полю, стараясь ставить ноги как можно устойчивее. Ветер хлестнул по лицу, она прикрылась локтем. Сделала еще несколько шагов, оступилась, ухватилась за древко сидского копья, оттолкнулась, сделала еще шаг.

Сколько они пробирались по льду через вьюгу и ветер, Рэй не знала. Замерзшее тело слушалось с трудом, ноги почти потеряли чувствительность. Когда становилось совсем нестерпимо, она снова находила в кармане веточку вереска с красного поля, стискивала онемевшими пальцами. Холод крепчал, но Стеклянная башня впереди росла. Она заняла половину неба, когда Рэй вскинула голову, чтобы взглянуть на ее ледяной шпиль.

Отсюда уже было видно, что башня рукотворна, ее прозрачные грани искусно вырезаны изо льда. Тусклый свет с неба преломлялся в них и рассыпался бликами по равнине. Кое-где четкую геометрию портили сосульки, намерзшие как попало.

Вблизи Стеклянная башня была огромна. Она нависала и давила, и Рэй чувствовала, как страх вытягивает из нее последние капли тепла. Она вспомнила существо, с которым сражался Кертхана на красном поле и замерла, не решаясь ступить под арочный свод башни. Что они могут сделать тому, кто убил Короля-Охотника?

Ветер неожиданно стих, и стали слышны другие звуки. Тихо пел лед. Едва различимо гудела башня где-то в вышине. А в ее недрах кто-то ворочался и стонал, и стоны подхватывало эхо.

— Кажется, теперь мой черед, — почему-то шепотом сказал Том Арфист.

— Твой? — так же шепотом спросил Гвинор.

— Ждите, — отозвался Лери. — И постарайтесь не уснуть.

Глаза сида сверкнули, как будто он понял, о чем речь. За рукав он потянул Рэй следом за Томом, первым шагнувшим внутрь.

Между высоких прозрачных колонн гуляла поземка. Колонны уходили куда-то вверх и там терялись в неверном свечении стен. Пол укрывал снег, на снег тонкой цепочкой легли следы Томаса Лери. Сам он был впереди, шагал туда, где у дальней стены вели к возвышению высокие ступени. На возвышении кто-то сидел, и Рэй узнала это точеное лицо, из которого прорастали ледяные зубцы короны. Торопливо она шагнула за колонну, чтобы не попасться фомору на глаза. Рядом затаился Гвинор.

— Привет тебе, о Эних, король могучих фоморов, — причудливое эхо подхватило голос Тома и разнесло по огромному залу. — Слыхал я, что ты был ранен в битве, и пришел, чтобы песней утешить боль тому, к чьим ногам скоро лягут оба мира наверху.

— Что он творит? — одними губами прошептала Рэй.

— Увидишь, — так же беззвучно шепнул Гвинор. — Заткни уши, когда он начнет петь.

— Что?..

Договорить она не успела — по полу прошла волна дрожи. Керринджер обдало холодом.

— Человек? — у фоморского короля голос был такой, как будто горло у него тоже заросло льдом.

— Я Том из Байля. Я пел у ног Королевы Холмов и Короля-Охотника, теперь хочу петь для того, кто заберет то, что принадлежало им.

— Милостей ждешь? — Рэй померещилось в низком голосе презрение.

— Жду, — рассмеялся Том Арфист. — Вся жизнь человеческая — ожидание милости, от судьбы или тех, кто ее творит.

— А ты мудр, человек. Пой. Дозволяю.

Поспешно Керринджер сунула в уши пальцы и скривилась — до того они были холодными. Лицо сида, затаившегося рядом, было совсем белым и совсем замершим, на волосы и капюшон намерзла настоящая бахрома инея. А потом неожиданно запела арфа. И как Рэй ни старалась заткнуть пальцами уши, она отчетливо разобрала в звоне струн голос Бэт Биннори.

Слушать это было нестерпимо. Рэй скорчилась на полу, глубже натянула на голову капюшон. Арфа тихо плакала, как будто не хотела петь в этом зале, и ее плач вплетался в гудение башни и перезвон льдинок. Надо всем этим взлетел голос, и не слушать его было нельзя.

Что-то там обещала эта песня, что-то сулила. Керринджер одновременно и хотела услышать ее обещания, и боялась. Она мучительно прислушивалась через пальцы, шапку и капюшон, хотя не собиралась ничего слушать. Медленно, исподволь, стал понятен смысл. Не отдельные слова — их было не разобрать, но общий узор.

