Безмолвный Джо [Т Джефферсон Паркер] (fb2) читать онлайн

Т. Джефферсон Паркер Безмолвный Джо

Глава 1

– Поддай газку, Джо. Мэри-Энн опять не в духе, хорошо бы попасть домой к десяти.

Это голос моего шефа Уилла Троны, старшего инспектора первого участка округа Ориндж. А Мэри-Энн – жена Уилла.

– Есть, сэр.

– Разговаривай, пока ведешь машину. Лады?

– Годится.

Уилл опять был в седле. Как все последнее время. Он, как обычно, сидел сбоку от меня. Никогда на заднем сиденье, если только не какое-нибудь совещание. Всегда впереди, откуда можно следить за дорогой, указателями приборов и мной. Уилл любил скорость. Ему нравилось вылетать из резкого поворота, прижав голову к подголовнику. Его интересовало, как это мне удается стремительно проскакивать поворот, удерживая машину на дороге.

И я всегда отвечал одинаково: "Тормози и гаси скорость". Это твердят в первую очередь в любой автошколе. А хорошая машина способна на такие штуки, которые для большинства людей просто немыслимы.

Мы направлялись из дома Уилла в холмистый пригород Тастин. Был вечер середины июня, и солнце висело в розовой дымке облаков и смога. Последнее время у нас появилось немало новых особняков, но дом Уилла не из их числа. Зарплата старшего инспектора невелика, не считая дополнительных приработков. Округ Ориндж – одно из самых дорогих мест в стране. Район, где живет Уилл, новые архитектурные веяния обошли стороной. Простая старомодная планировка, и ничего лишнего.

По сути, у Уилла неплохой дом. Можно сказать, вполне приличный. Я-то знаю, потому что вырос там. А Уилл – почти мой отец.

– Вначале остановимся у "Фронта", – сказал он, взглянув на часы. – Медина, кажется, опять что-то затеял.

Уилл произнес это, не глядя на меня, откинув голову назад и полуприкрыв веки, но зорко наблюдая за дорогой. Как всегда, со стороны казалось, что он чем-то расстроен, осуждает это и пытается найти выход из положения. Но при этом в его взгляде сквозило удовлетворение или гордость человека, владеющего ситуацией.

Уилл слегка наклонился и щелкнул замками кожаного кейса, стоявшего между ногами. Достав календарь, он поставил кейс на пол и принялся что-то править ручкой. Во время таких записей Уилл любил поговорить. Иногда что-то бормоча про себя или обращаясь ко мне. Поскольку до пяти лет я рос на его глазах, а уже с шестнадцати работал с ним по вечерам, мне было нетрудно угадать, когда Уилл говорит со мной, а когда сам с собой.

– Медина снова рискует. Он оформил выборщиками пятьсот нелегальных иммигрантов, которые проболтались корреспонденту "Таймс", что хотя они и нелегалы, но якобы имеют право на участие в американских выборах. Им, дескать, так объяснил Медина. И что все они проголосовали за меня, поскольку так им велел все тот же Медина. Как считаешь, что мне делать?

Я уже думал об этом и, взглянув в зеркало заднего обзора, ответил:

– Держись подальше от этого дела. Пять сотен голосов не стоят скандала.

– Это близорукий взгляд, Джо. Я бы сказал, малодушный и примитивный подход. Благодаря таким парням, как Медина, за меня голосуют все "латинос" в округе, а ты предлагаешь мне отвернуться от него. Кто тебя научил так обходиться с друзьями?

Уилл всегда выступает в роли учителя. Проверяет. Исправляет. Разубеждает. Оттачивает свои аргументы, чтобы выяснить, убедительно они звучат или не очень.

Некоторые подходы Уилла я усвоил, но другие его взгляды мне никогда не принять. Да, Уилл Трона сделал из меня того, кем я стал теперь, но даже он не всесилен. Я моложе его более чем в два раза, и у меня свой долгий путь впереди.

Но один урок Уилла я усвоил накрепко – быстро принимать решения и неуклонно следовать выбранным курсом. И не мешкать. А если позже придется изменить решение, то сразу направить все силы на достижение новой цели и не бояться совершить ошибку. Сам Уилл ненавидит в человеке только два качества – нерешительность и упрямство.

– Тебе нужны голоса "латинос", чтобы победить в первом округе, – сказал я. – Ты это понимаешь. Но их голоса и так никуда не уйдут. Они тебя обожают.

Уилл кивнул в ответ, продолжая писать. Это был стройный, крепко сложенный, еще не старый мужчина пятидесяти четырех лет, с мощной шеей и широкой грудью. Его руки налились силой и потемнели от загара еще на летних работах на стройках, где он подрабатывал во время учебы в колледже после вьетнамской войны. У Уилла голубые глаза, а поседевшие на висках черные волосы зачесаны назад. Как правило, он смотрит на людей с тем же выражением, что и сейчас в машине, – голова немного наклонена набок, вид полусонный, но взгляд очень внимательный. А когда Уилл улыбается, его лицо убеждает людей, что он их понимает и они ему симпатичны. Чаще всего так и есть.

– Джо, последи сегодня внимательно за Мединой. Рот на замке, глаза открыты. Ты и в самом деле сможешь кое-что понять.

"Рот на замке, глаза открыты. И ты сможешь кое-что понять" – одно из самых главных наставлений Уилла.

Захлопнув календарь, он сунул его в кейс и щелкнул замком. Снова взглянул на часы, потом откинулся на подголовник и прикрыл веки, следя, как бульвар Тастина, застроенный домами представителей среднего класса белого населения, переходит в квартал Санта-Аны.

– Ну как сегодня работалось?

– Все спокойно, сэр.

– Здесь всегда спокойно, когда нет драк или расовых волнений.

– Точно.

На данный момент я занимаю должность помощника шерифа в Полицейском управлении округа Ориндж и работаю, как и все вновь назначенные помощники, в Центральном тюремном комплексе. Я уже четыре года отпахал в этой тюрьме. В будущем году мне предстоит держать экзамен на патрульного, и я стану настоящим копом. Сейчас мне двадцать четыре года.

Я устроился помощником шерифа по совету Уилла. До того как стать старшим инспектором, он тоже занимал эту должность. Уилл считал, что для меня это вполне подходящая работа, а кроме того, полезно иметь своего человека в управлении шерифа.

Ниже по Четвертой улице, недалеко от тюрьмы, где я работаю, размещается Испано-американский культурный фронт (ИАКФ). Это хозяйство Хаима Медины. ИАКФ делает добрые дела – распределяет деньги и товары среди испаноязычной бедноты, устраивает на учебу и обеспечивает стипендиями нуждающихся, помогает иммигрантам, дает приют семьям, попавшим в критическую ситуацию, и все прочее.

Но из-за подобных накладок, когда подопечные Медины, еще не завершив оформление гражданства, получали право участвовать в выборах, окружная прокуратура могла приостановить деятельность ИАКФ по обвинению в сговоре и подтасовке результатов голосования. Как раз на прошлой неделе она проверяла списки избирателей в ИАКФ. Представляю картину, как ребята в форме грузят картонные коробки в микроавтобус.

Уиллу не стоило бы соваться туда до окончания расследования. У него приятельские отношения с окружным прокурором Филом Дентом – это еще одна причина не пачкать руки, пока идет следствие. Но Уилл представляет в Совете старших инспекторов участок Медины, а победить на этом участке без голосов испаноязычных избирателей и их долларов невозможно. Рано или поздно ему пришлось бы вмешаться, потому что, как учил меня Уилл, политика – это действие.

– Джо, Дженнифер кое-что приготовила для нас. Пока я буду беседовать с Хаимом, положи это в багажник и запри.

– Да, сэр.

Снова бросив взгляд в зеркало заднего обзора – на угловую сапожную мастерскую и расположенный напротив магазин для новобрачных, с манекенами в белоснежных кружевах, – я свернул с бульвара налево. Изучил машины позади нас и людей на тротуаре. В этот вечер я немного нервничал. Что-то висело в воздухе? Возможно. А может, и ничего особенного. Даже за поднятыми стеклами и шелестом кондиционера слышался зажигательный мексиканский ритм, вырывающийся из дискотеки. Кокаиновая полька. Темнолицый мужчина в белой ковбойской шляпе и сапогах остановился на обочине пропустить нашу машину, может, узнав автомобиль Уилла Троны, а может, и нет. Его лицо, будто вырубленное из грецкого ореха, не выражало абсолютно ничего.

Я припарковался на грязной стоянке в тени дерева у черного входа в штаб-квартиру ИАКФ. Выйдя из машины, мы сразу погрузились в приятное тепло. Уилл, одетый, как обычно, в элегантный темный костюм и с кожаным кейсом в руке, направился в офис, но задняя дверь оказалась запертой, и он энергично постучал.

– Открой, Хаим!

Скрипнув, дверь вначале приотворилась, а затем широко распахнулась.

– Ты, как всегда, не оригинален, – произнес Хаим, худой и сутулый молодой мужчина, носивший очки в черепаховой оправе и бежевые брюки на два размера больше. – Стоит расистам взяться за нас, как ты сразу исчезаешь.

– Вот я и вернулся. Давай перейдем к делу, я спешу.

Повернувшись, Медина направился в холл, за ним двинулся Уилл, потом я.

Они зашли в контору, и Хаим, быстрым кивком поздоровавшись со мной, прикрыл за собой дверь. Я привык к такому пренебрежению к моей персоне, так мне даже лучше. С такой физиономией, как у меня, мало приятного, когда люди на тебя пялятся. Одно из первых, чему меня научил Уилл, – люди вовсе не стремятся глазеть на меня, как мне вначале казалось. И еще он добавил, что большинству людей страшно даже взглянуть на меня. Да, Уилл прав. А было это девятнадцать лет назад, когда он взял меня к себе домой.

Миновав несколько дверей, я прошел в холл и осмотрел рабочие помещения. Всего было шесть комнат, в каждой – рабочий стол, телефон, стопки документов и три стула для посетителей. Американский флаг на одной стене и мексиканский – на другой. Туристические и футбольные открытки и всякая прочая чепуха. Тишина. После нашествия окружной прокуратуры – никаких посетителей.

И никаких работников в офисе, кроме Дженнифер, помощницы директора, то есть Хаима.

– Добрый вечер, мисс Авила. – Я приподнял шляпу.

– Мистер Трона. Добрый вечер.

Она подошла, протянув мне руку, и я пожал ее. Авила – черноволосая красавица лет тридцати, дважды разведенная. У нее нежные пальцы, тонкая талия и прямые плечи. Она носит белую мужскую рубашку из хлопка, заправленную в джинсы, и черные ботинки. Несколько месяцев назад Дженнифер сменила губную помаду коричневого кардамонового оттенка на ярко-красную.

– Уилл, должно быть, тоже здесь.

– Он с Хаимом в кабинете.

Рефлексивно взглянув мне за спину, Дженнифер снова вернулась за свой стол. У нее связь с моим боссом. Это одна из многих тайн, о которой, как считается, мне неизвестно. Весь мир полон такими секретами.

Дженнифер сказала:

– Эта вещь для вас стоит около моего стула.

– Спасибо, я прихвачу ее.

Это была большая теннисная сумка с изображением ярко-желтого теннисного мяча.

Я отнес ее к машине и поставил на асфальт, чтобы отключить сигнализацию и открыть багажник. Положив сумку в багажник и прикрыв одеялом, я закрыл багажник и поставил машину на сигнализацию.

Вернувшись в офис, я прихватил в прихожей журнал и устроился на стуле в коридоре рядом с кабинетом Хаима Медины. До меня донеслись его слова:

– Тебе стоит поговорить с Филом Дентом, дружище.

– Я знаю его, но он мне не подчиняется, – ответил Уилл.

– И то верно... эта работа не для тебя, мой... друг...

Мимо меня в облаке тонкого аромата духов проскользнула Дженнифер и без стука заглянула в кабинет.

– Кофе, пиво? Привет, Уилл.

– Кофе, пожалуйста.

Она юркнула назад, не взглянув на меня, а через минуту снова появилась, держа в одной руке две кружки, а в другой – пакет с молоком.

Дженнифер исчезла в кабинете. Уилл что-то пробормотал, и все трое рассмеялись. Дженнифер вышла, прикрыв за собой дверь и взглянув на меня так, будто я только что появился.

– Что-нибудь хотите, мистер Трона?

– Ничего, спасибо. Все нормально.

И она прошагала на свое рабочее место.

Я раскрыл журнал у себя на коленях, но даже не заглянул в него. Моя задача – наблюдать и слушать, а не читать. "Рот на замке, глаза открыты".

С бульвара доносился шум уличного движения. Слышалось жужжание кондиционера. Мимо проехал автомобиль, грохот динамиков которого отозвался в груди. Что-то мне все-таки не нравилось, но я не мог понять, что именно. Может, настроение Уилла? Я часто ловил себя на мысли, что пытаюсь подстроиться под него. Наверное, потому что он – мой приемный отец. Я слышал, как Дженнифер разговаривала с кем-то по телефону. Снова раздался голос Медины:

– Теперь о деньгах с продажи табака, дружище... ровно миллиард плюс то, что ты...

– Это не мой миллиард, а собственность округа, Хаим, – возразил Уилл. – И я не могу принести его тебе в мешке. А девяносто тебя устроят?

– Меня любая помощь устроит. Но что я буду делать, когда и эти деньги кончатся? Сидеть и наблюдать, как все катится к чертям собачьим? Нам нужны средства для работы, Уилл. Они необходимы на организацию профессиональной подготовки, на адвокатов, на питание, дружище. Нам надо...

– О'кей, о'кей. Да, он сейчас здесь, – сказала в телефонную трубку Дженнифер.

– Мы даже не можем ничего предпринять, если какую-нибудь бедную беременную мексиканку задавит машина в квартале от ее дома, – продолжал Медина. – Мы не можем ничего сделать, когда гватемальского мальчишку застрелит полицейский-фашист из Ньюпорт-Бич. Мы похожи на закованных в наручники, которых бросили в воду.

– Очень неприятно, что так получилось, Хаим. Я это прекрасно понимаю.

– Тогда помоги нам найти способ помочь им, Уилл.

Дженнифер положила телефонную трубку, обернулась в мою сторону, но я не поднял глаз от журнала.

– Ты помог мне отыскать Саванну, – донесся голос Уилла. – Так что, думаю, Джек позаботится о вас. И преподобный замолвит словечко за тебя и "Фронт". Я уверен.

– Нам недостаточно только добрых слов, Уилл.

Дверь кабинета открылась. Медина с опущенной головой проводил нас до прихожей и около двери черного хода пожал нам руки. Дженнифер вывела нас наружу, оставив дверь открытой.

Уилл кивнул мне. Я сел в машину, запустил двигатель и включил кондиционер. Через боковое стекло я видел Уилла в темном костюме и Дженнифер в джинсах, ботинках и белоснежной рубашке. Они перебросились парой слов. Уилл поставил свой кейс на асфальт.

Потом Уилл пожал ей руку, как пожимал до этого миллиону людей: раскрытая ладонь движется вперед, затем энергичное пожатие, и левая рука прикрывает вашу ладонь сверху, голова откинута назад, на лице выражение радушия и уверенности, подкрепленное улыбкой.

– Я тебя люблю, – сказала Дженнифер.

За шумом кондиционера я не мог ничего услышать, однако это легко читалось по ее ярко-красным губам.

Уилл полез в карман и протянул Дженнифер пачку денег, которые я для него раньше пересчитал, завернул и перетянул резинкой. Пачка – толщиной в половину сигары "Черчилль": пара тысяч для поддержки ее друзей.

– Я тоже люблю тебя, – произнес он в ответ.

Мы направились в сторону Санта-Аны и Тастина. Уилл распорядился ехать в Тастинский колледж, и я свернул на дорогу вдоль теннисных кортов. Там играло немного людей, было занято всего два корта.

– Джо, вытащи ту сумку из багажника, отнеси на средний корт и оставь на скамейке.

– Есть, сэр.

Когда я вернулся, мы посидели молча пару минут. Уилл бросил взгляд на часы.

– Что в сумке, па?

– Тишина.

– Это ответ или приказ, сэр?

– А теперь к преподобному Дэниэлу в "Лес", – был ответ.

* * *

Члены "Лесного клуба" никогда его так не называли, предпочитая просто "Лес". Клуб спрятался среди холмов в южной части округа у выезда с платного 241-го шоссе, скоростной частной магистрали, где у входа вас встречают двое вооруженных охранников – подрабатывающих полицейских-стажеров. С шоссе "Лес" незаметен, его закрывают кроны огромных пальм, сикомор и эвкалиптов. Снимки клуба никогда не появлялись в газетах или телевизионных новостях.

Несколько миль по 241-му шоссе я проскочил на скорости девяносто миль в час. Электронный плакат у дороги призывал: "Жизнь коротка – пользуйтесь платной магистралью". Этот плакат был единственной освещенной точкой на протяжении многих миль среди темных холмов, в поле зрения была лишь пара машин.

Из политических соображений Уилл выступал против всех четырех платных дорог округа, хотя ремонтировать и поддерживать их надо было за счет общественных фондов и плата за проезд была непомерно высокой, так как они находились в частной собственности. Все денежки текли в карман Агентства платных магистралей (АПМ). На первый взгляд АПМ звучит как название общественной организации, но в действительности это консорциум весьма преуспевающих дельцов, ведущих интенсивное строительство вдоль платного шоссе еще до того, как на нем высох асфальт. В южном округе Ориндж можно наблюдать случаи, когда едва ли не половина городской территории внезапно поднимается в цене.

Но это еще не все. Ребята из АПМ принудили собрание штата сократить программу поддержки некоторых скоростных общественных магистралей, ремонт которых не предвидится до 2006 года. А это гарантирует увеличение числа пользователей платными шоссе, поскольку бесплатные, но заброшенные дороги становятся опасными для езды и по шесть часов в сутки забиты пробками.

В этом споре Уилл потерпел поражение, но в глубине души был рад, что так вышло, потому что по новым платным магистралям можно двигаться по-настоящему быстро. Из-за того что Уилл ненавидит дорожные пробки и любит скорость, мы все время пользуемся платными магистралями.

В одном месте, минуя первую развязку на платной дороге, я случайно обнаружил, что несусь со скоростью больше ста двадцати миль в час. Уилл наклонился, с удовлетворением взглянул на спидометр и снова откинулся на спинку, пробормотав:

– Годится, Джо.

Полгода назад Уилл вместе с другими членами Совета старших инспекторов проголосовал за увеличение дозволенной скорости в три раза, что дало ему возможность арендовать "БМВ-7501Л". Его двенадцатицилиндровый мотор развивает мощность триста тридцать лошадиных сил. Отличная тачка, быстрая, но не суетливая, просыпается на скорости шестьдесят миль в час, стабильна на ста шестидесяти милях, и для такого крупного седана отлично чувствует себя в скоростных поворотах. При этом машина четко держит свою полосу, из-за чего в прошлый выходной на светофоре в меня и вмазалась эта "салин-кобра".

– Да, – повторил Уилл, – прекрасное ощущение.

Я вытянул дроссель на себя и, подумав долю секунды, разогнал машину сначала до ста тридцати пяти, а потом и до ста сорока миль в час. В этой модели установлен ограничитель скорости на сто пятьдесят пять миль в час, но, чтобы обгонять правительственные машины, Уилл разрешил мне поставить чип "дайнэн". Одновременно этот чип повысил мощность до трехсот семидесяти лошадиных сил. Уиллу, так же как и мне, доставляет удовольствие слышать пронзительный свист глушителя на полном газу. Когда немецкие "лошадки" так разойдутся, в честной гонке их уже никто не обойдет.

– Сынок, иногда мне хочется, чтобы эта дорога тянулась на десять тысяч миль. И мы могли бы мчаться по ней часами. Подальше от этого "Леса". Я ненавижу "Лес".

Сокращение "Лес" – вместо "Лесного клуба" – придумал Уилл. Он снова взглянул на часы.

– Это я знаю, – согласился я.

Босс ненавидит "Лес", однако сам является его членом, поскольку это ему необходимо. Как человеку, который не боится помочиться на огонь свободного предпринимательства, если того требуют интересы округа.

Уилл говорил мне, что членство в клубе обходится ежемесячно в две тысячи долларов, которые за него платят клиенты. Сборы со служащих носят номинальный характер, поскольку, честно говоря, трудно определить реальную стоимость членства. Большая часть денег поступает в Лесной фонд, потом – в Исследовательско-оперативный комитет и некую бесприбыльную компанию 527, неподконтрольные ни Международной службе доходов (МСД), ни Федеральному совету по экономике (ФСЭ).

Ежегодно фонд отстегивает несколько утаенных миллиончиков для лоббирования своих интересов. Разумеется, основная цель – власть и нажива. Но его интересы шире, чем эти две вещи. В прошлом году, например, Лесной фонд выделил шестьдесят тысяч долларов детскому дому в Хиллвью. Это примерная сумма годового жалованья двух среднеоплачиваемых сотрудников. Я высокого мнения о Хиллвью и том упорстве, с которым они добывают средства. Именно там я провел большую часть первых пяти лет своей жизни.

Двое свободных от дежурства помощников полицейского зарегистрировали нас и открыли ворота. "Лес", укрытый в ложбине между двух холмов, протянулся примерно на милю. Уютные здания в стиле "асьенда" расположились вокруг огромного теннисного корта. Овальные кирпичные портики и колоннады у входа увиты пурпурными цветами бугенвиллеи. Фонтан и корт, подсвеченные невидимыми светильниками, на расстоянии выглядят как обернутый тканью изумруд. Большая часть зданий с фасада погружена в темноту.

Припарковав машину, я двинулся за Уиллом к входным дверям, где другой коп занес наши имена в регистрационный лист. Он собирался спросить мое имя, но, когда я приподнял шляпу, сразу понял, с кем имеет дело. Меня быстро узнавали из-за моего лица. Ошибиться было невозможно. Все случилось в далеком детстве, но это длинная история.

Уилл направился в столовую, где пожал руки нескольким знакомым. Обычный вечер в "Лесу": половина столиков занята парами, в основном пожилыми людьми, большинство голов отливают сединой, а клубные пиджаки и платья – бриллиантами. В зале я заметил трех видных строительных боссов – одного по коммерческим и двух по жилищным застройкам. Числясь главными инспекторами, они занимались лоббированием строительных проектов. Там же находились два члена законодательного собрания, сенатор штата и главный помощник губернатора – квартет солистов-капиталистов. За одним из столиков разместилась компания тридцатилетних мужчин, ставших миллионерами благодаря спекуляциям на индексе "НАСДАК".

Мы поднялись в холл – большую комнату с баром в центре, бильярдными столами и отдельными кабинами, расположенными по периметру. Уилл направился в свою обычную кабину. Я же выбрал кий и ближайший бильярдный стол, откуда мог незаметно подслушивать, не смущая собеседника Уилла.

На третьем этаже, куда вела широкая, ярко освещенная лестница, официант робко стучал в закрытую дверь одного из приемных залов. Здесь царила атмосфера конфиденциальности. Богачи с их дурацкими секретами, которые все мне были известны.

Я слегка размялся, со звоном вколотив в лузы три шара.

Преподобный Дэниэл Альтер, энергичный и седовласый, прибыл точно в назначенное время. По дороге он коснулся моей руки, но ничего не сказал. Я видел, как он пожал руку шефа, проскользнул в кабину и уселся напротив Уилла, задернув штору.

Преподобный Дэниэл возглавляет мощное "телевизионное министерство". Созданный им в нашем округе телевизионный "Храм Света" стоимостью в несколько миллионов долларов транслируется по всему миру. Проповеди Дэниэла отличаются непререкаемостью и оптимизмом. На своих телешоу он продает христианские товары – от компакт-дисков и видеофильмов до брелков с изображением храма Света, которые и вправду светятся. Текущие к нему денежные реки не облагаются налогом, и никто не знает их судьбу, даже Уилл Трона. По крайней мере так он мне сам говорил.

– Вот оно, – сказал преподобный Дэниэл.

– Недурно-недурно, – кивнув, промолвил Уилл.

– Этот сраный писака доконает нас, Уилл.

– Придется повысить ставки. Я получил сумку от Хаима.

– А девочка?

– Я знаю, где она. Но не слишком доверяю людям, у которых она находится.

– Что ты имеешь в виду, Уилл?

– Посмотрим.

– Ты все отлично сделал, Уилл. И Джек помог. Это должно сработать.

Повисла длинная пауза, за время которой я вогнал дуплет от борта в лузу.

– Я рассчитываю на тебя, Уилл, – продолжал преподобный Дэниэл. – Да сотворит Господь это чудо, как я задумал.

– Не думаю, что твой Бог захочет сотворить для тебя еще какое-нибудь чудо, Дэниэл. Ты и так из него выбил чуть не тысячу подобных чудес.

– Не богохульствуй, Уилл. Итак, все готово?

– Все схвачено, Дэниэл. Не беспокойся.

– И запомни, Уилл, воистину Господь проявляет силу свою посредством чудес, – изрек преподобный Дэниэл, отодвинул занавеску, и оба вышли из кабины. Кинув взгляд на бильярдный стол, Дэниэл посмотрел на меня с полуулыбкой и произнес: – Советую бить шестой. С множеством продолжений.

Уилл хлопнул его по плечу, и преподобный направился к бару.

Взглянув на часы, Уилл бросил мне:

– Двинулись, Джо. Заберем багаж, доставим по назначению и свободны. Суматошный получился денек.

Пока мы шли по вестибюлю к выходу, преподобный наблюдал за нами, сидя у стойки бара рядом с ослепительной брюнеткой.

* * *

Чем больше вечерело, тем сильнее сгущался туман, клубами тянувшийся с Тихого океана. Обычная картина для июня. Когда машина миновала холмы и мы снова попали в зону действия транслятора, у Уилла зазвонил мобильный телефон.

Он произнес в трубку:

– Трона.

Потом, секунду послушав, ответил:

– Это уже у тебя, не так ли?

Выслушав что-то еще, он захлопнул крышку "мобильника".

– Джо, надо забрать груз в Анахайме, на Линд-стрит, 733. Подстегни своего горячего железного жеребца и доставь нас туда побыстрее. Буду рад, когда этот день наконец закончится.

Взглянув в зеркало заднего обзора, я ответил:

– Есть, сэр. – И за неполные десять секунд разогнался до сотни миль в час. – А что в том багаже?

– То, что поможет совершить благое дело.

Когда мы пересекли границы Тастина, у Уилла скова зазвонил телефон. Он ответил и стал слушать. Затем произнес:

– Все понемногу выясняется. Сделаю все, что смогу, однако я еще не научился превращать уголь в бриллианты.

Выключив телефон, он вздохнул.

Мы уже почти добрались до Анахайма, когда телефон снова зазвонил.

– Похоже, мы будем там вовремя, – вот и все, что Уилл сказал.

Это был многоквартирный дом, расположенный на аллее в заброшенной части Анахайма. Уилл велел остановить машину на аллее. Она была такая узкая, что по ней могла проехать лишь одна машина. Слева были видны гаражи, а справа возвышалась стена из шлакоблоков, покрытая всевозможными надписями и рисунками. Ни одного живого существа, лишь клубящийся туман.

– Держись посуровее, – предупредил меня Уилл. Он всегда так говорил, если возникала тревожная ситуация или просто хотел, чтобы я вызвал у других чувство страха.

Когда я стучал в дверь, Уилл стоял у меня за спиной. Правую руку я держал под курткой на рукоятке одного из двух автоматических "кольтов" 45-го калибра, которые обычно ношу с собой.

– Да? Кто там?

– Откройте дверь, – ответил я.

Дверь скрипнула. Показалось пухлое женское лицо, скривившееся при взгляде на мою физиономию. Я толкнул дверь и вошел внутрь. У женщины в руках ничего не было, из глубины квартиры доносился звук включенного телевизора.

Когда хозяйка снова взглянула на меня, я показал ей то, что было спрятано под курткой. Глаза женщины перебежали с пистолета на мое лицо и назад. Она медленно подняла руки.

Квартира пропахла жареной ветчиной и табаком. На окнах вместо занавесок висели простыни, ковер был изношен до состояния мебельной обивки, а сама обивка протерта до фанеры.

– Мне ничего неизвестно, мистер. Они велели мне прийти и следить за девочкой. Я не знаю...

Уилл перебил ее:

– Успокойтесь, сеньора. Где она?

Женщина кивнула в сторону спальни.

– Она здесь. Смотрит телевизор.

– Стой спокойно, – приказал я ей. – Что будем делать, босс?

– Заберем ее.

Когда я вошел в спальню, девочка встала с пола. Невысокого роста, блондинка с бледным лицом, одета в синие джинсы, футболку и белые кроссовки. Девочка выглядела лет на двенадцать.

Она рассматривала мое лицо. Дети иногда способны на такое – просто глазеют. Нередко они морщатся, иногда плачут, а бывает, и убегают прочь. Я заметил, как девочка испугалась и у нее задрожал подбородок.

– Меня зовут Джо.

– Я – Саванна, – проговорила она.

Затем она подошла ко мне, протянув свою маленькую трясущуюся ладошку. Я пожал ее. Чтобы немного помочь ей, я пониже опустил поля своей шляпы.

– Как поживаете? – спросила она.

– Так себе. Пожалуйста, пойдем со мной.

Она накинула рюкзачок на одно плечо и пошла к выходу.

Пока мы спускались по лестнице к аллее, я держал рукоятку пистолета, а Уилл – девочку за руку.

Я открыл дверцы со стороны пассажирских мест и подождал, пока Уилл помог девочке снять рюкзак, пристегнул ее ремнем безопасности, отрегулировав его по размеру маленьких плечиков, и показал, как на заднем сиденье откидываются подлокотники.

За множеством качеств, которыми Уилл обладал – мужа, политика, манипулятора общественным мнением, мечтателя, – можно было забыть, что для меня он еще и отец. Мой приемный отец, возможно, самый щедрый из всех отцов.

Положив руку на плечо девочки и высунув ногу в приоткрытую дверцу, Уилл что-то спокойно ей объяснял.

Впереди мелькнул свет автомобильных фар, и из дальнего конца аллеи послышался звук мотора. Никакой суеты или тревоги – подумалось, просто владелец выводит свою машину с парковки.

– Сэр, пора ехать.

– Ты видишь, я разговариваю.

Я услышал, как еще одна машина появилась сзади, и увидел лучи фар, скользнувшие по блестящему черному багажнику нашего "БМВ".

Подойдя ближе к открытой задней дверце, я предложил:

– Вам лучше бы сесть в машину, босс.

– Я беседую с Саванной.

Я взглянул перед собой, потом оглянулся назад: машины приближаются с той же скоростью, без суеты и спешки. Нет повода для беспокойства?

Внезапно обе машины остановились. Одна в восьмидесяти футах спереди, другая на таком же расстоянии сзади. Они то исчезали за подвижным туманным пологом, то снова появлялись. Было трудно определить модель автомобилей и уж совсем невозможно разобрать номера.

– Похоже, возникли трудности, сэр.

– Где?

– Везде, сэр.

Я втолкнул ногу Уилла в салон, захлопнул дверцу и вытащил из кармана брелок с дистанционным управлением.

Донесся звук открываемых автомобильных дверей и шарканье ног по асфальту.

Впереди в блеклом свете затуманенных фар появились три увеличивающиеся фигуры идущих навстречу людей. Один – высокий, двое пониже ростом. В длинных плащах с поднятыми воротниками и трудно различимыми лицами.

Я рывком распахнул свою дверцу и зажег фары. Тут же клацнула задняя захлопнувшаяся дверца, и пульт сигнализации закрыл все замки в машине.

Засунув правую руку под куртку, я нащупал спусковой крючок "кольта". Обернувшись, посмотрел назад: в дымящемся свете фар задней машины появились еще два типа. Левой рукой я взялся за рукоятку другого пистолета, так что руки у меня оказались скрещенными на груди, словно мне было холодно и я хотел согреться.

Спереди послышался низкий раскатистый голос, заполнивший всю аллею и отраженный от стены и гаражей. Определить местоположение источника, несмотря на отличную слышимость, было довольно трудно.

– Уилл! О, Уилл Трона! Давай потолкуем.

Еще до того, как я попытался остановить его, Уилл вылез из машины.

– Следи за Саванной, – приказал он мне. – Пойду разберусь с этой шпаной.

Я тоже вышел из машины и направился за ним, однако Уилл резко обернулся и прошипел прямо мне в лицо:

– Я же сказал – смотри за девочкой, Джо! Вот и следи за ней!

Оставшись сзади, я наблюдал, как он постепенно удалялся в свете скрещивающихся лучей фар.

Высокий тип остановился впереди. Я не мог разглядеть его лица, даже возраст было трудно определить. Руки он держал в карманах плаща.

Двое парней позади меня передвинулись влево, скрытые тенью, так что я оказался как раз между ними и "БМВ". Из-под курток у них выпирали стволы автоматов, направленные дулами вниз.

Парни не двигались.

Они загнали нас в ловушку, это я хорошо понял, но мне в тот момент ничего не оставалось, как стоять и наблюдать.

Остановившись примерно в шести футах от Длинного, Уилл уперся руками в бедра и слегка расставил ноги. Слова мешались с шумом мотора и урчанием выхлопных газов. Я снял с охраны все дверцы и отключил внутреннее освещение салона.

– Что происходит, Джо? Я ничего не вижу.

– Ничего не говори. Совсем ничего.

– Ладно.

– ...слишком опытный, чтобы его поймать, Уилл Трона.

У этого голоса был какой-то чудной оттенок, почти приветливо-радостный тон и более четкое, чем обычно, произношение слогов. Как будто человек говорил на неродном языке.

– Кто вы, черт подери? – спросил Уилл.

– Девчонка в машине?

– Вы от Алекса?

– Сам ты от Алекса. – Смех. – Похоже, маленькая вонючка слишком испугалась, чтобы вылезти наружу?

– У нас много дел. Убирайтесь отсюда к чертовой матери! – крикнул Уилл.

– Сейчас у вас только одно дело.

Длинный наклонился вперед, и резкие хлопки разорвали тишину аллеи. Уилл, согнувшись, опустился на колени. Резко распахнув заднюю дверцу, я запрыгнул внутрь, расстегнул на Саванне ремень безопасности и уложил ее на пол под сиденье.

Взглянув сквозь лобовое стекло, я заметил, что Длинный двинулся вперед. Тогда я толчком распахнул дальнюю дверцу, перепрыгнул через Саванну и одной рукой вытащил ее из машины.

– Что случилось? С Уиллом все в порядке?

– Тсс.

Продолжая тянуть девочку за руку, я обернулся и увидел, как из рук Длинного по Уиллу ударила еще одна яркая вспышка. Раздался треск, и голова Уилла дернулась, а к туману добавился пороховой дым, хорошо заметный в ярком свете фар.

– Саванна, – прошептал я. – Приготовься бежать. Запомни: два гусиных крика – это я. Два гусиных крика.

Я схватил ее, перенес через шлакобетонную стену и отпустил. Сначала послышался шлепок от падения, а потом – звук удаляющихся шагов. Позади меня шаги, наоборот, стали громче.

Отскочив к тротуару, я вытащил один пистолет и скользнул на заднее сиденье неосвещенного автомобиля. Те двое сзади меня быстро приближались, держа автоматы наготове. Они остановились у стены, где я только что стоял. Когда они подошли поближе, я пристрелил обоих. Тот, что был слева, грохнулся сразу. Другой, вздрогнув, остановился и выпустил перед собой длинную автоматную очередь, на которую тут же получил в лицо пулю из "кольта". Стук упавшего тела и предсмертный хрип.

Пригнувшись, я снова вылез из машины на тротуар. Затем, плотно прижимаясь к кузову и держа перед собой ствол, ползком добрался до капота.

Даже в свете фар я мог различить только силуэты: Длинный вместе с двумя напарниками двигались в мою сторону. Уилл лежал на земле. Расстояния не определить. Перспективы – тоже. Везде одни лишь размытые тени.

– Проклятие, что это было?

– Пойди глянь, – ответил низкий голос.

Я навел ствол своего "45-го" в направлении голосов, внимательно вглядываясь в туманное покрывало.

– Мне кажется, там лежат двое, около тачки.

– Иди и проверь!

Я перевел взгляд левее, откуда слышался голос.

Шаги снова стали приближаться. Двое шли рядом друг с другом. Их тени мерцали в лучах фар.

– Я ни хрена не могу рассмотреть!

Шаги стихли.

– Черт возьми... это же Люк с Мингом. Отбегались бедняги. Мне что-то не нравится здесь.

Туман слегка рассеялся, но снова загустел. Весьма странно выглядели эти типы.

Длинный, стоявший позади них, скомандовал зычным голосом:

– Возвращайтесь сюда. Шевелитесь! Живее!

Послышались шаги бегущих людей, и заметались освещенные фарами тени.

– Убираемся отсюда, – снова раздался голос Длинного.

– Но ведь там Люк и Минг лежат мертвые...

Послышались две короткие автоматные очереди и два глухих удара от падения тел. И потом еще два выстрела, словно оранжевые кометы метнулись из рук Длинного.

Мгновение спустя машина, скрипя резиной об асфальт, резко развернулась и рванула прочь, на прощание лизнув фарами стену. Поодаль я увидел тела двух мужчин, лежащих на земле недалеко от Уилла. Один еще шевелился, другой лежал неподвижно. Когда машина, выехав из аллеи, зарычала уже по другую сторону шлакобетонной стены, я вскочил и побежал.

Уилл стоял на коленях, скрючившись, упершись лбом в землю и обхватив себя руками. Его голова, одежда и асфальт вокруг были залиты кровью. Я коснулся рукой его спины.

– Джо, – прошептал он.

– Спокойно, босс. Все в порядке.

Я бросился к машине и подогнал ее поближе. Потом взял Уилла под руки и посадил на переднее сиденье. Он сидел вполне нормально, только промокший от крови и тяжелый. И пахло от него металлом. Когда я тащил Уилла к машине, кровь с его головы попала на мое лицо.

Один из парней еще шевелился, когда я объезжал его на дороге. Я рванул по бульвару Линкольна, ориентируясь по огням полуночного города и непрерывно сигналя, словно пытаясь отогнать липкие клубы тумана, висящие за окнами.

– Все будет хорошо, Уилл. Ты еще поправишься.

Его голова откинулась на подголовник, глаза были широко открыты. И в обоих – тусклый свет. Плечи, рубашка и брюки – все залито кровью.

– Держись, пап. Прошу тебя, держись. Мы почти доехали.

– Мэри-Энн...

Я побил все рекорды скорости. Казалось, остальные машины по сравнению с нашей просто плетутся. Когда я задевал разделительную полосу, голова Уилла мелко тряслась. Вдруг он наклонился вперед, как раньше обычно делал, чтобы посмотреть на показания приборов и на меня.

– Все.

– Что "все", папа?

Закашлявшись и оставив кровавый сгусток на ветровом стекле, Уилл бессильно повис на ремне безопасности. И еще быстрее замелькали задние огни обгоняемых машин...

Я зигзагами промчался по эстакаде Чепмена, три раза проскочив на красный, и затормозил только у приемного покоя Эрвинского медицинского центра скорой помощи при Калифорнийском университете.

Уилл медленно сползал по дверце. Обежав машину, я отворил ее, и он выпал мне на руки. Когда я нес его в приемный покой, было ясно, что врач ему уже не поможет.

Я опустился на колени, чтобы поддержать тело и не дать ему упасть. Это было единственное, что я мог для него сделать, и мне хотелось сделать это как следует. Два санитара уже катили к нам носилки.

* * *

Ад плачет по нам.

Я непрерывно вышагивал по приемному покою, часто выбегая наружу позвонить всем, кого это касается, – в первую очередь матери, Мэри-Энн, братьям Уиллу-младшему и Гленну.

Это, без сомнения, были самые тяжелые звонки в моей жизни. Я ведь не мог сказать им, что Уилл умирает, так же как и то, что он выживет. Оставалось только мямлить, давясь словами, что в него выстрелили.

Я отогнал машину от входа в приемную и припарковал на стоянке. Салон насквозь пропах кровью и кожей с неприятной примесью человеческого страха.

* * *

Двадцать минут спустя врач "Скорой помощи" сообщил мне, что мы потеряли Уилла.

Потеряли.

Это слово пулей прошило мое сердце. Оно означало, что Уилла больше нет и не будет никогда. Я не сумел спасти человека, которого любил больше всех на земле. Я не выполнил свой первейший долг. И по мере того как это слово, будто леденящий туман, испарялось из моего сердца в глухую ночную тьму, я понимал, что обязательно отыщу тех, кто сделал это с Уиллом, и разберусь с ними.

Ничего не оставалось, как перезвонить матери и братьям. И послать эту пулю им. Но было, конечно, поздно. Они уже отправились в больницу.

Несмотря на протесты врача и помощников шерифа, я сел в машину Уилла и поехал назад, к дому на Линд-стрит.

Красные фонари, желтые полицейские ленты, толпа жителей и три одеяла, покрывающие мертвые тела. Полиция Анахайма в действии. Патрульный с фонариком в руках жестом показал мне, что проезд запрещен.

Развернувшись, я поехал назад по темным улицам и широким пустынным бульварам в поисках девчонки. Я полз со скоростью десять миль в час, периодически подражая крику диких гусей. Сначала вполголоса, потом громче и громче. Туда и сюда, на малой скорости, все фары включены, а стекла опущены. Ну выходи же, выходи, где ты? Туман был такой густой, что я иногда не видел даже ближайшего дома. Каждые несколько минут я останавливался, издавал двойной гусиный крик и прислушивался. Безрезультатно.

Когда я наконец дозвонился маме по мобильному телефону, она, судя по голосу, была близка к панике. Мама уже побывала в больнице, но ей не разрешили взглянуть на Уилла. Я изо всех сил пытался все объяснить и успокоить ее, уговорив связаться с преподобным отцом Альтером. Затем я вернулся к Центру скорой помощи, где встретил ребят из анахаймской полиции. Два плотно сбитых офицера отдали мне честь, а я предъявил им свой полицейский значок.

– Какого черта ты здесь делаешь, помощник?

– Ищу девчонку.

– У тебя там что в машине, кровь?

– Ну да.

– Выйдите, пожалуйста, только медленно. Руки в стороны, мистер Трона.

Глава 2

Следующие три часа я провел в управлении полиции Анахайма в обществе двух следователей отдела убийств. Одного, высокого роста и с бледной кожей, звали Гай Аланья, а другую, коренастую и смуглую, – Люсия Фуентес.

Как только я рассказал им про Саванну, Фуентес вышла из комнаты для допросов и отсутствовала около получаса. Аланья, чей нос напоминал острый белый клюв, в третий раз выспрашивал у меня подробности о внешности того долговязого убийцы.

– Было слишком темно, – терпеливо объяснял я ему. – И очень густой туман. Все были в длинных плащах.

Я чувствовал себя измотанным и начал осознавать, как много всего изменилось. Или предстоит изменить. Остаток моей жизни пройдет без него. Навсегда. Мир повернулся ко мне другой стороной, и я ненавидел его.

– Вернемся к этим самым плащам, Джо. Как все-таки они выглядели?

И я в третий раз обрисовал эти длинные плащи. Я бросил взгляд на свою шляпу, которая лежала у меня на колене.

– Цвет?

– Была ночь, следователь Аланья. Туман. Какие уж там цвета.

– О'кей.

Он надолго умолк, внимательно изучая мое лицо.

Большинство людей не могли совладать с искушением потаращить глаза на мою рожу.

Отхлебывая скверный кофе из пластиковой чашки, я словно вглядывался в двустороннее зеркало, в котором отражались люди, двигающиеся в июньском тумане, и Уилл, идущий навстречу. Июньский туман и клинок затаившегося под его пологом убийцы. Я напрягся, чтобы уловить мелькнувшее лицо Длинного – хотя бы одну черточку, маленькую зацепку на будущее. Увы, ничего. Один туман. Смутное движение. Звук приближающихся моторов и голоса. Отрывистый бандитский выстрел. И еще один.

Каждые несколько минут у меня в ушах внезапно возникал шум, постепенно стихавший, словно мерный звук волн на удаленном пляже. Потом снова громче и громче, будто я стою в нескольких дюймах от реактивного двигателя. Но это не реактивная турбина, это человеческий голос, произносящий всего три слова – снова и снова, громче и громче: "Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его..."

Пожалуйста, хватит. Вспоминай. "Рот на замке, глаза открыты".

"Я разберусь с этой шпаной", – сказал тогда Уилл.

Откуда он знал, что это шпана?

"Уилл! О, Уилл Трона! Давай потолкуем..."

Низкий и звучный голос всплывал в моем сознании спугающей ясностью. Я слышал ритмичные отрывки слов, произносимых почти приветливым тоном.

Знал ли его убийца или только делал вид?

"...вы от Алекса?"

– А вы уверены, что они ничего не забрали у него? – снова переспросил Аланья.

– Они взяли его жизнь, сэр.

– Это мне известно.

Боковым зрением я заметил, как он рассматривает меня. Когда я повернулся к нему лицом, он сразу отвел взгляд. Люди стыдятся, когда я ловлю их на разглядывании, но только если их удается поймать за этим занятием.

– Вы понимаете меня, Джо.

– Я ничего такого не видел, следователь.

– Вернемся снова к машине. Оттуда что-нибудь взяли?

– Они не прикасались к машине.

– О'кей. Итак, попробуем уточнить события – убийца назвал Уилла по имени. А Уилл поинтересовался, не послал ли того Алекс. Потом Уилл сказал, что дело есть дело или что-то в этом роде, и тогда парень выстрелил ему в живот?

– Бандит ответил: "Сейчас у вас только одно дело".

И следователь снова спросил меня о тех двоих, которых я застрелил и которые, когда прибыла полиция, уже были мертвы. Я повторил ему слово в слово, как все произошло. Он не счел нужным сообщать мне их имена или другие сведения.

– Итак, вам не удалось разглядеть мужчину, стрелявшего в вашего отца, но вы достаточно хорошо видели в тумане, чтобы наповал уложить двух вооруженных парней, к тому же двигавшихся.

– Как я уже говорил, сэр, они были близко от меня – примерно в двадцати футах.

– Вы отлично стреляете.

– Да, я неплохой стрелок.

Все, что я поведал Аланье и Фуентес, было правдой, хотя кое-что я все-таки забыл сообщить.

Например, о кейсе Уилла. Он редко куда-нибудь отправлялся без него, потому что в нем были собраны важные вехи его жизни. И даже больше, чем просто вехи. В кейсе хранились календарь и расписание встреч, его записи и письма, черновики и отчеты, список намеченных дел и кое-какие схемы. Все, что Уиллу могло понадобиться в течение дня – от карманного диктофона до зубной щетки и пасты, – он таскал с собой в этом старом кожаном кейсе. Я прихватил его с собой в комнату для допросов и поставил сбоку от себя, словно это был мой собственный кейс. Никто ничего не спросил.

И еще я решил, что теннисная сумка, которую мы прихватили в ИАКФ, следствия тоже не касается.

Мне не хотелось откровенничать с этим незнакомым бледнолицым следователем, который по три раза переспрашивал, как выглядели эти чертовы плащи.

Забыл я рассказать и о подарке, который этим вечером Уилл сделал Дженнифер Авиле, о тех двадцати сотнях баксов, которые я сам пересчитал и завернул. Так же как и об их личном разговоре.

Забыл я упомянуть и о том, что слышал кое-что другое, помимо "здравствуй – до свидания" при встречах Уилла с Хаимом Мединой и преподобным Дэниэлом Альтером.

Забыл поведать и о коротких телефонных разговорах, которые босс вел из машины по "мобильнику" всего за несколько минут до смерти. Как бы мне взять у телефонной компании номера тех звоночков? Следователю по убийству, разумеется, не отказали бы, а вот помощнику с четырехлетним стажем? Придется подумать.

И еще я забыл упомянуть о плохом настроении Мэри-Энн, моей приемной матери, и о том, что Уилл очень стремился попасть домой к десяти.

Все это были дела Уилла, и следователя Аланьи они не касались.

В комнату снова вкатилась Люсия Фуентес.

– Один из стрелявших очухался, – сообщила она. – Никакого удостоверения личности, зато жив. А вот данных о девочке по имени Саванна нет.

Аланья взглянул на меня.

– Надеюсь, выживший бандит поможет нам заполнить очевидные пробелы в рассказе мистера Троны. А что касается девочки...

Я кивнул, но промолчал. Вместо этого я присмотрелся к кейсу Уилла и увидел засохшую каплю крови около ручки. Я надеялся, что Аланья не заметил ее.

Аланья снова уставился на меня и продолжил:

– Сомневаюсь, чтобы папаша позволял дочери болтаться по вечерам с пятидесятилетними мужиками.

– А может, именно к этому он ее и подталкивает, – съязвила Фуентес.

– Кстати, Джо, а вы не замечали подобной склонности у старшего инспектора?

Я в упор посмотрел на Аланью так, что густая краска залила его лицо.

– Следователь Аланья, Уилл Трона был порядочным человеком, – медленно отчеканил я, – и прошу воздержаться от таких идиотских вопросов.

– Какие пышные слова из уст тюремщика с четырехлетним стажем.

– Во всяком случае, подбирайте выражения, сэр.

– А вот я не подбираю.

– Хватит вам, петухи, – вмешалась Фуентес. – Чего ты завелся, дружище?

Аланья отвел взгляд. Уши у него покраснели, разительно контрастируя с белым торчащим носом.

Я-то знал, почему он завелся – просто испугался меня, вот и разозлился. Что может нормального, крутого полицейского вывести из себя больше, чем резкий ответ двадцатичетырехлетнего чудовища, которого невозможно ничем запугать?

У меня не только лицо будто вылеплено в адской мастерской, но и сам я высок и строен. Я владею практически всеми видами оружия, большую часть жизни постигал науку самозащиты – всевозможные способы и школы, самые невероятные приемы, – поэтому то, что случилось со мной в девятимесячном возрасте, впредь уже никогда не повторится.

Но главное мое оружие – это впечатление, производимое на людей. Может, за счет этого рубца. Может, из-за голоса или взгляда. Точно не известно.

Что касается меня, то на свете есть только две вещи, которые меня действительно пугают. Во-первых, мой отец, мой родной отец, тот, кто сделал это со мной, когда мне было девять месяцев. Его имя – Тор Свендсон, и я не знаю, где он сейчас болтается. И если он когда-нибудь объявится снова, я готов его встретить. У меня пять черных поясов, я дважды выигрывал местный чемпионат по боксу и побеждал на соревнованиях по стрельбе на приз управления шерифа – у меня достаточно козырей.

Другое, что ужасает меня – хотя до сегодняшнего дня я этого и не сознавал, – жизнь без Уилла. И это другое – намного страшнее.

В общем, большинство людей боятся меня. Это стало очевидным, когда я еще был мал. Постепенно привыкая, что окружающие боятся меня, я старался овладеть хорошими манерами, чтобы смягчить положение. Я пришел к выводу, что они чувствуют себя обязанными человеку с таким лицом, как у меня. Я с таким же упорством шлифовал свои манеры, как приемы кунфу или особенности "кольта" 45-го калибра.

– Итак, Джо, – продолжила Люсия Фуентес, – разъясните нам ситуацию с девочкой. Если ваш отец и вправду на такое не способен, тогда зачем он с ней связался?

– Не могу сказать определенно. Мне он говорил, что хочет сделать доброе дело.

Следователи переглянулись.

А внутри у меня опять зазвучал тот же голос: "Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его..."

Я снова ощутил себя погруженным в тот же туман, который клубился передо мной во мраке. Таинственный туман. Туман-убийца. Мне хотелось разогнать его, выбраться на ясное и солнечное место, ближе к истине. Я не мог этого сделать, но все-таки появился какой-то просвет, куда следовало двигаться. Такая возможность была, в том направлении я и пошел.

– Я рассказал вам все, что знал, – повторил я, поднимаясь со шляпой в руках. – Звоните мне в любое время, если смогу вам чем-либо помочь. Я сам хотел бы знать, что это за девчонка, следователи. И хотел бы помочь ей, если бы мог. Прошу прощения, но мне пора идти на работу, а то опоздаю.

Аланья взглянул на Фуентес, словно хотел остановить меня. А та посмотрела на меня так, будто пропустила свой автобус. Когда я вышел на улицу, солнце еще только всходило над горизонтом.

Толпа репортеров уже собралась, и я был рад встретиться с ними. Я поведал им упрощенную версию событий, уверив их, что девочка по имени Саванна пропала в темноте. Я дал ее точное описание, включая одежду, рюкзак, приличные манеры и прямые волосы. Даже сделал, как сумел, на листке из блокнота набросок ее лица. Лучше такой, чем никакого.

Журналистам это понравилось: у них появилась возможность помочь в ее поисках, то есть сделать доброе дело. По уровню цинизма они стоят на втором месте после копов.

Рассвет над округом, и я еду один в машине Уилла. Шоссе уже забито транспортом, все по-прежнему в движении – так же как при жизни Уилла, словно ничего не произошло и никто не стрелял ему в живот и голову. В чем же просчитались эти идиоты? И почему так просчитались Аланья и Фуентес, позволив мне уехать в автомобиле, который был важной уликой, вместо того чтобы его конфисковать?

Я снова связался с мамой по мобильному телефону. Она встретилась с преподобным Дэниэлом Альтером в больнице, а сейчас находилась в его храме Света. Мама приняла успокоительное. Голос ее звучал тихо. Один из помощников министра собирался отвезти ее домой, поскольку она была не в состоянии вести машину. Я сказал, что сам отвезу ее домой, но она настояла, чтобы я ехал на работу и занимался своими делами. Тогда я обещал, что заеду сразу после смены.

В спортзале при управлении шерифа я принял душ, побрился, надел форму и через охранную зону отправился на службу.

* * *

Мужская тюрьма округа Ориндж. Шестая по величине в США. Три тысячи заключенных, три тысячи оранжевых роб. Семьдесят процентов – уголовники. Вместе со мной здесь наводят порядок пятнадцать – двадцать тюремщиков, в основном молодых парней, вооруженных лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Ежедневно через приемно-выпускной центр сюда поступают сотни новых обитателей, всего 70 тысяч в год. И каждый день сотни заключенных выходят на свободу. Туда-сюда. Туда-сюда. Мы называем это кругооборотом. Тюрьма – это огромный бурлящий водоворот, наполненный отчаянием, яростью, насилием и скукой.

В течение дня мужская тюрьма – моя вотчина. Это мир строгого порядка, как правило, достаточно управляемый. Сила и покорность. Хорошие ребята – в зеленом, плохие – в оранжевом. Руки в карманы, взгляд прямой. Они и мы. Это мир металлических заточек, сделанных из кусков кроватей, дубинок – из трикотажных футболок, заполненных кусками мыла, тошнотворных ликеров, сваренных из гнилых фруктов и плесневелого хлеба, наркотиков, черных татуировок и "воздушных змеев" – записок, тайно переправляемых наркоманами 29-го блока модуля "Е" или обитателями усиленно охраняемого модуля "Ж" через обычных зеков, имеющих возможность передать "малявы" друзьям и близким на воле. Это мир тишины. Мир матовых лучей контрольных прожекторов, при свете которых заключенные не могут нас видеть, когда мы наблюдаем за ними. Мир расовых стычек, преклонения перед местью, непрерывной лжи и бесконечной чепухи.

Мне этот мир по душе. Я люблю своих друзей, товарищей по работе и хрупкое взаимоопасное равновесие между нами и заключенными. Временами некоторые зеки мне тоже нравятся. Они подчас весьма изобретательны и справляются с вещами, которые меня, например, ставят в тупик. Но что мне нравится больше всего, это узаконенный порядок вещей: сигналы и звонки, расписание дня и правила поведения, тяжелые связки ключей, пища, которую мы едим в столовой для персонала. Это внутриорганизационные установки, а я сам, как часть этой организации, целиком на них полагаюсь. За четыре года, проведенных мной в детском доме Хиллвью, такие вещи впитались мне в кровь, так что я уже не могу без них.

* * *

В это утро мне предстояло дежурить в модуле "Ж", который служил для усиленной охраны особо опасных и печально знаменитых уголовников – растлителей малолетних и сексуальных извращенцев, которые у нормальных людей вызывают отвращение, а иногда даже нарушивших закон охранников, вынужденных теперь коротать время по другую сторону тюремной решетки.

В модуле "Ж", разделенном на четыре сектора, содержится сто семьдесят заключенных. Это большой круг с блоком охраны в центре. Между камерами и охраной расположены так называемые дневальные комнаты, в которых установлены скамейки и столы, а также телевизоры. В матовых лучах прожекторов, установленных в блоке охраны, мы можем наблюдать через стекло и заглядывать в каждую камеру. Внутренние телекамеры позволяют видеть любого заключенного на видеомониторе пульта оператора, и в каждой камере установлен микрофон.

В модуле "Ж" довольно спокойно, а его постояльцы уважают нас немного больше, чем зеки из других корпусов. Возможно, из-за весомости совершенных преступлений или потому что многие из них находятся под следствием в ожидании очень строгих, а иногда весьма крутых приговоров. Как бы то ни было, но обитатели этого модуля не так охочи позубоскалить относительно моего лица.

первые два года я поочередно работал в различных корпусах мужской тюрьмы, где получил немало прозвищ типа Говнорыло, Скукоженный, Франкенштейн и других. Эти прозвища меня не трогали, хотя повторы слегка задевали. Я никогда не срывался, не выказывал злость и старался сохранить хорошие манеры. Просто научился удаляться в какое-нибудь спокойное место и наблюдать за заключенным с отстраненным интересом, словно за птицей в клетке.

"Что с тобой стряслось, приятель?"

"Ничего, а что?"

"Да потому что у тебя вся морда засрана, настоящее говнорыло!"

В таком вот духе.

Разумеется, люди за решеткой посмелее, чем другие. Ты отделен от них засовами, но ведь они тоже защищены от тебя. Даже мой самый убийственный взгляд часто ничего у них не вызывает, кроме замечания: "Ого, глянь, как Говнорыло зыркнул на меня!" И если ты раз прошел сквозь тяжелые тюремные двери как охранник, ты не просто работаешь в тюрьме, ты уже в ней целиком. Иногда про это забываешь. А иногда возникает чувство, что ты был здесь всегда и придется пробыть вечно. Особенно тяжело это вынести парню, который пытается сохранить хорошие манеры.

Тогда набираешь побольше дыхания и вспоминаешь, что ты здесь всего лишь на дежурстве, а вот они отбывают срок. Это позволяет избавиться от кошмара.

В комнате инструктажа я расписался в журнале и прослушал перекличку. После этого сержант Делано ознакомил нас с утренней сводкой событий: вчера десять негров и десять "латинос" устроили потасовку в общей столовой. Драку быстро прекратили, не дав разгореться, не пришлось даже применять дубинки и шлемы. Несколько синяков и два пореза. Оружия не обнаружено. Как результат – в 13.00 намечено провести досмотр камер модуля "Е". Еще одна новость – найдена заточка. Помощник Шир обнаружил такую заточку, воткнутую в резиновую подошву сандалии. Появились слухи о напряженной ситуации в тюрьмах на севере страны. Говорили, что насилие среди заключенных просачивается из крупных зон предварительного заключения, и вначале мне казалось, что это выдумка. Но после трех лет работы могу вас уверить, что так оно и есть, поэтому любые слухи о волнениях в Пеликан-Бэй, Кочране или Сан-Квентине здесь всегда воспринимаются всерьез. Обсудив в заключение организацию барбекю по случаю повышения по службе нашего капитана, мы разошлись.

Проверив радиотелефон и ключи, я спустился по тоннелю к модулю "Ж". На посту охраны взглянул на видеомониторы, чтобы проверить, чем занимаются мои подопечные. Все выглядело вполне нормально. Гэри Саргола, Убийца из холодильника, спал, задрав ногу кверху, поскольку страдал тромбофлебитом.

Дэйв Хаузер, бывший помощник окружного прокурора, осужденный за торговлю наркотиками, смотрел по телевизору "С добрым утром, Америка".

Доктор Чапин Фортнелл, детский врач, которого ждало судебное обвинение по тридцати восьми пунктам за совращение в последние десять лет шести мальчишек, напряженно выпрямившись сидел на своей койке и что-то писал цветным карандашом – самым острым предметом, разрешенным ему после попытки вскрыть вены маркером два месяца назад.

Серийный насильник Фрэнки Дилси, ранее уже судимый за три изнасилования и ожидающий приговора еще за три случая, корчил рожи в стальном зеркале над раковиной, барабаня длинными пальцами по раме и покачивая бедрами в такт звучавшей в его башке мелодии.

Сэмми Нгуен, молодой вьетнамский гангстер, обвиняемый в убийстве полицейского, остановившего его машину, лежал на койке, любуясь фотографией подружки, которую мы разрешили ему прикрепить к потолку. Он бросил взгляд в сторону видеокамеры, словно знал, что за ним наблюдают, улыбнулся и продолжил изучать фото своей Бернадетт. Этот Сэмми – смышленый парень. Почти всегда спокоен, довольно вежлив и придерживается своего кодекса чести. Он занимает высокое место в среде организованных вьетнамских бандитов, держа в подчинении до полусотни головорезов.

У Уилла с Сэмми была своя история. Они встречались лишь однажды, около двух месяцев назад, в ночном клубе "Бамбук-33". Уилл заскочил туда, чтобы помочь одному из своих вьетнамских друзей. Это был день торжественного открытия клуба, и хозяева попросили Уилла осчастливить своей важной персоной это событие и, возможно, сфотографироваться для печати. Прихватив с собой Мэри-Энн, Уилл тогда сам сел за руль, вот почему меня там не было.

Как рассказывал Уилл, торжественное открытие прошло на уровне, но этот бойкий вьетнамский петушок и его подруга Бернадетт протиснулись к нему с просьбой обсудить открытие в районе Малого Сайгона кредитно-сберегательной конторы. Уилл предложил им поговорить попозже, и Гленн постарался оттереть их, но Сэмми и Бернадетт продолжали крутиться рядом до тех пор, пока Уилл с Мэри-Энн не пересели за другой столик.

И еще я знал, что этот проныра Сэмми смотрел на Уилла в упор. У гангстеров это называется взглядом бешеного пса, и чтобы выказать свое уважение, следует отвести глаза.

Уилл знал этот обычай, ведь он проработал помощником шерифа двадцать с лишним лет. Поэтому ответил этому Сэмми таким же пристальным взглядом, одновременно глубоко задумавшись о своем, что позволяло сосредоточиться. Уилл рассказывал мне, что размышлял в тот момент о Вьетнаме и своих друзьях, погибших там, после чего здесь и появились сопляки типа Сэмми, правда, приехало немало и порядочных людей, вот он и прикидывал, кому была выгодна та война. Уилл сказал мне, что, отвлекшись от размышлений, он заметил, как Сэмми отвел глаза. Это означало, что вьетнамец так и не удостоился уважительного отношения и, согласно бандитским правилам, ему полагалось убить Уилла Трону, чтобы вернуть уважение к себе.

Панковское дерьмо – вот как обозвал его Уилл. Он забыл о нем уже на следующий день, когда Сэмми Нгуен был арестован в Вестминстере за то, что при свидетелях застрелил полицейского по имени Деннис Франклин. Убийство случилось лишь спустя несколько часов после разговора с Уиллом в "Бамбуке-33".

Уилл тяжело воспринял это известие. Он не был знаком с Франклином, но считал, что если бы приветливее обошелся с Сэмми тем вечером, выслушал бы его кредитно-сберегательную идею и не ответил бы взглядом бешеного пса, то, возможно, этот задира ушел бы из клуба в более благожелательном расположении духа, а не с желанием убить.

Все, чем помешал Франклин этому Сэмми, заключалось в том, что тот тормознул его за превышение скорости на Болса-авеню. Уилл и Мэри-Энн внесли пятьдесят тысяч долларов на имя вдовы и двухлетней дочери полицейского. Газеты заинтересовались этим, пытаясь выяснить, почему семья Троны так отметила Денниса Франклина. Уилл, не упоминая о своем разговоре с Сэмми, объяснил репортеру, что просто это был очень хороший полицейский.

Покинув пост охраны, я направился в камеру Сэмми. Матовый свет, почти полная тишина, располагающая к дреме. Из угла на меня уставилась особа неопределенного пола – нечто среднее между мужчиной и женщиной. Кларксон, серийный убийца детей, сделал вид, что не заметил меня. За примерное поведение он разносил пищу, и я шагнул за ним к двери, в окошко которой он сунул поднос с завтраком для Сэмми.

– Привет, помощник Джо. Сожалею о твоем отце. Слухи в тюрьме разносятся со скоростью света.

– Спасибо.

Сэмми сидел с подносом на коленях, но на еду даже не смотрел.

– Ты знаешь, мы с ним однажды встречались.

Я быстро взглянул на него, но промолчал. Об этом он и раньше мне рассказывал.

– Он тогда оскорбил меня и Бернадетт. Я вполне мог убить его за такое поведение в тот вечер и был бы абсолютно прав.

– Да, ты мне уже это говорил. Но так считать – это совсем по-детски, Сэмми.

Сэмми на секунду задумался, снял очки и положил их на подушку.

– Но я этого не сделал. И оставил без последствий.

Я ему верил, поскольку был знаком с содержанием его входящей и выходящей переписки с момента ареста. Мне было известно, что он руководит делами банды через Бернадетт. Она была его женщиной и одновременно лейтенантом, и в письмах к ней он был откровенен. Да, Сэмми сидел за убийство, но его профиль – торговля оружием, мошенничество, квартирные грабежи и кража товаров. Ни разу ни в одном письме он не упоминал Уилла или нанесенное им оскорбление. Если бы он действительно задумал разобраться с Уиллом, то написал бы об этом в письме к подруге.

Меня несколько удивляло, что такой смекалистый и подозрительный тип, как Сэмми, не соображал, что его почта просматривается.

– Ты видел, как это случилось?

– Да. Их было пятеро.

– Это заказное убийство, Джо.

– Так это и выглядело.

– Ты был близко?

– Очень густой туман. А на всех длинные плащи с поднятыми воротниками. Вожак высокого роста.

По хитрой широкоскулой роже Сэмми скользнула тень подозрения. Обычно, общаясь с Сэмми и другими зеками, я привираю – иногда ложь слишком очевидна, чтобы в нее поверить, а бывает внешне так невинна, что выглядит вполне правдиво. Если заключенному сообщать только правду, он общиплет тебя, как пиранья. Надо держать их на поводке, и приходится немного блефовать. Нужна приманка. Так они ведут себя с нами, тот же прием используем мы сами.

Поэтому, даже когда говоришь им правду, как сейчас делал я, они думают, что ты врешь. За решеткой не только заведомая правда звучит правдиво.

– "Кобровые короли", – произнес Сэмми. – Они любят длинные плащи, хорошую одежду. Непредсказуемы, потому что в их жилах течет смешанная кровь. Вьетнамцы и американцы. Вьетнамцы и негры. Вьетнамцы и мексиканцы. Тупые роботы, или, как их называют в газетах, "дети войны". В общем, отморозки. Их все ненавидят. Их ряды растут, они отыскивают друг друга, уже сколачивают банду в Малом Сайгоне. Все их ненавидят. Вот они и лезут сюда, на свободные земли. В таком духе.

– Твои друзья?

Он отрицательно мотнул головой.

– Стрелявший знал Уилла по имени, – продолжил я, – но не думаю, что Уилл был с ним знаком.

Он улыбнулся, обнажив ослепительно белую полоску зубов.

– У твоего отца были друзья, которые не слишком-то ему подходили. Такое в политике бывает. Люди помогают тебе, хотя они тебе и неровня.

– Не такая уж это и новость.

Сэмми опять улыбнулся, в уголках глаз появились лукавые морщинки.

– А ты заметил лицо стрелявшего, Джо?

– Трудно было разглядеть.

На лице Сэмми появилось циничное выражение.

– Ты слышал, как он назвал отца по имени, но не видел его лица?

– Я же сказал – туман.

Он внимательно взглянул на меня, прикидывая мой уровень лживости. Я рад был предоставить ему такую возможность. Какое-то подобие удовлетворения мелькнуло в его лице, и меня это вполне устроило.

– Я слышал, трое парней мертвы, а один еще жив. Это твоя работа?

– Моих двое.

– Ну и как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Особенно по сравнению с тем, когда я увидел умирающего отца.

– А ты раньше убивал?

– Нет.

– Печально, Джо. Очень печально. А кто уложил еще двоих?

– Это Длинный решил укоротить список свидетелей.

Сэмми задумался.

– Жестокий начальник. И очень хладнокровный. Здорово смахивает на почерк "Кобровых королей". Думаю, дело касалось денег, Джо, не надо ни с кем делиться.

– Там была девчонка, – добавил я.

– Что за девчонка?

– Саванна.

– Ее тоже застрелили?

– Нет. А ты ее не знаешь?

– Я – нет.

– Все, что касается девчонки, могло бы мне помочь, Сэмми. Еще, возможно, какая-то информация о человеке по имени Алекс. Ни фамилии, ничего другого о нем мне неизвестно.

Сэмми убедительно и четко, словно хороший актер, выражал свои чувства. Наблюдая за ним в ходе наших встреч и бесед, я убедился, что он великий мастер изображать удивление, ярость, невинность, страх. Ему нравится демонстрировать свои переживания.

Но когда он хочет скрыть свои эмоции, его лукавое личико становится тупым и простодушным, как ромашка. В такой момент за ним ничего не увидишь, сколько ни вглядывайся. Именно так он на меня сейчас смотрел.

Сэмми заменил свою простодушную маску на искреннее оптимистичное выражение.

– А ты достал для меня крысоловку?

– Тебе крысоловка не полагается.

– У меня завелась огромная крыса. Приходит и уходит когда захочет. Через трубы.

Разумеется, у нас есть и крысы, и мыши, и тараканы. Но мне казалось, что крысоловка ему нужна для чего-то другого хотя и не знал, для чего именно. Сэмми любит всякие инструменты и приспособления. Во время обыска в его камере на прошлой неделе мы обнаружили щипцы для собачьих когтей, абсолютно новые, еще в упаковке. У них небольшие острые лезвия закругленной формы и мощные изогнутые рукоятки. Из них вышла бы недурная заточка, но не думаю, что у Сэмми так плохо развита фантазия. Он не просто панк – Уилл по этому поводу ошибался. Он существенно изобретательнее, опаснее и непредсказуем.

Как я уже говорил, мы перехватывали всю почту Сэмми Нгуена, входящую и исходящую, поэтому щипцы не могли попасть к нему этим путем. Сэмми мог получить их через Фрэнки Дилси из соседней камеры или через общую комнату отдыха. А может, через тренажерный зал, расположенный на крыше. Или от одного из охранников. Не исключено также, что ему их передал кто-либо из посетителей или адвокат, который мог поплатиться за это своей лицензией.

Я смотрел в темные глаза Сэмми Нгуена, пока он пристально вглядывался в мои собственные. Его повадки хорошо известны. Не считая офицера Денниса Франклина, наш следователь по убийствам подозревает, что Сэмми лично совершил восемь убийств. Из них семь относятся к бандитским разборкам. А оставшееся касается молодого мужчины, который вроде бы клеился к Бернадетт и был убит тремя выстрелами в лицо на стоянке Лесного парка.

Я вспомнил того типа, стрелявшего в тумане, прикидывая, мог ли Сэмми заказать убийство Уилла иным способом, чем в письме к Бернадетт. Сэмми разрешалось пятнадцать минут в день пользоваться платным телефоном модуля "Ж" – может, этим путем он и воспользовался.

Внутри у меня опять зазвучал тот же голос, перешедший в ядовитое шипение: "Ты убил его, ты убил его, ты убил его..."

Я, конечно, мог бы зайти в камеру и заставить сказать Сэмми правду – если он сам ее знал. Он был сообразителен, к тому же убийца, но не имел ни единого шанса против меня.

То, что я получил бы от него, суд посчитал бы неконституционным и бездоказательным, но главная закавыка не в том. Я смог бы здесь договориться с другими помощниками, никто не узнал бы, что на самом деле произошло в камере Сэмми и как я получил нужные сведения. Такие вещи случаются, хотя и не так часто, как принято считать.

Однако где-то внутри себя я поднялся на высокую чистую вершину, огляделся и понял, что если я недостаточно сообразителен, чтобы расколоть такого типа, как Сэмми, то мне лучше вообще оставить эту профессию.

Словно разгадав мои мысли, Сэмми улыбнулся и поднял руки ладонями вверх.

– Очень жаль, что твоего отца застрелили, Джо. Эту девчонку, Саванну, я попробую отыскать. Ты принеси мне крысоловку. А я посмотрю, что можно сделать.

* * *

В комнате инструктажа я подогрел себе сандвич, который хранился в холодильнике. Пока жужжала микроволновка, я уперся глазами в пол. Слезы текли из глаз, я чувствовал, как они скатываются по щекам и холодят шрам. В душе снова заклубился туман, а в голове заревел знакомый голос.

Все. Хватит, хватит.

"Ты убил его, ты убил его, ты..."

Прорываясь сквозь этот внутренний крик, я пытался размышлять. И вот к чему я пришел: я не рассказал Сэмми, что за этими событиями стояло. Не думаю, чтобы Сэмми догадывался, что это должно было случиться. Для него это стало не меньшим сюрпризом, чем для самого Уилла.

Настоящим сюрпризом была для него и Саванна. Судя по его пустому взгляду, когда я первый раз спросил его о ней, Сэмми что-то скрывает. Что-то такое, что опасается мне сразу выдать. И что-то крайне важное для меня.

Непостижимо. Милая девчушка, свидетель ужасных событий, скрывается в ночи, а тип вроде Сэмми Нгуена держит пари, что снова поймает ее в крысоловку.

И вы говорите мне о человеческой натуре. Оставьте.

Глава 3

В столовой время ленча – двести пятьдесят заключенных и трое охранников, вооруженных для поддержания порядка лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Стоя спиной к стене, я наблюдал за входящими. Правила таковы: все в одну шеренгу, руки в карманах, садиться слева направо за свободный соседний стол, не разговаривать, пока сидишь с подносом. И не переговариваться с зеками за другими столами.

Пока спокойно. Большинство этих ребят могут ладить друг с другом. А тех, кому это не удается, помещают в модуль "Ж" под усиленную охрану или в изолятор, модуль "Е", где питаются раздельно в своих камерах. И еще столовая именно то место, где и случаются беспорядки, если им положено случиться. Стычки, как правило, скоротечны. Никто ничего не успевает заметить.

На прошлой неделе молодой мексиканец пырнул ножом здорового негра, чтобы укрепить свой авторитет. И черные постараются при удобном случае вернуть должок. А если в воздухе пахнет крупными разборками – типа тех, слухи о которых докатились из Сан-Квентина и Пеликан-Бэй, – мы, охранники, должны это учуять заранее. Обычно этому предшествует какая-то необычная успокоенность наших подопечных. В их поведении появляются нехарактерные для них штрихи: заядлый обжора недоедает свой обед; обычно добродушный парень смотрит на тебя исподлобья; вдруг все отказываются принимать душ или посещать комнату отдыха. И становится ясно: судя по запаху, что-то надвигается.

У заключенных всего пятнадцать минут, чтобы поесть к покинуть столовую. Обычно их глаза опущены вниз. Тюремные тапочки без шнурков монотонно шаркают по полу. Проходя мимо охранника, все выворачивают карманы.

Заключенные посещают столовую в составе своих банд-бригад, или, по-тюремному, каров. Наша тюрьма, известная как "коричневая", в основном заселена латиноамериканцами. Поэтому у нас целых два латиноамериканских кара – один состоит из граждан США, а другой – из нелегалов. Еще есть азиатский и черный, или негритянский, кар. Кар белых зеков называется "Дятел". У каждой шайки есть свой вожак. Это самый крутой, лидер. Когда у нас возникают какие-нибудь проблемы, мы связываемся с этим крутым и поручаем ему восстановить дисциплину. В противном случае наказываем всю шайку. В тюрьме без постоянного подкручивания гаек не обойтись.

После ленча сержант Делано велел мне отправиться домой и там оставаться.

– Джо, с тобой хотят поговорить ищейки, занимающиеся в нашем управлении вопросами, связанными с применением огнестрельного оружия. Сержанты Меринг и Зуссман. Не о чем беспокоиться, ты все сделал правильно. Им не за что тебя ущучить. А потом, у тебя такой вид, что не мешало бы немного отдохнуть.

– Я могу выходить на работу?

– У тебя оплачиваемые отгулы. Вот и пользуйся. Сгоняй на пляж. Потрахайся с девочкой. Порыбачь.

– Я бы предпочел поработать.

Проблема заключалась в том, что лучше работы мне ничего не удавалось. Моим миром был Центральный тюремный комплекс, так же как раньше моим домом был Хиллвью, пока Уилл Трона не забрал меня.

– Иди.

Препираться я не стал. Я так вымотался, что с трудом доплелся до стоянки. Внутри опять зазвучал тот издевательский голос, но я так устал, что уже не прислушивался к нему, как прежде.

Я механически переставлял ноги и говорил себе, что Уилл умер, но жизнь продолжается, жизнь продолжается, жизнь продолжается.

Когда я наконец добрался до машины Уилла, около нее топтался агент ФБР, внимательно осматривая "БМВ". Его звали Стив Марчант. Около тридцати трех лет, стройный, крепко сбитый и прямой как линейка.

– Думаю, я мог бы заняться расследованием этого убийства, – сказал он.

– Им уже занимается полиция Анахайма.

– Чушь – им занимается ваша контора. Дело ведут Берч и Одеркирк. Шериф настоял на этом, поскольку убит один из его людей.

Я не знал, что на это сказать. И размышлял, чем все обернется, когда коллеги по управлению начнут расследовать убийство моего отца. У Рика Берча из отдела убийств надежная репутация. Я как-то пересекался с ним – это был пожилой, выдержанный и толковый следователь. Одеркирка я не знал.

– Джо, посмотри, ты видел Уилла с этой девчонкой прошлым вечером?

Он показал мне школьную фотографию стандартного формата, низко держа ее на ладони и прикрывая от посторонних взглядов. Словно хотел продать мне то, что сам украл.

Впрочем, ответ меня не затруднил.

– Ага, – сказал я, – это Саванна.

– Выходит – в точку, – удовлетворенно заметил он. – А теперь опиши мне, во что она была одета.

Я рассказал ему, что он просил.

– С ней все в порядке, Стив?

– Она исчезла.

– А что ты сам можешь мне о ней рассказать?

– Совсем ничего. Лучше посмотри вечерние теленовости в 5.30.

– Но все-таки что с ней?

– Новости в 5.30. Это пока все, что могу предложить.

Он приблизился вплотную, пристально всматриваясь мне в глаза.

– Джо, ты видел стрелявшего прошлым вечером?

– Нечетко.

– Не отчаивайся, Джо. Невозможно везде быть и все видеть. Крепись. Мы разыщем эту погань и отправим его на переплавку в Сан-Квентин.

– Благодарю, сэр. Буду очень признателен.

– Зайди ко мне в контору завтра утром часиков в восемь, лады? Зачем – узнаешь после новостей. Я хочу расспросить тебя обо всем, что ты помнишь об этой девчонке, и по крайней мере дважды.

* * *

Я позвонил маме из машины. Голос у нее немного окреп, но в нем явно чувствовалось глубокое горе.

– Уилл-младший и Гленн прибудут в округ Ориндж через час, Джо. На днях приедут и их семьи.

– Я встречу их, мама.

– Я уже лечу.

– Встретимся у памятника.

Она сообщила мне номер рейса и время прибытия, сказала, что любит меня, и повесила трубку.

Я встретил маму у памятника Джону Уэйну, огромной бронзовой копии артиста – верхом и в полном ковбойском облачении. Я обнял ее, и она, зарыдав, обхватила меня руками. Я слышал ее плач и раньше, но не такой, как теперь: сильная дрожь, сопровождаемая рыданиями, волнами пронизывала ее тело с ног до головы. Я отвел маму к скамейке, и сидевшие там люди с пониманием подвинулись, дав нам место.

Слегка успокоившись, она посмотрела мне в глаза, мягко провела ладонями по моему лицу и спросила, как я себя чувствую. Мама – единственный человек на свете, которому позволено это делать: касаться обеих сторон моего лица. Я сказал, что со мной все в порядке, и мы, понимая, что это ложь, отправились к терминалу встречать Уилла-младшего.

Час спустя все четверо на двух машинах, проскочив мимо толпы репортеров с фотоаппаратами и видеокамерами, мы подъезжали по длинной тенистой аллее к нашему старому дому на тастинских холмах. Пока мама доставала из сумки ключи, мы молча стояли у парадного подъезда. Я вдыхал запах эвкалиптов и роз, которые мы всегда особенно любили. Я смотрел на старую дверь красного дерева с врезанным окошком, сознавая, что это та самая дверь, которая распахнулась передо мной двадцать лет назад, открывая путь мечтам и самым счастливым дням моей жизни. Наш дом.

Но, войдя внутрь, я почувствовал, что теперь это превратилось в пародию на счастье и мистификацию исполнившихся мечтаний. Дом Уилла, но без самого Уилла.

Я притворил за собой дверь, оглянулся на мать и братьев, но все они отвели глаза.

"Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его..."

– Я его не убивал, – сказал я им.

– Что это значит, Джо? – удивился Уилл-младший. Он положил руку мне на плечо и повел в гостиную.

Из событий последующих двух часов я многое забыл, кроме того, что это были худшие часы в моей жизни.

* * *

Дом. Я вывел из гаража свой "мустанг" и поставил туда "БМВ" Уилла. Окна оставил открытыми. Посидел минуту задумавшись.

Потом, прихватив кейс Уилла, я вернулся в дом. У меня было три больших встроенных в пол сейфа – в спальне, во второй ванной комнате и в кладовке. Дом был построен в 1945 году на возвышенном фундаменте, что облегчило их установку. Я открыл сейф в кладовке.

Чтобы освободить место, я вытащил "смит-магнум" калибра 0,357 и одну из своих деревянных шкатулок. В этих шкатулках хранятся памятные мне вещи – камни, раковины, перья, всякие безделушки, записки, небольшие подарки. Среди них – первый подарок Уилла: книга под названием "Шэг – последний бизон прерий". Я как раз читал библиотечную копию этой повести, когда Уилл первый раз беседовал со мной в Хиллвью. Мне тогда было пять лет. А уже в следующий раз он принес мне книгу.

Я долго не мог оторвать взгляд от кейса – так много воспоминаний об Уилле было связано с ним. Я коснулся высохшего кровяного пятна, и на пальце осталась темная корка. Хорошо, что Аланья не заметил крови, но, даже если бы он проявил бдительность и изъял "БМВ" Уилла, ему бы вряд ли удалось что-нибудь выжать из этого кейса. Я открыл его, внимательно осмотрев все предметы, каждый из которых мог оказаться очень важным в жизни Уилла: его последний листок с записями, последнее расписание на день, последний аспирин. Закончив осмотр, я закрыл кейс, положил на дно сейфа и поставил сверху одну из своих шкатулок с сокровищами.

Я проверил пистолет, протер его масляной тряпкой, в которую он был завернут, – всегда заряженный и готовый к работе, и закрыл сейф, повернув ручку замка.

Когда я вошел в гостиную, мне показалось, что там все переменилось. На первый взгляд то же самое, но фактически совершенно другое. Я обвел взглядом полированный кленовый паркет на полу, черный диван, черный стул и черную оттоманку, аккуратно уложенные в корзинку журналы, хромированную настольную лампу. Взглянул на белые стены с плакатами автогонок в рамках, дешевой копией с фрески Микеланджело "Сотворение Адама" и многочисленными фото самого Уилла, Мэри-Энн, Уилла-младшего и Гленна.

Сидя на кухне, я рассматривал черно-белый кафельный пол в шахматную клетку, белые стены, полки, стойку бара и кухонную утварь. Хромированный обеденный стол с белым виниловым покрытием окружали такие же белые стулья с мягкими сиденьями. Слегка официозный стиль. Я сам здесь все красил и полировал. И поддерживал чистоту, как в операционной. Сейчас все это казалось не важным и не имеющим никакого смысла.

В 5.30 пополудни по всем четырем каналам новостей была показана пресс-конференция отца Саванны.

Саванну Блейзек, полных одиннадцати лет, похитили три дня назад, в понедельник утром.

Отец девочки Джек Блейзек был родом из Ньюпорт-Бич. Мне знакомо его лицо – это один из самых богатых и влиятельных людей округа и знакомый Уилла. Во время передачи рядом с ним стояла жена, Лорна. Вместе с Джеком Блейзеком на вопросы репортеров отвечал специальный агент ФБР Стив Марчант. Показали три недавних снимка Саванны, которую отец охарактеризовал как "весьма рассудительную, восприимчивую и одаренную богатым воображением".

– Она исчезла из дома три дня назад, в понедельник утром, – сказал Джек, – и примерно сразу после этого поступило требование о выкупе. – Слегка запнувшись, он вздохнул и признался, что в первый момент от страха за жизнь дочери они с женой согласились заплатить выкуп. Похитители предупредили, что если они обратятся к властям, то получат замороженную голову Саванны по почте.

В горле у Блейзека запершило, когда он сообщил, что "после трех дней адской жизни" все его попытки выкупить дочь "оказались безуспешными". Но у него были основания рассчитывать, что этим вечером в четверг он все-таки сможет передать деньги и спасти Саванну. Но когда сегодня в утренних новостях появилось сообщение о вчерашнем убийстве и исчезнувшей с места происшествия девочке по имени Саванна, описание которой совпадало с портретом его дочери, он сразу обратился в ФБР.

Блейзек просил связаться с ним всех свидетелей, видевших его дочь. За любые сведения, которые помогут вернуть Саванну, он предлагал награду в пятьсот тысяч долларов.

Дальше слово дали Стиву Марчанту, который рассказал, когда, где и в какой одежде последний раз видели Саванну. Ответив на вопросы, он сообщил телефон "горячей линии" и заверил всех, что ФБР бросит все силы на это расследование и дело Саванны рассматривает как первоочередное.

