КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Исповедь блудницы (СИ) [Катя Лоренц] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Катя Лоренц Исповедь блудницы

ПРОЛОГ

Я пишу этот дневник, исповедуюсь перед ним. Только ему я могу рассказать, как низко пала.

Не суди меня строго, мой дорогой, не проклинай. Больше того, как это делаю я, у тебя всё равно не получится.

Я падшая женщина, блудница и ничего с этим поделать не могу. Он занял все мои мысли, убил во мне гордость одним взглядом зелёных глаз.

Как только я его увидела, поняла, что пропала.

Ещё тогда нужно было бежать без оглядки. Может, я бы не нырнула с головой в эту преисподнюю, где варюсь уже целый год.

Каждый раз кляну себя последними словами, обещаю уйти, не видеть его, не чувствовать его запах, не слышать грубый, хриплый голос, что отдается вибрацией по всему моему телу.

Глупая овечка, влюбилась в волка. Что её ждёт? Презрение, игнорирование или она просто его ужин?

Пусть так, я всё готова отдать, лишь бы видеть его. Одна секунда рядом с ним делает мой день волшебным.

Я прокручиваю в голове его образ: хищный взгляд, острые скулы, нос с небольшой горбинкой. Мучаюсь вопросом: Какие его губы на вкус? Твёрдые или мягкие? Мне не дано познать это. Не узнать их сладость. Если бы это произошло, сердце бы точно остановилось. Оно и так бешено бьется в его присутствии.

Никогда не узнаю, какая твёрдая у него грудь, скрытая рубашкой, не узнаю, как эти сильные руки сжимают, как они грубо хватают меня. А может, нежно? Не знаю, это всего лишь мои несбыточные мечты.

Он для меня Бог, я для него никто, никогда не стану чем-то большим. Но не могу себе запретить мечтать о нём.

Он занимает все мои мысли, двадцать четыре часа семь дней в неделю.

Чем я прогневила бога, что он послал мне такое испытание? Узнает мою выдержку, останусь ли я благоразумной? Нет! Я провалила этот экзамен на прочность.

Слабая, безвольная, рядом с ним теряю себя, разрушаю, сжигаю и воскресаю снова, как птица феникс, чтобы сгореть заново. Этому не будет конца. Это и есть ад?

Я буду тем, кем он захочет меня видеть, буду делать, что угодно, лишь бы видеть его.

Он хочет, чтобы я была невидимкой? Запросто, буду в его тени, наблюдать, любоваться им.

Я, как наркоман, признала проблему, но слезть с этого не могу. Ещё только разок взгляну — яд бежит по венам, сладко отправляет мою кровь, хочется ещё вдохнуть, затянуться его дурманящий запахом, от его бешеной энергетики схожу с ума: она подчиняет, возвышает, уничтожает.

Скажи мне, мой дневник, как остановить это безумие? Как вернуть себя, прежнюю? Как стереть его из своих мыслей, вырвать из сердца?

Никак, это невозможно. Я столько раз пыталась. Ничего не вышло.

Переключиться на другого тоже не могу. Для меня больше никто не существует, никто не сравнится с ним. Они все лишь дешёвые китайские подделки. Он такой один, совершенный, неповторимый, жестокий.

Он не представляет, что творится в моей душе. Хотя её уже нет. Я отдала её ему. Моему божеству наплевать на меня с высокой колокольни. Я пустота для него, просто органайзер. Он даже человека во мне не видит, не то, что женщину.

Как я посмела, как дерзнула, как допустила влюбиться в него? Я не хотела этого!! Наверное, Купидон решил посмеяться, вонзил в сердце стрелу. Жестокий. Мы не пара с ним.

Жила себе спокойной, размеренной жизнью, никогда никому слова плохого не сказала. За какие грехи мне всё это?

Пишу тебе, перенося боль на страницы, может, так станет легче, изолью свою подаренную душу, облегчу страдания.

ГЛАВА ПЕРВАЯ


Июль 2018 год

После службы меня провожал Адам. Я очень смущалась, мне не часто приходилось общаться с мужчинами. В нашей школе учились только девочки, отец не разрешал гулять мне ни с кем. И в свои двадцать два года была полностью изолирована от мира. Отец подобрал мне такую работу, что и там мне не с кем было общаться. Сидела в архиве, перебирала бумажки.

После смерти мамы, тогда мне было пять лет, отец стал очень строгим, постоянно говорил мне, что я «грешная блудница», подбирал мне такие вещи, чтобы не было видно моих длинных ног, груди четвертого размера. Он постоянно повторял, что я создана, чтобы развращать, заставлял молиться, наказывал.

Наш дом находился в самом бедном районе Панама-Сити-Бич, самого популярного курортного города штата Флорида, с белоснежными пляжами, изумрудной прозрачной водой Мексиканского залива, город круглый год привлекал туристов.

Но я не могла посещать пляж: «Ты будешь ходить трясти своими прелестями перед голодными мужиками?» — говорил отец.

— Адель. — Адам выглядел смущенным, постоянно поправлял очки в черной оправе. — Я хотел бы пригласить тебя в кино. Это возможно?

— Нет, нет! — в страхе замотала головой. Отец никогда не согласится на это. — Это грех! — Адам рассмеялся.

— Кто тебе это сказал?

— Отец.

— Адель, мы живём в XXI веке, обещаю, что фильм будет приличным.

— Нельзя! Это грех! Закон во все времена один, нет послабления. — Как представила, что меня ждёт, если я ослушаюсь, тело свело судорогой. Нет, это того не стоит, как бы мне ни хотелось.

— Тогда, может, сходим поесть в кафе? — Адам засунул руки в карманы джинсов. — Это же не грех?

— Я не могу! — потому что отец посадил меня на диету. Во время поста я не удержалась и съела кусочек жареного стейка. Хоть отец говорил, что его просто угостила соседка, и он к нему не притрагивался, я видела, как он уменьшался.

Что тогда было! Не могу вспоминать без содрогания, отец так отходил меня семихвостой плеткой, что попа до сих пор болит. Надеюсь, шрамов не останется.

Он говорил, что моя попа и так слишком соблазнительно выглядит, мне нужно худеть.

Теперь вода с мёдом и сухариками единственная дозволенная мне еда.

Ненавижу своё тело, сколько бы я ни сидела на диете, ничего не помогает, живот стал плоским, но грудь, ягодицы не уменьшаются.

— Я не могу идти с тобой в кафе. Я на диете. — Адам выглядел удивленным.

— Зачем тебе это нужно? Ты прекрасно выглядишь.

Мы продолжали идти, до дома оставалось метров сто.

— Ты обманываешь меня. Я ужасно выгляжу, не так, как должна выглядеть порядочная девушка, — тихо закончила я, сжимая ремешок от сумки.

— Кто забивает тебе голову этими глупостями? — Адам резко развернул меня к себе, схватив за руку выше локтя.

Сердце начало биться в ускоренном темпе. Нельзя! Не дай Бог, отец увидит нас! Мне конец!

Он так странно смотрел на меня, на мои неприлично пухлые губы, облизывался, он пугал меня. Потом он заправил выбившуюся из-под платка чёрную прядку.

Это грех! Нельзя позволять мужчине прикасаться к себе.

— Адам… нельзя… пусти меня, пожалуйста.

— Адель, я не встречал девушку красивее тебя, такую чистую. Позволь мне увидеться с тобой, прошу. Обещаю, я не позволю себе лишнего, как бы мне ни хотелось.

— Мой отец… он не позволит.

— Адель, ты совершеннолетняя, вправе сама выбирать, с кем видеться, без разрешения твоего папы.

Он всё ближе. Нет, нет! Мои глаза бегают, ищут отца, лишь бы он не увидел. Если это случится, мне не жить!

— Я благодарен ему, что он сохранил такой чудесный цветок, но пора отпустить тебя во взрослую жизнь, — его руки крепче прижимают меня к себе, уперлась ладошками ему в грудь.

— Адам, не нужно, — я знаю, что он хочет сделать. Как-то тайком от отца смотрела запрещённый фильм, где парень поцеловал девушку. А потом всю ночь молилась, просила прощения за свои грешные мысли, потому что мне хотелось бы того же.

— Адам, это грех! Отпусти меня. Если отец увидит… — не успела договорить, его губы коснулись моих, слюнявый язык проник в рот, который я открыла от неожиданности.

Всегда так, мечтаешь о чём-то, хочешь этого до безумия, а когда получаешь, наступает разочарование. Как сейчас, в моём воображении поцелуй должен быть более волшебным, что ли. Всё потому, что он мне не муж.

— Ах ты, маленькая дрянь! — услышала голос отца, оттолкнула Адама. — Грешница! Да, как ты посмела подпустить этого похотливого самца, — отец дернул меня за руку.

— Папа…

— Молчи, блудница! Ты замарала себя, — он потащил меня в дом.

— Мистер Мур, — послышалось нам вдогонку. Отец повернулся, выпустил мою руку, что сейчас жутко болела от его хватки.

Адам, глупец, улыбался и протягивал руку.

— Я Адам, мистер, — отец с презрением посмотрел на неё, пауза затягивалась, отец никогда не пожмет ему руку.

Адам понял, смущенно убрал её в карман.

— Не ругайте Адель, пожалуйста, это моя вина, — я за спиной отца махала руками, показывала, чтобы он молчал, уходил. Этот глупец продолжал топить нас обоих.

— Я хотел бы пригласить Адель пообедать, с вашего разрешения.

— Она всё равно получит свое! — руки похолодели, я знаю, что ждет меня дома, по спине, как змея, пополз страх. Она с тобой не пойдёт! Она и так слишком много тебе позволила.

— Но она совершеннолетняя! Мы живем в самой демократичной стране. Вы не имеете права запрещать ей видеться с людьми.

В следующую секунду ахнула, прижимая ладошку ко рту, потому что отец ударил его. Адам пошатнулся и упал на землю, сплевывая кровь. Отец наклонился над ним, серые глаза сверкали, я до чертиков боялась его такого, это высшая точка его ярости.

— Ещё только раз посмеешь к ней притронуться — ты труп! Понял меня, сосунок? — он развернулся, схватил меня за руку и потащил в дом.

— Отец, зачем ты так с ним? Это я виновата, я не смогла его оттолкнуть.

— Правильно, потому что ты похотливая блудница! Что, между ног зачесалась?

— Я не понимаю, о чём ты, папа? Почему у меня должно зачесаться? Я ничем не болею. Я прошу у тебя прощения, — мы дошли до дома, паника внутри меня нарастала, я знала, что ждет меня за дверью.

— Я подам на вас заявление в полицию! — кричал Адам. — Я так всё это не оставлю! Я спасу Адель!

Дверь захлопнулась за моей спиной, как и надежда на спасение.

Господи, что меня ждет? Если за несчастный кусок мяса я так получила, то же что ждёт меня сейчас, за мой грех.

— Папочка, пожалуйста, не надо… — молила, обливаясь слезами, когда он снимал со стену плётку. Она висела там, как напоминание, чтобы я не грешила, чтобы знала, какая меня ждет расправа.

— Видишь, к чему приводит распутство? У меня теперь будут серьёзные проблемы. Он наступал на меня, похлопывая плеткой по руке. — Этот твой хахаль пойдёт подавать заявление. Но ты получишь своё!

— На колени! — от его голоса подскочила, я знала, лучше послушаться, иначе будет хуже. Повернулась к нему спиной, оседая на пол.

— Снимай рубашку! — трясущимися руками расстегиваю непослушные пуговицы на груди. — Ну, что ты возишься? — отец взял ножницы, вздрогнула, почувствовав холодный металл на шее. Он разрезал мне рубашку.

— Ты скажешь, что он приставал к тебе, а я заступался. Поняла?

Свист в воздухе — удар, кожа на спине горела, у меня вырвался болезненный крик, с силой сжимала длинную по колено юбку, слёзы лились рекой по моим щекам, катились по шее, убегая внутрь хлопчатобумажного лифчика.

— Ну?!

— Я не могу лгать?! Это грех! Я сама виновата, я отвечу за свои грехи.

— Тогда вместо трех, ты получишь десять ударов, — всхлипнула.

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

В глазах потемнело от боли.

— Не заставляй меня, — молила я.

— Ты умрёшь, упрямица, — умру?! Я не хочу! Я люблю жизнь, но пойти на предательство, солгать?

— Я не могу! Прошу, тебя не заставляй!

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

По моей шее полилось что-то: кровь. Видимо, кожа порвалась.

— Адель… — предупреждающие сказал он.

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

Боль с каждым разом всё больше и больше.

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

— Хорошо, я скажу! Не бей меня больше, — в глазах потемнело, я упала на пол.

***

Проснулась на спине от дикой боли, перевернулась на живот. На белых простынях остались красные полосы.

Посмотрела на часы, на работу нужно идти. Воскресенье день тяжёлый.

В ванной комнате разглядывала свою исполосованную спину. Знатно папа постарался, утирала слезы тыльной стороной ладони.

В душе щипало раны, под мои ноги стекала красная вода.

Обработала раны, где доставала рука, забинтовала, как могла. В больницу мне нельзя, отец такое не простит.

Иногда в голову приходили дерзкие мысли: сбежать. Но куда? Дом на нём, карточку, на которую приходит зарплата, он забрал. Мне приходится унижаться, просить у него деньги.

За что он так со мной? Всю жизнь была покорной, боялась лишний раз поднять на него глаза, и всё равно что-то делала не так.

Поднялась температура, бросила таблетку Адвила в стакан, она зашипела.

Сейчас станет легче. Отца, к моему счастью, не было в дома, не хочу его видеть, не смогу.

Хоть бы Адам не подал заявление в полицию. Я не хочу врать, но нет выхода.

На работе зарылась в кучу папок, сваленных на мой стол. Расставлять папки по стеллажам, было испытанием, лишний раз пошевелиться боялась.

Ко мне в каморку вошел полицейский в черной форме, показал мне значок.

— Да. Что вы хотели? — что спрашивать, и так понятно. Адам выполнил свою угрозу.

— Поступила информация о том, что ваш отец ударил мистера Миллера. Мне нужно взять ваши показания. Пройдемте со мной.

— Но как же моя работа…

— Не волнуйтесь, я оповестил руководство, они дали добро.

Через полчаса сидела в полицейском участке.

Я не видела отца, почувствовала, всё внутри сжалось. Оглянулась, он вышагивал по коридору, с каждым его шагом тряслась всё больше.

В голове звук:

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

С каждым его шагом:

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

— Здравствуй, дочка, — такой заботливый. — Как ты себя чувствуешь?

«Ты спрашиваешь?! Как ты смеешь делать вид, что тебе есть дело до меня?! Ты трясешься за свою шкурку, чтобы я ничего лишнего не сказала.» — Но я не могла произнести это вслух, только думала.

— Всё хорошо, пап, — опустила глаза, боялась, что увидит гнев в моих.

Почитать, уважать?! Я не могла! Как бы мне стыдно ни было. Не могла…

— Хотя, какое тебе дело? — я посмела! Осмелилась посмотреть на него, сжигая, четвёртуя его взглядом. Что у меня в голове? Откуда столько гордости? В меня словно бес вселился, так хотелось взять эту плетку, опускать со свистом ему на спину, чтобы он почувствовал, каково это. Уверена, он и крохотной частицы не вынес бы той боли, что так легко выдавал мне.

Он навис надо мной, покорял меня взглядом, с силой сжимал плечо, где была рана от плётки. Сжала кулаки.

Не поддаваться! Не смей! Начала стоять на своём, стой до конца!

Не смогла, опустила глаза. Я чувствую, как он выпивает мой страх, он наслаждается моим унижение, что мне не хватает духу пойти против него.

— Ты будешь гореть в аду, — голос властный, от него трясутся мои поджилки. Столько лет жила в страхе, когда уже разорвется мое трусливое сердце?

— Дочь пошла против отца? Ты посадить меня решила? — я не хотела. Просто хочу, чтобы он оставил меня в покое.

— Нет, — проглотила комок слез. — Я сделаю всё, как обещала.

— Хорошо. Твоя мама гордилась бы тобой.

Правда? Сомневаюсь. Я почти не помню ее, так, урывками.

Помню, как любила её блинчики с кленовым сиропом, помню, как она готовила индейку на день благодарения. Я не могла вспомнить её лица, только ощущение рядом с ней. Я безумно её любила.

Помню, каким отец был тогда: нежным, заботливым, как он обрабатывал мне ободранную коленку, помню, что только тогда я была счастлива.

Что же случилось? Почему любящий меня отец превратился в монстра? Неужели смерть жены так подкосила его? Он в тот момент тоже умер, как человек.

Но я, будучи пятилетним ребенком, страдала, грустила. Не понимала, почему мама не приходит, не читает мне на ночь Питера Пена. Я знала наизусть эту сказку, могла бы пересказать, но любила слушать голос мамы, любила засыпать под него.

Хоть бы вспомнить, как она выглядит. В нашем доме не осталось ни одной фотографии с ней.

Он стоял победителем, довольно улыбался.

— Адель, — к нам подошел Адам. — Ты в порядке? Я так за тебя беспокоился. Он ничего с тобой не сделал? — покачала головой, глотая слёзы.

Почему-то забота чужого человека вывела меня из равновесия. Он жалеет меня, а я пойду против него, буду лгать.

Нас вызвали в кабинет.

— Будет перекрестный допрос, — сказал полицейский. — Адель, расскажите, что вы делали вчера, откуда знаете Адама?

— Мы познакомились на службе. Адам предложил проводить меня до дома. Когда мы дошли, — я сглотнула, — он поцеловал меня. Насильно. Отец заступился за меня, ударил его, — шёпотом закончила я. Перебирая пальцами, опустила глаза, мои щеки горели от стыда.

Я согрешила, соврала.

— Адель, зачем ты врёшь? — чувствовала взгляд Адама на себе.

— Вы видите? Моя дочь боится его! Она очень скромная, порядочная и не позволит никому такие вольности. Я вынужден был защищать её. Я отец!

— Он запугал её! Я уверен! — кричал Адам. — Вы должны помочь Адель!

— Выйдете. Я допрошу Адель, — один на один? Посмотрела на полицейского. Я ещё раз врать буду?

— Я требую принять встречное заявление о домогательстве, — начал отец.

— Что?! — возмутился Адам. — Вы из меня насильника будете делать?

— Вышли оба! — повысил голос полицейский.

Дверь захлопнулась, я слышала крики за ней. Отец ругался с Адамом.

Полицейские обошел стол, сел на стул рядом со мной.

— Адель, ты можешь не бояться, я сумею заступиться за тебя, — он коснулся моей руки, в страхе отдернула её.

— Мне не нужна помощь, у меня всё в порядке. Отец заступается за меня.

— Доверься мне, я помогу, — голос у него стал заботливым, нежным, проникновенным.

С чего все так стараются помочь мне? Я посмотрела на него. У полицейского был такой же взгляд, как у Адама, прежде чем он поцеловал меня.

Он был чуть старше меня, подтянутый, стройный, красивый.

Мысленно отругала себя, нельзя разглядывать его. Это нехорошо.

— Адель… — у него голос с придыханием, испугалась, мне это всё не нравилось. — Ты такая красивая.

Что?! Опять? То же самое говорила Адам.

Встала со стула, отошла от двери.

— Мне не нужна помощь. Спасибо вам за заботу. Можно, я пойду? Я не буду подавать заявление на Адама, — полицейский погрустнел.

— Хорошо, иди. — повернула ручку на двери. — Но я буду приходить к вам домой. Я не верю, что твой отец такой белый и пушистый.

Вышла из кабинета. Две пары глаз вопрошающе смотрели на меня.

— Ну что, Адель? О чём он тебя спрашивал? — спросил Адам.

— Не твоего ума дело, сосунок. Держись от моей дочери подальше, — отец обнял меня за плечи и повел к выходу.

Поморщилась, его руки коснулись спины, причиняя боль.

— Развратница! — говорил отец, когда мы вышли на улицу.

— Папа, ты чего? — отшатнулась от него. Смотрела в горящие серые глаза.

— Думаешь, я не видел, как на тебя смотрел полицейский?

— А как он смотрел?

— Как на блудницу!

— Я ничего такого не сделала.

— Ты получишь дома, — опять?! Так скоро? Но я делала всё, что велел отец, я не переживу, ещё эти раны не зажили.

— Ты не посмеешь! — что несёт мой язык? Я не могла остановить слова, они сами вырывались из меня.

— Что?! Как ты смеешь перечить мне?!

Я окончательно потеряла чувство страха. Сколько можно бояться?

— Только тронь меня, и когда придет полицейский, я всё ему расскажу! Сниму побои, тебя посадят!

Он отшатнулся! Я испугала его! Моя первая победа так окрыляла.

— Он сказал, что придёт к нам?

— Да, он не поверил, сказал, будет присматривать за мной.

— Маленькая дрянь! Ты и его очаровала!

Мне было всё равно, что он говорил, развернулась и пошла в сторону дома, возвращаться на работу не было смысла.

— Ты такая же, как твоя мать, — послышалась мне вдогонку. — Садись в машину. Отец открыл дверь старого Доджа.

Села, пристегнула ремень.

Что это значит? В смысле, как мама? Но отца я боялась расспрашивать об этом. Почему я стала такой смелой? Ведь раньше, я бы побоялась. Может мне придавало уверенность то, что уже двое мужчин готовы были заступиться за меня.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сентябрь 2018

Папа притих, смирился. Полицейский приходил каждый день в течение двух месяцев.

Я чувствовала взгляд отца, как он смотрит на плетку, но не решается.

Спасибо Дэвиду, я чувствовала себя в безопасности, впервые в жизни.

Мы с ним даже в кафе ходили и максимум, что он сделал: держал меня за руку и целовал в щеку.

— Я буду ждать, когда ты первой сделаешь шаг. Сама, Адель. Не буду тебя принуждать, — говорил Дэвид, целуя руку.

Каждый день он провожал меня на работу, моим коллегам он понравился, из-за этого они ненавидели меня ещё больше. Раньше относились снисходительно к моим нарядам, неизменному платку на голове, просто смеялись за спиной. Теперь от них исходил гнев.

7 октября 2018

Мы сидели с Дэвидом в кафе. Он заказал мне мои любимые блинчики, поливала их кленовым сиропом, с наслаждением ела их, облизывая липкие пальцы.

— Адель, пойдем сегодня на пляж? — он странно смотрел на меня, смущал.

— Ты что?! Мой отец не позволит.

— А почему ты должна спрашивать у него разрешение? — я разрывалась, мне очень хотелось на пляж, это была моя мечта.

— Ты не можешь всю жизнь жить в страхе, Адель. Сейчас у тебя есть я. Ты под моей защитой.

Я видела на пляжах полуголых девиц, но можно надеть закрытый купальник и… от дерзких мыслей, посетивших мою голову, стало страшно.

— Я сегодня уезжаю на пару месяцев. Сделай мне такой подарок.

— Хорошо, — неожиданно согласился я. — Куплю купальник и пойдём.

Дома переоделась, Дэвид ждал меня внизу, на голову надела нашу знаменитую панаму.

Взявшись за руку, шли на пляж. Под кронами деревьев сидел разморенный жарой ленивец.

Пляжи переполнены, ноге ступить некуда. Кругом девушки с идеальными телами, раскрепощённые, веселые. Не то, что я, с кучей комплексов.

Дэвид расстелил полотенце рядом со мной.

Выдохнула, решила менять всё в своей жизни, просто жить, просто наслаждаться, не оглядываясь на отца, надо действовать.

Трясущимися руками расстегнула пуговицы на рубашке, сняла длинную юбку. Он следил за мной, как коршун.

Мне льстили его взгляды, кругом полуголые девицы, а он не замечал никого. Сняла платок, длинную косу по пояс перекинула вперёд.

— Пойдём? — Дэвид взял меня за руку, покраснела, как помидор. — Бегом, Адель.

Мы бежали по белому, как мука, песку. Он и на ощупь был такой же. Со смехом перепрыгивали изумрудные волны.

Это был мой самый лучший день. Знай, какая расплата меня ждёт дальше, всё равно повторила бы его.

— Дэвид, я не умею плавать.

— Ты живёшь в курортном городе, и не умеешь?

— Да, я первый раз на пляже.

— Хорошо, ложись на воду я буду держать тебя. Ты мне доверяешь? — он единственный, с кем мне спокойно, как за каменной стеной.

— Да, — уверенно кивнула. — Он поддерживал меня под спину, кружил.

— Сейчас уберу руки, попробую удержаться, — вцепилась ему в шею.

— Я с тобой, не бойся. Всё хорошо, — ласково смотрел мне в глаза, убрал прядку с лица.

Расслабилась, волны покачивали, убаюкивали, как некогда руки мамы. Он не держал меня, я сама.

— Получилось! — закричала и ушла под воду. Он поймал, прижал к себе, зелёные глаза изменились, приближался ко мне.

— Можно? — хрипло прошептал у самых моих губ. Я не почувствовала отторжения, кивнула. Теплые мягкие губы коснулись меня. Нежно, не напирали, его язык приглашал присоединиться к этому древнему танцу. Было приятно, не то, что с Адамом. Он прекратил поцелуй сам, тяжело дышал.

— Я уезжаю сегодня вечером, на два месяца. Ты будешь меня ждать?

— Да, ты мой единственный друг.

— Но я хочу быть большим, чем друг. Выходи за меня. — шокировал, мне нечего сказать ему. — Не сейчас, не говори «нет», подумай, я вернусь, и ты дашь мне ответ.

— Почему ты зовешь меня замуж?

— Как только увидел тебя, влюбился. Ты такая чистая, красивая, у меня просто не было шансов выстоять, — улыбался он, от его улыбки на душе становилось тепло.

— Я подумаю, Дэвид.

Домой летела, словно на крыльях. Он любит! Любит меня! Мне раньше никто не говорил таких слов. Может мама, я не помню.

Только зашла домой, почувствовала гнетущую обстановку.

— Пап, я дома, — бросила ключи в прихожей на столик. Осторожно шла по дому. Он сидел в гостиной. Плотные, зеленые шторы наглухо закрывали свет, в комнате царил полумрак. Я только видела его силуэт на кресле.

Он сидел, не двигался, смотрел в одну точку. Его лицо осветил огонь от зажигалки, отец курил, пуская в потолок дым.

— Папа, ты куришь? — он всегда говорил, что это грех. Потом он достал бутылку с виски, на дне которой плескалась коричневая жидкость, отпил.

— Иди сюда, Адель, — показал на кресло напротив.

Надо было бежать в тот момент, но я не могла его ослушаться. Села на краешек кресла.

— У тебя мокрые волосы.

Сказать, где я была? Или нет?

— Мы с Дэвидом были на пляже.

— Что?!! Я запрещал тебе, а ты пошла назло мне? Думаешь, он всегда будет с тобой? Ты останешься одна, и тогда за всё мне ответишь по полной! — я гордо подняла голову.

— Я не боюсь тебя, всю жизнь жила в страхе, теперь всё будет по-другому!

— Пошла по рукам, как Саманта. — усмехнулся он.

Не знаю, что на меня нашло, стало обидно за маму, ударила его. Голова отца дернулась в сторону.

— Ах ты, дрянь! — повалил меня на кресло, завернул руки назад. — Ты копия своей блудницы матери! — кричал он возле моего рта.

— Пусти! — дергалась, трепыхалась, всё бесполезно. Он придавил меня, серые глаза, засверкали незнакомым блеском. — Этот поганый коп целовал тебя?

— Да! — опустила глаза.

— Что?! Как ты смеешь!

— Пап, он меня замуж зовёт.

— Ах, ты, шлюха! Проститутка! Быстро раздвинула ножки перед ним, — из глаз побежали слёзы.

— Я не такая, он вернётся и женится на мне, и я, наконец, уйду из этого ада, этого дома, от тебя подальше!

— Неблагодарная тварь! — кричал он мне в лицо, потом запыхтел, как-то странно. Накрыл мои губы своими. Почувствовала вкус алкоголя и сигарет во рту. Крутила головой, он схватил меня за лицо двумя руками. Его скользкий язык блуждал у меня во рту, он стонал, терся об меня. Отодвинулся, наконец.

— Как ты мог? Ты мой отец!

— Да не отец я тебе!

Он встал, пошатываясь, пошёл, взял с каминной полки белую шкатулку. Достал какие-то бумаги и кинул мне.

— Что это? — покрутила в руках старые письма.

— Твоя блудливая мать писала твоему настоящему отцу, а он отвечал, — развернула письмо, мои глаза быстро бегали по строчкам.

«Любимая Саманта.

Я получил твое письмо. Я рад, что ты родила мне дочь и назвала её в честь моей бабушки.

Прости меня, я не могу быть с тобой. Если я не женюсь на Эмилии, отец лишит меня наследства. Обещаю, переводить тебе деньги каждый месяц.

Твой любящий Джефф Уокер».

— Что это всё значит? Это ложь! Мама не могла…

— Она спала и с ним, и со мной параллельно. Ты такая же. Но я всё равно её люблю, ты так на неё похожа…

— Я могу быть и твоей дочерью!

— Я сделал тест ДНК, ты мне не дочь. И нам ничто не мешает быть вместе.

— Что ты несёшь?! — как ужаленная, соскочил с крыльца. — Послушай себя! Даже если это так, и ты мне не отец по крови, я всю жизнь тебя им считала. — Голова кружилась, в ушах стучало, слишком много шокирующей информации.

— Адель, я люблю тебя не как отец. Я женюсь на тебе. Для чего я тебя растил в такой строгости? Для кого хранил? Не для этого копа! — он опять приближается.

Нет, второго такого поцелуя я не переживу.

Схватила первое, что попалось под руку, бросила в него. Это оказалась лампой, она попала ему в голову, и он упал без сознания.

В ужасе отшатнулась. Я убила!

Убила отца!

Я не хотела, даже не думала, что попаду в него.

Встала на колени, припала ухом к груди. Дышит, живой!

С трудом дотащила его до дивана. Вызвала врача.

— На первый взгляд сильный ушиб. Ничего страшного. Но нужно его в больницу отвезти, провести более тщательный осмотр.

В больнице заполнила документы, сообщила номер страховки, медсестра сказала, что отец проснулся. Обрадовалась.

Какие бы сложные отношения у нас не были, я не желала ему смерти.

Стояла у дверей, не решалась войти. Он посмотрел на меня, от этого взгляда хотелось бежать куда подальше.

— Подойди сюда, Адель. — Переминалась с ноги на ногу. Нет, он не причинит мне вред, мы же в больнице.

— Садись.

Тон обманчиво ласковый. Я опять вернулась в то время, когда боялась прогневать отца, думала о том, что он скажет, не могла сопротивляться. Он чувствовал, знал это.

Дэвида нет, заступиться никому.

Отец дернул меня за косу, приближая к своему лицу, опаляя дыханием с запахом виски.

— Ты ответишь мне за всё, Адель, — говорил медленно, смакуя каждое слово.

А он? Когда он ответит за то, что творил со мной? У меня есть право защищаться.

Под взглядом стальных глаз страх окутал меня, липкий, тягучий, руки похолодели.

Он питался им, заряжался от меня, как батарейка.

— Отпусти меня, — во рту пересохло, по щекам катились слёзы.

Я была сильной, куда это всё делось? Зачем вернулся этот трусливый кролик?

Отец отпустил меня, довольно оскалился. Убежала из палаты, ноги дрожали, села на кресло для посетителей, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.

Что делать? Как жить?

Ненавижу его! Будь он проклят! Пусть за всё заплатит!