Песня обещала тепло. И получить его было так просто — нужно только закрыть глаза, и слушать, слушать, засыпая… И тогда все будет хорошо, и все живы, и не будет страшной ледяной равнины, Стеклянной башни и фомора на троне, а только сны про весну, весну и солнце над холмами.

Гвинор болезненно пнул Рэй по щиколотке. Женщина беззвучно охнула и с трудом разлепила начавшие смерзаться ресницы. Сид покачал головой. Он тоже прижимал к ушам ладони, тоже пытался не слушать.

Рэй тихо выругалась. От резкого пробуждения у нее заломило в висках. Голова решительно напомнила, что в последнее время по ней слишком часто били. Перед глазами поплыли цветные круги. На самой грани слышимости говорила арфа, и всего этого для Керринджер было слишком много. Сид глянул на нее с тревогой, она мотнула головой. Едва ли он мог сейчас ей чем-то помочь.

Посулы песни были слишком сладкими, слишком настоящими, чтобы из них можно было вот так вынырнуть в выстуженную реальность. Рэй почувствовала, как по скулам перекатываются желваки. Сейчас колыбельная Тома показалась ей пыткой, и она постаралась сильнее зажать уши. Потом села на ледяной пол и засунула голову между коленей, оставаясь наедине со стужей и ломящей болью в висках. Секунды тянулись бесконечно долго.

Легкое прикосновение к плечу заставило Рэй вскинуться. Над ней стоял Том, и выглядел он отвратительно. К груди он прижимал заледеневшую арфу.

— Быстрее, — сипло проговорил бард, и Керринджер не узнала его голоса. — Эних спит, но не думаю, будто моих чар хватит надолго. С другой арфой я бы не одолел волю этого… этой твари. Ты не представляешь…

Он пошатнулся, Гвинор помог ему устоять. Снял с пояса топор и протянул Рэй:

— Ты просила оружие и проводника.

Она коротко кивнула, перехватила топорище непослушными пальцами и чуть не уронила. Судорожно вдохнула обжигающий холодом воздух, чувствуя, что сил подняться на ноги у нее просто нет. Хотелось замереть и не шевелиться. Взглянула на мужчин. Они оба, человек и сид, пришли сюда, потому что поверили в ее безумную надежду. А еще был Бен Хастингс, оставленный на страже на пороге Бездны.

Со стоном Рэй вздернула себя на ноги. Перехватила удобнее тяжелый, непривычный топор. Резкое движение тут же отдалось болью в боку. Ей даже показалось, будто по животу течет что-то теплое, но лезть под куртку на таком холоде было, наверное, даже хуже, чем истечь кровью. Керринджер выдохнула ругательство и побежала к фомору.

По ступеням ей пришлось карабкаться — они не были рассчитаны на человека.

Эних, король фоморов, сидел на ледяном троне, свесив голову. Он спал, дыхание срывалось с его губ морозным облачком. В груди зияли раны, и прямо из них прорастали кристаллы льда. Зрелище это было таким страшным и странным, что Рэй стоило большого труда отвести глаза.

Сейчас она видела фомора отчетливее, чем во сне. Живым это существо быть не могло. Но и мертвым не было. Лед, примороженные к мясу лохмотья кожи… Рэй поморщилась и перевела взгляд.

Правая рука Эниха лежала на подлокотнике трона. Кисть с длинными пальцами была покрыта странными пятнами, и Керринджер сообразила — это следы от крови Короля-Охотника. Там, куда она попала, замороженная плоть фомора растаяла, и эти куски живой кожи были еще более чужими, неуместными, чем растущий из ран лед.

Рэй глубоко вздохнула и взялась за топор обеими руками. Внизу Гвинор помог Тому Лери сесть возле ступеней. Бард баюкал на руках арфу, завернутую в плащ. Сам сид тяжело опирался на копье и то и дело косился в сторону выхода, как будто ожидая, что сейчас из вьюги в башню кто-то войдет. Рэй занесла топор для удара, метя чуть ниже локтя.

Лезвие из сидского серебра глухо ударило о замерзшее тело фомора. Ощущение было такое, что она рубит дрова, а не живое существо. От резкого движения слева опять прошла болезненная судорога, но Рэй снова занесла топор.

От второго удара Эних содрогнулся всем огромным телом, но чары держали его крепко. Фомор продолжал спать. Рэй выдохнула ругательство.