Вид у Стива был решительный и слегка раздосадованный. Джек Блейзек выглядел так, будто его десять миль тащили за школьным автобусом. А его жена, миловидная и хрупкая женщина, казалась абсолютно отрешенной от происходящих событий.

Следующий блок новостей был целиком посвящен Уиллу. "Кровавая бойня в Анахайме, округ Ориндж". Крупные планы аллеи на Линд-стрит и университетского медицинского центра, закрытая дверь кабинета Уилла в здании правления округа, фрагменты заседаний совета старших инспекторов с его участием. Мелькнули кадры, снятые во время нашего пребывания в старом доме на тастинских холмах.

Показали даже мою фотографию с "информацией из компетентных кругов", что при попытке спасти отца я застрелил двух убийц. Один из них мертв, а другой тяжело ранен.

Личность мертвеца еще не установлена. Мотивы преступления пока не известны.

* * *

Мой телефон не замолкал ни на минуту. Звонили друзья из академии, коллеги по службе, старые приятели, родственники. На некоторые звонки я отвечал, другие записывались на автоответчик: Брюс, газетный репортер из Нью-Йорка; Сет, ведущий теленовостей из Лос-Анджелеса; Джун Дауер, местная радиожурналистка; доктор Норман Зуссман, психиатр, занимающийся моей проверкой по линии отдела по применению огнестрельного оружия.

Разогрев сразу три обеденных пайка, я поставил их на стол вместе с картонным пакетом молока. Мне нравился казенный вкус этих пайков и их стандартный вид – еще одно напоминание о моих днях в Хиллвью.

* * *

Я уже приготовился поесть, когда послышался звонок в дверь. Это был Рик Берч, выглядевший пожилым и усталым. Я пригласил его войти, предложив одну из приготовленных порций. Но он отказался.

– Давай ближе к делу, – начал он. – У меня есть пара вопросов к тебе.

Засунув подносы с обедами назад в "микроволновку", я присел напротив него. Он медленно обвел взглядом всю комнату, словно проводил инвентаризацию. На нем были очки без оправы с тонкими затемненными линзами, в которых отражались мои глаза.

– Сколько тебе лет, Джо?

– Двадцать четыре, сэр.

– И как давно ты здесь живешь?

– Три года.

– У тебя здесь чисто и уютно.

– Благодарю. Люблю порядок.

– Те двое типов, которых ты пристрелил из банды "Кобровых королей".

– Слышал о таких.

– Ты можешь побольше узнать о них у Рея Флэтли из отдела организованной преступности. Но в основном это воры играбители, которые предпочитают не связываться с убийствами.

Рик Берч извлек из кармана плаща небольшой блокнот, который, похоже, был заранее открыт на нужной странице.

– Ты замочил Люка Смита и Минга Никсона. Соответственно двадцати семи лет и тридцати одного года. Люк – это видоизмененное имя Лок. А другой подонок, Никсон, родился и вырос в Сайгоне. Третий труп еще не опознан. Оставшегося в живых зовут Ике Као, ему девятнадцать лет от роду, и, по данным картотеки, он работал на "Кобровых королей".

Слегка наклонив голову, Рик Берч взглянул на меня поверх очков. Я не знал, как реагировать. Конечно, неприятно было их убивать, но в данном случае сожаления я не испытывал.

– Я полагаю, ты можешь получить небольшой отпуск на работе, – сказал он.

– Он мне не нужен.

– Ты раньше убивал, Джо?

– Нет.

– И все-таки возьми отпуск. Тебе еще не доводилось такого испытывать, и на это нужно какое-то время. Норман Зуссман понимает в этом толк.

– Но я хочу продолжать свою работу.

– Что ж, я понимаю тебя.

Бледно-голубые глаза Берча мигнули. Он был похож на фермера: обветренное лицо, большие руки, внутреннее спокойствие, которое приходит с большим опытом.

– Джо, расскажи мне о своем отце и Саванне Блейзек.

– Мне мало что известно.

– Вот как?

– Да, сэр. Уилл не откровенничал со мной насчет этой девчонки. Я его сын. Я был его шофером и охранником. Иногда он сообщал мне, что собирается делать, а иногда – нет. Я никогда не слышал о Саванне до вчерашнего вечера. И я ничего не знал об этом похищении, пока сегодня в 5.30 не увидел вечерний выпуск новостей.

Берч на секунду задумался.

– Давай уточним: девочку похитили в понедельник утром. Ее семье не удалось заплатить выкуп, хотя деньги у них есть и они готовы были это сделать. А в среду вечером ее находит Уилл Трона. Можешь это объяснить?

– Не могу.

– Ты видел стрелявшего?

– Плохо. Он был скрыт туманом.

– А смог бы узнать его среди других?

– Если бы он заговорил.

– Объясни-ка.

Я рассказал про необычно низкий голос и странное звучание.

– Голос для установления личности нам ничего не даст. Этого недостаточно, чтобы даже задержать подозреваемого.

Мне это было известно, поэтому я промолчал.

– Ты догадываешься, кто это сделал, Джо?

– Нет, сэр. Разумеется, нет.

Его спокойный взгляд застыл на моем лице.

– В этом деле целый букет противоречий.

– Мне тоже так кажется.

– Ты не мог бы дать мне завтра полные показания? Я прослушал запись Аланьи, но у меня есть свои собственные вопросы.

– Конечно.

Рик Берч кивнул, снова окинув комнату взглядом, и опять посмотрел на меня.

– Ты еще не беседовал с Марчантом?

– Завтра предстоит.

Берч забарабанил кончиками пальцев по столу.

– Так он не похищал эту девчонку?

– Кто, Уилл?

– Я не единственный, кому не терпится спросить тебя об этом. Ее похитили, и последний раз видели именно с ним. Так что между двумя точками прослеживается прямая линия.

– Я уверен, он не делал этого, сэр.

– В остальном ты не так сильно уверен.

Я прикидывал, как бы натолкнуть Берча на мысль запросить у телефонной компании распечатку переговоров и при этом не вызвать подозрения, будто я что-то от него скрываю. Я понимал, что с Риком Берчем еще предстоит поговорить начистоту. Но время пока не пришло.

Он вопросительно взглянул на меня, словно ожидая еще чего-то, но я молчал. Было ощущение, что он готов ждать бесконечно.

– Как у Уилла было с финансами?

– В порядке, сэр. У Уилла неплохое жалованье, а моя мать тоже обеспеченная женщина. Он никогда не любил тратить деньги.

Рик Берч снова подождал, но я ничего не сказал.

– Блейзек так и не проговорился о размере выкупа.

Теперь мой черед ждать. Но я тоже способен ждать вечно.

– О'кей, Джо. Завтра мы составим полный протокол. Будь добр, изложи все, что случилось прошлым вечером. Все, что вспомнишь. Это поможет нам обоим.

– Хорошо.

Рик Берч поднялся со стула:

– Приношу свои соболезнования. Мне действительно очень жаль.

– Спасибо.

Мы постояли минуту, и Рик Берч, еще раз оглядев мою кухню, пожал мне руку на прощание. Я проводил его до дверей.

После обеда мне позвонил Джек Блейзек. Он хотел бы встретиться со мной у него дома, в Ньюпорт-Бич, завтра рано утром. При этом он ничего не спросил меня относительно своей дочери. Он передал трубку своей жене, Лорне, которая объяснила, как к ним проехать.

Закончив диктовать, она спросила:

– Не вешайте трубку, мистер Трона. Мне просто хочется узнать – как она выглядела? С ней все было в порядке? Она была расстроена, у нее что-нибудь болело? Я не видела своего ребенка уже три дня.

– Она выглядела вполне нормально, миссис Блейзек. Когда я видел ее, она была в порядке.

Глава 4

В шесть утра солнце только поднималось над холмами южной окраины Ньюпорт-Бич. Моя машина медленно подкатила к мраморной сводчатой а уже перед въездом на виллу Пеликан-Пойнт. Охранник у ворот проверил мое имя, номера машины, полицейский значок и водительские права. Он так уставился на мое лицо, будто собирался ощупать его руками. Слегка качнувшись, створки разошлись, и я въехал во двор.

Десять дней назад полиция Ньюпорт-Бич застрелила шестнадцатилетнего парня как раз у этих ворот. Двенадцать выстрелов, девять попаданий – в общем, скончался на месте. Мальчишка, вооруженный мачете и заточенной отверткой, кричал что-то по-испански. Звали его Мигель Доминго. Хаим Медина из ИАКФ был возмущен этим происшествием и требовал расследования. Фактически именно об этом он и беседовал с Уиллом вчера вечером. Это была вторая насильственная смерть беспаспортного гватемальского рабочего в течение месяца. Неделей раньше в этом районе машина сбила насмерть девушку по имени Лурия Блас, которая якобы перебегала дорогу недалеко от дома, где снимала квартиру. Надо сказать, что сбившая ее женщина-водитель вышла из своей машины и пыталась помочь, но тщетно.

В таких местах, как Пеликан-Пойнт, взору предстает воплощенная красота и благосостояние, а в душу невольно закрадывается мысль о несправедливости мирового устройства, когда одни комфортно живут в особняках на берегу океана, а других расстреливают или давят спортивными машинами у ворот этих поместий. Тот парень пытался получить свою долю этих благ с помощью отвертки и мачете. А девушка просто зарабатывала уборкой этих особняков.

Новый асфальт на древних холмах. Особняки, дворцы, замки – некоторые уже завершены, другие еще строятся. Всевозможные стили: эпохи короля Георга, тюдоровский, романский и постмодерн Франка Ллойда Райта. А над ними серое небо с морскими чайками. Светло-коричневые холмы и могучие желтые тракторы на горизонте, расчищающие новые строительные площадки. Уже недолго и до самой макушки холма.

У следующих ворот пристроена сторожка, но уже без охранника. Специальная телекамера обследовала мое лицо. Здесь же расположен пульт внутренней телефонной связи. Не выходя из машины, я нажал кнопку звонка и подождал. Двое ворот на подъезде к дому для Ньюпорт-Бич теперь обычное явление.

– Да?

– Джо Трона с визитом к Блейзекам.

– Входите, Джо.

Блейзеки выбрали греко-романский стиль: перед фасадом блестящая гладь бассейна, обрамленного оливковыми деревьями, далее – белая мраморная лестница, ведущая к украшенной колоннами галерее и двум массивным парадным дверям без окошек. Прямоугольный дом с плоской крышей целиком выложен из белого мрамора. Одну сторону здания затеняли живописные плети бугенвиллей, пурпурные соцветия которых ярко выделялись на бледно-мраморных стенах. Везде скульптуры, изящные виноградные лозы, тянущие вдоль проволоки ветви к солнцу; несколько апельсиновых деревьев, покрытых темными, словно восковыми, листьями и яркими увесистыми плодами.

Я припарковал машину рядом с полированным красно-белым "корветом" 1963 года выпуска, на номерах которого было выведено "Бо Уор"^[1]. В открытом гараже позади него стояли «силвер-клауд», «лексус» и «ягуар» еще с рекламными номерами продавца.

Встречавший меня Джек Блейзек вышел на лестницу и доверительно пожал руку. Это был довольно плотный мужчина с волнистыми темными волосами и светло-карими глазами.

– Спасибо, что заехали.

– Рад доставить удовольствие.

Говорил он с хрипотцой, а слова произносил так быстро, словно боялся опоздать.

Прихожая была очень просторной с высоким сводчатым потолком и застекленной крышей. Я снял шляпу. Белые стены, подсвеченные ранними утренними лучами, сливались с еще более ослепительным мраморным полом. Такой же оттенок имело бледное лицо Блейзека.

Он провел меня в гостиную с целиком застекленной западной стеной, откуда открывался вид на холмы и океан внизу.

На одном конце большого кожаного дивана сидела Лорна Блейзек, а на противоположном расположился парень, которого я раньше не встречал.

* * *

– О, мистер Трона, – проговорила Лорна Блейзек, – как я рада вас видеть!

Она протянула мне ладонь, узкую и холодную. У Лорны был мутный взгляд, да и вся она выглядела издерганной.

– Познакомьтесь – Бо Уоррен, новый начальник службы безопасности храма Света.

Уоррен уже привстал с дивана. Он был небольшого роста, жилистый, с обритой головой и голубыми глазами, подозрительно глядящими на меня из-под густых бровей. На нем был бежевый пиджак, застегнутая на все пуговицы черная трикотажная рубашка, черные брюки и такого же цвета туфли, тщательно отполированные. Его рукопожатие было коротким и энергичным, при этом он вперился в меня внимательным взглядом.

Я подумал, что это и есть Бо Уор.

– Рад видеть вас, сэр. Меня зовут Джо Трона.

Он ничего не ответил, поэтому Лорна решила заполнить возникшую паузу.

– Что-нибудь выпьете, Джо?

– Нет, спасибо.

Джек присел на диван, а мне предложил стул напротив. Между нами стоял стеклянный кофейный столик. Он был выполнен в форме океанского побережья, а по краям мастер выгравировал волны.

– Итак, начнем, Джо, – начал Блейзек. – Мы благодарны вам, что вы отыскали нашу дочь. Спасибо вам. И особенно за известие, что она жива. Мы пригласили вас сюда, чтобы кое-что рассказать и объяснить.

Он снова быстро сыпал словами, причем довольно агрессивным тоном, как человек, привыкший, чтобы ему повиновались.

Я кивнул.

– У меня тоже нет желания ловчить и тянуть резину, сэр.

При этих словах Уоррен усмехнулся, а Джек, смущенно взглянув на меня, обернулся за помощью к жене.

– Все эти дни Джек не в себе, мистер Трона, – произнесла Лорна. – С тех пор как похитили Саванну, он спит ночью не более двух часов. Впрочем, как и я. Поэтому простите нас обоих за то, что мы не слишком... обходительны.

– Я понимаю.

– Помочь, – снова вступил Джек, – немного помочь – вот и все, что нам надо. – Снова повисла тишина, и Джек бросил взгляд на Уоррена. – Теперь ты, Бо.

– С удовольствием, – откликнулся тот. – Джо, Саванну похитили в понедельник, 11 июня, между девятью и одиннадцатью часами утра.

"Semper fi^[2], – подумал я. – Прямо как тот вьетнамец. Уж слишком низкий и мощный голос для такой комплекции. Словно внутри спрятан громкоговоритель".

– Джек был на работе, Лорна куда-то вышла. В доме находилась старшая горничная Марси – она что-то прибирала, приглядывая за Саванной. Та будто бы играла у себя в комнате. А когда в 10.55 Марси зашла ее проверить, Саванны в комнате уже не было. Окликая девочку, Марси обежала сначала весь дом, а затем и участок вокруг – ребенка нигде не было. Она позвонила соседям, у которых дочь примерно возраста Саванны, но их не было дома. В 11.10 служанка позвонила Джеку на работу, а потом по его распоряжению – в Службу спасения по номеру 911. Затем связалась с миссис Блейзек по ее мобильному телефону. Джек был дома через семнадцать минут. И в дело сразу вступила ньюпортская полиция. – Уоррен уставился в меня жестким взглядом. – Все понятно?

Я кивнул.

– Дальше коротко: копы наделали здесь много шуму, обшарили комнату девочки...

– Называй ее Саванна, Бо.

– Прошу прощения, миссис Блейзек, Саванны. Они заглянули в комнату Саванны. Допросили Марси, потом Джека. Составили протокол и заверили, что Саванна вернется в целости и сохранности. В девяносто девяти случаях из ста, сказали они, подростки рано или поздно сами объявляются невредимыми. Им, похоже, хотелось сожрать Марси за то, что она обратилась в Службу спасения по такому рядовому поводу, но это дочь Джека Блейзека, а не просто подросток.

– Ближе к делу, Бо, – перебил его Блейзек. – Ты сыщик, а не проповедник.

По лицу Уоррена скользнула и исчезла хитрая улыбка, будто сигнализируя о предстоящем повороте темы. Он откашлялся, прочищая горло.

– Слушаюсь, сэр. Теперь дальше, Джо. Примерно через три часа после звонка горничной в полицию Блейзекам позвонили сюда, на виллу. Звонивший приглушил свой голос – полотенцем или еще чем-то и сказал, что Саванна у него. В доказательство он разрешил ей поздороваться с родителями. Определенно, это была Саванна. Затем он потребовал полмиллиона долларов наличными за ее безопасное вызволение. Чтобы заплатить выкуп, он дал Джеку и Лорне сорок восемь часов. А если они не заплатят, он убьет Саванну. В случае их обращения к властям Саванна тоже погибнет. И добавил, что хочет встретиться с ними в среду утром. А если помните, этот звонок был в понедельник около двух часов пополудни.

– Да.

– Вот вам первый сюрприз: Джек узнал голос похитителя. Второй: похититель – его сын Алекс, известный среди друзей под кличкой Бешеный Алекс.

"Ты от Алекса?"

– Черт возьми, Бо, – зло процедила Лорна, – почему ты так бестактен?

– Ну, прошу прощения, просто хотелось, чтобы Джо понял, с кем мы имеем дело. Мне кажется, эта кличка временами довольно точно отражает его характер, Лорна. Я не собираюсь марать имя вашего сына в грязи, хотя у него уже давно больная психика и его судили как уголовника, а теперь, похоже, будут опять судить за похищение людей.

– Проходил по обвинению как уголовник. Но не осужден, – устало возразила Лорна.

– Еще одно похищение? – переспросил я.

– Он забрал Саванну из дома, где она жила с родителями, когда ей было всего три года, – разъяснил Уоррен.

– Ему ведь было всего тринадцать лет, Бо, – прошипела Лорна. – Они просто сбежали вместе из дома.

– Закругляйся, Уоррен, – резко прервал его Блейзек. Он сидел, откинув голову на спинку дивана и глядя в высокий потолок. – Ты опять транжиришь свое и наше время.

– Ладно, Джек. Итак, Джек и Лорна не хотели подвергать еще большей опасности жизнь Саванны и усугублять положение собственного сына, хотя он и угрожал убить сестру, если не получит требуемый мешок с деньгами. Они мучительно совещаются – воистину мучительно – и решают молить Бога наставить их на путь истинный. Для этого они едут к преподобному Дэниэлу Альтеру и все ему рассказывают. Почти полчаса они непрерывно молятся с ним и читают священные тексты. Закончив молитвы, они просят Всевышнего о помощи. И Джек, и Лорна уверены, что, как истинным христианам, им следует умолять Алекса о безопасном возвращении Саванны и помогать ему в этом, а не грозить тюремным наказанием. И преподобный Альтер соглашается с ними.

Тяжело вздохнув, Уоррен опустил голову.

– Я думаю, о дальнейшем вы сами догадываетесь.

– Для передачи выкупа преподобный Альтер обратился к вашей службе, поскольку безопасность – ваш профиль.

– Так и было.

– Но в среду при попытке обмена что-то не сработало, иначе бы мы здесь сейчас не сидели.

– Вот именно. На сцене появляется Уилл Трона. Учитывая его большие связи в округе, преподобный Альтер попросил его помочь в поисках Саванны и Алекса. В среду утром твой отец позвонил Джеку и сообщил, что говорил с Алексом и видел Саванну, при этом не обмолвившись ни единым словом, где и как он их нашел. Уилл сказал, что теперь Алекс требует миллион долларов за освобождение сестры. После передачи нужной суммы Уилл должен был забрать Саванну и доставить ее нам. Предполагалось, что все закончится в среду вечером. Как и планировалось, Джек передал деньги Уиллу. Однако в нарушение всех планов твой отец убит, а Саванна исчезла.

Я пытался сопоставить рассказ Уоррена с тем, что сам видел и слышал. Все выглядело вполне правдоподобным. Но меня неприятно удивило, что Уилл, зная о Саванне уже в среду утром, не побеспокоился сообщить об этом мне. Даже не заикнулся, что разыскивает похищенную девчонку. Как он говаривал, оставил в неведении для моего же собственного блага. Но меня это задело, поскольку вечерние дела Уилла были и моими делами.

– Понятно, – произнес я. – И когда имя Саванны прозвучало в вечерних новостях, вы решили, что настало время заявить в полицию и ФБР, а также обратиться к общественности, чтобы Алекс опять ее не схватил.

– Правильно, – согласился Уоррен. – Теперь вы понимаете причину нашей тревоги.

– Да, сэр. Первая причина состоит в том, что прошло уже две ночи, а Саванна не найдена. А во-вторых, мистер и миссис Блейзек, несмотря ни на что, продолжают любить своего сына. Вы убедили полицию, что полномасштабная и широко разрекламированная охота на Алекса скорее приведет к его самоубийству или психическому срыву. И еще неизвестно, удастся ли освободить Саванну. Несколько дней Стив Марчант шел у вас на поводу, но его ребятам не удалось отыскать хоть кого-нибудь, поэтому они уже готовы разослать фотографии Алекса во все газеты, как сделали это в случае с Саванной. А это означает арест по обвинению в похищении человека, а не лечение психического расстройства.

– Это так, – подтвердил Уоррен. – Марчант говорит, что они повременят с объявлением публичных розысков Алекса до понедельника. Еще три дня. Это и заставило нас обратиться к вам за помощью. Потому что мы надеемся, что, если вам удалось ее отыскать в первый раз, вы сумеете сделать это и во второй.

– Думаю, да.

– Вы отличный парень, – произнес Уоррен улыбаясь.

Он довольно хохотнул.

– Джо, – обратился Джек, – нам от вас нужно еще кое-что.

– Что именно, сэр?

– Нам необходимо знать все, что случилось тем вечером. Все, что вы видели или слышали о моей дочери. Все, что рассказали полиции Анахайма, в управлении шерифа, агентам ФБР, журналистам, я хочу услышать это от вас лично. Я запишу ваш рассказ на магнитофон. Все до мельчайшей детали, Джо. Вам ясно?

– Вполне.

Бо Уоррен встал и сделал шаг в моем направлении. До сих пор он говорил тоном полковника, выступающего перед прессой, теперь же заговорил как генерал, отдающий приказания.

– Джо, у нас есть первоклассная гипнотизерша – она работает без наркотиков, – которая приведет вас в настолько глубокое состояние, что вы сможете вспомнить подробности даже вашего собственного рождения. Мы условились, что она будет здесь через час с четвертью. До этого мы хотели бы часок побеседовать с вами, выслушать ваш рассказ и все, что помните. Затем мы повторим то же самое под гипнозом. Нам кажется, вы знаете, как отыскать Саванну, поскольку вы и ваш отец однажды уже нашли ее. При этом не важно, догадываетесь ли вы сами, что знаете, как это сделать, или нет. Мы просим вас помочь девочке. Помочь нам. Помочь себе. Вы получите один миллион долларов, если сумеете найти ее, Джо. Или сможете вывести нас на нее. Любым способом. Возможно, в вашей голове уже созрел ключ к разгадке. Миллион долларов – совсем недурная компенсация за то, чтобы часок поваляться на диване в доме Блейзеков, вспоминая о событиях того вечера.

Я быстро взглянул на него. Уоррен стоял примерно в восьми футах от меня, сбоку от кофейного столика, и внимательно следил за моим лицом. Джек сомкнул руки за головой и оттопырил локти, наблюдая за мной.

Лорна тоже пристально смотрела. Вдруг она сделала нечто весьма озадачившее меня – потрясла головой. Еле заметно и быстро. Но я уловил этот красноречивый жест. Она смотрела мне прямо в глаза.

Повторив этот жест еще раз, она опустила глаза.

– В общем, договорились, – закончил Уоррен.

– Отлично, – сказал Блейзек. – Тогда приступим.

– А что вы скажете, мистер Трона? – поинтересовалась Лорна. Ее глаза потускнели. Я видел, как судорожно двигались под кожей мышцы ее подбородка.

– Нет, не сейчас. Я обдумаю это предложение позднее.

В повисшей тишине до меня донесся клекот ястреба снаружи – кью, кью, кью. Потом я услышал гудение кондиционера.

– В чем дело, Джо? – спросил Уоррен. – Вы слышали исповедь родителей, у которых похитили дочь. И похититель – их же собственный сын. Вы видели мельком их дочь в среду, два дня назад. И, выслушав все это, вы спокойно сидите и отказываете им в помощи?

– Я буду ее искать. И приведу ее к вам, если найду. Я не могу вам рассказать обо всем, что мне известно о событиях того вечера.

– Почему нет?

Уоррен сделал два шага ко мне и уже мог достать меня своими ботинками.

– Да потому, – сказал я, – что тем вечером случилось еще кое-что. То, что меня очень заботит, даже если вам это все равно.

– Судьба Уилла нас тоже волнует, – отрезал Уоррен. – Если ты это имеешь в виду.

– Именно это. И дела Уилла Троны вас не касаются.

– Послушай, ты, сукин сын, все, что хоть как-нибудь связано с дочерью этого человека, заведомо его дело. Поможешь нам, поможешь и себе.

Я взял шляпу и встал со стула, наблюдая за Уорреном, потом обернулся к Блейзекам:

– Спасибо за приглашение и прием. Сделаю все, что смогу, чтобы разыскать Саванну. Мне кажется, она замечательная девочка.

Джек остановил застывший взгляд на мне, а Лорна смотрела на мужа. На мгновение Уоррен оказался вне моего поля зрения и вдруг вырос прямо передо мной.

– Эй, криворожий, задержись-ка на секунду...

– Не могу, – ответил я.

Но он крепко держал меня за плечо. Сильный мужик. Двумя руками обхватив его запястье, я резко развернулся и швырнул его через плечо, словно топор. Он приземлился точно на спину, но тяжело ударился о ковер, и я услышал, как он закряхтел. Тяжело дыша и скрежеща зубами, он поднялся с кремового ковра.

– О Господи! – вскрикнула Лорна.

– Дерьмо ты, а не начальник охраны, – процедил Джек.

– Прошу прощения и обязуюсь оплатить чистку ковра, – сказал я.

Лорна вышла из комнаты, а Джек стоял и смотрел на Уоррена.

Я подобрал шляпу и тоже взглянул на Уоррена. Хотя мне вроде бы не следовало удивляться его выходке, но тем не менее это было так. Ведь дом стоимостью примерно в пять миллионов долларов и автоматический пистолет плохо совместимы – как муха и взбитые сливки.

Не дожидаясь, когда он отдышится, я отдал честь и направился к выходу.

Лорна Блейзек придержала открытую дверь и, протянув одну руку для рукопожатия, другой передала мне карточку. Я взял ее и прочитал.

Алекс Джексон БЛЕЙЗЕК

РЕДКОЕ И КОЛЛЕКЦИОННОЕ ОРУЖИЕ

ВОЕННАЯ АТРИБУТИКА ТОЛЬКО ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ

C949 555-2743

На другой стороне карточки был адрес, написанный элегантным женским почерком.

– Алекс может держать ее там. Возможно, он или... кто-нибудь еще сможет вывести вас на нее. Ни Джек, ни полиция этот адрес не знают. Я пробовала туда попасть, но все было закрыто.

Второй раз за утро она поразила меня.

– А почему вы его защищаете?

– Потому что если вы первым найдете его, у него еще будет шанс, так же как и у моей дочери.

– Я арестую его.

– Я на это надеюсь. Джек до крайности разъярен. Я всего боюсь.

– Еще что-нибудь, миссис Блейзек?

– Я просто люблю своих детей. Идите.

Я поблагодарил ее, и она прикрыла огромную дверь за моей спиной.

* * *

Проезжая мимо холмов, я думал, какой это райский уголок. Бежевые холмы, голубая вода и дворцы. Я размышлял о том, что помешало Саванне Блейзек добраться до дома. Может, Алекс перехватил ее, когда она пробиралась в полицию или к кому-нибудь из знакомых взрослых? И почему Лорна так защищает человека, угрожавшего прислать ей замороженную голову дочери?

И сотни раз я возвращался к вопросу, как Уиллу удалось отыскать Саванну. Откуда он узнал, где ее искать? И почему отстранил меня от этого дела?

Саванну похитили в понедельник утром. Ее родители не сообщили об этом никому, кроме духовного наставника и начальника охраны. К утру среды Уилл Трона практически уже решил проблему – нашел девчонку и повез ее домой. И тем же вечером десять минут спустя после того, как забрал ее, был убит.

Выезжая из-под мраморной арки, я заметил группу операторов, снимающих клип, возможно, о том самом Мигеле Доминго, шестнадцатилетнем гватемальце с мачете. Но, как и Хаим Медина, я мало верил, что средства массовой информации уделят внимание столь рядовому случаю. Вероятно, видеооператоры просто снимали рекламный ролик о процветании Пеликан-Пойнт, для обитателей которого миллион долларов ничего не значит.

Охранник, как мог, пытался отогнать их, но репортеры не обращали внимания – они вели съемки на муниципальной территории.

Глава 5

Я поднимался по ступеням следственного отдела ФБР округа Ориндж. Дверь для посетителей была надежно укреплена пуленепробиваемым стеклом с металлической сеткой, а за входом следила видеокамера. В вестибюле я миновал мемориальную доску с именами и фотографиями агентов ФБР, погибших при исполнении служебных обязанностей.

Стив Марчант провел меня в комнату, где размещался оперативный центр, созданный специально для поиска Саванны. Впечатление было солидным: десять агентов, шесть компьютеров, телефонное оборудование для записи и прослушивания, большой пульт радиосвязи. На семиметровом листе бумаги, укрепленном на стене, от руки написан план мероприятий и их результаты, так что достаточно бросить взгляд, чтобы понять, как идут дела. Выше висели фотографии Саванны и Алекса Блейзек.

Часть сотрудников обернулась и посмотрела на меня, другие продолжали заниматься своими делами.

– Мне хотелось показать вам все это, перед тем как мы побеседуем, – объяснил Марчант. – Джо, мы привлекли к работе по этому делу почти двести агентов. Похищение невинных людей у всех нас вызывает отвращение, и мы используем все силы для их вызволения.

Мы прошли с ним в комнату для собеседований. Там уже были наготове диктофон и видеокамера.

– Располагайся поудобнее, Джо. Нам предстоит вспомнить все подробности того вечера в среду. Может, кофе?

– Нет, спасибо.

– Как у тебя с памятью?

– Прекрасно.

Марчант сел напротив меня и проверил магнитофон. Он произнес номер дела, дату, время, мое имя, а затем просил подтвердить, что я здесь по собственной воле, чтобы добровольно поделиться информацией. Я сказал, что так оно и есть, и он начал допрос:

– Итак, приступим. Джо, расскажи мне, что случилось в ту среду вечером.

* * *

В течение двух часов я наговорил на две магнитофонные пленки большую часть того, что помнил. Марчанта особенно интересовали переговоры, которые Уилл вел из машины, его отношения с Саванной и моя встреча с Джеком Блейзеком этим утром. Параллельно он делал пометки на листе, распечатанном на компьютере. Это мог быть список переговоров, предоставленных телефонной компаний, а может, и нет. Он держал этот лист очень близко к груди, и мне ничего не удалось узнать, кроме того, что я и так знал. ФБР известно своей закрытостью и непроницаемостью, когда это требуется.

Я ничего не сказал о визитной карточке с адресом Алекса, которую получил от Лорны Блейзек. Так же как и о короткой беседе Уилла с Дженнифер Авила и переданных ей деньгах или о том, что Мэри-Энн была в тот вечер чем-то встревожена. Мне эти факты представлялись слишком деликатными, чтобы делиться ими с малознакомым человеком.

Выключив видеокамеру и диктофон, Марчант снова присел и посмотрел на меня.

– Что ты думаешь о Джеке, ее отце?

– Очень переживает. Безумно расстроен.

– А Лорна?

– Подавлена.

– Да-да. Если они снова свяжутся с тобой, немедленно сообщи мне.

Я согласился.

– А когда оставлял сумку с выкупом на корте, ты заметил, кто в это время там играл?

– На одном корте две пары – пожилые. На другой площадке бегали двое подростков – мальчишки, но довольно умелые и с плотным ударом.

– Эти ребята обратили на тебя внимание?

– Насколько я заметил, нет.

– Джо, какие отношения были между твоим отцом и матерью?

– Думаю, очень прочные. Они любили друг друга и вместе решали все проблемы.

– У тебя не возникало подозрений, что у Уилла может быть любовная связь с Саванной?

– Никаких, сэр. Он любил женщин, а не девочек.

Сделав последнюю пометку, Стив закрыл блокнот.

– Джо, к этому делу будут привлечены не только сотрудники из управления шерифа, но, если понадобится, и местная полиция. Мне хочется, чтобы ты понял: мы здесь, чтобы помочь, а не ради славы.

– Я понимаю.

– Но я собираюсь освободить эту девчонку. Моя задача – вернуть ее домой, причем невредимой. И меня ничто не остановит. Я сделаю все, что в моих силах.

– Похоже, вы предупреждаете меня. Но я не понял, о чем именно.

Марчант привстал со стула и улыбнулся. Он был высокий, но слегка сутулился, словно пытаясь скрыть свой рост.

– Я хочу сказать, что ценю твою помощь и я на твоей стороне. Как и две сотни наших сотрудников. Расследование убийства поручено Берчу. И это неплохо. Он немного... перестраховывается. Но я хочу, чтобы ты знал, – мы всегда готовы поддержать тебя.

* * *

Спустя полчаса я уже рассказывал Рику Берчу то же самое, что раньше сообщил Марчанту. Но ничего лишнего. Ни слова о своей матери, подруге Уилла и его тревожном настроении в тот вечер. Возможно, тем самым я хотел скрыть часть его интимной жизни. А может, просто соблюдал договоренность по взаимным интересам, хотя в самые интимные стороны своей деятельности он меня, как выяснилось, не посвящал.

Когда Берч наконец закончил допрос, мне казалось, что я изложил свою историю всем представителям правоохранительных органов округа Ориндж.

* * *

– Алекс Блейзек? – с невинным видом переспросил Сэмми Нгуен. – А почему ты решил, что я его знаю?

– Вы оба занимаетесь торговлей оружием.

– Сейчас я уже отошел от этого. Но мой бизнес был абсолютно законным. А вот он был готов продать автоматы даже грудным младенцам, лишь бы заплатили. У него был меч, который Гитлер подарил Герингу, а раньше он принадлежал Наполеону. Эта штука стоит около миллиона баксов.

– Ты хорошо его знаешь?

Надев очки, он взглянул на меня:

– Джо, чего тебе здесь надо? Ты ведь временно в отпуске. Такая тяжелая утрата, да еще сам замешан в перестрелке, и все такое.

– Расскажи мне об Алексе.

– У тебя отличная шляпа, Джо. Закрывает часть лица.

– Давай, Сэмми. Помоги мне.

В полдень в блоке "Ж" наступила самая дремотная пора. После ленча заключенные были расслаблены, добродушны и на время примолкли, подремывая или читая. Но часам к трем они снова активизировались.

Сэмми валялся на лежанке, разглядывая фотографию своей Бернадетт.

– Его кличут Бешеным Алексом, потому что он чокнутый. А чокнутые меня раздражают, Джо. Это очень мешает делу.

– Если бы он тебе понадобился, где бы ты его стал искать?

Он взглянул на меня так, словно мой вопрос и вправду заинтересовал его.

– Прошлым вечером я видел новости по ТВ. Любопытно – похитили его сестру, а ты ищешь его?

– Именно.

– Тогда, похоже, он ее и украл.

Некоторые зеки очень быстро стыкуют факты. Узнав одно, сразу делают верные выводы.

– Я сомневаюсь. У него сейчас наклевывается приличная сделка. – Мне хотелось перевести внимание Сэмми на то, что Алекс – опасный конкурент.

– И кто же покупатель?

– Некто из твоих клиентов.

– Наверное, какой-нибудь богач с побережья. Заказал розовые нунчаки, чтобы посмешить своих дружков. Такие сделки Бешеному Алексу лучше всего удаются.

– Нет, речь идет о пистолетах новой модели, малого калибра и со сбитыми номерами.

Сэмми задумался. Возможно, он сам занимался чем-либо подобным и ему захотелось перехватить сделку.

– Как мне его разыскать, Сэмми?

– Ты просишь меня рассказать о бывшем коллеге по бизнесу, а я до сих пор не получил свою крысоловку.

– Попробуй эту.

Я вытащил из кармана куртки крысоловку и через решетку протянул ее Сэмми. В этой конструкции для ловли применялась липкая масса, которая обездвиживала животных, и грызуны погибали. Это – один из инструментов, позволяющий нам управлять ситуацией в тюрьме. Сэмми привстал с кровати и подошел к решетке.

– Это не то, что мне надо. Мне нужна ловушка старой системы, которая переламывает им шеи.

– Ты не уточнял. И это единственная модель, которой разрешено пользоваться в камере.

Он уставился на меня темными глазами. Прикидывая и оценивая.

– Как ты знаешь, я переговорил с некоторыми людьми по телефону, но мне ничего не удалось раскопать об этой девчонке. Возможно, ты уже узнал что хотелось из вчерашней пресс-конференции.

– Мне надо ее отыскать.

– Отсюда я это сделать не могу.

– Выходит, я зря потратился на эту крысоловку.

– Джо, я никогда не делаю таких вещей. Когда я обещаю что-либо сделать, я делаю. Ты понимаешь – в пределах своих возможностей. Девчонку похитили, и ФБР ничего не может сделать, а я, выходит, смогу? Нет. По крайней мере не отсюда. Может, я и сумею выйти на ее брата. Я знаком с людьми, которые знают Алекса.

– Буду признателен за помощь.

Сэмми присел на кровать, держа в руках крысоловку и поглядывая на меня с сочувствием.

– Очень грустно, когда умирает отец. Моего убили в Сан-Хосе, когда мне было одиннадцать. Ты знал об этом?

– Да.

– Его застрелили, когда он закрывал свой ночной клуб.

– Ограбление.

– Они забрали всю вечернюю выручку – восемьсот долларов и сорок восемь центов. Эти сорок восемь центов взбесили меня.

Я читал его дело и доклад психиатра из клиники округа, в котором упоминалась и смерть отца.

Меня заинтересовала версия Сэмми о том, что случилось дальше. Я узнал об этом, пробравшись по секретному тоннелю в блоке "Д" к стене камеры одного из подручных Сэмми и подслушав его разговор. Все прослушивалось через вентиляционные отверстия. Нас, помощников шерифа, поощряют за сбор информации о заключенных любыми средствами, и одно из таких средств – этот тоннель. Другой способ – скрытно катиться на роликовой тележке по проходу между блоками в старой части тюрьмы. До уровня пояса этот коридор для охранников выложен бетоном, а выше сделан из плексигласа. Когда вы появляетесь в коридоре, обитатель первой камеры криком предупреждает остальных: "Он идет!", и тут же все зеки бросают свои занятия. Но если тихо ехать на тележке, тебя не видно и ты можешь останавливаться, заглядывать через бетонную стену и шпионить за заключенными. Между собой мы называем это занятие "катание на санках".

Последние добытые этим путем сведения я сопоставил с тем, что узнал от судебного психиатра, который читал письма Сэмми, предназначенные тогда еще тринадцатилетней Бернадетт, но так и не отправленные.

Согласно Сэмми, в четырнадцать лет он окунулся в довольно разветвленную азиатскую воровскую среду, где и провел всю жизнь. Со временем он раскопал, кто убил отца, а когда ему исполнилось шестнадцать, втерся в их компанию. Они были квартирными грабителями-гастролерами, что во времена первых вьетнамских беженцев было доходным преступным бизнесом, поскольку вьетнамцы не доверяли американским банкам, предпочитая прятать деньги и драгоценности под матрасами, в сейфах и тому подобных местах.

В общем, эти типы пригласили Сэмми на очередную операцию, он справился с работой и получил новое предложение. Возможно, им казалось забавным использовать сына убитого ими человека. А может, просто хотели помочь ему – Сэмми этого не знал, да и не интересовался. Следующее дело тоже провернули успешно. Сэмми и его хозяева прихватили примерно на шестьдесят пять тысяч долларов наличными и ювелирными украшениями, а запуганных членов семьи, связанных липкой лентой и с кляпами во рту, заперли в гараже.

Но когда они уже собирались смываться, юный Сэмми, угрожая обрезом, заставил одного из боссов связать другого налетчика, заткнуть ему рот и посадить рядом с жертвами ограбления. Затем он связал первого напарника, перерезал ему горло, чтобы второй видел, как тот истекает кровью, и тем же путем прикончил второго. Для этого Сэмми воспользовался керамическим ножом фирмы "Бокер" в ножнах из телячьей кожи. Никому из членов семьи он зла не причинил, но заставил наблюдать за тем, что сделал. А на прощание велел им рассказать всем своим знакомым, кроме полицейских, что Сэмми Нгуен – хороший парень, но любой, кто перейдет ему дорогу, заплатит жизнью. В сомнительно рыцарском варианте этой истории он великодушно оставил семье десять тысяч из награбленного – в основном ювелирные украшения.

Вот о чем он писал в своих не отправленных подруге письмах.

– Ты еще не арестовал убийц своего отца?

– Нет пока.

– Выпусти меня, и я за сутки докопаюсь до его Убийцы.

– Ты убил копа, Сэмми.

– Я невиновен. И докажу свою невиновность.

– Может, до этого ты поможешь отыскать Алекса?

– Мне нужно больше времени на телефонные переговоры.

– В четыре часа у тебя на это будет тридцать минут.

– Мне хватило бы и пятнадцати.

– Это премия от меня, Сэмми. Пожалуйста, действуй.

* * *

– У меня есть кое-какой материал на "Кобровых королей", – начал сержант Рей Флэтли. Он работал в отделе борьбы с организованным бандитизмом. Я сидел в его кабинете в управлении шерифа, посматривая в узкое окошко на улицы Санта-Аны.

– Я признателен, что вы нашли для меня время, сэр.

Флэтли небольшого роста и хрупкого телосложения, с седыми волосами, которые для натуральных выглядят слишком опрятно, хотя таковыми и являются. Два года назад у него умерла от рака жена, и, судя по всему, он до сих пор не оправился от потери. Его супруга была певицей, а он сам играет на фортепьяно, и они организовали дуэт "Шарп Флэтс", подрабатывая в ресторанах, на вечеринках и других подобных мероприятиях. Кстати, они выступали и на одном из выпускных вечеров моей академии. Рей имитировал стиль популярных исполнителей, копируя их тональность, и выглядело это весьма забавно. А у его жены был голос как у ангела. Я помню, как подернулись дымкой его глаза, когда он аккомпанировал "Когда мужчина любит женщину", хотя слышал эту песню уже тысячу раз. Напустить туману может профессиональный актер, но только не полицейский из отдела организованного бандитизма.

– А то как же, – ответил он, – я всегда любил Уилла. В молодости мы вместе расследовали преступления против собственности.

– Он тоже всегда хорошо отзывался о вас, сержант.

Он быстро взглянул на меня.

– О'кей. "Кобровые короли" рассеяны по всей стране, номинально их центр в Хьюстоне. В наших местах у них порядка сорока женщин и мужчин, в этом смысле они все равны. Старшие члены банды, вьетнамско-американские метисы, после войны стали возвращаться во Вьетнам. С тех пор они начали вербовать новых членов в Штатах, главным образом из детей, ущемленных в расовом отношении. Это отвратительные люди, Джо. Они трудно предсказуемы, никого к себе не подпускают. Раньше занимались делами, которые представляют интерес для азиатов, – несколько лет подряд они крали микросхемы и другие высокотехнологичные разработки из Силиконовой долины. И контрабандно перепродавали их китайцам. Я не могу подтвердить этого. Среди американских банд они заслужили репутацию отморозков. Их внешние признаки – длинные плащи, иногда кепки американских бейсбольных команд. Главный лозунг: "До того как погибнуть, солдат должен взять скальп врага".

– У вас сейчас есть кто-нибудь из них на примете?

– Я рассчитываю на это. Рик Берч тоже. Ближайшие, о ком нам известно, это двое из Пеликан-Бэй – наемные убийцы, застрелившие в прошлом году члена мексиканской мафиозной группы.

– Из автоматов?

– Разумеется. Сейчас мы поместили четвертого участника убийства Уилла в университетский госпиталь, его зовут Ике Као. Он прямой очевидец всего случившегося. Если он придет в себя, может, нам удастся его разговорить. "Короли" очень крутые в этом смысле – никто ничего не должен знать.

Мне вспомнились четыре резких выстрела в тумане, которыми Длинный заставил замолкнуть своих напарников.

– Сейчас здесь, в Южной Калифорнии, заправляет Джон Гэйлен. Двадцати шести лет, родился сразу после сдачи Сайгона. Насколько мне известно, сын чернокожего солдата-американца и вьетнамской проститутки. Три раза задерживался за оскорбления и побои – обвинений не предъявлено. Один раз за сбыт краденого – доказать не удалось. Еще раз за участие в сговоре на совершение убийства, но суд его оправдал. Главная проблема – люди боятся свидетельствовать против него. Мы не можем подобраться к нему поближе или хотя бы использовать осведомителя – он чует их за версту. Мы несколько раз пытались завербовать его солдат, но ничего не вышло.

– Его родной язык английский?

Флэтли, нахмурившись, взглянул на меня.

– А это зачем?

– Тем вечером я слышал примечательный голос. Я никогда его не забуду и твердо знаю, как он звучит. Глубокий и очень четкий, с забавным оттенком... почти насмешкой.

– Возможно, он звучал примерно так, Джо?

– Именно так.

Он улыбнулся.

– Вьетнамцы быстро осваивают французский, английский и любой южнокалифорнийский сленг. Я немало наслышался такого.

Рей покачал головой и вздохнул. В эту минуту мне казалось, что он размышляет вовсе не об этом Джоне Гэйлене. Возможно, он думал, сколь прекрасным может быть женский голос.

– Джо, я не знаю, какой язык был для него родным. Я полагаю, вьетнамский. Может, и французский. А теперь взгляни-ка сюда – кадры наблюдения.

Он положил альбом с фотографиями на стол, и я его перелистал. Гэйлен выглядел на снимках неулыбчивым и несколько официальным. Меня удивила его рубашка с галстуком, о чем я поведал Рею.

– Угу, эти "Кобровые короли" – большие модники. Не жалеют денег, чтобы повыпендриваться. И очень бдительные ребята – проверяют девочек и даже игрушки.

На третьем снимке был зафиксирован Гэйлен, открывающий пассажирскую дверцу последней модели четырехдверного "мерседеса". Костюм на нем сидел безукоризненно, как может сидеть только дорогой костюм. Одна рука на дверце, в другой – большая сигара.

У черноволосой красотки со светлой кожей и сверкающим ожерельем, которая собиралась сесть в машину, был довольно сердитый вид. Я узнал эту пассажирку, потому что видел ее фото всего час назад, – это была Бернадетт Ли, давняя любовница Сэмми Нгуена. Выходит, и Гэйлена тоже? Я внимательно просмотрел все восемь фотографий из альбома. Флэтли откинулся на спинку стула.

– Люди, которые застрелили Уилла, были в плащах и кепках?

– В длиннополых плащах с поднятыми воротниками.

– Именно так их бойцы и выглядят. Мы подозреваем "Кобровых королей" в целой серии нераскрытых убийств по всей стране. Одно из них совершено в округе Ориндж. Это всегда было их бизнесом. Не похоже, чтобы у твоего отца быликакие-нибудь дела с этими подонками.

– Я часто ему помогал, – сказал я. – Он мне доверял и рассказывал о своих делах. Но ни слова о Джоне Гэйлене или "Кобровых королях". Однако стрелявший знал его и назвал по имени. Это была настоящая казнь, сэр. Не сомневаюсь, что для этого они все и затеяли.

Флэтли вскинул брови.

– Меня удивляет, почему он не убил и тебя. Ведь он оставил свидетеля. А может, и двух, если Као очухается. Хотя при выстрелах в грудь и голову на это трудно рассчитывать.

– Если он видел меня так же плохо, как я его, то мишень из меня была неважная.

Флэтли кивнул.

– А как насчет машин?

– Я не сумел толком их разглядеть в направленных на меня фарах, да еще в тумане.

– Их рядовые бандиты любят небольшие юркие "хонды", ну ты знаешь, типа остроносого приземистого "сивика". А боссы класса Гэйлена предпочитают "даймлер-бенц".

– Пожалуй, свет фар напоминал "хонду". Очень яркий.

Флэтли несколько секунд помолчал. Он выглядел сосредоточенным, но чрезвычайно усталым.

– Всем этим занимается Рик Берч – один из лучших наших специалистов. Если кто и сможет раскрутить это дело, так это Рик.

– Я знаю.

– И он старается. К "Кобровым королям" трудно подобраться, потому что они подвижны и не привязаны к одному месту. Они как та лягушка, которая может скакнуть от тебя в любую сторону.

Он снова посмотрел на меня, не скрывая легкого скепсиса в глазах.

– Ты сам что-то копаешь, а может, и кое-что скрываешь от Рика?

– Да, копаю, сэр. Но не скрываю – нет.

Он кивнул и пожал плечами.

– Понимаю. Я просил врачей разрешить мне присутствовать при операции жены. Мне казалось, я смогу чем-нибудь помочь. Разумеется, мне отказали. Может, это и к лучшему.

– Теперь я понимаю, что вы чувствовали.

– Однако всегда остается сомнение, не мог ли ты что-нибудь сделать лучше.

– И у меня тоже, сэр.

– Пять стволов против одного, Джо, и ты еще положил двоих. Не думаю, что сумел бы сделать больше на твоем месте.

Я надел шляпу и встал.

– Ты слышал новости про Саванну Блейзек? Сегодня утром ФБР вышло на ее след в округе Сан-Диего – ранчо Санта-Фе. Двое свидетелей видели Саванну там. Оба опознали ее по фотографиям, показанным на вчерашней пресс-конференции. Но когда Марчант прибыл туда, она уже исчезла. Он просто упустил ее.

– Она была одна?

– Пока неизвестно. Марчант не рассказывал.

Прихватив по дороге в придорожном кафе упакованный ленч, я направился домой. Еда пахла довольно аппетитно.

Мой старый "мустанг" недовольно урчал в непрерывных пробках от светофора до светофора, пока я наконец выехал на скоростное шоссе. "Мустанг" – модель 1967 года, довольно редкая, и я прилично повозился, чтобы ее восстановить. У нее "родной" приборный щиток и набор инструментов. Чтобы поднять мощность, пришлось кое-что заменить в моторе. Но какой кайф, когда ты врубаешь ее и голова откидывается назад при каждом переключении скоростей.

Но на дорогах округа Ориндж в шесть вечера приходится двигаться ненамного быстрее пылесоса в гостиной. Проехав всего милю по скоростному шоссе, я свернул с него и в сопровождении тысяч других автомобилей доплелся до дома.

Выложив упакованный ленч на поднос с ячейками, который держу на этот случай, я приступил к еде, одновременно прослушивая телефонный автоответчик. Сообщений было намного меньше, чем днем ранее. С большинством людей, с которыми надо было связаться, я уже переговорил. Все запросы и предложения от печатных изданий, радио и телевидения я пропустил, остановившись только на сообщении Джун Дауэр из компании "КФОС". Она звонила уже третий раз и просила принять участие в ее ближайшем дневном ток-шоу.

Я перезвонил, чтобы сказать ей "нет" и освободить от необходимости новых телефонных звонков.

У Джун Дауэр был довольно приятный голос, и она поблагодарила меня за звонок. Я стал объяснять, почему не могу принять участие в передаче, но она прервала меня, сказав, что ее станция относится к общественной системе вещания и имеет социальную направленность. Она также объяснила, что ее шоу "Воистину живой" построено на прямом эфире с интересными личностями, но не из праздного любопытства и с целью покопаться в чужом белье, а получить объективную информацию. По ее словам, их интересуют не "сенсационные личности, которым нужна известность, а обычные люди в наиболее драматичные моменты их жизни".

Джун Дауэр сказала, что ее всегда интересовала моя история, с тех пор как она услышала о ребенке, которому отец выплеснул в лицо кислоту. Она видела некоторые фотоснимки в местной печати, когда мне было шесть лет и я выступал в младшей лиге. Она вспомнила большой разворот с моей фотографией в двенадцатилетнем возрасте и цветное фото на обложке одного журнала. Еще она добавила, что давно хотела взять у меня интервью, и довольно точно припомнила содержание статьи в "ABC". Тогда мне было восемнадцать, я оканчивал среднюю школу в Фуллертоне, где, помимо прочего, изучал историю и теорию полицейского дела.

– Прошу извинить, но я не смогу, мисс...

– Дауэр, Джун Дауэр.

– Я не могу дать интервью, мисс Дауэр.

– Не можете или не хотите?

– Не хочу.

В трубке повисла тишина. Мне было слегка неловко отказывать ей. Я вообще не люблю огорчать людей.

– Джо?

– Да, мэм. То есть я хотел сказать, миссис...

– Просто Джун, Джо. Джун. О'кей?

– Хорошо, Джун.

– Джо, выслушайте меня. Почти всю жизнь мне хотелось побеседовать с вами. Когда мы оба учились в шестом классе, я даже написала о вас репортаж. Вы идеально подходите для "Воистину живого". Давайте же, Джо. Дайте мне шанс. Вы же выступали в передаче этой дамочки на седьмом канале, которая картинно утирала слезы на своем подтянутом косметологом личике, выпячивая сочувствие. Я видела все это, Джо. Она просто использовала вас.

– Использовала? Но зачем?

– Вызвать у зрителей жалость. По-моему, это было отвратительно. Но это был коммерческий телеканал, а мы – общественная радиостанция. Мы нищие!

Это меня убедило.

– Хорошо, – согласился я. – Спасибо, что вызвал у вас интерес.

Она вздохнула.

– Джо, вы должны это сделать, и знаете почему?

– Нет.

– Потому что, кроме вас, есть другие маленькие мальчики и девочки, которым еще предстоит пройти через то, что пережили вы сами. И может, в еще худшем варианте, чем у вас. И вот эти маленькие человечки сидят в своем темном и тесном... аду... размышляя, зачем все это продолжать? Да, Джо, мы не знаем наверняка, но всегда есть вероятность, что такой человечек услышит вашего "Воистину живого" на нашем канале. А услышав, поймет, что у него тоже есть шанс.

Я обдумал ее слова. У нее был приятный, нежный и убедительный голос.

– Вы считаете, что воодушевление лучше жалости?

– Я так считаю, Джо. Воодушевление заставляет слушателей оглянуться вокруг. А жалость всего лишь доставляет им удовольствие от сознания, что они избежали вашей ситуации.

– О'кей.

– Так вы сделаете это?

– Да.

– Возможно, это не доставит вам много радости, Джо. Но я лично буду счастлива. А может, и еще кто-нибудь из тех, о ком мы даже не подозреваем.

– Рад доставить вам удовольствие.

Но когда мы обговорили час и день встречи и Джун Дауэр сообщила мне адрес "КФОС" в Хантингтон-Бич, я уже начал сожалеть о том, что согласился.

* * *

Спустя два часа я выходил из машины на улице у конторы Алекса Блейзека. Это было здание в промышленном районе Коста-Меса – ограды из металлических цепей, темнота и лай сторожевых собак.

Перепрыгнув через ограду, я прошел к входной двери. Затем набрал номер Блейзека на своем "мобильнике". Нащупав ручку замка, вошел внутрь и отыскал выключатель. Прослушал свой голос на автоответчике Блейзека. Заметил блок сигнализации на стене. Как только его телефон закончил прием моего сообщения и отключился, я запросил по нему точное время и положил трубку рядом с аппаратом. Теперь я мог спокойно проверить все сигнальные устройства, но никто не мог сюда дозвониться с запросом.

Сначала вестибюль. Старый ковер, фанерные панели, конторка с отслоившейся виниловой крышкой. Под конторкой стоял пустой и грязный стеклянный ящик. Внутри ящика, судя по всему, когда-то размещались световые индикаторы, но сейчас виднелись лишь обрывки проводов.

За прихожей располагалась большая комната с низким потолком и очень мощными лампами дневного света. Никаких окон, вешалки с крючками на стенах и одна дверь.

В центре полукругом располагалось шесть круглых стендов. В двух слева были выставлены пулеметы. В двух центральных – карабины и седельные винтовки. А в двух справа, похоже, красовалось военное снаряжение. Вдоль трех стен стояли витрины, забитые пистолетами, револьверами, автоматическим оружием, ножами, штыками, мечами, кинжалами, дубинками, металлическими кастетами, опасными бритвами и экзотическим оружием – всевозможными метательными ножами и звездами, нунчаками, дротиками. Я заметил даже открытую коробку с противопехотными бомбами – небольшими яйцеобразными снарядами с оперением, чтобы бросать сверху, легко пробивающих каски и черепа.

Я продолжил осмотр. Это местечко выглядело воплощенной мечтой двенадцатилетнего мальчишки, насмотревшегося телевизионных боевиков, или свихнувшегося студента. Более двух сотен марок огнестрельного оружия, множество ножей и всякой экзотики.

* * *

У дальней стены, тоже заставленной ящиками с вооружением и боеприпасами, виднелась лестница. На верхнем этаже я обнаружил стол, два дивана с одеялами и подушками два стула, телевизор, компьютер, а также ванную и небольшую кухню. Между диванами стоял столик, заваленный журналами на тему боеприпасов и средств вооружения, и пепельница, изготовленная из гильзы тяжелого снаряда в дюйм высотой.

В пепельнице лежали две наполовину выкуренные сигары. Одна была марки "Маканудо", на другой этикетки не было. Здесь же валялась белая круглая палочка с ровным ярко-красным овалом на фильтре. Сбоку от пепельницы лежала пачка спичек с надписью "Бамбук-33".

На кухне был небольшой холодильник, в котором лежали нераспечатанные пакеты молока и апельсинового сока, хлеб и яблоки. Судя по штампу на пакете молока, оно было куплено неделю назад. Яблоки были еще крепкими, а упаковку с хлебом не открывали. На стойке лежали почти спелые бананы и пачка печенья довольно свежего вида. Я включил телевизор: он был настроен на канал мультфильмов.

В ванной комнате тоже валялись журналы, а на полочке рядом с раковиной стоял большой баллон с туалетным дезодорантом. Грязное зеркало, чистый унитаз, включенный фен.

Оторвав клочок туалетной бумаги, я вернулся к пепельнице, изъял остатки сигар, завернул их в бумагу и убрал в карман. То же самое проделал и с сигаретным окурком. Когда я его забирал, то обратил внимание на ленту с этикеткой от сигары "Давыдофф", аккуратно разрезанную в узкой части и сохранившую овальную форму. Взяв еще один кусок туалетной бумаги, я прихватил и этикетку.

Я рассчитывал, что Мелисса, моя подруга из лаборатории криминалистики, сможет по этим образцам установить ДНК. В человеческой слюне этого добра навалом.

Кто-то был вынужден покинуть это местечко, причем недавно. Еда и напитки всего недельной давности. И вряд ли Бешеный Алекс Блейзек всем другим передачам предпочитает мультфильмы. Ему скорее подошел бы сериал "Могучие рейнджеры".

* * *

Позднее тем же вечером ко мне в дверь постучал Бо Уоррен. Когда я ему открыл, он улыбнулся мне, а глаза у него весело искрились в свете уличного фонаря.

– Джо, мне просто надо сказать тебе, что никто на Земле не смог бы безнаказанно сделать то, что тебе удалось со мной сегодня.

– Это следует считать предупреждением, сэр?

– Возможно, в другом месте и в другое время.

– Я слышал, что Марчант почти застал Саванну на ранчо Санта-Фе.

Уоррен покачал головой.

– Идиоты. Помоги нам, Джо. Сделай то, что удалось твоему отцу. Найди ее. Предложение остается в силе – если все сделаешь, миллион твой.

– Ваши друзья тратят миллионы, как я четвертаки.

– Это называется "положение обязывает", толстокожий бегемот. И не забывай о нежелательной огласке.

– А вы так беспокоитесь, что первыми ее отыщут фэбээровцы?

– Джек не хочет огласки по одной причине. Все из-за того же Алекса. Ни к чему и фонтан публикаций на эту тему. Просто тихое и счастливое воссоединение семьи – вот для чего этот миллион.

Я подумал о Бешеном Алексе и его спокойной вежливой сестричке.

– Я попытаюсь найти ее независимо от денег.

Он бросил на меня жесткий взгляд:

– Чего ради?

– Она мне понравилась.

Он медленно покачал головой, словно я спятил.

– Ты напоминаешь мне того гватемальца, которого копы замочили в Ньюпорт-Бич.

– Чем же?

– Он также пытался пробраться туда, где живут большие богатые люди. Но пользовался для этого тупыми инструментами и примитивными средствами.

– Похоже, именно в этом ты и видишь его ошибку.

– Там посмотрим.

Изобразив из указательного пальца пистолет, он "выстрелил" мне в живот, а потом в голову.

– Спокойной ночи, Джо. И не давай себя кусать клопам.

* * *

Той ночью мне снились маки, потому что мне всегда снились маки, ярко-оранжевые покрывала которых раскинулись по склону горы. Но когда я подходил ближе, это оказывались вовсе не маки, а языки пламени, и не на горе, а на гигантски увеличенной человеческой щеке. И это была моя щека. И тогда мне снилась боль.

Мне снились жирные псы. Огромные черные псы, извивающиеся вокруг меня, висящие на мне, душащие меня. Все, что я могу, это попытаться сбросить их. Я отдираю их. Оттаскиваю. Отталкиваю. Вот тогда мне снится эта боль. И проснувшись, я царапаю шрамы на лице, пытаясь их отодрать.

Мне снились волны, облизывающие пляж и вымывающие кости из песка. Дождь, омывающий сочащиеся кровью скалы. Пустынный ветер, от которого плавится песок и остаются только кости, зубы и смола. И огромный жирный плющ, питающийся стволами деревьев, от которых остается только шелуха.

Я не помню саму агонию, помнится лишь ее осознание. Я вспоминаю, как наплывает понятие самого ошеломительного и решающего события в моей жизни, которая теперь четко делится на две половины. Вспоминаю внезапную мглу и столь же внезапный свет. Вспоминаю и более позднее: медленное заживление шрамов, которым понадобилось огромное время, чтобы застыть в окончательной форме. Для меня это время измерялось геологическими масштабами. Операции. Пересадки тканей. Трансплантаты. Металлическая сетка, зеркала, мази.

И даже по прошествии многих лет эти зарубцевавшиеся шрамы продолжают связывать меня с прошлым, как сигнальные провода, и когда я поглаживаю их, они вызывают в памяти события и чувства двадцатитрехлетней давности – бесконечно отчаянные, ослепительно яркие и убийственно страшные. Это еще случается.

А иногда мне снятся лица красавиц.

И так всегда.

Глава 6

В понедельник ФБР публично объявило официальный розыск Алекса Блейзека. Биография Алекса, двадцатиоднолетнего нарушителя спокойствия, заполнила утренние страницы газет и вечерние телепередачи. Множество прекрасных фотоснимков, список его преступлений, непременное упоминание о том, что он был "торговцем оружия" и "подозревается в незаконных операциях с боеприпасами".

В течение следующих двух дней Алекса засекали дважды, и команда быстрого реагирования ФБР выезжала по обоим сигналам. Но Марчанту с его людьми так и не удалось прибыть туда вовремя. Казалось, Алекс обладал шестым чувством. Один раз его видели на горном курорте вблизи озера Большой Медведь. Там Алекс арендовал просторное, с двумя спальнями, шале на северном побережье. Второй раз он остановился в гостинице в местечке Сансет-Стрип в Голливуде.

Согласно последним новостям, очевидцы утверждали, что в обоих случаях Саванну видели вместе с ним. Я припомнил свежую еду на кухне Алекса, неразрезанную буханку хлеба, слегка пожелтевшие бананы и непросроченные пакеты с молоком и соком. И в конце концов я поверил, что Алекс сделал то, что не удалось мне тем проклятым вечером. Он все-таки отыскал ее в тумане и увез на своем автомобиле. После того что девочке пришлось пережить на Линд-стрит, она, вероятно, была просто рада увидеть его. И быть похищенной братом ей казалось лучшим вариантом, чем оказаться в руках пятерых убийц в плащах.

Я прикрепил на кухонной стене карту и обвел красными кружочками все три места, где видели Алекса. Теперь сестра опять была в его руках, и он передвигался быстро и часто, на один шаг впереди подвижных челюстей ФБР. Я прикидывал, когда же, несмотря на всю эту беготню, Алекс попытается снова получить выкуп за сестру. И почему он не воспользовался тем миллионом в теннисной сумке, чтобы смыться, подбросить сестру и отвалить в Мексику?

Я дважды в день звонил Марчанту, но он так и не перезвонил мне. Я полагаю, что это было связано с его последними неудачами и он просто переводил дыхание.

Приятель Уилла из Анахаймского медицинского центра дважды в день передавал мне информацию о состоянии подозреваемого в убийстве Ике Као, чье положение оставалось неизменным и критическим. Он лежал без сознания под круглосуточным контролем охранников из управления шерифа.

Два раза мне звонил доктор Норман Зуссман, требуя, чтобы я как можно быстрее с ним связался для подготовки заключения для отдела по использованию огнестрельного оружия.

Поколебавшись, я ему перезвонил.

Из "КФОС" звонила Джун Дауэр с просьбой подтвердить намеченное интервью. Оно выпадало как раз на день похорон Уилла, но я все-таки не отменил нашу встречу, потому что мне нравилось слушать голос, в котором звучала такая искренняя надежда.

* * *

Мы хоронили Уилла в теплый летний день. Это было во вторник, на седьмой день после его гибели.

Заупокойной службой в присутствии множества собравшихся руководил преподобный Дэниэл Альтер. Отпевание проходило в его огромном молельном доме с тонированными окнами – храме Света. На похороны пришло более двух тысяч человек, и когда все сиденья были заняты, остальные перешли в зал с установленными по всем четырем стенам большими мониторами.

Во время службы мои братья, родные сыновья Уилла и Мэри-Энн, сидели по обе стороны от меня.

Уилл-младший плакал. Он на десять лет старше меня, женат, имеет троих детей, работает юристом, живет в Сиэтле. Гленн на два года младше Уилла, тоже женат, у него двое маленьких близнецов. Они живут в Сан-Хосе, где у Гленна фирма по внедрению волоконной оптики. Он смотрит прямо перед собой, словно ничего не видит или, наоборот, видит все.

Мэри-Энн сидела рядом с кафедрой, вся в черном. По ходу службы слышатся ее сдержанные рыдания, большей частью она смотрит себе под ноги, в пол.

Гроб был сделан из красного дерева и украшен серебром. Это дар друзей Уилла, которым принадлежит кладбище, где он будет похоронен. Переговорив с нами – ее детьми и преподобным Альтером, Мэри-Энн решила оставить гроб открытым для обозрения. Гленн хотел, чтобы гроб стоял закрытым, потому что лицо Уилла вызовет дополнительную боль у всех любящих его. Преподобный Дэниэл и Уилл-младший по той же причине голосовали за открытый гроб. Я же присоединился к ним, потому что хотел последний раз увидеть его.

Весь помост – от основания до верха – был усыпан тысячами белых роз, струившимися по алому покрывалу. Их тоже подарил один из друзей Уилла, владевший сетью цветочных магазинов.

На Уилле был костюм, предоставленный его приятелем, который занимался производством модной одежды по итальянским лекалам. Ногти Уилла были обработаны косметологом Мэри-Энн. И разумеется, бесплатно.

Под звук фанфар было объявлено, что в память Уилла Троны "Лесной клуб" учреждает мемориальный фонд для детского дома в Хиллвью. В сегодняшнем утреннем номере местной газеты "Джорнал" сообщалось, что всего за три дня на счет фонда поступило около двух миллионов долларов, из них один миллион – от Джека и Лорны Блейзек.

Преподобный Альтер в этот день был необычайно энергичен. Он один из самых эмоциональных евангелистов, которых я когда-либо слышал, но в своих проповедях никогда не срывается на крик, не теоретизирует и не занимается историческими изысками. Его выступления очень убедительны и глубоко прочувствованы. Или по крайней мере кажутся таковыми. Возможно, он прекрасный актер, но когда у него садится голос, перехватывает горло и слезы дождем струятся по лицу, это меня достает.

– ...и милостивые руки Господа нашего приняли тебя, Уилл Трона, тебя, который сам так много помогал другим...

Я рассматривал собственные руки, переплетенные пальцы, запястье, где равномерно пульсировала синеватая жилка. По какой-то причине мой взгляд задержался на толстом желтом кабеле, тянущемся за установленной слева видеокамерой. Просто удивительно, как легко наше сознание отвлекается на какой-нибудь пустяк, когда рядом происходит что-то важное. Но желтый провод навел меня на мысль о тех двух машинах, закрывших нам выезд с аллеи. Почти все, что я видел, заставляло меня вспоминать те машины и людей внутри. И еще я прикидывал, запросил ли Рик Берч список телефонных переговоров Уилла из нашей машины тем вечером.

– ...и так же как мы оплакиваем его смерть, не забудем восхвалить и его жизнь...

Видно, как тяжело бьется сердце в груди Уилла-младшего. Он всегда был очень впечатлительным. Однажды подстрелил из пневматического пистолета воробья и после горько рыдал. Я еще сказал ему, что не стоит стрелять ради забавы. И он принял это к сердцу. Из-за моего лица окружающие считают меня проницательным и придают моим словам большой моральный вес. Чем ты уродливее снаружи, тем прекраснее внутри. Изящная и краткая мысль, но неверная. Единственное, в чем я превосхожу Уилла-младшего, – это в том, что намного лучше знаю, что такое боль и ощущения того воробушка.

Я положил ладонь на колено брата. И протянул ему один из своих носовых платков с вышитой монограммой, которые Уилл приучил меня всегда держать при себе для дам. Перед выходом из дома я разложил по разным карманам своего черного траурного пиджака целых четыре платка. Один я уже раньше отдал маме. Так что два долой.

– ...и да будет слава Господня столь же велика, как наше сегодняшнее горе...

Я всего раз обернулся на собравшихся в храме и увидел бесконечное море печальных лиц, раскинувшееся вплоть до голубых стеклянных стен, которые головокружительно устремились в бледное небо.

Когда я подумал, что служба окончилась, верхние части стеклянных стен опустились и внутрь ворвался мощный поток теплого воздуха. От неожиданности все зашептались. Внезапно из-за спины преподобного Альтера выпорхнули тысячи белоснежных голубей. Он простер руки к небу, и казалось, что птицы вылетают прямо из его ладоней. Громко хлопая крыльями, голуби заполнили весь храм, и в зале даже послышались восклицания. Но когда птицы увидели, что со всех четырех сторон их окружает чистое небо, они устремились наружу. Это были недавно оперившиеся и еще не летавшие голуби. Когда мы шли из церкви на кладбище, на нас сыпались их белые перышки. Мне припомнилось, как Саванна Блейзек перелезла через ту стену и очутилась в холодной неприветливой мгле.

* * *

Чуть не половина собравшихся желала в последний раз взглянуть на Уилла. В результате процедура заняла целый час. Я по очереди был вторым, вслед за Тленном. Мне приходилось видеть трупы в лаборатории и истекающие кровью жертвы аварий. Видел я и Люка Смита с Мингом Никсоном. Но сегодня было мое первое настоящее опознание. Никто не подготовил меня к тому потрясению, которое я испытал, увидев печать смерти на лице человека, которого я любил больше всех. Я смотрел на него, понимая, какой мощный поток энергии иссяк, какая прекрасная жизнь оборвалась. Поцеловав пальцы, я прикоснулся ими к его щеке и отошел от гроба.

Мое сердце обливалось слезами, и холодная жажда мести заполняла его. Я натянул шляпу поглубже на лоб.

* * *

Мне запомнились на тех похоронах зеленые холмы и траурная вереница автомобилей, ползущих вокруг ямы, вырытой в земле. Яма была прикрыта черным брезентом, оттененным оранжевым грунтом по краям.

Я стоял рядом, наблюдая за подъезжающими машинами и продолжая размышлять над тем, как стрелявшие узнали, куда мы с Уиллом направились в тот вечер.

Они нас преследовали или от кого-то узнали о цели нашей поездки? Не те ли самые люди, что направили нас туда, и организовали это убийство? И послали туда Уилла не спасти Саванну Блейзек, а на верную смерть?

Я все-таки полагал, что убийцы нас там уже поджидали. Потому что, если это не так, я их просто прозевал. Может, когда-нибудь я и смогу себе простить, что нас застали врасплох. Но если они преследовали нас, получается, что я подставил Уилла.

"Рот на замке, глаза открыты".

Несмотря на разброд в голове, я постоянно возвращался к тем автомобилям, тем людям и тому вечеру. Я знал, что к людям, которых я застрелил, полагается испытывать жалость. И вину за отнятые жизни. И я старался пробудить в себе эти чувства, но не мог. У меня внутри есть ледник, в котором хранятся неприятные вещи. Это словно морозильник, только с тугой дверью. Уж если что-нибудь в него помещено, извлечь это весьма непросто. Я сказал себе, что это были отвратительные люди, которые собирались убить и меня, вне всяких сомнений. Это оправдывало то, что я с ними сделал, и дверца "морозильника" сейчас была закрыта. Но навсегда ее захлопнуть не удавалось из-за всех этих "если": если бы я заметил их раньше, если бы действовал расторопнее, если бы прислушался к встревоженным нервам, если бы не было этого густого тумана.

Я издали наблюдал, как пришедшие на похороны по очереди выражают соболезнование моим близким. Сам я уже произнес все, что мог сказать, поэтому уединился под густой кроной ясеня и стоял там с закрытым ртом и открытыми глазами, опустив поля шляпы.

Большинство этих людей были мне знакомы. Я видел инспекторов – коллег Уилла, членов собрания округа, судей, шишек из управления шерифа, губернатора Калифорнии, двух конгрессменов. Одни были приятелями покойного, другие – врагами, но пришли и те и другие.

Здесь находились и главные воротилы в области строительства. Земля продолжает оставаться самой ценной собственностью и главным источником доходов в округе Ориндж. С каждым из этих застройщиков у Уилла были разногласия. Но по странной иронии со многими из них он дружил. Я заметил энергичных молодых мужчин и женщин с хорошо подвешенными языками, ежегодно добывающих миллионы долларов для своих компаний – "Эрвин", "Филип Моррис", "Ранчо Санта-Маргарита". Здесь же были их боссы, члены всевозможных распорядительных и финансовых советов – люди, которые прилетают на собственных самолетах и вертолетах.

А вот и толстосумы-миллиардеры, разбогатевшие каждый своим способом: биржевые спекулянты, игроки на курсах валют, изобретатели и торговцы всех мастей. Разумеется среди них был и Джек Блейзек, сколотивший первый капитал на незасоряющихся разбрызгивателях для полива. Выглядел он еще хуже, чем в день нашей последней встречи – словно каждые сутки отсутствия дочери стоили ему приличного куска жизни.

Следующими по силовой шкале располагались бюрократы. Соратники Уилла по борьбе, правительственные чиновники – послушные и скромные, стойкие и непреклонные. Они работают в разнообразных муниципалитетах, агентствах, бюро, конторах, администрациях, комиссиях, службах, отделениях, департаментах, советах, управах. По сравнению с застройщиками или предпринимателями они просто нищие, но зато в их руках сосредоточена власть над ними. Эта власть всегда может оказаться полезной и принести доход. А может и все расстроить. Цена договорная.

Уилл был бюрократом. Похоже, когда-нибудь и я им стану. Возможно, сейчас я прохожу самую лучшую школу бюрократизма: там, где я уже провел пять лет службы.

Собрались его приятели с семьями, соседи и просто знакомые, его врач, тренер по теннису, парикмахер. Пришел даже наш старый сборщик мусора, бывший для меня в детстве повелителем трех придорожных баков, а теперь превратившийся в нескладного пожилого мужчину с седыми волосами и морщинами вокруг глаз. По средам в полседьмого утра – время уборки мусора на нашей улице – Уилл любил поболтать с ним перед тем, как посадить меня в школьный автобус, а самому отправиться на работу в управление шерифа.

Наблюдая за ними, я думал, из сколь многих жизней складывается одна жизнь. Я ощущал одновременно гордость и пустоту, озарение и подавленность.

Я чувствовал себя преданным, когда Дженнифер Авила, ослепительно прекрасная, во всем черном, разговаривала с моей матерью.

Преданным не только Уиллом, но в чем-то и самой Дженнифер.

Сердце в груди билось все тяжелее и тяжелее. То, что я видел перед собой, расплывалось – словно глаза не хотели все это воспринимать. Я ощутил горячий пот на спине. Как я смогу выступить на радио спустя всего несколько коротких часов? Я содрогнулся, и меня обдало жаром.

Старый Карл Рупаски, глава транспортного управления округа Ориндж и закоренелый политический противник моего отца, тяжело доковылял до дерева, чтобы пожать мне руку. У него были влажные глаза. Я учуял запах табака и алкоголя.

– Я хотел бы поговорить с тобой, Джо. Может, когда мы оба оправимся от шока. Как насчет ленча на следующей неделе? Скажем, в понедельник?

– Да, сэр. Это меня устраивает.

Он хлопнул тяжелой ладонью меня по плечу:

– Это такое горе, мальчик. Настоящее горе.

После него ко мне в тенек зашел Хаим Медина. Он выглядел еще более несчастным и обиженным, чем обычно, и еще сильнее сутулился. Мы поговорили немного об Уилле, и Хаим заметил, как много тот сделал для ИАКФ и как все теперь осложнится из-за утраты поддержки такого лидера во властных структурах, особенно в связи с началом расследования по голосованию.

– Я никогда не говорил этим ребятам, что они имеют право голоса до получения гражданства, – оправдывался Хаим. – Они просто не поняли меня. Вот и все. Да и что могли решить несколько десятков голосов?

Я пожал плечами. Сейчас мне было не до проблем ИАКФ.

– А ты хотел бы нам помочь?

– Каким образом, сэр?

– Мне надо, чтобы ты переговорил с одним человеком. Это большой скандал. Ты можешь отличиться и завоевать известность.

– Мне не нужна известность.

– Но ты и так знаменитость. А с помощью этого дела ты завоевал бы авторитет в области правосудия. Послушай, поговори с этим парнем. Это брат Мигеля Доминго, того самого, что убили копы. У него есть что рассказать. Ведь у Мигеля была причина пытаться проникнуть в тот дом в Ньюпорт-Бич. В деле замешана женщина.

– Что за женщина?

– Лурия Блас, убитая недалеко от своей квартиры. Интересно?

– Нет. У меня сейчас без этого полно забот.

– Так что скажешь, Джо?

– Оглянитесь вокруг, сэр.

Хаим оглянулся и вздохнул.

– Я все-таки позвоню тебе. Поговорим в лучшее время.

Несколько минут спустя подкатил и Рик Берч. Он встал не спереди, а сбоку от меня, что само по себе показалось любопытным. Он вместе со мной рассматривал толпу. Мне понравилось, что несколько минут он молчал. А когда заговорил, то не касался неприятных для меня тем.

– Когда мне было десять, убили моего брата, – начал он. – Он был на восемь лет старше меня – крепкий парень из бандитского района Окленда. Его обнаружили в сточной канаве рядом с баром. Виновных не нашли. В результате я стал копом, чтобы отлавливать это дерьмо и отправлять в тюрьму.

– Это хорошая причина, сэр.

– Так ты одобряешь мой выбор?

– Да, сэр.

– Тогда слушай. Я вызвал Джона Гэйлена на завтра, чтобы немного побеседовать на общие темы. Мне хотелось, чтобы ты тоже ко мне зашел и посидел с другой стороны стекла.

– Разумеется.

* * *

Позже, на поминках, мы, трое братьев, оказались вместе за одним столиком. Мы сидели на шестнадцатом этаже ньюпортской гостиницы "Мэрриотт", в ресторане, который бесплатно предоставил еще один приятель Уилла, управляющий отелем. Отсюда был виден океан и покрытая серой дымкой долина под ясным небом.

Уилл-младший и Гленн уже опьянели. Я тоже прилично выпил, по крайней мере по своим меркам. Обычно я много не пью, потому что это снижает мою готовность к действию. Они оба должны были завтра улетать назад к своим семейным очагам и чувствовали себя неудобно, покидая Мэри-Энн и меня.

Уилл-младший крепко обнял меня.

– Позаботься о маме. Мне бы хотелось жить поближе и помогать ей. И не забывай о себе.

Их дети возились рядом с нами. Вооружившись соломинкой и зонтиком из коктейля, Уилл-младший погнался за близнецами.

Я чувствовал себя одиноким без братьев. Почему бы им и правда на время не вернуться в Южную Калифорнию и не помочь мне во всем разобраться?

Да потому, что это непрактично. Жизнь должна продолжаться. И сам Уилл так считал, да и вообще.

* * *

Я покинул поминки последним. У меня оставалось немного времени до интервью с Джун Дауэр на радиостанции "КФОС", и я провел его еще с одной порцией мартини, посматривая в окно шестнадцатого этажа. Служащие ресторана убирали электрические жаровни и столы – укатывая прочь круглые и складывая прямоугольные. Я слышал лязг уносимых стульев и реплики рабочих, но, казалось, все эти звуки доносились до меня издалека.

Вот все и закончилось.

Я испытывал страх перед интервью, но принял еще порцию спиртного и наконец вышел.

* * *

В результате на студию я прибыл в приличном подпитии. Во всяком случае, сильнее, чем мне казалось, когда я покидал ресторан. Я сожалел об этом. Мне хотелось на время обо всем забыть, а как раз в этом месте предстояло все вспомнить. Перед тысячами скучающих слушателей.

Я помню, как сидел в прохладной приемной, застеленной пурпурным ковром и уставленной оранжевыми стульями с хромированными ножками, сжевал две полоски жвачки с кардамоном и выпил чашку черного кофе. Я заметил кусок фольги от резинки, прилипший к подкладке моей шляпы.

Появился режиссер передачи "Воистину живой", улыбающийся молодой человек с длинными волосами и козлиной бородой. Он представился Шоном.

– Джун скоро будет готова, – сказал он. – Воды или чего-нибудь еще?

– Кофе, если можно.

– Пройдите вон в ту зеленую комнату. Посидите там, а я принесу кофе. Как насчет капельки коньяка для аромата?

– Не надо, спасибо.

Присев, я оглядел студийные комнаты. В трех света не было, а одна слабо освещена. В этой кабине перед одним из подвешенных на штанге микрофонов стояла молодая женщина с черными вьющимися волосами, читавшая какой-то текст. Стекло скрадывало ее изображение и преломляло под необычным углом. Я наблюдал за этим отражением.

Вернулся Шон и поставил передо мной на столик стаканчик с кофе.

– Горячий, – предупредил он. – Мы выходим в начале часа. Осталось несколько минут. Кстати, позвольте выразить сочувствие по поводу случившегося с вашим отцом.

– Спасибо.

Слегка помешкав, он вышел.

Через пять минут Шон проводил меня в студийную кабину. Звук внутри был очень ровный, а освещение мягкое и серебристое. Выйдя из-за стола, та самая кудрявая женщина протянула мне руку.

– Джун Дауэр.

– Рад встретиться, мисс Дауэр.

Она улыбнулась. У нее были темные глаза и весьма приятное лицо. Линия подбородка прямая и четкая. Аккуратный нос, небольшой рот. На ней была джинсовая блузка без рукавов, заправленная в мятые шорты, закатанные вниз носки и синие теннисные туфли. Ноги у нее были что надо. Женщина пожала мне руку.

– Джо, сожалею, что интервью выпало на день похорон вашего отца. Если бы знала, то никогда не назначила бы передачу на этот день.

– Мы этот пункт не обговаривали, мисс Дауэр. Ничего страшного.

Она встряхнула головой, посмотрев на меня слегка прищуренными глазами.

– Я же просила оставить ваши хорошие манеры дома, не так ли?

– Простите, я...

– Расслабьтесь, Джо. Садитесь вот здесь и наденьте наушники. Мы проверим звучание и тогда начнем.

Я присел на вращающееся кресло, положив шляпу на стол перед собой, а мисс Дауэр обошла вокруг стола и устроилась по другую сторону, подкатив стул поближе. В студии было почти темно, только мягкий верхний свет выхватывал ее лицо из полной тени. Оглянувшись, я понял, что тем же образом высвечено и мое лицо. Оно горело, воротник сдавливал шею, а сердце колотилось, будто я пробежал кросс. Надев наушники, я сделал три глубоких вздоха и почувствовал себя еще хуже. Я уже был готов провалиться на месте, но зазвучал спокойный и ясный голос Джун Дауэр.

– Сосчитайте до десяти, Джо, своим нормальным голосом. Держите микрофон примерно в восьми сантиметрах ото рта. И говорите немного в сторону, а не прямо в микрофон.

Я все это проделал.

– Хорошо, хорошо. Немного выпили, Джо?:

– Больше обычного.

– А что для вас обычно?

– Почти ничего.

– И сильно вы пьяны?

– Не знаю.

– Думаю, скоро мы это узнаем.

Она взглянула через стекло в соседнюю кабину, откуда Шон кивнул головой.

– Три, два, один, – проговорил он. – И вы в эфире.

Послышалась музыка и записанный голос диктора, объявившего начало передачи. Затем Джун сделала краткое введение. Она немного рассказала о моем прошлом, используя при этом выражение "кислотный мальчик", от которого мои нервы напряглись, как это всегда со мной бывало. Все это она произносила, плотно прижав руки к бокам и рассматривая меня через стол, словно медвежонка в зоопарке. Голос у Джун был чистый, тихий, словно она общалась с кем-то один на один. Наушники придавали ей забавный вид – придавленные дужкой кудри торчали ежиком.

Первую половину интервью я помню не слишком отчетливо, потому что нервничал. Лишь помню, что поначалу отвечал короткими фразами, а голос звучал необычно высоко и слишком тихо. Я отвечал на те же вопросы, которые мне задавали уже тысячи раз. У меня были готовые ответы, накопленные за многие годы практики. Ими я и отбивался.

Вспышка. Боль. Память. Хирургия. Хиллвью. Другие дети. Уилл и Мэри-Энн. Школа. Прозвище "кислотный мальчик". Бейсбол. Колледж. Управление шерифа. Работа в тюрьме.