8 октября 2018

Проснулась, от настойчивого стука в дверь. Испугалась, вдруг это отец?

Вышла, даже платок на голову не надела. На крыльце стояли трое мужчин.

— Мисс, почему вы ещё в доме? — спросил один из них.

— Что случилось?

— Вы не смотрите телевизор? На Панама-Сити-Бич, движется ураган, всех жителей, по приказу мэра, эвакуируют.

— Я не могу уехать, мой отец лежит в больнице.

— Не переживайте, его тоже эвакуируют. Собирайтесь быстрее, мы отвезем вас в безопасное место.

— Подождите, я сейчас.

Быстро собрала рюкзак, покидала в него вещи. Забрала карточку с моей зарплатой. Неизвестно, что ждет меня там. Надеюсь, это всё преувеличение, просто перестраховка, и всё не так страшно, как говорят.

Шла следом за волонтерами.

— Куда меня увозят?

— Спрингфилд, Иллинойс, — не поворачиваясь, сказали мне.

— Так далеко? — ну что ж, нужно искать положительные моменты. Побываю в городе шестнадцатого президента Авраама Линкольна.

В автобусе скучно не было, хотя ехать предстояло двенадцать часов. Моя соседка Джулия, бабушка лет шестидесяти, не давала мне скучать, развлекала всю дорогу.

Она прожила всю жизнь в Панаме, представляю, как тяжело ей было уезжать, но она крепилась, делала вид, что это просто приключение.

— Надеюсь, ураган обойдет стороной мой дом, — с печалью говорила она. — Мой ныне покойный муж купил его на нашу первую годовщину, там все мои воспоминания.

В Спрингфилд приехали поздно ночью, нас разместили в приюте, в комнате по шесть человек.

Разбирая вещи, услышала новости, говорили, что ураган будет невиданной силы.

Села на кровать, смотрела в маленький экран, где показали кадры эвакуации нашего города. На экране появился отец.

— Я никуда без своей дочери не поеду! — кричал отец. — Адель, если ты услышишь, то приезжай за мной.

Что он с ума сошёл? Как можно быть таким безрассудным? Я понимала, если отец пообещал, он не сдвинется с места.

— Мне нужно назад, — прошептала я.

— Ты с ума сошла? Тебя никто туда не пустит. — говорила соседка.

Звоню отцу, телефон недоступен.

— Ничего не понимаю.

— Что? — спросила Велма.

— Телефон недоступен, — хотя я помню, как оставляла отцу телефон.

— Скорее всего, связи нет во всём городе. Обещают отключить электричество.

— Может, ураган обойдет стороной Панаму?

— Вряд ли, он прямо на город движется.

— Эксперты опасаются, что ураган «Майкл» может полностью накрыть стошестидесятикилометровую зону, получившую название: «Изумрудного побережья», — продолжал говорить ведущий. — Что же, дорогие зрители, метеорологи предупреждают, что это будет самая большая катастрофа.

10 октября 2018

Это случилось, я с замиранием сердца смотрела в экран и не верила своим глазам.

В двенадцать часов пополудни «Майкл» обрушился на мой родной город, сметая всё на своём пути.

По любимым улочкам, проплывал всякий мусор: крыши домов, кирпичи, поваленные деревья. Мой родной город стёрли с лица земли. Мне больше некуда податься.

От волонтеров хотела узнать, нет ли в списках пропавших без вести моего отца, но никто ничего не мог толком сообщить.

Я виновата, я проклинала его, в душе мечтала, чтобы он исчез из моей жизни. Так и случилось. Но я не хотела, не таким путём.

Пришла в свою комнату, собирала вещи.

— Куда ты собралась? — спрашивала Велма.

— Я должна вернуться домой, вдруг отцу нужна помощь, это мой долг.

— Не дури, твоего дома больше нет, — её слова болью отдавались в груди. Все равно поеду.

В три часа дня шла на остановку, чтобы добраться до ближайшего города, там хоть пешком дойду.

Я была взволнована, не знала, что мне дальше делать, как жить. Как искупить вину перед отцом, ведь я его бросила.

Переходила улицу, не смотрела по сторонам.

Все происходило очень быстро: сигнал машины, визг тормозов. Вся жизнь пронеслась перед глазами.

На меня летел чёрный автомобиль, упала, почувствовала удар в бедро, зажмурилась. Я умерла?

— Ты с ума сошла? О чем ты думала, переходя на красный свет? — кричал на меня мужчина.

Смотрю в его магические, зелёные глаза и теряю себя.

Он, как пушинку, подхватил меня на руки. Сильные горячие руки взяли меня в плотное кольцо.

Он что-то говорил, хмурился. Я не слушала, в голове стучало, уши заложило, не могла оторвать взгляда от его губ.

Он посадил меня на переднее сиденье, обойдя машину, сел за руль. Провёл по щеке, оставляя огненный след.

— Ты слышишь? — бархатный голос ускорил мой сердечный ритм.

— Да, — прошептала, пытаясь прийти в себя.

— Как тебя зовут? — продолжал спрашивать он отъезжая.

Крепкие мужские руки ловко управлялись с рычагом передачи.

— Ты не слышишь? Или ты не понимаешь по-английски?

— Я Адель. Меня зовут Адель.

— Я Доминик. Ты почему не смотришь на дорогу? Я тебя чуть не задавил.

— Я спешила, извините, пожалуйста, что доставила столько хлопот. Куда вы везете меня?

— Поедешь ко мне в отель. Сейчас некогда заниматься тобой, вызову врача туда.

— Я не могу, мне нужно домой.

— Хорошо, где ты живёшь? Я отвезу.

— В другом городе, Панама Сити Бич.

— Это где бушует ураган? — кивнула. — Сумасшедшая? — он подозрительно покосился на меня.

— Там мой отец остался. Мне нужно туда, — сглотнула слёзы.

— Сырость не разводи. Похоже, ты сильно ударилась, не понимаешь, что несешь. Поедешь со мной, я схожу на одну встречу и вернусь через два часа. Потом ты мне всё расскажешь.

— Но…

— Это не обсуждается.

Ещё один диктатор на мою голову.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Доминик привел меня в гостиницу и запер.

Ходила, осматривала номер, чувствовала себя лишней здесь. Будто оскорбляла его одним своим присутствием.

В моём городе было много дорогих домов, гостиниц, но я никогда не была внутри.

Села на краешек кресла, звонила по горячей линии. Через пятнадцать минут мне удалось дозвониться. Сказали, что в списках спасенных людей отца нет.

Он говорил, что не поедет без меня, зная этого упрямца, уверена, что так и было.

На плазменном экране включила новости, завернулась в покрывало. Под монотонный голос ведущего уснула прямо на кресле.

Мне снился странный сон: руки незнакомца нежно касались головы, бархатный, обволакивающий голос повторял: зачем ты свалилась с неба на меня, мой ангел. Ты попала совсем не в те руки.

Всем телом тянулась навстречу ласковым рукам, хотелось почувствовать хоть разочек эту ласку, хотя бы во сне.

Меня что-то тревожило, этот запах кожи и сигарет пленил тело, под рукой ровно билось сердце.

Открыла глаза, из-за тяжелых портьер на окнах, в комнате было темно. Но ощущение, что солнце давно встало.

Глаза привыкли к темноте, я смогла рассмотреть рядом с собой силуэт мужчины.

Вскрикнув, отскочила подальше, прикрываясь покрывалом. Почему-то оказалось в одном нижнем белье.

Со стоном он перевернулся на живот, одеяло соскользнуло, оголяя голыю мужские ягодицы с дерзкими ямочками.

С волнением и каким-то трепетом, смотрела на широкую мужскую спину. От стыда закрыла лицо руками, качала головой, пытаясь прогнать навязчивый образ совершенного голого тела, который прочно засел в моей голове.

— Я сплю! Сплю! Не могло всё так произойти, — обида захлестнула меня.

Прав был отец, я блудница, только осталась одна и…

— Что ты там бубнишь? — поинтересовался заспанный, хриплый голос.

Если бы хищники могли разговаривать, то у них был такой голос, чтобы привлекать глупую добычу в свои лапы.

Он приподнялся на локтях, смотрел тем взглядом, что проникает в душу. Ощутила странную дрожь, сердце застучало быстрее.

— Что тебе не спится? — губы пересохли от всхлипов, пыталась сдержать слезы, не получалось. Не могла выдавить из себя, ни слова.

— Зачем вы так? Я же ничего вам плохого не сделала.

— Как так? — он повернулся на бок, уперся на руку, ещё чуть-чуть и одеяло откроет то, что полагалось видеть только жене.

Чувствовала, как огнем пылают щёки. Закутался в покрывало, казалось, он видит меня насквозь.

— Мы… — не могла произнести это слово вслух. Кровь прилила к лицу.

— Что мы? — он серьезно смотрит на меня, только глаза выдавали, что Доминик потешается надо мной.

— Не важно, — проглотила комок слез. Встала вместе с покрывалом, повернулась к нему спиной. — Вы не могли бы одеться?

Сзади послышалось шуршание одежды, почувствовала его рядом, резко повернулась, запуталась в покрывале, упала.

Перед глазами его голые ступни, медленно поднимаю голову, взгляд скользит по его ногам, задержался на выпирающей ширинке, облизываюсь, по плоскому животу, рельефным кубикам, дальше по широкой груди, достиг, наконец, зелёных глаз. Они странные, словно их зелень заволокло туманом. Меня как будто парализовало, не могла двинуться с места.

Он приподнял мой подбородок, провёл по нижней губе большим пальцем, сминая ее. Это так интимно.

По телу разливаются тягостные, болезненные ощущения. Что это? Это и есть вожделение?

— Надо же, такие пухлые губы и не силиконовые, — не могу понять, о чем он думает в этот момент, но меня это будоражит. Подхватил меня, поднял, словно я пушинка.

Доминик высокий, мне приходится смотреть на него, задрав голову.

— Между нами ничего не было, — он продолжал держал меня за плечи, не отпускал.

— Почему я без одежды?

— Я подумал, что тебе неудобно будет спать в грязной одежде, на кресле, — точно, я же упала и замаралась.

— Она была порвана в нескольких местах, купил тебе новую.

— Это неудобно, — смутилась, он такой заботливый.

— Я не могу принять это.

— Перестань, Адель. Ты не можешь ходить в покрывале. И это моя компенсация за испорченные вещи. Извини, я смотрел в твоей сумке, но сменной одежды не нашёл. — Верно, я в спешке собиралась. Для меня главное было взять паспорт и документы, еду, сменное белье. Одежду некуда было складывать. Я всё же надеялась, что в скором времени вернусь домой.

— Иди, оденься, — протянул мне пакет, кивнул головой на стеклянную, матовую дверь. — Там переоденешься.

В ванной достала содержимого пакета. В нем было чёрное кружевное белье. После моего хлопчатобумажного оно показалось божественным. Белая юбка, очень короткая, доходила до середины бедра, топик с одним голым плечом.

Боже, как я это надену?

Ладно, выбора нет. Или так, или придётся ходить в покрывале.

Приняла ванну, быстро переоделась, расчесала спутанные чёрные волосы, на голову надела платок. Хоть что-то осталось прежним.

Вышла, Доминик сидел в соседней комнате, читал газету. Весь стол был уставлен всевозможными блюдами.

— Садись, Адель. Позавтракай со мной, — он не смотрел в мою сторону. — Не знал, что ты любишь, поэтому заказал всё, что было.

— Я лучше пойду, — он оторвался от газеты, выглядел каким-то потерянным, обескураженным.

Это всё из-за одежды, она несуразно смотрится на мне.

И за голого плеча топика, пришлось не одевать тот чудесный бюстгальтер, но он не мог же это заметить? Или мог? Может, поэтому его взгляд задержался на груди, соски больно затвердели. Сжимала края короткой юбки, сдерживала желание прикрыться.

Зелёные глаза переместились на уродские длинные ноги. Отец всегда ругал меня за них, говорил, что порядочной девушке не положено иметь такие длинные стройные ноги. И раз уж Бог наказал меня этим, нужно прятать их, чтобы они не совращали мужчин, не обрекали их на грех.

Хотя после всего, что я узнала и после того, что сделал отец, не могу больше воспринимать его слова, как единственную истину.

Может, и в этом он врал. Кто знает?

Доминик провел со мной ночь в одном в номере, в одной постели, но не посягнул на мою честь. Значит, не такая уж я развратница.

— А платок тут не к месту. — Он подходит ко мне, протягивает руку, не отрывает взгляда, снимает с меня его, протягивает руку, по телу бегут мурашки, сердце стучит где-то в горле. Пытаясь одернуть юбку, вкладываю свою. Пальцы жжет от этого касания.

— Адель, не волнуйся. Ты чудесно выглядишь, — подводит меня к столу, помогает сесть.

— Не стесняйся, ешь, что хочешь, — выбираю яичницу с беконом и апельсиновый сок.

— Как ты себя чувствуешь?

— Всё хорошо, бедро немного побаливает.

— Нужно съездить в больницу.

— Всё в порядке.

— Это не обсуждается, я покажу тебя врачу. Расскажи лучше о себе, — откидывается на стул, под его пристальным взглядом кусок в горло не лезет.

— Нечего рассказывать. Дома больше нет, работы тоже. Куда податься, не знаю.

— Ты работу ищешь?

— Да. Но сначала мне нужно вернуться домой, найти отца.

— А где ты раньше работала?

— В архиве.

— У меня к тебе деловое предложение, я живу в Нью-Йорке, мне нужна уборщица. Я хочунанять тебя.

— А как же мой отец?

— Я всё узнаю. У тебя будет жильё, в моей квартире достаточно комнат, выделю тебе одну, будет хорошая зарплата.

— Сколько я буду получать?

— За вычетом налогов, тридцать долларов в час, — задумалась, действительно хорошая зарплата. Работу найти сложно, опыта мало.

— Хорошо я согласна.


13 октября 2018

Мы приземлились в аэропорту имени Джона Кеннеди, в Нью-Йорке.

Я прижималась к Доминику, столько людей, это пугало меня.

— Ты никогда не была в Нью-Йорке? — спросил он.

— Нет, я не выезжала из своего родного города.

— Ничего, ты привыкнешь, — я сомневалась, зря я согласилась на это. Ничего не получится.

У парковки стоит черная машина. Возле неё плотный мужчина, руки скрещены спереди, бритый наголо, в его ухе белый наушник.

— Познакомимся, Кристофер, это Адель Мур. Она будет работать на меня.

— Да, сэр, — его лицо как маска, не меняется, он открывает перед нами дверь автомобиля.

— Добрый день, мисс Мур.

— Здравствуйте, — опуская глаза, сажусь внутрь.

Доминик не смотрит на меня, всю дорогу кому-то звонит, что-то пишет.

Мы приехали в центр Манхэттена. У здания над полукруглым черным козырьком висит флаг США, по бокам стоят карликовые деревья.

Кристофер открывает чёрную дверь с позолоченными ручками, мы проходим внутрь.

В лифте стою позади Доминика и могу любоваться его широкой спиной.

В коридоре мнусь у двери, раскрыв рот от восхищения, осматриваю помещение. Белоснежный потолок украшают хрустальные люстры. В коридоре светлый паркет, вход в комнату отделяет стекло в черной оправе с причудливыми узорами.

— Осматривайся, привыкай. Марго покажет тебе всё.

— Марго? — растерянно спрашиваю его.

— Ты не стесняйся, проходи. Марго — моя экономка. Она уже в возрасте, ей тяжело со всем справляться. Я давно хотел найти ей помощницу. Прошлая ушла в декрет.

— Обувь снимать?

— Нет, проходи так.

Захожу в просторную гостиную, белые стены, потолок, кремового цвета мебель, панорамные окна с черной рамой, из которого открывается вид на центральный парк и отель.

— Здравствуйте, мистер Льюис, с приездом, — говорит ему женщина в униформе.

— Здравствуйте Марго. Ужин готов?

— Да, сэр, — он вспомнил о моём существовании.

— Познакомься, это Адель Мур, с завтрашнего дня она будет помогать тебе. Покорми её, покажи пентхаус.

— Будет сделано, мистер Льюис.

— Следуй за Марго.

— Прислуга ест на кухне.

Проходим внутрь, посередине стоит бежевый кухонный островок из мрамора, в кухне множество дорогой кухонной утвари.

— Сегодня я накрою на стол, ты ходи за мной, учись, с завтрашнего дня это твоя обязанность. Мистер Льюис неприхотлив в еде, но всё должно быть вкусно, — она снимает с гриля овощи на шпажке, поливает кукурузные початки соусом. Достаёт картофельную запеканку из духовки и тефтели в томатном соусе.

Следую за ней, Марго всё же доверила мне нести графин с соком.

Когда стол накрыт, Льюис разрешает нам уйти. Марго накрывает наш стол на кухне.

— Сейчас ещё Кристофер подойдёт. Значит, так. Хозяин любит завтракать на террасе, если погода позволяет. Убирать придётся четырнадцать комнат. Если я успею, то буду помогать тебе. У меня в последнее время сердце пошаливает. Да я и не девчонка уже.

— А сколько вам лет? — спрашиваю, накладывая запеканку.

— Шестьдесят уже, — смотрю на неё. Каштановые волосы слегка тронула седина, на лице почти нет морщин.

— Вы отлично выглядите, совсем не на свой возраст.

— Спасибо, дорогая.

— А почему четырнадцать комнат? Доминик… В смысле, мистер Льюис, говорил, что комнат пятнадцать.

— Одна комната под запретом. Она закрывается на ключ, и убирать её буду только я. Там очень много тайн хозяина. И лучше тебе не знать, что внутри.

Меня, наоборот, это заинтересовало. Когда тебе говорят «Нельзя», этого больше всего хочется.

Что он там прячет? Может он «Синяя борода», и у него там убитые жёны?

— Ещё, ты не обижайся Адель, но не влюбляйся в него. Он тебе совсем не пара.

— Я и не думала… — покраснела, опустила глаза.

— Он тебе уже нравится, — утвердительно сказала она. — Я же вижу. Не нужно, Доминик разобьет тебе сердце.

Марго права, но я не знаю, что со мной творится, меня жутко тянет к нему.

А как же Дэвид? Я совсем о нем не вспоминала.

К нам присоединяется Кристофер. Он был так же немногословен, быстро поел и удалился, как в армии.

Маргарита спрашивала о моей жизни, я всё рассказала, умолчала только о методе воспитания отца.

После ужина Марго показала мою комнату. Белоснежные стены, небольшая кровать, тумбочка.

Ванная комната для прислуги была на первом этаже, рядом с кухней. Марго принесла форму. Примерила.

Из-за моих длинных ног, она была коротка, едва доходила до середины бедра, v-образный вырез отделан белой окантовкой, белый фартук, юбка солнце. Показалась Марго.

— Я не могу это носить.

— Да, — она критически осмотрела меня. — Это форма прошлой девушки. Она не была такой высокой. Ничего, походишь пока так, потом я закажу новую. Адель, отнеси мистеру Льюису чай и тыквенный пирог. Он в кабинете работает. А мне заготовки на завтра нужно сделать.

— Конечно.

Иду с подносом в кабинет, стучусь.

— Заходите.

Открываю дверь, он не смотрит на меня, читает какие-то документы.

— Мистер Льюис, ваш пирог, — он оторвался от документов, смотрит на меня, пронзает взглядом насквозь. По телу бегут мурашки, щёки горят. Переминаясь с ноги на ногу, крепче сжимаю поднос.

Ему не нравится?

Собственно, почему я должна ему нравиться? Я всего лишь прислуга.

— Ставь поднос, раз принесла. — Доминик убирает документы в сторону. Под его пристальным взглядом иду на ватных ногах. Я кожей чувствую, куда он смотрит. По ногам скользит вверх, останавливается в вырезе формы. Из-за моих трясущихся рук, фарфоровая чашка на подносе побрякивает. Ставлю поднос на стол.

— Ты боишься меня, Адель? — спрашивает хриплым голосом он

— Нет, мистер Льюис.

— Ты вся дрожишь, Адель, — я сама не знаю, что со мной творится, такого раньше не было.

— Здесь прохладно, — вру я.

— Разве? — он приподнимает бровь, встаёт. Возвышается надо мной. Мне хочется убежать от него, скрыться, но я жду, может, ему ещё что-нибудь нужно.

— Адель… — замираю, смотрю в колдовские зелёные глаза, он заворожил меня. Во рту пересохло, облизываю губы.

— Чёрт! — Доминик хватает меня за шею, притягивает к себе, его губы касаются моих, язык проникает в мой рот жёстко, буквально пожирает меня. Второй рукой притягивает за талию.

Его поцелуй другой, меня лихорадит от него, не как с Дэвидом.

Он подчиняет, возвышает, унижает одновременно. В тот самый момент поняла, что я пропала. Меня прежней не существует. Я принадлежу ему.

Я принадлежу ему? От такой мысли стало страшно. Я только обрела свободу от одного тирана — отца. И тут же попала в плен к другому?

Может, я отношусь к тому типу людей-жертв, что на подсознательном уровне ищут себе мучителя?

Доминик не принес бы в мою жизнь ничего хорошего, только неприятности. Я не пара ему, и это последний мужчина, в кого мне следует влюбляться. Я пропаду, погибну.

Отодвигаюсь от него, пытаясь привести дыхание в норму, голова кружится, в теле тягостное томление. Оно чего-то требует. Его.

— Не стоит, сэр.

— Адель, не бойся меня, — он нежно проводит по голове.

— Вы мой работодатель. Давайте всё так и оставим.

Доминик отстраняется, его лицо как неприступная маска: холодная и безразличная. Как он так быстро меняется?

— Я понял тебя, больше это не повторится. Ты можешь идти. И оденься поприличнее, а не то мне трудно будет сдержаться, — на последней фразе, покраснела до кончиков волос.

— Хорошо, сэр, — его не интересуют мои проблемы, что другой формы просто нет.

Неделя в пентхаусе, ад существует.

Я неделю живу здесь. С утра до позднего вечера работаю. Уборка, походы в магазин вместе с охранником. У Маргариты тоже много дел: приготовить, убрать единственную комнату, куда мне вход закрыт.

Любопытство не дает мне покоя. И сегодня я подкараулила, когда она пошла туда, и видела кусочек этой комнаты: ярко-красные стены и запах кожи и цитруса.

Марго пригрозила мне пальцем и закрылась изнутри на замок.

Тяжело вздохнув, пошла убирать последнюю комнату — его.

Захожу внутрь, в ванной ещё влажное, запотевшее стекло, словно он только что вышел. Меня окутывает запах его геля для душа.

Поднимаю с пола его футболку, сброшенную после пробежки. Прижимаю к груди. А он мог быть моим, хоть недолго, я сама всё испортила.

Мои губы до сих пор хранят воспоминания о поцелуе, тело помнит его горячие объятия.

Стоит спуститься с небес, этим грезам не суждено сбыться вновь.

Собираю вещи, иду в спальню. Посередине стоит огромная кровать, чтобы её заправить, приходится залезать с ногами. Стоя на коленях, разглаживаю черное покрывало. Воздух резко потяжелел, чей-то взгляд прожигает меня, оборачиваюсь, встречаюсь с зеленым туманом. Доминик выглядит рассерженным, он оттягивает синий галстук. Быстро слезаю с кровати, складываю руки вместе.

— Извините, сэр, я думала, вы ушли, — не поднимая глаз, говорю ему. Щёки горят.

— Я и ушёл на работу, доехал до офиса, потом вспомнил, что оставил документы здесь.

— Я могу позже зайти.

— Не стоит, Адель, — как он ласково произносит мое имя, дрожь по телу.

Я боюсь смотреть ему в глаза, боюсь потерять контроль над собой.

Он берёт документы с прикроватной тумбочки и уходит, громко хлопнув дверью. Вздрагиваю, он сердится на меня? Неужели Маргарита рассказала, что я хотела попасть в его тайную комнату?

Господи, стыд-то такой! Мне же запрещено, а я… неблагодарная! Доминик столько для меня сделал, а я шпионю за ним.

Заканчиваю уборку, вместе с Кристофером едем за покупками. Он молчаливо носит сумки, каждый день покупаем столько, что роту накормить можно.

Сегодня покупок ещё больше, Доминик планирует вечеринку, значит, Марго не справиться одна, и нужно будет помочь.

К вечеру все готово. В семь приходят официанты.

— Адель, — говорит Марго, — ты должна помогать, разносить блюда. Смотреть, чтобы выпивки и еды хватало.

— Хорошо Марго, я сделаю.

— Ты умничка, Адель. Не представляю, как я раньше справлялась без тебя, — улыбаемся друг другу.

За это короткое время мы сдружились с ней, она мне стала как мама, которую я не помню.

— Будь осторожнее, у Доминика очень плохие друзья. Если они начнут приставать, уходи.

В восемь часов пошли гости, я провожала их к хозяину.

Среди них был один человек, который не понравился мне с первого взгляда. Блондин, с противным, надменным взглядом.

— Какую красоту прячет Доминик. — он прошелся по мне липким взглядом, от которого меня передернуло. Как-будто в грязи извалял.

— Проходите, мистер…

— Кларк, — подсказал он. — Но для тебя, девочка, просто Мэтью, — он надвигается на меня, отступаю. Я была прижата спиной к стеклянной перегородке.

Мэтью поставил одну руку над моей головой, не давая возможности уйти, провёл носом по моей шее снизу вверх.

— Какая вкусная девочка, — шептал мне на ухо.

— Мистер Кларк, пустите меня, — шептала, сквозь слёзы, — вздрогнула, услышав голос хозяина.

— Мэтью. Я жду тебя, а ты достаёшь мою прислугу? — в голосе Доминика было столько злобы.

— Такие, как она, должны быть в койке двадцать четыре часа. Продай её мне? Плачу любые деньги. Она уже в теме?

В смысле, продай?! Растерянно перевожу взгляд с Доминика на Мэтью. О какой теме они говорят?

— Какая милая, трясётся вся, — говорит Мэтью. — Прирожденная саба. С каким бы удовольствием я растянул её и отходил бы…

— Мэтью! — предупреждающе сказал Доминик. — Отпусти Адель, если не хочешь, чтобы мы поссорились.

— Значит, тебя зовут Адель, красотка? — Мистер Кларк убрал руку, шла, опустив голову.

Один только раз посмотрела на Доминика, от его взгляда липкий страх сковал всё тело. Злится на меня, и в этот момент он похож на отца.

— Займись своими обязанностями, — сказал Доминик.

— Да, господин, — его глаза вспыхнули огнём. Сердце бешено колотилось, ноги не слушались.

— Что с тобой? — спросила Марго, когда я вошла в кухню.

— Ничего, — краснея, взяла поднос с напитками и вышла к гостям. Я и сама не знала, что я такого сказала, что Доминик так отреагировал?

Мистер Льюис сидел на диване, на его коленях была шикарная блондинка в платье с блёстками. Рука Доминика сжимала ее коленку, он что-то шептал ей на ухо, она заливисто смеялась.

Ещё недавно эти руки обнимали меня, а сейчас…

Почувствовала себя уродиной рядом с ней.

Она смелая, не боится своих желаний, откровенно одеваются, флиртует. А я… должна прислуживать, вот моё место. Не в руках этого шикарного мужчины.

Иду к ним, сжимаю до белых костяшек поднос, пытаюсь сдержать слёзы.

— Мистер Льюис, — голос всё-таки дрогнул, — не желаете напитки?

— Да, спасибо, Адель, — не смотрит на меня, просто пьёт, а я завороженно смотрю, как движется его кадык.

— Что застыла? — говорит его подружка. — Иди, работай.

Блондинка берёт бокал с подноса и смотрит на меня с ненавистью.

— Да, мисс, — покорно говорю, опускаю глаза, желая провалиться сквозь землю.

Разношу напитки по залу, стараясь не смотреть на Доминика и его подружку, но не получается.

— Видишь, ты ему не нужна, — поворачиваюсь, встречаюсь взглядом с голубыми глазами Мэтью. — А мне очень нужна. Поехали? Прямо сейчас?

— Извините, я нужна моему господину, — хотя бы в качестве прислуги.

— Чёрт, крошка, как я хочу, чтобы эти слова ты говорила только мне.

— У меня есть работа. Спасибо вам за предложение, я вполне довольна своей работой, мистер Кларк.

— Неужели Доминик не отвел тебя в свою тайную комнату?

Я бы хотела посмотреть, что за секреты она скрывает.

— Нет. Извините, мне нужно помочь на кухне.

Удаляюсь, чувствуя на себе взгляд Доминика, будоражит до чёртиков.

Что же за тайны ты скрываешь, Доминик Льюис? Что в той комнате?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Гости разошлись поздно ночью. Я так устала бегать с подносом, ноги болят, словно весь день ходила по стеклу.

С трудом заставила себя идти в душ. Утром, когда убиралась в комнате Мистера Льюиса, стащила бутылочку геля для душа. Знаю, это отвратительный поступок, но он почти кончился, а мне так хотелось почувствовать его дурманящий запах на своей коже.

Намылила руки, гладила кожу, закрывая глаза, представляла, что это его руки ласкают меня: по шее, груди, соски больно затвердели, внутри меня и между ног разгорается пожар. Голова идет кругом, ничего не понимаю, что со мной творится, между ног пульсирует, низ живота больно тянет.

Прислонившись спиной к кафелю, отставила ногу в сторону, коснулась пульсирующей точки, провела круг, представляя, что это его руки. Мало, чего-то не хватает внутри, вставила пальчик и от нахлынувших чувств закричала, другой рукой сжала сосок, покрутила, ускорила движение руки внутри себя, закрыв глаза, постанывала, прикусывая губу. Мои бедра двигались навстречу руке. Уже почти, что-то будет после этого, мне станет легче, я получу освобождение от страсти, что захватила мой ум, моё тело. Вода лилась сверху, обнимай меня, лаская разгоряченную кожу. Я уже не могла сдержать стон, сейчас я не думала о том, что меня кто-то услышит.

— Доминик… — простонала я.

На самом пике, двери душевой кабинки отъехали в сторону. Испуганно распахнула глаза и тут же залилась краской. Передо мной стоял мистер Льюис, он был каким-то странным, тяжело дышал, его взгляд ласкал мою кожу, он был похож на рассвирепевшего зверя в шаге от долгожданный жертвы.

— Мистер… — слова застряли в горле, словно весь воздух из лёгких вышибли. Одной рукой старалась прикрыть грудь, второй местечко, между ног, длинные волосы, мокрыми прядками обтягивали всё тело.

Не говоря ни слова, он скинул халат и шагнул ко мне.

— Ох… — успела только сказать, его губы уже терзали мои.

Руки, о которых я мечтала, сжимали мою попку, в мой живот упирались большое мужское достоинство.

Когда отошла от шока, обвила его шею руками, прижимаясь ближе, несмело отвечая на поцелуй, он застонал мне в рот. Его пальцы гладили меня между ног, это было в тысячу раз лучше, чем в моих мечтах.

— Сладкая Адель. — хрипло шептал на ухо, проникая пальцем внутрь. — У тебя там так тесно.

— К-хм, — застонала, изгибаясь ему навстречу.

— Ты делала это, представляя меня? — покраснела, опуская глаза. — Скажи! — он остановился, убрал руку.

— Пожалуйста… — не смогла высказать просьбу до конца.

— Скажи, и я вернусь назад.

— Да, господин. Я мечтала о вас.

Со свирепым рыком он накинулся на мои губы.