Она рубила, пока совсем не выбилась из сил. Эних стонал, рычал и ворочался на троне. С треском ломались ледяные наросты в ранах, моталась по плечам коронованная голова. В какой-то момент она оказалась совсем близко, и женщина отчетливо разглядела лицо, такое замершее, будто каменное. Слишком похожее на лицо человека или сида. И слишком чужое. Не бывает у живых существ таких лиц, не тронутых ни радостью, ни печалью. Под сомкнутыми веками шевелились глазные яблоки.

Керринджер показалось — сейчас дрогнут белые ресницы, и фомор проснется. Что делать тогда, она понятия не имела. Их было трое — раненая женщина, бард, едва держащийся на ногах, и сид, из которого Бездна пила силу с каждым сделанным им вдохом. Никто из них не сможет сладить с существом, убившим на красном поле Короля-Охотника.

Рэй зло ощерилась и с размаху ударила. С оглушительно громким треском поддалась кость. По крайней мере, она успеет забить этот топор проклятой ледяной твари между глаз, а там будь что будет. Она ударила еще раз.

Фомор взвыл. Рука свалилась с подлокотника и покатилась вниз по ступеням. Медленно, очень медленно Эних начал подниматься с ледяного трона. На мгновение взгляд Рэй встретился с его глазами.

Зрачки фоморского короля были той темнотой, которая щерилась из трещин на ледяном поле. Радужка — лед. Эти темнота и лед пытались выжать из Рэй все, что у нее еще осталось, пытались вывернуть наизнанку, отобрать все, до последней крохи. До последнего воспоминания о сладкой землянике и теплых пальцах, вытирающих ягодный сок с перемазанных щек. Отобрать и сожрать.

Керринджер заорала и с размаху всадила серебряный топор четко в середину лба Эниха, короля фоморов.

Удар культи сбил ее с ног. Рэй покатилась по ступеням вниз. На тронном возвышении металась огромная фигура, исковерканная тень прыгала по ледяным колоннам.

— Бежим! — Гвинор рывков поднял Рэй на ноги. Она подхватила с пола обрубок руки и торопливо попятилась к выходу. От рыка фомора Стеклянная башня тряслась. Потом Эних выдернул из головы топор, отшвырнул его в сторону и обернулся к троим перед троном. Они побежали.

— Эту херню можно вообще как-то убить? — крикнула Рэй на бегу.

— Ему предрекли, — сорванным голосом ответил ей Том.

Ветер ударил наотмашь по лицу, едва они выбежали на равнину перед башней. Лед скалился провалами трещин. Гвинор рванул Рэй за руку. В спину ударил крик ярости. Керринджер выдохнула ругательство. Выговорила на бегу, с трудом выталкивая в морозный воздух слова:

— А вот как сматываться, я не думала!

Рука фомора была тяжелой и очень, очень холодной. Кажется, она пыталась шевелиться, схватить Рэй за куртку, но женщине было сейчас не до этого. Провалы во льду ждали, распахнув темные жадные пасти. Один раз от падения в темноту Рэй удержала только рука Гвинора, второй раз уже Тому пришлось ухватиться за ее собственное плечо.

Потом лед вздрогнул, по гладкой поверхности побежали новые тонкие трещины. Не нужно было оглядываться, чтобы понять — погоня. Керринджер загривком чувствовала холодную мощь хозяина Стеклянной башни.

— Быстрее, — выдохнул Гвинор. Он бросил короткий взгляд через плечо и перехватил копье. Прямо под ногами у сида лед треснул, и он едва успел перескочить через пролом.

Обжигающий холодом ветер налетал мощными порывами, норовя опрокинуть. У Рэй кружилась голова, ей не хватало воздуха, по левому боку тек ручеек крови, намокшая штанина замерзла и заскорузла. Силы таяли быстро, слишком быстро, чтобы их хватило на обратный путь.

Вспомнив, Керринджер сунула руку в карман куртки, туда, где должна была быть вересковая ветка, напитанная кровью. Теплая волна пробежала от кончиков пальцев до предплечья, и Рэй с ужасом почувствовала, как рассыпается сухой трухой ее странный амулет.

Но стало легче. Впереди уже виднелись оскаленные зубы сталагмитов, от них по равнине текло белесое марево. Когда оно обняло ноги, Рэй даже сумела запоздало удивиться — дымка была почти теплой, как будто холодным вечером — озерная вода, успевшая за день нагреться на солнце. Невольно женщина замедлила шаг.