Но когда Джун изучающе рассматривала меня через стол, я не мог оторваться от ее глаз, которые вбирали в себя весь верхний свет и сверкали в полутьме. И постепенно я пришел в себя и расслабился.

– Меня восхищает, Джо, как вам все это удалось преодолеть. Я годами следила за вашей судьбой. Из трагического начала вы сумели выстроить достойную жизнь. И люди должны знать, что они тоже могут этого достичь.

– Это все мои родители. Я имею в виду своих приемных родителей.

Она спросила, какой совет я мог бы дать людям, которые столкнулись с проблемами, – особенно молодежи. Где черпать уверенность? Как сдерживать злость и жалость к самому себе?

Как всегда, я произнес заготовленные ответы: верить в собственные силы, не страшиться быть не как все, помнить о людях, которым живется еще хуже, чем тебе.

Вдруг Джин спросила такое, о чем меня еще никогда не спрашивали, и мне понадобилось очень напрячься, чтобы сформулировать подходящий ответ. У меня просто не было готового ответа.

– Джо, а что вы думаете, когда видите перед собой прекрасное лицо?

Может, подействовала новизна вопроса или сказались недавние похороны, действие алкоголя или навалившаяся из-за костюма жара. А может быть, красивые лица относились к тем немногим темам, в которых, как мне казалось, я разбираюсь.

– Я считаю, что таким людям повезло. Мне нравятся красивые лица, мисс Дауэр. Существует множество типов таких лиц. Я могу ими любоваться часами. Но знаете, что интересно? Это не так просто делать. Не многие люди позволят разглядывать себя, если вы с ними не знакомы.

– Но у вас множество знакомых.

– Да, есть. Но нельзя же просто уставиться и глазеть.

– Нет. Так что же вы делаете?

Она немного откинулась назад, внимательно наблюдая за мной. Я видел легкий блеск ее волос и опять вспыхнувшие в глазах яркие искорки. Мне было известно о принятом в радиостудиях полумраке и приглушенной акустике. На мгновение даже показалось, что Джун Дауэр – единственный человек в этом здании.

– Я смотрю телевизор, Джун. Читаю журналы. Мне нравятся романтические комедии с красивыми актерами. Иногда я хожу в людные места, где можно оставаться незамеченным и просто наблюдать за окружающими. Но все это происходит так быстро. Фильмы и телевизионные шоу заканчиваются, люди на пляже прогуливаются и удаляются, покупатели в магазине проходят мимо, так что совсем мало времени для подлинного наслаждения и восхищения красивой личностью.

– Кажется, я понимаю, о чем вы хотите сказать. Будто вы находитесь в другом мире. Существуете отдельно, в отрыве от других. Иногда я чувствую нечто похожее, сидя здесь, в этой студии, и общаясь с людьми, находящимися снаружи, в реальном мире.

Внезапно я осознал, какое удовольствие беседовать с Джун Дауэр. Она выглядела такой одинокой в этом луче света, окруженном полумраком. Я уже забыл, где и зачем находился и что прилично выпил. Я просто общался с ней.

– Точно так, Джун. Будто все они нереальны. Я хочу сказать, что все эти лица нереальны в том смысле, что ты не можешь к ним прикоснуться, особенно лица в толпе. Их ты уж точно не можешь потрогать.

– Но ведь вам не приходит в голову делать это?

– Дело не в том, что я пытаюсь к ним прикоснуться. У меня нет желания их касаться или чтобы касались моего лица.

Джун Дауэр наклонилась вперед к микрофону. Она слегка нахмурилась, словно в ее наушниках прозвучало нечто необычное или неожиданное.

– Не хотите касаться или чтобы вас касались? С точки зрения гигиены?

– Об этом я не думаю, мисс Дауэр.

– Я никогда не слышала ничего подобного. Обычно все жаждут контактов. Но, знаете, мне кажется, вы можете найти множество красивых людей, которые с удовольствием выпьют с вами чашку кофе, побеседуют и захотят понять вас.

– Однажды я заплатил фотомодели, чтобы она посидела и дала полюбоваться на нее. Ее звали Трейси. Это была юная особа, которая лишь начинала карьеру и нуждалась в деньгах. Затем она снова появилась и позволила мне разглядывать ее три часа за три сотни баксов. Какое лицо у нее было! Невообразимо очаровательное. После второй встречи мы вместе выпили кофе и поболтали. Она мне очень понравилась. Я думал о ней ежедневно, потом ежечасно и даже ежеминутно. Некоторое время я ей не звонил, потому что хотел взять себя в руки, не желал быть навязчивым и пугать ее. Позже, когда я наконец позвонил, ее соседка по квартире сказала, что она уехала в Милан. Я написал, но ответа не получил.

В нашей беседе возникла пауза, во время которой Джун внимательно посмотрела на меня.

– Мне представляется это грустным. Ну раз уж мы коснулись этой темы, как насчет любовных отношений, Джо? У вас были женщины?

– Если быть честным, мой опыт в этой области ограничен. Я знаю об эффекте, который произвожу на женщину, но мне представляется неправильным пугать ее, если я просто могу полюбоваться ее лицом.

До меня дошло, что как раз сейчас я этим и занимался – любовалсялицом Джун Дауэр. Я повернул голову в сторону, но задел щекой микрофон, вызвав его гудение. Джун рассмеялась. У нее был великолепный смех, один из лучших, которые мне доводилось слышать.

– Это я, мои друзья, – произнесла она. – Я просто упала со стула от взгляда, которым одарил меня Джо Трона!

Я почувствовал, как густо покраснел, однако улыбнулся в ответ. Вообще-то я старался улыбаться как можно реже, поскольку это производило не слишком приятный эффект на окружающих.

– Джо, я обратила внимание, что у вас очень хорошие манеры.

– Чтобы легче располагать к себе людей. И еще с годами я понял, что женщины находят человека с хорошими манерами привлекательным.

– В целом да. Это так...

– Но нужно что-то еще, помимо манер. Необходимо... это трудно объяснить. Видите ли... не хочется, чтобы тебя рассматривали просто как большой шрам под шляпой, вежливо лопочущий: "да, мэм", "пожалуйста, мэм", "нет, спасибо". Или: "не правда ли, какой прекрасный сегодня день, мисс Дауэр?" Не хочется, чтобы тебя воспринимали как говорящую обезьяну или английского дворецкого, воображающего себя лордом. Вы понимаете, о чем я говорю?

Джун на пару секунд задумалась, будто я застал ее врасплох.

– Нет, не совсем так, Джо. Но именно из-за этого я и пригласила вас на передачу. А в самом деле, как женщины реагируют на вас?

– У меня была физическая близость лишь с одной женщиной. Вначале она вела себя со мной как с нормальным мужчиной. И дурачила меня до тех пор, пока мы не оказались вдвоем в ее квартире и она не попросила разрешения притронуться к моему лицу. Я позволил ей это сделать, потому что не хотел ее расстраивать. И она сделала это в первый и последний раз. Я слышал ее дыхание, потом почувствовал прикосновение пальцев. Я не мог выдержать этого. Хотя и старался держаться как ни в чем не бывало, но меня била дрожь. А когда открыл глаза, она ревела. Я поднялся и, извинившись, что заставил ее плакать, ушел.

– Почему вы ушли?

– Потому что она заплакала. Не хочу казаться высокопарным, мисс Дауэр. Отталкивающим – да, возможно. Это подходящее слово. Но высокопарность и патетика мне чужды.

В нашей беседе снова возникла пауза. Джун опять нахмурилась.

– Давайте сменим тему. Джо Трона, вы гордитесь своей жизнью?

Я задумался над ответом.

– Все, что у меня есть, мне дали Уилл и Мэри-Энн Троны.

В памяти снова всплыли события сегодняшнего утра, а потом и того вечера на Линд-стрит. Вспомнил я и о тех возможностях, которые были в моих руках, чтобы повернуть ситуацию к лучшему. Наконец до меня дошло, что я говорю со всем округом, а не только с этой очень симпатичной женщиной, с которой так приятно общаться.

– А самим собой у вас есть основания гордиться? Тем, как вы лично встретили обрушившиеся несчастья и преодолели тяжелые жизненные обстоятельства?

– Нет.

– Ладно, Джо, у нас осталось всего несколько секунд, поэтому скажите кратко: что вы себе желаете?

Послышалась музыка.

– Давайте, Джо!

И тогда я сказал:

– Преодолевать недостатки.

Музыку перекрыл голос Джун Дауэр:

– Давайте же все следовать этому призыву! Джо Трона в "Воистину живом". Не забывайте его и нас. Это была Джун Дауэр, которая желает вам прекрасно провести вечер, и если вы не можете быть счастливы, то по крайней мере будьте спокойны! До следующей встречи.

Отодвинув в сторону микрофон, Джун сняла наушники и положила их перед собой. Верхний свет все еще падал ей на глаза, и она продолжала хмуриться.

– Спасибо вам.

– Не стоит благодарностей. v Чувствуя, как по телу разливается теплая волна облегчения, я глубоко вздохнул и выпрямился. Мне подумалось: неужели у приглашенных в средства массовой информации тоже случается "стокгольмский синдром"^[3], потому что мне показалось, что по ходу передачи я почти влюбился в Джун Дауэр.

– Пойдемте прогуляемся, – предложила она. – Однажды У меня здесь была некая дама – закаленная общественница, она так перенервничала, что после передачи ее стошнило в туалете.

– Мне это не грозит.

– Ну тогда пошли.

* * *

Мы снова вышли в вестибюль, а затем на улицу. Мы неспешно двинулись вперед. Я всегда учитываю застенчивость привлекательных женщин, поэтому старался держаться на полшага впереди и на метр сбоку от нее.

– Вы напрасно думаете, что я заразная, – заметила она.

– Прошу извинить, я немного поспешил.

– Вот и притормозите. Похоже, у вас расшатались нервы.

Я сбавил шаг. Было уже почти шесть вечера, но еще светло, и лишь начинало холодать. Казалось, этот день продлится вечно, словно сбой записи на пластинке, бесконечно повторяющей одну и ту же фразу. Прогуливаясь на солнышке, я обдумывал все, что наговорил ей за прошедшие полчаса. Казалось, что все это было очень давно.

Студия "КФОС" располагалась в университетском городке, и мы бродили между малоэтажными зданиями и киосками. Каучуковые деревья шелестели глянцевой ярко-зеленой листвой, а студенты упорно протаптывали широкие тропы по углам газонов.

Я снял надоевший пиджак и перекинул его через руку. Легкий вечерний бриз приятно холодил тело сквозь рубашку. Снимая пиджак, я обратил внимание, как Джун Дауэр обернулась, посмотрев на облака. Тот же ветерок, что холодил мою спину, встрепал кудри над ее лбом и слегка приоткрыл уши. В них висели маленькие рубиновые сережки. Мне вдруг представилось, как я хватаю две полные пригоршни этих камушков и мягко сыплю над ее головой, а они летят сквозь темные кудри, соскальзывают по ногам, со звоном скачут у ее ступней – сам не знаю почему. Наверное, все-таки слишком много выпил.

А может, это была та самая "тайна". Уилл немного рассказывал мне о любви и женщинах. Он говорил, что к прегрешениям следует относится с юмором, влюбляться надо с открытыми глазами, а жениться – с закрытыми. А еще – о "тайне". У одних женщин она есть, у других – нет. "Тайну" можно увидеть у нее в глазах, определить по голосу. И если ты сумел заметить, то начинаешь видеть ее везде. В Мэри-Энн есть "тайна".

Я не мог оторвать взгляда от Джун Дауэр, она тоже посмотрела на меня, и я отвернулся, покраснев от смущения.

Я поймал "тайну" у нее в лице, глазах, твердой линии подбородка. Я видел ее и раньше, но никогда прежде – с такой пронзительной ясностью.

– Как прошли похороны, Джо?

– Преподобный Дэниэл в храме Света выпустил миллион белых голубей. А затем распахнул потолок, и они вылетели наружу.

– Красиво.

– Это был их первый полет.

– Откуда вы знаете?

– Их выращивали в клетках.

– О, в первый полет они отправились под органную музыку и под взорами двух тысяч людей!

Обойдя по кругу большую площадь, мы вернулись к зданию студии с другой стороны. Джун протянула мне руку, и я пожал ее, глядя ей в глаза. При естественном освещении Джун выглядела еще прекраснее. У нее была смуглая и слегка влажная кожа. А глаза, которые в студии казались черными, на самом деле были карими.

– Благодарю за приятное знакомство, – сказала Джун. – Вы были очень радушны со мной. И кто знает, Джо? Может, у кого-нибудь из наших слушателей похожие проблемы. Возможно, вы вдохновили его или ее на новые достижения. И еще вот что. Вы не только помогли мне заполнить полчаса эфирного времени – это моя работа. Но, похоже, вам удалось нечто большее.

– Я тоже надеюсь.

* * *

Я хотел направиться домой, но на очередном развороте снова повернул в сторону "КФОС". Туда было минут двадцать ходу. Мне показалось глупым сидеть в машине на стоянке, и я снова, второй раз в течение часа, поехал домой. Но там я почувствовал себя, словно... обманутым, поэтому снова двинул к студии, припарковался, глубоко вдохнул и стремительно распахнул входную дверь. Сняв шляпу, я попросил вахтера позвать мисс Дауэр. Вахтер выглядел несколько озадаченным. Но скоро в холл спустилась улыбающаяся Джун Дауэр.

– Продолжим, Джо. Поговорим о погоде!

– Я не могу, – начал я. – Я не в силах остановиться. И должен сказать... что хотел бы назначить вам свидание. Мы будем делать все, что вы захотите.

Вахтер улыбнулся, сделав вид, что чем-то занят.

Рассмеявшись, Джун Дауэр взглянула на меня.

– Единственно, чего я не люблю, это глупые фильмы и рестораны, где все сладко поют "с днем рождения". Но, может, для начала выпьем по чашке кофе и познакомимся?

– С удовольствием.

– Посмотрим, что ты скажешь после.

Мы договорились о времени и месте встречи, и наконец я окончательно порулил домой. Казалось, мой урчащий "мустанг" просто парит над асфальтовым полотном, хотя руля он слушался отлично.

Вначале мне показалось, что все это из-за алкоголя, но теперь я был трезв как стеклышко. В груди сильно и быстро билось сердце, поэтому я опустил оба боковых стекла и устроил сквозняк.

Почти пять минут я не думал ни об Уилле, ни о тех людях в машинах на туманной аллее.

Глава 7

Я воспользовался этим бесконечным летним вечером, чтобы заняться делами, которыми давно пора было заняться, но не хватало времени.

Вернувшись в свой небольшой дом в округе Ориндж, я вывел машину Уилла из гаража на проездную дорогу позади дома. Поперек этого проезда установлены ворота, и когда они закрыты, там можно отлично уединиться – маленький дом, маленький двор, раскидистое апельсиновое дерево, отдельно стоящий гараж, пустая дорога.

Сняв траурный костюм, я воспользовался этим шансом и долгим вечером, чтобы помыть машину – вручную, дюйм за дюймом снаружи и внутри.

Полностью отмыть от крови желтую кожаную обшивку сиденья было невозможно, но я терпеливо обрабатывал ее кондиционером и тер. Коврик у переднего сиденья пропитался кровью насквозь, так что пришлось снять его и дважды промыть шампунем, положить на место и еще раз почистить. В других местах следы крови были не столь заметны.

В результате к запаху человеческой плоти и сырости примешался аромат автошампуня и кондиционера для кожи, и казалось, этот запах сохранится здесь навсегда.

Я отчетливо представил Уилла. Мы провели в этой машине вместе столько часов. Я вспоминал его сидящим в салоне, слегка склонившимся вперед, проверяющим показания таксометра, скорость и контролирующим график движения. Или с открытым черным кейсом на коленях – просматривающим бумаги. Или откинувшимся назад и с задумчивым прищуром всматривавшимся во что-то – одновременно неодобрительно и обнадеживающе.

В уже меркнущем свете я обошел автомобиль, проведя пальцами по его черной полированной поверхности. Прекрасный зверь. Дважды в неделю я мыл его вручную, ежемесячно полировал пастой кузов, двигатель и подвески каждые шестьдесят дней промывал паром. По указаниям Уилла я сам доводил до ума этот чертов агрегат, предоставленный властями в аренду: установил микросхему "дайнэн"; вместо штатного глушителя поставил новый, который не только поднял мощность, но и придал голосу нашего седана схожесть с благородным "роуд-раннером" 70-х годов; раздобыл сделанные из специального сплава шестнадцатидюймовые нержавеющие диски на колеса. Единственное, что меня не касалось, это регулярное техобслуживание, которым занимались сами власти округа. Я решил подержать машину у себя, пока они не затребуют ее назад, хоть и стоила она три моих годовых оклада.

Но когда я поглаживал ладонью черное крыло "БМВ", то думал совсем о другом. Меня одолевал тот же вопрос: нас преследовали или поджидали в засаде? Они заманили нас туда или выследили? Мне хотелось думать, что нас уже ждали там. И что им был известен конечный пункт нашего путешествия – Линд-стрит в Анахайме.

Да и как бы им удалось меня преследовать? Был вечер, но я внимательно следил за сигналами и соседними автомобилями. Это у меня в крови. И когда Уилл попросил прибавить скорости, я поддал газу. Мне еще запомнилось, как стрелка спидометра застыла у цифры сто четырнадцать миль в час. Как бы две машины смогли удержаться за мной на такой скорости, да еще незаметно?

Впрочем, появилась одна идея.

Я откинул багажник и, вытащив пару резиновых перчаток, которые хранились в выдвижном ящике с инструментами, заглянул под машину. Было темновато, поэтому я достал фонарь и снова полез вниз.

Особой грязи на задней подвеске, как всегда, не было. Я провел левой рукой по корпусу бензобака, потом ощупал глушитель и дифференциал, проверил задний мост и стойки. И наконец, подкрылки и шасси. Там-то я и наткнулся на что-то непонятное – скрытое от взгляда и очень небольшое по размеру.

Понадобилось некоторое время, чтобы извлечь найденный предмет. Дважды пришлось сходить к ящику с инструментами, чтобы подобрать самую короткую отвертку, – все из-за малого просвета между днищем автомобиля и дорожным полотном.

Наконец я поддел эту штуку двумя пальцами, положил на бетон рядом с собой и, повернув голову, попытался рассмотреть.

Это был коротковолновый передатчик размером с электробритву, предназначенный для работы на одной частоте. Радиотранслятор выполнял лишь одну задачу: отслеживал наш маршрут.

Я задумался о находке, а также об Уилле и Саванне, о тех пятерых с автоматами и миллионе баксов в теннисной сумке. Даже с учетом этого передатчика мне не хотелось признавать, что они действительно двигались по нашим следам.

Я отнес транслятор в дом и обработал специальным порошком, чтобы снять отпечатки пальцев. По собственной инициативе освоил технику дактилоскопии еще в двенадцатилетнем возрасте, когда Уилл сообщил мне, что со временем хотел бы сделать меня своим помощником. Совсем неплохо: удалось выявить три следа – большого пальца сбоку и двух пальцев на крышке прибора. Отпечатки, полученные на белой ленте с помощью порошка "Кровь дракона", вышли весьма четкими.

Я вынес передатчик наружу, чтобы рассмотреть его поближе в тающем свете заходящего солнца, и задумался. Если уж они посчитали, что я настолько глуп и могу попасться на их уловку, то, возможно, они рассчитывают, что я вляпаюсь еще разок.

И я пошел им навстречу – снова залез под машину и прикрутил передатчик на место. А затем позвонил своей подруге Мелиссе из лаборатории криминалистики, попросив ее выполнить еще одну просьбу.

* * *

Я достал из сейфа черный кейс Уилла.

Вначале до меня донесся знакомый запах. Потом обвел взглядом знакомый контур. Я с трудом мог представить отца без кейса, лежащего у него на коленях в машине, которую я вел; у него в руках, когда он входил в комнату, и она сразу становилась его собственной, как это удавалось только Уиллу; раскачивающимся с левой стороны, когда он пожимал чью-то руку и смотрел собеседнику в глаза, уверенным рукопожатием и хорошо подобранной парой слов выигрывая очередной голос в свою пользу. Или стоящим на раскаленном асфальте стоянки где-нибудь около ИАКФ, пока хозяин выслушивал признания в любви от Дженнифер.

Да, именно в тот момент я хотел бы находиться поближе к нему.

И еще мне подумалось, что причина смерти Уилла кроется именно там, среди этих людей, которых он хорошо знал. Одна из заповедей Уилла, которую он повторял мне тысячекратно, гласила: любовь бесконечна, но доверие ограничено.

Прихватив кейс, я вернулся в гараж и уселся в "БМВ" Уилла на его место, где передо мной не было, как обычно, рулевого колеса. Я расположил кейс у себя на коленях, как это обычно делал сам Уилл. Потом, включив лампу для чтения, открыл его.

Передо мной лежали те вещи, которыми мой отец пользовался каждый день: блокнот и календарь; калькулятор; чековая книжка и бумажник; служебное удостоверение в желтой обложке с его личной подписью на первой странице; карманный диктофон; многоцелевой механический набор, в котором были практически все инструменты – от плоскогубцев и отверток до маленькой пилки; заряженный фотоаппарат; четыре разноцветные папки с документами по различным вопросам; протоколы последнего заседания Совета старших инспекторов и повестка следующей встречи.

В пенале с авторучками и карандашами я наткнулся на ключ, который был мне уже знаком, потому что у меня имелся точно такой же. Это были ключи от камеры хранения в банке Санта-Аны.

Я припомнил, как поинтересовался у Уилла примерно три месяца назад, когда он вручил мне копию ключа:

– Раз вы дали мне этот ключ, сэр, то хотелось бы знать, что внутри.

– Ерунда. Ничего.

И я сунул ключ в карман. Надо бы со временем проверить эту ячейку.

В кейсе же я обнаружил две вещи, которые не ожидал там найти: фотографию нашей семьи, сделанную, когда мне было шесть лет. Она была без рамки, потертая и помятая. На ней были заметны отпечатки пальцев.

Я вспомнил о том времени, когда мне было всего шесть и я прожил год в новой семье, не переставая думать, что все это лишь прекрасный сон о доме на холмах и чудных людях, которые меня не боялись. Для меня были абсолютно новыми такие забота и любовь, и я не мог свыкнуться с новыми условиями жизни.

Другой находкой, удивившей меня, была небольшая подборка статей, вырезанных из газет и сцепленных скрепкой. Всего было шесть таких вырезок. Все они касались Лурии Блас и Мигеля Доминго. И никаких пометок Уилла, только статьи. Я бегло их просмотрел и убрал назад.

Взяв блокнот-ежедневник, я открыл его на странице последней недели жизни отца и просмотрел список его встреч и собраний, обедов и заседаний, публичных выступлений и личных встреч. Мое внимание привлекли две записи. Обе касались встреч, назначенных на дневное время, когда я был на работе, и о которых он ничего мне не говорил.

Первая встреча состоялась около полудня с его коллегой, старшим инспектором Даном Миллбро, и директором транспортного управления Карлом Рупаски. Они встречались во вторник, за день до гибели Уилла, в "Лесном клубе". Уилл и Миллбро были непримиримыми членами одного и того же выборного совета. Миллбро представлял там более зажиточный южный округ, а Уилл – относительно бедный и густонаселенный центральный. Они спорили между собой и частенько голосовали друг против друга.

Однако позднее Миллбро стал поддерживать Уилла при голосовании по некоторым вопросам, связанным с транспортом.

Мне на память пришло одно из таких голосований, состоявшееся где-то в конце мая. На повестке стоял вопрос, стоит ли округу выкупить у частной фирмы одну из убыточных платных дорог, построенную несколько лет назад. Дорога была восемь миль в длину. За проезд по ней в часы пик взималась плата два доллара и шестьдесят пять центов. И ею почти никто не пользовался. Построивший ее консорциум терял до тысячи долларов в день, не считая затрат на ремонт полотна, и хотел продать ее округу за двадцать семь миллионов долларов.

Уилл выступил за категорический отказ от сделки – пусть разоряются сами частники, а не налогоплательщики. Рупаски же поддерживал это приобретение, утверждая, что транспортному управлению эксплуатация и ремонт дороги обойдутся дешевле, чем теперешним владельцам, и уже к 2010 году трасса начнет приносить доход. Он считал, что это выгодная сделка – всего за полцены.

В ответ Уилл заявил, что эта сделка выгодна только приятелям самого Рупаски – участникам консорциума – и округу ни к чему брать на поруки прогоревших дельцов. Рупаски заметил, что такие моралисты, как Уилл, довели округ до сплошных пробок на дорогах и невыносимой жизни для всех жителей. Уилл назвал Рупаски марионеткой в руках застройщиков, которых он и пытается спасти от убытков за счет округа.

Мне ясно вспомнился тот вечер.

Совет старших инспекторов состоит из семи членов. Дан Миллбро неожиданно проголосовал "против", что спасло округ от покупки убыточного предприятия у друзей Карла Рупаски.

Я отчетливо представил лица Рупаски и Миллбро после оглашения результатов голосования. Казалось, Рупаски только что попался на рыбный крючок. А Дан Миллбро – серьезный, с тихим голосом, блондин – выглядел расстроенным и почти напуганным.

Отодвинув от себя микрофон, Уилл закрыл кейс, спустился с помоста и кивнул мне в сторону выхода. По дороге домой он злорадно обсуждал итоги голосования. При этом называл Миллбро Милли, а Рупаски – самым мерзким головорезом, которого когда-либо встречал.

"Человек, у которого есть вооруженная охрана, сверхмощный автомобиль и возможность творить законы по своему усмотрению, приобретает слишком большую власть, Джо. И хорошо, что Милли все-таки выступил против этого сукина сына" – именно так он тогда выразился.

Я знал, что за автомобиль он имел в виду, поскольку у транспортного управления округа Ориндж был целый парк новеньких, с иголочки, ослепительно белых, с затемненными стеклами "шевроле-импал", которые приобретались для высшего звена.

"Джо, у меня мозги стынут, когда я вижу этих низкопробных бюрократов, которые бездарно жгут бензин в таких могучих машинах, особенно в этих тачках с затемненными стеклами, где невозможно разглядеть, что за вонючка из транспортного управления сидит за рулем".

Это была одна из причин, по которой Уилл обратился к властям округа и в результате получил разрешение на аренду этой великолепной машины невероятной мощности, в которой я сейчас и сидел. Уилл не был чужд лицемерия. Однажды он заявил мне, что если бы в мире воцарилась справедливость, то всем бы заправляли старшие инспектора, а бюрократам из транспортного управления – типа Карла Рупаски – пришлось бы гулять.

В общем, встреча всей троицы на ленче в "Лесу" выглядела весьма странно, а Уилл мне о ней даже не заикнулся. Он и после ничего не рассказал о встрече, хотя мне припоминается, что последние несколько дней перед смертью он был раздражителен и чем-то озабочен.

Другой неожиданностью была запись в календаре о встрече с некоей Эллен Э. в среду, как раз в день смерти. Время встречи – два часа дня, место встречи – маленький мексиканский ресторан на выезде из Ривер-сайд, на самой границе округа.

Достав телефонную книжку Уилла, я просмотрел страничку на букву "Э". Там я нашел имя Эллен Эрскин, а рядом адрес и два номера телефона. Я не был с ней знаком и никогда не слышал это имя. Звонить было уже поздновато.

Еще какое-то время я сидел в машине, проводя ладонью по вещам, которых Уилл когда-то касался, припоминая и взвешивая.

Глава 8

Я стоял позади большого зеркала для наблюдения в одной из комнат для допросов в управлении шерифа. Рик Берч открыл дверь и впустил Джона Гэйлена. У меня все внутренности задрожали, когда тот вошел в комнату, обернулся, сложив руки, и взглянул на меня через одностороннее зеркало. Эта дрожь сопровождалась тревожным жужжанием.

На секунду отведя взгляд, я сделал вдох поглубже и снова посмотрел через стекло. Жужжание не прекращалось.

Я постарался подавить эту реакцию, а просто наблюдать и анализировать. "Рот на замке, глаза открыты".

В комнате также находился Хармон Одеркирк, помощник Рика. Это был невысокий толстяк лет сорока. Он плотно прикрыл дверь за вошедшим.

Гэйлен опять бросил взгляд в мою сторону, хотя и не мог меня видеть. Потом обратил внимание на видеокамеру в углу, установленную на треноге. Это была ложная камера, которая большую часть времени демонстративно была повернута объективом в сторону. Рабочая камера была спрятана за решеткой кондиционера на противоположной стене.

– Вы ничего не говорили о записи.

Мои нервы снова натянулись, лоб похолодел, а в голове раздался легкий звон. Тот же голос – низкий и четкий, с ироничным, слегка искаженным оттенком.

Звук доносился до меня через микрофон видеокамеры лишь с небольшим усилением – достаточным, чтобы нормально слышать.

"Уилл! О, Уилл Трона! Давай потолкуем".

Это был голос стрелявшего.

– Запись выключена, – ответил Берч.

– Не похоже.

– Поверни эту штуковину мордой к стене, если не веришь, – предложил Одеркирк. – И выруби ее.

Гэйлен взглянул на камеру, снял плащ и, свернув его, завесил объектив и микрофон.

– А кто там за зеркалом?

– Никого.

Дыхание у меня участилось, я наблюдал за ним, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Он был высокого роста с бронзовой кожей и необычайно интересным лицом. Широкие скулы, выразительные кожные складки, полные губы. Настороженные и очень живые глаза. На нем был темно-синий костюм, серебристо-голубая шелковая рубашка с серебристо-синим шелковым галстуком. На запястье виднелись часы "Ролекс" или их копия.

В комнате для допросов стоял стол с четырьмя стульями по бокам – все было надежно привинчено к полу. Когда-то они были выкрашены светло-коричневой краской, которая со временем облупилась на углах, обнажив металлическую основу. На крышке стола виднелись шрамы от сигарет, оставшиеся еще с тех времен, когда при допросе разрешалось курить. Несколько лет это было запрещено, но работники управления решили оставить эти следы, рассчитывая, что напоминание о невозможности закурить может сделать сговорчивее некоторых из допрашиваемых подонков.

Под крышкой стола напротив стула номер четыре была установлена кнопка для управления рабочей видеокамерой, но Рик уже включил ее снаружи.

– Присаживайся, Джон, – предложил Рик Берч.

Гэйлен выбрал стул, стоявший в стороне от ложной камеры. Стандартная реакция. Зато это позволило яснее рассмотреть его лицо на мониторе и через зеркало.

Одеркирк остался стоять, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. Берч, достав блокнот и ручку, сел напротив Гэйлена.

– Итак, Джон, о событиях вечера той среды, – начал Берч. – У нас есть свидетель убийства Уилла Троны. Он сообщил, что это дело рук "Кобровых королей".

– Вот с ними и разбирайтесь.

– С кем именно?

– Меня там не было.

– Так. И где же ты был?

– С женщиной.

– Хотелось бы узнать имя и номер телефона.

Гэйлен посмотрел сначала в моем направлении, потом на Одеркирка и снова на Берча.

– Держу пари, все это у вас уже есть. Не так ли?

"О, Уилл Трона!"

Берч сидел, откинувшись назад и постукивая ручкой по столу.

– Мы располагаем подробным описанием человека, стрелявшего тем вечером. И оно очень напоминает тебя. Что ты на это скажешь? – Берч снова заглянул в свой блокнот. – Высокий, среднего телосложения, длинное пальто или плащ. Темнокожий, возможно, афроамериканец. Правша. Низкий голос.

Пока Берч это читал, Гэйлен не спускал с него взгляда. Потом дважды слабо кивнул.

– Под это описание подойдет много людей.

– Не совсем так. Пять парней в длинных плащах? Какой прок устанавливать свою отличительную марку, если ей не пользоваться? Пять парней в длинных плащах – это и есть пять "Кобровых королей".

– Не знаю, не был там.

– А кто был? Помоги разобраться.

Гэйлен ухмыльнулся.

Хлопнув дверью, Одеркирк вышел из комнаты.

– Послушай, Джон. Я доберусь до всех твоих приятелей. До каждого. И как следует их потрясу. Крепко потрясу. И если тебе что-нибудь известно о том вечере, лучше выкладывай прямо сейчас. В противном случае это будет оказание сопротивления правосудию и потянет на срок от трех до пяти лет. Подумай о трех годах без той девицы, с которой ты виделся две недели назад. О трех годах без женщин вообще. Если ты, Джон, собираешься что-либо скрыть от меня, тебе придется дорого за это заплатить.

Гэйлен ответил Рику пристальным взглядом.

В мой наблюдательный пункт вошел Одеркирк.

– Это тот парень?

– Да. Такой голос невозможно спутать.

– Мы не можем задержать его только по голосу, Джо. А как насчет лица?

Я с трудом сдерживался, чтобы не ворваться в комнату, где проходил допрос, и самому не разобраться с этим Джоном Гэйленом.

– Его лицо скрывал туман. Но голос-то он скрыть не мог.

– Очень жаль. Хотя, на мой взгляд, он вполне мог замочить двух приятелей, чтобы прикрыть свою модно задрапированную задницу.

– Спроси его, знает ли Сэмми Нгуен о его отношениях с Бернадетт Ли.

– Той крошкой с фотографии?

– Ну да. Это подруга Сэмми. Он не расстается с этим снимком в своей камере. Он арестован за убийство, и у него полно приятелей на свободе.

– Схвачено.

Мы смотрели, как Берч продолжал допрос.

– Джон, может, это был и не ты с ребятами. Возможно, эти пятеро парней пытались "косить" под твою команду. Хотя не очень в это верится, не так ли? Все указывает на тебя. У нас по крайней мере один свидетель – но очень надежный. А другой – пока в больнице. Као вполне может расколоться, ты понимаешь. Такой горячий молодой человек. И он будет рад кое-чем с нами поделиться, согласен? Нам известно, как ты подстрелил его. Прекрасный свидетель, который все видел.

– Я не стреляю в друзей. Может, вы сами этим занимаетесь.

– Брось, Джон. Встань на место бедного Као, преданного собственным дружком. А если он откажется, расколем кого-нибудь из твоих парней помоложе или жаждущего срочно "ширнуться". Того, кто любит тебя не так сильно. А если уж твое имя всплывет, то держись – утопим в дерьме. Но пока у тебя есть возможность спастись, а заодно помочь нам.

– Помочь вам? Вполне веский повод отвалить отсюда, – ответил Гэйлен.

– В любое время. Дверь открыта. Откуда ты знаешь Уилла Трону?

Гэйлен тряхнул головой.

– Никогда не знал и не знаю.

– А вот сам Уилл Трона утверждал другое.

– Вам удалось его оживить?

– Я читал его ежедневник.

Последняя фраза заставила Гэйлена на секунду задуматься.

– Уж не хотите ли сказать, что он приглашал нас на ленч в ресторан "Ритц"?

– Никаких имен, Джон. Просто "Кобровый король" тот и "Кобровый король" этот.

Лицо у Гэйлена застыло.

– Возможно, это просто был кто-то из его приятелей.

Я знал, что Берч все это выдумал, потому что сам сделал копии всех страниц календаря и расписания встреч перед тем, как передать ему.

– А мне все видится по-другому. Я представляю этот факт в качестве важного звена. Та встреча и ее последствия. Еще одна причина выйти на "Кобровых королей". Остается тряхнуть цепь посильнее, чтобы разорвать слабое звено. Именно этим я и собираюсь заняться.

Поднявшись со стула, Гэйлен подошел к подставной видеокамере, забрал плащ и перекинул его через руку.

– Полагаю, мы на этом закончили.

– "Короли" обычно собирают скальпы своих жертв, а как насчет тебя?

– Нет.

– А я уверен, что "да", и ты набираешь очки для полноценного членства. Ваши ребята много об этом рассказывали, так что не стоит отпираться.

– Не пойму, о чем вы говорите.

– Возможно, твоих ребят наняли ликвидировать старшего инспектора. Неплохой шанс набрать дополнительные очки. Это могло бы объяснить, почему в тот вечер ты окликнул Трону по имени. И почему твое имя попало в его записную книжку.

Гэйлен улыбнулся.

– Договориться о встрече, чтобы самому себя заложить? Ну ты и размечтался, следователь.

Берч тоже встал.

– Мечты иногда сбываются.

– Вот и продолжай смотреть свои сны. Тебе это неплохо удается.

– Как насчет имени и телефона той красотки, с который ты встречался тем вечером?

– Обойдетесь. Меня еще не арестовали.

– Ты мог бы сэкономить нам кучу времени.

– Не привык помогать копам.

– Тогда зачем явился? Может, слегка струхнул и решил узнать, что у нас есть на тебя?

– Ни хрена у вас нет.

– Когда ты встречался с Алексом Блейзеком?

Гэйлен уставился на Берча.

– О, еще одно дело, которого я не делал.

– Откуда же ты узнал, где в тот вечер искать Саванну?

Гэйлен помотал головой.

– У вас нет причин задерживать меня. И чем больше вы говорите, тем это становится очевиднее.

Я увидел, как в комнату для допросов снова вкатился Одеркирк. В руке он что-то держал.

– Так быстро нас покидаешь? – спросил он Гэйлена.

– Просто больше не о чем говорить.

– Но возможно, появится, если до Сэмми Нгуена дойдут слухи о вас с Бернадетт.

Одеркирк показал ему фото наблюдения, где Гэйлен был снят рядом с девицей.

Гэйлен сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть снимок, и можно уверенно сказать, что тот не оставил его равнодушным. На мгновение он застыл. Вероятно, ему давно была известна история о пламенной любви Нгуена к своей пассии, но он наверняка никогда прежде не видел этой фотографии.

– Это не ваше дело. Хотите, чтобы я помог сделать вашу работу, и поэтому решили развернуть меня задом, чтобы трахнуть?

– Забавная картинка, не так ли? – заметил Одеркирк, кивнув на фото и улыбаясь.

– Засранцы, – огрызнулся Гэйлен, двигаясь к выходу.

Пока Одеркирк размахивал фотографией, Берч придержал для Гэйлена дверь.

– Так это она твое алиби, Джон? – поинтересовался Берч. – Вот почему ты не хотел назвать ее имя. Знаешь, мы могли бы не распространяться об этом печальном факте твоей биографии. Но если понадобится, можем оповестить весь мир.

– Пошли вы оба к чертовой матери.

Гэйлен выскочил из комнаты, за ним вышел Берч. Выходивший последним Одеркирк выразительно взглянул на меня и произнес:

– Такая работа мне нравится.

* * *

Через некоторое время зашел Берч и сказал, чтобы я подождал у его рабочего стола. Там я и прождал несколько минут, успев просмотреть семейную фотографию. Жена, дети, внуки. Сам Берч выглядел счастливым. Здесь же стопкой были сложены папки с делами, чистый блокнот для записей, официальная табличка с фамилией и личной подписью. Сверху лежал стандартный незаполненный бланк личного допроса. Я не мог не заметить вписанных сверху имени, адреса и номера телефона Гэйлена.

Через некоторое время появился Берч, предложивший мне пройти в одну из комнат для заседаний. Он озабоченно взглянул на меня, но промолчал.

– Это был он, сэр. Я узнал его по голосу, – сказал я.

– Голос в данном случае ничего нам не дает, Джо.

– Понимаю, но по внешности опознать его не могу.

– В таком случае мы не можем его арестовать.

– Но это был он, сэр. Человек, застреливший моего отца.

– Я верю тебе, Джо. Но прокурор не может выдвинуть обвинение в убийстве, опираясь на опознание подозреваемого по голосу. Таких случаев еще не было. Нам нужно нечто более существенное. Что еще, Джо?

– Когда он вошел в комнату, мне показалось странным его поведение, сэр. Еще до того, как он открыл рот. Понимаю, это вам мало поможет.

– Пожалуй, нет.

Вздохнув, Берч откинулся назад и задумался.

– Если именно он нажал на спусковой крючок, почему же все-таки пришел сюда и стал выслушивать мои вопросы?

– Потому что наглый и самоуверенный. В "Кобровых королях" верят, что он не расколется даже под давлением. А ему известно, что у вас недостаточно улик, чтобы сразу арестовать, иначе бы вы это давно сделали.

– А что, если это просто смышленый парень, который и вправду ничего не знает об Уилле? Зачем бы ему понадобилось беседовать с полицейскими из отдела убийств?

– Все он знает.

– Ты ведь не рассмотрел его, Джо! А если его там действительно не было? И голос у него просто похож на голос убийцы?

– Тут не просто голос. А то, какие он использует обороты. Я тоже не знаю, сэр, зачем он пришел и говорил с вами, если невиновен.

– А я тебе скажу зачем. Что обычно делают эти типы после таких дел, когда понимают, что их засекли?

Смываются при первой возможности. А если непричастны, то заходят потолковать, выясняя наши действия, связи и нас же потом выставляя на смех. Гэйлен не спрятался, он пришел, не побоявшись крутого разговора. Он не стал с ходу выкладывать имя и телефон человека, который может подтвердить его алиби. Даже не опоздал на допрос.

Для описания своих чувств, когда Гэйлен вошел в комнату, я попытался подобрать слова поточнее.

– Он потряс меня своим странным видом и поведением, сэр. Сейчас я не могу точно передать свою реакцию на его появление. Словно какой-то предупредительный сигнал. Узнавание. Не могу это описать.

Взглянув на меня, Берч покачал головой:

– Не знаю, что и думать. Посмотрю сегодня дома видеозапись – всегда удается ухватить что-нибудь новое. Хотя одно можно сказать определенно: думаю, он боится, что может сделать Сэмми Нгуен с этой Бернадетт Ли, когда узнает о ее шашнях с Гэйленом.

Я кивнул.

– Собираетесь с ней побеседовать?

– Будь уверен.

– Могу дать вам ее адрес, из писем Сэмми.

Еще один изучающий взгляд Берча и вопрос:

– Зачем ты это делаешь?

– Чтобы помочь, сэр.

По его виду можно было заключить, что он и хотел бы мне поверить, да не мог.

– Мне кажется, о событиях того вечера ты знаешь побольше, чем рассказываешь. Намного больше.

Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, а застывшие шрамы напряглись. Да, несколько важных подробностей я оставил при себе. Возможно, последние секреты Уилла. По крайней мере последние из доверенных лично мне.

– Джо, твой отец больше не нуждается в защите. Он остался в прошлом. И тебе лучше сказать правду. А вот еще что – хранить секрет бесконечно может собака. Человек же должен разбираться, когда его молчание приносит больше вреда, чем пользы. Тебе ясно?

– Да, сэр.

– И это надо крепко усвоить, если собираешься работать в органах правопорядка.

– Да, я знаю.

И подождав еще несколько секунд, он тряхнул головой, явно рассчитывая на другой ответ.

* * *

Из машины я позвонил по мобильному телефону на домашний номер Эллен Эрскин. Ни ответа, ни сообщения автоответчика. Я попробовал дозвониться ей на работу. Приятный женский голос произнес:

– Детский дом Хиллвью. – И я попросил позвать миссис Эрскин.

– Она на собрании, хотите оставить сообщение?

– Нет, спасибо, – ответил я и повесил трубку.

"Детский дом Хиллвью, – подумал я. – Почему? Денежное пожертвование, сбор дополнительных средств, корректировка бюджета?"

Так и не придумав ничего подходящего, я отправился на службу в блок "Ж" – узнать, что из обещанного сделал для меня Сэмми Нгуен.

* * *

Гэри Саргола по кличке Убийца из холодильника затребовал врача, чтобы тот осмотрел пораженную тромбофлебитом ногу, которая уже доконала его. Поскольку это было вне моей компетенции, я доложил сержанту Делано.

– Пусть немного помучается, – ответил тот. – Как та девица, которую он засунул в морозильник. Кстати, довольно симпатичная.

Дэйв Хаузер, бывший помощник окружного прокурора, занявшийся наркобизнесом вместе с парнем, против которого когда-то сам выступил с обвинением, показал мне фотографию своей новорожденной дочери. Дэйв торчал в тюрьме четыре месяца, а его дочь была двух дней от роду. Ее назвали Кристен. Дэйв мечтал, когда выйдет отсюда, отвезти семью на Таити и купить там участок земли недалеко от Брандо.

Доктор Чапин Фортнелл рыдал, лежа на своей койке. Когда я спросил его, что случилось, он повернулся и взглянул на меня красными от слез глазами.

– Все летит к черту, Джо.

Позже я узнал, что повесился один из тех шести мальчишек, за совращение которых "добрый" доктор был осужден.

В комнате отдыха я застал серийного насильника Фрэнки Дилси, смотревшего "мыльную" оперу. Когда я проходил, он обернулся в мою сторону и, тыча пальцем в актрису на экране, пробубнил:

– Сплошное траханье, и больше ничего, Говнорыло. Единственный способ пробраться туда, в высший свет, – это трахаться.

И дальше в том же духе. Моя повседневная работа. Я наблюдал, как они воспринимают нового заключенного, которого доставили сегодня днем и которого предстояло поместить в камеру рядом с Сэмми. Это был байкер-наркоман по имени Майк Стейч и по кличке Великан, который, как мне сообщили, с помощью мачете оттяпал голову полицейскому осведомителю, а потом положил ее в наволочку и несколько недель протаскал на своем "харлей-дэвидсоне". Дорожный полицейский, несколько миль гнавшийся за Майком, когда тот проскочил на красный свет, учуял запах мертвечины и арестовал его. В Интэйке Стейча обрили наголо. "Уж слишком много вшей, чтобы покончить с ними при помощи обыкновенного мыла". Вся шея до подбородка у него была покрыта татуировкой. На левой руке отсутствовал средний палец. У Великана был рост шесть футов и шесть дюймов, огромное брюхо и короткие изогнутые ноги, будто специально созданные для того, чтобы по десять часов в день трястись в седле бензобака на колесах.

Он задал мне тот же неоригинальный вопрос, который задавали все.

– А что у тебя, черт возьми, с лицом?

– Кислота из аккумулятора.

– Раздолбанная дорога выглядит лучше, чем твоя морда. А чего ты не прооперируешься?

– Я сделал восемь операций. Он задумался и понимающе кивнул.

– Парень, покрой все это татуировкой. Изобрази большую задницу, пронзенный мечом череп или льва с разинутой пастью, и тогда никто не разберется, что у тебя под этим. У меня есть кореш в Стентоне, он классно все сделает.

– Спасибо за совет, – ответил я.

В соседней камере Сэмми Нгуен сидел на своей койке, как всегда уставясь на фотографию Бернадетт. Когда я остановился поговорить с ним, он выглядел угрюмым и враждебным, жалуясь, что у него отняли щипцы для стрижки собачьих когтей и до сих пор не вернули.

– Но здесь нет собак, – заметил я.

– Это известно любому идиоту, Джо. Я использовал их для своих ногтей. Только с их помощью можно добиться необходимого угла, чтобы ногти выглядели как нужно. Ты имеешь дело с косметологами. Нельзя ли пригласить одного из них ко мне?

– Ты еще должен мне за крысоловку.

Он посмотрел удивленно:

– Что должен?

– Алекс Блейзек.

Сэмми вдруг прикинулся дураком. Послав воздушный поцелуй фотопортрету Бернадет, он подошел к решетке.

– Я уже забыл.

– Вижу, ты очень занят.

Он рассмеялся на это замечание, и я улыбнулся вместе с ним.

– Это непростое дело, – сказал он, подозрительно оглянувшись сначала направо, потом налево. Потом приник плотнее к стальным прутьям решетки. – Ты знаешь, кто такой кутюрье?

Я кивнул.

– Его подружка одна из них. У нее салон на Лагуна-Каньон-роуд, в большом универмаге. Зовут ее Кристи или Кристин, что-то в этом роде. А фамилия Сэндз.

– Хорошо, – сказал я.

– Тогда верни мне щипцы.

– Буду честен с тобой, Сэмми, – капитана невозможно уговорить, чтобы он разрешил держать собачьи щипцы в камере.

Он скривил рожу и недовольно пожал плечами.

– К черту капитана, Джо. Я даю тебе Кристи Сэндз, а ты возвращаешь щипцы.

– К сожалению, не могу.

Опять недовольная гримаса и театрально-трагический тон.

– Тогда достань мне крысоловку получше, чтобы прикончить эту тварь. Уже две недели подряд я вижу ее здесь каждую ночь. Взгляни сам.

Он показал на пол, где я увидел пластиковую крысоловку со специальным клеящим материалом на дне. По-видимому, эта конструкция не срабатывала.

– Ладно, поищу получше.

Одарив меня страдальческим взглядом, он снова завалился на койку.

– Только убедись, что это действительно хорошая ловушка. Для сильных грызунов, а не каких-то мышек. Мне нужно для крыс.

Нашей беседой заинтересовался Великан, прописавшийся в соседней клетке.

– Да просто раздави ногой эту хренотень! – проревел он. Камеры разделены стеной, и заключенные не могут видеть друг друга, а только меня.

Печально вздохнув, Сэмми молча посмотрел на меня, словно вопрошая: "Какого черта рядом со мной поместили этого слабоумного?"

– Эй ты, человек-крыса! – заорал Великан. – Меня зовут Майк, а взяли за то, что будто бы я отрезал башку какому-то придурку и возил ее в сумке. Я не кретин, чтобы такое отмочить.

– А зачем ты сунул голову в сумку? – спросилСэмми.

– Я же сказал – это не я.

Сэмми не скрывал отвращения, но сосед есть сосед.

– Меня зовут Сэмми Нгуен, – церемонно представился он в свою очередь. – Я здесь за убийство копа, которого я в жизни не видал. Когда недоразумение выяснится и я выйду отсюда, то подам жалобу в суд, чтобы довести это учреждение до полного банкротства. Против всех, кроме Джо, потому что он здесь единственный приличный человек.

– А кто этот Джо?

– Он стоит перед тобой.

– А, ты имеешь в виду Сраную Рожу.

– Это шрамы и рубцы, – заметил Сэмми.

– Выглядит так, будто корова насрала и не успело высохнуть. Послушай совета, мальчик, – сделай татуировку. И трахай девок на здоровье.

– Я подумаю.

– Это татуировкой не закроешь, – возразил Сэмми. – Ему нужны пластические операции.

– У него и так их было восемь штук.

Даже зеки треплются о моих проблемах, словно меня нет рядом.

Это моя работа.

Но вот что составляет приятную часть моей службы – это встречи с интересными людьми, обретение новых и экзотических друзей. А неприятные стороны – скука, постоянная суета и непрерывная ложь. Надоевшие низкопробные шутки по поводу моих шрамов. Я месяцами не слышал более-менее толкового замечания по этому поводу. Мне хочется оставить эту чертову службу. Хотя она и напоминает своей примитивностью мое раннее детство, я понимаю, что пора отсюда отваливать. Средний срок пребывания помощника шерифа на тюремной службе составляет пять лет. И я полагаю, что для меня ситуация складывается неплохо. Уже почти четыре года за спиной. Но все же такое ощущение, что ты пожизненно приговорен к ежедневной восьмичасовой тюремной работе.

И время работы тебе никто не скостит – даже за хорошее поведение. Право на это имеют только заключенные.

Глава 9

Не знаю, уж чего я ждал от подруги Бешеного Алекса, которую на самом деле звали Крисса Сэндз. Сзмми Нгуен спутал имя, но зато адрес дал точный.

Она была на несколько лет старше Алекса – я полагал, ей лет двадцать пять. Высокая и миловидная, с широкими скулами и пышными светлыми волосами, спускавшимися до плеч. Я чувствовал исходящую от нее энергию.

Какое-то время она изучала меня, а рассматривая мое лицо, не отводила взгляда.

– Отличная шляпа.

– Благодарю.

– Примерьте вот это.

Она быстро прошла в другой угол небольшого салона и вернулась с широкополой фетровой шляпой терракотового цвета. За те две секунды, что она ходила за ней, я осмотрел помещение. Четыре стеллажа с платьями на вешалках, несколько полок вдоль стен, на которых было сложено нечто наподобие свитеров. В глубине стоял большой стол с тремя швейными машинками различной конструкции и рядом с ним три манекена с недошитой одеждой. Повсюду были раскиданы выкройки, журналы и ножницы.

Я надел протянутую ей шляпу. Подойдя поближе, Крис-са Сэндз поправила ее и слегка отогнула поля. Потом с булавкой в зубах отошла на шаг и задумчиво оглядела меня.

– Что же, сидит прекрасно, – промолвила она. – Посмотрите сами.

Взяв за руку, она подвела меня к зеркалу в полный рост. Я слышал, как она что-то бормочет себе под нос. На мой взгляд, шляпа действительно была великолепна. Крисса Сэндз согласно кивнула.

– Мне надо поговорить об Алексе и Саванне, – начал я.

– Мне известно, кто вы такой, я знаю, что вы полицейский.

– Вообще-то я тюремщик.

– На тюремщика вы не похожи.

– Что ж, во всяком случае, благодарю. Дело вот в чем, мисс Сэндз...

– ...Крисса.

– ...Крисса, я здесь не в качестве полицейского. Мне просто надо отыскать Саванну Блейзек.

– Ну да, – спокойно среагировала она. – Вам и еще кое-кому.

– Может, присядем и потолкуем минуту?

– Думаю, разговор у нас получится длиннее. Давайте-ка вместе пообедаем. Да и мне пора сделать перерыв.

Мы снова обменялись шляпами, и она надела терракотовую себе на голову. Шляпа классно смотрелась с ее джинсами белой футболкой и желтым блейзером. Быстро сбегав к рабочему столу, Крисса вернулась с сумочкой через плечо и большой связкой ключей. На ней были солнцезащитные очки в серебристой оправе.

– Только машину поведете вы, – сказала она.

Когда мы вышли из салона, Крисса помахала рукой двум мужчинам, стоявшим на автобусной остановке недалеко от автомобильной стоянки. Я был наслышан, сколь приветливы жители Лагуны-Бич, но эти двое никак не отреагировали на ее приветствие.

– Засранцы, – пробормотала она, защелкивая ремень безопасности.

– Кто это такие?

– Откуда я знаю.

Мы сидели за пластиковым столом на просторной веранде и разглядывали пляж под нами. Океанские волны, аккуратные и четко очерченные, с шуршанием накатывались на песок. В воздухе висела легкая дымка, что придавало мерцающей воде сходство с медленно переливающейся ртутью. В море было не так много купальщиков, но берег был забит загорающими людьми.

Быстро прикончив порцию "кровавой Мэри", Крисса Сэндз заказала еще одну. Она поведала мне, что Алекс и Джек Блейзеки уже почти пять лет как презирают друг друга. Джек рассчитывал добиться от сына послушания и примерного поведения. Алекс же, все время чувствуя себя под угрозой кнута, отвечал активным сопротивлением. Крисса отметила, что у Алекса был небольшой сдвиг: по ее мнению, ничего серьезного – просто большее стремление к риску, чем у среднеиспорченного богатого молодого оболтуса. Конечно, Алекс упрям. Он обожает свои пистолеты, ножи и прочее оружие, но стоит узнать его поближе, и вы поймете, какой это отличный парень. Никого не обидит, даже животное. Вегетарианец, не ест ничего, что имеет лицо. А оружием он просто любуется, точно так же, как другие наслаждаются произведениями искусства. И еще это для него способ заработать. У Алекса есть меч, сделанный для Наполеона, а позднее подаренный Гитлером Герингу или кому-то еще, который стоит около полумиллиона баксов. Но точно можно сказать, что Алекс никакой не насильник и не агрессор.

– Это приятный молодой человек, – добавила Крисса. Я заметил, что в уголках ее глаз набухли слезы. – Однажды он зашел в мой магазин в поисках чего-нибудь для своей матери, как он выразился. У него в кейсе был позолоченный пистолет. Алекс рассказал мне, что тот принадлежал одному японскому адмиралу, а сам он хотел подобрать подарок для матери. Мне сразу захотелось обнять его. В общем... он меня заинтересовал. Ведет себя как самый крутой парень в мире, но на самом деле это только видимость. Чтобы выйти на правильный путь, Алекс нуждается в поддержке. Его надо защищать от плохих людей, и я старалась это делать. А какое это волшебное чувство, когда ты ему интересна. Ведь в нем столько энергии, он по-настоящему живой. Я хочу сказать, что мне тоже по душе такой стиль... хотя мы оба не очень собранны, но это из лучших побуждений. По крайней мере я на это надеюсь.

Я протянул ей носовой платок с монограммой. Смущенно улыбнувшись, она промокнула глаза.

– Господи, как мне нравятся мужчины с хорошими манерами. А этот предложенный вами платок так прелестен. Я обязательно постираю и верну его вам.

– В этом нет необходимости.

Взмахнув платком у меня перед носом и накрыв им мою руку, лежащую на столе, Крисса снова улыбнулась.

– Джо, вы такой правильный, но мне это нравится. Это хорошо. По правилам сейчас вы должны поблагодарить меня.

Я промолчал, хотя действительно собирался это сделать.

– А когда вы видели Алекса в последний раз?

– Мне надо это уточнить. – Крисса полезла в сумочку и принялась в ней копаться. Оттуда на стол вывалился бланк заказа и пакет с образцами тканей. Засунув руку по локоть, она извлекла с самого дна небольшую записную книжку с "Подсолнухами" Ван-Гога на обложке, потом открыла и нашла нужную запись. – В воскресенье десятого июня.

– Где?

– Мы встречались вон там, в холле гостиницы.

Показав на затемненные окна гостиницы "Лагуна", несколько секунд она задумчиво смотрела на здание. Взглянув в том же направлении, я заметил на набережной тех двух типов, которым она помахала рукой, когда выходила из салона. Они тоже наблюдали за нами.

Крисса сдвинула на затылок терракотовую шляпу, сняла солнцезащитные очки и снова промокнула глаза моим носовым платком.

– Иногда мне кажется... что-то не так.

– Начните сначала.

– Может, прогуляемся? Я не могу рассказывать за едой.

Я заплатил за выпивку, мы спустились к морю и пошли по набережной, но неприветливые приятели Криссы уже исчезли.

– Так лучше, – промолвила она. – Итак, в воскресенье, как обычно, ко мне наведался Алекс. И так же как всегда, ушел он поздно. В понедельник я его не видела, хотя в этот день мы обычно вместе обедаем. Алекс заходит в салон, мы идем куда-нибудь поесть, немного выпить, и он провожает меня. Так вот, в понедельник он позвонил и сказал, что у него дела и он не сможет прийти на ленч. Голос у него звучал не очень уверенно, но взволнованно и приподнято – так мне показалось. Тем же вечером Алекс позвонил еще раз, уже в сильном возбуждении, и сказал без всяких подробностей, что провернул дело на полмиллиона долларов. Он любит повторять, что предпочитает играть по-крупному, но до сих пор это ему не слишком удавалось. Ему также нравится атмосфера таинственности. Это дает ощущение контроля над ситуацией. Оказалось, что Саванна как раз была у него в гостях, он дал ей трубку, и мы немного поболтали. Ее всегда интересовало, чем я занимаюсь – фасоны платьев, блузок и все такое. Я рассказала ей о новом летнем платье, расшитом золотистыми блестками. Потом к телефону снова подошел Алекс и сообщил мне, что ближайшую пару дней будет очень занят и чтобы я не беспокоилась. Я так и делала, пока на следующий день в моей студии не появился этот тип. Это было уже во вторник утром.

– Бо Уоррен.

– Да. Он заявил, что его прислал преподобный Дэниэл Альтер, который хотел бы поговорить с моим приятелем. Мистер Уоррен выглядел весьма озабоченным судьбой Алекса. Разговор его босса с моим приятелем имел более чем чрезвычайное значение. "Более чем чрезвычайное значение" – это были его точные слова. Еще он добавил, что они разыскивают его, но нигде не могут найти. И попросил помочь.

Минуту, пока мы молча шли вдоль моря, Крисса Сэндз следила за игрой в баскетбол на главном пляже, потом, оглянувшись назад, снова посмотрела на меня.

– И что вы сделали?

– Я позвонила по мобильному телефону в офис преподобному Альтеру. Мне приходилось видеть его по телевизору, но прежде я никогда с ним не разговаривала. У него был спокойный и приятный голос. Он сказал, что Бо Уоррен возглавляет его службу безопасности, а сам он был бы очень мне признателен за сотрудничество. Подтвердил, что они пытаются разыскать Алекса. Это меня насторожило.

– Вы еще говорили с Уорреном?

– Да, я рассказала ему, где Алекс любит скрываться, дала адреса его убежищ. Он поинтересовался, не говорила ли я с ним недавно, и я сообщила ему то же, что и вам, о последнем телефонном разговоре. Он спросил о Саванне. Я сказала, что говорила с ней по телефону. А сама все время спрашивала его, что случилось, но он так ничего и не сказал. Только что у Алекса могут быть неприятности, а преподобный Дэниэл Альтер хочет помочь ему их избежать. Он попросил разрешения осмотреть мой салон, словно там мог кто-нибудь спрятаться. Я позволила ему. Позже я выяснила, что он навещал и мой дом в городе. По крайней мере красно-белый "корвет" в течение целого часа видели стоявшим на нашей улице, а именно на такой машине он ездит. Последнее время в нашем районе участились квартирные кражи, поэтому все соседи внимательно следят друг за другом. Он оставил мне свою визитную карточку, приписав на обороте еще два телефона. И просил мгновенно звонить, как только я узнаю, где найти Алекса. "Даже быстрее, чем мгновенно" – так он выразился. После его ухода я сильно забеспокоилась. Он очень энергичный, только его энергия отрицательна.

– Его карточка при вас?

Снова покопавшись в сумке, Крисса достала визитку. На лицевой стороне был изображен храм Света и сведения об Уоррене. На обороте были вписаны два номера, которые я переписал в свой блокнот.

– Вечером того же дня, это был вторник, Алекс снова позвонил мне, предложив встретиться на пляже напротив гостиницы "Лагуна". Было уже поздно, около полуночи. С ним была Саванна и новый приятель, которого Алекс представил как Тони. Пожилой мужчина. Алекс был чем-то очень... можно сказать, взбудоражен. Он бывает очень мнительным, думает, что все настроены против него, но в этот раз вообще напоминал параноика. Я попыталась рассказать ему об Уоррене, но, оказалось, для него это не было новостью. Мы немного прошлись до воды. Саванна и Тони шли вслед за нами. Мы остановились у разрисованной ограды пляжа, Алекс обнял и поцеловал меня. Я чувствовала, как он напряжен. Он сказал, что ему придется исчезнуть на несколько дней, а может, и недель. Но когда все закончится, мы будем с деньгами. Так он и сказал – "с деньгами". Потом мы... попрощались. Он попросил меня, если кто-нибудь спросит о нем, не говорить правду. Хотя к тому времени его предупреждение уже запоздало, ведь я уже встречалась с Уорреном.

Дойдя до лестницы, мы стали подниматься в Гайслер-парк. Часть роз здесь уже расцвела, и яркие пятна цветов усиливали тихоокеанскую голубизну. Мы миновали ресторан и застекленную беседку на скале. Крисса снова оглянулась назад и вздохнула. Те же два приятеля топтались поодаль, делая вид, что любуются розами.

Она тряхнула головой.

– На следующее утро, в среду, меня по дороге на работу преследовала какая-то машина. А днем, когда я ездила в Санта-Ану посмотреть образцы тканей, засекла тот же автомобиль в зеркале заднего обзора. После этого я видела его еще несколько раз: когда возвращалась домой, ездила в центр поужинать и снова парковалась на своей улице. Двое этих типов сопровождают меня по всей Лагуне, сидят у стойки бара, когда я ем, следуют за мной до дома.

– Опишите ту машину.

– Новый белый "шевроле". На багажнике эмблема, похожая на прыгающего оленя. Возвращаясь домой с обеда, я ехала позади нее. На крыше установлены мигалки, но никаких надписей или значков. Похоже на полицейскую машину, только без опознавательных знаков.

– Олень – это антилопа "импала".

– Во всяком случае, довольно громоздкая и уродливая штуковина. Я имею в виду, машина.

– А мужчины?

– Глядите сами. Они как раз позади, изображают любителей цветов.

Как только я оглянулся, они сделали вид, что вовсе нами не интересуются. Один из них лет пятидесяти, другой вдвое моложе. Молодой верзила был в костюме и при галстуке. Старший, выглядевший еще мощнее, одет в белую рубашку с короткими рукавами и широким галстуком и брюки, забавно блестевшие на солнце.

Моей первой мыслью было, что это подручные Стива Марчанта из ФБР. Но эти ребята вышли на Криссу Сэндз во вторник, двенадцатого, то есть за два дня до того, как в Бюро сообщили об исчезновении Саванны из дома Блейзеков.

Потом я вспомнил описание машины преследователей: похоже на транспортное управление. Ребята Карла Рупаски? Но пока это мало о чем говорило.

– С тех пор, как эти подонки везде таскаются за мной, я нахожусь в постоянном напряжении. Алекс просил не волноваться, но это не так легко выполнить.

Крисса сказала, что Алекс больше не звонил ни в среду, ни в четверг.

– А когда в четверг я посмотрела вечерние новости, то поняла, что друга Алекса звали вовсе не Тони, а Уилл Трона. Я сразу узнала его.

Кое-что прояснялось. Я припомнил, что в тот вторник вечером я не был нужен Уиллу, потому что он собирался побыть дома с Мэри-Энн. Но, выходит, в полночь он встречался с Саванной и Алексом на пляже.

– Ну а потом в другом большом выпуске новостей тем же вечером появились Джек и Лорна Блейзек, и я узнала, что, оказывается, Саванна была похищена в понедельник утром. Я ничего не понимала. Ведь когда мы говорили с ней по телефону, она была в полном порядке. Она прекрасно чувствовала себя и во вторник ночью на пляже вместе с Алексом и вашим отцом. Я позвонила Джеку и Лорне, объяснив, кто я такая, и сообщив, что по крайней мере во вторник вечером с Саванной все было в порядке и я видела ее вместе с их сыном. Мне казалось, что это известие их должно обрадовать. Действительно, важное известие. Однако Джек не выказал особого интереса, а отнесся ко мне с подозрением, словно я была в чем-то виновата. И предупредил, что утром меня вызовут в ФБР. Это было странно. Я знала, что Джек ненавидит сына – и соответственно меня тоже, – но ведь речь-то шла о его дочери. Его якобы похищенной дочери. До меня это не доходило, и до сих пор я не понимаю.

– Попробую помочь. Версия Блейзеков такова: Алекс похитил сестру и требует миллион долларов за ее освобождение.

Крисса застыла, непонимающе уставившись на меня.

– Он этого не делал.

– Вот почему в то утро к вам в салон заявился именно Бо Уоррен, а не агент ФБР. Потому что Блейзеки решили выплатить выкуп без лишнего шума и без полиции – вернуть Саванну и помочь выбраться Алексу.

– Джек Блейзек помогает Алексу? Никогда не поверю. Разве что приукрасить свою репутацию. Я ведь сказала Джеку, что с Саванной все в порядке. И совсем не похоже, будто ее насильно похитили, если она свободно гуляет по пляжу в компании брата, меня и вашего отца.

Обдумав ее слова, я так ничего и не понял. Зачем бы Джеку настаивать на том, что его сын похитил собственную сестру, если у него были доказательства, что с ней все в порядке? И зачем с такой готовностью расставаться с миллионом долларов, нажитых упорным трудом?

– Джо, невозможно, чтобы Алекс украл свою сестру. Он на такое не способен.

Повернувшись к океану, Крисса принялась грызть ноготь на большом пальце. Солнечные лучи еще ярче высветили ее волосы, но лицо закрывала тень от полей шляпы. Пока она обрабатывала свой ноготь, я любовался четкой линией ее рта.

– Не отгрызите его совсем, Крисса. Это ничего не изменит, только палец изуродуете.

Она остановилась.

– Материалисты. Грубые материалисты. Скупердяи. Меня от них тошнит и одолевает злость. Обвинять Алекса в таком преступлении. Послушайте, Алекс – мой приятель. А все приятели – психи по определению. Он почти не рассказывал о своих делах, но я уверена: он не похищал сестру. Они очень привязаны друг к другу – Алекс и Саванна.

– Тогда что же он делает?

Вздохнув, Крисса исподлобья взглянула в мою сторону.

– Что-то связанное с деньгами. И чтобы навредить отцу. Кроме этого у меня нет никаких идей.

Я оглянулся на "приятелей" Криссы, которые сразу резко остановились и посмотрели в сторону.

– А вы рассказали Бо Уоррену, где Алекс может скрываться?

Она мигнула и посмотрела на меня.

– Я не дала ему адреса всех убежищ Алекса. Этот Бо Уоррен, он и вправду излучает дурную энергию, и мне все равно, на кого он работает. Его щеки сокращаются быстрее, чем он вдыхает. В нем есть что-то отталкивающее, поэтому я... не то чтобы соврала ему, а просто забыла кое-что сказать.

– А можете не забыть сказать это мне?

– Это гостиница "Рекс" в Ньюпорт-Бич, я туда наведывалась неделю подряд, но так и не встретила его. Еще музыкальные залы гостиниц "Прибой" и "Песок". Я знакома с тамошним тапером и попросила его сообщить, если он увидит Алекса, но пока сигналов не поступало. Алекс также любит бывать в ресторане "Четыре времени года". Но и там его не видели, поскольку я знаю некоторых официантов. Еще ему нравится "Ритц-Карлтон", он часто там проводит время. Кроме того, у него много знакомых, которые... укрывают его. Он может спрятаться у одного из них, сделает дело и снова вынырнет.

Бросив на меня решительный взгляд, она вздохнула.

– Еще у него есть склад-магазин, о котором вряд ли кто-либо знает. Там полно всякой всячины.

– Они были там. Лорна дала мне адрес.

Крисса тряхнула головой и отвела взгляд в сторону.

Я расспросил про три места, где Алекса и Саванну видели за последние четыре дня: ранчо Санта-Фе, Большой Медведь и Голливуд.

– Нет, – ответила она.

"Значит, новые точки", – подумал я.

– Он не доверяет старым убежищам...

Она согласно кивнула.

– У него нюх на такие вещи. Иногда это переходит в паранойю, но почти всегда он оказывается прав. Я побывала в его старых местах и расспрашивала о нем. Ничего. Полагаю, у Алекса достаточно мозгов, чтобы найти что-нибудь поновее.

– На чем он ездит?

– Черный "порше-каррера", который он любит почти так же, как меня.

– Ну это вряд ли.

– Можете шутить, если угодно.

– Нет, я...

– ...я знаю, что вы хотели сказать.

– Но я действительно так думаю.

– Вы безнадежны.

Я так и не понял, что она имела в виду, но мое замечание, похоже, оказалось неуместным.

– Что вы сказали агентам ФБР?

– То же, что и Уоррену. Что я с самого начала знала, что Саванну не похищали. Но поскольку они давно убедили себя, что она похищена, мои усилия их переубедить оказались напрасными. Но если уж спрашивают, то спрашивают по-настоящему. В тот день я торчала в их кабинете в Санта-Ане четыре часа подряд вместе с этим парнем по имени Стив. И потом еще час на следующий день. Я согласилась, чтобы они подключили свой магнитофон к обоим моим телефонам – домашнему и рабочему. В противном случае мне грозило обвинение в отказе сотрудничать с органами правопорядка. Их диктофон автоматически включается на втором звонке и определяет номер, с которого звонят. А еще эти чертовы белые машины, которые следуют за мной везде, куда бы я ни отправилась. И эти придурки. Я окрестила их Сьют и Гут. Им, видите ли, даже лень ответить на мое приветствие. Я рассказала о них агентам ФБР, но они по-прежнему таскаются за мной, как хвосты. Я уже близка к тому, чтобы закрыть магазин и умотать на Фиджи на месячишко. Я не высыпаюсь, не могу есть, а только работаю и пью. Я потеряла своего парня и теряю жизнь. Черт возьми, это просто изматывает.

– Думаю, вам стоит поехать на Фиджи.

– Я не брошу Алекса. Да, он с причудами, но я нужна ему. И вот что я вам еще скажу. Еще несколько таких недель и кое-кто может просто взбеситься. И я думаю, это будет Алекс. Пока продолжается эта каждодневная нервотрепка, меня не покидает страх.

– Алекс знает человека по имени Джон Гэйлен?

Подумав, Крисса помотала головой:

– Такого имени я не слышала. Но у Алекса полно знакомых.

Я снова оглянулся на двух следящих за нами парней.

– Попробую потолковать с этими ребятами. Если они из службы правопорядка, особых проблем не будет.

– Упитанные парнишки.

– Не имеет значения.

Я отвез Криссу назад, подождал, пока она заберет по дороге почту, и зашел вместе с ней в салон. Она нажала кнопку автоответчика и прослушала записанные сообщения.

"Крисса, это Хайди. Как насчет немного выпить сегодня вечером после работы? Перезвони поскорее и дай знать".

Она пожала плечами:

– Вот такая у меня жизнь сейчас. Сьют, Гут, подружки и выпивка.

– Все наладится.

– У меня нет причин жаловаться. Ведь моего отца не убивали.

– Нет.

– А как вы себя чувствуете?

– Прекрасно.

– Ну да, железный парень? Прямо как Алекс, в том же роде. Ничто не трогает.

Я ничего не ответил.

– Знаете, Джо? Вы интересный мужчина. И если бы у меня не было парня, я хотела бы с вами куда-нибудь еще сходить.

– Это очень трогает. Но у меня назначено свидание на сегодня. И уже через пару часов.

Она вздохнула и улыбнулась.

– Везет же вам. Таких, как вы, мой папа называет настоящими бойскаутами. Вы попали в не подходящий для вас век или не то десятилетие. Но мне нравится.

– Благодарю за помощь. Возьмите.

И я протянул ей свою визитную карточку с номерами домашнего и мобильного телефонов.

– Можете положить ее рядом с визиткой Бо Уоррена, – добавил я. – Но, надеюсь, мне вы позвоните первому.

– Об этом не беспокойтесь, Джо. А это вам, надевайте ее иногда.

Она сняла терракотовую шляпу и вручила мне.

– Спасибо.

– И еще мне хочется сказать вам одну вещь: эта штука у вас на лице не настолько ужасна, как вы думаете. А вторая половина просто прекрасна. У вас такие густые светлые волосы, красивые карие глаза и великолепно очерченный подбородок. Старайтесь почаще улыбаться – поверьте, у вас неотразимая улыбка. Высокие мужчины временами так сексапильны... Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, появилось легкое покалывание в шрамах и завибрировало в груди.

– Не знаю, что и сказать.

– А ничего и не надо говорить.

* * *

Минуя автостоянку, я подошел к автобусной остановке. Улыбаясь, Сьют и Гут болтали между собой. У Сьюта под костюмом угадывалась гора мышц, а предплечья Гута напоминали лапы кузнеца.

Я показал им значок полицейского, они предъявили мне свои.

– Мы знаем, кто ты такой, Трона, – начал Гут. – Меня зовут Ходж. А это Чепман. Служба безопасности транспортного управления к твоим услугам.

– Зачем вы ее преследуете?

– Это наша работа.

– Идея Рупаски?

– Это не нашего ума дело, есть люди и повыше.

– Но с какой целью?

– Это тебя вовсе не касается. Могу лишь сказать, что само занятие довольно тоскливое. Телка недурна собой, но не думаю, что мы ей очень по душе. А вот у Чепмана почти все время стоит на нее.

Его напарник осклабился, словно услышал что-то похвальное о себе.

– Попридержи это у себя в штанах, – сказал я ему. – И еще, мистер Ходж, не называйте ее больше "телка". Мне очень не нравится, когда так называют женщин.

– Послушай, ведь в ваших войсках носят шляпы белого цвета, а не красные шапочки.

– Во-первых, не красная, а терракотовая. И впредь придерживайтесь по отношению мисс Сэндз только хороших манер.

В ответ они оба рассмеялись.

– О'кей, Трона, разумеется. А вежливо будет помахать ей этой штукой в знак приветствия?

– Нет. И если ты это сделаешь, я узнаю от нее.

– Ну и что?

– А то, что получишь крепкую взбучку.

Чепман был уверенный в себе здоровый молодой бугай. Но, похоже, он уже кое-что слышал обо мне. Улыбнувшись, он взглянул на своего напарника, потом снова на меня.

– Буду вести себя хорошо. Обещаю.

– Он будет паинькой, – подтвердил Ходж. – Уверен, Трона, он не подведет. Об этом не тревожься.

– У Джо и без того полно причин для беспокойства, – вставил Чепман.

И оба опять рассмеялись.

– Приятно провести остаток дня, мистер Трона.

Вернувшись в салон Криссы, я обнаружил ее сидящей за столом в слезах.

Перед ней лежала полученная корреспонденция. Крисса взяла одну открытку, которая была отправлена из Мехико шесть дней назад. На снимке была изображена голова Ольмека из антропологического музея. Почерк был неровный, но вполне разборчивый:

"Крошка!

Со мной все в порядке, не беспокойся. Скучаю по тебе. Эта картинка напомнила мне нашу поездку в Розарито. Дело я закончил, но временно залягу на дно. Не верь тому, что обо мне говорят. С. в полном порядке.

Всех радостей,

А".

Крисса покачала головой и шумно вздохнула.

– Мой чертов дружок в Мексике, а я торчу здесь, рыдая о нем, словно вдова. Но хотя бы знаю теперь, что он в порядке. А эта голова Ольмека похожа на ту, что мы купили в сувенирной лавке Розарито несколько месяцев назад. И стоила эта безделушка всего-то восемьдесят центов, но сделана из очаровательного светло-зеленого стекла, как бутылка из-под кока-колы.

– Можно взять эту открытку?

– Зачем?

– Я знаю людей, которым следует посмотреть на нее. И других – которым лучше ее не показывать.

Встряхнув головой, она поднялась из-за стола.

– Возьмите. А почему вы, кстати, вернулись? Соскучились?

– Я просто хотел сказать вам, что, если те двое парней будут невежливы с вами, сразу же позвоните мне. Даже при малейшем намеке на невежливое обхождение.

– Ладно, – медленно кивнула Крисса, разглядывая меня. – Когда жарко, вы ведь носите панаму?

– Я пробовал, но мне больше нравится фетровая шляпа.

– Но в ней так жарко. Почему?

– Тень шире.

Она задумалась, но ничего не сказала.

Я вышел, направляясь к машине, Сьют и Гут наблюдали за мной от автобусной остановки. Когда я поворачивал на шоссе, они со смехом продолжали что-то обсуждать.

Я направил машину прямо на веселую парочку и нажал на газ. "Форд-мустанг" 67-й модели – с объемом движка пять с половиной литров, карбюратором "Эдельброк" и аккумулятором фирмы "Сиг-Эрсен" – развивает мощность до двухсот двадцати пяти лошадиных сил, от которой дымится резина и экономится время. А рев – как при взлете самолета.

В одно мгновение они оба отпрыгнули в разные стороны. Через боковое стекло я только успел заметить перекосившуюся от страха рожу Сьюта. На прощание я помахал им рукой.

Глава 10

Доктор Норман Зуссман тепло пожал мне руку и прикрыл дверь своей приемной. Предложив мне удобный стул, сам он уселся на маленькую зеленую кушетку напротив. Кейс Уилла я поставил на пол рядом и положил на него шляпу.

Доктор был среднего роста и сухощав. У него были коротко стриженные седые волосы, голубые глаза и загорелое лицо. Закинув ногу на ногу, доктор Зуссман разместил на колене желтый журнал опроса.

– Вы девять дней откладывали свой визит ко мне, Джо.

– Мне не хотелось с вами беседовать, доктор.

– Я не корю вас за это. Но все-таки лучше прийти. Этого требует и ваше управление. Как себя чувствуете?

– Хорошо.

Он внимательно посмотрел на меня. Я всегда становлюсь замкнутым, когда люди рассматривают меня и ничего не говорят, но понимаю, что доктор лишь дает мне возможность почувствовать тишину. Поэтому я тоже промолчал. Я приблизился к "точке спокойствия", забрался на дерево и огляделся вокруг. Иногда рядом со мной на дереве устраивался орел, но сегодня его не было и я сидел на ветке в одиночестве. Передо мной раскинулись сухие светло-коричневые склоны холмов, и я мог ощущать доносившийся оттуда запах.

– Спите нормально, Джо?

– Да, сэр.

– Аппетит хороший?

– Да.

– Выпиваете или употребляете какие-нибудь наркотики?

– Последний раз я выпивал несколько дней назад. Вообще-то я пью не много.

– А почему?

– От этого я глупею и теряю реакцию, а кроме того, плохо чувствую себя на следующий день утром.

Он коротко хихикнул и записал.

– Расскажите мне о перестрелке, Джо. Не спешите и начните сначала.

Я рассказал ему, как все было, начав с момента, когда в Уилла выстрелили и он упал. Потом, как помог Саванне перелезть через стену и вернулся в машину на заднее сиденье. Я объяснил, что был почти уверен, что двое мужчин позади меня подойдут к стене как раз напротив открытой задней дверцы моей машины, где я их и подстрелил. Еще заметил, что попасть было нетрудно, и я уложил наповал обоих.

Выслушав, доктор опять что-то записал в журнал. Когда я закончил, он тихо вздохнул.

– Вы стреляли с намерением убить?

– Да.

– Вы считаете, что вас к этому вынудили обстоятельства?

Мне пришлось немного подумать.

– Нет, сэр. Ведь я мог перепрыгнуть через стену вместе с Саванной.

– Но вы этого не сделали из-за сильной преданности.

Я кивнул.

– Что вы чувствовали, когда нажимали на курок?

– Готовность к действию и спокойствие.

– А что вы ощутили, когда увидели двух упавших человек, которые, вероятно, были мертвы?

– Облегчение, что они уже не воспользуются своими автоматами против меня и не схватят Саванну.

Доктор Зуссман сделал длинную паузу.

– Джо, какое было у вас состояние после этих выстрелов? Например, через час?

– Я искал Саванну.

– Но вы думали о людях, которых только что застрелили?

– Нет.

– А как чувствовали себя на следующий день?

– Я не слишком задумывался об этом. Все мои мысли были об отце.

Зуссман черкнул в журнале и снова вздохнул.

– Джо, а как в этой связи вы сейчас себя чувствуете?

– Вполне нормально.

– Вас не преследуют скверные воспоминания, раскаяние, дурные сны?

– На похоронах моего отца я пытался пожалеть тех двоих, что застрелил, но ничего не вышло. Это была необходимая самооборона, и они получили по заслугам за совершенное убийство.

Зуссман несколько секунд изучающе смотрел на меня, потом передвинулся на кушетке, словно испытывал какое-то неудобство. Поменяв ноги местами, он устроил журнал на другом колене.

– Когда вы решили стрелять, вы четко это себе представляли или все виделось не вполне ясно?

– Абсолютно отчетливо. Я даже помню швы на кожаном сиденье, где лежал, и капли влаги на стекле.

– А почему вы так подробно останавливаетесь на этом моменте?

– Потому что он касается ответа на вопрос, мог ли я спасти Уилла.

– В данном случае это скорее вопрос тактики, а не морали, не так ли?

– Да.

– А почему вы так считаете?

Я на секунду задумался.

– Моя работа состояла в защите отца. Это самое важное дело в моей жизни. Для этого меня взяли и обучили этой работе. И больше всего на свете я старался выполнять ее как следует.

Зуссман наклонился ко мне, положил на столик журнал и что-то там нацарапал.

– Как вы себя чувствуете после такого срыва в работе?

– Как песок.

– Песок? Как это?

– Такой же сухой и рассыпчатый, и ничто не соединяет песчинки.

– Так вы ощущаете себя как бы рассыпавшимся на части, словно песок?

– Нет.

– Почему же нет, если вы такой же сухой, разрозненный и ничто вас не сцепляет воедино?

– Я неточно выразился, сэр. Кое-что все-таки поддерживает мою цельность. Мне надо найти человека, убившего Уилла. Вот это сейчас для меня самое важное.

– О, разумеется.

После некоторой паузы доктор Зуссман взял со стола журнал и откинулся на спинку дивана.

– А что вы сделаете с этим человеком, когда его разыщете?

– Я арестую его за убийство.

Он еще раз пристально взглянул на меня, потом моргнул и стал что-то записывать.

– Джо, как вы отнеслись к тому, что вам пришлось на время расследования отдать ваш пистолет?

– А я его не отдавал.

– Почему?

– Никто не просил, он у меня при себе.

– Ваше личное оружие? Здесь?

Кивнув, я сунул руку под левую полу своей спортивной куртки.

– Хочу попросить вас оставить его мне. Я передам его на хранение сержанту Мерингу.

Вытащив из кобуры свой "кольт" 45-го калибра, я для безопасности извлек патроны из магазина и положил патронник на журнальный столик. При этом в тихом кабинете раздался неожиданно громкий стук.

Я смотрел на доктора Зуссмана, а тот смотрел на меня.

– Это не беспокоит вас, Джо?

– Нет, сэр. У меня есть еще несколько штук.

На самом деле при мне сейчас было еще два пистолета. Один был такой же "кольт", его я держал на груди справа и мог быстро вытащить левой рукой. А другой – поменьше, 32-го калибра, – на лодыжке. Никто не ожидает, что у тебя три пистолета. Уилл говорил мне, что трудно вообразить, будто у полицейского целых три пистолета. Один, конечно. Два, может быть. А три – никогда. Любопытно, что Уилл никогда не таскал при себе три пистолета, когда сам был помощником. Еще несколько лет назад он ходил на работу в управление с одним пистолетом, а потом и от него отказался, если этого не требовала конкретная ситуация. Уилл не любил огнестрельное оружие, да и стрелок был средний. Думаю, он более чем компенсировал эту нелюбовь, когда посоветовал мне всегда иметь при себе хоть и небольшой, но эффективный арсенал. И я довольно много с ним упражняюсь.

Доктор рассматривал мой автоматический пистолет. Я надеялся, что у него не очень потные руки, так как даже вороненая сталь может поржаветь от соленого пота, если не протереть пистолет после того, как им воспользовался. Я вытащил один из своих носовых платков с монограммой и положил его рядом с пистолетом.