Несмело коснулась его члена, хотелось изучить именно эту часть его тела. Твёрдый, как сталь, с нежной кожей, ровный, такой толстый, что едва получалось сомкнуть пальцы вместе.

Его стоны подбадривали, придавали смелости: водила пальцами вверх-вниз. Он ускорил движения своей руки внутри меня, большой палец потирал мою чувствительную точку.

Мы, словно два обезумевших животных, терзали друг на друга.

Доминик опустился передо мной на колени.

— Мистер Льюис… что вы делаете?

— Я хочу попробовать тебя. Там ты такая же вкусная, как и везде? — он закинул мои ноги к себе на плечи, я оказалась полностью открыта перед ним, крутилась, пытаясь выбраться, но он крепко держал меня за ноги.

— Что?! Нет!!! — закричала, когда резким движением он вогнал язык внутрь. Моё тело как будто молнией прошибло. Неужели так бывает?

— Ох! Как хорошо! — потеряв последний стыд, стонала, притягивая его за волосы.

Посмотрела вниз, эта картинка будет часто видеться мне по ночам.

Мистер Льюис между моих ног, смотрит прямо в глаза, выворачивая душу, его язык крутится внутри меня. Наши стоны отдаются глухим эхом от стен.

Не могу сдержать крик, тело разрывается на миллиарды кусков.

— Доминик! — кричу, откидываясь назад, крепко сжимая его голову.

— Ты такая красивая, Адель, когда кончаешь.

Он поднимается, с еще большей страстью целует меня в губы, чувствую солоноватый вкус на его губах, понимаю, что это мой вкус, и мне сносит крышу.

— Хочу быть в тебе, Адель. Ты позволишь?

— Да, — краснея, говорю ему.

— Потом я покажу тебе свою комнату, всему научу, сейчас мне просто необходимо оказаться внутри тебя, — он разворачивает меня спиной к себе, нагибает, поддерживая под живот, водит нежной головкой по чувствительной коже, убирает волосы в сторону…

Что-то изменилось, чувствую, он изменился, он не касается меня больше. Резко разворачивает к себе, его глаза пылают гневом, боюсь, не понимаю, что я не так сделала.

— Что это?! — орет на меня, ударяет кулаком по кафелю.

— Мистер Льюис, я не понимаю…

— Твоя спина! — он увидел мои шрамы от плетки отца, они ещё не до конца прошли.

— Ты в теме?! А казалась такой наивной, неопытной. Говори! — он больно сжимает челюсть, двумя пальцами. — Тебя подослали ко мне?

— Что?! Я не понимаю, о чём вы говорите? Какая тема?

— Тебя Мэтью подослал? Ты специально бросилась мне под колёса?

— Нет, мистер Льюис. Меня никто не подсылал. Мы случайно с вами познакомились.

— Следы на твоей спине, это от плётки, — краснею, глотаю ком невыплаканных слёз.

— Да, — еле слышно шепчу.

— Кто он?! Кто бил тебя?

— Мой отец, он так наказывал меня.

— Что? — гнев прошел, теперь мистер Льюис выглядел растерянным. — Прости, Адель, я не знал. Извини… — он оглядывается по сторонам, потом просто разворачивается и уходит.

Опускаюсь на пол, затыкаю рот рукой, пытаясь сдержать крик, боль сдавливает грудную клетку.

Он видел мои шрамы, видел, что сделал со мной отец, и сбежал. Он не хочет такую уродину, как я.

Знаю, больше он не посмотрит в мою сторону. Больше никогда не прикоснётся ко мне, не сведёт с ума своими поцелуями, а мне никогда не стереть его из памяти, и больше не стать прежней.

***

Прошёл год. Доминик, увидев меня, шарахается, как от больной. Видеть его презрительный взгляд так больно, чувствовала себя ущербной, неполноценной.

Думала это самая страшная боль, но оказалось, что нет, может быть больнее…

Я наблюдала за ним, тайком из-за угла. Знаю, это так странно, но хоть минуточку взглянуть на него, и на душе становится лучше.

Ночью уже не вою, как белуга, но так только хуже, легче не становится.

Маргарита ничего не говорит, только недовольно качает головой, она догадалась, что со мной происходит.

Прохожу мимо кабинета, слышу его голос. Не выдержала, заглянула в приоткрытую дверь

— Ты скоро? — от его бархатного тембра, всё во мне затрепетало, он сидит лицом ко мне, откинувшись головой на кресле, покачивается в разные стороны. Доминик улыбается собеседнику, видимо, новости хорошие. У него соблазнительная улыбка, ее одной хватает, чтобы свести с ума.

— Я жду тебя, детка, — он ждёт девушку! Он называет её «детка», значит, они близки. Прижала руку ко рту, зажмурилась.

На что я рассчитывала? На что надеялась? Он дал ясно понять, что ему больше не интересна какая-то уродина. Я просто его обслуга, ничто в его жизни, так же нужна ему, как техника, даже не человек для него.

Нужно уйти, уволиться, но я не могу. Как представлю, что не увижу его больше, становится еще хуже. Я живу теми мгновениями, когда смотрю на него.

Разворачиваюсь, прислонясь спиной к стене, пытаясь привести дыхание в норму. Горло словно руками сжали, не могу дышать, рваными глотками хватаю воздух. Услышав его шаги, убегаю, не хочу его видеть, не смогу.

Нужно заняться делами, все глупости и несбыточные мечты вылетят из головы.

Беру средства для уборки, протираю картины, подоконники. Услышав женский смех и голос Доминика, прячусь в первую попавшуюся комнату.

Они идут сюда! Оглядываюсь, изумлённо рассматриваю незнакомую мне комнату. Это та самая, в которой запрещено быть, узнаю её по красным стенам.

Тут непонятные штуки, похожие на пыточные приспособления, подвешенные к потолку цепи. Отшатываюсь, увидев разные плетки на крючках, их-то я узнаю, к сожалению, очень близко знакома с ними.

Я в панике. Если мистер Льюис увидит меня здесь, то обязательно выгонит, может, и выпорет этой самой плеткой, которую я жутко боюсь.

Голоса за дверью всё ближе, оглядываюсь по сторонам, под кровать, накрытую черной, шёлковой простыней, не пролезть, она слишком низкая. Единственный шанс: спрятаться за бордовыми, плотными портьерами.

Я не думаю, просто прячусь, сажусь на корточки молюсь, чтобы меня не заметили.

Двери открываются, сжимаюсь в комок, дрожа от страха. Если меня обнаружат, то это будет такой позор!

— Ммм, Доминик! — говорит девушка. Я узнаю её голос, приоткрываю шторку, знакомое лицо. Точно! Это та самая девушка с вечера, она сидела у него на коленях. Нужно, чтобы меня не заметили, нельзя подглядывать, но я не могу, застыла, и не пошевелиться никак.

— Давай поиграем, милый? — она игриво проводит кончиками пальцев по его расстегнутой рубашке.

— А зачем, ты думаешь, я привел тебя сюда? — он резко меняется. Поднимает её платье кверху, снимает, девушка под ним голая, абсолютно.

У него безразличное выражение лица, не могу понять, что он чувствует.

Девушка яркая, стройная, у неё нет такой огромной груди, как у меня, и попы тоже. Я завидую ей. Как бы я ни старалась, сколько бы диет не перебрала, мне не видать такой модельной внешности.

От обиды закусила губу, я не хочу здесь быть, не хочу смотреть на это, и не могу оторвать глаз.

Он стал опасным, таким я его ещё никогда не видела, смотрит властным взглядом, девушка опускается перед ним на колени, смиренно опустив глаза, признаёт свое подчинение, становится такой кроткой, послушной.

Он гладит её по голове, двумя пальцами приподнимает подбородок.

— Хорошая девочка, послушная, — до конца расстёгивает рубашку. Смотрю на его голые стопы, скольжу взглядом вверх по накачанным ногам, его брюки низко сидят, открывая косые v-образные мышцы. Кончики пальцев колет, они помнят, как хорошо было касаться его подтянутого рельефного живота.

Доминик идёт к дубовому шкафу, достаёт оттуда что-то, и возвращается к девушке.

Она поднимает глаза, смотрит на кожаные ремешки в его руках.

— Лягушка? Господин…

— Кто разрешал тебе говорить?

— Простите, господин. Это больше не повторится.

— Вставай, — у него металлический голос, приказной, я сама чуть не встала.

Доминик что-то делает с ней, когда отходит, в ужасе закрываю рот.

Девушка лежит на животе, на какой-то скамейке, голова её задрана кверху, на руках ремни они крепятся к шее, откуда идут ремешки, дальше к поднятым кверху ногам, которые держат ремни. Правда, похожа на лягушку.

Доминик берёт какой-то продолговатый прибор, он жужжит в его руках.

— Потекла уже?

— Да, господин, — он вставляет прибор ей между ног, девушка пытается дернуться, но ремни ей не позволяют.

Когда он приносит плетку, моё сердце бьется сильнее. Ведёт по её спине, ниже.

Она стонет? Ей нравится? Как такое возможно?! Это унизительно, но по реакции понятно: её всё устраивает.

— Доминик!

— Кто? — он замахивается, со свистом опускает плетку на белую кожу, оставляя красные полосы на ягодицах, вместо болезненного крика из неё выходит стон.

— Господин. Я не могу больше… Пощадите свою недостойную рабыню.

— Три удара. Считай!

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

— Один! — кричит она.

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

— Два! — подскакиваю на месте, как будто это я получаю удары. Смотрю на лицо Доминика, он наслаждается, ему нравится это. Тонкие брюки оттопыриваются в области ширинки.

Он хочет её, не меня. Она красивая, а я уродина.

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

— Три! — удар приходится по промежности девушки, она кричит, тело её дрожит так же, как…

Она что, кончила? От плётки?!

Он скидывает рубашку, кидает её на пол рядом со мной. Тянет девушку за ноги ближе к себе. Теперь, я не вижу его лица, только голую спину, то, как резко двинулись бедра вперед.

Так, стоп! Если у неё эта штука между ног, то куда он… Неужели…

Мне даже думать об этом страшно, а ей, похоже, нравится. Вот какая ему нужна, не я.

Его стон запустил во мне цепную реакцию, низ живота сладко заныл, между ног мокро, тело требует Доминика.

Закрываю глаза, мой пальчик неуверенно касается пульсирующей точки, проникая внутрь, представляю, что это он, что из-за меня он так сладко стонет, что это я ему так нравлюсь.

Двигаю бедрами верх-вниз, забыв всякий стыд, болезненный выдох вырsdается у меня, резко распахнула глаза и встретилась взглядом с Домиником. Он замер, внимательно смотрит на меня, потом вниз, по портьерам, что обтянули тело, и можно догадаться, чем я там занимаюсь.

В страхе, опускаю глаза, боюсь пошевелиться.

— Чертова сука! С ума меня свела, — бьется бедрами с новой силой, продолжая смотреть на меня. Я неуверенно двигаю рукой, не могу остановиться, закрываю глаза.

— Смотри мне в глаза, — резко распахиваю.

— Господин. — говорит девушка. — Я не могу.

— Заткнись, или ещё накажу, — опять поворачивается ко мне лицом, веду по униформе рукой, расстегиваю пуговки, касаясь сосков, что так болят.

Доминик смотрит не на неё! На меня! Продолжает двигать бедрами, двигаю рукой в том же ритме, представляя, что это он.

Я пропала, потеряла себя, он взглядом заставляет меня это делать.

Он дьявол! Он сотворил это со мной, но мне так сладко, мне нужно это освобождение.

Прикусив губу, пытаясь сдержать стон наслаждения, разлетаюсь на куски, сейчас ещё лучше, чем тогда. Сжимаю бёдра, всё внутри меня пульсирует, горит огнём.

— Не закрывай глаза! — командует Доминик. Слушаюсь и тону в его зелени, меня как будто в болото затягивает, он выпивает мою душу.

Доминик рычит, замирает, вижу, как дрожит его тело, как по спине катится капелька пота.

Я прячусь за шторой. Так стыдно. Возбуждение прошло, и меня накрыло раскаяние, вперемешку со страхом, что он подойдёт и вышвырнет меня.

— Ты сегодня в ударе, милый. Таким страстным ты никогда не был, — шепчет охрипшим голосом девушка.

— Одевайся, я отвезу тебя домой.

— Но Доминик, давай хоть раз проведем ночь вместе, просто поспим в обнимку.

— Нет. Я сплю один. Ты забыла, что ли?

— Нет, прости, — виноват говорит она.

Слышу шуршание, они одеваются и уходят.

А я реву, проклиная себя последними словами. Какой позор! Я так низко опустилась.

Всю следующую неделю, увидев Доминика, пряталась, старалась меньше встречаться с ним. Не могла смотреть ему в глаза, ночи превратились в бесконечные повторы одного и того же сна: я возвращаюсь в ту комнату, но теперь не было той девушки, была только я… Хочу, чтобы это всё прекратилось, чтобы я больше не мучилась.

Самое сложное, это то, что когда Доминик ест дома, мне приходится его обслуживать. Он не замечает меня, я всего лишь кухонный девайс для него, тот, кто делает его жизнь комфортной.

Сегодня мистер Льюис пришёл с Мэтью Кларком. Я помню, каким он был настойчивым. К сожалению, он меня тоже помнит.

Пока накрывала на стол, чувствовала себя голой под пристальным взглядом мистера Кларка.

— Адель, ты можешь быть свободна, — Доминик выглядел спокойным, только сильнее сжимал вилку в руках.

— Да, сэр, — я и сама не хотела здесь находиться, чувствовала, что этот мистер Кларк опасный, гнусный, скользкий тип.

Мистер Льюис тоже представлял опасность, но я не чувствовала от него угрозы, а Мэтью буквально пожирал меня. Пока шла, спину прожигал его взгляд.

Пришла в самую дальнюю комнату-гладильню. Пока я не нужна мистеру, могу выполнять свои прямые обязанности.

Мне нравится быть здесь, мистер Льюис подарил мне на рождество плеер, теперь моим любимым занятием было гладить бельё, слушать музыку, подпевать, пританцовывать. Здесь, я могла быть сама собой, не служанкой, а просто Адель.

Виляя бёдрами, пританцовывала под песню Бритни. На мою талию легли чьи-то руки, отскочила, доска упала вместе с утюгом.

Рядом со мной стоял Мэтью, и его сальный взгляд не сулил мне ничего хорошего.

— Мистер Кларк, — убрала наушники, — что вы тут делаете?

— А что, непонятно? Я хочу то же, что есть у Ника.

— Ника?

— Да, у Доминика. Скажи, как он тебя трахает? Так же жёстко, как всех? Или для тебя он делает исключение? — он приближался ко мне, я отступала, пока не уперлась в тумбочку, на которой было сложено поглаженное белье.

— Ты так соблазнительно выглядишь в этой форме, — его рука ползла по ноге. Я попыталась убрать его руки, тогда он завернул их мне за спину, завязал их рубашкой Доминика.

— Вы с ума сошли? Что вы творите? Мне больно! — я пыталась освободить руки.

Он скинул всё белье с тумбочки, вся моя работа насмарку, но это меня волновало в последнюю очередь, больше его руки, которыми он расстёгивал мои пуговки на форме, его глаза горели каким-то больным блеском.

— К чёрту! — видимо, он устал расстёгивать пуговицы, просто рванул края униформы в разные стороны.

— Охренеть! Какая ты красивая Адель… — его губы коснулись моей шеи, липкий страх сковал все тело.

— Помогите! — кричала я. Он посадил меня на тумбочку, сжимал попку, коленом раздвинул мои ноги, пахом прижимаясь к промежности.

Я кричала, просила о помощи, но, похоже, мы слишком далеко, никто меня не услышит.

Он стянул с себя кожаный ремень, затянул мне рот, теперь я могла только обливаться слезами и тихо мычать.

— Адель…Ты же хочешь меня? — отрицательно замотала головой. — Ну, ничего, я знаю, как завести девушку.

Он опустил, бюстгальтер, но сейчас было не так, как с Домиником, противно, страшно. Он целовал мою шею, тёрся об меня, крутила головой, пыталась вырваться, тогда он схватил меня за косу и больно оттянул назад, ворвался в мой рот языком, стонал.

От беспомощности, глотала горькие слёзы.

Я просто вещь, и так думают не только Доминик, даже его друг так ко мне относится.

Никто не придёт, не спасёт Адель, никто не считается с моим мнением, желанием.

«Доминик…» — мысленно молила, — «приди, спаси меня, я это не выдержу…»

Меня тошнит от его языка, что так нагло облизывает мою шею, проникает в ухо, пыхтит в него. Мурашки отвращения бегут по моей коже.

С той стороны двери, послышалось шаги, ручку подёргали.

Видимо Мэтью, когда-то успел закрыться на замок, замычала, что было сил.

— Тихо! — угрожающе сказал он.

С той стороны, послышались удары, и дверь вместе с кусками косяка вылетела, ударив Мэтью по голове. Он отскочил от меня. Хотела прикрыться, но мои руки связаны сзади, как же стыдно.

За дверью стоял Доминик, тяжело дышал, увидев меня, сжал кулаки и накинулся на Кларка. Он ударял кулаками по лицу Мэтью, как молотом наносил удары. Лицо Мэтью заплыло, он плевался кровью.

— Ты что, друг? Охренел? Всё из-за какой-то суки?! Она сама хотела! — он получил ещё удар такой силы, что упал без сознания.

Сползла на пол, уткнулась лицом в тумбочку, не хотела, чтобы мистер видел меня в таком виде. Моё тело сотрясали рыдания, давилась горькими слезами.

— Эй, девочка моя, — нежно проговорил мистер. Он снял ремень с моего онемевшего рта, освободил руки, развязав рубашку, накинул мне её на плечи. Руки затекли, болели, но та боль ничто по сравнению с моральным опустошением.

Уткнувшись лицом в колени, пыталась успокоиться.

Он поднял меня на руки и понес куда-то. Уткнулась ему в шею, всхлипывала. Навстречу нам вышел Кристофер, безуспешно пыталась запахнуться.

— Выкинь эту тварь из моего дома, — велел ему Доминик, показывая движением головы на тело Мэтью.

— Да, сэр, — буднично сказал Кристофер.

Доминик захлопнул за нами дверь, огляделась, мы в его комнате. Крепко обнимала его за шею. Мне сейчас всё равно, как это выглядит, только рядом с Домиником я чувствовал себя защищенной. Он уложил меня в кровать, лёг рядом. От рыданий разболелась голова.

— Тише, девочка моя. Всё уже хорошо. Я с тобой — лежала на его груди, продолжая всхлипывать, он гладил меня по голове. От его бархатного голоса успокаивалась, чувствовала себя в безопасности, под защитой. Уснула.

«Мой ангел!» — слышала сквозь сон, ощущала его поцелуй на своих губах, чувствовала нежные прикосновения Доминика, сильные, горячие руки гладили мне спину, крепче прижималась к источнику тепла, вдыхала дурманящий запах Доминика.

Проснулась поздно ночью. Я в распахнутой рубашке лежала на груди Доминика.

Какой кошмар! Нет, мне было приятно, я тайно мечтала об этом долгими ночами, но это неправильно! Он мой хозяин!

Запахнувшись, встала с кровати. Доминик ворочался, шарил рукой по кровати. В последний раз взглянула, запомнила его спящим, беззащитным.

Я нашла в себе силы, ушла.

Я служанка и должна помнить свое место, оно не рядом с ним.

В своей комнате, быстро уснула, пережитый день сказался на моём организме, ему требовался сон.

Утром, как обычно, меня разбудил сигнал будильника. Надела старую, короткую форму, ту, что давала мне Маргарита в первый день, спустилась вниз.

Марго уже приготовила завтрак, увидев меня, подошла с встревоженным видом.

— Я так переживала за тебя, Адель. Надо же, какой сволочью оказался Мэтью.

— Извини, Марго, я не хочу об этом говорить. — Ни говорить, ни вспоминать. Попытаюсь вычеркнуть этот день из своей памяти.

— Да, извини. Я… — Маргарита побледнела, схватилась за сердце.

— Марго, тебе плохо? — помогла ей сесть на стул. Она держалась за грудь.

— Что-то я переволновалась за тебя.

— Я сейчас, посиди тут. Я позвоню в 911.

Пока не приехала помощь, я перевела её в гостиную, положила на диван, прикрыв пледом, подложила под голову подушку.

Врачи увезли Марго в больницу Маунт-Синай. Я обещала ей, что буду правильно и вкусно кормить мистер Льюиса.

Он, как обычно, спустился в восемь, в деловом чёрном костюме.

Краснея, вспоминала, как прижималась к его широкой груди, как хорошо было в его объятьях.

— Здравствуй, Адель.

— Здравствуйте, сэр, — налила ему кофе. — Я хотела бы извиниться, что принесла вам столько хлопот вчера.

— Ничего, Адель. Как ты сейчас? Всё хорошо?

— Со мной да, но утром Марго стало плохо, что-то с сердцем, её увезли в больницу.

— Как она сейчас?

— Врачи ничего мне не сказали. Только записали номер страховки и всё. Не переживайте, мистер Льюис, я буду делать всё по дому.

— Хорошо. Спасибо тебе, Адель.

После завтрака Доминик уехал в офис.

Так начались мои дни, полные забот, на мне, кроме всего, была готовка, к уборке добавилась еще одна комната.

Ночью снились ужасные эротические сны, Доминик… Его губы на моем теле…

После нашей совместной ночи его запах, кажется, въелся в кожу, он жутко возбуждал меня. И от навязчивых образов, где мы занимались сексом с Домиником, никак не могла избавиться. Старалась его избегать, краснела, когда видела, потому что сразу вспоминала эти сны.

Через три дня я нашла в себе силы и пошла в комнату Доминика.

Здесь всё было чисто, убрано, не было больше тех штук, что использовал Доминик в прошлый раз.

А что будет, когда он приведет в комнату девушку? Я должна буду мыть после них эти игрушки?

Это мысль пугала меня.

Я обрызгала дезинфицирующим средством мебель, протирала шкафы, когда в комнату вошел Доминик. В его руках была почти допитая бутылка виски, он шатался из стороны в сторону.

— Мистер Льюис… — поспешила к нему, он повис у меня на шее. Такой тяжёлый.

От него пахло спиртным и им самим. Этот запах вконец сорвал мне крышу.

— Я сам могу стоять! Чёртова девка! Как же ты достала меня! — смотрела на него непонимающим взглядом.

— Простите мистер, но что это я сделала не так?

— Ты проникла в мой дом, в мои мысли. Я ни о чём не могу больше думать. Я… К чёрту всё! Я не могу больше, это настоящая пытка! — он накинулся на мои губы, я опешила. Его губы сминали мои, его язык проник в меня, я потеряла контроль над собой. Голова кружилась, я чувствую вкус виски на губах, его слова, что я свела его с ума, разрушили все стены, что я так долго пыталась выстроить. Откуда-то издалека услышала протяжный волнующий стон, оказалось, это мой.

Доминик зарычал, нетерпеливо снимая с меня форму.

Пусть это случится, сколько можно мучиться? Тем более, он такой пьяный, что даже не вспомнит, что был со мной.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Будь проклят тот день, когда под колеса моей машины свалился этот ангел.

Вначале я думал просто помочь и всё, но в тот день, в Иллинойсе, когда она так неуклюже упала мне под ноги, смотрела снизу вверх своими огромными глазами, похожими на чёрную дыру, в которую меня засасывало, облизывала пухлые губы, понял, не отпущу.

И я был близок, год назад чуть не трахнул её прямо в душе. Это уже почти случилось, от ее стонов мне на хрен крышу снесло. И тут я увидел шрамы на её спине.

Подумал, что она хорошая актриса, просто подосланная мне Мэтью. Этот засранец давно хочет влезть в мою компанию, любым путём, оказалось, всё куда хуже. Её отец избивал, да так, что будь он живым, я бы нашёл его, и сделал бы с ним то же самое.

Я не мог быть с ней. Ведь то, как я трахаюсь, ей не понравится, если отец не сломал её, то это точно сделаю я.

По-другому я не хочу, не смогу сдержать зверя. В её присутствии он срывается с цепи, я теряю разум, со мной никогда такого не происходило.

Тогда мне стало понятно, откуда этот покорный взгляд, она просто замученная, запуганная. Я не смог. Сука! Просто не смог причинить ей боль, сделать своей, я-то знал, что зверь-садист не уйдёт, не случится чудо, мне не интересен ванильный секс.

Потом начался целый год ада. Каково желать женщину до скрежета зубов, каменного стояка, ту, которую нельзя взять? Это ад!

Во, она так близко, подходит, крутит своей аппетитной попкой, сочные дыньки покачиваются, приглашают: возьми нас, сожми, покрути соски, повесь гирьки, зажимы, вгони между нами свой член… Ох, какие только пошлые мысли, не рождались в моей голове!

Самое ужасное во всей этой хрени, не мог привезти бабу к себе в дом, в мою любимую комнату. Как-будто изменяю Адель.

Ещё одна фигня со мной произошла, когда я, впервые после душа с Адель, пошёл в БДСМ клуб, не мог кончить с другой! Она не так пахла, не такая аппетитная, в общем, не Адель.

Я наказал своего ботта, на её попе остались отпечатки от падлла: шлюха. Такой вид заводил раньше, не теперь. Нижняя была так возбуждена, но я не позволял ей кончить, она готова была тереться о пол, чтобы получить разрядку, схватил её за волосы, насаживал на член, вгоняя его по самые яйца. Она хрипела, стонала, слёзы лились из глаз.

Раньше бы меня за секунду это довело, сейчас не мог, пока не представил, что это Адель. И всё, по-другому уже не смог.

На сессии стал нежным, я же Адель представлял, я же не мог ей сделать больно, отходить кнутом, флоггером, пришлось покинуть излюбленный клуб, на меня уже нижние косо смотрели, им-то надо было пожёстче.

Пришлось вести к себе старую подружку, надеялся, что Адель не увидит меня с ней. Когда оказались в комнате, не сразу заметил ее. Увидел, как она ласкает себя, зверь сорвался с цепи.

И этот случай, с Мэтью, я так вышел из себя, думал, убью этого гада.

Отнес Адель к себе и мучился всю ночь. Меня терзали два противоречивых чувства: хотелось заботиться о ней и наказать её за то, что она такая невероятная, созданная для меня, под мои привычки. Чистая, наивная, послушная, горячая, страстная, невероятно сексуальная. Но чем тогда я лучше ее отца?

В мозгу мелькала картинка: она связан а, её соски, как вишенки на торте, они манили меня впиться в них губами, услышать её стон, опьянеть от неё, трахать так долго, как смогу. А может, капать на них воском и…

Я знаю, я конченый извращенец, этот ангел не для меня. Проще было уволить и не видеть, не мучатбся, не гореть от ее покорности, но я не мог.

Проснувшись утром, и не обнаружив рядом такой желанной женщины, почувствовал невероятную боль. Подушка рядом сохранила сладковатый запах персикового шампуня, кожа горела, словно ее руки ещё на мне, яйца ломило, как же я хотел её. И это при моей выдержке, она разрушила меня.

И вотона в комнате, а я в драбадан пьяный и уже не понимаю, почему я должен отказывать себе в таком удовольствии. Её запах, как яд, заполз в мозг, и зверь шептал: возьми, она же хочет, сделай ее своей.

Я не удержался. Меня как молнией прошибло, когда я коснулся её губ, подчинял, завоевывал её. В мозгу проносилось одно: «Моя! Не пущу! Только моя!»

— Сладкая моя, Адель, — я протрезвел, но тут же снова опьянел от неё. Снимал с неё униформу, её тело в простом хлопчатобумажном белье свело с ума, я не видел ничего более сексуального.

Раздел её, она так мило краснела, положил её на черные атласные простыни.

— Останови меня, Адель! Не позволяй этому произойти.

— Я не могу, сэр, я хочу вас.

Бах! Спусковой крючок слетел, я пропал, меня ничто не сможет оторвать от моей вкусной девочки.

Спустился вниз, раздвинул ей ноги и охренел, какой там вид. Нежные, мокрые складочки раскрывались, как цветок, её запах сводил с ума. Провел языком снизу вверх и наградой мне был протяжный стон, отдававшийся болью в паху.

Я, как человек, бросивший диету, вылизывал моё любимое пирожное, вогнал в узкий вход палец, и кайфовал от того, как там тесно.

— Мистер Льюис!

— Скажи имя!

— Доминик, — протяжно застонала она. Адель отдалась мне без остатка, страсть свела ее с ума, она бесстыже подмахивала мне бёдрами, крепко прижимая мою голову к себе.

Простонав охрипшим голосом, она задрожала, сотрясаясь в экстазе, узкие стенки сжимали пульсацией мой палец.

Как же охрененно мне будет внутри.

Снял боксеры, я уже у входа в мой персональный рай и ад, медленно толкаю головку, растягиваю её, держусь из последних сил, чтобы не начать жёстко двигаться в ней, как велит мне мой зверь.

— Больно? — твою мать! Я прямо сама чуткость и забота! Что она со мной сделала?

— Немножко, — она закусывает пухлую губку ровными зубами.

— Потерпи, девочка моя, — резкий толчок вперёд и замер, просто охреневаю, как хорошо, глушу больной крик поцелуем.

Моя! Моя! Я её первый мужчина, я сделал её женщиной. Моя скромная секс бомба двигается мне навстречу, острые соски царапают меня, жгут мне кожу. Мои желанные, упругие и мягкие одновременно. Охуеваю просто от неё, мне нужно двигаться, нет сил терпеть, делаю толчок, до боли всасываю сосок, она стонет.

— Адель… Моя… — покрывая поцелуями лицо, она двигается мне навстречу, крепко обнимает мою шею, сжимает мой торс своими длинными, стройными ногами.

— Сука! — сажусь на корточки и насаживаю её на свой член, лучший вид в моей жизни. Моя страстная скромница хочет меня, стонет, просит ещё сильнее, глубже, резче. Поднимаю её и опускаю на каменный член.

— Доминик! — искаженно стонет Адель, останавливаюсь, наслаждаясь тем, как она прекрасна: с растрёпанными волосами, как часто вздымается ее грудь.

Пара толчков, и я кончаю ей на живот, бело-красная жидкость, течёт по ее пупку вниз. Это охренительно просто! Зверь внутри меня доволен, он пометил свою самку.

Подхватывая её на руки, несу к себе в комнату. Делаю несвойственную для себя вещь, мою её, укладываю рядом с собой. Хочу ещё, словно не я утолил голод только что, но нельзя.

— Доминик…

— Всё, спи, Адель, — целую, крепко прижимая к своему телу, под ее ровное дыхание засыпаю.

Проснулся, не открывая глаз, шарю по подушке. Ее нет. Иду в ванную, там пусто. Ничего не понимаю, куда она подевалась? Не приснилось же мне это?

От воспоминаний о том, как она стонала, в штанах вмиг становится тесно. Я разбудил эту скромницу, утром хотел продолжения, но она сбежала, надеюсь, не дальше моего дома. Надеваю штаны на голое тело, спускаюсь вниз.

С облегчением выдыхаю. Адель готовит завтрак, на ней идеально выглаженная форма, длинные волосы заплетены в косу, при движении кончик косы поглаживает упругую аппетитную попку.

Подкрадываюсь сзади, обнимаю её, она отскакивает, роняет тосты на пол.

Что за ерунда? Она боится меня?