— Еще немного, — Томас Лери подтолкнул ее в спину. — Возвращаться проще.

Марево все текло и текло от леса растущих из земли сосулек в равнину, скоро оно захлестнуло колени, и только тогда Рэй сообразила — это выход. Она стиснула зубы, побежала быстрее. Земля под ногами ходила ходуном от поступи Эниха, короля фоморов.

В сталагмитовом лесу пеленой было затянуто все. Туман густел, скоро он скрыл очертания ледяных зубьев впереди. Вместо них теперь можно было разглядеть смутные очертания какой-то фигуры вдалеке.

Бен Хастингс сидел на рюкзаке с винтовкой на коленях. Чуть поодаль, едва различимые в тумане, корчились на земле два черных звериных силуэта. Время от времени Бен вскидывал винтовку, целился в тварей, но опускал, не выстрелив — берег патроны.

Гвинор на бегу вздернул его на ноги, Рэй подхватила с земли рюкзак. За туманом выло и рычало чудовище, куда более страшное, чем те, которых парень застрелил с неожиданной сноровкой.

Граница вытолкнула их с такой силой, что Рэй упала на траву, покрытую инеем. Рядом без сил рухнул Гвинор. Стена тумана клубилась совсем рядом, и Керринджер снова померещились в ней едва различимые силуэты.

— Ни черта себе хваталка, — Бен Хастингс пнул носком ботинка фоморью руку, откатившуюся к нему по земле. На лице пареня медленно расцветала улыбка облегчения.

— Ее хозяин сюда не вломится? — Рэй приподнялась на локтях. Скривилась от боли и слабости.

— Четырежды раненому, ему не так просто перейти Границу, — Гвинор лежал, уставившись в небо, по его замерзшим щекам как будто скользил бледный солнечный луч, и впервые Керринджер остро пожалела, что не видит солнца Другой стороны. — У нас есть время, но не слишком много.

Еще два дня они снова шли через холмы и перелески. Двигались медленно, с частыми привалами. У Рэй действительно открылась рана. Ворожба уняла кровь, но сил у женщины почти не было. И только на рассвете третьего дня Гвинор вывел их к каменному дольмену, спрятанному в распадке между тремя холмами. Три гранитные плиты поднимали на высоту двух человеческих ростов четвертую, пятая плита служила погребальным ложем.

На погребальном ложе, застеленном темно-красной тканью, лежал Кертхана, Король-Охотник. В ногах у него было сломанное копье, а еще меч и щит, охотничий лук и колчан со стрелами. Гулкий рог чья-то заботливая рука уложила в изголовье, вместе с короной из оленьих рогов. Лицо Охотника было спокойным, смерть стерла с него гримасу боли и ярости.

Рэй смотрела на это лицо, пока Гвинор и Томас Лери устраивали на груди Кертханы отрубленную фоморью руку. Пальцы хозяина Стеклянной башни действительно едва заметно шевелились.

— Вот и все, — проговорил сид, и Рэй моргнула, словно очнувшись. — Теперь остается ждать.

Керринджер устало кивнула. Отвела глаза и села на землю возле изножья погребального ложа. Сил шевелиться у нее не было.

— Нужно уходить, — хрипло сказал Том. Голос до сих пор не вернулся к нему. — Рано или поздно Эних придет сюда. И если у нас не получилось обернуть судьбу себе на пользу…

— Я останусь, — отозвался Гвинор. — Он — мой Король.

У него в волосах все еще оставалось достаточно инея, принесенного из Бездны. Золото навсегда смешалось с серебром седины. Это серебро выбелило и виски Бена Хастингса, ну а насчет себя Рэй даже гадать не хотелось.

— Выведи Бена к людям, — Керринджер подняла глаза на барда. — Он сам не найдет дороги.

— Твое время тоже заканчивается, — тихо сказал Том.

— Значит, так тому и быть. Скажи отцу… Скажи ему, как есть.

Потом две фигуры скрылись за гребнем холма. Гвинор снова согрел питья, Рэй выпила, не чувствуя вкуса. Время тянулось медленно, как жвачка, прилипшая к ботинку. На лежащего женщина старалась не смотреть — сразу к горлу комом подкатывало отчаяние.

— Ты говорил, Королева Холмов может вернуть ему жизнь, — наконец Керринджер не выдержала.

— Она придет, — откликнулся Гвинор.