Доктор поднял взгляд на меня.

– Вы испытываете угрызения совести от того, что расстреляли этих людей?

– В какой-то степени.

– А можете сказать, как сильно?

– Это непросто, доктор, измерить силу чувства.

– Все-таки попытайтесь.

Я обдумал его вопрос.

– Примерно на таком уровне, сколько вмещается в кофейную чашку. Но не целую, а, скажем, полчашки.

– Половина кофейной чашки раскаяния?

– Да, сэр.

– Вы меня беспокоите, Джо.

– Благодарю вас.

– Я не считаю вашу реакцию ненормальной. Только вижу в этом кое-что... довольно неожиданное.

– А я и не являюсь нормальным, сэр.

После долгой паузы, во время которой доктор вносил заметки в журнал, он перешел на вопросы о женщинах, любви и любовных отношениях. Задавал очень прямые вопросы. Я рассказал ему правду: что никогда мои отношения с женщинами не продолжались больше нескольких свиданий. Подробнее рассказал о некоторых женщинах, которые мне нравились больше других. Когда он поинтересовался, не было ли у меня более серьезных романов, я спросил, а что имеется в виду под словом "серьезные". Мне показалось, что он сначала изумился, а потом подумал, что я его просто дурачу. Я поведал ему о фотоснимках профессиональных фотомоделей, которые я приобретал, чтобы полюбоваться на них, о сексе с проститутками, вообще о лицах, на которые мне нравилось смотреть в фильмах и журналах. Доктору хотелось знать, какие именно фильмы и журналы, и я ему назвал: почти все романтические комедии, особенно пятидесятых и семидесятых годов, и мужские журналы типа "Эсквайр", "Журнал для мужчин" и "Джи-Кью". Я рассказал ему, что иногда покупаю рамки для фотографий только из-за женских снимков, которые в них вставлены в качестве образцов. И добавил, что больше всего в женщинах меня пугает чувство жалости ко мне.

– Как часто вы мастурбируете?

– Я этим не занимаюсь, сэр.

– Почему?

– Отец не велел.

– Понятно. А как вы справляетесь со своими сексуальными желаниями?

– Никак.

– А ночные поллюции, так называемые мокрые мечты?

– Это да, сэр, – ответил я, опустив глаза на шляпу и желая, чтобы он перестал задавать подобные вопросы.

– Как часто?

– За ночь раз, доктор. Иногда больше.

– Каждую ночь?

– Я не считал. Но с тех пор как не стало Уилла, реже.

Он сглотнул слюну, вздернул брови и еще что-то записал.

– Джо, у нас есть много, о чем потолковать. В следующий раз мне хотелось бы поподробнее поговорить о ваших отце и матери. Давайте встретимся на будущей неделе.

Мы условились о дне и времени новой встречи.

– Пожалуйста, обращайтесь с этим оружием осторожно и уважительно, доктор.

– Постараюсь.

Надев шляпу, я вышел из кабинета.

* * *

Мое свидание с Джун Дауэр было назначено на четыре часа, за час до начала ее передачи. Мы выбрали кафе недалеко от студии. Зайдя туда, я сел за угловой столик и стал обдумывать то, что узнал про Алекса и Саванну Блейзек от Криссы Сэндз.

Когда Джун появилась на пороге кафе, сердце у меня в груди запрыгало, как стиральная машина со сломанной ножкой. Черные брюки и такая же блузка-безрукавка, все в обтяжку и отделано маленькими блестящими молниями, серебристый пояс вокруг талии, а на ногах остроносые сапожки. Ярко-красная помада и рубиновые сережки в ушах. Но больше всего мне нравилась ее кожа: смуглая, влажная и идеально гладкая.

– Сегодня вы смотритесь просто ошеломительно, – заметил я.

Она улыбнулась:

– Спасибо за комплимент.

Все свидание слилось в сплошное пятно. Прекрасное одночасовое пятно. Джун рассказала, что провела детство в Лагуна-Бич, а я сам рос в Тастине. Мы окончили разные школы, но в один и тот же год. Ей было, как и мне, двадцать четыре года. Родители рассказали ей обо мне в восьмилетнем возрасте, и она впервые увидела мою фотографию в газете. Джун поступила в колледж Эрвина при Калифорнийском университете, который окончила с двумя дипломами – по истории и английской литературе, но больше всего времени посвятила изучению радиовещания на одной из местных радиостудий. За созданное ею радиошоу "Воистину живой" Джун стала лауреатом конкурса. В результате уже через неделю после окончания колледжа на нее свалилось предложение стать ведущей своей полноценной передачи, причем в лучшее время вещания, на студии "КФОС". Помимо собственной передачи, Джун работала диск-жокеем, по четыре часа в день запуская в эфир музыку и передавая новости, информацию о положении на дорогах и погоде.

– Мне нравится мое дело, – сказала она. – Но я словно загнала себя в ловушку. В двадцать четыре года быть запертой в темной студии по шесть часов в день. Я добилась успеха, и многие завидуют мне. Я представляю себя в собственном коттедже на берегу моря с двумя собаками, но, думаю, об этом всякий мечтает.

Я поймал себя на том, что не могу оторвать взгляда от ее лица, и попытался перевести его на ее чашку с кофе, ее ногти, молнию на блузке – на все, кроме ее лица.

– Джо, – прошептала Джун, поманив меня согнутым пальцем и наклонившись ближе, – не бойся смотреть на мое лицо.

– Извини, я...

– Прошу тебя, не возражай.

– Да. Хорошо.

Джун еще немного рассказала о себе, и я слушал ее с удовольствием. Меня вдруг осенило, что беседа с ней была вознаграждением за час непрерывных и острых вопросов в эфире. Я слушал ее, задавал вопросы и старался смотреть на нее, но не пялиться. А когда время вышло, я проводил ее до студии и придержал дверь открытой.

– Я получил подлинное удовольствие, – произнес я. – И мне хотелось бы продолжить наше общение. Можно пригласить тебя в понедельник на обед?

Джун на мгновение задумалась и посмотрела на меня. Губы у нее обмякли, но в улыбку не сложились. Меня обжег взгляд ее карих глаз, которым она скользнула по мне. При этом ее изящное лицо оставалось бесстрастным. Я не смог прочитать, что именно оно выражает, помимо напряженности, но окончательный и строгий приговор был наконец вынесен.

– Ладно, – ответила она. – Позвони, и я скажу, как меня найти.

– Я просто счастлив это слышать.

– Увидимся.

Проходя мимо вахты, Джун обернулась, помахала мне рукой и скрылась за дверью.

Вахтер улыбнулся мне.

* * *

На стрельбище при управлении шерифа в упражнении "выхватывай-и-стреляй" я набрал пятьдесят очков при стрельбе с правой руки и столько же с левой. Потом набрал еще по двадцать пять очков при попеременной стрельбе с двух рук. Я одолжил автоматический "кольт" 45-го калибра из арсенала инструктора, но он был плохо смазан и работал не так плавно, как мой личный пистолет, конфискованный доктором Зуссманом. При стрельбе по группе силуэтов это привело к двухдюймовому отклонению вниз от центра. Поэтому я воспользовался своим "малышом" 32-го калибра. Любопытно, как быстро вы сможете упасть на одно колено, левой рукой отстегнуть пистолет и выхватить его правой. Изюминка заключается в том, что к моменту выстрела вы должны твердо опираться на колено и быть готовы к стрельбе. Но из такого маленького пистолета стрельба по группе с пятидесяти футов представляет дополнительную трудность.

Закончив упражнение, я насухо протер своего "малыша". Результат был неплох, хотя уставшая левая рука слегка подрагивала. После этого поехал назад в контору забрать кое-какие вещи и почту из своего ящика.

* * *

Было три послания от Хаима Медины, каждое из которых заканчивалось словами: "Важно! Позвони сразу, как вернешься". Еще один конверт был надписан плотным незнакомым почерком, и его я не стал открывать.

И наконец, записка от моей приятельницы Мелиссы из лаборатории криминалистики. В ней говорилось: "С тебяпричитается. Позвони мне, как только сможешь".

Да, с меня и вправду причиталось: на палочке от леденца, которую я подобрал в оружейном магазине Алекса Блейзека, была слюна, анализ ДНК которой указывал на Саванну. Мелисса смогла идентифицировать ее с помощью образца слюны на стакане, который Лорна и Джек передали Стиву Марчанту из ФБР. А ФБР передало этот стакан для анализа ДНК как раз в нашу лабораторию, где Мелисса и сравнила результаты.

Сигару "Маканудо" курил Алекс, чей шифр ДНК хранился в архиве калифорнийского отделения наказаний. Личность, курившую сигареты "Давыдофф", как сказала Мелисса, определить не удалось.

– С отпечатками пальцев, которые ты снял, я еще не разобралась, – добавила она. – Дай мне еще день или два.

– Я твой должник, Мелисса.

– Как насчет чашечки кофе как-нибудь?

– С удовольствием.

Я покидал управление со странным чувством. Во всем этом еще предстояло разобраться. По дороге домой я снова представил их вместе, брата и сестру, сидящими на втором этаже магазина Алекса и смотрящими мультфильмы. Саванна сосет виноградный леденец, Алекс пыхтит своей "Маканудо". Девочка не была связана, избита или заперта в комнате. Припомнилось, как выглядела Саванна в тот вечер, когда я видел ее: спокойная и вежливая девочка.

Она совсем не выглядела похищенной. Она была похожа на девочку с рюкзаком, которая отправляется в короткую поездку.

Глава 11

Письмо, написанное судорожным почерком, оказалось от моего отца, Тора Свендсона. За всю жизнь это было его первое послание мне. Вначале я прочел его подпись. Одного взгляда было достаточно, чтобы сердце забилось быстрее, а в горле запершило. Руки затряслись, а по лицу пронеслась комета чистой белой боли.

Я отложил письмо в сторону. Мне было страшно – я чувствовал запах металла и аммиака. Сделав три глубоких вдоха, я поднялся и вышел наружу. Вокруг все выглядело как обычно, но дрожало и было окутано мерцающей красноватой дымкой. Не хватало воздуха, и мне пришлось сосредоточиться на дыхании.

Все, о чем я мог сейчас думать, – это подняться на свою "точку спокойствия", к тем деревьям, где меня никто не заметит, а я смогу видеть всех. Отыскав дерево, я забрался на него. Устроившись среди густой листвы, я растворился и стал наблюдать. Четкость изображения вернулась ко мне. Окрестности выглядели ясно и узнаваемо.

Я долго пробыл там, пока снова не спустился к дому.

Итак, вот что было в письме.

"Дорогой Джо, привет. Пишу тебе, потому что хочу, чтобы ты простил меня. Теперь я верю в Бога и думаю, что не смогу попасть на небеса без твоего прощения. Так сказано в той книге, которая есть у меня. Ты должен сделать это лично, ибо судебные тяжбы, которые ты затеял, преследуют меня всю жизнь и только ты можешь их остановить. Я живу в Сиэтле и собираюсь приехать в Санта-Ану поездом в субботу, 23-го. Может, выпьем и немного развеемся. Я плачу. Возможно, тебе стоит повидаться со своим стариком, тем более что другого застрелили. По крайней мере бесплатная выпивка тебе гарантирована. И как я уже сказал, без тебя мне на небеса не попасть.

Искренне твой,

Тор Свендсон".

Я сидел во внутреннем дворике за домом и ел купленную по дороге еду. Вечер был холодным и влажным, как в ту ночь, когда погиб Уилл. Почти сразу после заката по земле заструился туман, в воздухе повисла морось, а вокруг уличных фонарейпоявились влажные облачка.

Сходив за курткой, снова вышел во двор. Я представлял Тора Свендсона по фотографиям из газет и журналов, – их было много опубликовано после его ареста, потом, когда его приговорили к тринадцати годам заключения в федеральной тюрьме Коркоран, а еще после того, как его выпустили через семь лет. Одно время у меня была солидная коллекция этих снимков, и я иногда читал статьи о нем и себе, но отстраненно, как любой другой подписчик. И рассматривал его снимки. Почти на всех он выглядел очень приветливым, без очевидных признаков злобы. Но подчас истинная злоба внешне не проявляется.

Тор был пузатым увальнем с длинными белыми волосами, светлой бородой и огромными голубыми глазами. Он был похож на Санта-Клауса. Ему сейчас около шестидесяти четырех, хотя даже на старых снимках, сделанных сразу после ареста, когда ему было сорок лет, он уже выглядел немолодо.

Я никогда не мог понять, почему почти на всех снимках он улыбается. Немногие захотят улыбаться после обвинений в причинении увечий и покушении на убийство и тринадцатилетнего тюремного приговора. А вот Тор улыбался. Это была виноватая улыбка, заставляющая предположить недостаток ума. Это одна из самых нелепых улыбок, которые я видел в жизни.

Когда он мне являлся во сне, то всегда улыбался, словно наконец выпросил бесплатную чашку кофе. Его голубые глаза тоже смотрелись довольно жалко. Но улыбка выглядела искренней. Очень искренней. Он как бы и не поддерживает вас полностью, но, во всяком случае, на вашей стороне. В своих снах я всегда удивлялся, зачем он это делает; но у снов есть одно важное свойство – я так и не получил ответа на вопрос. Может, я это заслужил? Потому что так ему подсказал Бог? И это единственный способ преподать мне какой-то чрезвычайно важный урок?

В моих снах выражение его лица пугает меня сильнее, чем сама кислота. Фактически я даже не помню, как он выглядел в тот самый момент. Совсем не помню. Я вспоминаю только одно: как погружаюсь глубоко в себя, чтобы избавиться от чего-то огромного и злого, словно подныриваю под чудовищно огромную волну, чтобы добраться до этой спасительной зоны у океанского дна, за которое можно ухватиться и сохранить свою драгоценную жизнь.

Согласно газетам, Тор – после того как понял, что наделал, – отвез меня на пожарную станцию. В интервью одному журналу несколько месяцев спустя он заявил, что это Бог велел ему плеснуть в меня кислотой и отвезти на станцию. Пожарные отправили меня в больницу и вызвали полицию, чтобы задержать Тора. Я не знаю, зачем он поперся туда и оставил меня корчащегося от боли, да и не хочу знать.

Моя настоящая мать мне никогда не снится. Ее зовут Шарлотта Уомпл, и когда я родился, ей было всего восемнадцать лет. Так что сейчас ей должно быть сорок два. Мне неизвестно, где она сейчас, да и раньше я этого не знал. Она и Тор не были женаты. Если верить прессе и судебным показаниям – а я внимательно перечитал там каждое слово, – когда у Тора поехала крыша, ее дома не было. Она не очень-то годилась для семейной жизни: сплошные тряпки, виски и сигареты.

Я видел только одну ее фотографию. Это был газетный снимок, сделанный в момент, когда она выходила из здания суда округа Ориндж, правда, мне попался этот номер "Джорнал" лишь через четырнадцать лет после публикации. Она выглядела изможденной и несчастной женщиной с длинными светлыми волосами и жестким взглядом. Она как раз закуривала в дверях сигарету. Во время перекрестного допроса в суде прокурор попросил ее сообщить прозвище, под которым она была известна среди своих дружков-бандитов. Оказалось, Харлот^[4]. Шарлотта – Харлот. Не слишком-то изобретательно, но для этих головорезов привычнее балдеть от метадрина, чем упражняться в юморе.

Шесть лет назад, когда мне было восемнадцать, я по справочникам решил отыскать всех Уомплов, проживающих в округе Ориндж, и нашел только двоих. Я позвонил по обоим телефонам. Один из них был мужчина, никогда не слышавший про Шарлотту Уомпл, но сам родившийся в городе Шарлотта, в Южной Каролине, и рассказавший мне о своей родине. Отличный мужик.

А вот другая оказалась женщиной по имени Валин, сказавшая, что ее дочь была потаскухой, но, к счастью, подохла, что и к лучшему. Когда я спросил, не изувечил ли ее сожитель их общего ребенка, она прошипела: "Да, этот сукин сын и выродок Тор Свендсон плеснул кислотой в своего сына, но какое вам, черт возьми, дело до этого, господин хороший?"

Эта короткая беседа скорее ухудшила, а не облегчила мое состояние. Сам не пойму, зачем я позвонил и что ожидал услышать. А если бы к телефону подошла сама Шарлотта Уомпл, я, вероятно, просто повесил бы трубку. Что я мог ей сказать? Почему ты не захотела ни разу увидеть меня? Любишь ли ты меня?

* * *

Я уверен, что Шарлотта куда-то уехала, вышла замуж или по крайней мере сменила фамилию. Интереса она у меня не вызывала. Однако номер телефона этой Валин я положил в бумажник, и он лежал там среди кредитных карточек. Последний раз я видел его именно там.

Моя бабушка была жуткой дамой. Даже по телефону. Но родная кровь есть родная кровь, и никому не дано это отменить. Я иногда думаю о Валин Уомпл. Своей бабушке. Бабуле.

Я позвонил в офис компании "Амтрек" в Санта-Ане и узнал расписание прибытия поездов из Коуст-Стар-лайт. Оно было составлено так, что самому черту не удалось бы прибыть в Санта-Ану раньше, чем на следующий день в 10.17 вечера.

* * *

Как только пробило девять часов, позвонил Рик Берч.

– Встречай меня на Линд-стрит. И прихвати с собой то, что ты пока скрываешь, Джо. Понял меня?

Я ответил, что понял, и Берч повесил трубку.

* * *

Вот и Линд-стрит. Шагая позади Рика Берча и вдыхая уже знакомый запах ветчины и табака, я почувствовал, как вздыбились волосы на затылке и натянулись шрамы на лице.

"Ты убил его, ты убил его, ты убил его".

Тот же протертый ковер, те же простыни на окнах. Все то же самое, кроме свежих следов от порошка для снятия отпечатков пальцев и табличек с отметками, оставленных следователями-криминалистами.

– Отличное местечко, – заметил Берч. У него были ясные глаза и морщинистое лицо. – Угадай, кто снимал эту квартиру?

– Мужчина с лицом Алекса Блейзека, но с другим именем.

– Точно. Первая и последняя оплата вместе с задатком за уборку внесены в понедельник, 11 июня. Представился он Марком Штольцем, дал случайный адрес и номер телефона.

– А как насчет женщины, что мы здесь встретили?

Берч достал свой блокнот.

– Мне помогла полиция Анахайма. Итак, Роза Дескансо. Детская сиделка, имеет лицензию. Нанята Штольцем через агентство в Кателле. Я ее навестил. Она сообщила, что парню была нужна сиделка с собственным транспортом. В тот вечер Дескансо приехала сюда к семи часам. Алекс и Саванна уже были здесь. Как она выразилась, они хорошо ладили друг с другом – настоящие брат и сестра. Саванна ей сразу понравилась, а вот брат, по ее мнению, "не очень приятная личность". Через несколько минут Алекс покинул квартиру. Вы с Уиллом, как она сказала, появились здесь в 10.15. Когда через несколько минут после этого началась стрельба, она спряталась в ванной. Она подумала, что это дело банды Линкольна 18-го.

Я медленно пересек небольшую гостиную в направлении холла и заглянул в комнату, где впервые увидел Саванну Блейзек.

"Я Саванна. Как поживаете?"

"Нормально. Пожалуйста, пойдем со мной".

Я обернулся к Берчу.

– Это как повторение дурного сна.

Он молча кивнул. Меня захватили воспоминания той ночи: огни фар, Длинный, вспышки выстрелов и упавший окровавленный Уилл.

Я услышал звук машины, и в голове опять зазвенел тот же голос: "ты убил его, ты убил его, ты убил его".

Заговорив, я с трудом расслышат собственный голос.

– Я вам не лгал, сэр. Но у меня еще осталось, что рассказать.

Встряхнув головой, Берч внимательно посмотрел на меня. – И ты готов это выложить?

– Да, сэр.

– Хорошо. Только оставь это свое "да, сэр", никакого "сэра". Я этого в армии по горло нахлебался.

* * *

Я все ему рассказал: как Уилл нервничал в тот вечер, про его переговоры с Хаимом и преподобным Дэниэлом, про пачку денег, переданных Дженнифер Авиле. Их коротком диалоге. О плохом настроении Мэри-Энн. Упомянул о передатчике, установленном на "БМВ", об отмеченных в ежедневнике Уилла встречах с Карлом Рупаски и Даном Миллбро. Рассказал, что услышал от Блейзеков о похищении их дочери и сыне-психопате. О Бо Уоррене и предложении подвергнуться гипнозу, чтобы я открыл им все, что видел и слышал. О Лорне Блейзек, давшей мне адрес принадлежавшего Алексу склада, и о том, что я там нашел. О встрече Уилла с Эллен Эрскин из детского дома Хиллвью. О Криссе Сэндз, которая разговаривала с Саванной и Джеком. Рассказал, что она видела Уилла вместе с Алексом и Саванной вечером за день до его убийства. И передал ему открытку, которую Алекс прислал Криссе.

Когда мой рассказ закончился, оказалось, что я стою у окна и разглядываю цветочный узор на грязной простыне, повешенной вместо занавески. Я не мог избавиться от ощущения, что все-таки подвел Уилла, выложив Берчу все, что знал про тот вечер. Или, скорее, предал его, потому что он сам держал меня в неведении относительно стольких важных вещей.

Когда я обернулся, Берч взглянул на меня поверх своих очков без оправы.

– Ты правильно сделал.

– Спасибо.

– Ты считаешь, что Алекс действительно похитил ее или она просто сбежала?

– Сбежала.

– Есть идеи почему?

– Ни одной.

– Может, выманить деньги у богатого старика?

– Мне это тоже приходило в голову. Но она слишком юна, чтобы сообразить такое.

– А вот у Алекса возраст вполне подходящий, уж не он ли?

– Джек и Алекс ненавидят друг друга.

– Я приложу эту открытку к доказательствам по делу, – предупредил Берч.

– Это ваше право, сэр.

– Кажется, я тебя о чем-то недавно просил.

Он вытащил из папки с документами листок и протянул мне. Это был отчет телефонной компании с указанием всех переговоров, которые вел по мобильному телефону Уилл в вечер своей смерти. Служба безопасности телефонной компании перевела все номера в аккуратно напечатанные на полях имена и адреса звонивших.

Я напряженно смотрел на три последних номера той ужасной ночи. Два входящих и один исходящий.

Первый поступил Уиллу в 9.38. Я отчетливо помнил, как он произнес "Трона", а выслушав, спросил: "Это уже у тебя, не так ли?"

И после этого дал мне адрес на Линд-стрит. Из списка, показанного Берчем, следовало, что звонили с телефона Алекса Блейзека.

"Алекс, – подумал я, – подтверждает, что уже что-то получил, и направляет Уилла за Саванной". Вероятно, это теннисная сумка, оставленная мной на скамейке у теннисного корта. Значит, выкуп.

Следующий звонок в 9.57. Опять звонят Уиллу. Все понемногу выясняется. После приветствий он говорит: "Сделаю все, что смогу, однако я еще не научился превращать уголь в бриллианты".

А этот звонок был с телефона, числящегося за некоей Луз Эскобар. Она проживала в Анахайме на Рэйтт-стрит. На полях Рик приписал: "Брат Эскобар, Феликс, арестован а групповое убийство. Луз по кличке Перлита – наемная убийца.

Мне припомнились слова, которые в тот вечер по телефону произнесла Дженнифер Авила, пока я подслушивал беседу Уилла с Хаимом: "Попросите Перлиту".

Последний раз сам Уилл позвонил в 10.01 в Ньюпорт-Бич на домашний телефон Эллен Эрскин.

"Похоже, мы будем там вовремя".

Как я и думал, Уилл подтвердил, что мы едем забрать Саванну Блейзек с Линд-стрит.

– Я вчера переговорил с Эрскин, – продолжал Берч. – После того как получил этот список звонков. Оказывается, Уилл в тот вечер не собирался возвращать Саванну родителям. Он организовал переезд девочки к мисс Эрскин в детский дом Хиллвью.

– Непонятно. Зачем?

– Эрскин тоже не знает. Уилл не сообщил ей имени девочки. И не обрисовал обстоятельств ее жизни и окружения, сказав только, что она нуждается в безопасности. Уилл собирался встретиться с Эрскин в Службе по защите детей между десятью и половиной одиннадцатого. Естественно, он там не появился. А когда Эрскин узнала из утренних новостей, что случилось той ночью, то пошла прямиком к Марчанту.

Как ни старался, я никак не мог ухватить, в чем здесь суть.

– Джо, что это за скверные дела, в которых участвовал твой отец?

– Не знаю. Но не думаю, что в этом было что-то дурно пахнущее. Я рассказал вам все, что знаю.

– В самом деле? – спросил Берч. – Сейчас я тебе почти верю.

– Все, что я сказал, правда.

Я вышел на лестницу и подождал, пока Рик закроет квартиру. Когда он это сделал, мы спустились к своим машинам.

– Я звонил Бернадетт Ли. Никакого ответа. Я съездил по адресу, что ты мне дал. Дома никого. Может, Сэмми не все договаривает?

– Посмотрю, что можно сделать.

* * *

Когда я покидал Линд-стрит, внутри у меня звучал странный насмешливый голос Джона Гэйлена. Я ехал по адресу, который списал с протокола допроса на столе Рика Берча, и прокручивал в голове его беседу с Гэйленом.

Найдя нужный номер дома, я припарковался напротив на другой стороне улицы. Это был район, застроенный в шестидесятые годы. Дом Гэйлена был желтого цвета, с темными оконными рамами. Было начало одиннадцатого. В доме горел свет. Вокруг матового фонаря над входом роилась мошкара.

"Уилл! О, Уилл Трона. Давай потолкуем".

Я уселся на сиденье поглубже и откинул голову назад. Именно так, как обычно это делал Уилл. Я попытался сымитировать его полудремотное и одновременно бдительное состояние с внимательным взглядом живых глаз. И придать себе тот же осуждающий, но вместе с тем покровительственный вид. Словно прикидывая, как улучшить положение вещей.

Наблюдая за домом, я продолжал размышлять об Уилле. Я очень ясно вспомнил первую нашу встречу в Хиллвью. Это была дождливая суббота. Мне было пять лет, и я сидел в укромном углу библиотеки, просматривая книгу "Шэг – последний бизон прерий". Для своего возраста я неплохо читал, поскольку много времени проводил с книгами, а особенно с этой. Я любил ее. И любил Шэга. А картинки были просто выдающиеся.

Вот такой очень подозрительный и пугливый пятилетний мальчишка сидел погруженный в свою книгу. Не просто погруженный – это слово здесь не совсем подходит. Когда я был с книгой, то смотрел вниз и моего лица никто не видел. Никто не мог разглядеть скрытую боль и красный уродливый комок кожи и мышц – то, с чем я вступил в этот мир.

Но когда лицо было спрятано от посторонних взглядов, я забывал о нем и мысленно путешествовал там, где пожелаю во времени и пространстве. Я мог оказаться за тысячи миль от Хиллвью, в американских прериях, двести лет назад, – и наблюдать за прекрасным бизоном по имени Шэг, который боролся с медведем гризли, в которого стреляли из лука и наконец как последнего представителя рода отправили в Йеллоустоунский национальный парк.

Поэтому я не обратил внимания на того, кто подошел и сел за журнальный столик напротив меня. Я весь был с Шэгом. Мужчина – по звуку шагов и запаху одеколона я мог сказать, что это был именно мужчина – забарабанил пальцами по столу. Но нас с Шэгом здесь не было.

– Сынок, – наконец произнес он. – Взгляни на меня, я хочу поговорить с тобой.

И я впервые поднял глаза на это самое мудрое, доброе, прекрасное, печальное и одновременно веселое лицо, которое я когда-либо видел в своей жизни. Раньше я никогда не задумывался об этом, но, увидев этого человека, понял, каким должен быть настоящий мужчина. Мне это было так же ясно, как и Шэгу, что его место в Йеллоустоуне.

– Это всего лишь шрамы, – сказал мужчина. – Они есть у всех, только у тебя они на виду.

Как всегда, опустив глаза, я все-таки набрался храбрости прошептать:

– У Шэга на боках тоже были шрамы от медведя.

– Вот видишь? Ничего стыдного в этом нет.

– А вы кто?

– Я отвечу, если ты снова посмотришь на меня.

Я поднял глаза.

Он легонько ткнул себя кулаком в грудь.

– Меня зовут Уилл Трона.

После этого он встал и вышел.

Я не видел его до следующей субботы. Я снова сидел в библиотеке. Он протянул мне пакет, завернутый в воскресные комиксы. Внутри был новый экземпляр моей любимой книги.

– Я подумал, что тебе неплохо иметь собственную книгу, – сказал мужчина.

– Благодарю, сэр.

– Ты не против, если я присяду?

– Нет, сэр.

– Я поговорил о тебе с некоторыми людьми. Они сказали, что ты хороший парень.

Я промолчал и отвел взгляд в сторону, чувствуя, как к щекам приливает горячая волна.

– Джо, тебе не хотелось бы на время покинуть это местечко? Может, поесть мороженого, прогуляться по набережной в Ньюпорт-Бич. Сегодня прекрасный денек. Посмотреть на рыбаков и скейтбордистов, красивых девочек и вообще размяться. Я уговорил воспитателей отпустить тебя на пару часов. Что скажешь?

Я знал ответ, но слова застряли в горле. В своей короткой жизни я принимал так мало решений, что не отваживался ответить. До этого за меня обычно отвечали суд, больница, власти штата, власти округа или семья.

В этот момент я впервые ощутил прикосновение крыльев свободы и трудность свободного выбора. Я словно стоял на узком трамплине для прыжков в воду, вокруг меня свистел ветер, мешая принять решение – прыгать вниз, повернуться и спуститься по лестнице или просто стоять и дрожать.

Уилл Трона ничего не говорил. Он не подталкивал меня, не торопил, не барабанил в нетерпении пальцами и не вздыхал.

Вместо этого он сцепил руки на затылке, откинулся на спинку кресла и смотрел на меня спокойным полусонным взглядом. Будто прикидывал, как сделать мою жизнь лучше.

– О'кей, сэр. Да.

– Отлично, молодой человек. Покинем этот притон. У меня "транс-ам" 1980 года выпуска с восьмицилиндровым движком и пятью скоростями. Гарантирую, что поедем с ветерком, Джо.

* * *

За время часового сидения напротив дома Джона Гэйлена ничего не произошло, и я включил радио.

Прошел еще час, все было по-прежнему. И я выключил приемник. Еще немного подумал об Уилле. В течение следующего часа, когда было уже 2.30 ночи, в доме Гэйлена так ничего и не изменилось, кроме мотыльков около фонаря. Я завел машину и направился домой.

Глава 12

На следующий день рано утром я отправился к преподобному Дэниэлу Альтеру. У меня было к нему несколько вопросов, касающихся кое-каких нестыковок в отношениях Уилла и Саванны. Мне также хотелось прояснить некоторые другие проблемы.

Дэниэл почти десять лет являлся моим духовником, хотя был почти годовой период, когда я редко с ним встречался. В тот год, когда мне было около семнадцати лет, я пережил лихорадку крещения и посетил почти тридцать различных церквей, в каждой из которых меня крестили. По воскресеньям я отправлялся за семьдесят миль от дома.

Самое замечательное – это обряд полного погружения. Волшебное ощущение спуска и подъема, когда святая вода омывает твое лицо вместе с рубцами, охлаждает его и сбегает струйками вниз, утоляя жар и унося прочь твои грехи и ненависть. Другими словами, в то время я сильно нуждался в подобной процедуре.

Но с тех пор прошло немало лет, и я повзрослел. Теперь я готов выслушивать проповеди Дэниэла. Однажды он меня уже крестил, значит, так будет и дальше. Иногда я чувствую внутренний позыв к чему-то большему, но держу себя в руках. Я вижу, как окружающие пододвигаются ближе и улыбаются, видя, как я наслаждаюсь, когда святая вода извилистыми ручейками орошает мое лицо. Я по-прежнему радуюсь, подставляя лицо дождю. И люблю зиму.

Секретарь преподобного Дэниэла пригласил меня войти в лифт храма Света. Стеклянный лифт, семь этажей вверх, вид на весь округ до самых гор. Я пересек роскошный голубой ковер, покрытый изображением апельсиновых плодов и зеленых листьев. Приветствуя меня, Дэниэл развернулся на своем вращающемся стуле.

Он всегда одевался в одном стиле: простые хлопчатобумажные брюки, черные мокасины, белая тенниска и привычная кепка-бейсболка с эмблемой "Ангелов". Он объяснял своим прихожанам, что эта кепка призвана побудить Господа помочь "Ангелам" победить в своем дивизионе или хотя бы выиграть тайм.

– О, Джо. Джо Трона.

– Доброе утро, преподобный. Извините за вторжение, но я хотел бы с вами поговорить.

– Эта дверь всегда для тебя открыта. И ты знаешь это. Прошу, садись.

Я присел. Оранжевые кожаные диваны с голубыми подушками и панорама округа в окне, подернутая легким туманом.

– Мне нравится это спокойное утреннее время по субботам, – произнес Дэниэл. – Никаких программ. Никаких особых дел. Фактически никого в церкви, кроме меня и мышей. Джо, чем я тебе могу помочь?

– Можно задать вам прямой вопрос?

Он улыбнулся:

– Такие вопросы мне нравятся больше всего.

– Когда вы беседовали с отцом в "Лесном клубе" в тот вечер накануне его гибели, то в разговоре упоминали Саванну Блейзек. Часть вашей беседы звучала так. Уилл сказал: "Я знаю, где она. Но не слишком доверяю людям, с которыми она живет". На что вы отреагировали: "Что ты имеешь в виду?".

Глаза у Дэниэла округлились, что было особенно заметно из-за толстых линз очков.

– Джо, ведь это называется подслушиванием!

– Я знаю, преподобный, но Уилл хотел, чтобы я этим занимался. Это было частью моей работы.

Дэниэл широко улыбнулся:

– Ну и память у тебя, Джо.

– Божий дар.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Преподобный, мой отец пересекался с Блейзеками по общественным делам. Могли у него быть причины не доверять им?

– Мне это неизвестно, Джо. Могу только сказать, что Уилл и Джек Блейзек часто скрещивали свои политические клинки. Как ты знаешь, они придерживались разных взглядов. Джек просто помешан на промышленном развитии округа, а Уилл считал, что не всякое развитие на пользу. Они не были близкими друзьями. Но я не могу объяснить, почему Уилл с недоверием относился к Джеку или Лорне. Или к тому же Бо.

Дэниэл задумчиво посмотрел в окно.

– Сэр, Уилл никогда не стал бы разыскивать похищенную девочку и затем укрывать ее от семьи, если бы на то не было веских причин.

– Согласен.

– Преподобный, а что вы ему передали в тот вечер?

– Когда?

– В "Лесу". Вы еще сказали "Возьми это".

Снова расширенные глаза – это была его торговая марка на телевизионных представлениях, призванная подчеркнуть божественное милосердие, мудрость и чувство юмора. Дэниэл частенько смеялся.

– Ну и память! Никогда не подозревал...

– Абсолютная, преподобный.

– Должно быть, это чудо или, наоборот, проклятие, как ты думаешь?

– Неумение забывать может быть и тем и другим.

– Так ты никогда ничего не забываешь?

– Пока не знаю. Мне ведь только двадцать четыре.

Он опять улыбнулся и откинулся на спинку стула. Улыбка придала его лицу привычное радостное выражение. А глаза, как всегда, засветились, хотя, на мой взгляд, этот эффект был связан и с толстыми стеклами очков.

– Джо, ты бы мог держать в уме карты при игре в "блэк-джек"! Играть по-крупному и срывать банки.

– Что касается чисел, то не все так здорово. Только слова – сказанные и написанные.

Когда мысли Дэниэла сбивались на грешный путь, его частенько захватывали азартные игры. Он упоминал об этом и в своих проповедях, используя в качестве примера, какой внешне привлекательный и заманчивый вид бывает у грешных соблазнов. Я слышал его разговоры с Уиллом на тему спортивных пари. Дэниэл хорошо подкован в области спорта, причем во всех видах. Подчас он поражает меня, как в тот последний вечер Уилла, когда, проходя мимо бильярдного стола, посоветовал мне, какой силы ударом и с каким вращением бить нужный шар. Будто свои семинарские годы Дэниэл провел в казино, на стадионах и в спортзалах.

Возможно, азартные игры привлекали Дэниэла по причине собственной скупости. Его храм Света каждый год приносит миллионные доходы – большая их часть не облагается налогами, – но сам Дэниэл живет в скромном доме в Эрвине и ездит на обычном "торесе". А вот его жена, Розмари, совсем другое дело. Сам царь Соломон в период его славы не одевался так пышно, как она. Кроме собственного дома, у нее квартиры в Ньюпорт-Бич, на Майорке и в Кабо-Сан-Лукас.

– Хорошо, Джо, в тот вечер я передал Уиллу всего лишь небольшой выигрыш за дружеское пари, которое мы заключили на результаты серии игр. Те, кто ставил на "Ангелов", проиграли.

Дэниэл пожал плечами и смущенно улыбнулся – частично стыдясь этого пари, а частично раздраженный проигрышем своих "Ангелов".

– Мы договаривались, что все выигрыши пойдут на благотворительные цели – выбор победителей. Ты ведь знаешь, как Уилл всегда старался всем помочь.

От имени семьи мои мать и отец в первом полугодии передали на благотворительность двести тридцать пять тысяч долларов, не считая пятидесяти тысяч, выделенных семье полицейского, погибшего от рук Сэмми Нгуена. Это было сказано в одной из статей, опубликованных по поводу похорон Уилла. Общая же сумма благотворительных взносов за всю его жизнь составила два миллиона семьдесят пять тысяч долларов.

Большая часть этих средств была собрана благодаря матери, доля которой в общем капитале семьи, по словам Уилла, увеличилась в несколько раз. Это состояние начало создаваться еще в начале XIX века, постепенно возрастая за счет выращивания и продажи цитрусовых, торговли недвижимостью.

– И какую именно сумму, преподобный?

– Сто долларов. – Оглядевшись кругом, Дэниэл обратил свой взор к окну на панораму округа, который сумел обогатить стольких людей. – Ты регулярно молишься, Джо?

– Нет, сэр.

– Это следует делать. Бог все слышит.

Я тоже окинул взглядом пейзаж, раскинувшийся внизу, и спросил:

– Сэр, вы верите, что Алекс Блейзек похитил сестру и угрожает убить ее?

Он немного смешался.

– А как же, конечно, Джо. Алекс Блейзек заведомо безумен и является преступником. Это все подтверждено документально. Он поднял на меня нож прямо здесь и угрожал выбросить в окно. Ему тогда было четырнадцать. Это была всего лишь шутка – он потом смеялся. И рассказывал своим дружкам, что я обмочился прямо в рясе, чего на самом деле не было. И я абсолютно уверен, что он похитил сестру и может убить ее, если не получит того, что просит. Я слышал от его родителей ужасные рассказы о нем. Это испорченный молодой человек – всего двадцати одного года от роду. Но очень, очень испорченный.

Я не был особенно склонен верить Дэниэлу, хотя его профессия и заключалась в том, чтобы заставить других поверить ему.

– Отец не собирался возвратить Саванну родителям. Он хотел переправить ее в Хиллвью.

Глаза преподобного снова округлились.

– Зачем?

– Мне он этого не сказал. Я подумал, может, вы знаете.

– О нет. Не вижу ни одной причины, по которой он мог бы сделать что-либо подобное.

– Папа говаривал, что уже на расстоянии трех метров чувствует запах смердящей души Джека Блейзека.

– Он преувеличивал.

– Их спор по поводу платных дорог в аэропорт выходит за рамки обычного разногласия.

– Ну да, если тебе угодно. – Дэниэл кивнул. – Но не могу представить, чтобы Уилл затеял конфликт с такой почтенной семьей для того, чтобы подлить масла в политический огонь.

– Я тоже. Значит, должно быть что-то другое.

Я поднялся и поблагодарил Дэниэла. Я опять вспомнил о поезде, прибывающем сегодня в Санта-Ану из Коуст-Стар-лайт в 10.17 вечера, чувствуя, как снова холодеют мои пальцы. Дэниэл с любопытством смотрел на меня.

– Тебя еще что-нибудь тревожит, Джо?

– Да. Мой отец – ну, вы знаете, Тор, мой родной отец – приезжает сегодня вечером в город. Он хочет увидеться со мной. Я не знаю, что делать.

Я рассказал Дэниэлу о письме, о планах Тора попасть на небеса и его желании получить от меня прощение.

– О мой Бог! – произнес Дэниэл. – Непростая ситуация.

– Только подумаю об этом поезде, который прибывает в 10.17 вечера, как сердце у меня колотится быстрее и я холодею.

– Нормальная реакция, Джо. – Дэниэл откинулся назад и посмотрел на меня. – Ты, похоже, боишься?

– Да.

– Но не того, что он может причинить тебе зло?

– Нет, мне он ничего не сможет сделать.

– Тогда чего ты боишься?

– Что с новой силой возненавижу его.

– Ты должен объясниться, Джо.

– Я всегда его ненавидел. Это было просто, безопасно и понятно. Когда Уилл умер, мои чувства притупились. Я не испытываю ни любви, ни ненависти. Я воспринимаю это в той же степени, как и все остальное, не выделяя среди других чувств. Так вот, я не знаю, стоит ли мне встречаться с Тором и говорить с ним. Еще месяц назад я бы об этом не раздумывал.

– Ты собираешься причинить ему вред?

– Прежде я часто представлял это, особенно когда постигал военное дело или упражнялся в стрельбе. Причем с наслаждением. Но сейчас не нахожу в этом удовольствия.

– О чем ты хочешь сказать ему, Джо? Что твое сердце готово сказать?

Мне пришлось задуматься.

– Ничего, сэр. Я не хочу рассказывать ему абсолютно ничего.

– Вот как?

– Хочу лишь задать один вопрос: зачем?

– Возможно, тебе было бы хорошо получить ответ на этот вопрос. Ты этого заслуживаешь.

– Я всегда так считал. Именно поэтому, когда я представляю себя стоящим и наблюдающим, как он выходит из вагона, со мной происходит что-то неладное. И мои нервы снова раскаляются.

– Это крайне важно, Джо. Помолишься со мной? Спросим у Господа, как тебе поступить?

– Хорошо.

Мы помолились, Дэниэл закончил молитву моим любимым двадцать третьим псалмом. Я всем сердцем старался слушать Бога, но так ничего и не почувствовал, кроме слабого прилива крови к ушам. Говорят, Бог общается с людьми, и я в это верю, хотя лично со мной он никогда не говорил. Я чувствовал себя будто после крещения, но не хотел ни о чем спрашивать.

– Благодарю, преподобный.

– Верь в Господа Нашего.

– Да, сэр.

– Почитай свою мать. Она нуждается сейчас в этом.

– Через несколько минут я увижу ее.

– Передай ей привет.

* * *

Моя мать – это первая женщина, в которую я влюбился.

Когда Уилл в третий раз приехал в Хиллвью повидать меня, он взял с собой Мэри-Энн. На ней было белое платье. Она выглядела так, словно только что вернулась с пляжа: загорелое лицо и ясные глаза, слегка растрепанные ветром светлые волосы, темная гладкая кожа на ногах.

Они появились в тот четверг вечером в нашей комнате отдыха, и я заметил, как они вошли в сопровождении одного из старших воспитателей и огляделись вокруг. Меня сразу потрясла ее красота. Высокий грузный Уилл и Мэри-Энн – вся светящаяся изнутри и очень спокойная. Мне казалось, что они явились на Землю с какой-то верховной планеты. Я захотел, чтобы они пришли за мной. Но внутренний голос говорил, что это абсолютно невозможно – интересоваться каким-то пятилетним мальчишкой с куском мяса вместо лица, который с трудом может смотреть людям в глаза.

Я строил из пластмассовых блоков небольшой дом на полу и отвернулся в сторону, чтобы не быть замеченным. Я искоса взглянул в сторону вошедшей пары и вдруг увидел, что они движутся ко мне. Сердце у меня подпрыгнуло, к ушам прилила горячая кровь, а взгляд затуманился.

Уилл представил меня своей жене, Мэри-Энн. Она сделала шаг вперед и протянула мне загорелую руку с изящным золотым браслетом на запястье. Пальцы у нее были холодные, и я сразу ощутил исходящий от нее аромат – смесь воды, солнца и еще чего-то сладкого и цветочно-тропического. Она отпустила мою ладонь и выпрямилась. Головой я едва доставал ей до талии. Она улыбнулась, я бросил на нее короткий взгляд, словно смотрел на солнце, и отвернул в сторону свою изуродованную половину лица.

– Я так рада видеть тебя, Джо.

– Рад познакомиться, мэм.

– Уилл все рассказал мне о тебе.

На это мне было нечего сказать.

Пока мы так стояли, у меня появилось слабое ощущение собственной значимости – мимолетное, но такое сладкое чувство. Но через секунду это ощущение принадлежности сменилось на горькую уверенность в своей ненужности. У сирот очень развито предчувствие. И я понимал, что история с появлением Уилла и Мэри-Энн – что бы за этим ни стояло – продлится недолго. Стоя перед ними и мучительно соображая, что еще сказать, я уже считал, что фактически на этом все и кончилось.

– Если хотите, можете остаться, – промямлил я, указывая рукой на свой проект. – Только дом еще не закончен.

– Давай-ка взглянем на него, – ответил Уилл.

Непонятно чему обрадовавшись, я повел их к своим кубикам. Наверное, это была гордость собственника.

– Слишком маленький, – заметил Уилл. – Тебе нужно побольше места, чтобы развернуться, поиграть как следует, изучить что-то новое.

– Проект отлично продуман, – произнесла Мэри-Энн. – Это у тебя кухня?

Я кивнул.

Около нас крутился, словно мотылек вокруг лампы, один из более взрослых обитателей нашего детдома. Это был наглый и самоуверенный тип лет восьми, который часто щипался или бил меня по ноге, когда воспитатели не видели. И обзывал меня Гаргантюа, как ту гориллу из рассказа, в которую плеснули кислотой. Развернувшись, я оттер его от Уилла и Мэри-Энн.

Он попытался протиснуться ближе к ним. Тогда я набросился на него со всей накопившейся во мне яростью. Уилл попытался оттащить меня, парень заорал, и я почувствовал острую боль в руке, где позднее рентген обнаружил перелом.

– Оставь его, Джо, – сказал Уилл, удерживая меня за руки. – Не надо злиться. Успокойся.

Следующие три часа я провел в "комнате для раздумий", где обитателю предоставлялось время разобраться и понять, почему он там оказался. Меня донимала боль в опухшей ладони. Перелом, пришедшийся на средний сустав пальца, по форме и размеру напоминал передний зуб.

Но я мало обращал внимания на боль. Единственное, о чем я мог думать, – это о том, что я никогда не видел прежде семью Троны. Мне хотелось погрузить свое воспаленное лицо в холодную воду, но в "комнате для раздумий" не было раковины. На следующий день я попробовал изобразить их цветными карандашами, и рисунок вышел довольно приличным. Он висел на стенке рядом с моей кроватью, пока кто-то не сорвал его, оставив только два уголка со следами скотча.

Я написал им несколько писем, которые прятал у себя под матрасом. Мысли о них не оставляли меня ни на минуту. Ни наяву, ни во сне, когда мне представлялось, как мы вместе летим на космическом корабле к их планете, где все, что от тебя требуется, – это веселиться и быть вместе. Но я никогда не упоминал имен Уилла и Мэри-Энн в разговорах с воспитателями или кем-либо другим, потому что уже в пять лет твердо усвоил, что сны не сбываются, а мечты, которыми ты делишься с другими, почти всегда приводят к собственному унижению.

Через неделю после той драки меня вызвали в кабинет директора. Я брел туда с опаской. Взглянув на табличку с девизом, висевшую рядом с входом в кабинет, я прочел давно знакомые слова: "Исправляй ошибки прошлого, береги настоящее, создавай будущее". У меня перехватило горло.

Но в кабинете меня ждали они, Уилл и Мэри-Энн, существа с другой планеты. Будущее, которое я мысленно создавал. Я сидел, слушая директрису, и постепенно до меня доходило – с трудом пробиваясь сквозь стену страха и пессимизма, – что начался процесс моего официального усыновления семьей Уилла и Мэри-Энн Трона. Ее слова прозвучали как во сне – очень приятные, но такие же иллюзорные и неуловимые.

– Джо, это значит, что если ты будешь вести себя достойно, то Уилл и Мэри-Энн смогут через некоторое время стать твоими приемными родителями.

Я застыл на стуле, ожидая окончания сна. Но это и в самом деле было начало новой жизни.

* * *

Я забрал Мэри-Энн, и мы выехали с ней из Тастина, направляясь в Джамбори, где находился Музей искусств.

Она с отрешенным видом сидела сбоку от меня, одетая в простое черное платье, устроив сумочку на коленях, сложив сверху руки, и смотрела в окно.

– Когда я была девочкой, на месте этих жилых кварталов были апельсиновые рощи, – произнесла Мэри-Энн. – Когда-то папа продал эти участки, выручив кругленькую сумму. Глядя на эти места, я хотела бы опять видеть здесь апельсиновые деревья. Хотя, имея столько доходов, как у меня, легко говорить.

– Людям надо где-то жить. И для некоторых лучше жить поближе к работе, чем любоваться деревьями.

– Назови-ка три имени из какой-нибудь исторической эпохи.

– Ты, папа и Линкольн.

Она замолчала, задумавшись.

– Я знаю, ты хотел сделать мне приятное, Джо. Давай сменим тему.

– Лето уже в разгаре, – заметил я.

– Я вспоминаю о рафтинге в Хантингтоне.

– Давай повторим этот рафтинг, когда вода прогреется.

Моя мать очаровательна – хорошо сложенная женщина со светлыми прямыми волосами, голубыми глазами и прекрасным лицом. У нее легкая озорная улыбка. Я влюбился в нее в пятилетнем возрасте, во время второй нашей встречи. Мое сердце хотело слиться с ее сердцем и там остаться навеки. Я считал, что Уилл и Мэри-Энн Трона – самые очаровательные люди на земле, и не понимал, зачем им еще мог кто-то понадобиться. До меня не доходило, как я переберусь из своего детдома в дом этих двух изумительных людей у подножия душистых холмов. Я не мог в это поверить, подозревая, что здесь кроется недоразумение или розыгрыш.

И лишь много позднее Мэри-Энн рассказала мне, что я стал для них настоящим чудом. После рождения Гленна Мэри-Энн и Уилл хотели еще одного ребенка, но, как они ни пытались и ни консультировались со специалистами, ничто не помогало. После шести лет бесплодных надежд наступило полное разочарование, но Уиллу в голову пришла идея поговорить с одним из сотрудников детского дома в Хиллвью, и так возник мой вариант. До этого ни у Уилла, ни у Мэри-Энн не было планов усыновлять уже взрослого ребенка. Однако в следующие выходные Уилл Трона появился в библиотеке нашего детдома, чтобы взглянуть на меня. Так мой вариант стал для всех нас воплощенной мечтой.

* * *

Мы пообедали рядом с музеем, а потом выпили лимонад, сидя под ласковым, неярким солнцем.

– Мама, мне бы хотелось знать, чем отец занимался. Ты была к нему ближе других. Он тебя любил и доверял. Может быть, он рассказывал тебе о своих планах на тот вечер, о Саванне Блейзек или о ком-либо другом. Мне необходимо это знать, чтобы сопоставить факты.

Мэри-Энн снова взглянула на меня, подбородок у нее задрожал. Она глубоко вдохнула и тихо произнесла:

– Джо, Уилл был чемпионом мира по сокрытию от меня своих тайн.

– Но ты должна была что-нибудь слышать, чувствовать, куда все клонится.

– В таком случае уточни, что именно тебя интересует. И я подумаю, с чего начать.

– Ладно. Почему папа с таким недоверием относился к Джеку и Лорне Блейзек?

Она внимательно взглянула на меня сквозь большие темные стекла очков.

– Он ненавидел Джека – ты это знаешь. Ненавидел его политику, его деньги, все, что его касалось. Полагаю, эта ненависть и породила недоверие. А насчет Лорны ничего не могу сказать.

– В ту ночь, ночь его гибели, он собирался забрать Саванну Блейзек и отвезти ее в детский дом Хиллвью, а не вернуть родителям.

– Наверное, это связано с деньгами?

– Нет. Деньги он уже собрал.

– Тогда узнал что-то новое?

– Но что именно, мама? Это мне и хочется узнать.

Она покачала головой.

– Не могу дать тебе того, чего у самой нет. А может, он никогда и не собирался возвращать ее им.

Любопытно, об этом я как-то не подумал.

– А почему?

– Не знаю, Джо. Просто размышляю.

Поскольку на кону стояла жизнь одиннадцатилетнего подростка, то это можно было как-то объяснить. Уилл мог просто воспользоваться этим шансом, чтобы отравить жизнь Джеку Блейзеку и самому насладиться муками противника. Ведь Джек был для него средоточием всего самого отвратительного.

Блейзек безмерно богат, и его влияние в округе очень велико. Недавно,например, он протолкнул двух политических деятелей в ассамблею штата Калифорния, в основном за счет денежной поддержки их избирательной кампании через Исследовательско-оперативный комитет "Лесного клуба". Таким же образом он организовал поддержку своим кандидатам в палату представителей конгресса США, как на юге, так и на севере округа. Он заседал в советах руководителей одиннадцати компаний, каждая из которых входит в список пятисот самых процветающих фирм. Его общее состояние составляет двенадцать миллиардов долларов. При этом он на четыре года младше Уилла.

– А как насчет аэропорта, Джо? Уилл часто говаривал, что если бы у него хватило сил... он бы с удовольствием разрушил эти идиотские планы.

Строительство нового аэропорта было одной из ключевых идей Джека Блейзека. За последний год он истратил сотни тысяч долларов из собственного кармана, чтобы только убедить избирателей в необходимости нового международного аэропорта на территории бывшей военно-морской базы в Эль-Торо.

Имеющийся у нас аэропорт отвечает всем современным стандартам и является одним из наиболее организованных и удобных в стране, но Блейзек и его сторонники настаивают, что он уже устарел, стал маловат и не в полной мере отвечает требованиям безопасности. Блейзек и его дружки выступают за строительство аэропорта на средства из общественных фондов и уже вовсю проталкивают эту идею в правительстве, пышно назвав свою шайку Гражданским комитетом за безопасный аэропорт. И разумеется, среди властей округа их главным подпевалой стало транспортное управление во главе с Карлом Рупаски.

Что касается стоимости нового строительства, то Блейзек предлагает направить на эти цели восемь миллионов долларов из федеральных отчислений табачных компаний. Ранее эти "табачные" средства предполагалось использовать на развитие здравоохранения, хотя формально каждый округ самостоятельно решает, куда направлять эти деньги.

Сторонники нового проекта, называющие решение Блейзека гениальным, собрали пять миллионов долларов, чтобы убедить избирателей поддержать строительство. А партия противников, считающая подобные планы противозаконными и аморальными по сути, истратила на агитацию два миллиона долларов.

Это была чрезвычайно больная тема, на которую были изведены литры чернил и километры видеопленки. Словом, самый ключевой момент за всю историю округа. На ноябрь был назначен специальный референдум, и уже заранее предполагалась высокая активность избирателей.

И как только Блейзек выдвинул эту идею, Уилл стал ожесточенно бороться против строительства аэропорта.

Да, Уилл презирал Блейзека за безграничную алчность, но я не мог представить, как сюда вписывалось дело с Саванной. Уилл просто не мог воспользоваться одиннадцатилетней девочкой как козырной картой. Не такой это был человек.

Меня сильно удивили слова матери:

– Я так зла на него, Джо. За его постоянные интриги, обман, волокитство. Я знаю, ты многому был свидетелем. А вот я пребывала в неведении. Мне почему-то кажется, что это и привело его к преждевременной смерти. Этот его ночной бизнес. И хитроумные планы, без которых он жизни не представлял.

Я почувствовал, как мое лицо вытягивается от стыда.

– Все в порядке, Джо. Во всяком случае, тебя я не виню. Уж поверь мне.

Я потерял дар речи. Даже теперь я не мог представить, что отец имел от жены секреты, даже если о многих из них она догадывалась, даже если мое лицо выдавало мою осведомленность.

– В этом ты его подлинный сын, – добавила она. – Уилл-младший перенял от него преуспевание. Гленн – умение радоваться. А ты стал хранителем его тайн.

Я отвел взгляд, потому что у меня защипало в глазах. И немного опустил поля шляпы, чтобы скрыть свое смущенное лицо от матери.

– И еще, Джо. Я ненавижу себя за то, что держу зло на него. Обдумывая все произошедшее, я корю себя, что к этой огромной боли и потере у меня примешивается злость. Но это так.

– Я тоже чувствую нечто подобное, мама.

Она задержала на мне свой взгляд.

– Держу пари, что больше всего ты обозлен на себя и тех людей. И продолжаешь пытать себя, как ты допустил такое и не спас его.

– Именно так.

– О мой милый, молчаливый Джо!

"Молчаливый" – так мама выражает свою ласку.

– Хорошо, хватит.

– Ты хочешь отомстить, не так ли?

– Очень хочу.

– Что ж, смотри... я опять разозлюсь на Уилла за то, что он втянул тебя в это дело.

– Если мы не отомстим, то будем чувствовать себя идиотами и все станет еще хуже.

– Понимаю.

Я почувствовал, как моего лица коснулся теплый июньский бриз, наполненный соленым океанским ароматом. Я физически чувствовал, как пролетают мгновения. Это не были мгновения счастья, но сейчас они были мне нужны.

– Джо, знаешь, как я иногда провожу время по ночам? Когда не могу уснуть, сажусь за руль и еду куда глаза глядят. Уилл тоже так делал. В это время почти нет людей. И мне кажется, что я начинаю с самого начала. Хотя, что именно начать, так и не знаю.

– Я же говорил, тебе понравится.

– И ты был прав.

Мы подошли к могиле, закрытой прямоугольным пластом свежего дерна. Выше по склону бригада могильщиков готовила мини-экскаватором новую яму. Рев мотора подтверждал, что и жизнь, и смерть продолжаются. Вдалеке на западе можно было разглядеть окутанный дымкой остров Каталина. Над ухоженным травяным ковром кружились и жалобно кричали чайки.

На могильной плите был выбит простой текст:

Уилл Трона

1947-2001

Любящий муж и отец,

служивший людям

Стоя у могильной плиты, я сильнее ощутил свою близость с матерью. Меня обожгла мысль, какими одинокими мы с ней стали и как далеки от нас Уилл-младший и Гленн, занятые своими делами. Мэри-Энн всегда была чемпионом по воспитанию в своих детях независимости и уверенности в собственных силах. Она всегда доверяла мне, прививая чувство ответственности и самостоятельности. Сама она была довольно замкнутой личностью и неохотно демонстрировала свои чувства. И обладала безукоризненными манерами. Но сейчас я бы не взялся точно определить, был ли этот изящный стоицизм опорой для нее или тяжелой ношей.

Я взял Мэри-Энн за руку.

– Мама, отец говорил мне, что у тебя было неважное настроение в тот вечер. Ты снова, как он выразился, была чем-то расстроена. Не могла бы ты мне рассказать об этом?

Взглянув вниз на могилу, она качнула головой. Потом вздохнула и посмотрела мне в глаза.

– Поговорим об этом в машине.

Через полчаса мы покидали кладбищенские холмы. У ворот нам помахал рукой человек в черном.

– У него кто-то был. На похоронах до меня дошло, что это та симпатичная мексиканка из конторы Хаима. У него это уже далеко не первый роман. Да ты и без меня знаешь, не так ли?

За последние пять лет, когда я был его шофером, охранником, доверенным лицом, слугой и оруженосцем, мне было известно о четырех таких романах. Два из них длились не больше месяца, а два других были продолжительнее. Но я подозревал, что были и неизвестные мне "случаи".

– Да.

– Ты, наверное, смотрел на меня и думал, что твоя мама одна из тех простоватых блондинок, которые слишком тупы, чтобы догадаться об измене мужа?

– Я всегда считал тебя самой красивой женщиной в мире. И не понимал, почему отец проводит время с кем-то еще. Вначале мне казалось, что ты не догадываешься. Но потом понял, что тебе все известно.

– Каким образом?

– Той ночью, когда ты плакала в своей комнате. В свое время я смотрел кино или читал роман, где обманутая женщина плачет в одиночку в своей комнате. И мне все стало ясно. Мне было тогда лет четырнадцать.

– Ну, это лишь один из множества таких эпизодов.

Я обернулся к ней. Мать улыбалась, но я заметил, как из-под оправы ее очков выкатываются слезинки. Голос ее звучал слабо и надтреснуто, словно морской ветер разрывал его.

– Я так любила этого сукина сына. Но иногда просто ненавидела. О чем я сожалею больше всего, так это о том, что Уилл умер, будучи мною ненавидим.

* * *

Я сразу направился к зданию тюрьмы, но не зашел в диспетчерскую. Несколько минут я трепался с Майком Стейчем, Великаном, надеясь привлечь внимание Сэмми Нгуена, и это сработало. Он окликнул меня и попросил подойти к решетке. Я придвинулся немного ближе.

– С Сэндз все получилось, – сказал я.

– Симпатичная бабенка.

– Но Алекс там практически не объявляется.

– Выходит, она одна. Ты можешь ей заняться.

– Мне не до этого.

Казалось, Сэмми что-то обдумывал.

– Два раза они его чуть не зацепили.

– Везунчик.

– И параноик. Это и спасает.

Великан не выдержал и проревел:

– Потому что эти федералы просто идиоты.

– Если уж говорить про одиноких девушек, то как поживает Бернадетт?

При этих словах Сэмми сразу взглянул на меня с подозрением:

– С ней все в порядке. А чего бы ей не быть в порядке?

– Это ты затеял разговор про одиночество, а не я.

Сосед Майк опять проснулся:

– Она одинока, Сэмми. Они все становятся одинокими – рано или поздно. Чем симпатичнее, тем раньше.

– Заткнись, Майк. Ты снова выводишь меня из себя.

Сэмми обхватил прутья двумя руками. Оранжевая тюремная роба висела на нем, как на подростке.

– Джо, ты хочешь назначить свидание Бернадетт?

– Нет. Но я подумал, что мог бы взглянуть на нее, если, конечно, ты не против. Просто убедиться, что с ней все в порядке.

Сэмми уставился на меня, гримаса замешательства перекосила его лицо.

– Зачем тебе это вдруг понадобилось?

– Ты выручил меня, а я помогу тебе.

– Я просил тебя достать хорошую крысоловку.

– Я не имею права передать тебе такую крысоловку. Но служители планируют разбросать в трубопроводах приманку с отравой.

Великан опять не вытерпел:

– Крысы передохнут и начнут вонять.

– Эта крыса у меня в камере, а не в каких-то трубах, – огрызнулся Сэмми.

– Но чтобы бегать туда-сюда, они ведь пользуются трубами.

– Если бы у меня была обычная пружинная крысоловка, я бы ее давно поймал.

– У меня нет возможности передать тебе такую крысоловку. Это запрещено. Ты можешь разломать ее и сделать заточку.

Сэмми обиженно надул губы.

– А вот я однажды сам сделал ловушку, – вступил в разговор Стейч. – Когда был во втором классе.

Раздраженный Сэмми сверкнул глазами.

– Это когда тебе было шестнадцать, что ли?

– Я отверну твою косоглазую башку, как только будет шанс.

– Благодарю Бога, что поместил меня в блок "Ж". Что за сволота вокруг – одни крысы и кретины.

– А ты повесься, – посоветовал Майк.

– У меня нет ни шнурков, ни ремня, да и за камерой ведется непрерывное видеонаблюдение.

– А ты проглоти язык.

– Когда человек задыхается, то срабатывает рефлекс. Заткнись, Майк. Прошу тебя. Я даже думать не могу, когда ты начинаешь трепаться. Как только ты разеваешь пасть, средний коэффициент интеллекта всего нашего блока резко падает вниз.

– Не надо быть гением, чтобы догадаться, что она сейчас одинока. Она и вправду одинока.

Бросив на меня короткий взгляд, Сэмми отошел от решетки, уселся на койку и снова принялся изучать ее фотографию.

– Что ж, Сэмми, ты здесь еще недолго пробудешь. Скоро состоится суд, и тебя либо отпустят, либо направят в другую тюрьму.

Он замотал головой.

– Меня освободят. Я невиновен. И верю в американское правосудие.

– Тогда удачи тебе, Сэмми.

Он снова взглянул на снимок подруги, потом подпрыгнул на кровати и снова приблизился к решетке, подзывая меня жестом. Я шагнул ближе, не спуская с него глаз.

– Попробуй разыскать ее в ночном клубе "Бамбук-33". Просто взгляни, нет ли ее там.

Я кивнул.

Майк Стейч не унимался:

– Она одна, Сэмми. Все они становятся одинокими.

* * *

Слово "одинокая" не шло у меня из головы, и я вспомнил о Рее Флэтли из отдела организованной преступности. По дороге я заглянул в контору управления шерифа и навестил его, чтобы просто поздороваться. У него на стене висела фотография. На снимке Рей стоял, зайдя далеко в реку, и, отклонившись назад, забрасывал, словно кнут, длинное удилище. Я спросил его о снимке, и Рей рассказал, что это на реке Грин, в штате Юта, а он уже давно предпочитает ловить нахлыстом.

Рей посмотрел на фото.

– Стоять в речной струе – непередаваемое ощущение. Поток идет прямо через тебя, вода подкатывает и уносится дальше. Трудно выразить словами и невозможно объяснить. Не каждому дано это почувствовать. Здесь важна не столько рыба, сколько сама река.

– Думаю, мне бы понравилось, – заметил я.

Мы пару минуту посидели, поговорив о тюрьме, о погоде, об "Ангелах". И когда затронули все темы – а это заняло немного времени, – я ушел.

Рей мне нравился. Он был мне близок по духу. Я не думаю, чтобы беседа с помощником шерифа с четырехлетним стажем уж очень подняла Рею настроение или облегчила ему жизнь. Возможно, и нет. Но в том и состоит, я полагаю, человеческая природа, что он может без особой причины зайти и поприветствовать хорошего человека.

Глава 13

Дженнифер Авила согласилась встретиться со мной вечером в офисе ИАКФ. Я проехал через шумные кварталы, которые в эти длинные и теплые летние дни выглядели еще живописнее. Когда я пересекал парковочную стоянку ИАКФ, мои ноздри щекотал аромат гриля, смешанный с дурманящим запахом домашнего вина, долетавший из-за ближайшей стены. Над кустами крупных бледных цветов вился дымок от барбекю. Вокруг музыка, голоса, смех.

Дженнифер, ждавшая меня у черного хода, вышла на улицу, закрыла дверь на замок, и мы двинулись вокруг здания. Ее сапожки с хрустом переступали по гравию.

– Может, пройдемся?

– Буду рад прогуляться.

– О, я ведь даже не поздоровалась, точно? Привет, Джо.

– Привет, мисс Авила.

Мне было тяжело на нее смотреть. Черные волосы и темно-карие глаза, гладкая кожа и темная губная помада, которой она пользовалась до романа с моим отцом. На ней было скромное желтое платье, которое почти не скрывало, а лишь подчеркивало ее прекрасные формы. Я впервые увидел ее руки.

У меня задрожали кончики пальцев. Мое восхищение, пусть и скрытое, казалось мне постыдным предательством по отношению к матери и отцу. Кроме того, я был зол на Дженнифер за то, как она сознательно привлекла к себе Уилла, пренебрегая Мэри-Энн.

У Дженнифер, несомненно, была эта самая "тайна". Уилл ее разглядел, да и я тоже.

Мы шли по многолюдной улице в тени цветущих магнолий и полотняных тентов.

– Что вы от меня хотите, Джо?

– Мне надо знать, как Уилл отыскал Саванну Блейзек.

– С нашей помощью.

– Вы не могли бы уточнить?

– У Алекса Блейзека были дела с ребятами из "Рэйтт-стрит-бойз" и "Линкольн 18-й". А мы знали людей, контачивших с этими бандами. Так что располагали кое-какими сведениями.

– И что же вы раскопали?

– Склад в Коста-Меса. Ночной клуб в Малом Сайгоне – "Бамбук-33". Несколько гостиниц. И рассказали о них Уиллу.

– И какой из адресов сработал?

– "Ритц-Карлтон". Уилл знал тамошнего метрдотеля. А тот поручил своим барменам сообщить, как только они увидят там Алекса. Однажды поздно вечером Алекс с Саванной объявились там, чтобы поужинать, и Уиллу сразу об этом сообщили.

– Когда это было?

– Не скажу точно. В начале недели.

– Я осмотрел тот склад. И похоже, они, оба были там – Алекс и сестра.

Дженнифер ничего не сказала.

– Вы знали, что было в той теннисной сумке?

– Там был выкуп. Один миллион долларов наличными.

– А почему Дэниэл не передал их Уиллу напрямую?

– Это была идея Уоррена. Джек решил оставить деньги на нейтральной территории, как бы до востребования. Дэниэл предложил Хаима, и выкуп до последней минуты находился у нас.

Я подумал о Хаиме, хранившем миллион баксов, в которых очень нуждалась его ИАКФ. И в тот вечер он косвенно завел об этом разговор.

– Хаим знал о квартире на Линд-стрит?

Дженнифер бросила на меня быстрый взгляд.

– Не знаю.

– А вы?

Снова короткая вспышка темных глаз. Она ускорила шаг, будто пыталась уйти от ответа.

– А почему я должна была знать?

– Потому что любовники, как правило, доверяют друг другу.

– Не суйте нос не в свое дело.

– Рад бы, да не могу.

– Послушайте, я знала, что Уилл занимается улаживанием отношений Алекса Блейзека с родителями. Он рассказывал мне об этом. И что та квартира в Анахайме была выбрана местом для передачи девочки.

– А как насчет адреса?

Она помотала головой. "Попросите Перлиту".

Мы пересекли оживленный перекресток и снова оказались около штаб-квартиры ИАКФ. На нас многие косились – очаровательная женщина в желтом платье и рубленый бифштекс в шляпе.

– Вы знали, в какое время он собирается на Линд-стрит?

– Примерно. А вам зачем?

– Мне надо выяснить, кто знал, когда и где Уилл собирался быть в тот вечер.

Дженнифер кивнула, продолжая отрешенно смотреть перед собой. Шагая, она напряженно пыталась проанализировать полученную информацию.

Потом бросила на меня свой взгляд-молнию.

– Да. Допустим, я знала где. Но не знала когда.

– Зачем вы звонили Перлите?

Дженнифер остановилась и зло посмотрела мне прямо в глаза.

– Вы профессиональный шпион?

– Просто я хорошо запоминаю все, что слышу.

– Господи.

Тряхнув головой, Дженнифер резко развернулась, показывая, что хотела бы закончить нашу прогулку. Ритм шагов передавал всю гамму захлестнувших ее чувств – раздражение, ярость, стыд.

Мы миновали дискотеку, из которой несся оглушительный музыкальный рев.

– Это моя давнишняя подруга. Она навела нас на "Ритц", именно там и появилась Саванна. Перлита считала, что Уилл должен быть ей благодарен. Когда вы были у Хаима, я как раз ей звонила, что он здесь.

"...О'кей, о'кей. Да, он сейчас здесь".

– Но она так и не появилась.

– Она сказала: что-то ей помешало.

– Что именно?

– Она не объяснила.

– Зачем ей понадобилось с ним встречаться?

– Луз... Перлита хотела поговорить с ним насчет своего брата. Его зовут Феликс Эскобар.

Наконец до меня дошло. Давний приятель Уилла окружной прокурор Филип Дент был главным обвинителем по делу Феликса Эскобара о двойном убийстве. Эскобар, рядовой мексиканский мафиози, при попытке ограбления магазина застрелил в упор двух человек. Две недели назад Денту передали заключение жюри, которое совещалось по этому делу сорок пять минут. Обвинение требовало смертной казни.

– Значит, Перлита хотела попросить Уилла повлиять на это дело, – прокомментировал я. – И надеялась, что Уилл поговорит с Дентом.

– Она добивалась снисхождения для брата.

– Сам Феликс снисходительностью не отличался.

Остановившись у витрины кафе, она обернулась ко мне.

– Убирайтесь прочь, Джо. Вы неприятный и опасный тип.

– Оставить вас прямо здесь, посреди улицы?

– Пошел вон отсюда.

Уши у меня вспыхнули. По Четвертой улице проехала машина с включенными на полную мощь динамиками, от которых затряслись даже стекла в витрине. В ожидании, когда проедет этот оркестр на колесах, я смотрел на разъяренное личико мисс Авилы.

– Мисс Авила, Перлите было кое-что известно. Она знала, что Уилл находится в офисе ИАКФ, потому что вы сообщили ей об этом по телефону. И позднее она тоже знала, где был Уилл, потому что звонила ему по сотовому телефону. И возможно, поделилась с кем-то этой информацией. Вы ей не говорили о деньгах, о его плане? О том, куда он направлялся?

– Я не могу помнить каждое сказанное слово. Я помогаю своим друзьям.

– Это вы дали Перлите номер телефона Уилла?

– Может быть, не помню. Ну и что, если дала? Любой может узнать интересующий его номер телефона.

– Учитывая, чем все закончилось, вы должны понять, насколько это было опасно.

– Я помогаю друзьям.

– Похоже, воспользовавшись вашей помощью, они и расстреляли Уилла.

Она хлопнула меня ладонью по щеке, но по здоровой половине лица.

– Что вы делали с деньгами, которые вам передавал Уилл? Поскольку я сам регулярно считал и складывал эти пачки, то знаю, как часто и как много вы получали от него – по две тысячи в неделю, последние...

– ...Я и без вас знаю, сколько там было!

Она взмахнула разведенными в разные стороны руками, Чуть ниже плеча я заметил поблекшую татуировку, которая покрывала всю внутреннюю сторону руки.

– Это было не для меня, а для нас. Для них. Бедняков и больных. Эти деньги предназначались для продолжения работы ИАКФ на время прокурорского расследования. Наши банковские вклады арестованы из-за сообщений в прессе, что мы будто бы повлияли на результаты выборов с помощью голосов нелегальных эмигрантов. Это ложь. Вот Уилл нам и помог.

Встав напротив меня, она прошипела мне в лицо:

– Хотите узнать кое-что полезное для себя, Джо? И быть как ваш отец? Тогда ответьте на звонки Хаима. Он пытается помочь семье Мигеля Доминго. Вы нужны Хаиму так же, как ему был нужен Уилл. Вы ведь его сын. Вот и делайте то, чем занимался ваш отец, поговорите с Хаимом.

– Мисс Авила, кто вас разрисовал? Я говорю о татуировке.

– "Рэйтт-стрит".

– Шайка Перлиты.

– Это было уже давно. Оставьте меня. Я никогда не причинила бы вреда Уиллу. И с чего вы решили, что дать номер его телефона другу – то же самое, что убить его? Вам трудно понять, что такое дружба, верность и уважение. Вы не умеете ничего – только выполнять распоряжения человека, взявшего вас на работу, за которую денежное вознаграждение не предполагается. Вот и продолжайте заниматься этим полезным делом и звоните Хаиму.

Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, и подумал о Хаиме, Мигеле Доминго и Лурии Блас. Может, действительно мой долг перед Уиллом – продолжить то, во что он сам верил? Да, в моих силах помочь женщине, которую он любил, даже если она меня ненавидит.

Развернувшись и взмахнув на прощание копной своих черных волос и подолом желтого платья, она с силой распахнула стеклянную дверь кафе "Лос-Пончос".

* * *

В 10.17 я припарковался рядом с железнодорожной станцией компании "Амтрек" в Санта-Ане. От платформы в темноту уходили сужающиеся пучки рельсов. Было холодно и облачно. Диктор объявил о прибытии поезда из Коуст-Стар-лайт. Отодвинувшись в глубь зала для встречающих, я встал за пальмой в горшке. На деревянных скамейках зашевелились дремавшие пассажиры. Многодетная семья притиснулась вплотную к входным дверям. Минутой позже я почувствовал вибрацию и мерный грохот колес поезда. Он вынырнул из темноты и остановился у здания вокзала.

Я мельком заметил его через окно, потом он куда-то исчез и снова появился уже в здании вокзала. Точно такой же, как в моих снах: длинные светлые волосы и борода, большой живот; грузная голова низко посажена прямо на плечи, почти без шеи.

Он появился в зале ожидания с большим рюкзаком через плечо. Я вышел из-за пальмы.

Тор остановился, оглядывая меня и моргая прозрачно-голубыми глазами. Он скинул с плеча рюкзак и кивнул мне.

– Джо.

– Тор.

– Ты не вызвал копов, чтобы меня арестовать?

– Я сам коп.

– Вот те на. Не пугай меня. Я больше не хочу в тюрьму, это доконает меня.

У него был высокий и чистый голос. Когда он говорил, губы приоткрывались, но это трудно было назвать улыбкой.

Позади него протопала та самая семья, разделившись на две части. Отец тащил ребенка на плечах, и мальчик возвышался над Тором. Я никогда не сознавал, что он был невелик ростом, хотя и помнил его рост из сводки, полученной из тюрьмы в Коркоране – пять футов и шесть дюймов.

– Я остановлюсь у тебя дома?

– Нет.

– А я знаю, где ты живешь.

– В любом случае не стоит появляться там без приглашения.

Вздохнув, он огорченно посмотрел на меня.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Что ж, ладно. Я тебя совсем не виню.

Пассажиры смотрели на нас. Тор оглянулся на них с улыбкой. Девочка в розовом платьице и блестящих туфельках, остановившись на секунду, посмотрела на меня, скривилась и быстро отбежала. Мать взяла ее за руку и что-то тихо сказала на ухо, но мне было не до них.

Я рассматривал Тора. У меня в памяти не осталось его визуального образа. Я готовился к тому, что увижу внеземное олицетворение вечного зла. Но, несмотря на мучившие меня много лет ночные кошмары, передо мной стоял рядовой смертный.

– Про тебя много пишут в газетах и говорят по телевизору, Джо. И даже у нас в Сиэтле. Эту девочку и ее брата уже нашли?

– Нет.

– Безумный мир.

– Тебе виднее.

– Ну да. – Он сделал два шага вперед и поставил рюкзак на пол. – Дай мне руку.

Я протянул руку. Рубцы у меня на лице воспалились, внутри похолодело. С трудом, но я все-таки пожал его ладонь. Меня словно захлестнул мгновенный поток всех отрицательных эмоций, которые только существуют в этом мире.

Я видел, как его голубые глаза изучают меня при свете вокзальных фонарей.

– В общем, не так уж и страшно, Джо. Болит?

– Иногда.

– Ты отлично смотришься в этом костюме и шляпе. Думаю, стоит недешево.

– Купил на распродаже.

Он снова взглянул на меня.

– Вот что я хочу тебе сказать. Я сожалею о том, что сделал, и нуждаюсь в твоем прощении. Я изучил много религий. Таких ребят, как я, напрямик направляют в ад.

– Так подбери себе религию без преисподней.

– Ну нет. Мне нужен Бог с зубами. А все эти ласково-сладенькие сказки не по мне. В Библии говорится, что мне следует уладить с тобой отношения, и я в это верю. Глаз – за глаз, и все такое. У меня с собой немного серной кислоты в бутылке из-под масла, вот здесь в рюкзаке. Ты вправе вылить ее на меня, если это поможет тебе простить меня. Тут будет побольше, чем я плеснул в тебя тогда. И ты сможешь сказать, что мы квиты, и все о'кей.

– Я прощаю тебя, – сказал я. И сам себе удивился. – Но если увижу тебя еще раз, то разряжу свой пистолет тебе в живот. С этой секунды ты для меня не существуешь.

Пожав руку на прощание, я вытащил бумажник, нашел там три сотни долларов и протянул их Тору.

– Удачи тебе, старик. Этого должно хватить, чтобы добраться до дома.

– Спасибо, сынок. Было здорово увидеться. Удачи тебе тоже.

* * *

Я со свистом несся по платному 241-му шоссе со скоростью ста тридцать миль в час, с опущенными стеклами и открытым люком на крыше, и ветер яростно хлестал меня по воспаленному лицу. Потом выскочил на 91-е шоссе и с визгом колес по асфальту свернул на выезд Грин-ривер, где развернулся и помчался назад.

Иногда никакой мощи не хватает оторваться от преследования, потому что преследователь сидит внутри тебя и скорость здесь ни при чем.

Мне хотелось совершить обряд крещения, но было слишком поздно, около полуночи. Поэтому я поехал к бухте Ныряльщиков в Лагуна-Бич, где в далеком детстве вместе с мамой учился плавать с маской и ластами. Оставив в машине ботинки, бумажник и пистолет, я не раздеваясь зашел в воду и, задержав дыхание, нырнул. Схватившись пальцами за песчаное дно, я чувствовал, как меня раскачивает мощной волной. Словно кусок дерева или стебель водоросли. Я выбрался наверх, набрал в легкие побольше воздуха и снова погрузился на дно. Я хотел пробыть под водой минуты полторы, надеясь, что это погружение избавит от всего, что сейчас одолевало меня, – от острого ощущения своих шрамов, воспоминаний о прошлом, чувства страха, – очистит и отполирует мое сознание, как раковину, до блеска. Но когда мне стало так холодно, как будто я опять пожимал руку Тору, я вынырнул наверх, и волны понесли меня к берегу.

Добравшись до дома и достав оба своих "кольта" – один из них взамен изъятого доктором Зуссманом, – я их почистил и смазал. Потом настала очередь моего "малыша" 32-го калибра. Это все делалось для снятия нервного возбуждения, поскольку пистолеты и без того были идеально вычищены, смазаны и готовы к действию. Но, вернувшись мыслями к Тору, я еще раз разобрал и почистил оружие. Потом, протерев и смазав все пули, загнал их в патронники.

* * *

Я позвонил Хаиму Медине. Он спал, но сразу обрадовался, узнав, что я готов помочь ему. Мы условились встретиться с ним и Энрике Доминго, братом убитого Мигеля.

– Ты правильно поступаешь, Джо, – похвалил он. – Так всегда делал и твой отец. Ты увидишь, Мигель Доминго был героем, а не сумасшедшим преступником, как пытаются доказать в полиции.

– Об этом говорит и пресса, сэр. Не только полицейские.

– Ты сам увидишь.

– Надеюсь, сэр.

Потом я позвонил Мелиссе, которая оставила сообщение на автоответчике. Она мне рассказала, что отпечатки пальцев на передатчике принадлежат Делу Причарду, автомеханику из транспортного управления округа Ориндж. Она проверила его по картотеке – до сих пор он не был ни в чем замешан.

* * *

Я долго стоял под горячим душем, потом отправился спать. Я разглядывал потолок над кроватью. Подобно Сэмми, который не расставался с фотографией своей Бернадетт, я укрепил там картинку из журнала. На снимке был огромный дуб, раскинувшийся на ровном выгоревшем склоне холма где-то в Южной Калифорнии. От дуба на выгоревшую траву падала густая синеватая тень. Листва на макушке дерева была такой темной и плотной, что сквозь нее не проглядывало даже клочка неба. И вот там, в этой густой листве, и находилась моя "спокойная точка", то место, куда я мысленно удалялся и наблюдал, будучи сам невидимым, и слушал, будучи сам неслышимым. Я снова устроился на ветке. Мой приятель орел тоже был там. Он немного подвинулся, освободив мне место. Я смотрел вниз на светло-коричневые холмы, сочную траву и серую дорогу, вьющуюся по склону. Мой крылатый сосед взмахнул крыльями и, покинув ветку, поднялся в синеву. Я почувствовал, как ветка качнулась и выпрямилась, разогнувшись. Я тоже оттолкнулся, расправил руки и последовал за ним.

Глава 14

– Дел Причард? Меня зовут Джо Трона.

– Я знаю, кто вы такой.

– Можно с вами пару минут переговорить?

– Сначала мне нужно отметиться. И вообще, у меня есть работа.

Он прошел мимо меня в диспетчерскую механической автомастерской транспортного управления. Это было утром в понедельник. Дорога от моего дома до мастерской транспортного управления в Эрвине заняла около часа – а по расстоянию всего-то десять миль. У меня аж лодыжку свело от непрерывной работы педалью моего "мустанга".

Последовав за Причардом, я наблюдал, как он пробивает время на своем контрольном талоне, а затем опускает его в щель штатива на стене.

– Хорошо бы найти место поспокойнее, – предложил я.

– Только дайте мне для начала выпить чашку кофе.

Выудив из кармана немного мелочи, Причард сунул монеты в автомат на углу. Когда он делал глоток, пар от кофе окутывал его лицо. Это был полный мужчина примерно моего возраста или даже моложе, с детским лицом и голубыми глазами. Его пальцы почернели от работы. Но форменная рубашка выглядела опрятно, а ботинки – почти новыми.

– Так что вас интересует? Вы ведь помощник шерифа, правильно?

– Да. Может, выйдем наружу?

Взглянув на меня без особой радости, он направился на открытую площадку, по краю которой стояли большие автобусы, принадлежавшие управлению. На другой стороне была стоянка служебных белых "импал", которые Уилл так сильно ненавидел. Здесь же были микроавтобусы, которые использовались на коротких маршрутах; машины аварийных служб; эскадрон лимузинов управления шерифа; седаны для обслуживания чиновников из различных служб; дюжина новеньких мотоциклов "Кавасаки-1200".

Всего здесь было три больших ангара. Я заметил, как раздвинулись электрические ворота, за которыми находились другие машины. Механики уже подняли капоты и рылись в двигателях.

– Это все ваше хозяйство? – спросил я.

– Угу. Вся техника округа – шерифа, транспортного управления, все автобусы и аварийные машины. Все, что на колесах. Мы не занимаемся только грузовиками и джипами службы личной охраны. У них есть свои гаражи и механики. Техническое обслуживание тоже их забота.

– А как насчет машин, переданных старшим инспекторам?

– Разумеется. Всего их, кажется, семь штук?