Адель у моих ног, собирает упавшие тосты, поднимает вверх невинные глаза, тонкие штаны выпирают в области паха, член буквально пульсирует. Её взгляд останавливается на выпирающем члене, кончик языка медленно облизывает губу, как завороженный, смотрю на соблазнительницу внизу. Хочется схватить её за косу, вогнать в ротик член и трахать, наслаждаясь стонами.

Её взгляд ласкает меня, уверен, ей нравятся кубики на моём животе, потом наши глаза встречаются, Адель замирает, краснеет, видимо, догадалась, о чём я думаю.

— Адель. — сажусь на корточки рядом с ней. — Зачем ты готовишь? Я вызову прислугу, она всё сделает.

— Мистер Льюис, — она испуганно смотрит, — вы меня увольняете? — глажу подушечкой большого пальца лицо, не могу понять, что творится с ней.

— Да, увольняю, — она разочарованно выдыхает.

— Почему?

— После того, что было между нами, ты не можешь быть моей прислугой.

— Вы помните? — киваю, если бы хотел, не смог забыть. Это лучшее, что было со мной. По её щеке катится слеза, она прячет лицо в ладошки. — Господи, как стыдно. Простите сэр, этого больше не повторится, — смотрит на меня пустым, безжизненным взглядом и говорит, как робот, слова слетают с губ, но она витает в своих мыслях. — Хорошо. Дайте мне десять минут, я соберу вещи.

— Что? — про что она говорит? Да я ни за что на свете ее не отпущу.

— Я говорю…

— Я понял, Адель, — поднимаю её, отвлекаюсь на шею, меня терзают противоречивые чувства: спокойствие и возбуждение. — Ты не уйдёшь никуда, я не отпущу.

— Но вы сказали… — она отодвигается и смотрит мне глаза.

Адель напоминает мне лань, а я хищник, и нам нельзя быть вместе, но попробовав её, уже не могу отпустить. Она приручила зверя внутри меня, без всяких БДСМ сессий утолила мой голод.

Не знаю, надолго мне хватит этих ванильных отношений, но ради неё, я готов попробовать измениться.

— Теперь ты моя, Адель и не должна заниматься уборкой, готовкой.

— Я не понимаю вы не сердитесь на меня? — ох, глупышка моя. Отрицательно качаю головой, кончиками пальцев невесомо касаюсь спины, с удовольствием замечаю, как от простого прикосновения Адель краснеет, часто дышит.

— А чего тебе хотелось?

— Я люблю детей, раньше хотела устроиться в садик, но отец был против моего обучения.

В моём животе заурчало.

— Простите, сэр, вы, наверное, голодный?

— Доминик, Адель.

— Доминик… — она с нежностью произносит моё имя, не хочется отпускать её, хочется всё время касаться, наслаждаться её смущением, видеть, как её щёки трогает розовый румянец. Я так долго сдерживался, что теперь мне всего мало.

Она накрывает на стол, украдкой бросает на меня взгляды, так мило улыбается.

Я ем, она стоит, нервно перебирает края белоснежного фартука.

— Садись, поешь со мной.

— Спасибо, сэр, — смотрю на неё с укором. — Ой, прости, Доминик.

— Так-то лучше. — она намазывает шоколадную пасту на тост, откусывает кусочек, на её губах остается след. Адель облизывает, сжимаю вилку.

Нет, я не смогу дождаться окончания завтрака, рядом с ней горю от желания.

Подлетаю к ней, впиваюсь в губы со вкусом шоколада. Она неумело мне отвечает, но это самый потрясающий поцелуй.

Хватаю её за попку, несу к кухонному островку, устраиваюсь между ее ног, расстегиваю форму, спуская её до половины. Хочется попробовать её соски на вкус, покатать во рту, прикусить, что я, собственно, и делаю, срывая рваный стон с ее губ. Она перебирает мои волосы, прижимает ближе, ёрзает на столе. Стягиваю с неё трусики, касаюсь мокрых складочек, толкаю палец внутрь.

— Больно?

— Чуть-чуть. — с разочарованием убираю.

— Нет, мистер… Доминик. Я хочу. — гладит меня, ведет вниз. Нежные ручки заползают внутрь, неуверенно касаются нежной кожи, она краснеет, закусывает губу. Мне жизненно необходимо внутрь.

— Адель… — одним толчком вхожу, и охреневаю, как же хорошо внутри, тесно, растягиваю её, выпиваю стон поцелуем. — Моя! — шепчу, наращивая темп, она обнимает меня за шею, дрожит, издаёт такие будоражащие стоны, что крышу сносит. — Девочка моя, сладкая. — покрываю поцелуями шею, сжимаю попку, насаживая её сильнее.

— Доминик! — кричит она, дрожит, растекается у меня в объятиях, глаза заволокло желание.

— Какая же ты красивая, Адель. — вторгаюсь ей в рот, обследуя каждый участок, продолжая двигать бедрами. Её стоны заводят, будоражат, по моим венам течет лава. Не могу выйти, не сейчас, кончаю внутрь. От осознания того, что моя сперма внутри, член наливается с новой силой, но я не хочу делать ей больно, не могу. Внутри меня всё переворачивается.

— Ник. — она утыкается сама мне в шею, вдыхаю. — Так хорошо… Но это всё неправильно. Это грех, а я блудница, прав был отец.

— Что за чушь ты вбила в свою хорошенькую голову? Ты мне нравишься, Адель. Желать мужчину — это нормально.

— Ты первый, с которым мне захотелось большего. — застёгивает пуговицы.

— Адель, собирайся, мы едем в магазин.

— Зачем? Мы с мистером Кристофом, вчера всё закупили.

— Нет, глупышка. За вещами. — щелкаю её по носу.

— Не нужно, Доминик. У меня всё есть.

— Мы сегодня идём в ресторан. Ты же не пойдёшь в униформе? Или в этой бабушкиной одежде?

— А что с ней не так?

— Адель, не спорь. Я так хочу.

— Хорошо, мой господин.

— Твою мать! Ты прикончить меня решила?

— Я думала, что тебе нравится, когда я так обращаюсь? — она хмурится.

— В том-то и проблема, очень нравится. Собираюсь, ещё одного разу ты не выдержишь.

Я оделся, жду Адель внизу, нервно поглядывая на часы. Хочу показать ей весь мир, хочу, чтобы она доверяла мне, стала сильнее, увереннее. Тогда я не буду бояться, что сломаю её своими играми. Может, тогда мы войдем в мою комнату?

Она спускается, нервно теребит кончики косы, переминается с ноги на ногу. На ней простая белая блузка, юбка до колена, на ногах балетки.

— Ты прекрасно выглядишь. — обнимаю её за талию, целую в висок.

Мы спускаемся вниз, Кристофер открывает ей дверцу машины, Адель улыбается ему, и останавливается возле двери.

— Как ваша мама, Кристофер? — впервые за семь лет, что он работает у меня, вижу искреннюю улыбку на его лице.

— Спасибо, Адель. Твой рецепт помог, маме лучше.

— Очень рада. — она улыбается ему, кладёт руку на плечо. Внутри меня бушует гнев.

Почему я не замечал раньше, как они общаются? Адель доверяет ему. Ему! Не мне! Хоть мы стали близки, всё равно остаюсь для неё хозяином, не в том смысле, в каком мне хотелось.

— Садись в машину! — рычу, как зверь. Она вздрагивает, вся скукоживается, в её глазах подчинение.

— Да, сэр. — глаза в пол, она сжимает кулачки так, что они белеют.

Твою мать! Отличный «прогресс!», я напугал её ещё больше. Мало ей было отца, так ещё и я туда же.

Она садится в машину, забивается в дальний угол, не смотрит, боится, плечи опущены.

Мне хочется всё объяснить, утешить, пообещать, что такого больше не повторится, но не при водителе.

Охуеть просто! Я ревную! Да мне всегда было пофиг, нижние, бывало, уходили к другому мастеру, или мы с друзьями, в БДСМ клубе наказывали одну всей толпой, прямо на глазах у других гостей, а потом трахали все вместе, унижали.

Но я никогда не приведу в тот клуб Адель. Просто представив, что кто-то будет смотреть на неё, лишает меня рассудка.

— Адель. — сжимаю руку, она неловко убирает, заправляет чёрную прядку за ухо.

— Да, сэр. — опять полное подчинение. Почему же оно меня больше не радует?

— Доминик, — поправляю её. Она отворачивается, грудь часто поднимается.

— Как прикажете, сэр, — со злостью бью по сиденью автомобиля, она вздрагивает.

Заходим в бутик, ко мне подходит Эльза.

— Добрый день, мистер Льюис, — упёрлась рукой в бок, прогнулась в спине, чтобы я смог оценить глубокое декольте, на лице многообещающая улыбка, говорящая, что она на всё готова.

Спиной чувствую, как напряглась Адель, пытается вырвать свою руку из моей стальной хватки, сжал, чтобы не рыпалась.

— Чем могу вам помочь? — задаёт вопрос продавец-консультант.

— Не мне, моей… знакомой. Подберите ей одежду на все случаи жизни. Бюджет не ограничен.

— Да уж, — протянула Эльза, обошла Адель стороной. — С этой много работы будет.

— Не нужно себя так утруждать. — резко сказала Адель. — Мне от вас ничего не нужно, — выдернула свою руку и вышла из магазина.

— Чёрт! — дерзкая оказалось крошка, а притворялась такой тихоней.

— Мистер Льюис, извините, я не хотела обидеть вашу спутницу. Может, я смогу как-то компенсировать этот досадный инцидент? — подошла вплотную ко мне, хлопает опахалом ресниц, преданно заглядывая в глаза. Если бы не Адель, то я бы среагировал на такой подкат. Но сейчас мне почему-то всё равно.

— В другой раз. — побежал догонять Адель. Она стояла у машины, вместе с Кристофом, они пили вместе кофе.

— Латте? Я правильно запомнил? — он улыбался ей, не замечая никого, и она тоже улыбалась в ответ. Взбесился.

— Адель, в машину!

— Сейчас, только кофе допью. Хотите, сэр? — протянула мне стаканчик. Перевернула, той стороной, где касались её губы, неотрывно смотрел во вспыхнувшие глаза, на розовый румянец на щеках, веселился, мне нравилось вгонять её в краску. Кристоф, быстро допил кофе отвернулся. Не люблю эту сладкую жижу, по мне лучше черный, без сахара и более дорогого качества.

— Вкусно? — спросила Адель.

— Да. — потому что ты его пила. Я хочу узнать о тебе всё, ну или хотя бы знать не меньше, чем мой водитель.

Беру её за руку, открываю дверь, Адель садится в конец салона, сажусь рядом.

— Ну-ка, иди сюда! — перетаскиваю её на колени.

— Мистер… — она краснеет, искоса поглядывает на водителя. — Ни к чему это, здесь же Кристоф.

— Куда едем, сэр? — спросил Кристоф, отворачивает от нас зеркало дальнего видения.

— Домой, — провожу по её коленке кончиками пальцев, она дёргается, второй рукой крепко держу её за талию.

— Доминик, — её голос охрип, она ёрзает на моих коленях, отчего член моментально реагирует, угрожающе упирается ей в бедро. Веду рукой вверх-вниз, рука заползает слишком далеко, сжимаю нежную кожу. Её щёки буквально горят, кожа покрылась мурашками, дыхание участилось.

— Почему ты убежала из магазина? — моя рука продвигается дальше. — Отвечай, Адель. — погладил сквозь трусики складочки, нащупал горошину, надавил на неё. Её пухлые губки сложились в идеальное в «о», она выдохнула, прижавшись грудью ко мне. Сквозь тонкую ткань были видны соски, какие же они красивые, вкусные.

Теперь уже я потерял мысль, проник под трусики и гладил возбужденную плоть.

— Адель? Почему ушла? — засунул палец внутрь, где так горячо, где так узко. Опустил вторую руку ей на попку и стал поглаживать, двигать рукой внутри неё.

Я сам обо всем забыл: что злился на неё, что она доверяет моему водителю больше, чем мне, что она убежала из магазина. Рядом с ней превратился в оголенный нерв. Вот она, такая желанная, сидит на моих коленях, а я не могу вогнать в неё член, долго трахать, хотя так хочется.

Ещё Адель не облегчает ситуацию, не прекращает ёрзать на нём, так что перед моими глазами появилась красная пелена от желания.

— Говори! — я остановился, она вымученно посмотрела на меня. — Продолжу, когда ты ответишь. — прошептал ей на ушко, коснувшись языком мочки.

— Я ей манекен, этому продавцу, а я не вещь, я не должна угождать ей. От такой мне не нужна никакая одежда.

— Хорошо. — потёр большим пальцем клитор, прошептал на ухо:

— Кончай, Адель. — словно ждали моей команды, Адель обняла меня за шею, глушила стоны прижимаясь сильнее ко мне, обжигая кожу горячим дыханием и возбуждая таким волнующими, протяжными, глубокими звуками, что всё-таки услышал, сам чуть не кончил от этого звука.

Поиграть, называется, захотел, и сам попался в сети, что расставил для моей девочки.

Достал пальцы, смотрел прямо ей в глаза.

— Хочешь? — не дождавшись ответа, сунул палец ей в рот, с больным блеском в глазах стал наблюдать, как пухлые губки обхватывают палец.

— Соси… — прошептал на ухо. Чёрт! Как же я хочу, чтобы в твоём ротике оказалось что-то покрупнее.

ГЛАВА ШЕСТАЯ-

Мистер Льюис, мы приехали, — сообщил Кристоф. Краснея, бледнея вылезла из машины, боялась смотреть в глаза водителю. Когда рядом Доминик, я обо всём забываю, вижу и чувствую только его, готова выполнять всё, что попросит. Я понимаю, что это неправильно, а поменяться не могу.

Единственный раз я взбрыкнула, разозлилась, когда продавец, не замечая меня, начала вешаться ему на шею, или просто не воспринимала меня как соперницу.

Я считала его своим, хотя в глубине души понимала, что это невозможно. Доминик поиграет мною и бросит. Не знаю, как я это всё переживу.

Доминик сжимает мою талию, вижу, как в его глазах плещется пламя, руки ползут вниз и замирают на ягодицах, при каждом шаге поглаживает меня, обжигает. От накопившегося желания, замираю, как та газель, которая увидела хищника и боится сдвинуться с места, потому что он побежит и съест.

— Адель, — шепчет он, мне на ухо, — ты готова к продолжению?

— Да, — краснея до кончиков волос, опускаю глаза. Он тащит меня в свою спальню, и только двери закрываются за нами, целует меня так, что ноги подкашиваются. Он подхватывает меня, несет на кровать, раздевает, смотрит на меня, клеймит взглядом. Не стоит, я уже давно принадлежу ему, как только встретила.

Он больно прикусывает нижнюю губу, но мне всё равно, я рада всему тому вниманию, которое он готов мне подарить.

— Что ты творишь со мной, Адель? Я голову из-за тебя потерял, — переворачивает меня на живот, спускает трусики. Я превратилась в слух, чувства так же накалены, как натянуты нервы. Слышу звук молнии, и он резким толчком оказывается внутри, бьёт со всей силы по попе рукой, продолжая двигаться вперед, не могу удержать больной крик, бьёт ещё раз, слёзы из глаз, балансируя на грани наслаждения и боли.

Я знаю, ему нравится причинять боль, я сама была свидетелем этого в той комнате, и я дам то, что он захочет.

Нажимает на обожжённую ударами ягодицу, двигается глубже, это придаёт определённую остроту. Сотрясаюсь в оргазме, теряю себя, растворяюсь полностью в этом мужчине. В изнеможении падаю на подушку, а он продолжает таранить меня этими движениями вперед-назад, шумно выдыхает, и мою кожу обжигает его горячее семя. Я мгновенно вырубаюсь, проваливаясь в сон, как в пропасть.

Просыпаюсь от горячего дыхания на своей коже, на улице темно, я не знаю, который час. Переворачиваясь на бок, с замирающим от восторга сердцем рассматриваю Доминика. Во сне его суровые черты лица разгладились, кончиком пальца провожу по черным бровям, очерчиваю острые скулы. Так хочется коснуться его губ, но и боюсь его разбудить.

Сколько бессонных ночей я провела в мечтах об этом мужчине, но даже в девичьих невинных мечтах мне не было настолько хорошо. Меня буквально переполняет нежность к нему.

Не знаю, с чем это связано, может, с тем, что отец меня никогда по-настоящему не любил, и мне этого не хватало, теперь я ищу любовь с тем, кто мне точно её не подарит.

Пора спуститься с небес, Адель, когда-нибудь ты ему надоешь, и как ты будешь собирать свое разбитое на осколки сердце? Могу ли я довериться ему, раскрыть душу? А ему это надо? Его вполне устраивает мою тело. И всё.

Провожу по широкой груди, по рельефному животу. Он для меня само совершенство, наверное, я влюбилась в него с первого взгляда, когда он возвышался надо мной там, в Иллинойсе. Тогда я впервые утонула в её глазах, воздух из легких вышибло, и я не могла произнести ни слова, как рыба, выброшенная на берег, открывая рот.

Я не удержалась, перекинув волосы на одну сторону, коснулась губами кожи на груди, передавая всю нежность, что испытывала к нему. А вдруг это кончится прямо сейчас, и он прикажет мне убраться отсюда? Так хоть останутся воспоминания, которыми я буду жить, лелеять, как самое дорогое сокровище, доставать одинокими ночами.

Чувствую себя умирающим человеком, которому всего мало. Мало этих требовательных губ, что уносят меня на небеса, мало этих горячих, немного шершавых рук, что нетерпеливо обнимали меня, мало этих чёрных омутов, в которые меня засасывает и уносит в пучину наших желаний, мало ехидной улыбки.

Я не могла остановиться, покрывала его тело поцелуями, дурея от его запаха.

Когда я так осмелела? Очевидно, Доминик делает меня сильной, желанной.

— Ты сама напросилась, Адель. — он не спит? Он повернул меня, и я оказалась прижата телом любимого мужчины. Пока моего мужчины. И в следующую секунду меня выгнуло дугой, Доминик с жадностью напал на мою грудь, брал меня жёстко, напористо.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Просыпаюсь, чувствую, что время движется к полудню. Не помню, когда я так долго спала? Да никогда!

Мои переживания не давали мне покоя, то грубость отца, боязнь, что он опять возьмется за плётку, если рано утром я не приготовлю ему завтрак. Потом работа на Доминика и бессонные ночи, которые я проводила в мечтах о нём.

Рядом с ним чувствую себя защищённой.

Его нет на кровати, но я слышу, как льется вода в душе. Встаю, замечаю множество пакетов с названиями дорогих брендов. Заглядываю внутрь, там женская одежда, начиная от трусиков, от фасона которых краснею, до элегантных платьев, о которых не могла даже мечтать.

Не стоило Доминику так тратиться, я поговорю с ним. Потом. А сейчас мне нужно принять душ, пока он там.

С хитрой улыбкой захожу внутрь, вижу широкую спину, так красиво сужающуюся к талии, ямочки на ягодицах, по которым течёт белая пена.

Весёлое, игривое настроение вмиг сменяется возбуждением. Дергаю стеклянную дверь, захожу внутрь и с невозмутимым видом беру его гель для душа.

Доминик поворачивается, его зелёные глаза похожи на малахиты, наливаю гель на руку и размазываю пену по телу, по шее, груди. Поставив ногу на край ванны, несмело касаюсь самого сокровенного местечка.

Он так и замер с мочалкой в руках, неотрывно следит за движениями моих рук, как хищник за обнаглевшей добычей.

— Что ты делаешь, Адель? — прокашлявшись, говорит Доминик. Мой жар между ног, превращается в пожар под его пытливым взглядом, стон сам с собой срывается с моих губ.

— О, боже. — слышу ответ.

— Хочешь я тебя помою? — наливаю гель, веду по его груди, какая же она твёрдая, как будто литая, вниз по моим любимым кубикам, обхватываю рукой напряженный член. Он прислоняется спиной к стене и отдаёт управление своим телом мне.

Он! Тот, что привык управлять, доминировать! Ласкаю нежную кожу, ощущаю твёрдую плоть в руках, меня возбуждает вся порочность ситуации.

— Адель… — глаза затуманены, выглядит пьяным, но это не от алкоголя, это я так действую на него. Он ласкает мою грудь, крутит в умелых руках сосок, настраивает меня, как гитару, хотя нервы и так напряжены.

Без разговоров Доминик поворачивает меня, как тогда, год назад, заставляет прогнуться сильнее, и резким толчком входит в меня.

У меня всё ещё болит после нашей ночи, но боль переплетается с наслаждением, его стоны и рычание, вкупе со звуком хлопающих о мою попку бёдер, сводит с ума. Когда он наматывает волосы на кулак, окончательно подчиняюсь. Он властвует над моим телом и мне это нравится.

Доминик засовывает палец в рот и приказывает: соси. Эти порочные движения его пальца вперед — назад, в том же ритме, что он движется во мне, доводит до исступления. Хочу ещё резче, глубже, но не могу ничего сказать, мой рот занимает его палец, и я могу только издавать приглушенные стоны, наслаждаясь вкусом его рук.

С каждым толчком, взлетаю всё выше и, наконец, падаю камнем вниз, сотрясаясь в нереальном оргазме.

Я бы упала, если не его руки, которыми он держит меня за живот. Он ждёт, когда мои мышцы прекратят сокращаться на его члене.

А потом прижимается грудью к моей спине, набирает невероятную скорость, отголоски удовольствием волнами растекается по всему телу. Закинув руку назад, обнимаю его за шею, откидываю голову на плечо.

— Какая же ты сексуальная, Адель. — хриплым голосом шепчет в ухо, одной рукой сжимает грудь, другой надавливает на живот, и мы кончаем вместе.

Это такое удовольствие, слушать его рычание, чувствовать, как он набухает внутри меня и взрывается, как лава, разгоняя внутри меня бешеных бабочек.

Зажмурилась от удовольствия, как каждый раз секс с ним может быть лучше предыдущего? Неужели у всех так? Как тогда люди находят в себе силы оторваться друг от друга?

— Прости, Адель, не смог остановиться. — что? Мой мозг расплавлен, и суть не сразу доходит до меня. Я же могу забеременеть! И как Доминик отнесется к этому?

Мне вдруг до жути захотелось иметь от него ребенка, с такими же зелёными глазами, с такой же хитрой улыбкой.

— Нужно съездить к врачу. Пусть что-нибудь выпишет. Нам не нужны такие проблемы.

Вот и ответ! Для него это проблема! Правильно, мужчина хочет ребенка только от любимой женщины, а не от той, кто просто удовлетворяет его похоть.

Почувствовала себя такой грязной, опороченной, хотя сверху льётся вода, грязь не снаружи меня, а внутри.

Отодвигаюсь от него, дрожу, хотя вода горячая, и по идее должна согревать. Завернувшись в махровое полотенца, спешу уйти.

— Адель… — кричит он, но я не хочу его видеть, не сейчас.

В голове стучит одна мысль: недостойная! Не та, которая подарит ему ребёнка, не та, с которой он захочет провести все оставшееся время.

Просто кукла, которую он оденет в красивую одежку от лучших дизайнеров.

— Адель! — он подходит, обнимает, но впервые его объятия не согревают, только замораживают.

Глупая Адель, построила воздушные замки, в глубине души чувствовала себя той красавицей, что приручит чудовище.

Но это жизнь, и пора бы мне повзрослеть и принять то, какой циничной она может быть.

— Всё в порядке? — нет!

— Да, всё нормально.

— Сегодня идём в ресторан, я купил тебе кое-что. Посмотришь?

— Не стоило, Доминик. Это лишнее. — он хмурится.

— Я думал, тебе будет приятно, примерь для меня, пожалуйста.

— Хорошо, — пытаюсь улыбнуться, хотя в глазах стоят слёзы, быстро моргаю, только сырости здесь не хватало. — Что ты хочешь, чтобы я наделала?

Он подходит к пакетам, достаёт оттуда комплект нижнего белья и платье. Скинув полотенце, нагибаюсь, одеваю маленькие кружевные трусики, созданные скорее, чтобы обнажать. Нитка от них впивается в кожу между ног, при каждом движении создает трение, и помимо воли возбуждаюсь. Раскатываю чулки по ноге и в зеркале ловлю возбужденный взгляд Доминика, обжигающий, хищный, улыбаюсь. Откинув мокрые волосы назад, смотрю на распутницу в зеркале и мне нравится то, что я вижу.

— Адель… Моя девочка… Какая же ты шикарная. — несколько слов, и я забываю, как дышать, забываю все обиды.

Сушу волосы феном, надеваю платье, оно приятно скользит по коже, немного коротковато, но Доминику нравится вид, и это для меня главное.

Он обнимает меня сзади, руки скользят по шёлковой ткани платья, по груди.

— На ужине буду думать только о том, чтобы поскорее снять с тебя его.

— Мы сейчас идём?

— Да. Нужно в салон заехать, причёску тебе сделать и макияж.

Кристоф привозит нас к салону, на входе нас встречает девушка: стильная, шикарная, худая, как фотомодель. Не замечая меня, она подходит к Доминику, обнимает его, целует в щеку.

— Привет, дорогой. — она соблазнительно улыбается, не торопясь убрать руки с его талии.

— Здравствуй, Келли.

— Какими судьбами в моём скромном заведении? — так она ещё хозяйка!

— Девушку привёл, сделайте ей макияж под это платье. — Келли только что заметила, что он не один, посмотрела на меня, как на мерзкого таракана, на лице желание раздавить длинной шпилькой её шикарных туфель, но профессионализм берёт верх и она улыбается.

— Добрый день…

— Адель. — подсказываю ей.

— Адель, пройдемте туда. — движением головы она показывает на зал. — А ты, дорогой, посиди здесь. Я попрошу, чтобы тебе принесли кофе. Черный без сахара? — руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в кожу. Дорогой! Она знает, что любит Доминик, и ей не нужно худеть, как мне. Явно их отношения больше, чем дружеские.

Визажист долго колдует над моим лицом, другая девушка занимается волосами.

— Какие шикарные, длинные и не крашенные. — восхищается она.

Когда они, довольно кивнув, отходят, в зеркале вижу незнакомку. Я скорее похожа на звезду Голливуда, безумно красивую, но это не я, совсем другой человек.

— Что, не нравится? — взволнованно спрашивает визажист.

— Нет, что вы. Это чудесно. — не обижать же человека, она так старалась.

Выхожу из зала, замираю, увидев картину, развернувшуюся передо мной. Келли, поглаживает Доминика по плечу, запрокинув голову назад, громко смеётся, подаётся вперёд, касается его плеча грудью. Он тоже улыбается ей в ответ.

Я рискую испортить макияж своими слезами.

— Представляешь… — он осекается, смотрит на меня, Келли, проследив за направлением его взгляда, поворачивается, морщит аккуратный носик, пухлые губы изгибаются в усмешке.

Моё терпение кончилось, выхожу из салона, быстрым шагом иду к машине.

— Адель, подожди! — меня догоняет Доминик. — Почему ты убежала?

— Не хотела мешать вашему общению. — внутри все клокотало от гнева. — Можешь возвращаться, не обращай на меня никакого внимания. Я вернусь с Кристофом домой или вызову такси.

— Ты ревнуешь? — он улыбается, наглец! Нельзя иметь такую гипнотическую улыбку. — Мы просто общались.

— Просто? Да она тебя чуть не трахнула прямо на диване! — сама себе удивляюсь, откуда у меня столько дерзости, говорить ему это, но не могла остановиться. — Что ты встал? Иди к ней, она тебя ждёт! Кто я тебе, Доминик? Даже не прислуга, вообще никто! Просто кукла, которую ты одеваешь, имеешь, когда захочешь, — он уже не улыбается.

— Кто ты мне? — впился мне в губы, клеймит своими поцелуями, подчиняет. Я растворяюсь в нём, обнимаю за шею и плавлюсь под его рукой, которой он с силой сжимает мою талию.

— Ты моя, Адель. — шепчет мне в губы, взгляд зеленых глаз волнующий, страстный.

— Поехали, Адель. А то ещё чуть-чуть, и поимею тебе прямо в машине, и мне пофиг, что мы в центре Нью-Йорка.

Шикарный ресторан, швейцар с поклоном открывает нам двери, повсюду роскошь. Смотрю по сторонам, лица посетителей знакомы, звёзды шоу-бизнеса, политики. Звучит приятная музыка. А моё тело сковано, посмотрела на Доминика, он чувствует себя здесь, как рыба в воде. Но это всё не для меня, я здесь чужая.

По дороге к нашему столику он останавливается, здоровается то с одним, то с другим. Взгляд мужчин перемещается на меня, на их лицах улыбка акулы, похоже, они хотят себе куклу, что принадлежит Доминику. Как же деньги портят людей, они не считаются с теми, у кого нет внушительного банковского счёта. Под липким взглядом толстосумов, чувствую себя рабыней, того и гляди, меня захочет кто-нибудь перекупить. Но особенно меня взволновал взгляд мужчины, сидящий в конце зала. Вцепившись в руку Доминика прошептала одними губами:

— Мэтью…

Я вернулась в тот день, чувство беспомощности охватило меня, словно за моей спиной связаны руки, ощущаю во рту привкус кожаного ремня. Минуту варилась в этом котле, но потом Доминик обнял за талию, знаю, он защитит меня, он уже это сделал, тогда.

И я уже без страха смотрю на Мэтью.

— Мы можем уйти, если хочешь? — уйти? И дать понять этом гаду, что я боюсь его? Нет!

— Всё нормально, Доминик.

Отодвинув стул, помог мне сесть, я чувствую себя героиней старых голливудских фильмов, где он джентльмен, а я леди.

— Ты очень красивая. — подавшись вперёд, прошептал мне на ухо, мурашки табуном пробежали по телу. Один взгляд его потемневших глаз, я изнываю от желания впиться жадным, страстным поцелуем в губы, провести пальцами по его груди вниз, пересчитывая пальцами кубики.

— Что хочешь съесть? — тебя! Всего без остатка, выпить твой стон… Какая тут может быть еда? Самое главное блюдо: он.

Доминик делает заказ, наполняет наши бокалы вином, делаю глоток, пытаясь унять дикий голод, который сжигается изнутри. От алкоголя только хуже, чувствую, как пылают мои щёки от порочных картинок, проносящихся в голове. Я одержима этим мужчиной. Это же ненормально, так желать, гореть в огне от простого взгляда? А при этом понимать, что это ненадолго, скоро это всё кончится, я ему надоем.

— Адель, не смотри на меня так, или я не выдержу, трахну тебя прямо здесь. — хриплый голос в сочетании с властными нотками делает только хуже. Я хочу, чтобы все исчезли, остались только мы, и он выполнял то, что грозился сделать.

— Ты сама напросилась, Адель. — вздрагиваю, когда горячая рука касается моей коленки под столом, ползет вверх, оставляя ожоги на теле, даже чулки не спасают, сжимаю их вместе, я стараюсь не пустить туда, в центр пожара.

— Ноги! — командует он, и моё тело подчиняется, не слушая голоса разума, что нас окружают люди, и это так порочно, сладко. Выдыхаю, когда с невозмутимым видом поглаживает меня через трусики, лишь магический зелёный огонь в глазах выдает то, что ему не всё равно, что он на пределе, как и я.

Отодвинув в сторону ткань, его палец проникает внутрь, сжимаю идеально сложенную салфетку цвета слоновой кости, пытаясь удержать стон.

— Послушная девочка, мокрая, — чуть подавшись вперед шепчет Доминик, — всегда готова принять меня.

— Доминик… — умоляю, не знаю о чём, чтобы он прекратил эти муки, дал то, что желает моё тело или остановился.