— Кто она ему?

— Королева земли, в которой он Король.

Она действительно пришла. В серых тяжелых сумерках платье сиды светилось молочно-белым, как полная луна. Этот свет разбудил Рэй, успевшую забыться тяжелой дремой. Она вскинула голову, как раз чтобы увидеть, как Королева Холмов склонилась над Королем-Охотником, как повела нежной рукой по замершему лицу.

— Кертхана, — тихо сказала она. — Возвращайся. Я, Ниалвет, зову тебя. От Королевского камня или из мороков Границы, от красного поля или из небытия — возвращайся.

Ничего не произошло, только под каменной плитой дольмена как будто бы стало теплее. Сида отошла от погребального ложа и остановилась рядом с Гвинором, застывшим возле одной из опор.

— Дальше моей власти нет, — Королева Холмов устало вздохнула.

— Что будет, если… — начал Гвинор и осекся, недоговорив.

— Будет зима, — сказала она ему. — Долгая зима, когда единственное, что нам останется — сохранить хоть что-то.

Ниалвет, Королева Холмов, грустно улыбнулась. Потом поглядела на Рэй и сказала ей:

— Когда-то фоморы были велики. Рожденные от того, что солнечный свет попал в темноту Бездны, они были могучи, как зима и прекрасны, как солнце. Ты видишь, что осталось. Только холод. И голод.

Рэй вспомнила взгляд Эниха, фоморского короля, едва не вывернувший ее наизнанку, и передернула плечами. Подумала неожиданно, что у Тома Лери хватило воли петь и плести чары под этим взглядом.

Королева Холмов оставила им ячменные лепешки и вино, такое же терпкое, как и то, что наливали в праздничные кубки в сиде Короля-Охотника. Рэй пила его из фляги в серебряной оковке и думала, что почти физически чувствует, как заканчивается время, отведенное ей гейсом. Только сейчас это не имело никакого значения.

Два дня длилось их с Гвинором бдение у ложа Короля-Охотника. Время от времени Рэй до рези вглядывалась в неподвижное лицо Кертханы, надеясь увидеть хоть какие-то изменения, но их не было. Только таял лед на отрубленной руке Эниха, короля фоморов. Между собой они почти не разговаривали — не о чем было, да и место не слишком подходило для разговоров.

Хозяин Стеклянной башни явился за своим на третий день этого молчаливого дежурства. Вначале от холмов потянуло холодом, студеный ветер налетел в низину, и Рэй поняла — началось. Кертхана лежал все такой же безнадежно мертвый.

Гвинор глянул на Рэй, она коротко кивнула. Не было ни смысла, ни надежды в том, чтобы остаться тут и сражаться, но и уйти было невозможно.

— Так забавно, — неожиданно сказал сид. — Из всех, кто держал руку Короля-Охотника, здесь только я, оставивший его.

— Почему? — голос звучал хрипло и неразборчиво, и Рэй пришлось прочистить горло. — Почему ты его оставил?

— Король, который одержим человеческой девчонкой — слаб, — Гвинор грустно улыбнулся.

Керринджер вздохнула. За этими словами была чужая, нечеловеческая правда Другой стороны, и, кажется, сейчас она понимала чуть лучше эту правду и цену, за нее заплаченную. Сид протянул ей копье:

— Бери. А я возьму меч и щит, и пусть Король не серчает на меня.

Он поднял с каменной плиты щит и меч Охотника, взвесил в руке, примериваясь. Ветер, отравленный холодом из Бездны, заставил Керринджер зябко передернуть плечами. Она вцепилась в древко сидского копья, сжала пальцы. И почему-то ей вспомнилась Бэт Биннори, упрямая влюбленная девчонка, чуждая волшебства.

— Платить за чудеса, — одними губами прошептала Рэй. — Ладно. Я готова платить, если такая цена.

По земле пробежала волна едва ощутимой дрожи. Потом новая, сильнее. Невольно Рэй покосилась на каменную плиту над головой. Вот это будет забавно, если она попросту рухнет. Гвинор заметил ее взгляд, чуть усмехнулся. Земля снова задрожала, но дольмен остался недвижим.