– Точно. Мой отец ездил на черном "БМВ". Одном из этой большой семерки.

– Припоминаю. Очень сожалею о том, что случилось с вашим отцом.

– Спасибо.

Дел Причард сделал еще глоток кофе и окинул взглядом стоявшие поблизости автобусы.

– Так что вы хотите узнать?

– Мне хотелось бы знать, кто велел вам установить радиосигнализатор на автомобиль моего отца. Под машиной с правой стороны, между шасси и кузовом. Там обнаружены отпечатки ваших пальцев.

Он покраснел.

– Вам надо поговорить с моим начальником. Я просто выполняю то, что мне приказывают, вы понимаете?

– Мы можем избавить его от необходимости отвечать на мой вопрос, если вы скажете, кто отдал этот приказ.

Он обвел глазами площадку, потом снова взглянул на меня.

– Мне ничего не известно об этом передатчике. Совсем ничего. Я ничего не нарушал.

– Ну что ж, пошли к начальнику.

– Пошли.

Начальника ремонтной площадки звали Фрэнк Билз. Причард сообщил ему, что есть одна проблема, и Билз, отпустив его, провел меня в свой кабинет и закрыл дверь. Он сам ничего о передатчике не слышал, поэтому позвонил управляющему ремонтного участка Сосснеру, который через полминуты ввалился к нам в кабинет. Он тоже не понял, что я имею в виду, заметив, что они налаживают машины, но не занимаются установкой подслушивающих устройств.

Сосснер предложил мне пройти с ним в главную контору транспортного управления к техническому директору Адамсону.

Адамсон, в костюме и при галстуке, выслушал меня и поинтересовался:

– Это что, часть официального расследования?

– Да, – подтвердил я.

– Мне казалось, этим занимается отдел убийств.

– Я работаю вместе с Берчем.

– Рик – отличный парень.

Я молча ждал.

Адамсон позвонил по сотовому телефону.

– Карл, у нас здесь помощник шерифа, Джо Трона, он спрашивает о радиосигнализаторе, который был установлен на машине одного из старших инспекторов. Он говорит, что на передатчике нашли отпечатки пальцев Причарда.

Выслушав и покивав, Адамсон выключил телефон.

– Рупаски сказал, что сегодня вы с ним встречаетесь на ленче в "Лесу". Он сам вам все объяснит.

* * *

Я прибыл в "Лес" на несколько минут раньше. Охранник у первых ворот, записав мое имя и номер машины, имя члена клуба, с которым я встречаюсь, сунул карточку под левый стеклоочиститель моего автомобиля и пропустил меня.

Дорога сворачивала к холмам. Сейчас их склоны выгорели на солнце, и такими они будут до первого дождя – в ноябре или позднее. Воздух был прогрет и бездвижен.

Весь комплекс "Лесного клуба", расположившийся в долине между холмами, был укрыт от нескромных взглядов раскидистыми пальмами и могучими эвкалиптами. Сквозь плотную листву я мог видеть лишь пурпурные цветы бугенвиллеи, опутавшей стены зданий, выстроенных в испанском стиле. Я поставил свою машину в тени.

* * *

Подрабатывающий в клубе помощник шерифа узнал меня и пригласил войти. Сняв шляпу, я шагнул внутрь и окунулся в атмосферу вкусной пищи, приглушенного звяканья посуды, негромкой музыки и тихих голосов.

Улыбнувшись, метрдотель отметил мое имя в списке приглашенных.

– Кабинет мистера Рупаски вон там, мистер Трона.

Мы прошли через главный обеденный зал и поднялись по лестнице в холл второго этажа. Я оглядел пол из обожженного красного дерева; грубо обработанные деревянные светильники, подвешенные на цепях к потолку, бильярдный стол, у которого я подслушивал разговор Уилла с преподобным Дэниэлом. Я узнал шофера Рупаски – Тревиса, – который сидел в баре и что-то жевал. Он кивнул мне в ответ.

Кабинет Рупаски находился в дальнем конце. Он встал и пожал мне руку, приглашая садиться. Метрдотель хотел задернуть занавеску, но Рупаски его остановил.

– В этом нет нужды, Эрик. Нам здесь нечего скрывать. В этот раз.

Он рассмеялся, и Эрик его поддержал.

– Но принеси-ка мне "Партагас Черчилль" и "Гленфидиш" в стакане для воды. Джо, что-нибудь выпить или закурить?

– Лимонад, пожалуйста.

Рупаски – крупный мужчина лет семидесяти, с высоким лбом, лысиной на макушке и длинными седыми волосами, зачесанными по бокам и собранными сзади в маленький утиный хвостик. У него темно-карие, глубоко посаженные глаза и густые брови. На нем черный костюм с белой рубашкой без галстука. Пиджак маловат для его бочкообразной груди, и Рупаски явно чувствовал себя в нем некомфортно. Ладони у него пухлые и грубые, с короткими пальцами-сардельками. Лет десять назад его взяли на службу в управление из Чикаго, где он тогда проживал. Там Рупаски не сильно преуспевал, был известен как нечистоплотный бизнесмен, склонный к темным делишкам. А теперь – авторитетный управляющий и изобретательный бюрократ.

– Не дергайся по поводу этого "жучка" в "БМВ", – начал он. – Это Уилл просил меня установить его. Вот я и установил. Проще не бывает.

– Для меня, сэр, это не выглядит таким уж простым.

Рупаски приподнял кустистые брови и улыбнулся, продемонстрировав полный комплект крупных зубов.

– Я помню точно слова, что Уилл сказал мне. Он поделился со мной, что Мэри-Энн зачастила на какие-то странные свидания, причем поздно вечером. Обычно она брала свою машину, но иногда – его служебную. И он хотел проследить за ней на безопасном расстоянии. "Безопасное расстояние" – это были его слова. Однажды утром я поручил Причарду оснастить машину Уилла. И дал Уиллу еще один "жучок", чтобы поставить на автомобиль Мэри-Энн. С помощью клея он мог легко установить его сам.

Я почти поверил. Я знал, что Мэри-Энн любила покататься на новой машине мужа. Пару раз для своего ночного бизнеса мы брали ее джип, потому что сама она предпочитала седан. И она признавалась мне, что ей нравится сидеть за баранкой, особенно поздно вечером, и гнать куда глаза глядят. Но Уилл никогда даже не упоминал об этих ее прогулках. Если он тревожился, почему не поделился со мной? И я никогда не видел у него радиоприемника – ни в машине, ни в кейсе, нигде. Более того, Уилл и Рупаски были врагами. Кто доверится врагу в таких делах? Логичнее попросить об этом своего сына, шофера, охранника и ординарца.

– Теперь я понимаю, – произнес я.

– Вот и хорошо. А, курево и выпивка.

Официант в сюртуке поставил на стол большую стеклянную пепельницу, в которой лежал резак, деревянные спички и толстая сигара. А потом – простой стакан для воды, на четверть наполненный золотистой жидкостью. И мой лимонад.

– Фирменное блюдо сегодня – паштет из чилийского морского окуня в соусе "чилантро" с салатом из цикория и чесночно-грибной приправой.

– Бифштекс, картофельное пюре и салат с "тысячью островов" для меня, – заказал Рупаски. – Мясо на косточке и с кровью. То же для Джо. Мальчик растет, ему надо питаться.

– Разрешите обрезать и зажечь вашу сигару, сэр?

– Давай.

– По косой или прямо, сэр?

– Черт возьми, Кении, конечно, прямо. Каждый раз одно и то же.

– Да, сэр, разумеется.

Когда Кении обрезал сигару, Рупаски сунул ее в рот и поднял кончиком вверх, а метрдотель зажег ее удивительно мощной газовой зажигалкой. По кабинету поплыл густой сигарный дым, лениво поднимаясь к потолку и образуя белесое облако. Кении поклонился и вышел. Рупаски вытащил сигару изо рта.

– Некоторые утверждают, что лучше курить сигару не выпуская изо рта. – Его голос звучал глухо, будто из-под одеяла. – Но это полная чушь.

Он снова затянулся, выпустив очередное облако дыма.

– Самое лучшее в частном клубе – это возможность делать все, что душе угодно. Здесь, в Калифорнии, Джо, подростки таскают пистолеты в школу, но запрещено курить в баре сигары. Что-то не в порядке, если права личности ограничиваются, а преступность растет.

Мы оба заметили элегантно одетую молодую женщину, спускавшуюся с третьего этажа, где располагались комнаты для заседаний. Женщина шла игривым шагом, балансируя сумочкой, которую держала одной рукой слегка на отлете. Рассыпавшиеся по плечам рыжие волосы удачно сочетались с зеленым сатиновым платьем. Было слышно, как цокают ее каблучки.

– Да, сэр, права личности. За день до смерти Уилла вы встречались здесь на ленче с ним и Даном Миллбро. Не могли бы вы рассказать, о чем у вас шел разговор?

Он оторвал взгляд от женщины и перевел на меня. Потом хихикнул, отпил глоток виски и затянулся сигарой.

– Ты слишком прямолинеен. Мне это нравится. Так вот, мы обсуждали выкуп округом платных дорог и строительство нового аэропорта. Уилл – я уверен, ты об этом знаешь – выступал против обоих проектов. Мы же просто пытались переубедить его и оценить перспективы.

– В чем же эти перспективы, сэр?

– Здесь достаточно логики и здравого смысла. Смотри, платные шоссе, если их передать транспортному управлению, могут принести доход. В дальней перспективе для округа это весьма выгодное вложение средств. Но твой отец не хотел этого видеть. Он настаивал, чтобы частный консорциум возместил убытки, понесенные от строительства и эксплуатации этих дорог. Я кое-что скажу тебе – за частными дорогами в нашем округе будущее, будущее всего Запада. И чем раньше власти возьмут их под свой контроль, тем лучше. Думаю, Уилл тоже понимал это. Однако его просто бесили предложения использовать общественные средства на поддержку частного предпринимательства. То же и с новым аэропортом. Нам такой аэропорт обязательно понадобится, рано или поздно. Мы уговаривали Уилла пойти навстречу, отдать свой голос и влияние на поддержку проекта. На ноябрь намечен свободный референдум по этому вопросу, и нам нужно, чтобы третий округ Уилла тоже поддержал нас. – Рупаски кашлянул, взглянул на сигару и положил ее в пепельницу.

– Извини, Джо. Мне чертовски жаль, что так случилось. Мы с Уиллом так ни о чем и не договорились. Но я любил его. Это был хороший человек и достойный противник, я уважал его. Как себя чувствует Мэри-Энн?

– Учитывая обстоятельства, нормально, сэр.

– Куда же она ездила так поздно по вечерам, не сообщая собственному мужу?

– Ей нравится водить машину.

Покачав головой, Рупаски что-то проворчал. Отхлебнув виски, покрутил стакан и поставил его на место.

– Я пригласил тебя сюда не для разговоров о политике или о твоей семье. Я пригласил тебя, чтобы предложить работу.

– У меня уже есть работа, сэр.

– Выслушай меня. Твой оклад будет удвоен, что принесет тебе примерно шестьдесят пять тысяч долларов в первый же год. Работа по преимуществу ночная, так что днем у тебя будет время закончить колледж, выспаться, встретиться с женщиной – в общем, что захочешь. Ты сдашь свой шерифский значок и перейдешь в штат транспортного управления. Будем работать вместе, а со мной работать приятно. Получишь в пользование новенький автомобиль – одну из тех больших восьмицилиндровых "импал", с сигнальными огнями по бокам и коротковолновой радиосвязью. Получишь разрешение на личное оружие. Будешь находиться под юридической защитой мощного транспортного управления, которое будет и дальше расти, включая отдел транзитных перевозок, дорожную службу, управление аэропорта. Дел до черта. Тебя ждут фантастические выгоды, совсем не то, что у шерифа.

– Что надо делать?

– Ты будешь делать для меня то же самое, что делал для Уилла. Джо, я тревожусь. В наши дни люди будто взбесились. Смотри, чтосделали с Уиллом – с таким авторитетным и сильным человеком. Ты замочил тех двух выродков, которые участвовали в нападении. Мне надо, чтобы рядом был человек, способный на такое, которого бы немного побаивались. Такой человек – ты, сынок.

Я посмотрел на него, но ничего не сказал. Всем нужен человек, которого бы боялись. Чтобы выполнить то, что самим сделать кишка тонка, отправиться куда-нибудь в темный угол, испачкать свои руки. Именно этому Уилл меня и обучал. Я понимал это, еще когда он меня готовил, понимаю и сейчас.

– Но то, что меня побаиваются, не спасло Уилла от смерти, сэр.

Он застыл, не донеся стакана до рта.

– Ты что, винишь себя за это?

– Просто смотрю фактам в глаза.

– Ты очень способный, Джо. Любой хотел бы видеть рядом с собой такого, как ты. Все при тебе – манеры, мозги и физическая сила. И у тебя есть стиль – взять, например, как ты обработал этих ребят, присматривающих за Криссой Сэндз. Честно скажу, мне это понравилось. Ты приобрел известность, и твое лицо всем знакомо. Ты заслужил уважение за то, что умеешь решать свои проблемы достойно и живешь активной жизнью, когда многие на твоем месте весь день отсиживались бы у себя дома в темноте. Ты многому научился у Уилла, а это был великий человек. Я знаю, тебе о многом известно. Но позволь мне кое-что тебе объяснить, Джо. С твоим опытом работы помощником шерифа, а дальше в транспортном управлении перед тобой откроются любые дороги в нашем округе. У тебя есть сила и связи, а также понимание сути явлений. И в перспективе я вижу тебя старшим инспектором или главой транспортного управления, если тебе это по душе. Или даже депутатом ассамблеи штата или конгрессменом. У тебя задатки лидера, Джо. Я хочу воспользоваться твоей помощью, но и сам помогу тебе.

– А как быть с Тревисом?

– Если я ему скажу об этом, он будет только рад.

– Что ж, спасибо, сэр. Однако – нет. Мне нравится работа помощника.

– Тебе нравится тюрьма?

– Я с другой стороны решетки.

Улыбнувшись, Рупаски сделал еще глоток. Официант принес наши заказы.

– Подумай об этом, Джо. И сообщи мне, когда все обмозгуешь.

– Ладно, сообщу. Сэр, а зачем вы приставили Ходжа и Чепмана следить за Криссой Сэндз?

– С расчетом, что она выведет нас на Саванну Блейзек.

– Но они присматривали за ней уже в среду утром, в день, когда был убит Уилл. А Блейзек сообщил о похищении дочери только в новостях в четверг вечером.

Рупаски кивнул:

– Правильно, но раньше он поделился этой новостью со мной. Ведь мы с ним друзья, Джо, и часто общаемся. Мне известно, что у его сына психический сдвиг – в прошлом году этот идиот угнал у Джека один из "ягуаров" и понесся очертя голову по платному шоссе, где в районе площадки Ветреного хребта врезался в стену и раздолбал машину. Он был пьян и вконец очумел. А когда мои люди вытаскивали его из машины, угрожал им пистолетом. Хорошо, что при этом был я и сумел выбить дурь из его башки. В любом случае я предложил Джеку свою помощь в поисках Саванны. Я считаю Саванну Блейзек самым прелестным ребенком, которого когда-нибудь встречал, и обожаю ее. Поэтому мы и начали следить за подругой Алекса и продолжаем до сих пор. Несколько лет назад Джек Блейзек энергично поддержал идею создания транспортного управления округа. И помог мне возглавить его. Он мне друг, а друзьям надо помогать. Точно так же я поддержу и тебя, если ты захочешь присоединиться к нам.

– Вам бы следовало поговорить с вашими людьми, чтобы они обращались с ней повежливее.

– Благодарю, что напомнил мне об этом, Джо, и что с ними тоже поговорил. – Его глазки, спрятавшиеся под густыми бровями, весело сверкнули. – Джо, я все равно намерен добиться, чтобы ты работал со мной, хочешь ты этого или нет.

– Каким же образом?

– Еще не знаю. Но полагаю, мне придется придумать для тебя предложение получше. Как насчет машины Уилла? Всего два года на ходу, не так ли? Я мог бы устроить, чтобы ее оставили тебе, а когда срок аренды истечет, выкупишь ее за гроши. Подумай – это неслабая добавка. Но стоит тебе попросить, и получишь от меня красавицу "импалу" уже как штатный сотрудник.

Я не смог скрыть своей улыбки.

– Я подумаю.

Ленч был превосходный. Единственный вариант, при котором он был бы еще лучше, – если бы никакой еды вообще не было.

Когда мы шли к выходу, какой-то молодой парень в сюртуке спускался по лестнице с третьего этажа. Волосы у него блестели от душа или были смазаны гелем. В одной руке он нес стакан с апельсиновым соком, в другой – фирменный кейс "халлибертон". Узнав Рупаски, парень приветственно поднял свой стакан.

Выруливая обратно на платное шоссе, я вспомнил слова Уилла, которые тот произносил сотни раз: "Береги друзей, используй врагов".

* * *

Энрике Доминго был худенький и невысокий парнишка с распахнутыми ясными глазами и черной шевелюрой. По-английски он говорил неважно, и мы перешли на испанский. Уилл настоял, чтобы я выучил испанский язык, и я прилично освоил его еще в школе.

Мы трое собрались в кабинете Хаима. Увидев меня, Дженнифер Авила молча кивнула в знак приветствия. Хаим попросил Энрике рассказать мне свою историю, и тот начал тихим голосом. Он объяснил, что ему четырнадцать лет, а Мигелю, его брату, было шестнадцать, когда его застрелил полицейский. А их старшей сестре, Лурии Блас, исполнилось восемнадцать, когда ее сбила машина в пригороде на Тихоокеанском шоссе.

Теперь я смотрел на него по-иному, зная, что он лишился не только брата, но и сестры. И всего в течение нескольких недель. Сидя здесь с Хаимом и со мной, он выглядел совсем одиноким. Одиночество окружало его, как кольца планету.

Я заметил ему, что никак не думал, что Лурия – его сестра. Почему у нее другая фамилия?

Он объяснил, что она взяла фамилию Блас, чтобы зарегистрироваться в "Эстадос Унидос" как местная жительница и быстрее устроиться на работу. Чтобы записаться в очередь на "зеленую карту", необходимо иметь сестру или друга семьи, которые уже получили гражданство.

Лицо Энрике залилось краской, когда он мне это рассказывал.

– Стандартный вариант, – заметил Хаим. – Это приходится делать, чтобы получить вид на жительство.

– Почему же полиция и пресса не сообщили о связи между этими двумя случаями?

Хаим развел руки и поднял их вверх.

– Они это знают, но им все равно. Полиция твердит, что несчастный случай есть несчастный случай. Англоязычные газеты уделили этим событиям очень мало внимания – так мало, что ты, наверное, даже не видел этих заметок, верно? В наших испаноязычных изданиях материалов намного больше, но кто о них слышал? Вот почему мы надеемся на твою помощь.

Я выразил Энрике свое сожаление по поводу случившегося с его братом и сестрой. Он выслушал меня, отведя глаза в сторону. Затем рассказал, что одно время у них всех дела шли неплохо. И они могли посылать деньги в Гватемалу родителям, младшим братьям и сестрам. Энрике вместе с братом работали садовниками в составе бригады, которая занималась чисткой лужаек, а также стрижкой деревьев и кустарников. Получали по восемь долларов в час. Лурия, как местная жительница, получала по двенадцать баксов за час и занималась регулярной уборкой двенадцати квартир, по две квартиры ежедневно, шесть дней в неделю. Получалось всего по шестьдесят пять долларов за квартиру. Она пользовалась известностью, поскольку работала добросовестно, была приветливой и симпатичной девушкой.

Но по прошествии нескольких месяцев Лурия стала угрюмой и замкнутой, сама на себя не похожей. Раньше она была очень жизнерадостным и открытым человеком. По вечерам стала отправляться на прогулки с подругами, у которых были машины и которые одевались в дорогих американских магазинах. Появлялась дома поздно ночью, пристрастилась к выпивке, постепенно сократила объем работы, а потом и совсем ее забросила. Странно, но чем меньше она работала, тем больше тратила денег. "И меньше стала отправлять домой", – с горечью заметил Энрике, опять покраснев.

Однажды вечером Лурия появилась дома с кровавым синяком под глазом. Она была в ярости, Мигель тоже здорово разозлился.

А два дня спустя ее сбила машина всего в квартале от квартиры в Фуллертоне.

Во время своего рассказа Энрике смотрел в окно кабинета Хаима. У Энрике были широко посаженные миндалевидные глаза. Казалось, он перебирает в памяти какие-то давние события, когда его брат и сестра были живы, может, из тех времен, когда они были совсем детьми. Мне подумалось, нет ли у него такой же "спокойной точки" по соседству с орлом, откуда, если необходимо, можно лучше разглядеть окружающий тебя мир.

Он сказал, что Мигель был потрясен смертью Лурии. Энрике видел, как через день после гибели сестры он прятал мачете в ворохе старой одежды. Мигель сказал Энрике, что занимается расследованием ее смерти, а брат, заметил Энрике, был легковозбудимый человек.

Подняв на меня глаза, он тихо проговорил, что через пять дней после гибели сестры Мигель тоже погиб, от пули полицейского.

Энрике заметил, что Лурия относилась к Мигелю с большей симпатией, чем к нему, поскольку он был намного их моложе и не понимал проблем взрослых.

Я обдумал его рассказ, но не смог понять, что, собственно, собирался расследовать Мигель. Смерть Лурии была несчастным случаем. Сбившая ее женщина сразу остановилась и пыталась помочь.

– Я тоже об этом думал, Джо, – произнес Хаим. – Так вот, я позвонил другу в управлении коронера. Они делали вскрытие тела Лурии, как обычно в случае насильственной или подозрительной смерти. Мне ни на какие вопросы не ответили – ведь я не родственник и не сотрудник правоохранительных органов. Но это подвигло меня на очевидную мысль – они что-то скрывают.

Оценив вероятность его предположения, я промолчал.

– Здесь пахнет нечестной игрой, Джо. Еще одно доказательство нечестной игры против всех "латинос" в Америке, но никого это не интересует. Окружная прокуратура так и не ответила на мои запросы. Полиция Ньюпорт-Бич утверждает, что Мигель размахивал оружием и отказывался сдаться властям. Полиция Фуллертона говорит, что Лурия просто погибла в аварии. Почему я должен этому бездоказательно верить? А если бы на их месте были не бедные выходцы из Латинской Америки? А если бы такое случилось с тобой, Джо? Твой отец ни за что не оставил бы это без расследования. Вот почему он и был великим человеком. Чем ты сможешь нам теперь помочь?

– Дайте мне подумать.

– Твой отец больше действовал, а не думал.

– Но сначала он все продумывал, сеньор Медина. И прошу не говорить мне, что сделал бы на моем месте Уилл. При всем уважении, сеньор. Я знал его немного лучше, чем вы, независимо от того, сколько он сделал для вашей ИАКФ.

Поднявшись со стула, Хаим громко воскликнул:

– Прости, Джо! Ты прав. Я похож на Мигеля. У меня тоже иногда кровь вскипает при виде несправедливости. Пожалуйста, прими мои искренние извинения.

– Попробую что-нибудь раскопать.

Я попросил Энрике дать мне адреса и фамилии хозяев тех двенадцати квартир, которые обслуживала Лурия. Он сказал, что попробует, но не уверен, что найдет все адреса, потому что сестра ему не все рассказывала, в отличие от Мигеля, с которым она была более откровенна.

Хаим проводил меня до дверей.

– Я был не прав. Ты здорово похож на своего отца, Джо.

– Спасибо, сэр. Но я знаю, что это не так.

* * *

Я заехал в офис коронера, располагавшийся рядом с нашим управлением, зашел внутрь и попросил директора. Брайан Маккаллум хорошо знал Уилла – они играли в теннис в одной паре и потом любили посидеть в клубном баре. Маккаллум, весьма солидной комплекции, удивительно сноровисто передвигался по корту. Обладая чрезвычайно развитыми запястьями, он легко управлялся с ракеткой. Он рассказал мне, что в свое время играл в бейсбол за сборную колледжа, и это все объясняло.

Он пригласил меня к себе в кабинет и постоянно кивал, пока я передавал ему рассказы Энрике Доминго и Хаима Медины.

– Что ж, понятно, – сказал он. – Я был одним из тех, кто беседовал с Мединой. Этот любопытный и взрывной человек ведет себя так, будто возглавляет организацию, за счет налогов с которой мы получаем свою зарплату. Он говорил, что Блас и Доминго были братом и сестрой, и я проверил это через полицию Ньюпорт-Бич и Фуллертона. Ему была нужна информация по Блас, но полиция нам запрещает давать сведения о результатах вскрытия всем, кроме родственников и работников правоохранительных органов. У нас это не принято.

– А мне можете сказать?

– Вы действуете по их просьбе?

– Да, сэр.

Наклонившись и быстро взглянув на меня, он откинулся на спинку кресла.

– Лурия Блас была сбита сзади "шевроле-субарбаном". В три часа пополудни в четверг. Удар пришелся в плечо и отбросил ее от машины. Смерть наступила через двадцать минут. Легкие и сердце были сильно повреждены, а шея сломана в двух местах. Двенадцать различных переломов. На рентгене ее плечевая кость напоминала... мозаику из мелких кусочков. Очень сильное внутреннее кровоизлияние, особенно учитывая, что после столкновения сердце проработало минут пять, не больше. Причина смерти – сердечно-легочный коллапс в результате сильного удара. Если бы произошло чудо и она выжила, то была бы парализована.

Я представил эту картину, хотя и без особого желания.

– С какой скоростью двигался автомобиль?

– Те, кто расследовал аварию, оценили ее порядка пятьдесят – шестьдесят миль в час. И явный след торможения после столкновения. Водитель заявила, что не видела женщину, – та буквально выпрыгнула на дорогу с тротуара.

Было непросто совместить газетную фотографию приветливо улыбающейся Лурии Блас и "субарбан" на скорости шестьдесят миль в час.

– Но есть кое-что еще, Джо. Во-первых, до того как попасть под машину, женщина была сильно избита. На животе и грудной клетке – обильные синяки. Два ребра сломаны. Травмы печени и поджелудочной железы, не связанные с автомобильной аварией.

– А чем ее били?

– Трудно сказать. Вероятно, кулаками. Ничего такого, чтобы оставило следы на ее коже. Никаких щепок или посторонних крошек, ничего.

– И за сколько часов до смерти?

– Фрэнк утверждает, что от трех до шести часов. Он обычно не ошибается.

"Между девятью утра и полуднем", – прикинул я.

– И еще одно – она была беременна. Шесть недель. В результате побоев зародыш не погиб. А вот удара машиной не выдержал.

Я снова представил, как Лурия Блас находит свою смерть в виде "субарбана", летящего на скорости шестьдесят миль в час.

– Она выскочила на проезжую часть, не контролируя себя, потрясенная тем, как ее зверски избили.

Маккаллум кивнул:

– Похоже, что так. Она вполне могла потерять ориентацию, потому что ей было очень больно. Никаких наркотиков или алкоголя у нее в крови не обнаружено. Она и сама могла броситься под машину. Есть еще одна зацепка, которую мы проверяем, – частички плоти у нее под ногтями. Может, она схватила руку избивавшего ее. В любом случае это чья-то плоть. Мы очень тщательно проверили следы на ее собственном теле, она могла инстинктивно поцарапать себя. Но у нее на коже ничего такого не обнаружили. Попроси Хаима Медину не волноваться – полиция Фуллертона вовсю занимается этим случаем.

Я присел на мгновение, вспоминая слова Энрике, что последнее время его сестра выглядела замкнутой и несчастной. Юная, бедная, незамужняя, в чужой стране, да еще беременная. Как бы вы себя чувствовали на ее месте?

Это опять привело меня мысленно к Уиллу, потому что любое печальное событие вызывало у меня воспоминания о нем. Я тряхнул головой, пытаясь разделить эти два момента и отдать Лурии Блас должное уважение.

– О чем задумался, Джо?

– О мерзости, которая нас окружает.

– Увы, иногда такое случается.

– Спасибо. Медина просил меня узнать об этом, потому что хочет помочь брату Лурии.

– Я понял. И знаю, что Хаим занимается добрыми делами.

– Они считают, что убийство брата связано с ее смертью.

Маккаллум вскинул брови и помотал головой.

– Не вижу, каким образом.

– Могу я взглянуть на личные вещи Мигеля Доминго, на то, в чем он был, когда его застрелили?

– У нас есть все, кроме оружия.

Он провел меня на склад, где хранилось изъятое у погибших имущество, и переговорил с дежурным сержантом. Через несколько минут его помощник вынес пластиковый пакет и выложил на стойку. Маккаллум расписался, и мы вернулись к нему в лабораторию.

Вещей было немного: пластиковый пакет, где лежало шесть долларов и восемьдесят пять центов; упаковка спичек; черная пластиковая расческа; билет на автобус; бумажник и шариковая ручка; залитые кровью брюки и рубаха, завернутые в пергаментную бумагу. Еще один пакет с носками и бельем. Пара кроссовок со шнурками, связанными между собой.

– Можно взглянуть на бумажник?

– Валяй.

Я открыл пакет и вытащил бумажник. Он был старый, потертый и кривобокий, как обычно и выглядит мужской бумажник. Внутри была фотография двух взрослых и пятерых детей, стоявших на фоне увитой розами стены. Один из мальчишек был похож на Энрике, а девочка – на Лурию Блас. Никакого удостоверения личности. В отделении для банкнот я обнаружил небольшой сложенный квадратик бумаги, развернув который увидел статью из "Джорнал", посвященную трагической смерти Лурии Блас. Я снова свернул ее и положил назад.

– Можно брюки? – попросил я.

– Они все в грязи.

Я развернул бумагу, в которую были завернуты черные джинсы, покрытые ржавыми пятнами засохшей крови. В передних карманах пусто. В задних тоже ничего не было. Я запустил палец в карманчик для часов и нащупал там что-то гладкое. Потом покрутил пальцем, пытаясь выудить находку, но она там застряла. Тогда я воспользовался щипчиками от своего перочинного ножа. Пинцет два раза соскальзывал, пока наконец засохшая кровь не отлетела и мне удалось вытащить на свет квадратик бумаги. Я развернул его и разгладил на столе. Похоже, это был кусок конверта – на бумаге виднелись диагональные проклейки. От конверта оторвали клочок почти квадратной формы, примерно пять дюймов с каждой стороны. Один край был залит кровью и потемнел. Почерк был мелкий и неразборчивый.

Сеньора Катрин – Пуэрто-Нуэво

Сеньор Марк – Пунта-Дана

Сеньора Джулия – Лагуна-Бич

Сеньора Марси – Пуэрто-Нуэво

Первые три имени были зачеркнуты. А вот сеньора Марси – нет. Я перечитал список дважды.

Мне припомнились слова Бо Уоррена во время нашей первой встречи в гостиной Блейзеков: "Марси, вот кто здесь заправляет уборкой".

– Господи, а мы это пропустили, – вздохнул Маккаллум. – Что там, просто имена и названия городов?

Мигель был потрясен смертью сестры, занялся расследованием ее гибели. Возможно, это список подозреваемых.

– Ну, фамилия водителя "субарбана" была Гершон – Барбара Гершон. Ее имя было опубликовано. Его никто не скрывал.

Я пытался найти какой-нибудь логический ключ, но не мог, хотя уже знал, по какому телефону мне надо позвонить, и безотлагательно.

– Джо, я поработаю с этим. Уверен, ньюпортская полиция поможет в этом деле.

– Да, сэр.

– Ты в порядке?

– Да. Просто устал от этих пуль, крови и переломанных костей.

– Такая уж работа.

* * *

Я остановился у банка проверить содержимое депозитной ячейки. "Ерунда. Ничего особенного". Даже если и так, настала пора это выяснить. Я вывалил содержимое ячейки в кейс Уилла, расписался и отправился на стрельбище при управлении шерифа.

Я выполнил серию из семидесяти упражнений "выхватывай-и-стреляй" из каждого "кольта", половину левой и половину правой рукой. И пятьдесят попыток из "малыша" 32-го калибра, укрепленного на лодыжке. Я стрелял, представляя, что убиваю Длинного, того, кто избил Лурию, и того, кто похитил Саванну, – если ее кто-то и вправду похитил. Я стрелял в Тора, но в этот раз без особого наслаждения. Потом расстрелял нескольких чудовищ, призраков и демонов. Расстрелял самого Сатану, прямо в сердце.

Я неплохо стреляю левой, но она не так вынослива. Последние десять раундов включали стрельбу по силуэтам с пятидесяти футов, но по крайней мере они имитируют ответную стрельбу. Для стрельбы по мишеням я не пользуюсь облегченными патронами, а предпочитаю полновесные заряды в медной оболочке фабричного производства. Я не люблю, чтобы пистолет вел себя по-другому, если я стреляю не в лист бумаги, а, скажем, в дьявола.

Закончив упражнения, я разобрал, почистил и смазал все пистолеты. Прекрасный запах оружейного масла. Моя левая рука слегка гудела и ныла, а от обеих ладоней пахло порохом.

* * *

– Луз Эскобар, – начал Флэтли, – по прозвищу Перлита. Так ее кличут в банде "Рэйтт-стрит-бойз". Когда ей было тринадцать, она таскала в кармане крупнокалиберный пистолет с перламутровой рукояткой. И он у нее до сих пор, насколько мне известно.

– Можно посмотреть ее объективку?

Он протянул мне папку. Я взглянул на ее фотопортрет. Ростом она была пять футов и шесть дюймов, вес сто семьдесят фунтов. Волосы коротко пострижены.

– Одевается она по-мужски, – заметил Флэтли. – Мы однажды взяли ее за вымогательство в Санта-Ане, но нашего свидетеля вечером застрелили в собственной гостиной. Она – наемная убийца, Джо. Ее профиль – заказные убийства и месть. Мы вынуждены в защитных целях арестовать нашего свидетеля против ее брата Феликса и содержим его в тюрьме соседнего штата. Мы все ждем, когда ее головорезы засуетятся, но пока этот парень еще живой.

Я еще раз взглянул на снимок. За время работы в тюрьме я перевидал немало убийц и насильников, но очень редко встречал такое откровенно озлобленное лицо. Она совсем не была похожа на женщину. И на мужчину тоже. Она выглядела как нечто промежуточное и усредненное.

– Так в чем дело? – спросил Флэтли. – Почему тебя заинтересовала Луз Эскобар?

– Уилл говорил с ней по телефону в тот вечер, когда его убили. Полагаю, она хотела, чтобы он повлиял на Фила Дента.

Флэтли с интересом уставился на меня:

– Рик в курсе?

– Я ему все выложил, сэр. Абсолютно все.

– Это хорошо, Джо, потому что с Перлитой шутки плохи. И если Уилл не захотел переговорить с Филом Дентом от имени этой хладнокровной убийцы, возможно, он нанес удар ее знаменитому самолюбию.

– У "Рэйтт-стрит-бойз" могут быть дела с "Кобровыми королями"?

– Они ненавидят друг друга.

* * *

Несколько минут я провел в секретном тоннеле модуля "Е". Я немного посидел рядом с камерой, которую занимала мелкая азиатская сошка по имени Хай Фан. Прислонившись спиной к пыльной стене, я разглядывал трубы и кабели. Фан трепался с парнем из соседней камеры – еще одним азиатским головорезом, – но они говорили по-вьетнамски. Я еще немного посидел, стараясь уловить что-нибудь, относящееся к Уиллу, Саванне или Алексу, но с таким же успехом я мог бы пытаться понять дерущихся котов или шепот ветра в кроне деревьев.

Тогда я отправился на пункт охраны в общем зале и понаблюдал за обедающими заключенными. Обед начинается в четыре часа. Все выглядело как всегда: стандартный обеденный зал, охранники вдоль стен, кажущаяся бесконечной река оранжевых роб, прибывающих и уходящих. Как обычно, самый большой кар у мексиканцев, следующий по численности – "Дятел", затем черный и азиатский. Все спокойно. Без нарушений. Еще один мирный день, пока.

* * *

Я заглянул в свой ящик и вытащил почту.

Всего одно послание – открытка из Лас-Вегаса с фотографией большой гостиницы в итальянском стиле. На обратной стороне было выведено крупным и четким почерком:

"Дорогой Джо!

Ты спас мне жизнь, и сейчас у меня все в порядке. Но я очень боюсь того, что может случиться.

СБ.".

Судя по штемпелю, открытку отправили три дня назад. Я позвонил Стиву Марчанту.

– Я хочу, чтобы ты сделал две вещи, – сказал он. – Во-первых, положи открытку в бумажный пакет и держи ее за края. Воспользуйся пинцетом и щипчиками. И второе, принеси этот пакет мне как можно скорее.

* * *

Марчант провел меня в небольшой рабочий кабинет ФБР на третьем этаже и прикрыл дверь. Взяв у меня пакет, он вытряхнул оттуда открытку, пользуясь шариковой ручкой, пододвинул ее ближе к свету настольной лампы. Потом подтянул колпак инфракрасного светильника и щелкнул выключателем.

– Инфракрасный свет выявит следы соли от пота, – произнес он. – Смотри сюда.

Он отодвинулся и дал мне посмотреть. Я увидел отчетливый отпечаток большого пальца. Будто его специально откатали для картотеки.

– Побудь здесь, я сейчас.

Я слышал, как хлопнула входная дверь, когда Стив выходил, и скоро этот звук повторился – он вернулся в кабинет. Положил на соседний стол папку и две карточки с отпечатками пальцев, подвинул к себе увеличитель.

– Да, отлично. Просто здорово.

Что-то пробормотав себе под нос, Стив отодвинулся от стола. Я тоже посмотрел через увеличитель на снимок из картотеки, потом на открытку и снова на образец.

– На первый взгляд это действительно Саванна Блейзек, – заметил Марчант. – Я попросил Вашингтон уточнить и дать официальное заключение.

Он выключил инфракрасную лампу и придвинул увеличитель назад к стене. Когда Марчант обернулся ко мне, я увидел, что он чем-то озабочен.

Он достал из папки самодельную открытку, посвященную Дню матери, и вложил ее в свободный пластиковый держатель перед собой. На открытке было написано: "Мама, я люблю тебя больше, чем все звезды, вместе взятые. Твоя девочка, Саванна". Марчант перевернул пинцетом принесенную мной открытку и пододвинул ее к этому детскому поздравлению.

Я заглянул ему через плечо. Почерк был один и тот же.

Из другой папки он достал лист почтовой бумаги с отпечатанным наверху именем "Алекс Джексон Блейзек" и его домашним адресом внизу. Я прочел приветствие и первые две строки сообщения.

"Дорогая Крисса!

Не могу выразить, как давно я тебя не видела. Тот обед на Валентинов день был настоящее чудо".

– Открытку написала Саванна, – заключил Стив.

– И она чего-то опасается.

Он выпрямился и взглянул на меня.

– Пора брать этого парня и освобождать заложницу. И ты должен мне в этом помочь.

Я кивнул.

– Спасибо, Джо. Спасибо, что сразу сообщил. И прости меня. Мне надо связаться с Лас-Вегасом. Теперь Блейзек со своей заложницей мечется между штатами. А это совсем другой уровень, и в соответствии с федеральным законодательством ФБР квалифицирует такие действия как захват подростка с аморальными целями. Мы уже столько намучились с этим законом Манна, ты не поверишь.

– А вы уверены насчет аморальных целей?

Марчант на секунду задумался.

– Я скажу тебе кое-что такое, чего не должен бы говорить. Только не выноси услышанное за пределы этого кабинета. Сразу, как только Блейзеки обратились к нам по поводу пропажи дочери, мы проверили маму с папой на детекторе лжи. Формально они оба прошли проверку, но в поведении Джека мне кое-что не понравилось. И это все, что я пока могу сказать.

– Вчера я узнал о существовавших договоренностях с Эллен Эрскин.

– Твой отец держал ее в неведении, даже имени Саванны не сообщил. Эрскин не уверена, был ли он с ней до конца искренен.

Я подождал, и Марчант, выдержав паузу, спросил:

– А ты сам-то что думаешь? Он действительно был с ней искренен?

– Думаю, да. Могу поклясться жизнью.

* * *

По дороге домой я позвонил Лорне Блейзек по сотовому телефону.

– Мистер Трона, вам что-нибудь известно о ней?

– Она прислала мне открытку из Лас-Вегаса. Я получил ее всего час назад. С ней все в порядке, миссис Блейзек, но она боится.

– Боже, а сын?

– Я лишь могу предположить, что он с ней.

– Скажите, что я могу сделать?

– Ждать, миссис Блейзек. Поможете Бюро – поможете себе.

В трубке повисла тишина.

– Миссис Блейзек, вы не брали на работу горничной женщину по имени Лурия Блас?

– Нет. А что?

– У меня есть доказательства, что она была связана с Марси.

– Может быть, и так, но женщина по имени Лурия Блас у нас в доме никогда не работала. Это та, что погибла в Фуллертоне?

– Правильно.

– Мое сердце скорбит о ней и ее семье, мистер Трона. Но, пожалуйста, не добавляйте ее имя в список наших несчастий.

– Не собираюсь этого делать, миссис Блейзек. Я лишь хотел проверить, это важно для следствия.

– Понимаю.

– Ведь Марси ваша главная горничная, не так ли?

– Да.

– Можно узнать ее фамилию?

Снова тишина в трубке.

– Диас, мистер Трона, и заметьте, что в нашем округе может оказаться не одна Марси.

– Учту. И благодарю вас. Мэм, мы делаем все, чтобы разыскать ваших детей.

– Это сплошное расстройство, мистер Трона. Вот их видели, и они исчезают. Снова видели, и снова исчезают.

– Прошу вас, наберитесь терпения.

– Мне нужно что-нибудь, на что я могла бы опереться в своем терпении.

– Утешьтесь, что Саванна жива. Держитесь, миссис Блейзек.

– Спасибо вам. И благодарю за звонок.

Глава 15

Я мучился сомнениями, что подарить Джун Дауэр на наше первое настоящее свидание, и вспомнил, что она любит рубины. Я купил браслет, выложенный по кругу рубинами, и попросил упаковать его получше. До меня дошло, что на свиданиях обычно дарят цветы, так что пришлось прихватить и букет, а еще шоколад, который к нему прилагался, большую корзинку с кофе и спиртными напитками – в тот день магазин подарков проводил большую распродажу.

Это все мне обошлось примерно в месячный оклад, но я всегда с трудом расходовал свою зарплату, поскольку мой дом был полностью выкуплен. Уилл и Мэри-Энн купили его для меня, когда я стал работать полный день. Мэри-Энн хотела, чтобы я воспользовался непрерывно дорожающим рынком недвижимости нашего округа как можно раньше. Теперь дом стоил уже на 50 тысяч долларов больше, чем они за него заплатили тогда, а мне оставалось только иногда пылесосить и поливать деревья.

Джун жила в квартире, выходящей окнами на Ньюпортскую гавань. Стоя у входа в ее дом, я слышал крики чаек, эхом разносящиеся по всей бухте, и звон от удара тросов по мачтам яхт. Колени у меня слегка обмякли. Я надел самый лучший костюм и шляпу. Позвонил и стал ждать.

Джун открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить меня. Она несколько озадаченно улыбнулась, увидев целую корзину подарков, ювелирную коробочку и цветы с шоколадом.

– Как здорово снова увидеть тебя, – сказал я.

– Джо, мне тоже приятно увидеться, но, ей-богу, не стоило так много приносить сюда.

– Если не хочешь, не бери.

По ее лицу пробежала тень искреннего огорчения. А мне показалось, что сердце на мгновение перестало биться.

– Что ж, проходи.

– Спасибо.

Вся квартира залита солнцем. Стены и ковер были белого цвета, через широкое окно виднелась переливающаяся гладь залива, по которой сновали разноцветные корабли. Канал пересекала большая моторная яхта.

– Отличный вид, – заметил я. – Как на почтовой открытке.

– С крыши этого здания и вправду снимали вид гавани. Дай-ка мне сюда то, что ты принес.

Взяв подарки, она положила их на стеклянный обеденный стол. На Джун было кофейного цвета шелковое платье и коричневые туфли на каблуках. Через распахнутое окно доносился запах морской воды, смешиваясь с тонким ароматом духов. Джун окинула взглядом корзинку, коробку с шоколадом, коробочку с браслетом и цветы.

– Что, переборщил? – спросил я.

– Решим попозже. Розы надо поставить в воду. Они очаровательны, Джо. Мне всегда нравились бледно-лиловые розы. Они что-то символизируют, только я забыла, что именно.

Я смотрел, как Джун взяла большую хрустальную вазу, налила туда воды, обрезала стебли и поставила цветы. Потом она убрала вазу с цветами на каминную полку. Я помог ей передвинуть несколько фотографий, чтобы поместить вазу в центре.

Джун отошла на пару шагов от камина и задумалась. Светло-сиреневые розы красиво смотрелись на фоне белой каминной полки и такой же стены. Да и сама Джун тоже. Я никогда не знал, какой прекрасный цвет – коричневый. И как гармонично сочетаются два оттенка коричневого: темно-коричневый шелк платья и блестящая смуглая кожа Джун. Она выглядела необычайно свежей и грациозной, словно рожденной из пены морской.

Снова та же "тайна". Я чувствовал ее.

– Прелестно, – проговорила Джун и улыбнулась. Солнечный свет, льющийся через окно, играл в ее локонах. Ее темные глаза сверкали. – Спасибо, Джо.

– Пожалуйста.

Продолжая улыбаться, она тряхнула головой.

– Знаешь, какое впечатление ты производишь на меня, повторяя "пожалуйста" и "спасибо"?

– Нет.

– Хочется выругаться.

Отвернувшись в сторону, я улыбнулся.

– Иногда меня тоже одолевает нечто подобное.

– В самом деле?

– То, что проносится у меня в голове, когда я говорю, не всегда соответствует словам. Я обращаюсь к человеку "сэр", а сам с удовольствием сломал бы ему руку.

– И ты когда-нибудь такое делал?

– Бывало.

– В самом деле?

Я пожал плечами.

– Мне часто приходилось иметь дело с подобными типами. Однажды один такой тип достал меня своими шутками. И получил свое. Его все равно собирались исключать из колледжа.

– Что ж, на этой счастливой ноте мы и закончим. Поехали перекусить.

* * *

Я выбрал один из любимых ресторанов Уилла – спокойный итальянский уголок на острове Бальбоа. Столик был небольшой, это позволяло нам сидеть лицом к лицу, что было бы для меня невыносимым с любым человеком, кроме Джун Дауэр.

С каждой минутой она казалась мне прелестнее. Мы заказали бутылку кьянти, которой нам хватило на весь обед, потом взяли десерт и коньяк. В ушах у меня был приятный гул, а по телу разлилось тепло и необычайная легкость. Словно я весь был наполнен гелием и мог взлететь вверх к потолку, стоит лишь отпустить ручки кресла.

* * *

После обеда мы прогулялись по острову. Джун показала мне свои любимые уголки, где она часто бывала, будучи студенткой колледжа. Мы понаблюдали за закатом с западной стороны острова, где выходящие на залив окна отбрасывали оранжевые блики, а по пламенеющей глади залива скользили заполненные автомобилями паромы. Кожа Джун приобрела золотистый оттенок, а прищуренные шоколадные глаза стали светло-коричневыми, как шкура льва. Лучшей коричневой гаммы я в жизни не встречал – самая изысканная и восхитительная палитра.

Когда солнце скрылось, подул холодный морской бриз, и Джун прижалась ко мне. Я положил руку ей на плечо. До сих пор я никогда не позволял себе с женщиной ничего подобного, однако Джун не отстранилась и не оттолкнула меня.

Кожа у нее была прохладная, с крошечными пупырышками. Никогда в жизни я не ощущал ничего более возбуждающего.

* * *

Когда Джун отвезла нас к себе домой, уже стемнело, но из окна можно было видеть серебристое зеркало гавани и бледный полог тумана, наползающего с запада.

Она открыла дверь на веранду, спускающуюся к воде, щелкнула выключателем и зажгла лампу около кушетки. Комнату заполнил мягкий свет, полутени и прохладно-влажный бриз. Джун взяла со стола коробочку с украшением.

– Присядь со мной на диван, – попросила она.

Присев на благопристойном расстоянии от нее, я взглянул в окно. В лунном свете мерно покачивались верхушки корабельных мачт. Джун положила коробочку на правое колено.

– Я боюсь ее открывать.

– Этим я всего лишь хотел выразить свою радость от встречи с тобой.

– Мне кажется, это лишнее, Джо.

– У меня хватает на это средств, Джун.

Она оглядела коробочку, которая была завернута в серебристую сверкающую бумагу. Я скосил взгляд на то место, где ноги Джун прикрывал край платья, и почувствовал нарастающее волнение.

Джун разворачивала подарок, как это делает только женщина: развязала бант, поддела ленту ногтем, аккуратно сняла оберточную бумагу, свернула ее и отложила в сторону. Потом открыла оклеенную черным бархатом коробочку. Даже при слабом свете взгляд привлекало красноватое мерцание цепочки рубинов на темной подкладке. Словно мигание сотен габаритных огней на запруженном шоссе.

– Ах, Джо!

Невозможно передать, каким сладким голосом это было произнесено.

– Это рубины, – буркнул я.

– Я вижу. Это слишком дорого. В самом деле.

– В самом деле?

Она взглянула на меня.

– Да, конечно.

– О'кей. Давай сюда.

Я встал и протянул ладонь. Она положила в нее коробочку. Я вышел на веранду.

– Джо, нет!

Я бросил коробку в залив, на десять футов от берега.

Она быстро подбежала к перилам и встала рядом со мной, глядя на расходящиеся по воде круги.

– Черт возьми, Джо, это мой браслет!

– Пусть поплавает.

– Но не навечно же! Я лучше надену его, чем он будет валяться на дне.

– Могла бы сказать это до того, как я его бросил.

Я снял туфли и куртку, вытащил бумажник. Свой боевой арсенал я еще раньше оставил в "мустанге".

– О мой Бог! – прошептала она.

Я нырнул вниз с веранды с легким всплеском. Сразу поднялся наверх и брассом подплыл к покачивающейся на воде коробочке. Вода была довольно холодная, но для моего лица лучше не придумаешь. Словно лед. Я зажал коробку губами и поплыл назад.

Вдруг я услышал всплеск, и рядом со мной из воды появилась блестящая мокрая головка Джун.

– Холодно, – сказала она.

Я попытался ответить "да, мэм", но получилось только "а-ме".

– Что это у тебя во рту, не коробочка ли с рубинами?

Я кивнул. Она подплыла поближе, часто вдыхая и выдыхая, как обычно делают, когда холодно. Я чувствовал ее ноги рядом со своими и аромат теплого женского дыхания над водой. Мы коснулись друг друга коленями. Взяв рукой меня за воротник рубашки, Джун потянула коробочку у меня изо рта. Вместо коробочки я ощутил у себя на губах ее мягкие губы и теплый язык. Я притянул Джун к себе, чувствуя, как работа ногами эхом отзывается на мышцах ее гладкой спины. Мы начали погружаться. Чтобы наши головы держались над водой, мне пришлось грести энергичнее. Но из-за этого меня немного отнесло в сторону. Рассмеявшись, Джун схватила меня за рубашку, подтянулась ко мне и сунула коробочку мне в рот. Смех у нее был низкий и с хрипотцой. Она осторожно прикоснулась к моей самой интимной зоне.

– Вы холодный и черствый мужчина, мистер Джо Трона.

– Возможно.

– Не хочешь сказать свои "да, мэм", "рад видеть вас", "как поживаете" и так далее? А произнести "с удовольствием"?

На глубине вода была совсем ледяная. Но, несмотря на холод, я вдруг почувствовал прикосновение рук Джун, а это было уже настоящей сенсацией, о которой я раньше и мечтать не мог. Вытащив коробку изо рта, я продолжал барахтаться, держа ее в руке.

Отпустив рубашку, Джун положила ладони мне на щеки и крепко поцеловала меня. Мне и дальше хотелось бы оставить все как есть, но молния больно врезалась в самый чувствительный орган, и я стал тонуть. Тогда Джун развернулась, разбрасывая серебряные брызги, и поплыла к лесенке, которая спускалась с ее веранды прямо в воду.

Она поднималась передо мной, вся облепленная шелковым платьем, а с ее стройных ножек стекали переливающиеся в лунном свете ручейки.

Джун помогла мне выбраться из воды на веранду, взяла у меня изо рта коробочку и положила на столик. Я отвернулся, однако Джун, положив мне руку на плечо, повернула к себе лицом и снова припала губами к моему рту. Продолжая целоваться, мы зашли внутрь, и она повела меня дальше. По дороге я неуклюже натыкался на какие-то предметы, но, к счастью, ничего не уронил и не разбил. Мы миновали гостиную, кухню, столовую с шоколадом и корзинкой из магазина подарков, еще одну гостиную с бледно-лиловыми розами на каминной полке, коридор с фотографиями в рамках, висящими на стенах, но пока Джун довела меня до спальни, я видел лишь ее лоб, одну щеку и сверкающий карий глаз. В спальне Джун развернула меня на девяносто градусов, и мы вместе направились в ванную. Ее губы ни на секунду не отрывались от моих. Я почувствовал, как она что-то повернула, и услышал шум льющейся из душа воды. Потом Джун еще что-то включила, и над головой послышалось гудение, а мою спину и шею окутал мощный живительный поток тепловой лампы. Дверь закрылась, и наступила темнота. Скорее, полутьма. Глядя поверх щеки Джун, я заметил отражение наших тел в зеркале над раковиной.

Какое-то время ушло на то, чтобы снять одежду. При этом мы не отпускали друг друга, продолжая страстно целоваться и подрагивая всем телом в ожидании, когда лампа согреет наши тела, а горячий душ вернет нам силы. Это заняло немного времени. А может, и прилично. Этот поцелуй перевернул мое восприятие времени, и мне было не до часов.

Потом мы зашли под душ и подставили тела под горячие водные струи. Помню пышную мыльную пену и гладкое, податливое и сильное тело, прильнувшее ко мне, и руки нежные, ищущие, жадно поглаживающие и ощупывающие меня, словно на всей земле остались только два наших тела. Непередаваемое наслаждение. Джун опустилась на колени и принялась меня мыть. Я попросил ее делать это не так энергично, особенно в моей интимной зоне, но, казалось, она умышленно не обращала внимания на мои слова. Пока она мыла меня в темноте, я стоял неподвижно, как статуя, опершись руками на кафельную стенку. Когда она закончила, я присел и так же энергично занялся ею. Джун тихо застонала и, запустив пальцы в мою шевелюру, притянула мое лицо к себе. Еще один глухой стон, почти рычание. Ее словно ударило током. Джун не отпускала мою голову. По мере того как она вздрагивала, казалось, горячая вода проникала через мою кожу, согревая мышцы и кости. И я снова ощутил ту же небывалую легкость, что и в ресторане. Мне казалось, я мог бы, как воздушный шар, взлететь к потолку и сверху наблюдать за Джун.

Но мне хотелось совсем другого. Мы вышли из душа и попытались обсохнуть, но вся ванна была заполнена паром. Джун уложила меня, мокрого и потного, на свою кровать. Когда моего тела коснулся прохладный ночной воздух, по коже побежали мурашки, словно распустились невидимые цветы.

Мы начали заниматься любовью в 10.13. Я знал это, поскольку у Джун рядом с кроватью стояли электронные часы с большими зелеными цифрами. Мы продолжили в 12.25, 5.58 и 8.44. В 11.40, 2.05 и 8.20 мы перекусывали прямо в постели – мороженое с шоколадным сиропом; остатки еды из ресторана; сосиски и блинчики с соусом, разогретые в микроволновке. Последний раз мы занялись любовью, когда совсем рассвело, после чего я ушел. Спускаясь по ступенькам крыльца, я чувствовал, как гудели мои ноги, как ныла моя интимная зона и даже челюсти побаливали. Но я был счастлив, как никогда до этого за всю свою жизнь, может быть, кроме того момента, когда я оказался в доме Уилла и Мэри-Энн на тастинских холмах. По силе оба потрясения были похожи. Мое сердце прыгало в груди, а в ушах радостно звенело. В эти моменты я жадно ловил глазами, носом и всеми органами чувств все, что мог ощутить, потому что боялся, что мой новый дом – так же как и Джун Дауэр – очень скоро может исчезнуть из моей жизни.

Глава 16

Ночной клуб "Бамбук-33" располагался на улице Больса, в самом сердце Малого Сайгона. Я припарковал "БМВ" Уилла в дальнем углу стоянки и выключил мотор. Было одиннадцать часов вечера, и стоянка была полупустой. Вечер выдался ясный, без тумана и облаков. Дул лишьтеплый восточный ветерок из пустыни, а небо было усыпано звездами.

Через несколько минут прибыли Берч и Одеркирк. Я просигналил им фарами.

Мы собрались около "краун-виктории" Берча. До меня доносился запах еды из вьетнамских магазинчиков, смешанный с сухим ароматом пустыни. Вдоль всей Больсы ярко горели фонари, а машин было хоть и немного, но уличное движение было довольно интенсивным.

– Не думаю, что тебя ждет теплый прием, – заметил Берч. – Если тебе удастся отыскать Бернадетт, покажи ей снимок, где она вместе с Гэйленом. И намекни, что совсем нетрудно подбросить эту картинку в камеру Сэмми. Попробуй вытащить ее наружу, где мы могли бы немного потолковать.

Я задумался, как бы ее выманить на улицу.

– Если она выйдет со мной, это может показаться подозрительным и об этом могут донести Сэмми.

Берч вручил мне копию снимка, который я сунул в карман куртки.

– Если она передаст тебе то, что нам нужно, забирай это и линяй. Если тебя не будет здесь через час, мы зайдем проверить внутри.

Я подошел к входу в клуб и показал свое удостоверение. Вход стоил двадцать баксов. Но женщина-билетерша, не взглянув на мое лицо и отшвырнув деньги, просто показала на дверь.

Охранником был огромный бугай, похожий на гавайца, в форменной одежде с полицейской дубинкой на поясе. Он взглянул на удостоверение и нахмурился.

– У нас все нормально. Нет поводов для беспокойства.

– Можно просто позавидовать, – пошутил я.

– Кого вы здесь ищете?

– Бернадетт.

– Столик наверху.

– Очень признателен.

Бросив быстрый взгляд, он распахнул дверь. Внутри находился довольно просторный зал. Подсвеченная площадка была забита танцующими, которые мерно покачивались в ритм музыке. Над ними висел сверкающий зеркальный шар, на котором играл мерцающий луч стробоскопа. Вокруг танцплощадки были расставлены кофейные столики, за которыми сидели в основном вьетнамцы: некоторые – помоложе, другие – постарше. Большинство в костюмах и платьях. В воздухе висело плотное облако сигаретного дыма.

Ансамбль на сцене исполнял "Вьючное животное" из репертуара "Роллинг Стоунз". Вокалисткой была симпатичная стройная девушка, одетая в блестящие черные брюки и жилетку из кожи или винила. Справа я заметил бар, а на другой стороне – лестницу наверх, где тоже стояли столики и откуда открывался вид на танцующих.

За мной следило множество любопытных глаз. Я направился к лестнице и поднялся на второй этаж, по-прежнему ощущая на себе любопытные взгляды. Официант в черном костюме, держа поднос с напитками, отскочил в сторону, пропуская меня.

Наверху я немного постоял и оглядел ряд столиков вдоль балкона. Бернадетт Ли в полном одиночестве сидела в самом углу. Мельком взглянув на меня, она снова стала смотреть на танцующих.

Когда песня закончилась, я подошел к ее столу.

– Меня зовут Джо Трона.

– Знаю. Приятель Сэмми.

– Я всего лишь охраняю его. Можно присесть?

Она кивнула, и я сел на стул. Бернадетт была чертовски хороша собой. У нее темные сверкающие глаза и высокие, изогнутые дугой брови. Резко очерченные скулы, аккуратный носик и изящные сочные губы. Кожа бледно-матового оттенка. А одета Бернадетт была в черное платье с полосами на груди и вдоль рукавов. У нее прямые черные волосы, спускавшиеся до плеч, и длинная челка. Тонкие белые пальцы с длинными алыми ногтями, которыми она постукивала по сотовому телефону, лежавшему перед ней на столе.

– Это Сэмми вас прислал? – Голос у нее был мягкий и с легкой хрипотцой.

– Он тревожится о вас.

– С какой стати?

– Потому что новый сосед достал его разговорами, что вы маетесь в одиночестве.

– Великан Майк?

– Ну да, Великан Майк. Послушайте, мисс Ли, мне надо с вами кое о ком поговорить. Не о Сэмми. Думаю, нам было бы неплохо выйти на улицу, подальше от этого грохота.

– По крайней мере пятьдесят человек в этом клубе передадут Сэмми, что я ушла вместе с вами. Зачем его огорчать? Просто скажите мне, что вы хотите знать.

Я наклонился к ней. Ее духи издавали тонкий аромат с привкусом кардамона.

– Меня интересует Джон Гэйлен.

Она быстро взглянула на меня, и, казалось, все очарование исчезло с ее личика.

– Я не знаю такого. И никогда о нем не слыхала.

– Мисс Ли, у меня с собой фотография, где вы вместе с ним сидите в машине.

Она отрешенно посмотрела на танцующих и не глядя набрала номер на сотовом телефоне. Я не слышал, что она сказана в трубку. Выключив "мобильник", Бернадетт молча встала и взяла сумочку со стула.

– Пошли со мной.

У нашего стола появились из темноты два молодых вьетнамца. Подтянутые, в темных костюмах. Один из них возглавлял, а другой замыкал нашу процессию, пока мы спускались по лестнице. Мы проскользнули мимо танцующих пар на другую сторону зала. Здесь у дверей стоял другой вьетнамец, пропустивший нас дальше. Дверь за нами захлопнулась. Коридор был слабо освещен, за стеной слышались звуки электрогитар. Бернадетт прошла вперед по коридору, скрипя туфлями по старому линолеуму, и привела меня к двери в маленькую комнату. В центре стоял стол для заседаний и шесть стульев, а сбоку – холодильник. Над головой мигала и гудела лампа дневного света. На стенах были развешаны фотографии вьетнамских певцов и певиц. Жалюзи на узких окнах опущены.

Бернадетт швырнула свою сумку на обшарпанный стол.

– Дайте-ка мне взглянуть на нее, – попросила она и прикурила сигарету.

Я протянул ей фотокопию и сел напротив. Она рассеянно взглянула на снимок, а затем на меня.

– Так что Великан Майк прав. Я была одна.

– Как насчет вечера в среду тринадцатого июня? Вы были с ним?

Она быстро забарабанила ногтями по крышке стола. Потом, вздохнув, порылась в сумочке и вытащила оттуда миниатюрный ежедневник. Металлический держатель в блокноте отделял прошлое от настоящего. Она откинула его и перелистнула несколько страничек. Потом поставила держатель на место и кинула блокнот назад в сумку.

– Нет.

– Где он был в тот вечер, мисс Ли?

– Без понятия. Я встречалась с ним лишь несколько раз.

– Однако достаточно, чтобы свериться с ежедневником.

Она холодно взглянула на меня, а на ее алых губах мелькнула усмешка.

– Для этого достаточно. Что вас так беспокоит?

– Он убил моего отца.

Она передернула плечами и отвела глаза.

– Думаю, каждый получает то, что заслужил.

– Выходит, Деннис Франклин заслужил свою смерть?

– Сэмми его не убивал. Копы подтасовали свидетельства, а окружной прокурор и рад стараться.

– Есть два очевидца этого убийства, мисс Ли. И пуля, извлеченная из головы Франклина, пущена из пистолета Сэмми.

– Доказательства можно сфабриковать. Вам это известно. – Она грациозно выпустила изо рта дым и стряхнула пепел. Дым окутал гудящую под потолком лампу. – Так вы собираетесь заложить меня Сэмми?

– Не знаю. Вы хотите вынудить нас это сделать, мисс Ли.

Она снова взглянула на меня.

– Вы один из самых противных типов, которых я встречала в жизни. Вам кажется, что у вас хорошие манеры, но вы ошибаетесь. Валяйте, покажите Сэмми этот снимок. И оставайтесь потом наедине со своей совестью. Но в тот вечер меня не было с Джоном Гэйленом. Я была здесь, в клубе, одна. Как всегда.

– А где был Гэйлен?

Она зло посмотрела на меня.

– Вы ведь собираетесь показать эту карточку Сэмми?

– Если бы вы сказали, где был Гэйлен, это могло бы вам помочь, мисс Ли.

– Проклятие! – Она смахнула пепельницу вместе с сумкой на пол и вскочила со стула так резко, что тот опрокинулся. – Да пошел ты. Знаешь, как Сэмми называет тебя в письмах? Годзилла!

Разумеется, мне это было известно из его почты и из сеансов прослушивания его приятелей в тоннеле модуля "Е".

– И вправду похоже, – согласился я. – Так где же находился Джон Гэйлен в тот вечер, мисс Ли?

– Пошел к черту.

– И все же?

– Вы что, предлагаете мне сделку?

– Что вы, нет.

– Ну тогда я предложу. Первое – вы не показываете эту фотографию Сэмми. Тогда я расскажу, что узнала от Гэйлена о том вечере.

– Обещаю, что снимок к Сэмми не попадет.

– Отдайте его мне.

– Это всего лишь копия. Она вам не поможет.

Бросив на меня быстрый взгляд, она поддела опрокинутый стул ногой и, опершись рукой на его спинку, подняла с пола сумку. Я выложил фотографию на стол.

– Джон рассказывал, что у него в тот вечер была работа. И что ему придется на несколько дней исчезнуть из города. Накануне вечером он был здесь и здорово напился. В дупелину, если не сказать больше. Те трое парней, которых потом застрелили, и этот, который сейчас в больнице, тоже были с ним.

– Когда после того раза вы его снова встретили?

– Несколько дней спустя. Он хотел увезти меня с собой, но я сказала "нет". У меня нет желания тащиться за ним в первое попавшееся место. "Кобровые короли" не признают никаких правил.

– А Сэмми правила признает?

– По крайней мере те, что мне известны.

– А что Гэйлен говорил о том, как у него прошло-то дело?

– Сказал, что все прошло как надо. Он был в хорошем настроении и много шутил.

Я слышал, как музыканты за стеной начали новую песню.

– Мисс Ли, Гэйлен не задумываясь отправил на тот свет двух своих ребят, чтобы те не проболтались. Вы это имели в виду, когда говорили о соблюдении правил?

Она посмотрела на меня, а потом перевела глаза на потолок.

– Ну да.

– Мисс Ли, у Джона Гэйлена были дела с Алексом Блейзеком?

Еще один рассеянный взгляд.

– Не знаю. Мне неизвестны люди, которые хотели бы иметь дело с этим парнем. Сумасшедший и опасный тип. Для бизнеса не годится.

Несколько секунд я помолчал.

– У меня есть еще кое-что для вас, – проговорила Бернадетт. – Я могла бы вам это сообщить. Но вы должны достать для Сэмми хорошую крысоловку. Он ненавидит крыс. Это единственные существа в мире, которых он боится.

– Заключенным запрещено иметь пружинные крысоловки. В тюрьме планируют разбросать отравленную приманку в системе вентиляции. Я говорил ему.

– Тогда как насчет увеличения времени на телефонные разговоры?

– Я и так добавил ему время.

– Этого мало.

Я задумался на секунду. В общем-то увеличить время телефонных переговоров было несложно.

– Я добавлю ему еще по пять минут ежедневно.

Она хмыкнула и выпустила струйку дыма изо рта.

– Пять минут? Я думала, вы солидный человек.

Я ждал, что она скажет дальше.

– Вечером накануне убийства я видела, как Джон встречался с какими-то людьми на стоянке у клуба. Там было два человека, шофер и пассажир. Пассажир опустил стекло, и они о чем-то переговорили. Минут пять, может, чуть больше. Чутье мне подсказывает, разговор шел о работе.

– Вы могли бы их узнать?

– Нет.

– Опишите машину.

– Красно-белый "корвет". Старая модель. Хорошо выкрашен, весь блестит.

Бо Уоррен.

Бернадетт разглядывала меня, как партнера по покеру.

– После этого "корвет" сразу газанул и смылся. "Уоррен, – подумал я, – но кто был рядом с ним?"

– Хотела бы дать вам совет, мистер Трона, – проговорила Бернадетт Ли. – Не передавайте Сэмми ничего из того, о чем я вам рассказала. И вот что еще. Когда приговаривают к смерти обычного человека – это всегда дело властей. Так было в Древнем Риме, в Китае – везде. Но если обрекают на гибель такого человека, как ваш отец, то это дело рук его друзей.

– Это не дело рук друзей, мисс Ли. Его убили враги.

– Друзья? Враги? Называйте как хотите. Это ничего не меняет. Люди, которые его знали, которые с ним работали. Вот кто это сделал. А не Джон Гэйлен. Вы, американцы, наивные люди. Вы всегда ищете что угодно, кроме самого очевидного.

Некоторое время я обдумывал ее слова.

– Интересная теория. Но есть один очевидный факт, над которым мне действительно стоит поразмышлять. В один из вечеров мой отец неуважительно обошелся с вами и Сэмми, в день открытия этого ночного клуба. Он одернул Сэмми, как мальчишку, и тот потерял свое лицо. А для настоящего гангстера это лицензия на убийство.

Она тряхнула головой:

– Сэмми перерос это ребячество еще несколько лет назад.

– А вы?

– Простое неуважение не стоит нашей мести. Наше внимание направлено на лидеров подпольного мира, угрозы которых необходимо воспринимать со всей серьезностью. Ваш отец к ним не относился, он был всего лишь политиком.

То, что я затем произнес, удивило меня самого. Слова слетели с языка быстрее, чем я успел толком обдумать. Но интуитивно мне это казалось полезным.

– Сегодня днем Као пришел в себя, – сказал я. – Лишь на несколько минут, но врач говорит, что это признак того, что ему удастся выкарабкаться.

Бернадетт Ли внимательно посмотрела на меня спокойными немигающими глазами.

– И что он сказал?

– Мне не сообщили. Но двое следователей из отдела убийств собираются навестить его, когда он опять придет в себя. Они держат диктофоны и ручки наготове.

Она закурила новую сигарету.

– Вранье.

Я улыбнулся. В общем-то я никогда не улыбаюсь, потому что выглядит это весьма нелепо, но в данном случае мне подумалось, что улыбка подчеркнет мое удовлетворение от того, что этот Ике Као выбрался из комы.

Скривившись, Бернадетт с силой выдохнула струю дыма в потолок. Она не смотрела на меня. Я видел только белки ее глаз.

* * *

Возвратившись на стоянку, я передал Берчу и Одеркирку все, что она мне сообщила.

– У Гэйлена в среду, тринадцатого, было какое-то дело, – подчеркнул я. – И его не было с Бернадетт Ли.

Берч что-то нацарапал в своем блокноте, потом взглянул на меня поверх очков.

– Вечером накануне убийства с ним в клубе были все четверо?

– Так она говорит.

Я поведал им о коротком свидании Гэйлена с двумя неизвестными, приехавшими в старомодном красно-белом "корвете". Я даже высказал предположение, чья это машина.

Берч снова посмотрел на меня. Его выражение напомнило мне взгляд Бернадетт – сдержанный, но заинтригованный.

– Ведь Блейзек обращался за помощью в поисках дочери к преподобному Дэниэлу Альтеру, так?

Я кивнул.

– И преподобный Дэниэл поручил своему охраннику, этому самому Уоррену, передать выкуп и провести обмен. Пока на сцене не появился Уилл.

Пару секунд Берч молчал. Он что-то записал в свой блокнот.

– Так что, Гэйлен передал какие-то сведения Уоррену или здесь что-то другое?

– Я сам думаю об этом с первой секунды, как узнал от нее о "корвете".

Одеркирк в это время смотрел себе под ноги, перекатывая камушки гравия носком кроссовки.

– Ты думаешь, она сказала тебе правду?

– Не знаю. Она боится Сэмми. Даже если бы она и была в тот вечер с Гэйленом, то все равно продала бы его, только бы спасти свою шкуру.

– Мне тоже так показалось, – согласился он.

Мы еще минуту постояли молча, опершись на крышу "краун-виктории". На стоянке у "Бамбука-33" непрерывно парковались и отъезжали машины, в основном "хонды" с низкой подвеской и уродливым передком.

Я смотрел на проезжавшие автомобили, но почти не замечал их. У меня перед глазами стоял красно-белый "корвет" Уоррена, припаркованный где-то на этой стоянке, и фигура Гэйлена, склонившаяся к пассажирскому окну.

Кто же был тем таинственным пассажиром? И о чем они беседовали с Гэйленом?

Мимо нас с визгом проскочила одна из "хонд", обдав едким белым дымом из-под буксующих колес и оглушив музыкальным ревом мощных задних громкоговорителей.

Это вернуло меня к реальности.

– Сэр, я должен кое в чем признаться. Я соврал мисс Ли, что сегодня этот Ике Као вышел из комы и заговорил. Я сказал, что не в курсе, о чем он говорил. Будто бы врач уверил меня, что такое случается в начале выздоровления, а когда Као опять очнется, к нему собираются два следователя отдела убийств. Я выдал это все, не успев обдумать юридическую ответственность за распространение ложных сведений.

Удивленно уставившись на меня, Берч и Одеркирк дружно рассмеялись. Я не знал, как расценить их веселье, и отвернулся.

– Джо, ты настоящий коп, – проговорил Берч. – Смотри, парню всего двадцать четыре года, а он уже коп.

Одеркирк покачал головой.

– Придется применить к Гэйлену вариант "двадцать четыре на семь", Рик.

– Разумно, Хармон. Все правильно, Трона.

"Двадцать четыре на семь" на полицейском жаргоне означает круглосуточное наблюдение за объектом семь дней в неделю. Это дорогое и сложное мероприятие, отнимающее кучу времени.

– Ну и как вела себя Ли, когда ты ей это заявил? – поинтересовался Одеркирк.

– Как белая акула, сэр.

Они снова расхохотались.

– Парень, мне нравится твоя работа, – пророкотал Одеркирк. – Когда ты созреешь для работы в отделе убийств, я возьму тебя в напарники.

– Буду счастлив.

Бернадетт Ли быстро пересекала стоянку, держа в руке брелок с пультом управления сигнализацией. Послышался отрывистый свист снятия с охраны, и сразу зажглись габариты ее машины.

– Что будем делать? – Я кивнул в ее сторону.

– Пусть сначала сядет за руль, – ответил Берч.

Когда Бернадетт уселась в машину, мы занырнули в свой "форд". Устроившись сзади, в просвет между головами Берча и Одеркирка, я видел, как ее черный "ягуар" вырулил в сторону Больсы. Пока мы не доехали до бульвара, Рик фары не включал.

* * *

У себя в Садовой роще Бернадетт не остановилась. Она мчалась по Больсе, пока не добралась до Первой улицы в Санта-Ане, потом свернула на Рэйтт-стрит и дальше в мексиканский квартал. Когда она сделала резкий разворот, я понял, что, если мы просто потащимся за ней, нас засекут, но Рик вовремя сообразил и, спокойно проехав этот разворот, повернул чуть дальше и достаточно аккуратно, так, чтобы колеса не визжали. Мы заметили, как "ягуар" свернул в боковой проезд и въехал в кованые железные ворота, которые охраняли два мексиканца в мешковатой одежде. Как только Бернадетт остановила машину, колеса сразу же обнюхали два питбультерьера.

Берч свернул в другой проезд, затем снова развернулся и поехал назад. Мы припарковались на противоположной стороне от здания, рядом с которым остановилась Бернадетт, через четыре дома от него.

– Давайте-ка проясним ситуацию, – проговорил Одеркирк, доставая компактный бинокль из бардачка. – Двое неизвестных мужчин и наша "леди-дракон" идут через входную дверь. Собачки породистые, питбультерьеры. Один песик белый, другой пятнистый. Номера на доме нет. Похоже, внутри освещены две комнаты. Стальные ворота, стальные решетки, стальная дверь, покрытая изящным узором. Для красоты, наверное. На крыльце цветочные горшки, а цветочков нет. Деревья и кусты у забора коротко подстрижены – потенциальным стрелкам и укрыться-то негде. Лужайка рядом с домом и подъездной путь освещены прожекторами, вот и весь мой подробный доклад. Угу, прожекторы выключили – значит, ворота заперты.

– Послушай, ты не мог бы прочитать клички собак на медальонах? – спросил Берч.

– Так, одну зовут Банда, другую – Дубинка.

– Примечательно, – заметил Берч.

Мы сидели и ждали. Берчу приходилось протирать рукой ветровое стекло, чтобы оно не запотевало. Номер дома был отпечатан на бордюрном камне.

– Это дом Перлиты, – тихо произнес я.

Обернувшись, Берч недоуменно взглянул на меня, но потом до него дошло.

– Список звонков по сотовому телефону Уилла, – прошептал он. – У тебя отличная память, Джо.

– Абсолютная память на цифры.

– Прекрасный дар, – похвалил он. – Итак, что же мы видим: подруга одного из "Кобровых королей" обсуждает какое-то дело с ребятами из "Рэйтт-стрит-бойз". Довольно любопытно. Стоит задуматься, что их заставило объединиться.

– Деньги, – проговорил Одеркирк.

Спустя полчаса наружные прожекторы снова зажглись, и Бернадетт вышла на крыльцо. С ней были те же два мексиканца и еще один тип посолиднее, фунтов на двести весом, в свободных хлопчатобумажных брюках, фланелевой рубашке и сверкающих сапожках. Он был без кепки, волосы коротко подстрижены. На носу солнцезащитные очки. Он проводил Бернадетт до машины. Походка у него была легкая, словно он пританцовывал. Я видел, как они что-то обсуждали, но до меня долетало лишь еле слышное бормотание.

– Это не Перлита, – прошептал Одеркирк. – Или ее нет дома, или она осталась внутри.

– Это она, – ответил я так же шепотом. – Этот парень и есть Перлита. Она одевается как мужчина. Я видел ее фотографию, это она.

– Не может быть.

– Может, сэр.

– Будь я такой же уродиной, наверное, тоже стрелял бы в людей.

– А эта сладкая парочка, судя по всему, братишки, – предположил Берч. – У нее двое братьев двадцати пяти и двадцати одного года. Утверждают, что никакого отношения к банде не имеют.

– Уж конечно, – вставил Одеркирк.

Перед нами мелькнули лучи фар, направлявшиеся в нашу сторону. Мы согнулись и вжались в сиденья.

– Я чувствую себя пятилетним мальчишкой, когда мы так же прятались, – прошептал Одеркирк. – Забавно.

– Вам стоило попробовать покататься на санках в нашей тюрьме, сэр.

– А что это такое?

– Объясню позже.

Послышался гул проехавшей мимо машины, на мгновение осветившей наш "форд" фарами.

Через секунду мы расправили спины и снова уселись на свои места. "Ягуар" Бернадетт выезжал через открытые ворота. Толстый бандит наблюдал за ней, упершись руками в бедра. Двое других повернулись и ушли в дом.

Бернадетт выехала на главную дорогу, с трудом развернулась и, включив первую передачу, рванула вперед. Перлита продолжала наблюдать за ней. Достав пачку из кармана фланелевой рубашки, она вытряхнула из нее сигарету и прикурила от зажигалки. Через секунду свет около дома погас, но я еще видел, как она стоит около крыльца с сигаретой, огонек которой то слабел, то разгорался. Потом огонек полетел во тьму и рассыпался на мелкие искры. Распахнулась дверь, и Перлита зашла в дом.

Через пять минут мы тоже отчалили и, развернувшись, направились в противоположном от Бернадетт направлении.

– Гэйлен и Перлита. "Кобровые короли" и "Рэйтт-стрит-бойз", – промолвил я. – И это после их смертельной схватки за влияние на власть в округе?

– Дело не в этом, – возразил Берч. – Вопрос не в том, кто помог Гэйлену, а в том, кто его нанял.

По дороге назад в клуб "Бамбук-33" я мог думать лишь о таинственном пассажире, перешептывающемся о чем-то с Джоном Гэйленом на стоянке.

Я рассказал Одеркирку, что такое "катание на санках" – когда не видимый никем охранник катится мимо камер модуля "Е", лежа на механической тележке, и незаметно наблюдает, чем занимаются зеки. Он сказал, что хотел бы попробовать, и я посоветовал ему обратиться к сержанту Делано.

* * *

Через полтора часа я остановил машину за три дома от жилища Джона Гэйлена. Те же окна и пальмы, тот же свет внутри и фонарь над крыльцом. Я был почти уверен, что увижу "ягуар" Бернадетт у входа, но его не было. И я был почти уверен, что Бернадетт уже позвонила Гэйлену и рассказала, что Као поправляется, может его заложить, а Гэйлен подготовил свой "мерседес" для далекого путешествия.

Но все оказалось не так.

Я откинулся на спинку сиденья и принялся наблюдать.

Сорок минут спустя парадная дверь распахнулась. Из нее вышел Гэйлен, пересек двор и остановился у одной из пальм. Он был в джинсах, но без рубашки и ботинок. Он выглядел как парень, усиленно занимавшийся бегом и поднятием тяжестей – мышцы крепкие, но не чрезмерно накачанные.

Он достал что-то из кармана и оглядел. Что-то небольшое и белое полетело на землю.

Потом Гэйлен взглянул на небо, зажег сигару, поворачивая кончик над пламенем зажигалки, и выпустил густое облако дыма.

Из дома вышла девушка. Лет четырнадцати, шестнадцати или восемнадцати – трудно определить. Невысокая, очень изящная, с прямыми черными волосами. Ее фигурку плотно облегало черное платье, девушка тоже была босая. Она подошла к Гэйлену сзади и обеими руками погладила по спине. Черные волосы упали ей на лицо. Протянув руку, она взяла у него сигару, затянулась и вернула назад. Потом подтолкнула Гэйлена к двери, но он шлепнул ее по руке. Я услышал тихий смех.

Через несколько минут они оба зашли в дом. Подождав еще час, я выключил освещение салона и тихо выскользнул из машины, придержав дверцу, чтобы она не стукнула, Прошел по тротуару на противоположной стороне и быстро пересек улицу и двор перед домом Гэйлена. Нежно, словно бабочку, поднял пальцами белый предмет с травы под пальмой и поспешил назад.

Выбравшись на трассу, я включил лампу для чтения и рассмотрел добытый трофей.

Что и требовалось доказать: передо мной была лента от сигары "Давыдофф", разрезанная на две равные части и скрученная в свою исходную форму.

Мне было любопытно, что же Алекс и Гэйлен обсуждали в тот вечер на складе. И какое решение они приняли, раскурив по полсигары.

"Ты от Алекса?"

"Сам ты от Алекса". – Смех. – "Похоже, маленькая вонючка слишком испугалась, чтобы вылезти наружу?"

Глава 17

В это утро я сидел у себя на кухне и разбирался в содержимом депозитного ящика Уилла, выложив все вещи на обеденный стол и просматривая их по нескольку раз. День был теплым, и я открыл окна, чтобы ветерок освежил воздух в доме. Апельсиновые деревья на заднем дворе согнулись под тяжестью плодов, и я знал, что весь дом заполнил резкий и сладковатый цитрусовый аромат. Но сам я этот аромат не воспринимал. Все, что я был способен сейчас ощутить, – собственное дыхание, тело и слабый металлический запах крови. А думать я мог только об Алексе и Саванне Блейзек, Лурии Блас и Мигеле Доминго. И конечно, об Уилле, всегда об Уилле. Самое главное для меня – это Уилл, как точка отсчета всей жизни.

Я еще раз пересмотрел и переложил все предметы из ящика, пытаясь распределить их по категориям. Порядок – по крайней мере его подобие – представлялся мне в виде связи разложенных на столе вещей с тем, что случилось за последние две недели.

Всего было семь групп предметов. Четыре из них носили личный характер и несколько удивили меня своей банальностью.

Во-первых, пачка любовных писем, посланных Уиллу более тридцати лет назад некоей девицей по имени Тереза. Она была его возлюбленной, когда он учился в колледже. Уилл вскользь упоминал ее имя. Но я хорошо помню, с каким пафосом он мне рассказывал о чистой юношеской любви. Письма выцвели и потерлись, но прочесть их было можно.

Я слегка перебрал их пальцами и отодвинул вправо – в сторону добра, любви и света.

Далее следовала черно-белая фотография Уилла в возрасте лет восьми, где он стоял, опустившись на колено рядом с собакой. Пес был явно беспородный. Это Спарки, первая собака Уилла. Я не знал другой собаки, которая бы столько значила для него. Я положил этот снимок рядом со стопкой любовных писем. "Любовь и верность идут рука об руку", – подумал я.

Потом я взял в руки конверт с военными фотографиями. На одном снимке в баре или ресторане за столом сидели солдаты, обнимая четырех миниатюрных вьетнамок. Уилл выглядел сильно пьяным и слишком юным, чтобы носить форму. Он был в то время совсем худеньким по сравнению с тем, каким стал, повзрослев. Я вспомнил, как Уилл рассказывал мне о тоскливых днях учебы в высшей спортивной школе, где он ежегодно выступал за команды по трем видам спорта, большую часть времени просиживая на скамейке запасных.

Здесь же было фото Уилла в гостинице, в желтых солнечных лучах, пробивающихся из-за жалюзи. Он сидел на кровати голый по пояс, слегка наклонившись вперед. На груди висели личные военные знаки. В пепельнице позади него дымилась сигарета. Такого выражения пустоты, заброшенности и одиночества я никогда не видел у него на лице. Уилл вообще ненавидел одиночество. Было еще несколько фотографий: приятель, курящий огромную самокрутку с марихуаной; парочка обнимающихся проституток; американский солдат, карабкающийся по стволу дерева и размахивающий одной рукой, а другой схватившись за ветку, чтобы не упасть.