— Да, Адель.

Мой ужасный мучитель нажимает на чувствительную точку.

— О, мой бог! — глаза закатываются от удовольствия, я теряю связь с реальностью.

— Доминик. — улыбаясь, поправляет меня. Он, как опытный музыкант, виртуозно играет на моём теле, и оно поёт, вибрирует, умирает от порочной гаммы чувств, что я испытываю рядом с ним.

Он облизывает мокрый парень, закатывая глаза от удовольствия, от стыда готова сгореть на месте, лицо пылает. Он ухмыляется, его забавляет моя реакция.

Пытаясь успокоиться, пробую тартар из говядины, запивая вином, изредка поглядывая на Доминика.

— Ты определилась с образованием? — он отрезает кусок мяса и отправляет в рот.

— Да, ищу подходящий колледж. Но обучение очень дорогое, придётся брать кредит, искать работу, — тех денег, что платил мне Доминик, хватит на год обучения.

— Я оплачу, не проблема.

— Нет. Я сама хочу заработать, придётся искать работу.

— Адель, это глупость! Почему ты не хочешь брать деньги у меня? Поверь, я не обеднею от этого.

— Нет, — твердо повторяю. — Я не буду твоей содержанкой, — это унизительно, как будто он будет платить за секс со мной. Он странно посмотрел на меня, как будто увидел впервые.

— А ты, оказывается, с характером. Хорошо. Давай так, я дам тебе беспроцентный кредит, ты отдашь, когда сможешь. Выбирай колледж, — на это я могу пойти.

— Спасибо, — благодарно улыбаюсь.

Поздно вечером мы вернулись домой. Меня захватила мысль об образовании. Пока Доминик решал какие-то проблемы в своем кабинете, переоделась в шелковый халат, села на кровать с его ноутбуком, искала подходящий колледж.

В окне сбоку на экране была не приличная реклама, пытаясь закрыть ее, щёлкнула не туда и открылась страничка. Девушка стояла на коленях, возле голого мужчины, ласкала его языком. Представила себя и Доминика на их месте, в трусиках стало мокро, во рту пересохло, облизала губы, с ужасом поняла, что хочу попробовать.

— М-м-м, что ты там смотришь. — прошептал Доминик возле уха.

Захлопнула крышку ноутбука. Когда он пришёл? Я даже не заметила. Сбивчиво начала объяснять:

— Реклама включилась, я просто хотела закрыть… И вот.

— Хочешь попробовать? — его голос охрип, взгляд переместился на мои губы, грудная клетка часто вздымалась. Меня саму ошарашило то, что произнесли мои губы чуть слышно:

— Да.

Он поднял меня на ноги, впился голодным поцелуем, пожирал, как любимое лакомство, с его губ слетел стон, когда я неуверенно погладила его по ширинке, ощутив, какой член твердый. Другой рукой расстёгивала непослушные пуговицы на рубашке.

Он развязал пояс на халате, шёлк, скользя по телу, упал на пол. Покрывая поцелуями тело, спустилась вниз. Я на коленях перед ним, загипнотизирована колдовским взглядом зелёных глаз. Странно, я возбуждена, не чувствую унижения, сама нетерпеливо расстегиваю ремень.

В моей крови коктейль из боязни, что ему не понравится, и возбуждения. Брюки снимаю вместе с боксерами, член покачнулся перед моим лицом. Крепкий, обвитый венками. Не могу обхватить пальцами. Я теряюсь, как он поместится у меня во рту?

— Адель, оближи его. — хриплым от возбуждения голосом говорит Доминик. — Давай, не бойся! Он не укусит. — Медленно провожу языком, с его губ срывается стон, тяжестью оседает внизу моего живота. Он задумчиво проводит по члену рукой, беру в рот.

У Доминика закончилось терпение, он собирает мои волосы в кулак, насаживает мой рот на свой член.

— Расслабь горло, дыши носом, — бешено долбит мой рот. Рычит, как зверь. Из моих глаз текут слёзы, изо рта слюни, но вопреки всем правилам и здравому смыслу, мне нравится. Он безраздельно властвует над моим телом, а я покорно подчиняюсь, радуюсь каждому стону, его безумному горящему взгляду, он потерял контроль из-за меня. С губ слетает мой стон, горячая жидкость ударяет в заднюю стенку горла.

— Адель, — он поднимает меня на ноги, целует страстно, горячо, стирает мокрые дорожки от слёз.

Оторвавшись от меня, берёт пальцами за скулы, немножко больно, сверлит взглядом.

— Моя! Слышишь? Только моя!

— Только твоя. — повторяю за ним, и сердце в груди танцует ламбаду. Я его! А он мой!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Проснулась поздно, Доминика рядом не было, провела рукой по кровати. Вчера я вымоталась так, что не слышала, как он ушёл на работу.

Потянувшись, счастливо улыбнулась, до сих пор не могу поверить, что мы вместе. Даже самые смелые мечты о нём не заходили так далеко.

Днём пришла уборщица. Красивая надменная девушка хозяйничала, как у себя дома. Видимо, не в первый раз. Я проходила мимо спальни Доминика, в приоткрытую дверь увидела, как она смотрит на фотографию хозяина дома, проводит длинным, тонким пальчиком по стеклу, потом берёт его брошенную на пол рубашку, подносит к лицу, вдыхает. Больная какая-то.

Входная дверь хлопнула, видимо, Доминик пришёл. Спустилась, он выглядел усталым, брови нахмурены, плечи опутились, но, увидев меня, изменился, улыбнулся. Я кинулась к нему, повисла на шее, а он впился в мои губы жадным поцелуем. Руки скользили по спине, сжали попку, впечатывая в себя. Животом ощущала твердую плоть. Его язык трахал мой рот, руки требовательные, наглые. Я растворилась в нём.

Не знаю, как далеко бы мы зашли, если бы не шаги сзади и голос противной уборщицы.

— Простите, я уже закончила, можно мне получить мои деньги? — повернулась, пуговица на форме девушки была расстегнута, она томно хлопала ресницами-веерами.

— Конечно, — Доминик достал портмоне и отсчитал этой нахалке купюры. Ее рука слишком долго касалась Доминика.

— Приятно иметь с вами дело, мистер Льюис. Если вам нужна ещё какая-то «услуга», любая, я всегда готова, — с особым придыханием произнесла она, покорно заглядывая в глаза. Меня она не замечала, словно меня и вовсе не было. Ревность ядом разливалась по венам. А вдруг Доминика привлекают уборщицы? Этот костюмчик, покорный взгляд, может, нравится доминанту.

Я сбежала на террасу, опираясь на мраморный бортик, жадно вдыхала воздух, пытаясь успокоиться.

Да что со мной творится? Я была готова вцепиться ей волосы, сама себя не узнаю, так боюсь потерять его, что это становится страшно. Руки Доминика обнимают меня, вызывают трепет.

— Что с тобой? — прошептал возле моего уха, укусил за шею.

— Мне страшно, я целый день дома, а возле тебя крутятся разные женщины… — он развернул меня, приподнял подбородок.

— Мне не нужны женщины, — очертил шершавым пальцем скулы, — мне нужна только ты.

— Ты обещал, что я буду убираться у тебя, а сам позвал её.

— Я вчера занят был, тобой, и забыл отменить заказ в фирме.

— Она не впервые убирается у тебя?

— Да, — мне нужно всё прояснить, эта девушка странно вела себя в его комнате.

— У вас с ней что-то было? — выдохнула. Я спросила.

— Нет, Адель. С чего вдруг?

— С того, что я тоже уборщица, вдруг тебя это привлекает?

— Я с тобой не из-за твоей униформы, я не сплю с персоналом, ты, скорее, исключение из правил.

— Она нюхала твою рубашку! — когда произнесла это вслух, самой смешно стало.

— Ты обвиняешь меня, что мне попалась больная домработница? Или в том, что у меня слишком привлекательный запах? — он улыбался так по-мальчишески задорно, в зелёных глазах плескались и веселые огоньки, губы растянулись в усмешке.

— Ты правда пахнешь потрясающе, — уткнулась в шею, вдыхая, провела носом. Так пахнет хищник, мой личный афродизиак.

— Что ты будешь есть? — спросила, покрывая его шею поцелуями.

— Я буду есть тебя, — он подхватил меня на руки, от неожиданности взвизгнула. Мы поднялись наверх, вошли в его комнату. Доминик сдёрнул с шеи галстук, не отводил от меня от меня глаз, а я от него. Он медлил, неспешно расстёгивал пуговицы, когда достал края рубашки из брюк, облизнулась, вспоминая вчерашний день.

Странно мне нравится всё, что он делает со мной, каждое его движение, наклон головы, то, как напрягаются его мышцы, но всё равно, чего-то не хватает. Я всё чаще думаю про его комнату, эти штуки, висящи е на стене, которых я боюсь, но вместе с этим они рождают какой-то животный трепет.

Хочу увидеть тот взгляд, который был у него в той комнате, с той девушкой.

Со мной он другой, он словно боится причинить мне вред. Я сама не знаю, как отнесусь к его взрослым играм.

Доминик остался в одних брюках, кровать прогибается под его весом, мышцы на теле напрягаются. Соски отзываются на приближение хищника, больно упираются в топик, ткань трёт, причиняет боль. Это не укрылось от Доминика, его взгляд устремился туда.

— Адель, я хочу кое-что попробовать. Если тебе не понравится, ты только скажи, я всё прекращу.

— Хорошо, — он взял с прикроватной тумбочки стопку бумаг, снял с них два зажима.

— Дай палец. — любопытство взыграло во мне, протянула руку. Нажав на «ушки-рычажки» зажимов, вставил туда палец. Кровь прилила к коже, его зелёные глазазагорелись.

— Больно?

— Нет.

— Тогда я их использую, — где?

Не успела развить мысль, Доминик впился в губы жадно, властно, одновременно избавляя меня от шорт. Атласная простынь холодила разгоряченную кожу, горячие пальцы размазывали влагу между ног. Тягучий стон сорвался с губ и потонул в нашем поцелуе.

Он вогнал указательный палец в меня, большим растирал клитор, подалась ему навстречу.

— Лежи смирно, — хриплым голосом приказал Доминик. Другой рукой стянул шорты, оттянул сосок. Так сладко, запредельно, извивалась ужом под ним, хотелось больше, глубже, резче, хочу отдаться ему без остатка.

Доминик всасывает соски, в его руках появились зажимы для бумаги. С настороженностью смотрю, как прикрепляет к груди.

— Больно? — да, но это боль была сладкой.

— Немножко. — закусила губу. — Доминик, трахни меня, как ты хочешь, — ответом мне было его рычание, он быстро избавился от брюк, увидев колом стоящий член, плотоядно улыбнулась, вспоминая, как он хорош на вкус.

— Хочешь? — он провел рукой по всей длине, во рту образовалась слюна.

— Да, — краснея, произнесла я. Он встал возле моей головы, красная головка упиралась в губы, провела языком, чувствовала влагу между ног. Когда обхватила его губами, мой хищник зарычал. — Как мне нравится твой ротик, Адель, — намотав волосы на руку, он стал таранить меня. Это было грубо, но мне нравилось. Он входил на всю длину, и я гордилась собой, что могу принять его целиком. Мышцы на животе сжимались, поигрывая кубиками пресса, цепкий взгляд ловил мои эмоции.


Его рука вернулась между моих ног, где все горело, провела языком по члену, он уже увеличился, конец скоро.

— Нет, я не дам тебе то, что ты хочешь. — Доминик переместился между моих ног, провел горячей головкой по промежности.

— Не дразни меня, — взмолилась, подаваясь вперёд. Он вошёл в меня, положив ноги к себе на плечи, двигаясь во мне с бешеной скоростью. Когда тяжесть внутри живота стала невыносимой, охрипшим от стонов голосом прошептала:

— Я сейчас кончу, — он сдернул с сосков зажимы, неконтролируемый оргазм накрыл меня, сметая все остальные чувства. Ждал, когда стенки влагалища прекратят сжиматься, повернул меня на живот, взял за бёдра, когда потянул на себя, вошел очень глубоко, нашел какие-то особенные точки, и я вспыхнула с новой силой. Звуки шлепков бедер друг о друга наполнили комнату, воздух стал тяжелым, легким не хватало кислорода, я рвано вдыхала, когда он резко входил в меня. Попку обжег удар ладони, но не было боли, вздрогнула, скорее, от неожиданности, потом еще удар, кожа горела, я превратилась в оголенный нерв.

— Как мне нравятся отпечатки на твоей коже, — глубоким, рокочущим голосом сказал Доминик. Эта мысль крутилась по кругу: ему нравится, и мне тоже.

Я двинула бедрами навстречу его ударам, сама насаживаясь на член, за что получила еще шлепок. Доминик сжал пальцами попу, где больше всего горела кожа, второй оргазм был еще сильнее, лишил последних сил, в изнеможении упала на подушку. Пара толчков, и на кожу полилась горячая жидкость, тяжело дыша, Доминик лег рядом.

Тело превратилось в желе, не хотелось двигаться, положила руку ему на грудь, под пальцами неистово колотилось сердце, поцеловала его в грудь, он с нежностью посмотрел на меня.

— Ты потрясающая, Адель, словно сделанная специально для меня, — коснулся поцелуем губ. — Тебе понравилось? — обеспокоенно смотрел на мою попку.

— Да, это странно.

— Почему? Глупышка Адель, сотням людей нравится жесткий секс, — он притянул меня к себе, поцеловал в макушку.

— Я знаю, просто, когда отец бил меня, — Доминик напрягся, скрипнул зубами, — я очень боялась, пыталась избежать наказания. А с тобой все по-другому. Я хочу, чтобы ты показал мне все, что нравится.

— Покажу, но постепенно. Я боюсь напугать тебя, Адель. Я не романтик, во мне живет зверь-садист, мне нравится причинять боль. Не уверен, что ты выдержишь. А вдруг я сломаю тебя? Твой отец хорошо постарался, знаю, что ты пережила. Со мной было то же самое.

— Тебя тоже бил отец? — удивлённо смотрела на него.

— Да, что тебя так удивляет? Многие поэтому приходят в БДСМ, травма детства, ищут любовь, но они знают её только такой жёсткой. Когда отец наказывал меня, за невысокие оценки, за штаны, порванные на дереве, испытывал чувство беспомощности. Он был сильнее меня, я не мог ответить ему тем же. Когда вырос, сам стал таким. Но я никогда не бил девушек, если они сами того не хотели, — стала обидно. Сколько их было у него до меня? Какая-то другая дарила ему наслаждение, целовала его, любила, сгорала от требовательных ласк.

— Эй! — он приподнял мой подбородок. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, не ревнуй, у меня ни к одной из них не было таких чувств, была просто потребность. Только ты вызываешь во мне целую бурю, и я не отпущу тебя никогда.

— А я никогда не уйду. Но что будет, когда я наскучу тебе, Доминик? Я уже не знаю, не помню, как это — жить без тебя. Прошлая жизнь теперь кажется сном, только рядом с тобой чувствую себя живой. Я люблю тебя, — слова, распирающие грудь, сами собой вырвались.

Как мне хотелось, чтобы он вернул мне эти же слова, но Доминик напрягся, а потом, ничего не говоря, встал с кровати.

Повернувшись набок, смотрела, как Доминик надевает на голое тело спортивные штаны.

— Что я не так сказала? — проглотила комок слез. — Я не прошу от тебя таких же признаний, просто мне хотелось, чтобы ты знал, что я чувствую.

Не выдержав его молчания, встала с кровати, прижалась к его спине голой грудью, соски тут же напряглись, почувствовав хозяина. Он смотрел в зеркало на наше отражение, взгляд жёсткий, холодный, каким он был раньше, убрал руки, обвившие его тело, ничего не говоря, вышел за дверь.

Обняла себя за плечи, у меня вырвался всхлип.

— Что я наделала? Далось мне это признание? Не могла держать его при себе, что ли? — ладошкой глушила вой, вырывавшийся из груди. Я не хочу, чтобы Доминик видел меня в таком состоянии. Посмотрела на смятую постель, где мы были счастливы минуты назад.

Я получила его тело. Что мне ещё надо было? Чтобы ещё и душа была моей? Захотела, чтобы он принадлежал мне всецело?

Да! Захотела! Чтобы и в мыслях у него была только я.

Не могла находиться здесь, накинув халат, вернулась в свою старую комнату прислуги, свернувшись комочком, ждала, что придёт Доминик, извинится, скажет, что он тоже любит меня, раскаивается, что сделал мне больно. Надеялась. Но всё зря.

Под утро заснула с чугунной головой, обнимая растоптанное сердце.

Будильник прозвенел, как обычно, на автомате, выработанном годами тренировки, встала, с трудом разлепила опухшие от слез глаза, пошла на кухню. Как робот, приготовила завтрак и вернулась в комнату.

Не смогу видеть его, не сейчас. Он ясно дал понять, что у нас чисто потребительские отношения, он трахает меня, и всё. Но мне нужно больше! Я должна гордо поднять подбородок и выйти, хлопнув дверью, навсегда попрощаться с ним, вычеркнуть его из жизни.

Должна, но я не могу. Слабая, безвольная кукла, марионетка, подчинённая своему кукловоду.

День прошёл в душевных терзаниях. На кухне стоял нетронутый завтрак, что обидело меня ещё больше, всё равно приготовила ужин, убралась в комнатах. Когда занималась делами, отвлекалась от тяжелых мыслей. Хорошо, что сегодня не пришла та домработница, меня бы вконец это доконало.

Выйдя вечером из комнаты, столкнулась с Домиником, он нахмурился.

— Ты даже видеть меня не хочешь? — сердце рвалось на куски, как бы мне хотелось кинуться ему на шею, поцеловать упрямца, вдохнуть ещё раз его умопомрачительный запах, но я держалась.

— Нет, это не так, Адель. — он засунул руки в карманы идеально выглаженных брюк.

— Мне лучше уйти, навсегда. — нужно сохранить крупицы достоинства.

— Что?! — гнев в его голосе заставил вздрогнуть. Он резко развернул меня к себе, сжал до боли своими мощными лапами, тело предательски затрепетало.

— Я сказал, не отпущу! Ты моя, Адель! — голодным поцелуем впился в мои губы. Я не отвечала, мне нужно объяснение. Я хочу знать: кто я для него?

Он покрывал моё лицо жалящими прикосновениями губ.

— Я скучал, с ума сходил.

— Но ты не любишь меня, и тебя оскорбляет то, что я чувствую к тебе.

— Я не знаю, что такое любовь. И никогда не знал. Я жить без тебя не могу, ты нужна мне, как воздух. Этого мало? Ты слишком многого требуешь от меня. Я зверь, садист, и это я не достоин любви такого ангела, как ты.

— И тебе нужно только моё тело?

— Нет, это не так, поверь, если бы мне нужен был только секс, я нашел бы другую. У меня острая потребность в тебе. Хочу видеть твою улыбку, слышать твой смех, касаться тебя. Хочу помочь тебе устроиться в жизни, хочу, чтобы ты воплотила свои мечты, амбиции.

— Но ты хочешь, чтобы я во всём тебе подчинялась?

— В постели, Адель. А в жизни ты не должна зависеть ни от меня, ни от кого-либо другого. Если когда-нибудь так случится, что ты бросишь меня, — он сглотнул, — не хочу, чтобы тебе нужна была помощь другого.

— Я понимаю, про что ты говоришь, но всё равно, мои чувства к тебе не изменятся, ты крепко пустил корни в моём сердце. И я тебя не тороплю, готова быть тем, кого ты захочешь видеть, согласна на ту роль, что ты отведешь для меня. Только не будь больше таким холодным, как вчера, я не перенесу твоего равнодушия.

— Невозможно быть равнодушным к тебе. Я сегодня сорвал важные переговоры, срывался на сотрудниках, бесился.

— Почему?

— Под утро заходил к тебе, видел твои заплаканные глаза, понимал, что это я сделал с тобой. Мне не нужно было к тебе приближаться, я делаю тебе больно и морально, и физически.

— Нет, я ни о чём не жалею. — поцеловала кончики его губ, он подхватил меня на руки, ногами обила его талию. Целуясь, мы добрались до первой двери, это оказалась кухня, он положил меня спиной на кухонный островок.

— Не представляешь, сколько раз за этот год хотел сделать это здесь. Что ж, за исполнения мечт, — снял с меня трусики, широко развел ноги и припал к горячим, мокрым губкам, вызывая стон наслаждения.

Мокрый горячий язык щелкнул по чувствительной точке, дергала его за волосы. Желание, острое и горячее, как перец чили, жжёт изнутри, мозг плавится. Доминик больно впивается в мою попку сильными пальцами и насаживает меня на свой язык.

— Только не останавливайся! — прошу, извиваясь на мраморной поверхности стола.

— Ни за что! М-м-м, моя сладенькая Адель, такая вкусная, узкая девочка, — к языку присоединяются пальцы, доводят до исступления. — Моя похотливая сучка течет только для меня, — грязные слова не обижают, наоборот, возбуждают ещё сильнее. Он продолжает пытку пальцами и языком, хлопает ладошкой по клитору, боль вперемешку с наслаждением корёжит тело, громко выкрикиваю его имя, сотрясаюсь в оргазме, стенки влагалища всё ещё сжимаются, когда он резким толчком проникает в меня, таранит, шлепает по груди, от чего соски увеличиваются в размере.

— Хочу трахать тебя всегда. Черт, ты сводишь меня с ума, Адель. Моя сучка течет только для меня. Клянись, что будешь принадлежать только мне, что только для меня ты будешь такая мокрая!

— Клянусь, — простонала. — Хочу, чтобы меня трахал только ты, хочу чувствовать тебя везде, — облизнулась, зеленные глаза потемнели, стали почти черными. Он засунул указательный палец мне в рот. Обняла его руку ладонями, облизывала, всасывала, представляя, что это его член.

— Ох, черт, Адель. — глаза Доминика закатились от удовольствия, он почти до конца входил и выходил в мое лоно.

— Да, мой господин. — с трепетом поцеловала его руку. — Трахните меня, как хотите.

— Ты сама напросилась, — он повернул меня на живот, согнул ноги в коленях, мои пятки касались попы, мышцы напряглись. Он снял кожаный ремень. Звонкий звук шлепка разнесся по кухне. Доминик воткнул в меня член и замер, сжимала его мышцами, за что получила шлепок по попе.

— Не смей, я так быстро кончу, а я хочу долго мучить тебя. — он затянул мои ноги, вместе с руками двумя петлями. Это напоминало тот день, когда он привел девушку и трахал, пока я пряталась за шторой.

— Когда ты подглядывала за нами, мечтал, что трахаю тебя, представлял, что это ты стонешь подо мной, он потянул одной рукой за ремень, державший мои конечности, другой за волосы, и насаживал меня на себя, громко рыча.

— Сука! Как хорошо!

— Ещё! Мой господин, не жалейте меня, — рука отпустила волосы, прижалась горящей щекой к холодному мрамору, его пальцы ползли вниз, его член не двигался во мне, и это сводило с ума. Палец обвел узкое отверстие попки.

— Не жалеть, говоришь? — он пошевелил бедрами, застонала протяжно, волнующе.

— Доминик… прошу… еще…

— Хорошо. — он вогнал палец в мою попку, дернулась, но ремни не позволяли соскочить с него. Он двигал пальцами то в одном темпе с членом, то в разных. Наслаждение было другое, тягучее, крышесносное, и я ловила кайф. Хочу чувствовать его везде.

— Завтра трахну тебя ещё сюда, — мне бы испугаться, но тут он рыкнул и запульсировал во мне, семя ударами изливалось во мне, закричав, кончила вместе с ним.

Сил не было, но желание росло с новой силой. Доминик развязал ремень, только сейчас поняла, что было больно, на руках и ногах остались отпечатки от ремня. Доминик, хмурясь, растирал их.

— Прости, — виновато посмотрел на меня. — Я зверь.

Сев на столешницу голой попой, обняла его торс ногами, набухающая головка вновь упиралась мне между ног.

— Тебе не за что извиняться, мне понравилось, и следы на коже тоже нравятся. Это знак, что я принадлежу тебе.

Впилась в его губы, ёрзая по члену горячей плотью. Я превратилась в нимфоманку, теку после того как он трахал меня.

— Нет, Адель, тебе будет больно. — он попытался отодвинуться, я не дала, сжала сильнее скрещенные ноги, расстегнув пуговицы на брюках, сняла их, сама насаживалась на член. Он припал к моей груди, страсть поутихла, и теперь мы неспешно наслаждались объятиями, невесомыми поцелуями.

Он врёт, или не понимает, что любит меня, я видела это в его глазах, как он осторожно двигается, боясь причинить боль. Он! Доминант, садист, который наслаждается, делая другим больно, был нежен. И когда он излился в меня, ещё раз прошептала:

— Люблю.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Доминик

Моя семья никогда не знала, что такое голод, нехватка денег. Я учился в лучших заведениях, меня постоянно окружала прислуга, друзья. Другим казалось, что я самый счастливый человек на земле. Они просто не знали, что творится в моём доме за закрытыми дверями.

Требовательный, властный отец диктовал мне, как я должен жить, где должен учится, с кем общаться. За малейшую провинность получал по полной, вплоть до шестнадцати лет. Усиленно тренировался, я не мог быть слабым, покорным. Терпеть побои отца, а потом улыбаться людям? Я презирал себя за трусость.

…Однажды поздно вечером я вернулся от девчонки. Отец ждал в гостиной, ноги его были скрещены, одну руку он положил на спинку антикварного дивана, в другой держал плетку.

— Иди сюда, — позвал ледяным голосом отец. Меня, как лавиной, накрыл гнев, придавая сил, я знал, что меня ждёт дальше.

— Повернись ко мне спиной.

— А если не повернусь, то что? — черная бровь поползла вверх.

— Ты перечишь мне? Почувствовал себя взрослым? Ты вернулся позже положенного времени.

— И что? У меня были свои дела, — скрестил руки на груди.

— От девки?

— Я бы её так не называл, но ты прав.

— Ты должен учиться, получить лучшее образование, чтобы потом управлять моей компанией. А не тратить время на какие-то глупости.

— Я и учусь. Тебе пора заканчивать хлестать меня, я вырос и смогу ответить, — отец взорвался.

— Сучонок! — ударил плёткой по груди, боль была такой силы, будто это не плётка, а раскаленное железо. В следующий раз, когда отец замахнулся, я перехватил его руку, забрал плётку.

— Ты столько раз бил меня, хочу вернуть тебе долг, отец.

Свист…

Удар…

Отец взвыл, упал на пол, с него моментально слетела вся спесь, он выглядел жалко, заслонял руками лицо. Его я так долго боялся?

— Ты, видимо, никогда не пробовал плётку, что ж, я передам тебе всю гамму чувств, что ты так щедро выдавал мне.

Свист…

Удар…

Отец молил о пощаде, просил прощения, говорил, что любит меня. Я наконец услышал эти долгожданные слова. Чувство удовлетворения разливалось по мышцам. Я покорил свой страх. В тот момент что-то щёлкнуло в мозгах.

Я вырос, у меня было большое количество девушек, но я не чувствовал удовлетворения, просто опустошение. Пока одной из них не стала Стейси, соблазнительная блондинка с черными как ночь глазами. Когда у нас всё случилось, она, стоя на корячках, просила её отшлепать. Я чуть не кончил от вида отпечатков своей ладони на ягодицах.

— Слабак, что ли? Я ничего не почувствовала.

— Слабак? — посмотрел по сторонам. Рядом, на прикроватной тумбочке стоял стационарный телефон с таким длинным проводам, что Стейси могла передвигаться с ним по квартире.

Свернул провод пополам, схватил её за волосы, намотал на кулак и ударил. Дернул за волосы, с наслаждением наблюдая, как по щекам ползут чёрные слёзы, лицо, перекошенное от боли.

— Кто я? — она невразумительно промычала, пыталась вырваться. Ударил ещё и ещё…

Крик боли, такой настоящий, неподдельный, я отвык от таких чувств. Красные полосы на белой коже были лучшим, что я видел. Удар… еще удар…

— Кто я?

— Господин, — она кричала от боли, но текла, как последняя сука.

Я решил отомстить, никому не позволю себя унижать, даже словесно. Прижал её голову ногой, потерся о мокрую дырочку, она взмолилась, просила взять её. Но я решил, что она запомнит меня на всю оставшуюся жизнь. Вогнал палец в звёздочку попки, ещё один. Она дернулась, молила о прощении.

— В следующий раз будешь знать, как относиться ко мне без уважения.

Вошел в нее, страдания Стейси были для меня лучшей наградой. Я сжимал красные полосы, от чего она визжала, хныкала, потом крик превратились в стон. В тот день она кончила три раза, пока я жёстко драл её зад.

Убежала вся в слезах, сыпя проклятьями.

— Ты ещё вернёшься, потому что я твой господин. И теперь тебя никто не сможет удовлетворить. Но учти, это была разминка, дальше будет больше.

На следующий день она вернулась…

Я неделю не позволял ей кончить, трахал в рот, в попку, и под конец наказания она превратилась в нимфоманку. А я издевался, она унизила меня дважды и должна ответить. Насмотрелся поучительных видео, поливал её соски воском, разобрал зажигалку, механизмом, что производил искру, бил током по клитору. Тогда я не знал, что есть специальные магазины, моя фантазия была неуёмной, пользовался тем, что попадалось под руку. Ей нравилось, и мне тоже. Мы вместе обучались БДСМ, ходили в специальные клубы. А потом Стейси мне надоела. Я переключился на других.

Мне нравилось выпускать зверя на волю, нравилось подчинять, причинять партнёрше боль.

Пока не встретил Адель. Её хотелось носить на руках, оберегать, холить и лелеять. Милое создание одним взмахом пушистых ресниц теперь, подчинила меня. Я забыл про свою комнату, которую с такой любовью обустраивал, потому что видел, как она трясётся в ней от страха. Да, я кое-что провернул, отшлепал, зажимал соски прищепками для бумаги, но этого было мало, зверь требовал больше.

Адель с утра сама не своя, отвлекается, постоянно о чём-то думает.

Сегодня я решил привести её в мою игровую комнату. Завязал ей глаза, улыбалась, мы вошли в комнату, я в предвкушении, меня реально уже колбасит. Оглянулся, даже не зная с чего начать. Хочется показать ей мой мир, на полную катушку.

— Доминик, — Адель смущена. — Ну и где мой обещанный сюрприз?

Снял с неё платье, распустил длинные иссиня-черные волосы, они прикрыли острые вершинки груди, убрал их за спину.

— Опустись на колени, — надавил ей на плечи, она послушалась. Взял с тарелки приготовленный фруктовый лёд. Провел по губе, оставляя мокрый след. Из-за холода губы стали вишневого цвета.

— Соси, — приказал, она послушно обхватила губами лёд, держа за палочку двигал вперёд-назад, доставал до глотки. Стон Адель болью отдавался в яйцах, достал напряженный член, провел по всей длине. Лед бросил прямо на пол, больше он мне не понадобится, провожу по холодным губам головкой члена, тело прошибает импульсами удовольствия, щёки Адель краснеют, она понимает, что я от неё хочу. Она неуверенно принимает. Во рту Адель холод и тепло даёт контраст, трахаю её такой желанный ротик, теряя связь с реальностью, забывая обо всем, что она неопытная в этом деле, При очередном толчке Адель прикрывает рот и царапает головку зубами.

— Чёрт! — меня бы это не остановило, но это прекрасный повод наказать её.

