Время зыблется тенью рябой
достижений, сомнений, Любовей;
обрастает щетиной дубовой;
разводя и вздымая прибой,
время пенится темной водой…
Города – пески засыпают,
и они, обвалясь, засыпают
под ковылью-травою седой.
И в беспамятстве сплывшихся лессов
из-под сдавленной груды веков,
оборвав бормотню стариков,
вырывается профилем Несса…
Как она молода и цельна!
Как горят твои губы, геолог,
когда времени сомкнутый полог
разрывает зубцами стена.
Крутит мышцы тугой ураган.
Горизонт разогнется дугою,
и сверкнет запыленной серьгою
пересохший до сердца курган.
Чья мечта устоит перед ней?
Сваи лет рассыпаются, прелы,
и пронзают парфянские стрелы
воздух наших торжественных дней.
Нет, недаром нас воля вела.
Как мы ринемся в эти пространства,
как рассудят тогда беспристрастно
наши помыслы, наши дела!
И хоть слова один перелив
до иных долетит, лихорадясь,
как дворец, что стоит горделив, –
донесет свою крепость и радость.
По походке, движеньям, лицу,
в самом сне, запрокинутым видом,
я ни в чем тебя, время, не выдам
и – таким, как ты есть, донесу.
Донесу этой стройки размет,
эту мелкую опорошь щебня,
эту выправку песни учебной,
этот с горечью смешанный мед,
чтобы с гневом любовь пополам
время гнуло зубцами, не гладко,
чтоб ясна была каждая складка,
чтобы наших времен лихорадка
пронеслась по другим тополям.