На последнем снимке Уилл сидел в джипе со своей "М-16" и смотрел в сторону. Я обратил внимание, как он держал винтовку – крепко сжимая, отодвинув от себя и направив стволом вниз. Будто боялся, что она может внезапно выстрелить. И мне подумалось, как неуверенно Уилл всегда обращался с оружием, которое в его в руках выглядело неуместным, даже когда он был помощником шерифа. Я вспомнил, как Уилл привел меня к инструктору по стрельбе, с которым я начал осваивать азы самообороны и военного дела – те самые вещи, которым тысячи отцов сами обучают своих сыновей по выходным. Пистолет был одним из тех предметов, к которым Уилл всегда относился с опаской.

Я вложил фотографии в конверт, засунув его под пачку с письмами.

Я считал, что любовь и верность важнее смерти. Вот и пусть они закроют ее.

Затем взял пустой черепаховый панцирь, расписанный поверху красными и белыми буквами, заглянул внутрь панциря, расположив его против света, падающего из окна: он был чистый и гладкий, как столовая ложка. Уилл никогда не рассказывал мне об этой черепахе. Я поместил панцирь позади любовных писем, вне поля зрения. И так набралось достаточно вещей, которые были когда-то живыми, а теперь нет.

Спарки улыбался. Любовные письма, написанные аккуратным женским почерком, спокойно лежали нетронутыми.

Под номером пять числился свернутый лист белой бумаги с магнитофонной микрокассетой внутри и рукописными пометками Уилла:

* * *

Телефонные переговоры Милли, сделанные через Б., 5/ 02/01.

1/22/01 – 25 3/14/01 – 25 4/07/01 – 35

По поводу Ветреного хребта см. пленку внутри от 5/12/01.

Я поставил кассету на магнитофон. Сначала десять секунд шипения, затем обмен притворными любезностями и наконец диалог:

"Грубый мужской голос: О'кей, Милли, давай о деле. Наша обычная точка.

Осторожный мужской голос: Понял.

Грубый: В этот раз лучше бы обойтись без нее.

Осторожный: Тогда я сам заберу по пути.

Грубый: Не мне тебе говорить, как важен для нас этот четверг.

Осторожный: Могут возникнуть кое-какие проблемы.

Грубый: Какие еще к черту проблемы?

Осторожный: Не знаю. У меня нехорошее предчувствие.

Грубый: Самой большой проблемой в четверг может стать вето на наш проект.

Осторожный: Об этом не беспокойся.

Грубый: Ненавижу, когда со мной так говорят. Готовым надо быть ко всему. А ты просто делай свою работу. А захочешь похныкать и поскулить, у тебя на это есть жена.

Осторожный: Ладно. Поговорим".

* * *

Я еще раз прослушал запись и сразу узнал грубый старческий голос Карла Рупаски. А Милли – это Дан Миллбро, который иногда поддерживал Уилла в Совете старших инспекторов, а иногда был его противником. "Б." означало Бриджит Андерсен, секретаршу Миллбро и одну из тайных подруг моего отца.

Сам разговор почти наверняка был записан через подслушивающее устройство, установленное на рабочем телефоне Миллбро. Мне было известно об этом "жучке" и диктофоне, потому что я сам их монтировал в одну из суббот, пока Уилл ждал в пустой приемной Миллбро, закинув ноги на стол Бриджит и листая журнал. Уилл частенько устанавливал устройства для подслушивания. Я не знал точно, где он их доставал, хотя и догадывался. Все, что требовалось для их установки, это электрическая дрель и пара скобок с четырьмя шурупами. Я укрепил мини-диктофон в центре одного из ящиков письменного стола Бриджит. Микрофон я замаскировал среди пучка проводов, выходящих из отверстия в крышке стола, присоединив провод к телефонному прерывателю. Любой голос запускал диктофон в действие, и начиналась запись телефонного разговора на пленку. Все заняло минут двадцать, после чего Уилл похвалил меня, сказав: "Это для Бриджит, сынок. Ты оказал ей добрую услугу".

С тех пор я об этом "жучке" больше не слышал.

Бриджит – симпатичная вдова лет сорока с небольшим – была личным секретарем Миллбро все шесть лет, как того назначили старшим инспектором. Она отличалась застенчивостью. Когда я устанавливал диктофон в феврале этого года, то полагал, что именно Бриджит будет следить за его работой, но, разумеется, у меня не было иллюзий относительно того, что он поставлен по ее просьбе, а не для самого Уилла.

Следующим по порядку был распечатанный стандартный конверт для письма, внутри которого лежал чек на десять тысяч долларов от храма Света на счет детского дома в Хиллвью. Внизу виднелась подпись преподобного Дэниэла.

И последним на столе оставался еще один конверт, который был запечатан, и я не мог разобрать, что было внутри.

Раскрыв его, я увидел две полоски восьмимиллиметровой видеопленки – фотографии преподобного Дэниэла с какой-то женщиной. Он обнимал ее за шею, большими пальцами приподняв ей подбородок. Вплотную приблизив свое лицо, Дэниэл смотрел на женщину сверху вниз. В его глазах застыло мечтательное выражение, он словно собирался ее поцеловать, хотя, может, до этого и не дошло. Женщина глядела на него широко открытыми глазами с выражением покорности на лице. Она была юной, черноволосой и смуглой.

Комната, где они находились, напоминала один из гостевых апартаментов в "Лесном клубе".

Я узнал девушку по фотографиям из газет и телевизионных новостей: это была Лурия Блас. У нее был такой же открытый ясный взгляд, как и у брата Энрике.

Встав из-за стола, я вышел во двор. Солнце уже поднялось высоко, а ветер почти разогнал туман. Я сел на скамейку под апельсиновым деревом и посмотрел ввысь. Надо мной по линии электропередачи проскакала белка, ее тень скользнула по траве.

Мне захотелось поговорить с мамой. Я позвонил ей, мы переговорили и условились о встрече.

* * *

Бриджит Андерсен заявила, что ей не очень удобно видеться со мной, но мы все же договорились встретиться днем в парке на Апельсиновых холмах. Я прибыл пораньше, сумев занять скамейку для пикника в тени, где и поджидал Бриджит. До меня доносился запах полыни и шипение колес автомобилей, проносившихся по шоссе далеко внизу.

Бриджит, яркая блондинка в солнцезащитных очках с большими стеклами, припарковала машину и направилась ко мне. Она была в белой блузке, синей юбке и такого же цвета туфлях, с сумкой через плечо. Присев на скамейку напротив меня, Бриджит разгладила юбку. Чувствовалось, что она смущалась, как это с ней бывало и прежде. Она не знала, как воспринимать факт своей привлекательности для мужчин. Когда она сняла очки, я заметил, что белки ее потрясающих холодно-голубых глаз слегка порозовели.

– Похоже, глазные капли не сняли до конца красноту? – спросила она.

– Да, краснота осталась, мисс Андерсен.

– Бриджит. Почему ты так долго не звонил?

– Иногда я бываю очень медлительным. Знаете, я прослушал записанный разговор Миллбро с Рупаски.

– А, ну конечно. Штучки твоего отца.

– Я не знаю, как этим распорядиться.

– А вот Уилл знал.

– Не могли бы вы объясниться?

Она снова надела очки.

– Я верила твоему отцу. А могу ли довериться тебе?

– Я здесь от его имени, а не сам по себе.

Она окинула меня спокойным и проницательным взглядом.

– Он хорошо тебя тренировал.

"Даже собака умеет хранить секреты".

– Послушай, Джо, – начала Бриджит. – Негласные хозяева Рупаски хотели, чтобы округ выкупил платное 91-е шоссе, потому что оно приносило им одни убытки. Ты знаешь эту шайку – Блейзека и его приятелей-застройщиков. По какой цене? Примерно за двадцать семь миллионов долларов. Но для этого Совет старших инспекторов должен эту сделку утвердить. Трое – против, и трое – за. А вот Миллбро до февраля все не мог определиться. Тогда на арену и вышел оперативно-исследовательский комитет "Лесного клуба", выделивший средства, чтобы заручиться поддержкой нужных людей. Большая их часть ушла на рекламные мероприятия, чтобы обработать общественность в нужном направлении и повлиять на итоги референдума. Кое-что пошло на обычные взятки, но получились и проколы. Уилл почуял, что у Миллбро рыльце в пушку, и предпринял ответные действия.

– И тогда он установил диктофон.

Она горько улыбнулась.

– Это была отличная работа, Джо. Ты даже убрал опилки от просверленных отверстий.

– Благодарю.

– Распределением этих подпольных денег занимался и Рупаски. Долю, причитавшуюся Миллбро, положили в коричневые мешки и оставили в овраге около куста, в ста футах к северо-западу от площадки на Ветреном хребте, что на платном шоссе. Для точности – это был куст дикой гречихи. Вот это место Рупаски и называл "обычная точка". Я знаю, потому что Миллбро посылал меня забрать эти мешки.

Теперь до меня дошло, что пометки Уилла на бумаге с кассетой означали даты и полученные суммы.

– Выходит, об этом и шла речь в записанном разговоре.

– Именно так – очередная грязная подачка для жадных рук Миллбро. Эта пачка оказалась довольно увесистой, потому что голосование было намечено уже на следующий четверг. Все это случилось примерно за месяц до того, как убили твоего отца.

– Но Милли голосовал против сделки. Он поддержал Уилла.

– Да, он так и сделал.

Я ясно вспомнил тот вечер после голосования. Кислую рожу Рупаски, Миллбро, торопливо спешившего на выход. И злорадное замечание Уилла в машине, что "этот Милли хоть один раз сделал как надо".

Мне понадобилась секунда, чтобы понять, как все обернулось.

– О, теперь-то я вижу.

– Что отец, то и сын.

– И Уилл проиграл эту пленочку для Миллбро перед голосованием.

– Такие штуки называют шантажом, Джо.

Я на мгновение задумался. Итак, Миллбро получил "смазку" от оперативно-исследовательского комитета "Лесного клуба". Рупаски – передаточное звено. А у Уилла неопровержимые доказательства. И Бриджит следит за ситуацией.

– А Миллбро знал, что вы помогаете Уиллу?

– Нет. Он думает, что все его любят в той же мере, как он сам себя обожает.

– Милли объяснил Рупаски, почему он голосовал против?

– Уверена, что да. Первая заповедь политика – избегать ответственности. А Милли – законченный политик.

– И тогда оба поняли, что они на мушке у Уилла.

Она кивнула, внимательно изучая меня.

– Они пришли в ужас, что он обратится в высшее жюри или к своим друзьям из управления шерифа. Он, конечно, никогда бы на это не пошел, потому что выдал бы меня, а возможно, и себя.

– Но они этого не знали.

– Нет, не знали. Уилл прихватил их крепко и надежно. Они даже поспорили насчет того, на чьем телефоне был установлен "жучок". Но я убрала диктофон, как только они начали его поиски.

Бриджит, глубоко вздохнув, бросила в мою сторону один из тех взглядов, которые, кажется, прожигают насквозь, но на самом деле лишь выражают глубокую задумчивость, и продолжила:

– Мы с Уиллом съездили в тот вечер за последней "закладкой", еще до того как он проиграл пленку Милли. Он забрал деньги из мешка и, набросав туда песка и камней, передал мне. А я отдала его Милли, как обычно. Невинная и преданная Бриджит за исполнением своей черновой работы. Я не видела рожи Милли, когда он открывал тот пакет, хотя очень хотела. Уилл говорил мне, что Хаим из ИАКФ очень нуждается в помощи. Думаю, девяносто тысяч его поддержали.

– Девяносто тысяч на помощь?

Да, Уилл настоящий Робин Гуд из округа Ориндж. Все бы хорошо, только вот убили его.

– Джо, я бы сама запустила в Милли отравленным копьем, если бы Уилл попросил. Я любила твоего отца.

– Знаю.

– Что он говорил обо мне?

– Что у вас самое горячее и отзывчивое сердце во всем округе.

Она немного подумала над моим ответом и наконец улыбнулась.

– Ему нравилось ставить меня в неловкое положение. Я чуть язву не заработала, когда узнала про установку "жучка".

Уилл однажды говорил мне, что у Бриджит Андерсен тоже есть аура "тайны", но лично я этого не заметил.

Бриджит встала и направилась к машине.

Покидая Апельсиновые холмы, я отчетливо понимал, что и у Рупаски, и у Миллбро были веские причины ненавидеть моего отца. А возможно, и убить.

* * *

Я продолжил свои встречи с доктором Зуссманом, хотя ничем особенным мне с ним делиться не хотелось. Мое сердце было переполнено теплыми мыслями о Джун Дауэр, но доктора это не касалось. Так что я рассказал ему о годах, проведенных в Хиллвью, и своих отношениях с Уиллом, Мэри-Энн и братьями. Потом мы опять немного поговорили о том, что я чувствовал, когда стрелял в тех бандитов, и я повторил свои слова. Доктор снова вернулся к моей фразе насчет полчашки кофе как эквивалента силы моего раскаяния, и я подтвердил, что это вполне подходящее сравнение. Казалось, он немного расстроился, но продолжал расспрашивать меня об угрызениях совести, озлобленности и подсознании. В заключение он предложил мне продолжить наш разговор через неделю, и настал мой черед расстроиться, о чем я ему и заявил. Он кивнул с улыбкой, но новую встречу все же назначил.

После обеда я некоторое время провел в техническом тоннеле модуля "Е", прислушиваясь к случайным разговорам, рассчитывая выяснить что-нибудь полезное. Я услышал про наркотики, пронесенные с помощью работников кухни, и о том, что некоторые заключенные собираются отправить в воскресенье утром свои "малявы" во время церковной службы. Ничего нового. Странно, но запертый в этом тесном тоннеле я ощущал себя в безопасности. Потом я взял механическую тележку, чтобы "покататься на санках", и получил возможность понаблюдать за парочкой головорезов-расистов, которые в комнате отдыха изводили мексиканского бандита, сидевшего в соседней камере. Они горланили одну из расистских песен, в приветствии выбрасывая руки вперед и громко хохоча между куплетами.

Позднее, когда я передал сержанту услышанное, он отчитал меня за то, что я из упрямства приперся сюда, хотя не имел на это права. Однако разрешил мне послоняться по главному приемно-выпускному блоку – но не работать, а только побывать там.

Я коротко переговорил с охранниками и заключенными модуля "Ж". Сэмми Нгуен видел ночью крысу и возбужденно требовал у меня крысоловку, и я снова объяснил ему, что это невозможно. Тогда он попросил принести маленький фонарик типа "Мэглайт", чтобы он мог разглядеть в темноте эту чертову крысу и чем-нибудь швырнуть в нее. Но фонарь тоже был запрещен в тюрьме, о чем я и сообщил ему. Я рассказал ему, что у Бернадетт все в порядке и что она скучает по нему. Окинув меня подозрительным взглядом, Сэмми плюхнулся на кровать и уставился на фотографию подружки.

Пока обыскивали камеру Майка Стейча, его перевели в боковой отсек: кто-то настучал, что он хранит оружие. Я понаблюдал за обыском, но ребята ничего не нашли и, оставив пожитки Майка на полу, покинули камеру.

Доктор Чапин Фортнелл отбыл на суд. Дэйв Хаузер, помощник окружного прокурора, связавшийся с продавцом наркотиков, показал мне снимок участка, который он и его семья купят, как только "разъяснится это чудовищное недоразумение". На фото сверкала голубая бухта с желтым песчаным пляжем и пальмами на берегу под голубым небесным куполом.

Серийный насильник Фрэнк Дилси валялся на кровати, опершись спиной на прутья решетки, и слушал наушники. Ноги у него подергивались, как у собаки во время сна.

Убийца из холодильника Гэри Саргола с грустью проводил меня взглядом, но промолчал. Суд над ним должен был начаться на следующей неделе, прокурор требовал смертного приговора. Это был бледный, нездорового вида человек в очках, ибыло трудно представить, что он способен сделать то в чем его обвиняли. Но если размышлять таким образом, то все эти ребята в камерах выглядели как самые обычные люди. И уж, во всяком случае, лучше меня.

Я посидел немного с помощниками в служебной столовой. За чашкой кофе мы посплетничали о зеках и начальстве. Некоторые охранники были новичками, и им еще только предстояло отмотать свой пятилетний срок. Другим, наоборот, оставалось несколько месяцев, даже недель. Я и сам приближался к окончанию тюремной карьеры – четыре года позади и один впереди.

Когда вошел сержант Делано, мы выпрямились и перестали трепаться.

– Трона, – произнес сержант, – вас срочно вызывают к четырем часам.

Я прошел в центральную диспетчерскую, набрал код на выход и попрощался со всеми.

Это был Рик Берч. Он сообщил, что группа наблюдения проследовала за Джоном Гэйленом в общественный парк в Эрвине, где Гэйлен два часа просидел на скамейке у озера. Он сделал три звонка по сотовому телефону и два звонка принял.

– Это было между двенадцатью и двумя часами дня, – уточнил Берч. – А в час тридцать в больнице кто-то выпустил пулю из пистолета с глушителем в лоб Ике Као. Мы еще выясняем детали, но уже установлено, что накануне убийства в отделении появилась новая медсестра. До этого ее никто не видел.

– Как она выглядела?

– Как и все в хирургическом отделении – комбинезон, сетка на волосах, маска, возможно, стетоскоп. Низкая, полная – вес выше нормы. Черные волосы и глаза. Ее зафиксировали на внутреннюю видеокамеру, но изображение ужасное. Как в тот туманный вечер – ничего не различить.

– Перлита, – сказал я.

– Прямо сейчас у нас на Рэйтт-стрит работает шесть бригад. Если она там объявится, мы ее возьмем.

Выходит, моя маленькая хитрость сработала, и беднягу Ике Као прикончили его же дружки. Но сердце у меня слегка упало, хотя я и сказал себе, что этот человек сам покушался на убийство, да и убит по приказу собственного хозяина.

Берч словно прочел мои мысли.

– Не мучь себя, Трона. Ике Као участвовал в убийстве твоего отца. Если бы смог, то прикончил бы и тебя. Но ты был в тот вечер удачливее.

– Спасибо, сэр.

– Пуля еще в голове Ике Као. Но мы вытащим ее и отправим на экспертизу в лабораторию ФБР.

* * *

Лицо преподобного Дэниэла Альтера стало пунцовым, когда я показал ему обрезки видеопленки из депозитного ящика Уилла. Утратив к нему почтение, я отвел взгляд и посмотрел сквозь окна храма Света. Длинный летний вечер только-только начал затухать. Голубое небо побледнело, и над Седельными горами взошел белый серп луны.

– Я унижен, – пробормотал он. – И опозорен.

– Да, сэр.

– Что мне полагается ответить на это?

– Не знаю.

– Это из депозитного ящика Уилла?

Я кивнул.

– Но вы знали об этом, преподобный. Он хранил эти пленки в банке не потому, что они ему так нравились. Он держал их там из-за их полезности. Сколько он с вас брал?

Его глаза округлились, увеличенные толстыми линзами очков. Но даже я – такой большой поклонник проповедей преподобного Дэниэла – заметил, как неестественно это выглядело со стороны. Театрально вздохнув, он поднял на меня взгляд.

– Мы договорились о ежемесячном чеке на десять тысяч долларов, который я должен класть в его депозитный ящик.

– Это немного, не так ли, преподобный? Особенно для такого преуспевающего человека, как вы?

– Уилл предупредил, что в случае повтора он разорит меня. Мы рассмеялись, так как оба понимали, что он на это не пойдет. Ты ведь догадываешься, что Уилл использовал незаконный прием. Но в действительности я платил не ему лично, а каждый месяц перечислял эти десять тысяч в детский дом Хиллвью. Это было одним из условий. Уилл никогда не питал интереса к деньгам как к таковым. Они интересовали его лишь как средство достижения определенных целей. Он поймал меня на этой слабости, вот я ему за это и платил. Но я не испытывал к Уиллу ненависти за это. Я считал, что это в общем-то... честная игра.

– Когда была снята эта пленка?

Он взглянул в окно.

– Два месяца назад. В "Лесу". Лурия была такая милая и одинокая, и когда я поднялся наверх отдохнуть, они вместе с подругой зашли ко мне в комнату. Мы поговорили, немного выпили, совсем немного. В самый разгар в комнату вошел Уилл – как он часто делал, – поболтать и чего-нибудь себе налить. Бар в гостевой зоне был открыт всю ночь. Люди приходили и уходили. По телевизору передавали что-то на грани дозволенного, то, что приличнее смотреть без свидетелей. Этот самый момент и заснят на пленке. Должен признаться, я ее поцеловал. Я ничего не мог с собой поделать, Джо. Фактически это можно считать платоническим поцелуем – я коснулся губами ее щеки. Но в последний момент она развернула свои губы к моим, ну и я... не устоял, Джо. Но я сразу осознал, насколько это скверно, извинился и вышел из комнаты в зал. Надо признаться, я крепко выпил. Потом кто-то отвез меня домой, к моей Розмари, любимой женушке. Правда, в тот момент ее не было дома, она находилась на Майорке, занимаясь... ну да, занимаясь собой, как я полагаю. Поверь мне, когда я увидел позднее эту пленку, я проклял Уилла и эту спрятанную в его портфеле видеокамеру. Это все штучки Уилла, на которые он был мастак.

Дэниэл показался мне очень маленьким, словно за пять минут резко съежился. Он отвел глаза в сторону.

– Две недели спустя Лурия была сбита машиной на Прибрежном шоссе.

– Меня это потрясло. Я узнал ее по газетным фотографиям. Я молился за нее. И за себя тоже, чтобы твой отец никогда никому не показывал эту пленку.

– А вы знали, что тот юноша, застреленный у ворот одного из особняков в Пеликан-Пойнт, был ее братом? И что Лурия была беременна? Ее сильно избили перед тем, как она попала под машину. Мигелю Доминго все это было известно. Поэтому он и решил разобраться с помощью мачете и отвертки.

– Хаим рассказывал мне, – ответил он, опустив голову.

– Кто привел ее в "Лес", преподобный?

– Не имею понятия, Джо.

– Ведь без поручительства спонсора никакие девушки на вечеринку не допускаются.

– Да, да.

Он поджал губы и нахмурился, потом прикрыл глаза.

– Я полагаю, Джо, что та вечеринка была организована комитетом по избранию Дана Миллбро. По линии оперативно-исследовательского комитета при клубном фонде.

Итак, кое-что прояснялось. Я вспомнил тот вечер. Это был конец апреля, и я тоже находился в клубе, попивая лимонад, пока все гуляли наверху. Игроков в зале не было. Припомнил я и Дэниэла, действительно в приличном подпитии. Грузная фигура Уилла мелькала везде – внизу в ресторане, потом в баре, потом наверху в апартаментах для приглашенных и снова внизу. Полно привлекательных одиноких дам, хотя Лурии Блас среди них я не заметил.

– Преподобный, ваш охранник Бо Уоррен встречался с человеком, убившим Уилла. Это случилось накануне той самой перестрелки. Зачем?

На этот раз его изумление было уже непоказным.

– Я... я даже не могу такого вообразить, Джо. Просто не могу в это поверить.

– У меня есть свидетель. С Уорреном в машине был кто-то еще. И мне надо знать, кто именно.

– Я поговорю с ним. Обязательно поговорю.

– Пожалуйста, сэр, дайте мне знать сразу, как только что-либо выясните.

Я встал, забрав шляпу и портфель. Потом подошел к окну, окинув взглядом умирающий день и нарождающуюся ночь.

– Джо, я... хотел бы заплатить оставшуюся сотню тысяч долларов, как мы условились с Уиллом, в течение десяти месяцев. Думаю, детский дом в Хиллвью рад будет получить эти деньги. Если ты сейчас положишь компрометирующие пленки на мой письменный стол, тебе только останется оформить этот законный благотворительный взнос на столь благородное дело.

– Это Уилл мог имитировать отчисление по десять тысяч в месяц из семейного бюджета. Я это не могу сделать.

– Почему же? Мэри-Энн наверняка согласится, что для Хиллвью эти деньги будут большой поддержкой. Налоговых инспекторов это совсем не касается, если ты указываешь в декларации, откуда эти деньги поступили и что все налоги за их перечисление уже заплачены. Ее бухгалтера без труда утрясут этот вопрос. И все будет абсолютно законно, поверь мне. Именно так Уилл и делал. Фактически я все беру на себя, избавляя вас от головной боли.

Вначале меня удивило, почему Дэниэл не делал эти платежи в Хиллвью напрямую. Но, взглянув на вопрос с точки зрения Уилла, понял, что отец просто не доверял ему.

Обернувшись, я посмотрел на Дэниэла. Мне хотелось почувствовать в нем прежнюю святость, но не получалось. Я хотел ощутить его духовную мощь, но теперь он казался мне слабым, когда действительно требовалась сила, и сильным, когда это не имело смысла. Я хотел видеть его честным и прямым, но и этого, увы, не было.

– Ты выглядишь расстроенным, Джо.

– Я достаточно пролил чужой крови, но Уилла не спас. Думаю, вы близки к Богу, но при всем уважении, преподобный, вы разочаровали меня своей нечестностью. Знаете, что мне приходит на ум? Я думаю, что, если бы хоть один человек стойко держался и поступал, как ему велит совесть, эта длинная цепь отвратительных событий была бы просто невозможна. Ложь на ложь дает новую ложь. Жадность на жадность порождает большую жадность. Никто не остановился. Никто даже не пытался остановиться.

– Ты не прав. Мы все стараемся, стараемся каждый день. Но мы несовершенны и грешны – вот в чем причина нашего падения. Не противопоставляй стремления к совершенству реальному положению вещей.

– Ваши слова верны, сэр. Но в душе от них остается лишь большая пустота.

– Да, знаю. Пожалуйста, присядь на минуту, Джо. Сядь, прошу тебя.

Вернувшись, я сел на стул, положив рядом кейс и шляпу.

– Джо, Уилл не был святым. Я вижу, ты это уже понял. В течение жизни человек, Джо, сталкивается со многими трудными решениями. Люди во власти, как твой отец, принимают такие решения чаще других, что нелегко. Вот почему мы и нуждаемся в Боге, который наставляет нас. Мы не можем в одиночку править утлым суденышком своей жизни.

– Преподобный, я всегда считал, что Уилл не ошибается. Даже когда видел, что он делает что-то не так, я думал, что в результате все окупится большим благом. Я рассуждал так, когда стал взрослее и опытнее и был свидетелем не только его действий, но и значительных результатов. И полагал, что его ошибки были... своего рода окольными путями к правильной цели.

– Каковыми они, возможно, и являлись.

Я снова забрал свои вещи и поднялся.

– А если нет?

– Возьми, – проговорил он, указывая на свой письменный стол, где лежал конверт с пленками. – Это твое.

– Делайте с ними что хотите, сэр.

– Большое спасибо. А вот с этим поступай, как сочтешь нужным.

И он протянул мне другой конверт, запечатанный, пухлый и тяжелый. Взвесив его на ладони, я взглянул на преподобного Дэниэла. Он по-прежнему казался мне намного меньше ростом, чем раньше.

– Это для детского дома в Хиллвью, – объяснил он. – И для родственников Лурии, если ты сможешь кого-то из них разыскать. В память об Уилле и обо всем, что он сделал хорошего.

– Уберите эти деньги обратно в ящик для пожертвований прихожан, – сказал я. – Полагаю, что именно оттуда вы их и взяли.

И, положив конверт на стол, я вышел.

* * *

Я застал Карла Рупаски в его кабинете. Его секретарша вышла, а Рупаски сидел, закинув ноги в огромных коричневых ботинках на письменный стол, и смотрел в окно. Вся Санта-Ана была залита ровным оранжевым свет, пробивающимся сквозь туман.

Когда я вошел, он улыбнулся, но не поднялся.

– Ты все-таки решил перейти на работу в транспортное управление?

– Нет, сэр, хотя это и заманчивое предложение.

– Что у тебя?

– Магнитофонная пленка. Я хотел бы, чтобы вы ее прослушали.

– Если там записан мой голос, то вряд ли она доставит мне удовольствие.

– Это довольно интересно. И у меня будет несколько вопросов.

При этих словах Рупаски спустил ноги со стола и наклонился вперед.

– Это официальный визит из управления шерифа, Джо?

– Нет, сэр. Просто я наткнулся на эту запись и несколько заметок и хотел бы услышать от вас кое-какие разъяснения.

– Пленка Уилла?

– Да, сэр.

Он уселся поплотнее, сцепив руки на затылке. Я проиграл пленку.

Когда Рупаски услышал свой голос и голос Миллбро, его лицо окаменело и он вперился в меня маленькими злыми глазками, как у стервятника.

– Ну и?.. – произнес он.

– Под обычной точкой здесь подразумевается куст дикой гречихи к востоку от Ветреного хребта на платном шоссе. "Она" – это Бриджит. В четверг вечером – значит, десятого мая, тот самый день, когда в Совете старших инспекторов проходило голосование о приобретении платной дороги в собственность округа. Причина этого разговора – деньги, девяносто тысяч, которые вы заплатили Миллбро, чтобы он голосовал в вашу пользу. Но Миллбро остался с носом, потому что Уилл эти деньги забрал себе. В результате мистер Миллбро проголосовал в тот вечер против выкупа дороги, потому что Уилл проиграл ему эту же пленку.

– Давай уточним. Обычная точка – это "Лес", где мы собирались обсудить кое-что за выпивкой. Правильно, "она" – это Бриджит, которая любит совать свой нос в дела Миллбро и часто побуждает его принимать решения, которые мне лично не нравятся. Да, вечером в четверг было голосование в Совете старших инспекторов, весьма важное событие, о чем я и сказал на этой пленке. Причиной же разговора было привлечение Миллбро на нашу сторону, поскольку времени для размышлений оставалось мало. А теперь, Джо, скажи, откуда, черт возьми, ты взял эти девяносто тысяч, которыми пытаешься меня шантажировать?

Я не мог впрямую ответить на его вопрос, не выдав тем самым Бриджит, поэтому решил пойти другим путем.

– Уилл рассказал мне об этом. Я помог ему забрать в тот вечер деньги с Ветреного хребта. И я лично набил мешок камнями.

Лицо Рупаски побагровело.

– Какого хрена тебе надо?

– Я хочу знать, кто заплатил Джону Гэйлену за убийство моего отца.

– И ты полагаешь, что мне это известно?

– Прослушав эту пленку, сэр, я понял, что Уилл шантажировал Миллбро. Вы же поставили на машину отца радиосигнализатор. Вы утверждали, что сделали это по его просьбе, но я не верю. Думаю, это такая же выдумка, как и ваша версия этой записи – убедительная, но абсолютно лживая. Полагаю, передатчик на машину вы поставили, чтобы подловить его примерно на таком же деле, на котором он прижучил вас с Миллбро. Своего рода противовес. Что угодно – тайная сделка, какая-нибудь выплата – все, что вы смогли бы использовать против него. До того как Уилл погиб, ваши люди преследовали его во вторник. Они ездили за ним в Лагуну, где видели его с Алексом и Саванной Блейзек. Вы рассказали об этом Джеку. Он сообщил вам, что Алекс с помощью Уилла собирается передать Саванну и забрать выкуп. Поэтому вы знали, что Уилл поедет за девочкой, как только Алекс ему сообщит ее местонахождение. У вас была веская причина заставить Уилла молчать, и вы знали, как его найти. Один из ваших людей мог следовать на расстоянии, пользуясь радиодатчиком, и по сотовому телефону передавать его координаты Гэйлену.

– Выходит, я вывел на него Гэйлена?

– Таковы факты, сэр.

Он помотал головой и уставился на меня.

– Эта пленка еще не доказательство, сам знаешь. Это незаконно – частный разговор без разрешения записывать запрещено. И на этом основании никого не имеют права даже задержать. Я однажды обсуждал такой вариант с окружным прокурором – как гипотетический случай, разумеется. Это бесполезно.

– У суда присяжных может сложиться другое мнение, если я поведаю им о девяноста тысячах, заплаченных за голос Миллбро. Рассудите сами, сэр. Уилл мертв. Даже если обнаружится, что он кого-то шантажировал, это, в общем, ему уже не повредит.

– И ты пойдешь на такое? Вымажешь грязью его имя?

– Чтобы узнать, кто нанял Гэйлена? Да, сэр.

Тяжело поднявшись со стула, Рупаски посмотрел на меня сверху вниз. Потом подошел к большой карте округа на стене, где были показаны все дороги, в том числе планируемые на будущее. Трассы были обозначены разными цветами: черным – строящиеся в данный момент; синим – в следующем десятилетии; красным – в отдаленной перспективе.

– Наш округ обещает превратиться в могучий регион, Джо. И Уилл, ты, я – мы все в этом участвуем.

– Что касается Уилла, то ему эти синие и красные линии были не по душе. И в этом вопросе он боролся против вас.

– Да, его участие заключалось в борьбе. Об этом я и говорю.

Прищурившись, я взглянул на это головокружительное красно-синее будущее. Линии дорог казались венами и артериями, тесно опутавшими наш округ, по форме напоминающий сердце.

– Буду откровенен с тобой, Джо. Что касается этой "подмазки" в девяносто тысяч баксов, мне о ней ничего неизвестно, так же как и о камнях в сумке. Если тебе хочется ославить отца на весь белый свет как шантажиста, действуй. Но я должен сознаться, что мои ребята и вправду следили за Уиллом. Зачем? Потому что, когда похитили Саванну, ко мне явился Джек и, кроме прочего, сообщил, что в этом деле завязан Уилл. Тогда я и поручил установить "жучок" на его "БМВ" во время технической профилактики, надеясь, что он выведет нас на Саванну. Я сделал это ради Саванны. Это сработало, потому что мы засекли всех троих той ночью на пляже в Лагуне. Ну да, мои парни с помощью этого радиопередатчика повсюду таскались за ним. Все, что нам удалось выяснить, я передал Джеку. И чтобы не потерять Саванну, мы решили не отставать от вас. Честное слово, в тот вечер, когда погиб Уилл, за вами ехали мои самые лучшие парни. Но между "Лесным клубом" и Линд-стрит вы оторвались от них – ты просто чертовски ловкий водитель, Джо. Да и ваш "БМВ" несся как ракета. В общем, они вас потеряли. Этот передатчик работает в пределах двух миль, не более. И повторяю, молодой человек, ни о каком Гэйлене я до сих пор не слыхал.

Рупаски говорил так убедительно, как никто из моих знакомых. Он и раньше пытался одурачить меня своей сказкой про радиопередатчик. Теперь новая версия. Конечно, я не рассчитывал на правдивый рассказ и даже на полуправду. Мне хотелось прощупать его, слегка приперев к стенке. Я забрал со стола диктофон и сунул в карман.

– И вот что еще запомни, Джо. Бриджит – славная женщина и хороший работник, поэтому не стоит доставлять ей огорчения. У меня ощущение, что эта запись сделана не без ее участия. Я не могу это доказать. Но суду могут потребоваться ее показания и ответы на кое-какие вопросы. А лжесвидетельство карается законом. Может, тебя не так волнует ее судьба, но Уиллу это было бы небезразлично. Кстати, мне тоже.

– Бриджит не имеет к этому никакого отношения.

Он улыбнулся:

– Разреши мне тебя снова спросить. Ты действительно намереваешься вывалять доброе имя отца в грязи? И рассказать всем о незаконном подслушивании, шантаже коллег по Совету старших инспекторов, краже девяноста тысяч долларов?

Я поднялся.

– Я лишь намерен раскрыть его убийство.

– Любой ценой?

– Абсолютно любой, сэр.

Он потряс головой.

– А что, если бы Уилл не одобрил этого?

– Я все равно бы это сделал.

– Очевидно, ты не очень хорошо усвоил его уроки, как я до сих пор считал. Ты не там ищешь виновных. Ты просто не в себе – мне это ясно. Не пытайся делать врагов из друзей отца.

– Множество людей, сэр, сейчас называют себя его друзьями. Но когда он был жив, они об этом молчали.

– Такова уж система, Джо. Это целый процесс. Охраняй и используй. Строй и критикуй. Собирай налоги и расходуй средства. Консерваторы и либералы. Все это части одной системы. Всегда представляй себе лес, Джо, а не отдельные деревья. Деревьев много, а лес один. И всем нам в нем жить.

Глава 18

Позднее тем же вечером я входил в дом на тастинских холмах, как делал это сотни тысяч раз. И я чувствовал то же, что и всегда: безопасность.

Изменилось здесь немного. Те же потертые кафельные плиты на дорожках, белые стены, черный литой стол и большая синяя ваза с цветами, зеркало, в котором отражается твое лицо, как только ты открываешь дверь. Только к одиннадцати годам я достаточно подрос, чтобы видеть свое лицо в этом зеркале. Я помню, как верил, что когда вырасту и увижу себя в нем, то превращусь из мальчика в мужчину. И еще верил, что к тому времени люди уже придумают средство вылечить мое лицо. Мечты не сбылись, но вера осталась.

Я обнял мать и прошел за ней по коридору мимо телевизионной комнаты, свернул за угол и оказался в большой гостиной. Та же добротная кожаная мебель, аромат свежесрезанных цветов, чесночного соуса и слабый запах жидкости, которой Мэри-Энн каждую неделю мыла окна. Иногда я помогал ей и яростно оттирал полоски грязи деревянным скребком и газетами. Эту работу мать никогда не доверяла горничным. Между нами говоря, полоски все-таки оставались.

– Садись, Джо. Я приготовлю выпить.

– Я помогу.

– Тогда принеси лимон.

Я вышел во двор и выбрал лимон поспелее. Тастинские холмы особенно хороши по вечерам, когда мягко и ровно освещены светом, а сквозь поникшую от жары листву деревьев проглядывают размытые контуры домов. Мне снова захотелось стать десятилетним мальчишкой и жить здесь вместе с Уиллом, Мэри-Энн, Уиллом-младшим и Гленном.

Мама смешала водку с лимонным соком, потом отрезала два кружочка лимона, положив их сверху. Мы вышли наружу и присели около бассейна. Под большим зонтом, наклоненным верхушкой к западу. Создавалось ощущение, что мы на курорте. Сняв шляпу, я положил ее на стол, а пиджак повесил на спинку стула.

– Что случилось, Джо?

Я рассказал ей про Лурию и Мигеля, про Ике Као, потом про Саванну и Алекса.

– Иногда мне хочется от всего этого как следует отмыться.

– Когда работаешь в тюрьме, это не поможет.

– Согласен.

Откашлявшись, мама сделала глоток из своего стакана.

– Тебе никогда не приходила в голову мысль оставить эту работу? Знаю, ты хочешь быть помощником шерифа. И Уилл направил тебя туда, потому что сам так начинал свою карьеру. Но у тебя уже накоплен четырехлетний стаж и светлая голова на плечах. Есть друзья в деловых кругах, просто люди, которые тебя знают. При желании ты мог бы подобрать для себя что-нибудь другое.

– Мне нравится то, чем я занимаюсь.

– Что именно?

На минуту я задумался. Отвечать всегда труднее, чем задавать вопросы.

– Полезность.

– Тебе нравится быть полицейским?

Молча кивнув, я посмотрел на искрящуюся водную рябь в бассейне. Мне припомнился обряд крещения, которое я принимал жарким майским утром в Лос-Анджелесе, полностью погружаясь в воду под музыку рок-ансамбля, исполнявшего христианские мелодии. Это был один из лучших вариантов, которые я опробовал, хотя мне показалось, что христианский рок чужд как Богу, так и рок-н-роллу. Не знаю почему, но то крещение здорово отмыло мою душу, и это чувство не покидало меня целую неделю.

– Но ведь имеется миллион других способов быть полезным, Джо. И от них в конце рабочего дня в твоей душе не будет этой горечи. Уилл ушел с этой работы очень вовремя. Он проработал в управлении шерифа почти двадцать лет. Но потом его избрали старшим инспектором, и для него открылся новый мир.

– Он так и планировал.

– Может, у тебя тоже есть план?

– Карл Рупаски пытается уговорить меня перейти в транспортное управление. Большая прибавка в зарплате, совсем другая работа. Он сказал, что после этого я смогу сделать карьеру в любой области. Такая работа, скорее, для "белых воротничков". Хотя теперь он уже передумал.

Помолчав пару секунд, мать произнесла:

– Рупаски начисто лишен принципов.

– Он установил радиосигнализатор на машину отца.

– Зачем?

– Он говорит, будто рассчитывал, что Уилл выведет его на Саванну. Но я думаю, он искал возможность заставить папу замолчать. Воспользовавшись каким-нибудь компроматом. Папа узнал, что оперативный комитет "Лесного клуба" переправляет через Рупаски кругленькие суммы для Миллбро, чтобы тот проголосовал в их пользу по поводу выкупа платной дороги в казну округа.

– Значит, Уилл их шантажировал.

– Да.

Я сообщил ей о магнитной пленке, которую прослушал, и о пометках Уилла. Даже рассказал о мини-диктофоне, вмонтированном под письменным столом Дана Миллбро.

Она вздохнула и поставила стакан на стол.

– Уилл всегда собирал сведения тайком. И всегда незаметно для других что-нибудь раскапывал. Это выглядело достаточно безобидно, пока он еще был молод и работал полицейским на вторых ролях, для которого это обычное занятие. Да и к людям он всегда относился доброжелательно. И я смотрела на это спокойно. Но с возрастом Уилл становился все более... скрытным. Припоминаю, как за неделю до своей смерти он приобрел за триста долларов какое-то устройство, которое изменяет голос, когда говоришь по телефону, или что-то в этом роде. Однажды он... он снимал нас в столовой, не сказав мне. Я дико разозлилась, когда он показал мне запись. Он вмонтировал крошечную видеокамеру в свой кейс, проделав в нем отверстие для объектива. Полагаю, это лишь одна из его дурацких игрушек. У меня всегда вызывало отвращение, что, преследуя собственные цели, он заставляет тебя преступать черту закона. Установить "жучок" в кабинете старшего инспектора! Он снова меня разозлил. Знаю, это нехорошо, но ничего не могу с собой поделать.

– Я всегда охотно выполнял его поручения.

– Потому что он направлял тебя на этот путь. Знаешь, Джо, я ведь спрашивала у него, не втягивает ли он тебя в этот ночной бизнес, во все эти тайные игры. И он сказал, что нет. Ты – лишь шофер и охранник при нем. И я поверила ему. Наивная дура.

Я был виноват перед матерью и чувствовал это. Я мог бы рассказать ей куда больше про то, чем мы занимались с Уиллом: "жучок" под столом – лишь мелкий эпизод в длинной цепи наших тайных дел. Однажды летом Уилл устроил меня на работу в управление округа по чрезвычайным ситуациям, где я собрат для него информацию, кто из помощников шерифа и пожарных замешан в махинациях с отчетностью. Тогда мне было восемнадцать. А еще был "кадиллак" известного адвоката, который я вывел из строя около яхт-клуба в Ньюпорт-Бич; профессор колледжа, обвиняемый в изнасиловании, которого я избил на стоянке около университета, для маскировки натянув себе на голову колготки Мэри-Энн. И дом, в который я залез, когда Уиллу понадобились кое-какие сведения о гостившем там бизнесмене, который собирал средства на какой-то проект. Я обнаружил то, что Уилл рассчитывал там найти – матрицу для печатания фальшивых банкнот, – и через несколько недель того парня взяли. Были еще конверты, которые я доставлял из разных мест по нужным адресам. Однажды Уилл приобрел стандартный дешевый кейс и попросил меня приспособить его для скрытых съемок "домашнего кино". И я приспособил – с помощью ножа, лобзика, клея и светозащитной пленки для стекла. Разумеется, в действительности таких тайных операций у нас с ним было на порядок больше.

Но матери об этих делах я никогда не рассказывал, потому что любил Уилла, любил ее, любил выполнять то, что он мне поручал. Мне нравилось быть ему полезным.

"Собака тоже может хранить тайну, но человек обязан разбираться, когда это приносит больше вреда, чем пользы".

– Я тоже был глуп, – согласился я.

– Заканчивай с этим, Джо. Оставь все и начни сначала. Поступи на работу в службу по охране лесов в штате Юта, займись другой работой, но только уйди из этой вонючей тюрьмы, где тебя везде будет преследовать тень твоего отца. Ты достоин лучшей участи.

Мать снова взяла стакан, одним глотком допила коктейль, оставив только лед, и со стуком поставила на стол. Потом покачала головой.

– Не старайся быть как он, – проговорила она. – Будь самим собой.

– Мне надо закончить несколько дел.

– Не рискуй своей жизнью ради мести, Джо. Уиллу от этого лучше уже не станет. И нам с тобой тоже.

– Это не месть, а справедливость.

– Только не превращай борьбу за справедливость в предлог.

Я окинул взглядом холмы и дома, внизу по дороге промчался автомобиль. Посмотрев на потемневшую гладь бассейна, я заметил мотылька, который барахтался в воде, пытаясь взлететь. Я еще ни разу не видел, чтобы мотылькам это удавалось.

– Приготовлю-ка я обед, – предложил я.

Глава 17

Когда я приехал домой, было еще рано, поэтому я поставил одну из своих любимых романтических комедий. Впервые после смерти Уилла я позволил себе расслабиться. Вначале мне было стыдно, но когда по ходу фильма парень встретился с девушкой, я подумал о Джун и забыл про стыд.

Зазвонил телефон. Я убрал звук видеомагнитофона и поднял трубку.

– Алло?

– Мне нужен Трона. – Молодой мужской голос, слегка возбужденный.

– Джо слушает.

– Это Алекс Блейзек. Я хочу, чтобы ты передал моему отцу: я продам ему это за два миллиона долларов. А кроме того, верну Саванну.

– Что ты ему собираешься продать?

– Он знает, а тебе лишняя информация ни к чему. Если он согласится, то жди меня один завтра в пять часов вечера на юго-западном углу бульвара Бальбоа и улицы Павильон, что на полуострове. Я подойду, только если увижу, что все в порядке.

– Могу сразу сказать, что сделка не выгорит.

– Тогда я убью ее. Можешь не верить, но я убью ее.

С помощью пульта я выключил видеомагнитофон и включил телевизор, потом прибавил звук.

– Мне нужна Саванна, – сказал я.

– Она всем нужна. Зачем?

– Служба защиты детей.

В трубке воцарилась тишина. Голоса на заднем плане были хорошо слышны и сопровождались эхом, будто в просторном баре. Я слышал взволнованный голос диктора, но слов разобрать не мог. Его речь тонула в гуле возбужденных криков. Не отпуская трубку, я принялся переключать каналы на своем телевизоре.

– Мистер Блейзек, – проговорил я. – Сегодня вечером я передам ваше предложение. Если ваш отец согласится, я буду стоять на углу Бальбоа и Павильон завтра в пять часов вечера. Но когда обмен состоится, Саванна пойдет со мной.

– В Службу защиты детей?

– Правильно.

– Саванна говорит, что вам можно доверять.

– Я всегда делаю то, что говорю.

Еще один взрыв приветствий по ту сторону провода и дружный хор, грянувший "вау-у-у", словно кто-то промахнулся или, наоборот, нанес хороший удар. Я переключил на пятый канал как раз вовремя и увидел, как нападающий "Ангелов" бегает по полю, радуясь удачному броску.

– Договорились, – закончил Алекс Блейзек и бросил трубку.

* * *

В ожидании, пока Джек Блейзек позвонит, чтобы открыли вторые ворота, я сидел в темноте за рулем свой машины. Я уточнил время: почти одиннадцать. Наконец ворота открылись, и я въехал на кольцевой проезд, ведущий к уже знакомому особняку. Я видел, как Блейзек вышел из парадной двери на широкое крыльцо и направился в сторону мерцающего во тьме водного зеркала. Чтобы забрать Блейзека, я тоже подрулил к бассейну.

– Разворачивайся, – сказал он. – Думаю, Марчант здесь все нашпиговал своими "жучками".

Пока мы ехали вдоль темных холмов, Блейзек хранил молчание. Проехав первые ворота, мы повернули в направлении Прибрежного шоссе и проследовали через вторые ворота. Охранник внимательно оглядел нас.

– Что вам известно о Мигеле Доминго? – спросил я Блейзека.

– Копы пристрелили его где-то неподалеку. У него нашли мачете и отвертку.

– А за неделю до этой смерти его сестра попала под машину.

Блейзек посмотрел на меня, потом опять в окно. Пока я ехал в ожидании поворота на Прибрежное шоссе, он молчал.

– Я ничего об этом не читал.

– Газеты замяли этот случай. Заметки были лишь на последних страницах.

– Мы ее никогда не нанимали. Лорна сообщила мне о твоем звонке.

Минуту мы ехали молча.

– Я хотел бы, чтобы все было не так, – проронил Блейзек.

– Что не так, сэр?

– Люди приезжают за пять тысяч миль, чтобы наняться на работу за семь баксов в час. Но ты знаешь, иногда им удается сколотить деньжат. Все-таки скромная зарплата лучше любой лотереи. И лучше, чем чертовы джунгли, откуда они родом. На их месте я бы тоже сюда приехал.

Я повернул и поехал на север. Слева от нас белесое туманное облако укрыло от глаз черный океан и темное небо. Туман, словно отгороженный стеклянной стеной, резко обрывался в нескольких сотнях ярдов от берега.

– Примерно час назад мне позвонил ваш сын. Он сказал, что продаст это вам и вернет ее за два миллиона долларов.

Блейзек взглянул на меня.

– Что продаст?

– Алекс сказал, что вы знаете. А мне это неизвестно.

Пока мы двигались вверх по холму в сторону Корона дель мар, он смотрел в окно.

– Выходит, теперь он использует вместо отца тебя.

– Похоже на то, сэр.

– И ты, конечно, расскажешь об этом Марчанту.

– Еще не знаю. Все зависит от вас.

– У Уилла подобная комбинация не вышла, потому что Алекс сумасшедший, Трона. И он играет чужими жизнями.

– Что Алекс хочет вам продать вместе с дочерью?

– Видеопленку.

Я ждал.

– Я и Лорна на вечеринке. Еще одна женщина. Я кое-что тебе скажу, Трона: мне не стыдно того, что я делаю. Да, это меня взбадривает, но никого не задевает. Обычное соглашение между взрослыми людьми. Но я должен защитить Лорну. И не хочу, чтобы это стало достоянием общественности, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Такое не для меня. Так вы этим занимались?

– Ну да. Я спрятал эту видеопленку в коробку, которую взял в комнате Саванны, из-под старых мультфильмов, она их уже переросла. И засунул на дно своей коллекции видеофильмов – довольно большой и несистематизированной.

Я вспомнил о кассете с мультфильмами, вставленной в видеомагнитофон на складе Алекса. Одной из тех, которые там, вероятно, смотрела Саванна.

– Саванне нравилась ваша коллекция?

– Она любит кино. Как и многое другое. Она частенько играла в игру под названием "Саванна-шпионка" – всегда рылась в моих вещах, в вещах Лорны и других. Возможно, она сунула эту кассету в свой рюкзачок, думая, что пленка соответствует названию на коробке. И должно быть, они поставили ее на видеомагнитофон. Алекс сразу догадался, что с помощью этого можно здорово поживиться, вот и возникло предложение "два за один". Черт бы с ней, с кассетой – оставил бы ее себе. Но вот дочь я не отдам.

– Сколько времени вам понадобится собрать нужную сумму?

– Она будет у меня завтра к десяти утра. Трона, один раз это дело у меня уже сорвалось. Я люблю свою девочку, поэтому согласен рискнуть еще раз. Я не намерен оставлять ее и дальше в руках этого головореза и кретина. У меня нет другого выбора, кроме как довериться тебе, что я и делаю. Но не советую тебе пытаться меня одурачить. Я всего лишь бизнесмен, но если мне понадобится кого-нибудь прижать, я всегда найду способ это сделать.

Я взглянул на рекламный щит и шеренгу густых деревьев в овраге, отделяющем шоссе от океана.

– Сэр, ваша речь не произвела на меня особого впечатления. А ваши угрозы лишь говорят о плохих манерах.

Он хохотнул.

– Чудной ты парень, Трона. Не произвела впечатления. Мне это нравится. Так же как и то, как ты укротил Бо тогда, у меня в гостиной.

Я развернулся и повез Блейзека назад домой.

– Не посвящай в это дело Марчанта.

– Почему?

– Он только помешает.

Я задумался над его словами.

– У полицейских большой опыт в таких делах.

– Только в Вако и на Рубиновом перевале этот опыт им не больно-то пригодился.

– Но они все же вернули Илайена отцу.

– Илайена удерживал не такой подонок, который способен поджечь спящего бездомного и потом помочиться на него, чтобы затушить огонь. Или бросить кошку в ведро с кислотой. Проклятие, может, избавишь меня от необходимости все это рассказывать?

– Это выше моего понимания, мистер Блейзек. Хотя по моему лицу этого не скажешь.

Он махнул рукой, и нам открыли первые ворота.

– Деньги у меня будут в десять часов, – повторил он. – Когда захочешь поговорить, звони Лорне домой. Она передаст мне, а я с тобой свяжусь. Ко всем телефонам Марчант подключил свои диктофоны.

По извилистой дороге мимо ночных холмов мы двинулись к следующим воротам.

– Моего отца убил гангстер по имени Джон Гэйлен. И мы его скоро возьмем.

– Мои поздравления.

– За день до убийства Уилла он встречался с Бо Уорреном.

Краем глаза я видел, как Блейзек внимательно посмотрел на меня. Целую минуту он ничего не отвечал. Я слышал только легкое урчание восьмицилиндрового двигателя своего "мустанга", который легко пожирал милю за милей.

– Не имею понятия, о чем этот сукин сын Бо мог говорить с бандитом. Вообще-то он человек Дэниэла Альтера, а не мой.

– В тот день, когда мы впервые встретились в вашем доме, он производил впечатление вашего человека.

– Я его просто нанял. Это сплошная показуха, и никаких результатов. Он не смог оградить мою дочь. Зато сумел выбить из меня миллион долларов наличными для выкупа.

– Мы считаем, что Гэйлена наняли для убийства Уилла.

– И вы думаете, что Уоррен к этому тоже причастен?

– Я лично думаю, что Уоррен в этой игре лишь "шестерка", сэр, как вы сами заметили. Но при разговоре с Гэйленом он был не один. В машине рядом с ним сидел кто-то еще. И я хочу выяснить, кто именно.

Блейзек покачал головой.

– Откуда мне-то знать? Это ваши дела, ребята. Полиции, ФБР. Всех, кто отвечает за безопасность. Таких людей, как ты, Уилл, Рик Берч и Стив Марчант. У вас там всякие планы секретных операций и специальные службы. Вы спокойно сажаете перед детектором лжи меня и жену, даже не потрудившись сообщить о результатах проверки. Все эти ваши догадки – простое совпадение и подтасовка фактов. А все, что надо мне, это вернуть домой мою дочь. Маленькую одиннадцатилетнюю девочку – больше мне ничего не хочется. Тебя заботит Бо Уоррен и убийца. А меня – нет. Это меня не касается. Я бизнесмен и принимаю вещи таковыми, как они есть. А вы, ребята, совсем другой породы.

– Да, сэр. Мы просто отчищаем грязь для таких, как вы.

Он снова тряхнул головой и махнул раскрытой ладонью перед собой, словно отгонял муху от тарелки с едой.

– Их ты тоже отчистишь. А если у тебя есть вопросы, можешь задать их Алексу, когда передашь два миллиона моих долларов и заберешь Саванну. Сам я никогда об этом Гэйлене не слышал.

– Похоже, с Саванной все идет как надо.

– Не зарекайся, Джо. Остановись у ворот. Я пойду на все, чтобы вернуть свою дочь. И если для этой сделки выбрали тебя, я буду иметь дело с тобой. Я буду относиться к тебе как к деловому партнеру до тех пор, пока не увижу в тебе кого-нибудь еще.

Он хлопнул дверцей моего "мустанга" и подошел к шифровому замку набрать код.

Выбравшись на Прибрежное шоссе, я позвонил на пейджер Стива Марчанта, передал сообщение и стал ждать.

Он перезвонил мне менее чем через минуту. Я рассказал ему, что Алекс предложил мне стать посредником в сделке с его сестрой и "взрослым" видеофильмом. Что с Джека затребовано два миллиона наличными и тот уже согласился.

– Что ж, дело идет к развязке, – заключил он. – Теперь мы знаем, куда двигаться. Нам с тобой предстоит кое-кого прижать и вернуть девочку назад. Я собираюсь позвонить шерифу Вэйлу и выяснить, какие у него на этот счет мысли.

Глава 20

На следующий день рано утром я остановил свою машину недалеко от храма Света в ожидании красно-белого "корвета" Бо Уоррена. Огромную автостоянку охрана закрывала на ночь и открывала только утром. Вандалы разбили стекла и краской из баллончиков расписали ругательствами тротуары вокруг парковки, поэтому преподобный Дэниэл принял меры предосторожности.

Машина Уоррена вырулила из-за угла и остановилась перед въездными воротами. Стальные ворота, выкрашенные белой краской, были снабжены опускающимися перекладинами, а сверху было приварено изображение облаков с трубящими ангелами. Набрав код на пульте, Уоррен заехал внутрь, и, пока ворота закрывались, я проскочил вслед за ним.

Заметив меня в зеркале заднего обзора, он резко затормозил и вышел из машины. Мы встретились с ним примерно посередине между двумя автомобилями.

– Проваливай отсюда к черту, – процедил Уоррен. – Это не просто святое место, а еще и частная собственность.

Он выглядел свежим, словно только что принял душ. Волосы были влажными и аккуратно зачесаны, одежда похрустывала от свежести, а ботинки были начищены до невероятного блеска. В линзах солнцезащитных очков сверкали два маленьких кружка восходящего солнца. Вспомнив другой душ, который не так давно я сам принимал, я с трудом отогнал от себя эти приятные мысли.

– Мне хочется поговорить о Джоне Гэйлене.

– Ну что ж, расскажи о нем, приятель.

– Вы встречались с ним на автостоянке около "Бамбука-33" вечером накануне того дня, когда он застрелил Уилла.

– Похоже, тебе лучше побеседовать с ним, а не со мной.

– Нет, с вами.

– Я скажу тебе то же, что и всем – не встречался я ни с каким Джоном как-там-его. И даже не имею понятия, где этот "Бамбук" находится. Это что, притон для негров и косоглазых?

– Это вьетнамский ночной клуб. И мы нашли свидетеля, который видел вас там. Машина, номера, подробное описание водителя. Это были вы, мистер Уоррен.

Он застыл, уставившись на меня с окаменевшим видом и отбрасывая яркие солнечные блики стеклами своих очков.

– А теперь о том, чем вам это грозит, мистер Уоррен. Дело Уилла расследует Рик Берч. Если я расскажу ему о том, что мне известно, он вызовет вас на допрос. А если такое случится, об этом узнают журналисты. Какая сенсационная новость для всего округа – руководитель службы охраны самого преподобного Дэниэла Альтера вызван на допрос по делу об убийстве. Вы недавно работаете в храме Света, и это плохо отразится на вашем послужном списке.

Я видел, как Уоррен зашевелил мощными челюстями, а сонная артерия у него заметно набухла. На допросах это один из первых признаков, что клиент собирается что-то сообщить.

– Мне казалось, что вы с Дэниэлом приятели.

– С ним – да, мистер Уоррен, но не с вами.

– Какой дурацкий способ делать бизнес, Джо. У тебя есть хоть какое-либо представление о благородстве?

Я промолчал.

– Так вот, Дженнифер Авила свела меня с одной бандиткой – Луз Эскобар по прозвищу Перлита. Эта Эскобар сообщила мне, что ее дружок Гэйлен упоминал Алекса Блейзека. Мне подумалось, что он может быть в курсе, где могут прятаться Алекс с Саванной. Но он этого не знал. Или по крайней мере мне не сказал. Рутинная розыскная работа, Джо. Так все и было.

– Кто был с вами в машине?

– Перлита, кто же еще?

– Например, Джек Блейзек.

– Ну нет. Джек поручил всю работу мне. Так сказать, уполномочил. Он в таких случаях очень сообразителен и всегда остается в тени.

– Но недостаточно сообразителен, чтобы вернуть дочь.

– Он ее получит. Такие, как он, всегда добиваются своего. Все продается, а денег у него хватает.

– Что случилось в тот раз, когда вы пытались передать выкуп Алексу и забрать в обмен Саванну? Когда Уилл еще не вступил в игру. Что помешало?

Он тряхнул головой.

– Алекс так и не появился, поэтому деньги я не оставил. Нет Саванны – нет денег. Так окончилась первая попытка. И вдруг на сцене появляется Уилл. Первое правило передачи выкупа за похищенного: если его не вернули – ни в коем случае не отдавать деньги. И меняпоразило, что бывший помощник шерифа отважился на такую глупость. Возможно, именно поэтому Алекс его и выбрал в качестве посредника. Уилл передал ему сумму в два раза больше оговоренной ранее.

– А как насчет той видеопленки?

– Дело случая. Скучающий бизнесмен, его жена и их подруга Крист развлекаются втроем. У богачей нередко встречаются отвратительные причуды.

Уоррен кинул взгляд на храм Света.

– Я опаздываю. Рад был помочь тебе, Джо. А теперь выметайся из этого святого места. Твое дзюдо годится для меня, но Бога ты этим не возьмешь.

– Меня изумляет ваша речь, мистер Уоррен. Вы плохо усвоили правила приличия.

– Я соблюдаю эти правила, когда получаю незаполненный банковский чек на предъявителя.

Я зашагал назад к машине. Сбоку от ворот был установлен фоточувствительный датчик, так что ангелы послушно разлетелись в стороны и выпустили меня на волю.

* * *

Мы встретились с Джун во время ленча в сквере недалеко от ее студии. Я не видел ее со времени того самого свидания, хотя и дважды звонил ей, а уж вспоминал о ней каждую минуту.

Я даже не думал, что она снова окажется столь же прекрасной, как оставалась в моей памяти с той умопомрачительной ночи. Но я ошибался: поднимаясь по травянистому пригорку, я заметил ее стройную фигурку в тени магнолии, и сердце у меня застряло в горле, а сам я испугался, что не смогу даже рта открыть для приветствия.

С трудом, но я все же преодолел свою робость.

Мы сидели в густой тени магнолии и ели сандвичи с холодным цыпленком, которые Джун сама приготовила. Потом мы расстелили одеяло на траве, прилегли и поцеловались. На это у нас ушло минут сорок пять. Моя левая рука затекла, и я перевернулся на спину. Отсюда магнолия казалась мне той самой "точкой спокойствия". И я подумал, как прекрасно было бы и в самом деле там оказаться, а не просто представлять.

– Можно дотронуться до твоего лица?

– О'кей.

Нежно проскользнув по лицу, ее ладонь застыла у меня на щеке. Я чувствовал аромат ее тела и духов, окутавших меня, словно облако. Пальцы у Джун были очень мягкие. Когда что-нибудь касается такого зарубцевавшегося месива, как у меня, оно все приходит в движение. Она нежно надавила на кожу ниже подбородка, а потом провела сверху – выше глаз, – где кожа была ровная.

– Не больно?

– Одновременно и холодно, и горячо. Но не больно.

– А как ты бреешься?

– С чрезвычайной осторожностью.

Она рассмеялась, а я улыбнулся.

– Тебе следовало бы бриться почаще.

– Я сам вижу в зеркало. Но бритье отнимает много времени.

– Я разочарована. Неужели Джо Трона не следит за собой?

Джун провела пальцами по моей щеке. Розы на камнях.

– Я стараюсь следить. Но еще больше я пытаюсь убедить себя, что Уилл был прав. В первый раз, когда мы с ним встретились, он сказал, что шрамы есть у всех людей, но у большинства они внутри.

– Прекрасно сказано, и главное – это правда.

– Он говорил замечательные вещи. И делал добрые дела.

– Почему с ним так обошлись?

– Не знаю. У него были и враги.

Некоторое время мы лежали молча. Ветерок посвистывал и шуршал листьями магнолии над нами, а трава подо мной приятно холодила спину даже сквозь одеяло.

Пальцы Джун прикоснулись к моим векам. Лепестки на куске железа.

– Ты не против прогуляться как-нибудь по Хиллвью вместе со мной и моим микрофоном? Когда вспомнишь о моем предложении, позвони, и мы поговорим. По-моему, неплохая тема для "Воистину живого" – возвращение Джо Троны в Хиллвью?

– Я подумаю об этом.

– Так я могу надеяться?

– Дело в том, что на это могут обратить внимание злые люди. В твоем шоу на радио я сказал некоторые вещи, которые раньше старался замалчивать. Если мы продолжим наш разговор, то люди могут обратить внимание.

– Ты разобрался с врагами своего отца?

– Разбираюсь.

– И ты считаешь, что если они нас услышат, то могут причинить мне боль, чтобы насолить тебе?

– Да.

– Черт с ними, Джо. Давай организуем интервью прямо сейчас.

Я отодвинулся в сторону и взглянул на нее.

– Ты не понимаешь.

– Я знаю, что меня это не испугает.

– Это пугает меня, Джун. Я люблю тебя, и если с тобой что-нибудь случится, я потеряю самое главное в жизни.

Мы несколько секунд молчали.

– Ты прав. Я просто потеряла голову от радости.

– Да, на этот раз я прав. У тебя достаточно смелости, чтобы бросить вызов. Но лучше это сделать в более подходящее время.

Еще один поцелуй, и незаметно прошли еще десять минут. Джун встрепенулась.

– Сейчас моя передача, – прошептала она. – Пора бежать.

Дома я снял с "БМВ" Уилла радиопередатчик и положил в один из своих сейфов. У меня снова появилось предчувствие, будто что-то идет не так. Подобное предчувствие у меня было и в тот вечер накануне смерти Уилла. На этот раз я решил повнимательнее прислушаться к внутреннему голосу.

Это ощущение еще больше усилилось, когда чуть позднее, днем, я достал почту из своего ящика. Там была новая открытка, на этот раз из Монтерея, штат Калифорния.

"Дорогой Джо!

Надеюсь, что могу тебе доверять. Сделай так, чтобы все прошло нормально, а не как раньше. Я от всего этого очень устала.

С любовью, СБ.".

Уже в 4.58 я стоял на углу бульвара Бальбоа и улицы Павильон.

Алекс подобрал недурное местечко, чтобы укрыться самому и незаметно наблюдать за мной. Бульвар был заполнен машинами, которые двигались в обоих направлениях, но пробок не было. Павильон – маленькая улочка, ближе к Бальбоа переходящая в сплошные автостоянки на обеих сторонах бульвара. Хватало здесь и пешеходов – туристов, купальщиков, направляющихся на пляж и с пляжа, скейтбордистов, рыбаков, студентов, семейных компаний и пожилых пар. На этом же перекрестке было по два бара и ресторана, из которых открывался отличный обзор на мой угол. Была даже гостиница. Алекс Блейзек мог сидеть в любой машине и за любым окном, а вот я его лицезреть не мог. У него была и другая возможность – наблюдать за мной с пирса или с пляжа.

Марчант расставил своих агентов на всех углах, но не сообщил мне, сколько их и где конкретно они находятся.

Я направился к своей машине, чувствуя, что за мной наблюдают.

Проехав вверх по Бальбоа, я позвонил Марчанту и сообщил, что Алекс так и не объявился.

– Разумеется, не объявился, – пробормотал Марчант. – Ему просто надо убедиться, как ты выполняешь его распоряжения и держишь ли слово. И появится, только если твердо решит забрать деньги. Он может попросить тебя выполнить еще кучу бессмысленных поручений. Соглашайся на все и делай все, что он скажет. И всегда докладывай мне.

* * *

Я выезжал с полуострова, когда мне позвонил Рик Берч.

– Хорошие новости, – сказал он. – Маккаллум проверил по картотеке пулю, которой был убит Ике Као. Нам повезло – эта пуля выпущена из того же пистолета, из которого застрелили двух гангстеров из банды "Линкольн 18-й", которые на счету Феликса Эскобара.

– Братишка Перлиты, – вспомнил я.

– Возможно, он отдал ей свой пистолет на хранение, чтобы хороший ствол не пылился без дела. Вот она им беднягу Као и пришила. В любом случае мы взяли ее полчаса назад по обвинению в убийстве первой степени.

– Может, она выведет на Гэйлена.

– Будем надеяться. Удачно у тебя получилось с этим Ике Као. Теперь посмотрим, расколется она или нет.

– Меня бы устроило, если бы она сказала, кто в тот вечер был в машине вместе с Бо Уорреном у ночного клуба.

– Меня бы тоже. Для начала мы ее запрем на ночь в камеру, а утром посмотрим, что она скажет.

* * *

Я ехал в "Лесной клуб", ежесекундно ожидая нового звонка по сотовому телефону. Но телефон молчал. По дороге я слушал по радио программу Джун. Ее гостем был главный куратор зоопарка Лос-Анджелеса, житель нашего округа. Еще мальчиком он держал крокодила у себя во дворе, муравьеда в ванной и коллекцию змей в гараже, чем довел свою мать до помешательства. Вроде неплохой мужик. При звуке тихого голоса Джун я ощущал, как моя кожа теплела, а сердце билось сильнее. Мне хотелось вытащить ее из радиоприемника и осыпать поцелуями.

Начальником охраны "Леса" работал Боб Спан, бывший лейтенант из управления шерифа, вышедший на пенсию. Высокий, подтянутый, с серыми глазами и короткими черными волосами. Несмотря на отставку, он еще вел в управлении курсы по военному делу. Ходили слухи, что в результате перехода на частную службу в "Лес" он утроил свой оклад.

Спан согласился уделить мне не больше "пяти коротких минут" до окончания своей смены в шесть часов. Его кабинет располагался на втором этаже в конце коридора, рядом с кухней бара. Патрульный полицейский, тоже подрабатывающий в клубе в свободное от основной работы время, провел меня через столовую, потом вверх по лестнице, мимо отдельных кабин и бильярдных столов.

Спан встал из-за своего письменного стола и пожал мне руку. Ладонь у него была пухлая и словно подбита войлоком, о чем я помнил еще по опыту своих поединков с ним, когда занимался восточными единоборствами. Мы по нескольку часов отрабатывали удары пальцами и кулаками на мешках с зерном для птиц, а в дальнейшем переходили на мешки с песком. В результате таких упражнений на кончиках пальцев и суставах набивались плотные мозоли.

– Я вижу, ты еще не бросил занятия, – заметил Спан.

– Всего два раза в неделю, сэр.

– Скучаешь по соревнованиям?

– Да. Все-таки спарринг-бои это не то.

– Угу. Так чем могу быть полезен?

– Мне хотелось бы знать, кто провел Лурию Блас в "Лес". Это была вечеринка по поводу переизбрания Дана Миллбро в апреле этого года.

– Припоминаю. Блас... погибла в результате аварии в пригороде, так?

Я кивнул.

– Это девушка по вызову?

– Полагаю, что так. Она занимались проституцией.

– А ты уверен, что она здесь была?

– Конечно. Но подобный вызов сюда не так-то легко организовать, я прав?

Он взглянул на меня.

– Ну в общем-то да, но когда появляется миллионер в сопровождении со вкусом одетой женщины, с этим трудно что-либо поделать. Но в одиночку мы незнакомых не пускаем. Они должны обладать шармом и изящными манерами. Такие дамы создают особую атмосферу на вечеринках, как дорогие украшения.

– Да, сэр, украшения.

– Что-нибудь еще, Джо?

– Выходит, нет никаких особых правил относительно того, кто может приходить сюда вместе с членами клуба, если здесь появляются целые женские компании?

Спан снова внимательно на меня посмотрел и покачал головой.

– Не совсем так. Мне за это не платят. "Лес" прежде всего для членов клуба. Таково первое правило. А я при них своего рода вооруженная сиделка. Моя главная задача – следить, чтобы обслуживающий персонал не вынес столовое серебро, а бармены не лазили в кассу. В общем, работа "не бей лежачего".

– Так вы можете мне помочь выяснить вопрос с Лурисй Блас?

– А почему именно я?

– Она была бедна. И кроме того, в момент смерти носила под сердцем ребенка. До того, как она погибла, ее избили. Ее брат тоже был убит, когда пытался выяснить, кто это сделал.

Спан пожал плечами. Я спокойно ждал.

– Ты говоришь как твой отец, – наконец пробурчал он. – Но мне это в нем нравилось – всегда помогал неудачникам.

– Мне тоже нравятся неудачники, сэр.

– Но Уилл, как ты знаешь, никогда не забывал и о собственном благополучии. Уж мучеником он не был. А ты зачем ввязался в это дело?

– Просто потому, что встретил младшего брата Лурии, и он показался мне порядочным парнем.

Он снова покивал:

– Посмотрю, что можно для тебя сделать. Оставь мне свой номер телефона и повтори еще раз имена и все прочее, если не возражаешь.

Мне кое-что пришло в голову.

– Сэр, ведь когда в клубе организуется вечеринка, необходимо заранее забронировать комнату, место в ресторане и все прочее?

– Это конфиденциальная информация, Джо. Здесь частный клуб.

– Понимаю.

– Тогда пойми и то, почему я не могу тебе выдать эту информацию. Я проверю, что там у меня есть насчет Блас, но не хочу вылететь из-за этого с работы.

– Что вы, нет, сэр. Спасибо.

* * *

Как только я съехал с платной 241-й дороги и попал в зону работы мобильного телефона, сразу позвонил генеральному менеджеру "Леса". Его звали Рекс Сауэрс, и он был давнишним приятелем Уилла. Он двадцать лет проработал в различных местах на восточном побережье, потом на курорте в Палм-Спрингс, после этого в пятизвездочном ресторане в Ньюпорт-Бич, пока его не пригласили в "Лесной клуб". Узнав, что я сын Уилла, его секретарь сразу соединила меня с ним.

– Как поживаешь, Джо?

– Дела идут нормально, мистер Сауэрс. Но я скучаю по отцу.

– Нам всем его не хватает. Что ты хотел от меня?

– Я разбираюсь со счетами отца. Он должен был заплатить за вечеринку, организованную по поводу переизбрания Дана Миллбро в апреле. Всего три тысячи плюс мелочь, но в счете не указано, на чье имя переводить деньги.

– Сейчас выясню.

Я подождал секунду, слушая шорохи в трубке.

– На имя Джека Блейзека.

– Благодарю, сэр. Почти все кредиторы мне уже позвонили, а вот мистер Блейзек, вероятно, считает неудобным напоминать о долгах семье покойного.

– Джек – хороший мужик. Слушай, заскочи как-нибудь и позволь мне угостить тебя обедом за мой счет. Мне хотелось бы увидеть тебя.

– Почту за честь, сэр.

– Скоро арестуют этих мерзавцев?

– Мы вышли на одного подозреваемого. Сейчас формулируем обвинение, которое хотим ему предъявить. Это довольно непросто, поскольку я слышал голос стрелявшего, но не смог его разглядеть. Я понял, что мой отец, сам того не понимая, попал в крупную переделку.

– Да, это дело весьма неприятно попахивает – Уилл хотел помочь Джеку вернуть дочь, и вот чем все обернулось. Мое уважение к Уиллу Троне еще больше выросло, когда я узнал о его последнем деле. Он и Блейзек не очень ладили между собой. Были противниками во всем. Но Уилл все-таки забыл о своих амбициях, чтобы помочь Джеку. Это говорит о том, какой он был человек.

– Он был великий человек.

– Аминь. Не забывай меня, Джо. И дай знать, как только снова понадобится моя помощь. У нас всегда найдется столик для тебя и твоей подруги, ты мой желанный гость. Если у Уилла остались еще какие-нибудь клубные долги, забудь о них. Считай, они оплачены.

Меня осенило, что ко мне по наследству перешли как друзья моего отца, так и его враги. Я еще не решил, насколько это хорошо. А как бы эту ситуацию оценил сам Уилл? Остается только гадать.

"Люби без оглядки. Доверяй осмотрительно".

Глава 21

Я разогрел три обеда быстрого приготовления и стал ждать телефонного звонка. Возможно, Алексу не понравилось то, что он увидел. А может, просто поменял планы или решил продлить удовольствие, как делал до сих пор. Уже восемнадцать дней она была с ним. Я подумал, как много событий может случиться за такое короткое время и сколько может вместить человеческая жизнь в эти восемнадцать долгих летних дней.

В половине девятого раздался звонок.

– Привет, Джо. Это Тор.

– Где ты взял мой номер?

– Частный сыщик.

Я ничего не сказал. Как только мне наконец удалось его забыть – а я долго пытался это сделать, – он вдруг опять появляется. Я чувствовал, как воспаляются мои рубцы, а пальцы холодеют и становятся ватными. Я услышал в трубке глухой звук жидкости, падающей назад на дно бутылки.

– Послушай, – начал он, – нам надо еще кое о чем поговорить.

– Я уже простил тебя.

– Я о другом.

– Слушаю тебя.

– Я... хм... в общем, ты знаешь, что такое полиция. Они могут заставить тебя сказать то, что очень далеко от истины. И тогда, если эта ложь может как-то облегчить твое положение, ты соглашаешься врать.

– Так в чем твоя ложь, Тор? Выкладывай побыстрее.

– Ты не мой сын, Джо. Почти год я думал, что это так. Я дал тебе имя, кормил тебя из бутылочки, менял пеленки, тратил на тебя много денег. Заботился о тебе, словно ты был моей частичкой. Но оказалось, что это не так.

Мне показалось, что я стремительно падаю в лифте – душная и тесная кабина уносит меня в темноту. И навстречу летел человеческий крик – голос был мой и вроде не мой.

Я опять услышал, как Тор отпил из бутылки. Когда он продолжил, до меня с трудом доходили его слова – так быстро я летел вниз.

– Так вот, – проговорил он, – думаю, ты должен это знать. Вот и все. – И он повесил трубку.

Я нажал на "звездочку-69", но его линия не отвечала.

Скорость, только скорость могла вернуть мне покой. Я опустил все стекла и пришпорил триста пятьдесят лошадей моего "мустанга", которые понесли меня по шоссе в сторону Санта-Аны.

"Ты не мой сын, Джо".

Постепенно я успокоился и пустил механического скакуна нормальной рысью, направляясь на станцию компании "Амтрек" в Санта-Ане. Сердце перестало колотиться в груди, и я старался удержаться в своей "точке спокойствия". Мысленно я представлял дерево, орла и холмы на горизонте, но заставить себя взобраться на ветку мне так и не удалось.

Добравшись до станции, я припарковал машину и осмотрелся вокруг в поисках каких-нибудь гостиниц или мотелей. Ничего. В пяти кварталах от вокзала я наконец обнаружил сдающиеся в аренду комнаты и рядом офис для регистрации с табличкой на дверях "Палома". Всегда спокойный клерк за конторкой прикинул в уме, нет ли у них кого-нибудь, похожего по описанию на Тора, но – увы, и через десять минут я уже покидал станцию.

Мотель "Фернандес", гостиница "Супериор", номера на Четвертой улице, даже ночлежный дом. Никаких следов. Постепенно круг поисков расширялся: мотель "Оук", гостиницы "Сэддлбэк" и "Сиеста". За окошком регистрации в отеле "Ранчо" сидела молодая индианка, у которой при моем виде округлились глаза. Она отвела взгляд в сторону, на прикрепленную цепочкой шариковую ручку. Я описал ей Тора Свендсона.

– Двенадцатый номер, – промолвила женщина, не отрывая глаз от ручки. – Можете воспользоваться телефоном у вас за спиной.

– Я лучше зайду. Спасибо.

Комната номер двенадцать располагалась в дальнем углу на первом этаже, справа от вестибюля. Вокруг ламп в коридоре роилась мошкара. В девятой комнате громко орал телевизор. Остановившись напротив двери, окрашенной в бирюзовый цвет, я постучал.

Тишина. Никакого движения и звуков с той стороны. Я снова постучал.

– Кто там?

– Джо.

– Секунду.

Я услышал, как снимают цепочку и открывают замок. Когда дверь распахнулась, передо мной стоял Тор. На его бледном лице с голубыми глазами застыла все та же невеселая улыбка. Те же белые волосы и белая борода, мешковатые джинсы и замызганная футболка, обтягивающая живот. Босые белые ноги.

– Как ты меня отыскал?

– Приехал на машине. Я войду?

Он отступил в сторону, пропуская меня в слабо освещенную комнату. Телевизор был включен, но без звука. В воздухе висел запах сигарет, алкоголя и жареной картошки. Кухня, объединенная со спальней. Дверь в ванную была прикрыта. Тор плюхнулся на стул в углу напротив телевизора. На ночном столике стояла полупустая бутылка дешевой водки из универсама и упаковка апельсинового сока.

– Я собирался сказать тебе это еще в прошлый раз, – сказал Тор. – Но для меня очень важно было получить прощение. И я побоялся переборщить.

– Откуда тебе известно, что я не твой сын?

– Во-первых, у меня всегда были подозрения на этот счет. А потом я проверил календарь. После чего поколотил ее, и она призналась.

– Так чей же я?

– Она не знала. Такие женщины это не запоминают. Когда я сидел в тюрьме в ожидании суда, она предложила мне денег, только чтобы я не говорил, почему это сделал. И подтвердил, что ты мой сын, а совершил это в помешательстве, В общем, я согласился взять откупные. Но решил не спешить с заявлением, чтобы иметь возможность постоянно тянуть с нее деньги за это. Следователям я ничего так и не сказал. Но у всех сложилось впечатление, что я плеснул кислотой в собственного сына, и все настроились против меня. Я сразу это понял, когда зачитали обвинение. На суде меня поместили в специальную клетку – отличная штука, должен сказать, – откуда я даже давал интервью. Черт возьми, я был тогда знаменитостью. И тогда же решил держаться линии, что сделал это по наущению Бога, что, дескать, он мне подсказал. И что ты мой сын. Как Исаак у Авраама. У него была такая же белая борода, как у меня. Я много раз читал и перечитывал эту историю, стараясь поверить.

– Поверить во что?

– Что человек во имя Бога может убить собственного сына. Хотя знаю, что это можно сделать и по другим причинам.

– Например, если узнаешь, что ребенок не твой?

Он посмотрел на меня своими невинно-голубыми глазами. На этот раз без улыбки.

– Может быть. Я никого не убивал, Джо. Даже тебя. Я плеснул этой кислотой, чтобы досадить ей. Я был пьян и взбешен. Я ничего не имел лично против тебя. Ты должен это понять. Просто чтобы сделать этой суке больнее. Отомстить ей за то, как она обошлась со мной. Я не утверждаю, что поступил правильно, но в жизни есть вещи, Джо, которые мужчина простить не может.

Его последние слова будто повисли в воздухе, и вместе с ними комнату заполнило что-то еще. Взглянув на бутылку, Тор сделал затяжной глоток и запил соком.

– И ты рассчитываешь на мое прощение?

Он поднял на меня глаза – сплошная голубая невинность. Натужная улыбка, борода, как у Санта-Клауса.

– Ты уже простил меня. Забыл? Мы это уже проехали. Забудем все и начнем сначала. Послушай, отхлебни. Для универсама это неплохая водка.

– Где она сейчас?

– Шарлотта? Я не видел ее уже лет двадцать. Даже по телефону не говорил. Разве что деньги получал. Она всегда присылала вовремя. Держу пари, что она давно покончила с прошлым, сменила имя и вышла замуж за банкира.

– Сколько? И как долго?

Тор посмотрел мимо меня, словно пытаясь припомнить. Если бы его сейчас сфотографировать и показать кому-нибудь снимок, то можно подумать, что перед вами добродушный весельчак. Если не считать мешков под глазами и выцветшей потной кожи.

– По тысяче баксов уже в течение двадцати трех лет. Всего получается двести семьдесят шесть тысяч. И еще пять тысяч авансом. Но я уже все потратил.

– Но все эти годы ты с ней так ни разу и не говорил, даже по телефону?

– Может, пару раз она и звонила. Но ничего не говорила, а лишь молчала в трубку. На денежных переводах никогда не было обратного адреса. Так что не утруждай себя расспросами.

– А как она узнавала, куда посылать деньги?

– Адрес всегда один и тот же – мой почтовый ящик в Сиэтле.

– Где она жила последний раз, как ты ее видел?

– Там, где все это и случилось, – в Лейк-Эльсинор, в округе Риверсайд. Но уже много лет назад один парень в тюрьме рассказывал, что она перебралась в Лос-Анджелес. Не знаю, правда ли это.

– Какие марки были на конвертах?

– Из Сан-Диего.

– Все это время? На протяжении двадцати трех лет?

– Ага. А что такого?

– У тебя не сохранилось хотя бы одного конверта?

– Я храню только деньги.

Тор снова приложился к бутылке, сделав длинный глоток и опять запив соком.

– Выпьешь, Джо?

– Когда ты получил последний перевод?

– Три недели назад. Они всегда приходят по первым числам.

– Какими банкнотами?

– Десять сотенных. Уже пользованных, не новых.

– На что ты их тратил?

– Платил за квартиру. Потом – водка, пару-тройку раз на девочек. В общем, на жизнь, сам понимаешь.

Я окинул взглядом его самого, комнату, бутылку и безмолвный телевизор.

– Да. Тебе надо жить.

– Я думал, ты хотел сказать, что мне не стоит жить, и убьешь меня, как когда-то грозился.

– Времена меняются.

– Я этого не заметил.

Казалось, Тор о чем-то размышляет. Сделав еще глоток, он со стуком поставил бутылку на столик.

– Так ты хочешь с ней встретиться?

– Именно так.

– Полагаю, что если бы ты решил пристрелить меня, тебе достаточно было вытащить пистолет из-за спины и нажать курок.

– Нет, я сломал бы тебе шею.

Продолжая натянуто улыбаться, Тор отвел взгляд в сторону. Его широко открытые голубые глаза были абсолютно пусты.

Я сделал шаг вперед и взял его обеими руками за голову. Со стороны это выглядело так, словно один человек заглядывает в глаза другого, чтобы сообщить ему что-то очень искреннее. Но я крепко держал голову руками, собираясь повернуть ее, и прикидывал, насколько сильным будет сопротивление со стороны хозяина. Поворот головы всегда смертелен, поскольку клиенту трудно угадать, в каком направлении и в какой момент ты это сделаешь. И похоже, Тор все это понимал. Я приблизил свое лицо вплотную к нему. Чувствовался крепкий запах водки и кисловатый привкус апельсинового сока.