— Адель, ты провинилась, я должен наказать тебя, — она скукоживается в комок. Поднимаю на ноги, и веду к моей любимому приспособлению, кладу её на живот, пристёгивая руки и ноги наручниками. Любуясь волнующей картинкой, аппетитная попка задрана кверху, ноги широко раздвинуты, на половых губках блестит смазка.

— Ты доверяешь мне? Мы просто поиграем, — глажу ее по голове, тело Адель дрожит, она говорит осипшим голосом, проводя острым язычком по губе:

— Да.

— Ты поцарапала меня, и я накажу. На первый раз дам тебе кончить, — не торопясь иду к шкафу, беру вибратор, лубрикант, и анальную пробку. Адель, слыша жужжание, дёргается, но руки и ноги надежно зафиксированы.

— Не бойся, больно не будет, — почти. Я так долго ничего подобного не делал, хочется попробовать всё и сразу. Провожу по клитору, размазывая смазку, она пытается свести ноги, но крепления не позволяют.

— Доминик, — стонет она, — пожалуйста.

— Я обещал наказать, здесь зови меня…

— Господин, — простонала она, от желания тело всё свело, но я слишком долго ждал, чтобы всё быстро закончилось.

— Сегодня я научу тебя испытывать удовольствие совсем по-другому, острее, — вставляю вибратор, Адель дергается, но через минуту привыкает и уже бесстыже двигает попкой насаживаясь сильнее. Обвожу тугую дырочку попки, распределяя смазку, вставляю пробку.

— Доминик, — стонет она, беру плётку с завязанными на концах узлами, зверь во мне в предвкушении замер, подбадривает изнутри.

— Я сейчас кончу, — провожу по спине концами плетки, смазываю ягодицы чтобы не так было больно.

— Эта плетка, — поясняю, — ее называют «кошкой». Она подрагивает, рвано выдыхает.

Свист…

Удар…

— Как ты должна называть меня? — она трясётся, всхлипывает.

— Господин, — еще удар.

— За то, что поцарапала мой член.

Свист…

Удар…

Красные полосы пересекает нежную кожу

— Всё, не могу больше, — откидываю в сторону «кошку», достаю пробку.

— Я трахну тебе сюда, — размазываю по всей длине лубрикант, очень медленно проталкиваю внутрь. Удовольствие сменяется криками боли.

— Не надо, пожалуйста…

— Потерпи, первый раз будет больно, — вхожу не до конца, чёртов вибратор мешает всадить на всю длину.

Нас с вибратором разделяет тонкая стенка, и я тоже получаю удовольствие от него.

— Я буду иметь тебя везде, во все твои дырочки. — Перед глазами пелена, я двигаюсь внутри нее, как поршень, — Моя! — рычу сквозь зубы. Я теряю сдержанность рядом с ней. Хватаю за ягодицы — Так туго, охуенно просто! Ты моя везде, — надавливаю на красные полосы, отставленные хвостом плетки.

Адель кричит, теряясь в оргазме. Я быстро догоняю её, едва удерживаюсь на ногах, удовольствие волной сметает меня. Я не сразу понимаю, что что-то изменилось,

–. Вытащи это из меня! — сквозь слёзы говорит она.

Блядь, похоже я переборщил. Вот что значит держать зверя на голодном пайке. Освобождаю Адель, делаю к ней шаг, чтобы обнять, она отступает.

— Не сейчас, — Адель выставляет руки вперёд, отрицательно качает головой, обнимает себя за плечи. — Я хочу побыть одна, — поднимает с пола платье и одевается.

— Адель.

— Молчи, Доминик. Ты показал мне свой мир. Сейчас я хочу разобраться в себе, — уходит, хлопнув дверью.

Грудь сдавливает тисками, что я наделал? Я же так боялся, что сломаю ее? А теперь напугал. Надо было потихоньку вводить её в тему. Но ей же понравилось с зажимами, и когда я шлепал ее, да и сейчас она получила наслаждение, не понимаю, в чём причина.

Опустился на кровать, взъерошил волосы рукой, нельзя оставлять её в таком состоянии, но и слушать она сейчас не будет.

Адель

От того что я висела вниз головой, перед глазами пляшут разноцветные звездочки, голова кружится, иду в свою комнату прислуги, держась за стену. Возбуждение спало, и теперь я ощущаю боль на попе и внутри, ноги трясутся. Вошла в свою старую комнату прислуги, дверь заперла на замок. Не хочу сейчас видеть Доминика.

Сегодня, под утро, мне приснился сон очень реалистичный. Меня нашёл отец, увидел вместе с Домиником и отходил плёткой. Поэтому я весь день была сама не своя. Вернулись мои старые страхи, тут ещё Доминик решил показать, на что он способен.

Я в раздрае, с одной стороны мне вроде как понравилось, с другой опять эта плётка, которая вселяет в меня животный страх.

Еще недавно думала, что он любит меня, возможно, я не ошиблась в своих суждениях, но ему нужно то, что я не смогу ему дать. Всё это слишком. В его глазах видела беспокойство, понимаю, что по-другому он не может, и не знаю, что мне делать дальше. Уйти я тоже не смогу. Я много раз представляла, что сделала это, и от этих пустых фантазий становилось невыносимо тоскливо и больно в груди.

Зарывшись в подушку, обливалась слезами, дверь дернули, потом постучали.

— Не сейчас, оставь меня.

Послышались удаляющиеся шаги. Я вымоталась, и тут же уснула.

Утром, нашла Доминика в его кабинете, нам нужно поговорить. За ночь я все решила, попрошу его быть помягче со мной. Он работал с документами, увидев меня, нахмурился.

— Я опять довел тебя до слёз, извини, я вчера увлекся.

— Тебе не за что извиняться, — переминаясь с ноги на ногу, с тоской посмотрела на кресло, сидеть ещё больно. — Люблю тебя таким, какой ты есть.

— Иди сюда, — подошла, встала напротив него.

— Давай начистоту. Тебе вчера понравилось? — вчера было столько разных чувств, целая гамма, слёзы блаженства и ненависть, и моя боязнь плетки, которую Доминик называет «кошкой».

— С каждым ударом во мне что-то менялось, и я не уверена, что смогу это выдержать ещё раз.

— Не сможешь выдержать «кошку» или анал?

— «Кошку». Ещё пугало, что мои глаза завязаны, и я не видела тебя, казалось, что это отец.

— Значит, анал понравился? — кончики губ Доминика поползли вверх.

— Да, хотя всё там болит.

— Значит вернемся к чему-то попроще? Флоггер понравился?

— Да, — покраснела, как коммунистический флаг, опустила глаза.

— В следующий раз я не буду завязывать тебе глаза.

— Хорошо. — радовалась своей маленькой победе. — Я хотела спросить, мы пойдём на праздник четвертого июля? Я ни разу не была на параде.

— И я ни разу туда не ходил.

— А я всегда смотрела его по телевизору, отец бы не разрешил, он никогда мне ничего не разрешал, — хотелось наверстать упущенное. В то время, как вся страна ликовала, я сидела дома, «это же блуд, гулять в это время», так отец любил повторять.

— Адель, в Нью-Йорке нет парада.

— Хорошо, тогда пойдём посмотрим салют? — Доминик улыбнулся.

— Хорошо, пойдём, если тебе так хочется, — он притянул к себе, задев попу, ойкнула.

— Подожди, — Доминик подошёл к шкафу и достал оттуда знакомую мне мазь. — Ложись на стол животом вниз, — помявшись, выполнила. Доминик задрал юбку, опустил трусики до колена. Это так волнующе. Холодная мазь приятно холодит горящую кожу, вздрогнула, но не от боли.

— Больно? — охрипшим голосом спрашивает он, рука перемещается чуть ниже, желание сковывает все тело.

— Ты промахнулся, ягодицы выше, — закусила губу, пытаясь сдержать стон. Обернулась. Дыхание Доминика участилось, его горящие зелёные глаза ласкают кожу.

— Я думал, ты сбежишь от меня после вчерашнего.

— Я бы не смогла, — когда он проводит головкой члена между ног, импульсы удовольствия затуманивают мозг, подаюсь назад. Он входит, растягивает меня, двигается, выбивая хриплые звуки, Доминик хватает за талию и остервенело насаживает меня.

— Чёрт, Адель, как же хорошо, — он поднимает меня, дергает края рубашки, пуговицы разлетаются в разные стороны. Руками ныряет в бюстгальтер и ловким движением освобождает грудь.

— Обопрись коленом на стол, — рычит, продолжая таранить меня, одной рукой сжимается сосок, другой делает круговые движения вокруг клитора.

— Моя Адель, — кусает за шею, пошлый звук шлепков бёдер разносятся по комнате, наши стоны эхом отскакивают от стен. Доминик меняет угол, входит, задевая особые точки. Тело деревенеет, меня захлестывает оргазм, откинувшись ему на плечо, пребываю в нирване.

После душа переодеваюсь. Однажды купила в одном магазинчике ковбойские сапоги и шляпу. Пусть они в десятки раз дешевле того, что покупал мне Доминик, но это приобретено на мои средства.

Смотрюсь в зеркало, белый топик на узеньких лямочках, джинсовая синяя юбка, по-моему, очень ничего. Доминик подкрался сзади, обнял за талию.

— Какая у меня ковбойша, — тычется в меня эрекцией. Смеюсь, мне нравится, что он постоянно меня хочет.

— Попридержите ваш ствол сорок второго калибра, мистер Иствуд, — он хохочет и тянет меня за руку, разворачивает к себе лицом.

— Может пойдем в здание Эмпайр Стейт Билдинг? Представь, бар премиум-класса, закуски, а в девять часов переместимся на смотровую площадку, посмотрим фейерверк с высоты восемьдесят шестого этажа? — представила себе эту картину, опять эти снобы, а вдруг там Мэтью будет?

— Нет, давай без этих дорогих закидонов, — мне вполне хватило ресторана.

— Ладно, как скажешь.

В магазине купила покрывало, плетеную корзинку, так для меня выглядит идеальный пикник. Кристоф привозит нас в Бруклинский парк, исключительно мое пожелание.

Устраиваемся на лужайке, напротив нас Бруклинский мост. Расстилаю покрывало, Доминик, морщится, тяну за руку, и ему ничего не остается, как подчиниться и сесть рядом. Народу так много, что яблоку некуда упасть, все пришли посмотреть на легендарный салют. Непривычно видеть Доминика в обычной одежде: белая футболка оттеняет смуглую кожу, прорисовывает развитую мускулатуру, фирменные джинсы обтягивает крепкие бедра. Достаю гамбургер и откусываю.

— М-м-м, — закрываю глаза от удовольствия, соус бежит по пальцам, облизываю, в зелёных глазах вспышка, озорные огоньки танцуют джигу.

— Хочешь? — протягиваю ему гамбургер.

— Да, — он впивается в мои губы. Похоже, я ужин для него.

Отношения с Домиником наладились, он больше не звал меня в свою комнату. Я думала, он смирился, но сегодня нашла его в игровой. Он снял с крючка «кошку» и гладил её, словно она живая.

Надо как-то пересилить себя и найти компромисс, пойти на то, что он хочет.

Маргарита так и не вернулась, не смогла до конца вылечиться, поэтому всеми домашними делами занимаюсь я. Это мой способ успокоиться, когда я нервничаю, уборка отлично помогает, вот и сейчас драила стол на кухне, потом плитку.

Если любишь, то нужно уступать, перебарывать свои страхи. Я уверена, Доминик не причинит мне вред, не оставит такие же шрамы, какие оставлял отец, но несмотря на мою уверенность в моём мужчине, боюсь этой «кошки». От этого девайса кончики пальцев холодеют, липкий страх ползёт между лопатками, тело деревенеет. Не знаю, почему он так меня пугает. Может, всему виной этот дурацкий сон про отца, вернувшаяся фобия, что так мирно спала всё это время.

— Адель, ты сейчас дыру в плите потрешь. Может, уборщицу наймем?

— Не хочу, — чтобы посторонний человек слонялся по нашему дому, вторгалась в наш уединенный мир, такой хрупкий и ненадежный.

Меня продолжает преследовать страх, что скоро Доминик поймёт, что я ему неровня, что не нужна ему. Как он, такой идеальный, мог вообще посмотреть на меня? Уже это чудо, в которое я до сих пор не верю.

— Завтра идём на банкет, — говорит Доминик.

— Идём?

— Да ты тоже идёшь, — волнение нарастает, перед глазами мелькают кадры из кинофильмов, где идеально одетые люди в дорогих фраках и дамы в вечерних шикарных нарядах, и среди всей этой роскоши я. Абсурд?

— Может, пойдёшь один? — с надеждой в голосе спрашиваю, опуская глаза. Вдруг Доминик увидит, какую-нибудь светскую львицу и меня рядом, и поймёт, что мы не пара. Одно дело сходить с ним в ресторан, общаться только с ним, другое на светский раут.

— Нет, мы вместе, значит идём вдвоём. На таких вечеринках не принято появляться одному. Ты хочешь, чтобы я нашёл себе другую спутницу? — он обнимает меня за талию, утыкаюсь носом в белоснежную рубашку и отчаянно трясу головой. Я не хочу делить его ни с кем. От одной мысли подсознание рычит и говорит: мой мужчина! Значит, придётся потерпеть.

***

Въезжаем на территорию, где множество дорогих машин, мужчины в лоснящихся черных фраках, выходят, подают руку своим спутницам. На этой вечеринке дресс-код: мужчины в чёрном, женщины в красном.

Доминик обходит машину, помогает мне выйти, чувствую себя Золушкой, попавшей на бал, и в полночь мой наряд превратиться в перепачканнуе сажей униформу уборщицы.

Руки подрагивают, впереди нас чопорно вышагивает дворецкий, провожая гостей. В зеркале, обрамленном золотой тяжёлой рамой, ловлю своё отражение. У стилиста попросила причёску попроще и мне сделали французскую косу. Но назвать её простой не получается, в нее вплетены красные рубины, они идеально гармонируют с цветом платья с голыми плечами, шея кажется невыносимо длинной и тонкой, её обтягивает ожерелье в виде ошейника, с такими же рубинами в белом золоте, грудь кажется вульгарной, но, когда я вышла в нем к Доминику и высказала сомнения на этот счёт, он затолкал меня обратно в примерочную и доказал, что я ему желанна. Очень желанна. Вырез на бедре вроде приличный, пока я не делаю шаг, нога оголяется, в туфлях на высоком каблуке, я, и без того не маленького роста, кажусь просто шпалой.

Доминик сегодня невыносимо красив, никогда бы не подумала, что мужчина может быть так сексуален во фраке. Может, всё потому, что это мой Доминик?

Услужливый официант предлагает нам дорогое шампанское, ловко удерживая серебряный поднос, заставленный бокалами на длинных ножках. Доминик убирает мою руку, которой я, до побелевших костяшек впивалась ему в локоть.

— На, выпей, расслабься. Тут люди, а не гиены, — залпом выпиваю содержимое, пузырьки ударяют в мозг, щекочут нос. Я расслабляюсь, отвечаю улыбкой на улыбку Доминика. — Ты самая красивая здесь, — шепчет на ухо, потом подносит руку к губам, мягко целует кончики пальцев, вызывая восторженный трепет во всём теле.

Мы движемся к центру, где стоит статный блондин, видимо, хозяин праздника. По дороге мы останавливаемся, Доминик перебрасывается парой фраз с гостями, не забыв представить меня. Дамы горделиво-снисходительно оценивают мой внешний вид и также улыбаются. Их больше интересует Доминик, вот где они не скупятся на радостное приветствие и кокетство. Мужчины неприятны, они напоминают мне Мэтью. Их взгляды липкие и мерзкие. После оценки моего лица, непременно перемещаются в вырез платья, и я уже жалею, что послушалась Доминика. Их спутницы, естественно, это замечают, смотрят на меня раздражённо.

Наконец, мы подходим к хозяину вечера. Мужчина стоит ко мне спиной, заложив руку за спину, в другой держит бокал. Гордая осанка, благородный вид, он смеётся шутке одного из гостей, голос у него бархатный с приятным тембром. Он поворачивается.

— Доминик! Очень рад, что ты смог приехать, — пожимает ему руку.

— Джефф, я не мог пропустить такое событие.

— Я смотрю, ты с очаровательной спутницей.

— Да. Позволь представить Адель Мур. Адель, это Джефф Уокер, — лицо мистера Уокера хмурится, между черными бровями пролегает складка, тонкие аристократические губы складываются в линию. Неужели ему так неприятно видеть меня, или просто брезгует. Я думала, аристократы скрывают свои эмоции.

— Мисс Мур, — склонившись он целует мою руку.

Джефф Уокер, имя такое знакомое, но я исключаю возможность нашего знакомства. Может, видела в светской хронике и машинально запомнила его? Почему я так его раздражаю? Это видно невооружённым взглядом.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Доминик, извинившись, отошел переговорить с какими-то важными людьми. Я взяла бокал у проходящего официанта. Без него я окончательно потерялась на этом вечере богатых и знаменитых. Тягучая мелодия Баха, что так усердно выводили скрипки, клонила в сон. Вышла в сад, украшенный сотнями огоньков, пошла к небольшому водоему. Звуки и смех становились все дальше, умиротворение окутывало меня мягким одеялом. Встав у самой кромки воды, предалась созерцанию отражения лунной дорожки на зеркальной воде, стрекотом светлячков, вдыхала запах ночного дурманящего воздуха.

Внезапно почувствовала вторжение в мой уютный мирок. Обернулась, облокотившись на дуб, стоя Джефф Уокер, он с какой-то тоской смотрел на меня, жарким взглядом окидывал мою фигуру, захотелось спрятаться от него. Оттолкнувшись от дерева, подошел ко мне и провел по щеке.

— Что вы… — постаралась отстраниться от него.

— Ты соврала. Я знаю, как тебя зовут на самом деле. И что ты делаешь с этим сопляком, Домиником? Я готов был его убить, когда он касался тебя.

— Я не понимаю…

— Ты совсем не изменилась. Такая же, как я помню тебя. Моя Саманта, — его губы все ближе. До меня начинает доходить смысл. Саманта — моя мама. Он принял ее за меня. — Я, Адель. Ее дочь, — Джефф Уокер! Точно! Как я могла забыть это имя, ведь именно он писал маме, говоря, что не сможет быть с ней и с ребенком. То есть, со мной. Боже, это мой отец? Настоящий?

— Я ее дочь. И по-видимому, ваша, — идеальное, как с картинки глянцевого журнала лицо, исказилось. Представляю, какой он шок испытывает сейчас, видя пред собой взрослую дочку. Но надо сказать, что и мне не легче.

Во мне закипал гнев. Он живет припеваючи, в то время как я терпела деспотичного садиста-отца, не знала, что такое забота, любовь, до встречи с Домиником, жила вне социума, не реализовалась ни в чем, не получила профессию.

— Не может быть!

— Хватит врать, что вы не знали о моем существовании! Мне отец показывал ваши письма к маме, то, как вы дипломатично сбежали от ответственности, в угоду своему благосостоянию, — он потер переносицу двумя пальцами, зажмурившись, покачал головой.

— Все не совсем так, Адель.

— Хотите сказать, что вы не писали тех писем маме?

— Писал. А где Саманта? Я хочу ее увидеть.

— Она умерла, когда я была совсем маленькой, — неподдельная боль исказила его лицо. Возможно, он действительно любил ее. Но не поинтересовался, как она живет, как живу я, поэтому не собираюсь проявлять сочувствие. Развернулась на каблуках, чуть не грохнулась, пошла к дому. Нужно найти Доминика.

— Адель, подожди! — он схватил меня за локоть, развернул к себе. Я глазами метала в него молнии.

— Вы не смеете трогать меня! Столько лет вы прекрасно жили, и не думали о моем существовании, — я уже буквально шипела, столько яда скопилось на языке. Будь он нормальным, он забрал бы меня, я не жила бы в вечном аду, выучилась на того, кого хотела. И у меня бы не было фобии к порке, я бы стала той, кого хотел Доминик.

— Твой отец обижал тебя? — на Лице Джеффа прозрение.

— Какое это имеет сейчас значение? Все равно ничего не изменишь.

— Адель, прости меня, пожалуйста. Я не хотел мешать Саманте, должен был хоть кто-то из нас быть счастливым. Мне нужно все тебе объяснить. Прости.

— И не подумаю! — сейчас я просто хочу найти Доминика и уйти. Только рядом с ним я чувствую себя защищенной.

— У вас с Домиником серьезные отношения? Я слышал, он тот еще извращенец.

— Вот только не надо включать заботливого папашу! Вы опоздали лет на десять! — появись он тогда, у меня бы не было столько шрамов на душе. Я бы не жила с ощущением, что меня никто не любит, что я уродина, созданная только для блуда. Именно тогда отец начал это говорить, когда я купила себе первый бюстгальтер. Столько лет жить и ощущать себя грязью, ничтожеством, недостойной. Ума не приложу, как я выжила, у меня даже не было ни друзей, ни подруг, ни выпускного, ни праздников. Ничего! Единственный, кому я могла пожаловаться — это пастор на исповеди.

Доминик, увидев меня, улыбнулся, и я забываю все обиды, гнев во мне тихнет. Не обращая внимание, что кругом люди, утыкаюсь ему в грудь и шепчу:

— Отвези меня домой, — называть его квартиру нашим домом счастье. У меня есть, куда идти, не нужно пресмыкаться перед отцом, чтобы он не выставил меня.

Домой еду прижавшись к груди Доминика, мы ушли, даже не попрощавшись, я попросила об этом Доминика, и он выполнил.

— Может, расскажешь почему мы сбежали?

— Давай потом? — он поцеловал меня в висок и крепче прижал к груди. У меня есть он, и больше мне никто не нужен, никаких новоприобретенных папочек.

Следующий день мы провели вместе, У Доминика был долгожданный выходной. Мы вместе шли в магазин, отпустив Кристофа. Я догадываюсь, что Доминик не часто это делал, и что греха таить, мне это приятно.

Мы шли мимо стройных рядов с продуктами, он прижимал меня к себе, в зеленых глазах было так много всего: страсть, нежность. Только рядом с ним я чувствовала себя целостной, в моей душе не осталось пустоты, там только любовь и нежность к моему доминанту.

Из магазина мы вышли, увешанные пакетами, парковка была забита, и машину оставили за два квартала, как будто весь Нью-Йорк ринулся в этот магазин.

Мимо проходящие женщины оборачивались, буквально истекали слюной на моего Доминика, подавила в себе желание предложить им купить слюнявчик. Обвила мускулистую руку, мышцы которой напряглись под тяжестью пакетов. И он смотрел на меня! Не на эту стройную воблу, а на меня!

Неожиданно набежали тучи, хлынул дождь крупными каплями, моя маечка вмиг промокла. От дождика мы спрятались под широкими ветвями дуба. Смеясь, вытерла влагу с лица. От холода, соски напряглись, и тонкая ткань бюстгальтера не смогла скрыть затвердевшие бусинки. Доминик прижал меня к дереву, пробрался под майку, с силой сжал грудь.

— Ты такая красивая, моя девочка.

— Доминик… — я схожу с ума, когда он такблизко, пропадает весь мир, имеет значение только его запах, укус в шею, руки, которыми он сжал попку, выбивая из моих легких горячий воздух, в трусиках потоп.

— Пошли! — сказал он голосом, не терпящим возражения, и потянул в сторону нашей машины. Кожа так горела, что даже прохладные капли воды не могли охладить мой пыл. У машины Доминик распахнул дверь заднего сиденья машины. Залез в машину и лег на сиденья.

— Мы будем делать это здесь? — прошептала я.

— Да, Адель, — усмехался мой личный змей искуситель. Зашла, захлопнув за собой дверь, села на Доминика сверху. Его эрекция упиралась мне между ног, схватив за попку, он двинул бедрами вперед, выбивая искры из глаз.

— Сними трусики, — хриплым от желания голосом сказал он, освобождая мою грудь.

— Неудобно, — он приподнял меня, потянул за веревки, впиваются в ягодицы, вдавливая нежную кожу, послышался треск белья.

— Сядь мне на лицо, — приказал он. бросая тело в жерло вулкана.

— Доминик, ну, а вдруг увидят?

— Окна тонированные и дождь разогнал всех людей. Ну же, Адель, — с нажимом сказал он. — Я хочу попробовать мою сладкую девочку.

Неловко проползла по нему, по этой длинной дороге порока, он прикусил кожу на животе, потом зализал. Вся ситуация возбуждала меня, боязнь, что меня могут увидеть, желание почувствовать его умелый язык у себя между ног. Доминик сжал попу, притягивая к своему лицу. Я раскрыта перед ним, он не первый раз делает мне куннилингус, но с каждым разом это становится все более порочно. Горячий язык прошел по мокрым складкам, собирая влагу, пальцы на ногах поджались, все тело трясло от возбуждения. Я сама стала двигать попой, желая, чтобы он проник глубже, стонала, срывая голос.

— Да, господин… пожалуйста… глубже… — злой рык вырвался из него, я знаю, как его это заводит. К языку присоединились пальцы, я вцепилась руками в ручку вверху машины и трахала его язык, голая грудь терлась сосками о стекло. И сейчас мне было все равно, смотрит на меня кто-то, или нет. Только бы это не заканчивалась, я всегда готова гореть для моего господина, делать все, что он захочет, пожалуй, сейчас я даже хочу ту «кошку», ту плётку, что так боялась, хочу, чтобы ему было так же хорошо со мной, как и мне.

— Кончай! — прозвучал безапелляционный приказ, земля разверзлась, и я упала в саму геенну. Казалась, не будет конца оргазму, и мое тело превратится в пепел, сгорит дотла.

Доминик, вылез из-под меня. упав лицом на кожаное сиденье, замерла, и все равно, что моя попа задрана кверху, он все успел рассмотреть. Вжих. Ширинка расстегнута, юбка задрана выше, горячая головка упирается в узкую дырочку, которая до сих пор сжимается. Он делает толчок.

— Грязная шлюшка, Адель, соскучилась по моему члену? — намотал волосы на кулак, одновременно обжигая ягодицы мощными ударами руки, вколачивался глубже.

— Еще, пожалуйста, — боль с наслаждением слились, как огонь и лед, и я находила в этом идеальную гармонию

— Что? — Доминик, кажется, был сам удивлен, раньше я не просила меня отшлепать.

— Шлепните еще раз, господин. Я правда, очень плохая, — и кайфую от этого, Доминику и нужна такая. Удар, еще удар.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя, Адель? — Доминик потянул за волосы, его дыхание на моей шее, властный аромат кожи и сигарет, заставляет течь сильнее, и я буквально изнываю.

— Прошу… Господин, я очень хочу, чтобы вы меня трахнули, — с губ Доминика срывается возбуждающий рокот, он отпускает волосы, и я, как безвольная кукла падаю на сиденье, не в силах подняться. Удары бедер становятся болезненными, пальцы оставляют на ягодицах отпечатки, и мне это нравится, это знак, что я принадлежу своему господину. Кажется. я разобралась со своими демонами, или перешла на их сторону. Палец проникает в попу, толчки усиливаются.

— Дьявол! — рычит мой зверь, спуская в меня горячую жидкость и я кончаю следом, боясь, что просто умру от наслаждения.

Мы приезжаем домой, скидываю мокрую одежду и надеваю поношенную футболку Доминика, не удержавшись подношу к носу, она хранит запах моего мужчины. На кухне готовлю пасту с морепродуктами, Доминик выходит голый по пояс, и это очень затормаживает меня, не могу отвести взгляд. Полоснула ножом по пальцу.

— Дай-ка мне, — Доминик подходит и так эротично берет палец в рот.

— Всегда знала, что ты еще тот кровопийца, — он смеется, и я опять залипаю. Невозможно быть таким красивым, нереальным.

Вечер у нас проходит в семейной обстановке, возле телевизора. Я села на пол между его ног, мне так хотелось. Первые минут десять я увлеченно смотрела новую комедию, потом почувствовала, как под моей головой растет бугор. Он ненасытный! И мне это нравится, развернувшись на четвереньках, потерлась щекой об его возбужденный член, преданно заглядывая в глаза.

— Адель, ты невероятная. Ты всегда знаешь, как меня завести. Ты словно создана для меня.

Я для него! Для моего господина.

— Можно? — потянула за резинку спортивных штанов, нетерпеливо облизываясь, представляя, его у себя во рту. Доминик откинулся на спинку дивана, широко разведя ноги.

— Вперед! Я весь твой, — мой! Могла ли я подумать год назад, что когда-то это услышу? Да я мечтать об этом боялась. Опустившись на пятки, провела по всей длине упругого члена языком, смотря ему в глаза, тонула в их насыщенной зелени, наслаждалась каждой эмоцией, свистящим звуком, срывающимся с его губ. Это я заставляю его терять контроль над собой, это в моем рту он подрагивает, и я с удовольствием слизываю капельку, выступившую на головке.

Управление было не долгим, Доминик не выдержал моих дразнящих маневров, я хотела продлить удовольствие подольше. Он намотал мои волосы на кулак и стал вдалбливаться на всю длину, по щекам потекли слезы, но мне нравилось, что он берет меня всю без остатка. И когда он с рыком извергся в мое горло, приняла все без остатка, еще и вылизала подрагивающую головку. Он повалил меня на диван, брал с нетерпением долго, настойчиво, мои мозги расплавились после получасового марафона. И когда я уже буквально умоляла дать мне кончить, мой хозяин смилостивился.

Мы лежали на диване абсолютно голые, в обнимку, я завороженно водила по волосам, идущим от пупка, когда Доминик спросил про вчерашний вечер. Мы стали близки, я полностью признала, что каждая частичка моего тела принадлежит ему, что он мой господин, а значит между нами не должно быть недомолвок. Я все рассказала, про Джеффа Уокера, про свое детство.

— Ничего себе. Значит, Джефф твой отец.

— Биологический. Он просто тот сукин сын, что подарил маме спермотозоид. Отцом его этот факт не делает.

— А ты, оказывается, с характером, Адель. Никогда бы не подумал, — до него я была слабой, безвольной, а сейчас я чувствую в себе уверенность, что-то, похожее на стержень, Доминик влил в меня силы. И за это я ему тоже благодарна.

— Я хочу сдать на права. И осенью поступить в университет.

— Молодец, Адель. Одобряю.

***

Неделю я уже езжу на курсы вождения и подготовительные курсы для поступления в университет. Возвращаюсь чуть раньше Доминика. Весь мой день заполнен, и поэтому пришлось вызвать клининговую компанию. У меня не хватает времени, чтобы убирать немаленькую квартиру.

В субботу я решилась, смотрела запрещенное видео, уроки БДСМ, готовилась. И сегодня я встала раньше Доминика, сняла с себя всю одежду и пошла в его комнату, это единственная комната, что я убирала сама. В воздухе пахло лимоном, от девайсов, которых я уже не боялась, исходил запах кожи.

Проведя по ним рукой, взяла «кошку» и коробочку, что приготовила заранее. Доминик уже должен проснутся. Села на пол и сфотографировала плетку на своих коленях. Отправив фото по Whatsapp с подписью «Я жду тебя, мой хозяин».

Хихикнула, представив его лицо. Села на пол, покорно ждала его. С каждой секундой ожидание становилось невыносимым, возбуждающим все больше, я ерзала, ноги затекли, а его все не было, когда я уже отчаялась ждать, дверь приоткрылась, впуская в полумрак полоску света. Шагов не было слышно, но спину пек взгляд Доминика, только от этого я потекла.