Эних появился из-за дальнего холма, громоздкая фигура, кривая из-за отрубленной руки, страшная. Земля под ногами фомора белела жухлая осенняя трава, покрывалась налетом льда. Ледяная дымка тянулась за ним и курилась вокруг левой половины тела, как призрак Бездны. Гвинор выступил ему навстречу, вышел из-под каменного навеса дольмена. Когда Рэй шагнула следом, сид только мотнул золотоволосой головой, и она осталась рядом с Кертханой, спокойным и неподвижным на погребальном ложе. Рука фомора на его груди дергала пальцами, и в ней было больше жизни, чем в лице Короля-Охотника.

Теперь корона Эниха, хозяина Стеклянной башни, была выщерблена прямо над переносицей. У него больше не было страшного меча-сталагтита. Зато были ледяные длинные когти на уцелевшей руке. Гвинор ушел от первого взмаха, второй принял на щит, и сам в ответ рубанул королевским мечом по заледеневшему предплечью. Керринджер сжала зубы. Щит Кертханы выдержал первый удар, но на обтянутом кожей дереве остались глубокие борозды. Гвинор же как будто не причинил фомору особого вреда. Выходец из Бездны ревел, как разъяренный зверь, холмы отражали этот рев, и казалось, где-то там за ними ярится буря.

Сид сражался умело и расчетливо, осторожнее, чем Король-Охотник, но у Эниха было оружие, перед которым Гвинор был беззащитен — холод. Белый налет лег на плащ и на щит, движения сида становились все более скованными, все тяжелее давалось ему уходить от ледяных когтей. Щит раскололся, и Гвинор сбросил с руки обломки. В отчаянном рывке подался вперед, меч прочертил борозду во льду, проросшему через ребра фомора.

Мощный удар отшвырнул сида в сторону. Он перекатился по земле, попытался приподняться, не смог, ткнулся лицом в заиндевелые травы, попытался подняться снова.

Не обращая внимая на поверженного врага, фомор грузно зашагал вперед. К собственной отрубленной руке.

Рэй беззвучно выдохнула ругательство. Страх в животе пустил холодные осклизлые корни, но она только перехватила чужое копье двумя руками. Неловко, наверняка неправильно — никто из тех, кто учил Керринджер драться, не предвидел, что ей придется тыкать копьем в здоровенного заледеневшего парня. Рэй выругалась снова и попыталась встать устойчивее. Эних шел к ней, и вместе с ним надвигался холод.

Невольно Керринджер отступила на шаг назад. Потом еще, пока не уперлась в край плиты, служащей погребальным ложем. Эних приближался. Отчетливо был виден след от удара на левой руке, бескровный, гладкий. Второй удар Гвинора не оставил даже раны, только расколол лед.

Он вошел в дольмен. Рэй закрыла глаза, чувствуя, как отчаяние и усталость давят, тяжелые, как гранитные плиты дольмена. Холод медленно растекался по телу, будто само присутствие фомора так близко забирало тепло. Выхода не было.

Медленно Рэй открыла глаза. Застывшее лицо статуи смотрело на нее сверху вниз, неживое, пустое, как провалы во льдах Бездны. Рэй подняла копье. Левый бок сразу же отозвался болью. Руки дрожали.

Она ударила на выдохе, вложив в удар все остатки сил, но почти предвидя, как наконечник бездарно скользнет по замороженной груди фомора. И все закончится, для нее — так точно.

Еще одна пара рук легла на древко, направляя удар, вкладывая в него силы, которых не доставало Рэй. Эти руки отлично знали, как управляться с копьем. Спиной женщина почувствовала чужое присутствие, хотя там неоткуда было взяться никому живому. Яркий серебряный наконечник разбил наросты льда, затянувшие старую рану, и глубоко вошел в тело фомора.

По инерции Эних сделал еще шаг вперед, выдирая копье из держащих его рук, потом упал на колени. Выщербленная корона треснула и начала медленно крошится на ледяные осколки.

Медленно, очень медленно Рэй обернулась. Ей пришлось опереться на погребальное ложе, чтобы устоять на ногах.

— От двоих, дважды ранивших его, должен принять смерть Эних, король фоморов, — сказал Кертхана. — Так предрекли ему, так и случилось.

Он поморщился, повел пальцами по груди, там где должна была быть под рубахой длинная рубленая рана. Рэй видела, как трепещет на ветру рыжая прядь, выбившаяся из косы, как падает тусклый осенний свет на бледное лицо, красивое, страшное. Нужно было что-то сказать, но слов у нее не было. Осторожно она опустилась на землю, ногой оттолкнула от себя голову фомора.

Кертхана-Охотник устало сел рядом. Так же молча взял Рэй за руку. Белая гончая ткнулась носом ему в колено.