– Это все правда? – спросил я его.

– О, абсолютно. У меня нет причин врать тебе.

– Приятно было узнать, что я не твой сын. Значит, у меня есть шанс стать человеком.

– Ты так думаешь? – прошептал он. – Но ведь я не настолько плох.

* * *

Вернувшись домой, я зашел в кухню и, не включая света, решил поразмышлять. Сквозь щели в жалюзи в дом проникал мягкий лунный свет. Дважды за полмесяца я лишился обоих своих отцов и тяжело переживал случившееся. Во мне бурлили эмоции, и я ощущал их всей кожей. Но снаружи все словно застыло и омертвело – мне явно было необходимо совершить обряд крещения. Но все, что у меня было под рукой, – это ванна.

Позвонила Джун, но я ответил ей, что не могу с ней долго разговаривать, потому что жду важного звонка. Я изо всех сил старался быть вежливым, но, по-видимому, мне это плохо удалось. Когда Джун положила трубку, я понял, что расстроил ее, и сердце у меня забилось не так ровно, как хотелось бы. Я подумал: неужели любовь и вправду всегда так иррациональна или это касается только меня с моим поздним опытом?

Я чувствовал себя заброшенным и одиноким. Выходит, Тор был нужен мне больше, чем я считал до сих пор. Он был моим Люцифером, и на моей душе всегда будет лежать печать царства тьмы. Мне был нужен и Уилл – это был мой луч света. Теперь же, когда по разным причинам я лишился обоих, мое прошлое превратилось в вымысел. А когда теряешь свое прошлое, его место занимает чудовищная пустота. Когда основание, которое ты возводил с таким трудом, на твоих глазах рушится, рассыпается, превращаясь в ничто.

С прыгающим от волнения сердцем я перезвонил Джун и объяснил ей то, что должен был объяснить. Про Тора и Шарлотту. Про откровения этого пьяницы. Как он хотел насолить Шарлотте. О тысяче баксов, которые он получал ежемесячно на протяжении двадцати трех лет за молчание по поводу своего отцовства. И наконец, о марках со штемпелем Сан-Диего.

– Ты теперь совсем другой, – проговорила Джун. – Ты свободен. И кстати, я люблю тебя. Я поняла это в первую минуту после нашего интервью.

– Я тоже люблю тебя. А понял это, когда ты прыгнула за мной в бухту.

* * *

Час спустя зазвонил телефон – но не домашний, а мой сотовый.

– Джо слушает.

– Приготовь деньги. И не занимай этот телефон. Если я почувствую хоть что-нибудь подозрительное даже за тысячу миль, то убью ее. И если учую там даже легкий запашок ФБР, тоже убью ее. Если мне не понравится твой тон, я убью ее.

– Не убивай ее. Лучше стань миллионером.

Он повесил трубку.

Выключив "мобильник", я положил его на стол и позвонил его отцу с домашнего телефона.

Глава 22

Я стоял в ожидании Джека Блейзека у входа в бухту Ныряльщиков на Лагуна-Бич. Была половина первого ночи. Небо ясное, и сквозь листву деревьев мерцал"и белые звезды. В ночном воздухе витали запахи морской воды, эвкалиптов и жасмина.

Блейзек опоздал минут на пять. Он показал мне чемодан, лежавший в багажнике его новенького "ягуара". Банкноты были уложены в пачки, судя по всему, по сто тысяч в каждой. Я переложил чемодан в багажник своего "мустанга".

– Здесь немало денег, Джо.

– Полагаю, два "лимона".

– На половину этой суммы можно купить неплохой дом где-нибудь рядом с пляжем, а на другую часть весело пожить.

– Возможно, Алекс так и сделает.

– Он без толку промотает все это, как и раньше.

– Почему вы так ненавидите друг друга?

Он тряхнул головой и посмотрел на меня.

– Я не испытываю к нему ненависти. Просто он меня разочаровал. При таких больших возможностях и такие паршивые результаты. Что бы мы ни делали для него, все впустую. Убежать с собственной сестрой и требовать за нее выкуп с родителей? Это что, черт возьми, все, чем он умеет добывать деньги?

Я не знал, что ему ответить. Но понимал, что эта милая девчушка Саванна попала в очень непростую ситуацию. Этого было достаточно и значило для меня куда больше, чем отношения Джека с Алексом.

Приблизившись ко мне, Блейзек проговорил:

– Не привози Саванну домой. Приезжай с ней сюда и позвони Лорне, как делал раньше. И спроси ее, что слышно о Саванне. Лорна сразу свяжется со мной, чтобы ни Марчант, никто другой не догадались. А я приеду сюда и заберу ее.

Я согласился.

– А что касается той видеопленки, о которой мы говорили, то, надеюсь, ты вернешь мне ее вместе с дочерью.

– Как и договорились, сэр.

– Это ты считаешь, что мы уже договорились, Трона. Но ты не знаешь Алекса. Не исключено, что он опять попытается смухлевать.

– Я сделаю так, что у него это не выйдет.

Он взглянул на меня, продолжая сомневаться.

– Ты и вправду там будешь один, без ребят из ФБР или из управления шерифа?

– Так точно.

– И никаких приятелей для подмоги?

– Я сам справлюсь с этим делом.

Отступив от меня на шаг, Блейзек снова окинул меня внимательным взглядом.

– А чего ты сам-то добиваешься? Что тебя заставляет во все это лезть?

– Из-за Уилла. И ради вашей дочери.

– Там, в чемодане, сто тысяч баксов для тебя лично, если все пройдет как надо.

– Спасибо, сэр.

– Это тебя, похоже, не сильно обрадовало?

– Нет.

– А тебе вообще-то они нужны?

Мне пришлось поразмыслить над ответом, хотя дочь ему я не собирался возвращать.

– Сотня тысяч долларов не помешает.

Блейзек улыбнулся, будто услышал от меня что-то хорошее или добился согласия по очень важному вопросу. Самое приятное для людей, любящих деньги, думать, что и все остальные любят их не меньше. В другое они верить просто не хотят.

– Без пленки сделки не будет, – заключил он. – И Саванна, и пленка. Запомни это хорошенько.

И я помнил об этом, когда ехал из Лагуна-Бич с двумя миллионами в багажнике. В ожидании звонка на соседнем сиденье лежал "мобильник", чтобы наконец-то закончить дело, которое Уиллу не удалось довести до конца.

* * *

В кабинете по подготовке операций стоял гул от множества голосов – в комнате находились Марчант и двенадцать других агентов ФБР, а также Рик Берч, Одеркирк, сам шериф Дуайт Вэйл и ребята из полицейской группы захвата.

Марчант переложил два миллиона в потрепанный черный рюкзак, в ручках которого были установлены сигнализаторы для электронного слежения. Один из "жучков" он засунул прямо в пачку между банкнотами.

– Такую "вставку" невозможно заметить и даже нащупать, она вшита в подкладку – инфракрасный излучатель, – сказал Марчант. – Он передает тепловой сигнал, который мы можем фиксировать с воздуха – с самолета или вертолета. И куда бы этот рюкзачок ни потащили, мы проследим за ним, как за светлячком в темноте.

Шерифа Вэйла, высокого и грузного мужчину, работники управления звали между собой Быком. Как всегда, он отдавал уверенные распоряжения своим подчиненным, но все знали, что последнее слово в операции остается за ФБР.

Марчант и Вэйл уже подготовили "двух работниц" Службы социальной опеки, которые должны были сопровождать меня. В их роли выступили следователь из окружного отдела убийств Ирэн Коллир и сотрудница полиции города Санта-Аны Черил Рэдд. Коллир, полной и крепкой на вид женщине, было лет сорок; ее коллега Рэдд – на вид лет пятидесяти пяти, с легкой сединой в черных волосах – имела более хрупкое телосложение. А когда она надела очки для чтения и зачесала длинные волосы назад, то приобрела совершенно кроткий вид.

– Называйте меня хоть монашкой, – пошутила она. – Но пистолет всегда при мне.

Марчант одобрительно кивнул.

– Джо, когда Алекс снова позвонит насчет встречи, скажи ему, что ты будешь с двумя женщинами из Службы социальной опеки. И что они нужны для обеспечения безопасности Саванны – в противном случае ее передадут отцу с матерью.

Потом мой сотовый телефон подключили к прямой связи с оперативным штабом и специальным микроавтобусом, чтобы держать ситуацию под контролем даже в том случае, если Алекс Блейзек настолько доверится мне, что разрешит выбрать маршрут на мое усмотрение. Мне даже вручили последнюю модель бронежилета, весьма дорогое изделие фирмы "Спектрафлекс", разработанное на случай многократных выстрелов в упор.

– Совсем недурно для молодого помощника шерифа, – заметил Берч. – До тридцати лет о такой экипировке я даже и не мечтал.

– Ладно, – сказал Марчант. – Самое нервное время – ждать начала и быть наготове.

Он проводил меня на служебную автостоянку, где мы засунули рюкзак в багажник "мустанга".

* * *

Мы все вместе сидели за ленчем в кафетерии в здании муниципалитета – Марчант, Берч с Одеркирком, Черил Рэдд с Ирэн Коллир и я. Специальный агент и четверо детективов, казалось, чувствовали себя друг с другом вполне свободно и удобно. Никто не расспрашивал меня о жизни и моем лице, Уилле и Торе. Мы просто делали общую работу. Точно так же мы сидели и обедали с напарниками в нашей служебной столовой при мужской тюрьме. Одна команда – все вместе, как одна семья. Но сейчас это значило для меня нечто большее. Словно я заглянул в свое будущее. Я подумал об Уилле и о той странной жизни, в которую он меня окунул.

"Отработаешь в управлении лет двадцать, Джо, и подашься в политику или бизнес. Ты и сейчас-то пользуешься большим признанием, чем я в твои годы. Господи, "кислотный мальчик" – так разыграй полученную тобой карту. "Кислотного мальчика" в президенты. Звучит недурно, не правда ли?"

После ленча Берч отвел меня в сторону:

– Сегодня утром я крепко прижал Перлиту. Видеозапись плюс данные баллистической экспертизы. Припугнул ее свидетелем, который якобы узнал ее лицо под маской медсестры. В общем, она пошла на сделку. Она обещала дать показания на Гэйлена как на убийцу Уилла, если мы ее отпустим. Я ответил, что на такие условия мы не можем пойти, и предложил ей начать с малого – например, сказать, кто был в машине с Бо Уорреном, когда тот беседовал с Гэйленом около ночного клуба. Она согласилась, но потребовала в обмен смягчить обвинение. Я уже переговорил по этому поводу с Филом Дентом, который обычно идет на такие варианты. В общем, договоримся.

Было уже пять минут второго, но телефон молчал. Я послонялся по отделу убийств, потом заглянул к ребятам в мужскую тюрьму и посидел около часа в техническом тоннеле модуля "Е", где чуть не заснул, прислонившись головой к пыльной стене.

Потом я немного размялся в тренажерном зале, где отлично работали кондиционеры и царила приятная прохлада. Этот зал частично был мемориалом в память о нашем коллеге Брэде Ричесе, погибшем от автоматной очереди грабителя в окружном универмаге. На одной стене с имитированными следами от пуль был изображен патрульный автомобиль Брэда, а рядом валялось несколько пистолетных гильз. На противоположной стене было изображено четверо помощников шерифа с направленными на вас пистолетными стволами. В линзах их темных очков отражались лица преступников. А над входной дверью висел транспарант: "Сила волка – в стае; сила стаи зависит от силы каждого волка".

Я хорошо поработал в зале, все время размышляя о Ричесе, стае волков и Джоне Гэйлене. Насколько вероятно, что он опять появится на сцене? И как велика возможность того, что тот, кто добивался смерти Уилла, попытается убить и меня? Шансов на это, может, и немного. Но я не мог избавиться от мысли о таком варианте развития событий.

На часах было уже 3.43 пополудни. Телефон молчал.

Я заехал в Дом правосудия и понаблюдал за судебным процессом по делу доктора Чапина Фортнелла. Когда я зашел в зал, он смотрел вниз, по-видимому, на стол защиты, потом обернулся и проводил меня подслеповатым взглядом, пока я садился. Помощник прокурора вел допрос одной из жертв Фортнелла – мужчины двадцати одного года, которому в ту пору, когда доктор обратил на него свое внимание, было около двенадцати лет.

* * *

– И где же он впервые приласкал вас?

– В его кабинете в Ньюпорт-Бич.

– В своей приемной? Значит, именно там он и практиковался на юных мальчиках и девочках в области семейной психотерапии?

– Возражаю, ваша честь! Здесь смешиваются разные эпизоды дела. Кроме того, данный свидетель не в курсе наклонностей доктора Фортнелла...

– Протест отклоняется. Продолжайте, мистер Эванс.

* * *

Это заставило меня припомнить случай, произошедший, когда мне было одиннадцать лет. Вместе с другими членами юношеского клуба Тастина мы летом поехали на пляж в сопровождении двух сотрудников клуба. И вот когда я закончил свои дела в общественном туалете и уже выходил из кабинки, мне преградил путь невысокий коренастый старичок в солнцезащитных очках, с длинными рыжими волосами, который поинтересовался, известно ли мне, что такое секс. Я ответил, что нет, не знаю. Потом огляделся и попытался проскочить мимо него. До сих пор помню теплую вонь, мусор и лужи мочи на бетонном полу того гадкого сортира. Пытаясь проскочить мимо старика, я посмотрел вниз и заметил, как его голые ноги двигаются в мою сторону, и одновременно почувствовал его цепкую руку у себя на плече. К тому моменту я уже пять лет занимался единоборствами и получил зеленые пояса в трех видах. Я резко рубанул по его вытянутой клешне свободной рукой и ударил ладонью в глаз. Он меня отпустил, и я двинул ему в другой глаз уже левой рукой. И пока он протирал глазенки, я врезал ему между ног и добавил ботинком по коленной чашечке. Но, добежав до будки охранника, я так и не смог заставить себя рассказать о том, что случилось. Все слова застряли у меня в горле. Мне было стыдно даже признаться, что он до меня дотронулся и осмелился сделать грязное предложение. Правда, в тот момент охранник болтал с какими-то девушками, и ему было не до меня. Помню, как я нацепил ласты и долго плавал в холодных морских волнах. Я осваивал серфинг на доске и ловил одну волну за другой, пока совсем не вымотался, но зато и очистился. После этого в том туалете у меня всегда сводило мышцы спины, а лицо горело от страха.

Когда я выходил из зала, Фортнелл продолжал смотреть на своего защитника.

В пять часов я сел в машину и настроил радио на передачу Джун. В этот раз ее гостями были строительный рабочий и древняя старушка. Строитель вытащил женщину из упавшей в воду машины. Судя по всему, старушка вместо тормоза нажала на газ, снесла стальную решетку и со всего размаха плюхнулась с машиной в городской бассейн. Самое забавное, что при этом никто не пострадал, даже сама бабуся, которая прощебетала, что когда она тонула, то чувствовала руку Господа у себя на плече.

Вот и рассуждай после этого о крещении.

* * *

До дома я добрался к семи часам вечера. Звонка так и не было. Я перекусил своим "телевизионным" обедом, а два миллиона валялись у меня под столом. По своему домашнему телефону я коротко переговорил с Джун, сообщив, что все идет отлично и вскоре кое-что случится. Ее милый голосок казался мне таким обворожительным, что мне хотелось залезть в трубку и извлечь его оттуда, чтобы всегда хранить у себя. Слушать ее смех. А потом глотать ее голос, как редкий деликатес. По вкусу он должен напоминать ее саму: цветы, соль и сливки.

* * *

Алекс Блейзек позвонил в 9.37.

– Вези посылку в Ньюпорт-Павильон. Там на входе есть платный телефон. Будь в кабине ровно в 10.10. Продолжим разговор, если мне понравится все, что я там увижу.

– Со мной будут две женщины из Службы защиты детей. Только они могут передать Саванну в Хиллвью. Или так, или будет решать суд.

– Если хочешь, тащи с собой хоть папу римского. Только смотри, меня не увидишь. – И бросил трубку.

Я понял, что Алекс Блейзек действительно псих и с головой у него не все в порядке. Позвонил по условленному номеру Марчанту в оперативный штаб и рассказал о разговоре с Алексом.

– Мы будем там крутиться на вертолете. А Коллир и Рэдд прибудут к этой телефонной будке не позже десяти. Они будут там, но в стороне.

* * *

Около телефонной будки я был в 10.05. Там стоял здоровый парень в белых шортах и красной футболке и громко орал в трубку. Опустив рюкзак на землю, я постучал по его плечу и показал свой значок. Он нахмурился и прикрыл трубку ладонью. Я объяснил, что мне надо. Еще раз посмотрев на меня, он поднес трубку ко рту и закончил разговор.

– Все в твоем распоряжении, Джо, – сказал он. – Меня зовут Ларсон. Коллир и Рэдд сидят у окна вон в том баре. Я буду поблизости.

Потом кивнул раз, второй, повесил трубку и вышел из будки. Телефон зазвонил ровно в 10.10.

– Где твои друзья?

– В баре.

– Должно быть, вся набережная ими забита.

– Всего две женщины из Службы социальной опеки. Такова была договоренность.

– Поезжай на следующем пароме через пролив на остров Бальбоа. На пароме стой у правого борта. Когда сойдешь на берег, жди моего звонка в телефонной будке справа. И поторопись, паром уже отходит.

Повесив трубку, я помахал рукой Коллир и Рэдд и поспешил на посадку. На паром въехали последние три машины, и палубные рабочие устанавливали блокираторы на колеса переднего автомобиля. Я ступил на палубу с рюкзаком на плече. За мной по мосткам проследовали Коллир и Рэдд. На Коллир были поношенные джинсы и кардиган, в руке – большая сумка. А Рэдд надела длинную старомодную юбку, бесформенный свитер и теннисные туфли. Волосы она забрала сзади в пучок. Я заметил микроусилитель у нее в ухе и микрофон у подбородка. Это был канал связи с Марчантом – я понял, что Рэдд докладывает о ходе операции. Вокруг нас на палубе толпились пассажиры – туристы в ярких костюмах; парочки, жмущиеся друг к другу, чтобы укрыться от прохладного ночного ветерка; подростки с велосипедами и роликовыми досками.

Я с извинениями продвигался сквозь них в направлении правого переднего угла парома. Оглянувшись через плечо на колесо обозрения и карусель в парке, я снял рюкзак с плеча и поставил его у ног. Коллир и Рэдд расположились по обеим сторонам от меня.

– У вас прекрасный пучок на голове, служащая Рэдд.

– Вы очень любезны, молодой человек, – чопорно ответила она. – Но учтите, у меня под свитером пистолет. Так что не нахальничайте.

Паром заурчал, отчаливая от берега в открытое море, и я ощутил мощную вибрацию под ногами. Параллельно нам в сторону канала двигалось небольшое взятое напрокат судно. На нем пара подростков ловила рыбу, их удилища отсвечивали в свете прибрежных фонарей. На той стороне бухты виднелся остров Бальбоа. Молодой служащий парома в шортах цвета хаки и цветастой рубашке взял с меня за три места доллар и дал сдачи.

Паром повернул к пристани, двигаясь против течения. Наблюдая за приближающимся берегом, я думал, что мы промажем мимо причала. Шедшая рядом с нами лодка постепенно растворилась во тьме. В тридцати ярдах от наспоказались огни яхты "Зодиак".

Вдруг зазвонил мой сотовый телефон.

– Держи его наготове.

Я поднял рюкзак с палубы и поставил на поручни. Всматриваясь в черную воду под нами, я чувствовал, как насторожились Коллир и Рэдд. Паром еще больше приблизился к берегу, оставив "Зодиак" немного позади.

– Сейчас я сзади вас по курсу. Я подойду к борту, и ты бросишь мне мешок. Пока не дергайся.

– Где она?

– Узнаешь, когда я получу свои деньги. Если ты или твои копы попытаются меня одурачить, прошу запомнить: кислорода у Саванны хватит примерно на два часа. Убьешь меня, погибнет и она. Дело абсолютно беспроигрышное. Приготовься, придурок. Когда я скажу "бросай", бросай немедленно. И держи телефон наготове. Жди!

Взглянув на Рэдд, я потряс головой.

– Он запер ее в каком-то месте, где мало воздуха. Не стрелять.

Яхта подошла к нам очень быстро, и послышался шум двигателей за бортом. На палубе "Зодиака" я заметил человека в темной одежде и бейсбольной кепке, повернутой козырьком назад, который, стоя вполоборота, работал рулем. Расстояние сократилось до десяти ярдов, потом до двадцати футов. И наконец я увидел борт яхты всего в шести футах от себя. Я схватил рюкзак и ждал, когда палуба яхты окажется под нами. Я не мог как следует рассмотреть Алекса, но первое, что пришло на ум, когда бегущие огни вырвали лицо из тьмы, – это его отец: такой же плотно сбитый, напряженный, взрывной.

Он улыбнулся:

– Бросай!

И я бросил. Рюкзак с плеском шлепнулся на воду. "Зодиак" слегка накренился, и я увидел, как Алекс Блейзек, зацепив мешок длинным багром, подтащил к себе. Наклонившись вперед, он двумя руками втащил мешок на палубу, после чего взглянул на меня снизу вверх, кивнул и еще раз улыбнулся.

"Зодиак", словно перепуганный олень, мгновенно развернулся и растворился во тьме, оставив после себя лишь удаляющийся гул мотора и облако выхлопных газов. Я видел, как его сигнальные огни быстро удалялись в ночи в сторону выхода из бухты. Гул двигателя постепенно становился все глуше, а кильватерный след размывался черными волнами. Я подумал, не мог ли электронный передатчик намокнуть и как поведет себя после легкого купания инфракрасный излучатель.

Я продолжал держать телефон около уха.

– Трона, я еще раз позвоню тебе, когда окажусь в том месте, где мне надо быть. Придерживай своих легавых, и с Саванной ничего не случится. Пока, придурок. Пока!

Я показал Рэдд, чтобы она отключила свой телефон, и связался по тому же каналу с Марчантом по второму аппарату. Сообщил ему, что деньги у Блейзека, который движется на запад бухты в сторону открытого моря.

– Он оставил Саванну с ограниченным запасом воздуха, сэр. И собирается позвонить нам, когда будет в безопасности.

– Ларсон фиксирует сигнал от рюкзака. Пока все идет нормально. Три наши группы сейчас двигаются вниз по полуострову, еще две бригады работают на острове Бальбоа. Они параллельными курсами направляются к бухте. Служба патрулирования самого порта тоже задействована. А я с тобой разговариваю сейчас из вертолета. Мы должны его взять. Будь на связи, Джо.

Я слышал, как он с кем-то говорил, но слов не разобрал. Потом он продолжил наш разговор.

– Так вот, Джо, портовый патруль работает в южном секторе, между стоянкой парома и выходным каналом. Пока "Зодиак" не засекли. Перебирайтесь на следующем пароме обратно тем же путем. Только не урони свой телефон в воду. Ждите моего звонка в твоей машине. Все трое.

– Понял, сэр. Только оставьте его живым. Он нужен нам обязательно живым.

* * *

Из ночной тьмы доносился шум вертолетных двигателей, а к югу виднелись лучи прожекторов катера патрульной службы. Сердце билось часто и тяжело, а каждый проблеск на воде, казалось, сулил какую-то надежду, пока не рассеивался во мраке залива.

– Ты выполнил свою часть, Джо, – проговорила Коллир, взяв меня за руку. – Теперь очередь Алекса сдержать свое слово.

Стоя у своей машины, словно праздный турист, я чувствовал себя одураченным и беспомощным. Прошло пять минут. Потом десять. Марчант позвонил в 11.05.

– Джо, поезжай на юг полуострова, вниз по бульвару Бальбоа. Портовый патруль засек там какой-то объект, и электронный сигнал стал намного громче и яснее. Лодка стоит в частном доке, на пирсе в районе улицы К. Если что-то вдруг не заладится, ты можешь нам понадобиться.

– Не убивайте его.

– Мы головы не теряем. Ты тоже не горячись. Спокойствие и уверенность.

Не спеша я поехал на юг полуострова, мимо больших вилл и маленьких домишек, пальм и кустов бугенвиллеи. Машин на улицах для этого времени было довольно много. Мы добрались до улицы К, и я постарался погасить в себе нетерпение и успокоиться. Немного откинув голову назад, как это делал Уилл, я расслабился.

Слева от нас припарковались три патрульные машины полиции Ньюпорт-Бич. На соседней улице стояли два радиофицированных автомобиля из управления шерифа. Оглядевшись, я обнаружил неподалеку еще три незамеченные машины нашего ведомства и две – из хозяйства Марчанта. Над заливом барражировали два вертолета, прорезая ночное небо лучами прожекторов. Постепенно сюда стали стягиваться и группы туристов, привлеченных непонятным шумом и суетой. Бульвар заканчивался каналом, поэтому я развернулся и поехал в обратную сторону. Одна из патрульных машин притаилась около пристани. Другая двинулась за нами в сторону улицы К.

Я задумался – двадцать минут и до сих пор на воде?

Еще раз проехав по улице К и ничего особого не заметив, я позвонил Марчанту.

– Он что, до сих пор в доке?

– Как раз сейчас портовый патруль это проверяет. Джо, бери своих социальных работниц, и дуйте на пляж недалеко от улицы К.

– Оттуда я и звоню. – Быстро проскочив в самый конец улицы, я остановил машину у самого песка.

– Сэр, что слышно о Блейзеке?

– Пока его еще не видели.

– Держу пари, сэр, что он уже оставил лодку и выбросил пустой рюкзак.

– Не отключайся, Джо.

Я слышал, как он переговорил с кем-то по другому каналу. И снова взял трубку.

– Джо, я связался с командиром патруля. Они прибыли на место, но Блейзека там нет. У них есть прибор ночного видения, и видимость отличная. Так вот, они видят "Зодиак" и даже что-то типа пустого рюкзака, брошенного на скамейку. Но Блейзека не видно, Джо. Группа захвата выехала лишь три минуты назад, поэтому отправляйтесь туда втроем и осмотрите лодку. Поставь во главе операции Рэдд, у нее приличный опыт в таких делах. Обшарьте всю яхту. Спокойствие и уверенность.

Коллир двинулась по одной стороне улицы, а мы с Рэдд по противоположной. Когда мы подошли к последнему дому перед бухтой, Рэдд выдвинулась вперед, я встал за ней, а Коллир была замыкающей. Это была моя первая настоящая операция патрулирования, что придавало мне гордости и спокойствия. Отдаленно все это напоминало мои ночные похождения с Уиллом, но было больше уверенности. Вытащив пистолет из-под свитера, Рэдд прижала его к бедру. Я сделал то же самое.

Патрульный катер был у пирса в тридцати ярдах от нас, но его яркие прожекторы были направлены на доки в конце улицы, где виднелись силуэты патрульных и помощников шерифа. Вертолеты с ревом опустились пониже, отчего вода покрылась рябью и полетели брызги.

Рэдд первой шагнула на ярко освещенный причал, я – за ней. Она оглянулась на меня, ее волосы совсем растрепались от работы вертолетных винтов. Присев на корточки, она вытянула руку с пистолетом в сторону "Зодиака" и по-крабьи стала приближаться к лодке. Я сделал то же самое. Что-то проговорив, Рэдд опустила пистолет, но из-за шума вертолетов я не мог разобрать, что именно она сказала. Подойдя к ней, я посмотрел вниз и увидел знакомый рюкзак, валявшийся на палубной скамье. Сзади послышались шаги Коллир.

– Все, как ты и говорил, – заметила она.

– Да, он большой мастак на такие штуки, – подтвердил я.

Через мощный усилитель до нас долетел голос с патрульного катера.

– Никак этот сукин сын смылся?

– Да, сукин сын все-таки нашел способ удрать, – пробормотала Рэдд. – На то он и сукин сын.

Пристегивая свой пистолет под курткой, я произнес тайную молитву, что Алексу удалось смыться. А это значит, он приведет нас к сестре, когда убедится, что в результате своей самой прибыльной операции остался-таки на свободе.

– Живы мы, – сказал я. – Жива и она.

Рэдд обернулась ко мне:

– Совсем не обязательно, Джо.

Зазвонил мой "мобильник". Пока я нажимал кнопку ответа и прикладывал трубку к уху, Рэдд повернулась лицом к вертолетам, стараясь отогнать их рукой, чтобы они не мешали своим ревом.

Глава 23

– Где она?

Алекс Блейзек рассмеялся. Судя по звуку, он ехал. Звук прерывался разрядами статического электричества.

– Ты ведь не думаешь, что я могу причинить ей вред?

– Никогда не скажешь заранее, на что способен сумасшедший.

– То есть я. По крайней мере без обиняков. Она ждет тебя в мотеле "Ветер с залива". Если ты еще на улице К и обнюхиваешь мою лодку, то мотель от тебя в двух милях. Четырнадцатая комната, Трона. Эй, с тобой совсем неплохо иметь дело. Крисса говорит, что ты интересный парень.

Сообщив мне адрес мотеля, он повесил трубку. Я передал наш разговор Рэдд, она связалась с Марчантом, и мы помчались.

Через пять минут мы были в мотеле, находившемся на пляжной стороне Прибрежного шоссе. На парковке уже стояли два джипа из управления шерифа. А на выезде с шоссе притулились две патрульные машины местной полиции. И еще я заметил две "вертушки", приближающиеся со стороны моря.

– Я войду первой, Джо. Если мне понадобится открыть дверь, ты поможешь. Полицейские уже перекрыли все ходы и выходы.

Комната № 14 была на втором этаже налево. Я заметил свет внутри. Коллир и я встали с одной стороны двери, Рэдд – с другой.

Она дважды постучала.

– Да.

– Саванна Блейзек?

– Да.

– Я сержант Черил Рэдд из окружного управления шерифа. Вы одна?

– Да.

– Пожалуйста, откройте дверь.

Я слышал, как повернули замок и сняли цепочку. Дверь открылась внутрь, и на пороге появилась освещенная неярким светом Саванна Блейзек. Она была коротко острижена, босая, одета в неопрятные джинсы и блузку-топ. Лицо было бледным.

– Привет, Джо. Привет, помощники шерифа. Я в порядке. И приношу свои искренние извинения за причиненное вам всем беспокойство.

– Теперь, похоже, у тебя и вправду будет все в порядке, – сказал я. – Рад снова встретиться.

– А как у Алекса, все в порядке?

– Пока, насколько мне известно, да.

– Это была моя ошибка. Моя собственная ошибка.

– Пойдем-ка отсюда. Поговорим позднее.

– Домой я не пойду. Только не домой.

– Мы забираем тебя под опеку в детский дом Хиллвью, – успокоил я ее. – Это безопасное место. Я тоже провел там некоторое время.

Она вздохнула и опустила глаза.

– Ладно. Можно я заберу свои вещи?

– Мы забираем Саванну, – проговорила Рэдд в телефонный микрофон. – На первый взгляд у нее все в порядке.

* * *

Саванна ехала на заднем сиденье моего автомобиля, сидя рядом с Коллир. Рэдд села рядом со мной.

Объяснив права и обязанности Саванны перед законом, Рэдд спросила ее, не согласится ли она поговорить с нами без адвоката.

– Конечно.

– Тогда расскажи, что случилось, Саванна.

– Я изображала Саванну-шпионку и с помощью видеокамеры наблюдала за окружающими. Это такая игра. И вот я сняла пленку, где мой папа занимался кое-чем нехорошим. Я просто испугалась. Когда у него плохое настроение, он становится настоящим психом. Однажды он ударил меня и порвал барабанную перепонку, но велел сказать врачу, что это сделал Алекс. Вот я и не знала, что делать с этой записью. Поэтому я поехала к брату и все ему рассказала. Алекс сказал, что беспокоиться не о чем, предложил жить вместе с ним в полной безопасности и выкинуть из головы то, чем занимался папа. Но нам были нужны деньги. Много денег. А эта пленка представляла для папы ценность. Вот Алекс и позвонил ему, рассказав, что пленка у него и он согласен обменять ее на деньги. Папа пригрозил, что убьет Алекса, если тот покажет ее кому-нибудь. В этот момент в "Ритце" нас нашел Уилл и предложил помочь. Но потом его убили. А папа выступил по телевизору и сказал, что Алекс похитил меня. После этого агенты ФБР начали гоняться за нами по всей стране. Тогда мы подумали, что нас может спасти Джо, и это сработало. Вот пленка. Можете взять себе.

Я смотрел, как она роется в своем рюкзачке.

– Спасибо, – поблагодарила ее Коллир.

Саванна вздохнула и расплакалась.

– Эй, – мягко окликнула ее Коллир. – Эй, теперь все в порядке, юная леди. Вы все сделали правильно. Вы в безопасности и сидите в машине под охраной трех полицейских. Примите наши поздравления.

Но Саванна продолжала рыдать.

– Джо, я забыла сказать тебе спасибо за то, что ты перебросил меня через ту стену.

– Не за что. Куда ты после этого делась?

– Я пошла на угол улиц Линкольн и Бич. Мы там условились встретиться, если что-нибудь сорвется.

– И Алекс тебя забрал.

– Ну да.

Я прислушался к ее всхлипываниям.

– Саванна, я тоже забыл поблагодарить тебя за то, что ты сделала в тот день, когда мы встретились на Линд-стрит.

– А что такого я сделала?

– Ты посмотрела мне прямо в лицо и ответила на приветствие.

– Мне нравится твое лицо. Оно у тебя необычное.

– Ты тоже мне нравишься. На этом пока закончим. Через несколько минут мы будем в Хиллвью.

* * *

Странное ощущение возникло у меня на этот раз от посещения Хиллвью, хотя я бывал здесь и раньше, причем десятки раз – в качестве консультанта, представителя социальных служб и помощника в различных вопросах. Я всей душой верил в Хиллвью.

Но каждый раз, проходя через знакомые двери, я возвращался мыслями на годы назад – к постоянной перемене лиц, к привычному распорядку, одиночеству, тревоге, печали и сомнениям. Пока мы сидели в приемном зале, я выглянул в окно и окинул взглядом библиотеку, где впервые встретил Уилла и Мэри-Энн; спортивный зал, где проводил бесконечные матчи с ребятами, которые были старше и сильнее меня; коттеджи, где жили матери-подростки со своими младенцами; дворик для барбекю и спортивные площадки. Открылись взгляду и узкие тропинки, которые, как я воображал, должны были вывести меня из этого места в другой мир, где все лучше, надежнее и стабильнее и где мой дом, из которого меня уже никогда не выгонят и который у меня никто не отнимет.

Перехватив мой задумчивый взгляд, Саванна тоже посмотрела в окно.

Врач, обследовавший Саванну, не нашел у нее никаких повреждений и признал здоровой. Еще должен был состояться специальный консилиум, но на данный момент Саванну уже могли принять в детский дом.

Процедура приема в Хиллвью занимала менее часа. Директор детского дома и советник по приему заполнили соответствующие формы и официально объявили, что Саванна Блейзек принята под защиту органов социальной опеки. В течение семидесяти двух часов власти штата должны принять решение, что такая защита Саванне необходима, или вернуть ее законным родителям.

Учитывая статус Джека и Лорны, окончательный исход был еще неясен. Но главный аргумент на этот случай хранился в сумочке Коллир, а мне было поручено доставить эту видеокассету Рику Берчу из отдела убийств.

Пожав Саванне руку, я опустился на одно колено и нежно обнял ее. Мое сердце учащенно билось, потому что раньше я даже не представлял, что буду прощаться с кем-то и оставлять его в Хиллвью, этом старинном "дворце расставаний". Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я знал, что чувствует этот человек.

– Я вернусь, Саванна. И ты здесь будешь не вечно. – Я взглянул на директора и советника. – Я оставляю тебя с хорошими людьми.

– А Джо в этом разбирается, – добавил директор. – Ведь это один из самых известных наших воспитанников.

Я уже садился в автомобиль, когда зазвонил сотовый телефон. Это был Марчант.

– Пять минут назад мы взяли Алекса Блейзека. Без единого выстрела.

* * *

По дороге в центральное полицейское управление я позвонил Лорне Блейзек. Но только я начал рассказывать, где находится ее дочь, как услышал голос Джека, который велел передать трубку ему.

– Ты забрал ее?

– Она под защитой опеки.

– Где это?

– Пока сказать не могу. В нужное время вас проинформируют о правилах посещения.

– Я ее отец! Какого хрена ты все это затеял с ней?

– Сейчас она под защитой. А ваши два миллиона обеспечили ее безопасность, сэр. Будь я на вашем месте, меня бы это обрадовало.

– Да уж. Я просто счастлив, – процедил он. Голос у него был сдавленный, будто он подавился стеклом. – Очень рад. А как насчет остального?

– Я ее получил.

– В таком случае немедленно встречаемся у бухты Ныряльщиков. Я заберу свое и отдам тебе то, о чем мы договаривались.

– Нет, сэр. Вначале я должен на это сам взглянуть.

– Это частная собственность, и я не даю разрешения, чтобы ты ее касался.

– Эта кассета фигурирует как вещественное доказательство в полицейском расследовании. В данном случае ваше разрешение не нужно и неуместно.

– У меня лучшие адвокаты в стране.

– Примите поздравления.

– Даю миллион за эту кассету. До того, как ты или кто-нибудь ее увидит. Я ведь рассказывал уже тебе, что там. Неужели ты не можешь понять, в какое неловкое положение это поставит мою жену и меня.

– Насчет неловкого положения мне все понятно.

– Так отдай мне эту пленку. Два миллиона, Джо. Последнее предложение. Это частная собственность.

– Кстати, Саванна чувствует себя прекрасно. Немного устала, но в остальном все хорошо. Обязательно скажите об этом жене.

– Если ты не вернешь мне эту кассету, я сделаю все, чтобы тебя вышвырнули из управления.

– И вот что еще – ваш сын Алекс сегодня арестован.

– Ладно, даю три миллиона за пленку. Все тебе одному.

– Не смешите, сэр. – И я щелкнул выключателем.

* * *

Двадцать минут спустя, почти в час ночи, мы сидели в одной из комнат для заседаний в управлении ФБР: Марчант, Берч, Одеркирк, Рэдд, Коллир и я. Нажав кнопку воспроизведения на видеомагнитофоне, Марчант присел рядом с Риком Берчем.

Вначале был лишь "снег", но вверху экрана горели дата и время съемки: 12 мая, 14.35.

Потом хихикающий голос девушки. Пляж. Хрустальная бухта, расположенная между Ньюпорт-Бич и Лагуной. Прогуливающаяся в одиночестве Лорна Блейзек, в шортах и розовой футболке. Терьер, бегающий взад и вперед у Лорны под ногами, гоняющийся за уходящими волнами и снова отскакивающий на берег при их возвращении.

"Это Саванна-шпионка выследила мамочку. Это Хрустальная бухта. И мамочку могут оштрафовать, потому что Абнер не на поводке. Зафиксируем это нарушение. Пойду-ка поищу копа и накапаю ему на нее. Мама. Мама! Мам... улыбочку!"

Лорна улыбнулась, и ей на глаза упали растрепавшиеся волосы. Камера быстро приблизилась. Лай и собака, спасающаяся от пенистой волны.

"Я прихвачу с собой Абнера на следующую операцию, где-нибудь в Африке или Нью-Йорке. Он для этого вполне сгодится. Абнер! Абнер! Улыбайся в объектив!"

Потом в кадре показалась комната, выглядевшая как фотография в журнале по дизайну интерьеров: за окном плещется океан; большая золотистая ваза на полу; скульптура в виде переплетенных рук, напоминающих кобру с раздутым капюшоном. 18 мая, 11.58 утра.

У окна в майке и атласных трусах стоял Джек Блейзек. Он говорил по телефону, но тяжело дышал, мышцы на руках были напряжены, а с плеч свисало белое полотенце.

"Саванна-шпионка наблюдает, что делает папа после боксерского поединка. Ты хорошо ему врезал, папа?"

Блейзек тупо посмотрел в камеру, потом нажал одну из кнопок телефона. Скривил физиономию и улыбнулся.

"Хоть я и не Мухамед Али, но чувствую себя неплохо!"

"А кто может выиграть следующий важный бой?"

"Я! Это точно буду я!"

"Но шпионы не любят крови, папа".

"Я нокаутирую его в первом раунде – ни капли крови не успеет пролиться".

"Ты настоящий чемпион".

"Я в отличной форме! Просто виртуоз! Я побью даже гориллу в Маниле!"

"Папа, это расизм".

"Да? Эй, я могу сделать четыре миллиона баксов за тридцать секунд, если ты дашь мне наконец позвонить".

Блейзек еще раз улыбнулся, глубоко вздохнул и нажал следующую кнопку на панели.

"Прости, Карл. Саванна опять шпионит за мной. Саванна, Карл передает тебе привет".

"Привет, Карл. Я сегодня ездила на "фольксвагене", который ты дал мне утром. Это мой любимый подарок".

"Карл приглашает тебя к себе. А теперь ударь хорошенько по папиной спине и представь, что это гонг на цепочке".

"Ты только и делаешь, что работаешь и..."

"Давай! Бей! Да, я работаю, черт побери!"

Изображение смешалось и запрыгало. Похоже, Саванна просто выбежала из комнаты. Через мгновение в кадре появился длинный коридор, высокий потолок с застекленной крышей и раздвижные двери, ведущие в уютный виноградник. Я узнал это место, вспомнив свой первый визит в дом Блейзека.

"Все, чем занимается папа, – это работа и бокс. На прошлой неделе он купил нам еще один дом во Флоренции. И этим летом я буду там шпионить!"

– Сколько у них домов? – спросила Рэдд.

– Четыре, – ответил Берч. – Ньюпорт-Бич, Аспен, Ки-Уэст и Флоренция. В прошлом году Блейзек занял сорок первое место в списке самых богатых людей страны.

– Не очень-то теплые у него отношения с дочерью, – заметил Одеркирк.

Коллир поинтересовалась комнатой, в которой была ваза в форме кобры.

– Это дом в Ньюпорт-Бич, – объяснил я. – Я побывал там три недели назад.

Следующий эпизод был снят в той самой гостиной, где я когда-то сидел вместе с Блейзеками и Бо Уорреном. Дата и время: 21 мая, 10.20 утра. Саванна, по-видимому, спряталась за одним из диванов напротив окна. Невысокая темноволосая женщина вытирала пыль с каминной полки и поднимала фотографии. Знакомый терьер Абнер сидел на полу, наблюдая за ней с явным интересом. День был ясным и солнечным, а за окном виднелась часть острова Каталина на фоне голубого неба и ярко-синего Тихого океана. Женщина закончила возиться с каминной доской и повернулась лицом к камере. Саванна, должно быть, нырнула за диван, потому что на экране был виден лишь фрагмент ковра и часть стены. Изображение задрожало, и перешедшая в дальний угол женщина оказалась не в фокусе. Она обрабатывала высокий потолок длинным шестом с ярко-розовой щеткой на конце, тихо напевая себе под нос.

"Должно быть, Марси, – подумал я, – горничная Блейзеков".

Внезапно она обернулась. Саванна захихикала.

"Я почувствовала чей-то взгляд на себе! Я тебя застукала!"

"Саванну-шпионку поймала госпожа горничная! Поймана с поличным!"

Смех, изображение прервалось.

В следующем эпизоде была снята вечерняя сцена. 29 мая, 10.40. Вначале было трудно что-либо понять, но наконец до меня дошло, что камера вплотную прижалась к одному из кактусов, которые росли вдоль западной стены дома. Установленные на земле светильники отбрасывали причудливые тени на стену, а когда объектив развернулся назад, в фокусе появились тонкие изогнутые стебли кактусов.

Саванна говорила шепотом: "Итак, Саванна-шпионка в семейном гнезде международного финансового воротилы Саймона Карни, чье состояние измеряется миллиардами. Обаятельный мужчина, мужчина-загадка с множеством секретов и тайн".

Она провела камерой по кругу, захватив погруженный во мрак виноградник, огромный плавательный бассейн, окруженный толстоствольными пальмами с Канарских островов, и дом для гостей рядом с бассейном. Гостевой дом был уменьшенной копией главного особняка – арки, колонны, большой мраморный портик, уже знакомые тяжеловесные прямоугольные контуры и та же плоская крыша.

"Съемка проходит в чрезвычайных условиях. Саванна выполняет особо опасное задание. Мама на неделю уехала из дома. Няня смотрит телевизор, а сама Саванна два часа назад была уложена в кровать. Но она... бесшумно выскользнула в окно и... тайно наблюдает, чем занимается этот могущественный миллионер Саймон Карни в своем офисе, расположенном между громадным бассейном и собственным виноградником с лучшими во всей Тоскане сортами бордо. Из соображений безопасности он заперт на замок, чтобы не разоблачить меня".

Саванна зашла в виноградник. Среди густых листьев уже виднелись маленькие виноградные грозди. Постепенно в кадре обозначился гостевой дом. Саванна легла на живот и поползла вперед.

"Саванна-шпионка делает все, чтобы этот затворник Карни не обнаружил ее. Даже знаменитый шпионский пес Абнер заперт на ключ, чтобы не выдать свою хозяйку. Самый главный принцип тайной слежки – тишина. Все-таки чертовски тяжело ползать на животе по грязи. Уж лучше наблюдать за анакондами".

Медленно продвигаясь сквозь виноградную листву, камера приближалась к дому для гостей. Внутри горел свет.

"Еще немного, и Саванна-шпионка вплотную приблизится к окну, надеясь взглянуть украдкой на могучего брокера-миллионера Саймона Карни".

* * *

По мере того как Саванна приближалась к цели, гостевой дом постепенно рос на экране. В кадре показалось окно, защищенное снаружи вертикальными металлическими прутьями. В полуоткрытом окне полоскалась на ветру легкая белая занавеска. Под окном были установлены светильники, обсаженные по контуру красными геранями, и стояла изогц3нутая бетонная скамья. По мере приближения к окну все слышнее становился мужской голос и еще один странный высокий звук, нечто среднее между всхлипыванием и смехом. Добравшись до скамьи, Саванна взобралась на нее.

Сквозь прутья решетки и болтающуюся штору были видны гостиная, небольшая кухня и дверь, ведущая в заднюю часть дома.

Мужской голос: "Вот эта штука поможет тебе закрепить урок".

После этого глухой звук, словно от удара по перьевой подушке. Опять тот же истерический смех – женщина словно бы задыхалась, пытаясь восстановить дыхание.

"И ты думаешь, что сумеешь заляпать дерьмом такого человека, как я?"

Снова истеричное хихиканье. "Да, да".

"Вот так и надо отвечать, черт тебя дери – именно, да. Возьмешь то, что я дам, и выбросишь из своей гнилой башки остатки идиотских затей".

"Да, да".

Затем продолжительный, хорошо слышимый вдох, будто женщине наконец разрешили дышать. Судорожные глотки, прерываемые стонами и невразумительными восклицаниями, словно женщину била крупная дрожь.

"Надевай свою гребаную одежду. И проваливай отсюда навсегда, сука. А это тебе напоследок, чтобы не забывала свое место".

"Заткнись. Заткнись. Дыши глубже и молчи. Я добрый парень, и тебе еще повезло, что встретила меня".

Джек Блейзек ворвался в гостиную в одних шортах, натянул через голову спортивную трикотажную рубашку и снова выскочил из комнаты.

"Нет! Нет!"

"Ну, ты, грязная сучка, забирай свою гребаную одежду. Мне надоело на тебя смотреть".

В комнате снова появился Джек Блейзек, прыгая на одной ноге, пока засовывал другую в ботинок. Сзади доносились всхлипывания.

"Самая тупая и паршивая баба на земле, а еще что-то вякает".

Нацепив второй ботинок, он присел около стойки бара и принялся листать журнал "Форбс". Он провел пальцами сзади по шее и оглядел их. Потом обернулся на женщину и снова уставился в журнал.

Через несколько минут она, пошатываясь, появилась в гостиной. На ней были короткое черное платье, черные туфли на каблуках и короткий кашемировый свитер, расшитый бисером и блестками. Она покачивалась, с трудом удерживая равновесие. В одной руке женщина держала толстую пачку банкнот. Она натянула свитер на плечи, как будто мерзла. У нее были тонкие и очень смуглые руки. Длинные вороные волосы растрепались, закрывая все лицо. Женщина ладонью откинула их назад, явив перед камерой свое одновременно ужасное и прекрасное лицо.

Берч остановил кадр.

– Лурия Блас, – сказал я. – Беременная восемнадцатилетняя девушка. Жестоко избита за несколько часов до смерти. Похоже, она сообщила Блейзеку неприятные новости.

– Это та, что попала под машину? – уточнила Коллир.

– И похоже, она вытряхивала из него деньги, – заметил Одеркирк.

– Проклятие, Хармон! – возмутилась Рэдд. – Если ей всего восемнадцать, она не замужем и беременна от номера сорок один в списке богатейших засранцев, наверное, она вправе рассчитывать на какую-то помощь от него.

– Просто жалко ее, вот что я имел в виду.

– Господи Иисусе, Хармон, он ведь бил младенца в утробе матери!

– Да понимаю я все! Сдаюсь! Просто я пытаюсь понять мотивы избиения. Блейзек, похоже, хотел заставить ее сделать аборт. Она угрожала ему сохранить ребенка и подать в суд на установление отцовства.

В комнате повисла секундная тишина – все осознавали мерзость увиденного на экране. Берч снова включил просмотр. Лурия неверной походкой добрела до бара и взяла маленькую черную сумочку. С трудом засунув в нее деньги, она безуспешно пыталась закрыть молнию. Черные волосы опять упали ей на лицо, а все тело судорожно подрагивало.

Блейзек разглядывал ее, словно официантку, стоящую в ожидании чаевых. Он снова коснулся пальцем шеи и произнес:

"Ты оцарапала меня". ...

"Прости".

"Проваливай".

"Я уже иду".

"Этого хватит на все. И даже больше. Возьми их и убирайся туда, откуда явилась".

"Я поеду домой".

Лурия пошла к двери, удаляясь от камеры. Изображение задрожало и исчезло.

* * *

– В лаборатории есть образцы тканей из-под ногтей Лурии, – сказал я. – Может, результатов анализа хватит, чтобы предъявить ему обвинение?

– Плюс эта пленка, – добавил Берч. – И свидетельство Саванны Блейзек.

Снова секундная пауза в комнате, во время которой все фрагменты как бы заняли свое место. Марчант встал со своего места.

– Рик, делай то, что считаешь нужным. Мы всегда поможем.

– Смотри, заплатил три миллиона, чтобы получить дочь в придачу к этой пленке, – продолжил Берч. – Ему нужно молчание Саванны. А пленку надо уничтожить. В результате он не получил ни хрена. Черил, пошли-ка еще двух полицейских в Хиллвью.

– Будет сделано.

– Хармон, сделай копию этой пленки, а потом еще одну.

– Понял.

– Коллир, зайди к Маккаллуму, когда он откроет лабораторию. Объясни нашу ситуацию и скажи, что результаты сравнительного анализа мне нужны к полудню. Проверим, не застряла ли шкура Блейзека под ногтями Лурии Блас.

– Я дождусь его.

– Джо, сейчас два часа ночи. Езжай домой и немного отдохни. И прими поздравления. Ты только что спас девочку от сумасшедшего брата и отца, который избивает женщину кулаками. Хиллвью сейчас именно то место, что ей нужно. И будь осторожен. Этот негодяй Джек не прочь покусать тебя.

Мы с Берчем пожали друг другу руки. Потом я обменялся рукопожатиями с остальными. Даже с Марчантом. А Одеркирк просто хлопнул меня по спине.

Это был третий момент в моей жизни, вызвавший прилив гордости, – после того памятного дня, когда в Хиллвью приехали Уилл и Мэри-Энн, чтобы увидеть меня, и после наших занятий любовью с Джун Дауэр. Улыбнувшись, я повернул в сторону поврежденную сторону лица и вышел.

* * *

Добравшись до машины, я позвонил Джун. Она сняла трубку на третьем звонке, но в ее голосе не было удивления, он звучал очень доброжелательно.

– Все закончено, – отрапортовал я. – С ней все в порядке, она в безопасности. Обошлось без выстрелов. Я подумал, не заехать ли мне к тебе.

– Ты обязательно должен заехать.

Около трех часов я уже стоял у Джун на веранде с видом на Ньюпортскую бухту. Вода переливалась огнями, а в воздухе витал терпкий аромат соли и водорослей. Я постучал и стал ждать. Джун распахнула дверь и шепотом предложила мне войти.

Мы приступили к любовным играм в 3.08, потом продолжили в 5.22 и 7.12. В 4.15 мы перекусили кукурузными хлопьями с медом и молоком, а в 6.30 я приготовил яйца с ветчиной, сосисками и картофелем, добавив вафли, дыню и апельсиновый сок.

Джун ушла на работу около девяти часов утра, наказав мне спать, сколько я пожелаю. Встав около полудня, я побродил несколько минут с чашкой кофе по ее квартире. Утренний ветерок согревал кожу, а вода в заливе была стеклянно-серая. Я чувствовал себя совершенно в другом мире, абсолютно в другом измерении. Никаких решеток и пистолетов. Всего этого дерьма.

Джун Дауэр чудилась мне везде: сидящей на диване, стоящей на кухне, выглядывавшей в окно, отдыхающей на веранде. Я различал ее черные кудри, изящные линии лица, ее стройные шоколадные ножки. Мне даже мерещился ее тихий голосок.

Интересно, как бы я себя здесь ощутил, поселившись? Примет ли этот дом здорового мужика в шрамах и с пистолетом? Забавно, но, представляя себя здесь, я видел себя совсем другим – меньше ростом, легче весом и мягче характером. Без шрамов. Без пистолета. Я мечтал слиться с Джун и погрузиться в нее, будто в уютный дом.

Глава 24

Остановившись перед камерой номер восемь модуля "Ж", я просунул поднос в щель и взглянул в ясные очи Алекса Блейзека. Было четыре часа дня, и сержант Делано дал согласие, чтобы я отнес Алексу обед в камеру. Сегодня в меню был кусок мяса с картофельным пюре, овощи и молоко.

– А, "кислотный мальчик".

– Меня зовут Джо Трона.

– Да, я знаю, сын Уилла. Мне очень жаль, что так случилось. Но ему не стоило вязаться с этими тяжеловесами.

– Кто натравил на него Гэйлена?

– Вытащи меня отсюда, тогда расскажу.

– Это может сделать лишь окружной прокурор.

– Он наверняка меня выпустит, как только поговорит с Саванной и поймет, что никакого похищения не было. Это все папашины дела.

– А как насчет шантажа?

Улыбнувшись, Алекс прыжком встал с кровати и подошел к решетке. Потом оглядел дымящийся поднос с едой и забрал его.

– Эй, ведь не я избил ту дамочку до полусмерти, а он.

– Кто нанял Гэйлена?

Алекс присел на кровать, поставив поднос на колени.

– Да не пытай ты меня. Спроси лучше отца. Все это его дела.

– Но ты знал, что должно было случиться. Ты встречался с Гэйленом. Вот почему и оставил Саванну одну на Линд-стрит. Принес ее в жертву после того, как сам получил деньги. Именно поэтому и придумал запасной план встретиться с ней на углу Бич и Линкольн-стрит.

– Просто инстинкт. Когда имеешь дело с таким отцом, как Джек, многому научишься. Слушай, а как ты бреешься?

– Вот что мне пришло в голову – наверное, ты получил свои дополнительные полмиллиона именно за то, что помог заманить Уилла в ловушку. Да, ты заключил с ним сделку, но сам действовал за его спиной. И сговорился с кем-то из тех, кто желал его смерти.

Блейзек слегка покраснел и уставился в пол.

– Это свежие овощи?

– Мороженые. С чего это у тебя лицо так порозовело?

Он посмотрел на меня, и его лицо покрылось красными пятнами.

– Не тебе говорить со мной о внешности.

Я взглянул на него, но ничего не сказал.

– Ты принес мне дерьмо, а не еду, – процедил Алекс.

Я продолжал смотреть на него. Он развернулся и снова присел на кровать, положив ногу на ногу и уставившись в глухую стену.

Воспользовавшись ключом, который мне любезно дал сержант Делано, я вошел в камеру. Алекс с любопытством обернулся, и я попросил у него поднос. Он протянул его мне, и я поставил поднос на пол. Потом схватил двумя руками его за шею, развернул лицом к себе и притиснул затылком к стене. Он дернулся и застыл, касаясь пола лишь носками ботинок. Я ощущал, как его жизнь напряженно пульсировала под моими ладонями.

– Кто его навел?

Я немного опустил его, продолжая держать за шею. Алекс судорожно сглотнул и округлил от страха глаза.

– Хочешь еще повисеть? – поинтересовался я.

Он закашлялся, сплюнул и снова закашлял.

– Это была инициатива самого Гэйлена, – прохрипел он. – У меня были торговые дела кое с кем из его друзей несколько месяцев назад. И он знал, как меня разыскать. Он сказал, что ему нужно от меня – место без свидетелей, после того как стемнеет, куда он мог подъехать на машине. И предложил за это три тысячи баксов. Я прикинул, что лишние деньги на пиво не помешают. И не думал ни о какой засаде. Но что-то подсказало мне, что самому лучше туда не соваться. Боже, моя шея!

– Друзья Гэйлена? Кто именно?

– Перлита и Феликс Эскобар.

– И ты согласился выполнить то, что он просил?

– Ну да. Деньги есть деньги, разве не так? Но мне ничего не было известно о том, для чего это все затевается. И я не знал, что он собирается убрать твоего отца и попытается захватить Саванну. Если бы я был там, вероятно, он и на меня бы накатил. Но это сам Гэйлен, а не кто-нибудь. Понятия не имею, какого черта он там задумал. Он просто ввалился ко мне на склад и сказал, что ему нужно.

– Вы договорились передать ее на Линд-стрит, не так ли?

– Да, это они так решили. Мой отец и Уилл.

Продолжая держать руками за горло, я опустил Алекса вниз, опять усадив на кровать.

– Ешь свои овощи.

– Ладно.

– Тебе уже почти двадцать два года. Пора бы соображать, можно ли рисковать жизнью собственной сестры. Оставить девочку одну и без всякой защиты! Ее могли просто застрелить. Неужели непонятно?

– Она уцелела.

– Ты трус. Со всеми своими пистолетами и автоматами – трус.

– Да мне просто деньги были нужны. Мой папаша занимает сорок первое место в списке богачей Америки. Вот я и хотел этим воспользоваться.

– Ты отличный образчик скверны, захлестнувшей всю страну.

Он молча посмотрел на меня, потирая шею.

* * *

Позднее в тот же день мы вместе с Риком Берчем беседовали с Саванной. Врач сказал нам, что, проспав почти весь день, она проснулась подавленной и несобранной.

Мы втроем устроились за небольшим столиком в библиотеке детского дома в Хиллвью. Именно я предложил это место, рассчитывая, что Саванне там будет удобнее. Я рассказал ей историю об Уилле и "Шэге – последнем из бизонов прерий". Мой рассказ ее очень заинтересовал, и она спросила, какую страницу я читал, когда ко мне подсел Уилл. Я вспомнил, что это была тридцатая страница, где описывалась борьба Шэга за лидерство в стаде. Столик, за которым мы устроились, был тот же самый, что и в памятный день. Я это сразу определил, заметив полустертую букву "X", вырезанную на крышке каким-то склонным к творчеству питомцем Хиллвью. Я еще помню, как Уилл водил по ней пальцем, когда мы беседовали. Буква после стольких лет была уже еле заметна, но все-таки видна.

Мы записали наш почти часовой разговор на магнитофон. Саванна говорила быстро и описывала большие по времени и содержанию события всего несколькими отрывистыми фразами. Мы дали ей высказаться и лишь затем приступили к вопросам.

– Когда ты решилась забрать кассету и сбежать к Алексу?

– Когда увидела в газете фотографию той женщины и узнала, что она попала под машину и умерла.

– Она когда-нибудь работала у вас?

– Да, она несколько раз прибиралась в нашем доме. Я запомнила ее, потому что она была очень симпатичная, с теплой улыбкой. Однажды я поинтересовалась, почему у нее такие прекрасные блестящие волосы, и она объяснила мне, что ополаскивает их пивом.

– Кто придумал выудить у твоего отца деньги в обмен на пленку?

– Алекс. Ему всегда нужны деньги.

– Тебе эта идея показалась хорошей?

– Нет. Но я не смела отнести кассету в полицию, потому что боялась отца. И еще Алекс сказал, что если мы получим от него деньги, то отдадим часть семье этой горничной.

– Когда Алекс первый раз упомянул о деньгах, кому он позвонил насчет суммы, а также времени и места передачи?

– Вначале папе. Потом какому-то Бо. Затем Уиллу.

– Припомни поточнее, где и когда ты встречалась с Уиллом Троной?

– В Лагуна-Бич. Не могу сказать точно, но, думаю, за день-два до его гибели.

– А после этого Алекс еще звонил Уиллу по поводу организации передачи?

– Да, он звонил Уиллу. Но он говорил и со многими другими. О деньгах, местах встречи и кто будет там-то и там-то, куда собирался сам.

– Кто эти другие?

– Одного звали Дэниэл. Думаю, это был преподобный Альтер. Другого звали Джон. Один по имени Перл. И еще какая-то женщина... Донна? Или Ренэ? Что-то в этом роде.

Я отметил в блокноте: Донна или Ренэ – новая фигура в игре.

– Ты знала, что Алекс обещал отцу вернуть тебя?

– Да. Но Алекс солгал. Мы собирались взять деньги, купить небольшой дом рядом с пляжем и там жить.

– Тебе известно, сколько денег Алекс запросил вначале?

– Пятьсот тысяч долларов.

– И ты знала, что сумму потом увеличили?

– Это была идея Уилла.

– Уилл знал о пленке?

– Алекс проиграл ему эту кассету на магнитофоне. И Уилл сказал, что сумму выкупа надо удвоить. И еще сказал, чтобы Алекс забрал деньги, а меня передал ему вместе с пленкой.

– Ты хотела остаться с Уиллом?

– Уилл мне нравился, и я ему доверяла. Он обещал передать меня в Службу защиты детей, так что мне не придется бояться своего отца. И еще сказал, что нет причин отдавать пленку папе или в полицию. Он сказал, что сам со всем разберется и все снова будут счастливы.

Мне подумалось, какая замечательная возможность для шантажа Джека Блейзека подвернулась Уиллу. И каких уступок он мог бы добиться, просто держа того в страхе, что доведет содержание этой кассеты до сведения властей.

– Не могла бы ты рассказать нам, куда вы отправились с Алексом после той ночи, когда убили Уилла?

– Мы побывали в Большом Медведе, на озере Эрроу-Хед, в Империал-Бич, Джулиане, Голливуде, Санта-Монике, Санта-Барбаре, Сан-Франциско. А еще в Мендосино, Рено, Лас-Вегасе, Баллторне, Юме, Палм-Спрингс и Мехико. Потом в Зихаутанехо, Тусоне и где-то еще.

– Каждый вечер в новом месте?

– На два дня мы задержались в Лас-Вегасе, где Алекс поиграл в казино и посмотрел бой боксеров. И четыре дня провели в Мехико, потому что сильно устали. А в остальных местах только переночевали.

– И везде вы ездили на машине?

– Да, кроме Мехико и Зихаутанехо. Туда мы летали из Тихуаны самолетом. У Алекса очень быстрый "порше".

– Алекс причинял тебе когда-нибудь вред?

Саванна с большим удивлением взглянула на меня.

– Мне – вред? Да он делал все, чтобы защитить меня и сделать счастливее. В Мехико я приболела, и он всю ночь просидел со мной, меняя компрессы на лбу. По его заказу для меня принесли в номер черепаховый суп и минеральную воду. Лучшего старшего брата невозможно пожелать.

Это я тоже отметил в своем блокноте, подумав о невинности, доверии и страхе этой одиннадцатилетней девочки. И еще подумал о Саванне-шпионке.

– Саванна, а ты продолжала играть в шпионов, когда путешествовала с братом?

– Да, конечно. Я отсняла целых две кассеты. Я снимала везде, где мы занимались своими секретными делами. Алекс считал это забавным.

– И где эти пленки сейчас?

– В моем рюкзаке, вместе с камерой. Хотите их посмотреть?

– Да. Нам бы очень этого хотелось.

* * *

Один из сотрудников детского дома любезно принес нам в библиотеку видеомагнитофон и телевизор. Следующие два часа мы смотрели, как Саванна с Алексом мчатся на запад в сверкающем черном "порше", плещутся в голубых водах залива Зихаутанехо, заходят в номера гостиниц, поглощают гамбургеры, смотрят в окно, не пришел ли кто за ними, быстро упаковывают вещи и бросаются наутек. Алекс излагает свои параноидальные теории, а Саванна просто комментирует происходящее. Потом мы увидели, как Алекс раскидывает свой миллион наличными по номеругостиницы "Венеция" в Лас-Вегасе, как на рынке в Тихуане местные жители торгуют монетами с отчеканенным на них Буддой, фигурками героев "звездных войн" в сомбреро, маленькими керамическими акулами на нитках; расписными шкатулками в ярких желто-сине-розовых тонах. Увидели мы и великолепное по красоте бурлящее океанское побережье в районе Мендосино, мост "Золотые ворота", холмы Санта-Барбары, хлопчатобумажные ткани из Юмы, большеротого барана рядом с гостиницей "Ритц-Карлтон" в Палм-Дезерт и таинственные предгорья в окрестностях Тусона.

– Почему Алекс мне позвонил? – спросил я у Саванны. – И что его толкнуло на новую сделку с отцом?

– Алексу были нужны еще деньги. И честно говоря, Джо, я уже устала путешествовать. Да, это все было неплохо, но через несколько месяцев мне идти в шестой класс. Я буду учиться на углубленных курсах математики и английского.

– Ну а почему ты выбрала именно меня? Почему бы не позвонить сразу отцу?

– О нет, Джо. Тебе я верю, поэтому и посылала эти открытки. Мне очень надо было поделиться с кем-нибудь, но я не хотела беспокоить маму своими проблемами. Она очень чувствительная. И я выбрала тебя. Алекс тоже доверял твоему отцу. С моим папой никогда нельзя иметь дело напрямую, он слишком опытный бизнесмен. И всегда останется в выигрыше, хотя вначале кажется, что у тебя больше шансов.

Я вспомнил Джека Блейзека, его двуличный характер и властолюбие.

– А как насчет матери, Саванна? Ей-то ты доверяешь?

Она посмотрела сначала на меня, потом на Рика Берча и отвела взгляд. Вздохнув, Саванна произнесла:

– Она всегда соглашается с ним, даже когда знает, что он не прав. Это один из его законов – мама во всем должна с ним соглашаться.

Я прикинул, не мог ли Джек иногда обходиться с Лорной так же, как он обращался с Лурией Блас.

– Твой отец бил когда-нибудь мать?

Саванна продолжала пристально смотреть в одно из библиотечных окон.

– Я никогда не видела, чтобы он делал это. Мама проводит много времени в постели. Я не знаю почему, но обычно это случается после их ссор. А бранятся они очень громко и при этом скверно ругаются. Как правило, это бывает, когда мама много выпьет.

– Ты замечала когда-нибудь у нее синяки или ссадины?

– Нет.

Я проследил за взглядом Саванны. Игровая площадка была заполнена детьми. Вместе с ними играли и два воспитателя.

– Саванна, ты не могла бы вспомнить точнее, с кем все-таки говорил Алекс по телефону – с Донной или Ренэ?

Она опустила веки и задумалась. Потом глубоко вдохнула и тихо проговорила:

– Нет. Какое-то вроде бы женское имя, но, может, и нет.

– Так это могла быть не Донна или Ренэ, а что-нибудь близкое по звучанию?

– Ну да. Мне не нравится, когда не могу вспомнить. Прошу прощения. Как вы думаете, я не могла бы сейчас съесть ленч и немного заняться собой? Не знаю почему, но сегодня я чувствую себя очень усталой.

* * *

Тем же вечером мы вместе с Берчем и Одеркирком подъехали к пропускному пункту перед въездом в Пеликан-Пойнт. Сзади нас сопровождала черно-белая машина из управления шерифа. Берч предъявил охраннику свой значок.

– Что вы здесь ищете?

– Тебя не касается. Открывай ворота.

Охранник ухмыльнулся, но все-таки открыл. Из громкоговорителя около вторых ворот до нас донесся голос самого Джека:

– Какого черта вам здесь надо?

Представившись, Берч ответил, что хотел бы поговорить с мистером Блейзеком.

– О чем же?

– О Лурии Блас.

После секундного замешательства Блейзек ответил:

– Ладно.

Распахнулись вторые ворота, и Берч направил свою "краун-викторию" по овальному проезду. Наконец показался и знакомый особняк.

– Глянь-ка, – произнес Одеркирк. – Настоящий дворец. Бассейн, теннисный корт, искусственный пруд и даже вертолетная площадка. Гараж на пять автомобилей и виноградник! Да, хреновая у меня работа. Я всегда это знал. Мне не по карману пригласить служанку, а этот тип избивает ее только потому, что она забеременела от него. Невольно хочется возродиться в будущей жизни вот таким засранцем.

– Тебе это вполне по силам и в нынешней жизни, – заметил Берч.

– Я последую твоему примеру.

– Посмотри на эти статуи. Вон та, справа, – копия статуи Родена.

– Может быть, и подлинник, – проговорил Одеркирк. – Если у тебя такой замок, то по карману может оказаться и не такая безделушка.

В тени за гаражом стоял огромный "бентли" размером с нефтеналивной танкер. Когда мы приблизились, шофер дремал за рулем, но, заметив нас, схватил сотовый телефон и куда-то позвонил.

– Похоже, Блейзек вызвал своего адвоката, – предположил я.

– Забавно, – сказал Берч, а затем шутливо бросил мне через плечо: – Джо, не говори ничего, если тебя об этом не спросят.

– Не буду.

Черно-белый полицейский автомобиль отъехал в сторону и припарковался в тени, напротив "бентли". Кивнув помощникам шерифа, Берч направился к дому мимо подсвеченного пруда.

Блейзек встретил нас у входной двери в джинсах, белой рубашке и теннисных туфлях. Он выглядел свежим, а глаза были ясные и абсолютно спокойные. Пожал руки Берчу и Одеркирку, а на меня взглянул с заведомой неприязнью.

Мы прошли в ту же самую ослепительную гостиную, где Блейзеки и Бо Уоррен в первый раз пытались одурачить меня тщательно продуманной ложью. Там, где в свое время сидел Бо Уоррен, теперь расположился седовласый пожилой господин в элегантном синем костюме, с безобидными, как у двухлетнего младенца, голубыми глазами.

Пружинисто поднявшись с дивана, он представился как Адам Дасслер, пожал всем нам руки и снова присел, скрестив ноги.

– Джек пригласил меня помочь разобраться в ситуации, – начал он. – Я посоветовал ему пока хранить молчание. По причине того, что сам я еще не во всем разобрался и не очень понимаю, зачем вы явились сюда все втроем. Итак, джентльмены, приступим.

Берч и Одеркирк присели на одну из кушеток кремового цвета. Я занял стул сбоку от них, положил шляпу на колено и сложил руки перед собой.

Берч наклонился слегка вперед:

– Мистер Блейзек не обвиняется ни в каком преступлении. Странно, что он пригласил адвоката.

– Это его право, – заметил Дасслер.

– Ну да, разумеется, – согласился Берч. – Я могу пригласить своего адвоката даже в автомойку, если пожелаю. Но юридический совет нужен только в случае, если тебя обвиняют.

– Мы признательны вам за разъяснение данной процедуры, – сказал Дасслер. – Итак, начнем.

– У нас есть доказательство, что восьмого июня этого года мистер Блейзек избил молодую женщину-горничную по имени Лурия Блас. У нас также есть свидетель. Перед тем как делать какие-либо выводы, мы хотели бы услышать объяснение самого мистера Блейзека. Возможно, мы видим дело совсем не так, как все обстояло в действительности.

– Ценю вашу доброту за предоставление нам такой возможности, – произнес Дасслер.

– Это безобразное по своей сути происшествие подрывает уважение к мистеру Блейзеку со стороны общества, – сказал Берч.

В комнате повисла долгая пауза.

– Мистер Блейзек, – продолжил Берч. – Мы располагаем видеопленкой, где сняты вы и мисс Блас в доме для гостей. Эту пленку сняла ваша дочь, Саванна, во время одной из игр, в которую она любила играть. Вы эту пленку видели?

– Я не советую сейчас мистеру Блейзеку отвечать на данный вопрос, – вмешался Дасслер.

– Мы просто интересуемся, видел ли он эту запись, – проговорил Одеркирк.

– Джек? – Дасслер обернулся к Блейзеку.

Тот отрицательно покачал головой.

Берч достал блокнот и ручку. Блейзек наблюдал за ним. Что-то быстро записав, Берч посмотрел на Блеска.

– Вы нанимали на работу Лурию Блас?

– Я не советую сейчас мистеру Блейзеку отвечать на данный вопрос, – опять повторил Дасслер.

– У вас была любовная связь с Лурией Блас?

– Я не советую сейчас мистеру Блейзеку отвечать на данный вопрос, – снова проговорил адвокат.

– Он слишком хорошо вам платит, чтобы непрерывно повторять одно и то же, – заметил Одеркирк.

– Дело не в этом! – возразил Дасслер. – Послушайте, господа, мой клиент готов ответить на эти и другие вопросы, но только не в данный момент. У нас с ним практически не было времени, чтобы все обсудить. Дайте нам неделю, чтобы разобраться в обстоятельствах, и после этого мы снова можем встретиться. Не вижу никаких причин, чтобы мы не смогли вместе выяснить все, что нам нужно.

Берч кивнул и встал с дивана.

– А что вы сами думаете по этому поводу, мистер Блейзек? Так и будете слушаться указаний адвоката или все-таки проясните ситуацию?

– В данное время я буду придерживаться его указаний.

– Было бы неплохо услышать все от вас. Вы хотите, чтобы мы собрали сведения у всех, кроме вас самих?

– Собирайте свою информацию где вам угодно.

– Что ж, как хотите, – резюмировал Берч.

– Убирайтесь из моего дома, вы, недоумки.

Берч и Одеркирк переглянулись.

– Мистер Блейзек, вы арестованы за оскорбление и избиение Лурии Блас. У вас есть право на адвоката, и вы можете хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас. Положите руки на затылок и повернитесь вокруг.

Блейзек побагровел.

– Джентльмены, джентльмены, – забормотал Дасслер. – В данный момент нет никакой необходимости заковывать моего клиента в наручники и куда-то вести. Предоставьте мистеру Блейзеку возможность добровольно явиться к вам завтра днем. Гарантирую вам, он никуда не сбежит.

– А вот я опасаюсь за его побег, – возразил Одеркирк.

– Ну ты, долбаный выродок, – прорычал Блейзек.

– Будьте благоразумны, – посоветовал ему Дасслер.

– Этот тип трахнул свою служанку, – проговорил Одеркирк, – а потом избил ее до полусмерти, когда она забеременела. Вот какой благоразумный у вас клиент, мистер Дасслер.

Берч надел на Джека наручники и повел его к машине.

– Увидимся в суде, – попрощался Одеркирк. – Наш прокурор разберется с вашим клиентом по полной программе.

* * *

Пока мы возвращались по Тихоокеанскому прибрежному шоссе, я наблюдал за вечерними полетами ястребов и приближающимися городскими огнями. Это была суббота в Ньюпорт-Бич, маленьком райском уголке, созданном для горстки людей на земле.

Я думал, как получилось, что человек, которому доступно практически все в этом мире, оказался лишенным порядочности и здравого смысла. Теперь же его семейная жизнь, репутация и бизнес будут подорваны, а возможно, и уничтожены. Немало времени ему предстоит провести в тюрьме. И все лишь из-за того, что он поставил себя выше другого человека, хотя и бедного, но человека.

Да, денег он потеряет немало – вот что вкратце можно сказать о его дальнейшей судьбе.

Повернувшись назад, я заметил, что за нами по-прежнему едет черно-белый автомобиль, в котором за защитным экраном сидят в наручниках двенадцать миллиардов долларов, а рядом с ними едут двое помощников, которые вместе зарабатывают примерно восемьдесят тысяч баксов в год. И это при условии, что они еще подрабатывают. Какая печальная участь, подумалось мне, наблюдать за крушением былой мощи. Я подсознательно испытывал симпатию к этим ребятам. Они будут лучше нас, светлее и еще покажут, как надо жить.

Мы миновали ворота с охранником, где когда-то погиб Мигель Доминго, пытавшийся защитить честь своей сестры. Женщины, которая торговала собой в обмен на горстку денег. Все, чем она могла отомстить избивавшему ее скоту, – это оцарапать его. Мачете, заостренная отвертка и ногти против богатейшего человека в округе Ориндж. Но Мигель и Лурия почти победили, подумалось мне. Это им стоило жизни, отданной борьбе, о которой они вначале и не помышляли.

Да упокоятся их души.

Глава 25

Вечером из дома я позвонил Валин Уомпл – своей бабуле. Когда я достал и развернул замызганный клочок бумаги с номером ее телефона, который протаскал все эти годы в бумажнике, тот буквально расползся на части. Чернила выцвели до бледно-фиолетового оттенка. Судя по коду, она жила в одном из пустынных районов Южной Калифорнии. Она взяла трубку на пятом звонке.

– Да-а?

– Говорит Джо Трона.

Пауза на другом конце трубки. Я слышал приглушенный звук телевизора и гудение какого-то прибора – кондиционера или вентилятора.

– Ну и?

– Сын вашей дочери, мэм.

– Я это знаю. Что тебе надо?

– Адрес и номер телефона Шарлотты.

– Полагаю, она уже умерла.

– Тогда ее последние координаты.

– Зачем тебе?

– Мне важно с ней поговорить. Снова тишина в трубке.

– Тебе не стоит с ней говорить.

– Почему?

– С какой стати?

– Хочу выяснить кое-что.

– Это дрянная, подлая и бессердечная особа.

– Тор не мой отец.

– Кто это сказал?

– Сам Тор. Шарлотта платила ему, чтобы он не проговорился, почему плеснул в меня кислотой. А он сделал это, когда узнал, что я не его сын.

– Что за чертовщина.

– Возможно, мэм. Но Шарлотта может все прояснить.

Снова пауза. Я слышал, как она положила трубку. Работающий телевизор. Вентилятор. Когда она вернулась, я услышал, как в стакане звенят куски льда.

– По этому номеру она отвечала еще пять лет назад. Я звонила ей попросить немного денег. Она не дала ни гроша. С тех пор я ей не звонила. Она сообщила мне адрес и телефон в небольшом городке Фоллбрук, неподалеку от Сан-Диего.

– Где вы живете, мэм?

– Бомбей-Бич. Это самое гадкое место на Земле. Здесь до того отвратительно, что жить можно только телевизором. Мертвая рыба. Птицы падают с неба от ботулизма. Мерзкое Соляное море. Все лето жара около сорока градусов по Цельсию. Скорпионы и змеи. Настоящее преддверие ада, но ничего лучшего я не могу себе позволить.

– Я могу прислать вам немного денег.

– Сколько?

– Скажем, десять тысяч, подойдет?

– Лучше пятнадцать. И не медли с отправкой, внучек Джо. Я здесь считаю каждый пенни.

Она продиктовала мне свой почтовый адрес. Я слышал, как звякнул лед в стакане.

– Я не советую тебе говорить или встречаться с ней. Она напрочь сгнила изнутри. И губит все, к чему ни прикоснется.

– Я передам ей привет.

– Не стоит.

– Спасибо, что помогли.

– Ты называешь это помощью, а я дуростью.

– В любом случае благодарю.

– Как у тебя с лицом?

– Шрамы еще остались.

– Жестокий удар судьбы. Прими мой совет. Не звони ей. Что бы у тебя к ней ни было, станет только хуже. Вот что еще, она сменила свое имя на Джули. А фамилия у нее теперь Фолбо.

* * *

Я выписал чек на пятнадцать тысяч долларов. И теперь мне понадобились те десять тысяч, которые я нашел в депозитном ящике Уилла, потому что подаренные мной рубины обошлись дорого. Потом я просмотрел свою коллекцию поздравительных открыток из фонда инвалидов – ветеранов Америки. Раз в год я перечислял деньги в их фонд, а в качестве благодарности мне присылали эти открытки. Я выбрал одну, с котенком и клубком ниток, но не мог придумать, что бы такое написать.

Я поехал в универсам и взглянул на стенд с поздравительными открытками. Я не знал, какие чувства испытывает бабушка к внуку, особенно к такому, с которым беседовала лишь пару раз за всю жизнь. По телефону она не производила впечатления очень приятной женщины, но невозможно судить о человеке всего по двум разговорам. Мой взгляд задержался на одной открытке, где был изображен вязаный свитер, а надпись гласила: "Для бабули". На развороте было напечатано: "Думать о тебе доставляет мне радость".

Вернувшись домой, я написал на своей открытке: "С уважением и любовью", вложил внутрь чек и написал адрес на конверте. Я пошел дальше и даже написал обратный адрес, прикидывая в уме, ответит ли она мне.

Я налил себе большой стакан водки со льдом и вышел на задний двор дома. В темноте было слышно, как белки бегают по линиям электропередач. Если они упадут, их схватят кошки. Апельсиновые деревья роняли последние цветы, но в воздухе еще витал густой сладковатый аромат, напоминавший мне о тех далеких временах на холмах Тастина, где я жил в доме своей мечты вместе с Уиллом и Мэри-Энн. В тот день, когда я впервые там появился, цитрусовые деревья были усыпаны цветами.

Через пару минут мне позвонил Рик Берч.

– Перлита согласилась на наше предложение, – сообщил он. – Дент обещал ей отозвать свое требование смертного приговора для Феликса. По правде говоря, он не очень-то был уверен, что суд присяжных утвердит его предложение, поэтому и бросил ей эту кость, рассчитывая, что она ее схватит. Так вот, Перлита показала под присягой, что пассажиром в машине Бо Уоррена той ночью был старший инспектор второго участка округа Ориндж Дан Миллбро.

"Что-то типа Донна, или Ренэ, или похожее".

Выходит, Дан.

Я позвонил домой Рею Флэтли, извинившись за поздний звонок.

– Нет проблем, Джо. Я как раз осваивал новые пьесы Уоррена Зевона для фортепьяно. Он кажется мне не слишком добрым малым, но некоторые его произведения довольно занимательны. А от его баллад у меня мурашки бегают по коже, настолько они прекрасны.

– Я хочу попросить вас помочь мне сделать запись.

– Не знал, что ты поешь.

– Не музыку, сэр, – объяснил я. – Просто несколько слов.

– Чьих слов?

– Моих. Я сыграю свою роль, а вы – за Джона Гэйлена.

Долгая пауза в трубке.

– И кому предназначается эта полицейская проделка?

– Лучше вам этого не знать.

– А когда эта запись будет уничтожена?

– Завтра к десяти вечера ее уже не будет. Если хотите, я принесу вам расплавленный комок пленки.

Опять томительная тишина, и наконец низкий раскатистый голос Флэтли:

– Хорошо, Джо Трона, я сделаю, что ты просишь. Когда тебе нужен голос Джона Гэйлена?

– Прямо сейчас.

Он сообщил мне свой адрес и повесил трубку.

* * *

К десяти я уже снова был дома. В записной книжке Уилла я отыскал номер домашнего телефона Дана Миллбро.

К телефону подошел сам Миллбро. Я сказал, что нам надо поговорить, но он даже не поинтересовался, о чем именно.

– Позвони моему секретарю и договорись о встрече.

– Дело не терпит отлагательств.

– Дела полиции, Джо?

Я почувствовал страх в его голосе, и с моей стороны было бы неразумным этим не воспользоваться.

– Да.

– Только не здесь.

– Как насчет "Лесного клуба", скажем, через час?

– Я не член клуба, так же как и ты.

– Это моя забота, сэр. А вы будете моим гостем.

Повесив трубку, я позвонил Рексу Сауэрсу. Он обещал подготовить для нас кабину.

* * *

Смущенный Дан Миллбро вышагивал по клубному холлу в направлении нашей кабины, засунув руки в карманы брюк и опустив глаза. Но костюм на нем был весьма элегантный. Сев напротив, он посмотрел на меня. У него было мальчишеское лицо, серьезный взгляд и светлые волосы, спадающие на лоб. По виду студент-спортсмен. Это был его первый срок в должности старшего инспектора, а ему всего тридцать один год. Женат, четверо детей. На похоронах Уилла он поведал мне, что для него потерять Уилла – все равно что потерять отца. Уилл научил его всему, что сам усвоил, пребывая среди семерых наиболее могущественных чиновников округа.

Мы пожали друг другу руки. Он снова взглянул на меня, а затем на официанта.

– Не против, если я закурю? – спросил он.

Я сказал, что не возражаю. Миллбро заказал подошедшему официанту двойное мартини со "Столичной". Потом взял зажигалку, раскурил сигару и глубоко затянулся.

– О'кей, так что у тебя? – поинтересовался он.

– Вы и Бо Уоррен встречались с Джоном Гэйленом на автостоянке около ночного клуба "Бамбук-33" вечером накануне убийства Уилла. Мне хотелось бы знать, о чем вы с ним говорили.

Привстав, Миллбро задвинул занавеску, отделявшую нас от зала, и снова сел на стул.

– Мы обсуждали, как вернуть Саванну Блейзек.

– Что Гэйлену было известно о Саванне?

– Он имел дело с Алексом. У них был совместный бизнес.

– Что сказал Гэйлен, только поточнее?

Миллбро выпустил дым в потолок и наконец пересекся со мной взглядом.

– Точно не припомню. Послушай, чего ты от меня добиваешься?

– Правды.

– Так вот, правда состоит в том, что я точно не помню что он сказал.

– В таком случае передай содержание услышанного.

Отодвинув занавеску, официант поставил перед Миллбро стакан с коктейлем и ушел. Миллбро жадно отпил из стакана.

– Он рассказал нам, что с ней все в порядке. И что все должно сработать как задумано.