С каждым его шагом напряжение во мне растет. Вдруг он скажет, что ему не нужна такая неопытная саба?

— Ты все-таки решилась, Адель? — он приподнял меня за подбородок, заставляя смотреть в его глаза.

Облизав пересохшие губы, прошептала:

— Да, господин.

— Хорошая девочка, — он посмотрел на коробочку в матовой черной упаковке.

— Это что?

— Откройте, господин.

Зашуршала бумага, когда Доминик откинул в сторону крышку, увидела его удивленное лицо. Он достал из коробочки ошейник с цепочкой, вопросительно смотрел на меня.

— Я хочу принадлежать вам всецело. Сделайте меня своей рабыней. Зеленая радужка пропала, ее выместил черный дьявольский туман зрачка. Он вмиг изменился, словно легион демонов, которых он так старательно сдерживал, вырвался на свободу. Это так порочно, я сижу у его ног, предлагаю ему себя в подчиненные, и не чувствую и толики сомнения. Хочу его всего целиком, хочу, чтобы показал свой мир на полную катушку.

Он растягивает черный ошейник у себя в руках, вопросительно смотрит на меня. Нам не нужны слова, он понимает все по моему покорному взгляду. Кивнув, застегивает ошейник на шее.

— Моя девочка, — очерчивает большим пальцем нижнюю губу, надавливает, палец проникает внутрь.

— Соси, — приказывает жестким повелевающим голосом, от чего я готова прожечь ковер под собой. Вкус его кожи будоражит, эти движения туда-сюда так возбуждают, а я только могу мечтать, что на место его пальца придет член. Он покидает мой рот вместе с разочарованным стоном, цепляет к карабину цепь и приказывает.

— Ползи вперед, — ноги затекли, их покалывает от долго сиденья на коленях. — Медленнее, — стальным голосом говорит он, дергая за цепочку. Я вспоминаю видео, которые штудировала неделю, стараюсь выглядеть эротичнее, прогибаясь в спине, оттопырила попу. Доминик проходит вперед, вижу заткнутый за пояс флоггер и «кошку».

— Ты готова к порке? Смотри, ты сама подписалась, — страх и предвкушение взрываются волнующим коктейлем. — Ты должна доверять мне, Адель. Если ты не сможешь этого выдержать, есть стоп-слово.

— Я знаю, — черная бровь удивленно ползет вверх.

— Откуда?

— Я смотрела видео, — заливаясь румянцем и потупив глаза, говорю я. Кончики губ Доминика подрагивают, но он сдерживается от улыбки.

— И какое ты придумала?

— Мертвые кошки, — он усмехается.

— Это два слова. Ну хорошо.

Подтягивает со стены ремешки на цыпочках, засовывает в них мои руки, потом дергает за них, и я сгибаюсь пополам, смотрю в ковер, руки неприятно тянет, и я повторяю установку, что все выдержу, но мандраж берет свое. Мне страшно.

— Ноги шире! — показывает он, неуклюже раздвигаю, он видит самое укромное местечко, и хоть Доминик видел его не раз, все равно стыд берет вверх.

— Еще шире, — расставила ноги шире плеч. Он нагибается, цепляет мои ноги в какие-то деревяшки, и я не могу свести их вместе, горячее дыхание опаляет кожу.

— Знала бы ты, какой потрясающий вид открывается отсюда, — ойкнула, когда он укусил меня за попу. Доминик ходит сзади меня, я молюсь, чтобы эта экзекуция прошла быстрее, чтобы я смогла выдержать и не воспользовалась стоп-словом.

Вздрагиваю, когда холодная мазь касается ягодиц, контрастируя с горячими ладонями.

— Сначала флоггер, для разогрева, — концы флогера путешествуют по внутренней стороне бедра, и я позорно теку, кусаю губу, пытаясь сдержать стон, когда он невзначай касается интимного места.

Свист…

Удар…

Вздрогнула, скорее, от неожиданности. Я превратилась в слух, пытаясь понять, что мне ждать дальше. Мою реальность замещает темный порочный мир, я слышу свое бешено колотящееся сердце, я превратилась в оголенный нерв и электроимпульсы бегут по телу. Удар сменяется поглаживанием, кожу на ягодицах жжет, промежность пульсирует. «Дотронься до меня», — молю про себя, хотя бы на мгновение ощутить его прикосновение. Но он жестокий, не дает мне получить и толику удовольствия. Хлещет, поглаживает.

А я, ненормальная, теку еще сильнее. Минутная заминка и на мои ягодицы ложится сильный удар, я догадываюсь, что это «кошка». Из меня вырывается крик, слезы бегут по лицу, но они особенные, очищающие. Удар. Еще удар, комок в животе концентрируется в бомбу и при следующем ударе взрывается, разнося по телу невероятное наслаждение. Стенки влагалища сжимаются и разжимаются бесконечно долго, невозможно свести ноги вместе из-за распорки, чтобы, наконец, остановить это, еще чуть-чуть, и я умру, мое сердце просто разорвется.

— Охуеть, Адель, — в голосе Доминика слышу восхищение. — Ты кончила от «кошки». Ты совершенна, моя порочная девочка, — стону, когда его язык касается нежных складочек губок, мое тело закручивает в новый виток.

— Хочу твою попку.

— Как вам будет угодно, хозяин, — мои слова вызывают вымученный стон. Доминик плюет на попку, слюна бежит по ягодицам, его палец ныряет внутрь, расширяя. Потеряв стыд, насаживаюсь сама, я хочу принадлежать ему полностью, даже там. Головка давит на узкий вход, кричу, когда он медленно продвигается. Адская боль смешивается с возбуждением, и я сама подаюсь назад.

— Стой смирно! — говорит Доминик, шлепая по горящим ягодицам.

— Да, хозяин.

— Черт, Адель. С тобой я теряю всю выдержку. Он хватает за цепочку на шее, голова задирается, приступ удушья лишает кислорода, а я мечтаю только об одном, чтобы он двигался быстрее. Шлепки бедер, комната вся пропахла сексом, мой голос только хрипит. Когда он касается клитора, я в очередной раз разлетаюсь на куски, он пульсирует во мне и силы меня покидают, висну на цепях.

Не помню, как он освобождает, как несет мое тело на кровать, втирает в кожу мазь, покрывая поцелуями.

— Я справилась? — устало улыбнулась.

— Ты лучшая саба, Адель.

В теплых объятьях Доминика проваливаюсь в сон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Прошло три месяца

Старалась до пробуждения Доминика приготовить ему сюрприз. У него день рождения, и я хочу сделать его особенным. Придирчиво смотрела в зеркало, где отражалась соблазнительная красотка в черном кружевном белье. Прицепила чулки к поясу, покрутилась. В этих туфлях на высоких шпильках я сведу его с ума. Поправила на шее чокер с инициалами DL, знак, что я принадлежу своему господину. Я хотела ошейник, как у настоящей сабы, но Доминик сказал, что в Университете меня не поймут. Воспитатель должна быть примерной, правильной.

Захожу в нашу комнату и зависаю на мгновение. Одеяло сползло с Доминика, эти чёртовы кубики, такие твердые на ощупь, будто стальные, рука поднята кверху и бицепсы напряжены. За последнее время я стала распутной, и мне это нравится.

Откидываю одеяло в сторону, по дыханию Доминика понимаю, он проснулся, но делает вид, что спит, ждет, что я буду делать дальше. Я проползаю между его ног, ластюсь, как кошка, трусь о внутреннюю сторону бедра.

Ну, и выдержка у него! Я думала, он накинется на меня, как только увидит в этом наряде.

Смотрю на поднимающийся член.

— С днем рождения, господин, — беру его в рот. Мне нравится, когда он в полулежачем состоянии, нравится, как он набухает. С помощью языка, помогаю ему извиваться во мне, я уже давно не боюсь моего «питона». Это, скорее, любимая часть его тела.

Слышу грозное рычание. Все! Моей инициативности пришел конец. Господин берет все в свои руки.

— Смотри в глаза! — ох уж его приказные стальные нотки доминанта, от них одних трусики предательски мокнут. Пара толчков, и он не помещается у меня во рту, но я покорно стараюсь, принимаю его, мне нравится, что он не щадит меня, вбивается до упора. Хоть и обливаюсь слезами, стону грязно и порочно. Люблю, когда он теряет выдержку со мной.

Эти его колдовские, демонические зеленые глаза, проникающие в душу, живот напрягается от каждого толчка. И похоть, что пропитана каждая частичка его тела, окутывает меня.

Я так его люблю, что это бывает невыносимо, меня буквально рвет на куски. Он не любит, когда я ему это говорю. В детстве он, как и я, никогда не слышал эти слова. А во мне за столько лет накопилось столько нерастраченной любви. Я вижу, он понимает это по моему взгляду.

— Адель! Ты просто охуительная. Моя девочка, — накручивает длинные черные волосы на кулак, и управляет моим ртом. Я в его власти и просто кайфую. Когда он, содрогаясь, сыплет проклятиями, кончает мне в рот, с жадностью проглатываю каждую каплю его удовольствия. И облизываю.

— Это лучший подарок, Адель! — вот! А я еще подумывала о маффине со свечкой и песне с «Happy birthday».

Я выпрямляюсь, смотрю, как жадно Доминик шарит по моему телу глазами. Я больше не стесняюсь своей большой груди и аппетитной, по словам Доминика, попы. Ему нравится, а для меня главное быть желанном им.

Облизываюсь, провожу по прозрачному бюстгальтеру рукой, дразню его. Сжимаю сосок.

— Ну, ты сама напросилась Адель! — грозно шепчет он. Не могу скрыть победной улыбки. Он ставит меня на корячки.

— Держись за спинку кровати, — вибрирующе-хриплым голосом говорит он. Отодвигает тонкую полоску трусиков. — Мокрая! — говорит он очевидный факт. — Возбудилась, пока сосала мой член? — я вспыхиваю, как свечка. Мне нравятся его грязные слова.

— Да, мой господин.

— Блять! — рычит он, проникая в меня на всю длину, расширяет под себя. Мне немножко больно от его размеров, но я не хочу по-другому. Хочу, чтобы он брал меня так грубо, как сейчас, не сдерживался.

— Моя, Адель! — шепчет мне в ухо, намотав волосы на кулак и, кусая за шею, продолжает яростно вбиваться в меня.

— Твоя! — стоном подтверждая, возношусь с каждым толчком все выше, теряю связь с реальностью, себя. Я просто его продолжение.

Мы с Домиником сидим на кухне, я не могу сдержать улыбку. В зеленых глазах пляшут игривые огоньки, он слизывает с губ кленовый сироп, и у меня сердце бухает вниз, а потом бьется в ускоренном темпе.

Ему так идет эта рубашка, под которой видны кубики, мышцы. Он небрежно поправляет часы. Я ловлю каждое его движение. Он подходит ко мне, терпкий запах кожи и сигарет заползает в нос.

— Адель. Не смотри так на меня. У меня сегодня важная встреча, которой я добивался не один месяц, а у меня сейчас одно желание: разложить тебя на этом кухонном столике и брать тебя снова и снова, — последние слова он говорит мне почти в рот, вызывая разочарованный всхлип. Потом целует.

— Я забираю Кристофа.

— А я как же?

— Ты поедешь на МакЛарене.

— Доминик! Я не смогу! Я только недавно получила права!

— Ну, ты же хотела эту машину.

— Я смотрела на нее так на выставке, потому что она напоминала хищника, тебя. И я была заворожена.

— Хм, а что бы ты хотела?

— Жука.

— Хорошо, — рассмеялся он. — Куплю тебе жука, но пока поездишь на хищнике, — я боюсь до жути эту машину. Она так рычит, чуть вдавишь педальку, и меня впечатывает в кресло. Это гоночная тачка.

— Мне придется сегодня выпить. Мой партнер, Кертис, обещал мне сюрприз, и что напоит меня в драбадан.

— Надеюсь, не такой, какой я приготовила для тебя сегодня, — я не могу не ревновать. И знаю, какие у него порочные друзья и деловые партнеры. Все доминанты, входят в какой-то очень крутой ДСМ клуб. Доминик говорит, что они часто обсуждали там свои дела, шпиля какую-нибудь нижнюю, так, между делом. Но он говорил мне, что больше не ходит по таким клубам. И я очень на это рассчитываю. Но ревновать не перестаю.

Я все еще не могу поверить, что он мой. Я так боюсь, что это однажды кончится. Этот страх не покидает меня ни на минуту. Только с ним я стала уверенной, избавилась от призраков прошлого, перестала считать себя низшим созданием, реализовываюсь.

— Все! Я ушел! Искусительница, — проводила Доминика взглядом.

В комнате одела бежевые брюки, открывающие щиколотки, туфли Джимми Чу, шелковый топ. Повертелась перед зеркалом.

— Очень соблазнительная будущая училка, — разгладила ткань на попе. Жакет перекинула через руку. У входа остановилась, смотрела в стеклянную перегородку на свое отражение. Да я сама похожа на хищника. Не раздумывая, взяла ключи от МакЛарена. К черту такси! Доминик верит в меня, и я не подведу своего Мистера.

Это такой кайф, водить! А на хищнике это просто улет. Я высунула руку в окно, ловила воздух. На светофоре мужик из БМВ присвистнул, оглядывая малышку. Нет, не хочу жука!

На трассе легко разгонялась, и легко лавировала между машинами. Возле университета толпа студентов облепили машину. И даже те, кого я не знала, здоровались со мной.

На обед с Дейзи, однокурсницей, пошли в милое кафе. Мы обсуждали преподавателя, она оценила мой внешний вид. В общем, я больше не сторонилась людей, спокойно поддерживала разговор и находила удовольствие в общении.

Мимо нас проходил полицейский в надвинутой на глаза фуражке. Он резко затормозил рядом с нашим столиком.

— Адель Мур?

— Да. А вы… — он снял фуражку.

— Дэвид! — я была рада его видеть. Встала и обняла.

— Воу! Адель! Ты просто потрясающе выглядишь! — отодвинул от себя, придерживая за плечи.

— Мне еще на пару пора. Вы общайтесь, а я побегу, — Дейзи поцеловала меня в щеку и ушла.

— А я тебя искал, — с грустью сказал Дэвид.

— Ну, после того, что случилось в нашем городе, мне пришлось переехать, — я закинула ногу на ногу, отпила латте. — Ты сейчас здесь работаешь?

— Да, я перевелся в Нью-Йорк, — я засобиралась. — Уже уходишь? — кивнула. — Я бы предложил тебя подвести, но у меня машина сломалась. А мне нужно срочно заехать в участок.

— Я могу тебя подбросить.

— Ты водишь?! — господи, как же я изменилась с того времени. Та Адель никогда бы не села за руль. Ведь папа говорил, что это не женское дело.

— Да, — Дэвиду принесли еду на вынос. Мы вышли на улицу. Он с восторгом рассматривал машину.

— Садись уже, — хмыкнула я.

— Адель, — начал Дэвид, выглядел напряженным. — У тебя кто то есть?

— Да.

— Фух! — Дэвид потер лицо ладонями, откинулся на спинку, пока говорил, смотрел перед собой. — Я ведь до сих пор искал тебя. Понимаю, прошло слишком много времени, но я все еще люблю тебя, — мне стало не по себе.

— Дэвид, я люблю другого. И у нас все хорошо.

— Не беспокойся, Адель. Это моя проблема. Но знай, если тебе нужна будет помощь, любая, я помогу по-дружески.

— Спасибо, я это очень ценю, — высадила его у полицейского участка. Дэвид оставил мне свою визитку.

По дороге домой думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы не ураган, что ворвался в нее, и все перевернул с ног на голову? Вполне возможно, я бы вышла замуж за Дэвида, жила бы тихой размеренной жизнью и не представляла, что на самом деле значит любовь, страсть.

Я приготовила ужин, за окном уже стемнело, а Доминика еще не было. Он только прислал мне смс, что его задержал будущий партнер Кертис. Телефон его был выключен.

В дверь позвонили, и я кинулась открывать.

— Доминик, наконец то! — говорила я, поворачивая замок. Но когда распахнула дверь замерла. На пороге стояла незнакомая мне блондинка.

— Можно? — ехидно улыбнулась она, и, не дождавшись приглашения, вошла в квартиру.

Откуда в нас, женщинах берется это чувство? Может мы все немножко ведьмы? Может в нас сильно развита интуиция? Но, я вижу впервые эту женщину, не знаю цели ее визита. Чувство опасности, не знаю, похожее на то, что я ощущала, когда смотрела по телевизору, как ураган Майкл сметает мой родной дом, оставляя после себя руины.

Я взяла себя в руки.

— Что вы хотели?

— Может, чаю предложите? — усмехнулась она.

— Я даже не знаю вашего имени. С чего вдруг я должна проявлять гостеприимство?

— Я Стейси. Давняя знакомая Доминика, — после ее слов, стала пристально ее рассматривать. Высокая, худая, двигается, как пантера. Комплекс, что я так благополучно забыла, вернулся с прежней силой. «Она идеальная», с грустью заметила я.

— Прошу, — показала ей направление рукой.

— Я знаю, где находится кухня.

Она шла, как хозяйка дома, а я, как прислуга, покорно плелась за ней. И это меня бесило.

— Чай, кофе? — спросила я, делая себе латте.

— Кофе, черный, без сливок и сахара, — ну конечно, такая идеальная фигура не просто так. Поставила перед ней кружку.

— Теперь вы можете говорить? — она подошла ко мне протянула руки к моему чокеру с инициалами DL. Остановила ее. Меня все больше бесила ее улыбка с ровными белыми виниловыми зубами.

— Я думаю, вам лучше уйти. Скоро вернется Доминик, и мы бы хотели отметить его день рождения.

— Уверена, не скоро. Если вообще вернется сегодня, — Стейси подло хихикнула. А у меня забилось сердце быстрее. Не хочу слушать продолжение. Но стою, как истукан.

— Доминику сейчас очень весело, — прошептала она на ухо, окутывая меня ароматом дорогих духов с резким запахом.

— И где же он? — зеркально ухмыляюсь я, скрещивая руки на груди. Смотрю ей в глаза открыто, не дрогнув. И я уже не та, что боится собственной тени.

— Давай сначала расскажу предысторию. Мы знаем друг друга очень давно. И я его первая нижняя. Именно я обучала его БДСМ. И сколько бы ни было вас, залезших к нему в койку, я всегда останусь единственной, — черт, как же больно. Она хлещет словами побольнее, чем плеткой.

— Мало ли кто был у него в прошлом. Сейчас только я.

— Уверена? Тогда ты должна знать, что он сейчас в в элитном клубе, и трахает очередную.

— Ты врешь! — зло шиплю я. Но сомнение прорастает во мне, как ядовитое растение, оплетая все внутренности.

— Если ты так уверена в нем, почему бы тебе не поехать в клуб и не убедиться, что его там нет? — смогу ли? А вдруг… Я упрямо трясу головой.

— Поехали! — мы спускаемся вниз, садимся в МакЛарен.

Всю дорогу слушаю о неземной любви Стейси и Доминика. И давлю в себе желание приложить ее головой о бардачок. Приехала по названному адресу.

— Идем, — Стейси уверенно шагала к входу без названия, лишь с неизвестным мне рисунком.

Мужчина, на входе смотрит на пригласительные, что показала Стейси. Молчаливо кивнул и протянул два пакета.

— Надевай, — командует Стейси. Достаю из пакета маску кошки, сдерживаю в себе смех.

— Ты серьезно?

— Да, — тянет меня за руку внутрь.

Стейси надевает на себя белую маску. Ей идет этот цвет, оттеняет ее черные глаза. У нее необычная внешность. Блондинка она явно настоящая, волосы такие мягкие, глянцевые, фигурка хрупка, как у балерины. Она грациозно двигается. И я засмотрелась на нее. Будь я мужчиной, ни за что бы не отпустила такую, как она.

Мы заходим в просторный зал, где находятся элегантно одетые женщины и мужчины. Больше похоже на светский раут. Если бы не танцовщицы, одетые в латекс, официантки в БДСМ костюмах, с вырезом на груди и только соски прикрыты наклейками, черными звездами. По всему залу расставлены круглые столы, за которыми мило общаются мужчины и женщины. На столах, в вазах, вместо закусок разноцветные квадратики — презервативы.

Я шарю глазами по залу, сердце стучит сильнее. Хоть и свет приглушен, я могу рассмотреть мужчин. Да Доминика я узнаю даже во тьме. Его нет! Я вздыхаю и смотрю на Стейси, не скрывая радости.

— Зря радуешься. Тут люди только знакомятся. Узнают, смогут ли они перейти на интим. Доминик, наверное, в ВИП залах, где идет настоящее веселье. Идем, — Стейси уверенно двигается к неприметной лестнице, где стоят два охранника.

Мне же каждый шаг дается с трудом. А если он там? Что мне тогда делать? Хочу ли я на самом деле знать правду? Ведь я не смогу остаться с ним. Может, проще жить в неведении? Ведь сейчас у нас все хорошо.

Шаг, еще шаг. Ноги ватные, отказываются идти.

— У нас приглашения в ВИП зал, — Стейси протягивает охраннику черную карточку с золотыми буквами. Он кивает и отступает в сторону. Стейси оборачивается ко мне.

— Все еще уверена в Доминике? — над белой маской приподнимается черная бровь. Я вздергиваю подбородок.

— Уверена!

— Ух, какая грозная кошка, — мурчит она. — Не уверена, что ты саба. Тебе бы больше пошла роль госпожи.

Поднимаемся по лестнице, перед нами лакеи в красном с позолотой смокинге и в кожаных шортах.

Пиздец! Не могу это не отметить.

Открывают дверь. До моего слуха доносятся стоны, мы идем по длинному коридору, мимо комнат, где люди явно не чай пьют. Стейси останавливается у последней двери.

— Здесь. Он явно здесь. Тут творится самая жесть. Она открывает дверь. — Заходи, не бойся. Выходи, не плачь, — цитирует Данте. Я захожу.

Полная тьма. Лишь в центре в бандаже висит девушка, длинные черные волосы заплетены в косу. Она не худая, телосложением напоминает меня. На ее лице маска и она полностью голая.

Я иду медленно переступая. Вокруг девушки толпятся мужчины, я ищу взглядом Доминика. По очертаниям пытаюсь узнать по спинам мужчин своего Доминика.

— Ты готов? Или ты боишься плетки? Что ты замер, Доминик? — Доминик? Вглядываюсь ему в спину. Аромат его духов кожи и сигарет заползает в нос. — Так впечатлен видом этой красотки в бандаже? — нет! Нет! Орет во мне все! Он не мог! Он мне обещал! Но правда такова, что вместо того, чтобы быть в это время со мной, он пришел сюда. В свой день рождения он сделал себе подарок, какой хотел.

Я хочу видеть его глаза. Обхожу кругом, становлюсь напротив него. Это он! Я вижу какими глазами он смотрит на голую девушку. Вижу похоть в его глазах.

— Не медлите господин, — взмолилась девушка. — Накажите меня.

— Ты видишь, — шепчет дьяволица Стейси на ухо. — Он не изменился с тех пор. Ты всего лишь очередная игрушка. Способна ли ты быть с ним, зная, что он бывает с другой девушкой?

На пятках разворачиваюсь и иду к двери, толкаю ее. Ненавижу! Я была ему так преданна, покорна. Ни одному не позволю подчинять себя.

На выходе из комнаты стоят лакеи.

— Вы знаете Доминика Льюиса? — они кивают. — Не могли бы вы передать ему это? — снимаю с шеи чокер.

— Конечно, госпожа, — лакеи склоняются передо мной. Иду, чеканя шаг, с грохотом распахиваю дверь. Меня ловят охранники.

— Покажите ваш пропуск.

— У меня его нет. Он у моей подружки. Я ухожу. Она остается.

— Отсюда нельзя выйти раньше времени. И если у вас нет пропуска, значит, вы нижняя. Мы не можем вас отпустить, — меня толкают кому-то в руки.

Страх разливается в груди. Я знаю кто меня держит. Даже если бы хотела, не смогла забыть. Мэтью!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Что вы стоите? — обращаюсь к этим дуболомам. — Помогите мне!

— Мы не можем пойти против вашего хозяина.

— Что, ополоумели что ли? Какой хозяин?! Ау! Рабство отменили! У нас демократия!

— Не у рабынь, — безапелляционно заявляет громила.

— Поболтала? — Мэтью держит меня за талию, прижимаясь со спины. Убирая прядь черных волос, выбившуюся из-под дурацкой маски кошки.

— Ты идиот? Отпусти меня!

— Ну, чего ты ерепенишься, кошечка?

— Я расскажу все Доминику, и он изобьет тебя еще хлеще, чем тогда, — пытаюсь ударить его по ноге шпилькой, но он уворачивается.

— Доминик несколько занят сейчас. Слышишь стоны? Оргия началась, — я замираю, не в силах сделать вдох. И то, что я чувствую, не смирение и желание поплакать, свернуться калачиком, во мне плещется неразбавленная ярость.

Мэтью толкает меня в первую попавшуюся дверь. Комната похожа на ту, где я была раньше, на крючках висят разные приспособления, со многими меня познакомил Доминик.

— Закончим то, что начали тогда? — Мэтью расстегивает брюки, снимает рубашку.

И что, Адель? Сколько ты еще будешь трястись перед всеми подряд? Все ждешь, что кто-то придет и спасет твою задницу? Везет же мне на уродов? То отец, то вот этот, возомнивший себя господином. Может пора постоять за себя самой?

— Позвольте, господин, я сама выберу, — изображаю покорность, скромно опуская ресницы. Мэтью довольно скалится.

— Сделаю тебе такой подарок, за послушание.

— Благодарю, — снимаю с крючка кнут.

— Вау, Адель! Прекрасный выбор. Хорошо с тобой Доминик поработал.

До кнута у нас не дошло.

Он такой красивый, длинный хвост волочится по полу, будто змея, рукоятка идеально ложится в руку, запах свежей кожи.

— Давай, ложись. Сейчас ты у меня за все ответишь, — ага, разбежалась!

— Ты знаешь Стейси?

— Что, дошло? — ухмыльнулся Мэтью, зачесывая назад волосы. — Да, она моя нижняя. Была.

— После Доминика? Привык подбирать за ним?

— А ты не охренела? Вставай на колени! Сейчас тебя проучу! — меня эта фраза окончательно взбесила. И тот день, в гладильной, я не забыла. Как унизительно быть беспомощной, с перетянутым кожаным ремнем ртом. Понимая свою ничтожность.

— Сейчас ты у меня встанешь! — подняла руку с кнутом вверх, другой придерживая за конец, чтобы по неопытности себя не огреть, и опускаю ему на грудь. Мэтью вопит, трет красный след на груди.

— Пропуск доставай! — наношу еще удар, он поворачивается, удар приходится по спине.

— Ополоумела, что ли!

— Я не подчинюсь такому слабаку, который пытался меня изнасиловать и сейчас решил повторить! Ты ведь никогда сам не пробовал? Я тебе преподам урок, что женщин нужно уважать, — в лице Мэтью сейчас вижу отца, и получаю удовольствие от его криков. Он не привык церемониться с женщинами, почему я должна его жалеть?

— Еще?

— Нет! — он выставляет руки вперед, тело его покрылось потом, губа трясется, он вытирает рукой выступившие слезы. Даже не могу представить, как больно получать кнутом. И мне бы посочувствовать ему, но что-то как-то не тянет. И этот человек возомнил себя доминантом? Доминант не тот, кто берет слабого силой, а тот, от взгляда которого самой хочется подчиняться. Ему и делать то ничего не надо. Стоит только посмотреть. Это в какой-то внутренней силе, энергетике. Как Доминик…

Мэтью подбирает с пола брюки, достает оттуда знакомую мне черную карточку с золотым плетением.

— Возьми. Только прошу, не рассказывай. Меня на смех поднимут.

— Кидай на пол, — я не собираюсь походить. Где гарантии, что он не поймает меня и не свяжет.

— Руку пристегни, — киваю на стену с которых свисают наручники.

— Что? С ума сошла?

— Давай! — для устрашения бью кнутом по полу, он вздрагивает, как испуганная лань. и послушно защелкивает наручники на руке.

— Надеюсь, мы больше не встретимся? — открываю дверь ключом.

— Даже не мечтай! Сука! Я тебя из- под земли достану. И тогда ты за все поплатишься!

Мне страшно, но ему я это не показываю.

Выхожу, осторожно закрываю дверь за собой. Девушка, за той дверью, где остался Доминик, перешла на ор. Сердце бьется и замирает.

Упрямо трясу головой и подхожу к охранникам, показываю им пропуск. Они отступают, пропуская меня.

Выхожу на улицу, подняв голову кверху, пытаюсь унять слезы, что так щиплют глаза. Я не готова пока об этом думать.

Обхожу здание, где оставила МакЛарен. Я верну его Доминику. Потом. А пока мне нужно позаботиться о ночлеге.

Доминик

Кертис Блейд долго рассматривал контракт. Мне позарез нужен он в партнеры по бизнесу. У него есть выход на китайцев и в другие страны.

Я много слышал о нем, как о человеке, что он еще тот извращенец. В принципе, не удивлен. Когда у человека столько денег, что хоть жопой ешь, то он начинает жестко чудить.

Среди моих знакомых богатых и знаменитых одни извращенцы. Я и сам раньше был таким. Сейчас у меня нет желания таскаться по клубам, проводить сессии БДСМ. У меня теперь есть Адель, и я понимаю, насколько моя прежняя жизнь была пуста.

Я ведь раньше считал себя счастливым. Своя фирма, доставшаяся мне по наследству, которую я поднял на новый уровень, деньги, любая девушка, самая лучшая, готова стоять передо мной на коленях. Теперь я понимаю, не было в том счастья ни грамма.

— Мне все нравится, — с безразличным лицом он отложил бумаги. — Но я не буду заключать контракт здесь.

— Предлагаю перейти к обсуждению в ресторане.

— Место я выбрал, если вы согласны, поедем прямо сейчас.

— Хорошо, — только напишу сообщение своей девушке. Я, конечно бы, предпочел послать его и перейти к празднованию моего дня рождения с Адель, но я слишком долго добивался встречи с Кертисом.

Быстро написал сообщение Адель. Мы вышли в холл.

— Доминик, — в мою руку вцепилась девушка, я не сразу ее узнал. Стейси.

— Привет, — убрал ее руки от себя. — Что ты хотела?

— Возьми меня в нижние, — взмолилась она и сходу бухнулась на колени. Ее даже не смущала ухмылка Кертиса, которую он прятал в кулак, и округлившиеся глаза моей секретарши.

— Ты как-то говорил, что я приползу, и я здесь, перед тобой на коленях. Я буду послушной. Только не прогоняй меня.

— Встань, — повелительно сказал. Стейси послушалась. — У меня есть девушка. И мне никто не нужен.

— Да знаю я! — она следила за мной? — Она тебе не подходит! Я лучше!

— Я сам решу, кто мне подходит, а кто нет.

— Ты отказываешь мне?

— Я что? Не по-английски с тобой разговариваю? — развернулся и пошел к выходу.

— Ты ещё пожалеешь, Доминик! — кричала Крис. — Она сбежит от тебя. И тогда ты приползешь ко мне!

— Нижняя? — спросил Кертис. — Вы доминант?

— Да. А что? Это проблема? — сердился, что мои предпочтения стали известны Кертису.

— Нет. Наоборот.

Мы сели в машину Кертиса. Приехали к какому-то зданию. Я никогда здесь не был. Над дверью увидел знак БДСМ. Ухмыльнулся.