Ветер сменил направление. Порывистый, он стряхнул с ноябрьской травы белый налет, сорвал с погребального ложа красное покрывало, протащил по земле.

Запоздало Рэй охнула:

— Гвинор…

— Живой, — отозвался Кертхана.

Керринджер оперлась затылком о каменную плиту и прикрыла глаза. Осенний ветер пах прелыми листьями и еще чем-то пряным и горьким. Плечом Рэй даже через куртку чувствовала чужое тепло. И все были живы. И Гвинор, и Король-Охотник, чья судьба вывернулась наизнанку, и Ник О’Ши, получивший шрам на полспины на долгую память, и отец. И Том с Беном наверняка добрались до Байля. И бок как будто перестал болеть. Про нарушенные гейсы Рэй думать совсем не хотелось.

Она не взялась бы сказать, сколько времени они просидели вот так, в тишине, пытаясь собраться с силами. Пришел в себя Гвинор, но к ним подходить не стал, только перевернулся на спину и подтянул под голову половинку разбитого щита. Тучи на сером небе разошлись, в просвет проглянула лазурь, косой солнечный луч упал Рэй прямо под ноги.

— Значит, все? — тихо спросила она. — Назад мне дороги нет?

— В Самайн Граница тонка, а Дикая Охота нарушает любые границы и запреты, — так же негромко отозвался Охотник. — Но Самайн прошел.

— Вот же, — Керринджер вздохнула, взъерошила волосы. Это было странно — даже представить себе оставленную пустую квартирку под крышей, оружейный магазин отца, булыжные мостовые… Но гораздо менее странно, чем то, что они все остались живы. Стоило Рэй задуматься над этим, как ветер снова показался ей обжигающе холодным, а дольмен, солнце, холмы и пальцы Короля-Охотника, держащие ее руку — мороком, навеянным чарами Томаса Арфиста.

— У всего есть цена, — сказал Кертхана.

— Верно. Плата за чудеса, — Рэй кивнула. Подумала и придвинулась ближе, отгораживаясь от далекого дыхания Бездны.

— Буду плести тебе цветы в косы и кормить земляникой, — кажется, он улыбнулся.

— Какие тут косы, — Керринджер прошлась пятерней по волосам, к слову, изрядно отросшим после последней стрижки.

— Была бы голова цела, а косы отрастут. Не знаю, вышло бы у вас, отруби Эних мне голову.

— Тогда бы я вместе с рукой отхреначила бы башку ему, — женщина зло пнула ботинком голову фомора. От пинка с нее осыпались куски льда — все, что осталось от высокой короны. — Кто ему предсказал смерть? Баньши?

— Человеческий бард. Это было давно, прежде Границы. Не знаю, предсказал ли, проклял ли.

Еще какое-то время они просидели в молчании. Потом до ушей Рэй донеслось что-то вроде глухого рокота, а потом из-за холма вывернул видавший виды джип. Джип заносило на поворотах, и несся он с такой скоростью, с которой сама Рэй никогда не решалась водить по бездорожью.

— Какой выкуп мне вам дать, чтобы эта железная дрянь оставалась по вашу сторону Границы, а? — проворчал Кертахна и начал вставать на ноги. Керринджер видела, какого труда ему это стоило.

Сама она предпочла бы еще разок смотаться в Бездну и кому-нибудь там что-то еще отрубить, лишь бы эти двое разобрались как-то без ее участия. И желательно без увечий.

— Только попробуйте снова, — пробормотала она, стараясь не смотреть в ту сторону, где описав лихую дугу, затормозила машина.

— Кто будет перечить женщине, которая ходила в Бездну и вернулась обратно? — губы Кертханы тронула усмешка.

Может, это было трусостью, но Рэй так и осталась сидеть на земле возле камня, бывшего погребальным ложем. В конце концов, женщина отхречившая руку огромному ледяному чудовищу, могла позволить себе немного такой трусости. Она смотрела на двоих мужчин, блики солнца ложились бледное лицо Кертханы, пытались смягчить морщины, въевшиеся в лоб Уилла Керринджера, отражались от рукояти меча оружейника, дремавшего в заспинных ножнах, и кажется, никто никого не собирался ни убивать, ни калечить.

Словно почувствовав ее взгляд, Уилл Керринджер обернулся. Рэй помахала ему рукой, чувствуя уже, как встает рядом во весь рост призрак потери. Но для призраков она была слишком усталой.