– И вы с Бо Уорреном проделали такой длинный путь в "Бабмук-33", да еще глухой ночью, только чтобы выслушать эту ерунду?

Он кивнул.

– Что-то не верится.

– Спроси у Бо. Так все и было.

– Бо сказал, что был там с Перлитой.

Прикрыв рот ладонью, Миллбро откашлялся.

– Нет, пассажиром как раз был я.

– Я признателен вам за честность, мистер Миллбро, но теперь хочу поговорить с вами откровенно. Уиллу было известно, что вы берете деньги от Рупаски в обмен на поддержку при голосовании о покупке платной дороги. Уилл записал на пленку ваш разговор о передаче наличных на Ветреном хребте. Уверен, что Карл уже сообщил вам об этом, не так ли?

Он снова кивнул в ответ. Вид у него был как у школьника, пойманного с сигаретой.

– Кроме того, Уилл располагал доказательствами неджентльменского поведения Джека Блейзека и свидетельствами еще более неприличного поведения преподобного Дэниэла Альтера. Он шантажировал вас, чтобы заставить проголосовать против сделки с дорогой. Дэниэла он расколол на более значительную сумму и уже собирался приступить к шантажу Блейзека. В любое время по своему желанию он мог организовать арест Рупаски по обвинению в даче взятки и тайном сговоре. Я располагаю соответствующими документами, вполне пригодными для представления в суд. Вы лично не сомневаетесь в достоверности всех этих фактов?

Миллбро молча кивнул. На висках у него выступили капли пота. Он сделал еще глоток водки, сопроводив его глубокой затяжкой.

– Этот...

– Этот что?

– Этот негодяй имел досье на всех.

– Да, поэтому вы и наняли Джона Гэйлена, чтобы его устранить.

– Совсем не так.

Даже в полумраке кабины я заметил, как покраснел Миллбро. Он рыскал глазами в поисках, на чем бы остановить взгляд, но в небольшой кабине, отделенной от зала шторой, выбор был небогатый. Тогда он уставился на сигару.

– Хотите услышать версию Гэйлена?

Миллбро еще больше покраснел и сделал очередной глоток.

– Нет.

– И все-таки послушайте.

Я достал свой микродиктофон и включил запись, которую мне помог сделать Рей Флэтли.

* * *

"Я: Итак, кто первый заговорил с вами по поводу убийства Уилла Троны?

Флэтли: Первым предложил Бо Уоррен. Меня с ним свела Перлита. Потом с таким же предложением обратился Миллбро, старший инспектор. И еще отец той девчонки, Джек. Я думал, им надо ее вернуть, но они в первую очередь искали кого-нибудь, чтобы укоротить Уилла Трону. Миллбро – это просто мальчик на побегушках. Они еще называли его Милли, а когда того не было рядом, вообще придурком".

Я выключил диктофон, немного перемотал пленку и взглянул на Миллбро.

– Мы допрашивали его сегодня утром, – соврал я. – И он моментально сдал вас, ребята. Эта запись была сделана всего шесть часов назад.

Его лицо стало мертвенно-бледным. Смахнув ладонью пот со лба, Миллбро глубоко затянулся сигарой и удивленно уставился на опустевший стакан.

– Это может быть подделкой.

– Ваш адвокат легко выяснит это, если вы оплатите экспертизу.

Сунув диктофон в кейс Уилла, я отдернул занавеску и показал официанту пустой стакан. Через минуту перед Миллбро стояла свежая порция двойного мартини. Он немного отхлебнул, взглянул на меня с нескрываемой злостью и что-то пробормотал себе под нос.

– Что вы сказали, мистер Миллбро?

– Я сказал, что твой отец был законченным негодяем.

Снова задвинув штору, я в упор взглянул на него.

– Вот этого не надо, – произнес Миллбро. – Я знаю, ты можешь легко разорвать меня на куски.

– Это дурной тон.

– Разумеется. Да еще в таком месте, как это. – Он снова отпил из стакана и посмотрел на полупотухшую сигару. – Ты что, собираешься меня арестовать?

– Все зависит от того, что вы сделаете в течение следующего часа.

– Мы можем кое-что провернуть.

– Слушаю вас.

– Я не собираюсь один отдуваться за всех этих ребят. Среди них я самый молодой, и мне это ни к чему.

– И вместо этого вы собираетесь утопить своих партнеров. А сам Дан Миллбро при этом удержится наверху. Там ему очень нравится.

Он снова посмотрел на меня, попыхивая сигарой.

– Можем поторговаться. Моя карьера в обмен на них. Ты сможешь меня прикрыть, если я все расскажу?

– Целиком из этого дерьма я вас вытащить не смогу. Лишь частично.

– Тогда, похоже, я здорово влип.

– Вот что я могу для вас сделать, мистер Миллбро. Вы прямо сейчас рассказываете все как было в этот маленький микрофон, а я в меру своих возможностей попытаюсь вас выгородить. Гэйлен сказал, что вы "шестерка". Я готов в это поверить. И если вы дадите мне достаточно материала, чтобы прижать Блейзека, Рупаски и Бо Уоррена, мне удастся выполнить свое обещание. Да, понимаю, они вас использовали. Но мне важно знать, каким образом. И вот что я вам еще скажу. Если проиграть данную пленку этим людям, они единодушно укажут на вас, и тогда вам грозит длительное тюремное заключение.

– Как это отвратительно. Просто ужасно.

– Это детская игра по сравнению с тем, что вы сделали с Уиллом.

Миллбро постарался придать взгляду некоторую твердость, но я видел перед собой лишь труса и неудавшегося политика. Подбородок у него дрожал.

– Я пошел на общественную службу, чтобы помогать людям. Поверь, это так. А добился только того, что обманул их и себя самого.

– Но зато вы не допустили, чтобы наш округ приобрел эту платную дорогу, а приятели Рупаски набили себе карманы.

Он горько усмехнулся и сделал еще один глоток.

– Спасибо Уиллу. А кстати, в чьем кабинете было установлено подслушивающее устройство – у Рупаски или у меня?

– В вашем. И вам еще предстоит все это объяснить, мистер Миллбро. Но если поможете мне раскрутить это дело, возможно, ваше наказание будет меньшим, чем вы заслужили. Вам предстоит все хорошенько обдумать. Вижу, вы уже почувствовали свежее дуновение перспективы среди всей той вони, в которую превратили свою жизнь.

Миллбро издал кудахтающий звук, напоминающий смех и, резко задрав нос, взглянул на меня свысока. Интересно где он набрался таких манер?

– Но, возможно, ты еще поменяешь свое мнение, Трона, – сказал он. – Да, ты можешь воспользоваться ситуацией и сделать со мной что захочешь. В общем, держать меня у себя в кармане, как делал твой отец со всеми, кого знал. То, что я совершил, уже никогда не забудется и не умрет.

– Это все верно. А вот Уилл действительно умер.

Иногда удается разглядеть за взглядом собеседника нечто неожиданное, хотя сам не осознаешь, что именно. И вдруг понимаешь, что можно прожить еще несколько сотен лет и тысячи раз увидеть то же самое, но так и не разгадать, что же это такое. Именно эту таинственную вспышку во взгляде Миллбро я сейчас и ухватил.

– Я заметил, что ты приехал в его машине, – проговорил он. – И вижу у тебя его старый кейс. А сейчас ты сидишь здесь, в "Лесу", обсуждая тайные делишки со старшим инспектором округа Ориндж. Ты становишься очень похожим на него. Думаю, тебе это по душе. Тебе всего двадцать четыре года, а ты уже унаследовал от отца все то дерьмо, что он собрал за свою жизнь.

– Мне нравится эта машина.

– У меня зеленый автомобиль той же модели, только колеса семнадцатидюймовые.

– Большие колеса нужны скорее для красоты. Они затрудняют управление и увеличивают расход топлива.

Кинув на меня быстрый взгляд, он отпил из своего стакана.

– Доставай свой гадкий диктофон, Трона. Черт... не могу поверить в происходящее. Мне надо поразмыслить, как лучше прикрыть собственную задницу.

– Да, об этом стоит позаботиться, мистер Миллбро.

– Это был результат стечения целого ряда обстоятельств, Трона. Как при зарождении страшного урагана, когда одновременно случаются три различных метеорологических события. А бывает, что не три, а двадцать и даже сто. Так же развивается и история – просто цепь обстоятельств выстроилась не в пользу Уилла. Во-первых, эта пленка, которую Уилл использовал для давления на меня и Карла. Мне не стоило брать эти деньги за голосование на совете, но я не удержался. Мне надо платить за обучение детей в колледже и большие закладные за дом, а на зарплату старшего инспектора не очень-то разгуляешься. Но я был не прав. А Уилл подловил меня на этом – подловил нас обоих. Знаешь, когда он дал мне прослушать эту пленку на том же диктофоне, что у тебя сейчас в руках, у меня было ощущение, что он положил всю мою жизнь на свой депозит. В общем, я был фактически уничтожен. Все, что бы я ни сделал, можно было разрушить в одну секунду, стоило этой пленке попасть в нужные руки.

Вздохнув, Миллбро уставился на крышку стола.

– Как насчет еще одного коктейля, мистер Миллбро? – спросил я.

– Почему бы и нет?

Я отдал распоряжение официанту насчет новой порции. Мы молча дождались, когда он принесет заказ, после чего я снова задернул штору. Миллбро выжал дольку лимона о край стакана и сделал затяжной глоток.

– Карл был взбешен. Конечно, это была моя ошибка, что я позволил записать один из наших разговоров. Карлу был очень нужен мой голос на голосовании по выкупу платной дороги в казну округа, но я не мог сопротивляться давлению Уилла. Он крепко прижал нас, и мы это понимали. Карл приставил к Уиллу двух своих парней, чтобы те повсюду следовали за ним по вечерам и прищучили на каком-нибудь деле. Но Уиллу все это было известно. У него была слабость по отношению к дамскому полу, и мы рассчитывали подловить его на этом деле, чтобы избавиться от его давления. Карл даже поручил установить радиомаяк на его "БМВ", когда тот стоял на профилактике в гараже транспортного управления. Вот откуда Карл узнал о его контактах с Саванной Блейзек. Мы рассказали об этом Джеку. В понедельник вечером, за два дня до смерти Уилла, мы все собрались здесь, в клубе. Немного поиграли в бильярд, слегка выпили, потрепались о бабах. Но больше всего мы обсуждали Уилла Трону, его грязные игры и как сделать, чтобы он от нас наконец отстал. Джек представил мне Бо Уоррена, и тот сообщил, что даже у преподобного Дэниэла Альтера из-за Уилла возникли большие проблемы. Наша встреча напоминала праздник всеобщей любви, только наоборот – несколько людей по очереди признавались друг другу, как сильно они ненавидят одного и того же человека. Нет, скорее, не ненавидят, а... боятся того, что с ними в любой момент может сделать Уилл. Он посвятил всю жизнь укреплению собственной власти, завоевывая доверие окружающих с помощью их тайных слабостей и грешков, собранной им грязной информации и, разумеется, денег. О, это был настоящий Макиавелли! И в конце концов дела приобрели слишком... серьезный оборот. У Джека оказался один знакомый бандит по имени Джон Гэйлен, которого он нанял припугнуть своего придурка-сына. Одновременно через Уилла Джек пытался передать Алексу весьма жирный выкуп и вернуть дочь. Но когда уже пришло время забирать Саванну, Джек решил как следует припугнуть своего сынка. Предполагалось, что Гэйлен со своими головорезами заберет Саванну, отлупит этого психа и возьмет у Уилла деньги. Так сказать, проучит сосунка, понятно? Разумеется, не бесплатно.

– За какую сумму?

– Блейзек никогда не говорил, сколько он ему заплатил. Так вот, играем мы в бильярд, и вдруг Бо Уоррен предлагает вместо этого как следует проучить Уилла. Так, чтобы тот в следующий раз дважды подумал, перед тем как обливать дерьмом других. А это значило, что самого Алекса бить уже не надо, поскольку избиение Уилла у него на глазах послужит для молодого человека хорошим предостережением.

Миллбро выпил еще, потом достал сигару и закурил, наполнив кабину сизыми клубами дыма.

– Именно об этом мы тогда с Карлом и подумали, обменявшись взглядами, об одном и том же. Оглянувшись на Джека и Уоррена, я понял, что они настроены на ту же волну, что и мы с Карлом. В тот момент Дэниэл Альтер беседовал со своим личным астрологом, в качестве которого выступала исключительно аппетитная дамочка. Вне всяких сомнений, они беседовали о Боге, и ему было не до нас. Никто не произнес ни слова, но буквально в считанные секунды идея проучить Уилла обрела совершенно иной смысл. Именно тогда я решительно сказал "нет" и чтобы на меня не рассчитывали. Карл заявил, что идея намять Уиллу бока его вполне устраивает, а мне, маленькому засранцу – так он меня обозвал, поручается переговорить об этом с Джоном Гэйленом.

Миллбро вышел на несколько минут из кабины, и мне пришлось его подождать.

– Сколько же вы ему предложили? – спросил я, когда он вернулся.

– Девять тысяч долларов.

Не знаю, заметил ли Дан Миллбро, как я удивился, услышав ответ. Мне в общем-то не следовало удивляться. Мне были известны случаи, когда с убийцей заключался контракт на сумму от трех до десяти тысяч долларов. Но сам факт, что смерть Уилла обошлась заказчикам всего лишь в девять тысяч долларов, захлестнул меня потоком мыслей: о ничтожности и мерзости всех этих людишек, их бездонной жадности, трусости и самонадеянности. Мне не удавалось вытряхнуть из головы образ преподобного Дэниэла Альтера, мирно беседующего с астрологом, в то время как его приятели планируют убийство моего отца. Добавьте сюда безразличие вместе с тщеславием – и получите законченный портрет заговорщиков.

– Но ты должен понимать, Трона, что эти девять тысяч платили лишь за то, чтобы проучить Уилла.

– Проучить? Вы так Гэйлену и сказали?

– Ну да. А он спросил, что это значит и чего мы, собственно, хотим от него? Тогда я сказал, чтобы он поставил Уилла на колени и сломал ему пару ребер. Но не бил по лицу и не ломал зубы, потому что это подло.

– Значит, вот так деликатно все планировалось.

Миллбро посмотрел на меня и сразу отвел взгляд. Вздохнул, сделал еще глоток и выпустил под потолок облако дыма.

– Мистер Миллбро, как и когда приказ Джону Гэйлену превратился в заказ на убийство? – спросил я.

– Не знаю. По крайней мере это сделал не я. На моей памяти никто и никогда об убийстве даже не упоминал.

– Гэйлен ничего не говорил об избиении. Он считает, что ему заказали обычное убийство.

– Слово "убийство" в нашем разговоре не звучало.

– Да, мужчины, собравшиеся в "Лесу", это слово не произносили.

Миллбро залпом прикончил свой коктейль. Его глаза округлились, и он провел ладонью по лицу. Гладкие, влажные от пота волосы свисали на лоб. Он отвел взгляд.

– Теперь меня сняли с крючка? – спросил он.

– С вами все кончено.

У Миллбро отвисла челюсть, а мигающие глазки тревожно уставились на меня.

– Кончено?

– На данный момент.

– Ах да. На данный момент.

* * *

Всю эту ночь я колесил на своей машине. Сначала по 241-му шоссе, потом по 91-му, 55-му, 5-му, 133-му и снова по 241-му, потом свернул на 261-е и назад на 5-е, далее вниз на 405-ю дорогу до Джамбори в сторону Тихоокеанского прибрежного шоссе и, наконец, снова по 55-му и 91-му – уже домой. В ходе этой ночной гонки на скорости сто сорок миль в час, с опущенными стеклами, я все время думал о том, что жизнь Уилла была продана за сумму, которую можно легко отыскать в карманах обеспеченного человека. И еще о слове, которое он произнес в тот злополучный вечер, – "каждый". До меня дошло, что именно тогда Уилл и назвал имена своих убийц: каждый из них готов был это сделать. Уиллу это было достоверно известно. И еще я обдумывал рассказ Миллбро о том, как раскручивались события, приведшие к смерти Уилла, как десятки разрозненных фактов вылились в зловещий заговор, направивший ему в грудь автоматные очереди наемного убийцы. Блейзеки и Бо Уоррен, преподобный Дэниэл Альтер и Лурия Блас, Гэйлен и Алекс, Хаим и Мигель Доминго, Перлита и Дженнифер, Рупаски и Миллбро. Даже Джо Трона. Да, тот самый Джо, которому по долгу службы полагалось все это предвидеть, уловить повисшую в вечернем тумане завесу предательства, внимательнее присмотреться к поту на своих ладонях, прислушаться к покалыванию в шрамах и внутреннему голосу, настойчиво предостерегающему от назревающей опасности.

"Каждый".

Прихватив по дороге продукты быстрого приготовления, я остановился рядом с домом Джун Дауэр. Я не собирался заходить внутрь, просто смотрел на ее окна, входную дверь, сам не понимая, зачем я сюда приехал, и объясняя свой поступок "тайной". Эта "тайна" снова вернула мои мысли к Уиллу, который однажды разъяснил мне, что это означает. Мне вдруг ужасно захотелось совершить обряд крещения, но это было практически невозможно, если только не поднять с кровати преподобного Дэниэла Альтера и не потащить его в храм Света. Я представил преподобного Дэниэла, разговаривающего с очаровательной женщиной-астрологом, когда рядом группка чиновников и толстосумов разрабатывает план уничтожения Уилла. Если бы я был художником, то написал бы выразительную картину. И еще я подумал, что крещение у Дэниэла Альтера не принесет мне никакой пользы.

Я расслабился, снял шляпу и откинулся на сиденье, продолжая смотреть на окна дома Джун, линии электропередач и далекие искорки звезд.

Закрыв глаза, я представил Джун. Вспомнился и тот день, когда я впервые переступил порог своего нового дома на тастинских холмах, и солнечные лучи, играющие в алых лепестках роз в саду.

В голове возник образ Шэга и последний переход его стада из прерий в прохладные предгорья Йеллоустоуна, где они наконец спаслись от преследующих их охотников. Сквозь дрему я представлял их припорошенные снегом гривы и маленькие живые глаза, полные души и света.

В 2.30 зазвонил мой сотовый телефон.

– Это Бо, твой старый приятель. События развиваются стремительно, Джо.

– Какие события?

– Я поговорил с Миллбро. А потом с ребятами, которых ты тоже знаешь, и мы приняли кое-какое решение. Оно связано с кучей денег.

– Меня это не интересует.

– Не спеши, парень. Просто прикинь, сколько может стоить эта пленка.

Отключив "мобильник", я пять минут поразмышлял и снова прикрыл глаза.

Я проснулся лишь через несколько часов, разбуженный первыми солнечными лучами, отраженными в зеркале заднего обзора и бившими мне прямо в глаза.

Глава 26

Рано утром я дал послушать пленку с признаниями Миллбро Берчу, Одеркирку и Филу Денту. Когда запись закончилась, в комнате повисла тишина.

Берч пробормотал:

– Да...

Дент принялся вышагивать по кабинету, глядя себе под ноги, а Одеркирк рассмеялся.

– Первосортное дерьмо, – проговорил он. – Предлагаю их всех арестовать за убийство первой степени при отягчающих обстоятельствах и тайный сговор. Это – смертный приговор.

– Не торопись, – возразил Дент. – Надо все сделать по закону. Джо, расскажи нам, как тебе удалось его расколоть?

И я объяснил. О пленке с "голосом" Гэйлена я упомянул вскользь, о Рее Флэтли вообще промолчал, но признался, что "усилил" некоторые акценты, с помощью которых и добился признания Миллбро. И додавил его, сославшись на то, что "мы недавно допрашивали Гэйлена". А еще добавил, что не говорил Миллбро, будто запись подлинная.

– Значит, усилил, а потом додавил? Ты изъясняешься как заправский адвокат, – заметил Одеркирк и посмотрел на окружного прокурора. – Я говорю это в качестве похвалы, Фил.

– Благодарю, Хармон, – ответил Дент. – Когда речь идет о сговоре, то действительно необходимо работать с каждым в отдельности. Если ты так и сделал, Джо, то молодец. Тогда надо ошкурить их всех по очереди, как апельсиновые дольки. Всех до одного.

– Я подбросил мистеру Миллбро надежду, что его наказание будет мягче, если он станет нам помогать, – добавил я. – Но ничего конкретного не обещал.

– Послушай, – сказал Берч. – Нам предстоят продолжительные беседы с Рупаски, Блейзеком и Бо Уорреном. Даже с Альтером, если понадобится. Блейзек замешан в двух преступлениях, включая избиение Блас. И как только один из них почувствует, что напарник раскололся, он сразу начнет колоться сам. Я наблюдал такое тысячи раз.

– Ключевая фигура – Гэйлен, – заметил Дент. – Он может указать пальцем на любого из них и даже на всех нанявших его. А вот это им совсем ни к чему. Они все воспользуются тактикой, о которой говорил Миллбро: мол, это простое недоразумение, Гэйлен превысил свои полномочия, а Джо ошарашил их своей гипотезой, и мы еще посмотрим, как суд присяжных отнесется к обвинению законно избранных представителей общественных органов власти и одного из богатейших предпринимателей страны в зверском убийстве. В этом смысле нам предстоит повозиться с ними. Начнем с Гэйлена. Думаю, у нас достаточно оснований для его ареста. Раскрутим его. Я оформлю ордер на арест. Джо, мне надо от вас пару страниц текста о том, что вы знаете о делах Гэйлена, и печатную копию признания Миллбро.

– Я принесу вам это в течение часа.

– Мы свернули наблюдение за Гэйленом два дня назад, – проинформировал Берч. – Но мы быстро его разыщем. – И он подошел к телефону.

Дент продолжал шагать по комнате. Одеркирк чистил ногти перочинным ножом.

– Ты проделал неплохую работу, Джо, – похвалил он меня. – Со временем ты можешь стать хорошим полицейским.

– Это точно, – подтвердил Берч.

– Посмотрим, – произнес Дент. – Пока вроде все идет неплохо, но дистанция между признанием, полученным в спорных обстоятельствах, и обвинением в убийстве достаточно велика.

– Вот за этим мы вас и пригласили, – заметил Одеркирк. – У вас огромный опыт в подготовке неопровержимых обвинений.

Берч позвонил начальнику патрульной службы.

– Рик, скажи им, чтобы были поосторожнее с Гэйленом, – посоветовал Одеркирк. – Это дерьмо может здорово развоняться, когда почувствует лопату около своей шеи. В таких ситуациях они опасны, как гремучие змеи.

– Берите его аккуратно, – проговорил Берч в трубку. – Он вооружен и опасен.

– Хармон, поезжай и убедись, на месте ли этот тип. А ты, Джо, готовь рапорт. И учти, что его будет читать судья.

* * *

При написании этого отчета я был внимателен, как никогда. Я изложил свои подозрения относительно Гэйлена, описал длинную цепь событий и фактов от Саванны Блейзек до Дана Миллбро и представил показания Дела Причарда, установившего радиомаяк на машину Уилла. Один из секретарей Дента отпечатал признания Миллбро, из которых я подчеркнул ключевые моменты. "Никто не произнес ни слова, но буквально в считанные секунды идея проучить Уилла обрела совершенно иной смысл".

Фил Дент велел мне перепечатать некоторые фрагменты. Он попросил меня описать, как я узнал голос Джона Гэйлена, когда его допрашивали Рик Берч и Одеркирк, но обязательно отразить тот факт, что визуально я не признал в нем стрелявшего. Фил распорядился исключить из рапорта эпизод, где я самовольно следил за домом Гэйлена, и попросил меня убрать выражение "много выпил" из отчета о встрече с Миллбро.

Прочитав мой рапорт второй раз, он посмотрел на меня и одобрительно кивнул.

– Приготовься к сильному сопротивлению, – предупредил он. – И будь поосторожнее с прессой. Если ты обретешь с еепомощью облик жаждущего мести сына, в суде это вызовет ответный огонь в нашу сторону. И признание Миллбро будет довольно трудно представить в качестве решающего доказательства. А без этого наша работа пойдет псу под хвост.

* * *

День я провел в своем старом доме на тастинских холмах, просматривая вещи из стенного шкафа Уилла. Мэри-Энн, периодически входившая и выходившая из комнаты, выглядела явно расстроенной и не могла пробыть более пяти минут в просторной семейной спальне, пока я снимал с вешалки костюмы и укладывал на кровать. Некоторые из, них я планировал оставить себе. После небольшой подгонки я вполне смогу их носить. Остальные вещи я собирался передать в фонд Армии спасения на Четвертой улице, куда Уилл всегда сдавал старую одежду.

– Пожалуйста, оставь себе некоторые светлые льняные костюмы, Джо. Уиллу всегда шли светлые тона. И вон тот смокинг в пластиковом чехле – он в нем был на свадьбе.

Глаза Мэри-Энн набухли от слез, и она опять порывисто вышла из комнаты, распрямив плечи и гордо подняв голову.

* * *

Сразу после полудня к нам в дом явился преподобный Дэниэл. Этим утром я пропустил его проповедь, потому что был занят тем, чтобы упрятать его приятелей в тюрьму. Выглядел Дэниэл осунувшимся и подавленным. На нем были обычные хлопчатобумажные брюки и трикотажная рубашка с короткими рукавами. Казалось, Дэниэл очень хотел чем-нибудь помочь, но сам выглядел крайне беспомощным. Он суетился у меня за спиной, пока я вытаскивал из глубокого выдвижного ящика ботинки Уилла.

– Я беспокоюсь за тебя, Джо.

– У меня все в порядке.

– Ты любишь путешествовать?

– Когда я был мальчишкой, мне нравилось проводить каникулы всей семьей. Больше всего я любил ездить в белом микроавтобусе к кратеру Метеор и к окаменевшему лесу в Аризоне.

– Да, прекрасные места.

– И видишь все, мимо чего проезжаешь.

Затем Дэниэл пригласил меня посетить Святую землю со специальной группой храма Света. Это был двадцатидневный "духовный пикник" с остановками в Египте, на греческих островах, в Париже, Риме и Лондоне.

– Группа отправляется сегодня вечером, – предупредил он. – Но тебе понадобится лишь паспорт. Все остальное уже подготовлено, Джо. Это тебе подарок от храма Света. Вся дорога только первым классом, остановки в самых лучших гостиницах.

Я посмотрел на него и уложил в коробку пару мокасин.

– Я не смогу.

– Почему же?

– Дела, преподобный.

– Мне казалось, что из-за той перестрелки ты до сих пор находишься в административном отпуске.

– Да, это так. Но у меня есть и другие дела.

Дэниэл конфузливо улыбнулся, его глаза за толстыми линзами, как всегда, казались неправдоподобно большими.

– Знаешь, ведь ты можешь взять с собой на Святую землю и приятеля. Кого захочешь, Джо. Например, ту женщину с радиостанции.

Резко обернувшись, я взглянул на него. Он держал в руках пару однотонных туфель для гольфа из гардероба Уилла, поглаживая пальцами шипы на подошве.

– Кто вам сказал?

– Никто мне ничего не говорил, Джо. Просто я слышал ваше радиошоу! За час интервью ты рассказал ей больше, чем мне как своему духовнику за пятнадцать лет. И я рад, что ты ей рассказал о себе. Я сердцем почувствовал, как ты ей открылся. Да и она была с тобой откровенна. Вот и все. Возможно, она поедет с тобой, возьмет по дороге интервью и совместит приятное с полезным.

– Нет.

– Это просто предложение.

– Спасибо, сэр. Очень вам признателен.

Дэниэл стоял, наблюдая, как я укладываю туфли и ремни. Потом он присел на край кровати, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди.

Я дошел до галстуков отца. Они были свернуты внутри небольшой круглой карусели с латунными спицами. Я откладывал в сторону те галстуки, которые хотел взять себе, а оставшиеся складывал на кровать рядом с преподобным Дэниэлом.

– Помнишь наш разговор о том, как твой отец творил добро?

– Да, сэр.

– Он сам всегда так думал, даже когда его действия приносили вред или имели корыстный характер. Каким же образом он определял правоту или неправедность содеянного в различных обстоятельствах?

– Он побуждал меня верить в справедливость содеянного.

– И ты понимаешь его принципы?

– Понять-то нетрудно. Трудно их осуществить.

– Моя вера и весь мой опыт подсказывают мне, что путь, выбранный Уиллом, не идеален.

– Для этого у вас есть Бог.

– Я долго и настойчиво молился Богу, всего несколько часов назад, потому что сегодня утром я кое-что узнал, Джо. Ужасные вещи о добропорядочных людях. И понял, что должен что-нибудь сделать. Я не знал, что именно. И обратился с молитвами к Богу. Долго молился. Молился и вопрошал его.

– И он вам что-нибудь ответил?

– Да. Он сказал: "Преподобный Дэниэл, сделай все по совести, наставь Джо Трону на путь истинный".

– Мы собираемся всех их арестовать, сэр.

Лицо Дэниэла стало пепельно-серым, а голос монотонным.

– Понимаю. И буду признателен тебе, если ты не внесешь мое имя в этот список как можно дольше.

– Но вы присутствовали там и беседовали с астрологом.

Он снова порозовел и отвел взгляд.

– Да, и не только с астрологом. Но ничего особенного о том вечере я не припоминаю.

– Вас могут вызвать, преподобный. Так решил окружной прокурор.

Дэниэл встал:

– Ну, если вызовут, я отвечу на все вопросы. В своей жизни я всегда старался придерживаться этого правила.

Он бросил быстрый взгляд в окно, потом вздохнул и обернулся ко мне. Его голос теперь стал мягким, а глаза увлажнились.

– Джо, позволь мне тебя попросить кое-что сделать, как представителя этого безрадостного и неприятного ведомства. Пусть все идет своим чередом. Ты продолжаешь дело Уилла? Так учись у него. Используй свои знания во имя добра. Ты можешь сделать столько добрых дел, Джо, если будешь действовать в этом мире как человек среди людей. Уилл так и поступал. Попробуй извлечь из жертвенной смерти Уилла что-нибудь доброе для себя самого. Для своей семьи. Для друзей. Он сказал бы тебе то же самое. Могу поклясться.

– Я не позволю убийцам уйти от ответа.

– Ты хочешь во что бы то ни стало их наказать? Так накажи их как человек. Не предавай их в руки правосудия. Закон не оставляет после себя ничего, кроме собственного самоутверждения, добавляя к печали новую печаль, к одной трагедии – другую. Так было в случае Уилла.

– Вы сейчас напоминаете мне библейского Люцифера.

– Еще никто так не оскорблял меня! Никогда!

– Мне представляется такое сравнение удачным, сэр. Кроме того, уже поздно спорить на эту тему. Многим известно то же, что и мне.

Дэниэл взглянул на меня и обхватил руками за плечи. Я чувствовал, как отчаянно трясутся его пальцы.

– Джо, это самое важное решение в твоей короткой жизни. Все, что за этим последует, будет от него зависеть. Не только для тебя лично, но для многих людей. Если ты все-таки передумаешь, позвони мне. У меня есть некоторые идеи, как восстановить справедливость и обеспечить победу добра, как всем нам стать мудрее и извлечь пользу из этой трагедии. И как сохранить имя Уилла и честь его семьи в чистоте. Я уполномочен сделать такое заявление от имени тех, кто может все это осуществить. Мистер Миллбро, в частности, собирается изменить свои показания. А другие готовы поделиться с тобой своими богатствами и властью.

– Скажите им, пусть проваливают к черту со своими предложениями, сэр.

– Никогда раньше не слышал от тебя таких грубых слов!

– Я вам признателен за предупреждение, преподобный, и за бесплатную поездку на Святую землю.

* * *

Джун разрешила мне посидеть в режиссерской будке и посмотреть ее ток-шоу "Воистину живой". У меня было такое же тревожное состояние, как и в вечер накануне гибели Уилла. Я словно чувствовал направленные на себя стволы пистолетов, а мрак радиостудии казался мне зловещим.

Но Джун выглядела блестяще и раскованно, беседуя с учителем седьмых классов, которого два года назад один из его учеников ранил выстрелом в голову. Учитель всепрощающе и очень по-доброму отзывался о парне, который в него выстрелил. За два года учитель потратил много сил, чтобы дружески помочь подростку выйти из тупика. Он рассказал, что парень очень изменился и сейчас растет, как прекрасное дерево, пересаженное с плохой почвы на хорошую. Мне подумалось, что этот учитель находится ближе к Богу, чем я, но стало приятно от мысли, что в мире есть такие люди, тем более работающие с молодежью.

Когда рабочий день Джун подошел к концу, я взял ее за руку и быстро повел к машине. Нас окутывала плотная летняя жара, воздух был грязным и удушливым. Боковым зрением я контролировал ограждения и мусорные баки рядом с корпусами и на автостоянках.

На соседнюю стоянку лихо въехал и припарковался черный "мерседес" с затемненными стеклами.

– С тобой все в порядке, Джо? – спросила Джун.

– Я просто наблюдаю.

Из "мерседеса" вышла женщина, открыла заднюю дверцу и отстегнула сидевшего на заднем сиденье ребенка.

– Что-нибудь случилось?

– Пожалуйста, садись в свою машину. Включи двигатель и кондиционер.

Джун удивленно посмотрела на меня, но сделала все, как я велел. Я сел на пассажирское сиденье рядом с ней и сразу ощутил теплые струи воздуха из кондиционера.

– Поговори со мной, Джо, – попросила Джун.

– Я заказал для тебя номер в гостинице. Прекрасное место, недалеко от пляжа в Лагуна-Бич. Мне будет спокойнее, если ты поживешь там пару дней. О наших отношениях уже стало известно другим. В ближайшее время ожидаются важные события, и я не хочу, чтобы тебя втянули в них.

– Черт возьми, Джо, ты говоришь серьезно?

– Абсолютно.

– А ты не собираешься пожить там со мной?

– Нет.

Джун внимательно взглянула на меня. Я видел, как воздух из кондиционера шевелит ее черные локоны и как повлажнели ее виски. Глаза у нее потемнели. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась.

– Выходит, мне угрожает опасность?

– Не думаю. Просто на всякий случай я решил позаботиться о тебе.

Джун взяла меня за здоровое ухо. Кондиционер уже охладил воздух в салоне, и я почувствовал, как пот пощипывает кожу.

– Но, похоже, ты сильно встревожен, если решил снять для меня номер в гостинице.

– Всего на два дня.

Я продолжал наблюдение за автостоянкой, машинами и тротуаром, ощущая себя одним большим глазом с двумя ушами. Я четко контролировал готовность своих рук и пистолетов, местоположение дверной ручки и даже время, необходимое для того, чтобы пригнуть Джун к полу.

– Это было самым приятным из всего, что для меня когда-либо делали мужчины. Я имею в виду твое неожиданное появление на нашем первом свидании с цветами, кофе, шоколадом и созвездием рубинов.

– Джун, пойми, я хочу уберечь тебя от неприятностей.

– Понимаю. Но мне надо заехать домой и кое-что забрать.

– Хорошо, я поеду с тобой.

Вздохнув, Джун покачала головой, потом решительно взяла меня за подбородок, повернула лицом к себе и наградила крепким поцелуем, который длился, судя по часам в машине, одну минуту и сорок две секунды.

– Этот чертов кондиционер не может охладить меня, когда рядом ты, Джо.

– Должно быть, фреон испарился.

Джун округлила от удивления глаза, а я еще раз внимательно осмотрел стоянку и прилегающие улицы, затем плотно закрыл дверь, и мы тронулись в путь.

* * *

Проводив Джун до квартиры, я убедился, что все двери и окна закрыты, и вернулся в машину. Ничего подозрительного вокруг я не заметил. Тогда я снова поднялся по лестнице, и мы с Джун занялись любовью – перед тем как она укладывала свои вещи, во время сборов и после. Мое сердце колотилось так сильно, что его стук отдавался в каждой клеточке моего тела. Я слышал, как бьется сердце Джун. Мы с ней были единым целым. Я шепнул ей на ухо, что кончил уже от двадцати до тридцати раз и сбился со счета где-то на восемнадцати, когда Джун внезапно вскрикнула и впилась пальцами мне в затылок так, что я вынужден был прикусить зубами ее волосы, чтобы самому не завизжать.

* * *

Номер в "Серф энд сэнд" был просторнее моего дома, обставлен роскошной мебелью, а из окон открывался живописный вид на Тихий океан. По самому верху небесного купола плыли редкие облачка, ближе к земле небо имело светло-голубой оттенок, а у самого горизонта голубизна резко усиливалась. А если выйти на веранду и посмотреть на пляж, то можно увидеть играющих в воде детей и непрерывно набегающие на берег пенистые волны.

Я осмотрел дверные замки и засов, позвонил на пост охраны и попросил управляющего – а это был благодаря Уиллу мой знакомый – периодически проверять, все ли в порядке. Он пошел мне навстречу и поместил Джун в номер между комнатами молодоженов и семьи из четырех человек. Я предложил Джун аккуратный "браунинг" 22-го калибра, но, увидев его, она побледнела. Пришлось забрать его, зато отпала необходимость в инструктаже, как пользоваться огнестрельным оружием.

Мы снова занялись любовью, но проделали все медленнее и по-другому. Мне казалось, что подобное уже никогда не повторится, а Джун сказала, что чувствует примерно то же самое. Она постанывала в моих руках. Никогда прежде я не чувствовал чужих слез на своей зарубцевавшейся коже, и это было весьма необычное ощущение. Я предложил Джун провести отпуск вместе. Она рассмеялась, мы разомкнули объятия, и я собрался уходить.

* * *

По дороге домой я связался по телефону с Риком Берчем. Он сообщил, что завтра Дент должен предъявить Джеку Блейзеку обвинение в заговоре с целью убийства, одновременно обеспечить "утечку" этих сведений в средства массовой информации, тем самым выбив почву из-под ног Рупаски и Бо Уоррена. Берч собирался дать Рупаски и Уоррену день-два "попереживать" и хотел понаблюдать за ними, а уж потом допросить по поводу смерти Уилла. Саванна по-прежнему отсыпается в Хиллвью, но успела добавить несколько деталей к своим предыдущим показаниям по делу о похищении. Директор детского дома разрешил матери Саванны навестить дочь. Берч сказал, что Саванна, увидев Лорну в комнате посетителей, залилась слезами. Алекс Блейзек еще в тюрьме, и, если он не согласится помочь следствию, в ближайшие дни прокуратура собирается предъявить ему обвинение. Перлита напала на двух охранников, прыснув им в лицо перечным газом из аэрозольного баллончика. Берч и Одеркирк получили ордер на арест Гэйлена, но тот скрылся.

– Машины нет, как и большей части одежды и личных вещей, – добавил Берч. – Система кондиционирования отключена, в почтовом ящике накопилась почта за три дня. Телефон отключен, автоответчик тоже. В общем, парень смылся. Но мы оставили на круглосуточное дежурство в его доме двух ребят. На случай, если он вдруг вернется за зубной щеткой.

– А в "Бамбуке" его не видели?

– Ты ведь знаешь, Джо, с такими, как я, там не откровенничают. Береги себя. Если эти типы убрали Уилла, то они могут убить и тебя.

* * *

Сидя у себя дома перед телевизором с 12-зарядным "ремингтоном" на коленях, я посмотрел романтическую комедию, но мне было не до смеха. Затем позвонил Джун, и мы проболтали час и пятнадцать минут. Она сказала, что вид с веранды на закат просто восхитительный, обед, заказанный в номер, показался ей самым вкусным в жизни, а от мартини она слегка опьянела.

– Сейчас меня словно слегка оглоушили, но я по-прежнему люблю тебя и скучаю, хочу выйти за тебя замуж и нарожать тебе детишек, но только после того как мы вволю натрахаемся.

– Годится.

– Подумай об этом.

– Уже думаю. Как насчет "Воистину живого"?

– Я буду продолжать делать эту передачу, пока хватит сил. Это очень интересно.

Я окинул взглядом свой небольшой дом, простенькую мебель и телевизор, представив на экране лицо Джун Дауэр.

– Да, но у меня здесь тесновато, – заметил я, проведя пальцем по стволу "ремингтона".

– Мы продадим оба наших дома и вложим деньги во что-нибудь покрупнее. Я люблю простор, и мне нужно иногда побыть одной.

– Мне тоже.

Несколько секунд мы молчали. Я слышал в трубке дыхание Джун и шелест волн, накатывающих на песок.

– Это Джун Дауэр, – наконец прошептала она. – Хочу тебе сказать, что ты замечательный человек. И если не можешь сейчас быть счастливым, то будь хотя бы спокоен.

– Я хотел бы и того и другого, – произнес я в ответ.

* * *

Около десяти позвонила Бриджит Андерсен. В ее низком грудном голосе слышалась явная тревога.

– Сегодня Миллбро пришел довольно поздно, – проговорила она. – Он выглядел так, словно провел бурную ночь. Все время говорил по телефону за закрытой дверью. Долго беседовал с Карлом и каким-то Уорреном, а я все записала на магнитофон. Там были подробности о событиях той ночи, когда убили Уилла. Что-то о парне по имени Джон Гэйлен. И еще они упоминали тебя, Джо, и как тебе удалось собрать факты об убийстве Уилла. Они обсуждали, как вывести тебя из игры. Требовали, чтобы Миллбро опровергнул то, что он тебе наговорил. А он уверял, что просто хотел прикрыть свою задницу. Они говорили и обо мне, и о той самой записи – решили, что я помогала Уиллу. И предлагали заткнуть мне рот, только не знаю, что они имели в виду – просто уволить или же убить меня. Я закончила работу в обычное время, и до магазина меня преследовала белая "импала", потом я видела ее у спортклуба и около самого дома. Это ребята из команды Рупаски. Они поставили машину на ночь на другой стороне улицы, через два дома от меня, чтобы я их не заметила.

– Я думал, вы убрали диктофон из-под стола.

– Но снова подключила его, когда убили Уилла.

– С вами все в порядке?

– Да. Конечно.

– А где пленка?

– На верхней полке шкафчика.

– Оставайтесь на месте.

Она назвала свой адрес и повесила трубку. Поставив винтовку в угол, я позвонил Рику Берчу, рассказал, куда и зачем я еду, затем накинул куртку, закрыл дверь и вышел на улицу.

* * *

Свернув за угол, я резко ударил по тормозам, чтобы не столкнуться с красно-белым "корветом" Бо Уоррена. Мы оба вышли из машины.

– Смотри, куда несешься, Джо!

Справа из темноты выплыли четыре мужские фигуры в длинных плащах и направили на меня свои автоматы. Они окружили меня, стволы уткнулись мне в грудь и спину. Мужчины вытащили у меня из-под куртки "кольт", а со щиколотки отстегнули "малыша" 32-го калибра. Из-за машины Уоррена вынырнула белая "импала", из которой вышел Джон Гэйлен.

– А, Трона. Давай потолкуем.

Глава 27

Меня повели к белому седану и усадили на заднее сиденье. По бокам устроились двое их парней. Один, справа, поднял с пола веревку, накинул петлю мне на шею и крепко зажал конец в руке. По звуку быстрых шагов в темноте я догадался, что другие парни садятся в соседнюю машину. Щелкнули дверные замки. С переднего сиденья ко мне обернулся Карл Рупаски и пристально оглядел меня. Мимо нас проурчал "корвет" Бо Уоррена, направлявшийся на улицу, и Гэйлен, сидевший за рулем "импалы", повернул за ним.

В салоне витали запахи одеколона, пота и ружейного масла.

– Ты слишком глуп, чтобы играть со мной в такие игры, – проговорил Рупаски. – Я предлагал тебе выгодное сотрудничество, а ты отказался. Вот и доигрался.

– Что с Бриджит?

– Она получила хороший урок, – ответил Рупаски. – Я сочинил сценарий, и мы его разыграли. Я знал, что ты примчишься за этой пленкой. Мы позвонили всего с двухсот метров от твоего дома.

– Где она сейчас?

– В багажнике, со склеенными губами.

Гэйлен выехал на 91-е шоссе и прибавил скорость. Около административной границы округа он свернул на 241-ю платную дорогу. Пока мы ехали в сторону Ветреного хребта, я смотрел на звезды, мерцающие над темными холмами, ощущая на теле приятную тяжесть автоматического "кольта" 45-го калибра, который парни забыли изъять. Никто не ищет три ствола. А этот семизарядник ждет своего часа на правом боку.

Бандит, сидевший справа от меня, опустил свой револьвер на правую ногу, а конец веревки трижды обернул вокруг левого кулака. Его напарник, с левой стороны, ткнул своим пистолетом мне под ребро.

Рупаски снова обернулся. В слабом свете его лицо походило на черно-серую мозаику. Из-под кустистых бровей на меня смотрели маленькие блестящие глазки стервятника.

– С этим признанием Миллбро они не продвинутся ни на метр, – проворчал он. – Тебе удалось подделать голос Гэйлена, и Гэйлен сам подтвердит это. Вот мы и решили объединиться, Джо. Я, Джек, Миллбро и Джон. Если тебя выдернуть из цепочки, то она развалится. Берч может сколько угодно нас допрашивать, но получит только те ответы, которые нас устраивают.

– Он найдет способ справиться с вами, – заметил я.

– Мы будем продолжать гнать туфту, а его уже зароют в могилу.

Я увидел огни на площадке Ветреного хребта. Это был единственный источник света на многие мили вокруг. Всюду густая тьма, простирающаяся до самых звезд.

– Мы приближаемся к служебной дороге, Джон, – предупредил Рупаски шофера. – Смотри, не пропусти знак.

– Я знаю, где сворачивать.

Гэйлен продолжал гнать, не снижая скорости, затем резко затормозил и съехал с шоссе на обочину. Я слышал шуршание гравия и песка под колесами и шум тормозов. В нескольких ярдах от дорожного знака Гэйлен въехал в открытые ворота на территорию, огороженную металлическим сетчатым забором и заросшую сорняками. Потом резко вывернул вправо, выключил фары и медленно подал машину задом параллельно шоссе.

Мы проехали сто ярдов или двести. Гэйлен свернул влево и поехал по грязной дороге, плавно поднимавшейся по склону холма. Я посмотрел вниз на платное шоссе и увидел машины, высвеченные фарами. Дорога выровнялась, начала спускаться, и я не мог рассмотреть ничего, кроме угольно-черных холмов и ровной цепочки огней в том месте, где их прорезала дорога.

– Можешь снова включить фары, – сказал Рупаски. – За цистерной с водой сверни влево.

В свете фар полынь и дикая гречиха казались словно посеребренными, а высохшая трава золотилась. Стебли колыхались на ветру, потом внезапно замирали и снова приходили в движение.

Через секунду показался бак с водой, одна из тех огромных цистерн, снабженных насосом с клеймом транспортного управления, которые используются для заполнения поливальных машин. Гэйлен свернул влево, и дорога стала ухабистая. Перевалили еще через один холм, потом въехали в лощину, и ветер немного стих. Дорога стала напоминать стиральную доску, и "импала" заскакала по кочкам. По днищу застучали камни, и каждые несколько секунд по кузову с шелестом соскальзывала струя песка.

– Тебе здесь понравится, Джо, – довольным голосом произнес Рупаски. – Я побывал здесь сегодня рано утром, после того как позвонил Миллбро. Темень. Тишина. Я прихватил с собой лопату и решил по холодку поработать ею, чтобы угодить своему старому приятелю, которого всегда так любил. В общем, прибыл я сюда и начал орудовать лопатой. Угадай, что я вырыл?

– Полагаю, могилу для меня.

– Точно. Почти восемь футов глубиной, чуть шире твоих плеч. За компанию прихвати и Бриджит. Вдвоем вам будет не так холодно.

Парень слева от меня рассмеялся и еще сильнее вдавил ствол мне в бок.

– Думаю, лучше закопать его живьем, – сказал он.

– Заткнись! – рявкнул Рупаски. – Мы же не звери. Мы – власть. Транспортное управление. Мы и отправим Джо с Бриджит в лучший мир, на этом и порешим. А ты знаешь, что это за местечко, Джо? Я тебе расскажу. Десять акров этого луга предстоит в следующем месяце выровнять и заасфальтировать. Наше управление нуждается еще в одной площадке для обеспечения строительства новых платных дорог. Согласись, не очень экономно гонять технику из Эрвина. В общем, вам с Бриджит придется освоить дно этой площадки. По-моему, довольно забавно – приемный уродец-сынок Уилла Троны и одна из его многочисленных пассий будут похоронены на территории, принадлежащей транспортному управлению. Кажется, нечто похожее было в Чикаго... Джон, останови здесь. Около ямы земля мягкая, боюсь, машина там завязнет. Прогуляемся немного.

Гэйлен остановил машину, выключил фары и заглушил двигатель. Рупаски оглянулся на мужчину, сидящего справа от меня.

– Не отходите от него. Не приводите его, пока я не скажу. Сколько стволов вы у него изъяли?

– Два.

Улыбнувшись, Рупаски вышел из машины и аккуратно прикрыл дверцу. Увидев, что хозяин отвернулся, молодой парень, сидевший слева от меня, надавил пистолетом мне на почки.

– Похоронить бы тебя живьем.

Я услышал, как открыли багажник, и увидел, как вдоль левого борта машины два бандита ведут Бриджит со связанными за спиной руками.

– Ведите его сюда, – приказал Рупаски.

Любитель давить на почки открыл дверцу и вышел из машины, направив пистолет мне в лицо. Я почувствовал, как его напарник затянул веревку на моей шее. Я поднялся, стараясь держать руки плотнее к бокам. Мои самые большие надежды были связаны с предметом, находившимся у меня справа под мышкой, и я не хотел, чтобы кто-нибудь об этом догадался.

Я выпрямился и взглянул на Бриджит. Она тихо стонала, ей было очень больно. Волосы спутались, блузка выбилась наружу из-под юбки. Губы были плотно сжаты, по щекам катились слезы.

– Успокойся, – постарался я ее ободрить.

– Вот именно, успокойся, – вмешался Рупаски. – У Джо, как всегда, все под контролем. Ладно, девочка, пошли. Нам еще предстоит обратный путь, а рано утром мне надо быть на работе.

Рупаски освещал путь фонариком. За ним, постанывая, шла Бриджит. За ней – Гэйлен, державший ее за пояс юбки. Пошатываясь, Бриджит ковыляла в туфлях на каблуках, ее светлые волосы светились в темноте. За Гэйленом следовал один из парней, который то продвигался чуть вперед, то снова отходил ближе ко мне, чтобы лучше меня видеть. А за мной плелся тот самый ковбой с веревкой и шестизарядным револьвером в руке.

Дно ямы было ровным и покрыто песком. "Старое русло реки или ручья", – подумал я. Издалека доносился гул машин, ехавших по платной дороге, а рядом слышался скрип шагов по гравию и сухой траве. Над нашими головами в сторону аэропорта пролетел самолет. Далеко впереди послышалось беличье "чик-чик". У белок этот звук означает сигнал тревоги: услышав его, они сразу бросаются наутек.

– Эй, Джо, – окликнул меня Рупаски. – Как поживает Мэри-Энн?

Слушая, как белки улепетывают от нас, я ничего не ответил. Улучив момент, когда один из бандитов повернулся ко мне спиной и отошел на несколько шагов вперед, я просунул левую руку под мышку и расстегнул кобуру.

– Я всегда считал ее настоящим сокровищем, Джо, – продолжал Рупаски. – А уж для такого либерала, Робин Гуда и защитника всех обиженных, как Уилл, Мэри-Энн была настоящей находкой. Не говоря о том, что на ее счету свыше десяти миллионов. Разумеется, он слишком любил себя, чтобы все время быть лишь с одной, пусть и восхитительной женщиной. Нет, ему подавай целый букет таких дам.

Я снова услышал знакомое "чик-чик". И еще раз. Чем чаще белки издают этот звук, тем сильнее они напуганы. Я присмотрелся, пытаясь обнаружить их убежище. Впереди росли высокие кусты и деревья. Возможно, белки устроились даже в колючем кактусе, если проем достаточно большой и глубокий. А если подойти к ним поближе, они мгновенно с громким визгом выскочат наружу и смогут испугать приближающихся к ним людей.

На меня вдруг снизошло спокойствие. Зрение обострилось, и я мог рассмотреть предметы даже далеко в стороне от мечущегося луча фонарика. Мои уши улавливали звуки, на которые в других обстоятельствах не обращаешь внимания: шаркающие шаги "ковбоя" позади меня, шелест плаща молодого бандита, когда он обернулся и посмотрел на меня. Голова у меня работала четко, в ногах появилась необычайная легкость.

– Вот так, Джо. Помимо того что Уилл всегда был готов наброситься на нас по любому поводу, какой ему только приходил в голову, больше всего я ненавидел его за Мэри-Энн и ее деньги. Мысль об обладании такой милой и богатой женщиной сводила меня с ума. Моя жена просто уродина, но я и сам не лучше, поэтому не рассчитываю жениться на Рэйкел Уэлч. Мне бы надо привести в пример кого-нибудь из молодых кинозвезд, но я никого не знаю, потому что старый. Даже в кино не хожу. Только и делаю, что работаю.

Продолжая слушать Рупаски, я присматривался к зарослям кустарников справа от нашего маршрута.

"Чик-чик. Чик-чик. Чик-чик".

– Скажи что-нибудь, Джо, – произнес Рупаски.

– Я тоже считаю свою мать прекрасной женщиной, сэр.

Он хохотнул.

– Закопать его живым! – прорычал молодой бандит.

– Может, так и сделаем. Может, я так и поступлю, Джо.

Стоны Бриджит стали еще громче. До кустарников оставалось меньше ста футов. Я слышал тяжелое дыхание Рупаски, и шаги "ковбоя" позади меня, и как птицы ворочаются в своих гнездах.

"Чик-чик-чик. Чик-чик-чик. Чик-чик-чик".

Бриджит споткнулась, но Гэйлен удержал ее за пояс юбки. Светлые волосы Бриджит развевались в темноте, словно флаг. Сквозь сжатые губы прорывался сдавленный крик.

– Ты глупая, Бриджит, – продолжал Рупаски. – Нашла кого шантажировать!

До кустов осталось пятьдесят футов. Белки шуршали в ветвях. Молодой головорез обернулся и двинулся в мою сторону. Поглубже вдохнув, я сделал еще два шага вперед.

"Чик-чик-чик. Чик-чик-чик. Чик-чик-чик". Шорох крыльев. Неожиданно птицы дружно вспорхнули со своих гнезд, и молодой бандит шарахнулся от меня и пригнулся, как от выстрелов.

– Что за черт? – выкрикнул Рупаски.

Я дважды выстрелил в молодого бандита, потом, быстро обернувшись, выпустил две пули в "ковбоя". Рука Гэйлена метнулась к поясу, и я, опустившись на колено, всадил в него две пули. Бриджит упала на землю, а Рупаски бросился бежать.

Я погнался за ним, веревка по-прежнему болталась у меня на шее. Догнать Рупаски особого труда не составило – он был толстым и неуклюжим. Приблизившись к нему, я врезал ему по голове, и он, раскинув руки, полетел в кусты. С трудом подняв Рупаски, я нокаутировал его, сбив дыхание, затем обыскал, потом перевернул и снова обыскал. Он задыхался, но все-таки пытался ругаться, используя настолько неприличные выражения, что я был вынужден еще раз врезать ему коротким левым хуком по челюсти. Связав ему руки за спиной той самой веревкой, я вернулся к Гэйлену. Он лежал на спине, раскинув руки, часто и хрипло дыша. По щекам текли слезы, а на губах выступила кровь. Рядом с ним лежал пистолет, и я отшвырнул его ногой. Двое других уже не дышали. Слабый пульс "ковбоя" постепенно пропал у меня под пальцами.

Я стоял над Джоном Гэйленом и разглядывал человека, который отнял у меня Уилла. Мне хотелось, чтобы все выглядело более сурово, чем оказалось в действительности. Кровь и слезы. Прерывистое дыхание. Пальцы судорожно скребут землю. Шея Гэйлена вытянулась, в горле захрипело, и пальцы обмякли, зарывшись в холодную пыль.

Бриджит со связанными руками молча сидела в грязи, волосы закрывали лицо, ноги были скрещены.

– Джо, – пробормотала она.

– Я вам сейчас помогу. Вы можете идти?

Она кивнула. Я помог ей подняться. Бриджит уткнулась лицом мне в грудь, и я обнял ее. В этот момент затрещали цикады, а над восточным хребтом взошла луна. Мои органы чувств вернулись в нормальное состояние, но сердце часто колотилось.

Я был победителем, но радости при этом не ощущал.

Глава 28

Тремя днями позже я ехал на машине в Фоллбрук, округ Сан-Диего. Это был зеленый и холмистый городок, насквозь прожаренный солнцем. Придорожный щит приглашал посетить этот гостеприимный уголок. По дороге я съел ленч в мексиканском ресторанчике и перелистал местную газету. На первой странице сообщалось, что составители нового путеводителя по Южной Калифорнии включили Фоллбрук в список наиболее интересных для посещения мест. В другой статье говорилось, что в Фоллбруке хорошо развито сельское хозяйство: выращивание саженцев, цитрусовых и авокадо.

За дорогой я следил по карте. Чем дальше я продвигался в глубь городка, тем выше становились дома, основная часть которых скрывалась в тени авокадо и эвкалиптов. Повсюду белые ограды, лошади на лугу и конюшни, а также магнолии с глянцевыми листьями и пышными белыми цветами.

Отыскав дом Джули Фолбо, я проехал немного дальше, развернулся и остановился в пятидесяти метрах от почтового ящика. Отсюда было не очень видно, что происходит вблизи дома. Можно было рассмотреть лишь часть оштукатуренной стены и трубу, спрятанную в густой кроне дерева. Объехав дом сбоку, я нашел более удобное место для обзора. К дому вела подъездная дорожка. Сам дом был уже старым, но выглядел довольно крепким. Крыша была покрыта красной черепицей, а оконные рамы выкрашены в голубой цвет. По колоннам крыльца, расположенного с западной стороны, вверх тянулись стебли бугенвиллеи с ярко-пурпурными соцветиями.

Справа от бокового проезда виднелся дворик, огороженный белым штакетником. Здесь же располагался плавательный бассейн, по одной стороне которого росли огромные Канарские пальмы, а у противоположной была веранда, обставленная дачной мебелью.

На бортике бассейна, спиной ко мне и опустив ноги в воду, сидела женщина. Рядом с ней – маленькая девочка, а неподалеку загорелый мальчуган прыгнул с трамплина в воду, издав радостный вопль и разметав брызги во все стороны.

Выйдя из машины, я надел, несмотря на жару, пиджак и шляпу. Мальчишка, снова забравшись на мостик, заметил меня и показал пальцем:

– Мам, смотри!

Обернувшись, женщина взглянула на меня и встала. Накинув белую блузку, она зашагала к калитке, застегивая на ходу пуговицы. В десяти ярдах от меня женщина резко остановилась, словно кто-то невидимый преградил ей путь. На вид ей было около сорока лет, хотя я знал, что на самом деле она старше. Стройная фигура, миловидное лицо, густые темные волосы с рыжеватым отливом. Я узнал ее – хотя и довольно смутно – по той единственной фотографии в газете, где она выходила из здания суда и прикуривала сигарету.

Женщина подошла поближе и в шести футах от меня снова остановилась.

– Я Джо Трона, – представился я.

– Я знаю.

Она внимательно рассматривала меня, и я заметил, что у нее довольно жесткий взгляд, как и на том старом снимке. На мгновение ее глаза потеплели, но снова обрели прежнюю строгость.

– Я не собираюсь доставлять вам беспокойство, но хотел бы задать один вопрос.

– Это мои дети. Вот так я теперь живу. Моя жизнь не связана с твоей.

У нее был мягкий и приятный голос.

К нам присоединилась и малышка, ручонкой обхватившая мать за ногу. Она несколько секунд с интересом разглядывала меня, а потом побежала назад к бассейну и прыгнула в воду. Ее брат тоже наблюдал за мной из воды, опершись, локтями на бортик бассейна. Когда сестра шлепнулась рядом с ним, он вскрикнул.

– Они счастливы, – произнесла Джули Фолбо. – Да и я всем довольна. Мой муж – заботливый и преданный мне человек. Я тоже неплохая жена.

– Рад, что у вас все так хорошо.

– Чего ты хочешь?

– Тор рассказал мне, почему он плеснул в меня кислотой. Он также упоминал о деньгах, которые ему платили. Я хочу знать, кто мой отец.

Она пристально посмотрела на меня. Я слышал, как перешептываются детишки в воде. Что-то насчет чудища в шляпе. Мои сводные брат и сестра жадно разглядывали меня с края бассейна. Джули отвела взгляд и подозвала женщину по имени Мария. Эти три слога она произнесла неожиданно громким, низким и хрипловатым голосом.

Мгновенно у меня за спиной появилась полная темнокожая женщина. Она бросила на меня быстрый взгляд и отвела глаза.

– Мария, присмотри за детьми, – сказала Джули.

Мария прошла мимо меня и распахнула калитку. Шагнув вперед, Джули направилась по тропинке к моей машине, и я последовал за ней. Для прогуливающихся вместе людей мы шли на приличном расстоянии друг от друга. Разглядывая Джули, я заметил в ее лице нечто такое, чего не видел на фотографии.

– Наша беседа будет недолгой, – сказала она.

– Этого и не требуется.

– Я никогда не была примерной девушкой. Это самое главное, что ты должен усвоить. Я всегда была неприветливой и раздраженной.

– Раздраженной чем?

– Сама не знаю, – ответила Джули. – Я убежала из дома, когда мне было пятнадцать лет, поняв, что могу заставить отца делать все, что мне надо. В общем, я превратилась в гадкую дрянь, так как хотела всего сразу, и радовалась, когда мне удавалось сообразить, как этого добиться. До семнадцати лет я болталась в компании байкеров. Там было все – спиртное, наркотики, свободная любовь, драки. Однажды полиция задержала меня за вооруженное нападение. От меня досталось одному парню. Крепкий Орешек – так его звали. Он это заслужил. Я врезала ему обрезком железной трубы, но, к сожалению, перестаралась, и парень стал истекать кровью. Тогда я запаниковала, набрала номер 911, они приехали и арестовали меня. Это случилось на скоростном шоссе, неподалеку от Сан-Хуан-Капистрано. Я соврала полицейскому, что мой приятель напился допьяна и упал, ударившись головой о скамейку, когда выходил из гаража; Но коп мне не поверил. Через пару часов он вернулся назад и допросил меня. Но он был добрым парнем и сказал, что, судя по всему, Крепкий Орешек и вправду заслужил наказание – поэтому будем считать, что ничего не случилось. И отпустил меня.

Через несколько месяцев я забеременела, но не от Крепкого Орешка. Мне было восемнадцать лет, и я познакомилась с Тором. Ему было под сорок. Он тоже был байкером, но не головорезом – просто парнем, который любит наркотики и гонять на мотоцикле. Я стала с ним жить, а через месяц сказала, что у меня от него будет ребенок. Он радовался как дурак. Но еще до твоего рождения стал что-то подозревать. Может, мне следовало ему все объяснить. Не знаю. Мы оба почти всегда были пьяны и непрерывно дрались. Проверив все даты по календарю, он заявил, что я его обманула и ребенок не от него. Я сказала: "Ну и что? Кому до этого дело? Ты меняешь ему пеленки, кормишь его на деньги, которые зарабатываешь на своей вшивой бензоколонке, – какая разница, кто его отец?" Тот вечер был просто ужасный. Мы опять напились и принялись колотить друг друга. В общем, совсем очумели. А закончилось все, как я помню, той банкой из-под кофе, в которой он хранил кислоту для аккумулятора. Ты лежал в своей оранжевой кроватке на кухне. Тор открыл банку и плеснул тебе в лицо кислотой. А увидев, что натворил, здорово перепугался. Будто не ожидал, чем все это может кончиться. Он схватил тебя и сунул голову под струю воды, чтобы смыть кислоту. Но это не помогло. Потом попытался промокнуть газетой, но это тоже ничего не дало. Эта штука все разъела.

Мы встретились взглядами. У Джули были такие же карие глаза, как у меня, но ни макияж, ни природная красота не могли растопить лед в ее взгляде.

– И что вы сделали?

– Я разревелась, чтобы не получить следующую порцию кислоты уже самой. Позвонила из автомата одному своему знакомому полицейскому в Эльсиноре. Позже я узнала, что он приехал к нам в дом, но Тор уже забрал тебя и помчался на станцию пожарной охраны. Он оседлал свой мотоцикл, схватив тебя под мышку, как футбольный мяч. Не могу понять, как он управлял мотоциклом одной рукой. Наверное, всю дорогу ехал на первой или второй передаче. Но ехать было недалеко. Вот так все и было. Вся эта история просто отвратительна.

В ее профиле я уловил то, что не мог сформулировать словами: "тайна". Да, Джули Фолбо ею обладала. Впрочем, Шарлотта Уомпл тоже.

Мы ступали по опавшим цветам джакаранды. Сквозь листву просвечивало голубое небо с белыми клочками облаков. Я смотрел, как красные лепестки ложатся на черно-красные волосы Джули. Она осторожно снимала их с головы и щелчком отправляла в полет, как обычно делают с докуренной сигаретой. Я видел, что Джули очень красива. И она стала такой за двадцать один год, прошедший с момента, когда была сделана та фотография. Там она выглядела злой и неустроенной, а сейчас имела вид уверенной и довольной собой женщины. Как будто искусный краснодеревщик подобрал невзрачный обрезок дерева и выточил из него изящную вещь.

И меня осенило. Этот Крепкий Орешек тоже разглядел в ней "тайну". Так же, как и Тор, и коп, прибывший по звонку Шарлотты Уомпл в Службу спасения. Он увидел ее, и это решило все дело.

– Полицейский, прибывший по звонку 911, – повторил я ее слова. – Это был не полицейский, а помощник шерифа!

– Он был старше меня на десять лет, женат и уже имел двоих детей. Он казался мне очень интересным мужчиной. Умел хорошо говорить, отличался невероятной энергией. И мои колючки превратил в нежный пушок. Да, он любил меня. Помощник шерифа округа Ориндж, Уилл Трона, к вашим услугам, маленькая мисс.

Джули остановилась и взглянула на меня. С миловидного нежного лица на меня в упор смотрели жесткие, как клинки, глаза.

– Мне показалось очень удачным, что Уилл усыновил тебя. Я знала, что они с женой уже не могли иметь детей. Уилл продолжал платить Тору, чтобы уберечь семью от раскрытия этой тайны. Я счастлива, что ты вырос в таком благопристойном окружении. Окончил колледж, поступил на работу в управление шерифа. Сожалею, что до сих пор я все это от тебя скрывала.

– В любом случае спасибо вам за правду.

– Это твоя машина там стоит?

– Это автомобиль Уилла.

– А у меня большой "лексус". Это самый быстрый седан своего класса.

– Они всегда так говорят при продаже.

– Пожалуйста, уезжай.

– Постойте. Если Тор перестанет получать деньги за молчание, это посеет сомнения в его слабой душе. Он сообразит, что снова может обрести известность.

– Я позабочусь о продолжении выплат. До свидания.

– Скажите мне еще одну вещь. Почему вы не могли меня любить?

– Так уж я устроена. Мое сердце бьется в такт лишь моим личным интересам.

– Тогда почему вы не сделали аборт?

– Я думала, что с помощью ребенка смогу выпросить немного денег у Уилла. Но после того, что сделал Тор, этот план провалился и ты мне уже был не нужен. Я сделала ставку на тебя и проиграла.

Я на секунду задумался. Джули оглянулась в сторону бассейна. Я видел, как перед прыжком мальчик вытянул руки, присел, выгнулся дугой и голубое небо прошила маленькая смуглая стрелка.

– Мне понятно ощущение пустоты в вашем сердце, – проговорил я. – Я испытываю нечто похожее.

– Но, надеюсь, не в той степени, как я.

– Нет.

– Вот у Уилла Троны было большое сердце.

– Да, это так. Недавно я встретил человека, и теперь мое сердце наполнено им.

Джули покраснела, по щекам покатились слезы, но взгляд твердости не утратил. Ее глаза по-прежнему излучали холодный блеск.

– Прощай, сын. Иди.

– Прощайте, мама. Рад был вас увидеть.

Глава 29

Иногда мне снятся маковые поля, устилающие склоны холмов. Они превращаются в пламя, вспыхивающее на человеческом лице, и я понимаю, что это мое лицо. Но часто это просто цветы – яркие, хрупкие и гордые.

Мне нередко снятся восхитительно красивые лица. А одно лицо возникает снова и снова. Оно необыкновенно изящно, с очень четкими чертами и карими глазами – насмешливыми, а иногда извергающими молнии. Кожа оттенка влажной бронзы и милый аккуратный ротик. Когда я вижу это лицо, мое сердце всегда бьется сильнее.

Иногда во сне я вижу лицо мужское, в нем выделяется мощнаялиния подбородка, полубаки вдоль щек и жадный блеск в глазах. Мужчина пытается мне что-то объяснить, но не может подобрать слова. Он снова и снова повторяет одну и ту же фразу: "Думаю, тебе надо знать... Думаю, тебе надо знать... Думаю, тебе надо знать..." И когда это лицо является мне во сне, я отвечаю ему одно и то же: "Знаю, знаю, знаю". Мужчина откидывает голову назад и критически оглядывает меня, оценивая мои способности.

И мне снится женщина, наполненная "тайной". У нее миловидное лицо, но она всегда отворачивается, и мне никак не удается поймать ее взгляд. И в конце концов ее лицо превращается в размытое пятно, которое медленно растворяется в воздухе.

* * *

Крещение на меня больше не действует, тяга к этому обряду у меня ослабла, зато появилось страстное желание побыть в водном потоке. Я пытался удовлетворить эту тягу на пляже, но там слишком людно. Однажды я устроился в канаве на нашей улице, когда один из соседей слишком обильно полил свою лужайку и мимо меня неожиданно потекла темная струя воды. Мне удалось испытать чувство полного очищения, но все-таки поток должен быть мощнее. Поэтому для этой цели я выбрал реку, где водятся лягушки, черепахи, мелкая серебристая рыбешка и все виды прибрежных птиц, как экзотических, так и обычных. Эта река течет недалеко от моего дома и не пересыхает все лето. Если встать ровно посередине, когда с каждой стороны до берега остается по одному ярду, то ощущаешь мощную струю воды.

Конечно, можно найти воды и побольше – например, мощную, шириной в милю, полосу прибоя с быстрыми водоворотами и пенистыми волнами. А моя речка всего несколько дюймов глубиной. Но когда закроешь глаза и мысленно освободишь свое сердце от шрамов и скверны, водные струи быстро уносят весь этот мусор прочь.

Я составил список самых больших рек США и собираюсь погрузиться в воды каждой из них, пока не умру. В своем синем блокноте я составил расписание, по которому за пятьдесят лет мне предстоит побывать на берегах тридцати одной реки. А начать я хочу с Колорадо, куда из нашего округа довольно удобно добираться. Например, до ее южного участка, если ехать вдоль границы штатов Калифорния и Аризона. Затем Сакраменто, Колумбия, Миссисипи и так далее. Когда-нибудь к старости доберусь и до Гудзона. Интересно, а если погрузиться в воду на кресле-каталке для стариков, эффект будет таким же? А может, лучше, лежа на берегу, погрузить в воду ногу или руку?

* * *

Неделю спустя Саванну отпустили к матери, и я несколько раз в день разговаривал с ней по телефону. Саванна, похоже, уже вполне окрепла. Она поведала мне, что на остаток лета они с матерью собираются перебраться жить в Аспен. Один раз я навестил их в Пеликан-Пойнт. Лорна выглядела оживленной и трезвой, а Саванна заметно поправилась. Я удивился, когда Лорна протянула мне чек на сто тысяч долларов, сказав, что ей известно о том, что мне предложил ее муж, если Саванна целой и невредимой вернется домой. Я взял этот чек.

Алекса выпустили в обмен на те показания, которые он дал против Джека. Фил Дент посчитал, что адвокаты Алекса в суде легко опровергнут обвинение в похищении сестры, как только заслушают объяснения Саванны, что та убежала к брату по собственному желанию и он ее не удерживал. И Алекс сразу куда-то исчез.

Джек Блейзек находился в тюрьме, разумеется в спецмодуле "Ж", в ожидании обвинений в избиении Лурии Блас и организации убийства Уилла Троны при отягчающих обстоятельствах. Мелисса из лаборатории криминалистики, сопоставив образцы тканей из-под ногтей Лурии Блас с анализом его крови, установила, что они принадлежат мистеру Блейзеку. Именно это заключение и станет решающим аргументом обвинения, даже если суд не примет в качестве доказательства видеопленку, снятую Саванной.

Когда после смерти Гэйлена обыскали его машину, Рик Берч обнаружил там тридцать пять тысяч баксов наличными, спрятанные рядом с запасным колесом. Полагаю, именно с помощью этих денег Джек Блейзек изменил план избиения Уилла на его убийство. Даже у такого головореза, как Гэйлен, имелась своя шкала ценностей. Думаю, этот гонорар Джону вручил Бо Уоррен непосредственно перед передачей Саванны. Возможно, даже той самой ночью на автостоянке рядом с клубом "Бамбук-33". Надеюсь, Уоррен прольет свет на это обстоятельство, когда Дент начнет затягивать узел на его шее. В любом случае Блейзеку от этого не полегчает.

Старый Карл Рупаски поселился в том же блоке "Ж" – его обвиняют в организации заговора с целью убийства Уилла, а также в насильственном похищении и попытке убийства Бриджит Андерсен и меня. А вот Бо Уоррена посадили в модуль "Е", поскольку посчитали, что он еще не удостоился чести быть помещенным в блок "Ж". Однако обвинения ему предъявлены те же, что и Рупаски. Его поселили в двадцать четвертой камере, между отъявленным белым киллером, который любит громко распевать песни, и болтливым вооруженным грабителем. Мои друзья рассказывают, как достается бедняге Уоррену от его веселых соседей, на что мы, собственно, и рассчитывали. Охранники говорят, что такой ненависти к тюрьме, как у него, они еще здесь не встречали.

Чтобы привлечь к ответственности этих трех заговорщиков, мы используем показания Миллбро. Разумеется, сами они дружно указывают на него, нашего перепуганного доносчика, и на уже беззащитного Джона Гэйлена. Их адвокаты постоянно выступают с заявлениями в средствах массовой информации. По их мнению, Миллбро скоро будет арестован. Но это забота Дента, лично мне все равно. Миллбро просто трус, он уже сдался, полностью подавлен, а этого вполне достаточно. Он и вправду был мальчиком на побегушках, а не каким-то зловещим заговорщиком. Он удачно сыграл роль нашей отмычки.

Бернадетт Ли, Перлита Эскобар и Дел Причард тоже сотрудничают с нами – каждый из своих шкурных интересов.

Пока нигде не упоминается о причастности к этим делам преподобного Дэниэла Альтера. Остается только ждать, не разнюхают ли что-нибудь по этому поводу журналисты. В последнее время его проповеди утратили былую страстность, сменившись призывами к смирению, а также мольбами об искуплении и всепрощении. К обряду искупления, смысл которого мало кто понимает, Дэниэл добавил специальный сбор пожертвований для семьи Лурии Блас и Мигеля Доминго. Я хотел внести в этот фонд те самые сто тысяч, но Джун назвала это глупостью. Вместе мы помогаем Энрике Доминго, младшему брату Лурии. Мы пригласили его на ленч а когда прощались, то подарили ему рюкзак, набитый множеством всяких полезных вещей. А чтобы его не остановили на улице и не пристали с расспросами, я сунул в кармашек рюкзака свою визитную карточку и визитку адвоката Мэри-Энн. Но пока Энрике не позвонил.

Зато меня удивил звонок от Дженнифер Авилы. Она рассказала, что Перлита ее просто использовала. Как она объяснила, Перлита очень разозлилась на Уилла из-за отказа помочь ее арестованному брату. И это после того, как она подсказала Уиллу наведаться в "Ритц-Карлтон", где он застал Саванну и Алекса. "Сделаю что смогу, но превратить уголь в бриллиант не в моих силах". В тот вечер Дженнифер позвонила Перлите из ИАКФ и подтвердила, что Уилл находится у них. Она думала, что просто дает этой бандитке еще один шанс встретиться и переговорить с Уиллом по поводу судьбы Феликса. Позднее Перлита и вправду позвонила Уиллу – по номеру, который ей сообщила Дженнифер, – чтобы уточнить для Гэйлена, что Трона действительно едет забирать Саванну в условленное место. Дженнифер предположила, что разъяренная Перлита согласилась прикончить Ике Као, чтобы помочь Гэйлену, хотя наверняка сделала это не бесплатно – мне припомнились наличные, найденные в машине Гэйлена. Дженнифер призналась мне, что догадалась обо всем лишь много позднее. И сказала, что никогда до этого не слышала имени Гэйлена. Я ей верил. Она слишком гордая, чтобы просить у меня прощения за собственную глупость, но ее подавленного тона для меня было вполне достаточно.

Дженнифер ответила мне на вопрос, на который, как мне казалось, никто не смог бы ответить. Я сам неоднократно размышлял над ним, но не знал, у кого еще спросить. Пожалуй, из всех жителей земли Дженнифер была единственной, кто мог рассказать мне об Уилле что-либо неизвестное.

– Почему он никогда ничего не рассказывал мне об этом деле? – спросил я.

– Потому что ему было стыдно, – ответила она. – Ведь он использовал эту девочку, чтобы добраться до ее отца. Уилл постоянно сомневался, имеет он на это право или нет. И он менял свое мнение по этому вопросу. Уилл догадывался, что ты о нем подумаешь, когда все узнаешь. С самого начала я предлагала ему передать Саванну в Детский попечительский совет. Но Уилл решил использовать этот шанс, чтобы раздавить Блейзека. Он сам себя за это ненавидел, но упорно шел к цели выбранным путем. Он говорил мне, что не хочет тебя в это вмешивать, поэтому до самого конца и молчал. Уилл надеялся, что все обойдется. Но ты был с ним той ночью и мог видеть, как геройски он себя вел.

– За двадцать лет Уилл ни разу не спросил, что я о нем думаю, – сказал я.

– Он обожал тебя, Джо. Думаю, он любил тебя даже больше собственных детей, хотя ты был всего лишь приемным сыном.

* * *

На основании экспертного заключения доктора Зуссмана сержант Делано отстранил меня от дежурства в мужской тюрьме и блоке "Ж". Слишком много было возможностей для конфликтов, поскольку несколько заключенных проходили по делу об убийстве Уилла. Меня перевели на работу в другое отделение, расположенное за городом, так что появилась отличная возможность отдохнуть. Я скучаю по службе, по дисциплине и бывшим коллегам из охраны.

На прошлой неделе в камере Сэмми провели внезапный "шмон" и нашли миниатюрный самодельный пистолет, сделанный из шариковой ручки, алюминиевой банки из-под пепси-колы и пружины, выломанной из крысоловки. Вместо бойка он приспособил кусок проволоки из дужки своих очков, а соединил все вместе с помощью набора мини-отверток для ремонта очков. Остатки крысоловки так и не нашли. Вероятно, Сэмми разломал ее на куски и спустил в унитаз. Никто так и не понял, где Сэмми ее раздобыл. Может, тем же путем, что и щипцы для собачьих когтей, из которых, как я теперь понимаю, он хотел взять тугую пружину. Пистолет был снабжен магазином с патронами 22-го калибра и представлял весьма грозную опасность. Сержант Делано распорядился о начале срочного расследования по поводу того, как Сэмми удалось раздобыть боеприпасы фабричного изготовления в усиленно охраняемом блоке "Ж". Пистолет был настолько мал, что его было легко спрятать в складках одежды и на теле или засунуть между двумя слоями подошвы кроссовок.

Через день после этого удалось перехватить записку от Сэмми, предназначенную Бернадетт, в которой излагался план побега. Предполагалось, что Сэмми, чтобы попасть в медицинский изолятор, изобразит судороги. А попав туда, он собирался застрелить охранника из своего самодельного пистолета, переодеться врачом и встретиться с Бернадетт на автостоянке. В записке Сэмми выражал надежду, что дежурным охранником буду не я. За все это Сэмми набавят срок, хотя за убийство Денниса Франклина ему уже светит "вышка".

И все-таки мне скучно без него. Так же как без Чапина Фортнелла, Франклина Дилси, Великана Майка Стейча и других убийц, насильников и просто общественно опасных обитателей блока "Ж". Я скучаю по скрытому внутреннему напряжению в общей столовой, по строю заключенных, стоящих в ожидании начала кормежки, – руки в карманы, не разговаривать, слева направо садись. Как бы то ни было, а я жил всем этим.

Не хватает мне роликовой тележки и долгих часов, проведенных в техническом туннеле за прослушиванием зековских планов, желаний и мечтаний. Джун сказала, что свежий сельский воздух пойдет мне на пользу. Может, и так – я верю всему, что она говорит, но все-таки надеюсь на возвращение. Мне остался еще год службы в тюрьме – не важно, в какое место меня направят, но зато появится законное право перейти в патрульную службу. Полицейский патруль. Я стану настоящим копом.

* * *

Я долго раздумывал, рассказывать ли матери о Шарлотте Уомпл. Имею ли я право печалить ее и без того разбитое сердце? Или лучше промолчать и медленно травить ее ядом лжи? Сможет ли Мэри-Энн прийти в себя и окрепнуть после известия о том, что во мне течет кровь ее мужа, Уилла – независимо от способа, каким она туда попала?

Однажды воскресным вечером, сидя под тентом около бассейна у нас дома на тастинских холмах, я решился обо всем ей рассказать.

Когда я закончил, Мэри-Энн продолжала сидеть, потягивая коктейль и посматривая на зеленые, подернутые дымкой холмы.

– Так, так, Джо. Даже не знаю, что сказать, – произнесла она.

– Не надо ничего говорить.

– Уилл, Уилл, Уилл. Одна бесконечная ложь.

– Теперь она закончилась. Я тебя люблю. И всегда буду любить. Ты – моя мать.

Мы встали, и она обняла меня – крепко и долго, а я обнял ее. С помощью этого объятия мы о многом сообщили друг другу. По поводу предательства, молчания, секретов, боли и силы воли, всепрощения и любви. Но главным образом – любви.

* * *

В свое первое совместное путешествие мы с Джун отправились в конце июля. Это было на выходные – две ночи в городке Баллхэд, расположенном на правом берегу Колорадо. В гостинице я заказал номер с окнами, выходящими на речную долину, и верандой, спускающейся прямо к величественной реке.

Свое путешествие мы начали от дома Джун субботним утром в девять часов. Я вел свой "мустанг", поскольку власти округа забрали у меня машину Уилла. Мне было жаль с ней расставаться, потому что это был отличный автомобиль, тем более Уилла. "Мустанг" немного шумный, тяжеловат в управлении, и уже после часа езды не мешает слегка передохнуть. Мы останавливались и занимались любовью в Риверсайд, Барстоу и Нидлсе, который в этот день оказался самым жарким местом во всей Америке – сорок пять градусов по Цельсию. В Риверсайд мы вкусно и плотно позавтракали. В Барстоу перекусили гамбургерами с имбирным пивом, а в Нидлсе купили упаковку пива, которое выпили по дороге. В результате четырехчасовой путь занял девять часов.

Баллхэд оказался не столь привлекательным, как рассказывалось в путеводителе, но зато он располагался на берегу Колорадо, а в нашем просторном номере было прохладно и тихо. Внизу по реке сновали катера с водными лыжниками и скутеры, которыми, похоже, управляли пьяные самоубийцы. Но к вечеру эта компания исчезла, и мы любовались темным потоком, плавно текущим в сторону Мексиканского залива.

Ночью мы зашли в реку по колено, чувствуя непреодолимый мощный поток, несущийся мимо нас. Я взял Джун за руку, закрыл глаза и постарался мысленно сбросить в реку все дурное, что накопилось у меня в душе и от чего я хотел избавиться. Вначале я представил лица убитых мною людей – они скрылись в речной глубине. Затем я ощутил материнскую боль, и ее тоже смыла речная волна. Я вызвал образ Уилла со всеми его секретами и всех, кто ненавидел его, соперников и злопыхателей – моя душа исторгла их всех и отправила в реку. Потом вообразил собственное лицо и Тора – их тоже унес быстрый поток. Все исторгнутое моей душой река уносила дальше и дальше от меня, но я понимал, что оно еще вернется. Такие важные вещи всегда возвращаются, несмотря на всю их мерзость и твое нежелание снова впускать их в свою душу. Река не может удерживать их вечно. Она словно берет их на временное хранение, чтобы потом возвратить хозяину.

Я обнял Джун, думая о непостижимой "тайне", которой она вся была пронизана. Я размышлял о женщинах, в которых замечал эту "тайну", понимая, что сотканы они не только из добродетелей, но и из пороков, а все-таки главная их черта – неотразимость. Женщины способны довести мужчин до позора, а могут вознести их к вершинам любви.

– О чем ты думаешь? – поинтересовалась Джун.

– О тебе.

– Приятные мысли?

– Очень.

Я мог бы попытаться объяснить, как велика и могущественна ее "тайна", притягивающая меня к ней, и как легко от этого поглупеть и мне, и любому из нас. Но я сын своего отца, поэтому следую его советам.

Больше я ей ничего не сказал. Я обнимал Джун, наблюдая за переливчатой черно-серебристой речной гладью, уносящей все грехи и секреты, смех и свет.

"Рот на замке, глаза открыты".

* * *

"Береги друзей, используй врагов".

Кто следовал в жизни этому принципу? Каждый.

Что бы вы сказали, имея такое лицо, как у меня, руки, обагренные кровью, и сердце, способное пламенно любить и люто ненавидеть? И что бы посоветовали другим?

Примечания

1

War – по-английски "война". – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Аналогичный случай (мат.).

(обратно)

3

"Стокгольмский синдром" – появление у заложников симпатии и доверия к своим похитителям.

(обратно)

4

Harlot (англ.) – проститутка, шлюха.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 17

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

*** Примечания ***