Мы зашли внутрь. Сели за отдаленный столик. Девушка в костюме БДСМ принесла меню.

— Я странный человек, Доминик. У меня особые условия подписания партнерского документа, — поднес стакан с виски ко рту. — Вы будете моим партнером не только по бизнесу, но и по сексу, — я аж поперхнулся выпивкой.

— Я, боюсь, не по этим делам. Я стопроцентный гетеросексуал, — Кертис улыбнулся.

— Вы не так поняли. Предлагаю сначала поесть, а потом подняться наверх.

— Что?

— Там вы все увидите. Не бойтесь. Вам понравится. Если же нет, вы можете уйти в любой момент.

После довольно вкусного ужина поднялись наверх, шли по коридорам, из-за дверей раздавались стоны. Мы зашли в последнюю дверь. Тут полно было мужиков, увидев Кертиса, они приосанились. Нет, похоже, я правильно понял.

— Присядем, Доминик? — мы сели на диван в стороне. — По тому, как человек трахается, я сужу, как он ведёт дела.

— Я не один, кто предложил тебе сотрудничество? Все эти люди здесь, чтобы показать, что они умеют?

— Да. Но я делаю ставку на тебя, — и я ещё думал, что довольно в своей жизни повидал извращенцев? Беру свои слова назад. Кертис всех переплюнул.

— Я хочу посмотреть, какой вы доминант. Сможете ли вы подчинить себе сабу. Если вы с ней справитесь, то и с бизнесом у тебя все будет хорошо, — стиснул зубы, старался изо всех сил сдержать мат. Ощущение, что я Алиса, попал в Зазеркалье и сейчас мило беседую с чокнутым шляпником.

— Я дам тебе преимущество. Ты будешь первым. И если справишься, то ты мой партнер, если нет, это право перейдет другому.

И тогда дверь распахнулась, в помещение вошла голая девушка. Она была так похожа на Адель, что я подошел к ней, чтобы рассмотреть. Даже облегченно выдохнул, когда понял, что это не она.

Кертис подал знак, и девушку расположили в бандаже.

Голодные самцы подобрались, скалились, заключив ее полукругом. Рядом со мной встал Кертис. Он вложил в мою руку плетку. Я шокирован ее сходством с Адель. Представил, как бы она смотрелась в бандаже и до ломоты в яйцах захотел попробовать это с ней. Мне даже чудился ее запах, — провел рукой по плетке. Хорошая работа, качественная кожа.

— Ты готов? Или ты боишься плетки? Что ты замер, Доминик? — шепчет Кертис. — Так впечатлен видом этой красотки в бандаже? — я бы мог провести по бедрам девушки, что так гостеприимно раскинулись, задел бы промежность. Мог бы вставить в ее анальное отверстие пробку. Бить, оставляя на коже красные отметины.

— Не медлите, господин, — взмолилась девушка. — Накажите меня.

Но во мне все вопило против. Это просто копия! Не моя Адель! Если я сделаю то, о чем просит девушка, это же будет предательство? Мне нужен Кертис, но не до такой степени. Как я потом Адель в глаза смотреть буду?

— Нет. Я пас, — передал плетку Кертису. — У меня есть нижняя. Самая лучшая, а на всякий ширпотреб я не буду вестись. Эта ей и в подметки не годится, — вышел из комнаты.

Сразу послышались стоны, переходящие в крик. Кто-то занял мое место. До Адель им бы легко мог быть я. Тогда меня ничего не держало бы. Но не сейчас. Сейчас все изменилось.

— Мистер Льюис? — обратился ко мне лакей.

— Да. Откуда вы знаете?

— Мы знаем всех, кто посещает клуб. Вам просили передать это, — он вложил в мою руку чокер. Ладони похолодели, когда я увидел аббревиатуру DL.

Адель была здесь! Я же чувствовал её запах! Мне не показалось! Что это значит? Она все видела и подумала, что я изменяю ей?

До машины я буквально летел. Кристоф, мой водитель, ждал меня перед главным входом.

— Домой! Быстро! — только бы успеть! Я оттянул галстук, мне не хватало воздуха, когда я понял, что она так уходит от меня. У меня должен быть шанс все объяснить! Некстати вспомнилось сегодняшнее утро. Я не мог потерять её, сейчас, когда все так хорошо, когда я не могу без нее жить. Когда я понял, что… люблю ее.

Доминик

Адель ждала слова о любви. А я молчал. Я не знал, она ли это. Вообще не верил в чувства. Это все для романтиков, а я таким не был.

Я бегал по дому, как безумный. Открывал по очереди шкафы. Вся одежда была на месте. А вот документов, телефона и ключей от МакЛарена не было. Первым делом набрал ее номер, выписывая круги по квартире. Но бездушный голос повторял: абонент не доступен.

— Кристоф!! — молчаливый водитель-охранник, как тень появился у меня за спиной.

— Да, мистер Льюис.

— Пробей, где Адель.

— Хорошо, сэр.

Что делать? Где она сейчас? Может, Адель все же заедет за вещами? Но с каждой минутой мои надежды таяли. Где ее искать? А вдруг с ней что-то случилось и ей нужна помощь? А я тут бездействую?

Хороший день рождения я себе устроил! Какого хрена не развернулся и не ушел, когда понял, куда меня привез Кертис? Любопытство взыграло? Или мне до такой степени он нужен был в партнеры? Если бы я знал, что придет Адель — ушел бы. Что толку думать сейчас об этом? Прошлого не изменишь.

— Мистер, Льюис. Местонахождения пробили. Это возле того места, где мы были.

— Симку выбросила, — обреченно опустился на диван.

Ночьюмне не спалось. Вышел на террасу. Ночь опустилась на Манхэттен тысячами огней, раздавалась полицейская сирена.

Я любил это место. Мы с Адель часто проводили здесь время, сидели в обнимку на диване, укутавшись в плед, она рассказывала, как прошел ее день в университете, и даже это было интересно.

— Где же ты, мой ангел? — говорил я в пустоту.

Адель совсем не приспособлена к самостоятельной жизни. Не спорю, сейчас она стала лучше. Спокойно смотрит людям в глаза, может завести разговор, не смущаясь, учится. Социализируется. Но все равно… Жить одной. В таком большом городе, не имея достаточно средств к существованию.

Утром поехал в ее университет, но мне сказали, что она взяла недельный отпуск. Когда приехал домой, увидел в гараже МакЛарен. Поднялись в квартиру.

— Мистер, Льюис, — ключи, — Кристоф взял ключи от машины со столика.

— Она была здесь? Твою мать!

— Сожалею, сэр. Мне очень нравилась мисс Мур, — а мне-то как нравилась.

— Вот я, идиот! Надо было машину пробить! Посмотри, Кристоф, маршрут, куда ездила Адель.

И это ничего не дало. Вся информация стерта. Хакер какой-то постарался.

Я готов был лезть на стену. И чтобы хоть как-то отвлечься, поехал на работу.

Только зашел в кабинет, секретарша объявила, что пришел Кертис. Он поздоровался и сел в кресло, как хозяин.

— Что ты хотел? — рявкнул я.

— Пришел сказать, что ты выиграл. Ты не пошел за стадом, не подчинился. Мне это понравилось, — понравилось ему! Сука! — Ну, что? Когда подписывать договор о сотрудничестве? — и лыбится.

— Знаешь что, Кертис? А не пошел бы ты? Я тебе не твоя саба, чтобы в подчинение играть. Не хочешь быть моим партнером, и не надо. Я не скакун какой-то, чтобы на меня ставку делать, — хоть какое-то удовольствие. Смотреть, как он бледнеет и медленно закипает.

Адель

После клуба остановилась у Старбакса, купила себе кофе. Стояла возле машины, делала небольшие глотки. И куда дальше, умница? Ночь на дворе. Деньги после работы на Доминика остались. Даже немного накопились. Но кто мне сдаст квартиру в аренду, ночью? В этом районе, гостиницы такие дорогие, мне разве что на пару дней хватит. Не в машине же мне ночевать? Да меня скорее угонять вместе с тачкой.

Еще и симку выбросила. Дура!

Кофе допито, а я все еще не знаю, что мне делать. Мимо меня проезжает полицейская машина и паркуется рядом.

О, Супер! Мне для полного счастья только штрафа за неправильную парковку не хватало!

— Мисс. Здесь нельзя… — знакомый голос обрывается. — Адель? — он снимает фуражку.

— Привет.

— Ты чего здесь делаешь? Так поздно? Давай провожу тебя до дома.

— Я пока не решила, куда мне ехать, — он оценивающе смотрит на меня, губы сжимаются в полоску.

— Поехали ко мне. Я целый день буду на смене.

— Нет. Это неудобно.

— Да перестань, Адель. Мы же старые друзья. Не время играть в независимость.

— Мне, правда, нужна помощь.

Следовала за Дэвидом, облокотившись на руку, размышляла о Доминике. Приехал ли он? Что сейчас делает? Может, он еще с той девушкой. Как оказалось, меня очень легко заменить. Он даже девушку похожую подобрал. Как две капли воды похожую на меня. Нельзя о нем думать! Не сейчас! Слишком больно! Почему нельзя выкинуть его из головы? Ведь я даже ненавидеть его не могу? Так было бы легче, признать, что он изменник, подлый предатель.

От такой характеристики, все во мне взбунтовалось.

Я лишь хочу, чтобы он был счастлив, пусть и без меня, как бы не было больно.

Узнай я, что Доминик ходит в такие клубы месяц назад, я бы горевала, но у меня бы все равно не хватило мужества уйти. Я бы даже согласилась делить его, лишь бы он был рядом.

Сейчас изменилась. Гордость не позволяла. Я только-только начала себя любить, и за это я должна сказать спасибо Доминику.

Мы приехали. Мне неуютно быть с Дэвидом в его маленькой квартире. Хотя неловкости в общественных местах не было. Возможно, дело в том, что я знаю об отношении Дэвида ко мне. И я никогда не смогу ответить ему взаимностью. В моем сердце навсегда остался мой Доминик, мой господин.

— Устраивайся, Адель. Сменное белье найдешь в шкафу.

— Хорошо, — покраснела я. В его маленькой спальне было так тесно. Дэвид стоял слишком близко, и я отступила. Стало страшно. Немного. Я поехала мужчине, которого не знаю. Нужно было придумать что-то другое, но в тот момент я плохо соображала. Дэвид почувствовал мое смятение.

— Не волнуйся, я сейчас уеду, вернусь только утром. Можешь оставаться тут, сколько хочешь. Я живу один, у меня немного тесно. Но в тесноте, как говорится…

Дэвид ушел, я поменяла белье, ворочалась на кровати. Чужой мужской запах остался, и я уже отвыкла засыпать без Доминика. Боль накрыла меня с головой.

Больше не будет его, такого родного. Он никогда не обнимет так, что все проблемы отступят под его оберегающей аурой. Я теперь одна. И мне не на кого больше положится.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Дэйзи, моя однокурсница, помогла устроится в пятизвездочную гостиницу горничной. Наши смены часто совпадали, я быстро влилась в коллектив. Убираться — единственное на что меня брали без образования. Поэтому после учебы я работала.

Однажды Доминик приехал к университету, и мы чуть не столкнулись. Несколько минут я, как зачарованная смотрела на него. Изучала хмуро сведенные брови, черные джинсы Левис. Его цепкий взгляд сканировал толпу студентов. Он явно произвел фурор среди молоденьких девушек. Они призывно смотрели на него, перешептывались, хихикали. Доминик не мог остаться незамеченным.

Мое только-только восстановившееся душевное равновесие было безвозвратно утрачено. Мне удалось прошмыгнуть с другими студентами. Пока я не готова была встречаться с ним лицом к лицу. Домой не успевала зайти. Несколько станций на метро, и я пулей вылетела в гостиницу. Переоделась в комнате для персонала. Занимаясь делом, я отвлекалась от тяжёлых мыслей.

Когда-нибудь нам нужно будет поговорить. Если он ещё будет искать встречи. А может, он поймет, что так будет лучше. Сможет и дальше ездить по клубам, развлекаться с более опытными девушками.

Эти мысли не давали облегчения. От них только невыносимая тяжесть в груди.

Я сама ушла. Но так и не поговорила с ним, расставляя все точки над «и». Оставила себе ниточку. Для чего? Сама не знаю. Определенно, к нему я не вернусь.

— Адель, — дежурная горничная Виктория, придирчиво осмотрела номер. — Ты скоро? — скользнула взглядом по идеально заправленной кровати, букету цветов в красивой вазе, разгладила черную форму.

— Я уже закончила.

— Хорошо, этот номер забронировал очень влиятельный постоянный клиент. С любовницей. Он предпочитает встречаться именно в этом номере, — хихикнула она. — Он такой красивый! Хоть и староват для меня, но ещё есть порох в пороховнице, — часто пентхаусы заказывают именно для этого. Видимо, изменять своим вторым половинкам в крови у мужчин. Вот и Доминик… Мне совсем не до него сейчас. Нужно работать. Тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли. Сейчас мне совсем не до него. Выкатила тележку в коридор. Теперь этаж ниже.

Я только закончила пылесосить, как позвонил администратор. Сообщила, что в пентхаузе не хватает полотенец. Постучалась, прижимая к себе мягкие, как пух полотенца. Мы с Домиником заказывали такие. Мне так они нравились.

Помимо моей воли воспоминания о совместной жизни врываются в сознания, стараясь не касаться того ужасного дня.

— Милый, — услышала голос за дверью. — Открой, а то я голая. Это, наверное, горничная пришла.

Послышались шаги, дверь распахнулась. Взгляд выхватил мускулистый голый торс. А потом его.

Я остолбенела с открытым ртом, размышляя, как все же тесен мир.

— Адель? — у Джеффа удивленно вытянулось лицо. Он стоял в полотенце на бедрах. А папочка то у меня ого-го!

— Милый, — на его плечо легла женская рука. Девушка выглядела молодо. Почти ровесницей мне. — Что вы встали? — надменно обратилась ко мне. — Проходите, делайте то, за что вам платят. Наберут всяких по объявлению, — меня не трогают ее слова, а вот «папочка» дергается, морщится, как от зубной боли.

— Можно, мистер Уокер? — насмешливо приподняла бровь. Смешно смотреть на этого самоуверенного мужчину, что так растерян. Джефф зачесывает пшеничного цвета волосы назад. Он только из душа, капли стекают по груди. Ему бы в рекламе сниматься, с такой-то внешностью. Если он сейчас так потрясно выглядит, то что было много лет назад? Отлично понимаю маму, от него и замужней женщине с ума сойти можно.

Положила полотенца в ванной, собиралась уже уходить.

— Дочка, — он хватает меня за локоть. — Давай поговорим?

— Дочка? — фифа переводит взгляд с меня на него.

— Пожалуйста. — Я больше не сержусь на него. Все-таки отец. Разрешаю записать мой номер. В раздевалку иду через холл, достаю телефон, читаю смс от Дейзи. Совсем не смотрю на дорогу. Сильные мужские руки ловят меня. Я испугалась, хочу закричать, но на мой рот ложится рука. Зеленые глаза темнеет.

— Добегалась, Адель? — я не могу выдавить из себя слово, его энергия подавляет. Он пропускает сквозь пальцы длинную черную прядку, подносит к лицу, обнюхивает, как зверь. Я пораженно смотрю на него. Сердце начинает биться в ускоренном ритме.

— Ты сбежала, Адель. Я должен тебя наказать.

— Нет. Я больше не твоя нижняя! Но я думаю, ты легко найдешь в том клубе замену, — он хватает меня за скулы, мне почти больно.

— Ты. Моя! Я не разрешал тебе уходить! — впивается в губы голодным поцелуем. Я безвольная кукла, не могу сопротивляться ему, не могу сдержать стон, он вырывается из меня, помимо моей воли. Доминик прижимает меня к стене, наваливается всем телом. Его руки ползут по голым ногам, к кружевным трусикам. Он рычит, сжимает бедро.

Я думала, что стала сильнее, что во мне появился стержень. Но стоило ему появится, и я таю в его руках, забыв, что он натворил.

— Нет! — отталкиваю его и убираю руку.

— Адель, я соскучился, — прижимаясь шепчет на ухо, по телу волной бегут мурашки, глаза закатываются от удовольствия.

— Ты мне изменял. Я была в том клубе!

— Нет, Адель. Ничего не было. Ты должна мне поверить. Я могу думать только о тебе. Только тебя хочу. Ты околдовала меня. Еще там, в Иллинойсе, — мое бедное сердце трепещет. Так хочется ему верить. Но факты вещь упрямая.

— Я видела все своими глазами! Не нужно делать из меня дуру.

— Я покажу тебе запись с видеокамер, Кертис снял. И потом ты извинишься, что усомнилась во мне, — он протягивает телефон мне.

Горечь. Я вновь возвращаюсь в тот день. Толпа похотливых хищников окружили девушку. И среди них мой Доминик. Я так старалась забыть эту картинку. Мне неприятно видеть это. Жмурюсь.

— Смотри, Адель, — приказывает Доминик. И я подчиняюсь. Смотрю.

Доминик не соврал, он вышел сразу после меня.

— Ничего не было. Для меня существуешь только ты, — он прижимает к себе, упираюсь ладонями в грудь, где бешено бьется сердце моего мужчины.

— Я надеялся. Думал, ты поймешь все сама. Остынешь. Хотел поговорить, но ты каждый раз убегала, — он приподнимает меня за подбородок, тону в зеленом вязком болоте его глаз. — Ты мой ангел, Адель. Я тебя люблю.

— Что ты сказал? — я так долго ждала этого признания. Я и без слов все знала, но хотела услышать.

— Люблю. Тебя, — нет, не послышалось. Он целует. Нежно касаясь губ. Плавлюсь. Пропадаю. Разряд. Еще разряд. Сердце оживает. Бьется сильнее. Пламя охватило нас. Пропало все. Обиды. Недоверие. Есть только он и я.

Господи, какой я была дурой! Как могла усомниться в нем? Поверила обиженной Стейси?

А может, все дело в том, что постоянно ждала подвоха. В глубине души знала, что когда-нибудь Доминик проснется, поймет, что я не та, кто ему нужна. Я не была уверена в себе, поэтому не верила в верность своего мужчины.

Улыбка Доминика действует на меня обезоруживающе. Десять минут назад я злилась на него, что он вторгся в мое личное пространство, утащил, как вещь. Как он привык. А сейчас не могу на него наглядеться.

Запускаю руки в его волосы. У меня перехватывает дыхание. Ворошу круговыми движениями непослушные пряди. «Он не предавал меня!» — радостно стучит в голове. — Ты едешь со мной. Сейчас, — его тон не терпит возражения.

— Но я не могу, мне нужно еще…

— Хочу тебя. Я и так долго ждал в стороне. Давал тебе иллюзию свободы. Но ты МОЯ! — руки Доминика движутся по моей спине, сжимают попку, он впечатывает меня в своё каменное тело, желая слиться воедино.

— Или нет. Перекушу тобой здесь. — Руки, увитые венками, расстегивают пуговицы на униформе. Вернулось то чувство, много месяцев назад. Он, я, как в первый раз. Дурман-Доминик кружит голову, уверенными движениями освобождая тяжелую грудь из плена кружевного материала. Под его жадным взглядом соски больно твердеют. Он смотрит на меня, как на совершенство. Мое либидо взлетает до небес. Только с ним я чувствую себя желанной.

— Я так скучал, — успевает он сказать, прежде чем с урчанием втянуть твердую горошину в рот. Пытаюсь заглушить стон, но он вибрацией проходит по всему телу и вырывается с горячим воздухом. Умелые пальцы пробираются в трусики, где так мокро. Жажду его прикосновений.

То, что мы сейчас находимся на моей работе, и нас может застукать кто угодно, кажется такой мелочью. Мне нужен он. Сейчас. Немедленно.

— Горячая девочка, всегда меня хочет, — урчит соблазнитель. Стянув трусики до колен, закидывает ногу на талию, чтобы иметь больше доступа к телу. Пальцы нежно кружат вокруг клитора.

— Доминик, — взмолилась, прогибаясь в спине, навстречу руке. Нужно глубже. Резче.

— Господин, — распахнула глаза, тонула в насыщенной зелени его взгляда. Черный зрачок расширялся, ныряла в его тьму.

Он проводит языком снизу вверх по шее, касаясь мочки — прикусывает.

— Прошу!

— Хочу твою узкую дырочку, — всхлипнула. Он проникает внутрь, растягивает, меня переделывает под себя. Я как мягкая податливая глина в руках мастера. Цепляюсь за его пиджак, не в силах стоять на ногах, глушу крики, прижавшись лицом к шее.

— Еще, господин, — он хватает меня за скулы, больно впивается в губы, движется во мне языком, в том же темпе, что и его пальцы, потирая клитор большим. Я потерялась, растворилась, яростно подмахивая бедрами. Низ живота скручивает в тугой узел.

— Непослушная девочка. Как ты посмела сомневаться в моей верности? — он хлопает меня по промежности. Я кричу, запрокинув голову. Доминик Впитывается в губы.

Лечу, рассекая пространство, до самого неба в рай, и камнем падаю в порочный ад. С ним только так.

Звук молнии, резким толчком меня заполняет его член, стенки подрагивают, продолжая сжиматься.

— Адель, — стонет он, подкидывает меня на себе, как куклу. Я стукаюсь спиной о железный шкаф. Больно. Но мне другого не надо. Хочу, чтобы он имел меня так яростно. Мстил, вбиваясь на всю длину. Второй оргазм размазывает меня окончательно. И я растворяюсь в этой тьме. По имени Доминик.

Просыпаюсь, потягиваюсь. В теле приятная ломота, матрас мягкий, удобный. Не такой, какой был в снимаемом мной доме. Там я спала на диване, торчащие пружины упирались в кожу. Утыкаюсь носом в подушку. Она пахнет Домиником. Точно! Вчера же…

Поворачиваюсь на спину. Нет, не приснилось, я в его доме. Доминик стоит, опершись о косяк плечом, прищурив глаза, делает небольшие глотки из кружки с надписью: люблю Нью-Йорк. Я купила ему в палатке на День Независимости. Теперь он пьет только из нее, а фирменный дорогой сервиз пылится на полка. На нем низко сидящие брюки, рубашка расстегнута., на манжетах нет запонок. Когда он подносит кружку к губам, браслет дорогих часов лязгает о кружку, он прищуривается. Не могу скрыть улыбку, она помимо моей воли расползается на лице. Уголки губ Доминика ползут вверх. Он ленивой походкой подходит ко мне, ставит недопитый кофе на тумбочку. Под тяжестью его тела прогибается матрас.

— Привет, — мой голос охрип после стонов. Я привстаю на локтях. Он встает между моих ног, собственнически раздвигая их в стороны.

— Ты меня вчера напугала, — целует в нос.

— А что было?

— Ты вырубилась после оргазма.

— Мистер Льюис, — заигрывающе говорю, — вы были очень хороши, раз я даже сознание потеряла. Его руки с нажимом гладят живот. Он догадался? Или как? Хотя я даже к врачу не ходила. Один дешевый тест не в счет. Не знаю, почему я тянула с осмотром. Нет, я не боялась быть матерью одиночкой. Наоборот. Это был бы подарок от него. Скорее я боялась услышать, что это какой-то гормональный сбой. И я опять останусь одна.

— Поехали в больницу. Мы должны быть там через час.

— Ты знаешь?

— Подозреваю. Тебя стошнило пару дней назад, прямо на улице, — я проходила мимо кафе быстрого питания. И запах масла, на котором жарили несколько раз, вызвал такую реакцию. Я еще подумала, хорошо, что район пустынный и никто не видел моего позора. Я всматриваюсь в лицо Доминика. Пугаюсь. Он признался мне, что любит. Но одного этого мало. Как он отнесется, если я действительно беременна? Учитывая его сложные отношения с отцом.

— Адель. Врач. Примешь душ? — он мягкими движением убирает прилипшую прядь с лица. Правильно, будем решать проблемы по мере поступления.

Кристоф, наш водитель, встречает меня доброй улыбкой. Это так мило, учитывая то, как он скуп на эмоции.

— Привет, Кристоф.

— Здравствуйте, мисс Мур.

Мы подъезжаем к госпиталю. Пока меня осматривает врач, Доминик ждет в коридоре.

— Ну что, мисс Мур. Поздравляю. Вы беременны. Примерно три недели. Скажу точнее, после УЗИ. Когда я выхожу из кабинета, Доминика уже нет. Он все понял и решил сбежать? А вдруг он попросит меня сделать аборт? Ведь он часто говорил, что пока не готов к детям.

На улице бреду, не разбирая дороги.

— Ничего, малыш, — поглаживаю живот. — Мы справимся.

— Адель! Ты куда-то собралась? — окликает Доминик. В его руках букет шикарных цветов. Я застыла, как статуя.

— Адель, — взволнованно спрашивает он, исследует мою фигуру пристальным взглядом. — Ты плачешь? — протираю щеки. Действительно, слезы катятся по щекам. — Что-то не так? С ребенком…

— Нет, нет, — все хорошо. Ему три недели.

— Я знал, — он стискивает меня в объятьях.

— Откуда? Ведь даже я не была уверена.

— Ты изменилась, будто светишься изнутри, — вот с чем связана моя уверенность. Во мне поселилась часть Доминика. А ему уверенности в себе не занимать.

— Ты рад? — отодвигаюсь, всматриваюсь в его лицо, замечая каждое изменение.

— Конечно, Адель. И… — он прокашливается, достает из кармана коробочку. — Адель, ты согласна стать моей женой?

— Ты делаешь мне предложение? — спрашиваю очевидные вещи.

— А на что это похоже? — он делает предложение из-за того, что я беременна? Хочет сделать все правильно?

— Я понимаю, место не подходящее. Но я уже месяц ношу его в кармане. Хотел сделать тебе предложение на свой день рождения, но ты ушла. Адель? — он волнуется. Впервые Доминик взволнован. Он ждет ответа. Хочу ли я выйти замуж за любимого мужчину, от которого жду ребенка. Конечно!

— Да! — он достает из коробочки кольцо. Я плохо разбираюсь в дорогих украшениях. Но определенно могу сказать, что оно очень старое.

— Это кольцо моей семьи. Последняя владелица этого кольца — моя бабушка. Она прожила всю жизнь с дедом. Моя мама не была официально замужем за отцом. Так что она кольцо не носила. Смотрю на блеск бриллиантов на моей руке. И продолжаю улыбаться.

***

Я волнуюсь. Решила помирится с отцом. Не стоит начинать новую жизнь со старыми обидами. И я на него совсем не злюсь.

Я снова в доме отца. Но сегодня не звучит музыка, не слышны разговоры гостей. Дворецкий проводит нас с Домиником в кабинет отца. Приоткрыла дверь. Джефф ходит из стороны в сторону. Явно нервничает. Увидев меня — замирает.

Сегодня он выглядит как обычно безукоризненно. Мы здороваемся, неловкость повисает в воздухе. Я не знаю, как себя вести с ним. Решила узнать отца поближе, но с чего начать?

Доминик чувствует мое состояние ободряюще сжимает руку.

— Присаживайтесь, — Джефф указывает на диван в стороне. Сам садится в кресло напротив.

— Адель, спасибо, что согласилась встретится, — я киваю. В комнату заходит седая женщина, прислуга. Ставит на столик поднос. Кивнув, удаляется. Джефф разливает чай по небольшим чашкам.

— Я думаю, нам нужно познакомится поближе. Я забуду старые обиды. Не хочу оглядываться назад.

— Адель, я так понял, у тебя был строгий отчим. Можешь рассказать, как ты жила? — я больше не стеснялась прошлого. Я пережила тот сложный период.

— Я помню Саманту, маму, плохо. Так, урывками. Помню, что отец был другим, когда она была жива. После ее смерти он изменился. Стал очень строгим. Учиться меня отправил в школу для девочек. Там нас учили манерам, запрещали общаться с противоположным полом. Когда выросла, отец как с ума сошел. Он, оказывается, меня любил не как дочь. Отец нашел ваши письма к Саманте, провел экспертизу ДНК, и узнал, что я не его родная. За любую провинность получала плеткой, — лицо Джеффа вытянулось от удивления.

— Я убью этого урода!

— Он умер во время урагана «Майкл». Джефф, расскажите про вас с мамой? — я сделала глоток чая. Доминик притянул меня в объятья, от него исходило столько нежности, он будто хотел укрыть меня от воспоминаний.

— Твоя мама работала в центре для детей-инвалидов. Я приехал туда с благотворительным визитом. Она невероятной души человек. Я видел, что она получает от работы удовольствие, старается облегчить брошенным детям жизнь. Она была как ангел. Светлая, добрая, чистая. И я влюбился. Стал ухаживать за ней. Саманта долго сопротивлялась, говорила, что у нее есть муж, и она не может. Но между нами было невероятное притяжение. И она сдалась. Мы тайком встречались в отеле. Я хотел сделать ей предложение. Но мой отец узнал об этом. В тот момент я зависел от него. Он пообещал, что лишит меня работы, денег, что ни одна компания не примет меня на работу. Приказал жениться на Амелии. Я оставил Саманту. Когда она сообщила мне о ребенке, тебе, была назначена моя свадьба. Я сейчас очень жалею, что не пошел против воли отца, не забрал тебя и мою Саманту. Вернулся через год, когда умер отец. Саманта сказала, что любит мужа. А нашего ребенка она потеряла.

Сейчас я думаю, он напугал ее. Не хотел отпускать. И она мне больше не верила.

— Спасибо, — утерла слезы руками. Могу представить, как жилось маме. Вполне возможно, смерть мамы — вина отца. Он просто довел ее. Уж мне ли не знать, каким он был злым и злопамятным. Все могло сложится по другому, найди Джефф в себе мужество. Но прошлого не изменить, мне остается только принять его.

— Завтра репетиция моей свадьбы. Я хочу, чтобы ты повел меня к алтарю.

— Вы женитесь?

— Да. И ты скоро станешь дедушкой.

— О Господи! Адель! Я так рад за вас! — Джефф встал, обнял меня.

— Я желаю тебе счастья, дочка, — с надрывом сказал он, пытаясь сдержать слезы.

***

— Ты готова? — мы с папой стояли перед дверью в церковь. Это всего лишь репетиция, а я волнуюсь, как будто эта значимая дата в жизни каждой женщины сегодня. Я кивнула. Перед нами распахнулись массивные двери, зазвучала музыка. Я шла под руку с отцом. У алтаря стоял мой Доминик. Белая рубашка обтягивала мощный торс, непослушные волосы были уложены в прическу, зеленые колдовские глаза смотрели на меня с обожанием.

Здесь также была подружка невесты, Дейзи. Даже Дэвид.

Доминик сопротивлялся, он жутко меня ревновал к нему. Но Дэвид мой друг и очень помог мне. Мне пришлось очень долго доказывать преданность и верность в тайной комнате Доминика… Нельзя такое вспоминать в стенах церкви!

Джефф с улыбкой передал мою руку Доминику. Наше касание током пронеслось по телу. Мы произнесли клятвы и на вопрос священника, согласна ли я выйти замуж за Доминика Льюиса, я не раздумывая ответила «да».

Наш поцелуй вышел слишком горячим, даже священник закашлял.

Это только репетиция, но и завтра я уверенно скажу «да» моему мистеру, господину, человеку, который изменил меня, сделал сильной, любимой, желанной и самой счастливой женщиной на Земле.



Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  • ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