Как ее укрывают старым армейским спальником, Рэй уже не почувствовала.

В сиде Короля-Охотника пылали очаги, гоня прочь холод и сырость.

— Они лезли и лезли из тумана, — говорил Уильям Керринджер и прихлебывал из кружки яблочный сидр. Он сидел у очага, вытянув ноги к огню. Рэй кивнула. За дни на Другой стороне они говорили о чем угодно, но не о ее возвращении домой.

— Черные, зубастые, некоторые обледеневшие. Что это за дрянь такая, а? — оружейник выпил еще и в упор посмотрел на Кертхану.

— Они появляются из туманов Границы там, где ее отравило дыхание Бездны, — Король-Охотник пожал плечами и невольно поморщился — рана от ледяного меча до сих пор причиняла ему боль.

— А грызутся как живые, — хмыкнул Керринджер-старший. — В городе соли не купить.

Рэй улыбнулась. Огонь в очаге жадно глодал поленья, факела на стенах горели ровным бездымным пламенем, иногда подмигивая серебряными сполохами. Говорить не хотелось. Хотелось, чтобы эти вечерние часы, когда еще ничего не потеряно, решение не принято, и можно простосмотреть в огонь, длились и длились дольше.

За пределами маленького каминного зала пела флейта, ей вторил гулкий бубен, там были голоса и смех. Из темноты арочного прохода появился Гвинор с чашей вина в руках, протянул ее Рэй.

— Такие чаши у нас пьют по кругу, — проговорил он.

Чаша была медной, с чеканкой по ободу. Вино — терпким, сладким и подогретым. Такое хорошо пить зимой или поздней осенью, когда за окном метель или проливной дождь. Рэй отпила еще глоток и осторожно передала вино Охотнику, сидящему запросто на полу, на покрывающей его медвежьей шкуре. Плечом Кертхана опирался о колено Рэй, и это было… Очень недвусмысленно это было.

Он припал к чаше надолго. Потом протянул питье Уилльяму Керринджеру. Рэй дернулась, ее отец махнул рукой и принял чашу. Кертхана сказал:

— Это я запретил одному юному наглецу пить вино кроме моего, чтобы помнил то, которое пил на Самайн в Дикой Охоте.

Рэй медленно выдохнула. Ей очень хотелось закурить, но сигарет не было.

— Чего я еще не знаю? — спросила она. Уилл Керринджер молча отпил из чаши, передал ее обратно дочери и сказал со странной улыбкой:

— Я в жизни не был такой пьяный, ни до, ни после.

Когда чаша опустела, оружейник заговорил снова:

— Ехать мне нужно. Я магазин оставил на Хастингса. В городе неспокойно. И морпеха этого должны скоро выпустить из больницы, у нас с ним остались незаконченные дела.

— В рыбацких кварталах? — спросила Рэй.

— Там, — Уильям Керринджер кивнул.

— Я дам тебе коня. Четыре здоровые ноги как вира за одну увечную, — сказал Король-Охотник. — Кони Дикой Охоты знают дорогу через Границу и тропы на Другой стороне. Мой сид будет открыт для тебя.

На рассвете следующего дня Рэй вышла прощаться с отцом. Ночью выпал снег, он выбелил травы на холмах, присыпал черные и почти безлистные ветки дуба, венчающего сид. Морозец пытался заявить о своих правах, заставляя Керринджер кутаться в багряный сидский плащ.

— Приеду зимой, — сказал ей отец.

— Приезжай, когда сможешь.

Над белыми холмами медленно разгорался розовый зимний рассвет. И Рэй невольно вспомнился их давний разговор с отцом. Кажется, у Уильям Керринджера появился шанс узнать, как это — приходить на Другую сторону без холодного железа. А у нее самой будет время снова бродить по холмам, собирая в ладони землянику. И Кертхана, Король-Охотник, снова будет стирать с ее щек алые пятна ягодного сока. Может быть, она действительно отрастит волосы, чтобы он снова вплетал в них полевые цветы. Не так уж и плохо, если подумать. Гораздо лучше, чем умереть где-нибудь в бесконечных льдах на подходах к Стеклянной башне.

Укрытая белым земля спала. Осень заканчивалась, на смену времени жатвы и урожая приходило время ожидания и сна.

Оглавление

Украденное дитя

Волшебная невеста

Арфа для Тома

Осенняя жатва

Жертвенная кровь

Стеклянная башня